Сводный брат бесит бесплатное чтение

Глава 1

— Дорогая, ты выбрала неподходящее платье, — мама хмурит брови, придирчиво меня рассматривая. — Я же говорила тебе надеть то шелковое.

Я еще раз бросаю на себя взгляд в зеркало. На мне обычное сиреневое платье по колено. В меру праздничное.

— Я не понимаю, почему должна выряжаться на день рождения нашего соседа, с которым мы здороваемся через раз.

Поворачиваю голову к маме. Сама же она оделась в свое самое лучшее и самое дорогое дизайнерское платье: ярко-красное в пол с наполовину открытой спиной, купленное когда-то в бутике в Париже. Ему Бог знает, сколько лет, но надевает его мать в исключительных случаях.

День рождения нашего соседа Сергея Юрьевича Громова — тот самый исключительный случай!?

— Маша, — строго начинает мать. — Быстро переоденься в то платье! Это никуда не годится.

Родительница пересекает мою комнату и открывает шкаф. Достает из него шелковый наряд цвета пыльной розы. Я тяжело сглатываю. Это платье купил мне папа, два года назад в преддверии своего дня рождения. Я как один раз тогда его надела, так больше из шкафа и не доставала.

Отец погиб через месяц, и почему-то именно это платье ранило меня сильнее всего, когда я на него смотрела. Просто вспоминала, как папа повез меня в ЦУМ и пообещал купить мне любое платье, которое я выберу, каким бы дорогим оно ни было.

— Давай, снимай с себя это убожество.

Я делаю глубокий вдох и повинуюсь. Не хочу сейчас ругаться с мамой. Да и платье… Это ведь просто платье. Есть гораздо больше вещей, которые напоминают о папе.

Родительница застегивает на моей спине молнию и расплывается в довольной улыбке.

— Вот теперь ты выглядишь, как надо! И прическа красивая, и макияж.

Еще бы! Мать сегодня наняла специального стилиста, который нас собирал.

— Я по-прежнему не понимаю, что нам с юбилея этого соседа.

— Машенька, сегодня очень важный день! — мама как-то загадочно улыбается.

— И чем же он важный?

— Скоро узнаешь! Пойдем, уже пора.

Мы спускаемся на первый этаж и выходим из дома. За воротами я слышу гул автомобиля, что меня удивляет. Мама заказала такси? До особняка Громова идти всего минут десять.

— Сергей Юрьевич прислал за нами машину, — поясняет родительница, будто читая мои мысли.

И снова на ее лице загадочное выражение. Я открываю калитку и действительно вижу «Мерседес» представительского класса.

— С каких это пор Громов присылает за нами машины?

— Садись, — указывает глазами на заднюю дверь.

Я послушно залезаю в салон. Мама обходит автомобиль сзади и садится рядом. Весь ее вид говорит, что она что-то задумала. Я пристально рассматриваю родительницу, пытаясь отгадать, что за спектакль она устроила. Надела новое бриллиантовое колье, неизвестно откуда взявшееся. Раньше его не было. А вчера целый день провела в спа-салоне.

Что-то тут неладно…

Загадочная улыбка не покидает ее физиономию, пока мы не доезжаем до особняка Громова. В нашем элитном подмосковном поселке его дом — самый роскошный. За большими воротами уже шумит музыка и слышен смех. Мама уверенно заходит во двор, я плетусь следом за ней.

Попав в уложенный красивой плиткой двор, чувствую, как учащается мое сердцебиение.

Спокойно, Маша. Прошло четыре года. Ты уже не тринадцатилетняя сопля.

— А вот и вы! — навстречу нам, улыбаясь до ушей, вышагивает Сергей Юрьевич Громов. Не знаю, сколько лет ему сегодня исполнилось. Выглядит хоть и моложаво, но, например, волосы уже тронуты сединой. Думаю, ему лет 45–50.

Мужчина приобнимает маму за талию и целует в щеку, задерживаясь на ней губами чуть дольше положенного.

— С днем рождения, Сережа, — как-то уж слишком ласково мурлычет мать, что сильно режет мне слух. — Подарок я тебе попозже вручу.

Сергей Юрьевич расплывается в еще более широкой улыбке, хотя шире уже некуда, берет мамину ладонь и подносит ее к губам. Затем поворачивается ко мне.

— Машенька, как я рад, что ты тоже пришла! — зачем-то обнимает и меня.

— С днем рождения, Сергей Юрьевич, — лепечу, смущенная таким радушном приемом. Тут помимо нас еще человек двести. Он всех обнимает и целует? — Желаю вам счастья и успехов!

— Спасибо, Машенька! — оглядывает меня с головы до ног. — Такая ты красавица стала! Помню, как ты с моим Данькой на велосипедах гоняла по улицам.

При упоминании о сыне Громова по позвоночнику проходит неприятный холодок, а где-то в груди начинает шевелиться плохое предчувствие.

Да, у меня определенно плохое предчувствие…

Ни Сергей Юрьевич, ни мама не замечают моей заминки.

— Анжелочка, — обращается Громов к матери. — Пойдем, я представлю тебя кое-кому. — И оставляя меня стоять одну, они удаляются, о чем-то тихо переговариваясь.

Я провожаю их взглядом, уже вообще ничего не понимая. Какой-то сюр. Наш самый богатый сосед празднует юбилей, созывает на него всю округу, но присылает своего личного водителя именно за нами, да еще и встречает с объятиями и поцелуями. И это при том, что раньше он с нами почти не здоровался.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Плохое предчувствие усиливается.

Обвожу глазами двор и сад. Все тот же фонтан, все те же яблоневые деревья, все та же беседка… Я не переступала порог этого барского имения четыре года. И никогда бы снова сюда не вернулась, если бы мать не потащила меня на юбилей Громова.

Ноги почему-то не несут меня в шатер, где вовсю идет празднование дня рождения. Я набираюсь наглости и захожу в дом. По ушам тут же бьет тишина: с улицы в помещение не проникает ни звука.

Здесь ничего не изменилось за четыре года. Большой кожаный диван, на котором я однажды уснула, когда Данил отлучился за новой порцией попкорна и чипсов к нашему просмотру комедии. Круглый стол, за которым мы с Данилом иногда вместе делали уроки. А из тумбы под плазмой выглядывает игровая приставка, в которую мы рубились.

Гостям, наверное, нельзя заходить в дом, но я не могу заставить себя выйти на улицу. Пересекаю большую гостиную, сворачиваю в знакомый коридор и дохожу до двери в конце.

С грохочущим сердцем опускаю ручку и оказываюсь в белоснежном зале. Он такой же: зеркальный мраморный пол, пятиметровые потолки, а посередине большой черный рояль. И все. Больше здесь ничего нет.

Стук моих шпилек отдается эхом в этом огромном пустом помещении. Я дохожу до рояля и останавливаюсь у него. Заботливо провожу рукой по деревянной черной поверхности.

Пальцы меня не слушаются, и я нажимаю несколько клавиш, разнося мелодию по всему помещению.

— Вы кто!? — раздается грозный голос у меня за спиной.

Я резко замираю, как вор, пойманный во время кражи. Стук сердца учащается, ноги деревенеют.

— Я еще раз спрашиваю, кто вы и зачем вошли в дом!?

Что-то в этом злом голосе кажется мне смутно знакомым. Я оборачиваюсь и вижу напротив себя парня в классическом костюме. Приглядываюсь к нему и столбенею…

Вот так встреча!

Явился. Не прошло и четырех лет. Вымахал под два метра, возмужал, раздался в плечах.

Красивый, сволочь.

Рассматривает меня так же пристально, как и я его.

— А ты изменилась, — констатирует, пялясь куда-то в район моей груди. Издает легкий смешок, и на его щеках тут же выступают ямочки.

Те самые, которые меня когда-то умиляли.

Ненавижу их.

— Дети, вы уже встретились, очень хорошо, — в зал вплывает мама под руку с… ЕГО ОТЦОМ!

— Маша, Данил, — начинает Сергей Юрьевич. — Мы с Анжелой решили оформить наши отношения. Вы теперь брат и сестра.

ЧТОООО????

Глава 2

Мне послышалось?

— Мы вместе уже некоторое время, — продолжает Сергей Юрьевич. — Недавно я сделал Анжеле предложение, и она согласилась, — на этих словах Громов-старший переводит нежный взгляд на мою маму, а она чуть ли не млеет под ним.

Я смотрю на эту парочку во все глаза, все еще не веря в услышанное. Перевожу растерянный взгляд на Данила. Весь его вид говорит о том, что он тоже в шоке.

— Не понял, — произносит Даня.

— Что непонятного? — тут же строго отвечает Сергей Юрьевич. — Женюсь я. На нашей соседке, Анжеле Борисовне. Ты должен ее помнить.

— Я помню, — кивает Данил. — Но я так же помню, что у Анжелы Борисовны есть муж.

— Мой супруг погиб два года назад, — сухо поясняет мама. — Автокатастрофа.

Лицо Данила тут же вытягивается в изумлении. Парень переводит недоуменный взгляд на меня, будто ищет подтверждение маминым словам.

— В общем, дети, — прерывает затянувшуюся паузу Сергей Юрьевич. — Вот такие у нас новости! Впереди ждет подготовка к свадьбе. Вы друг с другом давно знакомы, дружили в детстве, так что, я уверен, найдете общий язык. А дом у нас большой, места всем хватит.

— Подождите, — оторопело начинаю. — Что значит «дом у нас большой, места всем хватит»?

Плохое предчувствие снова начинает, словно червячок, что-то бередить в груди.

— То и означает, Машенька. Вы с мамой переезжаете жить сюда. Мы же теперь одна семья.

ДА ОНИ ИЗДЕВАЮТСЯ!!!!

Данил в таком же шоке, как и я, хлопает глазами и не знает, что сказать.

— Мам, — зову родительницу сиплым голосом. — А мы можем поговорить наедине?

Знаю, что невежливо с моей стороны сейчас так делать, но мне срочно нужно прояснить у матери, что это за спектакль. Я делаю к ней уверенный шаг, хватаю за локоть и веду на выход из зала, оставляя Громовых вдвоем. Думаю, им сейчас тоже есть, что обсудить.

— Машенька, не сердись, — быстро начинает тараторить мать, пока я тащу ее по коридору. — Я не говорила тебе раньше, потому что хотела, чтобы это был сюрприз.

— Сюрприз!? — я резко останавливаюсь, дойдя до гостиной. — Мама, это полный бред! Ты не можешь выйти за него замуж!

— Почему это не могу?

— А как же папа?

— Твой папа умер, Маша, — шипит сквозь зубы. — А наша с тобой жизнь продолжается. И я думаю в первую очередь о тебе!

— Обо мне!? Мне не нужна никакая новая семья! Тем более Громовы!

— Да? — упирает руки в боки. — А за свой институт ты чем платить собралась?

— Мне до института еще целый год в школе учиться! К тому же я рассчитываю поступить на бюджет.

— А если не поступишь? Умных детей много, а бюджетных мест мало. Маша, мы в проблемах по горло! Твой отец отправился на тот свет и оставил нам кучу долгов! Ты знаешь, что мы уже три месяца не платим за коммуналку? Нам скоро отключат свет и воду!

Ее последние слова поражают меня настолько, что я теряю дар речи. А родительница тем временем продолжает:

— Твой любимый папочка таких дел перед смертью наворотил, что мне вовек не расплатиться! Громов — наш единственный шанс выбраться из болота!

— Не говори так про папу, — выдавливаю могильным голосом.

— Что не говори? Ты многого не знаешь, Маша! Твой отец набрал долгов и отошел на тот свет, а я теперь расхлебываю!

Я стою, словно ведром ледяной воды облитая. Слишком много шокирующей информации за последний час.

— То есть, ты выходишь замуж за Громова только из-за денег? — спрашиваю, помедлив.

Мама поджимает ярко-красные губы.

— Почему сразу из-за денег? Сергей — очень интересный мужчина. Он, безусловно, успешен, но дело не только в этом.

— А в чем, мам?

Родительница открывает рот, порываясь что-то ответить, но, видимо, не находит слов, поэтому захлопывает его. Я горько хмыкаю, давая понять, что мне и так все ясно.

— Я не перееду сюда жить. Я останусь в нашем доме. Тут десять минут пешком, поселок охраняется. Со мной ничего не случится, если я буду жить там одна.

— Нет, — категорично заявляет. — Я сдала наш дом. В понедельник уже заедут жильцы.

— Что????

— Что слышала, — задирает подбородок кверху. — Завтра же мы начинаем переезд сюда, а наш дом я буду сдавать в аренду.

По коридору слышатся уверенные шаги двух мужчин, и уже через секунду перед нами возникают Громовы. На лице Сергея Юрьевича читается жесткость. На лице Данила злость. Очевидно, их разговор тоже был тяжелым.

— Ну что же, семья, — басит Громов-старший. — Пойдемте праздновать мой юбилей. Сейчас еще объявление гостям сделаем и пригласим всех на свадьбу.

Мама берет под руку своего новоявленного жениха и направляется с ним на выход из дома. Мы же с Данилом остаемся стоять вдвоем. Как только за родителями закрывается дверь, тяжелый взгляд парня ложится на меня.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Лучшая защита — это нападение.

Поэтому я резко разворачиваюсь к Данилу и, уперев руки в бока, принимаю воинственную позу.

— Друзьями мы точно не будем, — грозно выпаливаю первое, что приходит на ум. — И уж тем более братом и сестрой.

— Согласен, — кивает. — И раз уж ты переезжаешь жить на мою территорию, то у меня будет несколько правил.

Я фыркаю. Ну кто бы сомневался в том, что Данил станет диктовать условия.

— Когда ко мне будут приходить друзья, сиди в своей комнате и не высовывайся, — приказывает.

Друзья Данила такие же мерзкие, как и он сам, и снова с ними встречаться я не испытываю ни малейшего желания. Но и выполнять приказы новоявленного сводного братца — тоже.

— Я буду делать, что захочу, даже находясь на твоей территории, — язвлю.

— А вот это не советую.

— А то что?

Я задираю подбородок повыше, чтобы заглянуть Данилу в глаза. Этот черт такой высокий и сильный для своих восемнадцати лет, что я даже на шпильках чувствую себя рядом с ним букашкой.

Данил ничего не отвечает, а принимается пристально меня рассматривать. Блуждает взглядом по моему лицу, длинным светлым волосам, шее.

И я вдруг тоже на него засматриваюсь, выискивая перемены за эти четыре года. Глаза такие же серо-голубые, волосы такие же русые. Вот только на щеках появилась едва заметная щетина, а между бровей мимическая морщинка. И она вдруг вызывает у меня улыбку. В детстве Данил постоянно хмурился, когда был серьезен.

— Машка… — вдруг тихо выдыхает и берет меня за руку. Сжимает мои холодные от нервов пальцы своими теплыми.

И это отрезвляет. Я резко выдергиваю руку. Данил, видимо, тоже понимает, что сейчас произошло что-то явно лишнее и неуместное, поэтому вмиг собирается и становится таким же строгим, каким был.

— Так вот, когда ко мне будут приходить друзья, или уходи из дома, или не высовывайся из своей комнаты, — грозно продолжает.

— Пожалуй, когда к тебе будут приходить друзья, я специально буду выходить из своей комнаты, — поясничаю. — Еще указания?

— Да, — смыкает губы в нитку. — У тебя есть парень?

— Что? — не сразу понимаю его вопроса.

— Я спрашиваю, есть ли у тебя парень.

Я стою, оторопев, судорожно соображая, что ответить. У меня нет парня. Но признаваться в этом Данилу я не хочу. У него-то наверняка есть девушка, и не одна.

— Есть, — вру, глядя ему ровно в глаза.

— Притащишь его в дом — и я сломаю ему шею. Все твои свидания за пределами моей территории. Понятно?

Вот это заявление. Меня начинает распирать от возмущения.

— Да что ты о себе возомнил!?

— Хозяина дома, в который ты переезжаешь жить, — спокойно парирует. — Я не шучу, Маша.

— Я буду приводить сюда, кого захочу, и мне наплевать, что это твой дом!

Как же он меня бесит. И вроде уже четыре года прошло, а до сих пор, как посмотрю на него — так придушить хочется.

— Какого фига ты вообще вернулся из своей Швейцарии? — продолжаю плеваться ядом. — Как хорошо было не видеть тебя столько лет!

— Вернулся учиться в институте. Но с удовольствием бы остался в Европе и никогда не видел тебя.

— Ну и учился бы в институте в своей Европе!

— К сожалению, батя захотел, чтобы я приехал домой. Так что, Машенька, — делает язвительный акцент на моем имени. — Нам с тобой придется как-то уживаться вместе. Я назвал тебе свои правила, и если ты будешь их соблюдать, то проблем у нас не возникнет.

— Пф! — фыркаю и разворачиваюсь, чтобы отправиться поскорее на выход.

— Я не знал, что твой папа умер, — прилетает мне в спину, когда я уже хватаюсь за дверную ручку. Данил говорит это таким мягким голосом, что я невольно оборачиваюсь. Сейчас на его лице нет выражения наглого хама и хозяина жизни. Смотрит на меня, как…

Как иногда смотрел на меня в детстве.

— Соболезную, — добавляет. — Очень жаль, что он умер. Я хорошо помню твоего отца.

— Мне не нужна твоя жалость, — зло рычу и выхожу из дома, громко хлопнув дверью.

Бегу вниз по ступенькам крыльца, вдыхая вечерний августовский воздух. Какое-то чертово дежавю. Четыре года назад тоже было лето.

Останавливаюсь у фонтана, пытаясь собраться с мыслями и переварить свалившуюся на меня информацию. Вот так новости, пипец просто. Даже не знаю, какая из них хуже: что Данил вернулся из элитной школы в Швейцарии или что моя мама выходит замуж за его отца.

Откуда-то справа до меня доносится громкий смех, больше похожий на ржач стада лошадей. Я поворачиваюсь на звук и вижу… друзей Данила. Тех самых, на глаза которым мне, по всей видимости, попадаться нельзя. Впрочем, я и сама не испытываю ни малейшего желания с ними встречаться.

Дверь дома снова хлопает, и Данил, бросив предупреждающий взгляд в мою сторону, направляется к толпе приятелей.

— Гроооом!!! — ревут они при виде его.

Несколько девушек тут же виснут на шее парня.

— Аааа, Данька! — визжит одна брюнетка, расцеловывая его в щеки. Я ее помню. Даша, кажется. — Как ты изменился! Я так скучала! — льнет к нему всем телом.

— И я скучал по тебе, Дашуль, — сжимает ее в руках и смачно целует в ответ.

«Дашулю» отталкивает какая-то рыжая и тоже торопится обнять Данила.

Тошно смотреть.

Я разворачиваюсь на шпильках и поскорее спешу свалить с этого праздника жизни.

Глава 3

Чем ближе я к своему дому, тем сильнее выступают слезы на глазах. Если мама решила меня разыграть, то это было не смешно. Еще и Данил вернулся.

Боже, и как мне жить с ним под одной крышей?

Хлопнув входной дверью так, что она чуть ли не слетает с петель, я взбегаю вверх на второй этаж и закрываюсь в своей комнате. Горячие слезы обиды уже вовсю текут по щекам, размазывая красивый профессиональный макияж. Несколько раз шмыгнув носом, достаю из сумочки телефон и звоню лучшей подруге.

— Алло, — раздается звонкий голос Арины.

— Привет, — всхлипываю.

— Маш, ты плачешь? — тут же серьезнеет. — Что-то случилось?

— Да, — реву.

— Что такое?

— Во-первых, Громов вернулся.

На том конце провода повисает долгая пауза.

— Данил? — осторожно уточняет через некоторое время.

— А есть другой!? — рявкаю.

— Вернулся? — изумляется. — Из закрытой школы в Швейцарии?

— Да. Приехал учиться в институте.

— А в Швейцарии для него институтов не нашлось? — хмыкает.

— Понятия не имею.

— Ой, ну вернулся и вернулся. Подумаешь.

Аринка глубоко убеждена, что четыре года назад не произошло ничего такого страшного, из-за чего бы мне все эти годы приходилось переживать.

— Это еще не все. Моя мама выходит замуж за его отца. Сегодня сделали мне и Данилу торжественное объявление.

В трубке снова тишина. На этот раз я чувствую, как Арина на том конце провода обомлела.

— Ты там? — спрашиваю, когда через несколько десятков секунд Арина по-прежнему не подает признаков жизни.

— Да. Пытаюсь осознать услышанное. Твоя мама выходит замуж за его отца??

— Да, — захожусь новой порцией слез. — И еще она сказала, что сдала наш дом квартирантам, и мы переезжаем к Громовым. Мне придется жить с Данилом в его доме.

Кажется, Арина, никогда не умевшая свистеть, сейчас присвистывает от удивления.

— Офигеть, — произносит и тут же замолкает. — Слушай, — начинает успокаивающим голосом через некоторое время. — Ну, дом Данила больше и красивее, чем твой… Там есть бассейн, насколько я помню.

От попыток подруги меня успокоить мне становится еще хуже.

— Издеваешься???

— Не, ну а что? Ты любишь плавать.

— Да ноги моей не будет в его доме!

— А где ты будешь жить?

— Не знаю. Уеду к бабушке в Рязань.

— А школа!? — ужасается подруга.

— Окончу школу в Рязани. Всего-то год остался.

— Не говорю ерунду! — восклицает в страхе. — У нас выпускной класс! Мы вообще-то собираемся классно потусить на выпускном.

На душе становится тепло и приятно от того, что Аринка переживает, что я на самом деле уеду. Но это все равно не поднимает мне настроения.

— Ладно, Ариш. Извини, что гружу.

— Да ты не грузишь. Просто попробуй отпустить ситуацию. Ну подумаешь, вернулся. Ну подумаешь, твоя мама выходит замуж за его отца. Да по фиг вообще!

Действительно. Как это я сразу не догадалась, что по фиг?

— Тебе же не обязательно с ним общаться, — продолжает подруга. — Попробуй не замечать его, живи своей жизнью. У тебя же куча всего помимо школы! Танцы, фотостудия, репетиторы… Можешь почаще оставаться у меня с ночевкой. Родители не будут против.

— Угу, — мычу растирая по лицу сопли и слезы. — Ладно, Ариш, спасибо, что выслушала.

— Давай, не грусти. Данил не стоит твоих слез.

Я отбиваю звонок и направляюсь в ванную смывать с себя поплывший макияж. Теперь понятно, почему мама пригласила к нам сегодня профессионального визажиста и мастера причесок.

Аккуратно умываюсь, чтобы не забрызгать платье, и переодеваюсь в любимую пижаму. Спускаюсь вниз на кухню и открываю холодильник. Как всегда, пусто. Мама распустила всю прислугу несколько месяцев назад, аргументировав это тем, что нас всего двое, поэтому повар и горничные нам не нужны. Вот только готовить мать не стала. Она питается исключительно обезжиренными йогуртами и рукколой, а я готовлю себе нормальную еду сама.

Достаю из морозилки курицу, привезенную бабушкой из Рязани. Засовываю мясо на разморозку в микроволновку и направляюсь в кладовку за овощами. Тоже из Рязани от бабушки. Чищу картофель и морковь, нарезаю кубиками. Затем достаю размороженную курицу, натираю ее приправами и вместе с овощами отправляю в духовку.

Маму вряд ли стоит ждать сегодня раньше полуночи. А может, она и вовсе не придет домой. В последнее время она часто стала отсутствовать по ночам. Теперь понятно, где и с кем она пропадала.

В голове не укладывается до сих пор. И мамины слова об отце… Набрал долгов, бросил их на нас… И все это в таком пренебрежительном тоне о папе. Вспоминаю — и снова слезы бегут по лицу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Через час я достаю из духовки курицу с овощами и ужинаю в гордом одиночестве. За окном уже стемнело, и небо в стороне коттеджа Громовых озаряется ярким фейерверком. У них там праздник. Данил, поди, веселится со своими друзьями.

Интересно, почему он не приезжал четыре года? Или все-таки приезжал, а просто я его не встречала? Ни разу не позвонил мне из Швейцарии, ни разу не написал. Не то что бы я ждала, конечно. Но сам факт.

Ладно, по фиг. Арина права. У меня своя жизнь, в которой ему нет места.

Когда я пью чай и смотрю сериал, уютно устроившись на диване в гостиной, неожиданно домой возвращается мама.

— Не спишь еще? — оглядывает меня.

Ставлю серию на паузу.

— Нет. А ты чего вернулась?

— Завтра рано вставать, вещи собирать, — сбрасывает с себя шпильки и подходит ко мне. Придирчиво меня оглядывает. — Плакала?

— Немного, — честно признаюсь.

— Поверь, нет повода, — отбрасывает назад длинную обесцвеченную прядь. — У нас теперь все будет хорошо.

— А было плохо?

— Представь себе, да. Я не хотела тебя расстраивать, но твой папаша оставил нам кучу проблем. Нормальные мужчины завещают своим женам и детям миллионы, а твой отец завещал нам долги.

— Не говори так про папу! — строго ее одергиваю. — Я не хочу слышать от тебя ничего подобного в его адрес!

— Ладно-ладно, — быстро капитулируется. — Не засиживайся сегодня допоздна, завтра будем собирать вещи и переезжать к Громовым. И еще, Маш, — внимательно на меня смотрит. — Постарайся поладить с Данилом. В детстве вы с ним вроде были друзьями.

На этих словах она разворачивается и направляется к лестнице на второй этаж.

Ключевые слова «в детстве» и «были».

Глава 4

— Маша, ну что ты, как черепаха!? — ругается мама. — Давай быстрее!

Я, как могу, затягиваю сбор чемоданов. Ну и еще у меня такое количество вещей, что за голову хочется хвататься. Помимо упакованных сумок со шмотками есть еще несколько пакетов с мусором: там все барахло, к которому я не прикасалась больше трех лет.

— У меня много вещей, — бурчу, впихивая последнее платье в еле застегивающийся чемодан.

По лестнице раздаются мужские шаги. Это грузчик, которого к нам прислал Громов-старший. Двухметровый мужик берет в руки уже упакованные сумки и направляется с ними к машине.

— У тебя там тааакааая комната будет! — восторженно начинает мама. — В два раза больше твоей, с балконом. А кровать с балдахином, представляешь? Ты же мечтала о кровати с балдахином!

— Я мечтала о кровати с балдахином в пять лет.

— И у Громовых в особняке бассейн, тренажерный зал, сауна, джакузи! Мы сможем устраивать свое домашнее СПА!

— А я думала, ты выпросишь у своего новоявленного мужа безлимитную банковскую карту и будешь ходить в СПА-салоны. Домашнее СПА — это же не твой уровень, мам, — замечаю с сарказмом.

Но родительница не обращает внимания на мой тон.

— Машенька, вот увидишь, ты мне еще потом спасибо скажешь! Громов оплатит твое обучение в любов вузе, который ты выберешь!

— Я вообще-то планирую поступить на бюджет.

— А на новогодние праздники мы всей семьей поедем кататься на лыжах. Помощница Сережи уже занимается подборкой тура.

А вот это уже заставляет меня отставить сарказм в сторону и серьезно посмотреть на маму. Вчера перед сном я сама себе пообещала, что не буду зависеть от отца Данила: мне не нужны его деньги ни на личные расходы, ни на репетиторов, ни — Боже упаси! — ни на обучение в вузе. И ехать за его счет в отпуск я тоже не собираюсь.

— Я не поеду, — категорично заявляю.

— Почему это?

— Потому что! Я не буду жить за счет отца Данила.

— Ты уже живешь за его счет, моя дорогая, — в мамином голосе слышатся стальные нотки. — За какие деньги я, по-твоему, оплатила твой одиннадцатый класс в лицее?

Все мое тело простреливает ледяной ужас.

— Что???

— Что слышала, Маша. У меня не было денег оплатить последний год твоего обучения. Сережа без проблем согласился это сделать, когда я его попросила.

От возмущения я начинаю задыхаться.

— Маша, я не шутила, когда говорила, что твой отец оставил нас с кучей долгов, — продолжает мать. — За десятый класс я еще смогла заплатить, но денег на одиннадцатый у меня уже не было.

— Почему ты мне не сказала!? — возмущенно выкрикиваю. — Я могла бы пойти в обычную школу! Бесплатную!

— Еще чего! Моя дочь не будет сидеть за одной партой с детьми каких-то шахтеров!

— Каких еще шахтеров? В Москве нет шахт!

— Ну не шахтеров, а водителей, значит. Ну или чьи дети ходят в обычные бесплатные школы, — мама брезгливо фыркает.

Мамина меркантильность меня всегда вымораживала. И не только меня, папу тоже. Они из-за этого часто ругались, иногда мне даже казалось, что разведутся. Мама всегда считала, что у нас мало денег и не достаточно красивая жизнь, и она пилила из-за этого папу. Требовала, чтобы он зарабатывал все больше и больше. При этом сама родительница ни дня в своей жизни не работала. А у отца был ресторанный бизнес, который мама после его смерти продала.

— Ты дочка водителя и ты ходила в обычную школу в Рязани, — напоминаю матери ее настоящие корни.

— Так это когда было! — не сдается. — В девяностых все бедно жили!

— И все-таки ты не должна была брать деньги у Сергея Юрьевича на оплату обучения в моем лицее. — Застегиваю последнюю сумку. — Так что кататься на лыжах за счет Громовых я совершенно точно не буду.

Если потребуется, я даже свой загранпаспорт сожгу, но отдыхать за счет папы Данила не поеду!

Мама отмахивается от меня, как от назойливой мухи, и спускается вниз проконтролировать, как грузчик уложил сумки. Не дай бог поверх чемодана с ее дизайнерскими платьями будет стоять что-то еще. Я сгружаю в коробки последние вещи и, обведя на прощанье свою комнату тоскливым взглядом, выхожу на улицу. Мысленно прощаюсь с любимым двором, гамаком и беседкой в саду.

Уже в понедельник здесь будут жить другие люди. От одной только мысли об этом сердце больно щемит.

Ладно, все-то год потерпеть в доме Данила. Как только сдам ЕГЭ, сразу уеду к бабушке в Рязань и пропишусь в ее квартире. Поступлю в институт на бюджет и получу место в общежитии как иногородняя. Параллельно с учебой буду работать. Не важно, где. Хоть официанткой.

От неожиданно пришедшей в голову мысли я застываю с коробкой в руках.

В России же можно работать с 16 лет!!!

В папины рестораны каждые летние каникулы устраивались подрабатывать шестнадцатилетние школьники!

А мне 17 лет! А в декабре исполнится 18!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Завтра же начинаю искать работу.

Глава 5

— Вот твоя комната, — счастливая мама открывает передо мной белую деревянную дверь на втором этаже особняка Громовых.

Действительно большая. Метров тридцать, наверное. И что удивительно: отделана в девчачьем стиле. Все такое бело-розово-персиковое, что немного подташнивает. Кровать на самом деле с балдахином.

— У тебя будет собственная ванная и собственная гардеробная, — щебечет родительница, пересекая спальню и открывая еще одну дверь. Я следую к ней и вижу гардероб, ведущий в персональную ванную.

Это хорошо. Пользоваться одним душем с Данилом я не готова.

— А вот это кресло, — мама указывает на огромное розовое нечто в углу. — Девятнадцатого века, представь!

— Всегда мечтала о кресле девятнадцатого века, — отвечаю с иронией.

— Вон там выход на балкон, — родительница показывает на стеклянную дверь за персиковой занавеской.

— Хорошо, мам, я все осмотрю, — делаю ей голосом намек, чтобы оставила меня одну.

— Ладно, располагайся, — целует меня в щеку. — Я пошла.

Мать наконец-то удаляется, а я опускаюсь на огромную кровать, наблюдая, как грузчики заносят в мою новую комнату коробки и сумки с вещами.

Хорошо хоть, я буду жить не рядом с Данилом. Его комната на третьем этаже особняка и в другом крыле. Надеюсь, пересекаться в этом огромном доме мы будем по минимуму. До конца лета осталось меньше месяца. Потом начнется школа, после нее работа, которую я, надеюсь, найду. Приезжать из Москвы я буду поздно и сразу закрываться в этой комнате. Выходить из нее только при большой необходимости. Бассейн, тренажерный зал, сауна и прочие прелести дворца Громовых мне не нужны.

Да и Данилу наверняка не будет до меня никакого дела. У него начнется учеба в институте, друзья, тусовки, девушки. Все, как он любит. Данил быстро забудет, что я живу с ним под одной крышей.

Весь день до глубокой ночи я занимаюсь тем, что раскладываю свои многочисленные вещи в новой комнате. Чего греха таить, я всегда мечтала о собственной ванной и гардеробной. Теперь у меня не десять платьев на одной вешалке, а каждое по отдельности. И обувь аккуратно расставлена.

Ванная очень большая. Уже представляю, как буду нежиться здесь с пеной и свечами, и никто не будет долбиться в дверь, поторапливая меня. Обычно маме всегда приспичивает идти в душ именно тогда, когда там я.

Балкон огромный. Это даже не балкон, а терраса с навесом и креслами, чтобы, например, пить кофе по утрам. Вид на прекрасный фруктовый сад Громовых. Загляденье.

Правда, выход на террасу есть и из соседней комнаты. Но в ней вряд ли кто-то живет. Мама говорила, что их с Сергеем Юрьевичем спальня на третьем этаже, а больше в этом доме жильцов нет. Прислуга здесь приходящая и уходящая.

Поздним вечером я тихо спускаюсь на кухню, делаю сэндвич с чаем и возвращаюсь к себе. Мама и Сергей Юрьевич куда-то уехали, Данила нет.

А может, он и вовсе не будет здесь жить? Хотелось бы.

Ну а что? Ему месяц назад исполнилось 18, он поступил в институт. Неужели Громов-старший не подарил единственному сыну квартиру на совершеннолетие?

Но я вдруг вспоминаю правила, которые Данил озвучил мне, и тут же кисну. Он велел не высовываться, когда к нему будут приходить друзья. Значит, все-таки живет здесь. Ну ладно. Может, у него появится девушка и он с ней съедется.

Или притащит ее жить сюда.

О Боже! Только не это.

Мне, конечно, нет совершенно никакого дела до личной жизни Данила, но вот проживать бок о бок с его пассией не испытываю ни малейшего желания. Я в детстве достаточно насмотрелась на его многочисленных подруг. До сих пор глаз дергается, когда вспоминаю.

Традиционный просмотр любимого сериала перед сном как-то не идет. А все потому, что меня, как магнитом, тянет в одну-единственную комнату. Устав сопротивляться самой себе, я тихо спускаюсь на первый этаж и, подсвечивая дорогу фонариком на телефоне, направляюсь в большой мраморный зал.

Десятки лампочек тут же озаряют пространство ярким светом, заставляя меня прищуриться. С участившимся дыханием я подхожу к черному роялю и завороженно на него смотрю. Аж руки чешутся — так сильно хочется сыграть.

Провожу пальцами по клавишам, но не нажимаю.

Но я ведь одна дома? Могу попробовать сыграть. Совсем чуть-чуть. Пять минут.

Опускаюсь на стульчик и начинаю играть незамысловатую мелодию. Звук рояля тут же заполняет пустую комнату, что заставляет мое сердце сжаться от страха быть пойманной. Спокойно, Маша. Ты одна дома. Никого нет.

Я принимаюсь жать клавиши увереннее, и это так меня захватывает, что даже не слышу, как открывается дверь и в зал входит человек. Прихожу в себя, только когда вижу чужую тень на белом мраморном полу.

— Ааа! — вскрикиваю и тут же подскакиваю.

В крови происходит резкий выброс адреналина, из-за которого мое сердце стучит так, что, кажется, выпрыгнет из груди.

— Тихо-тихо! Это я, — Данил поднимает вверх две ладони, давая мне понять, что не имеет злых намерений.

Шумно выпускаю из легких воздух и пытаюсь нормализовать дыхание.

— Ты меня напугал, — произношу через некоторое время, когда сердцебиение возвращается в норму.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍На самом деле я чуть не обоссалась от страха, но Данилу я так, конечно, не скажу.

— Извини.

Возникает неловкая пауза, когда я понимаю, что тайком пробралась в ЕГО зал к ЕГО роялю в ЕГО доме и стала играть, не спросив разрешения. Данил в серой футболке, синих джинсах и черных кедах, особенно сильно контрастирующих с белым мрамором, кажется очень сильным и возмужавшим. В нашу первую встречу он был в костюме с пиджаком, застегнутым на все пуговицы, поэтому его тела было не рассмотреть.

Сейчас же я обращаю внимание на бицепсы на его руках, под футболкой плоский живот наверняка с кубиками. Данил очень изменился за эти четыре года. Он и тогда был не слабым, а сейчас просто спортсмен.

И он тоже внимательно меня рассматривает.

А на мне моя любимая розовая пижама с мишками.

Чувствую, как резко начинают гореть щеки.

— Это ты извини, что я без спроса села играть, — быстро выпаливаю. — Я больше не буду.

Разворачиваюсь, чтобы выбежать из зала, но Данил успевает перехватить меня за руку.

— Играй, если хочешь. Я не возражаю.

— Нет, не хочу.

Снова порываюсь уйти, но парень крепко держит.

— Маша, ты можешь пользоваться в этом доме всем, чем захочешь.

Ну надо же, какая щедрость!

— Спасибо, учту.

Опять поворачиваюсь к двери, но Данил все еще не отпускает.

— Маш, да не убегай ты от меня.

Сердце екает. Он говорит это таким голосом… Как четыре года назад, когда мы оставались вдвоем без его дебильных друзей.

Сглатываю и разворачиваюсь к нему. Данил смотрит на меня с улыбкой (даже кажется, что с доброй).

— Как твои дела, Маш? Что нового?

Да неужели ему интересно!

— Что у меня нового за четыре года, которые мы не виделись? — выгибаю бровь.

— Ну да…

— Дай-ка подумать, — возвожу глаза к потолку, пытаясь вспомнить все значимые события своей жизни за это время. — Умер мой кот Лютик, — принимаюсь загибать пальцы. — Потом папа купил мне чихуа-хуа, но его переехала машина. Я сильно вывихнула лодыжку и перестала заниматься гимнастикой, а когда травма прошла, я записалась на танцы, хожу до сих пор. В пятнадцать лет решила тренировать силу волю и перестала есть мясо, меня хватило на два месяца. Побывала в шести новых странах. Разлюбила романтические комедии и полюбила фильмы ужасов. Красила волосы в розовый. Набила на запястье татуировку, а потом свела ее, теперь там шрам, — вырываю руку из его захвата и демонстрирую. — Выиграла окружную олимпиаду по русскому языку. Научилась водить машину. И умер мой папа, но это ты уже знаешь. Фух, вроде бы все.

В конце своего монолога я разошлась не на шутку и сейчас тяжело дышу. Данил стоит, сцепив челюсть и сомкнув губы в нитку, и меня это бесит.

Он весь меня бесит!

Почему он вернулся? Почему я снова должна с ним общаться? Почему моя мама выходит замуж за его отца? Почему я должна жить в его доме?

Резко разворачиваюсь и направляюсь на выход. На этот раз, к счастью, он меня не догоняет. Взлетаю вверх по ступенькам и захлопываю дверь своей комнаты. Не включая света, сажусь на кровать, пытаясь перевести дыхание и унять дрожь в теле.

Через несколько минут я слышу шаги Данила по лестнице, затем, как он идет по коридору второго этажа и хлопает соседней с моей спальней дверью.

Тело окатывает ледяной волной ужаса.

Подскакиваю на ноги и выхожу на террасу. В окнах комнаты, с которой я делю этот большой и прекрасный балкон, горит свет, и сквозь полупрозрачные занавески я вижу, как Данил снимает с себя футболку, бросает ее на спинку стула и принимается расстегивать ремень на джинсах.

Я что, живу через стенку от него????

Его комната же раньше была на третьем этаже!

Это финиш.

Глава 6

— Машуня, — сквозь сон чувствую, как кто-то трясет меня за плечо. — Мааашааа.

Еле-еле разлепляю веки и замечаю очертания мамы. Тру глаза и понимаю, что родительница уже при полном параде: обесцвеченные волосы уложены кудрями, на лице дневной макияж, одета в платье и с ног до головы надушена новыми духами.

— Маша, просыпайся.

— Что такое? — сонно бормочу.

— Спустись вниз, позавтракаешь со мной и с Сережей.

— Зачем?

— Мы уезжаем по делам.

— И что?

— И то! — повышает голос. — Позавтракай с матерью и со своим новым отцом!

Последняя фраза пробуждает получше любого будильника. Я резко подскакиваю на кровати.

— Никогда ни один твой новый муж не заменит мне папу!

Родительница томно закатывает глаза.

— Маша, будь добра: умойся, расчешись, переоденься и спустись на кухню. Прояви чуточку уважения к человеку, который теперь нас содержит.

На этих словах мать разворачивается и, стуча по паркету шпильками, покидает мою комнату. Я сажусь на постели и оглядываюсь по сторонам. Так непривычно просыпаться в другой спальне.

Но мама права: я должна проявить уважение к человеку, в доме которого теперь живу, хоть и не по своей воле. К тому же о самом Сергее Юрьевиче я ничего плохого сказать не могу. Я быстро умываюсь, чищу зубы, одеваюсь в летний сарафан и спускаюсь на кухню, как раз тогда, когда родительнице и ее новоявленному жениху подают завтрак.

— Всем привет, — смущенно произношу, опускаясь за пустое место.

— Доброе утро, Машенька, — Сергей Юрьевич отрывается от газеты и по-доброму мне улыбается.

Домработница тут же ставит передо мной тарелку каши и кофе с молоком.

— Как спалось на новом месте? — обращается ко мне мама, отправляя в рот свою любимую рукколу.

— Нормально.

— Данил не шумел ночью? — спрашивает Сергей Юрьевич.

— Нет… — осторожно отвечаю.

— Если будет шуметь и мешать спать, смело мне жалуйся. А то он заладил по ночам музыку слушать на весь дом.

Проглатываю ложку овсянки, не успев толком прожевать, и чувствую, как слизкий комок медленно проходит по пищеводу в желудок. Запиваю глотком кофе.

— А давно Данил вернулся? — осторожно интересуюсь.

— В начале июля. Окончил в Швейцарии школу и приехал поступать в институт.

— Ясно…

Значит, он уже месяц тут. Но судя по тому, как Данила приветствовали друзья на юбилее отца, он еще с ними не встречался. Интересно, чем занимался весь месяц?

Наверное, «непонятными девицами» занимался. Ну да, вполне в его стиле.

— Доброе утро, любимая семья!

Я чуть ли не подпрыгиваю от неожиданности. Данил с улыбкой, как у чеширского кота, вплывает на кухню и занимает место ровно напротив меня. Он в одних спортивных штанах и с голым торсом. На шею наброшено небольшое полотенце, волосы мокрые, а на груди остались капли воды после душа.

— Доброе, — сурово произносит Сергей Юрьевич, смеряя сына строгим взглядом. — Ты бы оделся. Тут девушки.

— Да ладно, пап! Мы же семья. — Поворачивает голову к моей матери. — Анжела Борисовна, можно я буду называть вас мамой?

Родительница, явно не ожидавшая такого вопроса, давится рукколой и начинает кашлять. Я замираю с ложкой каши в руках и перевожу недоуменный взгляд с мамы на Данила и с Данила на Сергея Юрьевича, который заботливо стучит матери по спине.

— Ну, если ты хочешь, — выдавливает мама, откашлявшись. Делает пару глотков воды с лимоном. — Если ты хочешь, — уже чуть более уверенно. — То я не против. Маша, думаю, не будет ревновать. Да, Маш?

Громов-младший, Громов-старший и мама одновременно смотрят на меня. Моих сил хватает только на то, чтобы кивнуть.

— Прекрасно! — Данил расплывается в еще более широкой улыбке. — Спасибо, папа! Наконец-то ты подарил мне настоящую семью. Ты же знаешь, как я всегда мечтал о маме и младшей сестренке.

Сергей Юрьевич сначала бледнеет, потом багровеет. Сверлит сына недовольным взглядом, но вслух ничего не говорит.

Конечно, я прекрасно узнаю и этот сарказм в голосе Данила, и это выражение его лица, когда он всех ненавидит и презирает. Он не рад нашему с мамой появлению в его жизни, и я не могу винить его за это. Я тоже не рада.

— Реклама известной на всю Россию компании по добыче газа не врала, когда говорила, что мечты сбываются, — иронично продолжает, отправляя в рот кусок омлета, который перед ним только что поставила домработница. — Мечтал с детства о маме и наконец-то в 18 лет получил. Да еще какую! Я уверен, что в конкурсе «Мать года» Анжела Борисовна заняла бы первое место. Пап, знаешь, что я всегда загадывал в детстве на день рождения, когда задувал свечи?

Сергей Юрьевич продолжает тяжело смотреть на сына, отложив газету в сторону, и не отвечает на его вопрос.

— Я загадывал, чтобы у меня появились мама и сестра, — делает глоток из кружки.

— Данил, — наконец-то Сергей Юрьевич подает голос. — Заканчивай спектакль.

— Какой спектакль? — удивляется. — Я правду говорю. Всегда в детстве мечтал о маме.

Моя родительница отложила вилку в сторону, оставив рукколу и помидоры черри недоеденными. По всей видимости она потеряла даже тот небольшой аппетит зожницы, который у нее был. Признаться честно, у меня аппетит тоже пропал.

— Ведь мама — это самый важный человек в жизни ребенка, — продолжает Громов-младший.

У Данила никогда не было мамы. Никто не знает, где она. Может, бросила их с Сергеем Юрьевичем, а может, умерла. Данил не рассказывал, а у него никто и не спрашивал. Громов-младший рос в окружении десятка нянь и гувернанток, которых нанимал его отец. Четыре года назад, когда Данилу исполнилось 14 лет, Сергей Юрьевич отправил его учиться в закрытую школу в Швейцарии. Типа там хорошее образование, и это престижно. Данил не возражал, даже был рад такой возможности.

И вот вернулся.

Но Данил никогда не был похож на ребенка, который комплексует из-за отсутствия мамы. Я, конечно, понятия не имею, что он загадывал на день рождения, когда задувал свечи, но почему-то мне кажется, что не маму.

И да, Громов-младший сейчас играет спектакль, показывая свое реальное отношение ко мне и моей маме. И хоть я не могу винить Данила, но… мне обидно.

Мне сейчас очень обидно.

— А вы планируете рожать детей? — Данил не прекращает. — Я бы хотел братика. Сестричка уже есть, — поворачивается ко мне и демонстрирует белоснежные тридцать два зуба.

Наши взгляды встречаются. Мне кажется, что Данил задерживает дыхание, потому что его сильная грудь перестает вздыматься. Улыбка чеширского кота на наглой физиономии застывает, а затем уголки губ медленно ползут вниз, демонстрируя на лице грусть.

Как я и думала. Ему ни черта не весело.

— Ты уже сам в состоянии рожать детей, — басит Громов-старший, отодвигая от себя тарелку. — Так что вперед и с песней. А мне второй такой же негодяй, как ты, не нужен.

— Ну так у меня же нет жены, — Данил возвращается в роль. — А у тебя теперь есть.

— Найди.

— Ну так где ее найти? Жениться надо на хорошей и порядочной девушке, — снова поворачивает ко мне голову. — На такой, как Маша.

Чувствую, как от лица отливает кровь. Громов-младший тем временем без какого-либо стеснения смотрит на меня.

— Так, — Сергей Юрьевич поднимается со стула, а следом за ним и моя мама. — Если не прекратишь паясничать, я буду разговаривать с тобой по-другому. Есть у меня еще, слава Богу, рычаги давления на тебя! Ключи от машины давай, — протягивает ладонь.

— Зачем?

— За тем, что ты наказан за свое поведение. Ключи от машины быстро.

Данил растерянно смотрит на отца, и сейчас ему не до веселья.

— Ключи от машины, я сказал! — повышает голос Сергей Юрьевич.

Данил нехотя поднимается со стула и выходит из кухни. Мама и Сергей Юрьевич, кивнув мне на прощанье, идут следом за ним. Из холла доносятся голоса отца и сына, а затем звяканье ключей и хлопок входной двери, означающий, что мама и Громов уехали.

Выбегаю из кухни и быстро поднимаюсь на второй этаж.

— Маш, подожди, — Данил взбегает вверх по лестнице следом за мной.

Я не оборачиваюсь, но парень все равно настигает меня у входа в комнату. Хватает за руку и разворачивает к себе.

— Извини, я не хотел тебя обидеть.

— Ты меня не обидел, — быстро отвечаю и порываюсь скрыться за дверью, но парень все еще не отпускает.

Честное слово, он теперь все время будет так меня хватать!?

— Маш, то, что я говорил на кухне, не относится ни к тебе, ни к твоей маме. Просто у меня свои сложности с отцом. Это все было для него.

— Угу.

— Маш, прости, — сжимает мою ладонь.

— За что мне тебя простить, Данил? — громко спрашиваю, вздергивая подбородок.

— За то, что я устроил сейчас на кухне.

Я горько хмыкаю и отворачиваю лицо в сторону, потому что глаза уже предательски защипало.

Больше он ни за что передо мной извиниться не хочет.

— За это прощаю, — вырываю руку из его захвата и скрываюсь за дверью.

Глава 7

Я решаю весь день не выходить из своей комнаты и искать работу. Создаю резюме на нескольких соответствующих сайтах и принимаюсь рассылать его по всем вакансиям, где указано, что опыт не требуется. Но все-таки в качестве предыдущего места работы я указавыю папин ресторан. Иногда на каникулах я помогала отцу: то ходила с подносом по залу, то контролировала поставки продуктов, то шинковала на кухне овощи для повара.

Как итог, к вечеру меня приглашают на собеседование несколько заведений общепита: ресторан, студенческое кафе и бар. Студенческое кафе я сразу отметаю. Мне нужны деньги, то есть, нормальные чаевые, а студенты вряд ли смогут их оставлять. Ресторан назначает мне собеседование на завтрашний вечер, а вот бар ждет в гости уже сегодня.

Часы показывают четыре часа вечера, я не ела с завтрака. Данил после нашего разговора в коридоре закрылся в своей комнате и не подавал признаков жизни. Ну или он куда-то ушел, а я не услышала, так как была слишком увлечена поиском работы.

Тихо выхожу из спальни и пробираюсь на кухню. Быстро сооружаю бутерброд, наливаю в стакан сок и возвращаюсь в комнату. Через полтора часа мне уже нужно быть в баре на собеседовании. Быстро съедаю бутер, запиваю его и принимаюсь собираться.

Черт, как одеться на собеседование?

Это бар, в который приходят выпить и повеселиться. Днем в нем относительно тихо и спокойно, но в десять вечера начинаются дискотеки. Так как я еще не совершеннолетняя, то работать буду в дневные смены.

Я останавливаю выбор на юбке по колено и белой блузке. Делаю легкий макияж и тихо ухожу из дома. Раньше я ездила в Москву на такси, но в этот раз решаю поэкономить деньги. Направляюсь на выход из поселка, затем на трассу и останавливаюсь у автобусной остановки. Через десять минут подъезжает маршрутка.

В бар в центре Москвы я приезжаю ровно к назначенному времени. В помещении весь интерьер из дерева, посередине зала расположена барная стойка, а по бокам столики. Бармен с татуировками на руках и тоннелями в ушах, официантки ему под стать: в топах, коротких шортах и мини-юбках.

Одеваться в классическую юбку и рубашку, кажется, было ошибкой.

— Здравствуйте. Вы бронировали столик? — ко мне подходит девушка-хостес с розовыми волосами и пирсингом в губе.

— Здравствуйте. Нет, я на собеседование к Елене.

— Мария?

— Да.

— Пойдемте я вас провожу.

Я иду вслед за девушкой в черной мини-юбке, едва прикрывающей ягодицы. На официантках, кстати, такие же.

Это дресс-код?

Начинаю чувствовать себя неуютно.

Хостес стучит в деревянную дверь и тут же ее открывает.

— Пришла Мария на собеседование.

— Пусть заходит.

Розововолосая девушка одаривает меня последней улыбкой и удаляется. Глубоко вдохнув для успокоения нервов, неуверенно вхожу в кабинет. За столом сидит светловолосая женщина лет сорока. Выглядит обычно, а не так неформально, как персонал бара.

— Здравствуйте, — мой голос почему-то выходит писклявым.

— Проходи, садись, — указывает глазами на стол напротив своего стола.

Опускаюсь на самый краешек.

— Итак, — начинает женщина, — опыта совсем нет, я правильно понимаю?

— Долгого и постоянного нет, но я немного подрабатывала в одном ресторане.

— Вижу-вижу. — Переводит взгляд с моего резюме на меня. — Ладно, некогда ходить вокруг, да около. Плохо, что ты еще несовершеннолетняя, по ночам очень большой наплыв клиентов, персонал еле справляется. Даже хостесу приходится брать в руки поднос. Но днем нам тоже не хватает одной официантки.

— Извините, — подаю голос. — Я бы сразу хотела поставить вас в известность, что еще учусь в школе. До конца августа я могу работать днем в любое время, а начиная с сентября, после обеда.

— Мы открываемся в 12, поэтому если ты сможешь приезжать на работу к трем, будет нормально.

— Да, к трем я смогу! — радостно восклицаю.

— Хорошо, тогда твой график два/два с трех до десяти. Оформляем по трудовой, зарплата на уровне МРОТ[1]. Чаевые идут в общий котел и после смены делятся поровну между всеми официантами, барменами и хостесом. Нужно сделать медкнижку. Испытательный срок два дня.

— Я согласна!

— Отлично. Тогда, — бросает взгляд на настольный календарь. — Жду тебя с медкнижкой послезавтра. Форму мы тебе выдадим.

— А какая форма? — осторожно уточняю.

— Короткие топы, мини-юбки и мини-шорты. У нас максимально неформальные клиенты.

— Понятно, — выдавливаю улыбку, стараясь не подать вида, что уж слишком откровенная форма официанток мне не очень понравилась.

— Тогда послезавтра жду тебя, — улыбается.

— До послезавтра, — вежливо откланиваюсь.

За дверью я мгновение перевожу дыхание, а потом радостно сжимаю ладони в кулаки.

— Йес! Йес! Йес!

В зал я выруливаю со счастливой улыбкой до ушей.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Взяли, я так понимаю? — подходит ко мне хостес с розовыми волосами.

— Да! Послезавтра принесу медкнижку.

— Поздравляю, я Аня, — протягивает мне руку.

— Маша, — с удовольствием жму ее.

В баре сейчас занято довольно много столиков, посетители увлеченно общаются друг с другом, из колонок льется легкий поп-рок, а официантки в мини только и успевают проноситься между столами.

— Я бы познакомила тебя со всеми, но сейчас очень суетно. Бармена зовут Вася, — указывает на парня с татухами. — Девочки, которые сейчас работают в зале, Марина, Оля, Яна и Юля. — Быстро указывает мне рукой на четырех официанток, которые в нашу сторону даже не смотрят. — В общем, давай, ждем тебя, — последний раз мне улыбается и спешит встречать новых посетителей.

Я решаю так быстро не уходить и немножко освоиться. Когда Аня провожает гостей, подхожу к ней.

— А есть сейчас свободный столик? Я хочу немного посидеть, посмотреть меню, попробовать кухню.

— Столы все забронированы, — качает головой. — Если только за бар.

— Давай за бар.

Аня ведет меня к стойке.

— Вась, — окликает парня, который в данный момент наливает пиво. — Познакомься, это Маша, наша новая официантка. Угости ее чем-нибудь.

Хостес быстро удаляется встречать новых посетителей, а я залезаю на высокий деревянный стул. Вася ставит бокал пива перед парнем лет тридцати и подходит ко мне.

— Вася, — протягивает руку.

— Маша, — улыбаюсь ему в ответ. — Я послезавтра выйду на работу, а сейчас хочу посмотреть, как тут у вас и что-нибудь попробовать.

— Пиво пьешь?

— Нет. Что-нибудь безалкогольное есть?

— Могу сделать тебе безалкогольный мохито.

— Давай.

Вася принимается колдовать с ингредиентами, а я беру в руки меню. В основном здесь вредный фастфуд: бургеры, фиш энд чипс, гренки, луковые кольца и кольца кальмара, несколько видов пицц, начос, сырные палочки… Из свежего только салаты: цезарь, греческий, коул слоу…

Вася ставит передо мной стакан с мохито.

— Спасибо.

— Из еды выбрала что-нибудь?

— Да, фиш энд чипс.

Вася подзывает одну из официанток, имя которой я не запомнила, и что-то говорит ей на ухо. Девушка бросает на меня взгляд, кивает Васе и уходит. Через пятнадцать минут Василий ставит передо мной тарелку фиш энд чипс.

— Приятного аппетита, — подмигивает.

— Спасибо.

Я принимаюсь уплетать свой ужин, продолжая вертеть головой по сторонам. В баре людей становится все больше и больше, и в какой-то момент уже все столики заняты, а новых посетителей рассаживают за стойку. Официантки носятся, как угорелые, с подносами, полными еды и напитков. Музыка становится чуть громче, разговоры за столиками тоже. Возраст посетителей — до 35 лет. Мало кто пришел вдвоем, в основном все компаниями.

Чувствую, как по крови разливается адреналин. Мне определенно здесь уже нравится.

Глава 8

Я возвращаюсь домой поздно, но несмотря на то, что на улице уже темно, в особняке Громовых никого нет. Мама и Сергей Юрьевич еще не вернулись, Данил, по всей видимости, тоже куда-то свалил.

Интересно, куда родительница уехала на целый день с Громовым-старшим?

Впрочем, мне же лучше, что мамы нет. А то бы обязательно пристала с вопросом, где я была. О том, что я устраиваюсь на работу, говорить матери я не хочу. Надеюсь, с появлением нового мужа у нее теперь каждый день будут дела.

В прекрасном расположении духа я вытягиваюсь на кровати и звоню Аринке.

— Алло, привет, — звенит ее радостный голос.

— Привет. Как дела?

— Нормально. Ты как?

— Я устроилась на работу.

Секундная пауза.

— Что? — громко удивляется. — Куда?

— Официанткой в один бар в центре.

— Зачем!? Маша, ты с ума сошла!

Когда-то я была такой же беспечной, как моя лучшая подруга. Но потом умер папа, и мои ценности резко изменились. Работа официанткой уже не кажется мне второсортной, а вот для Арины все еще да.

— Затем, что мне нужны деньги, — вздыхаю.

— Зачем? — повторяет, словно попугай.

— Чтобы не жить за счет отца Данила. Мне достаточно того, что я нахожусь в их доме. Еще и деньги Громовых тратить я не собираюсь. — В подтверждение своих слов я поднимаюсь с кровати и выключаю в комнате свет, чтобы не жечь зря электричество.

— Маша, ты ненормальная.

— Нет, я как раз-таки нормальная.

«А вот моя мама — нет», с прискорбием добавляет внутренний голос.

Аринка недовольно цокает.

— Ты их там что, объела? Маш, не говори ерунду.

— Я не буду жить на деньги отца Данила, — упрямо повторяю.

— А если бы это был отец не Данила, а какого-нибудь Васи или Пети, которого ты никогда раньше не встречала?

Вопрос Арины загоняет меня в ступор. Я молчу в трубку, пытаясь в первую очередь честно на него ответить самой себе.

— Не важно, чей это отец! — наконец, изрекаю. — Главное, что не мой.

— Ну так я и думала. Дело в Даниле.

— Нет!

— Да, Маша. Не обманывай хотя бы себя.

Звонок лучшей подруге уже не кажется мне такой хорошей идеей. Я все-таки надеялась, что Аринка за меня порадуется.

— Маш, вот тебе не по фиг на Данила? — продолжает. — Ты сто лет его не видела. Какое тебе вообще до него дело?

— Никакого, — быстро отвечаю.

— Вот именно. Зачем ты тогда выдумываешь не пойми что? Зачем тебе эта работа официанткой? А как ты в школу ходить будешь?

— Мне разрешили приходить на работу к трем, — оправдываюсь.

— А уроки когда делать? А к экзаменам когда готовиться? У нас выпускной класс!

— Я надеялась, что ты порадуешься за меня!

— Чему радоваться, Маш? — Арина повышает голос. — Тому что ты себе придумала проблемы на пустом месте?

— Я не буду жить за счет Данила! — рявкаю. — Мне ничего от него не нужно!

— Значит, ты признаешь, что дело в Даниле, а не просто в новом муже твоей мамы?

— Я имела в виду за счет отца Данила, — поправляю себя.

— Нет, ты имела в виду не отца Данила, а самого Данила!

Я закатываю глаза и издаю обреченный вздох.

— Почему ты не можешь просто меня поддержать?

— Потому что ты творишь какую-то фигню!

В этот момент снизу доносятся хлопок входной двери и посторонние голоса, поэтому я решаю прекратить разговор с подругой.

— Ладно, Арин. Мне пора.

— Ну вот, ты на меня обиделась, — произносит грустным голосом.

— Не обиделась. Просто мама вернулась. Сейчас наверняка зайдет ко мне.

— Маш, подумай над моими словами, — повторяет. — Ну ты правда перегибаешь.

— Хорошо, Ариш. Давай, созвонимся еще. Пока!

— Давай, пока.

Быстро отключаю звонок и отбрасываю телефон в сторону. Мое хорошее настроение резко ушло в отрицательную плоскость. Ниоткуда нет поддержки! Мама занята своей жизнью, а лучшая подруга критикует!

Я продолжаю лежать ужасно злой, когда понимаю, что голоса, которые доносятся снизу, — это не мать и Сергей Юрьевич. Это Данил и его дебильные друзья.

Поднимаюсь с постели и тихонечко открываю дверь комнаты. Так и есть. Данил в гостиной на первом этаже со своей компанией. Увлеченно болтают и смеются.

— Ну что, Гром, какие планы на жизнь? — спрашивает знакомый мужской голос.

— Да никаких особо. В институте учиться буду.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Как хорошо, что мы наконец-то совершеннолетние! — визжит женский голос, который я узнаю даже спустя четыре года. Стерва-Даша. — Мы теперь можем ходить в ночные клубы! Кстати, а давайте сходим?

— Давайте, — соглашается Данил.

Не могу удержаться и хмыкаю. Кто бы сомневался!

— В «Малину»? — предлагает Даша.

Хочется присвистнуть. А запросы у нее не маленькие. «Малина» — один из самых дорогих и элитных ночных клубов Москвы.

— Может, в «Голд»? — Данил называет еще более элитный клуб.

— Он закрылся, — разочарованно произносит стерва.

— Да? Давно?

— Уже несколько лет.

— Как много, однако, изменилось в Москве, пока меня не было!

— Давайте в «Малину», — соглашается до боли знакомый мужской голос.

— А мне в «Фифти» нравится, — произносит другая девушка.

— Мне все равно, куда. — Говорит Данил. — Выбирайте сами.

— Тогда я забронирую столик в «Малине»! — Я не вижу Дашу, но почему-то мне кажется, что она подпрыгнула от радости.

Во мне вдруг просыпается давно забытое чувство: смесь обиды, злости и безысходности. Раньше я испытывала его каждый раз, когда оказывалась в компании друзей Данила и ловила на себе их насмешливые взгляды.

В груди загорается дикое желание напакостить Громову. Конечно, я прекрасно помню, как он велел мне не высовываться из своей комнаты, когда к нему будут приходить друзья. Тихо прикрываю дверь, включаю свет и снимаю с себя деловую юбку и блузку, в которых ходила на собеседование. Быстро натягиваю короткие джинсовые шорты и топ, оголяющий пупок. Прохожусь по лицу пудрой, подкрашиваю губы блеском. По венам шпарит адреналин, но я полна решимости.

— Всем привет! — громко здороваюсь, спускаясь по лестнице.

В мою сторону оборачиваются четыре головы. Сева — вот кому принадлежит мужской голос, показавшийся мне очень знакомым. При виде этого парня я слегка теряюсь, но быстро беру себя в руки и продолжаю спускаться по ступенькам.

— Маша!? — восклицает Сева и поднимается с дивана. — Это ты!?

На юбилее Сергея Юрьевича Савелия не было, а я уже и забыла о его существовании. Сева почти не изменился. Только стал выше и взрослее. Может, сильнее. Голубоглазый блондин простоватого вида. С виду добрый парень, но на самом деле такой же мерзкий, как и они все.

Боже, как я могла не узнать его голос!?

— Привет, Сев, — стараюсь не подать вида, что его присутствие застало меня врасплох.

Громов сидит, сцепив челюсть, и смотрит на меня уничижительным взглядом.

— Данил, что она тут делает? — растерянно мямлит Даша.

Я выгибаю бровь.

— А Данил тебе разве не сказал? Мы живем вместе.

— Что!!??? — Даша вслед за Севой поднимается с дивана.

— Я сказала, что мы с Данилом живем вместе, — развожу губы в приторной улыбке.

Мои слова имеют эффект разорвавшейся бомбы. Стерва переводит изумленный взгляд с меня на Данила и обратно. Сева разевает рот. Рыжая девушка в кресле недоуменно хлопает ресницами. Красный от злости Громов, кажется, изо всех сил сдерживается, чтобы не убить меня.

Ну а что? Мы ведь действительно живем вместе. Я говорю чистую правду.

— Да я просто спустилась поздороваться с вами, ребят. — Бросаю взгляд на часы. — Дань, не засиживайся долго, уже поздно.

И с чувством невероятного триумфа я поднимаюсь наверх.

Глава 9

Маша поднимается вверх по лестнице, виляя задницей в коротких шортах, и я обращаю внимание, что Сева на нее пялится. Моя злость увеличивается в геометрической прогрессии. Мне хочется втащить Савелию, а потом рвануть на второй этаж вслед за Машкой и надавать ей по этой самой заднице.

— Даня, это правда? — могильным голосом спрашивает Даша. — Вы с ней действительно живете вместе?

У меня нет возможности трезво соображать. Машина выходка может иметь очень серьезные последствия, и любое сейчас сказанное мною слово рискует сыграть против нас.

— Ребят, извините, но вам лучше уйти, — я поднимаюсь на ноги, поторапливая тем самым друзей.

— Даня, да это бред какой-то! — не успокаивается Даша. — Я не верю, что ты живешь с ней, — «с ней» она произносит настолько пренебрежительным тоном, что это режет мне слух. — Да это прикол какой-то! Твоя подруга решила нас развести, а ты ей подыгрываешь, — на последних словах Даша слегка смеется, будто это действительно была шутка.

— Гром, это был не смешной прикол, — присоединяется Сева.

— А тебе то что? — наезжаю на него.

— Слушайте, ребят, — из кресла встает Аля. — Уже поздно, пора домой.

Я благодарен рыжей за то, что она правильно понимает намек. Да даже не намек, я прямым текстом говорю им всем, чтобы убирались.

— По поводу клуба потом скажи, Даш, на какой день забронируешь столик, — друзья так и продолжают стоять, не двигаясь, поэтому я сам подхожу к входной двери и открываю ее для них.

Даша и Сева наконец-то отмирают, и троица с растерянными лицами дружно направляется на выход.

— Девочки, подождите меня у машины, — велит им Сева, когда мы спускаемся по ступенькам крыльца.

Даша и Аля послушно выходят за ворота, а вот Савелий остается со мной. Хочет поговорить. Но я сейчас настолько злой, что кулаки сжимаются сами собой.

— Гром, вы с Машей встречаетесь?

Я смотрю в лицо друга, но не вижу его. Прямо сейчас в эту самую секунду у меня перед глазами стоит картина четырехлетней давности, и мне приходится сдерживать злость из последних сил.

— А у фразы «мы живем вместе» может быть какой-то еще смысл?

В нашем с Машей случае смысл действительно другой, но Севе об этом знать не следует. По крайней мере пока.

— Я помню, что Маша младше нас на год. Ей семнадцать, Гром.

Ппц, как тяжело держать себя в руках. Мысленно я уже десять раз выбил Севе зубы.

— Сева, ты хочешь мне что-то сказать? — повышаю голос.

Друг смеряет меня внимательным взглядом.

— А как ей вообще родители разрешили с тобой жить? Она же еще в школе учится.

Ладонь против моей воли опускается на плечо Савелия.

— Сева, а давай ты не будешь лезть не в свое дело? — взглядом даю ему понять, что не шучу. — Тебе не следует проявлять к Маше интерес.

— Это еще почему? — произносит с вызовом.

— Ну ты же слышал, мы живем вместе.

— Да это какая-то разводка! — смеется. — Я помню, что у Маши очень хорошее чувство юмора.

Помнит он.

— А давай ты забудешь все, что касается Маши? — цежу сквозь зубы.

Савелий прищуривают глаза, но вслух ничего не говорит. Оценивает мое состояние.

— Сев, мы же с тобой друзья? — продолжаю.

— Да, конечно.

— Тогда я по-дружески тебя прошу, — делаю акцент на слове «по-дружески». — Держись от Маши подальше.

Савелий фыркает и делает шаг назад, чтобы сбросить со своего плеча мою руку.

— И когда же вы с Машей успели съехаться? — спрашивает с сарказмом. — Ты чуть больше месяца, как вернулся.

Мое терпение лопается. Я делаю резкий шаг к Севе и хватаю его за грудки.

— Я не шутил, когда говорил тебе держаться от Маши подальше четыре года назад, я не шучу и сейчас, — шиплю ему в лицо. — Не смей приближаться к ней.

Сева толкает меня в грудь, и я все-таки выпускаю его из захвата.

— Остынь, Гром.

— Сева, ты идешь? — раздается из-за ворот визглявый Дашин голос.

— Иду! — кричит ей и делает несколько шагов назад, продолжая сверлить меня взглядом. Наконец, разворачивается и скрывается за калиткой.

Как только заводится автомобиль, я возвращаюсь в дом и взбегаю вверх по ступенькам. В Машину комнату я решаю войти без стука. Распахиваю дверь и сразу натыкаюсь взглядом на девушку. Она стоит, облокотившись на письменной стол и скрестив на груди руки. Ждет меня.

— Ну и что это было? — делаю к ней шаг.

Пожимает плечами.

— Поздоровалась с твоими друзьями. А что такого? — и глазками блым-блым.

Сама простота.

Не могу удержаться и внимательно оглядываю ее соблазнительное тело. Маша стала еще красивее. Занятия художественной гимнастикой не прошли для девушки даром, она очень гибкая, у нее идеально ровная осанка, стройные ноги.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Черт, я не хочу и не должен так на нее смотреть. Поднимаю взгляд к лицу.

— Я не просто так говорил, чтобы ты не выходила из своей комнаты, когда ко мне будут приходить друзья, — строго произношу.

— Пф, — закатывает глаза.

— Маша, ты знаешь, почему мой отец и твоя мама женятся?

Вопрос застает ее врасплох. Маша на мгновение теряется, но тут же берет себя в руки.

— Потому что любят друг друга…? — скорее, спрашивает, чем утверждает.

Ее предположение вызывает во мне волну смеха. Какая же она еще наивная.

— Нет, Маша, — отвечаю, отсмеявшись. — Они женятся по расчету. Твоей маме нужны деньги, а моему отцу образцовая семья, поскольку он собирается пойти на выборы губернатора Подмосковья и готовится к предвыборной кампании. Именно поэтому он вызволил меня из Швейцарии и отправил в московский институт. Сын будущего губернатора должен учиться в России.

Маша даже не пытается скрыть своего удивления. Я не знаю, задели ли девушку слова о том, что ее матери нужны деньги, но сейчас я не собираюсь быть тактичным. Маша растерянно хлопает ресницами, не произнося ни звука.

— Совсем скоро дом превратится в предвыборный штаб, а наша жизнь будет, как на ладони, — продолжаю. — Я все еще надеюсь договориться с отцом не втягивать во все это хотя бы тебя, но шансов, что у меня получится, мало. Твоя мама жаждет не только денег, но и славы. Именно поэтому я не хотел, чтобы хоть кто-то, включая моих друзей, видел тебя раньше времени. Но ты понимаешь, что ты сделала своей сегодняшней выходкой? Что про нас будут говорить, когда отец публично объявит об участии в предвыборной гонке?

Маша продолжает молчать в ступоре. Ее грудь высоко вздымается, выдавая шоковое состояние девушки.

Я, конечно, тоже хорош. Вместо того, чтобы опровергнуть ее слова, считай, подтвердил их в разговоре с Севой. Но он так провожал Машину спину взглядом, что я не мог иначе.

Делаю к девушке еще один небольшой шаг и почти оказываюсь вплотную. Ярость отступает. Я никогда не мог долго злиться на Машу. А сейчас, когда стою к ней так близко, понимаю, что прощу этой девушке абсолютно все. Четыре года таил на Машку обиду, а она растворилась сразу, как только я увидел девушку.

Делаю к Маше последний шаг и опускаюсь руками на стол по боками от ее тела. Она испуганно выгибается назад, но я все равно настолько близко, что чувствую девчачье дыхание с запахом клубники.

— Данил, отойди от меня, — старается произнести уверенно, но я замечаю дрожь в ее голосе.

— Зачем? — склоняюсь еще чуточку ниже.

— Ты нарушаешь мое личное пространство.

Тихо смеюсь.

— Имею право.

— Ты не имеешь никакого права! — вздергивает подбородок. Она перестает отклоняться назад, поэтому наши лица разделяют всего несколько сантиметров.

— Как это не имею? Мы же живем вместе.

— Я имела в виду, что мы живем вместе в прямом смысле слова. А что там подумал ты и твои друзья, я понятия не имею.

— Они подумали ровно то, что ты хотела, чтобы они подумали, — убираю руку со стола и опускаю ей на талию.

Дергается, как ошпаренная. Я быстро кладу вторую ладонь.

— Не прикасайся ко мне! — орет.

Я сильнее сдавливаю женскую талию. Девушка пытается вырваться, а в итоге врезается мне в грудь и так и замирает.

— Данил, отпусти меня немедленно, — требует.

— Не-а.

Склоняюсь носом к ее макушке и закрываю глаза от удовольствия. Одуреть можно. По венам шпарит адреналин, а сердце колотится, как бешеное.

Машка…

— Не смей ко мне прикасаться! — силой сбрасывает с себя мои руки и отбегает к кровати. — Слышишь!? Никогда, Данил, не смей ко мне прикасаться!

Ее слова врезаются под кожу, словно пули.

— Убирайся вон из моей комнаты!

Снизу раздается громкий хлопок входной двери и противный голос Анжелы Борисовны:

— Дети, мы дома!

Молча разворачиваюсь и выхожу из спальни.

Я всегда знал, что однажды Маша вырвет мое сердце. Но она не просто его вырвала, она еще и хорошенько по нему потопталась.

Глава 10

Данил уходит из моей комнаты, а я остаюсь дрожать, как осиновый лист. Его слова повергли меня в шок. Просто в голове не укладывается…

— Дорогая, чего не выходишь поздороваться? — в комнату заходит мама.

— Почему вы женитесь? — сходу на нее налетаю.

На мамином лице проскальзывает удивление.

— Ты это сейчас к чему?

— Ты выходишь замуж из-за денег, это я уже поняла. А Сергей Юрьевич почему на тебе женится?

Мама быстро закрывает в мою комнату дверь. Я знаю, что Данил находится за стенкой и, возможно, будет слышать наш разговор, но мне уже все равно.

— Машуня, — мама начинает сахарным голоском. — Мы с Сережей давно знакомы, не первый год соседи. В какой-то момент мы посмотрели друг на друга по-другому…

— В какой именно момент, мама? — почему-то на глаза наворачиваются слезы. — Когда на тебя свалились папины долги, а он решил пойти на выборы губернатора и стал искать подходящую для этой роли жену?

Мама набирает в грудь побольше воздуха.

— Я так понимаю, ты уже все знаешь.

— Да. Данил мне рассказал. Вы женитесь из-за взаимной выгоды!

— Маша, ты еще слишком маленькая и веришь в сказки про большую и вечную любовь. Вот только жизнь не сказка.

— Поэтому жениться надо по расчету?

— Жениться надо по уму. — Внимательно на меня смотрит. — Маша, я тебе сейчас скажу одну важную вещь. Браки бывают трех типов: по любви, по расчету и по уму. По любви — это когда с милым рай и в шалаше. У меня так было с твоим папой, — на этих словах она брезгливо кривит лицо, что меня сильно задевает. — По расчету — это когда и с толстым, и со старым — лишь бы был богатый. А по уму — это как у меня с Сережей. Нам хорошо друг с другом, он делает меня счастливой, а я его. Но, конечно, будь он красивым, но бедным, или богатым, но страшным, я бы за него замуж не пошла.

До чего же противно это слышать. Поверить не могу, что моя мама вот такая. И самое ужасное — Данил это понимает. Громову прекрасно известно, что моя мама выходит замуж за его отца только ради денег.

Чувствую, как от этой мысли стремительно краснеют щеки. Сквозь землю провалиться можно.

— И что теперь? — выдавливаю из себя.

— В каком смысле? Ничего страшного не случилось, Маша! Завтра поедем с тобой в свадебный салон выбирать мне платье! — мама от радости прихлопывает в ладоши.

— У меня нет желания выбирать тебе свадебное платье.

Это правда. Ну и еще завтра мне надо ехать в поликлинику за медкнижкой для работы. Я написала смс заму главврача, который делал медкнижки сотрудникам папиного ресторана, и он согласился помочь. У меня нет недели, чтобы честно проходить всех врачей. Меня ждут на работе через два дня.

— Маша, на что ты обиделась? — упирает руки в боки.

Действительно, на что я обиделась? Возможно, на то, что Данил знает, что моей матери нужны деньги Громовых?

— А что с выборами? — перевожу тему.

— Ой, они еще не скоро, — машет рукой.

— Когда?

— В конце марта.

— Через полгода, значит. А свадьба у вас когда?

— Пока непонятно. — Закатывает глаза. — Хотели в декабре, но кое-кто из очень важных гостей в это время будет отсутствовать, поэтому, возможно, в феврале. Ну и надо согласовать свадьбу с Сережиным политтехнологом, когда ее лучше делать с точки зрения пиара.

— Что!? — восклицаю. — Какой еще пиар на свадьбе?

— Пиар — это обязательная часть жизни любого политика. А учитывая, что у Сережи скоро выборы — так тем более.

Сергей Юрьевич и сейчас чиновник. Работает в каком-то министерстве.

— В общем, Маш, завтра мы с тобой едем выбирать мне платье, — мама разворачивается к двери.

— Я не поеду. У меня другие планы.

— Какие? — удивляется.

— С Ариной встречаюсь, — выдумываю на ходу.

— Твоя Арина подождет, — строго говорит. — А завтра мы едем в свадебный салон, и это не обсуждается.

Я не люблю ругаться с мамой. Во многом это из-за того, что ее не переубедить. Она, как истинный овен, если уперлась башкой в стену, то это навсегда. Можно с ней спорить, доказывать свою точку зрению, но все будет бесполезно.

— Только во второй половине дня, — нехотя соглашаюсь.

В первой половине я все-таки поеду в поликлинику.

— Да, во второй половине. Я записана на три часа дня. Данил!

Я резко дергаюсь, когда мама, сделав шаг в коридор, кричит его имя.

— Я тут, — открывает дверь своей спальни.

По телу снова бегут неприятные мурашки. Я не вижу Громова, но все равно испытываю ужасное чувство стыда перед ним.

— Мы с Машей завтра едем в свадебный салон выбирать мне платье. Хочешь с нами?

Мое лицо полыхает адским пламенем испанского стыда. Господи, если можно от позора потерять сознание, то я в шаге от этого.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— С удовольствием! — отвечает нарочито радостно. — Мама, — добавляет в конце.

— Прекрасно! Завтра в два часа дня выезжаем.

Не успевает родительница отойти от двери Данила, как он ее уже с шумом захлопывает, показывая свое реальное отношение к ситуации. Но маму это ничуть не смущает. Пожелав мне спокойной ночи, она удаляется на свой третий этаж, оставляя меня глотать слезы. Я усердно сдерживала их при ней, но как только по лестнице послышались ее шаги, соленые капли сами потекли по щекам.

Я опускаюсь лицом в ладони и начинаю рыдать навзрыд от позора за свою маму. Не знаю, сколько я так всхлипываю, пока дверь моей комнаты тихо не открывается. Мне не нужно поднимать лицо, чтобы узнать, кто пришел, услышав, что я плачу.

— Мне ничего от тебя не нужно!

— Я знаю, — тихо говорит, нависая сверху.

— Как только мне исполнится 18 лет, я отсюда съеду! — принимаюсь размазывать по лицу сопли и слезы.

Данил шумно выдыхает и почему-то мне кажется, что он приподнимает уголки губ в снисходительной улыбке.

— Мне не нужны твои деньги! — зло бросаю.

— Я знаю, — повторяет.

— И ты мне не нужен!

— Это я тоже знаю.

Ладони Данила мягко опускаются мне на плечи, заставляя замереть. Мне ужасно стыдно поднять на него лицо. Ужасно стыдно за свою корыстную мать, которая просто хочет удачно выйти замуж за его отца и ничего больше не делать.

Почему из всех богатых мужчин моя мама выбрала именно папу Данила!?

— Маша, я знаю, что ты не такая…

Данил резко осекается. Готова поклясться на что угодно: он хотел сказать «не такая, как твоя мама», но вовремя захлопнул рот.

Скидываю с плеч его руки.

— Не надо быть со мной милым, — шиплю. — Мы больше никогда не будем друзьями!

— Ты права, — тут же соглашается. — Мы больше никогда не будем друзьями.

И хоть я давно вычеркнула Данила из своей жизни, мне все равно больно слышать от него эти слова. Я считала его своим лучшим другом. Громов был мне даже ближе, чем Арина. А он оказался таким… И сейчас открыто подтверждает это, говоря, что друзьями нам больше не быть.

— Найди себе, Маш, какого-нибудь другого друга, с которым ты вместе будешь делать уроки. Но я точно больше не буду для тебя таким другом.

На этих словах он удаляется, лишь сильнее укрепляя меня в мысли о его предательстве.

Глава 11

— Маша, где ты была так долго!? Только тебя ждем! — налетает на меня мама, не успеваю я переступить порог дома Громовых.

В гостиной она вдвоем с Данилом. В глубине души я надеялась, что он пошутил, когда согласился поехать со мной и матерью в свадебный салон выбирать ей платье. Но, по всей видимости, не пошутил.

— Ездила по делам.

— По каким еще делам?

За медкнижкой для работы.

— С Ариной встречалась.

Маму мой ответ полностью удовлетворяет, а вот Данил прищуривает глаза и смотрит на меня с подозрением. Не поверил.

Да мне, в общем-то, наплевать.

Дорога до свадебного салона в центре Москвы занимает полтора часа. Это неожиданно, но мы едем на машине Данила, ключи от которой Сергей Юрьевич у него забрал. Но как-то слишком быстро вернул.

Я сижу на заднем сиденье и все время ощущаю на себе взгляд парня в зеркале. В какой-то момент мне уже хочется сделать ему замечание и попросить следить за дорогой, а не за мной. Неуютно мне под его взглядом. Что-то коробит и царапает на душе. Поэтому я все время в машине пялюсь то в телефон, то в окно, а параллельно нервно дергаю ногой в ожидании, когда мы приедем.

Данил не остается ждать в автомобиле, а заходит с нами в салон. Он что, реально будет выбирать с нами свадебное платье!? Ему заняться больше нечем? Похоже на то.

— Я хочу померить вот эти платья, — мама показывает продавцу-консультанту фотографии на телефоне.

— Хорошо, сейчас принесу. Пока проходите в примерочную. — Оборачивается к нам с Данилом. — Вода? Чай? Кофе? Шампанское?

— Ничего, — быстро отвечаю.

— Мне кофе, пожалуйста, — просит Данил, вальяжно усаживаясь рядом со мной на диванчике напротив примерочной.

Диванчик не сказать, что большой, поэтому его нога в джинсах касается моей в короткой юбке.

— Где ты была утром? — тихо спрашивает.

— Что? — вопрос Данила настолько неожиданный, что я поворачиваю к нему голову.

— Куда ты ездила утром?

Несколько секунд я смотрю на него, недоуменно хлопая ресницами.

— Я же сказала: с Ариной виделась.

Зачем я вообще что-то ему отвечаю?

Правая бровь Данила ползет вверх.

— Неужели?

— А тебе вообще какое дело, где я была? — рявкаю. — Я не собираюсь перед тобой отчитываться.

На мое счастье, в этот момент приходит продавец-консультант с охапкой свадебных платьев. Она развешивает их у примерочной, а потом с одним пышным белым ныряет к маме. В этот момент другая девушка подает Данилу кофе.

Салон красивый. Я с любопытством верчу головой по сторонам. Яркое освещение, белый мрамор на полу, высоченные потолки. И повсюду платья. У нескольких других примерочных на таких же диванчиках сидят девушки с бокалами шампанского в руках и дружно раздают советы невестам в платьях.

— Это лучше, чем предыдущее, — громко говорит одна, делая глоток алкогольной газированной жидкости.

Невеста хмурится.

— А мне все равно не нравится.

Консультант подает ей новое платье.

Наверное, это прикольно — вот так выбирать себе свадебное платье с лучшими подружками. Как в американских фильмах.

— Ну что скажете? — врезается в уши мамин голос.

Я отрываюсь от девушек у соседней примерочной и возвращаю внимание родительнице.

— Красиво! — восклицает Данил.

— Мам, ты в этом платье похожа на торт, — честно ей говорю.

— Почему? — удивляется.

— Зачем такое пышное? Кто сказал, что замуж должна выходить Екатерина вторая?

На ней платье, как из 19 века. В таких тогда ходили на балы. Под этой пышной юбкой, кстати, легко можно спрятать человека.

— Я невысокого роста, мне не подойдет платье-рыбка, если ты об этом! И Данил сказал, что красивое.

— Можно померить платье А-силуэта, — встревает консультант.

— Давайте сначала те, что я показала, — мама скрывается за тяжелой занавеской примерочной.

Я смотрю на Данила.

— Зачем ты сказал, что это было красивое платье, если оно на самом деле ужасное? У тебя все настолько плохо со вкусом?

Он тихо смеется.

— Эта свадьба и так будет цирком. Если устраивать балаган, то по полной программе.

Ах вот оно что. Он теперь специально все некрасивые платья будет называть красивыми и сбивать маму с толку.

Следующее платье не такое пышное, как первое, но не менее ужасное. Господи, что случилось с мамой? Она же всегда умела стильно одеваться! Так почему на собственную свадьбу она выбирает такие наряды? Это с каким-то уж очень глубоким декольте. Неприлично глубоким.

— Сереже понравится, — мать довольно осматривает себя в зеркало.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Помимо него тебя в этом платье увидит еще сотня человек, мам. Слишком глубокий вырез. Не надо такое.

— А мне нравится, — заявляет Данил, делая глоток кофе. — Вам идет, Анжела Борисовна. Ой, то есть, мама, — быстро поправляет себя.

Не выдерживаю и пихаю его коленом в ногу.

— Заткнись, — шиплю.

В ответ он лишь тихо смеется.

Я поднимаюсь с места и подхожу к висящим на крючках платьям, которые принесла маме консультант. Внимательно изучаю каждое и прихожу к выводу, что они все ужасны: то излишне пышные, то излишне откровенные.

— Принесите, пожалуйста, платья А-силуэта, — обращаюсь к сотруднице салона. — И чтобы грудь и спина были закрыты.

— Я сначала померяю эти! — влезает мама. — Давайте следующее.

Консультант слушает родительницу, а не меня.

Померив еще четыре наряда, мама все-таки соглашается на А-силуэт. Платья такого фасона действительно больше ей подходят. Нет вычурности и ощущения, что это не невеста, а торт. Но Данил своими саркастичными комментариями всерьез заставил меня понервничать. Я до последнего боялась, что мама послушает его и остановит выбор на одном из первых нарядов.

— Сколько времени займет подгон платья под меня? — мать рассматривает себя в зеркало.

На ней платье кремового цвета, а он лучше подходит к ее белой коже. С чисто белыми платьями мама сливалась. На туловище оно расшито кружевом, юбка с небольшими блестками, красиво мерцающими при ярком освещении салона.

— От пары недель до месяца, — отвечает консультант. — Обращаться в ателье лучше непосредственно перед свадьбой.

— Ладно, я подумаю насчет него.

Мама разворачивается от зеркала ко мне.

— Маша, тебе тоже надо подобрать платье. Ты будешь моей подружкой.

— Что!? Я не хочу! — восклицаю в испуге.

— Маша, хватит вредничать! — переводит взгляд все на того же консультанта. — Помогите подобрать платье подружки невесты для моей дочки.

— Да, конечно, — тут же соглашается, пока моя челюсть медленно отвисает. — Какая у вашей свадьбы цветовая гамма?

— Ой, мы еще не занимались этим.

— Мама, я не буду подружкой невесты, — настаиваю.

Я говорю это слишком громко. На нас оглядываются другие посетители салона, и я начинаю чувствовать себя неуютно из-за того, что устраиваю разборки с родительницей прилюдно. Это снова тот самый случай, когда с мамой лучше не спорить. Никакой подружкой невесты я не буду, но сейчас скандал на этот счет лучше не начинать.

— Маша, — мама взглядом дает мне понять, что ее решение не обсуждается. — Мы сейчас выберем тебе платье.

— Так какого цвета платье подбирать? — уточняет продавщица.

— Любого, — бурчу.

— Да, — соглашается мама. — Давайте разных цветов посмотрим. Может, мы в итоге под Машино платье и всю остальную свадебную палитру подберем.

Я не собираюсь принимать участия в выборе наряда. Мне все равно, что мама захочет на меня напялить. Я настолько погружаюсь в свои грустные мысли, что даже не сразу замечаю, как Данил куда-то уходит.

Мама с сотрудницей салона приносят охапку платьев самых разных цветов и фасонов, и я послушно занимаю место в примерочной. Мне ничего не нравится. Одно платье розово-поросячьего цвета, второе слишком короткое, третье с пышной юбкой (кажется, после сегодняшнего дня на такие у меня будет аллергия). Родительница тоже недовольна. Но она подходит к выбору моего наряда еще и с точки зрения цветовой палитры всей свадьбы.

— Пускай Маша померяет вот это, — Данил с платьем в руках возникает перед нами, словно черт из табакерки.

— Симпатичное! — мама подскакивает с дивана, чтобы пристальнее разглядеть наряд. Оставшись довольной, переводит взгляд на меня. — Маша, померяй.

Я стою в ступоре и не знаю, как реагировать. Данил уходил выбирать мне платье?

— Мне нравится то, что на мне, — быстро вру. А на мне сейчас платье золотого цвета с пышной юбкой по колено. Отвратительное.

— Маша, померяй! — командует родительница. Она берет из рук Данила вешалку и передает ее консультанту.

Моего мнения никто не спрашивает. Сотрудница салона задвигает штору и расстегивает молнию золотого безобразия, чтобы снять его с меня. Машинально передвигаю ноги, смирившись с ситуацией. Надеюсь, платье Данила окажется таким же отвратительным, как предыдущие.

Но нет. Оно прекрасное. Лилового цвета, расшитое бисером на туловище. Длинное, но благодаря легкой ткани и разрезу чуть выше колена не кажется тяжелым.

— Очень вам идет, — тихо говорит консультант, улыбаясь мне в зеркале.

Она отодвигает в сторону штору примерочной, представляя меня суду мамы и Данила.

— Какая красота! — мама прихлопывает в ладоши.

— Мне не нравится, — резко заявляю.

— Маша, тебе так идет лиловый! — родительница приближается ко мне и проходится по платью придирчивым взглядом. — И, кстати, мне кажется, что лиловый можно сделать основным цветом свадьбы, — поворачивается к Данилу. — Что думаешь?

— Отличная идея, — отвечает ей, не отрываясь от меня.

В моей груди бушует возмущение. Да что он о себе возомнил!? Кто разрешил ему выбирать мне одежду? И почему он так на меня смотрит?

— Ужасное платье, — бросаю со злостью. — Отвратительное. И цвет дебильный.

— Маша, хватит вредничать, — строго заявляет мать. — Мы берем его, отнесите на кассу, — обращается к продавщице.

Я сама задергиваю штору примерочной и тороплюсь сорвать с себя наряд.

— Осторожнее! — просит продавщица и перехватывает у меня инициативу по расстегиванию молнии.

Я быстро натягиваю свою джинсовую юбку и майку и с горящими щеками вылетаю пулей из примерочной. Подожду их на улице.

Но через панорамное окно салона мне прекрасно видно, что происходит внутри. Продавец несет платье на кассу, мама поспевает за ней, не переставая о чем-то тараторить. Данил следует позади. Консультант кладет на кассу наряд и поворачивается к маме, что-то ей отвечает. Пока родительница увлеченно болтает, Данил достает из кошелька банковскую карту и расплачивается за платье.

Возмущение уже начинает литься из меня водопадом. Я жадно хватаю ртом воздух, теряясь, что делать дальше: надавать Громову по щекам, прямо у кассы разорвать в клочья платье или бросить тут их обоих, развернуться и уйти? Возможно, мне следует сделать все это по очереди.

Но вместо этого я продолжаю стоять у окна и наблюдать за происходящим в салоне. Вот кассир упаковывает платье в коробку и засовывает ее в фирменный пакет. Вот Данил берет его в руки. Вот мама наконец-то заканчивает болтать и поворачивается к кассе, но Данил демонстрирует ей покупку, мол, я уже оплатил. Вот родительница что-то отвечает ему с улыбкой и прощается с сотрудницами салона. И вот они вдвоем выходят на улицу.

— Я решила это свадебное платье пока все-таки не брать, — тараторит мать, шагая к машине.

— Почему? — спрашивает ее Данил, неся в руках пакет с купленным для меня нарядом.

— Хочу еще в пару салонов съездить, посмотреть, что там есть. — Оборачивается ко мне. — Но тебе, Маш, мы купили хорошее платье.

«Мы купили».

ОН КУПИЛ!!!!!

Я не надену это платье.

Молча залезаю на заднее сиденье машины, не принимая участия в их разговоре. Пытаюсь успокоить себя тем, что Данил оплачивал не своими деньгами, а деньгами своего отца. Он ведь не работает. Какая разница, мама бы расплатилась картой, на которую перевел средства Сергей Юрьевич, или Данил?

Но мама сдала наш дом в аренду и получила от квартирантов деньги за первый и последний месяц. Это не маленькая сумма. Я точно помню, что, когда они заехали, сделали маме перевод по номеру телефона. А у нее только одна карта. То есть, если бы мама расплачивалась сейчас своей картой, то это были бы деньги за наш дом.

Из груди вырывается шумный выдох. Я достаю из сумочки солнечные очки и надеваю их на лицо, чтобы скрыть выступившие слезы.

— А кто будет другом жениха на свадьбе? — спрашивает Данил у мамы.

— Никто. Сережа об этом еще даже не думал.

— Тогда я буду.

— О, это замечательно, Данил! Твой папа очень обрадуется.

Ну зашибись.

Глава 12

— Маш, за пятым столиком посетители долго ждут! — кричит мне официантка Оля.

Первый рабочий день проходит очень не просто. Я ношусь в мыле между столиками, а все равно не успеваю. Официантов мало, клиентов много, а ведь каждому из них еще надо улыбаться и демонстрировать радушный прием. Это очень тяжелая работа.

Обеденный перерыв всего полчаса, и все эти 30 минут я сижу без сил в подсобке для персонала.

— Устала? — участливо спрашивает бармен Вася.

— Умираю, — вытягиваю ноги на табуретку напротив.

— Коктейльчик хочешь?

— Нет, спасибо.

— А ты ела?

— Нет, что-то я без аппетита.

— Не, ну так дело не пойдет, — категорично заявляет и открывает холодильник для сотрудников. Достает оттуда йогурт и яблоко и кладет на стол передо мной. — Поешь.

— Ой, Вась, да у меня правда аппетита нет.

— Ешь давай, а то к концу смены совсем свалишься. Под вечер поток клиентов только увеличится.

Для себя Вася достает из холодильника контейнер с едой, греет его в микроволновке и садится со мной за стол. Мне неудобно перед парнем, поэтому я беру яблоко и откусываю кусочек.

— Ты давно тут работаешь? — спрашиваю, прожевав.

— Два года.

— Прилично.

— Да, но пора уже уходить.

— Почему?

— У меня начинается третий курс универа, надо искать работу по специальности.

— А на кого ты учишься? — еще раз кусаю яблоко.

— На юриста. У меня была в этом месяце практика в юридической компании, мне предложили там остаться, но стажерам они совсем мало платят. Здесь я больше зарабатываю, поэтому отказался. А сейчас думаю, что зря. Не буду же я всю жизнь коктейли делать, надо уже и по профессии что-то искать.

В этот момент в голову вдруг некстати закрадывается вопрос: а в какой институт поступил Данил? На кого он будет учиться?

— А ты где учишься? — пробивается сквозь мысли вопрос Васи.

— Я еще в школе. 11 класс начинается.

Вася удивленно таращит на меня глаза.

— А сколько тебе лет?

— Семнадцать.

Парень отложил вилку в контейнер с пловом и без зазрения совести рассматривает меня с головы до ног.

— Выглядишь старше, — констатирует.

— Это комплимент? — пытаюсь пошутить.

— Не знаю, реши сама. И ты будешь работать в ночные смены?

Качаю головой.

— Нет, я только днем.

— Ну готовься к тому, что управляющая Лена попросит тебя подменять кого-то и ночью.

— Ээ-э, — теряюсь. — Но я же несовершеннолетняя.

— Ну и кто об этом знает, кроме нас? — скептичен.

— А вдруг проверка какая-нибудь нагрянет…

— Я за два года не видел тут ни одной проверки. Сейчас же эти, как их, — морщится, вспоминая. — Надзорные каникулы! Типа не кошмарить малый бизнес и все такое. Проверяющие органы могут проводить только внеплановые проверки малого и среднего бизнеса, а на плановые у них мораторий от государства.

Я удивленно смотрю на парня, даже перестав кусать яблоко.

— А если придет ночью внеплановая проверка?

— Ну за два года, что я тут работаю, ни разу никто не приходил. Да и что тут у нас проверять? Бар работает полностью вбелую: карты принимаем, налоги платим, все сотрудники оформлены по трудовой, курить в помещении не разрешаем, при заказе алкоголя просим показать паспорт.

— Понятно.

Я вдруг вспоминаю, что в папиных ресторанах тоже никогда не было проверок. Я могла многого не знать, но совершенно точно отец ни разу не жаловался, что в заведение пришли контролирующие органы и не дают работать.

— Но ночью работать лучше, чем днем, — продолжает Вася. — Чаевых больше.

А вот это уже интересная информация.

Дожевав яблоко и съев йогурт, я возвращаюсь обратно в зал и беру в руки поднос. Посетители и так оставляют очень неплохие чаевые, это сколько же зарабатывают официанты по ночам? Если здесь каждый день такие доходы, а не только сегодня, то я очень быстро смогу скопить приличную сумму денег. Может, даже получится снимать небольшую квартирку в Москве.

По итогам работы в первый день у управляющей Лены нет ко мне нареканий, у других официанток тоже. Но испытательный срок два дня, поэтому еще и завтра я буду работать только за чаевые. Если снова все пройдет нормально, то меня оформят в штат.

Клиенты преимущественно противные. Одна мне высказывала за то, что я принесла ей остывший стейк, другая за то, что в меню не было указано, что блюдо содержит чеснок. Еще несколько остались недовольны тем, что их заказ слишком долго готовился. Еще один придурок предпринимал попытки познакомиться со мной.

Последнее, наверное, будет частым явлением с таким дресс-кодом, как тут. На мне короткие шорты и топ, оголяющий пупок. А с фигурой у меня полный порядок. Как говорит Арина, есть, на что посмотреть и за что подержаться. Но знакомства с парнями — это последнее, что меня сейчас интересует.

В дом Громовых я приползаю совсем без сил в 11 вечера. Внизу нигде свет не горит, наверху тоже. Нет никого, что ли? Однако когда я поднимаюсь на второй этаж, под дверью комнаты Данила замечаю щелку света. Тут, значит. Ну ладно. Надеюсь, мне не придется с ним видеться.

Не знаю, сколько времени я провожу в ванне с пеной. Горячая вода и ароматические свечи так меня расслабили, что я готова уснуть прямо в воде. Тщательно вытеревшись полотенцем и переодевшись в любимую пижаму, бреду до кровати, как вдруг замечаю в гардеробе вещь лилового цвета.

То самое платье. Когда мы вернулись из салона, я закрылась в своей комнате и не выходила до конца дня. Пакет с нарядом остался у Данила. И вот сейчас это платье висит на вешалке в моей гардеробной рядом с другими платьями.

Он заходил в мою комнату, пока меня не было? Внутри тут же вспыхивает возмущение. Да как он посмел! Да, это его дом, и теоретически Данил может заходить в любую комнату, какую захочет, но… А если он шарил по моим вещам? По моим ящикам?

Срываю платье с вешалки и стремительно направляюсь на выход из спальни. Но не успеваю я занести руку над дверью Данила, чтобы постучать, как тут же замираю.

Потому что слышу его голос и следом женский смех.

Прислушиваюсь. Он что-то тихо говорит, слов не разобрать, а женский голос продолжает смеяться.

Данил снова неразборчиво отвечает, а она смеется еще громче. Затем все звуки резко затихают.

Я стою у его двери, словно пришибленная. Сейчас настолько тихо, что я слышу собственное дыхание. Что они там делают? Целуются? Он притащил в дом какую-то девку, чтобы целоваться с ней через стенку от меня? И только ли целоваться или ночью я буду слушать музыкальную композицию из их стонов и охов?

Нервно сглатываю и возвращаюсь к себе. Сажусь на кровать. Сминая в пальцах нежную ткань платья, судорожно думаю.

Нет, ну это нормально? Данила не смущает, что у него за стенкой находится посторонний человек? И тот факт, что это его дом, — не оправдание. Он должен понимать, что живет тут не один.

«Все твои свидания за пределами моей территории», — сказал мне Данил в нашу первую встречу на юбилее его отца, когда запретил приводить в дом парней.

Значит, ему можно девушек сюда приводить, а я не могу пригласить в гости парня? Видите ли, он мне не разрешил!

Да щас.

Решительно встаю на ноги и направляюсь обратно в коридор. У двери Данила несколько секунд мешкаю, но все же заношу кулак и громко стучу.

Глава 13

За те несколько секунд, что Данил громко шагает до двери, я успеваю пожалеть о содеянном, передумать жалеть и снова пожалеть. Даже возникает мысль забежать в свою комнату и сделать вид, что это была не я.

Но поздно что-либо предпринимать, потому что дверь распахивается и на пороге возникает Данил. На нем одни спортивные штаны серого цвета, и я вдруг зависаю рассматривая его сильный торс.

— Привет, — прерывает затянувшуюся между нами паузу.

— Привет, — отмираю и быстро перевожу взгляд с кубиков его пресса на лицо. — Мне не нужно это платье, забери его себе, — сую Данилу в руки, и ему ничего не остается, кроме как принять. — А лучше подари его своей подружке, которая у тебя сейчас в гостях. И знаешь, что? Если я захочу, то приведу к себе парня. В конце концов, это дом твоего папы, а не твой, а Сергей Юрьевич не запрещал мне приводить парней. И, кстати, твоя подружка слишком громко смеется и мешает мне спать. Попроси ее делать это потише! — я выпаливаю все разом и перевожу дыхание.

Фух.

Лицо Данила из невозмутимого превращается в насмешливое. Брови ползут вверх, губы расплываются в хитренькой улыбочке.

— Маша, ты не заболела? — опускает ладонь мне на лоб. — Нет, не горячий. — Убирает руку. — Но в любом случае ты бредишь, потому что у меня нет никакой девушки в гостях.

— Как это нет? — упираю руки в боки. — Я слышала сейчас женский смех в твоей комнате.

— Я фильм смотрю. Это там смеялись.

— Я слышала твой голос и женский смех! Не надо делать из меня дуру.

— Если ты мне не веришь, можешь проверить, — и Данил распахивает дверь.

Машинально перевожу взгляд за его спину и действительно не вижу в комнате девушки. На смятой кровати лежит ноутбук.

Наверняка попросил ее спрятаться.

Отпихиваю Данила и прохожу в его спальню. Я никогда раньше не была в этой комнате, когда мы с Данилом были друзьями, он спал на третьем этаже. Размеры его новой комнаты сопоставимы с моей, вот только тут нет ванной и гардеробной.

Я придирчиво осматриваю каждый угол в поисках посторонней девушки.

— Можешь еще заглянуть под кровать и проверить в шкафу, — дает мне подсказку.

— Обязательно.

Я подхожу к кровати и наклоняюсь. Моему взору открывается толстый слой пыли. Я сразу поняла, что горничные в доме Громовых работают «на отвали». Распахиваю дверцы шкафа. Одежда аккуратно висит на вешалках, признаков посторонней девушки тоже нет. Но я ведь не сумасшедшая, я точно слышала женский смех и не из динамиков компьютера. Может, она на балконе? Иду туда. Тоже пусто.

И только в этот момент я понимаю, что выгляжу, как ревнивая жена, которая пытается отыскать у мужа любовницу.

Боже, какой позор. Я что, действительно сейчас заглядывала под кровать и в шкаф Данила в поисках посторонней девушки?

Маша, ты в своем уме!?

В растерянности возвращаюсь обратно в комнату и стою перед Данилом, потупив взгляд.

— Ну что? Нашла у меня девушку? — тихо смеется.

— Слушай, я пойду к себе. Извини, что помешала смотреть фильм. Но сделай, пожалуйста, потише.

Рассматривая свои розовые тапочки я дохожу до дверного проема, в котором продолжает стоять Данил.

— Пропусти.

— Выход платный.

Резко вздергиваю голову. На его лице все еще насмехательское выражение. Стоит, привалившись к косяку и скрестив на груди руки с зажатым в них платьем.

— Сколько с меня?

Поразительно, если Данил всерьез решит брать с меня деньги. Они у меня есть, я заработала хорошие чаевые, но как-то не рассчитывала отдавать их все Данилу.

— Честно ответить на парочку моих вопросов.

— То есть, выход не за деньги?

— Нет, конечно. Зачем мне от тебя деньги?

— Ну ладно. Что за вопросы?

На самом деле мне это не нравится. К тому же я необдуманно заявилась к нему в комнату в своей любимой пижаме. Данил меня уже один раз в ней видел, но ни к чему ходить в ней перед ним часто.

— Первый вопрос: где ты сегодня была?

Быстро соображаю, что ответить.

— Эм, провела день с Ариной.

— Вранье.

Я в недоумении замолкаю. Сейчас выражение его лица стала серьезным, насмешку, как рукой сняло.

— Я целый день была со своей лучшей подругой Ариной. Помнишь ее?

— Помню. Но день ты провела не с ней.

— Не хочешь — не верь, — безразлично пожимаю плечами.

— Твоя Арина сегодня целый день постила фотографии из Испании. Ты была сегодня в Испании?

— Что? — восклицаю. — Откуда ты знаешь?

— Посмотрел ее Инстаграм.

— Какого фига ты смотришь инстаграм моей подруги?

— Тебя целый день не было дома, я решил посмотреть по соцсетям, где ты. У тебя не было новых фотографий, а у твоей подруги фотосессия в режиме реального времени из Испании.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍У меня отвисает челюсть. Я просто стою в ступоре и не знаю, как реагировать на услышанное.

— Так где ты была целый день? — повторяет вопрос, и на этот раз в его голосе слышится строгость.

— Какая тебе разница, где я была?

— Сейчас ты отвечаешь на мои вопросы, а не я на твои.

— Данил, пропусти меня.

Мне надоело играть в эту дурацкую игру. Что еще за платный выход из его комнаты? Но Данил стоит, как скала, и не собирается исчезать с прохода.

— Пропусти, я хочу спать! — порываюсь пройти, но он закрывает путь.

Черт возьми, я устала, как собака, а завтра мне снова на работу!

— Я же сказал, выход платный.

— Данил, я не буду отвечать на твои вопросы. Уже поздно, я хочу спать.

— Я никуда не уйду.

Бесполезно спорить. Разворачиваюсь и направляюсь на балкон, но у входа в свою комнату останавливаюсь с обреченным вздохом. Я не открывала дверь. Делать нечего, придется проходить через Данила.

Возвращаюсь обратно. Он все так же стоит в проходе и никуда не собирается.

— Отвечаешь, и я тебя выпускаю. У меня всего два вопроса к тебе, один ты уже слышала.

Я не собираюсь ни о чем с ним честно говорить.

— Я хочу спать, — повторяю.

— Ответь на мои вопросы и иди спать.

Нет, ну это уму непостижимо. Отворачиваюсь в сторону и оказываюсь лицом к кровати Данила. В голову закрадывается сумасшедшая мысль.

— Ну раз ты не даешь мне уйти спать в свою кровать, — дерзко заявляю. — Значит, я лягу спать в твою.

И под его опешивший взгляд я убираю с кровати ноутбук, на экране которого действительно стоит фильм на паузе, отбрасываю в сторону покрывало и забираюсь под одеяло.

— Выключи свет, пожалуйста, раз ты стоишь у выключателя, — прошу Данила, зевая и поудобнее устраиваясь на подушке.

Вопрос, а где спать ляжет Данил, в мою голову приходит уже после того, как я укрываюсь одеялом. Он все еще не выключил свет, наверняка стоит в шоке и не знает, как реагировать. А я тем временем судорожно соображаю, что делать, если Данил пойдет на принцип и уляжется на вторую половину кровати.

Свет гаснет. Дверь в комнату закрывается. Щелкает замок, а вместе с ним вздрагивает мое сердце.

Неторопливые шаги направляются в мою сторону. Данил открывает дверцу шкафа и, по всей видимости, вешает туда платье. Затем поднимает с пола ноутбук и обходит кровать.

Мамочки, пускай он его просто выключит и уйдет в другую комнату. В любую. Да хоть в мою!

Но Громов плюхается на кровать в полуметре от меня и укладывает компьютер на колени.

— Спокойной ночи, Маш, — невозмутимо произносит. — Я надену наушники. Свет от экрана же тебе не мешает?

Тяжело сглатываю.

— А где ты будешь спать? — осторожно уточняю, подтягивая одеяло повыше к подбородку.

— Здесь, где же мне еще спать?

— Кхм, но тут сплю я…

— Потеснимся.

Что-то меня подбешивает его нарочитое спокойствие. Ведет себя, как будто мы с ним в одной постели — это что-то само собой разумеющееся.

— Я тогда пойду к себе, — отбрасываю одеяло и встаю.

— Иди, — прилетает мне в спину.

Дергаю дверную ручку, а она не открывается. Пробую еще раз.

— Я не могу открыть дверь.

— Так я же сказал, выход платный.

Со всей силы хватаюсь за нее и начинаю резко дергать, надеясь, сломать замок. Но не тут-то было! В доме Громовых все сделано по самому высшему качеству. Бросаю эту затею и разворачиваюсь к Данилу. Он продолжает невозмутимо лежать с ноутом на коленях и что-то печатать на клавиатуре, не обращая никакого внимания на мои попытки выбраться из его комнаты.

— Я сейчас эту дверь выбью, — зло шиплю,

— Подожди, я сниму ТикТок, — и тянется за телефоном к тумбочке со своей стороны. Быстро бьет пальцем по экрану, наводит на меня айфон и командует: — давай, я начал снимать.

Да он меня троллит!

В жилах закипает злость.

— Ты меня бесишь, — цежу сквозь зубы.

— Спасибо, я стараюсь.

Я иду ва-банк: возвращаюсь обратно в кровать. Данил наконец-то перестает меня снимать и откладывает телефон. Теперь еще наверняка будет шантажировать меня этим видео, где я в пижаме.

Мне ничего не остается, кроме как повернуться к Данилу спиной и попытаться уснуть. Я должна успокоиться и наконец-то погрузиться в царство Морфея, ведь завтра снова на работу. Но ситуация, которая сейчас складывается — пипец странная. Мы не спали на одном предмете мебели, даже когда были друзьями.

За спиной слышится возня. Данил выдвигает ящик тумбочки, судя по звукам, что-то достает оттуда. Слегка поворачиваю к нему шею, чтобы посмотреть. Наушники. Будет продолжать смотреть фильм, значит. Ну ладно.

Я устраиваюсь на подушке поудобнее и закрываю глаза. Легкие уже давно наполнились запахом Данила: тут вся постель им пропитана. На удивление меня это не раздражает. Наоборот, даже, черт возьми, нравится. Он пахнет чем-то морским, а я так давно не была на море. После смерти папы мы с мамой не ездили в отпуск. Разве что к бабушке в Рязань.

И я сама не замечаю, как погружаюсь в сон.

Я просыпаюсь от того, что на меня давит тяжесть. Разлепляю веки и не сразу понимаю, где нахожусь. Но когда в нос ударяет запах морского бриза, все становится на свои места. Перепалка с Данилом, его платный выход и одна постель на двоих. А тяжесть, которая на меня давит, это…

Черт, это его рука!

Матерь божья, Данил обнял меня во сне. Его рука перекинута через мою талию, а сам он сопит мне в затылок. Я даже чувствую, как шевелятся мои волосы от его дыхания.

Мы что, всю ночь так спали? Он меня всю ночь обнимал?

Паническая волна проходится по мне с головы до пят. И я даже не знаю, что более ужасно: то, что Данил меня обнимает, или то, что мне надо как-то выбраться из объятий парня, при этом не разбудив его.

Часы на стене показывают девять утра. У меня не так уж и много времени, учитывая, что до работы добираться полтора часа. Я перевожу взгляд на дверь и вспоминаю, что он закрыл ее на замок. Уже не боясь разбудить Данила, обреченно стону в подушку. Я не смогу отсюда выйти, если он не откроет. Разве что решусь прыгнуть с балкона.

Несколько минут лежу неподвижно, продолжая ощущать дыхание парня в своих волосах. Буря возмущения в груди постепенно утихомиривается, и я прихожу к выводу, что Данила нужно просто нормально попросить выпустить меня отсюда. Может, даже и ответить на его вопросы, хотя я не хочу, чтобы в этом доме кто-то знал, что я работаю.

Я осторожно переворачиваюсь лицом к парню. Он даже не почувствовал моего движения и продолжает так же крепко спать, закинув на меня руку. Сейчас у меня есть возможность вдоволь насмотреться на Данила, не боясь быть пойманной за этим занятием.

Это уже не тот мальчишка, с которым я каталась на велосипедах. Это взрослый парень, который наверняка многим девушкам видится привлекательным. Еще бы, с таким-то накачанным телом! В Данила и тогда были влюблены все его подруги, даже Арине он немного нравился, хоть она упорно и отрицала сей факт, а чего уж говорить сейчас, когда он так повзрослел и возмужал.

— Данил, — тихо зову его и слегка трясу за плечо.

Он тут же распахивает глаза и удивленно на меня смотрит. Затем переводит взгляд на свою руку на моей талии. Но почему-то не убирает ее, а снова возвращается к лицу.

— У тебя тяжелая рука, — замечаю с улыбкой. — И все-таки открой мне, пожалуйста, дверь. Мне кажется, моя мама и твой папа сильно удивятся, если обнаружат нас в одной кровати.

Я говорю это, а сама представляю, как будут выглядеть лица родителей, если это на самом деле произойдет. Почему-то становится смешно.

— Чему ты радуешься?

— Представила лица родителей, если нас застукают. Данил, открой мне дверь.

Он наконец-то убирает с меня свою тяжеленную руку. Переворачивается на другой бок, тянется к стулу и стягивает с его спинки спортивные штаны, в которых был вчера. Я быстро отворачиваюсь, чтобы не смотреть, как Данил их надевает.

Эпичное утро, ничего не скажешь. Мы еще и под одним одеялом спали.

Он подходит к двери и щелкает замком.

— Обнимать меня было лишним, — бросаю через плечо, когда опускаю дверную ручку.

— Извини, перепутал тебя во сне с другой девушкой.

Его слова настолько неожиданны, что я замираю в дверном проеме.

— Передумала уходить?

Я со всей силы хлопаю дверью и забегаю к себе.

Глава 14

Перепутал меня с другой девушкой. Ну вы посмотрите на него. Пф, да ну и по фиг. Даже хорошо, что обнял, потому что перепутал. Не хватало еще, чтобы обнимал, потому что я это я.

Мысли хаотично носятся в голове, пока я трясущимися руками стягиваю с себя пижаму и джинсы с футболкой. Принимаюсь делать макияж и вдруг вспоминаю, что забыла умыться и почистить зубы. Со злости отшвыриваю в сторону пудру и направляюсь в ванную. Так остервенело тру лицо спонжем с гелем, что рискую разодрать щеки.

«Извини, перепутал тебя во сне с другой девушкой».

До сих пор звенит в ушах.

Да пошел ты, Данил!

И с кем же он меня перепутал, интересно? С Дашей своей, наверное.

Я на таком взводе, что хочется засунуть голову под холодную воду, чтобы остыть, но останавливает лишь то, что некогда сушить волосы. Когда я возвращаюсь в комнату, руки уже не так дрожат. Заставляю себя несколько раз глубоко вдохнуть и выдохнуть. Спокойно, Маша. Мало ли что этот идиот тебе сказал.

Да и вообще, не по фиг ли, кого он там планировал обнимать вместо тебя?

Конечно, по фиг.

Сегодня суббота и день на работе очень тяжелый. Клиенты прут с самого момента открытия бара. Я ношусь, как угорелая, между столиками, поднося клиентам то пиво, то бургеры. В какой-то момент я понимаю, что меня начинает мутить от запахов жирного фастфуда.

Отпрашиваюсь на 15 минут у старшей официантки и выхожу на улицу подышать. Огибаю бар и приваливаюсь к стене. Августовский зной сделал воздух тяжелым, а вперемешку с уличной пылью вообще невозможно вдохнуть.

— Вау, какие ноги! — прилетает мне справа.

Поворачиваю на голос голову и вижу перед собой двух парней, гоповатого вида.

— Скучаешь?

— Нет, — буркаю и отворачиваюсь. Пятнадцать минут, блин, не дадут спокойно постоять.

— А мне кажется, что скучаешь, — один из гопников облокачивается рукой на стену в полуметре от меня.

— Когда кажется, креститься надо. Ребят, идите, куда шли, я не собираюсь с вами знакомиться.

— А чо ты такая дерзкая? — произносит второй, подходя ближе.

Возвожу глаза к небу.

— Ребят, ну правда, попытайте удачу с какой-нибудь другой девушкой.

— А нам ты понравилась.

Я молча разворачиваюсь и хочу вернуться в бар, когда один из гопников преграждает мне путь. Рядом с ним становится второй.

— Ну что вам?

— Познакомиться хотим.

Мне уже становится не по себе. Средь бела дня ко мне пристают два идиота. И что делать? Кричать? В принципе бар на оживленной улице.

— Маша, все хорошо? — из-за спины гопников показывается бармен Вася.

— Да, Вась, я уже возвращаюсь.

Левые парни тут же рассасываются с дороги, и Вася уводит меня обратно к бару.

— Спасибо тебе, — тихо говорю ему.

— Не за что.

— Ты просто так вышел?

— Говорил по телефону и услышал твой голос.

— Спасибо.

— Как ты себя чувствуешь? — участливо спрашивает.

Мы стоим у двери в бар, гопников в поле моего зрения нет. Вася так по-доброму на меня смотрит, что на душе становится приятно.

— А ты ела? — спрашивает парень.

— Еще нет.

— Хотя бы яблоко съешь. Я положил в холодильник пакет.

Опять он собирается меня подкармливать. Мелочь, а приятно.

— Спасибо, Вась, — снова благодарю. — Пойду съем.

Как только я снова переступаю порог бара, в нос тут же ударяет противный запах жира. Я быстро пересекаю зал и захожу в подсобку для персонала. В холодильнике нахожу большой пакет зеленых яблок, достаю одно, мою в раковине и откусываю, наслаждаясь кисло-сладким вкусом.

— Маш, ну ты скоро? — ко мне вваливается старшая официантка.

— Да, иду.

Быстро доедаю и возвращаюсь в зал. Снова одна клиентка недовольна тем, что вишневое пиво слишком кислое, а другой считает, что ему принесли жесткий стейк. К 10 вечера, когда мне уже пора уходить, я не чувствую ног.

— Маша, зайди ко мне в кабинет, — говорит управляющая Лена в конце моей смены.

Сегодня у меня был последний день испытательного срока. Мне немного страшно, что по каким-то причинам Лена не захочет брать меня в штат. Я осторожно ступаю по деревянному полу ее кабинет и присаживаюсь на краешек стула.

— Ну, ты неплохо работаешь, ребята на тебя не жаловались, посетители тоже, поэтому оформляем.

С плеч падает гора.

— Но есть одна проблема, — продолжает.

Гора на плечах снова вырастает. Ну конечно, не может быть все идеально.

— Нам по-прежнему не хватает одной официантки в ночную смену, поэтому я все-таки попрошу тебя иногда выходить. По крайней мере, пока мы не найдем еще одного человека.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Я помню, как Вася говорил мне на кухне, что по ночам чаевых еще больше, поэтому с радостью соглашаюсь:

— Да, без проблем!

— Хорошо. Трудовую мы тебе заведем. Можешь идти.

Эта новость — лучшее, что со мной случалось за сегодняшний день. Я забираю из общей копилки свою часть чаевых, переодеваюсь в подсобке в обычную одежду, вызываю такси и почти без сил еду в дом Громовых. Мама мне сегодня писала, что они с Сергеем Юрьевичем заключили договор со свадебным агентством, и она теперь целыми днями занимается подготовкой к торжеству, дата которого, впрочем, до сих пор не определена.

Завтра мне надо будет куда-то с ней ехать дегустировать торты. А потом она хочет в еще один свадебный салон подбирать платье… Надеюсь, Данила с нами не будет.

В особняке Громовых, когда я переступаю его порог, снова гробовая тишина и нигде не горит свет. Несмотря на то, что я целый день дышала запахом жирной еды, я довольно голодна. Вот только ничего жареного в меня сейчас не залезет.

В холодильнике я нахожу листья салата, консервированный тунец, помидоры черри и сладкий перец, поэтому решаю сделать легкий салат на оливковом масле. Когда я, удобно устроившись на мягком стуле, нанизываю на вилку овощи и отправляю их в рот, со двора доносится звук открывающихся ворот и въезжающего автомобиля, из которого музыка орет так, что слышно даже мне. Это явно Данил.

Музыка вдруг затихает, хлопают двери машины, и я отчетливо слышу голос его подруги Даши:

— Дань, я так хочу тебя.

— Даш, ты немного не в себе, — отвечает ей Данил. — Давай я тебя в комнату отведу.

— В твою? — кокетливо уточняет.

— Для гостей.

Я слышу, как хлопает дверь дома, а затем шаги идут вверх по лестнице. Пьяная Даша еще что-то лепечет, Данил как-то отшучивается, а у меня вдруг пропал аппетит. Интересно, это он с ней меня ночью перепутал?

С Дашей у меня не сложились отношения с первого дня, как Данил нас познакомил. Мы с Громовым ходили в разные школы, и вся его компания — это школьные друзья. Данил учился в еще более пафосном лицее для мажоров, чем я. Даша постоянно воротила от меня нос и могла в моем присутствии спросить Данила, зачем он привел меня с ними играть. Громов меня защищал, а если я хотела уйти, не давал это сделать.

Но все же я не понимала, почему он с ней дружит. А сейчас, когда Даша превратилась в роковую брюнетку с аппетитными формами, в общем-то, все понятно.

По лестнице снова слышатся шаги, и появляется Данил.

— Привет, — останавливается в дверном проеме.

— Привет, — буркаю, не глядя на него.

— Как дела?

Этот вопрос все-таки вынуждает меня повернуться в его сторону.

— Замечательно.

— Как спалось?

Подкалывает меня?

— Плохо. Ты храпел, — выдумываю на ходу.

Данил в голос смеется. Похоже, что он в очень веселом расположении духа.

— Мне еще никто не жаловался, что я храплю, — произносит, отсмеявшись.

— Даша разве не говорила? — уточняю с издевкой.

— Даша не может этого знать.

— Да неужели?

Данил выгибает вверх правую бровь.

— Ревнуешь?

— Я? Тебя?

— Да, — невозмутимо отвечает.

— Пффф, — теперь моя очередь смеяться. — Больно надо мне тебя ревновать. А вот твоя подруга, кажется, до сих пор ревнует тебя ко мне.

Я вдруг понимаю, что сказала сейчас лишнее. В детстве мы никогда не обсуждали, почему Даша меня не любит, но мне и так была очевидна причина: ей всегда нравился Данил, и она его ко мне ревновала, хотя мы с Громовым были просто друзьями. Да и что могло между нами быть, когда мне 13 лет, а ему 14? Хотя Даша в те же 14, по-моему, была не против чего-то большего с Данилом.

— Да, Даша до сих пор ревнует меня к тебе, — вдруг говорит серьезно, что снова заставляет меня повернуть голову.

Возникает неловкая пауза. Мы оба произнесли вслух то, о чем думали много лет назад, но упорно молчали.

— Скажи ей, что нет повода, — отвечаю, помедлив. — Мы уже давно не друзья. И скажи, что, когда я к вам спустилась и сказала, что мы живем вместе, это была шутка.

— Они тебе изначально не поверили.

— Ну и прекрасно.

Я вдруг понимаю, что наш диалог с Данилом длится неприлично долго. Когда я сюда переезжала, дала себе твердую установку, что с Громовым буду максимум здороваться. А сейчас мы с ним разговариваем уже минут пять.

Поднимаюсь с места и принимаюсь убирать посуду. Данил молча за мной наблюдает, что мне очень неприятно.

Вот обязательно так на меня смотреть? Почему бы ему не уйти по своим делам? Например, не проведать Дашу, как ей спится в комнате для гостей.

— Чем на меня смотреть, лучше бы сходил проверил, как там твоя подруга. Вдруг ей холодно без тепла твоего тела.

Произношу это быстрее, чем успеваю подумать. Просто в груди вдруг загорелся огонек злости на Данила. Не знаю, за что.

За все.

— Не думаю, что она замерзнет в августе под одеялом.

— Ну мало ли, вдруг одеяло ее не греет. То ли дело твоя рука, закинутая на талию!

— Тебя согрела? — интересуется с усмешкой.

— Мне она мешала спать! — рявкаю.

— А мне показалось, тебе было уютно.

Да он снова надо мной издевается.

— Тебе показалось.

Данил больше ничего не отвечает, продолжая стоять в дверном проеме, и пристально за мной наблюдая. Вытерев руки полотенцем, я иду к выходу из кухни, но Громов не собирается меня выпускать.

— Снова выход платный?

— Да.

Я фыркаю.

— Почему ты тогда перестала со мной общаться?

Я не сразу понимаю его вопрос.

— Когда тогда?

— Перед моим отъездом в Швейцарию.

Он это серьезно спрашивает или прикалывается?

Я молчу, не зная, что ему сказать.

— Перехотела с тобой дружить, — в итоге я решаю ответить честно.

— Из-за чего?

В этот момент со двора слышится звук открывающихся ворот, что означает прибытие мамы и Сергея Юрьевича. Данил на секунду отвлекается, что позволяет мне быстро проскользнуть мимо него. Он не бежит за мной по лестнице, поэтому я без проблем скрываюсь в своей комнате.

Глава 15

— Хочу с кокосовым кремом! — произносит мама, посмаковав во рту кусочек торта.

Мы на дегустации для свадьбы. Нам принесли семь кусков тортов с разными начинками: кокосовый «Рафаэлло», ванильный с творожным кремом, красный бархат, йогуртовое суфле, трюфельный, сникерс, морковный и маскарпоневый с фруктами. «Нам» — это мне, маме и Данилу.

Он снова увязался со мной и родительницей по свадебным делам. Как будто ему эта свадьба интересна. Как будто у него нет своих личных дел.

— Мам, кокосовый слишком приторный, не всем гостям может понравиться, — отвечаю.

— Да брось, все любят конфеты «Рафаэлло».

— Но не после того, как обожрались основными блюдами и напились водки, — замечает Данил. — Торт же в самом конце будет. Мне кажется, надо что-то нейтральное и легкое.

Да вы только посмотрите на этого эксперта по застольям!

— А какой тогда? — сникает мама.

— Мне понравился маскарпоневый с фруктами, — говорю.

— Или маскарпоневый, как предлагает Маша, или творожный, — советует Данил.

— Мне ни тот, ни другой не понравились, — воротит нос мать.

Я закатываю глаза.

— Мам, ты все равно не будешь есть ничего, кроме листьев салата, ты же на диете. Торт должен понравиться гостям, а не тебе.

— Это моя свадьба! — взвизгивает. — На ней все будет так, как захочу я! Мне хватило свадьбы с твоим отцом, на которой командовала его мать.

Упоминание о покойной бабушке коробит меня, особенно в присутствии Данила. Я опускаю глаза на кусок торта в своей тарелке, чувствуя на себе внимательный взгляд Громова.

У мамы и бабушки по отцу всегда были плохие отношения. Да, бабушка была очень властной женщиной, но и маму она часто критиковала за дело. Например, что родительница не хочет готовить для мужа и дочки, а ограничивается заказами готовой еды. Мама в свою очередь придумала для свекрови прозвище «свекрыса» и только так ее и называла.

— Анжела Борисовна, вы, наверное, не знаете, что у моего папы аллергия на орехи, — говорит Данил. — Возможно, после шашлыков и коньяка ему будет не до торта, но если он все-таки захочет десерт, то будет крайне огорчен кокосовым кремом.

— Да? У Сережи аллергия на орехи?

— Да.

— Ммм, — мама тут же сникла. — Ну ладно тогда.

А вот сейчас я отчетливо помню, как однажды в детстве мы с Данилом ели ореховое мороженое у него дома, и Сергей Юрьевич ел его вместе с нами. Я внимательно смотрю на Громова. Парень перехватывает мой взгляд и подмигивает.

— Ну тогда какой? — подводит итог мама. — Творожный? Маскарпоневый?

— Маскарпоневый с фруктами, — опережает меня Данил.

— Хорошо, — соглашается и встает с места, чтобы договориться о деталях с владельцем кондитерской.

— Насколько я помню, ты не любишь маскарпоне, — говорю Данилу.

На его лице изображается удивление.

— Надо же, ты хоть что-то обо мне помнишь.

Не хоть что-то, а много. И даже не много, а все. Я помню о Даниле все. Что чай пьет без сахара, что у него аллергия на цитрусы, что не любит сыр. Любой, включая маскарпоне.

— Можешь считать, что мои вкусы изменились, — поясняет, не дожидаясь от меня ответа.

— Ты даже не притронулся к маскарпоневому торту, — указываю головой на кусок в его тарелке.

Данил шумно выпускает воздух, как человек, которого поймали на лжи и которому больше не отвертеться.

— Тебе понравился маскарпоневый торт? Так радуйся, что на свадьбе будет он.

— Пфф, мне вообще по фиг на эту свадьбу.

— Представь себе, мне тоже. И последнее, о чем я думаю в своей жизни, — это какой там будет торт.

— Зачем тогда поехал с нами на дегустацию? — огрызаюсь.

— Чтобы тебя побесить. Это достаточная причина?

Я не успеваю ответить Данилу, потому что возвращается мама. Мы едем домой на машине Громова. Я снова сижу на заднем сиденье и снова чувствую на себе его взгляд в зеркале.

Пора бы уже вернуться к своей установке не общаться с Данилом, а то в последнее время ни дня не проходит, чтобы я с ним не обмолвилась хотя бы парой слов. А сегодня мы вообще завтракали крайне странной компанией: я, мама, Сергей Юрьевич, Данил и… Даша. Она протрезвела и вела себя, как ни в чем не бывало. Вообще непонятно для чего Данил притащил пьяную подругу спать к нам домой. Отвез бы ее к ней, насколько я помню, она недалеко живет.

Но самым ужасным было то, что Сергей Юрьевич и мама восприняли ее как девушку Данила. А она еще за столом села рядом с ним и всякий раз старалась будто невзначай прикоснуться. Тошно было смотреть.

В последующие дни я строго следую своей установке не общаться с Громовым-младшим. Завтракать спускаюсь, когда на кухне уже никого нет, после работы закрываюсь в своей комнате и не выхожу, в выходные дни стараюсь уходить из дома. Благо, Арина вернулась из Испании, и мне есть, с кем проводить время. К тому же совсем скоро начнется школа, и пора готовиться к учебному году. На накопленные чаевые я покупаю одежду, обувь, косметику.

Наконец-то выпадает и первая ночная смена. Я уже думала, Елена не предложит мне. Но моя радость тут же улетучивается, когда я понимаю, какой ночью объем работы. Столики битком, бар битком, музыка орет так, что даже невозможно расслышать заказ. В доску пьяные клиенты орут, визжат и гогочут, как животные. Я никогда не была в ночных заведениях и не знаю, норма ли это.

Вдруг вспоминается, как Данил договаривался с друзьями пойти в ночной клуб, когда я к ним спустилась. Интересно, они в итоге сходили? После дегустации тортов я принципиально перестала прислушиваться к звукам за стеной своей комнаты, а штору плотно задвигала, чтобы даже не замечать лучи света из его спальни. Так что понятия не имею, проводит ли он ночи дома.

В особняк Громовых я приползаю к шести утра. Я не чувствую ног, у меня ноет спина и слипаются глаза. Маме я сказала, что останусь ночевать у Арины, поэтому в дом захожу на цыпочках и даже забираю с собой обувь.

В комнате сбрасываю с плеча тяжелую сумку с униформой и тру шею. Из-за занавески виднеется красивое рассветное солнце и, несмотря на сумасшедшую усталость, я решаю выйти на балкон, чтобы полюбоваться этой красотой. Открываю дверь и ступаю по кафельному полу, который приятно холодит ступни.

— Где ты была? — раздается грубый голос сзади.

От неожиданности я вздрагиваю и вскрикиваю.

Данил в одних спортивных штанах сидит на плетеном кресле на своей половине балкона. Под глазами темные круги, губы сомкнуты в нитку, как будто он очень зол.

Я настолько не ожидала увидеть его здесь в шесть утра, что теряюсь с ответом.

— Где ты была? — повторяет вопрос.

Он поднимается с кресла и надвигается на меня, как гроза, заставляя инстинктивно вжаться в плетеные перила балкона.

— Я повторяю вопрос, Маша. Где ты была всю ночь?

— Какое твое дело? — наконец-то отмираю и снова приобретаю возможность говорить.

Громов кладет руки на перила по бокам от моего тела и склоняется к лицу еще ближе. В голову ни с того ни с сего приходит мысль, что Данил красивый. Я вдруг понимаю, что смотрю на него не как на бывшего друга, которого терпеть не могу, а как на парня, который чертовски хорош собой.

— Где ты была всю ночь? — цедит сквозь зубы.

Пожалуй, я впервые вижу его таким злым.

— Я всю ночь была у своего парня, — отвечаю. — Ты же запретил мне приводить парней в дом. Сказал, что вся моя личная жизнь должна быть за пределами твоей территории. Я соблюдаю установленные тобой правила.

Его лицо становится еще более грозным, хотя куда уж больше.

— Врешь. Нет у тебя никакого парня.

— Я тебе еще в нашу первую встречу сказала, что есть, — ухмыляюсь. — Впрочем, можешь не верить. Мне все равно. Пропусти.

Но он не пропускает.

— Снова выход платный?

— Значит, у тебя есть парень, говоришь?

— Да, и я была всю ночь с ним.

— И ты, конечно же, любишь его и хранишь ему верность.

— Естественно.

Понимающе кивает головой.

— Ну сейчас проверим.

Я и охнуть не успеваю, как Данил сжимает меня в руках и впивается в мои губы поцелуем. Первые несколько секунд я не понимаю, что происходит, поэтому стою, замерев, с широко открытыми глазами. Но когда его язык приоткрывает мои губы и проникает внутрь, а ладонь поднимается вверх по спине и оказывается у меня в волосах, я непроизвольно опускаю веки.

Глава 16

Ох… Ощущения в эту секунду не передать словами.

Данил ласкает мои губы, а у меня сердце замирает от тех чувств, что переполняют меня. По телу словно электрические разряды проходят. Я обвиваю руками его сильную спину и отвечаю на поцелуй. Действую интуитивно, потому что на самом деле не очень знаю, что нужно делать, когда тебя с таким желанием целует парень.

Данил вдруг резко останавливается и на несколько сантиметров отдаляется от моего лица. Дыхание сбилось, в голове полный кисель. Секунда — и он резко отходит на пару шагов.

— Упс, кажется, ты только что изменила своему парню, — говорит с издевкой. — И судя по тому, что ты даже не пыталась вырваться и целовала меня в ответ, не так уж и сильно ты его любишь.

Я смотрю в его лицо поплывшим взглядом, пытаясь осознать, что сейчас произошло. Данил саркастично смеется и уходит в свою комнату. Захлопывает дверь балкона и задвигает штору, оставляя меня стоять одну.

Тело бьет мелкая дрожь от осознания, что он снова надо мной посмеялся. Как и тогда, четыре года назад, после моего первого поцелуя.

Сознание отбрасывает меня в прошлое, в тот день, когда я поклялась ненавидеть Данила Громова.

— А давайте поиграем в бутылочку? — предлагает Даша, многозначительно глядя на Данила.

Мы собрались у Громова дома, чтобы посмотреть «Голодные игры», но уже к середине фильма он всем наскучил. А может, все заметили, что Данил глубоко погружен в свои мысли и не следит за происходящим на экране, поэтому тоже потеряли интерес к приключениям Китнисс и Пита на Арене.

Громов пару дней назад сказал мне, что через три недели отец отправляет его учиться в закрытую школу в Швейцарию. Причин много. Во-первых, Данил в очередной раз своим поведением довел до увольнения уже десятую по счету няню. Во-вторых, учиться за границей — это престижно. Ну и в-третьих, папа Данила не может уделять своему сыну достаточно времени. Поэтому проще сбагрить его куда подальше. Так сказал мне сам Данил. Но многочисленные друзья Громова об этом еще не знают.

Как подумаю, что всего через несколько недель Данил уедет, так аж сердце щемить начинает. Он мой единственный друг среди соседей, а школьные друзья живут далеко. Я настолько привыкла делать вместе с Данилом уроки, что даже не представляю, как буду справляться с этим в одиночестве.

И с кем я теперь буду кататься на велосипедах? Кто будет рассказывать мне смешные истории? С кем я буду ходить плавать на речку возле нашего поселка?

Я так сильно не хочу, чтобы Данил уезжал, что даже заплакала, когда он рассказал мне про Швейцарию. Громов тогда неожиданно притянул меня к себе и крепко обнял. Раньше он никогда ничего подобного не делал, а тут мы, наверное, с минуту стояли в объятиях друг друга. Я плакала ему в плечо, а он нежно гладил меня по волосам.

— Ну так что насчет бутылочки? — повторяет Даша, обращаясь к Громову.

— Я за! — подхватывает Савелий.

— Что? — Данил будто возвращается из мыслей в реальную жизнь. — Какая еще на фиг бутылочка?

— Фильм скучный, — кривит лицо Даша. — Давайте в бутылочку поиграем?

— Давайте!

— Я за!

— Я не против!

Раздаются голоса друзей Данила. Всего нас человек десять. Конечно, выбирая между просмотром кино и игрой в бутылочку, все выбирают последнее.

— Да ну что за бред? — Данил повышает голос.

— Гром, мы решили играть в бутылочку, — категорично заявляет ему Савелий. — Если ты не хочешь, не играй.

Данил переводит взгляд на меня. Я сижу в углу дивана и не принимаю никакого участия в разговоре. Но, признаться честно, поиграть в бутылочку мне бы хотелось, ведь я еще ни разу ни с кем не целовалась. Из всех друзей Данила ко мне плохо относятся только Даша и несколько ее подруг. А с мальчиками я нормально общаюсь.

В этот момент открывается дверь дома и в гостиную проходит папа Данила, Сергей Юрьевич.

— Здравствуйте, дети, — улыбается нам.

— Здравствуйте, — отвечаем хором.

Сергей Юрьевич находит глазами сына, и его лицо становится строже.

— Данил, зайди сейчас ко мне в кабинет.

Громов-младший послушно поднимается с дивана и идет вслед за отцом.

— Ладно, ребят, давайте пока без Грома начнем, — потирает руки Андрей.

Тут же у кого-то выискивается пустая бутылка, и мы все усаживаемся в круг.

— Оставьте место для Данила, — командует Даша двум парням ровно напротив нее. — Подвиньтесь в стороны.

Я закатываю глаза. Ну конечно же, Даша предпримет максимум усилий, чтобы целоваться только с Данилом. Посадит его напротив себя и будет крутить бутылку так, чтобы горлышком попасть на него. Не удивлюсь, если она вчера весь вечер тренировалась и рассчитывала силу вращения, чтобы сегодня предложить всем эту игру.

И тут мне вдруг становится не по себе. А если бутылочка покажет целоваться мне и Данилу…?

— Я начну! — первым готовится крутить пластик Савелий.

Он с максимальной силой раскручивает бутылку, и все десять человек прикипают взглядом к ней. Неожиданно бутылочка останавливается, показывая горлышком ровно на меня.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Ууууу! — гогочут и свистят все участники игры, а у меня от страха сердце в пятки проваливается.

Савелий не то что бы страшный, нет. Вполне симпатичный парень, убеждаю себя. Почему нет? Только с Дашей слишком сюсюкается. Мне кажется, она ему на самом деле нравится.

— Ну чего замерли? Целуйтесь! — поторапливает нас Андрей.

Слышу, как слева от меня ухмыляется Даша.

Сева подмигивает мне и тянется через весь круг, чтобы поцеловаться. Все взгляды устремлены на нас. У меня пересыхает в горле, и я не знаю, что делать. Савелий надвигается, как буря.

Впрочем, мне и не приходится ничего делать, потому что Сева все делает сам. Опускает ладонь мне на затылок и впечатывается своими губами в мои.

Пока вокруг раздается визг и свист, у меня первое ощущение — слишком мокро. Второе — слишком противно. Я с широко раскрытыми глазами даже не двигаюсь, но Севе и не нужны мои действия. Своим противным слюнявым языком он тычется мне в рот сквозь сжатые зубы. Я вдруг вспоминаю, как видела, что в фильмах целуются с языком.

«Наверное, так будет приятнее», проносится в голове, и я впускаю его внутрь.

Это самая большая ошибка за 13 лет моей жизни. Язык Савелия доходит мне чуть ли не до глотки, от чего появляется рвотный рефлекс. Я хочу отстраниться, но парень очень крепко держит меня за затылок, продолжая елозить у меня во рту.

— Ну хватит уже, хватит, — пищит Даша, и Сева отстраняется от меня.

Я в слюнях по самый подбородок.

Обращаю внимание, что Дашин взгляд устремлен в сторону, и непроизвольно поворачиваю голову туда же. У лестницы стоит Данил и смотрит прямо на меня. Он выглядит то ли растерянным, то ли шокированным.

— Даня, присоединишься к нам? — спрашивает Даша.

Громов молчит, продолжая не сводить с меня тяжелого взгляда. Я же не знаю, куда себя деть. Во рту по-прежнему противно от слюней Савелия.

— Я скоро вернусь, — говорю ребятам и направляюсь на выход.

Оказавшись на улице, я со всех ног бегу к себе домой. Там пулей залетаю в ванную и принимаюсь остервенело чистить зубы. Нет в этом мире ничего противнее, чем целоваться в губы. Это был первый и последний поцелуй в моей жизни, обещаю себе. Больше ни с кем, никогда и ни за что.

Фу, мерзость.

И почему в кино это выглядит красиво?

Приведя себя в порядок, я решаю вернуться обратно. Мое бегство после поцелуя и так выглядело странно, не хочу, чтобы они думали, будто я испугалась или застеснялась. Зайду с гордо поднятой головой, но играть не буду. Больше никаких поцелуев до самой смерти.

Когда я поднимаюсь по крыльцу особняка Громовых, уже слышу гогот, доносящийся из дома. Опускаю дверную ручку и вижу целующихся Савелия и Юлю, Дашину подругу. Данил сидит в кругу среди всех остальных и тоже, видимо, играет. Все присутствующие в гостиной настолько увлечены поцелуем Севы и Юли, что не замечают меня.

— Эй, ребят, мы вам тут не мешаем? — вмешивается Сережа.

Савелий и Юля нехотя отрываются друг от друга.

— А ты не плохо целуешься, Сев, — строит ему глазки Юля.

— И ты зачетно целуешься, Юль, не то, что Машка.

В гостиной раздается громкий смех.

— Боже, у нее такое лицо было, будто она сейчас умрет, — закатывает глаза Вика, еще одна Дашина подруга. — Никогда не целовалась, что ли, — фыркает.

— Так она не умеет целоваться, — говорит Сева. — Я это сразу понял. Но мне было по приколу стать у нее первым, — гогочет.

— Боже, какая же она ущербная, — кривится Юля.

Я стою, замерев, в дверном проеме. Нет, меня не обижает то, что они все говорят. Я знаю, что в этой компании ко мне нормально относятся лишь пара человек. Но мне до слез обидно, что Данил все это слышит и молчит, не вступается за меня.

Он всегда позволяет им поливать меня грязью, когда меня нет рядом?

К глазам подступают слезы обиды. Они надо мной смеются, а он это слышит и молчит!

— Да ладно, я на самом деле не против натренировать Машку в поцелуях, — заявляет Савелий.

В гостиной снова раздается смех и на этот раз я совершенно четко вижу, как Данил тоже ухмыляется. Растягивает губы в улыбке так, что даже оголяются белые зубы.

Он смеется надо мной вместе с ними.

Я считала его лучшим другом. Но разве лучшие друзья так поступают?

Если бы Данил был моим настоящим другом, он бы за меня заступился, он бы не позволил говорить про меня эти гадости и сам бы никогда не стал смеяться вместе с остальными.

— Так, теперь моя очередь крутить, — Даша прерывает насмехательства надо мной. Ну надо же, какая щедрость!

Впрочем, у нее своя выгода. Девушка раскручивает бутылочку, и та горлышком показывает на Данила.

— Ой, Даня, — строит удивленное лицо, будто не посадила его специально напротив себя.

Я выхожу из особняка так же тихо, как и вошла, не желая смотреть на поцелуй Громова и этой дуры. Когда я дохожу до своего дома, слезы обиды, предательства и разочарования в человеке, которого я считала одним из самых близких, уже вовсю душат меня.

Данил Громов предал меня и больше никогда не будет моим другом.

Глава 17

Я просыпаюсь под вечер с ужасной болью во всем теле после работы в ночную смену. Но уже через несколько секунд после того, как я открываю глаза, у меня начинает болеть кое-что еще, и намного сильнее, чем спина и ноги.

Бессмысленный конусообразный орган в левой части груди, отвечающий за перекачку крови, начинает ныть так же сильно, как и четыре года назад после предательства Данила. Я слегка касаюсь пальцами губ, вспоминая поцелуй на балконе, и от досады и обиды зажмуриваю глаза.

Самое ужасное в этой ситуации даже не то, что Данил снова надо мной посмеялся, а то, что я целовала его в ответ. Опустила веки и отдалась этому сладкому моменту.

И чем я только думала!!!???

Боже, это же Данил! Подлый, мерзкий, двуличный человек! Который в глаза говорит о вечной дружбе, а за глаза насмехается над тобой!

Тело так ломит, что подняться с кровати получается только со стонами. Прохладный душ слегка приводит меня в чувство, и, убедившись, что за дверью моей комнаты тишина, я выхожу в коридор. Желудок неприятно урчит, давая понять, что пора бы что-нибудь перекусить. Я снова всю ночь дышала запахом жирной жареной еды, поэтому мясо по-французски, которое я нахожу в холодильнике, мне не подходит.

Я достаю филе куриной грудки и ставлю его вариться. В ящиках нахожу рис и тоже отправляю на плиту. В особняке стоит гробовая тишина, но я то и дело дергаюсь от малейшего шороха.

Вдруг на кухню зайдет Данил? Как мне себя с ним вести? На самом деле очень хочется влепить ему пощечину. Аж ладонь чешется.

Когда я уже накладываю в тарелку курицу и рис, во двор заезжает машина. В окно я вижу, что это автомобиль Сергея Юрьевича, поэтому решаю никуда из кухни не уходить. Через несколько минут в холле слышатся голоса мамы и Громова-старшего, а затем и… Данила.

Я не успеваю убежать к себе, потому что троица заходит на кухню.

— Маша! — начинает сходу мама. — Сколько можно спать? Я дважды заходила в твою комнату и пыталась тебя разбудить, но ты бы и пулеметную очередь не услышала!

Данил стоит, привалившись к дверному проему, и смотрит на меня с полуулыбкой.

— Ты во сколько вообще вернулась? — продолжает мама. — Я встала в 11, ты уже спала.

— Я рано вернулась.

Мне хочется, чтобы они все трое поскорее свалили с кухни, и я осталась одна, но не тут-то было. Сергей Юрьевич включает чайник, а мама достает из холодильника обезжиренный йогурт.

— А чем так вкусно пахнет? — подает голос Данил и подходит к плите. — Ммм, куриная грудка с рисом. Кто готовил?

Я молчу, продолжая отправлять в рот кусочки мяса, хотя аппетит совершенно пропал.

— Маша, наверное, — отвечает за меня мать. — Домработница сегодня мясо по-французски делала.

— Ну раз Маша готовила, я просто обязан попробовать.

Данил достает из шкафчика тарелку и накладывает мою еду.

По всей видимости, у нас намечается семейный ужин. Пока я раздумываю, слишком ли нагло будет встать и демонстративно уйти есть к себе, Данил садится напротив меня и с довольной улыбкой принимается за мою курицу, а Сергей Юрьевич ставит перед всеми кружки и заваривает чай.

— Очень вкусно! — произносит Данил с набитым ртом.

Я уже близка к тому, чтобы запустить в него содержимым своей тарелки.

— Маша, — обращается ко мне мать. — На следующие выходные ничего не планируй. В субботу у нас будет фотосъемка для журнала, а потом мы поедем на прием.

У меня аж вилка из рук выпадает.

— Что? — переспрашиваю.

— В следующую субботу к нам приедут журналисты, — поясняет Сергей Юрьевич. — Так как у меня скоро выборы, у нас будут брать интервью, а потом устроят фотосессию. А вечером мы поедем на прием к нынешнему губернатору Подмосковья, которого я, надеюсь, скоро сменю.

Непроизвольно перевожу недоуменный взгляд на Данила. Весь его вид кричит: «Ну я же тебе говорил!». То есть, выборы и наша жизнь на виду у всех это уже совсем скоро?

— Кхм, Сергей Юрьевич, ну я же все-таки не ваша родная дочь. Мне, наверное, не обязательно везде присутствовать.

— Ты дочь моей будущей жены, — говорит спокойно, но настолько твердо, что я сразу понимаю: спорить бесполезно. — Поэтому ты, Машенька, будешь и на интервью, и на фотосессии, и на приеме у губернатора.

— Нам надо будет подобрать платья для приема, — мечтательно произносит мама.

— Следующая суббота последняя перед началом учебного года, — все-таки предпринимаю еще одну попытку отмазаться. — Мне нужно много что купить…

— Мы это все сделаем до субботы, — отрезает мать.

До субботы я, вообще-то, буду работать!

Перспектива публичной жизни меня не прельщает от слова совсем. Я опускаю взгляд в свою тарелку и больше не принимаю участия в обсуждении интервью, съемки для журнала и приема у губернатора. Данил быстро доедает мою курицу с рисом, убирает тарелку в раковину и наконец-то сваливает с кухни, не оставаясь пить чай.

У меня тоже нет желания разводить с мамой и Громовым-старшим чаепитие, поэтому, покончив с едой, я иду в свою комнату. Тело по-прежнему ломит, а глаза снова слипаются.

Я захожу в свою комнату и, не включая света, по темноте из-за зашторенного окна бреду к кровати. Однако когда я на нее опускаюсь, чувствую, что тут кто-то есть.

— Ааааа! — вскрикиваю и подскакиваю от страха, но чьи-то руки ловят меня.

— Ты так и не ответила мне честно, где была всю ночь.

От страха сердце чуть ли не выскакивает из груди. Проходит по меньшей мере пара десятков секунд прежде, чем я прихожу в себя.

— Ты идиот! — кричу на Данила. — Ты меня напугал!

В ответ мне лишь тихий смех.

— Что ты делаешь в моей комнате? Пробрался сюда и поджидаешь меня в темноте, как маньяк!

Я обращаю внимание, что руки Данила по-прежнему держат меня за предплечья, и сбрасываю их с себя.

— Я пришел получить ответ на свой вопрос.

— Проваливай из моей комнаты! — начинаю злиться, вспоминая произошедшее на балконе. — Ты не имел никакого права меня целовать!

— Тебе же понравилось, — говорит насмешливо.

Не выдерживаю и бью Данила кулаком. Но он крепкий, как скала, поэтому не сдвигается с места даже на миллиметр. Я продолжаю обрушивать на него удары и дальше, хватаю подушку и бью его ею.

— Ненавижу тебя! — выкрикиваю в сердцах.

Данилу, видимо, надоедает быть моей боксерской грушей, поэтому одним движением он нейтрализует меня, заламываю мне руки. Я падаю спиной на кровать, а Данил нависает сверху в нескольких сантиметрах от моего лица.

— Ты целуешься даже хуже, чем Савелий!

Я отчетливо различаю в темноте, как лицо Данила из веселого становится строгим. Челюсть смыкается, желваки дергаются.

— Отвечай, где ты была? — спрашивает грозно.

— А если не отвечу?

— Поцелую тебя еще раз.

Кажется, он не шутит.

— Я была у Арины. Оставалась у нее с ночевкой. Ты разве не разузнал у моей мамы?

— Оставалась у Арины и вернулась в шесть утра? Да вы с ней спите до обеда.

Надо же, помнит.

Какого черта он вообще прицепился ко мне? Какое ему дело, где я провожу время? И что это за угроза: «Не скажешь — поцелую тебя еще раз»?

Его лицо сейчас так же близко к моему, как и на балконе. Из-за зашторенного окна в комнату проникают небольшие лучи, и я хорошо могу рассмотреть Данила.

Почему я раньше не замечала, что он такой красивый? Или он тогда еще не был красивым? Хотя многим девочкам Громов нравился даже в те 13–14 лет, но я никогда не смотрела на него как на парня. Для меня Данил всегда был просто лучшим другом.

Тем досаднее замечать красоту парня сейчас, когда я знать его не хочу.

— Я была в ночном клубе, — отвечаю почти честно.

Лицо Данила изображается удивлением.

— Что? В ночном клубе!? — восклицает.

— Да.

— Маша, ты с ума сошла!? Ты же несовершеннолетняя!

Кажется, поверил.

— А тебе то что?

— А если бы с тобой там что-нибудь случилось? — игнорирует вопрос и продолжает сыпать своими. — А если бы к тебе кто-нибудь пристал?

— Если бы ко мне там кто-нибудь пристал, я бы не возражала, — огрызаюсь. — И отпусти меня уже! — я предпринимаю попытку высвободить свои запястья из захвата Данила.

Он наконец-то меня отпускает. Я сажусь на постели к нему спиной и потираю кисти рук.

— Маша, ты вообще в своем уме? — спрашивает уже более спокойно, но строго.

Мне этот допрос уже порядком надоел. Я вообще не понимаю, почему что-то должна ему объяснять.

— Данил, а ты мне вообще кто, чтобы задавать вопросы и читать мораль?

Тишина повисает в комнате свинцовой тяжестью.

— Правильно, — отвечаю за него. — Ты мне никто.

Неожиданно ладони Данила опускаются на мои плечи. Я слегка вздрагиваю, но почему-то не скидываю с себя руки парня. Громов наглеет еще больше и обвивает меня руками, притягивая к своей груди. Опускается лбом на мою макушку.

— Маш, почему ты перестала со мной общаться? — тихо спрашивает. — Что я тебе сделал?

Картина его насмехающихся надо мной друзей встает перед глазами, будто это было вчера. Снова чувствую себя преданной близким человеком.

— У тебя и без меня всегда полно друзей было. Зачем тебе я?

— Дурочка, — шепчет и глубоко втягивает запах моих волос.

Происходит что-то очень странное. Данил обнимает меня и дышит мне в волосы, а я почему-то позволяю ему это делать. Дыхание парня щекочет мой затылок, от чего кожа покрывается мурашками.

— Дань, — зову севшим голосом.

— М?

— Отпусти меня.

— Пообещай мне, что ты больше не будешь ходить в ночные клубы?

Нет, я не могу это обещать, мне нужна работа. Да и не понимаю, почему я должна что-то обещать Данилу.

— Давай договоримся, — продолжает, не дождавшись от меня ответа, — что если ты захочешь в ночной клуб, то скажешь мне, и я тебя свожу. Хорошо?

Чего????

— Кхм, мне не нужна нянька.

— Маша, я не хочу, чтобы ты одна ходила по ночным клубам.

— Во-первых, я бы не одна, а с Ариной. Во-вторых, какое твое дело!? И отпусти меня уже!

Я пытаюсь вырваться из его рук, но Данил крепко держит.

— Не заставляй меня прибегать к крайним мерам, — цедит мне на ухо. Тоже разозлился.

— Это еще к каким? — хмыкаю. — Моей маме пожалуешься?

В теории Данил, конечно, может настучать на меня матери, но я знаю, что он этого не сделает. Громов, сколько я его помню, всегда ненавидел стукачей и вряд ли станет одним из них.

— Нет. Зачем? У меня есть свои рычаги давления на тебя.

— Это, интересно, какие?

— А вот еще хоть раз исчезнешь на всю ночь и узнаешь.

— Так, знаешь, что? — все-таки сбрасываю с себя его руки и встаю с кровати. — Проваливай-ка из моей комнаты! — указываю пальцем на дверь. — Даше своей будешь указывать, куда ей ходить.

— Она не моя.

— Мне наплевать.

— Вот же Даша тебе покоя не дает, — его лицо снова принимает насмешливый вид.

— Убирайся уже из моей комнаты! А еще раз выкинешь такой же фокус, как на балконе, получишь от меня пощечину.

— Тебе же понравилось, — наконец-то встает с моей кровати, собираясь уходить.

— Не понравилось! Ты целовался со своей мерзкой Дашей! Фу!

— Я никогда с ней не целовался, успокойся ты уже. Она просто моя бывшая одноклассница.

— Тогда во время игры в бутылочку ты с ней целовался! — выкрикиваю это быстрее, чем успеваю осознать.

Данил, взявшийся за дверную ручку, так и замирает. Оглушительная тишина тянется слишком долго, воздух накаляется. Я как будто чувствую, как крутятся шестеренки в его голове.

Вот сейчас он сложит дважды два…

Глава 18

Данил медленно поворачивается и сканирует меня взглядом.

— Ты же ушла тогда, — заявляет. — И больше не вернулась. А когда на следующий день я тебе звонил и писал, не брала трубку. Я пришел к тебе домой, а ваша домработница сказала, что ты уехала к бабушке в Рязань, хотя на самом деле ты стояла у окна своей комнаты и смотрела на меня.

Вот черт! Он меня тогда запалил!

Да, я действительно велела домработнице передать Данилу, что уехала в Рязань до конца лета, а сама стояла за занавеской и смотрела на него.

— Значит, ты все-таки целовался с Дашей, — констатирую.

Я ведь ушла из его дома, как раз в тот момент, когда Даша раскрутила бутылочку, и горлышко указало на Данила.

— Не переводи тему.

— Это ты не переводи тему!

Кажется, Данил уже не собирается покидать мою комнату.

— Давай сыграем в игру? — предлагает.

— В какую?

— Вопрос-ответ.

Что-то мне это не нравится.

— Что еще за вопрос-ответ? — хмурюсь.

Громов тем временем возвращается на мою кровать. Берет подушку, которой я его била, прикладывает ее к стене и усаживается поудобнее.

— Эй, я вообще-то спать хочу! Давай-ка на выход из моей комнаты.

— Давай поиграем.

— Не собираюсь я ни во что с тобой играть.

— Я не уйду, — категорично заявляет.

Качаю головой и ложусь в кровать. Не собираюсь я ни во что с ним играть. Я хочу спать. Укрываюсь одеялом по самый подбородок и закрываю глаза. Чувствую на себе его взгляд. Да по фиг. Пусть сидит тут, раз ему хочется, и смотрит, как я сплю. Уже проваливаясь в сон, я улавливаю какое-то движения возле себя, но не придаю ему значения.

А просыпаюсь я от тяжести на моем теле. Тяжесть оказывается рукой Данила, переброшенной через мою талию. Мне требуется несколько секунд, чтобы восстановить в памяти минувшие события и прийти к выводу, что Громов просто улегся спать со мной.

Резким движением сбрасываю с себя его руку и тянусь к телефону на тумбочке. Три часа ночи. Меня охватывает злость на парня. Да что он себе позволяет!?

— Просыпайся! — трясу его за плечо.

— Ммм? — разлепляет веки.

Данил лежит в одежде поверх одеяла. Ну спасибо, что хоть не в трусах!

— Данил, это уже не смешно, — строго говорю.

— В чем дело? — трет лицо ладонями.

— Ты уснул на моей кровати. Зачем?

— Захотел.

Вот так просто «захотел».

— Данил, уходи, пожалуйста. Не дай бог, моя мама или твой папа увидят нас в одной кровати.

— И что?

Он закидывает руки за голову и смотрит на меня сонными глазами. Видимо, из-за внезапного пробуждения его мозг слишком заторможен.

— Как это «и что»?

— Я тебе уже говорил: они женятся по расчету, — зевает, прикрыв ладонью рот. — Поэтому мне наплевать, что они скажут и подумают. Моему отцу просто нужна образцовая семья для предвыборной кампании. Хотя, по-моему, его рейтинг как отца-одиночки может быть намного выше, но он со мной не согласен.

Да, Данил мне уже об этом говорил, но… Мама действительно очень увлечена предстоящей свадьбой, она ходит по салонам в поисках платья своей мечты, мы выбирали торт…

— В любом случае я не хочу спать с тобой в одной кровати, — строго произношу.

— Я не уйду, пока ты не ответишь на все мои вопросы, Маша.

Я шумно выдыхаю и отворачиваюсь в сторону.

— Хорошо, — говорю, помедлив. — Если я отвечу на твои вопросы, ты оставишь меня в покое?

— Смотря что ты имеешь в виду под «оставить тебя в покое».

— Ты перестанешь следить, дома я или нет. Ты не будешь задавать вопросы, где и с кем я была. Ты прекратишь вваливаться в мою комнату и уж тем более не будешь спать со мной в одной кровати. И ты задашь мне все свои вопросы сейчас и потом больше не будешь требовать от меня никаких ответов.

Данил молчит, явно прикидывая, принимать ли предложенные мною условия.

— Хорошо, — соглашается. — Но я задам тебе любые вопросы, какие захочу, а ты честно на них ответишь. И больше я никогда не буду тебя беспокоить.

— Идет.

Я возвращаюсь на подушку и смотрю ровно в балдахин кровати. Данил лежит рядом и смотрит туда же.

— Как ты жила эти четыре года?

— Я тебе уже отвечала.

— Тогда ты просто перечислила набор фактов. Но мне интересно другое. Как ты жила?

Я набираю в грудь побольше воздуха, думая, что ответить на этот вопрос. Я не настроена сейчас лгать и говорить Данилу что-то, лишь бы отвязаться от него.

— Да обычно жила на самом деле, — тихо начинаю. — До папиной смерти все было так же. Училась в школе, большую часть времени проводила со школьными друзьями. Здесь, в поселке, у меня друзей больше не было. А чуть больше двух лет назад умер папа, и вот тогда все изменилось, — на этих словах глаза наполняются слезами. — Он погиб в автокатастрофе, произошло лобовое столкновение с грузовиком. Папа сразу погиб, а водитель грузовика выжил. Он был виноват в аварии, и его судили. Сидит сейчас в тюрьме, вот только папу это все равно не вернет.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Тебе его не хватает?

— Да, очень. После папиной смерти наши с мамой отношения испортились. Я сильно переживала папину смерть, а она нет. Через пару месяцев она уже легко могла смеяться какой-нибудь шутке. Мы отдалились. Сначала я не понимала, почему она так легко с этим справилась, а потом прочитала в интернете, что у людей может быть такая защитная реакция на трагедию и стресс.

— Какая такая? — не понимает.

— Отрицать, будто произошло что-то страшное. На самом деле я не знаю, что она чувствует. Может, она действительно уже давно не любила папу, поэтому легко пережила его гибель. А может, это была ее защитная реакция. Но так или иначе, когда я узнала о том, что она собирается замуж за твоего отца, я была в шоке.

В комнате воцаряется тишина, а я чувствуя как по щеке скатывается одинокая слезинка. Непроизвольно шмыгаю носом, что заставляет Данила оторваться от балдахина и повернуться ко мне.

— Ну ты чего? Не плачь, — нащупывает мою ладонь и сжимает ее. Я не выдергиваю руку. — Я очень хорошо помню твоего папу. Знаешь, на самом деле я часто смотрел на него и думал: почему мой отец не такой? Почему мой отец не любит меня так же, как тебя любит твой?

— Ты правда так думал? — удивляюсь.

— Да…

— Мне кажется, твой папа тебя очень любит.

— Не знаю… У моего отца какие-то свои представления о любви. Примерно, как у твоей мамы, — хмыкает.

— А можно я задам тебе вопрос? — осторожно спрашиваю.

— Конечно.

— Где твоя мама?

Данил молчит. Я не выдерживаю и слегка поворачиваю к нему голову. Он снова в задумчивости смотрит на балдахин.

— Она умерла на следующий день после того, как родила меня, — наконец-то говорит.

Чувствую, как ледяной ужас прокатывается по всему телу мощной волной. Мне становится ужасно стыдно за свой вопрос. Данил никогда не говорил о матери, даже когда мы дружили. Я думала, что его родители развелись.

— Прости, пожалуйста, за этот вопрос, — шепчу севшим голосом.

— Все в порядке. У нее были какие-то осложнения при родах. На самом деле она умерла всего через несколько часов после того, как родила меня, но так как стрелка уже перевалила за 12 ночи, то это получился другой день.

От признания Данила в горле встал ком. Пытаюсь его сглотнуть.

— Так, теперь у меня к тебе следующий вопрос, — Данил говорит это слишком бодро и задорно, видимо, чтобы прогнать траурное настроение, возникшее сейчас между нами.

— Давай.

— У тебя есть парень?

Не могу удержаться от смешка.

— Нет, у меня нет парня, — честно отвечаю.

— А был?

Чувствую, как он скосил на меня взгляд.

— Нет, не было. Я никогда ни с кем не встречалась.

— Почему? — удивляется.

— Не знаю… Никто не предлагал. Да и не нравился никто особо.

Снова замолчали. Я понимаю, что все это было лишь прелюдией к главным вопросам, которые Данил хочет задать.

— Почему ты перестала со мной общаться? — его тихий голос разрезает тишину.

Зажмуриваюсь. То ли от страха, то ли от стеснения. Данил, наверное, это видит, потому что сильнее сжимает мою ладонь.

— Поцелуй с Савелием был настолько омерзительным, что я побежала к себе чистить зубы, — признаюсь. — Я понимала, что мое бегство выглядит глупо, поэтому решила вернуться. Когда я вошла в дом, твои друзья смеялись надо мной, а ты сидел вместе с ними и даже не пытался защитить меня. А в какой-то момент засмеялся вместе с ними, — я на секунду замолкаю. — Тогда я почувствовала, что ты предал меня и нашу дружбу, потому что, если бы ты был моим настоящим другом, то ты бы заткнул им всем рты.

Данил шумно выпускает из легких воздух.

— И я по-прежнему считаю, что ты меня предал, — добавляю.

Отчего-то в груди начинает щемить, а на глаза снова наворачиваются слезы. Сейчас между нами такое же доверительное общение, как раньше, когда мы дружили, вот только все омрачает тот факт, что Данил меня все-таки предал.

А может, он и вовсе никогда не был моим настоящим другом.

Я аккуратно высвобождаю свою ладонь из его.

— Последний вопрос, — тихо говорит.

— Давай, — соглашаюсь.

— Почему ты согласилась тогда играть в бутылочку?

— Мне было интересно.

— Что интересно? — слегка повышает голос.

— Первый раз поцеловаться.

— И тебе было все равно, с кем это произойдет?

— Эм… — запинаюсь. — Я как-то об этом тогда не подумала.

— Понятно.

Мы лежим в тишине еще пару десятков секунд, а потом Данил поднимается с постели и направляется на выход.

— Не переживай, больше я не буду тебя беспокоить, — на этих словах он бесшумно исчезает за дверью.

И как только я остаюсь одна, сердце наполняется тоской и болью.

Глава 19

— Пока тебя не спросят, молчи, — шипит мне на ухо мама, когда мы спускаемся в гостиную к приехавшим репортерам.

Они из светского журнала. Сначала возьмут у всех нас интервью, а затем сделают фотосъемку всей семьи и интерьера дома. Последние несколько дней мама гоняла горничных в три шеи, заставляя вылизывать каждый угол. Также родительница пригласила дизайнера, который перед фотосессией немного изменил интерьер дома.

Данил и Сергей Юрьевич уже тут. Оба в деловых костюмах непринужденно разговаривают с гостями. Интервью начнется, когда фотографы выставят свет.

— А это моя будущая супруга, — Громов-старший, завидев нас, указывает на маму. — Анжела Борисовна Селиверстова. А это ее дочь Мария, — представляет меня.

Женщина-журналист в возрасте придирчиво нас оглядывает и только после этого улыбается.

— Здравствуйте, Надежда, верно? — уточняет мама.

— Да, все верно, — отвечает журналист.

— Здрасьте, — мямлю и слегка отступаю за спину родительницы.

Мне капец, как неловко тут находиться. Мать напялила на меня дурацкое розовое платье, в котором я со своими светлыми волосами, закрученными в кудри, похожа на куклу Барби.

А еще мне неудобно из-за Данила. С той ночи в моей комнате мы больше не встречались и не разговаривали. Он не искал встречи со мной, я не искала встречи с ним. И сейчас тут в гостиной, когда мы с мамой спустились со второго этажа, он даже не посмотрел на меня, что слегка задело.

— У нас все готово! — объявляет фотограф.

— Тогда давайте присаживаться, — приглашает Громов-старший.

Я, мама, Сергей Юрьевич и Данил опускаемся на большой кожаный диван, а журналист садится в кресло напротив нас. Она достает из сумочки диктофон и нажимает на нем одну кнопку.

— Сергей Юрьевич, вы уже давно работаете федеральным чиновником и возможность принять участие в выборах губернатора Подмосковья у вас была давно. Почему вы решили сделать это именно сейчас?

Громов-старший прочищает горло.

— Я родился и живу в Московской области всю свою жизнь. Я видел, как из года в год менялось Подмосковье и, на самом деле, мне всегда хотелось участвовать в переменах своего родного региона. Мне никогда не нравилось, что абсолютное большинство жителей Подмосковья работает в Москве. Мне это казалось очень несправедливым по отношению к родной области. Миллионы людей тут живут и воспитывают своих детей, но зарабатывают деньги почему-то в Москве, а не здесь. Московская область самостоятельна и самодостаточна, и я очень хочу, чтобы жители этого субъекта могли счастливо жить в своих родных городах постоянно, не тратя по несколько часов в дороге до работы и обратно. Именно сейчас у Подмосковья есть для этого все шансы, и я очень хочу внести свой личный вклад в то, чтобы жители Московской области наконец-то смогли воспользоваться всем потенциалом региона на полную мощность.

Ох, е-мое, ну и загнул. Он так уверенно все это говорил, как будто заранее репетировал.

— И каким же образом вы намерены перевести жителей Подмосковья с работы в Москве на работу тут в области?

— В регионе созданы четыре Особые экономические зоны: две промышленно-производственного типа и две технико-внедренческого. Моей задачей на посту губернатора будет привлечение, как можно большего количества предприятий в наши особые зоны, чтобы создавать новые рабочие места. Также у меня в планах добиться открытая еще нескольких Особых экономических зон, в частности, туристического типа. У Подмосковья с его лесами и реками есть большой туристический потенциал. Приток туристов как создаст рабочие места, так и поддержит существующий малый бизнес. Например, вы знаете, что в Подмосковье есть места для горнолыжного спорта? Сейчас о них известно только москвичам…

Лол, что? Горнолыжный спорт в Подмосковье? Он это серьезно?

Ну, вообще, да, есть несколько мест, куда можно поехать покататься на сноуборде или лыжах, но это далеко не Альпы. И даже не Кавказ и не Шерегеш. Искусственно созданные снежные горки для местных жителей и не более того. Наверное, если вбухать много денег, то можно будет и целую снежную гору построить, но все равно это звучит очень странно.

— В вашей предвыборной стратегии, — продолжает журналист, — есть пункт о сокращении количества разводов в регионе и повышении уровня рождаемости. Как вы планируете этого добиваться?

— Во-первых, личным примером, — слегка смеется Сергей Юрьевич. — Я скоро женюсь.

— Поздравляю вас.

— Спасибо. Но а если серьезно, то я планирую ввести отдельные выплаты из регионального бюджета для молодых семей и детей до 14 лет. Также я планирую запустить нашу собственную программу материнского капитала — дополнительно к федеральным средствам будут предоставляться отдельная региональная материальная помощь. Также еще одна подмосковная проблема заключается в том, что не только трудоспособное население области работает в Москве, но еще и студенты там учатся. К сожалению, в Подмосковье нет сильных вузов, в которых хотели бы учиться наши местные жители, и моей задачей будет такие вузы создать.

— Кстати, об обучении, — журналист переводит взгляд с Сергея Юрьевича на его сына. — Данил, ты четыре года учился в Швейцарии, но в институт решил поступать в Москве. Почему?

— Потому что российское образование самое лучшее, — отвечает серьезно.

Я думаю, никто в этой комнате, кроме меня, не заметил нотку сарказма в его голосе.

— Куда ты поступил?

— В МГИМО на факультет международных отношений. И, как сказал мой отец, мне теперь каждый день нужно будет ездить на учебу в Москву, вставать для этого в шесть утра, а то и в пять. А если бы у нас в области неподалеку от нашего поселка был достойный вуз, я бы с удовольствием учился там и не тратил время на дорогу.

От заявления Данила о том, что он поступил в МГИМО, у меня глаза на лоб лезут. Я так до сих пор и не узнала, где он будет учиться, хотя первое сентября послезавтра. Данил никогда не был глупым, но МГИМО… Это же вуз для гениев!

— Расскажи о своей учебе в Швейцарии. Тебе там нравилось?

От волнения я задерживаю дыхание. Мне вообще ничего неизвестно о жизни Данила на протяжении этих четырех лет.

— И да, и нет. С одной стороны, закрытая школа в Швейцарии приучила меня к дисциплине, потому что там было все строго по расписанию, а с другой стороны, все-таки уровень образования там хуже, чем в России. Нет в этом мире образования лучше, чем российское.

И снова едва различимая нотка сарказма в его голосе. Но, кажется, журналист ее не замечает. Я думаю, никто не замечает, кроме меня.

— Твой папа скоро женится. У тебя появятся мачеха и сводная сестра. Что ты об этом думаешь?

— Я очень рад.

— Маша, — неожиданно журналист обращается ко мне. — А ты рада?

Этот вопрос настолько неожиданный, что первые несколько секунд я открываю и закрываю рот, не находясь, что сказать. И только когда мама едва заметно пихает меня локтем в бок, я мямлю:

— Д-да.

— А какие у тебя отношения с Данилом?

Боже, а на это что ответить? Правду?

Правду, наверное, нельзя.

— Хорошие, — вру.

— Ты рада, что у тебя появится старший брат?

— Данил всегда был мне, как брат! — выпаливаю, чувствуя, что краснею от внимания прессы к себе. Фотограф в этот момент наводит на меня огромный объектив камеры и начинает быстро щелкать. — Мы же с Данилом давно знакомы, мы были соседями. И мы с детства очень дружим. Прямо как брат и сестра. Так что в наших отношениях ничего не меняется.

Ох, Боже мой, вот зачем что-то у меня спрашивать? Да еще и про отношения с Данилом. Журналистка переключается на маму, а я чувствую, как от нервов все перед глазами плывет.

Неделю назад мы целовались на балконе. И хоть после своего первого поцелуя с Савелием я поклялась, что больше не сделаю это никогда и ни с кем, поцелуй с Данилом был, как из самого романтичного кино. До сих пор мурашки бегут по телу галопом, когда я вспоминаю. И наш ночной разговор в моей комнате под балдахином мне сейчас кажется чем-то магическим.

Вот только с той ночи Громов совсем-совсем не обращает на меня внимания…

Глава 20

После интервью нас ждет двухчасовая фотосессия в доме из разряда «Папа, мама, я — счастливая семья». От улыбки до ушей уже сводит щеки. Мы позируем вчетвером, но вдруг фотограф отдает распоряжение:

— А теперь давайте отдельно Сергей Юрьевич и Анжела Борисовна, а затем Данил и Мария.

Мама и Громов-старший становятся в обнимку у камина. Я же начинаю слегка нервничать. Во время интервью мы с Данилом сидели на разных концах дивана: он рядом со своим отцом, а я со своей мамой. Во время фотосессии мы стояли так же. Теперь же мне придется находиться вплотную к парню.

Мама и Сергей Юрьевич после камина перемещаются на диван, затем на веранду, потом на кухню. Их совместная фотосессия занимает чуть ли не полчаса, потому что фотограф постоянно отдает распоряжения, куда смотреть, как положить руки, каким боком встать.

Я все это время смотрю на родителей, переживая, что мне придется точно так же обнимать Данила. Громов-младший же во время фотосессии моей мамы и его отца со скучающим видом смотрит в телефон, привалившись к стене.

— А теперь дети.

С таким же безразличным лицом Данил убирает мобильник в карман брюк и подходит к камину. Я становлюсь рядом с ним, чувствуя, как сердечко уже начало шалить.

— Обнимите друг друга, — командует фотограф.

Рука парня опускается на мою талию и тут же обжигает ее. Я осторожно обвиваю Данила за пояс.

— Чуть ближе друг к другу, — продолжает отдавать распоряжения.

Мы становимся еще плотнее. Нос тут же улавливается запах Данила, коленки начинают слабеть. Данил дежурно улыбается на камеру, при этом выглядя абсолютно спокойным.

Почему он так безразличен?

Неделю назад он целовал меня, а теперь даже не смотрит в мою сторону!

После камина мы идем по тому же сценарию, что и родители: диван, веранда, кухня. Почти везде надо обниматься. В какой-то момент я ловлю себя на мысли, что мне мало просто опущенной на мою талию руки Данила, я до трясучки хочу, чтобы он обнял меня нормально: взял в кольцо своих рук, прижал к груди. И сама хочу обнять его крепко-крепко.

Боже, я сошла с ума, если хочу объятий с человеком, который предал нашу дружбу.

— Думаю, достаточно, — объявляет фотограф через полчаса, и Данил резко отходит от меня на шаг в сторону.

А мне без его руки на талии вдруг становится так холодно и одиноко, что хочется заплакать.

— Спасибо вам большое, — счастливая мама благодарит команду из журнала. — Будем очень ждать выхода интервью.

Как только гости удаляются, все выдыхают с облегчением. Я скидываю осточертевшие шпильки и поднимаюсь в комнату, чтобы переодеться для поездки на прием к действующему губернатору Подмосковья. Зависаю у гардероба, думая, что надеть.

Неожиданно дверь моей спальни распахивается и на пороге появляется мама.

— Маша, надень платье, которые мы купили тебе с Данилом.

— Оно же для твоей свадьбы.

— Я уже не уверена, что хочу сделать лиловый главным цветом свадьбы. А для приема у губернатора оно подойдет. Где платье? — и мать принимается блуждать глазами по вешалкам в поисках того наряда.

— Мам, я не хочу его надевать.

Родительница переводит удивленный взгляд на меня.

— Почему?

— Оно мне не нравится.

— Не говори глупости, ты в нем просто красавица.

— Я хочу надеть вот это изумрудное, — хватаю первую попавшуюся вешалку.

Мать брезгливо кривится.

— Тебе не идет зеленый.

— Очень даже идет! — спорю.

— Надень то.

— Я не хочу.

— Маша! — зло рявкает. — Ты не понимаешь, насколько все серьезно! Сережа должен заручиться поддержкой действующего губернатора!

— Это будет зависеть от того, в каком платье я приду? — тоже повышаю голос.

— Там будет его семья! Жена, дети, мы будем знакомиться. Ты должна выглядеть не ниже их уровня. Давай переодевайся в то платье, — командует и направляется на выход.

Закрываю глаза, пытаясь успокоиться. Я не люблю ругаться с мамой, и меньше всего хочется делать это при Громовых, поэтому мне ничего не остается, кроме как постучать к Данилу.

Дверь отворяется почти сразу и на пороге возникает парень. Смотрит на меня с легким удивлением, пока я неуверенно переминаюсь с ноги на ногу.

— Кхм, извини, пожалуйста, но мама требует, чтобы я надела то платье, которое ты мне купил в свадебном салоне. А оно у тебя.

Громов едва заметно кивает и отходит к своему шкафу. Открывает его и достает вешалку с платьем. Возвращается ко мне и молча вручает.

— Спасибо, — нервно улыбаюсь.

Он ничего не отвечает, поэтому я тут же ухожу к себе. Закрываю дверь и приваливаюсь к ней спиной.

Почему Данил так себя со мной ведет?

Да, я потребовала, чтобы он перестал за мной следить и лезть ко мне с вопросами, но это же не означает, что нужно вообще перестать обращать на меня внимание.

Чуть ли не со слезами на глазах я стягиваю с себя дурацкое розовое платье и надеваю подаренное Данилом. Оно прекрасно. Легкая лиловая ткань струится, на туловище красивые узоры из бисера. Наряд подходит к моим голубым глазам и светлым волосам. Обуваю белые босоножки, беру в руки клатч и спускаюсь вниз, где мама, Сергей Юрьевич и Данил уже ждут меня.

— Замечательное платье! — восторгается мать, когда я спускаюсь по лестнице.

Данил бросает на меня взгляд, от чего сердце сжимается, но тут же отворачивается, что до боли ранит.

Мне почему-то отчаянно хочется, чтобы он на меня смотрел…

Автомобиль Сергей Юрьевич ведет сам, мама сидит на переднем сиденье, а мы с Данилом сзади. Родители тихо переговариваются, я стараюсь смотреть в окно, а Громов-младший с кем-то активно переписывается в телефоне. Улыбается, даже смеется.

«С Дашей, наверное», проносится в голове, отчего в душе становится еще больнее и горче.

— Так, ну мы уже на месте, — произносит Сергей Юрьевич, подъезжая к высоким железным воротам огромного особняка.

Громов-старший паркует машину рядом с десятком других таких же «Мерседесов», и мы вылезаем из салона. От масштабов губернаторского имения хочется присвистнуть. Дом в несколько раз больше коттеджа Громовых, территория тоже огромная.

В дворе-саде стоят компаниями другие гости, все нарядно одеты. Я с опаской поглядываю на этих людей. Очевидно, что они из самого высшего общества.

Сергей Юрьевич уверенно ведет нас вперед, будто знает, куда идти. Мы заходим в дворец, парадные двери которого открыты настежь, и попадаем в огромный мраморный холл с золотыми колоннами. Здесь тоже полно гостей в вечерних нарядах и смокингах. Они держат в руках бокалы и непринужденно разговаривают. Мне становится до ужаса страшно, когда я понимаю, что никогда не была на подобных мероприятиях с такими людьми.

Здесь как будто собралась вся элита Москвы!

— Вас проводить к Леониду Андреевичу? — словно из ниоткуда перед нами возникает мужчина, похожий на дворецкого: руки в белоснежных хлопковых перчатках, поверх рубашки красная жилетка.

— Да, пожалуйста, — говорит ему Громов-старший.

Дворецкий ведет нас через длинный мраморный холл и заводит в залу, в которой, по всей видимости, и будет приходить прием. Здесь фуршетные столы, а в углу расположены музыкальные инструменты. Гостей еще нет, только у импровизированной сцены стоят несколько человек.

Дворецкий подводит нас к ним.

— О, Сергей! Рад видеть! — восклицает тучный мужчина в возрасте.

Признаться честно, я не знаю, как выглядит губернатор Подмосковья, никогда его не видела, но, глядя на этого мужчину, с уверенностью могу сказать, что это он. Столько лишних килограммов может быть только у зажравшегося политика.

— И я рад, Леня, — Сергей Юрьевич жмет ему руку. — Спасибо за приглашение. Это моя семья, — указывает на нас. — Супруга Анжела, дети Данил и Мария.

От того, что Громов-старший причислил меня к своим детям, в груди вспыхивает возмущение. Я не его дочь! У меня есть папа!

Мне кажется, не одну меня задело, что Сергей Юрьевич назвал меня своим ребенком. Данил рядом со мной на этих словах шумно выдохнул и сцепил челюсть. Его лицо изобразилось недовольством, но только на несколько секунд. Парень смог быстро взять себя в руки.

— Очень приятно, очень приятно, — губернатор жмет руки маме, мне и Данилу. — А это моя семья, — указывает на женщину и двух молоденьких девушек чуть поодаль от нас. — Девочки, подойдите.

Очень ухоженная женщина со светлыми волосами до плеч и две девушки, похожие на инста-моделей, делают пару шагов к нам.

— Моя супруга Лариса, — указывает на женщину. — И дочери Виктория и Анастасия. Девочки, это Сергей Громов, который, скорее всего, сменит меня посту губернатора. А это его семья.

Далее у нас следует обмен любезностями и знакомство с женщиной и инста-дивами. Обе девушки с длинными темными волосами и отштукатуренными физиономиями. Кукольные глазки, губки бантиком, бровки домиком… К Данилу они проявляют куда больше интереса, чем ко мне. Он вовсю им улыбается и тут же завязывает разговор.

— Подожди, ты Данил Громов, верно? — уточняет одна из моделей. Та, что чуть моложе и примерно нашего возраста. Вика, кажется.

— Да, — подтверждает.

— Я поступила в МГИМО на факультет международных отношений. Видела в списке своей группы какого-то Данила Громова. Не ты случайно?

— Я.

— Вау! — модель опускает ладонь ему на плечо. — Мы будем вместе учиться! Как круто, что мы познакомились раньше первого сентября!

Данил удивлен этой новостью, но все же рад. И он тут же пускается обсуждать с новой знакомой предстоящую совместную учебу, не переставая улыбаться ей так же широко, как и она ему.

Глава 21

Постепенно фуршетный зал наполняется гостями, все едят, пьют и весело проводят время. Я же стою, привалившись спиной к стене, и с обидой наблюдаю за тем, как Данил любезничает с губернаторской дочкой, которая уже послезавтра станет его одногруппницей.

— Девушка, почему вы такая грустная? — словно из ниоткуда рядом со мной возникает парень года на три старше.

— Я не грустная, вам показалось, — вымучиваю из себя улыбку.

— Саша, — протягивает мне руку.

— Маша, — жму его ладонь.

— Скучно тут, правда? — оглядывает зал, полный людей.

— Ага.

Мама увлеченно болтает с женой губернатора, даже не смотря в мою сторону. Сергей Юрьевич и сам губернатор куда-то удалились. Музыканты в углу зала играют известные мелодии. В целом, все происходящее очень походит на бал 19 века. Даже не думала, что в наши дни кто-то может такое устраивать.

Среди гостей довольно много известных людей: певцов, актеров, продюсеров. Они держатся своими компаниями. Люди, которых я раньше видела только по телевизору и в Инстаграме, сейчас тут передо мной, но не вызывают во мне ровным счетом никакого интереса.

Почему-то интерес во мне вызывают только Данил и губернаторская дочка. Вот она снова звонко смеется его шутке и как бы невзначай касается его плеча.

— А ты тут с кем? — доносится до меня голос Саши.

— С семьей, — отвечаю обтекаемо. — А ты?

— Тоже. Терпеть не могу подобные мероприятия, — кривится.

— Зачем тогда пришел сюда?

— Ну, вся семья собиралась, и я с ними за компанию. У меня отец нефтяник, дружит с этим губернатором.

Я внимательно смотрю на парня. Темноволосый, кареглазый, симпатичный. В рубашке и брюках, как и все мужчины тут, но под одеждой угадываются сильные мышцы.

— Сколько тебе лет? — спрашиваю.

— Девятнадцать. А тебе?

— Семнадцать.

— В школе еще учишься?

— Да, последний 11 класс. А ты где?

— В МГИМО, факультет международных отношений. Перешел на втрой курс.

Я аж дергаюсь. В этом МГИМО медом намазано, что ли? Почему все учатся там?

— И как? Нравится?

— В целом, да, но очень тяжело.

— А что именно тяжело? — продолжаю расспрашивать с интересом.

Нет, я задаю вопрос не потому что туда поступил Данил. Просто мне правда интересно. Я же еще не определилась с вузом. Может, тоже в МГИМО захочу пойти.

— Высокая нагрузка, много домашнего задания, постоянные рефераты, курсовые… Из-за этого сложно выбираться на тусовки. Нет, мы, конечно, выбираемся, тусовки у нас самые лучшие, но большое количество домашки сильно омрачает нашу веселую студенческую жизнь.

Тусовки, значит. Самые лучшие.

— И где вы тусите?

— В ночных клубах или у кого-то дома, когда родителей нет. На каникулы ездим компанией отдыхать. Этим летом нас собралось человек 15, и мы поехали в Испанию на Майорку. Отлично там зажигали. Зимой поедем на лыжах кататься в Куршевель.

— Ммм, — тяну, чувствуя, как губы сомкнулись в нитку. — А это только тебе так повезло с компанией? Или они у всех?

— Да на потоке у нас там все разбиты по интересам, вот каждый со своей компанией и тусит. Ну у меня группа дружная, нас всего 20 человек, стараемся везде вместе тусить.

— А девушек у вас много?

— Да, половина потока или даже больше. Все-таки международные отношения — это, скорее, гуманитарное направление.

— И девушки тоже тусят в ваших компаниях? Ездят с вами в Испанию и в Куршевель? — не унимаюсь.

Нет, не потому что это все ждет Данила, а потому что мне самой пора определяться с вузом.

— Да, конечно. Девчонки с нами везде.

— Понятно, — снова перевожу взгляд на спину Громова и губернаторскую дочку.

В голове вдруг рисуется картина, как Данил в плавках и эта инста-курица в купальнике отдыхают вместе на Майорке…

Трясу головой.

— Ужасная скукота, — сетует Саша. — Я бы даже сказал, пустая трата времени.

— Угу.

— Не хочешь свалить отсюда? — неожиданно предлагает.

— Куда?

— Сегодня мы собираемся компанией дома у моего приятеля. Последняя тусовка перед учебным годом.

— Ты приглашаешь меня? — удивляюсь.

— Ну да. Но у нас там на всю ночь, имей в виду.

Я молчу, не зная, что ответить. Часы на запястье показывают семь вечера, сколько тут еще все продлится, я не знаю. Предложение заманчивое, однако просто так взять и уйти я не могу: мама не позволит. Но и смотреть на флиртующего Данила тоже сил больше нет.

— Я бы очень хотела, вот только мать не отпустит.

— Ну давай я с ней познакомлюсь и отпрошу тебя? Могу также познакомить твою маму со своей мамой, чтобы она точно знала, что я не маньяк, — смеется.

Я перевожу на родительницу взгляд. Она по-прежнему увлеченно болтает с женой губернатора.

— У меня есть план, — отвечаю, помедлив.

— Какой?

— Давай потанцуем? И моя мама сама тебя заметит и захочет познакомиться. Ну а потом ты должен будешь максимально ее очаровать, чтобы она отпустила меня с тобой.

— Отличный план, — улыбается Саша.

Парень берет меня за руку и ведет к импровизированному танцполу, на котором уже крутятся несколько пар.

Саша опускает руки мне на талию, я обвиваю его за шею, и мы начинаем крутиться в такт музыке. Несомненно, у этого парня очень приятная наружность. Не то что бы прямо красавец, но вполне симпатичный. По крайней мере, танцевать с ним не противно. Вот только моя мама почему-то даже не замечает, что я с кем-то кручусь на танцполе. Что же ей там такого интересного рассказывает жена губернатора?

— Моя мама на нас не смотрит, — сетую.

— Зато на нас смотрит какой-то парень. Ты знаешь его? — указывает головой в сторону.

Я перевожу взгляд, куда показал Саша, но кроме Данила, любезнючующего с инста-курицей, больше никого в том углу не нахожу.

— Какой парень? Не вижу.

— Да который с Викой болтает, дочкой губернатора.

Внутри аж все холодеет. Я снова слегка поворачиваю голову в сторону Данила, но он полностью увлечен девушкой. Не понимаю, почему Саше показалось, что он на нас смотрит.

— Это мой будущий сводный брат, — грустно вздыхаю. — И тебе показалось, он на нас не смотрит.

— Кто-кто? — не понимает.

— Моя мама собирается замуж за его отца, — поясняю более понятно.

— Ааа.

— Он, кстати, тоже будет учиться в МГИМО на международных отношениях.

— С Викой, значит.

— Угу.

С ней самой.

— Вика прикольная, — довольно улыбается, что меня слегка задевает.

— Чем же она прикольная? Разукрашенная, как кукла.

— Ну так все девчонки такие.

— Я не такая!

— Ты да, а в МГИМО все такие. Вика, видимо, заранее начала готовиться к учебному процессу, — усмехается.

Я против своей воли снова скашиваю глаза на Громова и инста-курицу, и вдруг наши с Данилом взгляды встречаются. Он продолжает разговаривать с Викой, но поверх ее плеча смотрит на меня. Быстро отвожу взгляд от его лица на Сашино. Увереннее обнимаю парня за шею и даже становлюсь к нему чуть ближе. Губ касается довольная ухмылка.

Выкуси, Громов! Не один ты нашел, с кем здесь весело провести время.

Наконец-то нас замечает и моя мама. Ее брови вопросительно взлетают вверх, и даже слегка приоткрывается рот от удивления.

— Моя мать смотрит на нас, — шепчу Саше.

— Отлично.

Родительница уже потеряла интерес к губернаторской жене и, скрестив на груди руки, наблюдает за мной. Не могу прочитать по ее лицу эмоций: сердится или, наоборот, рада, что я с кем-то познакомилась.

— Пойдем, представлю тебя, — говорю Саше, когда заканчивает играть музыка.

Парень сам берет меня за руку, пока мы направляемся к маме. Жена губернатора в этот момент отошла к другой женщине, и мать с бокалом шампанского в руках стоит одна.

— Мам, познакомься, это Саша, — представляю парня, а что дальше сказать даже не знаю.

Вдруг понимаю, что это выглядит немного странно: станцевала один танец и веду знакомиться.

— Саш, это моя мама Анжела Борисовна, — продолжаю.

— Здравствуйте, — Саша улыбается маме. — У вас прекрасная дочь.

Даже я на пару секунд застываю от таких слов, чего уж говорить о матери. Она недоуменно хлопает глазами и проходится по Александру взглядом вниз-вверх и обратно. Кажется, это первый раз за всю мою жизнь, когда я знакомлю маму с парнем. И очевидно, что эта ситуация ее слегка удивляет.

— Здравствуй, — наконец-то говорит. — Спасибо.

— Мам, представляешь, Саша в МГИМО учится! — восторженно заявляю.

Боже, что за сюр.

— Ммм. Очень хорошо.

— Александр? — возле нас возникает жена губернатора.

— Здравствуйте, Лариса Игоревна, — парень уже улыбается и ей. — Рад вас видеть.

— А твои родители тут? Что-то я их не видела.

— Да, мама и папа где-то тут, — Саша принимается вертеть головой по сторонам в поисках своих родителей. — А, вон они, — указывает на мужчину в костюме и женщину в красном платье, стоящих рядом с другой парой.

— Как хорошо, что вы все-таки смогли приехать на наш прием! — радуется губернаторская жена. — Пойду поздороваюсь с твоей семьей. Анжела, я еще вернусь, — на этих словах Лариса Игоревна направляется к Сашиным родителям, а мама провожает взглядом ее спину.

— И на каком факультете ты учишься? — спрашивает мать у Саши, оторвавшись от губернаторской жены.

— На международных отношениях. Дипломатом буду.

— Очень интересно. И на каком ты курсе?

— На второй перешел.

— Уже стажировался где-нибудь?

— Нет, после первого курса нет стажировок, они позднее будут. А так вообще все стажировки у нас в МИДе проходят. Ну и после окончания тоже идем работать в министерство иностранных дел.

Значит, Данил будет дипломатом, проносится мысль в голове. Хм, интересно. Наверно, послом в какой-нибудь стране станет. Хоть бы его сослали куда-нибудь подальше. В Нигерию, например. Там ему самое место.

«Посол России в Нигерии Данил Громов» — отлично звучит, я считаю. И эту инста-курицу пускай с собой заберет. С ее автозагаром она не сильно будет отличаться от местных жителей.

— Как любопытно! — восторгается мать. — Маша, подумай о МГИМО. Хороший перспективный вуз. И вместе с Данилом будешь.

— Данила мне дома хватает, — сухо отвечаю.

— Слышу свое имя, — словно черт из табакерки, рядом появляется Громов.

Я аж вздрагиваю от неожиданности. Он оставил инста-курицу стоять одну и подошел к нам. Сканирует оценивающим взглядом Сашу и кривит губы в усмешке.

Вот кто его звал!?

— Александр, — протягивает ему руку парень.

— Данил, — Громов жмет его ладонь, но делает это без какого-либо желания.

Появление Данила немного смущает меня. Я рассчитывала по-быстрому отпроситься у мамы и незаметно свалить отсюда, а теперь знакомство и светская беседа затянутся.

— Дань, а Саша тоже на международных отношениях в МГИМО учится, — тараторит мама. — Надо же, сколько тут твоих сокурсников.

— Ну, я на год старше, — поясняет Саша.

— А расскажи, как у вас устроена учеба, — просит мама.

Мой новый знакомый принимается увлеченно рассказывать об учебном процессе, предусмотрительно умалчивая про вечеринки, о которых рассказывал мне. Данил стоит, засунув руки в карманы брюк, и слушает его со скучающим видом в то время, как мать ловит каждое слово. Во взгляде Громова читается то ли пренебрежение, то ли брезгливость — так сразу не могу понять. Надеюсь, это заметно только мне. Не хотелось бы обижать Сашу.

Краем глаза замечаю, что инста-курица скучает в одиночестве и с тоской поглядывает на Данила. Ну вот и чего он ее оставил и приперся к нам? Ему же так весело с ней было!

Отчаянно хочется взять Сашу под руку, но я не решаюсь это сделать. Во-первых, мы знакомы всего полчаса, и я совсем ничего о нем не знаю. Вдруг у Саши есть девушка? Ну и во-вторых, при маме неудобно. Но если бы не эти два обстоятельства, я бы обязательно не просто взяла Сашу под руку, а даже обняла. Чтоб Данил знал, как мне хорошо и без него!

— Кстати, у меня сейчас встреча с моими однокурсниками, поэтому я должен уехать, — подытоживает Александр рассказ об университете. — Анжела Борисовна, вы не возражаете, если Маша поедет со мной? Познакомлю ее со своими друзьями, может, это поможет ей получше составить представление о МГИМО и определиться с поступлением.

Мама слегка удивляется просьбе, но по выражению ее лица я с точностью могу сказать, что она не против. Саше удалось ее очаровать. И я уже было заранее облегченно выдыхаю, что она меня отпускает, как вдруг подает голос Данил:

— Маша не может уехать.

Глава 22

На несколько секунд воцаряется молчание. Никто не ожидал от Данила подобных слов: ни я, ни мама, ни тем более Саша.

— Почему это? — оторопело спрашиваю.

— Потому что у нас на этом приеме дела.

— Какие? — возмущенно повышаю голос. — У меня здесь дел нет.

— Мы приехали все вместе и уехать тоже должны вместе, — безапелляционно заявляет. — Анжела Борисовна, папа будет переживать, что Маша уехала в сопровождении парня, которого знает полчаса, в компанию к людям, которых не знает совсем. А что касается МГИМО, то уже послезавтра я сам стану его студентом и расскажу Маше о процессе обучения все подробности.

От такой наглости слова возмущения застревают у меня в горле. Во-первых, Сергею Юрьевичу на меня наплевать, если уж быть честными. Ему совершенно не интересно, где и с кем я провожу свое время. Во-вторых, а Данилу не по фиг!?

— Анжела Борисовна, вам не о чем переживать! — вмешивается Саша. — Если хотите, я прямо сейчас познакомлю вас со своими родителями, чтобы вы не боялись, что Маша уехала «в компании парня, которого знает полчаса», — на последних словах он едва заметно скопировал интонацию Данила.

— Да, мам! — восклицаю. — Тебе не о чем переживать. Я пришлю тебе свою геолокацию.

— Данил прав, — отрезает мать. — Мы долго готовились к этому мероприятию. Сережа расстроится, что ты уехала. К тому же действительно уже послезавтра первое сентября, и Данил начнет учебу в МГИМО. Расскажет тебе все сам.

Я хочу возмутиться и даже поругаться с мамой. Меня сдерживают только правила приличия. Неудобно устраивать разборки при Саше и других высокопоставленных гостях.

— Но мам… — тихо мямлю, как вдруг к нам возвращается губернаторская жена.

— Дорогие мои, — начинает Лариса Игоревна. — Сейчас будет ужин, проходите в другой зал, — и указывает на открытую дверь в помещение, из которого виднеется длинный стол, заставленный блюдами.

— Сейчас придем, — обещает мать. — Саша, — обращается к нему, — Маша не может сегодня поехать с тобой, но я уверена, что в другой раз вы обязательно пообщаетесь.

— Угу, — вяло соглашается он.

Я стою, чуть ли не плача. В груди разливается горечь обиды. Почему Данил это сделал? Почему мама его послушала? У меня что, совсем нет права голоса?

— Маш, можно тебя на минутку? — осторожно интересуется Саша.

— Да.

Мы отходим в сторону от мамы и Данила. Чувствую, как Громов провожает нас взглядом, но сейчас это меня только бесит и раздражает.

— Саш, прости, пожалуйста, — на глазах все-таки выступают слезы.

— Да ладно, ничего страшного, — машет рукой. — В другой раз обязательно.

— А будет другой раз? — спрашиваю с надеждой?

— Конечно. Мы ведь постоянно зависаем. Оставишь мне свой номер?

— Да! — радостно восклицаю. — Запиши.

Саша достает из кармана телефон и сохраняет мой номер. Сбрасывает мне звонок. Достаю из сумочки мобильник и тоже вбиваю в записную книжку контакт нового знакомого.

— Ты все-таки уезжаешь, да? — с грустью уточняю, хотя и так знаю ответ.

— Да, меня ждут друзья. А тут, конечно, скукота. Ну ты не расстраивайся, — подмигивает. — Я скину тебе наши фотки.

Вымучиваю из себя грустную улыбку. Мне ужасно стыдно перед ним за поведение Данила. И Громов еще собрался быть дипломатом? Разве дипломаты так делают?

Саша удаляется, а я с тоской провожаю его спину. Когда он выходит за дверь, нехотя разворачиваюсь и плетусь к маме с Данилом. Последний не сводил с меня внимательного взгляда на протяжении всего моего разговора с Сашей.

— Маша, вот только не надо дуться! — сходу начинает мать. — Еще сто раз ты со своим Сашей погуляешь.

— Да, мам, ты права, — заявляю со злостью. — Я с Сашей еще сто раз погуляю!

Говорю это специально при Даниле. Но он больше никак не реагирует, стоит с покерфейсом.

Мы проходим в зал для ужина, я сажусь по левую руку от мамы. По правую руку от нее Сергей Юрьевич, а рядом с ним Данил. У меня нет аппетита, поэтому я вяло ковыряю вилкой в тарелке. Участия в разговоре тоже не принимаю.

Через полчаса я принимаюсь переписываться с Ариной, обсуждать подготовку к первому сентября. Затем получаю сообщение от начальницы с просьбой поработать в следующую субботу в ночную смену. Одна из официанток взяла больничный на 10 дней, и кроме меня больше некого поставить в график. Я с радостью соглашаюсь, деньги мне по-прежнему нужны. После окончания школы я не проведу в особняке Громовых больше ни дня.

Саша, как и обещал, присылает мне фотографию своей группы. Человек 15 рассредоточены по просторной гостиной какого-то дома. На маленьком столике стоят бутылки и закуски. Набираюсь наглости и печатаю ему:

«Когда у вас следующая тусовка?»

«Еще не планировали))»

«Позовешь?»

«Конечно, я же обещал»

«Спасибо)»

«А какие у тебя планы на ближайшие дни? Может, погуляем?)»

Аж сердце замирает, когда читаю сообщение. Это будет свидание? Я еще никогда не ходила на свидания…

Дрожащими пальцами печатаю:

«Давай»

«Отлично) Тогда я выберу место и дам тебе знать»

«Хорошо)»

Саша присылает мне смайлик, и я, довольная, как слон, убираю телефон. Теперь главное, чтобы он не выбрал тот день, когда я буду работать. Мне с первого сентября придется совмещать школу с баром, не знаю, как я буду успевать. Еще и выпускной класс, экзамены…

Оставшиеся два часа на приеме я уже не гружусь так сильно. Даже коротко перекидываюсь парой фраз со старшей дочкой губернатора Настей. Но очевидно, что у меня с этой девушкой нет общих интересов, поэтому наш диалог прекращается очень быстро. Данил же продолжает трындеть с Викой, которая уселась рядом с ним. Но мне все равно. Через несколько дней у меня будет первое в моей жизни свидание с парнем.

Обалдеть просто!

Когда за окном уже темнеет, мы наконец-то собираемся домой. По довольному виду Сергея Юрьевича можно сделать вывод, что переговоры с действующим губернатором прошли успешно. Заручился поддержкой, наверное. В машине я засовываю в уши наушники, а, зайдя в дом, тут же отправляюсь к себе.

Саша больше не пишет. Это не расстраивает меня, я понимаю, что он занят с друзьями. Я все равно продолжаю оставаться в прекрасном расположении духа. Вешаю в гардероб платье, переодеваюсь в спортивные штаны с футболкой, завязываю волосы в хвост и выхожу на балкон, чтобы подышать ночным летним воздухом. Уже послезавтра наступит осень.

— Ненавидишь меня? — раздается сзади голос Данила, когда я облокачиваюсь на перила балкона.

Слегка поворачиваю голову назад. Громов привалился плечом к дверному косяку. Он еще не переоделся. По-прежнему в брюках и белой рубашке.

— Много чести, — хмыкаю и отворачиваюсь обратно.

Слышу его шаги за спиной. Подходит и становится в полуметре от меня.

— Это было непредусмотрительно с твоей стороны: ехать неизвестно куда и неизвестно с кем.

— Спасибо за заботу, — безразлично отвечаю, глядя ровно перед собой.

Чувствую на себе его взгляд. Аж щеку печет. Желание посмотреть на Данила в ответ очень сильное, но я сдерживаю себя. Атмосфера накаляется, мое сердечко уже ускорилось в ритме.

— Маш… — его рука опускается мне на спину.

Дергаюсь, будто пчела ужалила.

— Чего тебе? — все-таки не выдерживаю и смотрю на него.

— Не злись.

— Тебе-то что? Ты все равно со мной не разговариваешь.

— Потому что ты потребовала, чтобы я оставил тебя в покое.

Данил делает небольшой шаг и становится за мной, опустив руки на балкон по обе стороны от меня. Я стою спиной к нему, но по телу уже побежал табун мурашек. Чувствую его дыхание себе в макушку. Резко разворачиваюсь и оказываюсь ровно лицом к Данилу. Нос улавливает его запах: морской бриз. Вдыхаю поглубже.

— Ты задал мне свои вопросы, получил все ответы, — стараюсь произнести твердо, но нервная дрожь все равно проскальзывает в голосе. — А сам ничего не хочешь мне рассказать?

— Что ты хочешь узнать? Спрашивай.

Сглатываю.

— Почему ты предал нашу дружбу?

Задумчиво смотрит на меня, будто подбирает слова.

— Я не предавал нашу дружбу, Маш, потому что ее и не было никогда. Была френдзона, в которой ты меня держала. Я просто решил из нее выйти.

Я оторопело хлопаю глазами.

— Френдзона!? Ты о чем вообще?

— Я в тот день тебе в любви признаться хотел, а вместо этого увидел, как ты целуешься с Савелием.

Я не могу вымолвить ни слова. Просто смотрю на Данила и даже не имею возможности пошевелиться — все тело будто парализовало.

Он снова прикалывается надо мной? Это опять какая-то разводка?

Точно прикалывается. Как неделю назад, когда поцеловал меня, а потом посмеялся.

Я тогда, конечно, оплошала, поцеловав его в ответ. А сейчас он на что надеется? Что я скажу, что тоже его любила? И он опять надо мной посмеется?

Во-первых, я его никогда не любила.

А во-вторых, такие приколы я в свой адрес больше не допущу.

Замахиваюсь и влепляю Данилу пощечину. Пока он не успел опомниться, отталкиваю в сторону и забегаю в свою комнату, закрыв дверь на замок и задернув штору.

Глава 23

Первое сентября.

В этот день я просыпаюсь с легкой грустью. Последний учебный год в школе, последний год официального детства. Хотя уже в декабре я стану совершеннолетней, а работа у меня есть и сейчас, все же школа ограждает меня от настоящей взрослой жизни, когда я съеду из особняка Громовых.

В лицее у нас условный дресс-код «белый верх, черный низ». Я надеваю черное платье выше колен с треугольным вырезом на груди, колготки 8 ден и лаковые бежевые туфли на шпильке. По случаю праздничного дня кручу кудри. Ярко краситься нам не разрешают, поэтому слегка выделяю глаза, а губы мажу блеском. В сумку бросаю дневник и несколько тетрадей, а также рабочую униформу. После уроков я отправлюсь в бар.

— Маша, иди завтракать, — выглядывает из кухни мама, когда я спускаюсь на первый этаж.

Из поселка до лицея на машине ехать минут сорок, линейка начинается ровно в 8:30. На завтрак у меня есть максимум 15 минут, но я бы хотела приехать чуть пораньше, чтобы поболтать с одноклассниками, которых не видела все лето.

— Не могу, мам, возле школы куплю кофе с круассаном.

— Ну все равно Данил еще завтракает.

Упоминание о Громове заставляет меня вздрогнуть. Мы не виделись с позавчерашнего вечера, когда я влепила ему пощечину за наглую ложь и провокацию. К счастью, он не стал стучать мне в дверь и требовать объяснений.

— А мне то что с этого?

— Данил завезет тебя в школу, ему по пути.

Раньше меня возил в лицей персональный водитель, но теперь его нет. Я планировала добраться на такси, причем за собственно заработанные деньги.

— Я вызову такси, — отрезаю.

— Маша, опасно ездить одной на такси, — из кухни выходит Сергей Юрьевич.

От заявления Громова-старшего у меня глаза на лоб лезут. Ему-то что?

— Сергей Юрьевич, это безопасно.

— Данил может тебя отвезти, — настаивает.

— Да, могу, — Громов-младший выходит из кухни. — Я уже еду.

Он в джинсах и рубашке. Я немного теряюсь от его внешнего вида, почему-то думала, что в универ надо в костюме. Но там, наверное, свободная форма, а не как в школе.

— Я уже вызвала такси.

— Отмени, — командует.

— Маша, поезжай с Данилом! — гаркнула мать.

— Нет, я на такси.

— А почему ты не хочешь ехать с Данилом? — задает резонный вопрос Сергей Юрьевич.

На несколько секунд воцаряется молчание, пока я пытаюсь быстро подобрать правдоподобный ответ.

— Не хочу, чтобы он из-за меня задерживался в университет, — сочиняю.

— Маша, нам по пути, — улыбается Громов-младший. — Ты меня не задержишь.

Они втроем давят на меня, и мне ничего не остается, кроме как повиноваться. Выхожу во двор к машине Данила и секунду размышляю, куда сесть: вперед или назад? Во время всех предыдущих поездок на его автомобиле я сидела сзади, потому что переднее сиденье занимала мама.

Уверенно открываю переднюю дверь и залезаю. Через минуту Данил занимает водительское кресло и заводит мотор. Я демонстративно отворачиваюсь к окну и рассчитываю ближайшие сорок минут любоваться подмосковными пейзажами. Надеюсь, она включит музыку, чтобы тишина не была такой гнетущей.

Нет, не включает.

Пять минут мы едем в гробовом молчании, пока Громов не замечает с саркастичным смешком:

— Тебе не кажется, что у тебя слишком короткое платье?

Его вопрос настолько неожиданный, что я растерянно смотрю на парня, хотя пообещала сама себе не отрываться от окна.

— Не кажется, — буркаю и снова отворачиваю голову к стеклу.

Непроизвольно опускаю взгляд на свои колени: в сидячем положении платье задралось и существенно оголило ноги. Наплевать.

Снова тишина. Сейчас она ощущается особенно гнетуще. Я чувствую, что Данил смотрит на мои ноги, и это провоцирует во мне странное волнение. Не злость, не возмущение, а именно волнение. В животе очень необычное ощущение. Как будто там что-то порхает. Бабочка или что-то в этом роде. При этом дышать становится тяжело.

— Смотри на дорогу, а не на мои ноги! — цежу сквозь сомкнутые в нитку губы.

Как раз в этот момент Данил останавливается на светофоре и поворачивается ко мне всем корпусом.

— На тебя хочу смотреть, — нагло заявляет.

Снова непроизвольно поворачиваюсь к нему. Громов шумно дышит и нагло обводит взглядом мою шею, ключицы, выглядывающие из треугольного выреза, грудь и ноги. Вот именно в такой последовательности лапает меня глазами.

— Немедленно прекрати так на меня смотреть! — рычу.

— Нет.

Я уже близка к тому, чтобы влепить ему новую пощечину, как сзади сигналят. Данил резко газует и, к счастью, наконец-то возвращает внимание дороге.

Но не на долго. Уже на следующем светофоре он снова принимается лапать меня взглядом. Я как будто физически чувствую его прикосновения к своему телу. Это усиливает волнение в животе и разгоняет табун мурашек по коже.

Чтобы это поскорее прекратить, со всей силы дергаю ручку двери, но она заблокирована.

— Я хочу выйти из твоей машины, открой немедленно!

— Мы еще не приехали.

— Пешком дойду!

— Одна по трассе в таком платье и на шпильках!?

— Да! — остервенело дергаю ручку. Клянусь, я ее сейчас выломаю.

— Успокойся, — резко трогается с места.

До школы остается минут десять, Данил ускоряет движение, чему я очень рада. Я опускаю на колени сумку, которая до этого лежала у ног, а на груди скрещиваю руки, чтобы максимально закрыться от его взглядов.

— Останови здесь, — командую, когда мы оказываемся в метрах ста от школы. — Дойду пешком.

На удивление он меня слушает. Отстегиваю ремень и снова дергаю ручку, но она по-прежнему заблокирована.

— Открой!

Вместо ответа Данил кладет ладонь мне на затылок и разворачивает к себе. Все происходит очень быстро. Я и опомниться не успеваю, как его губы впечатываются в мои.

Данил целует меня настойчиво, крепко держит за затылок, не давая вырваться. Я стараюсь сомкнуть губы в нитку, чтобы не пускать его язык внутрь, но Громов все равно туда пробирается. И тогда я вдруг понимаю: я ждала этого поцелуя. С того самого утра на балконе я мечтала, чтобы Данил снова меня поцеловал.

Шумно выдыхая через нос, опускаю веки и отвечаю. Данил набирает еще больше оборотов, в мозгу проскальзывает мысль, что, должно быть, я ужасно целуюсь, потому что совсем не знаю, как это делать, но интуитивно повторяю за Громовым. Он кладет вторую руку мне на талию, я обвиваю его за шею.

Боже, как же это прекрасно. Бабочки вовсю порхают в животе, а мурашки табуном бегают по коже. И мне нравится это скопление насекомых. Оно заставляет меня испытывать чувства, которых я раньше не знала. Внутри все сжимается от наслаждения, когда Громов крепче меня к себе прижимает.

Данил прерывается на глоток воздуха, и мы соприкасаемся лбами, тяжело дыша.

— Все нервы мне вытрепала, всю душу из меня вытрясла, — шепчет.

— Я?

— Ну а кто еще?

Я будто под водой была, а сейчас выплыла на поверхность и не могу надышаться. Судорожно втягиваю воздух через рот, а Данил принимается целовать мое лицо: щеку, скулу, висок, лоб. Возвращается к губам и нежно касается их своими.

— Ты снова меня поцеловал, чтобы посмеяться? — спрашиваю с горечью.

— Дурочка, — опять припадает к моим губам. — Хватит от меня бегать, Маш. Все, детство кончилось.

— Это я уже поняла.

Данил сжимает меня в руках, а я только об одном могу думать: как же я этого хотела! Чтобы он именно вот так прижал меня к своей груди. Какое-то сумасшествие.

Почему я этого хотела? Почему с ним?

Это же Данил, которого я считала своим другом и который предал меня…

Отстраняюсь и смотрю Громову в лицо. Оно раскраснелось, глаза лихорадочно бегают. Наверное, у него адреналин шарашит так же сильно, как у меня.

— Во сколько у тебя заканчиваются уроки? — спрашивает.

— Эээ, — тяну, не зная, как ответить. — Еще непонятно. Мы, может, с одноклассниками куда-нибудь пойдем отмечать первое сентября.

— Напиши мне, как будешь освобождаться, я тебя заберу.

— Зачем? — удивляюсь.

— За тем, чтобы ты не ходила одна в таком виде, — кивает на мои голые ноги.

— Нормальный вид, — лепечу.

— Маша, не спорь со мной.

— А вдруг у тебя еще будут занятия в универе?

— У меня сегодня только две пары.

Возникает неловкая пауза. Я немного не понимаю, что происходит. Пару минут назад мы целовались, теперь Данил просит — нет, даже не просит, а требует, — чтобы я ему написала, когда буду собираться домой. А домой я буду собираться после 10 вечера, потому что сегодня я работаю.

— Нам надо с тобой спокойно поговорить, — Данил слегка проводит ладонью по моей щеке.

— О чем?

— О нас.

Мне вдруг становится до ужаса страшно. Несколько минут назад я тонула в поцелуе и хотела еще и еще, а сейчас мечтаю убежать подальше от Громова.

— Хорошо, — сиплю.

Он снова склоняется ко мне и целует в губы. Но в этот раз я не даю углубить поцелуй, слегка отстраняюсь.

— Мне пора в школу, линейка начинается.

— Жду твоего звонка, — предупреждающе говорит.

— Ага.

Данил разблокирует двери, и я чуть ли не вываливаюсь из «БМВ». До школы почти бегу, чувствуя себе в затылок взгляд Громова. Не уедет ведь, пока я не скроюсь с его глаз.

Во дворе школы уже толпами стоят ученики. Старосты держат в руках высокие таблички с номером класса, тут же и учителя. Я нахожу свой 11 «А» и бегу навстречу одноклассникам, которых не видела все лето.

— Машка! — кричит подруга Ася.

— Привет, — обнимаю ее.

Тут же подходят и другие девчонки. Обнимаю их всех по очереди, но делаю это, скорее, машинально. По крови до сих пор разливается адреналин. В какой-то момент мне даже начинает казаться, что ничего этого не было в машине, что поцелуй мне причудился. Но горящие губы доказывают обратное.

— С тобой все в порядке? — обеспокоенно шепчет на ухо Арина.

— Да, — киваю головой.

Начинается линейка. Парни громко переговариваются и ржут над ухом, игнорируя шиканье классной руководительницы Елены Семеновны. Первоклашки рассказывают стишки, а потом я с удивлением осознаю, что нам сейчас придется вести их за руки. Эдакий обряд. Нас выстраивают в шеренгу, мне достается какой-то мальчик, у которого глаза на мокром месте. Беру его за руку.

— Чего ревешь? — спрашиваю.

— А это надолго? — испуганно пищит.

— На одиннадцать лет.

Директор что-то вещает в микрофон, и начинается обряд. Ей-богу, я бы даже прослезилась, если бы мои мысли сейчас не были заняты Данилом. Он сказал позвонить ему, как освобожусь. И что нам надо поговорить о нас.

А о чем говорить-то? Ну поцеловались пару раз. Ну хорошо было. Я даже честно могу сказать, что он целуется лучше, чем Савелий. Ну да, я не против еще разок поцеловаться. А дальше что? А дальше ничего.

— Ты почему такая загруженная? — Аринка обнимает меня за плечи, когда мы направляемся в кабинет. — Случилось что-то? Громов?

Лучшая подруга на то и лучшая, что понимает все без слов.

— Мы целовались, — тихо говорю.

Арина резко останавливается.

— Что!? — восклицает.

— Да тише ты!

Ее и без того большие синие глаза вылезают из орбит.

— Короче, целовались, — шепчу, глядя на носки своих туфель.

— По-настоящему!?

— Угу…

— Когда? Как? Почему?

— Ну вот сейчас в машине, когда он привез меня в школу. И до этого один раз. Я не знаю, Арин…

Наверное, на моем лице изображается весь спектр страданий, которые я испытываю, раз подруга крепко меня обнимает.

— По-моему, он всегда к тебе не ровно дышал, — шепчет на ухо.

— Да ну брось, нет.

— Да. А ты его френдзонила.

От этого слова я дергаюсь, как от удара током. Звенит звонок, и мы спешим на урок. Но вместо того, чтобы слушать учителя, я все 40 минут прогоняю в голове слово «френдзона».

Да ну какая на фиг френдзона? Мы были друзьями. Настоящими. Я в Даниле видела исключительно друга. И он во мне тоже.

Сегодня у нас четыре урока. После последнего ребята ожидаемо предлагают завалиться в какое-нибудь кафе и отметить начало последнего учебного года. Но я не могу. Мне надо на работу.

— Маш, да ну что ты заладила с этой своей работой? — возмущается Арина.

— Тише ты! Никто не должен знать, что я работаю.

— Почему?

— Потому что если это дойдет до учителей, то они сообщат моей маме.

— Может, и хорошо бы, чтобы сообщили?

— Нет!

Подруга закатывает глаза, а я стараюсь незаметно ускользнуть из школы, пока меня не окликнул кто-нибудь из друзей.

В баре я переодеваюсь в униформу в виде колготок в сеточку, мини-шорт и белого топа, оголяющего пупок, беру в руки поднос и принимаюсь лавировать между столиками. Чем ближе к вечеру — тем больше клиентов, а еще моих переживаний по поводу того, что я должна написать Данилу.

Но неожиданно мне приходит в голову гениальная мысль: у меня нет его телефона! Тот номер, что у меня был до отъезда Данила в Швейцарию, давно утерян. Да и Громов наверняка его уже сменил. В течение месяца, что мы живем под одной крышей, я телефоном Данила не интересовалась. А раз мне некуда ему писать и звонить, то и спроса с меня нет. Да и вообще: почему я должна перед ним отчитываться? Не захотела и не позвонила.

Это меня немного приободряет, и я начинаю носиться между столиками так, будто в меня встроен моторчик. Но когда в 10 вечера я переодеваюсь в платье, втискиваю отекшие ноги в туфли на шпильках и достаю из сумки мобильник, чтобы вызвать такси, вижу там 24 пропущенных вызова с незнакомого номера.

Не надо быть экстрасенсом, чтобы догадаться, чей это телефон. Я решаю не перезванивать, но чем ближе я к особняку Громовых, тем сильнее мое сердечко предчувствует беду…

Глава 24

Когда я переступаю порог особняка Громовых, меня встречает гробовая тишина. За месяц, который я тут живу, заметила, что после десяти вечера этот дом будто вымирает. Прислуга уже уходит, а хозяев или нет, или они сидят по своим комнатам. Вообще, этот дом слишком большой для Сергея Юрьевича и Данила. Да даже после нашего с мамой появления пустота не заполнилась.

Я сбрасываю шпильки и, пошевелив уставшими пальцами, тихо ступаю по прохладному паркету. Закроюсь в своей комнате и не выйду до утра. Не будет же Данил вламываться ко мне силой, в конце концов.

На втором этаже я и вовсе иду на цыпочках. Из-под двери Данила не видно света. Хотелось бы думать, что уснул. Осторожно опускаю свою ручку, прохожу в комнату, также бесшумно закрываю дверь и поворачиваю замок. Включаю свет и облегченно выдыхаю.

— Явилась?

Голос Громова звучит, как пушечный выстрел. От неожиданности и испуга я вскрикиваю и подпрыгиваю, выпуская из рук сумку. Схватившись за сердце, поворачиваюсь. Данил сидит на моей кровати злой, как черт. Губы сомкнуты в нитку, на щеках багровые пятна. Даже глаза, кажется, потемнели.

— Что ты тут делаешь? — спрашиваю, отдышавшись.

— Тебя жду.

— Зачем? — изображаю удивление.

Громов поднимается с кровати и медленной вальяжной походкой направляется ко мне. Это выглядит настолько устрашающе, что я пячусь назад, пока не упираюсь в дверь. Данил подходит ко мне вплотную и нависает сверху, тяжело дыша. По-моему, я сейчас первый раз вижу его настолько злым.

— Ты издеваешься надо мной? — цедит, не размыкая зубов.

Сглатываю.

— Где ты была?

— С одноклассниками.

Прищуривает глаза, пытаясь понять вру я или нет.

— Я же говорила, что мы пойдем отмечать первое сентября. Мама мне разрешила!

— Я сказал тебе позвонить мне.

— Я хотела, но у меня нет твоего номера!

Данил опускает руки на дверь по бокам от моей головы. Я же судорожно облизываю пересохшие от страха губы.

— Я звонил тебе кучу раз, какого хрена ты не брала трубку?

— Ааа, так это был ты, — издаю нервный смешок. — Я не отвечаю на звонки с незнакомых номеров. Мало ли, вдруг это телефонные мошенники? Я им отвечу, они меня напугают, заболтают, деньги с карточки украдут… — снова нервно смеюсь, пока Данил багровеет на моих глазах. — Пока ты в Швейцарии жил, в России столько телефонных мошенников развелось…

— Я, по-твоему, похож на дурака? — резко обрывает меня на полуслове.

Замолкаю. Смотрю на него испуганно и не знаю, куда себя деть.

— Я была с одноклассниками, — пищу, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы.

Хоть бы он мне поверил. Пожалуйста-пожалуйста, поверь мне, Даня!

— Ты долго еще мне нервы трепать будешь?

Он почти навалился на меня всем весом. Я даже чувствую жар его тела. Злые глаза испепеляют меня, мне хочется спрятаться, забиться в угол. Я вижу, как Данил пытается подавить в себе ярость, не дать ей вырваться наружу. Но все-таки сильный удар его кулака впечатывается в дверь рядом с моей головой, отчего я вздрагиваю и испуганно зажмуриваю глаза.

Данил резко отходит от меня на несколько шагов и опускается ладонями на письменный стол. Спина парня вздымается в тяжелом дыхании, а я вдруг чувствую себя такой виноватой перед ним.

Всхлипываю. Стараюсь тихо, чтобы уж совсем не опозориться, хотя понимаю, что Данил все равно увидит мои слезы. Он поворачивает ко мне голову и наблюдает, как я размазываю по лицу косметику.

Ничего не говорит и не подходит ко мне. Тогда я сама делаю к нему пару шагов и останавливаюсь рядом.

— Извини, — тихо говорю.

Молчит.

— Дань, у меня правда нет твоего номера, а трубку не брала, потому что не слышала звонки, — и я ведь говорю сейчас чистую правду. — Когда достала из сумки телефон, чтобы вызвать такси, увидела много пропущенных с незнакомого номера. Я догадалась, что это ты, но перезванивать уже не стала, потому что и так ехала домой.

Он не отвечает. Я переминаюсь с ноги на ногу, параллельно вытирая с лица дорожки слез.

— Ты могла спросить мой номер у своей мамы, — наконец-то говорит.

Могла…

— Ты хоть понимаешь, что я места себе не находил? — повышает голос. — Тебя нет дома, твоя мать понятия не имеет, где ты и с кем, Арина сообщения от меня даже не открывает, трубку ты не берешь… Я уже в полицию обращаться хотел!

Стою, виновато потупив голову.

— Извини… — шепчу.

Данил шумно выдыхает и прижимает меня к себе.

— Машка, до могилы меня доведешь, — стонет на ухо.

Черт, как же все сложно…

Данил поднимает на себя мое заплаканное лицо и вытирает пальцами слезы со щек.

— Ты хотел поговорить, — напоминаю.

— Да, но уже не сейчас. Сохрани мой номер телефона и давай договоримся, что больше такого не будет.

— А откуда у тебя мой номер? Мама дала?

— Твой номер за четыре года не изменился.

— Он у тебя до сих пор сохранен? — удивляюсь.

— Я знаю его наизусть.

Смотрю на Данила, вытаращив глаза. Он склоняется ко мне и целует в губы. Не долго, всего несколько секунд, но их хватает, чтобы внутри у меня произошел взрыв из бабочек.

— Спокойной ночи, Маша.

— Спокойной ночи, — отвечаю машинально.

Данил поворачивает замок и выходит из моей комнаты, а я приваливаюсь к столу и зажимаю рот ладонью, чтобы подавить громкий всхлип.

Я так запуталась…

Глава 25

Я долго не могу уснуть и думаю, как мне быть дальше. Несколько поцелуев с Данилом сбили меня с толку. Не очень понятно, зачем он это делает. В смысле, целует меня. Я ему нравлюсь? Возможно…

Черт, неужели он это все всерьез?

«Я в тот день тебе в любви признаться хотел, а вместо этого увидел, как ты целуешься с Савелием», всплывает в голове его фраза, сказанная недавно на балконе.

Это была правда?

На сердце появляется такая тяжесть, что волком выть хочется. Сажусь на постели и тру ладонями лицо. Ни идеи, что мне теперь делать. Я совершенно точно не хочу бросать работу, потому что мне нравится зарабатывать собственные деньги. Это, оказывается, так удобно — не просить у мамы, а расплачиваться везде за свои кровно заработанные.

Но ведь Данил мне теперь проходу не даст. Где была, с кем была, куда ходила, зачем ходила… Три поцелуя с Громовым обязывают меня теперь перед ним всегда отчитываться? Он теперь мой парень? Или что между нами происходит?

При мысли о том, что я и Данил можем встречаться, сердце вздрагивает. С одной стороны, его поцелуи настолько сладкие, что хочется, чтобы он целовал меня снова и снова. Но с другой… Это ведь Данил, которого я четыре года считала предателем. К тому же моя мама собирается замуж за его отца, у Громова-старшего, на минуточку, совсем скоро выборы. Как во всей этой ситуации будут выглядеть наши потенциальные отношения?

А еще я договорилась погулять с Сашей. Завтра я снова работаю, а вот послезавтра у меня выходной, и мы решили встретиться после моих уроков и его пар. Я должна предупреждать Данила о том, что собираюсь пойти гулять с парнем?

Боже…

И как мне завтра быть с работой? Я ведь снова вернусь ближе к 12 ночи. Сегодня я смогла выкрутиться, сказав, что мы с одноклассниками отмечали первое сентября, а как мне выкручиваться завтра? А в субботу, когда я буду работать в ночь?

Меня вдруг охватывает злость на Громова. Да что он о себе возомнил? Почему после трех поцелуев — бесспорно, умопомрачительных поцелуев — я теперь должна держать перед ним отчет и объясняться за каждый свой шаг? Мне это все зачем нужно?

Совершенно точно не нужно.

С этими мыслями я ставлю будильник раньше положенного и наконец-то засыпаю. Утром встаю ожидаемо разбитой и невыспавшейся, когда в доме еще гробовая тишина. Быстро одеваюсь, крашусь, завтракаю на кухне и уже вызываю такси, как со второго этажа спускается сонный Данил. Вот черт.

— Привет, — удивленно смотрит на меня при полном параде. — А ты куда так рано?

Ну вот, начинается. «А ты куда?». Это теперь будет постоянно.

— В школу, — бурчу.

— Почему так рано?

— Надо сходить в библиотеку за учебниками.

Подходит ко мне и обнимает. Это немного неожиданно, и я дергаюсь.

— Я хотел тебя отвезти, — тихо говорит и целует в щеку.

— Данил, что ты делаешь? — испуганно пытаюсь вырваться из его рук. — А если нас сейчас кто-нибудь увидит?

— Кто? — не выпускает меня из рук и касается губами шеи.

— Твой папа и моя мама, например.

— Это то, о чем нам с тобой надо поговорить. Во сколько у тебя сегодня уроки заканчиваются? У меня пять пар, наверное, не смогу тебя забрать.

— Не надо меня забирать, — все-таки вырываюсь из захвата Данила и отхожу на шаг в сторону.

Он недоуменно смотрит на меня, пока я переминаюсь с ноги на ногу.

— И еще, Дань… — набираюсь смелости. — Я вчера перед сном много думала и так и не поняла, почему должна держать перед тобой отчет. Где была, с кем была и так далее. Можешь, пожалуйста, не задавать мне этих вопросов? У меня есть мама, и отчет я буду держать перед ней.

Его тяжелый вздох говорит сам за себя.

— До чего же ты невыносима, Маша, — чувствуется горечь в его голосе.

— Ты тоже. В общем, не спрашивай меня больше ни о чем таком, ладно? Обо всех своих передвижениях я буду говорить своей маме.

— Видишь ли, в чем проблема: твоей маме немножко наплевать на твои передвижения. Она слишком увлечена собой. А я за тебя переживаю, поэтому и спрашиваю.

— Не надо за меня переживать. Со мной все хорошо. В общем, пока.

— Сегодня вечером поговорим, — летит мне в спину.

Я даже не отвечаю.

Такси привозит меня в школу на час раньше начала уроков, поэтому я иду сидеть в кофейню. Гнетущее ощущение не покидает ни на минуту.

Данил…

Он так изменился за четыре года. Интересно, Громов вообще не приезжал из Швейцарии или это просто я с ним не сталкивалась в нашем поселке? Ни разу мне не позвонил и не написал. Я и не ждала, но просто… И вот теперь мы живем через стенку друг от друга, и мое сердце каждый раз замирает, когда он меня касается.

Поудобнее устраиваюсь в широком мягком кресле кофейни и прикрываю глаза. Губ касается блаженная улыбка, когда вспоминаю поцелуи Данила. Они были, как в кино. Сейчас мне даже хочется думать, что того ужасного поцелуя с Савелием и вовсе не было, а мой первый поцелуй был с Громовым.

— Чего лыбишься? — звенит над ухом голос Арины.

Я аж подпрыгиваю.

— Арина! Ты меня напугала! — хватаюсь за сердце.

— А я иду в школу и смотрю ты в окне, — подруга плюхается в кресло напротив. — До урока еще двадцать минут, я успею выпить кофе? — принимается вертеть головой по сторонам в поисках официантки.

Я делаю глоток своего капуччино.

— Девушка, латте, пожалуйста, с собой и сразу счет, — распоряжается Арина. Возвращает внимание мне. — А ты давно тут сидишь?

— Полчсаса.

— Чего так рано приехала? — удивляется.

— Сбежала от Громова. Он снова хотел меня отвезти.

Арина подается чуть вперед.

— Ты можешь объяснить мне, что между вами происходит? Он вчера мне все соцсети оборвал с вопросом, где ты. Я даже не открывала его сообщения, потому что не знала, что ему отвечать.

Я обреченно падаю лбом на деревянный стол и издаю стон.

— Я не знаю, что между нами происходит, Арин. Мы три раза поцеловались. Теперь он хочет следить за каждым моим шагом: где была, с кем была, куда пошла, почему так долго, понимаешь? А я работаю. Я не могу отчитываться перед ним. Да и с какой стати?

— То есть, вы встречаетесь?

— Нет! — тут же выпрямляюсь. — Боже, ты что! Нет, конечно.

— Но вы же целовались, — резонно замечает.

— И что?

— Ну как это и что. Люди просто так не целуются друг с другом.

Официантка ставит перед подругой бумажный стаканчик кофе и принимает оплату.

— Короче, я не знаю.

— А вы еще не обсуждали ваши отношения?

— Нет, но сегодня Данил собрался о чем-то со мной говорить.

Лицо Арины принимает заговорщицкое выражение. Она придвигается ко мне и чуть ли не шепотом спрашивает:

— Ну а вообще как он?

— В смысле?

— Ну… — играет бровями. — Как он целуется?

Как Бог.

Но вслух это не говорю. Подруга не сводит с меня любопытного взгляда в ожидании ответа.

— Да так, — пожимаю плечами. — Ничего особенного.

— В Швейцарии поди научился, — ехидно замечает и делает глоток латте.

Я аж вздрагиваю.

— С чего ты взяла? — возмущаюсь. — Он там в закрытой школе жил. Как в интернате. Там у него только учеба была.

— Я тебя умоляю! — скептически машет рукой. — Знаю я эти закрытые школы. Это же обитель разврата среди несовершеннолетних.

— Что??

— Маша, там мальчики и девочки живут вместе, — понижает голос. — Как ты думаешь, чем они занимаются без присмотра родителей?

— Но там за ними следят преподаватели!

— Преподаватели не стоят у них над душой 24 часа в сутки. У учеников есть свободное время.

Возмущение из меня так и прет.

— Пойдем, уже скоро урок, — Арина поднимается с кресла.

Я встаю следом за ней и медленно плетусь сзади, впервые задаваясь вопросом: а как Данил жил эти четыре года?

Глава 26

В особняк Громовых я вхожу на цыпочках в половину двенадцатого ночи. Как обычно, нигде на первом этаже свет не горит, никого нет. Маме я говорила, что задержусь с друзьями, поэтому она мне не писала и не звонила. Данил тоже.

Даже не знаю, радоваться этому или огорчаться. С одной стороны, конечно, хорошо, что Громов меня услышал и не задалбывал вопросами, где я нахожусь. Но с другой, у меня плохое предчувствие.

Поднявшись на второй этаж, я вижу щелку света из-под двери в комнату Данила. Меня охватывает страх, что на самом деле парень снова поджидает меня в моей спальне. Но, к счастью, нет. Я закрываю дверь на замок и, не включая электричества, валюсь на кровать. Ноги ужасно ноют, поясницу тянет. Работа официанткой — это адский труд.

Душ смывает с меня ужасный запах жира, масла и пива и даже придает немного бодрости. Надеваю легкую шелковую сорочку, чищу зубы, сушу волосы феном и, обнаружив, что стрелка часов уже перевалила за полночь, ложусь в кровать.

Но мысли совсем не хотят отпускать меня в царство Морфея. Я лежу и без перерыва думаю о парне за стенкой. Он что, не слышал, как я пришла? Слышал, конечно. Обиделся?

Из груди вырывается шумный выдох.

Не знаю, зачем, но я поднимаюсь с кровати, надеваю поверх сорочки шелковый халатик и выхожу из комнаты. Из-под двери Данила по-прежнему виднеется щелка света. Стучу пару раз по дереву.

Мне кажется, секунды тянутся бесконечно долго прежде, чем Данил открывает. Он в футболке и спортивных штанах, совсем не похоже, чтобы собирался спать.

— Привет, — первая начинаю, неуверенно переминаясь с ноги на ногу. — Ты хотел поговорить.

— Хотел…

Мгновение он смотрит на меня, будто сомневаясь, а затем открывает свою дверь шире и пускает в комнату. Его постель смята, на ней лежит ноутбук, а рядом пара учебников и тетрадей. Дверь тихо закрывается, и я чувствую, как Данил становится ровно у меня за спиной.

Оборачиваюсь. Он серьезен и как будто грустен.

— Я помешала? Ты уроки делал? — спрашиваю, чтобы прервать неловкое молчание.

— Ты никогда мне не мешаешь.

Какой же он красивый. Неужели он был таким привлекательным и в детстве? Я помню, что он многим девочкам нравился, они вились вокруг него веревками, но я его красоты как-то не замечала. Просто друг — вот кем Данил всегда был для меня.

Он опускает ладони мне на талию и притягивает к себе. Не дожидаясь, когда Данил склонит лицо ко мне, сама встаю на носочки и тянусь к его губам. Сейчас я хочу просто поцеловаться с ним.

Это божественно. По телу разливается приятное тепло, я обнимаю Данила за шею и придвигаюсь к нему чуть ближе. Его рука скользит по моей спине и тонет в волосах на затылке.

Он первый прерывает поцелуй, но не отстраняется, а крепко прижимает к себе мое тело.

— Маша, что ты со мной делаешь? — стонет на ухо.

— Что?

— С ума сводишь. Нравится тебе или нет, но я спрошу: где ты была?

Стоило ожидать, что он задаст этот вопрос.

— С Ариной гуляла. Извини, что долго. О чем ты хотел поговорить?

Данил выпускает меня из рук, разворачивается к стене и выключает свет. Комната мигом погружается в темноту. Громов проходит мимо меня к кровати и включает ночник на тумбочке. Убирает на пол ноутбук, учебники и тетради и садится на постель.

— Иди ко мне, — подзывает.

Подхожу к Данилу и хочу опуститься на кровать рядом с ним, но парень перехватает меня за талию и сажает к себе на колени. Это неожиданно, но, охнув, я не предпринимаю попыток встать, а, наоборот, обнимаю Данила одной рукой за шею.

— Маш, ты нужна мне, — тихо говорит.

Сердце подскакивает к горлу, а затем с грохотом валится в пятки. Он тянется ладонью к моей щеке и нежно ее гладит.

— Даня, я ничего не понимаю, — честно говорю, как есть. — Вообще ничего.

— Я хочу, чтобы ты была моей девушкой. Так понятно?

Я, наверное, перестаю дышать. Смотрю в его красивое лицо, не моргая. Данил ждет от меня ответа, а я не знаю, что сказать. Бабочки роем щекочут живот изнутри, мне до ужаса хочется крепче обнять парня, уткнуться в его шею, поцеловаться с ним, но…

— Если ты сейчас скажешь, что я для тебя просто друг, клянусь, Маш, я утоплюсь.

— Даня, я тебя четыре года ненавидела, а сейчас моя мама выходит замуж за твоего отца, — наконец-то обретаю голос.

— По поводу свадьбы: они еще могут и не пожениться.

— Что?? — удивленно восклицаю.

— Дата до сих пор не назначена, папа сомневается. Его рейтинг как отца-одиночки довольно высок, так что образцовая семья, как он изначально хотел для предвыборной кампании, ему не очень то и нужна.

— Подожди, но… — лепечу. — А как же моя мама? Она уже выбрала платье и заказала торт… Сейчас она продумывает с дизайнером цветовую гамму свадьбы… И мы все вместе давали интервью…

— Маш, давай откровенно: твоей маме тоже не нужна свадьба. Им вообще не нужен этот брак. Они не любят друга друга, это чистый расчет, фикция.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Он снова намекает на то, что моей маме нужны от Громова-старшего только деньги? Чувствую, как щеки начинает заливать краской стыда, я отвожу взгляд в сторону и даже порываюсь встать с колен Данила, но он меня удерживает.

— Думаю, я смогу дожать отца и убедить его, чтобы он не женился на твоей матери.

— Что? — все-таки поворачиваю на него лицо. — Ты уговариваешь своего папу не жениться на моей маме?

— Да. Поэтому он все еще не назначил дату свадьбы.

— Зачем ты это делаешь!? — возмущенно восклицаю.

— Затем, что у них нет чувств друг к другу. А у нас с тобой… — Громов запинается, смотрит на меня неуверенно несколько секунд. — У меня к тебе, — поправляет себя. — У меня к тебе есть. Всегда были, Маш. С детства.

Данил замолкает, я тоже не произношу ни звука, и в идеальной тишине комнаты слышно только мое громкое дыхание. Парень аккуратно целует меня в ключицу, что тут же провоцирует во мне взрыв из проклятых бабочек. Затем смещается на несколько сантиметров в сторону и целует снова, доходит до второй ключицы.

Я и сама не замечаю, как вцепляюсь пальцами в его плечо и прикрываю глаза, от заполнившей меня пучины неизведанных ранее чувств.

— Дань…

— М? — продолжает касаться губами неприкрытых участков кожи на моей грудной клетке.

— Мне… надо… идти… — с огромным усилием над собой произношу эти слова.

— Останься со мной.

То ли от ужаса, то ли еще от каких-то новых чувств горло парализует, и я не могу выдавить ни слова. Одним движением Данил валит меня на кровать, а сам нависает сверху. Гладит по щеке, а затем нежно целует в губы.

Я не знаю ни что делать, ни как реагировать. То ли страх, то ли предвкушение чего-то нового и ранее неизведанного заполняют меня с головой. Просто лежу, не шевелясь, позволяя Данилу целовать меня, где он хочет, и гладить по голой ноге. Хорошо, что я ее побрила, вдруг проносится в голове идиотская мысль.

Он сам останавливается где-то в районе сгиба между моей шеей и плечом. Валится лицом на кровать рядом с моей головой и издает обреченный стон.

— Прости, я слишком тороплюсь.

Набираю в грудь побольше воздуха.

— Ты до сих пор не ответил мне, почему ты тогда так со мной поступил? Я бы сказала, что предал нашу дружбу, но сейчас выяснилось, что и дружбы не было, а была только френдзона, но не суть, — на глаза наворачиваются слезы старой обиды. — Почему, Данил?

Он переворачивается на спину рядом со мной, просовывает руку мне под шею и перемещается мою голову к себе на грудь.

— Сейчас я тебе все расскажу, — тихо говорит, запуская пальцы в мои волосы.

Глава 27

Я смотрю в нерешительности на массивную дверь из красного дерева, привезенную на заказ откуда-то из-за границы. Ручка, наверное, на самом деле золотая. Эта дверь никогда не вызывала во мне страха, хотя человек, который сидит за ней, я уверен, хотел бы этого. Вот и сейчас с гордо поднятой головой я несколько раз громко стучу.

— Входи.

Опускаю ручку и переступаю порог отцовского кабинета. Он, как всегда, сидит за большим рабочим столом, перед компьютером и бумагами.

— Садись, — указывает на стул перед его столом.

Пересекаю кабинет и послушно опускаюсь.

Несмотря на выходной день, отец в костюме и галстуке. Ездил на деловую встречу, наверное. Его не было полдня. У папы темные волосы, которые на висках уже тронуты сединой, и пронзительные голубые глаза, которые, кажется, смотрят прямо в душу.

— Итак, — зло отбрасывает в сторону ручку. — Ты своим поведением довел до увольнения уже десятую по счету няню.

Замолкает и выжидающе на меня смотрит.

— Потому что мне не нужна няня. Мне четырнадцать лет, а не четыре.

— Я лучше тебя знаю, что тебе нужно, а что нет.

Ну да, конечно. Он лучше меня знает, что мне нужно.

— Меня это категорически не устраивает, — продолжает. — Данил, ты должен быть ответственным и дисциплинированным, — повышает голос. — Если я нанимаю на работу человека, чтобы он за тобой смотрел, плачу ему из собственного кармана деньги, ты должен, как минимум, относиться с уважением и к этому человеку, и к деньгам, которые я заплатил.

Я ничего не отвечаю, хотя отец ждет от меня каких-то слов. Несколько секунд мы сидим в тишине, а затем он, видимо, поняв, что я не собираюсь что-то на это говорить, решает продолжить:

— Ты вырос безответственным, расхлябанным и недисциплинированным, — бросает мне это в лицо как обвинение.

— Возможно, если бы моим воспитанием занимался ты, а не какие-то няньки, я бы вырос ответственным, собранным и дисциплинированным.

— Мне некогда заниматься тобой и твоим воспитанием.

Не могу сдержаться и смеюсь, отчего отец становится еще злее.

— Значит, так. Я принял решение. В сентябре ты отправляешься учиться в закрытый интернат, — мой смех как рукой снимает. — Там дают хорошее образование и хорошее воспитание. А еще там очень строгая дисциплина и почти военный порядок. Как раз то, что тебе нужно. К тому же это престижно.

— Что? — не верю своим ушам. — Какой еще интернат?

— В Швейцарии. Очень элитная закрытая школа, которая из таких бездарей, как ты, делает людей. Прямо с начала учебного года ты туда и поедешь.

— Я не поеду! — тут же протестую.

— А тебя никто не спрашивает. Ты свободен, — кивает мне в сторону двери и опускает взгляд к бумагам.

— Слушай, почему ты не бросил меня в роддоме, когда умерла мама? — завожусь и повышаю голос. — Всем было бы легче: и тебе, и мне. Тебе бы не пришлось терпеть головную боль из-за нежеланного ребенка, а мне бы не пришлось все время стараться оправдать твои надежды.

— Ты свободен, — безэмоционально повторяет, даже не отрывая глаз от бумаг.

С шумом отодвигаю стул и выхожу из кабинета, хлопнув дверью из красного дерева так, что она чуть ли не слетает с петель.

Да пошел он!

Не поеду я никуда.

Что он мне сделает? Засунет в самолет силой? Фиг ему! Я сожгу свой загранпаспорт.

Выбегаю из дома во двор и останавливаюсь у фонтана, чтобы перевести дух. В этот момент за калиткой слышатся знакомые шаги и раздается звонок в дверь. Я тут же иду открывать.

— Привет! — Маша так лучезарно улыбается, что я тут же забываю разговор с отцом.

— Привет, — улыбаюсь ей.

— Ты не занят?

— Нет.

— Не хочешь погулять?

— Хочу. Пойдем к реке?

— Давай.

Закрываю за собой калитку, и мы двигаемся в сторону реки. На Маше короткий джинсовый сарафан, а под ним белая майка, на ногах белые кеды. Длинные светлые волосы распущены, на лице макияж. Недавно я обратил внимание, что Машка начала краситься. На мой взгляд, зря. Она и без косметики самая красивая.

Меня резко бросает в холодный пот, несмотря на августовскую жару, когда я думаю, что, если уеду в проклятую Швейцарию, то больше не буду видеть Машку. Сам не отдавая отчета в своих действиях, беру девушку за руку и крепко сжимаю ее ладонь. Она в удивлении поворачивает голову на меня.

— По дороге машины ездят, — говорю первое, что приходит на ум.

— Мы идем по тротуару.

— Все равно опасно.

Маша не выдергивает ладонь, хоть и заметно конфузится. Проклятая френдзона. Давно пора уже из нее выходить. Нужно уже просто взять и поцеловать Машку, бесит меня это ее «Данил, ты самый лучший друг на свете!». Ага, вот только мысли у меня по поводу Маши совсем не дружеские. Особенно после того, как последний раз увидел ее в купальнике на реке. Она мне даже потом снилась в этом купальнике.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Давай зайдем за конфетами? — Маша указывает головой на свой любимый магазин сладостей.

— Конечно.

Не выпуская ее руки, сворачиваю к магазину. Я не очень люблю сладкое, но Маша обожает конфеты из этого магазинчика, поэтому я часто ей их покупаю. В помещении мне все-таки приходится отпустить ее ладонь, хоть и очень не хочется. Маша набирает сладости в несколько пакетов, подходит к кассе и тянется в сумочку за кошельком, но я ее опережаю и достаю карту.

— Ох, Дань, не надо, — возмущается. — Ты до этого уже несколько раз покупал мне конфеты.

Даже не слушаю протестов и оплачиваю покупку. За вот эту ее лучезарную улыбку я все готов отдать.

Уехать в какой-то интернат и оставить Машу?

Ни за что.

На улице я снова беру ее руку и даже переплетаю наши пальцы, из-за чего Маша бросает на меня удивленный взгляд. Минут за семь мы доходим до реки и садимся на большое бревно в тени.

— Ты какой-то загруженный, — Маша отправляет в рот конфету.

Я на несколько секунд залипаю на ее ровные стройные ноги, вытянутые на траве. Машка занимается художественной гимнастикой, у нее точеная фигура, идеально прямая осанка и умопомрачительные ноги. Джинсовый сарафан на девушке слегка задрался вверх, показывая мне больше, чем нужно. Чувствую, как мое дыхание становится тяжелым.

— Дань, ты точно в порядке? — Маша слегка склоняется ко мне.

Поднимаю взгляд на ее лицо. Девушка выглядит обеспокоенной, а я думаю только о том, как сильно хочу ее поцеловать и уже раз и навсегда запретить ей называть меня своим лучшим другом.

— Ты не заболел? — опускает ладонь мне на лоб. — Да вроде нет. Данил, колись давай, что с тобой? Мы же лучшие друзья, а у друзей не бывает секретов друг от друга! — толкает меня в плечо.

От ее «мы же лучшие друзья» мне хочется выть белугой. Но я сам виноват. Все откладываю и откладываю, жду какого-то подходящего момента, чтобы сказать Маше, как на самом деле к ней отношусь.

— Данил, в чем дело!? — уже злится.

— Отец сказал, что я отправляюсь учиться в закрытую школу, — силой заставляю себя оторваться от любимого лица и перевести взгляд на реку.

— Чего? В какую еще закрытую школу?

— В Швейцарии. Какой-то элитный интернат, где учат дисциплине и порядку.

Щекой чувствую Машкин недоуменный взгляд.

— Но… — запинается. — Но у тебя же тут школа…

— А теперь будет в Швейцарии.

— И когда ты туда едешь?

— Видимо, уже через месяц.

Конфеты выпадают из машиных рук и рассыпаются по траве.

— Но почему? — выдыхает могильным шепотом.

— Потому что из-за моего ужасного поведения уволилась уже десятая по счету няня. Ну и еще потому что моему отцу некогда мною заниматься. Ну и это престижно.

— А как же я буду без тебя, если ты уедешь?

Маша задает этот вопрос таким слезливым голосом, что я непроизвольно снова к ней поворачиваюсь. В глазах девушки действительно стоят слезы, что меня немного обескураживает. Маша правда так сильно не хочет, чтобы я уезжал?

Она резко поднимается на ноги и начинает метаться.

— Нет, Дань, ну как же так? А ты не можешь уговорить своего папу? А давай я его попрошу?

Последние слова вызывают во мне смех.

— Тебя мой папа точно не послушает.

Машка замирает напротив меня, и я замечаю, как слеза срывается с ее ресницы и скатывается по щеке.

— Даня, пожалуйста, не уезжай, — всхлипывает.

Встаю с бревна и притягиваю Машку к себе. Крепко обнимаю ее обеими руками и прижимаю к своему телу, зажмурившись от удовольствия. Она аккуратно обвивает меня вокруг пояса, продолжая тихо всхлипывать мне в плечо.

Машка… Моя Машка. Самая красивая и самая лучшая девочка. Конечно, никуда я от нее не уеду, никогда не оставлю. Сожгу загранпаспорт и дело с концом. За месяц мне новый не сделают, даже несмотря на связи отца. А там, глядишь, папа остынет.

Глажу ладонью по мягким шелковистым волосам девушки, вдыхаю их запах. Моя любимая девочка…

Я тупой осел! Ну какой такой подходящий момент я жду?

Отрываю ее лицо от своего плеча. Тушь размазалась, наверняка на моей белой футболке следы. Вытираю с ее щек слезы.

— Маш, я тебя… — тихо выдыхаю, но тут же запинаюсь от вдруг накатившего волнения.

— Даня, ты не можешь уехать! — громко восклицает, будто не слыша моих слов. — Ты мой самый лучший друг! С кем я буду кататься на велосипедах, если ты уедешь? А с кем я буду смотреть «Гарри Поттера»? А уроки с кем делать буду? Арина далеко живет, а больше у меня тут нет друзей!

Да провались ты пропадом, проклятая френдзона…

Глава 28

— А давайте поиграем в бутылочку? — предлагает Даша.

— Что? — возвращаюсь мысленно к друзьям. — Какая еще на фиг бутылочка?

— Фильм скучный, — кривит лицо Даша. — Давайте в бутылочку поиграем?

— Давайте!

— Я за!

— Я не против!

Раздаются голоса друзей.

— Да ну что за бред? — повышаю голос.

— Гром, мы решили играть в бутылочку, — категорично заявляет Савелий. — Если ты не хочешь, не играй.

Перевожу взгляд на Машку, которая сидит на другом конце дивана. Она растерянно смотрит на присутствующих, но желание присоединиться к бутылочке не озвучивает.

Мои упорные попытки подружить Машу с моими друзьями не увенчиваются особым успехом. Они не очень нравятся ей, она не очень нравится им. А я как меж двух огней. Давно пора оставить эту затею и разделить свое время между ними. Ну и все-таки да, мне бы хотелось, чтобы мое время с Машей было только с ней.

Поэтому совершенно точно уже сегодня я скажу Маше, как на самом деле к ней отношусь. Друзья разойдутся по домам, я пойду провожать Машку и все скажу. На хрен уже эту френдзону.

Вдруг распахивается дверь в дом, и в гостиную проходит отец.

— Здравствуйте, дети, — улыбается нам.

— Здравствуйте, — отвечают хором.

От меня не укрывается недовольство, которое на миг проскользнуло по его лицу. Папа не любит, когда я приглашаю в дом много народа. Мои друзья мешают ему работать, а сейчас отец явно засядет за компьютером и бумагами.

— Данил, зайди сейчас ко мне в кабинет, — переводит на меня холодный взгляд.

Я на мгновение теряюсь. Черт… сейчас эти идиоты в мое отсутствие начнут играть в бутылочку. Но Маша же не будет с ними? Маша же не позволит поцеловать себя одному из них?

Ее первый поцелуй должен быть со мной!

Но, блин, мне надо в отцовский кабинет. Нехотя поднимаюсь с дивана, бросая на Машку последний взгляд. Нет, она не будет с ними играть. Я знаю, что не будет. Маша не такая.

— Чего? — угрюмо спрашиваю отца, закрывая дверь его кабинета.

— Садись, — указывает на стул у его стола. Сам же опускается в большое кожаное кресло. — Я оплатил первый семестр твоего обучения в швейцарской школе, так что в конце августа ты уезжаешь.

— Я не поеду, — твердо заявляю.

— Тебя никто не спрашивает.

— Я не нахожусь в твоем рабстве, чтобы ты так распоряжался моей жизнью! — выкрикиваю. — И как ты меня заставишь? Накинешь на голову мешок, свяжешь и силой запихнешь в самолет?

Отец оторопело хлопает глазами, не ожидал от меня такого протеста.

— Я. Никуда. Не поеду, — повторяю тише, но со сталью в голосе.

Побыстрее бы прекратить этот бессмысленный разговор и вернуться в гостиную. Я не люблю оставлять Машу одну с моими друзьями. Даша начнет говорить какие-нибудь колкости, а Савелий предпримет очередную попытку подкатить к Машке. Сева мой близкий друг, но, когда я вижу, как он смотрит на Машку, мне хочется выколоть ему глаза.

— Данил, пока еще есть у меня рычаги давления на тебя. Не хочешь слушаться — хорошо. С сегодняшнего дня ты лишаешься телефона, компьютера, телевизора, игровой приставки, карманных денег и прогулок с друзьями. Отныне твое передвижение будет исключительно по маршруту дом-школа-дом.

— И как же ты отследишь мое передвижение, если тебя самого никогда не бывает в доме? — хмыкаю.

— Найму одиннадцатую няню и телохранителя. Они будут следить за каждым твоим шагом. Как только закончились уроки в школе — сразу домой под замок. Больше никаких друзей и развлечений. Так что если ты не хочешь по-хорошему, то будет по-плохому.

Сжимаю кулаки до побелевших костяшек.

Я тысячу, миллион раз задавался вопросом: почему мой папа — такой? Он совсем меня не любит? Я настолько ему не нужен, что он мечтает поскорее от меня избавиться? Сначала скидывал меня на миллион нянек, теперь вообще в другую страну. Подальше, чтобы не мешался.

Какой же разительный контраст между моим отцом и Машкиным. И я, и она — единственные дети. Но Машин папа выполняет любую прихоть дочки, а мой лишь мечтает, чтобы меня не было.

Но у Маши не очень хорошая мама, как мне кажется. Чем-то похожа на моего отца. На дочку ей по большому счету по фиг, занимается только собой. Но зато у Маши офигенный папа. А у меня и матери нет, и отец бессердечный.

— Я не поеду, — еще раз повторяю. — Тебе придется связать меня и силой запихнуть в самолет, чтобы отправить в этот интернат. А одиннадцатую няню я не боюсь. Десять предыдущих я довел до увольнения, доведу и одиннадцатую.

Я поднимаюсь со стула и, затылком чувствуя тяжелый отцовский взгляд, выхожу из кабинета. Приваливаюсь спиной к двери и перевожу дух. Нет, я никуда не поеду, и он меня не запугает. У меня здесь Маша, и я буду с ней.

С такими мыслями я выруливаю из коридора к друзьям в гостиную, но тут же резко останавливаюсь, будто кроссовки приросли к земле.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Потому что прямо перед моими глазами Маша целуется с Савелием.

Первые несколько секунд я не верю своим глазам. Этого не может быть!

Маша не могла позволить кому-то из них себя поцеловать…

Но это она. Савелий впился не в Дашу, Юлю или Свету. Он держит за затылок и целует мою Машу.

Я смотрю на это и чувствую, как разом рушится весь мой мир, а жизнь перестает иметь смысл.

— Ну хватит уже, хватит, — пищит Даша, и Савелий наконец-то отстраняется от Маши.

Затем подруга переводит взгляд на меня.

— Даня, присоединишься к нам? — спрашивает.

Ее вопрос доходит до меня, словно сквозь вату, я продолжаю смотреть немигающим взглядом на Машку, которая в этот момент тоже ко мне повернулась. Она быстро дышит, глаза горят азартом.

— Я скоро вернусь, — громко говорит, подскакивает на ноги и бежит на выход.

А я так и продолжаю стоять с чувством, будто мне только что вырвали сердце.

Глава 29

Мир рухнул.

Именно это я чувствую после того, как увидел поцелуй Маши и Савелия. Друзья что-то мне говорят, Даша вовсе силой усаживает меня играть в бутылочку, а я будто нахожусь в вакууме. Ничего не вижу и никого не слышу.

Перед глазами, словно на паузе, стоит только одна картина: девушка, в которую я влюблен, сколько себя помню, целуется с моим лучшим другом. Даже не знаю, чего мне сейчас хочется больше: надавать по морде Савелию или утопиться. Наверное, и то, и другое по очереди.

Но я ничего не делаю. Продолжаю сидеть, тупо уставившись в одну точку. И только в этот момент мне становится ясно главное: не чувствует Маша ничего ко мне. Признаюсь я ей в любви или не признаюсь, ситуация не изменится. Я для нее только друг и не более того. А если сказать Маше правду о своих чувствах, то это может только все испортить. Она ведь не думает ни о каких отношениях со мной. Мое признание повергнет ее в шок и, скорее всего, просто разрушит то, что сейчас между нами есть.

Непроизвольно смеюсь. Как же было глупо с моей стороны на что-то рассчитывать, думать, будто Маше может быть нужно от меня что-то, кроме совместного просмотра «Гарри Поттера» или игры на рояле. Наивный придурок. Она согласилась поцеловаться с Савелием, значит, пофиг ей на меня на самом деле.

— Даня, — кто-то трясет меня за плечо, и я будто выныриваю со дна на поверхность.

— А? — оглядываюсь. Я сижу в гостиной со своими друзьями. На меня устремлены десять пар внимательных глаз.

— Ты в порядке? — спрашивает Даша.

— Д-да.

— Моя бутылочка показала на тебя, — кокетливо заправляет за ухо прядь волос.

Я опускаю взгляд с лица подруги на пол и вижу пустую бутылку из-под кока-колы, которая горлышком показывает на меня. Снова поднимаю недоуменный взгляд на Дашу.

— Мы должны поцеловаться, — поясняет с улыбкой.

И до меня наконец-то доходит. Я что, сел играть в эту тупую игру!?

— Я же сказал, что не играю в бутылочку, — возмущенно выпаливаю. — Как я вообще тут оказался?

— Ты прирос к земле, когда вернулся сюда, — смеется Кирилл. — Дашка взяла тебя за руку и усадила с нами.

— Чего??? — резко поднимаюсь на ноги. — Слушайте, ребят, давайте по домам?

— Что с тобой? — удивляется Савелий. Встает с пола следом за мной. — Или раз Машка свинтила, ты не хочешь играть? — ухмыляется.

Я сам не понимаю, как это произошло. Но просто чувства взяли верх, и я больше не мог это контролировать.

Я замахиваюсь и со всей силы бью Савелия в лицо. Парень отлетает на диван и накрывает ладонью рот и нос.

— Эй-эй, Гром, ты сдурел? — тут же подскакивают несколько пацанов и оттаскивают меня назад.

— Боже, Даня! — визжит кто-то из девчонок.

В гостиной начинается сильный переполох. Одна половина друзей держит меня, вторая крутится вокруг Савелия. Он встает на ноги и размазывает по лицу кровь, которая у него идет то ли изо рта, то ли из носа.

— Гром, ты больной, мать твою!? — ревет и уже через секунду набрасывается с ударом на меня.

Успевает заехать мне где-то в районе виска или уха, но другие друзья начинают удерживать уже его. Хватка пацанов, что скрутили мне руки, ослабевает, я вырываюсь и снова бью Савелия. Он делает выпад ногой. Между нами начинается серьезная драка, с участием остальных, кто пытается нас разнять. Девчонки уже визжат, как резаные.

Не знаю, сколько бы это продлилось, если бы не железный голос отца:

— ЧТО ЗДЕСЬ ПРОИСХОДИТ!?

Его крепкая рука хватает меня за предплечья и оттаскивает в сторону от Савелия. Я тяжело дышу и в любой момент готов снова наброситься на противника.

— А ну успокоиться всем! — приказывает отец.

Голоса послушно затихают, если не считать тихих всхлипов кого-то из девочек. Папа обводит глазами присутствующих, затем обращается ко мне.

— Быстро в свою комнату, — цедит сквозь сжатые зубы.

Сейчас я решаю не спорить с отцом. Бросив последний взгляд на Савелия и с радостью отметив, что у него в крови все лицо, я взбегаю вверх по лестнице в свою комнату.

От всплеска адреналина я взвинчен, поэтому даже не чувствую струйку крови, которая течет из моего носа. Замечаю ее только в зеркале в ванной. Костяшки на ладонях сбиты, футболка порвана. Еще поднывает где-то в районе ребер. Наверное, он мне туда засадил. Открываю холодную воду и стараюсь аккуратно смыть кровь. Мысленно я все еще избиваю Севу, а потому не могу успокоиться. Руки подрагивают.

У меня получается успокоиться только минут через сорок. Я не выхожу из своей комнаты до следующего дня. Отец тоже не приходит ко мне. По тишине в доме я понимаю, что он выпроводил моих друзей. Никто из них, к счастью, не пишет мне и не звонит.

Я не сплю всю ночь и думаю о Маше. Ни идеи, что делать дальше. Ощущение, будто мой мир рухнул, не проходит, а перед глазами то и дело воспроизводится поцелуй Маши с Савелием. Где-то под утро я все же решаю поговорить с ней. Сказать все, как есть, и будь, что будет. Или я буду ее парнем, или я ей никем не буду. В жопу эту френдзону.

Сам не замечаю, как в итоге проваливаюсь в сон прямо в одежде и обуви. Просыпаюсь от громкого хлопка двери. Подскакиваю на кровати и растерянно смотрю на отца. Он уверенной походкой подходит ко мне и бросает на кровать какие-то бумаги.

— Твой самолет сегодня вечером. У тебя есть пять часов, чтобы собрать вещи.

На этих словах он разворачивается и выходит из комнаты.

Тру заспанные глаза и морщусь от боли, когда задеваю нос. Брошенные на кровать бумаги оказываются посадочным талоном и ваучером на проживание в гостинице Женевы до конца августа.

Отшвыриваю бумажки в сторону, стаскиваю с себя одежду и направляюсь в душ, чтобы проснуться окончательно. Стараюсь ни о чем не думать, но мысли все равно лезут в голову. Надо поговорить с Машей.

Но у меня опух нос и на пол-лица синяк, поэтому я решаю не идти к ней домой, а позвонить. Не знаю, как объяснить Маше изменения в моей внешности, а правду говорить хочу. Гудки идут бесконечно долго, но трубку никто не снимает. Через пять минут я звоню повторно, потом еще через десять минут и потом еще через десять. Так и не дождавшись ответа на мои звонки, пишу несколько сообщений в разные мессенджеры. Маша то и дело выскакивает онлайн, но мои смс не открывает.

Что за фигня?

Все-таки собираюсь и иду к ней домой. Настойчиво звоню в калитку, пока не выходит домработница. Она удивленно таращится на мою физиономию, но я не даю ей задавать лишние вопросы.

— Людмила Степановна, здравствуйте. Можете позвать Машу?

В этот момент я сам непроизвольно бросаю взгляд на Машкино окно и замечаю ее за занавеской.

— А Машенька уехала, — быстро говорит.

— Куда? — удивляюсь и снова поднимаю взгляд на окно сверху.

Маша уже отошла. Но я точно ее видел! Уж Машу я ни с кем не перепутаю.

— В Рязань к бабушке.

— Ммм, — тяну. — И давно?

— Эээ, — теряется женщина. — Да уж дня два, наверное, — выкручивается.

— Два дня… — тихо произношу, чувствуя, как внутри все разрывается.

— Ага… Что-нибудь ей передать?

— Нет, Людмила Степановна. Ничего. Извините за беспокойство.

Я разворачиваюсь и иду к себе домой. Стараюсь отключить все чувства, но ни хрена не получается. Так больно, что хочется выть раненным зверем. Взбегаю в свою комнату на третьем этаже и все-таки не выдерживаю, даю волю эмоциям. Со всей силы заезжаю кулаком по зеркалу, а затем беру в руки стул и кидаю его в закрытое окно. Оно разбивается, и стул вылетает на улицу. По последующему вою сигнализации, я догадываюсь, что он приземлился на отцовскую машину.

Глава 30

Маша шумно выдыхает мне в грудь и приподнимается на локте. Внимательно смотрит в мое лицо, не произнося ни слова.

— Я не предавал тебя, Маш, — говорю. — Я бы никогда так с тобой не поступил. Я правда не слышал, что они там о тебе говорили. Я находился в таком состоянии, что вообще не воспринимал происходящее вокруг. Ты мне веришь?

Касаюсь ладонью ее щеки. Мне жизненно важно, чтобы Маша поверила. Я бы никогда не поступил с ней плохо, я бы никогда не позволил говорить о ней что-то нелицеприятное.

Вместо ответа Маша неуверенно склоняется над моим лицом и слегка касается своими губами моих. Делает это осторожно, будто боится. Я отвечаю на ее легкие прикосновения, поглаживаю по щеке. Маша набирается смелости и усиливает поцелуй. Тогда уже и я не выдерживаю, прижимаю ее к себе крепко за затылок.

Маша первая меня целует. С ума сойти, я даже мечтать о таком не мог. Чувства снова берут верх над разумом, и я переворачиваю Машу на спину, оказываясь сверху. Жадно целую губы, лицо, шею. Держать над собой контроль очень тяжело, когда она такая мягкая и податливая в моих руках, откликается на каждую ласку, на каждый поцелуй.

— Ты веришь мне? — спрашиваю шепотом.

— Да, — так же шепотом отвечает.

— Машка, ты моя, слышишь? Никому тебя не отдам.

— Дань… — отрывает мою голову от своей шеи. — Мне нужно… переварить все это.

— В смысле?

— Все, что ты рассказал, и все, что между нами происходило за эти дни, слишком неожиданно для меня, понимаешь? Мне нужно немного времени, чтобы подумать.

Счастье и эйфория, которые заполняли меня еще минуту назад, резко растворяются. Сминаю покрывало над Машиной головой в кулак, стараясь подавить в себе злость.

— Даня, мне нужно чуть-чуть времени, ладно? Просто я четыре года жила с чувством, что ты меня предал.

— Маша, ты убиваешь меня, — падаю лбом на кровать.

— Прости, я не специально…

— Сколько времени тебе нужно?

— Не знаю… Но мне надо все переосмыслить.

— Ладно, — соглашаюсь где-то через минуту молчания. — Но ты должна понимать, что, как раньше, уже не будет. Ты нужна мне как девушка, а не как подруга.

— Это я поняла.

Маша аккуратно убирает с себя мою руку и садится на постели. Смотрю на ее ровную спину с распущенными до поясницы волосами и чувствую тупую боль в сердце. Маша вырвала мое сердце тогда, сейчас же хорошенько на нем топчется.

Я поднимаюсь следом за ней и обнимаю со спины, прижимая к своей груди.

— Даня, уже поздно, я пойду.

— Угу, — мычу ей в шею, а сам не отпускаю.

— Спокойной ночи.

— Угу.

Поворачиваю на себя ее лицо и еще раз целую в губы. Отвечает. Ну вот и что она собралась переосмысливать, если целует меня с таким же желанием, как и я ее?

— Все, — шепчет сквозь поцелуй и снимает с себя мои руки. Быстро поднимается на ноги. — Пока, — разворачивается и через секунду исчезает из моей комнаты.

Падаю обратно на кровать и накрываю лицо ладонями, шумно выдыхая. Ровно месяц назад я снова увидел Машу и понял, что ни черта не изменилось за эти четыре года. Люблю и хочу ее. Сейчас даже больше. Тогда мое чувство было, скорее, детским, хоть и сильным. Теперь к нему добавилась похоть. Невозможно спокойно смотреть на ее стройные ноги и вздымающуюся грудь. Машкина сексуальность, приправленная легкой наивностью, сносит крышу.

А я ведь думал, что смог излечиться от болезни по имени Маша.

Думал, что Джоанна помогла…

Я уезжаю в Швейцарию. Сам добровольно собираю свои вещи и сажусь в самолет. Месяц я живу в гостинице под присмотром местной няньки, которую нанял отец. По большому счету ей на меня по фиг, поэтому я весь месяц предоставлен сам себе. Гуляю по Женеве — маленькой европейской деревне — и катаюсь на поезде во Францию. Маша мне не пишет и не звонит. Я ей тоже.

Не знаю, что заставило ее так резко поменять ко мне отношение. Я к ней пришел, а она не захотела выходить. Может, поцелуй с Савелием оказался настолько хорош, что Маша в него влюбилась. Хотя друзья мне настойчиво пишут, и от них я знаю, что Сева и Маша не встречаются.

Но как бы то ни было, она ко мне не вышла, а я стелиться перед ней больше не собираюсь. В жопу эту френдзону. Пусть найдет себе нового дурачка, который будет делать с ней уроки.

Так проходит месяц. А одним сентябрьским утром я надеваю школьную форму, выселяюсь из гостиницы, прощаюсь с няней и еду в свою новую школу, где у меня начинается совсем другая жизнь.

— Это наш новенький, Данил Громов, — пытается выговорить мое имя и фамилию классная руководительница, представляя меня классу. Пятнадцать пар глаз устремлены на меня.

— Садись на любое свободное место, — говорит учительница алгебры, которая ведет сейчас урок моему классу.

Я прохожу мимо пялящихся на меня мальчиков и девочек и сажусь за последнюю парту. Все обучение в интернате на английском, хотя в этой части Швейцарии говорят на французском.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Новые одноклассники на протяжении всего урока бросают в меня любопытные взгляды, шушукаясь между собой.

— Откуда ты? — как только звенит звонок ко мне подходит темноволосый и черноглазый парень. Проходится по мне оценивающим взглядам.

У меня складывается впечатление, что он кто-то типа местного короля. Вальяжно жует жвачку, из кармана серых брюк выпирает пачка сигарет.

— Из России.

Удивляется.

— У нас очень мало русских. Я Алекс, — протягивает мне руку, которую я безразлично жму. — Из Испании.

— Приятно познакомиться, Алекс из Испании.

За его спиной становится второй парень, потом третий. Следом подходят две девочки.

— Это Рикардо и Стефан, — представляет мне парней. — А это Викки и Джоанна, — знакомит с девчонками. — Мы все из Испании.

— Приятно познакомиться.

Девушка с черными кудрями и темно-карими глазами делает ко мне шаг. Улыбается по-доброму и беззаботно.

— Можно я буду называть тебя Дани? У нас в испанском языке это сокращенно от Даниэля.

— Называй, — пожимаю плечами.

Алекс закидывает руку на плечи Викки и прижимает к себе. Девчонка тут же обвивает парня за пояс.

— Тебя поселили с нами, — мрачно говорит один из парней. Рикардо, кажется.

— Здесь разве не у каждого своя комната? — удивляюсь.

— Нет. Живем по двое или по трое. Ты у нас со Стефаном третий.

— Понятно. Извините.

— Найдешь себе потом девчонку и сможешь поселиться с ней, — говорит со смешком Алекс и еще крепче сжимает в своих руках Викки.

— В смысле? — удивляюсь еще больше.

— В прямом.

Джоанна цокает и закатывает глаза.

— Просто Алекс и Викки недавно съехались в одну комнату, теперь Алекс всем это навязывает. Пойдем, я покажу тебе школу, — и девушка хватает меня за руку и ведет на выход из класса. — У нас есть десять минут до следующего урока.

Так я начинаю учебу в элитном интернате под швейцарской Женевой и завожу новых друзей. Алекс, Рикардо, Стефан, Викки и Джоанна за четыре года становятся моей семьей.

Дисциплина и военный порядок, отец говорил?

Хотелось бы мне увидеть выражение папиного лица, если он узнает, что на самом деле происходит в элитном закрытом интернате для богатых детей.

Я общаюсь с отцом по телефону не чаще раза в месяц и максимум пять минут. За четыре года учебы он навещает ко мне два раза, обе наши встречи длятся не более получаса. Сам я домой не приезжаю. Причина одна — мне не к кому приезжать. Отца я видеть не хочу, а больше у меня в России никого нет. Каждые каникулы я провожу в Испании у друзей.

Но с Джоанной у нас больше, чем дружба. Через год мы начинаем встречаться, а под конец школы живем в одной комнате, потому что учителям на самом деле глубоко наплевать, кто с кем живет.

Это определенно самые лучшие и самые яркие четыре года моей жизни, и я даже благодарен отцу за то, что он отправил меня сюда учиться.

По ночам я смотрю на спящую Джоанну и вспоминаю Машу, которая продолжает сидеть занозой в сердце. Время идет, а у меня до сих пор ноет в груди, когда я вспоминаю Машку. Не знаю о ней никаких новостей, она удалила меня отовсюду из друзей и добавила в черные списки. Неизвестность мучает, я перебрал уже тысячу возможных причин такого ее поведения, но так и не нашел ответа.

Тихо встаю с постели, надеваю джинсы и джемпер, обуваюсь и выхожу на задний школьный двор. Присаживаюсь на лавку и просто смотрю в небо. Минут через десять за спиной слышатся знакомые шаги.

— Боже, Дани, я проснулась, а тебя нет, — Джоанна в пижамных штанах и с накинутой на плечи курткой присаживается рядом.

— Бессонница.

— С тобой все хорошо?

— Да.

Девушка обнимает меня и кладет голову на плечо.

— Я люблю тебя, Дани.

— И я тебя.

Это машинальный ответ. Джоанна первая призналась мне в любви. Это было неожиданно, поэтому я не придумал ничего лучше, кроме как ответить: «Я тебя тоже». Сначала я мучался, что солгал девушке, но потом все-таки решил, что сказал правду. Я люблю Джо. Как близкого хорошего человека, который всегда рядом. Любовь ведь разной бывает. Джо дорога мне.

— Через полгода мы закончим школу, — говорит.

Закидываю руку ей на плечо и притягиваю к себе на грудь.

— Да… Быстро время пролетело. Вроде я только недавно пришел к вам сюда.

— Что дальше, Дани?

— Не знаю…

— Мы останемся вместе?

— Я бы хотел, — отвечаю, поразмыслив. — Не хочу возвращаться в Россию.

— Тогда нам надо выбрать университет, который подойдет и тебе, и мне.

— Мне нужно что-то вроде международных отношений. Хочу быть дипломатом.

Джо смеется мне в грудь.

— А мне простой экономический.

Мы замолкаем. Я зарываюсь лицом в темные кудри своей девушки и целую. Джоанна прекрасная, замечательная, добрая… И как бы я хотел вытравить из своей памяти Машку, чтобы любить только Джоанну.

— Мы будем вместе учиться в университете, Джо. И мы останемся вместе.

Не знаю, кому я это обещаю: ей или себе.

— А давай в университет Мадрида поступим? Там есть программы преподавания на английском. Впрочем, ты уже и по-испански неплохо говоришь. Мы тебя натаскали, — смеется.

— Давай в Мадрид. Мне все равно.

— А твой папа разрешит тебе? — осторожно спрашивает.

— Да. Моему отцу вообще наплевать, где я буду учиться.

— Ура! — радуется Джо и тянется за поцелуем.

Глава 31

В нашу с Джоанной комнату раздается стук.

— Войдите, — громко говорю.

На пороге показывается секретарь директора школы.

— Мистер Громов, вас ждет посетитель в приемной директора.

Внутри все опускается. У меня может быть только один посетитель — отец. Джо бросает на меня обеспокоенный взгляд. Она знает, что у меня напряженные отношения с папой. Нехотя поднимаюсь и иду за секретарем. В специально выделенной комнате для встреч возле кабинета директора меня действительно ожидает отец.

— Привет, Данил! — он слегка приобнимает меня.

Это его дежурное приветствие. Я тоже хлопаю отца по спине, но никакой радости от встречи с ним не выказываю.

— Ты не говорил, что приедешь, — сажусь на кожаный диван. Папа опускается рядом.

— Был недалеко, решил заскочить. Как твои дела?

— Все хорошо, — пожимаю плечами. — Твои как?

— Тоже нормально. Директор сказала мне, что у тебя высокие оценки.

— Наверное. Я не очень слежу за отметками, которые мне ставят за контрольные.

— Какие планы на будущее?

По внимательному взгляду отца я понимаю, что именно за этим он и приехал. Сейчас начало апреля, до конца школы остались считанные месяцы.

— Я хотел с тобой об этом поговорить. Я решил поступать в университет Мадрида на факультет международных отношений.

— Мадрида? То есть, ты не вернешься домой?

— Нет. А должен?

— Ну я ждал, что ты вернешься.

Эти слова меня очень удивляют. С чего бы отцу ждать моего возвращения?

— Нет, пап, не вернусь. Как ты знаешь, моя девушка испанка, и мы хотим остаться вместе.

— Ах да, у тебя же девушка из Испании. Передавай Джоанне привет.

— Обязательно.

— Дань, я, если честно, рассчитывал, что ты вернешься домой, — серьезно говорит.

Я знаю этот тон, и мне становится не по себе. В голову закрадывается страшная мысль, что отец снова решил за меня мое будущее.

— Зачем мне возвращаться?

— Я планирую пойти на выборы губернатора Московской области. В такой ситуации мой единственный ребенок не может учиться за границей. Это не патриотично.

Нервно смеюсь.

— Зачем же ты тогда сам отправил меня за границу?

— Чтобы ты получил качественное образование и научился дисциплине.

Знал бы ты, папа, какая тут дисциплина. Под деревьями валяются пустые бутылки и бычки от косячков. Иногда встречаются даже шприцы.

— Пора возвращаться домой, Даня, — продолжает на полном серьезе. — Международные отношения, ты сказал? Я устрою тебя в МГИМО.

— Не надо меня никуда устраивать. Я не вернусь, пап. Я хочу остаться с Джоанной.

— Данил, это не обсуждается, — говорит спокойно, но твердо.

Несколько раз глубоко вдыхаю и выдыхаю, чтобы успокоиться.

— Пап, может, хватит уже решать за меня? Я желаю тебе удачи на выборах, но меня они не касаются. Свою жизнь я буду строить сам.

— Данил, я прекрасно понимаю, что не являюсь отцом мечты. И ты, конечно, имеешь право послать меня куда подальше. В будущем, я думаю, ты именно так и сделаешь. Но сейчас ты пока еще зависишь от меня. Все-таки я оплачиваю твое образование. И в Мадриде, где ты хочешь учиться со своей девушке, ведь тоже я должен буду платить, я правильно понимаю? В Испании вроде как нет бесплатного высшего образования, по крайней мере для иностранцев точно.

Я молчу, прекрасно понимая, что отец прав. Да, я не могу рассчитывать на бюджетное место в университете Мадрида. Там их просто нет. В Испании высшее образование полностью платное, и, конечно, я предполагал, что за мое обучение будет платить папа. У нас с отцом практически нет отношений, но в деньгах он меня никогда не ограничивал: платит за эту школу и каждый месяц присылает мне на карманные расходы. Когда каникулы, высылает в разы больше, чтобы я ни в чем себе не отказывал, находясь в Испании у друзей.

— Но даже не это главное. Ты хочешь быть дипломатом, раз собираешься на международные отношения, я правильно понимаю?

— Да.

— Ну так в Испании ты не станешь дипломатом, ты же там иностранец без гражданства. Ну отучишься ты там на международных отношениях, а дальше что? В испанское министерство иностранных дел тебя не возьмут, потому что ты не испанец. В российское министерство иностранных дел тебя тоже не возьмут, потому что ты учился не в МГИМО.

— А что, в российский МИД берут только из МГИМО?

— Из МГИМО и из Дипломатической академии.

Я молчу, расстроившись от услышанного. Мой промах: я еще не думал о будущем трудоустройстве. Я не хочу признавать правоту отца, но все-таки он прав.

— В общем, подумай, Данил.

Как можно безразличнее, пожимаю плечами.

— Ну и на фиг тогда эти международные отношения. Пойду на юридический. Уж юристом я в Мадриде устроюсь.

— А чем ты будешь платить за обучение?

Вот он снова это делает — ставит меня в безвыходное положение. Я молчу, понимая, что отец загнал меня в тупик. Злюсь, сжимаю руки в кулаки.

— Давай сделаем так: ты приедешь домой, поступишь в институт, пройдут выборы и после них езжай, куда хочешь. Хоть в Мадрид, хоть на Луну.

Тихо смеюсь. Последние пару лет отец перестал принуждать меня к чему-то силой. Он теперь предлагает мне компромисс. Вот только от его компромиссов все равно тошно.

Все еще молчу, поэтому отец продолжает.

— Дань, я прошу тебя.

Просит! Он меня ПРОСИТ!

— Данил, я оплачу твое обучение в Мадриде. Но начиная со второго курса.

— Я подумаю, — наконец-то говорю.

Согласно кивает.

— Подумай.

Я слегка приобнимаю отца и возвращаюсь к себе.

— Как дела? — Джо взволнованно подпрыгиваете на кровати, когда я захожу в комнату.

— Дерьмово, — честно отвечаю.

— Что такое?

Беру из-за стола стул и сажусь на него верхом.

— Мой отец собрался идти на выборы губернатора, для этого я должен учиться в России.

Глаза Джоанны расширяются от ужаса.

— Но… мы же договорились…

— Джо, это не зависит от меня, — говорю с горечью в голосе. — Он просто не оплатит мое обучение в Мадриде.

— То есть, мы не останемся вместе, да?

Шумно выдыхаю и опускаюсь лбом на спинку стула.

— Он предложил компромисс.

— Какой?

— Первый год, когда у него будут выборы, я проучусь в России. После выборов я смогу уехать.

— Боже, Дани! — слезно восклицает. — Последние четыре года у меня не было ни одного дня без тебя! А ты предлагаешь разлучиться на целый год?

— Это не целый год, Джо, это всего лишь год.

Девушка подходит ко мне и опускает ладони на мои плечи.

— Дани, я не смогу без тебя целый год, — растерянно бормочет.

— Всего лишь год, Джо. Иначе я вообще останусь без университета и буду в Испании нелегальным мигрантом.

— Мой папа может трудоустроить тебя на нашу винодельню! У тебя будет рабочая виза.

— Джо, ну какая винодельня?

— У моей семьи крупнейшая винодельня в Испании! Моя семья продает вино по всему миру!

— Я знаю, но я не винодел.

По ее щеке стекает слеза, поэтому я поднимаюсь со стула и привлекаю Джо в свои объятия.

— Не плачь, милая.

— Дани, это целый год, — всхлипывает.

— Это не целый год. Это всего лишь год.

Я целую Джоанну, а когда она успокаивается и засыпает, звоню отцу.

— Я согласен, — сходу говорю в трубку. — Но только один год. Потом я переведусь в Мадрид.

— Конечно-конечно, — в его голосе слышится радость.

— И еще один момент.

— Какой?

— В июне мне исполнится восемнадцать.

— Я знаю.

— Я хочу получить наследство, которое мне осталось после мамы. Ее имущество и ее деньги.

В трубке повисает тяжелая пауза.

— С чего ты взял, что после смерти твоей мамы что-то осталось? — наконец, произносит.

— Бабушка говорила. У моей мамы была своя квартира и счет в банке.

Отец шумно выдыхает.

— Да, — нехотя соглашается. — У твоей мамы была трехкомнатная квартира в Москве и счет в банке. Я их не трогал все эти годы. Квартира стоит закрытая, а счет, должно быть, сильно приумножился.

— Замечательно.

Я кладу трубку и возвращаюсь к Джо.

Глава 32

Мы с Джоанной решаем, что год у нас будут отношения на расстоянии, а потом я перееду в Мадрид и продолжу обучение там. В июне мы сдаем выпускные экзамены, и в начале июля я еду в Россию.

Меня не было четыре года…

Ничего не изменилось. Наш поселок такой же, соседи те же. Российские друзья еще помнят меня и рады моему возвращению, предлагают встретиться. Я откладываю это на потом, так как готовлюсь к вступительному экзамену в МГИМО. Я отказался, чтобы отец меня туда «устраивал», и решил поступить сам.

На совершеннолетие отец дарит мне машину вместе с правами. Сначала я не хочу принимать такой подарок, но потом все же соглашаюсь, потому что самостоятельно из нашего поселка до МГИМО добираться три часа: сначала на маршрутке, потом на метро с двумя пересадками и затем на автобусе. А водить я давно умею, научился в Испании с друзьями. Знаки тоже знаю.

Сдав экзамены, я занимаюсь процедурой вступления в наследство и оформлением маминого имущества на себя. Квартира хорошая, буду ее сдавать. Сумма на банковском счете тоже очень приличная. В глубине души я надеюсь, что этих денег хватит, чтобы оплатить мое обучение в Испании. Не хочу брать у папы. Моя главная задача на ближайшее будущее — стать полностью независимым от отца.

В конце июля я узнаю, что поступил в МГИМО на бесплатное место. Я рад, что отцу не придется за меня платить. Он тоже рад: сможет гордо говорить в интервью, что его сын учится на бюджете. До начала учебы остается август, мы с Джо договариваемся, что я приеду и пробуду с ней до сентября.

— Данил, останься на мой юбилей, — просит отец, когда я говорю, что собираюсь на последний месяц лета в Испанию.

Закатываю глаза.

— Зачем я нужен на твоем юбилее?

— Мне исполняется пятьдесят лет. Это будет важный для меня день, много кто приглашен.

— И что?

— Я планирую сделать объявление. Ты должен присутствовать.

А вот это мне уже не нравится.

— Какое объявление? — уточняю с подозрением.

— Узнаешь.

— Думаю, я смогу прожить без твоего важного объявления.

— Данил, это пятое августа. Шестого сможешь уехать!

— Ладно, — соглашаюсь, скрипя душой.

Ну раз так, то можно и российских друзей пригласить. А то они мне пишут и пишут бесконечно, а я уже устал придумывать оправдания, почему мне некогда с ними встречаться.

Все это время Машкин дом я обхожу десятой дорогой. Не хочу с ней встречаться. У меня есть девушка, с которой я планирую совместное будущее. А Маша пускай просто останется девочкой из прошлого. Возможно, однажды я ее окончательно забуду.

Пятое августа. Юбилей отца. Он действительно празднует с размахом. Пригласил всю округу. Большую часть времени я отсиживаюсь в доме, с ужасом ожидая того часа, когда надо будет выйти к гостям. И хоть мои друзья уже кидают мне сообщения «Я пришел», говорю, что в данный момент занят и не могу выйти. Спущусь вниз, когда будет «важное объявление». Наверно, отец хочет публично заявить о намерении пойти на выборы. Хотя, по-моему, об этом уже все знают.

Я лежу в смокинге на кровати в своей комнате. Телефон начинает петь мелодией, принадлежащей Джо.

— Привет, — беру трубку.

— Привет, — чувствую, как она улыбается. — Я так скучаю.

— Завтра уже увидимся. Мне надо пережить юбилей отца.

— Во сколько у тебя самолет?

— В десять утра.

— Я уже не могу дождаться. Дани, этот месяц — сущая мука. Я не знаю, как смогу без тебя целый год.

— И мне тебя не хватает, милая. До сентября мы будем вместе, потом дождемся рождественских каникул. В России еще долго отдыхают в первой половине мая, я смогу к тебе приехать. Ну а дальше уже лето, и больше мы не расстанемся.

— Я люблю тебя.

— И я тебя.

Я настолько хорошо знаю Джо, что уже умею улавливать ее настроение даже по телефону. Знаю, что если сейчас не положить трубку, она расплачется.

— Ладно, Джо. Мне пора идти к гостям. Перед сном позвоню. А завтра уже увидимся.

— Хорошо. Пока.

Кладу трубку и встаю с кровати. Невозможно вечно отсиживаться в комнате, пора уже выходить.

Спустившись на первый этаж, вдруг слышу мелодию. Притормаживаю. Звук доносится из зала, где стоит рояль, на котором меня в детстве учили играть няньки. Это было единственное прикольное, что они могли мне дать. Часто еще я на этом рояле играл вместе с Машей.

Стремительно направляюсь туда. Кто из гостей посмел входить без спроса, куда не разрешали?

Когда я захожу в зал, моему взору открывается высокая стройная фигура в платье и с длинными светлыми волосами.

— Вы кто? — грубо спрашиваю.

Девушка замирает с поднесенными к клавишам пальцами.

— Я еще раз спрашиваю, кто вы и зачем вошли в дом?!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Она оборачивается, и я вижу…

Это как удар под-дых. Из легких будто разом весь воздух выбило, а под ногами поплыла земля.

Жадно разглядываю ее. Выросла. Взгляд стал дерзее, черты лица взрослее, фигура полноценно оформилась. Из декольте соблазнительно выглядывает грудь.

— А ты изменилась, — произношу с легким смешком в голосе.

— Дети, вы уже встретились, очень хорошо, — говорит какая-то женщина, входя в зал под руку с моим отцом. Приглядываюсь к ней и узнаю Машкину мать, Анжелу Борисовну.

— Маша, Данил, — начинает папа. — Мы с Анжелой решили оформить наши отношения. Вы теперь брат и сестра. Мы вместе уже некоторое время. Недавно я сделал Анжеле предложение, и она согласилась.

Я оторопело смотрю на эту парочку во все глаза. Мне не послышалось? Он точно сказал, что женится на Машкиной маме?

— Не понял, — говорю и тут же замолкаю.

— Что непонятного? — отец повышает голос. — Женюсь я. На нашей соседке, Анжеле Борисовне. Ты должен ее помнить.

— Я помню, — киваю. — Но я так же помню, что у Анжелы Борисовны есть муж.

— Мой супруг погиб два года назад, — сухо поясняет. — Автокатастрофа.

Что???

Перевожу шокированный взгляд на Машу. Она бледная и растерянная, в таком же ужасе, как я.

— В общем, дети, — отец прерывает затянувшуюся паузу. — Вот такие у нас новости! Впереди ждет подготовка к свадьбе. Вы друг с другом давно знакомы, дружили в детстве, так что, я уверен, найдете общий язык. А дом у нас большой, места всем хватит.

— Подождите, — Маша подает голос. — Что значит «дом у нас большой, места всем хватит»?

— То и означает, Машенька. Вы с мамой переезжаете жить сюда. Мы же теперь одна семья.

Что за хрень отец придумал???

— Мам, — Маша зовет Анжелу Борисовну. — А мы можем поговорить наедине?

Не дожидаясь ответа, Машка хватает свою мать под руку и выводит из зала.

— Это и есть твое важное объявление? — уточняю могильным голосом у отца.

— Да. Я женюсь на Анжеле.

Просто не могу поверить в услышанное. Отец никогда не знакомил меня ни с какими женщинами, хотя, я уверен, они у него были. И мне, в общем-то, глубоко наплевать на его личную жизнь. Пусть женится, ради Бога, если хочет.

Вот только в данной ситуации есть одно большое жирное НО.

— Почему из всех женщин ты выбрал именно Анжелу Борисовну?

— Потому что она вдова с незапятнанной репутацией. То, что мне нужно.

— Нужно для чего?

— Для выборов, для чего же еще. Мне нужна образцовая семья для предвыборной кампании.

Нервно смеюсь.

— То есть, это фиктивный брак?

— Взаимовыгодный. Супруг Анжелы оставил ей большие долги после своей смерти, сама она их покрыть не может, несмотря на то, что продала его ресторанный бизнес. Я помогу Анжеле с этим. Взамен она станет моей супругой и поможет в подготовке предвыборной кампании. Мне нужно надежное плечо, которое будет гонять пиарщиков и политтехнологов, за всем следить, общаться с журналистами. Также она создаст нам имидж образцовой семьи с картинки. Анжела это умеет.

Не передать словами, в каком шоке я нахожусь. Это просто какой-то бред. Нет, это не может быть правдой.

— Пап, да ты гонишь!

— Я очень серьезен, Данил. Я женюсь на Анжеле. У этой женщины железная хватка. То, что мне нужно.

Обреченно запускаю пятерню в волосы, не имея ни идеи, что делать дальше.

— Тебе не нравится, что я в принципе женюсь или что я женюсь именно на Анжеле? — внимательно на меня смотрит. — На маме этой девочки, с которой ты раньше дружил.

Хороший вопрос, в яблочко. Я не даю ответа, а когда мое молчание слишком затягивается, отец изрекает:

— Ну, как бы то ни было, я уже все решил. А ты все равно через год уедешь, так что какая тебе разница?

Отец выходит из зала, я вынужден следовать за ним. В конце коридора у Маши не менее тяжелый разговор с матерью, судя по выражению их лиц. Родители удаляются, и мы остаемся вдвоем.

Маша все так же не хочет со мной общаться. Черт знает, почему, четыре года прошло, а она все еще не желает меня знать. А я смотрю на нее и как будто не было всех этих лет.

Швейцария, школа, Джо — все летит в пропасть. Остается только Маша.

Я не знал, что у нее умер папа. Если бы знал, приехал. Плевать, что я для нее пустое место, я бы все равно прилетел и был в эту минуту с ней. Я прекрасно помню ее отца. Отличный мужик был, добрый, любил дочь. Чего не скажешь об Анжеле Борисовне. Если бы все это не было так грустно, я бы посмеялся над тем, что отец на ней женится. Они с папой достойны друг друга.

Нет, я не могу допустить, чтобы эта свадьба случилась. Я не могу допустить, чтобы мой отец женился на Машиной маме. Не могу допустить, чтобы меня с Машкой связывало какое-то мнимое родство.

Где-то в полночь гости наконец-то расходятся, и я остаюсь один. Валюсь на кровать и долго смотрю в потолок.

Машка…

Тянусь к мобильнику и набираю Джо.

— Привет! — радостно восклицает. — Я так заждалась твоего звонка.

— Джо, я должен тебе кое-что сказать.

Повисает секундная пауза, и я через трубку и тысячи километров между нами чувствую, как девушка испуганно напряглась.

— Что такое?

— Я не приеду завтра. Прости.

— Что-то случилось? — спрашивает могильным голосом.

— Да.

— Что именно?

Я снова увидел ЕЕ.

— Это слишком сложно, Джо. Просто извини меня.

Джоанна всхлипывает. Я слушаю ее слезы, ничего не говоря.

— Так я и знала, что что-то пойдет не так!

Молчу, глядя в потолок. Девушка продолжает плакать, а я продолжаю слушать ее рыдания, думая о Машке. Вспоминаю ее в зале у рояля. Какая же она красивая. Крышесносно красивая.

— Ты можешь объяснить мне, в чем дело? Что произошло?

— Это слишком сложно, Джо. Прости. Я приеду к тебе как-нибудь потом и все объясню.

— Когда потом?

— Не знаю. Но я приеду, Джо, и мы поговорим.

— Это звучит так, будто ты со мной расстаешься!

— Прости.

— Ты бросаешь меня сейчас!!??

Тяжело вздыхаю.

— Я не знаю, что тебе сказать, Джоанна. Я попробую приехать как-нибудь потом, и мы поговорим. Но завтра я не прилечу и весь август с тобой не проведу.

— А через год? Ты переведешься в Мадрид?

— Не знаю. Прости.

Джоанна снова плачет, а я ничего не могу с собой поделать. Закрываю глаза и вижу Машу.

Глава 33

Первая мысль в моей голове, когда просыпаюсь, — Данил. При воспоминании о его поцелуях сердце сжимается, а по рукам начинают гулять мурашки. Появляется отчаянное желание снова оказаться в его объятиях.

Но я сама решила взять время подумать. Мне действительно многое нужно переосмыслить: от его варианта событий четыре года назад до того, что он уговаривает своего отца не жениться на моей маме. Нужно будет аккуратно поговорить с родительницей о предстоящей свадьбе. Так-то по маминому виду не скажешь, что она чем-то расстроена.

За завтраком мы собираемся всей семьей. Я чувствую себя слегка неуютно, а вот Данил, как ни в чем не бывало, пьет кофе, ест омлет и непринужденно болтает со своим отцом и моей мамой. Как будто не целовал меня страстно прошлой ночью и не просил остаться в его комнате.

Щеки тут же вспыхивают стыдливым румянцем, и я опускаю глаза в тарелку. Данил меня определенно… волнует. Не устану повторять, насколько же он красивый. Хочется смотреть и смотреть. Теперь я понимаю, почему он всегда нравился девочкам. Даше этой своей. Да и много кому еще. Ему всегда в ВК девочки толпами писали комментарии под фотками и ставили лайки.

— Ладно, мне пора, — Данил встает с места. — Маша, тебя отвезти?

Я с опаской поднимаю на него взгляд. Он смотрит на меня прямо и открыто, без малейшего стеснения.

— Нет, спасибо, мне еще рано.

— Тогда всем до вечера, — ничуть не расстроившись, Данил направляется на выход из кухни.

Мама и Сергей Юрьевич тоже начинают суетиться. Громову-старшему пора на работу, а матери не знаю, куда. В салон красоты, наверное. Они уезжают следом за Данилом, и тогда я вызываю такси в школу, едва успевая на первый урок.

— Как дела? — тут же налетает на меня Арина на перемене перед вторым уроком.

— Нормально.

Подруга прищуривает глаза.

— Мы с Данилом вчера поговорили, — закусываю губу.

— С этого и нужно было начинать, — Арина хватает меня под локоть и тащит к дивану в коридоре. — Ну и…?

— В общем, он объяснил мне свое поведение четыре года назад.

Мне почему-то сложно взять и выложить все подруге, хотя я доверяю Арине на сто процентов.

— Маш, мне из тебя клещами слова доставать? — от нетерпения она аж подпрыгивает.

— Данил сказал, что был в меня тогда влюблен, — бормочу, смотря на носки своих туфель. Я не вижу сейчас лицо подруги, но чувствую, как ее глаза лезут на лоб. — И еще он сказал, что хотел признаться мне в любви, а вместо этого увидел, как я целуюсь с его другом.

— Обалдеть! — выдыхает. — Впрочем, я же говорила, что он к тебе неравнодушен! А ты не верила.

— Угу…

— А почему он тогда насмехался над тобой вместе со всеми?

— Сказал, что не слышал, о чем они говорили, и думал о своем.

— Прямо-таки не слышал? — не верит. — Сидел с ними и не слышал?

— Типа того. Сказал, что погрузился в свои мысли и не обращал внимания на их разговоры.

— Пф.

— Это еще не все.

Подруга снова смотрит на меня с нескрываемым любопытством.

— Он сказал, что хочет, чтобы я была его девушкой.

Мое лицо снова покрывается румянцем, а в груди появляется странное ощущение. То ли страх, то ли предвкушение. Так сразу не могу понять.

Просто еще ни разу ни один парень не говорил, что хочет со мной встречаться…

— А ты что?

— Я сказала, что мне нужно подумать, — вздыхаю. — Там еще есть определенные сложности со свадьбой его отца на моей маме. В общем, я сейчас в растерянности.

— Ну если твоя мама и его папа поженятся, то ваши отношения с Данилом действительно буду выглядеть странно.

— Согласна, — грустно изрекаю. — Но как же он классно целуется, — вырывается вдруг, и я тут же прикусываю язык.

— И почему я не удивлена? Поди, в Швейцарии научился. У него была там девушка?

Я вдруг замираю. Оторопело смотрю на подругу.

— Не знаю.

— Была, конечно. Никогда не поверю, что не было.

— Может, и не было, — бойко начинаю. — У меня же не было парня все эти годы!

— Маш, ты девочка. У парней это по-другому устроено.

— Как по-другому? Я не думаю, что Данил с кем-то встречался в Швейцарии. Он бы мне вчера сказал.

— То есть, Данил девственник? — выгибает бровь.

От такого вопроса меня начинает распирать возмущение.

— Ну серьезно, Маш, ты думаешь, что Данил девственник?

— Я не задавала ему этот вопрос! — рявкаю.

— Ну а ты задай.

— Данил сказал, что любил меня!

— Любил тебя, а встречался еще с кем-то, — пожимает плечами. — В закрытых интернатах только этим и занимаются.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Откуда ты знаешь? — шиплю. — Ты никогда не училась в закрытом интернате!

— Я смотрела сериал про закрытую школу, — говорит со знанием дела. — Так вот там все друг с другом…

— Сериал! — фыркаю и подскакиваю ноги. На мое счастье в этот момент звенит звонок на урок.

Учительницу биологию я не слушаю от слова совсем. Мои мысли заняты Данилом и словами Арины. Как бы мне ни не хотелось это признавать, а подруга скорее всего права. Наверняка Данил там с кем-нибудь встречался…

Почему-то становится до слез обидно. Говорил, что любил меня, а сам… Грош цена такой его любви.

Парта слегка вибрирует. Бросив на учительницу осторожный взгляд, достаю из пенала телефон. Там сообщение от Саши.

«Привет! Наши планы на сегодня в силе?»

Боже, я уже и забыла о нем. Мы же с Сашей договаривались погулять. Ни секунды не сомневаясь, быстро ему отвечаю:

«Да, конечно».

«Где находится твоя школа?»

«Возле Арбата»

«Тогда давай встретимся в начале улицы Арбат со стороны метро Арбатская в 14:30»

«Давай»

Убираю телефон обратно в пенал и стараюсь наконец-то начать слушать учителя. Но теперь в голову залезает Саша. Хороший, симпатичный парень. Интересный и веселый. Ничем не хуже Данила. И, кажется, у него искренний интерес ко мне.

Так почему бы и не попробовать?

Глава 34

Когда я подхожу к Арбату, Саша уже там. Сегодня теплый сентябрьский день, на мне темно-синее платье и балетки. Саша в джинсах и рубашке.

— Привет, — улыбаюсь парню.

Он тут же убирает в карман джинс телефон и улыбается мне в ответ.

— Привет. Как дела?

Пожимаю плечами.

— Нормально. Ты как?

— Учеба только началась, а уже надоела, — смеется.

— Мне тоже.

— Пошли? — указывает головой на Арбат.

Киваю.

Мне немного неловко рядом с Сашей. У нас свидание? Или просто дружеская прогулка? Я никогда еще не гуляла так наедине с парнем и не очень знаю, как себя вести. Вот у Арины были свидания. Она говорила, что если парень не очень нравится, то надо идти в полуметре от него и держать ладони в карманах: чтобы парень ненароком не обнял или не взял за руку. Если же парень нравится, то следует находиться максимально близко к нему.

Я пока не могу определить свое отношение к Саше. Он милый и интересный, у него есть чувство юмора. Но хочу ли я, чтобы он меня обнял? На всякий случай иду в полуметре от парня, а ладони засовываю в карманы платья.

— Расскажи о своей учебе, — прошу Сашу.

— Да я же тебе уже говорил. Задают много.

— Но тебе нравится?

— В общем и целом, да. Не идеально, конечно, но сойдет.

— А что не нравится? Помимо того, что много задают.

— Ну, слишком много понтов на пустом месте, в том числе и у некоторых преподавателей. Про студентов я молчу, они в основном все из особенных семей.

— А в чем это проявляется?

— Ну, тачки, айфоны, брендовые шмотки…

Я кошусь на Сашины джинсы. Сзади у него лейбл очень дорогой марки. Неприлично дорогой. На левом запястье у парня часы. Не знаю, какой фирмы, но выглядят дорого. Я вспоминаю, как на приеме губернатора он говорил, что его отец нефтяник.

— И вот потом все эти блатные студенты идут работать в министерство иностранных дел.

— Престижная работа… — мямлю.

Саша издает саркастичный смешок.

— Ну если ты дослужишься до должности посла в какой-нибудь стране, то да, престижная. А выпускники МГИМО идут в МИД на самые низкие должности и самую низкую зарплату. И вот все эти блатные детки сидят в кабинетах МИДа на позициях «принеси кофе и выйди» и ждут, когда их куда-нибудь отправят. Там уже денег побольше, но тоже зависит от страны.

— В смысле куда-нибудь отправят? — не понимаю, что он имеет в виду.

— В российское посольство в какой-нибудь стране. Там зарплаты уже намного выше. А если это страна третьего мира, то получится хорошо накопить.

По моему взгляду Саша понимает, что мне все же не очень ясно, как устроена работа дипломатов.

— Ну смотри, — начинает доходчиво. — Все студенты МГИМО учат три языка: английский обязательно и два на выбор. У меня немецкий и испанский. После окончания универа я пойду работать в министерство иностранных дел. Буду там мальчиком на побегушках. Через пару лет наш МИД отправит меня в российское посольство в какой-нибудь стране. В моем случае это могут быть страны, где государственный язык английский, немецкий или испанский. И вот там у меня уже будет очень хорошая зарплата. Но если меня отправят в Германию или в Испанию, то мне даже с хорошей зарплатой будет сложно там что-то заработать, поскольку эти страны сами по себе дорогие. Все мои деньги будут уходить на проживание там, даже несмотря на то, что у меня будет служебная квартира. А вот если меня отправят, например, в какую-нибудь страну третьего мира в Латинской Америке, где официальный язык испанский, то я смогу очень хорошо накопить и вернуться домой с деньгами, поскольку в этих странах низкий уровень жизни и в пересчете на рубли все очень дешево.

— Ого, — удивляюсь. — А ты можешь сам выбрать, в какую страну ехать?

— Нет. Куда отправят, туда и поеду. Так же, как с языками на выбор в МГИМО. Не всегда можно выбрать самому, какой язык учить. Иногда навязывают.

— Тебе немецкий и испанский навязали?

— Нет, я сам выбрал. Навязывают непопулярные языки типа таджикского. На первом курсе все стараются от таких языков откреститься, потому что, понятное дело, никто не хочет уезжать жить в Таджикистан, но потом начинают кусать локти.

— Я бы тоже не хотела учить таджикский язык… — морщусь. — Кому он вообще нужен?

— Ну, в Таджикистане есть российское посольство, и кто-то должен там работать. И в Таджикистане можно очень хорошо накопить с той зарплатой, которую будет платить наш МИД, там очень низкие цены вообще на все. В общем, я очень надеюсь, что меня отправят в какую-нибудь Боливию, где я смогу заработать.

— А вас в эти страны отправляют навсегда?

— Нет, — качает головой. — На несколько лет. Потом возвращают обратно в Москву. После такой поездки зарплата в Москве становится намного выше. Пару лет работаем дома, а потом снова в какую-нибудь страну еще на несколько лет. И так постоянно.

— Всю жизнь ездить по разным странам и там работать!? — ужасаюсь.

— Ну, есть вариант получить в российском МИДе такую должность, с которой не будешь никуда уезжать. Но если такой должности нет, то да, каждые несколько лет тебя куда-то отправляют года на три.

— А как же семья? Дети?

— Можно уезжать с семьей. Дети учатся в русской школе.

— Но это же у детей никогда не будет постоянных друзей… Да и жена не сможет нормально работать, если все время будет ездить по разным странам вслед за мужем.

Саша на секунду задумывается, а потом пожимает плечами:

— Да, именно так.

— А если жена тоже дипломат? — не унимаюсь. — Их с мужем могут отправить в разные страны?

— Нет, — качает головой. — Муж и жена всегда едут в одну страну.

— А если у них разные языки? Вот у тебя немецкий и испанский. А если у твоей жены будет французский и шведский, например?

Саша на несколько секунд зависает.

— Хм, а об этом нюансе я раньше не думал. Ну, у жены в любом случае будет английский, да и не каждая должность в посольстве требует знания местного языка. Есть позиции, где достаточно знать русский. Правда, там и зарплата будет в разы ниже. Так что, я думаю, выход есть. Ну или мужа и жену отправят туда, где говорят на английском: в Англию, США, Австралию…

Удивленная рассказом Саши о тяжелой и неказистой жизни российских дипломатов, в голове, словно красная лампочка, загорается один-единственный вопрос:

А какие языки учит Данил?

Английский у него свободный. В Швейцарии я не знаю, на каком языке ему преподавали. В этой стране четыре государственных языка: французский, немецкий, итальянский и ретороманский. О существовании последнего я узнала из Википедии, когда однажды полезла читать про Швейцарию.

— Что? Мой рассказ отбил у тебя желание поступать на факультет международных отношений? — Сашин смех возвращает меня из мыслей.

— Боюсь, что да. Я не хочу учить язык, который мне неинтересно учить, и не хочу полжизни разъезжать по Таджикистану или Алжиру.

— Ну так тебя же могут и в Америку отправить! И в Англию! Или даже на Мальдивы. Представь, жить на Мальдивах?

— А там на каком языке говорят?

— На мальдивском. У них свой местный.

— И в МГИМО учат мальдивскому языку? — спрашиваю с недоверием.

— Конечно.

Качаю головой.

— Все равно ты меня не убедил.

Саша смеется. В этот момент я понимаю, что через двадцать метров Арбат подойдет к концу. Мне снова становится слегка неловко. Тяжелая сумка с учебниками и тетрадями оттягивает плечо, а ноги поднывают. Дают о себе знать рабочие смены.

— Посидим где-нибудь? — спрашивает Саша, когда мы доходим до конца.

— Может, в кино? — выпаливаю. Мне кажется, совместный просмотр фильма исключит неловкие ситуации. Пока Саша рассказывал про жизнь дипломатов, все было нормально, но вот его рассказ закончился, и я снова как не в своей тарелке. — Тут не далеко есть кинотеатр.

— Да, давай.

Мы поворачиваем направо и через пятнадцать минут быстрым шагом доходим до кинотеатра на Новом Арбате. Как раз успеваем к началу какого-то триллера с известными актерами. У кассы я достаю из сумки кошелек, чтобы заплатить за себя, но Саша, округлив удивленные глаза, тут же отодвигает мою руку в сторону.

— Ты меня оскорбляешь, — строго говорит.

Мне становится еще более неловко. Щеки тут же краснеют, но я слушаюсь парня и убираю кошелек обратно в сумку. Саша покупает нам билеты на средний ряд, попкорн, колу, и мы заходим в зал, где уже началась реклама.

Вот только мне не удается сосредоточиться на фильме. Локоть Саши касается моего локтя. Я хочу убрать свою руку, но боюсь, что это будет слишком демонстративно, поэтому продолжаю сидеть так. А кожа уже горит от чужого прикосновения. Саша милый и симпатичный, но чувство того, что я не в своей тарелки, не покидает меня.

Пытаюсь сконцентрироваться на триллере, но ни черта не получается. В мысли так и лезет Данил. Думаю о его учебе, пытаюсь угадать, какие языки он взял учить и какой потом будет его работа, в какие страны его отправят. А когда ладонь Саши неожиданно накрывает мою, меня сковывает ледяной страх.

И вдруг так грустно и горько становится от того, что я в кино не с Данилом и что это не его ладонь сейчас накрыла мою. Кажется, чем больше я сопротивляюсь Громову, тем сильнее меня к нему тянет. А сейчас я понимаю, что уже и сопротивляться не хочу.

Вот бы однажды пойти на свидание с Данилом… При мысли о том, что мы с Громовым можем провести вместе целый день, смеясь и целуясь, сердце начинает биться чаще. Меня уже даже не беспокоит его возможная девушка, которая могла быть у него в Швейцарии.

Подумаешь, была!

Она была, а я есть.

Аккуратно вытаскиваю свою ладонь из-под Сашиной. Чувствую, что он перевел взгляд с экрана на меня, но не смотрю на него в ответ. Взять сейчас и уйти будет очень невежливо с моей стороны, поэтому я остаюсь сидеть до конца фильма.

— Ну как тебе? — спрашивает с улыбкой Саша, когда мы выходим из зала.

— Хороший фильм, — приподнимаю уголки губ.

— Где ты живешь? Куда тебя проводить?

Быстро мотаю головой.

— Не надо, Саш, я сама доеду. Спасибо за прогулку и кино, — из вежливости я слегка приобнимаю парня и тут же скрываюсь в толпе людей, которая пошла вниз по лестнице.

— Я тебе позвоню, — доносится до меня крик Саши через несколько секунд.

Я не отвечаю.

Глава 35

Пока доезжаю до дома, успеваю извести себя разными мыслями. То честно признаюсь, что меня тянет к Данилу, и я хочу с ним быть, то снова начинаю злиться из-за его воображаемой бывшей девушки. В итоге решаю приказать себе не думать о том, что у него кто-то был. В конце концов, это ведь просто догадки. Причем, догадки с подачи Арины, которая посмотрела какой-то сериал про закрытую школу.

Но по крайней мере я точно понимаю, что с Сашей готова разве что дружить. Не хочу я, чтобы он накрывал мою ладонь своей во время просмотра фильма.

Вот только признания самой себе не делают меня ближе к Данилу. По-прежнему остается в подвешенном состоянии вопрос свадьбы мой мамы и его отца. Если они поженятся, не думаю, что мои возможные отношения с Данилом будут встречены с радостью. Особенно со стороны Сергея Юрьевича, который собрался стать губернатором. А мы с Данилом все-таки еще оба сильно зависим от родителей.

Домой я возвращаюсь к шести вечера: уставшая и грустная.

«Ну как свидание?», приходит сообщение от любопытной Арины, когда я с болью в спине и ногах валюсь на кровать.

«Нормально»

«Немногословно)»

«Он милый парень и все такое, но я ничего с ним не хочу»

«Зато сравнила с Данилом. Тоже полезно)»

Не то что бы сравнила, но просто поняла, что хочу видеть Громова в своей жизни не как друга. Да, совершенно точно не как друга. И, казалось бы, это именно то, чего и он тоже хочет, но все равно радости я не испытываю.

Слышу за окном шум въезжающего во двор автомобиля, хлопок двери снизу, а затем и быстрые шаги на второй этаж. У моей комнаты они притормаживают, но никто ко мне не стучит. А через несколько секунд открывается и закрывается дверь спальни Данила.

Обреченно вздыхаю и закрываю глаза. Наверное, я проваливаюсь в сон, потому что вдруг резко подскакиваю, когда слышу громкие голоса. Прислушиваюсь: мама и Сергей Юрьевич.

Оглядываю себя. Уснула в платье, в котором была сегодня в школе, а за окном уже начало смеркаться. Лениво потягиваюсь и направляюсь в ванную. Там я переодеваюсь в домашнюю одежду, смываю макияж и иду вниз.

Мать и Громов-старший на кухне, оттуда же доносится голос Данила.

— Всем привет, — вымучиваю улыбку, когда захожу к ним.

Мама расставляет на столе тарелки.

— Ужинать будешь? — спрашивает мать.

— Да, — сажусь на свое место напротив Данила.

Он бросил на меня быстрый взгляд, когда я вошла, а сейчас сидит в телефоне и быстро что-то печатает.

— Как школа, Маша? — спрашивает мама, ставя передо мной тарелку и накладывая мне жаркое из мяса с овощами.

Мать выглядит веселой. Совсем не похоже, что свадьба ее мечты висит под вопросом. Может, Данилу только кажется, что его отец сомневается в женитьбе? Или Громов-старший специально сказал так своему сыну?

Перевожу взгляд на Сергея Юрьевича. Он тоже вроде как в хорошем настроении.

— Все нормально, пока еще раскачиваемся, — отвечаю.

— Ты уже определилась, какие предметы будешь сдавать? Пора заняться поиском репетиторов.

— Ээ, — теряюсь. — Наверное, обществознание буду сдавать. Помимо русского, алгебры и английского.

— Обществознание? — переспрашивает меня Сергей Юрьевич. — А куда хочешь поступать?

— Это я еще не решила, но просто обществознание много куда подходит, поэтому выберу его.

Мама заканчивает накладывать нам всем еду, себе в тарелку бросает листья салата с помидорами черри, и мы приступаем к ужину.

— А когда выйдет интервью в журнале, которое мы давали? — спрашиваю.

— В следующем месяце, — отвечает мама.

— Нам предстоит еще одно интервью, — говорит Сергей Юрьевич.

Мы с Данилом дружно переводим взгляды на него.

— Теперь уже для подмосковного телеканала, — поясняет.

— Пап, ну это уже перебор, — недовольно отвечает Данил.

— Почему «перебор»? Мы только одно интервью давали.

— А его не достаточно?

— Не достаточно. У меня идет предвыборная кампания.

— Да я уже видел твои плакаты на столбах и рекламных щитах, пока ехал из универа. Сегодня развесили?

— Да, сегодня.

А я еще не встречала. Завтра в такси по дороге в школу обращу внимание.

— И когда это интервью для подмосковного канала? — спрашиваю.

— В воскресенье вечером, — поясняет мама. — Так что, Маша, на вечер воскресенья ничего не планируй. Ты должна быть дома.

— И ты, Данил, тоже, — добавляет Сергей Юрьевич.

Черт, я в воскресенье работаю. Придется отпрашиваться, а по выходным большой наплыв клиентов… Мне становится страшно, что начальнице это может не понравиться, и она меня уволит. Ну или, как минимум, будет очень недовольна. Я дорожу своей работой, она совершенно точно мне нужна. Несмотря на то, что я осознала свои чувства к Данилу, я по-прежнему не намерена сидеть на шее у его отца. И да, репетиторам я собираюсь платить сама.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Данил, как дела в университете? — спрашивает Громов-старший после минутной паузы.

— Нормально.

— И это все, что ты скажешь?

Я откладываю вилку на салфетку и поднимаю на Данила взгляд. Мне до ужаса интересно, как у него дела, нравится ли ему учеба. А после сегодняшнего рассказа Саши я и вовсе умираю от любопытства.

— Ну, сейчас решаю вопрос с языками, которые буду учить.

— Какие ты будешь учить? — мой вопрос вырывается автоматически.

Данил удивленно на меня смотрит.

— Тебе, Маш, это не интересно.

— Интересно! — выпаливаю.

Он скептически хмыкает.

— Данил, не поясничай, — строго говорит его отец. — Какие языки будешь учить? От них, вообще-то, зависит вся твоя будущая жизнь!

— Ой, пап, ты тоже не делай вид, что тебе интересно. Мы оба знаем, что это не так.

— Мне интересно, — вмешивается мама.

— Ну если только вам, Анжела Борисовна, — произносит с сарказмом. — Я буду учить хири-моту.

— Какой? — говорим в один голос я, мама и Сергей Юрьевич.

— Хири-моту, — повторяет чуть громче и четче. — Это язык, на котором говорят в Папуа — Новой Гвинее.

За столом воцаряется гробовое молчание. Данил обводит нас всех взглядом, а потом прыскает от смеха. Чем дольше он хохочет, тем быстрее мы все расслабляемся, понимая, что Громов пошутил.

— Так, а теперь серьезно, — грозно рычит Сергей Юрьевич.

— Ой, видели бы вы свои лица, — Данил продолжает смеяться. — Ну если серьезно, то арабский и китайский, если меня зачислят в эти группы.

— Ты снова прикалываешься! — возмущаюсь.

— Нет, я правда выбрал китайский и арабский и жду утверждения списков. Надеюсь, что меня зачислят в эти группы.

— То есть, тебя потом будут отправлять в Китай и арабские страны?

— Да.

— Но… — возражаю и тут же замолкаю.

— Что-то не так? — Данил приподнимает вверх брови.

— Но ведь это не интересные страны… — лепечу. — Ведь было бы лучше учить какой-нибудь европейский язык и поехать в Европу…

— Я говорю на английском и испанском, — пожимает плечами. — И в Европе почти везде был.

— А откуда ты знаешь испанский? — удивляюсь.

Данил как будто осекается и несколько секунд медлит с ответом.

— У меня в школе было много испанцев. Я с ними дружил.

— Арабский и китайский я одобряю, — встревает Сергей Юрьевич. — Но сможешь ли ты продолжить их учить в Испании после перевода? Ты узнавал, будут ли у тебя там арабский и китайский? Или ты уже передумал переводиться?

Я метаю растерянные взгляды между Громовым-старшим и Громовым-младшим, не очень понимая, о чем они говорят. Данил выглядит сконфуженным и снова медлит с ответом.

— Я еще не решил, — наконец, говорит. — Хочу посмотреть, как будет тут.

Сергей Юрьевич одобрительно кивает и снова принимается за еду. А у меня пропал аппетит.

Мне не нравятся языки, которые выбрал Данил. Китайский еще куда ни шло, интересно разок побывать в Пекине, но вот арабский…

— Данил, а если тебя отправят в Саудовскую Аравию? — не выдерживаю и возмущенно восклицаю.

— Ну, значит, я поеду в Саудовскую Аравию.

— Но там же опасно!

— С чего ты взяла? В этой стране фонтан из нефти и абсолютно безопасно.

— Я не думаю, что там «абсолютно безопасно».

— Маша, я сейчас подумаю, что ты боишься за мою жизнь.

В его глазах пляшут веселые черти, а меня задор Данила только еще больше злит.

— А ты подумал о своей будущей семье? — я отложила столовые приборы в стороны, и меня уже не остановить. — Что твоя жена будет делать в Саудовской Аравии? Ей же придется ходить в парандже!

Я чувствую на себе удивленные взгляды Сергея Юрьевича и мамы, но мне по фиг.

Я крайне возмущена тем, что Данил будет учить арабский язык!

— На территории российского посольства можно ходить без паранджи.

— А в городе?!

— А в город зачем выходить? Российское посольство — это же не просто одно здание. Это огороженная территория, на которой находится само посольство, многоквартирные дома для сотрудников, русская школа для детей, поликлиника, магазины с отечественными продуктами и даже церковь.

— Но это же, получается, тюрьма!

— Нууу… — Данил возводит глаза к потолку, как бы задумываясь. — Наверное, да. Маша, а почему тебя это так интересует? — вскидывает бровь.

— Просто.

Я снова беру в руки приборы и принимаюсь остервенело резать мясо. Мама заводит разговор о новом интервью, они с Сергеем Юрьевичем обсуждают, где его лучше давать, чтобы интерьер по телевизору не повторялся с тем, что будет в журнале, и решают провести беседу с репортерами в кабинете Громова-старшего.

Мне нужно выловить маму и задать ей вопросы по поводу свадьбы, поэтому после ужина, когда Сергей Юрьевич и Данил уходят к себе, а мама идет плавать в бассейн, я направляюсь следом за ней.

Глава 36

За месяц жизни у Громовых я ни разу не пользовалась благами их дворца. Не ходила ни в спортзал, ни в сауну, ни в бассейн. А мама же развернула тут целое домашнее спа, как будто ей мало профессионального, который она посещает каждую неделю.

— Что это? — заглядываю в пластиковое ведерко с черной кашей внутри.

— Кофейный скраб для тела.

— А это? — смотрю в соседнее.

— Глиняная маска.

Мама заходит в парилку, я следом за ней. Не могу сказать, что я любительница высокой температуры, но мне надо настроиться на одну волну с матерью, чтобы она легко мне обо всем рассказала, ничего не заподозрив. Например, того, что между мной и Данилом что-то было.

— Маш, быстрее определяйся с поступлением, иначе не успеешь подготовиться, — мама ложится на скамейку.

Я поправляю купальник и ложусь на другую от мамы сторону.

— Да, надо.

— Тебя к чему тянет хоть?

— К чему-нибудь гуманитарному.

— Иди туда, где Данил.

Меня аж передергивает от перспективы того, что я могу быть отправлена в ссылку куда-то на другой конец земного шара.

— Нет, туда точно не пойду.

— А куда тогда?

Я не отвечаю сразу, погружаясь в мысли. В детстве я хотела быть актрисой, но сейчас даже не осмеливаюсь произнести это вслух. Мама посмеется и скажет, что я глупая. Ну какая еще актриса?

— Пускай будет юридический. Полезная профессия. Юристы везде нужны, в каждой компании. Без работы не останусь.

— Да, — отвечает мама, помедлив. — Не плохо.

Мне становится слишком жарко, и я выхожу из сауны в душ, прихватив с собой кофейный скраб. Натираю себя этой черной кашей, смываю и возвращаюсь к маме.

— Тебе не душно? — удивляюсь, как она может так долго находиться в сауне.

— Пора выходить.

Но где-то еще около получаса мы проводим в глине и только после этого наконец-то прыгаем в бассейн. В детстве мы с Данилом тут плавали. Один раз даже произошел неприятный казус, когда у меня развязался верх купальника, а я этого не заметила и продолжила плыть. Спохватилась, только когда доплыла до бортика. Данил в этот время сидел на шезлонге и типа смотрел в телефон. Я тогда порадовалась, что он был увлечен гаджетом и не заметил. А теперь мне почему-то кажется, что все он заметил, и смотрел отнюдь не в экран мобильника.

— Мам, — подплываю к ней. — Я хотела тебя спросить, определились ли вы уже с датой свадьбы. Ну мне так, чтобы понимать для себя. Я же буду подружкой невесты у тебя. Хочу уже начать готовиться, это ведь очень важное событие.

— Нет, еще не определились.

— Почему? — удивляюсь.

— Сережа сомневается в ее целесообразности сейчас. Думает, что, возможно, будет лучше пожениться после выборов.

Мама говорит об этом спокойно, без толики сожаления, хотя она уже и платье выбрала, и обсудила с дизайнером декор.

— А почему после выборов? Это же не скоро…

— У Сережи сейчас очень высокий рейтинг, он боится что-либо менять в жизни. Вдруг рейтинг упадет? А так он пока лидирует по сравнению с остальными кандидатами. В общем, до выборов лучше ничего не трогать.

— А он точно настроен на тебе жениться? — осторожно уточняю.

В моей памяти свежи слова Данила о том, что он убеждает своего отца не жениться на моей маме. Мне интересно, известно ли ей об этом, но если я сейчас это скажу, есть риск, что выдам Данила.

Мама пожимает плечами.

— Свадьба как таковая для меня уже не в приоритете. У нас и так все хорошо.

— Почему? Ты же очень ее хотела, собиралась устроить свадьбу своей мечты… — я все еще не могу поверить, что мать настолько спокойна.

— Сережа выплатил все наши долги, так что почему я должна быть расстроенной?

Меня словно по голове треснули.

— Какие долги?

— Которые твой отец оставил нам в наследство. Набрал кредитов, чтобы развивать свои убыточные рестораны, и умер. А мне расхлебывать пришлось.

Она снова говорит о папе таким пренебрежительным тоном, что у меня слезы на глаза наворачиваются. Неужели она совсем его не любила?

— Мам, а ты с Сергеем Юрьевичем только из-за денег, да? — мой вопрос звучит слишком резко.

Она бросает на меня удивленный взгляд.

— Бестактный вопрос невоспитанной девушки, Маша.

— Ну как ты меня воспитала, такие вопросы я и задаю, — язвлю.

— Сбавь тон. С матерью разговариваешь.

— Ты не ответила. Ты с ним только из-за денег?

— Мария! — повышает голос.

— Понятно, можешь не отвечать, — я плыву к лестнице. — Надеюсь, он на тебе так и не женится, — высказываю напоследок.

Я знаю, что теперь у матери будет на меня вселенская обида, но мне все равно. Быстро заматываюсь в полотенце и спешу к себе. Под дверью Данила виднеется щелка света, и я притормаживаю у наших дверей. В свою комнату не захожу, продолжаю смотреть на свет на паркете. А потом делаю глубокий вдох и громко стучу к Данилу.

— Маша? — удивляется, открыв дверь. — Почему ты мокрая?

Только сейчас я замечаю, что толком не вытерлась и с меня стекает вода.

— Я была в бассейне. Можно к тебе?

— Конечно, проходи, — открывает дверь шире.

Данил подходит к шкафу, достает большое полотенце, возвращается ко мне и принимается меня в него кутать.

— Я говорила со своей мамой, — голос дрожит, и я чувствую, как горячая слеза скатывается по щеке.

— О чем?

— Об их свадьбе. Она сказала, что до выборов ее не будет, потому что у твоего папы сейчас высокий рейтинг, и он боится что-либо делать, что может его снизить. Я спросила, а точно ли будет свадьба после выборов, на что она ответила, что ей свадьба уже не важна. Типа и так все хорошо.

— Ну я же говорил тебе, что у них отношения по расчету.

Шмыгаю носом.

— Ну чего ты плачешь? — Даня прижимает меня к себе и целует в волосы.

— Зачем они тогда вместе?

— Я надеюсь, что рано или поздно они расстанутся.

— А если не расстанутся? Как тогда мы с тобой… — я замолкаю. Хотела спросить «Как тогда мы с тобой будем вместе?», но смущение не позволило закончить фразу.

— Мне все равно на них, Маш. Я хочу с тобой быть.

Может, Данил прав, и мне тоже стоит думать о себе, а не о своей маме и уж тем более не о выборах его отца? Поднимаю на Громова лицо. Ох, он такой красивый. И умный. И интересный. С ним хочется целоваться и говорить о разном.

Но сейчас — целоваться.

Привстаю на носочки и первая тянусь к его губам. Они теплые и мягкие. Наш легкий поцелуй постепенно перерастает в крепкий, руки Дани сильнее сжимают мое тело. Я хочу быть с ним, быть его девушкой. Хочу ходить на свидания и вместе фотографироваться в Инстаграм. Ведь Данил самый лучший парень из всех, кого я встречала.

— Я хочу быть твоей девушкой, — шепчу, прерываясь на глоток воздуха.

Даня отрывает меня от пола и кружит по комнате.

— Я уже и не мечтал, — смеется и еще раз меня целует.

— И я хочу свидания! Много свиданий!

— У нас будут самые красивые свидания, — целует мое лицо. — Как в твоих любимых мелодрамах.

— И еще я не хочу, чтобы ты учил арабский язык.

— А вот тут ты уже наглеешь, — в голосе Данила появляются строгие нотки.

Ладно, решаю сейчас не спорить, поэтому просто отвечаю на его поцелуй.

Глава 37

Я выхожу из школы и тут же ищу глазами машину Данила. Сегодня наше первое свидание. Автомобиль Громова припаркован в метрах двадцати, и я стремительно направляюсь к нему, не боясь, что меня увидит кто-то из одноклассников или учителей. Мне абсолютно все равно, даже если кто-то доложит маме.

— Привет! — не успеваю захлопнуть дверь машины, как тут же оказываюсь в крепких объятиях Громова.

— Привет, — он целует меня в губы жадно и настойчиво, как будто не видел целую вечность и скучал. Хотя мы расстались только сегодняшним утром, когда Данил привез меня в школу. — Машка моя, — выдыхает сквозь поцелуй.

Когда он произносит слово «моя», губы сами собой расползаются в глупой счастливой улыбке.

— Это тебе, — Данил тянется к заднему сиденью и вручает мне букет роз.

— Ого, — завороженно смотрю на цветы. — Спасибо.

Нежно-розовые и белые розы собраны в аккуратный букет и завернуты в сиреневую бумагу. Я подношу цветы к лицу и глубоко вдыхаю их аромат.

— Они прекрасны, — целую Даню в губы.

— Для самой прекрасной девушки самые прекрасные цветы.

Данил поворачивается к рулю и заводит автомобиль.

— Куда мы едем? — спрашиваю, застегивая ремень.

— Сначала пообедаем, а потом сюрприз.

При слове «сюрприз» в груди появляется приятное волнение. Я обожаю сюрпризы, а получать их от Данила, кажется, теперь мой новый вид удовольствия.

Мы приезжаем в дорогой итальянский ресторан в центре Москвы. Данил знает, как я люблю пиццу и пасту, поэтому другое заведение для нашего первого свидания он выбрать не мог. Мне снова легко с Данилом, как и четыре года назад. Мы много говорим и смеемся, он рассказывает мне забавные случаи из Швейцарии.

Но только теперь мы больше, чем друзья, и это будоражит во мне восторг. Мы сидим за столиком не напротив друг друга, как это всегда было раньше, а рядом, на одном диванчике. Даня обнимает меня за плечи и между историями о своей школе целует и шепчет что-нибудь нежное.

Не помню, когда последний раз мне было так хорошо. Я абсолютно точно и бесповоротно влюблена в Данила Громова и готова признаться в этом не только самой себе, но и ему. Но, конечно, молчу. Я хочу, чтобы Данил первый сказал мне эти три заветных слова.

У меня крутится на языке вопрос про его бывшую девушку или даже девушек, но в итоге решаю не спрашивать. Зачем тащить в наши отношения посторонних людей, которые остались где-то в прошлом? Ну была у него там подружка, может, даже и не одна, и что? Сейчас же у Дани только я.

— Машка, у меня крыша от тебя едет, — зарывается лицом в мои волосы на затылке.

У меня от тебя тоже.

— Ой, да ладно тебе, — кокетничаю.

— Угу, Маш.

Мы заходим на новый поцелуйный круг. Наверное, на нас уже странно поглядывают официантки. Ох, мне абсолютно все равно, и я ничуть не стесняюсь так много целоваться в общественном месте. Я восхищаюсь Данилом. Тем, какой он красивый, умный и интересный одновременно. А еще очень нежный и заботливый. Просто самый лучший.

После ресторана Данил везет меня в далекое Подмосковье в противоположной от нашего дома стороне. И не говорит, куда, потому что сюрприз. А я уже вся извелась, гадая, что же такого интересного и загадочного он приготовил.

Только одно омрачает дорогу: всюду на столбах и рекламных щитах области висит портрет Сергея Юрьевича с подписью «Наш кандидат! Голосуй за Сергея Громова, измени жизнь Подмосковья к лучшему». По Данилу видно, что его тоже это напрягает. Как только начались плакаты, он замолчал и смотрит ровно в лобовое стекло, сцепив челюсть.

— Как думаешь, твой папа выиграет выборы? — осторожно спрашиваю.

— Не знаю… Пока у него самый высокий рейтинг. Посмотрим, что будет дальше.

— А ты хочешь, чтобы он выиграл?

— Мне все равно.

— А зачем он решил пойти на выборы?

— У моего отца всегда были большие амбиции. Ну и он чиновник до мозга костей.

— А что будет, если он не выиграет? — не унимаюсь.

Даня пожимает плечами.

— Не знаю, Маш. Мне все равно. Ну расстроится, наверное. Позлится какое-то время. Может, на следующие выборы тогда пойдет. Я не желаю ему проиграть, но в то же время мне абсолютно все равно, выиграет он или нет.

Я осторожно скашиваю взгляд на Данила. Лично мне его папа всегда казался вполне милым и приветливым: и давно в детстве, и сейчас. Но у Дани с ним отношений нет совсем, и это как-то грустно. Даже я со своей мамой общаюсь больше и лучше, чем Данил с отцом. Странно, почему у них так сложилось.

Мы еще не приехали на место сюрприза, но я уже догадываюсь, что это будет, и расплываюсь в улыбке до ушей. В паре километров от нас в небе летают красивые воздушные шары.

— Боже, Даня… Я, вообще-то, боюсь высоты!

Он смеется.

— Да брось, с нами будет пилот.

В груди загорается огонь предвкушения. Да, я действительно боюсь высоты, но полетать в небе на воздушном шаре — это же мечта!

Данил паркуется на специальной парковке рядом с другими автомобилями. Держась за руки, мы заходим в помещение администрации. Даня называет свою фамилию, и нас ведут к нашему шару. Он уже надут и в форме огромного красного сердца.

— Привет, ребята, — здоровается с нами парень лет тридцати. — Меня зовут Кирилл, и я буду вашим пилотом. Сейчас проведу вам краткий инструктаж по технике безопасности, и мы отправимся в небо, где вы сможете встретить закат.

Наверное, пилота нужно слушать внимательно, но я в таком восторге от происходящего, что не могу ни на чем сконцентрироваться. Небо над нами украшено разноцветными шарами: желтыми, красными, синими, зелеными.

Мое сердце заходится бешеным ритмом: то ли от страха, то ли от радости и предвкушения полета. Не знаю, не могу понять. Да и не важно. Главное, что я впервые вы жизни испытываю подобные эмоции.

Наконец-то мы залезаем в корзину. Даня обнимает меня сзади, а пилот принимается проделывать манипуляции с огнем над нашими головами — и вот мы уже отрываемся от земли.

В крови происходит резкий выброс адреналина.

— Боже, Даня, мне страшно, — визжу и зажмуриваюсь.

Он крепче сжимает меня в руках и смеется над ухом.

— Не бойся, я с тобой, — нежно целует меня в щеку, а я осторожно со страхом разлепляю веки и смотрю на стремительно удаляющуюся землю.

Дух захватывает. Под нами зеленая трава и лес. Мы летим все выше и выше, и вот я уже вижу реку. Ветер колышет мои волосы, а сердце то замирает, то, наоборот, пускается вскачь. Я чувствую тепло Данила. Он продолжает обнимать меня со спины и нежно целовать в висок и щеку.

— Посмотри прямо, — говорит на ухо.

Я отрываю взгляд от земли и смотрю ровно перед собой. Небо окрасилось в теплый розово-оранжевый цвет, а огромный шар солнца спускается за линию горизонта.

— Даня, это самый красивый закат в моей жизни, — выдыхаю.

Он не отвечает. Кладет подбородок на мою макушку и, хоть я и не вижу, но знаю, улыбается. Я не достаю из сумочки телефон и не фотографирую закат. Я хочу запечатлеть его в своей памяти. Хочу навсегда запомнить каждый оттенок неба. Розовый и оранжевый становятся темнее, а солнце опускается еще ниже. Я жадно всматриваюсь в горизонт, боясь упустить малейшую деталь.

Мне хочется остановить это прекрасное мгновение, но время идет, и чем ниже опускается солнце, тем темнее становится небо.

— Приступаем к снижению, — объявляет пилот.

Я силой отрываюсь от горизонта и поворачиваю голову к Данилу. Мы завороженно смотрим друг на друга, не произнося ни слова. Он нежно гладит меня ладонью по щеке, я разворачиваюсь к нему всем корпусом, и мы одновременно тянемся друг к другу за поцелуем.

— Сегодня был лучший день в моей жизни, — говорю, когда мы соприкасаемся лбами.

— И в моей.

Даня прижимает меня к себе, и я, уютно устроив голову на его груди, продолжаю смотреть на небо, которое уже покрыли сумерки.

Глава 38

Я отпрашиваюсь у начальницы на воскресенье, потому что к нам приедут брать новое интервью. Елена отпускает меня, но с условием, что я отработаю ночную смену с субботы на воскресенье.

Я не сказала Данилу, что работаю, поэтому мне предстоит как-то объяснить ему свое отсутствие ночью. Я не придумываю ничего лучше, чем поставить его перед фактом о том, что еду с ночевкой к Арине. Мол, мы давно договаривались.

Знаю: лгать своему парню — не хорошо. Но я не могу вот так взять и объявить Данилу о том, что работаю официанткой в баре. Для этой информации его нужно морально подготовить. Громов может быть резок и категоричен. А сейчас, когда у него есть на меня права, он совершенно точно не потерпит, чтобы я дефилировала по ночам перед пьяными мужиками в короткой юбке-пояс и колготках в сеточку.

В общем, нам с Данилом предстоит тяжелый разговор, и я решаю отложить его до лучших времен. А пока буду как-нибудь выкручиваться, хоть это и очень сложно, живя в одном доме.

Громов, ожидаемо, отпускает меня «к Арине с ночевкой», скрипя душой. Долго высказывает недовольство, потом читает нотации и дает наставления. Я на каждое слово послушно киваю, лишь бы побыстрее прекратить разговор. В восемь вечера я собираю рабочую униформу и уезжаю. Данил порывается отвезти меня к Арине, но мне кое-как удается от этого откреститься.

Я обязательно, обязательно расскажу ему правду, но когда он будет к ней готов, обещаю сама себе.

В десять вечера я переступаю порог бара и сразу понимаю, что ночка будет тяжелой. Столики битком, даже за барной стойкой нет мест. Протискиваюсь сквозь толпы посетителей и скрываюсь в помещении для персонала. Вешаю свои джинсы и кофту на вешалку в шкаф, а сама облачаюсь в короткий топ, открывающий пупок, мини-юбку, колготки в сетку и кеды. Волосы собираю в высокий хвост, делаю на лице яркий макияж и выхожу в зал с подносом.

Это какая-то вакханалия. На танцполе уже вовсю дрыкаются не очень адекватные люди. Громкий гогот за столиками порой перекрывает орущую музыку. Бар и кухня не справляются с объемом заказов, посетителям приходится ждать по полчаса, из-за чего они, недовольные, высказывают претензии официанткам.

— Девушка, почему так долго!? — орет на меня девица.

Натягиваю на лицо самую вежливую улыбку, какую только возможно, и кричу, что есть сил, чтобы эта дура меня расслышала:

— Приношу извинения от лица нашего заведения. К сожалению, слишком большой наплыв, но ваш заказ уже в работе.

Посетительница снова возмущается, но компания за соседним столиком взрывается смехом, и я не слышу, что она говорит. Еще раз улыбнувшись, убегаю с подносом к кухне. Одно радует — сегодня будут хорошие чаевые.

— Маш, надо убрать пятый и шестой столики и подготовить их к приходу новых посетителей. У них бронь на половину первого, — говорит мне хостес.

— Хорошо.

Я собираю с пятого и шестого столов пустые стаканы и тарелки, но унести их получается только в три захода. Затем тщательно вытираю столы, соединяю их и ставлю табличку «Reserved».

— Маш, Оле стало плохо, восьмой столик тоже сейчас на тебе, — снова подбегает ко мне хостес.

Закатываю глаза. Вечно как много работы, так Оле резко плохо, и она по часу отсиживается в подсобке. За восьмым столиком мужская компания. Их четверо, всем около тридцати или больше. Не люблю таких. Они приходят на всю ночь без своих женщин, поэтому без стеснения лапают официанток глазами и отпускают похотливые комментарии.

Вот и сейчас. Я подхожу к ним с подносом, чтобы убрать пустые стаканы, а на мой голый живот и ноги без стеснения пялятся. Я не имею права им возразить, поэтому молча проглатываю это, хотя внутри все клокочет от гнева.

— А ты красивая! — громко говорит один из них и показывает мне большой палец вверх. Его друзья дружно начинают ржать, как стадо лошадей.

Ставлю на поднос последний пустой стакан и резко разворачиваюсь от компашки придурков. Но после того, как отнесу грязную посуду, мне нужно будет вернуться к ним и вежливо поинтересоваться, не хотят ли они заказать чего-нибудь еще. Самое ужасное — такие компании невоспитанного быдла мужского пола почти не оставляют чаевых.

— Что-то еще желаете заказать? — возвращаюсь к ним.

— А в меню есть услуга потрогать официантку? — спрашивает все тот же.

— Нет, такой услуги нет. Напитки или закуски желаете?

Придурок опускает свою ручищу мне на талию и тут же ведет ее ниже. Резко отскакиваю от него на шаг. Нет, я не буду обслуживать этих идиотов.

Стремительно направляюсь в подсобку. Оля сидит на стуле, вытянув ноги на табуретку напротив. Ее глаза закрыты. Не открывает их, даже когда я захожу.

— Оль, — трясу ее за плечо.

Коллега резко подскакивает, и я понимаю, что она уснула!

— А? Что? — вертит головой по сторонам.

— Тебя заждался твой восьмой столик.

Тут же делает страдальческое лицо.

— Маааш, у меня месячные, тааак живот болит, — хнычет.

— У меня тоже месячные и тоже болит живот, поэтому давай-ка компашку придурков за восьмым обслуживай сама, а я тут посижу на твоем месте.

Оля простреливает меня ненавидящим взглядом, но все-таки поднимается. Я тут же опускаюсь на стул и тоже вытягиваю ноги на табуретке. Оля припудривается в зеркале и с каменым лицом выходит в зал. Оставшись одна, я прикрываю глаза.

Пять минут. Посижу пять минут и пойду работать.

Но не проходит и трех минут, как дверь подсобки резко распахивается и влетает хостес.

— Маша, блин! Я тебя везде ищу!

— Дай пять минут посидеть? — мне приходится на нее посмотреть. — Оля тут полчаса отсиживалась.

— Поэтому Оля на грани увольнения, а ты нет! Пришла компания за пятый и шестой, они на тебе. Надо принять заказ.

— Сейчас выйду.

— Не сейчас, а сейчас же!

С тяжелым вздохом я поднимаюсь, беру поднос в руки и выхожу в шумный зал. Протискиваюсь сквозь толпу к пятому и шестому столикам, но, оказавшись перед ними, застываю, как вкопанная.

В большой группе новых посетителей я узнаю школьных друзей Данила: Савелия, Дашу, Юлю и всю их честную компанию…

Глава 39

Они не видят меня. Уткнулись вдесятером в меню, переговариваются. Я продолжаю стоять на одной точке, судорожно соображая, что делать.

Вот почему из всех баров Москвы они приперлись именно в этот???

Нет, я не буду обслуживать их компанию. И они не должны меня увидеть. Поворачиваюсь к восьмому столику. Оля с каменным лицом что-то выслушивает от четырех дегенератов мужского пола. Затем кивает и удаляется в сторону подсобки. Стремительно направляюсь за ней.

— Оль, — врываюсь в помещение. Коллега со страдальческим выражением лица снова уселась отдыхать. — Оль, а давай я мужиков за восьмым на себя возьму?

Девушка переводит на меня недоверчивый взгляд.

— С чего бы это?

— А ты возьмешь компанию за пятым и шестым. Там группа мажоров, они наверняка оставят хорошие чаевые.

Оля сводит глаза в подозрительном прищуре.

— В чем подвох?

— Я знаю людей из этой компании, — решаю сказать честно. — Не хочу их обслуживать.

Коллега молчит, размышляя соглашаться или нет.

— Оль, я хорошо их знаю и уверяю тебя: на чаевые они не поскупятся. И никто не будет отпускать в твой адрес сальные шуточки и пытаться полапать тебя.

— Ладно, — отвечает помедлив. — Но если они не оставят чаевых… — она предупреждающе тычет в меня указательным пальцем.

— То я отдам тебе все свои, которые заработаю за эту ночь.

Ольга довольно кивает и выходит из подсобки.

Мне нужно перевести дух прежде, чем я снова окажусь в зале. Друзья Данила сидят за пятым и шестым столиками, а мне придется обслуживать восьмой. За седьмым столом тоже довольно шумная компания из четырех человек, ими занимается другая официантка. В зале темно, много людей, а я в таком виде, что с первого взгляда меня не узнать. Надеюсь, пронесет.

У четверки аборигенов уже пустеют стаканы, поэтому нехотя направляюсь к ним, стараясь находиться спиной к друзьям Данила. Пока убираю грязную посуду, выслушиваю в свой адрес еще парочку плоских шуток.

— Девушка, телефончик оставишь? — не унимается тот, что опускал руку мне на талию.

Мне приходится приложить максимум усилий, чтобы не опустить ему на бошку поднос с пустыми тарелками. По правилам нашего бара, клиентам хамить нельзя. Даже если они ведут себя настолько неподобающе, как эти. В самом крайнем случае охрана попросит их покинуть заведение, но вот что имеется в виду под «крайним случаем» я до сих пор не поняла.

Несколько человек из компании Данила отправляются на танцпол, так что мне приходится прикрываться подносом, пробираясь через толпу к другим столам или бару с кухней. Мне интересно, приглашали ли они Громова. Он мне не говорил, что его зовут в бар.

На секунду проскакивает страшная мысль: а не заявится ли сейчас сюда Данил? Ну просто провести время с друзьями. Но ведь в этом случае, будучи моим парнем, он же должен был поставить меня в известность?

Время идет, а Данила все нет, и я успокаиваюсь. Его не будет. Друзья или не позвали его, или позвали, но он отказался. Придурки за восьмым столом уходить не собираются. Наоборот, мне кажется, что они решили сидеть до победного, пока я не оставлю номер телефона идиоту, который так и норовит прикоснуться ко мне.

— Маашааа, — читает мужик мой бейджик. — Ну что же ты такая растеряша?

— В смысле? — оглядываюсь по сторонам. — Я что-то потеряла?

— Да, принца своего сейчас потеряешь, — показывает на себя. — Телефончик дай уже, а.

Снова натягиваю на лицо натренированную улыбку.

— Простите, правилами заведения это запрещено.

Я разворачиваюсь, чтобы уйти, но мужик поднимается с места и направляется следом за мной. Он неустойчиво стоит на ногах, но я все равно ускоряюсь на всякий случай. Пробираясь сквозь танцующую толпу, я теряю бдительность и сталкиваюсь с кем-то лоб в лоб.

— Ааааай, — верещит девушка и накрывает лоб рукой, согнувшись пополам.

— Простите, — громко говорю ей, хотя у самой тоже ушиб.

Но уже через секунду я понимаю, что налетела на Дашу. Меня тут же прошибает холодный пот. Я не успеваю сделать шаг, как она отрывает ладонь от руки и смотрит на меня. Мгновение — и выпучивает глаза, как будто увидела перед собой привидение.

— Маша!? — восклицает. — Ты?

Я бы хотела сказать, что она обозналась, и я не Маша, а Катя, но взгляд стервы перемещается на мой бейджик.

— Куда убегаем? — слышится заплетающийся голос над ухом, и на мое плечо опускается огромная ручища клиента.

Даша продолжает меня рассматривать, уже позабыв о своем ушибе, а я нахожусь в состоянии, близком к обмороку. Надо проваливать отсюда.

Сбрасываю с себя чужую руку и, ничего не ответив Даше, мчусь в женский туалет. Все кабинки заняты, поэтому я просто приваливаюсь к стене. Но уже через минуту дверь распахивается и влетает Даша.

Господи, что ей нужно?

— Маша!? — не то восклицает, не то вопрошает.

На стерве короткое платье, отделанное серебряными пайетками, а на плече висит сумочка на длинной цепочке. Макияж не броский и красивый. У этой дуры всегда было хорошо со вкусом.

— Чего тебе? — отвечаю недружелюбно.

Даша, приоткрыв рот, медленно обводит меня взглядом с головы до ног и обратно.

— Ты что, работаешь тут!? — наконец-то догадывается.

— Надо же какая ты сообразительная.

— Да уж тупой я никогда не была.

— Рада была повидаться. Пока, — я хочу обойти Дашу, но она перекрывает мне путь.

— А Данил знает, что его сводная сестричка работает официанткой?

Словосочетание «сводная сестричка» меня больно задевает. Я девушка Данила, а не сводная сестра или кто-то еще. Причем, его любимая девушка.

— А Даня разве еще вам всем не сказал? — изображаю удивление. Мне хочется уесть эту стерву. — Мы встречаемся. Так что у тебя нет шансов, Дашенька. Впрочем, у тебя их никогда не было, ведь Данилу всегда было по фиг на тебя. Как там, во френдзоне? Поделишься впечатлениями?

Дарья за секунду меняется в лице.

— Встречаетесь!? — не верит. — Если только в твоих больных мечтах.

— Больные мечты по поводу отношений с Данилом всегда были у тебя. А у меня самая что ни на есть реальность. Я и Данил вместе, — невозмутимо улыбаюсь. — Даня любит меня, — добавляю.

Мимо нас заходят и выходят девушки, кто-то моет руки и, слыша разговор, с любопытством поглядывает в нашу сторону.

— Святая простота, — качает головой Даша. — Нет, я, конечно, всегда знала, что ты дура, но чтобы НАСТОЛЬКО… У Данила, вообще-то, давно есть девушка, Маша, и это не ты.

От ее слов у меня внутри все опускается. Нет, Даша лжет. И вообще, пора с ней завязывать и возвращаться в зал, а то меня уже, наверное, ищут. Мне плевать на эту дуру. Пускай доложит Данилу, что я работаю, мне все равно. Я и так собиралась ему сказать. Ну да, узнает не от меня, разозлится. Но ничего страшного, пообижается и перестанет.

— Я тебе не верю, — снова хочу обойти Дашу, как она хватает меня за предплечье.

— В фейсбуке у него посмотри, дура. Данил даже не скрывает, что у него есть девушка.

На этих словах она разворачивается и первая покидает туалет, а я так и остаюсь растерянно стоять.

В фейсбуке? У меня нет фейсбука. У меня только Вконтакте, где Данил до сих пор в черном списке. Не успела еще его достать. И Инстаграм у меня есть, там я вчера подписалась на Данила, но фоток у него очень мало.

А фейсбука у меня нет и никогда не было…

С быстро бьющимся сердцем я забегаю в освободившуюся кабинку и приваливаюсь там к кафельной стене. Достаю из кармана короткой юбки телефон и дрожащими пальцами принимаюсь регистрироваться в фейсбуке. Меня до ужаса бесят поля вроде «дата вашего рождения», мне хочется побыстрее создать страницу, чтобы найти в соцсети Данила.

Наконец-то, создав аккаунт, я вбиваю в поиске Danil Gromov. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, хоть бы эта дура меня обманула.

Поиск выдает мне Данила почти сразу. Сердце стучит в ушах, а коленки подрагивают. Я боюсь к нему заходить, но все-таки делаю это, проваливаюсь на страницу Громова и первое, что вижу, — семейное положение: «В отношениях с Джоанной Гонсалез». А ниже на стене множество их совместных фоток. Самая свежая датирована концом июля.

Глава 40

Слезы застилают глаза, а затем падают на экран телефона крупными градинами. Я просто не могу в это поверить. Даня… Он что, обманывал меня? И если у него уже есть девушка, то кто тогда я? Любовница?

Закрываю рот ладонью, чтобы заглушить всхлип. Чувство предательства обжигает все тело. Я сползаю по кафельной стене и утыкаюсь лицом в колени, продолжая рыдать. Это самый настоящий нож в спину, и я как будто чувствую, как он вонзился в меня. Проткнул внутренности, и теперь я истекаю кровью.

Он обманул меня! Обманул! Обманул! Предал! Говорил о любви, а у самого в это время была девушка…

А я поверила… Снова ему поверила…

Не знаю, сколько я так сижу на полу туалетной кабинки, заливая все слезами. Отрываю голову от коленей, только когда звонит телефон.

— Маша, ты где???? — орет на меня хостес.

Сглатываю тяжелый ком.

— В туалете.

— Мы зашиваемся!!!! Срочно возвращайся в зал!!!

Это приводит в чувство. Еще пару раз всхлипнув, пытаюсь встать, но тут же испытываю боль в затекших ногах. Прихрамывая, выхожу из кабинки и подхожу к зеркалу у раковин. Косметика размазана по лицу черно-красными пятнами. Не обращая внимания на странно косящихся в мою сторону девушек, умываюсь с жидким мылом из дозатора.

В зале продолжает твориться черти что. На моей памяти таких неадекватных посетителей еще не было. Мужики за восьмым продолжают сидеть, но я принципиально не подхожу к ним, занимаясь другими столиками. А в компании Данила меня уже все замечают. Наверняка Даша им рассказала, и они ждали моего появления.

Савелий приветливо машет мне рукой и улыбается. Мне хочется показать ему средний палец, но я просто отворачиваюсь. Интересно, Даша уже доложила Данилу? Я уверена, что да. Она не могла не воспользоваться этим против меня.

Мысль о Громове снова больно вонзается в сердце острой стрелой. Глаза опять начинает щипать, и я стараюсь отогнать мысли о Даниле. Но выходит фигово. Я смотрю на грязный стол, заставленный пустыми стаканами, а вижу его совместную фотографию с темноглазой кудрявой брюнеткой. Джоанна Гонсалес. Испанка, кажется. Он прижимал ее к себе, а она счастливо улыбалась.

Смахивая с щек слезы, все-таки направляюсь к восьмому столу. Не глядя на идиотов, складываю на поднос пустые тарелки и стаканы.

— А чего мы такие грустные? Обидел кто? — снова пристает ко мне тот же.

Я не реагирую, даже не поднимаю взгляда. Вся грязная посуда на поднос не помещается, поэтому мне приходится вернуться к их столу снова.

— Девушка, мне еще чипсов, — просит другой.

— Хорошо.

Направляюсь к бару за чипсами. Мне приходится подождать минут десять, пока Вася освободится от коктейлей и насыпет в тарелку закуски. Неожиданно сзади на мое плечо опускается чья-то ладонь, заставляя меня вздрогнуть и резко обернуться.

— Привет! — ко мне подошел улыбчивый Савелий. — А ты работаешь тут, да?

Он такой веселый и беззаботный, что мне хочется заехать ему по роже. Брезгливо сбрасываю со своего плеча его ладонь.

— Как видишь.

— А почему?

— А почему люди работают?

— Ну, в смысле, тебе это зачем? Ты же еще в школе учишься?

— Не твое собачье дело, — огрызаюсь, беру с барной стойки чипсы и направляюсь к восьмому столу, оставляя ошарашенного Савелия одного.

Но сделав несколько шагов, я тут же замираю. Потому что в бар врывается разъяренный Данил. Это очевидно по тому, какой он красный и запыхавшийся, как будто пробежал кросс. Громов быстро вертит головой по сторонам, кого-то ища, а я так и продолжаю стоять, чувствуя новый приступ обиды и горечи.

Еще сегодня днем я сидела у него на коленях в плетеном кресле на балконе. Целовалась с ним, дышала им. Мое первое «люблю» было готово сорваться с губ.

А в это время у него была девушка…

В темном помещении бара взгляд Данила наконец-то выхватывает меня. Его глаза сужаются, и Громов тут же устремляется в мою сторону.

— Маша, это как понимать!? — налетает на меня сходу. — Какого фига ты тут делаешь вообще!? — он оглядывает меня с головы до ног и обратно. — Это что за одежда на тебе!??? — кричит.

Поднос с чипсами задрожал в моих руках.

— Маша, черт… Немедленно иди в машину, — цедит.

— Я не сяду в твою машину, — выдавливаю из себя. — А сейчас будь добр покинуть заведение, мне нужно доработать смену.

— В машину, я сказал! Какого фига вообще??? — снова кричит. — Ты сказала, что поедешь к Арине!!!

— Ооо, Гром! — раздается сбоку. К нам подходит Савелий. — Дашка тебе уже рассказала, что встретила тут Машу? Вот ты не хотел с нами идти, а в итоге все равно пришлось, — ржет Сева.

— Свали нафиг отсюда, — зло бросает ему Данил.

— Воу-воу, полегче!

— Сева, проваливай отсюда, я сказал.

Я смотрю на разъяренное лицо Данила, обращенное в сторону Савелия, и чувствую, как подкатывают слезы. Пока между Громовым и его приятелем словесная перепалка, я разворачиваюсь и все-таки направляюсь в сторону восьмого столика.

— Эй, ну что так долго! — возмущается мужик, заказавший пиво. — Где ты ходила, а!

— Простите за ожидание, — отвечаю заученную фразу. — Приношу извинения от лица заведения.

— Засунь свои извинения знаешь куда, я полчаса жду!

— Большой наплыв клиентов.

— Какой еще наплыв? — повышает голос. — Ты стояла трындела с каким-то парнем, пока я ждал!

— Серый, ну хватит, — отвечает заплетающимся языком тот, что ко мне приставал. — Маша нам сейчас комплимент от заведения сделает, — его ладонь опускается на мою талию.

Я дергаюсь, как от удара током. Не успеваю сделать шаг в сторону, как рядом возникает Данил и хватает мужика за эту самую руку.

— Эээй, — орет, когда Громов ему ее заламывает.

Три его друга подскакивают со стульев и бросаются на Данила. Громов бьет кулаком в челюсть одного из них. Начинается нешуточная драка. Я с криком отскакиваю назад, роняя поднос из рук. Данил дерется сразу с несколькими мужиками, подбегают друзья Громова и пытаются их разнять, но большинство окружающих достали телефоны и снимают видео.

— Данил, хватит! — визжу, подбегая обратно к нему, но он лишь отпихивает меня назад, как назойливую муху. — Данил!!! — продолжаю кричать и снова срываюсь на слезы.

Вспышки фотокамер чужих телефонов слепят глаза. Теперь уже снимают меня, как я кричу и плачу.

Наконец-то появляется охрана бара. Четыре здоровенных мордоворота скручивают всех участников драки, включая Данила, и ведут на выход. Я лишь успеваю заметить на лице Громова кровь прежде, чем его проводят мимо меня.

Рядом со мной возникает директор Елена.

— Маша, что тут произошло!? — кричит в панике

— Драка, — отвечаю.

— По какому поводу?

Елена напряжена и встревожена. Еще бы, у нас совсем не бывает драк, обычно все посетители нормальные, даже по ночам.

Чувствую, как по щекам бегут дорожки слез. Я уже совсем ничего не понимаю и просто хочу уснуть и никогда не просыпаться. Даша, ожидаемо, тут же заложила меня Данилу, он приехал злой, подрался… Боже…

Через плечо Елены я снова вижу Громова. Он стоит на входе, но охранники его не пускают. Он что-то эмоционально им доказывает, на его лице по-прежнему кровь, а пара человек у выхода снова достает телефоны и уже принимается снимать его потасовку с секьюрити.

— Там снова… — указываю Елене головой на Данила и охранников.

Она стремительно направляется к ним. Рукой показывает охране успокоиться, что-то говорит Данилу, он что-то отвечает ей. Достает айфон и как будто грозится куда-то позвонить. Елена снова выставляет ладони вперед в успокаивающих жестах, разворачивается и мчится в мою сторону. И тут меня снова накрывает волна паники.

— Маша, ты его знаешь? — сходу налетает. Ее глаза полны испуга.

— Да, — честно говорю.

— Он угрожает вызвать полицию и сказать, что у нас работает несовершеннолетняя! — орет.

— Я попрошу его не вызывать.

— Давай-ка ты сейчас пойдешь на выход со своим другом, — жестко приказывает. — А завтра днем мы с тобой поговорим по телефону.

— Но… мне надо доработать смену…

— Маша, мне не нужны проблемы. Быстро покинь бар.

И я понимаю, что у меня нет другого выхода, кроме как уйти из заведения к ожидающему меня у двери Данилу.

Глава 41

Забираю из подсобки свои вещи и иду на выход. Автомобиль Громова припаркован в нескольких метрах от бара, Данил стоит у водительской двери и вытирает с губы кровь салфеткой.

— В машину, — грозно командует.

Я не хочу с ним ехать, но устраивать разборки у бара хочу еще меньше, поэтому послушно забираюсь на переднее сиденье. Данил со злостью хлопает дверью и заводит мотор. Трогается с места так резко, что ревут шины.

— Это что еще за фигня, а? — начинает через пять минут. — Какого черта? Ты, вообще, в своем уме?

Атмосфера в машине накалена до предела. Данил злой, как никогда. Я тоже держу себя в руках из последних сил: чтобы не расплакаться, не заорать и не отхлестать его по щекам.

— Маша, у меня просто слов нет, — продолжает свирепым тоном. — Я уже молчу о том, что ты меня сегодня обманула. Смотрела мне в глаза и говорила, что едешь к Арине, а сама в этот бордель…

— Это не бордель, а бар, и да, я работаю тут официанткой. Иногда бывают ночные смены.

— ДА КАКАЯ ЕЩЁ НАФИГ ОФИЦИАНТКА???? — взрывается криком на весь салон. — Зачем??? Для чего???

Я со всей силы сжимаю руки в кулаки, чтобы не закричать в ответ.

— Ты хоть видела, какой контингент сюда ходит??? Что это за уроды к тебе приставали??? Так каждый раз???

Данил орет на меня и совсем не следит за дорогой. Вдобавок еще гонит, что есть сил. Мы как-то очень быстро выехали из центра и сейчас мчимся по Кутузовскому проспекту, даже не останавливаясь на светофорах. Я сжалась в комок, хотя внутри меня все клокочет от гнева. Терпение на исходе.

— Твоя мать еще хуже, чем мой отец! Куда она смотрит, когда тебя всю ночь нет в доме!?

Данил берет паузу и пытается выровнять дыхание. Слегка сбавляет скорость. Я осторожно скашиваю на него взгляд. У Громова сильно опухла губа и подбит глаз. Завтра будет фингал. Интересно, как он с таким внешним видом будет давать интервью.

— Больше ты в этом баре не работаешь, — чеканит через несколько минут. — Теперь все твои передвижения будут под моим строгим контролем. И больше никаких ночевок у Арины, понятно? Если эти ночевки вообще были.

— Ты не можешь мне приказывать, — холодно отвечаю, все еще стараясь держать контроль над эмоциями, хотя слезы уже давно жгут глаза.

— Еще как могу. И не смей спорить. Узнаю, что ты снова переступила порог этого притона — сдам его всем контролирующим органам.

— Я буду работать, где захочу.

— Не будешь, я сказал.

— Своей девушке будешь приказывать, — глухо вырывается, и проклятая слеза все-таки скатывается по щеке.

— Именно это я сейчас и делаю. Ты моя девушка.

— Ммм, — тяну. — А я думала, что твоя девушка это Джоанна Гонсалез.

В салоне повисает долгое тяжелое молчание. Данил напряженно смотрит перед собой, а я сжала руки в кулаки так сильно, что ногти до боли вонзились в ладони.

— Останови машину, — требую севшим голосом.

— Успокойся.

— Это ты успокойся. Останови немедленно машину, я не желаю находиться рядом с тобой больше ни секунды.

— Маш, я тебе все объясню.

— ОСТАНОВИ ЧЕРТОВУ МАШИНУ!!!! — вот теперь я наконец-то взрываюсь.

Данил резко съезжает на обочину, а я, не дожидаясь, когда он затормозит, отстегиваю ремень и пулей вылетаю на улицу. Громов тут же выскакивает следом и уже через несколько метров догоняет меня.

— Куда ты собралась? — резко хватает меня за руку и разворачивает к себе.

— Не прикасайся ко мне! — выдергиваю руку из его захвата. Слезы-предатели вовсю бегут по лицу. — Я доверяла тебе!!! А ты…

— Маш, между мной и ней уже давно все в прошлом.

— Давно — это сколько!? Я зашла в твой фейсбук! У тебя стоит семейное положение с ней! И фотографии совместные!

— Я просто еще это все не убрал!

— Да иди ты в задницу!!! — кричу. — Ты обманул меня!

— Я не обманывал, когда говорил, что хочу быть с тобой! — кричит в ответ.

— Ты расстался с ней? Да или нет?

Мимо нас со свистом проезжают автомобили и мотоциклы, сентябрьский ветер треплет мои волосы и размазывает по щекам слезы. Данил тяжело дышит, но на мой вопрос не отвечает.

— Так ты расстался с ней? — повторяю уже тихо. — Да или нет?

— Маш… — произносит мое имя и тут же замолкает. — Я поговорю с ней. Скоро я к ней поеду и все объясню.

Горло будто колючей проволокой стягивает. Мой мир рухнул не когда я увидела его профиль в фейсбуке, он рушится сейчас — когда Данил фактически подтверждает, что не расстался с той девушкой.

— Маша, я решу вопрос с Джоанной в ближайшее время, обещаю тебе. У меня просто еще не было возможности поехать в Испанию и объясниться с ней.

Это все какой-то дурной сон. И ведь я даже не могу обвинить Данила в измене, потому что это я — вторая девушка, а не Джоанна. Это ей он изменяет, а не мне. Ее он предает, а не меня.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Маша, я люблю тебя, — говорит слова, которые я мечтала от него услышать все эти дни. — Я люблю тебя давно. Только тебя. И я хочу быть только с тобой. Мне просто нужно слетать в Испанию и объяснить все Джоанне, я сделаю это в самое ближайшее время, клянусь тебе.

Качаю головой.

— Я не хочу тебя знать, Данил.

Он закрывает глаза, глубоко вдыхает и выдыхает, чтобы успокоиться.

— Маша, пожалуйста. Я понимаю, как все это выглядит, но, прошу, поверь мне, я люблю тебя.

Я не хочу продолжать с ним разговор. Разворачиваюсь и иду прямо по трассе, но Громов, естественно, снова меня догоняет уже через три метра.

— Да куда ты собралась в таком виде!? — опять хватает за руку.

— Туда, где не будет тебя!

— Да стой же ты!

— Я НЕ ХОЧУ ТЕБЯ ЗНАТЬ!!! — снова срываюсь на крик. — Оставь меня!

— Я никогда тебя не оставлю!

Громов хватает меня за плечи и рывком притягивает к себе. Я ударяюсь лицом об его грудь и тут же принимаюсь вырываться.

— Пусти! — требую. — Ненавижу тебя!!!

— А я люблю тебя!

Мы еще долго боремся друг с другом на дороге, пока Данил просто не хватает меня под ягодицами и не забрасывает к себе на плечо. Я продолжаю колошматить его кулаками по спине, крича и вырываясь, но Громов непоколебим. Он разворачивается и делает несколько шагов по направлению к машине, но тут же резко застывает.

— Отпусти меня!!! Я никуда с тобой не поеду!!! Я не желаю тебя знать!!! — теперь мои слезы размазываются по его спине.

Неожиданно Данил повинуется и ставит меня на землю. Я пытаюсь отдышаться, а Громов стеклянными глазами смотрит поверх моего плеча. Непроизвольно тоже оборачиваюсь и вижу пустую обочину.

— А где машина? — вырывается вопрос.

— Видимо, угнали.

Я хорошенько протираю лицо и глаза от слез, несколько раз моргаю и снова смотрю туда, где Данил бросил BMW, когда выбежал за мной.

Пусто. Автомобиля нет.

— Я не закрыл ее и не вытащил ключи, когда выбежал за тобой.

Эта ночь бесконечно длинная и совершенно точно — худшая в моей жизни. Данил достает из кармана джинсов телефон и звонит в полицию. Дальше начинается ад: допрос полицейских. Данил — пострадавший, я — свидетель. Но несовершеннолетних можно допрашивать только в присутствии родителей или опекунов, поэтому звонят моей маме…

Все заканчивается только где-то в шесть утра, когда я, Данил, мама и Сергей Юрьевич возвращаемся в особняк. На Громове-старшем нет лица. Ведь уже сегодня к нам приедут тележурналисты брать интервью, а Данил с разбитой губой и фингалом.

Пришлось рассказать родителям всю правду: что я работаю официанткой в баре, а Данил поехал меня забирать и подрался там. Мы умолчали только о том, что между нами есть отношения. Вернее, были. Потому что я твердо решила, что между мной и Данилом все кончено. Мне все равно, расстанется он с этой Джоанной или нет. Я не буду с Громовым.

Захожу в свою комнату, без сил падаю на кровать и моментально засыпаю, даже не сняв с себя одежду. Просыпаюсь от ярких лучей солнца в лицо. Поднимаю с пола сумочку (слава богу, я выбежала из машины с ней!), достаю телефон и подключаю его к зарядке.

Как только айфон включается, мне тут же сыплются сообщения от Арины и еще нескольких друзей.

«Ты видела это?»

«Это правда?»

«Рили????»

«Маша, да вы с Громовым звезды Ютуба!!!», это от Арины.

Все сообщения примерно такого содержания. Ничего не понимая, тыкаю по ссылкам и вижу заголовки:

«Сын будущего губернатора Подмосковья подрался в баре»

«Пьяный сын кандидата в губернаторы избил нескольких человек»

«Падчерица будущего губернатора Подмосковья работает стриптизершей в ночном клубе»

«Сын Сергея Громова устроил потасовку»

«У пьяного сына кандидата в губернаторы угнали машину после драки в баре»

«Сын и падчерица Сергея Громова устроили погром»

Таких ссылок десятки. Это все какие-то непонятные мелкие СМИ, но в каждом материале прикреплены видео драки в баре, где хорошо видно Данила и меня в рабочей униформе: колготки в сетку, юбка-пояс и топ до пупка.

Данил на самом деле был абсолютно трезв, а я никакая не стриптизерша, но кому теперь это докажешь, если желтые журналисты уже все переврали?

Телефон выпадает из рук и громко бьется о паркет. Я падаю лицом в подушку и просто хочу стереть из памяти минувшую ночь.

Глава 42

— Это просто уму непостижимо! — мама расхаживает туда-сюда по моей комнате. — Это… Это… — не может подобрать подходящих слов. Хватается за сердце и картинно закатывает глаза.

Это скандал. Грандиозный, масштабный скандал.

Причем, скандал по всем фронтам. В первую очередь, у Сергея Юрьевича. Все желтые газеты только и делают, что мусолят драку его «пьяного» сына. Вчера в воскресенье пришлось отменить интервью подмосковному телевидению, вот только этот самый телеканал сейчас дежурит у ворот дома. А вместе с ним еще с десяток других СМИ. Все они ждут от Сергея Юрьевича каких-то пояснений помимо тех, что уже дал его пресс-секретарь. Рейтинг Громова-старшего рухнул за пару дней, а люди в интернете поливают Сергея Юрьевича грязью и сочиняют небылицы.

Кроме того, скандал у Данила в университете. Студент МГИМО подрался пьяный в баре. И никому нет никакого дела до того, что Данил был трезв и защищал честь девушки, то есть мою. Сегодня его вызвали в деканат, и неизвестно, чем все закончится. Может, даже и отчислят.

Ну и скандал у меня в школе. Кажется, даже первоклассники обсуждают, что Маша Селиверстова из 11 «А» работает стриптизершей. Я уже молчу про наши школьные чаты и группы в ВК. Я из всех них вышла, чтобы даже не читать эту грязь, но самые интересные сообщения Арина мне пересылает. Сегодня я не пошла в школу, потому что морально нет на это сил. Но директор вызвала маму, и вот родительница только что вернулась.

— Она сказала, что ты опорочила доброе имя лицея! — в десятый раз повторяет. — И знаешь? Я с ней согласна!

— Мам, я работала официанткой, а не стриптизершей. И я работала официально, я была оформлена по трудовой книжке и платила налоги.

— Моя дочь — официантка! — мама закрывает лицо ладонями. — Господи, за что? — всхлипывает. — Вот скажи мне, Маша, чего тебе не хватало!? Зачем ты пошла работать официанткой в этот притон?

Бессмысленно доказывать матери, что бар — не притон. Да, там бывают не очень адекватные клиенты, но как и в любом другом кафе, баре и ресторане. Идиоты везде встречаются, от них никто не застрахован.

— Я хотела, чтобы у меня были свои деньги, — бормочу, опуская глаза в пол.

— Я тебе мало денег на карточку перечисляю!? — возмущенно восклицает. — Ну сказала бы, я бы тебе больше перечисляла! Маша, у тебя все есть: дом, одежда, учеба в лучшем лицее! Для чего было это делать!?

— Это все не мое. Это все Громовых. Я не хочу ничего от Громовых. Я не хочу жить в их доме, я не хочу жить на их деньги.

Слеза скатывается по щеке. Данил предпринимал несколько попыток поговорить, но я не выходила из своей комнаты и не отвечала ему. Вечером он просунул мне под дверь исписанный и вдвое сложенный листок. Я его порвала и смыла в унитаз.

— Что плохого тебе сделали Громовы? — шипит мать. — Сережа закрыл все долги твоего папаши! Оплатил твое обучение в лицее! Данил возит тебя везде, как таксист! Ты спасибо им должна сказать! А что в итоге? Так всех подставила! Ты хоть понимаешь, что у Сережи рейтинг скатился до нуля? А если он по твоей вине не выиграет выборы? А если Данила сейчас отчислят?

Мать упорно старается вселить мне чувство вины, вот только его нет.

— Никто не заставлял Данила драться из-за меня. Если бы он не полез, ничего бы не случилось.

— Ничего бы не случилось, если бы ты не вдолбила себе в голову дурацкую идею о независимости и не пошла бы трясти задницей не пойми куда!

Мы с мамой — две противоположности, и в нашем случае противоположности не притягиваются. Она никогда не поймет мое желание быть самодостаточной, а я никогда не пойму ее желание быть пожизненной содержанкой. Так что нет никакого смысла что-то ей сейчас доказывать.

— Я не знаю, что теперь будет, Маша, — в голосе матери слышатся слезы. — Если Сережа не выиграет выборы, да еще и по нашей вине…

— То что? — безразлично спрашиваю, продолжая смотреть на ламинат. — Он не женится на тебе? Ты вроде как говорила, что тебе свадьба уже не принципиальна.

— Он может захотеть со мной расстаться! — вот сейчас мать и в самом деле начинает плакать. — Ты хоть понимаешь, что тогда будет!?

— Тебе придется устроиться на работу? Какой кошмар! Но у меня есть для тебя местечко, мам. Меня уволили из бара, у них теперь появилась вакансия. Может, тебя возьмут на мое место?

От моих слов мать сначала бледнеет, потом краснеет, потом начинает задыхаться. Потом она хватается за корвалол, который поставила на мой стол, когда зашла, и начинает отсчитывать капли в стакан с водой.

— Ладно, мам, я все понимаю, — серьезно отвечаю через некоторое время. — Я все испортила. Из-за меня Сергей Юрьевич может проиграть на выборах, грязь льется со всех сторон. Падчерица будущего губернатора — стриптизерша! Да и в школе меня полоскают все, кому не лень. Мальчики даже мемы сделали: взяли тело реальной стриптизерши и подставили к нему мое лицо в фотошопе. Теперь эти мемы гуляют по всем школьным чатам. Я не вернусь в школу. Жаль, конечно, что Сергей Юрьевич оплатил мое обучение, деньги же лицей не вернет.

— Ты это сейчас к чему? К тому, что ты бросаешь школу?

— Нет, не бросаю. Но хочу перейти в другую и съехать от Громовых.

Мама непонимающе хлопает ресницами.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Я поеду к бабушке в Рязань. Закончу школу там, — поясняю.

— Еще чего! Никуда ты не поедешь.

— Поеду, мам, — говорю спокойно, но твердо. — Я не хочу жить с Громовыми.

— Пока тебе еще семнадцать лет, ты будешь…

Я не даю договорить матери, перебиваю ее:

— Мам, отпусти меня. Я не хочу тут жить. Просто не хочу. Зачем ты меня заставляешь?

— Потому что я твоя мать!

Тяжело вздыхаю. Поднимаюсь с кровати и подхожу к окну, которое выходит на балкон. За воротами по-прежнему толпятся журналисты. Это просто смешно. Охотники за сенсациями ждут, что Громов-старший выйдет к ним и объявит, что он снимает свою кандидатуру с предвыборной гонки. Но такого, конечно, не будет.

До выборов еще много времени, скандал забудется. Шумиху по большей части раздувают конкуренты Сергея Юрьевича, которых он раньше опережал. И журналистов тоже наверняка конкуренты прислали. Хорошо, что у особняка Громовых есть запасной выход, о котором никто не знает.

— Я поеду в Рязань, мам, — повторяю, задумчиво глядя в окно. — Живи сама, как хочешь. За кого хочешь выходи замуж. Мне все равно. У нас и так нет никаких отношений после папиной смерти, мы не пьем вечерами чай на кухне, мы толком не разговариваем. Зачем я тебе?

Я поворачиваюсь к родительнице. Она растеряна и не находится, что сказать.

— Это не так!

— Это так.

На ее глазах выступают новые слезы.

— Я куплю себе билет на поезд в Рязань на завтра. Забери мои документы из школы. Я не вернусь туда, где меня называют стриптизершей. И мне нужно собирать вещи, — последней фразой даю ей понять, чтобы уходила из моей комнаты.

— Маш…

— Мам, я все решила.

Она еще переминается с ноги на ногу какое-то время, но в итоге все-таки выходит. Я закрываю за ней дверь на ключ, поднимаю крышку ноутбука и покупаю билет на поезд до Рязани. Затем достаю из-под кровати два больших чемодана и принимаюсь складывать в них одежду.

У меня нет ни капли грусти и ни капли сожаления. Наоборот, мне кажется, что я совершаю самый правильный поступок в своей жизни.

Глава 43

Маша куда-то уехала. Черт… Я и не заметил, как. Не слышал, хотя она у меня за стенкой. Просто проснулся во вторник утром, а дверь ее комнаты нараспашку. Захожу — пусто. И только в гардеробе на вешалке сиротливо висит одно платье — то самое, которое я ей выбрал и купил.

— Анжела Борисовна, — ее мать бежит по беговой дорожке в спортзале. — А где Маша?

— Маша уехала в Рязань к бабушке, — отвечает, не глядя на меня.

— Надолго?

— Как минимум, до конца школы.

Внутри все холодеет от ужаса.

— То есть, Маша переехала???

— Да. Она так захотела, — говорит запыхавшимся от бега голосом. — Я сейчас поеду в лицей, заберу ее документы и передам их в Рязань, чтобы она пошла в школу там.

Меня бесит нарочитое спокойствие ее матери. Даже сейчас, в такой ситуации, она думает только о своей фигуре и внешности. Алчная змея, безразличная к собственной дочери. Не интересуется ничем, кроме чужих денег.

— Где именно будет жить Маша в Рязани? — стараюсь держать эмоции в узде.

— У бабушки.

— Это я понял. Адрес какой?

Анжела Борисовна выключает дорожку, сходит с нее, промокает лоб полотенцем, затем делает несколько глотков воды из бутылки. Все это медленно, совсем никуда не торопясь, что раздражает меня еще больше.

— А тебе зачем? — вскидывает на меня прищуренный взгляд, продолжая тяжело дышать после бега.

— Хочу к ней поехать.

— Зачем?

— Чтобы увидеть.

— Зачем?

Да она издевается! Сейчас склонила голову набок и выжидающе смотрит.

— За тем, что мне очень дорога Маша, и я переживаю за нее.

Анжела Борисовна несколько секунд задумчиво меня разглядывает.

— Спроси адрес у Маши сам. Если она захочет тебя видеть, она тебе его назовет.

— У нас с Машей сейчас немного сложные отношения…

— Это не моя проблема, — Анжела Борисовна проходит мимо меня. — Сами с ней разбирайтесь.

Какая же она тварь… Но ничего, я обязательно найду Машу. Может, даже и хорошо, что не получится поехать к ней сразу. Пусть остынет. А у меня сейчас есть другое срочное дело.

Возвращаюсь к себе и покупаю билет на самолет до Мадрида. Долго кручу в руках телефон, набираясь смелости позвонить. Все-таки заставляю себя нажать кнопку вызова.

Гудок, второй, третий…

— Дани? — слегка удивленный голос Джоанны.

— Привет, — хриплю, чувствуя себя последней сволочью на земле.

Джо издает саркастичный смешок.

— Что заставило тебя набрать мой номер?

Она обижена. И, черт возьми, имеет на это полное право. Больше месяца я вел себя, как конченный козел, игнорируя ее звонки и сухо отвечая на сообщения.

— Я завтра прилечу в Мадрид. Нам надо поговорить.

В трубке слышится ее тяжелое дыхание. Обида девушки передется мне сквозь тысячи километров между нами, и сердце начинает неприятно щемить за то, как я с ней поступил.

— Ладно, — наконец-то отвечает. — Это будет конец, да?

— Давай поговорим. Я тебе все объясню.

— Я и так уже все поняла.

— Я хочу поговорить с тобой лично, не по телефону.

— Какое благородство, — с сарказмом. — Во сколько ты прилетаешь?

— В двенадцать.

— Буду ждать тебя в два часа в том кафе у моего дома, в котором мы всегда завтракали.

— Хорошо.

Джо снова молчит, и это молчание красноречивее всех слов.

— До завтра, Джо, — первый прерываю тишину.

— До завтра, Дани.

После разговора с Джоанной я еще долго пялюсь в одну точку на белой стене. Прокручиваю в голове наши четыре года в интернате, наши дни и ночи вместе, наши каникулы у нее в Испании и поездки по Европе. Джо очень близкий мне человек, и мне безумно больно так с ней поступать. Но, увы, в этих отношениях она была мне больше подругой, чем девушкой. И я никогда не полюблю Джоанну той любовью, которой я люблю Машу.

И все-таки, несмотря ни на что, я безумно благодарен отцу за то, что он отправил меня учиться в интернат. Это было лучшее время в моей жизни, лучшие четыре года.

Теперь мне надо сообщить папе, что я уезжаю. Мы почти не разговаривали с ним после случившегося. Я только еще раз коротко пересказал ситуацию его пиарщикам и политтехнологам, когда они готовили официальное заявление от папиного имени. Он тогда смотрел на меня уничижительным взглядом. Но ничего не сказал и после не пришел ко мне разбираться.

Я стою перед дверью его кабинета и вдруг чувствую себя четырнадцатилетним мальчишкой, который набирается смелости, чтобы постучать. Непроизвольно смеюсь, ловя это дежавю. Делаю глубокий вдох, прогоняя воспоминание, и бью несколько раз по дереву.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Войдите.

Переступаю порог. Он поднимает на меня взгляд и тут же опускает его в бумаги. Я сажусь напротив его стола.

— Мне завтра надо слетать в Испанию.

— Зачем?

— Поговорить с моей девушкой.

Поднимает на меня лицо.

— Я уже запутался в твоих девушках: Джоанна, Дарья, теперь Мария, я так понимаю?

— Даша была просто подругой, — комментарий про Машу я решаю проигнорировать.

— Которая у тебя ночевала.

— Она ночевала в комнате для гостей.

Я начинаю злиться. Какое ему вообще дело до моей личной жизни и с кем я встречаюсь?

— Короче, пап, у меня завтра самолет в Мадрид, — нетерпеливо говорю. — Вернусь послезавтра. Это все, что я хотел тебе сказать.

— А что в университете?

Надо же, ему интересно. Впрочем, наверное, он боится, что если меня отчислят, то это ударит по его рейтингу.

— Я все уладил с деканатом. Меня не отчислили.

— Хорошо.

За эти считанные дни отец как будто постарел на несколько лет. Под глазами появились синяки, а на висках добавилось седины. Ну или мне так кажется. Я не очень верю, что можно поседеть от стресса за пару дней.

— Я не хотел, чтобы так получилось… — произношу виновато. — До выборов еще много времени. Я уверен, что скандал уляжется и все забудется.

Он смотрит на меня долго уставшими глазами.

— И прости, что не уследил за машиной и ее угнали, — добавляю. — Это был твой подарок на день рождения. Я должен был относиться к ней более ответственно, не бросать открытой на дороге с ключами внутри.

— Машина — это ерунда.

— Не ерунда. Извини, я должен был относиться к ней с бОльшим вниманием.

Отец молчит, продолжая устало на меня смотреть. Наверное, он совсем не спал все эти дни, вдруг думаю. Его конкуренты по выборам быстро воспользовались ситуацией и раздули в интернете огромный скандал. Больше половины негативных комментариев, которые сейчас пишут в сети, — это заказные боты. Отражать атаку тяжело, хоть папина команда и пытается изо всех сил. Остается лишь надеяться, что со временем интерес к скандалу сойдет на нет.

Я уже собираюсь подняться со стула, как голос отца меня останавливает:

— Зачем ты поехал в тот бар?

— Я же уже отвечал: за Машей. Мне друзья написали, что случайно с ней там столкнулись. Спросили, зачем она там работает.

— Это я понял. Ну работает Мария официанткой в какой-то богадельне. Тебе-то что? Своих забот в два часа ночи не было?

Я на мгновение теряюсь под пытливым взглядом отца.

— Я подумал, что это может быть небезопасно для нее, — отвечаю после паузы.

— Сказал бы Анжеле.

— Было поздно, вы спали.

— Ну утром бы сказал.

— Чтобы Маша там всю ночь провела? — повышаю голос.

— Она там работала уже какое-то время. Это была не первая ее ночная смена.

— То есть, я должен был спокойно сидеть, зная, что Маша ночью в каком-то не очень безопасном месте!? — почти перехожу на крик.

Отец облокачивается на спинку кресла и задумчиво вертит в пальцах ручку. В кабинете снова повисает тяжелая пауза.

— Почему ты не хотел, чтобы я женился на Анжеле? — вдруг спрашивает.

— Потому что она меркантильная и алчная. Ей от тебя нужны только деньги. И в этой ситуации она прижала хвост и испугалась, потому что возникла угроза над ее финансовым благополучием. В том смысле, что ты можешь с ней расстаться, и она останется ни с чем.

— Это единственная причина, по которой ты был против нашего брака?

Я понимаю, к чему он клонит. Хочет узнать, что на самом деле между мной и Машей. Я не собирался кричать о наших отношениях на каждом углу, но и скрывать мне нечего.

— Не единственная. Я не хотел состоять в каком-либо формальном родстве с Машей, — честно говорю.

— Почему?

— Потому что я ее люблю, — произношу эти слова очень легко, без капли стеснения или волнения. Мне все равно, что он подумает, будет против или не будет. Я люблю Машу и буду с ней, несмотря ни на что.

Мы снова погружаемся в тяжелое молчание. Отец смотрит на меня задумчиво и как будто с тоской. Под таким взглядом мне становится неприятно, на душе словно кошки скребут.

— Ладно, пап, я пошел, — тороплюсь покинуть неприятную обстановку. — Еще раз прости за все. Я правда не хотел помешать твоим выборам.

Отец ничего не отвечает, а я чувствую спиной его тяжелый грустный взгляд, пока не закрываю за собой дверь кабинета.

Глава 44

Паспортный контроль в аэропорту проходит очень быстро, поэтому я в нужном месте уже в половине второго. Подъезд Джо в нескольких метрах от входа в заведение, но я не звоню ей, чтобы поторопить.

С ностальгией оглядываю кафе, вспоминая, как мы приходили сюда завтракать каждое утро на всех каникулах. Официанты и бармен все те же. Один из них, кажется, даже узнает меня. Кивает и улыбается.

В Мадриде в середине сентября стоит жара. Люди ходят в шортах и майках. Учебный год еще не начался. Сейчас в Испании лето. Времена года здесь сменяются двадцатого числа.

Мне всегда это казалось странным и удивительным. В России времена года меняются первого числа: 1 июня — лето, 1 сентября — осень, 1 декабря — зима, а 1 марта — весна. В Испании время года сменяется двадцатого числа. Осень здесь наступит двадцатого сентября, и тогда же начнется учебный год.

Дверь кафе открывается, звякает колокольчик, и я вижу Джо. На ней легкий белый сарафан, а темные кудри раскиданы по плечам и спине.

— Привет, — встаю ей навстречу.

Джоанна замирает, испуганно на меня смотря.

— Боже, что с твоим лицом?

Ох, я уже и забыл про фингал и опухшую губу.

— Да так, ерунда, — опускаю руку ей на спину и притягиваю к себе. Обнимаю. Понимаю, что это в последний раз, поэтому прижимаю к себе сильнее и вдыхаю знакомый запах мандаринов. Джоанна его любит. В нашей ванной в интернате все полки были заставлены цитрусовыми косметическими средствами.

Джо неуверенно обводит меня вокруг пояса. Мы стоим так долго. Ни один из нас не решается прервать объятие, понимая, что вряд ли оно еще когда-то повторится.

— Вам как обычно? — возле нас возникает знакомый официант.

И это заставляет нас с Джо оторваться друг от друга. Я возвращаюсь на свое место, Джоанна садится напротив.

— Да, мне американо и круассан с ветчиной и сыром, — делаю заказ.

— Мне тоже, как обычно: капучино, апельсиновый фреш и эклер с шоколадом.

Я смотрю парню вслед, пытаясь оттянуть тот момент, когда мне придется встретиться взглядом с Джоанной. Но этот момент неизбежен, поэтому через пару десятков секунд я все-таки поднимаю на нее глаза.

— Так что с тобой произошло? — спрашивает, имея в виду синяки на лице.

— Подрался, — честно отвечаю.

Джо удивляется. Еще бы. За четыре года учебы в интернате у меня не было ни одной стычки ни с кем. Там у нас в принципе было не принято драться. Все ребята были разбиты по компаниям, и каждый тусовался со своими друзьями.

— С кем? Почему?

— В баре несколько ночей назад. Но все в порядке, скоро пройдет.

Джо с пониманием кивает. Возникает неловкая пауза, когда каждый не знает, что сказать.

— Как твоя учеба в университете? Она ведь уже началась? — первая заполняет тишину.

— Да, у нас в России учебный год стартует первого сентября. Все нормально. Вполне интересно.

Снова тишина. Официант приносит наш заказ. Джоанна делает глоток апельсинового сока. Мне же в горло ничего не лезет.

— Джо… — начинаю и тут же замолкаю.

Она задумчиво вертит в руках стакан.

— Прости… — говорю так искренне, как могу. — Но у нас ничего не выйдет…

Джоанна продолжает крутить в руках стеклянный стакан с соком, не поднимая на меня взгляда. По ее щеке стекает крупная слеза, и мое сердце тут же начинает ныть тупой болью за то, как я поступаю с этой прекрасной девушкой.

— Что случилось? — тихо спрашивает. — У нас был план. Но ты в один день все изменил, не объясняя причин. Не приехал в августе, игнорировал мои звонки, редко отвечал на сообщения…

— Потому что моя жизнь изменилась за один день.

— Каким образом?

— Я встретился с девушкой, которую люблю с детства.

Джоанна медленно поднимает на меня лицо.

— Что?

— Ты имеешь полное право ненавидеть меня до конца своих дней, и я прекрасно понимаю, насколько ужасно с тобой поступаю. Но я ничего не могу с собой поделать. Я люблю другую девушку. Очень давно. И я снова с ней встретился.

Джо молчит. Я замечаю, как ее глаза наливаются слезами, а верхняя губа начинает подрагивать.

— Но ты ведь говорил, что любишь меня… — растерянно шепчет.

— Люблю. Я люблю тебя как прекрасного доброго человека, как близкого друга. Но это не та любовь, которую ты от меня ждешь, и не та любовь, которую на самом деле заслуживаешь от парня.

Она плачет. Все больше и больше слезинок скатываются с ее ресниц вниз по лицу. Замирают на подбородке и срываются в стакан с апельсиновым соком.

— Не плачь, — прошу. — Я не стою твоих слез.

— Ты говорил, что мы всегда будем вместе, — сбивчиво шепчет. — Что тебе хорошо со мной, что ты счастлив, что встретил меня. Это все была ложь?

— Я правда счастлив, что встретил тебя, и мне правда было хорошо с тобой. Но про всегда будем вместе оказалось ложью. Я не могу с тобой быть, Джоанна.

— Зачем тогда все это было нужно? Зачем мы были вместе столько лет? Зачем ты обещал приехать в Испанию?

— Потому что я думал, что больше никогда ее не увижу, ту девушку. Но я встретил ее снова, и все мои планы на будущее разом сломались.

Джоанна громко шмыгает носом и растирает по лицу слезы, а у меня душа в клочья рвется от моего поступка.

— Ты был с ней? — спрашивает. — Все это время в России ты был с ней, да?

— Не все время, но был.

Она опускается лицом в ладони и начинает трястись с тихом плаче.

— Джо, пожалуйста, не плачь, — тянусь к ней рукой через весь стол.

Она раздраженно сбрасывает мою ладонь со своего плеча. Я встаю с места и подхожу к ней.

— Джо, — еще раз касаюсь плеча девушки.

Она отрывается от ладоней и поднимает на меня заплаканное лицо.

— Джо, милая, прошу тебя, не надо слез. Я их не достоин, — опускаюсь на корточки рядом с ней.

— Я думала, что мы вместе навсегда. Ты говорил мне так.

— Когда я так тебе говорил, я тоже так думал.

Я привлекаю ее к себе. Вот теперь точно обнимаю в последний раз.

— Пожалуйста, Джо, послушай меня, — говорю на ухо. — Ты прекрасная, замечательная, умная, красивая, и я могу бы подобрать еще миллион эпитетов, чтобы сказать, какая ты необыкновенная. Ты, как никто другой, заслуживаешь быть счастливой и по-настоящему любимой. Я верю, что ты обязательно встретишь парня, для которого ты будешь самой-самой. Просто этот парень не я.

Моя футболка становится влажной от ее слез. Я отрываю Джоанну от своей груди, несколько раз глажу по мокрой щеке и целую в лоб.

— Прости меня, если сможешь.

Я поднимаюсь на ноги и направляюсь к барной стойке. Там я закрываю счет и, окинув последним взглядом тихо плачущую Джоанну, выхожу из кафе.

Я целый день брожу по Мадриду, думая, как могла бы сложиться моя жизнь, не реши отец жениться на Анжеле Борисовне. Я бы так и не встретил в поселке Машу, поскольку обходил ее дом десятой дорогой, в августе приехал бы к Джоанне, а после отцовских выборов бы занялся переводом в университет Мадрида.

Но я все-таки встретил ее — мою солнечную девочку. Добрую и смелую, слегка наивную, но уже отчаянно стремящуюся к независимости. Вот же удумала — работать официанткой после школы, чтобы не просить ни у кого денег! Сейчас это вызывает во мне улыбку, хотя, когда только получил от Дарьи фотографию Маши в ее рабочей униформе, думал, разнесу весь этот бар к чертовой матери.

Я возвращаюсь домой на следующий день с твердой уверенностью выбить из Анжелы Борисовны Машин адрес в Рязани. Но переступив порог коттеджа, замираю при виде множества чемоданов и рыдающей Анжелы Борисовны.

— Что произошло? — осторожно спрашиваю у нее, предчувствуя что-то нехорошее.

Она даже не удостаивает меня взглядом. Продолжает всхлипывать, запихивая вещи в чемоданы. Я переступаю через сумки и направляюсь в отцовский кабинет. Папа, как всегда, сидит за столом и смотрит в бумаги.

— Привет, — закрываю за собой дверь. — А что произошло?

— Я принял решение разорвать отношения с Анжелой, — отвечает, не поднимая на меня глаз.

Его слова звучат, как гром среди ясного неба.

— Что? — восклицаю. — Почему?

Отец молчит, продолжая смотреть в бумаги. Что-то пишет, считает на калькуляторе. Спокоен. Невозмутим. Я же как будто на иголках.

— Пап? — прерываю тишину. — Что произошло?

— Ничего не произошло, — вздыхает и наконец-то смотрит на меня. — Просто я подумал, что мой рейтинг может отрасти обратно, если я расстанусь с Анжелой.

Я не верю своим ушам. Обескураженно пялюсь на отца, пытаясь понять, правду ли он говорит.

Впрочем, зачем ему лгать? Да и чемоданы с плачущей Анжелой Борисовной я сам видел.

— Как съездил в Мадрид? — переводит в тему. — Как Джоанна?

— Я расстался с ней, — машинально говорю.

Мой ответ ни капли не удивляет отца.

— Желаю вам с Марией помириться, — папа снова возвращается к документам, теряя ко мне интерес.

Я еще стою какое-то время посреди его кабинета, шокированный услышанным. Затем разворачиваюсь и на ватных ногах возвращаюсь в холл.

— Кхм, — прочищаю горло. — Анжела Борисовна, так все-таки можете сказать мне Машин адрес в Рязани?

— Ничего я тебе не скажу! — взрывается криком.

— Мне очень жаль, что у вас с папой так все вышло, — спокойно говорю. — Но мне очень надо поговорить с Машей.

— У тебя есть ее телефон! Возьми и позвони, раз надо!

Я бы с удовольствием, вот только Маша не ответила ни на один мой звонок.

— Я хочу лично поговорить, а не по телефону.

— Я тебе ничего не скажу, — цедит сквозь зубы, и я понимаю, что мне бессмысленно ее просить.

Мне придется искать Машу самому. И у меня ни идеи, как это сделать…

Глава 45

— Он сказал, что между нами все кончено, — мама воет белугой бабушке в жилетку. — Дал несколько дней на то, чтобы я съехала из его дома.

Сергей Юрьевич решил разорвать с мамой отношения, поэтому она приехала в Рязань к нам с бабушкой. Целыми днями льет слезы, повторяя одно и то же.

— Я ему помогала! Советовала! А он…

Бабушка уже закатывает глаза. Я молча встаю и иду в свою комнату.

Я рада их расставанию. Не хочу, чтобы меня хоть что-то связывало с Данилом. Мама пострадает неделю-другую и забудет. Вернется в Москву и найдет себе нового обеспеченного мужчину. Я в этом даже не сомневаюсь. Аренда нашего коттеджа стоит дорого, поэтому деньги на жизнь в первое время после расставания с Громовым-старшим у матери есть.

Я открываю брошюру с тестовыми заданиями из ЕГЭ по русскому языку и принимаюсь их решать. Сейчас все мое внимание сосредоточено только на учебе и ни на чем больше. В средней общеобразовательной рязанской школе меня приняли безразлично. В одиннадцатом классе все увлечены предстоящими экзаменами и поступлением, поэтому до новенькой девочки никому нет дела.

Я рада отсутствию внимания к моей персоне со стороны новых одноклассников. Я не собираюсь заводить с ними дружбу, ходить в кино и на вписки к кому-то домой, пока нет родителей. Я сижу с учебниками даже на переменах.

Бабушка работает учителем истории в моей же школе. Она быстро договорилась о репетиторстве для меня с учителями, так что три раза в неделю я занимаюсь русским, английским и обществознанием.

Уровень знаний рязанских учителей ничем не уступает учителям из московского лицея. Это для меня удивительное открытие. Каждый год мама платила огромные суммы за мое обучение в престижной московской школе, а оказалось, что там учат так же, как в бесплатной школе в Рязани. Ну почти так же. Английский в лицее был посильнее.

Проходят три недели, и мама, отойдя от «тяжелого разрыва» с Громовым-старшим, уезжает в Москву. Первое время живет у подруги, а затем возвращается в наш дом, попросив квартирантов съехать. А через два месяца мама делится с нами прекрасной новостью: она познакомилась с очень состоятельным мужчиной и собирается за него замуж. Еще через неделю мама начинает агитировать меня переехать к ней и ее новому жениху.

Я категорически отказываюсь. Более того, в середине декабря мне исполняется 18 лет, и я, уже будучи совершеннолетней, выписываюсь из нашего дома в Подмосковье и прописываюсь у бабушки в Рязани, чтобы при поступлении в институт получить место в общежитии. Я совершенно точно больше не собираюсь жить у маминых мужей.

Деньги ее мужчин мне тоже не нужны. Сейчас нам с бабушкой хватает ее пенсии, зарплаты в школе и дохода от репетиторства. Бабуля готовит одиннадцатиклассников к ЕГЭ по истории. А когда я поступлю в институт, сразу же устроюсь на работу. Официанткой в кафе. Даже после случившегося я не считаю эту работу постыдной и какой-то плохой. Профессия официанта, как и любая другая в сфере услуг, связана с взаимодействием с людьми. А люди разные бывают. В том числе и идиоты. Что же теперь, никому не работать официантом? А кто тогда будет обслуживать желающих сходить в кафе или ресторан?

В Рязани моя жизнь налаживается, я полностью погружаюсь в учебу, ни на что не отвлекаясь. Но бессонными ночами в голову лезут мысли о Даниле, и я никак не могу это остановить.

Он ищет меня. Подкараулил Арину возле лицея, потащил за угол, прижал к стене и чуть ли не силой стал требовать от нее мой рязанский адрес. Хорошо, что Арина его на самом деле не знает, а то бы со страху выдала. Я не отвечаю на его звонки и сообщения, поэтому он забрал телефон у Арины и позвонил мне с него. Я, увидев на экране имя лучшей подруги, естественно, сразу ответила.

— Маша, это я.

— Маша, он выхватил у меня телефон!!!! — послышался на заднем фоне крик Арины.

Я привалилась к стене, чувствуя, как ослабли ноги.

— Маш, пожалуйста, дай мне все тебе объяснить?

Я положила трубку, а потом всю ночь проплакала в подушку.

Я не знаю, как быть с Данилом после такого обмана. Он целовал меня, водил на свидание, чуть ли не клялся в любви, когда в этот момент у него была девушка. Как так можно? Это просто не укладывается в моей голове! И хоть прошло уже полгода, а я до сих пор чувствую себя обманутой и преданной.

Вот только мои чувства к нему никуда не ушли. Укрываясь ночью одеялом и закрывая глаза, я вновь и вновь прокручиваю в голове наши поцелуи, наше первое и единственное свидание. В моей жизни не было дня, счастливее, чем тот. И от этого еще больнее.

Время идет дальше, и меня все больше и больше начинает грызть тоска по Данилу. Он мерещится мне в каждом проходящем мимо светловолосом парне. На секунду сердце замирает, но потом, поняв, что это не Данил, снова начинает биться ровно, вот только в груди разливается чувство разочарования от того, что это не он.

Весной у меня начинается такая ломка по Данилу, что я порываюсь ему позвонить, несмотря на то, что сам Громов давно перестал набирать мой номер. Хватаю в руки телефон, но, не решившись, отбрасываю его в сторону, а потом снова лью слезы в подушку. В голове, словно на репите, крутятся слова:

— Обнимать меня было лишним.

— Извини, перепутал тебя во сне с другой девушкой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Так Данил ответил мне, когда я осталась спать в его комнате, потому что он объявил о платном выходе. Я проснулась утром от тяжести чужой руки: он обнимал меня во сне.

Мое сердце разбивается на мелкие осколки, когда я понимаю, что Данил перепутал меня во сне с ней, с Джоанной. Думал, что обнимает ее, а обнимал меня… Это так больно… Не описать словами.

Однажды я не выдерживаю и захожу в его фейсбук. Семейное положение с Джоанной Гонсалез уже не стоит, а совместные фотографии удалены. Но она по-прежнему у него в друзьях. Я не знаю, расстались они или нет. Но в любом случае, даже если и расстались, это ничего не меняет. Данил давно перестал набирать мой номер и писать мне сообщения, а воображение постоянно рисует в его объятиях другую девушку.

В июне я очень хорошо сдаю ЕГЭ и еду поступать в Москву. Я отобрала для этого пять вузов с сильными юридическими факультетами. На время подачи документов вынужденно останавливаюсь в доме нового маминого жениха. К слову, их свадьба уже намечена на середину августа.

— Маша, познакомься, это Артур Владимирович, — представляет мне тучного мужчину с усами.

Меня аж передергивает. Что ни говори, а отец Данила был намного приятнее: спортивный, подтянутый и даже седина его не портила. Кстати, скандал с участием Данила и меня забылся уже через месяц после случившегося, так что Громов-старший все-таки выиграл выборы и сейчас является губернатором Подмосковья. По-прежнему не женат и по версии какого-то журнала считается одним из самых завидных холостяков Москвы и области.

— Очень приятно, — вымучиваю из себя улыбку.

— И мне, Машутка, и мне, — тянется толстой потной ладонью к моей.

Машутка? Меня сейчас стошнит.

— Давайте к столу? — предлагает мама. — Василий, подними чемодан моей дочери в ее комнату, — распоряжается дворецкому.

Здесь хоромы еще больше, чем у Громовых. Кажется, мама говорила, что Артур Владимирович в прошлом замгенпрокурора, а сейчас владеет строительной компанией, которая один за одним выигрывает государственные тендеры. Но на этот дворец из мрамора и золота он, конечно, заработал честным трудом.

Праздничный обед по случаю моего приезда проходит в зале, в каком, наверное, могли бы обедать российские императоры. Артур Владимирович сидит во главе длинного стола, заставленного различными яствами, а вместо стула у него, не побоюсь этого слова, самый настоящий трон. Надеюсь, что все-таки позолоченный, потому что если реально золотой, то мне станет плохо.

— Всем хай, — в обеденный зал вплывают две девицы, очень между собой похожие.

Я думаю, они не на много старше меня, но из-за слоя штукатурки на их лицах, возраст не определить. Губы нарисованы, брови тоже, ресницы приклеенные.

— Маша, это мои дочки, Стефания и Мелания. Твои сводные сестры. Девочки, надеюсь, вы подружитесь.

Я им слегка киваю, а вот девицы даже не удостаивают меня взглядом. Мама с их приходом заметно конфузится и почти перестает говорить, хотя до этого была словоохотлива.

— Пааап, какой-то урод задел мне машину и теперь там царапина, — тянет одна из них, я не запомнила, кто именно. — Я теперь не могу на ней ездить, — закатывает глаза. — Мне нужна новая.

— Хорошо, Мели, выбери себе любую. Я куплю.

— Пааап, а я хочуууу… — начинает вторая.

Дальше обед превращается в перечисление хотелок расфуфыренных девиц и полное согласие на все их отца.

Я с ностальгией вспоминаю обеды и ужины у Громовых. Тогда я их не любила, а сейчас мне не хватает той доброты и домашнего уюта, которые были, когда собирались за одним столом на кухне я, мама, Сергей Юрьевич и Данил. И хоть у Данила были не очень хорошие отношения с отцом, а у меня с мамой, и хоть наши родители вовсе были вместе только по расчету, во время тех обедов и ужинов мы были дружной семьей, а наш смех был искренним. По крайней мере я хочу в это верить.

Стефания и Мелания всячески выказывают свое недовольство моим и маминым присутствием. Мне на них наплевать, я в этом доме всего на несколько недель, а вот маме, насколько я понимаю, очень не сладко. Но мне почему-то не жаль родительницу. Она сама выбрала для себя такую жизнь.

Я поступаю на юридический факультет МГУ. Когда вижу свое имя в списках, даже не верю. Но это так! Я поступила на бюджет и мне предоставят место в общежитии! Моей радости нет предела.

Отвожу оригиналы документов в МГУ и покупаю обратный билет в Рязань. Август проведу у бабушки, а перед началом сентября вернусь в Москву и сразу начну искать работу. Я беру билет на послезавтра, потому что завтра у меня одно очень важное дело.

Годовщина смерти папы. Мама, кажется, о ней забыла, потому что собирается в этот день по своим свадебным делам, а вот я еду на кладбище. Сажусь на лавочку возле могилы и долго смотрю на фотографию отца на памятнике, думая, как могла бы сложиться моя жизнь, если бы он не погиб.

Не знаю, сколько проходит времени. По щекам бегут слезы, которые я даже не смахиваю.

Вдруг слышу шаги по дорожке кладбища за своей спиной. Такие знакомые и родные.

Шаги, которые я слушала каждый день, живя у Громовых…

Глава 46

— Маша… — тихо произносит.

От одного его голоса я натягиваюсь, как струна. Сердце пускается вскачь, а когда Данил делает еще пару шагов и опускает ладонь мне на плечо, и вовсе колотится о ребра, как бешеное.

— Маша, — повторяет.

Я набираюсь смелости и встаю на ватные ноги. Медленно поворачиваюсь к Данилу. Он совсем не изменился за этот год. Такой же красивый и… такой же родной и любимый. Внутри все сжимается, когда смотрю на него.

Сколько раз я брала в руки телефон, чтобы позвонить Данилу, и сколько раз отбрасывала в сторону, думая, что больше не нужна ему…

Резким движением Громов притягивает меня в свои объятия. В нос тут же проникает его запах, от которого я сходила с ума.

— Можешь сколько угодно меня ненавидеть, но я больше тебя не отпущу, — сжимает меня до хруста косточек. — Я люблю тебя, Маша, люблю.

Я все еще в шоке — от того, что это Данил, что он каким-то образом узнал, где я нахожусь и пришел. От того, что признается мне в любви. Данил продолжает меня обнимать, а потом поднимает на себя мое лицо и целует в губы.

Я отвечаю. Целую Данила в ответ, больше не думая о Джоанне или о каких-то еще девушках, которые могли у него быть. Мне кажется, мы целуемся целую вечность, боясь оторваться друг от друга, пока я вдруг не понимаю, что мы, вообще-то, находимся на кладбище! На могиле моего отца!

— Даня, подожди, — силой заставляю себя от него оторваться и быстро дышу, пытаясь восполнить нехватку кислорода.

— Моя любимая, — продолжает целовать мое лицо. — Я уже отчаялся найти тебя.

— Дань, мы на кладбище, — слегка отстраняюсь от него.

Громов как будто забыл об этом. Удивленно вертит головой по сторонам, а потом все равно прижимает меня к себе, хоть больше и не целует.

— Как ты меня нашел? Как ты узнал, что я тут?

— Я все перепробовал. Обзванивал школы Рязани, но меня везде посылали. Потом несколько раз приезжал в Рязань и ходил по школам, но меня снова посылали. Нанимал специального человека, который по твоему номеру телефона обещал отследить твою геолокацию, но у него ничего не вышло. И когда я уже был близок к тому, чтобы обратиться к частному детективу, вдруг подумал, что ты скорее всего придешь на могилу своего отца, когда будет годовщина его смерти.

— А как ты узнал, когда годовщина смерти моего папы и где он похоронен?

— Спросил у соседей по поселку, с которыми дружил твой отец. Я приехал сюда и договорился с охранниками, чтобы они мне позвонили, когда ты придешь на его могилу.

Я аж дар речи теряю. Молчу, наверное, несколько минут, переваривая услышанное.

— А если бы ты сегодня не пришла или я бы не успел тебя застать, то обратился бы к частному детективу.

Я утыкаюсь лицом в его грудь, глубоко вдыхая запах футболки.

— Ты в какой-то момент перестал мне звонить и писать, — тихо говорю. — Я хотела сама тебе набрать, но подумала, что больше не нужна тебе.

— Дурочка, — целует мои волосы. — Я перестал звонить и писать, потому что это было бессмысленно. Ты никогда не отвечала, и я стал искать другие способы связаться с тобой. Все, Маш. Я тебя больше не отпущу.

Тяжело сглатываю. Так некстати в голове всплывает фраза: «Перепутал тебя с другой девушкой», из-за чего радость от долгожданной встречи тут же проходит. В душе снова разрастается обида.

Осторожно высвобождаюсь из объятий Данила.

— Пора уходить, — сухо говорю.

Бросаю последний взгляд на папин портрет на памятнике и обхожу Громова, чтобы направиться на выход. Данил следует за мной.

— Где ты сейчас живешь? Я слышал, что твоя мама снова сдала ваш дом.

— Да. Я сейчас живу у ее нового жениха, а завтра возвращаюсь в Рязань.

— А что с учебой?

— Я поступила на юридический факультет МГУ.

— Молодец, — радостно улыбается. — Я в тебе никогда не сомневался. Давай посидим в кафе? Мне кажется, нам надо поговорить.

Нам действительно надо поговорить. Несмотря на мою любовь к Данилу, я продолжаю чувствовать, что он меня обманул и предал. Это точит меня каждый день и не дает спокойно жить.

— Да, давай.

Мы находим уютное заведение примерно в пятнадцати минутах от кладбища. Данил садится на диванчик рядом со мной и, сделав для нас заказ, тут же меня обнимает. Я не сопротивляюсь, но не обвожу его руками в ответ.

— Я так скучал. Места себе не находил, — его тихий голос ласкает слух и против моей воли разгоняет по телу мурашки. — Маша, прости меня, пожалуйста. Я не хотел тебя обманывать. Так вышло, что я действительно не успел расстаться с Джоанной, но это было чистой формальностью. Я просто не хотел делать это по телефону, хотя мог бы поднять трубку и сказать ей, что все кончено. В этом случае я бы никого не обманул: ни тебя, ни ее. Но расставаться по телефону, как минимум, некрасиво. Впрочем… — Данил тяжело вздыхает. — Получилось еще некрасивее и по отношению к ней, и по отношению к тебе. Я понимаю, как сильно виноват перед тобой, но все же умоляю тебя меня простить.

— Ты расстался с ней?

— Да. Через день после твоего отъезда в Рязань я полетел в Испанию и расстался с Джоанной. Вернулся в Москву и начал искать тебя. Твоя мама не сказала ваш рязанский адрес, Арина его не знала, в итоге я уже был близок к тому, чтобы нанять частного детектива.

Нам приносят заказ. Официантка ставит на стол два кофе и пирожное для меня. Но аппетита нет, и я просто делаю глоток латте.

— Расскажи мне, как ты жила этот год? У тебя все хорошо?

— Все нормально.

— Ты будешь жить у своей мамы, когда начнется учеба? Где она сейчас?

— Нет, я не буду с ней жить.

— А где ты будешь жить? — удивляется. — В вашем доме?

— Я прописалась в Рязани, поэтому получила место в общежитии.

Возникает пауза. Кожей чувствую напряжение и недовольство Данила, но я не позволю ему мне указывать. Я совершеннолетняя и теперь точно сама буду решать, где мне жить и где мне работать.

Громов, тяжело вздохнув, снова меня обнимает и прижимает к своей груди. По-прежнему молчит, хотя я чувствую, как тяжело ему дается сдержать себя и не начать командовать моей жизнью.

— Как твоя учеба? — перевожу тему. — Как китайский и арабский?

— Меня не зачислили в группу по арабскому. Это было типа наказания за то, что я опозорил честь МГИМО той дракой.

Я резко поднимаю на Данила лицо.

— Не отчислили и на том спасибо, — добавляет.

— И какой язык ты учишь вместо арабского?

— Португальский.

Не знаю, почему, но я вдруг чувствую невероятное облегчение. В голове тут же предстают прекрасные пейзажи Лиссабона, которые я видела на фотографиях Арины из поездки в столицу Португалии.

— У меня к тебе еще один вопрос, — серьезнею.

— Спрашивай.

— Помнишь, я осталась спать в твоей комнате, потому что ты мне заявил, что выход из нее платный?

— Конечно.

— Ты меня тогда обнимал во сне.

Данил довольно кивает.

— А когда я утром уходила, ты сказал, что перепутал меня во сне с другой девушкой. Ты перепутал меня с Джоанной?

Лицо Данила изображается легким удивлением, а потом он тихо смеется.

— Нет, конечно. Я специально так сказал, чтобы позлить тебя. Ни с кем я тебя не перепутал.

Я недоверчиво смотрю на Данила, а он веселеет еще больше. Склоняется к моему уху и шепчет:

— Я полночи пялился на тебя, как дурак, а потом обнял и притянул к себе. Маша, тебя невозможно ни с кем перепутать. Ты веришь, что я тебя люблю?

Мои разум и сердце борются друг с другом не на шутку. Первый продолжает кричать о том, что я больше никогда не должна верить Данилу. Второе же хочет быть с ним, несмотря ни на что.

— Верю, — срывается с губ через долгую паузу, когда сердце побеждает.

Эпилог

— Дань, вот моя кровать, ставь на нее.

Данил опускает на мою постель в студенческом общежитии коробку с вещами. С подозрением оглядывает комнату. Она небольшая, где-то метров пятнадцать или шестнадцать. Я делю ее с одной девочкой из Саратова. У нашего факультета общежитие состоит из блоков-квартир. Мне досталась двухкомнатная, во второй комнате тоже две девочки. У нас общая кухня и ванная.

— А с кем ты живешь? — недовольно интересуется.

— С девочками, Дань, я же сто раз тебе уже говорила, — отвечаю резковато. — Пойдем? Я потом разберу вещи.

И пока Громов не начал придираться к моей комнате, я хватаю его за руку и веду на выход.

Сейчас сентябрь. Последние теплые денечки в Москве, скоро похолодает. Учеба в университете уже вовсю идет, задают много, сложно, но ужасно интересно. Думаю, я не ошиблась с профессией, и юриспруденция окажется мне вполне по силам.

Но найти работу по специальности студентке первого курса практически нереально. Поэтому позавчера и вчера у меня были две первые смены в кофейне в центре Москвы. График работы с 16:00 до 22:00, поэтому я буду успевать после учебы.

Данилу не нравится, что я работаю и что живу в общежитии, но он молодец, крепится и молчит. Хотя иногда я вижу, как ему тяжело. Вот как сейчас. Обнимает меня, а сам хмурый.

Тянусь к нему на носочках и чмокаю в щеку.

— Не злись.

— Угу.

— Мне тоже не нравится, что ты учишь китайский, но я же ничего не говорю.

— Тебе не нравилось, что я собирался учить арабский, а про китайский ты ничего не говорила.

— На самом деле он мне тоже не нравится. Китай слишком далеко и там все в иероглифах.

Мы подходим к свободной лавочке в парке и садимся на нее. Даня тут же обнимает меня обеими руками и укладывает к себе на грудь.

— Пока я нес по коридору коробку с твоими вещами, заметил таракана.

— А, это был Жора, не обращай внимания.

— Блин, Маш!

— Дань, ну а где мне жить, а? — вспыхиваю. — Наш дом мама сдает и выселять квартирантов не собирается. Жить у ее нового мужа я не хочу, он мне противен, а его дочки так тем более.

— Живи у меня, — невозмутимо говорит. — Я буду отвозить тебя в универ.

— У тебя!? С твоим папой!? После всего случившегося и после его расставания с моей мамой!?

— А что такого? Ты моя девушка.

— Нет! — категорично заявляю.

Хотя я привыкла к дому Громовых за тот месяц, что прожила там. Он даже стал мне немножко родным…

Трясу головой, прогоняя дурацкую мысль. С чего бы он стал мне родным? Я мечтала оттуда сбежать.

— Мой папа хорошо к тебе относится, — вдруг заявляет. — И не злится за тот скандал.

— Потому что в итоге он все равно выиграл выборы. А если бы не выиграл?

— Если бы, да кабы… История не терпит сослагательного наклонения. Да и объективно у его конкурентов не было шансов.

Я отрицательно качаю головой, не соглашаясь на предложение Данила, жить в их с отцом доме. Я вообще боюсь попадаться на глаза Сергею Юрьевичу. Он подарил сыну новую машину взамен угнанной, которую так и не нашли, и вроде как, по словам Дани, они с отцом понемногу общаются. Не так, чтобы прямо часто, все-таки Сергей Юрьевич слишком занят на посту губернатора, но иногда могут вместе поужинать.

На мое резонное замечание: «Он сослал тебя в интернат», Даня ответил, что это были лучшие четыре года его жизни, и он благодарен отцу. На этих словах мне стало очень неприятно, потому что в памяти снова всплыла Джоанна. Я постаралась успокоить себя тем, что помимо Джоанны у него были еще друзья, да и в целом под «лучшими годами в жизни» Громов понимает ту свободу, которая у него там была. Но все же осадочек у меня остался.

Я продолжаю жить в общежитии, где меня далеко не все устраивает, пока однажды в нашем блоке не прорывает трубу. Это случилось ночью, когда мы все спали. В семь утра у моей соседки зазвонил будильник, а через минуту она заорала не своим голосом.

— Что случилось!? — подскочила я на кровати, а опустив ногу на пол, тоже закричала. Линолеум покрывала ледяная вода.

Пока мы судорожно соображали, что делать, во входную дверь нашего блока начали тарабанить.

— Девочки, вы нас затопили!!! — послышался возмущенный голос соседки снизу.

Ну а далее последовал вызов вахтерши, ее причитания, затем приход сантехника и начальника общежития. Нам устроили допрос и стали обвинять в том, что трубу прорвало по нашей вине. Как будто мы ее специально расшатывали!

Мы с соседками сами собирали воду с пола, даже уборщица, которая дежурит на этаже, нам не помогала. Хорошо, что прорвало трубу с холодной водой, а не горячей, иначе, я не знаю, как бы мы справились. Но как итог — мы заболели. На время ремонта нашего блока нас поселили в комнаты к другим девочкам, которые совсем не обрадовались кашляющим гостям.

«Какая у тебя температура?», приходит сообщение от Дани.

«38»

На самом деле 39, но я не хочу его сильно пугать.

«Я сейчас к тебе приеду»

«Не надо! У меня есть лекарства!»

«За тобой нужен нормальный уход. Собери необходимые вещи, я тебя заберу»

«Куда ты меня заберешь???»

Он не отвечает. Через час Данил пишет, что приехал и спрашивает номер моей новой комнаты. Я называю ему и еле-еле встаю с постели. Перед глазами тут же все плывет, и мне приходится ухватиться за стол, чтобы не упасть. Тело горит, но одновременно с этим его бьет мелкая дрожь.

— Боже, Маша, — слышу голос Данила и чувствую его руки, но не вижу из-за пелены перед глазами. — Поехали.

Я настолько слаба, что у меня даже нет сил сопротивляться. Кое-как переодевшись из пижамы в джинсы и свитер и закинув в сумку вещи первой необходимости, я, опираясь на Данила, ухожу из общежития.

Я даже не спрашиваю, куда он меня везет. Закрываю глаза и тут же погружаюсь в состояние полудрема, когда вроде бы спишь, но при этом все слышишь и чувствуешь.

По ощущениям мы едем не долго. Данил останавливается, помогает мне выйти из машины, подхватывает на руки и куда-то несет. Сквозь прищуренные веки я замечаю серую высотку. Подъезд, лифт, лестничная площадка, металлическая дверь и незнакомая квартира.

В любой другой ситуации я бы устроила допрос, куда Громов меня притащил, но сейчас у меня нет на это сил и желания. Даня помогает мне снять одежду, укладывает в кровать и запихивает в рот таблетки, после которых я тут же отключаюсь.

Просыпаюсь я в незнакомом помещении. Оглядываю светлую комнату, деревянную стенку с множеством книг, шкаф, кресло…

Где я?

В мутном сознании всплывают обрывки минувших событий. Данил куда-то меня привез. Я больше не чувствую жара, поэтому поднимаюсь с кровати, оборачиваюсь в одеяло и иду на звуки. Данил на кухне стоит у плиты.

— Привет, — тихо говорю.

— Привет! — переворачивает блин и подходит ко мне. Целует в лоб. — Температуры нет.

Я слегка кашляю.

— Где мы?

— В квартире моей мамы.

От такого неожиданного ответа я дергаюсь. Данил говорил мне о своей матери только один раз — в нашу ночь откровений в доме Громовых. Он сказал, что она умерла на следующий день после того, как родила его.

— Твоей мамы? — неуверенно переспрашиваю и оглядываю кухню.

Она небольшая, тоже светлая, как и комната. Видно, что в квартире давно не было ремонта, но выглядит она чисто и по-домашнему уютно. Газовая плита, небольшой холодильник, окно с занавеской, кухонный уголок.

— Да. Это была ее квартира, — Данил снова целует меня в лоб. — Приходи завтракать.

Ошарашенная, я плетусь обратно в комнату. Надеваю домашние брюки и футболку, нахожу ванную, умываюсь, чищу зубы и возвращаюсь на кухню. У меня еще есть небольшой кашель, а в теле чувствуется слабость. Не думаю, что я выздоровела окончательно.

Данил ставит передо мной блины с вареньем и чай. Сам садится напротив.

— Не знала, что ты умеешь печь блины, — откусываю небольшой кусочек.

— Первый раз в жизни сейчас их делал. Надеюсь, не отравимся.

— Вкусно, — честно хвалю и запиваю чаем.

— Может, врача тебе вызовем? Вдруг воспаление легких?

— Мне уже лучше, не надо.

Меня распирает любопытство расспросить Данила про его маму. Я ведь даже не знаю, как ее звали, сколько ей было лет, как она выглядела. У Дани есть ее фотография?

— Расскажи мне про свою маму, — все-таки набираюсь смелости и прошу.

— Она умерла сразу после родов.

— Это ты говорил. А какой она была?

Данил не спешит с рассказом, и я сразу начинаю себя корить за любопытство. Очевидно ведь, что это больной для него вопрос, раз за все годы нашего знакомства Данил никогда не упоминал о матери.

— Ее звали Маргарита, — наконец, говорит. — Ей было двадцать семь лет. Она работала радиоведущей. С отцом они были женаты три года и еще три года они были вместе до свадьбы.

— И после ее смерти твой папа так больше ни на ком и никогда не женился…?

Мне следовало бы прикусить язык. И, конечно, я знаю, что Сергей Юрьевич больше ни на ком не женился, я же читала его биографию в преддверии выборов.

— Нет.

— Наверное, он очень сильно ее любил…

— Да. Слишком сильно. Поэтому в ее смерти винил меня. Ведь если бы я не родился, она бы не умерла.

Кусок блина застревает у меня поперек горла, и я тут же тороплюсь запить его чаем.

— Правда, в последнее время отец старается наладить со мной отношения. Видимо, уже разлюбил ее.

— Даня, не говори так!

— Это правда.

Я уже десять раз пожалела, что начала этот разговор. Доедаем завтрак мы в тишине. Я убираю посуду в раковину и собираюсь ее помыть, когда руки Данила захватывают меня в кольцо. Замираю так в его объятиях, прикрываю глаза и блаженно улыбаюсь.

Даня нежно целует меня в щеку и шепчет:

— Я хочу, чтобы ты тут жила. Все равно квартира стоит без дела. Я хотел ее сдать, но так и не повернулась рука.

Я вмиг напрягаюсь до предела.

— Дань, мы это уже обсуждали, — строго говорю.

— Мы обсуждали твой переезд в дом отца, а про эту квартиру мы еще не говорили.

— Какая разница?

— Большая. Эта квартира стоит пустая больше двадцати пяти лет. С тех пор, как моя мама начала встречаться с отцом и переехала к нему. Здесь больше никто никогда не жил. Ты можешь сделать ремонт, как тебе захочется, выбросить все старое и купить новое по своему вкусу…

— Данил, я не содержанка! — злостно выпаливаю и стараюсь скинуть с себя его руки, но Громов только еще больше усиливает захват.

— Маша, что ты вдолбила себе эту содержанку? — злится. — Я знаю, что ты не содержанка!

— Я с тобой не ради имущества и не ради денег и статуса твоего отца!

— Я знаю это.

Мне еще хочется добавить «Я не как моя мама», но на этом решаю замолчать, вот только слезы стыда за родительницу уже выступили на глазах.

— Маша, почему тебе так сложно принять от меня заботу? Я люблю тебя, и мне небезразлично, где, с кем и в каких условиях ты живешь. Я просто хочу быть уверен, что ты в порядке и безопасности.

— Я в порядке и безопасности, — отвечаю дрогнувшим от слез голосом.

— Нет, Маша, это не так. Ты живешь в общаге с тараканами и прорванной трубой. А я бы очень хотел, чтобы ты жила в хороших условиях, — Данил разворачивает меня к себе и берет в ладони мое лицо, поднимает на себя. — Эй, ну ты чего? — замечает мои слезы.

— Я не как моя мама, — все-таки произношу это вслух.

— Я знаю, — обнимает и прижимает меня к себе. — Маша, ты совсем другая. А я так сильно тебя люблю, что у меня сердце разрывается, когда я думаю о том, что ты в какой-то общаге. Маша, пожалуйста, позволь мне о тебе заботиться. Я так этого хочу.

Я люблю Данила всем сердцем и, конечно, я таю от его заботы, но вот так взять и начать жить в его квартире для меня сложно. Но я остаюсь у Данила дальше, поскольку грипп никуда не прошел. Днем у меня снова поднимается температура, и я почти не встаю с кровати.

Громов остается со мной, пока я не поправляюсь. Первые несколько дней, когда мне совсем плохо, даже не ходит в универ, а целыми днями наблюдает за мной. Мне звонит мама, услышав, что я болею, порывается приехать, но я прошу ее этого не делать. Она знает о моих отношениях с Данилом и… категорически против них. Все еще таит обиду на Сергея Юрьевича за то, что тот ее бросил.

С новым мужем маме не очень сладко. Она почти ничего не решает во дворце, всем заведуют его дочки. В этом плане с Громовым-старшим ей было намного комфортнее. Мама была хозяйкой в доме, прислуга ее слушалась, а сам Сергей Юрьевич дал ей золотую карту и полный карт-бланш на все.

Через неделю я полностью поправляюсь и уже чувствую в себе силы вернуться в университет и на работу. Но труба в нашем блоке по-прежнему не отремонтирована, а значит, надо вернуться в комнату к другим девочкам. Даня просит меня остаться в его квартире, хотя бы пока не будет готов к проживанию мой блок в общежитии. Немного посомневавшись, я соглашаюсь.

Данил возвращается жить к отцу, а я остаюсь в его трехкомнатной квартире одна. Здесь мило и комфортно. Есть все необходимое, тихо и много света. В одной из комнат стоит в рамке портрет молодой Маргариты Громовой. Она была красивой, и Даня очень на нее похож.

До универа мне ехать несколько остановок на метро. Громов приезжает ко мне в дни, когда я не работаю. Мы пьем чай, разговариваем, но вечером он всегда уезжает в поселок.

Каждый раз мне все сложнее и сложнее его отпускать, а ему все сложнее и сложнее от меня уходить. А однажды я прошу его остаться, и это становится новым этапом наших отношений, когда я понимаю, что хочу отдать Данилу всю себя.

— Я тебя люблю, — шепчу, засыпая в его руках.

— И я тебя люблю.

А на следующий день Данил приезжает в сумкой вещей и… мы начинаем жить вместе. Это так необычно и в то же время классно — вместе засыпать и вместе просыпаться, вдвоем готовить завтраки и ужины, смотреть сериалы по вечерам, приглашать к нам друзей, а во время сессии до глубокой ночи не наслаждаться друг другом, а зубрить билеты.

Данилу учиться тяжелее, чем мне. Он ведь еще учит с нуля два языка. И если с португальским ему не так сложно, потому что он похож на испанский, который Данил уже знает, то с китайским он сильно мучается. Два раза в неделю даже дополнительно занимается с репетитором.

Я бросаю работу в кофейне и начинаю подрабатывать репетитором для школьников. Занимаюсь с пятиклассниками русским, математикой и английским. Моих знаний вполне хватает, чтобы объяснить им материал и помочь сделать уроки. Данил же летом идет на стажировку в МИД и получает приглашение остаться.

В основном, мы живем на деньги, которые Громов также получил в наследство от своей мамы. Там очень крупная сумма, и нам вполне хватит на достойную жизнь, пока мы оба не доучимся и не получим нормальные работы с нормальной зарплатой. У отца Данил больше не берет деньги, но изредка видится с ним. Однажды Сергей Юрьевич даже приезжает к нам в гости. По выражению лица Громова-старшего было видно, что эта квартира навеяла на него много болезненных воспоминаний. Мне кажется, Сергей Юрьевич хотел бы наладить отношения с сыном, хоть и понимает, что время уже сильно упущено.

Так проходят два года. Данил завершает учебу в бакалавриате МГИМО и поступает в магистратуру дипломатической академии МИДа. Параллельно завершается его затянувшийся период «стажера», и он получает в министерстве иностранных дел нормальную должность.

Через год заканчивается учеба в бакалавриате и у меня. К тому моменту я уже работаю помощником юриста в компании, специализирующейся на авторском праве. Среди клиентов у нас — певцы, писатели, композиторы и прочие деятели культуры, у которых есть интеллектуальная собственность. Мне нравится моя работа. Я готовлю договоры авторского права, пишу юридические претензии и исковые заявления.

В офис приезжаю только пару раз в неделю, все остальное время работаю удаленно из дома или провожу на встречах с клиентами. Но даже эти встречи все чаще и чаще проходят по видеосвязи. Клиенты очень занятые, им сложно выкроить два часа для проведения личной встречи у нас в офисе или где-то в ресторане. Еще иногда мне приходится ходить в суд, если клиент с кем-то судится из-за нарушения его авторских прав.

Так проходят еще два года. Я получаю диплом магистра, должность юриста по авторскому праву, а Данил повышение в МИДе. У нас все настолько хорошо, что я даже думать не хочу о возможном переезде. По-моему, Данила даже и не хотят никуда отправлять, поскольку он очень полезен тут в Москве.

Но в какой-то момент я замечаю, что Данил становится как будто очень загруженным и задумчивым. Меньше говорит, мою болтовню слушает в пол-уха. Даже если он обсуждает со мной какую-то тему, то через десять минут может уже забыть, о чем мы говорили.

А как-то раз я просыпаюсь ночью от того, что его половина кровати пустая и холодная. Вылезаю из-под одеяла и иду на свет в другую комнату, которую мы переделали под импровизированный кабинет для нас обоих. Данил сидит за столом и устало смотрит в ноутбук.

— Чего не спишь? — спрашиваю, привалившись к косяку.

Даня поднимает на меня уставшие глаза.

— Не знаю. Не смог уснуть, — опускает крышку ноутбука. — Иди ко мне.

Я приближаюсь к Данилу, он усаживает меня на колени и опускается лбом мне на плечо.

— Тебя куда-то отправляют, да? — озвучиваю давно посетившую меня догадку.

— Угу, — не радостно отвечает.

— Куда?

— Далеко…

— В Китай?

— Дальше.

— Дальше Китая!? — восклицаю.

— Угу.

— В Австралию, что ли?

— Хуже.

— Дальше, чем Китай, и хуже, чем Австралия?

— Угу.

Мне становится дурно. По позвоночнику уже выступил холодный пот, а внутри все опустилось. Данил уедет черти куда, я останусь тут…

— В Бразилию, — наконец, говорит. — На три года.

В комнате повисает звенящая тишина, прерываемая только моим шумным дыханием. Глаза начинает щипать, но я со всех сил креплюсь, чтобы не расплакаться.

— Ну… — прерываю молчание. — Да не так уж и плохо на самом деле. Интересно, наверное, там побывать. А на каком языке говорят в Бразилии? На португальском?

— Да.

— Ну нормально… Там океан и бразильские сериалы…

Боже, я сейчас разрыдаюсь. Данил улетит от меня на другой континент. Мы будем видеться только в отпуске и на длинных новогодних праздниках. И так несколько лет.

— Поедешь со мной? — тихо спрашивает.

Мое сердце делает сальто.

— Кхм, у меня тут работа, хоть и в основном удаленная… Да и с девушкой нельзя же. Можно только с законной супругой…

Даня поднимает на меня лицо и смотрит глазами кота из известного мультика.

— Ты выйдешь за меня замуж?

Из легких будто весь воздух вышибает. Конечно, я много раз об этом думала, ведь мы с Данилом уже почти шесть лет вместе. Но мы никогда не обсуждали свадьбу, поэтому вдруг услышать от него такой вопрос — очень неожиданно.

Коротко киваю. На большее сейчас нет сил. Даня выдвигает ящик письменного стола и достает из него бархатную коробочку в форме сердца.

— Я давно его купил и ждал нашей годовщины. Но раз такие дела, то не надо ничего ждать.

Даня открывает коробочку и достает золотое кольцо с большим прозрачным камнем. Берет мою правую ладонь и надевает на безымянный палец.

— Маша, я люблю тебя, — целует несколько раз в губы.

— И я тебя люблю, — слеза все-таки скатывается по щеке. От счастья.

Через месяц мы женимся в кругу самых близких людей. Моя мама со своим мужем и папа Данила даже о чем-то разговаривают, сидя за одним столом в ресторане. А еще через месяц мы улетаем в Бразилию. На работе мне удается договориться о полной удаленке, правда, приходится попрощаться с еще бОльшим повышением, которое маячило у меня на горизонте. Я больше не смогу ходить в суды, а это очень важная часть работы любого юриста.

Впрочем, я не долго грущу. В Бразилии я завожу новый инстаграм, в котором веду блог о жизни в этой солнечной стране карнавалов, мыльных опер и экзотических фруктов. Мы живем в столице Бразилии — городе Бразилиа, а на длинные выходные и праздники ездим в Рио-де-Жанейро, где учимся серфингу. Рождение ребенка мы откладываем до возвращения в Россию, а пока продолжаем жить в свое удовольствие, наслаждаясь каждым днем вместе. Ведь муж и жена должны быть не только любовниками, но еще и друзьями.

От автора

Спасибо всем, кто дочитал до этого момента и прошел со мной этот путь! Я очень надеюсь, что история любви Маши и Данила вам понравилась. Я задумывала сделать легкую историю, но не лишенную определенного смысла. Надеюсь, что у меня это получилось.

Буду очень благодарна за ваши лайки и комментарии.

А теперь хочу пригласить вас в свою молодежную новинку, в которой мы обязательно увидим камео Маши и Данила, когда они вернутся из Бразилии! Ссылка на книгу стоит в аннотации к этой книге.

— Я не твоя собственность!

— Я тебя еще не отпускал, — его пальцы смыкаются на моем запястье.

— Да кто ты вообще такой? — шиплю, пытаясь вырвать руку.

Он склоняется к моему уху и шепчет, обжигая дыханием:

— Твой самый страшный кошмар.

Он ворвался в мою школу, в мой класс и в мою жизнь, как ураган. Наглый, самоуверенный новенький, который решил, что может устанавливать свои порядки.

Я счастлива со своим парнем и друзьями, поэтому мне нет никакого дела до новенького.

Вот только неожиданно ему есть дело до меня…‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍