Дело о бездонном омуте бесплатное чтение

Усадьба Коростылевых, Петербургская губерния, июнь 1885

– Это оно забрало моего Николая! Это чертово озеро! Я знаю!

Некоторые женщины прекрасны, когда плачут. Наталья Коростылева к их числу не относилась. Однако Владимир Корсаков все равно счел нужным молча протянуть ей чистый платок и тактично отвернуться к окну. Они беседовали в полукруглом кабинете на втором этаже усадебного дома. Панорамное окно, в которое уставился Корсаков, выходило на темную аллею, обрамленную высоченными разлапистыми елями. Брусчатая дорожка упиралась в лестницу, которая та, в свою очередь, спускалась к пристани у озера. Воды его выглядели темными и спокойными.

– Простите, – подала голос из-за его спины Наталья. – Я просто… Я до сих пор не верю, что его больше нет.

– Прошу вас, не нужно извиняться, – сочувственно сказал Владимир. – Из газет я знаю, что ваш муж считается утонувшим. Но если бы все было так просто, то вы бы не искали моей помощи, n’est ce pas?

– Да, – упрямо тряхнула головой Коростылева. – Давайте начну с начала. У Николая всегда был какой-то чудной интерес к озеру. С тех самых пор, как в детстве утонул его брат, Никита. Поэтому, когда среди слуг пошли слухи о том, что с озером что-то не так, Коленька решил сам в них разобраться…

– Простите, а что не так с озером? – переспросил Корсаков.

– Позвольте, я не буду пересказывать с чужих слов. Наши комнаты с другой стороны дома, поэтому я своими глазами ничего не видела. Коля оставался однажды на ночь в кабинете, перед тем, как… – она осеклась, всхлипнула и поправилась: – В ночь перед своими исчезновением. Опросите слуг, они вам расскажут.

– Да, конечно, – кивнул Владимир. – Я так понимаю, наличие у вашего мужа водолазного костюма тоже как-то связано с его интересом к озеру?

– Да. Едва в Кронштадте открыли водолазную школу1, Николай испросил личного разрешения у Его Величества пройти обучение, и затем приобрел несколько костюмов. Когда мы отдыхали в Ницце он даже нырял на какой-то затонувший корабль. Правда, в наше озеро он не погружался, до того дня… Словно, боялся чего-то…

– Хорошо, сударыня. Давайте поступим следующим образом – сегодня уже поздно, чтобы осматривать само озеро, поэтому я ограничусь опросом слуг. Если вас не стеснит мое общество, я хотел бы попросить остаться в усадьбе на ночь и продолжить расследование завтра утром.

– Конечно, – закивала Наталья. – Дом в вашем распоряжении, делайте все, что считаете нужным. Только… Только дайте мне ответ – что же случилось с Николаем?!

Корсаков, в силу природного ехидства, намеревался было ответить: «Очевидно, он утонул». Но от взгляда на заплаканное и несчастное лицо Коростылевой, а тем более – на ее округлившийся живот, ему расхотелось отпускать неуместные шутки.

– Я приложу к этому все усилия, – пообещал Владимир. – Позвольте вопрос: как давно вы живете здесь?

– Около четырех лет, со свадьбы. Конечно, большую часть времени мы проводим в Петербурге или путешествуя. Но иногда на лето выбирались сюда. Для Николая здесь отчий дом, но мне никогда не нравилось это место.

– Да? И почему же?

– Ну, я люблю солнце, летний зной. А здесь… Сами видите, даже в самый яркий день полутьма от этих огромных елей. И… Вы сочтете меня впечатлительной сумасбродкой, но мне всегда казалось, что в доме есть кто-то, кроме нас и слуг. По ночам постоянно раздаются какие-то престранные звуки, будто скребется кто-то. Поверьте, я знаю, что для старых домов это обыденно, но это точно не трухлявые половицы и не грызуны. Тем более, что мы их травили, и травили на совесть. Мне здесь не по себе. Особенно теперь, одной. И я думаю, что Николай чувствовал то же самое, но старался не подавать вида. Иногда я видела, как он замирает в пустых комнатах, будто разглядывая что-то или прислушиваясь. Порой мне даже казалось, что он шепчет какие-то слова, но я не могла их разобрать… Вы считаете меня глупой?

– Нет, пока вы показали себя исключительно разумной женщиной, – честно ответил Корсаков. – Еще раз благодарю за уделенное время. Попросите собрать в столовой слуг, которые видели странные события на озере и сопровождали вашего мужа при погружении.

***

В столовую его сопроводил камердинер Федор – крепкий мужчина лет пятидесяти с военной выправкой. Он же поручил собрать всех слуг, что распускали слухи об озере.

– За погружением я наблюдал сам, думаю, моего присутствия будет достаточно, – пояснил камердинер. – И, не сочтите за дерзость с моей стороны, но я рад, что вы приехали. После исчезновения Николая Александровича хозяйка сама не своя. А полицейские чины ничего толком не установили и укатили. Надеюсь, вам удастся узнать больше.

– Я тоже на это надеюсь, – кивнул Корсаков. – Буду ли я прав, предположив, что вы знали Николая Александровича с младых ногтей?

– Истинно так, – кивнул Федор. – Я служу Коростылевым уже тридцать лет. Хозяин родился и вырос у меня на глазах.

Первым из приглашенных слуг оказался лесник. Он жил в отдельной избушке неподалеку от барской аллеи. Вид слуга имел неказистый – низкий, мельтешащий, смахивающий на мелкого жулика.

– Озеро, стал быть… – для солидности лесник взял паузу и причмокнул. – Не слыхали, небось, как его в народе-та кличут?

– Не слыхал, – подтвердил Корсаков.

– Чертовым! – протянул лесник, выпучив глаза. – Это баре его Глубоким прозвали, а народ все больше – Чертовым. Мне-то все равно, хоть так, хоть сяк. Озеро-та и впрямь глубокое. И живет в нем чорт!

– Какой такой «черт»? – удивленно вскинул брови Владимир, подыгрывая рассказчику.

– Знамо какой! Самый, что ни на есть настоящий чорт. Водяной токмо! Он и барчука под воду утащил, брата баринова, стал быть. И сам барин его там на дне повстречал, оттого и не вернулся!

Лесник посмотрел куда-то за спину Корсакова и поежился. Владимир не сомневался, что там стоит Федор и всем видом демонстрирует, какие кары он применит к болтливому леснику когда останется с ним наедине.

– Это все очень интересно, конечно, но что такого произошло с озером, отчего Николай Александрович решил туда погрузиться?

– Дак я ж о том и говорю! Чорт! Проснулся, видать. Я, ить, ночью как-то глянул – а озеро горит!

– Огнем горит?

– Да не, барин, каким огнем! Светом горит! Жутким таким. Не ангельским, стал быть. А потом ухнуло. Так, что у меня аж внутри все, эт самое, ёкнуло. Будто упало что-то здоровое, стал быть, да токмо уханье слышно, а удара нет. А потом протяжно так застонало что-то. Навроде лося. Токмо не знаю я уж какого размера лось, стал быть, чтобы так стонать…

– Федор, а вы что-то такое видели или слышали? – повернулся к камердинеру Корсаков.

Тот помялся несколько секунд, очевидно смущенный, но затем все-таки ответил:

– К сожалению, да. И я, и несколько слуг наблюдали зарево со стороны озера однажды ночью.

– Любопытно, – протянул Корсаков.

– И рыба не пойми куда делась, – вставил лесник. – В озере, стал быть, рыбы много было. А после того, как загорелось и ухнуло – нет ни одной!

***

Хоть Корсаков собирался осматривать озеро с утра, но любопытство взяло верх. В сопровождении Федора он спустился по аллее, встал на лодочном причале и вгляделся в тихие воды. Наталья Коростылева оказалась права – несмотря на то, что летом солнце не заходит долго, особенно в здешних широтах, окружающие ели скрадывали его последние лучи. От этого гладь озерных вод казалась почти черной.

– Вода здесь чистая и прозрачная, но не ночью, конечно, – словно прочитал его мысли Федор.

– Я так понимаю, Николай Александрович попытался погрузиться при свете дня?

– Конечно. Озеро не зря прозвали Глубоким – в нескольких шагах от берега дно резко уходит вниз. Но не вертикально, поэтому Николай Александрович рассчитывал, что ему удастся спуститься на достаточную глубину.

Корсаков кивнул и оперся на поручни причала. Хотя его и привели сюда обстоятельства в высшей степени трагические и загадочные, сложно было не насладиться теплым вечером, легким бризом, запахом хвои и тихим шелестом воды.

– Как думаете, Федор, что сподвигло вашего хозяина погрузиться в озеро?

– Не могу знать. Николай Александрович всегда был здравомыслящим человеком, но в последние дни он переменился. Когда услышал разговоры про свечение и звуки из озера. В ночь перед погружением он запретил слугам подходить к окнам, а сам остался в своем кабинете. Возможно, даже спускался к причалу. Но утром я застал его полным мрачной решимости, простите мне высокопарные слова. Будто, он считал своим долгом что-то сделать. Но что – не могу сказать.

– Опишите, как прошло погружение.

– Конечно. Тем утром Николай Александрович повелел доставить на причал костюм и все оборудование. Должен отметить, что он был выдающимся инженером, поэтому принадлежности для погружения он доработал самостоятельно. Мы установили три прибора: насос для закачки воздуха, лебедку и говорильный шнур.

– Говорильный шнур?

– Да. Николай Александрович придумал специальный шнур, крепящийся к шлему. С нашей стороны устанавливалась трубка, похожая на телефонную, я видел такую в столичном доме хозяина. Если говорить достаточно громко, то мы могли слышать друг друга.

– Ничего себе, – с искренним уважением протянул Корсаков.

– Николай Александрович взял вешки и гарпун…

– Гарпун? – вновь переспросил Владимир. – От кого он там гарпуном отбиваться собрался? Водяного?

– Не могу знать, – Федор поморщился, словно неудачная шутка про его хозяина ранила его. – Он рассчитывал ставить вешки через каждые двадцать шагов, чтобы не сбиться на обратном пути. В случае необходимости мы также могли вытянуть его лебедкой.

– Но не вытянули…

– Нет, – грустно подтвердил Федор. – Сначала все шло благополучно. Николай Александрович опустился под воду с головой. Он то и дело кричал мне в трубку: «Двадцать шагов, первая вешка», «Двадцать шагов, вторая вешка». Потом замолчал, но продолжал отвечать, когда я спрашивал его. Говорил: «Да, да, вешки стоят».

Продолжая рассказ, камердинер становился все мрачнее и мрачнее.

– Затем он воскликнул: «Что это?». Я спросил, что он видит, но Николай Александрович не ответил. Я предложил вытащить его лебедкой, но он запретил. «Нет, я иду дальше». Прошло несколько минут. Я слышал, как он что-то бормочет себе под нос, но не мог разобрать слов. Несколько раз просил его говорить громче, но безуспешно. А потом, внезапно, я отчетливо услышал, как Николай Александрович говорит: «Господи, это правда! Он здесь!». А затем закричал. Дико. Захлебываясь криком, не водой. Мы тут же потянули лебедку назад, но она шла слишком быстро. Я понял, что Николая Александровича на другом конце нет. И действительно, мы вытянули лишь оборванную леску. То же самое случилось со шлангом для воздуха и говорильным. Мы бросились на поиски. Прочесывали озеро на лодках, ныряли на глубину. Но костюмами никто из нас пользоваться не умеет, а без них достигнуть дна нереально. Хозяйка говорит, что с этим домом и озером что-то не так. Как вы понимаете, теперь я с ней согласен. Что бы ни обитало там, на дне, оно забрало Николая Александровича.

***

Корсакову выделили одну из гостевых комнат во флигеле. Владимир заранее договорился с Натальей и Федором, что в случае необходимости он сможет свободно ходить по дому. Кроме, понятное дело, покоев хозяйки и комнат для слуг. Поэтому перед сном Корсаков прошелся с лампой по пустым коридорам и помещениям, тщательно прислушиваясь и осматриваясь. Он даже зашел в кабинет и несколько минут разглядывал сквозь окно озеро в конце аллеи. Кроме колеблющегося на воде следа поразительно яркой луны разглядеть ничего не получилось. Вопреки утверждениям Коростылевой не услышал он скрипов и поскребываний в стенах. В усадьбе стояла звенящая тишина. Разочарованный, Владимир отправился спать.

***

Поначалу он даже не понял, что его разбудило. В лучах льющегося из окна лунного света кружили пылинки. Едва слышно скрипнула кровать, когда Владимир приподнялся, опершись на локоть.

Что-то не так.

Волосы на затылке и шее едва не встали дыбом от животного предчувствия надвигающейся беды.

Корсакову пришлось выбраться из постели и остановиться посреди комнаты, чтобы понять, отчего ему так муторно.

Дом наполнял низкий гул. Поначалу он казался едва различимым, но стоило его услышать, как он заполнял голову своими гудением. От него путались мысль и двоилось в глазах.

Корсаков быстро оделся и вышел на крыльцо флигеля. На смену вечернему ветерку пришел полный штиль. Еловый лес вокруг, при иных обстоятельствах шелестевший пышными ветвями, стоял тих и недвижим. Молчали цикады. Владимира посетила жутковатая мысль, что весь мир сейчас застыл, словно древнее насекомое в плену янтаря. Он тряхнул головой, отгоняя морок, и направился в главный дом.

Внутри, за исключением нарастающего гудения, усадьба оставалась тихой и пустой. Похоже, Корсаков единственный проснулся в столь поздний час. Теперь он беспокойно бродил по безлюдным коридорам, пока перед ним не возникла дверь в кабинет.

Сквозь окна, опоясывающие овальную комнату, сочился свет. Владимир сразу понял, что лесник имел в виду, говоря про «не ангельский». От этого сияния бежали мурашки по коже, а сердце ёкало в груди, стремясь упасть куда-то вниз. Ни солнце, ни луна не могли светить так. С такой яркостью. Таким неестественным, несуществующим в природе цветом. Казалось, он пульсирует в так гудению, которое становилось все громче. От звука начинали зудеть сжатые зубы, дрожать окна и вибрировать забытые на столе письменные принадлежности.

Завороженный, Корсаков сделал несколько шагов вперед и остановился вплотную к окну. Свет определенно шел из озера, сопровождаемый звуком. От покоя темной глади не осталось и следа – она шла бурными волнами, будто кипела. Но страшнее всего было то, что таилось под водой. Оно ворочалось, шевелилось, сжимаясь и разжимаясь кольцами, словно гигантская спираль. Гул становился все громче, ритмичнее, похожий на биение огромного страшного сердца. А потом воды расступились – и хозяин озера появился на поверхности во всем своем внушающем животный ужас величии. Перед ним у самого берега застыла фигура – не больше песчинки в сравнении со своим властелином. Человек раскрыл руки, словно для объятья, и шагнул вперед, вверяя себя бушующему озеру.

***

Корсаков рывком сел на кровати, словно срывая с себя оковы сна. Он тяжело дышал, затравленно озираясь в попытке понять, где оказался. Комната осталась такой же, какой он ее запомнил, ложась спать. За окном уже светало. Владимир бегло оглядел себя и свою одежду. Он судорожно пытался понять – привиделось ли ему ночное явление повелителя озера или же он действительно стал его свидетелем, пусть и погруженный в сомнамбулический транс. Но нет – на Корсакове была привычная пижама. Аккуратно сложенная уличная одежда висела на спинке стула, а ботинки стояли у дверей.

Владимир собрался с силами, зажмурился, сделал последний глубокий вдох и задержал дыхание. Спустя несколько секунд он открыл глаза и выдохнул, уже абсолютно спокойный. На его лице даже мелькнула авантюрная усмешка.

– Ничего себе, – пробормотал Корсаков себе под нос. – Ты решил таким образом меня поприветствовать? Не беспокойся, где бы ты ни прятался – я тебя найду…

От раздумий его оторвал стук в дверь.

– Войдите!

На пороге возник камердинер, и по его лицу Владимир понял, что случилось что-то непредвиденное.

– Владимир Николаевич, нужно ваше присутствие, – нервно обратился к нему Федор. – Я не хочу преждевременно обращаться к хозяйке, но… Лучше посмотрите своими глазами.

***

На грязи у берега озера явственно отпечатались глубокие следы, несомненно оставленные тяжелыми ботинками большого размера.

– Очевидно, водолазными, – закончил мысль вслух Корсаков и повернулся к леснику, который стоял рядом. – Значит, говоришь, вчера ты не пил?

– Вот вам крест, барин! – начертал в воздухе распятие бледный, как простыня лесник. – Вышел я, значит, засветло. Воды из озера набрать. Только подошел – слышу плеск, будто щука здоровая или сом бьется. Я застыл, стал быть. Осматриваюсь. И вижу, как из пучины поднимается эдакая страховидла! Я уж было подумал, что все, пришел мой черед. Водяной утащил барина, теперь за меня примется. А это чудище все бредет и бредет к берегу. Присматриваюсь – ба, дак это ж не водяной, а тот костюм диковинный, в котором барин в озеро полез. Токмо тот ить новый был, сверкал, стал быть. А это весь опутан водорослями какими-то, грязный, а шлем на голове весь во вмятинах. И стекляшка, вместо лица которая, стал быть, вся треснутая. Выползает он, значит, на берег – и бредет себе, медленно. Костюм не снимает, по сторонам не озирается. Будто, видно ему все, в темноте и через стекляшку. Я уж побоялся за ним идти-то, бросился Федора будить.

– А Федор бросился будить меня, – кивнул Владимир. Он прошелся вдоль цепочки следов, пока те не исчезли в лесу. – Скажите, я ошибаюсь или наш таинственный ныряльщик направился в сторону дома?

***

– Благодарю вас за проявленное внимание и затраченное время, Владимир Николаевич, но ваши услуги, похоже, не понадобились, – Наталья Коростылева явственно пребывала в состоянии почти маниакального возбуждения. – Как видите, Коля нашелся.

Владимир видел – и то, что он видел, его нервировало. Николай Александрович лежал на кровати, имея крайне болезненный и изможденный вид. Редкие сальные волосы с проседью, несвойственные двадцатипятилетним мужчинам, падали на лицо. Кожа выглядела излишне бледной, чуть ли не прозрачной. Николай смотрел невидящим взглядом куда-то в сторону занавешенного окна, словно не замечая стоящего на пороге Корсакова.

– Простите, сударыня, но я не считаю, что моя работа здесь завершена, – решительно сказал Владимир.

– Что? – удивленно захлопала ресницами Наталья. – А, вы, наверное, про деньги! Обратитесь к Федору, он компенсирует ваши расходы и время…

– Я не про деньги, – отрезал Владимир. – Послушайте, неужели вам не кажется странным, что ваш муж столь внезапно возник на пороге? Неужели вам не интересно, где он был? Что с ним случилось?

– Мне важнее, что он жив и снова со мной. Для вопросов настанет время, но пока оно не прошло. Вы сами видите: Коля слаб и болен. Ему нужен уход и покой.

Тон Коростылевой сделался монотонным и сухим, будто чужим.

– Послушайте, – почти умоляюще обратился к ней Корсаков. Он взял женщину за руку, потянул ее за собой в коридор и, понизив голос до шепота, прошептал. – Ваш муж, даже если это действительно он, может быть опасен. Как вы не понимаете? Человек не может провести дюжину дней в разбитом водолазном костюме без воздуха на дне озера, а потом вернуться обратно!

– А разве вы, по роду занятий, не верите в чудеса? – осведомилась Наталья.

– Нет. За тридцать лет жизни мне не довелось наблюдать ни одного чуда. Я верю в счастливые стечения обстоятельств, но даже для них требуется толика удачи и возможные с научной точки зрения условия, сколько бы маловероятными они ни были. То, что ваш муж выжил на дне озера – уже из области невозможного. Как бы нам того ни хотелось, мертвых нельзя вернуть. Поверьте, уж я-то знаю.

– Простите, Владимир Николаевич, я не сомневаюсь, что вы говорите от чистого сердца, но я верю в то, что мой жив, и ему нужна моя забота, – Наталья развернулась и исчезла обратно в комнате супругов.

Владимир перевел взгляд с закрывшейся двери на дальний конец коридора, где тенью застыл камердинер.

– А вы что скажете, Федор?

– Мое дело – выполнять указания, а не говорить, Владимир Николаевич, – вежливо ответил слуга. – Однако в сложившихся обстоятельствах, вынужден признать, ваше мнение кажется мне более здравым.

– Это хорошо, – кивнул Корсаков. – В таком случае прошу вас – не отходить от дверей. Если поймете, что хозяйке угрожает опасность, не теряйте времени.

– А что намереваетесь делать вы?

– Источник нашего общего беспокойства явно находится на дне озера, – пожал плечами Владимир. – Позвольте вопрос: я же правильно понял госпожу Коростылеву, у Николая Александровича были водолазные костюмы? В смысле, не один, так?

***

Корсаков очень быстро понял, что его представления об использовании водолазных костюмов оказались излишне оптимистичными. Костюм оказался отечественной версией «трехболтовки» Августа Зибе2, дополнительно доработанной Коростылевым. У Владимира ушло несколько часов, чтобы приноровиться к хождению в костюме, который он для себя прозвал «железной девой», в честь знаменитого пыточного приспособления. Снаряжение было чертовски тяжелым – от ботинок до медной грудной пластины и шлема. Внутри костюм вообще представлял собой парилку. Видимость сквозь смотровые стекла оставалась крайне ограниченной. На мгновение Корсаков малодушно приготовился отказаться от идеи погружения – при встрече с неведомым обитателем озера в этом неуклюжем приспособлении он окажется практически беспомощным. Но Владимир все-таки не позволил себе передумать.

Отчасти виной был азарт – он не мог отказать себе в удовольствии раскрыть тайну озера, особенно после того, как неизвестное существо нагло влезло в его сны. Но также Корсаков переживал за Наталью – Владимир с детства следовал максиме «Дам в беде не оставляют». И он уж точно не собирался нарушать свои правила на этот раз.

Поддерживаемый выделенными Федором слугами Владимир ступил в воды Глубокого озера. Когда уровень дошел до горла, помощники отступили и дальше Корсакову пришлось рассчитывать только на себя. Владимир захватил еще один гарпун (хотя Николаю, судя по всему, орудие не помогло) и теперь использовал его, как посох, чтобы не упасть. Вскоре вода накрыла его с головой, забрав с собой все звуки, кроме собственного тяжелого дыхания. В свете дня озеро действительно оказалось чистым и прозрачным, а лучи солнца прилично освещали дно. Для погружения Корсаков выбрал тот же участок, что и Коростылев. Вскоре показалась первая вешка, оставленная предшественником. В отличие от Николая, у Владимира не осталось собеседников на берегу – говорильный шнур для его костюма предусмотрен не был, да и кому, кроме Федора его доверить? А камердинер неотлучно нес дежурство у хозяйских дверей.

Вскоре дно резко ушло вниз. Вцепившись мертвой хваткой в посох-гарпун, Корсаков начал спускаться, стараясь не терять из виду следующих вешек. Чем дальше он шел, тем меньше света становилось вокруг. Оставалось полагаться только на ненадежную лампу Кабриоля, которая, как и его костюм, сообщалась шлангом с берегом, чтобы получать достаточно воздуха для горения. Вешки теперь встречались реже. Если первые вбивались с силой и стояли ровно, то здесь внимание Коростылева начало рассеиваться. Длинные спицы покосились, некоторые пришлось даже искать у самого дна.

Хотя вокруг не происходило ничего из ряда вон выходящего, Корсаков чувствовал, как темнота и звук собственного участившегося дыхания начинают давить на него. Сложно было сохранять спокойствие, понимая, что если, не дай Бог, что-то повредит дыхательный шнур, он останется на глубине без воздуха, неспособный даже снять тяжеленный костюм.

А потом он увидел движение.

Где-то на краю круга света от лампы мелькнуло что-то шустрое. Трудноразличимое.

Корсаков остановился. Дно здесь начало выравниваться, поэтому он перестал использовать гарпун в качестве посоха и направил его острие в сторону, где ему почудилось шевеление.

Однако в следующий раз силуэт мелькнул уже слева. Корсаков отшатнулся назад, чудом сохранив равновесие. А в следующий момент ему в спину врезалось нечто тяжелое, отчего Владимир все-таки качнулся вперед. Он тщетно пытался нащупать точку опоры, но что-то острое впилось ему в предплечья и потащило вперед. Владимиру пришлось выпустить из рук фонарь, чтобы не потерять гарпун. Он отчаянно боролся, пытаясь сбросить с себя тварь, утаскивающую его в пучину. Внезапно движение резко остановилось – так резко, что если бы не громоздкий костюм, Корсаков сложился бы пополам. «Лебедка», – понял он. Длина лебедки и, соответственно, дыхательного шнура закончилась. Невидимое в темноте существо, однако, не успокоилось, и несколько раз рвануло его вперед. На третий или четвертый раз треснул дыхательный шнур, отчего в шлем ворвалась озерная вода. Владимир в ужасе бултыхался на глубине, но результатов его действия не принесли. Тяжесть существа на спине сместилась, а затем резко лопнула струна, удерживающая его на связи с землей. Тварь вновь рванула его вперед.

Корсаков чувствовал себя добычей в когтях орла. От ужаса хотелось кричать, но усилием воли он поборол этот инстинкт. В шлем продолжала заливаться вода, поэтому Владимиру приходилось экономить каждый оставшийся вдох. Ему удалось несколько раз взмахнуть гарпуном, целя за спину, но тщетно.

Вдруг давление воды ослабло. Его все еще окружала полная темнота, но судя по появившимся звукам и резко потяжелевшему костюму, его вытащили на какое-то подобие суши.

Похоже, вцепившейся в него твари надоело тащить Корсакова. Со скрежещущим визгом, слышном даже сквозь шлем, она набросилась на Владимира, пытаясь разорвать водолазный костюм. Но на твердой земле у него уже появились шансы дать отпор. Улучив момент, Корсаков со всей силы пнул невидимого зверя утяжеленным водолазным башмаком. Существо жалобно взвизгнуло, отпрянуло, однако с удвоенной яростью набросилось на Владимира. Возникшую заминку он сумел использовать, чтобы перевернуться на спину. Тварь пригвоздила его к земле своим весом и вновь вцепилась в Корсакова когтистыми лапами. Раздался треск рвущегося костюма. Живот и правую ногу обожгла острая боль. Теперь настал черед Владимира зарычать от злости. Он боднул тварь медным шлемом, отбросив назад, а затем выбросил вперед руку с копьем. Корсаков почувствовал, как оружие достигло своей цели. Существо дико заверещало и забилось, чуть не вырвав гарпун из рук. Владимир ухватился за древко обеими руками, провернул и потянул вверх чтобы дополнительно разодрать нанесенную рану острыми зубцами. Крики твари перешли в дикий скулеж, после чего затихли, а гарпун перестал трепыхаться в руках.

***

Появление второго за день грязного и изможденного человека, да еще и с глубокими царапинами по всему телу, наделало в усадьбе шуму. Еще больше окружающих напугал тот факт, что на этот раз визитер возник не из озера, а будто бы материализовался на первом этаже. Федор, тотчас вызванный слугами, с трудом узнал в окровавленном мужчине франтоватого гостя, явившегося в усадьбу сутками ранее.

– Владимир Николаевич, вы ли это? – с дрожью в голосе спросил камердинер.

– А вот это очень правильный вопрос, – несмотря на хрипоту и очевидную усталость, в голосе Корсакова явственно прозвучали ехидные нотки. Он сидел прямо на полу, опершись спиной на стену. Руки его по-прежнему сжимали в руках гарпун, обугленный со стороны древка.

– Откуда вы взялись?

– Из царства Аида практически, – Корсаков глубоко вздохнул и посмотрел на собеседника. – А что вы здесь делаете? Как же ваш пост у хозяйской спальни?

– Я… – Федор замялся. – Мне было сказано, что в моих услугах не нуждаются. Тоном, не терпящим пререканий. Хозяйка приказала всем зашторить окна и покинуть второй этаж…

– А вот это плохо! – вздрогнул Корсаков. Он попытался опереться на гарпун, но силы покинули его, и Владимир вновь сполз по стене на пол. – Помогите же мне встать! Дайте руку!

Когда Федор поднял его на ноги, Корсаков оперся рукой о стену, встряхнулся (почти по собачьи) и глубоко вздохнул. Затем он перевел взгляд на камердинера и четкими короткими фразами начал отдавать приказания:

– Во-первых, пусть все слуги немедленно покинут дом. Сколько сейчас времени?

– Четверть восьмого…

– Отлично, значит солнце еще не зашло! Пусть они встанут на самом освещенном месте, которое смогут найти.

– Зачем… – попытался спросить камердинер, но Корсаков не дал ему продолжить.

– Во-вторых, осматривая вчера усадьбу я обратил внимание на зал с охотничьим оружием и трофеями. Ружья, надеюсь, не декоративные? – Федор помотал головой. – В таком случае, возьмите и зарядите два, себе и мне. Далее… Пусть мужчины, те что посильнее, перед тем, как отойти от дома кинут что-нибудь тяжелое в окна второго этажа. Так, чтобы они разбились.

– Владимир Николаевич, вы в своем уме? – опешил камердинер.

– Почему-то меня регулярно об этом спрашивают… – проворчал Корсаков. – Слушайте, Федор. Ваш хозяин мертв. Наталье угрожает та же участь, если с ней уже не случилось самое страшное. Если вы немедленного не сделаете так, как я сказал, то погибнут вообще все, кто сейчас находится в усадьбе. И ради Бога – никто не должен подниматься на второй этаж. Марш исполнять!

Камердинер не колебался. Он развернулся и отправился выполнять распоряжения.

– Да, и… – бросил ему вслед Корсаков. Он мрачно оглядел порванное и окровавленное нижнее белье, которое несколькими часами ранее пришлось надеть под водолазный костюм. – На обратном пути захватите мне что-нибудь из одежды, будьте добры!

***

Усадебный дом наполнила суматоха. Зычный голос Федора раздавал команды. Женщины, охая и ахая, выбегали на улицу. Затем все прочие звуки перекрыл звон разбиваемых окон. Слуги ожидали, что раздадутся разгневанные крики хозяйки, но этого не последовало. И это пугало. Перепуганные люди, как того и требовал Корсаков, отошли от дома и сгрудились у ворот, куда падали лучи заходящего июньского солнца.

Внутри Корсаков и Федор, вооруженные охотничьими «Ремингтонами», медленно крались вверх по лестнице, освещая путь яркими фонарями.

– Владимир Николаевич, может, объясните вкратце, с чем мы должны столкнуться?

– Только, если очень вкратце, – Корсаков достиг верхней площадки и застыл, целясь из ружья в темноту коридора. – Под усадьбой и озером расположены обширные пещеры, в которых обитают создания, неизвестные науке. Существо, которое Наталья приняла за вашего хозяина, впустило в дом своих сородичей. Они привыкли жить в полной темноте, поэтому не переносят яркого света. Нам необходимо открыть все шторы, зажечь все свечи и достигнуть спальни. Но учтите, эти твари дьявольски сильны и проворны.

Окна, разбитые бросками слуг, впускали в коридор уличный ветерок. Гардины слегка колыхались, из-за чего отблески бардового закатного солнца мазали бликами по стенам. Корсаков не торопился. Он повел светом фонаря по полу, стенам, а затем и потолку. Его опасения оказались не напрасны. Конус света выхватил из темноты омерзительное создание, вцепившееся лапами в потолочную балку. Оно зашипело, оттолкнулось и спикировало в сторону застывших Корсакова и камердинера.

Владимир выстрелил первым. Федору также не потребовалась команда. Существо рухнуло на пол, проскрежетало и попробовало ползти к ним. Мужчины почти синхронно передернули затворы и выстрелили вновь. Пули вырвали из твари кусочки плоти, на пол плеснула синевато-белесая кровь. Чудовище забилось в агонии и затихло.

– Матерь Божья, что это? – прошептал Федор, с гадливым интересом рассматривая распростертый труп. Создание обладало шестью мускулистыми конечностями (четыре можно было условно счесть руками, еще две – ногами). Пальцы соединены пленкой, как плавники, и увенчаны острыми крючковатыми когтями. Кожа существа, покрытая слизью, казалась прозрачной.

– На этот вопрос не могу ответить даже я, – ответил Корсаков. Он скользнул вперед, к ближайшему окну, и дернул за штору. В коридор снаружи хлынул солнечный свет, менее яркий, однако, чем буквально десять минут назад. – Черт, скоро совсем сядет… Нужно торопиться…

Они медленно продвигались вперед, к дверям хозяйской спальни. В коридоре существа им больше не встретились, однако Федор слышал, как что-то скребется и копошится за закрытыми дверями комнат, что они миновали.

– Вряд ли они осмелятся вылезти на свет, – прошептал Корсаков. – Но лучше присматривать…

Словно в подтверждение его слов невидимое существо врезалось в дверь, мимо которой они проходили. Владимир и Федор среагировали мгновенно. Грохнули ружья, в двери образовалось две пробоины. Существо, мерзко проскрежетав, откатилось назад – то ли пули достигли цели, то ли чудовище спугнули лучи света, ударившие в дыры.

– Быстрее! – поторопил камердинера Корсаков. – Как только солнце сядет они смогут выползти в коридор.

Мужчины достигли двери в спальню, прислонившись к ней с разных сторон.

– Наталья, вы слышите меня? – громко спросил Корсаков. Ответа не последовало, хотя Федору почудился тихий стон. Он бросил взгляд на Владимира. Корсаков быстро кивнул. Федор с силой ударил ногой в дверь, чуть ниже замка. Та с треском распахнулась. Мужчины ворвались в комнату с ружьями наготове. В свете фонарей они увидели Наталью, забившуюся в ужасе в угол комнаты.

– Где он? – хрипло спросил Корсаков, но было поздно. Глаза Натальи расширились от страха, когда она увидела нечто за их спинами. Владимир начал разворачиваться, однако могучий удар сбил его с ног, обрушив на пол. Следом затаившееся существо набросилось на Федора, целя зубами тому в шею. Камердинер успел наполовину обернуться к твари и закрыться от нее рукой. Острые сточенные клыки сомкнулись на кисти. Федор дико зарычал от боли, но нашел в себе силы налечь на существо плечом и впечатать его в стену.

Создание с лицом Николая Коростылева разжало пасть и взвизгнуло от боли. Федор, также обронивший ружье и фонарь, был вынужден защищаться голыми руками. Он сжал пальцы на горле врага, чтобы не дать тому вновь вцепиться в его плоть. Не обращая внимания на глубокие царапины, оставляемые когтями, камердинер вновь несколько раз ударил существо о стену, а затем отшвырнул в дальний угол комнаты. Тварь влетела в столик с зеркалом и рухнула на пол, сопровождаемая осколками.

Федор, зажимая хлещущую из руки кровь, бросился к упавшему ружью. Существо, однако, уже оказалось на ногах и с диким воплем рванулось навстречу. Камердинер понял, что уже не успеет…

В последний момент грохнул выстрел. Пуля вошла в голову фальшивому Николаю Коростылеву и тот, пролетев мимо Федора, рухнул под ноги завизжавшей Наталье.

Корсаков, выщелкивая гильзу из винтовки, поднялся с пола и прицелился в лежащее на полу чудовище.

Несмотря на то, что часть черепной коробки существа вынес выстрел Владимиро, оно еще жило. Протянув руку к Наталье, монстр прохрипел:

– Пр-р-рости…

Корсаков выстрелил вновь. Существо вздрогнуло и затихло. Ненадолго опустилась тишина, спустя несколько мгновений прерванная диким воплем десятков существ, запертых в комнатах особняка.

– Бежим, быстрее! – рявкнул Корсаков. Он поднял с пола побледневшего Федора, и подал руку Коростылевой. Однако женщина не увидела этого – все ее внимание было приковано к лежащему перед ней трупу.

– Наталья! – прикрикнул на нее Владимир.

Женщина перевела взгляд на него и выдохнула:

– Кто… Кто это был?

– Ваш деверь, – быстро пояснил Корсаков. – Я все расскажу, но сейчас нам нужно спасаться!

***

К полуночи Корсакову удалось вывести Коростылеву и ее слуг к ближайшей деревне. Одолжив лошадь, он доскакал до железнодорожной станции в двух верстах, перепугав смотрителя и заставив того отбить срочную телеграмму.

На следующее утро усадьбу наводнили синие жандармские мундиры, возглавляемые морщинистым ротмистром средних лет. Они споро приступили к прочесыванию дома и окружающих лесов. Обитатели деревни то и дело слышали треск выстрелов и страшные, нечеловеческие крики, затихшие только к вечеру. А еще через день громыхнуло так, что округа подпрыгнула. Десятки пудов взрывчатки, заложенные по всему дому и найденным подземным тоннелям, превратили усадьбу в дымящиеся руины. Прождав еще несколько дней, жандармы исчезли так же быстро и деловито, как появились.

Спустя неделю Владимир Корсаков появился в городском особняке Коростылевых. Хозяйка отпустила всех слуг, кроме камердинера Федора, и троица собралась в кабинете. Владимир, как и обещал, начал свой рассказ.

– Боюсь, многое из того, что я говорю, является только моими домыслами, ибо за давностью лет достоверных упоминаний о тех событиях не осталось. Но еще до того, как стать Глубоким или Чертовым, ваше озеро пользовалось дурной славой. Обитавший в этих местах народ, водь, сторонился водоема, несмотря на то, что обычно именно в таких местах и появлялись будущие поселения. Говорили, что внизу, на глубине, живет древний злой бог, а его дети, пусть и жили на дне, могли выходить на берег и охотится на проходящих мимо путников. Постепенно эти легенды забылись и потерялись, но озеро продолжало считаться нехорошим. Народная молва поселила в него водяных, а люд продолжил обходить его стороной. На деле же в пещерах действительно обитали земноводные плотоядные существа. Возможно, когда-то они были разумными, но к нашему времени выродились и почти что вымерли. По трагическому стечению обстоятельств, их история переплелась с историей вашего мужа, Наталья…

Корсаков замолчал, собираясь с мыслями. Он задумчиво перекатывал между пальцев старую монету.

– Откровенно говоря, когда я оказался в их пещере, то думал, что умру. Я был на дне глубокого озера, без возможности выплыть на поверхность, с неисправным водолазным костюмом. Из гарпуна мне удалось соорудить импровизированный факел, который упростил изучение пещеры. Все-таки, не в моих правилах отчаиваться раньше времени. Не буду описывать все свои жуткие находки, обнаруженные там, скажу лишь, что эти создания медленно вымирали, опустившись до каннибализма. Они поедали своих больных и стариков. Углы пещеры были усеяны костями. Но еще я обнаружил там тело, почти нетронутое, за исключением нескольких ран и укусов. Сожалею, Наталья, но это был ваш муж…

Коростылева кивнула. Она уже не рыдала – все слезы ей пришлось выплакать за прошедшую неделю. Корсаков, тем временем, продолжил.

– Но кто же тогда вышел из озера на поверхность? Неужели, одно из существ смогло натянуть на себя личину Николая Александровича? Ответ вышел куда проще. И страшнее, если уж на то пошло. Как впоследствии подтвердил Федор, утонувший Никита Александрович оказался не просто братом вашего мужа. Они были близнецами. Опять же, не могу сказать, по какой причине подводный народ не съел Никиту, а принял его в свою отвратительную общину. У меня есть свои предположения, но проверить их уже не удастся. Никита оказался в пещерах на дне озера, окруженный чужими мерзкими существами. Чтобы выжить, ему пришлось стать одним из них – питаться сырой рыбой и менее удачливыми сородичами. Но, в отличие от обитателей пещер, он-то знал, что там, наверху есть другая жизнь. И он мучительно стремился к ней вернуться. Вместе с другими созданиями он рыл тоннели в земле, под усадьбой, но старался проложить их на поверхность, постепенно приближаясь к дому…

Говорят, что между близнецами существует некая ментальная связь. Увы, доказать это невозможно, но я допускаю, что такой феномен имеет место. Николай Александрович никогда не забывал о своем брате, хотя и считал того погибшим. Но какая-то частичка его сознания знала, что Никита жив. И брат тоже это чувствовал. В какой-то момент он достиг дома, проложив дорогу в подвалы и сквозь старые стены. Вряд ли вас это успокоит, Наталья, но скрежет в стенах и шепоты не мерещились вам. Правда, не знаю, что в результате было бы хуже… С другой стороны, по одному из этих тоннелей я и смог выбраться на первый этаж. Но вернемся к нашему водяному!

Никита яростно завидовал брату. Он заперт в пещерах с мерзкими тварями, а его брат растет на поверхности, наследует семейное состояние, женится на красавице и живет счастливой жизнью. Думаю, к этому моменту Никита Александрович был уже абсолютно безумен, не в состоянии примирить свою человеческую натуру, и то существо, которым он стал на дне озера. В его голове созрел план – занять место брата. Хотя бы на несколько часов выбраться наверх и пожить его жизнью. И когда Николай Александрович погрузился в озеро, такой шанс ему предоставился. Но его сородичи не отпустили бы его просто так. Поэтому он провел их своими тайными ходами, что, опять же, спасло мне жизнь: наткнись я на них в гнезде – повторил бы судьбу Николая Александровича. Итак, Никита впустил сородичей в свой дом, предварительно попросив вас, Наталья, запретить слугам подниматься на второй этаж и закрыть шторы. Он мечтал лишь о паре часов нормальной жизни. До заката. А дальше для его новых родичей, таившихся в комнатах второго этажа, настало бы время пира… Остальное вы знаете.

Корсаков спрятал монету, поднялся с кресла и поклонился Наталье и Федору.

– Мне бы очень хотелось, чтобы вы продолжали жить в блаженном неведении. Но, увы, вы уже стали свидетелями этих событий. Мне лишь оставалось поделиться с вами своими находками, чтобы вы не мучали себя неизвестностью. Надеюсь, это поможет вам жить дальше… Поверьте, если бы я мог сделать для вас еще что-нибудь, то обязательно так би и поступил. Но это не в моей власти. Разрешите откланяться.

– Я провожу вас, – вызвался камердинер. Мужчины вышли на крыльцо, в июньскую петербургскую ночь, и в молчании остановились.

– Вижу, у вас остался вопрос, – тихо сказал Корсаков, не глядя на собеседника.

– Да, – кивнул Федор, собираясь с мыслями. – Печальная судьба Николая и Никиты у меня вопросов не вызывает, но… Как быть с озером? Отчего оно светилось ночью? Откуда исходили эти странные звуки?

Корсаков помолчал.

– Как я уже говорил, у меня нет ответов на все вопросы, – наконец сказал он. – Но, если подумать… Старые народы верили в своего бога, живущего на дне. Обитателям озера свойственно пожирать людей, а не принимать их в свое общество. Так ли невозможна гипотеза, что в жилах братьев Коростылевых текла не только человеческая кровь? И когда они вновь, после стольких лет, оказались рядом, не могло ли что-то, спящее на глубине, услышать их… Ответить им… В конце концов, люди ворочаются во сне. Что мешает это делать тем, кто старше и могущественнее нас?

Корсаков посмотрел на побледневшее лицо камердинера.

– У меня есть присказка – не стоит задавать вопросов, ответы на которые вам могут не понравиться. Спокойной ночи, Федор. Честь имею.

С этими словами Владимир Корсаков коснулся полей шляпы, сошел с крыльца и растворился в столичной ночи.

От автора

Как и в случае с предыдущим «неномерным» рассказом из «Архива Корсакова», «Дело о бездонном омуте» было отчасти вдохновлено корифеем жанра, но на этот раз не детективного, а мистического. Читавшие Г. Ф. Лавкрафта обязательно заметят отсылки к его произведениям. «Корсаков» вообще родился изначально из идеи перенести жанр оккультного детектива, вдохновленный ктулхианой и популярный в начале ХХ века, на родную почву.

Второй источник вдохновения – обложка. Я часто помогаю себе в написании книг генерацией картинок в нейросети – визуализирую героев, сцены, атмосферу. Иногда диву даешься, какие образы рисуются из вроде бы четких описаний! Как раз к таким относится картинка, ставшая обложкой. Хотя изначально подобной сцены в рассказе не было и не планировалось, я решил воспользоваться возможностью и закрыть один детский гештальт. Видите ли, попалась мне как-то в конце 1990-х книга «Безнадега» Стивена Кинга. На ее обложке был изображен монстр, засевший под крышей палладианского здания – то ли библиотеки, то ли ворот в ад. Картинка так себе, но детский мозг поразила. Однако, когда я добрался-таки до прочтения сего произведения (и тут читавшие «Безнадегу» начинают понимающе ухмыляться), то выяснил, что ничего подобного в самой книге нет и в помине! Вот это был облом так облом! Мозг уже придумал сцены с монстром и домом – а ни монстра, ни дома нету! Поэтому когда нейросеть выдала мне картину с озером и чудищем, из него выходящим, я понял, что такая сцена в рассказе должна быть обязательно. И, раз вы прочитали «Дело о бездонному омуте», то уже представляете, где она находится по сюжету! А внутренний маленький Игорь отчасти отмщен за разочарование от «Безнадеги».

Если «Дело о бездонном омуте» стало для вас первым знакомством с «Архивом Корсакова» – и оно вам понравилось – то позвольте порекомендовать остальные части. Книги «Дело о проклятых портретах», «Дело о безутешном отце», «Дело о призрачном юнкере» и «Дело о посрамителе воронов» – это более плотные «номерные» части, каждая с собственным расследованием, но и магистральная сюжетная линия наличествует, поэтому лучше читать их по порядку. Пятая повесть сейчас в работе. Небольшие рассказы «Дело о белой даме» и «Дело о бурных водах» никаких спойлеров не содержат, поэтому их читать можно в любой очередности. Плюс есть еще две серии ретро-детективов, «Тайны губернского города С.» и «Доктор Фальк», они без мистики, но более милые и уютные. И, если это все вас заинтересовало, то присоединяйтесь к нашему уютному сообществу в «Телеграме», где я регулярно делюсь новостями, историями, фотографиями и прочим контентом.

Спасибо, что прочитали рассказ до конца, и, надеюсь, до новых встреч!