Взрывая Империю бесплатное чтение

Приглашение на казнь

Толпа пёстрой рекой текла по проспекту мимо нарядных особняков и доходных домов, вбирала в себя ручейки из переулков и скверов. Спешили клерки в котелках и поношенных пиджаках, в штанах, отполированных сзади прилежным сидением в конторах, шагали жилистые рабочие в заношенных куртках, в нагуталиненных по случаю праздника сапогах, крестьяне с загорелой до кирпичного цвета кожей, смешливые служаночки в саржевых платьях. Людская масса, шумная и бурливая, как воды Ифинга выплёскивалась на обширный прямоугольник Соборной площади.

С востока площадь венчал кафедральный собор, вздымающийся в небеса подобно застывшему пламени костра. Напротив стояло монументальное здание Генштаба с гипсовыми знамёнами и пушками на фронтоне. Южную границу площади обозначала чугунная ограда Императорского парка, где мраморные наяды и тритоны стыли под прохладным августовским дождиком. На севере площадь замыкала громада Трибунала с колоннадой из красного гранита. В лучах заходящего солнца колонны казались облитыми кровью.

Готлиб обогнул угол Генштаба и стал проталкиваться через толпу к строю гренадёр, оцепивших свободное пространство у подножия Трибунала.

– Господин офицер! – моряка нетерпеливо дёрнули за рукав. – Помогите мне. Пожалуйста!

Готлиб обернулся. Перед ним стояла невысокая девушка лет двадцати пяти на вид, в сером жакете и полосатой юбке вроде тех, что носят крестьянки из северных провинций. Головным убором ей служил видавший виды котелок. Возможно, его одевал на охоту отец или брат девицы. Чтобы придать котелку вид предмета женского туалета, его тулью обвязали куском зелёного газа, вероятно, под цвет глаз провинциалки. Но самих глаз не видать за тёмными очками.

«Должно быть, курсистка», – решил Готлиб. – «Приехала в столицу учиться».

– Господин офицер, мне необходимо пробраться ближе к Трибуналу, – девушка состроила жалостливую мину.

– Зачем? – удивился моряк.

«Курсистка» застенчиво улыбнулась и не ответила. Странное желание для юной девы: оказаться ближе к месту экзекуции. Впрочем, приверженность гражданскому долгу требовала поддержки во всех своих проявлениях.

– Следуйте за мной и постарайтесь не отставать.

Толпа напирала. Казалось, ещё немного и молодых людей разнесёт в разные стороны, как щепки в океане. Девушка схватила Готлиба за ремень.

– Вы моя последняя надежда! – воскликнула она.

Ничто не возбуждает на подвиги так, как женские слова. Офицер ввинтился в толпу подобно тому, как бур вгрызается в породу. Кто-то обругал Готлиба, кто-то в сердцах треснул по затылку так, что искры из глаз. Отчаянным рывком капитан проломился к шаткой цепи солдат в серых мундирах.

– Вот! – Готлиб показал пригласительный билет.

– Пропустите его! – приказал жандарм и заметил девушку, робко выглядывающую из-за плеча офицера. – А это…?

– Она со мной.

Жандарм махнул рукой: «Пропустить!» Осуждённых в серых балахонах уже вывели из Трибунала. Их было трое. Истощённый старик, справлявший омерзительные ритуалы на тайном капище в низовьях Ифинга, рослая и крепкая девица с простоватым лицом, которая до восемнадцати лет скрывала незаконные способности и молодой аристократ из Понизовья, по слухам, тайно пробравшийся в Империю из-за любви к бойкой дочери бывшего имперского посла. В руках стражей тускло блестели жезлы из полированной стали с белёсыми кристаллами вместо набалдашников. По мрачной иронии судьбы «северные опалы», изобретённые древними колдунами работали против их потомков, не давая воспользоваться устрашающими способностями.

Оцепленный солдатами пятачок казался островом в неспокойном море толпы и здесь на ступенях Трибунала собрались высшие чины империи. Одни присутствовали по долгу службы, другие из любопытства. Готлиб узнал низенького и совершенно лысого Венцеля Хацаи во фраке и лощёном цилиндре, с массивной тростью в руке. На шее плешивца блестел чёрной эмалью орден орла, отличительный знак члена коллегии Трибунала. Предстоящее событие было заслугой почти исключительно Хацаи. Он повёл дела так, что коллегии не оставалось ничего иного, кроме как, приговорить троицу в серых балахонах. Старый маньяк имел вескую и очень личную причину ненавидеть колдунов. Двадцать лет назад, во время Еретической войны эскадрон королевских кирасир ворвался в поместье Хацаи. Князя взяли в нужнике без штанов и в таком виде отправили в Норланд. Заодно (не пропадать же добру) северяне прихватили собрание картин, которое семья Хацаи собирала на протяжении нескольких поколений. А командовал этим безобразием колдун из династии Унрехтов, брат нынешнего короля Норланда. По окончании войны северяне вернули князя вместе с остальными пленными и даже снабдили на дорогу новыми штанами, но память о пережитом позоре не оставляла старика по сей день.

Готлиб вспомнил: недавно Хацаи назначили генеральным инквизитором флота. Для несведущих это выглядело повышением, но… Должность означала отбытие из столицы на побережье, подальше от Трибунала и императорского двора. А кроме того, Хацаи страдал от морской болезни настолько, что даже поездка в автомобиле превращалась для него в пытку. Что уж говорить про морские манёвры, в которых флотский инквизитор обязан участвовать! Будет знать, старый дурак, что всех колдунов не переловишь и служебное рвение уместно в разумных пределах.

Справа от инквизитора стоял отец Готлиба, адмирал Карл Данкль, высокий, представительный, с роскошной бородой, возлежащей поверх парадного мундира. Адмирал неодобрительно глянул на опоздавшего сына и отвернулся. «Император! Император!» – заговорили в толпе. Из высоченных дверей Трибунала вышел невысокий сухощавый человечек в каске и чёрной форме лейб-гвардии уланского полка. Толпа восторженно загудела. Хотя, с точки зрения Готлиба, не было ничего примечательного во властителе половины континента. Кроме, пожалуй, пышных усов основательно тронутых сединой.

– Не посмеют, – пожилой чиновник в мундире министерства путей сообщения разговаривал с кем-то за спиной Готлиба. – Как обычно, выведут осуждённых, прочтут приговор, а потом оп-ля! Помилование и высылка в Норланд, к Прокажённому. Цивилизация-с!

По рядам быстро шагал рослый поджарый мужчина в штатском, с жетоном департамента охраны на лацкане.

– Предъявите билет, – потребовал он у Готлиба.

Офицер хотел вспылить: какого чёрта? Но возмущение улетучилось под взглядом спокойных серых глаз агента. Готлиб послушно достал билет из кармана.

Почему-то агент не обратил на внимание на новую знакомую Готлиба. Не заметил маленькую девчушку за спиной высокого моряка или что-то отвлекло внимание соглядатая. Пока читали приговор, Готлиб исподтишка рассматривал девушку. Русые волосы собраны на затылке в плотный пучок, лицо широкое, с высокими скулами. Это наводило на мысль о родстве с аборигенами Севера, чьи общины ещё сохранялись в долине Ифинга. Опасное родство – аборигены от природы обладали запрещёнными способностями. Надо бы намекнуть девушке на необходимость пройти тест Бахмана – то-то крику будет! Северяне до смерти боятся Трибунала и всего, что с ним связано. Провинциалка на многое пойдёт, чтобы избежать встречи с агентами этого почтенного учреждения. Не зная о коварных планах Готлиба, девушка тихонько напевала:

Среди лесистых гор,

У голубых озёр,

Где в чаще слышен,

нестройный птичий хор…

Это было так странно – услышать крестьянскую песенку у ступеней Трибунала.

– Почему ты поёшь? – изумился Готлиб.

– Петь лучше, чем плакать, – ответила девушка и офицер заметил слезу, стекающую у неё по щеке.

– Но почему?

– Потому что…, – девушка указала на ржавый столб, к которому приковали молодого аристократа, – потому что он мой брат.

Девушка взмахнула руками, как колдун, творящий заклятие. Готлиба запоздало осенило – это и была колдунья, чудовище Севера, которое он самолично привёл к Трибуналу.

Палач поднёс факел к поленнице, и облитые керосином брусья вспыхнули. Девушка что-то хрипло выкрикнула и молнии полыхнули средь смертных столбов. Затрещало, будто сомкнулись два оголённых провода, осуждённые дёрнулись под ударами злых молний и тут же обмякли, убитые почти мгновенно. Толпа замерла. В наступившей тишине Готлиб отчётливо расслышал слова старого путейца:

– После всего, что здесь произошло, между нами и Севером возможна только война.

Толпа колыхнулась и потекла, разбиваясь на течения и водовороты. Кто-то бросился наутёк, кто-то стоял пригвождённый к земле ужасом. Император с перепуга шлёпнулся на ступени при всём честном народе, и офицер конвоя поднимал его, схватив под руку. Готлиба сбили с ног, наступили ему на запястье, заехали ботинком по рёбрам. От увечий моряка спас жандарм. Он рывком поднял офицера и поставил на ноги.

– Позаботьтесь о своём отце, – рявкнул жандарм и указал на ступени Трибунала, откуда в панике разбегались аристократы.

Готлиб поискал глазами девушку. Её не было видно, она исчезла, как рыбка, нырнувшая в спасительный омут. В воздухе нестерпимо воняло керосином и палёным мясом, дым от громадных костров стелился по площади и ел глаза. Пламя пожирало трупы колдунов. Офицер заметил, что всё ещё сжимает билет в кулаке. На листке плотной бумаги значилось: «Приглашение на казнь».

Инкогнито

Норланд – угрюмое королевство, страна льдов и туманов. Здесь гранитные скалы вздымаются над водной гладью фиордов подёрнутых дымкой, айсберги выплывают из мглы как мстительные призраки кораблей. Дни в Норланде серы и невзрачны, словно брюхо селёдки. Летнее незакатное солнце лишь касается краем горизонта, чтобы продолжить путь по небосводу, а зимой стоит непроглядная тьма, нарушаемая сполохами полярного сияния. Люди в королевстве так же серы, упрямы и жестоки как природа вокруг них. Они селятся в хуторах по берегам фиордов и в мрачных городах, озаряемых пламенем доменных печей. Норландцы строят деревянные дома и раскрашивают их в немыслимо яркие цвета, словно пытаясь краской восполнить тусклую повседневность. А в глухих урочищах меж отрогов Берегового хребта по сей день обитают дверги, тролли и прочая нечисть, от которой, слава Всевышнему уже избавились в Империи. Норланд древняя страна, он помнит начало времён и останется даже после конца света.

Норея, столица Норланда просыпается рано. В пять утра над бастионами крепости Мариенбург, на северном берегу фиорда горнисты выдувают сигнал к построению. Солдаты становятся шеренгами во дворе между казармами из красного кирпича и гранитной куртиной. Качаются штыки над шпалерами солдат. Дурные от недосыпа новобранцы в плохо подогнанных портупеях становятся как попало, унтера тычками и пинками равняют строй. Скорым шагом проносятся офицеры, прячущие зевоту в кулак. Генерал-майор Розен, комендант крепости и главный живодёр королевской армии, грозно шевелит тараканьими усами и все на плацу знают – сейчас кому-то достанется на орехи. Господин комендант не приступает к завтраку, не устроив знатной выволочки.

В шесть на Заводской стороне басовито гудит котельная ткацкой мануфактуры, к ней присоединяется пронзительный свисток верфи «Полярная звезда», где под навесами эллингов покоятся стройные корпуса эсминцев и яхт. Густым баритоном подаёт сигнал Металлический завод, мелодично пищат свистки сахарных и консервных заводов. Улицы Нореи наполняются народом: шаркают по брусчатке ботинки, рабочие в мятых пиджачках или суконных куртках поверх несвежих рубах греют за пазухой узелок с обедом – кусок сала между ломтями хлеба и пара картофелин «в мундире». Стучат деревянными башмаками ткачихи в ситцевых платках, жакетах и полосатых юбках. Этим бабёнкам сам чёрт не брат. Ты им слово, они тебе десять, только держись. Низкорослые и темнолицые дверги в долгополых сюртуках, цветастых жилетах и шёлковых цилиндрах открывают ювелирные лавки. Всем известно: чем меньше дверг ростом, тем выше цилиндр он выбирает. Похожий на доисторическую обезьяну огр в форменной куртке Электротехнического общества идёт куда-то по своим делам, и несёт на плече фонарный столб.

Бесстрашная школота всех рас и возрастов шныряет по улицам вдоль и поперёк, задевая прохожих ранцами. Студенты Политеха в форменных двубортных тужурках и фуражках с чёрным околышем шагают с таким важным видом, будто за утренним кофе им открылись тайны мироздания. Многие студенты в очках. У одних очки с линзами – от близорукости. У других с простыми стёклами – для солидности. Вечно голодные слушатели Академии Художеств в бесформенных блузах и широкополых шляпах прут шумною толпой, задирая по пути уличных торговок.

Звенят трамваи, грузовые стимеры обдают прохожих облаками пара. По неширокой улице Старого города стучит ободьями по брусчатке громадная повозка, запряжённая парой вороных тяжеловозов. В повозке рядами уложены бочонки с пивом, возница уверенно правит громадными лошадьми. Навстречу неторопливо бежит «мотор» канцлера Инграма Холмберга, похожий на лакированную карету, у которой вместо дышла приделан ящик моторного отсека. Проезжая часть узка, но экипажи не спешат и должны разъехаться. Вдруг – треск мотора, визг клаксона. «Карету» Холмберга нагоняет кабриолет с откинутым верхом, узкий словно торпеда и чёрный как смерть. На дверях машины блестят золотые династические химеры, за рулём молодой белобрысый поручик в очках и кителе болотного цвета, с топориками инженерного корпуса в петлицах.

– Да это же Фрей! – кричат в толпе.

Фрей Унрехт – это вам не мелкий дворянчик из Понизовья. Член совета Старших, принц крови и двадцать седьмой претендент в очереди на королевский престол. По сути – безобиднейшее существо, книгочей с уклоном в технические науки. Но стоит принцу сесть за руль своего «адлера», в него словно бес вселяется. Причём бес мстительный, дерзкий и отчаянно ненавидящий всё, что движется медленней восьмицилиндрового монстра с золотыми химерами на дверях.

Кабриолет идёт на обгон, вклинивается между упряжкой тяжеловозов и «мотором» Холмберга. На мостовой ералаш, громадные кони встают на дыбы, водитель канцлера с перепугу вывернул руль и машина бьётся колесом о бордюр. Опрокинутая бампером урна летит вдоль тротуара, рассыпая окурки. Вокруг шум и гам, свистят мальчишки, прохожие хохочут, указывая пальцами на машину, вставшую поперёк улицы. Что поделать, не любят в столице первого королевского министра. Канцлер Холмберг, лысый сухопарый дверг с постным лицом и остатками седых волос, зачёсанных на «внутренний заём» выглядывает из окна и что-то говорит водителю. Тот выкручивает руль и трогается в сторону Дворцовой набережной.

В восемь утра бахает сигнальная пушка на фасе Кронбурга и выстрел эхом прокатывается по лесистым склонам. Замок Кронбург возвышается над городом и кажется продолжением горы, на которой стоит. Стены старой крепости сложены из валунов такой неподъёмной величины, что гиды придумали легенду для туристов: будто бы Эрик IV для постройки замка нанял великанов, ещё живших в то время на склонах Берегового хребта. Жители городских предместий, окружающих гору, посмеиваются в усы: нанял, только не великанов, а местных мужиков. Они с помощью блоков, рычагов и чьей-то матери сложили стены, заставляющие нынешних инженеров озадаченно скрести в затылке.

Прежде Кронбург был резиденцией королей Норланда. Но во время пожара цитадель выгорела почти дотла, и король со свитой перебрался в замок гостеприимных Врангелей, а потом в новый дворец на набережной Кабаньего острова. Что ни говори, дворец с барочными фасадами, высокими окнами и просторными залами больше подходит для короля, чем старая крепость на утёсе. Новая резиденция с колоннами и кариатидами отражается в спокойных водах фиорда и служит нарядным фасадом столицы, светлым пятном на закопчённой физиономии города. От Дворцовой площади по всему Кабаньему острову разбегаются лучами прямые и широкие улицы, застроенные модными магазинами, банками и конторами. Эта часть города с утра запружена народом. Трещат и воняют бензином «моторы» с откинутыми в честь погожего утра тентами, неслышно катят электрические кареты, цокают по асфальту холёные рысаки, впряжённые в лакированные экипажи. Спешат по тротуарам клерки в костюмах-тройках и котелках, в рубашках со сменными целлулоидными воротничками.

В девять утра отпираются двери контор и банков – к этому часу ночные поезда доставляют в столицу помещиков из южных долин, владельцев громадных лесных дач на склонах Берегового хребта, грубоватых скотопромышленников Межгорья, горнозаводчиков Севера… Все идут в банки: снять, оплатить, взять новую ссуду.

Центральный вокзал Нореи работает круглые сутки. Жильцы в домах у железнодорожных путей засыпают и просыпаются под стук колёс, паровозные гудки и лязг автосцепки. Медлительные товарняки чередуются с быстроходными курьерскими поездами, пригородные составы вываливают на перрон толпы работников из предместий. Около десяти утра в движении на железной дороге возникает короткий перерыв. Пригородные поезда доставили всех, кто спешил к открытию контор и заводов. Платформы пустеют. Вдруг резкий свисток разрывает тишину. Гудят рельсы, земля вдоль путей дрожит мелким бесом. Вдали, у самого горизонта возникает нечто, похожее на тупоконечную винтовочную пулю. Локомотив в обтекаемом кожухе летит, не оставляя ни угольного дыма, ни пара. Только еле заметное марево нефтяного перегара вьётся над выхлопными патрубками. На серебристых бортах вагонов готическим шрифтом написано: «Южный экспресс».

Фрей Унрехт вышел перрон и огляделся. Все на местах. Агенты охранки расставлены вдоль платформ, трое дюжих лакеев замерли наготове, машины конвоя ждут на привокзальной площади. Не хватает главного компонента – принцессы. К офицеру подбежал чиновник в кителе и фуражке железнодорожного ведомства.

– Прибывает! – путеец показал часы на позолоченной цепочке. – «Южный» будет через десять минут.

Фрей кивнул и прошёлся по перрону. Утро выдалось ясным, но под стальным кружевом вокзального дебаркадера царил вечный полумрак. Солнечный свет с трудом пробивался сквозь закопчённые стёкла перекрытия. Ажурные опоры дебаркадера, когда-то окрашенные суриком, стали угольно-чёрными от сажи.

– Всё в порядке? – спросил Фрей у агента, вытянувшегося во фрунт у опоры.

– Да. Только…

Агент одними глазами указал на соседнюю платформу. Там у газетного киоска стояли два господина. Тот, что моложе – недавно назначенный военный атташе империи Готлиб Данкль. Рядом толстый и курносый старик с седеющими баками, имперский посол Гуго Мартини. Фрею поручили встретить принцессу, прибывающую инкогнито из Понизовья, но стоило этим двоим объявиться на платформе, как стало ясно: «инкогнито» не получилось.

– Говорят, принцесса жутко уродлива, – рассказывал Мартини военному атташе. – Впрочем, наследнику грех жаловаться. Чем страшнее уродство у северян, тем сильнее их магическая потенция. Всё, что требуется от наследника – закрыть глаза и сделать своё дело, хе-хе.

– Я видел фото принцессы во вчерашнем номере «Рейтара», она вполне симпатична, – возразил Готлиб

– Бросьте, – отмахнулся толстяк. – Фотографиям нельзя верить, их ретушируют. Представители норландской аристократии, именующие себя Старшими, все эти Унрехты Врангели, Юнкеры и прочие, – самые уродливые существа на свете. Так уж распорядился Создатель: либо ты красавец и не обладаешь ни граном магии, либо страшен как чёрт и силён как Эрик Основатель. Верьте моему слову, с минуты на минуту вы увидите самую жуткую каргу на свете.

– Но принц… – Готлиб указал на Фрея, – …выглядит вполне нормальным человеком.

– На этом экземпляре природа отдохнула, наградив заурядной внешностью и минимумом способностей. Поэтому он прозябает на вторых ролях. Посмотрите на безвольную линию его подбородка, на бесцветные волосы. А если, мой юный друг, вам повезёт оказаться вблизи, обратите внимание на форму его ушных раковин – они свидетельствуют о деградации. Кровожадная династия Унрехтов вырождается и нам повезло присутствовать при её агонии. Брак наследника Норланда с принцессой из Понизовья является отчаянной попыткой улучшить породу и оттянуть бесславный конец.

– Говорят, Фрей очень умён, – осторожно заметил Готлиб – Он учился в Политехе и даже носит золотой значок этого института.

– Если доведётся общаться с Фреем «tête-à-tête», взгляните на дату, выбитую на значке. Согласно ей, принц умудрился получить университетский значок за два года до своего рождения. Очевидно, Фрей купил его в ломбарде.

Унрехт обернулся и внимательно посмотрел на дипломатов, словно почуяв: разговор идёт о нём.

– Странно, принц совершенно не похож на своего отца, герцога Рагнара, – заметил Готлиб.

– Герцог приходится Фрею приёмным отцом, – пояснил толстяк. – Пятнадцать лет назад анархист покушался на Рагнара, но перепутал экипажи и метнул бомбу в карету родителей Фрея. Они погибли. Герцог усыновил Фрея вместе с его братом и кажется, уже сто раз пожалел об этом. Фрей и особенно его брат Феликс – два главных фрондёра в королевской семье.

«Южный экспресс» приближался. Стук колёс и высокий стон турбины заполнили пространство под дебаркадером. Локомотив протянул состав вдоль платформы, скрежетнул тормозами и замер. Двери вагонов открылись, толпа выплеснулась из поезда и потекла ко входам в вокзал. Фрей приказал агенту:

– Передай шофёрам, чтоб заводили моторы.

Агент убежал к выходу, а Фрей хотел войти в вагон первого класса. Но навстречу ему спешили дамы в дорожных платьях, купцы, офицеры… Фрей посторонился и занял наблюдательный пост у опоры. Не хватало только разминуться с принцессой!

– Господин поручик! – окликнули Фрея.

Принц обернулся. Перед ним стояли трое: плечистый старик в долгополом сюртуке, долговязая рыжая дама с вытянутым как у лошади лицом, и невысокая девушка с тёмно-русыми волосами, стянутыми на затылке в тугой узел. Лицо девушки симпатичное, но несколько широковатое и чересчур скуластое. Глаза скрыты за тёмными очками. На приезжей шляпа с тёмной вуалью, приталенный жакет чёрного бархата и полосатая юбка вроде тех, что носят крестьянки и знатные дамы, впавшие в ересь народничества.

– Господин поручик, как нам попасть на Дворцовую набережную, – спросил старик.

Фрей, раздосадованный тем, что его отвлекают от важного дела, холодно ответил:

– На привокзальной площади находится биржа извозчиков, а из вокзала по телефону можно заказать такси.

Троица направилась ко входу в вокзал. А Фрея поразила внезапная мысль.

– Стойте! – крикнул он.

Все трое обернулись, старик как бы невзначай отвёл полу сюртука, продемонстрировав висящую на поясе кобуру.

– Вы Фрея Ропп? – обратился поручик к девушке в полосатой юбке.

– Да.

– Я Фрей Унрехт и мне поручено забрать вас с вокзала. Из-за некоторых обстоятельств – Фрей указал на имперских дипломатов, – торжественной встречи не будет.

Фрея взглянула на южан, узнала Готлиба и помахала ему рукой. Атташе вздрогнул и побледнел.

– Кажется, он вас помнит, – заметил Фрей.

– Да, мы встречались. Этот господин помог мне в одном очень важном деле.

Фрей взмахнул рукой, подзывая лакеев и те выхватили у носильщиков багаж принцессы.

– Пройдёмте к машине.

На привокзальной площади шум и гам, как в Вавилоне за день до сдачи объекта. Толпа бурлит, обтекая стоящие у бордюра автомобили. Орут, стараясь перекричать друг друга лотошники, звонко вопят мальчишки-газетчики, извозчики окликают с высоких козел клиентов:

– А кому в Суконный конец?

Столицу полвека назад разделили на округа, но у этих деревенщин всюду «концы». Наряд конной полиции пробирается сквозь толпу. Хорошо обученные лошади осторожно раздвигают людей. Из погребка на дальней стороне площади вываливает компания поддатых мужчин. Кто-то налетает на бражников, получает сдачи кулаком в нос и вспыхивает драка. Конные полицейские сворачивают ко входу в кабачок, заранее снимая с поясов длинные дубинки. Гости из Понизовья оглушены и растеряны. Даже невозмутимый старик с внешностью отставного душегуба ощутил себя не в своей тарелке.

– У вас всегда так шумно? – спросила Фрея.

После малолюдного Понизовья столица Норланда казалась ей сущим адом.

– Сегодня ещё тихо, – улыбнулся Фрей. – Будний день всё-таки. А что здесь в воскресенье будет…! Впрочем, пожалуйте в машину.

Фрей помог принцессе и её компаньонке забраться на заднее сиденье «адлера», старик сел впереди. Лакеи погрузили саки и чемоданы понизовцев в деревянный ящик багажника, захлопнули его и застегнули ремнями. Фрея выглянула из окна.

– А кто поведёт машину?

– Я, – Фрей взялся за пусковую рукоятку и рывком крутанул её.

Двигатель провернулся и затарахтел всеми восемью цилиндрами.

– Вы умеете водить! – Фрея была в восторге.

– Это не так уж и сложно.

Поручик сел за руль, дважды просигналил машинам конвоя и тронулся, стараясь не ткнуть бампером обывателей, имеющих дурную привычку шляться поперёк проезжей части.

– Я всю жизнь мечтала научиться водить автомобиль, – заявила Фрея.

– Рекомендую купить машину с электромотором. Вот уж с чем нет проблем: ни запаха бензина, ни мучений с коробкой передач. Нажал педаль и поехал!

– Это те несчастные экипажи, которые заряжаются дольше, чем ездят? – Фрея презрительно сморщила нос. – Будущее за двигателем внутреннего сгорания!

Колонна выехала с привокзальной площади и помчалась вдоль железнодорожной эстакады. Фрей придавил акселератор и машина легко обогнала поезд, несущийся на всех парах. За путями тянулся парк. Над кронами дубов виднелись островерхие крыши и шпили замка.

– Это Юханхольм, наш старый охотничий замок, – пояснил Фрей. – В нём зарезали короля Юхана Безумного. А там, – поручик указал на мрачное кирпичное здание по другую сторону проспекта, – королевский лицей. В нём я дрался с сыном нынешнего бургомистра Нореи.

– И кто победил? – заинтересовалась Фрея.

– Учитель! Он взял нас за загривки, треснул лбами и отправил в разные углы класса. В этом парке, – поручик кивнул на островок зелени, зажатый между домов, – наша королева Мари дралась на дуэли.

– Расскажите, расскажите!

– Ну, слушайте…

За четверть века до описываемых событий девица Мари Сандберг была студенткой Вознесенского женского колледжа. Спор между будущей королевой и некой особой с Миллионной улицы возник из-за пустяка: купчиха неосторожно высказалась про платье Мари, а та огрела оппонентку сумочкой. По правилам дуэлянтам следовало драться обнажёнными по пояс, дабы клинок не занёс в рану инфекцию вместе с клочками одежды. В придачу к блузке Мари скинула юбки и сражалась в одних панталонах. Имея решительное преимущество в манёвре, она проткнула купчиху шпагой с такой же лёгкостью, с какой повар нанизывает на вертел цыплёнка.

– И эта женщина станет моей свекровью? – Фрея вдруг отчётливо представила, что будет, если поссорится с королевой. Она заранее видела себя насаженной на шпагу.

Фрей заверил принцессу, что особам правящей династии запрещено принимать и посылать вызовы. Этот запрет соблюдается. В большинстве случаев.

– У вас в Норее случается что-нибудь хорошее? – спросила Фрея. – Кроме драк, дуэлей и зарезанных королей.

– Конечно! Вчера состоялся торжественный спуск на воду линейного крейсера «Норланд». При спуске порвался канат и хлестнул по толпе. Убито трое зевак.

Машина поднялась на высокий Рождественский мост, перекинутый через рукав Фрайзера. С моста, поверх черепичных крыш Старого города спутники увидели обрывистые склоны Замковой горы с крепостью на вершине.

– Это Кронбург, старая королевская резиденция, – рассказывал Фрей. – Двести лет назад она сгорела, и её переделали в тюрьму для преступников высшего ранга.

– Хочу побывать там! – заявила Фрея.

– Прибейте кого-нибудь и сразу туда попадёте, – заверил Фрей.

– Да ну вас! – надулась принцесса.

– Хорошо, едем в Кронбург, – решил поручик.

«Адлер» развернулся с лихим креном и помчался вдоль обшарпанных домов Старого города. Асфальт кончился, под колёсами загремела брусчатка кривых переулков. Замковую гору лишь недавно включили в пределы столицы, и улицы на её склонах ещё сохранялся сельский колорит. Всё так же грелись на солнышке ветхие старушки, помнящие прежнего короля молодым представительным мужчиной, куры копались в навозных кучах, а по вечерам можно было наткнуться на табунок коз, которых хозяйка гнала с пастбища на крутых склонах горы.

Машина промчалась мимо облезлого двухэтажного особняка с узкими окошками и флюгером-драконом на вершине остроконечного фронтона. У дверей за столиком восседала старуха с необъятной талией и угощалась из расписного кофейника. Фрей нажал клаксон, в ответ бабка погрозила клюкой.

– Это вдова Брэм, – представил старуху Фрей. – Она сдаёт комнаты художникам, которые от слова «худо». Дни напролёт пьёт кофе на тротуаре и костерит нас, Унрехтов на чём свет стоит.

– И её не заберут в полицейский участок? – удивилась Фрея

– Давно пора, – согласился Фрей. – Беда в том, что в Норланде нет закона, запрещающего поносить особ королевской крови. А без закона мой дядя, столичный обер-полицмейстер пальцем не пошевелит, чтоб взять кого-то за шкирку.

Подъём становился круче, машина мчалась по краю обрыва, и Фрея с удивлением разглядывала верхушки огромных сосен, пробегавшие на уровне её глаз. «Адлер» пересёк каменный мост над пропастью и остановился на площадке перед воротами Кронбурга.

– Приехали!

От подножия крепости открывался великолепный вид на столицу. Сквозь дымку смога проступали крыши городских кварталов, заводские трубы, цеха. Сверкал стеклянный купол Политеха, похожий на яйцо, поставленное острым концом вверх. Два рукава Фрайзера серебристыми лентами опоясывали Кабаний остров с его проспектами и дворцами. На неподвижной глади Большого фиорда темнели корпуса пароходов, белыми чайками скользили по воде парусные шхуны. Линия крепостных фасов очерчивала полукруглый ковш Минной гавани, стоящие в ней борт о борт эсминцы напоминали шпроты в банке. На дальнем берегу фиорда из тумана выступала гранитная глыба крепости Мариенбург.

– Как красиво! – Фрея рассматривала столицу, опершись на деревянные перила, окаймляющие площадку перед крепостью.

Перила установил владелец ресторана, угнездившегося у подножия замка. Ресторатор беспокоился о том, чтобы туристы, приехавшие поглазеть на самую знаменитую тюрьму в королевстве, не падали с обрыва, не закусив в его заведении. Ресторан так и назывался – «Обрыв».

Фрея обернулась и запрокинула голову, разглядывая стены и башни Кронбурга.

– Он такой большой! И жуткий.

В ответ Фрей продекламировал:

Над домом вечного позора

Стоят два ангела с крестом,

И часовые для дозора

Внизу с заряженным ружьём.

Серо, мрачно… В окне решётка,

За нею – воля впереди, —

Но звук шагов считаешь чётко,

То будто звук: «сиди, сиди!»…

Из ресторана тянуло аппетитными ароматами. Фрея принюхалась.

– Как вкусно пахнет!

Поручик сообразил, что, во-первых, не успеет доставить принцессу во дворец к назначенному времени, а во-вторых, девушка, должно быть, осталась без завтрака и страшно голодна.

– Хотите жаркого? – предложил он Фрее. – Здесь изумительно запекают мясо.

Компания устроилась на летней веранде ресторана у края площадки. Фрея поставила тарелку на перила и с вилкой в руке рассматривала сбегающие вниз переулки Замковой горы, чередующиеся с пустырями и выступающими из склонов гранитными скалами. Фрей рассказывал анекдот о том, как художник из дома вдовы Брэм однажды чуть не пристрелил родного брата короля, герцога Рагнара по прозвищу Пузырь.

– Как ты его назвал? – переспросила Фрея.

– Пузырь. Он огромен, будто лось и толст словно пузырь. Только не вздумай назвать его так в лицо. Герцог страшно обидится.

Из распахнутых окон ресторана неслись звуки скрипки, женский визг и прямо-таки лошадиный гогот.

– Кто это гуляет? – спросил Фрей у официанта.

– Их светлость Рагнар Унрехт, герцог Регины изволит отмечать день ангела, – ответил официант.

– Постой, это же…, – начала принцесса.

– Это Пузырь, – подтвердил Фрей.

– Ты представишь меня герцогу?

– И не подумаю, – поручик нахмурился. – Когда Унрехт теряет чувство меры… это ужасно. Давай поговорим о чём-нибудь другом.

Девушка заметила дату, выбитую на университетском значке Фрея. Она забыла про тарелку, вся подобралась, как кошка, скрадывающая воробья.

– Фрей, твой значок…

– Ты хочешь спросить, как я умудрился получить этот «поплавок» за пару лет до своего рождения? – усмехнулся принц. – Дело было так: я поступил в Политех, отучился и готовился к выпускным. Но за месяц до экзаменов студенты устроили традиционные майские гуляния с битьём стёкол и купанием полицейских в канале. Усмирять буянов прискакал эскадрон гвардии кирасир, но студенты так разухарились, что кавалеристов тоже искупали. Мой опекун, герцог Пузырь, который с минуты на минуту взорвёт ресторан, – Фрей кивнул на дверь, из которой неслись угрожающие звуки, – счёл это личным оскорблением. Он заявил мне: «Среди Унрехтов были рыцари, пираты и даже сумасшедшие, но не было ни одного инженера. И не будет!» После чего приказал отчислиться от университета.

– А значок? Расскажи про значок! – потребовала Фрея.

– После отчисления я устроил пирушку для друзей. В числе приглашённых был мэтр Линд Хампус, в то время руководивший кафедрой мостов и тоннелей в Политехе. Он заявил, что моё отчисление – величайшая несправедливость на свете и подарил мне свой университетский значок.

Фрея смотрела на принца, облокотившись на стол и подперев щёки ладонями.

– Скажи, Фрей, у тебя есть мечта?

– Конечно! – ответил поручик. – Я хочу построить мост через фиорд, от Дворцовой площади до Мариенбурга.

Фрей достал карандаш и стал рисовать на салфетке.

– Глубины в фиорде таковы, что если перед королевским дворцом затонет дредноут, под водой скроются даже топы его мачт, – пояснял он. – Поэтому возводить мост с обычной длинной пролётов бессмысленно – опоры выйдут золотыми. Я хочу построить вантовый мост всего с двумя опорами. Одна встанет на Рыбачьей отмели возле Дворцовой набережной, другая на Сигнальном островке у Мариенбурга. Это скальные монолиты, способные выдержать что угодно. Длинна центрального пролёта составит…

Фрей увлёкся и не замечал ничего вокруг. На салфетке быстрыми уверенными штрихами он рисовал мост, пологой дугой протянувшийся от центра Нореи к скалам Мариенбурга. Броненосец, который поручик нарисовал у опоры моста для передачи масштаба со всеми мачтами, трубами и пушками казался не больше рыбацкой лодки.

В ресторане что-то громыхнуло, сверкнуло. Со звоном посыпалось оконное стекло, из дверей заведения с воплями побежали люди – официанты во фраках, гости в мундирах и смокингах. Быстрее всех удирала голенастая девица со страусиными перьями в высокой причёске. Из одежды на девице были только корсаж и панталоны.

– Вы заметили, как поменялась мода? – произнёс молчавший до сих пор старик, сопровождающий Фрею. – Ещё недавно дамы носили панталоны, оканчивающиеся чуть выше лодыжек, а сейчас, обратите внимание: в ходу какие-то совершенно несерьёзные штанишки до середины бедра. Эх, отстал я от жизни!

В ресторане опять громыхнуло, из разбитых окон отчётливо пахнуло грозой.

– Надо увезти госпожу Фрею, – сказал старик.

Поручик, бледный как мел, кивнул.

– Доставьте наших гостей во дворец, – обратился он к начальнику конвоя. – Немедленно!

– А вы?

– Попробую поговорить с герцогом. Он не контролирует себя. Я не могу допустить, чтобы Рагнар устроил погром, как в Купеческом клубе.

– Я с тобой! – решила девушка.

– Фрея! – взмолились одновременно поручик и старик.

– Не возражать! – принцесса топнула ножкой. – Дома я справлялась со своими братцами, справлюсь и с герцогом Пузырём. Или как там его…?

В ресторан вошли все трое. Впереди Фрей, бледный и натянутый как струна. За ним Фрея, вцепившаяся в рукав сапёра, как утопающий в спасательный круг. Позади шёл старик с видом скучающего дачника. В правой руке он держал папиросу, левую как бы случайно опустил на клапан кобуры.

В зале царил страшный кавардак. Столы и стулья опрокинуты при бегстве публики, под ногами хрустело стекло и осколки фарфора. Сквозь разбитые окна задувал свежий ветер и шторы трепетали, как паруса с оборванными шкотами. С кухни тянуло пригоревшим мясом. У барной стойки стоял огромный человечище в белой форме лейб-гвардии кирасирского полка. Седеющая борода лежала поверх колета, пояс золотого плетения охватывал громадное чрево гиганта. Кирасир взял со стойки бутылку игристого и воткнул в рот. Вино с бульканьем полилось в утробу.

– Э…, дядя …, – неуверенно начал Фрей.

– Фрей! Ах ты засранец! – бутылка с остатками вина пролетела через зал и грянулась о косяк за спиной поручика. – Иди сюда!

– Ваша светлость! – вперёд шагнула Фрея, испуганная до дрожи в коленках. – Вам надо поспать.

– Это кто? – Пузырь попытался сфокусировать глаза на маленькой принцессе, но без успеха. – Что здесь делают мыши? Или ты б-б-бурундук?

– Вам определённо надо поспать, – настаивала Фрея, а сама так сильно сжала руку поручика, что тот дёрнул плечом от боли.

– Но я не хочу спать! – капризно заявил гигант. – У меня день ангела, я хочу веселиться. Вот так!

Пузырь взмахнул рукой, и целый кусок стены вылетел на улицу, словно в него попал фугасный снаряд. Битые кирпичи рассыпались по веранде, лишённые опоры потолочные балки угрожающе просели.

«Конец ресторану», – подумал Фрей. – «Боже, что напишут вечерние газеты!»

– И всё-таки вам надо поспать, – уговаривала Фрея.

Фрей искоса взглянул на принцессу. Её лицо – как восковая маска, а глаза… Из-под тёмных очков исходил яркий неземной свет, от которого стало жутко даже принцу Унрехту. Гигант сделал несколько неуверенных шагов, поднял опрокинутый стул, сел и уронил кудлатую голову на стол. По залу разнёсся богатырский храп.

– Ну вот, – принцесса обмякла и отпустила Фрея. – Не такой уж страшный этот герцог Пузырь. Мне тоже не мешает прилечь. И вздремнуть.

Последние слова Фрея произнесла, уже почти теряя сознание. Девушка тихо осела на руки старика.

– Несите её в машину, – распорядился Фрей.

Через пролом в зал заглянули двое парней, в которых поручик узнал агентов охранки.

– Ну-ка идите сюда, – позвал их Фрей. – Веселье закончилось, осталась рутина.

Парни осторожно забрались в зал и встали, ожидая распоряжений. На стене затрезвонил телефон – элегантный ящик красного дерева с латунным раструбом микрофона.

– Чтоб тебя! – выругался Фрей и сорвал с крючка динамик. – Поручик Унрехт у аппарата!

Фрею ответили, и принц невольно вытянулся во фрунт.

– Фрей, какого чёрта?! – их величество королева Мари изволили пребывать в ярости. – Принцесса должна была приехать во дворец три часа назад. Я повторяю для идиотов – ТРИ ЧАСА! Где вы шляетесь? Да чтоб ты провалился, поручик!

Аппарат обладал отличным динамиком, отчётливо и громко передающим все идиомы, которые их величество адресовала принцу. Фрей держал динамик на отлёте от уха, чтоб не оглохнуть. Агенты с постными лицами слушали громы и молнии, сыпавшиеся из аппарата. Один не выдержал и фыркнул. Второй, тот, что постарше наотмашь залепил коллеге леща. На другом конце провода раздался треск и монолог королевы прервался. Зная темперамент «владычицы морской и горней», Фрей подумал о том, что разбитый аппарат во дворце придётся заменить.

– Бывает весело, бывает нудно, Унрехтам жить трудно, – Фрей вслух продекламировал слова неподцензурной песенки и подмигнул агентам.

Раздался грохот – герцог Пузырь, фельдмаршал и верховный главнокомандующий Норланда рухнул со стула. Он продолжил храпеть, вольготно раскинувшись на полу. Глядя на необъятную тушу, Фрей понял, что отнести это в машину не смогут все наличные силы охранки и конвоя. Поручик сорвал тяжёлую штору с карниза.

– Слушай мою команду! – обратился он к агентам. – Сейчас все вместе перекатываем господина фельдмаршала на штору и волоком тащим к машине. Да не бойтесь, их светлость раньше, чем через сутки не проснётся, я его знаю. Отвезёте герцога в палаццо на Якорной и сдадите дворецкому. Он умеет управляться с хозяином, если тот заложит за воротник.

Когда сонного Пузыря с кряхтеньем и сопением, с поминанием чьей-то матери втаскивали на заднее сиденье автомобиля, Фрей подумал о том, что Унрехтов, при всех их необузданных нравах и пороках нельзя обвинить только в одном – в обыкновенной человеческой заурядности.

Прокажённый король

Королевский дворец в Норее огромен. По утрам повар на дворцовой кухне кладёт сырые яйца в кипяток и отправляет с лакеем через анфиладу. К тому моменту, когда слуга преодолевает весь путь от кухни до королевских покоев и входит в спальню, яйца уже сварены вкрутую. Дворец неправильным прямоугольником раскинулся на северной оконечности Кабаньего острова. Южный фасад с королевской пинакотекой, парадным подъездом и тронным залом выходит на громадное пространство Дворцовой площади, мощённой тёсаным гранитом. Из окон южных покоев открывается вид на тяжеловесную махину кафедрального собора, покрытого вековыми наслоениями печной копоти. Восточный фасад граничит с тихой Якорной улицей, застроенной вычурными особняками знати, западное крыло с аркой, увенчанной мраморными химерами, смотрит на шумный Гвардейский проспект, по которому день и ночь гремят кареты, пролётки извозчиков и ломовые телеги, а в последние годы к грохоту колёсных ободьев и цоканью подков присоединился треск автомобилей и тихий шелест электрических карет.

Морской фасад дворца, самый нарядный, с кариатидами и лепниной на стенах смотрит на фиорд. Записные столичные зубоскалы обозвали кариатид памятником северным женщинам, на которых держится королевство. На самом деле кариатиды поддерживают карниз второго этажа, где находятся личные покои Прокажённого.

Посол Гуго Мартини вошёл в небольшой зал, облицованный тёмным деревом. Светильники под матовыми абажурами освещали помещение тёплым электрическим светом. На каминной полке чуть слышно тикали часы в яшмовом корпусе. За окном буксир тянул баржу с терриконами угля. У среза дымовой трубы буксира взвилось облачко пара, но звук гудка не проник сквозь зеркальные стёкла в массивных рамах.

– С вами будет говорить король, – сопровождавший дипломата камер-юнкер указал на плотную занавесь, делящую зал пополам.

Мартини глянул на занавесь, а когда обернулся, камер-юнкера не было рядом. Как не было и двери, через которую они попали в зал. Ни косяка, ни дверной ручки, ни даже замочной скважины в стенных панелях – ничего, что могло бы намекнуть на наличие выхода. Усилием воли Мартини подавил приступ клаустрофобии.

– Здравствуйте, мой дорогой друг, – звучный и сильный голос короля когда-то легко перекрывал шум разъярённой толпы и грохот сражения. Только этот голос и остался от Прокажённого, короля-мага, властелина северного королевства. Из-за занавеси донеслись шаркающие шаги, сопровождаемые постукиванием трости по паркету – король прошёлся по залу.

– Присядьте и будьте как дома, – предложил король.

Мартини сел на стул с прихотливо выгнутой «ампирной» спинкой и как послушный ученик сложил пухлые ладошки на коленях.

– Какие новости вы привезли из Тирса? Как поживает брат мой император?

Посол нахмурился: братьями называли друг друга равные по положению монархи. Император же стоит над всеми правящими домами и называть его братом – неприкрытый вызов.

– Вас что-то беспокоит? – в голосе Прокажённого звучало то ли участие, то ли издёвка. Мне кажется, вас встревожило присутствие некой особы, приехавшей в моё Богом спасаемое отечество из Понизовья.

Мартини вскочил.

– Я должен заявить протест!

– Заявляйте, – благодушно разрешил Прокажённый.

– Нам всё известно!

– Даже то, что я ел на завтрак?

– Нам известно о вашем договоре с Понизовьем. О том, что в обмен на брак кронпринца с Фреей Ропп вы обязались поддержать незаконные притязания Понизовья. Император против этого брака. Создание коалиции между вами и понизовским князем мой император будет рассматривать как мятеж и действовать соответственно. По Мейсерскому праву…

– Замолчи! – занавесь вздрогнула, как от порыва ветра, хотя все окна в зале были наглухо закрыты. – Мейсерское право уничтожено в огне войны, которую вы называете Еретической. Которую вы нам объявили, но не смогли довести до конца. Нам тоже многое известно. Например, то, что в имперской армии задержали увольнение нижних чинов. Нам известно, что офицеры ваших армии и флота отозваны из отпусков. Что в Империи объявлен призыв не только новобранцев, но и резервистов. Ваша армия и без того громадная в течение месяца вырастет вдвое. Наконец, нам известно содержание пакетов, которые ваш генштаб разослал командующим округов. Вы готовитесь атаковать Норланд и Понизовье, вам нужен только повод, чтобы не выглядеть совсем уж гнусно в глазах собственных подданных. Вы хотите завершить то, что не смогли сделать в ходе Еретической войны – уничтожить нас, Унрехтов. А вместе с нами истребить всех Роппов, Юнкеров, Врангелей… Всех представителей Старших родов, потому что только мы в силах противостоять империи. И заодно извести всех инородцев, двергов, троллей и огров, всех колдунов вплоть до деревенских знахарок, всех, кто не впишется в представления вашего Трибунала о священном единообразии имперских наций.

Прокажённый закашлялся, речь далась ему нелегко.

– Передайте императору, – продолжал он, – я разделяю его беспокойство и заверяю, что брак двух молодых людей не несёт никакой угрозы империи. Передайте, что Норланд как и прежде чтит древние законы и договоры новейшего времени. Передайте, что на съезде князей империи я буду рад увидеть императора, моего почтенного брата. Ступайте.

Панель за спиной посла отворилась, в дверном проёме стоял давешний камер-юнкер.

– Аудиенция окончена, – сообщил он. – Разрешите проводить вас.

Дверь за послом закрылась и почти сразу секция из шести стенных панелей с тихим журчанием откатилась в сторону, открыв ярко освещённую комнату, смежную с залом. Там за сервированным чайным столиком сидели канцлер Холмберг, герцог Пузырь и королева Мари, высокая, статная женщина с иссиня-чёрными волосами, собранными в плотный шиньон на затылке.

– Вы всё слышали? – спросил Прокажённый.

– Лучше б я этого не слышала, – сказала королева, помешивая чай.

– Крайне неприятное положение, – проскрипел канцлер. – Если мы вступимся за Понизовье, нас немедленно втянут в войну с неясным исходом. А не вступимся – империя оккупирует княжество и позднее ударит с него, как с плацдарма по нашим южным, самым богатым и населённым провинциям.

– Надо было присоединять Понизовье сразу после Еретической войны, – проворчал Прокажённый из-за занавески.

– Никак нет! – возразил Пузырь. После давешнего погрома в ресторане он страдал от похмелья, но настроение имел боевое. – Если мы присоединим низовые земли, где же нам прятаться от твоей тирании, братишка?

Не далее как в прошлом году Пузырь участвовал в банкете, устроенном купеческим клубом. В клуб его привели новейшие демократические веяния и главным образом, роскошный стол, с которым не могли равняться табльдоты любого другого собрания. На свою беду, негоцианты чрезмерно угощали дорогого гостя различными сортами бренди, к которому Пузырь питал особую слабость. Упившись до положения риз, колдун устроил фейерверк, по сравнению с которым происшествие в «Обрыве» казалось сущим пустяком. Спасаясь от разбушевавшегося Пузыря, купцы выпрыгивали из окон без пальто и галош. Позже самому герцогу пришлось спасаться от обоюдного гнева столичного купечества и собственного брата. Фельдмаршал просидел несколько месяцев в Понизовье, пока привычный ко всему министр двора вёл переговоры об урегулировании ущерба. Справедливости ради надо отметить, что дворяне из Понизовья, принцы и даже принцессы, нашкодив в родных палестинах, в свою очередь укрывались у родственников в Норланде, осуществляя таким образом круговорот благородной шантрапы в природе.

– Брак между кронпринцем и Фреей необходимо заключить как можно скорее, – заявил Прокажённый. – На Успение в самый раз.

– Но…! – попыталась возразить королева, у которой на свадьбу сына имелись грандиозные планы, которые совершенно невозможно осуществить за время, оставшееся до назначенной даты.

– Цыц! – прикрикнул король. – Слава богу, хотя бы этот вопрос я могу решить без трепотни в рикстинге. Брат, – обратился он к Пузырю, – сейчас самое время провести сборы офицеров запаса. Увольнение нижних чинов задержать. Отпуска запретить. Когда начнётся кутерьма, я хочу иметь максимальное количество штыков до объявления мобилизации. И ещё одно…

– Что такое? – насторожился Пузырь.

– Знаешь, дорогой брат, мне надоело читать в газетах о том, как ты напился и опять что-то взорвал. Если ты не возьмёшь себя в руки и не станешь следовать советам доктора, я обеспечу тебе уютную квартиру на бельэтаже Кронбурга. Пожизненно!

Королева прыснула в платочек и даже несгибаемый (из-за радикулита) канцлер позволил себе поднять уголки губ.

– А что такое? – возмутился Пузырь. – Подумаешь, навёл небольшой бардак в заведении! «Обрыв» всё равно пора ремонтировать.

Прокажённый безмолвствовал.

– Все счета я уже оплатил. Всего-то работа каменщика, штукатура, маляра и битой посуды на тысячу крон. Бывало и хуже.

Король хранил молчание.

– Ты хоть знаешь, что прописал мне врач? Ланданум! Это же настойка опия. Я честный северный алкоголик, а твой придворный эскулап хочет сделать меня наркоманом.

Наконец, Пузырь сдался.

– Ладно. Сегодня же пошлю в аптеку. Но за последствия не ручаюсь. И все последствия будут на твоей совести, брат. А сейчас позволь откланяться. У Врангелей состоится бал, я должен быть там при параде.

В августе Врангели устраивали бал в своём замке на мысу Кабаньего острова, где Фрайзер разделяется на два рукава. На балы у Врангелей съезжалась высшая аристократия Норланда, послы и министры. Ходили слухи, будто сам Прокажённый почтит своим присутствием первый бал сезона.

Замок у реки построили во времена Юхана Безумного, на излёте средневековья, когда картечь и фитильные самопалы в руках наёмной пехоты выкашивали рыцарскую конницу, а короли приводили к покорности буйных вассалов. Резиденцию не раз перестраивали, но так и не уничтожили суровую красоту крепости и угловые башни по-прежнему строго смотрели на город бойницами и пушечными амбразурами. На площади перед замком останавливались автомобили в сизых облаках выхлопа, бесшумно подкатывали электрические кареты, стимеры двигались в облаках остывающего пара. На тротуар выходили вельможи в мундирах и орденских лентах, женщины в атласе и мехах спускались из экипажей, придерживая юбки.

– Принц…, нет канцлер, – говорили в толпе, собравшейся на площади перед замком. – А это кто? Неужто посланник Семнона? Со своей супружицей, чтоб ей пусто было!

Из лимузина с гербами вышел посол вольного города Семнона похожий на сутулого хорька, шутки ради напялившего фрак и цилиндр. Дипломат подал руку супруге, рослой и полной северянке, которую в Норее ненавидели, пожалуй, даже больше посла. Её считали предательницей, променявшей купеческую честь на сомнительное удовольствие стать женой дипломата из недружественной державы.

– Король! Сам король! – пронеслось по толпе.

Чёрный лимузин с золотыми химерами остановился у подъезда. Машина качнулась, из неё выбрался Пузырь и подал руку королеве. За королевой из лимузина вышла Фрея, которую мало кто знал в столице. Толпа разочарованно выдохнула. Королевский лимузин отъехал, на его место встала машина поручика Унрехта.

Парковать машину в переулке и пешком идти к подъезду замка – моветон. Чтобы не попасть впросак, Фрей «одолжил» на день водителя дворцовой автороты и скрепя сердце доверил ему «адлер». Принц страдал всю дорогу от своего особняка на Такелажной до замка Врангелей. Ему казалось, что водитель, плотный дядька с седеющими усами не так трогается, не так газует, неправильно включает передачи. На перекрёстках Фрей непроизвольно топал ногой в пол, ища несуществующую педаль тормоза. Унтер только ухмылялся в усы: ишь, какие нервные нынче принцы!

Водитель высадил Фрея и погнал машину прочь, освобождая место у тротуара. Поручик прошёл мимо двух башен – огромных, массивных, с ярусами пушечных амбразур. Башни странным образом сочетались с нарядным фасадом замка, украшенным скульптурами и арабесками. В вестибюле Фрей отдал лакею саблю и кивер (посмотреть бы в глаза тому, кто придумал это ведро). Парадный мундир инженерного корпуса с чёрным лацканом и эполетами стягивал принца подобно корсету, стоячий воротник держал голову надёжно, как барбет держит заклинившую бронебашню крейсера.

Фрей присоединился к процессии, степенно поднимавшейся по мраморной лестнице к высоким дверям первой залы, у которой старый Врангель с супругой уже на протяжении получаса говорили гостям одно и то же: очень, очень рады вас видеть.

В зале, перекрытом стеклянным куполом, с вплетёнными в стальной каркас вензелями Врангелей, королева называла будущей невестке самых значительных лиц, прибывших на бал.

– Вот этот внушительный господин, – королева веером указала на толстяка с гривой седых волос. – посланник Островного королевства. А те двое рыжих верзил в драгунских мундирах – близнецы Юнкеры. Держитесь от них подальше.

– Они могут на меня напасть? – удивилась Фрея.

– Нет, они нападут на любого, кому вы уделите внимания больше, чем этим двум бузотёрам.

На королеве было платье тёмно-зелёного бархата и муара с серебром и стразами. Смоляные волосы венчала тиара, в которой бриллианты соперничали своим блеском с изумрудами. Рядом с королевой Фрея в дымковом платье на шёлковом чехле, с волосами перевитыми нитками речного жемчуга казалась провинциальной простушкой. Жуткого вида тёмные очки, совершенно неуместные на балу, придавали принцессе несколько анекдотичный вид.

– Лысый господин во фраке со звездой – посол Семнона, а корпулентная дама с ним – его супруга.

– Так бы и треснула их чем-нибудь тяжёлым! – воскликнула Фрея.

– Но-но! – пригрозила королева. – Нас разглядывают всё равно что под микроскопом и любая шпилька с нашей стороны будет воспринята как политический демарш. Хотя… я бы их тоже чем-нибудь треснула.

Толпа в зале заволновалась, заговорила и меж расступившихся рядов при первых звуках музыки вошёл Пузырь под руку с хозяйкой дома. За герцогом шёл старый Врангель с королевой, за ними министры, генералы, послы, которых только что называли Фрее. Меньшая часть дам, не взятых на танец, теснилась у колоннады, поддерживающей балкон с оркестром. Фрей с независимым видом сидел на кушетке, задвинутой меж двух колонн. Он не любил танцевать и своё присутствие на балу воспринимал как тяжкую повинность, бездарно потраченное время.

Оркестр смолк. На дам без кавалеров набежал адъютант-распорядитель, прося посторониться, хотя они и так стояли у самой колоннады. С хоров раздались ещё тихие и осторожные звуки вальса.

– Фрей! – принцесса легко опустилась на кушетку рядом с поручиком. – Ты должен мне помочь.

– Ваша светлость задумала какую-то шкоду? – догадался Фрей.

– Нет. То есть, да. Ты сам всё увидишь. Где отключается электричество?

Провода, от которых запитывались огромные хрустальные люстры, начинались в бакелитовом ящике у входа в зал.

– Что я должен сделать?

– Погасить свет, как только я взмахну руками. Вот так.

Фрей подошёл к рубильникам, взялся за рукояти из чёрного эбонита и через плечо глянул на Фрею. Королева почуяла неладное и толкнула локтем Пузыря. Тот пригрозил принцу кулаком.

– Смотрите, смотрите, как я умею! – Фрея птичкой выпорхнула на середину зала и взмахнула руками, будто собираясь взлететь.

Фрей повернул рубильники. В наступившей темноте под куполом вспыхнули снопы золотистых искр и сияющей метелью посыпались в зал. Искры медленно оседали, тёплый колдовской свет отражался от бриллиантов и эполет. Кто-то ахнул, близнецы в драгунских мундирах зааплодировали принцессе. Вальс зазвучал громче, уверенней и золотые вихри взвились среди кружащихся пар.

– Фрей, – принцесса осторожно тронула сапёра за плечо. – Пригласи меня.

Поручик захлопнул ящик с рубильниками и положил руку на талию девушки прежде, чем договорил приглашение на танец. Лицо Фреи озарилось застенчивой, почти детской улыбкой. Золотая метель и музыка подхватили молодых людей и понесли. В какой-то момент Фрее показалось, что в зале нет никого, кроме них с Фреем. Вдруг, словно тёмное пятно возникло у входа в зал. Принцесса сбилась с такта, споткнулась, ухватила поручика за рукав, чтоб не упасть, ещё не вполне понимая, что могло нарушить стремительное течение вальса. Из распахнутых дверей на Фрею смотрел Генрих, младший сын Прокажённого.

Кафе на набережной

Фрее отвели комнаты подальше от посторонних глаз, в восточном корпусе дворца с окнами, выходящими на тихую Якорную улицу. Раньше здесь жила сестра короля Софья Безручка, тихо почившая в прошлом году. От неё остались пыльные гардины, шкафы, заполненные стопами затхлого белья и гардеробная, с туалетами весьма необычного покроя, отражающего странную анатомию принцессы. Повсюду на подоконниках, в ящиках бюро, в сервантах стояли пузырьки, коробочки и бутылочки с засохшими остатками лекарств. Накануне приезда Фреи королева ураганом прошлась по покоям старухи. Давно недолюбливавшая золовку, она устроила в её комнатах погром как в завоёванном городе. Банки-склянки, безделушки с каминных полок, ветхие подшивки «Зеркала» отправились на помойку. С особым наслаждением были выпотрошены шкафы, их содержимое по сходной цене досталось некоему господину Пропсу, выходцу из Семнона, игравшему деликатную роль дворцового старьёвщика. И скоро ничто не напоминало о покойнице. Остался лишь запах, едва уловимый дух старого больного человека, от которого можно избавиться только ободрав обои и выкинув всю мебель.

Украшением покоев Безручки служил альков, в котором под тяжёлым бархатным балдахином стояла кровать, огромная, как полковой плац. Королева позаботилась о том, чтобы бельё, подушки и одеяла невесты были не просто свежими – их специально заказали к приезду принцессы. Но провалившись в пуховые перины, Фрея ощутила всё тот же нездоровый запах. Откинув батистовую простыню, принцесса увидела тёмные пятна, расплывшиеся на полосатом матрасе. Свою первую ночь во дворце Фрея провела на тахте дежурной камеристки.

Библиотека Безручки счастливо избежала свалки. Но её составляли книги религиозного содержания, читать которые дни напролёт решительно невозможно. Шахматы и карты быстро надоели. От отчаяния Фрея высунула нос из покоев и была оглушена грохотом солдатских подмёток о паркет – стоящие у дверей гвардейцы взяли «на караул». Набравшись храбрости, принцесса вышла в анфиладу и принялась обследовать дворец. За двести лет своего существования он превратился в каменный сундук, набитый драгоценностями, скульптурами, старинным оружием, а королевская пинакотека соперничала с имперской галереей в Тирсе. В бесконечных коридорах и залах Фрее попадались важные лакеи в ливреях, спешащие куда-то горничные и худосочные чиновники министерства двора. Пройдя душной галереей зимнего сада, где под стеклянной крышей блестели резные листья пальм, а по замшелым камням журчал ручеёк, Фрея с трудом отворила высоченную дверь и столкнулась с толпой молодых людей совершенно жуткого вида. Волосатые, в линялых пиджаках и дырявых штиблетах, парни галдящей толпой шли через зал с гобеленами.

– Вы кто? – удивилась Фрея.

– Мы художники! – заявил самый рослый и наглый из оборванцев. – А ты кто?

Не найдя что ответить, Фрея шмыгнула обратно в зимний сад. Встретившиеся ей бродяги были студентами Академии Художеств, которых Прокажённый распорядился пускать в Пинакотеку для ознакомления с шедеврами. Но Фрея не знала об этом и решила, грешным делом, что пока она играла в шахматы, в Норее случилась революция и местные апаши приноравливаются, как ловчее грабить дворец.

В зимнем саду Фрея вдруг осознала, что совершенно не представляет, как попасть обратно в свои покои. В отчаянии она бросилась к часовым у входа в арсенал. В её родном замке гвардейцы отвечали на вопросы и даже могли в пределах своего поста разрешить какую-нибудь незначительную проблему. В Норее же гвардейцы были чем-то вроде живого украшения, механизированными статуями с винтовками. Им запрещалось говорить, шевелиться и вообще подавать признаки жизни.

– Скажите, как пройти в покои Безручки? – взмолилась Фрея перед двумя великанами.

Солдаты лейб-гвардии Кирасирского полка стояли не шелохнувшись. Полированные каски и кирасы своим блеском соперничали с золотым шитьём на колетах, скроенные по старой моде ботфорты отражали тусклое северное солнышко.

– Я заблудилась! – Фрея чуть не плакала.

Плюмаж на каске часового качнулся. Почти не размыкая губ, солдат прошептал:

– Под лестницей вход в лакейскую, – гвардеец одними глазами указал на дверь. – Там скажут.

Благополучно вернувшись в покои, Фрея нашла новую игрушку – телефон. И сняв трубку, стала наугад называть телефонистке номера абонентов.

– Кондитер Цукерман у аппарата – живой человеческий голос, пусть искажённый мембранами динамиков, звучал как музыка.

– Здравствуйте, господин Цукерман, – весело отвечала Фрея. – Приятно познакомиться. Передавайте привет своим карамелькам.

Фрея со смехом клала трубку на аппарат и через минуту брала снова.

– Соедините с номером 78-35.

– Этот номер уже был, – сообщила коварная телефонистка. Попробуйте 91-30.

– Хорошо, соедините с 91-30.

– Клиника венерических болезней г-на Вассермана слушает, – прогнусавили на другом конце провода. – Чем можем вам помочь?

– О боже! – Фрея в ужасе бросила трубку.

Некоторое время она ходила вокруг телефона как кошка вокруг миски со сметаной и наконец, не выдержала.

– Мадам, наберите 100-11.

– Инженерное училище, слушаю вас!

Фрея вспомнила, что Фрей преподаёт в Инженерном.

– Здравствуйте! Вас беспокоит Фрея Ропп. Позовите к аппарату поручика Унрехта.

В преподавательской Фрей чистил пистолет и мечтал убить кого-нибудь из курсантов. После занятий с ним это часто случалось. В кабинет ворвался начальник училища, маленький, толстенький и очень сердитый.

– Послушайте, поручик, это безобразие – заявил он вскочившему Фрею. – Вы тут сидите, а я должен разыскивать вас как мальчик на побегушках.

Фрей слушал, вытянувшись в струнку. Начальник, неожиданно смягчившись:

– Вам позвонила некая дама. Идите же в мою приёмную, не заставляйте её ждать.

– Фрей! Мне угрожает опасность, – заявила Фрея сапёру. – Ты должен меня спасти.

– От чего?

– От скуки.

Час спустя в кафе Фрей жаловался принцессе:

– Это кошмар! Где они набирают таких идиотов? Кажется, командиры частей направляют к нам на учёбу самых отъявленных, от которых нельзя избавиться другим способом.

Друзья сидели на летней веранде кафе у набережной Фрайзера, застроенной ещё во времена Торгового союза. Дома с высокими фронтонами и узкими окнами-бойницами стояли вплотную один к другому, из их стен ещё торчали почерневшие дубовые брусья, к которым когда-то крепились подъёмные блоки. В прежние времена с их помощью грузчики поднимали тюки с товарами на верхние этажи складов. За чугунными перилами река несла мутноватые воды, на которые даже в августе зябко смотреть. Фрей согревал ладони о стакан с глинтвейном, Фрея лакомилась крохотными птифурами и кофе со сливками. За соседним столиком агенты охранки с постными лицами тянули пиво.

– Я приказал курсанту начертить профиль окопа, – рассказывал сапёр о тяжкой жизни преподавателя Инженерного училища. – Этот дебил нарисовал. Знаешь что?

– Что? – после заточения в покоях Безручки принцессу интересовало решительно всё. Даже то, что мог нарисовать недалёкий деревенский парень, втиснутый в форму курсанта.

– Он нарисовал что-то похожее на выгребную яму. И знаешь, что самое печальное? Он даже выгреб нарисовал неправильно.

Из-за поворота реки показался плот, связанный из множества бревенчатых секций, и потёк вдоль набережной, извиваясь огромной змеёй. В середине плота возвышалась хижина из елового лапника, на глиняном основании дымился костёр, баба помешивала поварёшкой в котле. Плотогоны в алых рубахах ворочали вёслами, вырезанными из цельных лесин. На оголовке плота стоял громадного роста бородатый мужик с багром в узловатых руках. Напротив кафе река ускорялась, стиснутая гранитными набережными. Впереди грозными скалами вставали из пены каменные устои Рождественского моста.

– Разобьётся! – ахнула Фрея.

Посетители кафе, охочие до ужасных происшествий не сговариваясь ринулись к перилам.

– Наляг, братцы! – рявкнул старшина плотогонов.

Мужики разом навалились на исполинские вёсла, оголовок плота стал поворачивать. Слишком медленно! И когда катастрофа казалась неизбежной, старшина тронул багром устой и без видимых усилий стронул оголовок на метр в сторону. Следуя за оголовком всё тулово плота изогнулось и понеслось между опорами к Лесной бирже.

– А ведь это твои земляки, – Фрей легонько толкнул принцессу локтем. – Каковы орлы! Сейчас причалят плот, воздадут Бахусу и покатят обратно в своё Понизовье.

Плот миновал мост и скрылся за изгибом реки. Друзья вернулись за столик. Подперев щёку кулачком, принцесса задумчиво помешивала в чашечке с кофе.

– Расскажи о себе, – попросила она сапёра.

– Ну что же, слушай. Восьми лет от роду я был очень развитым ребёнком…

В первом классе лицея Фрей умел получать водород из кислоты и железных опилок, знал, что пифагоровы штаны нельзя надеть, а главное, мог принять гостей и поддержать разговор. Однажды отцу Фрея нанёс визит военный атташе Островного королевства, но взрослые не могли уделить ему ни минуты и велели мальчику принять гостя. Фрей старался изо всех сил, угощал его чаем и сигарами. Всё напрасно! Островитянин ожидал отца и на юного принца даже не смотрел. Мальчик исчерпал все свои умения и совсем, было отчаялся, но тут его озарило и Фрей сказал офицеру: «Не желаете ли вы пипи?» Успех был потрясающим. Войдя в гостиную, отец обнаружил, что гость хохочет, как сумасшедший.

После убийства родителей, Фрея и его брата Феликса усыновил Пузырь. Герцог задал сиротам трёпку на третий день их пребывания в особняке на Якорной. К чести фельдмаршала, надо заверить: он не делал разницы между родными и приёмными сыновьями, драл своих и чужих одинаково жестоко. Месть приёмышей была ужасна. Уже в том нежном возрасте они разбирались в технике, а Пузырь, страдая от лишнего веса, устроил в своём особняке лифт, который без единой поломки проработал пять лет. Мальчишки усовершенствовали механизм таким образом, что кабина стала останавливаться только между этажами. И Пузырь застрял на другой день после порки. Разумеется, вызвали мастера, он быстро нашёл усовершенствование. Прямых улик против сирот не было, но никто не сомневался, чьих рук это дело. С тех пор герцог не порол Фрея с Феликсом без крайней необходимости, обычно ограничиваясь отеческими подзатыльниками. Значительно позже камердинер передал Фрею слова Пузыря: «Ну их к чёрту. Не хватало только сесть в кресло и взлететь на воздуси безо всяких анархистов!»

Восемнадцати лет от роду Фрей поступил в Политех, но учёба закончилась студенческой забастовкой и приказом герцога отчислиться. После ухода из чрезмерно либерального института принц должен был определиться с родом деятельности. Фрей испытывал острую неприязнь к службе в департаменте, а в гвардейские пехотные полки не мог поступить из-за небольшого роста. В артиллерии принцу нечего было делать по причине слабого зрения, в Гвардейский экипаж Фрей не пошёл вследствие жесточайшей морской болезни. Оставался инженерный корпус.

– Мне безразлична военная карьера, – объяснял Фрей. – Я не поступил в военное училище, чтобы не повторять то, что усвоил в Политехе и отправился в полк вольнопёром.

– Кем?

– Вольноопределяющимся. Бьюсь об заклад, я стал первым Унрехтом в истории, угодившим в армию рядовым. Зато вместо трёх лет в училище я рассчитывал потратить год в казарме, сдать экзамен на офицерский чин и уволиться в запас. В то время в полку формировали маршбатяк…

– Что-что?

– Маршевый батальон на арго нижних чинов. С батальоном я должен был преодолеть Становой хребет и присоединиться к войскам, теснящим великанов на востоке. На полпути в Межгорье заболел наш взводный унтер и капитан назначил меня на его место.

– И как?

– Это было ужасно. Солдаты решили, что я назначен к ним для бесплатного цирка. Пришлось разбить пару носов, чтобы всё встало на свои места. А потом был переход через Становой…

Благодаря Пузырю, страстному охотнику, таскавшему сыновей и пасынков по лесам, Фрей многое знал о походной жизни. Зато сапёры, набранные по большей части из шахтёрских городков видели горы только издали и порой бывали беспомощны, как дети. Ночлег в снегу казался им чем-то невероятным. Но благодаря Фрею в его взводе за время перехода не обморозился и не сорвался в пропасть ни один солдат.

По прибытии в форт на восточном скате Станового хребта Фрею поручили первое ответственное задание – возведение сортира. Раньше гарнизон рассаживался по нужде вдоль особых рвов, что не здорово, особенно зимой, в пургу. Под руководством Фрея сапёры возвели из брёвен капитальное сооружение на двадцать посадочных мест, с люком для удаления отходов и отделением для господ офицеров. В туалете имелись окошки и вентиляция, а вдоль стены тянулись удобные полочки для литературы.

– И нечего смеяться! – возмутился Фрей, когда принцесса фыркнула в платочек. – Наш гарнизон состоял из очень культурных чинов. Они читали все душеспасительные книжки, которые рассылает по гарнизонам Всеармейское общество просвещения. Прежде чем употребить их по назначению.

В форт с инспекцией прибыл генерал Олаф Энгстром командовавший силами Норланда к востоку от Станового. Он воспользовался сооружением Фрея, нашёл его чрезвычайно удобным и решил экзаменовать принца досрочно. Экзамен был сдан блестяще. Ведь всё, что должен знать прапорщик инженерных войск, Фрей изучил на первом курсе Политеха. Генерал лично вручил принцу офицерские погоны и Фрей носил их ровно один день.

– Почему?! – изумилась Фрея.

– В собрании форта я решил угостить новообретённых коллег. За выпивкой один артиллерист назвал меня сортирным генералом в память о моём архитектурном шедевре.

– Ты отхлестал его перчаткой по щекам?

– Увы, не перчаткой, а овчинной рукавицей. Мокрой и тяжёлой. Разумеется, после этого могла быть только дуэль. Но в собрание ворвался Энгстром и заявил, что пока он в форте, никаких дуэлей не будет. И лично сорвал с меня новенькие погоны. Повторно экзамен на офицерский чин я держал в положенный срок вместе с остальными вольнопёрами. По возвращении в Норею мне предложили вакантную должность в Инженерном училище. Начальник училища привлёк меня соавтором к разработке наплавного моста. От меня требовалось поработать тараном, чтобы двигать проект в верхах. Фамилия «Унрехт», знаешь ли, производит впечатление на генералов. Мосты – моя слабость, я не мог отказаться. Заодно пришлось заняться преподаванием. Сдали один проект, занялись новым – тяжёлым понтонным парком для наведения железнодорожной переправы. Такой парк стоит дороже крейсера, но для наступающей армии совершенно необходим, и только я могу внятно объяснить другим Унрехтам, зачем вместо крейсера надо строить эскадру железных понтонов.

– Что это? – насторожилась Фрея. – Революция?

По набережной валила толпа во главе с лысым как яйцо козлобородым господином, на котором лакированные штиблеты чудным образом сочетались с блузой ветхозаветного покроя, подпоясанной кушаком. В руках козлобородый держал узловатую дубинку.

– Это шествие консерваторов, – ответил Фрей. – Лысый с дубинкой – вожак правой фракции в рикстинге Мозес Финкельстон. Ненавидит либералов, очкариков и студентов. Самого Финкельстона выперли из Политеха за неуспевание.

Навстречу толпе попался парень в форменной тужурке и фуражке с голубым околышем Юридической Академии. На свою беду, студент имел слабое зрение и носил очки.

– А…! – от восторга Мозесу не хватало слов. Он указал дубьём на растерявшегося студента: – У-у-у!

– В зоосаду на Кречмарской живёт старый обезьян породы шимпанзе, – заметил Фрей. – Такой же лысый, как наш депутат.

Фрея фыркнула в ладошки. А студенту на набережной вдруг стало не до смеха. Его схватили за руки и за ноги, раскачали и бросили во Фрайзер. Полицейский хотел вступиться за студента и отправился следом. К счастью, течением намыло отмель у набережной, и воды там было по пояс.

– Ой! Они идут к нам, – испугалась Фрея и схватилась за дужки своих «консервов». – Я не могу снять очки.

– И не надо. Сейчас будет цирк.

Посетители кафе, даже те, кто не носили очки, вдруг ощутили неодолимое желание покинуть веранду и укрыться в зале. За соседним столиком агент охранки со скучающим видом развернул газету. Он не в первый раз сопровождал Унрехтов, знал, что будет дальше, и не беспокоился. Между тем, лысый консерватор заметил двух очкариков на веранде: Хлипкого на вид офицерика и девицу совершенно провинциального вида.

– Ы-ы-ы! – затряс он дубинкой, и сейчас же пятеро громил бросились к веранде.

Фрей нервно пробарабанил по столу, между пальцами и столешницей ослепительно сверкнули искры. В воздухе запахло озоном.

– Исчезли отсюда! – приказал Фрей громилам. – Быстро!

Благородная ярость на лицах громил сменилась испугом. Они послушно затрусили прочь. Толпа потекла мимо веранды. Фрей перехватил обиженный взгляд Мозеса – «Предупреждать надо!»

На колокольне церкви св. Христофора, покровителя путников и мореходов часы пробили шесть.

– Мне пора ехать, – сказал Фрей. – Кронпринц устраивает пирушку в Юханхольме. Хочет весело распрощаться с холостой жизнью перед свадьбой. Я приглашён.

– Свадьба, – почему-то Фрея произнесла это слово без должного энтузиазма. – Это так неожиданно. Фрей, ты будешь меня навещать?

– Обязательно.

Смерть в Юханхольме

В давние времена, когда медведя в Норланде можно было встретить чаще, нежели человека, когда в диких урочищах жили великаны, на месте парка Тиведен шумела вековая дубрава. Она тянулась от южного берега Фрайзера на восток, где смыкалась с лесами предгорий. Время шло, люди расселялись по долинам, и деревья трещали под топорами крестьян. От древней дубравы остался небольшой островок, уцелевший потому что короли Норланда объявили его своим охотничьим заповедником. Столица, прежде целиком умещавшаяся на Кабаньем, разрослась и окружила Тиведен домами. От прежнего звериного царства в парке остался табунок косуль, семейство лис и белки, выпрашивающие семечки у зашедших в парк горожан.

При короле Юхане в Тиведене возвели охотничий замок с угловой башней и декоративными зубцами на стенах. Но к моменту окончания стройки королевские охоты в парке уже отгремели. Аристократы выезжали за красным зверем в предгорья Берегового хребта и в Межгорье, самые отчаянные забирались за Становой. Вся охотничья деятельность в Тиведене свелась к отстрелу чрезмерно размножившихся лис и копытных. А замок Юханхольм превратился в приют для Унрехтов, желавших кутнуть вдали от любопытных глаз, в том числе подальше от собственных жён.

В прежние времена в просторном холле замка стояло чучело великана, огромного и свирепого, с палицей в узловатой ручище, с бешено сверкающими стеклянными глазами. Времена изменились и стало неприлично держать в доме чучело пусть и враждебного, но разумного существа. Великана куда-то спрятали, вместо него в холле поставили чучело медведя, тоже огромного. Коридоры, залы и спальни замка украшали головы зверей, добытых членами королевского дома. Куда бы ни посмотрел гость, взгляд натыкался на злобно оскалившегося волка, лося с раскидистыми «лопатами» рогов или изящную головку косули.

На стенах, покрытых нарочито неровной штукатуркой и на дубовых панелях висели массивные рогатины, которыми короли Норланда когда-то брали медведей на берлоге, кабаньи мечи с расширенными на конце клинками, кортики с волнистыми лезвиями, тронутые ржавчиной аркебузы, арбалеты, неспособные сделать ни одного выстрела из-за пересохшей тетивы, но всё ещё грозные с виду. С перекрестий потолочных балок на цепях свисали люстры, сделанные из оленьих рогов. Люстры, как и в прежние времена можно было опускать с помощью спрятанных за потолком блоков, но вместо свечей на отростках рогов крепились вполне современные электрические лампочки.

Пирушка была в разгаре. У камина слуги установили фуршетный стол, на котором горки тропических фруктов чередовались с нарезанной тончайшими ломтями бужениной, нежнейшее фрикасе стояло рядом с мисками маринованной селёдки – рыбы в Норланде совершенно неизбежной на любом столе, от королевского до нищенского. В ведёрках со льдом остывали бутылки игристого, свет люстр преломлялся гранях коньячных штофов и графинов с норландской водкой. Последняя по безжалостному заключению знатоков больше походила на картофельный самогон – такая же крепкая и вонючая.

Фрей опоздал к началу пирушки. Ничуть не расстроившись, он повесил портупею с кобурой на стул и с колодой карт обходил приятелей:

– Господа, не желаете составить партию в покер?

– Иди к чёрту – посылали его отовсюду. – С тобой только сядь играть и к утру останешься без штанов.

Фрей никогда не мошенничал с картами, но арифмометр в его голове работал безупречно и севшие играть с принцем обыкновенно оставались, если не без штанов, но точно без денег. Однажды шутки ради против Фрея посадили корнета гусарского полка, про которого знали, что тот нечист на руку. Шутка кончилась печально. Сапёр почуял неладное, вступил с гусаром в спор и в качестве веского аргумента воспользовался подсвечником. Шулера увезли в больницу, а Фрею пришлось почтить своим визитом гарнизонную гауптвахту.

– Привет, Феликс! – Фрей увидел старшего брата и присел рядом. – Не хочешь перекинуться в картишки?

Феликс Унрехт в белом кителе лейтенанта флота вольготно расположился на диване в обществе некой рыжей дамы в чрезвычайно смелом муслиновом туалете.

– Я не собираюсь проиграть тебе жалование, чтоб потом целый месяц у тебя же одалживаться, – ответил Феликс. – Лучше найди кронпринца. Он смелый парень и у него неограниченный кредит в банке.

– А где он?

– Уединился с Марией Зоряной. Показывает ей коллекцию кинжалов, – Феликс усмехнулся. – Но ты не расстраивайся, кронпринц решителен и быстр. Управится минут за десять. Тогда можешь раздеть его догола.

– А кто такая Зоряна? – Фрей никогда раньше не слышал об этой даме полусвета.

– Ты знаешь, кто такая Зоряна? – спросил Феликс у своей подруги.

Рыжая отрицательно мотнула головой.

– Слушай, Фрей, никто не знает Зоряну. Но поверь, проверять такую красотку по «Бархатной книге» – преступление похлеще неуплаты налогов.

В зал вошёл младший брат наследника, принц Генрих. Высокий, но рано обрюзгший, с невыразительным лицом и объёмным брюшком никак не вязавшимся с зелёным мундиром конных гвардии егерей.

– Привет егерям! – Феликс салютовал сыну короля папиросой.

– Добрый вечер, ваша светлость, – Фрей всегда терялся в присутствии этого странного человека.

– А добрый ли он? – загадочно спросил Генрих и вперил во Фрея свои водянистые, чуть навыкате глаза.

И что прикажете отвечать на это? При дворе Генрих слыл чудаком, но чудаком небезобидным. Без видимого повода он мог затаить обиду на придворного и третировать его всеми доступными способами, которых у этого сумрачного господина было немало. При полном отсутствии телесных уродств он (уникальный случай!) был сильным колдуном, почти не уступая своему отцу. Злые языки утверждали, будто у Генриха уродливым было не тело, а душа.

– Пойду, проветрюсь, – решил Генрих и повернулся к выходу.

– Вот принесла нелёгкая! – прошипел ему в спину Феликс. – Зануда!

Здоровущие рыжие близнецы Торкел и Торстен ухватили двух девушек и устроили цыганские пляски под гитару. Один из них, кажется, Торкел хотел повторить трюк из кордебалета с подкидыванием девицы вверх. Но оба не удержались и рухнули, опрокинув стул, на котором висела портупея Фрея. Сапёр подумал о том, что портупею и кобуру с заряженным пистолетом надо убрать куда-нибудь подальше. Он нагнулся, чтобы поднять оружие. Из-за дверей раздался жуткий крик.

– Это кронпринц, – сообщил Феликс своей подруге. – Как ему хорошо! Я слышал, его кинжал высшего сорта. Боюсь, после Зоряны невеста покажется наследнику маленькой сушёной воблой.

Фрей выпрямился. У него появилось жгучее желание хлестнуть брата портупеей по лицу за слова о Фрее. Но не успел. Двери распахнулись, и в зал ввалился наследник. Он был совершенно голый, по ногам текла кровь, из распоротого живота кронпринца до колен свисали сизые петли кишок.

– Что? – Феликс привстал с дивана. – Что за чёрт?

Наследник сделал шаг, пошатнулся и рухнул ничком. Сейчас же из комнаты в зал ворвалось нечто, совершенно голое, с перекошенным лицом и кровью на скрюченных пальцах. Существо прыгнуло через зал и молча вцепилось зубами в горло одному из Юнкеров. Драгун не удержался на ногах и рухнул, завопив не своим голосом. Фрей выхватил пистолет. Он шагнул к существу, за волосы оттянул его голову кверху и выстрелил твари в висок.

В зале воцарилась тишина. Слышно было, как тикают часы на стене. Пахло табачным дымом, кровью и порохом. Юнкер (возможно Торстен) икнул, оттолкнулся локтям и задом отполз к стене. Он не пострадал, высокий и жёсткий воротник мундира защитил его шею от зубов. Подошёл Феликс и стал разжимать пальцы брата, всё ещё удерживающего иссиня-чёрную шевелюру убитой женщины.

– Отпусти, – уговаривал он, – Всё уже кончилась. Вот это я понимаю – любовь до гроба!

Фрей встрепенулся и пришёл в себя. Он попытался привычным жестом сунуть пистолет в кобуру и обнаружил, что кобура вместе с портупеей заброшены в угол. Двери распахнулись, в зал ворвался начальник конвоя, за ним конвойные унтеры и агенты в штатском. Майор подбежал к распростёртому на полу наследнику.

– Что здесь произошло?

– То и произошло, – Феликс подобрал портупею и сунул её в руки брату. – Подружка кронпринца оказалась марой и убила своего любовника. Бедная девушка, она даже не знала, что на ней лежит заклятие. Интересно, чьих рук это дело?

Зал взорвался воплями. Кто-то со стоном попытался упасть в обморок, другие требовали карету скорой помощи.

– Здесь нужна не скорая помощь, а катафалк, – сообщил майор. – Господа, я вас поздравляю, у нас новый наследник престола, – и добавил чуть тише: – Плакала моя пенсия.

Фрея колотило мелкой дрожью. Он наконец спрятал пистолет в кобуру и теперь бился с пряжкой, пытаясь застегнуть ремень на поясе.

– А ты молодец, – сказал ему Феликс. – Раз! И выставил маре мозги. – Он взял брата за локоть и отвёл в сторонку. – Кому-то надо прямо сейчас ехать к Прокажённому и сообщить о том, что его сына убили.

Фрей наконец справился с дрожью в руках и застегнул пряжку.

– Хорошо. Я сообщу.

Во дворце царила мёртвая тишина. Человек за непроницаемой занавесью безмолвствовал, часы на каминной полке стояли, словно само время остановилось. Вдруг королева схватила себя за волосы на висках и с силой дёрнула.

– Ы-ы-ы!

– Без истерик! – скомандовал король. – Если солдат гибнет на посту, его заменяют. Я сообщу Генриху о том, что он будет женихом Фреи. Бракосочетание состоится в назначенный день.

– Но траур! – воскликнула королева.

– Трёх дней достаточно. Разумеется, подготовка к свадьбе будет вестись и в дни траура.

К свадьбе готовились с тем мрачным остервенением, с которым матросы заделывают пробоину в трюме. Не все до конца понимали, но исподволь чувствовали – бракосочетание кронпринца с Фреей станет актом независимости королевства. С утра до позднего вечера в покоях Безручки сновали девушки с ворохами кружев и отрезами тканей в руках, портнихи на живую нитку прихватывали куски материи, которым предстояло стать подвенечным платьем. Иногда в покои врывалась королева, и тогда Фрее хотелось спрятаться хоть под диван. Бледная, с тёмными кругами под глазами и сединой на висках, она быстро оглядывала Фрею, которая ни жива ни мертва, стояла на табуретке, бросала несколько слов портнихе и также стремительно выходила прочь. Последние метры кружев пришивались утром за час до свадьбы. И всё же платье Фреи было великолепно. Его сшили из старинного белого муара и украсили золотыми розами. На корсаже сделали квадратный вырез, подобающий невестам из королевских домов Империи. Волосы Фреи завили и увенчали розовым венком, позади венка надели диадему с бриллиантовыми колосьями – подарок матери. Из-под диадемы на плечи Фреи ниспадала складками отороченная кружевами вуаль.

Когда всё было готово, старый граф Линдберг взял Фрею под руку. В восьмиугольном зале-ротонде, отделявшем приватные королевские покои от публичной части дворца, придворные выстроились в процессию. Гофмаршал, высокий представительный старик в расшитом позументом мундире указывал придворным их места согласно рангу. Сразу за Фреей по старшинству встали Унрехты, Юнкеры, Врангели, приехавшие на торжество Роппы.

Процессия вышла из ротонды и потекла через анфиладу северного крыла. Придворные миновали Малахитовый зал, чьи стенные панели и колонны норландского малахита обрамлял орнамент из золочёной бронзы, прошли Мраморную гостиную, украшенную фантазийными скульптурами первых королей Норланда, Гвардейскую галерею, где висели портреты героев Еретической войны, а свет лился через стеклянный потолок. Залы были полны народу, проходы охраняли солдаты гвардейского егерского полка в тёмно-зелёных мундирах и свет ламп преломлялся на гранях штыков.

В Зале Гобеленов, где процессия повернула в восточное крыло, Фрея обернулась и заметила, что её паж, юный граф Розен двенадцати лет от роду покраснел от напряжения и готов расплакаться – настолько тяжёл был шлейф принцессы. Фрея мягко высвободила шлейф и накинула его на руку. Получилось не совсем по этикету, но всё же лучше, чем идти со всхлипывающим мальчиком за спиной.

Процессия ступила под стрельчатые своды церкви. Принцесса поискала глазами Фрея. Он должен, просто обязан присутствовать на церемонии, но сапёра нигде не было видно. За два дня до свадьбы в Инженерное училище приехал Пузырь и потребовал расписание дежурств. Получив график, он вычеркнул фамилию офицера, чьё дежурство приходилось на Успение и вписал Фрея. Принц так никогда и не узнал, какими соображениями руководствовался Пузырь, лишив своего воспитанника возможности присутствовать на свадьбе Фреи.

Граф Линдберг подвёл принцессу к алтарю. Как сквозь сон она слышала слова архиепископа. Фрея вздрогнула, когда Генрих коснулся её влажными руками, чтобы надеть кольцо.

«Я обязательно полюблю его», – решила про себя Фрея и протянула кронпринцу ладонь с растопыренными пальцами. – «И сделаю всё, чтобы он полюбил меня».

Генрих неловко надел кольцо и тут выяснилось, что кольца перепутаны. Большое кольцо едва держалось на тонком пальце Фреи, а маленькое… Нет, лучше не пытаться насадить его на корпулентного наследника.

«К чёрту приметы!» – Фрея сняла кольцо, легко надела его на палец Генриха и мило улыбнулась кронпринцу: «Твой ход! Вторая попытка».

Банкет начался сразу после венчания, длился целый день и весь вечер, грозя затянуться до утра. На улицах народ праздновал свадьбу кто во что горазд, и даже записные республиканцы не отказывали себе в удовольствии опрокинуть стаканчик за здоровье молодых. В залах дворца банкет распадался отдельные пирушки, звучали тосты и здравицы, всё более бессвязные по мере того, как вино перемещалось со столов в утробы гостей. Только Фрея не принимала участия во всеобщем веселье. Королева с обер-гофмейстериной, дородной и плечистой супругой Линдберга отвели принцессу в спальню наследника и ловко, без помощи горничных раздели.

– Суховата, – с сомнением заметила обер-гофмейстерина.

– Не ради телесных удовольствий брали, – значительно ответила королева, – продолжения рода для. Моему балбесу сойдёт.

Фрею облачили в ночную рубашку из прохладного и скользкого батиста, уложили на постель под бархатным балдахином. Королева раскидала локоны принцессы по подушке, а обер-гофмейстерина художественно расположила складки одеяла. Напоследок она хотела снять очки Фреи, совершенно неуместные в прохладном великолепии спальни. Принцесса в ужасе схватилась за дужки.

– Нельзя!

Обер-гофмейстерина пожала плечами и отступилась. Нельзя так нельзя. В каждой избушке свои игрушки, в каждом роду Старших свои страхи и демоны, которых лучше не трогать.

– Только попробуй мне учудить! – напутствовала невестку королева и пригрозила ей кулаком. – Прибью!

– Занавеси на балдахине опускать? – спросила обер-гофмейстерина.

– Не надо. И свечу не гаси. А то Генрих промахнётся мимо постели. Он может. Мой старший никогда не промахивался, сколько бы ни принял на грудь.

Королева всхлипнула. Обер-гофмейстерина обняла старую подругу за плечи и повела рыдать прочь из спальни. Фрея осталась одна.

В залах дворца гремела музыка, но сквозь толстые стены в спальню не проникало ни звука. На мраморном столике тихо оплывала воском свеча, рядом посверкивала алмазами диадема. Привидением белело брошенное на кресло подвенечное платье. Фрея лежала, боясь шевельнуться.

Дверь распахнулась и в спальню дохнуло сквозняком. Пламя свечи затрепетало. Фрея обернулась, ожидая увидеть Генриха. В дверях стоял рослый хорошо сложенный офицер гвардейского конно-егерского полка, в котором Фрея узнала Алвара Даля, адъютанта кронпринца. Расчёсанные на пробор белокурые волосы офицера блестели от избытка бриллиантина, над влажными губами белела полоска подстриженных усиков, воротник мундира расстёгнут, золотой гвардейский аксельбант беспорядочно спутан.

– Мадам! – блондин пьяно покачнулся, но совладал с земным притяжением. – Кронпринц просил передать, что не придёт. У него мигрень. Но если мадам желает провести ночь не одна, то я… Заверяю, наследник не против.

Занавеси балдахина взметнулись как крылья хищной птицы.

– Убирайся! – прошипела Фрея.

Перепуганного гвардейца вынесло в коридор как пробку из бутылки с игристым. Раздался шлепок – мерзавца припечатало спиной к простенку. Дверь спальни с грохотом захлопнулась, крылья-занавеси бессильно опали. Фрея обняла подушку и тихонько заплакала.

Поход

– Фрей, у нас проблема. Точнее, проблема у старого Сандберга, но если мы за неё не возьмёмся, она вырастет до общекоролевских масштабов. В Межгорье объявился волк-оборотень.

Разговор происходил в особняке Пузыря на Якорной, в котором прошло детство Фрея и Феликса. Это были счастливые годы, за исключением тех немногочисленных эпизодов, когда герцог, рассвирепев от детских шалостей, брался за ремень.

– Я собираю команду охотников, – заявил Пузырь. – Мы отправляемся в Межгорье.

Межгорьем, обширной равниной между Береговым и Становым хребтами заправляли скотопромышленники, стоящие во главе армий пастухов. Цивилизация в лице судей, адвокатов и приставов в Межгорье добиралась с трудом и мясные короли в своих владениях обладали властью, вполне сопоставимой с полномочиями ярлов Эрика-основателя, а богатейший из них, Мартен Сандберг даже стал тестем Прокажённого, чем существенно поправил финансы королевской династии, расстроенные в ходе Еретической войны.

– Оборотень привёл волчью стаю и напал на усадьбу Сандберга, – рассказывал Пузырь. – Зарезали призовую корову и доярку.

Фрей подумал о том, что о призовой корове королевский тесть будет сожалеть сильней, чем о женщине, попавшей оборотню на зуб. Но вслух сапёр произнёс:

– Почему старик решил, что на него напал оборотень? Обычные волки в Межгорье тоже весьма суровы, нападают на людей и скот даже летом.

– Фрей, поверь, следопыты мясного короля не хуже моих егерей, да и сам старик не начнёт бить тревогу из-за пустяка вроде зарезанной бабы. Это действительно оборотень. Стало быть, нам надо собрать команду и добыть его. В столице множество Старших, а как доходит до дела, взять с собой некого. У одного бронхит, у другого колит, третьему неохота отрывать зад от дивана.

– Почему? – удивился Фрей. – Близнецы Юнкеры поедут, только позови. Те ещё обормоты, но стрелки отличные. Я с Феликсом. Потом ваши сыновья Арвид и Лейф…

– Лейфа не трогай, у него экзамены в Политехе.

Фрей стиснул кулаки за спиной. В своё время Пузырь заставил его отчислиться от Политеха, заявив, что в семье Унрехтов инженеров не будет. Но спустя несколько лет позволил своему сыну, лейтенанту флота оставить службу и поступать в республиканский насквозь институт.

– Кого ещё берём? – нетерпеливо спрашивал Пузырь. – Для облавы людей слишком мало.

– Мартин Сандберг хоть не из Старших, но как колдун весьма силён, – напомнил Фрей. – Жаль, его сыновья удались не в папашу. А Сандберга вполне можно ставить на номер.

– Мартен старый уже, с двумя клюками едва ходит.

– Ещё надо взять Фрею. За всех Роппов можно быть спокойным, они знают толк в хорошей драке и на своих болотах не дают спуску нечисти.

– Фрею? – нахмурился Пузырь.

Отношение фельдмаршала к маленькой принцессе было двойственным. С одной стороны, симпатичная девчушка, милая и обходительная но… Пузырь помнил, как лихо Фрея укатала его в «Обрыве».

– Есть проблема, – заметил Фрей. – Принцесса теперь несвободна. И её супруг может запросто не отпустить жену на охоту. Зная отвратительный характер кронпринца, смею утверждать, что так и будет.

– Кронпринца оставь мне, – сказал Пузырь. – Я, бывало, устраивал ему трёпку на правах родного дяди и если он будет задаваться, повторю этот опыт. Звони Фрее.

Разумеется, Фрея была согласна.

– Я чемпион колледжа по стрельбе! – заявила Фрея. – И эксперт по оборотням. Я всё прочитала про них. И кое-что написала. В еженедельнике для детей младшего школьного возраста.

Фрей подумал о том, что несложно стать чемпионом по стрельбе в женском колледже.

– Я добыла болотную кикимору и…, – Фрея подняла глаза к потолку, считая охотничьи трофеи, – …трёх кабанов. Двух с половиной, если быть точной. Третьего добирали егеря. Но он был ненормальным. Наверняка заговорённым. Так что по кабанам я тоже эксперт.

Выяснилось, что у Фреи нет ружья. Принцесса как-то не подумала о том, что оружие может входить в приданное приличной девушки.

– Фрей, ты должен отвезти меня в оружейный магазин! – потребовала Фрея. – В самый лучший, где не стыдно появиться кронпринцессе. И при этом недорогой.

– В самый лучший или в недорогой? – уточнил сапёр.

– Лучше в недорогой, – смутилась Фрея, которой супруг весьма скудно отпускал денежное содержание.

– Я знаю один такой. Самый лучший и недорогой.

Фабрикант Эрик Йоргенсен разбогател, поставляя в армию винтовки, простые и надёжные, как топор. Но охотничье оружие с его завода бесконечно уступало шедеврам Мефферта, Баррела и других мастеров-штучников. К счастью, магазин Йоргенсена давал заработать фирмам, делавшим ружья высшего разбора. Благодаря этому обстоятельству, фабрикант с полным на то основанием мог заявить, что в его магазине есть товары на любой вкус и кошелёк. У Йоргенсена отоваривались охотники на тюленей, в чьих руках любое ружьё из-за нередких купаний в морской воде за два-три сезона превращалось в ржавую развалину. Купцы выбирали оружие по количеству позолоты на колодке. Подтянутые офицеры из Королевского стрелкового клуба покупали винтовки, дающие минутное отклонение на сто метров, а горничные, которым часто приходилось бегать с поручениями по тёмным переулкам, присматривали безотказные револьверы-бульдоги, которые удобно держать в кармане фартука.

Кронпринцессы не каждый день появляются в оружейном магазине, а такие симпатичные, как Фрея и подавно. Женщина произвела маленький фурор, и молодые приказчики забыв прочих посетителей, бросились к принцессе. В мгновение ока перед ней разложили сокровища магазина: элегантные «лебёды» со стволами из витой дамасской стали, «дюмулены» с ложами красного дерева и целыми картинами, гравированными на замковых досках, лёгкие бюксфлинты с верхним дробовым и нижним нарезным стволом, массивные тройники, у которых нарезной ствол скрывался под двумя гладкими. Большинство ружей было двадцатого калибра, который в северном королевстве считался дамским.

– Маловато будет! – сморщила нос Фрея.

Немедленно двадцатый калибр заменили общепринятым шестнадцатым. Приказчики наперебой расхваливали товар. Только пожилой управляющий не потерял голову и не забыл, что помимо Фреи в магазине есть другие покупатели.

– Господин поручик, желаете поменять кобуру? – предложил он Фрею.

За свою жизнь принц сменил три пистолета. Один рассыпался прямо в тире, второй от чрезмерного износа стал посылать пули куда попало, был разбит молотком и выброшен. Сейчас Фрей донашивал третий пистолет, но продолжал пользоваться старой кобурой, купленной пять лет назад в «Товарах для офицеров». Кобура была аккуратно подшита дратвой, потёртости на клапане замаскированы обувной краской. Но Фрей продолжал носить старую кобуру, поскольку совершенно точно знал, за сколько долей секунды может выхватить из неё пистолет.

Сапёр отрицательно покачал головой и взял с витрины самозарядный «AUTO», чёрный и неуклюжий с виду, без единого украшения на ствольной коробке.

– Берём вот этот, – Фрей положил дробовик на прилавок.

– А я с ним справлюсь? – испугалась Фрея. Никогда раньше она не имела дела с самозарядным оружием.

– Здесь ничего сложного, – заверил Фрей. – Очень простой и надёжный механизм. Сегодня же опробуем его и завтра можно отправляться.

Денщика, нагруженного ружьём и патронами, сапёр отправил на извозчике в Юханхольм, предоставленный королём в распоряжение молодым, а Фрее предложил прогуляться по окраине парка. Мимо них с гитарами и корзинами спешили компании студентов и курсисток. Из корзин торчали горлышки оплетённых лозой бутылок и румяные булки.

– Счастливые! – вздохнула Фрея. – Как же я хочу вот так запросто пойти в парк с друзьями!

– Знаю я эти компании, – ответил Фрей, которого не миновали прелести студенческой жизни. – Сперва будет выпивка и песни под гитару. Потом купание нагишом. В итоге девицы как ошпаренные кошки будут носиться по городу в поисках акушерки, согласной сделать аборт.

– Ты злой! – заявила Фрея. – Я бы никогда не сделала аборт, будь мой ребёнок хоть сто раз незаконным.

Ветер натянул тучу с океана, в парке стало сумрачно и неуютно. По листве застучали капли дождя и Фрей раскрыл зонтик над принцессой.

– Давай, я отвезу тебя в замок, – предложил он.

Охотники собрались на Восточном вокзале Нореи. Пожилые господа, помнившие кавалерийские рейды Еретической войны, подкреплялись глинтвейном в блиндированном вагоне Пузыря. Молодёжь собралась стайкой в начале перрона. Это был цвет норладской гвардии. Они были молоды, беззаботны и чертовски опасны. Каждый из них мог провести сутки в седле, ударом палаша раскроить человеческий череп вместе с каской и с двадцати шагов погасить свечу выстрелом из пистолета. И это не считая особых способностей, которыми в большей или меньшей степени обладали все Старшие.

Феликс, подтянутый и элегантный, в идеально подогнанной морской форме развлекал компанию. Он с невероятной точностью воспроизводил рык Пузыря, отчитывающего незадачливого кирасира:

– Поздр-р-равляю, р-р-ротмистр, вы балбес! Р-р-разрешаю застрелиться.

У Феликса был редкостный дар подражания. Иной раз проезжая верхом ночную деревню, он устраивал «раннюю побудку» прокричав петухом. Деревенские петухи дружно подхватывали крик. Раздавался стук засовов, скрип дверных петель, из домов выглядывали озадаченные крестьяне и никак не могли взять в толк, что случилось: темень на дворе, а петухи орут, как оглашённые.

– Сосед, что это было?

– А бес его разберёт! Наверно, нечистый играет.

Доехав до околицы, Феликс на прощанье лаял по-собачьи и деревенские кабысдохи радостно подхватывали. Собачий концерт начинался от окраинных дворов и волной накрывал всю деревню. Снова стук засовов, скрип петель, недовольные голоса:

– Чтоб вас поразрывало, проклятые!

Двери вокзала распахнулись, и на перрон вывалила компания семнонов. Этот был странный народец в тёмных сюртуках и широкополых шляпах, со стриженными под горшок волосами.

– Принесла нелёгкая! – нахмурилась Фрея.

Столица семнонов Буксент стоял на берегу Ифинга между северными имперскими провинциями и владениями понизовского князя. Несмотря на звание вольного города Буксент со всеми своими банками и конторами продался Империи, небогатые понизовцы наоборот, зубами держались за независимость, и между двумя народами полыхала вражда, какая бывает лишь между близкими соседями. Понизовцы готовы были драться с семнонами в любое время дня и ночи. Фрея, истинная дочь своего народа, не составляла исключения.

– Хочется сделать им какую-нибудь гадость! – заявила она. – Так бы и спалила их, не будь вокруг столько народа.

– Давайте набьём им морды, – предложил один из Юнкеров (кажется, Торстен).

– Вы что! – испугалась Фрея. – Вас в участок заберут.

– Попасть в полицейский участок – это весело! – заявил второй Юнкер (возможно, Торкел).

И близнецы принялись загибать пальцы, считая, в скольких полицейских участках и гауптвахтах они побывали.

– Я знаю, как проучить эти кредитные морды, – сказал Феликс. – Надо сесть к ним в вагон по третьему звонку, чтобы кондуктор не мог нас высадить.

– А потом?

– Потом увидите.

Прозвенел колокол и охотники бросились в сидячий вагон второго класса вслед за семнонами. Поезд тронулся, тихим ходом миновал городские предместья, застроенные одноэтажными домиками, и взял разбег по приморской равнине, плавно повышающейся к Береговому хребту. Пассажиры покачивались на обитых кожей диванах, в дальнем конце вагона играли дети. По проходу прошёл кондуктор с компостером в руке. Розовощёкий пассажир в сером костюме-тройке достал из вощёной бумаги курицу и принялся есть так смачно, что у соседей по купе потекли слюнки.

За окнами пробегали городки, переезды, хутора одиноко стоящие посреди возделанных полей. Железная дорога огибала холмы с коричневыми пятнами каменистых осыпей, по эстакадам миновала заросшие ельником лощины. Впереди серо-зелёной громадой вырастали предгорья Берегового Хребта. Поезд приближался к первому тоннелю.

– Представление начинается, – негромко сказал Феликс и шагнул в купе, где сидели семноны.

– Любезный! – обратился он к молодому южанину, сидящему ближе к проходу. – Будь так добр, уступи мне место.

– На каком, позвольте узнать, основании я должен уступить моё законное место, которое я обоснованно занимаю на основании билета, купленного мною в кассе вокзала самым честным образом? – возмутился иностранец.

Другие семноны насторожились, но вступать в спор ради соплеменника не решались. Губы Феликса тронула улыбка. Понятия «честный» и «семнон» были несовместимы с точки зрения северянина. Но вслух лейтенант сказал.

– На том основании, что я офицер и мне хочется сесть.

Будь дело в Империи, семнон вылетел бы со своего места как пробка – там приказы офицеров не обсуждались. Но в Норланде семнон чувствовал себя под защитой законов. И потом, с какого перепуга он должен уступать место флотскому?

– Уступи! – настаивал Феликс.

– Не уступлю!

– Тогда, любезный, я надаю тебе пощёчин.

– Не посмеешь!

– А спорим на три оплеухи, что посмею?

По вагону прошёл кондуктор, закрывая окна. Минуту спустя поезд с грохотом влетел в тоннель. Вагон погрузился во мрак, но спорщиков это не остановило.

– В полицию заявлю! – грозил семнон.

– Заявляй! Мой дядя – оберполицмейстер Нореи (что было абсолютной правдой). – Он тебе ещё добавит.

– Всё равно не уступлю!

– Ну так держи первую.

Раздался звонкий шлепок.

– Ай! За что ты меня бьёшь?!

– За всё хорошее. Лови вторую!

– Ай! Я в штаб флота пожалуюсь!

– Ты ещё и ябеда! Так получай третью!

Фрей зажёг электрический фонарик и стоящие в проходе охотники увидели замечательную сценку: Феликс, что было силы лупил себя ладонью по бедру и при этом ругался на два голоса – за себя и за неуступчивого семнона.

– Уступи!

– Не уступлю!

Шлёп!

– Уступи!

– Не уступлю!

Шлёп!

Тоннель кончился, и солнечный свет полился в вагон, заставив пассажиров зажмуриться. Феликс сокрушённо развёл руками – вот ведь упрямый торгаш попался! «Избитый» семнон как ни в чём не бывало, таращился в окно.

– Послушай, Груня, – бородатый патриарх обратился к молодому соплеменнику. – А ведь этот флотский тебя избил.

Разговор вёлся на семнонском наречии, которое северяне едва понимали, но суть сказанного улавливали вполне достоверно.

– Ругался громко, – согласился молодой семнон. – Но представьте, даже пальцем меня не тронул.

– Брось парень, мы все видели, – по простоте душевной патриарх спутал «видели» и «слышали», – как флотский надавал тебе пощёчин. На первой же станции мы идём жаловаться в участок.

– Вы, дядя, можете жаловаться кому хотите. А я поеду дальше, потому что в Норланде за оговор судят строже, чем за оплеухи пусть даже и настоящие.

– Пойдёшь!

– Не пойду! Ай, отпустите моё ухо, иначе видит Всевышний, я вас стукну.

Поезд приближался к перрону Венты, курортного городка, выросшего вокруг горячих источников. Показался вокзал и нарядные отели, разбросанные на склонах живописных гор. Свара в вагоне вспыхнула с новой силой, только Феликс был уже ни при чём.

– Я сказал, ты пойдёшь и напишешь заявление! – требовал патриарх, выкручивая ухо молодому соотечественнику.

– Не пойду, хоть бейте!

– За этим не станет. Получай!

На крики явился кондуктор с непреходящими ухватками фельдфебеля. Одной рукой он взял за шкирку боевитого деда, другой молодого семнона и потащил обоих к выходу под одобрительные возгласы пассажиров. За ними орущей толпой бросились остальные торгаши. Семнонов вышибли из вагона, и свара продолжалась на платформе. Южане разбились на две партии и трепали друг друга за шевелюры на потеху публике. Юнкеры ржали как жеребцы, компаньонка принцессы хлопала в ладоши от восторга. И только Фрея оставалась печальной.

– Это как-то нечестно, – сказала она. – Лучше б вы в самом деле надавали оплеух мерзавчику. Я бы вам пирожки на гауптвахту носила.

Феликс в отчаянии хлопнул себя ладонью по лбу: ну как, скажите на милость, понять женщин после этого?!

В вагоне герцога завершился завтрак, пожилые охотники угощались сигарами.

– Вчера довелось беседовать с агентом Холмаром Бломом, – рассказывал Пузырь. – Ему поручили расследовать убийство в Юханхольме.

– Это тот самый Блом, который возвращал вашу светлость домой после погрома в «Обрыве»? – уточнил Врангель, хитро сощурившись.

Пузырь угрожающе засопел.

– Тот самый, но речь не об этом. Блом установил личность мары, выпотрошившей ныне покойного кронпринца. В своей прежней жизни мара была девицей Евой Фальк из хора господина Брюнеля. Контракт Евы выкупил некто Стромм, давний собутыльник Алвара Даля.

– Постой, но Даль это…! – воскликнул старик Юнкер.

– …адъютант нынешнего кронпринца Генриха, – закончил мысль Пузырь. – На некоторое время девица Фальк исчезла с горизонта и снова появилась за неделю до событий в Юханхольме. Бедняжку привезли в больницу Регины с кровотечением из известного всем женского органа. Регистратору приёмного покоя требовалось записать место жительства девицы, и она назвала поместье Алвара Даля. На другой день в больницу явился господин, похожий по описанию на Стромма и забрал Еву несмотря на протест врача. Таким образом, как минимум за неделю до покушения на кронпринца девица Фальк находилась в поместье наперсника Генриха. И превращалась, либо уже превратилась в мару.