Ciao, Amore! бесплатное чтение

Глава первая

Серж, ты такси мне вызвал? Когда? Потому что нет его! Просила же встретить меня по-человечески, пока я еще твоя жена. По пробкам, милый мой, в Москве это вообще единица измерения чувств, которых у тебя не осталось. Кстати о чувствах, позову Катерину к нам, сваргань что-нибудь легкое. О, кажется такси на второй линии, все, скоро буду!

Мила Астахова откинулась на спинку сиденья. Ее подмывало слить раздражение на таксиста, но она сдержалась. Живи, пилигрим второй кольцевой. Крути баранку мимо баров, витрин, церквей, супермаркетов – священных столичных капищ. Бери пассажиров, вези их в закат, предсказывай нехитрую судьбу, читай знаки, затерянные в дорожной пыли, только Бога ради, осторожней! Резкий поворот вернул ее мысли в привычное практичное русло. Решительным жестом она собрала волосы в высокий хвост – чтобы не мешал – и набрала Катерину: ”Хеллоу, долли, хау а ю?”– раза три в год Мила ездила по международным выставкам, красиво называла их биеннале, а когда возвращалась домой, какое-то время еще вставляла английские словечки, намеренно преувеличивая американский акцент.

– Привет, ты что приехала раньше? – Катерина на забавы подруги не обращала никакого внимания. Они знали друг друга с первого класса, пережили все стадии дружеских отношений и в конце концов перестали раздражаться на придурь легкой и средней степени тяжести.

– Почему раньше? Строго по расписанию. Ты как, свободна от скальпеля? – если разговор не был рабочей необходимостью, Мила переходила сразу к сути вопроса.

– Абсолютно, – облегченно выдохнула Катерина.

– Тогда дуй ко мне, устроим несанкционированный вечер сдержанного английского гедонизма, – близкая дружба нуждается в традициях гораздо больше, чем семья. Лишенная бытовой рутины она удовлетворяется периодическими вылазками в бар или домашними посиделками, и терпеть не может редких телефонных звонков.

– Минут через 30 я у тебя, – пообещала Катя. И да, в Москве настоящая дружба, как и настоящая любовь проверяется расстояниями.

– Давай, я тоже к этому времени буду. Если что, Серж дома, звони, – Мила бросила мобильник в сумку.

Екатерина Максакова с детства мечтала стать врачом. Прости, читатель, ничего не могу поделать: часто банальная фраза характеризует целую, наполненную эмоциями, событиями, взлетами и падениями жизнь. Если опустить детские годы, проведенные у постели вечно больного плюшевого одноглазого медведя, можно сказать, что Кате повезло с учителями. В средней школе она окрепла в своем решении стать врачом, в старшей с удвоенной силой бросилась изучать химию и биологию. В итоге ее легкое поступление в медицинский родители приняли как само собой разумеющееся. Училась хорошо, на последнем курсе познакомилась с милейшим Петром Владимировичем Бабаскиным, который, правда, не стал жениться, а просто взял и тихо переехал в ее двухкомнатную квартиру. Бабасик точно не знал, какое из достоинств привлекало его больше всего: Катин борщ или удобное расположение ее жилья на Карамышевской набережной. Поэтому, на всякий случай, страстно любил и Катерину, и квартиру, окружая их обеих вниманием и заботой. Пока Катерина перемалывала в прах научный гранит и дежурила на скорых по трое суток, Бабасик потел над диссертацией, жил на зарплату младшего научного сотрудника, заваривал чай с шиповником к ее приходу и перебивался дошираком в дни творческого кризиса. С диссертацией не заладилось. Зато заладилось у Катерины с работой и платежеспособной клиентурой, от чего Бабасик еще сильнее полюбил свою "докторшу”. Кулинарный талант Катерины утвердил его в чувствах: всем известно, что горячие пирожки с капустой значительно укрепляют любовные узы.

– Привет, проходи,-в прихожей Катю встретил Сергей. Расцеловал троекратно, потрепал по макушке, выдал тапки, махнул в сторону кухни и ушел в кабинет.

Кухня Милы, совсем не соответствовала ее положению: небольшая, уютная, с горшками ароматных трав на подоконнике, с теплым запахом домашнего хлеба и кружевным абажуром над столом. Контраст с дизайнерской мебелью, который продавала ее фирма был настолько сильным, что попади кто-нибудь из ее подчиненных или партнеров на программу “Как стать миллионером”, срезался бы на вопросе: А чья, собственно, кухня? Да и вообще, никто не знал ее лучше чем эти двое: муж Сергей и подруга Катерина. На первый взгляд поверхностная, вспыльчивая, заносчивая, на самом деле она была ранимой, умной и страшно ленивой. Настолько, что после первого развода с мужем, ей было лень искать кого-то еще и, насладившись вольной, она снова вышла за него замуж. Настолько, что салон мебели, названный в лучших русских традициях “Дуб и Сосна”, процветал, несмотря на редкие, два раза в год, набеги самой хозяйки. И настолько, что доступ в кухню был закрыт для всех, кроме проверенной огнем, водой, медью и двадцатью годами дружбы Екатерины Максаковой.

– Рассказывай, что у тебя с Бабасиком, – Мила налила подруге чуть больше, чем себе, зная, как непросто дается ей разговор о бывшем не-муже.

– Представляешь, вчера утром, пока я была на дежурстве, приходил домой за остаточным тряпьем. – она шмыгнула носом, – Забрал все деньги, которые я отложила на отпуск. Теперь вместо песни моря у берегов Новой Зеландии придется горланить песни подмосковных грибников в сосновом бору.

– Ох, Катька, говорила же тебе, бестолочь, не давай ему ключи, – Мила хлопнула по столу ладонью, – Ты хоть замки смени что-ли.

– Да поздно уже! – не то чтобы Катя не слушала подругу, в вопросах любви она думала противоположным от головы местом, – Ключи и записку на столе оставил: “Екатерина, мы жили с тобой в браке, хоть и не регистрировались. Моя совесть перед тобой чиста. Теперь, когда мы разошлись, мне полагается компенсация. Верю в твою порядочность. Петр.”

– Петр. Какой Петр. Великий? В мечтах и грезах. Петрушка рыночный. Балабол пятикопеечный. – Мила начала заводится, – Серж! Ну ты слышал, что творится?

– Кать, серьезно, можно подать заявление в полицию о краже, – Сергей вышел из гостинной. К Кате он относился как к младшей сестре. От больших пацанов во дворе, конечно не защищал, но пледом на диване укрывал и кофе с утра обеим варил.

– Давайте без полиции, не хочу связываться. Считайте, я легко откупилась. Скажите лучше что с лысыми покрышками делать? – она посмотрела на Сергея снизу вверх.

– Не поняла. Какими покрышками? Огласите техническое задание пожалуйста, – пара-тройка коней в стойле у Милы всегда стояли запряженные, а избы были оборудованы огнетушителями согласно последним инструкциям пожароохраны. Спасала она рьяно, от души.

– Бабаськины зимние, которые на балконе валяются. Хотела предать огню, но любовь к природе пересилила приступ саможалости. Наверное, придется откатить их на свалку, – Катя вздохнула и закурила четвертую по счету сигарету.

– Много курите, мадам, – Серж попытался отнять у сигарету, но она проворно перекидывала ее из одной руки в другую.

– Не мадам, а мадемуазель. За Милкой смотри. Что у вас новенького?

– Разводимся, – пожал плечами Сергей и вышел из кухни.

Катерина вытаращила глаза: Опять?! Что на этот раз?

– Все то же: не готовлю завтраки, не уделяю внимания, не прихожу на ужин, плюс замешанный на кристально чистом русском мате мой богатый словарный запас и йопушки жопушки: мы снова пилим имущество. – Мила вытащила из пачки сигарету, помяла ее и затолкала обратно, – На следующей неделе собирается съехать.

– Мил, ну чего тебе надо, а? Вы же не существуете друг без друга. Как кружка и водичка, – Катя потянулась за стаканом воды.

– Как глазик и ресничка. – Мила улыбнулась, – Слушай, слушай, про ресничку слушай. Помнишь, в институте я ходила к армянке брови делать, она еще ниткой их щипала. Шикарный мастер! Вытащит из кармана грязную нитку, наслюнявит палец, вжик-вжик – брови как у Меган Фокс. Один раз попросила ее ресницы покрасить. Она краску навела, вазелином под глаза намазала, ваточку положила и говорит: Ой-ой, рэсничк какой, какой рэсничк, мааалэнкий! На всю жизнь комплекс оставила. Я после нее в салоны красоты как на плаху иду, боюсь услышать: Соболезнуем вашей последней реснице и лысым глазам, мы сделали все, что могли. Аминь, – Мила сложила руки на груди.

– Да отличные ресницы, че она, – захохотала Катя.

– Только вот не надо мне этих ваших реверансов раскладывать, все я про себя знаю, и про рэсничк в том числе. Слушай, совсем из головы выскочило, мне Танька приглашение на свадьбу прислала. – Мила показала подруге переписку в телефоне, – Помнишь, какие у нее опахала были? Двери сквозняком сносило, когда она глазами хлопала.

– Какая Танька? Титова? Да ладно, и что, вот прямо так замуж и собралась? – женское любопытство – вот тайный источник любой катастрофы.

– Выходит в Италии, за какого-то потомка старинного рода, чуть не Медичи. Через неделю. Приглашает нас обеих и билеты оплачивает, – Мила опять показала на телефон, – заметь.

– Билеты хорошо. А подарок, а жить где? Нет, Люд, не могу, да и операции расписаны на два месяца вперед, – в вопросах работы Катя была непоколебима.

– Денег займу, – с готовностью предложила Мила, – хочешь, твоему главному диван по себестоимости продам? Он давно на него глаз положил, и в витрине пора дизайн менять. Ну поехали!

Катерина сомневалась. Во-первых, из-за расписания. Несмотря на то, что отпуска у нее уже год как не было, график дымился, и был на самом деле плотно расписан. А во-вторых, с Танькой они сто лет не общались и даже подругами не были. Так, знакомые, бывшие одноклассницы.

Сомнения развеяла Мила. Во-первых, Италия – колыбель мировой культуры и кухни. Только представь, справа камни в трещинах, дворцы, развалины, фрески, фонари, а слева рагу из дикого кабана, белый трюфель, тальятелли, моццарелли, обалделли и божественный кофе по утрам. Во-вторых, Тоскана – родина Данте, Микеланджело, Боттичелли, Вазари и как его…Чимабуэ! Надо же расширять кругозор, ограниченный Гиппократом – неоспоримый довод, считаю. В-третьих, Танька вообще ни с кем не общалась, потому что последние сто лет была занята поиском европейского жениха. Ей как воздух нужны порядочные и красивые подружки невесты, чтобы фасад не портить. Так что одолжение делаем мы – ей, а не она – нам. Надо ехать, спасать честь Родины в лице скоропостижно брачующейся Татьяны.

Глава вторая

Мила отчаянно боялась летать. При мысли о самолете конечности немели, волосы вставали дыбом, мозг категорически отказывался внимать разуму. Общим столбняком организм не ограничивался, а добавлял трогательный пастельно – землистый цвет ее лицу.

– Красавица моя! – Катерина обняла подругу и потащила ее к стойке бара, – Пойдем, пойдем, сейчас я тебя вылечу, сейчас полегче станет. Двойной Синглмолт пожалуйста,-она усадила коченеющее тело на соседний стул.

– Может лучше таблетку? – послышалось из недр Милиного организма, -Виски не люблю. – при виде заказа лицо у нее вытянулось в удивленную уточку, – Я что, должна все это выпить?!

– А ты как думала? Да не бойся, меня научил Сашка Умсиян, когда мы из Мюнхена летели. Пару – тройку порций – и в самолете заснешь как младенец. Давай и рраз!

– Катя, я помню, ты – врач, дай таблетку белую. Ну не могу я столько залпом, почему нельзя бакарди-колу? – Мила смотрела в стакан с тоской осеннего спаниеля.

– Таблетка не успеет подействовать, надо было дома выпить. Для успеха операции нужен крепкий напиток, так что пей, радость моя, пей залпом, – Катя подала бокал подруге.

Мила выдохнула, зажмурилась и опрокинула зелье внутрь. Через 20 минут они выходили на посадку совсем другими людьми: Катя немного навеселе, Мила – в сладких объятиях эйфории. Весь день она ничего не ела, выпила с утра пару чашек кофе, перехватила кусочек сыра, так что теперь в ее желудке свободно, как Эгейское море о скалы, плескалось ирландское виски. Его высокие волны доставали до мозговых клеток, приятно щекотали мозжечок и ту самую извилину, отвечающую за движение нижних конечностей. Бокал шампанского из щедрых рук стюардессы бессмертного Аэрофлота добавил веселящих пузырьков и полностью отключил ее сознание.

– Проснись и пой, Рим приветствует тебя, – Катя потрясла плечо подруги.

– Как, мы уже прилетели? Поднимите мне веки! – простонала Мила.

– Оглянись, уже почти все вышли, мы последние. Я думала, что ты никогда не проснешься и мне придется волочить тебя на себе. Впрочем нет, я бы вызвала кресло-каталку, – Катя тянула подругу через проход под обстрелом недвусмысленных взглядов бортпроводников.

– Слушай, чего они пялятся? – шепотом спросила Мила, – Я же вроде сразу заснула?

– Ага, сразу, – так же тихо ответила Катя,-после того, как тебя пристегнули ремнем безопасности.

– За что? – по мере возвращения блудной памяти из недр сознания, Мила медленно покрывалась багровыми пятнами.

– За то. Совсем бизнесвумены распоясались. Пара бокалов алкоголя превращают вас в патологических имбецилов, – на трапе она приостановилась.

– В кого? – умственные способности Милы восстанавливались медленно.

– Потом расскажу, а пока давай предадимся в руки итальянских пограничников, – и Катя безжалостно потащила подругу на паспортный контроль.

Они пристроились в хвост очереди. Мила еле заметно покачивалась из стороны в сторону и тихо постанывала.

– Я что, буянила? – ей было ужасно плохо и стыдно.

– Вообще ничего не помнишь? – Катерина подняла правую бровь.

– Нет, – страдания Милы достигли апогея, она застонала, – зашли. Сели. Провал.

– Да, села она. – в одной руке у Кати были паспорта, другой она крепко держала локоть неустойчивой подруги, – После шампанского ты рвалась в кабину пилотов.

– Зачем? – предчувствуя недоброе Мила закрыла глаза.

– Чтобы порулить, естественно. На весь салон кричала про право каждого советского человека увидеть землю сверху так, как ее наблюдал гражданин Гагарин, человек – самолет. – их очередь почти подошла, Катя смотрела прямо, говорила тихо, – В итоге тебя вернули на место и пристегнули.

– А ты уверена, что это была я? – взгляд Милы метался по стенам, как будто рекламные щиты с лоснящимися, трезвыми и благополучными до отвращения моделями могли дать ей убежище или хотя бы разумное объяснение случившемуся.

– Это еще не все, – контролер в окошке рассматривал их паспорта, что-то отмечал в компьютере. Катя немилосердно, с улыбкой, обращенной к усатому красавцу, продолжала, – даже пристегнутая, ты умудрилась пристать к мужику с соседнего ряда. Ничего личного: лысая жертва оказалась к тебе ближе всех. Правда, ты быстро устала и захрапела. Не могу сказать, что весь салон вздохнул с облегчением: твои низкочастотные горловые вибрации бились о внутреннюю обшивку самолета, вызывая весьма ощутимую тряску. И да, было весело. Жалко, что ты ничего этого не помнишь.

– Тебе весело, а у меня язык к нёбу прилип и голова раскалывается. Больше пить ни за что не буду, – и не было ни единого сомнения в том, что свое обещание Мила сдержит.

– Правильно, шампанское было лишним, – отмахнулась Катя. Она внимательно читала вывески и указатели, искала выход1.

– Лишним?! – почти прокричала Мила, – Тогда какого моржа ты его мне позволила?

– Ха, попробовала бы я тебе запретить! – Катя остановилась, обернулась к подруге, помахала перед ее лицом ладошкой, разгоняя плотные похмельные пары, – Да не волнуйся, сейчас купим водички, алкозельцер у меня есть, будешь как новенькая.

Осенний Рим навертел теплый шарф из желтых листьев, встретил узкими проходами, закоулками, цыганскими развалами, толпами растерянных туристов, ароматом пасты с чем-то невероятно мясным и домашним, загудел, заторопил, втянул в поток многоязычных паломников, не дал опомниться, вывел на железнодорожные пути и оставил перед электронным табло.

Они решили не останавливаться. Купили еще минеральной воды, показали электронный билет проверяющему контроллеру и сели на Frecciarossa2.

Мила уснула сразу. Катя скрутила из своей куртки валик ей под голову и задумалась. Все события последней недели казались по меньшей мере странными. Как-то вдруг сложный клиент отказался от операции, перенес ее на месяц из-за важной сделки. С легкой подписи Людмилы, а также усилиями рабочих салона “Дуб и Сосна”, в приемную главврача втиснули монументальное чудо – белый, кожаный, с резными вензелями по дубовым ножкам диван. На волне блаженной халявы главный врач первой градской больницы Петр Андреевич Минов отпустил Екатерину в заслуженный отпуск. Бабасик деньги не вернул, зато нашелся покупатель на его зимние колеса, и Катин балкон вздохнул с облегчением.

Она смотрела в окно как в экран телевизора и не верила своему неожиданному счастью. Ни станционным названиям Orvieto, Chiusi, Castiglion del Lago3, ни аккуратно стриженному пейзажу, ни вытянувшимся в карауле кипарисам, ни своим глазам она не верила. Казалось, что все это исчезнет вот-вот, через минуту другую, и только мерное посапывание Людмилы возвращало ее в надежные объятья реальности. Она еще не знала, и даже не догадывалась, как стремительно и бесповоротно переводит стрелки ее судьбы скорый поезд Рим – Флоренция.

Глава третья

Катя проснулась в раю. Над ее головой, в ярко-бирюзовом небе парили пухлые ангелы. Они смотрели на Катерину с ласковой ехидцей и громко вопрошали: Ты завтракать пойдешь? Катя моргнула. Рядом с кроватью как ни в чем не бывало стояла живая Мила.

– Вставай! – она настойчиво стягивала одеяло с подруги.

– Привет, – Катерина натянула его обратно, – ты как, жива?

– Жива, бодра, весела и страшно голодна. Ты же вчера меня не накормила, сразу спать отправила, – пожаловалась Мила и сбросила одеяло на пол.

– Алкоголь калорийный, ты ела скотч. – промурчала в подушку Катерина, – А я вечером выходила, мороженое фисташковое ела. Из чего они его делают, не знаешь? Дай волю, я бы только им и питалась с утра до ночи.

– Не трудись, ехидна, тут с шести утра круассаны под окнами пекут, запах на всю гостиницу. – в доказательство своих слов Мила открыла окно, – У тебя две минуты на сборы, завтрак закончится в 10:304.

– Только зубы почищу и выходим. – какой еще нужен аргумент для пробуждения, если прямо под окнами в пекарне с 6 часов утра готовят хлебобулочное блаженство? – Кштати, где ты такой номер откопала? – Катя выглянула из ванной с зубной щеткой во рту, – Я прямо в мужее нощевала: фрешки на потолке, гобелен в раме. Тьфу. Ванная в хрустале. Стыдно пИсать, ей-богу!

– Привыкай, крошка, итальянцы эстеты и гурманы. Нет, наоборот: сначала гурманы, а потом эстеты. – Мила поправляла макияж у большого антикварного зеркала, – Поэтому сначала мы идем завтракать, потом в центр, красоты созерцать. В Уффици не попадем, увы, там очереди как в советское время к дедушке Ленину. Попробуем окультуриться без музеев.

После завтрака они выпали в солнце, разлитое по каменной мостовой. Усатый извозчик, проезжая мимо них, приподнял цилиндр.

– Обалдеть! – на секунду Катя замерла в проеме кружевных ворот, – Это со мной происходит, да? – она сделала робкий шаг вперед и сразу же застряла каблуком в кладке.

– О, да, только с тобой такое происходит. – пробормотала под нос Мила, выковыривая туфлю подруги, – Ничего другого не могла надеть? Кроссовки, мокасины, тапочки с помпошками, не? Как ты гулять собираешься, ты видишь, у них тут везде камень?

– Вижу, – Катя улыбалась совершенной дурниной, потом сделала шаг, другой через улицу, не обращая внимания на прохожих и звенящие велосипеды, прихрамывая, как была, без туфли, перешла дорогу и остановилась у фрески Мадонны5.

– Куда ты?! – Мила попыталась остановить подругу, – А как же я? Ведь я подруга твоя, опомнись, блаженная!

– Она настоящая? – солнечный луч высветил женский образ на стене палаццо и на одну секунду стер время между прошлым и настоящим, когда эти двое: Катерина Максакова – хирург, 32 года, не замужем, и католическая Дева Мария – святая, 15 лет, замужем – оказались друг напротив друга в едином потоке света.

И было это так красиво, что Мила запнулась на полуслове, достала камеру и щелкнула. Как потом выяснилось, эта фотография осталась единственным уцелевшим свидетелем их отпуска. Свадебный итальянский фотограф со специфическим вкусом, выраженным в трогательной любви к глубоким декольте не считается.

Сентябрьская Флоренция может сравниться только с Флоренцией майской. Мягкая, теплая, солнечная, туристическая, но более спокойная, уже вне сезонная, размеренная, небесно-синяя, разливающая золото по крышам, рассыпающая листья по дорогам. Ветренная, легкая, немыслимо – легкомысленная, она заражает своим настроением всех, кто попадает под ее обаяние. Школьники в смешных голубых халатиках, пожилая сеньора в прическе и пурпурном маникюре, офисный клерк на велосипеде в костюме от Гуччи, американские туристы в майках и сандалиях на босу ногу, закутанные в шарфы домохозяйки с сумками из супермаркета – все, включая двух русских подруг, одна в кросовках, другая на каблуках, и обе в платьях из теплого света, – все с ног до головы облиты флорентийским сентябрем.

Просто европейского завтрака: кофе и воздушных круассанов, им оказалось мало. Они остановились в лавке, заправились огромными панини6 с невыговариваемой начинкой и местным лимонадом7. Потом пошли вслед за теплым ветром, к реке Арно и вдоль нее. Смотрели дворцы с огромными коваными воротами, удивлялись высоте и толщине стен, читали имена архитекторов на табличках. Они, конечно, представляли себе что-то подобное, но чтобы в такой концентрации – на это никакого воображения не хватило бы.

По чистой случайности зашли в магазин8, с виду ничего особенного: маленькая дверь, витрина метр на метр, а внутри пещера Али Бабы с расписными сводами потолков и дизайнерскими аксессуарами. Утащили оттуда кошелек и пару сумок. Пообедали пастой в таверне на четыре стола, запивали янтарным, с послевкусием дикой вишни Брунелло9. Купили непрактичный по московским меркам, белый, умопомрачительный костюм Кате, две соломенных шляпы, кожаные босоножки за смешные деньги и две пары кожаных туфель.

Устали. Разложились под зонтом уличного кафе, из тех, что занимают половину и без того узкой проезжей части. Заказали тарелку сыра и просекко10.

– Пока ты руки мыла, Татьяна Прекрасная звонила. – воздушные пузырьки просекко способны превратить любую бизнес вумен в поэта и романтика, – Говорит, приезжайте сегодня, она нам в соседнем агро комнаты забронировала.

– Чего агро11? На ферме чтоль? У нее там нормальных гостиниц нет, кроме как с коровами? – Катя зацепила кусочек сыра, макнула его в луковый мармелад и отправила блуждать по восторженному пищеводу, – Может сами найдем жилье?

– Искала уже, близко ничего нет. Но мы можем остаться сегодня во Флоренции, чек аут завтра утром, тогда и поедем по солнышку, – перспектива изысканных деревенских удовольствий напугала Милу и превратила обратно в прозаика, – посмотрим в глаза реальности, может она не такая уж и пугающая.

– Ну да, подружимся с козами, может не забодают. – Катя откинулась на спинку стула, – На такси поедем или машину в прокат возьмем?

– Как хочешь, – не было такого средства передвижения, которое бы не обуздала Мила.

– Кто Шумахер, тот и рулит. Тем более весь алкогольный лимит ты скушала, теперь моя очередь. Чин-чин, как говорят у них в Италии, – Катя легонько стукнула своим бокалом стакан с минералкой.

– Тогда берем машину на моих условиях: не жаловаться, не ныть, под руку не говорить, не отвлекать, любить можно, но это факультативно. Далее, – Мила загибала пальцы в радужном маникюре, – слушаться и салон машины едой не портить. Звоню Титовой, подтверждаю завтра, а ты кофе закажи.

– Кофе-кофе или мерзавчик на пять капель? – Катя обожала капучино и совсем не разделяла любовь подруги к горькому кофе на донышке и без того маленькой чашки.

– Пять концентрированных капель. Тебе, как доктору надо знать, что живительный эспрессо поднимает любую лошадь даже с такого бодуна как у меня. – Мила набрала номер, прижала телефон к уху, – Тань, привет. Говорить можешь? Да, все у нас хорошо. Приедем завтра после обеда, решили по городу погулять, в ванной поплескаться, а то вдруг в твоем агро один холодный душ и тот на улице. Нет? Нормально все? Вот это меня и пугает. Потому что в последний раз, когда ты мне так говорила, мы ночевали в милиции, а когда нас отпустили, ты скрутила с двери табличку “Начальник УВД Ленинского района г. Москва Перепелкин Ю.П.”. Помнишь, как драпали? Вот! Зафиксируй. Я так больше не смогу. С возрастом все в порядке. Статус не позволяет от карабинеров бегать.

Знала бы она, насколько была близка к истине, поставила бы свечки всем флорентийским святым. Но в тот безоблачный день неведение было их счастливым покровителем.

Глава четвертая

– Держи руль, тебе говорю! – Мила чертыхнулась, пытаясь одним пальцем перезагрузить карту яндекс на телефоне,они потерялись и теперь нарезали круги по часто сменяющимся деревням, не в силах понять, где же тот самый поворот в вожделенное агрохозяйство. Для двух смертных итальянский эдем под названием Casa di Luce был так же недосягаем как рай для грешников. Они уже прошли семь кругов ада, состоящих из серпантина, козьих троп, тупиков в глухом лесу, пяти электронных датчиков скорости подряд на одной ровной дороге, игнорирующих сигналы поворота водителей на круговой развилке, остановившегося на 20 минут грузовика посередине узкой улицы, услышали всю гамму автомобильных сигналов, изучили много новых интересных жестов и – о, Боже! – пропавший без вести итальянский интернет.

Флоренция не отпустила с утра, поэтому выехали после обеда и блуждали почти до сумерек. Пока стояли и ловили хоть какой-нибудь сигнал цивилизации, в ложбины холмов упала темнота. Солнце моргнуло из-за тучи, оставив один единственный утомленный луч на крыше какого-то дома. Решено было двинуть туда. Тем более без интернета дороги им все равно было не найти, а так хоть людей встретить и помощи попросить.

Достали из багажника разговорник, позвонили в ворота.

– Si. Buona sera. Chi e’?12 – спросил домофон.

– Чао. Чи сьямо перси. Аюто,13 – Мила светила фонариком в разговорник, а Катя изо всех сил старалась выговаривать слова правильно.

– Un minuto,14 – ответил домофон и отключился.

Вокруг наступила глубокая тишина. Ни одного фонаря на дороге, ни одного знака, единственный источник света – маленькая лампочка у звонка да глазастая луна у края горизонта.

– Бррр, – Поежилась Катя.

– Да уж, – Ответила Мила.

– Здравствуйте! – голосом домофона сказал куст за воротами.

– Ой! – сказала Катя.

– Фигасе, – удивилась Мила.

Из куста к ним вышла невысокая женщина с короткой стрижкой пепельно-русых волос. Хотя нет, волосы это они уже потом разглядели. А сначала был силуэт, возникший из ниоткуда. И говорил он не на языке мать его Данте, а на человеческом, на том, что Пушкин, и Лермонтов, и Максакова, и Астахова объяснялись.

– Здравствуйте, – еще раз поздоровалась женщина, – могу я вам помочь? Вы же русские, правильно я поняла?

Потерявшие дар речи, подруги синхронно кивнули.

– Вы вдвоем? – не дожидаясь ответа, она открыла ворота, показала место парковки.

– Мы вдвоем, да. Мы потерялись. И вот, позвонили вам, потому что вокруг больше нет никого. А интернет у нас не работает. И мы не знаем куда ехать. – в минуты волнения Катя начинала тараторить не хуже любой итальянки, – Меня Катя зовут. А это моя подруга Мила. Мы потерялись, помогите пожалуйста, – она виновато улыбнулась.

– Да вы паркуйтесь и заходите в дом. Меня зовут Аня, попробую вам помочь, – в проеме ворот показалась дорожка мелкого гравия, кусты роз вдоль нее, беседка со стульями и дерево лимона в большой терракотовой вазе у входной двери.

В доме пахло лавандой. Коридора не было совсем, и поэтому они сразу попали в небольшую гостинную с камином и большим пухлым диваном со множеством подушек, подушат и подушечек. Около дивана стоял стоилик, на нем лампа и раскрытая книга.

– Хотите чай, кофе?15 – спросила Анна.

– Нет – нет, вы нам просто скажите куда ехать, если знаете, а то скоро совсем темно станет, – торопилась Мила.

– Конечно, покажите куда вам надо, – хозяйка щелкнула выключателем, и комнату залил яркий свет.

Мила развернула распечатанный листок брони и тут же услышала приятный смех.

– А вы приехали, – Анна подняла голову, – La Casa di Luce здесь. Добро пожаловать!

– Как здесь? Правда здесь? Вы знаете, сколько мы вас искали? И ни одного знака нет, ни одного! – затараторили обе гостьи, перебивая друг друга.

– Так чай или кофе, раз уж вы уже приехали? Потом я вам комнаты покажу, в девять ужин. Если хотите присоединиться, скажите. Багаж несите и можете его оставить пока здесь, – Анна указала место между камином и окном.

– Мы же кофе будем, да? – решила за обеих Мила, – Кофе. И ужинать будем, спасибо за приглашение!

За ужином они расслабились, повеселели и уверовали в счастливую звезду. Ну кто бы мог ожидать, что хозяйка агротуризма русская, 16 лет назад вышедшая замуж за итальянского профессора, добровольно разведенная, окажется еще их ровесницей, душевной собеседницей и хлебосольной хозяйкой. Бронь предполагала только завтраки, на ужин их пригласили от щедрот непритворных – это Мила сразу почувствовала, на фальшивые душонки у нее был собачий нюх. А когда они оказались в своих комнатах, последние сомнения испарились под теплыми лампами уютных светильников и, что особенно важно, под теплой водой в идеально чистых душевых с белыми махровыми полотенцами, феном для волос и мылом на оливковом масле.

Здесь было хорошо и просто. Вкусно от кролика и салата с фенхелем. Тепло от домашнего лимончелло. Весело от красного вина и девочковых разговоров.

Вилла, на которой завтра было назначено венчание, официальная церемония, фуршет и сама свадьба, находилась за соседним холмом, в 10 минутах езды. Поэтому подруги, разомлевшие от душевного приема, выпили один кувшинчик, потом второй, потом решили размять косточки, обследовать окрестности. Их бы браваду да в правильное русло. Но вы же знаете, что любое приключение начинается с невинного бокала и любопытного носа.

Симпатичный, чуть вздернутый, в веснушках нос, испытывающий крайний интерес ко всему неизведанному, принадлежал Кате. В романтическом порыве а-пойдем-еще-за-тот-поворот она набрела на две незапертые машины без хозяев.

– Интересно, куда все делись? – вертела головой Катерина.

– А тебе не все равно? Пикник у людей под луной, романтические трататули с соломиной в попе, – тянула назад к вилле Мила.

– Да подожди ты! Слышишь? – прошептала пересохшими от вина губами Катя, – Слышишь? Там кто-то есть! – и залезла в буерак.

В лесу на самом деле было двое. Мужчина и женщина. Они ссорились. Но не как итальянцы, а тихо, срываясь на сиплый крик. Жестикулировали сильно. Особенно двухметровый мужик, истошно размахивающий кулаками перед длинноволосой высокой дамой. Разглядеть что-то еще подругам не удалось, расслышать тем более. Тогда Катя вытащила из кармана куртки телефон, навела на парочку камеру и щелкнула несколько раз.

– Ты что, с ума сошла?! – зашипела Мила, – Хочешь, чтобы они нас обнаружили? Как ты собираешься объяснять им, что мы здесь в кустах делаем и на каком языке?

– Не ори! – так же тихо ответила Катя, – А вдруг он ее убьет? И мы – единственные свидетели их ссоры.

– Он нас сейчас убьет, если обнаружит. И вот наши – то хладные трупы будут долго искать, а потом точно так же долго опознавать. Ибо мы, Катерина, простые туристы, хоть и облико морале, – Мила вытащила из хвоста сухую ветку.

– Ладно, – примирительно ответила Катя, – пошли обратно. Я фотографии все равно на телефоне сохраню на всякий случай. Не нравится мне все это, ох не нравится!

Они вылезли из кустов и пошли по дороге в сторону виллы. Завтрашний день предвещал хлопоты, поэтому решили встать под ранний завтрак, неспешно навести красоту и выехать за два часа до начала венчания. На вилле предполагалась фотосессия подружек невесты и темные круги под глазами не приветствовались. Хотя, конечно, лучше темные круги, чем седые волосы, которые появились у обеих на следующий день.

Глава пятая

С грацией пантеры и уверенностью Трампа Мила вылавировала между элегантным синьором во фраке и пожилой дамой в полупрозрачном платье. Прозрачного в нем было больше, чем платья. В руках у Милы было два бокала просекко.

– Кто все эти люди? И где ты была? – Катя осушила залпом один бокал, протянула руку за вторым.

Она не любила скопления народа, потому что на работе ей хватало всякого. А на отдыхе с избытком хватало Людмилы. Оглушенная стразами, в окружении 275 – согласно рассадке, начертанной золотом на огромном антикварном зеркале – незнакомых людей, Катя хотела сбежать из этой какофонии громких звуков и слов, среди которых она уверенно различала только чао16, буонджорно17 и белло18.

– Детка, не впадай в ступор, смотри как весело. – Мила покачивала бедрами в такт музыке, – Как тебе Танькино платье? Сидит идеально, но на мой вкус слишком много сваровски.

– Здесь у всех слишком много сваровски. Глаза режет. – Катя искала место, куда можно было бы поставить пустые бокалы. На пару минут ей стало легче, но потом опять захотелось сбежать подальше от шумных итальянцев, – У нас в метро в час пик тише, чем здесь. Я вообще сомневаюсь, что они слышат друг друга. Видишь, вон там компания, я полчаса за ними наблюдаю и удивляюсь их способности разговаривать всем со всеми одновременно.

– Ну какая ты зануда. Лови дольче виту, расслабься! Смотри какой дедок забавный, – Мила кивнула в сторону столетнего дедушки, который пританцовывал на месте, держась за поручни своих ходунков. Заметив внимание русских девушек, он приосанился, заулыбался и заковылял в их сторону.

– Buongiorno belle signore! Che dico – signorine! Vi piace la festa? Non vi ho mai visto finora. Siete le amiche di Tatiana?19

Услышав знакомое имя подруги дружно закивали и попятились назад от наседающего кавалера. Кавалер в коричневом клетчатом пиджаке, красной бабочке, шляпе из фетра и двухцветных оксфордах шел на таран.

– Belíssima Tatiana! Ma anche voi siete belle. Adoro Russia, neve e le donne russe! Siete piu belle del mondo!20 – перекричать музыку было не так-то просто, но он старался изо всех легких.

– Luigi ciao! Hai già trovato la compania per stasera?21 – из-за спины прыткого дедули возникла невеста.

Надеясь на спасение, Катя вздохнула с облегчением.

– Привет, развлекаетесь? Знакомьтесь, это Луиджи, прадедушка моего Роберто. Луиджи 91 год, в прошлом году он похоронил жену и теперь ищет подругу. Осторожней, жена этого ловеласа была на 20 лет младше его. – и, уже обращаясь ко всем присутствующим в радиусе трех метров, громко заявила, – Vi devo lasciare, non ho salutato la zia Clementina. Divertitevi!22 – Таня испарилась в море гостей, утопив в третьем бокале просекко последнюю каплю Катиной надежды.

– Scusi. Scusi,23 – заметив отчаянное положение подруги, Мила взяла инициативу в свои руки, оттеснила престарелого рыцаря от Кати.

Крепко сжав ее локоть, Люда выбралась из гомона в сравнительно тихую аллею. Катя споткнулась о выводок наряженных в Дольче Габбану детей и опустилась на скамейку, дышать ей стало легче.

– Мил, если хочешь, иди, я тут одна посижу, – виновато произнесла она.

– Ага, я пойду, а тебя снова кто-нибудь в оборот возьмет. Знаешь, сколько тут голодных до свежего комсомольского тела старичков бродит? – Мила смахнула со скамейки сухой лист и устроилась рядом.

– Чтобы я без тебя делала, – Катя тихонько засмеялась и обняла подругу.

– Да сидела бы у себя в больнице, слушала бы лекции Минотавра о вреде курения. Хочешь? – она протянула Кате сигарету.

– Давай. Красивое венчание. Красивая церковь. – Катя помолчала и вдруг призналась, – Знаешь, я Таньке завидую.

– Чегооо??? – протянула Люда, – Кому? Таньке?! Да брось! Это же открытка, она же больше половины гостей никогда в жизни не видела и не увидит. Но зато и никогда не узнает, что они на самом деле о ней думают.

– Да какая разница, что они о ней думают. Главное, что ее Роберто любит, он так трогательно поправлял ей фату, – мимо них проплыла парочка: она на каблуках 20 сантиметров, он с ее сумкой на плече.

– Да Танька для этого лысого буратино королева, конечно любит, еще бы не любил. А ты знаешь, что семейство его в разорении? – Мила аккуратно снимала паутину с чугунного подлокотника скамейки, пускала ее по ветру, – Что вилла эта круглый год сдается и еле-еле прибыль приносит? Что Танька при всех жениховых регалиях туристов русских по Тоскане развлекает, а не маникюр по салонам пилит?

– Да ладно, – удивленно протянула Катя, – если они такие бедные, зачем тогда все это?

– Для статуса, – Мила затянулась и выдохнула круглое облако, – для дыма. Напустить важности, вспомнить о былом величии, ну и семью увидеть. Они же не каждый день съезжаются со всех сторон света. Представляешь, сколько скелетов в антикварных шкафах хранится?

– Да уж, не дай Бог познакомиться. С виду – то они все хороши, – согласилась с подругой Катя.

– С виду, вот именно. У Таньки здесь нет ни одной подружки, она говорит, что главное быть simpatica.24 – Мила поискала глазами урну для сигареты, не нашла, потушила о дорожку, но не выбросила, – Вот так: сохраняй иллюзию благополучия и все будет в ажуре. Ты не видела мусорку?

– Видела в районе фуршета. Пойдем выбросим и заодно поедим чего-нибудь. Панини с трюфелем25 пробовала? Вкусные! – торопиться по мелкому гравию – бессмысленное и вредное занятие, при котором каждый шаг напоминает тебе стоимость одной туфли.

Фуршет располагался у лестницы, и подругам пришлось зайти со стороны сада, так дорога была короче. Аллея позволяла на некоторое время быть незамеченными. По обе стороны от длинного стола располагались высокие круглые столики для гостей. Большая их часть уже получила свою порцию предварительных плюшек и бродила вокруг в ожидании ужина. Проход был свободен. Подруги не успели и пары шагов сделать, как мужчина у стола, как-то неловко наклонился, провел рукой по скатерти, попытался зацепиться хоть за что-нибудь, но не устоял и упал. Гости разом повернулись к нему и загалдели. Официанты бросились поднимать. А Катя стояла как вкопанная. Докторская чуйка никогда не обманывала. Ее пальцы машинально перетирали остатки сигареты, взгляд был прикован к неуклюже раскинутым рукам человека. Она уже знала. Ничего хорошего это знание ей не предвещало.

Глава шестая

Будильник зазвонил в 7 и через пять минут снова. Марко всегда вставал тяжело, как будто канаты тянул. Нашарил тапки, взял курс из спальни через столовую, налево по узкому коридору, три ступени вниз к ванной комнате. Там же и первая сигарета. Заглянул в кладовку, вытащил чистое белье из стиральной машины, развесил. Вернулся на кухню, включил кофемашину: к крепкому кофе без сахара полагалась еще одна сигарета. Подошел к открытому окну.

Центральная улица небольшого прифлорентийского города уже жила своей жизнью, сконцентрированной главным образом в баре, преимущественно в утренние и вечерние часы. Стеклянная дверь то и дело открывалась, ритмично глотала и выплевывала ранних посетителей. Куда-то по делам несся велосипед, лавируя между пешеходами. Его звонок отдавал резкой болью в виске. Марко поморщился, затянулся последний раз и щелчком отправил окурок в пропасть нового дня. По-армейски резко натянул джинсы, надел рубашку, нашарил в кармане затертый брелок, снял с вешалки кожаный плащ, хлопнул дверью и быстро, не останавливаясь, сбежал по лестнице. Еще раз поморщился, когда вдохнул тяжелый воздух каменного переулка – будет жарко.

Несвежий и уже немолодой на вид Мерседес SLK “9926 завелся быстро, побежал резво – его отлаженный механизм работал лучше любого Ролекса. Несоответствие вида и содержания машины всегда производили на незнакомых людей эффект забавлявший Марко.

Ровно через 37 минут Инспектор Марко де Симоне вошел в полицейский участок, расположенный в правом крыле средневекового палаццо.

– Buongiorno Piero,27 – он поздоровался с дежурным на проходной.

– Buongiorno Ispettore.28 Хорошая погода сегодня, – все внимание Пьеро было сконцентрировано на внешнем мире за окном.

– Если ты так считаешь, пожалуй. Что нового? – Де Симоне подтянул к себе дежурный журнал

– Авария на десятом километре, – не поворачивая головы ответил Пьеро.

– Жертвы? – Де Симоне начал раздражаться. К человечеству в целом и к дежурному Симоне Мариотто в частности он предъявлял немного претензий: проявлять уважение, демонстрировать хорошее воспитание, не чавкать за едой и отвечать строго по делу.

– Sì Ispettore.29 Водитель фуры. Заснул в четыре утра за рулем, протаранил ограждение. Слава Богу, в такую рань никого на автостраде не было, – свобода за окном по прежнему привлекала дежурного.

– Личность установили? – в участке знали, что немного повышенный тон голоса Де Симоне – недобрый знак, предвещающий рабочие катаклизмы.

– Конечно, документы при нем, номера зарегистрированы в Лацио. Тело перевезем завтра. Семью известит местная полиция, – дежурный опомнился, вытянулся перед Инспектором, отрапортовал как положено.

– Хорошо. Еще что-нибудь? – Инспектор сделал шаг в сторону коридора.

– Ничего серьезного, два ложных вызова и один потеряшка, – Пьеро так и стоял навытяжку, не смел вернуться к созерцанию городского пейзажа.

– Ладно, пойду, – в коридоре эхом зазвучали шаги Де Симоне.

– Хорошего дня, Ispettore! – прокричал сержант в спину Инспектора.

Кабинет Инспектора Марко Де Симоне находился на втором этаже, лифт работал, но привычка ходить пешком сформировалась у него еще в детстве. Когда сто раз на день пробежишь шесть лестничных пролетов туда – обратно, поиграешь в футбол, отшагаешь пару километров до моря, простое механическое движение ногами в конце концов становится рефлексивным, жизненно необходимым. Таких как он в Неаполе называют scugnizzo – уличный мальчишка. Бегать они учатся быстрее, чем ходить,

Персональный кабинет Инспектор отвоевал в прошлом году. За особые заслуги и 15 – ти летний трудовой стаж ему выделили закуток: стол, вешалка, сейф. Большое окно и ощущение полной изоляции от коллег нивелировало недостаток рабочей площади.

Прежде чем погрузиться в дебри архивной бюрократии, скопившейся четырьмя стопками на рабочем столе, Де Симоне открыл окно и снова закурил. Пять лет назад после развода он бросил эту привычку, но потом опять втянулся и уже больше не предпринимал попыток вести здоровый образ жизни.

Кто-то легко стукнул в дверь, и, не дожидаясь приглашения, вошел.

– Ciao, Иван! – часто встречающееся в Италии русское имя имеет только одно различие: ударение на первом И. Да, и никаких уменьшительно-ласкательных Ванечек-Ванюшек, только Иван, только жесткий хардкор.

– Ciao. Allora, come va?30 Можешь меня сегодня подменить? – удивительное совпадение: голубоглазый высокий коллега был больше похож на Илью Муромца, чем на славного потомка древних римлян. И если бы не врожденный, впитавшийся с молоком матери тосканский акцент, внешне его можно было бы принять за эмигранта dall'estero31.

– С удовольствием скину на тебя весь этот бумажный хлам, – Инспектор кивнул головой в сторону картонных папок.

– Симпатичная коллекция. Все не возьму, половину давай, – несколько лет назад они вели одно дело, поругались, напились, подрались – проверенная схема для начала крепкой мужской дружбы.

– Держи. – Инспектор пододвинул половину дел на край стола, – А что случилось? В участке нет никого?

– На прошлой неделе договорился с Росси. Он только сегодня вспомнил, что не может. Ma che cazzo pero!32

– А у тебя что? С Валерией все в порядке? – Де Симоне был свидетелем на их свадьбе, поэтому к чувству симпатии примешивался миллиграмм ответственности, этого хватало, чтобы не совать нос в личную жизнь друга и быть в курсе его дел.

– Да, на УЗИ идем, – расплылся в улыбке будущий отец.

– Подменю, не забудь сказать дежурному, – коротко кивнул Де Симоне.

– Спасибо! – Иван подал руку.

– Только у меня одно условие, – руку Марко не отпускал, так и продолжал держать, – сына назовешь Доменико.33

– Да иди ты! – со смехом захлопнул дверь Иван.

До обеда время растянулось равными промежутками между кофе, сигаретой и полицейскими бланками. За едой он как всегда спустился в соседнюю таверну. Взял половину горячей, только из печи скьяччаты34, 200 грамм мортаделлы35, стакан красного вина на разлив. Устроился на улице, за крошечным деревянным столиком – и как тут люди вдвоем умещаются! А через час после того как вернулся на работу, на пульт пришел вызов. Инспектор Марко Де Симоне собрал со стола ключи, пачку Winston Blue, закрыл окно и выехал на место преступления.

Глава седьмая

Все места на парковке трехэтажной виллы были заняты. Инспектор подъехал к главному входу, оставил машину прямо перед парадной лестницей. На месте уже работала группа локальных карабинеров: невысокий, плотный до треска начищенных пуговиц бригадир Эрмини и полная его противоположность вице бригадир Куэрчини.

– Инспектор Марко Де Симоне. – фотография на удостоверении трехлетней давности демонстрировала лучшую его копию, – Рассказывайте что тут.

– Свадьба, синьор Инспектор! – радостно отрапортовал Куэрчини, – Один человек умер!

– Личность установили? – Де Симоне не торопился, шел медленно, внимательно смотрел по сторонам.

– Да, вот его документы, – Эрмини протянул замызганный, в некоторых местах порванный кошелек. Там лежали: карта

личности на имя Карло Джелли, удостоверение культурной ассоциации с указанием статуса: доцент, преподаватель Института Порта Романа; права на вождение, две банковских карты, старый чек и бонусные наклейки COOP36, пять евро мятой купюрой.

Все трое пересекли парк и подошли к огороженному желтой лентой буфету. Вдоль ленты, как куры у грядки, топтались нарядно одетые люди.

– Скажите, что снимать запрещено и освободите пространство, – приказал карабинеру Инспектор.

– Si signore.37 – бригадир Эрмини ушел разгонять толпу, – Отойдите. Уберите телефон пожалуйста. Синьора, прошу вас, смотреть будете на похоронах своей бабушки.

Тело пострадавшего театрально раскинулось прямо у буфета. Его правая рука еще цеплялась за скатерть, которую тот ухватил перед тем, как упасть и потерять сознание. Не первой свежести рубашка, мятый льняной пиджак и стоптанная бахрома края вельветовых брюк только подтвердили догадку Инспектора о печальном финансовом состоянии Карло Джелли. Рядом валялась пластиковая тарелка и разбросанные недоеденные закуски: бутерброды, канапе с красной икрой и лососем. Неплохо кормят – подумал про себя Инспектор, а вслух спросил: Фотографа и судмедэксперта вызвали?

– Si signore,38 – стройным кипарисом, навытяжку рядом с ним стоял Куэрчини, готовый выполнить любое поручение.

– Ничего не трогать до их приезда, вещественные доказательства отправить сразу на экспертизу. Пойдемте, – Де Симоне направился в сторону виллы.

На первый взгляд все строение средневековой виллы можно было бы датировать 1700 годом, не старше. Но, судя по стратегическому расположению на холме рядом с городом, и по основательной каменной кладке прилегающего к вилле фениле39, основной фундамент был заложен в 1500-1600 году. Позади виллы располагался парк и печально известный буфет, зайти внутрь можно было через сквозной проход, по выщербленной, округлой лестнице с нагретыми солнцем широкими перилами. В сопровождении ни на шаг не отстающего Куэрчини Инспектор вошел внутрь.

– Добрый день. Скушаете что-нибудь? – в центре нарядного зала стоял украшенный смокингом управляющий. Официанты кейтеринговой компании собирали со столов девственно чистые, нетронутые приборы, – Столько труда, столько продуктов, а кормить приходится из кухни! – он хотел было упасть на грудь Инспектора, но вовремя изменил траекторию и попал в сухие объятья бригадира Куэрчини.

– Добрый. Нет, спасибо. – отказался от еды Де Симоне, – Если можно, кофе и стакан газированной воды пожалуйста. Передайте всем сотрудникам, чтобы не уезжали до моего распоряжения. Где я могу расположиться? – строгий тон Инспектора сбил с толку разговорчивых итальянцев. Официанты притихли, а некоторые кажется даже уменьшились в размерах.

– Вот сюда, здесь есть местечко, где вам никто не помешает, – на короткое время управляющий взял себя в руки, перестал плакать, – Проходите пожалуйста. – показал дорогу к изолированной комнате, которая на самом деле оказалась средневековой капеллой, расписанной фресками, – Меня зовут Эдоардо. Извините, я не представился. Такая трагедия! Такая трагедия! Ведь все пропадет. Нет, человека этого тоже жалко конечно. Но, если подумать, зачем умирать в такой прекрасный день?! И кто теперь все это есть будет?! Простите. Простите меня. Да. Еще раз. Эдоардо Перрони. В вашем распоряжении. Позвольте оставить визиточку, вот здесь она никому не помешает. – на краешек стола он положил карточку из небесно-голубой плотной бумаги с золотыми инициалами.

– Ничего страшного, я понимаю ваше печальное положение. – за 20 лет жизни в Тоскане он так и и не научился говорить по-итальянски, южный акцент не утратил, наоборот прирос к нему еще сильнее, поэтому на службе Де Симоне старался говорить медленно и четко, но даже тогда не надеялся, что его поймут с первого раза, – Список гостей и обслуживающего персонала составили? – спросил у вице бригадира.

– Si signore, – Куэрчини спешно положил перед Инспектором три исписанных листа.

– Хорошая работа. Невеста, жених, владельцы виллы, водители – все здесь? – Де Симоне выложил на стол сигареты.

– Si signore, – неизвестно откуда в руках у Куэрчини появилась пепельница.

– Хорошо. Начинаем. Давайте по одному всех, кто присутствовал в момент смерти, – Инспектор взял в руки первый лист.

Рядом с дверью все еще топтался управляющий. У него за спиной бригадир Эрмини выстраивал свидетелей. Куэрчини сверял их по списку. Инспектор Марко Де Симоне затягивался десятой за день сигаретой. Со всех четырех сторон на присутствующих скорбно смотрели средневековые грешники. Фреска капеллы кисти неизвестного художника довольно реалистично изображала Судный День.

Глава восьмая

– Buona sera,40 – в кабинет – капеллу вошли жених и невеста. Жених – слегка помятый увалень в дорогом костюме еле дышал в крепких объятьях дресс-кода. Его горло держали сразу трое: тугой воротничок рубашки, бабочка и крупная застежка. Его руку – невеста. События дня не смогли стереть глянец с ее лица. Улыбалась она так, как будто находилась на красной ковровой дорожке.

– Приятно познакомиться, Инспектор Марко Де Симоне. Садитесь, – он указал на два стула с противоположной стороны большого стола.

Жених потоптался, позволяя невесте выбрать лучшее место, подождал когда она устроится, присел на краешек.

– Скажите пожалуйста, вы знали потерпевшего? – начал опрос Инспектор.

– Я – нет. С моей стороны здесь только два человека. Остальные гости – его, – резким жестом невеста указала на жениха, но тут же улыбнулась, погладила его по руке.

– Назовите свое имя пожалуйста и покажите документы, – из внутреннего кармана пиджака Инспектор выложил на стол записную книжку и ручку, приготовился писать.

Жених засуетился, попросил разрешения сбегать за бумагами удостоверяющими личность, в искреннем порыве угодить стражам порядка подскочил, перевернул стул и умчался.

– Титова Татьяна Николаевна, – на русский манер, с отчеством, представилась невеста.

– Гражданка Российской Федерации? – правая стена фрески изображала чистилище, люди на ней выглядели испуганными и удивленными одновременно.

– Да. Сейчас муж принесет вид на жительство, – невеста накрутила на палец платиновый локон.

– Вы знали потерпевшего? – не дожидаясь возвращения жениха спросил Инспектор.

– Нет, ни разу не видела. Если не считать сегодняшнее утро, когда Роберто представлял мне гостей, – второй локон оказался длиннее первого, – но я его совсем не запомнила.

– Да, я понимаю, очень много приглашенных и новых для вас лиц, – поддержал Инспектор.

– Абсолютно. Роберто, не мог бы ты побыстрее? – обратилась она к только что вернувшемуся жениху.

– Вот, пожалуйста, наши документы, – жених выложил на стол свою идентификационную карту и паспорт Татьяны.

– Вид на жительство невесты? – Инспектор поднял бровь и посмотрел на жениха. Ему следовало бы расстегнуть воротничок рубашки, но инстинкт самосохранения Роберто умер еще до знакомства с новобрачной.

– Да. Да. Я сейчас вернусь, – он опять убежал. Невеста театрально закатила глаза.

– Давно в Италии? – Инспектор вытащил сигарету из пачки, – Не возражаете если я закурю?

– Курите пожалуйста. – она отвернулась к окну, снова принялась перебирать локоны в прическе, – Постоянно я живу здесь уже год.

– Мои комплименты, вы прекрасно говорите по-итальянски, – Де Симоне еще раз попытался привлечь внимание невесты, но рассыпанные по плечам белокурые локоны интересовали ее гораздо больше. У нее были очень красивые густые волосы.

– Спасибо! Я училась на курсах перед тем как приехать сюда. Хотелось лучше понимать менталитет и культуру вашей страны.

Инспектор поморщился как будто от дыма. По понятным причинам он не доверял людям, которые говорили шаблонами. В случае с синьорой Татьяной употребление устойчивых выражений можно было бы объяснить тем, что она иностранка, но отсутствие альтернативной мимики и манера общения свидетельствовали о высокой степени искренности ее чувств.

– Простите пожалуйста, пришлось искать сумочку, – вернувшийся жених положил на стол вчетверо сложенный листок – вид на жительство.

Инспектор передал документы вице бригадиру Куэрчини: Сделайте ксерокопию, пожалуйста. Если не найдете принтер, перепишите данные. – он перевел взгляд на жениха, – Представьтесь пожалуйста.

– Кто? Я? Роберто Веллути, – он потянулся к воротничку, дотронулся до него, но так и не решился расстегнуть.

– О, тот самый? Это в честь вашей семьи названа улица41? Та, что рядом с Piazza della Passera42? – поинтересовался Инспектор.

– Да, это мы, – жених приосанился, – когда- то наша семья действительно имела влияние на развитие города. Почти вся улица была построена на наши средства.

– Как интересно! – Де Симоне увлеченно подался вперед, – И что, ваша семья, и сейчас живет в достатке?

– К сожалению, должен признать, моя семья видела времена получше, – он как будто отвечал Инспектору, а на самом деле просил прощения у невесты.

– К сожалению все мы видели времена получше, – эхом отозвался Инспектор, – но вернемся к вашему гостю. Можете о нем рассказать?

– Не очень. Карло… Келли или Джелли? Не помню. Дорогая, ты не помнишь? – осмелился обратиться к новобрачной, – Он – друг моего кузена. Разведен. По-моему Профессор истории искусств или что-то в этом роде. Преподает, не знаю где, это вы лучше у Франческо спросите.

– Извини, дорогой, можно я у тебя спрошу кое-что? – Татьяна в первый раз за весь разговор изменила выражение лица. Она взяла жениха под локоть и мягко, но настойчиво развернула его к себе.

– Si, amore mio43, – кроткий агнец не заметил, как сгустились тучи над его головой.

– Как это ты его не знал? – Татьяна старалась говорить как можно тише, но в капелле была прекрасная акустика. Каждый ее звук отражался от стен, вливался в уши следователя и двух карабинеров отчетливой речью.

– Любовь моя, меня Франческо попросил, сказал, что будет очень признателен. Его друг находится в тяжелой депрессии после развода с женой. Русской женой. – после этого уточнения в капелле воцарилась зловещая тишина, – Но это ничего не значит, уверяю тебя! Ну что же мы одного человека не накормим?

– Роберто. Накормим. Конечно накормим. На деньги моей мамы мы можем всю Флоренцию накормить, – фреска над головой жениха изображала багровые облака, казалось вот-вот сверкнет молния и кара небесная обрушится на последнего потомка прославленной флорентийской семьи.

– Но любовь моя, не только деньги твоей мамы, я тоже вложил немалые средства. И потом, ты здесь живешь, не работаешь, я от тебя денег не прошу. За газ и свет тоже, между прочим не платишь. – заметив нехороший отблеск огня – карающий грешников да благословен будет, Роберто испугался еще больше, – Я просто так говорю, не подумай. Мне приятно, что ты находишься дома, украшаешь мой дом. Но женщины в Италии эмансипированы, здесь супруги за все платят наполовину.

– Мне абсолютно все равно, – далее, к удивлению всех присутствующих, Татьяна бегло без акцента использовала не подлежащие переводу итальянские фразеологизмы, – что, кто и сколько платит у вас. Запомни, я за тебя замуж выходила не для того чтобы вскладчину жить.

Разговор страстно влюбленных, но не достигших консенсуса по основным пунктам брачного договора молодоженов, затянулся. Инспектор встал, пожал им руки, еще раз поздравил со свадьбой и попросил пригласить Франческо – двоюродного брата жениха по линии матери.

В кабинет вошел высокий взъерошенный человек. В петлице у него болтался вялый бутон чайной розы. Трясущимися руками он вытирал платком взмокший лоб и шею.

– Примите наши соболезнования, синьор? – вежливым тоном начал Инспектор.

– Франческо Роваи. Философ. Преподаватель Американского института, – вместо рукопожатия он вложил в протянутую ладонь Де Симоне визитку.

– Благородных девиц? – Инспектор даже бровью не повел. Оба карабинера прыснули.

– Почему же девиц, у нас и молодые люди учатся. – философ недоуменно уставился на шутников, – Институт – один из самых известных на Западе. Лекции читаются на английском языке.

– Это очень полезная информация, спасибо вам большое. Не могли бы вы ответить еще на несколько вопросов? – медленная речь, спокойный голос, плавные движения – гипнотизером Де Симоне зарабатывал бы намного больше, – Расскажите о своих отношениях с потерпевшим пожалуйста.

– Да, конечно, – Франческо Роваи устроился поудобнее, расправил складки пиджака, – мы познакомились еще в студенческие годы, я учился на первом курсе, Карло на третьем. На фоне совпадения взглядов и общечеловеческих ценностей сблизились через знакомых. После выпуска предприняли попытку основать издательство, но из-за внутренних неразрешимых конфликтов с бывшей женой Карло не сработались. Как следствие, издательство обанкротилось, и каждый из нас выбрал свой тернистый путь.

– Бывшей женой это которая русская? – Инспектор закурил.

– Нет, Корина происходит из хорошей флорентийской семьи, генетический код ее ДНК несет следы древних римлян. Они с Карло прожили 10 лет, потом разошлись. – подумал и добавил, – Мой код тоже. Несет.

– Официально были женаты? – информация о происхождении ученого не произвела на Инспектора никакого впечатления.

– Нет, партнерские отношения44. А на русской Анне он женился, – сам факт женитьбы профессора на безродной русской безусловно доказывал искренность его чувств.

– Когда? – важную информацию Де Симоне записывал без сокращений.

– Лет 15 назад, если мне не изменяет память. Свадьбы не было. Карло был выше материальной мишуры. Дату регистрации его законного брака я не запомнил. Но, если хотите, я могу поднять архивные ежедневники. Скорее всего, у меня сохранилась эта запись, – Франческо вел дневники с 20 лет. За эти годы у него образовался целый мемориальный шкаф.

– Мы проверим, не беспокойтесь. Вы помните ее фамилию? – Инспектор тоже хранил свои записные книжки в коробках под кроватью.

– Конечно, у нее такая яркая фамилия – Север. Анна Север. Мы не были близко знакомы, в нашем кругу она была, как бы это помягче сказать, чужестранка, – Роваи закинул ногу на ногу.

– Какие отношения у него были с первой женой? – Де Симоне полностью сконцентрировался на записи.

– Никаких. После развода они не общались. Она отсудила у него деньги за ремонт квартиры. Его очень тревожил этот факт. 17 тысяч хорошая сумма для женщины с которой не было совместных детей. И слава Богу что не было! – теперь ученый муж рассматривал фреску, – Вы знаете, чем заканчиваются такие разводы для нас!

– Знаю. – Инспектор кивнул в блокнот, – А со второй женой?

– Вторую любил, – ах, какие грешницы парили над его головой!

– Что же произошло? Стервой оказалась? – надоедал вопросами Инспектор. Светило флорентийской науки с трудом оторвался от созерцания чужого грехопадения:

– Честно сказать, я так и не понял, – полусонная сентябрьская муха ползла по рукаву его пиджака, и, всякий раз, когда он ее смахивал, она возвращалась обратно.

– Объясните? – Де Симоне тоже посмотрел на муху, взял со стола списки гостей, скрутил их и хлопнул по руке синьора Роваи так, что тот вздрогнул от неожиданности.

– На мой взгляд, а я был трижды женат, могу судить экспертно, все было хорошо. Мы редко встречались семьями, но было видно, что Карло доволен. – пустился в подробное объяснение Роваи, – Он стал расслабленным, очень удачно, за копейки купил дом в горах на севере. Вы наверное уже знаете, что мой друг страдал биполярным расстройством? Анна умела как-то его успокоить, и, казалось, что мой друг был достаточно счастлив.

– Но что-то произошло между ними? – Инспектор нарисовал в блокноте большой вопросительный знак напротив имени жены потерпевшего.

– Не могу вам сказать. – подумал и добавил, – Однажды он приехал ко мне посреди ночи, расстроенный, немного больше обычного возбужденный. Сказал, что Анна вызывала карабинеров.

– Зачем? Он ее бил? – сигарета во рту приобрела горький, неприятный вкус.

– Нет! – и через секунду, гораздо тише Роваи сказал, – Не думаю. Он все отрицал. Говорил, что они поссорились, он повысил голос, ну знаете, немного обозвал ее. Но мы все можем в сердцах сказать всякое, да?

– Да? – демон с правой стены ухмыляясь, поджаривал очередного грешника.

– Мне так кажется, да, не вижу в этом ничего плохого. Между близкими людьми может случиться всякое, но не звать же карабинеров по любому поводу! – философ разгорячился не к месту.

– Мы выясним, синьор Роваи. – обещание прозвучало хуже угрозы, – Продолжайте пожалуйста. Что было дальше?

– Дальше мы какое-то время не общались, а через два месяца он позвонил и объявил, что Анна уходит, – Франческо хорошо помнил тот вечер, когда его друг позвонил в четыре утра.

– Не сказал причину? – не отставал Де Симоне.

– Мы решили, что это из-за другого мужчины, – ну конечно, годами разбираться в эзотерическом концепте Гегеля ума хватает, а как жена от мужа ушла, так всех устраивает первый попавшийся вариант. – Анна в последнее время была раздражительная. Обнаружила у Карло в фейсбуке абсолютно невинную переписку с бывшей студенткой. Ничего предосудительного: пара теплых комплиментов, приглашение на кофе. Наверное решила отомстить.

– Можете назвать имя студентки? – Инспектор прервал размышления Франческо.

– Я не помню, она из Албании, точно. Художница. В Фейсбуке должен быть ее контакт, давайте поищу, – он вытащил мобильник из кармана пиджака. Де Симоне ласково прикрыл ладонью телефон:

– Мы найдем, не надо так нервничать. Продолжайте.

– Так, ну что потом. Потом Анна съехала в какой-то отель то ли смотрителем, то ли управляющим. Нашла адвоката и они подписали договор о сепарации45. Я деталей не помню, если честно. Но Карло остался доволен своим адвокатом, – ладони у Франческо вспотели, а бумажных салфеток в карманах не оказалось.

– Синьор Джелли выплатил ей содержание? – с явным удовольствием Инспектор наблюдал, как философ вытирает руки о льняные подштанники.

– Нет, она ничего не хотела. Все как было осталось моему другу. Мне кажется это справедливым, вы так не считаете? Хотя вот развод оформить не успели, у Карло были трудные финансовые времена. Наверное он надеялся, что Анна вернется, хотя мне об этом не говорил. После сепарации Анна прекратила какое-либо общение с ним. Он звонил, ездил к ней. Но она пригрозила вызвать полицию, если еще раз увидит его рядом с отелем. Карло очень переживал. Впал в депрессию. Но несколько месяцев назад воскрес. Кажется, он говорил, что познакомился с кем-то, с женщиной. Что дела пойдут прекрасно, что у него теперь есть будущее.

– У него были еще близкие друзья? Семья? – спросил Инспектор, а сам в блокноте пометил ”новая подруга?” и подал бумажный платок синьору Роваи, – Возьмите.

– Спасибо! – он принялся тщательно вытирать каждый палец, – Друзей ближе, чем я не было. Мамы и отца нет давно. Братьев не было.

– Вы можете написать список имен людей с которыми Карло Джелли контактировал за последний год? – Инспектор положил на стол чистый лист бумаги и ручку.