Стратегическое мышление в бизнесе. Технология «Векторное кольцо» бесплатное чтение

Андрей Курпатов
Стратегическое мышление в бизнесе. Технология «Векторное кольцо»

С искренней признательностью посвящаю эту книгу всем моим замечательным сотрудникам, работавшим над типологией и тестовой платформой «Троица», а также талантливой команде онлайн-курса «Векторное кольцо»

Серия книг «Мозг и бизнес»

Введение

Если кто-то предлагает вам удивительную возможность, но вы не уверены, что сможете сделать это, скажите да — позже узнаете, как это делать!

Ричард Брэнсон

Время сейчас такое, что вроде бы не до стратегий…

Всё меняется — привычный мир рушится, психология людей, переживающих хронический стресс, лишается адекватности, рынки и даже целые индустрии жёстко лихорадит. Непредсказуемость — второе имя этого мира.

А как уследить за новыми технологиями, которым нет конца? Чехардой в регламентирующих документах? Постоянно меняющимся потребительским поведением? Что будет завтра — совершенно непонятно.

Какие уж тут стратегии?! Но стратегическое мышление — это не про конкретный стратегический план.

Стратегическое мышление — это способность предпринимателя, руководителя, менеджера, да и просто человека видеть всю полноту возможностей и ресурсов, которыми он располагает, чтобы принимать решения, которые принесут ему желаемый результат на том или ином временном горизонте.

Проще говоря, стратегия — это перспективный план и способы его достижения, а стратегическое мышление — это использование знаний о ситуации для достижения результата, что крайне важно как раз в ситуации неопределённости и при большом количестве разнонаправленных вводных.

Рисунок 1

Схематичное изображение мозга человека

С нейрофизиологической точки зрения стратегическое мышление обусловлено работой префронтальной коры, которая формируется в растущем мозге дольше всего и окончательно созревает, если можно так сказать, только к 25 годам.

Видео: «Почему успех бизнеса зависит от эффективности мышления руководителя?»

На рис. 1 вы можете видеть, где в мозге находится та самая префронтальная кора, которая отвечает за нашу рассудочную деятельность, и на нём же отдельно обозначены подкорковые структуры, включая миндалину (миндалевидное тело), отвечающую за страх и агрессию — ключевые эмоции, важные для нашего с вами выживания.

Между этими двумя конфликтующими друг с другом «полюсами» и разворачивается, по большому счёту, вся драма нашей с вами жизни.

Выдающийся американский психолог Уолтер Мишель, который широко известен благодаря своему «зефировому тесту», называл эти «два мозга» «горячим» и «холодным».

«Горячий мозг», по Уолтеру Мишелу, — это мозг страсти, желаний, чувств, мозг подкорковых структур и той самой миндалины, а «холодный мозг» — это как раз лобная кора с её эволюционной вершиной — префронтальной корой.

В 60–70-х годах прошлого века Мишель исследовал психологический феномен самоконтроля. Он предлагал ребёнку выбор: съесть одну сладость сразу или подождать и получить сразу две через 15 минут.

После чего исследователи удалились из экспериментальной комнаты и скрыто наблюдали за поведением ребёнка, решившего эти 15 минут подождать.

А посмотреть там, и правда, было на что: дети делали всё что угодно — плясали, пели, залезали под стол или, разговаривая сами с собой, гипнотизировали оставленную перед ними зефирину, — только бы не поддаться искушению и не съесть её.

Таким образом исследователи научно обосновали очевидный, казалось бы, факт: чем младше ребёнок и чем, соответственно, слабее у него развита префронтальная кора, тем меньше времени он сможет противостоять искушению (страстям «горячего мозга»).

Впрочем, и между детьми одного возраста зачастую отмечалась существенная разница: кто-то мог ждать 15 минут и даже дольше, а другие срывались и уплетали сладость уже через несколько минут.

Много позже детей, проходивших мишеловский эксперимент, психологи оценили с точки зрения их успешности в образовании, карьере, по уровню достатка и удовлетворённости личной жизнью.

Никто не спорит: самоконтроль — вещь важная. Если вы не способны контролировать позывы своей «страстной» подкорки, вам будет трудно противостоять искушениям и справляться со стрессами. Вы, скорее всего, будете более эгоцентричны, что вряд ли послужит росту вашего социального капитала, без которого добиться успеха крайне сложно.

Оказалось, что дети с высоким уровнем самоконтроля, означающим победу лобных долей над подкоркой, достигали куда больших успехов в сравнении с теми, кто хорошим самоконтролем похвастаться не мог.

Однако есть ещё важная деталь, которая поначалу была вовсе не так очевидна: та самая префронтальная кора, которая ответственна в нашем мозге за эффективность самоконтроля, отвечает также и за создание образа будущего.

Ребёнок удерживался от поедания сладости не просто так, а потому что его префронтальная кора уже в достаточно юном возрасте могла создать образ будущего с двумя зефирками и противопоставить его настоящему моменту — с жаждой сладкого, но лишь одной зефириной.

Действительно, именно префронтальная кора отвечает в нашем мозге за создание образа будущего. Поэтому не странно, например, что молодой человек 20 лет не понимает, чем он хочет заниматься в будущем, а профессию выбирает, по сути, наобум. А вот если ему уже 25 и у него все те же проблемы, это уже катастрофа.

Итак, завет древних, гласящий: «умейте властвовать собою», — не только подразумевает навык контроля в отношении своего эмоционального состояния, но и умение представлять себя в будущем:

• например, своё удовольствие от двух зефирин в будущем в сравнении с удовольствием от одной зефирины сейчас;

• или открывающиеся перед вами возможности после расширения бизнеса, обеспеченного эффективно проведённой инвестиционной программой, в сравнении с радостью от полученной прибыли, которую вы можете потратить на себя.

Впрочем, и это лишь половина дела. В 2009 году знаменитый исследователь памяти и мышления психолог Дэниел Шектер и его коллеги из различных университетов от Новой Зеландии до США опубликовали в журнале нейропсихологии объёмную статью, которая убедительно доказывала, что способность создавать образ будущего напрямую зависит от того, насколько хорошо вы умеете осмыслять своё прошлое.

Более того, в рамках этих исследований с использованием функциональной магнитно-резонансной томографии (фМРТ) было доказано, что за создание образов и будущего, и прошлого отвечают одни участки мозга.

То есть, если вам надо вспомнить, как вы когда-то принимали решение о крупной сделке, и представить, что вам нужно проработать какую-то будущую сделку, в вашем мозге активизируются одни и те же участки.

На рис. 2 представлена эта зависимость. В качестве контроля исследовательская группа Шектера использовала припоминание каких-то событий человеком, а также нейтральные задачи, которые показаны на графике цветами синего спектра.

Рисунок 2

Результаты фМРТ испытуемых, представлявших себе прошлое и будущее

Графики тёплых цветов — это как раз то, что нас интересует: в одном случае — это реконструкция мыслей, которые были у испытуемых в прошлом, а в другом — то, за счёт каких отделов мозга они строят образ будущего.

Итак, к префронтальной коре, с которой мы начали, как вы можете видеть на рисунке, присоединяется ещё один значимый участок — это зоны ассоциативной коры теменных долей. Их главная задача, как мы знаем, — это порождение фактов на основании прошлого опыта.

Но и это ещё не всё. За интеллектуальную деятельность в нашем мозге отвечают три базовые нейронные сети, которые были описаны стараниями научной группы профессора Вашингтонского университета в Сент-Луисе Маркуса Рейчела в 2001 году (рис. 3).

Рисунок 3

Области мозга, относящиеся к трём базовым нейронным сетям — дефолт-системе мозга (ДСМ), центральной исполнительной сети (ЦИС) и сети выявления значимости (СВЗ)

Об этих сетях нам ещё предстоит поговорить, но сейчас в контексте «стратегического мышления» важно вот что… Три базовые сети, которые были выявлены исследовательской группой Маркуса Рейчела, по сути, отвечают за три разных способа мышления:

• дефолт-система мозга (ДСМ) является нейрофизиологической основной системного мышления;

• центральная исполнительная сеть (ЦИС) позволяет нам мыслить аналитически, простраивая причинно-следственные связи;

• сеть выявления значимости (СВЗ) отвечает за креативное (или образное) мышление.

Дефолт-система мозга позволяет нам формировать целостное, системное видение тех или иных ситуаций через внутренние отношения элементов системы, определение их сущности и смысла. Эта самая крупная базовая нейронная сеть мозга образована связями между вентромедиальной префронтальной корой, орбитофронтальной корой, частью задней теменной коры, предклиньем и задней поясной извилиной.

Вторая базовая нейронная сеть, получившая название центральной исполнительной, отвечает за рациональность, предметность, аналитичность, детали, фиксацию на задаче, причинно-следственные связи и т. д. В эту сеть входят дорсолатеральная и вентролатеральная префронтальная кора, а также другая часть задней теменной коры.

Наконец, третья базовая нейронная сеть — это сеть выявления значимости, или, как её ещё называют, «сеть новизны». Она, с одной стороны, является мостом-переключателем между ДСМ и ЦИС, а с другой — позволяет нам сосредоточивать внимание на всём новом, наиболее значимом, ярком. Сеть выявления значимости образована передней островковой долей, передней поясной извилиной и рядом других отделов.

Три режима работы мозга

Фрагмент урока из онлайн-курса «Мозг и бизнес»

И так уж вышло — отчасти генетически, отчасти из-за обстоятельств, в которых мы воспитывались (и в которых, соответственно, «созревал» наш мозг), — что пропорциональное влияние данных сетей на наше мышление различно: у кого-то лучше развита одна сеть, у другого — другая.

Именно поэтому кто-то из нас больше аналитик, выстраивающий бесконечные причинно-следственные связи, кто-то больше холист, усматривающий сущности вещей, а кто-то и вовсе больше творец и художник. И мир у нас поэтому тоже разный.

Но какое же место отведено в этой картине стратегическому мышлению? Если посмотреть на области мозга, которые занимают перечисленные базовые нейронные сети, наложить их одну на другую (посмотрите ещё раз на рис. 3),  то свободного места в нём просто не остаётся.

Проще говоря, можно придумывать сколько угодно разных названий для тех или иных интеллектуальных стратегий. Например, составители соответствующих руководств обещают научить нас «думать, как» Илон Маск или Стив Джобс. Однако же сути дела это не меняет — вот он мозг, и как ты его ни крути, он поделён между тремя базовыми нейронными сетями.

Одни и те же события воспринимаются нами по-разному в зависимости от того, насколько у нас развита та или иная сеть. Проще говоря, то, как мы воспринимаем ситуацию — системно, аналитически или креативно, — зависит от того, какая базовая нейронная сеть превалирует в нашем мозге.

Интересно, что каждый из нас, разумеется, использует все три базовые нейронные сети, поскольку, кроме прочего, они отвечают за разные режимы работы нашего мозга:

• в случае активизации дефолт-системы мозга (ДСМ) мы «блуждаем» в своих мыслях;

• при активности центральной исполнительной сети (ЦИС) сосредоточенно решаем задачи;

• сеть выявления значимости (СВЗ) включается всякий раз, как вдруг что-то меняется во внешней среде, а также занимается переключением между ДСМ и ЦИС.

Поскольку режимы разные, то мы, по идее, не можем быть сразу и в том, и в другом: блуждать в своих мыслях, сосредоточенно решать задачу и ещё реагировать при этом на происходящее вокруг нас.

Однако Роджер Бетти из Университета Пенсильвании и большая международная группа нейроученых провели в 2014 году удивительный эксперимент: сравнили, как ведёт себя при решении творческих задач мозг обычного человека, и мозг того, кто добился высот в своей профессии — имел престижные премии, например, и т. д.

Так вот, Бетти с коллегами установили, что представители второй — суперуспешной — группы способны вгонять свой мозг в состояние, характеризующееся максимальной интеграцией всех трёх базовых нейронных сетей.

Посмотрите на рис. 4 из этой работы и на любую из сетей на рис. 3 — почувствуйте, что называется, разницу.

Рисунок 4

Фактическое слияние зон трёх базовых нейронных сетей при решении креативных задач испытуемыми, обладающими исключительными характеристиками в разных предметных областях

Но что же это за мышление такое, которое соединяет в себе и системность, и аналитичность, и креативность и которое, очевидно, характеризует чрезвычайно успешных людей?

Думаю, последний фактор — а именно высокие достижения испытуемых Роджера Бетти — сам по себе свидетельствует о том, что они обладают навыком стратегического мышления.

Таким образом, у нас получается три слагаемых стратегического мышления:

• развитая префронтальная кора, которая не только помогает нам с самоконтролем (что тоже важно, если мы хотим решать задачи с умом, а не просто нервно и бездумно реагировать на обстоятельства), но и позволяет нам создавать образы будущего с удельным весом, сопоставимым с нашими представлениями о том, что происходит с нами здесь и сейчас;

• наличие богатого жизненного опыта, который даёт нам возможность думать о будущем, представляя его максимально объёмно и содержательно (по сути, речь идёт о способности мозга «разбирать» прошлое на множество отдельных элементов — смыслов, из которых он потом может собирать самые разные вероятные исходы развития тех или иных событий);

• умение использовать в отношении задачи, которую мы решаем, потенциал всех трёх видов мышления — системного, аналитического и креативного, — что возможно в случае максимальной интеграции трёх базовых нейронных сетей — дефолт-системы мозга, центральной исполнительной сети и сети выявления значимости.

Очевидно, что стратегическое мышление — это не самая простая штука. Но, как говорят, дорогу осилит идущий. Поэтому в данной книге мы с вами последовательно изучим феномен мышления как таковой, а затем то, какие существуют интеллектуальные стратегии, чем они обусловлены и как их можно интегрировать.

По традиции каждая глава будет сопровождаться практическими заданиями, которые помогут вам лучше понять соответствующие механизмы и применить их в вашем бизнесе или в проектах, которыми вы занимаетесь. По сути, мы будем формировать навык решения сложных интеллектуальных задач.

Заключительная часть книги будет полностью практической — она посвящена технологии «Векторное кольцо». В рамках этой технологии вы сможете увидеть свой бизнес (своё дело, проект, направление, индустрию) в объёме, а также определить стратегию его дальнейшего развития. Очень надеюсь, что этот инструмент мышления принесёт вам ощутимую пользу!

«Векторное кольцо»

Думаю, вы не раз слышали о различных технологиях «бизнес-мышления»: моделировании бизнес-процессов, функциональном моделировании, ментальном моделировании (с помощью так называемых «интеллекткарт») и т. д.

Отдельно стоит упомянуть несколько популярных подходов в бизнес-моделировании:

• например, теоретическая модель Александра Остервальдера, позволяющая создать своего рода чертёж компании, состоящий из девяти взаимосвязанных блоков;

• модель Клейтона Кристенсена, где он в центр ставит ценностное предложение как решение проблемы клиента с помощью предлагаемого товара или услуги;

• наконец, очень интересная, на мой взгляд, модель «золотого круга» Саймона Синека, где он предлагает двигаться к продукту от понимания фундаментального запроса потенциального клиента.

Всё это весьма полезные техники, и, конечно, у каждого из этих подходов есть свои плюсы. Но «Векторное кольцо» отличается от этих технологий: по сути это не просто способ представления бизнеса в виде некой схемы или модели, а скорее непосредственная технология решения задач вашего бизнеса — как вам о нём, о вашем бизнесе, думать, чтобы принимаемые решения давали желаемый результат.

О том, что такое «векторное кольцо» и почему оно именно «векторное», мы с вами поговорим в третьей, заключительной части этой книги. Поэтому сейчас я скажу о ней лишь несколько слов.

Появление этой технологии обязано концепции типов мышления. В зависимости от своего типа мышления, обусловленного нашими нейрофизиологическими особенностями, а именно — преимущественной активностью какой-то из базовых нейронных сетей, мы по-разному воспринимаем, казалось бы, одну и ту же реальность (более подробно об этом я рассказываю в книге «Троица. Будь больше самого себя!»)^[1].

Видео о книге «Троица. Будь больше самого себя»

• Почему, как вы думаете, кто-то из нас преуспевает в творческих профессиях, а кто-то — в технических? Почему людей вечно делят на «физиков» и «лириков», «мыслителей» и «художников», «естественников» и «гуманитариев»?

• Почему из кого-то получаются замечательные лидеры и организаторы, а кто-то хорош, работая в тиши кабинета? Кто-то любит командную работу, а кто-то — гений-одиночка? Почему кому-то удаётся увидеть картину целиком, а кто-то всегда концентрируется на деталях?

• Почему кто-то мыслит образами, а кто-то — структурами и схемами? Кто-то всё схватывает на лету, но не способен долго усидеть на месте. А кто-то, напротив, долго и упорно вгрызается в предмет, но зато потом работает как вол и его ничто уже не остановит?

Инструмент стратегического мышления «Векторное кольцо»

Фрагмент урока из онлайн-курса «Векторное кольцо»

Типологий множество, включая даже самые диковинные — от астрологических моделей (по 12 месяцам, по 12 годам и все их возможные комбинации) и новомодного «дизайна человека» с 4 типами аур до 16 типов по Майерс — Бриггс и такого же числа типов в соционике.

Но все эти типологии, так или иначе, всегда были гаданием на кофейной гуще. Ровно до тех пор, пока мы не заглянули в живой, работающий мозг и не обнаружили связи между его сетевой структурой и тем, как люди думают.

Люди, обладающие разными типами мышления, и в самом деле весьма специфическим образом моделируют своё представление о реальности. Каждая из этих интеллектуальных стратегий имеет свои плюсы и минусы, но главное — это разное восприятие реальности.

Идеально, конечно, развить в себе способности разных типов мышления, но, к сожалению, это не всегда возможно. Однако, зная о том, как думают о мире (включая бизнес) представители разных мыслительных типов, мы вполне можем реконструировать их, как я люблю говорить, способ сборки: увидеть мир (читай: бизнес) глазами человека другого типа мышления.

Технология «Векторное кольце» таким образом позволяет нам посмотреть на свой бизнес с помощью трёх разных интеллектуальных стратегий. И сама карта, которую мы развернём на векторном кольце, подскажет нам, где искать решение, куда смотреть, на что сделать упор, и где находятся те «белые пятна», которые мы пока не видим.

Благодаря этой технологии, вы не споткнётесь там, где ваш тип мышления делает это с упорством, достойным лучшего применения. Ну а понимание сильных сторон вашего мыслительного типа поможет вам существенно нарастить личную продуктивность и эффективность командной работы.

Часть первая
Методология мышления

Главное в жизни человека моего склада заключается в том, что он думает и как думает, а не в том, что он делает или испытывает.

Альберт Эйнштейн

Мышление — это навык решения сложных задач, инструмент достижения поставленных целей. Методология мышления — это научный подход к организации процесса мышления, в основе которого — механизмы работы нашего мозга с данными (информацией).

Подлинная наука о мышлении стала возможна лишь совсем недавно. И связано это с появлением новых методов исследования мозга, которые позволили нам увидеть, что происходит в нём, когда человек «мыслит», мечтает, задумался, а также как выполняет какую-то интеллектуальную задачу или принимает решение.

Прежде, до изобретения функциональной магнитно-резонансной томографии (знаменитой теперь уже фМРТ), мы могли только догадываться о том, как мозг создаёт те сложные интеллектуальные объекты, которые мы называем мыслями.

Мы были обречены работать с готовыми продуктами мышления, не понимая его процесса. Сейчас же ситуация кардинальным образом изменилась — мы буквально видим, как мозг «делает» мысли. И надо сказать, что эти открытия перевернули наши представления о «работе мысли» с ног на голову.

Методология мышления — это наука о том, как работать со знанием, информацией, данными с учётом тех принципов, которые используются мозгом. Она основана на современных знаниях о его нейрофизиологии, а также на когнитивной психологии и лучших философских практиках.

Разбор методологии мышления по технологии факт-карт

Фрагмент урока из онлайн-курса «Факт-карты»

Говоря о мышлении, мы должны иметь в виду два обстоятельства:

• во-первых, наш мозг не был эволюционно предназначен для решения столь сложных интеллектуальных задач, с которыми мы сейчас сталкиваемся ежедневно, а поэтому мы должны контролировать и направлять процесс нашего мышления искусственно — как бы извне, с помощью специального инструментария (борьбы с когнитивными искажениями, технологий принятия эффективных решений и т. д.);

• во-вторых, в естественных условиях мы не можем напрямую влиять на работу своего мозга, его деятельность происходит сама по себе («поток сознания»), мы же осознаём лишь результаты его работы, в значительной степени проходящей на подсознательном уровне. Что означает: чтобы повлиять на процесс своего мышления, мы должны хорошо понимать процесс возникновения мысли.

Таким образом, ключевые задачи методологии мышления:

• создавать технологии мышления, позволяющие обеспечить контролируемый процесс интеллектуальной деятельности и целенаправленность этого процесса;

• нейтрализовать действие когнитивных искажений (в широком смысле этого слова), обусловленных биологическими, нейрофизиологическими и социально-культурными факторами;

• обеспечить возможность корректного соотнесения интеллектуальной работы мозга с реальностью, которая находится по ту сторону нашего мышления.

В этой главе мы кратко обсудим, что такое мышление, как происходит процесс мышления, и используем несколько технологий, позволяющих существенно повысить эффективность наших решений.

Глава первая
Что такое мышление?

Все пути мысли более или менее ощутимым образом загадочно ведут через язык.

Мартин Хайдеггер

Если вы забьёте в поисковой строке браузера слово «мышление», то в выдаче увидите определение: «Мышление — это познавательная деятельность человека». Несколько странно, как вам кажется?

Во-первых, это масло масляное: мышление — это познание, познание — это мышление. То есть это определение по сути ничего нам не сообщает.

Во-вторых, почему только человека? Способность к мыслительной деятельности есть и у животных, что доказано во множестве исследований. Выдающийся этолог Франс де Вааль даже назвал одну из своих книг «Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?»

Наши братья меньшие, как выясняется, способны на сложнейшие интеллектуальные операции, которые мы даже не в силах разгадать. А до трёх лет любой шимпанзе превосходит человеческого ребёнка по интеллектуальному развитию.

Но дело, конечно, не в конкретном определении (здравое зерно в нём, безусловно, есть, и мы ещё сможем в этом убедиться). Дело в том, что мы до сих пор не очень хорошо представляем себе саму суть этого явления.

Например, мы пользуемся множеством красивых слов — «сознание», «интеллект», «ум», «мышление», «разум», «здравый смысл» и т. д., — но вряд ли сможем внятно ответить на вопрос: что именно каждое из этих слов означает и чем указанные феномены отличаются друг от друга?

Когда мы говорим о «мышлении», «сознании» или «интеллекте», возникает стойкое ощущение, что перед нами не внятный научный концепт, а какое-то облако в штанах. И в самом деле, пока в науке нет консенсуса по этим вопросам.

Это тем более странно, если учесть, насколько большое значение мы все придаём интеллектуальным способностям человека. Если человек умен — это одна каста людей, если глуп — то, понятное дело, другая. В этом ни у кого сомнений нет, но что такое этот самый ум, мы не можем ответить.

Поведенческая экономика

Привычно полагать, что наука о мышлении — это область философии: логика, гносеология, эпистемология. Но если мы говорим о мышлении как о способе достижения целей, то тут нам эти дисциплины особо не помогут.

• Логика — это наука о формах и приёмах интеллектуальных операций.

• Гносеология изучает отношения между познающим (человеком) и познаваемым (неким явлением).

• Эпистемология — это наука о связях между некими явлениями с нашим знанием о них.

В общем, каждая из этих философских дисциплин, безусловно, имеет свой предмет. Но все они рассказывают о том, как работать с существующей уже мыслью (решением, знанием), а не о том, как эта мысль (решение, знание) появляется на свет.

То, как и откуда появляется мысль, мы должны спрашивать у специалистов, которые занимаются мозгом, с одной стороны, и принятием решений — с другой. Это одна из причин, почему в середине прошлого века на авансцену психологической науки вышла так называемая «когнитивная психология».

Причём это касается бизнеса напрямую. Неслучайно в 2002 году она была признана на самом высоком научном уровне — хорошо известный вам Даниэль Канеман стал первым психологом, получившим Нобелевскую премию (точнее, премию по экономике памяти Альфреда Нобеля).

Канемана наградили «за применение психологической методики в экономической науке, в особенности — при исследовании формирования суждений и принятия решений в условиях неопределённости». Ещё через 15 лет ту же премию получил друг и коллега Канемана — Ричард Талер.

Исследования Канемана, Талера, Тверски и многих других учёных, работавших в этом направлении, убедительно показали, что, принимая решения, люди не так часто действуют рационально. В основном они пользуются мыслительными шаблонами, алгоритмами, которые называются «когнитивными искажениями», что и приводит нас к ошибочным решениям.

Если глубже вникнуть в суть этой проблемы, мы обнаружим, что когнитивные искажения обусловлены нашей биологической природой, а также тем, как мозг работает с информацией и даже социокультурными факторами. Эти искажающие линзы, не имеющие никакого отношения к рациональности как таковой, буквально вшиты в логику принимаемых нами решений.

Видео о когнитивных искажениях.

Иллюзия понимания, Тенденциозность, Иллюзия альтернативы

В современной науке насчитывается более двухсот когнитивных искажений, и конечно, чрезвычайно полезно знать, какие ошибки мы допускаем, работая над решением тех или иных задач.

И хотя ошибки мышления исправлять нужно, когнитивная психология не отвечает нам на вопрос: как мысль вообще возникает в мозге, что это за процесс? И это странно — думать мы вроде как все думаем, но как мы это делаем — непонятно.

Все мы уверены, что «думаем», по крайней мере время от времени. Но на вопрос, как мы это делаем, вразумительного ответа нет — слышу звон, не знаю, где он. Даже ошибки мышления мы научились выявлять, а само мышление пока от нас словно бы ускользает.

• Большинство людей даже не замечают, как они используют своё мышление.

• Многие думают, что они думают, хотя на самом деле лишь пользуются интеллектуальными автоматизмами.

• Наконец, большинство из нас не умеют контролировать и направлять процесс своего мышления.

Полагаю, вы не раз сталкивались с ситуацией, когда сотрудник не может объяснить, каким образом он пришёл к тому или иному выводу. Говорит о каких-то «проблемах», «ситуации», «обстоятельствах», хотя вам совершенно очевидно, что он «просто не подумал».

Действительно, трудно понять, когда мы думаем, а когда просто тянем умственную жвачку, когда решаем задачу, а когда лишь бессмысленно крутим какие-то мысли в голове. И возникает вопрос: а что это вообще такое — «думать»?

Есть ощущение, что существуют люди, которые умеют делать это иначе. Вот почему, например, какого-то человека мы считаем умным, а кто-то у нас не вызывает такого ощущения. Почему чьи-то советы кажутся нам разумными, а чьи-то — просто «субъективным мнением»?

Да, все люди думают, что они думают. Это как бы дано нам от рождения. Впрочем, нам и тело дано от рождения, но есть разница во владении телом у компьютерного гика и чемпиона Олимпийских игр по спортивной гимнастике, фигурному катанию или баскетболу.

Почему мы считаем естественным, что такое владение телом достигается огромным напряжением сил и бесчисленными тренировками, но не думаем точно таким же образом о мышлении?

Боюсь, что ответ на этот вопрос лишь подчёркивает нашу интеллектуальную ограниченность: движение мысли не видно глазу, а вот движение тела вполне наглядно.

При этом мозг обладает куда большей «пластичностью», нежели наше тело: он состоит из десятков миллиардов нейронов, триллионов синапсов, тогда как в человеческом скелете всего лишь 160 суставов и 640 мышц. Так что, прямо скажем, есть что потренировать…

Однако же мы уверены, что никаких проблем с мышлением у нас нет — мол, «если будет нужно», мы просто «сядем и подумаем» (как будто бы фиксация пятой точки на плоской поверхности и есть ключ к здравому рассуждению).

Удивительно, что все понимают: победа в спортивных соревнованиях есть результат огромного количества тренировок и предельного напряжения сил; однако же почти никто не сомневается в том, что он победил бы в Олимпийских играх по мышлению, если бы такие проводились.

Поразителен ещё и другой факт: бывает, что мы считаем какого-то человека по-настоящему умным, но при этом он может совершить какую-то невероятную глупость. Как так? Почему множество великих, умнейших людей заканчивали свою жизнь весьма плачевно, а какая-то часть и вовсе выживала из ума?

Мы привычно считаем, что «уровень IQ» — это показатель ума. Но, как недавно выяснилось, соответствующий тест не имеет предсказательной силы, то есть его показатели не коррелируют с успешностью человека.

Выпускаясь из вуза, студент может получить достаточно средние значения по IQ-тесту, но добиться затем очень многого. А тот, что получил запредельно высокие баллы, может стать выдающимся неудачником, и не более того.

С другой стороны, куда большей прогностической силой обладают тесты, которые вроде бы никак не связаны с решением «интеллектуальных задач». Это прежде всего знаменитый «зефировый тест» Уолтера Мишела или «Тест креативности Элиса Торренса».

Если пятилетний ребёнок, которому предложили зефирку, способен устоять перед соблазном в течение 15 минут потому, что экспериментатор пообещал ему через указанный срок удвоить вознаграждение, — он оказывается куда более успешен в жизни, нежели тот ребёнок, который не способен выдержать ожидания.

«Тест креативности Торренса» и вовсе ориентирован, казалось бы, на детскую фантазию: ребёнку дают лист, на котором изображены разрозненные геометрические фигуры, и просят дорисовать их до какого-то более сложного изображения на его выбор.

Оказывается, что чем сложнее изображение, созданное ребёнком в этом упражнении, тем успешнее он станет в будущем (рис. 5).

Рисунок 5

Примеры заданий в тесте на креативность Элиса Торренса, которые выполнены детьми с большей или меньшей креативностью

То есть вроде бы мы и научились замерять интеллект с помощью соответствующих IQ-тестов, но вот насколько его обладатель будет успешен в жизни, мы по результатам этого теста сказать не можем.

Напротив, способность к контролю влечений и качество фантазии у ребёнка прямо коррелируют с его успешностью во взрослой жизни. Получается, что мышление — это воля и воображение? Нет, конечно. Но что-то в этом определённо есть.

Речь, правда, должна идти не столько о воле, сколько о способности представлять разные варианты развития событий, оценивать вероятность их реализации. Именно на этом базируется умение выбирать вариант, который принесёт наибольший стратегический выигрыш. Именно эту способность и замеряет «зефировый тест», а вовсе не «волю» как таковую.

Аналогичная ситуация и с тестом креативности Торренса. Конечно, кому-то может показаться, что он измеряет именно фантазию, воображение. Но при более детальном анализе окажется, что дети справляются с этим тестом лучше, дольше других способны терпеть дискомфорт, связанный с чувством неопределённости, и испытывают удовольствие, внутреннюю потребность от решения сложных задач.

То есть эти тесты замеряют, по сути, способность детского мозга создавать условия для реализации стратегического видения — более развёрнутого и сложного мышления. Так что не стоит удивляться тому, что именно такие дети, став взрослым, достигают куда больших жизненных результатов, нежели те, кто хорошо справился с классическим IQ-тестом.

Коэффициент интеллекта

В начале прошлого века во Франции вводилось обязательное школьное образование, и нужен был хоть какой-то инструмент, который позволял бы определить, в какой класс следует зачислить ребёнка.

За работу взялись Альфред Бине, врач, профессор Парижского университета, основавший первую во Франции Лабораторию экспериментальной психологии, и руководитель Педагогической лаборатории в том же Париже Теодор Симон.

Для начала они выяснили, какого уровня подготовки учителя ждут от учеников, затем провели тесты над детишками разных возрастов. И в результате те задания, с которыми справлялось более 50 % детей каждого возраста, стали считаться «возрастной нормой».

Грубо говоря, если большинство двенадцатилетних детей справляются с какими-то заданиями, — это «норма» для двенадцатилетнего ребёнка, а если он при выполнении заданий теста способен получить лишь средний результат десятилеток, то его умственное развитие соответствует десяти годам.

Так в далёком 1905 году и появилась «шкала умственного развития», или «шкала Бине — Симона». В 1912 году на основании этой шкалы немецкий учёный Уильям Штерн ввёл понятие «коэффициент интеллекта» — того самого IQ, который представляет собой нечто иное, как отношение вашей способности решать те или иные ребусы к аналогичным способностям среднестатистического человека.

То есть если я соберу тысячу человек и заставлю их тысячу раз бить пенальти, то я смогу выяснить, сколько в среднем люди пробивают этих самых пенальти. Затем мне останется лишь сравнить показатель каждого из участников этого дивного эксперимента с соответствующей средней величиной, и я смогу сказать, какой у него личный уровень «пенальтного интеллекта» (сразу предупреждаю, я точно окажусь в числе пенальтиотсталых).

Собственно, этот принцип коэффициента продолжает работать и до сих пор при любых измерениях интеллекта. Вы получаете набор ребусов, решаете их, и дальше ваши показатели сравниваются с показателями других людей. Вот примеры ребусов из IQ-теста (рис. 6).

Рисунок 6

Примеры ребусов из IQ-теста

Если вы когда-то заполняли IQ-тест, то это, скорее всего, был «тест Айзенка», и, вероятно, вы набрали по нему где-то от 90 до 110 баллов (это средний показатель).

В сторону убывания — от 70 баллов и меньше — располагаются разные степени умственной отсталости, возможный максимум по тесту — 160 (но таких, если они вообще встречаются, я, честно говоря, опасался бы даже больше умственно отсталых).

В общем, суть IQ-теста в том, что вы измеряете неизвестно что, но можете с уверенностью утверждать, что конкретный человек делает это «неизвестно что» лучше, хуже или также, как среднестатистический представитель его популяции.

Последнее уточнение имеет существенное значение. Упомянутый мной Ганс Айзенк придерживался националистических взглядов и активно использовал свой тест для «доказательства» умственной отсталости небелых рас.

Однако созданный по тем же самым принципам тест, но использующий культурные коды чернокожего населения Америки, белые американцы пройти уже не могли, и ситуация поменялась на прямо противоположную — белые с низким «чёрным IQ».

Невозможность измерить интеллектуальный уровень человека как таковой — далеко не единственная проблема научной теории. Вторая связана с тем, что наша интеллектуальная деятельность, очевидно, бывает разной.

Представьте себе великого математика, блестящего политика или какого-нибудь Сальвадора Дали. То, что все они не дураки, — это понятно. С другой стороны, как сравнить их умственные способности?

В своё время эту проблему попытался решить американский психолог Говард Гарднер. Его учителями были выдающийся психоаналитик Эрик Эриксон, когнитивный психолог Джером Брунер, философ Нельсон Гудмен и, наконец, знаменитый невролог Норман Гешвинд.

В общем, научный базис Гарднера — это сборная солянка различных направлений и подходов, таков и итог его работы: «множественная теория интеллекта», которую он представил в книге «Структура разума: теория множественного интеллекта», опубликованной в 1983 году и тут же ставшей бестселлером.

Гарднер выделил несколько различных типов интеллекта, основываясь на том, что в нашем мозге есть области коры, которые отвечают непосредственно за те или иные функции: лингвистический интеллект, музыкальный, логико-математический, пространственный, телесно-кинестетический интеллект, личностные интеллекты (внутриличностный и межличностный).

Как вы, наверное, догадываетесь, такие известные словосочетания, как «эмоциональный интеллект» и «социальный интеллект» — это тоже разновидности «множественного интеллекта». Так что количество таких «отдельных» интеллектов можно накреативить огромное количество.

Но здесь уже возникают сложности исчисления. С помощью IQ-теста мы можем сравнить каждого человека со всеми другими, но представьте, что мы измеряли бы «множественный интеллект», допустим, у математика и профессионального спортсмена.

Не исключено, что у них был бы одинаковый «общий интеллект»: один в уме берёт тройной интеграл (логико-математический интеллект), другой делает тройной тулуп (телесно-кинестетический интеллект). Но кто из них умнее?

Так что хоть в таком подходе и есть определённые плюсы (по крайней мере, мы можем детализировать навыки конкретного человека), всё-таки и эта теория не отвечает на главный вопрос: что же такое мышление?

Возможно, дело в том, что интеллект, мышление и ум — это не одно и тоже? Что если интеллект — это и в самом деле способность решать те или иные задачи, а мышление, ум, способность к рассуждению — это что-то другое?

Если следовать устоявшейся научной традиции и допустить, что интеллект — это способность человека делать что-то (например, создавать тексты, проводить математические вычисления, налаживать отношения с другими людьми, совершать двигательные акты и т. д.), то мышление — это способность понимать нечто, которая имплицитно скрыта в любой интеллектуальной деятельности и является её основой.

Вот мы, как я и обещал, вернулись к определению: «мышление — это познавательная деятельность человека». Очевидно, на мой взгляд, что познавательная, понимающая функция нашего мозга — это ещё не всё мышление (сюда не входит, например, принятие решений, прогнозирование будущего и т. д.), но это уже что-то.

Итак, каким образом наш мозг «понимает» мир? Как я уже рассказывал в других своих книгах — в частности в «Мозге и бизнесе», а также «Факт-картах для бизнеса», — мозг занимается тем, что постоянно создаёт модели реальности.

Звучит красиво. Сразу представляется некий Великий Архитектор, который, обозревая пространство бытия, чертит прекрасную карту мироздания. Но ситуация, к сожалению, куда более прозаична, а реальность мышления выглядит вовсе не такой завораживающей.

Действительно, «понимание» — это не какое-то мистическое проникновение интуиции в суть вещей. Нечто кажется нам «понятным», если у нас закончились вопросы, сформировалось некое мнение, а не потому, что мы действительно разобрались в теме.

Звучит, возможно, несколько разочаровывающе, но это так.

Если наша способность к пониманию чего бы то ни было и нужна была эволюции, то только для того, чтобы дать нам ощущение определённости, необходимое для достижения нами тех или иных, опять-таки, эволюционно значимых целей.

Когда вы в первый раз перевозите своего домашнего питомца из квартиры в загородный дом, он будет находиться в очевидном стрессе и первым делом примется изучать местность — то есть будет создавать модель реальности, в которой он оказался.

Как только ему эта местность становится понятной (модель создана), ваш любимец успокоится и вернётся к своим привычным заботам. Познал ли он таким образом «суть вещей»? Сильно сомневаюсь.

Человеку, конечно, приходится ориентироваться не только «на местности», но и в социальном окружении, в разных областях знаний и жизненных ситуациях. Но это, по сути, всегда модель некой «местности», пусть и абстрактной, которая даёт нам ощущение её понятности.

В общем, принцип достаточно прост: мозг занимается моделированием реальности, с которой имеет дело. Проблема в том, что он моделирует не реальность как таковую, а исходя из собственных потребностей. Мозг собаки создаёт одну модель вашего загородного имения, а ваш мозг — совершенно другую модель этого же имения.

Впрочем, это не единственная проблема «понимания».

Три главных проблемы мышления

В современной философии есть знаменитая, я бы даже сказал, «модная» проблема, получившая название «трудная проблема сознания». Суть её в том, чтобы объяснить, каким образом такая физическая система, как мозг, способна производить субъективный опыт.

Считается, что описать сознание, структурировать его, понять во времени — это легко, а вот переход от нейронов к субъективному опыту — трудно. На термине «трудная проблема сознания» философ Дэвид Чалмерс даже сделал себе имя.

Впрочем, благодаря его оппоненту Дэниелу Деннету, выяснилось, что «трудная» проблема решается куда проще, чем все остальные. А вот с мышлением всё не так просто, как кажется.

Обнаруживаются по крайней мере три причины, почему наша способность к эффективному мышлению вызывает, так скажем, обоснованные сомнения.

Первая проблема мышления — «желание очевидности».

По ту сторону наших восприятий и чувств находится фактическая реальность, о которой мы имеем лишь частичную, разрозненную информацию. И эти частичность и разрозненность данных создаёт эффект неопределённости, неясности. Для психики состояние неприятное, зачастую даже невыносимое.

Поэтому, моделируя реальность, мы в ущерб объективности пытаемся всеми правдами и неправдами как можно быстрее собрать имеющиеся у нас данные о реальности хоть в сколько-нибудь непротиворечивый образ.

Мы жаждем этой «ясности» всеми силами — лишь бы не чувствовать себя тревожно и глупо. То есть буквально на подсознательном уровне нами движет вовсе не стремление к истине, а внутренний страх неопределённости.

Мы готовы на любые подтасовки, только бы как-то согласовать поступившую к нам информацию, чтобы можно было спокойно выдохнуть и сказать: «А, ну всё ясно-понятно!»

Ну и здесь же, конечно, следует добавить, что наш мозг весьма прожорлив, а поэтому эволюция привыкла на его работе экономить. Поэтому если в рамках нашей интеллектуальной деятельности он может где-то срезать углы, спрямить, упростить, то, поверьте, он сделает это без какой бы то ни было «любви к истине».

Вторая проблема мышления — «несовпадение с реальностью».

Думаю, что всякому, кто сталкивался с большими данными (Big Data), хорошо известно, что результативность работы искусственных нейронных сетей обеспечивается не столько виртуозностью самих алгоритмов, сколько полнотой имеющихся у вас данных и качеством их организации (разметки).

Вы можете иметь суперзамечательный искусственный интеллект, но если вы не предоставите ему объём данных, необходимый для решения задачи, то он её не решит. С мышлением и мозгом ситуация аналогичная.

Мы в принципе воспринимаем реальность в весьма ограниченных объёмах, и уж точно не сразу и не целиком. В распоряжении нашего мозга всегда только какая-то часть данных, причём информация поступает ему урывками и в значительной степени случайным образом.

Как тут рассчитывать на полноту «выборки»? Диапазон восприятия у нас ограничен — только то, что называется «видимым спектром», «звуковым порогом» и т. д. Да и видим мы только там, куда смотрим, принимаем во внимание только то, что способны понять, интересуемся только тем, что соответствует нашим интересам, и т. д.

И это на всех уровнях организации данных — хоть на уровне формирования простых зрительных образов, хоть на уровне создания больших и абстрактных теорий. Проще говоря, наши модели реальности в принципе никогда не совпадают с реальностью как таковой.

Яблоко реальности мы можем только понадкусывать, но проглотить его целиком невозможно.

Да, какая-то часть информации поступает к нам через речь, с помощью языковых знаков. Но знаки не являются сигналами реальности, они могут обозначать или вовсе не существующие, или просто гипотетические вещи — от «кентавров» до «справедливости».

Третья проблема мышления — «влияние наблюдателя».

Впрочем, даже если бы мы стремились к истине и имели все данные о реальности, наши модели всё равно оставляли бы желать лучшего. Дело в том, что мы неизбежно преобразовываем данные о реальности, причём совершенно того не замечая.

Известно же, что «сытый голодному не товарищ», «в каждой избушке свои погремушки» и «у каждого своя правда». Проще говоря, создавая модель реальности, мы накладываем на и без того ущербные данные о реальности свои собственные когнитивные схемы.

Мы всё воспринимаем через призму своего опыта, своих знаний, актуальных потребностей, а опыт, знания и тем более наши потребности отражают ситуацию в нашем мозге, а вовсе не в реальности как таковой.

Проще говоря, мы моделируем реальность под себя, даже не замечая, как превращаем данные о ней в некое подобие самих себя. Нам кажется, что мы воспринимаем мир, а на самом деле мы воспринимаем своё собственное отражение в этом мире. Алексей Алексеевич Ухтомский говорил: «Мой мир таков, каковы мои доминанты».

Ещё раз: проблема мышления даже не в том, что мы не имеем непосредственного доступа к реальности, а в том, что последняя всегда дана нам через искажающую призму нашего мозга.

Проблема мышления в том, что мы пытаемся мыслить реальность не в реальности, а в пространстве, созданном, смоделированном нашим же мышлением.

Проще говоря, мы как наблюдатели влияем на то, каким мы видим объект наблюдения, но заметить этого влияния мы не можем, потому что мы как глаз — сами себя не видим.

Вот почему мы так часто сталкиваемся с ситуацией, когда нам вроде как «всё понятно», мы всё можем объяснить, но сами находимся будто бы в западне — то есть при «полном понимании» ситуации совершенно не знаем, что нам делать.

Об ограниченности нашего сознания

Фрагмент урока из онлайн-курса «Мозг и бизнес»

Таким образом, мы приходим к удивительному парадоксу: мозг дан нам вроде как для мышления, но этот же мозг создаёт, по сути, искажённую картину реальности.

Хочется думать, что мы познаём реальность, но познавать реальность и моделировать её под свои задачи — это совсем не одно и то же.

Мышлением мы фактически создаём заведомо ложные образы реальности в пространстве самого же мышления. Да, эти модели могут быть и неплохи в решении определённого рода задач, но не справляются, если ситуация оказывается для нас новой.

Но что такое мышление, если не способность правильно вести себя именно в новых ситуациях или по-новому — в старых? Разумеется, наш собственный ум или совет умного человека нужен больше всего именно в этих случаях.

Понять, как в такой ситуации добиться эффективности мышления и почему некоторым из нас это и в самом деле удаётся — вот это, как говорится, задачка со звёздочкой.

«Работа над ошибками»

Эффективность нашего бизнеса зависит от эффективности нашего мышления. Из этого следует логичный вывод: если какое-то из наших решений оказалось неудачным, значит, мы недостаточно хорошо его продумали.

Ошибки, которые мы допускаем и в бизнесе, и в жизни, зачастую связаны с классическими когнитивными искажениями — «ошибкой планирования», «ошибкой выжившего», «проклятием знания», «эффектом владения» и т. д., о которых я рассказываю в других книгах этой серии.

Поэтому, зная, как мозг нас обманывает посредством когнитивных искажений, мы можем уберечься от них с помощью специальных техник: вы берёте своё решение и прикладываете к нему соответствующие формулы когнитивных искажений, а затем вносите в него необходимые коррективы.

Занятие это полезное, но муторное. И не у каждого предпринимателя хватает духа, да и просто времени, чтобы проводить соответствующие краш-тесты всех своих решений.

Впрочем, если цена вашего решения велика, то, наверное, глупо экономить на таком анализе время и силы. Но мыслим мы постоянно и принимаем десятки, а то и сотни решений в день, и далеко не каждое из них может стоить нам состояния.

Поэтому, чтобы не превратиться в сороконожку, которая задумалась о том, как она управляется со всеми своими ногами, и в них запуталась, важно «схватить» саму суть, логику процесса мышления.

Для этого «схватывания» я предлагаю вам для начала посмотреть, как описанные в этой главе три фундаментальные проблемы мышления привели вас к ошибке, за которую, возможно, пришлось дорого заплатить.

О когнитивном искажении «Эффект владения»

Фрагмент урока из онлайн-курса «Мозг и бизнес»

Память — вещь причудливая, и свои ошибки мы забываем куда быстрее, чем победы. Но они, конечно, были в жизни каждого предпринимателя:

• вложились в продукт или проект, изменили позиционирование компании или пошли в новую нишу, а это не дало нам ожидаемого результата;

• где-то мы понадеялись на сотрудника, который вроде бы обладал необходимыми компетенциями, но с поставленной задачей не справился;

• сделали определённые прогнозы по рынку, выставились на них, а они обрушились из-за тех или иных привходящих факторов.

Выберите любую свою «ошибку» и кратко запишите, что там стряслось. Понятно, что все мы сильны «задним умом», поэтому не расписывайте сразу, что пошло не так. Просто сформулируйте само решение и то, почему вам казалось, что проект «срастётся».

Шаг первый

Первая из трёх проблем мышления — «желание очевидности». Суть этой проблемы в том, что мы обычно хотим «понятности», а не «знания».

О когнитивном искажении «Наивный реализм»

Фрагмент урока из онлайн-курса «Мозг и бизнес

Допустим, сотрудник или партнёр по бизнесу предлагает нам какое-то решение или проект. Мы просим объяснить нам, что к чему, и выслушиваем стройную аргументацию. Зачастую нам даже предлагают красочную презентацию, исходя из которой предлагаемое решение кажется почти самоочевидным и безусловно правильным — бери, делай, и будет тебе счастье.

Да, это ловушка когнитивной ошибки — «предвзятость подтверждения». Когда мы сами или кто-либо другой хотим обосновать некую идею или решение, тут же перед нашим внутренним взором рисуется стройная картина «доказательств»: те факты, которые подтверждают нашу гипотезу, кажутся нам куда более весомыми, нежели те, которые её опровергают. Последние мы часто даже не принимаем в расчёт — не рассматриваем, не «взвешиваем», в упор не видим.

Но проблема глубже, чем просто «предвзятость подтверждения». Любое предложение, которое мы получаем:

• или соответствует каким-то нашим внутренним установкам, и мы на него соглашаемся, не особо раздумывая;

• или согласуется с ними и соответствует нашему желанию, и тогда мы даём себя убедить;

• или не соответствует нашим установкам, и тогда мы отказываемся даже от хорошего предложения, не вникая в суть дела.

Во всех этих случаях мы, с одной стороны, экономим когнитивный ресурс, с другой — подсознательно стремимся к определённости, потому что неопределённость для нас тягостна: чем ближе ситуация к определённости (понятности), тем больше вероятность нашего согласия, чем ближе к неопределённости (непонятности), тем она ниже.

Теперь представьте, что предложение, которое вы тогда получили, не требовало бы вашего решения, то есть у вас не было бы никакой заинтересованности в его принятии или отклонении, но был бы просто интерес — вам хотелось бы не просто понять, а знать, разобраться, вникнуть в суть дела?

Подумайте, какие вопросы вы тогда задали бы человеку, который озвучил то злосчастное предложение? Какие, возможно, вопросы вы задали бы сами себе, если идея этого предложения была вашей? Как вы анализировали бы ситуацию, о чём задумались бы, что предложили?

Запишите вопросы, которые при таком внутреннем подходе к делу возникли бы у вас в отношении того решения, которое в конечном счёте, как мы теперь знаем, оказалось ошибочным.

Шаг второй

Вторая из трёх проблем мышления — «несовпадение с реальностью». Суть этой проблемы в том, что наши представления о реальности и реальность как таковая никогда не совпадают друг с другом.

Причины этого несовпадения фундаментальны, но конкретные проявления всегда имеют частный характер, и их можно поискать:

• где-то это банальный недостаток информации — мы не изучили всех обстоятельств дела;

• где-то ошибочные интерпретации — мы неправильно оценили эти обстоятельства или были введены в заблуждение;

• где-то отсутствие необходимых компетенций — для того чтобы разбираться в каком-то вопросе, часто вовсе недостаточно «общих знаний», где-то необходимы специальные знания.

Если следовать этой схеме анализа, то, рассматривая предложение, бизнес-идею, вы должны задаться следующими вопросами.

• Во-первых, где ещё может находиться информация, которая имеет отношение к делу? Возможно, в каких-то специальных исследованиях этой темы или у конкурентов, или у потребителей, или у представителей государственных органов и т. д.?

• Во-вторых, какие ещё могут существовать варианты интерпретации этой информации — мы смотрим на любой факт с какой-то определённой точки зрения, но с другой точки обзора, так сказать, он может выглядеть совсем иначе — каковы эти возможные точки обзора?

• В-третьих, как информация, с которой мы имеем дело, выглядит глазами специалиста, который этой проблемой занимается углублённо и профессионально? Какие вообще специалисты занимаются этой проблемой?

Например, «общественным мнением» занимаются и психологи, и социологи, и экономисты, и политологи, и политтехнологи. Поверьте, у них будет своё понимание одной и той же ситуации, то есть они предложат совершенно разные способы думать о происходящем, и это не просто разные интерпретации одних и тех же событий, а разные способы сборки конкретной ситуации.

Посмотрите на свою «ошибку» — какие факты (из какой области), интерпретации (возможные трактовки) и «способы думать» не были вами тогда учтены?

Запишите то, о чём вы сейчас подумали.

Шаг третий

Последняя из трёх проблем мышления — «влияние наблюдателя». Суть этой проблемы состоит в том, что мы сами влияем на то, что в конечном счёте видим в реальности.

Почему мы так ценим людей с большим опытом в той или иной сфере — «профессионалов», а не просто «специалистов»? Ответ, казалось бы, прост — они «уже собаку» на этом «съели», то есть наделали ошибок и теперь знают, куда смотреть, на что обращать внимание, какие факты брать в расчёт, а какими можно и даже нужно пренебречь.

Об ограниченности нашей точки обзора

Фрагмент урока из онлайн-курса «Мозг и бизнес»

Но мы не можем быть профессионалами во всём, а даже если и попытаемся, то это будет очень дорогое обучение. «Младореформаторы» из команды Егора Гайдара шутили: «У Виктора Степановича Черномырдина самое дорогое экономическое образование в мире». Впрочем, я у него спрашивал, что он по этому поводу думает, на что Виктор Степанович ответил, что его молодые коллеги просто не знали страны, которой пытались управлять.

Вопрос, кто из них был прав, но «наблюдатель» и в самом деле имеет значение: «младореформаторы» опирались в своих решениях на экономические законы, и им страстно хотелось увидеть, как они работают на практике, — они были движимы буквально исследовательским интересом, а Виктор Степанович пытался выдержать баланс сил в сложной социально-экономической машине, чтобы не допустить негативных политических и гуманитарных последствий.

А кто в вашем случае являлся «наблюдателем», когда принимали то, рассматриваемое сейчас, ошибочное, как вы теперь знаете, решение? В какой роли вы были тогда?

«Инвестор» — это один тип наблюдателя, «визионер» — другой, «крепкий хозяйственник» — третий и т. д. Это может быть типичным для вас «профессиональным вывихом»: директор по развитию или маркетингу и финансовый директор — это, как известно, обычно диаметрально разные наблюдатели.

Так в какой роли находились вы в тот момент? Что определяло вашу настроенность на результат? Что вами двигало тогда? В чём состоял тогда ваш дефицит, ваш голод?

Запишите то, что пришло вам в голову.

Шаг четвёртый

Что ж, мы закончили «разбор полётов». Теперь у вас есть целый пакет вопросов, которые актуальны для любой производственной и жизненной ситуации. И хорошо, если эти вопросы войдут в плоть и кровь вашего мышления просто как внутренние установки.

Свести же их можно к трём принципам, подходящим к любому решению, которое вам только предстоит принять.

• Как бы я относился к проблеме или задаче, если бы хотел не просто «понять», в чём там дело, а именно «знать», что собой представляет данная ситуация, желал досконально в ней разобраться, примерить, так сказать, на себя и протестировать?

• Как бы я воспринимал проблему или задачу, если бы меня интересовали не только имеющиеся у меня интерпретации фактов, но и противоположные, конкурирующие точки зрения? С какого ракурса и чьими знаниями можно было бы ещё на эти факты посмотреть?

• Чем была бы для меня та или иная проблема (задача), если бы я находился в другой роли по отношению к ней — в роли клиента, например, руководителя другого подразделения, инвестора и т. д.?

Разберите любое актуальное для вас решение, пользуясь этой инструкцией, и попытайтесь ощутить, что такое «работа мышления» — как скрипят и сопротивляются шестерёнки «машины мышления», как сложно заставить её двигаться в другом направлении, как неприятна, но одновременно увлекательна может быть неопределённость.

Научитесь получать удовольствие от подлинных решений, ставших результатом процесса мышления — фактической интеллектуальной работы, а не следования привычным формулам, автоматизмам и «прихватам».

Глава вторая
Интеллектуальные объекты

Всякую мысль, какого бы порядка она ни была, можно рассматривать как сопоставление мыслимых объектов друг с другом в каком-либо отношении.

Иван Сеченов

Если мы хотим по-настоящему разобраться в том, что такое мышление, мы должны прежде всего понять, что нами мыслится — то есть что является объектами нашей мысли, или, как мы говорим в методологии мышления, интеллектуальными объектами.

И тут нам на помощь приходит нейрофизиология. В 1878 году Иван Михайлович Сеченов — «дедушка русской физиологии», как называл его Иван Петрович Павлов, — публикует свой фундаментальный труд под названием «Элементы мысли», в котором он формулирует как механизмы возникновения мысли, так и основные составляющие мыслительного процесса.

Прежде всего он показывает, что всякая мысль стоит на трёх китах:

• во-первых, раздельности объектов мышления;

• во-вторых, сопоставлении этих объектов друг с другом;

• в-третьих, направлениях этих сопоставлений.

По сути, это база любых мыслительных операций: нам необходимо определить элементы, составляющие мысль, сопоставить их друг с другом по разным осям (выраженности характеристик и признаков) и увидеть, какие в связи с этим между этими объектами возникают отношения.

К этому следует добавить, что сами объекты мысли, как показывает Сеченов, определяются отношениями сходства (или различия), а также пространственными (или топографическими) и «преемственными» (или, проще говоря, временными) отношениями.

То есть, грубо говоря, любой объект мысли определяется тремя свойствами:

• во-первых, имеет некую индивидуальность, отличающую его от любого другого объекта (можно использовать те или иные категории сравнения);

• во-вторых, у него есть определённое положение в пространстве мышления (например, в соответствующей графе знаний);

• в-третьих, он является состоянием между «до» и «после» (из чего-то он возник и во что-то он превратится).

Кроме того, сами по себе объекты мысли являются сложносоставными, поскольку информация о них приходит нам от разных органов чувств. Взять хотя бы апельсин — у него есть цвет, вкус, запах, форма, текстура и так далее, включая даже звук срезаемой с него цедры.

С точки зрения неврологии, информация об этих характеристиках формируется в разных областях мозга (в различных корковых анализаторах — зрительном, вкусовом, обонятельном и т. д.), но мозг собирает все эти данные и складывает их в один объект мысли — «апельсин».

Причём вы можете, лишь учуяв запах апельсина, тут же прочувствовать и другие его модальности — например, вкус на языке или тактильные ощущения от его кожуры. То есть, по сути, по одному элементу воссоздать всю картину.

Данные характеристики объекта мысли — это, как бы мы теперь сказали, модальности объекта мысли, и они могут иметь разные интенсивности (то есть степень выраженности): например, напиток может быть со слабым или сильным апельсиновым вкусом.

Причём такого рода модальности (по сути, измерения), и необязательно чувственные, есть у любого объекта мысли. Конечно, у какого-то математического объекта нет ни вкуса, ни запаха, зато у него есть форма записи, положение на числовой оси, делимость и т. д.

Более того, если мы спросим себя, что такое конкретное число, мы как раз и опишем весь этот набор модальностей с соответствующими интенсивностями. Именно они и есть данное число, оно ими образовано.

Проще говоря, любой объект мысли является сложносоставным, с одной стороны, и способен входить в другие, большие, нежели он сам, общности как их элемент или характеристика (модальность).

Проведя весь этот методологический анализ, Иван Михайлович показывает, как процесс мышления происходит на физиологическом уровне — буквально от уровня чувственных ощущений до самых высоких уровней абстракции с использованием символов и даже «фиктивных возможностей».

«Мысль, — пишет Иван Михайлович Сеченов, — выстроенная из символов любой степени обобщения, продолжает по-прежнему представлять раздельную чувственную группу или чувственное выражение нервного процесса, пробегающего по обособившейся группе раздельных путей».

Иными словами, объект мысли не только сам по себе представляет определённый ансамбль (нейронную сеть, связь нейронов), но и состоит из множества нейронных ансамблей, как, например, фигурка конструктора Lego, созданная из различных мелких деталей.

Это, конечно, очень краткий и упрощённый пересказ «Элементов мысли» Ивана Михайловича Сеченова. И вряд ли положения этой работы могут сильно удивить просвещённого человека XXI века. Но поверьте, провести весь этот анализ мышления в XIX веке на существовавшем тогда уровне знаний — это нечто совершенно невероятное.

Но нет пророков в своём отечестве. Днём рождения когнитивной психологии считается вовсе не 1878 год, когда в свет вышло первое издание «Элементов мысли», а 11 сентября 1956 года, когда группа исследователей, занимающаяся информационной теорией, собралась на своё первое заседание в Массачусетском технологическом институте.

В числе участников того памятного собрания были и в самом деле большие учёные. Среди них — Джордж Миллер (автор «магического числа» психологии — семь плюс-минус два), Ноам Хомский (автор «генеративной грамматики»), Герберт Саймон и Аллен Ньюэлл — два «отца» искусственного интеллекта, удостоенные премии Тьюринга, а Саймон — ещё и нобелевки по экономике «за новаторские исследования процесса принятия решений в экономических организациях, фирмах».

Спору нет — компания и в самом деле была выдающаяся, а ряд когнитивных психологов, например Курт Левин (автор «теории поля»), Леон Фестингер (автор «когнитивного диссонанса»), Карл Прибрам (автор «языков мозга»), Ульрик Найссер (автор «перцептивного цикла» и эксперимента с «невидимой обезьяной»), сделали свои открытия в области когнитивной психологии ещё до приснопамятного 1956 года.

Но за Ивана Сеченова всё равно как-то обидно, ведь по факту он не только «дедушка русской физиологии», но и «прапрадед мировой когнитивной психологии»^[2].

Схема эксперимента Д. Хьюбела и Т. Визеля (датчик установлен в одной из кортикальных колонок зрительной коры, реагирующей только на линии определённого наклона)

Раз уж мы заговорили о «научном приоритете», не могу не вспомнить и другого блистательного исследователя, также незаслуженно обойдённого славой — невролога из Университета Джона Хопкинса Вернона Маунткасла.

В 50-х годах прошлого века он разработал теорию модульной организации коры головного мозга, которой и воспользовались его ученики Дэвид Хьюбел и Торстен Визель, проектируя свой знаменитый эксперимент^[3].

Хьюбелу и Визелю удалось нашпиговать зрительную кору подопытной кошки микроэлектродами (сейчас это уже почти рутинная процедура, но в 60-х она требовала невероятного мастерства) и расшифровать процесс обработки визуальной информации.

Нам кажется, что нет ничего проще, чем видеть: смотришь и видишь. На самом деле орган зрения — начиная с устройства самого глаза, заканчивая зрительной корой — нечто невообразимо сложное.

Когда начинаешь вникать в детали, вообще непонятно, как мозгу удаётся создавать у нас ощущение видимого нами изображения. Ведь на самом деле мы видим совсем не то, что, как нам кажется, мы видим.

Мы не замечаем «слепого пятна» в своём поле зрения, не видим размытости краёв изображения, не осознаем моргания и саккадических движений своих глаз. Да что там говорить: изображение попадает нам на сетчатку в перевёрнутом виде! Мы буквально видим всё вверх ногами, и лишь нейроны коры головного мозга «переворачивают» мир обратно.

Впрочем, Хьюбел и Визель открыли куда более глубокие и поразительные эффекты. Так, например, они выяснили, что нейроны зрительной коры, собранные в так называемые микроколонки (те самые «модули» Маунткасла), реагируют на самые простые паттерны — например, на края и линии, расположенные под определёнными углами, а вовсе не на целостные образы (рис. 7).

Рисунок 7

Схема эксперимента Д. Хьюбела и Т. Визеля (датчик установлен в одной из кортикальных колонок зрительной коры, реагирующей только на линии определённого наклона)

Причём информация о линиях, ориентации и движениях визуальных объектов обрабатывается в разных частях коры, и соответствующие нейроны ещё должны пройти для этого специальную подготовку — буквально натренироваться.

Оказалось, кроме прочего, что ещё до попадания в зрительную кору происходит суммирование зрительных сигналов до определённых паттернов — можно сказать, пакетов информации. Именно поэтому, хоть в каждом глазу у нас находится по 120 млн палочек и 6 млн колбочек, мы с вами воспринимаем чёткий и целостный образ, а не 250 млн световых вспышек.

Но самое важное — это, конечно, доказательство теории модульного строения коры, созданной Маунткаслом. Мозг создаёт картину реальности с помощью своего рода нейротранзисторов — корковых колонок, — собранных из единичных нейронов, реагирующих на определённого рода сигнал. Совокупная реакция разных групп таких колонок и создаёт видимый нами зрительный образ.

Впрочем, как я уже сказал, этот принцип универсален для всей коры мозга (будь то зрительная кора, слуховая или обонятельная) — мы «видим», «слышим» и «обоняем» — это возбуждение натренированных на соответствующие сигналы микроколонок.

В своём приветственном обращении в связи с присуждением ему Нобелевской премии Дэвид Хьюбел сказал буквально следующее: «открытие столбцов в соматосенсорной коре было единственным вкладом в понимание коры головного мозга с момента Рамона-и-Кахаля». Этим он отдал дань памяти своему учителю.

Нобелевская премия традиционно вручается за экспериментальные открытия (доказательства), а не за научные теории. Даже Альберту Эйнштейну премию дали вовсе не за теорию относительности, а за исследование фотоэффекта. Так что с приоритетами не всегда просто не только в бизнесе, но и в научном мире.

Маунткасл предположил, что нейроны коры головного мозга создают на её поверхности своего рода поля размером около пяти с половиной миллиметров. Но поля — это только начало, верхушка большой структуры: дальше, как бы внутрь коры, идут слои нервных клеток, связанных друг с другом в рамках общего функционала (рис. 8).

Рисунок 8

Структура кортикальной колонки

То есть, грубо говоря, кора состоит из вытянутых в глубину модулей, каждый из которых занят своим делом. Нижняя часть такого модуля переходит в белое вещество — это что-то вроде проводов, а сами кортикальные колонки — это сервер, расчётные мощности. И чем выше уровень (слой коры головного мозга), тем более обобщённая информация там генерируется.

Эти модули и получили название «кортикальных колонок». Но с тех пор выяснилось, что открытые Маунткаслом кортикальные колонки являются «гиперколонками», каждая из которых состоит из сотни «микроколонок», а те в свою очередь собраны из 80–120 нейронов (рис. 9).

Рисунок 9

Визуализация микро- и макроколонок в коре головного мозга крысы

Сейчас где вы только про эти кортикальные колонки не прочтёте — и у Говарда Гарднера, и у Рэя Курцвейла, и вообще у всех, кто мало-мальски разбирается в том, как работает наш мозг и как эти знания используются в «мозге» искусственного интеллекта.

Да, именно последнее обстоятельство и сделало открытие Маунткасла столь актуальным. Совсем не случайно один из ведущих исследователей искусственного интеллекта Джефф Хокинс сравнивает статью Вернона Монтакла «Принципы организации церебральной функции: общая модель и распределённая система» 1978 года с розеттским камнем^[4].

Каждая кортикальная колонка является своего рода счётной машинкой: получив на входе некий сигнал, она оценивает его и выдаёт в качестве результата всё, что является нами с вами, нашей психической деятельностью.

Всё, что вы видите, слышите, ощущаете, чувствуете, переживаете, хотите, думаете (по желанию можете этот ряд как угодно продолжить) — это результат работы таких вот микроколонок, своеобразных пикселей нашего с вами психического опыта.

Эти колонки запрограммированы генетически и затем натренированы в рамках практического использования производить то, что вы считаете самими собой и миром вокруг себя.

Они обучены производить субъективные эффекты, из которых складывается ваш перцептивный, двигательный, психологический, да и вообще весь прочий опыт — ваш субъективный мир (рис. 10).

Теперь представьте, что мы берём некое ваше переживание — например, получение долгожданной прибыли от проблемного проекта — и пытаемся посмотреть в ваш «чёрный ящик» с того входа, который нам предложили Сантьяго Рамон-и-Кахаль (автор клеточной теории нервной системы) и Вернон Маунткасл.

Рисунок 10

Схематичное изображение процесса создания зрительного образа с участием разных зон коры головного мозга — не только зрительной, но и ассоциативной, где образ собирается воедино, а также префронтальной, где он обретает для нас некий смысл

Если говорить о проявлениях чувств, то это радость, чувство удовлетворения — мол, не может быть, всё-таки получилось! Но за этими состояниями стоит множество уже вполне конкретных переживаний, образов, ощущений, мыслей, а ещё глубже — те микроколонки, которые отвечают за простейшие операции.

Вся эта игра происходит в вашем мозге: ваше решение вступить в проект, дискуссии с партнёрами и сотрудниками, первые инвестиции, первые убытки, чье-то увольнение и новые собеседования, постановка задач, утверждение маркетингового плана, перераспределение зон ответственности, томительное ожидание результата и т. д.

Впрочем, присмотревшись и заглянув в наш «чёрный ящик» чуть глубже, мы увидим множество единичных деталей — секундные воспоминания: перелистнули страницу, посмотрели на экран компьютера, нажали на кнопку, позвонили, написали СМС, растревожились, посчитали, подумали, испугались, попросили, присели, встали, что-то съели, снова позвонили.

Эффект всё больше начинает напоминать разоблачение той визуальной иллюзии, когда вы постепенно приближаетесь к картине импрессиониста: только что вы видели перед собой готический собор или кувшинки под мостом, возможно, толпу людей на парижской улице… Но вот вы подходите ближе и ваш взгляд уже различает лишь единичные мазки, которые совсем не похожи ни на декоративный орнамент храма, ни на цветы, ни тем более на людей.

Вам кажется, что ваш проект — это некая цельность, имеющая свою сущность, историю, это нечто неразрывно текущее, происходящее во времени и пространстве. Но это не так — вы, занимаясь этим проектом, как минимум прерывались на сон, занимались домашними делами, ели и ходили в туалет.

То есть весь этот протяжённый и непрерывный объём вашего проекта — это лишь ощущение, созданное сейчас и в данной ситуации вашим мозгом. Это рассказ-описание для данного случая (ad hoc, как сказали бы философы): для конкретного слушателя, в конкретном вашем самочувствии, в определённой психологической фазе и т. д.

Чем глубже мы проникаем в ваш «чёрный ящик», тем сложнее там что-либо различить: взгляд, какое-то сообщение на экране телефона, цифры на бумаге — вереница мельчайших моментов. А дальше ещё меньше — какие-то цвета, формы, реакции, движения, жесты, отголоски звуков…

Наконец, мы видим лишь активизацию микрокортикальных колонок, которые гудят, как множество неотличимых друг от друга процессоров, плотно размещённых на большой материнской плате. Да, именно так выглядело действительное путешествие по тропам проекта, прибыль от которого вы только что получили.

Анализ того, как мозг создаёт реальность, это, по сути, прыжок в кроличью нору — в космическую червоточину, эдакий мост Эйнштейна — Розена.

На выходе от того, что вы считали своим проектом, не осталось бы ничего — лишь только ритмичные импульсы, которыми обмениваются друг с другом нервные клетки внутри микроколонок, микроколонки — одна с другой — в пределах отдельных гиперколонок, а те в свою очередь между собой в полях Бродмана — Эссена, в долях и сетях головного мозга.

Грех тут не вспомнить Анну Андреевну Ахматову: «Когда б вы знали, из какого сора растут стихи»… Да, это настолько мелкие элементы мышления, что их иначе как мусором не назовёшь.

Из соображений экономии наш мозг не хранит целостных воспоминаний или мыслей. Когда нам надо что-то вспомнить или мы решаем о чем-то подумать, он всякий раз заново собирает соответствующую «картинку», запрашивая у множества маленьких модулей коры подходящую к указанному случаю информацию.

Если вы попытаетесь, например, вспомнить последнее съеденное вами яблоко, вы вспомните вовсе не то самое яблоко, а соберёте его образ из цвета, формы, фактуры, тяжести и прочего кортикального «сора» ваших знаний о яблоках вообще. И правда, зачем нам запоминать каждое яблоко?..

Ровно тоже самое происходит и на более высоких уровнях абстракции. Причём на всех. Когда вы думаете о канализации в Древнем Риме и сантехнике Васе из вашего ЖЭКа, о кантовской метафизике или о новом экране iPhone 13 — механизм один и тот же: наша интеллектуальная функция собирает из объектов попроще объекты посложнее.

Интеллектуальная деятельность — это создание одних интеллектуальных объектов из множества других. Причём нашему мозгу и его кортикальным колонкам глубоко наплевать, что именно мы думаем, о чём мы думаем и тем более зачем мы это делаем. Он просто собирает и разбирает этот психофизиологический конструктор Lego.

Облака мысли

Впрочем, здесь важно сделать пояснение. Конечно, поскольку я пишу текст словами, то я говорю о зрительных образах, психологических ощущениях, мыслях и т. д. Однако в реальности всё иначе — и проще, и сложнее одновременно.

Для понимания, как соотносятся процесс мышления и озвучиваемая мысль, очень хорошо подходит метафора, которую дал мыслительному процессу наш великий соотечественник Лев Семёнович Выготский: «Облака мысли, гонимые ветрами мотивов, проливаются дождём слов».

Думаю, вы и сами не раз сталкивались с ситуацией, когда не могли подобрать «правильные слова» для того, чтобы сформулировать свою мысль. Или формулировали её, как вам казалось, вполне неплохо, но вот должного понимания вашей мысли у собеседников не возникало.

Видео о книге «Факт-карты для бизнеса»

Почему так происходит? Дело в том, что думаем мы, по сути, на подсознательном уровне, о чём я подробно рассказывал в книге «Факт-карты для бизнеса», а поэтому наша мысль нам всегда понятна, даже если мы не успели облечь её в слова. То есть мы понимаем самих себя на доязыковом уровне.

Убедиться в этом достаточно просто, если просто взглянуть на зоны мозга, отвечающие у человека за речь. Во-первых, они находятся только в левом полушарии мозга, а во-вторых, это весьма небольшая область коры в сравнении с мозгом в целом (рис. 11).

Рисунок 11

Области коры — зоны Брока и Вернике, — отвечающие за речевую функцию

Вполне очевидно, что остальной мозг принимает какое-то участие в нашей интеллектуальной деятельности. Однако и в правом полушарии, и в остальной части левого полушария (за исключением зон Брока и Вернике), и во множестве подкорковых структур локализуются наши ощущения, какие-то образы, смыслы, понимания и воспоминания, представления, метафоры, но не язык.

Поэтому, хоть нам и кажется, что мы думаем словами, в действительности это не так. Мы думаем мозгом, а слова, язык — это лишь средство выражения того, что нами на самом деле мыслится.

Вот почему нам, с одной стороны, сложно понять, насколько корректно мы высказываем суть своей мысли, когда мы разъясняем её собеседнику: мы-то её уже поняли, коротко резюмировали суть — что тут непонятного? А он будто не слышит, о чём мы говорим, — не понимает, не схватывает, не улавливает мысль.

То есть, если нам говорят, что нас не поняли, или говорят, что поняли, но понимают нас неправильно, это далеко не всегда связано с тем, что нам попался собеседник-тугодум. Вполне возможно, дело в том, что мы сами плохо сформулировали то, что думаем — свою мысль, — недостаточно полно, объёмно, без необходимых примеров и отсылок.

С другой стороны, мы ведь и сами зачастую бываем недовольны своим объяснением, потому что понимаем (внутренне ощущаем), что наша мысль больше и, так сказать, лучше, чем то, как мы её описали, выразили, пользуясь устной или письменной речью.

Всё дело в том, что для коммуникации друг с другом мы пользуемся словами, языковыми конструкциями. Но думаем мы всем мозгом разом, а с помощью слов лишь пытаемся передавать смыслы, которые ощущаются нами внутренне.

И наше внутреннее ощущение смысла — это не какая-то пара предложений, а результат большого количества связей и отношений между отдельными интеллектуальными объектами, являющимися частью нашего объёмного внутреннего мира — нашего опыта, знаний, представлений и т. д.

Кроме того, под этими смыслами, которые мы порождаем в себе в процессе своей интеллектуальной деятельности, кроются ещё и наши потребности, желания, мотивы — те самые «ветра», о которых так поэтично говорит Лев Семёнович Выготский в приведённой цитате.

Действительно, смысл одного и того же предложения, высказывания будет сильно отличаться в зависимости от того, каковы потребности и мотивы человека.

Допустим, вы обсуждаете со своим сотрудником размер его заработной платы. Для вас это вопрос «расходов» — вы взвешиваете, окупится ли данный специалист, стоит ли он тех денег, которые запрашивает. То есть для вас это ещё одна строчка расходов, одна из многих.

Для него же в этот момент решается совсем другой вопрос. Возможно, эта зарплата — все деньги, на которые он будет жить в ближайшее время. У него, возможно, дети-подростки, семья, престарелые родители, которые нуждаются в платной медицинской помощи, и т. д.

Иными словами, для вас эта сумма — строчка в себестоимости продукта, а для него — это вопрос качества его жизни, вопрос ответственности перед близкими. Понятно, что мотивы совершенно разные. Конечно, вам жалко расставаться с деньгами, но для него ситуация куда более драматична.

И вот вы, казалось бы, говорите про одну сумму, про одно событие, пользуетесь одними и теми же словами и цифрами, а в действительности у вас одни мысли и мотивы, а у него — другие. Поэтому разговор вроде бы об одном и том же, а на самом деле — два разных смысла.

Впрочем, это универсальная история. С кем бы вы ни «решали вопросы», вы всегда говорите с человеком, у которого свои мотивы, свои значения слов, которыми вы оба пользуетесь, и свои мысли. То есть на слух или в текстовом изложении ваши высказывания, может быть, даже похожи до степени неразличимости, но их реальная суть («облака мыслей») у двух разных людей иная.

Вы можете сказать: «Ой, я сейчас умру!» — потому что вас что-то очень сильно рассмешило или потрясло. Но не дай бог сказать вам то же самое, когда речь идёт о реальном риске для жизни… Слова одни и те же, а вот смысл предельно разный, диаметрально противоположный.

Итак, мышление — это, как мы выяснили в предыдущей главе, процесс создания моделей реальности под наши задачи. Сейчас же мы обсудили, из чего эти модели, так сказать, строятся, а именно — ввели понятие «интеллектуальный объект».

Кроме того, мы узнали, что интеллектуальные объекты всегда состоят из других интеллектуальных объектов и сами являются частями каких-то больших по объёму интеллектуальных объектов.

Из этого можно сделать вывод, что все интеллектуальные объекты нашего внутреннего мира (психического пространства или пространства мышления) так или иначе друг с другом взаимосвязаны.

Более того, это не просто какая-то ассоциативная связь самостоятельно существующих сущностей. Сами эти «сущности», а точнее, проявляемые нами интеллектуальные объекты, сами по себе есть результат отношений других интеллектуальных объектов друг с другом.

Возьмём тот же апельсин. У него есть определённые вкус, запах, текстура, форма. И всё это — интеллектуальные объекты нашего психического пространства. А сам он таким образом возникает как интеллектуальный объект на пересечении этих характеристик.

Вряд ли вы посчитаете апельсином жевательную резинку с апельсиновым вкусом или «Фанту», потому что каких-то элементов, характерных именно для апельсина, в них нет, а какие-то — специфическая текстура жевательной резинки, влажность — напротив, присутствуют.

С другой стороны, вы сильно удивитесь, если, надкусив апельсиновую дольку, вы вдруг ощутите вкус лимона. Точно так же вас удивит и картофелина с запахом мандарина. Для современной генной инженерии это не проблема, но, скорее всего, вы такой интеллектуальный объект в своём внутреннем психическом пространстве ещё не собирали.

Но какие-то интеллектуальные объекты без проблем входят в другие. Например, одинаковая форма грейпфрута и яблока не покажется вам странной, и их одинаковый цвет тоже. А картофелина по тяжести вполне похожа и на апельсин, и на яблоко, но не обладает рядом свойств, которые являются для них обязательными.

Вот о чём идёт речь, когда мы говорим, что интеллектуальный объект — это определённое отношение других интеллектуальных объектов друг с другом. Апельсин без вкуса апельсина уже не будет восприниматься нами как апельсин, лимон величиной с Эйфелеву башню — лимоном, а жидкий картофель — как картофель. Это будут уже какие-то другие интеллектуальные объекты.

Но и это ещё не всё. Как перечисленные интеллектуальные объекты — специфические цвет, форма, вкус, запах — входят в интеллектуальные объекты «апельсин», «лимон», «грейпфрут» и «картофель», так и последние также входят в такие интеллектуальные объекты, как «фрукты» и «овощи», «растения», «еда» и т. д.

Да, мы привыкли думать, что есть вещи, предметы, объекты, события и явления. Однако на уровне нашей психики существуют лишь определённые отношения интеллектуальных объектов друг с другом, создающие эффект существования отдельных «сущностей» — таких, например, как «апельсин», «стол», «овощи» или «богатство».

В психологии для объяснения этой немного головоломной мысли был даже придуман специальный термин «эссенциализм» от латинского слова essentia, что значит «сущность», или «бытие». Суть этого термина в том, что мы вносим в отдельные интеллектуальные объекты соответствующие сущности, которые затем можем обозначить как «апельсин», «стул», «овощи», «богатство».

Что это за «сущности»? Данные «сущности» — это не что иное, как свёрнутые инструкции по применению. Как только я говорю кому-то «апельсин», «стул», «овощи» или «богатство», я, по сути, сообщаю ему или даже самому себе, что с этим «нечто» можно делать — есть, сидеть на нём, мечтать о нём, стремиться к нему и т. д.

В процессе нашего взросления мы обучаемся использованию предметов — апельсинов и стульев, значению таких абстрактных слов, как «богатство», «справедливость», «доброта» и т. д. Мы учимся определять свои эмоциональные состояния — «страшно», «весело», «обидно».

И всякий раз мы вносим в соответствующий интеллектуальный объект, возникший в нашем мозге на стыке других интеллектуальных объектов, те самые сущности — эссенции, или, как сказал бы Платон, — эйдосы. И после этого искренне верим, что такие «вещи», как «апельсин», «стул», «овощи», «богатство», «доброта», «весело» и «обидно», существуют.

Подобная аппроксимация до сущности очень упрощает жизнь: внося «сущность» в интеллектуальный объект, мы сразу выходим из состояния неопределённости в определённость, у нас тут же появляется проработанная для данного интеллектуального объекта, понятная нам инструкция.

Пещера Платона

У большинства мифов, как известно, нет авторов — слова народные, музыка народная. Но иначе обстоит дело с философскими мифами, которые были созданы конкретными античными авторами для целей объяснения устройства нашего мира. У великого Платона есть несколько таких мифов. В частности, миф о пещере и миф о колеснице души.

В первом мифе Платон рисует нам такой образ: пещера, в ней сидит узник, который может видеть лишь её стену. Он не знает, что происходит за его спиной, а там — перед входом в пещеру — пляшут люди, горят факелы, пылают костры. Но наш узник ничего об этом не знает, он лишь видит хаотичное движение каких-то теней на стене своей пещеры.

Так и человек, согласно Платону, находится в пещере своих представлений о подлинной реальности. Он не знает действительного мира и как в нём всё устроено на самом деле. Не знает он и того, что его представления о мире — это вовсе не истинная картина происходящего, а лишь бледная тень реальности.

В мифе о «колеснице души», он рассказывает нам, что, по мнению автора, происходит в том самом «истинном мире», скрытом от наших глаз. В этом сказании Платон рисует куда более сложный образ: земной мир, над которым располагается Небесный свод, по которому в своих колесницах кружат божества, а ещё выше — мир Занебесный, мир Идей.

Идеи, или эйдосы, по Платону, — это сами сущности вещей, их «самое само». В реальном мире мы имеем дело лишь с воплощением этих сущностей в какой-то материальной форме.

Допустим, в мире Идей есть эйдос собаки, некая уникальная собачья сущность, отличающая собак от всех прочих животных. В нашем же мире мы видим уже конкретных собак, в которых эта сущность находит своё физическое выражение.

Согласно Платону, мы узнаём в собаке собаку именно потому, что когда-то, ещё до рождения, наша душа принадлежала миру Идей, и там она познакомилась со всеми этими эйдосами. Теперь наше земное существование — это как бы постоянное «воспоминание», узнавание, угадывание в нашем мире черт того — другого — мира, прекрасного и подлинного мира Идей.

Понятно, что Платон жил две с половиной тысячи лет назад, поэтому в его представлениях о реальности обнаруживаются определённые ошибки. Однако же с точки зрения механики работы психического аппарата суть эссенциализма схвачена им предельно точно.

Эссенциализм и в самом деле является универсальным психическим механизмом, укоренённым в нас буквально на физиологическом уровне. Забавный и очень показательный, на мой взгляд, эксперимент, подтверждающий этот факт, был проведён группой исследователей во главе с психологом Йельского университета Кили Хэмлин.

В этой научной работе изучалась способность младенцев понимать суть социальных ситуаций. В возрасте шести месяцев мы ещё не умели ни ходить, ни разговаривать. Но оказалось, что уже тогда мы могли определять, кто «хороший», а кто «плохой», на достаточно абстрактных примерах.

В этом эксперименте младенцы сидели на коленях у родителей, а на экране им показывали нехитрый мультик. Красный кружок пытался с трудом взобраться на холм, а две другие фигуры оказывали на него воздействие: жёлтый треугольник помогал, а синий квадрат мешал, сталкивая круг с холма (рис. 12).

Рисунок 12

Кадры из мультфильма, который демонстрировался младенцам (стрелками обозначено направление движения «помощника» и «неприятеля»)

После просмотра этого мультфильма ребёнок мог выбрать игрушку: одна была жёлтым треугольником («помощником»), а другая — синим квадратом («неприятелем»).

Больше половины шестимесячных младенцев выбрали жёлтый треугольник, а когда в эксперименте участвовали годовалые дети и старше, то все они выбрали игрушку-помощника.

Понятно, что ребёнок смотрел просто на движение каких-то объектов на экране. Чтобы понять, что кто-то из геометрических фигур «хороший», а кто-то «плохой», они должны были воспринять эту ситуацию как социальную — психологически идентифицироваться с красным кругом и понять, кто «друг», а кто «враг».

Именно эта реконструкция «социальных отношений» (даже если они разворачиваются на примере геометрических фигур) и создаёт «характеры», а ещё глубже — сущности (эйдосы) соответствующих агентов (круга, квадрата, треугольника).

Ещё раз: они сами — круг, квадрат и треугольник — не обладали и не могут обладать никакой «человеческой» сущностью. Но ребёнок смог увидеть её в ситуации — в отношении этих объектов друг с другом.

Да, Платон может рассказывать нам про мир Идей и Занебесье, но правда в том, что «идеи» (эйдосы, сущности) возникают в нас в процессе реконструкции социальных ситуаций, а также при регулярном использовании определённых предметов определённым образом.

Таким образом, мы мыслим интеллектуальными объектами, которые сами созданы из других интеллектуальных объектов и, в свою очередь, сами участвуют в создании каких-то интеллектуальных объектов. Так что в каком-то смысле ничего кроме отношений между отношениями в нашем мозге не существует.

Однако же жить в таком текучем мире было бы крайне сложно, а поэтому эволюция одарила нас способностью выделять определённые интеллектуальные объекты из общей массы и воспринимать их как определённые «вещи» (предметы, события, явления). Именно этой задаче и служит психический эссенциализм (способность наделять интеллектуальные объекты «сущностями»).

Ну и конечно, из этого проистекают те базовые мыслительные операции, которые возможно производить с такими, обретшими сущность, интеллектуальными объектами. Этот вопрос был досконально изучен выдающимся российским психологом, автором теории сквозных психических процессов, профессором сначала Ленинградского, а затем Вашингтонского университета Львом Марковичем Веккером.

Вот три пары базовых мыслительных операций с интеллектуальными объектами по Веккеру^[5]:

1 расчленение — воссоединение;

2 установление сходства — выявление различий;

3 обобщение — конкретизация.

Именно эти операции мы с вами и осуществляли сейчас с интеллектуальными объектами:

• расчленяли наш гипотетический апельсин и соединяли его обратно;

• устанавливали его сходство с цитрусовыми и его отличие от картофеля;

• обобщали до фруктов, растений и еды (можно было бы ещё и конкретизировать — например, определить его сорт, географическую распространённость, химический состав и т. д.).

Как мы видим, Иван Михайлович Сеченов был абсолютно прав, когда утверждал, что на всех уровнях организации нашего мозга работают универсальные законы возникновения элементов мышления.

Осталось понять, что запускает процессы мышления, и почему мы в одних случаях думаем, а в других лишь думаем, что думаем, и чем одно отличается от другого. Об этом и пойдёт речь в следующей главе.

«Операции с бизнес-процессами»

Вполне очевидно, что любой бизнес — это большой, объёмный интеллектуальный объект, который состоит из множества других интеллектуальных объектов, те в свою очередь тоже состоят из интеллектуальных объектов поменьше. Ну и дальше вниз, как говорится в одном старом эсхатологическом анекдоте — «черепахи на всём пути вниз».

С другой стороны, любой бизнес встроен во множество других систем как элемент национального и мирового ВВП, налогоплательщик, работодатель, часть той или иной отрасли, звено различных производственных цепочек, клиент банковской системы, арендатор или арендодатель, рекламодатель или «инвентарь», участник ESG-программ или красная тряпка для Greenpeace и т. д., и т. п.

Впрочем, о том, как организован ваш бизнес и как наилучшим образом им управлять, мы поговорим чуть позже, в рамках обсуждения непосредственно технологии «векторного кольца», а сейчас я предлагаю в качестве эксперимента и для закрепления материала сосредоточиться на каком-то одном бизнес-процессе вашей компании, возможно, на отдельном направлении или, например, небольшом бизнес-юните.

В предыдущей книге этой серии мы изучали технологию «Факт-карты», которую я рекомендую использовать в случаях, когда у вас возникло затруднение с каким-то конкретным кейсом, когда необходимо найти пути решения конкретной проблемы. А сейчас мы просто потренируемся с помощью этой технологии разобрать любой бизнес-процесс как пример работы со сложным интеллектуальным объектом.

Возьмите, пожалуйста, три больших листа бумаги (желательно не меньше формата А3) и напишите в центре каждого из них название того бизнес-процесса, на примере которого мы и проведём три базовые операции мышления с интеллектуальным объектом.

Будет очень хорошо, если вы выберете тот процесс или подразделение, которое вас сейчас более всего беспокоит. При фокусировке на реальных процессах вашего бизнеса эта книга окажется более полезной и позволит вам получить больше инсайтов.

Шаг первый

Первая пара мыслительных операций с интеллектуальным объектом: «расчленение — воссоединение». То есть наша задача — посмотреть, из каких интеллектуальных объектов состоит данный бизнес-процесс («расчленение»), а затем соединить, собрать его заново с учётом полученных в процессе этого анализа данных («воссоединение»).

Возьмите, пожалуйста, первый лист и разделите его на правую и левую стороны: слева мы будем проводить «расчленение» данного интеллектуального объекта, а справа — его «воссоединение» (рис. 13).

Рисунок 13

Схема рассмотрения бизнес-процесса с помощью парной мыслительной операции «расчленение — воссоединение»

Итак, из каких интеллектуальных объектов состоит для вас данный бизнес-процесс?

Каждый руководитель по-своему думает о любом подразделении, поэтому я не могу дать вам конкретных рекомендаций. Но в качестве подсказки для заполнения левой половины листа могу создать следующие семейства фактов:

• социальный аспект: подумайте о том, кто является руководителем (владельцем) данного бизнес-процесса, сколько у него сотрудников, какая там организационно-штатная структура, каковы KPI руководителей или, возможно, действует какая-то иная система мотивации;

• финансово-экономический аспект: что является бизнес-планом данного подразделения, каковы статьи расходов, благодаря чему формируется доход, кто является клиентом данного бизнес-процесса, кто выполняет роль подрядчика, каковы механизмы контроля — финансового или продуктового;

• продуктовый аспект: что является результатом работы данного подразделения (бизнес-процесса) — будь то юридические договоры (в случае юридической службы компании) или объёмы и характеристики выплавляемой стали (в случае того или иного цеха металлургического завода), как обеспечивается обратная связь от клиентов;

• производственный аспект: как реализуется данный бизнес-процесс во времени — как формируется заказ на продукт или услугу, каким образом обеспечивается отработка этого заказа, каковы на данном производстве оборудование и технологии, какова система согласований и ответственности, как фиксируется результат, какие документы регламентируют работу, каким образом осуществляется взаимодействие с другими, смежными подразделениями (бизнес-процессами) компании и т. д.

Эти или другие семейства интеллектуальных объектов, на которые может быть расчленён рассматриваемый бизнес-процесс, следует максимально развернуть — подумайте о том, что вы знаете о каждом из аспектов, и фиксируйте это.

Например, насколько хорошо вы знаете специалистов, которые будут замещать лидера направления, если он заболеет или решит покинуть компанию? Насколько мотивация сотрудников завязана на производственный результат? Как контролируется качество продукции или какая система обеспечивает логистику на складах? Какие финансовые результаты были у подразделения в предыдущие годы и с чем это может быть связано?

Обращайте внимание на те отношения, которые касаются элементов данной ситуации — то, как интеллектуальные объекты разных уровней, составляющие рассматриваемый бизнес-процесс, взаимосвязаны друг с другом.

Проблемные интеллектуальные объекты, требующие вашего внимания, можно сразу помечать красным цветом, а те интеллектуальные объекты, для полноценной развёртки которых вам недостаточно информации, выделяйте зелёным.

После того как вы закончите с «расчленением», необходимо провести мыслительную операцию «воссоединения». Для этого переходите на правое поле вашего листа — и попробуйте собрать бизнес-процесс, который вы рассматриваете, как бы заново.

Задача этого этапа — объединить интеллектуальные объекты левой части листа каким-то иным, новым способом, позволяющим устранить негативные аспекты функционирования данного бизнес-процесса и определить его возможные точки роста.

Тут вы тоже можете действовать так, как вам удобнее, я же со своей стороны лишь предложу подсказки.

• Что является критерием эффективности данного бизнес-процесса, качества продукта, какие метрики вам стоило бы использовать? Может быть, необходим больший объём обратной связи от клиентов или смежных бизнесов, как это можно реализовать?

• Какие меры могут повысить эффективность данного бизнес-процесса и как их можно внедрить? Чего вам для этого не хватает, где и каким образом вы можете это получить? Как усилить кадровый состав и его мотивацию?

• Как перестроить систему работы в рамках данного бизнес-процесса (реструктуризация внутри подразделения), какие модели вы могли бы для этого использовать? Чей опыт можно было бы перенять? Каким образом вы выстраивали бы данный бизнес-процесс, если бы создавали его заново, с нуля?

• Можно ли в принципе отказаться от данного бизнес-процесса (производственного отдела, бизнес-юнита), закрыть его? Например, объединить его с другим бизнес-процессом (реструктуризация внутри компании) или отдать соответствующую функцию на аутсорсинг? Какие могут быть у этого последствия?

В результате проведённой работы вы получаете новое видение рассматриваемого бизнес-процесса — более полную информацию о том, что происходит на самом деле, определяете «зоны развития» и возможные «точки роста». Соответствующие инсайты зафиксируйте внизу вашего листа.

Шаг второй

Сейчас мы провели операцию, которая в классической философии называется «анализ» и «синтез». Вторая пара мыслительных операций с интеллектуальными объектами — «установление сходства — выявление различий».

Задача этого шага — сопоставить рассматриваемый вами бизнес-процесс с другими сходными бизнес-процессами в вашей компании, определить его универсальность («установление сходства»), с одной стороны, и его уникальность («выявление различий») — с другой.

Возьмите, пожалуйста, второй лист и разделите его на правую и левую стороны: слева мы будем проводить операцию «установление сходства» данного интеллектуального объекта, а справа — операцию «выявление различий» (рис. 14).

Рисунок 14

Схема рассмотрения бизнес-процесса с помощью парной мыслительной операции «установление сходства — выявление различий»

При заполнении данного листа работайте сразу на двух его половинах:

• на левой стороне листа необходимо фиксировать те составляющие (интеллектуальные объекты) рассматриваемого бизнес-процесса, которые делают его подобным другим бизнес-процессам в вашей компании (или тем бизнес-процессам, которые были выстроены вами когда-то в других компаниях и показали свою эффективность);

• на правой стороне листа фиксируйте те интеллектуальные объекты, которые отличают данный бизнес-процесс с точки зрения его организации и работы от других подразделений, направлений, отделов, ваших бизнесов и т. д.

Очевидно, что в работе любого отдела вашей компании, направления бизнеса, бизнес-юнита есть общие элементы и характеристики (интеллектуальные объекты) в указанных выше сферах — социальной, финансово-экономической, продуктовой и производственной; тогда чем именно данный бизнес-процесс отличается от других?

● Социальный аспект

• Зафиксируйте общие принципы корпоративной культуры, которые действуют в данном бизнес-процессе и в других подразделениях компании. В чём отличие их реализации в зависимости от подразделения, с чем это связано? Не формальные «миссии» и «ценности», а фактические поведенческие шаблоны — то, как люди взаимодействуют друг с другом на рабочем месте, как отрабатываются ошибки и нарушения, какие общие цели ставят перед собой сотрудники этого подразделения, как делятся информацией и т. д. Правда в том, что, когда сотрудники сами говорят о «корпоративной культуре», они говорят именно об этом, а не о провозглашённых идеалах.

• Рассмотрите организационно-штатную структуру, обеспечивающую данный бизнес-процесс. В чём её сходство и различие с другими бизнес-процессами компании? За счёт каких личностных качеств руководителей разных подразделений компании достигается экономия её сил и ресурсов? Каким образом можно повысить управленческую эффективность данного подразделения с учётом этих данных?

• Какова система мотивации сотрудников в данном бизнес-процессе с точки зрения сходства и различия между данным подразделением и другими? Может быть, опыт данного подразделения в этом вопросе может пригодиться в других или, наоборот, какую-то технологию мотивации можно переиспользовать, позаимствовав её у других подразделений?

● Финансово-экономический аспект

• Каким образом создаётся бизнес-план данного подразделения? В чём сходство и в чём различие подходов по этому вопросу у разных подразделений компании? Каким образом можно скоординировать планирование в разных подразделениях компании для получения общего, синергетического эффекта?

• Каковы технологии оптимизации затрат и увеличения производственной эффективности в работе данного подразделения? Какие ещё существуют подходы в вашей компании или о каких подходах вы знаете, но ещё не использовали на практике?

• Какова инвестиционная политика в рамках данного подразделения — чем она отличается, а чем похожа на аналогичные политики в других бизнес-процессах? Чем это обусловлено? Можно ли повысить эффективность компании в целом, если перераспределить потоки финансирования?

• Каковы механизмы финансово-экономического контроля в данном подразделении — чем они схожи и чем отличаются?

● Продуктовый аспект

• Чем отличается продукт данного подразделения (бизнес-процесса) от продуктов других подразделений или направлений компании, а в чём их схожесть? Есть качественные, принципиальные отличия? В чём они состоят?

• Каким образом обеспечивается качество продукта в данном подразделении и в других? Знают ли сотрудники подразделения о финальном образе продукта — насколько хорошо они его себе представляют? Каким образом налажена обратная связь с клиентами?

• Какова технология создания продукта в данном подразделении, в чём похожесть и в чём отличие продуктовой технологии в нём от других бизнес-процессов компании — некие типовые формы, индивидуальный подход к клиенту, «дизайн-мышление», «эмоциональный клей» и т. д.?

Производственный аспект

• Какова логика производственного процесса в данном подразделении — чем она похожа, а чем отличается от принципов организации производственного процесса в других бизнес-юнитах?

• За счёт чего выдерживаются сроки в том или ином подразделении компании? Какие принципы организации взаимодействия с клиентами и подрядчиками, а также инфраструктурными подразделениями (поставка комплектующих, склады, транспорт и т. д.) обеспечивают максимальную эффективность работы в разных подразделениях вашей компании?

• Насколько эффективно используется материально-техническая база соответствующего подразделения в сравнении с другими бизнес-направлениями? Каким путём достигается этот результат?

• Чем отличается и в чём схожа нормативная база, обеспечивающая производственный процесс этого и других подразделений — характер инструкций, должностных обязанностей, передача дел от смены к смене, путевые листы, канбан-доски и т. д.?

Сопоставление различных бизнес-процессов компании с целью определения сходства и различий позволяет:

• с одной стороны, выявить эффективные практики, которые могут быть переиспользованы в других подразделениях компании, и неэффективные практики, которые нуждаются в пересмотре в рамках того или иного бизнес-процесса;

• с другой стороны, этот подход позволяет выявить, в чём состоит уникальность каждого бизнес-процесса, и, соответственно, проясняет, какие специальные управленческие меры и какой инструментарий могут повысить эффективность конкретного бизнес-процесса.

Соответствующие инсайты, возникающие у вас по ходу выполнения этой части задания, выписывайте в нижней части вашего второго листа.

Шаг третий

Мы подошли к третьей паре мыслительных операций с интеллектуальными объектами, которые позволяют ещё раз, но уже иначе пересобрать тот же самый бизнес-процесс «обобщение — конкретизация».

Задача этого шага — так рассмотреть бизнес-процесс, чтобы определить его сущностные характеристики с одной стороны («обобщение»), и детализировать важные для вас моменты, возможно, продумать дальнейшие шаги по работе с этим бизнес-процессом — с другой («конкретизация»).

Возьмите, пожалуйста, третий лист и разделите его на правую и левую стороны: слева мы будем проводить операцию «обобщения» данного интеллектуального объекта, а справа — операцию «конкретизации» (рис. 15).

Рисунок 15

Схема рассмотрения бизнес-процесса с помощью парной мыслительной операции «обобщение — конкретизация»

Начнём с операции «обобщения», с помощью которой мы определим место данного бизнес-процесса в вашей компании. При реализации данной операции можно использовать различные подходы, я же со своей стороны предложу вам в качестве примера следующие.

• Приоритет для компании: что является главной целью и смыслом данного бизнес-процесса — возможно, это ключевое для вас производство, или же он обеспечивает качественную работу вашего предприятия, ваше конкурентное преимущество, а может быть, это, что называется, «имиджевая история»? Насколько хорошо эта задача решается при нынешней организации данного бизнес-процесса? Не нуждается ли он в реформировании, чтобы лучше решать главную задачу — с меньшими затратами и большим эффектом?

• Положение в системе: какое место данный бизнес-процесс занимает в системе других бизнес-процессов вашей компании — насколько хороша его интеграция, насколько эффективна логистика этого взаимодействия, какой вклад данный бизнес-процесс вносит в общий результат компании, соответствует ли этот результат затратам на обеспечение бизнес-процесса? Иными словами, то ли положение у данного бизнес-процесса в более общих процессах и достаточно ли, например, вы как руководитель уделяете ему внимание в связи с этим?

• Перспективы развития: какой потенциал у данного направления бизнеса — кадровый состав, материально-техническая база, цифровые и программные, финансовые средства, — где, в какой сфере и области вы могли бы использовать накопленный в данном бизнес-процессе потенциал для расширения пространства его деятельности, увеличения клиентской базы, создания новых товаров и услуг, востребованных сейчас на рынке?

• Капитализация: какой вклад это бизнес-направление вносит в капитализацию вашей компании, какой была бы его капитализация, если бы вы рассматривали его отдельно, вне связи с остальной структурой? Возможно, имеет смысл продать сейчас это бизнес-направление или привлечь в него сторонние инвестиции?

Применив операцию «обобщения» к рассматриваемому бизнес-процессу, определив его место в общей производственной системе, а также характер его отношений с другими бизнес-процессами, отделами и направлениями, можно перейти к «конкретизации» — например, определить принципиальные моменты дальнейшей работы с данным бизнес-процессом, чтобы он максимально соответствовал общим целям.

В качестве примера я, как обычно, предложу вам несколько направлений для размышлений, которые, конечно, сами по себе не исчерпывают всей палитры возможных операций «конкретизации».

• Пригласите руководителя подразделения, ответственного за рассматриваемый бизнес-процесс. Обсудите с ним инсайты, которые вы получили в процессе работы с данным интеллектуальным объектом. Поставьте перед собой цель получить конкретную информацию по вопросам, которые у вас возникли, подумайте с какими трудностями придётся столкнуться при реализации тех идей, которые вам показались важными.

• Запросите дополнительные материалы, которые позволят вам более детально проанализировать ситуацию — отчёты, документы, статистические данные по отрасли или компаниям-конкурентам и т. д.

• Вы также можете выполнить роль «тайного покупателя» данного продукта или услуги, чтобы оценить результаты работы соответствующего бизнес-направления на собственном опыте. Или можете встать на место сотрудника, участвующего в данном бизнес-процессе, чтобы лично оценить условия его работы, сложности, с которыми он, возможно, сталкивается, программное обеспечение, которым он пользуется, взаимодействие с клиентами и т. д.

• Вы можете провести совместную сборку «факт-карты» с сотрудниками, вовлечёнными в бизнес-процесс, который вы рассматривали^[6].

«Конкретизировать» любой бизнес-процесс можно до последнего болта, но в этом, конечно, нет необходимости. Сосредоточьтесь на том, что важно с точки зрения тех инсайтов, которые вы получили в результате работы с данным интеллектуальным объектом — рассматриваемым бизнес-процессом.

Шаг четвёртый

Применив три возможных типа парных операций с интеллектуальным объектом, которым является тот или иной бизнес-процесс (направление бизнеса, бизнес-юнит и т. д.), вы получаете большой объём фактов.

Вполне возможно, что о многих из этих «фактов» вы никогда не задумывались, потому что они были скрыты «внутри» интеллектуальных объектов, которыми вы обычно пользовались, ментально картируя пространство своего бизнеса.

Что ж, наработанные вами «факты» имеет смысл использовать. Например, вы можете использовать их в рамках технологии «Факт-карты», если есть вопрос, который вы хотели бы в данном бизнес-процессе решить.

Кроме того, эти факты, возможно, натолкнули вас на определённые размышления относительно других направлений вашего бизнеса, других бизнес-процессов, к которым вы теперь можете применить те или иные технологии мышления.

Глава третья
Карты и маршруты

Всё, что мы слышим, — это мнение, а не факт. Всё, что мы видим, — это точка зрения, а не истина.

Марк Аврелий

В двух первых главах мы попытались определить, что есть процесс мышления, и пришли к выводу, что он служит нам для формирования моделей реальности, которые позволяют реализовать наши потребности, желания, цели.

При этом сами по себе модели реальности — это лишь набор интеллектуальных объектов, которые, как мы выяснили, не являются самостоятельными сущностями, но становятся таковыми, потому что в этом есть для нас какой-то утилитарный смысл.

Понятно, что если я живу в городе, в квартире и, соответственно, пользуюсь мебелью, мне такой интеллектуальный объект — «мебель» — нужен. Но если я кочевник в Монголии, оленевод в тундре или живу в джунглях Амазонии, зачем мне думать о «мебели»?

С другой стороны, очевидно, что у кочевников, коренных народов Севера и амазонских аборигенов есть какие-то такие интеллектуальные объекты, которые мне даже в голову не придут. А если мне попытаются объяснить, что они значат, я точно пойму их как-то иначе, нежели естественные носители соответствующих языков и культур.

Да, на каком-то глубинном нейрофизиологическом уровне — кортикальных колонок, сравнительно небольших нейронных сетей, — если разобрать мои и их интеллектуальные объекты на составные части, окажется, что мы пользуемся одними и теми же элементами нейронного Lego.

Но чуть выше по иерархии сборки интеллектуальных объектов у меня, как представителя «золотого миллиарда», «Запада», «гражданина РФ» и т. д., с представителями принципиально других культур будет всё меньше и меньше общего в восприятии одной и той же реальности.

То есть и я могу поехать в Амазонию, и они могут оказаться в Санкт-Петербурге, но то, что я увижу там, а они — здесь, будет сильно отличаться от того, что вижу здесь я, а там — они. Вроде бы один и тот же мир, маленький шарик Земля, а картины мира — разные.

О когнитивном искажении «Проклятие знания»

О том, что такое когнитивное искажение «проклятие знания» и как с ним работать, я подробно рассказываю в рамках онлайн-курса «Мозг и бизнес»

Может быть, пример слишком радикальный? Но что вы скажете о том, как выглядит мир глазами врача и пациента, физика-ядерщика и гуманитария, собственника бизнеса и клиента?

Да, нам кажется, что поскольку у них у всех две руки, две ноги, туловище, голова и плоские ногти, как иронично заметил Платон, то и думают они так же, как и мы. Ну, может, чего-то не знают, не понимают до конца, но в целом думают и воспринимают мир так же.

Это лишь психологическая иллюзия. И дело не только в знаниях, но и в том, что у этих людей разные мотивы, разные цели, а мир, как мы знаем благодаря Алексею Алексеевичу Ухтомскому, таков, каковы наши доминанты.

Мы мыслим не просто так, мы мыслим всегда для какой-то цели, в связи с каким-то внутренним побуждением, и ментальную модель мира мы собираем, соответственно, под эту цель.

Когнитивное искажение «проклятие знания» говорит именно об этом, хотя и немного на другой лад: мы не можем представить, что другой человек не знает того, что мы уже знаем, в чём мы разбираемся.

Да, мы способны допустить, что у человека другое восприятие ситуации, потому что у него нет соответствующих знаний. Но представить, «как можно этого не знать», а главное — прочувствовать, как думает человек, который и в самом деле не знает того, что нам кажется «очевидным», — не в наших силах.

Знание, которым мы обладаем, — это уже часть нас самих, структурный элемент нашей ментальной модели мира. Поэтому убери его из нас, сотри — и наш мир начнёт рушиться.

Если вы когда-нибудь наблюдали за человеком, страдающим старческой деменцией или другим тяжёлым неврологическим заболеванием, вы понимаете, что такое существовать «в разрушенном мире».

Реальный мир, в котором такой пациент продолжает жить физически, никуда не делся. Но ментально мы живём не в физическом мире, а в той модели мира, которую создал наш мозг.

Так что любые два человека живут в разных мирах, даже если физически находятся рядом. Они многие вещи воспринимают и понимают по-разному, один думает о том, чего другому никогда не понять.

Сложность мира, его внутренней организации у разных людей тоже разная. Хотя общие механизмы создания наших индивидуальных миров, о которых мы уже говорили, универсальны:

• мир каждого из нас образован интеллектуальными объектами;

• каждый интеллектуальный объект создан из более простых интеллектуальных объектов;

• каждый интеллектуальный объект есть отношение каких-то других интеллектуальных объектов друг с другом;

• интеллектуальный объект оказывается проявленным, когда у человека возникает соответствующая ему потребность (мотив, цель, необходимость);

• «вещи» становятся для нас реальными благодаря психическому эссенциализму — за счёт внесения «в неё» определённой сущности (эссенции), которая, по сути, является «инструкцией по применению».

При этом само мышление непосредственно связано с потребностями человека (его мотивами, желаниями, целями и т. д.), то есть служит принятию решений.

В своё время Лев Семёнович Выготский блестяще сформулировал этот принцип: «Мысль начинается там, где мы наталкиваемся на препятствие».

Действительно, если бы мы не встречали во внешней среде никакого сопротивления своим желаниям, то и думать нам было бы не нужно — чего ни захочешь, то сразу и получаешь.

Но мир, как известно, устроен иначе: мы чего-то хотим, пытаемся это получить, и, наталкиваясь на препятствие, наше неудовлетворённое желание, по сути, и заставляет нас думать — то есть искать пути достижения цели.

Таким образом, мы вплотную подошли к вопросу принятия решений. А что такое принятие решений, если мы принимаем их не в реальности, а на карте этой реальности? Да, это можно сравнить с прокладыванием маршрута — маршрута действий на карте нашего внутреннего мира.

Что такое карта и территория?

Фрагмент урока из онлайн-курса «Факт-карты»

Стоит ли удивляться поэтому, что разные люди принимают в одних и тех же, казалось бы, ситуациях совершенно разные решения? Едва ли. Если два человека воспринимают мир по-разному, думают о нём по-разному, моделируют его по-разному, то и решения, которые они примут, тоже будут разными.

«Добрый самаритянин»

На своих лекциях я часто рассказываю этот знаменитый социально-психологический эксперимент, проведённый в 1973 году двумя корифеями, можно сказать легендами социальной психологии — Джоном Дарли и Дэниелом Батсоном.

Суть эксперимента такова: ничего не подозревающему студенту Принстонской семинарии сообщают, что местный пастор приболел и его нужно срочно заменить — мол, в здании неподалёку соберутся прихожане, и им обещана проповедь «О добром самаритянине», пойди почитай.

Таким образом, в основе сюжета — известная притча из Нового Завета. Некий человек по дороге из Иерусалима в Иерихон подвергся нападению разбойников. Избитый и ограбленный, он полуживой лежит на дороге. Мимо него проходят два священника высокого еврейского сословия и помощи несчастному не оказывают.

За ними следом едет самаритянин, и он-то как раз проявляет сострадание (а самаритяне — это народность, которую древние евреи ни в грош не ставили). В общем, самаритянин поступает по-христиански: перевязывает раны пострадавшего, отвозит его в город, размещает в гостинице, которую ещё и оплачивает.

«Кто из этих троих, думаешь ты, был ближний попавшемуся разбойникам?» — спрашивает Иисус в Евангелии от Луки.

Ответ очевиден — добрый самаритянин. И Иисус это подтверждает, более того, заповедует действовать так же. Мораль этой притчи: не важно, какого ты рода и племени, быть «ближним» — это значит помогать, и будет вам за это Царствие Небесное.

Итак, наш семинарист направляется читать проповедь «О добром самаритянине», но вот незадача — по дороге к пастве он встречает человека болезненного и неопрятного вида, но, очевидно, нуждающегося в помощи (разумеется, это актёр, которому соответствующую роль дали Дарли и Батсон).

Вопрос: какое количество семинаристов, идущих читать проповедь «О добром самаритянине», остановилось, чтобы помочь несчастному?

На самом деле, очень большой процент — 40 % испытуемых предложили «жертве» прямую или косвенную помощь. Из числа контрольной группы — из семинаристов, которые шли по своим делам, — предложили помощь страждущему только 29 %.

Кстати, если вам вдруг самим потребуется помощь, а рядом окажутся прохожие, которые не обременены, так сказать, грузом веры, то вы сможете рассчитывать на помощь лишь одного из десяти.

Но суть эксперимента не в этом. Суть в том, что одним семинаристам, оказавшимся участниками этого социально-психологического представления, говорили, что они опаздывают — мол, паства уже ждёт, все собрались, надо поторопиться, а другим участникам, при прочих равных, говорили, что времени хоть отбавляй.

Выяснилось, что помощь несчастному предложили 64 % испытуемых из тех, что не торопились, и лишь 10 % из тех, которые думали, что они опаздывают. То есть всего лишь один факт, одна-единственная новая вводная изменила поведение половины испытуемых!

Когда я представляю эти данные на лекции, иллюстрируя таким образом, насколько сильно мы зависим от обстоятельств и насколько мало — от наших ценностных установок, кто-нибудь обязательно да скажет: «Но десять процентов всё равно предложили помощь!»

И то правда. Но на это я всегда отвечаю: хорошие, сердобольные люди действительно есть, но из данных этого эксперимента следует другой вывод — 10 % принстонских семинаристов не считают, что опаздывать зазорно.

Мы всё время забываем, что другие люди — другие. Многие, как известно, регулярно опаздывают просто потому, что в их внутреннем мире нет такого императива «приходить нужно вовремя». Они живут буквально в другой реальности, где опоздания и нервно тикающие часы — никакая не трагедия.

Конечно, на наше поведение влияют и наши ценностные установки, и ситуативные факторы, и просто наше физическое состояние (известно, что голодный судья принимает более строгие решения, нежели сытый).

Но ключевой фактор, определяющий наше решение, — это наша модель мира. Это первично, а жизненные события лишь как-то на нашу модель мира накладываются. По сути, сама наша модель мира и придаёт значение, вес соответствующим внешним сигналам.

Качество наших решений зависит от того, насколько хороша наша внутренняя карта по тому или иному вопросу. Понятно, что чем детальнее и лучше она проработана, тем больше шансов, что мы примем правильное решение (одно дело — добираться до места, используя карту XV века, и другое — современные интерактивные карты типа Google Maps или Яндекс Карты).

Впрочем, вопрос здесь не только в детализации нашей модели реальности, но и в том, насколько данные этой нашей карты хорошо отражают реальность как таковую, действительную и в нужном нам аспекте (или, как мы ещё говорим в методологии мышления, — в соответствующем «содержательном континууме»).

Вы можете встретить человека, который потрясающим образом разбирается в каких-то вещах — программировании, например, или сортах французского вина, — но совершенно ничего не смыслит в медицине или психологии.

И вы вряд ли пойдёте лечиться к программисту или станете заказывать психологу подбор вин. Впрочем, тут решение вполне очевидно, а вот как проверить, насколько модели реальности тех или иных «специалистов» связаны с фактической реальностью, — это вопрос.

Думаю, что вы не раз сталкивались с тем, что человек, демонстрирующий невероятную эрудицию, предлагал вам проект, который оказывался абсолютно провальным.

То есть модель мира была вроде бы подробной, даже завораживающе прекрасной, и к профессиональным компетенциям человека придраться не было повода, а по факту — решение ужасное.

Как писал Льюис Кэрролл в своей «Алисе»: «План, что и говорить, был превосходный: простой и ясный, лучше не придумаешь. Недостаток у него был только один: было совершенно неизвестно, как привести его в исполнение».

Таким образом, необходимо чётко зафиксировать три критерия, которые нужно учитывать, принимая решение. Наша карта или модель реальности должна:

• соответствовать содержательному континууму вопроса;

• быть детальной и подробной;

• и самое важное — соответствовать реальности как таковой.

С последним пунктом особенно трудно: реальность находится по ту сторону от нас — нашего мозга, сознания, даже по ту сторону нашего рецепторного аппарата, — поэтому мы никогда не можем быть уверены в том, что наша модель этой реальности верна.

«Философское животное»

Не секрет, что моим любимым философом является Людвиг Витгенштейн. Поэтому в моём рабочем кабинете, в квартире буквально стада носорогов. Каких-то из них я купил сам, но большинство — это подарки моих друзей.

Вы спросите, какая связь между Витгенштейном и носорогами? А связь действительно есть, и лично для меня она весьма символическая.

Витгенштейн — фигура странная, во многом противоречивая, а в жизни он был и вовсе невыносим. Рассказывают, что однажды он навестил свою родственницу в больнице и поинтересовался, как она себя чувствует.

Дама обладала хорошим образным мышлением и ответила ему:

— Как собака, попавшая под грузовик…

— Вы не можете знать, как чувствует себя собака, попавшая под грузовик! — буквально выкрикнул ей в лицо Витгенштейн и тут же ретировался, гневно хлопнув дверью.

Когда же его самого сбила машина, а он шёл в этот момент с одним из своих коллег и что-то сосредоточенно ему объяснял, философ просто поднялся на ноги и как ни в чём не бывало продолжил свои рассуждения равно с того места, на котором его прервало столкновение с автомобилем.

Легенды складывают о том, как Витгенштейн чуть не избил кочергой знаменитого философа Карла Поппера во время семинара в Кембриджском университете. Так, кстати сказать, появилось выражение «кочерга Витгенштейна», которая символизирует борьбу этических норм с интеллектуальной строгостью.

Ну а носорог… Больше всего доставалось от Витгенштейна другому философу — блистательному Бертрану Расселу, и, строго говоря, это «носорог Рассела», а не Витгенштейна.

Рассел был по-настоящему культовой фигурой своего времени, интеллектуалом, лауреатом Нобелевской премии по литературе. Но первая же их встреча с Витгенштейном прошла со скандалом.

Молодой Людвиг буквально с порога, забыв представиться и не рассказав, что прибыл по рекомендации Готлоба Фреге, подверг мэтра невообразимой, по крайней мере по ощущению самого мэтра, критике.

«Мой немецкий инженер, я думаю, дурак, — чуть позже писал Бертран Рассел своей подруге леди Оттолайн Моррелл. — Он считает, что ничто эмпирическое непознаваемо. Я сказал ему, чтобы он признал, что в комнате нет носорога, но он не признал этого».

Рассказывают, что когда этот спор возобновился во время лекции, уязвлённый Рассел устроил из своей, как ему казалось, шутки с носорогом целый спектакль — он театрально ходил по лекционному залу, заглядывал под все столы и спрашивал слушателей: «Что, есть тут носорог? Нет?! Как, тут нет носорога?! Не может быть! Что ж, пойдём дальше, поищем…»

Впрочем, попытка смутить Витгенштейна — затея наивная и крайне самонадеянная, даже для Рассела. Его «студент» продолжал упрямо настаивать на своём:

— Я не говорю, что здесь есть носорог. Я говорю лишь то, что вы не можете быть уверены, что в этой комнате нет носорога!

Вот строгость мышления в чистом виде: мы всегда должны помнить, что наши представления о реальности и реальность — это вовсе не одно и то же.

Напротив, модель чего-то никогда не может быть этим «чем-то», это всегда что-то другое. Так и карта, полностью совпадающая с территорией, будет этой самой территорией, а вовсе не её картой.

В своих «Философских исследованиях» Витгенштейн пишет: «Из того, что мне — или всем — кажется, что это так, не следует, что это так и есть».

Кажется, это лишь повтор древней мудрости Сократа: «Я знаю, что ничего не знаю. Хотя другие не знают даже этого».

Но вчитаемся в продолжение этой фразы у Витгенштейна: «Но задайся вопросом: можно ли сознательно в этом сомневаться?»

И в самом деле, как усомниться в реальности того, что нам кажется настоящим? Да уж, представить себе носорога, притаившегося в квартире профессора Рассела или в лекционном зале Кембриджа, куда легче!

Каким же образом нам поддерживать контакт наших ментальных моделей с реальностью? К сожалению, ничего лучше, чем «обратная связь» (проверка гипотезы практикой), до сих пор придумано не было. С другой стороны, придумано о ней было куда больше, чем мы привыкли об этом думать.

В 2014 году профессор теоретической физики, знаменитый популяризатор науки Митио Каку опубликовал книгу с амбициозным названием «Будущее разума. Научный способ понять, улучшить и расширить возможности разума».

В ней он сформулировал «пространственно-временную теорию сознания», суть которой заключается в том, что сознание представляет собой процесс создания моделей мира с использованием множества обратных связей по разным параметрам.

Митио Каку приводит простую и достаточно изящную, на мой вкус, аналогию — кондиционер с термостатом. Кондиционер работает, пока не будет достигнута определённая температура, и останавливается, получив обратную связь, что это произошло. Ну и заново включается, когда получает обратную связь о том, что температура перестала отвечать заданной.

Обратная связь — это механизм существования всех «живых» систем, причём самого разного уровня.

Так, эволюционная теория Чарльза Дарвина объясняется той же обратной связью: если мутация способствует выживанию вида, то она сохраняется, если нет — выбраковывается вместе с носителем.

Любая экосистема — например, количество бактерий разного типа в вашем кишечнике — определяется обратными связями между колониями этих бактерий. Наконец, жизнь любого организма — это одни сплошные обратные связи.

Так что Митио Каку прав: чем больше и чем разнообразнее будут петли обратной связи конкретной системы, тем более разумной и осмысленной мы можем её считать.

Впрочем, значительно раньше него, и опережая даже основателя кибернетики Норберта Винера, к более интересным выводам по поводу «обратной связи» пришёл наш выдающийся соотечественник, академик Пётр Кузьмич Анохин, автор теории функциональных систем.

Сразу должен предупредить, что схема его главного детища выглядит страшновато, а о термины, которые он использует, можно и язык сломать (чего стоит только «акцептор результата действия»). Но на самом деле всё не так драматично, как кажется на первый взгляд.

Исходный эксперимент

Дело было в конце 20-х годов прошлого века, когда о модной сейчас нейропластичности — способности мозга меняться под действием опыта, а также замещать утраченные функции с помощью формирования новых нейронных связей — ещё никто и слыхом не слыхивал.

Пётр Кузьмич к этому моменту уже успел отучиться у Владимира Михайловича Бехтерева и Ивана Петровича Павлова и заступил на должность старшего ассистента кафедры физиологии Ленинградского зоотехнического института, где и был проведён следующий эксперимент.

У подопытной собаки Пётр Кузьмич перерезал два нерва: блуждающий (n. vagus) и лучевой нерв передней ноги (n. radialis). В норме блуждающий нерв регулирует деятельность внутренних органов — иннервирует слизистую глотки и гортани, лёгкие, кишечник, пищевод, желудок и т. д., а лучевой нерв отвечает за разгибание конечности.

При этом, когда вы перерезаете нерв, та его часть, которая находится ниже линии разреза, то есть дальше от центра, погибает. Но остаётся канал этого нерва. Теперь представьте, что мы скручиваем два верхних конца этих нервов и пришиваем их к противоположным нервным каналам.

В результате этой процедуры двигательный нерв собаки, который выходит из двигательных отделов нервной системы, будет постепенно прорастать в русло блуждающего нерва. А блуждающий, который выходит из центров вегетативной регуляции в мозге, соответственно, будет расти в русле двигательного нерва.

После восстановления прооперированного животного двигательные центры нервной системы стали получать информацию от внутренних органов, а вегетативные центры — от собачьей лапы.

При лёгком почёсывании кожи на лапе у прооперированной собаки начинался неукротимый кашель, переходящий в гортанный хрип. То есть мы трогаем лапу, где когда-то был лучевой нерв, но собака лапу не одёргивает: сигнал поступает в нервный центр, который думает, что мы раздражаем животному глотку и гортань.

Если, предупреждая возможность раздражения кожи, Анохин надавливал собаке на мышцу, то у животного и вовсе начиналась неукротимая рвота. То есть, опять-таки, раздражение приходится на лапу, а реакция такая, словно бы мы что-то сделали с собачьим желудком.

Но вот животное живёт в лаборатории Петра Кузьмича ещё месяц — кашляет то и дело, рыгает странно, волочит лапу. Но постепенно жизнь приходит в нормальное русло: чесание кожи на лапе и давление на мышцу больше не вызывают вегетативных реакций, да и нога в полном порядке!

Что же за чудо такое произошло? И вправду звучит как чудо, но на самом деле спасибо обратной связи!

Мозг животного «понял», что раздражители приводят не к тому результату, к которому нужно, и перестроился внутри самого себя. Можно сказать, переподключил в самом себе спутавшиеся провода — провёл внутри себя операцию, обратную той, которую Анохин сделал животному.

За месяц мозг сумел сам согласовать раздражители с нужными центрами регуляции: центр блуждающего нерва стал переадресовывать сигналы в центр вегетативной регуляции, а двигательный центр левой лапы научился отправлять сигналы к центрам вегетативной регуляции. И собака как новенькая!

Надеюсь, я вас не слишком запутал. А если запутал, то вот вывод: в этом эксперименте Пётр Кузьмич Анохин доказал, что наш мозг — это множество связанных друг с другом функциональных систем, деятельность каждой из них направлена на удовлетворение тех или иных наших потребностей, а настраиваются эти системы с помощью «обратной связи», то есть ориентируются на результат и корректируют свою работу в зависимости от результата действий.

Почему важно понимать теорию функциональных систем Петра Кузьмича Анохина и почему я пишу о ней в книге о стратегическом мышлении в бизнесе? Потому что перед нами не просто схема функциональной системы мозга, но и схема работы любой «живой» системы, и бизнеса в том числе.

Внимательно посмотрите на схему (рис. 16).

Рисунок 16

Функциональная система по П. К. Анохину

В левой части этой схемы находится, условно говоря, мозг (вообще, это всё мозг, но для простоты понимания будем считать так). Что мы видим? Сверху «память», внизу «мотивация» — это, по сути, кора и подкорка.

Мозг получает сигналы из внешней среды: «пусковой сигнал» и «обстановочная афферентация» (или, по-русски говоря, — восприятие внешней ситуации) — это те обстоятельства среды, в которой вы находитесь. Где вы сейчас? В комнате? В своей машине? Вот такая у вас обстановочная афферентация.

Если мы говорим о вашем бизнесе, то обстановочной афферентацией для него будут рыночная ситуация, покупательная способность населения, структура потребления, действия конкурентов и регулирующих органов, ситуация у поставщиков и т. д.

«Пусковым сигналом» может стать хоть доклад исполнительного директора вашей компании, из которого вы понимаете, что не всё так хорошо в датском королевстве, хоть новость, услышанная по радио и, казалось бы, не имеющая никакого к вам отношения.

Так или иначе, вы вдруг осознаете, что пора предпринимать активные действия. А проще говоря, вы наткнулись на препятствие, которое хотели бы, да не можете игнорировать: возникла естественная ситуация побуждения к мыслительной деятельности. В результате вы:

• спровоцированные «пусковым стимулом», который приобретает своё значение на фоне «обстановочной ориентации»,

• опираясь на то, что вы знаете (ваша модель данного содержательного континуума, а здесь — «память»)

• и чего вы хотите (например, заработать, занять новую нишу, потеснить конкурента, а на схеме — «мотивация»),

• принимаете для себя какое-то «решение» (допустим — увеличить производство или временно сократить, открыть новые точки или сократить, перейти в онлайн, расширить ассортимент продукции или запустить принципиально новую услугу).

Мы оказались в центре схемы «принятие решения», «мышление». И тут нужно сосредоточиться, потому что нам предстоит подумать. Как завещал Даниэль Канеман: «Думай медленно, решай быстро!»:

• чётко определить «цель» наших действий (или «акцептор результата действия»);

• определить «параметры результата» — то есть что будет свидетельствовать о том, что мы движемся в правильном направлении;

• создать «план и программу действий».

Первый из этих трёх пунктов самый сложный, потому что цель — это не желание (мотивация) и не решение, которое вы принимаете. Цель — это пересечение желаний и решений.

Ошибки в постановке целей

Умение отличать «цели» и «желания» — это важная составляющая управления бизнесом, именно поэтому мы посвятили этому целое занятие на онлайн-курсе «Мозг и бизнес». Посмотрите небольшое видео из этого занятия!

Желание заработать — простое и понятное. Решение, например, открыть новые точки — тоже не бином Ньютона. Но цель какая? Открыть точки? Заработать? Нет, это ещё не цель. Цель — это заработать с помощью новых точек, если таково наше желание и такое у нас решение.

Кажется, всё на поверхности — зачем ещё открывать новые точки, если не для того, чтобы заработать? Чего ради такого огород городить? Но, на самом деле, это ключевой вопрос!

Именно исходя из цели, вы только и сможете определить, какими должны быть «параметры результата», которые будут свидетельствовать о том, что ваши знания (ваша модель реальности — «память») и ваше желание («мотив») в рамках существующей обстановочной афферентации привели вас к правильному «решению».

Вот почему цель, а точнее, «акцептор результата действия», — это и есть то препятствие, на которое мы наталкиваемся, что только и заставляет нас по-настоящему думать.

К сожалению, предприниматели с настойчивостью, достойной лучшего применения, совершают эти классические бизнес-ошибки:

• во-первых, все мы имеем какой-то жизненный опыт, а тем более если это опыт в бизнесе, и верим, что раз у нас однажды что-то получилось, то получится и в следующий раз, причём примерно таким же образом (на деле — бог его знает, почему у нас тогда получилось, может быть, просто повезло, звёзды сошлись, а если и нет, то почему мы уверены, что тем же способом мы получим результат и в этот раз?);

• во-вторых, если мы имеем какие-то профессиональные знания в определённой сфере (архитекторы — в строительстве, врачи — в медицинском обслуживании и т. д.), то считаем, что и в коммерции, если сферу деятельности мы не меняем, мы обязательно преуспеем — мы же тут, как нам кажется, каждую собаку знаем и через одну съели или хотя бы понадкусывали;

• в-третьих, многие из нас легко оказываются заложниками какой-то красивой, яркой, нестандартной идеи, которая на самом деле не работает, но она нам нравится, мы так в неё верим (как завещал Тони Робинс на курсах «по мотивации»), что пытаемся её реализовывать, несмотря ни на что, фиксируя убытки на убытках.

Знакомые ситуации? И вот все они — результат непонимания взаимосвязи ключевых элементов функциональной системы Петра Кузьмича Анохина.

Что такое «акцептор результата действия»?

Что такое «акцептор результата действия» и почему важно понимать этот концепт — и в рамках бизнеса, и для жизни вообще, — я рассказываю в специальной лекции для «Академии смысла»

Если вы чётко понимаете, что целью открытия новых точек является желание заработать (а не просто увеличить прибыль, например, и не потеснить конкурента), то и параметры результата у вас будут соответствующие: рост доходности вашего бизнеса, а не рост прибыли и не самочувствие конкурента.

Более того, когда вы будете создавать план и программу действий, в план войдёт то самое открытие новых точек, а вот программа будет содержать (именно для такой цели) меры по оптимизации расходов за счёт масштабирования бизнеса (например, за счёт централизации бэк-офиса, логистики, использования складских помещений, получения скидок «за объём» от поставщиков и т. д., и т. п.).

Но если цель у вас будет другая — допустим, пододвинуть конкурента, сохранив при этом прежний уровень доходности, — то и план, и программа действий у вас будут другие: где-то вы можете пойти на снижение цены продукта (демпингнуть), где-то перекупить поставщика (взять его, например, на эксклюзив), где-то снизить качество продукта, но усилить за счёт сэкономленных средств маркетинговую составляющую, а ещё поймёте, что вам нужен новый и дорогой специалист по маркетингу, и решитесь его, наконец, купить.

В общем, цель меняет всё, но и это ещё не всё. Мы так и не дошли до «обратной связи», а сейчас как раз её очередь — мы перемещаемся в правую часть схемы функциональной системы по Анохину.

Здесь у нас логично располагается «обратная афферентация» (по-русски говоря, восприятие следствий наших действий), которая состоит из трёх блоков: «действия», «результата действия» и «параметров результата».

То есть речь идёт не просто о каком-то действии — мол, открыли точку, перерезали ленточку — и счастье-счастье, а о сборе информации о том:

• какое действие было произведено;

• какой результат был при этом достигнут;

• и насколько он соотносится с желаемым результатом («потребным будущим», если пользоваться терминологией того же Петра Кузьмича Анохина).

Если вы почесали лапу, а ваша собака начала задыхаться, потянули ей мышцу, а она давай на рвоту исходить, то вы, очевидно, не достигли своей цели: акцептор результата действия недоволен, и это — посмотрите на стрелки схемы — должно привести к корректировке, а то и полному изменению существующей программы действий.

Изменив программу действий, вы попытаете счастье снова и снова, и снова, пока параметры результата не будут соответствовать «потребным», ожидаемым.

Но что если корректировка программы не даёт эффекта, то есть что бы вы ни делали — то же самое — рвота и кашель, кашель и рвота? Что в таком случае делать?

И вот тут наступает ключевой момент. До него мы шли по схеме функциональных систем слева направо, а теперь, уперевшись в стену акцептора результата действия, мы пойдём обратно — к мышлению, которое потребует от нас скорректировать нашу модель реальности.

И тут у нас снова три параметра.

● Во-первых, возможно, проблема в том, что наше желание («мотивация») неосуществимо, по крайней мере сейчас, в данных обстоятельствах, а поэтому, возможно, сейчас «мотивацию» нашего решения надо поменять, сделать переход хода — сначала добиться чего-то другого, а потом, уже с занятых позиций, вернуться к изначальной мотивации:

• например, оторваться от конкурента, а не гнаться за прибылью, и тогда прибыль, но через переход хода, будет той, на которую мы изначально рассчитывали;

• или как раз сделать ставку не на противостояние с конкурентом, а на прибыль, чтобы благодаря красивой отчётности получить хороший кредит и вдарить по конкуренту уже изо всех орудий.

● Во-вторых, не исключено, что мы где-то ошиблись в оценке «обстановочной афферентации» и «пускового стимула»:

• чего-то не учли в ситуации на рынке, в клиентском поведении, в отчётности своей компании, в юридических нюансах интеллектуального права или специальных форм налогообложения и т. д.;

• а следовательно, нам надо эту «обстановку», а возможно, и этот «стимул», переосмыслить — изучить, что там и почему происходит на самом деле, провести соответствующее исследование, посмотреть туда, куда ещё не заглядывали.

● Наконец, в-третьих, проблема может быть связана с нашими знаниями — с «памятью».

• Возможно, мы ошибочно полагали, что у нас уже есть необходимые профессиональные «прихваты», чтобы добиться желаемого, что нам будет достаточно тех форматов работы, к которым мы уже привыкли. Но вот оказалось, что для данного желания, такой обстановочной афферентации и таких решений этих форматов недостаточно, нужно начать думать как-то по-другому, иначе на эту ситуацию посмотреть — например, сугубо с коммерческой точки зрения.

• А может быть, мы переоценили идею, которую принялись со всем пылом и жаром реализовывать? На каком основании мы вообще сочли, что она была «рабочей»? Какие были объективные причины так думать, кроме, разумеется, её «красоты» и нашего личного энтузиазма? Всё это вопросы, которые вполне следовало бы себе задать, посмотрев, так сказать, правде в глаза.

• Наконец, может быть, мы вообще зашли в сферу, в которой по факту ничего не смыслим? Например, я хороший врач, но почему я решил, что буду и хорошим бизнесменом в сфере медицинских услуг? Потому что руководил отделением в больнице или взводом в армии? Но «коммерческая жилка» — это другое, это не про руководить людьми, это про деньги, и это вообще другой способ думать. Изучил ли я его, прежде чем браться за дело?

То есть мы вернулись в начало нашей схемы, в левую её часть, чтобы снова собрать факты и пересобрать свою модель реальности в данном аспекте нашей жизни и деятельности.

Мы начали с того, что собрали факты: «обстановочная афферентация» (обстоятельства дела), «память» (наши знания), «мотивация» (наше желание), и всё было вроде фбы неплохо. Мы развернули эту модель реальности и увидели на ней маршрут — цель, план и программу действий.

Однако с помощью отстроенной системы «обратной афферентации» (обратной связи), включающей в себя и «действия», и оценку «результатов действия», и сопоставление их с «параметрами результата», мы, на счастье, упёрлись в «акцептор результата действия» — в нашу «цель».

И наша «цель» нам сказала: нет, товарищи, так не получится! Мол, давайте возвращайтесь в левую часть схемы и сделайте что-нибудь со своей моделью реальности: можете желание поменять, можете — знания, а может быть, соберёте дополнительную информацию, что да как в мире происходит.

В общем, передумывайте всё и вся, и тогда уж, после генеральной пересборки своей модели реальности, возвращайтесь, а мы ещё раз — с новой целью (с новым акцептором результата действия) — создадим программу действий и попробуем ещё один подход.

«Академия смысла»

Расскажу на своём опыте, как теория функциональных систем работает в бизнесе. И не только. Сейчас все, кто знает меня, знают не только «доктора Курпатова», но и бренд «Академии смысла». Но планов делать её у меня изначально не было — от слова совсем.

Закончив свою работу на телевидении, я заработал достаточно, чтобы, с учётом моих относительно скромных запросов, можно было бы просто заниматься любимым делом — методологией.

Это не фигура речи — свою первую монографию по методологии я написал в 1995 году, когда мне был 21 год, и продолжаю, что называется, в том же духе. Но методологией и научными монографиями, понятное дело, семью не прокормишь, поэтому параллельно я занимался психотерапией, применяя к ней ту самую методологию.

В общем, в моей собственной жизненной практике методология давала свои плоды в самых разных видах и формах, но прорабатывать её дальше возможности не было — слишком много времени и сил забирали другие проекты. В тот же момент, когда я только смог позволить себе заниматься «чистой методологией», я тут же приступил к организации своей деятельности.

План был строго по Льюису Кэрроллу: «простой и ясный, лучше не придумаешь».

Практически все заработанные мной в большом бизнесе деньги я вложил в покупку комплекса зданий в центре Санкт-Петербурга, в красивый ремонт и создание сопутствующей инфраструктуры: кафе, ресторан, типографию, отель и даже салон красоты, не считая учебных аудиторий, конференц-залов, диджитал-агентства и т. д.

В те годы в Петербурге был очень популярен формат «креативных кластеров». Но все они выглядели, прямо скажем, как Берлин в 1945 году — располагались в полузаброшенных зданиях, да и публика там была соответствующая — альтернативная молодёжь, танцующая и пьющая пиво.

Очевидно же, что Петербургу недоставало кластера высокой культуры быта! Ну, это мне тогда так казалось, поэтому на ул. Достоевского возник «Интеллектуальный кластер “Игры разума”». Решение, как ему и положено, возникло на основе моей «мотивации», «памяти», «обстановочной афферентации» и «пускового сигнала».

По наивности я полагал, что необходимо создать условия, и уже существующие публичные лектории, научно-просветительские клубы и организации, — потенциальные, так сказать, «резиденты кластера», — сами подтянутся.

И правда, поначалу все подтянулись, но, как говорится, безвозмездно, то есть даром. Выяснилось, что экономическая модель у них никакая, так что за счёт внешних «резидентов» не удастся даже коммуналку оплачивать, не говоря уже об охране, управленцах, администраторах, уборщицах, электриках, сантехниках и так далее по списку.

А я-то, конечно, надеялся, что сам стану просто одним из резидентов моего собственного кластера и в созданной мной Высшей школе методологии буду тихо, спокойно, в узком кругу единомышленников работать всю оставшуюся жизнь. Не тут-то было: купила баба порося, а порося оказался прожорливым.

Как вы думаете, что я сделал следом? Ну конечно, я создал свои публичные лектории! «Александрийскую библиотеку» для гуманитарно-философских вопросов, и «Зануду» — для естественно-научных. Потраченные на это деньги тоже вылетели в прожорливую трубу «кластера».

То есть мой акцептор результата действия активно мне сопротивлялся, но я отказывался это замечать и находил способы уклоняться. Моя «мотивация» (желание) и принятое «решение» всё ещё вели меня по дороге, не предполагающей никакого осмысленного хеппи-энда.

Утешало только то, что я, как и хотел, мог проводить свои методологические семинары для слушателей Высшей школы методологии. Но и тут, честно говоря, не всё шло гладко…

За это время я последовательно написал четыре монографии по методологии: «Методология мышления. Черновик», «Что такое мышление? Наброски», «Пространство мышления. Соображения» и «Что такое реальность? Концепт». Так что материалов для семинаров у меня было предостаточно.

Только вот толку от этих семинаров было мало. Благодарная аудитория исправно их посещала, но всё, что я ей рассказывал, было, прямо скажем, сложно понять. Вообще, как я теперь уже знаю, понять методологию мышления, не понимая, как устроен человеческий мозг, практически невозможно.

В конце концов, методология — это наука о методе работы со знанием. А методология мышления, которую я разрабатываю, это метод работы со знанием на основе того, как работает наш мозг.

Но кто ж знал, что мозг для подавляющего большинства людей по-прежнему — «предмет тёмный, познанию не подлежит»?

Да, то самое «проклятие знания» недвусмысленно припёрло меня к стенке, пока не осознал сформулированную в своей же собственной монографии мысль: «Если вы действуете, но не получаете ожидаемого результата, то вполне возможно, что ваша модель реальности просто неверна».

На этом этапе, как вы понимаете, я откатился из правой части анохинской схемы в её центр и, несолоно хлебавши, не без стеснения посыпав голову пеплом, уверенно пошёл по ней влево.

Как я теперь уже знал («память»), недостаточно просто рассказывать людям, что все мы в нашем «дивном новом мире» массово тупеем от информационной псевдодебильности, подчёркивая таким образом важность изучения мышления

Серия книг «Мозг и бизнес»

© Курпатов А. В., 2023

© ООО «Издательский Дом «Нева», 2023

Введение

Если кто-то предлагает вам удивительную возможность, но вы не уверены, что сможете сделать это, скажите да – позже узнаете, как это делать!

Ричард Брэнсон

Время сейчас такое, что вроде бы не до стратегий…

Всё меняется – привычный мир рушится, психология людей, переживающих хронический стресс, лишается адекватности, рынки и даже целые индустрии жёстко лихорадит. Непредсказуемость – второе имя этого мира.

А как уследить за новыми технологиями, которым нет конца? Чехардой в регламентирующих документах? Постоянно меняющимся потребительским поведением? Что будет завтра – совершенно непонятно.

Какие уж тут стратегии?! Но стратегическое мышление – это не про конкретный стратегический план.

Стратегическое мышление – это способность предпринимателя, руководителя, менеджера, да и просто человека видеть всю полноту возможностей и ресурсов, которыми он располагает, чтобы принимать решения, которые принесут ему желаемый результат на том или ином временном горизонте.

Проще говоря, стратегия – это перспективный план и способы его достижения, а стратегическое мышление – это использование знаний о ситуации для достижения результата, что крайне важно как раз в ситуации неопределённости и при большом количестве разнонаправленных вводных.

Рисунок 1

Схематичное изображение мозга человека

С нейрофизиологической точки зрения стратегическое мышление обусловлено работой префронтальной коры, которая формируется в растущем мозге дольше всего и окончательно созревает, если можно так сказать, только к 25 годам.

Видео: «Почему успех бизнеса зависит от эффективности мышления руководителя?»

На рис. 1 вы можете видеть, где в мозге находится та самая префронтальная кора, которая отвечает за нашу рассудочную деятельность, и на нём же отдельно обозначены подкорковые структуры, включая миндалину (миндалевидное тело), отвечающую за страх и агрессию – ключевые эмоции, важные для нашего с вами выживания.

Между этими двумя конфликтующими друг с другом «полюсами» и разворачивается, по большому счёту, вся драма нашей с вами жизни.

Выдающийся американский психолог Уолтер Мишель, который широко известен благодаря своему «зефировому тесту», называл эти «два мозга» «горячим» и «холодным».

«Горячий мозг», по Уолтеру Мишелу, – это мозг страсти, желаний, чувств, мозг подкорковых структур и той самой миндалины, а «холодный мозг» – это как раз лобная кора с её эволюционной вершиной – префронтальной корой.

В 60–70-х годах прошлого века Мишель исследовал психологический феномен самоконтроля. Он предлагал ребёнку выбор: съесть одну сладость сразу или подождать и получить сразу две через 15 минут.

После чего исследователи удалились из экспериментальной комнаты и скрыто наблюдали за поведением ребёнка, решившего эти 15 минут подождать.

А посмотреть там, и правда, было на что: дети делали всё что угодно – плясали, пели, залезали под стол или, разговаривая сами с собой, гипнотизировали оставленную перед ними зефирину, – только бы не поддаться искушению и не съесть её.

Таким образом исследователи научно обосновали очевидный, казалось бы, факт: чем младше ребёнок и чем, соответственно, слабее у него развита префронтальная кора, тем меньше времени он сможет противостоять искушению (страстям «горячего мозга»).

Впрочем, и между детьми одного возраста зачастую отмечалась существенная разница: кто-то мог ждать 15 минут и даже дольше, а другие срывались и уплетали сладость уже через несколько минут.

Много позже детей, проходивших мишеловский эксперимент, психологи оценили с точки зрения их успешности в образовании, карьере, по уровню достатка и удовлетворённости личной жизнью.

Никто не спорит: самоконтроль – вещь важная. Если вы не способны контролировать позывы своей «страстной» подкорки, вам будет трудно противостоять искушениям и справляться со стрессами. Вы, скорее всего, будете более эгоцентричны, что вряд ли послужит росту вашего социального капитала, без которого добиться успеха крайне сложно.

Оказалось, что дети с высоким уровнем самоконтроля, означающим победу лобных долей над подкоркой, достигали куда больших успехов в сравнении с теми, кто хорошим самоконтролем похвастаться не мог.

Однако есть ещё важная деталь, которая поначалу была вовсе не так очевидна: та самая префронтальная кора, которая ответственна в нашем мозге за эффективность самоконтроля, отвечает также и за создание образа будущего.

Ребёнок удерживался от поедания сладости не просто так, а потому что его префронтальная кора уже в достаточно юном возрасте могла создать образ будущего с двумя зефирками и противопоставить его настоящему моменту – с жаждой сладкого, но лишь одной зефириной.

Действительно, именно префронтальная кора отвечает в нашем мозге за создание образа будущего. Поэтому не странно, например, что молодой человек 20 лет не понимает, чем он хочет заниматься в будущем, а профессию выбирает, по сути, наобум. А вот если ему уже 25 и у него все те же проблемы, это уже катастрофа.

Итак, завет древних, гласящий: «умейте властвовать собою», – не только подразумевает навык контроля в отношении своего эмоционального состояния, но и умение представлять себя в будущем:

• например, своё удовольствие от двух зефирин в будущем в сравнении с удовольствием от одной зефирины сейчас;

• или открывающиеся перед вами возможности после расширения бизнеса, обеспеченного эффективно проведённой инвестиционной программой, в сравнении с радостью от полученной прибыли, которую вы можете потратить на себя.

Впрочем, и это лишь половина дела. В 2009 году знаменитый исследователь памяти и мышления психолог Дэниел Шектер и его коллеги из различных университетов от Новой Зеландии до США опубликовали в журнале нейропсихологии объёмную статью, которая убедительно доказывала, что способность создавать образ будущего напрямую зависит от того, насколько хорошо вы умеете осмыслять своё прошлое.

Более того, в рамках этих исследований с использованием функциональной магнитно-резонансной томографии (фМРТ) было доказано, что за создание образов и будущего, и прошлого отвечают одни участки мозга.

То есть, если вам надо вспомнить, как вы когда-то принимали решение о крупной сделке, и представить, что вам нужно проработать какую-то будущую сделку, в вашем мозге активизируются одни и те же участки.

На рис. 2 представлена эта зависимость. В качестве контроля исследовательская группа Шектера использовала припоминание каких-то событий человеком, а также нейтральные задачи, которые показаны на графике цветами синего спектра.

Рисунок 2

Результаты фМРТ испытуемых, представлявших себе прошлое и будущее

Графики тёплых цветов – это как раз то, что нас интересует: в одном случае – это реконструкция мыслей, которые были у испытуемых в прошлом, а в другом – то, за счёт каких отделов мозга они строят образ будущего.

Итак, к префронтальной коре, с которой мы начали, как вы можете видеть на рисунке, присоединяется ещё один значимый участок – это зоны ассоциативной коры теменных долей. Их главная задача, как мы знаем, – это порождение фактов на основании прошлого опыта.

Но и это ещё не всё. За интеллектуальную деятельность в нашем мозге отвечают три базовые нейронные сети, которые были описаны стараниями научной группы профессора Вашингтонского университета в Сент-Луисе Маркуса Рейчела в 2001 году (рис. 3).

Рисунок 3

Области мозга, относящиеся к трём базовым нейронным сетям – дефолт-системе мозга (ДСМ), центральной исполнительной сети (ЦИС) и сети выявления значимости (СВЗ)

Об этих сетях нам ещё предстоит поговорить, но сейчас в контексте «стратегического мышления» важно вот что… Три базовые сети, которые были выявлены исследовательской группой Маркуса Рейчела, по сути, отвечают за три разных способа мышления:

• дефолт-система мозга (ДСМ) является нейрофизиологической основной системного мышления;

• центральная исполнительная сеть (ЦИС) позволяет нам мыслить аналитически, простраивая причинно-следственные связи;

• сеть выявления значимости (СВЗ) отвечает за креативное (или образное) мышление.

Дефолт-система мозга позволяет нам формировать целостное, системное видение тех или иных ситуаций через внутренние отношения элементов системы, определение их сущности и смысла. Эта самая крупная базовая нейронная сеть мозга образована связями между вентромедиальной префронтальной корой, орбитофронтальной корой, частью задней теменной коры, предклиньем и задней поясной извилиной.

Вторая базовая нейронная сеть, получившая название центральной исполнительной, отвечает за рациональность, предметность, аналитичность, детали, фиксацию на задаче, причинно-следственные связи и т. д. В эту сеть входят дорсолатеральная и вентролатеральная префронтальная кора, а также другая часть задней теменной коры.

Наконец, третья базовая нейронная сеть – это сеть выявления значимости, или, как её ещё называют, «сеть новизны». Она, с одной стороны, является мостом-переключателем между ДСМ и ЦИС, а с другой – позволяет нам сосредоточивать внимание на всём новом, наиболее значимом, ярком. Сеть выявления значимости образована передней островковой долей, передней поясной извилиной и рядом других отделов.

Три режима работы мозга

Фрагмент урока из онлайн-курса «Мозг и бизнес»

И так уж вышло – отчасти генетически, отчасти из-за обстоятельств, в которых мы воспитывались (и в которых, соответственно, «созревал» наш мозг), – что пропорциональное влияние данных сетей на наше мышление различно: у кого-то лучше развита одна сеть, у другого – другая.

Именно поэтому кто-то из нас больше аналитик, выстраивающий бесконечные причинно-следственные связи, кто-то больше холист, усматривающий сущности вещей, а кто-то и вовсе больше творец и художник. И мир у нас поэтому тоже разный.

Но какое же место отведено в этой картине стратегическому мышлению? Если посмотреть на области мозга, которые занимают перечисленные базовые нейронные сети, наложить их одну на другую (посмотрите ещё раз на рис. 3),  то свободного места в нём просто не остаётся.

Проще говоря, можно придумывать сколько угодно разных названий для тех или иных интеллектуальных стратегий. Например, составители соответствующих руководств обещают научить нас «думать, как» Илон Маск или Стив Джобс. Однако же сути дела это не меняет – вот он мозг, и как ты его ни крути, он поделён между тремя базовыми нейронными сетями.

Одни и те же события воспринимаются нами по-разному в зависимости от того, насколько у нас развита та или иная сеть. Проще говоря, то, как мы воспринимаем ситуацию – системно, аналитически или креативно, – зависит от того, какая базовая нейронная сеть превалирует в нашем мозге.

Интересно, что каждый из нас, разумеется, использует все три базовые нейронные сети, поскольку, кроме прочего, они отвечают за разные режимы работы нашего мозга:

• в случае активизации дефолт-системы мозга (ДСМ) мы «блуждаем» в своих мыслях;

• при активности центральной исполнительной сети (ЦИС) сосредоточенно решаем задачи;

• сеть выявления значимости (СВЗ) включается всякий раз, как вдруг что-то меняется во внешней среде, а также занимается переключением между ДСМ и ЦИС.

Поскольку режимы разные, то мы, по идее, не можем быть сразу и в том, и в другом: блуждать в своих мыслях, сосредоточенно решать задачу и ещё реагировать при этом на происходящее вокруг нас.

Однако Роджер Бетти из Университета Пенсильвании и большая международная группа нейроученых провели в 2014 году удивительный эксперимент: сравнили, как ведёт себя при решении творческих задач мозг обычного человека, и мозг того, кто добился высот в своей профессии – имел престижные премии, например, и т. д.

Так вот, Бетти с коллегами установили, что представители второй – суперуспешной – группы способны вгонять свой мозг в состояние, характеризующееся максимальной интеграцией всех трёх базовых нейронных сетей.

Посмотрите на рис. 4 из этой работы и на любую из сетей на рис. 3 – почувствуйте, что называется, разницу.

Рисунок 4

Фактическое слияние зон трёх базовых нейронных сетей при решении креативных задач испытуемыми, обладающими исключительными характеристиками в разных предметных областях

Но что же это за мышление такое, которое соединяет в себе и системность, и аналитичность, и креативность и которое, очевидно, характеризует чрезвычайно успешных людей?

Думаю, последний фактор – а именно высокие достижения испытуемых Роджера Бетти – сам по себе свидетельствует о том, что они обладают навыком стратегического мышления.

Таким образом, у нас получается три слагаемых стратегического мышления:

• развитая префронтальная кора, которая не только помогает нам с самоконтролем (что тоже важно, если мы хотим решать задачи с умом, а не просто нервно и бездумно реагировать на обстоятельства), но и позволяет нам создавать образы будущего с удельным весом, сопоставимым с нашими представлениями о том, что происходит с нами здесь и сейчас;

• наличие богатого жизненного опыта, который даёт нам возможность думать о будущем, представляя его максимально объёмно и содержательно (по сути, речь идёт о способности мозга «разбирать» прошлое на множество отдельных элементов – смыслов, из которых он потом может собирать самые разные вероятные исходы развития тех или иных событий);

• умение использовать в отношении задачи, которую мы решаем, потенциал всех трёх видов мышления – системного, аналитического и креативного, – что возможно в случае максимальной интеграции трёх базовых нейронных сетей – дефолт-системы мозга, центральной исполнительной сети и сети выявления значимости.

Очевидно, что стратегическое мышление – это не самая простая штука. Но, как говорят, дорогу осилит идущий. Поэтому в данной книге мы с вами последовательно изучим феномен мышления как таковой, а затем то, какие существуют интеллектуальные стратегии, чем они обусловлены и как их можно интегрировать.

По традиции каждая глава будет сопровождаться практическими заданиями, которые помогут вам лучше понять соответствующие механизмы и применить их в вашем бизнесе или в проектах, которыми вы занимаетесь. По сути, мы будем формировать навык решения сложных интеллектуальных задач.

Заключительная часть книги будет полностью практической – она посвящена технологии «Векторное кольцо». В рамках этой технологии вы сможете увидеть свой бизнес (своё дело, проект, направление, индустрию) в объёме, а также определить стратегию его дальнейшего развития. Очень надеюсь, что этот инструмент мышления принесёт вам ощутимую пользу!

«Векторное кольцо»

Думаю, вы не раз слышали о различных технологиях «бизнес-мышления»: моделировании бизнес-процессов, функциональном моделировании, ментальном моделировании (с помощью так называемых «интеллекткарт») и т. д.

Отдельно стоит упомянуть несколько популярных подходов в бизнес-моделировании:

• например, теоретическая модель Александра Остервальдера, позволяющая создать своего рода чертёж компании, состоящий из девяти взаимосвязанных блоков;

• модель Клейтона Кристенсена, где он в центр ставит ценностное предложение как решение проблемы клиента с помощью предлагаемого товара или услуги;

• наконец, очень интересная, на мой взгляд, модель «золотого круга» Саймона Синека, где он предлагает двигаться к продукту от понимания фундаментального запроса потенциального клиента.

Всё это весьма полезные техники, и, конечно, у каждого из этих подходов есть свои плюсы. Но «Векторное кольцо» отличается от этих технологий: по сути это не просто способ представления бизнеса в виде некой схемы или модели, а скорее непосредственная технология решения задач вашего бизнеса – как вам о нём, о вашем бизнесе, думать, чтобы принимаемые решения давали желаемый результат.

О том, что такое «векторное кольцо» и почему оно именно «векторное», мы с вами поговорим в третьей, заключительной части этой книги. Поэтому сейчас я скажу о ней лишь несколько слов.

Появление этой технологии обязано концепции типов мышления. В зависимости от своего типа мышления, обусловленного нашими нейрофизиологическими особенностями, а именно – преимущественной активностью какой-то из базовых нейронных сетей, мы по-разному воспринимаем, казалось бы, одну и ту же реальность (более подробно об этом я рассказываю в книге «Троица. Будь больше самого себя!»)[1] .

Видео о книге «Троица. Будь больше самого себя»

• Почему, как вы думаете, кто-то из нас преуспевает в творческих профессиях, а кто-то – в технических? Почему людей вечно делят на «физиков» и «лириков», «мыслителей» и «художников», «естественников» и «гуманитариев»?

• Почему из кого-то получаются замечательные лидеры и организаторы, а кто-то хорош, работая в тиши кабинета? Кто-то любит командную работу, а кто-то – гений-одиночка? Почему кому-то удаётся увидеть картину целиком, а кто-то всегда концентрируется на деталях?

• Почему кто-то мыслит образами, а кто-то – структурами и схемами? Кто-то всё схватывает на лету, но не способен долго усидеть на месте. А кто-то, напротив, долго и упорно вгрызается в предмет, но зато потом работает как вол и его ничто уже не остановит?

Инструмент стратегического мышления «Векторное кольцо»

Фрагмент урока из онлайн-курса «Векторное кольцо»

Типологий множество, включая даже самые диковинные – от астрологических моделей (по 12 месяцам, по 12 годам и все их возможные комбинации) и новомодного «дизайна человека» с 4 типами аур до 16 типов по Майерс – Бриггс и такого же числа типов в соционике.

Но все эти типологии, так или иначе, всегда были гаданием на кофейной гуще. Ровно до тех пор, пока мы не заглянули в живой, работающий мозг и не обнаружили связи между его сетевой структурой и тем, как люди думают.

Люди, обладающие разными типами мышления, и в самом деле весьма специфическим образом моделируют своё представление о реальности. Каждая из этих интеллектуальных стратегий имеет свои плюсы и минусы, но главное – это разное восприятие реальности.

Идеально, конечно, развить в себе способности разных типов мышления, но, к сожалению, это не всегда возможно. Однако, зная о том, как думают о мире (включая бизнес) представители разных мыслительных типов, мы вполне можем реконструировать их, как я люблю говорить, способ сборки: увидеть мир (читай: бизнес) глазами человека другого типа мышления.

Технология «Векторное кольце» таким образом позволяет нам посмотреть на свой бизнес с помощью трёх разных интеллектуальных стратегий. И сама карта, которую мы развернём на векторном кольце, подскажет нам, где искать решение, куда смотреть, на что сделать упор, и где находятся те «белые пятна», которые мы пока не видим.

Благодаря этой технологии, вы не споткнётесь там, где ваш тип мышления делает это с упорством, достойным лучшего применения. Ну а понимание сильных сторон вашего мыслительного типа поможет вам существенно нарастить личную продуктивность и эффективность командной работы.

Часть первая

Методология мышления

Главное в жизни человека моего склада заключается в том, что он думает и как думает, а не в том, что он делает или испытывает.

Альберт Эйнштейн

Мышление – это навык решения сложных задач, инструмент достижения поставленных целей. Методология мышления – это научный подход к организации процесса мышления, в основе которого – механизмы работы нашего мозга с данными (информацией).

Подлинная наука о мышлении стала возможна лишь совсем недавно. И связано это с появлением новых методов исследования мозга, которые позволили нам увидеть, что происходит в нём, когда человек «мыслит», мечтает, задумался, а также как выполняет какую-то интеллектуальную задачу или принимает решение.

Прежде, до изобретения функциональной магнитно-резонансной томографии (знаменитой теперь уже фМРТ), мы могли только догадываться о том, как мозг создаёт те сложные интеллектуальные объекты, которые мы называем мыслями.

Мы были обречены работать с готовыми продуктами мышления, не понимая его процесса. Сейчас же ситуация кардинальным образом изменилась – мы буквально видим, как мозг «делает» мысли. И надо сказать, что эти открытия перевернули наши представления о «работе мысли» с ног на голову.

Методология мышления – это наука о том, как работать со знанием, информацией, данными с учётом тех принципов, которые используются мозгом. Она основана на современных знаниях о его нейрофизиологии, а также на когнитивной психологии и лучших философских практиках.

Разбор методологии мышления по технологии факт-карт

Фрагмент урока из онлайн-курса «Факт-карты»

Говоря о мышлении, мы должны иметь в виду два обстоятельства:

• во-первых, наш мозг не был эволюционно предназначен для решения столь сложных интеллектуальных задач, с которыми мы сейчас сталкиваемся ежедневно, а поэтому мы должны контролировать и направлять процесс нашего мышления искусственно – как бы извне, с помощью специального инструментария (борьбы с когнитивными искажениями, технологий принятия эффективных решений и т. д.);

• во-вторых, в естественных условиях мы не можем напрямую влиять на работу своего мозга, его деятельность происходит сама по себе («поток сознания»), мы же осознаём лишь результаты его работы, в значительной степени проходящей на подсознательном уровне. Что означает: чтобы повлиять на процесс своего мышления, мы должны хорошо понимать процесс возникновения мысли.

Таким образом, ключевые задачи методологии мышления:

• создавать технологии мышления, позволяющие обеспечить контролируемый процесс интеллектуальной деятельности и целенаправленность этого процесса;

• нейтрализовать действие когнитивных искажений (в широком смысле этого слова), обусловленных биологическими, нейрофизиологическими и социально-культурными факторами;

• обеспечить возможность корректного соотнесения интеллектуальной работы мозга с реальностью, которая находится по ту сторону нашего мышления.

В этой главе мы кратко обсудим, что такое мышление, как происходит процесс мышления, и используем несколько технологий, позволяющих существенно повысить эффективность наших решений.

Глава первая

Что такое мышление?

Все пути мысли более или менее ощутимым образом загадочно ведут через язык.

Мартин Хайдеггер

Если вы забьёте в поисковой строке браузера слово «мышление», то в выдаче увидите определение: «Мышление – это познавательная деятельность человека». Несколько странно, как вам кажется?

Во-первых, это масло масляное: мышление – это познание, познание – это мышление. То есть это определение по сути ничего нам не сообщает.

Во-вторых, почему только человека? Способность к мыслительной деятельности есть и у животных, что доказано во множестве исследований. Выдающийся этолог Франс де Вааль даже назвал одну из своих книг «Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?»

Наши братья меньшие, как выясняется, способны на сложнейшие интеллектуальные операции, которые мы даже не в силах разгадать. А до трёх лет любой шимпанзе превосходит человеческого ребёнка по интеллектуальному развитию.

Но дело, конечно, не в конкретном определении (здравое зерно в нём, безусловно, есть, и мы ещё сможем в этом убедиться). Дело в том, что мы до сих пор не очень хорошо представляем себе саму суть этого явления.

Например, мы пользуемся множеством красивых слов – «сознание», «интеллект», «ум», «мышление», «разум», «здравый смысл» и т. д., – но вряд ли сможем внятно ответить на вопрос: что именно каждое из этих слов означает и чем указанные феномены отличаются друг от друга?

Когда мы говорим о «мышлении», «сознании» или «интеллекте», возникает стойкое ощущение, что перед нами не внятный научный концепт, а какое-то облако в штанах. И в самом деле, пока в науке нет консенсуса по этим вопросам.

Это тем более странно, если учесть, насколько большое значение мы все придаём интеллектуальным способностям человека. Если человек умен – это одна каста людей, если глуп – то, понятное дело, другая. В этом ни у кого сомнений нет, но что такое этот самый ум, мы не можем ответить.

Поведенческая экономика

Привычно полагать, что наука о мышлении – это область философии: логика, гносеология, эпистемология. Но если мы говорим о мышлении как о способе достижения целей, то тут нам эти дисциплины особо не помогут.

• Логика – это наука о формах и приёмах интеллектуальных операций.

• Гносеология изучает отношения между познающим (человеком) и познаваемым (неким явлением).

• Эпистемология – это наука о связях между некими явлениями с нашим знанием о них.

В общем, каждая из этих философских дисциплин, безусловно, имеет свой предмет. Но все они рассказывают о том, как работать с существующей уже мыслью (решением, знанием), а не о том, как эта мысль (решение, знание) появляется на свет.

То, как и откуда появляется мысль, мы должны спрашивать у специалистов, которые занимаются мозгом, с одной стороны, и принятием решений – с другой. Это одна из причин, почему в середине прошлого века на авансцену психологической науки вышла так называемая «когнитивная психология».

Причём это касается бизнеса напрямую. Неслучайно в 2002 году она была признана на самом высоком научном уровне – хорошо известный вам Даниэль Канеман стал первым психологом, получившим Нобелевскую премию (точнее, премию по экономике памяти Альфреда Нобеля).

Канемана наградили «за применение психологической методики в экономической науке, в особенности – при исследовании формирования суждений и принятия решений в условиях неопределённости». Ещё через 15 лет ту же премию получил друг и коллега Канемана – Ричард Талер.

Исследования Канемана, Талера, Тверски и многих других учёных, работавших в этом направлении, убедительно показали, что, принимая решения, люди не так часто действуют рационально. В основном они пользуются мыслительными шаблонами, алгоритмами, которые называются «когнитивными искажениями», что и приводит нас к ошибочным решениям.

Если глубже вникнуть в суть этой проблемы, мы обнаружим, что когнитивные искажения обусловлены нашей биологической природой, а также тем, как мозг работает с информацией и даже социокультурными факторами. Эти искажающие линзы, не имеющие никакого отношения к рациональности как таковой, буквально вшиты в логику принимаемых нами решений.

Видео о когнитивных искажениях.

Иллюзия понимания, Тенденциозность, Иллюзия альтернативы

В современной науке насчитывается более двухсот когнитивных искажений, и конечно, чрезвычайно полезно знать, какие ошибки мы допускаем, работая над решением тех или иных задач.

И хотя ошибки мышления исправлять нужно, когнитивная психология не отвечает нам на вопрос: как мысль вообще возникает в мозге, что это за процесс? И это странно – думать мы вроде как все думаем, но как мы это делаем – непонятно.

Все мы уверены, что «думаем», по крайней мере время от времени. Но на вопрос, как мы это делаем, вразумительного ответа нет – слышу звон, не знаю, где он. Даже ошибки мышления мы научились выявлять, а само мышление пока от нас словно бы ускользает.

• Большинство людей даже не замечают, как они используют своё мышление.

• Многие думают, что они думают, хотя на самом деле лишь пользуются интеллектуальными автоматизмами.

• Наконец, большинство из нас не умеют контролировать и направлять процесс своего мышления.

Полагаю, вы не раз сталкивались с ситуацией, когда сотрудник не может объяснить, каким образом он пришёл к тому или иному выводу. Говорит о каких-то «проблемах», «ситуации», «обстоятельствах», хотя вам совершенно очевидно, что он «просто не подумал».

Действительно, трудно понять, когда мы думаем, а когда просто тянем умственную жвачку, когда решаем задачу, а когда лишь бессмысленно крутим какие-то мысли в голове. И возникает вопрос: а что это вообще такое – «думать»?

Есть ощущение, что существуют люди, которые умеют делать это иначе. Вот почему, например, какого-то человека мы считаем умным, а кто-то у нас не вызывает такого ощущения. Почему чьи-то советы кажутся нам разумными, а чьи-то – просто «субъективным мнением»?

Да, все люди думают, что они думают. Это как бы дано нам от рождения. Впрочем, нам и тело дано от рождения, но есть разница во владении телом у компьютерного гика и чемпиона Олимпийских игр по спортивной гимнастике, фигурному катанию или баскетболу.

Почему мы считаем естественным, что такое владение телом достигается огромным напряжением сил и бесчисленными тренировками, но не думаем точно таким же образом о мышлении?

Боюсь, что ответ на этот вопрос лишь подчёркивает нашу интеллектуальную ограниченность: движение мысли не видно глазу, а вот движение тела вполне наглядно.

При этом мозг обладает куда большей «пластичностью», нежели наше тело: он состоит из десятков миллиардов нейронов, триллионов синапсов, тогда как в человеческом скелете всего лишь 160 суставов и 640 мышц. Так что, прямо скажем, есть что потренировать…

Однако же мы уверены, что никаких проблем с мышлением у нас нет – мол, «если будет нужно», мы просто «сядем и подумаем» (как будто бы фиксация пятой точки на плоской поверхности и есть ключ к здравому рассуждению).

Удивительно, что все понимают: победа в спортивных соревнованиях есть результат огромного количества тренировок и предельного напряжения сил; однако же почти никто не сомневается в том, что он победил бы в Олимпийских играх по мышлению, если бы такие проводились.

Поразителен ещё и другой факт: бывает, что мы считаем какого-то человека по-настоящему умным, но при этом он может совершить какую-то невероятную глупость. Как так? Почему множество великих, умнейших людей заканчивали свою жизнь весьма плачевно, а какая-то часть и вовсе выживала из ума?

Мы привычно считаем, что «уровень IQ» – это показатель ума. Но, как недавно выяснилось, соответствующий тест не имеет предсказательной силы, то есть его показатели не коррелируют с успешностью человека.

Выпускаясь из вуза, студент может получить достаточно средние значения по IQ-тесту, но добиться затем очень многого. А тот, что получил запредельно высокие баллы, может стать выдающимся неудачником, и не более того.

С другой стороны, куда большей прогностической силой обладают тесты, которые вроде бы никак не связаны с решением «интеллектуальных задач». Это прежде всего знаменитый «зефировый тест» Уолтера Мишела или «Тест креативности Элиса Торренса».

Если пятилетний ребёнок, которому предложили зефирку, способен устоять перед соблазном в течение 15 минут потому, что экспериментатор пообещал ему через указанный срок удвоить вознаграждение, – он оказывается куда более успешен в жизни, нежели тот ребёнок, который не способен выдержать ожидания.

«Тест креативности Торренса» и вовсе ориентирован, казалось бы, на детскую фантазию: ребёнку дают лист, на котором изображены разрозненные геометрические фигуры, и просят дорисовать их до какого-то более сложного изображения на его выбор.

Оказывается, что чем сложнее изображение, созданное ребёнком в этом упражнении, тем успешнее он станет в будущем (рис. 5).

Рисунок 5

Примеры заданий в тесте на креативность Элиса Торренса, которые выполнены детьми с большей или меньшей креативностью

То есть вроде бы мы и научились замерять интеллект с помощью соответствующих IQ-тестов, но вот насколько его обладатель будет успешен в жизни, мы по результатам этого теста сказать не можем.

Напротив, способность к контролю влечений и качество фантазии у ребёнка прямо коррелируют с его успешностью во взрослой жизни. Получается, что мышление – это воля и воображение? Нет, конечно. Но что-то в этом определённо есть.

Речь, правда, должна идти не столько о воле, сколько о способности представлять разные варианты развития событий, оценивать вероятность их реализации. Именно на этом базируется умение выбирать вариант, который принесёт наибольший стратегический выигрыш. Именно эту способность и замеряет «зефировый тест», а вовсе не «волю» как таковую.

Аналогичная ситуация и с тестом креативности Торренса. Конечно, кому-то может показаться, что он измеряет именно фантазию, воображение. Но при более детальном анализе окажется, что дети справляются с этим тестом лучше, дольше других способны терпеть дискомфорт, связанный с чувством неопределённости, и испытывают удовольствие, внутреннюю потребность от решения сложных задач.

То есть эти тесты замеряют, по сути, способность детского мозга создавать условия для реализации стратегического видения – более развёрнутого и сложного мышления. Так что не стоит удивляться тому, что именно такие дети, став взрослым, достигают куда больших жизненных результатов, нежели те, кто хорошо справился с классическим IQ-тестом.

Коэффициент интеллекта

В начале прошлого века во Франции вводилось обязательное школьное образование, и нужен был хоть какой-то инструмент, который позволял бы определить, в какой класс следует зачислить ребёнка.

За работу взялись Альфред Бине, врач, профессор Парижского университета, основавший первую во Франции Лабораторию экспериментальной психологии, и руководитель Педагогической лаборатории в том же Париже Теодор Симон.

Для начала они выяснили, какого уровня подготовки учителя ждут от учеников, затем провели тесты над детишками разных возрастов. И в результате те задания, с которыми справлялось более 50 % детей каждого возраста, стали считаться «возрастной нормой».

Грубо говоря, если большинство двенадцатилетних детей справляются с какими-то заданиями, – это «норма» для двенадцатилетнего ребёнка, а если он при выполнении заданий теста способен получить лишь средний результат десятилеток, то его умственное развитие соответствует десяти годам.

Так в далёком 1905 году и появилась «шкала умственного развития», или «шкала Бине – Симона». В 1912 году на основании этой шкалы немецкий учёный Уильям Штерн ввёл понятие «коэффициент интеллекта» – того самого IQ, который представляет собой нечто иное, как отношение вашей способности решать те или иные ребусы к аналогичным способностям среднестатистического человека.

То есть если я соберу тысячу человек и заставлю их тысячу раз бить пенальти, то я смогу выяснить, сколько в среднем люди пробивают этих самых пенальти. Затем мне останется лишь сравнить показатель каждого из участников этого дивного эксперимента с соответствующей средней величиной, и я смогу сказать, какой у него личный уровень «пенальтного интеллекта» (сразу предупреждаю, я точно окажусь в числе пенальтиотсталых).

Собственно, этот принцип коэффициента продолжает работать и до сих пор при любых измерениях интеллекта. Вы получаете набор ребусов, решаете их, и дальше ваши показатели сравниваются с показателями других людей. Вот примеры ребусов из IQ-теста (рис. 6).

Рисунок 6

Примеры ребусов из IQ-теста

Если вы когда-то заполняли IQ-тест, то это, скорее всего, был «тест Айзенка», и, вероятно, вы набрали по нему где-то от 90 до 110 баллов (это средний показатель).

В сторону убывания – от 70 баллов и меньше – располагаются разные степени умственной отсталости, возможный максимум по тесту – 160 (но таких, если они вообще встречаются, я, честно говоря, опасался бы даже больше умственно отсталых).

В общем, суть IQ-теста в том, что вы измеряете неизвестно что, но можете с уверенностью утверждать, что конкретный человек делает это «неизвестно что» лучше, хуже или также, как среднестатистический представитель его популяции.

Последнее уточнение имеет существенное значение. Упомянутый мной Ганс Айзенк придерживался националистических взглядов и активно использовал свой тест для «доказательства» умственной отсталости небелых рас.

Однако созданный по тем же самым принципам тест, но использующий культурные коды чернокожего населения Америки, белые американцы пройти уже не могли, и ситуация поменялась на прямо противоположную – белые с низким «чёрным IQ».

Невозможность измерить интеллектуальный уровень человека как таковой – далеко не единственная проблема научной теории. Вторая связана с тем, что наша интеллектуальная деятельность, очевидно, бывает разной.

Представьте себе великого математика, блестящего политика или какого-нибудь Сальвадора Дали. То, что все они не дураки, – это понятно. С другой стороны, как сравнить их умственные способности?

В своё время эту проблему попытался решить американский психолог Говард Гарднер. Его учителями были выдающийся психоаналитик Эрик Эриксон, когнитивный психолог Джером Брунер, философ Нельсон Гудмен и, наконец, знаменитый невролог Норман Гешвинд.

В общем, научный базис Гарднера – это сборная солянка различных направлений и подходов, таков и итог его работы: «множественная теория интеллекта», которую он представил в книге «Структура разума: теория множественного интеллекта», опубликованной в 1983 году и тут же ставшей бестселлером.

Гарднер выделил несколько различных типов интеллекта, основываясь на том, что в нашем мозге есть области коры, которые отвечают непосредственно за те или иные функции: лингвистический интеллект, музыкальный, логико-математический, пространственный, телесно-кинестетический интеллект, личностные интеллекты (внутриличностный и межличностный).

Как вы, наверное, догадываетесь, такие известные словосочетания, как «эмоциональный интеллект» и «социальный интеллект» – это тоже разновидности «множественного интеллекта». Так что количество таких «отдельных» интеллектов можно накреативить огромное количество.

Но здесь уже возникают сложности исчисления. С помощью IQ-теста мы можем сравнить каждого человека со всеми другими, но представьте, что мы измеряли бы «множественный интеллект», допустим, у математика и профессионального спортсмена.

Не исключено, что у них был бы одинаковый «общий интеллект»: один в уме берёт тройной интеграл (логико-математический интеллект), другой делает тройной тулуп (телесно-кинестетический интеллект). Но кто из них умнее?

Так что хоть в таком подходе и есть определённые плюсы (по крайней мере, мы можем детализировать навыки конкретного человека), всё-таки и эта теория не отвечает на главный вопрос: что же такое мышление?

Возможно, дело в том, что интеллект, мышление и ум – это не одно и тоже? Что если интеллект – это и в самом деле способность решать те или иные задачи, а мышление, ум, способность к рассуждению – это что-то другое?

Если следовать устоявшейся научной традиции и допустить, что интеллект – это способность человека делать что-то (например, создавать тексты, проводить математические вычисления, налаживать отношения с другими людьми, совершать двигательные акты и т. д.), то мышление – это способность понимать нечто, которая имплицитно скрыта в любой интеллектуальной деятельности и является её основой.

Вот мы, как я и обещал, вернулись к определению: «мышление – это познавательная деятельность человека». Очевидно, на мой взгляд, что познавательная, понимающая функция нашего мозга – это ещё не всё мышление (сюда не входит, например, принятие решений, прогнозирование будущего и т. д.), но это уже что-то.

Итак, каким образом наш мозг «понимает» мир? Как я уже рассказывал в других своих книгах – в частности в «Мозге и бизнесе», а также «Факт-картах для бизнеса», – мозг занимается тем, что постоянно создаёт модели реальности.

Звучит красиво. Сразу представляется некий Великий Архитектор, который, обозревая пространство бытия, чертит прекрасную карту мироздания. Но ситуация, к сожалению, куда более прозаична, а реальность мышления выглядит вовсе не такой завораживающей.

Действительно, «понимание» – это не какое-то мистическое проникновение интуиции в суть вещей. Нечто кажется нам «понятным», если у нас закончились вопросы, сформировалось некое мнение, а не потому, что мы действительно разобрались в теме.

Звучит, возможно, несколько разочаровывающе, но это так.

Если наша способность к пониманию чего бы то ни было и нужна была эволюции, то только для того, чтобы дать нам ощущение определённости, необходимое для достижения нами тех или иных, опять-таки, эволюционно значимых целей.

Когда вы в первый раз перевозите своего домашнего питомца из квартиры в загородный дом, он будет находиться в очевидном стрессе и первым делом примется изучать местность – то есть будет создавать модель реальности, в которой он оказался.

Как только ему эта местность становится понятной (модель создана), ваш любимец успокоится и вернётся к своим привычным заботам. Познал ли он таким образом «суть вещей»? Сильно сомневаюсь.

Человеку, конечно, приходится ориентироваться не только «на местности», но и в социальном окружении, в разных областях знаний и жизненных ситуациях. Но это, по сути, всегда модель некой «местности», пусть и абстрактной, которая даёт нам ощущение её понятности.

В общем, принцип достаточно прост: мозг занимается моделированием реальности, с которой имеет дело. Проблема в том, что он моделирует не реальность как таковую, а исходя из собственных потребностей. Мозг собаки создаёт одну модель вашего загородного имения, а ваш мозг – совершенно другую модель этого же имения.

Впрочем, это не единственная проблема «понимания».

Три главных проблемы мышления

В современной философии есть знаменитая, я бы даже сказал, «модная» проблема, получившая название «трудная проблема сознания». Суть её в том, чтобы объяснить, каким образом такая физическая система, как мозг, способна производить субъективный опыт.

Считается, что описать сознание, структурировать его, понять во времени – это легко, а вот переход от нейронов к субъективному опыту – трудно. На термине «трудная проблема сознания» философ Дэвид Чалмерс даже сделал себе имя.

Впрочем, благодаря его оппоненту Дэниелу Деннету, выяснилось, что «трудная» проблема решается куда проще, чем все остальные. А вот с мышлением всё не так просто, как кажется.

Обнаруживаются по крайней мере три причины, почему наша способность к эффективному мышлению вызывает, так скажем, обоснованные сомнения.

Первая проблема мышления – «желание очевидности».

По ту сторону наших восприятий и чувств находится фактическая реальность, о которой мы имеем лишь частичную, разрозненную информацию. И эти частичность и разрозненность данных создаёт эффект неопределённости, неясности. Для психики состояние неприятное, зачастую даже невыносимое.

Поэтому, моделируя реальность, мы в ущерб объективности пытаемся всеми правдами и неправдами как можно быстрее собрать имеющиеся у нас данные о реальности хоть в сколько-нибудь непротиворечивый образ.

Мы жаждем этой «ясности» всеми силами – лишь бы не чувствовать себя тревожно и глупо. То есть буквально на подсознательном уровне нами движет вовсе не стремление к истине, а внутренний страх неопределённости.

Мы готовы на любые подтасовки, только бы как-то согласовать поступившую к нам информацию, чтобы можно было спокойно выдохнуть и сказать: «А, ну всё ясно-понятно!»

Ну и здесь же, конечно, следует добавить, что наш мозг весьма прожорлив, а поэтому эволюция привыкла на его работе экономить. Поэтому если в рамках нашей интеллектуальной деятельности он может где-то срезать углы, спрямить, упростить, то, поверьте, он сделает это без какой бы то ни было «любви к истине».

Вторая проблема мышления – «несовпадение с реальностью».

Думаю, что всякому, кто сталкивался с большими данными (Big Data), хорошо известно, что результативность работы искусственных нейронных сетей обеспечивается не столько виртуозностью самих алгоритмов, сколько полнотой имеющихся у вас данных и качеством их организации (разметки).

Вы можете иметь суперзамечательный искусственный интеллект, но если вы не предоставите ему объём данных, необходимый для решения задачи, то он её не решит. С мышлением и мозгом ситуация аналогичная.

Мы в принципе воспринимаем реальность в весьма ограниченных объёмах, и уж точно не сразу и не целиком. В распоряжении нашего мозга всегда только какая-то часть данных, причём информация поступает ему урывками и в значительной степени случайным образом.

Как тут рассчитывать на полноту «выборки»? Диапазон восприятия у нас ограничен – только то, что называется «видимым спектром», «звуковым порогом» и т. д. Да и видим мы только там, куда смотрим, принимаем во внимание только то, что способны понять, интересуемся только тем, что соответствует нашим интересам, и т. д.

И это на всех уровнях организации данных – хоть на уровне формирования простых зрительных образов, хоть на уровне создания больших и абстрактных теорий. Проще говоря, наши модели реальности в принципе никогда не совпадают с реальностью как таковой.

Яблоко реальности мы можем только понадкусывать, но проглотить его целиком невозможно.

Да, какая-то часть информации поступает к нам через речь, с помощью языковых знаков. Но знаки не являются сигналами реальности, они могут обозначать или вовсе не существующие, или просто гипотетические вещи – от «кентавров» до «справедливости».

Третья проблема мышления – «влияние наблюдателя».

Впрочем, даже если бы мы стремились к истине и имели все данные о реальности, наши модели всё равно оставляли бы желать лучшего. Дело в том, что мы неизбежно преобразовываем данные о реальности, причём совершенно того не замечая.

Известно же, что «сытый голодному не товарищ», «в каждой избушке свои погремушки» и «у каждого своя правда». Проще говоря, создавая модель реальности, мы накладываем на и без того ущербные данные о реальности свои собственные когнитивные схемы.

Мы всё воспринимаем через призму своего опыта, своих знаний, актуальных потребностей, а опыт, знания и тем более наши потребности отражают ситуацию в нашем мозге, а вовсе не в реальности как таковой.

Проще говоря, мы моделируем реальность под себя, даже не замечая, как превращаем данные о ней в некое подобие самих себя. Нам кажется, что мы воспринимаем мир, а на самом деле мы воспринимаем своё собственное отражение в этом мире. Алексей Алексеевич Ухтомский говорил: «Мой мир таков, каковы мои доминанты».

Ещё раз: проблема мышления даже не в том, что мы не имеем непосредственного доступа к реальности, а в том, что последняя всегда дана нам через искажающую призму нашего мозга.

Проблема мышления в том, что мы пытаемся мыслить реальность не в реальности, а в пространстве, созданном, смоделированном нашим же мышлением.

Проще говоря, мы как наблюдатели влияем на то, каким мы видим объект наблюдения, но заметить этого влияния мы не можем, потому что мы как глаз – сами себя не видим.

Вот почему мы так часто сталкиваемся с ситуацией, когда нам вроде как «всё понятно», мы всё можем объяснить, но сами находимся будто бы в западне – то есть при «полном понимании» ситуации совершенно не знаем, что нам делать.

Об ограниченности нашего сознания

Фрагмент урока из онлайн-курса «Мозг и бизнес»

Таким образом, мы приходим к удивительному парадоксу: мозг дан нам вроде как для мышления, но этот же мозг создаёт, по сути, искажённую картину реальности.