© Бирюкова И., 2021
© Оформление: ООО «Феникс», 2022
Да! Это про нас спела весна звонким голосом. Да! Это зажглась наша звезда ярким всполохом. Нет! Не удержать тех, кто рожден с духом воина. Мир мы без помех перевернем, дай только волю нам!
Марко Поло. Дикая мята
Пролог
– Я видел нечто странное, мой господин! – безобразного вида старик прошаркал сквозь пустой огромный зал, выдержанный в темных тонах, и склонился перед человеком, сидящим в громоздком кресле, находящемся на возвышении, словно трон.
– Странное?.. Настолько странное, что ты осмелился прервать мое уединение?
Старик окинул своего господина быстрым взглядом исподлобья и счел возможным разогнуть больную спину.
– Я видел то, чего не было.
– Будущее? – человек хищно подался вперед в кресле и впился своими холодными, практически прозрачными, словно кусочки льда, глазами в подернутые белесой дымкой глаза старика.
– Нет, мой господин. Я долго ждал, но этого так и не произошло.
– Я не понимаю, Мардахар. Ведь ты в своих пророчествах никогда не ошибаешься. Ты стал слишком стар, и, возможно, от тебя уже не так много толка, как было раньше. Думаю, настало время мне присмотреть себе нового провидца.
– Нет-нет, господин, умоляю! Мардахар стар, но еще не выжил из ума. И видения никогда не подводят вашего покорного слугу.
– Тогда в чем же дело? Да говори быстрей, ты начинаешь меня утомлять! – в прозрачных глазах молодого господина мелькнули голубые искры, и старик съежился еще больше, вжав голову в плечи.
– Мардахар знает, господин. Мардахар расскажет все! Кто-то могущественный сумел изменить предначертанное, – торопливо выпалил он и замолчал, пряча затаенную улыбку в уголках потрескавшихся губ и упиваясь замешательством своего хозяина. Мальчишка, восседавший на троне, был в достаточной мере умен, хитер, силен, властен и красив. Он был талантливым колдуном и не боялся заглядывать в самые темные уголки магических знаний… Но вряд ли он смог бы чего-то добиться без своего старого преданного провидца. И они оба прекрасно это понимали. Ковен зародился, окреп и наращивал силы благодаря их совместным действиям. Именно поэтому на деле старик нисколько не боялся господского гнева. Он без изъянов отыгрывал роль запуганной дворцовой крысы, но тем не менее, ценность свою осознавал в полной мере, в отместку за грубое обращение теша себя мелкими радостями вроде этой. Никто и никогда не решился бы ответить повелителю и господину столь туманно. Повелитель и господин не любил переспрашивать.
– Объясни, – наконец произнес молодой человек.
– Мардахар объяснит своему господину, все объяснит. Я видел события, немыслимые для нашего мира, события, долженствующие изменить многое, к чему мы привыкли. Я ждал и не дождался того момента, когда же мое пророчество начнет сбываться. Вы знаете, мой господин, я никогда не ошибаюсь. Именно поэтому возможно лишь два разумных объяснения. Или провидец, по силе равный мне, сумел заблаговременно исправить все увиденное мной. Или же какой-то сильный маг вмешался в ход времени… Но на самом деле важно не это.
– Что же тогда?
– Девчонка, мой господин! Девчонка, обладающая силой, вдесятеро превосходящей все силы Ковена! Девчонка, которая могла бы склонить чашу весов в нашу сторону! Девчонка, силу которой держат в строжайшей тайне. И о которой мы узнали бы только если бы произошло то, чего так и не случилось, мой господин! Девчонка, о которой вы теперь знаете благодаря своему провидцу. Она нужна нам сейчас, пока еще Совет пребывает в неведении. Пока она сама еще не может использовать в полной мере то, чем наделена.
– Магичка?
– Когда-нибудь она ею станет. Но пока просто безобидная адептка.
– Адептка? Но Академий четыре, в которой мне искать ее, Мардахар?
– У вас много людей, господин. Уверен, в ваших силах ее отыскать и без моей помощи. Но все же я постараюсь… да… постараюсь. Ради своего господина я осмелюсь потревожить духов и выведать у них недостающие сведения.
– Хорошо. А пока… Опиши мне ее.
– Я взял на себя смелость и уже описал сию особу вашему живописцу. Должен сказать, что он изобразил ее весьма искусно. Взгляните, – провидец просеменил к трону и с поклоном передал своему хозяину небольшой портрет, вынув его откуда-то из складок мантии.
– А ты прозорлив, Мардахар… Да, девица недурна, хоть я видал и получше, – самодовольная улыбка мелькнула на молодом лице и тут же исчезла. – Ну что ж, я велю написать копии с этого портрета сегодня же. И уже к вечеру мы начнем поиски.
– Ваша мудрость не знает границ, – почтительно склонился старик, не слишком почтительно ухмыльнувшись в седые усы.
– Оставь свою лесть, Мардахар… Лучше расскажи мне побольше об этой девице. Сказать по правде, тебе удалось разжечь во мне любопытство, старый лис.
– Главное, мой господин, мы ни в коем случае не должны ей навредить. Эта девушка – наш ключ к победе.
Глава 1
В распахнутое окно вдруг влетела бабочка. Сделала небольшой круг по залитой солнечными лучами просторной комнате и, видимо не обнаружив ничего интересного, выпорхнула обратно на улицу, трепеща тоненькими крылышками. Ян Роутэг проводил ее задумчивым взглядом… и почувствовал жгучее желание вылететь вслед за ней. Хоть бы и в окно. Томиться в стенах Академии у него уже не было никаких сил. Не было сил даже самого себя поуговаривать еще немного потомиться – чем он и занимался последние полгода. Ну или почти полгода, без малого. Не было больше сил объяснять самому себе, что все идет именно так, как он и хотел. И желания такого тоже не было. Но когда он заключал договор с Верховным, то и подумать не мог, что ему станет так невыносимо скучно! Второй год на преподавательском посту тянулся так медленно и муторно, что его запросто можно было бы зачесть за все пять. Добро бы хоть Лета чего-нибудь вычудила. Но и она после случившегося с ее братом заметно присмирела и теперь все силы отдавала учебе. Даже больше, чем раньше, окончательно превратившись в зубрилу и «синий чулок». Он понимал почему – сила, проснувшаяся в его жене, бурлила и ворочалась, так и не вернувшись обратно в «спящее» состояние. Должно быть, временны́е перемещения не оказывали на нее должного влияния. Необъяснимым было то, что несмотря на старания Леты, большинство заклинаний так и оставались для нее неподвластными. Зато многие заклинания огня получались с первого раза. А потом вдруг что-то происходило, и они переставали получаться совсем. Создавалось впечатление, что ее дар благоволит огненной стихии, но «включается» по собственному усмотрению, когда сам того хочет. Да и как быть с тем колдовством, которое она применяла неосознанно в опасных для жизни ситуациях? В общем, если подытожить все происходящее с Летой, можно было бы с уверенностью сказать, что когда-нибудь при должном обучении из нее мог бы выйти неплохой боевой маг. И тогда получается, что он собственноручно растит из своей милой, наивной, бестолковой Леты воина? Этого ему хотелось меньше всего. Но ипрекратить обучение, запретив пользоваться даром, было нельзя. Тогда рано или поздно сила может выйти из-под контроля (достичь которого сейчас так надеялся он сам и его жена), а это повлечет за собой, скорее всего, катастрофу. Хорошо, допустим. Допустим, он вырастит из нее боевого мага, ведь огненные заклинания в большинстве своем атакующие, а управление другими стихиями ей вообще практически не удается! Но ведь тогда Лета станет боевым магом с практически неисчерпаемым резервом – находкой для любого войска, даже если предположить, что в защитных чарах она будет бесполезна. А шила в мешке все равно не утаишь. Кто-нибудь узнает. Не сейчас – так позже. Или, хуже того, кто-нибудь узнает о том, что она может питать резерв другого мага чуть ли не бесконечно. Хрен на деле редьки не слаще. Так или иначе он может ее потерять. В Академии ее не тронут, а это значит, что у них есть еще пять спокойных лет. Но что потом? Вечно прятаться? Как долго он сможет ее прятать? Сейчас все проще, даже Верховный не знает о ее скрытом даре. Догадывается, конечно, старый пройдоха. Он всегда обо всем догадывается, словно видит каждого человека насквозь. Но о Лете наверняка не знает ничего. Пока ничего. И это хоть немного утешает. Боги Всевышние, как много неразрешенных вопросов и как ужасно мало времени на то, чтобы их решить!
Ян Роутэг еще немного полюбовался солнечными бликами, пробивающимися сквозь сочную весеннюю листву, и отвернулся от окна.
Именно поэтому он не может уехать прямо сейчас. На целую неделю. Или даже на две – вообще уж мечта несбыточная. Прерывать практические занятия Верховный не позволит. А значит, за Летой закрепят другого наставника. Тут-то все и выплывет. Может и не все. Может и не выплывет. Но так рисковать он просто не имеет права. Потому что, если все-таки выплывет, то не видать ему тогда своей жены как собственных ушей.
Но, черт возьми, как же так вышло, что он вынужден томиться здесь аки царевна в заточении? Когда именно его жизнь перевернулась и отправилась коту под хвост? Его дорогая, бесценная, созданная буквально из ничего собственными руками, любимая свободная жизнь! Когда она перестала быть его собственной?
Оставшись сиротой еще в бытность свою лопоухим мальчишкой, он очень быстро понял: никто не придет на помощь. Никому нет дела до чужого грязного, оборванного сорванца, когда почитай в каждой избе своих таких же тощих хватает. Хорошо, что он с детства был сообразительным мальчиком и так быстро это понял. Хорошо, что при деревенской церквушке обучали всех желающих, коих было не так уж много. Хорошо, что уже к десяти годам – неслыханное дело! – он умел и читать, и писать, и считать. Хорошо, что ему хватало сил подрабатывать то там, то тут каждый день, неизменно получая за свою работу такую упоительно-вкусную краюху хлеба. Хорошо, что однажды в их деревню заехал странствующий маг, отбиравший одаренных детей для обучения в Академии. Собрал всех в корчме и принялся пристально вглядываться в лицо каждого ребенка. Детей было много – несмотря на поздний час привели всех. Как же! Высокая честь и большая удача – обнаружить в своей семье нераскрытого чародея. Ян Роутэг был абсолютно уверен в своей «неволшебности». Ведь если бы он был колдуном, пусть и маленьким, с ним никогда бы не случилось всего того, что уже случилось. И он ни за что не пошел бы в тот вечер в корчму… если бы не ходил в нее каждый вечер мыть полы. Именно там, раскрасневшегося и пыхтящего, выжимающего грязную тряпку над ведром с еще более грязной водой, его и заметил пришлый маг. С этого момента изменилась вся его жизнь. Он учился. Много, усердно и постоянно. Потом он работал. Так же много, усердно и постоянно. Пока наконец не заработал себе славу одного из лучших профессиональных охотников на нежить. Брал он дорого. И всегда знал, что выполнит заказ. И заказчики это знали. И платили щедро, не скупясь. Он все-таки получил то, чего так долго добивался. У него была любимая работа, приносящая хороший доход (теперь страшно было подумать, что когда-то он мыл мерзкий заплеванный пол за миску остывшей похлебки!) и его обожаемая свободная жизнь. Свободная по-настоящему. Ведь куда бы его не заносило, работа находилась всюду. Он мог путешествовать по всей стране, лишь изредка задерживаясь в каком-нибудь приглянувшемся городе или деревне на недельку-другую. И не было над ним хозяина. И ответственности он ни за кого не нес. Раньше. Теперь несет. Невольно улыбнувшись, он вспомнил, как увидел ее впервые на разбойничьей поляне. Как он тогда сказал? «Благодари заказчика, мне за них заплатили»? Как-то так, вроде. Соврал, конечно. Он никогда не брал заказы на людей. Всегда только нежить и другие твари. А на поляну его вывел Серый. Случайно ли он почуял что-то неладное или уже тогда знал, кем для его хозяина станет бестолковая напуганная девчонка? Так или иначе, у Серого интуиция зачастую была лучше, чем у него самого. Очень быстро Лета стала для него очень важна. Слишком важна. Важна настолько, что он решился бросить все и устроиться в Академию. Лишь бы видеть ее каждый день. Лишь бы быть рядом. Он так хотел дать ей все. Показать мир во всем его ошеломляющем великолепии. Но выходило так, что теперь не мог дать ничего, кроме комнаты в Академии. Преподавательские комнаты были в несколько раз просторнее тех, что полагались адептам, да и обставлены не в пример лучше. Но все же это была всего лишь комната. Почему-то он забыл о том, что зарплата преподавателя разительно отличается от заработка наемника и на содержание молодой жены ее вряд ли хватит. А теперь он и уйти не может. Может только сидеть на месте и пытаться разрешить неразрешимые задачи. Сейчас неразрешимые. Он был в этом уверен. Слишком мало информации. А библиотека уже перерыта от и до. Так или иначе ему придется выехать. Невозможно, чтобы того, что происходит сейчас с Летой не происходило ни с кем раньше. Он должен попытаться найти хоть какие-то крупицы знаний, возможно, утерянных, хоть что-то, что могло бы дать ключ к контролю над ее силой. Он не хочет и не может потерять Лету. А значит, должен сделать все от него зависящее, чтобы этого не произошло.
Ладно. Ничего. Он перетерпит еще несколько недель. Поуговаривает себя еще до каникул. А потом под благовидным предлогом попросит-таки Верховного ни на шаг не выпускать Лету из Академии. И уедет. На целую неделю. Или даже на две. Заказчику известно, что профессиональный охотник на нежить Ян Роутэг может прибыть только в начале лета. И он готов ждать. И, что намного важнее, платить он тоже готов. Полновесными золотыми. Так или иначе, а предложение было слишком хорошим, от него невозможно было просто отмахнуться.
А по окончании заказа можно и поиском информации озаботиться. Есть у господина наставника несколько существ на примете, которые, если и сами ничего не знают, могут указать, где искать. Главное, он знает, с чего начать. А если «вынужденный» отпуск затянется недели на три-четыре, никто не расстроится. В Академии, под присмотром у Верховного, с Летой точно ничего не случится.
Решено. Скоро, очень скоро, дорога привычно ляжет под копыта лошади, верный волк будет носиться взад-вперед, что-то вынюхивая, небо будет пронзительно голубым, облака – ослепительно белыми, солнце очень теплым, свежий ветер – упоительно дурманящим, а жизнь – невыносимо прекрасной. Очень скоро он, хоть ненадолго, с головой окунется в свою жизнь. По которой он так долго скучал.
Второй год моего пребывания в Академии плавно подходил к концу. Надо сказать, что, вопреки ожиданиям, прошел он без особенных происшествий. В первый же день после каникул нас разделили на неравные кучки, так как всех скопом обучали только на первом курсе. Я, ко всеобщему удивлению, угодила в группу боевых магов. Видимо, просто больше некуда меня было всунуть, а индивидуальное обучение оказалось бы слишком затратным для моей скромной персоны. Вот наставники и применили так называемый «метод исключения». Не исключения меня из Академии, конечно. А исключения из списка тех областей магии, в которых я точно ни в зуб ногой. Получилось вполне логично. Третий глаз у меня не то, что закрыт, а вряд ли вообще наличествует. Так что к пифиям дорога мне была заказана сразу. Травников-зельеваров тоже от моего постоянного присутствия Боги миловали. Теорию я неизменно сдавала на отлично, различала травки и назубок знала рецепты с полсотни зелий… но из раза в раз у меня получались не более, чем травяные настои. Сами по себе более-менее для здоровья пользительные, но никак не чудодейственные. Потому что наговоры, заговоры и прочие «вливания» силы в зелье в процессе его изготовления в моем случае не срабатывали. Возможно, дело было в том, что моя своенравная сила просто отказывалась участвовать в том, что с ее точки зрения (как бы дико это ни звучало) являлось пустой тратой времени. Целительство было мне недоступно, так как являло собой более развитый вариант регенерации. А регенерация может быть лишь врожденной. Например, Ян мог бы в перспективе стать неплохим целителем, но не захотел обучаться сразу в двух группах и выбрал боевое направление. Отправлять меня к стихийникам также было нельзя. Все они имели сильнейшую связь с одним (или несколькими) из четырех элементов. Буквально чувствовали их, понимали и, как следствие, могли договариваться – управлять. Заклинания «родной» стихии выходили у них абсолютно просто и естественно. Так, будто они уже раньше знали их, а сейчас просто вспомнили. Я так не могла. Иногда мне поддавалась огненная магия. Еще реже – воздушная. Чары земли и воды вообще стали непреодолимой преградой. Вот так и получилось, что незначительная склонность к огненной стихии (а, как известно, две трети магии огня используются для атакующих заклинаний), обширные знания (теорию я сдавала на отлично всегда и по всем предметам), а также недюжинная физическая подготовка (благодаря несравненной госпоже Рикен, разумеется) послужили увесистыми аргументами для зачисленияменя к магам-воинам. С той только поправкой, что практические занятия у меня по-прежнему были строго индивидуальными. Ян пыхтел и плевался с месяц. Но альтернативой могло стать мое полное исключение, поэтому смириться ему пришлось. По крайней мере, внешне недовольства он больше не проявлял. Я старалась помалкивать, сохраняя относительное спокойствие, хотя отлично его понимала. Представить саму себя гоняющей в ночи упырей по кладбищам удавалось смутно. Еще хуже я могла представить себя участвующей в сражении двух армий, а боевых магов зачастую добровольно-принудительно вербовали в специальные отряды, долженствующие крепко напугать вражеское войско, если вдруг таковое обнаружится. Перспективы, конечно, не из приятных. Но, по большому счету, сейчас волноваться было совершенно не о чем. Впереди меня ожидало еще пять лет обучения. А до окончания Академии никому я не нужна. Ни упырям в качестве закуски, ни полководцам на поле брани.
Кстати, Лайн угодила сразу в две группы: к травникам и пифиям. Благо, у прорицателей лекции начинались только после обеда. «Ибо третье око утром мутновато и не зрит в грядущее», – шутила полуэльфка. Так что из аудиторий она выползала лишь под вечер и явных признаков жизни не подавала. Да еще и каникулы у них были срезаны на целый месяц! То есть, пока я буду в удовольствие отсыпаться, пифия все еще будет недосыпать и недоедать, готовясь к экзаменам. Конечно, она запросто могла бы сначала выучиться на пифию, а сразу после этого – на травницу (или наоборот), правила Академии такое допускали во избежание сильнейшего переутомления и нервных срывов у магов-недоучек. Но всякий раз, как я об этом заговаривала, Лайн довольно резко давала понять, что провести всю молодость в застенках мечтают только умалишенные. А то, что можно проучиться все четырнадцать лет вместо положенных семи, снится ей по ночам в кошмарах и вводит в состояние глубочайшей депрессии. В конце концов я решила больше страждущую полуэльфку не донимать, тем более к ней подселили гномшу-первокурсницу. Или полугномшу, так как выглядела она вполне сносно. И вообще больше походила на обычную девушку, разве что ростом доходила примерно мне до пояса да была немного широковата в кости. Видимо, управляющий общежитием решил, что полуэльфка и полугномша смогут найти точки соприкосновения и ужиться на одной территории.
А началось все с того, что за несколько недель до того, как я надумала-таки окончательно (то есть с официальным выселением и всеми пожитками) съезжать в комнату господина наставника. Именно тогда Лайн совершенно случайно эту самую полугномшу спасла от весьма неприятных последствий общения с другими первокурсниками. Как я уже говорила ранее, абсолютно все первогодки взрывоопасны. Магия им не подчиняется ни на грамм и фонтанирует во все стороны даже от незначительных всплесков эмоций. А на первом курсе эмоции зашкаливают даже у более взрослых новичков. Что уж говорить о маленьких самородках? В общем, пифия как раз проталкивалась сквозь толпу галдящих адептов в учебном корпусе, как вдруг краем глаза заметила, что в ее сторону несется вихрь острых ледяных осколков. В принципе, ничего нового или удивительного – просто кто-то не совладал с даром. За прошлый год весь наш поток научился более-менее уворачиваться или защищаться от подобных проявлений. А нерасторопных адептов ставили на ноги в целительском корпусе буквально за несколько минут. Поэтому Лайн, недолго думая, ретировалась в ближайшую аудиторию, по счастью оказавшуюся пустой, попутно втащив за собой растерявшуюся первогодку. Тогда пифия не знала, кого именно спасла… на свою голову. На первый взгляд полугномша и впрямь походила на пухленькую девочку лет восьми-девяти. Но при ближайшем рассмотрении характерные черты гномьей расы все-таки бросались в глаза. Лайн поглядела-поглядела, зло сплюнула, сообразив, что к чему, и, решительно хлопнув дверью, вымелась обратно в коридор, предварительно убедившись, что вихрь прошел стороной. А потом весь вечер жаловалась мне на горькую судьбину, подсунувшую ей «кота в мешке». Я хихикала в кулачок, не забывая при этом сочувственно поддакивать. На самом деле, вражда между гномами и эльфами вошла в легенды уже практически у всех остальных рас. Ненависть друг к другу маленькие эльфята и гномики впитывают буквально с молоком матери. Самое смешное в том, что уже никто и не помнит, с чего там у них все началось. Одна из легенд, наиболее правдоподобная, заключается в том, что гномы выковали для эльфийского правителя некую вещицу. Какую – нигде не упоминается. Но, скорее всего, что-то из оружия, ведь гномы всегда считались лучшими оружейными мастерами. Выковать-то выковали. В дар преподнесли, засвидетельствовав тем самым свое безграничное уважение, эльфийское самолюбие потешили… Но спустя столетий пять-шесть передумали. И так прямо эльфам и заявили: за вещицу из казны не уплочено, а значит, надо бы ее возвернуть на родину. Эльфы со всем своим достоинством попытались протестовать, и вполне справедливо. Но не зря в народе говорят – против гнома нет приема. Эти пройдохи, несмотря на внешнюю простоватость, своего не упустят. На все возражения и протесты они вновь с непроницаемыми физиономиями дали понять, что уважение правившему несколько сотен лет назад роду выказано, а нынешний правитель, мол, еще слишком зелен и соплив и такой чести вряд ли достоин. Так что или надо бы составить договор купли-продажи и оплатить изготовление известной вещицы как положено, или вернуть ее «пострадавшей от эльфийского произвола» стороне. Тут уж терпеливые эльфы не выдержали. Не став размениваться на пустую перебранку через послов, они просто взяли да пошли на гномов войной всем своим остроухим воинством. Толком назуботычить обнаглевшим соседям им, правда, не удалось. Те просто замуровались в своих неприступных горах и переждали осаду. А так как гномы и без того редко покидают свои убежища, то от обычных будней осадное положение вряд ли сильно отличалось. Эльфы злобно ругались у подножия неприступных гор несколько недель к ряду, но сделать ничего не могли. Смекнув наконец, что таким образом можно развлекаться не год и не два, так как гномы – известные аскеты и могут прожить на сухом пайке очень долго (а запасов у них всегда более чем достаточно), эльфы осаду сняли. Но, прежде чем сняться с места, послали добрым соседям магического вестника, сообщавшего о том, что ту самую вещицу, из-за которой весь сыр-бор и произошел, гномы получат, только победив в честной битве. Гномы на честную битву так и не явились, но и по сей день продолжают настаивать на том, что эльфы – гнусные воры, которые не отдают безвинным работягам то, что им положено по праву. А разобраться, наконец, на правых и виноватых у правителей не доходят руки.
В общем, нахихикалась я в тот вечер на славу. Но кто же знал, что на этом история не кончится! Следующим же утром мы обнаружили полугномшу у дверей нашей комнаты, когда направлялись на лекции. С непроницаемым лицом она сообщила Лайн, что зовут ее Рикнака Бумпаркви и теперь она будет везде сопровождать уважаемую госпожу Фаррел до тех самых пор, пока ей, Рикнаке, не представится возможность спасти от смерти или тяжелых увечий благородную пифию. Я, в замешательстве от осведомленности малявки, лишь открывала и закрывала рот, будучи не в силах вымолвить ни звука. А полуэльфка начала явственно багроветь от негодования. Вряд ли, конечно, она смогла бы взять верх над полугномшей в рукопашном бою, но, кажется, твердо решила хотя бы попробовать. Опомнившись, я все-таки сумела увести ее в аудиторию от греха подальше, напоследок погрозив первогодке кулаком. Перед тем, как я ускакала в соседнюю аудиторию, Лайн призналась, что у гномов действительно есть какой-то то ли кодекс чести, то ли просто свод правил, в котором говорится, что спасенный обязан, что называется «вернуть должок» тому, кто его спас. Я попыталась успокоить ее, сказав, что все обойдется, это горе-спасение и спасением-то не назовешь, а полугномше сейчас будет просто не до того: первый курс – дело не шуточное. Боги Всевышние, как же я ошибалась! Эта Рикнака не отходила от нас ни на шаг в перерывах между лекциями, садилась за соседний столик в столовой, караулила в уборной, а по вечерам исправно провожала Лайн до самых дверей (я в такие минуты радовалась, что живу в кочевом режиме, ночуя то в своей комнате, то в комнате Яна – под настроение). Она не пыталась с нами заговорить, даже не здоровалась. Просто всегда, за исключением лекций, находилась в поле зрения. Казалось бы – ничего страшного. Ну пусть себе развлекается ребенок (как потом оказалось – совсем не ребенок, а без малого наша одногодка, но тогда мы об этом не знали), надоест – сама отстанет. Тем более какой-либо явственной угрозы для жизни пифии в обозримом будущем не предвиделось. Однако на самом деле такое навязчивое внимание очень раздражало.
Но время шло, я окончательно определилась с переездом, собрала все вещи и попросила Яна отлевитировать их наверх, в его комнату, оставив при себе лишь самое необходимое на одну ночь. В эту самую ночь мы с пифией не сомкнули глаз, стараясь наговориться впрок, ведь мы обе понимали, что теперь видеться будем еще реже. А наутро я с чистой совестью прибрала постель и отправилась к управляющему общежитием сдавать ключ и выписываться. Если бы я знала, к чему это приведет, то не съехала бы из нашей комнаты ни за какие коврижки. А все оказалось весьма прозаично. В этот же день, ближе к обеду, к управляющему заявилась полугномша. Уж не знаю, как она его уговаривала, тем не менее ей разрешили въехать в комнату полуэльфки вместо меня. Вечером, когда и без того уставшая за день Лайн уже с облегчением намеревалась захлопнуть дверь перед самым носом надоедливой малявки, та ровным голосом проинформировала ошарашенную пифию, что теперь они – соседки по комнате. Не знаю, что стало последней каплей: вид невозмутимой нахалки, уже заправленная чужим покрывалом кровать или же ее вещи, аккуратно разложенные на полках… Но тут-то Лайн и не выдержала. Посмотреть на безобидную возню двух незадачливых драчуний сбежался весь этаж. Во главе с управляющим, который и разнял нещадно бранящихся девиц. В целом потерь было немного – пара выдранных клочьев волос у обеих. Да потрепанная гордость той и другой. Хорошенько встряхнув новоявленных соседок за шиворот, управляющий строго припугнул их исключением в случае повторной потасовки. Прониклись все, даже те, кто просто любопытствовал. Зеваки быстро разбежались по спальням. Пыхтящей Лайн пришлось смириться с нежелательным соседством. Довольная Рикнака спокойно пожелала пифии спокойной ночи и улеглась спать. Обо всем этом я узнала только наутро и от всей души сопереживала подруге. Тем не менее некий комизм всей ситуации в целом, заставил меня немного позубоскалить. Но Лайн была такой несчастной и подавленной, что очень быстро мне стало стыдно и в общем-то не до смеха. И ведь, главное, подселили бы к пифии существо любой другой расы – ужилась бы за милую душу (она вообще с кем угодно общий язык найдет). Гномов же на всю Академию было всего трое! Гномша, то есть полугномша, – вообще одна! И вот такое «везение». Просто насмешка судьбы! Нет, ну какова вероятность? Что же это за закон подлости сработал? Вообще, магические способности у низкоросликов – явление крайне редкое. Но уж если рождается в клане гномов маг, то ему нет равных, потому что не способны они только прорицать. Все остальные виды волшбы в той или иной мере им доступны. Но в силу повышенной одаренности и учиться коротышки вынуждены втрое, а то и вчетверо дольше, кропотливо постигая тайны четырех стихий, знахарства и целительства.
Признаться, у меня происходящее с трудом укладывалось в голове. А все, чем я могла утешить подругу, так это то, что приходит она поздно, когда Рикнака уже спит. А уходит так рано, что Рикнака еще спит. Подруга тяжело вздохнула и пожаловалась на то, что самозванная телохранительница так и не перестала таскаться за ней по пятам, полностью подстроившись даже под ее непростой режим. Одно хорошо – по-прежнему молчит, в редких случаях ограничиваясь нейтральными фразами. Тут у меня аргументы кончились и я, не мудрствуя лукаво, попросту предложила выпить. Лайн дико на меня взглянула, покрутила пальцем у виска и ушла на лекции. Я поспешила вслед за ней…
Шли недели, с полуэльфкой мы почти не встречалась, ввиду ее повышенной занятости, и я очень быстро начала скучать по нашим вечерним посиделкам. Тем более что многоуважаемый господин Роутэг уже давно ходил какой-то смурной и раздраженный. Так что поприставать к нему с разговорами не получалось. На грандиозные приключения меня категорически не тянуло… Но вот от малюсенького приключеньица я отказалась бы вряд ли. Но где же его взять, когда живешь с наставником? Да он же ни одной лекции в этом году мне не дал прогулять! Про практику и говорить нечего. Когда именно мой любимый и, можно даже сказать, обожаемый муж успел превратиться в зануду и диктатора я, признаться, так и не поняла. Нет, он и раньше спуску мне не давал, но не настолько же! И тоскливо мне было так, что хоть стены грызи, а ему и дела нет… Вот и начало летних каникул придется провести в Академии, потому что ему куда-то там зачем-то надо ехать. Сказать по правде, «куда и зачем» я прослушала, пока зевала. Сложно, конечно, было скрыть восторг от этой новости за нарочито равнодушной физиономией. Да может, у меня не слишком хорошо и получилось… Но он был так погружен в себя, что вряд ли заметил бы, даже начни я ходить от радости по комнате колесом. Да и, если уж совсем начистоту, он меня достал. Вот ей-ей, только он за порог – я завалюсь спать и просплю трое суток к ряду, и пусть только кто-то попробует меня разбудить! Ни за какие печатные пряники я не притронусь ни к учебникам, ни к тренировочному мечу. Я буду есть и спать. А потом спать и есть. Целую неделю. А может и больше – вот оно, счастье, словами не описать. И ни за что не стану думать о том, что, когда он вернется, мне придется снова вскакивать с первыми лучами солнца и плясать весь день под дудку этого тирана. Да уж, не так я представляла семейную жизнь. Ой, не та-а-ак… И, главное, непонятно теперь, какими такими словами не совсем ругательными ему намекнуть, что все совсем не так, как надо. Ну, где мои цветочки-букетики и ароматные сладкие булочки с чаем по утрам в постель? Где веселые прогулки на ярмарку в праздничные дни? Где мои бусики-колечки?.. Где-то, может, они и есть, но точно не в пределах видимости. И как ему сказать, что я готова уже на край света бежать, лишь бы он перестал из меня делать… кого? Воительницу? Ведьму-воительницу? Обезумевшую от такой жизни ведьму-воительницу? Или просто живой труп? Ибо от такого режима кто угодно ноги протянет.
Немного удивившись тому, что меня оставляют в Академии, а не ссылают к отцу (как будто Верховному больше делать нечего – только меня сторожить!), я похлопала ресничками, изобразила на мордочке бескрайнее озеро тоски-печали и, ругательно ругая себя за такое поведение, ушла в библиотеку готовиться к последнему экзамену в этом году. И так уж вышло, что просидела там до обеда. То есть просидела я до утра, а до обеда пролежала, уткнувшись носом в учебник. И даже этот самый экзамен бы проспала, если бы дух библиотекаря не разбудил меня просьбой перестать пускать слюни на рукописные тексты. Так что я даже не знала, когда именно Ян уехал – вечером или утром. Но факт отсутствия в комнате его вещей, как, собственно, и его самого, был налицо и абсолютно неоспорим. Терзаясь еще больше от осознания того, что совсем не испытываю стыда по поводу бурной радости, вызванной как успешной сдачей экзамена, так и отсутствием законного супруга непосредственно в семейном гнезде, я буквально ощутила, как в полуприкрытое окно повеяло уже почти забытым ароматом. Я шумно втянула носом воздух, тихонько рассмеялась и, раскинув руки, плюхнулась на кровать. Так упоительно, непередаваемо пахнет свобода!
Глава 2
Солнце медленно скатывалось за горизонт. В густых летних сумерках сквозь распахнутое окно слышались голоса адептов, выбравшихся на волю после дневной жары, пережидать которую приходилось в прохладе академических стен. К вечеру неожиданно поднялся северный ветер, не слишком сильный, но ощутимо зябкий. Я поежилась и накинула легкую куртку. По-умному, окно следовало бы закрыть. Но я так устала от обрушившейся на наши головы неделю назад летней духоты, что за глоток свежего вкусного воздуха готова была отдать полцарства с принцессой в придачу. Благо ни того ни другого (то есть, ни другой) у меня и в помине не было, а не то ведь и вправду бы отдала! Я высунула нос в окно и с наслаждением подышала. Несколько однокурсников, также оставленных под арестом, издалека махнули мне рукой и, проскользнув по мощенному булыжниками двору, скрылись из виду в небольшом сквере. Я запоздало махнула им в ответ, уверенная, что они моего жеста не увидят. Взгляд мой безразлично блуждал из стороны в сторону, а в голове засели тяжкие думы. Засели накрепко: без знаменитой наливочки, кою протаскивает в академию Лайн, их не вытряхнешь – это я знала наверняка. Наконец, взгляд зацепился за отражение в зеркале, я недовольно поморщилась и незамедлительно расплела растрепавшуюся косу. Вообще-то, после того как я остригла волосы еще в отцовском замке, росли они как бы в отместку крайне медленно и нехотя. Меня же, все-таки привыкшую к копне длинных локонов, это ужасно раздражало. С каждым днем я все больше чувствовала себя лысой. А хотелось чувствовать себя красивой. Бесчисленные зелья-отвары, ускоряющие рост желанной растительности на голове, доверия мне не внушали. Ибо качественное зелье стоило немереных деньжищ, а те сомнительные «компоты», что азартно варили мои соплеменницы, пить никто не решался. Несчастным девицам приходилось экспериментировать на самих себе, и результаты экспериментов были… неожиданными. Непроизвольное перекрашивание во все цвета радуги (и не всегда в один цвет, случалось и сразу в несколько) и конкретное такое облысение (не всегда стопроцентное, бывало и проплешинами) – самое прозаичное и безобидное из всего, что я видела. Казалось бы, положение безвыходное, и ходить мне с куцым хвостом еще года два-три как минимум, а там и все пять. Но… моя сила имела на этот счет свое собственное мнение. Коса у меня вымахала за неделю! Густая, блестящая и даже немного длиннее, чем была. Отличие было лишь в одном – с каждым отросшим вершком волосы радовали глаз все более и более заметным медным оттенком. Спустя пару дней медный стал набирать красноты. Когда же коса доросла до нужной длины… нет, ну она, конечно, не стала откровенно красной… но и нормально-рыжей назвать ее было сложно. А если разобрать волосы на пряди, то очень хорошо было видно, что каждый волосок выкрасился по-разному! От странного желто-золотистого до ярко-алого. Издалека мои распущенные волосы запросто можно было принять за бушующее пламя, особенно когда они развевались на ветру. Дабы не травмировать общественность, из комнаты выходить я стала, исключительно убрав свой «пожар» в косу. Как мы в шесть рук – Ян, Лайн и я – силились перекрасить меня в нечто, скажем так, не столь заметное, – отдельная история. Причем вопрос выбора цвета красящего зелья уже не стоял – хоть что-нибудь, лишь бы от меня наставники не шарахались! Признаюсь, я даже готова была облондиниться, хоть это и начисто претило моей натуре. Не тут-то было! Не помогло ничего. Так теперь огнегривая и хожу. В Академии ко мне привыкли быстро. Ржать и тыкать пальцами перестали всего-то через пару месяцев. А вот как с такой красотой выходить за ворота, я представляла слабо.
Вспоминая все это, я немного попыхтела над расческой, силясь распутать запутанное и, наконец удовлетворившись результатом, заплела волосы заново. Выглядеть я стала намного приличней, что, впрочем, нисколько не умалило моих терзаний. Наверное, завтра придется идти к Верховному, плести ему семь верст до небес, строить невинные глазки и «делать личико». И ведь еще не известно – отпустит ли. А если не отпустит? Что делать тогда?
«Тогда ты с уверенностью скажешь себе, что сделала все что смогла, и припеваючи будешь жить дальше, не влезая в очередную авантюру. И совесть твоя будет спокойна и чиста как первый снег», – услужливо подсказал здравый смысл.
У меня не было причин с ним спорить. Слишком сильно я набедокурила в прошлый раз. Так сильно, что нет-нет, а кошмары до сих пор иногда снятся. Тем не менее пришлось снова вернуться к столу, на котором лежало распечатанное письмо. Мученически сопя, я неприязненно на него уставилась, прекрасно понимая, что уже начинаю вляпываться. Письмо было коротким, странным и отчего-то пугающим. И еще я совершенно не знала, что теперь делать. После нашей последней встречи в Веренсе от Дерена не было никаких вестей. Более того, он совершенно точно не знал, где именно я нахожусь. И тут – вот. Письмо с просьбой сочно приехать в Приозерный. Я даже не поленилась и заглянула в карту. Это небольшой городок, практически посредине между Академией и Веренсом. Как следует из названия – расположен он практически на берегу озера. Довольно большого. Там я должна найти постоялый двор с потрясающим названием «Бычий глаз», в котором Дерен и будет с нетерпением меня ждать не позднее седьмого дня с момента получения письма. О том, что письмо я получила, он узнает наверняка, ибо доставлено оно было магическим вестником. Вестник – фантом обычного почтового голубя. Только летает он ночью так же хорошо, как и днем, а скорость развивает вдвое большую. Маг-создатель откуда-то всегда точно знает, когда именно послание доставлено. Вообще-то, мы тему фантомов еще не проходили, а вестники – это фантомы шестого уровня, так что подробности об их создании и управлении я узнаю еще не скоро. Как правило, их посылают с по-настоящему срочным поручением. Если дело не спешное – голубь ничем не хуже.
На самом деле больше всего меня интересовало, каким таким волшебным образом Дерен вдруг разбогател настолько, что запросто может позволить себе обратиться к магу за созданием вестника? Или не запросто, и случилось на самом деле что-то ужасное? Что такого могло случиться с простым ремесленником? Более безобидную работу трудно сыскать. Нет, ну правда, какому злодею придет в голову злодействовать в башмачной лавке, если ежу ясно, что денег у хозяина только на прокорм? Или он внезапно воспылал ко мне жгучей страстью, и это лишь повод выманить меня на нейтральную территорию? Это, конечно, и лестно, и более правдоподобно. В Академию ему вход заказан, у отца в замке я редко появляюсь. На самом деле выспросить у Марго, как со мной связаться, – пара пустяков. Она, болтушка, сама с удовольствием все расскажет. И даже чуточку больше, чем нужно. Дерен, конечно, о моих подругах знал, как и они о нем. Но как-то не верится мне, что он на самом деле поперся в Миловер только лишь ради меня-любимой-раскрасавицы. С какой стороны не зайди – загадка, да и только. Да еще и вестник этот… странный он какой-то. Настораживающий. Как только он влетел в распахнутое окно, я хорошенько принюхалась, потому что сначала решила, что это Ян в своих дальних странствиях соскучился и решил разведать, как я тут без него – не зачахла ли окончательно? С чего я так решила – сама не поняла. Наверное, все же тешила себя надеждой на то, что развеется он на свободе и решит, что в роли законной супруги я не так уж и плоха, и, может быть, даже полюбит меня снова. Ну хоть чуточку. Однако, на вестнике его запаха не было. Точнее, он совсем не пах. Никак. Вообще. Я тут же подскочила к столу, на который приземлился фантом, и принюхалась уже старательнее, пытаясь успеть унюхать хоть что-нибудь, пока он не истаял. И снова ничего. Тогда я, усомнившись в своих способностях, не поленилась выбежать в коридор и повынюхивать под соседними дверями – все преподаватели пахли так, как им и положено. То есть «нюх» я не потеряла. Что-то не так было именно с вестником… Или с тем магом, который его отправил. Скорее всего, это была какая-то разновидность маскировочных чар, ну а что же еще? Притом очень и очень сильных. И вот, спрашивается, кому и зачем понадобилось маскировать вестника? Тому, кто не хочет, чтобы его отследили, – вывод напрашивался сам собой. А это уже не рядовое послание. Это уже очень дорогое послание. И тут мы возвращаемся к тому, с чего и начинали – откуда у башмачника такие деньги? Или он специально копил с того самого светлого дня, как мы окончательно выяснили отношения?
Ах, да! Вот еще что. Приехать я должна была обязательно, ибо моему бывшему возлюбленному грозит смертельная опасность, и помочь ему могу только я. Тут вообще темный лес и «фантазировать на тему» можно до умопомрачения. Например, что эта за такая преопасная опасность, о которой нельзя обмолвиться в письме? Ну хоть в двух словечках, мне же интересно. И почему спасать здорового мужика должна именно я? Что я, рыцарь без страха и упрека? И главное, он знал меня как облупленную. И мог быть вполне уверен в том, что я хотя бы постараюсь откликнуться на его просьбу. Я так понимаю дружбу. А Дерен был мне хорошим другом. Да, ушел он некрасиво. Поганенько так ушел, даже трусливо, наверное. Но до этого он в лепешку готов был разбиться, попроси я его о чем-нибудь. Не важно о чем.
Я сморщила нос от возмущения и безнаказанно закинула ноги на стол, не забыв при этом красиво их сложить одну на другую и откинуться на спинку стула. Приняв такую бунтарскую позу, немного удовлетворилась, хоть теперь стул и балансировал на двух задних ножках, немного этим меня нервируя. Затем подумала и решила, что так мне сидеть нравится. Только, когда стул покачивается, страшно. Но зато очень красиво. На этом развлечение закончилось, и тяжкие думы настигли, почти от них ускользнувшую, меня. Я снова гневно взглянула на тревожное послание. Вообще-то пришло оно еще утром, и я весь день на него так сердито и грозно смотрю. К сожалению, от этих моих взглядов оно не превращалось в пепел. Хотя, если бы и превратилось, то, что в нем написано, из головы уже все равно не вытряхнуть. Нет, ну как будто у меня своих проблем не хватает! Почему я должна решать чужие? Я с трудом распутала сплетенные ноги и встала. Немного послонялась из угла в угол и даже негодующе притопнула. Но и это не помогло. С Дереном мы не стали врагами в том смысле, что «от любви до ненависти один шаг», нет. Но и закадычными друзьями быть перестали. Поняв, что я безоглядно влюбилась в мага – на этой мысли я не смогла сдержать тяжелый вздох – он просто ушел со сцены и все. Даже скандал не закатил напоследок, весь из себя такой правильный! И потому не откликнуться на просьбу о помощи я не могла.
«А ведь если бы разругалась ты с ним вдрызг, сидела бы сейчас и в ус не дула», – мелькнула подленькая мыслишка, но я мигом устыдилась и попеняла на себя за повышенную эгоистичность.
Но как именно я могу помочь – вообще не понятно. Ян уехал, а я – безмозглая дура! – даже не спросила его – куда? И когда вообще он собирается возвращаться? Просто потрясающе. Это как же мы друг друга допекли, что он срывается в первый же день каникул (ждал их, наверное, сильнее, чем я!) и отбывает по каким-то мифическим делам, даже ничего не объясняя? А я, устав от напряженного общения и, уже даже не пробежавшего, а поселившегося между нами, холодка, просто радуюсь тому, что он уехал. И ведь вроде старалась делать все правильно и ни во что не влипать! Что же ему еще нужно? Или он уже пожалел о том, что так поспешно женился на такой бестолковщине, с которой теперь еще и возиться нужно, как с писаной торбой?
Я застонала сквозь зубы и пнула стул. Тот немного покачался, словно раздумывая падать или нет, и с глухим стуком завалился на бок.
И ведь не развенчаешься теперь. Никак. Мы поклялись перед ликами четырех Богов. И что теперь прикажете – всю жизнь вот так терзаться? Надо было, как Эйвальд с Беатрис окольцеваться в городской ратуше, да и дело с концом! Там все проще: поженились – разженились, никого это не волнует, клятву перед Богами давать не нужно. Черканула в листе с гербовой печатью закорючку – жена. Черканула спустя время в другом – свободная женщина…
Я схватила письмо и зачем-то еще раз его перечитала, хотя знала уже наизусть. Ну ладно. Если ему можно плюнуть на все дела (и на меня!) и вот так запросто уехать, то и мне это тоже можно!
В яростном порыве я стукнула кулаком по столу. Не слишком сильно, еще не хватало руку отшибить из-за какого-то наемника.
А с Верховным я как-нибудь договорюсь. Не будь я Лериетана Роутэг, в девичестве де’Бруове!
Несмотря на всю свою решимость, почему-то именно сейчас я остро пожалела о том, что вынуждена сидеть тут одна-одинешенька и все это думать. Но ведь сама же дура! Жила бы сейчас с Лайн и горя не знала! Может, и без замужества бы обошлась… а то что-то оно поперек горла уже мне встало. Теперь-то уж поздно с радостными воплями перетаскивать вещи обратно – место мое накрепко заняла гномша… Тем не менее, что-то подсказывало мне, что конкретно в этот раз посвящать подругу в детали задуманной авантюры не стоит. Она запросто проболтается Яну. Не со зла, конечно. Но проболтаться точно может. А он без лишних разбирательств открутит голову сначала Дерену, а потом мне. Или он меня уже совсем-совсем не любит и ничего никому откручивать из-за меня не собирается? Хотя, если даже еще любит хоть капельку-прекапельку – открутит обязательно. Это значит, что и встречаться с Лайн мне до отъезда противопоказано, она мигом смекнет, что я вознамерилась что-то от нее утаить и вытрясет из меня душу, но добьется того, что я выложу ей всю историю в мельчайших подробностях. Конечно, и истории еще как таковой нет, но все же, все же…
– Верховный Магистр Тоноклаф, к вам можно? – я осторожно просунула нос в приоткрытую дверь.
– Лериетана, входи, – кивнул директор. – Чем обязан?
– Мне нужно срочно уехать на несколько недель!
– Да-да… Я так и думал… Вообще-то я даже просил госпожу Фаррел передать вам, что я жду вас у себя в кабинете.
– Да? – удивилась я такой директорской покладистости. – Я ее сегодня еще не видела. Так мне можно?
– Что?
– Уехать, – с умеренным нажимом повторила я и, так как причина была выдумана заранее, решила все-таки ее озвучить, не дожидаясь пока директор придет в себя и начнет с пристрастием меня допрашивать. – У меня отец!
– Это мне известно, – рассеянно подтвердил Верховный. – Уж кого-кого, а отца вашего помню не только я, но и вся Академия. Так что же с ним случилось?
– Он… женится? – не то утвердительно, не то вопросительно произнесла я.
– Да что вы? А я располагал иными сведениями.
Я притихла, как мышь под веником, тщетно пытаясь понять, как же он меня раскусил.
– Не далее, как вчера вечером я получил послание от вашего батюшки, в коем говорится, что он серьезно занемог. И просит отпустить вас на некоторое время в ваш родовой замок, – счел нужным пояснить директор.
Я облегченно выдохнула.
– Он надумал жениться, но занемог. От радости и счастья. Я должна его поддержать! Тем более, что сейчас каникулы, и я просто болтаюсь здесь без дела.
– Вероятно, счастье и впрямь оказалось слишком огромным, – туманно заметил директор. – Все-таки в столь почтенном возрасте решиться обременить себя лучшей половиной…
– Что, простите?.. – окончательно растерялась я.
– Что ж, похвально, весьма похвально, – пробормотал он себе под нос и уже громче и решительнее произнес: – Так на сколько недель вы намерены нас покинуть?
На этот вопрос у меня был готов ответ. По карте я прикинула, что без особой спешки до Приозерного можно доехать дня за четыре. За два-три дня решить проблемы Дерена (при условии, что мне это под силу). И еще четыре на обратную дорогу. Итого одиннадцать дней. Пару дней хорошо бы иметь в запасе, мало ли что? А значит, двух недель заслуженного отпуска мне хватит с лихвой! Арифметика незамысловатая, но я почему-то очень гордилась тем, как здорово все рассчитала.
– С вашего позволения, мне нужно две недели.
– Отчего же так мало? – искренне поразился Верховный. – Помилуйте, Лериетана, но, если мне не изменяет память, за неделю вы едва успеете доехать до Миловера! И то, только в том случае, если загоните до смерти и себя, и лошадь. Или вы настолько талантливы, что уже научились телепортироваться?
– Боги упасите! Вот уж чему я не хочу учиться даже на седьмом курсе! – помимо воли вырвалось у меня.
– Отчего же?
– С моим везением, при первой же попытке применить телепортационное заклинание я запросто останусь без головы.
– Ну тогда как же?
– Что?
– Как вы планируете так скоро попасть в Миловер?
– В Миловер, да. Простите, конечно, я оговорилась. Мне понадобится около трех, возможно, трех с половиной недель, – активно захлопала я ресничками, всеми силами давая понять, что я просто не умеющая считать дурында.
Вот не люблю я открыто врать! Не люблю и не умею. И даже когда очень надо, все равно у меня не выходит! Зато наивно-глупый вид делать наловчилась профессионально.
– А ваш супруг как же? Еще не закончил со своими делами?
– Видимо, еще не закончил, – уныло согласилась я.
– Жаль, что не удастся отправить его вместе с вами… Ну что ж, отказывать вам я не вижу смысла. Вы единственная дочь графа и должны быть для него опорой.
– Опорой должны быть сыновья, – невесть с чего сообщила я.
– Что вы сказали? – не расслышал или не понял меня Магистр.
– Я говорю, сыновья должны быть опорой родителям. А я могу разве что морально его поддержать.
– Ах, ну да, ну да, – покивал директор, явно занятый своими мыслями. – Что ж, я даю вам месяц, нагоститесь хорошенько, погуляйте на свадьбе. В конце концов, вы давно не видели отца.
Я просияла, не слишком думая о последствиях и о том, как же удивится мой родитель, если до него ненароком дойдут слухи о том, что он так скоропостижно… тьфу, то есть скоропалительно обзавелся еще одной спиногрызкой. Будто одной меня ему мало!
– Однако есть одно условие, на которое я не могу просто закрыть глаза, – добавил Верховный.
Неужто я рано обрадовалась?
– Какое же?
– Видите ли, единственное обязательное условие, без которого ваш отъезд за пределы Академии невозможен, – опечатывание силы. Я не имею права отпускать недоученную волшебницу одну, без наставника, вы же понимаете.
– Но вы уже отпускали меня к отцу! – возмутилась я.
– Да, но тогда вас сопровождал ваш супруг и наставник. И он же поручился за то, что в отцовском замке с вами ничего не произойдет. А сейчас за вас кто поручится?
– Никто, – пришлось признать мне.
– Так вы согласны?
– Как будто у меня есть выбор…
– Ну конечно есть! – как-то слишком радостно воскликнул Верховный. – Вы можете отказаться от этой процедуры и никуда не уезжать!
Это уже был конкретный намек на то, чтобы я перестала выделываться слишком сильно. Я его поняла и выделываться перестала.
– Ну конечно, я согласна! – не менее радостно возопила я, всем своим видом выражая готовность ко всему, но на всякий случай уточнила: – А это не больно?
– Не волнуйтесь, после ритуала возможно лишь незначительное головокружение, которое очень быстро пройдет. Вы готовы начать?
– Прямо сейчас? – почему-то струхнула я.
– А чего тянуть? – усмехнулся в седую бороду Верховный, выходя из-за своего стола. – Вам еще вещи паковать, в дорогу собираться…
Я на всякий случай отступила к двери, но директор, проявив недюжинное проворство, которого я от него, признаюсь, просто не ожидала, вдруг подскочил ко мне и, звонко шлепнув раскрытой ладонью по лбу, приказал:
– Спи!
Я почувствовала, как подгибаются ноги и… все. Видимо, уснула.
– Лериетана! Я уже закончил, вы можете открывать глаза, – кто-то заботливо похлопывал меня по щеке.
– М-гм? – сонно причмокнула я, отворачиваясь и даже подсовывая под голову ладошку, всем своим видом демонстрируя твердую решимость поспать еще немного. Устроиться поудобнее никак не получалось, и я вдруг осознала, что это оттого, что я сижу, с ногами забравшись на что-то мягкое и уютное. Ну и пусть. Сидя спать тоже очень даже можно. А в сессию так и вообще стоя, привалившись боком или спиной к стене.
– Госпожа адептка, поимейте совесть! Здесь вам не лежбище! – уже требовательнее и строже окликнули меня.
Я вяло приоткрыла один глаз… и встретись взглядом с пронзительно голубыми, совершенно не старческими глазами Верховного. Из кресла я выскочила молниеносно, как ошпаренная кошка. Благо, не из директорского, а из другого, пристроенного в уголке кабинета.
– П-простите, Верховный Магистр Тоноклаф, – вяло пробормотала я.
От резких движений меня качнуло, замутило, а в голове по ощущениям прокатилось пушечное ядро. Я скривилась и тихонько взвыла.
– Что с вами? Почему вы воете? – невозмутимо уточнил директор.
От его невозмутимости меня замутило еще сильнее.
– Потому что у меня голова сейчас расколется надвое! А вас накажут за надругательство над беззащитными адептками! – сдуру ляпнула я.
И тут же, запоздало сообразив, кому нагрубила, скуксилась еще старательнее и завыла втрое проникновеннее. Верховный беззвучно пошевелил губами, впившись в меня рассерженным взглядом, но испепелять на месте (или даже исключать) придурковатую адептку почему-то не стал.
Это скоро пройдет. Признаться, у вас незаурядная реакция… присядьте. Хотите воды?
Я покачала головой и тыльной стороной ладони утерла со лба холодный пот. Ладонь тоже была холодная и мокрая, неприятная.
– Вы ведь сделали все правильно? – на всякий случай уточнила я. – Я не помру по дороге в корчах, так и не доехав до любезного родителя?
– Ну что вы! Если бы была какая-то опасность, я бы ни за что вас не отпустил.
«Если бы только вы знали, сколько опасностей я соберу на свою пятую точку по пути, вы бы даже говорить со мной не стали, а просто заперли бы в комнате до возвращения господина Роутэга», – мрачно подумала я.
Директор коротко на меня взглянул, а я вдруг подумала, что надумай меня «читать» маг такого уровня – я и не замечу ничего. Осмотрительнее надо быть, Лериетана. И думать о хорошем. Думать о хорошем вообще полезно. Не только в целях конспирации.
– Ну как вы себя чувствуете? Вам лучше?
– Пожалуй, да, – удивленно признала я. – Определенно лучше. Мутит, по крайней мере, не так сильно. И голова. Да-да, голова почти прошла.
– Что ж, тогда не смею вас больше задерживать. Только, Лериетана… все-таки у меня к вам будет одна просьба.
– Какая? – насторожилась я.
– Если вдруг вам понадобится помощь… неважно, в каком деле и какого характера, не стесняйтесь обращаться ко мне. Трепку я, конечно, вам задам, но лишь после того, как помогу.
Я молча кивнула. О чем он догадывается? И что он знает наверняка? Что он вообще может знать?
– Я говорю вполне серьезно, не считайте это шуткой выжившего из ума старика. Иногда получить нагоняй, избежав при этом смертельной опасности лучше, чем остаться навсегда в какой-нибудь канаве, где вас никто никогда не найдет.
Я судорожно сглотнула, пятясь к двери.
– Вы меня пугаете.
– Ну что вы, я всего лишь помогаю вам верно расставить приоритеты.
– Э… Спасибо… – неуверенно поблагодарила я, трясущимися пальцами нашаривая дверную ручку. – Я пойду?
– Ступай с миром, – кивнул Верховный и снова прожег меня взглядом. Как будто просветил насквозь, разобрал по косточкам, изучил и сделал для себя какие-то выводы. Бр-р-р… Зачем он меня пугает? Или не пугает, а предупреждает? О чем?
– Простите, Верховный Магистр Тоноклаф, – уже практически покинув кабинет, обернулась на пороге я, – а это письмо, как его доставили?
– Его принес вестник, – ответил директор, почему-то не выказав удивления моему вопросу.
Я кивнула.
– Благодарю… И всего доброго!
– Удачной дороги, Лериетана. И постарайся вернуться к назначенному сроку.
– Всенепременно, – пообещала я и откланялась окончательно.
Отец писал мне пару дней назад и уверял в своем добром здравии. Что могло случиться с ним за несколько дней? Вот сердцем чувствую, что ничего. Тем более он ни за какие коврижки не стал бы тратиться на вестника. Отправил бы письмо с обычным голубем и все. Значит ли это, что Дерен таким образом обеспечил мне причину для неожиданной отлучки? Конечно, да! Кому еще нужно вводить в заблуждение Верховного? Но тогда это уже не один вестник, а целых два. А на эти деньги можно было бы смело нанять опытного мага. Не самого лучшего, конечно, средненького. Но это все равно надежнее, нежели полагаться на мою помощь! Скорее всего, версия с неприятностями отпадает, а Дерен действительно хочет от меня чего-то другого. А чего он может хотеть? Известно чего. Я приободрилась. Отнесусь к этой поездке, как к приятному приключению, тем более что отпустили меня почти законно! Проветрюсь, дам бывшему ухажеру от ворот поворот, обручальным колечком помашу перед носом – удовольствие неописуемое – и спокойно вернусь обратно. А если Ян вернется раньше меня, так оно даже лучше. Пусть сидит и терзается ревностью.
Прощаться с Лайн я все-таки не стала. Просто оставила для нее записку – коротенькую и толком ничего не объясняющую – в своей комнате на видном месте. Отпереть комнату она сможет. На преподавательском этаже двери запирались не на обычный замок, как у адептов, а запечатывались специальным заклинанием. У каждого – своим. А так как заклинания у меня выходили через раз на третий, Ян специально для меня заказал у знакомого мастера открывающий амулет – сиреневый камушек на коротком шнурке. Узконаправленный, то есть больше ничего с его помощью сделать было нельзя – только открыть и закрыть дверь нашей комнаты. Я тут же выпросила у него еще один такой же и подарила Лайн. На всякий случай. Так что, когда полуэльфка обратит внимание на то, что я давненько не путалась у нее под ногами со всякими глупостями, она неизбежно меня хватится и в комнату заглянет, уж я-то ее знаю. А там записочка. Я вздохнула. Поехать вдвоем с Лайн было бы во много раз лучше и веселее. Но ей сейчас катастрофически не до меня. Ладно. Кобылу мне уже выписали, вещи собраны. Дело за малым – переодеться в дорожный костюм и не забыть прихватить с собой меч. Вопреки всем успокоительным мыслям (вполне, кстати, разумным), внутри меня тихонько зародилась и с каждым мгновением крепла уверенность в том, что он мне обязательно понадобится. И не единожды.
Письмо я предусмотрительно прихватила с собой. Сжигать его почему-то было жалко, а прятать бессмысленно. По причине того, что негде – найдут запросто.
Глава 3
Авалайн уныло брела по тихому академическому дворику. День у нее сегодня как-то особенно не задался. На ведовстве, которое включало в себя травологию и зельеварение, она почему-то заснула, а преподаватель как на зло это заметил, хоть она и забилась на самый последний ряд и точно знала, что никогда не храпит. В итоге лекцию ей отметили как пропущенную, и теперь ее нужно будет отрабатывать. Практическое занятие по ясновидению она завалила напрочь, так как третий глаз не пожелал раскрыться и узреть хоть что-то в большом хрустальном шаре. После шара всем велено было гадать на специальных картах, но они тоже упорно не желали выдавать хоть что-нибудь приличное, за что можно было бы получить хотя бы трояк. Мелькнуло, правда, несколько прямолинейных намеков на то, что ждет ее в будущем, но было это настолько неправдоподобно, что юная пифия так и не решилась открыть рот и напророчить такую ахинею. В столовую она опоздала, и все, что ей осталось от вечно голодных адептов, – это водянистое картофельное пюре да тощий жареный рыбий хвост, с которого и обгладывать-то было практически нечего. Пока она давилась этими шедеврами поварского искусства (не помирать же с голоду, право слово!), очередь в душевую стала настолько длинной, что на животрепещущий вопрос о личной гигиене пришлось махнуть рукой. При этом, конечно, уговорившись с собой, что завтра встанет в несусветную рань и успеет помыться раньше всех, когда душевая будет еще безлюдна.
Было и еще кое-что. С недавних пор она начала по-настоящему видеть будущее. Видения были обрывочными и непонятными, но четкими настолько, как будто все, что она видела, действительно происходило перед глазами. Никаких дополнительных ритуалов и настраивающих техник это не требовало. Просто, дотронувшись до любого предмета, она могла случайно увидеть ближайшее будущее того, кому эта вещь принадлежит или принадлежала. Короткая вспышка видения – и все. Какие-то незначительные детали, ничего важного. Но они отнимали уйму сил. Из полуэльфки как будто выпускали весь воздух, она «сдувалась» и готова была заснуть, где угодно. Наставник говорил, что это хорошо – ее дар развивается, так и должно быть. В скором будущем спонтанные проявления прекратятся. Зато она сможет по своему желанию видеть и прошлое, и будущее любого человека (или не человека), лишь прикоснувшись к нему или к его вещи. Такой уровень ясновидения считался довольно высоким, и Лайн вполне могла рассчитывать на хлебную должность даже в столице. Так или иначе, пока что этот дар приносил ей больше хлопот, чем пользы. И Лете она об этом еще не рассказывала… А может плюнуть на домашние задания и пойти к ней жаловаться? Она там все равно от ничегониделания изнывает, да и по душам они не болтали уже о-го-го сколько! А рассказать есть о чем! Например, о том, что все приятели уже давно и основательно ей надоели. Да что там! В какой-то момент она даже перестала различать их по именам и просто обозначала названием месяца. Благо больше чем на месяц они и не задерживались. Большинство кавалеров считали это ужасно трогательным и такой дуростью еще больше раздражали непостоянную пифию. Один из них, свежеименованный «снеготаем», так и вовсе возликовал настолько, что на каждом углу вещал о том, какой он горячий парень, что и лед со снегом растопит, а тем паче какое-то там девичье сердце. Полуэльфка, сердце которой растопить было весьма непросто, при этом воспоминании насмешливо фыркнула. Ну да! Куда уж там…
А так хотелось чего-то большого и светлого! Любви, наверное, хотелось. Но только где ее взять, если все кавалеры на одно лицо, и говорят все одно и то же: какие-то слащавые глупости. И годятся они только на то, чтобы вечера в сквере коротать за праздной болтовней. А замуж – за кого? Да так чтобы не просто выйти и маяться, а чтобы интересно было, с огоньком…
Лайн, замедлив шаг, еще немного погоревала о своей нелегкой женской доле, недовольно оглянулась на шествующую за ней в некотором отдалении полугномшу и поняла, что, если сей же час не выпьет с Леткой три ведра наливки, сойдет с ума. Наливки не было – ее требовалось припасать заранее. Но в планах пифии на сегодня никакой попойки не было, так что припасти она не удосужилась. Ладно, с Леткой можно обойтись и чаем. Так даже, наверное, лучше. А то от наливки она сразу бессовестно косеет и оказывается не в состоянии говорить по душам.
– Я иду к Летке, а ты иди спать! – полуобернувшись, крикнула она Рикнаке.
Та передернула плечами и не двинулась с места.
– У-у-у, да ну тебя к мракобесам, – простонала пифия, ощутив, что сил спорить и отстаивать свое право на личную жизнь у нее просто нет. – Пошли вместе. Но в комнату я тебя не впущу.
Слова у Авалайн редко расходились с делом, и вскоре она уже скреблась в комнату подруги. Однако на деликатные поскребывания никто не отозвался.
«Дрыхнет опять», – подумала полуэльфка и постучала решительнее. А потом еще решительнее. Тишина.
«Может, господин Роутэг наконец вернулся, и они там затихарились и целуются?» – мелькнула мысль.
– Летка, – зашипела Лайн, практически вплотную прильнув губами к двери. – Летка, если ты там предаешься страсти, то закругляйся немедленно, потому что я вхожу!
Произнеся это, она затихла и прислушалась. Никаких протестующих воплей не последовало, а потому пифия проворно полезла в свою сумку за отпирающим амулетом.
– Помощь нужна? – неожиданно раздался голос за ее спиной, и от стены отделилась тень, оказавшаяся притаившейся Рикнакой.
– Ну конечно не нужна. Это моя подруга мне не открывает, и я прекрасно сама с ней разберусь!.. Да куда же он завалился?
– Кто завалился?
– Не твое дело! – провыла пифия, гневно переворачивая сумку и вытряхивая ее содержимое прямо на пол. – Ага, нашла! – провозгласила она, как попало запихивая вытряхнутое назад. – Если Летка все-таки там и решит меня укокошить за то, что я вломилась в ее спальню без приглашения, ты ее задержишь, а я убегу, идет?
– Это разве считается опасностью?
– Ты Летку в гневе не видела. Настоящая ведьма. Только что искры из глаз не сыплются. Вот спасешь меня от нее быстренько, и распрощаемся мы с тобой раз и навсегда.
Полугномша флегматично пожала плечами.
Вопреки ожиданиям, гром и молнии метать в них никто не стал. Некому было их метать – комната оказалась пуста. За раскрытым окном сгущались сумерки и разглядеть что-либо было не слишком просто. Пифия настороженно шагнула внутрь.
– Куда она могла деться? – почему-то шепотом произнесла она.
Вслед за ней заглянула Рикнака.
– Надеюсь, у тебя проблемы? – с надеждой вопросила она.
– Не дождешься, – нетерпеливо отмахнулась от нее полуэльфка. – Я всего лишь забыла, где у них тут свечи лежат.
– Как правило, они стоят в подсвечниках, – безмятежно ответствовала ей полугномша и, помедлив, добавила: – А это нормально, что мы тут шарим? Хозяев нет, может стоит запереть комнату и дождаться их с той стороны двери?
В этот момент Авалайн радостно пискнула.
– Ого! Ты смотри-ка, Летка целый канделябр откуда-то приволокла! Да еще и на пять свечей! Красота! Я тоже такой хочу! Хорошо, что он бронзовый, а не золотой. А то я бы от зависти удавилась прям здесь. Заходи скорее и закрывай дверь – не хочу, чтобы другие преподаватели заинтересовались нашими делами.
Полугномша страдальчески возвела глаза к потолку, всем своим видом говоря о том, какие же эльфийки все-таки придурковатые. Особенно полукровки. Ибо всем известно, что примесь человеческой крови никому еще на благо не пошла. Тут Рикнака недовольно крякнула, вспомнив, что и в ней половина крови людская. И ей это тоже не шло на пользу! Ни-ког-да! Она всегда и во всем была неправильной гномшей.
– Он не бронзовый, – сказала Рикнака, просто чтобы чем-то себя отвлечь. Думать о матери-человеке, которая бросила ее почтенного отца-гнома с орущим свертком на руках, было невыносимо. Как он сумел ее вырастить – не известно. Но дети гномов на редкость живучи. От матери ей достались человеческие черты лица, за которые ее задразнили в детстве и изредка дразнили даже сейчас. Правда, теперь она просто давала обидчикам в зубы. Коротко и быстро, не размениваясь на увещевания и слезы. Нарываться второй раз никому не хотелось, так что в Академии от нее уже почти отстали. А дома, наверное, не отстанут никогда. Как же все-таки хорошо, что гномов обучают раза в три дольше, чем всех остальных магов! По сравнению с жизнью в горных гномьих городах, здесь просто дворец! Есть практически своя комната (всего одна соседка – разве это считается?), кормят умопомрачительно вкусно и регулярно, учат всему без подзатыльников… Чем не жизнь? Магические способности – тоже подарок ветреной родительницы. Гномья кровь многократно усилила их, но по отцовской линии никогда не рождались одаренные дети. Для гномов это вообще большая редкость. Так что хотя бы за это ее можно поблагодарить. Иначе прозябать бы Рикнаке Бумпаркви и дальше в темных пыльных тоннелях. Махать киркой она не хотела. Кузнечное дело ее не интересовало. От предложения нянчиться с маленькими гномчиками ее затошнило. Готовить не получалось никогда. Оставалось только обучаться искусству боя, чтобы можно было приносить пользу, сопровождая обозыс ценными гномьими товарами в крупные человеческие города. Работа, конечно, опасная, но все лучше того, что было ей предложено. А потом она начала колдовать. Как и все гномы – совершенно неожиданно. Именно тогда стало понятно, что нужно ехать и учиться. Долго учиться. Но оно того стоило! Место при дворе уже наверняка было для нее приготовлено. А это и приличная еда, и сносные условия жизни и… как ни странно, свобода! Хоть и относительная. У нее будет много обязанностей, но никто не сможет приказать ей, кроме короля. И никто не сможет заставить ее выйти замуж и нарожать кучку гномчиков. А ведь к этому уже шло. Постепенно, но неотвратимо. Рикнака не любила об этом думать. Главным образом потому, что, прокручивая из раза в раз не слишком занятную историю своей жизни, ей приходилось признавать, что она не любит гномов. Даже не так – она их не выносит. И если бы ей все-таки пришлось выйти замуж за одного из них, она скорее всего просто сбросилась бы вниз с самой высокой горы, которую смогла бы отыскать. Чтоб наверняка. Единственным гномом, к которому она испытывала по-настоящему теплые чувства, был отец. Но и он не мог до конца ее понять. Сказывалась кровь матери. Человеческая кровь. Рикнака ненавидела узкие тоннели, кузницы, огромные столовые, в которых готовили сразу на всех (большинство женщин не уступали мужчинам ни в силе, ни в мастерстве обращения с разного рода инструментами и были заняты на работах; оставшиеся занимались хозяйственными заботами: стирали сразу на всех, готовили сразу на всех… да и вообще, все что можно было сделать «сразу на всех», они делали сразу на всех), детские сады, в которые скидывали орущих детей шибко работящие родители – весь гномий жизненный уклад. Все жили одной большой семьей. Огромный подземный улей, в котором невозможно было найти тихий закуток и побыть наедине с собой. Они даже жили все в одной комнате! Не всем кланом, конечно. Но отдельные семьи, а все без исключения они были очень многодетными, жили в просторных комнатах-пещерах…
А ей нравилось небо. В любую погоду. В дождь и снег. Когда светило солнце или дул сильный ветер. Небо всегда оставалось таким… свободным. Бескрайним. Необъятным. Ей нравились реки – лежать на берегу близко-близко и смотреть, как ловко быстрая вода омывает камушки. Ей нравилось слушать шум камыша на ветру. Она сопровождала обоз только дважды. Но то, что она увидела… Не глазами – сердцем…
«Я больше никогда туда не вернусь, – вдруг совершенно отчетливо поняла полугномша. – День, когда я снова попаду в пещеры и тоннели, станет последним днем моей жизни, потому что я просто больше не могу там жить. Я вырвалась из заточения, и никто никакими силами не заставит меня вернуться обратно».
– Что? – пифия уже активно чиркала кресалом о кремень.
Рикнака осоловело сморгнула. Все хорошо. Она в Академии, и ее действительно теперь никто не в силах вернуть силком.
– Я говорю, он не бронзовый, – повторила она. – Это редкий сплав. Похож на бронзу. Но только похож, особой ценности он не имеет.
– Да? Ну и пусть его. О, вот так хорошо, хоть что-то видно.
– А что нам видно?
– В смысле?
– В смысле – что мы вообще здесь делаем и что нам должно быть видно? Для чего возня с канделябром?
– А… Не знаю. Но, кажется, Летка пропала.
– С чего ты взяла?
– С того, что ее здесь нет.
– А твоя Летка что, безвылазно здесь сидит? На привязи? Может, она в туалет вышла, душу облегчить на сон грядущий.
– Она не стала бы тушить свечи!
– Тогда пошла прогуляться. Вечерний променад – так у вас это, кажется, называется?
– Гуляет она со мной!
– Ну не знаю… А только сдается мне, что ты завелась на ровном месте. А подруга твоя сейчас вернется, и получим мы три пуда неприятностей!
– Не полу-у-учим, – задумчиво протянула полуэльфка. – И хорошо, если она просто гуляет… Смотри! Это что?
– Где, что?
– Ну вот же, на столе.
– Записка, кажется.
– Что тебе все кажется! Конечно, это записка. Дай сюда! – пифия проворно выхватила какой-то оборванный клочок из коротких пальчиков полугномши и мигом прочла написанное. А затем вопросила: – Она что, совсем сбрендила?
– Почему? Что там написано?
– Да в том и дело, что ничего там не написано толком: «Не волнуйся, уехала по делу. Вернусь, когда вернусь»! Нормально?
– Она издевается? – на всякий случай уточнила Рикнака.
– Или издевается, или спятила. Я склоняюсь ко второму… Взгляни-ка сюда, пыли нет. Она уехала совсем недавно.
– В смысле?
– Ну в прямом, – раздражаясь, пояснила пифия. – Если бы записка пролежала на столе несколько дней, то вокруг собралась бы пыль, а под ней – нет. Понимаешь?
– Погоди, – искренне удивилась полугномша. – Так ты умная что ли?
– Я не знаю, умная я или нет. Но это же очень просто и понятно! Для этого не надо быть умной! Достаточно иметь глаза и…
– Мозги?
– Наверное, мозги. Да. Но, погоди, при чем тут вообще это?! Я толкую тебе о том, что Летка уехала недавно!
– Значит, ты все-таки умная. А я думала, очередная смазливая дура, как и все эльфийки.
Пифия даже не сообразила, из-за чего обидеться сначала: из-за того, что ее открыто обозвали смазливой, или из-за всех остальных оскорбленных дурами эльфиек. Она оценивающе посмотрела на Рикнаку, прикинула и так и этак… И решила не обижаться совсем. Во-первых, смазливая и красивая – это практически одно и то же. Так что, пожалуй, сойдет за комплимент. Во-вторых, полугномша, хоть и с удивлением, но признала ее умной… А за эльфиек заступаться она и подавно не будет. К полукровкам они относились не многим лучше, чем к остальным расам. Своего папашу-эльфа она в глаза ни разу не видела. Мать умерла рано, не оставив о себе даже тени воспоминаний. Пифию вырастила тетка, сестра матери, твердо уверенная в том, что проку от ушастой племянницы ей не будет никакого – лишний рот, обуза. Лайн не любила о ней вспоминать. Тем более что никаких нежных родственных чувств к тетке не испытывала вовсе.
«Но тетка меня вырастила, – в который раз твердо напомнила себе полуэльфка. – Вырастила, а не бросила замерзать в сугробе. Когда умерла мать, была зима. И я бы точно умерла от холода или от голода. У тетки была тяжелая жизнь: четверо детей, запущенное хозяйство и никудышный муж-пьяница. А она меня не бросила. И я за это должна быть ей благодарна». Уже дважды юная пифия убедилась в том, как важно выбрать правильного мужа. Любимого – это очень важно. Но вдвойне важнее – правильного. Такого, на которого можно положиться. Можно повернуться спиной, точно зная, что он в подставленную спину не ударит, а, наоборот, прикроет и защитит. И вот так, вдвоем, прикрывая друг другу спины, намного проще идти по жизни. Проще и радостнее.
Мать ошиблась и потому умерла, не в силах растить ребенка и вести хозяйство в одиночку. Эльфы крайне трепетно относятся лишь к чистокровному потомству. А сколько перепорченных ими красавиц остались ни с чем? Устоять перед эльфами действительно сложно – они прекрасны, умны и обходительны. Только вот, добившись своего, бесследно исчезают в предрассветном тумане.
Тетка ошиблась и потому превратилась в толстую вздорную бабу, вынужденную тащить на себе и детей, и мужа. Нет, уж лучше вообще никогда не выходить замуж, чем вот так.
– Почему мы отсюда не уходим? – подала голос полугномша, так и не дождавшись реакции на свой выпад в сторону полуэльфки и ее сородичей.
Пифия поняла, что задумалась надолго.
– Не знаю.
– Мы уже выяснили, что твоей подруги здесь нет и пока что не будет. Может, теперь уже пойдем? Мне не по себе, чувствую себя воришкой.
– Да тебя-то я как раз и не звала, – пробормотала Лайн, уже окончательно взяв себя в руки и не спеша обшаривая комнату придирчивым взглядом. – Лета оставила записку именно здесь, значит понимала, что я приду сюда ее искать. Можешь считать это приглашением, если хочешь.
– Может, она мужу своему ее оставила, – скорее утвердительно, чем вопросительно буркнула Рикнака.
– Этот вряд ли. Они в последнее время не ладили.
– О! Так может, она от него и того?
– Чего – того?
– Сбежала.
Пифия от души рассмеялась.
– Да чтоб Летка? От Яна? Да ни в жизнь! Нет, ну до белого каления она довести его, конечно, сможет и даже с удовольствием. Но чтоб сбегать… Поверь мне, она уже набегалась. И от него в том числе.
– Тогда что ты хочешь здесь найти?
– Я не знаю. Зацепку, ключ, подсказку. Что-нибудь. Я хочу знать, куда и по какой причине уехала моя подруга, не пожелав ввести меня в курс дела или хотя бы попрощаться! – говоря это, полуэльфка шныряла по всем углам и тыкала в особенно темные закутки канделябром.
А потом что-то произошло. Пифия вдруг замерла, будто споткнувшись, и очумело уставилась в пространство перед собой. Глаза ее были широко раскрыты. Зрачки сузились, превратившись в маленькие точки. Пальцы, судорожно сжимавшие канделябр, побелели. Рикнака не спешила оказывать первую помощь только по одной причине – за год она таких внеплановых трансов у неопытных прорицателей насмотрелась достаточно. И точно знала, что лучше их в этот момент не отвлекать. Глядишь, и вправду напророчат что-нибудь дельное.
Время шло, картина оставалась прежней. Вдруг пифия вздрогнула, выронила загрохотавший канделябр, пробормотала сквозь зубы что-то неразборчивое и, схватившись за голову обеими руками, привалилась спиной к стене. А вот теперь можно было действовать. Рикнака проворно схватила с пола канделябр, поставила его на стол и удовлетворенно убедилась в том, что ковер ни капли не пострадал. Она почему-то очень расстраивалась, когда портились хорошие вещи. Ковер был очень даже ничего. Добротный такой ковер, лет десять еще может послужить. Тем временем оставленная на произвол судьбы пифия стекла по стеночке прямо на пол и теперь гневно мычала, не в силах, видимо, выразить свое негодование словами. Полугномша молча взяла ее под мышки и поставила на ноги.
– А ну-ка пойдем в нашу комнату, и там ты все мне расскажешь, – непререкаемым тоном сказала она.
Лайн только обалдело кивнула – как и обычно, после таких видений, сил у нее ни на что не осталось. Рикнака деловито задула все свечи, выволокла в коридор полуобморочную пифию и заперла дверь амулетом. А потом потащила полуэльфку практически на себе, ибо когда та пыталась иди самостоятельно, то билась попеременно то об одну стену, то о другую – так сильно несчастную шатало.
– Ну ты прям как пьянь кабацкая после трехдневной гулянки, – шипела сквозь зубы полугномша, но пифии было не до нее. Она думала. И от того, что она думала, все внутри нее сжималось и приходило в ужас. Для начала впервые в жизни ей удалось по-настоящему увидеть будущее. В том смысле, что спонтанными видениями никого не удивишь, а у нее получилось предсказать будущее человека через связь с предметом и по конкретно заданному вопросу! Да, это получилось не нарочно – просто совпало так! – но ведь получилось. Она, Лайн, держала в руках канделябр, который Лета, по всей видимости, любила (ну а как же его не любить, ведь он такой красивый!), и вслух произнесла животрепещущий вопрос. И все получилось! Хотелось бы возрадоваться этому, возликовать, и на том окончить. Но видение было, мягко говоря, безрадостным. И, судя по всему, Летке-заразе грозит нешуточная опасность. А муж ее, как на зло, запропастился невесть куда. Значит, выручать не в меру активную подругу придется именно ей – Лайн. А это именно то, чего она делать совершенно не умеет. То есть совсем. И крепкого мужского плеча, на которое в трудную минуту можно опереться, рядом не наблюдается (не считать же за такое плечо полугномшу, право слово, хоть именно на ней Лайн сейчас и висела всем весом). И широкой мужской спины, за которой можно укрыться от жизненных невзгод, не наблюдается тоже. То есть мужских плеч и спин в ее распоряжении было хоть отбавляй – сказывалась отцовская кровь, и Лайн все-таки была писаной красавицей… Но все они были какие-то неправильные и «не те». Тем более пифия сильно сомневалась, что они всерьез станут решать ее проблемы. От обиды она даже всхлипнула и хорошенько прикусила губу, дабы не разреветься прямо посреди коридора. Хороша же она будет, если обрыдает волокущую ее Рикнаку. Ладно. Она будет сильной и не станет раскисать. Она прямо сейчас возьмет и что-нибудь придумает. В конце концов, если не знаешь, как или не можешь сделать сама – пойди и найди того, кто знает как и может сделать. И убеди его тебе помочь. Этот мифический «кто-то», способный одним махом решить все проблемы, очень грел трепетную полуэльфийскую душу. Знать бы еще, кто это такой. Еще пару недель назад она не задумываясь побежала бы к господину Роутэгу. Сейчас же… Где сейчас найти человека, который сломя голову бросится спасать непутевую Летку? Верховный Магистр Тоноклаф и отец Лериетаны – не в счет. Они, конечно, всех спасут и всем помогут, но как бы потом Летке не вылететь из Академии… Весело и радостно так вылететь. Так же весело и радостно, как она влипает во всякие неприятности! Тогда кто же? Еще один близкий человек, которого знала Лайн, – чокнутый изобретатель Эйвальд. Возможно, он в силах помочь. И абсолютно точно на растерзание Летку никому не отдаст: ни господину Роутэгу, ни Верховному, ни даже ее отцу. Казалось бы, не слишком сложное умозаключение. Если бы не одно «но». От того, насколько верно она сейчас выберет себе союзника, напрямую зависит жизнь Летки. Верховный помог бы наверняка… Но рассказать ему все можно успеть даже в последний момент, если будет ясно, что своими силами им не справиться. Значит, решено. Нужно ехать к Эйвальду. Письмо будет идти слишком долго, денег на вестника у нее нет… Вспомнить бы только, где его замок. Не слишком далеко от Миловера, вроде бы.
Тем временем, Рикнака уже как раз сгружала ее на заправленную постель.
– Есть проблемы? – полувопросительно поинтересовалась она.
– Нет у меня проблем, – пифия хмуро отвернулась от полугномши, но тут же повернулась вновь: – У тебя карта есть?
– Конечно.
– Давай сюда!
Полугномша послушно нырнула в прикроватный сундук с личными вещами и молча протянула Авалайн новенькую, свернутую компактной трубочкой карту.
– Держи.
– Держу, – рассеянно ответила полуэльфка, мигом разворачивая добычу и склоняясь над ней. – Кстати, может это сойдет за ответную услугу, и ты от меня отстанешь?
Полугномша изогнула губы в ироничной усмешке и отрицательно покачала головой.
– Почему-то я так и думала. Слушай, я, честное слово, не спасала тебе жизнь! Тебя в целительском корпусе за пару дней бы на ноги поставили. А может и быстрее даже!
Полугномша так же молча пожала плечами.
– Ну вот за что ты со мной так? – буркнула пифия, снова уткнувшись в карту. Так, вот Миловер и замок графа. Хорошо, хоть это она помнит. А теперь где-то здесь… немного южнее… Вроде бы это он… Хоть бы это был он! Хороша же она будет, если ошибется замком и станет ломиться неизвестно к кому! С другой стороны, по пути всегда можно выспросить, кому замок принадлежит. Но время… Оно не терпит. Нужно ехать наверняка.
– Ты куда-то отправляешься? – вкрадчиво поинтересовалась Рикнака.
– Это. Тебя. Не. Касается, – твердо встретила ее насмешливый взгляд полуэльфка. – А за карту спасибо. Одолжишь на время? Ну, или продай? За разумную цену.
– Это не потребуется. Я еду с тобой. И карта едет с нами.
– Нет, ты не едешь со мной. Я тебя с собой не беру!
– А я не прошу разрешения. Я все еще в долгу у тебя, а в дороге у меня будет больше шансов заплатить по счетам. Или ты думаешь, мне самой нравится ходить за тобой по пятам?
Пифия, уже открывшая было рот, осеклась на полуслове. А ведь и правда, если другого выхода нет, и Рикнаке действительно придется от чего-то ее спасти, то в пути сделать это будет намного проще, нежели в относительно безопасных стенах Академии.
– Хорошо. Только нас двоих Тоноклаф не отпустит.
– Да он и одну тебя не отпустит.
– Почему же, одну может и отпустить. Мы вот как сделаем. Если он не разрешит мне уехать, придется сбежать. А это мне и правда будет легче сделать с тобой. А если разрешит, то зачем тебе напрягаться?
– Нет уж, не увиливай. Я с тобой в любом случае. А выйти отсюда – для меня не проблема.
– Не боишься вылететь?
– Намного больше я боюсь навечно остаться должной эльфийке… пусть и не чистокровной.
– Ну знаешь… – возмутилась было пифия, но тут же махнула рукой. – Ты как хочешь, а я – спать… А кто последний в кровать, тот гасит свет! – невесть с чего добавила она и рыбкой нырнула под одеяло.
– Не честно! – теперь уже возмутилась полугномша. – Ты даже не разделась!
– Разденусь под одеялом, – нагло заявила Лайн, тут же начав извиваться, стягивая с себя штаны. – Спокойной ночи.
– Издеваешься? Да я теперь ни в жизнь не засну.
– Почему это?
– Мы собираемся сбежать из Академии. Разве это не стоит того, чтобы хорошенько все продумать?
– Не-а, – потягиваясь, сообщила уже раздевшаяся полуэльфка и, отвернувшись к стенке, пробормотала: – От недосыпа цвет лица портится, а у тебя он и так не очень… так что спи давай.
Теперь настал черед полугномши возмущенно сопеть. Однако это занятие очень быстро ей надоело. Глупо выказывать недовольство, если объект, его вызвавший уже вовсю дрыхнет. Она задумчиво потрепала себя за щеку. Потом за другую.
– Нормальный у меня цвет лица, – возразила Рикнака посапывающей пифии и, не раздеваясь, легла поверх покрывала. Свечу, впрочем, погасила, хотя точно знала, что не уснет.
Глава 4
Два дня пути пролетели как одно мгновение. Погода баловала умеренным теплом и пару раз даже грибным дождиком, после которого на небе немедленно повисало коромысло радуги. Поклажи для комфортного неспешного путешествия было набрано достаточно. Ни одна злокозненная нежить пока что на меня не облизнулась. Так что радовалась я внезапной поездке, как малое дитя – каникулам в церковной школе. Да практически так оно и было. Тосковать по мужу я себе запретила решительно и категорично, едва закрыла за собой дверь нашей комнаты. Если ему там (знать бы еще где) без меня хорошо настолько, что он решил задержаться на неопределенное количество времени – флаг ему в руки, барабан на шею и попутный ветер в спину. Горевать не стану, хоть и радоваться, прямо скажем, особенно нечему. Но и слишком уж сильно страдать откровенно не хотелось. И ведь, главное, чего-то подобного, помнится, я и опасалась! Как я тогда думала? «Примет экзамены и ищи-свищи ветра в поле?» – так, кажется? И оказалась права. Только на год ошиблась. Продержался он в Академии не два семестра, а четыре. Заодно умудрился жениться на мне, идиотке, заработать себе бессонницу на нервной почве и, окончательно доконав во мне веру в жизнь и в мужчин, с чувством выполненного долга отбыл по неотложным делам. Гад и сволочь. Сволочь и гад.
Я с чувством хлопнула себя ладонью по лбу и постаралась успокоиться. Два дня о нем не думала и не стану начинать на третий! Покосилась на безоблачное небо и передернула плечами. Припекать стало только сегодня, ближе к обеду. Скоро нужно будет искать тень.
Вот возьму и не вернусь обратно! И кобылу не верну! Уж больно она мне приглянулась. Так и будем с ней таскаться по дорогам. Пыльные и несчастные.
Кобыла и вправду была хороша: нежного пшеничного колера, с тонкими длинными ногами, красиво изогнутой спиной, округлыми боками, настороженно подрагивающими ушками и хитро блестящими глазами на умной морде. Медового цвета грива, по причине приличной длины, была заплетена в тонкие умильные косички. Того же окраса хвост – в несколько крупных кос. Почему-то ее вид приводил меня в восторг. И всю дорогу я тихо восторгалась каждым ее шагом, и присюсюкивала в теплое ухо, какая она замечательная, и поглаживала по изящной шее, и едва ли не целовала в мягкую теплую морду. Раньше за мной такого не водилось. Ох, Всевышние Боги, неужто во мне просыпаются доселе так славно дремавшие «материнские чувства»? Так это, кажется, у нас в народе называют? Ну вот тот самый трепет, который, поговаривают, должна испытывать «дозревшая» женщина, умиляясь при виде любого человеческого детеныша в нежном босоногом возрасте? Может, прав был Ян, когда подбивал меня на эту сомнительную авантюру – совместное взращивание спиногрызиков?
Хотя лошадь на годовалого младенца тянет слабо. Так что, скорее, нежные чувства я испытываю именно к этой хитромордой красавице.
Кобыла ехидно фыркнула и тряхнула головой. Колыхнулись косички. Я поддержала ее ответным хмыканьем, хотя точно знала, что мыслей моих она не слышит и фыркает по другому поводу – своему, лошадиному.
Какие дети? Я сама еще не очень-то того… умудренная опытом. Чему я их учить буду? Шишки набивать дурной головой? Лучше я себе Златогривку у Академии выкуплю. И переименую в Златку. Или в Золотку – на чужеземный манер. Я ее и так полным прозвищем величать ленюсь.
– Хочешь, я тебя куплю? – заговорщицким шепотом поинтересовалась я, наклоняясь поближе к чуткому уху. – Или тебе академической собственностью быть больше нравится?
Кобыла скосила на меня карий глаз, в котором ясно читалось, что быть вообще чьей-либо собственностью она отказывается наотрез. Она и сейчас животина вполне себе свободная. Пока хочет, везет временную «хозяйку», а как наскучит – взовьется свечой, сбросит нахалку и ускачет на вольные хлеба, на прощанье ехидно махнув хвостом.
– Не сбросишь, – уверенно сказала я. – Ты добрая и славная, и я тебе еще на конюшне понравилась. Я точно знаю. Вернее, чувствую.
Лошадь удивленно моргнула и строптиво дернула ухом. Судя по всему, это должно было означать – ладно уж, подумаю-погляжу, какая из тебя хозяйка.
– Хозяйка из меня хорошая, – на всякий случай призналась я. – За скотиной ухаживать умею.
Златка резко затормозила, едва не перекинув меня через голову (ехали бы мы быстрее – обязательно бы кувыркнулась, а так – просто ткнулась носом в шелковистую гриву), и абсолютно отчетливо топнула копытом. От удивления я вытаращила глаза так, что всерьез обеспокоилась их дальнейшим пребыванием в глазницах.
– То есть, – произнесла я, медленно приходя в себя и соображая, что к чему, – ты меня понимаешь – это раз.
Лошадь, полуобернувшись, медленно моргнула, взмахнув густыми ресницами.
– Ты категорически против того, чтобы тебя называли скотиной – это два, – все так же медленно дурея от происходящего, продолжила я.
На этот раз она кивнула. Не снизу вверх, как обычно кивают лошади, отгоняя мух, а вполне по-человечески, мотнув головой сверху вниз.
– И ты не собираешься объяснять, кто ты такое, что делала на конюшне, что вообще происходит и что мне теперь делать, и зачем это происходит именно со мной?
Златогривка бросила на меня рассерженный взгляд.
– А сидеть-то на тебе можно? Или мне ножками пройтись? Мне тебя, вообще-то, в качестве обычной коняшки всучили. А пехом я до зимы добираться буду!
Кобыла еще немного помедлила, вздохнула и снова потрусила по извилистой наезженной дорожке. Именно дорожке – в полноценный тракт перерасти она еще не успела. По обеим сторонам бурно разрослись какие-то кусты, за ними скрывались пестроцветные луга. В стороне за лугом виднелся лесок, но спрятаться в его густой тени нам не грозило, дорожка забирала южнее, и никаких деревьев поблизости почему-то не наблюдалось. Я накинула капюшон. Куртка была из очень тонкой ткани и надевалась не поверх рубахи, а вместо нее, как раз на случай летней жары, когда понимаешь, что нет никакой разницы – вариться в одежде или без, но зато можно уберечь кожу от ожогов и голову от солнечного удара. Этакой заморской диковинкой я обогатилась на одной из ярмарок, которые с приходом весны проходили везде и всюду. Даже практически под стенами Академии. Купцы, изголодавшиеся за зиму, спешили наверстать упущенное и наторговать побольше.
Кобыла завистливо всхрапнула.
– У ближайшего источника воды и тени – привал! – объявила я. – И не бурчи на меня, мне не намного легче.
К обеду следующего дня вдалеке замаячил Приозерный. Само озеро, благодаря которому город и получил свое название, тоже замаячило. Хотя, замаячило – не совсем то слово. Дорога пролегла вблизи озера, и теперь я вдоль него и ехала. Именовалось оно Безбрежным, вполне заслуженно, ибо было столь огромно, что противоположный берег виден не был. В полдень здесь было пустынно и тихо, только слабый шелест воды да копошение уток в зарослях камыша изредка тревожили слух. Искупаться, что ли? Ближе к городу на озере должна быть большая суета. Даже если там сейчас не стирают и не удят рыбу взрослые по причине того, что делать это положено, вроде бы, поутру, то уж босоногая ребятня в такую жару должна просто жить в воде. Далеко их, конечно, не отпускают, но рядом с воротами – отчего же нет? Я еще немного посмотрела на манящую гладь озера, по которой изредка пробегала мелкая рябь. Полный штиль, жарко и совершенно нечем дышать. Солнце в зените греет так сильно, что я, кажется, уже даже потеть не могу – нечем. Кончилась жидкость в организме. Я практически убедила себя в том, что получасовая остановка нам не только не помешает, но даже в некотором роде просто необходима, как вдруг, охнув, согнулась в седле, инстинктивно вцепившись в поводья. Боль накатила резко. Прошла волной от пяток до макушки и так же резко схлынула – я не успела не то, что понять хоть что-нибудь, но даже пискнуть. Кобыла недоумевающе на меня покосилась, недовольная тем, что хозяйка продолжает натягивать поводья, хотя мы и так уже остановились. Я потрепала животину по холке и осторожно сползла по ее левому боку в выжженную солнцем траву. Что бы это ни было, но всяк лучше твердо стоять обеими ногами на земле, чем от неожиданности вывалиться из седла на ходу. Что же это было? На внезапную атаку «темных сил» не слишком похоже…
Додумать мне не удалось. Новая волна боли расплавленным железом разлилась по телу и на этот раз не собиралась отступать так скоро. Я закричала, не услышав крика, горло сдавило спазмом, и упала на колени, уже уплывающим сознанием заметив, как судорожно сжимаются пальцы, вырывая пучки травы. Где-то рядом нервно ржала кобыла. Но все это уже было очень далеким и неважным.
В себя я пришла лежа на боку и тяжело дыша раскрытым ртом, как от быстрого бега. За время непредвиденной отключки никакой злодей не польстился на мое бессознательное тело и в неизвестном направлении его не уволок. Уже хорошо. Кобыла мирно щипала траву, практически тычась храпом мне в лоб. Я вяло отпихнула ее морду рукой. Боль ушла. Надеюсь, самое меньшее, надолго. А лучше – вообще навсегда. Тело было удивительно легким. Как будто я хорошенько отдохнула, а не валялась в корчах…
Так что же за напасть со мной приключилась на этот раз?
Я встала и огляделась. Никого. С силой потерла лицо, даже похлопала себя по лбу, принуждая думать, и, ойкнув, уставилась на свои руки так, будто видела их впервые. Ладони были покрасневшими и горячими. Я зачем-то на них подула. Реакция была незамедлительной – между пальцами проскочили короткие разряды.
Неужели?.. Не может этого быть!
Блокировку Тоноклаф ставил собственноручно!
Тем не менее, сила ворочалась и бурлила, явно недовольная тем, что ее так долго держали взаперти.
– Этого не может быть, – растерянно произнесла я, все еще не веря своим глазам. – Этого просто не может быть, ведь правда?
Кобыла подняла голову, не слишком охотно прервав трапезу, и успокаивающе ткнулась храпом мне в плечо.
– Ну скажи мне, что это не-воз-мож-но! – взмолилась я, подергав ее за ухо. – Пожалуйста!
Кобыла дернула ухом и всхрапнула.
– Что это за сила такая, которая вот так запросто может снять чары архимага? – продолжала допытываться я, не обращая внимания на то, что собеседница, начхав на мои страдания, уже примеривается к аппетитному одуванчику.
– Я ничего не понимаю…
Кобыла лениво обмахнула хвостом крутые бока – сначала один, потом другой. Она не понимала и понимать не хотела. Она хотела щипать траву, стоя в тенечке. А приходилось щипать траву, стоя на солнцепеке.
– Ладно, поехали, – вздохнула я, смирившись с судьбой, и неторопливо влезла в седло. – Поехали. А там видно будет, во что выльется все это безобразие. Пока что ясно только то, что я сама себя здорово пугаю. Или все-таки окунемся? Знаешь, до вечера у нас уйма времени, так что мы ничуть не рискуем заночевать у запертых ворот. А мокрыми идти будет не так жарко. Ну, что думаешь?
Честно заплатив стражникам на воротах въездную пошлину, я запустила руку в карман, на ощупь произвела ревизию имущества и приуныла. Побаловать себя бусиками, браслетиками или какими-нибудь милыми безделушками не получится. «Но на „поесть и поспать“ хватит с лихвой, что уже хорошо!» – тут же успокоила себя. И еще здорово разозлилась на Яна. Ну почему я должна покупать себе бусики сама? А подарки как же? Первое и последнее кольцо он подарил мне в Белом Лотосе. Хотя нет, было еще венчальное. Но что-то мне подсказывает, что если бы можно было повторно надеть мне на палец во время венчания то, первое, серебряное, то ему бы и в голову не пришло тратиться еще и на золотое. Конечно, дело было вовсе не в том, из какого металла отлито колечко. Просто ухаживаний хотелось. Незатейливых милых знаков внимания. Мелких приятных радостей. Но ведь они ужасно непрактичны. В них нет толку. К чему дарить жене цветы, если через пару дней они завянут? Пусть идет на поляну и нюхает их там хоть до одури. Зачем дарить украшения, если от них никакого проку, а я и так красивая? Это не я придумала. Это он мне так и сказал. И уж, конечно, для чего таскаться по скоморошьим представлениям, ярмаркам и прочим гуляньям, если можно это драгоценное время посвятить развитию дара и изучению заклинаний? И как это мне пришло в голову зимой удрать с Лайн кататься на санках вместо того, чтобы безвылазно сидеть в тренировочном зале! Кажется, он до сих пор этого понять не может. Хотя, я несправедлива. В конце концов, на день рождения он подарил мне кастет. Серебряный такой. Тяжелый. Дорогущий. Вместо колец, сразу на четыре пальца. Ношу его теперь с собой. Сама не знаю – зачем, но ношу.
Я вздохнула и решила, что, когда Ян вернется, стребую с него что-нибудь распрекрасно-девичье и очень далекое от наших трудовых будней и… кастетов. Браслетик, например. Золотой. С камушками. Или хоть с одним камушком. Ну или вообще без камушков!
Я спешилась и взяла кобылу под уздцы, так как людей на улицах было многовато.
«Ах, да! – вдруг вспомнила я. – Многоуважаемый господин Роутэг меня больше не любит, а, значит, шиш я от него чего дождусь!»
И снова загрустила. Так в грустных мыслях до постоялого двора и дошла, поминутно уточняя дорогу у прохожих. Когда я накрепко привязала кобылу у коновязи и потянула на себя входную дверь под висящей скрипучей вывеской, уже начинало смеркаться. Вывеска сообщала миру о том, что постоялый двор именуется действительно «Бычий глаз» и никак иначе. Но вот нарисован на ней был почему-то весь бык целиком, а не только его глаз. Сам бык почему-то был красный, из раздутых ноздрей валил пар, рога опущены и по всему было видно, что животное готово к атаке. Не знаю кто как, но я бы по доброй воле в заведении с такой «гостеприимной» зверушкой над входом останавливаться не отважилась.
Тем не менее на первом этаже располагалась корчма. А таким могли похвастаться только процветающие постоялые дворы. И было в этой корчме очень даже людно. Физиономии постояльцев, правда, оказались уж на редкость бандитскими, но это вовсе не редкость. По дорогам шатается столько же отребья, сколько и добропорядочных путников. Просто в такой концентрации потенциальных каторжников мне раньше видеть не доводилось. Да уж. Молодец, Дерен! Местечко для встречи с девушкой выбрал что надо!
Я, пользуясь своим компактным размером, быстро протолкнулась к корчмарю.
– Я ищу некого Дерена Граута, – сообщила я, не утруждаясь пожеланиями доброго вечера и прочими расшаркиваниями. Они здесь все равно никому не интересны. – Скажите, не останавливался ли он у вас?
– Дерен Граут? Никогда о таком не слышал. Впрочем, постояльцев, имена которых мне известны, можно по пальцам перечесть.
– Он сказал, что будет ждать меня здесь, – растерянно произнесла я.
– Может быть, он вас и ждет, откуда же мне знать? Вы будете снимать комнату?
– А что, есть свободные? – удивилась я. – Мне показалось, что у вас тут яблоку негде упасть.
– Есть одна, – сверкнув золотым зубом, ответил хозяин. – На одного.
– На одного мне и нужна, – обрадовалась я. – А свободные столы?
Корчмарь молча кивнул в самый темный угол. Там действительно притулился столик, пока еще не занятый.
– Отлично. Подайте туда ужин. Картошку там вареную или жареную, огурчик-помидорчик… мяса не надо, в такую жару не лезет.
– Что госпожа изволит пить? – поинтересовался хозяин, протягивая мне увесистый ключ с оттиснутым на нем номером комнаты.
– Изволю пить квас, – решила я, в обмен на ключ ссыпая в подставленную ладонь один золотой мелочью. – Сейчас вещи закину и вернусь. Надеюсь, стол уже будет накрыт.
– Не извольте беспокоиться, – угодливо поклонился владелец сего питейного заведения и тут же принялся пересчитывать деньги.
Интересно, постоялый двор тоже принадлежит ему? Или он только арендует первый этаж? Хотя, мне-то уж какое до этого дело? Женское любопытство разыгралось, не иначе.
Я поднялась по скрипучей лестнице на второй этаж. Вправо и влево тянулись тускло освещенные коридоры с выстроившимися рядком непрезентабельными дверьми из какого-то хлипкого на вид дерева. Я пошла сначала направо, но быстро сообразила, что там находятся комнаты, номера которых начинаются с двадцать первого. А у меня была восьмая. Пришлось повернуть и идти обратно.
Странно, что Дерен не предупредил корчмаря о том, что ждет гостей. Очень странно. Или он не снимал здесь комнату, а остановился у какого-нибудь приятеля? Тогда зачем назначать мне встречу в этом месте? Прислал бы сразу точный адрес… Или он просто сюда не успел добраться?
Ладно, сегодня переночую, а с утра пораскину хорошенько мозгами. В конце концов, может, мы за завтраком и встретимся, а я зря переживаю. Восьмая комната нашлась практически в конце коридора. Напротив нее была комната номер тринадцать. Довольно удобно устроено. Два крыла-коридора. В каждом по двадцать комнат. Итого – сорок. Очень даже приличные размеры для постоялого двора. Интересно, а третий этаж есть? Жаль, не углядела с улицы, голова была забита другим. Главная лестница вроде бы тут и закончилась. Но бывает, что проход на третий этаж делают не по центру, а как бы с боков. Вон, кстати, последняя комната, десятая. Напротив нее – одиннадцатая. А в самом тупике дверь без номера. И она запросто может вести на лестницу. В правом ответвлении, скорее всего, есть такая же. Я не поленилась и отправилась на разведку. Но никакой лестницы на третий этаж за дверью не оказалось. То есть, лестница была. И вела она всего лишь на чердак. С другой стороны, если бы кто-то держал постоялый двор на восемьдесят – восемьдесят! – комнат, я бы мигом удушилась от зависти. Тем более, город, конечно, весьма приличный и большой, даже с некоторым количеством каменных домов, но не слишком близко к столице и основным торговым местам. А значит, будь в нем три этажа вместо двух, половина комнат все равно бы пустовала.
Усмирив наконец-то любопытство, я провернула в замке ключ и осторожно вошла в свою временную обитель. Осторожно – не потому, что ждала подвоха. А потому, что крайне трепетно относилась к тараканам, клопам, мышам и прочей живности. А потому при встрече с ними предпочитала пошуметь издалека, напугав несчастных и заставив их спасаться бегством. Однако в комнате было довольно чисто. По крайней мере, пыль смахивали не сегодня – так вчера, это точно. Узкая кровать застелена выцветшим покрывальцем. Даже потрепанные чахлые занавесочки на окне обнаружились. Места было мало – не развернешься. Зато сразу стало понятно, как сюда впихнули столько комнат. Двухместные, надо полагать, ненамного больше. Ну а что я хотела? Царские покои и кровать с балдахином за один золотой? Сейчас перекушу, отведу Золотку на конюшню, чтоб не болталась всю ночь без присмотра, высплюсь хорошенько и… Что? Что делать дальше, если Дерен так и не появится? Малодушно решить, что он передумал и отправиться восвояси? Или все-таки попробовать его отыскать?
«Ладно, – сказала я себе. – Вот пусть сначала не появится, а потом уже и будем ломать над этим голову».
И, временно утихомирив тем самым закопошившуюся было совесть, покидала вещи прямо на кровать (на пол – побрезговала, заподозрив, что земля чище, чем здешние полы) и поспешила вниз, на первый этаж, вкусные запахи с которого проникали даже сюда.
Первый метательный нож воткнулся в стену, неприятно просвистев у самого уха. Второй и третий мелькнули над головой, когда я уже катилась с лестницы вниз, оступившись от неожиданности. Так и не сообразив, за что меня убивают на этот раз (вроде бы абсолютно не за что!), я постанывая поднялась на ноги. На меня взирали все те же бандитские рожи, виденные мной ранее и пребывавшие в умеренно хорошем расположении духа еще минут десять назад. Что изменилось за эти десять минут? Рожи ощерились разнокалиберным оружием: от кинжалов до коротких мечей, но швыряться ножами пока не спешили. Я тоже в растерянности замерла, прикидывая, успею ли хотя бы вытащить из ножен меч, или меня убьют раньше, чем я его достану?
– Вяжи ее, мужики, – спокойно скомандовал корчмарь. – Вроде не буйная, быстро управимся.
Лучше бы они прибили меня сразу. Потому что, оценив обстановку, я испугалась. А испуганная женщина хуже урагана, пожара и наводнения вместе взятых.
Ну что ж. Не знаю, для чего вам надо меня вязать. И мне почему-то очень не хочется это узнавать… Но я вам сейчас покажу «не буйную».
Я решительно выхватила меч и взбежала на пару ступенек вверх по лестнице. Бандиты возмущенно завозились, поудобнее перехватывая оружие. Я на всякий случай отвела назад руку. Если еще кому-нибудь придет в голову сделать из меня тренировочную мишень – я посбиваю метательные ножи по старинке – телекинезом. Думать о том, сработает у меня заклинание или нет в боевой обстановке нельзя. Сейчас нужно действовать наверняка и только проверенными методами.
Первый удар я отбила легко и тут же, пользуясь высотой, приласкала нападавшего коленом в густую бороду. Он отвалился сразу. Заодно двоих молодцев справа осчастливила внезапно поднявшейся в воздух длинной скамьей по темечку. Увернулась, возмутилась тем, что теперь на меня пошли сразу трое (остальные не помещались на лестнице), и окончательно сосредоточилась на поединке. Какой-то умник просунул меч сквозь деревянные перила и пытался тыкать им мне в ноги. Я возмутилась и наступила на лезвие, с некоторым трудом переломив оружие. На редкость хрупкий металл – дешевка. Кто-то слева влез на скамью, оказавшись со мной почти на одном уровне, и замахнулся для удара. Я не глядя махнула рукой. На этот раз прилетел стол, чуть не задев углом меня саму. Нападавших оросило недопитым пивом и объедками. На меня тоже попало немного. Я брезгливо скривилась и пропустила коварный удар кистенем, практически выбивший из руки меч. И не отказала себе в удовольствии ответить ударом на удар: Только не кистенем, а кулаком в нос. Что, впрочем, только раззадорило одноглазого верзилу.
И тут я испугалась еще больше, осознав, что это мой первый самостоятельный бой, что я очень быстро выдохлась, что рука болит от перенапряжения и совсем скоро я не смогу даже удержать меч, не то что парировать удар… А душегубцы не кончаются! Совсем! Сколько их уже лежит у подножия лестницы? А сколько их еще на ногах, жаждущих до меня добраться?
Я вскрикнула и направила на злодеев энергетическую волну, не слишком сильную, но широкую, от стены до стены, посбивав с ног всех до одного. И, сунув меч назад в ножны, припустила по лестнице вверх, сообразив, что через главный выход мне ни за что не пробиться. Злодеи возмутительно быстро бросились вслед за мной. Я пискнула и, не поворачивая головы, швырнула за спину пульсар. Не думая, что он получится (так как выходили они у меня через раз на третий), не думая, что в кого-нибудь попаду, а просто так, чтоб отвлечь. Взрыв сотряс стены корчмы. Меня швырнуло вперед, дыхнуло в затылок клубами пыли, дыма и щепок. Я упала, зацепилась за что-то и повисла, дрыгая ногами. С трудом подтянулась и закинула одну ногу. Затем вторую. Когда пыль немного осела, оказалось, что лестницы больше нет. А болталась я на последней ее ступеньке. Странно, но огня почти не было. А тот, что был, быстро потушат. Оглушенные негодяи приходили в себя, и я, не мешкая больше, поспешила за вещами. В три прыжка преодолев коридор, рывком распахнула дверь… и чуть не осталась без носа, чудом отшатнувшись от рубящего удара сбоку.
– Достали! – сообщила я, так и не переступив порог, и захлопнула дверь.
Разбойник так спешил меня схватить, что врезался в нее головой, пробив дыру в хлипких досках. Какое-то время мы озадаченно друг друга изучали.
«Да, таким крепким и широким лбом можно проломить и более приличную дверь», – подумалось мне.
Потом он заорал, по-видимому, от злости, и вытащил голову из дыры. Дверь тут же вновь распахнулась, явив мне разъяренного здоровенного мужика с разбитой головой и расцарапанной шеей. Тоненькая струйка крови, неспешно сочившаяся из-за левого уха, прибавила мне настроения. А ему убавила.
– Так сам же виноват! – попеняла я, ловко уворачиваясь от загребущих лапищ.
– Да я тебя!.. Голыми руками!..
– Верю, – сообщила я, проскальзывая ему за спину и отвешивая – чисто из природной вредности – пинок под зад. И наконец смогла пробраться в комнату с номером восемь. За спиной раздался грозный рев, и потрепанная дверь слетела с петель, едва я успела закинуть на спину заплечный мешок.
С перепугу запустив в негодяя пульсаром, я метнулась в сторону, краем глаза отмечая, что вместо пульсара у меня вышел почему-то светляк, и ожидая повторной атаки. Которой, кстати, не последовало. Я перестала метаться и вгляделась в нападавшего. Тот заполошно махал ручищами, отгоняя светляк, словно осу. А несостоявшийся пульсар с бешеной скоростью крутился вокруг вражеской физиономии, оставляя на ней точечные ожоги. Ух ты! Ну и я! Ну и молодчина! Понять бы еще, как я это сделала, и цены мне не будет.
Я скосила глаза за окно. Там уныло паслись какие-то типы, каждый из которых был больше меня раза в два. Они мигом на меня уставились и заулыбались. Я улыбнулась им в ответ и, недолго думая, скинула вниз свою чересседельную сумку с поклажей. В одного попала, и он мирненько прилег на мостовую. Второй погрозил мне кулаком, пнул сумку, но не ушел. Наверное ждал, когда же вслед за сумкой спущусь я. Я показала ему язык и выбежала из комнаты, напоследок отвесив излишне занятому здоровяку еще один пендель. Провозилась я долго, драгоценное время, скорее всего, уже было упущено, но покорно дать себя связать – неизвестно для чего! – было никак нельзя.
Проскочив коридор, я тихонько притворила за собой дверь, ведущую на чердачную лестницу.
Зачем меня понесло на чердак? Ну а куда же еще? От разгромленной лестницы уже доносились грозные, ругательные выкрики. Под окном меня ждут и, попадись я им, по головке не погладят. А других выходов тут нет. Это они хорошо придумали – тут меня ловить. Знать бы еще, для чего. Хотя я, кажется, недавно решила, что не хочу этого знать.
На пыльном чердаке сильно пахло мышиным пометом. Я зажала нос рукой и, высоко поднимая ноги (не уверена, что такая мера предосторожности могла бы спасти меня от близкого знакомства с оставившими помет грызунами, но все же, направилась к небольшому прямоугольному окошку. Любопытные звезды, мерцая, заглядывали сквозь него, указывая путь. На улице давно стемнело. Тем лучше.
Так, сейчас прикинем… Если сориентировалась я правильно, то оно выходит на противоположный от моего окна край двускатной крыши. А значит, преследователи меня не засекут. Если, конечно, они не разбросали своих людей вокруг постоялого двора. Я тихонько высунула нос наружу. Все верно – с этой стороны совсем пусто. Меня здесь никто не ждет. Тихонько поскуливая от страха, осторожно выбралась на покатый край, немножко проскользила, быстро перебирая ногами и сбрасывая вниз пучки соломы, и замерла, прислушиваясь. На улице тихо. Приглушенные голоса доносятся из постоялого двора. Похоже, преследователи заняты, ведь затаиться я могла в любой из комнат. Но медлить все равно нельзя. Раз уж они недооценили ведьму-недоучку и оставили для нее лазейку, просто глупо не шмыгнуть в нее из-за собственной трусости.
Я позволила себе поскулить еще чуть-чуть, затем потихоньку, спиной вперед, перенесла себя за край крыши, повиснув на руках. И поняла, что висеть буду хоть до судного дня, но вниз не спрыгну. Даже если неприятели сию минуту примутся щекотать мне пятки.
Время шло. На фоне темного неба пролетела ночная птица, удивленно что-то вякнула, завидев меня, болтающуюся как колбасу, и даже пролетела мимо еще раз, видимо, впечатлилась. К счастью, тело мое оказалось еще более слабым, нежели характер. Онемевшие, дрожащие пальцы разжались, не выдержав моего собственного веса, и я ухнула вниз, как куль с мукой. Со страху попробовала сгруппироваться, но так и не поняла – получилось или нет. В ушах коротко просвистел ветер, растрепавшиеся волосы взметнулись вверх, мазнув по лицу… Способность здраво мыслить вернулась ко мне только после глухого удара и резкой боли, волной прокатившейся по всему телу, да так и оставшейся где-то в ногах. Я немного повозилась, пытаясь определить тяжесть увечий. Вроде бы все шевелится. Затем, перевернувшись на спину, хотела было спросить у ночного неба: а, собственно, за что?! Но нарастающий гул голосов ясно давал понять, что разлеживаться, беседуя с ночными светилами на философские темы времени нет совсем. Пришлось, постанывая, встать хотя бы на четвереньки и таким позорным способом уползти в буйно разросшиеся поблизости кусты жасмина. Основательно окопавшись в зарослях ароматных белых цветочков, я рискнула наконец встать на ноги. В коленке что-то хрустнуло. Я тихонько выругалась. Ну и ладно. Пусть себе болит. Главное, что сгибается и разгибается, как положено нормальному колену.
Тем временем вокруг постоялого двора уже поднималась суета. То и дело пробегали какие-то люди, покрикивая и поругиваясь друг на друга вполголоса. Видимо, чтобы не привлекать к себе уж слишком повышенное внимание и не будить чудом не проснувшихся от давешнего взрыва горожан. Я, стараясь двигаться как можно тише, задом попятилась глубже в кусты, ломая тонкие ветки, и горестно размышляя о том, что теперь-то время совершенно точно упущено! И еще о том, что наследила я конкретно, а загонявшие меня негодяи не совсем тупые, значит, обыскав площадь вокруг «Бычьего глаза», следы мои найдут, и сунутся вслед за мной в густую растительность. А кобыла моя осталась у коновязи. А туда я с отбитыми ногами вряд ли дохромаю, тем более незаметно. А кушери не такие уж широкие и раскидистые – не лес все-таки, под корягу не закатишься и не затаишься.
Внезапно что-то мягкое и теплое ткнулось сзади мне в ухо. Я зажала себе рот двумя руками и обязательно бы подпрыгнула выше собственной головы со страху, но не смогла по причине не полной дееспособности организма. А потому просто обернулась и… удивленно уставилась в хитрющие большие глаза своей кобылы.
– Золотка? – не поверила я тому, что вижу, сильно подозревая, что хряснулась-таки темечком о мостовую со всеми вытекающими последствиями, потому на всякий случай положила ободранную ладонь на храп золотогривой красавицы. Храп был теплый и вполне себе настоящий. Кобыла укоризненно ткнулась им в мою руку и глазами указала себе за спину – полезай, мол, пришибленная.
– Ты как отвязалась? И как тебе удалось меня найти в кустах и подкрасться почти бесшумно? – продолжала допытываться я.
Кобыла передернула ушами и нервно притопнула копытами.
– Хорошо, – я решительно кивнула и с тоской обернулась к постоялому двору. Сумку с поклажей было жалко. Утешало только то, что бросила я ее не просто так, а злодею на голову. Все равно взять ее с собой мне бы не удалось. Хороша бы я была – с этакой дурой на перевес по крышам скакать. Так или иначе, о провианте, теплом одеялке, котелке и прочих незаменимых в походе вещах придется забыть. Зато самое необходимое лежало отдельно, в заплечном мешке… А поесть так и не удалось… Ладно. Где наша не пропадала! Я, постанывая, вставила левую ногу в стремя и, кряхтя аки столетняя бабка, закинула себя в седло. С третьего раза. Браво, Лета! Ты как всегда великолепна до неотразимости.
– Сейчас тихонечко, как мышки, выскальзываем с другой стороны улочки и крадемся по переулку так, словно на ногах у тебя не копыта, а пушистые тапочки. А когда отъедем как можно ближе к воротам, беги так, будто на хвосте у тебя стая упырей болтается, – повиснув на шее у животины, нашептала я ей в самое ухо. – Поняла?
Лошадь моргнула.
– Вот и умница. Ходу!
Как это ни странно, но все удалось проделать по намеченному плану. Мы тенью проскользнули темными закоулками, благо освещался город, как и все остальные города, лишь во время празднеств и гуляний. В слабом свете молодого месяца практически ничего не было видно, но и с маху врезаться в стену нам не грозило – все-таки не кромешная темнота.
Заминка возникла лишь у ворот. Стража спала. А подождать пока они проснутся и отопрут ворота мне почему-то в голову не пришло. С одной стороны, может и стоило их растолкать, тем более что погони за мной пока не слышно, а из города можно выезжать в любое время дня и ночи, для того стража и дежурит – ворота отпирать. С другой – видок у меня сейчас, наверное, такой потрепанный и взмыленный, что доблестные стражи в общем-то должны были задать мне пару-тройку вопросов. И вряд ли бы поверили мне на слово, расскажи я все честно. Ну в самом деле, кто я такая, чтобы по мою душу утрамбовывать на постоялый двор наемников пачками? Скорее всего, они бы решили, что я натворила чего и теперь драпаю. И задержали бы до выяснения обстоятельств. Нет, ну я, конечно, и натворила, и драпаю – все верно. Но ведь не виноватая я! Ну совсем! В общем, во избежание ненужных заминок и конфликтов я заранее выбросила вперед руку, решив не пренебрегать излюбленным телекинезом. Огромный тяжелый запор вырвало вместе с куском ворот, створки звучно распахнулись, открывая нам путь к свободе. Разбуженные грохотом, стражники заприметили лишь хвост Золотки, фривольно махнувший им на прощание.
Глава 5
Верховный магистр Тоноклаф, нахмурившись, побарабанил кончиками длинных пальцев по столу. Неугомонная компания явно что-то замышляла. Вопрос был только в том, что именно?
Первым под благовидным предлогом уехал Ян Роутэг. Спустя время сорвалась с места его молодая жена. Предлог был не слишком благовидным. Верховный даже проверил вестника, но ни остаточного магического следа, ни место отправления определить не смог. Стерли все следы перед отправкой. Непонятно только, для чего. Тем не менее директор предпочел отпустить Лериетану добровольно, не дожидаясь пока она в процессе «тайного» побега разгромит пол-Академии. Следом за ними задушевная подруга леди Роутэг, Авалайн Фаррел, решилась прервать обучение, не дожидаясь того светлого дня, когда и у нее начнутся каникулы. Причем, даже не утруждая себя вымыслом достойного повода. Она просто рано утром, еще до начала занятий, ворвалась в его кабинет и сообщила, что ей «очень надо» и она «отработает». Верховный, закрыв глаза на форменное безобразие, отпустил и ее – очень уж хотелось досмотреть преставление и узнать, в чем причина массовых волнений. А только что ему доложили о том, что Рикнака Бумпаркви самовольно покинула Академию. Правда, пообещав обязательно вернуться, «когда сможет». В принципе, она обучалась на платной основе и могла себе позволить отлучаться в любой момент, обязательным образом отрабатывая пропущенное, но все же, все же… Настораживало то, что она довольно долго прожила в одной комнате с Авалайн Фаррел и вполне могла сдружиться и с ней, и с Лериетаной.
Яна Роутэга Верховный пытался заманить в Академию на место преподавателя достаточно долго для того, чтобы сполна оценить масштабность своего везения. До позапрошлого года лучший преподаватель нежитеведения отвечал на все предложения исключительно вежливо, но непреклонно: «Прошу меня простить, многоуважаемый Магистр Тоноклаф, но за усекновение разнокалиберной нежити я получаю впятеро больше годового оклада преподавателя». И вдруг взял и согласился. Да не просто согласился, а навязался практически. Пришлось предыдущего лектора в спешном порядке на другую должность переводить. Впрочем, мотивы этого рвения к преподаванию стали понятны довольно быстро. Все-таки труды «молодого и перспективного» не прошли даром, и он довольно быстро добился руки юной леди де’Бруове.
«Не без труда, – улыбнулся Верховный, поднимаясь из удобного кресла. – Но добился. И наблюдать за этим было крайне любопытно. Надеюсь, предстоящее действо окажется ничем не хуже. Да и девочка не так проста, как это хочет показать ее наставник. Ох, не проста… Ну да ничего, поживем – поглядим. Может, и увидим чего. И на некоторые вопросы сможем дать вполне удовлетворительные ответы».
Верховный еще немного постоял, задумчиво наблюдая за тем, как кружится пыль в столбе солнечного света, и твердым шагом вышел из кабинета.
Прошагав с полчаса, Рикнака увидела отдыхающую в тени раскидистого дуба полуэльфку и, свернув с дороги, направилась к ней. Неподалеку от пифии паслась доходяжная лошадь, объедая пожухшую от летнего зноя травку с такой скоростью и видимым удовольствием, словно ее не кормили лет десять. Авалайн полулежала, облокотившись спиной о широкий ствол, закинув ногу на ногу и томно прикрыв глаза, однако приближение соседки ее полуэльфийские уши уловили безошибочно.
– Ты долго, – заметила она, не меняя позы и даже не раскрывая глаз.
– Что это за кляча? – вместо ответа спросила Рикнака.
– Это не кляча! – обиделась за кобылу пифия. – Это казенное средство передвижения. Именуется почему-то Метелкой. Жрет все подряд. В данный момент активно кормится подножным, в прямом смысле этого слова, кормом. А твоя лошадь где? – тут она тревожно привстала. – Или тебе не дали? Как же мы тогда поедем? Вдвоем в одном седле долго не протянем. Да и Метелка, по правде говоря, хорошо если меня свезет.
– Мне не нужна лошадь. И тебе, кстати, тоже.
– Не поняла.
– Сейчас объясню, подвинься.
Пифия запыхтела, но подвинулась.
– И достань карту, пожалуйста.
– Мы даром теряем время, – строптиво заметила пифия, но в сумке покорно зашуровала. – На вот, держи свою карту.
– Спасибо, – полугномша деловито разложила карту на столе, затем порылась в своей сумке и вытащила еще одну карту. Развернула.
– Ух ты! – не сдержавшись присвистнула Авалайн. – Это что?
Карта была нанесена на плотную, но прозрачную бумагу. Никаких ориентиров не содержала, кроме извилистых линий-ходов да изредка встречающихся непонятных символов. Пифия ненадолго призадумалась и вспомнила-таки, что так выглядят гномьи руны, где-то она уже видела такие же.
– Это подземные ходы, – пояснила Рикнака, накладывая свою прозрачную карту поверх обычной. Они полностью совпали и размерами, и масштабом, вероятно, парой и были изготовлены. – Очень давно, во времена Великой Битвы, гномы прорыли множество тоннелей. Так было проще вести подрывную деятельность во вражеских лагерях, перебрасывать войска, доставлять провизию, эвакуировать мирных жителей… много всего. Сейчас ими почти не пользуются. Но все гномьи маги знают, как найти вход в тоннели и открыть его. Это было первым, чему меня научили. Смотри, по поверхности дорога заняла бы около недели или даже больше. Но под землей мы пройдем практически по прямой дня за три.
– Три дня под землей?! – побледнев, возопила Авалайн.
– А что такого? Еда у нас есть, вентиляция там должна быть в порядке… По крайней мере, те ходы, в которых я бывала, сохранились превосходно… Или мы уже не спешим?
– Мы спешим.
– Тогда не будь задницей. Между прочим, я тебе практически военную тайну раскрыла. Ближайший ход совсем рядом, мы доедем до него даже на Метелке, а потом отпустим ее, и она преспокойно вернется в Академию.
– И директор решит, что меня схарчили волки, – мрачно продолжила пифия.
– Ну а что ты предлагаешь? В карман ее что ли сунуть? Тоннели делали гномы для гномов. Мы с тобой мелкие – пройдем. Но кобыле там будет не развернуться.
– Как же они возили продовольствие в войну?
– На ослах. Но… Стоп, почему мы вообще об этом сейчас говорим?
– Ни почему. Просто мне любопытно.
– Так что, оставляем кобылу?
– Видимо, да. Как и половину поклажи. Я на себе все не утащу.
– О, чуть не забыла! На вот, держи, – с этими словами Рикнака вытащила из сумки и протянула недоумевающей пифии завернутый в тряпицу канделябр.
– Это что?
– Твой канделябр, конечно, не видишь, что ли?
– Да я-то вижу, но зачем? И не мой он, а Леткин!
– Кто знает, возможно, с его помощью тебя снова озарит. А нам любое твое видение только в помощь.
– И что мне теперь, это орясину с собой так и таскать? Тяжеленный же, зараза!
– Ничего, я, так и быть, беру на себя провизию.
Идти действительно оказалось не так уж далеко, даже с учетом того, что Метелка под двойной ношей еле передвигала ноги, а Рикнака мимоходом заметила, что они пешком дошли бы вдвое быстрее. Так или иначе, а скоро их глазам открылся небольшой пологий холм. Ничем ни примечательный, поросший редкими неизвестной породы кустиками. Рикнака спешилась и, не дожидаясь, пока полуэльфка последует ее примеру и отпустит лошадь, направилась к его подножию. Огляделась, не обнаружила ничего, с ее точки зрения, подозрительного и, припав на одно колено, прикоснулась рукой к земле. С минуту молчала, сосредоточенно сдвинув брови, потом что-то практически беззвучно зашептала. Понять, что она произносит заговор, можно было только по торопливому движению подрагивающих от напряжения губ. Но ни одного слова Авалайн разобрать так и не удалось, хоть она и напрягала изо всех сил свои полуэльфийские уши.
Полугномша внезапно смолкла, прислушиваясь и словно ожидая ответа. И вдруг, не сумев сдержать победной улыбки, громко произнесла:
– Благодарю.
– Кого? – не поняла Лайн, но Рикнака лишь нетерпеливо шикнула на нее и поднялась на ноги, отряхивая штаны от налипших на них травинок.
– Смотри, – благоговейно сказала она, подходя к замершей в ожидании пифии.
– Куда?
Полугномша кивнула на то место, куда только что прикладывала ладонь. Воздух над ним начал едва заметно колебаться, трава как-то помутнела и расплылась. Задрожала земная твердь, исчезая. И вот уже перед глазами слегка сбледнувшей пифии в холме открылся лаз.
– Мы туда полезем? – обреченно спросила она.
– И как можно скорее – проход для нас открыт ненадолго, – сообщила Рикнака, едва ли не за шкирку втаскивая почему-то упирающуюся пифию под землю.
Едва они ступили в тоннель, земная твердь за их спинами с приятным звуком сомкнулась.
– Ты сдурела что ли совсем? – беззлобно выругалась полугномша, отпуская пищащую пифию. – Чего кусаешься?
– Прости, – буркнула та, оправляя одежду. – Сама не знаю. Нервы сдают, наверное.
– Страх перед наглухо закрытыми помещениями – нормальное дело, весьма распространенное, кстати, – с пониманием кивнула Рикнака. – Ничего, бывает. Может статься, ты даже успеешь привыкнуть за эти несколько дней, что мы здесь проведем.
– Мне дурно, – ответила на это заявление Авалайн, крепко зажмурившись и оседая прямо на пол.
– Перестань бледнеть и ныть, пожалуйста, – проникновенно, но жестко попросила полугномша. – В любом случае проход в этом месте нам уже не откроют, а до следующего топать и топать.
– Несколько дней под землей! С червями и без солнышка! Мы задохнемся, и нас даже не найдут! О чем я только думала?! Умираю! – взвыла пифия и окончательно распласталась в пыли мертвой лебедью.
– Тише ты! – шикнула на нее полугномша. – Здесь нельзя шуметь. Все тоннели, конечно, укреплены заклинаниями, но подумай сама, сколько лет они же не обновлялись. Лучше не рисковать.
Полуэльфка перспективой быть погребенной под завалом впечатлилась, но страдать не перестала, только теперь уже молча.
– Да перестань же ты! – взмолилась Рикнака. – Я и сама не в восторге от возвращения туда, откуда всю свою жизнь стремилась смыться. Но все же здесь не настолько плохо, чтобы моментально отдавать концы от тоски и отчаяния.
– Да ну?
– Раскрой глаза и посмотри вокруг.
– А смысл? Все равно ведь темень непроглядная.
– Ошибаешься. У тебя глаза уже к темноте привыкли. Открывай!
– Ух ты… – восхищенно выдохнула Лайн, перестав активно умирать, даже приподнялась на локтях, осматриваясь.
Все стены были сплошь усыпаны бесформенными светящимися кляксами, большими и маленькими, испускающими тусклый зеленоватый свет. В тех местах, где они скапливались кучкой штук по пять-шесть, даже можно было что-то разглядеть. Пол тоннеля устилал мелкий речной песок, в странном освещении казавшийся призрачно-зеленым.
– Я не поняла, вы что эстеты?
– С чего ты взяла?
– Ну вот с этого, – Лайн сделала неопределенное движение рукой.
– А, это обычный лишайник. Он крайне неприхотлив и вообще не требует солнечного света. Зато сам светится в темноте. У нас специально во всех пещерах его высаживали. Давно, правда.
– Этот прекрасно сохранился!
– Конечно, что ж ему сделается?
– Здесь действительно очень красиво. Возможно вы, гномы, не такой уж безнадежный народец.
– Этот мох здесь не для красоты, а из практичности, – сухо ответила полугномша.
Пифия пожала плечами.
– Не важно. Все равно, теперь не так страшно здесь находиться.
– Потому что красиво?!
– Ну да.
– Знаешь, самая опасная нечисть у нас в горах выглядит, как прекраснейшая белоснежная крупная кошка невиданной породы, с густой длинной шерстью и изумрудно-зелеными глазами. Она способна проглотить свою жертву целиком, не жуя.
– Это ты к чему?
– Да так, вспомнилось просто.
– Слушай, а зачем здесь столько песка?
– Он приглушает шаги, ты не знала?
– Знала, но зачем? Это какая ж была морока – сюда его таскать!
– Гномы очень трудолюбивы, – криво усмехнулась Рикнака. – Для них это плевое дело. В войну здесь проходили сотни и сотни сотен гномов. Звук от стольких пар ног мог обрушить своды. Даже заклинания бы не помогли.
– А еще так удобней подкрадываться из-за угла!
– Ну хватит стенать! Здесь вполне терпимо.
– Угу. Только душновато и пахнет странно. Как думаешь, что могло здесь обжиться за столько лет?
– Крысы. Полчища крыс и насекомых, полагаю. Но нам они не страшны. Наоборот, если вдруг заплутаем, чего, в принципе, не должно произойти, и у нас кончатся припасы, мы сможем их зажарить и съесть.
– Насекомых?!
– Ну что ты. Крыс, конечно.
– А разве здесь можно разводить костер? Мы же угорим.
– Вентиляционные ответвления были сделаны на совесть. Нам нечего опасаться, кроме твоих истерик.
– Не бывает у меня никаких истерик!
– Ну да.
– Серьезно, я спокойнее каменной гаргульи!
– Конечно.
– Да я сама умиротворенность!
– Естественно. Может хватит уже валяться в песке и выть? Пойдем уже?
Пифия вздохнула, принимая протянутую Рикнакой руку.
– Пойдем.
Господин Роутэг неспешно шел по узкой лесной тропке. По обе стороны от нее выстроился такой частокол из разлапистых елей и других совсем незнакомых растений с длинными шипами, что свернуть с тропы решился бы разве что сумасшедший. Старые деревья крепко переплелись, и над головой образовался зеленый свод, практически не пропускающий сквозь себя солнечный свет. Под ногами мягко пружинил толстый ковер из пожелтевших иголок. Дорога змеилась тонкой лентой, все больше создавая гнетущее впечатление. Все правильно. Все так и должно быть. Незваных гостей здесь не жалуют, и они должны понимать это, приближаясь к цели.
Он знал, что пока еще тропа относительно пологая, но скоро станет круче, и идти по ней будет труднее. Издалека маг видел и густой ельник, и небольшое плато у подножия огромной скалы, которое он опоясывал. А с другой стороны было море. Настоящее, огромное, необъятное и совершенно неописуемое… Ему уже приходилось здесь бывать. Однако в этот раз путь назад был отрезан. В этот раз он мог пройти только в один конец. С тропы не свернуть – только вперед.
Спустя еще некоторое время впереди забрезжил свет. Идти сразу стало легче, и он позволил себе чуточку ускорить шаг. На широкое круглое плато, сплошь поросшее высокой травой, оплетающей ноги, он вывалился, подслеповато моргая, и ощутил такой прилив сил, будто действительно только что выбрался из склепа. Напротив него возвышалась пещера с черным провалом входа. Теплый ветер доносил издалека едва слышный шум прибоя. Жаль только, отсюда моря видно не было, хоть он и забрался довольно высоко, – мешали вековые ели, окружавшие поляну плотным кольцом, словно неподкупные стражи. Они росли, так плотно прижавшись друг к другу, словно их специально высаживали… и даже слегка наколдовали, чтобы деревья прижились. не погибнув в тесноте.
После темноты лесного прохода плато казалось сказочно прекрасным. Низко стелющиеся облачка расписали его причудливыми движущимися пятнами-тенями, делая траву попеременно то темно-зеленой, то изумрудной, яркой и как будто сверкающей в солнечных лучах. Бабочки без конца мельтешили из стороны в сторону, кружась в своем безмятежном танце.
Над головой стремительно проносились ласточки, с пронзительным писком заходя в крутые повороты. Удивительно было следить за их полетом. За молниеносными и удивительно точными движениями, стремительной сменой направления. Ян какое-то время завороженно за ними наблюдал. Недолго, правда. Ровно до тех пор, пока под ногой у него не раздался неприятный хруст. Мысль о том, что это могла быть просто какая-то не слишком везучая улитка ни на секунду не закралась в его голову – хруст был уж слишком характерный. Он нагнулся, немного пошуровал в высокой траве и извлек на свет божий обгорелую кость. По виду и размеру – явно человеческую. Нельзя сказать, что находка привела его в восторг. Маг сморщился и отбросил ее подальше.
В самой середине плато возвышался небольшой валун с плоским верхом (примерно по пояс взрослому мужчине), неизвестно откуда здесь взявшийся. Создавалось впечатление, что его специально сюда принесли. Но для чего? И кому это было нужно? Ян усмехнулся, позволяя давним воспоминаниям на мгновение увлечь его в прошлое. Тогда все было иначе. Тогда он появлялся здесь куда чаще. И голова его не была забита таким количеством нерешенных задач.
Ян неспешно подошел к пещере, коротко свистнул и, нашарив на земле маленький камушек, запустил его в темноту. В пещере что-то недовольно завозилось. Маг зашвырнул еще пару камушков и спокойно отошел к валуну, уселся на него, свесив ноги, и принялся ждать. Копошение приближалось.
– Ян Роутэг, это ты что ли, песий сын, удумал со мной шутки шутить?! – наконец гневно раздалось из темноты.
Маг рассмеялся.
– Ну я это, Лазурин, я. Выползай уже, поболтаем. Ты кости свои старые на солнышке прогреешь.
– Молодые у меня кости! – обиженно сообщил голос. – Нет, ну а если б я сразу из пещеры огнем дыхнул? У тебя вообще ума нет?
– Есть у меня ум. И я им хорошо понимаю, что просто так, ни за что ни про что, ты кого ни попадя огнем палить не будешь. Да и запах мой ты не мог не узнать. Выходи давай, кому говорю.
Дракон осторожно высунул из пещеры нос и шумно втянул воздух. Ноздри затрепетали, волосы на голове господина Роутэга на миг взметнулись, как от внезапного порыва ветра.
– И вправду одни, – задумчиво протянул змей, неторопливо выбираясь из-под защитного каменного свода. Блеснула в ярком солнечном свете лазоревая крупная чешуя, переливаясь разноцветными искрами. – И чего это тебя нелегкая принесла? Почитай годков с десять не виделись?
– Восемь. И ты за это время здорово раздобрел.
Дракон фыркнул.
– Мне положено размером с гору быть. Пусть боятся. Так ты чего здесь?
– Ты не поверишь, – маг удобнее устроился на прогретом солнышком валуне. – Мне тебя заказали.
Дракон плюхнулся на задницу, по-собачьи обернув вокруг себя хвост, вытаращил глаза и удивленно разинул пасть. Из раздутых ноздрей тоненько заструился сизый дымок.
– Брешешь!
– Не-а, – маг вдруг серьезно взглянул ящеру в глаза и уже серьезно сказал. – Кому это ты так удружил, не знаешь?
– Не знаю, не ведаю. Красавиц-невест не ворую, округу от пакостной нечисти стерегу. Пару-тройку баранов в неделю утаскиваю – так-то честная плата за принесенную пользу. Люди с пониманием, нежить бы у них больше вырезала… да и не только овец.
– Так я и думал. И вот это-то совершенно неясно. Чудно и подозрительно.
– Что подозрительно?
– А все, друг мой чешуйчатый. Я тебе сейчас расскажу по порядку, и ты сам поймешь, о чем речь.
– Выкладывай. Эх, хорошо… – дракон зазубренным кончиком мощного хвоста блаженно провел несколько раз вдоль хребта и обратно. – Сто лет по-человечески не болтал. Спасибо передай тому добродею, что тебя сюда заслал.
– Сомневаюсь я что-то в его добродетельности, – маг тревожно поморщился. – Приглашение посетить Кабоманэри, ты знаешь, это процветающий портовый город в твоих владениях, мне пришло еще месяц назад. Задача в письме не описывалась, но сумму посулили немалую. Я, грешным делом, решил, что речь идет о какой-то крупной нежити, а ты совсем перестал мышей ловить.
– Обижаешь. В моих владениях все чисто. Даже лесные и водные духи чересчур не шалят – уважают.
– Ну а мне откуда было это знать? И, главное, знаешь что? Заказчик готов был ждать именно моего приезда. Столько, сколько потребуется. Каково?
– Слава лучшего охотника на нежить бежит впереди тебя. Я бы тоже подумал, что раз ждут именно твоего приезда, значит здесь завелось что-то весьма сильное и кровожадное.
– То-то и оно. Но такой монстр должен был вызвать панику в близлежащих городах и селах. А люди в ответ на мои расспросы молвят, чтознать ни о каком чуде-юде не знают. Живут спокойно, хозяйство ведут…
– Ну так и я говорю: спокойно у нас все!
– Приезжаю, значит. И мне, как обухом по голове, – завали, говорят, дракона. И мешочком с золотыми этак многозначительно позвякивают. Я-то знаю, что в этих краях, кроме тебя, драконов нет. Да и профиль не мой. Драконы – вымирающий вид магических разумных существ, их вообще почти нигде не трогают! Разве что уж слишком свирепых… Да и то, с вашим братом легче договориться, чем воевать. И ладно бы драконоборца какого позвали. Так нет же – меня! Охотника на нежить! Нескладно?
– Нескладно, – согласился Лазурин.
– Дальше – больше. Я в отказ. Простите, говорю, великодушно, так мол и так, не занимаюсь я драконами.
– А он чего же?
– А он… А он мне стопроцентную оплату вперед выдал.
– Чего?!
– Да вот чего, – маг удовлетворенно похлопал рукой по своей излюбленной зачарованной сумке.
– И ты взял?! – оскорбленно взревел ящер.
– Взял, конечно. Очень уж настойчиво предлагали. А дураков учить надо. Тем более, что мне, трудно к старому другу заглянуть?
– И он так просто тебе на слово и поверил?! И отпустил?! С деньгами?!
– Не просто. До тропы меня его ребята проводили. Дальше не пошли – побоялись.
– Правильно побоялись. Я лихих людей не жалую. Да только ерунда какая-то получается!
– Получается. А вот если представить, что мы с тобой не знакомы? Прихожу я к тебе в гости, весь такой из себя боевой маг…
– …И я тебя поджариваю от греха подальше. Ибо чего от магов ждать – не ясно. А понапрасну рисковать шкурой я не люблю. Она у меня красивая.
– И ценная, – поддакнул маг.
– Кстати, скоро менять буду. Хочешь старую подарю?
– Спрашиваешь! Дай знать, когда – я мигом прискачу. Но, возвращаясь к нашей теме, Лазурин, что мы получаем в итоге?
– Что? – лениво отозвался дракон, откровенно не желая думать.
– А получаем мы то, что совершенно немыслимую сумму, вдвое превышающую мой годовой заработок, мне дали за то, чтобы я пошел и… умер?
– Занятно выходит. Тогда думать надо о том, кому ты успел насолить.
– Так, чтобы меня за это убивать, да еще и такими средствами – никому.
– Ну значит, нам показалось. Поболтаем – и по домам.
– Не смешно.
– Думай тогда. Я-то твоих дел не знаю.
– А нет у меня никаких дел. Я второй год уже в Академии нежитеведение преподаю.
– Чего-чего?! – снова растопырил глаза змей. – Это ж какими такими пряниками тебя Тоноклаф заманил?
– Тоноклаф меня не заманивал. Я сам напросился.
От такого откровения дракон на долю секунды онемел.
– Девица! – вдруг осенило его. – Как есть девица!
– Была девица. Теперь жена.
– Хороша хоть?
– Хороша. Думаю, именно в ней все и дело. Есть только одна причина, по которой от меня имеет смысл избавляться.
– Увел невесту, что ли, у кого влиятельного, прохвост?
– Нет. У башмачника.
Дракон зафыркал и закашлял дымом – засмеялся.
– На самом деле все намного серьезнее. Буду благодарен, если выслушаешь.
– Только выслушаю или подсоблю чем? Советом или делом.
– Пожалуй, в этот раз от помощи отказываться не стану.
– Рассказывай.
Господину Роутэгу казалось, что всего и до вечера не расскажешь. На деле же, чтобы ввести старого друга в курс дела, хватило получаса. Пока он рассказывал, Лазурин развалился всей своей необъятной тушей на сочной зеленой траве, умильно положив вытянутую морду на передние лапы и удовлетворенно щуря желтые глаза с вертикальными зрачками на солнечные блики. Маг уже выговорился, а дракон все молчал.
Ян не спешил нарушать тишину, давая возможность ящеру хорошенько поразмыслить. С побережья вновь потянуло соленым морским ветерком. Он любил море. Но морские путешествия не жаловал., намного увереннее чувствуя себя на твердой земле, нежели на раскачивающейся палубе даже самого большого и надежного судна. Он считал, что если ты родился с легкими, а не с жабрами, то и нечего дразнить судьбу, рискуя оказаться на морском дне кормом для крабов.
– Да-а-а-а, – наконец протянул Лазурин, поднимая с лап голову. – Давно я о таком не слышал.
– Давно? То есть раньше слышал?
Дракон покачал головой.
– Не слышал. Видел. Общался. Это был человеческий маг, мужчина. Он погиб, так и не сумев справиться с силой…
– Лазурин, я не могу допустить, чтобы с Летой случилось то же самое. Помоги.
– Не уверен, что смогу тебе помочь. Знаю только, что этот дар называют Песнь Феникса. И помочь тебе может лишь Феникс. Но о нем я не знаю вообще ничего.
– Но он есть? Он существует?
– Феникс так же реален, как я и ты. К сожалению, тот маг не смог отыскать его… вовремя.
– Я смогу.
– Не уверен. Никто не видел его уже многие столетия.
– Но раньше видели?
– Я слышал много историй, легенд. Нет никаких подтверждений существования Феникса. Никаких подсказок о его местонахождении. Лишь Песнь Феникса говорит о том, что он все же существует где-то в этом мире. Но мир большой.
– Так не бывает. Информацию можно найти обо всем. Нужно только знать, где искать и кого спрашивать.
– Даже я не знаю, кого спрашивать, Ян Роутэг.
– Если о нем не принято трепаться на каждом углу, это не значит, что совсем никто ничего не знает. Так не бывает, Лазурин. Земля слухом полнится.
– Ну как знаешь. Я рассказал тебе все, что знал сам.
– Спасибо тебе, дружище. Теперь я хотя бы знаю, что именно искать. А уж где… Великие Боги милостивы. И не отказывают в помощи тому, кто просит.
– Тогда, пожалуй, пора прощаться? – с не слишком хорошо скрытой грустью спросил дракон. – С женой-то познакомь, когда время выдастся… И если живы будем. Тоскливо мне здесь одному под старость стало. Раньше-то хоть по селам, деревням девиц портил…
– А теперь чего? Совесть взыграла?
– А теперь, где ж я на их капризы сил наберусь? Чай, за «спасибо» ни одна на сеновал не идет!
– Рад бы посочувствовать, да как-то не получается, – честно признался маг. – Да и помню я твое человеческое обличье – девки так сами строем за тобой и бежали.
Дракон польщенно зафыркал, блеснув громадными глазищами:
– Были времена, э?!
– Да уж были. Не спеши тосковать, дружище. Мне с тобой прощаться не с руки.
– Как же так? По всему выходит, тебе стрелой в Академию мчаться надо, зазнобу от лихих людей сторожить? Или я не понял чего?
– Надо. А только, куда ж я пойду, если провожатые так на выходе меня и поджидают?
– Откуда знаешь?
– Помощника завел. Он за ними присматривает пока. А вокруг заросли глухие, я ж тебе не хорек – сквозь такие дебри просачиваться.
– Да, место я себе под жилье выбрал надежное. С тылу не зайдешь.
– Но и тайком не выйдешь.
– А не разобраться ли тебе с людьми лихими, так сказать, раз и навсегда? Кардинально?
– Нельзя. Пусть думают, что ты меня сожрал. Так оно сподручнее будет.
– Что я, идиот – человечину жрать?
– Ну значит, просто поджарил, тебе какая разница?
– Принципиальная, – гордо сообщил дракон. – Но как тогда ты собираешься?..
– Мы полетим, Лазурин.
– Чего?! – в который раз за день изумился ящер. – Да чтоб я человека повез?! Как ишак?! Ты уж, Ян Роутэг, не заговаривайся! А то я тебя и правда того! Зажарю и съем!
– Железки из зубов доставать устанешь, – ни капли не смущенный такой отповедью, улыбнулся маг. – Я тебя не как дракона прошу, а как друга. Ну, признавайся, морда чешуйчатая, друг ты мне или не друг?
– Друг, – нехотя буркнул змей.
– Ну вот и будь другом до конца.
– Да заметят они все равно и меня, и тебя… на мне, избавьте Боги! – предпринял отчаянную попытку воззвать к здравому смыслу мага дракон.
– А мы до ночи обождем.
– Может, они к тому времени уйдут, и ты от меня отстанешь?
– Может и уйдут. А может и дольше караулить будут. Все-таки мне за мою смерть много заплатили, перестраховаться им не помешает.
– Ладно, к лешему их. А на фоне ночного неба я, по-твоему, совсем незаметный, да?
– Заметный. Но мне вполне по силам закрыть тебя от посторонних взглядов.
– Иди ты! Наложишь «завесу»?! На целого дракона?!
– Ну а смысл мне хвалиться, если ты сам скоро все увидишь?
– А ты подрос, – уважительно протянул Лазурин.
– А куда денешься, – невесело усмехнулся маг. – Жить захочешь – и не такому выучишься.
– Нет, ну ты подумай! Такую махину скрыть от человеческих глаз!..
– Ночью и ненадолго, – уточнил Ян.
– Хорошо, – решился ящер. – Но только до моих границ. В чужих землях меня не знают. Пальнут еще чем с перепугу.
– Идет.
– Постой, а как же лошадь твоя?
– А что лошадь? Другую куплю. У меня последнее задание весьма прибыльным вышло. Тебе долю не предлагаю – знаю, что обидишься.
– Обижусь, – подтвердил дракон. – У меня сокровищ полна коробушка. Что мне твоих кругляшек горсть? Вот если бы самоцветы… А только все одно – не годится с друзей плату брать. Ты, чай, меня не за деньги из болота вытаскивал.
– Давай что ли до вечера в картишки перекинемся?
– А давай! Только я вот чего не пойму. Ты-то сам почему такой спокойный? Не думаешь, что твою адептку уже могли свистнуть?
– В Академии она в безопасности. Мимо Верховного и мышь не проскочит.
– Ее могут обхитрить. Тебя вот выманили.
– Я очень хотел выманиться. Засиделся на одном месте, сам понимаешь. Даже не стал ничего проверять, просто взял и уехал, – маг немного помолчал и добавил. – Придурок.
Глава 6
Сказать по правде, в злополучном «Бычьем глазе» меня так перепугали, что осадить лошадь я решилась лишь на рассвете, когда небо с одной стороны прорезалось бледно-розовой полоской, заставив поблекнуть звезды. В то время как с другой его стороны они еще ярко сияли, словно светлячки, налипшие на бархатно-синее покрывало.
По-человечески спешиться мой потрепанный организм сейчас был в принципе не в состоянии, поэтому пришлось неловко соскользнуть по левому боку Золотки, вызвав тем самым ее недовольно-ехидное фырканье.
– Грохнулась бы ты со второго этажа, я бы на тебя посмотрела, – обиделась я и показала нахалке язык. – Пить хочу.
Кобыла замерла, прислушалась, чутко поворачивая ушки, и вдруг, склонив умную морду вправо, тоненько заржала.
– Что? – перепугалась я. – Опасность? Хищник? Нежить?!
Собеседница красноречиво закатила глаза, удрученная моей тупостью, гневно притопнула копытом и снова мотнула головой в сторону. Я замерла, силясь припомнить, а закатывала ли так умело при мне глаза хоть одна животина. Кажется, нет. Кажется, они вообще так не умеют. А эта умела. Причем так ловко, словно практиковалась каждый день по три часа.
Не дождавшись от меня хоть какой-нибудь реакции, Золотка просто схватила зубами рукав моей рубахи и поволокла за собой.
– Погоди, не так быстро! – пискнула я, едва успевая переставлять ноги, но тщетно. Кобыла волокла меня с упорством буйвола, пашущего поле. В роли плуга выступала я. Ноги, конечно, запутались, я грохнулась на землю, заново отбив не так давно отбитое. Слова застряли в горле, сил пищать не было, пришлось покорно болтаться на рукаве. Хорошо хоть рубаха не просто дорогая, а очень дорогая. Ткань должна выдержать.
Мучаться, пересчитывая копчиком все неровности земли, пришлось недолго. Лошадь приволокла меня к маленькому весело журчащему роднику и практически ткнула в него носом. Немного помедлила, наслаждаясь моей изумленной физиономией, и соизволила-таки выплюнуть пожеванный рукав. Я печально на него взглянула.
– Вредная слюнявая ты морда, благодарствую тебе от всей души, но в следующий раз не нужно меня волочить! Я не мешок и не жертвенная овца, чтоб ты знала, – то ли попеняла, то ли поблагодарила я.
Кобыла посмотрела на меня с таким превосходством, что язвить и выделываться сразу расхотелось.
– Спасибо, – сказала я уже миролюбивее.
Напившись вдоволь и умыв от пота и пыли лицо, я почувствовала себя практически живой. Но еще не здоровой. Признаться, до выздоровления мне сейчас вообще было очень далеко.
Прилегла тут же, в паре шагов от ручейка, под каким-то не слишком густым кустиком, распугав мирно почивавших букашечек, которые при виде моей приближающейся тушки, прыснули в разные стороны, мигом затерявшись в траве. Я закинула руки за голову и, глядя на то, как небо стремительно сереет, задумалась о передряге, в которую я угодила по собственной дурости. Что в общем-то не ново. Новым было лишь то, что на этот раз я осталась совершенно одна. И выкручиваться мне придется самой. А сказать, что это для меня непривычно – ничего не сказать. И, да чего уж там, перед самой собой задирать нос нужды нет, очень страшно.
Я завозилась и заворочалась, пытаясь удобнее пристроить ушибленные места, но тщетно. Лежать оказалось совершенно невозможно. Пришлось сесть, обхватив руками колени и пристроив на них же подбородок. Так тоже ничего, жить можно.
Почему-то только сейчас до меня окончательно дошло, что все происходящее реально. Опасность действительно серьезная, и шутить со мной никто не собирается.
И именно в этот момент жить захотелось так нестерпимо остро, что непроизвольно сбилось дыхание, а сердце глухо и быстро застучало где-то у самого горла. И замужем оказалось очень даже хорошо и совсем не скучно. И домик захотелось свой. Маленький уютный домик, где-нибудь неподалеку от Академии. И даже ребеночка – чего уж там! Попозже. Годиков через… пять.
Я с трудом сглотнула вставший в горле ком.
И Лайн еще замуж выдать нужно. А то она со своим легкомыслием выскочит по романтичности натуры за какого-нибудь проходимца, и что потом делать? Ладно, с пифией я разберусь. И с Яном разберусь тоже. Что это он удумал – удирать, бросая меня, красавицу, на произвол судьбы и каких-то злодеев? Справедливости ради стоило бы признать, что никоим образом он меня не бросал, а оставил на время под присмотром у Верховного, а я сама удрала, но мне сейчас не было дела до таких мелочей. Значит, так. Лайн – замуж. Яну – наглядно показать, какая я красивая и хорошая и что лучше меня он не найдет, и пусть уже покупает нам домик, не на преподавательском этаже ведь детей растить. Задачки-то плевые, я справлюсь с ними за пару недель! Но для этого надо сильно постараться и остаться если уж не невредимой, то хотя бы живой. Неизвестно, кто объявил на меня охоту. Неизвестно, нужна ли им моя голова отдельно от туловища или сойдет и полный комплект. Неизвестно, что вообще от меня можно хотеть, если особой ценности я из себя, как ни крути, не представляю. Но облегчать им задачу и биться в истерике, терпеливо дожидаясь собственного обезглавливания, я точно не собираюсь.
Нужно только подумать. Собраться и подумать. Давай, Лериетана, это ты еще можешь сделать.
Какими средствами обладает неведомый враг тоже не слишком понятно. Пока что точно известно только то, что он запросто смог набить корчму наемниками. Сколько их там было? Тридцать? Вряд ли – у страха глаза велики. Человек пятнадцать-двадцать. Да несколько на улице. Жаль, растерялась и не посчитала как следует, сейчас можно было бы прикинуть хотя бы платежеспособность вредителя.
Думай, Лета.
Я легонько подула на ушибленную коленку, торчащую сквозь прореху в штанине.
Порядка двадцати наемников на одну мою скромную персону – не слишком ли? Почему так много? Ждали от меня сопротивления. Я и сопротивлялась. И весьма удачно, ушла живой и на своих двоих… относительно. Мне помогла сила. И лошадь. Они не могли знать ни о том, ни о другом. Зачем тогда так много? Чтоб сделали дело наверняка. Выходит, он может позволить себе лишние расходы для подстраховки. Он (или они?), как минимум богат. Скорее даже, очень богат. А значит, возможности моей поимки и лишения жизни тоже весьма обширны и разнообразны.
Итак, не доверять незнакомцам. Стать тише мыши и избегать людных трактов, городов, деревень. Опасность может подстерегать на каждом шагу. Сейчас они не знают, где я. Нужно чтобы и не узнали, пока не доберусь до Академии или не найду возможность послать Верховному вестника. «Иногда получить нагоняй, избежав при этом смертельной опасности лучше, чем остаться навсегда в какой-нибудь канаве, где вас никто никогда не найдет», – вспомнились мне слова Магистра Тоноклафа. И это определенно тот случай, когда нагоняй лучше, во сто крат лучше! Много бы я отдала за то, чтобы очутиться сейчас в кабинете директора и получить заслуженную головомойку!
Ладно, идем дальше. Мне прислали письмо якобы от Дерена. Не зря оно сразу мне не понравилось! Какой же дурищей я была, уму непостижимо! Выходит, они знают обо мне достаточно много, если вообще не все. Они выспрашивали, вынюхивали, собирали сведения… для чего? Для того чтобы просто выманить меня из Академии и пристукнуть? Не слишком ли много усилий для того, чтобы просто пристукнуть? Значит, им что-то от меня нужно. Что есть у меня такого, ради чего стоило бы развернуть такую масштабную кампанию? Ничего. Ничего такого, о чем бы я сама знала или хотя бы догадывалась.
Я прикрыла глаза и вздохнула. На самом деле, был еще более важный и животрепещущий вопрос. А, собственно, куда? Куда податься бедной несчастной голодной мне? Головорезы с постоялого двора быстро выйдут на мой след. Скорее всего, они уже по нему идут. Конечно, время есть, но его немного, и рассиживаться, прямо скажем, некогда. Останавливаться, делать привал, спать, есть и набираться сил никак нельзя. А лошадь скоро окончательно выбьется из сил, да и я вымотана настолько, что рискую просто заснуть в седле, вывалившись из него прямо на дорогу. На радость преследователям, которые просто подберут меня тепленькую и утащат восвояси. Конечно, адреналин будоражит кровь и сейчас я, даже если захочу, не засну, но что делать, когда усталость все же возьмет свое? До Академии далеко, так или иначе доехать туда живой и невредимой точно не успею. До отцовского замка – примерно столько же, но в другую сторону. Я застряла практически посредине, глупая наивная идиотка! Эйвальд так же за пределами досягаемости. А больше мне податься и некуда.
Может лучше будет свернуть с дороги, схорониться, отдохнуть, поесть… А там, глядишь, и найдется способ связаться с Яном, сообщить ему, чтоб бросал все свои дела и мчался спасать меня, не слишком любимую, но так нуждающуюся в защите, опоре и поддержке! И вообще жить хочется ну очень сильно! А отношения я с ним выясню – пусть только спасет. Только вот не умею я ни прятаться в лесу, ни добывать пищу. Одними ягодами сыт не будешь, в грибочках-корешочках я разбираюсь слабо, а бить зайца из рогатки и гнусно и бесперспективно. Насчет отдохнуть – тоже вопрос. Удастся начертать охранный круг – посплю. А не удастся? Просижу на дереве всю ночь, пугая сов и упиваясь собственной беспомощностью.
Боги Всевышние, укажите безопасное место, где я смогу хотя бы отоспаться!
Я в отчаянии достала и развернула карту, минут пять сосредоточенно посопела, силясь сообразить, где сейчас хоть приблизительно нахожусь, и удивленно распахнула глаза, не в силах поверить в увиденное. Всего в каком-то полудне пути от того места, где я рискнула сделать привал, находится Веренс. Ну точно! Я же еще в Академии прикинула, что «Бычий глаз» находится примерно посредине. Это как же мы неслись, что за одну ночь отмахали такое расстояние? Вероятно, очень быстро.
Так-так… А не свалиться ли мне как снег на голову бывшему кавалеру? По всему выходило – свалиться, да еще как. Потому что больше валиться просто некуда. Не погонит же он меня взашей поганой метлой. Надеюсь.
Конечно, меня там будут искать. Но Дерен может и не выдаст. Да и фора у меня будет весьма приличная, учитывая скоростные возможности драгоценной Золотки.
До места добрались, как я и прикидывала, к вечеру. Начинало смеркаться, и некоторые торговые и ремесленные лавки уже были закрыты. Другие же только закрывались. Веренс ничуть не изменился с момента предыдущего моего визита. Торговый город, в котором постоялых дворов больше, чем жилых домов, широкая базарная площадь, все лавки двухэтажные и похожи одна на другую, как близнецы. Первый этаж отведен под мастерскую или торговую залу, второй – под личные покои ремесленника или торговца. Общая конюшня на весь город и несколько десятков хаотично разбросанных по закоулкам закусочных. Мало зелени, много пыли на людных улицах.
Жилище Дерена мне удалось найти быстрее, чем в прошлый раз, все-таки смутно помнила, где оно находится. Неспешно, оттягивая неловкий момент моего внезапного появления, привязала Золотку прямо к перилам невысокого крылечка. Немного посопела, прогоняя смущение, и все-таки решилась постучать в самую обычную на вид дверь, за которой, возможно, скрывалось мое спасение. В лавке долго возились, но не отпирали, я даже устала подслушивать, прижав ухо к двери. В конце концов лязгнул засов, что-то еще немного погремело, как будто с той стороны была дюжина разнокалиберных замков и замочков, и сквозь щель приоткрытой двери проскользнула полоска света. На пороге стоял Дерен. Я молчала, сверля его вопросительным взглядом.
Удивление на его лице быстро сменилось беспокойством. Я, правда, ждала, что на смену им вот-вот придет радость от нежданной встречи, но, увы, так и не дождалась. Дерен растерянно оглянулся, словно не решаясь впустить меня внутрь, но все же, посторонился, сделав приглашающий жест. Я облегченно выдохнула. Хвала Богам, он не выгнал меня сразу с порога. А там уж как-нибудь.
– Здравствуй, – наконец произнес он, запирая за мной дверь.
– Здравствуй, – в тон ему поздоровалась я, не спеша располагаться поудобнее и чувствовать себя как дома.
Мастерская была освещена тусклым теплым светом масляных светильников, сделанных из глины. Вдоль стен выстроились стеллажи, снизу до верху забитые инструментами, заготовками и уже готовой обувью, терпеливо дожидающейся своих хозяев. Хм, готовых пар довольно много – похоже, дела Дерена идут в гору.
Мой бывший кавалер, спохватившись, указал на длинную лавку, притулившуюся у большого стола, заваленного обрезками кожи, подошвами и еще какой-то неизвестной мне ерундой. Я благодарно кивнула и плюхнулась на нее, скидывая заодно оттягивающий плечи мешок.
– Могу я предположить? – помолчав, спросил он.
Я снова кивнула, с интересом его разглядывая, два года все-таки не виделись – не шутки!
– У тебя что-то случилось, и ты хочешь есть?
От такой прозорливости я, признаться, чуть не прослезилась.
– Ты прав. У меня действительно что-то случилось, и я голодна, как стая отощавших за зиму волков.
– Тебя сначала покормить или выслушать? – иронично изогнув брови, вопросил Дерен, и я, окончательно расслабившись, тихо рассмеялась.
– И то и другое. Время дорого, я буду есть и рассказывать.
– Хорошо. Тогда вымой руки, ты похожа на чертополох. Кашу будешь? Она, наверное, еще не остыла.
– Спрашиваешь! Все буду! – заверила я, едва ли не вприпрыжку приближаясь к подвешенному на стене ковшу с водой. Снизу у ковша была проделана малюсенькая дырочка, заткнутая импровизированной пробкой. Вытаскиваешь ее – и вода льется тонкой струйкой. Под ковшом стояла большая бадья, в которую сливалась использованная вода. Очень удобно. Не так давно подобную конструкцию взялись устанавливать во всех ванных комнатах, кухнях и прочих хозяйственных помещениях. У Дерена она самодельная, конечно. Обычно ковш отливают из какого-нибудь легкого металла, пробочку стилизуют под фигурку животного, да и бадье не положено быть из дерева, эта вон уже заметно подгнила. Но все же Дерен – молодец, лучше иметь самодельный рукомойник в мастерской, чем не иметь его вообще. Когда я хорошенько оттерла ладони (по локоть), лицо, а заодно и шею, на столе уже стояла миска разваристой пшенной каши. С маслом. Какое же немыслимое счастье. Хорошо, что она успела порядочно остыть, иначе мне пришлось бы заглатывать ее, обжигая язык. А так я быстренько уплетала кушанье, попутно вводя Дерена в курс дела. В довершение выложила на стол якобы его письмо и затребовала три литра горячего сладкого чая. Три литра мне, конечно, не дали, но и одной, до краев наполненной, кружке я была рада как родной. Тем временем за окном стемнело и начал моросить мелкий дождик. Я подумала, что надо бы припрятать Золотку в какой-нибудь сарай, чтоб не мокла, но усомнилась в том, что у Дерена он есть. Да и переходить к животрепещущему вопросу о том, что мне нужно переждать у него погоню, пока почему-то не решалась.
Дерен хмурился и молчал.
Я исподтишка его разглядывала и никак не могла понять, а где, собственно, все то, чем я так долго восторгалась чуть ли не до умопомрачения? Глаза оказались совсем не такие зеленые, как мне казалось, а непонятного коричневато-зеленоватого цвета. Волосы – просто светло-русые, ни о каком романтично-рыцарском блонде и речи быть не могло. Губы как губы, не слишком симметричные, кстати. Да и руки – просто руки, ничего возвышенного и волнующего.
Как будто нехотя он прочел письмо, немного подумал и вдруг посмотрел мне прямо в глаза.
– Летти, скажи честно, чего ты от меня хочешь?
– Ну, – невесело протянула я и кивнула на пустую тарелку. – Половину того, чего хочу, я уже получила.
– А чего еще не получила?
– Предложения остаться у тебя на неопределенное количество времени. Мне нужно где-то спрятаться, Дер. Переждать, понимаешь? Они приложили столько сил, чтобы выманить меня из Академии и уж, конечно, не дадут так просто туда вернуться. Мне, наверное, нужно послать вестника Верховному, но денег на это совсем нет. Помоги мне, пожалуйста.
– Деньгами не помогу точно. На вестника у меня не хватит. Могу послать голубя, но это все. Останавливаться тебе у меня нельзя, извини.
– Но как же…
– Летти, я понимаю, что деваться тебе некуда, – он немного помолчал, словно слова давались ему с трудом, резко встал, походил из угла в угол и зачем-то снял с вешалки легкий плащ. – Но я башмачник, а не воин. И я ничего тебе не писал и ни о чем тебя не просил. Я вообще с трудом понимаю, почему ты здесь. Единственное, что я могу для тебя сделать, – с этими словами он положил плащ передо мной на стол, – вот это. Хотя бы сможешь спрятать лицо – капюшон у него что надо.
– Но, Дер!..
– Подумай сама, раз они прислали тебе письмо от моего имени, значит знают о моем существовании, значит будут здесь очень скоро. Где я спрячу тебя? В подполе? Они, по-твоему, совсем тупые и не станут обыскивать мой дом?
– Дер!..
– Находясь здесь, – вдруг жестко отчеканил он, – ты подвергаешь опасности и себя, и меня, и тех, кто мне дорог, – тут он покосился на лестницу, ведущую на второй этаж. – Я прошу тебя, уходи. Я дам тебе еды с собой, хочешь? Столько, сколько сможешь увезти. Моя жена… в положении. И я не хочу втягивать ее в твои проблемы.
– Твоя жена? – оторопела я. – Ты женат?
– Я женат. И скоро стану отцом. Мир не вертится вокруг тебя одной, Летти, пора бы уже это понять. Жизнь идет – у каждого своя. Я не должен бросать все, что у меня есть и решать твои проблемы.
– Конечно, не должен, – я, как громом пораженная, неуверенно встала и, взяв со стола письмо, засунула его обратно в мешок. – Но куда еще мне было идти, Дер? Я не спала больше суток, и мне очень страшно. Пожалуйста, дай мне провести у тебя хотя бы одну ночь. Одну, а потом я уеду и больше не стану тебе докучать!
– Прости, Летти, но я уверен, что где угодно тебе сейчас будет безопаснее, чем здесь. К тому же… кобыла у тебя приметная. Уж больно хороша. А спрятать мне ее некуда.
– А мне всю себя спрятать некуда! – в отчаянии выкрикнула я.
– Тише, – шикнул на меня Дерен и снова тревожно взглянул на лестницу. – Возможно, раньше я смог бы хотя бы тебя проводить, но не сейчас. Я прошу тебя в последний раз – уходи.
– Ладно, – сдалась я. – Спасибо за ужин, каша очень вкусная. А чай вообще выше всяческих похвал, как и всегда. Извини меня за то, что совсем уж не вовремя. Просто я не знала, куда еще пойти. Прощай.
– До свидания… Постой, ты забыла плащ!
– Обойдусь. Кобыла у меня все равно приметная, а ее плащом не укроешь.
Выбираться из освещенной теплым светом лавки в устрашающую темноту ночи жуть как не хотелось. Но куда деваться.
Я нерешительно обернулась на пороге, умоляюще вглядываясь в лицо Дерена.
– Я знаю тебя, Летти, ты справишься, – ободряюще произнес он.
Эх, мне бы его уверенность!
Медлить и дальше было уже совсем неприлично, пришлось отворить дверь и переступить порог. Лицо мигом намокло, мелкие капли забирались за шиворот, пришлось накинуть капюшон. Эх, надо было не выделываться и брать плащ!
Оседланная кобыла переминалась с ноги на ногу и беспокойства не выказывала – ей, видимо, дождь совсем не мешал. Завидев меня, расстроенную и растерянную, она всхрапнула и дернула ухом.
За спиной лязгнул тяжелый засов.
– А вот так вот, – разведя руками, красноречиво пояснила я Золотке. – Ему не до меня, у него жена на сносях. А мне в следующий раз нужно будет хорошенько подумать, ради кого на самом деле стоит совать голову в петлю, а кто перетопчется и без моих грандиозных самопожертвований. Если, конечно, мне посчастливится дожить до следующего раза. Ладно, поела – уже хорошо. Глядишь и не рухну в голодный обморок. Поехали, что ли? Снимем какой-нибудь угол на постоялом дворе. На полноценную комнату с питанием у меня, конечно, уже не хватит, но на койку или стог сена, на худой конец, мы можем рассчитывать. Возможно, стог сена в нашем положении еще и лучше, – говоря это, я задумчиво поглаживала доверчиво тычущуюся мордой в ладонь кобылу. – Заодно и подумаем, куда нам податься поутру. Есть у меня одна идея… не знаю только, хорошая ли.
В любом случае, никаких слишком активных действий сейчас предпринимать нельзя и вступать в открытое противостояние с неведомыми злодеями тоже не стоит. Раз за разом прокручивая в голове сложившуюся ситуацию, я все больше убеждалась в том, что самым лучшим для меня было бы затихариться в какой-нибудь уютной норке и спокойно дождаться того счастливого дня, когда Ян наконец вернется в Академию, хватится меня и поднимет на уши всех, кого можно и нельзя, разыскивая непутевую жену. Но подходящей норы на ум никак не приходило. Из одной меня только что выперли. Хорошо хоть не взашей, а весьма культурно, покормили даже на дорожку.
Я фыркнула и тряхнула головой. Ой, да ну его к мракобесам! Не хочет он со мной валандаться – и пусть! Плюнуть и растереть. И больше не кидаться по первому зову ему на помощь. Тем более что он и не позовет, как не звал и в этот раз.
Нам с Золоткой повезло. Хозяин постоялого двора еще не ложился и милостиво разрешил оккупировать сеновал за мизерную плату, оговорившись, что, если Золотка сожрет за ночь все сено – мне несдобровать. Окинув беглым взглядом помещение, я заметила, что основная масса сена, как и положено, была свалена наверху, на широкой выложенной из свежих досок площадке. Однако, часть его была раскидана внизу, небольшими неровными холмиками. Наверное, хозяину стало лень забрасывать все наверх, или он просто не успел закончить это полезное дело. Пожав плечами, я проникновенно попросила напарницу не жрать сено. Лошадь ехидно заржала. Мужик сплюнул, погрозил ей кулаком и ушел, заперев нас снаружи. Я, хихикая, мигом полезла по шаткой лесенке наверх, на гору остро, но приятно пахнущего сена, зарылась в него чуть ли не с головой и заснула мгновенно, забыв даже про охранный контур.
Сквозь многочисленные щели на сеновал весело заглядывали любопытные солнечные лучи. Где-то под застрехами на разные лады гомонили мелкие пичуги. Я потянулась до хруста костей и во весь рот зевнула. Поваляться бы еще хоть капельку. Но заснуть все равно уже не получится. В голове все смешалось и перепуталось, мысли перескакивали с одного события на другое, не давая обдумать хоть что-нибудь конкретно и основательно. Однако, двигаться с места без определенного плана нельзя.
Я снова прикрыла глаза. Из всех идей, испуганной птичьей стаей проносящихся в утомленном сознании, самой реальной и теоретически выполнимой была лишь одна: все-таки добраться до Академии. Но не по прямому маршруту, где меня точно будут ждать в каждом городе и деревне, на каждом тракте и тропинке, в каждом лесу и роще, а окольными путями. Желательно по каким-нибудь дремучим местам. Это, конечно, займет много времени и вряд ли я вообще выживу, но так у меня появляется хоть какой-то шанс. Маленький и призрачный, но он есть.
Я смахнула с лица соломинку и села. Как бы то ни было, а это лучшее, до чего я смогла додуматься, а значит, смысла разлеживаться и дальше нет никакого – пришло время действовать. Я съехала на мягком месте с копны сена, спустилась по шаткой лесенке вниз, отряхнула с одежды приставшие соломинки, заново переплела косу, повязала голову платком и решила, что утренний туалет можно считать завершенным.
– Доброе утро, – сообщила Золотке.
Та оторвалась от выедания нехилой дыры в стожке сена и, полуобернувшись, кивнула.
– Вкусно?
Лошадь снова кивнула.
– Ну и кушай на здоровье. В конце концов, мы обещали, что ты не съешь все сено. Так что, если оставишь хоть хилый пучок, можно считать, что слово мы сдержали. Ты не видела мой заплечный мешок?
Лошадь мотнула головой в сторону площадки, с которой я только что слезла.
– Да, точно. Совсем про него забыла. Ничего не попишешь, придется корячиться на этой лестнице снова. Будет чудом, если я все-таки не сверну себе шею.
Спустя некоторое время мешок был найден, и я принялась внимательно изучать карту, выбирая для себя новый путь. Эх, жаль, что меня хватятся только через две недели! Нехорошо все-таки врать, Лета! Не хорошо и вредно для здоровья!
Так, поглядим. Отсюда, из Веренса, я пойду вообще в другую от Академии сторону – пусть злодеи хорошенько попотеют, стараясь меня найти! – дойду до болота, переберусь через него и сверну в лес. Рядом с ним есть деревня, может, удастся разжиться там едой. Если все пройдет без оказий и решусь туда заехать. Лес этот громадный, пройду его насквозь, через самую чащу, там в любом случае найду, где затаиться, если что. На выходе из него будет еще одна деревня, но она совсем рядом с Академией и вряд ли стоит так рисковать, показываясь людям на глаза. За деревней – березовая роща, а от этой рощи до Академии рукой подать. Это основные ориентиры, надеюсь не заплутаю.
Не успела я это подумать, как двери сеновала распахнулись, непосредственно явив мне его хозяина. Не сказать, чтоб он был очень рад видеть покруглевшую от обжорства Золотку, но я уверила его, что в скором времени мы сможем вернуть все съеденное в виде ценного естественного удобрения. После чего он просто выгнал нас взашей, ни капли не терзаясь угрызениями совести, а я только и успела, что цапнуть на ходу свой мешок.
– Она сбежала, мой господин.
Глава Ковена, не оборачиваясь, скосил свои полупрозрачные, кажущиеся неживыми, глаза на старика. Едкая усмешка скользнула по капризно изогнутым тонким губам. Взгляд стал ледяным и отстраненным.
На его счету были сотни загубленных жизней, он не ведал жалости, сострадания и любви, ни одна прелестница не могла смягчить черствое сердце. Его называли бездушным чудовищем, шептались за спиной, боялись навлечь на себя гнев. Никто не знал о том, что была у него одна слабость. Никто, кроме старого провидца, не знал, что есть то, чему он не мог противостоять – тонкая красота цветов, их яркие краски и сладостный аромат. Они пленяли его тело и душу, заставляя раз за разом возвращаться сюда, в оранжерею, куда со всего мира были доставлены десятки невиданных в этих краях растений. Он любил ходить между ними, размышляя. Определенно, цветы он любил и ценил куда больше, чем окружающих его людей, если, конечно, каменное его сердце вообще было способно на любовь. Иногда ему хотелось, чтобы и провидец не знал об этой его страсти, но старик всеведущ. Ничего не попишешь, можно лишь тешить себя мыслью о том, что, если Мардахар решит вдруг поведать кому бы то ни было о тайне господина, заставить его замолчать ничего не стоит. Он уже теряет силу, и с каждым днем цена его жизни падает все ниже и ниже. Нужно будет не забыть заблаговременно найти замену старику. Достойную замену, чтобы и дальше легко и непринужденно крепкой рукой держать в узде адептов Ковена.
Провидец больше не решался нарушить тишину – он знал, что молодому господину дурные вести уже донесли, и его визит был формальностью. Знал Мардахар и о том, что господин пришел сюда именно для того, чтобы успокоиться и подумать. Он не любил приказывать дважды, требовал исполнения любого приказа с первого раза. Ошибки не допускались. Ошибки стоили жизни нерадивым исполнителям.
– Я не понимаю, Мардахар, как это могло произойти, – медленно произнес глава Ковена и, сцепив руки за спиной, зашагал вдоль пестрых клумб. Он больше не оборачивался, точно зная, что старик последует за ним. Не может не последовать. – Одна неопытная адептка одурачила два десятка отпетых головорезов. Как?
Старый провидец молчал.
– Осмелившиеся поднять на нее руку наказаны?
– Да, мой господин. Никто из виновных в ослушании не избежал вашего гнева. В живых оставили только Зацепа, хозяина «Бычьего глаза». Он еще может нам пригодиться.
– Все верно, Мардахар. А что ее муж, этот маг…
– Ян Роутэг, – поспешил подсказать старик. – С ним все прошло гладко. От дракона он не вернулся. Правда, обошлось нам это недешево.
– Это не имеет значения. Меня волнует результат, а не затраченные средства. Ну что ж, думаю, пришло время тебе погрузиться в транс и поведать мне о том, куда же сбежала эта юркая и удачливая девчонка.
Седой провидец вздохнул. С каждым разом погружаться в транс было для него все сложнее. Силы были уже не те. Но никак нельзя разочаровать хозяина. Приказ должен быть исполнен в срок.
То, что он увидел, погрузившись в туманные образы грядущего, было настолько поразительным, что отправиться с докладом к своему господину он решился, лишь осушив кубок крепкой медовухи, иначе смелости на такое донесение могло и не хватить.
Глава 7
Они шли уже два дня. По крайней мере, пифия очень надеялась, что если и ошиблась в подсчете времени, то чуточку. Ей все-таки пришлось признать, что условия под землей не слишком плохие. Да, темновато и сыровато, но вполне можно продержаться. Не очень долго. Точно не больше недели. За неделю-то, как пить дать, можно сойти с ума. Хорошо, что уже больше половины пути пройдено, и осталось совсем чуть-чуть. А вот с провизией они разделались весьма лихо или же просто не рассчитали и взяли с собой слишком мало. Так или иначе, а заметно опустевший мешок уныло болтался за спиной полугномши, и тут уж ничего не попишешь, придется весь оставшийся путь обходиться крохами, а отъедаться уже у Эйвальда. Если, конечно, им удастся с ним договориться.
Пифия споткнулась на ровном месте и поморщилась. Ноги очень устали и ныли с каждым новым шагом все сильнее, но время на привалы отсчитывалось едва ли не поминутно. Спали по очереди – по несколько часов. Все остальное время шли.
Периодически узкие проходы, расширяясь, превращались в просторные залы с высокими сводами. Рикнака объяснила, что в таких залах отряды гномов оставались на ночлег при дальних переходах. Еще их использовали под склады.
Несколько раз полугномша выводила их к завалу. Тогда приходилось искать другой, обходной, путь. Но в целом продвигались они довольно успешно.
Рикнака от всей души радовалась тому, что Авалайн не ноет на каждом шагу и не требует мягкую перину и три пуда вкусностей. И, незаметно для себя, даже пришла к неожиданному выводу, что не все эльфы одинаково плохи. С полукровками иногда можно иметь дело. Разговаривали не так чтоб уж очень много – обстановка не слишком располагала к пустой болтовне. Гулкое эхо грозно разносилось по пустынным тоннелям, дробя голоса и затихая где-то вдалеке, поэтому девушки старались обходиться короткими фразами. Разговорились они лишь однажды. Точнее, это Авалайн разговорила полугномшу, видимо, от скуки. Все приставала с расспросами, пока та в конце концов не начала на них отвечать. При воспоминании о той беседе плотно сжатые губы Рикнаки вдруг тронула улыбка. Здорово тогда полуэльфка вышла из себя, а ведь начиналось все вполне безобидно.
– Как тебе удается находить правильный путь, не сверяясь поминутно с картой? – именно таким был вопрос пифии, на который Рикнака почему-то решила ответить. Все предыдущие она просто пропускала мимо ушей, даже не пытаясь вникнуть в их смысл.
– Я запомнила ее на привале, пока ты спала. У меня было много времени и мало занятий, которыми можно было бы скрасить ожидание.
– Всю?! – не поверила своим ушам Лайн.
– Нет, конечно. Только тот отрезок, который мы должны пройти до следующего привала.
– Понятно. Это очень сложно?
– Да нет, не очень. Гномье чутье здорово помогает ориентироваться. А с картой это и вовсе проще простого.
– А почему ты не намылила мне шею тогда, в Академии, когда мы с тобой сцепились? Рукопашному бою ты явно обучена, это сложно не заметить. Могла уложить меня одним ударом, но не стала. Почему?
– Я не могу вступать в бой с тем, кого должна защищать.
– Тем не менее, волос мы друг у друга знатно повыдергивали…
– Это не считается. Так, мышиная возня. По-настоящему дать тебе отпор я не могла.
– Ничего себе, возня… Ладно, плюнули и забыли. Я заметила, что для первогодки ты много знаешь. Откуда? – решила выспросить сразу все Лайн, пользуясь тем, что полугномша перестала от нее отмахиваться.
– У гномов хранятся десятки книг с древними знаниями. Маги у нас большая редкость и ценятся на вес золота. Дар развивается стремительно. У меня было целое лето перед началом занятий, и я многому успела научиться сама.
– Все лето корпела над книгами? – полуэльфка даже остановилась, от удивления приоткрыв рот.
– Это было самое прекрасное лето в моей жизни, – мечтательно улыбнувшись, сообщила Рикнака, даже и не подумав сбавить шаг, поэтому пифии пришлось подбирать отвисшую челюсть на ходу и в спешном порядке догонять собеседницу. – Наконец-то я могла совершенно законно делать то, что мне нравится, и никто не смел мне и слова сказать. И в который раз попрекнуть тем, что я неправильная.
– А ты неправильная?
– Для гнома, определенно да. Для людей, наверное, тоже.
– А правильная – это какая? – вдруг с вызовом спросила полуэльфка.
– Я не знаю.
– Нет, ты мне скажи, по каким критериям оценивают «правильность»? По форме носа, ушей и разрезу глаз? По росту и худобе? По длине волос и обхвату талии? По чему?
– Прости, если наступила тебе на больную мозоль, – повинилась полугномша. – Тебя за уши дразнили или за глаза?
– Меня за все дразнили, – отведя глаза, буркнула пифия. – Молодые деревенские девушки не жалуют хорошеньких соседок, тем более, если они полукровки и красота у них особенная, не совсем человеческая.
– Конечно, дело не во внешних особенностях, – будто не слыша ее, продолжала Рикнака. – Меня воспитывали в гномьих традициях, и для жизни среди людей я не гожусь, так как меня не переделать и не перевоспитать. Но и с гномами уживаться у меня не получается. Да и под землей… тошно.
– Глупости! – закусила удила Лайн и, снова остановившись, уперла тонкий пальчик в окольчуженную грудь Рикнаки. – Мы все разные. Мы по-разному думаем, чувствуем, воспринимаем и понимаем этот мир.
– Ты не знаешь, о чем говоришь, у гномов все совсем иначе.
– Ты не чистокровный гном. Тебя нельзя мерить по их мерке!
– Хорошо, гномьими мерками меня мерить нельзя. А какими можно?
– А тебе очень хочется быть измеренной?
– Я не знаю… Просто всех измеряют, и для каждого находится подходящая мерка! А для меня – что?
– А для тебя нет мерки, потому что ты не такая как все. Ты особенная.
– Это утешение для неудачников, не нашедших применения в жизни, – тихо ответила полугномша, аккуратно, но твердо отводя в сторону до сих пор тычущий в ее кольчугу пальчик полуэльфки. – А ты чего так завелась?
– Я не завелась! Просто я отлично тебя понимаю. Знаешь что? Наплевать на то, чего от тебя ждут окружающие! Наплевать, какому стандарту в их глазах ты должна соответствовать! Единственный человек, которому ты должна – ты сама. Единственное, что ты себе должна – быть счастливой. Иногда это очень страшно, потому что приходится перекраивать картину мира, уходить оттуда, где тебе не рады, даже если ты считала это место домом, а этих людей – семьей, искать себя и тех, кто полюбит тебя настоящей.
И совершенно не важно, что или кто приносит тебе счастье. Просто позволь себе наслаждаться жизнью и быть счастливой.
– Потрясающая речь. Но, честное слово, я стараюсь! И вообще, только полный кретин, по-моему, не старается быть счастливым.
– Если до сих пор допускаешь мысль о том, что ты «неправильная» – значит, плохо стараешься!
– Ладно, я буду стараться лучше. Только успокойся, пожалуйста, – полугномша улыбнулась как-то виновато и попыталась обойти разошедшуюся пифию.
– Да, прости. Что это я так… сама не пойму, – Авалайн с силой потерла лоб. – Просто ненавижу, когда кто-то пытается зачесать всех под одну гребенку.
– Я не пытаюсь.
– Тебя пытаются! – в голосе полуэльфки было столько негодования, что он задрожал и зазвенел, как сотня колокольчиков.
– Ничего не попишешь, у гномов всегда так. Они все… одинаковые, понимаешь? Живут как единый организм и, кажется, с рождения знают, чего хотят и для чего годятся.
– Послушай, да наплевать на них!
– Да как-то все не получается.
– Ладно, это не мое дело, да? – отступая, виновато спросила Лайн и тут же снова вспыхнула. Натурально вспыхнула, у нее даже щеки порозовели. – Запомни раз и навсегда: ты родилась в этом мире, и ты его величайшая ценность. Не позволяй никому навязывать тебе на ровном месте чувство вины или ненормальности. Человеком, который искрене ситает себя «неправильным» и «виноватым», очень легко управлять. Нельзя никому позволять этого. И только осознав собственную ценность, можно это прекратить.
– Лайн, ты меня пугаешь, прекрати, пожалуйста, – уже всерьез взмолилась Рикнака. – Клянусь, я больше никогда не назову себя неправильной и раз и навсегда перестану терзаться от того, что не оправдала ожидания отца. Ума ни приложу, откуда ты это узнала, но тут попала в точку, не поспоришь – я, в самом деле, с детства считаю себя виноватой в том, что не смогла оправдать его надежд. Мы договорились?
– Договорились, – пифия смахнула со взмокшего лба непослушную челку. – Прости, я, действительно, влезла не в свое дело. Не смогла сдержаться.
– Не извиняйся. В конце концов, ничего плохого ты не сказала. Скорее даже наоборот. Возможно, мне давно пора было хорошенько вправить мозги. Я благодарна тебе и подумаю над твоими словами на досуге, идет?
– Идет.
– Кстати, ты до этих философских измышлений своим умом дошла, или тоже мозги вправлял кто?
– Вправляли, конечно… Знаешь, есть очень хочется. Я всегда на нервах ем. А ты?
– И я. Но сейчас нечего. Обед запланирован через час.
– Если бы у нас еще были часы, – буркнула пифия, косясь на заплечный мешок полугномши.
– Ничего, мы примерно прикинем.
Удивительно, но после этого разговора жизнь Рикнаки на самом деле стала как-то… легче, что ли. Только сейчас она по-настоящему поверила в то, что может не вернуться к гномам. Совсем. Уехать из Академии, если захочется. Или не уезжать и доучиться. Сотни дорог открыты для нее, стоит только захотеть и выбрать одну из них. Или сразу несколько. Она может делать все, что захочет – и это прекрасно.
Авалайн, нервно оглядываясь, пыталась не отставать от широко шагающей Рикнаки. Она не любила долго думать о прошлом. Что сказано, то сказано, выводы сделаны, остальное – забыть. Тем более, ей уже давно чудился какой-то странный звук. Чуткие полуэльфийские уши даже встопорщились сами собой, напряженно вслушиваясь в уже привычные подземные шумы и пытаясь вычленить из них новый тревожный звук, а еще лучше – понять, откуда он. Но ничего пока не получалось. А теперь ей начало казаться, что они стали приближаться к его источнику. И, скорее всего, делать этого им не следовало.
– Что это? – наконец не выдержала она.
– Где?
– Этот звук, ты слышишь?
– Слышу уже минуты две как, но не могу понять, от чего он исходит.
– Ну я-то уж тем более не могу – я под землей в первый раз.
– А я нет. Это странно, никогда такого не слышала, и ума не могу приложить, что это может быть.
– Если что, имей в виду, это ты нас сюда притащила, – мрачно напомнила пифия.
– Не притащила, а указала на дополнительную возможность, – спокойно поправила ее Рикнака. – Кто знает, может, это духи земли так себя проявляют.
– В смысле?
– Ну, духи земли.
– Со слухом у меня все в порядке, я не уловила смысл сказанного.
– Ты не знакома с основами стихийной магии?
– Нет, конечно. Мне это не нужно. Я же ведунья и предсказательница.
– Мне думалось, этому обучают всех. Ладно, слушай, все четыре стихии могут поддерживать связь с магами с помощью духов. Их еще называют элементалями. То есть «элементы», которые создавали жизнь в этом мире – огонь, воздух, вода и земля. Находить с ними связь порой учатся годами. Но когда находят, вся мощь той или иной стихии переходит в распоряжение чародея. Не вся сразу, конечно. Но с годами, набираясь опыта, маг-стихийник может научиться творить невероятные вещи. С духами земли я начала общаться где-то в середине прошлого лета. С остальными пока не получается…
Определенно, полугномша могла бы рассказать еще много интересного, а полуэльфка с удовольствием бы ее послушала, ведь все равно ей больше занять себя было нечем, но то, что они увидели за следующим поворотом, заставило их оцепенеть на долю секунды. Как уже бывало раньше, узкий проход неожиданно закончился, сменившись широкой комнатой. Но не это так их поразило. Огромная сколопендра с красновато-бурым панцирем и белыми членистыми ножками вползала в эту же комнату из другого тоннеля, того, по которомк они должны были идти к поверхности.
Странный звук, происхождение которого путницы так и не смогли разгадать, эта тварь издавала, царапая крепким панцирем свод прохода. Сотни ног находились в постоянном движении и неприятно шелестели по песку. Медленно, будто втекая, пядь за пядью она, наконец, протиснулась в залу целиком. Полугномша и пифия теперь могли реально оценить размеры этой твари: она оказалась настолько длинной, что запросто могла бы проглотить взрослого высокого мужчину целиком не жуя. Благо, пока что притихших девушек она будто и не замечала, неспешно занимаясь какими-то своими делами.
– Это не духи земли, – непослушными губами прошептала Авалайн.
– Да, – так же шепотом согласилась с ней Рикнака.
– Это хрень какая-то.
– Да.
– И она нас сожрет.
– Да.
После этого весьма логичного умозаключения грянул такой дружный девичий вопль, что своды комнаты заходили ходуном.
Сколопендра замерла, как, принюхиваясь, замирают дикие звери, и повернула ужасную голову к остолбеневшим, но исправно орущим путешественницам.
– А-а-а-а-а, а-а-а-а! – содержательно сообщила полуэльфка, тыча в тварь пальцем.
– Что?! – со страху рявкнула на нее Рикнака.
– М-мы это… побежали?
– Догонит.
– Тогда что нам делать-то?!
– Не орать. Иначе гигантская сколопендра станет меньшей из наших проблем, – уже придя в себя и контролируя громкость своего голоса, чтобы снова не сорваться на крик, ответила полугномша, медленно отступая подальше от чудовища и настойчиво уволакивая за собой мельтешащую пифию.
Тем временем сколопендра до чего-то, видимо, все-таки додумалась и двинулась в их направлении куда быстрее, чем раньше. Зала, конечно, была огромной, не в пример тем, что они видели раньше. В такой даже побегать вволю можно. Жаль, недолго. Сколопендры очень юркие подвижные и быстрые. Добычу ловят на раз-два.
– Да как тут не орать-то?!
– Ртом. Берешь, закрываешь его и не орешь, – Рикнака окинула тревожным взглядом впечатляющих размеров сталактиты, свисающие с высокого потолка.
Пифия послушно зажала рот двумя руками, но вопить что есть мочи не прекратила. Теперь из-за плотно прижатых ладошек доносилось громкое мычание. И тут Рикнаку осенило.
– Стой, погоди, есть идея. Ты можешь заорать еще громче?
Пифия закивала, отняла руки от лица, выпучила глаза и поддала жару. Рикнака тем временем, приложив руку раскрытой ладонью к шершавой и почему-то теплой стене, сосредоточенно вперилась в чудище невидящим взглядом. Мгновение, и сталактит над гигантской тварью завибрировал заметнее.
– Еще чуть-чуть, пожалуйста, – едва слышно прошептала она.
Получилось. Сталактит с шумом рухнул вниз, пригвоздив к полу заднюю половину туловища сколопендры. Она бешено извивалась, но освободиться не могла.
– Она теперь сдохнет, да? – мигом перестав голосить, тонким голосом с надеждой спросила Лайн.
– И не мечтай! Даже у мелких ужасающе крепкий хитиновый панцирь.
– А вдруг она хвост откидывает?
– Она же не ящерица, да и нет у нее никакого хвоста. Но если даже и откинет там что-нибудь, нас уже здесь не будет, бежим скорее!
– Знаешь куда? – враз срываясь с места, уточнила пифия.
– Да свернем в другой проход, рядом есть еще один выход на поверхность. Я в этих тоннелях больше ни на секунду не задержусь.
– Да уж, кто знает, есть ли у этой милахи родственники? – поддержала полугномшу Лайн. – Но как же мы попадем к Эйвальду?
– Нормально попадем. Самые длинные объездные пути мы срезали, осталась ерунда. К вечеру и пешим ходом доберемся… Если я, конечно, не сбилась со счета времени. Сейчас направо, не отставай.
Но пифия не отставала. Бежала она так быстро, словно за спиной у нее выросли крылья.
– А почему упала именно та сосулька? – вдруг спросила Авалайн.
– Я попросила духов земли о помощи. Они не любят, когда грозит опасность их подопечным… и я сейчас говорю не о нас, а о всяких земляных ползучих тварях. Но нам грозила смерть, а сколопендра все равно сильно бы не пострадала, поэтому они решили помочь. Направили всю вибрацию от твоего крика в наиболее подходящий сталактит, и он, конечно, не выдержал и обвалился. Жаль, что тот тоннель завалило тоже, иначе были бы на поверхности намного раньше и в более удобном месте.
– Ничего, и так сойдет, – пропыхтела подуставшая пифия. – Живыми бы ноги унести.
– Унесем. Еще несколько развилок и снова увидим солнышко.
– Скорее бы.
– Кстати, ты уже придумала, что скажешь Эйвальду?
– А что я ему скажу? Как есть, так и скажу. Летка – дура, и ее опять надо спасать.
– Так что все-таки было в видении?
– Ничего особенного, она просто умерла.
В мастерскую их без особых церемоний проводил прямой и тощий, как оглобля, дворецкий.
Пифия сначала хотела было повозмущаться таким отношением, но потом окинула придирчивым взглядом сначала себя, потом Рикнаку и пришла к выводу, что надо быть благодарными уже за то, что их вообще впустили и проводили к Эйвальду, а не выгнали поганой метлой. Комната, в которую они попали, поражала (и даже несколько ужасала) воображение царившим в ней бедламом. Не слишком большое пространство было битком набито какими-то железяками. И все они двигались, тарахтели, пищали и даже куковали. Лайн быстро огляделась. Действительно в дальнем углу притулились древние часы с кукушкой, которая непрестанно голосила, выскакивая из маленьких резных дверок над циферблатом. Чего тут только не было! У полугномши, в отличие от пифии, не питавшей слабости к изобретениям, мигом разбежались глаза. Она подбегала, то к одному заваленному интересностями столу, то к другому. Ничего толком не могла понять, но ей очень нравилось. Пока наконец, добегавшись, она не столкнулась нос к носу непосредственно с хозяином замка. Высокий, худощавый, с собранными в короткий низкий хвост черными волосами и зелеными глазами двоюродный брат Лериетаны был на удивление хорош собой. Не портили его даже поношенные, явно рабочие, непонятного колеру штаны в комплекте с заплатанной рубахой.
Эйвальд некоторое время таращился на нее непонимающим взглядом. Наверное, пытался понять, кто это, откуда и зачем. А потом все-таки спросил:
– Мы знакомы?
Рикнака, покраснев, покачала головой и отступила назад. На помощь к ней уже спешила полуэльфка.
– Эйвальд, здравствуй. Меня зовут Авалайн, нас представили на свадьбе Леты. Ты помнишь? – бодро, на одном дыхании выпалила она и вдруг осеклась, только сейчас заметив, что у него удивительные глаза. Не болотно-зеленые и не серовато-зеленые, как у большинства людей. А ярко-зеленые, как весенняя, свежая и сочная листва. Нечасто такие встретишь.
– А… Авалайн. Да, конечно… Конечно, я помню. Что-то случилось?
Он помнил еще кое-что. Рассказ Леты о том, как спасал этой девушке жизнь. Жаль, что ни он, ни она ничего не помнят.
– Мы пока точно не знаем. Но, кажется, случится.
– Надеюсь не из-за меня, как тогда… Погодите, то есть наша славная компания снова собирается?
– Снова?
– Прости, Лета тебе не рассказывала… ну, о том случае… ты понимаешь?
– Боги Всевышние, я совсем забыла об этом. Рассказывала. Трудно поверить, правда?
– Еще как.
– Во что трудно поверить? – не выдержав недомолвок, всунулась в странный разговор полугномша.
– Это совсем не важно, – быстро сказала пифия. – Эйв, познакомься, это Рикнака, моя соседка по комнате. Она здорово помогла мне сюда добраться. Сказать по правде, именно благодаря ей, мы оказались здесь так быстро и даже живые.
Эйвальд оценил внешний вид нежданных гостей.
– Несладко вам пришлось?
– Не без этого. Признаться, как вспомню – до сих пор мороз по коже пробирает, – поежилась Лайн.
– Ничего, отмоетесь, отужинаете, выспитесь – и будете как новенькие. Надеюсь, у нас есть на это время?
– Пожалуй, да, есть.
– Отлично, тогда я сейчас отдам соответствующие распоряжения. Вам покажут комнаты и подадут ужин прямо туда. А утром я буду ждать вас здесь, в мастерской, тогда все и обсудим, идет?
– Спасибо, Эйв, – облегченно сказала полуэльфка.
– Не за что. Я рад, что с вами все в порядке, – и он быстро вышел из мастерской в поисках дворецкого.
– Думаешь, это хорошая идея – терять столько времени? – хмуро спросила Рикнака.
– Все в порядке. Благодаря тебе мы опережаем график. Тем более, не знаю, как ты, а я на ногах еле стою. В таком состоянии мы Лете вряд ли поможем.
После большущей лохани, едва ли не до краев наполненной горячей водой, сытного ужина и крепкого сна на нормальной кровати с мягкой периной выглядели девушки изумительно хорошо. Будто и не происходили с ними все те ужасные ужасы в тоннелях.
Выстиранная и высушенная расторопными слугами за ночь одежда также прибавила им настроения. Быстренько умывшись и заглотнув завтрак, они едва ли не наперегонки ринулись в мастерскую.
– Ты как хочешь, а сегодня-то уж я у него все-все выспрошу про эти штуки, – сообщила, подскакивая от возбуждения, Рикнака.
– Какие штуки?
– Ну изобретения его. Я вчера рассмотрела несколько и теперь ума не приложу, как они могут работать.
– Доброе утро, девушки! – приветствовал их Эйвальд, когда они вихрем влетели в мастерскую.
– Доброе! – нестройным хором отозвались они.
Рикнака смущенно сопела и тыкала локтем пифию в ребра. Авалайн закатила глаза, но повиновалась.
– Эйв, пока мы не перешли к делу, расскажи, пожалуйста, Рикнаке, как работает вот это вот все. Иначе она от любопытства меня поедом съест.
– Только ей рассказать? – оживился изобретатель. – А ты что делать будешь?
– Ну, я тоже послушаю с большим удовольствием, – сообщила полуэльфка с таким видом, словно ей предложили съесть живую жабу.
– Замечательно! Давайте начнем с этой красавицы! – он обежал несколько столов и указал… на металлическую лошадь.
– Очень красивая скульптура, – вяло оценила Лайн.
– Да нет же, это не просто скульптура. Она движется, как живая, но преимущество в том, что ей не нужно ни пить, ни есть, она не требует отдыха и без труда может везти столько всадников, сколько на ней уместится. А еще управление очень простое.
– Ух ты! – восхитилась Рикнака. – Идеально для дальних путешествий!
– М-да, – стушевался Эйвальд. – Не совсем. Понимаешь, она дребезжит так, что ее за версту слышно. Не знаю пока, как это исправить. Но обязательно найду выход. А вот еще, смотрите.
– Очень красивые очки, – все так же вяло сообщила пифия.
– Да, но они позволяют видеть в темноте. В кромешной темноте, представляете? Не в мельчайших подробностях, конечно, но в целом, силуэты людей и предметов вполне различимы. Вдобавок живые объекты подсвечиваются желтым, а неживые – голубым.
Рикнака чуть ли не пищала от восторга. Лайн незаметно сцеживала зевоту в кулак.
– А вот сабля.
– На вид совершенно обычная, но ты сейчас поведаешь нам о ее удивительных возможностях, – не сдержавшись, едко ввернула пифия.
– Ну конечно! – радостно возопил Эйв, не заметив иронии в ее словах. – Она обладает повышенной прочностью. И еще лезвие никогда не тупится и не зазубривается. Здорово, правда?
– Правда.
– А вот метательные ножи, всегда попадающие в цель. Не важно, пусть даже метающий их косит на оба глаза, он не промахнется, нужно только точно знать, во что хочешь попасть. А вот, вы только посмотрите на это чудо! Плащ из тончайшей материи, поместится даже в кармане, но сможет защитить от любых перепадов температуры. Греет в холод и создает ощущение прохлады в жару. И не промокает, кстати. А это холодильный ящик. В нем всегда прохладно, продукты хранятся дольше, особенно летом. А вот два кубка – один из них распознает любой яд, а из другого сколько ни пей – никогда не опьянеешь. Этот компас всегда указывает на ближайший источник питьевой воды. А вот эти сапоги могут левитировать! Недолго и невысоко, но все-таки, согласитесь, это просто потрясающе!
– Ну конечно! – горячо поддержала его Рикнака. – Я в жизни такого не видела! Это же не просто изобретения, это артефакты! Поверить не могу, что человек, лишенный магических способностей, каким-то образом умудрился их создать!
– Если говорить начистоту, – посерьезнел не в меру ретивый изобретатель и мельком взглянул на полуэльфку. – Я много думал о том, что мне рассказала Лета, и понял, что совершенно не готов, так сказать, к встрече с реальной жизнью. Вне замковых стен. Заниматься временными перемещениями мне было заказано, вот я и решил испробовать что-то новое. Получилось не все, но то, что получилось, дорогого стоит.
– Временными перемещениями?! – от удивления Рикнака чуть язык не прикусила.
– Ты решил их продавать? – поспешила сменить тему Лайн, отчитывая про себя изобретателя за повышенную болтливость.
– Когда-нибудь – да. Когда исследую их до мельчайших деталей и буду уверен в том, что они абсолютно безопасны. По крайней мере, для владельца.
– То есть сейчас ты не уверен? – иронично усмехнулась пифия.
– Как тебе сказать… Процентов на восемьдесят.
– Восемьдесят – это уже хорошо. Двадцать было бы хуже.
– И все-таки как тебе удалось сделать артефакты из обычных вещей? – не отставала полугномша.
– С помощью амулетов, – заговорщицким тоном поведал Эйвальд.
– Что? – не поверила Рикнака. – Это невозможно! Ведь недостаточно просто присобачить нужный амулет к предмету!
– Да, это было самым сложным. Признаться, именно на это и ушло восемь-девять месяцев исследований. Зато после оставалось только подбирать амулеты с нужными заклинаниями. Редкие, узконаправленные, мне делали на заказ. Например, ножи объединяют в себе заклинания меткости и ловкости. Ну и так далее, не трудно догадаться.
– И все-таки – как?
– Смотрите, – Эйвальд деловито покопался в наваленном на столе хламе. Тот, что лежал с краю, немедленно посыпался на пол, но изобретателя это ничуть не смутило. Он наконец нашел, что искал, и протянул девушкам. – Как по-вашему, что это?
– Какая-то штука, – мигом определила пифия.
– Похоже на энергетический преобразователь, – сообщила полугномша, куда дольше и внимательнее рассмотрев небольшую коробочку с металлическим фаршем внутри. Изредка среди фарша попадались вкрапления радужных кристаллов. – Только очень маленький.
– Этот еще не самый маленький, – удовлетворенно кивнул Эйвальд.
– Что такое этот преобразователь? – не утерпела пифия, в конце концов ей тоже стало любопытно.
– И это ты тоже не знаешь, – укоризненно на нее поглядывая, констатировала полугномша. – Чем вообще ты занимаешься в Академии?
– Учусь на ведунью и пифию, – уже привычно отмахнулась от нее Лайн.
– Энергопреобразователи используют для изъятия магической энергии из отживших свое амулетов и других заговоренных вещей. Когда, например, заклинание с годами изнашивается и начинает сбоить, но энергии еще достаточно, и амулет продолжает работать, становясь таким образом непредсказуемым и опасным. Раньше от таких вещей просто избавлялись. Но с годами научились извлекать из них пользу и переливать энергию в накопители с помощью таких вот преобразователей.
– То есть, амулеты двухкомпонентны?
– Ну конечно. Первый компонент – непосредственно само заклинание. Второй – энергия чародея, которая заставляет наложенное заклинание работать. Но этот преобразователь улучшен. Он не только берет энергию, но и переносит каким-то образом вложенное в амулет заклинание на нужный объект. Таким образом, владелец такой «штуки», как ты ее назвала, по сути, сам становится магом. Ну или создателем артефактов, если делает их только для продажи, а не для личного пользования.
– Ты абсолютно права. Только не «штуки», а «штук». Для каждого нового предмета – свой преобразователь. Их размеры я тоже научился изменять.
– Хвастаешься? – скептически уточнила Лайн.
– Немного, – не смутившись, согласился изобретатель.
– И вполне заслуженно хвастается! – восхищенно сообщила полугномша. – Есть чем!
– Так, девочки, только кроме вас об этом еще никто не знает, и вы должны поклясться самой страшной клятвой, что и не узнает, – лицо Эйвальда посуровело.
– А иначе что? – буркнула явно чем-то раздосадованная пифия.
– Мне придется вас убить, – без улыбки сообщил изобретатель, и непонятно было, шутит он или нет.
– Да разразит меня гром и настигнет обвал в самом безопасном из тоннелей, если я расскажу об этом хоть одной живой душе! – тут же выдала одну из самых страшных гномьих клятв Рикнака.
– Ну попробуй, – еще мрачнее предложила Лайн.
– Ты что? – изумился Эйв. – Я же пошутил. Да болтайте вы сколько угодно, кто вам поверит? Это открытие опередило время как минимум на сотню лет!
– Ты что, вроде как гений? – деланно поразилась полуэльфка.
– Не знаю. Никогда об этом не думал и не уверен, что хочу им быть.
– А что так? – продолжала допытываться она, хотя видно было, что это уже совсем не та тема, которую Эйвальд готов обсуждать. Еще бы, ведь этот разговор уже мало касался его драгоценных детищ. Рикнака тоже потеряла интерес к беседе и отправилась рассматривать другие изобретения, не такие практичные, как те, что были им продемонстрированы, но тоже довольно любопытные.
– Я не знаю, – вымученно повторил Эйв, избегая встречаться взглядом с пытливыми глазами пифии. – У гениев, настоящих, никогда нет времени на женщин. Все новые и новые идеи роятся в голове, понимаешь? Требуют воплощения. Совершенно не дают думать ни о чем другом. А какая жена станет это терпеть?
– А для чего тебе жена? – откуда-то издалека полюбопытствовала полугномша.
– Ну как зачем, – еще больше стушевался изобретатель. – Затем же, зачем и остальным. Чтоб любила и детей рожала.
Рикнака возмущенно фыркнула.
– А тебе ее любить необязательно что ли? – не отставала Лайн, хотя уже и ослу ясно было, что разговор неожиданно перешел на слишком личную тему и продолжать его было крайне бестактно.
– Лайн, ну что ты ко мне пристала? Необязательно! Хватит и того, что я дам ей пищу и кров до конца ее дней. Ей и нашим детям. Кого вообще сейчас волнует любовь?
Полугномша зафырчала на этот раз гневно.
– И будешь бегать по дворовым девкам? – деловито уточнила Авалайн.
– Не буду, – уязвленно буркнул Эйвальд. – Мне некогда.
– Ну, если не будешь… – пифия прикинула и так и этак. – То я согласна.
– На что?!
– Быть твоей женой. Не сейчас, конечно, а когда ты созреешь.
– Для чего?
– Для женитьбы.
– На ком?
– На мне. Тебе же все равно – на ком, а мне твои условия подходят.
Изобретатель открыл рот, подумал немного, часто заморгал и снова его закрыл.
– Первый раз вижу, чтобы о договорном браке уславливались сами молодые, а не их родители, – подвела итог Рикнака, и все трое, не выдержав комичности момента, покатились со смеху.
Глава 8
– Ну вот, я от всех этих разговоров снова проголодалась, – все еще подхихикивая, призналась Авалайн. – Кто-нибудь еще хочет есть?
– Я тоже не отказалась бы перекусить, – поддержала ее полугномша.
– Ну, а я так вообще завтракал ни свет ни заря. Рикнака, если тебя не затруднит, найди кого-нибудь за дверью и попроси принести нам сюда съедобного чего.
– Кого угодно?
– Да, они там сами разберутся, кому передать.
– Хорошо, я мигом.
Едва закрылась дверь за спиной полугномши, Эйвальд повернулся к пифии.
– Что это за дурь ты тут несла?
– В смысле?
– Ну вот про замужество и все остальное. Тебе что, делать нечего?
– Нет, ну я, конечно, малость заскучала, пока ты тут своими изобретениями направо и налево тряс, но не до такой степени, чтобы так по-идиотски шутить. Так что, никакая это не дурь, а абсолютно рациональное деловое предложение.
– Ничем я тут не тряс, просто Рикнаке было интересно посмотреть, а мне приятно рассказать…
– И показать.
– И показать, конечно, тоже. И не меняй тему, ты не ответила на мой вопрос.
– А что тут отвечать? – пифия нарочито легкомысленно смахнула челку со лба и смерила изобретателя таким откровенно оценивающим взглядом, что у того даже мочки ушей порозовели – так нагло его еще никто не разглядывал. – Ты молод, умен и недурен собой. Обеспечен в достаточной мере для того, чтобы без особых затруднений содержать семью. И иногда с тобой бывает приятно поговорить. Что еще нужно для крепкого брака?
– А чувства как же?
– Ты дал понять, что сыт ими по горло. Я тоже.
– Ты очень странная девушка.
– Ты тоже не самый обычный мужчина… Мы сможем найти ее, Эйв? – неожиданно спросила полуэльфка.
– Конечно. По крайней мере, мы очень постараемся.
– А когда мы начнем стараться?
– Прямо сейчас, – он позволил себе еще немного посмотреть ей в глаза, так и не дождался, что она стыдливо отведет взгляд, тряхнул головой, словно сгоняя наваждение и, сунув руки в карманы, размашисто прошелся по мастерской, что-то недовольно бурча себе под нос.
Дверь отворилась, всколыхнулись легкие шторы на окнах, затрепетали наваленные то там, то тут кучки бумаг и чертежей.
– Дело сделано, скоро нас будут кормить, – радостно провозгласила полугномша, разрушая повисшую тягостную паузу.
– Ты что так долго? – спросила ее пифия просто для того, чтобы что-нибудь спросить, ибо в мыслях ее царил такой кавардак, что хоть плачь. Она только что сама практически навязалась совершенно, по сути, незнакомому мужчине в жены! Хотя, какой там «практически»! Именно навязалась, самым наглым образом. Чем повергла его в священный ужас, кажется. Вон взгляд какой чумной стал. Какая же кошмарная, стыдобищная стыдоба! Что на нее нашло? И не хотела ведь язвить и говорить гадости, но словно мракобес дергал ее за язык. И как теперь дальше прикажете жить?
– Ничего я не долго, я быстро! – удивленно возразила Рикнака и, склонившись к заостренному уху полуэльфки, прошептала: – Я в уборную по дороге зашла, нельзя что ли?
– Можно, – отмахнулась от нее Лайн.
Эйвальд все молчал, а заговорить с ним первой она не решалась. Хватит, и так уже наговорила – вовек не разгрести. Боги Всевышние, а что, если он и правда на ней женится? Вот сейчас помечется в истерике, а потом включит свои гениальные мозги, решит, что такой брак вполне удобен и даже в некоторой степени приятен и – бах! – сделает ей предложение. Как она будет жить с ним всю жизнь, зная, что он ее не любит. Почему-то здравая мысль о том, что предложение можно просто не принять, а все свое показательное выступление списать на обыденную женскую придурковатость, пифии в голову не пришло. Поэтому убивалась она искренне и от всей души.
– Вы что-нибудь уже придумали? У нас есть план? – даже не подозревая о душевных терзаниях обоих, жадно вопросила Рикнака.
– Что придумали? – поднял на нее дикий взгляд Эйвальд.
Пифия взглянула на него и, вздохнув, отвернулась.
– Я думала у вас тут полным ходом идет мозговой штурм, и вы уже знаете, где искать Лериетану. Или знаете, как узнать. Или… – она вдруг осеклась на полуслове и подозрительно уточнила: – Ну вы хоть что-нибудь знаете?
– Мы знаем? – обернулся изобретатель почему-то к пифии.
– Мы не знаем, – просверлив его тяжелым взглядом, ответила та. – Ничегошеньки мы не знаем, Эйв. Мы ждем, пока ты за нас все придумаешь. Ты ведь придумаешь, правда? Ты же ведь гений.
– Ну да, – неизвестно с чем согласился гений и зашагал вдвое активнее. – Честно говоря, мнена ум пришел только один способ, но понадобится вещь Лериетаны. Личная. Желательно, любимая. Есть у вас такая? Потому что у меня она своих вещей не оставляет.
– Это подойдет? – робко поинтересовалась полуэльфка, вынимая из заветного мешка канделябр.
– Поменьше не нашлось чего? – уточнил Эйв. – Вы что, это из самой Академии перли?
– Мне через него пришло видение, вот мы и подумали… – почему-то начала оправдываться пифия.
– Все правильно вы подумали, я просто хотел оценить ваше трудолюбие, штука-то тяжеленная. Извини, если смутил.
– А, нет, ты не смутил. Я… Я просто…
– Ладно, давай его сюда.
– Кого?
– Канделябр, конечно. Или у тебя в мешке что-то еще припрятано?
– Нет, ничего там у меня не припрятано, – смущенно буркнула Лайн, протягивая изобретателю канделябр. Он мельком взглянул на нее, и она все-таки отвела глаза.
– Спасибо, – победно усмехнувшись, продолжил изобретатель. – Рикнака, а ты принеси мне, пожалуйста, карту. Она такая большая, там в углу стоит, к стене прислоненная. Не бумажная. Очень большая, подробная и на деревянной основе. Волоки ее сюда. Так, отлично. Теперь нужно аккуратно положить ее на пол. Давайте вот сюда, здесь больше места, – произнося это, изобретатель отпихивал в сторону ногой всякий хлам, расчищая место. – Замечательно! Значит, карту сюда. Канделябр тоже сюда, а вам нужно немного отойти. Да, вот так достаточно. Осталось только активировать амулет, он считает остаточный энергетический след – след ауры, разумеется, владельца канделябра, то есть, Леты, и укажет нам ее приблизительное местонахождение.
– Приблизительное? – нервно заерзала Лайн.
– Погрешность небольшая, в несколько верст. Однако чем ближе находится искомый объект…
– Субъект, – поправила Рикнака.
– Ну да… Тем точнее будет ответ. Это, кстати, еще и очень красиво. Область, в которой находится объект…
– Субъект, – снова вставила полугномша.
– Ну да… замерцает зеленым. Вот смотрите, Лета сейчас находится…
– Но этого не может быть! – вырвалось у пифии.
– В отцовском замке? – оторопел изобретатель. – Вы же говорили, что она пропала? Я не понимаю, это вы так на каникулах, что ли, развлекаетесь? От скуки?
– Нет у нас никаких каникул, нам до них еще полмесяца пахать! – начала торопливо оправдываться Лайн. – Мне было видение, Эйв! Клянусь, я не вру!
– Карту я проверял уже несколько раз, – задумчиво сообщил Эйвальд, усаживаясь на край стола, – она не сбоила, да и заряд у амулета исчерпан едва ли на четверть. Нет, здесь все в порядке. А как насчет твоих видений, Лайн? Насколько они точны?
– Пятьдесят на пятьдесят. Или точное пророчество, или полнейшая ерунда. Но это видение было очень четким, до дрожи! И Летки ведь нет, она уехала из Академии, не обмолвившись со мной и словом!
– А вы в последнее время много общались?
– Нет, у меня экзамены скоро, я из аудиторий практически не выползала.
– Точнее, выползала поздним вечером, спала и заползала обратно, – решила внести полную ясность Рикнака.
– Тогда, если Лета решила поехать к отцу и знала, что это будет абсолютно заурядная поездка, она могла тебе не сказать? Ну, чтобы не беспокоить лишний раз перед сессией?
– Могла, – убито кивнула пифия.
– Тем более она могла на всякий случай оставить записку – вдруг ты ее хватишься раньше, чем она планирует вернуться. Ты была в ее комнате, хорошо все осмотрела?
– Она перевернула там все вверх дном, – хохотнула полугномша.
– Мы нашли записку, да. Дурацкая абсолютно писулька. Но видение, Эйв!
– Не волнуйся. Я просто пытаюсь понять, что могло быть, а чего быть не могло совсем. Верховный знал о том, что Леты в Академии нет?
– Конечно, мимо него и мышь не проскочит.
– Значит, вполне вероятно, у нее была уважительная причина для отъезда?
– Да.
– Значит, мы имеем три наиболее вероятных пути развития событий. Первый: Лета просто уехала к отцу, не став беспокоить тебя по пустякам. Второй: Лета уехала не к отцу, а снова вляпалась в историю, пока неизвестно какую, но зная мою сестру, можно утверждать, что довольно опасную. И наконец, третий: даже если Лета решила отдохнуть недельку-другую в родительских пенатах, то кто мешает ей вляпаться в историю именно там?
– Значит, мы все-таки ее навестим? – воспрянула духом пифия.
– Конечно. В любом случае, беды не будет, если мы заедем в гости к графу. Если Лета там – все в порядке, и можно разъезжаться по домам. Если же нет – будем думать, что делать дальше.
– Кстати, Рикнака, – встрепенулась Лайн. – мне тут пришло в голову, что ты можешь вернуться в Академию отсюда. Я имею в виду, что ты ведь уже спасла меня от сколопендры.
– От кого? – удивился изобретатель.
– От сколопендры, – терпеливо повторила пифия. – Представляешь, гигантская такая штуковина длиной в несколько саженей чуть не схарчила нас в гномьих подземных тоннелях. А Рикнака нас спасла.
– Ого, – Эйв с куда большим уважением оглядел зардевшуюся полугномшу.
– Ну так вот, я и говорю, раз ты меня спасла, тебе совсем не обязательно и дальше со мной возиться.
– А она с тобой возилась?
– Я тебе потом расскажу, ладно?
– Ладно.
– Хорошо, я больше не буду с тобой возиться, – медленно кивнула девушка. – Но, если вы не против, я бы все-таки хотела поехать с вами.
– Это почему еще?
– Я просто не в силах пропустить такое приключение. Да и жуть как хочется узнать, чем у вас там дело кончится.
– Хорошо. Но долг-то все-таки засчитан?
– Пожалуй, да. Но я с вами везде, куда бы вы не пошли!
– Даже в пасть дракона?
– Нет, это явно перебор – туда и без меня сходите. А нам туда надо?
– Пока нет. Надеюсь, и не понадобится, я просто уточнила. Ладно, как бы то ни было, а это хорошо, что ты с нами. Чем нас больше, тем мы страшнее.
– Главное, не перепугать всю окрестную нежить, а то для боевых магов работы не останется, – скептически фыркнул изобретатель, скрестив руки на груди.
– Погоди-погоди, – вдруг оживилась Рикнака, – неужто я только что слышала, как полуэльфка голосует за присутствие гнома в отряде?
– Полугнома, – отрезала Лайн и, отвернувшись, улыбнулась.
– Эйв, а эта твоя карта, она ведь не складывается? Я имею в виду, что она нам, скорее всего, еще понадобится, но как мы ее попрем – на телеге? – решила переключиться на более насущные проблемы Рикнака.
– А мне вот интересно, почему нас до сих пор не кормят, – вставила Лайн.
– Не знаю, наверное, про нас забыли, – рассеянно отмахнулся от нее Эйвальд. – А карта не складывается, конечно. Но в нее встроен еще и уменьшающий амулет. Однако помимо этого, у меня есть безразмерная сумка.
– Это, что ли, как у Яна? – удивилась Лайн.
– У господина Роутэга? – уточнила Рикнака.
– Ага, мне Лета про нее рассказывала. А когда встал вопрос о том, как тащить с собой в поход столько барахла, мне ее рассказ на ум пришел. Знакомый колдун, тот же, что помогал мне с амулетами, сделал мне такую же. Удовольствие, ясное дело, не из дешевых, но цену свою оправдывает. Иногда мне кажется, что в нее можно сложить весь замок целиком.
– Ну и замечательно. Нам, кроме канделябра, собирать нечего, так что можем выезжать хоть сейчас. А тебе сколько нужно времени на сборы?
– Полчаса. Основную поклажу я уже заготовил, только переоденусь, решу, какие артефакты взять с собой и отдам необходимые распоряжения.
– Возьми с собой еды побольше! – молитвенно сложив руки, попросила пифия.
– Всенепременно. Вы пока что можете выбрать лошадей, я присоединюсь к вам на конюшне, – сообщил Эйвальд и поспешно выставил их за дверь.
– Слушай, а что это ты там несла про замужество? – живо поинтересовалась Рикнака, и видно было, что она едва дождалась момента, когда они остались наедине. – Ты шутила же, да?
Щеки Лайн покраснели.
– И в мыслях не было, – вздернув точеный носик, ответствовала она. – А что это ты так взволновалась? Я ведь не тебя сватала, а себя.
– Ничего. Но подумай, а если у тебя потом любовь случится? А ты уже замужем и с тремя детьми подмышкой.
«Она у меня уже случилась», – мрачно подумала пифия, глядя в сторону, а вслух сказала:
– За беспокойство, конечно, спасибо, но я уверена, что сама смогу разобраться со всеми своими «любовями». По обстоятельствам. Пойдем, нас кони заждались.
Менее двух дней нам понадобилось для того, чтобы добраться до болота. Не потому, что оно было так уж близко, просто Золотка неслась арбалетным болтом, демонстрируя чудеса прыткости и выносливости. Я, в общем-то, тоже держалась молодцом и даже не умерла голодной смертью, подъедаясь по пути ягодами и грибами. Теми, что сходу узнавала «в лицо», конечно. Таких было немного, но рисковать и совать в рот что попало, методом научного тыка выясняя, какие их них съедобны, а какие нет, было никак нельзя. Не хватало еще травануться подозрительным грибочком в самое неподходящее для этого время! Чем я буду питаться на болоте – вообще ума ни приложу, но радует уже сам факт того, что доехали мы до него живыми. К слову, о болоте. Оно оказалось настолько огромным, что, если бы не карта, могло бы показаться, что ни обойти, ни объехать его нельзя. На самом деле очень даже можно, но долго. Поэтому придется мне поизображать из себя одурелую лягушку и резво поскакать с кочки на кочку. Заранее в небольшом придорожном лесочке я провозилась с четверть часа, выбирая себе длиннющую палку – даже целый шест! – потому что соваться в такую топь совсем уж с пустыми руками казалось неимоверной тупостью. Палка оказалась что надо, длиной в полтора моих роста и толщиной в ладонь, но такая шершавая, кривая и сучковатая, что страшно было брать ее в руки. Я погоревала о том, что не додумалась прихватить перчатки – ну кто мог подумать, что они мне понадобятся, ведь лето на дворе! – и все-таки взялась за эту страшилищу. Ладони ободрала уже за те полчаса, что мы ехали вдоль болота, выбирая наиболее удобное место для переправы. Признаться, я в душе надеялась наткнуться на тропку-дорожку, но места оказались совсем глухие, а трясина нехоженая. Однако время не стояло на месте, и если бы мы пошатались вокруг да около еще немного, то могли не успеть перебраться до темноты. А я, по наивности своей, очень на это надеялась. Еще одним неприятным открытием вскоре стало то, что комары на болоте гораздо крупнее и злее тех, что я встречала раньше, и, кажется, вообще не спят. Загрызли они меня вусмерть не мешкая. Удивительно, но, едва не взвыв в голос от нахождения в таком негостеприимном и мрачном месте, я неожиданно начала соображать. Мне, например, пришло в голову, что если оторвать кусок ткани от подола рубахи, то можно обмотать его вокруг палки и хоть немного поберечь ладони несмотря на то, что от них, кажется, уже мало что осталось. Сказано – сделано. Рубаха кряхтела и не сдавалась, ткань и вправду оказалась весьма прочной, оправдывая баснословную цену. Пришлось пустить в ход зубы. Золотка ехидно наблюдала за тем, как я грызу свою одежду и фыркала. В конце концов я с ней справилась, но упарилась так, что не отказалась бы отдохнуть часок-другой. Закончив с обматыванием шеста, я неуверенно посмотрела на кобылу.
– Слушай, ты же умная, – констатировала я. – Если я тебе сейчас скажу, чтобы ты отправлялась в обход и ждала меня по ту сторону болота, ты же меня поймешь?
Лошадь кивнула.
– И послушаешься?
Лошадь отрицательно помотала головой из стороны в сторону.
– Я почему-то так и думала. Но, послушай, ты же не коза и просто физически не сможешь скакать по кочкам. У меня самой довольно слабые шансы перейти топь, а у тебя их нет вообще!
Лошадь своенравно вздернула хвост и, не тратя больше времени на пустопорожнюю болтовню, легким длинным прыжком сиганула прямо в болото. Я и ахнуть не успела. Только зажмурилась в последнюю секунду, ожидая рокового «плюх» и прощального «буль» от любимой кобылы. Ни того, ни другого, впрочем, не последовало, и, немного погодя, я рискнула раскрыть один глаз. Второй тут же раскрылся самопроизвольно – от удивления. Кобыла умудрилась раскорячиться неимоверным образом, но все же попасть копытами на кочки и теперь победоносно на меня посматривала.
– Удобно? – едко спросила я ее.
Ответом мне было тонкое, укоризненное ржание.
Я вздохнула, пожала плечами, смирившись с судьбой и с тем, что полоумную кобылу не исправишь, все-таки не удержалась и многозначительно покрутила пальцем у виска, сообщая упрямой сумасбродке то, что я думаю о ее выходке и, тщательно проверяя палкой каждую пядь, решилась сделать несколько неуверенных шагов. Утешало только то, что, если мы забредем в совсем уж непроходимую топь – всегда можно повернуть обратно. Однако на деле оказалось, что волновалась я зря. Золотка будто нюхом чуяла куда ступать можно, а куда – нет, и спустя долгое время, когда солнце медленно, но неотвратимо стало скатываться к горизонту, все-таки вывела нас к весьма недурной на вид тропке. Узкой, то и дело прерывающейся, но все-таки вполне пригодной для того, чтобы перевести на ней дух. Главное, именно перевести, а не испустить его окончательно. Ибо мои ноги в тонких летних ботиночках уже вымокли насквозь, а все тело было зверски съедено комарьем. Про желудок вообще молчу. Он еще утром в узел завязался.
Определиться со сторонами света оказалось не так-то просто, но с горем пополам я и с этим справилась. Еще одной радостной новостью стало то, что вела тропка приблизительно туда, куда нам и надо, при условии, конечно, что она не свернет на полпути в другую сторону. Надо будет повнимательнее за этим следить и в случае чего снова с нее сойти. Да и не мешало бы ускорить продвижение, уже завечереет скоро, а конца болоту так и не видать. Даже не хочу представлять, что с нами будет, если мы не выберемся отсюда до того, как стемнеет окончательно.
Не хотеть можно было сколько угодно, а представить все-таки пришлось. Когда над болотом пошла белесая дымка тумана, а небо усыпали светлячки звезд, я вдруг с ужасом поняла, что не могу сотворить второго светляка, а от первого, сделанного часом раньше, толку немного – он выглядел хилым, тусклыми постоянно путался где-то в районе колен, мешая тыкать палкой в трясину. Приходилось то и дело его отгонять, а это очень отвлекало. Положение казалось безвыходным – на узкой тропе не заночуешь. Худо-бедно продвинуться вперед вряд ли получится, скорость передвижения и так была не ахти, а теперь снизилась просто катастрофически. Да и риск заблудиться очень велик. Назад поворачивать поздно. К утру я растеряю последние силы и сгину в этом болоте навсегда. И ведь еще страшно так, аж жуть берет за горло холодной бородавочной мертвенно-зеленой рукой. И от этого мурашки бегут вдоль позвоночника, и горло сводит судорогой. И не спрячешься от этого страха, и не убежишь. Некуда бежать. Я всхлипнула раз, другой и все-таки заревела основательно. Тут же, будто отвечая мне, где-то дурниной заголосила ночная птица, да так проникновенно, словно ее потрошили заживо. Я мигом заткнулась и притихла. А ужасающие звуки все разносились над болотом, не думая прекращаться. Только затихнет отголосок зловещего вопля вдали, а эта погань выдает новый шедевр горлового пения. Я обессилено присела на корточки и закрыла ладонями уши. Сколько так просидела – не знаю. Но по ощущениям – вечность.
Признаться, я так погрузилась в переживания, что совершенно выпустила из виду Золотку. А когда подняла голову, то не смогла разглядеть ее нигде рядом с собой.
– Золотка? – позвала тихо.
Ни звука, ни шороха.
Снова заголосила птица. Я болезненно сморщилась, но уши закрывать не стала.
– Золотка, ты где? Ты это… утопла что ли?
Вдалеке послышалось приглушенное шлепанье копытами по мокрым кочкам, я его за весь день наслушалась – ни с чем не спутаю. С минуту я напряженно к нему прислушивалась.
– Золотка!
Ничего не понимаю. Лошадь носилась взад-вперед, то приближаясь, то удаляясь, но не возвращалась и не уходила окончательно.
– Ты там одурела что ли? Что ты делаешь? Иди сюда, слышишь?!
Орать я могла сколько угодно, точно зная, что пока кобыла не доделает свои дела, то и ухом не поведет в мою сторону. Все-таки уже немало времени мы провели в обществе друг друга, и я уже успела более-менее изучить характер смышленой товарки по несчастьям.
Наконец кобыла белесой тенью вынырнула откуда-то слева. Я шарахнулась от нее в сторону, как шальная, нога заскользила по влажному мху, заставив меня исполнить практически танцевальное «па», чтобы не ухнуть в зловонную жижу с головой. Повезло, отделалась только вымокшей по щиколотку ступней. Хотя, куда уж ей дальше мокнуть? Противно, конечно, но не смертельно.
– Чего пугаешь, дубинушка? – беззлобно ругнулась на прижавшую уши лошадь.
Ушки тотчас возмущенно встопорщились. Кобыла мелодично заржала и мотнула головой, указывая в ту сторону, откуда только что, надо полагать, и появилась.
– Что? Мне идти туда? А что там?
Спрашивала я все это чисто машинально, уже поднимая с тропы брошенную жердь и привычно нащупывая ей безопасное место. За время пути я успела убедиться в фантастических выживательных способностях Золотки, так что сомневаться в выборе пути смысла не было никакого.
Идти пришлось долго. Наверное, потому что медленно. Но, когда я увидела, куда именно привела меня верная кобыла, чуть не расцеловала ее в хитрую самодовольную морду. Эта проказница умудрилась найти вполне пригодный для стоянки островок! Маленький, сажени примерно две на три. Но на нем можно выспаться. Хватит места даже для охранного круга. Не факт, что у меня получится его начертать, но я все равно не усну, пока не добьюсь хотя бы удовлетворительного результата. Ночью на болоте чего только не водится. Не хочу проснуться от того, что меня едят.
Я проснулась от странного, заунывного скуления. В тревоге протерла глаза. Так. Луна еще даже не потускнела. Сколько я спала? Час? Два? И кто посмел так бессовестно меня будить?
Я села и огляделась. Неподалеку топтался довольно тощий шкальщик, не в силах переступить защитный круг. Умница, Лериетана! Не зря из последних сил чертила. Вообще-то, шкальщик не так уж и опасен. Это мелкая нежить. Выглядит, как очень худая собака, практически скелет, обтянутый кожей с серой короткой щетинистой шерстью. Не слишком крупный, мне по колено. А в сравнении с остальной нежитью – так, мелочь безобидная. В силу своей слабости и трусости он в основном питается падалью. Но, оголодав, вполне способен сгрызть неосмотрительного путника. Нападать, правда, предпочитает на спящих. Так как, если не перекусит горло своей жертвы с первого раза, вероятнее всего отхватит люлей по полной программе и будет вынужден капитулировать. И еще раз умница, Лета! Не зря нежитеведение сдала на «отлично».
К опытному магу этот здыхлик, конечно, и на пушечный выстрел не посмел бы подойти. Однако, по всей видимости, во мне магическая сила не особо ощущается. Да и опытной чародейкой меня назвать – значит сильно покривить душой.
Я еще немного очумело посмотрела на его печальную, истекающую слюной, наглую морду и неожиданно вышла из себя. Вообще-то я всегда начинаю орать, если меня разбудить не вовремя. А тут еще и такой неподходящий момент, когда я нахожусь на грани вымирания от физического и психологического истощения. И сон такой хороший снился – ни одной картинки на черном фоне. «Капитальный отдых утомленного сознания» называется.
Кажется, я и половины всего этого не успела подумать, когда тело уже выдало яростный вой, и я вдруг осознала себя стоящей рядом со шкальщиком практически вплотную. Хорошо хоть ума хватило, не выскочить за границу круга. Неконтролируемая бабья истерика – это вам не шутки. Такое иногда вытворишь сгоряча, что сама потом за голову хватаешься и посыпаешь эту же самую голову пеплом. А поздно.
– Ты что это, паскудная твоя морда, слюни свои здесь распустил?! На меня и так едва ли не полстраны облаву устроили, так и ты туда же, да?! Да ты посмотри на меня, я же тощая, как скелетина! Меня живые мертвяки скоро за свою принимать будут ввиду повышенной посинелости от усталости и недосыпа! А ты меня – жрать?! Да я сейчас сама тебя до белых косточек обглодаю, злыдень!!!
И все дальше и дальше, и в том же ключе без умолку вопила я, для пущего эффекта снабжая слова неприличными жестами… Пока в запале не притопнула ножкой чуть менее аккуратно, чем следовало бы, попутно смазав крохотную часть контура. Он прощально полыхнул голубоватым светом и потух. От неожиданности я прикусила язык и плюхнулась на задницу там же, где стояла. Шкальщик удивленно на меня воззрился, видимо не зная, сразу меня жрать или досмотреть сногсшибательное выступление до конца – вдруг я еще и сама на вертеле поджарюсь, к его вящей радости?
– Ну прости, пожалуйста. Я больше не буду на тебя орать, – очень тоненьким голоском, немея от страха, пропищала я. – А сейчас будь лапушкой, уйди в ночь не попрощавшись и дай истеричной тетеньке обновить кружочек.
Но он почему-то и не думал уходить. Несмотря даже на то, что я его так вежливо об этом попросила. Напротив, слюна с голодной морды закапала еще сильнее. Я проворно встала и огляделась. До меча я, конечно, дотянусь, но оставлю открытой спину, а достать его из ножен все равно вряд ли успею. Шкальщик, увидев, что тыкать в него длинными острыми железками я вроде бы не собираюсь начал медленно двигаться вперед, сокращая и так не шибко большое расстояние. Тем не менее трусливую натуру никуда не спрячешь и, совершая свои маневры, он жалостливо поскуливал и по-собачьи поджимал хвост. Жаль, костер тут не из чего было развести! Сейчас бы по-простому ткнуть ему горящей палкой в морду – и всех делов. Я быстро охлопала себя по карманам, наткнувшись на что-то твердое в одном из них. На всякий случай отступила немного назад, а то падальщик подобрался уж слишком близко – того и гляди прыгнет. И вытащила… кастет. Серебряный, мощный, тяжелый кастет! Шкальщик утробно заворчал. Я решительно просунула подрагивающие пальцы в своеобразное украшение.
– Ну иди сюда, псинка тщедушная, – ласково приободрила злыдня, даже слегка присвистнула, подзывая. – Попасть по тебе, конечно, будет непросто, но я буду очень стараться.
Шкальщик подобрался и, ощерив мелкие иглистые зубы, прыгнул, метя в горло.
Я мягко отступила в сторону, уходя с линии атаки и с чувством шарахнула негодяя серебром по морде прямо в полете. Нежить несчастной кучкой сложилась прямо у моих ног и принялась тереть лапой обожженное место.
– Не нравится? – со слабо сдерживаемой яростью поинтересовалась я. – Еще добавить?
Шкальщик начал торопливо отступать. Я отвесила ему вдогонку воспитательного пинка и тут только заметила, что Золотка даже не проснулась. Как стояла, моя лошадушка, так и стоит, даже глаз не разомкнула. Умаялась за день. Еще бы, столько по болоту скакать.
Мне не оставалось ничего другого, кроме как обновить круг – на этот раз на удивление получилось почти сразу – и тоже завалиться спать, от всей души надеясь, что до утра меня больше никто не побеспокоит.
Глава 9
Они летели долго – целых четыре дня – и окончательно приземлились только на рассвете у кромки небольшого лиственного леса, лишь какую-то версту не долетев до небольшого уютного городка. Тут и там вокруг него расположились деревушки, к востоку зеленело обширное пастбище. Имелось даже некое подобие крепости, в которой можно было вполне успешно переждать набег, если таковой произойдет, что вряд ли. Этот край звался Подгорный, а отдельных названий ни деревни, ни город не имели. По крайней мере раньше. Может, за те восемь лет, что Ян Роутэг здесь не бывал, они успели обзавестись десятком названий каждая. Со всех сторон действительно были горы, не слишком высокие, не скребущие верхушками облака, но все-таки вполне приличные, с холмом или насыпью не спутаешь. Местное население разводило коз и овец, в междоусобные войны не лезло и, вообще, с внешним миром сообщалось только по торговым делам. Хорошее место, тихое и спокойное.
Дракон в спешном порядке оборачивался в свою человечью ипостась. Здесь уже начинались чужие для него земли, а получить баллистическое копье в брюхо, пусть даже и покрытое чешуей, не слишком приятно. Маг слонялся туда-сюда, разминая отсиженный зад и поджидая Серого. Тот не заставил себя долго ждать, спустя несколько минут серой тенью метнувшись к хозяйским ногам.
– Молодец, – похвалил его наемник и потрепал по услужливо подставленной холке. – Отощал немного, но это ничего, главное, что не отстал. А мы уж тебя откормим.
– Хороший зверь, – тоже похвалил дракон, подходя к ним уже на двух ногах.
Выглядел он, как среднего роста юноша, с белокурыми волосами и непонятного цвета глазами. Глянешь – вроде светло-карие, а присмотришься – в них гуляют золотистые искры, вздымаются вихрями, закручиваются водоворотами и опадают. Одет он был по-деревенски. Лапти, портки да рубаха. Маг всегда любопытствовал – откуда при трансформации берется одежда и куда исчезает? Но дракон свои секреты оберегал ревностно. А может, и сам не знал. Магия не всегда понятна и предсказуема. Чаще она любит загадывать загадки, чем давать ответы.
– Со мной вровень бежать мудрено, а он выдюжил.
Волк, ни раз и ни два обнюхавший дракона на привалах с ног до головы, принял странно пахнущего человекозмея в свою стаю и волчком закрутился у его ног, требуя еще порцию похвалы и ласки.
– А что, Лазурин, давненько мы в кабаке не сидели? – веселым голосом вдруг спросил наемник. – Не хочешь тряхнуть стариной?
– Во-первых, в людском обличье зови меня просто Рин. А во-вторых, я думал, что ты спешишь. Или я ошибался?
– Ты не ошибался. Но я очень много колдовал, все время прикрывал тебя от посторонних глаз – мало ли что. Резерв исчерпан полностью, так что мне в любом случае нужно хотя бы день переждать на постое, а не оголтело нестись на тракт, подставляясь под удар практически безоружным.
– Ну а меч-то тебе на что?
– Мечом против магии много не навоюешь.
– А надо ли воевать? Я тебя столько верст на себе пер для того, чтоб никто не проведал о том, что ты жив остался.
Маг неторопливо проверял весь свой оружейный запас – все ли на месте, все ли легко вынимается.
– На дороге, Рин, кого только не встретишь. Да и с этим паскудником, что меня к тебе заслал не все ясно. Слишком уж много он обо мне знает, открытую спину ему лучше не подставлять.
– У тебя, Ян, мания преследования на нервной почве развилась.
– У меня потребность в выживании развилась и осторожность. И, заметь, не на ровном месте, – маг наконец добрался до засапожных ножей, проверил их и, распрямившись, в упор уставился на старого друга. – Так ты со мной или как?
– Не шутил ты, когда говорил, что я железки из зубов вынимать замучаюсь, ежели тебя сожру, – глубокомысленно изрек ящер и от души хлопнул мага по спине. – Конечно, с тобой! Когда я еще в кабаке окажусь? Лет через десять, когда ты снова мне на голову свалишься нежданно-негаданно?
– Может, раньше свалюсь, – маг закинул на плечо сумку.
– Ну да, дождешься от тебя, – хохотнул дракон и едва ли не вприпрыжку поскакал к воротам города.
– Пива хочет, – неизвестно зачем пояснил Ян Серому. – Было время, так он по два кувшина залпом выпивал, представляешь? И куда только влезало?
Восемь лет – большой срок, но для настоящих друзей время значения не имеет. Неважно, сколько они не виделись – полгода, год или все двадцать. Увлекательная беседа и хмельная медовуха лились рекой. Несколько часов застолья пролетели, как одна минута, но никто из них даже не успел опьянеть как следует. Хотя, если уж совсем честно, дракон не пьянел в принципе, а медовуху пил только потому, что вкус ему очень уж нравился. Магу тоже нужно было что-то значительно крепче, чтобы захмелеть как следует. Например, гномья брага. Так что посиделка грозила затянуться надолго, что, в общем-то, никого не огорчало. По крайней мере, хозяина кабака, который одним махом отбил свой недельный заработок, продавая чужакам еду втридорога. Серый, получив заслуженный свиной окорок, уволок его под хозяйский стол и теперь от души им лакомился, только хруст стоял. Но громогласный хохот разошедшихся путников с легкостью его заглушал. То и дело к их столу подходили разносчицы – якобы для того, чтобы убрать грязную посуду и поставить новые блюда. Но на деле же они так старательно вертели бедрами и так непозволительно низко наклонялись к столу, демонстрируя внушительные бюсты в нескромных декольте, что сомнений в их намерениях не оставалось совершенно никаких. Тем не менее мужчинам было явно не до них. Девушки фыркали, надували губки и несолоно хлебавши уходили лишь для того, чтобы спустя время вернуться и повторить попытку.
Неладное маг почуял, как всегда, заранее. Неприятный холодок прошел меж лопаток, и он точно понял – что-то произойдет. Именно сейчас. Что-то опасное, что-то неожиданное. Что-то, что они должны были просчитать и не просчитали. Все инстинкты обострились, мигом сделав «стойку». Дракон так увлекся поглощением медовухи, что вроде бы ничего не замечал. Но…
Первого нападавшего маг с ходу, не вставая, притянул за воротник и, перехватив свободной рукой за загривок незамысловато приложил лбом о столешницу. Кувшин с медовухой покачнулся, дракон заботливо придержал его, не давая перевернуться. Навстречу второму наемник успел подняться и встретил вражью морду зажатой в руке кружкой. Кружка разлетелась в куски, недопитое пиво потекло по руке, и он брезгливо отер ее о рубаху нерасторопного буяна. Тот икнул и упал. Дракон что-то одобрительно пробулькал, не отрываясь от вожделенного напитка. Маг недовольно на него покосился. В тот же миг его сильно дернули за плечо, разворачивая, и съездили в челюсть чем-то тяжелым. В том смысле, что явно не просто кулаком, но чем именно, он разобрать не успел. Еще четверо нападавших сразу же включились в дело. Действия их были, на удивление, слаженными, и магу никак не удавалось даже дотянуться до меча, не то чтоб его вытащить. От злости он зарычал. Внезапно, один из шайки заверещал и выбыл из игры, накрепко припечатанный могучей тушей Серого к полу. Разносчицы, подобрав длинные юбки и тряся бюстами, разбегались с визгом. Удивительно, но кабатчик драпал вместе с ними, иногда даже ухитряясь обгонять резвых девок.
– Лазурин, помоги! – рявкнул окончательно взбешенный маг, сумев-таки выкроить секунду и выхватить из ножен меч.
– Зачем? – удивился тот, подтаскивая к себе второй, до краев наполненный кувшин медовухи. – У тебя и так отлично получается!
Тут наемника чем-то чувствительно огрели сзади по затылку. По ощущениям – столетним дубом, таким сильным был удар. Он охнул и тут же пропустил удар под дых. Упал на колени, выронив с таким трудом добытый меч, и незамедлительно встретился лицом с чьим-то давно нечищенным сапогом. Он прекрасно знал, что бить его можно долго, и он выдержит. Но ведь не бесконечно. И силы уже явно были на исходе.
– Лазурин, мать твою дракониху! – прохрипел маг, сплевывая кровь.
– Я же просил, зови меня Рин, хотя бы на людях, – наставительно заметил ящер, вставая, одним махом влил в себя содержимое кувшина, удовлетворенно крякнул и поднял стол. Несколько раз махнул им из стороны в сторону, сметя нападавших, словно траву скосил и радостными ясными глазами воззрился на разгромленный кабак.
– Вот за что я тебя люблю, Ян Роутэг, так это за то, что с тобой никогда не бывает скучно. Всегда ты найдешь, чем старого друга развлечь.
Ян Роутэг, не найдясь с ответом, лишь что-то неодобрительно промычал и, скрипя, поднялся, придерживаясь одной рукой за стену. Выглядел он впечатляюще. Дракон неспешно поднял упавший меч и вернул другу. Тот машинально его взял. Волк заискивающе ткнулся холодным носом в хозяйскую ладонь.
– Ты как знаешь, – сказал Рин хмуро, перестав зубоскалить, – а только думается мне, что уносить ноги отсюда надо да поскорее. Причем через задний ход. Как думаешь, он здесь есть? Неспроста они на одного тебя накинулись, а меня и пальцем трогать не стали.
– Неспроста, – натужно вздохнул маг. – Только я уже совсем ничего не понимаю…
– Сейчас не понимаешь – потом поймешь, – философски пожал плечами ящер. – Хорошо бы еще было это «потом». Пошли.
Но так просто уйти им не удалось. Едва только они отошли от черного хода саженей пять, как над их макушками просвистело несколько пульсаров, слегка опалив волосы.
«Значит, эта кабацкая пьянь должна была только нас задержать до прихода отряда боевых магов», – отстраненно подумал наемник, глядя на удаляющуюся спину дракона, и тут же припустил вслед за ним.
– Лазурин! – прохрипел на бегу. – Лазурин, погоди! Я так долго не смогу.
Немногочисленные горожане шарахались от них, как от чумных. Вражеские пульсары, не найдя цели, врезались в стены домов, оставляя на их поверхности оплавленные дыры. В незримый щит они врезались с неприятным гудением. От столкновения с ними щит становился видимым, голубые всполохи появлялись и исчезали.
– Долго и не нужно, – дракон бежал без видимых усилий и говорил свободно и ровно, не задыхаясь на каждом слове, как потрепанный маг. – Нам бы только на простор выбраться. Улицы в этом городе слишком узкие – если перекинусь, несколько домов снесу точно. А ты сам же первый потом мне за это плешь проешь!
– Проем, – покладисто согласился наемник.
Бежать ему становилось все труднее. Внезапно что-то заставило его обернуться. Серый бежал наперерез пятерым магам, нагло преследовавшим его драгоценного хозяина, да еще и осмелившимся швырять в него свои странные светящиеся шары. Вот он уже совсем близко, мгновение – и бросится негодяям под ноги, заодно постаравшись посильнее цапнуть кого-нибудь из них, а лучше нескольких.
Полыхнул голубым щит, который наемник успел накинуть на ушастого друга только чудом, отбив сразу три пульсара одновременно. Волк прижал уши и ощерился.
– Серый, идиот! Живо ко мне! – заорал Ян так громко, как только смог. – Куда ты полез, с колдунами тягаться?! Совсем из ума выжил, поганец?! Тебя же расстреляют – тявкнуть не успеешь!
Прямого приказа волк ослушаться не мог и стрелой сорвался с места, быстро догоняя хозяина.
Свой отход маг прикрывал заранее заготовленным щитом – так называемой «заготовкой». Для того чтобы прикрыть Серого, ему пришлось выжать до капли и так уже опустошенный резерв. После этого силы у него вдруг резко кончились, и он начал заметно сбавлять темп. Ящер смачно выругался на незнакомом языке, схватил наемника за грудки и поволок за собой.
– Шевели же ты ногами, доходяга! – рычал он, рывками подтягивая мага к себе. – Еще чуть-чуть, я уже ворота вижу!
– Там… стража, – выдохнул наемник, краем глаза отмечая, что Серый уже догнал их и теперь бежит рядом.
– Что для дракона – стража? – самодовольно фыркнул Лазурин и, действительно, просто смел с дороги преграждающих путь блюстителей порядка. Одного даже схватил за алебарду и закинул на одну из дозорных башен. То-то он, наверное, удивлялся. Остальных незамысловато раскидал в стороны, не став выдумывать для них что-то более занятное. Все хорошо в меру, и развлечения в том числе.
Маг быстро оглянулся – преследователи и не думали отставать.
– Не упусти момент! – крикнул ему дракон, едва они миновали ворота, и прибавил ходу, стремительно увеличивая разделяющее их расстояние.
Ян напряженно кивнул, хотя ящер этого уже не видел.
Превращение, как и всегда, произошло мгновенно. Непосвященному могло показаться, что дракон просто свалился из небытия, придавив своей тушей белобрысого бегуна. То, что белобрысый бегун и есть дракон, смогли бы понять немногие. Наемник, изо всех сил оттолкнувшись ногами от земли, прыгнул. Зацепился за какой-то костяной нарост, повис на одной руке, чуть не соскользнул, но удержался, смог ухватиться второй рукой, подтянулся и все-таки добрался до гребня. Едва устроился между двумя огромными позвонками, как дракон набрал высоту. В ушах засвистел ветер, лицо обдало холодом, а Ян вдруг вспомнил нечто очень важное.
– Лазурин! – заорал он, срывая голос, в тщетной попытке перекричать шум ветра. Голова дракона была далековато и докричаться до него представлялось делом непростым. – Лазурин!!!
Ящер неторопливо повернул к нему искрящуюся в солнечных лучах чешуйчатую морду.
– Поворачивай!!! Мы Серого забыли!
– Держись крепко и не скачи на мне, как недобитая блоха, – донесся до него недовольный звучный голос. – Здесь твой Серый, на хвосте у меня болтается.
Наемник поспешно обернулся. Действительно на драконьем хвосте, аки стяг по ветру, развевался до смерти перепуганный волк. Глаза зажмурены, лапы инстинктивно перебирают в воздухе, будто в воде, а зубы намертво сомкнулись на шипастом кончике драконьего хвоста. Ян облегченно вздохнул.
– Все равно снижайся! – крикнул уже спокойнее. – А то он скоро свалится, а высота большая. Надеюсь, от погони мы уже ушли.
Дракон кивнул и пошел на посадку. В этот раз он приземлялся с особой осторожностью – саженей с десять не спеша планировал низко над землей, пока волк не разомкнул-таки зубы и не встал на лапы, предварительно прокатившись кувырком по мягкой траве. Ян с трудом сполз туда же, в траву.
– Гады, – прогундосил, ощупывая переносицу. – Нос сломали. И регенерация, чтоб их, почти завершилась.
– Хочешь, вернусь и спалю их к лешьей матери? – деловито предложил Лазурин, снова оборачиваясь человеком.
– Нет, но помощь твоя мне понадобится.
– Снова? – деланно возмутился дракон. – Я тебе и так еще не закончил помогать, а ты уже с новым прошением?
– Угу.
– И, между прочим, твой волк мне чешую на хвосте помял. Мне! Дракону! Мою драконью чешую! Ты мне скажи, у него что, челюсти из стали?
– Не знаю. Но могу предложить компенсацию.
– Какую?
– Сломай мне нос.
– Хитер бобер! – ухмыльнулся Лазурин. – Эдак ловко ты мне свою просьбу за компенсацию выдать пытаешься!
– Рин, ну пожалуйста. Я не могу сам, у меня как должно не получится.
– Ну так шваркнись об вон ту сосну лицом – и всех делов. Главное, с разбега.
– Очень смешно. Тебе трудно что ли?
– Очень трудно.
– Почему?
– Я не хочу.
– Рин, посмотри на меня, у меня же теперь нос на бок свернут, и все уже срослось. Надо ломать заново, а то, что я жене скажу?
– А что, она тебя с кривым носом в дом не пустит?
– Хуже – за порог больше не выпустит и уморит заботой. Ломай, говорю.
– Ян, ты в своем уме? Я ж как дам – дальше той сосны и улетишь.
– Ничего. Ты, главное, не промахнись.
Дракон хохотнул, почесал в затылке и без предупреждения ткнул кулаком наемнику в нос. Тот охнул и упал на спину. Снова хлынула кровь, заливая рот, подбородок, одежду. Но едва маг оказался на земле, как дракон взвыл дурниной – ему в лодыжку вцепился Серый, яростно протестуя против такого зверского обращения с хозяином. Ящеру даже пришлось слегка пнуть его другой ногой. Не сильно, а так, чтобы волк откатился в сторону. Его кожу и в человеческом облике повредить было проблематично, но все же не слишком приятно, когда тебя пытаются сожрать живьем. Однако это только больше раззадорило Серого, и он снова бросился на наглеца, так и норовя вцепиться в его ногу. Дракон зарычал, прицелился и цапнул волка за ухо. Цапнул как надо – зубами и от души. Волк от такой наглости опешил, но позиций не сдал. Так они клубком и катались.
Магу было не до их возни, он быстро поднялся и, наклонившись, отплевывался. А, отплевавшись, стал в спешном порядке править многострадальный нос, периодически отпуская неразборчивые ругательства сквозь стиснутые зубы.
Спустя некоторое время, когда все перестали друг друга бить, кусать и обзывать нехорошими словами, а Лазурин на всякий случай снова обернулся огромным ящером, маг сел, прислонившись к его шершавому теплому боку спиной и закинул голову назад, так как напропалую истекать кровью ему несколько приелось. Волк, получив заслуженную трепку, нахохлившись, жался к его ногам.
– Ну и что дальше делать будем? – невозмутимо вопросил дракон.
– Пешком пойдем, – немного подумав, решил маг. – Тратить весь резерв на маскировку и отвод глаз оказалось небезопасным.
Ящер кивнул и заговорил о наболевшем:
– А я вот чего понять не могу, как они нас нашли так быстро? Мы же нигде не наследили… в прямом смысле этого слова!
Маг молча пожал плечами. Ему бы тоже очень хотелось это знать.
На следующий день мы все-таки одолели болото, и радости моей не было предела. Правда, немного промахнулись, и до деревни пришлось топать еще часа четыре. Но зато – верхом! Так что удалось даже вздремнуть немного в седле. Кроме того, мне попался восхитительный куст с крупными спелыми ягодами малины. Я обглодала его весь, оставив после себя лишь сиротливо украшенные листиками прутики. Это было очень вкусно, но организм все равно требовал чего-то более существенного. Так что я решила, что беды не будет, если в первой же попавшейся деревне тайком поживлюсь на чужих огородах. С сельским укладом я знакома была слабо, но решила действовать по обстоятельствам. В конце концов, не могут же люди дневать и ночевать на грядках. Тем более мы с Золоткой специально заночевали близ некой Селезневки, чтобы натаскать еды перед первыми петухами, на утренней заре. Глухой ночью, конечно, было бы вернее, но мне страшно. Лошадь я специально оставила за околицей – если что, одной спрятаться легче. Пока я не торопясь шагала к невысокому тыну, где-то в глубине души зрела уверенность в том, что жизнь меня в последнее время так потрепала, что я запросто могла сойти за побирушку, и мне дали бы еды просто так, из жалости. Но попрошайничать не позволяли остатки гордости.
Едва начинало светать, было серо и холодно. Я попыталась плотнее запахнуться в драную куртку, но оказалось, что плотнее некуда. Башмаки сохли долго, как будто нехотя, и ногам до сих пор было влажно и неуютно. Что я переношу хуже всего – так это холод и противную мокроту́. Я даже купаться летом хожу только в жаркий полдень, когда вода в озере или реке готова закипеть. Но делать нечего – идти босиком не смогу точно. Нежная кожа на стопах болезненно переносила даже мелкие камушки, не то что дикое бездорожье. Для того чтобы запросто расхаживать босой, не скрипя от боли при каждом шаге, нужно было загодя обзавестись могучими многослойными мозолями-натоптышами. Но что-то мне пока не улыбалось променять свои нежные пяточки на этакую жуть.
Так, за размышлениями, я и дошла до незамысловатой деревенской оградки, перемахнуть которую не составило труда. Петухи еще голос не подавали (я искренне надеялась, что еще долго не подадут), и широкая пыльная улица была пустынна. Гонимая голодом, я как-то не сразу сообразила, что едва ли не в каждом дворе на случай таких вот мелких воришек водится как минимум по одному кобельку-охраннику. Бывает, что и по два. А они куда бдительнее своих хозяев и уж точно не будут рады меня видеть. Впрочем, мой променад по главной и единственной улице их пока что не тревожил. Но огороды-то находятся с другой стороны, за домами. А как я незамеченной проберусь через двор? Возвращаться обратно было лень, и я решила выскочить с другого конца улицы. Но не тут-то было. Улица оказалась не сквозной, а тупиковой. Я просто уперлась носом в некое довольно большое строение – то ли амбар, то ли сарай какой-то общественный, шиш его знает. Общий, то есть. На всех. А что, деревня совсем маленькая, намного проще хранить все (что бы оно там ни было) в одном месте, чем отводить место в каждом дворе под необходимую в хозяйстве постройку. Дверь оказалась заперта на элементарную щеколду. Я на всякий случай сунула туда нос, но узрела только тяпки, грабли и лопаты. Вдалеке шевелилось что-то большое и темное. Наверное, лошади. Решив не беспокоить понапрасну животин, я так же тихонько прикрыла дверь.
Итак, деревня, оказывается, имеет форму подковы. Я вздохнула и все-таки развернулась обратно на выход. Пока шла, надергала немного яблочек с палисадников. Они были какие-то мелкие и кривые, но очень сочные и в меру кислые. Однако, как известно, яблоки только раззадоривают аппетит. Вот он у меня и раззадорился. За миску каши или, на худой конец, какой-нибудь похлебки, я отдала бы все царство целиком, приложив к нему в нагрузку с десяток принцесс вместо одной. К сожалению, такими ресурсами я не располагала. Пришлось, стиснув зубы, тащиться туда, откуда пришла, уповая на то, что тын со всех сторон такой низкий и покосившийся.
Каюсь, я уже привыкла выезжать на каких-то остатках отмеренного мне Богами везения, но тут оно, видимо, исчерпалось окончательно. Прямо посреди дороги уныло шатался… козел. Здоровенный такой козлище с длиннющими рогами и обрывком веревки на мощной шее. Чего ему в такую рань не спится, спросить я не успела – козел при виде меня остановился, угрожающе наклонив голову. Взгляд его, скажем так, не слишком умных глаз не предвещал ничего хорошего. Признаться, из всего домашнего скота не боюсь я только лошадей. Хотя их и скотом-то называть совестно. Это я к тому, что выяснять, насколько этот рогатый скиталец человеколюбив, я не стала, а, резво развернувшись на сто восемьдесят градусов, припустила в обратную сторону. Сзади раздавался глухой перестук копытцев, становясь все ближе, и не нужно было оборачиваться, чтобы понять, что встреча его рогов и моей филейной части неминуемо близка. Времени на раздумывание не осталось, и я белкой взлетела на старую яблоню в чьем-то палисаде. Козел не отставал. С разгона он боднул-таки толстенный ствол так, что дерево затряслось. Я вместе с ним. Несколько яблочек чувствительно шмякнулись мне на макушку. Козлу тоже досталось.
– Ах ты, злыдень бодливый! – я погрозила хулигану пальцем и профилактически запустила в крепкий лоб еще пару яблочек. Больше снарядов в зоне видимости не наблюдалось, а жаль. Я бы с удовольствием отвела душу, обкидав агрессора от кончика носа до кончика хвоста.
Козел обиделся, встал на задние ноги, упершись передними копытами в дерево, и, задрав морду вверх, возмущенно заблеял. Вспылив, я кинула в него мокрым ботинком. На этот раз не попала, зато неожиданно для себя обнаружила, насколько высоко со страху забралась и, пикнув, обхватила шершавую ветку обеими руками, как родную. Мама дорогая, это кто ж меня теперь отсюда снимет? Растрепавшаяся косынка соскользнула с волос и медленно спланировала рогатой морде под ноги, то есть, под копыта. Если бы я смогла оторвать от дерева хоть одну руку – поймала бы без особого труда, но… Ладно, что есть – то есть, чего уж теперь… Козел, не будь дурак, меланхолично мой головной убор начал жевать. Я закрыла глаза, не в силах наблюдать бесславную кончину личной собственности, коей у меня сейчас и так не слишком много, и несколько раз легонько стукнулась лбом о ствол. Когда от косынки остался невразумительный обслюнявленно-изжеванный лоскут, а вредитель снова поднял на меня глаза с горизонтальными зрачками, явно намекая на добавку, я как раз тоскливо наблюдала за восходом солнца и слушала, как голосят петухи. Время, отведенное на диверсию, было упущено окончательно и бесповоротно. С трудом сдерживая вполне оправданное желание голыми руками придушить этого козла с большой буквы «К», я взмолилась:
– Ну уйди ты, вражья морда, добром прошу!
Козел помотал коротеньким хвостиком, будто предлагая попробовать убедить его по-плохому. А то мои потуги по-хорошему наладить диалог его как-то не впечатляют.
– Ладно, но запомни – ты сам напросился, – грозно предупредила я и заголосила такой дурниной, что тут же со всех сторон из распахнувшихся окон повысовывался перепуганный люд. Загомонили бабы, зашикали на них мужики.
Чего уж я ждала – не знаю. Наверное, того, что сердобольный народ по-быстрому призовет эту скотину к порядку и принесет мне лестницу. Ага. Сейчас.
– Глянь-кось, да это ж Борька, козел Ефимовский ведьму перехожую вона куды загнал!
– Да с чегой-то ты взяла, что енто ведьма?
– А волосья-то, волосья! Поглянь, так и посверкивают краснотой неприличной на ясном солнышке. Ведьма она и есть!
– Как так ведьма?
– Взаправдашняя?
– Маменька, а можно и мне на колдунку премерзопакостную одним глазочком глянуть?
– Нишкни, мелкота. И вы, бабы, кончай голосить. А не то, как осерчает злодейка, да всех нас разом и позаколдует!
– Та не-е-е, – разбавив общий гвалт, прорезался старческий мужской голос. – Кабы в силе была, Ефимкиного гада первым в червя дождевого обернула.
– Чогось так уж сразу и в червя?
– Ну так, а в кого ж?
– Та хоть в мыша!
– А пошто в мыша?
– Ну тады в ворону.
– А на что ж ей ворона?
– Знамо, на что – людей честных карканьем стращать.
– Ну это да, это можно.
– Суседушки, а только чего ж енто она на Прохоровой яблоньке сидит, как пришитая и вопит голосом жутким, аки баба в родах?
– Дык кто ж ее, поганку колдовскую, разбереть!
– Так может и впрям рожает?
– Как рожает? Кого? Бабоньки, так может подсобить девке молодой, неразумной?!
– Цыц, дуры. Кто ж на дереве рожать будет!
– Знамо кто – ведьма.
– Так она ж ведьма и есть!
– А кого рожает?! Мне ж из окошка своего и не видать, подскажите, кто глазастый!
Я покраснела, наверное, до корней волос и, едва найдя в себе силы для поднятия и водружения на место отвисшей челюсти, рявкнула:
– Эй, мужики! Чей козел?!
Гвалт стих в мгновение ока. Половина ставней разом захлопнулась.
– Фимки Просмушного, – писклявым, видимо со страху, фальцетом сообщил голос. Чей и откуда – не слишком понятно, потому что те, что не закрыли окна, залегли на дно и теперь изредка, то тут, то там выглядывали настороженные бледные лица, окидывали меня бдительным взглядом и тут же исчезали вновь.
– И где этот Фимка?
– Так в город же вчерась уехал за козой.
– За чем?! – я чуть с облюбованной ветки не свалилась и на всякий случай перехватилась поудобней. – Он хочет, чтобы он… оно еще и размножалось?!
– Ой, и не говори, девонька! Совсем нас всех извел, ирод бодливый. Никому не дает ни житья, ни проходу! А уж ежели и козлятки с таким-от норовом понародятся – всех из деревни изживут, забодав вусмерть, и нету нам никакого спасения от ирода ентого бессовестного! – заголосила какая-то смелая (или не шибко умная) баба, но ее быстро пристукнули, и над деревней снова повисла тишина. Гробовая такая, неприятная, недобрая тишина. Все ждали. Чего – не знаю. Знаю только, что от священного ужаса при виде злокозненной ведьмы до поднятия этой самой ведьмы на вилы у этих молодцов – один шаг.
– А что, его никто убрать не может? – уныло вопросила я, начиная понимать, почему путники так не любят ночевать на деревьях. За каких-то полчаса тело затекло так основательно, что ныли, кажется, все мышцы разом.
– Нет! – раздалось хором.
– Погодите, ну ладно до меня вам дела особого нет – это хоть понятно. Но вы же и сами не сможете весь день во дворах отсиживаться! Колодец аккурат посреди улицы – как вы без воды?!
– Э-э-э, так Борька-гад теперича нас-то и не тронет, тебя станет сторожить. Покуда не свалишься, аки груша перезрелая, – радостно просветил меня все тот же дедок, а со всех сторон послышались робкие смешки:
– Чегой-то «как груша», если с яблони?
– Разуйте старику глаза, на яблоне она!
– У Прохорова дома на яблоне!
– Ну тады, аки яблочко червивое, – не стал спорить с общественностью дед, а у меня заломило виски от этого балагана.
Я вздохнула. Ясно как божий день – помогать мне они не станут. Но и мешать не осмелятся. У меня же «волосья» красные, и сама я вся такая страшная и ужасная. Ей-Богу, могла бы их заколдовать, уже всей деревней бы упрыгали в ближайшее болото (а оно не слишком далеко и весьма обширно) ловить комаров и метать икру. Вместе с козлом. Он пошел бы первым.
Ладно. Удивительно, но именно эта «неприятность» меня как-то… встряхнула что ли? Такое ощущение, что с того самого момента, когда на меня напали бандиты в «Бычьем глазе», я жила будто в полсилы и практически не могла соображать. Теперь же будто свет в голове зажегся – я ведьма. Я могущественная ведьма. Временами. Но не суть. Я, ростом меньше даже маховой сажени, умудрилась напугать до икоты целую деревню. Ровным счетом ничего для этого не делая, одними волосами. Меня боятся, и я действительно кое-что могу!
Неужто не справлюсь с одним обнаглевшим козлом?!
– Ладно, – повторила я уже вслух. – Ладно.
Пусть мне нельзя (да и не получится) колдовать по-настоящему. Но телекинез-то всегда при мне. Я поудобнее умостилась на ветке, опершись спиной о ствол и потерла кисти рук, разминая.
Начнем с козла-гада Борьки. Его я легким пассом, не мудрствуя лукаво, закинула на ближайшую крышу. Тяжеловато, конечно, едва не надорвалась, ведь с помощью телекинеза нельзя поднять вес больший, чем можешь осилить чисто физически, ручками. Но оно того стоило. Этот прохвост должен ощутить на своей шкуре, что такое оказаться в ловушке. Прохвост ощутил. Вылупил глаза, растопырил ноги и выдал пронзительное:
– Ме-э-э-э-э!
– Поделом! – коротко огрызнулась я.
Улица приглушенно ахнула. Погодите, поганцы неотзывчивые! Сейчас вот только придумаю, как отсюда слезть без серьезных травм и ушибов, еще не так ахнете.
Можно было бы, конечно, прилевитировать сюда какую-нибудь палку покрепче, уцепиться за нее и плавно спустить саму себя на землю, но даже с помощью телекинеза я не смогу долго удерживать свой вес – силы кончатся, и шваркнусь я оземь вместе с той самой палкой. Я подперла щеку рукой и призадумалась. Да уж, высоко сижу – далеко гляжу. С моего насеста были видны и огороды, и дворы за не слишком высокими заборами. В одном из них притулилась телега, доверху груженная сеном. Ну что ж, это займет некоторое время, но другой способ что-то на ум не идет. Несколько магических пассов – засов на воротах отъехал в сторону, а телега, вздыбив оглобли, неспешно поехала к облюбованной мной яблоне, меланхолично поскрипывая на ходу. Ну что тут скажешь, ехала она дольше, чем я спускалась.
Снять козла меня упрашивали долго, но я так и не согласилась. Зато неожиданно обнаружилось, что меня вполне успешно можно задействовать на общественно-полезных работах. Для начала я наколола дров. Не слишком много – быстро устали руки, но одинокая бабка-божий одуванчик была рада и этому. В другом доме я прополола грядки и вымела двор. В третьем – впрок натаскала воды из колодца. В четвертом – прочистила дымоход и… неожиданно втянулась, пропахав, как ломовая лошадь, до самого вечера. В перерывах меня подкармливали, я с удовольствием ела за троих. Запоздало вспомнила о несчастной, праздно шатающейся за околицей Золотке. Ее по моей просьбе пригнала местная ребятня. Кобыла выела всю растительность вокруг деревеньки и чувствовала себя замечательно. Заночевать удалось у той же бабки. А поутру в дорогу мне нагрузили столько еды, что заплечный мешок едва удалось закинуть на спину. Я немного подумала и приторочила его к седлу, заподозрив, что под такой ношей долго не выживу.
Козла, кстати, на крыше уже не было. Сняли, поди, своими силами.
Глава 10
До замка графа было буквально рукой подать, поэтому в ворота они въехали, лишь слегка опоздав к обеду. На обед у всех были обширные планы, так что торопились путники изрядно.
Так уж получилось, что для полугномши все лошади на конюшне Эйвальда были велики, и влезть в седло она могла только предварительно на что-нибудь привстав. А спешивалась, смешно распластавшись и плавно съезжая по круглому широкому лошадиному боку. Так что Эйвальд быстро завел привычку подсаживать ее и помогать спускаться. Полугномша не сопротивлялась, ей была приятна такая галантность. Вот и сейчас, спеша поприветствовать дядюшку и поскорее сесть за стол, изобретатель поддержал неловко скатившуюся девушку и, не глядя, машинально, протянул руку и Лайн. Но та уже сама перекинула ногу и почти спрыгнула. Рука изобретателя ненароком легла на туго обтянутую дорожными штанами попку остроухой. Он не сразу понял, что именно произошло. Только лишь не нашарив протянутой в ответ ладони, обернулся и некоторое время недоуменно таращился на собственную руку в неположенном месте. Пифия тоже как-то странно застыла: одна нога в стремени, другая болтается в воздухе, глаза вытаращены, губы плотно сжаты. Поворачивалась она медленно.
Шлеп! Звонкая оплеуха моментально вывела гениального изобретателя из культурного шока. Пифия наконец спрыгнула на землю.
– Ты… это что?! – злобно прошипела она.
– А это он, наверное, все детали перед свадьбой решил проверить! – согнувшись пополам, хохотала полугномша. – Всегда лучше заранее знать, на что себя обрекаешь. Это же не шутки – это на всю жизнь!
– Ах, детали?! – разъяренной фурией заверещала полуэльфка.
Шлеп!
– Ах, на всю жизнь обрекаешь?!
Шлеп-шлеп-шлеп!
Рикнака уже не хохотала. Она зажала рот ладонями и тихонько похрюкивала, давясь смехом. Видимо, все-таки она не учла, что разгневанные и оскорбленные до глубины души девицы в один момент начисто лишаются чувства юмора и не могут адекватно реагировать на шутки. Особенно на глупые.
Изобретатель даже не сопротивлялся. Только отступал назад, беспомощно прикрывая от пощечин порозовевшие щеки.
– Ты что же это решил: если я тебе с усталости и от повышенной слабонервности глупостей с три короба нагородила, тебе теперь все можно?! Да я тебя в этом смысле срамном и на версту к себе не подпущу! И никакой женитьбы ты не дождешься! Еще чего не хватало! Развратник недобитый!
– Почему недобитый? – спросил почему-то у Рикнаки Эйвальд.
Та радостно пожала плечами:
– Может, она имела в виду, что тебя в детстве пороли мало?
– Я имела в виду, что сейчас его добью!
Угроза прозвучала так убедительно, что изобретатель попросту дал деру со двора в поисках убежища. Нашел он его в кабинете весьма озадаченного столь неожиданным визитом племянника графа де’Бруове. Однако к тому моменту, как дотошным дворецким были соблюдены все подобающие случаю приличия, поостывшая Авалайн и развеселая Рикнака уже его догнали. Эйвальд осуждающе покосился на пифию, но ничего не сказал и первым вошел в услужливо распахнутую перед его носом дверь. Впрочем, в кабинете они не задержались, очень скоро переместившись в трапезную. Граф де’Бруове был серьезен и суров и даже повел разговор о делах за послеобеденным чаем, чего делать не любил.
– Сам я уже отобедал, а вам сейчас накроют стол, – размеренно начал он. – Пока же предлагаю расположиться в этих креслах и выпить горячего чая. Как мне кажется, с дороги крепкий чай всегда уместен. Что касается твоего вопроса, Эйв, мой мальчик, то я с уверенностью могу сказать, что Лериетаны здесь нет и не было с самой зимы. Если точнее – с зимних каникул. Признаться, я не слишком хорошо понимаю, что вас сюда привело.
– Вот это, – Лайн незамедлительно выложила на белую скатерть круглого чайного столика замурзанный в дороге канделябр.
– Мы с его помощью поисковое заклинание запустили, – быстро пояснил изобретатель, узрев плохо скрытое недоумение на лице дядюшки.
– И оно привело вас сюда?
– Именно так. Признаться, это первая моя ошибка. Надо бы разобраться, почему она произошла и высчитать ее вероятность. Ну это так, на будущее…
– По какому критерию идет поиск?
– По остаточному следу ауры владельца.
– Тогда спешу тебя успокоить, мой дорогой мальчик. Тебе совсем не нужно ничего высчитывать. Заклинание сработало, а владелец канделябра – я.
– Но как же? – от неожиданности хлебнув лишку и едва не облившись горячим чаем, вопросила пифия. Язык она обожгла знатно, и теперь ей очень хотелось свесить его и подышать открытым ртом, как собака.
– Аккуратнее, милое дитя, – отметил ее маневры с чаем граф, а Эйвальд снова посмотрел укоризненно. – Все очень просто. Лериетане он приглянулся, и она забрала его с собой в Академию. Я не видел причин ей препятствовать.
– А как же видение? – наконец решилась подать голос Рикнака. – Видение же было!
– Выходит, вещь не обязательно должна быть личной. Просто человек должен испытывать к ней сильную эмоциональную привязанность, – упавшим голосом пояснила пифия. – Странно, что я этого не знала.
– Проспала, наверное, – поддела полугномша.
– Ты бы на двух потоках училась – вообще все бы проспала! – не осталась в долгу Лайн.
– Девочки, тише, – ровным голосом осадил назревающий конфликт граф. – Вот что я вам скажу. Мне кажется весьма сомнительно, что Ян уехал бы надолго, не обвешав предварительно мою дочь с ног до головы «маячками». Так это у вас, кажется, называется?
– Да, дядюшка, – кивнул Эйвальд. – «Маячки» или «следилки».
– Так вот, случись что – он знал бы первым. И раз он еще не бьет тревогу, то и нам с вами беспокоиться не о чем. Конечно, вы можете пробыть здесь столько, сколько захотите. Чувствуйте себя как дома. Но все же, думаю, вам стоило бы вернуться в Академию и завершить учебный год как подобает, то есть добросовестно сдав все экзамены. Эйвальд, дорогой мой племянник, надеюсь, ты проводишь этих прелестных созданий, а не бросишь на произвол судьбы, заставив путешествовать в одиночку?
– Всенепременно. Боюсь, что сами по себе эти мартышки живыми не доедут, – деланно посокрушался изобретатель.
– Эй!
– Сам ты мартышка!
– Да мы, между прочим, до твоего замка дошли!
– И остались целы! – наперебой загомонили возмущенные девицы.
– Целы-то целы, – не стал спорить Эйв. – Но едва не обглоданы огромной многоножкой.
Тут крыть было нечем, и нарушительницам этикета пришлось умолкнуть.
– Молодость… – загадочно улыбаясь, протянул граф. – Ладно, дети, я смотрю, стол для вас уже накрыли. Угощайтесь, отдыхайте и не думайте о плохом.
– Спасибо, дядюшка.
– А теперь прошу меня простить, но мне нужно заняться, наконец, своей почтой. Вы же понимаете – дела… – туманно пояснил граф и, всячески откланявшись, покинул трапезную.
– Ну и что вы думаете? – едва утолив первый голод, спросил изобретатель. Обращался он к обеим девушкам, но смотрел почему-то только на пифию. – Переночуем – и в Академию?
Или обнаглеем настолько, что загостимся на два-три дня?
– Замок великолепный! – восторженно сообщила Рикнака. – Я бы и на неделю задержалась.
– Совесть надо иметь, – весьма благодушно, видимо от сытости, осадила ее полуэльфка. – В Академию сегодня и поедем, только передохнем немного.
– Снова спешка?
– А разве тебя успокоили слова графа? – вопросом на вопрос ответила Лайн.
– Ну, в общем и целом. Скорее да, чем нет.
– А меня вот не успокоили совершенно. Нужно снова искать. Но мы не можем перевернуть весь замок в поисках Леткиных вещей. Скорее всего какие-нибудь завалялись, конечно. Но это отнимет много времени, и обмануться можем так же, как и с канделябром. Не носиться же нам по всему Иркасу, как слепым щенкам. Мы поедем в Академию, возьмем несомненно ее вещь и попробуем поискать снова. Тем более, сдается мне, что мы начинаем упускать время. Так что, чем ближе окажемся к Верховному – тем лучше.
– А как быть со мной? Я не ученик, мне в вашу Академию вход заказан.
– Подождешь снаружи, – равнодушно пожала плечами полуэльфка. – Там верстах в двух от ворот есть премиленькая роща, вся сплошь липовая. Картинка просто, а не место, живописное до жути.
– А все-таки, как вы думаете, – задумчиво крутя чайную ложку в пальцах, спросила Рикнака, – если видение на самом деле показало возможное будущее, а Лериетана действительно пропала, то почему господин Роутэг не бьет тревогу? Давно бы уже воспользовался телепортом и навел здесь порядок. Может, она и правда с ним? Ну, вернулся он неожиданно, да и уволок ее на выпас. А?
Лайн задумчиво потерла переносицу:
– Да леший разберет с их запутанными отношениями. Может, и уволок. Может, я сама дура и ерунды напророчила. А может, с ним и случилось чего. Ведь не на увеселительную прогулку он уехал… Мы должны разобраться, Эйв. Добро, если она слиняла проветриться. Вдвое лучше, если с Яном. А вдруг нет? Я же себя не прощу. И ты, кстати, тоже.
– Ты права. Я тоже, – тихо согласился изобретатель.
– Можно я не стану присоединяться к вашим душевным терзаниям? – разрядила обстановку полугномша. – Я ее едва знала и прощать мне себя не за что, вроде нигде еще не набедокурила.
– Ничего, еще успеется. Ну так что, ночуем и выезжаем на заре или все-таки отправляемся прямо сейчас? – решил подвести итог Эйвальд.
– Что ты на меня так смотришь? – отмахнулась от него пифия. – Я не знаю. Пожалуй, можно и заночевать… Но опоздать очень уж страшно.
– Хорошо, не будем ночевать. Но переварить-то хоть можно? Я объелся, как удав!
– Переварить я и сама не отказалась бы. Через час поедем.
– Может, через два? – молитвенно сложила лапки Рикнака.
– Через полтора максимум, – не уступила полуэльфка.
– Тогда можно Эйв меня подмышкой понесет? Я и шагу ступить не могу.
– Я, если нужно, и двоих вас снесу, – рассмеялся изобретатель. – Вы же обе мелкие, какой там у вас вес…
– Не мелкие, – враз похолодевшим голосом поправила пифия, окидывая его высокомерным взглядом, – а стройные, хрупкие и утонченные. И кто только учил тебя обращаться с девушками! Неудивительно, что от тебя жена ушла.
– Она ушла не поэтому. И вообще, это совершенно не твое дело. И, чтоб ты знала, я умею обращаться с девушками, когда они в моем вкусе! – выпалил на одном дыхании явно задетый за живое гений и сердито отвернулся.
– Сам дурак! – не осталась в долгу Лайн. – И сам ты не в моем вкусе!
– Да мне и не нужно быть в твоем вкусе, понимаешь?! Не надо! Мне дела до тебя нет! И оставь ты меня в покое, Богов ради! Что ты пристала ко мне со своими бабскими закидонами?!
– Я к тебе пристала?! А кто сегодня лапал меня за зад?!
– Я нечаянно! – то ли от гнева, то ли от стыда залился краской Эйвальд.
– Так я тебе и поверила! Все вы, мужики, только об одном и думаете!
– Да не думаю я об этом, мне некогда! Об изобретениях я думаю, ясно?! И почему я должен перед тобой оправдываться, я понять не могу?!
– А тебя никто и не просит оправдываться! Иди ты к мракобесам вместе со своими изобретениями! И никогда больше не смей на меня орать!!! – рявкнула полуэльфка и вымелась вон, с треском захлопнув за собой дверь. Точнее, одну ее створку. Вторая так и осталась распахнутой настежь.
– Отлично побеседовали, – оценила полугномша, примериваясь к еще не тронутому персиковому пирогу. Еды оказалось так много, что до десерта никто не дошел.
Изобретатель, резко развернувшись, прожег ее негодующим взглядом.
– Ой, ну вот сейчас задымлюсь, – покладисто откликнулась девушка. – Ты, чем зыркать, лучше скажи мне как на духу, чего ты на нее орешь? Ну дура она. Временами. Не всегда. Ну порет чепуху. А ты-то, взрослый мужик, чего заводишься?
– Я не завожусь! – рявкнул доведенный до белого каления гений. – Я хочу – нет, я мечтаю! – чтобы вы оставили меня в покое! Я желаю забросить вас в Академию и, не сбавляя хода и не оборачиваясь, вернуться в свой замок, в свою мастерскую, к своим изобретениям! И никогда больше ни одну из вас не видеть! Неужели это так сложно понять?!
Он орал еще долго, за неимением занозливой полуэльфки срывая злость на подвернувшейся и не вовремя вставившей слово полугномше. А когда вдруг понял, что чхать она хотела на его сольное выступление и, вообще, ее намного больше занимает еда, зло сплюнул и выскочил из обеденного зала, захлопнув вторую створку многострадальной двери.
Сам-то он прекрасно понимал, почему взбрыкивания своенравной пифии доводят его до точки кипения за долю секунды. Понимал и изо всех сил не хотел этому верить. Он уже однажды влюбился. И кончилось все тогда плохо. И он не хотел больше пробовать ну совсем! Как же немыслимо им обоим – ему и Беатрис – тогда повезло, что они не пошли под венец! А ведь собирались же на полном серьезе. Но для венчального обряда в храме нужно было выждать некоторое время – дело было осенью, и многие молодые спешили навсегда связать свою жизнь друг с другом. Кроме того, несколько дней перед обрядом нужно было строго выполнять определенные ритуалы и, вообще, соблюсти тысячу и одну традицию. А в ратуше расписывали всех желающих в день хоть по десять пар, без какой-либо предварительной подготовки. Вот они туда и пошли – очень уж им не терпелось обменяться кольцами. И это оказалось невероятным везением для них обоих. Еще большим везением, конечно, было бы не жениться вообще, но они и так выбрались из этого брака с наименьшими потерями. Этого опыта ему хватило, наверное, на всю жизнь. Именно поэтому он совершенно, категорически не собирался снова связывать себя романтическими отношениями. Тем более с такой взбалмошной сумасбродкой, как Авалайн Фаррел. Но ее мраморно-белая кожа и аристократично-утонченные черты лица совершенно не давали ему покоя. И еще глаза темно-шоколадные, становившиеся немного печальными каждый раз, когда она переставала дурашничать. И доходящие до плеч угольно-черные волосы, которые она смешно стягивала на макушке в небрежный пучок. И некоторые пряди выпадали из него, ложились мелкими завитушками на бледную шею и совершенно не давали ему спокойно жить и мыслить. И тонкие, будто из хрупкого фарфора, прохладные пальцы. Он еще ни разу не брал ее за руку, но почему-то был уверен в том, что пальцы у нее обязательно должны быть прохладными.
Изобретатель коротко ругнулся и от души хлопнул себя ладонью по лбу. Так дело не пойдет. Ему надо срочно взять себя в руки и подумать о чем-нибудь другом, понятном и привычном.
Забытая всеми полугномша так и осталась сидеть за столом.
– Ой, ну прям как супруги с десятилетним стажем, – заключила она, оценивающе осматривая пирог. Один кусок она уже съела, пока все орали. Глаза просили второй, желудок протестовал.
«Ладно, хоть половинку, – решила девушка. – а то обстановка тут сплошь нервная какая-то. А я на нервной почве могу барашка целиком уплести».
Далеко уйти разъяренной пифии не удалось. За следующим поворотом на нее выскочила Марго, спешно обтирающая мокрые руки об опрятный передничек. Позади слышались вопли Эйвальда, и останавливаться полуэльфке совсем не хотелось, но и пробежать мимо улыбнувшейся ей девушке она не смогла.
– Здравствуй, Марго! – попыталась поздороваться она как можно безмятежнее, но, не сдержавшись, все же нервно обернулась. Едва только уши не прижала, как нашкодившая кошка.
– Здравствуй. Лайн, скажи мне, с Летой все в порядке?
– Я не знаю, – не стала кривить душой пифия.
– Вы не можете ее найти? Она пропала?
– Марго, – Авалайн вздохнула и потерла лоб, – мы действительно не можем ее найти, но я совсем не уверена, что она пропала. Может, умотала куда, ты же ее знаешь.
– Знаю, да. Но я могу чем-нибудь помочь?
– Не знаю, не думаю. Хотя… У нее есть здесь личные вещи?
– В смысле?
– Ну в смысле ее вещи. Которые принадлежат именно ей.
– Шутишь? – Марго прыснула в кулачок. – Они жила здесь всю жизнь. Да этот замок набит ее вещами сверху донизу!
Пифия поежилась и инстинктивно втянула голову в плечи – Эйвальд орал уже во всю голосину. Каждое его слово было слышно так отчетливо, словно он находился от нее в двух шагах, а не на другом конце длинного коридора. Речь его, длинная и пламенная, ничего хорошего не сулила.
От звука грохнувшей двери девушки подпрыгнули уже вместе.
– Мне очень нужна ее вещь, – только и успела проговорить полуэльфка, когда обозленный изобретатель едва не сбил их с ног.
– Опять ты?! – взревел он, но полуэльфка проворно ткнула пальцем в Марго и проорала изо всех сил, словно опасаясь того, что Эйвальд сиюминутно свернет ей шею, даже не выслушав напоследок:
– У нее есть Леткина вещь!!!
– Так сразу бы и сказала!
– Я сразу и говорю! И перестань уже орать, достал, – со спокойным достоинством произнесла Лайн и, повернувшись к Марго, продолжила прерванный разговор: – Если тебе не трудно, принеси любую, пожалуйста. Или мне с тобой сходить?
Эйвальд тяжело дышал и странно в упор смотрел на пифию. Добро, хоть орать перестал. Однако все еще выглядел как разъяренный бык, перед мордой которого безостановочно машут красной тряпкой.
– Ой, ну что ты! – всплеснула руками Марго и опасливо покосилась на изобретателя. – Я мигом. Вам куда принести?
– А леший его знает. Давай, что ли, обратно в трапезную? – спросила у Эйвальда пифия.
Тот все так же молча кивнул. Ноздри его раздувались, глаза из-под насупленных бровей метали молнии.
– Ну, значит, в трапезную, – Авалайн, как ни в чем не бывало, улыбнулась девушке и, подхватив гениального изобретателя под локоток, повела назад. Тот покорно пошел.
– Ну вот и чего ты так орешь? – тихо спросила она, когда шаги Марго затихли в отдалении. – Я не такая уж дура, честное слово. Видишь, ценные сведения раздобыла. Теперь не пальцем в небо тыкать будем, а узнаем наверняка, в какие такие дали твою сестрицу занесло. А то, что ерунду несу, так плюнь и разотри, я же не всерьез. И нечего на меня обижаться. Мужчинам вообще обижаться на девушек не положено. Ибо бессмысленно.
– Я и не обижался, – проскрипел измученный изобретатель и вдруг положил ладонь на тонкие прохладные девичьи пальчики, вцепившиеся в его рубаху на сгибе локтя. И осторожно улыбнулся тому, что они действительно прохладные, и он как будто знал это всю жизнь. Они не могли быль холодными или теплыми, только такими.
Щеки пифии залились румянцем, и она быстро отвернулась, чтобы скрыть смущение.
– Знаешь, чего я не понимаю? – совершенно не замечая ее ерзанья, вопросил Эйвальд и, не дождавшись ответа, продолжил. – Я не понимаю, почему такое простое и очевидное решение не предложил нам сам граф.
– Какое решение? – даже не пытаясь вникнуть в смысл сказанного, уточнила Лайн, нервно косясь на его руку. Было тепло и приятно. И еще немного страшно от того, что он так уверенно и спокойно гладит ее пальцы. И совершенно не хотелось думать о том, что это значит и как ей дальше жить.
– Взять Леткины вещи и снова попробовать поискать. Почему мой дядюшка не предложил этого сам, Лайн? Почему он отговорился делами и просто ушел? Почему не проявил должного беспокойства?
– По поводу чего?
– По поводу пропажи его единственной дочери! Ты совсем меня не слушаешь?
– Я слушаю. И я не знаю ответ ни на один из твоих вопросов.
– Вот и я не знаю. Но он первым должен был… как это… проявить инициативу!
– О, я смотрю, вы перестали друг на друга шипеть понапрасну? – полугномша наминала уже третий кусок пирога и выглядела счастливой.
– Что? – не понял сбитый с мысли Эйвальд, а полуэльфка вспыхнула и отдернула руку.
Рикнака хохотнула:
– Так с чем пожаловали?
– С новыми идеями. Сейчас опять будем работать с картой.
– Вещицу нашли?
– Марго сейчас принесет, – пифия, недолго думая, тоже потянулась к пирогу.
– И мне оставьте! – встрепенулся изобретатель, видя, как десерт уплывает у него из-под носа. – Нечасто все же выпадает возможность объесть близкого родственника.
Он проворно нырнул за стол, но полакомиться не успел. В дверь протиснулась Марго, в руках у нее был объемный мешок, расшитый красивыми узорами из бисера и цветных ниток.
– Еле дотащила! – радостно, видимо от того, что смогла оказаться полезной, сообщила она.
– Не многовато? – вскинула брови Лайн.
– Это вещи? – не поняла полугномша. – Кто переезжает?
– А я побольше нахватала, чтобы вам было из чего выбрать! – отмахнулась от них девушка. – Сыпать куда?
– Да прям на пол высыпай, мы разберемся, – решил Эйвальд, с сожалением отставляя в сторону так и не надкушенный пирог. – А я пока карту достану.
Процесс не занял много времени. Карта была извлечена и увеличена, а из кучи вещей выбрана премиленькая музыкальная шкатулочка и торжественно возложена на нужное место.
– Ну вот сейчас все и прояснится, – нетерпеливо заерзала явно довольная происходящим Рикнака.
Все, затаив дыхание, следили за картой. Но ничего не происходило, зеленый огонек нигде замечен не был.
– Ну и что? – не выдержала Марго, даже и не помыслившая о том, чтобы вернуться к своим прямым обязанностям, когда тут такое веселье.
– Не знаю, – растерянно произнес изобретатель. – Не понимаю.
Вдруг вся карта ярко полыхнула зеленым и погасла совсем. Питающий ее амулет мгновенно поблек.
– Разряжен, – резюмировала полугномша.
– Карта накрылась? – тревожно спросила Лайн.
– Не похоже, – Эйвальд, присев на корточки, осторожно осматривал свое изобретение. – Но она почему-то «выпила» весь заряд амулета подчистую. Хотя его еще на десять-пятнадцать поисков должно было хватить.
– Заряд, значит, «выпила», а показала кукиш. Почему?
– А я знаю? Никогда раньше такого не видел.
– Маскировочные чары? – обернувшись к полугномше, спросила Лайн.
– А леший их разберет. Если и они, то очень сильные.
– Ладно, по крайней мере, теперь мы точно знаем, что нам необходимо поставить в известность Верховного.
– На самом деле, мы все еще ничего не знаем, а догадки строим на пустом месте.
– Мое видение не пустое место!
– Но и не свершившийся факт.
– И хвала Богам!
– Ты так и не сказала, что видела, кстати.
– Не сказала, потому что не хотела. И сейчас тоже не хочу об этом говорить.
– Но мы имеем право знать, чего конкретно опасаться, – поддержала изобретателя Рикнака.
– Как только это начнет происходить – я вам сообщу! – пифия раздосадованно плюхнулась на стул и отвернулась.
– Лайн, – мягко проговорил Эйвальд, взял другой стул и сел напротив возмущенно запыхтевшей полуэльфки, – Я понимаю, что тебе страшно. Но мы должны хоть примерно представлять себе, с чем имеем дело. Нам нужны все возможные детали. В конце концов, возможно, ты видела какие-то ориентиры. Сама не узнала, но вдруг я по описанию могу узнать. И мы поймем хотя бы, в какую сторону двигаться.
– Не видела я никаких ориентиров, ясно? – всхлипнула пифия и уставилась на него покрасневшими и несчастными шоколадными глазищами. – Я видела только башню. Высоченную башню. Ума не приложу, где она может быть, но без помощи магии такую не возвести точно. Лета была там. Но потом вдруг что-то случилось, и все разрушилось. И башня эта, чтоб ее, и замок. Рядом с ней был замок очень красивый. Ничего не стало, понимаешь?
– Ты не плачь, я понимаю. Может быть, Лета успела спастись?
– Нет, никто не успел. Там было еще много людей. Но все произошло так неправдоподобно быстро. Эйв, я понятия не имею, что за сила способна стереть с лица земли такие огромные сооружения всего за несколько минут.
– А люди? Ты смогла их разглядеть? На кого они были похожи?
– Я думала об этом. Некоторые из них походили на колдунов. Другие на наемников… Это был как будто военный гарнизон, но никто не носил форму и каких-либо других опознавательных знаков на них тоже не было. И я даже не знаю, на территории Иркаса это место или где-то за его границами.
– Тогда действительно нам лучше как можно скорее ехать в Академию.
– Ну так а я о чем? – трагически шмыгнула носом девушка.
Марго стояла ни жива ни мертва, в ужасе закусив кулачок и квадратными глазами взирала на гостей.
– Марго, не обмирай, все будет хорошо, – потормошил ее за плечо Эйвальд. – Мы все успеем и всех спасем. Я надеюсь, уже все все переварили и можно выезжать?
– Не можно, – простонала полугномша, откидываясь на спинку стула. – Я снова объелась.
– Рикнака! Ну вот, блин! – возмутилась, сразу переставшая разводить мокроту́, пифия.
– Что – Рикнака? Просто все очень вкусное.
– И через сколько ты будешь готова?
– Через час, не раньше.
– Ладно, делать нечего. Предлагаю тогда немного вздремнуть.
– Где? На полу? Комнаты же нам, вроде бы, не отвели.
– Да вон же у чайного столика удобные кресла. Вы, в силу своей компактности, если клубочком свернетесь, так и вообще целиком поместитесь.
– Замечательно! – воодушевилась такой перспективой полугномша и первая стала вить гнездо в уютном кресле.
– Все равно не усну, – пожаловалась Эйвальду Лайн. – И пробовать не стоит.
– Тогда просто полежи, никто и не заставляет тебя спать. Думаю, ехать придется в ускоренном режиме, так что не лишним будет набраться сил. А мы с тобой столько орали, что я, например, заново устал.
Глава 11
– Мне не нравится это место! – прошипел Эйвальд, осторожно раздвинув кусты и еще раз взглянув на постоялый двор.
– Почему оно тебе не нравится? – в тон ему прошипела пифия. – И почему мы сидим в кустах?
– Потому что я хочу изучить обстановку.
– Да что тут изучать, – фыркнула полугномша. – Глушь лесная и ни души – вот, считай, и изучили.
– Эйв, ночь уже! Я есть хочу!
– И вас действительно не волнует, что, как заметила Рикнака, этот постоялый двор стоит посреди леса?
– Не волнует ни капли. Смотри, тут же пересечение четырех дорог. Наверное, путников забредает немало.
– Перекрестки – мракобесье место. Даже тройные, а четверные уж и подавно, – невпопад сообщила Рикнака.
– Издеваешься? – вылупила на нее глаза полуэльфка.
– Констатирую.
– Рикнака дело говорит. Но, я так понимаю, что и на это тоже всем начхать. Ладно, леший с ними, с перекрестками! Но его даже на карте нет! – изобретатель возмущенно потыкал пальцем в добытую из-за пазухи карту. Карта была совершенно обычная, бумажная. И никаких волшебных свойств не проявляла.
– А все остальные дворы есть, значит? – скептически вздернула носик Лайн.
– Не все. Только те, в которых бывал или проезжал мимо. Сразу и отмечал, на всякий случай.
– Ну так вот тебе и ответ!
– Нет. Мы ведь не за тридевять земель забрались, и я почти уверен в том, что бывал в этих местах. Как-то очень уж знакомо все. Но двора постоялого здесь не было!
– И давно ты тут бывал?
– Давненько. Я вообще редко за границы графства выезжаю. Ну, лет, может, пять, не помню.
– Значит, его здесь построили, только и всего.
– Когда? Посмотри внимательно – он совсем обветшалый. Ему лет десять не меньше! Может и больше, но точно не меньше.
– Ой, да и пес с ним! Но там свет и пахнет вкусно! Ужин готовят, гостей ждут.
– Ага, вопрос только в том, из кого готовят. Вдруг из предыдущих гостей?
– Эйв, мы три дня в пути! Я уже задницы не чувствую – то в жестком седле отбиваю, то на твердой земле отлеживаю!
– Так, может, тебе подушку к седлу примотать? – вкрадчиво уточнил, снова начавший заводиться изобретатель.
– Народ, я не хочу вас отвлекать, но ничего, что мы тут в засаде маемся, а лошади наши уже к самой коновязи подходят? Сдается мне, это какая-то неправильная конспирация, – осторожно подала голос Рикнака.
– Да леший вас всех побери! – от души выругался Эйвальд.
А Лайн, удовлетворенно хмыкнув и выпрямившись во весь рост, направилась ко входу. Остальным ничего другого не оставалось, кроме как последовать за ней.
– «Ночной странник» – дурацкое название. И кому он здесь нужен, этот «Странник» в такой глухомани? Они должны были разориться уже раз двадцать пять! И кто, вообще, отважится здесь работать? Только тот, кого сами разбойники и упыри тронуть побоятся… или примут за своего.
– Упыри, как правило, водятся на кладбищах, Эйв. И прекрати, наконец, стенать.
– А сегодня еще и день перед полнолунием. Время, когда нежити неймется и лезет она изо всех щелей. Еще и не заперто, словно только нас и ждали… – продолжил бубнить себе под нос изобретатель, но его уже никто не слушал.
– А все-таки зря бурчишь! – усовестила его полуэльфка, осторожно переступая порог. – Здесь вполне сносно. Эй, есть кто живой?
На ее крик тотчас вышла премиленькая молодая девушка с копной мелко вьющихся белокурых волос. Улыбка была широкая и открытая. Глаза задорно поблескивали. Некогда богатое платье теперь было латано-перелатано, но корсаж делал талию неправдоподобно тонкой. А глубокое декольте вызвало у девушек непроизвольный завистливый вздох. Эйвальд тот и вовсе поспешно отвел глаза, а потом сунул деловито сговаривающейся о ночлеге полуэльфке серебряную монету, отошел на несколько шагов и принялся рассматривать зал. Ничего особенного – столы да длинные лавки. Ставни по ночному времени заперты, теплятся лучины. По стенам развешаны плетенки чеснока – от нежити. Надо же. Небольшая слегка покосившаяся дверка, скорее всего, ведущая в кухню. По центру – деревянная лестница, некоторые ступени явно требуют ремонта, но в труху еще не рассыпаются. Наверху, наверное, несколько спален. Хотя, если второй этаж не уступает по длине первому – а он, скорее всего, не уступает – то вовсе даже и не несколько, а с целый десяток будет. Немало. И все-таки, кому они здесь нужны, эти комнаты? Нет, ну это ж надо было для чего-то строить такую громадину… А для чего? Подобного рода загадки Эйвальду не нравились. Он вообще всю свою сознательную жизнь всячески старался избегать опасностей. Еще он не сразу, но все-таки обратил внимание на то, что вокруг очень чисто. Ни пылинки, ни соринки. Словно прибирался здесь целый штат прислуги, причем аккурат перед их приходом. Это, пожалуй, было еще непонятнее. Разве под силу девушке самой навести такой порядок?..
– Эйв! – не дав додумать, подскочила к нему сияющая от счастья Лайн и ткнула под нос местами поржавевший ключ. – Тут комнаты сдают за бесценок! Той монеты, что ты мне дал, хватило сразу на три!
– Как за бесценок? – не сразу осознал сказанное изобретатель. – Как сразу на три? Этого не может быть!
– Почему не может?
– Потому что это противоречит здравому смыслу.
– У тебя какой-то неправильный здравый смысл. Он все время портит мне веселье!
– Лайн, да послушай меня! Они три шкуры с постояльцев должны драть, чтобы худо-бедно прожить и не помереть голодной смертью. Ты хоть представляешь, как ничтожно мала вероятность того, что сюда кто-то переночевать зайдет?
– Эйв, я устала от твоего занудства. Если тебе здесь не нравится, ночуй в лесу и не мешай людям получать удовольствие от жизни.
– Я не могу спокойно ночевать в лесу, зная, что ты осталась здесь!
– Не поняла, ты переживаешь за меня что ли?
– Конечно, я за тебя переживаю! Мне же нужно доставить вас в Академию живыми, а не обглоданными.
– А… то есть, за Рикнаку ты переживаешь тоже?
– Лайн, что ты опять ко мне пристала?
– И ничего я не пристала. Мне любопытно.
– Любопытство кошку сгубило. Ладно уж, будем надеяться, что эту ночь нам пережить удастся. Но если что, учти – мы влипли в это с твоей подачи!
– Да никуда мы не влипли. Домиана просто чудесная. Несмотря даже на это ее декольте, которое всех нормальных девушек должно ввергать в глубокую депрессию.
– Хорошо, если ее декольте будет самой большой нашей проблемой сегодня.
– Вы как хотите, а я ужинать не стану! – категорически заявил изобретатель, когда его с некоторыми усилиями, но все же усадили за щедро накрытый стол.
– Вообще, переночевать еще куда ни шло, а трапезничать здесь я бы тоже поостереглась, – неожиданно поддержала его Рикнака.
– А ты-то почему? – уныло буркнула Лайн.
– Я на карту взглянула – до ближайшей деревни далековато, до города и того дальше. Кто его знает, где они берут продукты и как часто привозят? Что-то не радует меня на сон грядущий налопаться несвежей колбасы.
– И леший с ней, с колбасой! А сало? А вяленое мясо? Им-то что сделается? Вы только гляньте, какая на столе вкуснотища!
– Сало, ну да, – проворчал Эйвальд и облокотился спиной о стену. – А ты человечье сало от свиного на глаз отличишь ли?
Пифия позеленела и медленно отодвинула от себя тарелку. Аккуратно выложенные на ней тонкие ломтики сала уже не казались такими соблазнительными.
– Вредные вы! Только и горазды, что аппетит портить. Но картошечку-то можно?
– Если ты уверена, что она ничем подозрительным не нашпигована и не посыпана, то отчего же нет?
– Хорошо, а во что мне тогда можно вонзить зубы?
– Что ты так волнуешься? У нас с собой еще прорва еды. Запирайся в комнате и лопай хоть всю ночь.
– Непонятно вот только, для кого тогда мы вообще все это заказывали? – протянула полугномша.
– А мы и не заказывали, – мрачно просветила всех изголодавшаяся пифия. – Ужин входит в стоимость ночлега.
– То есть, он тоже практически задарма, – кивнул своим мыслям изобретатель. – Ладно, пока на нас никто не смотрит, отнесу-ка я все это богатство на улицу да где-нибудь под кустом высыплю.
– Зачем? – практически в один голос оторопели девушки.
– Чтоб не вызывать подозрений. Пусть думают, что мы съели все.
– У тебя что, паранойя на нервной почве случилась?
– Иногда лучше перебдеть, чем недобдеть и жалеть об этом всю оставшуюся недолгую жизнь. Помогите мне лучше свалить все вот в эту большую миску.
– Я в таком варварстве участия принимать не стану, – скрестив руки на груди, отрезала полуэльфка.
Полугномша немного помялась, но все-таки стала покорно сгружать еду куда велено.
Едва за гениальным изобретателем закрылась дверь, из кухни показалась Домиана.
– Уже отужинали? – она окинула пустой стол изумленным взглядом.
– Ага, – кивнула Рикнака.
– Действительно, что-то мы очень быстро все съели, – вполголоса произнесла пифия. – Очень, знаете ли, кушать хотелось.
– Все было очень вкусно, спасибо вам большое. А теперь мы, пожалуй, отправимся на боковую, – поддакнула ей полугномша, демонстративно зевая и потягиваясь.
– И тут вернулся Эйвальд с пустой миской в руках.
– А у нас тут немного еды осталось, – оценив обстановку, с порога начал он. – Так я ее лошадкам снес. Они у нас вечно голодные и абсолютно всеядные.
На этот раз Домиана совершенно не смогла скрыть удивление, очень быстро сменившее любопытство.
«Еще бы! – подумала Лайн. – Всеядные, блин, лошади! Догрызают куриные косточки за владельцами. Салом тоже не брезгуют, если лишний шматок останется. А еще говорят, что я несу ахинею».
– Ну… – неуверенно произнесла хозяйка постоялого двора, явно стараясь собраться с мыслями и не брякнуть чего неуместного поздним гостям. – Вы тогда наверх поднимайтесь. Там на каждом ключике номер комнаты оттиснут. А постели я уже и постелила.
– Благодарю, – учтиво произнес изобретатель и деликатнейшим образом вернул миску обратно на стол.
Пифия удовлетворенно улыбнулась своему отражению в маленьком зеркальце на длинной ручке и отложила в сторону гребень, которым последние полчаса остервенело пыталась прочесать запутавшиеся кудряшки. За эти дни, проведенные на свежем воздухе, вдали от пыльных аудиторий и без хронического недосыпа, на щеки вернулся привычный румянец. Исчезли синяки из-под глаз…
Она снова взглянула в зеркальце и вздрогнула. Ей привиделось какое-то неясное размытое движение за спиной у дальней стены. Быстро обернулась – никого. Только соломенные куклы в пестрых нарядах сидят рядком на комоде.
– Нервы лечить надо! – строго сказала она своему отражению и принялась раздеваться.
За стеной шумно возился Эйвальд. Что-то невнятно бормотал и гремел какими-то железками. Наверное, что-то изобретал, кто его знает. Обычно посторонние звуки раздражали ее и мешали заснуть. Но не сегодня. Сегодня они действовали на нее успокаивающе. Приятно было знать, что он за стеной. Совсем рядом.
Рикнака недовольно покосилась на большое зеркало в массивной раме, висевшее на стене рядом с изголовьем кровати. Она не любила зеркала с детства, даже сама не знала из-за чего. Очень редко в них гляделась и вообще не понимала, какой в них толк? Причесаться можно и наощупь. Заплести волосы в косу – тем более.
Она подошла к зеркалу и, стараясь не глядеть на свое отражение, провела пальцем по резным выступам на раме. Ни пылинки. Интересно, как эта девица успевает везде прибирать? Или она здесь все-таки не одна? Тогда где же все остальные? Слуги? Или семья? Почему она обслуживает постояльцев в одиночку?
Задумавшись, Рикнака невольно глянула в отражение и отшатнулась, отчаянным усилием воли удержав в груди рвущийся наружу возглас. Ей показалось, что в комнате за ее спиной кто-то есть. Сморщенное, трупно-синюшного цвета существо, все в струпьях и язвах, свисающих лохмотьях гнилой плоти. Полугномша обернулась так быстро, как только могла. И на этот раз сдержать испуганный вскрик не смогла. В комнате она действительно была не одна.
– О, простите, пожалуйста, я не хотела вас пугать, просто принесла свежее полотенце и кувшин воды, чтобы утром вы могли умыться, – затараторила хозяйка двора.
– Почему вы не постучали? – дрогнувшим голосом спросила полугномша и бросила быстрый взгляд в зеркало. Домиана исправно в нем отражалась. Никакой синевы и струпьев. Обычный, нормальный, живой человек.
– Я не постучала? – девушка растерянно оглянулась, будто в поисках ответ на вопрос. – Простите, я была уверенна, что стучала. Наверное, задумалась и не заметила, что…
– Или я. Я тоже вполне могла задуматься и не услышать стук, – ободряюще улыбнулась Рикнака. – Скажите, Домиана, вас не затруднит передать господину, прибывшему с нами, одну вещь?
– Конечно-конечно. Тем более, я еще не отнесла ему кувшин и полотенце, – всплеснула руками девушка, всем своим видом выражая желание и готовность помочь.
– Благодарю, – Рикнака вынула из-за голенища узкий маленький ножичек и протянула хозяйке двора. – Уж и не знаю, зачем он ему понадобился, – добавила смущенно. – За ужином еще просил занести, да я запамятовала.
– Ах, ну конечно! Какая ерунда, мне совсем не сложно, – Домиана ловко взяла нож и проворно убрала в карман изрядно поношенного, но выстиранного и тщательно заштопанного передничка. – Могу я еще чем-то вам помочь?
– Нет-нет, спасибо. Признаться, я бы немного поспала.
Пифия безуспешно ворочалась с боку на бок уже без малого второй час, но сон так и не шел. Что-то тревожное будто витало в комнате. Иногда ей чудился чей-то пристальный взгляд. Иногда даже присутствие кого-то совсем рядом. Промаявшись еще немного, она все-таки зажгла куцый огарок свечи, заботливо оставленный Домианой на тумбочке. Света от него было мало, углы и большая часть комнаты так и остались в темноте. Но зато полуэльфке удалось наконец-то задремать.
Однако очень быстро ее разбудил неясный звук. То ли шебуршание, то ли поскребывание, со сна сложно было разобрать. Полуэльфка приподнялась на локтях и опасливо огляделась. Мыши? Хорошо, если они. Свеча практически догорела и освещала теперь только тумбочку да край кровати.
Звук повторился. Теперь пифия точно знала, что шебуршало в дальнем углу, возле окна. Она замерла, стараясь не дышать, и вся обратилась в слух. В углу снова что-то закопошилось. Девушку прошиб холодный пот. Если это и мышь, то очень большая. Может быть, крыса? Крыс она боялась. Мышей – ни капли, но крысы – дело другое. Они огромные, у них страшные морды, ужасные зубы и омерзительные голые хвосты.
Авалайн не считала себя слишком уж изнеженной и пугливой. Но темнота, незнакомое место и то, что она находилась здесь одна… Все это сделало свое дело. Ей стало так страшно, что мороз пробрал по коже, а волосы на затылке, кажется, даже немного встопорщились.
Копошение не прекращалось. Именно там, в углу. Пифия села и всматривалась туда до боли в глазах, пока не поняла окончательно, что занятие это бредовое. Слух у нее, конечно, острый, но вот зрение – вполне обычное, человеческое. И видеть в темноте, как кошка, она пока не научилась. А жаль.
Внезапно шорох сменился на что-то другое. Странное постукивание… словно топоток маленьких быстрых ножек…
Лайн натянула одеяло до подбородка и, закусив его край, чтоб не заорать во всю мочь, тихонько заскулила.
Последней каплей стало то, что топоток стал приближаться. Он раздавался все ближе и ближе к кровати, на которой в страхе тряслась полуэльфка, пока…
– …! … и …! Мать вашу так и растак! – рявкнула она, рывком откинула одеяло и, одним махом схватив затрепетавшую свечу, странными гигантскими прыжками вылетела в коридор как была – босая и в ночнушке.
– Почему ты в ночной рубашке? – только и успел булькнуть Эйвальд, когда темноволосый тайфун в белом балахоне, вломился в его спальню, едва не снеся дверь.
– Ну прости, я верну! – непонятно ответила пифия и привалилась к стене, пытаясь выровнять дыхание.
– Нет, я имею в виду, почему ты сейчас в ночнушке? Ты что, явилась меня соблазнять?.. Стоп. Куда вернешь и что я должен простить?
– Ты не о том думаешь! Меня срочно нужно спасти, и сделать это можешь только ты!
– Лайн, не юли и отвечай! Иначе я палец о палец не ударю. Сдается мне, ты невзначай проговорилась, но о чем, я пока не представляю. Будь так любезна, удовлетвори мое любопытство.
– Уф-ф-ф, – с силой выдохнула полуэльфка и, закатив глаза, быстро протараторила, как зазубренное домашнее задание. – Я эту ночнушку из твоего замка сперла. Мне слуги твои на ночь дали. Надеюсь, ты помнишь, что мы у тебя ночевали. А она такая премиленькая, такая уютная… Вот я и подумала: на кой тебе женская ночнушка?
– Я не понял. Зачем ты украла ночнушку?
– Ну, потому что мы шли к тебе пехом, и все вещи пришлось в Академии оставить. А я не могу все время спать, как вы – в верхней одежде! А голой неуютно. А так вот – раз! – и у меня ночнушечка с собой. Ну разве не прелесть? А тебе что, жалко? Да ну тебя, Эйв, сдалась она тебе? Когда снова надумаешь жениться, новая невеста знаешь сколько такого тряпья к тебе припрет?
– Всемилостивые Боги, помогите мне не сойти с ума, – простонал изобретатель, крепко зажмурив глаза, и потряс головой. – Интересно, а эта ночнушка у меня вообще откуда?
– Ну держат, наверное, какой-нибудь гостевой запас, – пожала плечами пифия. – У дворецкого своего спроси, он наверняка знает.
– Так, хорошо. Я великодушно дарю тебе эту ночнушку.
– Спасибо. Теперь ты можешь меня выслушать?
– Всего лишь выслушать или спасти?
– И спасти, конечно, тоже. Но сначала выслушать.
– Рикнака! – требовательно забарабанил Эйвальд в комнату полугномши. Рядом топталась и мерзла полуголая пифия. – Рикнака, открывай! Это мы!
Дверь распахнулась молниеносно. Девушка предстала их глазам полностью одетая и совсем не заспанная, а какая-то по-боевому бодрая.
– Что у вас? – деловито уточнила она, не размениваясь на глупые вопросы.
– Мракобесие какое-то, – вздохнула Лайн, мышью просачиваясь в спальню. – Эйв, дай мне вещи, пожалуйста.
– Держи, – изобретатель ворохом всунул ей в руки кучу шмотья и, угнездившись за небольшим полукруглым столиком, принялся увлеченно копаться в сумке.
– Так что случилось? – полугномша деловито приладила на пояс пару кинжалов, мимоходом пожалев о том, что свой короткий меч оставила в Академии – поленилась тащить, так как дорога не представлялась ей слишком опасной.
– Лайн уверена в том, что в ее комнате кто-то есть и отказывается туда возвращаться. Леший его разберет, я никого и ничего не обнаружил. Вещи оттуда забрал и к тебе. В моей спальне все спокойно… было. Пока не вломилась полуголая девица.
– Я не полуголая! У меня все самое интересное было прикрыто! – пропыхтела раскрасневшаяся и встрепанная пифия. – И вообще, отвернись! Не стыдно тебе подсматривать?
– Я не подсматриваю.
– Значит, подглядываешь.
– И не подглядываю я!
– Что, совсем? – уточнила полуэльфка, и в голосе ее послышалось разочарование. – Ни капельки?
– Лайн, не начинай! – взмолился изобретатель и, развернув стул, вообще сел к ней спиной. – А ты? Что-нибудь заметила? – обратился он уже к Рикнаке.
– Видела мельком в зеркале какого-то трупака за спиной. Оборачиваюсь – Домиана, собственной персоной. Полотенце, говорит, принесла. Я снова глядь в зеркало – она отражается в своем нормальном, так сказать, виде. Я так и не поняла, это с ней что не так, или это меня глаза подводят на почве переутомления. Но сразу же нашу милую домохозяйку проверила: всучила ей посеребренный кинжальчик, якобы тебе, Эйв, передать нужно. Она взяла прямо так, руками, я специально проследила. Не задымилась, не зашипела и вообще никакой реакции не дала. Так что она не нежить – это точно. Но нечистью может оказаться запросто.
– Странно, она ничего мне не передавала…
– Ой, вы поглядите, и тут полно куколок! – перебивая их, воскликнула Лайн. – Это у Домианы хобби что ли такое? Сколько же она их навязала?
– А чем тут в лесу еще заниматься? Хобби как хобби, не лучше и не хуже остальных, – не разделила ее восторга полугномша.
– В моей комнате тоже полно, – сообщил Эйвальд. – Я еще голову ломал – ну как можно спокойно уснуть в помещении, набитом куклами? И неуютно от них так, будто следят за тобой, аж мороз по коже. Еле уснул.
– А я вообще не спала. Бдела, – похвасталась Рикнака и подошла к пифии, увлеченно рассматривающей многочисленных местных обитателей. – Надо же, а наряды у них какие! Они даже… Смотрите, они даже все обуты! Вот, в основном все в сапожках, но некоторые в лаптях или в туфельках. Вы когда-нибудь видели соломенных кукол в сапогах?
– И как можно было сделать такую миниатюрную обувку?
– Знаете, все-таки мне здесь не по себе, – передернула плечами полуэльфка. – Давайте поскорее уйдем?
– Погоди, – отмахнулся от нее изобретатель, – я ревизию провожу.
– Это вот прям сейчас надо делать, да?
– Да. Я должен понять, что мы можем использовать для самозащиты.
– От кого самозащищаться будем? Постоялый двор пустой, тут одна хозяйка, а ей мы и так, в случае чего, шею намылим без подручных средств, – раздухарилась полуэльфка, полчаса назад трясущаяся, как напуганная мышь.
– Ножички метательные держи наготове, – посоветовала очевидное Рикнака.
– Одних ножей может не хватить. Дайте мне еще две минуты, пожалуйста.
Полуэльфка демонстративно маялась под дверью, Рикнака деловито и неторопливо проверяла свой арсенал и тосковала по неожиданно утраченному кинжальчику. Возможно, стоило бы перед выходом заглянуть к Домиане и поинтересоваться его судьбой.
– Ну вот и все, я готов.
– Наконец-то, – буркнула Лайн и распахнула дверь.
Ее крик эхом раскатился по темному пустому коридору и затих вдали. Эйвальд оказался рядом в один прыжок, оттащил ее за шкирку и захлопнул дверь.
– Что?! – в один голос рявкнули они с Рикнакой.
– С-сам отк-крой и п-посмотр-ри, – проклацала зубами пифия.
Изобретатель немного помедлил и, решившись, рывком распахнул многострадальную дверь.
На пороге стояли куклы. Огромное количество кукол. Видимо, они стеклись сюда со всех комнат. Эйвальд осторожно притворил дверь, уперся в нее лбом, глубоко вдохнул и с шумом выдохнул. Затем нарочито медленно обернулся и молча кивнул притихшим девушкам куда-то за их спины. Они покладисто посмотрели, куда велено, и с визгом бросились к изобретателю, облепив его с двух сторон, как мартышки дерево.
С резных деревянных полочек, в обилии украшавших стены спальни, неправдоподобно ловко и быстро спускались куклы.
– Ну все, с этого самого момента я ненавижу кукол, – печально поведала полугномша, вытаскивая из-за пояса кинжалы. – И сильно подозреваю, что теперь это на всю жизнь.
– Это называется психологическая травма, – просветила ее Лайн.
– Да мне-то какое дело до того, как это называется?
– А вот ножички твои здесь вряд ли помогут.
– Скорее всего действительно не помогут, но мне с ними спокойнее.
– Я не уверен, что нам стоит их бояться, – вдруг произнес Эйвальд. – Вы только гляньте, какие они маленькие.
– Да, но они живые! – вылупила на него глазища полуэльфка. – Это противоестественно!
Тем временем куклы уже всем составом оказались на полу и выстроились в рядочек, равнодушно глядя на них разноцветными глазами-пуговками.
– Вам не надо бояться нас. Мы пришли предупредить, – прорезал повисшую тишину пронзительный голосок.
Он был настолько тонок, что пифия мигом скукожила страдальческую мордочку и подергала себя за свернувшиеся в трубочку чувствительные уши.
– О чем предупредить? – подозрительно спросила полугномша, не торопясь складывать оружие.
– Вам надо уйти. Оставаться нельзя. Это место плохое. Гиблое.
Они говорили короткими фразами, и складывалась ощущение, что даже на такую беседу у них уходит много сил.
– Мы заметили. Но вы-то сами кто?
– Люди.
– Не похожи.
– Были людьми. Ночевали здесь. Пути назад нет. Ни для кого. Теперь мы пленники этого места. Навсегда.
– Почему?
– Долго рассказывать.
– Мы не торопимся.
– Нет, мы торопимся! – мигом взбунтовались девицы.
– Пять минут у нас есть. Я вас слушаю.
– Дом непростой. Появляется на три дня каждый месяц.
– День перед полнолунием, полнолуние и день после него?
– Да. В разных местах.
– То есть, не стоит на месте, а перемещается… Порядок у перемещений есть? Или он движется хаотично?
– Порядка нет. Случайное место.
– Хорошо, дальше.
– Исчезает утром. Кто внутри – исчезает тоже.
– Зачем ему нужны люди?
– Энергия.
– Она не бесконечна. Когда энергия кончается, что происходит с человеком?
– Станет куклой. Куклы служат дому.
– Убираете, ведете хозяйство, так?
– Да.
– Почему вы решили нам помочь?
– Всех предупреждаем. Никому не удалось уйти.
– Ясно. Мы что-нибудь можем для вас сделать?
– Нет. Уходите. Не медлите.
– У меня тоже есть вопрос! – не удержалась Лайн. – Можно?
– Да.
– Чем кормят постояльцев? Человечиной?
– Нет. Пища перемещается сюда колдовским способом. Из других домов.
– Значит, ее просто тырят по-тихому… Ну хоть сонным зельем-то сбрызнута?
– Нет. Путники, усталые и сытые, и так спят до утра.
Авалайн победно взглянула на изобретателя, но тот только дернул плечом, оттер ее в сторону и задал следующий вопрос:
– Вы работаете на Домиану?
– Да. Но мы думаем, что и у нее есть хозяин.
– Ладно. Спасибо вам!
– Мы будем рады, если вы успеете уйти.
На этот раз дверь осторожно открыла Рикнака, но коридор был пуст.
– Давайте, девочки, – скомандовал Эйвальд. – Бегом!
И они побежали. Правда, длилось это недолго.
– Никому не кажется, что коридор стал слишком длинным?
– Погодите, вот снова наши двери!
– Мы бежим по кругу!
– Так, стоп, – изобретатель резко остановился, пифия врезалась в его спину и блаженно обмякла. Сзади на нее налетела Рикнака, распластав пискнувшую полуэльфку окончательно. Пришлось гениальному изобретателю, тихо матерясь, нетерпеливо стряхивать их обеих.
– Это похоже на петлю. Можем бежать хоть до утра, но не сдвинемся с места и на пядь. Надо думать.
Авалайн усилием воли вытащила себя из неуместных в сложившихся обстоятельствах романтических грез и серьезно сказала:
– Вряд ли петля. С пространством не каждый архимаг работать может.
– Скорее всего, она нас просто морочит. Отводит глаза, только и всего, – поддержала ее полугномша.
– То есть мы просто как шальные бегаем по кругу, не видя выхода? Занятно.
– Это, конечно, лучше петли, но вопрос все равно надо решать.
– Погодите! – Эйвальд сунул руку в сумку по локоть. – Сейчас, я уверен, что он где-то здесь.
– Кто здесь?
– Вот, – он извлек какую-то коробочку.
– М-м-м… Твой отпугиватель насекомых, – опознала коробочку Рикнака. – На привалах ни раз выручал. Только вряд ли он поможет нам сейчас.
– Да не он! А амулет, который его питает. Защищает от отвода глаз, не самый лучший, конечно, копеечный. Но все лучше, чем ничего. Заряда должно хватить, – пояснил изобретатель, старательно расковыривая свое детище.
– Но ведь нас трое, а амулет один.
– Не беда. Надену его, и мы возьмемся за руки, идет?
– И что, его действие распространится и на нас? – наивно захлопала глазами полуэльфка.
– Я ушам своим не верю! – фыркнула Рикнака. – Полагаю, эту лекцию ты тоже проспала? Это же азы общеобразовательной магической программы! Как это-то можно не знать?
– Зато я вижу будущее, а ты нет, – огрызнулась Лайн.
– Действие амулета таким образом передать невозможно, – терпеливо объяснил Эйвальд. – Но я буду видеть выход и не дам вам свернуть.
– Тогда надевай быстрее, – буркнула покрасневшая полуэльфка.
Изобретателя не нужно было просить дважды. Он быстро нацепил амулет и крепко сжал прохладную ладошку пифии. Та трагически вздохнула и отвернулась, в свою очередь протянув руку полугномше.
– Ну вот сейчас мы и узнаем, петля это или нет. Готовы?
– Вполне.
– Тогда ходу! – и они припустили изо всех сил.
На этот раз коридор был таким, как надо – коротким. До лестницы путники добежали за четверть минуты. Правда, в какой-то момент девушки заголосили: «тут стена!» и попытались затормозить, но изобретатель крепко держал руку Лайн, хоть она и пыталась вырваться.
Обеденная комната оказалась пуста. Кто бы ни был хозяином двора, видимо, он полагался только на морок.
– К двери, живо, – прошептала Рикнака и первой ринулась вниз по лестнице.
– Осторожнее, – нагоняя ее, предупредил Эйвальд. – Лайн, ты долго будешь на мне висеть?
– Долго, – честно призналась так и не выпустившая его руки пифия. – Мне так страшно, что я сейчас в обморок упаду.
– Ладно, тогда виси.
– Ах, леший побери, заперта! – воскликнула полугномша, изо всех сил дергая дверную ручку.
– Тогда попробуем в окно, – предложил изобретатель. – Скорее, пока нас не хватились.
– Поздно, – упавшим голосом произнесла Лайн. – Нас хватились.
Неподалеку от лестницы отворилась неприметная дверка. В освещенном тусклым светом проеме показалась Домиана. Конечно, узнать ее сейчас было весьма проблематично – выглядела девушка совершенно мертвой, причем уже давно.
На некоторое время все притихли, засмотревшись.
– В кухню, живо! – вдруг рявкнула Рикнака и без предупреждения запустила в хозяйку двора подвернувшимся под руку кувшином с какой-то жижей. Та покачнулась, но не упала, а весьма бодро кинулась за беглецами.
– Эйв, чего ты ждешь?! Кидай в нее свои ножи!
– Н-не могу.
– В смысле?!
– Не могу поднять руку на женщину. А она в некотором роде тоже… ну… того.
– Зато я могу! – вспылила полугномша и, выхватив у замешкавшегося изобретателя заготовленные ножички, ловко метнула их один за другим в неотвратимо настигающую их Домиану. Острые лезвия с противным чавканьем вошли в гнилую плоть. Но мертвая девушка даже не споткнулась, активно продвигаясь в кухню вслед за ними. Не беспокоил ее даже невесть как угодивший в правую глазницу нож.
– А ведь действительно промазать невозможно! – несмотря на неблагоприятную обстановку, восхищенно оценила Рикнака. – Я ведь с перепуга наобум метала. Отличный получился артефакт, Эйв!
– Спасибо, – сдержанно поблагодарил изобретатель.
– Зато теперь мы точно знаем, что сталь ее не берет!
– Очень нам поможет это знание, ага.
– Мракобесье отродье! – неожиданно выругалась Лайн, схватила попавшуюся по пути огромную сковороду и, развернувшись, лихо, наотмашь засветила настигающей ее мертвячке по физиономии снизу вверх. Что-то противно хрустнуло, гнилая плоть не выдержала, разрываясь с омерзительным звуком, голова откатилась в сторону. Тело, лишенное главной своей части, потеряло ориентацию и, слепо натыкаясь на стены и мебель, уныло шаркало из угла в угол.
– Держите меня кто-нибудь, – побледневшими до синевы губами выдавила полуэльфка и, выронив сковородку из ослабевших пальцев, стала заваливаться назад.
Упасть ей не дал изобретатель, мягко придержав за плечи.
– Да, сильно! – уважительно протянула Рикнака. – Эйв, ты видел, как у этой твари голова отвалилась? С одного удара! Чудеса, да и только!
– Никаких чудес. Она и без нашей посильной помощи уже почти разложилась. Боги Всевышние, а запах-то!
Рикнака брезгливо скривилась и пинком направила обезглавленный труп в распахнутую дверь – бродить по обеденному залу и не смущать народ своим видом и запахом.
– Я одного не пойму, как же она взяла кинжал, если все-таки дохлая? С каких пор нежить перестала реагировать на серебро?
– Да я вообще уже перестал понимать, что здесь происходит. Она же просто зомби. Пустоголовый мертвяк. Кто-то должен был руководить ее действиями, как руководит кукловод марионеткой. Кто-то должен был навести на нее высококачественный морок, чтобы она выглядела…
– И пахла!
– …как живой человек. И кто-то должен был морочить нас в коридоре наверху. Это не могла быть она.
– Уходим отсюда, – решительно кивнула полугномша. – Все логические умозаключения оставим на потом.
– Чары! – вдруг проклацала зубами доселе молчавшая Лайн и покрепче вцепилась в изобретателя. – На нее были наложены мощные защитные чары, иначе она не смогла бы прикоснуться к серебру.
Эйвальд, не отвечая, успокаивающе погладил ее по голове.
– Замечательно, – Рикнака подергала дверь черного хода. – И тут заперто.
– Ничего удивительного, нас же не собираются отсюда выпускать. Делать нечего, будем ломать, – решил Эйв.
В тот же момент дом ожил. Со всех сторон из ниоткуда раздались странные ухающие звуки. Захлопали, открываясь и закрываясь, двери, ставни, дверцы шкафов и тумбочек. Наверху что-то угрожающе загрохотало. Пространство вокруг путников начало стремительно сжиматься, будто складываясь. Затрясся пол под ногами.
Почему-то не растерялся один только Эйвальд. Он просто подгадал, когда откроется хлопающая ставня, и повис на ней всем весом, удерживая в раскрытом положении. Вторая продолжала хлопать, отворяясь наружу и внутрь, но половина окна оставалась открытой.
– Быстро сюда! Прыгайте!
Девчонок не нужно было уговаривать. Изобретатель выпрыгнул последним, когда противоположная стена уже почти касалась его спины.
Пространство схлопнулось. Все стихло.
Они упали лицом в прохладную влажную траву. Занимался рассвет. Рядом мирно паслись кони. Ни коновязи, ни постоялого двора больше не было. Все исчезло, не оставив после себя ни единого следа, будто и вовсе не было этого мракобесьего места.
– А знаете, – философски произнесла Рикнака, переворачиваясь на спину и флегматично глядя на то, как стремительно светлеет небо, – я даже не хочу знать, что это было. Я просто очень рада тому, что больше этого нет.
Глава 12
Мы мчались с какой-то умопомрачительной скоростью, за день преодолевая вдвое большее расстояние, чем смогла бы обычная лошадь. Как вернусь в Академию, надо будет обязательно выспросить у Яна, что не так с этой расчудесной лошадушкой. Останавливались дважды в день – перекусить, благо еды все еще было вдосталь. И один раз на ночлег. Впрочем, поднимались до рассвета и снова пускались в путь, будто стараясь перегнать время. Неясная тревога, неуловимое, будто витающее в воздухе, предчувствие беды не оставляло ни на минуту.
Кстати, охранный круг стал получаться у меня с первого раза! Это ли не чудо! Вот что значит полевая практика и регулярные тренировки. К ночному холодку тело притерпелось быстро, не даром говорят, что человек может привыкнуть ко всему.
Таким образом мы отмахали огромное расстояние и, по моим прикидкам, уже к вечеру должны были достигнуть цели. И, признаться, счастью моему по этому поводу не было предела. Осталось только пересечь лес – и уже видны будут высокие крепостные стены, и яркие флаги на остроконечной крыше учебного корпуса, и огромные кованные ворота.
Конечно, в лесу пришлось несколько сбавить ход. Тут не промчишься стрелой, задрав хвост и взметнув пыль – недолго и с каким-нибудь деревом свести близкое знакомство. Но это мелочи, мы и так уже сделали практически невозможное.
Заклинание свистнуло над ухом настолько неожиданно, что я, испуганно дернувшись, чуть не вывалилась из седла. И, совершенно не понимая в чем дело, резко обернулась. По оставленному позади дереву ядовито-зеленым светом растекалась ловчая сеть. Плохо дело. При контакте с жертвой она парализует все тело. Контрзаклинание, конечно, есть. И я его даже знала. В теории. Защитным чарам нас начнут обучать только на третьем курсе.
Кобыла ловко маневрировала, словно путающий следы заяц, молниеносно бросаясь то вправо, то влево. Мощные стволы деревьев один за другим окрашивались зеленым. Пока нам везло – преследователи не могли разгадать Золоткины маневры и позорно мазали. Но сколько еще продлится такое везение, сказать было трудно. Сколько их? Заклинания сыпятся подряд, почти что без остановки. А тем временем на то, чтобы сплести сеть, требуется с полминуты, не меньше. Значит, их как минимум четверо. Может и больше. Так, идем дальше. Заклинание довольно сложное, третьего порядка. Значит, не рядовые колдуны, а, скорее всего, опытные боевые маги…
Я так и не успела сделать еще пару-тройку столь же сногсшибательных умозаключений, которые вряд ли на деле смогли бы мне помочь. От отстраненных размышлений меня отвлекла лошадь. Она вдруг перестала метаться из стороны в сторону и, прижав ушки, рванула так быстро, что у меня голова дернулась назад и сразу захватило дух. Оказывается, до этого необыкновенная кобыла только разминалась. Я вскрикнула и прижалась к теплой шее, зажмурившись и лишь ощущая щекой, как большое сильное животное движется подо мной и как перекатываются ее натруженные мышцы. Грива щекотала нос, в ушах свистел ветер. Я не сразу, но все-таки решилась приоткрыть один глаз – деревья сливались в пеструю движущуюся ленту, и неясно было, как Золотка умудряется их обходить.
– Золотка, миленькая! – крикнула я ей в ухо. – Ты уж аккуратней, а? Может, сбавим чуть-чуть? Ну хоть капельку!
Лошадь упрямо мотнула головой и вдруг, не говоря в ответ дурного слова, встала на дыбы, безжалостно сбрасывая меня в какие-то густые заросли. Я от такого обращения малость ошалела. А потому, даже не пискнув, покладисто свалилась в заросли, как мешок с соломой. Разбираться, что отбила на этот раз (и отбила ли вообще), было совсем недосуг. Я успела только отплеваться от какого-то сора, набившегося в рот, высунуть из кустов голову и отчаянно крикнуть:
– Золотка!!!
Моя драгоценная лошадь беспечно трусила навстречу пятерым потрепанным всадникам. Их кони все были в мыле и выглядели вдвое хуже наездников. Похоже, погоня только показалась мне короткой. На деле же измучили мы их изрядно.
Крик застрял в горле – они колданули все разом. И ладно бы по мне. А они – по лошади! По моей, блин, лошади! Убью.
Однако златогривая кобыла только ускорила шаг навстречу заклинаниям. А потом вдруг расплылась, как мираж, и исчезла. А воздух между мной и преследователями стал какой-то мутный и будто густой. Заклинания врезались в него, как в стену, и немедленно отскочили назад к тем, кем были посланы. Маги, кажется, даже удивиться не успели. Только что они сидели верхом, предвкушая победу – и вот уже лежат на земле, скованные ловчей сетью. И лошади их лежат. И пролежат до самого вечера. Поделом.
Я, постанывая, на четвереньках выползла из кустов и попробовала встать. Как ни странно, получилось. И довольно неплохо, только при ходьбе слегка пошатывало.
– Золотка?
Недобитое раньше колено теперь было основательно добито – сгибаться оно отказывалось напрочь. Пришлось его уговаривать поработать еще хоть самую капельку и чуть ли не волочить ногу следом за собой.
– Золотка… – всхлипнула я и размазала бегущие по щекам слезы. – Как же я без тебя, глупая ты лошадь?..
Боязливо подошла к магам, посмотрела. Живые. Глазищами так и сверкают, только сказать не могут ничего. Долго на них любоваться ни желания, ни нужды не было.
Быстро ощупала себя на предмет крупных повреждений и немного успокоилась тем, что помимо колена пострадало только левое запястье. Это ничего. В Академии такую ерунду вылечат в два счета. Мелкие царапины, ссадины, ушибы я уже и считать не берусь – некогда. Да и незачем. Меньше их от этого все равно не станет.
Долгожданное убежище совсем близко. Надо идти. И идти быстро. Эти вот, когда придут в себя, легко догонят меня верхом.
– Объясни мне, как мог ее упустить отряд боевых магов?
– Я не знаю, мой господин. Они довольно успешно преследовали ее долгое время, но потом… Что-то отразило их чары и околдовало их самих. Все пятеро доставлены в замок. Изволите наказать по выздоровлению?
– Не изволю. Не так давно ты докладывал, что видел в живых ее мужа. Якобы он невероятным образом сумел избежать гибели в драконьей пасти. Надеюсь, хотя бы этот вопрос уже решен?
– Боюсь, что вынужден вас разочаровать, повелитель…
– Почему же, Мардахар?
– Кабацкому отребью почти удалось задержать мага до прихода наших людей, но ему все равно удалось скрыться.
– Его не нужно было задерживать! Его нужно было просто убить!
– Непросто справиться с боевым магом… тем более, когда на помощь ему приходит дракон.
– Что такое ты говоришь? Какой, к лешему, дракон? – вышел из себя глава Ковена, и в глазах его полыхнуло яростное пламя.
– Именно дракон, о мой господин. И, учитывая тот факт, что драконов в наших краях не так уж и много, я осмелюсь предположить, что этот – тот самый, к которому мы так удачно заманили Яна Роутэга.
– Так вот как ему удалось выкрутиться… Значит, старые друзья. Этого нельзя было ожидать… Но можно было предвидеть, Мардахар! Для чего нужен провидец, не способный принести мне все сведения о врагах на золотом блюдечке?!
– Уверяю вас, хозяин, если бы был задан конкретный вопрос, то я бы непременно… но кто мог предположить?..
– Я не желаю больше слышать твоих оправданий. Но я хочу знать, где на этот раз будет девчонка примерно через час.
– Кого теперь вы намерены к ней послать?
– Никого. Она подобралась слишком близко к Академии. Промашки больше недопустимы, второй раз нам не выманить ее так просто. Тем более, эта игра мне надоела. Пришло время самому нанести визит этой милой леди.
Очень быстро я наткнулась на громадные заросли малины и, памятуя о том, что Золотка растворилась вместе со всей поклажей, вознамерилась немного подкрепиться. Дело шло споро, так что мне удалось объесть примерно с треть малинника, когда за моей спиной произошло какое-то шевеление. Едва не подавившись с перепугу, не жуя проглотила сочную сладкую ягоду.
– Золотка? – уточнила на всякий случай, ибо с чудо-кобылы станется волшебным образом «возродится» и подкрасться тайком, до икоты напугав хозяйку.
Но ободряющего фырканья не последовало. Тщательно контролируя каждое свое движение, обернулась. Шагах в десяти стоял… медведь. Здоровенный медведище с лобастой башкой жаждал полакомиться малинкой и явно был не слишком рад подвернувшейся компании в моем лице. От страха я громко икнула. Медведь повел носом и сделал осторожный шаг вперед. Я глянула на его мощные когтистые лапы и с сожалением подумала, что прикидываться мертвой поздно.
– Х-хороший м-ми-мишка? – спросила заискивающе.
Медведь подумал немного, встал на задние лапы, распахнул свои медвежьи объятья и издал такой рев, что мелкие пичуги мигом прыснули в разные стороны с насиженных веток.
Я бежала. Молча. Сил на то, чтобы орать уже не было. Медведь за мной вроде бы не гнался. Но очень не хотелось ждать, пока он насытится ягодами и возжелает мясца.
Бежать мне не мешала даже поврежденная нога, о ней я просто забыла. Правда, ненадолго. Разнесчастное колено все же о себе напомнило, причем самым подлым образом – нога не вовремя подогнулась, и я, утратив равновесие, в очередной раз кубарем укатилась в какую-то густую растительность. На этот раз повезло меньше. Кусты обосновались на краю глубокого оврага. Катилась я недолго, секунд пять. Но мне они показались вечностью. Счастье, что не тюкнулась темечком о какой-нибудь булыжник. Зато сора, пыли и трухи наглоталась знатно.
Вывалилась прямиком к небольшому озерцу, практически уткнувшись в него носом. Продолжая покладисто лежать на животе, вяло протянула руку, зачерпнула ладонью воду и, поднеся ее к губам, сделала осторожный глоток. Хорошо. Немного попахивает тиной, но хорошо. Я снова зачерпнула. А потом еще и еще. От всего пережитого, видимо, решив вылакать таким образом все озеро. Напоследок так же, не вставая, умыла лицо. Лоб тут же защипало. Я озадаченно провела по нему рукой – на пальцах остались красные следы. То есть, треснуться я все-таки успела. И очень хорошо, что лбом, а не затылком. И тут мне стало так себя жалко, что я заревела. Постыдно, в голос. Подвывая и постанывая. И от всей души наплевав на то, что на такие стенания могут сбежаться преследователи, если таковые найдутся.
Наконец, когда слезы кончились, и, несмотря на старания, ни одной слезинки выдавить больше не удалось, пришлось сесть и утереть рукавом зареванную физиономию. И только тут вдруг узнала это место. Прошлой осенью мы с Лайн основательно допекли Яна своим нытьем, и он отвел-таки нас в лес за грибами. Начали собирать мы их в липовой рощице, рядом с Академией, но потом разохотились и решили побродить по лесу, хотя бы с краешка. Так к этому озерцу и вышли. И прекрасно провели здесь время. Помнится, даже развели костер и нажарили собранных грибов, нанизав на прутики…
Академия рядом!
О благославен будь этот медведь! Какое же счастье, что он так меня напугал!
Я дошла! Почти дошла. Еще немного, Лета. Вставай. Нужно дотащиться до рощи, а там уж можно будет полчасика передохнуть.
Они не доехали до Академии совсем чуть-чуть, версты две-три, когда на дороге, обегавшей полукругом липовую рощу, Ян Роутэг заприметил троих всадников. Двоих из них он узнал сразу, о третьем – вернее о третьей – был весьма наслышан. Едва завидев их, понял – случилась беда. Пока он занимался своими жутко важными делами. И ничего нельзя было поправить, потому что беда, пришла, когда его не было рядом. От дурного предчувствия затылок, который последнее время будто сжимало железным обручем ноющей боли, почему-то отпустило. Зато заболели зубы. Он не сразу сообразил почему. Оказывается, потому, что он слишком крепко их сжал.
– Знакомые? – коротко спросил дракон.
– Угу, – не стал вдаваться в объяснения наемник и махнул рукой Серому. Тот легко ускорился, обогнав лошадей, и стрелой припустил навстречу всадникам. – Сейчас он приведет их сюда. А пока что можно спешиваться.
Приветствия были короткими и сухими. На то, чтобы ввести господина Роутэга в курс дела, полуэльфке понадобилось всего несколько минут. Он зло сплюнул, немного подумал и сказал:
– Эйвальд, давай свою карту, попробуем провести поиск снова. Мои «маячки» не отвечают, но это еще ни о чем не говорит. Ставил я их давно, а заклинания имеют свойства изнашиваться.
Пока он колдовал над картой, все сбились в нахохлившуюся кучку и тихо переговаривались, с интересом расспрашивая о чем-то дракона. Маг со своего места не слышал о чем.
– А давно вы с господином Роутэгом дружбу водите? – тем временем активно допытывала Рина полуэльфка.
Эйвальд покосился на нее с неудовольствием. Приятель наемника был весьма хорош собой, хоть и одет бедно. И повышенный интерес ветреной полуэльфки к новому знакомцу изобретателя ощутимо раздражал.
– Давно, – уклончиво ответил дракон и выпустил из рук поводья своего красивого серого в яблоках коня. Тот, недолго думая, прибился к остальным лошадям. Так они и паслись всем скопом, умиротворенно пофыркивая.
– Ты ведь не человек, – вдруг ни с того ни с сего бухнула полугномша, и все удивленно на нее воззрились, Лазурин в том числе.
– С чего ты взяла? – осторожно спросил он. – Или мы с тобой встречались уже? Хотя… Нет, не помню я тебя, ну совсем!
– Я чувствую. В тебе есть сила. Нечеловеческая какая-то, – от такого обилия всеобщего внимания, Рикнака стушевалась и даже немного отступила.
– Правильно чувствуешь, – ободряюще улыбнулся ей ящер. – Не человек я, а дракон.
– Драко-о-он?!
– Как дракон?! – загомонили все одновременно.
– Да так. Дракон и все.
– И где же это господин Роутэг с драконом задружиться успел? – по прищуренным глазам полуэльфки было ясно, что теперь она точно от древнего ящера не отстанет, пока не выпытает все, что только возможно выпытать без применения пыток, одним настойчивым занудством.
– Я тебе потом все детально обскажу, – весело подмигнул Лазурин и так заразительно рассмеялся, что и все остальные не смогли сдержать улыбки.
Спустя время к ним подошел заметно посмурневший маг.
– Никак, – хмуро ответил он на невысказанный вопрос. – Словно что-то сигнал блокирует.
– И что теперь делать?
– К Верховному идти. Каяться и молить о помощи. Другого выхода я не вижу, а…
Договорить он не успел. Серый, уже некоторое время оживленно к чему-то принюхивающийся, вдруг весь подобрался, навострил уши и, коротко взвыв, припустил в направлении липовой рощи.
Ян, давно привыкший безоглядно доверять хвостатому приятелю, мгновенно оказался в седле и пришпорил коня, срываясь в галоп, отчаянно стараясь не отставать. Остальные спешно последовали за ним. Им, конечно, было жутко интересно, что же такое учуял волк.
Я сама не заметила, как задремала. Когда из последних сил, баюкая и жалея ногу, дошаркала-таки до вожделенной рощи, солнце было в зените. Вроде бы только на мгновение прикрыла глаза, привалившись спиной к молоденькой липке… И вот уже – хлоп! – солнце склоняется к горизонту, а меня кто-то аккуратно тормошит за плечо.
Я вяло повернула голову, думая только о том, что преследователи вроде бы не должны бы еще очухаться… Но, возможно, их было не пятеро, а больше, и тогда…
– Ян?!
– О, Лета! Милая Лета, я так рад, что нашел тебя!
– Ян? – я, не в силах поверить собственным глазам, протянула руку и потыкала пальцем в его заросшую щетиной щеку. – Это ты?
Он перехватил мою руку и поцеловал пальцы.
– Конечно, милая. Я так спешил.
Странное, непривычное, слово вдругорядь резануло слух. Я поморщилась и сообразила. Что еще за «милая»? С каких это пор я вдруг стала «милая»?
Руке стало неуютно, и я мягко, но неуклонно вывернулась из жестких пальцев. Он как будто этого и не заметил.
– Пойдем со мной, дорогая. Я уведу тебя в безопасное место.
Ну вот теперь еще и «дорогая». Да что с ним не так?! Почему не: «Зараза драная, куда тебя мракобесы уволокли без моего разрешения?!».
– В Академию? – тревожась все больше, уточнила я.
– Нет, милая, в Академию нельзя, – мягко заговорил он и вдруг порывисто прижал меня к себе. – Я так волновался за тебя, Леточка. Так переживал, просто места себе не находил.
Я покорно обвисла в его объятиях, думая только о том, как помочь болезному.
Ну все. Приехали. Абзац, финиш, кирдык. Я его доконала, и он сошел с ума. По-настоящему окончательно сдвинулся.
Странно, но ощущение покоя и защищенности никак не приходило. Хотя обычно в его руках я просто сворачивалась клубком, как в домике, и чуть ли не мурчала в голос от волнами накатывающего умиротворения. Признаться честно, больше всего мне хотелось оказаться от него как можно дальше. Я висела, думала и совершенно не слушала, что там такое слащаво-сюсюкающее он пыхтит мне в ухо.
И тут до меня дошло. Дошло так основательно и ясно, что я вдруг выпрямилась и даже вполне себе резво встала на ноги. Он ничем не пах.
То есть обычный, человеческий запах был на месте. Но я точно знала, как пахнут его чары, – грозой. Он всегда так пахнет, потому что обвешан заклинаниями, как новогодняя елка – фонариками. Всегда. Но не сейчас. Так же подозрительно не было запаха и у вестника.
Я вызывающе взглянула ему в лицо и отшатнулась. Ян смотрел на меня холодными равнодушными чужими глазами.
Очень близко завыл волк, и только сейчас, отвлекшись от своих мыслей, я различила конский топот, приближающийся к нам с каждой секундой.
– Ян! Это она?!
«Она, – мрачно подумал наемник, безжалостно пришпоривая и без того взмыленного коня. – Непонятно только – кто с ней».
Конь прибавил ходу, быстро вырвавшись вперед.
Лета! Его Лета! Сидела рядом с незнакомцем. Непозволительно близко сидела! И весьма мирно с ним беседовала. Потом он как-то странно, неловко, притянул ее к себе, обнимая, чем вызвал у пока еще безрогого мужа гневное рычание. Кого-то он ему напоминал. Но незнакомец был повернут спиной, и маг никак не мог припомнить, где раньше его видел. Его жена долго обниматься не стала, скованно отстранилась, подскочила, словно укушенная в мягкое место…
Взвыл Серый.
Лета нервно дернулась… и остановила на маге взгляд. Он был уже достаточно близко для того, чтобы разглядеть и должным образом оценить ее растерянно-испуганное выражение лица. Ян Роутэг от избытка чувств ругнулся, совершенно не понимая к чему отнести такую реакцию. Не к несостоявшемуся же блуду, в самом деле! Или к уже состоявшемуся?! В ушах зашумела кровь, в глазах потемнело. Но через мгновение он уже и сам понял, в чем дело. Незнакомец обернулся, и наемник увидел… себя. Лета коротко вскрикнула, изо всех сил толкая самозванца в грудь, и метнулась едва ли не под копыта разгоряченной лошади. Маг свесился с седла, протягивая ей руку. Его пальцы уже почти коснулись ее. Но незнакомец проворно схватил его жену за другую руку и резко дернул на себя. В тот же миг по глазам резанула яркая, но короткая вспышка белого света. Конь, испуганно заржав, вильнул в сторону, сбросив своего наездника.
Когда Ян Роутэг поднялся на ноги, ни его жены, ни таинственного негодяя рядом уже не было. И самым паскудным было то, что отследить телепортацию было практически невозможно. То есть попробовать, конечно, можно… но вот получится ли?
Наемник сел на примятую траву и тупо смотрел на то, как спешиваются, оживленно переговариваясь, его друзья. Тело почему-то стало очень большим и неудобным, его совершенно некуда было приткнуть, везде оно казалось неуместным. «Кажется, это называется – не находить себе места…» – отстраненно подумал он. Ему почему-то не приходило в голову, что ее могут просто забрать. Вернее, о том, что могут попытаться, он думал. Но почему-то был абсолютно уверен в том, что вместе они обязательно со всеми неприятностями и злодейскими кознями справятся. Именно так – только вместе. И никак иначе. А теперь, выходит, придется справляться порознь? Она там будет справляться одна. Так, как сможет. Да и сможет ли? И он будет справляться тут один. И обязательно справится. О том, что будет, если все-таки не справится, не найдет ее и не вернет себе, он старался не думать. Об этом нельзя было думать сейчас. Потому что как только он начинал об этом думать, липкий страх парализовал его полностью. И он ненавидел себя за этот страх, презирал. И ничего не мог сделать, чтобы от него избавиться. Внутри у него все ощутимо холодело. И руки начинали мелко подрагивать. И голос менялся как-то странно. Это были новые, незнакомые ощущения. Смешно сказать, но оказывается, он никогда не боялся. По крайней мере, так сильно.
«Нельзя бояться, – строго сказал он себе. – Сейчас нельзя. Пока она еще не рядом. Пока не ревет взахлеб, тычась носом в мое плечо и не рассказывает жалобным срывающимся голосом обо всех своих злоключениях – бояться нельзя. Голова должна быть ясной, мысли – светлыми. А как только она начнет реветь, тыкаться и рассказывать, бояться уже будет нечего. Потому что, оказывается, когда она рядом, я совершенно ничего не боюсь…»
– Так, ну а теперь-то что? – вывел его из ступора жалобный голосок полуэльфки.
– Плохо дело, – сообщил Рин, протягивая Яну руку и помогая подняться. – Жену твою опытный маг утащил, не из последних. Уж я такие вещи чую.
– И главное, портал не отследить! – раздосадованно притопнула ножкой Рикнака.
– Отследить действительно сложно, – стирая со щеки кровь от свежей, уже, впрочем, затянувшейся царапины, ответил наемник. – Но мы очень постараемся. Надо Верховного звать. Теперь уж точно.
– Так зови! – вдруг вспылил молчавший до сей поры Эйвальд. – Мою сестру – и твою жену, между прочим! – на наших глазах неизвестно кто уволок неизвестно куда! А мы тут сидим, предаемся унынию и теряем время!
– Ты прав, – неожиданно покладисто сказал маг. – Мы еще не проиграли. Но надо поспешить. Соперник у нас серьезный.
На то, чтобы сотворить вестника, ему понадобилось не больше пяти минут.
Верховный Магистр Тоноклаф оказался в липовой роще очень скоро – и получаса не прошло с того момента, как был послан вестник, благо Ян указал достаточно точные координаты.
Увидев бывшего ученика, старый седобородый маг лишь укоризненно покачал головой. Наемник пристыженно отвел глаза.
– А что же, Ян, – без предисловий перешел прямо к делу директор. – Лериетана без кобылы была, пешая?
– Пешая, – не ожидавший подобного вопроса, удивленно кивнул наемник.
Друзья сгрудились вокруг них копошащейся кучкой, стараясь уловить каждое слово.
– Понятно-понятно… Видать, опасные противники у нее были.
– Почему вы так думаете?
– Да я, знаешь ли, подстраховался слегка, больно уж мне ваши отъезды поспешные не по душе пришлись. Да и отправил с ней духа-хранителя. Кобылой обернул.
– Духа-хранителя? – не поверил своим ушам Ян. – Я думал, их и не осталось нигде.
– Не осталось, да. А я вот приберег одного. Это сейчас они редкость да диковинка, а уж раньше-то… Раньше у каждого уважающего себя архимага не меньше пяти было. В войну, почитай, все повывелись. Однако если духу-хранителю пришлось развоплотиться, и по-другому защитить твою жену было нельзя, значит…
– Кто-то положил много сил на то, чтобы ее забрать.
– Вот именно, забрать. Не убить. Убить было бы проще. Так что не падай духом раньше времени.
– А что, так заметно?
Старый маг не ответил, только улыбнулся в густую бороду.
– Как был ты сорванцом, Ян Роутэг, так и остался. Никогда вовремя у старших помощи не попросишь.
– Простите, учитель.
– Показывай давай место выхода. Это только кажется, что портал следов не оставляет. Есть след, но тонкий и запутанный он, как ниточка. И приготовься, тебе понадобится много сил – помогать будешь.
Возились они почти до рассвета, но все-таки сумели обнаружить точку выхода.
Глава 13
Очнулась я на роскошной кровати под тяжелым бархатным балдахином. В легкой панике лихорадочно ощупала себя и немного подуспокоилась, обнаружив лохмотья, в которые успела превратиться моя одежда, на месте. Ну хоть в чистое переодевать не стали. Терпеть не могу, когда меня трогают без моего на то высочайшего дозволения.
Первичный осмотр оказался вполне удовлетворительным, поэтому я все-таки решилась приподняться на локтях и обозреть окружающую обстановку более детально. Испуганно вздрогнула, обнаружив в кресле напротив незнакомого молодого мужчину. У него было необыкновенно красивое лицо. Неправдоподобно красивое, как будто сошедшее с цветной обложки слащавого любовного романа. Но в то же время идеальные черты складывались в холодную, отстраненную, безразличную маску. Прекрасную, но пустую. Отбрось ее в сторону – и совсем неясно, что обнаружишь внутри. «Ничего хорошего», – настойчиво подсказывал внутренний голос. В бледно-голубых глазах незнакомца читалась сила и неукротимость. Такой не остановится ни перед чем, стремясь достичь поставленной цели. Он вообще весь походил на дикого зверя, лениво рассматривающего свою добычу. А добыча – это я. Леший его побери со всеми потрохами.
Я вопросительно вскинула вверх брови.
Он усмехнулся, но все-таки соизволил представиться:
– Зэйрин.
– Поздравляю, – буркнула я, аккуратно сползая с высоченной кровати.
Нечего мне разлеживаться в стане врага, не пирогами меня здесь откармливать собираются. Колено незамедлительно поприветствовало меня острой болью. Большое спасибо, как нельзя кстати. Отрезвляет и снимает усталость как рукой. Пришлось схватиться за прикроватный столик, чтоб не упасть.
– Это, по-твоему, нормально? – рассеянно спросила я, больше внимания уделяя окружающей обстановке, нежели беседе.
Да уж, комнатка впечатляет! По роскоши убранства, уверена, не уступит и королевским пенатам.
– Что именно? – самодовольно мурлыкнул злодей.
– Людей посередь бела дня красть.
– Мне было очень нужно.
– Замечательно, – оценила я. – Ну и зачем тебе такая головная боль?
– Я хочу предложить тебе сделку.
Сначала я от души рассмеялась. То есть мне на самом деле стало смешно. Ну что с меня можно взять? Он и так богач из богачей, судя по одежде и хоромам. Что ему может быть нужно от единственной наследницы обнищавшего графа? Но Зэйрин смотрел на меня очень внимательно и молчал, тогда я поняла, что он не шутит.
– Ты кто? – решила прояснить обстановку я.
– Возможно, ты уже слышала о Ковене. Это секретная повстанческая организация. А я ее глава.
– Душегубец и злодей, значит, – понятливо кивнула я и приуныла.
Ну все, Лета. Допрыгалась. Теперь можно хоть лбом в стену биться, а живой тебя отсюда все одно не выпустят. Ладно, чего уж там, помирать так с песней.
– Не совсем так. Просто я знаю, как достигнуть желаемого. Что в этом плохого? И располагаю для этого всеми необходимыми ресурсами.
– Ух ты! – буркнула я и, не спеша дотащившись до двери, подергала ручку. Заперто, конечно, но проверить нужно было.
– Я предлагаю тебе разделить этот мир поровну, – с интересом наблюдая за моими перемещениями и нисколько им не препятствуя, продолжил негодяй.
– Ого! – неопределенно сообщила я и бочком-бочком подошла к окну. Оно не было заколочено или плотно закрыто ставнями. Но высотища! Даже учитывая то, что темнота скрадывает расстояние… более высокого сооружения я в жизни не видела! Внизу разметались многочисленные огоньки окошек. Весьма многочисленные. Скорее всего, там что-то вроде замка. А это тогда что? Персональная высоченная башня для содержания в ней несговорчивых пленников? Я немного высунулась из окна – слева и справа глухие стены. Похоже, действительно довольно узкая башня. По лицу хлестнуло порывом ледяного ветра, слегка закружилась голова, и я поспешно отступила назад. Нет уж, там мне точно делать нечего.
– Ну что, все входы-выходы проверила?
– Не знаю, – честно призналась я. – А потайных здесь нет?
– Конкретно в этой комнате – ни одного. А вообще замок ими просто кишит. Так я могу продолжить?
– Да пожалуйста-пожалуйста, – ободряюще улыбнулась ему я, взяла с золоченого блюда с фруктами изящный столовый ножичек и стала методично простукивать стену. Камень за камнем. А почему нет? Времени у меня, видимо, полно!
– С твоей силой и моими знаниями мы сможем сломить сопротивление Совета. Затем свергнем Леокирия.
– Десятого? – зачем-то уточнила я, хотя прекрасно знала, что да, именно десятого. Одиннадцатого пока и в проекте не было, иначе об этом растрезвонили бы уже на все государство.
– Десятого, – кивнул лиходей, поражаясь моей тупости. – Иркас будет в наших руках.
– Угу, – рассеянно покивала я, увлеченная новой забавой.
– Так ты согласна? – явственно сбился с мысли он, видимо, речь была рассчитана на подольше.
Я отложила нож и повернулась к нему лицом.
– Нет.
– Тогда чего «угукаешь»?
– Ну ты так старался. Я, конечно, половину прослушала. Но что мне, поддакнуть из приличия сложно? Так на какую такую гадость ты там меня подбиваешь, прохиндей?
– Я предлагаю тебе править Иркасом, – буркнул Зэйрин, скулы его покраснели.
Так быстро? Его что, никто никогда не пытался вывести из себя? Как же он не помер-то, бедолага, от тоски? Ну ничего, Лериетана-умничка заскучать никому не даст.
– А предлагаешь ты мне это только потому, что самому справиться с Советом и с войсками Леокирия – кишка тонка? Уверена, что несмотря на все свои хваленые знания и чрезмерные амбиции, ты не вступаешь в открытый бой именно потому, что Ковен еще слишком слаб. Ага?
– Ты права. Всем этим жалким колдунишкам почему-то доставляет удовольствие прогибаться под Совет и следовать их глупым правилам. Людей у нас пока маловато, но с каждым месяцем их становится все больше. А теперь у меня еще и есть козырь.
– Ошибаешься. Может, я и козырь, но уж точно не твой.
– Ты так в этом уверена?
– Абсолютно. Ты никак не можешь на меня повлиять. И ничего не можешь дать взамен. Это не сделка. Ты просишь меня об одолжении, только и всего. А я тебе отказываю. Разговор можно считать оконченным, давай ключик, провожать не надо, выход найду сама.
– Я дам тебе власть!
– Снова ошибаешься. Это я могу привести тебя к власти. Но делать этого не стану.
– Почему?
– Не хочу.
– Да почему?!
– Власть – это огромная ответственность. А у меня управленческие навыки на нуле буквально. Ну, завоюем мы Иркас. Ну, отпилишь ты мне половину. Ну и на кой она мне? Тем более такой ценой.
– Какой ценой?
– Ценой страшной войны, в ходе которой я стану ключевым игроком. Ценой гибели сотен тысяч людей по моей вине, между прочим.
– Война и так неизбежна.
– Без моего участия. Ты поставил не на ту лошадку, Зэйрин. Добровольно я помогать тебе не стану, заставить ты меня не можешь. А, тем временем, я могу стать жуткой занозой в твоей заднице. Так что, будь лапушкой, отстань от меня и дай людям жить спокойно.
– Звучит убедительно, но отпускать я тебя не собираюсь. Ты в плену, девочка. И вся твоя бравада – пшик. Пустой звук. Потому что рано или поздно ты все равно покоришься моей воле.
– Да щас, – насупившись, буркнула я и, отвернувшись, скрестила руки на груди. – Ты не получишь и капли моей силы, заруби это себе на носу раз и навсегда! И вообще, я тебе не овца жертвенная, чтоб ты меня хватал, где хочешь, и тащил, куда попало!
– Не хочешь добром, силой возьму! – торжественно провозгласил злыдень и проворно подскочив, схватил меня за руку.
Я сострадательно покачала головой:
– Тебя, часом, маменька из люльки головушкой на каменные плиты не роняла? Сказано же русским языком – без моего добровольного согласия и желания ничего у тебя не выйдет!
– Значит, будем дальше договариваться, пока не договоримся, – пожав плечами с видом «попытка – не пытка», подытожил лиходей. Повисел на мне еще немного, видимо, все-таки тайно надеялся на то, что я безбожно вру и сила вот-вот польется к нему в закрома. Так ничего не дождался и все-таки отвалил.
– У-у-у, синяков наставил, клещ поганый! – попеняла я ему.
Он невозмутимо улыбнулся и вновь угнездился в кресле, картинно закинув ногу на ногу.
Я, сердито сопя, потерла запястье, на котором явственно проступали следы его жестких пальцев. Железные они у него, что ли?
– Ну так чего же ты хочешь? – так и не дождавшись от меня конструктивных предложений, снова подал голос гад.
– Домой хочу! – мигом отозвалась я. И тоненьким голоском Аленушки из сказки добавила: – Отпусти меня, изверг бессердечный. Я тебе один хрен ни на что не сгожусь, а вот пакостить от души буду!
– Отпустить не могу, сказал же. Без тебя мне еще лет пять силы копить придется. А с твоей помощью Ковен одержит победу над Советом уже к концу этого года.
– Слушай, я вот сейчас чем хочешь тебе поклянусь, что ни за что на свете не стану твоей марионеткой. Вот чем тебе поклясться, а? Хочешь, твоим здоровьем?
– Значит, будешь сидеть здесь, пока не сделаешься сговорчивее, – меланхолично посулил не склонный к компромиссам душегуб.
– А кормить будешь? – деловито уточнила я.
– По настроению, – не стал обманывать он.
– Договорились! Заодно и похудею. Сдается мне, что хорошее настроение к тебе заглядывает нечасто.
– Это почему же?
– А у злодеев оно всегда дурацкое какое-то. Леший вас разберет, то ли совесть вашего брата поедом ест, то ли печень со злости отваливается.
Зэйрин несколько минут непонимающе на меня таращился, а потом захохотал так, что затряслись стены.
– Имей в виду, об этом месте никто не знает, и никто никогда тебя здесь не найдет. Не знаю уж, на что ты рассчитываешь, но все это лишь пустые надежды… Так неужто тебе торопиться некуда, что ты вдруг загоститься возжелала? – отсмеявшись, поинтересовался он.
– Неужто, если я сейчас соглашусь с тобой сотрудничать, ты такой сразу и отпустишь меня восвояси?
– Не сразу. Но когда мы победим…
– Ну да! – невежливо фыркнув, перебила я его. – Конечно! Последние капли наивности из меня выжались, когда я думала, что смогу перейти болото за день. Так что теперь я вся такая циничная и критичная, что аж самой от себя тошно. И не верю я ни одному твоему слову, пустослов бессовестный!
– Ты всегда так много говоришь?
– Нет, это специально для тебя, показательное выступление. А что, нельзя?
– Говори, если хочешь. Но тогда хотя бы по делу. Как тебе удалось справиться с отрядом боевых магов?
– Секрет, – напустив на себя жутко важный и высокомерный вид, ответила я. – А что, тебя снедает любопытство?
– Снедает. Не расскажешь?
– Не-а.
– Хорошо, тогда поговорим о другом. Расскажи мне, что тебя ждет дома? Почему ты туда так спешишь?
«Знатная трепка!» – радостно подумала я и даже представила, как Ян по очереди с отцом будут на меня орать. Эх, мечты-мечты. В данный момент, к моему глубочайшему сожалению, несбыточные.
– Ты так старательно собирал обо мне всю подноготную, что и сам должен бы это знать.
– А я знаю. Просто хотел услышать это от тебя. Дома тебя ждет отец. Он уже стар и, думаю, в скором времени тебе достанется его замок вкупе с обнищавшим графством. Не думаю, что твоих знаний и навыков хватило бы для того, чтобы достойно управиться со своим наследством. Скорее всего, тебе придется не слишком выгодно продать и замок, и земли. Это в лучшем случае. В худшем – у тебя отберут земли за долги. И останешься ты прозябать в замке, ресурсов которого не хватит на то, чтобы прокормить своих обитателей. А когда я получу власть над всеми магами Иркаса, то доберусь и до тебя. Вот видишь, так или иначе, а ты будешь моей.
– Так или иначе, а твоей я уже точно не буду! – вспыхнула я, уловив какую-то не слишком приличную ассоциацию в его словах. – Я, вообще-то, замужем! Или об этом твои шпионы доложить забыли?
– Этот аспект отношений меня не интересует, – вяло отмахнулся негодяй. – Ты не нужна мне как женщина. Ты нужна мне лишь как источник могущества и силы.
– Сказала же: закатай губища обратно, пока тебе их не закатали. Ладно, рано или поздно отца не станет, не маленькая – понимаю, что никто не вечен. Но я все равно не останусь одна! К тому же когда-то давно я читала сказку об одном славном маленьком зверьке. Он очень любил путешествовать. А все его имущество можно было перечесть по пальцам. Это была широкополая шляпа, курительная трубка, мешочек с табаком, губная гармошка и старые штаны, которые он не согласился бы выменять на новые ни за какие коврижки. Это был очень мудрый зверек. И он никогда не понимал тех, кто был слишком сильно привязан к вещам, местам или домам. А он был свободен и счастлив, ведь ему принадлежал весь мир.
– Хорошо говорить так, находясь в тепле и уюте. А что, если самой остаться без дома?
– Твоими стараниями, недавно я ночевала на болоте в компании падальщика. Это было не слишком приятно, но как видишь, я вполне себе жива и здорова. Ой, ты подумай только, я стала совсем, как тот зверек! Жаль, забыла, как его звали.
– Ладно, а как насчет твоего мужа?
– А что с ним?
– Как ты думаешь, почему он сбежал?
– О, так он все-таки сбежал? Надо же, а я-то, дура, думала – показалось!
– Ты не ответила на вопрос.
– Так я и не собиралась на него отвечать.
– Тогда отвечу я. Он сбежал от тебя, потому что у него больше не осталось сил выносить твое докучливое присутствие рядом с собой.
– Без ножа зарезал, – трагическим голосом поведала я. – А это он сам тебе сказал? Колись давай, ты его завербовал, и он сидит в соседней комнате? Присмирел, как мышка, чтоб я, не дайте Боги, не догадалась, что ты его здесь прячешь?
– В какой, леший тебя забери, комнате?! – все-таки вспылил злодей. Ну наконец-то, я так старалась. – Мы на вершине моей башни! И здесь только мои покои!
– О, так ты поселил меня в своей комнате? Как мило. То-то я смотрю, тут явно не хватает женской руки. Ну да ничего, теперь у тебя их целых две: правая и левая – и обе мои! И я тебе сейчас быстренько расскажу, как сделать эту холостяцкую берлогу пригодной для романтических свиданий. Да не тушуйся, потом еще спасибо скажешь.
– Ты издеваешься надо мной, ведьма?!
– Я не ведьма. Я – адептка.
– Убью! – вдруг заорал он так, что у меня колени подогнулись, и ринулся через всю комнату.
– Только тронь! – истерично предупредила я. – Всю башню разнесу – не соберешь! И тебя не соберут!
– Ты?!
– Я!
Мы стояли друг напротив друга, как два взъерошенных петуха.
– Но ведь и тебя не соберут!
– Да и наплевать!
– Спятила? Меня не так-то просто на тот свет отправить, а вот сама убьешься, – остывая, усовестил меня он. – А ты, дурья башка, мне живой нужна.
– Так в себе уверен?
– Я… – тут он запнулся и посмотрел мне в глаза диким взглядом.
– Ты уверен? – тихо и грозно повторила я.
– Подожди, – отступил злыдень. – Я не хочу проверять!
– Зато я хочу! – вокруг меня уже закручивался и стремительно разгонялся знакомый вихрь. Помнится, почти такой же нашу с Лайн комнату основательно потрепал в Академии. Только на этот раз вихрь был не простой. Он был огненный. Я же говорила – не нужно меня пугать!
Зэйрин снова метнулся ко мне, видимо, еще надеясь придушить голыми руками, пока не слишком поздно. Но неведомая сила отшвырнула его, как тряпичную куклу, аж к противоположной стене. Вихрь набирал мощь. В ушах свистело и ревело пламя, не обжигая и не причиняя вреда. По крайней мере, мне. А вот этому прохиндею пришлось с ног до головы замотаться в ледяной щит.
«Молодец. Умный мальчик. Умный, сильный и находчивый», – снисходительно пронеслось в голове, и я так и не смогла понять – мои это были мысли или чьи?..
Однако долго ломать голову было некогда. Мне было что сказать этому мерзавцу, и я очень хотела, чтобы он меня услышал. Правда, чтобы докричаться, пришлось основательно поднапрячь горло.
– Прости, Зэйрин, но ты весьма доходчиво объяснил, что у меня нет другого выхода! Я никогда не стану узницей этой башни! Ты не сможешь меня запереть! Я не стану жить, как птица в золотой клетке, зная, что где-то далеко есть любящие меня люди, тоскуя по ним и день за днем сходя с ума от бессилия и безысходности! Я решу эту задачу здесь и сейчас! Пускай не будет меня, но и тебя не будет! А без своего главы Ковен быстро развалится! Так что я сослужу этому миру хорошую службу!
– Ты сумасшедшая! Остановись и проваливай к мракобесам! Клянусь, что отпущу тебя!
– Поздно! Теперь я тебя не отпущу! Точнее, это сила не отпустит нас! Она не подчиняется мне полностью, ты ведь не знал, правда?! С трудом мне удавалось кое-как ее сдерживать!.. Вернее, она благосклонно пребывала в покое! Но сейчас она сорвалась с поводка! Ты понятия не имеешь, что хотел обуздать! Да я и сама этого не знаю, зато хоть посмотрю напоследок!
Не знаю, как он услышал меня в этом реве, как разобрал слова… Но ринулся к распахнутому окну с похвальной скоростью.
– Стоять! – рявкнула я и массивные ставни захлопнулись прямо перед его носом.
Удивительно, но мне не понадобилось делать для этого никаких пассов, достаточно было одной мысли и желания. Интересно, а если сейчас пожелать увидеть жирафа – он появится? Еще с детства хотела взглянуть на это заморское чудо, но только в книге на картинке и видела. Жираф не появился. Может вслух надо?
– Хочу увидеть жирафа!!! – громко прокричала я.
Ничего. Эх, не все коту масленица.
Что-то тяжелое, пролетая мимо, вскользь ударило по щеке, сильно ободрав кожу. Я вскрикнула, хватаясь за лицо, и тут же упала на колени, теперь уже обеими руками закрывая голову от шквала мелких, но чувствительных ударов – это не выдержала каменная кладка, и стены начали рассыпаться, присоединяясь к лихой круговерти.
Зэйрин что-то кричал, но я его уже не слышала. Время как будто замедлилось, и я с ужасом увидела, как по полу побежала широкая трещина. Так и на успев встать с колен, ощутила, что проваливаюсь куда-то вниз, в пустоту. Сверху сыпались камешки большие и маленькие. На секунду показалась луна, все еще сыто-полная, но уже идущая на убыль. Ее тут же закрыл огромный обломок потолочной плиты. Я зажмурилась, ожидая удара, и все растворилось в белом свете, а на смену оглушающему шуму пришла тишина.
Очень решительный спасательный отряд, состоящий из двух чародеев, двух недоученных, но очень деятельных адепток, одного ретивого изобретателя и целого любопытного дракона, скучковался в том месте, где раньше был открыт портал. Переноситься решили во всеоружии – ведь неизвестно было, куда они попадут и на кого нарвутся. Они еще немного поуговаривали девиц не лезть, куда не просили, в сотый раз получили решительный посыл к лешему и вежливую просьбу не мешать геройствовать слабому полу. И архимаг открыл проход, загодя предупредив, что закроется он через несколько секунд, и если кто зазевается – сам виноват. Успели все.
Но на выходе из портала их ждала… разруха.
Рикнака пораженно присвистнула. А пифия растерянно распахнула рот, будто хотела что-то сказать, но забыла что.
Они стояли на вершине огромной скалы, доходившей практически до границы облаков. Вершина была очень ровная, будто срезанная. Сама скала – из твердого маслянисто-черного неизвестного минерала.
– Колдовское творение, – определил Верховный. – Черномагическое. Сильный колдун сотворил. Не каждому под силу… этакую глыбу… надо же.
Внизу раскинулись деревни, села и города. Реки, леса и озера. Все это казалось игрушечным с такой высоты.
Но самым интересным было не это.
Некогда огромный замок… Хотя какой там замок – целая крепость, в которой можно было пережидать осаду ни один месяц, была разрушена до основания. Все, что от нее осталось – опаленные руины.
– Логово Ковена, – пробормотал архимаг, мягко ступая по мелкому каменному крошеву – всему что осталось от крепостных стен. – Мы бы его вовек не сыскали… Но что же здесь произошло?
– Лета здесь произошла, – странным голосом произнес Ян, сунул меч в ножны и рухнул на усыпанную пеплом землю так, словно у него подкосились ноги. Он спрятал лицо в коленях и обхватил себя руками за голову, сцепив пальцы на затылке.
– Погоди горевать, – хмуро бросил Лазурин. – Поискать надо бы…
Но всем было ясно, что при таких масштабных разрушениях никому не удалось бы уцелеть.
Глава 14
Очнулась я в странном месте и долго не могла понять, где нахожусь – уже на том свете или еще на этом. С одной стороны, тело, вроде бы, при мне, а духи бесплотны. С другой – ничего не болит. А это просто невозможно! Я обязана была огрести по кумполу куском каменной плиты. Но голова на месте и, по ощущениям, вполне цела. Сердце бьется. Дыхание ровное и глубокое, как после долгого сна.
Но – место. Просторная площадка из красивейшего камня, по периметру – изящные колонны, поддерживающие свод. И свечение. Какое-то неземное, золотистое. Оно лилось из ниоткуда, по крайней мере, его источника я, как ни крутила головой, так и не обнаружила. Розовое небо, как на закате, величаво пересекали пушистые облака. Внизу… стоп, почему внизу? Я не поленилась, дошла до края площадки и, встав на четвереньки, свесила голову. Ну вот, теперь ясно: внизу, потому что диковинное сооружение просто парит в полуверсте над землей. Без какой-либо опоры. Только золотая лесенка струится вниз, словно ленточка. Совсем чудно.
Взгляд упал на руки. Ни пореза, ни царапинки.
«Колено!» – вдруг вспомнила я. Встала, согнула-разогнула ногу и даже поприседала для чистоты эксперимента. Ничего не понимаю. Я цела и невредима, будто и не было ничего!
А одежда! Длинное, до пят (босых, кстати!) одеяние из какого-то легкого, почти прозрачного – явно на грани приличия – материала, абсолютно белое, с притягательной золотой строчкой по швам и вышитыми тонкой золотой же нитью узорами. Рукава широкие, как крылья птицы. На талии прихвачено пояском. По летнему времени – то, что нужно. Непонятно только, лето здесь или нет… Вроде тепло. Умеренно так, без удушающей жары…
– Уже проснулась? – прервал мои размышления мягкий, приятный голос.
От неожиданности я дернулась, пошатнулась и едва не рухнула за борт, однако в бок меня как будто подпихнула воздушная подушка, помогая устоять на ногах. Я обернулась, но ничего не увидела. Магия воздушной стихии наивысшего порядка. Удерживать над землей такую махину – целый дом, разве что с колоннами вместо стен! – да еще и размениваться при этом на магические пассы, не давая мне упасть – это, с моей точки зрения, мощно. По правде, это мощно с любой точки зрения.
– Я в запредельном мире?
– В какой-то степени да, – навстречу мне шла женщина, невероятно прекрасная. В таких же легких одеждах и так же, как и я, босая. Это, наверное, здесь мода такая. Волосы ее крупными тяжелыми золотыми кудрями стекали по совершенной открытой спине ниже тонкой осиной талии. Кожа испускала то же свечение, что наполняло все вокруг. И цвет у нее был… как у золотого песка, она даже поблескивала иногда так же. Глаза женщины были какие-то странные. Но я так и не поняла, почему.
– Что значит в какой-то степени?
– Для твоего мира, в котором ты родилась и выросла, этот мир запределен. Для тебя это теперь новый дом.
– Значит, я все-таки умерла?
– Конечно нет, глупышка! Духи бестелесны, а ты при теле. Разве не видишь?
– Вижу, – тупо кивнула я. – Но ничего не понимаю.
– Я забрала тебя из разрушающейся башни сюда.
– Забрали?
– Телепортировала.
– Вы за мной следили? Как иначе вы узнали, что я там?
– Я объясню. Сила, попавшая к тебе по ошибке, – это моя сила. Сила Феникса.
– А вы – Феникс? – не поверила я. – Это же сказки!
– Ну не совсем. Люди, конечно, много привирают. Например, изображают меня огромной огненной птицей, сгорающей, умирая, и возрождающейся из пепла. На самом деле, я просто живу так долго, что человеческому разуму сложно это понять.
– Ну почему же, мы прекрасно понимаем, например, что драконы живут сотни лет… Да и другие магические существа тоже…
– Я живу во сто крат дольше драконов. Я наблюдала за сотворением этого мира и других миров. Но дело не в этом. Дело в твоей силе, которая на самом деле моя. Разумеется, крошечная ее часть, но все же и ее слишком много для вашего мира. Она создает неравномерность и медленно разрушает его.
– Так что же мне делать? Убиться вы мне не дали, сила ваша разрушает мир. А мне как дальше жить?
– Очень просто. Ты останешься здесь, со мной. Проживешь счастливую жизнь, состаришься и умрешь. В покое, сытости и безопасности.
Я снова взглянула вниз.
– Почему так пусто? Ни людей, ни зверей, ни птиц.
– Сила слишком велика, – с грустью объяснила женщина. – Никто не может прижиться рядом с ней. Мой мир пуст, но зато он весь принадлежит мне. Теперь и тебе, конечно, тоже.
– Вам, наверное, очень одиноко.
– Мне спокойно. Везде, где есть жизнь и люди, покоя не найти.
– А если я не захочу оставаться?
– Девочка, ты должна понять, что я не зазнавшийся мальчишка по имени Зэйрин. Тебе придется мне подчиниться, ведь мое слово – здесь закон. Главное, пойми – это единственный выход. Вернешься – погубишь всех, кого любишь. Всех, кого знаешь, кем дорожишь, кого считаешь другом. Никого не станет. И твоего мира не станет тоже.
Она говорила это спокойно, словно объясняя прописные истины неразумному младенцу. И вообще, впечатление Феникс производила самое положительное, но…
– Я все понимаю, девочка. Однако любовь забудется, воспоминания – хорошие ли, плохие – сотрутся из памяти. Время все вылечит, и ты проживешь со мной счастливую жизнь в несколько раз более длинную, нежели жизнь простого смертного. Подожди, не перебивай меня. Я наблюдала за тобой с самого твоего рождения, я знаю все о тебе, твоих друзьях и муже. Вы так быстро обвенчались… Как ты думаешь, была бы ты нужна ему без своего дара? Он совсем не похож на пылкого влюбленного юношу. Гораздо более он походит на умного, расчетливого воина. Зэйрин назвал тебя козырем. Возможно, и Ян Роутэг решил, что не плохо было бы иметь в рукаве такую карту? И умело ее разыграть при случае.
Признаться, когда негодяй Зэйрин вел подобные речи, мне было откровенно начхать. Он злодей. Ему положено врать, юлить, манипулировать, заставлять усомниться в близких. Но когда то же самое повторяет настолько древнее, настолько мудрое существо… В общем, я почувствовала жгучее желание немедленно вернуться домой и учинить кое-кому ужасающе грандиозный скандал.
Феникс говорила еще что-то, но у меня уже зашумела в ушах кровь. И я точно знала, что это плохой знак. Потому что дальше будет…
Истерика. Что, кстати, для меня большая редкость. Но допекли. В конце концов, я хрупкая девушка, а не закаленный сражениями и лишениями вояка. И пореветь мне еще в логове Ковена хотелось, но там все как-то было некогда, да и не с руки… А тут – долгая «счастливая» жизнь под заботливым крылом женщины-птицы. Рыдай – не хочу, хоть до глубокой старости.
– Я не поняла, – недоуменно прервалась на полуслове Феникс. – Это ты так радуешься?
– Да не радуюсь я! Я страдаю! Не нужна мне ни сила ваша, ни ваш мир, ни такое пресное спокойное существование!!! Я домой хочу! К мужу! Я хочу на него орать, и чтобы он меня потом утешал! Неужели это непонятно?! – я обессилено села на пол и спрятала лицо в коленях, голося, как обиженный ребенок.
– То есть, ты отрекаешься от дара? – невозмутимо уточнила женщина.
– Отрекаюсь! Отказываюсь! Открещиваюсь! Отступаюсь! Не хочу я его, на кой он мне сдался?! От него же только проблемы одни-и-и-и!!! – глаза обожгло, словно огнем и из них рекой хлынула новая порция слез.
– Замечательно! – Феникс хлопнула в ладоши, звонко рассмеялась и, присев передо мной, аккуратно смахнула со щеки слезинку. – Смотри!
Плакать мне уже поднадоело, поэтому я покладисто приоткрыла глаза и посмотрела. На указательном пальце женщины весело поблескивала одна-единственная слезинка. Одна, но какая! Капля жидкого золота, ей-ей! Неужели, это я ее… выплакала?! Капля, как живая, растеклась по сияющей коже тонким слоем и впиталась в нее, не оставив и следа.
– Эт-то ч-что? Эт-то ч-чего? – залепетала я и начала активно тереть глаза. Слезы размазывались по лицу и рукам. Самые обычные – я проверила.
– Моя сила, – Феникс просто-таки лучилась удовольствием. – Со слезой она в тебя вошла. Со слезой должна была выйти. Все очень просто. Прости, пришлось немного на тебя надавить, ты все никак не хотела рыдать. Тем более без добровольного, искреннего отречения ничего бы не вышло. Знатно я тебя напугала?
– Знатно, – честно призналась я. – У меня руки до сих пор трясутся. И коленки. И вообще.
– Успокаивайся. Теперь уже тебе точно бояться нечего.
– А раньше было чего?
– Конечно было. Теперь тебе уже пора отправляться. Время, конечно, здесь течет медленнее, чем в твоем мире, но, думаю, твои друзья уже и так достаточно за тебя переживали.
– Мои друзья? Они меня ищут?
– Конечно, ищут. Но моя сила окутала тебя словно коконом, не пропуская сигнал. Они там уже с ног сбились… А маячки, что на тебе Ян поразвешивал, сила сожгла вместе с заклинанием Тоноклафа, которым он пытался ее блокировать. Знал бы он, что пытается сдержать, – и пробовать не стал бы, – вдруг усмехнулась она.
– Погодите, я не могу уйти. Я же от любопытства с ума сойду! Расскажите мне, что произошло, хоть в двух словах! Ну пожалуйста!
– О, люди! Я дважды спасла тебе жизнь, а тебе все мало! И, конечно, тебя не волнует то, что я не люблю долгие беседы. Я и так наговорилась сегодня с тобой на год вперед.
– Почему дважды? – поинтересовалась я, присаживаясь за появившийся из воздуха стол. Почему-то женщины-птицы я совсем не боялась. Желай она мне зла – могла бы просто не вытаскивать из башни. И не валандаться со мной сейчас.
– Ладно. Не думала я, что придется с тобой столько болтать… Голодная, поди?
Я кивнула. Феникс еще раз вздохнула и на мгновение прикрыла глаза. В тот же миг стол наполнился ароматными фруктами и сластями, легкими винами и какими-то нектарами.
– Ошеломляюще! – восторженно сообщила я.
– Что ты знаешь об отце? – позволив себе польщенную полуулыбку, вдруг спросила женщина.
– О чьем? – удивленно спросила я, едва не подавившись виноградиной. Вкуснотища такая! Я этот самый виноград раз в жизни только и ела. Его тогда папа где-то сторговал за немыслимую цену.
– О твоем.
– А при чем тут мой отец? – еще раз удивилась я, но покорно ответила. – Он потомственный военный. Его отец, мой дед, служил Леокирию IX многие годы. Вот и выслужил небольшое графство. Раньше оно процветало. Сейчас дела идут худо-бедно, поэтому не так давно папа хотел сосватать меня богатому соседу, лорду.
– А почему же обеднело графство? Леокирий IX был щедрым монархом. Думаю, он пожаловал верному вассалу процветающие земли.
– Я… не знаю. Никогда не думала об этом.
– Дети, – укоризненно покачала головой Феникс. – Вас совсем не интересует история рода. А между тем ваш род – это ваши корни. И чем больше вы знаете о своих предках, об их победах и поражениях, тем сильнее становитесь вы сами. Дерево без корней гибнет. Люди, не сохранившие мудрость предков, обречены на жалкое существование…
– Простите?..
– Ох, люди… Время идет, меняются наряды, прически, пристрастия… Но нерешенные задачи остаются все теми же. Вы ничему не учитесь, все ваши изобретения, которыми вы так гордитесь, в масштабе Вселенной выеденного яйца не стоят. А весь свой потенциал вы тратите на бесконечные войны! И совершенно не желаете чтить память предков и жить их мудростью, все вам новенькое подавай, да подиковенней… И невдомек вам, что славные времена настанут только лишь тогда, когда вы научитесь искренне говорить «прости» и «я люблю тебя». Когда вы научитесь по-настоящему прощать и любить…
Я поежилась, только сейчас разглядев, что же странного было в ее глазах. Оказывается, зрачки в них были не человеческими. Какими-то странными… птичьими, наверное. Вообще, логично, она же птица, хоть и весьма непростая.
– Я не поняла, – осторожно спросила я. – Вы сейчас меня ругаете за всех людей в целом?
– Нет, конечно, но ты могла бы проявить больше интереса к истории своего рождения, девочка. И тогда бы ты знала, что, когда твоя мать Елена, носила тебя под сердцем, случилось так, что она слегла в горячечном бреду. До твоего появления на свет оставалось несколько месяцев. Но счет ее жизни шел на недели. Твой отец тогда бросил все силы графства на то, чтобы разыскать меня. И ему это удалось. Многие из его войска простились с жизнью в этом походе. Ведь найти путь в мой чертог могут только отважные, сильные, упорные стяжатели.
Я сидела, затаив дыхание, боясь неуместным словом или жестом прервать рассказ.
– Перед твоим отцом вставали препятствия, от которых у любого храбреца кровь застыла бы в жилах. Но он все же оказался одним из тех немногих, кто удостоился чести увидеть мой мир, побывать в нем. Граф Валерий де’Бруове растратил всю казну и потерял треть войска. Но был вознагражден. Я дала ему то, чего он желал, – свою Слезу.
– Слезы Феникса исцеляют любые раны и болезни, – потрясенно прошептала я.
– И именно поэтому плата за нее так высока. Он доставил Слезу Елене. Но что-то пошло не так. Даже несмотря на мое вмешательство, сил твоей матери хватило лишь на то, чтобы выносить и родить тебя, девочка.
– Почему? Ведь она должна была исцелиться…
– Я не знаю. До этого лишь шестеро удостаивались чести получить мою Слезу, и среди них не было женщин… ммм… в интересном положении. Так или иначе, но частица моей силы досталась не твоей матери, а тебе. Это был первый раз, когда я спасла твою жизнь. Но человеческое тело слишком хрупко и не может быть долговременным вместилищем моего дара. По иронии судьбы спасенные мной люди были обречены на смерть. Если, конечно, не проводили ритуал отречения.
– Это вот как только что со мной?
– Как только что с тобой. Это был второй раз, когда я спасла тебе жизнь. Конечно, я не была уверена, что получится. Предыдущий носитель дара, например, не смог от него отказаться, не возжелал этого всей душой. Думал, что сможет его обуздать, бедный мальчик. Мало того, что я уйму сил потратила на то, чтобы его найти, – он, видите ли, хотел от меня укрыться с помощью какого-то маскировочного артефакта. Так еще и направил меня по конкретному адресу, когда я попыталась воззвать к его здравому смыслу. Но мне действительно было его жаль, дети глупы и зачастую переоценивают свои силы… С тобой было проще. Я сразу предупредила твоего отца о том, что дар обязательно проявится в его жене. Когда стало ясно, что его носитель – ты, граф просто ставил меня в известность обо всех твоих перемещениях.
– Ставил в известность… – эхом повторила я. – Не хотите же вы сказать, что он вам в другой мир голубей слал?
– Конечно нет. Я оставила ему волшебное зеркало для связи.
– Настоящее? – воодушевилась я. – Как в сказке?
Феникс посмотрела на меня с укором.
– Простите.
– Когда твои друзья пришли к Валерию, он первым делом связался со мной. Я его успокоила, заверив в том, что присматриваю за тобой. Пожалуй, он единственный не был взволнован твоей внезапной отлучкой.
– Но ведь… Но постойте! Почему тогда вы не сделали этого раньше? Не забрали дар?
– У меня были на то причины. К тому моменту, как твой дар развился и окреп, и его стало возможно изъять, не причинив тебе вреда, тобой уже заинтересовался Ковен. И тут, признаюсь, я поддалась соблазну. Дело в том, что меня категорически не устраивало само его существование в вашем мире. Я не люблю войны. А ваш мир и без того недавно пережил одну, от которой до сих пор не до конца оправился.
– Что ж вы сами его по бревнышку не раскатали? – горько усмехнулась я.
– Я не могу вмешиваться в дела людей… напрямую.
– А если бы Зэйрину удалось меня использовать?! Не слишком ли велик был риск?
– Девочка, не смеши меня! Моя сила – часть меня самой. Ее невозможно заставить. Можно только попросить. И у нее на все есть свое мнение, разве ты не заметила?
– Заметила. Она много раз спасала жизнь мне и тем, кто мне дорог.
– Ну вот видишь – грех жаловаться.
– Но все эти люди там, в замке! Неужели они все были законченными негодяями? Для чего нужно было их убивать моими руками? Да я же теперь спать по ночам спокойно не смогу!
– Спи тогда днем, – лукаво улыбаясь, посоветовала Феникс. – И не бери на себя слишком много. Я тебя использовала. Ты была просто инструментом в моих руках.
– Что?..
– Когда тебе надо сварить суп, ты берешь кастрюлю, нож, доску для резки, большую ложку, так?
– Так.
– Это все твои инструменты, и ты их используешь для достижения своей цели. Цель в этом случае – суп. Так?
– Так.
– Когда ты чистишь и нарезаешь овощи ножом, нож в твоей руке – всего лишь инструмент. Сам по себе он ничего не сможет, да и дела ему ни до чего нет. Но в твоих руках он действует. Так же и с тобой: ты добрая, славная девочка, и ты никогда не стала бы до основания разрушать замок. Просто так вышло, что именно ты стала инструментом в моих руках. На самом деле ты бы и не смогла этого сделать. Это была моя воля, моя сила и ответственность за содеянное понесу только я.
– А вам самой не жалко? – насупилась я, но совесть после такого объяснения все же немного поутихла.
– Мне приходится мыслить масштабнее. Я унесла много жизней – это плохо. Но вдесятеро больше спасла – это хорошо.
– Как же тогда жить? – тоскливо вопросила я, без аппетита ковыряя ложкой какой-то воздушный десерт. – Как правильно? Вы древнее и мудрее всех, кого я встречала в своей жизни, вы же должны знать секрет?
Феникс насмешливо фыркнула, покачав головой.
– По совести.
– И все?
– И все, девочка. Не мешай событиям разворачиваться так, как им должно. Умей отпускать, особенно умерших. Ведь души бессмертны и, покинув одряхлевшее тело, устремляются в новое воплощение, чтобы родиться заново. Возможно, не в этом мире, а в одном из бесконечности других. В новом, молодом и здоровом теле, для того чтобы усвоить еще несколько жизненных уроков. А как показывает практика, порой для усвоения лишь одного урока человеку нужна целая жизнь.
– Как же это? А преисподняя и небеса?
– А ничего не слипнется? – вкрадчиво вопросила Феникс. – Несколько десятилетий человек попостился, помолился, пожил в аскезе, наизусть вызубрил священные писания – и на веки вечные на небесах баклуши бить? Или грешника сбрасывают под землю и варят в котле до скончания веков? Это выдумали сами люди. В зависимости от праведности жизни можно заслужить более или менее удачное воплощение: родиться желанным ребенком в богатой семье или быть пятнадцатой дочерью в семье бедняка – две большие разницы.
– Вы хотите сказать, что нищие, попрошайничающие на улицах, заслужили быть нищими?
– Нет. Просто они еще не доросли до богатства. Ты вот тоже еще не доросла. Но пути открыты перед всеми, главное – найти свой.
– Это ведь несправедливо? – то ли вопросительно, то ли утвердительно промямлила я.
– Ошибаешься. Во Вселенной все всегда справедливо и подчиняется строгим законам.
– Я совсем запуталась.
– Разумеется, эти знания для тебя еще слишком сложны. Не старайся понять, просто запомни. С возрастом что-то из этого ты сможешь принять. А что не сможешь – усвоишь в следующей жизни. Именно поэтому душе дается так много воплощений. Мало владеть информацией – ее нужно полностью понять и принять.
– Это очень сложно…
– Хорошо, давай тогда еще упростим. В тебе, как и в каждом из людей, есть частичка Бога. Душа. Она помнит все свои воплощения и всегда точно знает, что для нее хорошо и что делает ее сильнее. Так же она знает, что в твоих деяниях ослабляет и мучает ее. Просто научись ее слышать. Это именно то светлое в тебе, что не дает совершать дурные поступки и тем самым наносить самой себе вред. Ведь чем больше человек обижает свою душу, не слыша ее и поступая в угоду своейличности, тем хуже становится и его телу. Нужно помнить о том, что душа и тело неразрывно связаны вплоть до самой смерти. Не смотри на меня такими глазами, я не сказала ничего особенного. Хорошо, давай совсем «на пальцах»: ни убий, ни укради, ни солги и не будь задницей, умей любить и сострадать – основные законы, соблюдение которых бережет душу. Что там еще? Не прелюбодействуй и не чревоугодствуй, – она мягко улыбнулась. – На самом деле ты и сама все это знаешь и чувствуешь. Если сделала что-то, от чего на сердце плохо, – исправь, это никогда не поздно. Обидела – извинись. Тебя обидели – не таи в себе. Кроме того, запомни: не бывает лжи во спасение, это еще одна выдумка людей, желающих успокоить совесть – мол, не для себя же стараются, а за ближнего радеют. Это не так. Ложь – это всегда ложь, какими бы благими намерениями она не была прикрыта. Не жди от людей слишком многого – обманешься в своих ожиданиях. Они, так же, как и ты, родились в этом мире, чтобы учиться.
Я осоловело хлопала глазами.
– Вы сказали, душа – это частичка Бога. Но ведь Великих Богов четверо!
– Ну естественно, для твоего мира – четверо. Но Бог-Творец един для всех миров. Просто Создатель не может присматривать за всеми мирами сразу. Или, вероятнее всего, не хочет. Вот и ставит над каждым миром… надсмотрщиков. Те исправно следят за порядком. В некоторых мирах есть целые пантеоны Богов.
– У меня сейчас голова треснет, – простонала я, уже искренне раскаиваясь в своем любопытстве. Но кто ж знал, что оно повлечет за собой такую сложную беседу! – Спасибо вам большое, можно, я пойду?
– Можно… Ах, да! Чуть не забыла, – вернула меня на место Феникс. – Всегда помни о том, чего хочешь на самом деле. Даже если это нерационально, глупо, неуместно, если существует десять тысяч причин не хотеть чего-то, но ты все равно хочешь – смело иди за своим желанием. Запомни, многие называют это интуицией, но именно так проявляет себя твоя бессмертная душа. Ей нет дела до того, чему обучили твой разум. И она всегда знает, что именно для нее лучше. И наоборот, не хочешь – не делай. Просто бери и не делай, и плевать, что о тебе подумают или даже скажут вслух. Не общайся с неприятными тебе людьми, не посещай неприятные места. Цени себя, свои желания и свое время.
– Ну, это не трудно, – я робко улыбнулась. – Я и так стараюсь делать то, что хочется…
– Да, стараешься. Но самое главное в этом деле – суметь отличить желание души от желания разума. Разум может ошибиться, душа – никогда.
– И как это сделать?
– Чувствовать. Говорят, что душа живет в сердце. А сердце всегда подскажет.
– Спасибо! – кивнула я.
– А теперь иди. Твои друзья… – Феникс на мгновение прикрыла глаза. – О-о-о, они в отчаянии… Ну да ничего, сейчас мы их обрадуем. Ты готова?
– Да! – я быстро встала и оправила платье. – Что же мне, в этом?..
– Хоть бы и в этом, кому какая разница? – легкомысленно отмахнулась женщина-птица. – Да не волнуйся ты так, как только очутишься в своем мире, твоя одежда мигом окажется на тебе. Синяки и ссадины, кстати, тоже вернутся на свои места, не обессудь. А теперь прощай. Мы славно поболтали, думаю для этого воплощения тебе вполне достаточно.
Он развела в сторону руки, очерчивая полукруг, и все вокруг исчезло. Нет, никакого портала не было, и я совершенно точно не двинулась с места. Просто ее мир исчез, уступив место тому, в который я стремилась всем сердцем.
Конечно, свалилась я прямиком ему на голову. Хорошо, что он сидел. Пожалуй, это стало уже доброй традицией – сыпаться на загривок родному мужу неизвестно откуда.
Сначала он просто смотрел на меня шальным взглядом, будто не верил своим глазам. А потом долго тряс меня за плечи и орал во всю голосину:
– Живая?! Живая, а?!
Пока я, наконец, не догадалась кивнуть. Будто только и ждал от меня этого подтверждения, маг сгреб меня в охапку и так сжал в объятьях, что, кажется, затрещали ребра.
– У тебя волосы нормального цвета, – сказал вдруг.
Я снова кивнула. В глазах стояли слезы, и все никак не удавалось его как следует разглядеть.
Вокруг нас происходило какое-то копошение. Я старательно проморгалась и все-таки смогла различить разнесчастную зареванную полуэльфку, с непередаваемым трагизмом сморкающуюся в рубаху взволнованного и растрепанного Эйвальда, бессовестно ухмыляющуюся полугномшу, Верховного и еще какого-то незнакомого симпатичного парня. Так, ну с Яном, Лайн все понятно. Полугномша – у меня почему-то совершенно вылетело из головы ее имя – наверняка за пифией хвостом притащилась. А Верховный? Его, наверное, привлекли от безысходности. Но кто и для чего вздумал сдернуть с насиженного места моего братца? Вот это всем вопросам вопрос. Для меня в данный момент неразрешимый.
Маг перестал меня трясти и теперь просто целовал в темечко. И вдруг я вспомнила. И резко сорвавшимся голосом душераздирающе провыла:
– Немедленно перестань меня целовать! Ты меня не люби-и-ишь!
– Почему? – искренне изумился Ян, на секунду и вправду опустив руки.
Я этим воспользовалась и отодвинулась. Орать на него, когда он меня так обнимает просто невозможно.
Краем глаза я заметила, что Верховный тоже впечатлился таким заявлением, сделал круглые глаза и поспешно отошел от нас подальше. Остальные последовали его примеру. Но мне уже было все равно.
– Ты женился на мне из-за дара, но его больше нет! И ни капельки ты меня не любишь, и не любил! И бросил ты меня в Академии, и уехал неизвестно куда! А меня остави-и-ил, совсем одну, никому не нужную, бесхозную, как бродячую собаку-у-у-у! А меня бандиты гоняли! Меня колдунами затравили! На меня медведь нарычал! А тебя рядом не было-о-о! А потом еще Зэйрин, гад, запугал до полусмерти! А ты где все это время был?! Девиц на постоялых дворах мял?! Нежить по лесным чащобам гонял?! А на меня же что, совсем начхать, да?!
Маг некоторое время тупо на меня таращился. Глаза – почти квадратные и пустые, как у младенца. Ни одной мысли в них, ни большой, ни маленькой. Скорее всего, он даже не понимал, что я там такое на него ору.
А потом вдруг прижал к себе и жарко поцеловал. Вот так вот, прямо в губы и на глазах у всех, как на свадьбе. Я специально не проверяла, но надеюсь, что эти «все» деликатно отвернулись. Щеки немедленно залились румянцем, и я старательно попыталась выкрутиться – чего это он – бревно бесчувственное! – еще и целоваться лезет? Но очень скоро умиротворенно вздохнула и сдалась.
Хорошо, что он меня поцеловал. Ни одни слова не смогли бы объяснить мне все, как один его поцелуй. Я всхлипнула в последний раз, все-таки выкрутилась из медвежьей хватки и крепко обняла его за шею.
Пифия обессилено сидела недалеко от края обрыва. Некто в недалеком прошлом приволок сюда толстенное бревно, которое теперь заменяло полуэльфке лавку. Нервы у нее оказались не железные, и еще она дико устала. Лета нашлась, пока еще не известно, как и почему. Но, когда она успокоится и перестанет вопить на мужа, скорее всего, расскажет. А раз так вопит, значит, с ней более или менее все в порядке – страдает она, как правило, молча. Все хорошо. Теперь можно сидеть, нахохлившись, отдыхать и жалеть себя сколько хочется.
Верховный сказал, что должен отлучиться в Совет, вернуться с группой архимагов, установить постоянную связь с эти местом через несколько хорошо отлаженных порталов и начать все здесь исследовать. А их, мол, потом через эти порталы отлаженные в Академию и доставят. Снова перемещать всю честную компанию так же, как в предыдущий раз, – дело весьма рискованное. С тем и отбыл. Пифия смутно представляла себе, что вообще можно здесь исследовать. Опаленные камни? Но возможности просто посидеть, никуда не спеша, была рада, несмотря даже на пробирающий до поджилок утренний холод.
Внизу, скорее всего, было куда теплее. Там, очень далеко, раскинулись людские поселения. Большой город был только один. А маленькие деревни и села, домов на десять-двадцать в изобилии разместились по обе стороны узкой извилистой речушки. Чуть правее величественно возвышался густой, явно уже немолодой сосновый бор. Очень большой. Такой, наверное, и за неделю не обойти. Солнце уже почти взошло, лишь краем цепляясь за горизонт. Создавалось ощущение, что вся природа притихла и замерла за миг до окончательного пробуждения. Пифия притихла и замерла вместе с ней. Никогда раньше она не забиралась так высоко и не наблюдала такой красоты.
Ее чувствительные уши загодя уловили тихие осторожные шаги за спиной, но оборачиваться она не стала.
Эйвальд немного потоптался в нерешительности рядом с бревном, но все-таки сел. Слишком близко сел. Но полуэльфке было лень отодвигаться. Да и правому боку стало заметно теплее.
– Держи, – вдруг сказал изобретатель и сунул ей в руки что-то маленькое и круглое.
– Что это? – пифия недоуменно уставилась на тонкий золотой ободок. Желтый камешек в простой оправе хитро поблескивал в первых солнечных лучах.
– Кольцо. Ты же просила сообщить, когда я дозрею. Вот я и сообщаю, что дозрел.
– До чего?
– До женитьбы, Лайн. Не прикидывайся глупой, ты же сразу все поняла. Я хочу, чтобы ты стала моей женой.
– Ух. Ну раз ты настроен так решительно, то, видимо, я должна согласиться?
– Если еще не передумала.
– Я не передумала. Но мне страшно, Эйв.
– Мне тоже. Лайн, я ведь не просто так. Не из-за того, что ты тогда наболтала, мол, мне удобно и тебе удобно. Для меня это вовсе не договорной брак… Ты понимаешь?
– Я понимаю, – строго сказала пифия и, серьезно посмотрев в его лицо, все-таки вложила свою ладошку в его руку. – Я все понимаю, Эйв. Ты не переживай так, я выйду за тебя не по договору. Я просто так выйду, хорошо?
– Хорошо, – облегченно выдохнул он, сжимая ее ладонь.
Солнце окончательно поднялось над землей. Из домов выходили люди, привычно и сноровисто принимались за работу. Стада коров и овец повели на выпас. Жизнь наконец-то вновь закипела.
– Кольцо-то откуда? Неужто с собой все это время таскал? – хитро улыбнулась полуэльфка, аккуратно пристраивая взъерошенную голову на плечо изобретателю.
– Ммм… ну фактически да, таскал. Если честно, достал из плаща. Ну помнишь, который не промокает и защищает влюбую погоду, вроде как согревает в холод, а в жару холодит… Я тебе потом нормальное подарю, такое как надо.
Пифия рассмеялась:
– Это замечательное, – и игриво подставила растопыренные пальчики. – Надевай!
Они еще долго сидели на старом бревне, осторожно привыкая к чему-то большому, новому и радостному. Чему-то, что так неожиданно появилось в их жизни.
– Куда ты теперь?
Рикнака пожала плечами. Дракон подкрался совсем неслышно. Так, наверное, умеют только драконы. Она завороженно смотрела на облака, которые здесь плыли совсем низко, казалось, протяни руку – и можно погладить их по пушистому боку.
– Не знаю, я еще не решила.
– А когда решишь?
– Рин, ты чего ко мне привязался? Ты, может, и древний ящер себе на уме, но хоть какие-то правила приличия для тебя существуют? Мы знакомы несколько часов, а ты уже пристаешь со странными вопросами.
– Стыдить дракона – дело гиблое, имей в виду. Ну так что ты решила?
– Ну, я правда не знаю, – полугномша вновь перевела взгляд на облака. – Я всегда хотела летать.
– Значит, полетишь.
– Я не птица.
– Что за упаднические настроения? Летать могут не только птицы. Все возможно, если только ты в это веришь.
– Это банальность, – усмехнулась Рикнака и посмотрела на него искоса, пытаясь понять, чего же он все-таки пристал.
– Все вечные мудрости банальны, – рассмеялся он. – И знаешь почему? Их произносят из века в век. Они – истина, потому не забываются. Но столь частое использование, к сожалению, рано или поздно превращают их во что-то привычное, само собой разумеющееся, во что-то такое, чему перестают доверять.
– Мудрый ящер, – улыбнувшись в ответ, констатировала полугномша.
– Полетели со мной.
– Ты с ума сошел, зачем?!
– Я покажу тебе небо. Там оно совершенно другое. С земли не разглядеть и не понять его величия и красоты.
– Шутишь? – от радостного предвкушения у нее даже перехватило дыхание.
– Нет, – серьезно ответил дракон. – Ты девчонка толковая. Увидишь другие земли, целый мир, многому научишься. А в Академию всегда вернуться успеешь.
– Что-то меня терзают сомнения, – прищурилась Рикнака. – Да чтобы дракон, за спасибо, полугномшу на себе возил? В чем подвох, Рин?
– Умная, – с удовольствием кивнул тот. – Знаешь, что-то засиделся я в своей пещере. Хочу снова в путешествие отправиться, далеко и надолго. А хорошая компания никогда не повредит.
– Хорошая компания – это я?
– Хорошая компания – это ты. А что, есть сомнения?
– И довольно большие… Но погоди, а узнать, что же, в конце концов, произошло с Лериетаной? Любопытно ведь!
– Будет тебе! Потом встретимся с ними и все выспросим или вестника Яну пошлем, он потом нам отпишется. Полетели, а?
Сомневалась полугномша недолго.
Все только потрясенно ахнули, когда на развалинах, словно из воздуха появился огромный ящер и, сверкая чешуей в утреннем солнце, поднялся в воздух всего несколькими взмахами мощных крыльев. Сделал несколько кругов над скалой, словно прощаясь, и улетел на север, в сторону моря. На спине у него сидела и отчаянно визжала крохотная девичья фигурка.
– Уволок-таки девицу, ящер ненасытный, – хмыкнул изобретатель, неуверенно приобнимая полуэльфку за плечи.
– Не сожрет хоть?
– Не должен. Я где-то читал, что драконы людей не едят.
– Это хорошо. Жаль только, что не попрощались, я столько всего еще хотела выспросить!
– Может, потому и не попрощались? – лукаво улыбнулся Эйвальд и обернулся на тихий хлопок за спиной. – О, вот и Верховный, да не один. Скоро будем дома, Лайн. Теперь все позади.
Она хмыкнула, завозилась под его рукой, устраиваясь поудобнее, и, пригревшись, задремала.