Стрела Гильгамеша бесплатное чтение

Наталья Александрова
Стрела Гильгамеша

Оформление Анастасии Орловой

Любое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается.

© Н. Александрова, 2023

© ООО «Издательство АСТ», 2023

* * *

— Ну наконец-то мы встретились! — преувеличенно радостно сказала Мария, улыбаясь сидевшей напротив женщине.

Инка — старая ее подруга. Пока учились, дружили близко, не разлей вода были, потом жизнь не то чтобы разлучила, просто все расставила по своим местам. Выучились, замуж вышли, после этого и разошлись.

Инка дня не работала, поскольку муж ее сразу в гору пошел, да и детей у них не было — супруг против был, а она и не настаивала. Занималась собой, домом, путешествовала с мужем или сама по себе, в общем, жила как обеспеченная свободная женщина.

А Мария — тоже как все: дом, работа, дочка… Изредка в отпуск вырваться, денег вечно не хватало… Был старый фильм такой, назывался «Разные судьбы».

Одно у них общее оказалось — с мужьями развелись почти одновременно. И оба мужа по-свински с ними поступили. Мария вот никак не ожидала, что муж с другой бабой закрутит, да так серьезно, что расстаться решит. Инка, выходит, тоже так думала. Ну, ей-то непростительно, ни работой не занята была, ни детьми, меньше надо было по курортам ездить, а больше за мужем присматривать…

Мария спохватилась, что подруга смотрит на нее в упор, небось успела прочитать ее мысли, поэтому постаралась улыбнуться, но было поздно.

— Что смотришь? — спросила Инка. — Выгляжу ужасно, да?

— Да не то чтобы… — Мария опустила глаза, потом взяла себя в руки. — Видно, конечно, как тебя эта история достала.

И то верно, выглядела Инка не блестяще. Раньше-то никто ей ее настоящего возраста не давал, ну, как все дамы ее сословия, фитнес там, процедуры разные, омоложение организма. Стройная, одета всегда со вкусом, опять-таки возможности были.

Сейчас тоже есть, отметила про себя Мария, с одеждой все в порядке, но вот лицо какое-то не ее. Возле губ складки, скулы слишком обтянуты… кожа сухая — возраст весь наружу. Да каждый заметит, что неприятности у женщины, а это уж совсем нехорошо.

— Это аллергия у меня от солнца, — Инна заметила ее взгляд, — в последнее время страдаю вот…

— Да какое солнце? — удивилась Мария. — Какое в октябре у нас солнце-то? Чай не на юге живем…

— Ну, говори уж, — вздохнула Инка, — вижу, что не успокоишься, пока все мне не выскажешь.

— И с чего тебя так разобрало? — рассердилась Мария. — С какого перепуга ты так расклеилась? Сама же не раз говорила, что у вас не тот случай был, когда любят человека без памяти и жить без него не могут! А если и так, то сколько уже времени прошло с развода вашего?

— Два года…

— Так пора бы уж в себя прийти! Деньгами он тебя обеспечил, с голоду не умираешь, работать не нужно. Квартира, опять же…

— Ты права, конечно, — согласилась Инна, — но… тоска такая… Сижу одна…

Ах, вот в чем дело! Мария отругала себя за недогадливость. Все знакомые от Инки отвернулись, раз она теперь не жена богатого человека. А со старыми подругами она давно разошлась, кто-то и позлорадствовал, люди теперь злые и завистливые.

Вот она, Мария, как с мужем развелась, то, откровенно говоря, недолго переживала. Противно, конечно, было, считала себя преданной, но расслабляться некогда было.

Во-первых, работа. Во-вторых… Можно сказать, повезло ей. Если бы не развод, вряд ли она решилась бы начать романы писать. Муж бы засмеял — да куда тебе, да что еще придумала… А так — отговаривать некому было, она и написала. Да не один, а целых три. И напечатали их даже, чему она не переставала удивляться.

А уж после того, как в прошлом году в круизе побывала да описала то, что там случилось, — так и нашел ее успех. Раньше-то в издательстве смотрели снисходительно — мол, много вас таких, пишут и пишут. А теперь охранник у входа расшаркивается, редакторши комплименты говорят…

Да не в этом дело! Главное, жизнь у нее интересная, времени нет скучать и себя жалеть. Значит, можно все сначала начать, когда без малого полтинник?

Но как это Инке объяснить?

— Вижу, у тебя-то все хорошо, — пробормотала подруга, — глаза блестят, сама вся светишься, энергией так и пышешь…

— Это оттого, что все время куда-то тороплюсь, времени ни на что не хватает! — рассмеялась Мария, следя, чтобы смех не получился слишком счастливым. — Ладно, давай выпьем и поговорим о чем-нибудь приятном. Или ты за рулем?

— Да нет, оставила машину сегодня.

— Вот и хорошо! — Мария махнула официанту, который деликатно слонялся неподалеку.

Ресторан был довольно дорогой, зато народу мало, можно спокойно поговорить. Мария посчитала, что Инне такое вполне по карману, в крайнем случае сама счет оплатит, ожидаются приличные денежные поступления. Но об этом пока говорить не стоит, чтобы не сглазить. Да и как Инка отреагирует, непонятно.

Марии стало смешно: надо же, кто-то и ей теперь может завидовать! Вот уж не думала, не гадала!

Они выбрали вино и еду, причем Мария настояла, чтобы Инна заказала что-то более калорийное, чем зеленый салат.

— Я мяса не ем… — слабо сопротивлялась подруга.

— Да? Может, пора уже бросить свои богатейские привычки? — всерьез рассердилась Мария. — Посмотри на себя: худущая, бледная, у тебя небось анемия! Если ни с кем не общаешься, для кого на диете сидеть?

После бокала хорошего вина и сытной еды Инна порозовела и слегка оживилась.

— Как ты все-таки время проводишь? Нужно больше на людях бывать, — советовала Мария.

— Ой, ты права! И сама думаю, что скоро все наладится! Я, знаешь, к психоаналитику хожу, такой специалист хороший, мне уже гораздо лучше…

— К психоаналитику? А зачем?

— Его муж оплатил, сказал, что мне нужно в себя прийти.

— Разве вы с ним видитесь? — удивилась Мария.

— Да нет, — Инна отвела глаза, — просто некоторое время назад что-то мне так плохо стало… Я ему и написала.

— Что написала? — напряглась Мария. — Что хочешь жизнь самоубийством покончить? Повеситься или утопиться?

— Насчет утопиться он бы не поверил, — слабо улыбнулась Инна, — знает, как я к воде отношусь.

Это была чистая правда — Инка с детства боялась воды. Максимум могла вытерпеть наполненную ванну. Даже в бассейне плохо ей становилось от страха, оттого и плавать не научилась. С мужем на море, конечно, ездила первое время, но сама рассказывала, что больше на берегу сидела, окунуться и то трудно было.

Мария слегка устыдилась. Ну что она Инку воспитывает? Взрослая женщина все-таки, сама разберется.

— Давай выпьем за то, чтобы все у нас было хорошо! — Подняла бокал и подмигнула подруге.

Та улыбнулась в ответ, и на миг Мария увидела перед собой прежнюю Инку — заводилу и хохотушку.

— Знаешь, этот Илья Семенович и правда на меня положительно влияет, сама чувствую, что гораздо спокойнее стала, уверенность появилась, настроение улучшилось. И главное — никаких таблеток, а то от них спать хочется и за руль нельзя.

«Неужели она на транквилизаторы подсела? — всерьез испугалась Мария. — Тогда и правда лучше душеспасительные беседы с психоаналитиком вести, тем более если муж оплачивает. А он, я так понимаю, что угодно оплатит, только бы она его сообщениями не забрасывала и не пугала, что повесится или отравится…»

— Не смотри так, — Инка снова прочла ее мысли, — знаю, что отвратительно себя вела, но это в прошлом. Сеансы эти мне очень помогли!

— Давно к нему ходишь?

— Ну… два месяца уже.

Сказала таким тоном, что Мария поняла: гораздо дольше ходит. И денег этот Илья… как его там… наверняка берет немеряно. Ох, и хорошо, наверное, живут психоаналитики! Сиди себе в кабинете да слушай внимательно, как клиент на жизнь жалуется.

— Кстати, слушай, я тебе расскажу… — Инка блеснула глазами. — Случай интересный, тебе как писателю пригодится.

— Десерт будете? — подскочил официант. — Или только кофе?

От десерта Инна отказалась так категорически, что Мария не посмела возразить. Зато кофе заказала со сбитыми сливками.

— Ну, слушай, — начала Инна, — кабинет этого самого Ильи Семеновича находится в старом районе, угол Седьмой Советской и улицы Маяковского. Там дом такой большой, каменный, не элитный, сама понимаешь, но в порядке содержится, и во дворе можно спокойно машину поставить.

— Знаю, раньше этот район Песками назывался, — поддакнула Мария.

— Да? Ну, неважно. Офис — бывшая квартира, с ремонтом, конечно. В приемной помощница сидит… такая, знаешь, не слишком приятная дама, строгая. Наверное, с психоаналитиком они на контрасте работают. Он-то обаятельный, смотрит ласково, голос бархатный, сразу хочется ему всю душу раскрыть.

«Узнаю прежнюю Инку, — подумала Мария, — остра была на язычок. Значит, и правда этот Илья Семенович или как его там… помог ей справиться с депрессией».

— Ну вот, прихожу на прошлой неделе, назначено было к четырем, а я раньше пришла. Думала, пробки будут, но очень удачно проскочила. И до встречи еще полчаса. Захожу в приемную, там Ирина эта встречает меня с кислым видом.

У них, понимаешь ли, не принято, чтобы клиенты в приемной сталкивались, не дай бог кого-то узнают или услышат, о чем разговор. В общем, секретность блюдут строже, чем на исповеди. А тут я. Что делать, не выгонять же меня взашей, все-таки богатая клиентка. Помощница предложила мне кофе… Кстати, заваривать его она совершенно не умеет, ну ла ладно, я выпила из вежливости, да немного испачкалась. Прошла в туалет, там коридор такой кишкой, потом заворачивает. Стала руки мыть, сняла кольцо, — Инна показала украшение с крупным бриллиантом, — и оно упало, закатилось под раковину…

Инна наклонилась, чтобы подобрать кольцо. Оно, как назло, закатилось в самый дальний угол под раковиной, так что ей пришлось стать на четвереньки. Хорошо хоть пол чистый. И когда она стояла в этой неудобной позе, рядом с ней вдруг раздался такой знакомый бархатный, убедительный голос. Голос Ильи Семеновича.

Инна вздрогнула. В первый момент вообразила, что психоаналитик вошел в туалет и застал ее в таком унизительном положении. Неужели она не закрыла дверь?

Но потом осознала, что голос доносится снизу, из-под раковины.

Илья Семенович разговаривал с пациентом, сеанс которого был перед Инной.

— Вы ведь понимаете, — говорил он своим властным голосом, — вы понимаете, что никогда не были женаты? У вас есть неопровержимые доказательства… документы…

— Я понимаю, — отвечал пациент, словно оправдываясь, — но в то же время так хорошо ее помню, будто это было на самом деле. Помню ее голос, лицо, ее глаза… Так хорошо, так явственно помню, как будто мы прожили с ней много лет!

Инна догадалась, что голоса доносятся из-за вентиляционной решетки. Дом старый, раньше, наверное, на этаже было меньше квартир, потом все много раз переделывали, перегораживали, оттого и сложности с вентиляцией.

Сначала она смутилась и подумала, что подслушивать нехорошо, особенно другого пациента, но, пока тянулась за злополучным кольцом, Илья Семенович снова заговорил:

— Но ведь ее не помнит никто, кроме вас. Вы должны принять как непреложный факт, что жена — это вымысел, фантом… реализация ваших мыслей и желаний.

— Она снится мне почти каждую ночь… Я так ясно вижу, как мы с ней гуляем по городу, только город какой-то другой, здесь, в Петербурге, я не могу найти тех мест.

— Вот это, скорее всего, и объясняет вашу навязчивую идею. Вы видите ее во сне — и подсознательно переносите сон в реальность, начинаете считать приснившуюся женщину своей несуществующей женой. То есть проецируете сон в реальную жизнь. Оттого и город кажется вам незнакомым, чужим, потому что это вымышленный город, его на самом деле никогда не было, он присутствует только в ваших фантазиях!

— Может, и так, но мне от этого не легче, — мужской голос был неуверенным и таким грустным, что Инне на мгновение стало его жалко. Надо же, бедолага, видит во сне жену, которой у него никогда не было! Чего только в жизни не бывает…

— Конечно, я мог бы провести сеанс гипноза, мог бы внушить вам, что жена — вымышленный образ, но я не хотел бы прибегать к такой сильной процедуре. Мне бы хотелось, чтобы вы сами смогли преодолеть свою навязчивую идею, осознать ее ложность… — Илья Семенович все говорил и говорил своим убедительным бархатным голосом, от которого Инну начало клонить в сон.

Она осознала себе стоящей на четвереньках под раковиной, нашарила наконец свою драгоценность и поднялась на ноги. В зеркале отражалась растрепанная личность со смазанной помадой. Инна снова вымыла руки, надела кольцо, подкрасила губы и вошла в приемную… как раз, чтобы успеть увидеть предыдущего пациента.

Она вытянула шею, чтобы как следует его разглядеть.

С одной стороны, ей было неловко, что подслушала чужой сеанс, с другой — любопытно. Надо же, какие удивительные истории бывают! Человек придумал себе несуществующую жену! Вообще-то это уже клиника… И как его можно от этого вылечить? Впрочем, она ведь не специалист, возможно, психоаналитик сможет ему помочь.

Разглядеть пациента не получилось. Помощница тут же отвлекла ее пустяковым вопросом об оплате, причем посмотрела так неодобрительно, что Инна расстроилась. Надо же, не сумела скрыть интереса! Нехорошо. А если бы ее разговоры кто-то подслушивал? Может, сказать им про вентиляцию? Да нет, тогда придется признаваться, что она уши грела… Неудобно.

Вскоре Илья Семенович выглянул в холл, чтобы пригласить ее лично. Инна вошла в кабинет аналитика и забыла о подслушанном разговоре.

Следующий сеанс был через неделю.

Она снова пришла чуть раньше, и Илья Семенович еще работал с тем же, что и в прошлый раз, пациентом. То есть она так предположила, поскольку Ирина при первом посещении сразу предупредила ее, что запишет на определенное время и менять часы не следует, дескать, это мешает процессу лечения.

И, повинуясь неожиданному порыву, Инна снова отправилась в туалет. На этот раз сразу же присела под раковиной и подползла к вентиляционной решетке. И совесть ее не мучила, мучило только любопытство.

Послышался голос психоаналитика:

— Давайте еще раз поговорим о вашей жене.

На этот раз пациент ответил слабым полусонным голосом:

— Я не хочу… не хочу говорить о ней… Эти воспоминания… они только мои… но я так измучился, раз ее никогда не было, хочу забыть… забыть…

— Но это необходимо. Мы должны проговорить о ней, чтобы вы смогли освободиться. В противном случае эта травма останется с вами навсегда. — Илья Семенович ненадолго замолчал, потом начал считать: — Девять… восемь… семь…

Инна знала, он так считает, когда хочет ввести пациента в гипнотический транс. При этом пристально смотрит ему в глаза своими темными глубокими очами и раскачивает в руке серебряные карманные часы. Один раз он проводил такое с ней, сказал, это нужно для того, чтобы она освободилась от чувства вины из-за разрыва с мужем.

Тогда она согласилась, а теперь вдруг мелькнула мысль — какая вина? Это же муж ее бросил, а не она его…

— Шесть, пять, четыре… ваши веки становятся тяжелыми, вы засыпаете и не слышите ничего, кроме моего голоса… — Снова небольшая пауза. — Три… два… один…

Обратный отсчет закончился.

Инна сообразила, что Илья Семенович ввел пациента в транс.

— Расскажите мне о своей жене, какой она была? — теперь голос психоаналитика был твердым.

— Блондинка… У нее были длинные светлые волосы, такие легкие и пушистые… Я так любил гладить их…

— Нет, вы ошибаетесь. Она была темноволосая.

— Темноволосая… — послушно повторил пациент. — Темноволосая… но глаза у нее были голубые… небесно-голубые, они мне так нравились… Ее нежный взгляд…

— Вы опять ошибаетесь. У нее были темные глаза. Карие, очень выразительные. И темные брови…

— Карие глаза… — повторил пациент, — темные и выразительные. И темные брови…

— Вот теперь все правильно. Повторите еще раз, как выглядела ваша жена?

— Брюнетка с выразительными карими глазами и темными бровями…

— Да, теперь верно. И фигура, она была высокая и худощавая…

— Нет, она была чуть полновата, с нежной кожей…

— Это вам только кажется. На самом деле кожа у нее смуглая, как у многих брюнеток… И одежда, она любит одеваться ярко. Вы помните ее короткое малиновое пальто.

— Малиновое пальто…

Тут Инна услышала стук в дверь.

— Прошу прощения, у вас все в порядке? — донесся из коридора голос Ирины.

— Да, конечно… — Инна поднялась с колен и открыла дверь. — Что-то случилось?

— Ничего. Просто я подумала, что вам нехорошо… — Помощница окинула Инну внимательным взглядом, от которого, надо думать, не укрылось пятно на юбке.

Пятно было от размазавшейся штукатурки под раковиной, Инна заметила его позже, уже дома.

Сейчас же она прошла следом за Ириной и села на стул в приемной, выразительно поглядев на часы.

— Илья Семенович просит прощения за задержку, — Ирина верно поняла ее взгляд, — у него сложный пациент.

— Я понимаю. — Инна опустила глаза и вдруг, сама себе удивляясь, попросила: — Вы не могли бы принести мне чашку кофе? Что-то голова кружится, сегодня с утра слабость такая… — И она утомленно прислонилась к спинке кресла.

— Конечно-конечно! — Ирина вскочила с места и побежала в крошечное помещение, где была небольшая раковина, современная кофеварка и полка с посудой. Послышался шум воды и скрип дверцы шкафчика, тогда Инна осторожно встала и, стараясь не стучать каблуками, приблизилась к столу, где стоял компьютер Ирины, в надежде, что та, торопясь, не успела защитить его паролем.

Так и оказалось. На экране возник список сегодняшних пациентов психоаналитика.

Вот она сама, записана на четыре часа дня, и отметка, что уже пришла, а вот на четырнадцать тридцать — тот самый мужчина, который думает, что был женат, а на самом деле никогда не был, — г-н Венедиктов. И, надо думать, если сама она записана как «г-жа Дроздова», то есть по своей настоящей фамилии, то и этот тип тоже под своей настоящей.

Не зная, зачем это делает, Инна достала телефон и сфотографировала все, что было на мониторе. Едва она успела отскочить и плюхнуться на стул, как Ирина принесла кофе.

Кофе был так себе, но Инна поблагодарила и сделала вид, что полегчало. Пациент все не выходил, и она стала размышлять, что вообще происходит.

Сегодняшний подслушанный разговор еще больше ее удивил.

В прошлый раз аналитик не хотел прибегать к гипнозу, а сейчас ввел пациента в транс. Но не это самое странное. На прошлом сеансе Илья Семенович убеждал пациента, что у него не было жены, теперь же говорил о ней как о существующем человеке.

И непонятно, зачем он внушал этому мужчине, что тот помнит свою жену не такой, какой она была?

Казалось бы, господин Венедиктов лучше должен помнить собственную жену… Ан нет, для чего-то доктору понадобилось превращать ее из блондинки в брюнетку. С другой стороны, возможно, у него такой метод.

Инне вдруг стало как-то неуютно. Что она вообще делает в этом офисе? Для чего сюда ходит? Муж оплатил сеансы, утверждал, что ей станет лучше…

Вряд ли ее состояние улучшится оттого, что какой-то посторонний мужчина станет копаться у нее в голове. Хотя ничего интересного он там не найдет, но все же…

— Вот такая история, — закончила Инна и улыбнулась подруге. — Интересно тебе, Манюня?

Мария порадовалась про себя: раз Инка вспомнила ее юношеское прозвище, стало быть, и правда ей получше, ушла депрессия. Может быть, психоаналитик все же помог?

А что касается истории, рассказанной Инкой, то это ерунда какая-то. Психоаналитики эти… как-то не слишком Мария им верит. Морочат голову больному человеку, да и только.

Тем не менее она изобразила оживление.

— А что? Возможно, это завязка моего нового романа! С сюжетами сейчас туго, конкуренция опять же сильнейшая, все хотят писателями быть…

— Вот-вот. Пришлю тебе список пациентов, я же сфотографировала его, чтобы выяснить, кто этот человек, Венедиктов.

— Договорились. — Мария достала телефон и поглядела на часы — время поджимало.

— Я тебя задерживаю… — огорчилась Инна.

— Мне и правда пора уже. — Мария доела сахар, оставшийся на дне чашки.

Инна пила несладкий кофе.

— Я заплачу, — улыбнулась, — правда, Манюня, я так рада нашей встрече, спасибо тебе, что позвонила. Скоро увидимся!

На прощание подруги расцеловались.

«Какая у нее сухая кожа, — подумала Мария. — Надо же, аллергия… А говорят, после пятидесяти ее не бывает. Впрочем, нам пока меньше…»

Прошло несколько дней, Мария закрутилась с работой и издательством. По ее роману «Убийство на круизном лайнере» готовились снимать сериал, во всяком случае, переговоры с продюсером уже дошли до нужной стадии.

На преподавательской работе были небольшие неприятности — начальство не устраивало, что она работает на полставки, настоятельно рекомендовало взять полную нагрузку, и Мария с тоской прикидывала, как она со всем справится.

И в это трудное время ее настиг звонок Инны. Ясно, подружке нечего делать, теперь будет названивать с просьбами о встрече. Посидеть, поболтать, сходить куда-нибудь — на фитнес, в спа… куда там еще они ходят. Да она не то что в спа, в театре-то сто лет не была, ни на что времени нет!

Мария подавила в себе желание сбросить звонок — нет, так нельзя, все-таки когда-то они были близкими подругами.

— Слушаю! Привет! — Тщательно проследила, чтобы в голосе не прорвалась досада.

— Манюня, мне нужна твоя помощь… — голос у Инки был какой-то странный, — точнее, не помощь, а совет. Понимаешь, мне просто не к кому обратиться.

— Что случилось? Ты здорова? В аварию попала? — встревожилась Мария.

— Да нет, просто… Прямо не знаю, как начать… В общем, мне кажется, что за мной следят.

«Так, — подумала Мария, — у Инки глюки. Мания преследования в чистом виде. Стало быть, психоаналитик не помог, зря только деньги взял».

— Ты думаешь, я с ума схожу? — догадалась Инна по выразительному молчанию.

— Да нет, что ты… — привычно открестилась Мария. — Но с чего ты вообще это взяла?

— Видела синюю машину сегодня три раза…

«Мало ли в городе синих машин. Господи, да кому ты нужна, чтобы за тобой следить!»

— Вот и я думала, кому я нужна, — Инка снова читала Марию как раскрытую книгу, — ни с кем не общаюсь, никого не вижу, по телефону — и то только с тобой говорю…

Мария устыдилась. Как бы там ни было, а подруге плохо.

— Я в издательстве, с час, наверное, еще пробуду, а потом можем встретиться. Тут рядом кафе есть, «Буратино» называется. Так себе забегаловка, но уж извини, по ресторанам ходить времени нет.

— За час как раз успею доехать из дома, хоть и пробки!

— Не опаздывай! — с этими словами Мария отключилась, потому что секретарь директора издательства выскочила в приемную со словами:

— Мария Владимировна! Где же вы? Арсений Георгиевич ждет!

Мария немного опоздала, потому что разговор с издателем затянулся, и готовилась уже оправдываться перед подругой, но, когда она вошла в «Буратино», той не было.

Неужели не дождалась ее? Неужели обиделась на ничтожное опоздание и ушла?

Это совсем не похоже на Инну, она никогда не была такой обидчивой. С другой стороны, у нее явно какие-то странности наблюдаются, мания преследования, придумала слежку какую-то…

— Людочка, меня никто не искал, не ждал? — спросила знакомую официантку.

— Кто? Мужчина? — оживилась та.

— Да нет, дама такая… интересная, одета хорошо.

Официантка глянула очень выразительно — мол, интересные, хорошо одетые дамы к нашему кафе и на пушечный выстрел не подходят, здесь только чокнутые писатели ошиваются. Рассеянные, растрепанные, вечно куда-то торопятся и чаевых не дают.

Мария села за тот же столик, куда садилась обычно, заказала кофе и набрала телефон Инны, но вместо ответа подруги услышала равнодушный механический голос: «Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети».

Мария пожала плечами.

Если бы Инна передвигалась по городу на общественном транспорте, то все понятно: едет человек в метро. Но ведь она сказала, что поедет на машине… Забыла телефон зарядить? Что ж, бывает. Но тогда где она? Сама же просила о встрече!

Официантка принесла кофе. Мария взглянула на часы. Прошло уже полчаса с назначенного времени, за полтора часа можно из любого конца города добраться. Неужели Инка психанула и решила не ехать? А что, эти перепады настроения, депрессия, не зря бывший муж ее к психоаналитику определил. И что-то такое она про таблетки говорила…

Да пустое, тут же одернула себя, она же видела подругу буквально несколько дней назад, она вполне адекватна, уж Мария ее прекрасно знает.

Знала, поправилась она, ведь они не виделись лет десять. Мало ли как Инка могла измениться.

Люди не меняются, снова возразила она себе, то есть меняются, конечно, но…

То-то и оно.

Допустим, Инна больше не хочет с ней общаться. Так бы и сказала. Сама же жаловалась на одиночество, хотела еще раз встретиться, поболтать о жизни. Допустим, передумала, нашла более интересное занятие — так послала бы сообщение, мол, не могу прийти, занята… Мария бы иначе использовала это время и ничуть не обиделась бы — уж чего-чего, а у нее дел хватает! Вот, кстати, время поджимает, нужно на пару успеть, студенты точно ждать не будут, если она опоздает.

Мария допила кофе и отправилась на занятия.

Но все же какой-то червячок смутного беспокойства в душе остался. Так что вечером, разделавшись с неотложными делами, она еще раз набрала телефон Инны. И снова услышала тот же самый ответ: «Телефон вызываемого абонента выключен или находится вне зоны действия сети».

Беспокойство усилилось.

Мария написала Инне короткое сообщение: «Инка, сообщи, у тебя все в порядке? Ты не пришла на встречу, не отвечаешь на звонки, я беспокоюсь».

И через несколько минут телефон пискнул — пришло ответное сообщение. Номер на экране был тот самый, Инкин.

Мария облегченно вздохнула: значит, у нее все в порядке, может быть, она просто не может сейчас разговаривать… Ох и трудно с ней!

Она открыла сообщение и прочла: «Машенька, не беспокойся, у меня все внорме. Я улетела на Мольдивы, подпалась чризвычайно удачная путевка, за пол цены. По завершение отпуска свяжусь с тобой. Инна».

Мария прочитала сообщение один раз, второй… Возникло явственное ощущение, что это письмо — фальшивка. Фальшивка от первого до последнего слова. Написала его определенно не Инна.

Тому было несколько причин.

Если начать сначала, Инка никогда — ни в прошлом, ни в настоящем — не называла подругу Машей и уж тем более Машенькой. Только Манюней. И во время их последней встречи дала понять, что не забыла их старые прозвища.

Дальше. Инна вместе с Марией училась на филологическом факультете, и уж что-что, а грамотность у нее была абсолютная, она никогда не написала бы «полцены» в два слова, «в норме» — наоборот, в одно, не написала бы вместо «попалась» «подпалась», а «по завершении» через «е». Не говоря уж о вопиющих «чризвычайно» и «Мольдивы». Грамотной Инне такие ошибки просто резали бы глаз. Даже если бы она случайно опечаталась, не отправила бы сообщение в таком виде! Она бы его отредактировала!

И наконец, сама поездка на Мальдивы (хоть через «а», хоть через «о», да хоть бы через «ы») для Инны совершенно нереальна. Она ведь упомянула, что раздражение вызывает даже слабое северное солнце, что уж говорить о тропическом! Аллергия на ультрафиолет развилась на нервной почве, а водобоязнь и раньше была, уж это Мария помнит. Так что тогда на Мальдивах делать?

Значит, с Инкой что-то случилось. Наверняка попала в серьезные неприятности, внезапно поняла Мария. Иначе пришла бы сегодня на встречу. Сама же умоляла… И голос был какой-то странный… Испуганный, сообразила Мария. Вот именно, Инка была напугана!

Они не встречались много лет, могли не встретиться еще столько же, и тогда Мария знать не знала бы о ее делах. Но, так или иначе, они встретились, и Инка поведала ей о своей жизни.

И из этого рассказа Мария поняла, что подруга ужасно одинока, что после развода у нее никого не осталось, с кем можно поделиться своими проблемами, кому можно излить душу. А также никого, кто стал бы беспокоиться о ней в случае серьезных неприятностей, никого, кто стал бы ее искать…

Значит, ей, Марии, самой придется искать старую подругу!

К сожалению, она не может обратиться в полицию — там с ней не станут разговаривать, не возьмут заявление. Во-первых, потому что такие заявления принимают только от близких родственников, а она Инке никто, даже не дальняя родня. Дружили когда-то, и все. Давнюю дружбу к делу не подошьешь.

Во-вторых, с момента исчезновения Инны прошло слишком мало времени, а заявления о пропаже человека принимают только на второй или третий день. Да и вообще неизвестно, пропала ли она. Подумаешь, не отвечает на звонки!

Тем более ответила же, написала сообщение. А то, что оно совсем не в ее духе, это ведь она, Мария, понимает, а тот, кто не знал Инну, только пожмет плечами.

Мария бегала по комнате, обхватив себя за плечи. Что делать, вот что делать?

К счастью, у нее появился один знакомый в полиции, с которым она завела дружбу во время недавних событий^[1].

Это был интересный брюнет лет сорока, с густыми бровями и выразительными темными глазами. Звали его Армен Степанович, и был он, как говорится, настоящий полковник. И у Марии с ним сложились очень теплые отношения. Просто дружеские, но так даже лучше, чтобы никаких недомолвок.

Так что в этой сложной ситуации Мария решилась к нему обратиться. Однако, взглянув на часы, решила, что разговор следует отложить на завтра.

Утром, к счастью, занятий у нее не было, так что, с тоской посмотрев на компьютер, где скучали несколько страниц ее нового романа, Мария набрала номер «настоящего полковника».

Инкин телефон по-прежнему утверждал, что выключен. Какая уж тут работа, если в голове страшные картины…

Армен Степанович звонку ее обрадовался, но выслушал весьма скептически и высказал ей те же сомнения, о которых она и сама размышляла: что с момента исчезновения Инны прошло слишком мало времени и что нет серьезных оснований за нее беспокоиться…

Марию, однако, его аргументы ничуть не убедили, и именно потому, что она и сама себе их уже приводила.

Она рассказала Армену о вопиющих ошибках в письме, которых никогда не допустила бы женщина с филологическим образованием, а также о раздражении от солнца и про водобоязнь тоже присовокупила.

Дальше Армен Степанович слушал внимательно. Он знал, что Мария — женщина серьезная и не станет поднимать панику на пустом месте, и под конец пообещал навести справки по своей линии.

— Справки? Какие справки?

— В первую очередь узнать, нет ли в городских больницах женщин подходящего возраста и типа в бессознательном состоянии и без документов и, уж извини… нет ли в моргах неопознанных женских трупов.

— Трупов?.. — испуганно переспросила Мария.

— Ну а что ты думала? В большинстве случаев пропавшие без вести люди становятся жертвами дорожно-транспортных происшествий. Может быть, твою подругу сбила машина, и водитель скрылся с места происшествия…

— Но кто тогда отправил сообщение с ее телефона?

— Вот чего не знаю — того не знаю!

Армен Степанович не обманул: он действительно сделал все нужные запросы и уже через час сообщил Марии, что в морге Митрофаньевской больницы находится неопознанный женский труп подходящего возраста и внешности.

Мария схватилась за сердце и застонала в голос.

— Ну не переживай ты раньше времени, — смущенно проговорил полковник, — может, это не она.

— Спасибо тебе, конечно… — промямлила Мария.

— Не за что, но заехать за тобой не могу, у меня важное совещание. Может, машину прислать?

— Не нужно, — опомнилась Мария, — я уж сама как-нибудь, чай не девочка пятнадцати лет.

Армен Степанович промолчал, но подумал, что девочки пятнадцати лет явно лучше перенесли бы то, что предстоит интеллигентной писательнице. Хотя не все конечно.

Мария бросилась в больницу и через сорок минут вошла в холодное и пропахшее формалином помещение мертвецкой.

Ее встретил не рядовой санитар, а главный патологоанатом, дядечка средних лет с острой бородкой, в аккуратно накрахмаленном белоснежном халате.

— Нам звонил Армен Степанович, — сообщил он Марии, — просил оказать вам всяческое содействие. Но мы и сами заинтересованы в том, чтобы опознать этот труп! Пойдемте со мной…

Они вошли в просторный зал, по стенам которого были расположены морозильные ячейки хранилища трупов. Марии было страшно, с огромным трудом она взяла себя в руки.

Патологоанатом позвал дежурного санитара и велел ему показать поступившую сегодня пациентку.

Санитар, от которого разило убийственным букетом из формалина и неразбавленного спирта, лихим движением открыл одну из ячеек и выдвинул каталку, затем жестом циркового фокусника сбросил с нее простыню.

— Вот она, ваша знакомая! Вы ее опознаете?

— Это… это не она! — воскликнула Мария со смесью брезгливости и облегчения.

— Как не она? Должна быть она! — с апломбом заявил санитар. — В соответствии с документами!

Патологоанатом строго на него прикрикнул:

— Я вас, Козлов, уже неоднократно предупреждал — если и дальше будете пить в рабочее время, нам придется расстаться!

— Кто — пить? Я — пить?! Да я ни в одном глазу! Да я как стеклышко! А если даже немножко принял, так только от холода и от исключительно тяжелых условий работы! И, несмотря на это, исполняю свои обязанности в соответствии!

— Это так ты исполняешь обязанности? Да ты хоть посмотри, кого предъявил для опознания!

— Как кого? Пациента номер сто девяносто шесть…

— Ты не на номер, ты на самого пациента посмотри!

Санитар взглянул на каталку и смущенно кашлянул.

На ней лежал пожилой бомж, до самых глаз заросший густой черной бородой.

— Ох, извиняюсь, действительно маленько перепутал… это, значит, не сто девяносто шесть, а сто шестьдесят девять…

Санитар закатил бомжа обратно и выкатил другую ячейку.

Когда он сбросил простыню, Мария охнула — перед ней была Инна. Как только этот факт дошел до ее сознания, она аккуратно осела на руки подскочившего патолога.

— Ну вот, я так и знал, — вздохнул он. — А Армен за нее ручался, говорил, что ей не впервой, умеет себя в руках держать. Эй, дама, очнитесь уже!

— Да я ничего, — слабым голосом отозвалась она, — просто ноги не держат.

Санитар Козлов ловко подпихнул под нее ледяной пластмассовый стул, Мария вздохнула и посмотрела на тело.

На лице старой подруги были многочисленные ссадины и кровоподтеки, и оно было искажено ужасом — но это, без сомнений, была Инна.

— Да, это она… — проговорила Мария, справившись с волнением.

Патологоанатом записал в журнал имя и фамилию погибшей.

— Спасибо вам за содействие. Теперь мы установили ее личность и можем сообщить ее родственникам.

— Да как раз родственников у нее нет, — грустно вздохнула Мария. — Есть только муж, да и то бывший. Но ему, наверное, нужно об этом сообщить. — Она немного подумала и спросила: — А что известно об обстоятельствах ее смерти?

Врач сверился со своими записями.

— Нашел ее мужчина, который утром выгуливал собаку на пустыре возле Витебского проспекта. Собственно, нашла собака и стала выть, как по покойнику… то есть именно по покойнику. Судя по положению тела и характеру травм, ее очень сильно ударила проезжавшая машина. Удар был такой силы, что тело отбросило на пустырь.

— А время смерти удалось установить?

— Разумеется… Судя по состоянию тела, смерть наступила рано утром или в самом конце ночи — от трех часов до пяти.

— А машина?

— Машина скрылась с места происшествия. Удар, как я уже сказал, был очень сильным, так что на машине, несомненно, должен был остаться заметный след. Но в городе много умельцев, которые могут такую вмятину устранить и полиции ничего не сообщат. Так что вряд ли мы найдем виновника этого ДТП.

— Или не ДТП… — тихо проговорила Мария.

— Как не ДТП? — переспросил доктор, у которого был очень хороший слух.

— Не обращайте внимания, просто мысли…

На самом деле Мария не сомневалась, что Инну убили.

Во-первых, что она делала ночью или рано утром на Витебском проспекте, далеко от своего дома? Да еще пешком шла… какая женщина ночью сунется в этот район в одиночку? Максимум на машине поедет, да и то страшно.

А во-вторых, кто послал Марии сообщение от ее имени?

— Сумочки при ней не было? — спросила она патолога, хотя и так догадывалась, каким будет ответ.

— Сумку могла случайная шпана унести, — встрял санитар, — судя по одежде, дама обеспеченная, стало быть, и сумка дорогая… и деньги в ней были…

«А машина куда делась?» — Мария едва удержалась, чтобы не произнести это вслух.

Патологоанатом, не скрываясь, взглянул на часы, он и так из уважения к Армену Степановичу потратил на посетительницу много времени.

— Пойдемте, я вас провожу! — предложил.

По дороге Мария спросила, если ли надежда на то, что смерть Инны расследуют.

— Если честно, то нет, — сказал доктор, — наезд — дело дохлое. Никого не найдут.

«Никакой это не наезд», — упрямо подумала Мария.

Два последующих дня она маялась, не находя себе места, все валилось из рук. И совесть мучила. Она помнила свое раздражение на последний звонок Инки — дескать, богатенькая дама не знает, чем себя занять, вот и мерещится ей всякое. Нам бы ее заботы!

На этом месте Мария прятала лицо в ладони и стонала в голос. Хорошо, что выпали выходные и в университете не было занятий.

К понедельнику Мария созрела. Уже знала, кто может ей помочь. Утром перед работой набрала номер телефона.

— Надя? Это ты?

— Я, а кто же еще, — удивились на том конце, — если ты по моему номеру звонишь.

— Надежда, ты мне очень нужна, просто необходима! Есть для тебя дело! — твердо сказала Мария. — Причем срочное.

— Угу, — хмыкнули в трубку, — у тебя всегда срочное. Ты иначе не умеешь.

— Я не шучу, Надя, это серьезно! У меня подругу убили!

— Ты зачем такие вещи по телефону говоришь? — прошипела Надежда. — А вдруг у меня громкая связь включена? И муж все услышит!

— Сегодня понедельник, муж твой давно на работу уехал, — отмахнулась Мария, — а ты дома сидишь.

— И вовсе не дома, — обиделась Надежда, — а в магазине.

— Короче, когда встретимся? Найдется у тебя время сегодня? Уж будь так добра, не откажи в любезности, найди в своем напряженном графике место для старой подруги.

— Найдется… — нехотя ответила Надежда Николаевна Лебедева, старинная знакомая, с которой вместе съели не один пуд соли, а несколько месяцев назад даже распутали одно дело с убийством^[2].

И вовсе незачем было Машке ехидничать, сама же тогда заявила, что Надежда очень ей помогла. Да и Надежда знала, что не ударила в грязь лицом. А у Марии тогда все наладилось, наступила в судьбе хорошая полоса — и роман получился отличный, и в личной жизни вроде прогресс наметился.

Мария, кстати, хотела роман Надежде посвятить, та с трудом ее отговорила. Ну ничего Машка не соображает — ведь найдет Надеждин муж у нее книжку эту, прочтет и заинтересуется — это почему же подруга тебе роман посвящает? Вот тут одна дама в героинях ходит, частный детектив, как-то очень на тебя смахивает. И внешность подходит, и словечки некоторые твои у нее в лексиконе встречаются. Так, может, это ты ей в расследовании убийства помогала?

Надежда, конечно, станет все отрицать, но муж у нее — человек умный и проницательный, так что вполне способен вывести ее на чистую воду. А вот этого Надежда никак не может допустить.

Надежда Николаевна Лебедева, приличная интеллигентная дама средних, скажем так, лет, имела очень необычное хобби: она просто обожала разгадывать всевозможные криминальные загадки и преступления. И было такое ощущение, что преступления эти находили ее сами.

Обычный человек прошел бы мимо и ничего не заметил, в то время как Надежда обязательно во что-нибудь вмешается по принципу «найдет свинья грязи», как высказался когда-то в сердцах ее муж Сан Саныч.

Да, с мужем были серьезные проблемы. Он очень не одобрял такие занятия своей половинки. Он-то надеялся, что после увольнения с работы по сокращению штатов Надежда будет сидеть дома, готовить ему вкусные и полезные блюда и присматривать за котом.

Не то чтобы Надежда не любила готовить, да и к мужу относилась очень заботливо, но через некоторое время ей стало безумно скучно. Нечем было занять голову, и времени свободного оказалось достаточно (разумеется, если не сидеть перед телевизором, не зависать в социальных сетях и часами не болтать с подружками по телефону). И она дала себе волю в разгадывании криминальных загадок. Но поначалу была не очень осторожна, и муж кое-что узнал…

Ох, до сих пор Надежда вздрагивает, когда вспоминает, что устроил ее выдержанный, воспитанный спокойный муж. Был грандиозный скандал, после чего Надежда приняла мудрое решение ничего супругу не рассказывать. И тщательно следила, чтобы не проговориться.

И все было бы хорошо, если бы со временем не пошли слухи по знакомым. И то сказать, Надежда Николаевна была женщиной общительной, имела множество друзей детства и юности, а также бывших коллег по работе. И многим помогала, если те попадали в сложные ситуации.

Так что известность ее настигла, и тогда она строго-настрого наказала подругам, чтобы помалкивали, обещая в противном случае рассориться навсегда.

Не очень-то помогло.

И теперь Мария, неправильно интерпретировав ее молчание, тут же повинилась:

— Прости, что отрываю тебя от дел, но мне правда нужна твоя помощь… Не к кому больше обратиться!

— Да расслабься ты! — перебила ее Надежда. — Разумеется, встретимся, раз все так серьезно.

Условились на сегодня.

Надежда занесла домой сумки с продуктами, наскоро провела воспитательную беседу с рыжим котом, который очень оживился при виде килограммового пакета фарша, и ушла из дома навстречу новым приключениям.

На улице шел осенний дождь — мелкий, унылый и долгий, но настроение у нее было боевое. Что опять у Машки случилось? Не женщина, а ходячее недоразумение, вечно притягивает к себе всевозможные приключения.

Не зря психологи утверждают, что люди замечают в ближних прежде всего те недостатки, которые свойственны им самим.

Мария уже ждала ее за столиком небольшого ресторана на Университетской набережной и нетерпеливо махала рукой, хотя Надежда опоздала всего на пять минут.

— Привет, у меня занятия через полтора часа, так что не будем тянуть резину, быстро заказывай что-нибудь!

Надежда пригляделась к приятельнице и про себя отметила, что выглядит Машка не блестяще. Нет, по сравнению с прошлым разом и стрижка у нее более модная, и гардеробчик сменила, но вот глаза беспокойные какие-то, сама нервная, суетливая…

— Ладно, рассказывай! — велела, когда официантка отошла от них с заказом. — Только коротко, не толки воду в ступе.

Рассказ получился все равно долгим, дамы уже и салаты съели, и рыбу запеченную, и кофе выпили. Вопросы Надежда не задавала, чтобы не отвлекать Марию от сути.

— Вот и все, — та перевела дух, — как увидела я ее там, в морге, так до сих пор в себя прийти не могу, все из рук валится. К роману новому вообще не подходила, на занятиях путаюсь, студенты только что пальцем у виска не вертят. С деканом отношения натянутые, ему наши бабы накапали, что я романы пишу. Он и говорит: если вы, Мария Владимировна, с работой не справляетесь, может быть, вам лучше в писательницы переквалифицироваться? А сам смотрит этак с ехидцей, дескать, что ты там накропать можешь, ерунду какую-то, тоже мне, романистка нашлась. Агата Кристи и Мэри Хиггинс Кларк в одном флаконе!

— Может, он просто детективы не любит…

— Да он вообще книг не читает! А в издательстве свои проблемы. Представляешь, встречалась я с продюсером сериала, так он выслушал мои пожелания и процедил через губу, что раз я права продала, то никаких претензий не должна иметь. Они сами решат, кого брать на главные роли, и сценарий тоже сами будут писать, то есть специального человека для этого наймут.

— Ну так тебе хлопот меньше! Пиши себе романы свои…

— Ты права, конечно, дело не в этом… — Мария поникла головой. — Просто меня совесть мучает из-за Инки. Мы ведь в юности так дружили… В общем, Надя, можно что-то сделать?

— А полковник твой с армянской фамилией… У вас вроде бы даже роман намечался…

— Насчет романа ничего не вышло, да я и не жалею, — отмахнулась Мария. — Но он, что мог, уже сделал и дал мне понять, что ничего больше не светит. Поскольку это не его участок, да и наезд — дело дохлое. А что сообщение не в ее духе — это вообще не доказательство… Ты что пишешь?

— Значит, вы с ней должны были встретиться…

— В два часа дня в прошлый четверг.

— Она не пришла, а вечером того же дня ты получила от нее сообщение.

— В двадцать один пятнадцать, — уточнила Мария, поглядев на экран мобильника. — Но это не она писала…

— А на следующий день ее нашли черт-те где, и врач определил время смерти…

— От трех до пяти утра!

— Значит, надо выяснить, что она делала с часу дня четверга до трех часов ночи прошлой пятницы!

— И ты можешь это сделать?

— Попробую. Автомобиль у нее какой?

— А я и не знаю… она тогда без машины была, мы вина выпили…

— Не реви, — строго сказала Надежда, — тебе к студентам идти, сама говорила, что они уже смеются. Ну хоть фамилию ее знаешь и год рождения?

— Конечно! Дроздова Инна Михайловна, а год рождения у нас один и тот же. Но могу у Армена спросить, у них база данных есть.

— Такая база данных у меня самой есть, — отмахнулась Надежда, — я за пять минут выясню, где она жила и на какой машине ездила… Ладно, пора мне, дома дел невпроворот, Саша обещал сегодня пораньше прийти. Пока-пока, держись, не раскисай, самое страшное с твоей подругой уже случилось, чего уж теперь…

На следующее утро Надежда подошла к мрачному шестиэтажному кирпичному дому, обошла его с торца и остановилась перед железной дверью. Над дверью была камера, непосредственно на ней — кнопка звонка.

Надежда помнила, что кодовым звонком для входа является знаменитая тема Вагнера «Полет валькирий», и попыталась изобразить эту мелодию, нажимая пальцем на звонок.

Из динамика донесся недовольный хриплый голос:

— И ничуть не похоже! Кого там черти принесли?

— Доставка орехового печенья и шоколадных вафель! — Надежда знала, чем можно затронуть сердце здешнего обитателя, точнее его желудок.

Замок щелкнул, дверь открылась. За ней была лестница, уходящая в подвал.

Надежда спустилась по ступеням и оказалась в большом помещении без окон, заставленном серверами, компьютерами и прочим электронным оборудованием неизвестного Надежде назначения.

В центре помещения в компьютерном кресле с подранной обивкой сидел, уставившись в огромный монитор, молодой человек в несвежей черной футболке необъятного размера и линялых шортах.

Этот молодой человек был толстым, рыхлым и неопрятным. Образ довершали длинные сальные волосы и жидкая клочковатая бородка. Звали его Боб, и он был подлинным компьютерным гением.

Надежду Николаевну с ним познакомил ее сосед Димка, которому она неоднократно помогала подтянуть школьную математику.

— Привет, Боб! — поздоровалась Надежда. — Смотрю, ты с прошлого раза отсюда не выходил. Даже футболку не менял.

Боб оторвался от монитора, покосился на гостью.

— А чего ее менять? Она же черная, на ней грязь не видна.

— Но запах!

— А, это вы… Вы тетя Димона… и вы мне как-то приносили очень вкусный пирог с абрикосами.

— Надо же, пирог запомнил! — улыбнулась Надежда. — А вот поздороваться забыл. И Димону я не тетя, а соседка.

— Ну, здрасьте, не тетя. Принесли еще пирога?

— Пирога сегодня нет.

— А зачем тогда вы пришли?

— Пирога нет. Но есть ореховое печенье, вафли и конфеты.

— На худой конец тоже сойдет. Давайте!

— Э, нет! Сначала работа, потом гонорар.

— Согласен. Но требую хотя бы небольшой аванс, чтобы лучше работалось.

— Ладно, так и быть.

Надежда вручила Бобу небольшой пакетик печенья, тот захрустел им и снисходительно спросил:

— Так чего вам нужно?

— Можешь подключиться к камерам видеонаблюдения?

— Смотря к каким. Если камера подключена к сети, у которой есть выход в интернет, — то запросто.

— Для начала хорошо бы найти изображение вот в этом месте… — Надежда показала парню адрес Инны Дроздовой.

Боб развернулся к компьютеру и замолотил пальцами по клавиатуре.

Через некоторое время он повернулся к Надежде и сообщил:

— Тут во дворе живет один продвинутый чувак, который вывел изображение с камер наблюдения на смартфон, чтобы следить за своей машиной. Я подключился к его смартфону и теперь могу видеть все, что там происходит.

— А что происходило в другой день, к примеру, в прошлый четверг?

— Запросто.

Надежда назвала ему время, когда Инна должна была выехать на встречу с Марией. Боб промотал изображение до нужного момента, и они увидели элегантную женщину, вполне подходящую под описание Инны Дроздовой, которая вышла из подъезда и села в ярко-красную «Мазду».

— Отлично! На встречу она выехала вовремя. Теперь хорошо бы выяснить, приехала ли на место.

Боб нашел на плане города кафе, где женщины должны были встретиться, и озабоченно проговорил:

— Около кафе камер нет…

— Надо же, как неудачно…

— Да подождите. Я сказал, что их нет около кафе. Но рядом находится ювелирный магазин, там непременно должна быть… Да вот же она!

Боб вывел на экран изображение с очередной камеры и просмотрел его в ускоренном режиме.

Ни красная «Мазда», ни сама Инна в нужный промежуток времени возле кафе не появились.

— Значит, она выехала из дома, но до места встречи не доехала. Так я примерно и думала… А можем мы выяснить, где она пропала?

— В принципе да, но это будет немного сложнее — нужно подключиться к системе дорожной полиции.

— А ты можешь?

— Обижаете! Конечно, могу. Но у меня кончилось топливо, а на пустом баке я не езжу.

Надежда поняла намек и протянула Бобу очередную порцию. Он захрустел печеньем и застучал по клавиатуре.

— Вот она, наша «Мазда», — проговорил наконец. — Выехала на Московский проспект… так… свернула на Серпуховскую улицу, чтобы объехать пробку… ага, снова свернула, теперь в Короткий переулок…

— А как он называется, этот короткий переулок?

— Так и называется. Короткий — это название.

— А потом куда?

— Опа! А потом никуда.

— То есть как?

— А так. Из этого переулка красная «Мазда» не выехала.

— Туда въехала, а оттуда — не выехала?

— Именно так!

Надежда внимательно просмотрела запись с камеры и убедилась, что красная машина действительно не появилась на выезде из переулка. А также не появилась там и Инна. Или какая-нибудь женщина, хоть отдаленно на нее похожая. Если честно, вообще никого не было. Машины изредка проезжали, а пешком никто не проходил.

Боб выразительно посмотрел на нее и сказал:

— Больше я вам ничем помочь не могу, так что попрошу произвести окончательный расчет.

Надежда Николаевна отдала ему остатки печенья и прочие сладости и отправилась к станции метро «Технологический институт», возле которой красная машина Инны Дроздовой окончательно исчезла с поля зрения камер.

Машины не исчезают просто так, это же реальная, настоящая жизнь, а не голливудский кинофильм. Женщину похитить можно, но где тогда машина? И Надежда этот вопрос обязательно прояснит.

Она прошла по Серпуховской улице, свернула в переулок, который и впрямь назывался Коротким и вполне соответствовал своему названию.

Переулок был не только коротким, но и почти безлюдным. Почти — потому что один человек там все же присутствовал. Это был бомж, персонаж неопределенного возраста, одетый в несколько слоев теплых кофт и курток. Он кормил колбасными обрезками красивого рыжего кота и беседовал с ним о высоком.

— Ты понимаешь, Мурзик, в наше время духовность в людях встречается все реже и реже! Никого теперь не интересуют проблемы экологии, демографии, охраны окружающей среды… Вот я попробовал поговорить об этом с нашим участковым Сергеичем, так он меня и слушать не стал! Какая, говорит, окружающая среда, когда вокруг один непрерывный понедельник?

Судя по богатому словарному запасу, бомж в прошлом был человеком умственного труда, что не мешало ему стать довольно-таки грязным и запущенным.

Надежда вздохнула и подумала, что правильно сделала, одевшись утром попроще, поскольку у Боба в его так называемом офисе тоже не больно чисто. И сейчас она мужественно подошла к бомжу, деликатно кашлянула и проговорила уважительным тоном:

— Простите, что прерываю вашу увлекательную беседу, но у меня к вам несколько вопросов.

— Вопросов? — Мужик повернулся к ней. — Я всегда открыт для любых вопросов, особенно если вы, в свою очередь, рассмотрите вопрос скромного материального поощрения. Нам с Мурзиком немного нужно, но все же какой-то минимум…

Кот сел статуэткой, обернув лапы хвостом, и взглянул умильно.

— Будет вам поощрение! — Надежда протянула бомжу купюру, которую тот деликатно принял, переглянувшись с котом, и спрятал в один из многочисленных карманов.

— Итак, какие вопросы вас интересуют?

— Вы ведь здесь все время ошиваетесь? То есть находитесь? То есть пребываете?

— Практически непрерывно. Как говорится, без выходных. Двадцать четыре часа в сутки и семь дней в неделю. За вычетом ежегодного неоплачиваемого отпуска.

— И в четверг вы здесь были?

Бомж взглянул на кота, словно ждал от него подсказки, снова повернулся к Надежде и кивнул:

— И в четверг. Мурзик вам подтвердит.

— Отлично. А не видели ли вы ярко-красную машину и вот эту женщину? — Надежда показала фотографию Инны Дроздовой, которую прислала ей Мария.

Они тогда, в ресторане, сфотографировались вместе. На память…

Бомж аккуратно взял снимок, внимательно рассмотрел его, сел на корточки и показал коту. Затем выпрямился, отдал фото Надежде и наконец кивнул:

— Видели. И машину, и женщину. Только она в верхней одежде была. Пальто длинное… цвет зеленый, то есть не совсем зеленый, а как будто листва осенью пожухла…

— Точно, ее пальто! И что же конкретно вы видели?

Мужик снова переглянулся с котом, перевел дыхание.

— Значит, так. В тринадцать часов двадцать шесть минут из-за угла выехала красная «Мазда»…

— Красная «Мазда», — повторила Надежда, удивленная точностью показаний.

— Совершенно верно, «Мазда». Мы с Мурзиком разбираемся в машинах. Номер мы с Мурзиком не разглядели, потому как находились в дальнем конце переулка и под неудобным для наблюдения углом…

— Постойте, а откуда вы так точно знаете, в какое время это произошло? Именно в тринадцать двадцать шесть, ни минутой раньше или позже?

— Именно в тринадцать двадцать шесть! — убежденно повторил бомж. — Я когда-то, в другой жизни, работал редактором на радио и должен был четко хронометрировать прямой эфир. И у меня в организме есть такие внутренние часы. Можете спросить меня в любое время дня и ночи, который час — и я вам отвечу с точностью до минуты. Даже точнее. Вот сейчас, например, одиннадцать часов тринадцать минут и двадцать четыре секунды… уже двадцать пять…

Надежда взглянула на свои часы.

— Одиннадцать пятнадцать. Но все равно очень точно. Просто удивительно.

— Ваши часы спешат! — перебил ее бомж. — Сейчас одиннадцать четырнадцать, и не больше! Заявляю это совершенно ответственно! Можете не сомневаться!

— Надо же, какое удивительное свойство! Значит, красная «Мазда» выехала из-за угла в тринадцать двадцать шесть… а что было дальше?

— О, дальше! Дальше началось такое… — Бомж взглянул на кота, призывая его в свидетели, и продолжил: — Прямо перед машиной на тротуар выбежала женщина… Она упала, красная «Мазда» затормозила, и дама, которая была за рулем — та самая, чью фотографию вы нам показывали, — выскочила из авто и подбежала к той шатенке…

— К шатенке?

— Ну да, к той, которая бросилась под ее машину. Цвет волос такой… каштановый, и стрижка короткая. А я, знаете ли, не люблю женщин с короткими стрижками, потому и запомнил.

Надежда поскорей опустила глаза и сжала губы, чтобы не прыснуть. Надо же, не любит женщин с короткой стрижкой! Как говорится, всюду жизнь…

— И что дальше?

— Эта ваша знакомая наклонилась к упавшей и вскрикнула: «Что с вами, вам плохо?» Тут каштанка, то есть шатенка, вскочила, схватила ее за руку и потащила к другой машине.

— К другой? Значит, была еще одна машина?

— Ну да, синяя «Хонда»… Дама сопротивлялась, кричала даже, но тут из авто выскочил мужчина, что-то с ней сделал, отчего она обмякла и замолчала. А эти двое затащили вашу знакомую в «Хонду» и уехали.

— Номер «Хонды» вы, конечно, не разглядели?

— Вот чего нет, того нет, уж извините… Мурзик тоже, к сожалению, не разглядел…

Сердечно распростившись с умным бомжом, Надежда позвонила Марии.

— Есть новости?

— Да уж какие теперь новости, — вздохнула Надежда, — точно выяснила, что похитили твою подругу, знаю даже, в каком месте. А вот куда отвезли… И главное, зачем? Кому она мешала, скажи пожалуйста? Сама говорила, что ни с кем она не общалась, на мужа бывшего думать глупо, потому как он первый подозреваемый будет…

— И Армен мне то же самое сказал. А я вот все думаю насчет того психоаналитика. Инка ведь только к нему ходила. И странный разговор там подслушала случайно, еще говорила, что мне пригодится для детектива…

— Опять ты носом хлюпаешь. Прекрати уже!

— Жалко ее… Кстати, насчет той бабы, что похитила Инку. Она говорила, что в приемной у Ильи Семеновича сидит помощница, звать Ириной, очень неприятная такая тетка, стрижка короткая, губы тонкие…

— По всему получается, что нужно к этому самому психоаналитику идти…

— Надежда, не вздумай! Если у него там дело нечисто, не хочу еще одну подругу потерять! Ой, извини, что-то я не то болтаю…

— Да расслабься ты! — с досадой сказала Надежда. — Я же не собираюсь прямо к нему в кабинет переться и вопрос в лоб задавать: а не вы ли, уважаемый, похитили вашу пациентку? Тем более что это не он сам, наверняка у него помощники есть. Но вот сама посуди: Инна подслушала два разговора на сеансах, так? И больше ничего. Там какой-то странный тип лечится, говорит, что видит во сне жену, которой у него никогда не было, так?

— Ну, псих просто!

— А этот, с позволения сказать, доктор, вместо того чтобы ему мозги вправлять, нарочно жену, которой нет, по-другому описывает! То есть еще больше его запутывает.

— Тем более не нужно тебе туда ходить, черт знает, что у них там за притон!

— Да ладно. Для начала произведем разведку боем, соберем информацию. Перекинь мне список пациентов, что тебе Инна на телефон послала…

Через пять минут, глядя на экран телефона, Надежда выяснила, что каждый раз по четвергам перед Инной Дроздовой приходил Кирилл Венедиктов, а перед ним — Наталья Мизинцева. Кроме этих троих, по четвергам не приходил никто, все же психоаналитик — не участковый терапевт, к нему очередь не сидит.

Надежда наморщила лоб, вспоминая, где она могла слышать фамилию Мизинцева. В голове всплыло что-то, связанное с телевизором. Можно было бы, конечно, сунуться к соседке Антонине Васильевне, которая все досконально знала про сериалы, но это надолго, так что Надежда выбрала наиболее простой путь, то есть обратилась к интернету.

И точно, Наталья Мизинцева была актрисой, но в последнее время не снималась, потому что возраст был уже весьма и весьма приличным, у некоторых это старостью называется. Не у всех, конечно, кому как повезет.

Надежда прочла обо всех фильмах и сериалах, где играла Мизинцева, постаралась запомнить и решила, что подготовилась достаточно.

После этого она набрала номер телефона кабинета психоаналитика, который по счастливой случайности был помещен над списком пациентов, сфотографированным Инной, и записалась на прием на пятницу. Предлагали на среду или на четверг, но Надежда отговорилась занятостью.

В четверг Надежда долго собиралась, пристально разглядывая себя в зеркале, надела самое приличное свое пальто и взяла дорогую итальянскую сумку, подарок дочери. После чего решила, что сделала все, что могла, и через сорок минут вошла в приемную психоаналитика.

Это была большая светлая комната, выдержанная в нейтральных и успокаивающих серо-бежевых тонах. Напротив входа, слева от двери в кабинет психоаналитика, стоял большой стеклянный куб, наполненный водой или какой-то другой жидкостью, в которой медленно всплывали разноцветные пузырьки.

В аквариуме по другую сторону от двери плавали несколько крупных рыб с огромными челюстями — наверное, это были пираньи.

Рядом с аквариумом за бежевым компьютерным столом сидела коротко стриженная шатенка с узкими ярко-красными губами и хищными чертами лица, отдаленно напоминающими тех самых пираний. Судя по всему, это была та самая Ирина, о которой говорила Инна Дроздова, — секретарша, или, как она предпочитала себя называть, помощник психоаналитика.

Надежда вспомнила, как поморщился старый бомж, сказав, что терпеть не может женщин с короткой стрижкой, и подумала, что дело даже не в стрижке, а в неприятном выражении лица. С таким не то что в приемной дорогого врача сидеть, а только из окна регистратуры участковой поликлиники больных облаивать!

Тем не менее, войдя в приемную, Надежда приветливо улыбнулась и проговорила:

— Здравствуйте! Надеюсь, я не опоздала? Я очень спешила, но всюду пробки, вы же понимаете…

Ирина приподнялась из-за стола и уставилась на Надежду. Черты ее лица обострились, и она проговорила с настороженным удивлением:

— Опоздали? А куда вы, собственно, опоздали?

— Как — куда? — Надежда изобразила высокомерное изумление, как будто разговаривала с наивным ребенком. — На сеанс к психоаналитику. К Семену Ильичу.

— К Илье Семеновичу… — машинально поправила ее секретарша. — Простите, а как ваша фамилия?

— Моя фамилия Гусынина! — гордо произнесла Надежда таким тоном, как будто представилась герцогиней Виндзорской. — Нина Николаевна Гусынина!

Еще не хватало записываться к этому подозрительному типу под собственной фамилией!

Секретарша заглянула в компьютер.

— Да, Нина Николаевна, вы действительно записаны на прием, но только не сегодня, а завтра. На это самое время.

— Как завтра? Что значит — завтра? Я не могла перепутать! Я записалась на пятницу, потому что только по пятницам у меня есть свободное время.

— Рада за вас, и вы действительно записаны на пятницу, но только сегодня четверг.

— Что вы из меня дуру делаете?! — Надежда потихоньку набирала обороты. — Я что, по-вашему, не знаю, какой сегодня день недели? Сегодня пятница! Мне по пятницам привозят безлактозное молоко и безглютеновый хлеб от фирмы «Здорожив». И мне их сегодня привезли. Значит, сегодня пятница.

Уверенная, что своим аргументом сразила секретаршу, Надежда уселась на стул, положив сумку на колени. Но Ирина не собиралась сдаваться без боя.

— Вы как хотите, — процедила она, — но сегодня четверг. Вот, посмотрите на календарь!

— Мне ваш календарь не указ! — безапелляционно отрезала Надежда. — Не сомневаюсь, фирма «Здорожив», которая привозит мне продукты для здорового питания, прекрасно знает, какой сегодня день!

На этот раз секретарша растерялась.

Столь неожиданный аргумент, а особенно такая уверенность в голосе пациентки выбили у нее почву из-под ног. Она открывала и закрывала рот, как выброшенная на берег рыба, пытаясь найти хоть какой-то достойный ответ.

Тут сама Надежда неожиданно пришла ей на помощь. Она достала телефон, видимо, собираясь предоставить еще одно доказательство своей правоты, уставилась на экран, шевеля губами. На ее лице вдруг проступила растерянность.

— А вот тут у меня сообщение от фирмы «Здорожив»… они мне пишут… Ох, пишут мне, что в виде исключения сделают доставку не в пятницу, а в четверг. Так что, сегодня действительно четверг?

— А я вам о чем уже полчаса толкую! — с явным облегчением выпалила Ирина.

— Действительно четверг? — недоверчиво повторила Надежда. — Вы уверены?

— Уверена, уверена!

— Но по четвергам я занимаюсь с тренером по пиратесу!

— Наверное, вы хотели сказать — по пилатесу… — машинально поправила секретарша.

— Я хотела сказать то, что сказала! — одернула ее Надежда и взглянула на часы. — Мне уже через час нужно быть на тренировке! Значит, я не смогу сейчас пойти на сеанс к Семену Ильичу…

— К Илье Семеновичу, — привычно поправила Ирина. — Но он и не смог бы вас принять. У него сейчас по записи другой пациент.

— Как это — другой? Вы не расслышали? Я Гусынина! Нина Николаевна Гусынина!

— Я расслышала, — сжав зубы, раздраженно проговорила секретарша. — Но Илья Семенович так или иначе…

— Впрочем, это неважно, — перебила ее Надежда. — Все равно мне скоро нужно идти к тренеру по пиратесу.

В это время дверь кабинета открылась, и в приемную вышла женщина с улыбчивым круглым лицом. Лет ей было побольше, чем Надежде, лучики морщин разбегались от глаз, что ее совершенно не портило. Было видно, что дама не гонится за давно убежавшей молодостью не потому, что не может себе позволить или из лени, просто ей это не нужно. Она вежливо попрощалась с Ириной и направилась к двери.

Надежда проводила ее взглядом, вскочила и устремилась следом. Помощница облегченно вздохнула.

Выйдя вместе с женщиной из офиса психоаналитика, Надежда нагнала пациентку и окликнула ее:

— Простите, вы, случайно, не Наталья Мизинцева?

Женщина обернулась, оглядела Надежду и кивнула:

— Да, это я… А в чем дело?

— Дело в том, что я ваша поклонница. Очень горячая поклонница! — затараторила Надежда. — Я смотрела все ваши фильмы. И «Признание официантки», и «Повар, вор и офис-менеджер», и «Что скрывает холодильник», и «Разговоры в пищеблоке»… Могли бы мы поговорить в каком-нибудь тихом, уютном месте? Я вас очень, очень прошу, вы доставите мне такое счастье!

— Вот как… — Женщина посмотрела на Надежду с каким-то странным выражением. — Счастье? В тихом и уютном? Ну, если в тихом и уютном… почему бы и нет?

— Я видела тут рядом приличное кафе, думаю, там нам никто не помешает…

Женщины вышли на улицу и вскоре оказались перед входом в небольшое кафе.

Они сели за свободный столик. Надежда, пробежав взглядом меню, уже хотела заказать пирожное с завлекательным названием «Райское наслаждение», но ее спутница смотрела довольно строго, и Надя решила сдержать свой порыв. Тяжело вздохнув, ограничилась чашкой капучино. Правда, большой, с карамельным сиропом. Каково же было ее удивление, когда собеседница заказала то самое «Райское наслаждение» и еще одно под двусмысленным названием «Я хороша!».

Официантка принесла заказ и удалилась.

Мизинцева сделала глоток кофе, подняла глаза на Надежду и веско проговорила:

— Колись.

— В каком смысле? — растерянно переспросила Надежда.

— В самом прямом.

— Я не понимаю…

— Понимаешь! Говоришь, поклонница? Смотрела все мои фильмы и сериалы?

— Ну да… почти все…

— Если бы ты и правда их смотрела, ты знала бы, что «Разговоры в пищеблоке» не вышли на экраны из-за конфликта между режиссером и продюсером, а тот фильм, который ты назвала «Повар, вор и офис-менеджер», на самом деле в прокате шел как «Контракт кондитера». А то название по ошибке использовали в журнальной статье и потом перепечатали в интернете.

«Так и знала, что в интернете все наврут!» — обреченно подумала Надежда, сохраняя на лице отстраненное выражение.

— Так что никакая ты не поклонница, — припечатала Мизинцева. — Да у меня их, поклонниц, и нет почти. И раньше-то не было, а сейчас, когда я уже двадцать лет не снимаюсь, совсем не осталось. Так что колись — кто ты такая и зачем я тебе понадобилась.

Надежда смущенно развела руками.

— Ну, дорогая моя, вы меня быстро раскусили! Я просто поражена! Снимаю шляпу, которой у меня нет и никогда не было!

— Не уходи от темы, давай по существу! Кто такая?

— Ну, если честно, то я — частный детектив! — бухнула Надежда, поскольку ей больше ничего не оставалось.

И в доказательство своих слов положила на стол удостоверение, которое она когда-то давно утащила у одной своей знакомой, которая и правда была частным детективом. Правда, недолго, поскольку вышла замуж за хозяина детективного агентства и через положенное время родила близнецов. Надежда навещала счастливую молодую маму, тогда-то и утащила у нее удостоверение, которое ей точно еще долго не понадобится. Документ был просрочен, но Мизинцева, похоже, не обратила на это внимание.

— Ну-ну, — хмыкнула она, — продолжай…

— А можно, я тоже буду на ты? — осведомилась Надежда. — Да? Ну хорошо. Ладно, ты совершенно права, я не видела ни одного из твоих фильмов, просто искала подходящий повод с тобой заговорить.

— Считай, что заговорила. Теперь скажи, что тебе от меня нужно. Только честно.

Надежда замялась, собираясь с мыслями.

Мизинцева подбодрила ее:

— Наверняка это связано с психоаналитиком. С Ильей Семеновичем.

— И снова снимаю шляпу, — обрадовалась Надежда. — Как ты догадалась?

— Да чувствую, что с ним что-то не так. Я ведь их много видела — психологов, психотерапевтов, даже психиатров… У меня был очень трудный период, когда я страдала от тяжелейшей депрессии, даже в больнице лежала. Понимаешь, муж умер внезапно. Инфаркт. Я тогда на съемки уехала, вечером поговорили с ним по телефону, а утром дочка звонит — в больницу его на «скорой» увезли. Я — на самолет, да пока долетела, он уже умер, не спасли его. Даже проститься мы не успели…

— Ужас какой! — поежилась Надежда.

— Ну да, после этого я и запсиховала. Те съемки сорвались, режиссер на меня озлился и наговорил всем, что со мной дела иметь нельзя. Меня и перестали снимать. Так бы хоть работа помогала, а тут сидишь и думаешь, думаешь… Я очень глубоко переживала, вплоть до суицидных мыслей. И тогда со мной работали самые разные мозгоправы. Так вот, этот Илья Семенович от них заметно отличается…

— Чем же?

— Скользкий он какой-то. Все время кажется, что говорит он одно, а думает другое. У них, психоаналитиков, ведь что главное? Главное — убедить пациента, что он ему поможет, а для этого нужно, чтобы тот ему полностью доверял. Так что он должен уметь слушать и беседу направлять в нужное русло. А этому, похоже, все равно, что ему говорят, мысли его другим заняты.

— Зачем же тогда к нему ходишь?

— Зять у меня богатый и заботливый. С тех пор, как я болела, думает, что у меня непорядок с психикой. И настаивает, чтобы ходила к психоаналитику. На самом деле я уже вполне выздоровела и проку от этих сеансов никакого, но хожу, чтобы зятя не обижать.

— А почему именно к Илье Семеновичу? Что, мало в городе других аналитиков?

— Да к нему его бизнес-партнер ходил, и теперь зять считает, что Илья Семенович — самый лучший. А я его не разубеждаю, чтобы лишний раз не спорить.

— Но вообще-то меня интересует даже не сам психоаналитик, а один из его пациентов, — осторожно сказала Надежда.

— Кто? Случайно, не тот человек, у которого сеанс после меня?

— Именно он, Венедиктов. А на этот раз как догадалась?

— Интуиция, — отмахнулась Мизинцева.

— Здорово! Так что ты про него можешь сказать?

— Странный человек. Опять же, я в своей жизни видела много странных людей, но этот… такое впечатление, что он видит призраков.

— Это как?

— Да вот вроде сидит, разговаривает с тобой, но кажется, что слушает кого-то другого. И смотрит куда-то в сторону, будто там кто-то невидимый. Он всегда приходит раньше, так что мы часто в приемной сталкивались. Я, знаешь, любого разговорить умею, внешность моя к этому располагает.

— Это точно… — согласилась Надежда, — улыбка у тебя хорошая, от человека с такой улыбкой ничего плохого не ждут.

— Спасибо.

— А что еще ты о нем знаешь? Ты ведь женщина умная, наблюдательная, много замечаешь… Чего-то особенного не заметила?

— Тебе мало того, что он видит призраков?

— Вообще-то да, мало. Мне бы что-то узнать о нем самом — кто такой, где работает…

— Вот насчет того, где работает, у меня есть наводка. Он как-то раз договаривался с Ириной о следующем сеансе и хотел записать время. И не в телефоне, а по старинке, на бумаге. Достал блокнот, вытащил из кармана ручку и уронил, а она подкатилась к моим ногам. Я подняла, протянула хозяину, но успела прочесть, что на ней написано…

— И что же?

— Там было странное слово «Геомедиум». Не знаю, что оно значит, наверное, какая-нибудь фирма. Но слово это отчетливо врезалось в память. Красные буквы на сиреневом фоне. Понимаю, что информации не очень много, но больше ничего интересного не помню. Уж извини.

— Спасибо тебе, все же лучше, чем ничего.

— Всегда рада быть полезной. Честно говоря, завидую тебе немножко. Какая у тебя интересная профессия! Расследования, поиски… Знаешь, у меня в последнее время жизнь скучная, а так в ней появился какой-то интерес. Может, тебе еще что-то нужно?

— Пожалуй, вот еще что. Ты женщина наблюдательная, можешь мне описать человека, о котором мы говорили? Венедиктова этого.

— Да запросто! Он худощавый, сутулый, с плохо подстриженными пегими волосами. Ходит как-то боком, как краб, а смотрит всегда немного сбоку, как птица, которая приглядывается к аппетитному червяку… — Наталья подняла одно плечо, наклонила к нему голову и искоса, по-птичьи, взглянула на Надежду, пародируя того человека.

— Ну спасибо! Я его как будто увидела!

— Пирожное-то возьми, — посоветовала Мизинцева, — мне одной столько не съесть.

Распрощавшись с Натальей Мизинцевой, Надежда Николаевна включила в своем смартфоне поисковик и сделала запрос на название «Геомедиум». Умная программа сообщила, что под таким названием работает организация, занимающаяся созданием и архивированием всевозможных географических карт и планов, и расположена она недалеко, на улице Панаева.

Сегодня времени уже не было, и Надежда решила наведаться в контору, где, по-видимому, работает загадочный господин Венедиктов, завтра с утра. Но утром навалились домашние дела, так что выбраться из дома она смогла только после обеда.

Она доехала до улицы Панаева, нашла нужный номер дома. Это оказался дореволюционный двухэтажный розовый особнячок с колоннами по фасаду и двумя упитанными кариатидами, поддерживающими фронтон.

Надежда подошла к дверям особняка. Перед ней туда же вошла высокая стройная женщина с темными волосами до плеч. На ней было короткое малиновое пальто и сапоги на высоком каблуке.

Немного выждав, Надежда вошла следом.

Пол в просторном вестибюле был из полированного мрамора, в глубине холла виднелся плавный изгиб мраморной лестницы, поднимающейся на второй этаж.

Возле входа стояла женская статуя в классическом стиле — то ли какая-то греческая богиня, то ли одна из девяти муз. Рядом с ней за невысокой стойкой сидела женщина средних лет в старомодных круглых очках, видимо, вахтерша, с которой как раз беседовала та красивая брюнетка.

Надежда услышала этот разговор и насторожилась.

— Мне нужен Венедиктов, — сообщила брюнетка вахтерше. — Кирилл Николаевич Венедиктов. Он ведь работает здесь?

Услышав фамилию Венедиктова, Надежда внимательно пригляделась к брюнетке. Она ее прежде не видела, но что-то в облике показалось знакомым. Длинные прямые волосы, выразительные темные глаза, яркая одежда… малиновое пальто…

И под влиянием неосознанного порыва Надежда юркнула за статую. При этом прочла надпись на пьедестале — Урания. Муза астрономии. Ну да, она больше других греческих богинь и муз связана с картографией…

Мраморная муза смотрела на женщину с легким недовольством.

— Извини, — шепотом сказала Надежда музе. — Я тебя не побеспокою…

— Кирилл Николаевич? — переспросила тем временем вахтерша. — Как же, работает. Но только вас я к нему пропустить не могу. У нас пропускная система, а у вас пропуска нету. Вот если он вам выпишет пропуск, тогда пропущу…

— Но вы можете попросить его спуститься? Мне очень нужно с ним встретиться!

— Могу, конечно! Для того я здесь и нахожусь. А какая ваша фамилия?

— Скажите, что это Марина. Он поймет.

Вахтерша взглянула неодобрительно, тем не менее сняла трубку местного телефона, набрала номер и проговорила:

— Кирилл Николаевич, это вас с вахты беспокоят. Тут к вам женщина пришла, говорит, что очень нужно с вами встретиться. Зовут Марина… фамилию она не сказала.

Выслушав ответ, вахтерша повесила трубку и повернулась туда, где только что стояла брюнетка.

— Сказал, что спустится…

Тут она обнаружила, что обращается к пустоте: посетительницы на прежнем месте не было. Ее вообще не было в холле.

Надежда тоже не заметила, как та исчезла, отвлекшись на разговор с мраморной музой.

— Вот же вертихвостка! — проворчала вахтерша. — Говорила, что очень ей нужен, а сама не дождалась… Вроде еще одна женщина тут была и тоже куда-то пропала…

Надежда, услышав это, еще плотнее прижалась к статуе. Та вроде бы не возражала.

В это время на лестнице показался сутулый худощавый мужчина средних лет.

Надежде не нужно было спрашивать его имя — она мгновенно узнала Кирилла Венедиктова благодаря точному описанию Натальи Мизинцевой. Вот что значит артистическая наблюдательность! Нет, зря ее перестали снимать, у этой женщины несомненный талант.

Сутулый, с пегими, неаккуратно подстриженными волосами, Венедиктов спускался по лестнице боком, как краб. Подошел к вахтерше и проговорил, по-птичьи склонив голову к плечу:

— Вы говорили, ко мне женщина пришла?

— Да. Только, пока я вам звонила, она куда-то делась.

— Что значит — делась?

— Да вот была, прямо здесь стояла, а теперь нету. Я за ней не уследила. Ушла, наверное, не дождалась. А говорила, что ей очень нужно с вами поговорить.

— А как она выглядела?

— Хорошо выглядела. Стройная, высокая. Брюнетка, волосы красивые, до плеч, и глаза темные. Пальто такое яркое, малиновое… Сапоги на очень высоких каблуках.

При этих словах Венедиктов заметно побледнел и схватился за сердце.

Когда вахтерша дала словесный портрет красивой женщины, Надежда поняла, почему та показалась ей знакомой. Она не видела ее прежде, но слышала описание ее внешности, правда, в двойном пересказе: именно так описывал психоаналитик таинственную жену господина Венедиктова в пересказе Марии со слов покойной Инны… Во всяком случае, малиновое пальто там точно присутствовало. И каблуки… То-то Надежде показалось, что брюнетка хоть и эффектная, но выглядит немного старомодно — ну кто сейчас носит сапоги на высоченных каблуках? Все модные дамы давно переобулись в кроссовки. Очевидно, Венедиктов запомнил свою жену такой. Тьфу! То есть ему этот, с позволения сказать, психоаналитик дал установку на такой образ. Ой, нужно все-таки с ним разобраться, дурит этот Илья Семенович людей почем зря. А если еще он причастен к смерти Инны Дроздовой…

— Как же вы не посмотрели, куда она ушла? — недовольно выпалил Венедиктов, сверля вахтершу взглядом.

— Я не для того сижу, чтобы за всякими брюнетками следить! — обиженно пропыхтела вахтерша. — Я здесь слежу, чтобы никто посторонний не прошел!

Венедиктов ее не дослушал, бросился к выходу, выскочил на улицу. Через некоторое время вернулся с растерянным лицом и проговорил, ни к кому не обращаясь:

— Нету… нигде… ушла…

— Я-то при чем?.. — недовольно проворчала вахтерша.

Венедиктов махнул рукой, опустил голову и поплелся обратно к лестнице. Вся фигура его выражала полное отчаяние.

Холл опустел.

Вахтерша, бросив взгляд вслед Венедиктову, недовольно пробормотала:

— И все я у них виновата… пойду хоть чаю выпью… А то сидишь здесь, гробишь здоровье, и никакой благодарности…

Она вышла из-за стойки и ушла в комнатку под лестницей.

Надежда выбралась из своего укрытия и взбежала по лестнице на второй этаж.

По сторонам широкого коридора располагались кабинеты. Коридор был пуст, только из-за дверей доносились неясные голоса. Вдруг одна из дверей открылась, и оттуда вышел Венедиктов, по-птичьи склонив голову к плечу и глядя под ноги.

Надежда прижалась к стене и пропустила мужчину, тот, похоже, ее вообще не заметил, зашел в соседний кабинет, где его поприветствовал чей-то громкий голос. Надежда толкнула створку и проскользнула внутрь помещения, из которого Кирилл Николаевич только что вышел.

Она оказалась в большом полутемном кабинете, стены которого были завешаны старинными картами в красивых рамках. Единственное окно было задернуто тяжелой портьерой. В глубине комнаты стоял старинный письменный стол, над ним на стене висел портрет солидного пожилого мужчины в сюртуке по моде девятнадцатого века, со стоячим воротничком и широким шелковым галстуком. В руках он держал свернутую старинную карту.

Подпись на табличке, прикрепленной снизу к раме, гласила, что этот господин — известный картограф девятнадцатого века Григорий Генрихович Вестингауз. Ну конечно, и карта в руках это подтверждает…

Надежда достала мобильный телефон и сделала несколько фотографий кабинета, чтобы изучить на досуге. При этом изображенный на портрете господин смотрел на нее очень неодобрительно. Надежда хотела извиниться, но решила, что это будет уже перебор.

Она продолжала свое занятие, как вдруг ручка повернулась, и дверь кабинета начала открываться…

Наверняка вернулся Венедиктов. Не хватало, чтобы он застал ее здесь!

Надежда метнулась через кабинет и юркнула за портьеру. Плотная ткань была ужасно пыльная, и Надежда едва сдерживалась, чтобы не чихнуть.

В дверном проеме действительно показался Венедиктов.

Он подошел к столу, сел в кресло, снял трубку телефона, набрал номер. Услышав ответ, проговорил взволнованным голосом:

— Ирина, это Венедиктов… да, Кирилл Венедиктов. Могу я записаться на дополнительный сеанс? Мне очень нужно! Пожалуйста… Ничего нет? Тогда соедините меня с Ильей Семеновичем! Я должен немедленно с ним побеседовать! — После недолгой паузы он заговорил умоляющим, чуть ли не плачущим голосом: — Илья Семенович, она появилась! Да, она, Марина, моя жена! Она ко мне приходила! Прямо на работу! Да, я уверен! Никаких сомнений! Ее видела вахтерша… — Выслушал ответ и снова забормотал: — Да, пожалуйста… Я вам очень благодарен! Да, подъеду ровно через час, я успею… — Бросил трубку, вскочил, заметался по кабинету, схватил портфель, сложил в него какие-то бумаги и вылетел в коридор.

Надежда выждала пару минут, выбралась из-за портьеры и подошла к двери. Здесь ее ожидал неприятный сюрприз: хотя Венедиктов очень спешил, он все же запер кабинет на ключ.

— Вот еще не хватало… — пробормотала, совсем не хотелось сидеть в кабинете до возвращения его хозяина.

Надежда пригляделась к замку. Он был не такого типа, который легко открыть согнутой канцелярской скрепкой. Тут она вспомнила, что во многих детективах дверные замки открывают при помощи обычной пластиковой карточки. Она достала из кошелька банковскую карту, вставила ее между дверью и косяком и провела снизу вверх.

Пластик действительно отжал язычок замка, и створка открылась.

Надежда перевела дыхание и выскользнула в коридор.

Там никого не было. Венедиктов уже наверняка покинул особняк.

Надежда сбежала вниз по лестнице, пронеслась мимо вахтерши, изумленно уставившейся на нее, и выбежала на улицу. И увидела Венедиктова.

Кирилл Николаевич не успел уехать, он метался по тротуару, взволнованно размахивая рукой и пытаясь остановить одну из проезжающих машин. Те проезжали мимо, не притормаживая. И то сказать, если бы Надежда была на месте водителей, она бы тоже не остановилась. Уж очень странно выглядел Венедиктов — растрепанный, нервный, куртка не на те пуговицы застегнута… Посадишь такого в машину — а он форменным психом окажется, потом неприятностей не оберешься с таким пассажиром.

Вдруг из-за угла выскользнул длинный черный автомобиль, хищными очертаниями похожий на акулу. Он притормозил, проезжая мимо Надежды, она невольно заглянула в салон и увидела на переднем пассажирском сиденье красивую молодую женщину с длинными иссиня-черными волосами и большими яркими глазами. Пальто не было видно, но помада на губах имела малиновый оттенок.

Сомнений не было: это та самая брюнетка, которая только что приходила в «Геомедиум» и просила встречи с Венедиктовым, но сбежала, не дождавшись его. Сказала, что ее зовут Марина… Ну, это мы еще проверим.

И тут Венедиктов тоже увидел брюнетку в черной машине.

Застыл на месте, как громом пораженный, а потом метнулся к автомобилю, размахивая руками, как мельница крыльями, и крича срывающимся от волнения голосом:

— Марина! Марина!

Но черная машина не остановилась, наоборот, прибавила скорость и скрылась за углом.

В самый последний момент Надежда успела заметить на заднем стекле авто рекламную наклейку с надписью «Вечный покой по умеренным ценам». Лучше запомнила бы номер машины, но, как назло, была без очков и мелкие цифры номера не смогла прочесть.

Надежда Николаевна с юности страдала небольшой близорукостью. Хотя термин «страдала» тут не совсем уместен. Вернее будет сказать, что Надежда не страдала, а маялась дурью, по выражению ее близкой и давней подруги Алки Тимофеевой. Отчего-то она считала, что очки ей не идут независимо от оправы, и потому надевала их крайне редко — в темном зале кинотеатра или же дома перед телевизором. И на улице, если уж очень нужно. И сейчас просто не успела их достать, поэтому и не разглядела номер.

Венедиктов стоял на тротуаре с растерянным и несчастным лицом, едва не плача.

Возле него остановился скромный серый «Опель», в приоткрытое окно выглянул смуглый брюнет и проговорил с легким акцентом:

— Хозяин, ехать надо?

Венедиктов очнулся, провел рукой по лицу и дрожащим голосом пробормотал:

— Надо… к Илье Семеновичу…

— Какой такой Семеныч? — переспросил водитель. — Не знаю никакой Семеныч! Никогда не возил к Семеныч! Ты, главное, садись, хозяин, там скажешь, куда ехать!

Венедиктов послушно сел на переднее сиденье, и машина тотчас уехала.

Надежда недолго стояла в раздумьях.

Ей хотелось что-нибудь узнать о загадочной брюнетке, но куда та уехала, неясно. Зато она точно знала, куда отправился Венедиктов: к психоаналитику Илье Семеновичу.

Что ж, если приходится выбирать, за каким из двух зайцев гнаться, нужно предпочесть того, что поближе.

Она поймала еще одного частного извозчика, но поехала не к психоаналитику, а к своему компьютерному гению Бобу с предварительным заездом в кондитерский магазин.

Звонком предупреждать не стала: во-первых, Боб никогда не отвечает на телефонные вызовы, во-вторых, куда он денется из своего подвала, он вообще на улицу не выходит.

Водитель подождал ее около логова Боба, где Надежда провела всего несколько минут, и на этот раз отправилась уже к Илье Семеновичу.

В приемной аналитика все было по-прежнему. В стеклянном кубе медленно всплывали разноцветные пузыри, в аквариуме неторопливо плавали пираньи.

Однако, в отличие от прежнего визита, в приемной, кроме пираний и секретарши, находился Венедиктов.

Он сидел в углу дивана, подперев кулаком подбородок, и неподвижным взглядом смотрел на дверь кабинета.

Секретарша и одна из пираний посмотрели на вошедшую Надежду с одинаковым гастрономическим интересом. Впрочем, Ирина тут же узнала в ней потенциальную богатую и привередливую клиентку, натянула на лицо дежурную улыбку и проговорила слащавым заискивающим тоном:

— Здравствуйте, Нина Николаевна!

— Здравствуйте-здравствуйте! Надеюсь, сегодня я не ошиблась? Сегодня ведь точно пятница?

— Пятница… — протянула Ирина, собираясь продолжить, — но это еще не…

— Значит, я наконец попаду к Илье Семеновичу?

— К сожалению, вы были записаны на другое время. Илья Семенович, возможно, принял бы вас в порядке исключения, но его сейчас ждет другой пациент, — и она кивнула на Венедиктова.

— Другой? — Надежда пренебрежительно поглядела на Кирилла Николаевича. — Он может подождать!

— Не может. Вы же видите, в каком он состоянии! Илья Семенович обещал принять его, как только освободится.

— Но я тоже в состоянии… — Надежда тщательно подбирала слова, чтобы не слишком наезжать, вдруг сеанс Венедиктова действительно перенесут. Тогда придется еще раз приходить, а ей тут очень не нравилось.

— Увы, они уже договорились! — Ирина не сумела скрыть досаду в голосе.

Надежда изобразила удивление и недовольство и возмущенно фыркнула:

— Вот так всегда! Когда бы я ни пришла, он всегда занят!

— Но вы могли бы для разнообразия прийти в то время, на которое записаны, — съязвила Ирина.

Да уж, на месте психоаналитика Надежда не стала бы держать такую помощницу, которая клиентов только отпугивает. С другой стороны, она вспомнила, что Ирина явно причастна к похищению Инны, бомж совершенно точно ее описал. Ишь, злодейка! С тобой тоже со временем разберемся.

— Но-но! — Надежда скользнула по секретарше высокомерным взглядом.

В это время дверь кабинета открылась, и на пороге появился невысокий мужчина с маленькой бородкой, густыми кустистыми бровями и блестящей плешью, окруженной венчиком рыжеватых волос.

— Кирилл Николаевич, пройдемте! — приветливо обратился он к Венедиктову.

Венедиктов порывисто встал и шагнул к двери кабинета, но Надежда опередила его, подлетела к психоаналитику и затараторила:

— Семен Ильич, то есть, извините, Илья Семенович, я к вам никак не могу попасть на прием, но я ничуть не в обиде…

— Ирина, в чем дело? — психоаналитик недовольно поднял брови и взглянул на секретаршу. — Я вас просил…

— Я все объяснила даме, но она меня и слушать не хочет!

Надежда, однако, ее перебила:

— Не волнуйтесь, я не в претензии. Я только хотела сделать вам маленький презент… В знак нашей будущей дружбы, на которую я очень надеюсь. — С этими словами она вытащила из сумки большую яркую коробку конфет, вложила ее в руки Ильи Семеновича и продолжила самодовольно: — Это знаменитые конфеты «Матушка Гусыня», фирменный сорт моей кондитерской фабрики, можно сказать, ее лицо. Дело в том, что моя фамилия — Гусынина, моей семье принадлежит известная конфетная фабрика в городе Гусь-Конфетный… и это, так сказать, семейные конфеты… или фамильные… сделаны по старинному коломенскому рецепту, много поколений хранившемуся в нашей семье…

Илья Семенович покрутил головой, пытаясь понять странную женщину.

Надежда настаивала:

— Берите-берите, вам понравится, вы теперь будете покупать только эти конфеты! Или не покупать… Зачем вам их покупать, если я буду вам их дарить?

Психоаналитик решил не спорить. Прижал коробку рукой и шагнул в кабинет, кивнув Венедиктову:

— Кирилл Николаевич, пойдемте!

Венедиктов устремился за ним, дверь закрылась.

Надежда Николаевна повернулась к Ирине и спросила с прежним высокомерием:

— Могу я, по крайней мере, воспользоваться вашим туалетом?

— Да, Нина Николаевна! Конечно, Нина Николаевна! Это налево по коридору…

Надежда с величественным видом вдовствующей императрицы проследовала в указанном направлении. Она легко нашла по описанию тот угол, где была вентиляционная решетка, через которую Инна подслушала разговор психоаналитика с Венедиктовым, опустилась на колени… Но на месте вентиляционного канала была кафельная плитка. Причем недавно приклеенная — из-под нее выползала змейка свежего цемента.

То есть психоаналитик или кто-то из его подручных понял, что через вентиляцию можно подслушать разговор в кабинете, и заделал нежелательный канал утечки информации.

Небось эта стерва Ирина подглядела, как Инна подслушивала.

Надежда отметила этот факт, но не слишком расстроилась. У нее был еще один способ узнать, о чем Илья Семенович говорит с Венедиктовым.

Дело в том, что, зайдя по дороге к Бобу, Надежда попросила у него миниатюрное подслушивающее устройство и потом спрятала микрофон в коробке конфет «Матушка Гусыня», которую купила в кондитерском магазине вместе с печеньем, шоколадными вафлями и имбирным кексом для Боба.

Очень удачно получилось, что придуманная ею фамилия совпала с названием конфет. И теперь эта коробка вместе с микрофоном лежала на столе в кабинете психоаналитика.

Надежда зашла в кабинку, закрыла дверь, села на крышку унитаза и достала из сумки планшет, который ей дал (на время) тот же Боб. На планшет был выведен звук с микрофона-прослушки.

Надежда достала наушники, включила программу и прибавила звук. И тут же услышала красивый бархатный голос психоаналитика:

— Что такое, дорогой Кирилл Николаевич? Что случилось? Что вас так взволновало?

— Я ее видел! Она сама пришла ко мне на работу, а потом исчезла!

— О ком вы говорите?

— Конечно же, о своей жене! О Марине! Она заявилась в контору, потом пропала, а через полчаса я снова увидел ее, на этот раз в проезжавшей мимо машине!

— Но, дорогой мой, вы же знаете, что у вас нет никакой жены. И никогда не было…

— Я знаю… — безнадежно выдохнул Венедиктов, — конечно, я знаю, но я видел ее собственными глазами!

— То, что вы рассказываете, вписывается в классическую картину невроза навязчивых состояний. Вы говорите, что она пришла к вам на работу? Вы ее видели?

— Нет… когда я спустился в холл, она уже исчезла.

— Но, Кирилл Николаевич, вы же знаете, что живые люди просто так не исчезают. Они же не призраки… И ведь сами вы ее не видели. Только вахтерша.

— Да, но потом я сам тоже видел. Она проехала мимо меня в машине…

— Опять же, вы мельком видели какую-то женщину в движущейся машине. Вы не можете быть уверены, что это была она… ваша так называемая жена!

— Но я уверен, уверен…

— Что ж, я вижу, что ваше состояние ухудшилось. Я не хотел лишний раз прибегать к внушению, но понимаю, что без этого не обойтись. Если, конечно, вы не против.

— Сделайте хоть что-нибудь! Я так больше не могу, боюсь, что сойду с ума…

— Ладно.

Голос аналитика стал тише.

Он начал размеренно считать:

— Десять… девять… восемь… ваши веки становятся тяжелыми, они слипаются… когда я закончу обратный отсчет, вы погрузитесь в гипнотический сон. Вы будете слышать только мой голос и будете верить только мне… Семь, шесть, пять… ваши руки и ноги словно наливаются свинцом… вы погружаетесь в транс… Четыре, три, два… один!

Илья Семенович сделал небольшую паузу, видимо, хотел убедиться, что пациент погрузился достаточно глубоко, затем снова заговорил:

— Вы действительно были женаты. И сегодня вы видели свою жену. Вы все еще любите ее и ради нее готовы на что угодно. Вы очень часто вспоминаете ее. Вспоминаете, как целовали ее пальцы, тонкие, с ярко-красными ногтями… вы очень любили смотреть, как она покрывала ногти лаком, а потом вы целовали эти пальцы один за другим, один за другим… И кольцо, вы ведь подарили ей кольцо с большим золотистым топазом. Она всегда носила его на безымянном пальце левой руки… Вы все еще любите ее. И она тоже любит вас. Только страшные, непреодолимые обстоятельства вас разделили. Но вы все сделаете, чтобы вернуть ее, вернуть в целости и сохранности…

Дверь туалета скрипнула, и раздался подозрительный голос Ирины:

— Нина Николаевна, с вами все в порядке? Может быть, вам нужна помощь?

Надежда торопливо спрятала планшет, пошуршала туалетной бумагой, спустила воду и открыла дверцу кабинки.

— В чем дело? — строго проговорила Надежда. — Ну да, у меня проблемы с желудком! Обязательно об этом говорить? И обязательно врываться в туалет, когда он занят? Что вы вообще себе позволяете?

— Но я… — Ирина сделала вид, что попятилась, но Надежда заметила, как зло блеснули ее глаза.

— Ноги моей больше не будет в вашем гадюшнике! — Надежде очень не понравился взгляд Ирины. — Близко к вам не подойду! Так и передайте Семену Ильичу!

— Илье Семеновичу… — буркнула Ирина.

— Без разницы! — припечатала Надежда и устремилась к выходу, не заметив, что эта стерва успела разглядеть электронный планшет у нее под мышкой.

То есть было видно только, что взбалмошная клиентка прижимает локтем что-то прямоугольное. И вряд ли это еще одна коробка конфет.

Надежда сделала сердитое лицо, всунула руки в рукава пальто и ушла, переложив планшет в сумку только на лестнице.

Ирина же, прислушавшись к голосам из кабинета, уселась за компьютер и нашла там марку конфет «Матушка Гусыня». Кондитерская фабрика находилась в Псковской области, и владельцем ее являлся некий Гусев Иван Павлович. Никакой Нины Николаевны Гусыниной Ирина рядом с ним не нашла, стало быть, клиентка все наврала. Клиентка ли?..

Тут Ирина отвлеклась, поскольку непременно нужно было проводить господина Венедиктова, а потом прошла в кабинет психоаналитика и прихватила со стола коробку конфет. Открыв ее на своем рабочем месте, тщательно обследовала, но ее отвлек телефонный звонок, поэтому крошечный микрофон она обнаружить не смогла. Однако чутье подсказывало ей: что-то тут не так. Задумалась на минутку, такой и застал ее шеф Илья Семенович.

— Что случилось? — спросил. — У вас такое лицо…

— Нет-нет, все в порядке. Пациентка ушла, — сказала Ирина спокойно. — Напоминаю, что у вас встреча…

— Да-да, — Илья Семенович изменился в лице, — сейчас поеду.

Глядя на закрывшуюся за ним дверь, Ирина дала себе волю. Теперь на лице ее отражалась самая настоящая ненависть. Как же ей надоел этот самовлюбленный идиот! Одно только и умеет — пациентов в транс вводить. Больше ничего. А мнит себя гением. Ну что делать, он пока нужен. Но трусоват и, если узнает, что произошла утечка информации, откажется от операции. Еще сбежит, чего доброго.

Ну уж нет, не для того она торчит тут столько времени и сносит придирки богатеньких клиенток, которым некуда девать деньги, чтобы все пошло прахом! Но кто мог подумать, что та размазня Дроздова подслушает парочку сеансов? И сделает выводы. Пришлось разобраться с ней раз и навсегда, в таком деле нельзя рисковать.

И вот теперь эта подозрительная дама. Да никакая она не Гусынина, но, если надо, с ней тоже разберутся. Правда, что-то Ирине подсказывало, что это будет труднее, чем с Дроздовой. Тетка явно не промах. Но кто же она такая…

Дома Надежду встретил возмущенный кот. Гневным мяуканьем он дал ей понять, что думает о безответственных хозяйках, которые оставляют своих питомцев без присмотра и даже без обязательного трехразового питания. И что он непременно проинформирует Сан Саныча о таком возмутительном поведении.

— Да делай что хочешь! — отмахнулась от кота Надежда. — Будет твое слово против моего.

Она насыпала в миску сухого корма, налила свежей воды и, посчитав, что на этом ее обязанности выполнены, отправилась в свою комнату. Там включила компьютер и ввела в поисковую строку надпись, которую увидела на таинственном черном автомобиле: «Вечный покой по умеренной цене».

Умная машина тут же сообщила, что фраза является рекламным слоганом бюро ритуальных услуг, проще говоря, похоронного бюро под названием «Тенистый уголок».

— Странное название! — вслух проговорила Надежда. — Впрочем, в нем есть что-то успокаивающее…

От двери ей ответил громким мяуканьем Бейсик. Видимо, пришел мириться.

— А мы и не ссорились! — отмахнулась от него Надежда.

Она зашла на сайт «Тенистого уголка», узнала адрес и телефоны этого бюро. Контора располагалась рядом с одним из старых городских кладбищ.

Надежда решила наведаться туда, не откладывая визит в долгий ящик.

А кто ходит в похоронное бюро? Разумеется, безутешные родственники, только что потерявшие кого-то из близких, обычному человеку там делать нечего. Надежда решила, что родственницей представиться проще всего. Но для этой цели требовалась соответствующая экипировка, черный костюм или платье.

Надежда Николаевна черный цвет не любила, полагая, что в черное одеться она всегда успеет. И чем позже, тем лучше.

Она никому не рассказывала, что верит в приметы, но все же был у нее в жизни такой эпизод: давно, еще в молодости, тетка перешила ей свой черный костюм. Случилось это, когда у людей не было денег, а в магазинах не было одежды и многого другого, поэтому каждой обновке очень радовались. И Надя тогда обрадовалась, но не успела надеть костюм ни на одно мероприятие, поскольку пришлось идти в нем на похороны. Да не один раз. Сначала бабушка умерла, затем соседка по лестничной площадке, потом бывший одноклассник разбился на машине.

После третьего раза Надежда выбросила костюм на помойку, и похороны сразу прекратились. И как тут не верить в народные приметы…

Так что сейчас, проведя ревизию своего гардероба, Надежда нашла только черный шарфик — один бог знает, как он там оказался. Можно было бы надеть синий костюм, но это все же не совсем то. Для успешного вхождения в образ требовалось черное.

Как всегда в таких случаях следовало обратиться к соседке Антонине Васильевне, которая знала всех и вся, потому что в хорошую погоду целыми днями толклась во дворе у подъезда, а в плохую сидела на балконе, выглядывая из-за перил и замечая все, что нужно. И что не нужно тоже, поэтому получила в доме меткую кличку Недреманное Око.

Тем не менее такое поведение давало свои плоды: Антонина Васильевна предотвратила несколько краж и одно ограбление, за что полицейские из их отделения даже дали ей грамоту, а участковый слушался ее беспрекословно.

Некоторые жильцы, правда, были недовольны, поскольку Антонина всегда знала, какая блондинка приходила к доценту Лесотехнической академии в то время, когда жена его была в командировке, или что за курьер ходит к Васильчиковой из тридцать второй квартиры и остается там часа на два. Таких, надо сказать, было немного, и претензии свои они, понятное дело, держали при себе.

У Надежды с Антониной Васильевной были хорошие отношения, соседка кое-что знала про ее редкое хобби, и даже вместе они расследовали одно сложное дело^[3].

Так что Надежда спустилась к соседке и застала ту входящей в лифт.

— Надя, ты ко мне? А я вот погулять собралась, вроде бы дождь кончился… Чего нужно? — Антонина Васильевна никогда не болтала попусту.

— Платье черное… или костюмчик.

— Умер кто-то? — встревожилась Антонина.

— Да нет, так… для представительства. Нужно подругу в похоронное бюро проводить, она одна боится.

— Да? — Антонина выразительно подняла бровь. — Ну, не хочешь говорить, и не надо. А только нужно к Полине Викторовне идти, у нее все есть.

Полина Викторовна была известна в их дворе как жуткая шмотница, обожавшая всевозможную одежду. Раньше, когда была возможность, она покупала ее в обычных магазинах, с возрастом и с выходом на пенсию перешла на секонд-хенд.

Надо отдать ей должное: одежда не валялась в квартире в тюках и чемоданах, пахнущая многолетней пылью и проеденная молью. Каждую вещь Полина тщательно отстирывала и отглаживала, иногда надевала пару раз, после чего вешала в шкаф и проверяла раз в неделю, тратя на это все свободное время. А что еще делать на пенсии? Ни детей, ни внуков у нее не было.

Надежда с Полиной только здоровалась и сама не решилась бы обратиться с такой необычной просьбой, Антонина же была настроена по-боевому.

Полина Викторовна была дома, дамы увидели ее на балконе второго этажа, где она проветривала слегка потертый норковый полушубок.

— Вот, Полиночка, — жизнерадостным голосом начала Антонина Васильевна, — соседка моя Надя, женщина аккуратная, ответственная, я за нее ручаюсь. Нужно ей во все черное одеться…

— Для похорон или просто так? — со знанием дела уточнила Полина. — А если хороните, то близкого человека или… просто впечатление на других произвести?

— Да как вам сказать, — замялась Надежда, — пожалуй, последнее вернее будет.

— Так, — протянула Полина, распахивая трехстворчатый шкаф, — тогда вот это… — И она сняла с вешалки черное, довольно длинное бесформенное платье, почти мешок.

— Да оно на меня! — усмехнулась Антонина Васильевна, будучи дамой весьма корпулентной.

— Что б ты понимала! — отмахнулась Полина. — Стиль оверсайз. Самое то нынче. И материал дорогой.

Надежда примерила платье и показалась себе в зеркале форменным чучелом. Но, возможно, это то, что надо.

— Чего-то не хватает… — Полина Викторовна скрылась в дебрях шкафа и с торжествующим криком вытащила оттуда шляпку.

Шляпка была черная, маленькая, круглая, с густой вуалью и оказалась недостающим звеном, платье сразу перестало казаться мешком.

Надежда рассыпалась в благодарностях и поскорее ушла.

Дома надела платье, шляпку пока спрятала в пакет и отправилась в путь. Нужно было еще придумать повод для визита, но Надежда решила положиться на экспромт. Обычно в голову что-нибудь приходило уже по дороге.

Похоронное бюро располагалось в одноэтажном каменном здании рядом с кладбищенскими воротами. Вокруг него росло несколько развесистых тополей, так что летом здесь и правда было тенисто, но сейчас листва облетела.

Остановившись перед входом, Надежда огляделась по сторонам, достала из пакета шляпку, приподняла пока вуаль и, придав лицу скорбное выражение, вошла внутрь.

Напротив входа за длинным темным столом сидела девушка в строгом черном костюме с мрачным траурным макияжем и выражением дежурного сочувствия на лице. Позади нее висел плакат, на котором была нарисована не то беседка, не то павильон с двумя кипарисами по бокам и надписью внизу красивой вязью «Тенистый уголок».

Вокруг девушки были расставлены и развешаны многочисленные венки из искусственных и натуральных цветов, чуть в стороне были выставлены гробы — от простых сосновых до роскошных палисандровых, с богатой резьбой и инкрустацией.

При виде посетительницы девушка привстала и проговорила скорбным голосом:

— Выражаю вам наше глубочайшее соболезнование!

— В связи с чем? — проговорила Надежда и поперхнулась, сообразив, что сморозила глупость. — Ах да, конечно… спасибо вам за сочувствие. На меня столько всего навалилось, что я уже плохо соображаю…

— Конечно, смерть близкого человека — это не только большое потрясение, но и огромная забота. Но для того и существуют такие организации, как наша, чтобы облегчить эту заботу, разделить ее с вами… Кого вы потеряли?

Надежда на мгновение задумалась.

Кого назвать?

Тетю? Но тетя, сестра матери, жива и здорова, Надежда к ней очень хорошо относится, и говорить, что она умерла, — плохая примета. Да и о любом другом живом человеке нельзя. Кроме всего прочего, если этот человек случайно узнает, что его заживо хоронят, он смертельно (именно смертельно) обидится.

Однако Надежда быстро сообразила, кого она может назвать вполне, так сказать, безболезненно.

— Я потеряла любимую свекровь! — произнесла умеренно скорбным голосом.

Мать Сан Саныча скончалась довольно давно, и ей уже ничем не навредишь. И она ни на что не обидится.

Правда, если об этом узнает Сан Саныч, он сам может обидеться, но он и не должен узнать. Надежда привыкла скрывать от мужа сомнительную и опасную информацию.

— Любимую свекровь? — переспросила похоронная девушка, и на лице у нее появилось странно задумчивое выражение. — Тогда вы можете выбрать не самый дорогой вариант. Хотя, может быть, ее смерть для вас это… гм… не совсем неприятность, а даже наоборот…

— Во всяком случае, для мужа это… ну, вы меня понимаете. Он был очень привязан к матери.

— Да, я вас очень хорошо понимаю. Итак, с чего вы хотели бы начать? Скажем, у вас есть одежда, в которой вы хотели бы увидеть в последний раз вашу дорогую усопшую? При прощании с женщиной одежда — очень важный вопрос!

— Несомненно! — в доказательство своих слов Надежда повела руками, чтобы девушка могла рассмотреть ее платье. — Да, она была очень требовательна и оставила подробные указания, во что ее одеть.

— Хорошо, значит, этот вопрос отпадает… — девушка сделала пометку в компьютере. — Тогда самый серьезный вопрос — выбор гроба. Вы можете осмотреть имеющиеся у нас образцы…

Она показала Надежде на длинные ряды, выстроившиеся в глубине зала.

Надежда с задумчивым видом прошла мимо этого изобилия.

Здесь были скромные варианты из сосновых досок, обитых голубой или красной тканью, гробы получше из дорогих сортов дерева с латунными ручками, еще более дорогие — из красного дерева и резного палисандра, с бронзовыми накладками и ручками, и по совсем уж баснословной цене — с инкрустацией и позолотой.

— Вы знаете, это все не то! — проговорила Надежда после экскурсии. — Моя свекровь была женщина интеллигентная, с утонченным вкусом. Поэтому ей нужен необычный гроб, высокохудожественный…

— Вот как… — Девушка задумчиво кивнула. — Понимаю. Пойдемте, покажу вам наш так называемый запасник. Там у нас эксклюзивные образцы, предназначенные именно для клиентов с особыми запросами, как ваша свекровь.

— Это то, что нужно! — обрадовалась Надежда, рассчитывая таким образом проникнуть в служебные помещения похоронного бюро и что-нибудь там разнюхать.

Девушка провела ее в большое помещение по соседству, где было выставлено огромное количество гробов. В этом зале они были и правда необычные — отделанные вставками из уральских самоцветов, выполненные в стиле хай-тек из нержавеющей стали с хромированными и никелированными деталями. Один гроб формой напоминал гоночный автомобиль, другой — космический корабль, но, пожалуй, самым необычным показался совершенно прозрачный экземпляр из хрусталя, рядом с которым была прикреплена табличка с названием «Спящая красавица».

— Вы тут пока посмотрите сами, скажете, что вам понравится. А я должна вернуться на рабочее место, там, кажется пришли следующие клиенты…

Именно на это Надежда и рассчитывала — остаться одной, без присмотра.

Девушка ушла.

Надежда огляделась.

И в это время услышала приближающиеся шаги и голоса. И один из голосов был ей хорошо знаком — красивый бархатный баритон психоаналитика Ильи Семеновича.

Вот только этого ей не хватало! У психоаналитика прекрасная память на лица. Если увидит ее здесь, непременно вспомнит, что она приходила к нему на сеанс, сложит два и два и сделает выводы. И никакая шляпка не поможет!

Надежда заметалась по складу. На первый взгляд спрятаться было негде, если только…

Шаги были все ближе и ближе.

И тут она увидела открытый гроб, возле которого стояла крышка. Влезла внутрь, схватила крышку и с трудом втащила ее сверху на свое временное убежище.

Голоса раздавались совсем близко.

— Ну вот, здесь нам никто не помешает, — проговорил один, сухой и как будто каркающий. — Что вам удалось сделать?

— Как вы и просили, — ответил второй, а именно — психоаналитик, — я внушил ему, что его так называемая жена выглядела именно как та женщина, которую вы используете в своей комбинации. Сегодня он увидел ее на улице, впал в панику и бросился ко мне. Я воспользовался его состоянием и закрепил внушение, убедив, что он видел именно ту женщину, которую считает теперь своей женой.

— Вы внушили ему особую роль пальцев этой женщины, как я вам говорил?

— Да, я подробно описал ее руки, пальцы, внушил, что он особенно любил целовать эти пальцы. Постарался закрепить этот образ…

— И кольцо? Вы упомянули про кольцо?

— А как же! То, что вы описали, — кольцо с крупным золотистым топазом.

— Так что, мы можем начинать операцию?

— Я считаю, что нужно еще немного подождать. Хотелось бы провести как минимум один сеанс, чтобы окончательно закрепить выработанные у него паттерны…

— Не грузите меня научными терминами! — прокаркал собеседник психоаналитика. — Сейчас еще рано?

— Еще немного времени не помешает.

Надежда внимательно слушала разговор, но вдруг почувствовала, что ей стало тяжело дышать. Наверное, крышка гроба была так плотно пригнана, что почти не пропускала воздух.

Надежда уперлась в крышку и попыталась сдвинуть ее. Крышка не поддавалась.

Дышать было все труднее, усилия, которые Надежда прикладывала, чтобы сдвинуть крышку, израсходовали остатки воздуха.

Тем временем разговор за пределами гроба продолжался.

— Не тяните! — каркнул собеседник психоаналитика. — Нам нужно провернуть все как можно быстрее! Вы знаете, что время не ждет. Каждый день на счету!

Послышались удаляющиеся шаги, и в зале наступила тишина. Хотелось бы сказать, мертвая тишина, учитывая, где разворачивались события.

Надежда чувствовала, что задыхается. У нее начала кружиться голова и потемнело бы в глазах, если бы в гробу и без того не было так темно, как… как в гробу.

Сделала еще одну попытку сбросить крышку, но сил не хватило, и тогда она принялась колотить в крышку. Послышались торопливо приближающиеся шаги, и хриплый голос — голос человека, недавно разговаривавшего с психоаналитиком, — прокаркал:

— Кто здесь? Что происходит?

— Откройте! Выпустите меня! Помогите! — из последних сил крикнула Надежда.

Крышка со скрипом сдвинулась, затем ее сняли.

Надежда жадно вдохнула воздух. Душноватый, пропахший формалином и искусственными цветами воздух похоронного бюро показался ей свежим и благоуханным, как морской бриз или бодрящий воздух соснового леса. Неверными руками нашарив под собой шляпку, кое-как надела ее, опустив вуаль, рассудив, что совершенно не нужно, чтобы эти люди видели ее лицо. А вдруг психоаналитик вернется?

Отдышавшись, она села в гробу и огляделась.

Перед ней стоял человек средних лет, очень маленького роста, почти карлик, с крючковатым носом, похожим на птичий клюв, большими оттопыренными ушами, напоминающими крылья летучей мыши, — натуральный лепрекон! — и маленькими, глубоко посаженными глазками. Несмотря на малый рост, он выглядел опасным и угрожающим.

— Кто вы такая? Что вы здесь делаете? — Коротыш пристально разглядывал восставшую из гроба.

Он обернулся и крикнул в глубину помещения:

— Перепелкина!

Послышался стремительный цокот каблуч — ков, и в зал вбежала та самая траурная девушка, с которой Надежда разговаривала, прежде чем спряталась в гробу.

— Да, Конрад Карлович! — выпалила она, остановившись. — Слушаю вас, Конрад Карлович!

— Кто это? — осведомился карлик, указывая на Надежду крючковатым пальцем.

— Клиентка, — ответила девушка, преданно глядя на начальника.

— Клиентка я! — в один голос с ней проговорила Надежда и вылезла из гроба. — А в чем, собственно, дело? Вы ведь, насколько я понимаю, работаете именно с клиентами!

— Разумеется. Но что вы делали в гробу? — подозрительно осведомился мужчина.

— Примеряла! — уверенно заявила Надежда.

— В каком смысле?

— В самом прямом! Я пришла к вам обсудить похороны своей дорогой свекрови…

— Да, свекрови! — подтвердила девушка.

— …и не нашла в первом зале гроба, соответствующего ее эстетическим предпочтениям. Тогда ваша сотрудница провела меня сюда, чтобы я могла выбрать что-то более интересное. Что-то более необычное, более оригинальное…

— Да, я проводила даму сюда…

— И вот я подобрала подходящий образец и решила его примерить. Свекровь была примерно моего роста и такого же телосложения. Так что если этот гроб подошел мне, то подойдет и моей свекрови… — С этими словами Надежда обернулась и взглянула на ящик, в котором провела несколько не самых приятных минут своей жизни.

Он был вырезан из огромной дубовой колоды и украшен примитивной резьбой, отдаленно напоминающей искусство доисторических людей. В довершение такого впечатления гроб был местами инкрустирован грубо обработанными камнями и костями неизвестных животных. Рядом с ним была табличка: «Последний приют неандертальца».

Да, очень подходяще для покойной свекрови!

— Вот как?.. — голос Конрада Карловича несколько смягчился, но в нем еще звучали нотки недоверия.

— А еще я хотела убедиться, что там достаточно мягко, что ей будет удобно…

— Ну и как, убедились?

— Как вам сказать… Я всю спину отлежала, буквально всю спину! А самое главное, в этом гробу совершенно нечем дышать! Едва не задохнулась!

— Но, как я вижу, вы живы, а ваша свекровь, извиняюсь, скончалась. Так что воздух ей не слишком нужен.

— Это как посмотреть… Сразу видно, что вы совсем не знали мою свекровь! А еще там ничего не слышно! Ни один звук снаружи не проникает!

Последнюю фразу Надежда добавила, чтобы Конрад Карлович убедился, что она не могла подслушать его разговор с психоаналитиком.

Действительно, его лицо несколько разгладилось, и он хмыкнул:

— Что же в этом плохого? Хорошая звукоизоляция — несомненное достоинство наших гробов!

— Опять-таки, вы не знали мою свекровь! Она всегда хотела слышать все, что только можно! Не думаю, что после смерти это как-нибудь изменилось.

— Ну, если так, мы можем установить специально для вашей свекрови наружный микрофон, тогда она услышит любой, самый тихий разговор поблизости от гроба.

— Наверное, это было бы неплохо.

Карлик наконец потерял к Надежде интерес и ушел, а девушка повела ее в холл. По дороге Надежда задумалась, как бы выйти из создавшегося положения с наименьшими потерями, — улизнуть из этого тенистого уголка, не платя денег. А то ведь сейчас начнут договор оформлять на эту колоду, по недоразумению называющуюся гробом, и ведь наверняка заломят непомерную сумму. А где их взять? И главное — зачем платить, если ей некого хоронить?

На ее счастье, в холле ожидала парочка клиентов, поэтому Надежда отлучилась в туалет. Там, глянув в зеркало, пришла в ужас. Платье все в пыли, которой был забит гроб. Причем пыль выглядела такой застарелой, как будто лежала со времен неандертальцев. И шляпка, круглая маленькая шляпка была похожа на блин и сидела набекрень, как-то залихватски, вуаль же свисала сбоку, прикрывая только левое ухо.

Надежда наскоро почистила платье, прикидывая, как будет оправдываться перед Полиной Викторовной, спрятала шляпу в пакет и осторожно высунула голову в коридор. И правильно сделала, поскольку к туалету направлялась та самая брюнетка в малиновом пальто, выдававшая себя за несуществующую жену несчастного Венедиктова.

Ну да, она приехала к его офису в машине от похоронного бюро, значит, тут и ошивается.

Надежда втянула голову обратно, как черепаха в панцирь, и увидела, что в туалете есть стенной шкаф, в который она и юркнула, чтобы не столкнуться с фальшивой брюнеткой.

Та вошла, в кабинке зашумела вода, потом брюнетка громко чертыхнулась, и Надежда злорадно подумала, до чего ей, видно, надоело это малиновое пальто. А что делать? Психоаналитик внушил несчастному только такой образ.

Когда за девицей закрылась дверь, Надежда выждала еще пару минут и только потом вылезла из шкафа, прихватив на всякий случай форму уборщицы, черную робу с логотипом «Тенистого уголка» — павильон с колоннами, а по бокам два кипариса.

— Что это на тебе надето? — с усмешкой осведомилась Мария, когда они встретились в кафе. — Мешок какой-то черный…

— Это ты еще шляпку не видела, — отмахнулась Надежда и кратко поведала о своих приключениях в похоронном бюро.

— Ну и ну! Значит, они хотят что-то получить от этого психа ненормального. А что с него взять-то?

— Наверное, есть что, раз так стараются. И вот что я тебе скажу, дорогая моя подруга, — Надежда стала серьезной, — теперь твой черед идти на разведку. Потому что нужно обязательно выяснить, что им нужно от Венедиктова, а то мы вслепую действуем.

— Почему я? — заныла Мария. — У тебя такие вещи лучше получаются, и потом, времени у меня совсем нет…

— Потому что я уже везде засветилась. И в «Геомедиуме» меня видели, а вахтерши знаешь какие приметливые? У них глаз — алмаз, помню еще по институту. И в «Тенистом уголке» тоже запомнили, и даже этот жулик Илья Семенович легко меня опознает. Я уж не говорю про его помощницу, та вообще не баба, а рентгеновский аппарат плюс детектор лжи в одном флаконе. Так что завтра с утречка ступай к Венедиктову. У тебя ведь занятия вечерние, значит, с утра ты свободна?

— Да у меня завтра вообще занятий нет! Дело в том…

— Очень хорошо! — расцвела Надежда, не дав ей договорить. — Значит, заморочишь ему голову своим писательством, скажешь, что тебе непременно нужна консультация по старинным географическим картам. Слушай его внимательно, польстить не забудь, мужчины любят, когда им льстят. Кокетничать не нужно, он весь в мыслях о своей несуществующей жене. Брюнетка, конечно, та еще стерва, раз согласилась больному человеку голову морочить, но интересная, так что ты с ней конкурировать не сможешь…

«Сама в этом жутком платье на чучело похожа», — обиделась Мария. Мысль, как всегда, отразилась у нее на лице, потому что Надежда споткнулась на полуслове и очень выразительно посмотрела. И Мария поняла, что идти придется.

— Я тебя провожу! — смягчилась Надежда. — Подожду рядом, если что, на помощь приду. Да ничего с тобой не случится…

На следующее утро подруги встретились неподалеку от «Геомедиума». Было почти одиннадцать часов, на стоянке возле здания стояли машины, из чего они сделали вывод, что сотрудники находятся на своих рабочих местах.

Надежда посмотрела на Марию и только вздохнула. Снова Машка за свое взялась, одевается ужасно. Плащик какой-то затрапезный, беретик синенький, под ним костюмчик серенький в клеточку. Ужас какой! И ведь зарабатывает прилично и права на сериал продала… Ладно, в конце концов, это не ее дело.

Надежда отдала кое-что подруге и проинструктировала вполголоса, что с этим нужно делать.

— Ну, вперед!

Мария присмотрелась к двухэтажному розовому особнячку дореволюционной постройки с фронтоном, поддерживаемым упитанными кариатидами. Оглянувшись на Надежду и не найдя ее на скамейке, вздохнула и вошла внутрь.

Здесь все соответствовало рассказу подруги — просторный холл с полом из полированного мрамора, мраморная же статуя музы Урании неподалеку от входа, возле нее — невысокая стойка, за которой сидела немолодая строгая женщина в старомодных очках с раскрытым томиком в руках.

Вахтерша отложила книгу и уставилась на вошедшую:

— Пропуск!

— У меня нет пропуска…

— Без пропуска нельзя!

— Но мне нужен Кирилл Николаевич Венедиктов. Мне непременно нужно с ним поговорить! — Мария сама рассердилась на свой неуверенный голос.

— Ах, с Венедиктовым? — вахтерша взглянула на Марию поверх очков. — Все время к нему приходят и приходят… Вчера вот тоже одна явилась, а потом исчезла… Сейчас позвоню ему. А вас как зовут?

— Мария, — ей вовсе не улыбалось называть полное имя.

Может, еще паспортные данные предоставить? Тоже мне, развели секретность…

Вахтерша сняла трубку, набрала номер и проговорила строгим голосом:

— Кирилл Николаевич, вас опять с вахты беспокоят. Тут к вам снова женщина пришла, говорит, что очень нужно с вами встретиться. Зовут Мария… — Удивленно посмотрела на трубку. — Даже не дослушал… крикнул только, что сейчас спустится, и сбросил… — Она не успела договорить, как на лестнице появился Венедиктов.

Сутулый, всклокоченный, он несся боком, как краб, прыгая при этом через две ступеньки. Стремительно сбежав в холл, огляделся по сторонам и набросился на вахтершу:

— Где? Где она?

— Да вот же! — Вахтерша кивнула на скромно стоящую перед стойкой Марию.

— Но это же не она! Вы сказали, что это Марина!

— Не Марина, а Мария! — в один голос поправили его обе женщины.

— Ах, вот как… — в голосе Венедиктова прозвучало горькое разочарование. Он повернулся к Марии: — Это вы ко мне? А по какому вопросу?

— Сейчас я вам все объясню… — Мария придвинулась ближе и постаралась улыбнуться как можно приветливее. Судя по выражению лица Кирилла Николаевича, у нее не получилось. — Дело в том, — вкрадчиво продолжила она, — что я писательница…

— А при чем здесь я?

— Сейчас я все объясню. — Мария придвинулась еще ближе. — Я пишу новую книгу, и там большое значение имеют старинные географические карты. Поэтому я хотела бы поговорить со специалистом-картографом. И мои знакомые посоветовали мне обратиться к вам…

— Ко мне? Но почему ко мне?

В голосе Венедиктова слышалось недоверие, не дай бог спросит, кто конкретно его посоветовал…

— Мне сказали, что вы прекрасно разбираетесь в картах, особенно в старинных!

Мария подошла совсем близко и взялась за неправильно застегнутую пуговицу на его пиджаке. Венедиктов не отшатнулся, напротив, лицо его слегка порозовело от такой похвалы.

— Если моя книга выйдет в печать, — решила она дожать, — я непременно помещу на титуле отдельную благодарность вам как научному консультанту. Отмечу ваш неоценимый вклад…

— Ну, не знаю, может быть…

— Очень вас прошу! — Писательница умильно взглянула на Кирилла Николаевича и застегнула пуговицу на нужную петлю.

— Хорошо, давайте пройдем в мой кабинет и поговорим более предметно.

— Давайте! — Мария хотела взять его под руку, но поймала саркастический взгляд следящей за переговорами женщины и решила этого не делать.

Венедиктов расписался у вахтерши в большой амбарной книге, после чего та выдала Марии пропуск, и они поднялись по лестнице.

В коридоре встретились с парой женщин, которые очень неодобрительно посмотрели на Марию. Ревнуют они, что ли, этого Венедиктова? А что, судя по всему, мужчин в фирме маловато, может, и он кому-то сгодится…

Мария скосила глаза на спутника. Жалкий какой-то, унылый, спина сутулая, ходит боком, ногами загребает, как клешней… Нет, на такого вряд ли найдутся желающие. К тому же он болен, та старая актриса говорила Надежде, что он видит призраки… Этим все сказано.

Вслед за Венедиктовым Мария вошла в его кабинет и осмотрелась.

Со стены на нее взирал строгий пожилой мужчина со свернутой картой в руке, одетый по старинной моде — в сюртук со стоячим воротничком и широким шелковым галстуком.

— Это Григорий Генрихович Вестингауз, — с уважением произнес Венедиктов, перехватив взгляд гостьи. — Известный картограф позапрошлого века, он занимал этот кабинет сто пятьдесят лет тому назад… — Кирилл Николаевич сел за письменный стол, показал Марии на свободное кресло и предложил: — Скажите, чем конкретно я могу вам помочь?

Заранее не продумав ответ на столь естественный вопрос, она неуверенно протянула:

— Ну, для начала… Когда появились географические карты?

— Очень давно! Самые ранние датируются пятнадцатым или даже двадцатым тысячелетием до новой эры. Они были выполнены на камне. Есть примитивные карты среди наскальных рисунков в пещерах Испании, Франции и Чехии. На самом деле у большинства народов карты появились раньше, чем письменность. И сейчас некоторые первобытные племена — даже при отсутствии собственной письменности — рисуют простые карты местности на куске кожи или древесной коры. Одни из самых ранних карт, в какой-то степени похожих на современные, были сделаны в древнем Вавилоне. Они выполнены на глиняных табличках, и большинство ученых датируют их двадцать пятым веком до нашей эры. Эти карты основываются на довольно точных измерительных методах, на них указаны стороны света…

Понемногу голос Венедиктова набирал силу, чувствовалось, что он знает и любит карты, что работа эта для него важна, он ей увлечен.

Мария с удивлением отметила, что взгляд его стал не таким унылым, спина не такой сутулой, а голос потерял занудство.

— Сохранилось очень немного древнеегипетских карт, но они показывают высокое искусство картографов тех времен. Самая старая из дошедших до наших дней Туринская папирусная карта датируется 2500 годом до нашей эры. Она показывает горы к востоку от Нила, где добывалось золото и серебро, шахтерские поселки, колодцы и дороги, связывающие этот регион с центральным Египтом.

Мария тщательно следила, чтобы на лице ее отражался неподдельный интерес, хотя вряд ли эти сведения когда-нибудь ей пригодятся. Роман, который она начала, совершенно о другом. Да и писать некогда. Ох, пройдут все сроки…

— Значительно продвинулась картография в Древней Греции. Если ранние ученые считали Землю плоской, то великий Аристотель в четвертом веке до нашей эры привел доказательства ее шарообразной формы. Он писал, что эта форма может быть доказана тем, что некоторые звезды видны только в определенных частях Земли, тем, что терминатор лунного затмения всегда круглый, а также тем, что корабли как бы тонут, уходя за горизонт…

Мария начала скучать, едва ли не задремала от монотонного голоса господина Венедиктова. Все это, конечно, интересно, но она просто теряет время, которого ей не хватает. Это Надежда может себе позволить всюду ходить, она женщина неработающая. А этот тип разговорился, сел на своего любимого конька, никак его не остановить.

Мария вздрогнула, когда дверь открылась и в кабинет вошла женщина средних лет.

— Кирилл Николаевич, — проговорила она бодро, — тут для вас посылка пришла! — и с этими словами положила на стол Венедиктова небольшой пакет.

Едва дверь за ней закрылась, Кирилл Николаевич извинился перед Марией, открыл пакет и вытряхнул на стол содержимое.

Это была небольшая картонная коробочка.

Венедиктов забыл о том, что кроме него в кабинете есть кто-то еще. Он забыл вообще обо всем. Склонившись над упаковкой, дрожащими руками открыл ее…

Лицо его побелело, как школьный мел, и он беззвучно сполз на пол.

— Что с вами?! — вскрикнула Мария, перегнувшись через стол и при этом увидев содержимое коробочки.

Ясно, почему Венедиктов потерял сознание. Ей и самой-то стало нехорошо, когда она увидела это. В коробке лежал женский палец. Длинный палец с ярко-красным наманикюренным ногтем. Судя по всему, безымянный. На нижний сустав было надето изящное кольцо — золотой перстень с крупным золотистым топазом.

Мария вспомнила рассказ Надежды о сеансах психоанализа, о том, что аналитик внушал Венедиктову, и поняла, что Кирилл Николаевич узнал в этой посылке палец своей жены… Несуществующей жены! Но палец-то был абсолютно реальный! И кольцо, психоаналитик про него тоже упоминал.

Вот как все обстряпали, золота не пожалели!.. И палец… Он же настоящий! Не из папье-маше…

Немудрено, что несчастный потерял сознание при виде посылочки.

И тут Мария сделала совершенно невозможную вещь. Покосившись на Венедиктова, она завернула обрубок в носовой платок и спрятала его в сумочку, а на место пальца положила в коробку тюбик губной помады, вытащенный из косметички. И только после этого похлопала Венедиктова по щекам.

Однако это не помогло, Кирилл Николаевич не подавал никаких признаков жизни.

Не помер бы, чего доброго! Этак полиция понаедет, придется им документы предъявлять, на Армена ссылаться. Полковник, конечно, поможет, но будет недоволен.

Мария выбежала в коридор, увидела проходившую мимо сотрудницу и крикнула что есть силы:

— Помогите, Кириллу Николаевичу плохо!

Женщина всплеснула руками, изменилась в лице и бросилась в кабинет Венедиктова.

Только теперь Мария разглядела ее. Это была та самая особа, которая только что принесла посылку, — сутулая рыжеватая женщина лет сорока с лишним, в старомодных очках и длинной вязаной кофте неопределенного оттенка.

Дама попыталась применить тот же способ реанимации, что и Мария, — похлопала Венедиктова по щекам. Не добившись результата, женщина позвонила кому-то по телефону.

В кабинет примчались еще две сотрудницы примерно такого же типа и засуетились вокруг Кирилла Николаевича. Одна была полной, в широких брюках, свободной блузе и стеганой жилетке поверх нее, другая, наоборот, такой худой, будто год вообще не ела, и трикотажное платье желтого цвета так ее обтягивало, что видны были все кости.

В это время на письменном столе пискнул телефон Венедиктова. Мария нажала на кнопку, чтобы узнать, что ему пришло, и на экране появилось сообщение: «Как тебе понравилась посылочка? Если не хочешь всю ее получить маленькими частями, сделаешь все, что мы тебе велим. Жди новых сообщений». Вот оно как!

Мария обернулась на женщин, суетившихся вокруг Венедиктова. Им явно было не до нее, вся троица суетилась вокруг несчастного, мешая друг дружке.

Мария вспомнила наставления Надежды и положила телефон, который та ей дала, рядом с гаджетом Кирилла Николаевича. Затем включила приложение, которое установил на смартфон незаменимый Боб, — Надежда не поленилась навестить его вчера с песочным пирогом с абрикосами, столь полюбившимся компьютерному гению.

На экране замелькали зеленые полоски — приложение Боба копировало на Надеждин смартфон основные параметры аппарата Венедиктова, создавая клон этого телефона. Меньше чем через минуту процесс электронного клонирования был завершен.

Тем временем общими усилиями заботливая троица оживила Венедиктова. Он пока молчал, но шевелился и негромко постанывал.

Одна из дам наконец обратила внимание на Марию и подозрительным тоном спросила:

— А вы вообще кто такая? И что здесь делали?

— Я вообще-то писательница, пришла к Кириллу Николаевичу за консультацией по своему новому роману, — обстоятельно объяснила Мария. — Мне нужно описать старинные карты, а он — лучший специалист…

— Ну и как, проконсультировались? — в голосе женщины отчетливо ощущался сарказм.

Мария предпочла этого не заметить и спокойно ответила:

— Да, он рассказал мне много интересного и полезного о древних географических картах. Представляете, они были уже в Вавилоне, и в Египте, и в Древней Греции! И даже на стенах пещер, где жили наши далекие предки!

— Я в курсе, — сухо ответила собеседница. — А когда с ним случилось это? — Кивнула на Венедиктова. — Думаю, не тогда, когда он рассказывал о вавилонских картах.

— Нет, это случилось, когда вы принесли ему посылку. Точнее, когда он ее открыл.

— Посылку-у? — протянула женщина. — А что в ней было?

— Я не имею привычки заглядывать в чужие посылки, но в ней была эта коробочка.

Сослуживица Венедиктова с жадным любопытством схватила упаковку, заглянула в нее и разочарованно процедила:

— Пома-ада…

— Помада, — подтвердила Мария, изобразив вульгарное женское любопытство и заглянув через ее плечо. — Интенсивно розовая, номер сто восемьдесят шесть…

— Сразу видно, что вы разбираетесь в таких вещах! — прошипела особа.

— Как всякая нормальная женщина, — парировала Мария. — Кстати, это ведь вы принесли ему посылку.

— И что с того?

— А где вы ее взяли?

— Как — где? У курьера, который ее доставил.

— А из какой фирмы был этот курьер?

— Понятия не имею!

— Но хотя бы как выглядел?

— Я не запомнила. — Женщина поджала губы.

— Очень плохо! Полицию факт наверняка заинтересует.

Выпалив это, Мария обмерла. Что она несет? Какая полиция? Кто будет ее вызывать, если преступления никакого нет? Ведь палец у нее в сумочке…

— Ой, я имею в виду врачей, вы ведь вызовете ему «скорую»?

— Зачем? — Женщина пожала плечами. — Вы человек посторонний, а мы уже всякого навидались. Кирилл Николаевич, он…

— Он болен?

— А вы, собственно, почему интересуетесь?

Мария поняла, что нужно уходить, и как можно скорее. Повернулась к женщинам, все еще хлопотавшим вокруг Венедиктова.

— Ну как он, лучше? Тогда, пожалуй, пойду, мне нужно еще со специалистом по навигации проконсультироваться.

— Вызовите «скорую» заранее! — прошипела ей в спину язвительная особа.

— Кто идет? — раздался в темноте грозный окрик храмового стражника.

— Слуга Господина времени, Владыки дня и ночи!

— Проходи! — стражник отступил в сторону, открыл бронзовую дверь, ведущую в тайные недра Зиккурата.

Смуглый человек с узкими змеиными глазами вошел в темный коридор. Миновав его, оказался в просторном зале, в глубине которого возвышалась медная статуя Господина Баала, а перед ней вокруг черного стола сидели десять жрецов.

— Здравствуйте, братья! — вошедший поклонился, прикоснулся правой рукой к груди и вытянул ее вперед в ритуальном жесте.

— Какие вести ты принес, брат Харешим? — спросил старый жрец в красной мантии, расшитой золотыми звездами.

— Хуже не бывает, — человек со змеиными глазами понизил голос, и все присутствующие вынуждены были прислушаться. — Скифы открыли шлюз. Скоро их орды ворвутся в город через речные ворота, и великий Вавилон падет.

— О великий Баал! — воскликнул старик. — Все, чему мы служили, погибнет… Все пойдет прахом!

— Мы не должны сдаваться! — подхватил его сосед слева, курчавый мужчина средних лет. — У нас есть храмовая стража. Она сможет защитить Зиккурат…

— Не больше двух часов! — ответил крепкий широкоплечий человек с короткой рыжей бородой. — Стража малочисленна, а скифов много, как песчинок в пустыне.

— Что же нам делать? Остается одно — поджечь Зиккурат, всем вместе подняться на его вершину и броситься оттуда на камни площади, чтобы священные знания Вавилона не достались дикарям!

— Это мы всегда успеем, — снова заговорил человек со змеиными глазами. — Не забывайте, у нас есть еще один долг перед богами. Мы должны сохранить дарованную ими бесценную святыню.

— Брат Харешим имеет в виду Гилареш?

— Да, я говорю о Стреле Гильгамеша. Я верю, что Вавилон восстанет из развалин, и тогда Гилареш вернется на свое место.

Жрецы переглянулись.

— Скажите свое слово, братья! — проговорил старик в красной мантии.

Широкоплечий человек с рыжей бородой кивнул:

— Брат Харешим прав. Мы должны сохранить святыню, сберечь ее до лучших времен, когда Вавилон вернет свою славу.

— Мы должны сделать все, пока не поздно! — подхватил курчавый жрец.

— Мы не можем тревожить бога! — возразил его сосед, похожий на коршуна черноволосый старец. — Бог не позволит прикоснуться к его достоянию!

— Лучше, чтобы Гилареш достался дикарям? — гневно воскликнул Харешим.

— Пусть на них и падет гнев бога! — возразил коршун. — Мы не должны совершать греховное!

— Мы должны сберечь святыню!

— Братья, братья, не след нам ссориться между собой, особенно в такой страшный день! — прервал перепалку верховный жрец. — Пусть остальные скажут свое слово.

Жрецы высказались один за другим. Большинство поддержали Харешима, считая, что нужно спрятать Стрелу Гильгамеша.

— Вы приняли решение, братья! — проговорил верховный. — Я поддерживаю его. Осталось решить, кто из вас возьмет на себя эту страшную участь, кто заберет святыню у его хранителя.

— Пусть тот, кто предложил нечестивое дело, сам его и исполнит! — мстительным голосом сказал похожий на степного коршуна старик.

— Я не беру свои слова обратно! — гордо проговорил Харешим. — Времени мало, и я сейчас же отправлюсь в тайное подземелье.

Верховный жрец дважды хлопнул в ладоши, и перед ним появился бритоголовый человек в желтой хламиде, сопровождаемый двумя храмовыми стражниками.

— Проводи брата Харешима в Тайный зал! — приказал ему старый жрец.

Бритоголовый кивнул и сделал знак следовать за собой.

Они прошли через Зал Совета, миновали статую Господина Баала и вошли в узкий коридор, ведущий в неизведанное.

Провожатый Харешима чувствовал себя в темноте как летучая мышь. Он уверенно шел вперед, и жрец старался не отставать, чтобы не заблудиться в страшной тьме святилища. Время от времени лица касалось дуновение воздуха, словно во мраке кто-то пролетал рядом с ним. Иногда поблизости раздавался писк или цокот маленьких лапок.

Так они шли довольно долго.

Наконец провожатый коротким возгласом велел Харешиму остановиться.

Наступила тишина, но вдруг ее расколол громкий удар гонга.

Из темноты донесся холодный голос:

— Кто пришел к нам из Верхнего мира? Кто посмел потревожить вечный покой Владыки, вечный покой Господина времени, Властителя дня и ночи?

— Это я, малый слуга. Я привел брата из братьев, который хочет преклонить колени перед Владыкой.

— Войдите! — И снова во тьме прокатился протяжный, гулкий удар гонга.

Провожатый шагнул вперед, скрипнула дверь, через которую просочился свет. Харешим сделал шаг следом и оказался в огромном, залитом золотистым светом зале, в глубине которого возвышалась статуя божества — человека с головой быка, в руке которого было зажато золотое копье.

— Владыка видит тебя! — произнес где-то высоко громкий властный голос. — Владыка видит твое сердце! Владыка видит твои помыслы!

Харешим на несколько шагов приблизился к быкоголовому.

Раздался устрашающий грохот, и золотое копье в руках бога качнулось вперед, едва не пронзив грудь Харешима. Тот, однако, не устрашился, не отступил и не бежал.

Острие копья остановилось в нескольких пядях от его груди.

— Делай, зачем пришел! — прогремел прежний властный голос.

Харешим протянул руки и коснулся наконечника копья. Он представлял собой два заостренных золотых листка, сложенных, как ладони, два остроконечных лепестка того цветка, который расцветает на рассвете и увядает с закатом.

Харешим осторожно развел эти лепестки, и тогда они отделились от древка и остались в его руках. Жрец с благоговением взирал на острие священного копья.

Проводник окликнул его:

— Брат, нам нужно идти. Владыка дня и ночи был снисходителен к тебе, но его терпение не безгранично, и теперь нам пора покинуть святилище.

— Да, пойдем… — Харешим спрятал святыню у себя под одеждой и покинул зал вслед за бритоголовым.

Они снова шли в темноте бесконечного коридора, но на этот раз провожатый привел Харешима к другой двери. Открыл ее, и они оказались на задней стороне Зиккурата, возле лестницы, которая спускалась к Западному каналу.

— Прощай, брат, дальше наши пути расходятся, — сказал проводник, — внизу тебя ждет лодка.

Он хотел вернуться, но Харешим дотронулся до его плеча:

— Постой, брат, у меня есть к тебе еще одно дело.

— Какое?

— Вот какое! — И жрец вонзил в грудь проводника узкий кинжал, который вдруг оказался в его руке.

— За… что?.. — выдохнул тот, схватившись за грудь. — Я сделал то, что мне велели… старшие братья…

— Ты знал слишком много, — ответил Харешим и выдернул кинжал из раны.

Проводник охнул, колени его подогнулись, и бездыханное тело упало на каменные ступени.

— Прости, брат! — проговорил Харешим, вытирая окровавленное лезвие краем одежды.

Он спустился к каналу. Вода в нем стояла очень низко, но плоскодонная лодка покачивалась возле причала. Жрец шагнул в нее, отвязал веревку, оттолкнулся от каменной пристани и выгреб на середину течения.

Впереди в ночной темноте уже смутно рисовались стены Вавилона.

Несколько минут Харешим плыл в полной тишине, но с каждой минутой вода опускалась все ниже и ниже, лодка начала скрести по дну канала и вскоре остановилась.

И тут же со стороны Речных ворот донесся странный и страшный гул. В этом гуле смешивались топот копыт, ржание коней и хриплые голоса степных кочевников.

— О боги! — воскликнул Харешим. — Я не успел! Что делать?

Боги молчали, и жрец решил действовать по своему разумению — выпрыгнул из лодки и побежал по воде к берегу.

Но страшный гул неумолимо приближался, и скоро из темноты показались оскаленные конские морды и еще более страшные, обросшие бородами лица скифов.

Харешим согнулся, пытаясь стать незаметным во мраке, но степной всадник на косматой приземистой лошади натянул короткий лук, выпустил легкую тростниковую стрелу…

Стрела пропела песню смерти и вонзилась под лопатку жрецу.

Скиф приблизился, пригнулся в седле и схватил Харешима за шею, прежде чем тот упал в мелкую воду канала. Быстро и умело обшарил одежду жреца и нашел странный предмет — два золотых листка, сложенные вместе, как две ладони.

Спрятав находку в седельную суму, скиф бросил тело обратно в воду и направил коня в сторону храмового квартала, где кочевников ожидала особенно богатая пожива.

Едва Мария покинула помещение, Кирилл Николаевич открыл глаза, встряхнул головой и огляделся.

Осознав, что лежит на полу в собственном кабинете, а вокруг него суетятся три сослуживицы, он покраснел и смущенно проговорил:

— Что со мной было?

— У вас был обморок! — сообщила ему одна из трех граций — полная, в стеганой жилетке.

— Вы потеряли сознание! — поправила ее вторая, очень худая, решив, что слово «обморок» не подходит солидному мужчине с научной степенью.

— Вам было нехорошо! — резюмировала третья, в вязаной кофте непонятного цвета.

— А что было до этого? — Венедиктов поморщился, мучительно стараясь вернуть утраченные воспоминания о последнем получасе своей жизни.

— К вам приходила какая-то… писательница! — сообщила та язвительная женщина, которая только что препиралась с Марией.

При этом слово «писательница» она процедила с омерзением, как ругательство.

— Писательница? — Венедиктов наморщил лоб. — Да, что-то припоминаю… Она расспрашивала о старинных картах и истории картографии. Кстати, интересная женщина.

— Не сказала бы! — отрезала язвительная особа. — Вот после общения с ней у вас и случился этот… приступ.

— А по-моему, он случился, когда вам принесли посылку, — проговорила вторая ученая дама, та что в желтом платье.

Язвительная особа бросила на коллегу испепеляющий взгляд и прошипела:

— Ты с ума сошла! Разве можно об этом! Он снова…

Но слово — не воробей, Венедиктов уже услышал опасную реплику.

— Посылка… действительно, была ведь какая-то посылка… И в ней было что-то такое… Где, кстати, она?

Ученые дамы переглянулись, и одна из них со вздохом протянула Кириллу Николаевичу злополучную коробочку.

Тот взял ее с явным испугом, опасливо заглянул внутрь и поднял растерянный взгляд.

— Помада… почему? Зачем помада? Ничего не понимаю!

— Может быть, вызвать вам врача? — предложила одна из дам.

— Врача? Не нужно врача! — отмахнулся Венедиктов. Отряхнул одежду и смущенно взглянул на женщин. — Я чувствую себя нормально. Спасибо вам… и не нужно никому рассказывать, что со мной случилось. Надеюсь, это больше не повторится.

Надежда терпеливо дожидалась подругу на скамейке. Мария пересказала ей все, что произошло в кабинете Венедиктова.

— Вот этот палец, — она достала из сумки сверток и раскрыла его, — точно подходит под описание, которое внушал Кириллу Николаевичу психоаналитик. И кольцо такое же.

Надежда Николаевна взглянула на содержимое платка и зябко передернулась:

— Ужас какой!

— Согласна, ужас. И сумочку придется выбросить, я не смогу пользоваться ей после того, что в ней лежало.

— Ох, я тебя понимаю… Но как ты решилась?

— Сама не знаю, — призналась Мария, — просто жалко его стало. Такой мужчина… В общем-то безобидный, в картах разбирается, работу свою любит… А эти к нему привязались, жену какую-то выдумали, палец прислали! Но только вот что я тебе скажу… Палец отрезан не у живой женщины, а у трупа.

— Вот как? — заинтересованно спросила Надежда. — А как ты это определила?

— По состоянию сосудов на месте разреза. Они не кровоточили, значит, человек уже был мертв, и довольно давно.

— И откуда ты это знаешь? Ты вроде не медицинский институт оканчивала.

— Ну и что? Когда я писала предыдущий роман, не про круиз, а еще раньше, консультировалась с профессиональным патологоанатомом и ходила с ним в больничный морг, чтобы набраться впечатлений. И он мне показал разницу. Так что можешь не сомневаться — женщина, у которой отрезали палец, давно мертва.

— Здорово! Значит, этого несчастного Венедиктова дурят почем зря… и никакой управы на них не найти!

— Ну, это мы и раньше знали. Ведь описание несуществующей жены ему внушил Илья Семенович под гипнозом. — Тут Мария взглянула на часы и озабоченно проговорила: — Извини, мне пора. Нужно успеть на похороны.

— На похороны? — удивленно переспросила Надежда. — То-то я смотрю, ты в таком виде! Костюмчик этот серенький… Ох, извини! Прими мои соболезнования… А кто умер-то? Близкий человек?

— Не то чтобы близкий… Одноклассница. Мы с ней много лет не виделись, а тут позвонили, попросили прийти. Неудобно было отказаться, там почти никого не будет, она была сирота. Ну и, сама понимаешь, последний долг… Кстати, у тебя нет какого-нибудь черного шарфика?

— Найду… кажется с прошлого раза в сумке завалялся.

В этот момент зазвонил телефон.

— Это твой, — сказала Надежда, кивнув на сумку Марии.

— Нет, мой — вот…

— Но звонит в твоей сумке!

— Ой, это ведь тот телефон, который ты мне дала! — спохватилась Мария. — На который я скопировала телефон Венедиктова…

— Так это ему звонят! — всполошилась Надежда. — Включи скорее!

Мария торопливо вытащила из сумки аппарат, включила громкую связь, и тут же в динамике зазвучало хриплое карканье, в котором Надежда узнала голос страшного карлика из похоронного бюро «Тенистый уголок».

— Здравствуй, Кирилл. Получил посылку?

— Получил, — удивленно ответил Венедиктов. — Но я не понимаю…

— Поймешь! — прервал его собеседник. — Ты ведь не хочешь получить ее всю по частям?

— О чем вы говорите? И кто вы вообще такой? С кем я разговариваю?

— А вот это тебе знать ни к чему! Тебе нужно знать только одно: если ты не сделаешь то, что мы тебе велим, пришлем ее тебе по частям! По частям, понял?

— Нет, я как раз ничего не понял. И не хочу понимать. И если это какой-то розыгрыш, немедленно прекратите!

Венедиктов отключился, из трубки понеслись сигналы отбоя.

— Что это было? — Мария удивленно глядела на замолкший телефон.

— Палка в муравейнике.

— Какая палка? О чем ты?

— Знаешь, как мальчишки иногда сунут палку в муравейник, и там начинается страшная суета. Вот ты сейчас сунула палку в их муравейник, подменив палец на тюбик помады. Они надеялись напугать Венедиктова, а он только удивился. Потому что про палец, получается, он просто забыл. Забыл, что его видел. Что-то теперь будет… Боюсь, Венедиктов в большой опасности.

— Ох, это я его подставила!

— Ничего, программа, которую ты скачала на его телефон, не только передает нам его звонки, но и показывает, где он находится…

— Вот как? — Мария взглянула на часы и охнула: — Все! Опаздываю!

— Ну беги, надо так надо. Такси не бери, в пробках застрянешь, на метро быстрее будет. Куда ехать-то?

— Да не знаю, куда-то к кладбищу, позвоню по дороге, мне скажут! — Мария рванулась бежать, но тут же спохватилась: — А шарфик? Ты же мне обещала!

— Да вот он, у меня в сумке.

Каково же было удивление Марии, когда оказалось, что прощание с бывшей одноклассницей будет в том же самом «Тенистом уголке», что находится возле Варсонофьевского кладбища. Воистину судьба любит такие шутки!

Мария накинула черный шарфик, сделала приличествующее случаю выражение лица и вошла в траурный зал.

В отличие от того, что она ожидала, зал был полон, в нем было не меньше ста человек, и почти никого она не узнала. Надо же, а по телефону сказали, что народу будет мало, она и пришла, чтобы проводить, создать, так сказать, количество. А то как-то грустно, когда и проводить в последний путь человека некому.

Перед дверью к Марии подошла высокая сухощавая женщина лет пятидесяти с красными глазами. Было такое чувство, что она выполняет функцию сторожевой собаки, потому что спросила, подозрительно уставившись на вошедшую:

— Вы с Лорочкиной работы?

— Нет, мы с ней вместе учились.

— С какого класса по какой? — не отставала женщина.

— С восьмого по десятый… А что? Разве это имеет какое-то значение? — опомнилась Мария.

— Имеет. Вы, конечно, можете присутствовать на прощании, но имейте в виду, что на поминки приглашены только самые близкие. Я, кстати, ее любимая тетя. — И женщина демонстративно промокнула платочком совершенно сухие глаза.

— Господи, да у меня и намерения не было на поминки идти! — фыркнула Мария, тут же рассердившись на себя за то, что вступила в пререкания.

Она прошла в зал, в глубине которого на небольшом возвышении стоял резной гроб, на торце которого была привинчена латунная табличка с выгравированным на ней логотипом похоронного бюро — надгробье с двумя кипарисами по бокам.

В гробу лежала почти до подбородка укрытая цветами женщина средних лет, Мария при всем желании не смогла узнать в ней свою одноклассницу. Зато отчетливо просматривалось сходство с любимой тетей.

— Надо же, как Лариска изменилась! — послышался сзади шепот, и кто-то сжал Марии руку чуть выше локтя.

Она скосила глаза и увидела рядом невысокого лысоватого мужичка.

— Не узнала меня? — догадался он по ее недоуменному взгляду. — Я же Гарик Веткин.

Он достал из кармана очки и нацепил на нос. Точно, очки были такие же круглые, как те, в которых Веткин ходил в школе.

— Ой, привет, — прошептала Мария, — хоть кто-то знакомый встретился. Извини, сразу не узнала тебя.

— Да тут много знакомых, просто немудрено не узнать, столько лет прошло. А ты, по-моему, с самого выпуска с классом не встречалась.

Мария, осознав, что они ведут светскую беседу прямо около усопшей, положила свой букет в груду цветов и скромно отошла в сторонку. Гарик увязался за ней.

Тетя покойной коршуном метнулась к гробу, поправила цветы и встала рядом, допрашивая каждого подходившего, кто он такой и как познакомился с ее обожаемой племянницей, и каждого предупреждала, что на поминки будут приглашены только самые близкие.

Наконец поток посетителей иссяк, и к гробу подошел представитель похоронного бюро. Он откашлялся и начал:

— От лица бюро ритуальных услуг «Тенистый уголок» я хочу выразить вам глубокое…

Тут к гробу подскочила тетя покойной и выпалила:

— Постойте, постойте! Прежде чем вы ее сожжете, я должна убедиться, что все в порядке… — Она склонилась над покойной, разгребла цветы и воскликнула: — Его нет!

— Что, простите? — удивленно осведомился похоронщик.

— Кольца! Любимого Лорочкиного кольца! С золотистым топазом! Которое я подарила ей на совершеннолетие! Его нет! А я сама проверила перед похоронами — оно было у нее на руке, а теперь его нет! А я поставила непременное условие, чтобы Лорочку похоронили с этим кольцом! Это безобразие! Это грабеж!

Мария, которая стояла неподалеку, шагнула еще ближе и вытянула шею. Теперь она увидела освобожденные от цветов руки покойной. Ухоженные и на первый взгляд красивые. Правая рука была в полном порядке, с аккуратными, очень длинными ярко-красными ногтями. Левая кисть была частично прикрыта правой, но и так можно было разглядеть, что она не в порядке — отсутствовал безымянный палец.

— Кольцо! Куда вы дели Лорочкино кольцо? — кричала тетя покойной, надвигаясь на могильщика. — Вы воры и грабители! Вы хуже обыкновенных грабителей! Вы мародеры!

Отсутствующий палец ее, судя по всему, не волновал. Или волновал гораздо меньше, чем пропавшее кольцо.

Мария подумала, что она-то знает, где кольцо. Вместе с пальцем покойной оно лежало у нее в сумочке. Вот значит, чье кольцо оказалось, Ларискино. И палец ее…

— Тебе плохо? — Гарик снова взял ее за руку, потому что Мария пошатнулась. — И то сказать, форменное безобразие устроили! Как неприлично — на похоронах!

— Отдайте кольцо! — все громче визжала тетка покойной. — Разбойники! Воры! Уроды! Отдайте сейчас же!

— Мадам, не шумите! — пытался урезонить ее сотрудник похоронного бюро. — Это какое-то недоразумение… Оно, безусловно, сейчас же разъяснится…

— Недоразумение? Ты сейчас узнаешь, какое это недоразумение! Ты еще меня не знаешь, но ты меня узнаешь! — И тетка принялась лупить мужика по голове своей сумочкой.

Собственно, это была не миниатюрная дамская сумочка, а большая сумка, еще и �

Оформление Анастасии Орловой

Любое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается.

© Н. Александрова, 2023

© ООО «Издательство АСТ», 2023

* * *

– Ну наконец-то мы встретились! – преувеличенно радостно сказала Мария, улыбаясь сидевшей напротив женщине.

Инка – старая ее подруга. Пока учились, дружили близко, не разлей вода были, потом жизнь не то чтобы разлучила, просто все расставила по своим местам. Выучились, замуж вышли, после этого и разошлись.

Инка дня не работала, поскольку муж ее сразу в гору пошел, да и детей у них не было – супруг против был, а она и не настаивала. Занималась собой, домом, путешествовала с мужем или сама по себе, в общем, жила как обеспеченная свободная женщина.

А Мария – тоже как все: дом, работа, дочка… Изредка в отпуск вырваться, денег вечно не хватало… Был старый фильм такой, назывался «Разные судьбы».

Одно у них общее оказалось – с мужьями развелись почти одновременно. И оба мужа по-свински с ними поступили. Мария вот никак не ожидала, что муж с другой бабой закрутит, да так серьезно, что расстаться решит. Инка, выходит, тоже так думала. Ну, ей-то непростительно, ни работой не занята была, ни детьми, меньше надо было по курортам ездить, а больше за мужем присматривать…

Мария спохватилась, что подруга смотрит на нее в упор, небось успела прочитать ее мысли, поэтому постаралась улыбнуться, но было поздно.

– Что смотришь? – спросила Инка. – Выгляжу ужасно, да?

– Да не то чтобы… – Мария опустила глаза, потом взяла себя в руки. – Видно, конечно, как тебя эта история достала.

И то верно, выглядела Инка не блестяще. Раньше-то никто ей ее настоящего возраста не давал, ну, как все дамы ее сословия, фитнес там, процедуры разные, омоложение организма. Стройная, одета всегда со вкусом, опять-таки возможности были.

Сейчас тоже есть, отметила про себя Мария, с одеждой все в порядке, но вот лицо какое-то не ее. Возле губ складки, скулы слишком обтянуты… кожа сухая – возраст весь наружу. Да каждый заметит, что неприятности у женщины, а это уж совсем нехорошо.

– Это аллергия у меня от солнца, – Инна заметила ее взгляд, – в последнее время страдаю вот…

– Да какое солнце? – удивилась Мария. – Какое в октябре у нас солнце-то? Чай не на юге живем…

– Ну, говори уж, – вздохнула Инка, – вижу, что не успокоишься, пока все мне не выскажешь.

– И с чего тебя так разобрало? – рассердилась Мария. – С какого перепуга ты так расклеилась? Сама же не раз говорила, что у вас не тот случай был, когда любят человека без памяти и жить без него не могут! А если и так, то сколько уже времени прошло с развода вашего?

– Два года…

– Так пора бы уж в себя прийти! Деньгами он тебя обеспечил, с голоду не умираешь, работать не нужно. Квартира, опять же…

– Ты права, конечно, – согласилась Инна, – но… тоска такая… Сижу одна…

Ах, вот в чем дело! Мария отругала себя за недогадливость. Все знакомые от Инки отвернулись, раз она теперь не жена богатого человека. А со старыми подругами она давно разошлась, кто-то и позлорадствовал, люди теперь злые и завистливые.

Вот она, Мария, как с мужем развелась, то, откровенно говоря, недолго переживала. Противно, конечно, было, считала себя преданной, но расслабляться некогда было.

Во-первых, работа. Во-вторых… Можно сказать, повезло ей. Если бы не развод, вряд ли она решилась бы начать романы писать. Муж бы засмеял – да куда тебе, да что еще придумала… А так – отговаривать некому было, она и написала. Да не один, а целых три. И напечатали их даже, чему она не переставала удивляться.

А уж после того, как в прошлом году в круизе побывала да описала то, что там случилось, – так и нашел ее успех. Раньше-то в издательстве смотрели снисходительно – мол, много вас таких, пишут и пишут. А теперь охранник у входа расшаркивается, редакторши комплименты говорят…

Да не в этом дело! Главное, жизнь у нее интересная, времени нет скучать и себя жалеть. Значит, можно все сначала начать, когда без малого полтинник?

Но как это Инке объяснить?

– Вижу, у тебя-то все хорошо, – пробормотала подруга, – глаза блестят, сама вся светишься, энергией так и пышешь…

– Это оттого, что все время куда-то тороплюсь, времени ни на что не хватает! – рассмеялась Мария, следя, чтобы смех не получился слишком счастливым. – Ладно, давай выпьем и поговорим о чем-нибудь приятном. Или ты за рулем?

– Да нет, оставила машину сегодня.

– Вот и хорошо! – Мария махнула официанту, который деликатно слонялся неподалеку.

Ресторан был довольно дорогой, зато народу мало, можно спокойно поговорить. Мария посчитала, что Инне такое вполне по карману, в крайнем случае сама счет оплатит, ожидаются приличные денежные поступления. Но об этом пока говорить не стоит, чтобы не сглазить. Да и как Инка отреагирует, непонятно.

Марии стало смешно: надо же, кто-то и ей теперь может завидовать! Вот уж не думала, не гадала!

Они выбрали вино и еду, причем Мария настояла, чтобы Инна заказала что-то более калорийное, чем зеленый салат.

– Я мяса не ем… – слабо сопротивлялась подруга.

– Да? Может, пора уже бросить свои богатейские привычки? – всерьез рассердилась Мария. – Посмотри на себя: худущая, бледная, у тебя небось анемия! Если ни с кем не общаешься, для кого на диете сидеть?

После бокала хорошего вина и сытной еды Инна порозовела и слегка оживилась.

– Как ты все-таки время проводишь? Нужно больше на людях бывать, – советовала Мария.

– Ой, ты права! И сама думаю, что скоро все наладится! Я, знаешь, к психоаналитику хожу, такой специалист хороший, мне уже гораздо лучше…

– К психоаналитику? А зачем?

– Его муж оплатил, сказал, что мне нужно в себя прийти.

– Разве вы с ним видитесь? – удивилась Мария.

– Да нет, – Инна отвела глаза, – просто некоторое время назад что-то мне так плохо стало… Я ему и написала.

– Что написала? – напряглась Мария. – Что хочешь жизнь самоубийством покончить? Повеситься или утопиться?

– Насчет утопиться он бы не поверил, – слабо улыбнулась Инна, – знает, как я к воде отношусь.

Это была чистая правда – Инка с детства боялась воды. Максимум могла вытерпеть наполненную ванну. Даже в бассейне плохо ей становилось от страха, оттого и плавать не научилась. С мужем на море, конечно, ездила первое время, но сама рассказывала, что больше на берегу сидела, окунуться и то трудно было.

Мария слегка устыдилась. Ну что она Инку воспитывает? Взрослая женщина все-таки, сама разберется.

– Давай выпьем за то, чтобы все у нас было хорошо! – Подняла бокал и подмигнула подруге.

Та улыбнулась в ответ, и на миг Мария увидела перед собой прежнюю Инку – заводилу и хохотушку.

– Знаешь, этот Илья Семенович и правда на меня положительно влияет, сама чувствую, что гораздо спокойнее стала, уверенность появилась, настроение улучшилось. И главное – никаких таблеток, а то от них спать хочется и за руль нельзя.

«Неужели она на транквилизаторы подсела? – всерьез испугалась Мария. – Тогда и правда лучше душеспасительные беседы с психоаналитиком вести, тем более если муж оплачивает. А он, я так понимаю, что угодно оплатит, только бы она его сообщениями не забрасывала и не пугала, что повесится или отравится…»

– Не смотри так, – Инка снова прочла ее мысли, – знаю, что отвратительно себя вела, но это в прошлом. Сеансы эти мне очень помогли!

– Давно к нему ходишь?

– Ну… два месяца уже.

Сказала таким тоном, что Мария поняла: гораздо дольше ходит. И денег этот Илья… как его там… наверняка берет немеряно. Ох, и хорошо, наверное, живут психоаналитики! Сиди себе в кабинете да слушай внимательно, как клиент на жизнь жалуется.

– Кстати, слушай, я тебе расскажу… – Инка блеснула глазами. – Случай интересный, тебе как писателю пригодится.

– Десерт будете? – подскочил официант. – Или только кофе?

От десерта Инна отказалась так категорически, что Мария не посмела возразить. Зато кофе заказала со сбитыми сливками.

– Ну, слушай, – начала Инна, – кабинет этого самого Ильи Семеновича находится в старом районе, угол Седьмой Советской и улицы Маяковского. Там дом такой большой, каменный, не элитный, сама понимаешь, но в порядке содержится, и во дворе можно спокойно машину поставить.

– Знаю, раньше этот район Песками назывался, – поддакнула Мария.

– Да? Ну, неважно. Офис – бывшая квартира, с ремонтом, конечно. В приемной помощница сидит… такая, знаешь, не слишком приятная дама, строгая. Наверное, с психоаналитиком они на контрасте работают. Он-то обаятельный, смотрит ласково, голос бархатный, сразу хочется ему всю душу раскрыть.

«Узнаю прежнюю Инку, – подумала Мария, – остра была на язычок. Значит, и правда этот Илья Семенович или как его там… помог ей справиться с депрессией».

– Ну вот, прихожу на прошлой неделе, назначено было к четырем, а я раньше пришла. Думала, пробки будут, но очень удачно проскочила. И до встречи еще полчаса. Захожу в приемную, там Ирина эта встречает меня с кислым видом.

У них, понимаешь ли, не принято, чтобы клиенты в приемной сталкивались, не дай бог кого-то узнают или услышат, о чем разговор. В общем, секретность блюдут строже, чем на исповеди. А тут я. Что делать, не выгонять же меня взашей, все-таки богатая клиентка. Помощница предложила мне кофе… Кстати, заваривать его она совершенно не умеет, ну ла ладно, я выпила из вежливости, да немного испачкалась. Прошла в туалет, там коридор такой кишкой, потом заворачивает. Стала руки мыть, сняла кольцо, – Инна показала украшение с крупным бриллиантом, – и оно упало, закатилось под раковину…

Инна наклонилась, чтобы подобрать кольцо. Оно, как назло, закатилось в самый дальний угол под раковиной, так что ей пришлось стать на четвереньки. Хорошо хоть пол чистый. И когда она стояла в этой неудобной позе, рядом с ней вдруг раздался такой знакомый бархатный, убедительный голос. Голос Ильи Семеновича.

Инна вздрогнула. В первый момент вообразила, что психоаналитик вошел в туалет и застал ее в таком унизительном положении. Неужели она не закрыла дверь?

Но потом осознала, что голос доносится снизу, из-под раковины.

Илья Семенович разговаривал с пациентом, сеанс которого был перед Инной.

– Вы ведь понимаете, – говорил он своим властным голосом, – вы понимаете, что никогда не были женаты? У вас есть неопровержимые доказательства… документы…

– Я понимаю, – отвечал пациент, словно оправдываясь, – но в то же время так хорошо ее помню, будто это было на самом деле. Помню ее голос, лицо, ее глаза… Так хорошо, так явственно помню, как будто мы прожили с ней много лет!

Инна догадалась, что голоса доносятся из-за вентиляционной решетки. Дом старый, раньше, наверное, на этаже было меньше квартир, потом все много раз переделывали, перегораживали, оттого и сложности с вентиляцией.

Сначала она смутилась и подумала, что подслушивать нехорошо, особенно другого пациента, но, пока тянулась за злополучным кольцом, Илья Семенович снова заговорил:

– Но ведь ее не помнит никто, кроме вас. Вы должны принять как непреложный факт, что жена – это вымысел, фантом… реализация ваших мыслей и желаний.

– Она снится мне почти каждую ночь… Я так ясно вижу, как мы с ней гуляем по городу, только город какой-то другой, здесь, в Петербурге, я не могу найти тех мест.

– Вот это, скорее всего, и объясняет вашу навязчивую идею. Вы видите ее во сне – и подсознательно переносите сон в реальность, начинаете считать приснившуюся женщину своей несуществующей женой. То есть проецируете сон в реальную жизнь. Оттого и город кажется вам незнакомым, чужим, потому что это вымышленный город, его на самом деле никогда не было, он присутствует только в ваших фантазиях!

– Может, и так, но мне от этого не легче, – мужской голос был неуверенным и таким грустным, что Инне на мгновение стало его жалко. Надо же, бедолага, видит во сне жену, которой у него никогда не было! Чего только в жизни не бывает…

– Конечно, я мог бы провести сеанс гипноза, мог бы внушить вам, что жена – вымышленный образ, но я не хотел бы прибегать к такой сильной процедуре. Мне бы хотелось, чтобы вы сами смогли преодолеть свою навязчивую идею, осознать ее ложность… – Илья Семенович все говорил и говорил своим убедительным бархатным голосом, от которого Инну начало клонить в сон.

Она осознала себе стоящей на четвереньках под раковиной, нашарила наконец свою драгоценность и поднялась на ноги. В зеркале отражалась растрепанная личность со смазанной помадой. Инна снова вымыла руки, надела кольцо, подкрасила губы и вошла в приемную… как раз, чтобы успеть увидеть предыдущего пациента.

Она вытянула шею, чтобы как следует его разглядеть.

С одной стороны, ей было неловко, что подслушала чужой сеанс, с другой – любопытно. Надо же, какие удивительные истории бывают! Человек придумал себе несуществующую жену! Вообще-то это уже клиника… И как его можно от этого вылечить? Впрочем, она ведь не специалист, возможно, психоаналитик сможет ему помочь.

Разглядеть пациента не получилось. Помощница тут же отвлекла ее пустяковым вопросом об оплате, причем посмотрела так неодобрительно, что Инна расстроилась. Надо же, не сумела скрыть интереса! Нехорошо. А если бы ее разговоры кто-то подслушивал? Может, сказать им про вентиляцию? Да нет, тогда придется признаваться, что она уши грела… Неудобно.

Вскоре Илья Семенович выглянул в холл, чтобы пригласить ее лично. Инна вошла в кабинет аналитика и забыла о подслушанном разговоре.

Следующий сеанс был через неделю.

Она снова пришла чуть раньше, и Илья Семенович еще работал с тем же, что и в прошлый раз, пациентом. То есть она так предположила, поскольку Ирина при первом посещении сразу предупредила ее, что запишет на определенное время и менять часы не следует, дескать, это мешает процессу лечения.

И, повинуясь неожиданному порыву, Инна снова отправилась в туалет. На этот раз сразу же присела под раковиной и подползла к вентиляционной решетке. И совесть ее не мучила, мучило только любопытство.

Послышался голос психоаналитика:

– Давайте еще раз поговорим о вашей жене.

На этот раз пациент ответил слабым полусонным голосом:

– Я не хочу… не хочу говорить о ней… Эти воспоминания… они только мои… но я так измучился, раз ее никогда не было, хочу забыть… забыть…

– Но это необходимо. Мы должны проговорить о ней, чтобы вы смогли освободиться. В противном случае эта травма останется с вами навсегда. – Илья Семенович ненадолго замолчал, потом начал считать: – Девять… восемь… семь…

Инна знала, он так считает, когда хочет ввести пациента в гипнотический транс. При этом пристально смотрит ему в глаза своими темными глубокими очами и раскачивает в руке серебряные карманные часы. Один раз он проводил такое с ней, сказал, это нужно для того, чтобы она освободилась от чувства вины из-за разрыва с мужем.

Тогда она согласилась, а теперь вдруг мелькнула мысль – какая вина? Это же муж ее бросил, а не она его…

– Шесть, пять, четыре… ваши веки становятся тяжелыми, вы засыпаете и не слышите ничего, кроме моего голоса… – Снова небольшая пауза. – Три… два… один…

Обратный отсчет закончился.

Инна сообразила, что Илья Семенович ввел пациента в транс.

– Расскажите мне о своей жене, какой она была? – теперь голос психоаналитика был твердым.

– Блондинка… У нее были длинные светлые волосы, такие легкие и пушистые… Я так любил гладить их…

– Нет, вы ошибаетесь. Она была темноволосая.

– Темноволосая… – послушно повторил пациент. – Темноволосая… но глаза у нее были голубые… небесно-голубые, они мне так нравились… Ее нежный взгляд…

– Вы опять ошибаетесь. У нее были темные глаза. Карие, очень выразительные. И темные брови…

– Карие глаза… – повторил пациент, – темные и выразительные. И темные брови…

– Вот теперь все правильно. Повторите еще раз, как выглядела ваша жена?

– Брюнетка с выразительными карими глазами и темными бровями…

– Да, теперь верно. И фигура, она была высокая и худощавая…

– Нет, она была чуть полновата, с нежной кожей…

– Это вам только кажется. На самом деле кожа у нее смуглая, как у многих брюнеток… И одежда, она любит одеваться ярко. Вы помните ее короткое малиновое пальто.

– Малиновое пальто…

Тут Инна услышала стук в дверь.

– Прошу прощения, у вас все в порядке? – донесся из коридора голос Ирины.

– Да, конечно… – Инна поднялась с колен и открыла дверь. – Что-то случилось?

– Ничего. Просто я подумала, что вам нехорошо… – Помощница окинула Инну внимательным взглядом, от которого, надо думать, не укрылось пятно на юбке.

Пятно было от размазавшейся штукатурки под раковиной, Инна заметила его позже, уже дома.

Сейчас же она прошла следом за Ириной и села на стул в приемной, выразительно поглядев на часы.

– Илья Семенович просит прощения за задержку, – Ирина верно поняла ее взгляд, – у него сложный пациент.

– Я понимаю. – Инна опустила глаза и вдруг, сама себе удивляясь, попросила: – Вы не могли бы принести мне чашку кофе? Что-то голова кружится, сегодня с утра слабость такая… – И она утомленно прислонилась к спинке кресла.

– Конечно-конечно! – Ирина вскочила с места и побежала в крошечное помещение, где была небольшая раковина, современная кофеварка и полка с посудой. Послышался шум воды и скрип дверцы шкафчика, тогда Инна осторожно встала и, стараясь не стучать каблуками, приблизилась к столу, где стоял компьютер Ирины, в надежде, что та, торопясь, не успела защитить его паролем.

Так и оказалось. На экране возник список сегодняшних пациентов психоаналитика.

Вот она сама, записана на четыре часа дня, и отметка, что уже пришла, а вот на четырнадцать тридцать – тот самый мужчина, который думает, что был женат, а на самом деле никогда не был, – г-н Венедиктов. И, надо думать, если сама она записана как «г-жа Дроздова», то есть по своей настоящей фамилии, то и этот тип тоже под своей настоящей.

Не зная, зачем это делает, Инна достала телефон и сфотографировала все, что было на мониторе. Едва она успела отскочить и плюхнуться на стул, как Ирина принесла кофе.

Кофе был так себе, но Инна поблагодарила и сделала вид, что полегчало. Пациент все не выходил, и она стала размышлять, что вообще происходит.

Сегодняшний подслушанный разговор еще больше ее удивил.

В прошлый раз аналитик не хотел прибегать к гипнозу, а сейчас ввел пациента в транс. Но не это самое странное. На прошлом сеансе Илья Семенович убеждал пациента, что у него не было жены, теперь же говорил о ней как о существующем человеке.

И непонятно, зачем он внушал этому мужчине, что тот помнит свою жену не такой, какой она была?

Казалось бы, господин Венедиктов лучше должен помнить собственную жену… Ан нет, для чего-то доктору понадобилось превращать ее из блондинки в брюнетку. С другой стороны, возможно, у него такой метод.

Инне вдруг стало как-то неуютно. Что она вообще делает в этом офисе? Для чего сюда ходит? Муж оплатил сеансы, утверждал, что ей станет лучше…

Вряд ли ее состояние улучшится оттого, что какой-то посторонний мужчина станет копаться у нее в голове. Хотя ничего интересного он там не найдет, но все же…

– Вот такая история, – закончила Инна и улыбнулась подруге. – Интересно тебе, Манюня?

Мария порадовалась про себя: раз Инка вспомнила ее юношеское прозвище, стало быть, и правда ей получше, ушла депрессия. Может быть, психоаналитик все же помог?

А что касается истории, рассказанной Инкой, то это ерунда какая-то. Психоаналитики эти… как-то не слишком Мария им верит. Морочат голову больному человеку, да и только.

Тем не менее она изобразила оживление.

– А что? Возможно, это завязка моего нового романа! С сюжетами сейчас туго, конкуренция опять же сильнейшая, все хотят писателями быть…

– Вот-вот. Пришлю тебе список пациентов, я же сфотографировала его, чтобы выяснить, кто этот человек, Венедиктов.

– Договорились. – Мария достала телефон и поглядела на часы – время поджимало.

– Я тебя задерживаю… – огорчилась Инна.

– Мне и правда пора уже. – Мария доела сахар, оставшийся на дне чашки.

Инна пила несладкий кофе.

– Я заплачу, – улыбнулась, – правда, Манюня, я так рада нашей встрече, спасибо тебе, что позвонила. Скоро увидимся!

На прощание подруги расцеловались.

«Какая у нее сухая кожа, – подумала Мария. – Надо же, аллергия… А говорят, после пятидесяти ее не бывает. Впрочем, нам пока меньше…»

Прошло несколько дней, Мария закрутилась с работой и издательством. По ее роману «Убийство на круизном лайнере» готовились снимать сериал, во всяком случае, переговоры с продюсером уже дошли до нужной стадии.

На преподавательской работе были небольшие неприятности – начальство не устраивало, что она работает на полставки, настоятельно рекомендовало взять полную нагрузку, и Мария с тоской прикидывала, как она со всем справится.

И в это трудное время ее настиг звонок Инны. Ясно, подружке нечего делать, теперь будет названивать с просьбами о встрече. Посидеть, поболтать, сходить куда-нибудь – на фитнес, в спа… куда там еще они ходят. Да она не то что в спа, в театре-то сто лет не была, ни на что времени нет!

Мария подавила в себе желание сбросить звонок – нет, так нельзя, все-таки когда-то они были близкими подругами.

– Слушаю! Привет! – Тщательно проследила, чтобы в голосе не прорвалась досада.

– Манюня, мне нужна твоя помощь… – голос у Инки был какой-то странный, – точнее, не помощь, а совет. Понимаешь, мне просто не к кому обратиться.

– Что случилось? Ты здорова? В аварию попала? – встревожилась Мария.

– Да нет, просто… Прямо не знаю, как начать… В общем, мне кажется, что за мной следят.

«Так, – подумала Мария, – у Инки глюки. Мания преследования в чистом виде. Стало быть, психоаналитик не помог, зря только деньги взял».

– Ты думаешь, я с ума схожу? – догадалась Инна по выразительному молчанию.

– Да нет, что ты… – привычно открестилась Мария. – Но с чего ты вообще это взяла?

– Видела синюю машину сегодня три раза…

«Мало ли в городе синих машин. Господи, да кому ты нужна, чтобы за тобой следить!»

– Вот и я думала, кому я нужна, – Инка снова читала Марию как раскрытую книгу, – ни с кем не общаюсь, никого не вижу, по телефону – и то только с тобой говорю…

Мария устыдилась. Как бы там ни было, а подруге плохо.

– Я в издательстве, с час, наверное, еще пробуду, а потом можем встретиться. Тут рядом кафе есть, «Буратино» называется. Так себе забегаловка, но уж извини, по ресторанам ходить времени нет.

– За час как раз успею доехать из дома, хоть и пробки!

– Не опаздывай! – с этими словами Мария отключилась, потому что секретарь директора издательства выскочила в приемную со словами:

– Мария Владимировна! Где же вы? Арсений Георгиевич ждет!

Мария немного опоздала, потому что разговор с издателем затянулся, и готовилась уже оправдываться перед подругой, но, когда она вошла в «Буратино», той не было.

Неужели не дождалась ее? Неужели обиделась на ничтожное опоздание и ушла?

Это совсем не похоже на Инну, она никогда не была такой обидчивой. С другой стороны, у нее явно какие-то странности наблюдаются, мания преследования, придумала слежку какую-то…

– Людочка, меня никто не искал, не ждал? – спросила знакомую официантку.

– Кто? Мужчина? – оживилась та.

– Да нет, дама такая… интересная, одета хорошо.

Официантка глянула очень выразительно – мол, интересные, хорошо одетые дамы к нашему кафе и на пушечный выстрел не подходят, здесь только чокнутые писатели ошиваются. Рассеянные, растрепанные, вечно куда-то торопятся и чаевых не дают.

Мария села за тот же столик, куда садилась обычно, заказала кофе и набрала телефон Инны, но вместо ответа подруги услышала равнодушный механический голос: «Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети».

Мария пожала плечами.

Если бы Инна передвигалась по городу на общественном транспорте, то все понятно: едет человек в метро. Но ведь она сказала, что поедет на машине… Забыла телефон зарядить? Что ж, бывает. Но тогда где она? Сама же просила о встрече!

Официантка принесла кофе. Мария взглянула на часы. Прошло уже полчаса с назначенного времени, за полтора часа можно из любого конца города добраться. Неужели Инка психанула и решила не ехать? А что, эти перепады настроения, депрессия, не зря бывший муж ее к психоаналитику определил. И что-то такое она про таблетки говорила…

Да пустое, тут же одернула себя, она же видела подругу буквально несколько дней назад, она вполне адекватна, уж Мария ее прекрасно знает.

Знала, поправилась она, ведь они не виделись лет десять. Мало ли как Инка могла измениться.

Люди не меняются, снова возразила она себе, то есть меняются, конечно, но…

То-то и оно.

Допустим, Инна больше не хочет с ней общаться. Так бы и сказала. Сама же жаловалась на одиночество, хотела еще раз встретиться, поболтать о жизни. Допустим, передумала, нашла более интересное занятие – так послала бы сообщение, мол, не могу прийти, занята… Мария бы иначе использовала это время и ничуть не обиделась бы – уж чего-чего, а у нее дел хватает! Вот, кстати, время поджимает, нужно на пару успеть, студенты точно ждать не будут, если она опоздает.

Мария допила кофе и отправилась на занятия.

Но все же какой-то червячок смутного беспокойства в душе остался. Так что вечером, разделавшись с неотложными делами, она еще раз набрала телефон Инны. И снова услышала тот же самый ответ: «Телефон вызываемого абонента выключен или находится вне зоны действия сети».

Беспокойство усилилось.

Мария написала Инне короткое сообщение: «Инка, сообщи, у тебя все в порядке? Ты не пришла на встречу, не отвечаешь на звонки, я беспокоюсь».

И через несколько минут телефон пискнул – пришло ответное сообщение. Номер на экране был тот самый, Инкин.

Мария облегченно вздохнула: значит, у нее все в порядке, может быть, она просто не может сейчас разговаривать… Ох и трудно с ней!

Она открыла сообщение и прочла: «Машенька, не беспокойся, у меня все внорме. Я улетела на Мольдивы, подпалась чризвычайно удачная путевка, за пол цены. По завершение отпуска свяжусь с тобой. Инна».

Мария прочитала сообщение один раз, второй… Возникло явственное ощущение, что это письмо – фальшивка. Фальшивка от первого до последнего слова. Написала его определенно не Инна.

Тому было несколько причин.

Если начать сначала, Инка никогда – ни в прошлом, ни в настоящем – не называла подругу Машей и уж тем более Машенькой. Только Манюней. И во время их последней встречи дала понять, что не забыла их старые прозвища.

Дальше. Инна вместе с Марией училась на филологическом факультете, и уж что-что, а грамотность у нее была абсолютная, она никогда не написала бы «полцены» в два слова, «в норме» – наоборот, в одно, не написала бы вместо «попалась» «подпалась», а «по завершении» через «е». Не говоря уж о вопиющих «чризвычайно» и «Мольдивы». Грамотной Инне такие ошибки просто резали бы глаз. Даже если бы она случайно опечаталась, не отправила бы сообщение в таком виде! Она бы его отредактировала!

И наконец, сама поездка на Мальдивы (хоть через «а», хоть через «о», да хоть бы через «ы») для Инны совершенно нереальна. Она ведь упомянула, что раздражение вызывает даже слабое северное солнце, что уж говорить о тропическом! Аллергия на ультрафиолет развилась на нервной почве, а водобоязнь и раньше была, уж это Мария помнит. Так что тогда на Мальдивах делать?

Значит, с Инкой что-то случилось. Наверняка попала в серьезные неприятности, внезапно поняла Мария. Иначе пришла бы сегодня на встречу. Сама же умоляла… И голос был какой-то странный… Испуганный, сообразила Мария. Вот именно, Инка была напугана!

Они не встречались много лет, могли не встретиться еще столько же, и тогда Мария знать не знала бы о ее делах. Но, так или иначе, они встретились, и Инка поведала ей о своей жизни.

И из этого рассказа Мария поняла, что подруга ужасно одинока, что после развода у нее никого не осталось, с кем можно поделиться своими проблемами, кому можно излить душу. А также никого, кто стал бы беспокоиться о ней в случае серьезных неприятностей, никого, кто стал бы ее искать…

Значит, ей, Марии, самой придется искать старую подругу!

К сожалению, она не может обратиться в полицию – там с ней не станут разговаривать, не возьмут заявление. Во-первых, потому что такие заявления принимают только от близких родственников, а она Инке никто, даже не дальняя родня. Дружили когда-то, и все. Давнюю дружбу к делу не подошьешь.

Во-вторых, с момента исчезновения Инны прошло слишком мало времени, а заявления о пропаже человека принимают только на второй или третий день. Да и вообще неизвестно, пропала ли она. Подумаешь, не отвечает на звонки!

Тем более ответила же, написала сообщение. А то, что оно совсем не в ее духе, это ведь она, Мария, понимает, а тот, кто не знал Инну, только пожмет плечами.

Мария бегала по комнате, обхватив себя за плечи. Что делать, вот что делать?

К счастью, у нее появился один знакомый в полиции, с которым она завела дружбу во время недавних событий[1].

Это был интересный брюнет лет сорока, с густыми бровями и выразительными темными глазами. Звали его Армен Степанович, и был он, как говорится, настоящий полковник. И у Марии с ним сложились очень теплые отношения. Просто дружеские, но так даже лучше, чтобы никаких недомолвок.

Так что в этой сложной ситуации Мария решилась к нему обратиться. Однако, взглянув на часы, решила, что разговор следует отложить на завтра.

Утром, к счастью, занятий у нее не было, так что, с тоской посмотрев на компьютер, где скучали несколько страниц ее нового романа, Мария набрала номер «настоящего полковника».

Инкин телефон по-прежнему утверждал, что выключен. Какая уж тут работа, если в голове страшные картины…

Армен Степанович звонку ее обрадовался, но выслушал весьма скептически и высказал ей те же сомнения, о которых она и сама размышляла: что с момента исчезновения Инны прошло слишком мало времени и что нет серьезных оснований за нее беспокоиться…

Марию, однако, его аргументы ничуть не убедили, и именно потому, что она и сама себе их уже приводила.

Она рассказала Армену о вопиющих ошибках в письме, которых никогда не допустила бы женщина с филологическим образованием, а также о раздражении от солнца и про водобоязнь тоже присовокупила.

Дальше Армен Степанович слушал внимательно. Он знал, что Мария – женщина серьезная и не станет поднимать панику на пустом месте, и под конец пообещал навести справки по своей линии.

– Справки? Какие справки?

– В первую очередь узнать, нет ли в городских больницах женщин подходящего возраста и типа в бессознательном состоянии и без документов и, уж извини… нет ли в моргах неопознанных женских трупов.

– Трупов?.. – испуганно переспросила Мария.

– Ну а что ты думала? В большинстве случаев пропавшие без вести люди становятся жертвами дорожно-транспортных происшествий. Может быть, твою подругу сбила машина, и водитель скрылся с места происшествия…

– Но кто тогда отправил сообщение с ее телефона?

– Вот чего не знаю – того не знаю!

Армен Степанович не обманул: он действительно сделал все нужные запросы и уже через час сообщил Марии, что в морге Митрофаньевской больницы находится неопознанный женский труп подходящего возраста и внешности.

Мария схватилась за сердце и застонала в голос.

– Ну не переживай ты раньше времени, – смущенно проговорил полковник, – может, это не она.

– Спасибо тебе, конечно… – промямлила Мария.

– Не за что, но заехать за тобой не могу, у меня важное совещание. Может, машину прислать?

– Не нужно, – опомнилась Мария, – я уж сама как-нибудь, чай не девочка пятнадцати лет.

Армен Степанович промолчал, но подумал, что девочки пятнадцати лет явно лучше перенесли бы то, что предстоит интеллигентной писательнице. Хотя не все конечно.

Мария бросилась в больницу и через сорок минут вошла в холодное и пропахшее формалином помещение мертвецкой.

Ее встретил не рядовой санитар, а главный патологоанатом, дядечка средних лет с острой бородкой, в аккуратно накрахмаленном белоснежном халате.

– Нам звонил Армен Степанович, – сообщил он Марии, – просил оказать вам всяческое содействие. Но мы и сами заинтересованы в том, чтобы опознать этот труп! Пойдемте со мной…

Они вошли в просторный зал, по стенам которого были расположены морозильные ячейки хранилища трупов. Марии было страшно, с огромным трудом она взяла себя в руки.

Патологоанатом позвал дежурного санитара и велел ему показать поступившую сегодня пациентку.

Санитар, от которого разило убийственным букетом из формалина и неразбавленного спирта, лихим движением открыл одну из ячеек и выдвинул каталку, затем жестом циркового фокусника сбросил с нее простыню.

– Вот она, ваша знакомая! Вы ее опознаете?

– Это… это не она! – воскликнула Мария со смесью брезгливости и облегчения.

– Как не она? Должна быть она! – с апломбом заявил санитар. – В соответствии с документами!

Патологоанатом строго на него прикрикнул:

– Я вас, Козлов, уже неоднократно предупреждал – если и дальше будете пить в рабочее время, нам придется расстаться!

– Кто – пить? Я – пить?! Да я ни в одном глазу! Да я как стеклышко! А если даже немножко принял, так только от холода и от исключительно тяжелых условий работы! И, несмотря на это, исполняю свои обязанности в соответствии!

– Это так ты исполняешь обязанности? Да ты хоть посмотри, кого предъявил для опознания!

– Как кого? Пациента номер сто девяносто шесть…

– Ты не на номер, ты на самого пациента посмотри!

Санитар взглянул на каталку и смущенно кашлянул.

На ней лежал пожилой бомж, до самых глаз заросший густой черной бородой.

– Ох, извиняюсь, действительно маленько перепутал… это, значит, не сто девяносто шесть, а сто шестьдесят девять…

Санитар закатил бомжа обратно и выкатил другую ячейку.

Когда он сбросил простыню, Мария охнула – перед ней была Инна. Как только этот факт дошел до ее сознания, она аккуратно осела на руки подскочившего патолога.

– Ну вот, я так и знал, – вздохнул он. – А Армен за нее ручался, говорил, что ей не впервой, умеет себя в руках держать. Эй, дама, очнитесь уже!

– Да я ничего, – слабым голосом отозвалась она, – просто ноги не держат.

Санитар Козлов ловко подпихнул под нее ледяной пластмассовый стул, Мария вздохнула и посмотрела на тело.

На лице старой подруги были многочисленные ссадины и кровоподтеки, и оно было искажено ужасом – но это, без сомнений, была Инна.

– Да, это она… – проговорила Мария, справившись с волнением.

Патологоанатом записал в журнал имя и фамилию погибшей.

– Спасибо вам за содействие. Теперь мы установили ее личность и можем сообщить ее родственникам.

– Да как раз родственников у нее нет, – грустно вздохнула Мария. – Есть только муж, да и то бывший. Но ему, наверное, нужно об этом сообщить. – Она немного подумала и спросила: – А что известно об обстоятельствах ее смерти?

Врач сверился со своими записями.

– Нашел ее мужчина, который утром выгуливал собаку на пустыре возле Витебского проспекта. Собственно, нашла собака и стала выть, как по покойнику… то есть именно по покойнику. Судя по положению тела и характеру травм, ее очень сильно ударила проезжавшая машина. Удар был такой силы, что тело отбросило на пустырь.

– А время смерти удалось установить?

– Разумеется… Судя по состоянию тела, смерть наступила рано утром или в самом конце ночи – от трех часов до пяти.

– А машина?

– Машина скрылась с места происшествия. Удар, как я уже сказал, был очень сильным, так что на машине, несомненно, должен был остаться заметный след. Но в городе много умельцев, которые могут такую вмятину устранить и полиции ничего не сообщат. Так что вряд ли мы найдем виновника этого ДТП.

– Или не ДТП… – тихо проговорила Мария.

– Как не ДТП? – переспросил доктор, у которого был очень хороший слух.

– Не обращайте внимания, просто мысли…

На самом деле Мария не сомневалась, что Инну убили.

Во-первых, что она делала ночью или рано утром на Витебском проспекте, далеко от своего дома? Да еще пешком шла… какая женщина ночью сунется в этот район в одиночку? Максимум на машине поедет, да и то страшно.

А во-вторых, кто послал Марии сообщение от ее имени?

– Сумочки при ней не было? – спросила она патолога, хотя и так догадывалась, каким будет ответ.

– Сумку могла случайная шпана унести, – встрял санитар, – судя по одежде, дама обеспеченная, стало быть, и сумка дорогая… и деньги в ней были…

«А машина куда делась?» – Мария едва удержалась, чтобы не произнести это вслух.

Патологоанатом, не скрываясь, взглянул на часы, он и так из уважения к Армену Степановичу потратил на посетительницу много времени.

– Пойдемте, я вас провожу! – предложил.

По дороге Мария спросила, если ли надежда на то, что смерть Инны расследуют.

– Если честно, то нет, – сказал доктор, – наезд – дело дохлое. Никого не найдут.

«Никакой это не наезд», – упрямо подумала Мария.

Два последующих дня она маялась, не находя себе места, все валилось из рук. И совесть мучила. Она помнила свое раздражение на последний звонок Инки – дескать, богатенькая дама не знает, чем себя занять, вот и мерещится ей всякое. Нам бы ее заботы!

На этом месте Мария прятала лицо в ладони и стонала в голос. Хорошо, что выпали выходные и в университете не было занятий.

К понедельнику Мария созрела. Уже знала, кто может ей помочь. Утром перед работой набрала номер телефона.

– Надя? Это ты?

– Я, а кто же еще, – удивились на том конце, – если ты по моему номеру звонишь.

– Надежда, ты мне очень нужна, просто необходима! Есть для тебя дело! – твердо сказала Мария. – Причем срочное.

– Угу, – хмыкнули в трубку, – у тебя всегда срочное. Ты иначе не умеешь.

– Я не шучу, Надя, это серьезно! У меня подругу убили!

– Ты зачем такие вещи по телефону говоришь? – прошипела Надежда. – А вдруг у меня громкая связь включена? И муж все услышит!

– Сегодня понедельник, муж твой давно на работу уехал, – отмахнулась Мария, – а ты дома сидишь.

– И вовсе не дома, – обиделась Надежда, – а в магазине.

– Короче, когда встретимся? Найдется у тебя время сегодня? Уж будь так добра, не откажи в любезности, найди в своем напряженном графике место для старой подруги.

– Найдется… – нехотя ответила Надежда Николаевна Лебедева, старинная знакомая, с которой вместе съели не один пуд соли, а несколько месяцев назад даже распутали одно дело с убийством[2].

И вовсе незачем было Машке ехидничать, сама же тогда заявила, что Надежда очень ей помогла. Да и Надежда знала, что не ударила в грязь лицом. А у Марии тогда все наладилось, наступила в судьбе хорошая полоса – и роман получился отличный, и в личной жизни вроде прогресс наметился.

Мария, кстати, хотела роман Надежде посвятить, та с трудом ее отговорила. Ну ничего Машка не соображает – ведь найдет Надеждин муж у нее книжку эту, прочтет и заинтересуется – это почему же подруга тебе роман посвящает? Вот тут одна дама в героинях ходит, частный детектив, как-то очень на тебя смахивает. И внешность подходит, и словечки некоторые твои у нее в лексиконе встречаются. Так, может, это ты ей в расследовании убийства помогала?

Надежда, конечно, станет все отрицать, но муж у нее – человек умный и проницательный, так что вполне способен вывести ее на чистую воду. А вот этого Надежда никак не может допустить.

Надежда Николаевна Лебедева, приличная интеллигентная дама средних, скажем так, лет, имела очень необычное хобби: она просто обожала разгадывать всевозможные криминальные загадки и преступления. И было такое ощущение, что преступления эти находили ее сами.

Обычный человек прошел бы мимо и ничего не заметил, в то время как Надежда обязательно во что-нибудь вмешается по принципу «найдет свинья грязи», как высказался когда-то в сердцах ее муж Сан Саныч.

Да, с мужем были серьезные проблемы. Он очень не одобрял такие занятия своей половинки. Он-то надеялся, что после увольнения с работы по сокращению штатов Надежда будет сидеть дома, готовить ему вкусные и полезные блюда и присматривать за котом.

Не то чтобы Надежда не любила готовить, да и к мужу относилась очень заботливо, но через некоторое время ей стало безумно скучно. Нечем было занять голову, и времени свободного оказалось достаточно (разумеется, если не сидеть перед телевизором, не зависать в социальных сетях и часами не болтать с подружками по телефону). И она дала себе волю в разгадывании криминальных загадок. Но поначалу была не очень осторожна, и муж кое-что узнал…

Ох, до сих пор Надежда вздрагивает, когда вспоминает, что устроил ее выдержанный, воспитанный спокойный муж. Был грандиозный скандал, после чего Надежда приняла мудрое решение ничего супругу не рассказывать. И тщательно следила, чтобы не проговориться.

И все было бы хорошо, если бы со временем не пошли слухи по знакомым. И то сказать, Надежда Николаевна была женщиной общительной, имела множество друзей детства и юности, а также бывших коллег по работе. И многим помогала, если те попадали в сложные ситуации.

Так что известность ее настигла, и тогда она строго-настрого наказала подругам, чтобы помалкивали, обещая в противном случае рассориться навсегда.

Не очень-то помогло.

И теперь Мария, неправильно интерпретировав ее молчание, тут же повинилась:

– Прости, что отрываю тебя от дел, но мне правда нужна твоя помощь… Не к кому больше обратиться!

– Да расслабься ты! – перебила ее Надежда. – Разумеется, встретимся, раз все так серьезно.

Условились на сегодня.

Надежда занесла домой сумки с продуктами, наскоро провела воспитательную беседу с рыжим котом, который очень оживился при виде килограммового пакета фарша, и ушла из дома навстречу новым приключениям.

На улице шел осенний дождь – мелкий, унылый и долгий, но настроение у нее было боевое. Что опять у Машки случилось? Не женщина, а ходячее недоразумение, вечно притягивает к себе всевозможные приключения.

Не зря психологи утверждают, что люди замечают в ближних прежде всего те недостатки, которые свойственны им самим.

Мария уже ждала ее за столиком небольшого ресторана на Университетской набережной и нетерпеливо махала рукой, хотя Надежда опоздала всего на пять минут.

– Привет, у меня занятия через полтора часа, так что не будем тянуть резину, быстро заказывай что-нибудь!

Надежда пригляделась к приятельнице и про себя отметила, что выглядит Машка не блестяще. Нет, по сравнению с прошлым разом и стрижка у нее более модная, и гардеробчик сменила, но вот глаза беспокойные какие-то, сама нервная, суетливая…

– Ладно, рассказывай! – велела, когда официантка отошла от них с заказом. – Только коротко, не толки воду в ступе.

Рассказ получился все равно долгим, дамы уже и салаты съели, и рыбу запеченную, и кофе выпили. Вопросы Надежда не задавала, чтобы не отвлекать Марию от сути.

– Вот и все, – та перевела дух, – как увидела я ее там, в морге, так до сих пор в себя прийти не могу, все из рук валится. К роману новому вообще не подходила, на занятиях путаюсь, студенты только что пальцем у виска не вертят. С деканом отношения натянутые, ему наши бабы накапали, что я романы пишу. Он и говорит: если вы, Мария Владимировна, с работой не справляетесь, может быть, вам лучше в писательницы переквалифицироваться? А сам смотрит этак с ехидцей, дескать, что ты там накропать можешь, ерунду какую-то, тоже мне, романистка нашлась. Агата Кристи и Мэри Хиггинс Кларк в одном флаконе!

– Может, он просто детективы не любит…

– Да он вообще книг не читает! А в издательстве свои проблемы. Представляешь, встречалась я с продюсером сериала, так он выслушал мои пожелания и процедил через губу, что раз я права продала, то никаких претензий не должна иметь. Они сами решат, кого брать на главные роли, и сценарий тоже сами будут писать, то есть специального человека для этого наймут.

– Ну так тебе хлопот меньше! Пиши себе романы свои…

– Ты права, конечно, дело не в этом… – Мария поникла головой. – Просто меня совесть мучает из-за Инки. Мы ведь в юности так дружили… В общем, Надя, можно что-то сделать?

– А полковник твой с армянской фамилией… У вас вроде бы даже роман намечался…

– Насчет романа ничего не вышло, да я и не жалею, – отмахнулась Мария. – Но он, что мог, уже сделал и дал мне понять, что ничего больше не светит. Поскольку это не его участок, да и наезд – дело дохлое. А что сообщение не в ее духе – это вообще не доказательство… Ты что пишешь?

– Значит, вы с ней должны были встретиться…

– В два часа дня в прошлый четверг.

– Она не пришла, а вечером того же дня ты получила от нее сообщение.

– В двадцать один пятнадцать, – уточнила Мария, поглядев на экран мобильника. – Но это не она писала…

– А на следующий день ее нашли черт-те где, и врач определил время смерти…

– От трех до пяти утра!

– Значит, надо выяснить, что она делала с часу дня четверга до трех часов ночи прошлой пятницы!

– И ты можешь это сделать?

– Попробую. Автомобиль у нее какой?

– А я и не знаю… она тогда без машины была, мы вина выпили…

– Не реви, – строго сказала Надежда, – тебе к студентам идти, сама говорила, что они уже смеются. Ну хоть фамилию ее знаешь и год рождения?

– Конечно! Дроздова Инна Михайловна, а год рождения у нас один и тот же. Но могу у Армена спросить, у них база данных есть.

– Такая база данных у меня самой есть, – отмахнулась Надежда, – я за пять минут выясню, где она жила и на какой машине ездила… Ладно, пора мне, дома дел невпроворот, Саша обещал сегодня пораньше прийти. Пока-пока, держись, не раскисай, самое страшное с твоей подругой уже случилось, чего уж теперь…

На следующее утро Надежда подошла к мрачному шестиэтажному кирпичному дому, обошла его с торца и остановилась перед железной дверью. Над дверью была камера, непосредственно на ней – кнопка звонка.

Надежда помнила, что кодовым звонком для входа является знаменитая тема Вагнера «Полет валькирий», и попыталась изобразить эту мелодию, нажимая пальцем на звонок.

Из динамика донесся недовольный хриплый голос:

– И ничуть не похоже! Кого там черти принесли?

– Доставка орехового печенья и шоколадных вафель! – Надежда знала, чем можно затронуть сердце здешнего обитателя, точнее его желудок.

Замок щелкнул, дверь открылась. За ней была лестница, уходящая в подвал.

Надежда спустилась по ступеням и оказалась в большом помещении без окон, заставленном серверами, компьютерами и прочим электронным оборудованием неизвестного Надежде назначения.

В центре помещения в компьютерном кресле с подранной обивкой сидел, уставившись в огромный монитор, молодой человек в несвежей черной футболке необъятного размера и линялых шортах.

Этот молодой человек был толстым, рыхлым и неопрятным. Образ довершали длинные сальные волосы и жидкая клочковатая бородка. Звали его Боб, и он был подлинным компьютерным гением.

Надежду Николаевну с ним познакомил ее сосед Димка, которому она неоднократно помогала подтянуть школьную математику.

– Привет, Боб! – поздоровалась Надежда. – Смотрю, ты с прошлого раза отсюда не выходил. Даже футболку не менял.

Боб оторвался от монитора, покосился на гостью.

– А чего ее менять? Она же черная, на ней грязь не видна.

– Но запах!

– А, это вы… Вы тетя Димона… и вы мне как-то приносили очень вкусный пирог с абрикосами.

– Надо же, пирог запомнил! – улыбнулась Надежда. – А вот поздороваться забыл. И Димону я не тетя, а соседка.

– Ну, здрасьте, не тетя. Принесли еще пирога?

– Пирога сегодня нет.

– А зачем тогда вы пришли?

– Пирога нет. Но есть ореховое печенье, вафли и конфеты.

– На худой конец тоже сойдет. Давайте!

– Э, нет! Сначала работа, потом гонорар.

– Согласен. Но требую хотя бы небольшой аванс, чтобы лучше работалось.

– Ладно, так и быть.

Надежда вручила Бобу небольшой пакетик печенья, тот захрустел им и снисходительно спросил:

– Так чего вам нужно?

– Можешь подключиться к камерам видеонаблюдения?

– Смотря к каким. Если камера подключена к сети, у которой есть выход в интернет, – то запросто.

– Для начала хорошо бы найти изображение вот в этом месте… – Надежда показала парню адрес Инны Дроздовой.

Боб развернулся к компьютеру и замолотил пальцами по клавиатуре.

Через некоторое время он повернулся к Надежде и сообщил:

– Тут во дворе живет один продвинутый чувак, который вывел изображение с камер наблюдения на смартфон, чтобы следить за своей машиной. Я подключился к его смартфону и теперь могу видеть все, что там происходит.

– А что происходило в другой день, к примеру, в прошлый четверг?

– Запросто.

Надежда назвала ему время, когда Инна должна была выехать на встречу с Марией. Боб промотал изображение до нужного момента, и они увидели элегантную женщину, вполне подходящую под описание Инны Дроздовой, которая вышла из подъезда и села в ярко-красную «Мазду».

– Отлично! На встречу она выехала вовремя. Теперь хорошо бы выяснить, приехала ли на место.

Боб нашел на плане города кафе, где женщины должны были встретиться, и озабоченно проговорил:

– Около кафе камер нет…

– Надо же, как неудачно…

– Да подождите. Я сказал, что их нет около кафе. Но рядом находится ювелирный магазин, там непременно должна быть… Да вот же она!

Боб вывел на экран изображение с очередной камеры и просмотрел его в ускоренном режиме.

Ни красная «Мазда», ни сама Инна в нужный промежуток времени возле кафе не появились.

– Значит, она выехала из дома, но до места встречи не доехала. Так я примерно и думала… А можем мы выяснить, где она пропала?

– В принципе да, но это будет немного сложнее – нужно подключиться к системе дорожной полиции.

– А ты можешь?

– Обижаете! Конечно, могу. Но у меня кончилось топливо, а на пустом баке я не езжу.

Надежда поняла намек и протянула Бобу очередную порцию. Он захрустел печеньем и застучал по клавиатуре.

– Вот она, наша «Мазда», – проговорил наконец. – Выехала на Московский проспект… так… свернула на Серпуховскую улицу, чтобы объехать пробку… ага, снова свернула, теперь в Короткий переулок…

– А как он называется, этот короткий переулок?

– Так и называется. Короткий – это название.

– А потом куда?

– Опа! А потом никуда.

– То есть как?

– А так. Из этого переулка красная «Мазда» не выехала.

– Туда въехала, а оттуда – не выехала?

– Именно так!

Надежда внимательно просмотрела запись с камеры и убедилась, что красная машина действительно не появилась на выезде из переулка. А также не появилась там и Инна. Или какая-нибудь женщина, хоть отдаленно на нее похожая. Если честно, вообще никого не было. Машины изредка проезжали, а пешком никто не проходил.

Боб выразительно посмотрел на нее и сказал:

– Больше я вам ничем помочь не могу, так что попрошу произвести окончательный расчет.

Надежда Николаевна отдала ему остатки печенья и прочие сладости и отправилась к станции метро «Технологический институт», возле которой красная машина Инны Дроздовой окончательно исчезла с поля зрения камер.

Машины не исчезают просто так, это же реальная, настоящая жизнь, а не голливудский кинофильм. Женщину похитить можно, но где тогда машина? И Надежда этот вопрос обязательно прояснит.

Она прошла по Серпуховской улице, свернула в переулок, который и впрямь назывался Коротким и вполне соответствовал своему названию.

Переулок был не только коротким, но и почти безлюдным. Почти – потому что один человек там все же присутствовал. Это был бомж, персонаж неопределенного возраста, одетый в несколько слоев теплых кофт и курток. Он кормил колбасными обрезками красивого рыжего кота и беседовал с ним о высоком.

– Ты понимаешь, Мурзик, в наше время духовность в людях встречается все реже и реже! Никого теперь не интересуют проблемы экологии, демографии, охраны окружающей среды… Вот я попробовал поговорить об этом с нашим участковым Сергеичем, так он меня и слушать не стал! Какая, говорит, окружающая среда, когда вокруг один непрерывный понедельник?

Судя по богатому словарному запасу, бомж в прошлом был человеком умственного труда, что не мешало ему стать довольно-таки грязным и запущенным.

Надежда вздохнула и подумала, что правильно сделала, одевшись утром попроще, поскольку у Боба в его так называемом офисе тоже не больно чисто. И сейчас она мужественно подошла к бомжу, деликатно кашлянула и проговорила уважительным тоном:

– Простите, что прерываю вашу увлекательную беседу, но у меня к вам несколько вопросов.

– Вопросов? – Мужик повернулся к ней. – Я всегда открыт для любых вопросов, особенно если вы, в свою очередь, рассмотрите вопрос скромного материального поощрения. Нам с Мурзиком немного нужно, но все же какой-то минимум…

Кот сел статуэткой, обернув лапы хвостом, и взглянул умильно.

– Будет вам поощрение! – Надежда протянула бомжу купюру, которую тот деликатно принял, переглянувшись с котом, и спрятал в один из многочисленных карманов.

– Итак, какие вопросы вас интересуют?

– Вы ведь здесь все время ошиваетесь? То есть находитесь? То есть пребываете?

– Практически непрерывно. Как говорится, без выходных. Двадцать четыре часа в сутки и семь дней в неделю. За вычетом ежегодного неоплачиваемого отпуска.

– И в четверг вы здесь были?

Бомж взглянул на кота, словно ждал от него подсказки, снова повернулся к Надежде и кивнул:

– И в четверг. Мурзик вам подтвердит.

– Отлично. А не видели ли вы ярко-красную машину и вот эту женщину? – Надежда показала фотографию Инны Дроздовой, которую прислала ей Мария.

Они тогда, в ресторане, сфотографировались вместе. На память…

Бомж аккуратно взял снимок, внимательно рассмотрел его, сел на корточки и показал коту. Затем выпрямился, отдал фото Надежде и наконец кивнул:

– Видели. И машину, и женщину. Только она в верхней одежде была. Пальто длинное… цвет зеленый, то есть не совсем зеленый, а как будто листва осенью пожухла…

– Точно, ее пальто! И что же конкретно вы видели?

Мужик снова переглянулся с котом, перевел дыхание.

– Значит, так. В тринадцать часов двадцать шесть минут из-за угла выехала красная «Мазда»…

– Красная «Мазда», – повторила Надежда, удивленная точностью показаний.

– Совершенно верно, «Мазда». Мы с Мурзиком разбираемся в машинах. Номер мы с Мурзиком не разглядели, потому как находились в дальнем конце переулка и под неудобным для наблюдения углом…

– Постойте, а откуда вы так точно знаете, в какое время это произошло? Именно в тринадцать двадцать шесть, ни минутой раньше или позже?

– Именно в тринадцать двадцать шесть! – убежденно повторил бомж. – Я когда-то, в другой жизни, работал редактором на радио и должен был четко хронометрировать прямой эфир. И у меня в организме есть такие внутренние часы. Можете спросить меня в любое время дня и ночи, который час – и я вам отвечу с точностью до минуты. Даже точнее. Вот сейчас, например, одиннадцать часов тринадцать минут и двадцать четыре секунды… уже двадцать пять…

Надежда взглянула на свои часы.

– Одиннадцать пятнадцать. Но все равно очень точно. Просто удивительно.

– Ваши часы спешат! – перебил ее бомж. – Сейчас одиннадцать четырнадцать, и не больше! Заявляю это совершенно ответственно! Можете не сомневаться!

– Надо же, какое удивительное свойство! Значит, красная «Мазда» выехала из-за угла в тринадцать двадцать шесть… а что было дальше?

– О, дальше! Дальше началось такое… – Бомж взглянул на кота, призывая его в свидетели, и продолжил: – Прямо перед машиной на тротуар выбежала женщина… Она упала, красная «Мазда» затормозила, и дама, которая была за рулем – та самая, чью фотографию вы нам показывали, – выскочила из авто и подбежала к той шатенке…

– К шатенке?

– Ну да, к той, которая бросилась под ее машину. Цвет волос такой… каштановый, и стрижка короткая. А я, знаете ли, не люблю женщин с короткими стрижками, потому и запомнил.

Надежда поскорей опустила глаза и сжала губы, чтобы не прыснуть. Надо же, не любит женщин с короткой стрижкой! Как говорится, всюду жизнь…

– И что дальше?

– Эта ваша знакомая наклонилась к упавшей и вскрикнула: «Что с вами, вам плохо?» Тут каштанка, то есть шатенка, вскочила, схватила ее за руку и потащила к другой машине.

– К другой? Значит, была еще одна машина?

– Ну да, синяя «Хонда»… Дама сопротивлялась, кричала даже, но тут из авто выскочил мужчина, что-то с ней сделал, отчего она обмякла и замолчала. А эти двое затащили вашу знакомую в «Хонду» и уехали.

– Номер «Хонды» вы, конечно, не разглядели?

– Вот чего нет, того нет, уж извините… Мурзик тоже, к сожалению, не разглядел…

Сердечно распростившись с умным бомжом, Надежда позвонила Марии.

– Есть новости?

– Да уж какие теперь новости, – вздохнула Надежда, – точно выяснила, что похитили твою подругу, знаю даже, в каком месте. А вот куда отвезли… И главное, зачем? Кому она мешала, скажи пожалуйста? Сама говорила, что ни с кем она не общалась, на мужа бывшего думать глупо, потому как он первый подозреваемый будет…

– И Армен мне то же самое сказал. А я вот все думаю насчет того психоаналитика. Инка ведь только к нему ходила. И странный разговор там подслушала случайно, еще говорила, что мне пригодится для детектива…

– Опять ты носом хлюпаешь. Прекрати уже!

– Жалко ее… Кстати, насчет той бабы, что похитила Инку. Она говорила, что в приемной у Ильи Семеновича сидит помощница, звать Ириной, очень неприятная такая тетка, стрижка короткая, губы тонкие…

– По всему получается, что нужно к этому самому психоаналитику идти…

– Надежда, не вздумай! Если у него там дело нечисто, не хочу еще одну подругу потерять! Ой, извини, что-то я не то болтаю…

– Да расслабься ты! – с досадой сказала Надежда. – Я же не собираюсь прямо к нему в кабинет переться и вопрос в лоб задавать: а не вы ли, уважаемый, похитили вашу пациентку? Тем более что это не он сам, наверняка у него помощники есть. Но вот сама посуди: Инна подслушала два разговора на сеансах, так? И больше ничего. Там какой-то странный тип лечится, говорит, что видит во сне жену, которой у него никогда не было, так?

– Ну, псих просто!

– А этот, с позволения сказать, доктор, вместо того чтобы ему мозги вправлять, нарочно жену, которой нет, по-другому описывает! То есть еще больше его запутывает.

– Тем более не нужно тебе туда ходить, черт знает, что у них там за притон!

– Да ладно. Для начала произведем разведку боем, соберем информацию. Перекинь мне список пациентов, что тебе Инна на телефон послала…

Через пять минут, глядя на экран телефона, Надежда выяснила, что каждый раз по четвергам перед Инной Дроздовой приходил Кирилл Венедиктов, а перед ним – Наталья Мизинцева. Кроме этих троих, по четвергам не приходил никто, все же психоаналитик – не участковый терапевт, к нему очередь не сидит.

Надежда наморщила лоб, вспоминая, где она могла слышать фамилию Мизинцева. В голове всплыло что-то, связанное с телевизором. Можно было бы, конечно, сунуться к соседке Антонине Васильевне, которая все досконально знала про сериалы, но это надолго, так что Надежда выбрала наиболее простой путь, то есть обратилась к интернету.

И точно, Наталья Мизинцева была актрисой, но в последнее время не снималась, потому что возраст был уже весьма и весьма приличным, у некоторых это старостью называется. Не у всех, конечно, кому как повезет.

Надежда прочла обо всех фильмах и сериалах, где играла Мизинцева, постаралась запомнить и решила, что подготовилась достаточно.

После этого она набрала номер телефона кабинета психоаналитика, который по счастливой случайности был помещен над списком пациентов, сфотографированным Инной, и записалась на прием на пятницу. Предлагали на среду или на четверг, но Надежда отговорилась занятостью.

В четверг Надежда долго собиралась, пристально разглядывая себя в зеркале, надела самое приличное свое пальто и взяла дорогую итальянскую сумку, подарок дочери. После чего решила, что сделала все, что могла, и через сорок минут вошла в приемную психоаналитика.

Это была большая светлая комната, выдержанная в нейтральных и успокаивающих серо-бежевых тонах. Напротив входа, слева от двери в кабинет психоаналитика, стоял большой стеклянный куб, наполненный водой или какой-то другой жидкостью, в которой медленно всплывали разноцветные пузырьки.

В аквариуме по другую сторону от двери плавали несколько крупных рыб с огромными челюстями – наверное, это были пираньи.

Рядом с аквариумом за бежевым компьютерным столом сидела коротко стриженная шатенка с узкими ярко-красными губами и хищными чертами лица, отдаленно напоминающими тех самых пираний. Судя по всему, это была та самая Ирина, о которой говорила Инна Дроздова, – секретарша, или, как она предпочитала себя называть, помощник психоаналитика.

Надежда вспомнила, как поморщился старый бомж, сказав, что терпеть не может женщин с короткой стрижкой, и подумала, что дело даже не в стрижке, а в неприятном выражении лица. С таким не то что в приемной дорогого врача сидеть, а только из окна регистратуры участковой поликлиники больных облаивать!

Тем не менее, войдя в приемную, Надежда приветливо улыбнулась и проговорила:

– Здравствуйте! Надеюсь, я не опоздала? Я очень спешила, но всюду пробки, вы же понимаете…

Ирина приподнялась из-за стола и уставилась на Надежду. Черты ее лица обострились, и она проговорила с настороженным удивлением:

– Опоздали? А куда вы, собственно, опоздали?

– Как – куда? – Надежда изобразила высокомерное изумление, как будто разговаривала с наивным ребенком. – На сеанс к психоаналитику. К Семену Ильичу.

– К Илье Семеновичу… – машинально поправила ее секретарша. – Простите, а как ваша фамилия?

– Моя фамилия Гусынина! – гордо произнесла Надежда таким тоном, как будто представилась герцогиней Виндзорской. – Нина Николаевна Гусынина!

Еще не хватало записываться к этому подозрительному типу под собственной фамилией!

Секретарша заглянула в компьютер.

– Да, Нина Николаевна, вы действительно записаны на прием, но только не сегодня, а завтра. На это самое время.

– Как завтра? Что значит – завтра? Я не могла перепутать! Я записалась на пятницу, потому что только по пятницам у меня есть свободное время.

– Рада за вас, и вы действительно записаны на пятницу, но только сегодня четверг.

– Что вы из меня дуру делаете?! – Надежда потихоньку набирала обороты. – Я что, по-вашему, не знаю, какой сегодня день недели? Сегодня пятница! Мне по пятницам привозят безлактозное молоко и безглютеновый хлеб от фирмы «Здорожив». И мне их сегодня привезли. Значит, сегодня пятница.

Уверенная, что своим аргументом сразила секретаршу, Надежда уселась на стул, положив сумку на колени. Но Ирина не собиралась сдаваться без боя.

– Вы как хотите, – процедила она, – но сегодня четверг. Вот, посмотрите на календарь!

– Мне ваш календарь не указ! – безапелляционно отрезала Надежда. – Не сомневаюсь, фирма «Здорожив», которая привозит мне продукты для здорового питания, прекрасно знает, какой сегодня день!

На этот раз секретарша растерялась.

Столь неожиданный аргумент, а особенно такая уверенность в голосе пациентки выбили у нее почву из-под ног. Она открывала и закрывала рот, как выброшенная на берег рыба, пытаясь найти хоть какой-то достойный ответ.

Тут сама Надежда неожиданно пришла ей на помощь. Она достала телефон, видимо, собираясь предоставить еще одно доказательство своей правоты, уставилась на экран, шевеля губами. На ее лице вдруг проступила растерянность.

– А вот тут у меня сообщение от фирмы «Здорожив»… они мне пишут… Ох, пишут мне, что в виде исключения сделают доставку не в пятницу, а в четверг. Так что, сегодня действительно четверг?

– А я вам о чем уже полчаса толкую! – с явным облегчением выпалила Ирина.

– Действительно четверг? – недоверчиво повторила Надежда. – Вы уверены?

– Уверена, уверена!

– Но по четвергам я занимаюсь с тренером по пиратесу!

– Наверное, вы хотели сказать – по пилатесу… – машинально поправила секретарша.

– Я хотела сказать то, что сказала! – одернула ее Надежда и взглянула на часы. – Мне уже через час нужно быть на тренировке! Значит, я не смогу сейчас пойти на сеанс к Семену Ильичу…

– К Илье Семеновичу, – привычно поправила Ирина. – Но он и не смог бы вас принять. У него сейчас по записи другой пациент.

– Как это – другой? Вы не расслышали? Я Гусынина! Нина Николаевна Гусынина!

– Я расслышала, – сжав зубы, раздраженно проговорила секретарша. – Но Илья Семенович так или иначе…

– Впрочем, это неважно, – перебила ее Надежда. – Все равно мне скоро нужно идти к тренеру по пиратесу.

В это время дверь кабинета открылась, и в приемную вышла женщина с улыбчивым круглым лицом. Лет ей было побольше, чем Надежде, лучики морщин разбегались от глаз, что ее совершенно не портило. Было видно, что дама не гонится за давно убежавшей молодостью не потому, что не может себе позволить или из лени, просто ей это не нужно. Она вежливо попрощалась с Ириной и направилась к двери.

Надежда проводила ее взглядом, вскочила и устремилась следом. Помощница облегченно вздохнула.

Выйдя вместе с женщиной из офиса психоаналитика, Надежда нагнала пациентку и окликнула ее:

– Простите, вы, случайно, не Наталья Мизинцева?

Женщина обернулась, оглядела Надежду и кивнула:

– Да, это я… А в чем дело?

– Дело в том, что я ваша поклонница. Очень горячая поклонница! – затараторила Надежда. – Я смотрела все ваши фильмы. И «Признание официантки», и «Повар, вор и офис-менеджер», и «Что скрывает холодильник», и «Разговоры в пищеблоке»… Могли бы мы поговорить в каком-нибудь тихом, уютном месте? Я вас очень, очень прошу, вы доставите мне такое счастье!

– Вот как… – Женщина посмотрела на Надежду с каким-то странным выражением. – Счастье? В тихом и уютном? Ну, если в тихом и уютном… почему бы и нет?

– Я видела тут рядом приличное кафе, думаю, там нам никто не помешает…

Женщины вышли на улицу и вскоре оказались перед входом в небольшое кафе.

Они сели за свободный столик. Надежда, пробежав взглядом меню, уже хотела заказать пирожное с завлекательным названием «Райское наслаждение», но ее спутница смотрела довольно строго, и Надя решила сдержать свой порыв. Тяжело вздохнув, ограничилась чашкой капучино. Правда, большой, с карамельным сиропом. Каково же было ее удивление, когда собеседница заказала то самое «Райское наслаждение» и еще одно под двусмысленным названием «Я хороша!».

Официантка принесла заказ и удалилась.

Мизинцева сделала глоток кофе, подняла глаза на Надежду и веско проговорила:

– Колись.

– В каком смысле? – растерянно переспросила Надежда.

– В самом прямом.

– Я не понимаю…

– Понимаешь! Говоришь, поклонница? Смотрела все мои фильмы и сериалы?

– Ну да… почти все…

– Если бы ты и правда их смотрела, ты знала бы, что «Разговоры в пищеблоке» не вышли на экраны из-за конфликта между режиссером и продюсером, а тот фильм, который ты назвала «Повар, вор и офис-менеджер», на самом деле в прокате шел как «Контракт кондитера». А то название по ошибке использовали в журнальной статье и потом перепечатали в интернете.

«Так и знала, что в интернете все наврут!» – обреченно подумала Надежда, сохраняя на лице отстраненное выражение.

– Так что никакая ты не поклонница, – припечатала Мизинцева. – Да у меня их, поклонниц, и нет почти. И раньше-то не было, а сейчас, когда я уже двадцать лет не снимаюсь, совсем не осталось. Так что колись – кто ты такая и зачем я тебе понадобилась.

Надежда смущенно развела руками.

– Ну, дорогая моя, вы меня быстро раскусили! Я просто поражена! Снимаю шляпу, которой у меня нет и никогда не было!

– Не уходи от темы, давай по существу! Кто такая?

– Ну, если честно, то я – частный детектив! – бухнула Надежда, поскольку ей больше ничего не оставалось.

И в доказательство своих слов положила на стол удостоверение, которое она когда-то давно утащила у одной своей знакомой, которая и правда была частным детективом. Правда, недолго, поскольку вышла замуж за хозяина детективного агентства и через положенное время родила близнецов. Надежда навещала счастливую молодую маму, тогда-то и утащила у нее удостоверение, которое ей точно еще долго не понадобится. Документ был просрочен, но Мизинцева, похоже, не обратила на это внимание.

– Ну-ну, – хмыкнула она, – продолжай…

– А можно, я тоже буду на ты? – осведомилась Надежда. – Да? Ну хорошо. Ладно, ты совершенно права, я не видела ни одного из твоих фильмов, просто искала подходящий повод с тобой заговорить.

– Считай, что заговорила. Теперь скажи, что тебе от меня нужно. Только честно.

Надежда замялась, собираясь с мыслями.

Мизинцева подбодрила ее:

– Наверняка это связано с психоаналитиком. С Ильей Семеновичем.

– И снова снимаю шляпу, – обрадовалась Надежда. – Как ты догадалась?

– Да чувствую, что с ним что-то не так. Я ведь их много видела – психологов, психотерапевтов, даже психиатров… У меня был очень трудный период, когда я страдала от тяжелейшей депрессии, даже в больнице лежала. Понимаешь, муж умер внезапно. Инфаркт. Я тогда на съемки уехала, вечером поговорили с ним по телефону, а утром дочка звонит – в больницу его на «скорой» увезли. Я – на самолет, да пока долетела, он уже умер, не спасли его. Даже проститься мы не успели…

– Ужас какой! – поежилась Надежда.

– Ну да, после этого я и запсиховала. Те съемки сорвались, режиссер на меня озлился и наговорил всем, что со мной дела иметь нельзя. Меня и перестали снимать. Так бы хоть работа помогала, а тут сидишь и думаешь, думаешь… Я очень глубоко переживала, вплоть до суицидных мыслей. И тогда со мной работали самые разные мозгоправы. Так вот, этот Илья Семенович от них заметно отличается…

– Чем же?

– Скользкий он какой-то. Все время кажется, что говорит он одно, а думает другое. У них, психоаналитиков, ведь что главное? Главное – убедить пациента, что он ему поможет, а для этого нужно, чтобы тот ему полностью доверял. Так что он должен уметь слушать и беседу направлять в нужное русло. А этому, похоже, все равно, что ему говорят, мысли его другим заняты.

– Зачем же тогда к нему ходишь?

– Зять у меня богатый и заботливый. С тех пор, как я болела, думает, что у меня непорядок с психикой. И настаивает, чтобы ходила к психоаналитику. На самом деле я уже вполне выздоровела и проку от этих сеансов никакого, но хожу, чтобы зятя не обижать.

– А почему именно к Илье Семеновичу? Что, мало в городе других аналитиков?

– Да к нему его бизнес-партнер ходил, и теперь зять считает, что Илья Семенович – самый лучший. А я его не разубеждаю, чтобы лишний раз не спорить.

– Но вообще-то меня интересует даже не сам психоаналитик, а один из его пациентов, – осторожно сказала Надежда.

– Кто? Случайно, не тот человек, у которого сеанс после меня?

– Именно он, Венедиктов. А на этот раз как догадалась?

– Интуиция, – отмахнулась Мизинцева.

– Здорово! Так что ты про него можешь сказать?

– Странный человек. Опять же, я в своей жизни видела много странных людей, но этот… такое впечатление, что он видит призраков.

– Это как?

– Да вот вроде сидит, разговаривает с тобой, но кажется, что слушает кого-то другого. И смотрит куда-то в сторону, будто там кто-то невидимый. Он всегда приходит раньше, так что мы часто в приемной сталкивались. Я, знаешь, любого разговорить умею, внешность моя к этому располагает.

– Это точно… – согласилась Надежда, – улыбка у тебя хорошая, от человека с такой улыбкой ничего плохого не ждут.

– Спасибо.

– А что еще ты о нем знаешь? Ты ведь женщина умная, наблюдательная, много замечаешь… Чего-то особенного не заметила?

– Тебе мало того, что он видит призраков?

– Вообще-то да, мало. Мне бы что-то узнать о нем самом – кто такой, где работает…

– Вот насчет того, где работает, у меня есть наводка. Он как-то раз договаривался с Ириной о следующем сеансе и хотел записать время. И не в телефоне, а по старинке, на бумаге. Достал блокнот, вытащил из кармана ручку и уронил, а она подкатилась к моим ногам. Я подняла, протянула хозяину, но успела прочесть, что на ней написано…

– И что же?

– Там было странное слово «Геомедиум». Не знаю, что оно значит, наверное, какая-нибудь фирма. Но слово это отчетливо врезалось в память. Красные буквы на сиреневом фоне. Понимаю, что информации не очень много, но больше ничего интересного не помню. Уж извини.

– Спасибо тебе, все же лучше, чем ничего.

– Всегда рада быть полезной. Честно говоря, завидую тебе немножко. Какая у тебя интересная профессия! Расследования, поиски… Знаешь, у меня в последнее время жизнь скучная, а так в ней появился какой-то интерес. Может, тебе еще что-то нужно?

– Пожалуй, вот еще что. Ты женщина наблюдательная, можешь мне описать человека, о котором мы говорили? Венедиктова этого.

– Да запросто! Он худощавый, сутулый, с плохо подстриженными пегими волосами. Ходит как-то боком, как краб, а смотрит всегда немного сбоку, как птица, которая приглядывается к аппетитному червяку… – Наталья подняла одно плечо, наклонила к нему голову и искоса, по-птичьи, взглянула на Надежду, пародируя того человека.

– Ну спасибо! Я его как будто увидела!

– Пирожное-то возьми, – посоветовала Мизинцева, – мне одной столько не съесть.

Распрощавшись с Натальей Мизинцевой, Надежда Николаевна включила в своем смартфоне поисковик и сделала запрос на название «Геомедиум». Умная программа сообщила, что под таким названием работает организация, занимающаяся созданием и архивированием всевозможных географических карт и планов, и расположена она недалеко, на улице Панаева.

Сегодня времени уже не было, и Надежда решила наведаться в контору, где, по-видимому, работает загадочный господин Венедиктов, завтра с утра. Но утром навалились домашние дела, так что выбраться из дома она смогла только после обеда.

Она доехала до улицы Панаева, нашла нужный номер дома. Это оказался дореволюционный двухэтажный розовый особнячок с колоннами по фасаду и двумя упитанными кариатидами, поддерживающими фронтон.

Надежда подошла к дверям особняка. Перед ней туда же вошла высокая стройная женщина с темными волосами до плеч. На ней было короткое малиновое пальто и сапоги на высоком каблуке.

Немного выждав, Надежда вошла следом.

Пол в просторном вестибюле был из полированного мрамора, в глубине холла виднелся плавный изгиб мраморной лестницы, поднимающейся на второй этаж.

Возле входа стояла женская статуя в классическом стиле – то ли какая-то греческая богиня, то ли одна из девяти муз. Рядом с ней за невысокой стойкой сидела женщина средних лет в старомодных круглых очках, видимо, вахтерша, с которой как раз беседовала та красивая брюнетка.

Надежда услышала этот разговор и насторожилась.

– Мне нужен Венедиктов, – сообщила брюнетка вахтерше. – Кирилл Николаевич Венедиктов. Он ведь работает здесь?

Услышав фамилию Венедиктова, Надежда внимательно пригляделась к брюнетке. Она ее прежде не видела, но что-то в облике показалось знакомым. Длинные прямые волосы, выразительные темные глаза, яркая одежда… малиновое пальто…

И под влиянием неосознанного порыва Надежда юркнула за статую. При этом прочла надпись на пьедестале – Урания. Муза астрономии. Ну да, она больше других греческих богинь и муз связана с картографией…

Мраморная муза смотрела на женщину с легким недовольством.

– Извини, – шепотом сказала Надежда музе. – Я тебя не побеспокою…

– Кирилл Николаевич? – переспросила тем временем вахтерша. – Как же, работает. Но только вас я к нему пропустить не могу. У нас пропускная система, а у вас пропуска нету. Вот если он вам выпишет пропуск, тогда пропущу…

– Но вы можете попросить его спуститься? Мне очень нужно с ним встретиться!

– Могу, конечно! Для того я здесь и нахожусь. А какая ваша фамилия?

– Скажите, что это Марина. Он поймет.

Вахтерша взглянула неодобрительно, тем не менее сняла трубку местного телефона, набрала номер и проговорила:

– Кирилл Николаевич, это вас с вахты беспокоят. Тут к вам женщина пришла, говорит, что очень нужно с вами встретиться. Зовут Марина… фамилию она не сказала.

Выслушав ответ, вахтерша повесила трубку и повернулась туда, где только что стояла брюнетка.

– Сказал, что спустится…

Тут она обнаружила, что обращается к пустоте: посетительницы на прежнем месте не было. Ее вообще не было в холле.

Надежда тоже не заметила, как та исчезла, отвлекшись на разговор с мраморной музой.

– Вот же вертихвостка! – проворчала вахтерша. – Говорила, что очень ей нужен, а сама не дождалась… Вроде еще одна женщина тут была и тоже куда-то пропала…

Надежда, услышав это, еще плотнее прижалась к статуе. Та вроде бы не возражала.

В это время на лестнице показался сутулый худощавый мужчина средних лет.

Надежде не нужно было спрашивать его имя – она мгновенно узнала Кирилла Венедиктова благодаря точному описанию Натальи Мизинцевой. Вот что значит артистическая наблюдательность! Нет, зря ее перестали снимать, у этой женщины несомненный талант.

Сутулый, с пегими, неаккуратно подстриженными волосами, Венедиктов спускался по лестнице боком, как краб. Подошел к вахтерше и проговорил, по-птичьи склонив голову к плечу:

– Вы говорили, ко мне женщина пришла?

– Да. Только, пока я вам звонила, она куда-то делась.

– Что значит – делась?

– Да вот была, прямо здесь стояла, а теперь нету. Я за ней не уследила. Ушла, наверное, не дождалась. А говорила, что ей очень нужно с вами поговорить.

– А как она выглядела?

– Хорошо выглядела. Стройная, высокая. Брюнетка, волосы красивые, до плеч, и глаза темные. Пальто такое яркое, малиновое… Сапоги на очень высоких каблуках.

При этих словах Венедиктов заметно побледнел и схватился за сердце.

Когда вахтерша дала словесный портрет красивой женщины, Надежда поняла, почему та показалась ей знакомой. Она не видела ее прежде, но слышала описание ее внешности, правда, в двойном пересказе: именно так описывал психоаналитик таинственную жену господина Венедиктова в пересказе Марии со слов покойной Инны… Во всяком случае, малиновое пальто там точно присутствовало. И каблуки… То-то Надежде показалось, что брюнетка хоть и эффектная, но выглядит немного старомодно – ну кто сейчас носит сапоги на высоченных каблуках? Все модные дамы давно переобулись в кроссовки. Очевидно, Венедиктов запомнил свою жену такой. Тьфу! То есть ему этот, с позволения сказать, психоаналитик дал установку на такой образ. Ой, нужно все-таки с ним разобраться, дурит этот Илья Семенович людей почем зря. А если еще он причастен к смерти Инны Дроздовой…

– Как же вы не посмотрели, куда она ушла? – недовольно выпалил Венедиктов, сверля вахтершу взглядом.

– Я не для того сижу, чтобы за всякими брюнетками следить! – обиженно пропыхтела вахтерша. – Я здесь слежу, чтобы никто посторонний не прошел!

Венедиктов ее не дослушал, бросился к выходу, выскочил на улицу. Через некоторое время вернулся с растерянным лицом и проговорил, ни к кому не обращаясь:

– Нету… нигде… ушла…

– Я-то при чем?.. – недовольно проворчала вахтерша.

Венедиктов махнул рукой, опустил голову и поплелся обратно к лестнице. Вся фигура его выражала полное отчаяние.

Холл опустел.

Вахтерша, бросив взгляд вслед Венедиктову, недовольно пробормотала:

– И все я у них виновата… пойду хоть чаю выпью… А то сидишь здесь, гробишь здоровье, и никакой благодарности…

Она вышла из-за стойки и ушла в комнатку под лестницей.

Надежда выбралась из своего укрытия и взбежала по лестнице на второй этаж.

По сторонам широкого коридора располагались кабинеты. Коридор был пуст, только из-за дверей доносились неясные голоса. Вдруг одна из дверей открылась, и оттуда вышел Венедиктов, по-птичьи склонив голову к плечу и глядя под ноги.

Надежда прижалась к стене и пропустила мужчину, тот, похоже, ее вообще не заметил, зашел в соседний кабинет, где его поприветствовал чей-то громкий голос. Надежда толкнула створку и проскользнула внутрь помещения, из которого Кирилл Николаевич только что вышел.

Она оказалась в большом полутемном кабинете, стены которого были завешаны старинными картами в красивых рамках. Единственное окно было задернуто тяжелой портьерой. В глубине комнаты стоял старинный письменный стол, над ним на стене висел портрет солидного пожилого мужчины в сюртуке по моде девятнадцатого века, со стоячим воротничком и широким шелковым галстуком. В руках он держал свернутую старинную карту.

Подпись на табличке, прикрепленной снизу к раме, гласила, что этот господин – известный картограф девятнадцатого века Григорий Генрихович Вестингауз. Ну конечно, и карта в руках это подтверждает…

Надежда достала мобильный телефон и сделала несколько фотографий кабинета, чтобы изучить на досуге. При этом изображенный на портрете господин смотрел на нее очень неодобрительно. Надежда хотела извиниться, но решила, что это будет уже перебор.

Она продолжала свое занятие, как вдруг ручка повернулась, и дверь кабинета начала открываться…

Наверняка вернулся Венедиктов. Не хватало, чтобы он застал ее здесь!

Надежда метнулась через кабинет и юркнула за портьеру. Плотная ткань была ужасно пыльная, и Надежда едва сдерживалась, чтобы не чихнуть.

В дверном проеме действительно показался Венедиктов.

Он подошел к столу, сел в кресло, снял трубку телефона, набрал номер. Услышав ответ, проговорил взволнованным голосом:

– Ирина, это Венедиктов… да, Кирилл Венедиктов. Могу я записаться на дополнительный сеанс? Мне очень нужно! Пожалуйста… Ничего нет? Тогда соедините меня с Ильей Семеновичем! Я должен немедленно с ним побеседовать! – После недолгой паузы он заговорил умоляющим, чуть ли не плачущим голосом: – Илья Семенович, она появилась! Да, она, Марина, моя жена! Она ко мне приходила! Прямо на работу! Да, я уверен! Никаких сомнений! Ее видела вахтерша… – Выслушал ответ и снова забормотал: – Да, пожалуйста… Я вам очень благодарен! Да, подъеду ровно через час, я успею… – Бросил трубку, вскочил, заметался по кабинету, схватил портфель, сложил в него какие-то бумаги и вылетел в коридор.

Надежда выждала пару минут, выбралась из-за портьеры и подошла к двери. Здесь ее ожидал неприятный сюрприз: хотя Венедиктов очень спешил, он все же запер кабинет на ключ.

– Вот еще не хватало… – пробормотала, совсем не хотелось сидеть в кабинете до возвращения его хозяина.

Надежда пригляделась к замку. Он был не такого типа, который легко открыть согнутой канцелярской скрепкой. Тут она вспомнила, что во многих детективах дверные замки открывают при помощи обычной пластиковой карточки. Она достала из кошелька банковскую карту, вставила ее между дверью и косяком и провела снизу вверх.

Пластик действительно отжал язычок замка, и створка открылась.

Надежда перевела дыхание и выскользнула в коридор.

Там никого не было. Венедиктов уже наверняка покинул особняк.

Надежда сбежала вниз по лестнице, пронеслась мимо вахтерши, изумленно уставившейся на нее, и выбежала на улицу. И увидела Венедиктова.

Кирилл Николаевич не успел уехать, он метался по тротуару, взволнованно размахивая рукой и пытаясь остановить одну из проезжающих машин. Те проезжали мимо, не притормаживая. И то сказать, если бы Надежда была на месте водителей, она бы тоже не остановилась. Уж очень странно выглядел Венедиктов – растрепанный, нервный, куртка не на те пуговицы застегнута… Посадишь такого в машину – а он форменным психом окажется, потом неприятностей не оберешься с таким пассажиром.

Вдруг из-за угла выскользнул длинный черный автомобиль, хищными очертаниями похожий на акулу. Он притормозил, проезжая мимо Надежды, она невольно заглянула в салон и увидела на переднем пассажирском сиденье красивую молодую женщину с длинными иссиня-черными волосами и большими яркими глазами. Пальто не было видно, но помада на губах имела малиновый оттенок.

Сомнений не было: это та самая брюнетка, которая только что приходила в «Геомедиум» и просила встречи с Венедиктовым, но сбежала, не дождавшись его. Сказала, что ее зовут Марина… Ну, это мы еще проверим.

И тут Венедиктов тоже увидел брюнетку в черной машине.

Застыл на месте, как громом пораженный, а потом метнулся к автомобилю, размахивая руками, как мельница крыльями, и крича срывающимся от волнения голосом:

– Марина! Марина!

Но черная машина не остановилась, наоборот, прибавила скорость и скрылась за углом.

В самый последний момент Надежда успела заметить на заднем стекле авто рекламную наклейку с надписью «Вечный покой по умеренным ценам». Лучше запомнила бы номер машины, но, как назло, была без очков и мелкие цифры номера не смогла прочесть.

Надежда Николаевна с юности страдала небольшой близорукостью. Хотя термин «страдала» тут не совсем уместен. Вернее будет сказать, что Надежда не страдала, а маялась дурью, по выражению ее близкой и давней подруги Алки Тимофеевой. Отчего-то она считала, что очки ей не идут независимо от оправы, и потому надевала их крайне редко – в темном зале кинотеатра или же дома перед телевизором. И на улице, если уж очень нужно. И сейчас просто не успела их достать, поэтому и не разглядела номер.

Венедиктов стоял на тротуаре с растерянным и несчастным лицом, едва не плача.

Возле него остановился скромный серый «Опель», в приоткрытое окно выглянул смуглый брюнет и проговорил с легким акцентом:

– Хозяин, ехать надо?

Венедиктов очнулся, провел рукой по лицу и дрожащим голосом пробормотал:

– Надо… к Илье Семеновичу…

– Какой такой Семеныч? – переспросил водитель. – Не знаю никакой Семеныч! Никогда не возил к Семеныч! Ты, главное, садись, хозяин, там скажешь, куда ехать!

Венедиктов послушно сел на переднее сиденье, и машина тотчас уехала.

Надежда недолго стояла в раздумьях.

Ей хотелось что-нибудь узнать о загадочной брюнетке, но куда та уехала, неясно. Зато она точно знала, куда отправился Венедиктов: к психоаналитику Илье Семеновичу.

Что ж, если приходится выбирать, за каким из двух зайцев гнаться, нужно предпочесть того, что поближе.

Она поймала еще одного частного извозчика, но поехала не к психоаналитику, а к своему компьютерному гению Бобу с предварительным заездом в кондитерский магазин.

Звонком предупреждать не стала: во-первых, Боб никогда не отвечает на телефонные вызовы, во-вторых, куда он денется из своего подвала, он вообще на улицу не выходит.

Водитель подождал ее около логова Боба, где Надежда провела всего несколько минут, и на этот раз отправилась уже к Илье Семеновичу.

В приемной аналитика все было по-прежнему. В стеклянном кубе медленно всплывали разноцветные пузыри, в аквариуме неторопливо плавали пираньи.

Однако, в отличие от прежнего визита, в приемной, кроме пираний и секретарши, находился Венедиктов.

Он сидел в углу дивана, подперев кулаком подбородок, и неподвижным взглядом смотрел на дверь кабинета.

Секретарша и одна из пираний посмотрели на вошедшую Надежду с одинаковым гастрономическим интересом. Впрочем, Ирина тут же узнала в ней потенциальную богатую и привередливую клиентку, натянула на лицо дежурную улыбку и проговорила слащавым заискивающим тоном:

– Здравствуйте, Нина Николаевна!

– Здравствуйте-здравствуйте! Надеюсь, сегодня я не ошиблась? Сегодня ведь точно пятница?

– Пятница… – протянула Ирина, собираясь продолжить, – но это еще не…

– Значит, я наконец попаду к Илье Семеновичу?

– К сожалению, вы были записаны на другое время. Илья Семенович, возможно, принял бы вас в порядке исключения, но его сейчас ждет другой пациент, – и она кивнула на Венедиктова.

– Другой? – Надежда пренебрежительно поглядела на Кирилла Николаевича. – Он может подождать!

– Не может. Вы же видите, в каком он состоянии! Илья Семенович обещал принять его, как только освободится.

– Но я тоже в состоянии… – Надежда тщательно подбирала слова, чтобы не слишком наезжать, вдруг сеанс Венедиктова действительно перенесут. Тогда придется еще раз приходить, а ей тут очень не нравилось.

– Увы, они уже договорились! – Ирина не сумела скрыть досаду в голосе.

Надежда изобразила удивление и недовольство и возмущенно фыркнула:

– Вот так всегда! Когда бы я ни пришла, он всегда занят!

– Но вы могли бы для разнообразия прийти в то время, на которое записаны, – съязвила Ирина.

Да уж, на месте психоаналитика Надежда не стала бы держать такую помощницу, которая клиентов только отпугивает. С другой стороны, она вспомнила, что Ирина явно причастна к похищению Инны, бомж совершенно точно ее описал. Ишь, злодейка! С тобой тоже со временем разберемся.

– Но-но! – Надежда скользнула по секретарше высокомерным взглядом.

В это время дверь кабинета открылась, и на пороге появился невысокий мужчина с маленькой бородкой, густыми кустистыми бровями и блестящей плешью, окруженной венчиком рыжеватых волос.

– Кирилл Николаевич, пройдемте! – приветливо обратился он к Венедиктову.

Венедиктов порывисто встал и шагнул к двери кабинета, но Надежда опередила его, подлетела к психоаналитику и затараторила:

– Семен Ильич, то есть, извините, Илья Семенович, я к вам никак не могу попасть на прием, но я ничуть не в обиде…

– Ирина, в чем дело? – психоаналитик недовольно поднял брови и взглянул на секретаршу. – Я вас просил…

– Я все объяснила даме, но она меня и слушать не хочет!

Надежда, однако, ее перебила:

– Не волнуйтесь, я не в претензии. Я только хотела сделать вам маленький презент… В знак нашей будущей дружбы, на которую я очень надеюсь. – С этими словами она вытащила из сумки большую яркую коробку конфет, вложила ее в руки Ильи Семеновича и продолжила самодовольно: – Это знаменитые конфеты «Матушка Гусыня», фирменный сорт моей кондитерской фабрики, можно сказать, ее лицо. Дело в том, что моя фамилия – Гусынина, моей семье принадлежит известная конфетная фабрика в городе Гусь-Конфетный… и это, так сказать, семейные конфеты… или фамильные… сделаны по старинному коломенскому рецепту, много поколений хранившемуся в нашей семье…

Илья Семенович покрутил головой, пытаясь понять странную женщину.

Надежда настаивала:

– Берите-берите, вам понравится, вы теперь будете покупать только эти конфеты! Или не покупать… Зачем вам их покупать, если я буду вам их дарить?

Психоаналитик решил не спорить. Прижал коробку рукой и шагнул в кабинет, кивнув Венедиктову:

– Кирилл Николаевич, пойдемте!

Венедиктов устремился за ним, дверь закрылась.

Надежда Николаевна повернулась к Ирине и спросила с прежним высокомерием:

– Могу я, по крайней мере, воспользоваться вашим туалетом?

– Да, Нина Николаевна! Конечно, Нина Николаевна! Это налево по коридору…

Надежда с величественным видом вдовствующей императрицы проследовала в указанном направлении. Она легко нашла по описанию тот угол, где была вентиляционная решетка, через которую Инна подслушала разговор психоаналитика с Венедиктовым, опустилась на колени… Но на месте вентиляционного канала была кафельная плитка. Причем недавно приклеенная – из-под нее выползала змейка свежего цемента.

То есть психоаналитик или кто-то из его подручных понял, что через вентиляцию можно подслушать разговор в кабинете, и заделал нежелательный канал утечки информации.

Небось эта стерва Ирина подглядела, как Инна подслушивала.

Надежда отметила этот факт, но не слишком расстроилась. У нее был еще один способ узнать, о чем Илья Семенович говорит с Венедиктовым.

Дело в том, что, зайдя по дороге к Бобу, Надежда попросила у него миниатюрное подслушивающее устройство и потом спрятала микрофон в коробке конфет «Матушка Гусыня», которую купила в кондитерском магазине вместе с печеньем, шоколадными вафлями и имбирным кексом для Боба.

Очень удачно получилось, что придуманная ею фамилия совпала с названием конфет. И теперь эта коробка вместе с микрофоном лежала на столе в кабинете психоаналитика.

Надежда зашла в кабинку, закрыла дверь, села на крышку унитаза и достала из сумки планшет, который ей дал (на время) тот же Боб. На планшет был выведен звук с микрофона-прослушки.

Надежда достала наушники, включила программу и прибавила звук. И тут же услышала красивый бархатный голос психоаналитика:

– Что такое, дорогой Кирилл Николаевич? Что случилось? Что вас так взволновало?

– Я ее видел! Она сама пришла ко мне на работу, а потом исчезла!

– О ком вы говорите?

– Конечно же, о своей жене! О Марине! Она заявилась в контору, потом пропала, а через полчаса я снова увидел ее, на этот раз в проезжавшей мимо машине!

– Но, дорогой мой, вы же знаете, что у вас нет никакой жены. И никогда не было…

– Я знаю… – безнадежно выдохнул Венедиктов, – конечно, я знаю, но я видел ее собственными глазами!

– То, что вы рассказываете, вписывается в классическую картину невроза навязчивых состояний. Вы говорите, что она пришла к вам на работу? Вы ее видели?

– Нет… когда я спустился в холл, она уже исчезла.

– Но, Кирилл Николаевич, вы же знаете, что живые люди просто так не исчезают. Они же не призраки… И ведь сами вы ее не видели. Только вахтерша.

– Да, но потом я сам тоже видел. Она проехала мимо меня в машине…

– Опять же, вы мельком видели какую-то женщину в движущейся машине. Вы не можете быть уверены, что это была она… ваша так называемая жена!

– Но я уверен, уверен…

– Что ж, я вижу, что ваше состояние ухудшилось. Я не хотел лишний раз прибегать к внушению, но понимаю, что без этого не обойтись. Если, конечно, вы не против.

– Сделайте хоть что-нибудь! Я так больше не могу, боюсь, что сойду с ума…

– Ладно.

Голос аналитика стал тише.

Он начал размеренно считать:

– Десять… девять… восемь… ваши веки становятся тяжелыми, они слипаются… когда я закончу обратный отсчет, вы погрузитесь в гипнотический сон. Вы будете слышать только мой голос и будете верить только мне… Семь, шесть, пять… ваши руки и ноги словно наливаются свинцом… вы погружаетесь в транс… Четыре, три, два… один!

Илья Семенович сделал небольшую паузу, видимо, хотел убедиться, что пациент погрузился достаточно глубоко, затем снова заговорил:

– Вы действительно были женаты. И сегодня вы видели свою жену. Вы все еще любите ее и ради нее готовы на что угодно. Вы очень часто вспоминаете ее. Вспоминаете, как целовали ее пальцы, тонкие, с ярко-красными ногтями… вы очень любили смотреть, как она покрывала ногти лаком, а потом вы целовали эти пальцы один за другим, один за другим… И кольцо, вы ведь подарили ей кольцо с большим золотистым топазом. Она всегда носила его на безымянном пальце левой руки… Вы все еще любите ее. И она тоже любит вас. Только страшные, непреодолимые обстоятельства вас разделили. Но вы все сделаете, чтобы вернуть ее, вернуть в целости и сохранности…

Дверь туалета скрипнула, и раздался подозрительный голос Ирины:

– Нина Николаевна, с вами все в порядке? Может быть, вам нужна помощь?

Надежда торопливо спрятала планшет, пошуршала туалетной бумагой, спустила воду и открыла дверцу кабинки.