История армянского народа. Доблестные потомки великого Ноя бесплатное чтение

Жак де Морган
История армянского народа. Доблестные потомки великого Ноя

Victrix causa diis placuit, sed victa Catoni^[1].

Лукан, Фарсалия, 1.128

Jacques de Morgan

The History of the armenian people

FROM THE REMOTEST TIMES TO THE PRESENT DAY

© Перевод, ЗАО «Центрполиграф», 2019

© Художественное оформление, ЗАО «Центрполиграф», 2019

Глава 1

Происхождение армянского народа. – Армяно-фригийцы во Фракии. – Их прибытие в Азию. – Путь к Арарату. – Завоевание Эрзерумской равнины. – Патриархи-айкиды. – Легендарная династия. – Мидийское происхождение. – Армянское царство при власти Ахеменидов. – Македонское завоевание. – Династия Фратаферна. – Правление Селевкидов в Сирии

Повествованиям древних авторов, интерпретируемых в свете надписей и археологических исследований, мы обязаны нашим успехом в нелегком выделении фактов о самых ранних течениях великих народов древности из массы окружающих их легенд. Этот новый свет, пролитый на истоки, позволяет по-иному взглянуть на движения человечества на заре современной цивилизации. Первые стремления Халдеи, Элама, Египта раскрыты уже с достаточной ясностью, чтобы с основанием утверждать, что шесть или семь тысяч лет прошло с зарождения нашей цивилизации и что ее первые благотворные волны исходили из этих азиатских и африканских прародин. Люди тогда лишь недавно научились записывать свои мысли и начали выходить из эры варварства, где память не имела вспомогательных средств, кроме примитивных изображений предметов, считающихся достойными запоминания.

Но хотя те народы, владевшие искусством письменности, оставили нам свою историю, к сожалению, этого нельзя сказать обо всех. Греки и италиоты довольно поздно узнали письмо, и многим народам эта способность, самая необходимая для распространения прогресса, оставалась неизвестной до начала христианской эры, а порой и позже. Армяне были среди тех, кто долго не знал письменности, и если бы у нас не было некоторых разрозненных указаний на их существование в виде коротких упоминаний у неармянских авторов, нам было бы абсолютно ничего не известно об их происхождении, так же как сегодня мы ничего не знаем о происхождении пеласгов, этрусков, басков и многих других народов, чьи имена постоянно всплывают в истории. К счастью, несколько отрывков из Геродота, ясные и точные, как и все, что написал этот великий историк, дают нам ценные сведения об истоках армянского народа и помогают оценить информацию, которую удается добыть у более поздних авторов, из открытий археологов или из общих исторических данных.

Перечисляя персидскую армию в то время, когда великий царь перешел Геллеспонт во время похода в Аттику, Геродот так говорит о контингенте, предоставленном Ксерксу армянами:

«Армении же, будучи переселенцами из Фригийской земли, имели фригийское вооружение»^[2].

А несколькими строками выше:

«По словам македонян, пока фригийцы жили вместе с ними в Европе, они назывались бригами. А после переселения в Азию они вместе с переменой местопребывания изменили и свое имя на фригийцев».

Мы знаем, насколько точен был «отец истории» в своих словах, и о том, с какой заботой он собирал исторические предания и как скрупулезно цитировал свои источники. В данном случае, как и в других местах, когда он говорит об устном предании, в его утверждениях не может быть никаких сомнений.

Определенность, с которой Геродот писал об армяно-фригийцах, показывает, что он полностью полагался на память македонцев, хотя такие предания уже были довольно древними и уходили в глубь веков на тысячу лет. Но македонцы знали фригийцев, прежде чем они ушли в Азию, и должны были, конечно, поддерживать сношения с этим народом, который, как у нас есть все основания полагать, был родственным им. Армяне тогда были лишь ветвью племени бригов и, следуя судьбе всего народа, эмигрировали вместе с ними. Фригийцы, армяне и македонцы – все принадлежали к великой арийской семье.

Переход армян через Балканы засвидетельствован в истории Армении патриарха Иоанна VI (католикоса Ованеса), ибо, хотя утверждения автора безусловно основаны на желании связать ранних армян с Библией, тем не менее это правда, что, принимая теории толкователей библейских текстов, отождествляющих Торгом с Фракией (из-за одинаковой последовательности согласных в обоих названиях), патриарх Иоанн таким образом пришел к выводу и записал, что его соотечественники когда-то жили в Македонии, причем память об этом в его времена, вероятно, еще была жива в преданиях армянского народа. Вероятно, Иоанн даже имел доступ к очень древним рукописям, с тех пор утерянным; так или иначе, предания, записанные Геродотом, вместе с многими историческими фактами периода после миграции армян поддерживают его мнение, так же как и сходства в языке между армянами и другими арийскими народами, которые в тот период участвовали во вторжениях во Фракию, Малую Азию и Восточное Средиземноморье.

Оставив Балканский полуостров, где они затерялись среди других индоевропейских орд (которые, видимо, пришли из Центральной Азии через русские равнины и долину Дуная), армяне пересекли Босфор, как говорит Плиний, опираясь на авторитет древнего предания. Названия двух аскеназских озер – одного в Вифинии и другого в Писидии^[3], аскеназского порта и, пожалуй, также аскеназского острова, несомненно, являются вехами, которые оставила миграция потомков библейского Аскеназа, то есть фригийцами, включая и армян.

Это произошло за двенадцать – тринадцать веков до нашей эры, во времена, когда в эллинистическом мире царила смута; но еще до VIII века фригийцы и армяне уже разделились, и вторые, оставив своих сородичей на горах у истоков реки Галис (Кызылырмак), уже наступали в Каппадокию, воспользовавшись заброшенностью этого региона после падения Хеттской империи.

Мы не знаем, почему армяне, переправившись через Евфрат, предпочли отправиться в араратский регион; но мы знаем, что примерно во время их миграции важные движения происходили в Малой Азии и на побережьях. Эллины распространялись по всему берегу Черного моря, основывая торговые посты и колонии; Трапезунд и Синоп датируются этим периодом^[4]. Государство Урарту исчезало^[5], даже Ниневия пришла в упадок^[6], тогда как скифы опустошали всю Западную Азию. Может быть, переселению армян на новую родину способствовало вторжение северных орд, которые, возможно, были им родственны? Это представляется вероятным, ибо эти захватчики только что разгромили величайшие государства и распространили опустошение и гибель среди бывших данников Ассирии. «Там Мешех и Фувал со всем множеством своим, – вскричал Иезекииль, – вокруг него гробы их». И этот пугающий хаос был весьма благоприятен для стремлений сородичей Айка.

В этот период, примерно в конце VIII века до н. э., на восточной политической арене появилась Мидийская держава. В 713 году Саргон покорил небольшое государство царя Дайукку (Дейока), и преемник этого иранского правителя Фравартиш (Фраорт) присоединил к своему царству собственно Персию, то есть страну на юге и юго-востоке от Экбатаны. Новый царь мидян одолел ассирийцев и лично участвовал в разорении их земли, так что даже погиб под стенами осажденной им Ниневии.

С Увахшатрой (Киаксаром) Мидия достигла зенита своей власти, и после падения Ассирийской империи этот царь и его союзник Навуходоносор, владыка Вавилонского царства, разделили между собой Азию. Экбатана оставила себе Ассирию, захватила царство Урарту, расширила свое господство на все северные страны, и ее армии, продвигаясь по реке Галис, напали даже на царей Лидии (585 до н. э.).

Монеты, приписываемые лидийскому царю Крёзу

Когда в 559 году корона перешла от мидян к персам, армяне, уже поселившиеся на Эрзерумской равнине, оказались в том же положении, что и другие народы, попавшие под владычество Киаксара; Ахемениды поместили их в своей 13-й сатрапии, а урарты, присоединенные к матиенам и саспирам, образовали 18-ю сатрапию. Текст Геродота ясно говорит, что в VI веке армяне еще не ассимилировали жителей Ванского региона.

Некоторые авторы считают, что армяне могут происходить от бывших подданных Аргишти и Сар дури. Этой гипотезе противоречат вышеуказанные факты; более того, они опровергаются и преданиями, и лингвистическими данными. Совершенно ясно, что это были два отдельных народа, которые не имели между собой ничего общего. Арийцы – новоприбывшие – постепенно ассимилировали старых обитателей Наири и Вана, и это привело к тому, что те утратили свои национальные особенности и язык, и вскоре от когда-то могущественных урартов остались лишь несколько собственных имен, сохранившихся в армянском языке. «Княжеские роды Армении, такие как Рштуни, Манавазян, Бзнуни, Арцруни – которые правили Ванским регионом до XI века нашей эры, – оставили имена Руса, Менуа, Ишпуини, Аргишти, взятые у древних царей Биайны. Следовательно, падение Урартского царства не повлекло за собой исчезновения его вассалов, которые составили основную часть армянского народа, сохранив свои „сеньоральные “ привилегии» (Кеворк Аслан).

Такое сохранение имен из утерянных языков в речи новоприбывших – логичное явление, и его примеры обильно встречаются во всех языках. Латынь содержит немало этрусских слов, а во французском мы находим слова из кельтского и лигурийского, а также, можно не сомневаться, из языков людей каменного века.

Изучение словарного состава армянского языка, более чем какого-либо иного, представляет немалую трудность. В него вошли термины из следующих языков: ассирийского, древнееврейского, мидийского, картвельских (грузинского, мегрельского, лазского), урартского (наирийского), скифского, греческого, арабского, турецкого, монгольского, персидского (старого и современного), курдского, латинского, русского и др. Анализируя состав курдского языка, я обнаружил в каждом диалекте большой неарийский остаток из незаменимых элементов, которые, несомненно, происходят из утерянных языков, и то же можно сказать и об армянском.

Это смешение армян с более древним населением, которое привело к формированию нации, заслуживает некоторого внимания, для чего мы должны вернуться к вопросу о том, какие народы населяли Западную Азию в ассирийский период.

У нас недостаточно достоверной информации относительно этнического состава народов, обитавших в Западной Азии до того, как на юге в нее вторглись семитские элементы. Единственные языки, на которых до нас дошли надписи, – это шумерский и эламский на юге, хеттский на западе и урартский (биайнский) на севере. Это языки не семитские и не арийские; они принадлежат к группе, называемой туранской, в которую издавна принято включать весь несемитский и неарийский материал. Из этих четырех языков только два проанализированы наукой, а именно эламский и урартский.

Эламский, хорошо изученный сегодня благодаря моим собственным открытиям и исследованию сузских текстов Ж.-В. Шейля, как показал этот ученый, охватывал период примерно в две тысячи лет. На нем говорили еще персы в период Ахеменидов. Односложные корни в эламском языке имеют агглютинативный характер, и единственная причина, почему производные слова могут образовываться при помощи флексий, состоит в том, что этот агглютинативный язык находился под влиянием более развитой формы речи (семитских языков), из которых он заимствовал идею флексии, не усвоив при этом их форм.

Так же обстоит дело и с урартским языком, на котором говорили в Араратском регионе (Урарту) в ассирийскую эпоху и который значительно отличается от семитских языков.

Эти данные вместе со многими собственными именами, встречающимися в ассирийских текстах, свидетельствуют о том, что за двадцать веков до нашей эры большая часть Западной Азии была населена несемитской и неарийской группой народов. Говоря «группа», я не имею в виду, что языки, на которых говорили эти разные народы, были взаимосвязаны; отнюдь. Но я отношу эти несемитские и неарийские народы к говорящим на языках менее развитых, чем языки захватчиков-семитов. Многочисленные картвельские языки, видимо, являются последними современными представителями этого этнического собрания, которое некоторые авторы называли неопределенным термином белых аллофилов. Антуан Мейе в своей «Сравнительной грамматике классического армянского языка» обращает внимание на сходство армянского с кавказскими языками; эти сходства происходят от контакта с местным населением еще в очень ранние периоды, что совершенно естественно.

Первая попытка научно проанализировать грузинский язык содержится в статье Ж.-А. Гаттериа; и ученый переводчик урартских надписей, профессор А.Г. Сейс распознал реально существующие связи между языком Урарту и речью картвелов. Таким образом, с одной стороны, армянский язык содержит урартские термины и картвельские формы, а с другой – урартский имеет связь с кавказскими языками. Эти факты, установленные выдающимися лингвистами, поддерживают ту гипотезу, что древние обитатели Западной Азии, частично поглощенные армянами, принадлежали к той же лингвистической группе, что и современные кавказцы.

Ассирийцы называли «народами Наири» все нации, жившие между истоками реки Галис и озером Урмия, а также те, которые жили севернее, и не смешивали эту группу с мушками (мосхами), хати или хеттами, куммух (Коммагеной) и курхи, находившимися южнее. То есть они признавали этнические связи между этими народами. Урарту было главным из царств Наири. Озеро Ван называлось Наирийским морем, и правители Тушпы (Вана) распространяли свою власть на регионы Нумме (Эрзурум), Кирури (Муш-Битлис), Биайна (Ван), Мусасир (Битлис-Сельмас), Ахкуса (Карабах-Ереван) и на севере до Малого Кавказа. Это те самые земли, которые позднее завоевали армяне и превратили в свое царство. Что касается народов Наири, точно известно, что они не исчезли. Некоторые из них могли уйти в горы, но в основном они были поглощены новым арийским элементом, стоявшим на более высокой ступени развития, чем древние обитатели Азии. Языки исчезли, а с их исчезновением постепенно изгладилась и память о том, чем было царство Наири при урартских владыках.

Однако отдельные предания еще сохранялись в первые века нашей эры, поскольку Мовсес Хоренаци оставил нам любопытное описание города Ван и работ, производившихся царями Урарту в Тушпе, их столице, каковые он приписывает легендарной царице Семирамиде:

«…И, обойдя много мест, она [Шамирам, то есть Семирамида] с востока подходит к берегу соленого озера и видит на побережье продолговатый холм, тянущийся к закату солнца, чуть повернутый к северу, а на его полуденной стороне круто вздымающуюся скалу, обращенную прямо к небу; к югу же от холма, в отдалении – удлиненную плоскую долину, отлого спускающуюся с восточной стороны горы к берегу озера, обширную и красиво испещренную ущельями, по которой стекали идущие с горы потоки ключевой воды, просачиваясь сквозь расщелины и долы и сливаясь у подножия горных отрогов в просторную роскошь рек; [видит] и немало селений в глубине долины, построенных по обеим сторонам вод, а к востоку от приглянувшегося ей холма – невысокую гору.

Здесь-то и останавливает свой взор Шамирам… Она повелела прежде всего построить речную плотину неимоверной ширины и высоты, соорудив ее из обломков скал и огромных камней и скрепляя их известью и песком… Она протянула эту плотину на расстояние многих стадий, до места, предназначенного для города…

Ванский крылатый бык. Британский музей

Так, принуждая их к тягчайшему труду, она всего за несколько лет создает это чудо – обведенный крепчайшими стенами с медными воротами [город]. Внутри города она возводит много прекрасных дворцов, украшенных разноцветными камнями, двухэтажных и трехэтажных, обращенных каждый, как положено, к солнцу, делит город на части прекрасными и широченными улицами. Строит в нем в нужных местах великолепные, достойные удивления бани. Часть речных вод отводит в город для различных нужд и орошения садов и цветников… Восточную, северную и южную стороны города сплошь украшает дастакертами, купами ветвистых деревьев, разнообразных по своим плодам и листве; насаждает она там также много различных плодоносных [деревьев и лозы], дающих вино. Так она создает великолепный и славный во всех отношениях и крепкостенный [город] и заселяет его несчетным множеством людей.

…Обведя вершину холма стеной, она устраивает там некое жуткое тайное царское обиталище с малодоступными входами и адски трудными выходами.

…Внутри же солнечной стороны скалы, при такой твердости вещества, что на ней и железом не проведешь теперь никакой черты, она чудом вырубила много покоев, опочивален, казнохранилищ и глубокие ниши, неведомо никому для чего предназначенные. И, выровняв всю поверхность скалы, как стилом – воск, она начертила на ней множество письмен, один только вид которых повергнет в изумление любого. И не только здесь, но и во многих других местах Армянской страны она велит установить каменные столпы и начертать на них [надписи] в память о себе теми же письменами».

Так, по преданию, в первых веках нашей эры армяне думали о городе Ване в районе озера Тоспитис в провинции Васпуракан. Тысяча лет прошло со времен крушения Урартского царства, никто уже не мог прочесть надписи правителей Арарата, и история могущественных врагов Ассирии затерялась во мраке забвения. Не сохранилось памяти даже о том, что великое независимое царство существовало на плато до прибытия армянского патриарха и его соратников. Остались только внушительные руины в Ване, поражавшие воображение путешественников. Мовсес Хоренаци побывал там и передал нам легенды, ходившие о них в те времена.

Как бы то ни было, имеющиеся у нас документы показывают, что приход армян из Каппадокии на плато Эрзерума произошел в VIII и VII веках до нашей эры и что по меньшей мере за шестьсот лет до нашей эры их народ уже занимал некоторые районы в окрестностях Арарата и озера Ван^[7]. В своем продвижении на восток армяне отогнали племена мушков и халибов, а также другие кланы страны Наири, упомянутые в ассирийских надписях как жившие в долинах Верхнего Евфрата.

Как мы только что видели, народы Наири, вероятно, принадлежали к той же семье, что лазы, мегрелы и грузины нашего времени. Некоторые из них были поглощены армянами, другие, отступившие от них на север, видимо, с тех пор не подвергались изменениям; они унесли в душах ненависть к захватчику, и эта неприязнь сохранялась на протяжении веков, всегда очевидная во враждебном отношении кавказцев к узурпаторам земли их предков. Ее грузины лелеяли до самых последних лет, хотя само воспоминание об их прежних несчастьях уже давно изгладилось.

Примечательно, что картвелы остались разделенными на кланы, говорящие на разных диалектах одной лингвистической группы, не имеющие политических связей друг с другом и часто взаимно враждебные, как это было еще во времена царей Урарту. Это упорство в сохранении речи и традиций подводит нас к мысли, что в кавказцах мы видим сегодня остатки первобытных народов, завоеванных армянами.

Последствия великих переворотов, которые в начале истории сотрясали Азию, нам не совсем ясны; единственный источник наших знаний – ассирийские надписи – смолкает, не доходя до падения Ниневии, и в Урарту не осталось правителей, способных продолжить летопись свершений и событий, подобную той, что цари династий Сардури и Аргишти прежде вырезали на камнях Вана. Что касается всех тех народов, которые были лишены дара письменности, они погрузились в забвение, из которого их вывели на свет лишь несколько веков назад надписи о триумфах правителей Ниневии. Затем историю Азии покрывает густой туман неизвестности и держится до тех пор, пока на персидский трон не всходят Ахемениды.

Неясные сведения об истоках армянского народа в краях возле Масиса приводит Мовсес Хоренаци^[8], но так как документы, которые, по собственному утверждению, он получил от некоего Мар Абаса Катины, систематически им искажались и подтасовывались, нам очень трудно основываться на указанных им именах древних героев Армении.

Он говорит, что у Айка, который, по-видимому, вел народ из Каппадокии к Арарату, было четверо сыновей: Кадмос^[9], Хор, Манаваз и Араманьяк (Араманеак). У Араманьяка, одного из народных героев^[10], был сын по имени Арамаис, отец Амасии, дед Гегама, который родил Харму, отца Арама.

Ассирийская империя, как мы видели, была уничтожена и сменена империей мидян. Мы знаем, что они расширили свое государство до реки Галис, до границ царства Крёза, ибо в тот период Лидийское царство поглотило всю Малую Азию, за исключением Ликии и Киликии (558дон. э.). Возможно, господство династии Мармнадов заставило армян уйти из Фригии; в любом случае они уже были на Эрузурмском плато, когда скипетр перешел из рук мидян к персам. Киру понадобилось всего три года (549–546) для покорения северных земель и завоевания древнего Урартского царства вместе со всей Малой Азией, и, вероятно, армянам пришлось терпеть иго мидян до тех пор, как они не подпали под власть персов, так как, по всей вероятности, они установились в конце периода смуты, последовавшей за крушением Ниневии и предшествующей воцарению Ахеменидов.

Как повествует Мовсес Хоренаци, Айк^[11] – герой, давший свое имя народу, – был сыном Торгома, сына Тираса, сына Гамера, сына Иафета. Эта библейская генеалогия, пожалуй, соответствует общим этническим фактам, но ее не следует считать основанной на армянских преданиях и, следовательно, повреждающей табуляцию народов в Книге Бытия. Мовсес Хоренаци признается, что он сам составил ее «в меру наших возможностей», положив в основу «то достоверное, что мы нашли в древних историях, с нашей точки зрения совершенно правдивых». Эти слова ставят печать неправдоподобия на все его рассказы о событиях, современником которых автор не был.

Первые четыре имени этой родословной взяты, разумеется, из Бытия, и эти заимствования произошли в первые века нашей эры, когда Армения становилась христианской, ибо измененная форма Тогром (Фогарма) не встречается нигде, кроме греческого варианта Библии, называемого Септуагинтой. Значит, именно из этой версии Писания первые армянские хронологи вывели семейное древо, которое затем и стало общепризнанным. Кроме того, все новообращенные христиане были склонны связывать свое этническое происхождение с Библией, и неарийцы-грузины, совершенно чуждые армянам, примерно в то же время не колеблясь также назвали себя сыновьями Фогармы (Таргамоса). Противопоставление этих двух псевдотрадиций показывает, насколько мало можно доверять сведениям о происхождении народа у первых христианских историков.

В любопытном пассаже из своей «Истории» Мовсес Хоренаци (ссылаясь на Мар Абаса Катину), всецело проникнутый своими толкованиями, излагает странную мешанину из языческих и библейских преданий ^[12].

«Грозными и величавыми, – цитирует он, – были первые боги – источники величайших на свете благ: начала земли и заселения ее людьми. От них отделилось поколение великанов, нелепых и огромных телом исполинов. Обуянные надменностью, они породили нечестивый замысел столпотворения и тотчас принялись за его осуществление. Но ужасная буря божественного происхождения, взвихренная гневом небожителей, разрушила башню^[13], и боги, наделив каждого непонятным (для других) языком, ввергли их в смятение. Одним из них был Иапетостеев Хайк, именитый и храбрый нахарар^[14], меткий стрелок из могучего лука».

Но Мовсес не ограничился этими баснями и также в очередной раз сослался на старое предание армянского народа, которое в целом совпадает с македонскими легендами, дошедшими до нас через Геродота.

«Сам же [Айк], – говорит сирийский летописец, – вместе с остальными людьми и скарбом продвигается на северо-запад, приходит и поселяется на высокогорной равнине и дает этому нагорью название Харк, указывающее, что поселившиеся здесь являются отцами рода Торгомова дома. Строит и деревню и называет ее по своему имени Хайкашеном [т. е. «построенный Хайком»]. Также и в этом месте истории упоминается небольшое число людей, поселившихся прежде в южной стороне этой равнины^[15], у горы с вытянутым основанием^[16], которые добровольно подчиняются богородному герою».

Едва ли можно более лаконично в нескольких строках подвести итог миграции армян из Каппадокии в землю, где они живут по сей день.

Начиная с древних халдейско-еврейских легенд и черпая по велению фантазии и прихоти из семитских преданий, армяне по примеру так называемого Мар Абаса Катины рассказывали в своих сочинениях, что Белое или Бел вторгся в Эрзерум и Ван с целью положить конец завоеваниям Айка. Ни словом не упоминаются ассирийцы, мидяне, урарты или наирийские народы; Бел персонифицирует все сопротивление, с которым встретились новоприбывшие^[17]. Но, добавляют они, Бел был разгромлен и убит в битве при Хайоцдзоре, и это событие местные хронологи относят к 2350 году до н. э.^[18] Эту датировку необходимо сдвинуть вперед примерно на тысячу восемьсот лет, чтобы придать хотя бы какое-то правдоподобие рассказу, ибо в XXIV веке до н. э. предки армян, разумеется, были еще смешаны с их арийскими братьями в индоевропейской колыбели и далеки от Дуная и фракийских гор. Ассирийская империя и Урартское царство еще не родились, а семиты Халдеи все еще оставались в Южной Месопотамии и на побережье.

С одной стороны, в этом чудесном и запутанном пересказе борьбы, которую должны были вести армяне, чтобы завоевать свои новые владения, мы определенно видим память о сопротивлении, которое оказали пришельцам, чтобы остановить их продвижение, недавно освобожденные вассалы Ассирии и, разумеется, урарты. С другой стороны, Ниневийское царство, хотя и находившееся в упадке, пало только через некоторое время^[19], и цари Ассирии, чрезвычайно обеспокоенные тем, что племена мидян объединились в единое государство, а также чувствуя угрозу со стороны вавилонян и тревогу по поводу того, что на азиатскую арену вышли скифы, никак не могли допустить, чтобы новые противники обосновались на северной границе их империи.

Однако они потерпели неудачу, и армяне, когда Айк победил и убил Бела, смогли установить свое владычество над Эрзерумским регионом.

Оккупация Западной Азии скифами, по Геродоту, продолжалась двадцать восемь лет; Армении и Закавказья – определенно намного дольше, ибо у орд с севера была только одна дорога в тех местах, по которой они могли соединиться с основной частью своего народа, и эта дорога проходит через перевал Дербента и так называемые Аланские Ворота^[20]. Немногие из них, однако, вернулись в свои северные степи; в основном они поселились в областях верхнего Галиса и Фермодонта (Терме) и постепенно исчезли, затерянные среди соседних народностей: каппадокийцев, фригийцев, армян, мосхов и тибаренов. Однако мы не находим в армянских хрониках никаких следов какого-либо скифского господства, и это молчание заставляет нас предположить, что либо армяне были родственно связаны с северными кочевниками, либо они переселились на восток уже после их ухода. В первом случае скифы не были бы враждебны воинам Айка и помогли бы им достичь своих целей. Во втором армяне смогли бы воспользоваться общим беспорядком, который последовал за скифским вторжением.

Мы уже видели, что армяне прибыли во Фракию в то же время, что и другие ветви арийской семьи, и что все эти народы пришли с востока через русские степи. Народы, принадлежащие одной и той же этнической группе, взошли в одно и то же время по долине Дуная и достигли Западной Европы, в то время как другие распространились по странам Центральной Европы. Лигурийцы и галлы, несомненно, принадлежали к одной из этих приливных волн человечества, ибо они уже давно поселились на западе старого мира, когда, за шестьсот лет до Рождества Христова, греки вступили с ними в контакт на побережье Средиземного моря.

Таково было время этих вторжений, разнообразные элементы которых и составили мир классической Античности, мир, который развивался в течение двух тысяч лет с XV века до н. э. до V века н. э. и который в конце концов достиг всеобщего господства. Ибо, хотя две тысячи лет спустя другие волны, тоже с Востока и тоже шедшие по тем же дорогам, на время изменили лик старого мира, посеяв разруху и опустошение и снова погрузив Европу в варварство, все же элементы первых вторжений уцелели и породили наши современные государства, те нации, которые в последние века донесли свой порыв до всех уголков мира.

Во время царившей в Азии смуты армяне, обосновавшись на завоеванной земле, оставались непоколебимы и благодаря своей отваге до сего дня сохранили национальность, язык и обычаи, тогда как почти все народы, которых они знали в ранние дни, исчезли с лица земли. Их братья фригийцы теперь лишь смутное воспоминание. Единственные среди своих современников эллинов, италиотов и галлов, они преодолели катаклизм, хотя и пережили множество смешений и забыли немало прежних обычаев. Но, помимо греков, нам не следует искать в современных нациях родства с армянами, но только в тех, которые прихлынули из северных степей на средиземноморские берега с той же волной, что принесла предков Айка во Фракию. И эти народы, к прискорбию, в течение многих веков были погружены в темную пропасть забвения.

Таковы в общих чертах истоки армян. Мы располагаем достаточными документами для того, чтобы уверенно определить главные стадии развития этого древнего народа, но не для того, чтобы изложить его в подробностях. Тем не менее мы точно знаем, что их гордая родословная уходит более чем на три тысячи лет назад, и она значительно более древняя, чем у многих европейских народов. Индия и Китай, несмотря на свои сказочные легенды, едва ли имели столь давние начала. Только старые нации Западной Азии – сирийцы, халдеи, курды (мидяне) – и египтяне в Северной Африке имеют более древние летописи предков. Что же касается персов, то их политическая жизнь началась лишь около того периода, когда Армения уже приобрела государство, а Рим был основан уже после того, как народ Айка ушел из Каппадокии.

Армянский – это индоевропейский язык, то есть он принадлежит к западной ветви арийской семьи и эволюционировал в параллельном направлении с греческим и другими языками, в большинстве своем утерянными, на которых говорили в Центральном и Восточном Средиземноморье около 1000 года до н. э. Но благодаря тому, что армяне поселились в Араратском регионе, их язык, сохранив главные грамматические формы, насытился множеством элементов, взятых у подчиненных народов, у тех, кто господствовал над Арменией, и у соседей. Последовательное влияние мидян, ахеменидских и сасанидских персов, парфян, македонцев, византийцев, арабов и турок дало новые словесные корни в словарном составе армянского языка, но его общие характеристики сохранились. Мы не располагаем письменными источниками, которые продемонстрировали бы нам древнюю форму армянского, и исходный язык можно восстановить только теоретически, поскольку до христианской эры армяне не знали письменности. Их фригийским братьям больше повезло в этом отношении, но, когда они под влиянием эллинизма приобрели письменность, армяне уже, вероятно, отделились от них.

Мовсес Хоренаци горько жалуется на невежество, в котором его соотечественники пребывали до их обращения в христианство, и объясняет это тем, что у них не было собственной письменности. Следовательно, мы точно знаем, что у армян во время их миграции не было способа записать свои мысли. Несомненно, когда находились в Каппадокии, они знали хеттскую иероглифику, но эта система записи, полная идеограмм, не позволяет понять фонетическую транскрипцию. Агатангелос, Мовсес Хоренаци, Лазарь Парпеци согласны с Диодором Сицилийским и Полиэном в утверждении, что для составления купчих, переписки и документов, необходимых в повседневной жизни, армяне долгое время пользовались греческими, персидскими (пехлевийскими) и сирийскими буквами. Возможно, они пытались пользоваться персидской клинописью, которая, как известно, является фонетическим производным из халдейско-ассирийской системы, видя, что идеографические знаки использовались в Урарту, как и у некоторых несемитских народов Западной Азии. Но эта попытка, если она и была сделана, вскоре сошла на нет, и показанный персами пример, как видно, не нашел подражателей среди армян, мидян, картвелов или народов Наири. У нас нет никаких надписей, оставленных этими народами.

Иероглифическая надпись из Ани

Российская археологическая комиссия в 1900 году обнаружила на кладбище возле Ани сосуд с любопытной иероглифической или пиктографической надписью, которая представляется древней и, видимо, свидетельствует о том, что в этом регионе до периода урартской клинописи, вероятно в период Урартского царства, предшественники армян на Ереванской равнине пользовались весьма примитивной графической системой. Видимо, после этой попытки новых не последовало, поскольку это единственный случай подобной находки. Он, однако, доказывает, что с древнейших времен народы Закавказья чувствовали потребность в выражении мыслей. Произошедшие перевороты помешали развитию этой примитивной концепции, которую мы упоминаем лишь для общей картины.

В то время, когда Айк прибыл в Армению, фонетическое письмо, которому суждено было иметь столь великое будущее, уже имело хождение в Западной Азии, например, в виде арамейского алфавита. Зародившись в Финикии, он распространился по Ассирии и Халдее и использовался в текущих документах, а также достиг Аравии, развившись по-разному в каждой стране. Несомненно, армяне знали об этой письменности, но она была создана для семитских языков, в которых главную роль играют согласные, и арамейский алфавит не подходил для фонетической системы арийского языка, для которого свойственны флексии, в основном основанные на гласных; армяно-фригийцы, в отличие от греков, не сумели дополнить его исходя из своих потребностей. Персы оказались более дальновидны: они составили зендский алфавит, чтобы записать священные книги Авесты. Это нововведение, однако, имело место в гораздо более поздний период, после образования пехлевийского языка.

Филострат утверждает, что во времена Аршака (150 до н. э.) армяне имели собственную систему письма, но это утверждение противоречит всему, что говорит об этом Мовсес Хоренаци, никак не поддерживается надписями и представляется неприемлемым.

Армянский язык в своей основе, структуре и корнях определенно относится к индоевропейским, и это следует особо подчеркнуть. Он отличается от восточной арийской группы, то есть от языков иранского, древнеперсидского, зендского, пехлевийского, курдского, осетинского и т. д., так же как европейские языки. Однако в его различных диалектных формах сегодня он часто смешивается с семитскими, кавказскими, иранскими и алтайскими элементами в силу долгого контакта, который потомки воинов Айка поддерживали с населением, говорящим на языках этих групп. Персидско-пехлевийский язык среди прочих благодаря господству парфян и Сасанидов оставил очень много следов в словарном составе армянского. Что касается средневекового армянского и современного литературного языка, который гораздо чище в этом отношении, то они благодаря своей гибкости являются превосходным средством передачи мыслей. Армянский язык, таким образом, очень хорошо сохранялся на протяжении веков, по крайней мере в его грамматических формах, несмотря на все превратности говорящих на нем людей.

Вместе с традицией языка, которая представляет первостепенную важность для сохранения национального характера, у армян существовала и вера предков. У них, безусловно, был свой пантеон, по всей вероятности очень родственный с пантеоном фригийцев, и он соответствовал религиозным воззрениям целой группы индоевропейских народностей^[21].

Однако, оказавшись благодаря своим завоеваниям в контакте с семитами Ассирии, сыны Айка переняли нескольких божеств у своих южных соседей^[22]. Бог Баршам или Баршамин, о котором говорит Мовсес Хоренаци, а у Анании Ширакаци он зовется предком ассирийцев Баршамом, – это не кто иной, как семитский Баалшамин. Статую этого бога, которому издавна поклонялись по всей Армении, однажды привез в Месопотамию Тигран II, сын Арташеса. В другом месте, в городе Ерез, стояла золотая статуя богини Анаит, семитской Анахиты, и, согласно Плинию, этой статуе поклонялись и азиатские, и западные народы. Драгоценный идол был среди добычи, захваченной у парфян Марком Аврелием, и в конце концов его уничтожил Трдат (Тиридат) после принятия Арменией христианства.

В селении Тил стояла статуя Нанэ, великой халдейской богини Наны, слившейся с греческой Артемидой, и когда в последующие века под персидским влиянием армяне официально приняли маздейскую религию, они дали Ахура-Мазде (Арамазде) имя «Отец богов». Потеряв свои иранские характеристики, он стал кем-то вроде Зевса применительно к богам предков.

Такое приобщение Армении к зороастрийскому культу, которое, как представляется, было лишь поверхностным, не отменило богов, которым поклонялись соратники Айка; персидское влияние вместе со страхом перед сасанидским вторжением сделало обращение необходимым. Включение Баршамина, Анаит, Нанэ и других семитских богов в армянские святилища произошло из-за того, что правителям было необходимо способствовать ассимиляции народов, в чьи земли они вторглись. Этим богам семитского происхождения поклонялись все вассалы Ассирии, и царям было нужно не задеть религиозных убеждений покоренных народов. Весьма вероятно, что алтари верховного божества Урарту Халди также стояли рядом с алтарями Багдиаса, фригийского Юпитера.

Если говорить коротко, армянский пантеон в век перед введением христианства происходил из разнообразных источников. К богам предков добавились боги Персии, месопотамских семитов, Сирии и греков, но в большинстве случаев эти божества появились скорее в результате ассимиляции, нежели как нововведение. У индоевропейцев существовало великое множество богов, и поэтому армяне легко нашли в своем пантеоне место для богов своих соседей, повелителей и народов, которые они сами покорили. Почти все имена их божеств имеют иранское происхождение. Отпрысков Арамазды (Ахура-Мазды) первоначально было семь, затем стало десять. Михр, Анаит, Нанэ, Баршамин, Астхик, Тир – вот главные боги, за ним идут Ваагн и Спандарамет. Но выше всех стоял Ванатур, бог нового года, который осыпал человека своими дарами и культ которого, свойственный только армянскому народу, видимо, уходит в его древнейшие периоды. Кроме того, натуралистические верования индоевропейцев под персидским влиянием персонифицировались в Армении в форме добрых и злых духов.

Эллинизм не принес новых богов, но привел к некоторым ассимиляциям, в большинстве своем весьма относительным. Арамазд стал Зевсом, Михр смешался с Гефестом, Анаит – с Артемидой, Нанэ – с Афиной, Астхик – с Афродитой, Тир – с Гелиосом, Ваагн – с Гераклом или Аресом и т. д. Что касается самих верований, то они, по-видимому, не претерпели особых изменений.

Каждая провинция, каждая область имела своего местного бога или божество-покровителя. Главный храм Анаит находился в Ерезе (Эрзинджане), но святилища этой богини также были в Армавире, Арташате, в районах Тарона и других местах. Астхик, богине удовольствия, поклонялись на берегу озера Ван.

У нас очень мало информации о первоначальных религиозных воззрениях армян, однако есть некоторые указания на то, что, как и большинство их собратьев арийцев, они начинали с поклонения Природе, которое постепенно трансформировалось в национальный пантеон. Как бы то ни было, почитание богов предков было так глубоко укоренено в народе, что выжило, несмотря на все искушения и удары. Более того, это упорство в религиозных убеждениях так и не ослабло в армянах со времен принятия христианства, ибо лишь немногие народы обладали силой поддерживать живой свою веру в течение многих веков среди самых ужасных гонений.

Языческий барельеф из Багреванда, возле Баязида

Когда Дарий I, сын Гистаспа, стал повелителем персов и мидян, ему пришлось принять на себя тяжкую задачу по укреплению и упорядочению империи Кира, и опасения за границы своих владений заставили его захватить армянскую твердыню. Он должен был иметь полную власть над Эрзерумским плато, не только для предотвращения опасностей, которые могли прийти с этого горного массива, если бы он остался в руках у энергичного и независимого народа, но также и для того, чтобы сдерживать буйные племена из долин Фазиса и Кира и контролировать северные орды, которые представляли постоянную угрозу. Преграда в виде Большого Кавказа стояла грозной стеной против скифов, по которым в Западной Азии осталась ужасная память, но им нужно было удержать подножие этого вала и закрыть Каспийские ворота и Дарьяльское ущелье. Поэтому он первым делом обеспечил себе власть над Арменией. После ее оккупации единственной пограничной заботой великого царя остался Оке (Амударья), степи которого тогда населяли знаменитые массагеты, на чьей территории Кир распрощался с жизнью, и другие не менее грозные скифские племена.

Но это великое Персидское государство, так поспешно основанное Киром, опиралось на феодальные принципы. Каждый народ сохранял свои законы и наследственных правителей, и в силу этого дворцовый переворот, произошедший после смерти Кира и приведший к воцарению Дария, имел последствия среди вассалов империи, и в большинстве провинций вспыхнули мятежи. Армения в надежде обрести свободу присоединилась к коалиции северных народов и, вероятно, даже была их подстрекателем.

Персы ожесточенно сражались с армянами, судя по рассказам на знаменитой Бехистунской стеле^[23] – единственной примечательной надписи, которая повествует об этой войне в империи Ахеменидов.

Дарий I рассказывает о кампаниях, которые ему пришлось вести, чтобы преодолеть упрямое сопротивление армян, чья страна, хотя и включенная в его владения, очевидно, пользовалась значительной самостоятельностью.

Есть основания полагать, что либо силой, либо хитростью персам удалось разделить армян. Политическая структура последних также была основана на феодальных принципах, так как именно армянину на службе Ахеменидов, безусловно, предателю своей страны, царь поручил подавить национальное восстание, назвав его мятежом. Венец сатрапа, несомненно, должен был стать наградой негодяю.

Вырезанная камне надпись гласит:

«Говорит Дарий-царь: армянина по имени Дадаршиш, моего раба, я отправил в Армению. Я так сказал ему: „Иди, разбей мятежное войско, которое не называет себя моим“. После этого Дадаршиш отправился. Когда он прибыл в Армению, мятежники собрались и пошли, чтобы дать сражение Дадаршишу. В местности Зуза в Армении они устроили сражение. Ахурамазда оказал мне помощь.

Милостью Ахурамазды мое войско наголову разбило мятежное войско.

В 8-й день месяца туравахара [май-июнь 519 г. до н. э.] ими было дано сражение».

Двойной золотой дарик Ахеменидов

Вторая стычка имела место у города Тигра (в июне 519 г.), а третья – в том же месяце, когда была взята крепость Уяма. Но в своей надписи Дарий говорит только о вражеских потерях, не упоминая, одержали ли победу его войска.

Однако представляется вероятным, что персы под началом Дадаршиша не одержали того успеха, которого ожидал царь царей, поскольку этот человек, который, несомненно, был из армянской знати, попал под его подозрение, ведь вскоре после вышеупомянутого похода Дарий заменил его персидским военачальником по имени Ваумиса.

Со своей стороны, армяне, очевидно, в наступлении вышли далеко за свои границы и, значит, одержали победу в кампании против Дария. Это произошло в Ассирии, вероятно в южных предгорьях Армянского Тавра, где Ваумиса встретил и разгромил повстанцев в конце того же года. Решительная битва, судя по надписям, произошла в мае 518 г. до н. э. в области Аутиара, местонахождение которой мы не можем установить. Однако заявление Дария противоречит фактам в целом, так как Ваумиса, боясь вступить на вражескую территорию, возможно, из-за былого провала, посчитал разумным дождаться своего господина, занятого тогда осадой Вавилона, чтобы тот пришел и лично угомонил северных мятежников.

Эти битвы армий Дария I с армянами – древнейшие дошедшие до нас свидетельства армянской отваги, но еще до них, разумеется, должны были быть какие-то экспедиции Кира в араратский массив. За этими войнами последовали долгие старания потомков Айка завоевать новую родину, так что примерно к 520 г. до н. э. армянский народ уже приобрел большой опыт в искусстве войны. По свидетельству самих Ахеменидов, именно персам пришлось отражать атаки, а не армянам – отбиваться в своей родине от солдат Ваумисы.

Эти несколько строк, написанных их врагом, говорят исключительно в пользу армянской нации. Они изображают этот народ два века спустя после его поселения в новой земле в виде уже сформированного государства, осознающего, что оно обладает достаточной силой, чтобы осмелиться скрестить мечи с когортами «бессмертных». Пожалуй, это восстание было также коалицией северных народов, стремящихся заставить Дария снять осаду Вавилона. Как бы то ни было, кампания Ваумисы и ее конец ставит Армению в конце VI века до н. э. в положение державы, игравшей очень важную роль в общей политической жизни Востока.

Однако, несмотря на всю свою доблесть, армяне неизбежно были вынуждены покориться численному превосходству, и, таким образом, после вышеупомянутых войн мы видим, что их страна включается в 13-ю сатрапию Персидской империи вместе с областями лигиев и кар духов, тогда как горы Малого Кавказа, еще не освоенные армянами, но обитаемые саспирами и алародами, вошли в 18-ю сатрапию вместе с макронами и мосхами Лазистана и матиенами центрального Курдистана и Азербайджана. Представляется, что в этот период армяне еще не достигли среднего Аракса, что они владели провинциями Вана и Эрзерума, но их главный центр, скорее всего, располагался в районе Евфрата, на месте современного города Эрзинджан, на дороге из Каппадокии к Арарату. Однако все это мы можем лишь предполагать.

Народы 18-й сатрапии, едва только покоренные персами и враждебные армянам, окружили их с севера и востока широким полукругом, тогда как на востоке и юго-востоке за великой твердыней приглядывала царская армия.

Монета сатрапа Ахеменидов Фарнабаза

Мощь империи Ахеменидов, как и мощь более поздних парфян и Сасанидов, покоилась на феодальной системе – концепции правительства, которую иранцы переняли у Ассирии, Халдеи и Элама и которая, более того, соответствует традициям ариев, ранее разделенных на степные кланы. Цари разных народов, если они сами не были сатрапами своих стран, подчинялись наместникам-персам, которые назначались царской администрацией. Но в большинстве случаев местные правители обладали и официальной, и фактической властью над народом. Царь царей требовал верности, выплаты более или менее тяжелой дани и поставки войск, величину которых устанавливал он сам. Эта система применялась вассалами и главами провинций и даже отдельных поселений.

В своих утверждениях я опираюсь на целый массив доказательств; из них одно представляет особый интерес, потому что в нем мы имеем дело с управлением Арменией при Ахеменидах.

Геродот, который побывал только в великих державах и который уделял особое внимание трактовке причин и последствий войны мидян, по необходимости говорил очень мало о народах, подчиненных великому царю. Но Ксенофонт (Анабасис, книга IV), чье путешествие имело совершенно иную цель, был гораздо более многословен, чем «отец истории», в своих рассказах о народах, по чьим землям он шел со своими солдатами, и оставил нам очень подробные сведения об Армении. Его повествование представляет огромную важность с точки зрения того, что нам известно об армянах около 400 г. до н. э.

Ксенофонт говорит: «Совершив переправу [через реку Кентрит] около полудня, эллины построились и прошли по Армении не менее пяти парасангов, следуя все время по равнине и невысоким холмам; ведь вблизи реки не было деревень из-за войн с кардухами [курдами]^[24]. Та деревня, в которую они пришли, оказалась обширной, в ней находился дворец сатрапа, и большая часть домов здесь была с башнями. Продовольствие имелось в изобилии. Отсюда они прошли в два перехода десяти парасангов, пока не пересекли истоков реки Тигр^[25]. Отсюда они прошли в три перехода пятнадцати парасангов до реки Телебоя^[26]. Эта река красива, но не велика. Около нее много деревень. Эта местность называется Западной Арменией. Правителем ее был Тирибаз – друг царя; в его присутствии никто другой не помогал царю при посадке на коня. Этот Тирибаз подъехал к эллинам в сопровождении конницы и через посланного вперед переводчика передал, что желает вступить в переговоры с начальниками… Он сказал, что хотел бы заключить договор, обязуясь не причинять эллинам никакого вреда и требуя от эллинов не жечь дома и брать только необходимое для них продовольствие. Стратеги согласились, и договор был заключен на этих условиях.

Отсюда они прошли по равнине в три перехода пятнадцать парасангов, и Тирибаз со своим войском следовал за ними на расстоянии примерно десяти стадий. Эллины прибыли к дворцу и расположенным вокруг него многочисленным деревням, полным всяких припасов. Они расположились лагерем, а ночью выпал обильный снег. Поэтому утром решили разместить солдат и всех начальников по квартирам в деревнях… Здесь у них было много продовольствия и всяких благ: убойный скот, хлеб, старые душистые вина, изюм, всевозможные овощи… [Из-за сильного мороза греки стали] разжигать костры и натираться мазью. В этой стране много мази, которой пользовались вместо оливкового масла. Она приготовляется из свиного сала, кунжутных семян, горького миндаля и терпентина. Были найдены и благовония, изготовленные из этих же продуктов… Затем ночью послали в горы Демократа-теменита, придав ему нескольких человек, туда, где, по рассказам солдат, бродивших за пределами лагеря, они видели костры… По возвращении он сказал, что не видел костров, но привел с собой пленного, вооруженного персидским луком, колчаном и секирой, подобной секирам амазонок… (От него греки узнали, что Тирибаз со своим войском и наемниками халибами и таохами) готовится напасть на эллинов при перевале через горы, в ущельях, миновать которые невозможно… (Тогда греки решили захватить перевалы.)

Варвары, услышав крик, не выдержали и бежали, однако несколько человек из них было убито, и было захвачено около 20 коней, а также палатка Тирибаза и с ней ложе с серебряными ножками, кубки и люди, назвавшие себя хлебодарами и виночерпиями… они прошли по пустынной местности в три перехода пятнадцать парасангов до реки Евфрата^[27] и перешли ее… Отсюда они прошли по равнине, покрытой глубоким снегом… Глубина снега достигала одной оргии^[28], и из-за этого погибло много вьючного скота и рабов и до 30 солдат».

Войско сильно страдало от холода на этом высокогорье, множество солдат погибло; поэтому они расквартировались по деревням. Афинянин Поликрат с несколькими воинами «захватил всех находившихся в ней [в деревне] жителей, комарха, 17 жеребцов, выкармливаемых для уплаты дани царю, и дочь комарха, вышедшую замуж за 9 дней перед тем, но муж ее, охотившийся за зайцами, не был захвачен в деревне. Дома здесь были подземные, с верхним отверстием наподобие отверстия колодца, но широким внизу. Впуски для скотины были вырыты в земле, а люди спускались вниз по лестнице. В домах находились козы, овцы, коровы и птицы со своими детенышами, весь скот питался в домах сеном. Там хранились также пшеница, ячмень, овощи и ячменное вино в кратерах. В уровень с краями сосудов в вине плавал ячмень, и в него воткнут был тростник, больших и малых размеров, но без коленцев; кто хотел пить, должен был взять тростник в рот и тянуть через него вино. Не смешанное с водой вино было очень крепким, но для людей привычных это был очень приятный напиток. Ксенофонт пригласил комарха этой деревни к своему столу и ободрил его, говоря, что он не лишится своих детей, а эллины из благодарности наполнят его дом перед своим уходом продовольствием, если только комарх будет оказывать услуги войску до тех пор, пока эллины не придут к другому народу. Комарх обещал свое содействие и в знак расположения указал, где было зарыто вино. Разместившись таким образом на квартирах, солдаты эту ночь отдыхали, располагая продовольствием в изобилии; комарх содержался под стражей, а дети его находились под наблюдением. На следующий день Ксенофонт пошел к Хирисофу, захватив с собой комарха. Когда по дороге ему попадалась деревня, он заходил туда и посещал стоявших там солдат. Он заставал их всегда за едой и в веселом настроении, и никогда они не отпускали его от себя, не предложив ему завтрака. На одном и том же столе всегда подавались одновременно баранина, козлятина, свинина, телятина и дичь со множеством хлебов из пшеничной муки и ячменя. Когда кто-нибудь хотел выпить за здоровье друга, он подводил его к кратеру, откуда надо было пить нагнувшись и втягивая в себя вино наподобие пьющего быка… Когда они пришли к Хирисофу, застали и там пирующих, увенчанных венками из сена; а прислуживали им армейские мальчики в варварских одеждах. Мальчикам, словно глухонемым, они знаками давали понять, что им надлежит делать. После взаимных приветствий Хирисоф и Ксенофонт сообща, через говорившего по-персидски переводчика, стали расспрашивать комарха, что это за страна. Он сказал, что это Армения… Соседняя страна, по его словам, – это страна халибов, и он описал ведущую туда дорогу»^[29].

После десятидневного пути греки вышли к берегам Фазиса (Аракса)^[30] и вошли в землю таохов (Карс), пересекли долину Арпаса (Джороха), страну саспиров и горы халибов (Лазистан) и, наконец, пришли в Трапезунт.

Тетрадрахма Александра Македонского

Далее Ксенофонт рассказывает, что Тирибаз по приказу своего царя Тиграна и в исполнение полученных из Суз распоряжений намеревался атаковать десять тысяч греков на их пути через Армению; тогда как из его собственного рассказа следует, что на самом деле это греки захватили лагерь Тирибаза без всяких провокаций с его стороны и всего-навсего по заявлению одного пленного. Это нападение кажется еще менее оправданным, если задуматься о том, что армянский правитель не предпринял никаких мер для защиты своей палатки; гостеприимство, которым пользовались солдаты Ксенофонта в Армении и которым они явно злоупотребили, показывает, что обитатели были к ним хорошо расположены и не питали вражды.

Таким образом, Армения пользовалась весьма значительной свободой при Ахеменидах, когда произошло поражение Дария III Кодоманна, сначала при Иссе, а затем при Арбеле. Завоевания Александра Македонского вызвали поистине грандиозный переворот, который навсегда изменил лицо азиатского мира. Благодетельная цивилизация эллинов дошла до самой Индии, на века затушив устарелые принципы старых восточных империй, принеся разным народам более благородные понятия обо всем. Это был триумф цивилизации над варварством, и дух эллинизма преобладал в Азии шестьсот лет, пока восшествие Сасанидов на персидский трон не привело к возвращению старой иранской культуры.

Разгром ахеменидской монархии македонским царем имел в том, что касается Армении, только одно политическое следствие: персидская власть сменилась греческой, но, найдя в этом новом статусе большую гражданскую и религиозную свободу, армяне отбросили маздеизм, который приняли только под принуждением, и вернулись к богам праотцев. Они с энтузиазмом восприняли прогресс и под влиянием греческих повелителей пошли вперед широкими шагами.

Тетрадрахма Селевка I Никатора

Мы почти ничего не знаем о событиях, которые происходили в этой части Западной Азии со времени смерти Александра до эпохи Митридата Великого, царя Понта. Мы знаем, однако, от армянских летописцев, что в 324 году до н. э. греки послали в Армению правителя по имени Фратаферн или Неоптолемей; что в 322 году его сменил Оронт (Хрант или Ерванд), который правил с 322 по 301 год; что в 301 году (?) страной управлял Ардоат или в 322–301 до н. э. Артавазд; и что после ряда правителей, чьи имена неизвестны, за исключением Аршама, который чеканил монеты в 82 году Селевкидской эры (230 до н. э.), Артабазан или Артаваз (239–220?) правил Арменией и его сменил Оронт II (?) (220–215?).

Этот только что упомянутый Оронт (Ерванд) считается в армянской традиции основателем города Еревана. Их южной границе постоянно угрожали сначала персы, потом греки, и, так как их северные враги оказались гораздо менее грозными, чем южные, армяне стали все сильнее и сильнее окапываться в районах севернее Аракса. В Ани, уже укрепленном, находились почитаемые людьми святыни, и Ереван был основан на равнине между, с одной стороны, главными переправами через Араке и, с другой – ущельями, которые связывали долину Аракса с долиной Кира. Мовсес Хоренаци оставил нам любопытное описание нового города:

«Мне приятно рассказать и о прекрасном дастакерте Ерванд акерте, который устроил тот же Ерванд с изяществом и великолепием. Срединную часть обширной долины он заселяет людьми и застраивает веселящими глаз постройками, светлыми, как зеница ока. Поселение окаймляют благоухающие цветники, как зрачок – вся окружность глаза. Обильные виноградники подобны кругу густых красивых ресниц. Дугообразное расположение [угодий] северной стороны поистине сравнимо с высокими бровями прелестной девы. Ровность полей южной стороны напоминает гладкость прекрасных ланит. Река же, с возвышающимися, подобно устам, берегами, образует как бы два лепестка губ. И эта столь великолепная местность будто смотрит немигающим взглядом на возвышающуюся над всем царскую резиденцию».

Тетрадрахма Антиоха Великого

Армяне издавна считали последовательность только что упомянутых правителей первым периодом своего царства, но это была прискорбная ошибка, так как она лишила права притязать на самое древнее царство. До эпохи Ахеменидов, в царствование Кира, Арменией, как известно, правили собственные цари. Мы не знаем имен правителей Армении в первые два века после завоевания Айка, так же как и имен подданных царей при Ахеменидах; до нас дошло только свидетельство о некоем Тигране, современнике Ксенофонта; но мы тем не менее знаем, что эти династии существовали. Следовательно, пройти мимо них, никак не упомянув, означало бы вырвать первые страницы из армянской истории^[31].

Монета Самеса, царя Коммагены

Как бы то ни было, после династии, современной первым сирийским Селевкидам, местные летописцы ставят период греческого владычества, которое продолжалось с 215 (?) по 190 год до н. э., до разгрома Антиоха Великого римлянами в битве при Магнесии. Тогда Армения освободилась и разделилась на два царства: Великую Армению восточнее Евфрата и Малую Армению, ограниченную с востока той же рекой.

В тот же период, около 180 года до н. э., правитель по имени Самес, вероятно изгнанный из Армении вторжением парфян и, как считается, сын Антиохиды, наложницы Антиоха IV, которая вышла замуж за армянского царя Ксеркса I, заявил о своей независимости в Самосате на Евфрате и основал царство Коммагену, судьба которого была тесно связана с судьбой Малой Армении. Империя Селевкидов в то время распадалась на множество мелких государств.

Первым царем Великой Армении был Артаксий или Арташес I, бывший стратег Антиоха III. Этот царь основал город Арташат на Араксе, у подножия Карабаха, и сделал его своей столицей. В первые дни правления Арташеса Армения пользовалась независимостью; но около 165 или 159 года до н. э. на нее напал Антиох IV Епифан, и она снова попала под власть Селевкидов. В этой борьбе за независимость своего царства Арташес был разгромлен Антиохом Епифаном и погиб. Мы не знаем, как долго продолжался новый период, но Юстин сообщает нам, что в начале I века до н. э. царь Армении по имени Артоасд воевал с царем Понта. Этот армянский правитель представляется предшественником одного из величайших правителей Армении, а именно Тиграна II, который приобрел столь блестящую славу своим союзом с Митридатом и войнами с римлянами. От Страбона мы знаем, что правление Арташеса было для Армении эрой завоеваний. Этот царь, образовав мощную державу, поддержанную государственной машиной римлян, стал угрозой для сирийских царей, и можно не сомневаться, что Антиох Епифан напал на него только затем, чтобы избавиться от такого опасного соседа. Когда парфяне наседали с востока и римская мощь постоянно возрастала, Селевкиды ради безопасности своих владений должны были подавить это царство еще на ранних этапах его развития, ведь оно с каждым днем возрастало в силе и становилось все более грозным соперником.

Пока Арташес восстанавливал царство Великой Армении, Зариадрий, тоже бывший военачальник Антиоха Великого, основывал Малую Армению, государство, которым его потомки продолжали управлять до времен Митридата.

Имена этих двух правителей – Артаксий (Арташес у армян) и Зариадрий (Зарех) – персидские, и поэтому мы не можем знать, кем они были: армянами или иранцами. С одной стороны, Ахемениды распределили своих наместников по всем провинциям обширной империи, и эти сатрапы, страдая под греческим господством, часто объявляли о своей независимости; с другой стороны, армяне нередко брали иранские имена под персидским влиянием; в силу вышесказанного национальная принадлежность этих двух царей остается неясной. Как бы то ни было, они положились на армянский элемент, чтобы сбросить ярмо Селевкидов. Как говорит Цицерон, победитель приказал Антиоху после разгрома провести границу его владений по Тавру, и это условие немало способствовало дальнейшему укреплению независимости царей, правивших от его имени в обеих Армениях.

Монета Хараспа

Монета Аршама

Эти царства тогда были фактически единственными по-настоящему цивилизованными странами Закавказского региона. Их жители были умны и предприимчивы, бдительны и полностью пропитаны эллинистическим влиянием. Они писали на греческом языке и со времен македонского завоевания хорошо познакомились с использованием денег. Золотые дарики и серебряные сикли Ахеменидов и монеты, чеканившиеся сатрапами^[32], которые мало ходили в северных странах, сменились македонскими и селевкидскими монетами, а также теми, которые выпускали греческие колонии на Черном море. Драхмы парфян, которые тогда только появились, несколько веков были главной денежной единицей.

Монета Абдиссара

Монета Ксеркса

Мовсес Хоренаци утверждает, что Арташес чеканил деньги со своим портретом, что весьма правдоподобно. Но до нас не сохранилось ни единой монеты этого правителя. Более того, последовательность армянских монет, открытых до сего дня, изобилует пробелами, и интерпретация надписей на них часто вызывает большие сомнения. Если основываться на доступных коллекциях монет, то нумизматическая летопись начинается со второй половины первого века Селевкидской эры, и единственные правители, чьи монеты у нас есть, это: Харасп, период неизвестен, Аршам (ок. 230 до н. э.)^[33], Абдиссар (ок. 200 до н. э.) и Ксеркс (ок. 170 г. до н. э.)^[34], и ни одно из этих имен не присутствует в армянских списках; затем Тигран II, Артавазд II, Тигран III, Тигран IV, Тигран V и его сестра Эрато. Наконец, у нас есть голова Арташеса, сына Полемона, которая встречается на обратной стороне нескольких монет, чеканившихся Германиком. В отсутствие армянских предметов искусства и ремесел и остатков зданий, современных греческому периоду^[35], исследование типов и надписей имеющихся у нас монет дает нам надежные основания полагать, что Армения стала одним из центров эллинизма на Востоке. Напрасно персы пытались ассимилировать армян и навязать им свои восточные обычаи и верования; иранская культура не отвечала стремлениям этого народа, тогда как греческая цивилизация в традициях европейских арийцев нашла в Армении благодатную почву для развития.

Такова история зарождения армянской нации. Эти анналы, до сей поры мало известные, могут по праву внушить гордость этому народу, который, удерживая аванпост индоевропейской цивилизации среди азиатских держав, никогда не опускал высокого знамени арийцев. В языческие времена армяне на протяжении веков хранили греческую культуру, а как христиане стали величайшими защитниками нашей веры и западной цивилизации; следовательно, их роль в истории всегда была значительной с самого завоевания Азии македонцами. Но даже еще до Александра Великого, когда эллинистические народы боролись каждый за себя, Армения была мощной державой, с которой приходилось считаться могущественным правителям Азии. Эта та часть армянской истории, которая известна меньше всего, хотя она представляет наибольший интерес, ибо вся жизнь армянского народа вплоть до наших времен является не более чем следствием этих ранних страниц, и причина того, что армяне в течение двадцати веков выказывали такую энергию, такую доблесть и такую привязанность национальному духу, состоит в том, что noblesse oblige^[36].

Глава 2

Правление Тиграна II Великого. – Лукулл и Помпей в Армении. – Раздел страны римлянами. – Последние цари из династии Арташеса

До начала I века до н. э. армяне сталкивались на поле боя только с азиатскими народами, которым, хотя они и обладали несомненным могуществом, не хватало организации и дисциплины, а ведь именно от них в первую очередь зависит сила армии. Сами придерживаясь восточных принципов, которых не смогли искоренить ни греческое влияние, но завоевание Александром, управляемые по принципам феодальной системы, подобно персам, они собирали армии через представителей знати, которые сами стояли во главе своих контингентов и не всегда подчинялись царской власти так, как того требовало благополучие нации. Но у парфян, правителей Понта, всех мелкие царьков Малой Азии и даже у самих Селевкидов административная и военная неопытность была такой же, как у Армении. Вследствие этого армянский народ мог часто с большим успехом противостоять любым посягательствам соседних государств.

Портрет царя Тиграна II Великого. С тетрадрахмы, хранящейся в Британском музее

Со времен Тиграна Великого, однако, противоборствующие элементы приняли новый характер по причине появления римских легионов. Встретившись с равной численностью, азиатское сопротивление превратилось в миф. Великая Республика, опираясь на своих полководцев и дипломатов и на свою военную мощь, использовала ее вместе с политической дальновидностью для завладения природными твердынями Армении, господствовавшими над Западной Азией и составлявшими плацдарм для войн с Мидией, Сирией и Понтом. Поэтому, как только представилась возможность, римские военачальники не стали терять времени и пошли противоположным курсом, нежели тот, которым раньше шли Ахемениды и даже парфяне, а позднее Сасаниды, арабы и турки. За овладение Арменией борьба шла веками, и армянам суждено было подвергнуться всевозможным влияниям, которые часто были губительными, когда разделяли армян, преследовавших разные цели. Часть ее феодальной знати предпочитала персов, другая – римлян, и многие из них – увы! – слишком часто забывали о наивысших интересах царя и народа.

Тетрадрахма Митридата Великого. Нумизматическая коллекция в Париже, рисунок М.Ж. Эмона

В правление Артавазда II (или Артоасда) около 112 года до н. э. его сосед Митридат V Великий, понтийский царь, расширил посредство завоевания границы своих владений. Осознавая всю опасность, которая когда-то будет грозить его царству из-за близости с новообретенными владениями Рима, этот правитель задумал основать обширную империю, которая могла бы устоять в борьбе с римскими полководцами. Кровь Ахеменидов, текущая в его жилах, внушила ему замысел вернуть Малой Азии ее былое великолепие и мощь, но он видел в своих планах эллинизированную Азию, сочетающую не только старые традиции Востока, но и греческую культуру, которой теперь грозила гибель с Запада. С глубоким политическим предвидением он осознал раскол, который позднее произойдет между Римом и Византией, между Западом и Востоком. За семь лет Митридат прибавил к своим владениям Колхиду, побережье Черного моря, Херсонес Таврический и часть Армении между долинами Фазиса и Кира. Когда, однако, он попытался расшириться на восток от Евфрата, его остановила там доблесть армян, и народы Кавказа объединились ради сохранения своей родины. На востоке царство Митридата никогда не распространялось дальше Сурамского перевала: и жители долин Кира и Аракса, а также Эрзерумской равнины сохранили независимость. Эти страны были разделены на множество мелких царств и владений, чьи воинственные повелители не признавали никакой власти, кроме собственных прихотей. В Закавказье и в горах обитали несколько все еще очень нецивилизованных племен, которые постоянно находились в состоянии войны с соседями, включая армян, и только мощь Рима смогла в конце концов подчинить их, хотя бы номинально.

Драхма парфянского царя Митридата II

Такова была политическая Драхма парфянского царя ситуация на севере Западной Азии, когда Тигран II, прозванный Великим (94–54 до н. э.), взошел на трон Армении. С ним начался самый славный военный период в истории страны.

Еще юношей Тигран находился у персов в заложниках, и именно парфянский царь Митридат II позаботился о том, чтобы ему дали корону. Но царь царей взыскал в уплату шестьдесят шесть долин из владений Артавазда II.

Можно сказать, что отчетливая история Армении начинается с этого нового царя, ибо утверждения местных христианских авторов, часто, к прискорбию, столь сомнительные, отныне могут быть удостоверены множеством сочинений, оставленных нам греческими и латинскими авторами. Что касается анналов языческой Армении, которые, несомненно, когда-то существовали на греческом или пехлевийском языках, они до наших дней не сохранились.

Царь Понта Митридат, поняв, что никогда не сможет покорить армян и что Тигран будет очень опасным соседом, стоящим на его дороге, если только понтиец не привлечет его в союзники, сделал все, чтобы вовлечь Тиграна в свою войну с Римом. Тигран, для которого Понтийское царство освободило весь юг Малой Азии, посчитал, что этот союз даст его владениям статус, который позволит ему на равных разговаривать и с Римом, и с персидскими Аршакидами. Поэтому он решил разделить цели и опасности с Митридатом.

Тетрадрахма парфянского царя Орода I

Молодой царь, который уже владел обширными территориями, начал с завоевания Софены, потом обратил армии против парфян и отнял у Персии области, которые был вынужден отдать при своем восшествии на престол. Наконец, воспользовавшись дворцовым переворотом в Ктесифоне и убийством Митридата II Ородом I, Тигран – у которого было время для упрочения своей силы и который обладал безграничным честолюбием, – вспомнив об унижениях, пережитых при парфянском дворе, надменно возложил на себя титул царя царей^[37]. Этот титул носили правители Ирана со времен Ахеменидов. Тигран таким образом последовал примеру, установленному Селевкидами, и показал, что обдумывает великие завоевания. Посредством брака он породнился с родом прозорливого понтийского царя, заклятого врага римлян. Вследствие этого он без сомнений атаковал правителей, находившихся под римским протекторатом, и около 91 года до н. э. вторгся в Каппадокию, которую, вероятно, по традиции считал принадлежащей армянскому отечеству. Выгнав Ариобарзана, которого Сулла только что поставил править этим регионом, он посадил вместо него Ариарата, возможно, сына его союзника Митридата. Царь Понта, несомненно, участвовал в этом походе, ибо, как только Каппадокия была завоевана, Ариарат выступил против легионов, тогда находившихся в Аттике. Молодой правитель, однако, умер по дороге, и Митридат, разгромленный Суллой, был принужден по Дарданскому миру отказаться от притязаний на Малую Азию и Каппадокию. Бывший царь последней провинции Ариобарзан вернулся на свой трон.

Золотая монета Суллы

Тигран, однако, вняв предупреждению в виде провала его союзника, посчитал разумным не преследовать своих целей на землях, защищаемых Римом, и повернулся к другим границам. За несколько лет он подчинил Гордиену (Северный Курдистан), индийскую Атропатену (Азербайджан), Адиабену (Мосул), регион Нисибина (Антиохия Мингидонская) и, наконец, Эдесское царство или Осроену и поставил над ней аравийский род, к которому позднее принадлежали Абгар и Ма’ну. Его амбиции, однако, еще не были удовлетворены, ибо затем, отбросив всякую осторожность в отношении римлян, он снова поднял оружие против Запада. Покорив Софену во второй раз, он разорил Каппадокию, где захватил множество рабов и богатую добычу, и отправился на Киликию и Сирию.

Во время этих кампаний Тигран не столкнулся с противодействием римлян. Ему казалось, что римские полководцы боятся выступить против монарха, чьи владения всего за несколько лет увеличились в таком масштабе. На пути в Антиохию армянский царь ненадолго остановился в провинции на Тигре, чтобы составить планы и надзирать над строительством великого города Тигранакерта, который он решил основать южнее реки. В этих работах участвовали пленники, захваченные в Каппадокии, Киликии и Сирии, когда внезапно, после того как царь отправился в Антиохию, там появился Лукулл во главе римских легионов.

Тогда армяне впервые лицом к лицу столкнулись с римской армией, ибо доселе сенат щадил армянского царя. По сути дела, хотя амбиции понтийского царя шли против политических целей Рима в Азии, пока что Армения действовала в римских интересах. Ее царство, стоящее между парфянскими и римскими владениями, будучи враждебным к персам, оказывало Риму значительную услугу самим своим существованием, а кроме того, армяне были единственными посредниками в торговле Средиземноморья с Центральной Азией теперь, когда разорвались связи между Римом и Ктесифоном. Однако походы Тиграна в Каппадокию, Киликию и Сирию, находившехся под защитой сената, вызвали в Италии раздражение и тревогу. Было известно, что, хотя Тигран и не принимал участия в последнем нападении Митридата V, он тем не менее был союзником понтийского царя, своего тестя. Фактическая коалиция двух царей могла стать очень опасной, если – и вероятность такая существовала – два эти мощных государства объединятся с персидскими Аршакидами, чтобы изгнать легионы из Азии. Поэтому с армянами нужно было действовать твердо, а их царя – заставить осознать, что он обязан уважать территории, находящиеся под римской защитой, и не расширять своих границ дальше Тигра и Армянского Тавра.

Сенат не решался развязывать войну против царя, который казался им вторым Митр ид атом, и размышлял, а соизмеримы ли результаты подобной кампании с рисками для республики и огромными расходами, которые она неизбежно повлечет за собой, когда Антиох и его брат, наследники Селевкидов, изгнанные из Азии, обратились к отцам-сенаторам за помощью в восстановлении прав на владения предков. Тогда Лукулл, более дальновидный, чем сенаторы, не стал терять времени и поддержал наследников Александра.

Кроме того, его последние победы в Кабире, у истоков реки Галис, над царем Понта подвигли его скорее приступить к исполнению планов, и, не дожидаясь приказа из Италии, он надменно приказал Тиграну доставить к нему Митридата. Митридат после разгрома своей армии бежал к армянскому царю, но сначала убил в Фарнакии двух своих сестер и жен, чтобы спасти их от рабства.

Тигран находился в Антиохии, когда пред ним предстал Аппий Клавдий, посланный к нему Лукуллом. После отказа царя передать римлянам родственника и гостя римский полководец поспешил к Евфрату во главе 12 тысяч ветеранов и 3 тысяч всадников и, перейдя через Софену, выступил на город Тигранакерт.

Перед лицом этой угрозы армянский царь покинул Сирию и, повесив по дороге гонца, принесшего ему весть о наступлении Лукулла, ушел в горы между истоками Евфрата и истоками Тигра. Из центра своих владений он призвал к оружию многочисленных подданных и вассалов и вскоре узнал, что римский авангард, разбив войска его полководца Митробарзана, осадил Тигранакерт.

Город храбро сопротивлялся, и Манкей, командовавший гарнизоном, использовал для обороны все средства, которые только были в его распоряжении. Осадные орудия тонули в реках горящей сырой нефти, и римские солдаты под градом стрел не могли приблизиться к стенам, когда Тигран, появившись с гор с 20 тысячами войск, подошел на помощь городу, ожидая легкой победы над маленькой армией Лукулла. Римский полководец, однако, не дал противнику времени опомниться; оставив перед городом 5 тысяч человек, он выступил на Тиграна всего с десятью тысячами и храбро пересек реку, отделявшую его от врага.

Таксил, один из полководцев Митридата, который мудро советовал царю избегать крупномасштабной битвы, но окружить Лукулла и непрестанно его изводить, пока он не потеряет силы из-за голода. Но Тигран, сопоставив свое огромное войско с относительно малочисленным врагом, пренебрег советом Таксила, хотя тот говорил на основании собственного опыта, так как знал о военной доблести римлян не понаслышке. Безрассудство царя дошло даже до того, что он не занял двух холмов, господствовавших над полем битвы, где были сосредоточены тысячи его всадников. Заметив это упущение, Лукулл приказал двум когортам занять эти небольшие высоты, и, овладев ими, он сразу же пустил вперед свою конницу и атаковал армян с фланга. Бой был в разгаре, и конница Тиграна встретилась с римлянами, когда легионеры с холмов обрушились на армян с тыла. Атакованная с двух сторон одновременно, лучшая армянская конница, состоявшая из личной царской гвардии, была отброшена прямо на пехоту. Той не хватило времени выстроиться в боевой порядок, и, таким образом, всю армию Тиграна охватил хаос, и она подалась назад, а потом и вовсе обратилась в бегство, преследуемая победителями. Тигран был обязан жизнью только быстроте своего скакуна, и римляне, одержав победу после короткой стычки, подобрали его царский венец на поле боя.

Монета Антиоха Теоса, царя Коммагены

В Тигранакерте Манкей пытался поддерживать храбрость гарнизона после этого внезапного и оглушительного провала, но бесчисленные пленные греки в стенах города открыли перед римлянами его ворота. Лукулл нашел в городских амбарах 20 миллионов медимнов зерна^[38], а в сокровищнице – 8 тысяч талантов золота^[39], громадную сумму для того времени, которая позволила ему возместить все военные расходы и заплатить каждому солдату премию в 100 денариев^[40].

Эта битва освободила от армянского господства всю среднюю долину Тигра и провинции южнее, отнятые Тиграном незадолго до того у парфян и сирийцев. Лукулл оставил эту территорию за собой и вторгся в Коммагену, чей трон затем отдал Антиоху Теосу. После этого он взял город Самосату, триумфально прошел по Сирии, Финикии, Киликии, Галатии и Софене и восстановил царство Селевкидов.

Это стало страшным ударом для Тиграна, но царь Понта вскоре вернул ему мужество. Пока продолжалась битва в Тигранакерте, Митридат уже спешил на помощь к союзнику с 10 тысячами армян. Он прибыл слишком поздно, чтобы предотвратить победу Лукулла, однако он все же успел спасти армян от еще большего разгрома. Тигран с тех пор утратил доверие римлян, и продолжение войны было в интересах царя Понта, ведь если бы царь Армении заключил мир с победителями, дело Понта было бы безвозвратно проиграно. Поэтому Митридат использовал все свое влияние и всю свою силу убеждения, чтобы уговорить зятя продолжать войну и доверить ему (Митридату) возглавить войска. Ему тогда было уже за шестьдесят, и его возраст и знакомство с тактикой и стратегией врага были гарантией успеха их объединенных армий.

Тетрадрахма парфянского царя Фраата III

Два царя отправили послов ко всем правителям Азии, прося их восстать против общего врага, против осквернителя богов, ибо Лукулл без всяких зазрений совести позволял войскам грабить их самые почитаемые храмы. Разве он только что не разграбил знаменитую святыню Анахиты?

Большинство правителей ответили на призыв Митридата и Тиграна. Царь парфян Фраат III, однако, отклонил все сделанные ему предложения, хотя ему предлагали вернуть Месопотамию и Адиабену, которые когда-то были отняты у него. Персидский царь, возможно, тогда был занят на восточных границах или, возможно, был бы не прочь увидеть падение Тиграна, который причинил Аршакидам столько бед. Мы слишком мало знакомы с персидскими анналами, чтобы иметь возможность уверенно говорить о причинах его отказа^[41].

Была поспешно собрана новая армия, и два царя, признав, что азиатские войска не пособны оказать достойное сопротивление легионам, решили прибегнуть к тактике парфян, то есть изводить врага непрестанными вылазками, не вступая в бой. Многочисленная конница, которой располагали оба союзника, составлявшая практически половину их армии, дала им возможность не давать врагу ни единой передышки. Это оказалось роковым для Лукулла, чей престиж в Риме падал с каждым днем, так что ему обязательно припомнили бы даже мельчайшую неудачу. Гордость этого полководца, роскошества и аристократические вкусы нажили ему немало завистников и недоброжелателей в Италии. Его обвиняли в намеренном затягивании войны. Утверждали, причем вполне оправданно, что проконсула гораздо больше волнуют трофеи, чем битвы. Более того, римская армия, устав от бесконечных стычек, от железной дисциплины, от долгих и утомительных маршей, имея очень малую долю в добыче, которую так бесстыдно присваивал их военачальник, возроптала и пригрозила бунтом. Лукулл должен был любой ценой одержать решительную победу, чтобы поднять боевой дух солдат и заставить смолкнуть недовольных в Риме.

Пробыв какое-то время в Тигранакерте, Лукулл уехал оттуда в середине лета (68 г. до н. э.) и перешел Синджарские горы, долину Тигра и Армянский Тавр и, пройдя по восточному берегу озера Ван, вступил в Великую Армению и долину реки Арсаний (Мурат). Разгромив армянскую конницу, он переправился через реку и собирался осадить Арташат, когда его застала суровая зима, которая на этом высокогорье начинается очень рано. Его солдаты взбунтовались. В этих краях, так плохо известных римлянам в том, что касается обеспечения продовольствием и естественных преград, Лукулл боялся поставить свою армию под угрозу. Поэтому он отступил в Южную Армению, чтобы перезимовать в крупном городе Нисибине, который он взял приступом под покровом темной и ненастной ночи. Это отступление, хотя оно было вызвано суровостью климата, его враги в Риме тем не менее раздули вне всякой меры.

Услышав, что Лукулл ушел на север, армяне вернулись в Тигранакерт. В городе оставался лишь небольшой гарнизон под командованием Фанния, и тот, будучи не в состоянии поставить достаточно людей на крепостной вал, оставил город и нашел убежище в отдаленной крепости, где Тигран его и осадил. Лукулл, несмотря на данное солдатам обещание вернуться в Италию, оставил Нисибин, чтобы выручить своего военачальника, но дальше этого его наступление не пошло. Дурные вести пришли к нему и из Северной Азии, и из Италии. Митридат только что разгромил армейский корпус Триария в Зеле, недалеко от реки Ирис (Ешильырмак) и вернул себе свое Понтийское царство; тогда как сенат, поддавшись на громкие крики демагогов и финансистов, в чьи сделки Лукулл вмешивался или наживался на них, отозвал полководца вместе с его войсками из Восточной кампании, а вместо него послал свежую армию во главе с Помпеем. Лукулл находился в Талавре, когда его достигли приказы сенаторов. Он продолжил путь по труднопроходимой местности, и его отступление стало знаменитым. Тем временем Митридат, освободившись от всех забот, при помощи большой армии, приведенной Тиграном, взялся за возвращение своего царства.

Лукулл вернулся с Востока после безрезультатной, но все же достопамятной кампании, нагруженный немыслимыми сокровищами, в чем и заключалась его единственная победа. Помпей же оказался везучим и по прибытии в Азию обнаружил, что в стане его врагов поселились распри. Тигран, от природы более жестокого нрава, который еще пуще ожесточился из-за неудач, убил двоих собственных сыновей, и его третий сын – Тигран Младший, внук царя Понта от его дочери Клеопатры, – движимый то ли страхом, то ли честолюбием, присоединился к новому римскому полководцу и обратился с оружием в руках против собственного отца. Наконец, парфянский царь Ирана Фраат III благодаря хитрому дипломатическому ходу объединился с Римом, и за его помощь ему обещали вернуть его прежние провинции в Месопотамии до самого Евфрата. Контингент царя царей довел численность армии Помпея до 50 тысяч человек, тогда как у Митридата было только 30 тысяч пеших воинов и 3 тысячи всадников.

Первая стычка противников произошла на левом берегу реки Ликус, недалеко от места будущего города Никополя, и римский успех благодаря неожиданной атаке обернулся для врага катастрофой.

Помпей занял высоты, господствовавшие над горным перевалом, по которому должна была продвигаться понтийская армия, и Митридат, получив неверную информацию от своих разведчиков, ни о чем не подозревая, остановился из-за завала на дороге в самом разгаре дня. Легионеры воспользовались шансом внезапно атаковать нарушенные ряды врага и устроили жестокую резню. Царь бежал с горсткой сторонников и одной из жен, которая билась бок о бок с ним, и добрался до Евфрата, где к нему присоединились остатки армии. Оттуда он отправился в Армению, надеясь найти у своего зятя убежище и помощь. Тигран, однако, сам был вынужден бежать в горы, чтобы спастись от сына и парфянского царя Фраата III, который тогда осаждал Арташат, и вследствие этого не мог оказать никакой помощи союзнику. Тем не менее вскоре после этого Тигран узнал об отступлении персидского царя и выгнал вражеские войска, остававшиеся в его столице, вступив в бой с собственным сыном.

Несмотря на эти мелкие успехи, царь Армении ощущал тяжесть римской мощи и, сознавая, что обречен, если не сумеет успокоить ярость сената, послал Помпею предложение мира. Он обещал не помогать Митридату и даже предложил сто талантов награды любому, кто доставит к нему былого союзника. Он арестовал посланцев тестя и доставил их к полководцу-победителю, который, остановив погоню за Митридатом, бежавшим к Фазису, в Абхазию и Крым, пересек Араке и стал лагерем в виду Арташата. Помпей, конечно, не отказывался вести переговоры с Тиграном, но он собирался навязать Армении собственные условия, чтобы держать ее в подчинении Риму и сделать страну оплотом для борьбы с парфянами, с которыми Рим не мог долго находиться в союзе, так как он противоречил общей восточной политики сената.

Признав сопротивление бесполезным и опасаясь интриг сына, Тигран принял жесткие условия победителя. Старый царь, сбросив свою багряную мантию, в одном только царском венце, приехал в неприятельский лагерь и передал римлянам скакуна и меч, а когда его привели к проконсулу, он отдал ему свой венец и принес присягу.

Удовлетворенный таким полным подчинением, Помпей любезно встретил царя, вернул ему знаки царского величия. Однако условия, которые Тигран был вынужден принять, оказались очень суровыми. Он отдал римлянам Сирию и Финикию, Киликию и Каппадокию, Софену и Гордиену, отказался от всех будущих притязаний на эти провинции и обязался выплатить победителям возмещение в 6 тысяч талантов.

После этого разгрома, когда Армения превратилась в римский протекторат, когда Митридат лишился своих владений и находился в бегах, у Помпея не оставалось причин сохранять союз с парфянами. Под шатким предлогом он напал на Фраата и захватил Гордиену и Северную Месопотамию, которую отдал Тиграну, чтобы помешать примирению армян и персов. С севера иберы и албанцы атаковали римлян зимой 66/65 г. до н. э., и проконсул отбросил албанцев назад к северному берегу Кира и выгнал в горы иберийского царя Артака. Наконец он выкроил из Малой Армении новое царство для Дейотара, бывшего тетрарха галатского племени толистобогов, включив Понтийскую Армению до самых границ Колхиды и владений Тиграна, восточную часть Понтийского царства с городами Фарнакией и Трапезунтом. Бывшие владения Дейотара вошли в его новое государство, а именно Галатия и провинции между Амисосом (Самсуном) и устьем реки Галис.

Таким образом, поход Помпея создал в Азии очень благоприятную для Рима политическую ситуацию. На севере Малая и Великая Армении, протектораты республики, были постоянной угрозой для Аршакидов Ирана и позволяли легионам предпринять наступление на персов в любой подходящий момент. Было бы преждевременно навязывать этим странам более суровые условия и превращать их в римские провинции, ибо сенат тогда проводил более широкую политику и предвидел тот день, когда после завоевания парфян римская мощь распространится на бассейны рек Тигра и Евфрата, на земли севернее Аракса и персидский Арабистан. Эти честолюбивые планы подразумевали не только безграничное расширение азиатских провинций Рима, но и прежде всего овладение шелковыми путями, шедшими через Сирию и Персидский залив. Через две тысячи лет после этих событий еще большая империя также возжелала власти над всем миром, и ради удовлетворения амбиций развязала самую чудовищную войну, нацеленную на захват этой восточной артерии.

Тетрадрахма царя Армении Тиграна II (на обратной стороне Фортуна города Антиохии)

Бронзовая монета Тиграна II

Уйдя из Азии, Помпей оставил Армению не только завоеванной, но и униженной. Тиграна Младшего в цепях отправили в Рим, чтобы участвовать в триумфе победителя. Что же касается персидских Аршакидов, то их гордость была не менее уязвлена; изгнанные из Гордиены и лишенные ее, а также Северной Месопотамии, которая отошла старому царю Тиграну, они могли только мечтать о возобновлении военных действий с целью вернуть утраченные территории.

Разгромив Митридата и Тиграна, римляне положили конец македонской цивилизации в Азии, ибо от государств, рожденных завоеваниями Александра, уже не осталось ничего, кроме руин, и мелкие царьки были не способны сохранить имя эллинов. Два великих царя Понта и Армении были последними, у кого еще был шанс когда-то возродить в своей земле великолепную цивилизацию Греции.

Среди драгоценнейших сокровищ греческой нумизматики в Азии первое место мы должны отдать великолепным тетрадрахмам Митридата и Тиграна, царей с просвещенными вкусами, чье деятельное правление заслужило им прозвище Великих. Ни единую монету сирийских Селевкидов или египетских Птолемеев нельзя сравнить с великолепными портретами царей Понта и Армении. Причина неудачи, постигшей эти два престола, заключалась в том, что оба они посмели противостоять мощи Рима. Если бы Тигран и Митридат жили в другие времена, они основали бы великие империи, ибо их политическим замыслам был свойствен широкий размах. Они оба делают честь греческой культуре не только храбростью, которую выказали в сражениях с величайшими полководцами древности, но и широтой взглядов и дальновидностью.

Подобно Александру, Тигран основывал города. По его приказу, словно во сне, возник Тигранакерт на юге его царства, и, как только в новой столице Армении появился театр, туда приехали афинские актеры, чтобы представлять в нем шедевры греческой драматургии. Царь вызвал греческих скульпторов, чтобы украсить город, и как Митридат собирал сокровища искусства в Пантикапее (в Крыму), так же и Тигран велел привозить в его владения редкости античной Греции. Все сановники царского двора, все приближенные вельможи говорили и писали на языке Демосфена, а сын царя Артавазд самолично сочинял греческие трагедии и речи, в которых мы читаем похвалы Плутарху. Так Тигран, занятый ведением войн и грандиозными политическими замыслами, тем не менее посвящал немногие часы досуга просвещенным удовольствиям. И при понтийском дворе, и при армянском мы бы встретили не меньше интеллектуальности и тонкости вкуса, чем в Риме, Афинах или Александрии, при дворе сладострастной Клеопатры.

Судьба не была благосклонна к Тиграну; разбитый противником, перед которым вынуждены были склоняться правители всего мира, он нехотя смирился, и историки не всегда были справедливы к этому монарху из-за его неудач. Если бы он одержал победу над Лукуллом и Помпеем, древние авторы превозносили бы его до небес, а вслед за ними и современные.

Тигран, однако, показал себя великим правителем, способным воином, и если бы Митридат не завлек его в свои честолюбивые планы, несоизмеримые с ресурсами его народа, то его талант к управлению государством был бы совершенен. Если бы он проявил несколько большую дальновидность, то смог бы основать империю, которая простояла бы века. К сожалению, он разделял азиатские идеи создания и управления государством; один успех заставлял его стремиться к другому, и с его восточными взглядами ему не требовалось иных причин для обладания властью. Армения неизбежно должна была когда-то стать агентом Рима в борьбе с парфянами, но ее правители смогли бы выбрать роль союзников республики, а не ее слуг.

У римлян дружба, а потом протекторат были предшественниками аннексии. Но положение и военная сила Армении сдержали бы Рим и заставили бы его относиться к ней с уважением, если бы ее цари не метались между союзами с двумя великими соперничающими державами – Римом и Персией – и если бы наместники ее провинций не враждовали бы так часто друг с другом, разделяемые противоположными интересами. Иранские Аршакиды и римляне имели многочисленных агентов, которые работали на них в армянских владениях и оказывали пагубное влияние на жителей, на правящие классы, на самих монархов. Превосходный ум Тиграна II и кровь, которую так храбро проливал армянский народ, заслужили лучшую награду, чем горький плод рабства. Так рухнули в пыль надежды двух гениальных людей, которых, как казалось когда-то, сама судьба вознесла наверх для возрождения греческой культуры на Востоке.

Парфяне тем временем снова взялись за оружие и грозили не только Армении, но и римским владениям в Азии. Поэтому Рим стал готовиться к войне.

Сенат выбрал для экспедиции члена триумвирата (Цезарь, Помпей и Марк Красе), наименее пригодного для этой задачи. Во главе римской армии встал Марк Красе, старик, дурно известный честолюбием, некомпетентностью и низменной алчностью. Он вышел из Вечного города осенью 54 года до н. э., отплыл из Брундизия с семью легионами и, перейдя Эпир, Македонию и Фракию по Эгнатиевой дороге, добрался до Малой Азии через Геллеспонт и направился к Евфрату. По прибытии Красса к армянской границе сын Тиграна Артавазд, которого отец сделал соправителем после битвы при Тигранакерте, с предыдущего года правил самостоятельно, так как, вероятно, в том году его отец умер.

Монета парфянского царя Митридата III

В Персии Фраат III подготовил огромный поход на армян и, несомненно, вернул бы себе бывшие провинции, если бы сумел выполнить свои планы, но его убили сыновья Митридат и Ород. Совершив это гнусное злодеяние, братья стали драться друг с другом за трон царя царей. Митридат, чувствуя, что он слабее, обратился за помощью к Габинию, проконсулу Сирии, но его разгромила армия, возглавленная Суреной, великим визирем его брата. Его схватили и предали смерти перед лицом брата в Вавилоне.

Избавившись от соперника этим новым убийством и больше не отвлекаемый гражданской войной, Ород вернулся к исполнению отцовских планов, и его войска выступили против армянского царя. Красе, который, заняв Никефорий (Ракку) за Евфратом, вернулся в Сирию, снова пересек реку с 40 тысячами человек, неуверенный, по какой дороге ему идти. Артавазд прибыл с 6 тысячами конницы и посоветовал полководцу идти вперед через Армению, которую его армия преодолеет без труда и не встретит опасностей. Красе, однако, выбрал южный путь через пустыню. Абгар III, царь Осроены, который взял Эдессу и Карры, был союзником римлян, и триумвир ожидал, что великие греческие города на Евфрате и Тигре поднимутся против персов и окажут ему большую помощь. Абгар поддерживал эти надежды в Крассе и побуждал его пойти по южной дороге. Опасение, как бы парфянский царь не унес сокровища Ктесифона вглубь страны, также перевесила чашу весов в пользу южного пути в решении жадного полководца, ибо, вспоминая привезенные из Азии сокровища Лукулла, он рассчитывал, что ему представится возможность нажить огромные богатства.

Красе пересек Евфрат в Зевгме (Биреджик) с семью легионами, 43 тысячами войска. По прибытии его заместитель Кассий посоветовал ему идти по берегу реки, а припасы и снаряжение нагрузить на флотилию лодок и пустить их вслед за войском по воде (этим способом позднее воспользуется император Юлиан), чтобы нанести врагам сокрушительный удар, появившись перед их столицами: Селевкией на правом берегу Тигра и Ктесифоном на левом. Но, искушаемый планами царя Осроены, Красе пошел прямо на Карры через южномесопотамскую пустыню. Через Тигранакерт и Нисибин римская армия должна была достичь Тигра и пойти по берегу реки через Хатру в Селевкию, оставаясь под защитой до Персии. Этот план кампании был гораздо менее выгоден, чем если бы легионы пошли по Евфрату, так как требовал транспортировки военного снаряжения и провизии на верблюдах, и огромные караваны мешали и задерживали продвижение армии. Красе, впервые командовавший войсками в таком засушливом регионе, не осознавал должным образом всех трудностей, которые представляют природные условия. Поэтому он уверенно двинулся вперед, но через несколько дней легионы дошли до реки Баллис (Белих) и увидели вдали отряд вражеской конницы. Абгар и его арабы отправились вдогонку за ними, но эти люди из Осроены не вернулись. На следующий день римская армия, усталая и страдающая от жажды, находилась в шести милях южнее Карр (Харран), чуть севернее города Ихны, когда появилась парфянская конница со своими знаменами из шитого золотом шелка. Великий визирь Сурена лично командовал ими, а рядом с ним увидели предателя Абгара с его арабами.

Публий Кассий, сын римского полководца, командовавший галльским корпусом, опасался попасть в окружение; он бросился на врага, но тот повернул и увел его от основной армии. Тогда персидская тяжелая кавалерия со своими длинными копьями и стальными пластинчатыми доспехами, которые покрывали и всадника, и его коня, напала на него со всех сторон, и галлы, вынужденные встать кольцом и обороняться, утонули в ливне стрел на этой бесприютной равнине. Публий Кассий был ранен и, видя, как гибнут шесть тысяч его воинов, приказал слугам убить его.

Через несколько часов после этой катастрофы парфянские лучники под защитой копейщиков в кольчугах уничтожили две трети армии Красса. Остаток семи легионов сначала нашел убежище в Каррах, но ночью продолжил отступление в армянские горы во главе с Гаем Кассием. Парфяне, однако, не собирались ослаблять хватку и, непрестанно изводя римскую армию, заставили Красса просить мира. Заманив его в ловушку, они сразу же убили его вместе с находившимися при нем офицерами.

Монета армянского царя Артавазда III

10 тысяч римских солдат попали в руки неприятеля и были отправлены к персидской армии в Маргиану. Гай Кассий с мучительным трудом вернул Сирию, приведя 8 или 9 тысяч человек – все, что осталось от великолепного войска в 43 тысячи воинов, которое ушло из Италии. Великий визирь послал голову римского генерала своему господину Ороду, который в то время вторгся в Армению. В то время армянский трон занимал Артавазд III (56–34 до н. э.).

Этот правитель, сын и наследник Тиграна Великого, в первой половине своего правления был верен обязательствам отца по отношению к римлянам и предоставил Крассу в начале кампании корпус в 6 тысяч человек. То ли он предал римского полководца, когда тот отказался идти через Армению, то ли готовился прийти к нему на помощь, нам неизвестно. Однако вторжение в его царство парфян, видимо, и стало главной причиной, почему он вернулся в Армению. Провал Красса заставил его согласиться на мир, и он договорился с персами. Чтобы закрепить новый союз, он отдал сестру в жены царевичу Пакору, любимому сыну Орода.

Новости о великой победе, одержанной Суреной, достигли персидского двора во время празднования бракосочетания. Греческая театральная труппа давала «Вакханок» Еврипида перед двумя царями и их приближенными – оба правителя и их вельможи прекрасно знали греческую литературу и обожали греческий театр. Артавазд, как мы уже говорили, сам писал трагедии, речи и другие труды на греческом, и его сочинения еще существовали в I веке и. э.

Актер, который играл Агаву, взял голову Красса вместо головы Пенфея и в припадке вакхического безумия схватил ее за волосы, высоко поднял и произнес знаменитые строки:

Можно не сомневаться, что овации армян не были искренними, ведь Артавазд, несомненно, понимал, что римляне, его вчерашние союзники, будут винить его в этой катастрофе.

Парфяно-армянская армия вторглась в Сирию, но Кассий в Антиохии успешно сопротивлялся ей и с помощью свежих подкреплений, присланных ему с большой спешкой, бывший помощник Красса даже сумел выгнать Парока из Полой Сирии. Шесть лет спустя (45 до н. э.) Ород воспользовался тем, что Рим, казалось бы, оставил в небрежении свои восточные дела, и снова послал Пакора в Сирию, чтобы оказать вооруженную поддержку римлянину Цецилию Бассу, восставшему против Цезаря.

В этот период история Армении так тесно смешивается с мировой политикой, что невозможно говорить об армянах и их делах, не рассматривая их как результат действий великих империй. Их так называемая автономия становится чисто номинальной, а цари – просто прислужниками персидских или римских полководцев.

Цезарь обдумывал, как отомстить за унижение, нанесенное Риму провалом и убийством Красса, заставить парфян в Ктесифоне вернуть захваченных римских орлов и наказать Пакора за новые посягательства на Сирию, но тут кинжал убийцы оборвал жизнь диктатора. Неразбериха, воцарившаяся в республике после смерти великого вождя, оставила Азию незащищенной и позволила персам и армянам пойти в наступление на Сирию и Финикию и даже Палестину, поскольку эти провинции теперь были открыты из-за бегства их наместника Децидия Саксы. Квинт Лабиен, сын Тита Лабиена, врага Цезаря, перешедший на сторону персов, находился в Сирии с армией Пакора. Так гражданская война в Риме принесла парфянам неожиданную помощь. Ород, изучивший римские методы ведения войны и тактической организации войск, с каждым днем становился все более грозным противником.

Драхма царя Парфии Пакора I

Несмотря на эти тревожные знаки, удача по-прежнему сопутствовала Вечному городу. Антоний, помирившись с Октавием, смог послать в Малую Азию Вентидия Басса. Лабиен был разбит и бежал в Киликию, где его захватили и казнили, и опытный Вентидий, заняв ущелья Аманоса, разгромил парфянского полководца Фарнапата. Пакор, вынужденный вернуться на другой берег Евфрата, также понес поражение у Гиндары, на северо-востоке от Антиохии, где был убит 9 июня 38 года до н. э. Тем временем Публий Канидий Красе победил в битве армян вместе с Фарнабазом, царем Иберии, и Зобером, царем Албании, который присоединился к парфянам в войне против Рима. Верховная власть республики, таким образом, расширилась от сирийских пустынь до берегов Каспийского моря.

Однако, устав от этих нескончаемых войн, Рим решил нанести решающий удар, тем более что события, происходившие при персидском дворе, сделали ситуацию значительно более благоприятной для такого действия.

Смерть Пакора и потеря сирийских провинций ввергла аршакидского царя Орода в отчаяние. Он только что назначил сына Фраата IV своим преемником, и тот в нетерпеливом желании заполучить венец царя царей подстроил убийство отца, братьев, старшего сына и всех вельмож, хранивших верность убитому царю. Из-за этих преступлений многие персидские дворяне и сатрапы бежали с родины и стали искать убежища у римлян. Одним из этих беглецов был Меноэс, один из иранских вельмож высшего ранга. Так междоусобица в Персии позволила Риму снова взять Армению под свое крыло.

Тетрадрахма царя Персии Фраата IV и династии Аршакидов

Казалось, в Риме наступило спокойствие, и, больше не волнуясь о распрях, Марк Антоний при поддержке шурина Октавия отправился на восток во главе 70 тысяч пехоты, 40 тысяч вспомогательных войск и 10 тысяч испанцев. Армения поставила триумвиру контингент в 6 тысяч всадников. Таким образом, римская армия насчитывала 126 тысяч боеспособных солдат. Их полководец, возвратившись к плану Цезаря и полагаясь на свое численное превосходство, надеялся вернуть из Ктесифона и Экбатаны потерянные Крассом орлы.

Жестокое поражение в конце концов убедило римлян в том, что равнины Месопотамии слишком опасны для экспедиционных сил. Поэтому триумвир предложил сделать Армению своим плацдармом и ударить через Мидию в сердце Ирана. Но несмотря на то, что он был бесстрашным воином, ему недоставало таких качеств, как осторожность и дальновидность, хладнокровие и контроль над собственными страстями, которые необходимы для великих свершений. Потеряв в бездействии несколько месяцев благоприятного времени года, он направился к Евфрату в сопровождении Клеопатры. Потом, так как ему не терпелось вернуться к жизни, полной удовольствий с египетской царицей, которая оставила его после того, как он достиг реки, Марк Антоний не стал тратить время на зимовку в Армении. Торопясь покончить с персами как можно быстрее, он пересек армянские горы и вступил на равнины Атропатены. В этом излишне скором наступлении римский военачальник оказался столь неосмотрителен, что оставил в арьергарде караван с осадными орудиями, и на него внезапно напал Артавазд, сын Ариобарзана, царь Атропатены, и Меноэс, заключивший мир с парфянами; оба легиона, которые отвечали за орудия под командованием Оппия, были разгромлены персами.

Из-за этой потери Антоний не смог взять Фрааспу, одну из твердынь Атропатены, где жили сагартии (современный Геррус), и царь Армении бросил его и вернулся к себе в царство с 6 тысячами всадников. Римский полководец начал отступление лишь позднее, даже слишком поздно. В конце концов он отступил через Газаку (Ганзак), берега озера Матиан (Урмия) и горы южнее Аракса. Но в этом марше в три сотни римских миль по засушливым и бесплодным землям не менее 24 тысяч его легионеров погибли от изнеможения, холода и голода или от стрел 40 тысяч парфян, которые, несмотря на обещания Фраата, непрестанно терзали отступающую армию.

Не признавая собственного неблагоразумия, Антоний обвинил царя Армении Артавазда в этой катастрофе, так как тот уехал, забрав свою кавалерию. Тем не менее Антоний так спешил вернуться к египетской царице, что отказался зимовать в регионе Арарата и, отложив планы мести Артавазду, продолжил путь к сирийской Антиохии, потеряв по пути еще 8 тысяч человек от болезней и холода.

Среди постыдных пиров, которые Антоний задавал в Антиохии, он, однако, не забывал о своих обидах. Напрасно он пытался уговорить Артавазда явиться к нему. Следующей весной (34 до н. э.) триумвир вернулся в Армению и смог через Квинта Деллия уговорить царя согласиться на разговор с Антонием ради сохранения своего трона. Едва несчастный царь прибыл к римлянам, как в нарушение обещания он был закован в цепи и пленником проведен по собственным владениям, его заставили раскрыть крепости, чтобы вынести оттуда все сокровища. Антоний держал его при себе, чтобы украсить свой триумф и повести его по улицам Александрии в цепях вместе с женой и сыновьями. Иначе говоря, несмотря на разгром, понесенный от парфян, и на потерю армии, триумвир все же провел свой триумф; однако его единственными пленниками были его же бывшие союзники.

Монета царя Армении Тиграна II

Антоний мечтал восстановить на востоке Александрийскую империю, способную противостоять тому, во что обещало превратиться Римское государство. Он знал честолюбивые планы Октавия и готовился выкроить для себя долю от провинций республики. Что же касается армянского царя Артавазда, то он лишился престола, чтобы освободить место для сына Антония и Клеопатры по имени Александр, а также наградить царя Атропатены. Этот царь, который тоже носил имя Артавазд, был единственным правителем, который пострадал от римского вторжения в Персию; его сюзерен Фраат пожал все плоды кампании. Царь Атропатены отдал свою дочь Иотапу в жены новому царю Армении Александру и доставил к Антонию римских орлов, захваченных у Статилия, получив для себя Симбакию, армянскую провинцию, когда-то бывшую частью Мидии. Великая Армения попала в руки Александра, а Полемон, муж Пифодориды, племянник Антония, способствовавший интригам царя Атропатены против армянского царя, взошел на трон Малой Армении.

Но эти политические схемы, обращавшие соперников в союзников, дававшие народам царей против их воли, встретили жесткое сопротивление со стороны местных жителей. Армяне отказались подчиняться Александру и посадили своего царя – сына плененного царя Арташеса (Артаксия) II^[42]. Тот, осажденный войсками римлян и сатрапа Атропатены, был вынужден искать убежища у парфян при дворе Фраата IV. Наконец, воспользовавшись тем, что Антонию пришлось отвести свои легионы из Армении, чтобы вести войну с Августом, персидский царь вторгся в Атропатену и Армению и отдал армянскую корону национальному претенденту.

Денарий Августа Armenia Capta

Монета царя Армении Тиграна III

Монета царя Армении Тиграна IV с сестрой Эрато

Думая, что гражданская война в Риме продлится еще долго, персидский царь Фраат IV и армянский царь Арташее II решили отнять у римлян их владения западнее Евфрата, когда против Аршакидов поднялся претендент на иранский трон Трдат II, провозгласил себя великим царем в Ктесифоне и заставил соперника спасаться бегством к восточным скифам – в Закавказье. Армении, таким образом, осталось одной выполнять вышеописанные планы, и она, чувствуя себя слишком слабой, отказалась от них. Тем временем Клеопатра обезглавила своего пленника, и Артавазд, сын несчастного монарха, отомстил за его смерть тем, что перебил всех римлян в своих владениях.

Тем временем, однако, битва при Акции привела к тому, что Октавий получил в свои руки верховную власть и, устав от бесконечных конфликтов из-за Армении или по поводу Армении, решил поставить все территории восточнее Евфрата, севернее Тигра и выше Аракса под римский протекторат. Так территории иберов и албанцев, то есть всех народов южнее Большого Кавказского хребта, были в первый раз включены в римскую сферу. Этот план означал сдерживание силы Персии, и Октавий мог ни перед чем не останавливаться в выполнении своих намерений. Подкупленные римским золотом, армяне восстали против Арташеса II и убили его, и Тиберий Клавдий Нерон, тогда двадцати двух лет от роду, короновал царем Армении младшего брата Арташеса Тиграна III. Тогда Армения погрузилась в анархию. Тигран III умер, возможно, от болезни, но, вероятнее, от яда. Тигран IV потребовал у римлян короновать его, а тем временем объявились еще двое претендентов на трон по имени Эроваз (?) и Артавазд IV.

Этот период армянской истории очень неясен. Персы и римляне долго сражались за влияние в стране. Наконец, в 1 год н. э., Фраат, вернувший иранский трон, отказался от всех притязаний на Армянское царство и оставил своих братьев заложниками у римлян.

Но как мы видели на предыдущих страницах, слово правителя в те дни мало что значило. Все они, будь то римские или персидские, исходили из своих кратковременных интересов. Злодейства и предательства следовали одно за другим беспрерывно, и армянский вопрос всегда оставался главным для двух великих государств-соперников, когда они оба старались добиться собственных целей в общей политике на Востоке.

Глава 3

Чужеземная династия (2-53). – Армянские Аршакиды (53-429). – Трдат II Великий (217–238). – Обращение Армении в христианство. – Святой Григорий Просветитель

Ряд сменяющихся правителей, которых историки Армении назвали династией чужеземцев, совпадает с периодом, когда армяне, хотя и обладая номинальной независимостью, находились попеременно то под римским, то под персидским влиянием. Раздираемые политикой могущественных соседей, они в зависимости от обстоятельств склонялись то к одному, то к другому из своих временных владык, слишком слабые, чтобы добиваться национальной независимости. Армии цезарей, как и армии царя царей, на какое-то время навязывали свою волю армянскому правительству и отдавали короны царя сторонникам Рима или Персии исходя из условий конкретной ситуации. За этими периодами следовали мирные времена, когда персы и римляне, слишком занятые другими делами, оставляли Армению в покое и давали ей возможность сбросить чужеземное ярмо. Но и тогда, однако, она пребывала в состоянии нерешительности, не зная, каким путем идти.

Драхма Онона или Вонона как царя Персии

Имитация денария Августа закавказской чеканки

Но народная жизнь шла в Армении полным ходом; ее армии поставляли воинов и персам, и римлянам. Крупные феодалы пользовались значительной независимостью, и мысль продолжала развиваться по курсу, заложенному великим Тиграном. Немногое, известное нам об этом периоде, все же свидетельствует о том, что, несмотря на постоянные войны, навязанные стране, народ развивался и под иноземном влиянием, и за счет собственной энергии. Как мы видели, литература и искусство процветали при армянском дворе при Тигране. Мы знаем, что это развитие не прекратилось при династии Арташеса, ибо сразу же, как только армяне несколько веков спустя приобрели собственную письменность, в которой они так нуждались, возник язык чрезвычайно изощренный, который, безусловно, берет начало в устной культуре. Таким же образом на много веков раньше греки приобрели вкус к литературе задолго до того, как узнали алфавит, и обязаны своим интеллектуальным развитием многим другим арийским народам, которые по-прежнему оставались неграмотны. Более того, в Риме армяне отнюдь не считались варварами; их правителей в Вечном городе принимали с огромным почетом, и авторы уважительно писали о роскошном образе жизни этих барственных жителей Востока.

Монета Августа и Артавазда

Когда Армения попеременно находилась то под персидским, то под римским влиянием, в ней, несмотря на жгучее желание вновь обрести независимость, сложилась ситуация, когда в течение некоторого периода ее трон занимали цари, сами не принадлежащие к ее народу. Первым из них был перс по имени Ариобарзан, правивший около 2 года н. э. Он был царем Мидии и Атропатены, когда по приказу Августа Гай Цезарь сделал его царем Армении. Его сменил сын Артавазд (2—11 н. э.). Затем на трон взошел еврейский царь Тигран V (11–14 н. э.), но так как правление этого чужеземного монарха пришлось не по вкусу армянам, сторонники национальной независимости призвали сестру Тиграна IV Эрато, которая и стала царицей (14–15 н. э.). Ее сменил Вонон, парфянин (16–17 н. э.)^[43]. Потом Германик посадил на трон Зенона, сына Полемона и Пифодориды, которому Антоний прежде отдал Понтийское царство, и он правил Арменией как Арташес III. Шестнадцать лет (18–34 н. э.) тот царил над своими владениями как вассал Запада. Но персы вновь вернули себе власть, и уже Аршакиды, а не римляне посадили на трон Армении одного из их числа – Арсака или Аршака I (34–35 н. э.).

В этот период, в начале христианской эры (8 г.), летописи говорят о восшествии на трон Осроены представителя ветви царского рода Армении. Предполагается, что арабские правители, которые сменили Ороза (Хосроя) (137–132 до н. э.), имели феодальные связи с Арменией. Как бы то ни было, и Мовсес Хоренаци, и Вартан сообщают нам, что Абгар V Уккама, Апкар у армян, внук Арташеса и, следовательно, потомок Тиграна Великого, перенес свою столицу из Мцбина в Эдессу и что его потомки правили Осроеной до времен Гордиана III, когда около 240 года и. э. этот император лишил Абгара XI его царства и сделал Осроену римской провинцией. Это расширение армянского влияния в Сирии сыграло важную роль в восточной политической жизни, но у нас недостаточно информации по этому вопросу, а та, что есть, часто неясна и противоречива.

Монета Абгара XI, царя Осроены, и Гордиана III

Новые войны разыгрались в Армении после того, как армянский трон перешел в руки иберов в лице Митридата (35–37 и 47–51 и. э.), который выгнал Аршакида. Его сменил племянник Радамист (51–53 и. э.), сын царя Грузии Фарасмана I, убив дядю при помощи подлой уловки. Тацит оставил нам рассказ об этом преступлении, живо изобразив постыдные обычаи тех неспокойных времен.

Радамист прибыл к дяде, якобы спасаясь от несправедливой суровости отца и мачехи. Он просил у армян гостеприимства и был принят с распростертыми объятиями.

Вскоре он подружился с дворянами страны и, воспользовавшись благосклонностью дяди, вскоре образовал влиятельную партию. Когда наступил подходящий момент, он послал гонца к царю Иберии, который неожиданно вторгся в Армению и посадил на трон своего сына. Митридат, застигнутый врасплох и преданный большинством своих вассалов, нашел убежище в Горнеях (Гарни), в горах неподалеку от Еревана. Тогда там стоял римский гарнизон, ибо Армения в то время была вассалом империи, и царь полагался на защиту легионов. Но префект крепости Целий Поллион, соблазненный дарами иберов, собирался выдать своего гостя и, видимо вступив в переговоры с Фарасманом, уговорил царя прийти на встречу, предложенную Радамистом. У Митридата, однако, имелись некоторые подозрения. Будучи грузином, он знал, что ему стоит бояться предательства со стороны племянника. Но так как римляне угрожали оставить его без помощи, он в конце концов уступил. Встреча должна была состояться у священной рощи у подножия горы, где два правителя должны были, по обычаю, скрепить свою дружбу жертвоприношением богам.

Денарий Германика; оборотная сторона: коронация Артаксия

Монета Антиоха IV Епифана с Иотапой

У иберов в подобных случаях было принято, чтобы оба участника скрестили правые руки, связали два больших пальца и надрезали так, чтобы из них потекла кровь. Потом они должны были приложить окровавленные пальцы к губам друг друга и принести клятву, нерушимо скрепленную кровью.

Когда они уже собирались совершить этот ритуал, Митр ид ата схватили и связали. Радамист клялся не убивать дядю ни мечом, ни ядом, поэтому он приказал удавить его подушками, а в это же время его сподручные задушили жену жертвы, сестру Радамиста, и зарезали детей.

Это ужасное злодеяние, хотя и совершенное варварами, было тем не менее позором для римских властей, на которых лежала вся ответственность. Однако прокуратор Каппадокии Юлий Пелигн, начальник Целия Поллиона, признал нового царя Армении. Дары иберов делали свое дело даже в залах Кесарии. Но наместник императора в Сирии Нумидий Квадрат был справедливо обеспокоен общественной реакцией на поступок Целия Поллиона и обдумывал его наказание. Однако его совет придерживался иного мнения. Какая Риму разница, племянник или дядя будет сидеть на троне Армении, что ему с того, что варвары перебьют друг друга; разве их ссоры не служат целям Рима? Персы почти не влияют на Иберию, а Рим всемогущ; разве не лучше позволить грузинской династии укрепиться во всех областях Армении на границе с парфянами? После смерти Фарасмана Радамист объединит оба царства и таким образом образует твердыню, достаточную, чтобы сдерживать парфян. Рим не упускал возможности укрепить свою власть за счет мелких государств. Антиох IV Епифан, царь Коммагены (38–72 н. э.), помог Корбулону в его восточных кампаниях, и Нерон, чтобы наградить его за помощь, воспользовался беспорядками в Армении, чтобы прибавить часть страны к его владениям.

Монета Антиоха IV Епифана, царя Коммагены

Монета с головой Иотапы, сестры и жены Антиоха IV Епифана

Этот эпизод одного из самых беспокойных периодов в истории Армении дает представление о тех пугающих сдвигах, которые происходили в этом злополучном царстве. Оно страдало не только от предательств со стороны римлян, персов и северных соседей, но и от внутренних распрей, раздираемое соперничеством и жадностью своей знати. Воцарилась анархия. Каждый день границы государств менялись, Армения разделилась на верхнюю и нижнюю, и ее области то отнимались, то прибавлялись к владениям разных царей, и из-за постоянного кровопролития, сожжения городов и деревень страна погрузилась в горе и опустошение.

Тогда персы, опасаясь возрастающей мощи Рима, вторглись в Армению, намереваясь сбросить с трона грузинского узурпатора и заставить этот горный народ принять царя, на которого они сами могли бы положиться. Радамист бежал на коне, посадив за спиной беременную жену Зенобию. Зенобия была дочерью убитого им дяди. Лишаясь чувств, не в состоянии выдержать безумного бегства, царица умоляла мужа прекратить ее мучения. Сын Фарасмана ударил ее кинжалом в грудь, сбросил тело в Араке и продолжил путь, а парфянская конница получила приказ схватить его и шла за ним по пятам. Зенобия, однако, не умерла. Ее спасли пастухи и доставили к царю Трдату, которого персы только что посадили на трон, и царь принял ее со всеми почестями, приличествующим ее высокому положению и постигшим ее несчастьям.

После ухода парфян Радамист вернулся в Армению и обратился за помощью к вассалам в попытке вернуть себе царский венец; но он так гнусно вел себя по отношению к местным жителям, а его месть была столь жестока, что бывшие подданные выгнали его, и ему пришлось бежать назад к отцу.

С этого момента в Армении начинается правление династии Аршакидов. Они занимали трон потомков Айка около четырех веков и дали армянской истории одну из ее самых блестящих страниц.

Первым правителем этой династии был Трдат I (53–59 и 66—100 н. э.), брат Вологеза, царя Персии. Его восшествие на престол означало вход Армении в широкую феодальную систему Аршакидов. Во главе этой политической структуры стоял иранский владыка, носивший титул царя царей. После него шли Аршакиды Армении; третьими – Аршакиды Бактрии, а четвертое место занимали Аршакиды Северного Кавказа, правившие массагетами. Царь Персии как верховный владыка один имел право выпускать деньги и чеканить свое изображение на монетах.

Рим с опасением воспринял переход армянского престола к брату персидского царя. Если правитель, враждебный к Римской империи, добивается такой власти, это предвещало скорое падение римского влияния в этих регионах, столь политически важных для империи. Нерон поручил Корбулону выгнать царя-Аршакида и поставить вместо него Тиграна VI (60–62 н. э.), племянника последнего царя с тем же именем и внука Архелая, царя Каппадокии. Этот протеже Рима, однако, умер, процарствовав всего два года, и Вологез уговорил Корбулона согласиться на то, чтобы Рим назначил царем его брата. Тогда Трдат отправился в Рим, чтобы принять корону из рук Нерона. Но этот шаг не означал унижения для армянского царя. Едва он пересек римскую границу, как его встретили с уважением, достойным государя, и во всех городах оказывали ему царские почести. Трдата сопровождали главные сановники царства и царица с детьми, а также эскорт из трех тысяч всадников, словом, он прибыл со всем блеском восточной пышности. Тацит, Плиний, Дион Кассий оставили нам описание визита царя Армении в Италию. Он въехал в город Никополь на колеснице, чтобы приветствовать императора, который находился там в то время, но коронация имела место дальше, в Риме, где сенат проголосовал за организацию роскошных празднеств. Нерон, сидя на троне, возложил царскую корону на голову Трдата, а тот стоял на коленях. Вернувшись к себе во владения, он восстановил город Арташат, который переименовал в Неронию, и с помощью легионеров забрал у албанцев землю, которую они захватили у Армении во время беспокойной эпохи чужеземных династий.

Серебряная монета императора Луция Вера с пленной Арменией; бронзовая монета, на которой он дает Армении царя

Монета императора Антония Пия, коронующего царя Армении

Архадар (100–113), преемник Трдата, прибавил Нижнюю Армению к своим владениям, а позднее отдал ее римлянам. Малая Армения уже стала провинцией империи после того, как перешла из рук Полемона, царя Понта, в руки Архелая, царя Каппадокии, а затем Котиса, царя Киммерийского Босфора (Крыма), а ее последними правителями были Аристобул при Нероне и Тигран при Веспасиане. Так границы Римской империи постепенно сдвигались на восток от берегов Евфрата к берегам Тигра, и, поскольку Аршакидская династия Армении казалась более преданной их интересам, чем собственным родственникам – царям Персии, у Рима были все основания поддерживать ее^[44].

Монеты императора Траяна в память о его кампаниях в Армении

Тетрадрахма Вологеза I, царя Персии из династии Аршакидов

Партамасир (113–114), Парфамасат (116–117), Вологез (Вагарш) (117–140), Софем (140–162, 163–178), Пакор (162–163), Санатрук (178–216), Вологез II (Вагарш II) (217–238) – все эти правители из рода Аршакидов сменяли друг друга на троне Армении. Находясь постоянно в распрях со своими персидскими родственниками, как и с римскими сюзеренами, эти цари очень дипломатично вели себя по отношению к своим могущественными соседями, всегда стараясь не допустить необратимых последствий. Это соперничество, однако, привело к тому, что в правление первых царей-Аршакидов на Армению пали величайшие бедствия. Наконец Трдат II, также называемый Хосровом I Великим (217–238), взошел на трон, и с того времени началось великое развитие армянского народа, которому позднее, благодаря принятию христианства, было суждено навсегда присоединиться к западной цивилизации и порвать с восточной культурой.

Великий переворот только что преобразовал Иран. Ардашир (Артаксеркс), сын Папака из рода Сасана, правитель провинции Парс, сверг Аршакидскую монархию и взошел на трон царя царей. Происходя из маздеистских первосвященников Парса, он объявил о намерении восстановить в своей новой империи религию предков и изгнать греко-парфянские божества вместе с греческим влиянием. Но хотя новый царь только что победил Артабана, он еще не успел завоевать всех Аршакидов, и парфяне Армении были среди тех, кто отказался признать его своим государем. Агатангелос оставил нам историю Трдата II на армянском и греческом языках, и его рассказ о первых контактах между маздеитами-персами и все еще язычниками-армянами, хотя весьма преувеличенный, проливает яркий свет на новое положение вещей, которое сложилось из-за возрождения зороастрийского культа и прихода к власти сына Папака.

«С ослаблением царства Парфянского низложено было владычество Артабана, сына Вагарша, убитого Арташиром [Ардаширом], сыном Сасана, нахараром из области Стахр, прибывшим и вошедшим в сговор с персидским войском, которое покинуло, оставило, отвергло и пренебрегло властью парфян и с радостью дало предпочтение правлению Арташира, сына Сасана. Когда эта печальная весть о смерти дошла до армянского царя Хосрова [Трдата II], который был вторым в Персидской державе, – ибо тот, кто был армянским царем, тот был вторым в Персидском государстве, – хотя до него давно дошла печальная весть, однако он ничего не смог предпринять для подготовки к войне. И после этого продолжал пребывать в великой печали из-за происшедших событий, ибо ему ничего не удавалось сделать. В великой печали по поводу случившегося он пустился в путь и вновь возвратился в свою страну.

Статуя Трдата, царя Армении. Мрамор, Лувр

И вот в начале следующего года армянский царь Хосров вновь начал набирать полки и составлять войско: он собрал алванское и иверское войска, открыл врата аланов [Дарьяльское ущелье] и Чора Пахака, впустил войска гуннов и стал совершать набеги на Персию, пошел походами на Ассирию и дошел до врат Тизбона [Ктесифона]. Опустошив всю страну, он разрушил благоустроенные города и богатые поселки и, превратив обжитую страну в безлюдную, намеревался стереть с лица земли, разгромить, разрушить до основания и уничтожить порядки, установленные в государстве Персидском. Он поклялся также отомстить за лишения их рода царства, стремясь взыскать в полной мере, так как пылал великой местью. Уповая на многочисленность своего войска и надеясь на его храбрость, он жестоко угрожал. Вскоре, дабы отомстить за кровь Артабана, на помощь подоспели алваны, лбины, чипхи, каспы и другие племена из этих краев с множеством отважных и храбрых, хорошо снаряженных всадников. И хотя он и был в великой печали из-за братских чувств, испытываемых к своим сородичам, ибо они покорились и пошли в услужение к пришедшему к власти царству рода Стахра и были покорны ему, несмотря на это, Хосров отправил к ним посланника, дабы убедить соплеменников выступить с тыла и подняться против царства Арташира и оттуда со стороны кушанов протянуть ему руку помощи, храбрыми племенами и боевыми дружинами прикрыть его тыл с той стороны, с их исконной страны. Однако парфянские роды и вожди племен, нахарары и родоначальники не вняли ему, так как приняли, приспособились и покорились власти Арташира, вместо того чтобы предпочесть власть своего рода и братство»^[45].

Драхма Артаксеркса I, сына Папака, первого из персидских Сасанидов

Монета последнего из аршакидских царей Персии Артабана V

Возвращение к маздеизму, которое сатрапы Персии давно подготавливали в общественном мнении, было хорошо принято по всей империи. Только вельможи Аршакидов пытались сопротивляться новому царю царей. Однако, поддавшись вооруженной силе и чувствуя, что народ благосклонно смотрит на восстановление старой персидской религии и что их дело проиграно, они согласились с новым положением вещей. Армения продолжала держаться в одиночку.

«Но Хосров [Трдат II] поднялся со своим огромным войском и теми, кто прибыл с разных мест, дабы стать в войне его соратником. И когда персидский царь увидел скопище огромного войска, которое, стремительно двигаясь, возникло перед ним, поднялся и он навстречу им, готовясь к битве. Однако он не сумел устоять и бежал. Преследуя его, они уничтожили все персидское войско, оставляя на полях и дорогах трупы; с остервенением они уничтожали персов, наносили им тяжелые удары».

Зороастрийский огненный храм (с обратной стороны тетрадрахмы правителей Персии)

Если бы у нас была хроники сасанидских царей, к сожалению систематически уничтожавшиеся арабами, мы определенно обнаружили бы в них, что первые встречи Ардашира с армянскими Аршакидами оказались не такими славными для армян, как рассказывает Агатангелос. Нет ни малейших сомнений в том, что против нового режима восстала коалиция северных народов, ибо то малое, что мы знаем о сасанидской истории, показывает этих царей занятыми постоянной борьбой с государствами Закавказья и Окса (Амударьи), но если даже персидские силы действительно понесли несколько поражений в начале новой династии, это, безусловно, могли быть не более чем мелкие стычки.

Агатангелос заключает свой рассказ в манере ассирийских царей – перечислением добычи, взятой Трдатом в этом якобы опустошительном похоже на персидскую землю:

«И армянский царь после великой сечи радостно, с ликованием возвратился с великой победой и большой добычей в Армянскую страну, в область Айрарат, город Вагаршапат, с огромной радостью, добрым именем и большой добычей. Затем он повелел послать гонцов во все края, разослать указы, приказывая всем пойти на поклонение к семи храмам святилищ, принести жертвы изваяниям божеств. Он почтил место поклонения своего родного Аршакидского рода, принеся в дар им белых быков и белых козлов, белых коней и белых мулов, золотые и серебряные украшения, шелковые одеяния, украшенные блестящей бахромой и ожерельями, золотые венцы и серебряные жертвенники, ласкающие взор сосуды с благородными каменьями, золото и серебро, сияющие наряды и прекрасные украшения. Из привезенной богатой добычи он пятую часть выделил жрецам и пожаловал им большие дары. И, одарив, распустил бывшее с ним войско».

Западные авторы проливают совершенно иной свет на вышеописанные события. Ардашир, провозглашенный 28 апреля 227 года н. э. царем царей и восстановителем религии и языка персов, называвший себя «маздейцем, потомком богов, царем царей Ирана и Анирана» (надпись на монете), возродил притязания Ахеменидов на всю Азию и потребовал у Римской империи вернуть ему прежние провинции Дария. Александр Север сразу же выслал большую армию, к которой присоединились армяне и народы севера. Ее центр пошел в Месопотамию, правое крыло – в Халдею, а левое – в Армению и Атропатену. Но центр был остановлен основным корпусом персидской армии, которой командовал сам царь; правое крыло должно было уйти из Мидии и вернуться в Армению, и Ардашир смог бы выгнать римлян из Месопотамии, если бы удержал свои войска в боевой готовности. Однако они требовали отпустить их по домам и бросили его, и ему пришлось удалиться в свои владения, ничего не добившись. Армения осталась под властью Рима, а Александр Север стал героем воображаемых побед на римском форуме.

Восстановление национальной монархии в Персии было с точки зрения восточного государственного управления весьма важным событием, ибо сасанидские правители никогда всерьез не отказывались от своих претензий на страны, которые раньше входили во владения Ахеменидов. Новая династия, положив в основу религиозный вопрос, самым своим восшествием на престол вернула порядок в Персию, где дела пришли в беспорядок при последних царях-Аршакидах.

Однако еще более важные события развивались в мире. Пока Ахура-Мазда утверждал свои древние права в Иране, по Римской империи распространялась религия Христа. К противоборству государственных интересов двух империй в течение нескольких лет должно было добавиться самое непримиримое противостояние из всех возможных – тому, которое происходит из противоречащих религиозных убеждений.

До реставрации маздеизма, пока Персия находилась под властью Аршакидов, иранцы, армяне и римляне не вдавались в религиозные ссоры. Римская веротерпимость принимала богов парфян вместе с богами Армавира, Арташата и Ани. Более того, насыщенные греческой мифологией, восточные религии имели бесчисленные общие связи с западными, и римляне с помощью своей дальновидной ассимиляции исключили всякую опасность религиозного конфликта с разными связанными с империей народами. Это устройство, которое столь тщательно складывалось в течение веков, вскоре должно было рухнуть: начиналась новая эра, и люди входили в те времена, когда национальный бог становился национальным знаменем. Ассирия правила Азией от имени Ашшура; отныне религия Христа должна была вступить в схватку сначала с маздеизмом, потом с исламом, и религиозная терпимость, родившаяся из великих завоеваний Александра и римской дальновидности, продлилась всего лишь пять с половиной столетий.

Можно не сомневаться, что христиане появились в Армении вскоре после распятия Христа. Апостолы Фаддей, Варфоломей и Иуда, которые проповедовали Евангелие у Арарата, по легенде, были казнены Санатруком (Санадруком), который тогда правил Адиабеной и частью Армении.

Святой Григорий. С миниатюры X в.

Армяне, как мы знаем, тогда не имели письменности; следовательно, никаких документов первых трех веков не дошло до нас, и у нас очень мало сведений относительно продвижения христианства в этой стране до ее официального обращения. Однако религиозные гонения, которые, как известно, существовали при царях Персии и Армении, показывают, что христиан уже было значительное число к моменту восшествия на престол Трдата III (250 г.). В его правление христианская религия была принята – за 13 лет до того, как она одержала триумфальную победу на Западе, то есть до даты победы Константина в битве у Мульвийского моста. Только сто лет спустя Феодосий издал свой указ против язычества. Армения, следовательно, по описаниям ее историков, была первым из народов, которые приняли христианство официально^[46].

Великим евангелистом Армении был святой Григорий Лусаворич, то есть Просветитель, также называемый в летописях Григор Партев, то есть Григорий Парфянин.

Григорий родился в 257 году в царском роду Аршакидов. Его отец Анак убил Трдата II на охоте, подкупленный персидским царем, который был недоволен властью Трдата и его авторитетом как римского союзника. На смертном одре Трдат II приказал истребить вместе с Анаком всю его семью, и этот приказ был исполнен. Только Григорию удалось спастись, его отвезли в каппадокийскую Кесарию, где приняли в семью христианина и взрастили в христианской вере. Однако его убежище и обстоятельства рождения не были неизвестны, ибо по достижении совершеннолетия он женился на дочери армянского князя, тоже христианке. У них родилось двое детей, после чего пара разошлась, чтобы вести монашескую жизнь, и Григорий отправился в Армению, где надеялся искупить преступление отца обращением своей родины в христианство.

После смерти Трдата II персы захватили Армению (238=250 гг.), но с помощью римлян Трдат III взошел на трон. Этот правитель вырос в Риме, имел просвещенный ум, владел латынью, разбирался в западной литературе и хорошо понимал обязанности царя. По легенде, он обладал Геркулесовой силой. «Его дыхание, – писал Агатангелос, – разрушало плотины и останавливало яростные воды». Он часто доказывал свою доблесть и мужество на войне. В начале своего правления, однако, он разделял чувства своих римских наставников по отношению к христианам, которые в то время, несмотря на широкое распространение их религии, по-прежнему считались смутьянами и нарушителями общественного порядка. Горячий приверженец языческих богов, сначала он всеми силами сопротивлялся новой вере, и, чтобы положить конец проповеди Григория и ежедневному росту числа обращенных, он велел схватить проповедника и продержал его двенадцать или четырнадцать лет в темнице в цитадели Арташата, где его подвергали самым жестоким мукам.

Между тем, рассказывают летописцы, царь заболел и обратился не только к самым знаменитым лекарям, но и к божествам предков. Не получив от них никакого облегчения, он велел выпустить Григория из тюрьмы и был им излечен. Движимый благодарностью и тронутый нерушимой верой мученика, Трдат принял христианство вместе со своими придворными, а бывшего узника сделал министром.

Григорий, который по-прежнему оставался монахом, отправился тогда в каппадокийскую Кесарию, где экзарх

Леонтий рукоположил его священником и сделал епископом. После этого Григорий вернулся в Армению, крестил царя и начал официальную христианизацию страны.

Обращение Армении в христианство не обошлось без трудностей, поскольку языческие жрецы были и невероятно богаты, и очень могущественны. Они с незапамятных времен получали долю со всех успешных предприятий, в которых участвовали цари Армении, и, хотя их храмы нередко подвергались разграблению во время войны, они владели громадными сокровищами и обширными землями, на которых подвластные им крестьяне при необходимости превращались в солдат.

Григорий при поддержке Трдата мирно обратил многие области Армении, где жители были готовы принять перемену. Однако в других местах епископ, сопровождаемый главными сатрапами и войском, ездил по стране, опустошая языческие святилища, уничтожая идолов и без жалости убивая всех жрецов, которые оказывали вооруженное сопротивление. Согласно Зенобу Глаку, их сопротивление было особо упорным в районе Тарона, среди прочих, а также в области Палуник. В городе идола Гисанэ произошла целая битва между армией жрецов и армией Григория. Победивший епископ «приказал сбросить идола Гисанэ. Был он из меди двенадцати локтей вышины. Когда те, кто получил приказ, вошли в храм, служители святилища, увидев их, побежали к ним и напали на них с криком: „Лучше умрем, чем допустим разрушение Великого Гисанэ!“ Воины окружили жрецов и убили шестерых». После этого «воины свергли Врата Смерти. Тогда демоны возвысили голос, крича: „Хоть ты и выгнал нас отсюда, не будет покоя тем, кто будет здесь жить“. Это кажется невероятным! «Как врата города, через которые входят сонмы воинов, это место было вратами демонов, их число было велико в святилище Гисанэ, как в пропасти». К сожалению, предсказание демонов, как видно, исполнилось, ибо с тех пор Армения так и не обрела покоя.

Хотя кампания Григория имела целью обращение народа и искоренение язычества, все же сатрапы не пренебрегли богатствами, накопленными в храмах.

Зеноб продолжает: «На следующий день языческого жреца привели к князю Сиунии^[47]; они [христиане] заставляли его сказать, где спрятаны сокровища, и открыть дверь, ведущую в подземелье. Он отказался и умер под пыткой. Потому они не смогли найти сокровища».

Что касается земель, которые принадлежали языческим святилищам, то их приобретателями стали новые церкви. «Заложив основания церкви и поместив там святые реликвии, святой Григорий возвел у входа деревянный крест в том месте, где стоял идол Гисанэ, и назначил служителями в церкви Антония и Гронита. Он сделал настоятелем монастыря Епифана и дал ему сорок три монаха и пожаловал ему двенадцать деревень для пропитания монастыря».

Дальше армянский автор перечисляет деревни, розданные между новым духовенством; вместе они составили 12 298 домов и могли выставить 5470 всадников и 3807 пеших воинов – небольшую армию в 9 тысяч с лишним человек. Летописец добавляет:

«Все эти деревни были с самого начала под властью идолопоклонства. Князья подтвердили пожалование их церквям, и святой Григорий распорядился соответственно».

«Затем, – говорит Корюн («Житие Маштоца»), – он [Маштоц] приступил к расследованию секты бесстыдных и непокорных барбарианов [или борборитов – эта секта появилась во II веке и отрицала Страшный суд]. И когда не нашел никакого средства обратить [их] на истинный путь, он взялся за посох усмирителя и предал [их] тяжким мукам в тюрьмах, пытках и тисках. Но когда [после применения] и этих [мер] оказались они лишенными спасения, тогда избивали, предавали огню, мазали их сажей и, опозорив разными способами, изгоняли их из страны»^[48].

Царь помог Григорию построить город Эчмиадзин (то есть «Сошествие Единородного»), и древний Вагаршапат стал святым городом армян, интеллектуальным центром страны. Огромное скопление церквей и монастырей, построенных за века, вместе с бесчисленными постройками, жилыми зданиями для архиепископов, епископов, архимандритов, священников и монахов – таков Эчмиадзин, столица католикоса всех армян. Этот духовный сан в христианстве можно сравнить только с папством, но в то время как наследник святого Петра лишь только изредка вмешивается в политику, католикос всех армян в Эчмиадзине нередко был вынуждаем обстоятельствами действовать как правитель от имени своего народа. Обладатель этого сана был облечен очень большими полномочиями. Католикос, однако, не всегда восседал в Эчмиадзине; он переезжал в Довин, Ани, Ахтамар и Сис, везде сохраняя свое высокое положение в моральной и интеллектуальной жизни народа.

Закончив свой труд, Григорий передал кафедру сыну Аристакесу, который был его подчиненным с 318 года и в качестве представителя Армянской церкви присутствовал в 325 году на знаменитом Никейском соборе, откуда исходят принятые у армян догматы веры. Затем Григорий удалился в пещеру на горе Сепух в Верхней Армении и вскоре умер.

Царь смотрел на обращение Армении в христианство как на политический шаг. Дав стране национальную религию, Трдат освободил ее от иностранного влияния, ибо Рим, по описанию местных авторов, еще оставался языческим в течение некоторого времени, а Персия вернулась к религии Заратустры. Следовательно, это означало утверждение армянской национальной самостоятельности, что усиливало индивидуальный характер потомков Айка, способствовало их народному единству и тем самым национальной независимости.

Тем временем обращение Трдата и Константина в христианство вызвало у персов тревогу за будущее. Чтобы предупредить опасность, которую они предвидели в союзе христианских владык против поклоняющегося Ормузду Ирану, их эмиссары совратили большое количество вельмож и сановников Армении и вовлекли их в заговор за восстановление язычества в землях у Арарата. Если верить Агатангелосу, Трдата убили во время охоты, возможно, по наущению персов, но это убийство не привело к возвращению прежнего культа, ибо народ по всей стране оплакивал покойного царя.

«Тело Трдата, – говорит автор жизнеописания этого монарха, – доставили в Тортан и положили в серебряный гроб, украшенный драгоценными камнями, а везли его мулы в золоченой упряжи. Отряды вооруженных воинов со знаменами стояли по обе стороны, а перед гробом пели погребальные песни и жгли курения… За костром играли трубы и арфы, которые вторили голосам рыдающих женщин…»

Противодействуя христианской религии, сасанидское правительство, как мы видели, преследовало политические цели. Каждый раз, когда персы с победой входили в Армению, их войска сопровождали маздеистские жрецы, которым царь царей приказал насаждать в стране иранскую веру, дабы Армения, оставшись христианской, не стала аванпостом для борьбы Рима с Персией. Вместе с христианами служители маздеизма преследовали и оставшихся приверженцев языческой веры предков.

«Он [Ардашир или Арташир I], – говорит Мовсес Хоренаци, – побуждает усилить службу в храмах, пламя же Ормузда на алтаре в Багаване велит поддерживать неугасимым. Однако статуи, установленные Валаршаком в Армавире, изображения его предков вместе с Солнцем и Луной, которые были перенесены из Армавира в Багаран, и еще раз – в Арташат, – их Арташир разбивает. И, объявив письменным указом нашу страну своей данницей, полностью закрепляет ее за собой».

Эти попытки ктесифонского двора вернуть Армению в персидскую сферу влияния путем обращения ее в маздеизм продолжались до самого конца Сасанидской династии.

«Был назначен срок – шестой месяц, – говорит Елишэ, – они [персидские сатрапы и маги] суетились и торопились по велению царя. От навасарда^[49] до навасарда, гласит приказ, во всех местах, какие только есть под властью великого царя [Йездигерда], да будут упразднены церковные обряды, да будут заперты и опечатаны двери святых храмов, да будут изъяты в царскую казну по описи и счету посвященные сосуды, да умолкнут звуки псалмов и да прекратится чтение истинных пророков. Священники да не осмеливаются в домах своих поучать народ, верующие во Христа мужи и женщины, которые проживают в своих монастырях, да переменят свои одежды по мирскому обычаю. Затем и жены нахараров да обучаются учению мотов [магов]. Сыновья и дочери азатов и шинаканов^[50] да поучаются в наставлениях тех же мотов. Да будут расторгнуты и впредь воспрещены обряды святого брака, которые они имели от предков по христианскому чину, а вместо одной жены да имеют много жен, чтобы, плодясь, размножался народ армянский. Дочери да принадлежат отцам и сестры – братьям, матери пусть не устраняются от сыновей, да и внучки пусть восходят на ложа дедов. Убойный скот да не умерщвляется, не будучи посвящен, будь то овцы, или козы, или тельцы, или птицы, или свиньи. Тесто да не замешивают без пандама^[51], помет птиц и скотов в огонь да не прибывают, руки без гомэза^[52] да не омываются, выдры и лисицы и зайцы да не умерщвляются, змеи и ящерицы, лягушки и муравьи и какие другие есть еще всякие многоножки-черви да погибнут и срочно по счету предъявляются согласно царской мере»^[53].

Новообретенное христианство в Армении с самого рождения находилось под угрозой со стороны маздеизма и старых языческих верований, которые продолжали тлеть. Фавстос Бузанд, по сути, сообщает нам, что даже более века спустя после смерти Просветителя приверженцы армянских богов пытались поднять восстание. Один из мятежей случился во времена патриарха-католикоса Шаака I из Манцикерта (373–377); но все такие попытки подавлялись.

Драхма сасанидского типа грузинского эристава Гургена

Драхма сасанидского типа грузинского эристава Стефаноза I

У нас нет никаких археологических остатков сооружений, связанных с Арменией в сасанидский период, но несколько редких монет, которые чеканились правителями Иберии, показывают, что в те дни персидское влияние расширилось у подножия Главного Кавказского хребта и, следовательно, в соседней с Ираном Армении. Одна из драхм в персидском стиле несет монограмму эрисмтавара Гургена^[54], и огненный алтарь, изображенный на обратной стороне монеты, доказывает, что зороастрийская проповедь добралась и до иберов. На другой монете с именем эрисмтавара Стефаноза I^[55] костер сменен христианским крестом.

«Признание христианства Трдатом и облечение Григория Просветителя титулом главного епископа положило начало армянской церкви без какого-либо вмешательства греческой церкви, как это произошло со славянскими странами, когда там проповедовали Кирилл и Мефодий. Основание армянской церкви, следовательно, было национальным делом, и назначение, полученное Григорием от митрополита Кесарийского, имело не большее значение, чем простое рукоположение» (Кеворк Аслан). Эта церковь, которая сначала разделяла догматы Рима и Византии, отделилась от Константинополя в 491 году после Халкидонского собора (482), ибо он отказался признать учение о едином лице и едином естестве Иисуса Христа. Так возникла отдельная церковь, которую православные и католики называют григорианской по имени ее основателя святого Григория, а армяне зовут армянской. Эта церковь породила множество религиозных сочинений. В 1166 году патриарх Нерсес Благодатный установил в своем изложении веры армянской церкви ее идеи о природе Христа.

Разногласия между армянской и римской церковью относятся к догматическим вопросам. Армяне не признают похождения Святого Духа от отца и сына, не верят в чистилище. Однако именно догмат о воплощении или, скорее, вера в два естества и единое лицо Христа заставляет католиков считать армян схизматиками или, по крайней мере, инакомыслящими. Поэтому армянская церковь не признает главенства папы и, как многие христиане восточного толка, проводит различие между сущностью и существованием церкви. Она признает единство христианства как единство его основателя Иисуса Христа, но утверждает, что условия ее существования варьируются в зависимости от каждой отдельной церкви со своими ритуалами, порядками и обычаями.

Есть все причины считать, что именно ради того, чтобы не подчиняться ни римскому папе, ни константинопольскому патриарху, армяне упорствовали в верованиях, которые могли обсуждать или вообще понять только представители интеллектуальной элиты страны. Христианство отделило армян от персов, и они не желали присоединяться ни к латинскому, ни к греческому вероисповеданию. Ниже мы увидим, с какой энергией ее духовенство и знать отвергали все предложения Рима и Константинополя о союзе.

Я был вынужден несколько распространиться на эту тему и затронуть века уже после эпохи святого Григория, чтобы показать, какое положение занимала армянская церковь в христианском мире. Разногласия возникли из-за постановлений Халкидонского собора, и сегодня армянская церк�

Jacques de Morgan

The History of the armenian people

FROM THE REMOTEST TIMES TO THE PRESENT DAY

© Перевод, ЗАО «Центрполиграф», 2019

© Художественное оформление, ЗАО «Центрполиграф», 2019

Глава 1

Происхождение армянского народа. – Армяно-фригийцы во Фракии. – Их прибытие в Азию. – Путь к Арарату. – Завоевание Эрзерумской равнины. – Патриархи-айкиды. – Легендарная династия. – Мидийское происхождение. – Армянское царство при власти Ахеменидов. – Македонское завоевание. – Династия Фратаферна. – Правление Селевкидов в Сирии

Повествованиям древних авторов, интерпретируемых в свете надписей и археологических исследований, мы обязаны нашим успехом в нелегком выделении фактов о самых ранних течениях великих народов древности из массы окружающих их легенд. Этот новый свет, пролитый на истоки, позволяет по-иному взглянуть на движения человечества на заре современной цивилизации. Первые стремления Халдеи, Элама, Египта раскрыты уже с достаточной ясностью, чтобы с основанием утверждать, что шесть или семь тысяч лет прошло с зарождения нашей цивилизации и что ее первые благотворные волны исходили из этих азиатских и африканских прародин. Люди тогда лишь недавно научились записывать свои мысли и начали выходить из эры варварства, где память не имела вспомогательных средств, кроме примитивных изображений предметов, считающихся достойными запоминания.

Но хотя те народы, владевшие искусством письменности, оставили нам свою историю, к сожалению, этого нельзя сказать обо всех. Греки и италиоты довольно поздно узнали письмо, и многим народам эта способность, самая необходимая для распространения прогресса, оставалась неизвестной до начала христианской эры, а порой и позже. Армяне были среди тех, кто долго не знал письменности, и если бы у нас не было некоторых разрозненных указаний на их существование в виде коротких упоминаний у неармянских авторов, нам было бы абсолютно ничего не известно об их происхождении, так же как сегодня мы ничего не знаем о происхождении пеласгов, этрусков, басков и многих других народов, чьи имена постоянно всплывают в истории. К счастью, несколько отрывков из Геродота, ясные и точные, как и все, что написал этот великий историк, дают нам ценные сведения об истоках армянского народа и помогают оценить информацию, которую удается добыть у более поздних авторов, из открытий археологов или из общих исторических данных.

Перечисляя персидскую армию в то время, когда великий царь перешел Геллеспонт во время похода в Аттику, Геродот так говорит о контингенте, предоставленном Ксерксу армянами:

«Армении же, будучи переселенцами из Фригийской земли, имели фригийское вооружение»[2].

А несколькими строками выше:

«По словам македонян, пока фригийцы жили вместе с ними в Европе, они назывались бригами. А после переселения в Азию они вместе с переменой местопребывания изменили и свое имя на фригийцев».

Мы знаем, насколько точен был «отец истории» в своих словах, и о том, с какой заботой он собирал исторические предания и как скрупулезно цитировал свои источники. В данном случае, как и в других местах, когда он говорит об устном предании, в его утверждениях не может быть никаких сомнений.

Определенность, с которой Геродот писал об армяно-фригийцах, показывает, что он полностью полагался на память македонцев, хотя такие предания уже были довольно древними и уходили в глубь веков на тысячу лет. Но македонцы знали фригийцев, прежде чем они ушли в Азию, и должны были, конечно, поддерживать сношения с этим народом, который, как у нас есть все основания полагать, был родственным им. Армяне тогда были лишь ветвью племени бригов и, следуя судьбе всего народа, эмигрировали вместе с ними. Фригийцы, армяне и македонцы – все принадлежали к великой арийской семье.

Переход армян через Балканы засвидетельствован в истории Армении патриарха Иоанна VI (католикоса Ованеса), ибо, хотя утверждения автора безусловно основаны на желании связать ранних армян с Библией, тем не менее это правда, что, принимая теории толкователей библейских текстов, отождествляющих Торгом с Фракией (из-за одинаковой последовательности согласных в обоих названиях), патриарх Иоанн таким образом пришел к выводу и записал, что его соотечественники когда-то жили в Македонии, причем память об этом в его времена, вероятно, еще была жива в преданиях армянского народа. Вероятно, Иоанн даже имел доступ к очень древним рукописям, с тех пор утерянным; так или иначе, предания, записанные Геродотом, вместе с многими историческими фактами периода после миграции армян поддерживают его мнение, так же как и сходства в языке между армянами и другими арийскими народами, которые в тот период участвовали во вторжениях во Фракию, Малую Азию и Восточное Средиземноморье.

Оставив Балканский полуостров, где они затерялись среди других индоевропейских орд (которые, видимо, пришли из Центральной Азии через русские равнины и долину Дуная), армяне пересекли Босфор, как говорит Плиний, опираясь на авторитет древнего предания. Названия двух аскеназских озер – одного в Вифинии и другого в Писидии[3], аскеназского порта и, пожалуй, также аскеназского острова, несомненно, являются вехами, которые оставила миграция потомков библейского Аскеназа, то есть фригийцами, включая и армян.

Это произошло за двенадцать – тринадцать веков до нашей эры, во времена, когда в эллинистическом мире царила смута; но еще до VIII века фригийцы и армяне уже разделились, и вторые, оставив своих сородичей на горах у истоков реки Галис (Кызылырмак), уже наступали в Каппадокию, воспользовавшись заброшенностью этого региона после падения Хеттской империи.

Мы не знаем, почему армяне, переправившись через Евфрат, предпочли отправиться в араратский регион; но мы знаем, что примерно во время их миграции важные движения происходили в Малой Азии и на побережьях. Эллины распространялись по всему берегу Черного моря, основывая торговые посты и колонии; Трапезунд и Синоп датируются этим периодом[4]. Государство Урарту исчезало[5], даже Ниневия пришла в упадок[6], тогда как скифы опустошали всю Западную Азию. Может быть, переселению армян на новую родину способствовало вторжение северных орд, которые, возможно, были им родственны? Это представляется вероятным, ибо эти захватчики только что разгромили величайшие государства и распространили опустошение и гибель среди бывших данников Ассирии. «Там Мешех и Фувал со всем множеством своим, – вскричал Иезекииль, – вокруг него гробы их». И этот пугающий хаос был весьма благоприятен для стремлений сородичей Айка.

В этот период, примерно в конце VIII века до н. э., на восточной политической арене появилась Мидийская держава. В 713 году Саргон покорил небольшое государство царя Дайукку (Дейока), и преемник этого иранского правителя Фравартиш (Фраорт) присоединил к своему царству собственно Персию, то есть страну на юге и юго-востоке от Экбатаны. Новый царь мидян одолел ассирийцев и лично участвовал в разорении их земли, так что даже погиб под стенами осажденной им Ниневии.

С Увахшатрой (Киаксаром) Мидия достигла зенита своей власти, и после падения Ассирийской империи этот царь и его союзник Навуходоносор, владыка Вавилонского царства, разделили между собой Азию. Экбатана оставила себе Ассирию, захватила царство Урарту, расширила свое господство на все северные страны, и ее армии, продвигаясь по реке Галис, напали даже на царей Лидии (585 до н. э.).

Монеты, приписываемые лидийскому царю Крёзу

Когда в 559 году корона перешла от мидян к персам, армяне, уже поселившиеся на Эрзерумской равнине, оказались в том же положении, что и другие народы, попавшие под владычество Киаксара; Ахемениды поместили их в своей 13-й сатрапии, а урарты, присоединенные к матиенам и саспирам, образовали 18-ю сатрапию. Текст Геродота ясно говорит, что в VI веке армяне еще не ассимилировали жителей Ванского региона.

Некоторые авторы считают, что армяне могут происходить от бывших подданных Аргишти и Сар дури. Этой гипотезе противоречат вышеуказанные факты; более того, они опровергаются и преданиями, и лингвистическими данными. Совершенно ясно, что это были два отдельных народа, которые не имели между собой ничего общего. Арийцы – новоприбывшие – постепенно ассимилировали старых обитателей Наири и Вана, и это привело к тому, что те утратили свои национальные особенности и язык, и вскоре от когда-то могущественных урартов остались лишь несколько собственных имен, сохранившихся в армянском языке. «Княжеские роды Армении, такие как Рштуни, Манавазян, Бзнуни, Арцруни – которые правили Ванским регионом до XI века нашей эры, – оставили имена Руса, Менуа, Ишпуини, Аргишти, взятые у древних царей Биайны. Следовательно, падение Урартского царства не повлекло за собой исчезновения его вассалов, которые составили основную часть армянского народа, сохранив свои „сеньоральные “ привилегии» (Кеворк Аслан).

Такое сохранение имен из утерянных языков в речи новоприбывших – логичное явление, и его примеры обильно встречаются во всех языках. Латынь содержит немало этрусских слов, а во французском мы находим слова из кельтского и лигурийского, а также, можно не сомневаться, из языков людей каменного века.

Изучение словарного состава армянского языка, более чем какого-либо иного, представляет немалую трудность. В него вошли термины из следующих языков: ассирийского, древнееврейского, мидийского, картвельских (грузинского, мегрельского, лазского), урартского (наирийского), скифского, греческого, арабского, турецкого, монгольского, персидского (старого и современного), курдского, латинского, русского и др. Анализируя состав курдского языка, я обнаружил в каждом диалекте большой неарийский остаток из незаменимых элементов, которые, несомненно, происходят из утерянных языков, и то же можно сказать и об армянском.

Это смешение армян с более древним населением, которое привело к формированию нации, заслуживает некоторого внимания, для чего мы должны вернуться к вопросу о том, какие народы населяли Западную Азию в ассирийский период.

У нас недостаточно достоверной информации относительно этнического состава народов, обитавших в Западной Азии до того, как на юге в нее вторглись семитские элементы. Единственные языки, на которых до нас дошли надписи, – это шумерский и эламский на юге, хеттский на западе и урартский (биайнский) на севере. Это языки не семитские и не арийские; они принадлежат к группе, называемой туранской, в которую издавна принято включать весь несемитский и неарийский материал. Из этих четырех языков только два проанализированы наукой, а именно эламский и урартский.

Эламский, хорошо изученный сегодня благодаря моим собственным открытиям и исследованию сузских текстов Ж.-В. Шейля, как показал этот ученый, охватывал период примерно в две тысячи лет. На нем говорили еще персы в период Ахеменидов. Односложные корни в эламском языке имеют агглютинативный характер, и единственная причина, почему производные слова могут образовываться при помощи флексий, состоит в том, что этот агглютинативный язык находился под влиянием более развитой формы речи (семитских языков), из которых он заимствовал идею флексии, не усвоив при этом их форм.

Так же обстоит дело и с урартским языком, на котором говорили в Араратском регионе (Урарту) в ассирийскую эпоху и который значительно отличается от семитских языков.

Эти данные вместе со многими собственными именами, встречающимися в ассирийских текстах, свидетельствуют о том, что за двадцать веков до нашей эры большая часть Западной Азии была населена несемитской и неарийской группой народов. Говоря «группа», я не имею в виду, что языки, на которых говорили эти разные народы, были взаимосвязаны; отнюдь. Но я отношу эти несемитские и неарийские народы к говорящим на языках менее развитых, чем языки захватчиков-семитов. Многочисленные картвельские языки, видимо, являются последними современными представителями этого этнического собрания, которое некоторые авторы называли неопределенным термином белых аллофилов. Антуан Мейе в своей «Сравнительной грамматике классического армянского языка» обращает внимание на сходство армянского с кавказскими языками; эти сходства происходят от контакта с местным населением еще в очень ранние периоды, что совершенно естественно.

Первая попытка научно проанализировать грузинский язык содержится в статье Ж.-А. Гаттериа; и ученый переводчик урартских надписей, профессор А.Г. Сейс распознал реально существующие связи между языком Урарту и речью картвелов. Таким образом, с одной стороны, армянский язык содержит урартские термины и картвельские формы, а с другой – урартский имеет связь с кавказскими языками. Эти факты, установленные выдающимися лингвистами, поддерживают ту гипотезу, что древние обитатели Западной Азии, частично поглощенные армянами, принадлежали к той же лингвистической группе, что и современные кавказцы.

Ассирийцы называли «народами Наири» все нации, жившие между истоками реки Галис и озером Урмия, а также те, которые жили севернее, и не смешивали эту группу с мушками (мосхами), хати или хеттами, куммух (Коммагеной) и курхи, находившимися южнее. То есть они признавали этнические связи между этими народами. Урарту было главным из царств Наири. Озеро Ван называлось Наирийским морем, и правители Тушпы (Вана) распространяли свою власть на регионы Нумме (Эрзурум), Кирури (Муш-Битлис), Биайна (Ван), Мусасир (Битлис-Сельмас), Ахкуса (Карабах-Ереван) и на севере до Малого Кавказа. Это те самые земли, которые позднее завоевали армяне и превратили в свое царство. Что касается народов Наири, точно известно, что они не исчезли. Некоторые из них могли уйти в горы, но в основном они были поглощены новым арийским элементом, стоявшим на более высокой ступени развития, чем древние обитатели Азии. Языки исчезли, а с их исчезновением постепенно изгладилась и память о том, чем было царство Наири при урартских владыках.

Однако отдельные предания еще сохранялись в первые века нашей эры, поскольку Мовсес Хоренаци оставил нам любопытное описание города Ван и работ, производившихся царями Урарту в Тушпе, их столице, каковые он приписывает легендарной царице Семирамиде:

«…И, обойдя много мест, она [Шамирам, то есть Семирамида] с востока подходит к берегу соленого озера и видит на побережье продолговатый холм, тянущийся к закату солнца, чуть повернутый к северу, а на его полуденной стороне круто вздымающуюся скалу, обращенную прямо к небу; к югу же от холма, в отдалении – удлиненную плоскую долину, отлого спускающуюся с восточной стороны горы к берегу озера, обширную и красиво испещренную ущельями, по которой стекали идущие с горы потоки ключевой воды, просачиваясь сквозь расщелины и долы и сливаясь у подножия горных отрогов в просторную роскошь рек; [видит] и немало селений в глубине долины, построенных по обеим сторонам вод, а к востоку от приглянувшегося ей холма – невысокую гору.

Здесь-то и останавливает свой взор Шамирам… Она повелела прежде всего построить речную плотину неимоверной ширины и высоты, соорудив ее из обломков скал и огромных камней и скрепляя их известью и песком… Она протянула эту плотину на расстояние многих стадий, до места, предназначенного для города…

Ванский крылатый бык. Британский музей

Так, принуждая их к тягчайшему труду, она всего за несколько лет создает это чудо – обведенный крепчайшими стенами с медными воротами [город]. Внутри города она возводит много прекрасных дворцов, украшенных разноцветными камнями, двухэтажных и трехэтажных, обращенных каждый, как положено, к солнцу, делит город на части прекрасными и широченными улицами. Строит в нем в нужных местах великолепные, достойные удивления бани. Часть речных вод отводит в город для различных нужд и орошения садов и цветников… Восточную, северную и южную стороны города сплошь украшает дастакертами, купами ветвистых деревьев, разнообразных по своим плодам и листве; насаждает она там также много различных плодоносных [деревьев и лозы], дающих вино. Так она создает великолепный и славный во всех отношениях и крепкостенный [город] и заселяет его несчетным множеством людей.

…Обведя вершину холма стеной, она устраивает там некое жуткое тайное царское обиталище с малодоступными входами и адски трудными выходами.

…Внутри же солнечной стороны скалы, при такой твердости вещества, что на ней и железом не проведешь теперь никакой черты, она чудом вырубила много покоев, опочивален, казнохранилищ и глубокие ниши, неведомо никому для чего предназначенные. И, выровняв всю поверхность скалы, как стилом – воск, она начертила на ней множество письмен, один только вид которых повергнет в изумление любого. И не только здесь, но и во многих других местах Армянской страны она велит установить каменные столпы и начертать на них [надписи] в память о себе теми же письменами».

Так, по преданию, в первых веках нашей эры армяне думали о городе Ване в районе озера Тоспитис в провинции Васпуракан. Тысяча лет прошло со времен крушения Урартского царства, никто уже не мог прочесть надписи правителей Арарата, и история могущественных врагов Ассирии затерялась во мраке забвения. Не сохранилось памяти даже о том, что великое независимое царство существовало на плато до прибытия армянского патриарха и его соратников. Остались только внушительные руины в Ване, поражавшие воображение путешественников. Мовсес Хоренаци побывал там и передал нам легенды, ходившие о них в те времена.

Как бы то ни было, имеющиеся у нас документы показывают, что приход армян из Каппадокии на плато Эрзерума произошел в VIII и VII веках до нашей эры и что по меньшей мере за шестьсот лет до нашей эры их народ уже занимал некоторые районы в окрестностях Арарата и озера Ван[7]. В своем продвижении на восток армяне отогнали племена мушков и халибов, а также другие кланы страны Наири, упомянутые в ассирийских надписях как жившие в долинах Верхнего Евфрата.

Как мы только что видели, народы Наири, вероятно, принадлежали к той же семье, что лазы, мегрелы и грузины нашего времени. Некоторые из них были поглощены армянами, другие, отступившие от них на север, видимо, с тех пор не подвергались изменениям; они унесли в душах ненависть к захватчику, и эта неприязнь сохранялась на протяжении веков, всегда очевидная во враждебном отношении кавказцев к узурпаторам земли их предков. Ее грузины лелеяли до самых последних лет, хотя само воспоминание об их прежних несчастьях уже давно изгладилось.

Примечательно, что картвелы остались разделенными на кланы, говорящие на разных диалектах одной лингвистической группы, не имеющие политических связей друг с другом и часто взаимно враждебные, как это было еще во времена царей Урарту. Это упорство в сохранении речи и традиций подводит нас к мысли, что в кавказцах мы видим сегодня остатки первобытных народов, завоеванных армянами.

Последствия великих переворотов, которые в начале истории сотрясали Азию, нам не совсем ясны; единственный источник наших знаний – ассирийские надписи – смолкает, не доходя до падения Ниневии, и в Урарту не осталось правителей, способных продолжить летопись свершений и событий, подобную той, что цари династий Сардури и Аргишти прежде вырезали на камнях Вана. Что касается всех тех народов, которые были лишены дара письменности, они погрузились в забвение, из которого их вывели на свет лишь несколько веков назад надписи о триумфах правителей Ниневии. Затем историю Азии покрывает густой туман неизвестности и держится до тех пор, пока на персидский трон не всходят Ахемениды.

Неясные сведения об истоках армянского народа в краях возле Масиса приводит Мовсес Хоренаци[8], но так как документы, которые, по собственному утверждению, он получил от некоего Мар Абаса Катины, систематически им искажались и подтасовывались, нам очень трудно основываться на указанных им именах древних героев Армении.

Он говорит, что у Айка, который, по-видимому, вел народ из Каппадокии к Арарату, было четверо сыновей: Кадмос[9], Хор, Манаваз и Араманьяк (Араманеак). У Араманьяка, одного из народных героев[10], был сын по имени Арамаис, отец Амасии, дед Гегама, который родил Харму, отца Арама.

Ассирийская империя, как мы видели, была уничтожена и сменена империей мидян. Мы знаем, что они расширили свое государство до реки Галис, до границ царства Крёза, ибо в тот период Лидийское царство поглотило всю Малую Азию, за исключением Ликии и Киликии (558дон. э.). Возможно, господство династии Мармнадов заставило армян уйти из Фригии; в любом случае они уже были на Эрузурмском плато, когда скипетр перешел из рук мидян к персам. Киру понадобилось всего три года (549–546) для покорения северных земель и завоевания древнего Урартского царства вместе со всей Малой Азией, и, вероятно, армянам пришлось терпеть иго мидян до тех пор, как они не подпали под власть персов, так как, по всей вероятности, они установились в конце периода смуты, последовавшей за крушением Ниневии и предшествующей воцарению Ахеменидов.

Как повествует Мовсес Хоренаци, Айк[11] – герой, давший свое имя народу, – был сыном Торгома, сына Тираса, сына Гамера, сына Иафета. Эта библейская генеалогия, пожалуй, соответствует общим этническим фактам, но ее не следует считать основанной на армянских преданиях и, следовательно, повреждающей табуляцию народов в Книге Бытия. Мовсес Хоренаци признается, что он сам составил ее «в меру наших возможностей», положив в основу «то достоверное, что мы нашли в древних историях, с нашей точки зрения совершенно правдивых». Эти слова ставят печать неправдоподобия на все его рассказы о событиях, современником которых автор не был.

Первые четыре имени этой родословной взяты, разумеется, из Бытия, и эти заимствования произошли в первые века нашей эры, когда Армения становилась христианской, ибо измененная форма Тогром (Фогарма) не встречается нигде, кроме греческого варианта Библии, называемого Септуагинтой. Значит, именно из этой версии Писания первые армянские хронологи вывели семейное древо, которое затем и стало общепризнанным. Кроме того, все новообращенные христиане были склонны связывать свое этническое происхождение с Библией, и неарийцы-грузины, совершенно чуждые армянам, примерно в то же время не колеблясь также назвали себя сыновьями Фогармы (Таргамоса). Противопоставление этих двух псевдотрадиций показывает, насколько мало можно доверять сведениям о происхождении народа у первых христианских историков.

В любопытном пассаже из своей «Истории» Мовсес Хоренаци (ссылаясь на Мар Абаса Катину), всецело проникнутый своими толкованиями, излагает странную мешанину из языческих и библейских преданий [12].

«Грозными и величавыми, – цитирует он, – были первые боги – источники величайших на свете благ: начала земли и заселения ее людьми. От них отделилось поколение великанов, нелепых и огромных телом исполинов. Обуянные надменностью, они породили нечестивый замысел столпотворения и тотчас принялись за его осуществление. Но ужасная буря божественного происхождения, взвихренная гневом небожителей, разрушила башню[13], и боги, наделив каждого непонятным (для других) языком, ввергли их в смятение. Одним из них был Иапетостеев Хайк, именитый и храбрый нахарар[14], меткий стрелок из могучего лука».

Но Мовсес не ограничился этими баснями и также в очередной раз сослался на старое предание армянского народа, которое в целом совпадает с македонскими легендами, дошедшими до нас через Геродота.

«Сам же [Айк], – говорит сирийский летописец, – вместе с остальными людьми и скарбом продвигается на северо-запад, приходит и поселяется на высокогорной равнине и дает этому нагорью название Харк, указывающее, что поселившиеся здесь являются отцами рода Торгомова дома. Строит и деревню и называет ее по своему имени Хайкашеном [т. е. «построенный Хайком»]. Также и в этом месте истории упоминается небольшое число людей, поселившихся прежде в южной стороне этой равнины[15], у горы с вытянутым основанием[16], которые добровольно подчиняются богородному герою».

Едва ли можно более лаконично в нескольких строках подвести итог миграции армян из Каппадокии в землю, где они живут по сей день.

Начиная с древних халдейско-еврейских легенд и черпая по велению фантазии и прихоти из семитских преданий, армяне по примеру так называемого Мар Абаса Катины рассказывали в своих сочинениях, что Белое или Бел вторгся в Эрзерум и Ван с целью положить конец завоеваниям Айка. Ни словом не упоминаются ассирийцы, мидяне, урарты или наирийские народы; Бел персонифицирует все сопротивление, с которым встретились новоприбывшие[17]. Но, добавляют они, Бел был разгромлен и убит в битве при Хайоцдзоре, и это событие местные хронологи относят к 2350 году до н. э.[18] Эту датировку необходимо сдвинуть вперед примерно на тысячу восемьсот лет, чтобы придать хотя бы какое-то правдоподобие рассказу, ибо в XXIV веке до н. э. предки армян, разумеется, были еще смешаны с их арийскими братьями в индоевропейской колыбели и далеки от Дуная и фракийских гор. Ассирийская империя и Урартское царство еще не родились, а семиты Халдеи все еще оставались в Южной Месопотамии и на побережье.

С одной стороны, в этом чудесном и запутанном пересказе борьбы, которую должны были вести армяне, чтобы завоевать свои новые владения, мы определенно видим память о сопротивлении, которое оказали пришельцам, чтобы остановить их продвижение, недавно освобожденные вассалы Ассирии и, разумеется, урарты. С другой стороны, Ниневийское царство, хотя и находившееся в упадке, пало только через некоторое время[19], и цари Ассирии, чрезвычайно обеспокоенные тем, что племена мидян объединились в единое государство, а также чувствуя угрозу со стороны вавилонян и тревогу по поводу того, что на азиатскую арену вышли скифы, никак не могли допустить, чтобы новые противники обосновались на северной границе их империи.

Однако они потерпели неудачу, и армяне, когда Айк победил и убил Бела, смогли установить свое владычество над Эрзерумским регионом.

Оккупация Западной Азии скифами, по Геродоту, продолжалась двадцать восемь лет; Армении и Закавказья – определенно намного дольше, ибо у орд с севера была только одна дорога в тех местах, по которой они могли соединиться с основной частью своего народа, и эта дорога проходит через перевал Дербента и так называемые Аланские Ворота[20]. Немногие из них, однако, вернулись в свои северные степи; в основном они поселились в областях верхнего Галиса и Фермодонта (Терме) и постепенно исчезли, затерянные среди соседних народностей: каппадокийцев, фригийцев, армян, мосхов и тибаренов. Однако мы не находим в армянских хрониках никаких следов какого-либо скифского господства, и это молчание заставляет нас предположить, что либо армяне были родственно связаны с северными кочевниками, либо они переселились на восток уже после их ухода. В первом случае скифы не были бы враждебны воинам Айка и помогли бы им достичь своих целей. Во втором армяне смогли бы воспользоваться общим беспорядком, который последовал за скифским вторжением.

Мы уже видели, что армяне прибыли во Фракию в то же время, что и другие ветви арийской семьи, и что все эти народы пришли с востока через русские степи. Народы, принадлежащие одной и той же этнической группе, взошли в одно и то же время по долине Дуная и достигли Западной Европы, в то время как другие распространились по странам Центральной Европы. Лигурийцы и галлы, несомненно, принадлежали к одной из этих приливных волн человечества, ибо они уже давно поселились на западе старого мира, когда, за шестьсот лет до Рождества Христова, греки вступили с ними в контакт на побережье Средиземного моря.

Таково было время этих вторжений, разнообразные элементы которых и составили мир классической Античности, мир, который развивался в течение двух тысяч лет с XV века до н. э. до V века н. э. и который в конце концов достиг всеобщего господства. Ибо, хотя две тысячи лет спустя другие волны, тоже с Востока и тоже шедшие по тем же дорогам, на время изменили лик старого мира, посеяв разруху и опустошение и снова погрузив Европу в варварство, все же элементы первых вторжений уцелели и породили наши современные государства, те нации, которые в последние века донесли свой порыв до всех уголков мира.

Во время царившей в Азии смуты армяне, обосновавшись на завоеванной земле, оставались непоколебимы и благодаря своей отваге до сего дня сохранили национальность, язык и обычаи, тогда как почти все народы, которых они знали в ранние дни, исчезли с лица земли. Их братья фригийцы теперь лишь смутное воспоминание. Единственные среди своих современников эллинов, италиотов и галлов, они преодолели катаклизм, хотя и пережили множество смешений и забыли немало прежних обычаев. Но, помимо греков, нам не следует искать в современных нациях родства с армянами, но только в тех, которые прихлынули из северных степей на средиземноморские берега с той же волной, что принесла предков Айка во Фракию. И эти народы, к прискорбию, в течение многих веков были погружены в темную пропасть забвения.

Таковы в общих чертах истоки армян. Мы располагаем достаточными документами для того, чтобы уверенно определить главные стадии развития этого древнего народа, но не для того, чтобы изложить его в подробностях. Тем не менее мы точно знаем, что их гордая родословная уходит более чем на три тысячи лет назад, и она значительно более древняя, чем у многих европейских народов. Индия и Китай, несмотря на свои сказочные легенды, едва ли имели столь давние начала. Только старые нации Западной Азии – сирийцы, халдеи, курды (мидяне) – и египтяне в Северной Африке имеют более древние летописи предков. Что же касается персов, то их политическая жизнь началась лишь около того периода, когда Армения уже приобрела государство, а Рим был основан уже после того, как народ Айка ушел из Каппадокии.

Армянский – это индоевропейский язык, то есть он принадлежит к западной ветви арийской семьи и эволюционировал в параллельном направлении с греческим и другими языками, в большинстве своем утерянными, на которых говорили в Центральном и Восточном Средиземноморье около 1000 года до н. э. Но благодаря тому, что армяне поселились в Араратском регионе, их язык, сохранив главные грамматические формы, насытился множеством элементов, взятых у подчиненных народов, у тех, кто господствовал над Арменией, и у соседей. Последовательное влияние мидян, ахеменидских и сасанидских персов, парфян, македонцев, византийцев, арабов и турок дало новые словесные корни в словарном составе армянского языка, но его общие характеристики сохранились. Мы не располагаем письменными источниками, которые продемонстрировали бы нам древнюю форму армянского, и исходный язык можно восстановить только теоретически, поскольку до христианской эры армяне не знали письменности. Их фригийским братьям больше повезло в этом отношении, но, когда они под влиянием эллинизма приобрели письменность, армяне уже, вероятно, отделились от них.

Мовсес Хоренаци горько жалуется на невежество, в котором его соотечественники пребывали до их обращения в христианство, и объясняет это тем, что у них не было собственной письменности. Следовательно, мы точно знаем, что у армян во время их миграции не было способа записать свои мысли. Несомненно, когда находились в Каппадокии, они знали хеттскую иероглифику, но эта система записи, полная идеограмм, не позволяет понять фонетическую транскрипцию. Агатангелос, Мовсес Хоренаци, Лазарь Парпеци согласны с Диодором Сицилийским и Полиэном в утверждении, что для составления купчих, переписки и документов, необходимых в повседневной жизни, армяне долгое время пользовались греческими, персидскими (пехлевийскими) и сирийскими буквами. Возможно, они пытались пользоваться персидской клинописью, которая, как известно, является фонетическим производным из халдейско-ассирийской системы, видя, что идеографические знаки использовались в Урарту, как и у некоторых несемитских народов Западной Азии. Но эта попытка, если она и была сделана, вскоре сошла на нет, и показанный персами пример, как видно, не нашел подражателей среди армян, мидян, картвелов или народов Наири. У нас нет никаких надписей, оставленных этими народами.

Иероглифическая надпись из Ани

Российская археологическая комиссия в 1900 году обнаружила на кладбище возле Ани сосуд с любопытной иероглифической или пиктографической надписью, которая представляется древней и, видимо, свидетельствует о том, что в этом регионе до периода урартской клинописи, вероятно в период Урартского царства, предшественники армян на Ереванской равнине пользовались весьма примитивной графической системой. Видимо, после этой попытки новых не последовало, поскольку это единственный случай подобной находки. Он, однако, доказывает, что с древнейших времен народы Закавказья чувствовали потребность в выражении мыслей. Произошедшие перевороты помешали развитию этой примитивной концепции, которую мы упоминаем лишь для общей картины.

В то время, когда Айк прибыл в Армению, фонетическое письмо, которому суждено было иметь столь великое будущее, уже имело хождение в Западной Азии, например, в виде арамейского алфавита. Зародившись в Финикии, он распространился по Ассирии и Халдее и использовался в текущих документах, а также достиг Аравии, развившись по-разному в каждой стране. Несомненно, армяне знали об этой письменности, но она была создана для семитских языков, в которых главную роль играют согласные, и арамейский алфавит не подходил для фонетической системы арийского языка, для которого свойственны флексии, в основном основанные на гласных; армяно-фригийцы, в отличие от греков, не сумели дополнить его исходя из своих потребностей. Персы оказались более дальновидны: они составили зендский алфавит, чтобы записать священные книги Авесты. Это нововведение, однако, имело место в гораздо более поздний период, после образования пехлевийского языка.

Филострат утверждает, что во времена Аршака (150 до н. э.) армяне имели собственную систему письма, но это утверждение противоречит всему, что говорит об этом Мовсес Хоренаци, никак не поддерживается надписями и представляется неприемлемым.

Армянский язык в своей основе, структуре и корнях определенно относится к индоевропейским, и это следует особо подчеркнуть. Он отличается от восточной арийской группы, то есть от языков иранского, древнеперсидского, зендского, пехлевийского, курдского, осетинского и т. д., так же как европейские языки. Однако в его различных диалектных формах сегодня он часто смешивается с семитскими, кавказскими, иранскими и алтайскими элементами в силу долгого контакта, который потомки воинов Айка поддерживали с населением, говорящим на языках этих групп. Персидско-пехлевийский язык среди прочих благодаря господству парфян и Сасанидов оставил очень много следов в словарном составе армянского. Что касается средневекового армянского и современного литературного языка, который гораздо чище в этом отношении, то они благодаря своей гибкости являются превосходным средством передачи мыслей. Армянский язык, таким образом, очень хорошо сохранялся на протяжении веков, по крайней мере в его грамматических формах, несмотря на все превратности говорящих на нем людей.

Вместе с традицией языка, которая представляет первостепенную важность для сохранения национального характера, у армян существовала и вера предков. У них, безусловно, был свой пантеон, по всей вероятности очень родственный с пантеоном фригийцев, и он соответствовал религиозным воззрениям целой группы индоевропейских народностей[21].

Однако, оказавшись благодаря своим завоеваниям в контакте с семитами Ассирии, сыны Айка переняли нескольких божеств у своих южных соседей[22]. Бог Баршам или Баршамин, о котором говорит Мовсес Хоренаци, а у Анании Ширакаци он зовется предком ассирийцев Баршамом, – это не кто иной, как семитский Баалшамин. Статую этого бога, которому издавна поклонялись по всей Армении, однажды привез в Месопотамию Тигран II, сын Арташеса. В другом месте, в городе Ерез, стояла золотая статуя богини Анаит, семитской Анахиты, и, согласно Плинию, этой статуе поклонялись и азиатские, и западные народы. Драгоценный идол был среди добычи, захваченной у парфян Марком Аврелием, и в конце концов его уничтожил Трдат (Тиридат) после принятия Арменией христианства.

В селении Тил стояла статуя Нанэ, великой халдейской богини Наны, слившейся с греческой Артемидой, и когда в последующие века под персидским влиянием армяне официально приняли маздейскую религию, они дали Ахура-Мазде (Арамазде) имя «Отец богов». Потеряв свои иранские характеристики, он стал кем-то вроде Зевса применительно к богам предков.

Такое приобщение Армении к зороастрийскому культу, которое, как представляется, было лишь поверхностным, не отменило богов, которым поклонялись соратники Айка; персидское влияние вместе со страхом перед сасанидским вторжением сделало обращение необходимым. Включение Баршамина, Анаит, Нанэ и других семитских богов в армянские святилища произошло из-за того, что правителям было необходимо способствовать ассимиляции народов, в чьи земли они вторглись. Этим богам семитского происхождения поклонялись все вассалы Ассирии, и царям было нужно не задеть религиозных убеждений покоренных народов. Весьма вероятно, что алтари верховного божества Урарту Халди также стояли рядом с алтарями Багдиаса, фригийского Юпитера.

Если говорить коротко, армянский пантеон в век перед введением христианства происходил из разнообразных источников. К богам предков добавились боги Персии, месопотамских семитов, Сирии и греков, но в большинстве случаев эти божества появились скорее в результате ассимиляции, нежели как нововведение. У индоевропейцев существовало великое множество богов, и поэтому армяне легко нашли в своем пантеоне место для богов своих соседей, повелителей и народов, которые они сами покорили. Почти все имена их божеств имеют иранское происхождение. Отпрысков Арамазды (Ахура-Мазды) первоначально было семь, затем стало десять. Михр, Анаит, Нанэ, Баршамин, Астхик, Тир – вот главные боги, за ним идут Ваагн и Спандарамет. Но выше всех стоял Ванатур, бог нового года, который осыпал человека своими дарами и культ которого, свойственный только армянскому народу, видимо, уходит в его древнейшие периоды. Кроме того, натуралистические верования индоевропейцев под персидским влиянием персонифицировались в Армении в форме добрых и злых духов.

Эллинизм не принес новых богов, но привел к некоторым ассимиляциям, в большинстве своем весьма относительным. Арамазд стал Зевсом, Михр смешался с Гефестом, Анаит – с Артемидой, Нанэ – с Афиной, Астхик – с Афродитой, Тир – с Гелиосом, Ваагн – с Гераклом или Аресом и т. д. Что касается самих верований, то они, по-видимому, не претерпели особых изменений.

Каждая провинция, каждая область имела своего местного бога или божество-покровителя. Главный храм Анаит находился в Ерезе (Эрзинджане), но святилища этой богини также были в Армавире, Арташате, в районах Тарона и других местах. Астхик, богине удовольствия, поклонялись на берегу озера Ван.

У нас очень мало информации о первоначальных религиозных воззрениях армян, однако есть некоторые указания на то, что, как и большинство их собратьев арийцев, они начинали с поклонения Природе, которое постепенно трансформировалось в национальный пантеон. Как бы то ни было, почитание богов предков было так глубоко укоренено в народе, что выжило, несмотря на все искушения и удары. Более того, это упорство в религиозных убеждениях так и не ослабло в армянах со времен принятия христианства, ибо лишь немногие народы обладали силой поддерживать живой свою веру в течение многих веков среди самых ужасных гонений.

Языческий барельеф из Багреванда, возле Баязида

Когда Дарий I, сын Гистаспа, стал повелителем персов и мидян, ему пришлось принять на себя тяжкую задачу по укреплению и упорядочению империи Кира, и опасения за границы своих владений заставили его захватить армянскую твердыню. Он должен был иметь полную власть над Эрзерумским плато, не только для предотвращения опасностей, которые могли прийти с этого горного массива, если бы он остался в руках у энергичного и независимого народа, но также и для того, чтобы сдерживать буйные племена из долин Фазиса и Кира и контролировать северные орды, которые представляли постоянную угрозу. Преграда в виде Большого Кавказа стояла грозной стеной против скифов, по которым в Западной Азии осталась ужасная память, но им нужно было удержать подножие этого вала и закрыть Каспийские ворота и Дарьяльское ущелье. Поэтому он первым делом обеспечил себе власть над Арменией. После ее оккупации единственной пограничной заботой великого царя остался Оке (Амударья), степи которого тогда населяли знаменитые массагеты, на чьей территории Кир распрощался с жизнью, и другие не менее грозные скифские племена.

Но это великое Персидское государство, так поспешно основанное Киром, опиралось на феодальные принципы. Каждый народ сохранял свои законы и наследственных правителей, и в силу этого дворцовый переворот, произошедший после смерти Кира и приведший к воцарению Дария, имел последствия среди вассалов империи, и в большинстве провинций вспыхнули мятежи. Армения в надежде обрести свободу присоединилась к коалиции северных народов и, вероятно, даже была их подстрекателем.

Персы ожесточенно сражались с армянами, судя по рассказам на знаменитой Бехистунской стеле[23] – единственной примечательной надписи, которая повествует об этой войне в империи Ахеменидов.

Дарий I рассказывает о кампаниях, которые ему пришлось вести, чтобы преодолеть упрямое сопротивление армян, чья страна, хотя и включенная в его владения, очевидно, пользовалась значительной самостоятельностью.

Есть основания полагать, что либо силой, либо хитростью персам удалось разделить армян. Политическая структура последних также была основана на феодальных принципах, так как именно армянину на службе Ахеменидов, безусловно, предателю своей страны, царь поручил подавить национальное восстание, назвав его мятежом. Венец сатрапа, несомненно, должен был стать наградой негодяю.

Вырезанная камне надпись гласит:

«Говорит Дарий-царь: армянина по имени Дадаршиш, моего раба, я отправил в Армению. Я так сказал ему: „Иди, разбей мятежное войско, которое не называет себя моим“. После этого Дадаршиш отправился. Когда он прибыл в Армению, мятежники собрались и пошли, чтобы дать сражение Дадаршишу. В местности Зуза в Армении они устроили сражение. Ахурамазда оказал мне помощь.

Милостью Ахурамазды мое войско наголову разбило мятежное войско.

В 8-й день месяца туравахара [май-июнь 519 г. до н. э.] ими было дано сражение».

Двойной золотой дарик Ахеменидов

Вторая стычка имела место у города Тигра (в июне 519 г.), а третья – в том же месяце, когда была взята крепость Уяма. Но в своей надписи Дарий говорит только о вражеских потерях, не упоминая, одержали ли победу его войска.

Однако представляется вероятным, что персы под началом Дадаршиша не одержали того успеха, которого ожидал царь царей, поскольку этот человек, который, несомненно, был из армянской знати, попал под его подозрение, ведь вскоре после вышеупомянутого похода Дарий заменил его персидским военачальником по имени Ваумиса.

Со своей стороны, армяне, очевидно, в наступлении вышли далеко за свои границы и, значит, одержали победу в кампании против Дария. Это произошло в Ассирии, вероятно в южных предгорьях Армянского Тавра, где Ваумиса встретил и разгромил повстанцев в конце того же года. Решительная битва, судя по надписям, произошла в мае 518 г. до н. э. в области Аутиара, местонахождение которой мы не можем установить. Однако заявление Дария противоречит фактам в целом, так как Ваумиса, боясь вступить на вражескую территорию, возможно, из-за былого провала, посчитал разумным дождаться своего господина, занятого тогда осадой Вавилона, чтобы тот пришел и лично угомонил северных мятежников.

Эти битвы армий Дария I с армянами – древнейшие дошедшие до нас свидетельства армянской отваги, но еще до них, разумеется, должны были быть какие-то экспедиции Кира в араратский массив. За этими войнами последовали долгие старания потомков Айка завоевать новую родину, так что примерно к 520 г. до н. э. армянский народ уже приобрел большой опыт в искусстве войны. По свидетельству самих Ахеменидов, именно персам пришлось отражать атаки, а не армянам – отбиваться в своей родине от солдат Ваумисы.

Эти несколько строк, написанных их врагом, говорят исключительно в пользу армянской нации. Они изображают этот народ два века спустя после его поселения в новой земле в виде уже сформированного государства, осознающего, что оно обладает достаточной силой, чтобы осмелиться скрестить мечи с когортами «бессмертных». Пожалуй, это восстание было также коалицией северных народов, стремящихся заставить Дария снять осаду Вавилона. Как бы то ни было, кампания Ваумисы и ее конец ставит Армению в конце VI века до н. э. в положение державы, игравшей очень важную роль в общей политической жизни Востока.

Однако, несмотря на всю свою доблесть, армяне неизбежно были вынуждены покориться численному превосходству, и, таким образом, после вышеупомянутых войн мы видим, что их страна включается в 13-ю сатрапию Персидской империи вместе с областями лигиев и кар духов, тогда как горы Малого Кавказа, еще не освоенные армянами, но обитаемые саспирами и алародами, вошли в 18-ю сатрапию вместе с макронами и мосхами Лазистана и матиенами центрального Курдистана и Азербайджана. Представляется, что в этот период армяне еще не достигли среднего Аракса, что они владели провинциями Вана и Эрзерума, но их главный центр, скорее всего, располагался в районе Евфрата, на месте современного города Эрзинджан, на дороге из Каппадокии к Арарату. Однако все это мы можем лишь предполагать.

Народы 18-й сатрапии, едва только покоренные персами и враждебные армянам, окружили их с севера и востока широким полукругом, тогда как на востоке и юго-востоке за великой твердыней приглядывала царская армия.

Монета сатрапа Ахеменидов Фарнабаза

Мощь империи Ахеменидов, как и мощь более поздних парфян и Сасанидов, покоилась на феодальной системе – концепции правительства, которую иранцы переняли у Ассирии, Халдеи и Элама и которая, более того, соответствует традициям ариев, ранее разделенных на степные кланы. Цари разных народов, если они сами не были сатрапами своих стран, подчинялись наместникам-персам, которые назначались царской администрацией. Но в большинстве случаев местные правители обладали и официальной, и фактической властью над народом. Царь царей требовал верности, выплаты более или менее тяжелой дани и поставки войск, величину которых устанавливал он сам. Эта система применялась вассалами и главами провинций и даже отдельных поселений.

В своих утверждениях я опираюсь на целый массив доказательств; из них одно представляет особый интерес, потому что в нем мы имеем дело с управлением Арменией при Ахеменидах.

Геродот, который побывал только в великих державах и который уделял особое внимание трактовке причин и последствий войны мидян, по необходимости говорил очень мало о народах, подчиненных великому царю. Но Ксенофонт (Анабасис, книга IV), чье путешествие имело совершенно иную цель, был гораздо более многословен, чем «отец истории», в своих рассказах о народах, по чьим землям он шел со своими солдатами, и оставил нам очень подробные сведения об Армении. Его повествование представляет огромную важность с точки зрения того, что нам известно об армянах около 400 г. до н. э.

Ксенофонт говорит: «Совершив переправу [через реку Кентрит] около полудня, эллины построились и прошли по Армении не менее пяти парасангов, следуя все время по равнине и невысоким холмам; ведь вблизи реки не было деревень из-за войн с кардухами [курдами][24]. Та деревня, в которую они пришли, оказалась обширной, в ней находился дворец сатрапа, и большая часть домов здесь была с башнями. Продовольствие имелось в изобилии. Отсюда они прошли в два перехода десяти парасангов, пока не пересекли истоков реки Тигр[25]. Отсюда они прошли в три перехода пятнадцати парасангов до реки Телебоя[26]. Эта река красива, но не велика. Около нее много деревень. Эта местность называется Западной Арменией. Правителем ее был Тирибаз – друг царя; в его присутствии никто другой не помогал царю при посадке на коня. Этот Тирибаз подъехал к эллинам в сопровождении конницы и через посланного вперед переводчика передал, что желает вступить в переговоры с начальниками… Он сказал, что хотел бы заключить договор, обязуясь не причинять эллинам никакого вреда и требуя от эллинов не жечь дома и брать только необходимое для них продовольствие. Стратеги согласились, и договор был заключен на этих условиях.

Отсюда они прошли по равнине в три перехода пятнадцать парасангов, и Тирибаз со своим войском следовал за ними на расстоянии примерно десяти стадий. Эллины прибыли к дворцу и расположенным вокруг него многочисленным деревням, полным всяких припасов. Они расположились лагерем, а ночью выпал обильный снег. Поэтому утром решили разместить солдат и всех начальников по квартирам в деревнях… Здесь у них было много продовольствия и всяких благ: убойный скот, хлеб, старые душистые вина, изюм, всевозможные овощи… [Из-за сильного мороза греки стали] разжигать костры и натираться мазью. В этой стране много мази, которой пользовались вместо оливкового масла. Она приготовляется из свиного сала, кунжутных семян, горького миндаля и терпентина. Были найдены и благовония, изготовленные из этих же продуктов… Затем ночью послали в горы Демократа-теменита, придав ему нескольких человек, туда, где, по рассказам солдат, бродивших за пределами лагеря, они видели костры… По возвращении он сказал, что не видел костров, но привел с собой пленного, вооруженного персидским луком, колчаном и секирой, подобной секирам амазонок… (От него греки узнали, что Тирибаз со своим войском и наемниками халибами и таохами) готовится напасть на эллинов при перевале через горы, в ущельях, миновать которые невозможно… (Тогда греки решили захватить перевалы.)

Варвары, услышав крик, не выдержали и бежали, однако несколько человек из них было убито, и было захвачено около 20 коней, а также палатка Тирибаза и с ней ложе с серебряными ножками, кубки и люди, назвавшие себя хлебодарами и виночерпиями… они прошли по пустынной местности в три перехода пятнадцать парасангов до реки Евфрата[27] и перешли ее… Отсюда они прошли по равнине, покрытой глубоким снегом… Глубина снега достигала одной оргии[28], и из-за этого погибло много вьючного скота и рабов и до 30 солдат».

Войско сильно страдало от холода на этом высокогорье, множество солдат погибло; поэтому они расквартировались по деревням. Афинянин Поликрат с несколькими воинами «захватил всех находившихся в ней [в деревне] жителей, комарха, 17 жеребцов, выкармливаемых для уплаты дани царю, и дочь комарха, вышедшую замуж за 9 дней перед тем, но муж ее, охотившийся за зайцами, не был захвачен в деревне. Дома здесь были подземные, с верхним отверстием наподобие отверстия колодца, но широким внизу. Впуски для скотины были вырыты в земле, а люди спускались вниз по лестнице. В домах находились козы, овцы, коровы и птицы со своими детенышами, весь скот питался в домах сеном. Там хранились также пшеница, ячмень, овощи и ячменное вино в кратерах. В уровень с краями сосудов в вине плавал ячмень, и в него воткнут был тростник, больших и малых размеров, но без коленцев; кто хотел пить, должен был взять тростник в рот и тянуть через него вино. Не смешанное с водой вино было очень крепким, но для людей привычных это был очень приятный напиток. Ксенофонт пригласил комарха этой деревни к своему столу и ободрил его, говоря, что он не лишится своих детей, а эллины из благодарности наполнят его дом перед своим уходом продовольствием, если только комарх будет оказывать услуги войску до тех пор, пока эллины не придут к другому народу. Комарх обещал свое содействие и в знак расположения указал, где было зарыто вино. Разместившись таким образом на квартирах, солдаты эту ночь отдыхали, располагая продовольствием в изобилии; комарх содержался под стражей, а дети его находились под наблюдением. На следующий день Ксенофонт пошел к Хирисофу, захватив с собой комарха. Когда по дороге ему попадалась деревня, он заходил туда и посещал стоявших там солдат. Он заставал их всегда за едой и в веселом настроении, и никогда они не отпускали его от себя, не предложив ему завтрака. На одном и том же столе всегда подавались одновременно баранина, козлятина, свинина, телятина и дичь со множеством хлебов из пшеничной муки и ячменя. Когда кто-нибудь хотел выпить за здоровье друга, он подводил его к кратеру, откуда надо было пить нагнувшись и втягивая в себя вино наподобие пьющего быка… Когда они пришли к Хирисофу, застали и там пирующих, увенчанных венками из сена; а прислуживали им армейские мальчики в варварских одеждах. Мальчикам, словно глухонемым, они знаками давали понять, что им надлежит делать. После взаимных приветствий Хирисоф и Ксенофонт сообща, через говорившего по-персидски переводчика, стали расспрашивать комарха, что это за страна. Он сказал, что это Армения… Соседняя страна, по его словам, – это страна халибов, и он описал ведущую туда дорогу»[29].

После десятидневного пути греки вышли к берегам Фазиса (Аракса)[30] и вошли в землю таохов (Карс), пересекли долину Арпаса (Джороха), страну саспиров и горы халибов (Лазистан) и, наконец, пришли в Трапезунт.

Тетрадрахма Александра Македонского

Далее Ксенофонт рассказывает, что Тирибаз по приказу своего царя Тиграна и в исполнение полученных из Суз распоряжений намеревался атаковать десять тысяч греков на их пути через Армению; тогда как из его собственного рассказа следует, что на самом деле это греки захватили лагерь Тирибаза без всяких провокаций с его стороны и всего-навсего по заявлению одного пленного. Это нападение кажется еще менее оправданным, если задуматься о том, что армянский правитель не предпринял никаких мер для защиты своей палатки; гостеприимство, которым пользовались солдаты Ксенофонта в Армении и которым они явно злоупотребили, показывает, что обитатели были к ним хорошо расположены и не питали вражды.

Таким образом, Армения пользовалась весьма значительной свободой при Ахеменидах, когда произошло поражение Дария III Кодоманна, сначала при Иссе, а затем при Арбеле. Завоевания Александра Македонского вызвали поистине грандиозный переворот, который навсегда изменил лицо азиатского мира. Благодетельная цивилизация эллинов дошла до самой Индии, на века затушив устарелые принципы старых восточных империй, принеся разным народам более благородные понятия обо всем. Это был триумф цивилизации над варварством, и дух эллинизма преобладал в Азии шестьсот лет, пока восшествие Сасанидов на персидский трон не привело к возвращению старой иранской культуры.

Разгром ахеменидской монархии македонским царем имел в том, что касается Армении, только одно политическое следствие: персидская власть сменилась греческой, но, найдя в этом новом статусе большую гражданскую и религиозную свободу, армяне отбросили маздеизм, который приняли только под принуждением, и вернулись к богам праотцев. Они с энтузиазмом восприняли прогресс и под влиянием греческих повелителей пошли вперед широкими шагами.

Тетрадрахма Селевка I Никатора

Мы почти ничего не знаем о событиях, которые происходили в этой части Западной Азии со времени смерти Александра до эпохи Митридата Великого, царя Понта. Мы знаем, однако, от армянских летописцев, что в 324 году до н. э. греки послали в Армению правителя по имени Фратаферн или Неоптолемей; что в 322 году его сменил Оронт (Хрант или Ерванд), который правил с 322 по 301 год; что в 301 году (?) страной управлял Ардоат или в 322–301 до н. э. Артавазд; и что после ряда правителей, чьи имена неизвестны, за исключением Аршама, который чеканил монеты в 82 году Селевкидской эры (230 до н. э.), Артабазан или Артаваз (239–220?) правил Арменией и его сменил Оронт II (?) (220–215?).

Этот только что упомянутый Оронт (Ерванд) считается в армянской традиции основателем города Еревана. Их южной границе постоянно угрожали сначала персы, потом греки, и, так как их северные враги оказались гораздо менее грозными, чем южные, армяне стали все сильнее и сильнее окапываться в районах севернее Аракса. В Ани, уже укрепленном, находились почитаемые людьми святыни, и Ереван был основан на равнине между, с одной стороны, главными переправами через Араке и, с другой – ущельями, которые связывали долину Аракса с долиной Кира. Мовсес Хоренаци оставил нам любопытное описание нового города:

«Мне приятно рассказать и о прекрасном дастакерте Ерванд акерте, который устроил тот же Ерванд с изяществом и великолепием. Срединную часть обширной долины он заселяет людьми и застраивает веселящими глаз постройками, светлыми, как зеница ока. Поселение окаймляют благоухающие цветники, как зрачок – вся окружность глаза. Обильные виноградники подобны кругу густых красивых ресниц. Дугообразное расположение [угодий] северной стороны поистине сравнимо с высокими бровями прелестной девы. Ровность полей южной стороны напоминает гладкость прекрасных ланит. Река же, с возвышающимися, подобно устам, берегами, образует как бы два лепестка губ. И эта столь великолепная местность будто смотрит немигающим взглядом на возвышающуюся над всем царскую резиденцию».

Тетрадрахма Антиоха Великого

Армяне издавна считали последовательность только что упомянутых правителей первым периодом своего царства, но это была прискорбная ошибка, так как она лишила права притязать на самое древнее царство. До эпохи Ахеменидов, в царствование Кира, Арменией, как известно, правили собственные цари. Мы не знаем имен правителей Армении в первые два века после завоевания Айка, так же как и имен подданных царей при Ахеменидах; до нас дошло только свидетельство о некоем Тигране, современнике Ксенофонта; но мы тем не менее знаем, что эти династии существовали. Следовательно, пройти мимо них, никак не упомянув, означало бы вырвать первые страницы из армянской истории[31].

Монета Самеса, царя Коммагены

Как бы то ни было, после династии, современной первым сирийским Селевкидам, местные летописцы ставят период греческого владычества, которое продолжалось с 215 (?) по 190 год до н. э., до разгрома Антиоха Великого римлянами в битве при Магнесии. Тогда Армения освободилась и разделилась на два царства: Великую Армению восточнее Евфрата и Малую Армению, ограниченную с востока той же рекой.

В тот же период, около 180 года до н. э., правитель по имени Самес, вероятно изгнанный из Армении вторжением парфян и, как считается, сын Антиохиды, наложницы Антиоха IV, которая вышла замуж за армянского царя Ксеркса I, заявил о своей независимости в Самосате на Евфрате и основал царство Коммагену, судьба которого была тесно связана с судьбой Малой Армении. Империя Селевкидов в то время распадалась на множество мелких государств.

Первым царем Великой Армении был Артаксий или Арташес I, бывший стратег Антиоха III. Этот царь основал город Арташат на Араксе, у подножия Карабаха, и сделал его своей столицей. В первые дни правления Арташеса Армения пользовалась независимостью; но около 165 или 159 года до н. э. на нее напал Антиох IV Епифан, и она снова попала под власть Селевкидов. В этой борьбе за независимость своего царства Арташес был разгромлен Антиохом Епифаном и погиб. Мы не знаем, как долго продолжался новый период, но Юстин сообщает нам, что в начале I века до н. э. царь Армении по имени Артоасд воевал с царем Понта. Этот армянский правитель представляется предшественником одного из величайших правителей Армении, а именно Тиграна II, который приобрел столь блестящую славу своим союзом с Митридатом и войнами с римлянами. От Страбона мы знаем, что правление Арташеса было для Армении эрой завоеваний. Этот царь, образовав мощную державу, поддержанную государственной машиной римлян, стал угрозой для сирийских царей, и можно не сомневаться, что Антиох Епифан напал на него только затем, чтобы избавиться от такого опасного соседа. Когда парфяне наседали с востока и римская мощь постоянно возрастала, Селевкиды ради безопасности своих владений должны были подавить это царство еще на ранних этапах его развития, ведь оно с каждым днем возрастало в силе и становилось все более грозным соперником.

Пока Арташес восстанавливал царство Великой Армении, Зариадрий, тоже бывший военачальник Антиоха Великого, основывал Малую Армению, государство, которым его потомки продолжали управлять до времен Митридата.

Имена этих двух правителей – Артаксий (Арташес у армян) и Зариадрий (Зарех) – персидские, и поэтому мы не можем знать, кем они были: армянами или иранцами. С одной стороны, Ахемениды распределили своих наместников по всем провинциям обширной империи, и эти сатрапы, страдая под греческим господством, часто объявляли о своей независимости; с другой стороны, армяне нередко брали иранские имена под персидским влиянием; в силу вышесказанного национальная принадлежность этих двух царей остается неясной. Как бы то ни было, они положились на армянский элемент, чтобы сбросить ярмо Селевкидов. Как говорит Цицерон, победитель приказал Антиоху после разгрома провести границу его владений по Тавру, и это условие немало способствовало дальнейшему укреплению независимости царей, правивших от его имени в обеих Армениях.

Монета Хараспа

Монета Аршама

Эти царства тогда были фактически единственными по-настоящему цивилизованными странами Закавказского региона. Их жители были умны и предприимчивы, бдительны и полностью пропитаны эллинистическим влиянием. Они писали на греческом языке и со времен македонского завоевания хорошо познакомились с использованием денег. Золотые дарики и серебряные сикли Ахеменидов и монеты, чеканившиеся сатрапами[32], которые мало ходили в северных странах, сменились македонскими и селевкидскими монетами, а также теми, которые выпускали греческие колонии на Черном море. Драхмы парфян, которые тогда только появились, несколько веков были главной денежной единицей.

Монета Абдиссара

Монета Ксеркса

Мовсес Хоренаци утверждает, что Арташес чеканил деньги со своим портретом, что весьма правдоподобно. Но до нас не сохранилось ни единой монеты этого правителя. Более того, последовательность армянских монет, открытых до сего дня, изобилует пробелами, и интерпретация надписей на них часто вызывает большие сомнения. Если основываться на доступных коллекциях монет, то нумизматическая летопись начинается со второй половины первого века Селевкидской эры, и единственные правители, чьи монеты у нас есть, это: Харасп, период неизвестен, Аршам (ок. 230 до н. э.)[33], Абдиссар (ок. 200 до н. э.) и Ксеркс (ок. 170 г. до н. э.)[34], и ни одно из этих имен не присутствует в армянских списках; затем Тигран II, Артавазд II, Тигран III, Тигран IV, Тигран V и его сестра Эрато. Наконец, у нас есть голова Арташеса, сына Полемона, которая встречается на обратной стороне нескольких монет, чеканившихся Германиком. В отсутствие армянских предметов искусства и ремесел и остатков зданий, современных греческому периоду[35], исследование типов и надписей имеющихся у нас монет дает нам надежные основания полагать, что Армения стала одним из центров эллинизма на Востоке. Напрасно персы пытались ассимилировать армян и навязать им свои восточные обычаи и верования; иранская культура не отвечала стремлениям этого народа, тогда как греческая цивилизация в традициях европейских арийцев нашла в Армении благодатную почву для развития.

Такова история зарождения армянской нации. Эти анналы, до сей поры мало известные, могут по праву внушить гордость этому народу, который, удерживая аванпост индоевропейской цивилизации среди азиатских держав, никогда не опускал высокого знамени арийцев. В языческие времена армяне на протяжении веков хранили греческую культуру, а как христиане стали величайшими защитниками нашей веры и западной цивилизации; следовательно, их роль в истории всегда была значительной с самого завоевания Азии македонцами. Но даже еще до Александра Великого, когда эллинистические народы боролись каждый за себя, Армения была мощной державой, с которой приходилось считаться могущественным правителям Азии. Эта та часть армянской истории, которая известна меньше всего, хотя она представляет наибольший интерес, ибо вся жизнь армянского народа вплоть до наших времен является не более чем следствием этих ранних страниц, и причина того, что армяне в течение двадцати веков выказывали такую энергию, такую доблесть и такую привязанность национальному духу, состоит в том, что noblesse oblige[36]