Ловушка для донжуана бесплатное чтение

Линн Грэхем
Ловушка для донжуана

Любовный роман — Harlequin — 1135

Глава 1

Данте Лукарелли, миллиардер‑бизнесмен в области возобновляемых источников энергии, мчался по частной дороге на мощном мотоцикле, упиваясь ощущением ветра и свободы. На миг все его проблемы перестали существовать. Но этот волшебный момент быстро закончился, и он вспомнил о своем долге как гостя и замедлился, чтобы позволить гостеприимному хозяину, Стиву, себя догнать.

— Ты позволил мне победить! — прорычал Стив, в отместку хлопнув бывшего одноклассника по плечу, пока они парковали мотоциклы. — Что в этом интересного?

— Не хотел унизить тебя на глазах у местных, — парировал Данте. Его густые иссиня‑черные волосы растрепались, белые зубы выделялись на фоне худощавого загорелого лица. — В любом случае этот твой байк… Твоя новая авантюра? — добавил он, глядя сквозь сосны на ресторан с видом на озеро, окруженный настилом. — Скромно как‑то для парня, который зарабатывает себе на жизнь строительством небоскребов?

— Прекрати, — оборвал его друг, дородный блондин с телосложением регбиста. — Это сезонное заведение и приносит отличную прибыль в хорошую погоду.

— И принимает на работу местных жителей, которых ты по‑отцовски опекаешь, — усмехнулся Данте, слишком хорошо знающий, как развито в Стиве чувство гражданской ответственности. Стив Крэнбрук был добрым человеком и одним из немногих, кому Данте доверял.

Они находились на юго‑востоке Франции, в сельской местности, где Стив купил замок на холме в качестве летнего дома для себя и своей семьи. «Его слишком многочисленной семьи», — подумал Данте с содроганием. У Стива было четверо маленьких хулиганов, две пары близнецов, которым не исполнилось еще и пяти, и они ползали по Данте и требовали внимания с тех пор, как он прилетел, поэтому он так хотел оказаться подальше от замка. Дело не в том, что он не любил детей, просто к ним не привык, и терпеть общительных отпрысков Стива было все равно что пытаться встать на пути торнадо, вооруженного бесчисленными руками, ногами и болтливыми языками.

— Все совсем не так, — возразил Стив. — Я просто инвестирую свой капитал, когда вижу возможность, и делаю вклад, если на то есть веская причина. Здесь не так много условий для трудоустройства.

Данте сел за деревянный стол, высеченный из гигантского дерева, и обвел глазами собравшихся в баре местных.

— Бьюсь об заклад, в округе это единственное место для вечеринок, — заметил он.

— Ты прав, но еда тут тоже вкусная. Когда на пляже людно, к нам приходит много семей с детьми. Итак, скажи мне, когда у тебя встреча с Эдди Шрайнером?

Худое, мрачно‑красивое лицо Данте напряглось, когда самая большая его проблема снова напомнила о себе.

— Через две недели, а у меня все еще нет на примете женщины, которая будет держать Кристал в узде.

— Я думал, что Лилиана окажет тебе услугу, — удивился Стив.

— Нет, не вышло. Лилиана хотела взамен обручальное кольцо, — признал Данте, сердито нахмурившись. — Несмотря на то что помолвка была бы фиктивной, я не стал так рисковать.

— Обручальное кольцо? — удивленно спросил Стив. — Зачем ей кольцо, чтобы притворяться перед Кристал, что она снова твоя девушка?

Данте пожал плечом:

— Она сказала, что это вопрос гордости. Она потеряет лицо перед Кристал, если у нее не будет кольца, потому что зачем ей еще сходиться со мной, когда мы расстались много лет назад?

— Твоя личная жизнь — такой кошмар… — простонал Стив. — Если бы ты не бросил столько прекрасных женщин, не попал бы в подобную ситуацию.

Данте в молчаливом несогласии сжал губы. У него не было намерения жениться и заводить детей, и он никогда не лгал женщинам на этот счет. Он откровенно рассказывал о своей сексуальной жизни, и в ней не было места любви. Он не привязывался к женщинам — никогда не привязывался и никогда не пойдет на серьезные отношения, — и Лилиана была единственным исключением из этого правила. Она была бывшей девушкой, ставшей ему подругой, и он искренне уважал и любил ее, но все еще не мог желать с ней серьезных отношений.

Даже доверять Лилиане изначально было трудно, потому что у Данте никогда не было доверия к женщине с тех пор, как он застал свою лживую мать в постели с одним из самых близких друзей своего отца. Его честолюбивая родительница, которая осуждала других за малейшие ошибки и быстро от них отворачивалась.

Вскоре он понял, что его родители регулярно друг другу изменяют. Однако его безразличие к Лилиане рассказало Данте все, что ему нужно было знать о его собственном холодном сердце. Без сомнения, он унаследовал ген эгоизма от своих безучастных родителей.

Единственным чувством, близким к любви, была его глубокая привязанность к старшему брату Кристиано, и, когда тот год назад умер, это событие сломило Данте и заставило его мучиться чувством вины. Он часто думал, что, будь он менее эгоистичным, мог бы спасти своего брата.

К сожалению, Кристиано покончил жизнь самоубийством, потому что никогда не мог постоять за себя. Находясь под невыносимым давлением своих требовательных родителей и отчаянно пытаясь угодить им, будучи старшим сыном и наследником, Кристиано в конце концов не выдержал постоянного напряжения.

И теперь лучшее, что мог сделать Данте в память о своем покойном брате, — попытаться выкупить тот маленький кусочек лесного рая, куда сбегал Кристиано, когда жизнь становилась совсем невыносимой. К сожалению, после смерти первенца, их родители немедленно продали этот участок земли по максимально возможной цене Эдди Шрайнеру, застройщику курорта, который в настоящее время женат на бывшей возлюбленной Данте. С тех пор как Кристал вышла замуж за Эдди, она предприняла несколько наглых попыток вернуть Данте в свою спальню. Она была неисправима, и последнее, что Данте было нужно, — это Кристал, которая будет к нему приставать, пока он пытается заключить сделку с ее мужем.

— Тебе следует нанять эскортницу, она сыграет твою девушку, — предложил Стив, понизив голос, чтобы его не услышали.

— Звучит хитроумно и опасно, — возразил Данте, наблюдая за миниатюрной молодой женщиной, стоявшей у стойки бара с подносом.

Ее волосы были яркими, как костер на Хеллоуин: вьющейся массой меди, багреца и блестящего золота, закрепленной заколкой на затылке. «Фарфоровая бледная кожа, как у всех рыжеволосых, от природы, а ноги и формы богини», — решил Данте, восхищаясь стройными, красивыми ногами в потертых ковбойских сапожках, которые она носила в сочетании с легкой короткой юбкой с цветочным принтом и топом, над которым вздымалась пышная грудь, прекрасная, как мираж в пустыне. Девушка с причудливым вкусом в одежде определенно не в его стиле.

— Это Белль. Земля вызывает Данте? — пошутил Стив, когда друг даже не взглянул в его сторону.

Данте с трудом оторвал взгляд от этих невероятных изгибов и классических пропорций овального лица и оглянулся на своего спутника.

— Это Белль, — повторил Стив, весело блеснув карими глазами.

— Почему такая красавица работает официанткой? — потребовал ответа Данте.

— Возможно, она только и ждет, что ты к ней подойдешь, — ухмыльнулся Стив. — Понимаешь, она пытается накопить денег, чтобы вернуться в Великобританию и снова там обосноваться. Ты мог бы протянуть руку помощи и взять ее с собой в Лондон.

— За этим ты и привел меня сюда? С каких это пор я что‑нибудь делаю даром? — спросил Данте, снимая солнцезащитные очки, чтобы лучше рассмотреть это великолепное личико, но при ближайшем рассмотрении обнаружил россыпь веснушек. Он едва не ощутил облегчение оттого, что во всем этом совершенстве был изъян. Интересно, какого цвета у нее глаза?

— Конечно нет. Но мне только что пришло в голову, что вы оба можете быть друг другу полезны. Почему бы не нанять Белль? Она в затруднительном положении. А… и в этой истории есть собака. Ты любишь собак, верно? Что ж, она очень милая девушка, наверное, совсем не в твоем вкусе. Слишком хорошая.

— Я не люблю хороших девушек, — поморщился Данте.

— Именно. Тебе нужна фиктивная невеста, а не любовница, а ей понадобятся деньги. Я предложил ей ссуду, но она не взяла. У нее есть гордость, она честна. Она мне сказала, что не может взять деньги, потому что не знает, как их вернет.

— И она официантка. Конец истории, — язвительно ответил Данте. — Я не встречаюсь с обслуживающим персоналом.

— Ты сноб, а я не в курсе? — удивленно заметил Стив. — Конечно, я знал о голубой крови, семейном палаццо, титуле и всех остальных атрибутах, которые ты якобы презираешь.

— Что бы сделала официантка, если бы она окунулась в мой мир? — с едкой насмешкой спросил Данте.

— То, за что ты ей заплатишь, и это больше, чем ты можешь сказать о большинстве известных нам женщин, — спокойно заметил Стив. — Это простая сделка, но не уверен, что Белль на нее пойдет. Я слышал, девушка вспыльчивая.

Данте ничего не сказал, потому что встретился взглядом с женщиной, подошедшей взять у них заказ. Да, глаза были большие, сверкающие, необычного темно‑синего оттенка, граничащего с сиреневым, что было очень заметно на контрасте с ее покрытой веснушками кожей цвета слоновой кости.

Во время своего перерыва Белль наблюдала за тем, как двое мужчин вышли с автостоянки. Все знали британца Стива, владельца ресторана, дружелюбного и скромного, несмотря на его богатство и успешность в карьере архитектора на работе с рядом международных филиалов. А еще Стив был преданным семьянином с четырьмя милыми детьми и красивой женой‑испанкой, но физически гость отличался от него, как ночь от дня.

Он был очень высок, худощав, хорошо сложен и двигался с грацией человека, который чувствовал себя уверенно в собственном теле. Его густые взлохмаченные черные волосы, спадающие почти до широких плеч, развевались на ветру, подчеркивая твердые скульптурные черты. Даже в джинсах и рубашке с открытым воротом, он был великолепен, словно черная пантера, физически прекрасен дикой, естественной красотой и, вероятно, столь же опасен.

Несколько женщин выглянули из окон бара, чтобы им полюбоваться. Белль вернулась под крышу и приступила к работе, молча слушая, как бармен, заядлый обитатель социальных сетей, студент, опознал в незнакомце Данте Лукарелли. Очевидно, это какой‑то богатый итальянец, магнат в области возобновляемых источников энергии. Она подошла, чтобы принять заказ у Стива и его гостя, и, когда итальянец взглянул на нее из‑под длинных черных ресниц, которым позавидовала бы любая женщина, то встретилась с его яркими темно‑янтарными глазами. На пугающую долю секунды она застыла, как будто внутри ее сработал детонатор, и все тело вспыхнуло, словно объятое пламенем.

Покрасневшая и смущенная, она записала их заказ на напитки и поспешила обратно в бар. Она не должна была на него смотреть, не должна была его замечать, и теперь яростно себя ругала. Он был необычайно красив и знал это. Конечно, знал.

Лицо Белль раскраснелось, и она не могла остановить этот застенчивый румянец, который окрасил ее щеки в цвет перезрелого помидора. В двадцать два года умение краснеть смущало ее не меньше, чем в школьные годы, когда она не раз становилась объектом недобрых шуток. Невысокого роста, рыжеволосая, веснушчатая, а вдобавок еще и одаренная большой грудью, она занимала предпоследнее место в школьном рейтинге популярности.

Данте очень позабавил густой румянец Белль. Когда он в последний раз видел, как краснеет женщина? На память ничего не приходило, но даже в юности он не рискнул бы объяснять румянец стыдливостью или невинностью. Он был более склонен связывать его с сексуальным влечением. Данте привык к женщинам, которые смотрят на него и хотят прыгнуть к нему в постель. В конце концов, с ним такое происходило с тех самых пор, когда ему исполнилось шестнадцать, и он потерял девственность с одной из подруг своей матери в своеобразном знаке протеста против ее внебрачной интрижки. В возрасте двадцати восьми лет он считал само собой разумеющимся, что девяносто девять женщин из ста согласятся провести с ним ночь, если он попросит. И Данте редко даже приходилось спрашивать. Секс ему часто предлагали на тарелочке, и без малейшего поощрения.

Белль принесла напитки, ни разу не взглянув в сторону Данте, и чувство жара в ее теле, к счастью, прошло, позволив ей снова задышать спокойно. Заметить привлекательного мужчину — нормально, успокаивала она себя, и не ее вина, что она зарделась. Просто досадный факт жизни, и ей нужно было к нему привыкнуть, как привыкла к другим прискорбным фактам.

Как и следовало ожидать, ее мысли вернулись к невезению, которое, казалось, сопровождало ее на каждом шагу. Она дочь женщины, которой была не нужна, и отца, который не желал иметь с ней ничего общего и сказал ей об этом без смущения. Ее бабушка, Сэди, сказала, что безразличие — проблема ее родителей, и Белль не должна принимать их равнодушие на свой счет. Дедушка и бабушка ее любили, о них она до сих пор вспоминала с нежностью, но они уже не с ней, и мысли об этой утрате только расстроили Белль, потому что снова напомнили ей, что она одна в мире и некому прийти к ней на помощь, когда что‑то идет не так. А во Франции дела у Белль пошли очень и очень плохо.

Данте не сводил глаз с Белль, пока она ходила по бару, и старался представить ее одетой в одежду от‑кутюр, что было сложно, потому что по какой‑то причине его мозг хотел видеть ее только обнаженной. Понятно, что новый гардероб только преобразит Белль, но, конечно, ей придется перестать грызть ногти. «Отвратительная привычка», — подумал он.

— Что она делает во Франции? — небрежно спросил он Стива, кивнув в сторону Белль.

— Я знаю только местные сплетни. Говорят, она приехала сюда около трех лет назад в качестве домработницы и компаньонки пожилой английской вдовы, жившей в деревне. Семья вдовы наняла ее в Лондоне и оставила самой разбираться со старушкой, страдавшей слабоумием. В конце концов местный врач немного ей помог, но Белль пришлось несладко.

Данте вскинул смоляную бровь.

— Если верить тебе, она идиотка. Почему она просто не ушла и не уехала домой, когда работа стала для нее невыносимой?

Стив нахмурился:

— К тому времени она уже привязалась к старушке и не хотела ее бросать.

— Как она оказалась здесь, в баре?

— У вдовы случился сердечный приступ, и сразу после похорон ее родственники продали дом и оставили Белль без крыши над головой. Даже денег на обратный билет не дали. Они также выбросили на улицу собаку старушки… Чарли, — пробормотал Стив, когда маленькая дворняга, сильно нуждающаяся в стрижке, прижалась к его ноге, надеясь привлечь внимание, прежде чем перейти к другому постоянному клиенту, который с большей вероятностью предложит ему еды.

Данте не обратил внимания на собаку, его внимание было сосредоточено на друге.

— А потом?

— Парень, который арендует этот бар, предложил Белль пожить в старом автофургоне. Он припаркован на стоянке за деревьями, и она с собакой там живет. И работает тут.

— Значит, жизнь ее побила, — предположил Данте. — Я больше люблю победителей.

— Но неудачники, несомненно, менее требовательны, — цинично заметил Стив. — А разве ты когда‑нибудь стеснялся извлекать выгоду из чужих несчастий?

Данте ухмыльнулся:

— Безжалостность заложена в моих генах.

— И только твой брат — исключение. Я потерял счет тому, сколько раз ты вытаскивал Кристиано из неприятностей, — пробормотал Стив. — И ты говоришь, что не сентиментален, и все же готов пойти на все, просто чтобы выкупить лесной массив.

— Это совсем другая история.

— Точно. Кажется, я помню, что в первый раз, когда ты остановился на ночь в бревенчатой хижине Кристиано, тебе там не понравилось.

— Мне не нравится жить как дикарь, но Кристиано всегда был ненормальным, — рассеянно вспоминал Данте, глядя на то, как пара молодых парней флиртует с Белль, пока она ставит перед ними напитки. Она не краснела, вела себя бойко и профессионально, и ему это польстило. Он сделал ей знак, чтобы она повторила их заказ.

— Мне хватит, — с сожалением возразил Стив. — Санча приготовила ужин, и она не любит, когда я опаздываю.

— На часах всего девять, — заметил Данте.

— Ну, честно говоря, моя жена не любит выпускать меня из своего поля зрения надолго, — с тихой гордостью признал Стив.

Данте вздрогнул от самой мысли о подобных ограничениях.

— Слушай, женатым быть круто, пока не попробуешь — не узнаешь! — сказал Стив в свою защиту.

— Я никогда не попробую, — заверил его Данте с мрачным смешком. — Но я ищу кандидатку на роль своей девушки, и, возможно, поздно вечером я сюда вернусь.

Данте вернулся к наблюдению за Белль. Его внимание невольно привлекла ее пышная грудь, когда она наклонилась, чтобы взять напитки с подноса, не говоря уже о соблазнительном изгибе ее ягодиц под тканью юбки. Он снова поерзал на сиденье, хмурясь в раздражении. Он не какой‑то там впечатлительный подросток. Почему он так… хм… ярко реагирует? Она принесла ему выпивку, и он положил на стол купюру, велев ей оставить сдачу себе.

— Это слишком много, — заметила она.

— Не говори глупостей, — спокойно посоветовал Данте. — Я хочу поговорить с тобой наедине, когда ты закончишь смену.

— Я устала. Я пойду спать, — быстро сказала она ему. — Извини!

— Не спеши, сначала послушай, что я хочу сказать, — продолжил Данте. — Возможно, у меня будет для тебя работа, которая даст тебе возможность вернуться в Великобританию.

Белль напряглась, как борзая на старте. Подняв глаза от стола, который внимательно изучала, она всмотрелась в его худощавое, мрачно‑красивое лицо. В неосторожности встретившись с потрясающими темно‑янтарными глазами, она сделала очень легкий шаг назад.

— Работа? Что за работа? — спросила она.

Лениво взяв бутылку пива, Данте грациозно откинулся на балюстраду, окружавшую террасу.

— Позже, — тихо пробормотал он. — Только не усни.

Белль покраснела. Он был так уверен в себе, что у нее свело челюсть. Он бросил наживку и ждет, когда она клюнет. Что ж, пусть ждет. Какую работу он мог ей предложить? Ее единственный опыт работы заключался в ведении домашнего хозяйства и уходе за пожилыми, и маловероятно, что он захочет нанять ее для работы по дому. Богатый человек для этого воспользуется услугами агентства. С другой стороны, у нее не было причин подозревать, что он собирается предложить ей что‑то аморальное.

Белль не из тех женщин, ради которых переплывают моря и покоряют горы. Нет, единственные неприличные предложения, которые она получала, исходили от скучающих женатых мужчин и похотливых молодых людей, которые думали, что иностранка в постели чем‑то отличается от местных. Хотя, конечно же, не исключено, что у Данте Лукарелли может быть пожилой родственник, нуждающийся в уходе…

Даже в этом случае можно найти специалистов с подтверждающими опыт документами, которых по иронии судьбы у Белль не было. Судьба вынудила ее стать сиделкой после того, как заболел ее овдовевший дедушка. Ей пришлось бросить учебу, чтобы ухаживать за ним, когда ему поставили неутешительный диагноз. Но Белль не могла поступить иначе, ведь дедушка и бабушка любили ее и заботились о ней с детства.

Трейси, мать Белль и единственный ребенок ее бабушки и дедушки, была фотомоделью, влюбленной в светскую жизнь, и, когда отец Белль отказался жениться на Трейси после того, как она забеременела, в возрасте всего нескольких недель Белль оставили с бабушкой и дедушкой. Единственный раз, когда Трейси решила забрать Белль с собой домой, обернулся катастрофой для матери и дочери. Трейси была падка на мужское внимание, и мужчины в ее жизни всегда находились на первом месте. Вот почему, в конце концов, Трейси удовлетворяла свои материнские инстинкты, отправляя регулярные денежные переводы своим родителям в обмен на то, что они растили Белль за нее.

В возрасте от пяти до пятнадцати лет Белль даже не виделась с матерью, а о ее местоположении узнавала по открыткам. Когда ей исполнилось четырнадцать, ее пригласили жить с Трейси, но потом так же быстро выбросили из жизни матери. Любовник Трейси стал приставать к Белль, и Трейси поймала его на месте преступления. Несмотря на то что мужчине мать это гадкое поведение простила, она обиделась на дочь за то, что та привлекла его внимание. После этого случая Белль не виделась с матерью вплоть до похорон деда, когда Трейси вернулась домой, чтобы заявить свои права на имущество своих родителей.

— Ради всего святого, ты уже достаточно взрослая, чтобы зарабатывать самой! — скорбно простонала Трейси, когда Белль попросила ее о финансовой помощи. — Не жди от меня больше подачек! Твой отец перестал давать на тебя деньги много лет назад, и теперь, наконец, настала моя очередь от тебя освободиться.

И все же Белль пожертвовала тремя годами своей жизни и образованием, чтобы ухаживать за дедушкой, и сохранила наследство для Трейси, позаботившись о том, чтобы ее деду Эрнесту не пришлось продавать свой дом и покупать себе место в доме престарелых. Закрыв глаза на эти неприятные жизненнные обстоятельства, Трейси продала все, что можно было, и оставила Белль без гроша в кармане. По иронии судьбы тогда работа во Франции казалась манной небесной, с сожалением признала Белль.

Ей нужно было где‑то жить, а Лондон казался слишком дорогим городом. Вдобавок сама идея работы за границей обещала приключения, чего в жизни Белль катастрофически не хватало. Она ухватилась за эту возможность обеими руками, полагая, что все, что ей нужно будет делать, — это готовить, убирать, делать покупки и время от времени составлять компанию одинокой пожилой женщине. Она думала, что у нее будет свободное время, и ни разу не думала, что окажется в ловушке и будет работать круглосуточно в унылой сельской деревне, где даже нет кафе.

Когда Белль помогала собирать последние стаканы, она взглянула на пляж, где увидела Данте Лукарелли в тени сосен.

Он ждал ее? Конечно, нужно спросить его о работе! Она не могла упустить любой шанс вернуться домой, потому что ресторан закроется на сезон уже через несколько недель, и что же тогда с ней станет? Она не была гражданкой Франции и не имела права на социальное пособие. По крайней мере, в Лондоне, если у нее не будет другого выбора, ей положены льготы.

Пожелав спокойной ночи остальным официантам, Белль направилась к пляжу в сопровождении Чарли. Данте стоял под деревьями, а затем ступил в лунный свет, осветивший его высокие скулы, классический нос и твердую линию подбородка. Ему нужно было побриться. Тень темной щетины подчеркивала его широкий чувственный рот. Белль чувствовала, как ей снова становится жарко, как будто ее тело горит под кожей.

— Белль? — спросил Данте. — А как полное имя?

— Тинкербел, — с большой неохотой признала Белль. — К сожалению, моя мама подумала, что это милое имя для девочки, но бабушка и дедушка звали меня Белль. Белль Форрестер.

— Тинкербел? Это из детского фильма вроде бы? — удивленно выдохнул Данте, глядя на нее, стоявшую неподвижно, будто на краю опасных зыбучих песков.

Она распустила волосы, и они рассыпались по плечам пышной гривой.

— «Питер Пэн». Тинкербел — фея, но Белль — тоже имя из мультфильма, — сказала ему Белль.

— Думаю, если бы у тебя были крылья, ты бы улетела домой, — сухо заметил Данте.

— Так… э‑э‑э… работа? — натянуто спросила Белль.

— Работа немного необычная, но ты справишься, — заверил он ее, а затем, словно внезапно вспомнив о своих манерах, подошел ближе и протянул руку: — Меня зовут Данте Лукарелли.

— Да. — Белль едва коснулась кончиков его пальцев. — Бармен признал тебя почти с порога.

— Расскажи мне о себе, — попросил он.

— Тут особо не о чем говорить, — неловко возразила Белль, желая, чтобы он просто перешел к делу и не держал ее в неведении. — Мне двадцать два года. Я бросила школу в шестнадцать лет и с тех пор к учебе не возвращалась. Я бы хотела получить аттестат, когда вернусь в Лондон. В наши дни, чтобы вести достойную жизнь, необходима подготовка и квалификация.

— Если тебе это известно, почему ты упускала эту возможность до сих пор?

— У меня никогда не было возможности, — возразила Белль, устраиваясь на скамейке под деревьями. — Моя бабушка умерла, а потом дедушка заболел и нуждался в уходе. Потом я устроилась на работу здесь, в основном помогать по дому, но скоро опять стала сиделкой.

Данте прислонился спиной к стволу дерева, гибкий, худощавый и напористый. Он был расслаблен, а она — напряжена.

— Уход за пожилыми людьми… Именно этим ты хочешь заниматься в будущем?

Белль застыла:

— Нет, определенно нет. Я считаю, что это работа, для которой нужно призвание, а у меня его нет.

— Достаточно честно, — пробормотал Данте, все больше удивляясь ее хладнокровной, непримиримой сдержанности, потому что он ожидал от нее как минимум кокетства и флирта. По его опыту, женщины приглашали его в свою постель независимо от того, была ли у них надежда с ним переспать или нет, но Белль не делала ни малейших попыток в этом направлении.

— Возможно, у тебя нет призвания и для работы, которую я собираюсь тебе предложить, но со временем ты вернешься в Великобританию, и я буду щедро платить.

Белль обернулась, чтобы лучше его рассмотреть.

— Расскажи поподробнее…

— Мне нужна женщина, готовая притвориться моей девушкой. Все, что от тебя требуется, — это сыграть роль, — спокойно заверил ее Данте. — Работа всего на пару недель. Беспроигрышный вариант для нас обоих.

Белль редко лишалась дара речи, от шока ее язык прилип к нёбу, потому что такая возможность не приходила ей в голову даже в самых смелых мечтах.

— Но… э‑э‑э… ты меня даже не знаешь, — слабо запротестовала она, когда голос к ней вернулся.

— Зачем мне тебя знать? Стив ручается за твою надежность. Это работа, роль, если тебе так угодно. Это случайный и временный процесс, но он принесет финансовую выгоду, — завершил он.

— Но романтические отношения предполагают, что мы хорошо друг друга знаем, — поспешно возразила Белль. — А мы совершенно незнакомы.

— Я уверен, что полчаса вопросов и ответов охватят все основы, которые тебе необходимо знать, — без колебаний ответил Данте. — Подумай об этом с моей точки зрения.

— Я недостаточно хорошо тебя знаю.

— Тогда позволь мне познакомиться с тобой ближе, — ответил Данте. — Я предлагаю тебе эту работу исключительно потому, что ты незнакомка, и я буду платить за то, что ты будешь выполнять свои обязанности. Будучи незнакомкой, потом ты уйдешь без лишних проблем. Ты не станешь за меня цепляться и не вообразишь, что у меня есть какие‑то обязательства перед тобой.

Белль посмотрела на него, ошеломленная этой откровенной речью.

— И часто женщины за тебя… хм… цепляются?

Данте напрягся. Блестящие темные глаза остановились на ее бледном беспокойном лице.

— Часто. Мне на пути встречались настоящие прилипалы!

— Я вовсе не из таких, — рассеянно прошептала Белль. — Но ты до сих пор не объяснил, зачем тебе фиктивная невеста.

— И я не буду раскрывать подробностей, пока ты не проявишь заинтересованность в приеме на работу, — нетерпеливо произнес Данте. — Утро вечера мудренее. Увидимся завтра в одиннадцать, и тогда ты дашь мне ответ. Но имей в виду… У меня высокие требования. Если ты согласишься, тебе придется соответствовать всем моим условиям. Носить одежду, которую я для тебя куплю, отказаться от привычки кусать ногти… И собаки. Я не люблю собак.

Обкусанные ногти Белль впились ей в ладони. Она всегда надеялась, что окружающие не заметят ее дурной привычки. Белль почти бессознательно потянулась к Чарли, чтобы успокоиться, и подняла его себе на колени. Песок с его лап и шерсти полетел во все стороны.

— Я не брошу Чарли.

— Он может пожить в питомнике на время нашей договоренности.

— Нет, он нуждается в любви и внимании, и, если лишить его всего, к чему он привык, он испугается! — воскликнула Белль, прижимая к себе Чарли, словно мягкую игрушку.

— Он не ребенок, — рассердился Данте.

— Ему пришлось нелегко в жизни, он моя семья, — заявила Белль.

— Завтра решишь, — снова посоветовал Данте. — А теперь позволь мне провести тебя до фургона.

— В этом нет необходимости, — сказала ему Белль, ссаживая с коленей собаку. — Он совсем рядом.

— Я решаю, что необходимо, а не ты, — парировал Данте, подозревая, что Белль может доставить ему много проблем, потому что девушка была эмоциональна, даже слишком.

Кристиано тоже был полон эмоций и очень склонен к привязанностям. После себя он оставил двух убитых горем, навязчивых и требовательных чихуа‑хуа, и Данте держал их в эксклюзивном отеле для животных в самых роскошных условиях. Он неукоснительно навещал питомцев брата раз в месяц. Это не совсем то же самое, что взять собак домой, но все же лучший вариант для питомцев, с которыми никогда не обращались как с собаками. Тито и Карина хотели спать в одной кровати с хозяином, лежать у него на коленях и есть с тарелок.

Белль глубоко вздохнула:

— Как ты думаешь, может быть, тебе приходится нанимать девушку как раз потому, что ты такой грубый, бессердечный и властолюбивый?

— Не могу вспомнить, когда меня в последний раз оскорбляла женщина, — признался Данте в ответ.

Непрекращающаяся критика со стороны родителей очень его закалила.

— Ты, должно быть, встречал очень много не критикующих женщин.

— Очень богатым мужчинам редко встречаются иные дамы, — цинично ответил Данте, остановившись у небольшого ржавого фургона в сени деревьев. Удивительно, как кто‑то может жить в побитой машине на постоянной основе. — Я зайду в бар завтра в одиннадцать.

Глава 2

Белль лежала в тесноте своей двухъярусной кровати до утра, обдумывая варианты, которых становилось все меньше, чем больше она думала. Как всегда, она составляла списки. Длинный список важных вопросов, которые должна была задать.

— Что думаешь? — спросила она Чарли, когда он прижался к ней. — Мы не доверяем людям, которые не любят собак, да? Думаешь, это слишком суровое требование? Несправедливое? Все‑таки Стив — прекрасный человек, и он дружит с Данте, что говорит в его пользу.

Вооружившись списками, одетая в джинсовые шорты и легкий топ с цветочным принтом, утром Белль направилась к бару. В ресторане убирали, и пора было готовить столы к обеду. Двигаясь в такт музыке, Белль разложила подставки под горячее и стаканы, задаваясь вопросом, способен ли Данте вообще понять, как она привязана к своей собаке.

Чарли не был ее питомцем изначально, но обстоятельства связали их одной цепью, и они жили вместе с тех пор, как она приехала во Францию. У нее не было семьи. Она не считала семьей отца, с которым встречалась только однажды в своей жизни, и Трейси, которая не поддерживала с ней связь. Чарли, каким бы глупым он ни был, стал для Белль семьей.

Он не отличался сообразительностью, но всегда был веселым и утешал ее, когда мир казался непроходимо мрачным.

Данте, еще не оправившись от позднего завтрака с детьми и истерик малышей, был в дурном настроении, и первое, что он увидел, поднимаясь по ступенькам, его несказанно впечатлило: попка Белль, покачивавшаяся в ритме под музыку. У нее были великолепные ягодицы, пышная и упругая грудь, и, когда она танцевала, ни о чем другом среднестатистический мужчина не мог и думать. Но даже в этом случае он не собирался воспользоваться своим положением, упрямо напомнил себе Данте, потому что, как ее потенциальный работодатель, он, естественно, должен сохранять нейтралитет. Секс в его отношения с подчиненными не входил. Он никогда не совершит этой ошибки.

— Сядь со мной, — сказал он Белль, проходя мимо нее.

— Я не могу. Сейчас рабочее время, — отметила она, пристально глядя на него. — Мне следовало сказать тебе вчера вечером.

— Я договорился с твоим боссом. У тебя есть свободный час, чтобы поговорить со мной.

— Но это самое загруженное время дня! — воскликнула она.

— Я плачу за твое свободное время, — без колебаний заявил Данте.

Когда она уселась за выбранный им стол, ее лицо горело. Деньги дают власть, Белль это знала и долгое время считала это неприятным фактом жизни. Когда люди платили, им позволяли нарушать правила и диктовать свои. Она села напротив.

— Я думала, ты придешь раньше.

— Я проспал, — без смущения заявил Данте. — Вчера я ехал сюда весь день.

Белль хотелось заметить, что он, несомненно, путешествовал в роскоши и понятия не имел о тяготах людей бедных, но проглотила свой дерзкий ответ, признав, что у нее недостаточно сильная позиция. Она знала, как держать язык за зубами, знала все о служении в уважительном молчании, независимо от того, насколько грубы были ее работодатели. Она с сожалением признала, что это одно из преимуществ упорного труда: он учит смирению.

— Кажется, ты хотела дать утвердительный ответ? — Данте вопросительно поднял свои ровные черные брови, когда коллега Белль поставила на стол две кашки кофе.

— Да, — подтвердила Белль, добавляя сахар в эспрессо. — Но сначала ты должен все объяснить.

Данте глубоко вздохнул. Футболка на его груди натянулась, а сильные мускулы под тонким хлопком напряглись. Решив не смотреть на его мощную грудь, Белль вместо этого взглянула ему в лицо. Пронзительные глаза цвета темного янтаря встретились с ее глазами.

— Через две недели ко мне домой на выходные приедет супружеская пара — Эдди и Кристал Шрайнер. С Эдди я надеюсь заключить важную деловую сделку. Ложка дегтя — это Кристал, с которой у меня была недолгая связь четыре года назад. С тех пор она пытается ко мне вернуться, — твердо признался он. — И я не хочу, чтобы она флиртовала со мной перед своим мужем, потому что это разрушит мой шанс заключить с ним сделку. Он собственник.

Белль невольно заинтересовалась его рассказом.

— Кристал — жуткая прилипала, как те, о которых ты говорил вчера вечером?

Данте мрачно кивнул.

— Другая женщина, которая будет жить со мной в моем доме, была бы моей защитой и единственной мерой предосторожности, какую я могу принять. Твое присутствие приведет ее в бешенство, но я буду казаться гораздо менее привлекательным вариантом, если станет ясно, что я уже нашел женщину, с которой проведу жизнь. Кристал не рискнет потерять Эдди, пока не увидит жизнеспособную замену.

Белль скривилась от такого расчета и более расслабленно откинулась на спинку стула.

— Могу ли я спросить, сколько времени ты провел с этой женщиной, когда у вас была связь? — с любопытством спросила она.

Данте усмехнулся:

— Один уик‑энд…

— Единственные выходные? — недоверчиво ахнула Белль. — И у тебя после этого были проблемы?

— Я не говорил, что она нормальная и адекватная, — сухо ответил Данте.

— И они собираются остановиться у тебя в Лондоне?

— Нет, не в Лондоне, — вмешался Данте. — Они будут жить в моем доме в Италии.

Белль была сбита с толку.

— Но я думала, ты предлагаешь отвезти меня обратно в Лондон.

— После того, как работа будет сделана, мой частный самолет доставит тебя в любую точку мира, но в ближайшие пару недель в Лондон мы не поедем, — предупредил ее Данте. — Если ты согласишься на работу, я отвезу тебя в Париж за новой одеждой. Ты не можешь выдать себя за мою девушку с твоим нынешним гардеробом. Затем мы полетим в Италию, где ты познакомишься с моим бытом и стилем жизни. Как только Эдди и Кристал уедут восвояси, работа будет закончена и ты будешь свободна.

Белль покоробила перспектива того, что Данте купит ей одежду, потому что она вдруг вспомнила о прибыльных и довольно грязных отношениях ее матери с мужчинами. Трейси была профессиональной содержанкой, чьи любовники оплачивали ей дорогую одежду, украшения и круизы. Белль ощутила стыд, когда она, наконец, выяснила правду о том, как ее мать могла жить на широкую ногу, не работая, и даже не удивилась, что ее биологический отец назвал Трейси охотницей за чужим добром.

Очевидно, даже в молодости Трейси была больше занята в постели у богатых мужчин, чем работой на подиуме. Белль была рада, что ее дедушка и бабушка так и не узнали правду о дочери.

— Итак, — сказала Белль, пытаясь отмахнуться из этих неприятных воспоминаний и мыслей. — Работа как таковая продлится всего пару недель?

— Si… Да, — перевел ей Данте, когда она посмотрела на него, не понимая.

Торопливо порывшись в кармане, Белль извлекла списки, которые она составила накануне вечером.

— У меня есть к тебе еще несколько вопросов, если ты не против.

— Я полагаю, это разумно, — признал Данте, наблюдая, как ее крошечный язычок облизнул полную нижнюю губу.

Он тут же представил, как этот язычок скользит по его телу, и стиснул зубы, разъяренный своим никудышным самоконтролем. Он признавал: внимание женщин его разбаловало, потому что редко встречался с отпором. Но она будет на него работать. Он будет ей платить. Секс в этой договоренности сделал бы деловое соглашение крайне сомнительным.

Белль зачитала свой первый вопрос:

— Почему у тебя нет подруги, которая согласилась бы тебе помочь?

— Я спрашивал. Она передумала и решила, что это вопрос гордости, и перед встречей с Кристал у нее на пальце должно быть обручальное кольцо. Я не готов так далеко зайти, — категорично признал Данте.

— Боже мой, ты так востребован у женщин, что, наверное, уверен, что за тобой охотятся! — в притворной льстивости воскликнула Белль.

Данте перестраховался, приняв замечание за чистую монету, и пожал плечами:

— Следующий вопрос?

— Чарли — важный вопрос.

Данте нахмурился:

— Чарли? Кто такой Чарли?

— Моя собака. Ты познакомился с ним вчера вечером.

— Он собака, а не человек. Я с ним не знакомился, — сухо сказал ей Данте. — Питомники, о которых я говорил, находятся недалеко от моего дома, и я могу тебя заверить, что они предлагают самый лучший уход, потому что больше года присматривают за двумя собаками моего покойного брата.

Белль в ужасе уставилась на него:

— Ты больше года держишь собак своего брата в питомниках? — ахнула она в ужасе. — Почему ты не привез их домой?

— Я не люблю собак, — нетерпеливо напомнил ей Данте. — Послушай, я даже не могу поверить, что мы ведем этот глупый разговор о животных. Если тебе надо взять с собой собаку, бери, но она будет отправлена в Италию раньше нас. Она не поедет с нами в Париж!

Белль решила не настаивать. По его мнению, он проявил огромную щедрость, что согласился на эту уступку, и она не хотела быть слишком требовательной.

— Ты еще не сказал, сколько готов мне заплатить, — неловко заметила Белль.

— Сколько ты заработала в прошлом году? — парировал Данте, раздраженный тем, что ему придется жить с путающейся под ногами собакой, пусть даже недолго. Он решил, что она — странное маленькое существо, слишком привязанное к собаке, но человеческие причуды и его очевидное их принятие могут сделать ее более убедительной в той роли, которую ей предстоит сыграть.

Ошеломленная этим резким вопросом, Белль моргнула и дала честный ответ.

— Серьезно… И это все? — с явным недоверием спросил Данте.

Белль покраснела:

— Это все, но это была работа с проживанием, а там всегда платят меньше.

— Умножь эту сумму на пятьдесят — столько через несколько недель ты и получишь, — заверил ее Данте.

— На пятьдесят? Ты не можешь заплатить мне столько денег и вдобавок еще и купить одежду! — изумленно возразила Белль. — Это слишком много.

— Смирись. Для меня это не слишком большая сумма, — заявил Данте. — И если ты постараешься соответствовать требованиям, я выплачу тебе надбавку.

Белль побледнела от шока при мысли о том, что ей в руки попадет столько денег. Такая сумма полностью изменит ее жизнь и впервые в жизни даст ей возможность выбора. Она сможет внести залог за аренду квартиры в Лондоне и записаться на какой‑нибудь образовательный курс, чтобы потом было проще найти работу. Стыдно признаться, но его предложение заставило ее мысленно разорвать список за и против, потому что игра стоила свеч.

— Это как выигрыш в лотерею, — беспомощно прошептала она.

— Нет, лотерея, в которой ты выиграла, — это я, — возразил Данте. — Начни свою роль с этого. То, что я готов заплатить, будет всего лишь мелочью по сравнению с той жизнью, которая у тебя была бы рядом со мной.

— Спасибо, но мелочь меня больше прельщает, — сказала ему Белль. — По‑моему, жизнь с тобой будет настоящим испытанием.

Данте проигнорировал это замечание, преодолев искушение сообщить ей, что наличие любой женщины под его крышей и вторжение в его личную жизнь будет для него сущим наказанием.

— Я организую перелет для собаки и заеду за тобой завтра.

— Завтра? — повторила она, удивленно моргая. — Так скоро?

— У нас нет времени, а тебе паковать почти нечего. Дай мне свой номер телефона, — приказал Данте. — Я напишу, когда мы уезжаем.

Когда Данте спустился по ступенькам на парковку, где припарковал свой мотоцикл, Белль осталась сидеть в полном изумлении. Она вернулась к сервировке столов, потому что не могла смириться с мыслью, что покидает ресторан и ее жизнь скоро резко изменится. Что касается багажа, Данте попал в точку, потому что у нее было очень мало вещей, а одежды — еще меньше.

Нужно успеть выкупать Чарли и хорошо расчесать, чтобы его не приняли за какого‑нибудь заброшенного бродяжку. Потом ей придется тщательно отмыть фургон и передать ключ своему шефу.

Когда на следующее утро Данте заехал за Белль, она наплакала целое море слез из‑за необходимости расстаться с псом, а сотрудники из компании по перевозке домашних животных, нанятые его помощником, в нерешительности стояли рядом с их фургоном, не желая вмешиваться. К счастью, у Данте таких предубеждений не было.

— Попрощайся с псом, Белль, — сказал ей Данте. — Это всего на несколько дней.

— Он напуган, — неуверенно прошептала Белль. — Он никогда раньше не был в клетке.

— Посади уже его в клетку. Как ты собираешься везти его в Великобританию? — поинтересовался Данте. — Предположительно в какой‑то момент ему придется сидеть в клетке. Ему надо привыкнуть.

Чарли вошел в клетку и боязливо лег на живот, как собака, ожидающая побоев. Сдерживая рыдания, Белль передала транспортировщикам документы, с которыми Чарли прибыл во Францию двумя годами ранее.

— Он выглядит таким жалким, — пробормотала она.

— Да, ему очень жаль себя, — согласился Данте, думая, что Чарли определенно знал, как работать на публику. — Но вы очень скоро воссоединитесь. Возьми себя в руки.

С опозданием Белль заметила, что Данте выглядел совсем иначе. Вместо обычных джинсов он надел изысканно скроенный темно‑серый деловой костюм, который идеально подчеркивал его высокое, широкоплечее, узкобедренное сложение. Поймав себя за бесстыжим разглядыванием, она поспешно отвернула голову.

— Я держу себя в руках. Просто расстроилась, — защищаясь, заявила она.

— Плач на публике недопустим, за исключением похорон или свадеб. Разлука с собакой на пару часов — не оправдание, — сообщил ей Данте, когда ее единственная сумка опустилась во вместительный багажник машины, и водитель распахнул перед ними пассажирскую дверь.

— П‑прости, — дрожащим голосом сказала Белль, пряча от него свое заплаканное лицо.

Автомобиль быстро доставил их в аэропорт Тулуза‑Бланьяк, где они без лишних хлопот сели на частный самолет Данте.

Поразившись роскошным кожаным сиденьям и впечатляющему интерьеру, Белль приняла из рук стюардессы стопку журналов высокой моды и попыталась не смотреть на то, как та игриво флиртовала с Данте, поправляя волосы, жестикулируя, улыбаясь и вызывающе виляя бедрами, обтянутыми слишком узкой юбкой‑карандаш. Однако Данте остался на удивление равнодушен. Когда он открыл свой рабочий ноутбук, Белль задумалась, всегда ли женщины так нагло борются за его внимание, а затем спросила себя, почему она вообще хочет это знать.

Это был потрясающе красивый мужчина, богатый и утонченный, чуждый ей, как снег в летнюю жару. Рядом с ним она чувствовала себя некомфортно в собственном теле: оно ее предавало. Ей никогда раньше не приходило в голову, что ее может кто‑то так привлекать, и от простого взгляда тигровых темно‑янтарных глаз ее грудь набухала, а соски напрягались.

Эта слабость была для Белль откровением, потому что для нее внове. Она была убеждена, что никогда не поддастся искушению, так как осознавала, что секс очень мало значит, если он не сопровождается искренними чувствами. Ни один из многочисленных романов ее матери не продлился долго и не избавил Трейси от недовольства жизнью. А Белль хотела для себя гораздо большего, чем мимолетный роман или драгоценности. Она хотела любви, и, когда наконец найдет своего человека, создаст с ним семью, которой у нее никогда не было. Он не будет бояться обязательств, как Данте, который считал женщин навязчивыми и, вероятно, любил детей гораздо больше, чем собак. Ее избранник будет обычным парнем, готовым остепениться.

— Ты когда‑нибудь бывала в Париже? — спросил Данте, глядя, как Белль выглядывает из окон лимузина, словно ребенок на школьной экскурсии.

— Нет.

— Но ты жила во Франции…

— Почти три года.

— Почему ты не путешествовала?

— Я не могла оставить миссис Девениш или Чарли одних, и, честно говоря, у меня никогда не было денег на поездки.

— Тогда зачем ты включила в сделку пса? — сухо спросил Данте.

— Изначально он не был моим. Племянница миссис Девениш подарила Чарли ей. К сожалению, миссис Девениш была слишком слаба, чтобы ухаживать за щенком, но ей очень нравилось смотреть, как он бегает по дому, — с сожалением призналась Белль. — Она была очень милой и доброй старушкой, но родственники не хотели признавать, что она больна. Им нравилось приезжать сюда летом на каникулы, и они настаивали, что я преувеличиваю, говоря о ее состоянии. Врачам пришлось убедить их в обратном, и к тому времени ей оставалось жить всего несколько недель.

— Тебе нужно научиться постоять за себя, — порицал Данте.

Белль пожала плечами:

— Только в том случае, если ты можешь позволить себе принять последствия, а у меня не было ни другой работы, ни крыши над головой.

— Тебе не следовало ставить себя в такое положение.

— Разве я не проделала с тобой то же самое?

Данте недоуменно посмотрел на нее:

— О чем ты говоришь?

— Ну, у меня нет трудового договора или каких‑либо гарантий… И теперь ты можешь удерживать меня с помощью Чарли, — отметила она, приподняв подбородок.

— Ты же не думаешь, что я буду держать Чарли в заложниках? Или брошу тебя в Париже без денег? — хрипло выдохнул Данте, оскорбленный ее подозрениями.

— Разве я не это говорю? — пробормотала Белль. — Я была в безвыходной ситуации. Мне пришлось рискнуть, доверившись тебе.

Данте едва сдержал выдох неудовольствия и ничего не сказал. Его смуглое худое лицо было мрачным. Ему не нравилось смотреть правде в глаза.

Белль вышла из лимузина на одну из самых престижных улиц Парижа и широко раскрытыми глазами уставилась на эксклюзивный отель, к которому ее повел Данте. Покраснев, она поправила юбку с цветочным принтом и смущенно опустила глаза на потертые сапоги.

Она последовала за ним в фойе, стараясь не попадаться никому на глаза. Никогда еще она с такой явственностью не осознавала, как непритязательно выглядит, и в любой момент ожидала, что чья‑то рука упадет ей на плечо, а вежливый голос спросит, что она тут делает.

— Ты что‑то притихла, — заметил Данте, когда она проскользнула за ним в лифт и забилась в угол. — У тебя сегодня плотный график.

Белль в недоумении посмотрела на него:

— Что там?

— Посещение спа и косметические процедуры. Не спрашивай меня, что включено в пакет, — посоветовал Данте. — Я сказал своей помощнице, что тебе нужно полностью преобразиться. Боюсь, что безупречный уход идет вместе с нашим соглашением.

— Придется тебе смириться с моими ногтями, — язвительно возразила Белль. — С ними никто ничего не может сделать.

— Белль… если бы я предложил дополнительную плату, — промурлыкал Данте, — они отрезали бы тебе руки и пришили новые!

Белль побледнела и крепко сцепила руки за спиной. Двери лифта беззвучно открылись, и человек в белой куртке склонился перед ними в поклоне.

— Наш дворецкий. Проси у него все, что хочешь, — сообщил ей Данте, выходя в ожидающее их огромное пространство.

Ошарашенная, Белль вышла прямо на балкон, чтобы прислониться к сложной балюстраде из кованого железа, откуда могла любоваться великолепным видом на силуэт Эйфелевой башни, стеклянные крыши Большого дворца и колокольню собора Нотр‑Дам.

— Мадам?

Дворецкий держал серебряный поднос, уставленный бокалами с шампанским. Белль тяжело сглотнула, подавив желание ущипнуть себя, и взяла шампанское. С бокалом в руке ее проводили обратно внутрь и вверх по винтовой лестнице в спальню, которая была последним словом изысканного гламура, от парчовых стен до мягких бархатных сидений. Потолок над ее головой украшала кружевная лепнина. Она поспешила в ванную комнату, где, к ее сожалению, обнаружилась только душевая кабинка, пусть и занимавшая добрую половину комнаты.

Когда она снова спустилась вниз, обед был уже подан, и молодая женщина в очень стильном костюме держала планшет у локтя Данте.

— Белль… это моя помощница, Катерина. Она будет заниматься для тебя организацией, потому что мне нужно присутствовать на встречах.

Белль села напротив Данте. Она не ела с самого завтрака и умирала с голоду. Данте и его помощница разговаривали по‑итальянски, пока она ела, наблюдая, как глаза Данте сияют чистым золотом в солнечном свете.

Во рту у нее пересохло, горло сжалось, и Белль поднесла ко рту пальцы. В тот же момент Данте бросил на нее предупреждающий взгляд.

— Попробуй только, и я окуну твои руки в миску с ледяной водой! — пригрозил он.

Белль положила руки себе на колени.

— Перестань мне угрожать! — рявкнула она.

— Тебе нужно когда‑нибудь отучиться, — сказал ей Данте, пока Катерина зачарованно наблюдала за происходящим. — Я отвезу тебя куда‑нибудь пообедать… — Он снова повернулся к помощнице: — Убедитесь, что она готова к съемке.

— Зачем мне нужно готовиться к съемке? — спросила Белль.

— Потому что вечером нас будут фотографировать.

— Папарацци, — объяснила Катерина. — Социальная жизнь Данте — всегда неожиданна в Италии.

Катерина проводила ее в спа‑центр на первом этаже. Белль терпела одну процедуру за другой, наконец сумев расслабиться, когда менее приятные впечатления остались позади. Она вытянула перед собой руки с нарощенными ногтями, теперь красивой формы и покрашенными в едва заметный розовый цвет. Кажется, теперь на ее теле не было ни единого волоса, кроме бровей и головы.

Уход за лицом и последовавший за ним массаж возымели успокаивающий эффект, а процедуры завершились встречей с парикмахером, который долго сетовал на ее пострадавшие от солнца густые локоны, а затем тихо и эффективно преобразил ее неуправляемую гриву в шелковистый водопад.

В спальне ее встретили три женщины с передвижными вешалками и ящиками с разными предметами одежды. Она надела изысканное шелковистое нижнее белье, а самая старшая женщина пробормотала, что хорошая основа очень важна для элегантного внешнего вида. Затем ей пришлось примерить бесчисленное количество нарядов, пока ассистентки спорили между собой о том, какие цвета и дизайн подходят ей больше всего. Она никогда раньше не видела таких красивых и дорогих тканей. Но, учитывая, что Данте потребовал, чтобы она играла его девушку только один уик‑энд, масштабы и разнообразие гардероба не казались ей необходимыми. Только когда она увидела свое отражение в зеркале, Белль перестала беспокоиться о его расточительности.

Она была одета в слегка блестящее синее платье, которое словно специально было сшито на нее. Отлично скроенный бюстгальтер без лямок сдерживал ее пышную грудь, подол заканчивался намного выше ее колен, а ноги были обуты в сандалии. Она выглядела выше и стройнее, и ей сразу стало легче дышать.

— Прекрасно… — одобрительно произнес Данте, наблюдая за тем, как она спускается по лестнице, но все же за его реакцией скрывалось странное разочарование. Он с удивлением понял, что на каком‑то уровне ему нравились мятежные кудри и эксцентричная одежда подростка. Спору нет, Белль выглядела лучше, чем в их первую встречу, но ее собственный естественный стиль был гораздо сексуальней.

— За что заплатил, то ты и получаешь, — ответила Белль, неловко пожав плечами.

Его темные, глубоко посаженные глаза вспыхнули золотыми бликами. Данте взглянул на ее длинные стройные ноги и представил, как приподнимает юбку и проводит руками по этим гладким бедрам. Слабая дрожь пробежала по его телу, когда он изо всех сил попытался подавить жар в паху, напоминая себе, что не собирается ничего предпринимать, не собирается поддаваться опасному порыву. Конечно, ему придется к ней прикоснуться. Определенный физический контакт был неизбежен, но он позаботится о том, чтобы его было достаточно, чтобы произвести поверхностное, но убедительное впечатление.

В лифте Белль почувствовала слабость, головокружение, по сути — клаустрофобию. Она остро ощущала, как напряжена, и грудь ноет под одеждой. «Влечение, просто дурацкая химия тела», — снисходительно сказала она себе, садясь на заднее сиденье глянцевого лимузина.

Как, черт возьми, они могли притвориться любовниками, если он еще даже не прикоснулся к ней?! Данте пришло в голову, что это вполне разумная мысль. Приняв это решение, он протянул руку, и она сжала ее, позволяя ему привлечь себя через сиденье в свои объятия. Она подчинилась, даже не задумываясь, ее сердце колотилось так быстро, что кружилась голова.

Большие руки обхватили ее лицо, он поцеловал Белль с таким голодом, что она была потрясена. Ее сердце забилось еще быстрее, тело напряглось на грани предвкушения, которого она никогда раньше не испытывала. Ее пальцы вцепились в воротник его куртки. Он со стоном обрушился на ее губы, и его язык скользнул между ними в горячей ласке.

— Не сейчас, милая, — прорычал Данте, когда она уперлась рукой в мужское бедро в опасной близости от его напрягшейся плоти. Впервые в жизни он хотел, чтобы женщина проявила смелость, и ждал долю секунды; однако, к сожалению, она не двинулась. — Я могу сказать водителю, чтобы он нас отвез…

Это предложение напугало Белль. Она облизнула опухшую нижнюю губу, все ее существо, казалось, было захвачено желанием.

— Э‑э‑э…

— Мадонна… Я хочу тебя, — оборвал Данте, снова касаясь ее спелых губ своими, одновременно прижимая ее руку к той части его тела, которая больше всего жаждала ее внимания.

Ее пальцы неуверенно проследили его длинную толстую плоть сквозь тонкую ткань брюк, и внезапно она оказалась на пугающе незнакомой территории, потому что никогда не поощряла флирт, и теперь столкнулась с новым для нее уровнем искушения. Ни один мужчина не доводил ее до такого состояния, чтобы она захотела большего, чем поцелуй. За считаные минуты Данте потряс ее до безумия, потому что в его объятиях ей было неподвластно логическое мышление.

Ее испуганные глаза метнулись к его лицу, она горела изнутри и снаружи.

— Я думала, мы собираемся поесть, — неуверенно напомнила она ему, пытаясь избежать ситуации, которую сама помогла создать, потому что не сказала «нет» и не оттолкнула его.

— Я могу тебя накормить в отеле, — прошипел Данте, схватив ее за руку, чтобы не дать ей отступить.

— Секс не является частью нашей договоренности… так ведь? — спросила Белль, внезапно испугавшись.

— Конечно нет, — заверил ее Данте, гладя ее тонкие пальцы. — Но то, что мы решаем делать за пределами этих границ, — только наше дело.

— Э‑э‑э… ну… да, но я не думаю, что мы должны слишком сближаться, — пробормотала Белль, в неловкой спешке высвобождая руку.

— Между нами должна быть определенная степень близости, иначе никто никогда не поверит, что мы любовники, — возразил Данте.

Белль не думала об этом аспекте их воображаемых отношений, и ей хотелось ударить себя, потому что она буквально вслепую врезалась в кирпичную стену.

— Ты выглядишь очень… обеспокоенной, — проронил Данте, пристально вглядываясь в ее лицо. — Я хочу тебя, но обещаю, что не буду принуждать.

Белль покраснела и выпрямилась, смущенная тем, что заставила его дать ей такое заверение.

— Знаю. Но, честно говоря… Мне немного не по себе.

— Почему? — Данте отсел обратно в свой угол, стиснув зубы от мучительной боли неутоленного желания.

— У меня мало опыта, — сухо признала Белль. — Я, наверное, должна была сказать об этом раньше.

— Мало — это сколько? — сухо спросил Данте.

— Я бы не стала вдаваться в подробности.

— Тебе не нужно стесняться и думать, что ты обязана мне лгать, — надменно пробормотал Данте. — Я считаю женщин равными. Я предпочитаю опытных партнерш.

— Что ж, тогда я тебе совсем не подошла бы! — призналась Белль. — У меня еще не было… э‑э‑э… партнера.

Это заявление так смутило Данте, что на долю секунды он просто мрачно смотрел на нее изумленными темно‑янтарными золотыми глазами.

— Ты девственница? Быть того не может!

Водитель внезапно открыл ближайшую к нему дверь, и они оба были застигнуты врасплох: ни один не заметил, что машина остановилась, и Белль чудесным образом избавилась от необходимости отвечать на его заявление. Вслед за ним она скользнула по заднему сиденью, придерживая подол своего платья.

К счастью, Данте спас ее от падения с высоких каблуков, взяв за руку, и практически вытащил ее из лимузина под вспышками фотоаппаратов.

В переполненном вестибюле, где уже не было фотографов, Данте задумчиво посмотрел на нее и снова начал:

— Ты не можешь быть…

И с этими словами сбылся второй худший кошмар Белль. Она почувствовала, как ее унизительно заливает знакомая волна румянца.

— Да ты еще и краснеть не разучилась, — произнес Данте с еще большим недоверием. — Сказочная, как единороги.

Глава 3

— Данте, мы больше не будем это обсуждать, — заявила Белль, когда их проводили через переполненный зал к хорошо освещенной кабинке в углу.

— Не обманывай себя. Ты сама сказала, что мы должны лучше узнать друг друга, — мрачно ответил Данте.

— Не в нашей ситуации, — возразила она. — Мы только притворяемся. Если ты не перестанешь меня смущать, я весь вечер буду выглядеть как помидор!

— Ты могла бы сказать мне правду заранее! — ответил Данте.

Он открыл карту вин, подал знак парящему метрдотелю и заказал напитки на беглом французском.

Белль прижала прохладные ладони к щекам, пытаясь погасить внутренний источник тепла.

— С чего бы?

— Я чувствую себя подлецом, готовым сбросить ребенка в змеиную яму! — разочарованно простонал Данте, задаваясь вопросом, ту ли женщину он выбрал для этой роли. — Ты явно не подходишь для того, чтобы притворяться моей сексуальной любовницей. Как ты собираешься ее играть?

— Чтобы быть сексуальной, не обязательно заниматься сексом, — яростно прошептала Белль через стол. — Ты только пять минут назад на меня набросился!

— Если бы я на тебя набросился, мы все еще сидели бы в лимузине и мне бы не требовался холодный душ, — сухо парировал Данте. — Я тебя поцеловал. Не преувеличивай, словно девственница на первом свидании.

— Просто убери это слово из своего словаря! — бросила Белль, прячась за меню. — Это меня смущает. Лучше бы я солгала.

Данте заказал еду и откинулся на спинку стула, сардонически прищурив темные глаза.

— Итак, скажи мне, почему… Религиозные устои?

— Бабушка и дедушка не разрешали мне встречаться с мальчиками, когда я была подростком, потому что мы жили в криминальном районе и они беспокоились о моей безопасности. Затем я стала сиделкой. Это не было сознательным решением, но отсутствие возможности, безусловно, сыграло роль, — признала Белль, потягивая воду. — И это все, что я могу сказать по этому поводу.

— Я все еще недоволен, — признался Данте, пробуя принесенное метрдотелем вино.

— Это не твое дело, — тихо сказала она ему, когда они снова остались одни.

— Но между нами проскочила искра, — с сожалением возразил Данте. — Теперь ясно, что ты одна из тех женщин, которые берегут себя до брака.

— Я не говорила, что жду замужества, — отметила Белль. — Но я хочу близости только в том случае, если она сопряжена с серьезными отношениями.

— Я не предлагаю тебе серьезных отношений.

— Конечно нет. В любом случае я работаю на тебя, так что беспокоиться не о чем.

Данте напомнил себе, что в начале их соглашения он тоже верил, что в условиях нет места для секса. Но с той минуты, когда он прикоснулся к ней, что‑то изменилось. Он признался себе, что желает ее, и все его сомнения в тот же момент исчезли, и это, как он полагал, делало его довольно типичным мужчиной, движимым своим либидо. Он хотел видеть ее рядом и все еще задавался вопросом, как она будет соперничать с Кристал, которая источала сексапильность.

— Я просто жду встречи с подходящим человеком, — тихо протянула Белль, надеясь этим признанием снять напряжение.

— А каким будет этот человек? — спросил Данте.

— Подходящим мне. Слушай, я не хочу больше об этом говорить. Это слишком личное, — резко сказала ему Белль. — Тема закрыта.

Данте ощутил разочарование.

— Полагаю, этот мужчина должен быть без ума от собак.

— Нет, это не самое главное, — неловко возразила она. — Да, мне придется пойти на компромисс, и ни один мужчина не сможет оправдать все мои ожидания.

— Я полагаю, у тебя есть список, — предположил Данте. — Список требований, как в магазине.

— Я никого не покупаю, — вздернула подбородок Белль.

Наступила тишина. Принесли первые блюда, и все взялись на столовые приборы. Белль снова расслабилась. Какая разница, что думает о ней Данте? Это не имеет значения. Словно падающая звезда, он пробудет в ее жизни очень недолго, и было бы глупо беспокоиться о его мнении, потому что в конечном итоге все это мимолетно. Несомненно, она казалась ему старомодной и наивной, но она не собиралась за это извиняться.

— Ты еще ничего не рассказал мне о себе, — тихо напомнила она ему.

Данте пожал плечами:

— Мне двадцать восемь. Моя семья разбогатела на банковском деле. Отец женился на матери, потому что она дочь князя, а он голубой крови. Они очень дорожат своими титулами, хотя Итальянская Республика больше их не признает. У них было двое детей, потому что они хотели, чтобы титул унаследовал сын — наследник. Я был запасным, — натянуто объяснил Данте, скривив свой чувственный рот. На моего брата Кристиано сильно давили, чтобы он был именно таким, каким его хотели видеть мои родители. Поэтому он занялся банковским бизнесом, ведь от него этого требовали.

— А что насчет тебя? — прошептала Белль. — Что они хотели от тебя?

— Они почти не заметили моего существования. Я был просто страховкой на случай, если с моим старшим братом что‑нибудь случится, — признался Данте. — И, к сожалению, произошло самое худшее. Кристиано разорил инвестиционный фонд. Он не смог обратиться ко мне за советом и так боялся осуждения родителей, что наглотался таблеток… и его не стало.

Белль побледнела. При этом признании от боли напрягся каждый мускул его худого смуглого красивого лица.

— Мне очень жаль, Данте.

— Знаешь, что родители сказали мне на его похоронах? — хрипло выдохнул Данте. — Что он не должен был родиться старшим сыном, что он совершенно не подходил для этой роли и что я был бы намного лучше. Они не горевали по нему, потому что, с их точки зрения, он был позором всего общества и неудачником.

— Это ужасно, — пробормотала Белль, взяв его за руку. — Они не могли такого сказать!

— О нет, они выразились очень прямо, — твердо возразил Данте, отодвигая тарелку. — Я никогда не прощу себя за то, что не спас брата.

— Как?! — воскликнула она.

— Я мог бы вмешаться и взять на себя управление банком. Я был лучше подготовлен. Я мог бы найти выгодную партию и родить наследника. Вместо этого я делал то, что хотел. Единственный совет, который я мог предложить, — отказаться от должности, но у него не хватило духу, потому что он отчаянно нуждался в одобрении наших родителей, — хрипло завершил он.

— Это не твоя вина. Он сделал то, что должен был, и ты тоже. Что бы ни случилось, один из вас был бы несчастен, и, как твой старший брат, он предпочел принять удар на себя, — с сожалением рассудила она.

— Давай обсудим менее спорный вопрос, — пробормотал Данте, опешивший, что он столько всего ей наговорил, и смущенный мерцанием слез сочувствия в ее больших сиреневых глазах. Она была такой же ранимой, как и Кристиано, а быть такой хрупкой и уязвимой — значило играть жертву.

— Да, расскажи мне, в какую школу ты ходил… и я полагаю, ты учился в университете, — сказала Белль. — Мы просто будем придерживаться простых фактов твоей биографии.

Остальная часть ужина прошла на удивление гладко, и к тому времени, когда они снова забрались в лимузин, Белль почувствовала себя достаточно спокойной, чтобы не проигнорировать одинокого папарацци с фотоаппаратом, который сделал еще один снимок.

— Какой твой любимый цвет? — обратилась она к Данте.

— У меня его нет.

— Он есть у всех.

— Синий… Ты оделась в синее, — поддразнивающе сказал Данте, очень удивленный ее интересом к таким мелочам, как дата его рождения, любимая еда и вид спорта, которые он считал малозначительными или потенциально бесполезными для нее. — Синий подчеркивает цвет твоих глаз. Мне придется купить тебе кое‑какие украшения. Разве мужчины, живущие с женщинами, не покупают им драгоценности в подарок?

Белль наморщила нос:

— Ради бога, не надо больше тратиться! Я все равно их с собой не возьму. Я не могу принять украшения как часть сделки… Хотя ты мог бы купить подделки, — предложила она, глядя на него с внезапной надеждой. — Сейчас делают очень хорошие фальшивки.

— Я не стану обвешивать тебя фальшивками! — сказал ей Данте, глядя на нее недоверчивыми темно‑янтарными глазами. — Матерь Божья. Как ты умудрилась родиться такой наивной?

Она нахмурилась:

— Что ты имеешь в виду?

— Потому что женщина, которая хочет сколотить состояние, никогда не предложит купить ей поддельные бриллианты. Она будет ждать настоящих камней, пусть даже для того, чтобы продать их впоследствии, — сухо заметил он.

— Но я не собираюсь обогащаться, — возразила Белль, покраснев. — Я буду более чем довольна, если мне заплатят в конце. Мне нужно вернуться домой и начать жизнь заново. Все остальное — лишнее.

— Позволь мне решить, что будет лишним. — Данте смотрел на нее с нарастающим голодом. Его взгляд скользнул по гладкой атласной коже ее шеи. Он представлял, как целует ее в то местечко, прежде чем поиграть ее нижней губой. Он подивился тому, насколько обманчивой была эта внешняя сексуальность.

Она была чувственной женщиной, отрицающей свою природу, и хранила себя для какого‑нибудь, без сомнения, воображаемого и идеального героя, который ее разочарует. Мысль о том, что Белль будет разочарована, нервировала Данте.

Ему пришло в голову, что, переспав с Белль, он больше ее не захочет. И разве не поэтому он должен был оставить ее в покое? Он нахмурился, потому что этот моральный вопрос очень сильно напомнил ему о брате, который всегда был добрее и милосерднее Данте. С каких это пор у него и Кристиано появилось что‑то общее, кроме кровных уз?

Глава 4

— Программа закончена. Я собираюсь выпить, — объявил Данте, когда они вернулись в номер отеля. — Хочешь?

— Нет, спасибо. — Белль в смятении расхаживала по комнате. — Интересно, как дела у Чарли…

— У него все хорошо. Мне прислали текст и фото. Он поел и устроился на ночь. Забыл сказать, — заявил Данте, доставая телефон.

Белль бросилась к нему и выхватила из его рук фотографию Чарли. Несмотря на комфортабельность собачьего отеля, на снимке он лежал на мягкой собачьей подстилке, уныло прижавшись носом к хвосту.

— Он кажется грустным, — вздохнула она. — У тебя есть фотографии собак брата?

— Нет.

— Почему ты не попытался найти им новый дом? — спросила Белль.

— Кристиано оставил мне письмо. Он хотел, чтобы я оставил их себе.

— Да, но он, вероятно, предполагал, что ты оставишь их дома, с собой, — заметила Белль и поморщилась. — Извини. Это было совершенно бестактно.

— Но ты права, — ответил Данте, наливая себе первый крепкий напиток за ночь. — Иди спать. Мне хочется утопить свои печали.

— Я не могу оставить тебя здесь одного, когда тебе плохо! — запротестовала Белль.

— Конечно, можешь, — заявил Данте. — Я не ребенок, о котором следует беспокоиться.

Интересно, был ли он ребенком, уверенным в любви своих родителей. Они не казались очень любящими по отношению к нему и его брату. Это заставило ее оглянуться на собственное детство. Она часто жалела себя, потому что у нее не было ни отца, ни матери, которые бы ее любили. Тем не менее все это время ее бабушка и дедушка поддерживали ее, всеми возможными способами компенсируя отсутствие родительского интереса.

— Судя по тому, что ты о нем рассказывал, я не думаю, что твой брат обрадовался бы твоим мыслям, — пробормотала она неуверенно.

— Откуда тебе об этом знать? — усмехнулся Данте.

— Ниоткуда, — согласилась она. — Но если он был добрым человеком, он бы не хотел, чтобы ты ругал себя из‑за того, что изменить нельзя.

«И это истинная правда», — неохотно признал Данте. Кристиано всегда был оптимистом, не любящим зацикливаться на мрачных элементах жизни. Он делал все возможное, терпя и прощая едкое презрение родителей.

Данте шагнул вперед.

— Перестань смотреть на меня своими большими грустными глазами, — хрипло выдохнул он.

— Я просто хотела тебя подбодрить, — вздохнула Белль.

— Тогда иди со мной в постель. Это совершенно точно меня утешит, — тихо зарычал Данте, и грубые темные гласные в его голосе скользнули по ее спине, словно дерзкая ласка. От его взгляда у нее перехватило дыхание.

— Нет, это плохая идея.

— А я так не считаю, — нараспев произнес Данте, схватив обе ее руки в свои и притянув ближе. — Тебе надо было уйти, пока была возможность.

Ее лицо пылало. Данте искушал ее, как никто никогда, и воспоминания о брате сделали его предательски человечным и уязвимым, уничтожив ее изначальную неприязнь. Лучше бы ей пойти прямо в постель, чтобы не проводить больше времени с Данте Лукарелли, но то, что он стоял у окна со стаканом в руке и выглядел очень одиноким, беспокоило ее, хотя она ничего не могла изменить.

Белль с вызовом посмотрела на него:

— Я знаю, что ты отпустишь меня, если я попрошу.

— Но ты не попросишь меня, потому что не хочешь, чтобы я тебя отпустил, — пробормотал Данте, укоризненно проведя кончиком пальца по ее румяной щеке. — Ну не говори, что тебя не предупреждали…

Он наклонился и захватил ее рот своим, раздвигая ее губы силой своего голодного поцелуя, и она вздрогнула, когда жар прошел по ее холодному телу, согревая каждую частичку.

— Вкус у тебя безупречный. — Данте прижался губами к ее горлу, его дыхание качалось в его груди. — Но он вызывает опасную зависимость.

Белль с удивлением осознала, что уже сидит у него на коленях в кресле, его рука покоится на ее бедре, а его пальцы задрали подол платья выше бедра, и никогда не хотела ничего так сильно, как его прикосновений, потому что сладкая боль между ног выдавала ее с каждым движением его языка.

Когда Данте скользнул за край ее трусиков, ее пальцы впились в его черные волосы. Белль не знала, что делает, и в тот момент ей было все равно. На самом деле ее волновало только то, что он может остановиться.

А потом Данте пальцем коснулся маленького бутона под ее холмиком, и ее тело напряглось, сладкое и пугающе сильное ощущение пронзило ее бурной волной. Он усадил ее в кресло, и она издала тихий, жалобный звук, когда он отвел руку, чтобы расстегнуть молнию на ее платье и стянуть его вниз вместе с бюстгальтером.

С голодным стоном Данте поймал ртом напряженный розовый сосок, уложив Белль спиной на свою руку. Он был яростно возбужден и втайне смеялся над собой за то, что ведет себя как подросток, вместо того чтобы как можно быстрее получить собственное удовлетворение. Но, как оказалось, удовлетворение можно было найти в ее реакции, в тихих горловых звуках, которые она издавала, и в неистовой хватке ее пальцев в его волосах. Он дразнил влажную плоть ее женской сути, отчего она чуть не загорелась в его руках.

Белль выгнулась и тяжело дышала, беспомощная в его руках, ее бедра инстинктивно покачивались в такт. Она тянулась к этому прекрасному моменту, слепая, глухая, совершенно бездумно, когда одним ловким движением пальца он отправил ее в полет. Она вздрогнула и вскрикнула, содрогаясь, когда он приподнял ее, чтобы в последний раз попробовать на вкус ее губы. Несколько долгих минут она лежала в его руках, расслабленная, но ее сознание уже пробудилось ото сна.

В мгновение ока она вскочила с его коленей, пристально глядя на него сверкающими глазами.

— В третий раз, когда ты окажешься у меня в объятиях, я отведу тебя в постель, — сонно пробормотал Данте. — Просто предупреждаю заранее…

— Ты же знаешь, что я не этого хочу, — неловко начала Белль, ее лицо пылало, потому что она болезненно осознавала, что ее поведение трудно оправдать.

— Ты можешь спорить, но ты хочешь меня, — произнес Данте с полной уверенностью.

И он был прав. Белль не нашла в себе сил возразить. Высоко подняв голову, она поднялась в спальню и закрыла дверь. Внезапное чувство пустоты охватило ее, потому что Данте все еще был совсем рядом, и каждая оголодавшая клеточка ее тела хотела, чтобы он оказался в ее постели. Белль понимала, что ничто не может быть либо черным, либо белым, как она думала. Желание не отключилось просто потому, что она не хотела его чувствовать.

Тем не менее тоска по мужчине, который не желал бы от нее ничего большего, чем мимолетное удовольствие, которое могло предложить ему ее тело, могла привести только к несчастью. Не переросло ли ее сочувствие в какое‑то странное желание его утешить? Все, что она теперь могла сделать, — это быть настороже и постараться не подавать Данте больше противоречивых сигналов.

На следующее утро Белль была в удивительно хорошем настроении. Накануне вечером она вела себя глупо, но знала, что не может повернуть время вспять и волшебным образом все исправить. Более того, светило солнце, и она скоро воссоединится с Чарли.

— После завтрака к нам зайдет ювелир, — сообщил ей Данте, когда она спускалась по лестнице. — А потом идем в магазин за мебелью и другими товарами. Завтра мы летим домой в Италию.

— Зачем нам покупать мебель? — спросила Белль, усаживаясь вместе с ним за накрытый стол.

— Ты переезжаешь ко мне. Предположительно, у моей невесты должны быть вещи, которые она захочет взять с собой. У тебя ничего нет, так что нам придется кое‑что купить. Я хочу, чтобы мы выглядели настоящей парой, — спокойно признал Данте.

— Чарли настоящий, — беспомощно отметила Белль. — Я привезу собаку.

Данте откинулся на спинку стула, чтобы смерить ее изучающим взглядом.

— Чарли недостаточно. Нам нужно купить несколько произведений искусства и презентабельную мебель. Часть твоего нового образа. Ты любитель искусства, как и я, — сказал ей Данте.

— Да, искусство я люблю, — задумчиво признала Белль. — Но не на твоем уровне. Я согласилась на это, Данте, но не готова притвориться тем, кем не являюсь. Наши отношения могут быть обманом, но, пока я в них, я буду собой, — сухо сообщила ему Белль. — Мне не нужны красивые произведения искусства или мебель. Я обычная работающая женщина, не имеющая никакого представления о богатстве и привилегиях.

— Прекрасная речь, и я ценю выраженные тобой чувства, но не понимаю, какая между нами разница.

— Что ж, тогда ты не слушаешь, — резко прервала его Белль. — Я — это я, и я остаюсь собой, потому что тогда у меня будет меньше шансов на ошибку. Я работала домработницей, сиделкой и официанткой и не стану притворяться.

— А если ты не часть моего мира, как я с тобой должен был познакомиться? — сухо спросил Данте.

— Пусть это будет забавная история. Однажды ночью в баре я принесла тебе напитки. Ты навещал кого‑то, за кем я ухаживала… Ты подвез меня, когда я путешествовала автостопом? Может быть, ты так заинтересовался мной, потому что я не похожа на других женщин, с которыми ты был знаком. Не пытайся заставить меня скрыть настоящую себя, как будто этого стоит стыдиться, — попросила Белль.

— Ты очень упряма.

— Ты тоже.

— Значит, никаких произведений искусства? — переспросил Данте, покачав своей высокомерной темноволосой головой. — Что ж, хотя бы драгоценности и антиквариат я могу тебе купить?

Час спустя на ней были дизайнерские часы и браслет, серьги и кулон с сапфирами и бриллиантами, без которых, как настаивал Данте, она не сможет сыграть свою роль. Лимузин высадил их на улице Карре‑Рив‑Гош, где было полно антикварных лавок и магазинов, где часто бывают дизайнеры интерьеров. На обратном пути в отель он сказал ей, что снова ведет ее на ужин, а затем в клуб.

Белль лениво обдумывала варианты своего нового гардероба, когда Данте появился в дверном проеме.

— Боюсь, наши планы придется отложить. На одной из моих ветряных электростанций в Бретани произошла авария со смертельным исходом. Не знаю, когда вернусь, но, может, рано.

— Это ужасно. Тебе надо встретиться с семьей погибшего?

— Да, — серьезно ответил Данте. — И проверить, соблюдались ли правила техники безопасности. Нам предстоит расследование.

Белль поужинала за большим обеденным столом в одиночестве, приняла душ и переоделась в пижаму. Прежде чем вернуться вниз, она поддалась любопытству и вошла в спальню Данте. В роскошном люксе была ванна — ванна ее мечты, огромная, овальная, с фантастическим видом на Париж.

Белль всегда любила ванны, но вот уже несколько лет вынуждена была принимать душ. Семья госпожи Девениш вынесла ее прежнюю ванну и заменила душем, в котором она могла спокойно сидеть. После долгих размышлений соблазн пересилил ее сопротивление. Откинув голову на мягкую подушку ванны, она по‑настоящему расслабилась впервые за несколько месяцев.

Она поняла, что задремала, только после того, как шум заставил ее разомкнуть веки. Поняв, что она все еще в ванной Данте, Белль замерла на долю секунды, пока не услышала быстрые шаги по деревянной лестнице. Быстро нажав на кнопку, чтобы слить воду, она в панике вскочила, схватила большое серое полотенце и в спешке обернулась им. Вся надежда на то, что ее выходка останется секретом, была потеряна: вода очень шумно стекала из ванны, а на блестящей плитке пола оставалось множество мокрых следов и брызг.

По возвращении Данте был не в настроении, но, когда он увидел, что дверь его спальни открыта и из ванной выходит краснолицая Белль, завернутая в полотенце и прижимающая к груди узелок одежды, ему не удалось сдержать смеха.

— Что, черт возьми, ты здесь делаешь?!

Белль переминалась с одной босой ноги на другую.

— В твоей комнате есть ванна… У меня нет. Я не думала, что ты будешь возражать, если тебя нет дома… но я не успела прибрать за собой, — сказала она ему извиняющимся тоном, ее лицо пылало огнем. — Клянусь, я ничего там не трогала. Я просто соскучилась по ванне.

— Ты потрясающе выглядишь, — сказал он ей хрипло, потому что, несмотря на всю свою миниатюрность, она казалась необычайно яркой, полной жизни и дерзости.

— Вряд ли. Дело лишь в банном полотенце, — возразила она.

— Нет, это ты… Просто ты. Забудь правила о том, что ты должна и не должна делать. Просто будь со мной, потому что ты этого хочешь.

Белль застыла от напряжения, по ее спине пробежала дрожь, дыхание участилось. Она не ожидала, что он будет таким смелым, не была готова к тому, что он снова заговорит об этом.

— Дай себе волю. — Данте прислонился к двери, чтобы закрыть ее, прежде чем пересечь комнату и осторожно освободить полотенце из ее рук.

— Но я работаю на тебя, — нетерпеливо начала она, схватившись за полотенце, чтобы оно не упало.

— Ни один суд в Европе не постановит, что наше частное соглашение имеет что‑то общее с нормальной работой, поэтому мы не должны чувствовать себя связанными глупыми правилами, — нетерпеливо ответил он. — Эти правила неприменимы к нашей ситуации, и нам не нужно их учитывать.

Он сказал ей дать себе волю, и он не мог знать, насколько глубоко эти слова на нее подействовали, потому что Белль, к несчастью, осознавала, что за свои двадцать два года она почти не жила. Она упустила годы подростковых экспериментов и чувствовала себя гораздо старше своих лет, обремененной долгами, ответственностью и утратой.

— Я знаю, что я не тот парень, которого ты бы выбрала, — пробормотал Данте. — Но сейчас я тот, кто тебе нужен…

И безумная какофония предупреждающих голосов в ее голове, говорящих ей отступить и вернуться к себе в спальню, внезапно умолкла. Да, он был тем, кого она хотела, единственным, кого когда‑либо хотела.

— Это верно, — неуверенно сказала Белль.

— И так же верно, что я хочу тебя, — выдохнул Данте, наклоняясь, чтобы поднять ее и уложить на кровать. — Давай не будем ничего усложнять.

Глава 5

Глядя, как Данте развязывает галстук и снимает пиджак, Белль не могла унять тревоги. Что их ждет? Будет ли это секс на одну ночь? Придется ли им вести себя так, как будто за время их совместной жизни этого никогда не происходило? Откуда ей было знать?

Белль лежала во влажном полотенце на кровати, и здравый смысл подсказывал ей сбросить его, но она не чувствовала себя достаточно смелой. Хотя накануне вечером она таяла в его объятиях, все было по‑другому, и ее неуверенность в себе полностью объяснялась пылом момента. Он в очень хорошей форме, признала она, приговоренная к молчанию страхом и застенчивостью. Данте сбросил рубашку, снял туфли и носки, при каждом движении играя впечатляющей мускулатурой. Она заметила, что он возбужден, но не собиралась пялиться, хотя он наблюдал за ней, как ястреб. Эти умные темно‑янтарные глаза не упустили ни одной детали.

— Ты тихая как мышка, — прошептал Данте, потянув за край полотенца.

— Здесь слишком много света, — сказала она ему, широко распахнув глаза.

Не говоря ни слова, Данте приглушил свет.

— Лучше?

Белль отрывисто кивнула. Теперь, когда он фактически лежал на кровати, голый и готовый к действию, тревожность снедала ее заживо.

— Я хочу, чтобы ты была уверена, — резко выдохнул Данте. — Я не хочу, чтобы ты потом пожалела. Не хочу пользоваться тобой.

— Я знаю, что ты не… — Невольно Белль поднесла руку к его худому смуглому красивому лицу и успокаивающе провела пальцами по его нахмуренному лбу; кончики пальцев скользнули по его шелковистым черным волосам, приглаживая взъерошенные пряди.

Она излучала теплоту. Именно ее теплота заставила его раскрыться ей накануне вечером, и это открытие вселяло в него ужас. Тем не менее, вопреки всем защитным инстинктам, которые побуждали его отступить и держаться от таких ухищрений подальше, он все же наклонился и поцеловал ее, как будто от этого зависела его жизнь.

Полотенце пропало, и она не заметила куда, но его худощавая рука прошлась по ее грудной клетке, массируя напряженный розовый сосок большим пальцем. Языком он умело дразнил ее чувствительные соски, и легкая дрожь в ее теле становилась все сильнее. Она подалась вверх бедрами, и он прижал ее к матрасу силой внезапного требовательного поцелуя. Даже его запах, мужской, с примесью одеколона, который ей уже стал знаком, был неотразимым.

Он скользнул вниз по ее телу, поджарый и гибкий, раздвинул ее бедра и прильнул губами к месту, которое нежно пульсировало в нетерпении.

— У тебя такой приятный вкус, — прошептал он, пока она вся дрожала, разрываясь между желанием остановить его и позволить ему продолжать.

Когда изысканные ощущения нахлынули на нее, она изо всех сил пыталась сохранить контроль, перестать тяжело дышать, перестать издавать тихие звуки, которые не могла сдержать. Удовольствие было всепоглощающим, словно медленный ожог, распространяющийся по всему телу с каждой его завораживающей лаской.

Пульсирующие тиски напряжения сжимались вокруг ноющей потребности в самом ее сердце, поднимая ее все выше, пока она не достигла пика, а все тело не содрогнулось от физического наслаждения.

— Если будет слишком больно, я остановлюсь, — поклялся Данте, меняя положение ее ног. — Только скажи мне.

— Хорошо, — пробормотала Белль, все еще погруженная в океан блаженства. В ее голове не было сомнений, все казалось таким новым и свежим, а опыт Данте облегчал ее тревоги. Его темные глаза неотрывно смотрели на нее.

Она провела руками по его гладким плечам, наслаждаясь их силой, в то время как ее пронизывало странное ощущение, когда он медленно входил в нее, растягивая ее чувствительную плоть. Она задрожала, когда жар возбуждения снова объял ее, но колющая боль пронзила ее, и, когда она ахнула, он замер.

— Я делаю тебе больно?

— Нет, не останавливайся! — воскликнула она.

— Тогда попробуй расслабиться. Чем больше напрягаешься, тем сложнее, — прохрипел он.

Каждый нерв в ее теле все еще был натянут до грани бездыханного возбуждения, она изо всех сил пыталась расслабиться. Он снова задвигался, и ей все еще было больно, но на этот раз она уткнулась лицом в его плечо и молча переносила дискомфорт.

К счастью, ощущение было мимолетным, и она услышала его удовлетворенный стон, когда он еще глубже погрузился в нее и каким‑то образом зажег ее пламя, как будто где‑то внутри ее горела лампочка на тысячу ватт.

Ее сердцебиение учащалось с каждым движением его поджарых бедер. Какая‑то дикость овладела ею, и она обвила его ногами, подстегивая, чтобы наконец утолить безумную боль нужды в своем сердце. Она вскрикнула, когда волна новой кульминации пробежала по ней, и дикое, жаркое удовольствие поглотило ее без остатка. Данте содрогнулся с резким стоном мужского удовлетворения, и весь мир замер вокруг нее.

— Невероятно, — прорычал Данте, перевернувшись вместе с ней. Его золотистые глаза были такими яркими, будто в их глубине горело пламя. — Это было невероятно. Ты в порядке?

Белль кивнула, не находя слов. Данте посмотрел на нее и с ухмылкой поправил ей волосы.

— Тебя как будто ударили током, amante mia.

Да, он — ее электричество. Белль сонно улыбнулась.

— Это называется прической, и так бывает каждое утро, когда я просыпаюсь.

— Мне нравятся твои волосы, — небрежно сказал ей Данте, когда он скатился с кровати и направился в ванную.

— Что теперь? — резко спросила Белль ему вслед.

Данте замер и подавил стон, зная, что он должен был предвидеть этот вопрос, ввиду ее неопытности.

Она хотела знать, что будет дальше. Тем не менее то, что происходило дальше после того, как он уложил женщину в постель, обычно было предсказуемо. Ему станет скучно, а она уйдет домой.

— То же, что и раньше. Я приготовлю тебе еще одну ванну.

Белль была сбита с толку. Что это должно значить? В конце концов, они незнакомцы, а их соглашение было исключительно платоническим. И как ей теперь просить у него дальнейших разъяснений? Кроме того, что обычно делают в таких случаях? Может, ей надо вернуться к себе? Пусть не ждет. — Она подавила зевок, не в силах пошевелиться.

— У нас проблема, — сообщил ей Данте из ванной, что‑то в его голосе заставило ее приподняться на локте. — Порвался презерватив, — мрачно закончил он.

Белль провела рукой по взлохмаченным медным прядям.

— Порвался? — неуверенно повторила она.

— Такое бывает, — напряженно выдохнул Данте. — Но со мной — никогда. Возможно, я был слишком увлечен. Ты принимаешь какие‑нибудь противозачаточные средства?

Белль порозовела:

— Зачем мне они?

Данте пожал плечами:

— Мало ли зачем. Иногда женщины пьют противозачаточные средства по другим причинам, — сказал он безо всякого выражения, а затем повернулся и исчез обратно в ванной.

Белль поспешно выскользнула из кровати, морщась от боли между бедрами, от своего нового крайнего осознания того, что у нее впервые был секс… Какая катастрофическая ошибка это импульсивное и, казалось бы, смелое решение, с сожалением подумала она. Ей и в голову не приходило, что она могла бы принимать противозачаточные средства просто для того, чтобы подготовиться к такому событию.

Но, естественно, она никогда не представляла, что в конечном итоге просто упадет в объятия Данте. Неужели ее ребенок повторит судьбу своей матери? Отец Белль, Аластер Стивенсон, не хотел ее… У Аластера был короткий роман с ее матерью, и, хотя Трейси клялась, что принимала противозачаточные, отец Белль на их единственной встрече десять лет назад дал Белль понять, что беременность ее матери не была случайностью. И, честно говоря, Белль, зная Трейси, уверена, что мать намеренно зачала ее, пытаясь заманить в ловушку богатого мужа.

Бледная Белль завернулась в банное полотенце, глубоко потрясенная одной лишь мыслью, что рискует забеременеть. И меньше всего она хотела растить ребенка от мужчины, совершенно не интересующегося своим потомством.

Данте проклинал себя за то, что не сделал вазэктомию, когда эта идея впервые пришла ему в голову несколько лет назад. Кристиано его отговорил. Но Данте категорически отказался дать своим родителям наследника, которого они так жаждали ради будущего своей драгоценной династии. И они были такими ужасными родителями, что он был убежден, что окажется безнадежным в той же роли. Вот почему Данте никогда не хотел ребенка. Ему не хватало доброты и привязанности.

Но что, если Белль забеременела? Что она сделает в таких обстоятельствах? Она родит ребенка, и, нравится ему это или нет, он станет отцом со всеми родительскими обязанностями.

— Твоя ванна готова, — пробормотал Данте, стоя в дверях. — Я иду в душ.

— Что мы будем делать, если…

— Мы разберемся… если это произойдет, — спокойно возразил Данте. — Нет смысла волноваться об этом прямо сейчас.

«В этом выжидательном отношении есть большой смысл», — сказала себе Белль, усаживаясь в ванну. Но на этот раз расслабиться ей не удалось, и, спустив воду, она надела пижаму в безумной поспешности, чтобы как можно скорее вернуться в свою спальню.

В конце концов, его угрюмое лицо рассказало все, что ей нужно было знать о его отцовских устремлениях. Он даже думать не хотел о такой возможности. И в этом, как она полагала, он мало чем отличался от любого другого молодого холостяка, оказавшегося в таком же положении.

Они с Данте из разных миров, и ничего тут не сделать. Родители забыли о ее существовании, она спала в ржавом фургоне и работала официанткой. Данте разъезжал на лимузине, носил элегантные дизайнерские костюмы и большую половину своей жизни получал образование. Она была никем в сравнении с ним.

Почему, ну почему она с ним переспала? Почему она позволила себе такое искушение? «Живи для себя»? Лишь бы потом не пожалеть…

Глава 6

Данте принялся за работу, едва забрезжил рассвет. Он не прерывался ни на секунду, пока в комнате не появилась Белль.

Она широко улыбалась, стоя на верхней ступеньке лестницы. Их глаза встретились. Ее улыбка была фальшивой. Ему чертовски нравилась выразительность ее лица, по которому легко читались эмоции. Тени, появившиеся под ее фиалковыми глазами, лишь подчеркивали их красоту и доказывали, что прошлую ночь ей спалось ничуть не лучше, чем ему.

«И поделом ей! Она сама сбежала из моей кровати», — подумал он. Данте не привык, что женщина может застать его врасплох или решать что‑либо самостоятельно. Белль сделала и то и другое. Она сбежала, когда он принимал душ. «Сегодня ей это не удастся», — решил он, подавляя нахлынувшее удовольствие. Она будет спать в его постели, когда они окажутся в Италии.

— У тебя есть тридцать минут на завтрак, — сказал Данте, наблюдая за солнечным светом, играющим в ее волосах. Казалось, вокруг нее огненный ореол.

Ее наряд — полосатые укороченные брюки и белый топ, прекрасно сочетавшийся с холщовыми кроссовками, — придавал ей сходство с сексуальной морячкой. Его взгляд блуждал по ее стройной фигуре. Он вспомнил шелк ее нежной кожи, и его достоинство мгновенно затвердело.

— Умираю от голода, — беззастенчиво призналась Белль, присаживаясь на стул.

Дворецкий принял ее заказ.

— С нетерпением жду встречи с Чарли.

— Мы заедем за ним по дороге домой. Кстати, я уже распорядился, чтобы вещи собрали.

Белль кивнула и улыбнулась. Принесли чайник с чаем. Взгляд темно‑янтарных глаз Данте вызывал в ней тревогу. Чего он от нее ждет? Она встретилась глазами с его выжидательным взглядом, и в душе воцарилось спокойствие. Ей незачем переживать из‑за того, чему случиться не суждено. В то же время ночью она поймала себя на мысли, которая бы ужаснула Данте. Она представила себя матерью. Это страшная перспектива для той женщины, у которой матери никогда не было. Белль решила, что справится. Она всегда справлялась, какие бы сюрпризы жизнь ей ни преподносила.

Чем больше она задумывалась о будущей роли родителя, тем больше ей нравился смутный образ ребенка, которого ей предстоит полюбить. Маленький мальчишка или девочка, не важно. Она любила детей, и мысли о собственной семье грели ее сердце. Так и следует к этому относиться. Она готова ко всему, что бы ни ждало ее впереди.

— Когда мы узнаем? — спокойно спросил Данте.

Белль заметила, что его мысли крутились вокруг той же темы, и покраснела.

— Дней через десять…

— Сделаем тест как можно быстрее, — ответил Данте тем же спокойным тоном.

Белль быстро расправилась с круассаном, расстроенная спокойствием Данте и слегка раздосадованная тем, как искусно он скрывает собственные чувства. Данте вел себя деловито и отстраненно после страстной ночи. Конечно, с его стороны было бы ужасно признаться, что он в ужасе от сложившихся обстоятельств. Действительно, неразумно ожидать от него большего, чем вежливое притворство.

Данте наблюдал, как Белль с нескрываемым удовольствием смаковала круассан. Голова была чуть откинута назад, а ресницы опущены. Ее белоснежная шея обнажилась, а ткань плотно натянула упругую грудь. Ее чувственное наслаждение едой возбуждало его. Совершенно сбитый с толку собственной реакцией, Данте пытался разобраться, почему появление Белль разожгло у него такой аппетит.

Белль с любопытством бросила взгляд на притихшего Данте. Все его внимание было приковано к ней.

— Что‑то не так? — спросила она.

— Я все еще хочу тебя, — сдавленно признался Данте. — Если бы у нас была хоть капля времени, я бы уже утащил тебя наверх.

Ее глаза широко раскрылись от удивления, и Белль на мгновение оцепенела, а кусочек круассана попал не в то горло. Она начала задыхаться, глаза слезились. Она откашлялась и сделала глоток воды, чтобы прочистить горло. Белль понимала, что только что услышала ответ, который читался в его глазах. Но не ожидала такой прямоты.

— Я — страстный мужчина. Я такой, какой есть, — хрипло пробормотал он. — Надеюсь, ты чувствуешь то же самое.

Белль прикусила нижнюю губу, почувствовав окатывающие ее волны желания, от которых между бедер стало влажно, а соски напряглись.

— Э‑э‑э… да.

— Вот видишь, — с удовлетворением произнес Данте. — Между нами все просто.

«Неужели он может быть таким умным, но при этом нести такую чушь?» — подумала она. Их отношения осложнились из‑за промаха с контрацептивом накануне.

— Думаешь, я смогу более убедительно изображать твою любовницу, если ею стану? — спросила Белль.

— Если бы я не хотел тебя, то и не был бы рядом, — сухо ответил Данте. — Я не буду притворяться, что живу с женщиной, если она меня не привлекает.

— Очевидно, нет. — Белль подавила желание спросить, как часто он встречал женщин, которых хотел бы с первого взгляда.

Вероятно, раз по десять в день. Ее беспокоило собственное поведение рядом с ним. Она дергалась, как рыба на крючке, взвешивая каждое слово. Ей никак не удавалось вернуть взгляд, полный холодности и спокойствия, который она всегда бросала на мужчин.

С Данте все было по‑другому. Она была другой рядом с ним. Он превосходил всех остальных мужчин: красивее, умнее, утонченнее и, бесспорно, богаче. Она подсознательно хотела быть чем‑то большим, чем мимолетная любовница, и чуть не поморщилась от отвращения к самой себе. У их отношений нет будущего. Последнее, что ей нужно, — это привязаться к нему или построить воздушные замки. Золушке редко доставался принц в реальном мире.

— Все знакомые будут в шоке, что я привел в дом женщину, — признался Данте, укладывая рукой свои непослушные черные волосы. — Я всегда открыто выражал свое нежелание заводить семью и жениться. Всегда стремился сохранить свободу.

— От твоих слов мне становится все любопытнее, что это за важная сделка, — призналась Белль.

— Муж Кристал, Эдди, владеет участком земли, который я надеюсь вернуть себе.

— Вернуть? — Белль нахмурилась. Она сомневалась, что он верно выбрал слово.

— Когда‑то давно эта земля принадлежала моему брату, и он очень дорожил ею. Пока я был за границей по делам, родители продали ее. Они несентиментальные люди.

— А разве ты не можешь просто выкупить ее обратно? — спросила она прямо.

— Нет, они могут выдвинуть требования. Я ставлю себя в уязвимое положение, — ответил он настороженно, с облегчением оглядывая комнату.

К лифту выкатили их чемоданы.

— Думаю, нам пора.

Данте работал до самого отлета, не отрываясь от ноутбука.

Белль обдумывала положение, в которое ей предстоит попасть. «Змеиная яма», как называл ее Данте. Казалось, ей ожидается встретиться лицом к лицу со множеством непривлекательных персонажей: противные родители, настырные бывшие.

Хотя нет. Если он не ладит со своими титулованными родителями, их можно вычеркнуть из списка проблем. Вместо этого ей следовало сосредоточиться на своем воссоединении с Чарли.

По выходу из ВИП‑коридора их ожидала толпа активно кричащих и яростно жестикулирующих журналистов, жаждущих заснять их появление.

— Ты должна выглядеть счастливой, — прошептал ей на ухо Данте, приобняв ее.

Белль улыбнулась, и камеры послушно защелкали фотовспышками. Они даже не остановились, чтобы ответить на сыпавшиеся со всех сторон вопросы. Охранники проводили их к ожидавшему лимузину.

— Ты явно знаменит в Италии. Следовало упомянуть об этом, — проворчала Белль.

— Желтая пресса проявляет бурный интерес насчет моей личной жизни. И, кои‑то веки я дал им благодатную почву… благодаря тебе.

— А я‑то тут при чем? — перебила его Белль.

— Ты настаивала на том, что хочешь остаться самой собой. Когда моих подчиненных спросили о твоей персоне, они признались, что ты официантка, с которой я познакомился во Франции. Пресса любит бурные романы, — цинично ответил Данте.

— Я просто не ожидала такого интереса общественности к твоей личной жизни.

Она уже начинала сожалеть о том, что решила использовать свое собственное имя. Интересно, прочитает ли ее отец о ней и Данте в газете?

С другой стороны, она даже представить не может отца за чтением желтой прессы. Хотя что она знает об этом человеке? Практически ничего. Белль надеялась, что огласка их приезда ограничится итальянской прессой. Тем не менее ее самоуважение забилось в угол при мысли, что отец узнает о ее приезде к богатейшему итальянцу. Безусловно, он решит, что она пошла по стопам матери — охотницы за богатством. Она ни в коем случае не хотела дать повод думать, что отец был прав, когда отказался от общения с ней. Ее терзало несправедливое отношение к ней за грехи ее матери.

Чарли уже ждал их в шикарном пансионе и бросился ластиться, словно прошли месяцы с их расставания. Она погладила его и приласкала, потом повернулась к Данте:

— Пойдем поздороваемся с собаками твоего брата, раз мы здесь.

Данте нахмурился:

— Не думаю…

— Не будь таким подлым, Данте! — яростно возразила Белль. — Представь, как им скучно и что для них значит твой визит.

Не веря тому, что его впервые в жизни назвали подлым, Данте раздраженно пожал плечами.

— Пять минут… и все, — предупредил он. — Ты дольше не выдержишь, потому что это мелкие беснующиеся твари, совершенно не умеющие себя вести.

— Чарли нужно поместить в дорожную переноску, пока мы будем навещать их. Не нужно их тревожить, — решила Белль, уговаривая Чарли залезть в переноску. — Ты же понимаешь, что собаку можно обучить хорошим манерам. Немного тренировок, и их поведение изменится. Я готова помочь.

— Они не поедут с нами! — яростно воскликнул Данте. Как только он уступает шаг, Белль тут же пытается отвоевать милю.

— Хорошо, — согласилась Белль, гадая, как быстро он передумает.

Их провели по коридору к псарне.

— Они бешено прыгают, и их шерсть повсюду. — Он злился, что его пристыдили.

Белль не знала, какой породы собаки покойного брата Данте, и была немало удивлена, увидев двух крошечных чихуа‑хуа. Один был коричневого окраса, а другой — черно‑белого. Они уютно устроились в экстравагантной розовой корзинке. И выпрыгнули из нее с восторгом, которого Данте явно не заслуживал. Белль присела на корточки и преградила им путь. Через пару секунд на ее коленях извивалась пара перевозбужденных их приходом чихуа‑хуа. Она села и под недоверчивым взглядом Данте начала их успокаивать тихим голосом, изредка повторяя «нет».

— Они успокоились, не хочешь их подержать? — спросила она Данте через плечо.

— Нет, — решительно отверг ее предложение Данте.

Белль подавила вздох и не стала настаивать, чтобы он сделал над собой усилие. Она гладила малышей, удивляясь, как Данте мог отказать этим умоляющим темным глазкам. Он уже год не подходил к ним.

— Они никогда не вели себя так хорошо рядом со мной, — признался он. — Очевидно, ты заклинательница зверей.

Белль вздохнула, возвращая собак на место. Они разочарованно заскулили и вцепились в сетку ограждения.

— Я ожидала увидеть охотничьих собак… Ну, породу более крупную и мужественную.

— Кристиано любил милых собак, — тихо признался Данте. — Он был геем. Чем больше наши родители его критиковали, тем более ярким представителем того сословия он становился.

— Они не смогли его принять?

— О, что ты. Они толерантны к ЛГБТ на публике. У них даже есть друзья‑геи. Но им не по нраву был наследник, старший сын‑гей, — усмехнулся Данте. — Они пытались лишить его наследства, изменить правила наследования, чтобы он не мог получить титул о отца, но законным путем такого не сделать. К сожалению, его смерть их вполне устроила.

— Мне очень жаль. — Белль погладила его по руке, когда они садились в лимузин.

Чарли уже был внутри и громко стучал хвостом по пластиковому корпусу переноски.

— В детстве нам запрещали заводить домашних питомцев, потому что мать не любит животных. Тито и Карина стали первым бунтом Кристиано. Он часто шутил, что наличие собак удерживает мать от внезапных визитов, — хриплым голосом сказал он.

Белль улыбнулась:

— Значит, он обладал чувством юмора.

— В хорошем настроении он был заводилой и душой компании. Тем не менее он всегда страдал от заниженной самооценки и всегда винил себя в ошибках.

— А ваша мать часто появляется без предупреждения? — с опаской уточнила Белль.

— Уже нет. Можешь не переживать… Если она вдруг объявится, я сам с ней разберусь, — заверил ее Данте.

— Пансион далеко от твоего дома? — уточнила Белль.

— В десяти минутах езды. — На лице Данте появился легкий румянец, когда он встретился взглядом с ее манящими фиалковыми глазами. — Я думаю, пора найти им новых хозяев. Конечно, Кристиано вряд ли хотел бы этого, но так будет лучше для собак.

Данте не привык к домашним животным. Он воспитывался в строгой атмосфере. Он сильно отличался от того образа, который Белль увидела в нем поначалу. В мужчине бушевали сильные и глубокие эмоции. Он не был безразличным. Если окажется, что она беременна, то можно с уверенностью сказать, что Данте даже не попытается давить на нее.

Лимузин проезжал по серпантину с крутыми поворотами и на вершине холма свернул в переулок. Белль поразил ошеломляюще красивый вид тосканской деревни: зеленые холмы и прекрасные долины, усеянные кипарисами, маленькие домики из светлого камня с яркими терракотовыми крышами, уютно разместившиеся на вершине холма.

— Добро пожаловать в палаццо Розарио, — торжественно произнес Данте.

Белль повернулась и оказалась лицом к лицу с великолепным особняком. Ее брови взмыли вверх от удивления.

— Ты не говорил, что это палладианский дворец! — прошептала она с благоговейным трепетом.

— Откуда ты знаешь, что это работа Палладио? — поинтересовался Данте.

— А почему бы нет? — вспыхнула Белль, и ее губы плотно сжались. — Разве официантка не может знать о таких вещах?

— Мало кто сможет узнать его работу с первого взгляда, — усмехнулся Данте. — Просто стало любопытно.

— Мой дед очень любил архитектуру. У него была целая коллекция книг, — призналась Белль. — В детстве он мечтал стать архитектором. Конечно, это так и осталось мечтой.

— Почему?

Белль вздохнула:

— Во времена его молодости мальчишки из рабочего класса отправлялись на работу сразу после школы. Не важно, насколько они были умны. Дальнейшее образование было платным, поэтому у них не было иного выбора. Дедушка всю жизнь проработал клерком в конторе.

— Он обучал тебя истории архитектуры, — заметил Данте.

— Это было его хобби. Он копил деньги, чтобы купить эти книги, а потом делился со мной яркими моментами. — Она с нежностью в голосе вспоминала детство. Как ей повезло иметь таких бабушку и дедушку.

— Я тоже изучал историю архитектуры в молодости. Палаццо принадлежало моему дяде по материнской линии. Джакоппо Роцци. Он был искусствоведом и так и не женился. Когда он умер, то оставил мне все свое состояние. Я получил независимость от своей семьи. Я в большом долгу перед ним.

— Так ты смог открыть свое дело? — с любопытством спросила Белль, с удивлением разглядывая фасад с колоннадой и идеально симметричным рядом окон.

— Джакоппо инвестировал в мой бизнес, когда я еще был студентом, и дал мне прекрасный старт. — Данте осмотрел Белль сверху вниз. Он никогда не общался так открыто с женщиной. Она была всегда естественной. У Данте еще не было такого секса, как с ней. Сейчас она восхищалась палаццо, а не им. И это его раздражало.

— Белль?.. — позвал он, но она уже бежала вперед по каменным ступеням, а выпущенный на волю Чарли бежал за ней по пятам.

Она повернулась к Данте, широко раскрыв фиалковые глаза, ярко блестевшие под копной рыжих кудрей. Он смотрел на нее, обрамленную ярким солнечным светом, и внутри просыпался голод, подобно извергающемуся вулкану. Он притянул ее в свои объятия, запустив руку в золотистую копну волос. Он впился в ее страстные губы. Застигнутая врасплох, Белль напряглась, а затем подчинилась его дикому порыву. Его тепло и сладкий вкус поцелуя разожгли голод внутри ее, заставляя ее тело извиваться от ноющего желания.

Ошеломленная его напором, она споткнулась, когда его объятия ослабли. Ему не потребовалось большего доказательства ее желания. Он подхватил ее на руки и понес вверх по ступенькам. Чарли бежал за ними с громким лаем. Белль залилась смехом.

Их появление в палаццо без преуменьшения можно назвать ошеломительным. Наверху их ожидал персонал с выпученными от удивления глазами. Белль выскользнула из объятий Данте, румянец смущения покрыл ее прекрасное лицо. Ее встретили приветственные улыбки и открытые, добрые лица. Их багаж принесли, и в сопровождении Данте она поднялась наверх.

Спустя некоторое время до нее дошло, что поцелуй лишь казался спонтанным. Скорее всего, Данте хотел показать персоналу влюбленную пару. Это было лишь выступлением на публику. Белль вновь споткнулась и мысленно отругала себя за доверчивость. Она вновь поверила, что Данте поддался порыву страсти!

Лестничная площадка первого этажа в соответствии с обычной палладианской планировкой была открытой для пиано нобиле, — главной комнаты для приема гостей. Конечно, она представляла собой богато обставленное помещение. Ее мозг пытался воспринять все обилие фресок, классических статуй и архитектурных деталей, представших перед ней одновременно.

— Ты встречаешь здесь гостей? — поинтересовалась она.

— Только если устраиваю вечеринку, что случается не так часто. Я не люблю изменения, но если я собираюсь жить здесь, то комнаты должны соответствовать предназначению, — сказал он, следуя за багажом в огромную спальню.

Белль только сейчас осознала, что они будут жить в одной комнате. Ее ночи в одиночестве подошли к концу. Когда она увидела огромную кровать с балдахином и невероятно дорогими ало‑золотыми парчовыми портьерами, то не смогла сдержать смех. Как будто было недостаточно того, что кровать располагалась на возвышении.

— Пожалуйста, не говори, что я должна буду спать на этом чудовище…

— Чтобы ты знала, это настоящая кровать Людовика XIV, — сообщил ей Данте, его смуглое лицо светилось весельем. — И она очень удобная. Чарли явно того же мнения.

— Чарли! Фу! — в смятении воскликнула Белль.

Терьер обошел комнату и без зазрения совести прыгнул на кровать, чувствуя себя как дома. Белль подняла его и опустила на пол.

— Значит, ты живешь в книге по истории. Никогда бы не догадалась.

— Дом моих родителей совсем недалеко, в паре миль отсюда. Я навещал дядю с детства. Я очень благодарен ему за внимание, которого мне не хватало дома, — уныло признался он. — Меня воспитывали няни. Бесконечный круговорот, хотя некоторые мне нравились. Мало кто продержался долго. Моя мать — очень требовательный работодатель. Мы с Кристиано ходили в школу‑интернат. Джакоппо часто приходил к нам и мог забрать на целый день. Он был очень добрым и отзывчивым. Думаю, он жалел нас.

— Он близко общался с твоими родителями?

— Нет. Когда он оставил все наследство мне, они были ужасно возмущены. Они всегда считали, что унаследуют его состояние. А тот факт, что оно досталось мне, самому непокорному сыну, был просто невыносим в их глазах.

— Сколько тебе было, когда он умер?

— Двадцать один.

Белль покачала головой. Она не могла представить, что он унаследовал все это великолепие в столь юном возрасте.

— У тебя невероятная жизнь, Данте, а тебе нет еще и тридцати лет! Хоть тебе и не повезло в родительском доме, тебе благоволили другие родственники.

— Провести тебе экскурсию сейчас или позже? — поинтересовался Данте.

— Лучше попозже, — призналась она. — Я немного устала. Хочу принять душ и вздремнуть.

— Ужин в семь, — небрежно бросил он.

Честно говоря, Белль хотела сделать шаг назад и собраться с мыслями. Она прибыла в палаццо Розарио исключительно в роли официальной подружки. Данте напомнил ей об этом, когда поцеловал и внес в дом как невесту. Такое публичное выражение чувств не пришло бы Данте в голову, если бы он не притворялся. Обычно пары целуются, смеются и дурачатся. Но ей не следует забывать, что это лишь игра.

Она открыла дверь в смежную комнату и обнаружила ванную. Великолепное творение из каррарского мрамора с медной ванной, в которой играл цветами радуги угасающий за окном закат.

— Фантастика, — прошептала она.

Белль слишком устала для принятия ванны и наслаждения всей ее прелестью. Ее мысли сосредоточились на Данте. Секс привел в их отношения смятение. Теперь она даже не знала, как ей следует себя вести. Что приемлемо, а что нет? Неужели он думал, что она будет вешаться на него, когда рядом люди? Или перед персоналом не нужно разыгрывать влюбленность? Наверное, важно, раз он устроил им незабываемое появление. Белль невольно поморщилась. Она утверждала, что беременность маловероятна. Но, по ее подсчетам, казус произошел как раз‑таки во время фертильной фазы, что нельзя назвать хорошими новостями.

Дверь открылась. Белль замерла, выругавшись на себя, потому что забыла запереть двери. Она готова была забиться в угол душевой кабины. Но это был Данте. Он улыбнулся ей сквозь стекло, отделявшее душ от комнаты.

— Я подумал, что мне тоже нужно вздремнуть, — прошептал он, снимая футболку.

Ее глазам открылась гряда мышц, и у Белль пересохло во рту.

Она уже поняла, что он просто пошутил насчет сна. И покраснела еще сильнее. Она думала, что он не будет к ней прикасаться, пока они не окажутся в кровати. Вероятно, насчет Данте тяжело строить предположения. Он же сказал ей, что он — страстная натура. Ему нравится секс. Он хочет ее. Хочет с того самого момента, как увидел. Никогда и никого он не желал так сильно, как Белль. Может, стоит жить лишь настоящим моментом и не думать о будущем?

Она смотрела, как спадают джинсы с его бедер. Он разделся за рекордное время. Низ ее живота тянуло от желания. Белль буквально затаила дыхание, впервые увидев Данте полностью обнаженным и возбужденным. Да, определенно он думал не о том, как лечь спать.

Он шагнул к ней, прижимая ее спиной к кафельной стене. В его темно‑янтарных глазах отражалось желание. Его обнаженное тело прижималось к ее животу, и Белль буквально перестала дышать. Ее тело охватил дикий жар страсти, и вновь странное чувство овладело ею. Еще день назад она была девственницей, застенчивой и несведущей в сексе. Хотя она уже не столь наивна, Данте, обнаженный и загорелый, — уже слишком для нее.

Он приподнял ее подбородок:

— Ты сильно устала?

Белль задрожала.

— Э‑э‑э… да… нет… — призналась она, переводя дыхание.

— Еще больно? — прохрипел он.

Лицо Белль вновь покрыл румянец. Она покачала головой, выразив отрицание. Хотя это и частично было ложью. Она отлично понимала, что прошло несколько часов с их последнего секса. Но ее тело жаждало его, как наркотик. Их единственный акт близости разрушил все барьеры, запреты и смел все опасения.

И все же Белль болезненно осознавала, что хочет от него больше, чем он готов ей дать. Ее неуверенность и страхи оставались глубоко внутри. Все, чего он хотел, — это секс. Но он не чувствовал того притяжения, которое тянет ее к нему, несмотря на все преграды.

Она удобна. Она доступна. Она здесь только для того, чтобы играть роль, за которую ей заплатили. Роль, которая ей казалась реальной, но таковой не являлась. Белль не была его девушкой, и в реальности он не разделит с ней жизнь. Всего через десять дней все закончится, и она уедет.

И что будет с ней? Неужели она похожа на свою мать? На женщину, которая готова довольствоваться ролью временной игрушки, с благодарностью принимающую дорогие подарки и угощения в награду?

Белль охватил ужас.

— Что‑то случилось? — Данте глубоко вздохнул, обвив ее руки вокруг своей шеи, будто она была марионеткой. Он приподнял ее, чувствуя напряжение и дрожь в ее стройном теле.

— Ничего, — дрожащим голосом ответила она, борясь с приступом смущения.

Ничего из того, что произошло между ней и Данте, не было запланировано. Все это было случайностью от начала до конца.

— Этот поцелуй… на ступенях… Так возбудил меня, — хрипло бормотал Данте, уткнувшись небритой щетиной ей в шею. Его щетина царапала ее нежную кожу. — Мысль о том, что ты, обнаженная, стоишь в душе, слишком соблазнительна.

— Значит, отныне мне не стоит вообще раздеваться? — поддразнила его Белль.

— Нет. Тогда я превращусь в пещерного человека и сорву всю одежду с тебя! — прорычал Данте, посасывая кожу между ее шеей и плечом.

От этой ласки к ее ногам прилила волна жара.

Он поднял мокрую от струи душа голову, и его золотистые глаза горели страстью. Она крепче обняла его и поцеловала. В этом голодном поцелуе растворилось вчера, сегодня и завтра. В нем не было места неуверенности. Она не могла больше сопротивляться желанию почувствовать вкус его чувственных губ. Она решила больше не корить себя за то, что не может устоять перед Данте.

Со сдавленным вздохом он прижал ее к стене. Потом прижался лбом к ее лбу и вздохнул:

— Нужен презерватив… У нас уже был сбой, но это не значит, что я буду рисковать снова.

Он медленно опустил ее вниз по стенке. Ее тело налилось свинцом. Оно жаждало прикосновений и теперь почувствовало опустошение.

Данте вышел из душа. Она слышала, как он роется в ящиках. Белль в это время смывала кондиционер для волос, удивляясь, что эта липкая жидкость в ее волосах не оттолкнула его. Внезапно крепкие руки Данте сомкнулись вокруг нее. Он погладил ее упругую грудь, ущипнув кончиками пальцев соски. Ее тело вновь откликнулось на его ласку.

— Пришлось искать бумажник. Я не привожу сюда женщин. Ты первая, — признался Данте.

— А куда ты их водишь? — спросила она, задетая мыслью, что он был с другими женщинами. Она мысленно ругала себя за чувствительность. Конечно, в его жизни были другие.

— Я иду к ним… всегда, — подчеркнул он. — Ты особенная.

«Потому что у тебя нет выбора», — напомнила Белль себе. Едва ли она могла играть его девушку на расстоянии.

— Особенная во всем, — признался Данте.

Его руки скользили по ее обнаженному телу в поисках самого чувствительного места. Он развлекался, пока Белль не застонала. Он развернул ее и снова поднял. Его глаза сияли, как золотые звезды. Он прижал ее спиной к стене и вошел в нее со стоном удовольствия. Возбуждение полностью охватило ее тело. Ей нужно было все больше и больше. И он давал ей желаемое в избытке. Ее тело дрожало в напряженном ожидании кульминации.

— Ты просто особенная, — хрипло произнес Данте в воцарившейся тишине. — Ты не кричишь. Не выкрикиваешь мое имя. Ты даже не повторяешь, что все было потрясающе. Но ирония в том, что от тебя я хочу это слышать.

Весь вечер за обедом Белль обдумывала это признание, сидя за красиво сервированным столом при свечах в скромном платьице. Она знала, что никогда не выкрикнет его имя. Не скажет, что секс был потрясающим. Потому что в ту минуту, как он получит эти слова, она станет такой же, как все ее предшественницы. И он больше не захочет ее.

И все же она поймала себя на этих мыслях.

Ее кожа стала липкой от страха. Она рассуждала как любовница, которая готова сдерживать свой энтузиазм в попытке удержать его интерес. Ее мать была «профессиональной» любовницей. Она знакомилась с состоятельными мужчинами и становилась для них незаменимой, пока те не переселяли ее в свой дом. Ублажение мужчин было для Трейси настоящим искусством.

Белль твердо решила не идти по ее стопам. Никаких интриг, никаких тайн, никакой лжи. Она была на пути к расставанию. Тем не менее, когда он ее отвергнет, она будет знать, что Данте отверг ее истинное «я», а не созданный образ.

Глава 7

Данте изучал Белль за завтраком и подавлял улыбку.

Она сидела полусонная. Он не давал ей спать полночи. Чувство вины проснулось в нем, когда он заметил тени под ее глазами и небольшую сутулость в плечах. Он был требовательным любовником. Каждый раз при взгляде на нее в нем вновь просыпался голод. Данте впервые столкнулся с таким. Обычно он терял интерес после пары встреч и уходил. Но Белль необъяснимым образом заставляла его возвращаться снова и снова. Впрочем, ему незачем беспокоиться. Через пару недель даже ее чары испарятся.

— Белль, — позвал он. — Хочу тебе кое‑что показать.

Белль моргнула и поставила чашку на стол. Она медленно поднялась, опираясь руками на подлокотники кресла. Вероятно, ее ждет обещанная экскурсия по палаццо, до которой они так и не дошли прошлой ночью. У Белль болело все тело, будто она перестаралась в спортзале. На ее шее красовался засос. У нее была мысль прикрыть его шелковым шарфиком, но потом она решила, что этот синяк был еще одной преднамеренной частью игры.

Данте широко распахнул дверь, Белль шагнула внутрь и все поняла. Это будет ее комната. Обставленная антиквариатом, который он купил, и немного пустовата. Тем не менее книги и уединение манили ее.

Стеклянные двери выходили во внутренний двор. Итальянский сад с самшитовыми клумбами.

— Когда‑то это был кабинет моего дяди. Ему нравилось выходить в сад во время работы.

Прекрасная комната с очаровательным садом. Ее пугали грядущие две недели, которые она пробудет в его жизни. Видимо, он чувствовал необходимость предоставить ей собственную комнату.

Поразительно, что это не спальня, а комната, куда она может удалиться в любое время… Он явно ценил личную жизнь и границы, возможно, даже беспокоился, что Белль будет ему мешать. Она будет пользоваться этой комнатой как можно чаще. Не будет больше содрогаться от мысли, что она — незваный гость или досадная помеха.

— Просто потрясающе! — побормотала она, смущаясь своих мыслей. Она подошла к стулу, с восхищением поглаживая богатую обивку. — Ты так и не рассказал, почему вы смеялись над этим стулом?

На его лице внезапно появилась улыбка, осветив его красивое лицо.

— По слухам, это кресло из очень популярного места…

— А?

— Из борделя, — мягко пояснил Данте. — Кресло специально было разработано для дам, чтобы они могли занять более интересные позы.

— О‑о… — протянула ошарашенная этим объяснением Белль.

Она изучала вращающиеся подлокотники и лишь пыталась представить, как они служили. Ее лицо залилось румянцем.

— Все так, — рассмеялся Данте, увидев ее смущение. — Но не волнуйся. Я не собираюсь просить тебя позировать на нем. Я рад буду просто видеть тебя в своей постели… Тебе не нужно позировать и делать нечто особенное, чтобы возбудить меня.

— Отлично, — с фырканьем ответила Белль. — Слава богу, что мы живем в современное время.

— Я закажу еще мебель и картины.

Белль рассмеялась:

— Не трать на это время. Я скоро уеду. Ты же сам сказал, что не любишь перемены.

В прихожей хлопнула дверь и послышался женский голос. Данте недовольно поморщился:

— Думаю, тебе лучше остаться здесь. Кажется, моя мать решила нанести визит.

Белль слишком сильно снедало любопытство, так что она не могла последовать совету Данте. Она вышла из комнаты, прислушиваясь к женскому голосу, разгневанно вещающему на итальянском, и коротким ответам Данте. Белль сделала шаг вперед и увидела высокую женщину, тонкую, будто зубочистка, с волосами цвета льда. Мать Данте была элегантно одета: платье слоновой кости, сияющие на шее и в ушах бриллианты. В руке она держала газету.

— Это она? — резко спросила блондинка, переходя на английский и глядя на Белль. — Не стесняйтесь! Застенчивые женщины не вешаются на мужчин в барах!

Данте повернул голову в ее сторону и протянул руку:

— Белль.

Она неуклюже двинулась вперед, взявшись на его услужливо протянутую руку.

— Позволь представить тебе мою мать, Софию Лукарелли… Это Белль Форрестер.

Белль не стала протягивать его матери руку в знак приветствия. На лице последней отразилось яростное отвращение, которое превратило ее все еще прекрасное лицо в маску. Его мать не будет благословлять ее приезд в Италию.

— Ее светлость княгиня София, — поправила она сына и драматичным жестом бросила газету к ногам Белль. — Официантка, живущая в фургоне? Да твой дядя перевернулся бы в гробу, узнай он, кого ты привел в этот дом.

Данте приобнял Белль, выражая свою поддержку.

— Ошибаешься. Думаю, Джакоппо непременно бы обрадовался ее приезду. Если это все, что ты можешь сказать, мама… Предлагаю тебе покинуть этот дом.

— Я знакомила тебя с такими женщинами, а ты выбрал это создание! — яростно выпалила она, прежде чем демонстративно повернуться на каблуках и направиться к красному спортивному автомобилю, припаркованному снаружи.

— Женщина, только что оскорбившая тебя, не гнушается невероятным количеством измен, — сказал Данте, провожая Белль в гостиную. Черты его лица стали жестче. — Отец, кажется, закрывает на это глаза. Может, ему все равно, или он тоже не гнушается измен. Не знаю даже. Их жизнь не вызывает у меня интереса.

Белль не стала комментировать измены его матери. По лицу Данте было очевидно, что это щекотливая тема.

— Ты никогда не упоминал отца, — пробормотала она.

— Моя мать доминирует в их отношениях, а он лишь поддерживает ее во всем. Однажды она так сильно избила Кристиано, что ему потребовалась помощь врачей. — Данте говорил это ровным голосом, подавляя эмоции. — Мой отец стоял рядом и даже не пытался вмешаться. Это одно из самых ранних моих воспоминаний.

— Я даже не подозревала, что у вас в семье применялось физическое насилие, — содрогнулась Белль. — И никто не заявлял на нее? Ты же рассказывал про нянь.

— Не стоит недооценивать способность богатых скрывать свои грехи и прятать тайны, — сухо ответил Данте.

— Тебя тоже били? — аккуратно спросила она. Он стиснул зубы в немом подтверждении.

Белль хотела выразить сочувствие, но его напряженная поза заставила ее пожалеть о заданном вопросе. Она просто кивнула и отвернулась.

— Пожалуй, пойду почитаю одну из своих новых книг, — пробормотала она.

Дверь открылась, когда Белль сидела на корточках перед книжным шкафом. От неожиданности она потеряла равновесие, но Данте поймал ее за руку и потянул вверх.

— Пора и тебе рассказать что‑нибудь о себе, — спокойно сообщил он. — Тебе не приходило в голову, что я о тебе практически ничего не знаю? Вряд ли мы сможем убедительно сыграть пару.

Белль покраснела от смущения и сцепила руки.

— Меня воспитывали бабушка и дедушка.

— Это я знаю. Но не знаю почему, — заметил Данте. — Что случилось с твоими родителями? Они умерли?

— Нет, они оба живы… насколько я знаю. — Белль еще сильнее напряглась и подошла к стеклянным дверям, повернувшись к нему боком. Она не готова была рассказать все. — Моя мать была моделью и много путешествовала. Вот почему бабушка и дедушка взяли на себя ее обязанности. Мои родители расстались еще до моего рождения. Отец не хотел брать ответственность за ребенка, — сухо пояснила она. — А когда я выросла, у матери не возникло желания поддерживать отношения. Я даже не знаю, где она.

Данте слушал ее, и на его лице отразилась задумчивость.

— А хочешь знать?

— Не хочу, — натянуто призналась Белль. — Когда я была ребенком, то всегда с нетерпением ждала ее приезда. Отсутствие интереса ко мне причиняло много боли. Я создала себе свой образ матери, который сильно отличается от реальности.

— Ты когда‑нибудь жила с ней?

— Когда мне было четырнадцать, она пригласила меня жить к себе. Я так волновалась. — Белль поморщилась. — Она жила с мужчиной, у которого были маленькие дети. Позже я поняла, что меня видели в роли няньки. Я пробыла там всего две недели, и ее мужчина стал ко мне приставать. Она это заметила. В этот же день она собрала мои вещи и отвезла к бабушке с дедушкой.

— Что стало с этим мужчиной? — расспрашивал Данте.

— Она обвинила во всем меня, а не его. Сказала, что это из‑за моего флирта он себя так повел… но все равно они быстро расстались, — криво усмехнулась Белль. — Уверена, что и в этом она винила меня.

— Очень похожа на мою мать, — заметил Данте. — Обе не созданы для родительства. Как и я сам.

Белль побледнела от этого признания. По крайней мере, он честен. Хуже было бы, если бы он лгал. Очевидно, если ее беременность подтвердится, он не станет заботливым отцом.

Данте пошел к двери, но остановился на полпути.

— Завтра я должен посетить благотворительный бал и хочу взять тебя с собой. Стив и его жена Санча тоже прилетят. Это формальность, но ты можешь посетить один из этих салонов.

— Это обязательно?

— Нет, если ты этого не хочешь… Мне и так нравятся твои прекрасные волосы. — Он протянул руку и прикоснулся к ним. Потом он взял ее руки. — Но тебе придется освежить маникюр, лак весь сколот.

Белль с трудом сглотнула. Ей хотелось солгать, но это было ниже ее достоинства.

— Я отгрызла кусочки, чтобы добраться до ногтей. Но он приклеен и очень невкусный, — неохотно призналась она.

— Я пришлю тебе мастера. Приятно знать, что я не ошибся. Не видел, чтобы ты грызла ногти как минимум эти сутки.

— Но что мне делать, когда я нервничаю?

— Поцелуй меня вместо этого, — предложил Данте, проводя пальцем по ее нижней губе. — Гарантирую, это отвлечет тебя от любых мыслей.

Но Белль сделала шаг назад и села в кресло из борделя, чтобы достать книгу Джейн Остин, которую не читала много лет. Прикосновения Данте были пугающим и ужасающим напоминанием о том, что она не может контролировать себя рядом с ним. «Границы, нужны границы», — твердила она себе. Она в доме Данте. Но не стоит забываться и гореть желанием, как только он приближается. Она делает это не для того, чтобы подогреть его интерес, а из желания сохранить рассудок и самоуважение. Белль тоже была полна решимости сохранить достоинство и не страдать, когда Данте отправит ее обратно в Великобританию.

Данте бросил на нее настороженный взгляд. Он гадал, что случилось, куда делся ее игривый настрой. Он вышел из комнаты, вспомнив о накопившейся работе.

— Данте.

Он обернулся. Белль пристально смотрела на него.

— Ты не возражаешь, если я навещу собак твоего брата?

Улыбка исчезла с его лица. Он лишь пожал плечами:

— Ты всегда можешь попросить водителя отвезти тебя куда захочешь.

Остаток утра Белль провела за чтением и игрой в мяч с Чарли. Данте присоединился к ней за обедом в столовой. Она отвечала на его вопросы и сохраняла спокойствие.

Наконец он не выдержал и сухо сказал:

— Я вижу, что ты не в настроении. Если я что‑то не так сделал, то предпочел бы знать, в чем проблема.

— Мне просто не по себе оттого, как ты со мной общаешься, — призналась Белль.

— В каком смысле?

— Мы должны вести себя как пара только на людях, но флирт не прекращается и в остальное время… все так запутанно. — Белль прикусила язык. — У нас нет отношений как таковых.

— Разве? Я думал, у нас роман, — возразил Данте, смущенный ее критикой и уклончивым взглядом. — Если это не так или ты не хочешь отношений, я не буду настаивать.

Вот она, абсолютная правда, брошенная ей прямо в лицо. Она ничего для него не значит. Белль побледнела и тихо кивнула:

— Думаю, так будет лучше для нас обоих.

Данте стиснул зубы. Отказ был для него в новинку. Данте глубоко вздохнул. Что такого запутанного в их романе? Его эго настаивало прекратить дальнейшие расспросы. Белль имеет право на личное пространство. Секс не был частью их соглашения. Но почему она решила все прекратить? Что он сделал? Прошлой ночью она таяла в его объятиях. Хотя, возможно, он хотел ее сильнее, чем она его. Вероятно, ей хотелось выспаться. Может быть, он был слишком требователен? Или слишком груб?

Белль вытерла слезы. Ну что ж. Данте не стал спорить, не пытался ее переубедить. Все лишь доказывало, чего она больше всего боялась. Она была только объектом его сексуального желания. Она стоит больше, чем бывшая официантка, жившая в фургоне. Она должна ценить себя.

Тито и Карина были в восторге от встречи. Белль вывела их на прогулочный двор и начала учить командам. Она давала им лакомства, когда они верно выполняли команды, что было довольно редко.

— Слишком стары и избалованы для учиться, — на ломаном английском сказала экономка, наблюдая за происходящим из‑за забора.

Чарли проскользнул в кабинет Данте незамеченным и разлегся на безумно дорогом персидском ковре погреться на солнышке. Данте его заметил, но не стал обращать никакого внимания. Чарли в ответ игнорировал Данте, хорошо усвоив опыт работы в ресторане, где не любящие собак клиенты просто его не замечали. В тот момент, когда в комнату принесли кофе и печенье, Чарли ожил и принял изящную позу просителя.

— А ты умный пес, — отметил Данте, когда терьер умоляюще смотрел на печенье.

Вознагражденный кусочком печенья, Чарли по‑собачьи ухмыльнулся и побрел обратно на нагретое место.

В дверь постучали. Белль заглянула в кабинет и увидела собаку.

— Прости. Я повсюду его искала. Хотела узнать, не видел ли ты его.

— Он всего лишь спокойное животное, — заверил ее Данте. Он считал, что нужно хвалить тех, кто того достоин. Он смотрел на Чарли, прыгающего от радости при виде Белль. — Как поживают те двое монстров?

— Хорошо. Мы немного позанимались.

— Не думаю, что они были этому рады.

— Зря. Им очень понравилось. Когда их вымотаешь, они не такие бешеные.

Данте внимательно посмотрел на нее. Ее волосы рассыпались по плечам, обрамляя идеальный овал лица. На ней были зеленый топ и укороченные джинсы, на которых виднелись отпечатки лап. Вряд ли она их заметила. Тем не менее от ее вида у него перехватывало дыхание. Ее пухлые алые губы, упругая грудь и соблазнительные изгибы бедер мгновенно разбудили в нем желание, а пульсирующая боль в паху наполнила гневным разочарованием.

— Ты, как всегда, оптимистична. Тебе нравится позитивно смотреть на проблемы?

— Как всегда.

— А мне — нет, — усмехнулся Данте. — Меня осудили и признали виновным без суда и следствия.

Щеки Белль вспыхнули.

— Мне жаль, что ты воспринял это так. Я пыталась быть благоразумной.

— Требую уточнений! — настаивал Данте, вскакивая из‑за стола и направляясь к ней.

— Такая жизнь: дорогая одежда, драгоценности, великолепный дом — вскружили бы голову любой девушке, — поморщилась Белль. — Но все это немного напоминает сказку. Все это ненастоящее, не мое. Всему придет конец. — Она предавалась неловким рассуждениям, упиваясь его магической привлекательностью, прежде чем набраться смелости и выдать нелицеприятную правду: — Я не хочу влюбиться в тебя и страдать.

В кабинете воцарилась обжигающая тишина. Никогда еще женщина не была так откровенна с Данте. Это откровение выбило его из колеи.

— Не могу поверить, что ты это озвучила.

— Какой смысл лгать? В конце концов, ты же не хочешь, чтобы я к тебе привязалась? — съязвила Белль. — И то, что для тебя всего лишь роман, для меня становится слишком важным. У меня не было опыта серьезных отношений… да, я понимаю, что для тебя это все несерьезно, но я так не умею.

— Хорошо. — Данте выразительно развел в стороны руки и сделал шаг назад, будто она призналась в заразной болезни. — Это не любовь, всего лишь увлечение. Я стал твоим первым любовником. Оно быстро растает.

— Спасибо за совет, — ответила Белль, пытаясь сохранить достоинство.

Она позвала Чарли и вышла из комнаты.

Данте с шипением выдохнул из себя весь воздух. Он никогда не влюблялся. Это Кристиано постоянно попадался на удочку всяких подозрительных типов. Это Кристиано постоянно искал ту единственную настоящую любовь. Наблюдение за братом со стороны многому научило Данте. Любовь — это катастрофа. Столкновение отчаянной надежды и непреложной истины, когда в любимом человеке обнаруживаешь недостатки один за другим. Конечно, Белль не влюбилась в него. Она использовала этот аргумент, чтобы спугнуть его. И совершенно осознанно. На долю секунды его даже позабавила эта ситуация, но это быстро прошло.

Да что это с ним? Ему показалось, что в него бросили огромный камень. Странное чувство. Ему срочно нужно найти другую женщину, чтобы переключиться. Нужно яростно стереть из памяти всю последнюю неделю и забыть о Белль навсегда. Разве это сложно?

Долой старое, подавай новенькое. Так было всегда.

Белль свернулась калачиком с книгой в руках и задумалась о встрече с Данте за ужином. Она съежилась, прижала горячие руки к еще более разгоряченному лицу и громко застонала. Как она могла ему сказать такое? Как могла так себя унизить? Да, у нее рождаются неподобающие чувства к нему, но следует положить этому конец. Единственный способ — прекратить любую близость. Ну и что с того, что напоказ они делят одну постель?

Белль ужинала в одиночестве и, приняв ванну, легла рано спать. Данте бродил по всем ночным клубам и вечеринкам для избранных во Флоренции. В каждой женщине, обращавшей на него внимание, он находил нечто противное, пока до него наконец не дошло, что единственная женщина, которую он хотел, по иронии судьбы сейчас лежала в его постели, но он не мог заполучить ее. Быть может, именно это и делало ее такой желанной? Может быть, это из‑за ее отказа? Возможно, самолюбие играет с ним злую шутку?

Или в нем больше благородства, чем он предполагал? За пятым стаканом он признался самому себе, что не хочет причинять ей боль. На ночь он остановился в шикарном отеле, не позволяя даже приближаться к ней. Он не мог уснуть. Он продолжал думать о Белль в своей постели и вспоминать прошедшую неделю.

Белль проснулась на рассвете в пустой постели, гадая, где провел ночь Данте. Она чувствовала себя виноватой, потому что ему стало неуютно в своем собственном доме. Спускаясь к завтраку, она увидела на лестнице Данте. Он выглядел изрядно потрепанным. Галстука не было, пиджак помят. Темная щетина на сонном лице.

Белль быстро убежала в столовую. Если бы ей хватило наглости, она бы съязвила: «Тяжелая выдалась ночка, да?» Только у нее не хватило духу поставить его перед вопросом, который бы пронзил ее хуже ножа. Возможно, он провел эту ночь с другой женщиной.

Мастер по маникюру приехала поздно вечером и привела ее ногти в порядок. Она покрасила их в темно‑синий цвет, который понравился Белль больше пастельно‑розового. Ее маникюр будет соответствовать ее длинному платью, и она пообещала не отковыривать гель‑лак. Пришлось признать, что с ним ее руки выглядят более ухоженно. Она наденет кулон и серьги, которые Данте купил. Белль готова была сделать все возможное, чтобы соответствовать той официальной обстановке, что ее ждет. Ей предстояло справиться с надвигающимся волнением. Поджилки тряслись при мысли, что она может подвести Данте в обществе. В конце концов, именно для этого он ее и нанял. Независимо от терзающих ее изнутри чувств и страхов, она должна сыграть роль его возлюбленной, при этом не преступая грань навязчивости.

Она спустилась. Данте расхаживал взад‑вперед по вестибюлю. Сшитый на заказ смокинг, облегающий широкие плечи. Узкие черные брюки. Белая рубашка, контрастирующая с его бронзовой кожей.

Данте выглядел просто потрясающе с головы до ног, но ей нельзя больше об этом думать и смотреть на него.

Данте обернулся и увидел ее, спускающуюся по ступенькам. Стильное платье подчеркивало ее естественную красоту, великолепные волосы рассыпались по плечам, а в разрезе подола на мгновение показался кусочек ее идеальной ноги. У Данте от ее красоты защемило в груди. А потом он встретился с ней взглядом. Ее глаза больше не сияли. Данте никогда не замечал силу этого сияния, когда ее глаза излучали его. Но сейчас он заметил, что оно исчезло. Как он и предполагал, Белль отдалялась от него, стряхивая с себя нелепую влюбленность. Как он и хотел. Он хотел бы почувствовать облегчение при этой мысли, но руки сами сжались в кулаки. Он не ожидал, что она так быстро забудет его. Настроение внезапно испортилось.

— Стив и Санча придержат для нас столик. По крайней мере, ты будешь в кругу друзей, — заметил Данте, чувствуя неуверенность при визите на мероприятие для богатых.

Белль вздернула подбородок, подавив искушение сказать, что Стив и Санча никогда не были ее друзьями. Они лишь важные клиенты, которых она обслуживала в ресторане. Дружелюбные, приятные люди. Но на этом общение заканчивалось. Она промолчала, не желая привлекать его внимание к ее волнению.

Такое светское мероприятие выходило за рамки опыта Белль. Прием проходил в роскошном бальном зале. Чудесные фрески украшали куполообразный потолок, освещенный гигантскими хрустальными люстрами. Их окружала толпа людей: мужчины в смокингах стояли отдельными группами, великолепные ухоженные женщины в сказочных дизайнерских платьях и драгоценностях сверкали в свете ламп.

Данте накрыл ее руку своей, от чего Белль вздрогнула. Он уверенно прокладывал проход сквозь толпу. Стив Крэнбрук поднялся из‑за стола около стены и помахал им. Его жена приветливо улыбалась.

— Они знают, что мы притворяемся? — прошептала Белль.

— Да, они единственные, кто знает, — подтвердил он.

Белль стало немного легче. Санча болтала без умолку, словно заведенная, просвещая Белль о международной благотворительности и Фонде защиты голодающих. Белль спросила фигуристую брюнетку о детях. Она хорошо запомнила квартет светловолосых малышей, которые часто играли на озере с матерью.

Толпа поредела. Гости заняли свои места, чтобы послушать выступление. Вдали Белль увидела княгиню Софию. Она сидела рядом с мужчиной с седеющей головой и классическим профилем. Вероятно, с отцом Данте.

Ее внимание привлекли другие столики, и ее глаза расширились от удивления. В груди защемило от давящего чувства. Она в изумлении уставилась на мужчину, сидящего в одиночестве за соседним столиком. Он смотрел прямо на нее. Это был… Нет, такого быть не могло… Ее отец? Девять лет прошло с ее последней встречи с Аластаром Стивенсоном. Рыжие волосы, которые она унаследовала от него, слегка тронула седина. Сейчас ему должно быть под пятьдесят. Он намного моложе ее матери, и время лишь едва коснулось его.

Белль опустила взгляд, внезапно почувствовав тошноту. Это ее отец. Человек, который прямо в лицо отверг ее. Тот, кто не желал знаться с «дочерью Трейси», будто она не была его ребенком. Жгучая боль его отказа глубоко ранила ее. Она не сомневалась, что его внимание привлекла не ее персона, а ее присутствие на благотворительном балу высшего общества. Он, как никто другой, знал, что она к этому обществу не принадлежит. «Это всего лишь ужасное совпадение», — с горечью подумала она, осушая свой безалкогольный коктейль. Кроме того, она уже достаточно взрослая, чтобы встретиться со случайным взглядом мужчины, не выдавая своих эмоций.

Заиграла музыка, и несколько пар вышли на танцпол. Стив тут же потянул жену за руки, и, смеясь, та поднялась с кресла.

— Прошу прощения, — натянуто произнесла Белль, покидая столик.

— Что‑то случилось? Куда ты? — потребовал ответа Данте.

Он предпочел бы приковать ее к себе.

Белль вопросительно подняла бровь.

— В дамскую комнату.

Пальцы, сомкнувшиеся на ее запястье, разжались. Данте выпрямился, но взгляд его темно‑янтарных глаз под нахмуренными бровями оставался таким же напряженным.

— С тобой все в порядке? — настаивал он. Впервые Данте видел ее такой побледневшей. Каждая веснушка выделялась на ее коже.

— Конечно, — ответила она онемевшими губами и поспешно удалилась.

Глава 8

Белль немного освежилась и глубоко вздохнула в попытке избавиться от головокружения. Увидев отца после стольких лет, она испытала шок. Она возвращалась через вестибюль, пробиваясь сквозь толпу людей. Внезапно она замерла, не веря своим глазам. Перед ней стоял человек, которого Белль всеми силами пыталась избежать. Опустив глаза, она поспешно отошла в сторону и замерла от неожиданности, когда чья‑то рука легла ей на плечо.

— Белль? — спросил почти забытый голос.

Ее глаза вспыхнули. Она застыла, будто пылинка на краю обрыва.

— Мистер Стивенсон? — натянуто произнесла она.

— Ты хоть знаешь, сколько лет я потратил, разыскивая тебя? — спросил он шепотом. — Как долго я тебя искал! И твои первые слова распяли меня чувством вины. Я это заслужил. Заслужил целиком и полностью, но я прошу тебя уделить мне всего пару минут своего времени.

Белль ошеломила встреча с Аластаром Стивенсоном, но еще больший шок она испытала от его слов. Но он смотрел на нее глазами, полными чувств и эмоций, хотя в ее памяти его глаза были холодными, жесткими и враждебными.

— Пожалуйста… — добавил он в возникшей тишине.

Данте не находил себе места, потому что отсутствие Белль затянулось. Он нутром чувствовал, что что‑то не так. Может быть, она плохо себя чувствует? Или ее что‑то расстроило? Стив и Санча вернулись за столик.

— Откуда Белль знакома с Аластаром Стивенсоном?

Знакомое имя всколыхнуло внутренний чип Данте, где хранились все его контакты, и выдало следующий результат: высокооплачиваемый менеджер хедж‑фондов, хорошо известный в Великобритании.

— Аластар Стивенсон? О чем ты?

Стив повернул голову в сторону танцпола, где Белль и мужчина средних лет стояли друг напротив друга, пытаясь перекричать музыку. Пока Данте с недоверием наблюдал за ними, Аластар взял Белль за руку, что‑то прошептал ей на ухо и вывел с танцпола.

Данте обстоятельно и очень выразительно выругался на итальянском.

— Я хотел сказать, что она, очевидно, его хорошо знает, — любезно подсказал Стив. — Никогда не видел его рука об руку ни с одной женщиной, кроме жены. Вероятно, он ее крестный отец или один из родственников.

— Не думаю. — Данте с трудом сдерживал нахлынувшую на него ярость. — Она бы непременно об этом упомянула.

— Они выходят на улицу, — вновь подсказал Стив.

— Так и есть… Что? — Данте вскочил как раз вовремя, чтобы увидеть, как Белль исчезает за французскими окнами, выходящими на террасу.

— Она курит?

— Нет, грызет ногти. — При наличии выбора Данте бы все равно предпочел последнее. Привычка грызть ногти была милой слабостью. Каждый раз, когда ее руки тянулись ко рту, он знал, что она нервничает или боится.

Зачем она вышла из зала, чтобы остаться наедине с женатым мужчиной? Это не имело смысла. Она ведь не из таких? По крайней мере, он считал ее не такой. Такие женщины сразу видят богатую добычу и цепляются за нее. Стоило признать, что она будет рядом с ним только неделю. Впоследствии он не сможет предъявить ей никаких претензий. Девственность в двадцать два года не означает святость или верность, не так ли? Он никогда не питал иллюзий в отношении женщин и их подлости.

Белль и Аластар заняли хорошо освещенный столик на террасе. Он подал знак официанту принести напитки.

— Мне только воды, спасибо, — неловко сказала она. — Итак, нанятое вами частное детективное агентство выследило меня по фотографиям в газете. Но их опубликовали лишь вчера.

— Я бросил все дела и примчался сюда, пока ты вновь не исчезла. Я заказал билет на этот бал, молясь лишь о том, чтобы Лукарелли взял тебя с собой. Мне не хотелось идти к нему домой, — поморщился Аластар. — Мне нужно более уединенное место, чтобы поговорить с тобой о матери.

— Я не видела Трейси с похорон дедушки, так что слова о ней меня обидеть не могут.

— Когда Трейси забеременела, я был еще молод и наивен. Я заключил с ней соглашение, потому что не хотел огласки нашего романа. Я обещал оплачивать все счета, которые она мне пришлет. Ее финансовые запросы легли на меня тяжелым бременем. Когда я решил пересмотреть выплату алиментов через адвоката, она пригрозила рассказать все моей жене Эмили, с которой я познакомился через год после расставания с твоей матерью. Я не хотел, чтобы кто‑то прознал про твое существование. Я чувствовал себя полным идиотом, позволившим Трейси собой воспользоваться, — признался он с тяжелым вздохом.

Брови Белль сошлись на переносице.

— Почему вас так беспокоили угрозы рассказать все жене?

— Эмили всю жизнь страдала от депрессии. У нее очень хрупкое здоровье. Ее самой большой мечтой было желание иметь ребенка. Но следовал выкидыш за выкидышем, а потом у нас родился мертвый сын, — печально пояснил Аластар. — Мне следовало во всем признаться до брака. Потом я уже не мог рассказать ей о ребенке.

— Понимаю. Вы хотели защитить свою жену, — медленно кивнула Белль.

— Но теперь жена о тебе знает. Трейси лишилась власти надо мной, как только я все рассказал Эмили. Я решил найти тебя. К сожалению, это оказалось не так легко. Я даже подкупил твою мать, чтобы она рассказала, где виделась с тобой в последний раз, — сказал он с отвращением. — К тому времени я уже навел справки и выяснил, что она врала мне и присылала фальшивые счета практически с твоего рождения. До недавних пор я даже не предполагал, что ты находилась на воспитании у бабушки и дедушки и училась в простой школе, откуда ушла в шестнадцать лет.

— Какие фальшивые счета?

— Оплата нянь, плата за обучение в частных школах‑интернатах, уроки верховой езды, уроки балета, частное медицинское облуживание, путешествия. Она предоставляла фальшивые документы, а ты никогда этим всем не пользовалась. Я был просто идиотом, который платил по всем счетам. В начале карьеры мне это давалось с трудом, — признался он. — Я возненавидел Трейси, которая пускала мне кровь за каждое пенни. Эта ненависть послужила почвой для нашей первой встречи. Я выместил всю горечь этих лет на тебе. Это было неправильно, жестоко и несправедливо. Ты была лишь ребенком, надеющимся увидеть отца.

— Я смогла это пережить. — Белль вздохнула. Она протянула руку, чтобы сжать его пальцы в знак утешения.

Теперь она увидела полную картину мира, что в корне изменило ее мнение о биологическом отце. Трейси шантажировала его и лгала. И все ради того, чтобы выманить как можно больше денег.

— Трейси становилась слегка одержимой, когда речь шла о деньгах.

— Слегка? Да она оставила тебя без гроша после смерти дедушки и сбежала! Хотя это нельзя назвать сюрпризом, — цинично произнес ее отец. — Пусть она остается там, где ее место. Я безумно сожалею, что так обошелся с тобой при нашей первой встрече. Сможем ли мы после такого восстановить отношения? Я хочу познакомиться с тобой поближе, и Эмили тоже. Не говори, что я опоздал. Можем ли мы еще наладить отношения?

Жгучие слезы обожгли глаза Белль, когда отец неуверенно взял ее за руку и сжал с надеждой на лице.

— Думаю, мы можем попробовать. Посмотрим, что получится, — задыхаясь, пробормотала Белль. В ее глазах блестели слезы, но она одарила его улыбкой прощения. — Мне бы очень этого хотелось.

— Значит, ты решил привести домой шлюху, — прошептала княгиня София на ухо сыну, проходя мимо него на террасу.

Белль была так увлечена вниманием Аластара Стивенсона, что не заметила присутствия Данте. Данте хотел броситься на него и избить до полусмерти. Кулаками. Стив просил его дать ей объясниться, а не обрушивать на них поспешные слова, продиктованные гневом.

Стив стал голосом разума, но Данте руководил животный инстинкт. Аластар Стивенсон прикасался к Белль. Данте не мог этого вынести. Это просто акт осквернения. Белль улыбалась Аластару. Такая нежная, яркая и доверчивая. Она никогда так не улыбалась Данте!

Вырвавшись из цепких рук Стива, Данте шагнул вперед. Его темно‑янтарные глаза были полны ярости, сжигающей дотла.

— Что, черт побери, здесь происходит?!

Аластар нахмурился, а затем резко отодвинул стул и поднялся.

— Просите, невежливо с моей стороны было так задерживать Белль. Я не мог упустить возможность вновь встретиться с дочерью. Я — Аластар Стивенсон, — сказал он, протягивая руку.

Встревоженно поднявшись с места и выпустив руку отца, Белль в ужасе увидела сверкающий яростью взгляд Данте. Кожа ее покрылась мурашками.

— Просто Белль… пропала, — произнес Данте сквозь стиснутые зубы, в то время как совершенно непонятое слово «дочь» прыгало по мыслям, пытаясь пробить к разуму. Гнев, струящийся по его крови, уступил место смущенному недоверию. — Я начал беспокоиться. Данте Лукарелли. — После некоторого колебания он пожал руку ее отцу.

— Я надеялся увидеть Белль завтра утром и провести с ней немного времени перед отлетом домой, — любезно просил об одолжении Аластар.

— Конечно. Буду очень рад, — ответил Данте, изо всех сил сдерживая бурные эмоции, бушевавшие в груди. На первый план вышла досада на Белль, которая умолчала такую важную информацию.

— Увидимся завтра, — сказал Аластар с теплой улыбкой.

Данте взял Белль за руку. Стив тактично удалился, но мать Данте, которой была чужда подобная дипломатия, не желала следовать его примеру.

— Ну, разве ты не удивительное создание? — Княгиня София прокомментировала увиденное с холодным отблеском в глазах, который можно было расценить как одобрение. Белль повысилась в ее глазах: неплохо, дочь руководителя хедж‑фонда!

— Да, полна сюрпризов, — прорычал Данте на ухо Белль. Его дыхание обжигало ее чувствительную кожу и заставило густо покраснеть.

— Я не ожидала, что он будет на этом вечере. Я была потрясена встречей с ним, — оправдывалась Белль.

— Твое потрясение не сравнится с моим в тот момент, когда я увидел вас держащимися за руки, — резко бросил Данте. — У тебя много секретов от меня?

— Зачем тебе это было знать? — попросила Белль, защищаясь.

— Потому что информация об отце куда важнее любимого цвета, — возразил Данте.

В душе Белль разгоралось раздражение. Она не была готова оправдываться за двадцать минут с отцом в общественном месте.

— Но это не твое дело, — услышала она собственный голос.

Действительно, эта ситуация не касалась Данте. Обида шептала ей, что Данте был лишь ее нанимателем. Всего лишь маскарад. Он не был ее мужем, бойфрендом, вообще никем. Ей нужно чаще напоминать себе об этом. Следовало перестать придавать ему значение, которого он не заслуживал.

Данте глубоко вздохнул, чтобы совладать с собой. Ему еще никогда не приходилось работать с таким количеством разных чувств одновременно. Сначала беспокойство, потом ярость, изумление и недоверие, а затем они сменились гневом и болезненным облегчением, которое он все еще не мог осознать.

Гости уже начали расходиться, и Данте с готовностью воспользовался этим предлогом. Он вернулся за столик, чтобы пожелать хорошего вечера Стиву и Санче. В лимузине воцарилась мертвая тишина.

— Не понимаю, на что ты злишься. — Белль взяла себя в руки.

— Неужели? — усмехнулся Данте.

— Мне хочется тебе врезать! — выдала ему правду Белль.

— А мне хотелось прикончить твоего отца. Тебе повезло, что он представился до того, как я начал действовать, — процедил сквозь зубы Данте.

— С какой это стати? — удивилась Белль.

Данте бросил на нее недоверчивый взгляд:

— Ты держала его за руку!

— Ну и что? Какое тебе дело?

Впервые Данте потерял контроль рядом с женщиной.

— Потому что ни один мужчина не смеет прикасаться к моей женщине! — Он буквально зарычал в ответ.

— Но я не твоя. Я женщина, нанятая тобой для роли избранницы.

— Ну, сегодня ты плохо справлялась с этой ролью, не так ли?

— Мне жаль, если мое поведение тебя смутило, — солгала Белль. Она была так зла на него, что не испытывала ни малейшего сожаления.

Когда лимузин остановился около палаццо, Белль выпрыгнула из него быстрее, чем Чарли в погоне за печеньем. Данте поднялся по ступеням крыльца своего дома следом за Белль. Туда, где не было подслушивающих ушей, ехидных замечаний и мстительной матери. Там он мог поговорить с ней. Где он надеялся увидеть прежнюю Белль.

— Ты рассказала Аластару о нашем договоре? — потребовал ответа Данте.

Белль резко обернулась. Она уже сняла туфли, чтобы размять затекшие ноги. Это увеличило разницу в росте между ней и Данте, который возвышался над ней подобно скале.

— Нет, конечно нет! — огрызнулась она. — Неужели ты всерьез думаешь, что я буду рассказывать о таком. Что бы он обо мне подумал?

— В нашем договоре нет ничего непристойного! — возмутился Данте.

— Не уверена, что он бы с этим согласился, узнай все детали. Боюсь, тебе придется смириться с тем, что он нас считает настоящей парой, — язвительно заметила Белль.

— Мы могли бы ей быть! Мы спорим как настоящая пара, и надеюсь, примирительный секс не за горами, — признался Данте, любуясь ее округлостями, пока она пыталась дотянуться до молнии на шее. — Позволь тебе помочь…

Белль сердито сняла платье и повесила его на стул. Ее унижало осознание, что она предстала перед ним в нижнем белье, когда этот аспект их отношений закончился.

— У нас не будет секса, — коротко ответила она.

Данте сделал шаг вперед. Он был полон грации, как хищник на охоте. На его красивом смуглом лице читалось напряжение, а высокие скулы слегка покрылись румянцем. Он смотрел на нее сверху вниз.

— Даже если я хочу тебя сильнее, чем любую женщину в моей жизни?

— Сильнее… всех? — Белль невольно запнулась.

— Да, — произнес Данте, отчаянно обхватив ее раскрасневшееся лицо ладонями. — Я хотел растерзать твоего отца, потому что впервые ревновал.

— Ревновал меня? — удивленно спросила она, покрываясь румянцем. — Я и не догадывалась.

— Ты, должно быть, единственная на террасе этого не поняла. Я чуть не выставил себя полным идиотом, напавшим на твоего отца, — раздраженно заметил Данте. — Ты улыбалась ему!

— Да? — пробормотала она, дрожа от жара его мощного разгоряченного тела.

Его сильные руки скользнули вниз к ее бедрам. Ткань брюк натянулась, показывая его возбуждение. Он прижался к ней с низким, хриплым стоном.

— Где ты был вчера вечером? — резко спросила Белль. — С женщиной?

— Я много выпил и провел ночь в гостинице. Никаких женщин. Я хотел тебя, но не мог получить, — мрачно напомнил он.

Ос

Lynne Graham

His Cinderella’s One-Night Heir

His Cinderella’s One-Night Heir

© 2019 by Lynne Graham

«Ловушка для донжуана»

© «Центрполиграф», 2023

© Перевод и издание на русском языке, «Центрполиграф», 2023

* * *

Глава 1

Данте Лукарелли, миллиардер-бизнесмен в области возобновляемых источников энергии, мчался по частной дороге на мощном мотоцикле, упиваясь ощущением ветра и свободы. На миг все его проблемы перестали существовать. Но этот волшебный момент быстро закончился, и он вспомнил о своем долге как гостя и замедлился, чтобы позволить гостеприимному хозяину, Стиву, себя догнать.

– Ты позволил мне победить! – прорычал Стив, в отместку хлопнув бывшего одноклассника по плечу, пока они парковали мотоциклы. – Что в этом интересного?

– Не хотел унизить тебя на глазах у местных, – парировал Данте. Его густые иссиня-черные волосы растрепались, белые зубы выделялись на фоне худощавого загорелого лица. – В любом случае этот твой байк… Твоя новая авантюра? – добавил он, глядя сквозь сосны на ресторан с видом на озеро, окруженный настилом. – Скромно как-то для парня, который зарабатывает себе на жизнь строительством небоскребов?

– Прекрати, – оборвал его друг, дородный блондин с телосложением регбиста. – Это сезонное заведение и приносит отличную прибыль в хорошую погоду.

– И принимает на работу местных жителей, которых ты по-отцовски опекаешь, – усмехнулся Данте, слишком хорошо знающий, как развито в Стиве чувство гражданской ответственности. Стив Крэнбрук был добрым человеком и одним из немногих, кому Данте доверял.

Они находились на юго-востоке Франции, в сельской местности, где Стив купил замок на холме в качестве летнего дома для себя и своей семьи. «Его слишком многочисленной семьи», – подумал Данте с содроганием. У Стива было четверо маленьких хулиганов, две пары близнецов, которым не исполнилось еще и пяти, и они ползали по Данте и требовали внимания с тех пор, как он прилетел, поэтому он так хотел оказаться подальше от замка. Дело не в том, что он не любил детей, просто к ним не привык, и терпеть общительных отпрысков Стива было все равно что пытаться встать на пути торнадо, вооруженного бесчисленными руками, ногами и болтливыми языками.

– Все совсем не так, – возразил Стив. – Я просто инвестирую свой капитал, когда вижу возможность, и делаю вклад, если на то есть веская причина. Здесь не так много условий для трудоустройства.

Данте сел за деревянный стол, высеченный из гигантского дерева, и обвел глазами собравшихся в баре местных.

– Бьюсь об заклад, в округе это единственное место для вечеринок, – заметил он.

– Ты прав, но еда тут тоже вкусная. Когда на пляже людно, к нам приходит много семей с детьми. Итак, скажи мне, когда у тебя встреча с Эдди Шрайнером?

Худое, мрачно-красивое лицо Данте напряглось, когда самая большая его проблема снова напомнила о себе.

– Через две недели, а у меня все еще нет на примете женщины, которая будет держать Кристал в узде.

– Я думал, что Лилиана окажет тебе услугу, – удивился Стив.

– Нет, не вышло. Лилиана хотела взамен обручальное кольцо, – признал Данте, сердито нахмурившись. – Несмотря на то что помолвка была бы фиктивной, я не стал так рисковать.

– Обручальное кольцо? – удивленно спросил Стив. – Зачем ей кольцо, чтобы притворяться перед Кристал, что она снова твоя девушка?

Данте пожал плечом:

– Она сказала, что это вопрос гордости. Она потеряет лицо перед Кристал, если у нее не будет кольца, потому что зачем ей еще сходиться со мной, когда мы расстались много лет назад?

– Твоя личная жизнь – такой кошмар… – простонал Стив. – Если бы ты не бросил столько прекрасных женщин, не попал бы в подобную ситуацию.

Данте в молчаливом несогласии сжал губы. У него не было намерения жениться и заводить детей, и он никогда не лгал женщинам на этот счет. Он откровенно рассказывал о своей сексуальной жизни, и в ней не было места любви. Он не привязывался к женщинам – никогда не привязывался и никогда не пойдет на серьезные отношения, – и Лилиана была единственным исключением из этого правила. Она была бывшей девушкой, ставшей ему подругой, и он искренне уважал и любил ее, но все еще не мог желать с ней серьезных отношений.

Даже доверять Лилиане изначально было трудно, потому что у Данте никогда не было доверия к женщине с тех пор, как он застал свою лживую мать в постели с одним из самых близких друзей своего отца. Его честолюбивая родительница, которая осуждала других за малейшие ошибки и быстро от них отворачивалась.

Вскоре он понял, что его родители регулярно друг другу изменяют. Однако его безразличие к Лилиане рассказало Данте все, что ему нужно было знать о его собственном холодном сердце. Без сомнения, он унаследовал ген эгоизма от своих безучастных родителей.

Единственным чувством, близким к любви, была его глубокая привязанность к старшему брату Кристиано, и, когда тот год назад умер, это событие сломило Данте и заставило его мучиться чувством вины. Он часто думал, что, будь он менее эгоистичным, мог бы спасти своего брата.

К сожалению, Кристиано покончил жизнь самоубийством, потому что никогда не мог постоять за себя. Находясь под невыносимым давлением своих требовательных родителей и отчаянно пытаясь угодить им, будучи старшим сыном и наследником, Кристиано в конце концов не выдержал постоянного напряжения.

И теперь лучшее, что мог сделать Данте в память о своем покойном брате, – попытаться выкупить тот маленький кусочек лесного рая, куда сбегал Кристиано, когда жизнь становилась совсем невыносимой. К сожалению, после смерти первенца, их родители немедленно продали этот участок земли по максимально возможной цене Эдди Шрайнеру, застройщику курорта, который в настоящее время женат на бывшей возлюбленной Данте. С тех пор как Кристал вышла замуж за Эдди, она предприняла несколько наглых попыток вернуть Данте в свою спальню. Она была неисправима, и последнее, что Данте было нужно, – это Кристал, которая будет к нему приставать, пока он пытается заключить сделку с ее мужем.

– Тебе следует нанять эскортницу, она сыграет твою девушку, – предложил Стив, понизив голос, чтобы его не услышали.

– Звучит хитроумно и опасно, – возразил Данте, наблюдая за миниатюрной молодой женщиной, стоявшей у стойки бара с подносом.

Ее волосы были яркими, как костер на Хеллоуин: вьющейся массой меди, багреца и блестящего золота, закрепленной заколкой на затылке. «Фарфоровая бледная кожа, как у всех рыжеволосых, от природы, а ноги и формы богини», – решил Данте, восхищаясь стройными, красивыми ногами в потертых ковбойских сапожках, которые она носила в сочетании с легкой короткой юбкой с цветочным принтом и топом, над которым вздымалась пышная грудь, прекрасная, как мираж в пустыне. Девушка с причудливым вкусом в одежде определенно не в его стиле.

– Это Белль. Земля вызывает Данте? – пошутил Стив, когда друг даже не взглянул в его сторону.

Данте с трудом оторвал взгляд от этих невероятных изгибов и классических пропорций овального лица и оглянулся на своего спутника.

– Это Белль, – повторил Стив, весело блеснув карими глазами.

– Почему такая красавица работает официанткой? – потребовал ответа Данте.

– Возможно, она только и ждет, что ты к ней подойдешь, – ухмыльнулся Стив. – Понимаешь, она пытается накопить денег, чтобы вернуться в Великобританию и снова там обосноваться. Ты мог бы протянуть руку помощи и взять ее с собой в Лондон.

– За этим ты и привел меня сюда? С каких это пор я что-нибудь делаю даром? – спросил Данте, снимая солнцезащитные очки, чтобы лучше рассмотреть это великолепное личико, но при ближайшем рассмотрении обнаружил россыпь веснушек. Он едва не ощутил облегчение оттого, что во всем этом совершенстве был изъян. Интересно, какого цвета у нее глаза?

– Конечно нет. Но мне только что пришло в голову, что вы оба можете быть друг другу полезны. Почему бы не нанять Белль? Она в затруднительном положении. А… и в этой истории есть собака. Ты любишь собак, верно? Что ж, она очень милая девушка, наверное, совсем не в твоем вкусе. Слишком хорошая.

– Я не люблю хороших девушек, – поморщился Данте.

– Именно. Тебе нужна фиктивная невеста, а не любовница, а ей понадобятся деньги. Я предложил ей ссуду, но она не взяла. У нее есть гордость, она честна. Она мне сказала, что не может взять деньги, потому что не знает, как их вернет.

– И она официантка. Конец истории, – язвительно ответил Данте. – Я не встречаюсь с обслуживающим персоналом.

– Ты сноб, а я не в курсе? – удивленно заметил Стив. – Конечно, я знал о голубой крови, семейном палаццо, титуле и всех остальных атрибутах, которые ты якобы презираешь.

– Что бы сделала официантка, если бы она окунулась в мой мир? – с едкой насмешкой спросил Данте.

– То, за что ты ей заплатишь, и это больше, чем ты можешь сказать о большинстве известных нам женщин, – спокойно заметил Стив. – Это простая сделка, но не уверен, что Белль на нее пойдет. Я слышал, девушка вспыльчивая.

Данте ничего не сказал, потому что встретился взглядом с женщиной, подошедшей взять у них заказ. Да, глаза были большие, сверкающие, необычного темно-синего оттенка, граничащего с сиреневым, что было очень заметно на контрасте с ее покрытой веснушками кожей цвета слоновой кости.

* * *

Во время своего перерыва Белль наблюдала за тем, как двое мужчин вышли с автостоянки. Все знали британца Стива, владельца ресторана, дружелюбного и скромного, несмотря на его богатство и успешность в карьере архитектора на работе с рядом международных филиалов. А еще Стив был преданным семьянином с четырьмя милыми детьми и красивой женой-испанкой, но физически гость отличался от него, как ночь от дня.

Он был очень высок, худощав, хорошо сложен и двигался с грацией человека, который чувствовал себя уверенно в собственном теле. Его густые взлохмаченные черные волосы, спадающие почти до широких плеч, развевались на ветру, подчеркивая твердые скульптурные черты. Даже в джинсах и рубашке с открытым воротом, он был великолепен, словно черная пантера, физически прекрасен дикой, естественной красотой и, вероятно, столь же опасен.

Несколько женщин выглянули из окон бара, чтобы им полюбоваться. Белль вернулась под крышу и приступила к работе, молча слушая, как бармен, заядлый обитатель социальных сетей, студент, опознал в незнакомце Данте Лукарелли. Очевидно, это какой-то богатый итальянец, магнат в области возобновляемых источников энергии. Она подошла, чтобы принять заказ у Стива и его гостя, и, когда итальянец взглянул на нее из-под длинных черных ресниц, которым позавидовала бы любая женщина, то встретилась с его яркими темно-янтарными глазами. На пугающую долю секунды она застыла, как будто внутри ее сработал детонатор, и все тело вспыхнуло, словно объятое пламенем.

Покрасневшая и смущенная, она записала их заказ на напитки и поспешила обратно в бар. Она не должна была на него смотреть, не должна была его замечать, и теперь яростно себя ругала. Он был необычайно красив и знал это. Конечно, знал.

Лицо Белль раскраснелось, и она не могла остановить этот застенчивый румянец, который окрасил ее щеки в цвет перезрелого помидора. В двадцать два года умение краснеть смущало ее не меньше, чем в школьные годы, когда она не раз становилась объектом недобрых шуток. Невысокого роста, рыжеволосая, веснушчатая, а вдобавок еще и одаренная большой грудью, она занимала предпоследнее место в школьном рейтинге популярности.

Данте очень позабавил густой румянец Белль. Когда он в последний раз видел, как краснеет женщина? На память ничего не приходило, но даже в юности он не рискнул бы объяснять румянец стыдливостью или невинностью. Он был более склонен связывать его с сексуальным влечением. Данте привык к женщинам, которые смотрят на него и хотят прыгнуть к нему в постель. В конце концов, с ним такое происходило с тех самых пор, когда ему исполнилось шестнадцать, и он потерял девственность с одной из подруг своей матери в своеобразном знаке протеста против ее внебрачной интрижки. В возрасте двадцати восьми лет он считал само собой разумеющимся, что девяносто девять женщин из ста согласятся провести с ним ночь, если он попросит. И Данте редко даже приходилось спрашивать. Секс ему часто предлагали на тарелочке, и без малейшего поощрения.

Белль принесла напитки, ни разу не взглянув в сторону Данте, и чувство жара в ее теле, к счастью, прошло, позволив ей снова задышать спокойно. Заметить привлекательного мужчину – нормально, успокаивала она себя, и не ее вина, что она зарделась. Просто досадный факт жизни, и ей нужно было к нему привыкнуть, как привыкла к другим прискорбным фактам.

Как и следовало ожидать, ее мысли вернулись к невезению, которое, казалось, сопровождало ее на каждом шагу. Она дочь женщины, которой была не нужна, и отца, который не желал иметь с ней ничего общего и сказал ей об этом без смущения. Ее бабушка, Сэди, сказала, что безразличие – проблема ее родителей, и Белль не должна принимать их равнодушие на свой счет. Дедушка и бабушка ее любили, о них она до сих пор вспоминала с нежностью, но они уже не с ней, и мысли об этой утрате только расстроили Белль, потому что снова напомнили ей, что она одна в мире и некому прийти к ней на помощь, когда что-то идет не так. А во Франции дела у Белль пошли очень и очень плохо.

Данте не сводил глаз с Белль, пока она ходила по бару, и старался представить ее одетой в одежду от-кутюр, что было сложно, потому что по какой-то причине его мозг хотел видеть ее только обнаженной. Понятно, что новый гардероб только преобразит Белль, но, конечно, ей придется перестать грызть ногти. «Отвратительная привычка», – подумал он.

– Что она делает во Франции? – небрежно спросил он Стива, кивнув в сторону Белль.

– Я знаю только местные сплетни. Говорят, она приехала сюда около трех лет назад в качестве домработницы и компаньонки пожилой английской вдовы, жившей в деревне. Семья вдовы наняла ее в Лондоне и оставила самой разбираться со старушкой, страдавшей слабоумием. В конце концов местный врач немного ей помог, но Белль пришлось несладко.

Данте вскинул смоляную бровь.

– Если верить тебе, она идиотка. Почему она просто не ушла и не уехала домой, когда работа стала для нее невыносимой?

Стив нахмурился:

– К тому времени она уже привязалась к старушке и не хотела ее бросать.

– Как она оказалась здесь, в баре?

– У вдовы случился сердечный приступ, и сразу после похорон ее родственники продали дом и оставили Белль без крыши над головой. Даже денег на обратный билет не дали. Они также выбросили на улицу собаку старушки… Чарли, – пробормотал Стив, когда маленькая дворняга, сильно нуждающаяся в стрижке, прижалась к его ноге, надеясь привлечь внимание, прежде чем перейти к другому постоянному клиенту, который с большей вероятностью предложит ему еды.

Данте не обратил внимания на собаку, его внимание было сосредоточено на друге.

– А потом?

– Парень, который арендует этот бар, предложил Белль пожить в старом автофургоне. Он припаркован на стоянке за деревьями, и она с собакой там живет. И работает тут.

– Значит, жизнь ее побила, – предположил Данте. – Я больше люблю победителей.

– Но неудачники, несомненно, менее требовательны, – цинично заметил Стив. – А разве ты когда-нибудь стеснялся извлекать выгоду из чужих несчастий?

Данте ухмыльнулся:

– Безжалостность заложена в моих генах.

– И только твой брат – исключение. Я потерял счет тому, сколько раз ты вытаскивал Кристиано из неприятностей, – пробормотал Стив. – И ты говоришь, что не сентиментален, и все же готов пойти на все, просто чтобы выкупить лесной массив.

– Это совсем другая история.

– Точно. Кажется, я помню, что в первый раз, когда ты остановился на ночь в бревенчатой хижине Кристиано, тебе там не понравилось.

– Мне не нравится жить как дикарь, но Кристиано всегда был ненормальным, – рассеянно вспоминал Данте, глядя на то, как пара молодых парней флиртует с Белль, пока она ставит перед ними напитки. Она не краснела, вела себя бойко и профессионально, и ему это польстило. Он сделал ей знак, чтобы она повторила их заказ.

– Мне хватит, – с сожалением возразил Стив. – Санча приготовила ужин, и она не любит, когда я опаздываю.

– На часах всего девять, – заметил Данте.

– Ну, честно говоря, моя жена не любит выпускать меня из своего поля зрения надолго, – с тихой гордостью признал Стив.

Данте вздрогнул от самой мысли о подобных ограничениях.

– Слушай, женатым быть круто, пока не попробуешь – не узнаешь! – сказал Стив в свою защиту.

– Я никогда не попробую, – заверил его Данте с мрачным смешком. – Но я ищу кандидатку на роль своей девушки, и, возможно, поздно вечером я сюда вернусь.

Данте вернулся к наблюдению за Белль. Его внимание невольно привлекла ее пышная грудь, когда она наклонилась, чтобы взять напитки с подноса, не говоря уже о соблазнительном изгибе ее ягодиц под тканью юбки. Он снова поерзал на сиденье, хмурясь в раздражении. Он не какой-то там впечатлительный подросток. Почему он так… хм… ярко реагирует? Она принесла ему выпивку, и он положил на стол купюру, велев ей оставить сдачу себе.

– Это слишком много, – заметила она.

– Не говори глупостей, – спокойно посоветовал Данте. – Я хочу поговорить с тобой наедине, когда ты закончишь смену.

– Я устала. Я пойду спать, – быстро сказала она ему. – Извини!

– Не спеши, сначала послушай, что я хочу сказать, – продолжил Данте. – Возможно, у меня будет для тебя работа, которая даст тебе возможность вернуться в Великобританию.

Белль напряглась, как борзая на старте. Подняв глаза от стола, который внимательно изучала, она всмотрелась в его худощавое, мрачно-красивое лицо. В неосторожности встретившись с потрясающими темно-янтарными глазами, она сделала очень легкий шаг назад.

– Работа? Что за работа? – спросила она.

Лениво взяв бутылку пива, Данте грациозно откинулся на балюстраду, окружавшую террасу.

– Позже, – тихо пробормотал он. – Только не усни.

Белль покраснела. Он был так уверен в себе, что у нее свело челюсть. Он бросил наживку и ждет, когда она клюнет. Что ж, пусть ждет. Какую работу он мог ей предложить? Ее единственный опыт работы заключался в ведении домашнего хозяйства и уходе за пожилыми, и маловероятно, что он захочет нанять ее для работы по дому. Богатый человек для этого воспользуется услугами агентства. С другой стороны, у нее не было причин подозревать, что он собирается предложить ей что-то аморальное.

Белль не из тех женщин, ради которых переплывают моря и покоряют горы. Нет, единственные неприличные предложения, которые она получала, исходили от скучающих женатых мужчин и похотливых молодых людей, которые думали, что иностранка в постели чем-то отличается от местных. Хотя, конечно же, не исключено, что у Данте Лукарелли может быть пожилой родственник, нуждающийся в уходе…

Даже в этом случае можно найти специалистов с подтверждающими опыт документами, которых по иронии судьбы у Белль не было. Судьба вынудила ее стать сиделкой после того, как заболел ее овдовевший дедушка. Ей пришлось бросить учебу, чтобы ухаживать за ним, когда ему поставили неутешительный диагноз. Но Белль не могла поступить иначе, ведь дедушка и бабушка любили ее и заботились о ней с детства.

Трейси, мать Белль и единственный ребенок ее бабушки и дедушки, была фотомоделью, влюбленной в светскую жизнь, и, когда отец Белль отказался жениться на Трейси после того, как она забеременела, в возрасте всего нескольких недель Белль оставили с бабушкой и дедушкой. Единственный раз, когда Трейси решила забрать Белль с собой домой, обернулся катастрофой для матери и дочери. Трейси была падка на мужское внимание, и мужчины в ее жизни всегда находились на первом месте. Вот почему, в конце концов, Трейси удовлетворяла свои материнские инстинкты, отправляя регулярные денежные переводы своим родителям в обмен на то, что они растили Белль за нее.

В возрасте от пяти до пятнадцати лет Белль даже не виделась с матерью, а о ее местоположении узнавала по открыткам. Когда ей исполнилось четырнадцать, ее пригласили жить с Трейси, но потом так же быстро выбросили из жизни матери. Любовник Трейси стал приставать к Белль, и Трейси поймала его на месте преступления. Несмотря на то что мужчине мать это гадкое поведение простила, она обиделась на дочь за то, что та привлекла его внимание. После этого случая Белль не виделась с матерью вплоть до похорон деда, когда Трейси вернулась домой, чтобы заявить свои права на имущество своих родителей.

– Ради всего святого, ты уже достаточно взрослая, чтобы зарабатывать самой! – скорбно простонала Трейси, когда Белль попросила ее о финансовой помощи. – Не жди от меня больше подачек! Твой отец перестал давать на тебя деньги много лет назад, и теперь, наконец, настала моя очередь от тебя освободиться.

И все же Белль пожертвовала тремя годами своей жизни и образованием, чтобы ухаживать за дедушкой, и сохранила наследство для Трейси, позаботившись о том, чтобы ее деду Эрнесту не пришлось продавать свой дом и покупать себе место в доме престарелых. Закрыв глаза на эти неприятные жизненнные обстоятельства, Трейси продала все, что можно было, и оставила Белль без гроша в кармане. По иронии судьбы тогда работа во Франции казалась манной небесной, с сожалением признала Белль.

Ей нужно было где-то жить, а Лондон казался слишком дорогим городом. Вдобавок сама идея работы за границей обещала приключения, чего в жизни Белль катастрофически не хватало. Она ухватилась за эту возможность обеими руками, полагая, что все, что ей нужно будет делать, – это готовить, убирать, делать покупки и время от времени составлять компанию одинокой пожилой женщине. Она думала, что у нее будет свободное время, и ни разу не думала, что окажется в ловушке и будет работать круглосуточно в унылой сельской деревне, где даже нет кафе.

Когда Белль помогала собирать последние стаканы, она взглянула на пляж, где увидела Данте Лукарелли в тени сосен.

Он ждал ее? Конечно, нужно спросить его о работе! Она не могла упустить любой шанс вернуться домой, потому что ресторан закроется на сезон уже через несколько недель, и что же тогда с ней станет? Она не была гражданкой Франции и не имела права на социальное пособие. По крайней мере, в Лондоне, если у нее не будет другого выбора, ей положены льготы.

Пожелав спокойной ночи остальным официантам, Белль направилась к пляжу в сопровождении Чарли. Данте стоял под деревьями, а затем ступил в лунный свет, осветивший его высокие скулы, классический нос и твердую линию подбородка. Ему нужно было побриться. Тень темной щетины подчеркивала его широкий чувственный рот. Белль чувствовала, как ей снова становится жарко, как будто ее тело горит под кожей.

– Белль? – спросил Данте. – А как полное имя?

– Тинкербел, – с большой неохотой признала Белль. – К сожалению, моя мама подумала, что это милое имя для девочки, но бабушка и дедушка звали меня Белль. Белль Форрестер.

– Тинкербел? Это из детского фильма вроде бы? – удивленно выдохнул Данте, глядя на нее, стоявшую неподвижно, будто на краю опасных зыбучих песков.

Она распустила волосы, и они рассыпались по плечам пышной гривой.

– «Питер Пэн». Тинкербел – фея, но Белль – тоже имя из мультфильма, – сказала ему Белль.

– Думаю, если бы у тебя были крылья, ты бы улетела домой, – сухо заметил Данте.

– Так… э-э-э… работа? – натянуто спросила Белль.

– Работа немного необычная, но ты справишься, – заверил он ее, а затем, словно внезапно вспомнив о своих манерах, подошел ближе и протянул руку: – Меня зовут Данте Лукарелли.

– Да. – Белль едва коснулась кончиков его пальцев. – Бармен признал тебя почти с порога.

– Расскажи мне о себе, – попросил он.

– Тут особо не о чем говорить, – неловко возразила Белль, желая, чтобы он просто перешел к делу и не держал ее в неведении. – Мне двадцать два года. Я бросила школу в шестнадцать лет и с тех пор к учебе не возвращалась. Я бы хотела получить аттестат, когда вернусь в Лондон. В наши дни, чтобы вести достойную жизнь, необходима подготовка и квалификация.

– Если тебе это известно, почему ты упускала эту возможность до сих пор?

– У меня никогда не было возможности, – возразила Белль, устраиваясь на скамейке под деревьями. – Моя бабушка умерла, а потом дедушка заболел и нуждался в уходе. Потом я устроилась на работу здесь, в основном помогать по дому, но скоро опять стала сиделкой.

Данте прислонился спиной к стволу дерева, гибкий, худощавый и напористый. Он был расслаблен, а она – напряжена.

– Уход за пожилыми людьми… Именно этим ты хочешь заниматься в будущем?

Белль застыла:

– Нет, определенно нет. Я считаю, что это работа, для которой нужно призвание, а у меня его нет.

– Достаточно честно, – пробормотал Данте, все больше удивляясь ее хладнокровной, непримиримой сдержанности, потому что он ожидал от нее как минимум кокетства и флирта. По его опыту, женщины приглашали его в свою постель независимо от того, была ли у них надежда с ним переспать или нет, но Белль не делала ни малейших попыток в этом направлении.

– Возможно, у тебя нет призвания и для работы, которую я собираюсь тебе предложить, но со временем ты вернешься в Великобританию, и я буду щедро платить.

Белль обернулась, чтобы лучше его рассмотреть.

– Расскажи поподробнее…

– Мне нужна женщина, готовая притвориться моей девушкой. Все, что от тебя требуется, – это сыграть роль, – спокойно заверил ее Данте. – Работа всего на пару недель. Беспроигрышный вариант для нас обоих.

Белль редко лишалась дара речи, от шока ее язык прилип к нёбу, потому что такая возможность не приходила ей в голову даже в самых смелых мечтах.

– Но… э-э-э… ты меня даже не знаешь, – слабо запротестовала она, когда голос к ней вернулся.

– Зачем мне тебя знать? Стив ручается за твою надежность. Это работа, роль, если тебе так угодно. Это случайный и временный процесс, но он принесет финансовую выгоду, – завершил он.

– Но романтические отношения предполагают, что мы хорошо друг друга знаем, – поспешно возразила Белль. – А мы совершенно незнакомы.

– Я уверен, что полчаса вопросов и ответов охватят все основы, которые тебе необходимо знать, – без колебаний ответил Данте. – Подумай об этом с моей точки зрения.

– Я недостаточно хорошо тебя знаю.

– Тогда позволь мне познакомиться с тобой ближе, – ответил Данте. – Я предлагаю тебе эту работу исключительно потому, что ты незнакомка, и я буду платить за то, что ты будешь выполнять свои обязанности. Будучи незнакомкой, потом ты уйдешь без лишних проблем. Ты не станешь за меня цепляться и не вообразишь, что у меня есть какие-то обязательства перед тобой.

Белль посмотрела на него, ошеломленная этой откровенной речью.

– И часто женщины за тебя… хм… цепляются?

Данте напрягся. Блестящие темные глаза остановились на ее бледном беспокойном лице.

– Часто. Мне на пути встречались настоящие прилипалы!

– Я вовсе не из таких, – рассеянно прошептала Белль. – Но ты до сих пор не объяснил, зачем тебе фиктивная невеста.

– И я не буду раскрывать подробностей, пока ты не проявишь заинтересованность в приеме на работу, – нетерпеливо произнес Данте. – Утро вечера мудренее. Увидимся завтра в одиннадцать, и тогда ты дашь мне ответ. Но имей в виду… У меня высокие требования. Если ты согласишься, тебе придется соответствовать всем моим условиям. Носить одежду, которую я для тебя куплю, отказаться от привычки кусать ногти… И собаки. Я не люблю собак.

Обкусанные ногти Белль впились ей в ладони. Она всегда надеялась, что окружающие не заметят ее дурной привычки. Белль почти бессознательно потянулась к Чарли, чтобы успокоиться, и подняла его себе на колени. Песок с его лап и шерсти полетел во все стороны.

– Я не брошу Чарли.

– Он может пожить в питомнике на время нашей договоренности.

– Нет, он нуждается в любви и внимании, и, если лишить его всего, к чему он привык, он испугается! – воскликнула Белль, прижимая к себе Чарли, словно мягкую игрушку.

– Он не ребенок, – рассердился Данте.

– Ему пришлось нелегко в жизни, он моя семья, – заявила Белль.

– Завтра решишь, – снова посоветовал Данте. – А теперь позволь мне провести тебя до фургона.

– В этом нет необходимости, – сказала ему Белль, ссаживая с коленей собаку. – Он совсем рядом.

– Я решаю, что необходимо, а не ты, – парировал Данте, подозревая, что Белль может доставить ему много проблем, потому что девушка была эмоциональна, даже слишком.

Кристиано тоже был полон эмоций и очень склонен к привязанностям. После себя он оставил двух убитых горем, навязчивых и требовательных чихуа-хуа, и Данте держал их в эксклюзивном отеле для животных в самых роскошных условиях. Он неукоснительно навещал питомцев брата раз в месяц. Это не совсем то же самое, что взять собак домой, но все же лучший вариант для питомцев, с которыми никогда не обращались как с собаками. Тито и Карина хотели спать в одной кровати с хозяином, лежать у него на коленях и есть с тарелок.

Белль глубоко вздохнула:

– Как ты думаешь, может быть, тебе приходится нанимать девушку как раз потому, что ты такой грубый, бессердечный и властолюбивый?

– Не могу вспомнить, когда меня в последний раз оскорбляла женщина, – признался Данте в ответ.

Непрекращающаяся критика со стороны родителей очень его закалила.

– Ты, должно быть, встречал очень много не критикующих женщин.

– Очень богатым мужчинам редко встречаются иные дамы, – цинично ответил Данте, остановившись у небольшого ржавого фургона в сени деревьев. Удивительно, как кто-то может жить в побитой машине на постоянной основе. – Я зайду в бар завтра в одиннадцать.

Глава 2

Белль лежала в тесноте своей двухъярусной кровати до утра, обдумывая варианты, которых становилось все меньше, чем больше она думала. Как всегда, она составляла списки. Длинный список важных вопросов, которые должна была задать.

– Что думаешь? – спросила она Чарли, когда он прижался к ней. – Мы не доверяем людям, которые не любят собак, да? Думаешь, это слишком суровое требование? Несправедливое? Все-таки Стив – прекрасный человек, и он дружит с Данте, что говорит в его пользу.

Вооружившись списками, одетая в джинсовые шорты и легкий топ с цветочным принтом, утром Белль направилась к бару. В ресторане убирали, и пора было готовить столы к обеду. Двигаясь в такт музыке, Белль разложила подставки под горячее и стаканы, задаваясь вопросом, способен ли Данте вообще понять, как она привязана к своей собаке.

Чарли не был ее питомцем изначально, но обстоятельства связали их одной цепью, и они жили вместе с тех пор, как она приехала во Францию. У нее не было семьи. Она не считала семьей отца, с которым встречалась только однажды в своей жизни, и Трейси, которая не поддерживала с ней связь. Чарли, каким бы глупым он ни был, стал для Белль семьей.

Он не отличался сообразительностью, но всегда был веселым и утешал ее, когда мир казался непроходимо мрачным.

Данте, еще не оправившись от позднего завтрака с детьми и истерик малышей, был в дурном настроении, и первое, что он увидел, поднимаясь по ступенькам, его несказанно впечатлило: попка Белль, покачивавшаяся в ритме под музыку. У нее были великолепные ягодицы, пышная и упругая грудь, и, когда она танцевала, ни о чем другом среднестатистический мужчина не мог и думать. Но даже в этом случае он не собирался воспользоваться своим положением, упрямо напомнил себе Данте, потому что, как ее потенциальный работодатель, он, естественно, должен сохранять нейтралитет. Секс в его отношения с подчиненными не входил. Он никогда не совершит этой ошибки.

– Сядь со мной, – сказал он Белль, проходя мимо нее.

– Я не могу. Сейчас рабочее время, – отметила она, пристально глядя на него. – Мне следовало сказать тебе вчера вечером.

– Я договорился с твоим боссом. У тебя есть свободный час, чтобы поговорить со мной.

– Но это самое загруженное время дня! – воскликнула она.

– Я плачу за твое свободное время, – без колебаний заявил Данте.

Когда она уселась за выбранный им стол, ее лицо горело. Деньги дают власть, Белль это знала и долгое время считала это неприятным фактом жизни. Когда люди платили, им позволяли нарушать правила и диктовать свои. Она села напротив.

– Я думала, ты придешь раньше.

– Я проспал, – без смущения заявил Данте. – Вчера я ехал сюда весь день.

Белль хотелось заметить, что он, несомненно, путешествовал в роскоши и понятия не имел о тяготах людей бедных, но проглотила свой дерзкий ответ, признав, что у нее недостаточно сильная позиция. Она знала, как держать язык за зубами, знала все о служении в уважительном молчании, независимо от того, насколько грубы были ее работодатели. Она с сожалением признала, что это одно из преимуществ упорного труда: он учит смирению.

– Кажется, ты хотела дать утвердительный ответ? – Данте вопросительно поднял свои ровные черные брови, когда коллега Белль поставила на стол две кашки кофе.

– Да, – подтвердила Белль, добавляя сахар в эспрессо. – Но сначала ты должен все объяснить.

Данте глубоко вздохнул. Футболка на его груди натянулась, а сильные мускулы под тонким хлопком напряглись. Решив не смотреть на его мощную грудь, Белль вместо этого взглянула ему в лицо. Пронзительные глаза цвета темного янтаря встретились с ее глазами.

– Через две недели ко мне домой на выходные приедет супружеская пара – Эдди и Кристал Шрайнер. С Эдди я надеюсь заключить важную деловую сделку. Ложка дегтя – это Кристал, с которой у меня была недолгая связь четыре года назад. С тех пор она пытается ко мне вернуться, – твердо признался он. – И я не хочу, чтобы она флиртовала со мной перед своим мужем, потому что это разрушит мой шанс заключить с ним сделку. Он собственник.

Белль невольно заинтересовалась его рассказом.

– Кристал – жуткая прилипала, как те, о которых ты говорил вчера вечером?

Данте мрачно кивнул.

– Другая женщина, которая будет жить со мной в моем доме, была бы моей защитой и единственной мерой предосторожности, какую я могу принять. Твое присутствие приведет ее в бешенство, но я буду казаться гораздо менее привлекательным вариантом, если станет ясно, что я уже нашел женщину, с которой проведу жизнь. Кристал не рискнет потерять Эдди, пока не увидит жизнеспособную замену.

Белль скривилась от такого расчета и более расслабленно откинулась на спинку стула.

– Могу ли я спросить, сколько времени ты провел с этой женщиной, когда у вас была связь? – с любопытством спросила она.

Данте усмехнулся:

– Один уик-энд…

– Единственные выходные? – недоверчиво ахнула Белль. – И у тебя после этого были проблемы?

– Я не говорил, что она нормальная и адекватная, – сухо ответил Данте.

– И они собираются остановиться у тебя в Лондоне?

– Нет, не в Лондоне, – вмешался Данте. – Они будут жить в моем доме в Италии.

Белль была сбита с толку.

– Но я думала, ты предлагаешь отвезти меня обратно в Лондон.

– После того, как работа будет сделана, мой частный самолет доставит тебя в любую точку мира, но в ближайшие пару недель в Лондон мы не поедем, – предупредил ее Данте. – Если ты согласишься на работу, я отвезу тебя в Париж за новой одеждой. Ты не можешь выдать себя за мою девушку с твоим нынешним гардеробом. Затем мы полетим в Италию, где ты познакомишься с моим бытом и стилем жизни. Как только Эдди и Кристал уедут восвояси, работа будет закончена и ты будешь свободна.

Белль покоробила перспектива того, что Данте купит ей одежду, потому что она вдруг вспомнила о прибыльных и довольно грязных отношениях ее матери с мужчинами. Трейси была профессиональной содержанкой, чьи любовники оплачивали ей дорогую одежду, украшения и круизы. Белль ощутила стыд, когда она, наконец, выяснила правду о том, как ее мать могла жить на широкую ногу, не работая, и даже не удивилась, что ее биологический отец назвал Трейси охотницей за чужим добром.

Очевидно, даже в молодости Трейси была больше занята в постели у богатых мужчин, чем работой на подиуме. Белль была рада, что ее дедушка и бабушка так и не узнали правду о дочери.

– Итак, – сказала Белль, пытаясь отмахнуться из этих неприятных воспоминаний и мыслей. – Работа как таковая продлится всего пару недель?

– Si… Да, – перевел ей Данте, когда она посмотрела на него, не понимая.

Торопливо порывшись в кармане, Белль извлекла списки, которые она составила накануне вечером.

– У меня есть к тебе еще несколько вопросов, если ты не против.

– Я полагаю, это разумно, – признал Данте, наблюдая, как ее крошечный язычок облизнул полную нижнюю губу.

Он тут же представил, как этот язычок скользит по его телу, и стиснул зубы, разъяренный своим никудышным самоконтролем. Он признавал: внимание женщин его разбаловало, потому что редко встречался с отпором. Но она будет на него работать. Он будет ей платить. Секс в этой договоренности сделал бы деловое соглашение крайне сомнительным.

Белль зачитала свой первый вопрос:

– Почему у тебя нет подруги, которая согласилась бы тебе помочь?

– Я спрашивал. Она передумала и решила, что это вопрос гордости, и перед встречей с Кристал у нее на пальце должно быть обручальное кольцо. Я не готов так далеко зайти, – категорично признал Данте.

– Боже мой, ты так востребован у женщин, что, наверное, уверен, что за тобой охотятся! – в притворной льстивости воскликнула Белль.

Данте перестраховался, приняв замечание за чистую монету, и пожал плечами:

– Следующий вопрос?

– Чарли – важный вопрос.

Данте нахмурился:

– Чарли? Кто такой Чарли?

– Моя собака. Ты познакомился с ним вчера вечером.

– Он собака, а не человек. Я с ним не знакомился, – сухо сказал ей Данте. – Питомники, о которых я говорил, находятся недалеко от моего дома, и я могу тебя заверить, что они предлагают самый лучший уход, потому что больше года присматривают за двумя собаками моего покойного брата.

Белль в ужасе уставилась на него:

– Ты больше года держишь собак своего брата в питомниках? – ахнула она в ужасе. – Почему ты не привез их домой?

– Я не люблю собак, – нетерпеливо напомнил ей Данте. – Послушай, я даже не могу поверить, что мы ведем этот глупый разговор о животных. Если тебе надо взять с собой собаку, бери, но она будет отправлена в Италию раньше нас. Она не поедет с нами в Париж!

Белль решила не настаивать. По его мнению, он проявил огромную щедрость, что согласился на эту уступку, и она не хотела быть слишком требовательной.

– Ты еще не сказал, сколько готов мне заплатить, – неловко заметила Белль.

– Сколько ты заработала в прошлом году? – парировал Данте, раздраженный тем, что ему придется жить с путающейся под ногами собакой, пусть даже недолго. Он решил, что она – странное маленькое существо, слишком привязанное к собаке, но человеческие причуды и его очевидное их принятие могут сделать ее более убедительной в той роли, которую ей предстоит сыграть.

Ошеломленная этим резким вопросом, Белль моргнула и дала честный ответ.

– Серьезно… И это все? – с явным недоверием спросил Данте.

Белль покраснела:

– Это все, но это была работа с проживанием, а там всегда платят меньше.

– Умножь эту сумму на пятьдесят – столько через несколько недель ты и получишь, – заверил ее Данте.

– На пятьдесят? Ты не можешь заплатить мне столько денег и вдобавок еще и купить одежду! – изумленно возразила Белль. – Это слишком много.

– Смирись. Для меня это не слишком большая сумма, – заявил Данте. – И если ты постараешься соответствовать требованиям, я выплачу тебе надбавку.

Белль побледнела от шока при мысли о том, что ей в руки попадет столько денег. Такая сумма полностью изменит ее жизнь и впервые в жизни даст ей возможность выбора. Она сможет внести залог за аренду квартиры в Лондоне и записаться на какой-нибудь образовательный курс, чтобы потом было проще найти работу. Стыдно признаться, но его предложение заставило ее мысленно разорвать список за и против, потому что игра стоила свеч.

– Это как выигрыш в лотерею, – беспомощно прошептала она.

– Нет, лотерея, в которой ты выиграла, – это я, – возразил Данте. – Начни свою роль с этого. То, что я готов заплатить, будет всего лишь мелочью по сравнению с той жизнью, которая у тебя была бы рядом со мной.

– Спасибо, но мелочь меня больше прельщает, – сказала ему Белль. – По-моему, жизнь с тобой будет настоящим испытанием.

Данте проигнорировал это замечание, преодолев искушение сообщить ей, что наличие любой женщины под его крышей и вторжение в его личную жизнь будет для него сущим наказанием.

– Я организую перелет для собаки и заеду за тобой завтра.

– Завтра? – повторила она, удивленно моргая. – Так скоро?

– У нас нет времени, а тебе паковать почти нечего. Дай мне свой номер телефона, – приказал Данте. – Я напишу, когда мы уезжаем.

Когда Данте спустился по ступенькам на парковку, где припарковал свой мотоцикл, Белль осталась сидеть в полном изумлении. Она вернулась к сервировке столов, потому что не могла смириться с мыслью, что покидает ресторан и ее жизнь скоро резко изменится. Что касается багажа, Данте попал в точку, потому что у нее было очень мало вещей, а одежды – еще меньше.

Нужно успеть выкупать Чарли и хорошо расчесать, чтобы его не приняли за какого-нибудь заброшенного бродяжку. Потом ей придется тщательно отмыть фургон и передать ключ своему шефу.

Когда на следующее утро Данте заехал за Белль, она наплакала целое море слез из-за необходимости расстаться с псом, а сотрудники из компании по перевозке домашних животных, нанятые его помощником, в нерешительности стояли рядом с их фургоном, не желая вмешиваться. К счастью, у Данте таких предубеждений не было.

– Попрощайся с псом, Белль, – сказал ей Данте. – Это всего на несколько дней.

– Он напуган, – неуверенно прошептала Белль. – Он никогда раньше не был в клетке.

– Посади уже его в клетку. Как ты собираешься везти его в Великобританию? – поинтересовался Данте. – Предположительно в какой-то момент ему придется сидеть в клетке. Ему надо привыкнуть.

Чарли вошел в клетку и боязливо лег на живот, как собака, ожидающая побоев. Сдерживая рыдания, Белль передала транспортировщикам документы, с которыми Чарли прибыл во Францию двумя годами ранее.

– Он выглядит таким жалким, – пробормотала она.

– Да, ему очень жаль себя, – согласился Данте, думая, что Чарли определенно знал, как работать на публику. – Но вы очень скоро воссоединитесь. Возьми себя в руки.

С опозданием Белль заметила, что Данте выглядел совсем иначе. Вместо обычных джинсов он надел изысканно скроенный темно-серый деловой костюм, который идеально подчеркивал его высокое, широкоплечее, узкобедренное сложение. Поймав себя за бесстыжим разглядыванием, она поспешно отвернула голову.

– Я держу себя в руках. Просто расстроилась, – защищаясь, заявила она.

– Плач на публике недопустим, за исключением похорон или свадеб. Разлука с собакой на пару часов – не оправдание, – сообщил ей Данте, когда ее единственная сумка опустилась во вместительный багажник машины, и водитель распахнул перед ними пассажирскую дверь.

– П-прости, – дрожащим голосом сказала Белль, пряча от него свое заплаканное лицо.

Автомобиль быстро доставил их в аэропорт Тулуза-Бланьяк, где они без лишних хлопот сели на частный самолет Данте.

Поразившись роскошным кожаным сиденьям и впечатляющему интерьеру, Белль приняла из рук стюардессы стопку журналов высокой моды и попыталась не смотреть на то, как та игриво флиртовала с Данте, поправляя волосы, жестикулируя, улыбаясь и вызывающе виляя бедрами, обтянутыми слишком узкой юбкой-карандаш. Однако Данте остался на удивление равнодушен. Когда он открыл свой рабочий ноутбук, Белль задумалась, всегда ли женщины так нагло борются за его внимание, а затем спросила себя, почему она вообще хочет это знать.

Это был потрясающе красивый мужчина, богатый и утонченный, чуждый ей, как снег в летнюю жару. Рядом с ним она чувствовала себя некомфортно в собственном теле: оно ее предавало. Ей никогда раньше не приходило в голову, что ее может кто-то так привлекать, и от простого взгляда тигровых темно-янтарных глаз ее грудь набухала, а соски напрягались.

Эта слабость была для Белль откровением, потому что для нее внове. Она была убеждена, что никогда не поддастся искушению, так как осознавала, что секс очень мало значит, если он не сопровождается искренними чувствами. Ни один из многочисленных романов ее матери не продлился долго и не избавил Трейси от недовольства жизнью. А Белль хотела для себя гораздо большего, чем мимолетный роман или драгоценности. Она хотела любви, и, когда наконец найдет своего человека, создаст с ним семью, которой у нее никогда не было. Он не будет бояться обязательств, как Данте, который считал женщин навязчивыми и, вероятно, любил детей гораздо больше, чем собак. Ее избранник будет обычным парнем, готовым остепениться.

– Ты когда-нибудь бывала в Париже? – спросил Данте, глядя, как Белль выглядывает из окон лимузина, словно ребенок на школьной экскурсии.

– Нет.

– Но ты жила во Франции…

– Почти три года.

– Почему ты не путешествовала?

– Я не могла оставить миссис Девениш или Чарли одних, и, честно говоря, у меня никогда не было денег на поездки.

– Тогда зачем ты включила в сделку пса? – сухо спросил Данте.

– Изначально он не был моим. Племянница миссис Девениш подарила Чарли ей. К сожалению, миссис Девениш была слишком слаба, чтобы ухаживать за щенком, но ей очень нравилось смотреть, как он бегает по дому, – с сожалением призналась Белль. – Она была очень милой и доброй старушкой, но родственники не хотели признавать, что она больна. Им нравилось приезжать сюда летом на каникулы, и они настаивали, что я преувеличиваю, говоря о ее состоянии. Врачам пришлось убедить их в обратном, и к тому времени ей оставалось жить всего несколько недель.

– Тебе нужно научиться постоять за себя, – порицал Данте.

Белль пожала плечами:

– Только в том случае, если ты можешь позволить себе принять последствия, а у меня не было ни другой работы, ни крыши над головой.

– Тебе не следовало ставить себя в такое положение.

– Разве я не проделала с тобой то же самое?

Данте недоуменно посмотрел на нее:

– О чем ты говоришь?

– Ну, у меня нет трудового договора или каких-либо гарантий… И теперь ты можешь удерживать меня с помощью Чарли, – отметила она, приподняв подбородок.

– Ты же не думаешь, что я буду держать Чарли в заложниках? Или брошу тебя в Париже без денег? – хрипло выдохнул Данте, оскорбленный ее подозрениями.

– Разве я не это говорю? – пробормотала Белль. – Я была в безвыходной ситуации. Мне пришлось рискнуть, доверившись тебе.

Данте едва сдержал выдох неудовольствия и ничего не сказал. Его смуглое худое лицо было мрачным. Ему не нравилось смотреть правде в глаза.

Белль вышла из лимузина на одну из самых престижных улиц Парижа и широко раскрытыми глазами уставилась на эксклюзивный отель, к которому ее повел Данте. Покраснев, она поправила юбку с цветочным принтом и смущенно опустила глаза на потертые сапоги.

Она последовала за ним в фойе, стараясь не попадаться никому на глаза. Никогда еще она с такой явственностью не осознавала, как непритязательно выглядит, и в любой момент ожидала, что чья-то рука упадет ей на плечо, а вежливый голос спросит, что она тут делает.

– Ты что-то притихла, – заметил Данте, когда она проскользнула за ним в лифт и забилась в угол. – У тебя сегодня плотный график.

Белль в недоумении посмотрела на него:

– Что там?

– Посещение спа и косметические процедуры. Не спрашивай меня, что включено в пакет, – посоветовал Данте. – Я сказал своей помощнице, что тебе нужно полностью преобразиться. Боюсь, что безупречный уход идет вместе с нашим соглашением.

– Придется тебе смириться с моими ногтями, – язвительно возразила Белль. – С ними никто ничего не может сделать.

– Белль… если бы я предложил дополнительную плату, – промурлыкал Данте, – они отрезали бы тебе руки и пришили новые!

Белль побледнела и крепко сцепила руки за спиной. Двери лифта беззвучно открылись, и человек в белой куртке склонился перед ними в поклоне.

– Наш дворецкий. Проси у него все, что хочешь, – сообщил ей Данте, выходя в ожидающее их огромное пространство.

Ошарашенная, Белль вышла прямо на балкон, чтобы прислониться к сложной балюстраде из кованого железа, откуда могла любоваться великолепным видом на силуэт Эйфелевой башни, стеклянные крыши Большого дворца и колокольню собора Нотр-Дам.

– Мадам?

Дворецкий держал серебряный поднос, уставленный бокалами с шампанским. Белль тяжело сглотнула, подавив желание ущипнуть себя, и взяла шампанское. С бокалом в руке ее проводили обратно внутрь и вверх по винтовой лестнице в спальню, которая была последним словом изысканного гламура, от парчовых стен до мягких бархатных сидений. Потолок над ее головой украшала кружевная лепнина. Она поспешила в ванную комнату, где, к ее сожалению, обнаружилась только душевая кабинка, пусть и занимавшая добрую половину комнаты.

Когда она снова спустилась вниз, обед был уже подан, и молодая женщина в очень стильном костюме держала планшет у локтя Данте.

– Белль… это моя помощница, Катерина. Она будет заниматься для тебя организацией, потому что мне нужно присутствовать на встречах.

Белль села напротив Данте. Она не ела с самого завтрака и умирала с голоду. Данте и его помощница разговаривали по-итальянски, пока она ела, наблюдая, как глаза Данте сияют чистым золотом в солнечном свете.

Во рту у нее пересохло, горло сжалось, и Белль поднесла ко рту пальцы. В тот же момент Данте бросил на нее предупреждающий взгляд.

– Попробуй только, и я окуну твои руки в миску с ледяной водой! – пригрозил он.

Белль положила руки себе на колени.

– Перестань мне угрожать! – рявкнула она.

– Тебе нужно когда-нибудь отучиться, – сказал ей Данте, пока Катерина зачарованно наблюдала за происходящим. – Я отвезу тебя куда-нибудь пообедать… – Он снова повернулся к помощнице: – Убедитесь, что она готова к съемке.