Вы не авторизовались

Наше худшее Рождество бесплатное чтение

Сара Морган
Наше худшее Рождество

Sarah Morgan

ONE MORE FOR CHRISTMAS

© 2020 by Sarah Morgan Translation copyright © 2022 by Kira Bugaeva All rights reserved including the right of reproduction in whole, or in part in any form. This edition is published by arrangement with Harlequin Books S.A. This is a work of fiction. Names, characters, places and incidents are either the product of the author’s imagination, or are used fictitiously, and any resemblance to actual persons, living or dead, business establishments, events, or locales are entirely coincidental.

* * *

Эле и Си с любовью

Я буду чтить Рождество в сердце своем и хранить память о нем весь год^[1].

Чарльз Диккенс. Рождественская песнь

Гейл

Соглашаясь на интервью в прямом эфире, Гейл Митчелл и представить не могла, что скоро ее жизнь зрелищно рухнет перед столь обширной аудиторией. Интервью она давала часто и потому от очередного разговора с журналистом не ожидала ничего особенного. Слегка скучая, Гейл спокойно наблюдала, как группа готовит помещение к съемке. Прожекторы, как обычно, ослепляли и отбрасывали в пространство столько жара, что можно было бы запечь говяжий окорок. Несмотря на прохладу, дарованную усердно работающим кондиционером, тонкая ткань черного платья прилипла к бедрам.

Огромные окна от пола до потолка позволяли увидеть раскинувшийся внизу город. Гейл считала его самым потрясающим в мире. И одним из самых дорогих. Впрочем, теперь об этом ей не было нужды беспокоиться. Когда-то он чуть не погубил ее, когда-то очень давно. Теперь воспоминания приносили только удовлетворенность, ту же, что она испытывала всякий раз, глядя вниз отсюда, с вершины мира, — из своего кабинета на пятидесятом этаже. Он стал символом ее победы. Брошенный вниз острый взгляд похож на удар стилетом в лицо врага. «Я выиграла». Она больше не была частью толпы, снующей внизу, как по дну каньона, по холодным улицам Манхэттена, не принадлежала к этим людям, изо всех сил старающимся выжить в городе, который пожирает слабых и уязвимых. Удобное место в угловом офисе позволяло разглядеть Эмпайр-стейт-билдинг, Рокфеллер-центр и зеленую полосу Центрального парка вдалеке.

Гейл поерзала на стуле, когда чьи-то руки принялись поправлять ее волосы и макияж. Режиссер обсуждал с оператором ракурсы и свет, сидящая напротив молоденькая ведущая утренней программы лихорадочно изучала записи.

Рошель Барнард. Сколько ей? Чуть за двадцать? Сама Гейл была на пару лет моложе, когда начинала свое восхождение. Она всегда умела увидеть и оценить потенциал в людях, а у Рошель он безусловно был. Гейл видела его в глазах, жестах и движениях тела, в манере и поведении. В прошлом женщины таилось еще кое-что, и оно не укрылось от глаз Гейл — голод. Он — лучший стимул, уж ей это хорошо известно.

Она по-настоящему голодала, а не просто часто недоедала. И утопала в отчаянии. Обычно ей удавалось не вспоминать те дни. Сейчас все изменилось, она стала другой и может позволить себе предложить помощь молодой женщине, которая в ней нуждается.

— Десять минут, мисс Митчелл.

Гейл наблюдала, как специалист по освещению устанавливает отражатель. В некотором смысле она делала то же самое: направляла свет на людей. Не будь ее, они бы так и остались в темноте. Она изменяла чужие жизни, и сейчас перемены ждали сидящую напротив молодую женщину.

— Отложи записи, — обратилась к ней Гейл. — Они тебе не нужны.

Рошель подняла глаза:

— Здесь вопросы, которые мне велели задать. Я получила их пять минут назад.

«Конечно, ведь они ждут, что ты будешь спотыкаться и в конце концов упадешь», — подумала Гейл.

— А ты бы хотела задать мне эти вопросы?

Взгляд журналистки скользнул по бумагам, и она нахмурилась:

— Честно? Нет. Но они по темам, которые мне поручено осветить в интервью.

Гейл подалась вперед:

— Ты всегда поступаешь так, как тебе велят?

— Не всегда. — Рошель качнула головой.

— Рада слышать. Я не ошиблась, считая тебя другой. Я ведь смотрела твой короткий репортаж из Центрального парка на прошлой неделе.

— Вы его видели?

— Да. Замечательные вопросы, и ты не дала шанса той увертливой крысе уйти от ответов.

— Не из-за того ли интервью вы попросили сегодня прислать меня?

— Ты произвела на меня впечатление человека с неиспользованным потенциалом.

— Благодарю вас за предоставленную возможность. — Рошель расправила плечи и пригладила юбку. — Даже не верится, что я здесь. Обычно все громкие интервью отдают Говарду.

Почему люди с такой готовностью мирятся с неблагоприятными обстоятельствами? Не спешат осознать свою силу? Конечно, путь к власти сопряжен с риском, и, видимо, они не хотят рисковать.

— Вещи остаются такими, какие есть, пока мы сами их не изменим, — уверенно произнесла Гейл. — Будь дерзкой и смелой. Реши, чего хочешь, и добивайся цели. Не раздумывай, если по пути придется кого-то оттолкнуть, — действуй.

Гейл закрыла глаза, почувствовав, как чьи-то пальцы, поправив прядь волос, поднесли к ее голове баллончик с лаком.

— Используй шанс задать мне те вопросы, которые Говарду Бэнксу и в голову не пришли бы.

«Что совсем не сложно, — подумала она про себя. — Этот мужчина обладает воображением и привлекательностью буханки черствого хлеба». Говард брал у нее интервью лет десять назад, смотрел покровительственно, чуть свысока. Приятно знать, что он был взбешен ее просьбой прислать самую молодую девушку из команды журналистов. Хотелось верить, что этот жест нанес удар не только по его самолюбию, но и по тому чувствительному месту мужского тела, которое, по мнению Говарда, давало ему преимущество перед ней.

— Если я не выполню их требования, это может стоить мне места.

Гейл приоткрыла один глаз:

— Нет, если результат будет лучше, чем они ожидают. Тебя не уволят, если рейтинги поднимутся. Что там в списке вопросов? Подожди, дай угадаю… Как мне удается заниматься и работой, и личной жизнью, а также, будучи женщиной, преуспевать в мире мужчин?

Скучно. Как же скучно.

Рошель весело рассмеялась:

— Вы определенно стали профессиональным респондентом.

— Думай о людях, которые нас смотрят. О том, какой вопрос они хотели бы мне задать. Что хотела бы услышать женщина, мечтающая изменить свою жизнь? Или добиться успеха в карьере — как ты, например, — в то время как ее постоянно зажимают, оттесняют? Что было бы интересно узнать этой женщине?

Рошель аккуратно сложила лежащие на коленях листы.

— Мне было бы интересно узнать ваш секрет: как вы справляетесь со всем? И как справлялись, когда делали первые шаги, когда у вас ничего этого не было? Вы начали с нуля. Учились в колледже и работали в трех местах. Сейчас вы одна из самых успешных женщин в деловом мире. Вы преобразовывали компании и людей. Возможно, какой-то ваш опыт будет полезен и мне. Могли бы вы изменить меня? Очень бы хотелось, чтобы к концу программы я испытывала такой эмоциональный подъем, что позвонила бы на телевидение и поблагодарила создателей.

— И ты полагаешь, что тебя за такое уволят?

Женщина смотрела на Гейл, не моргая.

— Нет, я так не думаю. — Она отбросила стопку бумаг на стол. — Что со мной не так? Я по нескольку раз прочитала все ваши книги, но собиралась задавать вопросы, которые мне навязали. В вашей последней книге мне больше всего понравились слова о том, что ожидания других людей сдерживают нас, словно поводья. В колледже вы были кумиром для всех нас. — Она прижала ладонь к груди. — Знакомство с вами — лучший подарок на Рождество.

— Рождество?

— До него ведь всего несколько недель. Обожаю этот праздник. А вы?

Гейл ненавидела этот праздник. Ей не нравилось, что все закрывается, не нравились толпы на улицах и безвкусные украшения. Не нравились прилипшие кусочками клейкой ленты воспоминания.

— Разве ты не достаточно взрослая, чтобы так радоваться Рождеству?

— Вовсе нет, — рассмеялась Рошель. — Обожаю, когда собирается вся большая семья. Наряжают огромную елку. У камина раскладывают подарки. Знаете, такие вещи…

Гейл повернулась к визажисту, державшему в руках помаду:

— Только не этот ужасный коричневый. Возьмите красную.

— Но…

— Красную. Губы не должны быть невыразительными, будто размазанными. Я желаю видеть себя с красной помадой. У меня в сумочке есть как раз подходящего цвета.

Суета, препирательства, и наконец нужная помада найдена. Гейл не шевелилась, ожидая, когда визажист закончит работу.

— Не упусти возможность, Рошель. Хватайся и используй ее. Если ты понравишься зрителям, начальство не станет тебя от них прятать.

Все. Дело сделано.

У Гейл был талант вдохновлять, и ей нравилось давать людям шанс, которого не было у нее самой. Остальное зависит только от них.

— Пять минут, мисс Митчелл. — Режиссер окинул взглядом полки книжного шкафа. — Позволите нам, когда закончим, сделать несколько снимков в рекламных целях?

— Сколько пожелаете. — Она будет только рада, если история ее жизни кого-то вдохновит и поддержит. Женщины должны осознать, какая сила в них заложена.

Рошель склонилась ближе:

— Возможно, у меня не будет позже возможности поговорить с вами, потому хочу сказать сейчас, что очень благодарна вам за поддержку. Осознание того, что вы пережили все, о чем пишете в книгах, невероятно вдохновляет. Вы очень крутая. Поднявшись на самую вершину, находите время протянуть руку помощи тем, кто еще в пути.

Гейл увидела, как сверкнули глаза молодой женщины, и что-то шевельнулось в душе от неприятного предчувствия.

В руке помощи никогда не было носового платка. Эмоциям не место в процессе четкого планирования жизни. Они мешают принимать решения и дурно влияют на тех, кто рядом. Все сотрудники Гейл знали, что в разговоре с ней нельзя допускать проявления эмоций.

Представьте мне факты, предлагайте решения, а от нытья избавьте.

Рошель этого правила не знала.

— В колледже мы часто повторяли, будто мантру: «Как бы поступила ГМ?» — Щеки ее покраснели. — Надеюсь, вы не против, что мы так вас называли.

Некоторые говорили, что ГМ означает Гениальные Мозги, другие — Гуру Менеджмента. А часть ее сотрудников поддерживала вариант Генетически Модифицированная, хотя никто не набрался смелости высказаться открыто.

Рошель продолжала изливать свое восхищение:

— Вы никого и ничего не боитесь. Вы многих из нас вдохновили тем, как строили свою жизнь и карьеру. И, сделав шаг, никогда не извинялись.

Почему она должна извиняться? Перед кем?

— Воспользуйся этой возможностью, Рошель. Мой ассистент передал тебе экземпляр новой книги?

— Да. С вашей личной подписью. — Девушке удалось немного обуздать свой пыл. — Замечательно, что ваш помощник — мужчина.

— Я беру на работу лучших. В случае с должностью личного помощника это Коул.

Гейл бросила косой взгляд на столы руководителей высшего звена ее компании. Личные кабинеты были только у нее и Билла Кина, остальные работали в общем помещении с перегородками, протянувшимися на всю ширину здания. Время от времени Гейл оглядывала свои владения — оазис за стеклянным фасадом — и думала: «Я создала все это сама, не имея ничего, кроме несгибаемой воли и страстного желания выжить».

Над одной перегородкой возвышалась лысая, похожая на блестящий шар, голова Саймона Белтона. Этим утром он появился в офисе раньше нее, чем заметно поднял ей настроение. Он был наделен отменным трудолюбием, но интересные, по-настоящему новаторские идеи появлялись у него редко. Соседнее место занимала Марион Лейк. Год назад Гейл наняла ее на должность руководителя отдела маркетинга, но сейчас все больше склонялась к мысли, что совершила ошибку. Утром она заметила пиджак Марион небрежно лежащим на спинке кресла, это должно было показать, что хозяйка где-то в здании. Гейл недовольно поджала губы. Давая человеку шанс, она ожидала, что им воспользуются. Даже теперь, по прошествии многих лет, люди порой неверно ее оценивали. Неужели Марион думала, что оставленный пиджак станет для начальницы знаком, будто она уже в офисе? На столе нет стаканчика с кофе, а Гейл отлично знала, что он необходим Марион для работы. Кроме того, общая атмосфера в офисе походила на кладбищенскую. Марион говорила громко и имела раздражающую привычку высказываться часто — возможно, от избытка выпитого кофе. Будь она где-то поблизости, Гейл непременно бы ее услышала.

Иногда ей казалось, что из нее вышел бы превосходный детектив.

— Прямой эфир через три минуты, — сообщил кто-то из съемочной группы, и Гейл, устроившись поудобнее, изобразила на лице нужное выражение.

Она дала несколько сотен интервью, в том числе в прямом эфире, и уже не испытывала страха и паники. Едва ли ей зададут вопрос, на который она не отвечала множество раз. Если вопрос не нравился, Гейл просто отвечала на другой — она имела право выбирать, как во многих подобных случаях. Ведь ситуацией управляла именно она. Про себя Гейл напевала отрывок арии из оперы Пуччини, которую слушала неделю назад. Блистательно, драматично и, разумеется, трагично… Но такова жизнь, верно?

— Эфир через пять, четыре, три…

Мужчина выбросил вверх два пальца, потом один, и Гейл перевела взгляд на молодую женщину, надеясь, что ее вопросы окажутся интересными. Не хотелось бы в ней ошибиться.

Рошель заговорила уверенно и четко, глядя прямо в камеру.

— Привет, я Рошель Барнард, и я пришла в офис компании «Митчелл и партнеры» в центре Манхэттена, чтобы побеседовать с Гейл Митчелл — ГМ, как называют ее поклонники и сотрудники компании, — самой влиятельной и знаменитой персоной в мире бизнеса. Ее последняя книга «Труд, а не удача» в течение двенадцати месяцев занимала верхние строчки списка бестселлеров, а на следующей неделе выходит в свет «Новая сильная ты». Гейл Митчелл — одна из ведущих специалистов по управлению изменениями, также она известна своей неустанной благотворительной деятельностью. Настоящую славу она получила благодаря поддержке и мотивации, которую дарит женщинам. Несколько дней назад на торжественной церемонии здесь, на Манхэттене, ей была вручена престижная награда «Стар Эвордс» как самой вдохновляющей женщине делового мира. Примите мои поздравления, мисс Митчелл. Какие возникают ощущения, когда осознаешь, что твой вклад оценен обществом?

Гейл чуть склонила голову для лучшего ракурса.

— Разумеется, для меня это большая честь, но настоящая радость — помогать женщинам реализовать свой потенциал. Нам так часто говорят, Рошель, что мы не можем стать достойными соперниками мужчинам, и моя роль как победителя — подавать пример женщинам, побуждать их опровергнуть сложившееся мнение.

Гейл мило улыбнулась, желая продемонстрировать радушие и открытость.

— Вы известная защитница прав женщин на рабочих местах. Скажите, что вами движет?

Гейл с готовностью ответила, речь ее текла легко и гладко. Рошель задала еще несколько вопросов, ответы на которые прозвучали в том же тоне.

— Люди вас либо любят, либо ненавидят. Кажется, золотой середины не существует. Вас беспокоит, что некоторые считают вас безжалостной?

— Я строга и не собираюсь за это извиняться, — заявила Гейл. — Люди, которых задевает успех других, будут существовать всегда, как и те, кого пугают перемены. Я приветствую изменения. Без них прогресс невозможен, а он необходим. Перемены заставляют нас двигаться вперед.

— Ваша компания предлагает стажировку на самых щедрых условиях в отрасли. Вы также выплачиваете стипендии. Почему вы тратите на это деньги?

Потому что когда-то давно, будучи в полном отчаянии и одиночестве, она поклялась в будущем помогать каждому, кто оказался в подобном положении, если, конечно, на то будут возможности. Но эту мысль Гейл не высказала вслух. Такое признание может быть расценено как слабость. Да и поймут ли ее? Сидящая напротив женщина никогда не испытывала настоящего страха, а вот Гейл знает, как глубоко он может вонзать свои когти. Страх превращает человека в заключенного, лишает способности свободно действовать.

Отделаться от него непросто, но некоторым, самым достойным, Гейл была готова открыть секрет, как это сделать.

— Я считаю это инвестициями в будущее… — Гейл сказала еще несколько слов о том, какую роль готова сыграть в судьбе непривилегированной части общества, и увидела, как глаза Рошель засветились от восхищения.

— Многие считают, что вам просто повезло. Как бы вы им ответили?

Грубо.

Удача никогда не была благосклонна к Гейл. Она всегда тщательно выверяла каждый шаг, руководствуясь разумом, а не эмоциями. Ничего не происходило случайно. Она строила свою жизнь по четкому плану, и теперь та стала именно такой, о какой она мечтала.

— Людям проще повесить на человека ярлык «Везунчик», чем признать, что он добился всего благодаря внутренней силе. Приписывая достижения удаче, вы умаляете роль личных качеств, а причина такого поведения — во внутренней неуверенности. Вера в удачу позволяет снять с себя ответственность. Чем бы вы ни занимались в жизни, каковы бы ни были ваши цели, главное — предпринимать активные действия. — Гейл повернулась на камеру. — Если вы недовольны жизнью, прямо сейчас возьмите лист бумаги и запишите все, что вам хотелось бы изменить. Не нравится, какой стала ваша жизнь? Так делайте что-нибудь! Завидуете кому-то? А обладают ли эти люди тем, чего нет у вас? Решите, как вы хотите жить! Подумайте, что надо сделать прежде всего, чтобы все изменить.

Рошель слушала и кивала.

— Ваша последняя книга «Труд, а не удача» изменила мою жизнь, и, я уверена, не только мою.

— Мы будем рады услышать вашу личную историю, — Гейл будто говорила со зрителями, вовлекая их в беседу. Она знала, что тысячи женщин по всей стране не отрываясь смотрят в экраны в надежде услышать то, что изменит их жизнь, словно по мановению волшебной палочки. Звонки телефона, просьбы детей, стук в дверь — все останется без внимания. В душе зародится надежда, легкое, словно мираж, видение счастливого будущего прогонит усталость и разочарование жизнью.

Разумеется, как только программа закончится, все вернутся к своим делам, но сейчас взгляды прикованы к ней. Каждая слушает ее, ища поддержки и вдохновения.

— Рассказ о собственном опыте может подтолкнуть к действию многих. Мой подход к жизни годится для любой женщины, управляет ли она корпорацией или ведет домашнее хозяйство.

— Недавно я разорвала отношения, — неожиданно произнесла Рошель и нервно рассмеялась, будто не веря, что призналась в прямом эфире. — После того как прочла главу «Препятствия на пути к цели». Я составила список всего, что мешает мне достичь желаемого, и имя моего парня стало первым пунктом. А глава о дружбе и ревизии друзей? Необходимо упорядочить контакты. Гениально! Спросите себя: «Помогает мне эта дружба приблизиться к заветной цели?» У меня вопрос к вам, ГМ: вы сами следовали своим советам?

— Разумеется. Мои книги, по сути, — план, по которому я создавала свою жизнь. Он подходит каждому. Главное, что можно вынести из моей предпоследней книги, — надо действовать, а не ждать милости от судьбы. Моя следующая книга «Новая сильная ты» посвящена преодолению страха перемен.

Ей удалось. Фразу о готовой к выходу книге не смогут вырезать, поскольку это прямой эфир. Издатель будет доволен.

— Я желаю каждой женщине — от бариста, подающей мне по утрам кофе, до сотрудницы, управляющей моими инвестициями, — стать хозяйкой своей судьбы. — Пристально глядя в камеру, Гейл выдержала паузу. — Ты сильнее, чем думаешь.

Рошель подалась вперед.

— Вы часто повторяете, что никому не суждено иметь все. Чем вы пожертвовали ради карьеры?

— Никаких жертв, только осознанный выбор. Надо четко понимать, чего ты хочешь. И уверенно добиваться этого, не жалея, не извиняясь.

— И вы никогда не испытывали сожалений?

Сожалений?

Гейл внутренне содрогнулась. Какие сведения о ней удалось добыть этой женщине?

Гейл выпрямилась и уверенно посмотрела в камеру:

— Никогда.

На этом интервью закончилось. Рошель отключила микрофон:

— Спасибо.

— Пожалуйста. — Гейл поднялась с места. — Как ты попала на телевидение?

— После колледжа я обращалась во множество мест, но мне не везло. — Женщина заметно расслабилась и говорила легко и беззаботно. — Потом мне предложили поработать стажером в студии. После я стала соведущей — начальство решило, что я хорошо смотрюсь в кадре. Так что, можно сказать, попала случайно.

Гейл поморщилась. Случайно падают в сугроб, а не получают работу.

— Сегодня у тебя важный день. Двери открылись. Надеюсь, ты шагнешь через порог.

— Спасибо вам, ГМ. Я никогда не забуду того, что вы для меня сделали. — Рошель окинула взглядом коллег и опять повернулась к Гейл. — Надо сделать несколько фотографий, мы разместим интервью на сайте канала и в социальных сетях.

— Разумеется.

Гейл прошла к шкафу, на полках которого стояли награды и книги, и какое-то время позировала, умело принимая выгодные позы, не забывая проследить, чтобы в кадр попали обложки книг.

Им, похоже, неизвестно, что сегодня день ее рождения. Нет, конечно нет. Откуда им знать? Ее системный администратор удалил всю информацию о ее возрасте в интернете. Дни рождения мелькали, как времена года, она их не замечала и не приветствовала. Она предпочитала праздновать собственные победы.

Фотограф опустил камеру и огляделся.

— Могу я сделать снимок с полученной наградой?

Наградой?

Гейл запрокинула голову. Награда стояла на самой верхней полке шкафа, расположенного вдоль единственной бетонной стены в офисе. Будь она симпатичнее, ей непременно нашлось бы место получше, но это уродливое творение человека, напрочь лишенного мастерства и таланта, его не заслуживало. Сама звезда — ничего особенного, но основание, к которому она была прикреплена, выглядело безобразно. Еще вчера вечером, на церемонии вручения, Гейл подумала, что награда похожа на могильный камень. И сегодня ее мнение не изменилось.

Гейл согласилась взять награду, хоть и ненавидела ее так же сильно, как вчера, когда улыбалась и старалась выглядеть счастливой. Как же ей следовало понимать просьбу сделать фотографию с чем-то настолько лишенным гармонии и красоты? Не значит ли это, что ей пора в могилу, а эта фигурка станет хорошим надгробием?

Гейл повернулась и посмотрела туда, где должен был находиться Коул. Ассистенту следовало во время интервью оставаться поблизости на случай, если понадобится его помощь. Где же он? Коул обязан был предвидеть подобное и приготовить награду. Сейчас ей остается либо ждать его, что неминуемо задержит съемочную группу в офисе, либо достать приз с верхней полки самой.

Гейл раздраженно скинула туфли и передвинула стул от стола к шкафу.

Фотограф смущенно кашлянул:

— Позвольте мне достать ее, мисс Митчелл. Я выше и…

— Стулья, молодой человек, существуют как раз для того, чтобы женщины могли вставать на них в случае необходимости.

Гейл представляла, как отчитает Коула за идею поставить звезду на самую верхнюю полку, когда внезапно вспомнила, что фактически сама дала такое указание, велев убрать награду подальше с глаз.

Встав на сиденье, она потянулась. Но зачем было ставить на самый верх? Видимо, звезда отвратительна Коулу, как и ей самой.

Приподнявшись на носочки, Гейл почувствовала, как стул покачнулся. Обхватив пальцами звезду, она потянула ее на себя, слишком поздно вспомнив, что на вручении смогла удержать ее только двумя руками. Награда скользнула с полки, стул еще раз качнулся, на этот раз сильнее, и, когда Гейл поняла, что падает, уже ничего нельзя было изменить.

Она ухватилась за шкаф свободной рукой, но тот начал заваливаться прямо на нее. Гейл мысленно отметила для себя, что надо уволить бестолкового мастера, не прикрепившего его к стене, а потом она падала и падала… Острие одного из лучей звезды врезалось ей в голову, когда она повалилась на твердый пол.

Прежде чем потерять сознание, Гейл успела пожалеть, что дизайнеру интерьера не пришла мысль постелить ковровое покрытие с длинным ворсом. А потом была темнота.

Она не слышала, как кричала Рошель, и не знала, что съемку никто не остановил.

Короткий период времени Гейл оставалась вне царящего хаоса.

Возвращение было медленным и путаным. Сначала в голове появилось жужжание, следом мысль, что она умерла. Нет, конечно нет. Она слышала, как люди в панике суетятся рядом, а ведь это проявление эмоций, запрещенных в ее офисе.

— Бог мой, она мертва? Она умерла?

— Нет-нет, дышит.

Гейл было приятно, что это подтвердил наблюдатель со стороны.

— Она без сознания. Я набрал 911, они уже едут.

— У нее настоящая дырка в голове? Господи, меня мутит.

— Возьми себя в руки, — голос был мужским и грубым. — Ты все снял, Грег?

— Да, все отснято. Счастливый будет день для тех, кто придумывает заголовки. Звездопад в офисе!

— Ты не мог бы проявить сочувствие? — дрожащим голосом произнесла Рошель. — Женщина пострадала, а ты придумываешь заголовки!

Неужели они не понимают, что она их слышит? Почему люди такие бестолковые? Интересно, она долго была в отключке? Минуту? Час? День? Нет, не день, тогда бы она лежала на больничной кровати в окружении множества приборов.

В груди появилась боль. В чем причина? Ах да, вместе с ней падал и книжный шкаф. Должно быть, кто-то удержал его или поднял. Что случилось со звездой, она понятия не имела. Если что и беспокоило ее всерьез, так это боль в голове.

Раздался грохот, и распахнулись двери офиса.

Гейл захотела открыть глаза и посмотреть на всех самым грозным своим взглядом, но веки оказались неподъемно тяжелыми.

Голосов стало больше, к тому же люди говорили уверенно и твердо — по-видимому, медики.

— Ее имя?

Почему они спрашивают? Разве не узнали? Всем известно, кто она — легенда. Если они не заметили награду, то не могли не заметить сделанную ею вмятину на голове. Надо связаться с организаторами и предложить для следующей церемонии сделать брошь в качестве трофея победителю.

— Гейл, вы меня слышите? Я Дэн.

Почему он называет ее Гейл, ведь они незнакомы? Лучше было бы мисс Митчелл или ГМ. Молодежь в наши дни понятия не имеет об уважении. Именно поэтому Гейл настаивала на строгом соблюдении делового этикета в офисе.

Тем временем неизвестный Дэн дал распоряжения коллеге и принялся исследовать ее тело, ища травмы.

Гейл ощущала это как толчки и надавливания.

— Вы связались с ее семьей? Родственниками?

— С кем? — Коул. Говорит тихо и неуверенно.

— С любимыми. С родными и близкими. — Врач что-то прижал к ее голове.

— Не думаю, — начал Коул и откашлялся, — что у нее есть родные и близкие.

— Должен быть кто-то. — Дэн приподнял веко Гейл и посветил фонариком в глаз.

— Полагаю, это первый случай за долгое время, когда ей кто-то смотрит в глаза.

«Удивительно», — подумала Гейл. Она и не подозревала, что у Коула есть чувство юмора. Жаль, что обнаружить это пришлось при таких обстоятельствах.

— Возможно, мужчина? — Дэн положил ей что-то под голову.

— Никого. Только работа. Она любит только свою работу.

— Хотите сказать, что у нее нет ни одного близкого человека?

— Если только Пуччини…

— Отлично. Звоните Пуччини и сообщите, что произошло. Пусть едет прямо в больницу.

От возмущения Гейл попыталась открыть глаза, но боль ей не позволила. Оставалось надеяться, что познания врача в медицине обширнее, чем в искусстве.

— Я имел в виду композитора Пуччини. ГМ любит оперу. Людей? Едва ли. ГМ не семейный человек. Она замужем за работой.

Дэн чем-то сжал ее палец.

— Ах, ясно… Как печально.

Печально? Почему же?

Она руководит одной из самых успешных консалтинговых фирм на Манхэттене, ее часто приглашают выступить как прекрасного оратора, она написала книгу-бестселлер, а скоро их будет две, если поступят предварительные заказы. Что же в этом печального? Ее жизнь — предмет зависти, а не сожаления.

— Печально, что на такую суку приходится работать, — едва слышно пробормотал Коул и подумал: «Я не смог пойти на похороны бабушки, потому что в десять часов у нее была встреча и я был нужен».

Коул считает ее сукой?

Нет! Это невозможно! Она не сука, она вдохновляет людей!

Так сказала журналистка. Да, она много трудилась, но для пользы дела. Если бы не она, компания не добилась бы успеха, а у сотрудников не было достойной, хорошо оплачиваемой работы. Неужели они этого не понимают?

Может, стоит регулярно колотить этой чертовой звездой подчиненных, чтобы к ним вернулся здравый смысл? Пожалуй, пора дать всем понять, что она в сознании, иначе услышишь о себе еще много неприятного.

— По-моему, если у человека нет семьи, тогда он погружается в работу, — рассуждал Дэн, похлопывая ее ладонью по локтевой ямке, чтобы найти вену. — Все просто.

Игла вошла в вену, и Гейл пожалела, что не может пошевелиться. Она бы с удовольствием ударила мужчину за его слова и причиненную руке боль. Все совсем не так просто. Они напрасно думают, что работа заменила ей семью, спасла от одиночества, ведь это не так. Она посвятила себя карьере не из желания заполнить пустоту. Это был ее осознанный выбор. Гейл всегда сама принимала решения, сама строила по кирпичикам свою жизнь. Черт возьми, она написала об этом книгу! У нее идеальная жизнь, сконструированная согласно личным предпочтениям. Жизнь от-кутюр. В ней есть все, о чем она когда-то мечтала.

— Полагаю, жизнь ее пуста.

Пуста? Он что, не видит, где находится? Не обратил внимания, какой вид открывается из окна? Гейл сама нечасто любовалась видом — всегда была занята, — но все утверждали, что он великолепен. А фотографии, выставленные на шкафу? С самыми известными личностями делового мира? У нее замечательная, насыщенная жизнь.

— Да уж, бедняжка…

Она не бедняжка! Она генератор мыслей и идей. Они видят успешную женщину и ничего о ней не знают, не представляют, сколько пришлось трудиться, чтобы добиться высокого положения в обществе. Им не понять, почему она стала такой. Они не имеют представления, каким было ее прошлое, что ей пришлось пережить. Никто не знает ее по-настоящему. Это ее-то жизнь пуста? Считают ее одинокой и несчастной?

Они ошибаются.

Они…

Ошибаются ли?

На Гейл хлынул поток ледяного воздуха, вспыхнул яркий свет. Заданный Рошель вопрос эхом пронесся в голове: «И вы никогда не испытывали сожалений?»

Внутри зародилась мелкая дрожь, она росла, сотрясала все тело изнутри и рвалась наружу.

Она не сожалеет. И никогда не сожалела.

Сожаление — бесполезное чувство, кузен вины. Ни тому ни другому в ее жизни нет места.

Дрожь не проходила.

— Мы забираем ее в реанимацию.

К дрожи добавилась невыносимая тяжесть в груди. Неужели они так и не убрали шкаф с ее пострадавшего, измученного тела? Нет, дело не в нем. Эта тяжесть была внутри, не снаружи. Сердце? Нет. Боль не физическая.

Это боль душевная.

— Пульс участился.

Разумеется, участился! Виной тому эмоции и чувства, они всегда мешают. Именно поэтому Гейл никогда не пускала их в свою жизнь. Непонятно, кто впустил их сейчас, определенно, не она сама. Должно быть, пролезли в дырку в черепе.

— Возможно внутреннее кровотечение. Если дома о ней некому позаботиться, ее точно примут в больнице.

Ее положат в больницу потому, что в ее жизни нет никого, кроме работы и Пуччини. Но они не смогут принести ей стакан воды, не придут проверить ночью, жива ли она.

Дух, запертый в теле, теперь покрытом синяками и ранами, подталкивал сделать то, чему она учила других, — признаться себе, какова ее жизнь на самом деле.

Глава компании, владеющая квартирой в Верхнем Ист-Сайде с антикварной мебелью и предметами искусства, обеспеченная финансово до конца дней. При этом рядом нет ни одного человека, готового быстро приехать, когда ей плохо. Коул не в счет. Да, он здесь, но только потому, что ему платят.

Она нелюбима. До нее никому нет дела. Ни один человек, услышав о произошедшем, не подумает: «О боже, бедная Гейл!» Никто не станет звонить флористу и заказывать для нее цветы. Ни одной живой душе не придет в голову оставить у ее двери горшочек с запеченным мясом или позвонить, поинтересоваться, чем ей помочь.

Она совсем одна в этой реальности, которую сама создала. Совсем одна, абсолютно одна.

Гейл стало ясно, почему люди часто не желают копаться в своей жизни: в этом нет ничего приятного.

А что сделала она?

Выбрала такую жизнь сама, сама устроила все так, как хотела, а теперь недовольна, какой она получилась.

Гейл будто прозрела. По-настоящему.

Что, если она ошиблась и выбрала не тот путь? И методы, рекомендованные в книгах, тоже неверные?

Необходимо отменить публикацию книги, сказать издателю, что она хочет все переосмыслить и переписать. Как можно допустить выход произведения под названием «Новая сильная ты», если она лежит на полу, дрожа, как раненое животное?

Гейл попыталась открыть рот и выдавить из себя несколько слов.

— Она зашевелилась. Пришла в себя! Гейл, Гейл, вы меня слышите?

Да-да, она его слышит. Она нелюбима, но не глуха. Сделав усилие, она открыла глаза и увидела врача в форменной одежде и рядом встревоженного Коула. Затем оператора и Рошель, что-то торопливо писавшую в блокноте. «Использует возможность на полную», — пронеслось в голове. Девушка усвоила услышанное от нее и пытается изменить свою жизнь.

Вспышка в голове — еще одно озарение. Кто сказал, что изменить жизнь можно лишь однажды? Люди же делают ремонт в доме часто, верно? Пусть вы несколько десятилетий жили с белыми стенами, но это не значит, что однажды нельзя решиться и покрасить их в зеленый. Если жизнь перестала нравиться, надо все менять. Она не сожалела о том, что делала, но сожалела о том, что из этого получилось. Возможно, ей удастся вновь изменить все к лучшему. Возможно, еще не поздно восстановить разрушенное. Но первый шаг должна сделать она.

— Дочь… — Звуки сформировали слово. — Позвоните… моей дочери.

От нее не укрылось, как побледнел Коул.

— Травма головы оказалась серьезнее. Она, должно быть, бредит. Может, у нее амнезия?

Врач нахмурился:

— Что вы такое говорите?

— У ГМ нет дочери.

Гейл вспомнила, как малышку впервые положили ей на руки, как она вдруг осознала ответственность за жизнь и благополучие этого крошечного существа, еще не подозревающего, что ждет его впереди, сколько трудностей предстоит преодолеть. Она сама не смогла бы выстоять в жизни, скорее всего, сдалась бы, но выдержала ради дочери. Как можно сдаться, если надо защитить свое дитя? Она бы с радостью поставила вокруг дочери железный забор и пустила по нему ток, чтобы никто не мог подойти к ней и навредить.

— Гейл, вы знаете, какой сегодня день?

Она отлично знала — день, когда она впервые усомнилась в верности всего, что делала, день, когда она осознала, что сомнение способно причинить боль несравненно большую, чем удар по голове и сломанные ребра. Как же так вышло, что она всегда поступала неправильно?

Гейл собралась с силами и произнесла:

— Позвоните моей старшей дочери.

Вдруг ей суждено умереть, так ничего и не исправив.

— Старшей? — нервно переспросил Коул. — У нее нет и одной дочери, не говоря уже о нескольких. Мисс Митчелл… Гейл… Сколько сейчас вы видите пальцев? Сколько я показываю пальцев?

Гейл захотелось тоже показать ему палец. Один. Средний.

— Позвоните дочери.

— Она не бредит и ничего не путает, — подала голос Рошель. — У ГМ две дочери, но они в ссоре и не общаются. Я детально изучила ее биографию перед интервью.

Не общаются? Нет! Это не так. Да, они некоторое время не виделись, может, пару лет. Ладно, не пару, а лет пять… Точно сейчас не скажешь. Но она хорошо помнит их последнюю встречу. Стоит подумать об этом… Нет, лучше начать убеждать себя не думать, ведь сердце сразу сжимается от обиды и боли.

Гейл не считала себя виноватой, она все делала для своих детей. Все в жизни она делала только для них. Работала, чтобы стать лучшей мамой на свете. Уделяла много времени тому, чтобы девочки были готовы к самостоятельной жизни в этом мире. Переживала, как любая мать, когда они совершали ошибки. Постоянная тревога за них мучила Гейл, но стремление всегда все держать под контролем — никогда. Она сделала все, что смогла. Не ее вина, что дочери предпочли придуманный мир реальному. Не ее вина, что они не оценили, как хорошо мать подготовила их к взрослой жизни. Да, отношения их были напряженными, но нельзя сказать, что они совсем не общались. Устрашала лишь одна мысль об этом, она царапала острыми краями и приводила в ужас.

Больше остальных, похоже, был потрясен Коул.

— У нее есть дети? Значит, у нее был… я имел в виду, она…

Он шокирован тем, что у нее были отношения с мужчиной? Как прискорбно. Похоже, личный помощник действительно считал ее роботом.

— Хорошо. Если вы требуете, мы свяжемся с вашими детьми, — выдавил из себя Коул. — У вас есть номера их телефонов, мисс Митчелл?

Саманта наверняка сменила номер. Сама она не звонила, потому неизвестно, как с ней связаться. Гейл ждала, что дочери позвонят и попросят прощения. Дни ожидания превратились в недели, потом в месяцы. Внезапно ей стало невыносимо стыдно. Что же она за мать, если дети не желают с ней общаться? Если она откроет присутствующим правду, врачи могут не захотеть ей помогать.

Вместо ответа Гейл тихо застонала.

— Ей трудно говорить. Мы можем сами найти их номера?

— Уже ищу, — произнесла Рошель, не отрываясь от экрана телефона. — Одну из дочерей зовут Саманта.

Гейл застонала громче, когда ее перекладывали на каталку, что вызвало стоны ужаса сотрудников.

Коул взял телефон и тоже принялся искать.

— Есть Саманта Митчелл в Нью-Джерси. Комедийная актриса. Нет, это не она.

Намекает, что у нее отсутствует чувство юмора? Его наличие не предусмотрено в ДНК?

— Саманта Митчелл, Чикаго… Саманта Митчелл, выгульщик собак, Огайо… Саманта Митчелл, генеральный директор туристической фирмы, Бостон… — Он перевел взгляд на издавшую нечленораздельный звук Гейл. — Это она? Она руководит туристической фирмой?

Но почему Бостон? Саманта переехала? Не разговаривает с матерью, так еще и не желает однажды столкнуться с ней на улице?

Нельзя обращать внимание на боль. Надо быть сильнее. Дети стали ее разочарованием, что ж, это факт, его надо признать. Простить и жить дальше. Она непременно так сделает. Ужасно, что их сейчас нет в ее жизни, нельзя было доводить отношения до полного разрыва.

Кстати, Коул сказал, что она генеральный директор. Истерзанная страданиями душа встрепенулась от радости и гордости. Молодец, девочка! Так держать!

Саманта не желала признать, как много качеств унаследовала от матери.

Гейл покатили к лифту через весь офис, и она мельком смогла разглядеть потрясенные лица сотрудников. За все годы работы в «Митчелл и партнеры» они никогда не видели ее растерянной и слабой, как сейчас. Причина не в травме головы, даже не в том, что оператор снял все на камеру, а в газетах могут появиться заголовки не менее болезненные, чем падение. Гейл ранило то, что чужой человек будет звонить Саманте. А та, возможно, даже не ответит.

Саманта

— Тур в Европу по рождественским ярмаркам. Сможете не только проникнуться духом праздника, но и купить подарки и сувениры. Отличный вариант.

Скинув туфли и наспех скрутив волосы в небрежный пучок, Саманта принялась рассказывать о программе тура, составленной ее коллегами.

— Прибываете в Прагу. О, вы никогда не забудете Вацлавскую площадь, перед Рождеством на ней установят много красивых деревянных домиков, в которых будут продавать вещи ручной работы и угощения. Кстати, обязательно попробуйте имбирные пряники. Да, и на площади всегда самая красивая и нарядная елка. Только представьте, вы пьете глинтвейн, наблюдаете, как на льду кружат пары, возможно, где-то неподалеку хор поет рождественские гимны. Волшебно!

Она умело и точно набрасывала картину, которая не могла не завораживать. Упомянула тонкий аромат печеных яблок на знаменитой ярмарке в Кёльне и рождественских специй в воздухе Вены, описала удивительные средневековые улочки Таллина — столицы Эстонии.

— Вы говорили, что мечтали проехаться в карете с лошадьми? Уверена, мы сможем это организовать. Возможно, вам не захочется возвращаться домой. Отправляю вам программу тура по электронной почте, просмотрите и дайте мне знать, что решили. Можем уменьшить количество ярмарок, но оставить побольше времени на каждую. Внести любые изменения по вашему желанию.

Дверь кабинета открылась, и вошла секретарь с ребенком на руках. Саманта покачала головой. Всем сотрудникам было известно, что ее лучше не отвлекать от разговора, особенно с таким важным клиентом, как Аннабель Вексфорд. Что бы ни стряслось, это может подождать. Погрозив пальцем малышке, Саманта заговорила в трубку:

— Вы прекрасно проведете время, Аннабель. В Праге мы забронировали для вас номер с видом на Карлов мост. Погуляв по городу, сможете отдохнуть в номере, выпить и полюбоваться потрясающим видом.

Саманта выдала все, что узнала из источников и по собственному опыту, весьма богатому. Никто лучше нее не знал, как провести отпуск интересно и с пользой. С той поры, как она окончила институт, Саманта организовывала зимние туры — сначала работая в большой туристической фирме, предлагавшей отдых в любом месте земного шара, потом самостоятельно. Узнав, что она открывает фирму и будет специализироваться исключительно на индивидуальном зимнем отдыхе, конкуренты в один голос стали твердить, что она разорится через полгода. Саманта доказала, что они ошибались. Многие хотели провести отпуск наилучшим образом и получить в точности то, что желали. И Саманте каждый раз удавалось все организовать именно так. Ее фирма — «Истинно праздничный отдых» — процветала. На столе лежали несколько открыток от довольных клиентов. Один называл ее королевой Рождества, другой — миссис Санта. Помогать мечтам стать реальностью в преддверии праздников — может ли быть лучшее занятие в жизни?

— Мы также отправили вам информацию о двух отелях в Вене, просмотрите и дайте нам знать, какой выбрали.

Прошло еще минут пять, прежде чем Саманта смогла завершить разговор и нажала кнопку на телефоне для связи с секретарем.

— Шарлотта, я освободилась.

Девушка вошла в кабинет с планшетом в руках. На груди на темно-синей рубашке появились заметные пятна.

— Извини, забыла, что ты говорила с Аннабель, и прости за это. — Она опустила глаза и коснулась мокрой ткани. — Эми захныкала, моя грудь восприняла звуки как сигнал к кормлению и переключилась на режим подачи молока. Природа — удивительная штука, но часто причиняет неудобства. К счастью, сейчас в офисе нет клиентов. Завтра возвращается мама, так что я больше не принесу Эми на работу.

— Где она?

— Мама? Уехала к бабушке, она…

— Я о ребенке. — Саманта старалась быть терпеливой. — Об Эми.

— Ах да, она спит. Уснула сразу после кормления. Я положила ее в переноску и спрятала под стол. Теперь смогу заняться делами. Еще раз прошу прощения, мне очень неловко.

— Все в порядке, не волнуйся. Это время очень важное и сложное для вас обеих. В первые месяцы устанавливается связь родителей с ребенком. Вам надо проводить как можно больше времени вместе, ведь семья — главное в жизни. Можешь кормить Эми в моем кабинете, когда потребуется.

— Ты лучший босс на свете, Саманта, я сейчас расплачусь, — Шарлотта зашмыгала носом. — Точно расплачусь. И все из-за того, что ты такая добрая. И я стала чувствительной, плачу, даже когда смотрю новости.

— Я тоже порой готова рыдать, просматривая новости. А с моим гормональным фоном все в порядке. — Саманта толкнула пачку салфеток, та скользнула по столу прямо к Шарлотте. — Вот, возьми. И не переживай. Ты отлично справляешься с обязанностями.

— Нет, я не так быстро все делаю, как раньше. Кажется, будто мозг работает медленнее. Я оборвала звонок мистера Дэвидсона вместо того, чтобы переключить на тебя.

— Но ты сразу ему перезвонила, все объяснила и принесла извинения, а он все понял. Повода для беспокойства нет. Он едва ли забыл, что именно ты организовала его перелет из Индии, когда у него случился инфаркт на отдыхе. И потом навещала в больнице.

— Он милейший человек, — кивнула Шарлотта, вытянула из коробки несколько салфеток, часть затолкала под рубашку, а остальные использовала как носовой платок. — Боюсь, что из-за меня ты можешь потерять клиентов.

— Этого не произойдет. — Саманта поднялась с места и обошла стол. — Ты хорошо себя чувствуешь? Просто усталость или что-то еще? Если тебе нужен выходной…

— Нет. Я в порядке, правда. Мне надо привыкнуть, вот и все. Я люблю свою работу, с радостью прихожу сюда, но и с Эми хочу проводить больше времени. Получается, что я и плохой сотрудник, и мать неважная.

— Ты отлично справляешься со всеми обязанностями, поверь. Не стоит быть такой самокритичной. Все навыки вернутся, не волнуйся.

— Мама говорит то же самое, но я боюсь, что не буду справляться и ты меня уволишь.

— Что ты говоришь, Шарлотта? — Саманта была шокирована ее словами. — Ты первый сотрудник в моей фирме, мы с самого начала работали вместе, вместе создавали все это.

Женщина широко улыбнулась:

— Рождество каждый день, верно?

— Именно так! Ты великолепный работник, я не отпущу тебя, даже если сама попросишь! Прежде всего, ты знаешь вкусы и предпочтения всех наших постоянных клиентов, потому у тебя все отлично получается. Хотя это не единственная причина. Ты способна справиться с любой критической ситуацией. Господи, ты, даже находясь в Арктике, смогла отыскать пропавшего кота миссис Дэвидсон!

Шарлотта улыбнулась, потом весело рассмеялась:

— Да, злобный котище. Уверена, соседи специально его выпустили.

— Возможно, но хозяйка его любила, и ты нашла решение. Желание помочь — вот твоя отличительная черта. Сейчас непростые времена, но ты справишься. Мы справимся. Ты будешь работать здесь столько, сколько захочешь. Надеюсь, очень долго.

— Спасибо, Саманта. — Шарлотта шумно высморкалась и взяла со стола фотографию. — Новая? Я ее не видела.

— Элла прислала на прошлой неделе. Таб теперь играет в принцессу.

— Зная тебя, не сомневаюсь, что она уже получила четыре новых роскошных платья.

— Два. Разве это много? Случайно увидела по дороге домой. Не смогла решить, какое ей понравится больше.

— Любящая тетушка. — Шарлотта поставила фотографию в рамке на место. — Твоя племянница красавица. Не представляю, какой будет Эми в четыре с половиной года. Таб, наверное, очень ждет праздника.

— Очень. В выходные еду к ним, будем наряжать елку.

— Жду не дождусь, когда Эми станет старше и мы тоже будем украшать вместе елку. Это ее первое Рождество, мы столько всего уже накупили, жаль, что она ничего не запомнит.

— Ты хотела мне что-то сказать? — напомнила Саманта, и Шарлотта достала из-под мышки планшет.

— Да. — И принялась постукивать по экрану. — Для тебя восемь сообщений. Звонили Уилсоны, дали добро на Лапландию. Хотят полный пакет — олени, эльфы, Санта. Но сомневаются, стоит ли оплачивать поездку на собачьих упряжках.

— Им бы очень понравилось, — задумчиво пробормотала Саманта. — Если, конечно, одеться по погоде. Я позвоню им и все обсужу. Что еще?

Саманта села за стол и принялась просматривать сообщения и делать пометки. Некоторыми клиентами она поручила заняться Шарлотте, сказав, что с остальными свяжется лично.

— Мортоны — любители приключений. Им понравилась Исландия, организуем им тур так, чтобы смогли увидеть северное сияние. И предложим сафари на снегоходах, от него была в восторге та семья из Огайо.

— Доусоны.

— Точно. И посещение ледяных пещер. Что-то еще?

— Звонил Броди Макинтайр.

Имя было Саманте незнакомо.

— Новый клиент?

— Ему принадлежит поместье в Шотландии.

— Кинлевен?

Шарлотта сверилась с записями:

— Верно. Дом с башенками, словно из легенды. Ты прочитала о нем в журнале и просила связать с владельцем после того, как поступил запрос от семьи из Сиэтла. Мы говорили об этом в прошлом месяце, и я до него дозвонилась.

— Помню, конечно. Домашние праздники в далекой шотландской деревне… Интересно, у них есть стадо оленей? — Саманта откинулась на спинку кресла. — Мы раньше ничего подобного не делали, но чувствую, это будет иметь успех. Шотландию любят все, особенно в праздники, и место там очень красивое: на берегу озера, рядом лес. Гости смогут сами срубить и поставить елку, от нее будет исходить чудесный аромат живого дерева, а не пластика. Можно отдохнуть так, как хочешь, например выпить виски у камина под треск поленьев… Надо бы добавить в программу пару ночей в Эдинбурге на Хогманай.

И, увидев выражение лица Шарлотты, добавила:

— Канун Нового года.

Та в ответ улыбнулась:

— Замечательно. Я бы сама там отдохнула.

— У нас прекрасная работа. Мы дарим людям возможность провести время так, как они мечтали. Они никогда не забудут рождественские каникулы, которые мы организуем. — Саманта задумалась и постучала ручкой по столу. — Итак, что он сказал? Ты объяснила, что у нас уйма желающих посетить его дом в шотландском нагорье?

— Объяснила. И еще, что ты говоришь со всеми клиентами лично, а ты профи в своем деле, поэтому он может ожидать наплыва гостей.

— И?

— И он ответил, что в целом его все устраивает, но нужно обсудить детали. Это семейное поместье, он хочет быть уверен, что, сдав его нам, сделает правильный выбор.

— Набери номер, и я смогу его убедить, что лучше всего работать со мной.

— Он хочет с тобой встретиться.

— Зачем? — Саманта машинально принялась прокручивать в голове расписание на ближайшие дни. — Ладно, неважно. Сделаю, как он хочет. Когда он будет в Бостоне?

— Никогда. Он хочет, чтобы ты прилетела в Шотландию.

Саманта подпрыгнула в кресле.

— В Шотландию? Ты имеешь в виду Шотландию в Коннектикуте?

— Нет, — нахмурилась Шарлотта. — В Коннектикуте есть Шотландия?

— Да, это город. Есть и еще.

— Я имела в виду настоящую Шотландию. Страну холмов и вереска. И симпатичных мохнатых коров.

— Хайлендской породы. Ты серьезно? Он хочет, чтобы я прилетела в Шотландию?

Шарлотта подняла руки:

— Моя работа — только передать. Понять его несложно. Он привязан к дому, дорожит им. Он там родился. Представляешь? Не в стерильной белой палате, а в шотландском поместье среди гор.

— Он сам тебе рассказал?

— Да. Мы немного поболтали… Он говорит, что место подойдет не всем и ты должна знать, что продаешь.

— И он прав, разумеется. Я же посещаю все места, куда мы продаем туры. Но у меня уйма дел.

Саманта расстегнула еще одну пуговицу на рубашке и прошла к окну. Открывавшийся вид ее успокаивал. Из офиса в Бэк-Бэй она видела Бостонскую гавань. Водная гладь сейчас переливалась на солнце, оттого ее цвет казался бледнее обычного. Наступил декабрь, но первый снег выпал неделю назад, природа будто спохватилась и напомнила, что пришла зима. Саманта была из тех, кто любит снег. Никакие холода не испортят ее роман с этим городом. Ничто здесь не навевало воспоминаний. Призраки из прошлого не шли следом по тротуарам из коричневого камня, мешая любоваться архитектурой. Уехать из Манхэттена — самый разумный из всех поступков в ее жизни. Определенно, Бостон — ее город. Она любила в нем все: художественные галереи, бутики элитных марок на Ньюбери-стрит, Бикон-стрит со старыми газовыми фонарями. Любила даже в это время года, когда с реки Чарльз дул пронизывающий ветер.

— Босс?

— Да, — Саманта повернулась. — Шотландия. Отлично. Думаю, мы рискнем, идея кажется мне интересной. Отправим туда кого-нибудь. Например, Рика. Он же надевал килт на костюмированные вечеринки.

— Лэрд^[2] настаивает, чтобы приехала именно ты.

— А он лэрд?

— Шучу. Видимо, прочитала слишком много любовных романов, которые мы так любим. Всегда мечтала, чтобы меня подхватил на руки и посадил на лошадь мужчина в килте.

— Вместе с Эми у твоей груди? Весьма проблематично. — Иногда Саманта жалела, что Шарлотта, не отличавшаяся осмотрительностью, переняла ее любовь к чтению. — Прошу, не говори Броди Макинтайру, что мы увлекаемся историческими любовными романами.

— А что такого? Я всегда говорила, каждый имеет право читать что хочет.

— Согласна, но я предпочитаю не смешивать профессиональную деятельность и личную жизнь.

И для каждой сферы у нее было отдельное «я». Саманта увлеклась романами еще подростком. Сначала таким образом пыталась узнать о чувствах, не одобряемых матерью, а потом выяснила, что это отличный способ расслабиться. Она никогда бы не поделилась с Шарлоттой тайным увлечением, но та случайно увидела в ее сумке книгу. На следующий день помощница принесла в офис целую стопку романов, с тех пор они ими обменивались.

— Я хозяйка компании, мне будет трудно завоевать доверие клиентов, еще и шотландцев, если они узнают, что свободное время мы проводим в мечтах о том, как красавец в килте увезет нас на коне в вересковые поля.

— Это лишь фантазии. Мы же не хотим, чтобы все случилось по-настоящему. Вереск, наверное, колючий, и там полно насекомых. К тому же я нашла фотографию нашего лэрда в интернете — ему уже под шестьдесят. Хотя он еще вполне привлекательный мужчина, у него суровая внешность человека, пережившего немало жизненных бурь.

— Он сказал, чего именно ждет от моего визита? — Саманта решила сменить тему.

— Нет, мы недолго разговаривали, я боялась, что Эми может начать плакать. — Шарлотта поправила бретельку бюстгальтера. — Он настаивает, чтобы ты прилетела в этом месяце на несколько дней. И знаешь, у него очень сексуальный голос.

— Думаешь, голос владельца поможет нам с продажами? До Рождества двадцать четыре дня, у меня нет времени на эту поездку.

— Попробуй сама с ним поговорить и как-то все уладить. Он даже предложил приехать на Рождество, но я сказала, что ты всегда проводишь праздник с сестрой. Тогда он сказал, что вы могли бы приехать вместе, получился бы настоящий семейный праздник. Было бы круто, правда?

— Мне так не кажется.

— Да? По-моему, отправиться на Рождество в Шотландию — лучший способ понять, понравится программа клиентам или нет.

— Это работа, а я в Рождество хочу отдыхать. Исключение — лишь чрезвычайная ситуация. Нет, я поеду к сестре и все выходные дни проведу в пижаме. Макинтайру я позвоню и перенесу поездку на другое время.

— Хм… «На ложе лэрда» — отличное название для книги. Что скажешь?

— Ничего. И пожалуйста, не упоминай в разговоре с ним все придуманные тобой названия романов.

— Ясно. — Шарлотта перевела взгляд на окно. — Опять пошел снег.

Саманта перестала ее слушать и принялась размышлять об охотничьем домике в нагорье. Может, мысль провести несколько дней в Шотландии не так уж плоха? Поместье Кинлевен очень ей понравилось, она знает по меньшей мере дюжину клиентов, которые придут от него в восторг и будут благодарны ей за такой отдых.

— Соедини меня с ним, — решительно произнесла Саманта. — Попробую найти свободные дни до Рождества. Ведь я могу слетать на одну ночь. Это все?

— Звонил Кайл. Четыре раза. Говорил раздраженно. Вчера он два часа прождал в ресторане…

— Ой…

У Саманты был разговор с одной из любимых клиенток — вдовой преклонного возраста из Аризоны, решившей немного разнообразить одинокую жизнь. Она организовала ей три тура, и прошлым вечером целый час они обсуждали четвертый. Ужин с Кайлом вылетел из головы, и это характеризовало не лучшим образом не только Саманту, но и их отношения. Разве не так?

— Я поступила ужасно, непременно позвоню, извинюсь.

Шарлотта нахмурилась:

— Он просил передать, чтобы ты не звонила, если не хочешь перевести отношения на другой уровень.

О боже!

— Это же отношения, в них нельзя, как в лифте, переместиться на другой уровень.

По мнению Саманты, они с Кайлом были еще в подвале.

— Я передаю то, что он сказал. И еще: тебе надо решить, чего хочешь. У меня сложилось впечатление, что он готов подняться на самый верхний этаж. — Шарлотта смущенно улыбнулась. — Мне кажется, он в тебя влюблен.

— Что?! Ерунда. Он влюблен не больше, чем я.

Саманту все устраивало, ей было удобно. Они вместе ходили в театр, в оперу, иногда уединялись в спальне. Правда, чаще Кайл засыпал, стоило ему положить голову на подушку. Как многие в этом городе, он руководил недавно созданной технологической компанией и был занят больше, чем она. Но самым тревожным для Саманты был факт ее полного безразличия к этому. А ведь это ненормально, верно? Она должна желать, чтобы он проводил больше времени с ней, а не на работе. Должна беспокоиться, что между ними нет страсти.

Оставаясь наедине с Кайлом, она невольно погружалась в свои мысли, будто искала альтернативу выбранному времяпрепровождению. С нетерпением ждала его ухода и возможности открыть наконец книгу. Разумеется, она сознавала, что реальная жизнь не может быть такой, как в романах, но все же надеялась привнести в нее кое-что из них.

— Соедини меня с Кайлом, я поговорю.

Но что она скажет, если не представляет, как сохранить отношения на существующем уровне, не говоря уже о большем?

— Хочу еще добавить, что час назад принесли огромный букет от Таблотов. Они вернулись домой после медового месяца в Вене и просили передать, что все было в точности как они мечтали.

— Именно такие чувства и должны быть у людей после медового месяца.

Саманта была рада, что смогла угодить клиентам.

— На этом все. Пойду звонить и…

Их прервала влетевшая в кабинет Аманда — младший менеджер по прямым продажам.

— Саманта! Прости, но это срочно.

— Что случилось?

— Это касается твоей матери.

Саманта едва не выпалила, что у нее нет матери, но сдержалась, вспомнив, что это не совсем так. Биологическая мать у нее была. Не та румяная милая мамочка, какую показывают в фильмах, но все же мать в том смысле, который вкладывают в это слово.

Лицо ей удалось сохранить, не выдать ни одну эмоцию, и за эту привычку нужно благодарить как раз мать, если это можно назвать привычкой. Та к чужим эмоциям относилась куда терпимее, чем к собственным.

Саманта ощутила, как Шарлотта коснулась ее плеча.

— Саманта? С тобой все в порядке?

Нет, не в порядке. И не может быть в порядке, раз говорят о ее матери.

— Она звонила?

— Не лично.

Разумеется, нет. Разве она будет делать такие вещи лично?

Они не разговаривали пять лет, с той последней злополучной «семейной встречи», закончившейся грандиозным скандалом. Саманта до сих пор отчетливо помнила, как сестра рыдала у нее на груди, как содрогалось ее тело, а слезы, пропитав рубашку, холодили кожу.

— Почему она такая? Почему говорит эти ужасные вещи? Что мы сделали плохого?

Внезапно на Саманту навалилась невыносимая усталость.

— Кто звонил? По какому поводу?

Мать не стала бы звонить без серьезной причины.

— Он назвался Коулом, сказал, что ее личный помощник. Мне и в голову не приходило, что ты дочь самой Гейл Митчелл. Конечно, надо было догадаться… Саманта Митчелл… Но я… Я не предполагала. Вот это да… — Девушка смотрела на нее с невиданным ранее уважением. — Такая женщина. Легенда.

Описывая мать, Саманта никогда не использовала бы это слово, но представляла, сколько людей, особенно женщин, ее боготворили.

Гейл Митчелл умела достучаться до каждого и вселить надежду. Похоже, лишь с родными детьми ей не удалось найти общего языка.

Грудь сдавило от боли. Как она могла позволить себе почувствовать обиду? Ведь все прошедшие годы ей удавалось себя контролировать.

— «Труд, а не удача» изменила мою жизнь, — восторженно продолжала Аманда. — Правда потрясающая книга?

Стоит ли сейчас сказать, что она ее не читала? Даже не открывала. Использовала как подставку, мишень для дротиков и ограничитель для двери. Что ж, книга матери всех подталкивала к разным действиям.

— Что сообщил помощник?

— Ну… Я не знаю, как и сказать. Тебе надо подготовиться, — девушка с мольбой взглянула на Шарлотту. — Твоя мама в больнице.

— Что?! — от удивления Саманта вытаращила глаза.

— Да. Она в больнице.

— Этого не может быть. Моя мать не болела и дня в своей жизни.

— Коул сказал, что произошел несчастный случай. И еще, тебе надо приехать, потому что мама об этом просила.

Просила ее приехать? Что это значит? Мать — человек в высшей степени практичный и разумный. В случае травмы она первым делом вызвала бы врача, а не дочь, особенно учитывая, сколько лет они не виделись.

Саманта обернулась, увидев вбежавшую в кабинет Сандру — стажера.

— Вашу маму по телевизору показывают!

Саманта не стала спрашивать, откуда она знает о матери, видимо, уже все в офисе в курсе.

Сандра схватила пульт, большой экран на стене вспыхнул, и через секунду Саманта увидела мать, потерявшую так свойственную ей устойчивость и падающую со стула вниз. В руке у нее было нечто непонятное, похожее на кусок гранита.

Саманта вздрогнула, когда Гейл с грохотом рухнула на пол. Она и забыла, что та тоже простая смертная, у нее тоже может пойти кровь из раны. Сердце подпрыгнуло к горлу. Мать раздражала, выводила из себя, но Саманта никогда не хотела, чтобы ее не стало.

Саманта поерзала в кресле, надеясь унять проснувшееся чувство вины. Она должна была первой протянуть руку, попытаться поговорить, объяснить, как ей и Элле было больно. Однако они обе ждали, что мать извинится за резкость суждений, за нежелание поддержать, потом прошло время и…

Неужели уже слишком поздно?

Оцепенев от одной мысли, Саманта уставилась в экран и во все глаза смотрела, как засуетились сотрудники, когда приехала скорая помощь. Мать лежала неподвижно, казалась слабой и беззащитной, из раны на голове шла кровь. Саманта не помнила ни одного мгновения в жизни, когда она так выглядела. Гейл Митчелл может быть только сильной и уверенной в себе.

— Вот… — прошептала Шарлотта. — Ей, должно быть, чертовски больно. Зачем они всё это снимали? Как непорядочно. Ты можешь подать на них в суд? Ого, сколько крови. Разве это нормально?

Саманта направила пульт на телевизор и выключила. Сердце колотилось так, что, кажется, ударялось о ребра, пульс учащался. Интересно, сестра это видела? Элла будет особенно расстроена. Несмотря на произошедшее между ними, сестра еще надеялась на восстановление мира в семье и не раз заговаривала о намерении сделать шаг первой, хотя и опасалась встретить отпор со стороны матери.

Саманта стояла будто в забытьи, не осознавая, что вокруг люди, и очнулась, лишь почувствовав прикосновение Шарлотты.

— Это шок, ничего удивительного. Пройди, сядь.

— Я в порядке, — Саманта отвела ее руку.

Шарлотта покосилась на Аманду:

— Мы видим, что не в порядке, босс, с нами можешь не притворяться. Мы близкие друг другу люди, и речь идет о твоей маме. На твоем месте я бы уже вовсю рыдала.

Она и сама бы рыдала, случись нечто подобное с мамой Шарлотты. Женщина часто заходила в офис, когда гуляла с Эми, и приносила что-нибудь из домашней выпечки. В воздухе появлялся чудесный аромат, и становилось теплее от материнской заботы, что было совершенно незнакомо и ново для Саманты.

Но трагедия случилась с ее матерью, а не с мамой Шарлотты.

— Звонивший… Ее помощник… — собственный голос показался незнакомым. — Он сказал, насколько серьезны травмы?

Ведь в случае смерти об этом сказали бы по телевизору, верно? Нет, она не умерла, но серьезно пострадала, если оператор снял все произошедшее.

Саманта перевела дыхание. Придется ехать в больницу, совесть не позволит поступить иначе. Она же не чудовище, чтобы не откликнуться на просьбу матери. Сейчас главное не думать о том, что в ее самые тяжелые, как и радостные, моменты матери не было рядом, она точно не пришла бы в больницу к дочери. Саманта никогда не хотела быть на нее похожей, не хотела и сейчас. Столкнувшись с ситуацией, требующей осмысления, она невольно думала: «А как бы поступила мать?» И непременно делала наоборот.

Вот и ответ на вопрос, что делать.

— Перезвони помощнику и скажи, что я выезжаю в Нью-Йорк вечером. Да, и отмени все разговоры и встречи.

— Все поняла, не волнуйся, — закивала Шарлотта. — Слушай, это правда твоя мама?

— Да.

Саманта потерла ладонью шею. И все же, верно ли она поступает? Что они скажут друг другу? Неужели просто сделают вид, что ссоры не было? Мать, вероятно, даже не знает, что она переехала в Бостон.

Шарлотта спешно делала записи:

— Я забронирую билет и вызову такси в аэропорт. Позвоню всем клиентам, с которыми ты работаешь, объясню, что у тебя в семье произошло несчастье.

— Нет. — Саманта принялась тереть лоб и мучительно думать. — Некоторые разговоры нельзя отложить. И я должна заехать домой, взять кое-какие вещи, вдруг придется остаться на ночь. Соедини меня сначала с Кайлом, надо перед ним извиниться, потом с тем парнем из Шотландии. У нас есть клиенты, которые точно захотят провести Рождество в Шотландии, надо успеть организовать туры. Остальным скажи, что свяжусь с ними, как только смогу.

— Но Кайл поймет, если ты…

— Соедини меня, Шарлотта. Спасибо.

Необходимо поговорить с ним прямо сейчас, иначе шанса спасти отношения уже не будет. Впрочем, что она спасает? И хочет ли спасти? Кайл был красивым мужчиной, интересным человеком, состоятельным и без вредных привычек, насколько она могла судить. Он дарил ей цветы, приглашал в хорошие рестораны. Она не желала его терять, несмотря на то что не испытывала чувств и он, похоже, тоже.

У них все было так: без эмоций. Порой совсем прохладно. Находясь рядом, Саманта никогда не испытывала непреодолимого желания затащить его куда-то, чтобы остаться наедине. Он никогда не смотрел на нее с восхищением. Идеальный партнер для той Саманты, которую она показывала миру, — утонченной и сдержанной. Но другая Саманта — страстная, порой безрассудная — желала большего.

Почему она не может всегда быть такой? Что ее сдерживает? Возможно, дело не только в матери.

Она выпрямилась и расправила плечи. Детство давно закончилось, настало время самой нести ответственность за все, что происходит в жизни. И решать, что в ней изменить, должна только она сама.

Саманта вздрогнула. Мысли показались навеянными книгой матери. Действовать и не ждать удачи. Ненавистная обложка бросалась в глаза каждый раз, когда она заходила в книжный магазин.

В душе поселились сомнения, вызванные нежеланием следовать советам матери.

Осознав, насколько это смешно, Саманта едва сдержала улыбку. Это ее жизнь, ее решения, мать даже не узнает об этом. Стоит принять его прямо сейчас, не дожидаясь Нового года. Начнем с Кайла. Она не будет спасать отношения, она с ним расстанется. Ужасно, что она забыла о свидании, но еще страшнее, что не вспомнила об этом и на следующий день. Даже неискушенный в отношениях с мужчинами человек — как она, например, — должен понимать, что это плохой знак. Ей нужен совсем не такой мужчина, как Кайл.

Больше никаких простых, блеклых романов, не приносящих радости. Со следующим мужчиной, если такой встретится на пути, она будет честна и откровенна, рискнет и откроет ему свое истинное «я». Может, она сама виновата? Страсть не появится в отношениях, если не позволять себе дать волю чувствам и эмоциям. Она хотела, мечтала об этом, но ничего не могла сделать.

Представив, в какой ужас пришла бы мать, услышав ее откровения, Саманта приободрилась.

— Давай, Шарлотта, я готова к разговору.

— Хорошо… Знаешь, хочу сказать, что считаю тебя очень сильной. В такой ситуации ты держишься превосходно. — Шарлотта уткнулась в планшет. — Давай уточним, а то после неспокойной ночи с Эми у меня в голове туман. Итак, я звоню личному помощнику твоей мамы и сообщаю, что ты приедешь в больницу к вечеру. Мортонам говорю, что Исландия — отличный выбор, этот тур ты лично им рекомендуешь. Пусть ознакомятся с программой, а ты позвонишь позже и ответишь на вопросы. Затем я соединю тебя с лэрдом, а ты постараешься убедить его, что приезжать лично нет необходимости. И последний звонок — твоей сестре.

— Сестре я позвоню сама. Соедини меня с Кайлом. И прекрати называть шотландца лэрдом, я могу случайно сама его так назвать.

— Хорошо. Я все поняла.

Взволнованная Шарлотта удалилась вместе с остальными девушками, а Саманта прошла к столу.

Захлопнула ноутбук, сунула его в сумку. Возможно, удастся поработать в самолете или в больнице. Скорее всего, придется ждать в коридоре, мать не захочет впустить ее в палату.

Пошарив под столом, влезла в туфли, не вполне понимая, почему непременно надо быть на каблуках, расставаясь с парнем по телефону. От мысли о скорой встрече с матерью подступила тошнота, усиливающаяся оттого, что сейчас предстоит непростой разговор с Кайлом. В теле появилась нервная дрожь, как за несколько мгновений до прыжка с парашютом, совершенного когда-то в благотворительных целях.

Саманта пригладила волосы и нажала кнопку на телефоне.

— Шарлотта, если ты не кормишь Эми, принеси мне выпить, пожалуйста.

— Конечно! Чай или кофе?

— Водки. Со льдом.

Молчание.

— Конечно. Уже несу, — не очень уверенно произнесла Шарлотта.

Через пару минут девушка появилась в дверях под перезвон кубиков льда в стакане.

— Вот. Я тебя не осуждаю, даже не думай. Мама в больнице, личная жизнь рушится, в общем, одни проблемы, неудивительно, что ты решила выпить.

— Спасибо.

— Я опять лезу не в свое дело? Черт. Когда я научусь себя сдерживать?

— Все нормально. И ты права. С личной жизнью все ужасно.

Но она непременно со всем разберется.

Шарлотта положила руку ей на плечо:

— Я просто хотела сказать, что можешь на меня рассчитывать, если захочешь поговорить. Ты всегда готова выслушать каждого, у кого проблемы, а сама держишь все в себе.

Она всегда так поступала, опасаясь последствий проявления чувств. Может, стоит подумать, как изменится жизнь, если два ее «я» сольются воедино? Все равно что войти в безупречно чистую квартиру и найти на полу разбросанное белье.

Шарлотта не спешила выпускать из рук стакан.

— Знаешь, вместо водки я могу тебя крепко обнять — это лучший способ успокоиться, когда нервничаешь или переживаешь.

— Шарлотта…

— И я не сплетница, ты же знаешь, я никому не расскажу. И не пойду к прессе, как ты, возможно, опасаешься.

— Я знаю.

— Ты никогда не говорила о маме, теперь я понимаю почему.

— Понимаешь?

Радоваться этому или огорчаться? Могут ли люди проникнуть сквозь броню и разглядеть, что под ней?

— Конечно. Все же очевидно. Гейл Митчелл — легенда, стоит всем узнать, что ты ее дочь, так сразу начнутся расспросы, просьбы подписать книгу и все такое. Ты боишься, что люди будут проявлять интерес к тебе только из-за мамы, но поверь, это совершенно напрасно. Ты сама личность яркая и благотворно влияешь на людей. Только посмотри, какую фирму ты создала! Хотя, конечно, «Труд, а не удача»… — Шарлотта расплылась в улыбке. — Я прочитала ее три раза. И сделала предварительный заказ на книгу «Новая сильная ты».

Ох, зачем мать только написала эту чертову книгу?

Пожалуй, надо постоянно держать в кабинете бутылку водки. Буду развлекать себя новой игрой: один глоток, если кто-то скажет лестное о матери, и два глотка, если кто-то произнесет название ее книги.

— Шарлотта, давай покончим со звонками.

— Да, конечно. — Девушка наконец поставила стакан на стол. — Я тобой восхищаюсь, Саманта, ты очень сильная, в такой момент можешь думать о работе.

— Спасибо.

Дождавшись, когда за Шарлоттой закроется дверь, она взяла бокал. Неужели ей так сложно справляться с жизненными трудностями, что приходится прибегать к алкоголю? Надо было согласиться на объятия.

Саманта отставила стакан. Нет, это не решение и не то, что ей нужно. Она поговорит с Кайлом и вознаградит себя порцией двойного эспрессо в любимой кофейне по дороге в аэропорт.

Почему с матерью связаны только неприятные чувства?

Гейл Митчелл внушила обеим дочерям, что любые отношения мешают достигать успеха и поставленных целей, что в бурном море жизни это все равно что тяжелый камень, который тянет на дно. Всякий раз, разрывая отношения, Саманта нервничала: считала, что угождает матери. Может, именно в этом причина непривычно долгого романа с Кайлом? Ведь мать одобрила бы их расставание.

На телефоне вспыхнула лампочка. Все же разойтись — лучший выход в их случае.

— Привет! — заговорила она в трубку. — Во-первых, извини, что вчера так получилось. Я была завалена работой, освободилась только к полуночи.

Она ни за что не признается, что забыла о свидании и вспомнила только благодаря Шарлотте.

— Ладно, это неважно. Я прошу прощения.

Услышав вздохи в трубке, Саманта поспешила добавить:

— Нет, не перебивай, позволь мне закончить. Пожалуйста. Я буду с тобой честна. Ты хороший друг, мы отлично проводили время, мне нравится с тобой разговаривать, но между нами не вспыхнула искра, признай это. За ужином или в театре мы ведем себя как пара средних лет, иногда ты берешь меня за руку, когда провожаешь домой. Мы ведем себя как воспитанные, уравновешенные люди, что, собственно, неплохо. Вероятно, причина во мне, ведь мы оба знаем, что я не умею выражать эмоции. Но я очень хочу научиться, Кайл. Ты даже не представляешь, как сильно я хочу. Хочу испытывать чувства и переживать эмоции. Но рядом с тобой у меня не получается. Поверь, это не твоя вина. Я так долго носила маску, теперь хочу всегда быть такой, какая я на самом деле, в душе.

Саманта говорила и не могла остановиться.

— Возможно, причина в том, что мы не испытываем чувств друг к другу или я не умею испытывать, потому что постоянно контролирую себя. — Мамочка, спасибо тебе за это! — Я в долгу перед собой и хочу дать себе большее. Не ожидаю бури страсти, но хотя бы легкий ветерок. И ты, без сомнения, заслуживаешь того же. Мы оба заслуживаем большего, чем ровные, сдержанные и скучные отношения. Надо признать, нам обоим чего-то не хватает.

Саманта смотрела на кружащиеся за окном снежинки. Странно ощущать одиночество в городе, где проживают сотни тысяч людей. Как найти в этой толпе человека, способного изменить твой мир? Для начала надо быть честной прежде всего с собой.

— Кайл, на самом деле ты совсем меня не знаешь. И в этом тоже виновата я, не ты. Я не такой человек, каким ты меня считаешь, не такая примитивная. Настоящая я хочет влюбиться без памяти, чтобы забыть о работе и обязанностях, а не о мужчине и свидании. Хочет бежать в обеденный перерыв в магазин, чтобы купить сексуальное белье, а не сидеть в кабинете, разговаривая с клиентами. Хочет лежать в постели обнаженной, пить шампанское, а не сидеть в душном зале театра с незнакомыми людьми. Хочет заниматься сумасшедшим сексом, не заботясь о месте и времени и уж точно не думая о планах на завтрашний день. Я хочу… с замиранием сердца смотреть на звезды, когда меня целует мужчина.

Неужели она произнесла все это вслух? Неужели это была она?

Несомненно, все это логично для женщины, решившей быть откровенной, но очень непривычно. Такое ощущение, будто прошла голой по Ньюбери-стрит. Слава богу, разговор скоро закончится и не придется вновь об этом думать. Вот что бывает, если дать право высказаться эмоциональной и страстной Саманте. Пожалуй, лучше держать ее запертой внутри, иначе непоправимых последствий не избежать.

Краснея от смущения, она продолжала:

— Итак, я хочу сказать, что все кончено, думаю, ты и сам это понимаешь. Знаю, тебя многое во мне раздражало, например моя любовь к сестре и привычка разговаривать с ней каждый день. Это моя жизнь, и она останется такой, без страсти и ярких эмоций, поэтому нам лучше признать, что пора расстаться. Мы отлично провели время, но пора все закончить.

Все! Она сказала! Сказала! И даже больше, чем планировала.

Саманта закрыла глаза и принялась дышать глубоко и медленно, пытаясь унять сердцебиение. Она и не предполагала, что будет так волноваться.

Кайл молчал, вероятно, был шокирован ее речью, впрочем, как и она сама. Пить шампанское в постели голой? Откуда это-то взялось?

Она подождала еще несколько мгновений и не выдержала:

— Знаешь, мне как-то не по себе оттого, что ты молчишь… — Мягко говоря! — Скажи хоть что-нибудь.

В трубке не слышалось ни звука.

Саманта раздраженно поморщилась. Впрочем, она не сомневалась, что поступила правильно, разорвав отношения. Была честна, открылась, как советуют во всех книгах об отношениях с мужчинами. И что получила в ответ? Никакого понимания и желания разговаривать.

— Кайл, скажи же, что ты думаешь?

— Что я думаю?

Голос ответившего ей мужчины был низким, глубоким и совсем незнакомым.

— Думаю, вы меня с кем-то перепутали. У нас не было ужина в ресторане, скучного или какого-то другого, мы не занимались сексом, так что не могу ничего сказать о страсти между нами, но идея пить шампанское в постели обнаженными мне нравится. Я не знаком с Кайлом, но, полагаю, парню есть над чем подумать, потому что вы правы, никому не нужны скучные отношения без эмоций и чувств.

Саманта остолбенела, кажется, даже перестала дышать.

Кто это?

Шарлотта должна была позвонить Кайлу и шотландцу, Броди Макинтайру, владельцу поместья в нагорье.

Если на линии не Кайл, остается только…

Не сказав ни слова, Саманта потянулась за стаканом с водкой и залпом выпила содержимое.

Элла

— Всего кусочек. — Элла Митчелл разрезала соцветие брокколи и улыбнулась дочери. — Только один.

— Сначала обнимашки, мамочка.

— О нет, — Элла строго покачала головой. — Тебе не удастся меня обмануть. Сначала едим брокколи, потом обнимаемся.

Табита недовольно скривилась:

— Почему?

Любимый вопрос — почему. Бесконечное «почему».

— Это вкусно и очень полезно.

— Она противная.

— Вовсе нет. Это здоровая, полезная еда. Благодаря ей ты будешь сильной и здоровой. — «Неправильные аргументы, Элла». — Смотри, капуста похожа на новогоднюю елку.

Видя, что Таб хмурится еще сильнее, она подхватила и подняла над тарелкой соцветие.

— У елки иголки.

— Верно. Но издалека…

Таб замотала головой:

— Елка большая.

Этот способ тоже не сработал.

— Послушай, если ты будешь есть овощи, я смогу считать себя хорошей мамой, а мне очень хочется быть хорошей мамой.

— А мне хочется быть единорогом.

Элла рассмеялась. Надо будет непременно рассказать об этом диалоге Майклу за ужином. Дети дают немало поводов для смеха.

— Ты знаешь, а единороги едят брокколи.

Голубые глаза Таб, такие же невообразимо красивые, как у отца, стали еще больше от удивления.

— Почему?

— Потому что им известно, как это полезно.

Таб поковыряла пальцем кусочек на тарелке:

— Откуда ты знаешь, что они едят брокколи?

Элла сомневалась, должно ли ее радовать или огорчать нежелание дочери верить всему на слово.

— Единороги — существа мифические, их питание для нас тайна, но точно известно: чтобы вырастить рог, им необходимо много витамина D, кальция, калия и фосфора.

Таб осторожно положила кусочек в рот.

— А мы будем рисовать рождественские открытки?

— Надеюсь, если захочешь. Мне очень нравится делать открытки, можем украсить их блестками.

Элла зажмурилась от предвкушения. Она обожала Рождество: шум, смех, суету. Но больше всего радовала возможность провести время с семьей.

Она наклонилась и чмокнула Таб в макушку:

— Я люблю тебя, милая. Ты ведь знаешь?

Она считала это важным и часто говорила дочери о любви, никогда не сдерживала чувств.

— И я тебя. Давай наряжать елку.

— Не сейчас, немного позже.

— Почему не сейчас?

— Потому что она высохнет и осыплется к Рождеству.

Это была единственная причина. Будь ее воля, Элла бы оставила в доме елку на весь год. От света крошечных огоньков на душе становилось теплее. Рождество стало для нее временем семейного счастья.

— А мы можем встретить Рождество в заснеженном лесу?

— Нет… Думаю, нет. А почему ты так решила?

— Так написано в моей книге. И на картинке очень красиво.

— И у нас тоже будет красиво. И уютно. Обещаю. Нарядим большую елку, украсим дом и зажжем камин. Приедет тетя Сэм, мы испечем печенье. — Элла давно составила список всего, что хотела сделать. Они с Таб решили смастерить украшения сами и доставать их каждый год, пока те не порвутся.

— А тетя Сэм будет работать?

— Если только по телефону, у нее ведь очень много дел.

— Папа называет ее магнит.

— Магнат, милая, а не магнит. Магнат — это очень сильный и влиятельный человек.

— Сильный?

— Да, физически сильный и могущественный.

— А что значит влиятельный?

Вопросы следовали один за другим, казалось, это никогда не закончится. Элла все чаще склонялась к мысли, что ее кто-то проверяет, сорвется она наконец или нет.

— Тетя Сэм — магнат, — просияла Таб.

— Милая, папа подшучивает над Сэм. — Как донести до ребенка ироничность слов? — Но твоя тетя очень умная, это правда.

— А ты тоже магнат?

— Нет, я просто твоя мама. И это делает меня очень счастливой.

Элла никогда не мечтала о карьере и успехе в бизнесе, но сестрой гордилась. Успехом она считала добросовестно выполненную работу, осознание того, что помогла человеку, пусть и в малом.

Будучи учителем, высшей наградой для себя она считала изумление и восторг в глазах ребенка, осознавшего, что из букв можно сложить слова: д-о-м — дом. Дом! Работая бариста, она готовила кофе и радовалась, что может сделать утро человека лучше и, возможно, спасти кому-то жизнь: Элла верила, что хороший кофе может быть спасением во многих ситуациях. Еще раньше она трудилась в книжном магазине. «Прочитайте эту книгу, она наверняка будет вам полезна». Наш мир — не самое счастливое место, она усвоила это с детства. Элла не могла изменить его глобально, но в мелочах была в состоянии сделать жизнь легче для себя и окружающих.

Теперь она мать и строила не карьеру, а семью, возводила невидимые стены, защищающие ее мир от невзгод.

В дальнем углу кухни в сумке зазвонил телефон. Элла не пошевелилась.

— Это твой телефон, — ткнула пальчиком в его сторону Таб.

— Знаю, милая.

— Надо ответить, мама.

— Пусть звонит, наш разговор для меня важнее.

— Но это может быть важно.

— Не важнее общения с тобой.

Элла поцеловала дочь, погладила по щеке, наслаждаясь прикосновением к мягкой коже, ароматом ванили и розы, а еще юности, задора и надежды. Взгляд дочери был пытливым, любопытным, она пребывала в том прекрасном возрасте, когда изучала мир и пыталась расставить в нем все по местам. Почему-почему-почему доводили до исступления многих матерей, но не Эллу. Напротив, она мечтала, чтобы это удивительное время длилось дольше, мечтала навсегда сохранить такие близкие и доверительные отношения с дочерью. Телефон она стала ненавидеть за его способность разразиться звонком в самый неподходящий момент и разрушить его очарование. Возмущало его бесцеремонное, навязчивое вторжение в жизнь, он мешал и пожирал время. Будь ее воля, она никогда бы не пользовалась мобильным, но Майкл настаивал, чтобы телефон всегда был при ней.

Мелодия стихла, но через несколько секунд звонок раздался вновь, едва дав Элле расслабиться.

Таб принялась возить по тарелке кусочек брокколи.

— А если это тетя Сэм?

— Она не станет звонить в середине дня: у нее очень много дел.

Впрочем, вдруг это действительно Сэм? Или Майкл? Всем известно, что телефон она носит с собой для звонков в экстренных случаях. Вдруг это именно такой случай?

Элла встала, переступила через куклу на полу, потом через горку платьев для нее и взяла сумку. Краем глаза она заметила, как дочь бросила кусочек брокколи под стол, и уже готова была высказаться по этому поводу, но увидела на дисплее имя сестры. Что случилось? Она никогда не звонит днем.

— Сэм? Если ты звонишь сказать, сколько раз мы еще будем ложиться спать до наступления Рождества, знай, листок с цифрами висит у нас на стене. Таб нарисовала таблицу, мы вычеркиваем каждый прошедший день.

— Я… Нет. Не в этом дело. Ты не смотрела телевизор?

— Нет. Я же днем никогда его не включаю. — Элла наклонилась и подняла с пола красный мелок. — С утра мы смотрели программу «Маленькие музыканты», где ведущая учила играть на тарелках, — у меня до сих пор звон в ушах. Потом мы гуляли в парке, а по дороге зашли в один милый магазинчик товаров для шитья и купили потрясающую золотую парчу, сошьем из нее бальное платье для Миллисент. Но сначала доделаем рождественские открытки.

— Миллисент? Ах да, кукла, вылетело из головы.

— Ты же сама ее подарила. Таб ее больше всех любит.

— Если любимая племянница просит купить куклу, она всегда ее получит.

Элла с улыбкой посмотрела на дочь, нахмурилась и покачала головой, видя, что та собирается отправить под стол еще кусочек такой полезной капусты.

— Ты ее балуешь. Впрочем, и я тоже.

— Это любовь, и Таб очень повезло. Послушай, Элла… мне надо кое-что тебе сказать.

Элла подошла к дочери, посмотрела на нее со всей строгостью, на которую была способна, и подняла с пола зеленый комок.

— Говори. И почему ты спрашивала о телевизоре? Я пропустила что-то важное? У тебя проблемы с компанией? Или ты нашла фильм, который мы будем смотреть в Рождество?

Молчание в трубке показалось неожиданно долгим.

— Это касается нашей матери.

Кусочек брокколи выскользнул из руки и приземлился на пол. Таб восторженно выбросила вверх кулачок.

Элла села, сохраняя на лице улыбку, чтобы не испугать дочь.

— Что с ней?

— Все в порядке, но она в больнице, — Саманта говорила спокойно, лишь констатируя факты. — Это же наша мать, ее ничем не проймешь. Я сама этим займусь, а тебя прошу не смотреть новости, чтобы не нервничать. Элла? Что ты молчишь? Тебе плохо?

Грудь неожиданно сильно сдавило.

— А как ты узнала? Она тебе звонила?

— Ее личный помощник сообщил моему секретарю.

Так связываются настоящие магнаты.

— Определенно по ее просьбе, хочет, чтобы мы были в курсе. Откуда она узнала, что ты в Бостоне?

В душе шевельнулось волнующее чувство. Может, это надежда на лучшее?

— Что с ней? Сердце?

— Нет, она получила травму.

— В машине?

— Нет, упала со стула и получила удар по голове одной из наград вскоре после интервью. Оператор не выключил камеру и снял во всех подробностях. Тебе лучше на это не смотреть.

— Мамочка! — Табита насупилась. — У тебя такое странное лицо. А разве у машины бывает сердце?

Элла старалась дышать нормально и совладать с лицом.

— Все в порядке, милая.

— Ты бледная. Может, тебе поесть брокколи, раз в них много витаминов?

Таб протянула последний кусочек, и Элла непроизвольно взяла его. Сейчас, как и всегда, когда думала о матери, она чувствовала себя слабой, беззащитной, растерянной. И еще виноватой. За то, что не смогла стать успешной, что разочаровала мать, так многим пожертвовавшую ради нее.

«Поверить не могу, что моя дочь сделала такой ужасный выбор!»

— В какой она больнице? — отыскав в сумке ручку, нацарапала на попавшемся листке продиктованное Самантой. — Могу быть на Манхэттене самое позднее через три часа.

Элла жила в Коннектикуте, в небольшом городке на берегу океана — популярном месте семейного отдыха. Большие города были от нее далеко, как и прошлая жизнь, уже почти забытая.

— Не надо, занимайся Таб. Зачем мучиться нам обеим? Я справлюсь. Шарлотта уже заказала билет из Логана в аэропорт Ла-Гуардия, к вечеру буду в больнице. Переночую в гостинице, сообщу тебе, как только поговорю с врачами и что-то выясню.

Элла уже открыла рот, чтобы спросить, почему сестра решила остаться в Нью-Йорке на ночь, но вовремя сообразила, что, учитывая время, у нее не будет выбора. Ей самой придется поступить так же, иначе предстоит возвращаться ночным поездом. Провести ночь без Таб будет сложно, ведь они не расставались с момента ее рождения, но поехать непременно следует.

— Я приеду, — уверенно произнесла Элла, чувствуя, как сильнее забилось сердце. — Только напишу сообщение Майклу.

— Нет, Элла. Во-первых, сообщать Майклу нет нужды, потому что ты никуда не едешь. А во-вторых, не надо говорить Майклу и приезжать тоже не надо.

Как соблазнительно позволить сестре разбираться одной, но она не сможет. Они всегда поддерживали друг друга, так было и будет. Она не оставит Саманту, та поступила бы точно так же.

— Спасибо, что беспокоишься, но со мной все хорошо. Она хотела видеть нас обеих, мы приедем вдвоем. Переночуем в одном номере в отеле, поболтаем. Подожди минутку. — Элла положила телефон на стол и быстро написала сообщение мужу. — Все. Отправлено.

— Стоит ли тебе ехать после того, что случилось в последнюю встречу, после того, что она тебе наговорила? — голос Саманты дрогнул. — Правда, Элла, не надо тебе приезжать.

— Она же… — Элла покосилась на Таб, сидевшую навострив ушки. — Пойми, я должна.

— Почему? Потому что мы ее дочери? Ей всегда было интереснее вдохновлять и поддерживать чужих людей, а не нас.

— Я знаю, но не хочу быть такой, как она. И не буду. Я просто не смогу с этим жить. Уверена, ты думаешь так же.

— Так же, — вздохнула Саманта. — Ладно. Встретимся в Нью-Йорке. Но прошу тебя, скажи, что ты не ожидаешь от этой встречи многого. Она не прижмет нас к груди, не скажет, как любит нас и гордится нами.

— Как считаешь, она извинится?

— Сомневаюсь, — помолчав, ответила Саманта. — Прошло пять лет.

— Но она сама просила нас приехать! — Элла понизила голос и отошла в дальний угол кухни, чтобы Таб не могла слышать каждое слово. — Она протянула нам руку, надеюсь, это добрый знак.

— Ты большая оптимистка. Похвальная черта, но иногда это меня пугает. Пока ведь неизвестно, почему она к нам обратилась. Если ты надеешься, что мы встретимся и отношения станут прекрасными, лучше не приезжай, не хочу, чтобы тебе опять было больно. Понимаю, тебе неудобно говорить из-за Таб, но ты поняла, что я имею в виду, так ведь?

— Да. Скажи, ты в порядке? — Элла посмотрела через плечо на Таб. — У тебя напряженный голос.

— Все нормально. Конечно, это не лучший день в жизни, но…

— Проблемы на работе или с Кайлом?

— Мы с Кайлом расстались. Я сама сделала выбор, но все же было сложно. Мамина теория не всегда работает.

Элла поджала губы, но промолчала. По ее мнению, у Кайла привлекательности было не больше, чем у залежалого фрукта, но говорить об этом сестре, разумеется, не следует. В личную жизнь Саманта никого не пускала, это была единственная тема, которую они никогда подробно не обсуждали.

— Как вообще ее помощник нашел твой номер? Мы обе переехали за то время, что не общались.

— Полагаю, в интернете.

— Представляю, как шокировал тебя этот звонок.

— Да, сегодня таких было несколько.

Элла поморщилась:

— Несколько?

— Ладно, неважно.

— Нет, я хочу знать.

— Мне так стыдно, что я пока не могу об этом говорить.

Элла была заинтригована и собиралась подробно расспросить сестру, когда услышала поворот ключа в замке — Майкл.

— Мне надо идти, Майкл приехал. Отправь мне сообщение с названием больницы, адресом и всеми деталями, встретимся там.

Элла отключилась и бросила телефон в сумочку.

Мама в больнице. Мама. Она скоро увидит маму.

Стоило мужу войти в кухню, как она мгновенно успокоилась, сердце стало биться ровно. Рядом с ним ей всегда было хорошо, она чувствовала себя нужной, любимой, уверенной в правильности своих решений. И самое главное, казалась себе успешной личностью.

Муж, маленькая дочка и сестра были ее миром, ее семьей, о которой она всегда мечтала.

— Папочка! Обнимашки! — Таб спрыгнула со стула и бросилась к отцу. Тот подхватил ее и подбросил в воздух.

— Как дела у моей девочки?

Он мельком взглянул на Эллу, давая понять, что обращается к ней. Увидев сообщение от жены, он сразу поехал домой, понимая, как тяжело ей наедине с этой новостью. И поговорить она с ним не сможет, потому что рядом Таб.

— Хорошо, — улыбнулась дочь.

Майкл сел, устроив малышку на колени, другой рукой обнял Эллу за талию. Волна тепла растворила боль и подарила умиротворение.

— Мне позвонила Саманта.

Она села, положила голову на плечо мужа и потерлась щекой о мягкую ткань шерстяного пиджака. Она была холодной, будто морозному воздуху удалось спрятаться между ворсинок, чтобы остаться подольше.

— Нужно ехать.

— Я читал твое сообщение. Прошу, откажись от поездки. Не хочу, чтобы ты расстраивалась.

Таб погладила ее по голове:

— Мамочка, тебе грустно?

— Нет, конечно, милая, как я могу грустить, когда вы с папой рядом? — Она поцеловала дочь в лоб. — Иди, принеси рисунок, который мы нарисовали для папы.

Дождавшись, когда дочь выйдет, Элла повернулась к Майклу:

— Пойми, я не могу не поехать.

— Можешь, Элла. Хотя все равно поедешь.

Он снял пиджак, ослабил галстук и расстегнул верхнюю пуговицу сорочки.

— Что ж, если ты так этого хочешь, поедем вместе.

— Что? Это невозможно!

— Милая, я люблю тебя и хочу помочь.

Сердце подпрыгнуло и упало. Нет, он не может поехать с ней. И объяснить ему причину она не может.

— Ты должен остаться с Таб. Я не повезу ребенка в больницу.

— Вызовем няню.

— Мы никогда не оставляли ее с чужим человеком. Не волнуйся, я справлюсь без тебя.

Майкл несколько секунд смотрел на жену пристально, будто пытался проникнуть в мысли.

— Значит, не хочешь, чтобы я там был. И почему?

— Просто… эта встреча будет непростой, с моей мамой всегда все сложно.

— Как скажешь.

В голосе появилась резкость, от которой Элле стало не по себе.

— Считаешь, я преувеличиваю?

— Нет, но ты меня с ней не познакомила, и мне интересно знать причину. Почему ты не позволяешь увидеться с твоей матерью? Чего ты боишься? Мы вместе более пяти лет. У тебя нет других родственников, кроме нее и Сэм.

Для Майкла это очень важно, он сам в двадцать лет потерял обоих родителей. Элла взяла в руку фотографию, на которой они с мужем весело смеялись, и ощутила, как сжалось сердце. Идеальная пара. Они стали родителями в зрелом возрасте — неожиданность, но очень приятная. На этой фотографии они оба излучали любовь.

— Я помню, сколько лет мы вместе, и я благодарна судьбе за каждую минуту. — Она вернула рамку на место. — И все пять лет я не общалась с мамой. Поверь, мне будет совсем не просто.

— Я понимаю. — Он крепко обнял жену. — И знаю, как это тебя расстраивает. Но поверь, не нужно ограждать меня от трудностей.

Элла закрыла глаза, от неприятных мыслей ее стало подташнивать. Она скрывала от мужа правду с самого начала, а теперь не знала, как все рассказать.

— Для нас главное, чтобы Таб ничего не поняла и не почувствовала. Я хочу, чтобы мой ребенок жил в мире любви и заботы. К тому же ты забыл, со мной будет Сэм.

— Куда ты едешь, мамочка? — Таб подошла незаметно и встала рядом.

— Мамочке нужно встретиться с тетей Сэм. — Элла погладила дочь по плечу. — Но завтра я уже вернусь.

— Тетя Сэм в больнице? У нее сердечный приступ?

Да, от дочери ничего не скроешь.

— Нет, милая, она не в больнице. И сердечного приступа ни у кого нет.

— А кто в больнице? Ты же сама спрашивала, в какой больнице?

— Я…

Элла растерянно посмотрела на мужа и пожала плечами. Он считал, что всегда надо говорить правду, но сейчас ведь совсем не тот случай, правда? Она не сможет объяснить Таб, каковы ее отношения с матерью. Она самой себе не может объяснить.

— Одна наша знакомая…

— А как ее имя?

— Гейл, — Элла сглотнула ком. — Ее имя Гейл.

Майкл едва заметно мотнул головой, встал и прошел к холодильнику.

Полученной информации Таб явно было мало.

— Она твоя подруга?

— Она… не совсем… мы давно ее знаем…

Дверца холодильника с шумом захлопнулась, но Элла побоялась повернуться и посмотреть в глаза мужу.

Таб сосредоточенно нахмурилась. Очевидно, что игра в детектива ей очень нравилась.

— Значит, она папочкина подруга?

— Нет, милая, он никогда…

Лучше прекратить разговор, большего она не желает рассказывать.

— Таб, мне пора собираться.

— Можно мне сделать для нее открытку? Когда люди болеют, им нравится получать открытки. А можно я поеду с тобой, я соскучилась по тете Сэм.

— Нет, милая. В другой раз. Но я обещаю, что ты скоро увидишь тетю Сэм.

— На Рождество?

— На Рождество точно.

— Остались двадцать четыре ночки, и придут Санта и тетя Сэм.

Девочка закружилась по комнате, Майкл проводил ее взглядом и повернулся к жене:

— Не буду тебя останавливать, дорогая, если ты все решила, но знай, мне это не нравится.

Завершив круг, Таб остановилась перед ними:

— Я хочу поехать с мамой и познакомиться с ее подругой.

Сначала муж, теперь и дочь. Почему в ее жизни все так сложно?

Майкл поцеловал дочь и присел, чтобы лица их были на одном уровне:

— Значит, ты уедешь с мамой и не будешь смотреть со мной фильм и есть попкорн?

— Попкорн! — подпрыгнула Таб.

— Мы могли бы вместе его приготовить, жаль, что тебя не будет.

— А какой будет фильм?

Майкл рассмеялся и подмигнул Элле:

— Ты видишь? Ребенок умеет договариваться. Может, станет юристом, как отец?

— Не дави на нее! Вдруг она захочет работать в приюте для животных, или танцевать в балете, или станет воспитательницей в детском саду.

Увидев, как брови мужа поползли вверх, она поспешила добавить:

— Извини. И забудь. Это моя больная тема.

— Разумеется, Таб выберет любое дело, которое будет приносить ей радость и удовлетворение.

Он потрепал дочь по плечу и поднялся.

— Мы отлично проведем вечер, Табита Мелоди Грей.

— Давай немножечко поиграем в принцессу, а потом фильм.

— Конечно.

Майкл кивнул, сунул руки в карманы и озадаченно посмотрел на Таб:

— Только я не умею играть в принцессу. Я буду принцем и спасу тебя из темницы?

Таб захлопала глазами от удивления:

— Нет же, это я тебя спасу. Ты испугаешься дракона, потому что он большой-пребольшой, а я отрублю ему голову и спасу тебя. Будет много крови, и ты упадешь в обморок.

Майкл вскинул бровь:

— И все? На этом конец сказки для меня и дракона? Жестоко. Что ж, тебе придется научить меня этой игре, в этой области мне явно не хватает знаний.

— Ну ты же не можешь все знать и уметь, — заявила Таб, ведь она была доброй и милосердной девочкой.

— Значит, я не все знаю и умею?

Майкл рассмеялся, потом зарычал и принялся щекотать Таб. Убегая и догоняя, они носились по всему дому. Элла с умилением слушала счастливый визг дочери. Она снова и снова влюблялась в Майкла минимум пять раз в день, и сегодняшний не стал исключением.

— Саманта будет ждать меня в больнице, — выкрикнула она и взяла сумочку. — Жаль, что пришлось просить тебя уйти с работы раньше.

— А мне нет. Я увидел свою красавицу-жену и буду играть с моей любимой принцессой-воином.

Он опять принялся щекотать Таб, та повалилась на пол, извиваясь и смеясь.

Сердце кольнуло от боли, так ей хотелось остаться дома и провести вечер с мужем и дочерью. Они с Таб приготовили бы попкорн и устроились на диване в гостиной их маленького дома, где ее любили и принимали такой, какой она была.

— Мне надо переодеться.

— Зачем? — Майкл вытянул конец галстука из рук дочери. — Ты замечательно выглядишь.

— Не могу же я приехать в больницу в джинсах и свитере?

— Для визита в больницу существует дресс-код?

— Нет, но для визита к… — Элла запнулась. К матери она не может явиться в таком виде. — Неважно, мне надо переодеться.

— Элла!

Голос мужа остановил ее уже наверху.

— Что?

Пальцы нервно сжали перила. Майкл быстро взбежал по лестнице.

— Ты делаешь это ради мамы?

— Да.

И это далеко не все. Ради матери она отказалась от себя и ненавидела человека, которым стала.

— Ты имеешь право носить все, что пожелаешь.

Он откинул с ее лица волосы и крепко поцеловал.

— Я поеду с тобой, поддержу, если будет тяжело. Таб научила меня нескольким приемам против драконов. И обещаю не падать в обморок, даже при виде лужи крови.

Элла натянуто улыбнулась:

— Спасибо, но мне лучше поехать одной.

— Почему? Я знаю, она тебя обидела, но прошло пять лет, Элла. У нас растет дочь.

— Знаю. Я все это знаю.

— Но ведь должен быть способ залечить рану. У вас сложные отношения, но ведь она бабушка Таб.

— И что? Это ничего не значит.

Эллу приводила в ужас одна лишь мысль о том, чтобы показать дочь матери.

— Пойми, мама знает, как стать лучшим генеральным директором, какой совет дать отчаявшемуся человеку, может увидеть ошибки в восхождении по карьерной лестнице и указать на них. Но она неспособна быть бабушкой. Ты ошибаешься, если думаешь, что мама милая и заботливая. Я не раз совершала одну и ту же ошибку и сейчас совершаю. Мне надо побороть себя, измениться, иначе я снова и снова буду испытывать боль и разочарование. Я не желаю вовлекать в это Таб, даже ради воссоединения семьи.

— У тебя есть семья, Элла, — Майкл прижал ее к груди. — Я, Таб и Саманта.

— И больше мне никого не надо. Главное не количество, а качество, верно?

— Прости, не хотел тебя расстраивать.

— Я знаю, любимый, но не жду, что ты меня поймешь. Мама никогда не гордилась мной и тем, что я сделала, ни одного мгновения в жизни. — Элла сглотнула ком. — И ни разу не сказала, что любит меня.

Муж поцеловал ее в висок:

— Я горжусь тобой. И я люблю тебя.

— Знаю. Спасибо тебе.

Ей должно хватать и этого, но нет. Глубоко в душе она все еще чувствовала себя неудачницей. Что же она за человек, если так разочаровала мать?

— Я понимаю, тебе было больно и обидно, что она не пришла на нашу свадьбу. Мне тоже, точнее, я был невероятно зол. Но, милая, прошло почти пять лет, может, настало время перевернуть страницу? Скоро Рождество — время добрых дел. Ей наверняка любопытно посмотреть на мужчину, которого выбрала дочь.

Элла опустила голову на грудь мужа, чтобы он не видел покрасневших щек. Как же получилось, что все так запуталось?

Маме совсем не любопытно, потому что она не знает о браке дочери. И о том, что у нее есть внучка. Элла ничего ей не сказала.

И на свадьбу мама не пришла не потому, что не хотела. Элла просто ее не пригласила.

Гейл

Невыносимо хотелось пить, но она не могла дотянуться до стакана. Боль пронзала голову от виска до челюсти. Прокручивая в памяти недавние события, Гейл мечтала нажать на кнопку «пауза» в тот момент, когда на нее стала падать ненавистная фигурка. Ужасным было и то, что приходилось подчиняться человеку, дававшему болеутоляющее, а она ненавидела, когда за нее принимают решение, — это личное дело каждого. С трудом переносила собственную беспомощность, ведь когда-то она поклялась, что больше не позволит себе оказаться в зависимом положении. И все же эти ядовитые чувства вернулись в жизнь, и они вселяли страх, стали напоминанием о том, что она обычный человек, а Гейл предпочитала считать себя несокрушимой. Снаружи доносились шаги, пиканье аппаратов и запах дезинфицирующего средства. Неужели так трудно зажечь ароматическую свечу? Издалека доносились обрывки разговоров людей, часто употреблявших непонятные термины: палата интенсивной терапии, ЧМТ, клинический анализ, МРТ. Она для них пациент, а не человек. Почему врачей не учат нормально разговаривать?

Выяснилось, что, помимо травмы головы, у нее ушиб грудной клетки, видимо, потому такое чувство, будто на нее наступил слон. Головокружение и боли мучили Гейл с той поры, как она вернулась в сознание. Создавалось впечатление, что кто-то продолжает лупить ее по голове тем чертовым призом.

В больнице ее постоянно осматривали, задавали бесконечные вопросы, ответы на которые стали отчаянной попыткой обрести контроль над ситуацией. Да, чувствую себя нормально (ложь). Нет, голова не болит (еще большая ложь).

Гейл казалось, что она отвечала правильно, но ее не собирались отпускать домой.

— Могу я идти? — прохрипела она и прищурилась, когда силуэт медсестры раздвоился. С такими симптомами ее точно оставят в больнице.

— Пока нет. Нам неизвестно, как долго вы были без сознания. Возможно, около восьми минут. Надо за вами понаблюдать.

Она что, курс акций?

— Я хочу домой.

— Никто не любит больницы, но для вас сейчас это самое безопасное место.

Гейл сочла утверждение спорным. Медсестра, видимо, не осознает, насколько снисходителен ее тон.

— Голова болит.

— Знаю, — кивнула медсестра и повернулась к двери. — Я могу вам помочь?

Яркая вспышка перед глазами привела Гейл в ужас. Что это? Кровь? Она заливает ей глаза? Послышалось перешептывание, и медсестра подошла к ее кровати:

— К вам посетитель, Гейл.

Гейл? Разве они подруги или родственники? Как же отвратительно болеть, никому не пожелаешь пережить такое.

Красное пятно съехало в сторону, и тогда она поняла, что это человек.

— Здесь ваша дочь, — медсестра склонилась к самому ее лицу.

Дочь. Гейл повернула голову — опрометчивое действие, которое отдалось с трудом переносимой болью.

Красное пятно — ее дочь?

Фигура приблизилась, заслонив собой яркий свет, и она разглядела женщину в красном шерстяном пальто. Собранные на затылке волосы, несколько выбившихся светлых прядей, порозовевшие от холода щеки. Женщина стояла в шаге от кровати с ледяным выражением лица.

Саманта! Это же Саманта. Она здесь, в больнице.

Сердце подпрыгнуло и упало, только сейчас Гейл осознала, как боялась, что дочь не приедет.

Она вспомнила их последнюю встречу — ужасную — и быстро прогнала неприятные мысли. Не стоит сейчас об этом думать, для всех будет лучше сделать вид, что ничего не произошло, им необходимо начать сначала. Безопаснее поговорить о чем-то нейтральном.

Но о чем?

Что обычно говорят друг другу люди, не видевшиеся пять лет?

— У тебя теплое пальто, — произнесла Гейл, — хотя дорогую вещь лучше покупать черного цвета, а не красного. На следующий сезон он выйдет из моды, и пальто займет место в глубине шкафа.

— Спасибо, что высказала свое мнение, — голос Саманты звучал на удивление спокойно. — Но я уже сама в состоянии решить, что носить.

— Разумеется, я лишь хотела…

— Давай сменим тему.

— Давай.

Гейл вжалась в подушку, недовольная тем, что так неудачно начала разговор, но и Саманта тоже хороша. Приложенные огромные усилия не изменили ее чувствительную натуру, а такому человеку сложно жить в этом мире. Хотя с Самантой все не так плохо, как с ее сестрой. Как матери, Гейл было страшно смотреть на свое дитя. Каждая мать мечтает, чтобы ее ребенок вырос сильным, стойким, а не хрупким, готовым сломаться при легком дуновении.

Из двух дочерей Саманта была крепче. С появлением Эллы она сразу приняла роль старшей сестры и взяла девочку под опеку, хотя разница в возрасте составляла всего десять месяцев. Саманта была одновременно защитницей Эллы и ее феей-крестной, что невероятно сердило Гейл. Элла падала, а Саманта помогала ей подняться, успокаивала, и если у той не получалось что-то сделать, Саманта делала это за нее, а также отдавала все, чего желала младшая сестра.

Гейл была в полной растерянности. Как прикажете научить ребенка самостоятельности и уверенности в себе, если старшая дочь постоянно ей помогает и утешает? Разговор с Самантой ни к чему не привел. «Я всегда поддержу сестру!»

— А если тебя не окажется рядом, когда ей будет нужна помощь? — сказала тогда Гейл.

Вздернув подбородок, Саманта упрямо смотрела на мать. «Я всегда буду рядом!»

С детства Саманта предпочитала поступать по-своему, игнорировала советы и замечания матери, которая все в жизни делала только для нее. Будь Гейл внимательнее, непременно давала бы дочери противоположные советы, подталкивая таким образом к верному решению, однако ее методы были иными.

Во время последней их встречи Саманта была настолько враждебно настроена, что это шокировала даже Гейл. Она тогда плохо владела собой, теперь это было очевидно, однако Саманта, по ее мнению, реагировала чрезмерно остро. Прошло много лет, но старшая дочь по-прежнему вела себя будто разъяренная тигрица, когда дело касалось сестры.

Нет, сейчас она не будет вспоминать прошлое, надо двигаться вперед. Этот тезис был основным в ее последней книге «Новая сильная ты». Оставьте ошибки в прошлом, не тащите груз с собой, он лишь усложнит жизнь.

Гейл ощутила прилив раздражения. Ее целью было подготовить детей к жизни в реальном мире. Ведь таковы задачи матери, верно? Неразумно воспитывать ребенка в вере, что все вокруг хорошие, а мир — изумительное место, полное света и радости. Лучше в раннем возрасте привить навыки, которые помогут в будущем справляться с ударами судьбы. Ведь никому не приходит в голову отправлять солдат в бой в купальных шортах. Они защищают себя броней, именно ее Гейл и пыталась обеспечить. Она сделала все возможное, чтобы научить девочек стоять на ногах даже в самый жестокий шторм, подниматься после падения и идти дальше. Она не ждала благодарности, но все же надеялась на уважение или хотя бы признание, что сделанное матерью — им на благо.

Гейл понимала, что лучше держать свое негодование при себе, иначе Саманта просто уйдет, как сделала пять лет назад. Похоже, дочери не осознают, что ей тоже больно.

Саманта повернулась к медсестре:

— Насколько все серьезно? Я могу поговорить с врачом?

— Он сейчас в реанимации с пациентом, но вернется в течение часа. При обследовании не выявлено внутреннего кровотечения или переломов — хорошая новость. Амнезия тоже не наблюдается. Гейл немного нервная, но это нормально после травмы головы.

Гейл показалось, что она слышала слова Саманты о том, что для ее матери это нормальное состояние, однако не была уверена.

— Наверное, вы хотите побыть с ней наедине? — улыбнулась медсестра. — У вас пять минут.

— О, нет, это лишнее… — Саманта смутилась.

— Все нормально. Я буду за дверью. Если срочно понадоблюсь, нажимайте кнопку вызова.

Девушка вышла так быстро, что Саманта не успела ее остановить.

Гейл, совсем недавно мечтавшая избавиться от общества медсестры, теперь так же сильно желала, чтобы та осталась. Без присутствия третьего лица фокус внимания сужался. Они остались вдвоем.

Саманта расстегнула пальто, в каждом движении ощущалось напряжение. Сколько воспоминаний и несказанных слов…

Под пальто на ней были широкие белые брюки и белый свитер с горлом, подчеркивающий длинную шею и стройную фигуру. Белое? На Манхэттене? Гейл передернуло. Она сама такое никогда бы не надела. Впрочем, надо признать, Саманта создала образ успешной и уверенной женщины, добавив безупречный макияж и скромные украшения. Ах, если бы только не пальто — красное! Ведь она их учила — черное, только черное, этот цвет смотрится выигрышно в любой ситуации. Тогда Гейл была бы довольна дочерью. Говорить об этом не стоит, а то Саманта вылетит из палаты вслед за медсестрой.

— Расскажи о своей работе, Саманта, — в голову пришла вполне нейтральная тема для разговора. — Мой помощник сказал, ты возглавляешь собственную компанию. Поздравляю. Почему ты мне не рассказала?

— Почему? Но это же неважно.

Неважно? Это самое главное. В возрасте дочери Гейл цеплялась за каждую возможность подняться выше, добиться успеха и от души радовалась победам. Будто пришивала новые кусочки к лоскутному одеялу, чтобы оно прочным коконом укрывало ее от ударов судьбы. Кровь, пот, слезы — новый способ смастерить и применить лоскутное одеяло.

— Ты много трудилась, чтобы добиться нынешнего положения. Ты должна гордиться и никогда не стесняйся успеха, — Гейл воодушевилась, почувствовав силы стать прежней. — Ты должна владеть…

— Прошу тебя, давай поговорим о чем-то другом, — Саманта стиснула зубы. — Расскажи, что случилось?

— Со мной? Нелепица.

Гейл сникла, вспомнив, что она пациент больницы.

— Зачем ты встала на стул?

— Ты видела репортаж?

Саманта принялась стягивать перчатки.

— Да, показывали в новостях.

— Вот чертов оператор! Все случилось сразу после интервью в прямом эфире. Надеюсь, это не навредит моей репутации.

Дочь бросила сумочку на стул и посмотрела на мать с сомнением.

— Будучи в больнице с травмой головы, ушибами и растяжением голени, ты думаешь о своей репутации?

— Она важна для меня.

— Да, для тебя важна.

Саманта повесила пальто на спинку и села, но не расслабилась; нога ее была выставлена вперед, словно она готовилась убежать сразу, как появится возможность.

— Тебе очень больно?

— От осознания того, что моя репутация может быть уничтожена? Да, меня это тревожит, но я…

— Я о голове. Голова болит?

— Ах… да. Болит немного. И ребра.

Прислушавшись к себе, Гейл поняла, что у нее болит все тело, и это неудивительно, учитывая ее падение. Боль она пыталась игнорировать, как и все плохое, случавшееся в жизни, когда приходилось пробираться через тернии, подталкивая себя вперед, а если нужно, волоча из последних сил. Боль для нее — вещь привычная.

— Ты принимала обезболивающие? Может, попросить медсестру…

— Нет.

Если признаться, как сильна боль, ее никогда отсюда не выпустят.

— Спасибо, думаю, они мне что-то дали.

Разговор подошел к финалу.

Саманта сидела, разглядывая руки. Гейл лихорадочно думала, что еще сказать, ведь в такой ситуации нельзя совершить ошибку.

— Ты приехала на машине?

— На самолете.

— Ах, вот как.

Она и не предполагала, что общаться с дочерью будет так сложно. Получается, они наговорили друг другу достаточно в последний раз, чтобы разрыв можно было счесть окончательным.

— Аэропорты — это кошмар.

— Все не так плохо, учитывая время года.

— Время года? — Гейл сосредоточенно нахмурилась.

— Рождество, — Саманта подняла глаза на мать. — Скоро Рождество.

Гейл в последнюю секунду остановила себя, чтобы не задать вопрос: «И что?»

— Еще уйма времени.

Саманта открыла рот, помолчала и произнесла:

— Чуть более трех недель. Хотя я помню, ты его не любишь.

— Я никогда…

Нет, эту тему лучше не поднимать. Дочери обожали праздники — еще одна черта, связывающая сестер и отдаляющая их от матери.

— Где ты провела День благодарения?

— С Эллой.

— Хорошо. Очень хорошо.

Разговор причинял сильнейшие муки, по сравнению с ними боль от удара казалась незначительной. Сколько осталось времени до возвращения медсестры? Она так ждала дочь, а теперь, когда та здесь, не представляет, что сказать.

— Спасибо, что приехала.

— Да, конечно.

И потом очередная неловкая пауза. Со стороны могло показаться, что разговаривают два незнакомых человека. Гейл ухмыльнулась про себя, решив, что это очень точное определение. Пять лет — огромный срок. Интересно, чем дочери занимались все это время? Чего добились? Явно многого, что доказывают дорогие часы на руке. Гейл боялась спросить, как идут дела, Саманта может вспылить и разорвать ее в клочья. Одной травмы вполне достаточно.

— Мой личный помощник с трудом тебя нашел. Ты не говорила, что переехала.

Саманта повела плечами:

— Не говорила.

Она посмотрела на часы, совсем не изящные, а массивные, с круглым циферблатом, закрывающим все запястье. Они громко заявляли, что Саманта Митчелл ценит свое время и управляет жизнью.

Гейл ощутила прилив гордости. Значит, все же она многое делала правильно, хоть дочь и не оценила ее вклад в воспитание личности.

— Я так рада тебе, Саманта. Мы слишком долго не виделись.

— Да.

— Почти пять лет.

Дочь смахнула несуществующую пушинку со свитера.

— Пять лет, один месяц и несколько дней.

Она помнит с такой точностью?

Лучше, конечно, сделать вид, что того злополучного последнего разговора попросту не было, но сознание напоминало о нем мигающим неоновым светом в голове. Гейл чувствовала, что надо его погасить, бороться с воспоминаниями, если хочет наладить хорошие отношения с семьей. Она была готова двигаться вперед, сказать и сделать все для установления мира, все, что потребуется.

— Наша последняя встреча закончилась неприятно для всех нас. Признаю, я, возможно, была неправа, но пойми, очень сложно…

— А сложно быть не должно, — Саманта подняла голову и посмотрела прямо в глаза матери. — Мы собрались, чтобы отпраздновать поступление Эллы на первую работу учителем, она ждала от тебя одобрения и поддержки, а получила порцию критики и осуждение.

— Я лишь хотела, чтобы она не останавливалась на достигнутом, продолжала развиваться.

— Тебе хорошо известно, как ей важно осознавать, что мать ею гордится, важно твое мнение, похвала, ты очень много для нее значишь. А в результате вместо поздравлений Элла услышала слова, способные уничтожить всякое удовольствие от достижения цели, как и желание ставить новую.

— Она наконец-то добилась, чего хотела, я, разумеется, была рада…

— Ты даже не представляешь, какой удар ей нанесла. Она так о многом хотела с тобой поговорить.

Саманта резко встала, уронив сумку на пол, и быстро прошла к окну, даже не взглянув на нее.

Элла хотела о многом с ней поговорить?

— О чем же?

— Уже не важно. — Дочь резко повернулась. — Она скоро приедет. Пожалуйста, будь с ней мягче.

Мягче? Какая польза от мягкости, если жизнь постоянно бьет по голове? В этом случае нужна броня, стойкость и верная стратегия. Неужели люди этого не понимают?

Гейл знала, что лучше промолчать. Надо любым способом наладить отношения с дочерьми, поэтому она будет хвалить Эллу, даже если выяснится, что за пять лет она сменила десять работ. А свое мнение не выскажет, будет говорить то, что они хотят услышать.

— Буду рада ее увидеть. Она живет здесь?

— Нет, мы переехали почти одновременно.

— Не скучаете по Манхэттену? Мне кажется, я бы точно скучала.

— Но мы не такие, как ты. Все люди разные, и мы в том числе.

Зазвонил телефон, Саманта достала его из кармана и внимательно посмотрела на экран.

— Она поднимается. Пожалуйста, мягче и добрее, да?

— Да. Мягче и добрее.

Почему она опять повторяет одно и то же? Разве принятие неверного шага ребенка — проявление доброты? «Катастрофические последствия неминуемы, о чем ты только думала, принимая это решение?»

Нет, она ничего подобного не скажет, она притворится. Было время, когда приходилось постоянно выражать эмоции, которых она не испытывала.

Любопытно, о чем Элла захочет с ней поговорить? Может, попросит совета? Нет, как и сестра, Элла никогда не пользовалась советами матери, будто они ядовиты лишь потому, что исходят от нее.

Саманта не отводила от нее пристального взгляда.

— И не спрашивай о работе. Если захочет, сама расскажет.

— Конечно. Я поняла.

Гейл ощущала себя ребенком, которого ругают за провинность. Неужели она была плохой матерью? Сама она была уверена, что справляется отлично, возможно, дело в том, какими критериями измерять успешность? Если количеством добрых слов и объятий, то она определенно не преуспела.

В глазах появилось незнакомое жжение, усиливающееся с каждой секундой. Затем сдавило горло, и Гейл поняла, что с ней происходит. Слезы. Гейл Митчелл, которая не плакала с девятнадцати лет, была готова разрыдаться из-за того, что расстроила дочь.

В Саманте появилась жесткость, которой она не замечала раньше. Ей следовало бы радоваться, но по непонятной причине грудь сдавило от понимания, как значителен разрыв между ними.

Гейл с трудом сдерживала слезы. Она смотрела перед собой не моргая и, сжав зубы, сглатывала ком в горле. Ужасное состояние. Необходимо как можно скорее вновь обрести уверенность в себе и своих действиях, способность контролировать происходящее.

— Ты очень… зла на меня.

Вышло хрипло и сдавленно, но Саманта не смягчилась, как можно было ожидать.

— Нет, уже нет. Злилась, но… — дочь перевела дыхание. — Я не хочу, чтобы ты опять сказала Элле то, что не следует, вот и все.

Гейл ощутила, как в душе нарастает паника. Она была готова дать слово, но как, если у них разное понимание того, что приемлемо, а что нет? Девочек расстраивало и то, в какой манере она ведет светскую беседу. Похоже, единственным правильным решением будет вообще не высказывать собственного мнения. Ни о чем. Что ж, стоит попробовать.

— Значит, вы с Эллой по-прежнему близки?

На лице Саманты появилась забытая детская улыбка.

— Мы же сестры.

«И мои дочери, — подумала Гейл. — Но это не помешало вам переехать, не сообщив, и ни разу не дать о себе знать».

— Рада, что вы друг друга поддерживаете.

Сердце кольнула зависть, стоило представить, сколько они пережили без нее счастливых дней: праздники, дни рождения, может, даже поездки.

— Жаль, что мы так долго не общались.

Нет, она не даст им понять, как переживает. Бывают моменты, когда родителям приходится сносить удары и обвинения.

— Спасибо, что вы приехали.

— Я удивилась, что ты к нам обратилась, — Саманта запнулась, но продолжила: — Не понимала, какова твоя цель.

Писк аппарата набирал темп по мере того, как учащался пульс Гейл.

— Я думала, может, нам удастся… — Что? На что она надеялась? — Чаще встречаться. Начать все сначала.

Саманта расправила плечи.

— Сначала? Что ты имеешь в виду?

Гейл сама не понимала, что имеет в виду. Если бы в отношениях было так же просто, как в компьютере: отменить последние действия, вернуть файл в исходное состояние. Она бы получила второй шанс, возможно, что-то сделала иначе, приняла другие решения. Стоит ли признаться, что не раз задавалась вопросом, правильно ли поступила? Мысли о том, что она совершила большую ошибку, были слишком тяжелы, сейчас у нее нет сил об этом думать. На это будет время позже, когда она вернется домой, в свой мир, который обустраивала всю жизнь. Кажется, переделать его будет достаточно сложно.

Саманта подалась вперед, собираясь что-то сказать, но в палату влетела молодая женщина. Она тяжело дышала, будто прибежала сюда пешком от самого дома.

Гейл не сразу узнала в вошедшей Эллу.

Исчезли длинные кудрявые волосы, которые дочь не желала укладывать. Теперь она носила короткую стрижку, медового цвета пряди разной длины не опускались ниже подбородка. Под расстегнутым темно-синим пальто виднелось вязаное платье клюквенного цвета.

Давление в груди росло с каждой секундой. Ее ребенок. Элла. Всегда ранимая, но добрая и отзывчивая. Легкая добыча для гиен этого мира. Она так старалась защитить ее, но в конце концов оттолкнула.

Элла быстро пошла навстречу сестре, они встретились посредине, крепко обнялись и стояли так несколько мгновений, слившись в один организм.

Элла отстранилась и провела рукой по мягкой ткани пальто:

— Обожаю этот оттенок красного. Замечательно выглядишь.

— Не слишком, как думаешь?

— Что? Ах, нет же. Замечательно. И белый прекрасен.

Гейл лежала и слушала их, чувствуя себя лишней. Лишней в собственной семье.

Ее мнением об одежде Саманта не поинтересовалась, но ей важно, что скажет сестра.

— Ты же знаешь, я ненавижу черный цвет, — произнесла она, погладив рукав пальто.

Саманта ненавидит черный?

Гейл носила только черную одежду. Ежедневно. Как униформу. Ей в голову не могло прийти, что Саманта так относится к этому цвету.

Тем временем дочь отступила на шаг и оглядела сестру.

— Тебе очень идет эта стрижка, больше, чем боб. Мне нравится.

У Эллы была стрижка боб? Когда интересно?

Они продолжали болтать, слова взлетали в воздух, словно теннисные мячики. Игроки знали правила, им было легко и удобно друг с другом. Гейл хотела вмешаться — «Эй, я здесь», — но была слишком увлечена наблюдением за тем, как изменилась Саманта. Исчезли напряжение, скованность и настороженность, которые она почувствовала, стоило той переступить порог. Дочь была раскованной, спокойной. Милой.

Взяв Эллу за руку, Саманта ободряюще ей улыбнулась. Гейл не сразу поняла, для чего эта поддержка. Единственной угрозой для сестер в этом помещении была она.

— Привет, мама. — Элла подошла к кровати и нервно улыбнулась. — Как ты себя чувствуешь?

— Бывало и лучше. Спасибо, что приехала.

— Конечно. Ты ведь наша… — она запнулась и улыбнулась натянуто и робко. — Наша мама. Что произошло?

— Упала. С последним призом в руке.

Чертова звезда. Фигурально выражаясь, гордость полетела в пропасть вслед за ней самой. Известно ли им о награде? Она стояла на сцене, ей аплодировали тысячи. В своей речи она говорила о расширении прав и возможностей женщин, необходимости строить жизнь самостоятельно. Дочери, похоже, ни о чем не знают. Им нет до этого дела.

— Получила удар по голове.

— Да. Ужасно. — Элла слушала и теребила шарф. — Тебя оставят в больнице?

— На эту ночь.

Почему они стоят одетые, будто готовы бежать, как только мать скажет что-то предосудительное.

— Не хотите снять пальто, перчатки и сесть?

— Перчатки? Нет. — Элла прижала руки к животу. — Руки мерзнут.

— Но здесь даже жарко.

— Все хорошо. Мне не жарко.

Не спорь, Гейл. Не спорь.

Будь мягче.

— Но ты ведь можешь сесть?

Элла опустилась на край стула и положила руки на колени.

— Не сказали, когда тебя выпишут? Дома за тобой надо кому-то ухаживать? Мы все сделаем. Конечно, если ты хочешь.

Первый лучик света за хмурый день. Сердце Гейл затрепетало. Элла готова остаться с ней. Она получит шанс восстановить то, что разрушила. Возможно, с ее помощью удастся достучаться и до Саманты.

— Так трогательно, но…

— Я уже звонила в фирму, узнавала насчет сиделки. — Саманта посмотрела на экран телефона. — Они перезванивали, но звук был выключен. Прислали сообщение.

Сиделка?

Чужая женщина в форме будет приносить стакан воды и вставать ночью, чтобы проверить, жива ли она? Обслуживающий персонал, бесчувственный и холодный. Впрочем, учитывая жизненную стратегию Гейл, ее не должно это тревожить. Но она больше не желала, чтобы все было как прежде. Хотела почувствовать любовь родных людей, которые всегда будут рядом. Изменить ситуацию способна только она сама.

— Спасибо, я очень благодарна.

Саманта взглянула на мать с беспокойством:

— Ты хотела нас видеть. Так в чем причина?

Как ужасно слышать такое. Они ведь самые близкие ей люди, нужна ли иная причина? Жаль, но, видимо, нужна.

— Я хотела извиниться.

Спонтанное решение, но сейчас Гейл осознала неожиданно остро, что действительно этого хочет. Необходимо сделать все возможное, чтобы исправить сложившуюся ситуацию. Она не сожалеет о том, как воспитывала дочерей, но то, чем все обернулось, чрезвычайно огорчает. Девочки не знали всей правды о ее жизни, она решилась открыть им лишь малую ее часть. Остальное, отмахнувшись, поспешно спрятала, будто крошки под ковром.

Сейчас важно не прошлое, а будущее, нужно сделать первый шаг на долгом пути к близким отношениям.

— Я хочу вам сказать, что очень сожалею о том, как закончилась наша последняя встреча. Простите, что расстроила вас.

Захотелось пить. В горле пересохло, и Гейл потянулась к стоящему на тумбочке стакану. Элла ее опередила, обхватила двумя руками и поднесла к ее губам.

— Вот, — ласково произнесла она. — Ведь тебе можно пить?

Гейл кивнула и сделала глоток, воодушевленная стремлением дочери помочь. Может, еще не все потеряно?

Саманта следила за ними с нервным напряжением. Шанс на примирение даст только Элла.

— Расскажи, как твоя преподавательская деятельность?

Дочь замерла.

— Э-э-э… — Она мельком взглянула на сестру. — Мне нравится преподавать.

Гейл слишком поздно вспомнила, что дала Саманте слово не спрашивать Эллу о работе. Едва ли она поступила опрометчиво, дочь вполне дружелюбно настроена. Похоже, все в порядке.

— Рада, что ты нашла дело по душе. Самое главное в жизни — найти работу, которая увлекает, трудиться и совершенствоваться.

— Мама… — Саманта посмотрела с прищуром.

— Я лишь хочу сказать, что не сомневаюсь, у тебя были непростые времена. Обучение детей связано со стрессом. Но ты, разумеется, справляешься. — Кажется, Саманта сказала, будто Элла не чувствует, что мать ею гордится? — Я горжусь тобой, — Гейл произнесла фразу громко и отчетливо, намеренно используя то же слово. — Горжусь, что ты нашла дело по душе и занимаешься им серьезно.

Элла провела рукой по шее под воротником платья. На лбу ее выступил пот, чего нельзя было не заметить.

Однако перчатки она не сняла.

Им всем сейчас тяжело и больно. Груз свалился внезапно, никому не приходило в голову, что больничная палата станет местом примирения семьи. Здесь обычно лечат людей, а не отношения, восстановлению семьи врач не поможет.

Что же ей делать?

Только убедительными действиями она сможет доказать дочерям, что решительно настроена исправить ошибку, искренне готова помочь залечить рану, которую сама и нанесла. Разумеется, для этого потребуется время. Удастся ли в этот раз составить эффективный план действий?

Необходимо срочно придумать повод собраться вместе на срок более длительный, чем требуется для посещения больного. Внезапно Гейл вспомнила о начинающей журналистке Рошель, в голове пронеслись ее слова: «Обожаю, когда собирается вся большая семья. Наряжают огромную елку. У камина раскладывают подарки». Тогда Гейл отвечала уклончиво, прекрасно зная, что Рождество станет для нее обычным днем, она будет работать — девочки всегда с трудом переносили эту ее привычку. Семьи их подруг забывали на это время о долге перед работодателем, и дочери умоляли мать о том же, а еще о подарках, украшенной елке, поездке на каток, игре в снежки и светящихся гирляндах. Она, конечно, отказывала, ведь Рождество было для нее самым трудным временем года. Она справлялась, погрузившись в работу, всегда помогавшую забыться, и не оглядывалась назад, не смотрела с завистью в окна соседей, не позволяла себе грустить. Гораздо полезнее сосредоточиться на настоящем, на работе, которая обязательно приведет к благой цели, в отличие от игры в снежки.

Дочери любили Рождество и мечтали о волшебном празднике, который уже давно нарисовали в своем воображении.

Мысль пронзила внезапно. Конечно же, Рождество — лучший повод собраться всей семьей!

— Хотите знать, зачем я просила вас приехать? — Она вернула стакан с водой Элле. — Решила лично вам сказать, что предлагаю провести Рождество в этом году вместе.

Саманта растерянно заморгала:

— Что, прости?

— Праздник. Рождество. — Гейл повернулась к Элле. — Ваше самое любимое время в году. Я… хотела бы провести его вместе с вами, если не возражаете. Я приеду к тебе, Элла, мы соберемся все вместе.

Повисла тишина.

— Ко мне? — Голос Эллы стал писклявым и каким-то странным. — Ты хочешь приехать ко мне?

— Я ведь даже не знаю, где ты живешь. Впрочем, неважно. Несомненно, это чудесное место. Ты наводила уют в своей комнате, даже будучи ребенком. Не сомневаюсь, что и на Рождество ты отлично украсишь дом. У тебя есть гостевая комната? Если нет, я прекрасно устроюсь на диване, — Гейл увлеклась собственной идеей, она готова была все сделать для ее воплощения.

— На диване? — Элла заерзала на стуле. — Ты?

— Удивила, да? — с каждой секундой собственное предложение казалось все более привлекательным. Рождество — лучшее время для воссоединения семьи. — Надеюсь, в хорошем смысле. Я давно хотела устроить себе настоящий праздник в это волшебное время. Давайте праздновать вместе. Нарядная елка, подарки у камина. Семейный праздник. Ваша давняя мечта сбудется. Соберемся втроем. Что скажете, девочки?

Саманта

«Что скажете, девочки? Скажем, что это худшее предложение за последнее время, а возможно, за всю жизнь».

Саманта толкнула плечом дверь гостиничного номера и швырнула сумку на пол. Высокий этаж и большие окна позволяли разглядеть простирающийся до горизонта Манхэттен. Стекло переливалось, искрилось от огней города, отчего походило на витрину ювелирного магазина. Почти каждый залюбовался бы чудесной картиной, но не они. Нью-Йорк напоминал им о матери, о ее амбициях, о постоянных призывах бороться и действовать.

— Рождество в кругу семьи? С нашей мамой! Разве Скрудж может быть похож на Санту?

— И она хочет приехать ко мне! — глаза Эллы стали круглыми, взгляд испуганным. — Ко мне! Мне придется объяснять наличие мужа и ребенка, о которых она ничего не знала. Им, впрочем, тоже неизвестно о теще и бабушке.

— Что? — Саманта подпрыгнула на месте и повернулась к сестре. — Ты так и не рассказала Майклу? Я полагала…

— Собиралась, правда, ждала подходящего момента, но так и не нашла.

Элла старалась избегать конфликтов, особенно когда проблема связана с матерью. Сейчас одна мысль о разговоре заставила ее поежиться. Оглядев сестру, Саманта сжала кулаки, готовая ринуться в бой. Но сражаться за брак она не имеет права, это не ее территория.

— Только этой проблемы нам не хватало. Твоей проблемы, заметь. С этим разберемся позже, сейчас надо подумать о том, как не позволить матери испортить нам Рождество. Вспоминай, что конкретно она сказала? «Не сомневаюсь, на Рождество ты отлично украсишь свой дом?» Если я и согласна взять что-то из прошлого на Рождество — только крепкий коктейль.

Саманта повесила пальто и сняла обувь. Элла спохватилась и последовала ее примеру.

— Она ведь не сказала, что решила испортить Рождество, напротив, хочет провести его весело вместе с нами.

— Да, ей всегда удавалось сделать Рождество особенным временем. Хорошо помню тот год, когда она сказала тебе, что Санты не существует. Тебе было четыре, ты проплакала два дня. — Саманта оглядела сестру с головы до ног. — Почему ты в платье? У тебя завтра встреча? Собеседование?

— Хотела выглядеть так, будто приехала прямо с работы.

— А ты не могла ей сказать, что предпочитаешь оставаться дома и воспитывать ребенка?

— После ее заявления о том, как она гордится, что я нашла дело по душе? — Элла вздохнула и стянула перчатки.

— Давно у тебя стали мерзнуть руки?

— Не хотела снимать обручальное кольцо. Плохая примета.

— Элла, ты понимаешь, как мне было сложно общаться с матерью, постоянно контролируя себя, чтобы не проболтаться о твоем муже, ребенке или работе?

— Прости, что поставила тебя в такое ужасное положение.

— Происходящее настолько нереально… И еще перспектива провести Рождество с матерью… — Саманта силой дернула молнию на сумке. — Даже не верится, что она сама это предложила после всего, что произошло между нами. Ведь она терпеть не может Рождество. У нее повредился мозг — это единственное объяснение, которое приходит в голову.

— Не говори так, Саманта. — Элла нахмурилась. С тех пор, как они вышли из больницы, на ее лбу появились две глубокие морщины. — Ее оставили на ночь лишь потому, что она долго была без сознания. И врачи обеспокоены ушибленными ребрами. Прошу тебя, говори тише, иначе все в отеле будут в курсе наших проблем.

— И все же я не понимаю. Она ненавидит праздники, всегда работала в это время, как в любой другой день. Покупку подарков она считает пустой тратой времени и денег, придуманной для коммерческой выгоды магазинов, а традиция «семейных встреч» придумана для того, чтобы каждый в полной мере ощутил негодование и горечь. Она никогда не украшала дом, у нас даже елки никогда не было.

Саманта глубоко вдохнула и медленно выдохнула, стараясь успокоиться. Сейчас надо мыслить здраво и составить план действий, а не поддаваться панике.

Они с сестрой обожали Рождество, это время было самым любимым в году. Оно даже подтолкнуло Саманту к созданию фирмы. Она решила, что в мире есть немало людей, которые с таким же с нетерпением ждут праздника и мечтают, что он станет особенным, волшебным. Они оценят красочные ярмарки в Европе, уютное шале в швейцарских Альпах или поездку в Лапландию, чтобы увидеть Санту и эльфов.

Саманта со стоном повалилась на кровать:

— Лучше убей меня прямо сейчас.

— Ни за что! Мне придется справляться со всем одной, а это невозможно.

Элла плюхнулась рядом. Сестры лежали бок о бок, родные по крови, сцепив, будто для убедительности, руки, смотрели в потолок и делились самым важным.

— Надо было снять номер под вымышленным именем, тогда мы могли бы жить здесь хоть вечность, нас никто бы не нашел.

— Уверена, Майклу и Таб не понравились бы твои слова.

Элла застонала и закрыла лицо ладонями.

— Майкл еще выскажет мне немало, у него будет повод. Как мне рассказать ему, Сэм?

— Если бы я что-то понимала в отношениях с мужчинами, давно была бы замужем.

— Ты же знаешь, это просто случайное стечение обстоятельств. После одной из маминых воспитательных нотаций я сидела на платформе и плакала.

— А он сел рядом и принялся тебя успокаивать. Я помню. Замечательная история. Досадно, что кто-то находит на платформе Того Единственного, а остальные получают только синяки от толчков локтями.

— Он думал, что свадьба — прекрасный повод наладить отношения, но я не смогла найти в себе силы ее пригласить. Не смогла. Только мы знаем, какая наша мать на самом деле. Ему нас не понять.

— Да, они незнакомы, но этот вопрос надо решать, ты обещала. Надо быть честной, Эл. К тому же у тебя нет выбора. Или ты собираешься снять соседний дом и разрываться между двумя домами? Скажешь, что тебя срочно вызвали на работу, а сама побежишь к семье?

— Спасибо, что напомнила, в какой капкан я попала. И что мне теперь делать?

— Тебе? Что нам делать? Мне ведь тоже уготована роль в спектакле «Рождество в кругу семьи». — Саманта решительно поднялась. — Прежде всего закажем пиццу, потом я приму душ, и разорим мини-бар. — Она взяла телефон и сделала заказ.

— Не думаю, что мне кусок в горло полезет.

— Я заказала лучшую пиццу в Нью-Йорке. Ты не сможешь остановиться, дорогая. К тому же хороший план на голодный желудок не составить.

— Есть в нашей матери нечто такое, от чего я сама не своя после наших встреч. О еде даже думать не могу, желудок весь скрутило от нервов. Но не волнуйся, я справлюсь. Все хорошо, она извинилась.

— Нет, не извинилась.

— Извинилась, — настаивала Элла. — Она использовала слова «простите» и «сожалею». Так и сказала: «Простите, что расстроила вас».

Саманта нахмурилась, достала из сумки ноутбук и положила на столик рядом с телевизором.

— Она не попросила прощения за то, что сказала тогда, только за то, что нас расстроила.

— Это одно и то же.

— Нет, не одно и то же.

— Но она сделала шаг навстречу первой, пытается загладить вину, пусть и в своем стиле. — Элла села на кровати и посмотрела на сестру. — О чем вы говорили до того, как я пришла?

— Знаешь, я не очень хорошо помню. — Встреча с матерью представлялась теперь размытой, нечеткой. Глядя на лежащую на кровати женщину, Саманта испытывала так много чувств, что едва могла выразить их словами. — Так, на общие темы. Вежливые вопросы, неловкие паузы. В целом гадко и отвратительно.

— После того, что случилось, нам еще долго будет неловко рядом с ней. — Элла устроилась на кровати, скрестив ноги. — Что думаешь делать? Я так ждала Рождество, у меня много планов, хотелось, чтобы праздник прошел волшебно.

Заметно погрустнев, она добавила:

— Я надеялась, что так будет.

Сердце Саманты сжималось от отчаяния сестры, она должна как-то помочь. Но как?

— Будем решать проблемы по очереди. Сначала надо заставить ее изменить планы. Она не должна приехать к тебе. Ты не единственная, кто с нетерпением ждет Рождество.

— Я не смогу сказать ей, что мы не будем ей рады. Все же это семейный праздник. — Элла принялась теребить пуговицу на платье. — Она нас обидела, но сделала первый шаг к примирению, пытается все исправить. Мы не можем ее оттолкнуть.

— Хорошо. Но мы вправе сами распоряжаться жизнью. Завтра приедем к ней и скажем, что у нас планы на Рождество, которые нельзя отменить, а с ней встретимся в праздники, поужинаем в ресторане в любой удобный для нее день. Я могу заказать столик в каком-нибудь шикарном месте.

— Хорошо, — задумчиво произнесла Элла. — Продолжай. Твой план мне нравится.

Саманта распахнула мини-бар и достала две бутылочки. При виде них Элла нахмурилась.

— Мне казалось, ты планировала воспользоваться мини-баром после пиццы, а сейчас собиралась в душ.

— Поменяла пункты в расписании местами, только и всего. — Открутив крышку одной бутылки, Саманта вылила содержимое в бокал. Обычно она употребляла алкоголь редко и в небольших количествах, но нелепый телефонный разговор в офисе и встреча с матерью изменили ее привычки. — Ты должна рассказать Майклу правду прежде, чем признаешься маме.

— Да. Согласна. У тебя есть мысли, как это сделать? — Зазвонил телефон, Элла подскочила и потянулась к сумочке. — Это точно он. Мне так плохо от этого чувства вины… Смотри, даже пальцы трясутся, — в доказательство она вытянула руку, а потом взяла телефон.

— Расскажи прямо сейчас.

— Нет, по телефону я об этом говорить не могу. Серьезный разговор надо вести лично. Расскажу, но как только вернусь домой. — Элла поднесла телефон к уху, ответила, и на лице засияла счастливая улыбка. — Таб! Привет, милая! Я так по тебе соскучилась. Да, конечно, тетя Сэм рядом. — Элла протянула сестре аппарат. — Племянница хочет поздороваться.

Саманта с улыбкой взяла телефон. Как получилось, что налаженная жизнь так быстро стала сложной?

— Как поживает моя принцесса? Вы убили дракона? Вот дела! — Саманта подалась вперед и хлопнула по пальцам Эллу, чтобы та не грызла ногти. — Ты считала, сколько еще ночек до Рождества? — Сделав знак глазами, Саманта прижала к кровати руку непонятливой Эллы. — Да, милая, я тоже очень жду… Да, ты можешь полежать в моей постели… Конечно, мы дочитаем рассказ о кролике в снегу, раз он тебе так понравился… — Радостная болтовня Таб придавала Саманте сил. Она ни за что не позволит матери испортить им праздники.

Вскоре трубку взял Майкл, и Саманта протянула телефон сестре.

— Любимый, я так по тебе скучаю… — заговорила та.

Саманта старалась не прислушиваться — задача довольно сложная, учитывая размеры помещения.

Элла переместилась и теперь сидела к ней спиной.

— Эта встреча далась мне непросто, я тряслась и…

Саманта подумала, что Элла может скрывать факты из жизни, но эмоции — никогда. В этом она всегда была открыта и честна.

— И я тебя люблю, — пропела сестра в трубку. — Ее оставили на две ночи в больнице, ты не мог бы и завтра остаться дома с Таб? Прости, любимый. Мы с Сэм задержимся еще на день…

Саманта взяла халат, ночную сорочку и скрылась в ванной комнате, чтобы дать возможность сестре поговорить без свидетеля.

Почему она так страшится разговора с Майклом? Муж ее обожает, их отношения крепки и проверены временем.

Убрав волосы наверх, она скинула одежду и включила воду. Отчего же на душе такая тяжесть? Она завидует сестре? Нет. Она ее любит, желает счастья, но все же…

Саманта сглотнула ком в горле. Она завидует Элле, хочет быть на ее месте, уметь так же открыто выражать свои чувства. Мечтает, чтобы рядом был человек, которому можно доверять. Нет, она не желает об этом думать, лучше уж о матери.

Почему она позвонила? Может, лишь потому, что после падения почувствовала себя слабой? Или у нее другие цели? Гейл Митчелл была рациональна, обычно ее отношения с людьми носили деловой характер. Саманте было бы проще общаться с матерью, знай она, какую сделку та хочет предложить.

Из комнаты доносились обрывки разговора Майкла и Эллы, споривших, кто из них любит сильнее.

«Я люблю тебя сильнее… Нет, я сильнее».

Саманта встала под душ, поток воды заглушил звуки. Тепло и аромат геля успокаивали. Если она мечтает об отношениях как у Эллы, надо стать такой же искренней, открытой, как она.

Выйдя из ванной комнаты, Саманта увидела сестру сидящей на кровати с пылающими щеками, телефон уже был отброшен в сторону.

— Майкл сказал, что поработает завтра дома, так что можем остаться еще на один день. Я по нему скучаю, но провести время с сестрой тоже приятно.

Саманта намотала полотенце на голову и завязала пояс халата.

— Будем надеяться, в следующий раз повод для встречи будет приятным.

— Тебе больше не нужна ванная? Я подумала… — Элла встала с кровати. — Знаешь, может, пригласим ее на Рождество? Она ведь наша мать. Может, мы к ней несправедливы?

— Мы просто осторожны, и это разумно.

— Но у нее была непростая жизнь. — Элла нашла пальцами пуговицу на платье. — Отец умер, мы были совсем маленькими…

— Печально, да, но подобное со многими случается, и они находят силы жить дальше.

— Я все чаще думаю об этом. После того как у меня появилась Таб.

Саманта размотала полотенце и тряхнула головой. Она всего на десять месяцев старше Эллы, а кажется, будто на десять лет. Сестра выглядит такой юной, сложно поверить, что ее дочери уже почти пять.

— О чем ты думаешь?

— Что делала бы я, если б потеряла Майкла? Если бы мне одной пришлось растить Таб и принимать решения.

— И к чему привели тебя такие мысли?

— Ни к чему. Просто я… Ты не задумывалась, какой мама была раньше?

— Раньше?

— До того, как умер папа.

— Нет. А ты?

— Я да. — Элла сняла и повесила платье на вешалку. — Бывают в жизни события, которые кардинально меняют человека.

— Разумеется, такое случается.

— Я хочу сказать, что сильное потрясение может сделать человека как хуже, так и лучше.

— Намекаешь, что падение со стула превратило нашу Гейл из робота в мягкую, любящую мамочку? Ей не делали трансплантацию мозга, это был лишь удар по голове. Не забывай о последней встрече, о том, как ты была раздосадована.

— Я помню. Но тогда я была беременна и слишком чувствительна. Возможно, отреагировала излишне остро.

Саманта не желала соглашаться с доводами сестры. Если это правда, получается, и ее реакция была неадекватной.

— Разве она когда-то извинялась первой?

— Но сейчас извинилась. Именно это привело меня к мысли, что надо дать ей шанс.

— Например, вместе поужинать. — Саманта скинула халат. — Хорошо, дадим ей шанс и поужинаем. О Рождестве не может быть и речи, я почти уверена, что она сама не очень хочет. — Она нахмурилась и оглядела сестру. — Может, примешь душ, пока не принесли пиццу?

Элла, казалось, не слушала ее, но смотрела во все глаза.

— Ты всегда в таком виде ложишься в постель?

— Да, а в чем дело?

— И Кайл смог тебя отпустить?

— У него не было выбора. Кстати, в этой сорочке он никогда меня не видел. Я надеваю ее только тогда, когда сплю одна.

— В такой сексуальной вещичке — и совсем одна? Ее же некому оценить.

— Я могу сама себя оценить. — Саманта принялась расправлять пряди волос.

— Не хочешь рассказать, почему вы с Кайлом расстались?

Вопрос заставил ее вспомнить о том ужасном телефонном разговоре. Если во встрече с матерью и было что-то хорошее — это лишь возможность забыть об остальных проблемах.

Как неприятно вновь вспоминать об ошибке Шарлотты, которая, разумеется, раскаялась в содеянном и просила прощения.

«Прости, Сэм, я опять все перепутала. Мозги совсем высохли. Все из-за ребенка. Может, она высосала часть моего рассудка вместе с молоком?»

Саманта заверила Шарлотту, что ничего страшного не произошло, но на самом деле ей становилось жутко при мысли, что Броди Макинтайр знает о ее личной жизни и внутреннем мире больше, чем любой другой человек в этом мире. Она даже пыталась напомнить себе, что собиралась стать более открытой, но утешиться не удалось. Скрывая все даже от близких, она за несколько минут выдала это незнакомому человеку.

Саманта поежилась, вспомнив, как призналась, что мечтает о безудержном, сумасшедшем сексе. По заверениям Шарлотты, мужчина его лет должен был слышать и не такое, но слова совсем не успокаивали. От одной мысли, что где-то есть человек, которому известны ее сокровенные желания, Саманте становилось не по себе. Слава богу, он живет в Шотландии, она никогда не столкнется с ним на улице. Однако печально, что такой хороший проект не удался. Она ни за что не станет сотрудничать с Макинтайром, ничто не заставит ее встретиться с ним лично. Придется опять начинать поиски уютного места в нагорье, которое удовлетворило бы запросы клиентов.

Саманта заметила, что Элла смотрит вопросительно и до сих пор ждет ответа.

— У нас просто ничего не получилось.

— А что за ужасный разговор, о котором ты упомянула? Знаешь, я приму душ, надену пижаму, и ты все подробно мне расскажешь.

— Не хочу даже думать об этом.

— Все так плохо?

— Даже не представляешь. Я буквально открыла душу, объяснила, что между нами нет химии, которая бывает между влюбленными, что я мечтаю о страстных отношениях и сумасшедшем сексе. Понимаешь, я выдала то, о чем никому никогда не говорила. — Ее до сих пор мучил стыд.

— Я понятия не имела, что у тебя такие мысли. Ты не рассказывала о своих чувствах.

— И не буду никогда. Шарлотта соединила меня с другим человеком, я говорила не с Кайлом.

Саманта пересказала сестре все произошедшее, со значительными купюрами, расставив акценты так, чтобы переключить внимание.

Элла так хохотала, что не могла ничего сказать.

— Значит, — наконец произнесла она, — в далекой Шотландии живет парень, которому известно о твоих тайных желаниях.

— Парню лет шестьдесят, впрочем, мне от этого не легче. Спасибо за понимание, как хорошо, что я с тобой поделилась проблемой.

Элла вытерла выступившие на глазах слезы:

— Прости, но это и вправду очень смешно.

Какое счастье, что сестра не пытается выведать больше о тайных желаниях, говорить о которых Саманта не хотела.

— Хорошо, что он живет на другом континенте.

— Послушай, нельзя ведь, чтобы один телефонный звонок испортил тебе планы и заставил отказаться от такого замечательного места отдыха. Надо поехать, встретиться с хозяином поместья. Только обязательно возвращайся к Рождеству. Ты нашла информацию о нем в интернете? Фотография есть?

— Разумеется, я ничего не искала. Я похожа на ребенка?

— Ты похожа на женщину. Давай поищем вместе. — Элла выхватила из ее рук телефон и напечатала в строке поиска. — Броди Макинтайр. Ой, ты права. Мужчина не первой свежести. Но семьдесят — новые тридцать, ты не знала?

— Не знала.

Элла с улыбкой вернула телефон:

— Надеюсь, твои фантазии о сексе и страсти не довели его до сердечного приступа.

— Давай закроем тему, пожалуйста.

— Не стоит смущаться, Сэм, возможно, ты даже его взбодрила, — Элла подмигнула и направилась в ванную. — Кстати, замечательный отель! — послышался оттуда ее восторженный голос. — Напомни прихватить пузырьки с шампунем, Таб будет в восторге. И зачем ты закрыла жалюзи? Можно принимать ванну и любоваться Эмпайр-стейт-билдинг. Сколько стоит номер?

— Что? — Саманта не сразу поняла, что сестра обращается к ней. Растирая уставшую шею, она думала о Броди Макинтайре и Кинлевене. Черт, получится ли найти еще одно такое же удачное место? — Понятия не имею, сколько стоит номер, его бронировала Шарлотта. Я просила найти отель в центре. При всей моей любви к ней, голова ее сейчас плохо работает. Нам повезло, могли бы оказаться где-то в Аризоне.

— Что ж, мисс Магнат, ты добилась настоящего успеха: роскошные отели, шикарный офис в модном районе, личный секретарь. Мама будет гордиться тобой, когда узнает.

Последние слова Элла произнесла чуть протяжно, словно думала о другом. Саманта отлично знала, о чем, и от недовольства сжала зубы.

— Успех — это развитие себя как личности, достижение поставленных целей, а не возможность иметь роскошный офис и дом.

В двери появилась голова Эллы.

— Труд, а не удача, — хором произнесли сестры и рассмеялись.

— Утром у меня часто всего одна цель — остаться в ванной комнате одной и спокойно привести себя в порядок, а не отвечать на вопрос Таб, что такое расщепление атомного ядра. Ах, я так по ней скучаю! — Элла включила воду, чтобы наполнить ванну, и разделась. — Но все же иногда принять ванну с пышной пеной в одиночестве — это прекрасно.

Саманта просматривала почту и почти не слушала сестру.

— Можешь завтра не ходить к матери, я справлюсь сама. После завтрака езжай домой.

— Нет, — Элла старалась перекричать шум воды. — Если надо опять идти в больницу, пойдем вместе.

Саманта встала в дверном проеме. Голова сестры едва виднелась над облаками пены.

— Я сама справлюсь.

— Нет, только вместе. Не желаю спорить, я выключаю мозг, хочу насладиться мгновением. — Элла опустила голову и закрыла глаза. Волосы намокли, кудри упали на лоб, лицо раскраснелось. — Блаженство. Каждому человеку нужна такая Шарлотта, как у тебя. Эми стала лучше спать?

— Судя по ошибкам матери — нет. — Саманта улыбнулась. — Но я ее люблю даже с такими мозгами.

— После рождения Таб я тоже плохо соображала.

Стук во входную дверь заставил Саманту повернуться.

— Вот и пицца. Выходи скорее.

Когда Элла появилась в комнате, коробка уже была открыта.

Сестры поели и немного поболтали. Настало время ложиться спать.

Элла опять позвонила Майклу, на этот раз она говорила, накрывшись с головой одеялом.

— Ты по мне скучаешь?

Саманта закатила глаза и улеглась на одну из двух кроватей. Нанесла на лицо крем, стараясь не прислушиваться к шепоту, и выключила свет. Они обе устали за день, но у Эллы еще есть силы вести романтические беседы. Каково это, так любить человека, чтобы разговор с ним стал важнее сна? Вдруг она никогда не узнает? Может, она слишком замкнута для настоящих, близких отношений?

Саманта не заметила, как провалилась в сон. Открыв глаза, она увидела, что часы на тумбочке показывают семь утра. Элла крепко спала.

Саманта повернулась на бок и принялась наблюдать за сестрой. Когда-то у них была одна кровать на двоих, как и одни страхи в темноте, с которыми они справлялись вместе.

— Хватит меня разглядывать, — пробормотала Элла. — Странное занятие для раннего утра.

— Отлично, наконец-то ты проснулась. — Саманта встала и взяла папку с меню. — Как относишься к блинчикам с голубикой?

Беззаботно болтая, они приняли душ, позавтракали и отправились в больницу.

Шаги эхом разносились по длинному коридору. Не говоря ни слова, они дошли до палаты матери, у двери остановились и переглянулись.

— Только ужин, — назидательно произнесла Саманта. — И ничего больше.

Элла кивнула и вошла с таким лицом, будто пришла по чрезвычайно серьезному делу, а не просто навестить пациента.

Гейл сидела в постели и повернулась к вошедшим.

— Ты выглядишь лучше. — Элла прошла к ней и поцеловала в щеку.

Саманта наблюдала за ними и думала, представляет ли мать, какое напряжение они всегда испытывают в ее обществе? Сейчас она была благодарна Элле, взявшейся поправлять матери подушки и поить водой из стакана, и не сразу поняла, что таким образом сестра пытается скрыть нервозность.

— Тебе удалось поспать?

Скачать книгу

Sarah Morgan

ONE MORE FOR CHRISTMAS

* * *

Эле и Си с любовью

Я буду чтить Рождество в сердце своем и хранить память о нем весь год[1].
Чарльз Диккенс. Рождественская песнь

Гейл

Огромные окна от пола до потолка позволяли увидеть раскинувшийся внизу город. Гейл считала его самым потрясающим в мире. И одним из самых дорогих. Впрочем, теперь об этом ей не было нужды беспокоиться. Когда-то он чуть не погубил ее, когда-то очень давно. Теперь воспоминания приносили только удовлетворенность, ту же, что она испытывала всякий раз, глядя вниз отсюда, с вершины мира, – из своего кабинета на пятидесятом этаже. Он стал символом ее победы. Брошенный вниз острый взгляд похож на удар стилетом в лицо врага. «Я выиграла». Она больше не была частью толпы, снующей внизу, как по дну каньона, по холодным улицам Манхэттена, не принадлежала к этим людям, изо всех сил старающимся выжить в городе, который пожирает слабых и уязвимых. Удобное место в угловом офисе позволяло разглядеть Эмпайр-стейт-билдинг, Рокфеллер-центр и зеленую полосу Центрального парка вдалеке.

Рошель Барнард. Сколько ей? Чуть за двадцать? Сама Гейл была на пару лет моложе, когда начинала свое восхождение. Она всегда умела увидеть и оценить потенциал в людях, а у Рошель он безусловно был. Гейл видела его в глазах, жестах и движениях тела, в манере и поведении. В прошлом женщины таилось еще кое-что, и оно не укрылось от глаз Гейл – голод. Он – лучший стимул, уж ей это хорошо известно.

– Десять минут, мисс Митчелл.

– Отложи записи, – обратилась к ней Гейл. – Они тебе не нужны.

Рошель подняла глаза:

– Здесь вопросы, которые мне велели задать. Я получила их пять минут назад.

«Конечно, ведь они ждут, что ты будешь спотыкаться и в конце концов упадешь», – подумала Гейл.

– А ты бы хотела задать мне эти вопросы?

Взгляд журналистки скользнул по бумагам, и она нахмурилась:

– Честно? Нет. Но они по темам, которые мне поручено осветить в интервью.

Гейл подалась вперед:

– Ты всегда поступаешь так, как тебе велят?

– Не всегда. – Рошель качнула головой.

– Рада слышать. Я не ошиблась, считая тебя другой. Я ведь смотрела твой короткий репортаж из Центрального парка на прошлой неделе.

– Вы его видели?

– Да. Замечательные вопросы, и ты не дала шанса той увертливой крысе уйти от ответов.

– Не из-за того ли интервью вы попросили сегодня прислать меня?

– Ты произвела на меня впечатление человека с неиспользованным потенциалом.

– Благодарю вас за предоставленную возможность. – Рошель расправила плечи и пригладила юбку. – Даже не верится, что я здесь. Обычно все громкие интервью отдают Говарду.

– Вещи остаются такими, какие есть, пока мы сами их не изменим, – уверенно произнесла Гейл. – Будь дерзкой и смелой. Реши, чего хочешь, и добивайся цели. Не раздумывай, если по пути придется кого-то оттолкнуть, – действуй.

– Используй шанс задать мне те вопросы, которые Говарду Бэнксу и в голову не пришли бы.

«Что совсем не сложно, – подумала она про себя. – Этот мужчина обладает воображением и привлекательностью буханки черствого хлеба». Говард брал у нее интервью лет десять назад, смотрел покровительственно, чуть свысока. Приятно знать, что он был взбешен ее просьбой прислать самую молодую девушку из команды журналистов. Хотелось верить, что этот жест нанес удар не только по его самолюбию, но и по тому чувствительному месту мужского тела, которое, по мнению Говарда, давало ему преимущество перед ней.

– Если я не выполню их требования, это может стоить мне места.

Гейл приоткрыла один глаз:

– Нет, если результат будет лучше, чем они ожидают. Тебя не уволят, если рейтинги поднимутся. Что там в списке вопросов? Подожди, дай угадаю… Как мне удается заниматься и работой, и личной жизнью, а также, будучи женщиной, преуспевать в мире мужчин?

Скучно. Как же скучно.

Рошель весело рассмеялась:

– Вы определенно стали профессиональным респондентом.

– Думай о людях, которые нас смотрят. О том, какой вопрос они хотели бы мне задать. Что хотела бы услышать женщина, мечтающая изменить свою жизнь? Или добиться успеха в карьере – как ты, например, – в то время как ее постоянно зажимают, оттесняют? Что было бы интересно узнать этой женщине?

Рошель аккуратно сложила лежащие на коленях листы.

– Мне было бы интересно узнать ваш секрет: как вы справляетесь со всем? И как справлялись, когда делали первые шаги, когда у вас ничего этого не было? Вы начали с нуля. Учились в колледже и работали в трех местах. Сейчас вы одна из самых успешных женщин в деловом мире. Вы преобразовывали компании и людей. Возможно, какой-то ваш опыт будет полезен и мне. Могли бы вы изменить меня? Очень бы хотелось, чтобы к концу программы я испытывала такой эмоциональный подъем, что позвонила бы на телевидение и поблагодарила создателей.

– И ты полагаешь, что тебя за такое уволят?

Женщина смотрела на Гейл, не моргая.

– Нет, я так не думаю. – Она отбросила стопку бумаг на стол. – Что со мной не так? Я по нескольку раз прочитала все ваши книги, но собиралась задавать вопросы, которые мне навязали. В вашей последней книге мне больше всего понравились слова о том, что ожидания других людей сдерживают нас, словно поводья. В колледже вы были кумиром для всех нас. – Она прижала ладонь к груди. – Знакомство с вами – лучший подарок на Рождество.

– Рождество?

– До него ведь всего несколько недель. Обожаю этот праздник. А вы?

– Разве ты не достаточно взрослая, чтобы так радоваться Рождеству?

– Вовсе нет, – рассмеялась Рошель. – Обожаю, когда собирается вся большая семья. Наряжают огромную елку. У камина раскладывают подарки. Знаете, такие вещи…

Гейл повернулась к визажисту, державшему в руках помаду:

– Только не этот ужасный коричневый. Возьмите красную.

– Но…

– Красную. Губы не должны быть невыразительными, будто размазанными. Я желаю видеть себя с красной помадой. У меня в сумочке есть как раз подходящего цвета.

– Не упусти возможность, Рошель. Хватайся и используй ее. Если ты понравишься зрителям, начальство не станет тебя от них прятать.

Все. Дело сделано.

– Пять минут, мисс Митчелл. – Режиссер окинул взглядом полки книжного шкафа. – Позволите нам, когда закончим, сделать несколько снимков в рекламных целях?

– Сколько пожелаете. – Она будет только рада, если история ее жизни кого-то вдохновит и поддержит. Женщины должны осознать, какая сила в них заложена.

Рошель склонилась ближе:

– Возможно, у меня не будет позже возможности поговорить с вами, потому хочу сказать сейчас, что очень благодарна вам за поддержку. Осознание того, что вы пережили все, о чем пишете в книгах, невероятно вдохновляет. Вы очень крутая. Поднявшись на самую вершину, находите время протянуть руку помощи тем, кто еще в пути.

Гейл увидела, как сверкнули глаза молодой женщины, и что-то шевельнулось в душе от неприятного предчувствия.

Представьте мне факты, предлагайте решения, а от нытья избавьте.

Рошель этого правила не знала.

– В колледже мы часто повторяли, будто мантру: «Как бы поступила ГМ?» – Щеки ее покраснели. – Надеюсь, вы не против, что мы так вас называли.

Некоторые говорили, что ГМ означает Гениальные Мозги, другие – Гуру Менеджмента. А часть ее сотрудников поддерживала вариант Генетически Модифицированная, хотя никто не набрался смелости высказаться открыто.

Рошель продолжала изливать свое восхищение:

– Вы никого и ничего не боитесь. Вы многих из нас вдохновили тем, как строили свою жизнь и карьеру. И, сделав шаг, никогда не извинялись.

Почему она должна извиняться? Перед кем?

– Воспользуйся этой возможностью, Рошель. Мой ассистент передал тебе экземпляр новой книги?

– Да. С вашей личной подписью. – Девушке удалось немного обуздать свой пыл. – Замечательно, что ваш помощник – мужчина.

– Я беру на работу лучших. В случае с должностью личного помощника это Коул.

Гейл бросила косой взгляд на столы руководителей высшего звена ее компании. Личные кабинеты были только у нее и Билла Кина, остальные работали в общем помещении с перегородками, протянувшимися на всю ширину здания. Время от времени Гейл оглядывала свои владения – оазис за стеклянным фасадом – и думала: «Я создала все это сама, не имея ничего, кроме несгибаемой воли и страстного желания выжить».

Над одной перегородкой возвышалась лысая, похожая на блестящий шар, голова Саймона Белтона. Этим утром он появился в офисе раньше нее, чем заметно поднял ей настроение. Он был наделен отменным трудолюбием, но интересные, по-настоящему новаторские идеи появлялись у него редко. Соседнее место занимала Марион Лейк. Год назад Гейл наняла ее на должность руководителя отдела маркетинга, но сейчас все больше склонялась к мысли, что совершила ошибку. Утром она заметила пиджак Марион небрежно лежащим на спинке кресла, это должно было показать, что хозяйка где-то в здании. Гейл недовольно поджала губы. Давая человеку шанс, она ожидала, что им воспользуются. Даже теперь, по прошествии многих лет, люди порой неверно ее оценивали. Неужели Марион думала, что оставленный пиджак станет для начальницы знаком, будто она уже в офисе? На столе нет стаканчика с кофе, а Гейл отлично знала, что он необходим Марион для работы. Кроме того, общая атмосфера в офисе походила на кладбищенскую. Марион говорила громко и имела раздражающую привычку высказываться часто – возможно, от избытка выпитого кофе. Будь она где-то поблизости, Гейл непременно бы ее услышала.

Иногда ей казалось, что из нее вышел бы превосходный детектив.

– Прямой эфир через три минуты, – сообщил кто-то из съемочной группы, и Гейл, устроившись поудобнее, изобразила на лице нужное выражение.

Она дала несколько сотен интервью, в том числе в прямом эфире, и уже не испытывала страха и паники. Едва ли ей зададут вопрос, на который она не отвечала множество раз. Если вопрос не нравился, Гейл просто отвечала на другой – она имела право выбирать, как во многих подобных случаях. Ведь ситуацией управляла именно она. Про себя Гейл напевала отрывок арии из оперы Пуччини, которую слушала неделю назад. Блистательно, драматично и, разумеется, трагично… Но такова жизнь, верно?

– Эфир через пять, четыре, три…

Рошель заговорила уверенно и четко, глядя прямо в камеру.

– Привет, я Рошель Барнард, и я пришла в офис компании «Митчелл и партнеры» в центре Манхэттена, чтобы побеседовать с Гейл Митчелл – ГМ, как называют ее поклонники и сотрудники компании, – самой влиятельной и знаменитой персоной в мире бизнеса. Ее последняя книга «Труд, а не удача» в течение двенадцати месяцев занимала верхние строчки списка бестселлеров, а на следующей неделе выходит в свет «Новая сильная ты». Гейл Митчелл – одна из ведущих специалистов по управлению изменениями, также она известна своей неустанной благотворительной деятельностью. Настоящую славу она получила благодаря поддержке и мотивации, которую дарит женщинам. Несколько дней назад на торжественной церемонии здесь, на Манхэттене, ей была вручена престижная награда «Стар Эвордс» как самой вдохновляющей женщине делового мира. Примите мои поздравления, мисс Митчелл. Какие возникают ощущения, когда осознаешь, что твой вклад оценен обществом?

Гейл чуть склонила голову для лучшего ракурса.

– Разумеется, для меня это большая честь, но настоящая радость – помогать женщинам реализовать свой потенциал. Нам так часто говорят, Рошель, что мы не можем стать достойными соперниками мужчинам, и моя роль как победителя – подавать пример женщинам, побуждать их опровергнуть сложившееся мнение.

Гейл мило улыбнулась, желая продемонстрировать радушие и открытость.

– Вы известная защитница прав женщин на рабочих местах. Скажите, что вами движет?

– Люди вас либо любят, либо ненавидят. Кажется, золотой середины не существует. Вас беспокоит, что некоторые считают вас безжалостной?

– Я строга и не собираюсь за это извиняться, – заявила Гейл. – Люди, которых задевает успех других, будут существовать всегда, как и те, кого пугают перемены. Я приветствую изменения. Без них прогресс невозможен, а он необходим. Перемены заставляют нас двигаться вперед.

– Ваша компания предлагает стажировку на самых щедрых условиях в отрасли. Вы также выплачиваете стипендии. Почему вы тратите на это деньги?

Отделаться от него непросто, но некоторым, самым достойным, Гейл была готова открыть секрет, как это сделать.

– Я считаю это инвестициями в будущее… – Гейл сказала еще несколько слов о том, какую роль готова сыграть в судьбе непривилегированной части общества, и увидела, как глаза Рошель засветились от восхищения.

– Многие считают, что вам просто повезло. Как бы вы им ответили?

Грубо.

– Людям проще повесить на человека ярлык «Везунчик», чем признать, что он добился всего благодаря внутренней силе. Приписывая достижения удаче, вы умаляете роль личных качеств, а причина такого поведения – во внутренней неуверенности. Вера в удачу позволяет снять с себя ответственность. Чем бы вы ни занимались в жизни, каковы бы ни были ваши цели, главное – предпринимать активные действия. – Гейл повернулась на камеру. – Если вы недовольны жизнью, прямо сейчас возьмите лист бумаги и запишите все, что вам хотелось бы изменить. Не нравится, какой стала ваша жизнь? Так делайте что-нибудь! Завидуете кому-то? А обладают ли эти люди тем, чего нет у вас? Решите, как вы хотите жить! Подумайте, что надо сделать прежде всего, чтобы все изменить.

Рошель слушала и кивала.

– Ваша последняя книга «Труд, а не удача» изменила мою жизнь, и, я уверена, не только мою.

– Мы будем рады услышать вашу личную историю, – Гейл будто говорила со зрителями, вовлекая их в беседу. Она знала, что тысячи женщин по всей стране не отрываясь смотрят в экраны в надежде услышать то, что изменит их жизнь, словно по мановению волшебной палочки. Звонки телефона, просьбы детей, стук в дверь – все останется без внимания. В душе зародится надежда, легкое, словно мираж, видение счастливого будущего прогонит усталость и разочарование жизнью.

– Рассказ о собственном опыте может подтолкнуть к действию многих. Мой подход к жизни годится для любой женщины, управляет ли она корпорацией или ведет домашнее хозяйство.

– Недавно я разорвала отношения, – неожиданно произнесла Рошель и нервно рассмеялась, будто не веря, что призналась в прямом эфире. – После того как прочла главу «Препятствия на пути к цели». Я составила список всего, что мешает мне достичь желаемого, и имя моего парня стало первым пунктом. А глава о дружбе и ревизии друзей? Необходимо упорядочить контакты. Гениально! Спросите себя: «Помогает мне эта дружба приблизиться к заветной цели?» У меня вопрос к вам, ГМ: вы сами следовали своим советам?

– Разумеется. Мои книги, по сути, – план, по которому я создавала свою жизнь. Он подходит каждому. Главное, что можно вынести из моей предпоследней книги, – надо действовать, а не ждать милости от судьбы. Моя следующая книга «Новая сильная ты» посвящена преодолению страха перемен.

– Я желаю каждой женщине – от бариста, подающей мне по утрам кофе, до сотрудницы, управляющей моими инвестициями, – стать хозяйкой своей судьбы. – Пристально глядя в камеру, Гейл выдержала паузу. – Ты сильнее, чем думаешь.

Рошель подалась вперед.

– Вы часто повторяете, что никому не суждено иметь все. Чем вы пожертвовали ради карьеры?

– Никаких жертв, только осознанный выбор. Надо четко понимать, чего ты хочешь. И уверенно добиваться этого, не жалея, не извиняясь.

– И вы никогда не испытывали сожалений?

Сожалений?

Гейл внутренне содрогнулась. Какие сведения о ней удалось добыть этой женщине?

Гейл выпрямилась и уверенно посмотрела в камеру:

– Никогда.

На этом интервью закончилось. Рошель отключила микрофон:

– Спасибо.

– Пожалуйста. – Гейл поднялась с места. – Как ты попала на телевидение?

– После колледжа я обращалась во множество мест, но мне не везло. – Женщина заметно расслабилась и говорила легко и беззаботно. – Потом мне предложили поработать стажером в студии. После я стала соведущей – начальство решило, что я хорошо смотрюсь в кадре. Так что, можно сказать, попала случайно.

Гейл поморщилась. Случайно падают в сугроб, а не получают работу.

– Сегодня у тебя важный день. Двери открылись. Надеюсь, ты шагнешь через порог.

– Спасибо вам, ГМ. Я никогда не забуду того, что вы для меня сделали. – Рошель окинула взглядом коллег и опять повернулась к Гейл. – Надо сделать несколько фотографий, мы разместим интервью на сайте канала и в социальных сетях.

– Разумеется.

Фотограф опустил камеру и огляделся.

– Могу я сделать снимок с полученной наградой?

Наградой?

Гейл запрокинула голову. Награда стояла на самой верхней полке шкафа, расположенного вдоль единственной бетонной стены в офисе. Будь она симпатичнее, ей непременно нашлось бы место получше, но это уродливое творение человека, напрочь лишенного мастерства и таланта, его не заслуживало. Сама звезда – ничего особенного, но основание, к которому она была прикреплена, выглядело безобразно. Еще вчера вечером, на церемонии вручения, Гейл подумала, что награда похожа на могильный камень. И сегодня ее мнение не изменилось.

Гейл раздраженно скинула туфли и передвинула стул от стола к шкафу.

Фотограф смущенно кашлянул:

– Позвольте мне достать ее, мисс Митчелл. Я выше и…

– Стулья, молодой человек, существуют как раз для того, чтобы женщины могли вставать на них в случае необходимости.

Она не слышала, как кричала Рошель, и не знала, что съемку никто не остановил.

Короткий период времени Гейл оставалась вне царящего хаоса.

– Бог мой, она мертва? Она умерла?

– Нет-нет, дышит.

Гейл было приятно, что это подтвердил наблюдатель со стороны.

– Она без сознания. Я набрал 911, они уже едут.

– У нее настоящая дырка в голове? Господи, меня мутит.

– Возьми себя в руки, – голос был мужским и грубым. – Ты все снял, Грег?

– Да, все отснято. Счастливый будет день для тех, кто придумывает заголовки. Звездопад в офисе!

– Ты не мог бы проявить сочувствие? – дрожащим голосом произнесла Рошель. – Женщина пострадала, а ты придумываешь заголовки!

Раздался грохот, и распахнулись двери офиса.

Голосов стало больше, к тому же люди говорили уверенно и твердо – по-видимому, медики.

– Ее имя?

Почему они спрашивают? Разве не узнали? Всем известно, кто она – легенда. Если они не заметили награду, то не могли не заметить сделанную ею вмятину на голове. Надо связаться с организаторами и предложить для следующей церемонии сделать брошь в качестве трофея победителю.

– Гейл, вы меня слышите? Я Дэн.

Тем временем неизвестный Дэн дал распоряжения коллеге и принялся исследовать ее тело, ища травмы.

Гейл ощущала это как толчки и надавливания.

– Вы связались с ее семьей? Родственниками?

– С кем? – Коул. Говорит тихо и неуверенно.

– С любимыми. С родными и близкими. – Врач что-то прижал к ее голове.

– Не думаю, – начал Коул и откашлялся, – что у нее есть родные и близкие.

– Должен быть кто-то. – Дэн приподнял веко Гейл и посветил фонариком в глаз.

– Полагаю, это первый случай за долгое время, когда ей кто-то смотрит в глаза.

«Удивительно», – подумала Гейл. Она и не подозревала, что у Коула есть чувство юмора. Жаль, что обнаружить это пришлось при таких обстоятельствах.

– Возможно, мужчина? – Дэн положил ей что-то под голову.

– Никого. Только работа. Она любит только свою работу.

– Хотите сказать, что у нее нет ни одного близкого человека?

– Если только Пуччини…

– Отлично. Звоните Пуччини и сообщите, что произошло. Пусть едет прямо в больницу.

– Я имел в виду композитора Пуччини. ГМ любит оперу. Людей? Едва ли. ГМ не семейный человек. Она замужем за работой.

Дэн чем-то сжал ее палец.

– Ах, ясно… Как печально.

Печально? Почему же?

Она руководит одной из самых успешных консалтинговых фирм на Манхэттене, ее часто приглашают выступить как прекрасного оратора, она написала книгу-бестселлер, а скоро их будет две, если поступят предварительные заказы. Что же в этом печального? Ее жизнь – предмет зависти, а не сожаления.

– Печально, что на такую суку приходится работать, – едва слышно пробормотал Коул и подумал: «Я не смог пойти на похороны бабушки, потому что в десять часов у нее была встреча и я был нужен».

Коул считает ее сукой?

Нет! Это невозможно! Она не сука, она вдохновляет людей!

– По-моему, если у человека нет семьи, тогда он погружается в работу, – рассуждал Дэн, похлопывая ее ладонью по локтевой ямке, чтобы найти вену. – Все просто.

– Полагаю, жизнь ее пуста.

Пуста? Он что, не видит, где находится? Не обратил внимания, какой вид открывается из окна? Гейл сама нечасто любовалась видом – всегда была занята, – но все утверждали, что он великолепен. А фотографии, выставленные на шкафу? С самыми известными личностями делового мира? У нее замечательная, насыщенная жизнь.

– Да уж, бедняжка…

Они ошибаются.

Они…

Ошибаются ли?

Внутри зародилась мелкая дрожь, она росла, сотрясала все тело изнутри и рвалась наружу.

Она не сожалеет. И никогда не сожалела.

Сожаление – бесполезное чувство, кузен вины. Ни тому ни другому в ее жизни нет места.

Дрожь не проходила.

– Мы забираем ее в реанимацию.

Это боль душевная.

– Пульс участился.

– Возможно внутреннее кровотечение. Если дома о ней некому позаботиться, ее точно примут в больнице.

Дух, запертый в теле, теперь покрытом синяками и ранами, подталкивал сделать то, чему она учила других, – признаться себе, какова ее жизнь на самом деле.

Она совсем одна в этой реальности, которую сама создала. Совсем одна, абсолютно одна.

Гейл стало ясно, почему люди часто не желают копаться в своей жизни: в этом нет ничего приятного.

А что сделала она?

Выбрала такую жизнь сама, сама устроила все так, как хотела, а теперь недовольна, какой она получилась.

Гейл будто прозрела. По-настоящему.

Что, если она ошиблась и выбрала не тот путь? И методы, рекомендованные в книгах, тоже неверные?

Гейл попыталась открыть рот и выдавить из себя несколько слов.

– Она зашевелилась. Пришла в себя! Гейл, Гейл, вы меня слышите?

Да-да, она его слышит. Она нелюбима, но не глуха. Сделав усилие, она открыла глаза и увидела врача в форменной одежде и рядом встревоженного Коула. Затем оператора и Рошель, что-то торопливо писавшую в блокноте. «Использует возможность на полную», – пронеслось в голове. Девушка усвоила услышанное от нее и пытается изменить свою жизнь.

Вспышка в голове – еще одно озарение. Кто сказал, что изменить жизнь можно лишь однажды? Люди же делают ремонт в доме часто, верно? Пусть вы несколько десятилетий жили с белыми стенами, но это не значит, что однажды нельзя решиться и покрасить их в зеленый. Если жизнь перестала нравиться, надо все менять. Она не сожалела о том, что делала, но сожалела о том, что из этого получилось. Возможно, ей удастся вновь изменить все к лучшему. Возможно, еще не поздно восстановить разрушенное. Но первый шаг должна сделать она.

– Дочь… – Звуки сформировали слово. – Позвоните… моей дочери.

От нее не укрылось, как побледнел Коул.

– Травма головы оказалась серьезнее. Она, должно быть, бредит. Может, у нее амнезия?

Врач нахмурился:

– Что вы такое говорите?

– У ГМ нет дочери.

– Гейл, вы знаете, какой сегодня день?

Она отлично знала – день, когда она впервые усомнилась в верности всего, что делала, день, когда она осознала, что сомнение способно причинить боль несравненно большую, чем удар по голове и сломанные ребра. Как же так вышло, что она всегда поступала неправильно?

Гейл собралась с силами и произнесла:

– Позвоните моей старшей дочери.

Вдруг ей суждено умереть, так ничего и не исправив.

– Старшей? – нервно переспросил Коул. – У нее нет и одной дочери, не говоря уже о нескольких. Мисс Митчелл… Гейл… Сколько сейчас вы видите пальцев? Сколько я показываю пальцев?

Гейл захотелось тоже показать ему палец. Один. Средний.

– Позвоните дочери.

– Она не бредит и ничего не путает, – подала голос Рошель. – У ГМ две дочери, но они в ссоре и не общаются. Я детально изучила ее биографию перед интервью.

Гейл не считала себя виноватой, она все делала для своих детей. Все в жизни она делала только для них. Работала, чтобы стать лучшей мамой на свете. Уделяла много времени тому, чтобы девочки были готовы к самостоятельной жизни в этом мире. Переживала, как любая мать, когда они совершали ошибки. Постоянная тревога за них мучила Гейл, но стремление всегда все держать под контролем – никогда. Она сделала все, что смогла. Не ее вина, что дочери предпочли придуманный мир реальному. Не ее вина, что они не оценили, как хорошо мать подготовила их к взрослой жизни. Да, отношения их были напряженными, но нельзя сказать, что они совсем не общались. Устрашала лишь одна мысль об этом, она царапала острыми краями и приводила в ужас.

Больше остальных, похоже, был потрясен Коул.

– У нее есть дети? Значит, у нее был… я имел в виду, она…

– Хорошо. Если вы требуете, мы свяжемся с вашими детьми, – выдавил из себя Коул. – У вас есть номера их телефонов, мисс Митчелл?

Вместо ответа Гейл тихо застонала.

– Ей трудно говорить. Мы можем сами найти их номера?

– Уже ищу, – произнесла Рошель, не отрываясь от экрана телефона. – Одну из дочерей зовут Саманта.

Гейл застонала громче, когда ее перекладывали на каталку, что вызвало стоны ужаса сотрудников.

Коул взял телефон и тоже принялся искать.

– Есть Саманта Митчелл в Нью-Джерси. Комедийная актриса. Нет, это не она.

Намекает, что у нее отсутствует чувство юмора? Его наличие не предусмотрено в ДНК?

– Саманта Митчелл, Чикаго… Саманта Митчелл, выгульщик собак, Огайо… Саманта Митчелл, генеральный директор туристической фирмы, Бостон… – Он перевел взгляд на издавшую нечленораздельный звук Гейл. – Это она? Она руководит туристической фирмой?

Саманта не желала признать, как много качеств унаследовала от матери.

Саманта

– Тур в Европу по рождественским ярмаркам. Сможете не только проникнуться духом праздника, но и купить подарки и сувениры. Отличный вариант.

– Прибываете в Прагу. О, вы никогда не забудете Вацлавскую площадь, перед Рождеством на ней установят много красивых деревянных домиков, в которых будут продавать вещи ручной работы и угощения. Кстати, обязательно попробуйте имбирные пряники. Да, и на площади всегда самая красивая и нарядная елка. Только представьте, вы пьете глинтвейн, наблюдаете, как на льду кружат пары, возможно, где-то неподалеку хор поет рождественские гимны. Волшебно!

– Вы говорили, что мечтали проехаться в карете с лошадьми? Уверена, мы сможем это организовать. Возможно, вам не захочется возвращаться домой. Отправляю вам программу тура по электронной почте, просмотрите и дайте мне знать, что решили. Можем уменьшить количество ярмарок, но оставить побольше времени на каждую. Внести любые изменения по вашему желанию.

– Вы прекрасно проведете время, Аннабель. В Праге мы забронировали для вас номер с видом на Карлов мост. Погуляв по городу, сможете отдохнуть в номере, выпить и полюбоваться потрясающим видом.

Саманта выдала все, что узнала из источников и по собственному опыту, весьма богатому. Никто лучше нее не знал, как провести отпуск интересно и с пользой. С той поры, как она окончила институт, Саманта организовывала зимние туры – сначала работая в большой туристической фирме, предлагавшей отдых в любом месте земного шара, потом самостоятельно. Узнав, что она открывает фирму и будет специализироваться исключительно на индивидуальном зимнем отдыхе, конкуренты в один голос стали твердить, что она разорится через полгода. Саманта доказала, что они ошибались. Многие хотели провести отпуск наилучшим образом и получить в точности то, что желали. И Саманте каждый раз удавалось все организовать именно так. Ее фирма – «Истинно праздничный отдых» – процветала. На столе лежали несколько открыток от довольных клиентов. Один называл ее королевой Рождества, другой – миссис Санта. Помогать мечтам стать реальностью в преддверии праздников – может ли быть лучшее занятие в жизни?

– Мы также отправили вам информацию о двух отелях в Вене, просмотрите и дайте нам знать, какой выбрали.

– Шарлотта, я освободилась.

Девушка вошла в кабинет с планшетом в руках. На груди на темно-синей рубашке появились заметные пятна.

– Извини, забыла, что ты говорила с Аннабель, и прости за это. – Она опустила глаза и коснулась мокрой ткани. – Эми захныкала, моя грудь восприняла звуки как сигнал к кормлению и переключилась на режим подачи молока. Природа – удивительная штука, но часто причиняет неудобства. К счастью, сейчас в офисе нет клиентов. Завтра возвращается мама, так что я больше не принесу Эми на работу.

– Где она?

– Мама? Уехала к бабушке, она…

– Я о ребенке. – Саманта старалась быть терпеливой. – Об Эми.

– Ах да, она спит. Уснула сразу после кормления. Я положила ее в переноску и спрятала под стол. Теперь смогу заняться делами. Еще раз прошу прощения, мне очень неловко.

– Все в порядке, не волнуйся. Это время очень важное и сложное для вас обеих. В первые месяцы устанавливается связь родителей с ребенком. Вам надо проводить как можно больше времени вместе, ведь семья – главное в жизни. Можешь кормить Эми в моем кабинете, когда потребуется.

– Ты лучший босс на свете, Саманта, я сейчас расплачусь, – Шарлотта зашмыгала носом. – Точно расплачусь. И все из-за того, что ты такая добрая. И я стала чувствительной, плачу, даже когда смотрю новости.

– Я тоже порой готова рыдать, просматривая новости. А с моим гормональным фоном все в порядке. – Саманта толкнула пачку салфеток, та скользнула по столу прямо к Шарлотте. – Вот, возьми. И не переживай. Ты отлично справляешься с обязанностями.

– Нет, я не так быстро все делаю, как раньше. Кажется, будто мозг работает медленнее. Я оборвала звонок мистера Дэвидсона вместо того, чтобы переключить на тебя.

– Но ты сразу ему перезвонила, все объяснила и принесла извинения, а он все понял. Повода для беспокойства нет. Он едва ли забыл, что именно ты организовала его перелет из Индии, когда у него случился инфаркт на отдыхе. И потом навещала в больнице.

– Он милейший человек, – кивнула Шарлотта, вытянула из коробки несколько салфеток, часть затолкала под рубашку, а остальные использовала как носовой платок. – Боюсь, что из-за меня ты можешь потерять клиентов.

– Этого не произойдет. – Саманта поднялась с места и обошла стол. – Ты хорошо себя чувствуешь? Просто усталость или что-то еще? Если тебе нужен выходной…

– Нет. Я в порядке, правда. Мне надо привыкнуть, вот и все. Я люблю свою работу, с радостью прихожу сюда, но и с Эми хочу проводить больше времени. Получается, что я и плохой сотрудник, и мать неважная.

– Ты отлично справляешься со всеми обязанностями, поверь. Не стоит быть такой самокритичной. Все навыки вернутся, не волнуйся.

– Мама говорит то же самое, но я боюсь, что не буду справляться и ты меня уволишь.

– Что ты говоришь, Шарлотта? – Саманта была шокирована ее словами. – Ты первый сотрудник в моей фирме, мы с самого начала работали вместе, вместе создавали все это.

Женщина широко улыбнулась:

– Рождество каждый день, верно?

– Именно так! Ты великолепный работник, я не отпущу тебя, даже если сама попросишь! Прежде всего, ты знаешь вкусы и предпочтения всех наших постоянных клиентов, потому у тебя все отлично получается. Хотя это не единственная причина. Ты способна справиться с любой критической ситуацией. Господи, ты, даже находясь в Арктике, смогла отыскать пропавшего кота миссис Дэвидсон!

Шарлотта улыбнулась, потом весело рассмеялась:

– Да, злобный котище. Уверена, соседи специально его выпустили.

– Возможно, но хозяйка его любила, и ты нашла решение. Желание помочь – вот твоя отличительная черта. Сейчас непростые времена, но ты справишься. Мы справимся. Ты будешь работать здесь столько, сколько захочешь. Надеюсь, очень долго.

– Спасибо, Саманта. – Шарлотта шумно высморкалась и взяла со стола фотографию. – Новая? Я ее не видела.

– Элла прислала на прошлой неделе. Таб теперь играет в принцессу.

– Зная тебя, не сомневаюсь, что она уже получила четыре новых роскошных платья.

– Два. Разве это много? Случайно увидела по дороге домой. Не смогла решить, какое ей понравится больше.

– Любящая тетушка. – Шарлотта поставила фотографию в рамке на место. – Твоя племянница красавица. Не представляю, какой будет Эми в четыре с половиной года. Таб, наверное, очень ждет праздника.

– Очень. В выходные еду к ним, будем наряжать елку.

– Жду не дождусь, когда Эми станет старше и мы тоже будем украшать вместе елку. Это ее первое Рождество, мы столько всего уже накупили, жаль, что она ничего не запомнит.

– Ты хотела мне что-то сказать? – напомнила Саманта, и Шарлотта достала из-под мышки планшет.

– Да. – И принялась постукивать по экрану. – Для тебя восемь сообщений. Звонили Уилсоны, дали добро на Лапландию. Хотят полный пакет – олени, эльфы, Санта. Но сомневаются, стоит ли оплачивать поездку на собачьих упряжках.

– Им бы очень понравилось, – задумчиво пробормотала Саманта. – Если, конечно, одеться по погоде. Я позвоню им и все обсужу. Что еще?

– Мортоны – любители приключений. Им понравилась Исландия, организуем им тур так, чтобы смогли увидеть северное сияние. И предложим сафари на снегоходах, от него была в восторге та семья из Огайо.

– Доусоны.

– Точно. И посещение ледяных пещер. Что-то еще?

– Звонил Броди Макинтайр.

Имя было Саманте незнакомо.

– Новый клиент?

– Ему принадлежит поместье в Шотландии.

– Кинлевен?

Шарлотта сверилась с записями:

– Верно. Дом с башенками, словно из легенды. Ты прочитала о нем в журнале и просила связать с владельцем после того, как поступил запрос от семьи из Сиэтла. Мы говорили об этом в прошлом месяце, и я до него дозвонилась.

– Помню, конечно. Домашние праздники в далекой шотландской деревне… Интересно, у них есть стадо оленей? – Саманта откинулась на спинку кресла. – Мы раньше ничего подобного не делали, но чувствую, это будет иметь успех. Шотландию любят все, особенно в праздники, и место там очень красивое: на берегу озера, рядом лес. Гости смогут сами срубить и поставить елку, от нее будет исходить чудесный аромат живого дерева, а не пластика. Можно отдохнуть так, как хочешь, например выпить виски у камина под треск поленьев… Надо бы добавить в программу пару ночей в Эдинбурге на Хогманай.

И, увидев выражение лица Шарлотты, добавила:

– Канун Нового года.

Та в ответ улыбнулась:

– Замечательно. Я бы сама там отдохнула.

– У нас прекрасная работа. Мы дарим людям возможность провести время так, как они мечтали. Они никогда не забудут рождественские каникулы, которые мы организуем. – Саманта задумалась и постучала ручкой по столу. – Итак, что он сказал? Ты объяснила, что у нас уйма желающих посетить его дом в шотландском нагорье?

– Объяснила. И еще, что ты говоришь со всеми клиентами лично, а ты профи в своем деле, поэтому он может ожидать наплыва гостей.

– И?

– И он ответил, что в целом его все устраивает, но нужно обсудить детали. Это семейное поместье, он хочет быть уверен, что, сдав его нам, сделает правильный выбор.

– Набери номер, и я смогу его убедить, что лучше всего работать со мной.

– Он хочет с тобой встретиться.

– Зачем? – Саманта машинально принялась прокручивать в голове расписание на ближайшие дни. – Ладно, неважно. Сделаю, как он хочет. Когда он будет в Бостоне?

– Никогда. Он хочет, чтобы ты прилетела в Шотландию.

Саманта подпрыгнула в кресле.

– В Шотландию? Ты имеешь в виду Шотландию в Коннектикуте?

– Нет, – нахмурилась Шарлотта. – В Коннектикуте есть Шотландия?

– Да, это город. Есть и еще.

– Я имела в виду настоящую Шотландию. Страну холмов и вереска. И симпатичных мохнатых коров.

– Хайлендской породы. Ты серьезно? Он хочет, чтобы я прилетела в Шотландию?

Шарлотта подняла руки:

– Моя работа – только передать. Понять его несложно. Он привязан к дому, дорожит им. Он там родился. Представляешь? Не в стерильной белой палате, а в шотландском поместье среди гор.

– Он сам тебе рассказал?

– Да. Мы немного поболтали… Он говорит, что место подойдет не всем и ты должна знать, что продаешь.

– И он прав, разумеется. Я же посещаю все места, куда мы продаем туры. Но у меня уйма дел.

Саманта расстегнула еще одну пуговицу на рубашке и прошла к окну. Открывавшийся вид ее успокаивал. Из офиса в Бэк-Бэй она видела Бостонскую гавань. Водная гладь сейчас переливалась на солнце, оттого ее цвет казался бледнее обычного. Наступил декабрь, но первый снег выпал неделю назад, природа будто спохватилась и напомнила, что пришла зима. Саманта была из тех, кто любит снег. Никакие холода не испортят ее роман с этим городом. Ничто здесь не навевало воспоминаний. Призраки из прошлого не шли следом по тротуарам из коричневого камня, мешая любоваться архитектурой. Уехать из Манхэттена – самый разумный из всех поступков в ее жизни. Определенно, Бостон – ее город. Она любила в нем все: художественные галереи, бутики элитных марок на Ньюбери-стрит, Бикон-стрит со старыми газовыми фонарями. Любила даже в это время года, когда с реки Чарльз дул пронизывающий ветер.

– Босс?

– Да, – Саманта повернулась. – Шотландия. Отлично. Думаю, мы рискнем, идея кажется мне интересной. Отправим туда кого-нибудь. Например, Рика. Он же надевал килт на костюмированные вечеринки.

– Лэрд[2] настаивает, чтобы приехала именно ты.

– А он лэрд?

– Шучу. Видимо, прочитала слишком много любовных романов, которые мы так любим. Всегда мечтала, чтобы меня подхватил на руки и посадил на лошадь мужчина в килте.

– Вместе с Эми у твоей груди? Весьма проблематично. – Иногда Саманта жалела, что Шарлотта, не отличавшаяся осмотрительностью, переняла ее любовь к чтению. – Прошу, не говори Броди Макинтайру, что мы увлекаемся историческими любовными романами.

– А что такого? Я всегда говорила, каждый имеет право читать что хочет.

– Согласна, но я предпочитаю не смешивать профессиональную деятельность и личную жизнь.

– Я хозяйка компании, мне будет трудно завоевать доверие клиентов, еще и шотландцев, если они узнают, что свободное время мы проводим в мечтах о том, как красавец в килте увезет нас на коне в вересковые поля.

– Это лишь фантазии. Мы же не хотим, чтобы все случилось по-настоящему. Вереск, наверное, колючий, и там полно насекомых. К тому же я нашла фотографию нашего лэрда в интернете – ему уже под шестьдесят. Хотя он еще вполне привлекательный мужчина, у него суровая внешность человека, пережившего немало жизненных бурь.

– Он сказал, чего именно ждет от моего визита? – Саманта решила сменить тему.

– Нет, мы недолго разговаривали, я боялась, что Эми может начать плакать. – Шарлотта поправила бретельку бюстгальтера. – Он настаивает, чтобы ты прилетела в этом месяце на несколько дней. И знаешь, у него очень сексуальный голос.

– Думаешь, голос владельца поможет нам с продажами? До Рождества двадцать четыре дня, у меня нет времени на эту поездку.

– Попробуй сама с ним поговорить и как-то все уладить. Он даже предложил приехать на Рождество, но я сказала, что ты всегда проводишь праздник с сестрой. Тогда он сказал, что вы могли бы приехать вместе, получился бы настоящий семейный праздник. Было бы круто, правда?

– Мне так не кажется.

– Да? По-моему, отправиться на Рождество в Шотландию – лучший способ понять, понравится программа клиентам или нет.

– Это работа, а я в Рождество хочу отдыхать. Исключение – лишь чрезвычайная ситуация. Нет, я поеду к сестре и все выходные дни проведу в пижаме. Макинтайру я позвоню и перенесу поездку на другое время.

– Хм… «На ложе лэрда» – отличное название для книги. Что скажешь?

– Ничего. И пожалуйста, не упоминай в разговоре с ним все придуманные тобой названия романов.

– Ясно. – Шарлотта перевела взгляд на окно. – Опять пошел снег.

– Соедини меня с ним, – решительно произнесла Саманта. – Попробую найти свободные дни до Рождества. Ведь я могу слетать на одну ночь. Это все?

– Звонил Кайл. Четыре раза. Говорил раздраженно. Вчера он два часа прождал в ресторане…

– Ой…

У Саманты был разговор с одной из любимых клиенток – вдовой преклонного возраста из Аризоны, решившей немного разнообразить одинокую жизнь. Она организовала ей три тура, и прошлым вечером целый час они обсуждали четвертый. Ужин с Кайлом вылетел из головы, и это характеризовало не лучшим образом не только Саманту, но и их отношения. Разве не так?

– Я поступила ужасно, непременно позвоню, извинюсь.

Шарлотта нахмурилась:

– Он просил передать, чтобы ты не звонила, если не хочешь перевести отношения на другой уровень.

О боже!

– Это же отношения, в них нельзя, как в лифте, переместиться на другой уровень.

По мнению Саманты, они с Кайлом были еще в подвале.

– Я передаю то, что он сказал. И еще: тебе надо решить, чего хочешь. У меня сложилось впечатление, что он готов подняться на самый верхний этаж. – Шарлотта смущенно улыбнулась. – Мне кажется, он в тебя влюблен.

– Что?! Ерунда. Он влюблен не больше, чем я.

– Соедини меня с Кайлом, я поговорю.

– Хочу еще добавить, что час назад принесли огромный букет от Таблотов. Они вернулись домой после медового месяца в Вене и просили передать, что все было в точности как они мечтали.

– Именно такие чувства и должны быть у людей после медового месяца.

Саманта была рада, что смогла угодить клиентам.

– На этом все. Пойду звонить и…

Их прервала влетевшая в кабинет Аманда – младший менеджер по прямым продажам.

– Саманта! Прости, но это срочно.

– Что случилось?

– Это касается твоей матери.

Саманта ощутила, как Шарлотта коснулась ее плеча.

– Саманта? С тобой все в порядке?

Нет, не в порядке. И не может быть в порядке, раз говорят о ее матери.

– Она звонила?

– Не лично.

1 Перевод Т. Озерской.

2 Лэрд (англо-шотл. laird – землевладелец, лорд) – представитель нетитулованного дворянства в Шотландии. Прим. ред.

Скачать книгу

Наше худшее Рождество бесплатное чтение

Сара Морган Наше худшее Рождество

* * *

Гейл

Саманта

Элла

Гейл

Саманта

Гейл

Саманта

Сара Морган
Наше худшее Рождество