Посол Великого владыки. Сокрытое царство. Часть 1. Том 1 бесплатное чтение

Глава 1. Отягощенный надеждой

Молодой сокол уже целый час виртуозно планировал в мягких объятьях вечернего майского ветра. Широко распластав пепельные крылья, он по-хозяйски сосредоточенно обозревал раскинувшийся внизу огромный город. Если бы жители бескрайней Герандийской империи поклонялись не Солнцу, а какому-нибудь более приземленному божеству, то они вряд ли бы окружили птиц – приближенных Ясноликого светила – таким вниманием и заботой. Убийство пернатых считалось вопиющей дикостью и святотатством, что, к сожалению, не отменяло необходимости защиты дворца Великого владыки, а также голов городских статуй и простых граждан от упивавшихся своей безнаказанностью голубей. И только сокол – священный страж Небесного престола – имел законное право сокращать популяцию этих сизокрылых бандитов, за что был вдвойне почитаем благодарными жителями Энтеверии.

Особенно часто от произвола голубей страдал Главный императорский архив. Приземистое, даже где-то мрачноватое здание было надежно укрыто от бесперых двуногих в первом круге Больших Державных чертогов, однако атаки с воздуха представляли собой постоянную угрозу внешнему виду этого самого крупного хранилища знаний во всем Дашторнисе. Ситуация значительно усугублялась тем, что архив был построен двести лет назад при императоре Назалио, который был помешан на архитектурных изысках и почти полностью перестроил исторический центр города. Его Солнцеподобное величество не упустил возможность указать своим приземленно мыслящим архитекторам на то очевидное обстоятельство, что вместилище драгоценных летописей достославных деяний его божественных предков не может, попросту не имеет права иметь форму такого грубого, неотесанного параллелепипеда из серегадского мрамора, «при одном виде которого любого мало-мальски утонченного человека охватывают глубокая печаль и безысходная тоска».

С большим трудом удалось уговорить Владыку не сносить напрочь уже почти готовое здание, что неминуемо бы разрушило разветвленную систему подвалов с уникальными условиями хранения особо ценных манускриптов, дорогостоящими противопожарными механизмами и даже специальной системой зеркал, благодаря которой тусклый, но все же настоящий дневной свет мог проникать в самые отдаленные уголки этого незыблемого оплота мудрости прошлых веков. Главный архитектор Кордий Палио видел архив империи прежде всего как крепость, тщательно охраняемую сокровищницу, способную выдержать ожесточенный штурм, наводнение, пламя и бесчинства толпы. «Это сооружение простоит тысячи лет, и наши далекие потомки с удивлением и восхищением смогут открыть для себя дорогу в мир тех, кто заложил фундамент нашей Вечной державы!» – не раз высокопарно повторял он. Впрочем, ругаться с императором было как-то не с руки, и Палио легко пошел на примитивное архитектурное мошенничество, пристроив к зданию фальшивую вычурную колоннаду и воздвигнув на крыше галерею статуй славнейших ученых мужей Герандии.

Вот за эти самые статуи современные работники архива сделали Палио самым популярным героем своих эстевели – бумажек с проклятиями в адрес недругов, которые за скромную плату, используя примитивную линзу, можно торжественно скормить лучам Великого светила, чтобы таким образом проклинаемый был поражен всем могуществом небесного божества. Голуби гадили на головы статуй и сам архив с такой интенсивностью, что император, обозревающий здание, которое было отлично видно с его парадного балкона, каждый раз приходил в искреннее негодование в связи с таким вопиющим оскорблением царственного взора. «В народе говорят, что само Солнце сердится на Владыку и посылает своих слуг, чтобы показать это!» – доносили одни добрые советники. «Надо воззвать о помощи к Защитнику Небесного престола, это покажет, что Государь небес на вашей стороне!» – говорили другие.

В результате вот уже почти два века небо над архивом и всем дворцом регулярно патрулировали специально отобранные соколы, которые неумолимо рвали на части залетных нарушителей и тем самым на корню пресекали опасные брожения в умах подданных Солнцеподобного императора. Вот и сейчас жители города с восхищением наблюдали за парением хищного красавца. В их числе был и молодой человек, стоящий на ступенях главной лестницы архивного здания. Чтобы точно описать портрет этого ценителя свободного полета, достаточно представить старого, дряхлого и скукожившегося архивного служителя, чьи легкие изъедены вездесущей пылью, зрение ослаблено привычным полумраком, а сутулость стала неотъемлемым признаком принадлежности к угрюмой касте книжных червей. Если набраться воображения и допустить, что даже у такого не самого бравого индивида была когда-то своя цветущая молодость, то это в целом достаточно точно обрисует, каким люди видели со стороны Унизеля Вирандо. Хотя о том, что юношу зовут именно так, знали немногие. В архиве, где он числился помощником старшего смотрителя Отдела чужеземных манускриптов, молодого человека именовали просто Уни, а близкие друзья – «малыш Уни», из-за отнюдь не богатырского роста и, что не менее важно, наивно-рассеянного выражения унаследованных от матери голубых глаз и крайне вежливой, даже боязливой манеры общения.

Откинув со лба пшеничные вихры, Уни завороженно провожал глазами гордого охотника, с печалью думая о необъятной свободе его грациозного полета. Для человека, который проводит большую часть времени в затхлых склепах архива, этот сокол был зримым символом чего-то большого и светлого, зовущего к себе, но при этом так фатально недостижимого.

– Уни, ну что ты опять ворон считаешь? Барко заждался тебя, иди скорей! – обильно лысеющий, кривоногий мужчина с видимым наслаждением вбирал в себя свежий воздух зрелой весны, окончательно распрощавшись на сегодня с пыльным духом покоев великодержавной мудрости.

– Уже бегу, смотритель Гергий! – и Уни, непроизвольно и печально вздохнув, преодолел остаток ступеней и вновь отдал свое тело на растерзание мрачным духам до боли знакомых подземелий. Наиболее «опасным» из этих жутких созданий был непосредственный начальник юноши, упомянутый старший смотритель Барко. Его «гнусная» сущность заключалась в упорном нежелании забыть о существовании своего молодого помощника на хоть сколько-нибудь долгий срок и тем самым дать ему больше возможностей на самостоятельное изучение архивных фондов.

Было бы в корне неверно полагать, что Уни и в самом деле искренне ненавидел эти старые и где-то даже унылые стены. Вовсе нет, когда он впервые попал в этот узкий мирок четыре года назад, то с восхищением понял, какой большой подарок преподнесла ему судьба. Архивные лабиринты, как тюрьма, заточили в себя его плоть, но дух, питаемый содержимым целой тьмы таинственных свитков и кодексов, открыл дорогу в совершенно новый и необъятный мир знаний. Книги обо всем. Все, что хоть в одном экземпляре где угодно в Дашторнисе выходило из-под натруженной руки писца или безжизненного пресса ксилографической доски, рано или поздно появлялось здесь, в Главном архиве Солнечной империи. Джунгли аринцилов и пустыни Мустобрима, дремучие леса Торгендама и многолюдные города Капошти – весь мир, что не объехать и за целую жизнь, был открыт нараспашку, со всеми его чудесами, опасностями и диковинными нравами чужеземных народов. Уни учил по книгам языки самых разных, но одинаково интересных людей и мог в голове часами вести вымышленные беседы с ними, представляя себя то свирепым воином из аринцильского дома Орла, то отважным кормчим торгового флота из Капошти или даже шаманом совершенно диких варваров из степей Великой Шири.

Сама работа не требовала особенно много времени, однако являлась именно тем случаем, когда необходимая барщина, как плата за возможность заниматься любимым делом все оставшееся время, становилась вдвойне тяжелой обузой именно потому, что воспринималась как грубое вторжение в грандиозный и продуманный мир абсолютно иных масштабов. Ну в самом деле, составить каталог новых свитков или сделать выписку из столетнего трактата по кулинарии было не совсем адекватной задачей для человека, уже давно объявшего весь известный мир своим жадным до знаний разумом. Тем более что архивное начальство так и норовило придумывать для Уни все более и более примитивные поручения, откровенно злоупотребляя его незлобивой и безотказной натурой. Вот и сейчас, например, с тоской рассуждал он, какой смысл был посылать именно его отнести заказчику копию очередной бездарной баллады о любви? Нет, конечно, можно понять Гергия и всю прочую престарелую банду, которая откровенно экономит на курьерах, норовя положить себе в карман даже самую малую часть любых возможных доходов. Исключением был разве что старина Барко, с которым Уни роднили такие уникальные для жителей империи качества, как любовь к иноземным языкам и вопиющая непрактичность. Так что можно не сомневаться: если Барко ищет его для какой-то работы на закате дня, то с мелким услужением это едва ли как-то связано. А опять двигать куда-то на другой край города Уни не хотелось вдвойне, ибо на сегодня было твердо назначено одно из важнейших событий в его жизни.

Он подумал о Сиане. При мысли о ней молодой архивист словно позаимствовал у красавца сокола крылья и двинулся, нет, полетел сквозь знакомые коридоры, вслепую пронзая хитрый узор запутанных, но давно засевших в глубинах памяти поворотов, спусков и тяжелых, с вычурными литыми замками, дверей. Она была для него той единственной девушкой, чей мимолетный детский образ навсегда входит в сердца юношей с тонкой душевной натурой и чья мистическая недостижимость может годами будоражить разум, заставлять кровь в жилах бурлить от трепетного чувства непознанной, неземной, но всецело поглощающей любви. Впрочем, Уни был искренне горд за себя именно благодаря тому, что, в отличие от абстрактного сонма пустых воздыхателей, нашел в себе силы пойти значительно дальше по такому хрупкому пути сближения с объектом своей мечты. И вот после почти что двух лет увлекательной игры взглядов, внешне формальных приветствий, когда грудь рвалась от бешеного сердцебиения, и тонких намеков на не менее утонченные обстоятельства он все-таки собрал волю в кулак и (теперь или никогда!) назначил любимой девушке свидание в садах Архомены.

Излюбленное место гуляния горожан было спроектировано словно с таким расчетом, чтобы жаждущие общения молодые люди имели возможность встречаться в уединении, но в то же время – и у всех на виду. Это позволяло девушкам хранить чистоту своей репутации, а юношам – не ломать лишний раз голову над тем, куда повести еще не так хорошо знакомую подругу. Столичные нравы, формально более строгие из-за близости главных святынь Ясноликого божества, на деле были гораздо более благосклонны к естественным человеческим слабостям, нежели взгляды воспитанных в патриархальном стиле герандийских провинциалов. Первые десятилетия имперской истории придворные жрецы Солнца еще как-то пытались регулировать вопросы морали и взаимоотношения полов, однако стремительное превращение Энтеверии в крупнейший космополитический мегаполис Дашторниса накрыло эти потуги такой мощной волной ханжества, саботажа, а потом и откровенных протестов, что в конечном счете власть предпочла не вычерпывать реку ложкой и ограничиться одним: «Можно все, что не оскорбляет Небесного владыку». В переводе на простой язык это означало, что после захода солнца жизнь в столице преображалась до неузнаваемости. Особо догадливые граждане, правда, пришли к выводу, что ночь можно запросто организовать и в одной отдельно взятой комнате, если тщательно занавесить окна. Впрочем, Уни, как настоящему романтику, подобные вещи представлялись грубым покушением на мир его чистых мечтаний и потому решительно и с искренним негодованием отвергались. Для него отношения с возлюбленной были неким волшебным стремлением как раз таки, наоборот, к свету. И именно такой настрой и заставил его с устремленным прочь из мира архивной пыли взором буквально впечататься у двери в неожиданного посетителя, до сего момента так мирно беседовавшего со старшим смотрителем Барко.

– Ну что же ты, Уни! – в своей вдумчиво-снисходительной манере выразил недоумение начальник. – То тебя не дождешься день-деньской, то сразу с ног сбиваешь.

Уни скороговоркой пробормотал извинения, прижал кулаки к груди и вытянул вперед правую руку, поспешно поклонившись. Традиционное почтительное герандийское приветствие в его исполнении выглядело угловато и было напрочь лишено той отточенной элегантности, что требовалась в аналогичных случаях от императорских придворных. Стыдливо подняв глаза на жертву собственной оторванности от реального мира, он не смог сдержать вздох облегчения. Припозднившимся гостем оказался Манелий Ронко, советник Ясноликого престола и заядлый любитель древних рукописей. Его слегка прищуренные миндалевидные глаза смотрели на Уни с глумливой иронией, лишенной, впрочем, всякого намека на раздражение.

– Энель Ронко, это наш лучший и наиболее одаренный сотрудник, Унизель Вирандо. Кхм, да вы, впрочем, кажется, уже знакомы, да.

Ронко склонил голову в элегантном согласии:

– Дружище Барко, я буду вдвойне признателен, если вы укажете нам уголок для беседы в… – он слегка развел руки, словно только что обнаружил себя стоящим в коридоре, – более спокойной обстановке.

Ронко и молодой архивист проследовали в небольшой альков, предназначенный для рабочих пометок и каталогизации книг. Чиновник нес себя по темным коридорам с возвышенным достоинством и улыбчивым снисхождением во взгляде. Его длинная, до пят, пестроцветная палма с широкими рукавами диктовала именно такой стиль передвижения. Ронко поочередно вытягивал вперед и в стороны полусогнутые в локтях руки, будто предлагая своему спутнику лишний раз обратить внимание на все эти полки и ящики со свитками вековой мудрости. Впрочем, Уни не испытывал и тени иронии к этому невинному позерству. Впервые он познакомился с Ронко три года назад и с тех пор не переставал удивляться несвойственной для людей его круга тяге к индивидуальному просвещению.

Как правило, чиновники или просто эстетствующие богатеи обращались в архив, чтобы потом блеснуть эрудицией в очередном докладе, поразить прекрасных дам редкой цитатой в рифмованном послании либо раздобыть копию древнего трактата из серии «Стратегемы для сшибок с варварами и иным врагом», обязательного к хранению в домашней библиотеке для всех образованных мужчин империи. При этом мало кто из них приходил в архив лично – чаще всего дело ограничивалось курьером с соответствующим предписанием, а готовый заказ потом отправлялся прямо на дом. Уни и сам неоднократно исполнял роль посыльного, однако всегда стремился найти в этом светлую сторону – ну, хотя бы возможность лично посетить дома высокородных заказчиков и постичь все тайны их читательского выбора. Это было одним из его немногочисленных козырей в разговорах с друзьями. Ну кто бы мог подумать, что, скажем, мрачно-неприступный Ло Виньяки, секретарь Военной палаты, является тайным поклонником улиньской поэтессы Левии Сюй и собрал у себя полную коллекцию ее лирики о неразделенной любви? Или что удачливый купец Крамат Сегно, красавчик и признанный ловелас, буквально выдоил архив в поисках все новых средств для повышения потенции? Ну а то, что блестящие доклады Лицизия Дорго, одного из любимейших сановников императора, почти наполовину состоят из тщательно подобранных рукой Уни цитат из древних трудов по государственному управлению, так это просто классика жанра.

От всей этой блестящей публики Манелий Ронко отличался прежде всего тем, что в архив всегда приходил сам, от услуг библиографов отказывался наотрез, требовал свитки лично в руки и полного уединения. Уни был единственным счастливчиком, для которого в таких случаях делалось исключение. Прочитав гораздо больше книг, чем требовали его служебные обязанности, юноша мог незамедлительно посоветовать Ронко, где стоит искать ту или иную информацию по книгам практически всех разделов. А читал тот в весьма и весьма странной манере, словно высасывал из свитков нужные знания, не соблюдая очередности глав и порядка листов. Казалось, будто Ронко все время бранится от того, как неправильно записаны интересные ему сведения, и строит где-то внутри себя новый архив, где все разложено по полочкам в совершенно иной, на этот раз уже единственно верной последовательности. Его любопытство простиралось от жизнеописания дальних стран света до рецептов изготовления ядов, от особенностей системы государственного управления в доимперской Герандии до новейших трактатов по архитектуре. Уни как-то пришла в голову мысль, что Ронко чем-то неуловимо похож на него самого, каким он, возможно, при определенных обстоятельствах мог бы стать лет через тридцать. Мог бы? Кто его знает. Если для Ронко все это лишь экстравагантный каприз и еще один вид досуга, то для Уни – единственная работа, на которой он, похоже, весьма прочно увяз после выпуска из столичной академии без каких-либо перспектив продвижения вперед.

– Мой дорогой друг, – начал Ронко в своей изысканной манере, когда они остались наедине, – ты, кажется, уже говорил это мне, но позволь осведомиться еще раз: ты и правда так сильно интересуешься Вириланом, как мне только что настоятельно поведал твой убеленный сединами наставник? Барко тут просто огорошил меня идеей насчет того, что вы с ним – единственные носители вириланского языка в империи.

Ронко, похоже, начисто проигнорировал заботливо пододвинутое к нему кресло и просто уставился на Уни с высоты своего внушительного роста. Его избыточно любезный взгляд казался в то же время необычайно пронзительным из-за красивых, редкой формы глаз, слегка изогнутых и опущенных к переносице, особенно когда их обладатель улыбался и мышцы на его щеках наливались. В такие моменты казалось, что лицо Ронко словно превращается в некую театральную маску, и добрую, и страшную одновременно.

Уни сцепил руки в замок на животе, вдохнул и, наконец, собрался с силами, чтобы ответить стройной и членораздельной фразой:

– Да, все именно так, как вы и сказали. То есть, – поспешил тут же добавить он, – мои познания в этом вопросе носят весьма скромный характер и совершенно не могут быть сравнимы с эрудицией энеля Барко. Это ведь именно он научил меня всему, что знает, показал редкие книги и нужные фрагменты из них. Да что тут говорить, старший смотритель Барко – вот кто главный и единственный знаток Вирилана в империи, ручаюсь вам!

– Я отдаю дань твоей искренней скромности, – Ронко понимающе кивнул и на мгновение прикрыл глаза, – но сейчас меня интересует вовсе не это. А человек, способный составить для императора емкую, но содержательную записку о Вирилане и его жителях, форме правления, обычаях – словом, обо всем, чтобы совершенно не сведущий в данном предмете человек смог за короткое время получить исчерпывающие представления об этой географической загадке, не подвергшись смертельному утомлению в процессе чтения документа. Барко сказал мне, что этим человеком можешь быть только ты.

– Я? – наивно растерялся Уни. – Нет, мне, разумеется, очень лестно слышать о себе столь высокий отзыв, несомненно, не вполне заслуженный, но при этом…

– Ты читаешь первоисточники? – немилосердно прервал этот поток самоуничижения Ронко.

– Разумеется! – словно спохватился Уни. – Изучать историю без первоисточников – это все равно, что петь песню без слов. А Вирилан – это ведь история, это страна без настоящего, я имею в виду – для нас, это закрытая страна, – зачастил он. – Никто не знает, что происходит там на самом деле, ну вы в курсе, они торгуют только с капоштийцами, да и то всего одна маленькая фактория на побережье, общение сведено к минимуму…

– Вот об этом ты и напишешь! – Ронко элегантно провел указательным пальцем по книжным футлярам лишь для того, чтобы затем демонстративно чувственным движением губ сдуть с него вековую пыль. – Только мой тебе совет – не пиши по-вирилански, а то увлечешься своими первоисточниками, а потом прочесть сие никто не сможет!

Уни непроизвольно улыбнулся этой неожиданной шутке и почувствовал себя уже не так напряженно.

– И скажи-ка еще вот что, мой друг, – продолжил допрос велеречивый Ронко. – А говорить по-вирилански ты не пробовал? Хотя прости, конечно – с кем тут разговаривать? И главное – о чем? Я все время забываю, что речь идет о мертвом для нас языке…

– Нет, отчего же! – распалился Уни. – Во-первых, старший смотритель Барко иногда имеет возможность обсудить со мной особо интересные места из древних текстов. А во-вторых, я и сам… Ну, то есть когда читаешь какую-нибудь хронику, представляешь все эти войны, древних героев, вживаешься в образы мудрецов, полководцев и владык…

– Да что ты говоришь? И ты вслух озвучиваешь их диалоги? Этакий театр теней в подвалах имперского архива? Очень, очень оригинальная находка!

Уни почувствовал, что краснеет до самых кончиков ушей. Но отступать было некуда, да и запал, разбуженный в нем неожиданным предложением, оказался слишком силен.

– Понимаете, дело не в этом. Когда вириланы объединили пять царств под своей властью четыреста лет назад, отказавшиеся принять новые порядки сели на корабли и бежали прочь, в том числе и в империю. Они быстро растворились среди ее жителей, и книги, которые они привезли с собой, – это единственное, что может дать нам хоть какие-то знания о Вирилане.

– Я ни в коем случае не ставлю под сомнение твои методы обучения. Тем более что они могут оказаться для нас весьма и весьма полезными. Хмм… Я даже и представить не мог, что все будет складываться так благоприятно!

– Сделаю все, чтобы сполна оправдать ваше высокое доверие. К какой дате следует подготовить документ?

– К завтрашнему полудню будет в самый раз, – Ронко равнодушно пожал плечами и беспечно оглядел книги вокруг.

Уни на мгновение показалось, что все его внутренности словно упали в пятки.

– Как? Простите, к полудню? – переспросил он. Голос, похоже, тоже рухнул в бездну, ибо звучал слабо и хрипло, словно из глубины.

– Ну да, – сочувственно протянул Ронко. – Теперь видишь, как мне повезло, что этим делом займешься именно ты? Ух! – и Ронко звонко щелкнул пальцами. – Воистину, если Владыка небесный уже решил чью-то судьбу, то проведет его даже по мосту толщиной с волос!

– А, конечно, – окончательно сник Уни, прямо противоположным образом реагируя на неожиданное веселье своего знатного собеседника. – Можете не беспокоиться, все будет готово в срок и в лучшем виде, – он попытался изобразить хотя бы вялый энтузиазм, но сник на первом же вдохе.

– Ну вот и замечательно, не буду тебя задерживать, увидимся завтра!

Уни даже не рассмешил откровенно детский восторг Ронко, который вмиг сделался похожим на ребенка, заполучившего давно желанную игрушку. Тот уже скрылся где-то в недрах архива, а Уни так и остался стоять, прижавшись спиной к книжным полкам, пытаясь осознать всю противоречивость и трагизм наступившего момента. Ну в самом деле, почему судьба стремится поиздеваться над ним даже тогда, когда, казалось бы, преподносит столь редкий набор радостных сюрпризов? После долгих лет пустого сидения в архиве на его таланты и умения обратили внимание при дворе, что может стать тем единственным шансом вырваться наконец из этих мрачных подвалов и проявить себя в настоящем деле. Если успешно справиться с этим заданием, то, может быть, со временем стоит рассчитывать на серьезную должность, где его уже никто не будет держать за мальчика на побегушках, а можно будет самому отдавать распоряжения подчиненным. Но почему эти столь желанные и долгожданные возможности появляются именно в такой момент, чтобы перекрыть собой наметившийся успех в другой, не менее важной сфере? Почему все знакомые и друзья так легко и непринужденно совмещают карьеру и личную жизнь, а его словно заставляют жертвовать одним ради другого? Ну уж нет! Уни сжал зубы и, откинувшись назад, гулко стукнулся головой о деревянную панель на стене. Пропустить свидание было бы так же немыслимо, как и чудесно свалившуюся на голову возможность показать себя с этой запиской по Вирилану. И что тогда остается? А остается только одно – делать все и сразу.

«Ну вот, – лихорадочно подсчитывал в уме Уни. – У меня, видать, всегда в жизни так – то густо, то пусто. Итак, вечер – прогулка с Сианой. Торжественное признание в любви на закате дня. Ха-ха, романтика по расписанию! Смех смехом, а так, может, даже лучше, меньше волнения будет, когда у тебя еще куча других важных дел. Извини, дорогая, у меня так много забот, нужно готовить доклад для императора… Хмм, ну, приврать тут тоже не такой уж грех великий, зато какой эффект! После неизбежного при таком блестящем раскладе успеха – рысью в архив, где ночное обострение творческих сил порождает гениальный шедевр, достойный похвалы Великого владыки. О, какие точные сведения, что за широта познаний! А слог, язык, величественная, но емкая манера изложения! И никакой скорописи, все оформить строгой парадной вязью! Эх, когда я в последний раз практиковался в каллиграфии? Ну да ладно, в лепешку расшибусь, но я им такое сделаю, что ахнет вся Вельможная палата! Кто, вы говорите, автор этого уникального трактата? Унизель Вирандо? Всего лишь помощник старшего смотрителя? Какое упущение, вы совсем не умеете использовать людей в соответствии с их талантами! Срочно повысить его до смотрителя отдела! Нет, лучше назначить его личным советником императора! Кто еще обладает столь обширными знаниями обо всех иноземных державах?! Хмм, ну, это уже чересчур, но игнорировать меня дальше, после столь уникальной и воистину героической работы, будет уже совершенно невозможно. Главное – не забыть договориться с Барко, чтобы он разрешил посидеть в архиве этой ночью, – размышлял Уни, не замечая, что давно уже не просто идет, а будто парит над землей. – О сокол, сокол, дивный сокол, я скоро к тебе присоединюсь!»

Глава 2. Сердце вдребезги

Аринцилы поклоняются лишь двум богам, в отличие от других язычников. Первый – Пулиментель, бог смерти. Ибо смерть, как говорят они, есть единственная реальность, которая в равной степени касается каждого из нас. Будь ты сильный или слабый, красивый или урод, богатый или бедный – ты все равно умрешь, рано или поздно. Значит, именно смерть стоит над всеми, значит, именно она – повелитель всего живого. Лично я нахожу в этом много общего с нашей верой в Великое светило, которое одинаково дарит свет всему сущему. Однако если бог аринцилов олицетворяет страх и ужас перед неизбежным концом и в целом весьма образно отражает всю суть их жестокосердного общества, то наш Небесный властитель покровительствует светлым землям империи, где рождаются мудрые и человеколюбивые мужи. Второй бог – Алинтепель – покровитель воинской удачи. Будь ты хоть трижды силен, но если и враг твой тоже достойный боец, то победа будет за тем, кому благоволит удача. Порой исход сражения или поединка решает такая малость, что даже искушенный в единоборстве воин не может ничего противопоставить сокрушительной мощи этой досадной случайности, которая, словно меч, неумолимо перерезает линию его судьбы…

– Ты так интересно рассказываешь, просто заслушаться можно! – Аккуратная, ухоженная брюнетка с точеным профилем и необычайно красивыми глазами изумрудного цвета вот уже больше часа шла рядом с Уни по извилистым дорожкам Архомены, наслаждаясь теплым вечерним ветром, пригнавшим очаровательно алый закат и такого начитанного собеседника. А он даже и не предполагал, что увлечь эту недоступную героиню своих тайных мечтаний будет так легко – достаточно просто подряд рассказывать ей все, о чем пришлось читать в рамках курса свободного просвещения в архиве.

«Надо же, как все гладко идет! – подумал Уни. – Сейчас расскажу ей о ритуале выбора невесты в Торгендаме, а потом можно будет приступать к основному пункту программы. О моя дорогая Сиана, я знавал так много красавиц заморских и прочих прелестных созданий Творца, но с тобой не сравнится никто из живущих ни в империи, ни в самых отдаленных уголках света, ни даже среди принцесс прошлого, ибо ты есть принцесса моей души, ты поселилась там навечно, и мой трепетный взор прикован к тебе навсегда…»

– Я так рада, что, хоть ты и состоишь на ответственной императорской службе, все равно нашел время встретиться со мной!

– Ну, – Уни даже несколько смутился, – я действительно испытываю некоторую нехватку времени. Вот завтра, к примеру, я должен буду представить очень важный доклад самому Великому владыке. Секретный доклад, между прочим. Да, есть вещи, которые его величество может доверить только мне. А что делать? Простых исполнителей пруд пруди, а вот людей с истинным пониманием сути вещей…

– Ой, прав ты, еще как прав! Мой отец тоже все время жалуется на то, что работать просто некому. И это у него-то, в святая святых, Фискальной палате Ясноликого престола! Все же жулики, все думают только о том, где удобней украсть, представляешь? Накупят себе домов, лодок, помпезных экипажей, картины коллекционируют, статуи, а в голове-то пусто!

– Ну так, – тяжело вздохнул Уни, – это же вообще примета нашего времени – деньги без культуры и культура без денег. Вот в древности – там да, там были просвещенные правители, которые брали на службу мудрецов, государство богатело, а народ жил спокойно и счастливо. Когда мудрость отделена от власти, а власть от мудрости, то страна подобна телу, у которого отрубили голову!

– Ах, как ты красиво говоришь!

– Я всего лишь скромный рыбак, что ловит истину в дырявую сеть своих мимолетных размышлений. И это не я первый придумал, что образованных, знающих науки людей нельзя обделять вниманием власть имущих. Не найдя сочувствия и понимания в обществе лучших мира сего, они неизбежно обратят свой голос к черни, станут вождями безумной толпы, для которой страсть к разрушению и ниспровержению основ благопристойного общества есть логическое продолжение ее животной, низшей духовной природы. Как жаль, что наша напыщенная бюрократия не желает видеть очевидного – лучше потратить сто леро сейчас, чтобы собрать носителей мудрости, чем тысячу – завтра, когда бунт начнется!

– Я согласна с тобой. Но не все так слепы и безрассудны. Мой будущий муж Семлий Торви очень любит и ценит талантливых молодых людей! Он говорит, что они – опора империи.

– Твой… будущий муж? – Уни показалось, что вся кровь разом прилила к его голове и глаза словно застилает черный туман. Юноша встал как вкопанный и поднес руки к вискам.

– Ну… да. Конечно, правильнее было бы сказать – жених, но ведь вопрос уже решенный. А ты разве не знаком с ним? Мой Семлий – один из высших командиров Солнечной стражи, вы должны были видеться с ним во дворце.

– Нет. Э-э-э… не приходилось. Ну, то есть я, конечно, слышал о нем. И давно вы знакомы?

– Уже три месяца. Помнишь, когда ты встретил меня на площади перед Имперским судом, он еще стоял рядом с моим отцом? Такой высокий, сильный, и лицо – жесткий, мужественный профиль! Ты знаешь, я ведь никогда не считала себя особо чувственной девушкой, но когда увидела его в первый раз, у меня словно волна внутри поднялась. Так потянуло к нему, только держи!

– Ага, – с каменным лицом произнес Уни. Он глубоко вздохнул, заложил руки за спину и вновь двинулся вперед, пытаясь изобразить равнодушно-беспечную походку. – Ну, идеальный герой, в общем. Все девушки спят и видят, как такой бравый парень спасает их от какого-нибудь дракона!

– Э-э-э… не то чтобы парень, он ведь все-таки на пятнадцать лет меня старше. Скорее мужчина в самом расцвете сил. И тоже – очень, очень умный. Я ведь тебе не до конца рассказала. Семлий как-то говорил, что, когда мы поженимся, обязательно создадим дома кружок из самых выдающихся ученых людей империи. Ты сейчас в точности повторил его слова – образованным книжникам не стоит общаться с чернью. Должно быть такое место, куда они могут прийти, обсудить всякие интересные идеи, выпить, закусить, развлечься. Мы будем устраивать такие красивые вечера, только представь: философы с венками на головах, жаркие дискуссии, аплодисменты! И я очень хочу, чтобы ты тоже обязательно во всем этом участвовал.

– Я? Хмм… большое спасибо.

– Ну что ты, Уни? Ты ведь такой милый мальчик, тебе нужно сделать карьеру, получить солидную должность. А так тебя быстрее заметят, ты войдешь в круг общения лучших людей империи. Мудрецы и правители – за одним столом! Это ведь как раз то, о чем ты сам только что так красиво говорил, разве нет?

– Все так, Сиана. Только… Ты вот назвала меня умным, но на самом деле это вовсе не так. Я сегодня понял, что по-настоящему умна ты, а я… я просто дурак, вот и все! – дрожащим голосом произнес Уни, безразлично устремив взгляд куда-то вдаль.

– Ах, какой ты все-таки забавный! Ну подумай, разве я могу и впрямь быть умнее тебя? Ты столько книг прочитал, столько знаешь всего, что мне и не снилось! А я так – по верхам нахваталась, одна надежда на общение с такими, как ты!

– Я тебя еще когда-нибудь увижу? – все больше входил в роль страдальца Уни.

– Конечно! Заходи на недельке – расскажешь мне еще про аринцилов! Отец говорит, что с ними война скоро будет, а Семлий в это не верит. Кто из них прав, как ты думаешь?

– Я думаю, что, скорее всего, ближе к истине твой многоуважаемый батюшка, – Уни, наконец, собрал волю в кулак и остановил рвущиеся наружу волны отчаяния.

– Вот и я того же мнения, – доверительно наклонилась к нему девушка. – Но умоляю, не выдавай меня Семлию, он так не любит, когда я с ним в чем-то не согласна! Ну ладно, я побежала. Солнце уже почти село, а время с тобой бежит так быстро!

– Я провожу тебя.

– Не надо, у входа в парк меня ждет паланкин. До свидания, Уни, очень рада была с тобой пообщаться! – и девушка, элегантно помахав тонкой ручкой с изящным золотым браслетиком в виде виноградной лозы, оставила молодого архивиста одного на развалинах его несбывшихся надежд.

– Милый мой, я вот совсем как-то не пойму, а на что ты вообще там мог надеяться? – идущий по левую руку от Уни слегка полноватый молодой человек был само воплощение сарказма. Свой весьма немногим больший, чем у опечаленного спутника, рост он с лихвой компенсировал горделивой осанкой, кричащей роскошью разноцветной парчой и глумливым выражением холеного лица. – Ты вообще хоть знаешь, кто у нее отец? Это ж Отоний Зайни, правая рука начальника Фискальной палаты! Тебе до этой ласточки в жизни не долететь, соображаешь?

– Ой, да не в этом дело, Соргий! – тряхнул густыми черными кудрями идущий с другой стороны от Уни крепко сложенный парень, выглядевший на фоне двух других своих спутников настоящим великаном. – Вечно ты все меряешь деньгами и чинами! Тут ведь в другом дело – наш юный герой месяцами грезил о свидании с девушкой, которая уже в паре шагов от супружеского очага!

– Да, я юный, очень юный, но я родился в один год с вами, однако чуть что – почему-то всегда «малыш Уни». Достали уже – Светило свидетель!

– Ой, сейчас он будет возмущаться и говорить о своих правах! – начал кривляться Соргий. – Нет, мой мальчик, чтобы быть мужчиной, недостаточно просто глядеть на красавиц. Нужно еще иметь немного мозгов, не вашей этой архивной пыли в головах, а обычного такого житейского разума, и вообще почаще выбираться на белый свет! Ты там, в своих подвалах, как в материнской утробе, считай, что и не рождался вовсе, ты даже не юноша, ты младенец, у-сю-сю-сю!

– Да, я не знаю жизни, если под этим понимать твои грязные попойки, всех этих грязных шлюх, все эти парады чревоугодия и ярмарки разврата, вонь этой вашей травы и вообще! Человек создан для чистоты, для света, чтобы с равным жаром постигать тайны мира и зов трепетной любви! И я никогда не буду таким, как вы! Что вы теперь, затравите меня, да?!

– Кстати, насчет грязных попоек, – прервал Уни спутник справа. – Может, в «Зайца», а? Что думаете? По-моему, идеальное заведение, чтобы вдрызг напиться с горя от утраченной трепетной любви!

– Ну знаешь, Вордий, я думал, хоть ты меня понимаешь! Встретил, значит, свою любовь, а на друга начхать, да? Забыл, как сам страдал, а мы тебя пивом отпаивали?

– Еще как отпаивали, только блевал почему-то я, – вернулся к приятным воспоминаниям Соргий. – Да, умеют пить эти ваши головорезы из гвардии. Как раз в «Жареном зайце» все и было. Так что, собственно, почему бы и нет, место проверенное!

– Я к вам как к своим лучшим друзьям – за советом, а вы вместо этого только смеетесь, и ни одного слова поддержки! Да еще и опять пить, мне завтра к полудню доклад для императора готовить, не пойду я никуда, буду страдать в одиночестве!

– О, слышал? Пишет для Великого владыки, а выпить за него отказывается? Непорядок. Я тебя, можно сказать, в силу данных мне полномочий официально арестовываю вплоть до исправления этой святотатственной ситуации, – Вордий Онато стиснул успевшего только пискнуть Уни своей львиной хваткой и втолкнул его тщедушное тело в горнило любимого питейного заведения.

«Жареный заяц» был, безусловно, не самым известным, но зато одним из самых веселых кабаков Энтеверии. Собственно, по-другому и быть не могло, когда в таком небольшом помещении одновременно собиралось такое число любителей хорошенько промочить горло. Как можно было догадаться по названию, место славилось блюдами из дичи, чем заслужило уважение «настоящих мужчин». Тем более что приобщиться к этому достойному кругу можно было не за самые большие, по столичным меркам, деньги.

Свободных мест не было, однако Вордий решил эту проблему традиционно – отшвыривая в сторону особо захмелевших посетителей.

– Эй, человек, а ну быстро сюда! Гвардия императора – понял, кто пришел? Давай, чтоб все как положено: зайца там своего, овощей, булок, орешков, – и чтоб не лежалого!

– Что пить будете – вино, пиво?

– Ты все неси, и то и другое.

– А вино какое? Есть серегадское крепленое, очень хорошее!

– Я сказал, тащи!

– Слушаюсь!

Мужчина быстро поклонился и засеменил между рядами, огибая пирующие компании.

– Ничего себе! – подивился Уни. – Ты ведь никорх без году неделя, а уже так распоряжаешься. Что же будет, когда ты в старшие командиры выйдешь?

– А ничего, нормально. Так ведь можно битый час просидеть, пока эти бездельники тебя заметят. А у нас на столе уже – опа, и смотри, какое изобилие!

– Дивно. А платить за все это кто будет?

– Он! – и Вордий многозначительно выставил свой мощный палец в сторону оживившегося при запахе пива Соргия. – Пусть заплатит за каждое подлое слово, сказанное в адрес моего любимого друга, – могучий воин сжал мощной пятерней голову Уни и чмокнул его в макушку.

– Ну, конечно, вы ведь меня с собой как кошелек водите, да? – стал возмущаться Соргий. – Ну кто бы знал, что я, выросший с вами в одном дворе, буду покупать дружбу за выпивку, когда вырасту!

– Да ты сам себя так поставил, дурашка! Я тебе сколько раз говорил – кончай все мерить деньгами. Тебя ж просили, как бабника со стажем – дай совет, что делать-то, а? А ты чего – «да я вообще не пойму», «ой, да ну как же». Кому это надо?! Тут человек погибает, не видишь, что ли?

– Ну, раз погибает, тогда первый тост – за дружбу! Чтоб всегда было кому из петли вынуть!

– За дружбу! – и члены маленькой компании, по традиции плеснув по кругу немного вина в бокал соседа, разом осушили кубки.

– Видишь ли, Уни, – обратился наконец к слегка порозовевшему собеседнику Соргий, – твоя основная ошибка, приведшая к сегодняшней неудаче, до крайности банальна и потому имеет столь трагичные последствия. Все дело в том, как ты смотришь на женщину.

– И откуда же ты знаешь, как я на нее смотрю?

– Ха! Ты думаешь, что уникален? А между тем в свое время через это прошли практически все. Понимаешь, ты смотришь на нее как на… ну, на некую святыню, возвышенное существо, богиню… Вот в этом и есть корень всех твоих бед.

– Да, ну и что? Как я еще могу смотреть на любимого человека? Это ведь нормально.

– Нормально? Ха! Нормально – это видеть в женщине ту, кто она есть. На самом деле. А есть всего лишь красивая оболочка, за которой скрыто до крайности приземленное и отнюдь не возвышенное существо, весьма далекое от всякой романтической чепухи и, как правило, весьма хорошо представляющее себе, чего оно хочет от жизни.

– И чего же «оно» хочет?

– Внимания и заботы. Со стороны мужчины. Все остальное крутится вокруг этих слов. То есть, во-первых, ты должен выглядеть в ее глазах мужчиной, а во-вторых, оказывать ей внимание и заботу. Все остальное совершенно не имеет значения.

– И что же должен делать с женщиной такой мужчина?

– О-о-о, это Вордий тебе расскажет! Давай, как там у вас с Лювией?

– Не тронь, скотина, мою девочку своим грязными, потными лапами, – бравый гвардеец одной рукой схватил Соргия за грудки и принялся с рычанием мотать из стороны в сторону.

– Что? Еще ничего не было? Ты врешь, Ворик! Врешь, ха-ха, – болтался, захлебываясь от смеха, Соргий.

– Лювия не из таких. До свадьбы у нас ничего не будет, я решил!

– О, свадьба? Это что-то новое. Хотя, если подумать, зря ты, что ли, искал себе такую хорошую девочку, – деловито рассуждал отпущенный наконец на свободу Соргий. – Только до нее-то у тебя сколько их было? Давай поделись секретами со своим любимчиком.

– Видишь ли, Уни… – начал было излагать Вордий, небрежными движениями состругивая зайчатину себе на тарелку.

– Малыш Уни! – язвительно напомнил Соргий.

– Да, малыш Уни. Видишь ли, малыш… – Вордий отвлекся от еды и с ехидным выражением оглядел своего несчастного друга.

Порыв негодования и натянутая ухмылка смешались на лице Уни в трудночитаемую гримасу. Сейчас ему очень не хватало Дагения Вандея – четвертого члена их славной компании, пока что не вернувшегося из своей поездки в деревню. В его присутствии на молодого архивиста каким-то мистическим образом сыпалось меньше покровительственных острот.

– На самом деле, тебе ведь сейчас не о девушках думать надо, если уж совсем честно.

– То есть как? Вам, значит, можно, а мне – и вдруг нельзя?

– Да нет, ты совсем не так меня понял. Я имел в виду, что для успеха у противоположного пола тебе требуется сперва серьезно измениться самому.

– Знаю, знаю. Сижу в подвале, реальной жизни не знаю, слышал все это сто раз.

– Да тут даже не в конкретном знании дело. Понимаешь, внутренний стержень у мужчины должен быть, проявлять себя нужно. Причем тут твой архив? Какое имеет значение, чем ты там вообще занимаешься? Лицизий Дорго в молодости торговал лепешками на улице, а теперь он ближайший советник императора.

– Ну да, – Соргий откинулся на спинку стула и витиевато почесал себя за ухом. – Другой, хоть в твоем архиве, знаешь как развернулся бы? У-у-у… дай только волю!

– Да? И как же это? Свитками приторговывать? Может, сведениями из закрытого доступа, а? Вот что, Соргий, если ты сам подонок без чести и совести, это твое дело, мне все равно. Но хоть других-то с грязью не мешай, ладно?

– Кто подонок? Я без чести и совести? А ты забыл, как в прошлом году по своей цыплячьей рассеянности посеял свиток сказаний Эридо Мортими? А я, дурак, за свои деньги купил тебе копию, отвалил за нее три сотни леро, и все для того, чтобы теперь…

– Соргий, прости! Я неправильно выразился.

– А, неправильно, ну, разумеется! Вот тогда тебе лучше просто сидеть и слушать, а не хвастать знанием никому не нужных здесь баек о далеких странах.

– Ну, знаешь, это совсем не байки…

– Все, хватит! – рявкнул Вордий и вмиг прервал этот не к месту возникший спор. – Я вижу, одного раза за дружбу выпить было мало. Давай еще, теперь крепленого плеснем, и чтоб до дна!

– Нет, я так точно сопьюсь, – раскрасневшийся Уни вытер губы рукавом своей лучшей палмы, надетой по случаю провалившегося свидания.

– А ты закусывай больше и слушай, – продолжил Вордий. – Знаешь, в чем твоя основная ошибка? Ты слишком много времени уделяешь накоплению абстрактных знаний. Но для успеха – в любой сфере – по-настоящему полезно только одно знание, совсем другого свойства.

– Очень любопытно, Мрак меня поглоти. И какое, скажи на милость?

– О том, как правильно ставить себя с людьми, дурашка! Вот ты, положим, бегаешь в своем архиве по щелчку. Почему, спрашивается? Потому что ты дурак или совсем не имеешь собственного достоинства? Нет?

– Естественно, нет. Тут имеет место холодный расчет. Дай-ка я тебе объясню…

– Да к бесам Тьмы твои объяснения! Уж что-что, а понимать людей за годы службы я как-то научился. Ты ведь самым умным себя возомнил, да? «Откуплюсь малой кровью, путь дураки думают, что я на них пашу, а я им фигу в кармане?» Нет, дурак в этой ситуации ты! Запомни: что ты там внутри себя думаешь – никогда никого не волнует! Важно лишь одно – твой образ в глазах людей. Взялся ты играть роль скромного служаки, вошел в нее, потом не отмоешься – не докажешь, что это вовсе не ты! Привыкнут люди тебя таким видеть, и пиши пропало! И не надо тешить себя надеждами, что случится чудо и все изменится. Не бывает чудес в этом суровом мире, и чем раньше ты это осознаешь, тем больше времени у тебя останется, чтобы построить светлое будущее, – для себя самого, заметь. Многие и за всю жизнь не успевают, а ты так бездарно тратишь свои лучшие годы!

– Ну, не знаю. Тебе легко говорить, ты с детства такой грубый и мужественный. Я ведь совсем другой, смешно мне будет тебя копировать. Тот же театр получится, фарс, комедия самого низкого пошиба, – и Уни с горя отправил в рот целую горсть гладких кедровых орешков.

– При чем тут мужественность, это здесь вообще не играет роли! Вот Соргий, он что – такой же, как я? – глянул в сторону полноватого друга Вордий. Тот с преувеличенно жалобным выражением лица уставился на него снизу вверх. – Нет, разумеется. Но если человек хорошо соображает, где у кого взять и что куда толкнуть, то уж точно не пропадет, даже если по росту ниже большинства энтеверийских красоток!

Соргий сбросил жалобную гримасу и ловким движением заткнул рот своему не в меру «деликатному» товарищу круглой сдобой из рисовой муки со сладким жирным творогом внутри. Вордий зашелся возмущенным мычанием, а в это время маленький стервец не торопясь перехватил у него лавры главного ментора для неопытного юношества.

– Видишь ли, это он так хочет тебе сказать, что то, чем ты занимаешься по жизни, не имеет ровным счетом никакого значения. Важно, как ты этим занимаешься и чего достиг в этом направлении. Если ты яркая, сильная личность, то уважать тебя будут вне зависимости от сферы занятий. И женщины, хе-хе, в том числе. Они ведь так любят успешных, состоявшихся мужчин. И, по-моему, это ты уже успел заметить!

– Да уж, – горестно вздохнул Уни. – В этот раз даже такой дурак, как я, обратил внимание на это очевидное обстоятельство.

– Слушай, – Соргий оперся подбородком на ладонь и основательно оглядел Уни. – Ты ведь даже пьяный так витиевато выражаешься, да? Из тебя бы вышел неплохой составитель государственных указов и других важных писулек. Нет, Вордий, ты не находишь, а? Вот где ему надо делать карьеру!

– Кстати, касательно документов, – немедленно приободрился Уни. – Я ведь вам тут все хочу сказать, как мне повезло. Заходит, значит, в конце дня Манелий Ронко, советник императора. Между прочим, целый час ждет именно меня, никто не знает зачем, все в панике…

– Так-так-так… Именно тебя ждет? Очень интересно. А он что, не женат?

– Заткнись, Соргий! Так вот, и что бы вы думали? Речь шла ни больше ни меньше о секретной записке для самого Великого владыки! Государю срочно понадобилось подробное описание Вирилана, все, что только есть в архивах об этом загадочном, таинственном царстве!

– Ну, признаться, я вовсе не удивлен в свете последних событий, – впервые за вечер Вордий напряг извилины. – А, ты ведь не в курсе, да? Преследуя банды кочевников, наши впервые так далеко углубились в Великую Ширь и совершенно неожиданно наткнулись на вириланский лагерь в степи.

– Да что ты? Быть такого не может! Вириланы практически не покидают своих земель. Что они там забыли, можешь сказать?

– Не знаю, клянусь всеми бесами Страшного сумрака! Доклад о встрече был немедленно засекречен. У военных там какие-то свои игры, я лишь краем уха слышал. Но, сам понимаешь, слухи-то пошли…

– Ага, так сами вот взяли и пошли, – вмешался Соргий. – Нет, ребята, вы хоть и вращаетесь якобы где-то во дворце, а без меня все равно что клуши слепые.

– Ой, а тебе-то кто об этом рассказал? – Уни уже перестал что-либо понимать. – Нет, скажи, ну откуда ты можешь знать о таких вещах?

– Ну, я, может, и ниоткуда. Вордий тут прав – со всех участвовавших в рейде воинов взяли письменную клятву хранить молчание. Но вот незадача – некоторые из них решили, что на жен это не распространяется.

– Ну, а дальше?

– А что дальше? У жен ведь есть подруги, любовники…

– Нет, ну как же так можно? Если это государственная тайна…

– Уни, не переживай – все строго засекречено! Вот мне, когда рассказывали, так прямо и обозначили – ты, мол, понимаешь, что это большой секрет? Голову снимут, и все такое.

– Издеваешься, да?

– Нет, мой милый. Это просто еще одна правда жизни, которую тебе предстоит постичь. А звучит она так: тот, кто все время играет по правилам, всегда в конечном счете оказывается в хвосте. А я бы сказал еще проще – под хвостом. Так что мотай на ус, дружище, и заметь – абсолютно бесплатно. Более того, я вас еще и вином угощаю. Так что не ерепенься ты, давай лучше вздрогнули!

Друзья разом осушили кубки с «мужским» серегадским пойлом. Уни небрежно облокотился на край стола, помутневшим взглядом покровительственно обозревая кабак. Все эти торговцы, мелкий чиновный люд и масса сомнительных личностей совершенно непредсказуемого призвания, что в таком изобилии притягивает столица со всех концов обширной империи, теперь казались ему родными и понятными. И если, будучи трезвым, он частенько вздрагивал от резкого слова или грязной ругани, то теперь грубоватая обстановка ничуть не тревожила его хрупкую душу. «А что, нормально так сидим», – непринужденно подумал он.

– А ты это, доклад свой, ну и используй его по назначению, – продолжил свое наставление Вордий. – Как таран то есть. «Я самый умный», «никто, кроме нас», и все дела.

– Ну так я о чем и говорю! Битый час вам обоим втолковать пытаюсь, что у меня уже давно созрел замечательный план. Тем более что мыслю в этот раз строго корректно, ибо никто, кроме вашего покорного слуги, и впрямь в этом Вирилане не разбирается!

– Да ладно, что там! – скептически прищурился Соргий, аккуратно пытаясь поддеть ногтем захлебнувшуюся в его вине мошку. – Я в твоем Вирилане больше вашего разбираюсь, только что обсуждали!

– А язык? Ты языка не знаешь! А это главное, ибо никто из чужеземцев в стране ранее не был!

– Ой, ну вот скажи, Уни, ты всерьез полагаешь, что по книгам четырехсотлетней давности можно изучать язык и нынешний быт страны?

– Во-первых, можно. Вириланы – очень консервативный народ. А во-вторых, других источников у нас все равно нет. Так что без языка – иди-ка ты погуляй, подучись немножко, малыш!

– Да, Соргий, иди гуляй! – и Вордий, облизав заячью косточку, выразительно постучал ею себе по лбу. – Заполни головенку чем-нибудь более полезным, чем этот недобродивший отстой из серегадской кислятины!

Соргий не растерялся и сопроводил красноречивый жест друга глухим постукиванием по дубовому столу. Вордий запустил в него злополучную косточку, и сраженный насмерть шутник картинно сполз на пол со стула.

– Друг Уни, как по-вирилански будет «смерть»? Я еще так многого не успел в этом мире!

– Да ладно. По счету уплатил, так подыхай на здоровье! – элегантно пошутил Вордий. – Ну что, Уни, картина ясная? Вперед и за работу?

Уни решительно поднялся из-за стола, но вдруг понял, что движения его тела существенно отстают от хода мыслей. «Я думал, что главная задача будет собраться с мыслями после пьянки. Ха! Я ошибался. Главная задача сейчас – просто дойти до архива. Причем желательно – на двух ногах. Ну, хотя бы миновать дворцовые ворота!»

Уни живо представил себя вползающим во дворец мимо грозной стражи на четвереньках в середине ночи и с пропуском в зубах и рассмеялся, уткнувшись в мощное плечо Вордия.

– Скажи, нет, скажи, ты ведь всегда мечтал об этом?! – чуть ли не подпрыгивал в сторонке буквально захлебывающийся от восторга Соргий.

Похоже, что разговаривал Уни отнюдь не сам с собой и не только в мыслях.

– А что, это идея, – басовито поддержал Вордий. – Поможем другу влезть на карьерную лестницу. Без отца рос, кто ж ему еще дорогу-то верную укажет?

– Во дворец ночью? Класс! Я в деле. А что твоя Лювия скажет? Не боишься ее одну оставлять, а?

– Уймись, скотина! – беззлобно бросил Вордий и, поддерживая за плечи Уни, увлек компанию на выход из заведения.

Глава 3. Карьера насмарку

Огромная синяя муха молниеносно опустилась вниз и теперь с фантастической быстротой перебирала лапками по раскинувшейся под ногами Уни роскошной мозаике пола. Молодой архивист настолько боялся шелохнуться, что, похоже, даже чувствительные к малейшим колебаниям воздуха насекомые упрямо принимали его за неодушевленный предмет.

– Мда-а… Я это все очень хорошо понимаю, молодой человек, но все же хотелось бы услышать более внятное объяснение произошедшего этой ночью, – и смотритель архива Маргио хмыкнул на бедного юношу с такой угрюмостью, что у того рухнули последние надежды на какое-либо благоприятное завершение всей этой истории. – Вы хоть сами-то понимаете, что натворили?

– Я… Мне очень стыдно, энель Маргио. Честное слово, я и думать не смел, что все может… закончиться именно так. Правда, я даже не знаю…

– Не знаете. Ох, Уни, вы четыре года имеете честь работать в нашем достославном заведении. Четыре года вы состоите на государственной службе и имеете уникальную возможность вносить свой, пусть скромный, но все-таки вклад в общее дело накопления и преумножения великой сокровищницы знаний нашей империи. А ведь еще сам Саптий Астольдо говорил, что «знаний суть есть высшая мудрость, величайшее могущество, богатство и бремя». И вы, энель Вирандо, как ни печально это признавать, оказались не готовы именно к бремени, что несем все мы – наиболее знающие и образованные люди Дашторниса. А ведь так все хорошо начиналось… В двадцать лет – уже помощник смотрителя отдела. Да какого отдела – чужеземных манускриптов! Одно из самых сложных, самых почетных направлений работы. А какие блестящие перспективы еще недавно открывались перед вами! Ведь не далее как в прошлом месяце я имел обстоятельный разговор с энелем Барко, и он со всей ответственностью заявил мне, что уже через пару лет вы вполне могли бы дозреть и до старшего помощника смотрителя! А там, глядишь, еще через десять лет, когда энель Герзио отправится на заслуженный отдых, и до библиографа рукой подать! Но нет, вы предпочли все это разрушить, сровнять с землей! Ну скажите на милость, какого беса вас занесло в архив этой ночью?

– Понимаете, именно это я и пытаюсь вам рассказать. Дело в том, что я договорился со смотрителем Барко о возможности немного поработать в ночное время…

– Значит, вы договорились с ним?

– Ну, точнее, собирался договориться.

– Ах, собирались? Очень хорошо.

– Ну да. Я вообще-то не в первый раз так делаю, если честно…

– Простите, вы хотите сказать, что уже не в первый раз врываетесь в охраняемое государственное учреждение на территории дворца в пьяном виде? Я уже не говорю про ваших друзей, ведущих себя подобно степным варварам и использующих служебное положение для того, чтобы покрывать эти возмутительные безобразия!

– Ну, признаться, я не мог видеть, как это смотрится со стороны…

– Конечно, вы не могли видеть, вы даже на самостоятельное передвижение были не способны! Вас буквально внесли под руки эти два урода, один из которых показал жетон офицера императорской гвардии и угрожал охране физической расправой, а второй не только не имел пропуска, но и возмутительнейшим образом швырял монеты горстями в разные стороны, что практически полностью парализовало работу всей обслуги сегодня утром. Из-за этого происшествия я был вынужден отдать приказ ограничить допуск людей на территорию и лично, ползая на коленях, изымать все преступным образом разбросанные денежные средства! Нет нужды говорить о том, что сегодня же мною будет составлен подробнейший отчет в канцелярию императора с целью установления виновных и направления соответствующих писем их непосредственному руководству. Что же касается вас, молодой человек, то боюсь, нам придется распрощаться с вами раз и навсегда!

Энель Маргио откинулся на резную спинку широкого деревянного кресла торгендамской работы, уставив взгляд куда-то в пустоту, словно краснофигурная ваза в углу с изображением этапов изготовления пергамента интересовала его гораздо больше, чем этот ничтожный нарушитель спокойствия вверенного ему учреждения.

– Мне искренне жаль того времени, которое мы, по нашей наивности и вере в светлое начало человеческое, потратили на ваше обучение! – произнес он наставительным, полным наигранного сожаления тоном.

У Уни все буквально сжалось внутри. Еще вчера работа в архиве казалась ему вечной и незыблемой данностью, которой он всей душою тяготился, умоляя судьбу вытащить его из этого застойного болота. Теперь же его, казалось бы, навсегда устоявшийся мир грозил обрушиться самым позорным и драматическим образом, похоронив под своими обломками великолепные мечты о светлом будущем и блестящей карьере. Вдруг ему страстно захотелось немедленно спрятаться от этого давящего жизненного испытания и в то же время – в диком крике вопросить у Светила: за что, как, почему именно сейчас оно посылает ему столь тяжкую кару?

– Простите, энель Маргио. Я… я не знаю, что сказать. Но я ведь не виноват, просто все так совпало в один день… У меня было поручение от советника императора, очень срочное поручение. Я должен был его выполнить, должен, понимаете? Ну что я мог поделать, если в один день! – Уни ясно ощутил, как плотный ком подкатывает к его горлу и, если все так продолжится и дальше, он самым позорным образом разрыдается, полностью утопив свою и без того растоптанную в прах репутацию.

– Не понял. Что ты там несешь? Какой еще советник?! – от внезапного волнения энель Маргио, похоже, враз потерял остатки учтивости и подскочил с кресла. Он стал похож на жирного, разомлевшего кота, как если бы того в ходе очередной игры с мышкой ужалила змея.

– Манелий Ронко попросил меня подготовить один очень важный документ, – тихо произнес Уни, смутно понимая, что говорить этого, возможно, и не следовало. Однако был ли у него другой выход в этой ситуации? Обстоятельства, да и собственная глупость, похоже, прочно загнали его в тупик.

– Манелий Ронко… – и Маргио, изогнув спину и взявшись за подбородок, сделал пару шагов в сторону, став похожим на нахохлившуюся птицу, грифа или другого стервятника, в равной степени зловещего и отталкивающего. – И что это должен быть за документ? – гриф резко обернулся к своей жертве.

– Ну… сведения о Вирилане. В общем… Я его сделал, кстати, несмотря ни на что! – тонким голоском последней надежды попытался переиграть судьбу Уни. – То есть можно сказать, что все это было по служебной необходимости…

– Я сам буду судить об этом, понял? – резко оборвал его Маргио. – Ты можешь как-либо доказать свои слова?

Уни возвращался за свитком на совершенно деревянных ногах, но что гораздо хуже – почти совсем не соображая, что делает. Словно в каком-то сне или тумане, окутавшем его разум, он автоматически выполнял действия, продиктованные чужим, подавившим его волю разумом.

«Вот теперь точно конец», – промелькнуло у него в голове после того, как рожденный в сумраке пьяной ночи трактат оказался в руках строгого начальника.

И предчувствие не обмануло. Все эти минуты, пока его не было, Маргио, похоже, пребывал в ничуть не меньшем эмоциональном возбуждении, чем сам Уни. Резко вырвав свиток, смотритель архива раскрыл его движением, похожим на то, каким окруженные врагами воины древности перерезали себе горло. Едва пробежав глазами содержимое, он неторопливо свернул манускрипт и вернулся на свое место с блеском холодной усмешки в глазах.

Маргио вновь откинулся на спинку кресла, его лицо осветилось зловещей улыбкой.

– А тебе известно, мой мальчик, что о всех подобного рода «поручениях» требуется немедленно ставить в известность руководство архива? Нет? А, понимаю. Ты, конечно же, тратишь гораздо больше времени на чтение древних книг, нежели на изучение правил внутреннего распорядка учреждения, в котором работаешь. Или, что будет точнее, работал, – улыбка Маргио приобрела воистину змеиный оттенок. – Но даже если ты такой книжный червь, то не должен, не должен был делать подобные вещи через мою голову! – резко проорал он. – И мне плевать, кто он и какая у него должность, любая справка, любая выдача – только с моего личного разрешения! – Маргио бросил свиток на стол и резко ударил локтем в висевший рядом бронзовый гонг. – С этого дня он у нас не работает, – брезгливо промолвил он вбежавшему в помещение секретарю. – Проводите его прямо до выхода. В здание архива больше не впускать. Никогда, – затем Маргио перевел взгляд на неподвижного Уни: – Пойдите вон, милейший!

Несмотря на огромные размеры, Энтеверия представляла собой по-своему уникальный образец архитектурной гармонии. После того как Норей Основатель провозгласил создание великой Герандийской империи, древняя столица была фактически разрушена до основания и построена заново, но уже по четкому, геометрически выверенному плану. Разумеется, столь грандиозный проект потребовал немало времени и еще больше упорного труда сотен тысяч людей, однако затраты эти полностью окупили себя в глазах благодарных потомков.

Старый город, по сути, представлял собой беспорядочное скопление каменных, но чаще деревянных домов вокруг укрепленного острова на Феле, где располагались царский дворец и покои наиболее родовитой знати. Владыки новой империи подарили своим подданным огромный город, разделенный на аккуратные жилые районы, а также отдельные зоны – дворцовую, храмовую, жилую, ремесленную, торговую и зону развлечений. Императорский дворец из скромного замка превратился в целый квартал непревзойденных в своем величии строений, а многообразие строительных материалов и причудливо сочетающихся архитектурных стилей представляло собой застывшую в камне огромную энциклопедию по всем провинциям обширной державы.

Были построены два новых акведука и большая клоака для стока нечистот. Город утопал в зелени садов и парков, а слух его жителей услаждал плеск десятков больших и малых фонтанов, выдававших причудливые мелодии благодаря хитроумным водяным орга́нам. Столица могла позволить себе неслыханную роскошь – отдать треть своей земли под территорию, не имеющую никакого отношения ни к жилью, ни к каким-либо производственным нуждам. Это был огромный организм, который вбирал в себя людей и товары и тут же обменивал их на шикарную, беспечную жизнь или хотя бы чувство приобщенности к ее главному центру в Дашторнисе. Энтеверия имела пару речных гаваней, которые благодаря полноводным рекам превратили ее в порт двух морей. На севере пузатые торговые корабли могли свободно подниматься по руслу Фелы вплоть до моря Драконов, через которое лежал путь к варварам Великой Шири и в Торгендам. По многочисленным притокам Великой реки можно было свободно добраться до большинства северных и западных провинций империи.

На юге при императоре Лекции был прорыт Солнцеблестный канал, получивший свое название из-за бликов щедрого Светила на его бурных волнах. Впрочем, волны в канале поднимались отнюдь не из-за плохой погоды, а от многочисленных купеческих судов, шедших с грузами из южных морей. Если северный речной путь был для империи в большей степени внутренней транспортной артерией, то юг открывал обширные возможности для внешней политики и торговли. Именно с юга в империю попадали новые товары, люди, знания и… угрозы. Религиозные фанатики Мустобрима состязались в настойчивости с капоштийскими торговцами, чье первенство в этом ремесле давно и прочно было признано всеми окрестными народами. И лишь теплое, неглубокое море Туманов с россыпью тысяч островов отделяло империю от кровожадных аринцилов, которые возвели в культ убийство, насилие и жестокость. А дальше на юг лежала Унгуру – таинственная страна колдунов, способных общаться с духами из другого мира и даже мертвых превращать в своих рабов.

Среди этих ярких, притягательных, но полных опасностей земель столица Герандии казалась средоточием многовекового мира и порядка, что и являлось главной заслугой империи в глазах сорока миллионов ее подданных. Город без крепостных стен, Энтеверия должна была олицетворять «покой и достаток» – именно так звучит девиз правления герандийских императоров. На ее широких улицах даже иноземцу было сложно затеряться, однако именно это умудрился сделать Уни Вирандо, не имеющий ни малейшего представления о том, где находится, после целого часа бесцельного блуждания по мощенной гладким вуравийским камнем мостовой.

Впрочем, какое значение имели такого рода мелочи для человека, жизнь которого и так на полном основании могла считаться законченной?

«А что от меня, собственно, сейчас осталось? – отстраненно думал Уни. – Ни должности, ни положения, ни личной жизни, ни денег – вообще ничего. Одно бренное тело с ворохом ненужных познаний в голове и представлением о жизни уровня пятилетнего ребенка. Если сигану с моста – никто и не заметит. Кому я вообще нужен? Светило свидетель, только родной матушке. А что я ей скажу? Что ее единственный сын, в котором была вся ее жизнь, которого она одна воспитала, скопила денег на академию, которым гордилась и на которого уповала как на последнюю надежду собственной старости, вдруг умудрился в один день потерять все то, к чему шел годами? Нет, даже представить такой разговор противно, уж лучше и впрямь под мост, пускай вообще без сына, чем и дальше будет такой никчемный, жалкий человечек! А что скажут друзья? “Малыш Уни” опять обделался! Ну разумеется, что они еще могут сказать? Соргий тут уж даст волю своему остроумию. А Вордий лишь пожмет могучими плечами, вздохнет грустно, хлопнет по спине и посмотрит как на неразумное дитя, которое даже учить чему-либо теперь бессмысленно. Нет, уж лучше под мост, только бы не видеть всего этого! Какие возможности подарила мне судьба, а я так бездарно, так глупо их упустил! И если я такой редкий дурак, который не может нормально жить в этом мире, то мне только одна дорога. Так, сейчас главное – набраться смелости. Спокойно. О Солнце, как колотит в груди! Итак, глубокий вдох, рывком через перила…»

– Здравствуй, Уни! – голос из застывшей на мосту крытой колесницы прозвучал вроде бы не резко, но мышцы начинающего самоубийцы словно сковало стальной цепью. Тонкая рука с правильными, идеально гладкими ногтями элегантно откинула в сторону шелковый полог, и Манелий Ронко уставился на юношу, изобразив уже знакомую ему ироничную полуулыбку. – Собрался искупаться в жаркий полдень?

На мгновение Уни показалось, что он отобедал сырым, холодным осьминогом, чьи склизкие и противные щупальца застряли у него в пищеводе, кишках, желудке и во всех прочих внутренностях. Где-то в глубинах затуманенного сознания пронеслась мысль о том, что Солнечный владыка вовсе не хочет его смерти. Нет, он в силу каких-то ему одному ведомых обстоятельств так сильно прогневался на несчастного Уни, что решил обречь его на вечные, нескончаемые мучения, где одна пытка будет тут же сменяться другой, еще более жуткого свойства, и так до самого скончания века, когда Небесное божество вновь, как и много раз до того, спалит своими лучами все живое, чтобы затем из сего благодатного пепла создать новый мир и новых людей – чище, светлее и лучше прежних.

– Мда… Судя по твоему виду, говорить сейчас о судьбе моей рукописи явно дурной тон, – понимающе качнул головой Ронко. – Давай сюда, – он изобразил приглашающий жест. – Осторожнее, голову береги. Да не надо так убиваться, во имя Лучезарного владыки! Немного хорошего вина сейчас тебе будет в самый раз. У меня дома вроде еще есть небольшой запас.

Уни с трудом втиснул внутрь такое чужое и «деревянное» тело.

– Советник Ронко, – наконец нашелся он. – Я… чрезвычайно рад видеть вас. Ваш документ готов, только я… не имею возможности лично передать его вам в руки. Вы, наверное, можете забрать его у верховного смотрителя Маргио. Так получилось, что я больше не работаю в архиве и не в состоянии ничего с этим поделать, к великому моему сожалению. Мне стоило с самого начала пойти и сказать вам об этом, я пытался, но… я просто не знаю, где вы имеете честь проживать. Мне назвали один адрес, но там никого, совсем никого не оказалось. Мне так стыдно, я просто не знал, что же делать. Моему малодушию нет прощения!

Ронко слушал юношу, задумчиво шлифуя тонкими губами свои холеные ногти. Его цвета мокрого щавеля холодные глаза смотрели куда-то вдаль, словно их обладатель пребывал в своем, отрешенном от окружающих забот, мире.

– Трогай! – слегка щелкнул пальцами он. – А здесь ты прав, – наконец вернувшись к Уни, Ронко вновь подарил ему ободряющую улыбку. – Я привык сам находить людей и не очень люблю, когда они пытаются найти меня без моего на то предварительного согласия. А вот с рукописью твоей, честно говоря, вышла промашка. Не видать ее нам теперь как своих ушей.

– Как? – Холодный моллюск внутри Уни вновь подал признаки жизни, но на этот раз похолодела даже макушка головы. – Но разве верховный смотритель может отказать вам? Вот прямо так взять и…

– Ну нет, конечно! – поджав губы, рассмеялся Ронко. – Вот прям так взять и послать меня в чертоги Мрака он никогда бы не осмелился. Но… Маргио работает на Лицизия Дорго, и сейчас он как раз на пути в его виллу, чтобы порадовать своего покровителя редким трофеем. Ха-ха, в кой-то веки и от такой крысы, как Маргио, тоже может быть своя польза!

– Это полностью моя вина, энель Ронко. Если бы не мой глупый поступок…

– Ты о чем? А впрочем, теперь это уже не имеет никакого значения. Я обратился к тебе напрямую, потому что знал тебя лично и наивно полагал, что ты сможешь провернуть это дело без участия своего руководства. Что бы там ни было, но твоей вины здесь нет. Есть ошибка в расчетах, моих расчетах. Хотя теперь это тоже не очень-то и важно.

Колесница Фергия Маргио совершала чудеса эквилибристики, грациозно виляя вдоль широкого проспекта Солнечной щедрости и уверенно обгоняя медлительные паланкины скучающих снобов. Впрочем, нервозное состояние пассажира не могли развеять даже высокие ездовые качества его любимой повозки – он судорожно прижимал к груди кожаный футляр для рукописей, словно боялся выронить сей драгоценный предмет в ходе этой бешеной скачки с препятствиями. К какому-то подобию душевного спокойствия Маргио смог прийти лишь тогда, когда частая брусчатка городских улиц сменилась ровно подогнанными друг к другу разноцветными плитами Триказинцо и экипаж наконец съехал на узкую декоративную дорожку, ведущую к искусно спрятанной в тени платанов шикарной белокаменной вилле.

С момента своего основания почти триста лет тому назад район Триказинцо был особым местом, закрытым кварталом, городом в городе, где текла совершенно другая жизнь совершенно особых людей. После основания империи великий Норей задумал переселить в новую столицу всю знать покоренных царств. Неизвестно, какие хитроумные соображения двигали им в тот момент, но задача оказалась достаточно сложной с точки зрения ее практического воплощения. Большинство потенциальных переселенцев не горело желанием расставаться с родными краями, отрываться от своих корней, поколениями выстраиваемых связей и различного рода взаимных обязательств. К тому же требования комфорта у бывших безраздельных властителей были весьма и весьма высоки, особенно по меркам периферийной еще в недавнем прошлом Герандии. В результате только при императоре Назалио, великом градостроителе, который и привел Энтеверию в нынешний завершенный вид, квартал Триказинцо открыл свои объятия новым жителям. Да и бывшие правители, ставшие к тому моменту почти заурядной провинциальной аристократией, сами активно тянулись в столицу за близостью к монарху, чинами и званиями. Так что переезд прошел спокойно и, более того, превратился в настоящий праздник, увековеченный в ежегодном Фестивале Летающих фонарей. Десятки шелковых шариков с гербами знатных семей, влекомые вверх потоками горячего воздуха, возвестили о рождении нового сословия законодателей шикарной столичной жизни.

За прошедшие три сотни лет их число неуклонно возрастало за счет крупных чиновников, иерархов Солнечного культа, военачальников, членов купеческой и ремесленной верхушки, но Триказинцо по-прежнему оставался закрытым островком непоколебимого процветания, скрытым от посторонних глаз шелестящей зеленью садов и парков с декоративными прудами, каналом, беседками и гротами для уединенного размышления. По неписаному правилу, которое соблюдалось веками, между виллами не было никакой ограды и любой из обитателей квартала мог свободно перемещаться по всей территории. Согласно высочайшему замыслу, это должно было способствовать сближению представителей различных народов и даже наиболее яростных политических противников. Впрочем, на остальные семьсот тысяч жителей Энтеверии подобная свобода ни в коей мере не распространялась: специальное подразделение Солнечной стражи надежно защищало избранных от любых любопытных глаз и непрошеных гостей.

Молчаливый привратник провел Маргио вдоль длинной колоннады со статуями – в образах которых угадывались двенадцать человеческих пороков и столько же добродетелей, – стоящими друг напротив друга. Затем хозяин императорского архива оказался в саду, имевшем форму огромного пятиугольника, в центре которого на небольшом возвышении красовался аккуратный чайный домик. Строение также имело пять стен, над которыми возвышалась пятискатная крыша с искусно вырезанной из слоновой кости фигуркой лесной нимфы на самой вершине. Маргио словно помолодел и весьма стремительной для своего более чем полувекового возраста походкой буквально влетел в помещение.

– Так-так, ну и что такого страшного произошло в вашей пыльной дыре за это время? – расположившиеся в домике двое мужчин были явно не в восторге от того, что их уединенная беседа была нарушена таким резким вторжением. Один из них, худощавый и нервный, тут же заерзал на пышной шелковой подушке с узорными красными цветами на черном фоне. Второй больше напоминал холеную, но страдавшую неудержимым ожирением матрону, несколько лет до этого отработавшую грузчиком в порту. Именно он, уставившись на вошедшего с ленивой спесью, низким и грубым голосом вопросил его о цели визита.

Рассыпавшись в изысканных приветствиях, Маргио чуть ли не в лицах изложил суть произошедших с утра событий. Под конец этой захватывающей и, откровенно говоря, изрядно приправленной личными домыслами истории он торжественно передал из рук в руки драгоценный свиток. Хозяин беседки развернул его своими короткими, похожими на свиные сосиски пальцами. Сделал он это весьма небрежно и даже умудрился слегка порвать пергамент. Да и в целом в действиях этого человека чувствовалась какая-то вульгарная, грубоватая сила, агрессивно равнодушная к различного рода утонченным изыскам, жестоко срывавшая покровы изящества со всех вещей, к которым прикасалась. Склонившись в почтительном полупоклоне, Маргио не мог про себя не отметить, как смешно шевелятся губы у толстого мужчины, читающего документ, словно это полуграмотный сельский жрец Солнца накануне праздника Весеннего равноденствия пытается по слогам разобрать полузабытый текст хвалебного гимна Светилу.

– Глянь-ка, Форзи, эти сказки по твоей части, – толстый кинул своему собеседнику свиток, как кость собаке. Тот нервно дернул обеими руками, но все равно поймал только воздух – манускрипт глухо утоп в пушистом мустобримском ковре. Форзи робко ругнулся и с кряхтением потянул пальцы к полу, стараясь при этом сохранить хотя бы видимость достоинства. В это время вальяжный хозяин задрал подбородок и сальной пятерней от души почесал кадык.

– Ну ладно, Фергий, я тобой доволен. В кои-то веки и от твоей пыльной норы есть польза. Поговорю с Владыкой, чтобы дал вам еще денег на реконструкцию хранилища. А теперь иди, а то мы тоже скоро во дворец собираемся.

Проводив Маргио косым взглядом, Форзи тут же перестал читать свиток и вновь постарался завладеть вниманием собеседника:

– Ну? И что ты обо всем этом думаешь?

– Да что тут думать! – толстяк неожиданно легко для его габаритов поднялся с места и с кубком улиньского вина в волосатой руке подошел к резному окошку. – Везунчик! – он пригубил напиток и покровительственно похлопал Форзи по плечу, отчего мужчину как будто передернуло изнутри. – Теперь тебе и делать-то особенно ничего не надо. Ха-ха. Только вот не думай, что я тебя из-за этого так сразу поддерживать буду.

– Ну, Лизи, это уже просто хамство! – Форзи вскочил с места и напряженно сжал кулачки перед собой. – Ты же обещал подумать, обещал, что взвесишь все! И теперь ты вдруг решил бросить меня одного, да? Подставить меня захотел? Словно это не тебе надо! Может, возьмешь прямо сейчас и отнесешь этот свиток Ронко?

– Ну нет! – усмехнулся его дородный собеседник. – Свиток, положим, остается твоей добычей. Так и быть, дарю. А вот с Ронко на совете разбирайся сам. Тем более что без своих основных аргументов он вряд ли будет тебе серьезным противником. И вообще, хватит ныть! Скажи спасибо, что я посоветовал перенести заседание на неделю раньше срока. Он, естественно, стал дергаться и допустил массу ошибок. С мальчишкой этим связался ведь не от хорошей жизни, а?

– Послушай, Дорго, ты ведь и сам прекрасно понимаешь, что будет, если этим сумасшедшим удастся подписать прямой торговый договор? Нет, они что, и правда не соображают, что творят? Кроме мошны своей дурацкой, видеть ничего не хотят.

– Да нет, они просто упорно продолжают считать себя спасителями отечества и императора. От нас с тобой, – и Дорго пару раз выдал зычное простецкое «ха-ха». – И ради этого готовы пойти на все, не считаясь с последствиями.

– Так, значит, ты со мной все-таки согласен?

– Ладно, увидим. И мой тебе совет, Форзи, никогда не руби с плеча. Политика этого не любит. И запомни: выигрывает не тот, кто делает правильный ход, а тот, кто способен извлечь из него выгоду.

– Не люблю, когда ты начинаешь темнить. Встретимся сегодня на заседании совета. И пойми наконец – мне нужна твоя открытая поддержка!

После того как Форзи стремительно вышел из помещения, Дорго еще ненадолго задержался у окна, пристально разглядывая удаляющуюся слегка нервным шагом фигурку. Довольно улыбнувшись, он поставил полупустой бокал на восьмиугольный деревянный стол и в бодром настроении двинулся через ажурный мостик на другой бережок извилистого ручья, где в уютном павильоне из красного дерева заботливые слуги уже приготовили для него ароматную, дышащую густым запахом хвои, ванну.

«К бесам все дела! – весело подумал Дорго. – Этим вечером их и так будет через край».

Уни с комфортом расположился в дальнем углу просторной, но в то же время уютной и поистине роскошно убранной купальни. Дно бассейна было покрыто салатового цвета мозаикой, изображающей моллюсков, морских ежей и прочих обитателей таинственных глубин. Солнечный свет, проникая через большое отверстие в потолке, создавал иллюзию сказочного золотого сияния, в котором с детской непосредственностью плескался Манелий Ронко. Уни не переставал удивляться этому человеку, с такой жадностью ловившему всю полноту удовольствия буквально от каждого мгновения собственной жизни. Его словно и не беспокоил пропавший документ, а в равной степени – и все те жизненные неприятности, о которых сбивчиво поведал бывший архивный служитель. И Уни невольно заразился этой беззаботностью, а может, свой вклад внесло вино, но теперь он точно так же жил лишь моментом, словно не было ни трагического краха всех надежд, ни позорного увольнения, ни моста через Фелу, где – разве можно теперь в это поверить – чуть было не оборвалась его жизнь. А Ронко между тем, крутанувшись в воде пару раз, как мельница, с наслаждением откинул руки назад и положил обильно поседевшую голову на колени прекрасной мраморной нимфы, которая так кстати задумала полюбоваться своим отражением в воде.

– Ну-с, в общем, дела наши в действительности идут не так уж плохо, – оптимистично промурлыкал он.

Уни, изрядно разомлевший от запаха ароматических трав, идущего от воды, перестал клевать носом и сфокусировал взгляд на собеседнике.

– Наши враги получили незначительное тактическое преимущество и на том успокоились, расслабились. В этом их ошибка. Точнее, нет. Знаешь, в чем их самый большой недостаток? В слишком практичном подходе к полученным знаниям.

– Простите, что вы имеете в виду?

– Ха! Я имею в виду, что Лицизий Дорго – просто безграмотный оборванец, плебей, и он остался таким, даже поднявшись до столь высокого поста. И не смотри на меня так, я ведь ум имею в виду. Тем, кто поднялся наверх с улицы, присущ излишний практицизм. И это легко объяснимо. Когда нужно выжить, то накапливать лишние знания – себе дороже. Поневоле приходится жить сегодняшним днем и мыслить категориями текущего момента. Все лишнее, в чем нет видимой ценности, при таком подходе просто игнорируется.

– Вы хотите сказать, что разностороннее развитие человека – это роскошь?

– Ну разумеется! И ты даже не представляешь какая. Ты загружаешь в свою голову море невостребованных сейчас вещей просто ради удовольствия или с надеждой, что когда-нибудь в будущем, может быть, тебе все это пригодится, а может быть, и нет. Но в результате ты, как правило, забываешь о самых элементарных, необходимых для повседневной жизни вещах, то есть отрываешься от реального мира. Вот почему ученые мужи, несмотря на всю свою мудрость, никогда сами не становятся правителями, определяющими судьбы других людей.

– Прямо как я, – вновь загрустил Уни. – Уж лучше сначала добиться чего-то в обществе, а потом накапливать знания. Как жаль, что понял я это только теперь.

– Не скажи! К тому моменту, когда ты добьешься высокого положения, твой ум уже не сможет мыслить по-другому. Это войдет в привычку, станет вторым «я», ты просто потеряешь контроль над тем, чему будет уделять внимание твой разум. А обращаться он будет лишь к тому, что так или иначе касается вопросов твоего выживания.

– Выживания? Но ведь мы говорим о том, что я уже поднялся наверх.

– А ты как думал? Тогда самая борьба и начинается. Или ты решил, что, получив высокий пост и различные блага, сможешь расслабиться и просто плевать в потолок? Вот уж точно – опасное заблуждение! Закон общества состоит в том, что хлебных мест в нем гораздо меньше энергичных людей, желающих любыми путями занять их. Тебе только и придется, что думать о том, как бы удержать завоеванную делянку, и чем выше ты поднимаешься, тем острее будет стоять этот вопрос. Где уж там найти время для самообразования? Про желание я уже и не говорю, одно желание будет в свободное время – отдохнуть хорошенько, чтобы мозги не загружать вовсе. Что же касается всех этих благ, – Ронко лениво повел в воздухе тонким запястьем, – то их вкус ох как бледнеет на фоне ежесекундных переживаний о своей дальнейшей судьбе!

– А вы? Разве ваша жизнь не есть прямое опровержение того, о чем вы сейчас говорите? Вы столько времени проводите в архиве, столько всего знаете – и в то же время занимаете высокий пост при дворе императора! Как такое возможно?

– Я? Ну, я здесь скорее исключение. Во-первых, мне повезло родиться в богатой семье потомственных аристократов. Мне не нужно было прилагать усилий для того, чтобы выйти в люди, как тому же Дорго. Во-вторых, я занимаю слишком уникальную нишу в нашей запутанной паутине власти, чтобы кто-то реально мог претендовать на мое место. Знаешь, каков лучший рецепт выживания при дворе? Не стремись занять уже готовое место, на него всегда найдутся другие претенденты. Стань в чем-то незаменимым, создай место лично под себя. Тогда другой при всем желании не сможет претендовать на него. Ну, а в-третьих… Зря ты себя так коришь, мой мальчик! У твоего мировосприятия есть масса преимуществ, которые с успехом можно обратить себе на пользу.

– Вам, конечно, виднее, энель Ронко. Но я что-то не совсем пойму, о чем идет речь. Пока что меня просто обыграли по всем фронтам, и я ничего, вообще ничего не смог этому противопоставить! Да еще и вас подвел, что уж там говорить, – и Уни печально вздохнул.

– Ну, кто кого обыграл, мы еще посмотрим, – усмехнулся Ронко, выходя из бассейна. Широко расставив руки в стороны, он откинул голову назад, давая застывшим на холеной коже каплям свободно стечь вниз. Неслышно, как кошка, подошедшая сзади черноволосая капоштийка стрельнула в Уни сочными миндалинами красиво подведенных глаз и осторожно, как фарфоровую статуэтку, стала обтирать хозяина мягким хлопковым полотенцем. Ронко бодро заулыбался ей, и девушка с игривой застенчивостью опустила глаза. Уни вдруг почувствовал себя как-то не совсем уютно, но его собеседник словно прочитал его мысли и взмахом головы отпустил служанку.

– Видишь ли, в чем дело… – продолжил он, обвязав вокруг талии полосу белого полотна.

Уни знал, что Ронко где-то около пятидесяти, но только сейчас с восхищением и завистью обратил внимание на то, как великолепно он выглядит для своего уже весьма зрелого возраста. Два цельных кирпича мышц на груди, рифленый пресс и широкие крылья спины могли бы сделать честь даже профессиональному атлету из императорского цирка.

Ронко взял с декоративного столика из чистого золота красивый кубок в форме сложенных вместе ладоней, налил в него вина из стоящего рядом чеканного мустобримского кувшинчика с длинным носиком и по-соседски пристроился на скамью рядом с Уни.

– Наша жизнь – это не спринт, а марафонский забег. До финиша в конечном счете доходит именно тот, кто готовит победу заранее. А это значит, что и ворох бесполезных с точки зрения сиюминутной выгоды знаний когда-нибудь, при благоприятных обстоятельствах, можно будет использовать для обретения неоспоримого преимущества над соперниками.

– Я, кажется, вас понимаю. Но ведь такого момента можно ждать очень долго, он может вообще не настать. Как заранее знать, что может пригодиться, а что нет?

– Слышал поговорку: «Даже если меч может понадобиться тебе лишь раз, все равно непременно носи его с собой»?

– Конечно. Но это ведь просто красивая фраза. Даже самый умный человек не в состоянии быть специалистом во всем. Да и потом, разве можно добиться успеха в том, что тебе вовсе не интересно? Такое знание все равно останется для тебя чужим, и вряд ли получится использовать его во благо.

– Ну кто бы спорил! Каждый должен быть специалистом в том, к чему имеет склонность.

– Да, я вот стал специалистом по древним языкам, и чем все это кончилось?

– О, не скажи. Это как раз то, что Дорго, в силу своей ограниченности, так и не смог разглядеть. Ты ведь, похоже, едва ли не единственный знаток вириланского в империи? Вот то-то и оно. Помнишь, что я говорил о незаменимости?

– Вы имеете в виду…

– Скоро ты об этом узнаешь. У меня тут родилась очень простая, хотя и немного дерзкая идея. Сейчас тебе принесут парадную палму, прогуляешься со мной на одно помпезное собрание. Пусть рукопись у нас выкрали, но ты-то ведь не успел сигануть с моста?

Глава 4. Работа по специальности

Несмотря на то что архив был расположен на территории дворца, он до сих пор оставался единственным зданием огромного комплекса, в котором Уни посчастливилось побывать. Это был даже не отдельный город, а государство в государстве, со своим постоянным населением, армией в лице императорской гвардии и всем необходимым для того, чтобы в случае опасности как минимум два года безбедно существовать в полной изоляции от остального мира. Уни искренне восхищался и удивлялся тому, как, а главное – зачем строили такие грандиозные здания, внутри которых ничтожные на фоне мраморных громадин людишки ощущали себя как мухи на дне бездонного каньона.

«Если таким образом строители хотели подчеркнуть величие императорской власти, то здесь они добились обратного эффекта, – размышлял Уни. – Владыки ведь тоже люди – как же они сами будут смотреться во дворце, построенном скорее для каких-то гигантов?»

Ронко и его юный спутник миновали череду внушительных залов, каждый из которых был оформлен в архитектурном стиле той или иной провинции империи. Открытая и хлебосольная Некреданса, мрачный в своей внушительности Серегад, утонченный, несмотря на кажущуюся простоту, Улинь и еще девять земель, о былой независимости которых теперь было известно разве что из исторических книг. Даже летоисчисление в Герандии велось со дня основания империи, сейчас, к примеру, шел 403 год новой Светодержавной эры. Пользуясь благоприятным поводом, Уни не удержался и задал Ронко вопрос, который мучил юношу довольно давно. Почему империя, везде установившая новый порядок, сохранила старое территориальное деление по границам поверженных держав? Не разумней ли было создать новые провинции, разделив старые царства и перемешав некогда враждовавшие народы?

Впрочем, Ронко лишь посмеялся над этой идеей:

– Ты, Уни, мыслишь традиционно, руководствуясь логикой иных правителей, а не тем, как подобает вести себя владыкам нашей неповторимой страны. Солнечная империя – уникальное государство, такого не было, нет и не будет больше никогда. Мы не завоевывали людей одной лишь силой. Тогда мы были бы ничем не лучше тех многочисленных и заурядных правителей, которые вели на этой земле бесконечные войны и тысячу лет назад. Мы не отнимали у людей их имущество, свободу, родину. Мы дарили им то, чего не хватало каждому из этих народов. Вуравия была богаче всех, но ее жители не любили войну и тяжело страдали от необходимости каждый раз подниматься против врага. Мы дали им защиту, ничего не прося взамен. Серегад же, наоборот, самый воинственный из двенадцати царств, хотел всех покорить, однако сам очаровался нашей культурой. Семерия была дикой и отсталой, мы познакомили ее жителей с хорошим железом, помогли осушить вонючие болота, построить города, научили эффективнее обрабатывать землю. Секрет империи был в том, что мы давали больше, чем получали, но в конечном счете все присоединились к нам.

– И тем не менее многих пришлось покорять силой оружия?

– Разумеется. Знать никогда просто так не расстается со своими привилегиями. Однако насколько мужественно воевали за эти привилегии их подданные? Вспомни битву при Муе, когда превосходившие нас союзные армии трех держав побросали оружие и сдались. Никто не хотел умирать за старый мир, в котором, что ни день – войны, голод, нищета и нет разницы между жестокостью собственных правителей и внешнего врага. Норей поклялся, что все народы станут единой семьей, но каждый обязательно сохранит то, чем наделил его Лучезарный владыка со дня рождения. Он говорил, что земля – это плоть и тело народа и величайшим преступлением будет разлучать его с ней.

– Это великие слова. Но как же тогда получилось, что сегодня, скажем, в Вуравии две трети всей земли скуплены теми же местными богатеями, с которыми когда-то боролся Норей? А несчастные крестьяне вынуждены по кусочку арендовать собственную родину, чтобы не дать семье умереть с голоду!

– Забавные речи ты умудряешься говорить в императорском дворце! Солнечная стража повсюду рассылает своих шпионов, чтобы пресекать подобные разговоры в тавернах, на зрелищах и даже в банях. А ты, можно сказать, в самом сердце нашей Ясновеликой власти…

– Простите, советник, я и сам не ведаю, что несу…

– Да нет, со мной можно, а вот с другими будь осторожней. А что до твоих крестьян, то… так ли уж все плохо на самом деле? Да, им живется нелегко, но это ведь так видится нам с тобой, избалованным столичным жителям. А их предки веками жили в еще более худших условиях. Ты не думай, что в этом дворце сидят бездушные и зажравшиеся монстры с сердцами, покрытыми инеем. Ну, может быть, и правда бездушные, но уж никак не глупые, это я тебе точно говорю. Мы прекрасно понимаем, что крестьянам, всем бедным людям нужна поддержка, и император постоянно осыпает их своей милостью. Раз в пять лет регулярно прощаются все долги и недоимки. Ну, разумеется, тем, кто сможет доказать, что не имел никакой реальной возможности их выплатить. Снижаются налоги. Вот, в прошлом году плата за пользование государственными амбарами упала почти на одну сотую. Мало, конечно, но хоть что-то. Важна сама тенденция, благодаря чему люди могут на себе ощутить, что перемены к лучшему действительно возможны. Пусть не так быстро, как им хотелось бы, но все-таки. Что? Нет, не смотри на меня такими глазами. Я и сам понимаю, что, может быть, слова мои звучат не совсем убедительно, но… Ты ведь знаешь, что чем богаче люди, тем сильнее они не хотят расставаться со своим деньгами и тем больше у них возможностей оградить свою мошну от налогов двора. Вот и приходится императору поневоле рассчитывать в основном на сознательность простых людей.

– Выходит, через четыреста лет все вернулось на круги своя, к естественному положению вещей?

– Это… очень долгий разговор, Уни. И не все так просто, как тебе кажется. Продолжим в следующий раз, мы уже почти на месте.

Они вошли в небольшое, слегка вытянутое помещение где-то в стороне от основных дворцовых покоев. Солнечный свет еле пробивался через фигурные оконные решетки, это место сильно отличалось от ярких и просторных главных императорских залов. Уни ощутил знакомый запах лака, тянущийся от небольшой двери за толстыми зелеными портьерами, и только потом разглядел рядом одетого в парадную золоченую кирасу императорского гвардейца, которому по-свойски кивнул Ронко.

– Ну, ты пока жди здесь, – бросил он Уни, слегка закусив губу и оглядываясь по сторонам, словно прикидывая напоследок, не забыл ли чего важного. Наконец, собравшись с духом, Ронко стремительно нырнул за портьеру, оставив Уни в тревожном ожидании дальнейшей судьбы.

Еще раз осмотревшись по сторонам, юноша обратил внимание на гладкую деревянную скамейку вдоль оконной стены и, замявшись, вполголоса осведомился у охранника, можно ли ему присесть. Поскольку ответа не последовало, а повторить попытку Уни не решился, то он так и остался стоять посередине комнаты, не зная, куда деть мокрые от волнения ладони.

«Да, в надменности с этими парадными куклами могут потягаться разве что статуи на крыше императорского архива, – подумал Уни. – Правда, те даже на голубей, которые гадят им на головы, не реагируют. Любопытно, а вот если с этим бравым рубакой провести такой эксперимент, сохранит ли он свою невозмутимость? Хотя если Вордий не врет про то, как их тут муштруют… Да, Вордий, Вордий, жаль, что не встретился ты нам с Ронко по пути. Как бы ты посмотрел на меня, что бы сказал? Ну, “малыш Уни” здесь уже явно было бы неуместно!»

Стена на противоположном конце комнаты пришла в движение, и Уни вздрогнул. Через образовавшийся проем в помещение вошли двое. Один – юркий и безликий дворцовый служитель в желтой накидке с рифлеными узорами в виде ветвей дерева. Другой – коричневая гора, закутанная в плащ с капюшоном. Комната была явно маловата для такого исполина. Разогнувшись после низкой секретной двери, он на мгновение приоткрыл свой клобук, хищно осмотревшись по сторонам. Орлиный нос и медно-оливковая кожа… Ничего себе! Уни первый раз в жизни видел живого аринцила, больше и некем ему быть, слишком узнаваемый облик.

Неожиданные гости, в свою очередь, с удивлением уставились на Уни, как будто он не запуганный недавний самоубийца, а сидящий в засаде охотник, выслеживающий такие вот шастающие окольными путями непонятные компании. Потом дворецкий что-то шепнул аринцилу, и оба без лишних слов покинули помещение, в этот раз через нормальную дверь.

«Привидится же такое, – опасливо подумал Уни. – Аринцил в императорском дворце. Секретные переговоры? Может быть. Спросить у Ронко? Да нет, пожалуй, не стоит. Мне лучше в эти дела не соваться. А то не ровен час! Своих забот по горло. Да и вообще…»

Еще какое-то время юноша пытался собраться с мыслями, предательски разбегающимися в разные стороны. Зачем Ронко его сюда затащил? Чтобы выступить на коллегии Посольской палаты и своим присутствием, так сказать, непосредственно компенсировать досадный провал? С чего вдруг вообще империю так срочно заинтересовал Вирилан? Может, и впрямь слухи не врут и между обеими странами будет установлен прямой контакт?

Эти сумбурные размышления прервал неожиданно прорезавшийся лучик света из-за портьеры, еще через мгновение вновь появился Ронко, быстро поманивший Уни пальцем.

– Ну все, сейчас иди, – прошептал он. – Да не тушуйся ты так! Просто несколько давних друзей собрались поговорить о нашей заморской политике. Войдешь – поклонись вежливо, а там веди себя непринужденно, а то засмеют.

Не очень хорошо соображая, как ему все-таки следует себя вести, Уни робко подался за портьеру и очутился в чуть большей по размеру, почти круглой комнате. Искусно выложенный панелями из торгендамского дуба пол почти не скрипел под ногами, и Уни сам не заметил, как оказался в самом центре помещения, под перекрестными взглядами присутствующих. Растерявшись и не зная, в какую сторону полагается кланяться в таких ситуациях, он постарался выказать почтение максимальному числу людей. Смотрелось это, видимо, весьма забавно, ибо лица собравшихся тронула легкая усмешка.

«По крайней мере, меня заметили», – подбодрил сам себя Уни.

Впрочем, когда он поднял глаза на окружающих, его спокойствие вновь испарилась без следа. Прямо перед собой юноша узрел худую фигуру Дигения Форзи, бывшего воспитателя Великого владыки, а теперь главу его личной канцелярии и секретаря императорского совета. Взгляд его колючих глаз подтверждал слухи о том, что угодить этому человеку в чем-либо было весьма и весьма непросто.

Дородного мужчину рядом с ним Уни видел всего один раз, но и этого хватило на всю оставшуюся жизнь. Когда Лицизия Дорго каким-то чудом занесло в императорский архив, он запомнился всем диким ором на энеля Маргио только за то, что тот недостаточно быстро соизволил подняться из подвала для личной встречи с неожиданно нагрянувшим высоким гостем. Впрочем, орать Дорго мог позволить себе практически на кого угодно. Уни гораздо больше занимала мысль, каким образом этот практически необразованный и вульгарный мужлан умудрился опутать своими сетями всю столичную бюрократию и буквально за пять лет стать одной из наиболее влиятельных фигур при дворе.

«Ничего себе! – похолодел Уни. – Я должен был догадаться. Мой свиток, наверное, сейчас тоже у него. Ну, спасибо тебе, Ронко, удружил!»

– И все-таки я не понимаю, Мани, что такого интересного может нам сообщить этот юноша, – скрипучим голосом с ходу выразил свое недовольство Форзи. – Ты, помнится, обещал представить совету подробный документ, а вместо этого предлагаешь нам выслушивать сказки какого-то неоперившегося птенца!

– В самом деле, Ронко, – резкий голос сзади и справа заставил Уни вздрогнуть. – Ты и правда хочешь сказать, что твой уникальный источник – этот пугающийся каждого шороха щенок? А я-то думал, что в твои руки попал живой вирилан или на худой конец некто, кто сумел пробраться вглубь этой страны!

На эти презрительные и до крайности обидные для Уни реплики Ронко только слегка усмехнулся. Юноша же невольно повернул голову, чтобы узреть своего второго хулителя. Им оказался на удивление необычный человек. Длинные волосы, собранные на макушке в пучок и черным потоком ниспадающие сзади на плечи. Вместо длинной палмы – желто-красная военная туника с короткими, широкими рукавами, в которой можно с легкостью орудовать мечом. Орлиный с горбинкой нос агрессивно предварял холод серых глаз, которыми спокойно можно было бы сверлить дыры в гранитной стене.

– Дружище Мани, – резанул своим грубым басом Дорго. – Я весьма удивлен, что ты вообще решился привести его к нам. Да будет известно всем присутствующим, что этот человек не далее как сегодня утром был с позором изгнан из императорского архива за учиненный там прошлой ночью пьяный дебош. Да это форменное издевательство и оскорбление Солнцеликого величия!

– Я уже говорил вам, друзья, что мой источник информации по-своему уникален, и это действительно так, – с азартной хитринкой в глазах начал свою речь Ронко. – Вирилан в течение столь долгого времени был отрезан от общения с остальным миром, что даже язык его был практически забыт в империи. Я навел тщательнейшие справки и установил, что на сегодняшний день в живых остались только два носителя, и один из них сейчас перед вами.

– Это ложь, Ронко! – грубо прервал его Форзи. – Единственным носителем вириланского языка является Лиментий Барко, работающий в императорском архиве. Но ему уже за семьдесят, он почти слеп и с трудом передвигается. А этот…

– А этот юноша – его единственный ученик! И автор того самого манускрипта, о котором здесь не так давно изволили говорить.

– Спьяну он его, что ли, писал? – тут же нашелся Дорго.

– В таком случае где же все-таки сам манускрипт? – Форзи было не остановить. – Хватит заговаривать нам зубы, Ронко, лучше скажите честно, что в имперских архивах не сохранилось никакой стоящей информации о Вирилане. Учитывая это, я не могу согласиться на отправку посольства в страну, о которой у нас нет вообще никаких сведений. Это слишком опасно и может привести к непредсказуемым последствиям, вплоть до войны!

– Что значит – никаких сведений?! – в возмущении едва ли не зарычал горбоносый. – А то, что именно мои люди на триста хенов углубились в эту мертвую степь и, рискуя жизнью, обнаружили их отряд в самом сердце Великой Шири? Значит, мы опять будем подыхать у Мрака в заднице во славу империи, а вы и дальше будете делать вид, что это никому не нужно?

– Достопочтимый Тамето! Мы все здесь очень уважаем и ценим все ваши заслуги, но не стоит и вам забывать о том, что речь сейчас идет о мире и покое на границах нашей державы, а значит, и внутри нее. Я прекрасно понимаю, как бы вы обрадовались любой возможности развязать новое побоище, но только не уверен, что это именно то, что нужно всем остальным жителям нашей империи. И думаю, все присутствующие здесь склонны в этом со мной согласиться.

Взгляд Тамето приобрел уже совсем недобрый оттенок, но, к удивлению Уни, он ничего больше не сказал, а только скрестил руки на груди, как будто выжидая чего-то.

– И правда, Мани, ты нас заинтриговал, но всему есть предел. Я уже слышал десятки аргументов за и против посольства, но для начала нужно хотя бы просто решить, способны ли мы вообще выносить обоснованные суждения по этому вопросу.

Сидящий слева от Дорго зеленоглазый мужчина говорил спокойным, уверенным голосом человека, который не привык куда-либо торопиться и сейчас выступал в роли прокритория императорской академии, чьей задачей было останавливать ученых мужей, не в меру разгорячившихся в ходе публичных дискуссий. При этом выглядел он заметно моложе всех присутствующих, исключая Уни, лет на тридцать, и обладал на редкость доброй, какой-то отеческой улыбкой, которую парадоксальным образом дарил сейчас отягощенным возрастом и должностями патриархам имперской политики. Он был единственным, кто легким кивком головы ответил на боязливое приветствие юноши, за что тот сразу же проникся к нему симпатией.

– Я, безусловно, не решился бы выносить такой важный документ на ваше обсуждение, не согласовав его предварительно с энелем Дорго. Мы и правда тратим столь много времени на споры о деталях, что мне показалось правильным заранее узнать его мнение и получить необходимые замечания, – по количеству елея голос Ронко уступал разве что самым дорогим гетерам на Риксе. – Вот почему я сразу же, как только был готов трактат, попросил смотрителя Маргио лично передать одну копию моему дорогому другу Лицизию. Надеюсь, – и Ронко трогательно заглянул ему в глаза, – вы уже успели составить собственное мнение о Вирилане? Умоляю, не говорите «да», а то наш милый Форзи на всю жизнь затаит на меня обиду!

Уни с восхищением посмотрел на своего покровителя, хотя взгляды всех остальных тут же быстро переметнулись на Дорго. То ли от такой неслыханной наглости, то ли от фантастической осведомленности оппонента тот буквально застыл с полуоткрытым ртом и какое-то время не мог выдавить из себя ни звука.

– Это так, Лизи? – понравившийся Уни сосед Дорго прикрыл кулаком рот, но глаза его все равно сощурились в усмешке. У него были изумительно гармоничные черты лица, которые так некстати портили предательские морщины на лбу и по бокам носа. – Что же ты все это время молчал? Так ли уж плох на самом деле этот «пьяный трактат»?

Дорго, надо отдать ему должное, довольно быстро пришел в себя:

– Ну, я, безусловно, имел честь ознакомиться с его содержимым. Конечно, сведения, представленные там, заслуживают внимания, хотя, несомненно, не всегда полны и порой слишком запутанно изложены… Я попросил Форзи прокомментировать некоторые детали. Полагаю, он мог бы подробнее ответить на все вопросы.

– Да это просто заговор! – вскочил со своего места разъяренный Тамето. – Владыка милосердный, они нас тут всех за дураков держат! Все знают, Форзи, что ты против этого посольства, но это еще не повод заниматься грязными интригами и нарушать прямое распоряжение императора!

Форзи чуть ли не зашипел в бессильной ярости, а молодцеватый сосед Дорго изобразил на своем лице смесь усмешки и сожаления.

– Да, друзья мои, вижу, что у нас с вами так ничего и не меняется. Ну да ладно, Светило все видит и в конце концов все расставит на свои места. Благодарю тебя, Ронко, ты, как всегда, глубоко проработал вопрос. Вижу, что из присутствующих только я и Тамето еще, похоже, не удосужились прочесть сей мудрый опус. Так что, раз этот молодой человек здесь… как вас, кстати, зовут?

– Уни. То есть Унизель. Унизель Вирандо.

– Унизель. Это… не герандийское имя.

– Да. Меня назвали в честь деда по линии матери, а он был родом из Серегада.

– В самом деле? Значит, и в тебе течет кровь великих воинов? Выходит, мы с тобой в чем-то похожи – моя мать тоже была родом из этих земель. Ну так коли ты все равно здесь, может, просто ответишь на наши вопросы?

– Конечно, – Уни на мгновенье развел в стороны растопыренные ладони, а потом снова свел их вместе. – Я готов! – сказал он уже окрепшим голосом. – Можете начинать.

Грозный Тамето с трудом спрятал улыбку за своим орлиным носом, а Дорго и Форзи еще не закончили латать дыры на своих масках неприступных и всезнающих сановников. Впрочем, Ронко с готовностью пришел на помощь своему выдвиженцу и первым спросил:

– Напомни нам, пожалуйста, ведь Вирилан, если не ошибаюсь, второе по величине государство после нашей империи?

– Да, и такая точка зрения тоже существует, – настроился на привычный лад Уни. – Дело в том, что, насколько велик Вирилан сейчас, в точности сказать нельзя. Чуть меньше четырехсот лет назад на его территории существовали пять самостоятельных царств, каждое из которых было отнюдь не малых размеров. На западе границы страны проходят по хребту Сандомар Кай, через который есть лишь один проход – легендарный перевал Туэта, погребенный ныне под гигантским ледником. Давным-давно, еще на заре эры вириланов, Волшебный лучник Эневир Ченис в одиночку сдержал там натиск целой армии, которую послали уничтожить монастырь в горах. На севере с Вириланом граничит Великая Ширь, но об этих землях вообще мало что известно. С востока страну омывает Танцующий океан, но из-за бурных течений эти воды непригодны для мореплавания. На юге плещется… хмм, простите – расположено Зеркальное море, на берегу которого построена капоштийская торговая фактория Манибортиш. Через нее идет вся торговля Вирилана с внешним миром, а внутрь страны иноземцы не допускаются.

– Ну, это мы и так знаем, – надменно подал голос Дорго. – Ты лучше расскажи подробнее о самой стране, кто там правит, каковы порядки и законы, много ли людей, богатства, какова воинская сила?

– Про воинскую силу давай подробнее! – подключился Тамето. – Я потом добавлю – есть сведения из первых рук.

– Да, конечно, я постараюсь, – попытался не сбиться с мысли Уни. – Итак, порядки в этой земле сильно отличаются от наших. Правит ими мудрый император, постоянно пребывающий в прекрасном дворце и лишь изредка являющий лик собственным подданным. Законы их настолько суровы, что диктуют даже то, как правильно вставать утром с постели. Бежавшие от зверств вириланов в империю несчастные жители истребленных царств рассказывали страшные вещи. Будто бы вириланы никогда не выказывают ни радости, ни печали, не ведают ни страха, ни жалости, не боятся холода и могут неделями питаться лишь собственным дыханием. Говорят, что лица их словно мертвые маски с холодными, как лед, глазами. Некоторые утверждают, что они лишь обличьем люди, а внутри – бездушные и кровожадные демоны! Жители этой страны целиком лишены родительского инстинкта. Детей забирают у них в самом нежном возрасте, а дальше воспитывают их специальные наставники. И мужчины, и женщины с детства неразлучны с оружием и все споры привыкли разрешать в поединке. На весь Дашторнис известны вириланские мечи, коим нет равных в прочности. Войска их неутомимы и свирепы, а их дисциплина выше всяких похвал. В бою неудержимы и отважны, никогда не показывают спину и упорно бьются даже против превосходящих сил противника. Верят в чудовищных, страшных богов, которым приносят в жертву детей покоренных народов.

– И часто Вирилан воюет с соседями?

– К сожалению, нам это неизвестно. Поймите меня правильно, мы можем опираться только на хроники Виаду, в которых описывается война Пятого царства. После того как вириланы изгнали со своей земли всех, кто не принял их порядков, никаких сведений о внутренней жизни этого народа более не поступало.

– Я подробно расспросил капоштийских купцов, – пришел на помощь Уни Ронко. – Разумеется, они весьма неохотно делились своими познаниями. Но, как выяснилось, знают они еще меньше нашего. В основном они просто сгружают товар в Манибортише, забирают вириланское оружие и зерно, а потом сразу же возвращаются обратно. Да и сами вириланы бывают в городке не так уж часто. Они с большим подозрением относятся к чужакам.

– Да, конечно, я забыл добавить, – тут же заторопился Уни. – Всех иноземцев они считают как бы второго сорта, относятся к ним с большим презрением, можно сказать, и за людей-то не держат.

– Ну, господа, кто еще желает отправить туда посольство? – и Форзи торжественно оглядел присутствующих. – Совершенно очевидно, что ни на какие цивилизованные переговоры эти варвары просто не способны.

– Не вижу в этом ничего особенного, – взял неожиданно лояльный тон Дорго. – Все варвары считают себя исключительными, но это очень быстро лечится при более близком знакомстве с нашей культурой.

– Но вириланы сами по себе достаточно культурный народ, – вступился за своих подопечных Уни. – Я бы даже сказал, слишком культурный, если брать буквальное значение этого слова. Они настолько учтивы в обращении, что даже… даже нашим правилам придворного церемониала до их манер весьма далеко.

– Я вижу, что молодому человеку сильно вскружила голову сама возможность держать ответ перед столь высоким собранием, – ощутимо занервничал Форзи из-за предательской позиции своего друга. – Иначе ему, конечно, не пришло бы в голову подвергать сомнению принципы высочайшего этикета, тем более в присутствии… К тому же вы лишь мгновение назад утверждали, будто вириланы свирепы и не имеют ни малейшего представления о нормальном общении. А ведь любому образованному человеку должно быть известно, что это есть черта варваров, у которых лишь обличье, как у людей, а сердца – как у диких зверей. Только в великой Солнечной империи, земли которой щедро одарены теплом и заботой Ясноликого светила, рождаются по-настоящему мудрые и учтивые мужи. Те же государства, что лежат на краю земли, страдают от нехватки лучей Дарителя жизни, отчего люди там неотесанны, грубы и склонны к насилию. Там крайне редко можно встретить действительно культурного человека.

– Ну знаешь, Форзи, империя отправляла послов и к варварам пострашнее вириланов, – вмешался Ронко. – Сейчас мы говорим о высоком понятии государственной необходимости, а не пытаемся найти сомнительные предлоги для того, чтобы уклониться от давно назревшего решения.

– Назревшего решения! – не смог сдержать себя Форзи. – Я вам целый час в подробностях рассказывал о том, к каким катастрофическим последствиям это приведет, а ты опять за свое. А что касается государственной необходимости, то имеет ли право говорить о ней человек, помышляющий лишь о наполнении собственных карманов и готовый из-за этого утянуть в пропасть всю империю!

Ронко так же хотел что-то горячо возразить, но тут в разговор вмешался так понравившийся Уни молодой мужчина.

– Вы двое все время норовите превратить совет в какой-то хаос. Если мы собираемся узким кругом, чтобы, забыв о чинах, спокойно обсудить будущее державы, это еще не значит, что мы должны скатываться до базарных распрей. Лучше скажи-ка нам, Уни, – обратился он к вновь оробевшему юноше, – правильно ли я понял, что все наши знания относятся к тому давнему периоду, когда империя принимала беглецов с территории бывших Пяти царств, что стояли некогда на месте нынешней Вириланской державы?

– Абсолютно так, как вы говорите. Именно тогда были записаны те исторические хроники, на основе которых я и подготовил доклад для высокочтимого собрания.

– И вот мы вернулись к тому, с чего начали, – оживился Тамето. – Эта архивная труха не стоит и пучка жухлой травы! А у меня между тем…

– Помолчи, Неций! Тебя мы еще успеем выслушать, – спокойный мужчина слегка подался вперед так, что его изумрудного цвета глаза в какой-то печальной задумчивости полностью сконцентрировались на Уни. – Но в таком случае насколько устарели, по-твоему, имеющиеся у нас сведения?

– Я полагаю, что если и устарели, то ненамного. Видите ли, в чем дело, вириланы – чрезвычайно консервативный народ. Я хочу сказать, что при таком отличном от многих образе жизни судьба не оставляет им иного выхода, кроме как неусыпно хранить традиции, ибо только так можно оставить в неизменности все то, ради чего они с таким упорством сражались. Нет, я думаю, что изменений произошло совсем мало, а если они и были, то лишь в лучшую сторону. Годы мира и неизменности правления смягчают нравы и делают душу народа более податливой для соблазнов извне.

– Вот! – неожиданно прервал его зеленоглазый мужчина. – Ты сказал то, о чем я так долго думал все это время. Заприте наиболее презирающего общество человека в одиночной камере, и через десяток лет он гарантированно сойдет с ума. Но ведь народы – ты ведь сам говорил об этом, Форзи, – они такие же живые организмы, как и отдельные люди. Они рождаются, растут, борются с другими народами за место под солнцем – и точно так же не могут вынести долгого одиночества. Убежден, что Вирилан уже давно созрел для общения с нами. Нужно лишь помочь ему сделать первый шаг, и тогда мы сможем извлечь из этого максимальную пользу для империи.

– Ну разумеется! – обрадовался такой поддержке Ронко. – В результате прямого торгового договора доходы казны могут вырасти практически вдвое. Всем известно, – Ронко вывернул руку ладонью кверху и обвел элегантным жестом присутствующих, – что с каждым годом империя потребляет все больше и больше пшеницы, однако наши внутренние посевы неуклонно сокращаются. Магнаты всеми правдами и неправдами прибирают к рукам крестьянские земли, но затем предпочитают отдавать их под пастбища и виноградники, а не под выращивание зерновых. Мы все больше и больше закупаем пшеницу у капоштийцев, но сами они – лишь перекупщики торгендамского и вириланского зерна. Почему города Капошти до сих пор обладают монополией на торговлю с Вириланом? На каком основании подданные Солнцеликого владыки должны терпеть этих нахлебников-спекулянтов?

– Ну, ты сам знаешь ответ на этот вопрос, – деловито прогудел Дорго. – Вириланы просто отказываются торговать с кем-либо другим.

– А так ли это? – Ронко патетически развел в стороны руки и вопрошающе оглядел членов собрания. – Они тебе об этом сами сказали, да? Я убежден, что единственный способ проверить это – направить в Вирилан посольство и установить прямой контакт с их правителем. Бьюсь об заклад, что и ему будет выгоднее иметь дело с нами напрямую. Капоштийцы наживают на нас миллионы леро ежегодно. Миллионы леро, которых недосчитывается императорская казна.

– Ты недальновиден, Ронко, – и Форзи с жаром оглядел зал, ища поддержки остальных собравшихся. – Чтобы наполнить казну, не нужно отправлять людей на гибель в страну, где правят бездушные демоны. Нам следует навести порядок в нашем собственном доме, обуздать местных магнатов и заставить их нормально платить налоги. А твой план чреват не просто позором для нашего императора, если вириланы откажутся иметь с нами дело. Будут последствия и пострашней. Ты что, думаешь, будто капоштийцы останутся довольны, если ты лишишь их такой доли ежегодного дохода? Да они просто откажутся дальше признавать протекторат империи, вот и все!

– Пусть только попробуют! – угрожающе прогудел Тамето. – Моя конница давно застоялась без дела.

– Вот, смотрите! – Форзи с несвойственным для его возраста пылом вскочил с места и указал на полководца пронзительным жестом: – Наши военные постоянно скулят от того, что гражданские власти связали их по рукам и ногам. Представьте теперь, что будет, если дать им волю вершить дела по собственному разумению. Да пойми ты наконец, бронзовая башка, – воззвал он к заскрипевшему зубами Тамето, – что Солнечная империя не может, не имеет права вот так взять и объявить войну кому угодно!

– Эти гражданские сопли совсем застилают вам взор! – Тамето был почти готов взорваться. – Для чего же еще существует армия, как не для того, чтобы хранить единство державы Великого владыки?!

– Ну что ж, если людям военным для понимания очевидных истин необходимо повторять их по нескольку раз кряду, то я готов пойти даже на такие жертвы. Солнечная империя держит воедино народы не на страхе, а на осознании взаимной выгоды единого мира, торговли и процветания. Мы провозгласили отказ от грубого принуждения к тому, чтобы быть с нами, и именно благодаря этому народы двенадцати царств избрали Герандию в качестве символа их добровольного объединения. Сколько империй было на этих землях за последние две тысячи лет? И тут же исчезло, да так, что о них никто и не вспомнит. Все они держались на грубой силе, которой покоряются по необходимости, но против которой восстают, как только появляется малейшая возможность. Наша держава, как гранитный обелиск, стоит уже более четырехсот лет и будет стоять вечно, ибо мы впервые осознали, что выгода скрепляет людей надежнее, чем страх наказания. Уясни же наконец, Тамето, что мы не можем вот так взять и напасть на Капошти, даже если они откажутся признавать наше господство. Речь ведь не о варварах, закон по отношению к которым не писан. Это станет предательством всех идеалов нашей империи и сигналом к восстанию в наших собственных провинциях! К тому же капоштийцы могут попросить о помощи аринцилов, которые давно уже с алчностью посматривают на наши земли. Так что ты лучше подсчитай, Ронко, сколько денег мы потеряем в результате откола Капошти и какого союзника в результате мы сами толкнем в объятия нашего самого опасного врага! Нет, уважаемые, посольство в Вирилан – это преступная глупость, способная поставить империю на грань гибели!

Голова Уни пошла кругом от буквально захлестнувшего его потока разноречивой информации. Неожиданно для себя он оказался в самой гуще высокой имперской политики, где решалась не просто судьба одного дипломатического предприятия, а будущее миллионов населяющих страну людей.

«Еще бы разобраться, кто действительно прав, – подумал он. Изначально Уни сам был горячим сторонником посольства в далекие и такие загадочные земли его мечты, но потом после убедительной речи Форзи в душе юноши зародилось сомнение. – Ну скажи на милость, кому верить в ситуации, когда каждая сторона приводит такие глубокие и обоснованные аргументы?»

– Ты, Форзи, послушал бы себя со стороны, – неожиданно тихим голосом возразил Дорго. – Что же это выходит, мы теперь по рукам и ногам связаны собственными вассалами? И наш Владыка – Ясновеликий господин, державный местоблюститель Небесного престола – и шагу не может ступить, потому что спутан какими-то унизительными обязательствами перед горсткой торгашей, держащей за горло всю империю? Нет, это решительно недопустимая постановка вопроса, с которой я никак не могу согласиться!

– Я внимательно тебя слушал, Форзи, и не могу понять только одного, – зеленоглазый мужчина смотрел на секретаря императорского совета доверительно, почти интимно. – С чего ты вообще решил, что империя нуждается в каких-либо союзниках? Это они должны искать нашего расположения, а не мы униженно стараться угодить им. Ты правильно говорил о замысле Основателя и идеалах нашей Светлодержавной власти. Но мы не должны впадать и в другую крайность – плодить паразитизм и потворствовать иждивенческим устремлениям малых держав.

– Правильно! – воскликнул Ронко. – Коли хочешь пользоваться расположением империи, вступай в ее ряды! Капоштийцы думают, что самые умные. С комфортом устроились на нашей шее, да еще и погоняют! Я бы тоже не отказался побыть таким вассалом. Вся дань, которую они нам платят, возвращается обратно из-за переплаты за вириланское зерно, но и после этого им еще остается полная мошна прибыли! А у нас что? Проценты по займам на зерно для собственных крестьян растут каждый год, крестьяне разоряются и уходят в кабалу к сильным домам. А с них разве налоги соберешь? Каждый правдами и неправдами пробивает себе иммунитет. Еще с десяток лет такой заботы о союзнике, и императорская казна просто опустеет!

– Если говорить о союзниках, то уж лучше обрести их в лице вириланов, – дорвался наконец до своего Тамето. – В степи мои люди смогли лично убедиться в эффективности вириланского оружия. Мы пришли на выручку их отряду, на который напали кочевники. Точнее сказать, хотели прийти на помощь, но они прекрасно управились и без нас. Что и говорить, бойцы они отменные, а оружие… Мне привезли кирасу из кованой бронзы, пробитую с двух сторон. Клинок легко прошел через толстенную грудную пластину, потом сквозь тело, а затем и через пластину на спине! Про силу удара я и не говорю, но что это должен быть за клинок, который не сломался после всего этого?

– Разве ты видел его, Неций, чтобы утверждать? – заинтересованно спросил зеленоглазый.

– В том-то и дело, что да! Видимо, в пылу схватки вириланский воин просто не успел вынуть клинок и вынужден был оставить его в трупе.

– А меня больше интересует, какая сволочь в нарушение закона толкает варварам такие панцири! – проворчал Форзи и красноречиво посмотрел на Ронко, но его уже никто не слушал.

– Как бы то ни было, но события уже развиваются по воле Великого светила, хотим мы того или нет, – поспешил резюмировать затянувшееся обсуждение Дорго. – Империя и Вирилан неудержимо сближаются, и в этих условиях отправка посольства становится лишь делом времени.

– И это время настало! – поддержал его мужчина с зелеными глазами. – Неопределенность не может длиться вечно. Если существует возможность подписать прямой торговый договор, то сейчас наилучший момент, чтобы ее использовать. Если предположить худшее: что вириланы готовы проявить враждебность, нам также следует знать об этом заблаговременно. Я голосую за то, чтобы незамедлительно отправить посольство в Вирилан с предоставлением всех необходимых полномочий, – и он медленно согнул руку в локте, словно заранее заслоняясь холеной ладонью от шквала любой возможной критики.

Впрочем, особых возражений не последовало. Ронко и Дорго с удивительным единодушием проголосовали «за». Секундой позже к ним присоединился и Тамето, сопроводив это сакраментальной фразой: «Врага нужно знать в лицо, а такой союзник тоже не помешает». Форзи, взглянув на Дорго с холодной ненавистью, отвернулся и тоже нехотя поднял руку.

Ответственным за подготовку миссии был назначен Дорго. Уни весьма удивился этому обстоятельству, но потом вспомнил, что именно он негласно отвечает в империи за международные дела.

– А кого вы рекомендуете назначить на должность посла? – задал вопрос зеленоглазый.

– Полагаю, что лучше, чем Онтий Санери, кандидатуры не найти. Он неоднократно выезжал с миссиями в Мустобрим и к аринцилам, так что с вириланами наверняка также сможет найти общий язык!

Дорго неожиданно быстро вошел в роль организатора, словно сама идея посольства изначально принадлежала ему. Уни даже стало немного обидно за Ронко, так легко оттесненного от мероприятия, которое, похоже, изначально готовилось и пробивалось именно благодаря его энергии и уму.

– Да, я помню его. И правда опытный дипломат. Только вот насчет языка не совсем уверен. Нам ведь еще понадобится переводчик, и желательно не один.

– У капоштийских купцов наймем, тоже мне трудность, – проворчал Форзи.

– Ага, чтобы они переводили смертный приговор для собственных барышей? – вмешался Ронко. – Ну уж нет, здесь речь идет о судьбе империи. Переводчиком должен быть только наш соотечественник, в преданности которого нет никаких сомнений.

– Это он, что ли? – и Дорго мотнул в сторону Уни жирным двойным подбородком.

– Боюсь, у нас просто нет других кандидатур, – со сладкой улыбкой ответил ему Ронко. – И он будет один. Во-первых, чем меньше людей знают о содержании переговоров, тем лучше. Ну, а во-вторых, энель Вирандо здесь по-своему уникален.

– Значит, решено! – улыбнулся зеленоглазый. – Надеюсь, молодой человек, вы осознаете, какая на вас ложится ответственность? Малейшая ошибка или неточность могут привести к срыву переговоров. В худшем случае – к войне. – При этом слове Тамето заметно оживился. – Так что советую потратить оставшееся до отплытия время с максимальной пользой, совершенствуя свои познания.

– Так получилось, что в настоящее время энель Вирандо не может пользоваться фондами нашего архива, – предупредительно вмешался Ронко. – Я думаю, что было бы правильно, наряду с указом о его зачислении в состав посольства, также определить ему чиновничий ранг, позволяющий иметь доступ к любым необходимым для успеха миссии документам.

– Это мы решим, – сухо сказал Дорго. – У меня есть более важный вопрос – каким путем отправится посольство?

– Я предлагаю через северную границу, – произнес Тамето. – У меня есть подготовленные люди, которые выведут на лагерь вириланов. Ну, а те уже проводят в свою столицу. Надеюсь.

– Мне кажется, морской путь был бы надежнее, – возразил Ронко. – Во-первых, в степи небезопасно. Во-вторых, нам все равно необходимо посетить Манибортиш, чтобы получить представление о том, как идет торговля, собрать предварительную информацию. В-третьих…

– По морю – это под носом у капоштийцев! – фыркнул Тамето. – Манибортиш ведь их фактория. Твое предложение просто глупо! – и он в возбуждении мотнул головой в сторону.

– И потом, у нас нет никаких гарантий, что капоштийцы вообще захотят пропустить посольство вглубь Вирилана, – пробормотал Форзи.

– Нет, вы вообще соображаете, что несете?! – зеленоглазый, похоже, резко потерял терпение. – Что значит – не захотят? Капоштийские города заключили соглашение о протекторате с империей! – В запале он вскочил с места и энергично прошелся по комнате, слегка задев плечом не успевшего отшатнуться Уни. – Совсем обнаглели эти торгаши! Нет, мы подпишем прямой договор, подпишем его просто для того, чтобы поставить на место эту алчную, распоясавшуюся мразь! – Таким же быстрым шагом он вернулся на место, резко помотал головой и в ярости сжал тонкие губы.

Уни подумал, что после подобной эмоциональной атаки Форзи будет окончательно сломлен, но тот в очередной раз просто отвернулся в сторону, демонстрируя крайнюю степень безразличия к событиям, на развитие которых уже никак не мог повлиять.

Только выйдя за пределы дворца на знакомые улицы вокруг Дворца тысячи изобилий, Уни смог осознать, что же с ним сегодня произошло. В тот момент, когда он стоял в центре круглой комнаты совета, спасительный поворот судьбы удивительным образом воспринимался им как нечто само собой разумеющееся, словно он наконец очнулся от страшного сна и реальный мир вновь засиял сочными красками майского дня. Вирилан! Вирилан! Это слово эхом отдавалось у него в голове, он повторял его снова и снова, будто не веря собственному счастью. Да, стоило побывать на краю пропасти, почти проститься со всем, что есть в этой жизни, чтобы потом словно в награду за перенесенные страдания открыть путь в страну своей мечты. Мир, такой знакомый и загадочный, известный только по книгам, дополненный силами собственного воображения настолько, что действительность начинает неразрывно сливаться со сказкой.

«Душой и сердцем я уже давно там, – подумал Уни. – Ну а теперь осталось перенести туда свое бренное тело. Подумать только – переводчик посольства! От моих слов зависит судьба империи! Я увижу императора Вирилана, которому подвластны силы природы и божественные стихии. Интересно, он и впрямь бессмертен? Насколько удобно будет спросить его об этом? Ну да ладно, шутки в сторону. Хотя после сегодняшнего я бы уже ничему не удивился».

Уни вспомнил свой разговор с Ронко после выхода из зала совета, и тревожный холодок снова пробежал у него внутри. «Нет, ну сколько можно быть таким растяпой!»

Ронко, похоже, был и вправду несколько расстроен тем, что организацию посольства поручили его политическому оппоненту, однако по-прежнему не утратил своей традиционной веселости духа. Пока они шли длинными коридорами дворца, Ронко немного просветил Уни о нынешней расстановке сил в окружении императора.

– Видишь ли, я не очень-то удивлен принятым решением. В окружении императора есть два типа людей. Первые – те, кто служил его отцу. Например, я, а также Форзи, бывший воспитатель нашего Владыки. Хотя мы с ним далеко не всегда приходим к согласию, но для императора мы старичье, от опеки которого он всеми силами старается избавиться.

– Старается? Разве для него это так сложно?

– А ты как думаешь? Императорский совет фактически управлял страной, пока император был еще слишком молод и неопытен. Впрочем, его величество очень быстро стал показывать норов и тут же вывел из совета тех, кто стал особенно зарываться. Кроме того, он добился включения в состав совета своего личного ставленника. Дорго он зачастую доверяет больше, чем мне, именно по этой причине – потому что тот зависит только от него и не имел радости лицезреть его детские шалости. Для Форзи же он всегда в чем-то останется ребенком, да и для меня тоже. Знал бы ты, как его это бесит!

– Могу себе представить. А правда, что Дорго когда-то торговал пирожками на улице?

– Хмм! Ну да. Другое дело, что долго он там не задержался, надо отдать ему должное. Сколотил команду таких же торговцев, затем открыл собственную пекарню. К тому времени, как он попал в поле зрение Форзи, Дорго снабжал своим хлебом лучшие дома Триказинцо. Работал с капоштийцами, на вириланской муке себе состояние и сделал.

– Так что выходит, это он Форзи обязан всем, что имеет?

– А то! Но дело ведь вот в чем. Форзи был воспитателем императора, но сам по себе ничего особенного не представлял. Как не представляет и сейчас, если уж совсем честно. У Дорго были деньги, но не было вообще никаких концов наверху. Хлеб-то у него брали, но на том все и заканчивалось. Вот он и решил использовать Форзи в своих целях.

– Но как он приобрел такое влияние? То есть я хочу спросить, как получилось, что чиновники империи пляшут под дудку какого-то пекаря?

– Будь он простым пекарем, ничего бы, конечно, не вышло. Дорго и впрямь весьма ограниченный человек, но он обладает способностью с необыкновенной точностью просчитывать поведение людей. А затем, узнав их истинные потребности и желания, быстро и эффективно удовлетворять их. Сначала он научил Форзи, как правильно использовать его единственный ресурс – доступ к телу властителя. Влияние Форзи резко возросло, но он оказался явно не готов к такой обузе. В результате воспитатель не нашел ничего лучше, как порекомендовать императору непосредственно Дорго. В том, что Владыка сумел в значительной степени освободиться от опеки совета, заслуга Дорго. Вроде бы и не разрушая сложившейся системы управления, он умудрился так перестроить отношения внутри правящей верхушки, что император вновь вернул себе реальную власть!

– То есть вы с Дорго враги, потому что он отнял у вас, людей предыдущего императора, власть и передал ее нынешнему Владыке?

Ронко усмехнулся и скептически посмотрел куда-то вдаль.

– Я всегда знал, что ты умный парень. Иногда даже слишком умный. Видишь ли, кому на самом деле принадлежит власть в империи, не могу сказать даже я. Когда столько разных интересов сплетается в один клубок, ситуация может в любой момент измениться до неузнаваемости. Это ведь только иллюзия, что император всемогущ. На самом деле он буквально связан по рукам и ногам. Мы установили жесткий гражданский контроль над военными, децентрализовали командование, приставили ко всем полководцам надзирателей из Солнечной стражи. В результате вероятность мятежей ничтожна, но реальная боеспособность армии сильно упала. А это означает, что мы уже не можем свободно использовать войска для сдерживания амбиций местных магнатов. Да и с кочевниками тоже приходится искать мира и дружбы. Мы боимся шелохнуться, сделать лишнее движение из-за жуткого страха, что любые изменения приведут к печальным последствиям.

– Но разве все эти силы не уравновешивают друг друга?

– О, равновесие – это главный конек Дорго. Это магическое слово, которое открыло ему дорогу во власть. Дорго сплел такие кружева взаимных обязательств, в которых, кроме него, никто разобраться не в силах. Вот он и сидит, как паук в паутине: у одних берет, другим дает, потом наоборот… И все для того, чтобы ни одна группировка – военные, местные магнаты, столичная бюрократия, – упаси Светило, не получила хотя бы временного преимущества. Император без него, выходит, все равно как без рук.

– А разве он сам не боится такого усиления своего фаворита?

– Владыка знает, что, выйди Дорго из милости, мы съедим его быстрее, чем утренняя роса исчезает под солнцем. Нет, Дорго, конечно, весьма могуществен, но положение его крайне шаткое. Временщик, выскочка, одним словом. Пока существует имперский совет, он никогда не сможет обрести реальную власть.

Собеседники остановились возле великолепного музыкального фонтана, исполняющего легкую переливчатую мелодию. Солнечный свет, проходя через цветные витражи на крыше зала, окрашивал струи воды во все цвета радуги, что создавало удивительную атмосферу радости и беззаботного веселья. Ронко вытянул руку и провел ладонью по водной глади, словно проверяя, взаправду это или всего лишь чудесная иллюзия.

– Я думал, он поддержит Форзи, – Уни был полностью захвачен сплетнями о дворцовых интригах и не заметил, что Ронко, похоже, уже слегка утомлен его вопросами. – Вы его буквально стерли в порошок с этим документом! Будет знать теперь, как брать чужое.

– Ох, ну ты и развоевался… А с документом? Да ерунда все это на самом деле. Дорго никогда прямо не выступал против посольства. Он слишком хитер для этого и мгновенно считывает настроение императора. Меня больше удивил Тамето. Сколько его помню еще по войне с торгами, он признает только политику большой дубины! Эти вириланы, похоже, чем-то очень впечатлили его, и не только пробитым панцирем. Мда. Ну ладно, Уни, меня ждут еще кое-какие дела. Да и твоя безработная жизнь, похоже, завершилась раньше, чем ты мог себе представить. Дорго, может быть, и мутный тип, но свое дело знает. Думаю, в ближайшее время тебя известят о необходимости предстать пред светлые очи главы новоиспеченной дипломатической миссии.

– Огромное вам спасибо, энель Ронко. Если бы не ваша милость, меня… меня вообще бы сейчас не было. Не знаю, смогу ли когда-нибудь отблагодарить вас за доброту…

– Да брось ты. И уясни хорошенько – никогда не преклоняйся перед человеком, если ваши отношения носят характер взаимной выгоды. А ты помог мне гораздо больше, чем можешь себе представить. Впрочем, не стоит тебе сейчас забивать голову – впечатлений и так было через край.

– Позвольте еще спросить вас, напоследок, – и Уни неожиданно сам для себя по-детски всплеснул руками. – А кто был тот четвертый мужчина? Он ведь тоже наш, то есть, простите, ваш союзник?

Во вздохе Ронко одновременно можно было прочитать умиление и легкую усмешку:

– Ну знаешь, Уни, тут ты превзошел даже самого себя! Я, конечно, понимаю, что скромные служители архивной мудрости редко держат в руках золотые монеты, но не узнать Владыку нашего, Солнцеподобного властелина Герандийской империи Кергения – это уже слишком!

После этих слов Уни смог только широко раскрыть рот и уставиться на Ронко с мольбой о милосердии в жалобных голубых глазах.

– Простите, как же я мог… Я даже не смел подумать, что удостоюсь столь великой чести…

– Ерунда! Все эти пышные ритуалы для развлечения толпы и воспитания знати, чтобы места своего не забывали. По-настоящему важные государственные решения всегда принимаются в ходе свободного обсуждения, где каждый имеет право голоса и возможность отстаивать свою точку зрения даже перед самим императором. А наш совет – это одна большая семья, где все давно друг друга знают, ссорятся, мирятся, интригуют, но все равно упорно продолжают трудиться на благо державы. Если бы я предупредил заранее, перед кем тебе предстоит держать ответ, то, клянусь Светилом, все пошло бы насмарку. Ты бы так разволновался, что просто утратил бы дар речи! Ну да ладно, дело сделано. Иди домой, отсыпайся. Надеюсь, сегодня ты все-таки уяснил, что и абстрактные знания могут быть крайне полезными в этом мире. Да, и не пей больше так много вина! Как носитель государственных секретов ты отныне будешь держать ответ за каждое сказанное тобой слово, – и Ронко, весело помахав рукой, беззаботно скрылся между колоннами.

«Мда, – подумал Уни. – Всего один день прошел, а так оглянешься – на полжизни ощущений хватило. Ну что же, пойду обрадую матушку. В кой-то веки у нее есть повод мною гордиться!»

Глава 5. Необходимые формальности

Если Уни по итогам прошедшего совета считал себя счастливее всех, то здесь он явно ошибался. Лицизий Дорго возвращался к себе в «Кипарисовый рай» в гораздо более приподнятом настроении. По большому счету, ощущение развивающихся в полном соответствии с изначальным замыслом событий было одним из немногих реальных удовольствий, которые он умел получать. Буквально ворвавшись на своей отделанной бархатом колеснице в ворота виллы, он без посторонней помощи и с удивительной прытью вывалил свое тучное тело наружу и без промедления понес его вглубь сада.

– Уже прибыл? – в веселом возбуждении бросил он Жосло, своему управляющему.

– Дожидается ваше почтение в Голубой беседке, – вкрадчиво ответил тот.

– Недоволен сильно?

Жосло невозмутимо пожал плечами.

– А разве варвар наделен правом выражать недовольство ясновельможным господином?

– Правильный ответ, – одобрительно прогудел Дорго и, воспарив еще больше, устремился навстречу очередному посетителю.

Голубая беседка получила свое название по двум причинам. Во-первых, вокруг нее, благодаря умелым рукам садовника, цвело немалое количество растений, имеющих голубой или приближенный к нему цвет, как то: голубая жемчужина, бессмертник, бронзовая красавица и вербена. Через месяц в эту компанию должны были также влиться падуб и васильки, однако пока что они лишь ждали своего часа. Во-вторых, стены самой беседки были выложены мелкой голубой мозаикой с изображением волн, лодок, рыбаков и прочих милых сердцу каждого заботящегося о народе чиновника картин из жизни простых людей, кормящихся благами Великой реки. Утонченные улиньцы часто вздыхали о том, что герандийские архитекторы грубо извратили саму идею беседки как легкого, почти невесомого сооружения, призванного оттенить сугубо призрачные границы между миром человека и его природным окружением. Бедняги, они до сих пор так и не поняли, что у имперского стиля свои законы – солидность и монументальность должно приобретать все, чего он только соизволил коснуться.

Протиснувшись вглубь беседки сквозь синие резные дверки, Дорго по-хозяйски стал озираться, ища долгожданного гостя. Но и уютный диванчик, и оба маленьких стульчика рядом с низеньким столиком для легкой трапезы были пусты, как остались нетронутыми вино и маленькие орешки в застывшем сиропе, изготовленные в качестве сладкой компенсации за долгое ожидание. Дорго от удивления хотел было уже разразиться проклятиями, как неожиданно почувствовал странный холод где-то глубоко в прожилках. Последний раз такое ощущение посещало его лет десять назад, за мгновение до страшного удара кинжалом в ходе очередной драки в портовом квартале. Медленно, словно его ударили и в этот раз, он развернул грузное тело. Сбоку от двери, в тени, на низком табурете сидел завернувшийся в коричневый плащ человек. Его взглядом можно было бы спокойно забить гвоздь в бревно толщиной в руку, и тот бы еще легко вышел с обратной стороны.

– Г-господин посол? – Дорго вдруг понял, что самым примитивным образом теряет самообладание и фактически не способен успешно противостоять тому безмолвному давлению, которое волнами исходит от гостя. – Что же вы… здесь-то вдруг сели?

Выражение лица чужеземца не изменилось ни на секунду. Он напоминал статую какого-то из древних богов Серегада, воинственного и жестокого, разве что скульптор-экспериментатор выкрасил физиономию в медно-коричневый цвет. Большой нос, выгнутый, как у хищной птицы, смотрелся весьма симметрично на гладко выбритом лице с мощными челюстями и упрямым, волевым подбородком. Когда гость выпрямился во весь рост, оказалось, что он чуть выше Дорго, который во дворце слыл великаном.

– Так удобней убить вошедшего, – равнодушно подал голос посол.

Дорго вздрогнул – он вдруг ощутил, будто кто-то в кованых сапогах прошелся у него под черепной коробкой.

– Но мне показалось, что мы встречаемся как раз для другого – чтобы избежать убийств! Прошу, здесь вам будет удобнее, – и Дорго изогнулся в сторону диванчика и столика с яствами.

«Интересно, рискнет ли он сесть на такую хрупкую с виду мебель, – подумал он. – Если замешкается, то смогу отыграть потерянные очки».

Но гость не заставил себя ждать и невозмутимо принял приглашение. Естественным образом стремившийся свеситься вниз длинный плащ беспомощно обмякал на его мощных, округлых плечах, почти на треть не дотягивая снизу до своей обычной длины. Посол выбрал диван, а Дорго не рискнул потеснить гостя со своего любимого места и с трудом уместил себя на одном из стульчиков, придвинув его к противоположной стороне стола.

– Я еще раз приношу свои извинения. Заседание совета затянулось, и я не смог принять вас во дворце, как было обещано. Но это ничего, многие важные дела я предпочитаю решать именно здесь. Вас же свободно провели во внутренние покои императора, и вы, таким образом, смогли убедиться, что степень моего влияния… – Дорго наткнулся на стену отчуждения в ореховых глазах собеседника и осознал, что все эти объяснения тут совершенно ни к месту. – Ну, с этим ясно, перейдем к делам. Мне донесли, что вы представляете хозяина дома Ягуара и имеете все необходимые полномочия для ведения переговоров. Я вынужден задать чисто формальный вопрос, есть ли…

Гость едва уловимо провел рукой над столом, и на нем возник оранжево-черный округлый предмет с хищными проблесками драгоценных камней. Дорго осторожно взял его в руки и повертел перед глазами:

– Личная печать Аринцитека, Свирепого Ягуара, владыки могущественнейшего из домов аринцилов. – Дорго уважительно выпятил вперед нижнюю губу. – Да, приходилось мне видеть ее оттиск на одном договоре. Солидно, солидно. Ну что же, – и он пододвинул перстень обратно к гостю, – будем считать, что с формальностями улажено, уважаемый посол. К слову, как мне следует произносить ваше имя и титул?

– Господин Ягуар, – весомо подчеркнул гость.

– А-а-а… Хм. Ну, хорошо. Может быть, так даже лучше. Я, как вам, разумеется, известно, Лицизий Дорго. Член императорского совета, блюститель воли Великого владыки в огромном множестве государственных вопросов, включая и заморские дела. Ни один внешний договор империи не может быть подписан без моего участия. Так что вы со своей просьбой пришли по адресу, уважаемый господин Ягуар.

– Просят – о пощаде! – и посол глянул на Дорго так, что тот невольно отпрянул в сторону. – Желаете продолжения разговора – говорите со мной достойно!

– Д-даа? Ну простите, мне передали, что…

– Империя хочет мира?

– А вы что, желаете назвать свою цену?

– Она вас устроит.

– Господин Ягуар привез нам мир. Но с чего это я должен ему верить?

– У вас нет иного выхода. Четыре дома аринцилов борются за власть. Глава дома Змея Серпинцитль слишком молод и слаб, его можно не принимать в расчет. Правитель дома Крокодила мудр, но увяз в войнах с Мустобримом и не может поднять головы. Кучинкапак из дома Орла храбр и жесток. Воины охотно идут за таким, ибо это – честь. Чтобы собрать аринцилов под своей рукой, он поведет их против общего врага. Этим врагом может быть только империя.

– Складно. Я наслышан о Кучинкапаке. И впрямь безумец полный. Но где гарантии, что Аринцитек будет лучше? И что он сможет одолеть такого опасного противника?

– Аринцитек способен говорить с империей. Доказательство – то, что я здесь. Кучинкапак умеет разговаривать лишь на языке меча. И понимает он только силу. Если у империи достаточно силы, чтобы сломать крылья Орлу, тогда нам нечего больше обсуждать.

– У империи достаточно силы. Но мы не считаем нужным тратить ее впустую. У вас есть что конкретно предложить взамен?

– Вы вступили в контакт с вириланами. Проведите меня к ним. Когда я вернусь, Аринцитек станет вождем всех аринцилов, а империя обретет спокойствие.

От возбуждения Дорго вскочил с места. Стул, на котором он сидел, со стуком грохнулся на мраморный пол.

– А ты неблагодарный человек, Ягуар! Я протащил тебя во дворец не за тем, чтобы ты подслушивал секретные разговоры. Хотя, Мрак меня побери, как тебе удалось это сделать?!

– Мы прощаем нашим женщинам многие дерзости, за которые мужчина давно поплатился бы жизнью, – аринцил неподвижно уставился в одну точку. – Потому что женщина не способна сдерживать собственные чувства. Как ты сейчас. Поэтому я пропущу мимо ушей то, что ты сказал. Воины Неция Тамето тоже похожи на женщин. Они разболтали о встрече с вириланами в степи все и даже приплели кое-что от себя. И их тоже нельзя винить. А от тебя я хотел бы получить четкий ответ на мое предложение.

– Четкий ответ? – Дорго все-таки сел на место, но продолжал нервно водить пятерней по своей бычьей ляжке. – Да это глупость просто! Какой смысл империи пускать своего самого страшного врага в Вирилан? Чтобы вы заключили с ним союз против нас? Нет, ваш правитель явно не в себе или совсем нас за дураков держит! Вот вы лично, господин Ягуар, признайтесь, вам ведь в какой-нибудь портовой таверне небось наплели, что старина Лицизий – круглый идиот, да?

– Вирилан никогда не станет нападать на империю. Им не нужны ни вы, ни ваши земли, ни ваши богатства, – мрачно выдавил из себя аринцил. Было видно, что ему очень не хочется делиться своими познаниями в этом вопросе, но иного выбора просто не было. – Если Герандия установит с ними дипломатические отношения, вы поймете, что я говорю правду.

– Очень может быть, – прищурился Дорго. – Допустим, что вы и в самом деле честны со мной. Хотя, ослепи меня демоны Мрака, я ума не приложу, откуда у вас такие познания. Но каковы тогда истинные цели вашей миссии? Я должен знать это, иначе любые договоренности между нами бессмысленны.

– Это не вопрос политики, – отстраненно произнес аринцил. – Это дело чести! Длинная история. Вам будет трудно понять. Еще труднее – поверить. Цена того, что я сейчас скажу, крайне велика. Это знак доверия к вам и залог нашей будущей дружбы.

– Ах, говорите, – и Дорго томно подпер двойной подбородок своей бесформенной лапой. – Иногда я бываю таким легковерным!

Дружелюбный майский ветерок заглянул в беседку через решетчатые ставни, но его деликатные попытки обратить внимание на легендарные красоты герандийского заката натолкнулись на глухую стену равнодушия собеседников. Аринцил говорил неторопливо, и его краткие, емкие фразы удачно сочетались с немного отстраненной манерой изложения. Дорго так и не изменил своего положения, возвышаясь согбенной горой на миниатюрном стульчике и в упор разглядывая своего собеседника. И только хитрый селянский прищур искажал его лицо в те редкие моменты, когда он прерывал посла уточняющим вопросом.

– Все это, конечно, очень любопытно, – в конце концов произнес Дорго и почесал проплешину в волосах. – О многом, разумеется, я и сам догадывался. Мда. Но вот что касается вашего плана, то выглядит он полной авантюрой.

– На том, что вы называете авантюрой, уже сотни лет держится могущество аринцилов. Я уже говорил, вам трудно будет это понять. Риск занимает слишком ничтожное место в вашей жизни.

– О, я даже не знаю, кто здесь больше рискует – я или ваш пятнистый повелитель. Хотя я очень хорошо понимаю его в данной ситуации. Он фактически прижат к стенке и хочет теперь и меня сделать своим заложником. Молодец, очень хорошо придумано!

– Личные соображения не имеют значения. Уясните главное – это единственный шанс предотвратить полномасштабную войну между нашими народами.

– Ха, я скорее поверю в то, что волк станет есть траву, а ягненок на него охотиться, чем в миролюбие аринцилов. С другой стороны – и Дорго причмокнул сырыми губами – иногда война с другом может оказаться выгоднее, чем мир с врагом. Ну что ж, позвольте мне поднять тост. Ваше здоровье, господин Ягуар! И пусть каждый истово молит своих богов за успех этого сумасшедшего предприятия!

– У-уни! Уни! – Севелия Вирандо сложила вместе натруженные ладони и предприняла еще одну попытку докричаться до сына. – Ну что ты как вареный рак переваливаешься? Опоздаешь на свое собеседование – то-то страху будет!

До того момента, как его мать узнала о предстоящем заморском путешествии, Уни полагал, что сие известие ее обрадует. Впрочем, довольно скоро он сумел убедиться, что напрочь лишен каких-либо серьезных способностей предсказывать поведение даже самых близких людей.

Разумеется, эмель Вирандо искренне возликовала, узнав о блестящих перспективах своего единственного сына, которого она не зря на последние деньги пристроила в академию и потом лично следила, чтобы «мальчик хорошо учился». Однако сама мысль о том, что ее драгоценное чадо будет на долгие месяцы оторвано от родного дома, да еще и отправится в страну, населенную не то людьми, не то демонами, ввела Севелию в состояние плохо контролируемой паники, которой она умудрялась заражать всех вокруг. Ее подруги, гарпиеподобные жены лавочников и ремесленной верхушки, втайне завидовали такому «горю» и наперебой расписывали опасности дальних странствий:

– А у нас-то на тот год приказчик отправился за лесом в Торгендам, да и сгинул вконец. Говорят, не то медведь задрал, не то леший унес! А вон о прошлом годе купцы из Аркенчифа, что в Капошти, сказывали, что на большом имперском тракте, в западной стороне, разбойники людей воруют и продают унгуру, а те их едят! А что эти вириланы подлые выдумают, одному Светилу известно. Купцы шепчутся, что и не люди они вовсе, а мертвецы ходячие. За руку возьмешь – могильный холод! Как такому сына отдавать? Ты бы уж побереглась, соседка! Дитя-то родное, единственное. На своем горбу вырастила, воспитала, а тут… Ох, Ясноликий господин наш, храни вовек от таких напастей!

Севелия уже была сама не рада, что все так обернулось. Она чуть ли не в отчаянии проклинала Ронко, совратившего сына с намеченного пути, Онтия Санери, который, разумеется, будет третировать бедного ребенка, и даже (шепотом) самого императора, у которого не хватило твердости сказать решительное «нет» окончательно выжившей из ума престарелой камарилье. Уни, сжав зубы, почти полдня выслушивал все эти стенания, в очередной раз убеждаясь, что его отточенные аргументы о грандиозной возможности проявить себя разбиваются об элементарное: «Как ты не можешь понять сердца матери!»

В конце концов он не выдержал и сбежал в свой еще такой родной архив, благо, что император лично поручил ему основательно подготовиться к предстоящему путешествию. Что скрывать, пройти сквозь знакомые ворота, выполненные в форме разворачивающегося свитка, стоило Уни немалых душевных усилий. Слишком живы были еще вчерашние впечатления о том, как его буквально за шиворот вышвырнули из этих дверей. Охрану, видимо, уже предупредили насчет него, так что гвардейцы лишь дружелюбно кивнули, словно ничего и не изменилось. Уни с некоторым восхищением отметил про себя, что Дорго, при всей его непривлекательности, способен добиваться выполнения данных ему поручений в кратчайшие сроки, не забывая даже о таких мелких деталях.

Архивные коридоры встретили юношу желанной прохладой и знакомым запахом кожаных футляров для свитков. Попадавшиеся изредка служащие приветствовали его с опасливой вежливостью, из чего Уни заключил, что ветер внутри явно переменился в его сторону. Как всегда, радушным и искренним был только энель Барко, встретивший Уни с распростертыми объятиями.

Новоиспеченный дипломат низким поклоном поблагодарил учителя за науку и пообещал, что не подведет его в ходе своей ответственной миссии. Как выяснилось, в архиве уже успел побывать посланник энеля Форзи, потребовавший от имени его ясновельможного господина проэкзаменовать Уни на предмет знания разговорной вириланской речи, а результат запротоколировать и выслать во дворец. По словам Барко, энель Маргио дал ему особые указания насчет выполнения этого распоряжения, суть которого была весьма простой: престарелый смотритель либо письменно подтверждает полную некомпетентность своего подопечного в языковом вопросе, либо катится из архива на все четыре стороны.

– Они не посмеют! – закричал Уни. – Я все расскажу энелю Ронко. Это не просто подлость, а прямое нарушение воли Лучезарноподобного владыки!

– У-у-у! Подлость, говоришь, нарушение. Воля, говоришь… А что им эта воля твоя, скажи на милость? Все же прекрасно знают, кто сейчас правит во дворце. Вот, помню, старый владыка… Да, он был суров, но и нравы при нем были совсем другими. Такого безобразия и представить было невозможно! А новый император другой. Нет, он не плохой, очень умен. Еще когда рос, говорили – такой добрый мальчик! А возмужал – и что толку? Мягок, ленив, зависим от мнения советников и перемен настроения. Думаешь, ему есть дело до каких-то там ничтожеств вроде меня? Да он забудет об этом на следующий день, даже если твой Ронко и правда осмелится замолвить за меня словечко. Но он, безусловно, отличный император по сравнению с теми чудовищами, которых империя повидала на своем веку. Правление его величества Кергения будут вспоминать как «золотой век», да! Разве раньше было столько свободы? Каждый творит что хочет, словно нет ни императора никакого, ни Светила всевидящего над головой. Но что толку? Свободе радуются слабые, но выгоду с нее получают только сильные. Вот я, например. Архив – это мой дом. Выпусти меня на свободу – так я и помру в тот же день. Нет, слабым свобода ни к чему, она для них обуза. Сильные все прибирают к рукам, и тогда наступает такая несвобода, по сравнению с которой старые времена кажутся раем!

– Энель Барко, да я… я… не позволю вас даже пальцем тронуть! Я сейчас вот лично пойду во дворец, брошусь в ноги… нет, я потребую, я скажу… что если с вами хоть что-то случится, то я просто откажусь ехать в Вирилан. Вот прямо так и заявлю! Не буду им ничего переводить, пусть выкручиваются как хотят. Нет, ну это же непостижимо, никакого уважения к возрасту и вашим заслугам, какая наглость! – Уни вспомнил высокомерную рожу Форзи, не соизволившего даже заметить его на совете, и от того ему стало вдвойне больно и обидно.

– Спасибо тебе, мой мальчик! – сердечно растрогался старый смотритель. – Я уже так сжился с этим клоповником, что совсем не представляю своего дальнейшего существования без него. Видит Светило, я и помру здесь, в этих стенах, вот на этом вот самом месте. И не бойся за меня, ничего они мне не сделают, как бы ни старались.

– Как же так?

– А вот так. Не пристало мне чего-либо бояться, в мои-то седые годы! Да и они… Что они вообще могут? Только орать, пугать, а сами как слизни скользкие, душонки темные, трусливые. Послал я этого Маргио далеко и надолго. Сказал, что может меня прям сейчас взять и прирезать здесь, а такой мерзости от меня не дождется.

– А он что?

– А что он? Завизжал весь, слюна только не капает. Выругался грязно, его и след простыл. Да не переживай ты так, Уни! Все будет хорошо. Давай лучше отметим твое назначение, – и Барко достал из потаенных запасников шершавый на ощупь кувшин особого «библиотечного» вина.

Этот благородный напиток смотрители чуть ли не веками аккуратно «забывали» где-нибудь в глубине особенно непроходимых полок, так, чтобы лишь далекие потомки смогли найти этот «подарок из прошлого», к вящей радости подросшего поколения архивной братии. Как правило, обнаружение такого вина становилось особым праздником на фоне бедной яркими событиями жизни смотрителей, и тем радостнее было торжество, чем древнее была находка. Старожилы утверждали, что архивная пыль придает вину такую силу, что оно буквально сбивает с ног от одной чашки, а выпивший его первым сможет впитать в себя мудрость тех рукописей, в окружении которых оно было найдено.

Уни сперва пытался было отнекиваться, объясняя, что официально указ о его зачислении в состав посольства еще не вышел и предстоит сложная встреча и собеседование с главой миссии. На это Барко с озорной стариковской искрой в глазах пояснил, что вино особое, найденное аккурат между вириланскими свитками, так что Уни необходимо его выпить, чтобы завершить наконец полный курс обучения этому сложнейшему языку. А если он от сей процедуры откажется, то Барко просто не будет иметь никакого морального права отдать ему рекомендательное письмо для энеля Санери, чтобы у того пропали даже малейшие сомнения относительно познаний его нового подопечного.

Уни захотелось обнять старого учителя, но сделал он это только на прощанье, когда бо́льшая часть кувшина уже перекочевала в его желудок. Барко, как всегда, пил мало, так что Уни вовсе не удивился тому, что редкое по своей крепости вино так долго оставалось нетронутым. В откровенном разговоре старик поведал ему, что увидеть Вирилан было его светлой мечтой, которой он был увлечен с детства, а позже умудрился передать и своему ученику.

– Мы, наверное, и не встретимся с тобой больше! – растроганно сказал Барко напоследок.

– Ну что вы, учитель, вы еще всех нас переживете! И куда бы я ни поехал, где бы я ни был, вы всегда будете со мной, в моих знаниях и моем сердце!

Пожилой смотритель проводил своего преданного ученика до самого выхода.

«А правда, увижу ли я когда-нибудь еще это место? – подумал Уни. – Эх, как знать, лишь одному Солнцу известно».

Он ощущал легкую, но не проходящую грусть и только сейчас стал понимать, как же много хорошего, близкого, своего он оставляет в этих холодных стенах.

– У-уни! Уни! Тебе еще нужно надеть парадную палму и уложить волосы! Ну шевелись уже, хочешь меня осрамить, что ли?

«Да иду уже, иду, – мысленно откликнулся он. Похоже, что вино вдумчиво, но неуклонно делало свою работу. – О животворящие лучи Светила небесного! Я ведь и выпиваю-то от силы пару раз в год, но зато как удачно всегда умудряюсь выбрать момент! Только бы в этот раз избежать скандала!»

Скандала избежать удалось. В присутствии матери Уни держался молодцом, а добравшись до виллы своего будущего начальника, так вообще полностью пришел в себя. Он нежно улыбнулся мраморной статуе дриады у фонтана и приветственно помахал рукой каменным львам, охраняющим вход.

– Интересно, чем их здесь кормят? – вслух озадачился юный дипломат и украдкой почесал за ухом одно из чудовищ. Лев оказался дружелюбным, но прохладным на ощупь, и это окончательно укрепило Уни в мысли, что кормят зверей, судя по всему, неважно.

«Главное – не стать их пищей по результатам собеседования», – подумал он и смело зашагал по просторному коридору навстречу своей судьбе.

А судьба эта, судя по открывшимся вокруг видам, манила совершенно удивительными перспективами. Дом равновельможного советника Онтия Санери представлял собой настоящий склад всяких чужеземных древностей, своего рода уникальное сочетание музея и той части полевого лагеря имперской армии, в которой обычно скапливается военная добыча для последующей дележки между всеми воинами. Впрочем, ни сочными цветными картинами редких художников Мустобрима, ни громадными литыми аринцильскими сосудами размером с быка хозяин помещения делиться ни с кем не собирался. Последние, кстати, по слухам, использовались для того, чтобы аринцильские вожди имели возможность принять теплую, дымящуюся ванну из крови только что убитых врагов. Уни пришла в голову крамольная мысль, а не использует ли сам Санери сей сосуд по прямому назначению? Глупость, конечно, однако будь на его месте Маргио или Форзи, юноша бы точно не удивился.

Слуга медленно открыл перед Уни громадные двери с несколько грубоватой резьбой в виде выпуклых бляшек круглой формы. Юноша узнал торгендамский стиль: «Не иначе как знаменитый каранхамский дуб. Как же это все волокли-то оттуда?»

– Вельможностремящийся муж энель Унизель Вирандо! – торжественно прозвучало почти под ухом. Уни вздрогнул и только через пару мгновений осознал, что уже повышен аж на два придворных ранга в запутанной иерархии чинов империи.

Из комнаты что-то каркнуло, и слуга сдвинулся в сторону, приглашая Уни предстать перед новым начальником. «Мда, и с этим человеком мне придется день и ночь пребывать минимум полгода. Хорошо бы сработаться, причем лучше всего – сразу. Итак…»

Человек за низеньким столиком обладал мелкими, неприятными чертами лица, да и сама его физиономия была вытянута, словно отражалась в кривизне дешевого зеркала. Скрипучий голос недовольно возвестил о том, что вошедший может приблизиться.

«Ничего себе дипломат! – подумал Уни. – Светило меня подпали, а я-то ведь по наивности думал, что все они на редкость приятные люди, способные очаровывать буквально с полуслова».

– Можете сесть, – чуть ли не через губу прошипел вытянутый мужчина, весь поглощенный чтением каких-то документов. – Изучаю тут ваше дело – ни черта не понятно! Эти грамотеи в канцелярии, как всегда, все перемудрили. Так что будет лучше, если вы сами о себе немного расскажете.

– Да? Ну, что же тут рассказывать, – все происходящее вдруг показалось Уни каким-то плоским и глупым. – Родился в Яснодержавной столице в 379 году Солнечной эры. Окончил имперскую академию по курсу словесности. Работал в его Солнцеподобного владыки архиве помощником старшего смотрителя в Отделе чужеземных манускриптов…

– Не грузите меня ненужной шелухой! Если вы и переводить так начнете, вплетая отсебятину, скажу вам сразу – нам такие переводчики не нужны.

– Да? А какие нужны? Вы мне наперед скажите, я пойду за угол поищу, – неожиданно услышал собственный голос Уни и слегка ошалел от такой наглости.

– Молодой человек, по-моему, вы несколько забываетесь! Чего-чего, а воспитания вам явно не хватает. Вы ведь не будете спорить, что для дипломата учтивость должна стоять на первом месте. Впрочем, я смотрю, вам просто не к кому было обратиться за уроком достойного поведения. Да, да, – горестно покивал головой вытянутый, – росли без отца, ясное дело. А был ли отец, кстати? Тут о нем что-то почти ничего не сказано.

– Мой отец был… воином! – резко выпалил Уни. – И погиб он на северной границе, защищая от варваров разного рода неучтивых личностей, что теперь с такой помпезностью поучают жизни его единственного сына. Если я ваш переводчик, это вовсе не означает, что я тут на положении слуги, ясно? Вам, в отличие от меня, есть что терять, и если я захочу, то устрою такую пакость, что сорву все посольство, а отвечать за это будете вы! Я доступно излагаю?

«О Солнце! – подумал Уни. – Неужели это я такое мог сказать? Нет, мне определенно нельзя пить. Я не просто смелею, я теряю всякий контроль. И что я только несу? Он же мне теперь такую жизнь устроит! Опять прокололся, и снова в самом начале. Нет, просто остолоп, дурак, так ничему и не научился!»

Накативший страх заставил Уни существенно протрезветь, и он сжался всем телом в ожидании начальственной кары. Но результат его опрометчивых действий был совершенно иным. Вытянутый вцепился в свой стол так, что кончики его смуглых пальцев побелели.

– Искренне прошу простить меня, энель Вирандо! Я вовсе не хотел обидеть ваших уважаемых родителей. Продолжим наше общение в радостной гармонии. Не будете ли вы так любезны ответить еще на несколько моих вопросов?

«Надо же, сработало!» – расслабленно усмехнулся в душе Уни.

– Конечно, отвечу, – вслух сказал он. – Я ведь для этого и прибыл в это прекрасноизобильное жилище, – решил он компенсировать свою недавнюю атаку.

– Очень хорошо. Итак, с вашим благородным батюшкой мы разобрались. А матушка – Севелия Вирандо – сейчас состоит в радостном владении трактиром «Счастливый ко́нек», я правильно понимаю?

– Абсолютно. За исключением того, что это не трактир, как вы изволили выразиться, а гостиница, – не самая худшая в нашем лучезарном городе.

– Да, разумеется, простите. Идем далее. Репутация. Очень болезненный вопрос, я вам скажу. Для дипломата умение держать себя – превыше всего! Вы же не себя будете представлять, а всю страну, самого Великого владыку, понимаете?

– Не пойму, к чему это вы клоните.

– Не поймете? Спрошу конкретнее: выпить любите?

– А что, по мне заметно?

– Нет, ну я не специалист в такого рода вещах. Однако ж про вас пишут, что имеете склонность к попойкам и учинению погромов. А вот это уже с точки зрения дипломатии настоящая катастрофа.

– Вы не один в курсе моих так называемых «погромов». Императору тоже успели доложить.

– В самом деле? – лицо мужчины вытянулось еще больше. – И что же потом?

– А потом он прислал меня сюда, чтобы вы познакомились со своим новым переводчиком.

– Мда. Ну ладно. Хм. Также несколько смущает ваш предыдущий опыт работы. Участие в дипломатических миссиях – нет. Очень, очень плохо. Я даже не знаю. А языки? Насколько хорошо вы владеете вириланским?

– Вот рекомендательное письмо от старшего смотрителя Отдела чужеземных манускриптов энеля Барко. Это лучший в империи специалист по этому вопросу.

– Ага! Рекомендация. Это уже кое-что. Так, смотрим: «Весьма знающ, глубоко освоил словарный запас… также владеет и устной речью… мой лучший и единственный ученик». Ну, с этим понятно. А почему нет личной печати начальника архива? Ну, милый мой, вы же не новичок в делопроизводстве. Претендуете на солидную должность, а сами не выполняете элементарнейших правил!

– Вам рекомендации советника Ронко мало? Утвержденной самим императором?

– Ну послушайте, это ведь к делу-то не подошьешь! Мало ли кто кому что хорошего сказал? Всякое бывает. Владыка наш светоподобный, да пошли ему Небесный повелитель здоровья и счастия на многия века, тоже ведь бывает в хорошем настроении, а потом и передумать может… А бумага, знаете ли, надежнее…

– Вы что же, всерьез полагаете, что я вас обманываю?

– Ни в коей мере! Просто хочу объяснить, что дело не такое простое, как это кажется со стороны. Нарушен ход административной процедуры, а вопрос-то крайне ответственный. Кому теперь выправлять ваши ошибки? Мне этим прикажете заниматься?

– Ну, знаете… Если все дело только в этих процедурах, то я и сам могу. Скажите только, что надо.

– Вот, вот… Теперь и вы понимаете. А требуется ведь совсем мало. Тем более у меня к вам искренняя симпатия. Приличный молодой человек, рос без отца, сам пробивал себе дорогу в жизни… Совестно заставлять вас бегать собирать все необходимые документы. Так что если вы просто компенсируете соответствующие затраты на указанные административные действия, то…

– Что?! – Уни казалось, что на него вылили ушат холодной воды, причем под утренние заморозки. – Вы, посол его Светлейшества, предлагаете мне, своему переводчику, дать взятку за оформление документов?

– Посол? – вытянутый впервые уставился на него огромными глазами, словно моллюск из раковины выглянул. – Ой, не смешите меня! – и он вдруг мелко захихикал. – Да с чего это вы решили, что равновельможный советник Санери лично опустится до беседы с вами? Вы же переводчик, можно сказать, все равно что технический инструмент или иной полезный предмет навроде рубанка. Когда вы нужны – вас используют, когда нет – лучше вам без нужды не отвлекать сиятельных персон от важных занятий!

– Что? Я – рубанок?! Ну, знаете, я сюда не за оскорблениями пришел! И кто вы вообще такой, чтобы я с вами общался? В предписании мне было ясно сказано: явиться для засвидетельствования перед сиятельным ликом посла. Вы посол? Нет. Отдайте сюда мои рекомендации! Пока не увижу энеля Онтия Санери, не уйду из этого дома. Сейчас у него не может быть дел важнее, чем встреча со мной!

– Молодой человек совершенно прав, – приятный баритон заставил Уни обернуться.

Вошедший был чуть выше его ростом, с небольшим брюшком, но его серые глаза светились удивительно спокойной и даже, – чему Уни подивился вдвойне, – действительно искренней улыбкой.

– Прошу простить мое небольшое опоздание, – между тем продолжил посол. – Я как раз выверял списки нашей миссии, и потому Гроки сделал мне одолжение и развлек вас этой непринужденной беседой. Надеюсь, он был не слишком… навязчивым? – и улыбка Санери стала еще более медовой.

– Нет-нет, что вы. Все… было просто блестяще, – только и промолвил Уни, пытаясь изобразить приличествующий такому случаю реверанс.

Санери легко ответил ему в чуть менее изощренной манере, – в полном соответствии с придворным этикетом.

– Может быть, нам удобнее будет поговорить вот в этой комнате, – и он пухловатой ручкой указал на дверь, из которой только что вышел. – Прошу вас, проходите, пожалуйста.

Уни смутился и, только войдя в новое помещение, вспомнил, что ему следовало бы сперва предложить хозяину пройти первым. Но Санери не обратил на это никакого внимания, проворно затворил двери и жестом пригласил гостя присесть на брошенные посреди шикарного красно-желтого ковра подушки.

– Вы знаете, в Мустобриме полагают, что все эти стулья только отдаляют собеседников друг от друга. А ведь в первую встречу так важно установить контакт…

– Да, разумеется, – Уни рассеянно оглядывал обстановку, отметив про себя простую белую штукатурку стен и небесно-голубую роспись на потолке. Посредине комнаты стояли четыре деревянные колонны, покрытые фигурной резьбой. Элегантные резные ширмы между ними образовывали небольшое уютное пространство, а полки внутри служили одновременно и столиками для беседующих гостей.

«Мустобримская архаика! – мгновенно определил Уни. Когда-то давным-давно он читал о чем-то подобном в одной из старых книг. – Не хватает только оружия на стенах. Хотя нет, вот парочка кинжалов. Простенько и со вкусом».

– Высокочтимый энель Санери, для меня будет превеликой честью работать с вами во имя процветания нашей империи и ее Великого владыки! Позвольте в трепетном почтении вручить вам эти рекомендации, в которых содержится подтверждение…

– А-а-а, бросьте! – небрежно махнул рукой Санери, умудрившись одним жестом отстраниться от предлагаемого свитка и пригласить Уни присоединиться к нему на подушках за ширмой. – Время только терять на эти формальности! Вас же утвердил сам император, да и другой кандидатуры со знанием вириланского у нас все равно нет. А раз так, будем работать вместе, это вопрос решенный. Я ведь не за этим вас пригласил, энель Вирандо. Хотите чаю?

– Благодарю вас, не откажусь. Можно просто Уни. Так зовут меня все мои друзья.

Санери понравился молодому переводчику сразу и безоговорочно. Он вообще не чувствовал, что имеет дело с вельможей, более высоким по рангу. Новый начальник оказался совсем не страшным. Наоборот, его крупная голова с отчетливыми залысинами и слегка оттопыренные маленькие уши делали его даже немного забавным.

– Говорят, что вино – напиток мудрецов и вкушающим его приходят высокие мысли, – рассуждал Санери. – Но не верьте! Чай – вот та чудесная влага, что приобщает человека к самым высшим тайнам бытия. Мустобримцы пьют его безо всяких трав, но очень горячим и с большим количеством сахара. Дорогое удовольствие, но оно того стоит. Прошу, попробуйте, вам понравится!

Моду на чай принесли в империю капоштийские купцы, однако родиной этого редкого напитка была Страна Единого бога. Именно там самые крепкие его сорта изначально нашли применение у фанатичных монахов как средство для всенощного бдения и сохранения бодрости духа в ходе многодневных непрерывных молитв. В свое время Севелия Вирандо дико возмущалась тем, что капоштийцы навязывают добрым герандам свои извращенные вкусы исключительно для того, чтобы потом наполнить свои бездонные кошельки. Теперь Уни не сомневался, что его новый начальник, очевидно, внес не последний вклад в дело обогащения капоштийской нации, цепко держащей в своих руках всю чайную торговлю, включая и розничную продажу этого напитка в империи. Тем не менее юноша с благодарностью взял двумя руками плоскую, как тарелка, пиалу и впустил в себя дымящуюся жидкость, оставлявшую во рту незнакомый, но такой характерный привкус.

– Чудесно, чудесно! – вежливо поблагодарил новоиспеченный переводчик.

– Я восхищен тем, как вы быстро усваиваете чужеземные обычаи, – заботливо похвалил его Санери. – Из вас, очевидно, получится отменный дипломат. Мне ведь сказали, что вы не только переводчик, но и вообще – большой знаток Вирилана?

– Чрезвычайно лестно слышать такую оценку моих скромных талантов.

– О, тут нет никакой лести. Поверьте моему опыту, знание обычаев и традиций народа – это ключ к его сердцу. И гарант неминуемого успеха в переговорах. Все варвары, да и вообще любые чужеземцы, склонны доверять лишь тому, в ком видят подобного себе. Без этого все пойдет насмарку. Любые доводы, искусно построенные фразы, лесть, дары – все окажется бесполезным, если не удастся стать другом тех, с кем ведешь переговоры. Это первое правило имперской дипломатии. А вы-то думали, что я, чудак такой, очумело собираю заморские вещицы, что это у меня блажь такая?

– Нет, что вы…

– Да ладно, все так полагают! А между тем предметы, которые вы можете увидеть в моем доме, играют крайне важную роль во всех моих миссиях. Вы знаете, почему у меня до сих пор не было ни единого провала? А я вам скажу. Это все они, – и Санери широко повел рукой вокруг. – Да, да. Все эти вещи – мои лучшие помощники в нашем нелегком деле. А как иначе, позвольте спросить, я еще смог бы так глубоко вжиться в чужую культуру? Надо ведь не просто знать, что думает твой партнер. Нет. Это главная ошибка всех дипломатов – пытаться все просчитать, словно люди – это какие-то фишки в настольной игре. Люди, даже самые влиятельные, прежде всего живут чувствами, эмоциями, образами, верой и много еще чем… нерациональным по сути. А это образует такую смесь в каждом из народов, что лишь Светилу милосердному дано знать об всем!

– Простите, вы хотели сказать, что эти вещи помогают вам вжиться в образ представителя каждого из тех народов, с которыми вы вели переговоры?

– Вот именно! Вы никогда не поймете, как думает торг, если сами в жизни не ощущали пальцами шкуру дикого зверя, которого он только что завалил своими руками. Невозможно понять образ мысли мустобримца, если вы ни разу не пробовали чая. Я уж не говорю про аринцилов… Хм, ну да ладно. Вы поняли меня с полуслова, и я воспринимаю это как залог нашей плодотворной работы в дальнейшем.

– Я сделаю все возможное, чтобы не разочаровать вас, будьте уверены!

– Не сомневаюсь ни на мгновение, что между нами установятся весьма доверительные отношения. Вы ведь никогда не участвовали в посольствах раньше, да? Ну, не пугайтесь – все когда-нибудь делали это в первый раз! Вот я о Вирилане не знаю практически ничего. Так что это вы будете моим учителем в данном вопросе.

– Ну что вы…

– Нет-нет, я не оговорился. В вашу задачу будет входить не только перевод. Есть и еще одна важнейшая работа – беречь всех нас от случайных ошибок.

– Вы хотите сказать…

– Ну, разумеется! У каждого народа есть свои неписаные нормы поведения. Всякого рода запреты, нарушение которых может быть естественным для чужеземца, но считаться преступлением для коренных жителей. Вот недопущение подобного рода эксцессов и будет вашей прямой обязанностью.

– Я понимаю. Кроме меня ведь этим просто некому будет заняться…

– Совершенно верно. Так что не буду лишний раз утомлять вас рассказом о том, какой груз ответственности ложится на ваши хрупкие плечи. Скажу лишь, что вам фактически предстоит быть в каком-то смысле моим вторым «я».

– Понимаю. Все это так… потрясающе… и неожиданно… Вы слишком добры ко мне, энель Санери!

– О, да вы не боитесь трудностей! Искренне надеюсь, что это следствие силы вашей молодой натуры, а не легкомыслия и отсутствия жизненного опыта. Что касается моего доверительного тона… А это еще один неписаный закон дипломатии. Все посольство должно действовать как один человек. Личные амбиции, обиды, чины и прочие регалии – все это нужно решительно оставить здесь, дома. Все мы обязаны помогать друг другу и согласованно работать для успеха нашего общего дела.

– Это так благородно, энель посол!

– Да что вы, при чем тут возвышенные порывы? Речь идет о выживании, мой друг. Вы вообще представляете себе, что такое посольство? Пара дюжин мужчин, вырванных из лона родной страны и заброшенных судьбой и чувством долга в далекие, часто враждебные земли. Одна дорога занимает многие месяцы, и все это время вы каждый день будете видеть одних и тех же людей. Представляете? Уже на вторую неделю мы все жутко устаем друг от друга. Малейший конфликт – это искра, способная сжечь все дотла. А тут еще и опасности, разбойники, холод или, наоборот, изнуряющая жара, чужая еда, болезни… и постоянная головная боль об успехе миссии! Это здесь, в нашей тихой столице, мы элегантно кланяемся равным по чину и в упор не видим тех, кто стоит ниже. А на чужбине последний слуга может спасти тебе жизнь в минуты опасности или, наоборот, протянуть руку помощи мгновением позже, когда от этого уже не будет никакого проку! Конечно, иерархия будет сохраняться, но излишние церемонии и мелкий снобизм лучше оставить дома. Или приберечь для переговоров – там вы успеете пресытиться всеми этими деликатными обращениями!

– О да, вы говорите о таких важных и полезных вещах! Со своей стороны отмечу, что все мои друзья и сослуживцы всегда считали меня крайне дружелюбным и уживчивым. Ручаюсь, что не доставлю ни вам, ни кому-либо другому особых хлопот. Я всей душой стремлюсь к успеху нашей миссии и, клянусь Ясноликим светилом, сделаю для этого все, что в моих силах!

– Очень хорошо, юноша, я нисколько в вас не сомневаюсь! Мне приходилось иметь дело со многими людьми, и поверьте, я вижу и ценю вашу искренность. Мне будет приятно работать вместе с вами. Отправляемся через пять дней, так что советую как следует подготовиться.

– Пять дней? – невольно вырвалось у Уни.

– Да, меня и самого немало удивили такие сроки. Но вы же, как говорят, присутствовали на совете и должны знать о всех сопутствующих обстоятельствах…

– А-а-а… Разумеется. Вопрос государственной необходимости здесь налицо!

– Ну раз так, не будем терять времени. О дате и месте проведения торжественной церемонии вам сообщат дополнительно. Увидимся во дворце, энель Вирандо!

Посол любезно проводил его до самого выхода.

«Какой на редкость милый человек! – подумал Уни. – Словно я и не подчиненный его, а как минимум равен по должностному положению. Вот что значит настоящий дипломат, а не эти надутые пупсы из канцелярской бюрократии!»

Подогревая себя такими мыслями, он чуть ли не вскачь поспешил к дому, по ходу обдумывая подготовку к отъезду. «А за день до всего нужно будет хорошенько отпраздновать это событие. Или лучше – за два дня. Не хватало еще на церемонию прийти с похмелья. Нет уж, в этот раз такие штучки со мной не пройдут. Отныне вино в моей жизни будет только предвестником радости. Закачу гулянку и похороню “малыша Уни” навсегда. Пусть все увидят, каких высот я способен достичь в этой жизни!»

А между тем, проводив Уни, энель Санери вернулся к себе в кабинет в гораздо менее беззаботном расположении духа. Секретарь Зимий Гроки ждал его с плохо скрываемым нетерпением, теребя в руках какой-то увесистый свиток.

– Ну и что ты думаешь об этом «подарке»? – с ходу задал ему вопрос начальник. Любезная улыбка враз слезла с его лица, и даже оттопыренные уши скрылись в тени.

– Он самоуверен, энель посол. Даже слишком, должен вам сказать. Если хотите знать мое мнение, то по молодости он просто выдал себя с головой!

Санери хмыкнул и подошел к большому резному окну, выходившему в маленький внутренний дворик. Разноцветные рыбины лениво перебирали плавниками в мутной воде декоративного прудика, заключенного в объятья светло-коричневого вуравийского камня. Тени от гордых кипарисов делили пруд на несколько разновеликих участков, границы между которыми, впрочем, презрительно игнорировались его флегматичными обитателями.

– Так, значит, ты все-таки полагаешь, что сей неопытный юноша с глазами трепетной девушки – персональный шпион Ронко?

– Лично у меня не осталось в этом никаких сомнений! Расчет очевиден: у Ронко не было возможности провести на должность посла своего человека, но переводчик, при известных условиях, тоже может оказаться ключевой фигурой. Через него ведь можно не просто быть в курсе всех деталей переговоров – он способен повлиять на их результат! И я более чем уверен, что он уже получил соответствующие инструкции. Говорят, что Ронко был категорически против второго переводчика, что противоречит всем правилам дипломатических миссий.

– Мда. Не думал, что меня будет держать за жабры какой-то мальчишка. Хотя, вполне возможно, мы все же преувеличиваем исходящую от него опасность. На меня он не произвел впечатления слишком уж искушенного в интригах человека. Отсутствие опыта, возраст…

– Мне больно видеть, как вы пытаетесь усыпить бдительность какого-то юнца! Даже с учетом всего, он определенно не стоит такого внимания.

– В тебе говорит ревность, Гроки. А? Ха-ха. Нет, этот мальчик будет очень важен в предстоящей игре! Очень важен, я чувствую это. Ронко хочет использовать его? Прекрасно. А если я сам использую его против Ронко?

– Вы полагаете это возможным?

– А почему нет? Такие мягкие люди очень хорошо поддаются влиянию. Они не любят, когда на них давят, но в дружеском общении зачастую готовы раскрыть собеседнику душу. А Ронко будет уже далеко и не сможет вернуть своего протеже на путь истинный. Он задумывал это посольство как свой триумф, а получит совершенно обратный результат. Ради такого не жалко ломать комедию некоторое время.

– Лицизий Дорго в очередной раз будет очень доволен вами. Может быть, вас даже поставят во главе Посольской палаты!

– А вот это вряд ли! Дорго держит там Есения Хамри, эту старую жабу с протухшими мозгами и полным нежеланием заниматься своими прямыми обязанностями. Говорят, его даже не было на заседании совета по посольству – опять мучили боли в сердце. Зато Дорго сам вершит нашу внешнюю политику, не неся при этом никакой формальной ответственности. Нет, от такого ценного персонажа он не избавится! Не дурак ведь, понимает, что я вмиг пресеку всю эту его вольницу.

– И тем не менее вашему плану могут воспрепятствовать другие люди Ронко в посольстве.

– Если бы только люди Ронко… Ты бы знал, сколько сановных особ лично просили меня протолкнуть туда своих ставленников. Светило благое и щедрое, скоро за должность носильщика будут предлагать взятку, как за назначение на пост смотрителя гильдии! Сколько лет я служу императору за пределами его владений, но первый раз сталкиваюсь с таким ажиотажем вокруг формирования штата миссии!

– Говорят, в этот раз слишком многое на кону. Торговый договор слишком жирный кусок, чтобы не возбуждать аппетита!

– Да уж… Только как мне справиться с этим серпентарием, где ставленники различных групп будут раскачивать лодку в разные стороны, ума не приложу!

– Вам уже известно имя второго посла?

– В том-то и дело, что нет, – вздохнул Санери. – Время поджимает, но они там наверху будут собачиться до упора. Пока император не откопает где-нибудь фигуру, в равной степени всем ненавистную, чтобы сделать мою жизнь окончательно невыносимой. Вот помяни мое слово, так оно все и будет!

– И тем не менее было бы полезно заранее выявить тех, кто будет играть в свою игру.

– Полагаю, что в этом энель Вирандо нам как раз и поможет. Прибудем в Манибортиш – поставлю вопрос о найме еще одного переводчика. Те, кто выступит против, и проявят себя как ставленники Ронко. Я называю это ловлей на живца.

– Великолепный план! А как быть с остальными?

– С остальными? Ох… Ты принес списки кандидатов в посольство? Давай мне сюда. Будем смотреть и думать, что к чему.

Глава 6. Друзья

Таверна «Сонная рыбка» представляла собой заведение с весьма однозначной репутацией. Нет, не подумайте ничего плохого. Просто, скажем, какому-нибудь плотнику из Речного квартала, жаждущему набить брюхо после топорной работы, или даже уличному писцу с площади Высшего огня делать в этом храме пищи было решительно нечего. Ибо за скромной вывеской на почерневшей от времени и грязи доске начиналось истинное царство кулинарной магии, где еда не готовилась, а творилась словно по мановению могучих кудесников, и куда гости приходили даже не насладиться всеми возможными изысками двенадцати основных кухонь империи, нет, а просто для восхищения этим мистическим ритуалом вызова духов чревоугодия, к финальной стадии которого они могли быть допущены, только если заблаговременно бронировали места… и приходили с туго набитыми кошельками.

Севелия Вирандо была, разумеется, с самого начала против этой авантюрной затеи. После того как Уни сделал, в своей обыкновенной манере, весьма осторожный заход относительно того, что они с друзьями решили отметить все именно в «Рыбке», она лишь улыбнулась мудрой улыбкой любящей матери и в тон сыну осторожно поинтересовалась, чем же им не подходит ее собственное заведение. Ну в самом деле, и еда будет пусть не такая богатая, зато своя, и возвращаться ночью ниоткуда не надо – в номерах всем места хватит и… Уни лишь вежливо кивал на все ее слова, периодически вставляя уточняющие реплики, чтобы мать скорее истощила все свои аргументы.

– Понимаете, матушка, – начал он издалека, – все в точности то же самое я изложил своим друзьям, когда по самоличной инициативе сразу же пригласил их в «Счастливого конека».

– И что же они сказали? – убийственно спокойно приподняла бровь Севелия, однако за этим чуть уловимым жестом легко читалось: «Если хоть одно обидное для меня слово прозвучало, нечего тебе общаться с такими друзьями!»

– Матушка, они сказали то же, что и говорят всегда: что ваше заведение самое гостеприимное и уютное, и… желанное, в общем, мы же у вас так часто бываем, вы и сами всегда это слышите…

– И что, ты с этим уже не согласен?

– Ну что вы, я всегда на вашей стороне! Подумайте сами… Во-первых, мое назначение…

– Я думаю, – с нажимом произнесла Севелия, – что это наш общий праздник! Я одна вырастила тебя, я создавала все условия для того, чтобы ты корпел над книгами, выучился, нашла для тебя место в архиве. Наконец, тебя заметили у самого императора, ты теперь важнейший член его посольства, уезжаешь неизвестно на сколько в опасную, неведомую страну – и отказываешься последний вечер провести в заведении родной матери?!

– Матушка, ну как вы могли даже подумать такое…

– Как я могла? Это ты меня еще в чем-то обвиняешь?

– М-матушка! – Уни начал терять терпение, – Мы с-согласны провести вечер здесь. Но. Есть один момент. О котором я должен вас предупредить. Как верный сын. Во избежание. Чтобы не было проблем в дальнейшем! – этот жесткий, рубленый темп речи стоил Уни немалого напряжения, так что он даже с шумом выдохнул в конце. – В общем, матушка, с нами будет Соргий Квандо.

– Ах, Светило милосердное, а он вам с какой стати понадобился?

– Ну, репутация у него, конечно, не самая располагающая, но… он все-таки один из моих самых…

– Репутация? – Севелия посмотрела на сына с тревогой – уж не сошел ли ее мальчик с ума. – Какая вообще может быть репутация у человека, который совратил девушку, готовящуюся стать Солнечной невестой, и избежал смерти лишь потому, что его папенька крутит темные делишки с имперской канцелярией!

– Матушка!

– Молчи, об этом все говорят! А блевать под колеса экипажа торжественной процессии на празднике Чудесного воспарения… на выходе из моего заведения! Это репутация? И как я, по-твоему, должна относиться к этому подонку?

«Вот с этого и нужно было начинать!» – отметил про себя Уни. После того случая Соргий стал героем, – для определенных кругов, разумеется.

– Это ведь он всех вас зовет в «Рыбку», скажи мне? Обещает за всех заплатить, да? Чтобы потом все в городе говорили, что мой сын едва вступил в должность, как сразу продался этому мерзавцу?

– Нет, что вы, Соргий как раз хотел все отметить у нас. Он признает, что в тот раз слегка перебрал, но сейчас…

– Ноги его здесь больше не будет! А тебе…

– К тому же он придет с дамой…

– И шлюх его тоже! Никогда не понимала, что в нем находят женщины. Он же такой маленький, глазенки бегают, нос крючочком… Ах, извини, у него ведь тугой кошелек и возможность пригласить девушку в самое дорогое заведение города, да еще и целую компанию подпевал в придачу…

– Матушка, право, вы меня обижаете! В «Рыбку», кстати, предложил пойти Вордий.

– Правда? – Севелия вновь приподняла бровь, но на сей раз в легком изумлении.

– Да, вам он всегда был по душе. У него ведь тоже свой праздник. Получил назначение на пост никорха императорской гвардии.

– Да что ты говоришь!

– Представляете, теперь он самый молодой командир своего ранга в империи!

– А я ничуть не удивлена! Вордий Онато – вот кто всего добивается в жизни. И умный, и красавец, а теперь еще и такая должность! А ты все сидишь над своими книгами, на улицу лишний раз нос не кажешь. Нет чтобы везде рыскать, связи нужные заводить, раз-раз… Когда в «Конеке» достойные люди бывают, тебя не дозовешься. Где Уни? В архивах своих зарылся. Чего ты там найдешь, в архивах этих? Вот люди как карьеру делают! А глядишь, к тридцати годам и до суффекта дослужится – тогда вообще на всю жизнь обеспечен…

– Матушка, смею заметить, что праздник и у меня тоже и если б не мои архивы, то…

– Да ладно, сиди уж! Вон Вордий – и девушку себе завел, красавицу, а ты? За крысами что ли ухаживать будешь из своего подземелья? Может, хоть невесту какую привезешь из Вирилана этого…

– Кстати, насчет невесты. Чуть не забыл. Вордий хочет, в связи со своим назначением на должность и получением, так сказать, уже определенной уверенности в будущем, объявить всем о своей помолвке с Лювией.

– Да что ты говоришь! Вот с этого и нужно было начинать.

– Да. И потому он хочет сделать ей подарок. Ужин в «Рыбке» – это ведь так романтично! Кармаданские лепестки с нектаром калимри! Мустобримские шарики целу в листьях фазы со сладким соусом! А филе грабинуса – настолько тонкое, что растворяется прямо на языке! Ну скажите, матушка, разве она не достойна этого?

– А-ах! Да достойна, достойна. А вот ты чего достоин? Когда я увижу у тебя такую же вот девушку, а?

– Торжественно клянусь, – Уни встал смирно, прижав правую руку к сердцу, а глаза устремил ввысь, словно перед жертвоприношением, – что по приезде в Вирилан я, Унизель Вирандо, презрев все свои служебные обязанности, обращу свой взор на самых прекрасных девушек сего загадочного народа и не отверну его в сторону ни на миг до того счастливого момента, когда хотя бы одна из них не выразит готовности стать моей законной женой.

– Дурень! – к Севелии, похоже, вновь вернулось хорошее настроение. Она помолчала немного. – А ты уже думал о том, что наденешь на торжество? Столько событий ведь, и место дорогое, а ты заявишься как босяк. Все должны видеть, что мой сын теперь важный чиновник, а не какой-то там подвальный замухрышка…

Каждый вечер мост Ханкинлови превращался в нечто среднее между городским рынком и выставкой тщеславия наиболее привилегированных жителей столицы. Идея торговать над рекой была не нова и вполне укладывалась в нормы давних герандийских традиций. Но вот превратить мост в место паломничества самых ярких модников империи додумались лишь недавно, когда после реформы ремесленных гильдий там расположились самые дорогие портные Энтеверии. Постепенно к ним подтянулись башмачники и парфюмеры, в результате горделивая клиентура предпочитала пускать пыль в глаза друг другу прямо на мосту, не отходя далеко от места рождения своего нового щегольского стиля. Итогом стало возведение еще одной галереи, прогуливаясь по которой надменные франты в сопровождении своих прекрасных спутниц имели возможность демонстрировать окружающим свое так бросающееся в глаза превосходство с самой что ни на есть высоты положения.

Галерею тут же заняли продавцы цветов, жареных орешков, медовых пряников и другой разной снеди, что не играет в жизни никакой особой роли, но всегда может существенно улучшить настроение даже тем людям, которым по причине толстого кошелька и завидного положения в обществе мало чего осталось желать. К этой прославленной категории в полной мере можно было бы отнести и Лицизия Дорго, смачно уплетающего миндальные пирожные с тонкой рисовой бумаги. Он всегда любил сладкое и не считал зазорным открыто демонстрировать эту свою слабость. Тем более что маленькая смотровая площадка для приватного любования закатом, на которой он изволил в тот момент находиться, была скрыта от посторонних глаз, а вокруг лениво шатались агенты Солнечной стражи.

Впрочем, прекрасное в своем багрово-алом наряде милосердное Светило ничуть не способствовало хорошему настроению ближайшего советника императора, и раньше-то никогда не питавшего слабости к сей романтической галиматье. Его заметно нервировало это ожидание, из-за чего несчастные пирожные зачастую оказывались раздавлены узловатыми пальцами еще до своей жуткой, но почетной гибели в сановничьей пасти. Дорго смог принять привычный для себя самодовольный вид, лишь когда услыхал за спиной упрямый стук каблуков. Из тени вынырнула знакомая фигура с распущенными длинными волосами.

Почему прирожденный кавалерист Тамето ходит скорее как моряк, словно забивая сваи каждым широким цепким шагом, всегда оставалось для Дорго большой загадкой. Однако времени решать ее сейчас, к сожалению, не было. Небрежно бросив рисовую бумагу с оставшимися на ней крошками в волны Фелы, он развернулся в пол-оборота к собеседнику и басовито поприветствовал его с нарочитым почтением в голосе:

– Мой дорогой друг Тамето, как я рад видеть вас этим чудесным вечером! Но почему, ради всей красоты заката, у вас всегда такой прелестный взгляд человека, перебравшего молочного маркутанского пойла и теперь ищущего сортир для облегчения?

– Не борзей ты, гора козлиного дерьма! – тупо огрызнулся военачальник. Выглядел он и в самом деле весьма странным образом, особенно глаза, уставившиеся в одну точку, но все равно не способные на ней сфокусироваться. Дорго списал это на драмдалаху – традиционное развлечение кочевников Великой Шири, которым очень быстро заболели и имперские воины на северной границе. В закрытой наглухо кожаной палатке нужно тщательно прогреть до нужной температуры камни, а затем плеснуть на них специальный отвар из букета особых степных трав. Говорят, что главное в этом процессе – вовремя остановиться, иначе душе чрезвычайно легко навсегда уйти в заоблачный мир вечного блаженства, оставив на земле лишь совершенно безумное, бренное тело.

«Надеюсь, что когда-нибудь ты перенесешься туда навечно!» – подумал Дорго, а вслух сказал:

– Полагаю, на этом обмен любезностями закончен. Так что вы имеете сказать по поводу моего вчерашнего предложения?

– Думаешь, ты умнее всех, да? – и Тамето, энергично подойдя к перилам, смачно выплюнул в реку сгусток улиньской жевательной коры. – Свое личное посольство решил направить, в обход императора? Да еще и за мой счет… Ты кого поиметь решил, боров недорезанный?

– Послушай-ка меня, степная вонючка! – закипел Дорго и навис над неделикатным собеседником всей массой своей и правда весьма солидной фигуры. – Есть вещи, которые всегда будут выше твоего тупого армейского разумения. Тебе мало, что я включил твоих людей в состав миссии? А чем ты мне отплатил за это? Или думаешь, я не знаю, какое задание они от тебя получили?

– Не понимаю, о чем ты говоришь, – сухо ответил Тамето. Весь боевой пыл как-то вдруг разом покинул его.

– Ах, он не понимает, значит? Родной мой, здесь не степь, и стены тоже имеют уши. Мои уши, мои, испепели гром вашу долбоголовую воинскую братию! А как горячо ты ратовал за отправку посольства! Мне это сразу показалось подозрительным. Ну, теперь-то я знаю, что за всем этим стоит!

– Ты все равно ничего не докажешь! – буркнул Тамето и как-то мрачно ушел в себя.

– А я и не буду ничего доказывать. Тоже мне, напугал! Просто выкину твоего олуха из состава миссии, и счастливо оставаться. Знаешь, сколько у меня там желающих? Ну, а его Светлейшеству шепну так, чисто для сведений. Последствия усекаешь? Так что, любезный, меняться мы с тобой будем баш на баш. Я оставляю твоих людей в неприкосновенности и не стану мешать им решать твои проблемы. Ну, а ты перекидываешь моего человека через северную границу. По-моему, в твоем положении это избыточно честные и выгодные условия.

– Да провалиться в чертоги Мрака тебе и всему вашему сброду вислозадых дворцовых стукачей и прихлебателей! – взорвался Тамето. А потом, прикрыв на мгновенье глаза, задал уже конкретный деловой вопрос: – Ну, а по торговле – ты ведь не против севера?

– Да подавись, милый!

– Ладно, поглядим… – зловеще посмотрел на него Тамето. – Кого и когда нужно переправить?

– Как можно скорей, друг мой, как можно скорей. Человека доставят к тебе в лагерь через две недели. Ну, может, немного позже. С письмом от меня, само собой. Выдели для дела надежных людей и проследи, чтобы ни одна живая душа об этом не болтала. Сам понимаешь, это прежде всего в твоих интересах.

– Гарантировать не могу, – хрипло сказал Тамето и, резко харкнув, прочистил горло. – Что смотришь? Мы с вириланами всего один раз виделись, не любят они чужаков. И давай сразу договоримся – мое дело только доставить. Что там с ним потом будет, за то я отвечать не могу.

– Ну, разумеется, – жирное лицо Дорго стало походить на театральную маску из доброй комедии. – Только до границы – и все. А исполнителей… это… тоже там оставить будет не лишним, а? Вот тогда мы с тобой будем полностью в расчете.

Бросив грязное ругательство вместо прощанья, Тамето мотнул головой и зло утопал прочь. Дорго проводил его насмешливым, полным презрения взглядом.

«Ну разве не дети! – подумал он. – Какие же все-таки идиоты меня окружают…»

– Даг, дружище, ты все-таки успел!

Дагений Вандей пару мгновений еще пытался сохранять непробиваемую серьезность во взгляде, но потом все же растаял, улыбнулся и заключил Вордия в объятия.

– У меня еще оставались важные дела за городом, но когда сразу у двух моих лучших друзей такие события…

Он поприветствовал подошедшего следом Уни, а потом взъерошил его пшеничные волосы.

«Ну вот, – с легким недовольством подумал переводчик, – опять он со мной как с ребенком».

Капризного вида спутница Соргия сморщила носик и шепотом спросила своего кавалера:

– А он точно из вашей компании? А то по виду как на поминки пришел.

«Так поминки и есть, ибо помолвка – первый шаг в могилу», – хотел было сострить маленький вуравиец, но вслух сказал:

– Если бы мрачный взгляд был товаром, Даг бы давно озолотился. И тогда, может быть, бросил бы эту хлопотную и бесперспективную работенку адвоката всяких оборванцев, которая мешает ему встречаться с друзьями так же часто, как раньше.

– И тебе привет, пиявка на народной шее!

Вандей уже протянул ладонь, чтобы по герандийскому обычаю сжать предплечье Соргия, но тот ловко нырнул вниз, обнял друга за талию и попытался оторвать его от земли. Даг только глубокомысленно закатил глаза, а потом в свою очередь легко поднял вуравийца в воздух.

– Бери его за ноги, Ворик, макнем мерзавца в чан с пивом!

Вордий слишком серьезно воспринял призыв повторить эту их старую забаву, так что Уни стоило больших усилий рассадить наконец всех гостей по местам, не дав превратиться почти что официальному мероприятию в балаган, причем с самого начала.

– Быстро нашел? – спросил он Вандея, чтобы перевести разговор на нейтральную тему.

Тот кивнул:

– Да! Хотя, как ты понимаешь, я в такие заведения обычно не ходок.

– А вы знаете, почему это место назвали «Сонная рыбка»? – и Соргий Квандо обвел присутствующих своим хитрющим заговорщическим взглядом.

– Нет. Расскажи! – и Лювия Токто улыбнулась, радуясь тому, что ей удалось наконец вставить свое слово на этом чисто мужском пиру, где беседы крутятся вокруг дворцовых интриг, войны и игры в кости.

Сопровождавшая Соргия рыжая девица тоже изобразила интерес, про себя ругаясь на жесткие угловатые стулья из необработанной древесины. Ее газовая накидка лисьего цвета, в тон волосам, уже два раза успела зацепиться за какие-то сучки, что доставляло девушке нестерпимые душевные страдания.

Впрочем, именно такова была цена, которую неизбежно платили все посетительницы (да и посетители!) этого славного заведения. Человек, впервые попавший в «Рыбку» (непременно по рекомендации одного из постоянных гостей), первое время был занят тем, что привыкал к крайне непритязательной и более чем безыскусной обстановке. Мебель из древней, небрежно струганной древесины серо-черной расцветки, полумрак коптящих светильников и пол местами чуть ли не земляной – все это выглядело хуже, чем в последней забегаловке в районе Речного порта. К сказанному стоит добавить тесноту помещения, так что трапезничающий посетитель имел все шансы периодически пихать локтем под ребра соседа, который, правда, вполне мог оказаться членом совета гильдии судовладельцев, обговаривающим очередную сделку, или даже судьей Ясноликого престола, расслабляющимся на закате дня с бокалом фиранского крепленого. Да-да, изнеженная имперская элита, взращенная на перинах из пуха сирамских лебедей и привыкшая к нежным объятиям лучшего улиньского шелка, обрела неожиданный вкус к этой грубой, неотесанной реальности, которую так кстати сумел предложить им уловивший конъюнктуру хозяин.

– Ну вот, – продолжал Соргий, – когда Махнум Яликус только открыл это заведение, была у него жена, мустобримка. Звали ее, ммм… ну, не помню, не важно. Так вот, жена эта была на редкость замороженной особой, что для обслуживания посетителей, согласитесь, довольно паршиво. Представьте, со всех сторон крики, ругань – где мое рагу…

– Где моя рыбка! – сострил Вордий.

– Да, точно, ну и посреди этого океана кулинарных страстей плывет так себе неспеша эта матрона с подносом, взгляд строго в себя, вокруг ничего, и полнейшее, таки убивающее спокойствие на физиономии. Вот и повадился муж звать ее ласково: «Моя сонная рыбка». А потом и повелось говорить: «Куда идешь?» – «К сонной рыбке». Так заведение со временем и прозвали.

– Ха, а я думал, мустобримки, наоборот, такие все горячие, знойные женщины, – озорно улыбнулся Вордий, косясь на подругу.

– И откуда у тебя такие обширные познания о мустобримских женщинах? – тихо и очень серьезно спросила его Лювия.

– О, это как раз таки типичное заблуждение человека, знакомого с прекрасной половиной Мустобрима только понаслышке! – Соргий энергично пришел на помощь другу, не дав тому подразнить свою принцессу и в полной мере насладиться этой маленькой провокацией. – Кровь у южан и правда горячее, однако ты даже представить не можешь, что делает с этими людьми их вера!

– А ты, я вижу, представляешь это весьма неплохо, – улыбнулся Уни. В своей новой палме он чувствовал себя непривычно, но мать все-таки настояла на покупке. Возражения, что у него уже есть почти точно такая же церемониальная, недавно приобретенная специально для посольской миссии, были отвергнуты на том основании, что на пиру он может перепачкаться и тогда ехать будет совсем не в чем.

– Ну, я, конечно, не прочитал столько книг, сколько ты, малыш, так что руководствуюсь своим личным опытом. А он подсказывает мне, что нет ничего хуже, чем сдерживать природные инстинкты постами, бдениями, обетами, усмирением плоти и прочими неестественными препонами. Если это и способно что-либо породить, так только злобное, беснующееся существо, разгневанное на то, как замечательно живется другим, и потому истово мечтающее превратить их жизнь в аналогичный кошмар.

– И скольких мустобримцев ты встретил за свою не такую уж продолжительную жизнь?

– Достаточно, поверь мне!

– Ну, мустобримцы верят в Незримого бога. То есть бог в их представлениях не имеет лица или формы и пронизывает все сущее, причем не только предметы, но и явления, события нашего мира и те действия, что мы совершаем.

– Да, нелегко им живется, – сочувственно вздохнула рыжеволосая спутница Соргия. – Вот нам, к примеру, если захочется согрешить, достаточно просто спрятаться от ока Великого светила, и греха точно и нет. А мустобримцам нигде, значит, нельзя укрыться? Как же они там живут, бедные? Вот я, скажем…

«Как все-таки хорошо, что мы собрались не в “Конеке”! – подумал Уни, украдкой разглядывая эту рыжую красотку. – Матушка бы точно долго не выдержала…»

– А вот так и живут! – отозвался Даг Вандей, до того сидевший молча. – Одна жена и один муж – и на всю жизнь.

– Ужас какой! – рыжая девица с сожалением уставилась на Лювию, словно ища поддержки, но та отреагировала с явным осуждением, лишь ближе придвинувшись к своему жениху.

– Друзья, давайте еще раз выпьем за Вордия и Лювию! – Соргий решил сгладить неловкую ситуацию, возникшую не без его активного участия. Прекрасная парочка, и до того пребывавшая в идиллии обретенной радости, сейчас просто расцвела. Вордий улыбался широко, покровительственно, но совсем по-доброму, расправив широкую грудь и встряхнув черными, как смола, кудрями. Лювия светилась мягко, как бы изнутри, словно сияющий заряд долгожданного счастья пробивал себе дорогу через стены девичьей скромности и того уникального сорта чистой добродетели, что уже так редко встречается в эти раскрепощенные времена.

– Ребята! – Соргий привстал со своей табуретки, немилосердно ткнув при этом локтем чью-то вельможную спину за соседним столиком. Спина заколыхалась в недовольстве, которое было начисто проигнорировано. – Дорогие мои! – Соргий с трудом находил слова. – Все вы знаете меня как отъявленного обормота, закоренелого бездельника и вообще крайне безответственную личность, – многообещающе начал он.

Соседствующий с ним за столиком Вордий поднял большой палец и выразительно вытолкнул вверх подбородок, выпятив нижнюю губу – мол, мощно задвинул.

– И тем не менее, – вошел в нужный ритм Соргий, – все это время, с самого нашего знакомства семнадцать лет назад, я не имел иных настоящих друзей, кроме вас. Вы единственные не хотели от меня никакой выгоды, мужественно терпели все мои выходки, а я, чего греха таить, не всегда отвечал вам взаимностью. И теперь, когда ты, Вордий, стоишь на пороге нового этапа в своей жизни, я хочу пожелать вам с Лювией того, без чего любая жизнь просто недостойна быть прожитой. Хочу пожелать вам счастья, простого счастья, а остальное приложится. Ребята, я вас всех люблю! Дайте я вас поцелую! – Соргий потянулся через стол, упав пузом в заливное из осьминога, но мощные руки благодарного Вордия незамедлительно вызволили друга из плена страшного морского чудовища.

Вино снова полилось рекой. Задача у него была отнюдь не из легких – подготовить наступление на желудки гостей главных сил, собирающихся где-то в мрачной тени владений шеф-повара. По части вин «Рыбка», по общему мнению, проигрывала только «Пещере карликов», но там ведь, кроме вина, вообще ничего хорошего не подают. Пахучее елизанское, с душистым запахом цветов, который буквально врывается в ноздри и уносит на самый край блаженства. Сладкое фиранское, настолько вкусное, что пить его можно бесконечно, только вот головная боль на утро практически неизбежна. Терпкое артишское, бодрящее в знойный день. И конечно же, «Букет Вуравии», уникальное вино двадцатилетней выдержки: полная кислятина, если пить стаканами, но имеет бесподобный вкус, если смаковать буквально по капле на язык. Под вино, конечно, снова пошли тосты, и Уни в полной мере вернул себе ту часть внимания окружающих, которая до того была отведена влюбленной паре.

– За новое светило имперской дипломатии! – Соргий энергичным жестом чуть не проткнул смутившегося Уни, который, правда, тут же был надежно укрыт взметнувшимися ввысь винными бокалами.

– Ну, спасибо… – еще пару минут назад скромному архивисту всерьез начало казаться, что о нем забыли, однако теперь он буквально не знал, куда спрятать взгляд от такого переизбытка внимания.

– Да, не думал я, ох, не думал, что ты когда-нибудь отважишься выбраться на свет белый из своих подвалов, – снисходительно, но с необычайно искренней симпатией похлопывал друга по плечу Вордий. – А тут гляди ж ты, – обратился он к окружающим, – не просто выбрался, а прямо соколом в небо взмыл – только его и видели!

– Да, дружище, – вставил свое слово всегда серьезный Вандей, – чтобы вот так сразу и в Вирилан… хм… что, появилась сильная рука при дворе?

– Ну, х-ха, рука-то эта нам хорошо известна! – развязно ответил за Уни Соргий, корча гримасы своему растянутому отражению в бокале. – Манелий Ронко, говорят, приложил немало усилий, чтобы его любимец оказался в составе посольства. Хотя… когда речь идет о такой стране, как Вирилан, еще не известно, чем все может обернуться.

– Ладно, хорошо, – Уни стало жутко неудобно, и он жестом остановил друга. – Я хотел бы тут кое-что прояснить. Во-первых, для меня самого было неожиданностью, что он назвал мое имя. Хотя, если говорить честно, особого выбора у него и не было.

– Да ну? – невинно усмехнулся Соргий.

– Естественно. Вирилан – предельно изолированное от остального мира государство. Есть еще, конечно, страна колдунов, но там мустобримцы уже вовсю рыскают, так что, наверное, самое изолированное. Вы знаете, что вириланы – жуткие ксенофобы. Общаться с кем-либо со стороны они считают ниже собственного достоинства и вообще нас за людей не держат. В результате язык их в империи практически не известен, и я один из двух ныне живущих людей, кто им хоть в какой-то мере владеет.

– Браво, браво! – Соргий демонстративно захлопал в ладоши. – Так да-а-вайте выпьем за дли-и-нный язык, который наконец довел нашего малыша Уни до большого мира взрослых людей!

– Дурак! Ты совсем меня не слушаешь.

– Еще как, я вообще в-весь внимание! Там еще, кажется, должно быть «во-вторых…».

– Да, и во-вторых. Я действительно неплохо знаком с Манелием Ронко. Он частенько наведывался к нам в архив, и я консультировал его, где найти книги на ту или иную тему. Чиновник, но при этом разносторонне развитый человек и интересный собеседник. Но помогать мне в чем-то я его никогда не просил, и вообще, это предложение стало для меня полной неожиданностью. Хотя, повторюсь, учитывая изложенные ранее обстоятельства, все вполне логично.

– Этот Ронко и правда весьма любопытный парень, – наконец, вылез из своих обычных мрачных раздумий Даг Вандей. – Я вот до сих пор так и не могу понять, чем он конкретно занимается.

– Мой папа говорит, что Ронко интересуется только двумя вещами – сложением стихов и прекрасными женщинами, для которых он их пишет! – вставила свое веское слово Лювия.

– Дорогая, если мне не изменяет память, твой почтенный отец употреблял при этом существенно более… жесткие выражения, – заухмылялся во весь рот Вордий.

– Ага, одна история с торгендамской княжной чего стоит! – плотоядно усмехнулся Соргий. – Ее он, правда, безо всяких стихов взял – как военную добычу! Говорят, бедняжка бросилась со стены крепости после того, как он ее обесчестил…

– Ну, не знаю, – со смесью сомнения и подозрения произнесла его спутница. – Однако ухаживает Ронко, как говорят, и правда по высшему разряду! – и она с легким скепсисом глянула на своего кавалера.

– Ой, да ладно! – ответил тот. – Ты-то откуда знаешь?

– Да уж знаю! – ответила девица с оттенком легкого превосходства.

– Послушай, Соргий, – обратился к нему Даг Вандей, – ты ведь в курсе всех последних сплетен при дворе. Как думаешь, только серьезно, Ронко и правда имеет большое влияние на императора?

– Хм, серьезно… Ну, официально Ронко – просто советник Солнцеподобного престола. Сама по себе эта должность, прямо скажем, абсолютно неприбыльная, хотя и весьма почетная. Идеальное место для ссылки чиновников на пенсию.

– До пенсии ему, прямо скажем, далековато.

– О да, особенно если судить по тому, что о нем рассказывают прекрасные дамы. Кроме того, поговаривают, что он фантастически, до умопомрачения богат.

– Да что ты? Неужели?! – с преувеличенным интересом воскликнула рыжая спутница Соргия.

– Да. Причем богатство его не того рода, что обычно выставляют напоказ. По слухам, он обедает в самых замызганных уличных забегаловках за Речным портом и годами носит одну и ту же одежду, однако в узких кругах Ронко известен как коллекционер антиквариата и редких рукописей, которые скупает за совершенно дикие деньги, причем исключительно подлинники. У него два дома в Энтеверии, один – совершенно рядовое строение с банальной архитектурой и простой отделкой, зато второй – настоящий музей сокровищ, которые сделали бы честь даже императорскому дворцу.

– И что, его до сих пор не обокрали? – искренне поинтересовался Вордий.

Соргий только ухмыльнулся:

– Представь себе, даже не пытались. Говорят, у него большие связи в преступном мире. Но это всего лишь слухи.

– Мой папа как-то говорил, – вновь вмешалась Лювия, – что Ронко был близко знаком еще с отцом нынешнего Великого владыки. Тот очень ценил его советы и помощь в реорганизации императорской почты.

– Императорская почта, да… – ухватился за новую идею Соргий. – Это же ведь «золотое дно»! Можно провезти через всю страну что угодно без проверок и таможенных сборов. Ну, тогда все ясно…

– Кто о чем, а Соргий о деньгах, – презрительно сморщился Вандей. – Императорская почта – это ведь и еще кое-что…

– Ладно вам, надоело! – Уни оглядел друзей с жалобным раздражением. – В самом деле, я пришел сюда не для того, чтобы обсуждать всякие домыслы о моих хороших знакомых. Имейте же совесть, в конце концов!

Соргий лишь ухмыльнулся, но после реплик девушек, также вставших на сторону Ронко, только приобнял свою спутницу и брякнул очередной напыщенный тост.

Уни откинулся назад на шатком табурете. Только сейчас он с удивлением заметил, как душно в этом помещении. И как только люди могут сидеть здесь часами? На лбу выступил пот, Уни качнуло так, что пришлось схватиться за край стола.

– Ну вот, наш малыш уже готов, да? – откуда-то издали донесся голос Соргия.

– Мне нужно на воздух!

Уни с трудом оперся о стол, подмяв ладонью тарелку с хлебом. Один кусочек смешно перевалился через край и рухнул на пол, как в пропасть.

– Тут есть очень милый балкончик, специально, чтобы любоваться закатом! – прощебетала рыжая девушка.

– Я провожу тебя! – сказал Дагений Вандей, мрачно поднимаясь из-за стола.

Уни с трудом удержался, чтобы не усмехнуться этой маске гипертрофированной серьезности на лице своего одержимого политикой друга. Даг был красавчик, что и говорить – грациозный и стройный, отчего казался еще выше своего и так приличного роста. Однако довольно узкий подбородок, тонкие губы и телячьи серые глаза слишком плохо вязались с тем загадочно-героическим образом, который он предпочел избрать для представления себя обществу.

Балкончик, а точнее деревянный навес с перилами, представлял собой достаточно шаткое сооружение, выходившее на глубокий овраг между элитным районом знати Триказинцо и улицей Щедрого изобилия. Императорские архитекторы, расширявшие древнюю столицу герандов для нужд подмявшей под себя треть континента державы, из поколения в поколение проклинали эту досадную дыру в продуманном плане аккуратных кварталов Энтеверии. По самым радикальным задумкам предполагалось засыпать овраг ко всем демонам Мрака, однако денег на решение вопроса не могли собрать вот уже почти четыре столетия. Точку в проблеме мог бы поставить специальный декрет императора, однако тот предпочел внять своей фаворитке Овалио, «опекавшей» гнездившихся в овраге певчих птиц. В результате перед Уни и Вандеем раскинулась вполне себе пейзанская местность с натуральным запахом свежей травы, треском цикад и прощальными теплыми лучами заходящего солнца.

– Ну как? Такое бывает от духоты. Вдохни пару раз полной грудью, и все пройдет.

– Надеюсь.

Уни стало чуть лучше, но вечерний ветерок холодил застывшую на его лбу испарину. Он облокотился на хрупкие деревянные перила, закрыл глаза и впустил в себя дыхание уходящего дня.

Его компаньон, однако, по-прежнему оставался равнодушен к красотам окрестной природы. Помявшись немного для проформы и проводив взглядом покидающую балкончик парочку, Даг Вандей напряженно осведомился:

– Ты скоро уезжаешь, и я хотел бы узнать: ты решил что-нибудь по нашему делу?

– Дружище, помилуй, я и ознакомиться-то толком не успел, – вяло отреагировал Уни. Неделю назад Вандей наведался в архив и принес книгу, заявленную как «вся соль наших прошлых бесед и дискуссий».

– Я понимаю, у тебя поездка… Но мне почему-то казалось, что судьба родной земли всегда была для тебя на первом месте.

– Слушай, я ведь далек от политики. И знаешь почему? Потому что трезво оцениваю свои возможности. Чтобы на что-то влиять, нужны деньги, положение, связи… Что толку во всех этих рассуждениях? Да, можно написать очень толковые книги, и люди будут зачитываться ими – из-под полы… в качестве своего рода умственного развлечения. Но потом, спрятав рукопись в тайник, они будут все так же славить Солнцеподобного владыку, как славили раньше и как будут славить впредь. И не потому, что слабы или лицемерны. Это естественный порядок вещей – человеку хочется стабильности, порядка и гармонии.

– Назвать нынешние порядки в империи естественными – это то же самое, что признать образцом гармонии трапезу людоеда! – Вандей словно воспрянул духом, оседлав своего любимого конька соревновательной риторики. – Уни, ты хоть представляешь разницу между сутью громогласных державных рескриптов и тем, как реально живут люди? Ты, ни разу в жизни не покидавший пределы столицы, которая, словно пиявка, сосет кровь всей империи?

– Сосет, как пиявка, ну да. Обычное брюзжание провинциалов, ничего оригинального. Ты, Вандей, очень хороший, но при этом очень легковерный человек. Гордишься тем, что, в отличие от меня, похороненного заживо в архиве, объездил полстраны. Жил в крестьянских семьях, видел их быт и нелегкий труд от зари до зари. Я, конечно, не такой искушенный в жизни, но ведь книги на то и даны, чтобы донести до нас опыт прошедших поколений.

– И что ты там узнал, в своих книгах?

– Многое, очень многое. Но самое главное, пожалуй, я узнал, что аналоги всего происходящего ныне можно легко отыскать в прошлом. Зачем тратить время, страдать, терпеть лишения – и все ради того, чтобы прийти к тем же выводам, до которых уже дошли наши предки и так логично изложили все на бумаге? Зачем изобретать колесо, когда весь мир уже давно ездит на быстрых повозках?

– Я все же не понимаю, куда ты клонишь…

– А клоню я к тому, что ваша «борьба», как вы это называете, обращена против исконно присущих человеку пороков, которые суть неискоренимы. Да, многие живут плохо. Как это вы там пишете – у одного алмазов с гору Эрамео, а у десяти тысяч долговая яма до чертогов Мрака глубиной? Так вот, да не будет для тебя это убийственным откровением, но так было всегда. И везде. И будет. И любая борьба против этого, чем яростнее она, тем к еще большей нищете одних и богатству других приводит в конечном счете. Ты знаешь жизнь крестьян, а я прочел все исторические труды в нашем архиве. И потому знаю, о чем говорю.

– Прочел? Может быть… – голос Вандея приобрел угрожающий тон. – Но видно, в памяти у тебя отложилось не так уж много. Или напомнить тебе, как родилась империя?

– Империя родилась по тем же законам, что и все империи задолго до нее. Сначала есть много мелких царств, которые вечно грызутся друг с другом. Во взаимной борьбе они ослабляют себя и не воспринимают всерьез какого-нибудь соседа на периферии, который все это время копил силы и исходил слюной на их богатства. Этот сосед начинает потихоньку прибирать к рукам их земли, а когда мелкие цари наконец замечают угрозу, становится слишком поздно. В последней попытке спастись разрозненные ранее царства создают единый союз против поднявшего голову захватчика, – Уни театрально задрал вверх правый рукав своей нарядной палмы, – но былые раздоры и мелкий эгоизм владык оказываются сильнее очевидной опасности. Поражение, падение, плен – и вместе с этим рождение новой, уже единой державы на костях незадачливых побежденных.

– Да, все так. Но это лишь часть правды. Старые империи прирастали завоеванными территориями и удерживались только силой объединившего их оружия. Когда его победный блеск тускнел, а руки повелителей становились изнеженными и неспособными крепко сжимать рукояти мечей, всегда находился кто-то, готовый бросить им вызов. Людям не очень-то нравится жить в рабстве, а?

– Не нравится? Я бы поспорил. У раба нет многих удовольствий жизни, но он лишен и главного проклятья сильных – мук свободы выбора. И страха ответственности за принятое решение.

– Да, большинство не хочет быть сильными. Люди хотят просто жить, растить детей и получать от жизни простые маленькие радости, без которых и жизнь владык скучна и бессмысленна. Ради этого они готовы честно трудиться, даже отдавать сильным часть урожая, если это нужно для того, чтобы их никто не трогал. Вот это и есть истинный закон жизни, на котором стоит любое царство.

– Да, да. Маленький скромный обыватель, соль земли, опора и хлеб империи.

– Тебе смешно?

– Ничуть. Просто все это только подтверждает мои слова. Тот, кто не прочь отдать хотя бы ноготь с пальца сильному лишь потому, что он сильный, должен быть готов к тому, чтобы отдать всю руку. Это тоже закон, выходящий из того, что с такой торжественностью огласил ты.

– Законы пишутся людьми. Человек наделен разумом, в отличие от всех прочих животных тварей, чтобы самому делать свою жизнь счастливой. Но работа ума неизменно приводит к мысли о том, что храм личного счастья можно воздвигнуть лишь сообща, создав такой мир, где будут счастливы все.

– Это фантазии. Звучит красиво, но… неосуществимо. И история это подтверждает.

– История подтверждает, что Солнечная империя была создана как царство справедливости, призванное навсегда изгнать из мира людей голод, алчность и насилие!

– Ха! Я, конечно, знал, что ты романтик, Вандей, но чтобы до такой степени…

– Я знал, что мозги у наших придворных книжников прочищены, но чтобы до такой степени? Нет, я понимаю, что последние триста лет из свободного обращения исчезли все книги с изложением истинного взгляда на события прошлого. Но ты, Уни, ты же в архивах сидел, ты ведь должен был все это читать…

– Ой, да читал я! Дело ведь не в том, что написано, а в том, как к этому относиться.

– А как можно относиться к тому, что истинно? Что просто есть, очевидно и потому не может быть оспорено? «Солнце щедро дарит свой божественный свет всем и каждому – воде, земле, лесам и растениям, гадам ползучим, птицам и диким зверям. Но прежде всего Солнце несет свои лучи человеку, чтобы тот установил жизнь свою по его высочайшему повелению. Мужчина или женщина, взрослый или ребенок, с кожей белой, как молоко, или красной, как медь, богач с тысячью фернов земли или нищий – все с восторгом встречают рассвет, своего Великого владыку, что сотворил жизнь и столь щедро и безответно дарит свой свет каждому из них. И пусть, как все мы живем под одним солнцем, благоговейные дети его, так и в нашем новом, едином царстве каждому найдется пропитание, мир и уверенность в грядущем дне. Как Ясноликое светило никому не отказывает в своей божественной милости, одаряя каждого равно по нужде его, так и я, ваш новый император, буду впредь иметь сердечную заботу о каждом из моих новых подданных. Не войны и голод, а согласие, свет и счастье несет людям империя герандов. Отныне да не будет богатых и бедных, а изобильные радости нашей обширной державы да будут открыты для всех. За то я несу личный ответ перед Солнцем – отцом и прародителем всего сущего».

– Браво, браво! Я и не сомневался, что ваша братия заговорщиков избрала Солнечный манифест гимном и символом своей деятельности. Только вот незадача – еще двести лет назад было достоверно доказано, что это – фальшивка. Не провозглашал Норей Основатель никаких манифестов. Это сказка, которую придумали намного позднее.

– Сказка, говоришь? А как Герандии удалось так быстро объединить вокруг себя другие народы? Многие сдались без боя и были помилованы. Пашни и другое имущество не пострадали от грабежей, а жители сохранили свои жизни и упорным трудом заложили основу «золотого века» империи.

– Ну, я не знаю, в книгах же все написано. Силу всегда уважают, осознают бесполезность борьбы…

– Да ладно, тебе ли не знать, что Герандия отнюдь не считалась могущественнейшей из двенадцати царств? Вуравия была гораздо изобильнее, Улинь культурнее, Серегад сильнее… Что могли геранды бросить на чашу весов? У нас было нечто, что легче лебединого перышка, и это переломило ход истории в нашу пользу. Не улавливаешь, а, Уни? Это идея, то, что ты называешь сказками. Это и впрямь звучало как сказка, но в силах людей было сделать ее былью. Тысяча двести лет непрерывных войн. Разруха, голод. Немногочисленные богатства в руках узкой кучки знати, которая сама рискует всего лишиться в любой момент. Люди устали от всего этого. Всем хотелось только двух вещей – мира и такого общества, где не нужно каждый день бороться за кусок хлеба. Пойми же, Уни, Солнечная империя – это не страна, не армии и не правители в высоких палатах. Это идея, как жить в гармонии друг с другом по законам Светлого создателя, в царстве мира, справедливости и братской любви!

– Ну так в чем же дело? Разве мы и так не живем по этим легендарным заветам? Разве империя вот уже четыреста лет не хранит мир в своих пределах? Нет, конечно, были и внешние войны, нашествия варваров, мятежи в отдельных провинциях, но все это не идет ни в какое сравнение с тем хаосом, который творился до этого.

– Мир? Да, нашу землю не топчет нога завоевателя. Но у кого сейчас осталась эта земля? Свободные крестьяне – самый жалкий, забитый сброд во всей империи. Солнцеликий престол выжимает из них все новые и новые налоги, и они закладывают землю богачам, чтобы было чем расплатиться. Никто не угоняет людей в рабство? Да они живут хуже рабов! Раба хозяин хотя бы кормит, а у крестьянина весь урожай заложен-перезаложен на годы вперед. Нет, лично он свободен – не нравится, так иди умирай с голода, тебя никто не держит! Ты свободен, если умеешь обходиться без еды! И чтобы не умереть с голоду, люди продают самих себя. Нет, не в рабство, оно у нас вроде как запрещено, а в «добровольные помощники», как это деликатно теперь называют в документах. Которые «работают на благо всего общества». В лице отдельных, особо жирных, его членов. Вы кладете в рот куски мяса толщиной с лист бумаги, что тают на языке за несколько мгновений. А сколько детей умрет с голоду за это время, вы никогда не задумывались? Вы поставили народ в такие условия, что он добровольно обрек себя на самые худшие, извращенные формы рабства, насилия и издевательств, и это делает вашу власть вдвойне, в тысячу раз более гнилой, подлой и достойной полного уничтожения!

– Да успокойся, чего ты так разошелся?

– Я не успокоюсь, я должен тебе это сказать, пока еще есть возможность! Вы называете свою власть «Солнечной благодатью», но она не имеет ничего общего с заветами Норея Основателя. Манифест – фальшивка? Вранье! Что, просто так, наверное, все его копии уже давно изъяли даже из императорского архива? Они хотели уничтожить и подлинник, но пока не смогли этого сделать. По слухам, он хранится в одной из частных коллекций. Мы скоро найдем его и тогда сможем повести народ за собой. Мир? Нет, такой мир нам не нужен. Пусть лучше война, жестокая и беспощадная, которая дикой метлой выметет всю эту присосавшуюся к престолу нечисть! Мы восстановим Солнечную империю, сделаем такой, какой хотел видеть ее Норей и о какой мечтали наши далекие предки!

– Даг, дружище, не обижайся! – Уни поймал себя на мысли, что реагирует на его слова вовсе не так, как следовало бы, исходя из их содержания.

Свежий воздух вернул его к жизни, а раскинувшиеся вокруг просторы словно звали вперед, к неведомым берегам загадочной страны. Только сейчас, кажется, Уни стал реально ощущать разницу между тем узким мирком своего недавнего замкнутого существования и тем щедрым букетом чудесных возможностей, который так неожиданно подарила ему жизнь.

– Не сердись на меня, ладно? – обратился он к другу еще раз. – Ты пойми, я сейчас только телом в Герандии, а душой уже там, за морями… Ну представь, годами заниматься каким-то бредом, как говорили все вокруг – и вдруг оставить с носом всех этих подлых насмешников! Из заточенья архивных подвалов взмыть, как птица, вверх, к Солнцу! Воочию увидеть мир, о котором знал только по паре истлевших пергаментов! Ну разве это не сказка, разве не чудо? Да меня как бревном по голове ударило, я без вина пьянее, чем все в «Рыбке», вместе взятые!

Вандей посмотрел на него хмуро и с недоверием, но уже через мгновение дружелюбно усмехнулся:

– Какой же ты еще ребенок, Уни! Ладно, вернешься домой – тогда и поговорим. Повидаешь мир, может, научишься понимать кое-что поболе архивной крысы, – и, хлопнув друга по плечу, увлек его обратно в шумный мир праздного веселья, который так искренне ненавидел всем сердцем.

Своих приятелей они нашли изрядно захмелевшими и весьма далекими от таких высоких проблем, как вопросы вселенского братства и справедливости. Тем более что Уни с Вандеем, увлекшись острой беседой, совершили фатальную ошибку и пропустили горячее, ради которого, собственно, и стремились в «Рыбку» многочисленные посетители. Впрочем, особого разочарования проигравшие не выказали: Вандей уже откровенно перестал скрывать свое искреннее отвращение к пиршеству, а Уни ощутил упорное нежелание собственного желудка принимать даже самых изысканных гостей. Поковырявшись для порядка в маринованных угрях, свернувшихся вокруг гигантского яйца из улиньского риса, он подпер подбородок кулаком и расслабленным взором уставился на своих друзей, которые проявляли куда больше энтузиазма в увлекательном забеге по скоростному уничтожению заморских деликатесов. Соргий оживленно угощал присутствовавших какими-то трубочками из длинных зеленых листьев, из которых наружу сочилось белое клейкое содержимое.

– Ну как, дорогая, вкусно? Я знаю, ты сможешь это оценить! – подначивал он свою рыжую спутницу. Девушка с опаской попробовала малюсенький кусочек, и Соргий тут же с умилением повторил на публику ее движение, превратив в интимное проявление чувств. Его дама, ничуть не смутившись, вошла во вкус и сжевала уже половину таинственной трубочки.

– А что это вообще такое? – спросил Вордий, уминая уже третью порцию нового деликатеса.

– О, это, друг мой, самое изысканное блюдо нынешнего сезона, родившееся на стыке кухонь двух злейших врагов – унгуру и аринцилов.

– Не томи. Я плохо разбираюсь в географии, хотя сердцем чую, что здесь что-то не чисто.

– Это паштет из сердца новорожденного лакробуса в слизи гусениц макабу, завернутый в виноградные листья. Листья, правда, отечественные, так как ингредиенты традиционного рецепта вызывают у жителей империи острое пищевое отравление.

Увлекательное объяснение Соргия было прервано энергичной вспышкой протеста Лювии, нежная душа которой не смогла вынести мысли о такой зверской расправе над милым животным:

– Ну он же такой маленький, беспомощный, ну как же вы можете!

Все это отразилось на дальнейшем поедании деликатесов не в лучшую сторону. Бывший неизменной душой компании Соргий все больше замыкался на своей девушке, Вордий утешал Лювию, Уни предавался мечтаниям, а Даг Вандей, похоже, получил еще один веский повод для обвинения имперской знати в кровожадности. Не удивительно, что и откланялся он первым, сославшись на то, что ему дольше всех добираться до дома.

Спутнице Соргия также, видимо, уже изрядно надоели все это общество и здравницы в честь совершенно незнакомых ей личностей. Она стала дуть губки, кокетничать и всем своим видом подталкивать кавалера к продолжению вечера в более уединенной обстановке.

– Да, нам тоже пора! – засобирался и Вордий после того, как рыжей бестии все же удалось восторжествовать над крепкой мужской дружбой. – Хочешь, проводим тебя? – Вордий явно ощущал двойную ответственность: за Лювию, как за свою невесту, и за Уни перед его строгой матерью.

– Куда ж я денусь? – буркнул юный дипломат, и троица устремилась из храма еды на опустевшие улицы, где тени от масляных фонарей в панике шарахались от припозднившихся путников. Шляться по ночному городу было не самым благородным развлечением. Конечно, районы вроде Триказинцо, где жили знать и высокопоставленные чиновники, охранялись по первому разряду, но там были в основном жилые дома и виллы. И даже богачам приходилось развлекаться в заведениях, пусть и престижных, но уже давно, вопреки всем правилам, густо разбросанных по городу. «Рыбка», к примеру, была расположена почти в центре Энтеверии, но не в самом удобном месте, на отшибе между Большим оврагом и кварталами ремесленников. Здесь идеально ровный план районов столицы давал изрядный сбой в своей геометрической гармонии, и, чтобы вернуться домой, приходилось делать большой крюк.

– Можно было бы взять экипаж, – небрежно бросил Уни.

– Э, да ты, никак, переел! – снисходительно улыбнулся Вордий и вдруг осекся. Его друг бледнел буквально на глазах.

– Мне что-то совсем плохо! – только и успел простонать Вирандо, как вдруг мешком упал на землю, словно кто-то пристегнул тяжеленные свинцовые гири к его рукам, ногам и даже к шее.

– Да что же это, Мрак меня раздери! – кинулся к нему Вордий и застыл в неожиданной беспомощности. Лювия осторожно прикоснулась ладонью ко лбу Уни.

– Он совсем холодный! – испуганно прошептала девушка.

– Будь с ним, я мигом! – Вордий сорвался с места и кинулся назад, где у входа в «Рыбку» обычно коротали время наемные колесницы и команды носильщиков. Драли они по-хамски, учитывая отдаленность места и уровень посетителей, но сейчас было не до экономии…

Глава 7. Нельзя просто взять и уехать

Когда Уни открыл глаза, ему показалось, что мир расположен где-то в вышине, а сам он – погребен под горой песка на дне какого-то огромного таинственного кувшина. Из песка чудом высовывалась лишь одна голова, уши с трудом улавливали звуки снаружи, гулкие и пугающие.

– Он, кажется, очнулся, – одними губами прошептала Лювия.

– Благословенно будь Светило исцеляющее, щедрое, любовь и жизнь приносящее! – сорвался в запальчивом жаре своей простой, но искренней веры Вордий.

Он подошел и присел на краешек кровати. Уни стало казаться, что гора песка накренилась и стала резко ссыпаться в какую-то воронку на левом боку. В страхе, что его засосет этот поток, он попытался ухватиться за края кувшина, но только дернулся и сразу же опал непослушными конечностями.

– Лежи тихо, тебе нельзя двигаться! – и Лювия нежно провела подушечками пальцев по его лбу.

Кувшин ощутимо потрескался, кусочки с его горловины стали постепенно отваливаться, и окружение начало приобретать реальные очертания.

Незнакомый мужской голос вдали возвестил, что нужно принять питье.

– Позволь, я сама, отец, – и чуткие нежные руки поднесли ко рту Уни чашу с чем-то травяным и горьким на вкус. – Помоги ему приподняться, – обратилась Лювия к Вордию.

Тот немедленно исполнил просьбу, что мгновением позже не позволило Уни сдержать слабое подобие улыбки.

«Ну, по крайней мере, пью-то я сам, а значит, жив пока!» – в мыслях усмехнулся он.

– Я вообще не понимаю, как он выжил! – элегантный баритон Септинеля Токто ощутимо дрожал, выдавая как искреннее волнение врача, так и столь же глубокое изумление одного из виднейших представителей этой профессии в империи. – Если при отравлении циструзой больному не дать противоядие до того, как он потеряет сознание, то девять из десяти, что он больше никогда не вернется в мир живых. И это здоровые, сильные воины! Я сам знавал лишь одного человека, который прошел через все это и до сих пор оставляет свою тень на земле.

– И кто же это? – слабо спросил Уни, по инерции, лишь мгновением позже поймав себя на мысли, что вновь может говорить. И только тут страшное открытие с опозданием пронзило его разум. Застыв в безмолвном вопросе широко раскрытых глаз, оно сделало излишними более членораздельные попытки узнать о случившемся – друзья поняли Уни без слов.

– Малыш, не волнуйся, прошу тебя! – очень ровным голосом проговорил Вордий. – Да, это был яд. Достопочтенный энель Токто повидал в своей жизни достаточно, чтобы делать такие выводы.

Сам бывший главный военврач империи лишь кивнул, стоя где-то в стороне от кровати.

– Симптомы слишком очевидны, чтобы быть чем-то иным. Но если ты выжил сейчас, то уже скоро неминуемо встанешь на ноги. Волноваться нечего. Но как это произошло? Или доза была минимальной? Очень, очень любопытный случай…

Вордий Онато с некоторой тревогой принял это сосредоточенное молчание на свой счет. В силу причудливой гримасы судьбы он, казалось, с рождения сочетал в себе те качества, которыми в силу тех же причин оказался обделен его ближайший друг Уни. Обаятельная, открытая улыбка этого на удивление гармонично сложенного красавца привлекала девушек, которые единодушно сходились во мнении, что та, кому такое совершенство достанется, может просто торжественно водить его за собой по улицам на зависть подругам. Однако Вордий, будучи тактично обходителен со всеми, совершенно неожиданно сделал своей избранницей скромную и совершенно незаметную на пестром и кичливом празднике жизни имперской «золотой молодежи» Лювию, которая уже благодаря одному этому событию вмиг лишилась своей ауры светской затворницы.

Впрочем, находящаяся, в силу особенностей профессии, в самом центре последних новостей и свежих сплетен Севелия Вирандо достаточно быстро просветила сына, что с чисто рациональной точки зрения Вордий принял абсолютно безупречное решение. Отцом Лювии был человек хоть и не самый известный, зато пользующийся искренним уважением как в высшем свете, так и в народе. Он занимал должность верховного жреца Сангии, Уберегающей от болезней, то есть был, по сути, главным врачом императора, а также смотрителем больниц, инспектором рынков и всех имперских водопроводов. Должность, разумеется, не самая престижная, зато приносящая несомненную пользу и расположение населения, а удаленность от центра столичных интриг делала ее залогом долгого и вполне спокойного существования. Взяток Септинель брал самую малость, просто чтобы не идти поперек традиции и не обижать хороших людей, так что слухи о его нестяжательстве давно были на устах у многих. И в самом деле, нелегко удержать в узде своих демонов наживы, когда в твоей полной власти находится Дворец тысячи изобилий, гигантский крытый рынок имперской столицы, с которого ты имеешь право изгнать любого торговца за тухлый или даже просто незнакомый и потому опасный для драгоценного здоровья жителей товар. Впрочем, Септинель Токто и был именно таким безжалостным гонителем, поскольку медицине учился не в тиши Светлой обители знаний, сиречь имперской академии, а на полях сражений, сопровождая в походах армии еще отца нынешнего Великого владыки. Человек, не понаслышке знающий о том, что целое войско может выйти из строя, попив воды не из того ручья, никогда не будет делать легкие деньги на такого рода вещах.

Дочь свою Токто держал в не меньшей строгости, чем центральный рынок, вежливо, но сурово отбивая от нее многочисленных поклонников, в искренней чистоте намерений которых он не без основания сомневался. Злые языки шутили, что сановный папаша бдит свое нежное дитя и за себя, и за почившую от семерийской малярии супругу, стремясь таким образом хоть как-то компенсировать для девочки отсутствие матери, верность которой он хранил вот уже на протяжении семнадцати лет. Впрочем, Вордий, которого в данном случае было весьма сложно упрекнуть в недостаточно трепетном отношении к девичьей чести, нашел единственно верное решение проблемы. Со свойственной ему простотой и незатейливостью он просто взял и подружился с отцом своей недоступной возлюбленной, в результате чего Токто по прошествии буквально двух месяцев сам предложил дочери обратить внимание на столь достойного молодого человека. В результате уже совсем скоро Вордий стал чувствовать себя в доме Токто как полноправный член семьи, однако сейчас этой солнечной идиллии был брошен неожиданный вызов, поставивший под угрозу если не грядущую свадьбу, то уж точно – спокойствие и сдержанность одного из будущих супругов.

– Клянусь мечом карающим Стража Небесного престола, я доберусь до правды, чего бы это ни стоило! – и Вордий рубанул правой рукой воздух так стремительно, что этой ярости позавидовал бы и тигр, которого гвардеец так натурально изображал, бешено рыская из угла в угол. Он искренне переживал за Уни, но не меньше этого – за свои отношения со стариной Токто, которого он так некстати втянул во всю эту темную историю с ядом.

«Ну надо же было такому произойти! – в панике кусал губы Вордий. – Кто ж его знал, что все так обернется!»

Впрочем, будущий тесть воспринимал происходящее сдержанно, как профессионал, прошедший в жизни через массу не менее серьезных испытаний, и ни словом, ни жестом не выдал своего неудовольствия тем печальным обстоятельством, что его трепетное дитя оказалось втянуто в криминальные события. Вместо этого он просто встал ни свет ни заря и в нарушение всех правил приличия без всякого предупреждения навестил в столь ранний час неприметную аккуратную виллу в тенистой рощице молодых дубков на самой окраине Триказинцо. Осушив для бодрости в преддверии наступающего дня со старым другом по торгендамским походам кубок молодого улиньского вина, он получил искренние уверения в том, что безопасность его и его дочери отныне находятся в руках специалистов не менее искусных, чем он сам в делах хирургии и борьбе с болезнями. А посему домой Токто вернулся лишь для того, чтобы снисходительно похлопать по плечу Вордия в ответ на его искренние извинения за причиненные неудобства, поцеловать дочь и неспешно удалиться на службу, удостоверившись на прощание, что с его новым и неожиданным пациентом ничего плохого сегодня уже не случится.

Для беспокойства опытнейшего врача империи, похоже, и вправду не было каких-либо серьезных оснований. Проведя во сне почти двенадцать часов, Уни почувствовал себя значительно лучше. Болезненная слабость все еще тянула голову к подушке, однако силы уже постепенно возвращались к нему, к нескрываемому удивлению Токто и горячей радости друзей.

Наплевав на службу, Вордий успел сбегать за Севелией Вирандо и сообщить о плачевных последствиях злоупотребления ее сыном непривычными для его нежного желудка креплеными торгендамскими винами. По взаимному уговору истинные причины едва не сведшего Уни в могилу отравления решено было хранить в тайне вплоть до выяснения всех обстоятельств, чем и решил незамедлительно заняться новоиспеченный офицер императорской гвардии. Дождавшись ухода хозяйки «Счастливого конека», так кстати заставшей сына спящим и потому недолго обременявшей своим хлопотливо-беспокойным присутствием, Вордий провел детальный допрос будущего тестя на предмет точного установления причины и источника отравления.

– Токто свято убежден, что это циструза! – вещал он едва проснувшемуся Уни, который свернулся калачиком на левом боку и, чуть прикрыв глаза, пытался разместить в голове первые результаты начавшегося расследования. – Она действует где-то через час-два после приема внутрь. Если так, то яд тебе подсыпали в «Рыбке». Вот Мрак! Я разнесу эту харчевню по бревнышку, поглоти их Темная бездна!

– Не думаю, что скандал – это то, что нам сегодня нужно, – Уни с усилием перевел дух. – Вспомни, какая у них клиентура. Там такой надзор, что подкупить обслугу, скажем, просто нереально. Злодеи только бы раскрыли себя. Да и потом, – слабым голосом продолжал он, – каким образом сделать так, чтобы отравился именно я? Просто нереально!

– Ну да, видел бы ты, как забегали эти уроды! Они даже колесницу мне оплатили, деньги на доктора предлагали, чтобы мы только не болтали обо всем вокруг. Клиент поужинал в «Рыбке» и тут же помер на ступеньках заведения… Да там такие люди собираются, они эту корчму враз закрыли бы!

– Вот именно. Так что я просто убежден, что это сделал кто-то из своих.

– Что?!! Из друзей?

– Ох. Ну а кто еще, посуди сам. Трудно, конечно, все это признавать, но если мы не ошиблись и это действительно яд, тогда других вариантов просто нет.

– Да? Но меня с Лювией ты, надеюсь, исключаешь?

– Исключаю, – слабо хмыкнул Уни. – У тебя и так было полно возможностей меня прикончить, что до того, что после.

– Ну-ну. И на том спасибо.

– Значит, остаются трое: Дагений Вандей, Соргий Квандо и эта его сомнительная рыжая девица.

– Да, мне она тоже как-то с самого начала не понравилась. А что касается Дага, то он с приветом, конечно, но чтобы вот так ни с того ни с сего травить друга детства…

– Ну, как минимум один мотив у него вполне может быть.

– О чем ты?

В комнату неслышно вошла Лювия. Скрестив на животе пальчики с перламутровыми ноготками и слегка закусив губки, она жалобно, с вопросом в глазах уставилась на Вордия, тот после секундной паузы снисходительно кивнул головой в сторону мягкой низенькой банкетки в углу комнаты.

– Видишь ли, я не хотел это тебе говорить, но в свете произошедших событий… – замялся между тем Уни. – В общем, Даг в последнее время активно вербовал меня в свое тайное общество борцов за справедливость, которые явно замышляют недоброе в отношении нашего любимого императора. В последний раз он говорил со мной об этом именно в «Рыбке», когда мы стояли на балконе. Ну, я, в общем, был не в духе, чтобы вести дискуссии, и возможно, он стал опасаться, что я просто сдам его братию Солнечной страже.

– Х-ха, Даг – заговорщик? Да он просто мелкий брюзга! Вечный нытик, коллекционирующий всякие неблагозвучные сплетни.

– Ну не знаю… Вообще-то он многое по делу говорит. Хотя думаю, что на практике осуществить его теории совершенно невозможно.

– Слушай, ты же меня знаешь. По делу не по делу… И ему говорил, и тебе скажу: приказ дадут – любого уроем! Эти книжники совсем обнаглели, народ мутят, а чуть что – простачками прикидываются. Но Даг-то – идиот! Работаешь себе адвокатом – и работай, речи толкать у него здорово получается, но зачем со всякой голытьбой якшаться? А впрочем, он всегда был с придурью, сколько его помню.

– Насколько я слышал, Даг не просто адвокат. Он бедняков бесплатно защищает. Нет, что-то не складывается тут. Он, конечно, фанатик, но благородный и честный, а не какой-то там подлый убийца.

– Здесь я согласен, подлецом он никогда не был. Да и откуда бы он яд взял, если причина отравления – его неосторожные с тобой откровения? С собой носил на всякий случай? И правда, бред!

– Идем дальше. Соргий. Он, конечно, раздолбай, каких свет не видывал, но назвать его убийцей просто язык не поворачивается. Да и мотивов у него никаких нет, мы с ним вообще в разных мирах живем…

– А девица? Забыл, как ее зовут… Кто она вообще такая?

– Не знаю, я тоже как-то пропустил мимо ушей.

– Ну ладно, это как раз легко выяснить.

– Это да. Только я все равно не понимаю главного – кому я вообще понадобился?

– Вспомни всех своих врагов. Может, кому дорогу перешел, случайно даже?

– Да нет, не было ничего. И кто я вообще такой? Наследство что ли имею, положение?

– А твое назначение в посольство? Ты не думал о том, что кому-то это могло прийтись не по нраву?

– Кому? Что, многие могли претендовать на мое место? Я же говорил уже: кроме меня и старика Барко, нет в империи живых носителей вириланского языка.

– Ты это точно знаешь?

– Да, точно! Конечно, они могли бы нанять капоштийца. Среди их купцов, торгующих с Вириланом, есть немало знающих тамошний язык. Но, х-ха, цель нашей миссии настолько секретная, что они не рискуют доверить содержание переговоров чужестранцам.

– Значит, если тебя убить, то посольство не состоится? – неожиданно подала голос Лювия.

Друзья на мгновение замерли и одновременно уставились на девушку. Вордий даже перестал ходить из угла в угол и только широко раскрыл рот от неожиданного озарения:

– Ну ты даешь, милая! Как же нам сразу это в голову не пришло?

– Действительно, – Уни перевернулся на спину и со скептическим, немного глуповатым выражением лица принялся разглядывать потолок, расписанный под кроны вечернего леса. – Это ж проще пареной репы! Меня, конечно, и раньше немного смешила вся эта непонятная секретность вокруг нашей миссии, но я считал это паранойей нашей бюрократии и не думал, что все действительно настолько серьезно.

– Серьезно? Да не то слово! Ты стал пешкой в большой дворцовой игре, пребывая в своем счастливом детском неведении относительно реального хода событий.

– Ну, меня всегда удивляло, почему посольство в Вирилан сподобились снарядить только сейчас. Видимо, при дворе кому-то очень не хочется установления прямых отношений с этим царством. И я даже, наверно, знаю, кому именно. Но почему, какой смысл так ожесточенно сопротивляться воле самого императора? Боязнь ухудшить отношения с Капошти – это ведь просто прикрытие, глупые страхи старика Форзи. Двор не упустил бы возможности заполучить свой жирный кусок от прямой торговли, да и союзники против аринцилов нам бы тоже пригодились. Ох, интересно было бы во всем этом разобраться!

– Нет, ну вы только поглядите на него! Уни, очнись, ты теперь живешь в реальном мире, а не в призрачном царстве книжных свитков! Тут и убить могут, ты что, до сих пор этого не понял? Тебе сейчас спрятаться нужно хорошенько, пока эти мерзавцы не пронюхали, что ты жив, а не за дворцовыми тайнами гоняться!

– Ты и правда думаешь, что они осмелятся проникнуть в дом главного имперского лекаря?

– О Солнце всемогущее, да неужели ты так ничего и не понял? Если они решились пойти на убийство, значит, загнаны в угол и способны на все! Раз уж они открыто скатываются к примитивной расправе, значит, исчерпали иные способы добиться своего!

Вордий с шумом выдохнул и скрестил руки на груди. Его взгляд охватил беспомощного Уни на кровати и милый силуэт Лювии, смотрящей так жалобно, словно это она причина всех так нежданно свалившихся на друзей несчастий.

– В общем так, – Вордий покусал губу. – Токто на службе, вам сидеть тихо, слугам скажу, чтоб никому не открывали. Я в казармы, возьму там пяток своих людей, перенесем тебя ко мне до отплытия. Так надежнее.

– Я еще должен повидать матушку, – подал голос Уни. – И вообще, ей же надо как-нибудь объяснить, что тут происходит.

– С эмель Вирандо я поговорю сам. Ничего лишнего ей знать не следует.

– Да? Очень мне было бы интересно на это посмотреть. И что ты ей скажешь?

– Не знаю, придумаю что-нибудь. Она ко мне всегда была до крайности мило расположена.

– Ну еще бы, ведь ты так самоотверженно защищал ее единственного сына от всяких там уличных хулиганов.

– Вот видишь, как-нибудь справлюсь. Ну, ха, даже если нет, то в казармы ее все рано не пустят.

– Вордий, это жестоко! – возмутилась Лювия. – Может, я сама с ней поговорю, а?

– Брысь, тихо сидеть! – строго цыкнул на нее будущий супруг. – Чтоб из дома носа не казала, ясно? А матушка твоя мне потом еще спасибо скажет, – буркнул приятелю Вордий и стрелой вылетел из комнаты.

Уни сложил руки за головой и скорчил Лювии жалобную мину. В который раз жизнь доступно объясняла юноше, что он в ней пока еще совсем ничем не управляет. Даже самим собой.

Таверна с совершенно идиотским названием «Пролежни» была тем не менее одним из главных украшений южного портового района Энтеверии. Секрет этого, прямо скажем, не самого высокорангового заведения был отнюдь не в безвкусной лепнине и совершенно пошлых драпировках с претензией на подражание интерьерам Ясноликих чертогов. Просто если, скажем, вы, как честный и нравственно безупречный торговец или чиновник средней руки, твердо уверены, что измена супруге в пределах домашнего очага есть страшнейшее преступление в ее глазах и глазах всевидящего Солнечного ока, то стопы сами несут вас именно в это место. Ибо, во-первых, в плебейском районе вы останетесь неузнанным, во-вторых, солидное заведение гарантирует безопасность, и в-третьих, что самое главное, район порта населен в основном чужестранцами и наполнен их чудными кумирнями, так что Небесный владыка, видимо, в силу естественного отвращения к неверным заглядывает сюда гораздо реже. Впрочем, целомудренные столичные жены также не оставались в долгу по части богобоязненного поведения, тем паче что «Пролежни» занимали стратегически важное положение, находясь в удобной близости от целого ряда рынков, посещение которых входит в обязанности каждой хозяйки. Единственный риск заключался в том, чтобы не допустить трогательного единения членов семьи в этом, предназначенном для совсем иных свиданий, заведении. Впрочем, учитывая, что мужчины чаще предпочитают отдыхать на закате трудового дня, а жены – в самом его разгаре, серьезные проблемы возникали разве что у нарушителей этого негласного правила.

К категории любителей риска, вероятно, могли бы отнести и миниатюрную, закутанную в коричневое покрывало дамочку, искусно прокладывающую дорогу в дефилировавших на долгожданный вечерний отдых плебейских массах. С явно не соответствующей статусу зрелой матроны поспешностью она ловко огибала не склонных уступать дорогу развязных горожан, вызывая своими маневрами нахальные комментарии идущей позади разношерстной публики. Доселе неизвестно, успели ли местные острословы сделать ставки относительно пункта следования этой целеустремленной персоны, однако ее в общем-то логичный заход в «Пролежни» вызвал дружную волну грубоватого хохота.

Каких более острых приключений двинулась искать на свою голову эта припортовая шпана, история умалчивает, чего не скажешь о женской фигуре в коричневом. Хозяин «Пролежней», сальный низенький тип откровенно неприятной наружности, получил от нее какой-то неопределенный жест в свою сторону и тут же потерял интерес к этой, видимо, уже знакомой посетительнице. Дамочка стыдливо вцепилась в свое покрывало и, еще глубже запрятав в нем свое личико, резво застучала башмачками по деревянным ступеням. Семенить ей пришлось весьма основательно, ибо заведение насчитывало аж четыре этажа, коим были присвоены образные имена земли, воды, леса и неба. Однако очевидное нежелание хозяев обременять посетителей дорогих «небесных» апартаментов подъемом по лестнице привело к оригинальному расположению уровней вверх тормашками, в результате чего путь нашей торопливой знакомой в наиболее дешевые «земные» комнаты парадоксальным образом лежал на самый верхний этаж здания. Ворвавшись в полумрак освещенного коптящими сальными свечами коридора, бесстыже вопившего со всех сторон о непростительно тонких стенах, матрона в своем неудержимом порыве споткнулась о вдрызг обкуренного оборванца, почему-то с ходу обозвавшего ее «вареной шлюхой». Проинформировав этого хама, что вынуждена говорить с потомком свиньи в семнадцатом поколении, женщина буквально высадила плечом дверку соседней комнатушки, еще более чернильный полумрак которой уже давно ожидал ее прибытия.

Своей откровенной непритязательностью помещение напоминало даже не вертеп, а какое-то стойло. На скрипучих, с подозрительными подтеками досках валялся набитый соломой тюфяк, на котором, закинув ногу на ногу, расположился седой мужчина лет пятидесяти с красиво изогнутыми к переносице светло-зелеными глазами и тонкими чертами лица потомственного аристократа. Глаза эти лениво покосились на вошедшую, словно хозяин делегировал им свой протест в связи с отрывом от такого архиважного занятия, как использование в качестве зубочистки засохшей во времена сотворения мира травинки. Впрочем, эта достойная имперского театра Хонто пантомима была начисто проигнорирована гостьей, которая резко уселась на единственный в комнате низкий плетеный стул и, словно вдруг расслабившись после бешеной уличной скачки, неспешно и аккуратно опустила свое покрывало. В голубых, прищуренных глазах женщины одновременно сквозили и злоба, и равнодушие, и усталость, которые, слившись воедино, готовы были вырваться в виде жесткого, уничтожающего вопроса своему собеседнику. Впрочем, последний хорошо это уловил и незамедлительно перешел в контрнаступление:

– Ну, и что такого убийственного ты можешь сказать, чтобы объяснить необходимость настолько срочной встречи?

Женщина было дернулась, чтобы стереть наглеца в порошок, но сумела взять себя в руки и неожиданно ровно и без эмоций выдать ему:

– Да так, ничего особенного. Просто вчера ночью они попытались убрать переводчика. Только и всего.

Мужчина закатил глаза в скептической усмешке и вкрадчиво начал:

– Ты, кажется, сказала «попытались»…

Договорить он не успел. Демонстрируемая женщиной выдержка на деле оказалась жалкой фикцией, растаявшей, как дым от сухих веточек ивы, что используют для отпугивания злых духов. Именно в такого духа, преисполненного огненной ярости, и превратилась в одночасье вскочившая с места гостья, прооравшая мужчине прямо в лицо:

– Я сказала, что его отравили! Я сказала, чтобы ты не втягивал его в свои дела! Я сказала, что ты врал о том, что он будет в полной безопасности!

Мужчина мгновенно поднялся и коротким движением обхватил ладонями лицо женщины, его глаза стали стеклянными, ледяными, словно у смотревшего со дна глубокого колодца удава.

– Сядь на место! – монотонно и вкрадчиво произнес удав, и женщина покорно опустилась обратно на стул. Она на секунду закрыла глаза и облизала сухие губы. Мужчина легко переместил тело в сидячее положение, его лицо оказалось почти напротив ее лица, а ее руки – в его теплых, но твердых, с жесткими мозолями, ладонях.

– А теперь успокойся и дай мне услышать отчет о проделанной работе.

Женщина собралась с мыслями, ее голос приобрел былое спокойствие и даже некоторую отстраненность:

– Уни пытались отравить в «Рыбке». Циструзой. С момента его назначения в посольство кто-то из наших людей всегда был рядом, но они ничего не заметили. Работал профессионал. Единственный промах – они не могли знать, что у него иммунитет. Вордий перевез его в дом к Токто, а тот сразу же сообщил нам о случившемся.

– Старина Токто бдит, как всегда. И Вордий этот тоже не промах, как оказалось. На редкость верное решение.

– Да, – машинально согласилась женщина. – Он вообще умный парень.

– Нет, я про его намерение жениться на Лювии.

– Ну да. Хм. В общем, Токто, разумеется, сказал им, что это яд. Вордий прихватил из казарм пятерых верзил и перевез Уни к себе.

– Что эти?

– Они пасли дом всю ночь, а мы следили за ними. Потом расставили людей вдоль всего маршрута, но этот гвардеец стал чудить, катать его окольными путями. Решение правильное, но побегать за ними пришлось. Я дала приказ не таиться, с «желтыми» работать на уничтожение. В общем, нападать они не решились.

– Естественно, им-то лишний шум не нужен. Да, вы сделали все, что могли. За исключением одного – не приняли в расчет друзей. Уже выяснили, чьих это рук дело?

– Есть у меня одна идея, – с каким-то зловещим подозрением посмотрела на него женщина. – В любом случае скоро узнаем. Я боюсь одного: Вордий, похоже, намерен заняться тем же самым.

– Думаешь, станет мешаться у нас под ногами?

– Не сомневаюсь в этом. Этот будет землю рыть и может разворошить весь улей.

– Он случаем не Калибрия Онато сын, ветерана императорской гвардии? Ну да ладно, нужно тогда просто быть в курсе всех его планов. Для тебя это будет несложно.

– И все-таки, пока Уни еще здесь, судьба посольства висит на волоске. Ты можешь как-нибудь ускорить отплытие?

– Поверь мне, Веления, там и так делается все возможное.

– Император уже проинформирован?

– Это не имеет смысла.

Мужчина встал, заложил руки за спину и прошелся по комнате.

– У нас нет никаких доказательств, – произнес он, обернувшись к своей собеседнице. – В этих условиях попытка покушения и официальное расследование могут быть использованы, чтобы задержать отъезд. Я лично займусь этим делом. Мы сделаем все, чтобы им дорого обошлась эта ошибка!

Успокоив и проводив свою собеседницу, мужчина откинулся на тюфяк и стал задумчиво ковырять в зубах травинкой. Покушение на Уни было, в самом деле, вопиющим просчетом, от которого спасло простое совпадение ряда благоприятных обстоятельств. Мужчина ненавидел случайности именно потому, что они никогда не стояли на стороне кого-либо одного. Кому удача улыбнется в следующий раз? В Вирилан с Уни едет проверенный человек, который должен отвечать за его безопасность. Но если вместе с ним отправится и убийца? Случай в «Рыбке» показал, что когда ставки так высоки, то опасно доверять даже друзьям.

Только бы не опоздать. Ох! До церемонии, назначенной на третью стражу, было еще далеко, а Унизель Вирандо уже успел как минимум два раза вскочить с кровати и как ошпаренный кинуться к окну. Больничный корпус императорской гвардии, где его по-приятельски разместил Вордий, левым крылом выходил на казарменный плац, в самом центре которого были установлены одни из самых точных солнечных часов в Энтеверии. Самые точные украшали непосредственно дворец Великого владыки, однако мало кто знал, что в недрах гвардейских казарм высилась фактически их точная копия. Дело в том, что в свое время император Назалио, затеявший грандиозную перестройку всей Солнечной столицы, объявил конкурс на реконструкцию солнечных часов в своей державной обители, победу в котором одержал великий мастер Феринти. Его часы и вправду были настоящим произведением искусства, покрытым ярко раскрашенными барельефами, повествующими о славных деяниях герандийских императоров эпохи Великого объединения. Но более всего часы потрясали не этим, а совершенно уникальным строением каменной платформы, благодаря высокому искусству творца как будто бы свободно парившей в воздухе. В действительности эту грандиозную конструкцию поддерживали всего три тоненькие ножки, искусно расположенные таким образом, чтобы быть скрытыми от глаз наблюдателей благодаря особому углу зрения и тени, отбрасываемой самим сооружением.

Уникальные парящие часы стали еще одной достопримечательностью дворца, однако в сердца многочисленных придворных вселился почти животный страх, что в один прекрасный день хрупкая на вид конструкция может не выдержать и рухнуть под собственной тяжестью. В связи с этим энелю Феринти был дан заказ изготовить еще одни, точно такие же часы, чтобы в случае досадной случайности быстро заменить выбывший из строя экземпляр. А до тех пор дубликат хранится подальше от чужих глаз во дворе имперской гвардии, где вот уже двести лет благополучно играет важную роль в контроле служебного распорядка прославленных воинов.

«Жаль, что солнечные часы не умеют отбивать время, как их менее почитаемые водяные собратья! – сонно подумал Уни. – Так ведь не напасешься сил, чтобы все время скакать туда-сюда».

Нет, можно было, конечно, попросить Вордия, чтобы он поручил кому-нибудь из обслуги растолкать переводчика в положенное время, но Уни и так ощущал себя по гроб жизни обязанным другу, чтобы обременять его еще и такой мелочью. И в самом деле, что он, маленький, чтобы быть не состоянии проснуться с утра без посторонней помощи?

«Обязательно проснусь, – сладко увещевал себя Уни, растекаясь густым сиропом по подушке. Обязательно… Нет! Что такое?»

Он стремительно соскочил с кровати, словно и не было вчерашней слабости. От мягкого рассветного прикосновенья Ясноликого светила не осталось и следа. Слепящие лучи мощно прорывались сквозь мелкорешетчатые ставни, неся в себе страшную, обжигающую душу весть: «Все! Все! Опоздал!»

«Да что же это, Светило небесное!»

Уни бросился к окну. На часах был почти полдень. Макушка похолодела, словно кто-то вдруг плеснул сверху тонкую струйку ледяной воды. Мысли толкались и путались в тугие узлы, а тело неистово рвалось сразу во все стороны, будучи не в состоянии сделать ни одного осмысленного движения. Так и простоял он почти целую вечность, глупо потряхивая перед грудью сжатыми в кулаки руками, завороженно озираясь по сторонам в детской надежде увидеть наконец какой-либо путь к спасению. «Так, спокойно, надо держать себя в руках. Просто взять одеться и пойти узнать, что произошло».

Уни еще раз огляделся в поисках своей парадной палмы, но, к своему удивлению, нигде ее не обнаружил.

«Вот дела… Может, сиделка спрятала?»

Как есть, в одной нижней тунике он вышел в коридор и сделал пару шагов по удивительно пустому зданию.

«Совсем никого. Обедают, наверно».

Плохо ориентируясь, Уни еще долго нелепо бродил по комнатам, не обнаруживая никаких признаков жизни. Выйдя, наконец, на свежий воздух, он первым делом подбежал к солнечным часам в надежде на ошибку. Нет, все точно, ровно полдень.

«Бред какой-то. Ну почему опять, опять я такой дурак? Ну все же шло как по маслу, казалось, судьба сама идет ко мне в руки – и на тебе!»

Уни беспомощно огляделся по сторонам, и странное чувство вдруг овладело им. Непонятная, пугающая тишина. Нет, во дворце всегда было довольно тихо, но время от времени эта величавая идиллия нет-нет да и нарушится неторопливым шарканьем важных сановников или вальяжной перекличкой ленивой прислуги. И часовых, часовых тоже нет на постах, а в казармах тихо, словно лучшие воины империи враз мистическим образом растворились.

«Надеюсь, не с самим императором», – попытался шуткой поддержать себя Уни, но смеяться так и не захотелось.

Покрутившись среди безжизненных строений, он энергичным шагом двинулся в сторону дворцовой площади.

«Ну не могли же они уехать без меня, я ведь переводчик, в самом деле! И почему никому не пришло в голову меня разбудить?»

Уни раньше никогда не был в казармах, и поплутать ему пришлось изрядно. Дорогу спросить было решительно не у кого, а гнетущая тишина и безлюдие внушали нарастающий ужас и словно пинками гнали вперед.

Выскочив, как камень из пращи, на дворцовую площадь, Уни словно натолкнулся на какую-то невидимую стену. Ему захотелось оттолкнуть это от себя, выставить вперед руки, защититься от того, что он вдруг увидел. Площадь была не просто пуста, на ней вообще ничего и никого не было. Ни людей, ни каких-либо следов торжественной церемонии.

«Так быстро… уже уехали… и все успели разобрать… И ни единого живого существа, чтобы спросить об этом. О Солнце, а может, я сплю? Какой дурацкий кошмар!»

Уни взял себя за предплечье, зажмурился и изо всех сил ущипнул, резко скрутив кожу.

«Больно! Нет, неужели это все взаправду?»

Если бы в ясно-голубом и настолько же пустынном небе совершали свой привычный облет императорские соколы, то они могли бы наблюдать странную картину: маленький, растрепанный человечек в исподнем бестолково мечется по дворцовым переулкам, забегая внутрь зданий и тут же в панике выбегая назад уже с другой стороны, словно букашка в лабиринте из щепок в забавной детской игре. Вот он, уже почти совсем выбившись из сил, запыхавшись и чуть ли не плача, миновал дворцовые ворота, открытые нараспашку и такие сиротливо одинокие без охраны. Но впереди ждало другое, гораздо более сильное потрясение. Огромный город, столица империи, резиденция Великого владыки всего, что находится под небесами – и такой же пустой, словно по волшебству брошенный всеми жителями в объятья пугающей, гулкой тишины.

Уни вдруг понял, что он никогда не сможет обежать все эти улицы, что ему уже не хватит сил, что он просто свалится замертво на эти нагретые почему-то вдруг ужасающе чужим светилом камни и никто не придет на помощь, потому что помощи ждать неоткуда. Ему вдруг неистово захотелось нарушить это страшное безмолвие, в котором растворились даже шелест листвы, шум ветра, плеск волн полноводной Фелы и сотни других больших и малых звуков – вечных спутников огромного города, враз лишившегося теперь многоголосого населения, но продолжавшего жить какой-то своей особой, непостижимо молчаливой жизнью.

Уни остановился, развел руки в стороны и, как в кузнечные меха, набрал в грудь воздух. «И когда я вот так в последний раз дышал полной грудью?» – подумал он. Но крика не получилось, ибо с воздухом внутрь проникла и тишина – холодная, темная и чужая. Она разом заполнила юного переводчика, словно пустой сосуд, даже сердцу запретив громко биться, а легким – с шумом вдыхать и выдыхать воздух. Глаза Уни наполнились животным ужасом. Он словно растворялся без остатка в этой невидимой, но цепкой вате, в которой ранее сгинули без следа гортанные выкрики носильщиков, оживленная речь торговцев, звонкий смех кокетливых дам, строящих глазки видному офицеру, и, конечно же, чудесные переливы музыкальных фонтанов, приводящие в такой восторг неотесанных провинциалов.

В отчаянии обхватив себя руками, Уни словно в последний раз обвел глазами пустынные улицы города и за миг до своего неминуемого исчезновения смог выхватить в стороне неизвестно откуда взявшийся неясный, размытый в мутном полуденном воздухе силуэт.

– Стойте, стойте! Подождите, прошу вас! – и как только нашлись силы на этот крик? Уни словно порвал сковавшие его цепи и бросился вдогонку, будто таинственный незнакомец держал в руках нити его жизни.

Свернув за угол кирпичного дома с пристроенной торговой лавкой и аляповатой картинкой румяного пекаря, он вдруг разом встал как вкопанный, закачался и с трудом удержал равновесие. Никогда в жизни он еще не видел таких изумительно красивых и настолько выразительных женских глаз.

Представьте себе озеро, глубокое и чистое, с кристально прозрачной голубой водой. Окруженное звенящей тишиной девственного леса, который словно хранит его от любопытных взоров непрошеных гостей. Вы продираетесь сквозь дремучие чащобы, жадно прячущие солнечный свет, но вдруг, когда надежда выйти на торную дорогу уже потеряна, один случайный шаг, и вам открывается это. Спокойное, тихое и ясное, в какой-то первозданной и в то же время совершенно законченной, оформленной, без единого лишнего штришка, красоте. И в это самое мгновение приходит чистое, словно озерная вода, глубинное осознание, что дорогу не нужно искать, что она уже пройдена и главная цель путешествия – здесь, сейчас, перед вами.

Нечто похожее испытал и Уни, где-то на задворках сознания подивившись необычайной яркости и насыщенности новых своих впечатлений. Слегка вьющиеся волосы цвета пшеничного поля на закате свободно спадали на плечи и грудь девушки, делая ее взгляд интригующим и полным тайны. Отдельные легкие волоски озорным образом выбивались из прядей и рвались вверх искупаться в лучах щедрого Светила, отчего незнакомку как бы окружало мягкое золотое сияние. Или, может быть, сам образ ее был исполнен такой теплоты и мягкости, что Уни ощутил себя так, словно встретился с ласковым солнечным ветерком, будто Владыка всего сущего заботливой отцовской рукой прошелся по его волосам и приятная волна легкой радости охватила тело. Юный переводчик мигом забыл о суете, о заботах, о том, что ждет его впереди и что он жутко опаздывает, Уни лишь страстно желал еще хоть мгновенье побыть здесь и сейчас, не сходя с места, там, где жизнь его так неожиданно приобрела совершенно новый цвет, запах и вкус.

Трудно сказать, сколько длилось это необычное ощущение. Может быть, лишь один такт биения сердца, рвущегося наружу от переизбытка эмоций, а может быть – целую вечность. Время ведь ничего не значит в этом мире, где красота и гармония достигли своего пика, а сам порядок вещей пришел к высшей точке совершенства. Только вот навсегда уйти в эту новую вселенную для Уни, похоже, срок еще не настал. Девушка улыбнулась проникновенно, нежно, но слегка печально и невесомым движением головы словно пригласила его следовать за собой. И Уни пошел как зачарованный, пошел, не помня ни себя, ни дороги, просто пошел за ней в попытке остановить ускользающий сон, который будет полностью забыт через пару часов после пробуждения, несмотря на всю свою магическую, неземную красоту. А прекрасная незнакомка легко плыла перед его взором, демонстрируя осанку стройной сосны и талию, которую так и тянуло спрятать в трепетных ладонях.

Только теперь Уни обратил внимание на странный наряд девушки, не то халат, не то платье, синее, с длинными, уходящими от середины предплечий к земле, рукавами. Как жаль, что он не успел хорошенько рассмотреть ее спереди! Но и спина – это тоже очень и очень много значило. Уни вспомнил, какие раньше видел спины – сутулые, обремененные, горделивые и рыхлые или жесткие, неприступные, словно двери, закрытые раз и навсегда. Спина девушки… она была… своей, близкой, доброй, красивой, словом, такой, как надо, будто ее обладательница всегда помнила об Уни и каждый миг была готова обернуться и подарить ему свою мягкую лучезарную улыбку.

Юный переводчик не помнил, сколько шел так, вслепую, по этой дорожке из света, и вот словно по волшебству вдалеке вдруг возникли дворец и пристань, и посольский корабль, и сам император в ослепительном державном наряде. Но добрая магия длилась недолго. Внезапно Уни оказался в водовороте бурной толпы, грубо отдернувшей былую тишину своим монотонным и сердитым гулом. Никогда в жизни до сего момента он не боялся так сильно. Что может быть ужаснее страха потери, страха лишиться чего-то своего, того, что уже стало восприниматься как часть твоей души? Уни в бессилии оглядывал толпу, тянул руки куда-то, а людская масса только кружила, бросая его из стороны в сторону, лениво упиваясь беспомощностью утлого суденышка в людском тайфуне. Девушки больше не было, словно вся эта аморфная масса поглотила ее, впитала в себя, чтобы без остатка растворить светлые, незабываемые мгновения в омерзительной серости обыденной жизни. И Уни понял, что он больше не хочет туда, обратно, что этот случайно озаривший его душу свет дороже всего в мире и он ни за что в жизни не смирится с такой потерей. Как раненый зверь, юный переводчик рванул поверх голов, поверх этой тупой, унылой толпы, которая… нет, не презирала, не ненавидела, скорее… просто не давала дышать, не замечала, отказывала в праве на жизнь, позволяя лишь омерзительно серое существование. Тысячи рук вдруг потянулись к нему, хватали за одежду, держали, тащили назад, а пугающий хор голосов монотонно и гулко зазвучал где-то в стороне, будто из внешнего мира: Уни… У-уни! У-уни-и!!! Холодные цепи сковали тело изнутри, Уни сжался, дернулся словно в последний раз и…

– Уни? Жив? Ну ты и заспался, малыш! – и Вордий с улыбкой покачал смоляными кудрями. Получилось вполне по-отечески, однако стоявшая рядом в умилении Севелия Вирандо то ли ощутила в этом угрозу своей родительской монополии, то ли оскорбилась таким попустительским отношением к своему большому чаду.

– Вордий, ну как тебе не стыдно! Он же еще так слаб, мой бедный мальчик. Сколько раз говорила – не для него эти ваши дурацкие попойки. А еще мать не пускать вздумали, как же так можно, изверги! Он же у меня такой хороший, чистый ребенок. Уни, солнышко, как ты себя чувствуешь? Выспался? Животик не болит? – Севелия изобразила на лице такую жалость, словно ее сын прямо сейчас прилюдно страдает в муках. – Нет, ну что за нелепый обычай – с утра пораньше церемонии проводить. Даже выспаться не дают как следуют!

– Ну, обычай, прямо скажем, вполне разумный, эмель Вирандо, – послышался ровный, но немного мрачный голос Дага Вандея. – В полдень-то Светило как взойдет на престол, так и грех что-либо такое устраивать. Отдыхать от дел надо в такие часы.

– Ох, отдыхать, ты на него посмотри, сами здоровые как быки, а мальчик мой еле жив остался! А кто за ним на чужбине присмотрит, ой, что же будет-то, а? – запричитала Севелия.

Уни наградил мать испепеляющим взором, однако в душе искренне обрадовался ее приходу.

– Матушка, какое счастье! – осветившись улыбкой, он тем не менее мягко освободился от объятий и подтащил к себе парадную одежду. – Как же вас это во дворец допустили?

– Как-как, – ухмыльнулся Вордий. – В день проводов близким родственникам открыт проход на церемонию. Ну и я за компанию провожу тебя, но только до площади. Рожей пока не вышел, чтобы с такими, как ты, рядом стоять, – попытался отшутиться он.

– Ну как это мать и не допустить? Скажешь тоже, – со смесью легкого возмущения и плохо скрываемой гордости протараторила Севелия. – Вот твоя палма, одевайся скорее. А за вещи не волнуйся, я все собрала, доставят прямо на корабль. Дорожный сундук новый купила, там Эрезин, покровитель странствующих, изображен и ленточка голубая, словно река, вьется. Еды тебе там положила нормальной, чтоб питался хорошо хотя бы первые дни, сама готовила. Не ешь ты всякую гадость, Уни, и не пей, вообще не пей вина, ну что мне с тобой делать, а? – разразилась скороговоркой женщина, а затем опустила глаза. Проплакав всю ночь, но дав себе слово щадить самолюбие сына, она так и не смогла сдержаться и не выразить переполняющие ее чувства. – В храме Солнечном вещи освятила, чтоб хранил Владыка сыночка моего! – шепотом выдавила она куда-то в угол.

– Так, ладно, матушка, все будет хорошо. Не волнуйся, пожалуйста! – Уни вдруг словно охватил какой-то странный прилив сил и ощущение некой сверхреалистичности восприятия, будто все вещи и цвета вокруг стали особенно сочными и объемными. Он стремительно нырнул в палму и, не давшись в заботливые материнские руки, сам весьма неплохо поправил все складки этого громоздкого, почти до пят, одеяния. Вордий выпятил нижнюю губу и кивнул в знак одобрения.

– Ну, куда тут идти на церемонию-то? – окончательно приведя себя в порядок, Уни жаждал наконец немедленного вовлечения в активную государственную жизнь.

– А прическа, прическа-то? – спохватилась вдруг Севелия. – Упустили!!!

– В Мрак ее! – по-взрослому выдал Уни. – Вордий, Даг, пойдемте. И вы, матушка. Сегодня меня ждут великие дела, – Уни театрально вынес руку в сторону и смело направился за порог.

На улице его встретили Соргий и Лювия.

– Это что, тоже близкие родственники? – ехидно обратился Уни к Вордию. Тот лишь улыбнулся.

– А ты что, не рад, пьянчуга? – подмигнул Соргий, обнимая друга. Лювия, сложив руки в замочек, искренне радовалась за юного переводчика.

– Ты как? – стеснительно спросила она.

– Да нормально все, – радостно ответил Уни. – Спасибо вам всем и твоему батюшке за заботу!

– Скажи ему об этом сам, – мягко улыбнулась Лювия. Вордий подошел к ней и нежно обнял за плечи. – По статусу ему тоже полагается присутствовать на церемонии.

– А вот это вряд ли, – покровительственно молвил Соргий, вычищая из глаза застрявший волосок. – Ибо каждому в этом мире Яснодержавным владыкой отведено «место, чтобы быть, и время, чтобы молвить». Стоять вы будете в разных местах, – пояснил маленький вуравиец друзьям, никак не ожидавшим от него классической цитаты. – Ты, Уни, проходи вот туда, – махнул он рукой вперед и направо. Там несколько ухоженных распорядителей встречали гостей, идущих вдоль стены Собора Света на площадь перед императорскими палатами. Обычно широкий проход сейчас был оцеплен блистающими золотом гвардейцами. – А нам теперь налево и чуть в сторону. Будем оттуда тебе махать, не прогляди только.

– Так, значит, все? – Уни чувствовал какое-то возбуждение, и ему так и не терпелось оказаться там, на площади. Со слегка смущенной улыбкой он оглядел стоявших рядком близких ему людей. Вордий в ответ улыбался широко и открыто, и вряд ли кто-то, заметив проблески радости в его глазах, мог заподозрить гвардейца в неискренности. Притянув Уни к себе, он сжал его в объятиях так, что кости юного переводчика чуть не выскочили наружу через рот.

– Береги себя, брат! – с неожиданной теплотой в голосе прошептал он. – А я займусь теми, кто поднял на тебя руку. Далеко не уйдут, ты меня знаешь.

– Вордий, не стоит! – Уни искренне испугался за друга, зная его горячий нрав и привычку максимально простыми способами решать проблемы. – Ты же сам говорил, что за этим большие люди стоят. И я даже подозреваю какие.

– Что? Ты знаешь, чей это был приказ? Так что же ты молчал все это время?

– Во-первых, я не молчал, – Уни старался говорить вполголоса, опасаясь, как бы стоящая рядом матушка не услышала лишнего. Но Вордий уже тоже смекнул, в чем дело, и, взяв друга за локоток, отвел чуть в сторону, где шум окрестной толпы создавал для них желанную приватность. – А во-вторых, мне это только сейчас пришло в голову.

– Ну, не томи!

– Дигений Форзи, – собрался с духом и выдохнул юный дипломат. – Он был категорически против посольства. Но это только догадки, сам понимаешь. «Ищи кому выгодно» и все такое, – Уни неопределенно повертел в воздухе пальцами.

– Этот сухарь червивый? Воспитатель хренов!

– Вордий, не надо. Прошу тебя. Я уеду, и все угомонится. А так только хуже будет. Ты же не собираешься бросать вызов таким людям?

– Собираюсь не собираюсь – посмотрим! Он у нас вообще давно в печенках сидит.

– У кого это – у вас?

– Ну, у военных и вообще.

– Вордий!

– Малыш, да мне плевать! Эти гады устроили покушение на моего лучшего друга, и кто бы они ни были, их нужно вывести на чистую воду!

– Послушай, это ведь не шутки…

– Вордий! – Севелия и прочие провожающие явно ревновали к такому продолжительному общению Уни только с одним из друзей.

– Мы сейчас! – и он выдавил из себя вежливую улыбку.

– И запомни, брат, запомни еще одно правило выживания и мой последний тебе совет: никогда никому, ни одной сволочи, не прощай ничего, слышишь! Ничего и никогда! – с жаром прошептал ему в ухо Вордий, а друзья уже окружили их со всех сторон.

Уни в нервной беспомощности сжал руки и почти не запомнил легкого, как летний ветерок, поцелуя Лювии на своей правой щеке. Подошедший позже всех Даг Вандей скованно изобразил радость и деревянным движением похлопал переводчика по плечу. Уни вспомнил его проекты по справедливому переустройству общества – какими блеклыми, далекими от реальности казались они на фоне торжеств сегодняшнего дня! Соргий с улыбкой гостеприимного трактирщика развел руками, на одной из которых красовался попугайский перстень, и то ли со стоном, то ли с мычанием потряс Уни за плечи.

– Девушку себе там найди хорошую, – чуть слышно промурлыкал он другу.

При слове «девушка» Уни вздрогнул, и давешний сон, вытесненный куда-то в глубины сознания, вновь возник в его памяти во всей своей волнующей красоте. Погрузившись в себя, юный переводчик даже не смог должным образом оценить попытки Севелии с нежностью заглянуть в глаза сыну и найти там хотя бы толику грусти от расставания с нею.

– До свидания, матушка, – только и смог выдавить он. – Надеюсь, у вас все будет хорошо.

А Севелия, трижды поцеловав его, отвернулась, скрывая слезы за коричневым покрывалом. Помахав всем прижатой к ребрам рукой, Уни улыбнулся рассеянной, чуть смущенной улыбкой и с легкой дрожью предвкушения чего-то большого и важного решительно двинулся ко дворцу, где уже в неторопливом гудении собиралась высшая имперская знать.

– Уни, то есть Унизель Вирандо, переводчик посольства, – сообщил он аккуратному распорядителю в белом. Тот стремительно окинул его взглядом, внутри у Уни все сжалось. «Сейчас ругать будет за опоздание», – закралась постыдная мысль. Но распорядителя, похоже, нисколько не интересовали такого рода проблемы. Подозвав к себе еще кого-то, он жестом пригласил Уни следовать за быстро подошедшим невысоким человеком и тут же забыл о существовании юноши. Идти за провожатым было нелегко, ибо, несмотря на свой рост, двигался он стремительным и отнюдь не семенящим шагом. Так что Уни пришлось сосредоточиться не на созерцании подготовки к грандиозному действу, а на том, чтобы не потерять своего попутчика из виду.

На подходе к кордону гвардейцев Уни опять вздрогнул, ибо при нем не было никакого специального документа, а сердце предательски стало уходить в пятки. Однако грозные стражи, олицетворявшие незыблемое «нет» для любого, пытавшегося просто так миновать их, случайного путника, расступились в стороны, и Уни с распорядителем проскользнули на площадь. Народу здесь оказалось ничуть не меньше, но пришедшие были аккуратно рассредоточены по ровным прямоугольникам и стояли лицом к большой лестнице дворца. Между прямоугольниками зияли довольно ровные проходы, возле одного из которых провожатый передал стремящегося освоиться в этой многоголосой обстановке Уни своему коллеге, такому же белому и малорослому. «Да у них тут все схвачено», – про себя присвистнул юный дипломат. Его быстро повели по одному из проходов между людскими массами в сторону дворца, а скучающие в ожидании церемонии сановники в пестрых одеждах оценивающе пялились на юношу, будто Уни прогоняли сквозь строй.

Эта пытка закончилась лишь тогда, когда человеческое море наконец расступилось и Уни узрел постамент колонны Норея Основателя. Представители двенадцати воссоединившихся царств – по три на каждой стороне – тянули руки вверх, к первому герандийскому императору, который, в свою очередь, с возвышенным почтением обратил державные ладони к Солнцу. Возле колонны теснилась отдельная группка людей, Уни тут же предположил, что это и есть посольство. Так оно, в сущности, и было. Провожатый подвел его к еще одному грифообразного облика распорядителю, к вящему ужасу юноши оказавшемуся не кем иным, как личным секретарем посла Зимием Гроки.

«Вот ведь мерзавец! – в сердцах подумал Уни. Он гордо и отстраненно отвел взгляд, демонстративно не замечая своего недоброжелателя. – Сам ты рубанок, понял, да?»

Между тем провожатый раскрыл пергамент и вполголоса зачитал: «Энель Унизель Вирандо, переводчик», а затем выжидательно уставился на Гроки. Тот обратил взор к Уни, и лицо его приобрело подозрительно-скептическое выражение. Казалось, еще мгновенье, и Гроки рявкнет на распорядителя: «Ты кого привел, дурень?»

Уни уже пообещал себе не пугаться, но в этот раз сердце его снова будто зависло над пропастью, а по коже пробежали мурашки. Он знал, что бояться глупо, что все и так ясно и доказывать ничего не нужно, но… ничего не мог с собой поделать. Капелька пота, сорвавшись с шеи, стремительно скользнула вниз по позвоночнику. Гроки насупился еще больше и, наконец, медленно, еле заметно кивнул. Провожатый тут же скрылся, словно его и не было, а Уни остался в полной власти своего, теперь уже вполне очевидного, врага.

– Еще раз опоздаете – в песках оставим жариться! – сквозь зубы тихо процедил Гроки.

Уни непроизвольно кивнул и попытался вспомнить, есть ли в Вирилане пустыни и вообще какой рельеф и погодные условия. Указанное ему место – крайний слева в последнем ряду – было, мягко говоря, не самым почетным. Соседи лениво оглядели юношу и тут же потеряли к нему всякий интерес. Впереди по центру Уни разглядел уши энеля Санери, и тот незамедлительно обернулся, будто почуял взгляд переводчика. Смущение Уни от такой неожиданно быстрой реакции было компенсировано весьма дружелюбной, хотя и несколько дежурной улыбкой посла, однако в данной ситуации это было гораздо лучше, чем совсем ничего. Остальные, кто был во главе посольства, прибывшего переводчика начисто проигнорировали, но Уни это ничуть не оскорбило. Он начал по-детски наивно оглядываться по сторонам, вбирая в себя волнительно-пафосную атмосферу предстоящего торжества.

Дворцовая площадь, где происходили сегодняшние события, представляла собой пространство между палатами императора, в которых и проживал Великий владыка, и Собором Света, то есть главным храмом империи. Союз религиозного и светского начал традиционно был одним из излюбленных предметов философских споров в среде образованных герандийцев. С одной стороны, народ империи прямо-таки излучал религиозность, поминая Ясноликого владыку через слово как в базарных сплетнях, так и в официальных документах. С другой – дальше этих слов и формального посещения храмов дело чаще всего и не заходило. Одни утверждали, что сама империя основана под сенью Лучезарного светила, а император – лишь наместник его и, как гласит официальный политической догмат империи, такой же слуга, как и все остальные. Другие – что реальное влияние пресветлого духовенства на дела государства настолько мизерно, что его никто не считает самостоятельной политической силой. Служители Солнечного культа довольствуются своими весьма обширными привилегиями, высоким ежегодным содержанием за счет казны и крайне редко напоминают о своем существовании, когда дело касается вопросов, не имеющих прямого отношения к их внутренней, весьма запутанной, «кухне».

Одни считали такое положение вещей следствием присущей герандийцам практичности, другие – результатом слишком тесного слияния власти с Солнечным культом, который она просто удушила в своих объятиях. Император традиционно играл главную роль в важнейших религиозных обрядах, однако государством правил не в качестве верховного жреца, как, скажем, мустобримский Первосвященник, а с опорой на законы, бюрократов и армию, то есть фактически как светское лицо.

Собор Света в связи с этим как бы олицетворял собой судьбу породившей его религии. Воздвигнутый во всем своем гранитно-мраморном блеске еще при Норее для проведения торжеств общегосударственного значения, он оказался вовлечен в конкурентную борьбу с имперской бюрократией в лице палат Великого владыки. На текущий момент перетягивание каната привело к тому, что проводы посольств, например, проходили на Дворцовой площади, то есть баланс сил между светским и религиозным центрами империи сохранялся. Впрочем, за Собором оставались коронации, отпевания и все мероприятия солярного цикла, так что говорить о поражении церковников было еще рано. Тем более что и посольства чиновники вырвали себе путем самого низкого подлога. В тексте соответствующего закона Собор формально оставлял дипломатические церемонии за собой, однако специальной припиской в конце особо оговаривалось, что отправка посольств в хорошую погоду допускается и на площади рядом с храмом с целью «большей открытости лучам Великого светила и облегчения пути до пристани». Формулировка была раскритикована за вопиющее смешение высоких и низких сущностей, однако сохранена.

Сам Уни, в отличие от матери, никогда не был особо религиозным. Его иногда завораживала внешняя красота церковной службы, но не более того. Втайне он склонялся к учению секты просафастиков о том, что для вознесения хвалы Солнцу за дарованную жизнь нет нужды строить храмы и содержать толпы священников. Нужно лишь вставать с рассветом, ложиться с закатом, а в перерывах упорно трудиться, и будет тебе счастье. Впрочем, работа в архиве и солнечный свет – вещи прямо противоположные, и сегодня Уни был особенно рад еще и потому, что, похоже, на глазах лишался своего скрытого страха провести лучшие годы вдали от Светила. Взгляд его, впрочем, реагировал на большие пространства, как котенок, которого впервые в жизни вынесли во двор на самостоятельную прогулку. Сначала он до смешного робок, пугается исчезновения привычных границ и тут же стремится возвести новые. Потом осторожно, ползком, шаг за шагом ощупывает новое. И, наконец, уже радостно скачет и играет, энергично вливаясь в полную жизнь, начисто позабыв о своей недавней робости.

Также и Уни сейчас радостно обозревал площадь, которая буквально дышала нарастающей усталостью чиновной массы от ожидания – когда же все начнется?

– Не вертись! – буркнул ему откуда-то сзади Гроки. Или это показалось? Уни хотел было повернуть голову, но тут же вздрогнул. Всю площадь словно накрыли сверху удивительно чистым, гудящим звоном. Как будто тысячи маленьких волшебных существ выскочили из Большого гонга главного собора империи и мгновенно разнеслись повсюду, пролезли через уши куда-то глубоко в голову, грудь и легонько вибрировали там, пошатывая и так изрядно неустойчивый желудок. Ну все, кажется, началось!

Удар гонга полностью растворился в утренней тишине, оставив после себя лишь легкое гудение. Но оно все не кончалось, оно длилось и длилось, пока, наконец, не стало… шумом ветра? Далеким гулом пчелиного улья? Нет, протяжным, стройным звуком рвущихся ввысь голосов. Где-то там, на специальной площадке Собора, детский хор пел Священный гимн Солнцу. Уни непроизвольно обернулся. Он никак не мог отделаться от иллюзии, что пение доносилось с самого неба. Мгновением позже в дело вступили более сильные юношеские голоса, а потом мощный и волевой бас зрелых мужчин. Уни наизусть знал слова этого древнего гимна, исполняемого на языке еще доимперской Герандии. Раньше гимн представлял для него сугубо историческую ценность, однако сейчас молодой дипломат воспринимал его неожиданно ярко и эмоционально. Может, все эти церемонии и выглядят смешными со стороны, но только не для тех, кто в них участвует. Решив не нарушать торжественности момента, Уни оставил попытки разглядеть певцов на крыше и повернулся обратно. И вовремя – он чуть было не пропустил самое главное.

Сверкающая мрамором лестница дворца была окрашена по центру в красные, багровые и оранжевые цвета огромной ковровой дорожкой. Сбоку от нее, параллельно друг другу, спускались вниз две цепи императорских гвардейцев. Наглухо укрытые в горящие позолотой и медью латы, они резкими рывками поднимали ноги и мгновением позже точно втыкали их ступенькой ниже, и так, пока не достигли гладко отполированного гранита площади. Блестящие диски на их шлемах мгновенно исчезли для зрителей, когда воины разом повернулись лицами друг к другу, торжественно стукнули основаниями копий по ступенькам и замерли, как статуи. Образовавшийся живой коридор вел до самого верха, к Трону Небесного повелителя, этому символу власти герандийских монархов, не имевшему аналогов ни в одной другой державе мира.

Сделанный, по легенде, из цельного куска небесно-голубого лазурита, трон был слишком велик для человека даже богатырского телосложения. Последний смог бы нормально усесться лишь на скамеечку для ног – именно так и было задумано теми, кто изготовил это удивительное сооружение. В спинку трона был намертво вделан драгоценный камень огромных размеров, то ли топаз, то ли какой другой, насчет этого сведения сильно разнились. Скамеечку для ног украшала маленькая, но пухлая подушечка – именно там должен был сидеть император, в ногах своего Великого властелина.

Гонг ударил вновь, и пение стало еще громче. Враз соскочив с крыши собора, оно вдруг возникло слева и справа, со всех сторон, словно взяв в кольцо эту огромную площадь. Появившиеся по ее периметру священники в желтых, оранжевых и багровых одеждах стояли, держа в руках хоругви с солярными символами. Их голоса сливались в единый неудержимый поток, который захватывал всех, кто был рядом. И опять Уни, вращая головой в разные стороны, едва не пропустил начало основного действа.

Пространство вокруг трона уже заметно обросло людьми. В переливающихся роскошью палмах, парадных кирасах с ликом Светила либо рыжих нарядах служителей Солнечного культа – все они входили в императорский совет, высший орган власти Герандийской державы, состоявший из двадцати четырех наиболее влиятельных и заслуженных мужей империи. Уни и раньше подозревал, что далеко не каждый из них, несмотря на внешнее величие, в действительности допущен к обсуждению наиболее важных вопросов, определяющих и судьбу страны. В полном составе совет собирался крайне редко, да и то в основном на таких вот помпезных и сугубо официальных мероприятиях. Говорят, что император мог консультироваться с тем или иным советником по мере надобности, а большинство дел решал так называемый «малый совет», на котором Уни как раз и имел честь недавно присутствовать. Вот и сейчас он узрел в первых рядах грузную фигуру Лицизия Дорго, с любезной заинтересованностью внимающего своему собеседнику, скрытому от глаз чьими-то золочеными доспехами. Но люди продолжают прибывать, доспехи и алый плащ сдвигаются влево… Ба! Да это Манелий Ронко в щегольской палме, белоснежной, с пикантной пурпурной полосой и приталенной, по последней моде. Он что-то оживленно излагает Дорго, тот вдруг хватается лапами за грудь и желеобразно колышется в такт здоровому ржанию.

«Да у них ведь идиллия просто, опали меня Светило! – подумал Уни и словно ощутил маленький укол ревности. – А это там кто? Все военные в блистающих рассветом шлемах, и только Неций Тамето демонстрирует окружающим вопиющее нарушение протокола своей распущенной по плечам иссиня-черной шевелюрой. Но все распорядители дружно делают вид, будто ничего не происходит… Как все-таки до ужаса пуглив столичный придворный пред грозным ликом Стража северной границы!»

С не меньшим презрением Тамето смотрел на других военачальников. Энритель Нарзи, командующий Южным флотом, Рароций Ханмо, что охраняет Капошти от высадок аринцилов, Дергедий Лями, сдерживающий варваров Торгендама, – Уни отмечал лишь тех, кого более-менее знал в лицо. Он, как и многие, слышал о деньгах на ремонт судов, испарившихся, словно под гневом Лучезарного божества, о солдатах в рванине, которых тайно сдают богачам в услужение, а тем и холопство в радость – хоть кормят нормально. Уни не питал никакой симпатии к Тамето, но его семитысячный конный корпус считался образцом порядка и боеготовности в имперской армии и был предан своему безрассудному лидеру, будто стая псов. Как предполагал юный дипломат, такое вопиющее положение вещей столичная бюрократия терпела только по одной причине: последняя война с торгами закончилась почти двадцать лет назад, зловещие аринцилы были далеко за морями, а вот северную границу регулярно проверяли на прочность неорганизованные, но весьма злобные банды кочевников-сотраев. И все же Тамето был здесь вместе с другими бездельниками, бегущими из своих скучных гарнизонов поближе к столичной роскоши и интригам, участие в которых для многих из них было едва ли не единственным боевым опытом за всю жизнь. Только интерес его заметно выходил за рамки протокольного присутствия на церемонии проводов. Уни на мгновение показалось, что гроза северных варваров повернул свой орлиный нос лично к нему и сейчас как клюнет им прямо между глаз… «О Свет милосердный, разыграется же воображение до таких кошмаров!»

Между тем драматизм в воздухе нарастал, будто гроза висела в небесах, накапливая силы, прежде чем обрушиться всей своей мощью на головы почтительно трепещущей внизу имперской знати. Уни знал, что должно последовать через мгновение, но слышать из уст других и иметь возможность узреть лично – совершенно несоизмеримо по яркости и насыщенности ощущений. Воздетые к небесам руки Норея мгновенно озарились обжигающим сиянием – это скрытые в них зеркала из полированной кварцевой пылью кованой бронзы поймали солнечные лучи, словно в напоминание о том, как четыреста лет назад первый герандийский император удостоился высокой благодати Небесного владыки. Пламя в руках Норея переливалось всеми цветами радуги, золотые блики искрились и вытягивались под разными углами – воистину божественное зрелище! Уни вдохнул и забыл выдохнуть. Он и все стоящие у основания колонны члены посольства были словно укрыты этим волшебным покровом – но насколько еще более прекрасным все это, наверное, выглядело для зрителей, для мамы, Вордия и остальных друзей… Уни вспомнил о них, и сердце вмиг отозвалось теплотой и радостью. Он хотел было уже повернуться, чтобы поискать близких в толпе, как вдруг ладони Норея словно ожили, плавно развернулись вперед и навстречу друг другу. Сосредоточенная в них частица Лучезарного владыки выпорхнула наружу и мощным потоком устремилась в сторону императорского дворца. Казалось, будто Норей собственноручно передает своему нынешнему преемнику сиятельную волю Верховного божества и вместе с ней – само право на власть, освященную Ясноликим светилом!

Луч света достиг императорского трона, и кристалл в его изголовье взорвался ослепительной, обжигающей очи вспышкой. Уни обратил было взгляд вперед, привлеченный новым необычным зрелищем, и тут же непроизвольно прикрыл глаза руками. Свет ударил в них с такой силой, что мир перевернулся с ног на голову, а белые пятна вокруг загудели и стали пульсировать в такт бешеному ритму ударов сердца. Где-то в глубине сознания Уни ощутил, как огромная масса людей рядом и позади него сгибается с непроизвольным и таким искренним криком изумления и дружно падает на колени. Это был тот редкий случай, когда он в точности следовал поведению большинства. Единственной мыслью было – не ослепнуть, спастись, и здесь так кстати пришлось ощущение близости с другими людьми, мысль о том, что ты не один, что вы все равны перед неизмеримой мощью Лучезарного божества!

Уни сжался и, даже придя в себя и услышав шевеление тел вокруг, не решался открыть глаза, пока зычный голос откуда-то сверху не ворвался в его побитое сознание:

– Первейший в усердии слуга Великого светила, радетель доброго народа своего, смиренный блюститель всего, что находится под небесами, светлодержавный император Герандии – Кергений!

На ступенях огромного трона восседал облаченный в блистающую всеми цветами радуги церемониальную палму человек, титул которого с трепетом произносили не только в империи, но и во всем Дашторнисе. Однако все эти почести были не ему. Настоящий Владыка умерил свое ярое око, чей свет в кристалле теперь образовывал вокруг головы императора сверхъестественно сияющий нимб.

«Не мне вы поклоняетесь, но Владыке нашему, а главенство мое лишь в усердии может быть! – вспомнил Уни древние слова Норея. – Сколько воды утекло, но все та же церемония, все тот же священный трепет!»

Юный переводчик не очень хорошо запомнил, о чем именно в тот раз говорил император. Вроде было что-то про незыблемую мощь державы, про великую миссию поддержания гармонии и спокойствия в мире, про то, что первейшей обязанностью своей Владыка чтит достаток и покой граждан. Весь взгляд, все сознание Уни были полностью отданы волшебному сиянию на троне. Нет, перед ним был не человек, с которым он еще недавно так мило беседовал в узком кругу, но проводник воли самого Великого светила!

Наверное, наблюдая за собой со стороны в более спокойном состоянии, Уни дал бы волю иронии и разным насмешкам, однако сейчас он как зачарованный был прикован к магическому кристаллу на державном троне и лишь слегка покачивался из стороны в сторону, словно пребывая в воде спокойного горного озера, уносящий прочь все заботы и земные мысли. Он бы, конечно, нашел что дополнить в аргументации императора о полезности установления отношений с вириланами и заключения с ними «дружественного согласия о делах торговых и иного свойства, основанного на взаимном уважении и искреннем сердечном доверии сторон». И конечно, он смог бы по достоинству оценить изящество формулировки о том, что «империя, будучи оплотом света в этом мире, должна нести волю Лучезарного владыки во все земли, насколько хватит узреть», и открыть для себя и общей пользы Вирилан, «как распахивают окна в старом доме, и жизнь вдруг начинает играть новыми, яркими красками». Но Уни вышел из своего радужного оцепенения лишь в тот момент, когда заиграл торжественный марш и волна оживления прокатилась по соседним рядам.

Онтий Санери покинул пределы посольства и торжественно понес свои оттопыренные уши вверх по парадной лестнице. Он двигался с отработанным годами достоинством, и звуки труб возвестили тот торжественный миг, когда посол оказался на маленькой площадке напротив Небесного трона. Уни ожидал увидеть поклон, но Санери неожиданно повернулся спиной к императору и широко развел руки в стороны. Сзади на его голову опустился некий головной убор, не то шлем, не то маска, а на самом деле – легкий и прочный каркас из золотой проволоки. Небо над площадью огласилось звонкой тишиной, все замерли в предвкушении кульминации этой волнующей церемонии.

– Онтий Санери, блистательный муж второго ранга, готов ли ты нести волю Великого владыки правителю и народу Вирилана?

Уни не видел, кто произносит эти слова, но выглядело все так, будто их говорил сам император.

– Воля Владыки – как свет его очей: едина для всех и радостна для каждого! Нет выбора – принять или нет, есть лишь свобода жить этим!

– Готов ли ты, Онтий Санери, быть устами Великого владыки в Вирилане?

– Готов! – произнес посол с приличествующей паузой. Два жреца неуловимым движением чуть поколдовали перед его лицом, и вот огромные, видимые даже с задних рядов уста обновили золотом его маску.

– Готов ли ты, Онтий Санери, быть ушами Великого владыки в Вирилане?

– Готов!

Золотые уши, натертые до блеска, засияли не менее ярко.

– Готов ли ты, Онтий Санери, быть глазами Великого владыки в Вирилане?

– Готов!

«Готов», – про себя повторил Уни. Легкая и непонятно откуда взявшаяся нотка зависти заскреблась в его сердце. Как бы ему самому хотелось быть первым в этой удивительной стране, быть тем, кого бы все приветствовали как первооткрывателя! Это ведь его мир, его мечта – почему ее отдали кому-то другому, почему не его славят вместе с ней, почему, почему, почему? Уни почувствовал себя так, будто пришел на свадьбу лучшего друга, переманившего его невесту, где он выступает «братом» жениха, и теперь обречен всю жизнь хранить и защищать его честь и его победу. Почему жизнь иногда бывает несправедливой даже в такие радостные и светлые моменты? Или она просто указывает Уни на его место? Да, место.

«Просто я хочу сразу слишком многого, – подумал он. – То, что я имею сейчас, само по себе уже невероятное чудо. А может, это опять сон? Точнее, один сон внутри другого!»

Уни похолодел, по его телу прошла легкая судорога.

«Нет, хватит уже этой игры воображения! Как только будет время, воздам хвалу Светилу за то, что все-таки заметило меня. Спасибо, спасибо, спасибо!»

В следующий момент Уни необычайно четко осознал, что готов творить любые молитвы любым богам, лишь бы только этот маленький росток его робкого успеха в реальном мире выжил, расцвел и принес зрелые и сочные плоды.

А Санери между тем уже сходил вниз по лестнице, подхваченный мощным порывом грянувшего марша. Он ничуть не казался нелепым в своей составленной из нескольких частей символической маске, в руках дипломат торжественно нес свой посольский свиток. Уни знал, что в таких свитках обычно подтверждались полномочия посольства и содержалось обращение к правителям иных государств. Сам момент его вручения юноша, как всегда, пропустил, мечтая о собственном величии.

«Нет, надо все-таки с этим что-то делать. Я теперь не в архиве служу, ушки на макушке, и бдить неустанно!»

Спустившись по лестнице, Санери увлек за собой все посольство. В возникшей толкучке Уни попытался пробиться поближе к началу шествия, но реакция соседей на этот демарш была стремительной и вполне однозначной. Уни осталось только расслабиться и отдаться на волю течения людской массы, которая неспешно, распевая религиозные гимны, под сенью солнечных хоругвей потекла в сторону набережной, где процессию ожидал посольский корабль. Попытки разглядеть в этой людской каше маму и друзей не привели к успеху, хотя Уни честно предпринял целых три попытки. Внезапно что-то тяжелое опустилось на его плечо, и некто в закрытом наглухо шлеме придворного гвардейца гулко пробубнил прямо в ухо:

– Энель Вирандо? Следуйте за мной, вас ожидают.

– Как? Прямо сейчас? А разве так можно? – у юноши в запасе оставалось еще немало вопросов, но интуиция подсказала, что лучше пока оставить их при себе. И все же, пробираясь через бурлящую пафосом толпу, Уни чувствовал себя преступником до того самого момента, пока гвардеец не передал его Манелию Ронко, который ожидал у маленькой ниши в цоколе одного из дворцовых зданий и ухмылялся, как ленивый кот.

– Достопочтимый энель Ронко, я так рад видеть вас в этот знаменательный день! – и Уни довольно сносно изобразил дворцовое приветствие в его расширенном варианте. Советник императора удовлетворенно закивал головой и пару раз дружески похлопал юношу по плечу.

– И я тоже, мой друг! Насколько я разочарован тем, как ты проигнорировал мое предупреждение относительно вина, настолько я оценил скорость, с которой ты встал на ноги после этого вопиющего безобразия. Ты же сейчас в полном порядке, я надеюсь?

– Да-да, энель Ронко! – Уни взял себя в руки, олицетворяя идеальный пример чиновного рвения. – Просто небольшая встреча с друзьями. Традиция, так сказать. Но сейчас все как нельзя лучше.

– Ну, вот и замечательно! А я сперва искал тебя, чтобы дать последние наставления, а затем, когда ты так удачно пропал, подумал – а правда, зачем все это? Все, что я мог бы сказать, останется лишь словами. Действовать и нести ответственность отныне придется только тебе. Моя работа началась, когда я тебя выбрал, и закончилась после того, как этот выбор был утвержден императором. Это ведь, по сути, и есть лучший метод управления – не указывать людям, что делать, а просто помогать каждому обрести его место. Согласен со мной, Уни?

– Конечно, энель Ронко. Вам определенно виднее.

– Виднее? Х-ха, ну допустим. Больше ничего не хочешь сказать, энель переводчик?

– Я не знаю… Хотя подождите, может быть, это будет вам интересно! Когда вы давеча провели меня в Высокие покои, я видел там человека, очень похожего на аринцила. По крайней мере, мне так показалось. Вот. Я подумал, что эта информация может быть полезна. Хотя, наверное, вы и так все это знаете…

– Подожди! Ты сказал – аринцила? Ты полностью уверен?

– Ну, я лично их раньше не видел, но в книгах их описывали именно так. Высокий рост, медно-оливковая кожа, крупный нос…

– Ясно. Ладно, спасибо, что сказал. Что еще ты знаешь об этом?

Уни кратко описал тот момент во дворце, гадая, какую роль может сыграть его скромная информация. Ронко кивал, что-то прикидывал, но основные выводы, похоже, решил придержать на потом.

– Хорошо, спасибо еще раз! Я найду этому применение, тебе же пора идти. Твои друзья, конечно, двигаются как черепахи, но и мое долгое отсутствие вряд ли можно назвать желательным.

Ронко вдруг резко и широко улыбнулся. Уни ни разу не видел его таким и даже чуть отшатнулся от неожиданности.

– Не пугайся, просто у меня для тебя есть небольшой подарок. В благодарность за твою наблюдательность.

Советник подмигнул и, подавшись вперед правой стороной корпуса, протянул юноше небольшой темно-зеленый предмет.

– Кольцо?

– Вроде да.

Ронко повертел его в пальцах, демонстрируя с разных сторон, а затем, не колеблясь, поместил в ладонь Уни.

– Твой талисман на удачу в этой миссии. Носи на здоровье.

– Спасибо!

Кольцо было гладким на ощупь, легким и даже… живым, словно сделанным не из металла, а из какого-то необычного камня.

«Надо бы шнурок добыть», – подумал Уни и машинально надел кольцо на палец. Оно село как влитое.

– Ну ты даешь, парень! – подивился Ронко. – Теперь точно носи, видишь – это судьба.

Он улыбнулся снова, но совсем по-другому – как-то понимающе, совсем не весело и прищурившись. Позже, взойдя со всеми на корабль и всматриваясь в толпу провожающих на берегах Фелы, Уни не раз мысленно возвращался к этой странной улыбке. Его никак не покидало ощущение, что Ронко каким-то необыкновенным образом видел будущее и знал, что ожидает их всех. И именно это таилось за его маской постоянной веселости и показного легкомыслия. Знание как бремя. Именно так.

Уни окончательно убедился, что является пешкой в какой-то очень сложной и запутанной игре, нет, в целой серии игр, индивидуальных и групповых партий, но от этой пешки, похоже, зависит очень и очень многое. Рискованно, да. Но разве не это и есть дверь в настоящую жизнь? Позже, вспоминая тот далекий день, он жалел только об одном – что так и не разглядел в толпе мать, не помахал ей и друзьям. А пока корабль начал свой путь по широкой Феле, и молодому переводчику Унизелю Вирандо осталось лишь в последний раз взглянуть на родной берег, чтобы затем начать осваивать совершенно новый для себя мир, новое призвание… Использовать этот шанс на лучшую жизнь.

«Эх, жизнь… Вот ты несешь меня, как это судно, а судно несет река, а путь реки образуют холмы и горы, а они… да, их, наверное, тоже что-то держит. Разобраться бы во всем этом! Целой жизни не хватит. Мне пока достаточно. Способность видеть целый мир в маленькой капле – это великий дар Создателя, но я хотел бы стать чем-то большим, чем даже самый проницательный наблюдатель. Получится ли у меня, ждет ли меня успех? Здравствуй, удача, давай знакомиться ближе!»

Струясь вдоль искусно созданных водопадов, чистейшая ледяная вода несла приятную прохладу. Красные, зеленые и синие лампы, спрятанные в глубине деревьев, создавали мягкое и таинственное свечение. Юные девы, одетые речными феями, пели и танцевали на маленьких островках под чарующую музыку ситар и флейт. Деревянный кораблик в улиньском стиле, с причудливой резьбой и широким балдахином, влекли вперед маленькие одноместные лодки в форме морских коньков. Энель Дорго медленно плыл по извилистой сети каналов на территории собственной виллы, небрежно разместив увесистое тело на мягком ложе. В его левой безразмерной ручище утонул бокал из мутного зеленоватого стекла, наполненный сладким перийянским вином. Прикрыв глаза, один из самых влиятельных сановников Герандийской империи лениво расслаблялся, одновременно продумывая планы на завтрашний день.

– Хозяин, хозяин! Мой достопочтимый господин! – донесся с берега высокий голос Хурария Жосло, его главного распорядителя. – Униженно склоняюсь в вечном почтении за причиненное беспокойство!

Дорго ненавидел, когда его отрывают от любимых вечерних медитаций, но обязал делать это, если причина действительно важная.

– Подойди сюда, мой друг! – жестом пригласил он своего верного слугу.

Жосло как был, в расшитой серебром желто-коричневой палме, прыгнул в канал и почти по пояс в воде, энергично мотая руками, стал совершать воистину титанические усилия, чтобы не отстать от величаво плывущей ладьи.

«Он чем-то похож на медведя: так же забавно машет лапами», – подумал Дорго.

– Я вижу, у тебя нечто важное, – с улыбкой произнес он.

– Да, хозяин! – жадно хватая воздух ртом, выкрикнул Жосло. – Наш гость благополучно отбыл из столицы и сейчас на пути в Великую Ширь. Нам удалось… обеспечить полную конфиденциальность… этой миссии!

– Очень хорошо, – спокойно кивнул Дорго, пригубив вино. – Ты можешь взяться за край лодки, а то, гляжу, совсем выбился из сил.

– Спасибо, хозяин! – на последнем издыхании выдал Жосло и, вцепившись в деревянную фигурку осетра у левого борта, бессильно повис на ней, как плывущая по воде тина.

Дорго поставил бокал на невесомый столик с тремя тонкими ножками и, почесав большим пальцем утонувший в складках подбородок, погрузился в раздумья. То, что аринцила удалось вывезти из столицы без проблем, на самом деле было большой удачей. Но точно так же было бы верхом безрассудства считать, что противники останутся слепы до самого конца всей этой крайне рискованной миссии.

– Сообщи Аспиду, – повернулся он к Жосло, облокачиваясь левым локтем на мягкий, обтянутый бархатом подлокотник, – что он лично отвечает передо мной за успех операции. Лично, ты понял меня?

– Д-да, всенепременно, понял вас, светоозаренный хозяин! – быстро затряс мокрой головой Жосло. – Я очень надеюсь, что вы по-прежнему можете ему доверять!

Дорго усмехнулся, отчего его щеки заколыхались. Барахтающийся за бортом управляющий был из той породы слуг, что, даже приблизившись к сундуку с самыми страшными тайнами своего господина, никогда не станут лезть внутрь и вечно будут собирать ту пыль, что вокруг. Воистину, нет лучшей защиты, чем ограниченный ум! Жосло и невдомек, что маленькая непобедоносная война, которая должна разгореться в случае успешного возращения Ягуара на родину, поможет Дорго дискредитировать в глазах Небесного престола Военную палату – одно из немногих учреждений, куда он пока еще не смог запустить свои волосатые лапы. А там, глядишь, можно заменить ключевых полководцев своими людьми… Нет, нет – о таком пока опасно даже думать!

– Ну, у каждого бывают ошибки, – снисходительно улыбнулся советник императора. – Если это вообще ошибка… хмм. В любом случае у нас есть запасной вариант. Ну а здесь… нужно организовать все так, чтобы в случае провала никто даже не заподозрил мое участие! Пусть Аспид проводит во Мрак ключевых свидетелей, а то, сдается мне, наш славный Тамето слишком дорожит своими ничтожными людишками!

– Слушаюсь! – ретиво склонил голову управляющий, непроизвольно окунув при этом свое лицо в воду. – Разрешите выполнять?

– Ага, – рассеянно пробормотал Дорго. – Может, вина? – неожиданно спросил он, беря в руки металлический мустобримский кувшин.

– Славлю вашу милость, недостойный принять ее!

– Ну и правильно, тебе еще назад плыть. Утонешь тут хмельной – что я без тебя делать буду? Ну, давай, давай пошел к берегу!

Путаясь в промокшей, сковывающей движения палме, Жосло, спотыкаясь, с плеском заковылял по песчаному дну. Звезда Утару в созвездии Вора, выглянув из-за редких облаков, наблюдала за всем этим с нескрываемой иронией.

Глава 1. Как обрести приключения

Ты уверен, что это он?

– Да, точно тебе говорю, он самый.

Уже который день друзья наведывались в это заведение, но удача вознаградила их упорство только теперь.

– Я его хорошо запомнил, – растягивая слова, Соргий смешно тер друг о друга кончики коротких пальцев. – Вот! Видишь? Лыбится, как в дрянном зеркале!

Расположившийся в двух столах от них щеголь в расшитых золотом сиреневых одеждах действительно напоминал сплюснутое с боков отражение в грубоватой подделке торгендамских умельцев, пытающихся копировать зеркала настоящих мастеров из Капошти или центральных провинций империи. Впечатление усиливалось за счет вздыбленной пышной пшеничной шевелюры, – строго по последней столичной моде.

– Представляю, как вспыхнет эта шапка, если добавить немного огоньку, – шепнул Вордию маленький плут.

– Это на крайний случай, – криво усмехнулся тот. – Ну что, я пошел тогда?

– Терпение, братишка, – в голосе Соргия прорезались нотки легкого превосходства. – Воздух колыхать – это по моей части. Сиди ровно – и узришь работу настоящего мастера!

«Песнь звезды» считалась самым сомнительным местом отдыха в Энтеверии, и не потому, что здесь собирались работники ножа и топора. Просто за долгие годы существования этого широко известного заведения никто точно так и не смог дать ответ на простой вопрос, что в нем главнее – еда, выпивка, фривольные танцы, доступные женщины или забытье в сладком дымке степной травы? Здесь совершенно свободно и бесконфликтно уживались за соседними столиками степенные отцы семейств, выгуливающие своих жен на десяток сэкономленных леро, и надменные личности из речного порта, тихо обсуждающие детали весьма неоднозначных с точки зрения закона предприятий под вульгарный смех размалеванных мустобримской сурьмой и румянами гетер. Это создавало какую-то особую, доверительную атмосферу, воспользовавшись которой Соргий без церемоний направился к намеченной цели.

– Ну здравствуй, старина! Давненько тебя тут не было! Что пьете? У-у-у, какая гадость! Эй, человек, таскульского сухого сюда, я плачу!

Цель слегка напряглась, однако две его шикарно одетые спутницы обратили к пришельцу дежурно приветливые и на всякий случай радушные физиономии.

– За прекрасных дам – пью только лучшее вино этого лета! – торжественно заявил Соргий своей новой компании.

Как минимум две роскошные улыбки были ему просто гарантированы.

– Таскульское и правда стоит своих денег, – осторожно наклонил продолговатую голову недавний хозяин стола. – Но мы, – и он приобнял, скривившись, своих спутниц, – предпочитаем темные сорта вуравийского винограда.

– Помню-помню, – откинулся назад Соргий в порыве притворного блаженства. – Недели две назад, кажется, вы как раз пили нечто подобное. Ну, ты еще был с этой, рыженькой… она, правда, потом ко мне перебежала, хе-хе!

– С какой еще рыженькой? – церемонно подала голос черноглазая брюнетка слева. Голос ее был тяжелый и низкий, под стать выглядывающему из тесного шелкового платья бюсту.

– Не понимаю, о чем это он! – с притворным равнодушием элегантно хихикнул уличенный пижон. – Таскульское все-таки прилично бьет в голову!

Девушки засмеялись, – деревянным смехом, чтобы скрыть неловкость.

– Да брось ты, – не сдавался Соргий. Он закинул ногу на ногу, нагло щупая взглядом собеседника. – Фения, кажется, или Фелия? Она мне про тебя столько всего рассказывала! Вот, к примеру…

– Ну хватит! – вышел из себя пижон. – Мы тебя не трогали, и ты к нам не лезь. Столов свободных мало?

– Да ладно, ты чего пузыришься? Сейчас сбрызну. Ты мне только это – адресок той лисички скажи? А то, видишь ли, напоила она меня крепко в тот раз, чего греха таить, да и пропала с концами. Вот ничего у нас тогда и не вышло. Так что, сам понимаешь, дело чести!

– Не знаю я никаких лисичек! Что вы его слушаете, он же вдатый! – визгливо выдал сплюснутый пижон и вдруг, вскочив с места, стремительно понес свое грушевидное тельце к выходу.

– Вот дела! – обалдел от такого исхода Соргий. – И давно у него такие припадки? – обратился он к не менее изумленным девицам.

Те в растерянности посмотрели друг на друга.

– Ну что, опять при девках, а дело в дымоход? – раздался злобный шепот у Соргия в правом ухе. – Сиди ровно, профессионал!

– Вордий, погоди! Извините, дамы, я буквально на миг, – выдал тот привычную ложь и кинулся за другом.

– Эй, а платить кто будет? – наконец опомнились возмущенные прелестницы. Их первая в жизни охота на толстые кошельки столичных ловеласов парадоксальным образом завершилась тем, что кинули их, – причем на самое дорогое вино в заведении.

– В общем, пасешь его открыто, след в след. Обернется – рукой маши дружелюбно. А я по другой стороне улицы…

– Ворик, а может, не надо, а? Вдруг он в колесницу сядет и…

Но «вдруг» не произошло. Пышногривый пижон нервно семенил по проспекту Двенадцати добродетелей, безуспешно пытаясь смешаться с толпой. В очередной раз боязливо оглянувшись, он обнаружил Соргия и резко свернул в первый попавшийся переулок. Маленький вуравиец галопом бросился следом. К счастью, здесь в основном шли глухие заборы, и щель для очередного финта жертва нашла нескоро. Однако внезапно быстроногий амбал, возникший словно из ниоткуда, мощным рывком толкнул пижона вправо, отчего тот больно ударился плечом о потрескавшуюся каменную ограду.

– Сорик, последи за улицей! – бросил Вордий своему другу.

Потрепанный пижон между тем кое-как восстановил равновесие и выхватил откуда-то короткий и узкий кинжал.

– Не подходи, кровь пущу! – хрипло выдал он, глядя на соперника безумными выпученными глазами.

– Так, а это что у нас тут такое? – подбоченился Вордий. – Боевое оружие для гражданских в империи запрещено…

– Дай пройти! – заверещала загнанная жертва, совершая хаотичные движения острием.

– …и подлежит изъятию! – неторопливо закончил императорский гвардеец.

Отработанным приемом он ушел вбок, накидывая плащ на голову грозного противника, молниеносно зафиксировал захват и подсек несчастному ноги.

– Таким только яблочки чистить, – с укором заметил Вордий, изучая конфискованный предмет. Присев рядом с поверженным оппонентом, офицер вернул себе плащ и добавил: – Но глаз выколоть тоже можно. Друг мой, – неожиданно сменил он тему, – а как тебя, кстати, зовут?

– Серми, – прошептал тот. – Сений Серми. Деньги вот, – коснулся он дрожащей от страха рукой своего пояса. – Только отпустите!

– Деньги – это хорошо! – приободрил его Вордий. – Но мне от тебя нужно совсем не это.

– А? – глаза Серми стали похожими на блюдца. Небесный владыка свидетель, какие чудовищные картины рисовало ему в тот момент собственное извращенное воображение.

– Мне нужны некие сведения, – примирительно продолжил Вордий. – Вот скажи мне, Сений Серми, пробовал ли ты когда-нибудь на вкус человеческий глаз?

Сердце несчастного замолотило так, что чуть не пробило дырку в грудной клетке.

– Вижу, что не пробовал, – оптимистично развил идею Вордий, картинно озираясь. – Но все когда-то приходится делать в первый раз. Итак, коктейль «Ясное око». Выкалывается один глаз, например, твой, – и он сделал демонстративное движение клинком, от которого жертва инстинктивно дернулась назад. – Добавляются два яичных желтка, белое вино и соль по вкусу. И знаешь, что в итоге получается?! – вдруг заорал он прямо в лицо Серми. Тот весь затрясся, исторгая из себя слезы и еще кое-что более сомнительного свойства.

– Да глупость охрененная получается! – брызгал в него слюной Вордий. – Потому что молодой парень – высокий, стройный, красивый – теперь всю жизнь без глаза ходить будет! И все почему? – хищно обернулся он к Соргию за поддержкой. – Потому что по причине своей врожденной тупости не захотел рассказать двум достойным, замечательным людям о своей знакомой: девушке ростом в пять зитов, волосы рыжие, глаза зеленые, родинка на левой щеке! – впечатывал Вордий в мозг Серми каждое слово.

– Нет, нет! – захлюпал соплями тот. – Не было родинки, Светом животворящим клянусь!

– Ах, не было? – радостно воскликнул Вордий. – Тогда говори, что было! Имя, где живет, чья дочь-жена – все, что знаешь! Медленно и четко!

– Ее зовут, – всхлипывал Сермий, – Фения Бразело. Я ее тогда один раз и видел, правда!

– Жаль. Очень жаль мне тебя, говорю, – резюмировал краткий рассказ Вордий. – Ну, выбирай: левый или правый?

– Нет, не надо, умоляю! Провалиться мне тотчас в чертоги Мрака, если соврал! – с удвоенной прытью затрепыхался Сермий. – Ее цирюльник Тани привел, у него спросите.

– Цирюльник кто?

– Как, вы не имеете чести знать самого мастера Тани? У него стрижется столько достойных людей… – робко стал возвращать себе утраченные позиции столичный щеголь.

– Ну, зато ты его хорошо знаешь! – усмехнулся Вордий. – Скажешь, что я буду ждать его сегодня, когда Владыка посещает крайний дворец, в овраге Дивного пения, в полсотне шагов на юг от Старого грота. Скажешь, что он серьезно вляпался, что он замешан в покушении на государственное лицо. И что если он не оценит все прелести вечера со мной, то его утонченность с избытком оценят громилы из тюрьмы Небесного смирения!

– Я п-передам, разумеется, – с облегчением выдохнул Сермий. – Прямо сейчас.

Он приподнялся и смущенно стал приводить в порядок свои потрепанные одежды.

– Дружище, я иногда тебя сам бояться начинаю, – оглядываясь, прошептал гвардейцу Соргий. – Он всего лишь безобидный гуляка, а ты его как разбойника охаживаешь!

– А-а-а… кинжал верните, пожалуйста, – гуляка не замедлил тут же напомнить о себе.

– Обязательно! – щедро пообещал Вордий. – Хоронить тебя будут – приду вложу во хладные персты. Семени ляжками, концентрат человеческой глупости! А не то этот ножик все-таки вступит в любовную связь с твоими глазами…

Закат в овраге был сам по себе удивительным зрелищем, однако сейчас друзей заботило явно не это. Соргий, как всегда, изучил ситуацию со всех сторон, но выбирал наиболее проблемный вариант развития событий, – отчасти чтобы позлить собеседника.

– Пошли бы к нему домой, поговорили бы, как люди…

– Сорик, только не говори мне, что не понимаешь! Если даже этот слизняк с гривой не захотел с тобой нормально разговаривать и смылся при первых намеках на суть дела – не сложно понять, в таверне запахло жареным!

– Ох, да знаю я все! – вздохнул Соргий и нервно затеребил небритый квадратик на подбородке. – Меня сейчас другое волнует. Кто все-таки эта девушка? Ну не похожа она на простую гетеру, поверь моему опыту!

– Ну так, брат! – снисходительно похлопал его по плечу Вордий. – У кого у кого, а у тебя было время изучить ее поближе!

– Будешь смеяться, но не в тот раз.

– Что? Ты хочешь сказать…

– Увы. Все было именно так, как я рассказал этой прелестной компании в «Песне звезды». У меня первый раз в жизни было такое гадкое ощущение, будто меня тупо использовали. Меня, понимаешь, Ворик! И кто – женщина!

– Ну-ну, поплачь еще, как ты любишь. Найдем эту красотку – так и быть, дам тебе время возместить все понесенные убытки!

– Какой ты щедрый! Только сейчас говори с этим любителем ножниц сам. Видеть не могу, как людей мучают!

– Ладно-ладно, цыпленок-неженка. Дуй в кусты и жди команды. Игрушки какие прихватил, надеюсь?

– Да есть кое-что, – поправил Соргий холщовый мешок за спиной и поплелся в заросли.

Вордий сладко потянулся, расправил плечи и развалистой походкой вышел на небольшую прогалину, зачищенную от травы бурым суглинком. Когда-то, до открытия центрального парка, это место, возможно, и пользовалось популярностью у любителей вечерних прогулок, но теперь все здесь выглядело диким и пустынным. Закрыв глаза, молодой гвардеец упер руки в бока и тут услышал звук приближающихся шагов. «Мужчина, – подумал Вордий. – Баклов двести пятьдесят весом, приземистый и крепкий». Открыв глаза, он с удовлетворением узрел перед собой именно того, кого представлял, с одним лишь исключением: пришелец был лыс, с усами черной строчкой, а под ними – злорадной улыбкой на влажных, трупного цвета губах.

– Сразу видно – цирюльник, – провел по своей голове пятерней Вордий, награждая гостя своим самым насмешливым взглядом. – Как это говорят, сапожник без сапог?

Мужчина осклабился еще противнее:

– Так, значит, это и есть тот красавчик, что приставал к моему другу? Нехорошо, парень. Ой, нехорошо. Ты же вроде девочек любишь или как? Рыженьких, как мне сказали?

– Про любовь тебе все объяснят в тюряге, и очень скоро. Вордий Онато, никорх императорской гвардии. Мой медальон. Веду секретное расследование особо важного дела о покушении на жизнь государственного чиновника. Предполагаемый исполнитель – упомянутая рыжая девица. Ты расскажешь про нее все, что знаешь. Либо мне – сейчас, либо этой ночью – дознавателю в чертогах Небесного смирения.

Улыбка Тани расплылась уже по всей отвратительной харе. Мелкие сальные глазки смотрели как-то похотливо, а маленький рот скривился набок и увяз в сальных складках.

– Ну что ты, начальник, я чист, как миска заключенного. Не при делах я, ты уж прости.

– Про дела твои следствие решит, – демонстративно начал разминать кулаки Вордий.

– Ну, так это я завсегда готов, – сладко проворковал Тани. – У меня куча свидетелей имеется, и все, как один, просто жаждут подтвердить мою полную невиновность.

Затылок Вордия похолодел. На прогалину развязным, неспешным шагом вышло человек семь, все улыбались, даже беглого взгляда хватило, чтобы понять: все как один подонки. В том смысле, что были они наглядным олицетворением тех низших слоев населения, которые в силу врожденных склонностей вполне осознанно избрали для себя путь ярко выраженной антиобщественной деятельности, связанной с физическим унижением других.

– Разрешите представить, мои подмастерья, – и Тани изобразил реверанс. – Помогают стричь клиентов.

Подонки закивали.

– Ребятки, у нас сегодня особо важная персона, – продолжил цирюльник. – Храбропочтенный энель из гвардии горячо любимого нами Великого владыки Кергения. Приглашает нас оказать услуги на дому.

Громилы заржали и стали заходить с боков и со спины.

– Зачем же на дому, энель грозный страж? Вам мы готовы оказать услуги прямо здесь. Чик-чик, и готово, – прогундел рыжий бородач с мясистым носом, проводя по заросшим щекам лезвием кинжала.

Вордий и бровью не повел, но внутри весь напрягся. Что-то делать нужно было срочно, но ведь не кидаться же на эту банду в одиночку?

Пока он думал с каменным выражением лица, Тани сделал шаг вперед и заглянул ему за пояс, словно на дно глубокого каньона.

– Ой, поглядите, что это у нас? Меч! Для бритья – то, что надо! Энель Онато, вы позволите скромному цирюльнику продемонстрировать вам свое искусство?

Не дожидаясь ответа, Тани медленно протянул два пальца и сомкнул их на рукояти. Этот манерный жест грубо нарушил глубоко укоренившиеся понятия Вордия о вежливом поведении, допуская только одну, вполне однозначную реакцию. Жестко сцапав противника за кисть, он резко ее выкрутил. Цирюльник взвыл, припадая на колено. Но уже через мгновение один из подмастерьев обхватил Вордия сзади своими волосатыми руками и сдернул вбок с места, а другой, юркий мелюзга, лихо прошел в ноги. Тани поднялся с земли, в руках его сверкнула стальная полоска бритвы. Лицо утратило былое притворство и теперь откровенно не предвещало ничего хорошего.

– Держите его, сделаем нашему славному энелю офицеру интимную стрижку!

Вордий дернулся, попытался ударить головой. И понял, что в этот раз увяз более чем серьезно. Силы в нем было побольше, чем у многих изнеженных городских обывателей, однако и держали его люди грамотные, привычные к такого рода занятиям. Тело промокло от пота, а во рту пересохло, и отчетливо проступил вкус железа. «Неужели все, вот так просто?» – пронеслось в его голове.

Мясистый бородач сделал характерное движение кинжалом, словно обрубал сучья с дерева. Подонки загоготали. Мастер Тани с неизменной улыбкой отошел чуть в сторону, а появившийся рядом лобастый, сутулый громила, похожий на куль с рисом, смял в мохнатой пятерне пряжку ремня Вордия.

В этот момент из кустов резко захлопало, словно отбивали ковры. Державшие гвардейца подонки мгновенно разжали хватку. Бородач схватился ниже спины и жалобно завыл в небеса, а охотник до чужих поясов охнул и, припав на правую ногу, спешно отковылял в сторону. Но меньше всего повезло мелкому крысенышу капоштийской наружности: стрела не более двух ладоней в длину необычайно точно прошила ему обе щеки разом.

Тани резко отскочил вбок и, облизывая губы, присел пониже, словно цепляясь за землю в попытке угадать направление атаки. В этой забавной позиции его потную физиономию нашел подбитый серебряными гвоздями сапожок Вордия. Цирюльник выронил бритву и, плюхнувшись о землю, дико заорал, катаясь, как припадочный, с таким ртом, словно вылакал ведро крови. «Язык откусил!» – злорадно подумал гвардеец. Он наконец-то вынул из ножен свой меч и гаркнул командным голосом сбившимся в кучу напуганным работникам ножа и топора:

– Сталь на землю, руки в гору! Пять шагов назад! Мордой книзу – лежать!

Нетривиальное развитие событий, похоже, загнало скудные мозги разбойных людей в состояние гипнотического транса. Как сонные, они исполняли команды человека, над которым еще совсем недавно намеревались поглумиться с тем утонченным изуверством, которое всегда отличало представителей столичного дна.

– Что, мрази, думали, я голый приду! – Вордий все больше заводился, превращая недавний испуг в ярость. – Вы на кого культи подняли, вши навозные! Да у меня стрелки́ на каждом дереве, кто дернется – ежатиной сделаю!

Бандиты лежали тихо, всеми силами пытаясь слиться с рельефом. Тани, набулькавшись кровью, затолкал в рот кусок своей щегольской накидки. Говорить он был явно не в состоянии. Вордий внимательно оглядел остальных пленников и, подойдя поближе, наступил на голову молодому детине с копной ломких темных волос и взглядом, слишком уж дрожащим для такого брутального телосложения. Тот, вжатый щекой в твердую глину, замер и с силой зажмурил глаза.

– Вы подняли руку на офицера императорской гвардии! – проговорил уже спокойным голосом Вордий. – За это вам выжгут зеркалами глаза, обуглят кожу и бросят в отхожий бак, где вы будете умирать долго и мучительно, пока не смешаетесь с окружающим вас дерьмом. Потому что тот, кто покусился на охрану императора, дерзнул восстать против самого Великого владыки, да хранит его Небесный отец наш вовеки веков!

Детина под сапогом задрожал еще сильнее и жалобно проблеял:

– Энель офицер, мы ни в кои веки не посмели бы вас трогать! Шутим тупо, по-другому не умеем! Пощадите, все для вас сделаем!

– А что ты можешь сделать, боров недорезанный? Проку от тебя, как от лампы в полдень. А вот сдам вас куда надо – награда мне будет! Эй, Свений, Инпато, несите сюда веревки!

– Энель никорх! – раздался уважительный бас слева. – Мы порядки знаем. Вам ведь девица эта нужна, рыжая. Ну так мы готовы того этого…

– Про других заткнись, Бергий! – шикнул малый в кожаной тунике и плетеных гетрах. – Это тебя Аспид на куски резать будет, а не нас всех.

– Расслабься, Никий. Теперь уже – всех! – успокоил его оппонент. Это был крестьянского вида парень с простым округлым лицом, низким лбом и чуть выступающими вперед скулами. – По мне, так лучше прожить оставшуюся жизнь хоть в семерийской дыре, чем быть заживо изжаренным по глупости этого болвана Тани!

– Кончай трепаться! – прикрикнул на спорщиков Вордий. – Имя, где живет, из какой семьи – выкладывайте все, что знаете! Или, клянусь честью, лично познакомлю вас с Мечом пылающим Небесного престола!

– Того не ведаем, энель никорх, – извиняющимся тоном сообщил сельский подонок.

– Издеваешься! – процедил сквозь зубы Вордий и стиснул рукоять меча.

– Да сожги меня Владыка небесный, ни в кой веки! – селянин выглядел спокойным и весьма рассудительным, как человек, твердо принявший новый поворот судьбы и полностью смирившийся с этим. – Мы люди маленькие. Надо вам – к Пылающему Аспиду. В порту без его ведома даже мышь не гадит. Вот.

– Пылающий Аспид? – усмехнулся Вордий. – Неужели? И где же я его смогу найти?

– Пылающий Аспид везде, и нет его нигде! – буркнул про себя малый в кожанке.

– Громче! – прикрикнул на него Вордий.

– В портовом квартале кабак есть плавучий, «Лепестки лотоса», – ответил за него селянин. – У Тани встреча там завтра, в начале второй стражи. Так говорят, что и Аспид вроде как тоже появится.

Вордий повернулся к цирюльнику. Тот, скорчившись, мычал, пропитав черным почти всю накидку.

– У Тани теперь есть дела поважней. Ну что же, считайте, что заключили самую выгодную сделку в своей жизни. Но помните, это не прощение, а только фора. Искать вас начали прямо сейчас. И мы, и Аспид в придачу. Забирайте своего калеку, – гвардеец насадил на кончик меча маленький красный обрубок и протянул его словоохотливому разбойнику, – и валите из города.

Два раза повторять не пришлось. Взяв под руки увечного босса, подмастерья поспешно заковыляли прочь. Вордий вложил в ножны меч, так и не использованный по назначению, и прерывисто выдохнул. Несмотря на свою браваду, в подобных переделках участвовать ему еще не доводилось.

– Это что было? – спросил он вынырнувшего из кустов Соргия, пытаясь скрыть остатки волнения.

Тот с гордой улыбкой протянул ему обеими руками хитрое устройство.

– Ну-ка дай сюда! Капоштийский многозарядный самострел? Ерунда какая! Помню, хотели нам втюхать эти игрульки! Только стрелы у них холстину с трудом проходят. Лучше уж зубочистками плеваться!

– А это идея, – глубокомысленно поднял указательный палец Соргий. – А то я все думал, как его назвать? А теперь имя есть – «Плеватель»!

– Да нет, ты не обижайся, для города ничего. Особенно с близкой дистанции. Откуда он у тебя?

– Дядя Риксо привез из родных краев.

– Привез, – ехидно передразнил его Вордий. – Будто не знаешь, что это контрабанда?

– Знаю, – спокойно ответил Соргий. – Так же, как и то, что эта контрабанда только что спасла тебе жизнь.

– При чем тут эта игрушка? Если что и помогло мне, так это твоя решительность! Я думал, ты там обделался в кустах. Порадовал ты меня, старичок! Хотя, сам понимаешь, я бы и один их сделал. Тоже мне сила – кучка портовой плесени!

– Вот, Вордий, ты сейчас совсем не прав! – Соргий вырвал из его рук самострел и принял оскорбленный вид.

– Да ладно, дружок, не надувайся, как мустобримская змеюка! – приобнял его за плечи гвардеец. – Главное, что мы одно дело делаем. Святое дело – за брата нашего головой рискуем! Ты лучше скажи, слышал чего про этого Пылающего Аспида?

– Конечно, слышал! – сухо отрезал Соргий, глядя в сторону, но краешки глаз его предательски светились. С детства зная все о самолюбии своего приятеля, он спокойно относился к его заскокам, ставя во главу угла реальное положение дел.

– Ну и? – приглашающе проворковал Вордий, подталкивая друга покинуть место недавней разборки.

– Ну а что? – пожал плечами Соргий. – Все о нем слышали, но никто толком не видел. Представляешь, – неожиданно оживился он, – всего за год этот человек выгнал иристенцев из порта, железной рукой усмирил все местные банды и четко распределил, где доля каждого. А кто такой, откуда взялся – ничего, туман сплошной!

– А что люди говорят? – продолжал расспрашивать Вордий. – Хоть что-то у нас есть?

Они шли окольным путем, с треском наступая на ветки валежника и рассекая заросли зазубренных папоротников. Солнце, зависшее в закате, десятками лучей пронзало насквозь деревья на дне оврага.

– Одни утверждают, что ему лет тридцать, грудь имеет как у быка, ростом – так в дверь с трудом проходит, а голос – что десяток медных труб! Другие – наоборот, мол, старик, маленький, сухонький, с бородой почти до земли. Но глаз такой, что, вот если на кого посмотрит, так тот враз и окаменеет! Третьи же…

– Ясно, – прогудел Вордий, чуть вдавив друга широкой ладонью в землю. – Басни одни, короче. Опять, в общем, найди того, не знаю кого. И каковы олухи – на императорскую гвардию напасть! Это как обкуриться надо, ты мне скажи! Нет, не нравится мне все это, очень не нравится…

– У них там своя власть, свои законы. Сколько уже предлагали зачистить порт и навести порядок в доках – и каждый раз что-то не срасталось. Даже Солнечная стража в порту чисто для вида отсвечивает. Не иначе как есть хорошая «лапа» у лихих людей, и чует мое сердце – башляют они наверх немерено! Но сейчас меня больше волнует, какая связь между этим Аспидом и Фенией, – ответил Соргий, высвобождаясь из-под тяжелой руки друга.

– Хочешь сказать, она работает на него?

– Кто ж его знает? Аспид, конечно, имеет большой вес в порту, но ты же понял, что про мышку наш недавний друг пошутил? Да и с чего мы вообще взяли, что она из порта?

– Кстати, да, – озадачился Вордий. – И вообще, почему мы ее именно там ищем?

– А потому, мой шлемоголовый друг, что других зацепок сейчас у нас просто нет, – решил по-мелкому отыграться Соргий. – Но, конечно, если у тебя найдутся еще идеи…

– Идеи? – хмыкнул гвардеец. – Да я и так едва понимаю, как нам сунуться в этот клоповник. Ну вот скажи, мы что, придем вот так в «Лотос» – здравствуй, Пылающий Аспид!

– Ворик, ты меня просто восхищаешь! Я-то грешным делом решил, что ты предложишь нагрянуть туда с облавой, уложить всех лицом вниз и десерты из глаз готовить!

– Да брось, я же тут сам по себе! Не приведи Светило, на службе узнают – представить страшно, что со мной будет!

– Вот-вот! В кой-то веки вижу проблески разума. Такая карьера, такая невеста, и представь, все это враз может пойти псу под хвост!

– Если белье намочил – так и скажи. Сам все сделаю!

– Да уж сделаешь, конечно. Могу себе представить. Ладно, только из сострадания к другу детства…

– Заткнись, паяц. По сути давай.

– Э-э-э, не гони телегу. Телега едет медленно и будет в срок. Ибо везет – ценные вещи! А теперь выслушай меня внимательно, без тупых подколов. Дядя Сорик, кажется, знает, как пройти через туман и не упасть в пропасть!

Если Северный речной порт Энтеверии предназначался исключительно для государственных нужд, то через Южный шла практически вся частная торговля многолюдного города. Нет смысла говорить, что именно данное обстоятельство способствовало образованию уникального анклавного поселения, словно магический портал открывающего десятки ворот в самые разные города империи и остального мира. Улочки здесь были не в пример уже, чем в самой столице, что даже порождало смелые предположения ряда ученых мужей о том, что квартал возник гораздо раньше остального города и представлял собой остатки древнего поселения загадочных нигмаев, живших в этих краях еще аж до пришествия самих герандов. Впрочем, эти весьма дискуссионные теории совершенно не интересовали нынешнее население квартала, который благодаря своему национальному составу мог бы стать наглядным пособием по этносам всего Дашторниса для изучающих географию в имперской академии. В противовес возвышенным мужам науки здешние людишки промышляли вещами гораздо более приземленного толка, как то: обслуживанием судов, погрузочно-разгрузочными работами, торговлей всем, что запрещено на центральном рынке, разнообразными видами наживы на людских пороках и тесно связанной со всем перечисленным преступной деятельностью.

Само собой, люди с четкими моральными принципами и общественно одобряемым укладом жизни показывались здесь чрезвычайно редко. Известного рода исключение можно было бы сделать разве что для купцов и их приказчиков, однако, скажем честно, люди данной профессии далеко не всегда могут быть смело зачислены в упомянутую выше категорию. Нечто похожее можно было бы сказать и о двух мужчинах, прямо сейчас прокладывавших себе путь сквозь толпу.

Даже самый рассеянный наблюдатель сходу определил бы, что один из них является главным, а другой стоит на страже его интересов. Вышагивающий впереди коротышка щеголял расшитой золотой нитью накидкой из тончайшего улиньского шелка. Широченные штаны по моде южных провинций кричали нежно-рубиновым цветом дорогущего сока аринцильской гагавы. Усыпанная жемчужинами атласная рубаха свободно обтекала маленькое округлое брюшко, а туфли из крокодиловой кожи были призваны опозорить любого, кто усомнился бы в материальном благополучии их хозяина. Узкая остроконечная шапочка венчала чересчур рано начавшую лысеть голову, а чисто выбритые щеки сочились той разновидностью ленивой надменности, из-за которой по всей империи недолюбливают выходцев из богатой Вуравии.

Его спутник был значительно выше ростом и одет в торгендамскую тунику из оленьей замши, плотно облегавшую могучую спину и искусно обнажавшую раздутые мышцы рук. Черты лица определенно выдавали в нем представителя народов центральной части империи: правильной формы овал под шапкой темных и чуть вьющихся волос, прочно посаженный благородный нос, упрямые губы и солидный подбородок. Посреди выпяченной вперед груди крестовидно схлестнулись две широкие полосы из дубленой кожи, которые вкупе с массивным поясом представляли собой неплохой вариант того, как можно было обойти запрет на ношение доспехов для гражданских лиц. То же касалось и длинных, по колено, сапог с рельефным узором, подбитых, судя по звукам, прочными металлическими гвоздями. Такая обувь, помимо защиты ноги, могла неплохо скрыть длинный серегадский кинжал, по рубящим свойствам не уступавший топору. В этом физиологическом совершенстве, способном поразить тоскующих по вычурной брутальности столичных девиц, присутствовал лишь один изъян: потерянные, подернутые скукой глаза, уставшие от обилия совершенно излишних и потому изматывающих впечатлений.

– Ну и долго мы еще будем так ходить? – недовольно пробурчал Вордий, приблизившись к другу так, чтобы тот мог расслышать шепот, и лишь чудом не наступив на его волочащиеся штаны.

– Спокойно, старичок, спокойно. Надо войти в образ. Чтобы нас здесь узнавали, – надменно сморщил нос Соргий какому-то оборванцу, а Вордий просто отшвырнул его вбок плечом. – Вот видишь, уже получается!

– Клоун из тебя надушенный получается! – презрительно ответил Вордий. – Давай в твой «Лотос» скорей, уже есть хочется!

– Я так и думал, что именно этим все и кончится, – театрально вздохнул Соргий, прежде чем неминуемо подчиниться.

Лепестки лотоса действительно окружали заведение как минимум с трех сторон, ибо расположено оно было на небольшом полуострове. Три ряда галерей позволяли располагаться на свежем воздухе в окружении бронзовых статуй и огненно-красных фонариков, уже вспыхивающих на фоне наступающих сумерек. Из глубины дома доносились вибрации струн, глухое уханье барабана и повизгивание дудок. Веселье, судя по всему, еще только начиналось, и самое интересное ждало гостей впереди.

Соргий выбрал удобное место на средней террасе и надменно развалился на диванчике. Вордий сел рядом, натянутый как пружина. Его очень тянуло гаркнуть: «Еды сюда, живо!», но он забыл спросить своего более опытного в вопросах городского криминала сотрапезника, насколько такое поведение вписывается в избранные ими роли.

– Не дергайся, – словно прочитав его мысли, пришел на помощь Соргий. – Нас уже заметили.

И это было чистой правдой. Официант возник как из ниоткуда, словно вышел из невидимой двери в воздухе.

– Чего будете? – склонился юркий, скалящийся мужчина с острым носом и узловатыми пальцами.

Вордий начал глядеть на перечень блюд, но Соргий и здесь демонстрировал полную неспешность. Рассеянным взглядом он глядел куда-то в сторону реки, словно был полностью поглощен некими очень важными мыслями.

Слуга кашлянул и, оглядев посетителей повнимательнее, подбоченился и произнес:

– Рад приветствовать дорогих гостей! Наше заведение имеет честь предложить вам…

Вордий только сконцентрировался на том, чтобы находить в перечне те названия, которые декламировались у него над ухом, как ощутил резкий удар по своей левой икре. Разгадав, наконец, замысел Соргия, он насмешливо прервал затянувшийся монолог:

– Не сучи языком, как карась в ведре. Видишь, кто пришел? Так что – все, как полагается. Давай, давай! – и он нетерпеливо потряс кистью перед лицом мужчины.

Проникшись важностью гостей, прислуга действовала четко и решительно. К удивлению Вордия, кормили здесь как в лучших ресторанах Энтеверии. Утка в лимонном соусе, свинина со сладкой подливкой и орехами, «речная семья» с рыбками всех размеров – это было лишь малой частью того, что должно было появиться на столе успешного делового человека. Съедать все не полагалось. Нужно было попробовать не меньше шести-семи блюд, пригубить столько же разных вин и потом, развалившись с набитым брюхом, приступить к серьезным делам, – на фоне вереницы подносов с ароматным, почти нетронутым великолепием.

Друзья, судя по всему, решили не отходить от этого привычного и так вписывающегося в их легенду сценария, благо кошелек Соргия вполне мог это позволить. Войдя во вкус, они вгрызались в еду, демонстрируя то обнаженное жизнелюбие, свойственное людям практического склада ума и грубым по своей натуре, спящим в обнимку с риском и потому так ценящим каждое мимолетное мгновение в этом мире. Распробовав оленину в брусничном соусе, Вордий откинулся назад с бокалом красного вина и чуть не поперхнулся от неожиданности. За их столиком каким-то мистическим образом уже сидел совершенно незнакомый тип с тремя глубокими складками на выпуклом лбу и улыбкой, что демонстрируют десерту из политого медом льда перед его неминуемым уничтожением.

– Позвольте представиться, дорогие энели! Квандий Сафели, управляющий этого славноизвестного заведения. Прослышал, что тут пожаловали такие достойные посетители, и решил лично проверить, как у них дела.

Соргий изобразил на лице милостивую улыбку и обменялся с незваным гостем парой формальных, подобающих по этикету фраз.

– Агрисобан? Никогда не слышал! – вежливо проворковал Сафели, аккуратно наливая себе вина.

– Это место лишь недавно стало звучать по всей Вуравии! – напыщенно осведомил его Соргий. – С тех пор как наша семья наконец установила там спокойствие и порядок.

– Да-да, конечно, Большая кормилица. Я должен был и сам догадаться, – управляющий заговорщически подмигнул Вордию, сидящему с лицом каменной статуи, и отхлебнул из своего бокала. – Дедушка Фризи там все очень крепко держит! Надеюсь, вы уже поспешили перейти под его покровительство?

Соргий перекосил щеку в откровенной усмешке:

– Дедушка Фризи и правда был самым уважаемым купцом в провинции. Но вот уже три года после его смерти торговые дела ведут три «Больших дяди», пользующихся полным доверием самого энеля Дракация Нери! Мы – под крылом «дядюшки» Кошти. Я – Гриштан Акроерти, направлен семьей в столицу. А это – Ихилий Хазо, мой человек.

Вордий угрюмо кивнул.

– Ну, в таком случае вы пришли по адресу, – довольно покачал головой Сафели. – Здесь вы найдете надежных компаньонов для любых дел. Но, конечно, в этом случае заведение берет свою долю в качестве комиссионных. Расширенное меню, так сказать, – виновато улыбнулся он.

– Расширенное меню! – грубо захохотал Соргий. – Ты гляди, Ихи, у этих столичных хорошее чувство юмора! Ну и насколько отяжелеет наш счет?

– Четверть от общей суммы сделки. Да, и для новичков – скромный первоначальный взнос, просто в знак уважения. Сколько не жалко.

– А у вашего Аспида губа-то не дура, а? Или это у тебя аппетит немереный, дружище?

Управляющий вмиг изменился в лице. Томную слащавость куда-то сдунуло, словно крошки со стола. Теперь это был бритый налысо громила с холодными глазами заслуженного работника скотобойни, и смотрели они весьма недобро.

– И кто же это вам рассказал про Пылающего Аспида?

– Рассказал? – прищурился Соргий. – Да мы, признаться, к нему и прибыли. – И, пользуясь резкой паузой в разговоре, неспешно продолжил: – У меня есть старший брат, Узних Акроерти. Его жена из семьи Мрахели приходится сестрой Власении Криво, что живет в Горгендии, чей муж, Мерций Ахери, является двоюродным братом стряпчего Мезоло, который и порекомендовал нам своего родственника, известного здесь, в Энтеверии, как цирюльник Тани. Кстати, – обвел Соргий окружающие столики вопрошающим взглядом, – куда он запропастился? Обещал же представить меня Пылающему Аспиду, плутище!

– Мне об этом ничего не известно! – сухо ответствовал Сафели. – Хотя цирюльник Тани действительно собирался сегодня здесь отужинать. А что за дела вы хотели обсудить? Пылающий Аспид редко сам снисходит до такого.

– Я знаю, – парировал Соргий, спокойно глядя в глаза собеседнику. – Но думаю, что ему это будет интересно. Я готов съесть свои сандалии, если кто-то другой на этой пристани порока держит торговлю «добрым товаром»!

– У-у-ухм, – призадумался лобастый собеседник. – А что, есть крупный заказ? Вуравия и так берет больше других.

– Можешь быть уверен, заказ будет крупным! – успокоил его Соргий. – Теперь мы держим в руках весь город, и «дяде» это нравится. Так что речь идет о новом, неосвоенном рынке.

– Но если «дядя» в курсе, то вы должны работать с одним из вуравийских денежных домов, – управляющий откинулся назад, скрестив ноги и положив руки на колено.

– А вот это мы будем обсуждать уже с самим Аспидом! – резко прервал беседу Соргий. – Если, конечно, ему будет интересно.

Вордий, все это время хранивший молчание, ощутимо напрягся. Однако Сафели отнюдь не воспринял это как оскорбление. Наоборот, к нему вернулась его приторная улыбка:

– Ну что же, это мы сейчас узнаем.

Он рывком поднялся с места и враз растворился в воздухе.

Вордий тотчас же перегнулся через стол и схватил друга за грудки:

– Мрак тебя побери, Сорик, что еще за «добрый товар»? Почему я опять не в теме? А если спросят?

– Разговор веду я. Твоя задача – тупо кивать.

– Угу… Да я тебе сейчас!

– Спокойно, на нас смотрят. Отпусти меня, легенду разрушишь. И развались спокойнее. «Добрый товар», – зашептал Соргий, – это черный рынок «добровольных помощников». Бедняки, опутанные долгами и недоимками. Трудятся за еду – прибыль дикая! Квоты, конечно, распределяет государство, но продажные шишки из дворца отдают часть воровским пупсам вроде Аспида этого. В Вуравии на рабочие руки дефицит страшный, так что…

– Сладкая наживка! Думаешь, сработает? Вдруг цирюльника ждать заставят?

– Это еще зачем? Ворик, ты что, совсем не рубишь? Какого демона Мрака с ним долей делиться? Они подумают, раз Тани молчал обо всем, значит, хотел себе в обход братвы деньжат срубить. А тут? Опоздавшему – кости! Все, тихо, идут!

Сафели, вновь подкативший к их столику, в этот раз просто сочился медовым благолепием.

– Добрые энели, вас приглашают разделить кувшин вина. Прошу, идемте за мной.

Друзья неспешно поднялись и, преисполненные достоинства, проследовали вглубь помещения. Они прошли через большой центральный зал, где разномастная публика была увлечена танцовщицами и игрой на струнных инструментах, и попали в узкий коридор, обшитый голубым бархатом. Золотые вставки изображали затейливую пляску водяных драконов.

– Прошу прощения, но ваше оружие необходимо оставить здесь, – елейно предупредил их управляющий.

Соргий очень медленно, с показным презрением во взгляде выложил на металлический поднос кривой капоштийский кинжал с аквамаринами. Вордий с абсолютно пустыми глазами добавил к этому два длинных засапожных ножа.

– Сами понимаете, – продолжил извиняться управляющий, уступая место хмурому, мешкообразному громиле с вытянутой передней частью лица. Крупные губы делали его внешность еще более отталкивающей. Он весьма бесцеремонно ощупал посетителей, которые чувствовали себя игрушками в его чудовищного размера лапищах. Вордий сделал попытку вызвать громилу на игру взглядов, но тот полностью проигнорировал его личность, предпочитая иметь дело исключительно с одеждой и телами.

– Вы можете пройти, – указал Сафели на дверь с резным торгендамским узором в виде спиралей.

В помещении легкий полумрак разгоняли четыре изящных бронзовых светильника в форме свившихся в клубок змей. Языки пламени из их пастей переплетались и дрожали тенью на покрытых коричневым лаком деревянных панелях стен. На круглом антикварном табурете с пуховой подушкой восседал закутанный в серый плащ мужчина лет сорока. По бокам, скрестив руки на груди, застыли два грузных, похожих на мясников охранника. Соргий, не теряя времени, представился со всем почтением и вручил хозяину подобающий в таких случаях подарок.

– Настоящая кахадринская яшма! – похвалил Соргий браслет, который и правда с месяц назад отец привез ему из родных краев.

Вордий незаметно осматривал помещение. Затянувшееся молчание его не очень волновало, ибо он не питал ни малейшего почтения к строящим из себя царьков главарям преступного мира и ощущал себя более чем уверенно.

– Приветствую вас, друзья! – ответил наконец мужчина. У него был голос человека, способного найти изъян даже на совершенном лике Небесного повелителя. Крупная челюсть резко контрастировала с тонким островатым носом и вытянутыми в нервную струнку губами.

– Меня зовут Карделий Яхи. Пылающий Аспид узнал про уважаемых гостей с юга и попросил меня принять их со всем подобающим почтением. Мои слова – это его слова. Благодарю за подарок и прошу садиться.

Друзья с достоинством заняли место на длинной скамье, чуть более жесткой, чем требовалось для комфортного ведения беседы. Расторопные слуги соорудили перед каждым аккуратные складные столики с набором бронзовых кубков разных размеров. Это было начало «сей нифу» – пришедшего из Улиня ритуала, неизвестно почему прочно пустившего корни именно в преступном мире империи. Друзья настороженно переглянулись. Они хорошо понимали, что алкоголь ослабляет контроль и вообще может создать кучу проблем, но бандиты, похоже, не оставили им выбора.

– Хороша ли была дорога, гости дорогие? – вежливо осведомился Яхи, поднимая самый маленький кубок.

– Хороша, хороша дорога, наш радушный хозяин, – с поклоном отвечал Соргий, держа свой кубок обеими руками.

– Позвольте предложить вам вина!

Это было мягкое улиньское вино, чуть подогретое, с привкусом сливы. Оно пилось легко, как вода, но именно в этом и было все его коварство.

– А здоров ли наш достойный хозяин? – в свою очередь задал риторический вопрос Соргий, поднимая проворно наполненный слугой кубок чуть большего размера.

– Здоров, здоров, благодарю вас! – с поклоном ответил Яхи.

– Позвольте предложить вам вина!

Продолжаться эта игра могла очень долго. Прелесть ее была в том, что в любой момент можно было соскочить, не потеряв лица и не оскорбив собеседника. Достаточно было просто вежливо произнести: «Благодарю вас, вино было превосходным!» Однако друзьям, похоже, несказанно везло. Разговор начал приобретать все более практические очертания.

– А как поживает мой далекий брат, «дядюшка» Кошти?

– Хорошо поживает, спасибо, что спросили.

– А супруга его, достойнейшая из вуравийских женщин – все ли хорошо у нее?

Соргий на мгновенье напрягся, но тут же спокойно ответил:

– Убежден, что душа ее радуется в загробном мире, паря в лучах Небесного владыки!

Яхи и глазом не повел. Лишь тряхнул головой, вернув на поднос кубок. Длинная прядь каштановых волос непокорно упала ему на лицо.

– Желание купить «добрый товар» имеете?

Вордий, словно очнувшись ото сна, расправил плечи. Соргий наконец позволил себе широкую улыбку:

– Это про нас.

– И кто же сказал вам, что мы этим занимаемся?

– Человек, которого вы знаете как цирюльника Тани.

– Я действительно знаю такого, – помолчав, признал Яхи. – И что же, он лично хотел вас мне представить?

– Он обещал! – холодно отрезал Соргий.

– Но мне ничего об этом неизвестно, – развел руками хозяин.

– Это он отвечает за нас, а не мы за него, – парировал Соргий. – Согласно законам гостеприимства.

Мужчина изобразил на лице некое подобие улыбки:

– Это верно. Только вот обошелся он с вами не совсем порядочно. Пообещал… и бросил. Слова своего не сдержал. Или не обещал вовсе?

Вордий сглотнул. Отвлеченно размеренная манера их собеседника таила в себе явную угрозу. Наклонив голову, он исподволь попытался разглядеть, нет ли кого у них за спиной.

– А ты его сам спроси! – поднял брови Соргий. – Он же ведь и к Аспиду на встречу опаздывает.

Яхи скрестил руки на груди:

– О, это ты не сомневайся. Спрошу обязательно. Если с него раньше кто не спросил. Ты, например. Как думаешь?

В этот раз Соргию стоило большого труда, чтобы не пустить наружу предательский озноб.

– За него с меня самого три семьи спросят. А так – я бы с радостью, чтоб барыш не делить!

Яхи прищурился и вдруг громогласно заржал.

– А ты мне нравишься, маленький вуравиец! Какой именно товар тебя интересует? Плотники, каменщики, штукатуры? Я слышал, у вас сейчас много строят…

– Не-ет, – смеясь и скалясь, протянул Соргий. – Мне нужен настоящий товар, ты меня понимаешь?

– Да, да, – поддакивал ему Яхи, кивая и дружелюбно лыбясь в ответ. – Конечно, понимаю! Настоящий «добрый товар» – это только у нас!

– Мне нужны… девушки, – Соргий прищурился и сделал жест двумя пальцами, будто между ними был зажат драгоценный камень. – Хорошие девушки, душ двести для начала.

– Душ двести девушек! – захохотал Яхи. – Хороших! Да еще и для начала! Помилуй, куда вам столько? Все каналы в Вуравию давно забиты. Нет, только не говори, что все это – для вашего уважаемого, но небольшого городка!

– Э-э-э, друг, не торопись. Подожди немного. Тут не все так просто. Городок наш хоть и правда небольшой, но стоит на самой границе с Капошти. А оттуда и до Мустобрима рукой подать! А ты знаешь, как там ценят наших хороших девушек?

– Постой, но ведь у них это дело вообще запрещено! Смерть лютая за разврат и прелюбодейство!

– О-о-о, вот теперь ты смекаешь, сколько там наварить можно!

– Но ведь надо иметь каналы, связи, чтобы людей живых ввезти, да еще в потребном виде!

– Есть, все есть, не беспокойся! У моей семьи там обширные связи. Раньше этим капоштийцы рулили, но теперь их не грех потеснить! Тем более что блондинок они ценят гораздо выше, а уж рыженьких – последнее отдадут! Найдешь ты мне хороших рыженьких?

– Непременно найду! И для Мустобрима, и тебе лично! Давай тогда обговорим подробности. Как вы платить будете?

– Денежный дом Хлааву дает свое поручительство сразу, как мы осмотрим товар.

– Хлааву? – заулыбался Яхи. – Конечно, конечно, друг. Ты друг мне, понимаешь? А доставка как?

– Здесь решать вы должны – до границы Вуравии, а вот потом…

Беседа приобрела устойчивый, рабочий характер. Вордий сидел молча и только благословлял Светило за то, что Соргий, помогавший отцу в его торговых делах, вполне на уровне владел предметом. Конечно, ему было несколько диковато присутствовать при заключении изначально мошеннической сделки с откровенными бандитами, однако Соргий был как рыба в воде и, кажется, сам успел поверить в реальность всего происходящего.

– Чтобы собрать такую партию, понадобится время. Но ты и твой человек могут насладиться девушками прямо сейчас. Подберем вам отличных лисичек. Пусть это будет моим ответным подарком!

– Весьма благодарен тебе, друг. Видел я тут недавно одну красотку. Фигурка – ослепи меня гром, если найдется еще такая! Стройна как кипарис, высокая грудь, а талия – ладонями обнять можно! Увидел раз – и не в силах забыть. А как изящно наклоняет головку в сторону, когда дарит свою улыбку! И говорит – чуть капризно, словно ребенок.

Вордию показалось, что глаза Яхи накрыла какая-то тень. Но уже через миг они снова вернули прежнее дружелюбие.

– Подобная девушка – мечта любого мужчины! Но сам не встречал, к сожалению. Однако для тебя… для тебя Пылающий Аспид найдет что угодно! Не такую, а много лучше! – и он помпезно воздел глаза к потолку.

– Поклон до земли от меня и всей семьи Акроерти! Цирюльник Тани так и сказал мне – вот такой мужик этот наш Аспид! Теперь сам вижу, не зря его все уважают.

Яхи на мгновение прищурился, но тут же вежливо рассмеялся:

– И много он тебе про Аспида рассказывал?

– Да не очень. Сам увидишь, говорит, и сразу все поймешь.

– Да-а-а, – согласно закивал Яхи. – Все верно. Ты ведь к Аспиду и шел, правда?

– Конечно, – пожал плечами Соргий. – Но если мы с тобой так прекрасно поладили, то не стоит отвлекать его от дел.

– Ты гость! – сладко прищурился Яхи. – И не должен ни о чем беспокоиться. Для моего господина честь принять тебя. Пойду сообщу ему радостную весть о нашей сделке.

Друзья остались одни в просторном помещении. Звуки музыки, доносившиеся ранее снизу, как-то стихли, зато снаружи явственно слышался плеск волны. Все это, наряду с еле заметным покачиванием, позволяло предположить, что эта часть заведения находилась на приставшей к берегу барже.

Вордий, уставший от своей немногословной роли, думал было обратиться к другу с вопросом, однако тот лишь больно лягнул его ногой. За ними вполне могли наблюдать, а выдать в такой ситуации могла любая, даже малозначащая деталь.

Между тем время шло, а Яхи все не возвращался. Соргий нервно озирался по сторонам, не зная, куда деть пальцы. Вордий встал со скамьи и аккуратно прошелся по комнате. Подошел к деревянной панели на стене и легонько постучал по ней.

– Гляди-ка, это же окно! – тут же отреагировал он. – Как есть, ставни.

Соргий хотел было заткнуть его, но дверь в комнату неожиданно отворилась. Друзья с облегчением вздохнули и, как оказалось, поспешно. Четыре угрюмые фигуры ввалились внутрь и, глядя в пол, вдруг резко заломили самозванным коммерсантам руки. От боли Соргий вскрикнул и, дернувшись, опрокинул приставной столик с кубками.

– Значит, вам нужен Пылающий Аспид? – пророкотал с порога Яхи. Он существенно изменился в лице, причем не в лучшую сторону. – Вы увидите его… перед смертью. Которая будет лютой и мучительной, если сразу не расскажете, кто вас послал и на кого работаете! И куда исчез наш брат Тани со своими людьми!

Глаза Вордия налились кровью. Превозмогая боль, он бросил на Яхи полный презрения и ненависти взгляд:

– Я офицер гвардии Великого владыки! Задание особой важности! Сотня моих людей в засаде вокруг здания! Если мы не выйдем отсюда к следующей страже, весь вертеп зачистят до основания!

К Яхи вновь вернулась его слащавая улыбка:

– Да что ты говоришь? В засаде? А давай позовем их все вместе! Засада, выходи! – трубно заорал он во весь голос. – Портовые наших бьют! Ну, а теперь ты! Окна открыть, чтобы лучше слышно было?

Снаружи что-то застучало, и ставни разом распахнулись. Вокруг была тишина. Ни шума порта, ни огней большого города. Только река, дикий берег и какие-то приземистые строения с деревенской пристанью. Здание, в котором они вели переговоры, оказалось кораблем, незаметно покинувшим многолюдную столицу.

– Ну что же ты молчишь, имперский офицер? В горле пересохло? – Яхи шагнул к Вордию и резко выплеснул ему в лицо остатки вина из кувшина. Тот непроизвольно отшатнулся и опустил глаза.

– Мерзавцы! Ослы! Отребье плешивой собаки!

Вордий самозабвенно бился затылком о бревенчатую стену, издавая глухой, быстро исчезающий звук. Поскольку руки гвардейца были связаны, у него оставалось не так много способов дать выход своей досаде и выплеснуть пережитое унижение. Его друг, находившийся в не лучшем положении, опустил глаза и словно пытался вслушаться в свою утробу.

– Черви навозные! Да как они вообще смеют хватать гвардию императора! Выйду – всех на ремни порежу!

– Это правильно, – поддержал его Соргий. – Сначала надо выйти.

– Издеваешься, да? Как обычно!

– И ты, как обычно, все о том же. «Как это меня, такого вот крутого, да посмел кто-то тронуть?»

– Может, ты знаешь как?

– А что тут знать? Я тебе сходу целых три версии накидаю.

Соргий закряхтел и качнулся влево: «Тугие узлы вьют, мастера хреновы!»

– Три версии? Да ты головой ударился! – загоготал Вордий. – Нас к утру придушат и в реку скинут рыбам на прокорм. А он тут философию разводит! – и, откинувшись в раздражении назад, опять гулко встретился затылком со стеной.

Теперь очередь смеяться была за Соргием.

– Уж кто бы говорил! Давай, дружище, еще пара ударов, и проблем точно не будет. Либо стена треснет, и мы сбежим. Либо голова, и тогда мы тоже сбежим, – в философском смысле, разумеется.

– Ладно, мыслитель, – облизал губы Вордий. – Что там у тебя? Развлекай, пока мы еще живы.

– Да подавись! – вздохнул Соргий, прекратив наконец попытки развязать веревки и оттого заметно успокоившись. – Версия первая – далеко не все люди с ходу оценивают последствия своих действий. То есть пока в лоб не дашь, тебя для них как бы и нет.

– Твоя правда, – хмуро заворочался Вордий. – Сам такой. Ну, где-то.

– Версия вторая – самая реалистичная. Они тебе просто не поверили.

– Это как?

– А вот так. Ты пришел на их территорию и попытался их надуть. Тебя за шкирняк хвать – и на живодерню. Тут и не такое соврешь, чтобы выжить. Ты ж пойми, в их мире все всех всегда обманывают. И на слова одни тут никто внимания просто не обращает.

Вордий нахмурился, сморщил нос и опустил глаза:

– Это же надо, чтоб так воняло! Никогда не думал, что рыбный запах может так душу выжать.

– Я полагаю, это какие-то старые склады, – беззаботно проговорил Соргий, пытаясь разглядеть таящийся где-то во мраке потолок. Тюремщики оставили им лишь одну еле живую лампадку, но ее едва хватало для столь обширного помещения.

Некоторое время друзья молчали.

– Ну, а третья версия? – сдался наконец Вордий.

– А вот это самый тухляк, – с расстановкой ответил ему Соргий. – Мощная, волосатая «лапа». Во дворце, на самом что ни на есть верху. Настолько высоко, что плевать им на какого-то мелкого гвардейца и иже с ним.

– А так бывает? – озадаченно не поверил Вордий.

– Бывает всякое. В конце концов, медальон ты с собой не взял.

– По твоей указке, между прочим!

– Это уже не важно. Просто если они тебя убьют…

– Нас! Нас убьют!

– Прости, конечно. Если они нас убьют, то какие, в сущности, претензии? Никорх императорской гвардии Вордий Онато исчез в неизвестном направлении во внеслужебное время. Мрак его знает, куда делся. Может, сбежал, дезертировал, предал своего любимого императора?

– О Светило! Да за что же это мне такое, а?!

– В общем, у них, – мотнул Соргий головой в сторону стены, – все на самом деле весьма логично.

– Ну, конечно, это мы – два идиота! У дяди Сорика все схвачено! Послушал тебя, кривляку на веревочке!

– Вот хочешь верь, хочешь нет, но я до сих пор не въехал, где мы прокололись. Тему я знаю вдоль и поперек, сам оттуда. И ведь, гад, вообще себя никак не выдал, на каком месте ветер переменился!

Друзья опять замолчали.

– А может, это он и есть, Аспид этот? Он все и затеял? – внезапно озарился Вордий. – И если вдруг девчонка и правда его, то выходит, он с самого начала все знал? Просто играл с нами, как кошка с мышкой! А мы – мало того, что в первый раз в овраге не просекли, так еще и сами к нему в пасть приперлись!

– Ага. Добрый вечер, ужин подан!

– Мрак, это не смешно!

– Вот и я о том же.

Резкий, неприятный звук заставил друзей вздрогнуть. Но это была всего лишь дверь, – старая, почти не смазанная, да еще с негодно подогнанным по размеру порогом. Вордий напрягся и уже было приготовился достойно встретить злобный оскал судьбы, предвещающий неминуемую гибель, но события опять обманули его ожидания. В их скорбную обитель с силой втолкнули третье тело, слабое и легкое. Преодолев благодаря последнему обстоятельству изрядную дистанцию, оно не совсем удачно приземлилось на каменный пол и вскрикнуло от боли.

Следом в помещение вошли сразу четверо бандитов. Все здоровые, угрюмые, резко пахнущие пивом, сыром и еще какой-то тухлятиной. Один из них присел напротив Вордия и аккуратно вытащил из узких кожаных ножен широкий, в полторы ладони, клинок. «Так все же – конец!» – пронеслось в голове гвардейца. Но страха почему-то не было. Он смотрел прямо в глаза громилы, спокойно, чуть сощурившись, непреклонный в принятом по наитию решении. «Не опущу глаза, не опущу ни за что. Даже когда он будет резать…»

– Ну че ты вылупился, как карась на крючке? – оскалился мордоворот, обнажив желтые зубы. Товарищи его загоготали над этой, видимо, удачной в их кругу шуткой. Вордий на мгновение отвлекся, и бандит резко схватил его за плечо, развернул и грохнул лбом о стену. В голове гвардейца замелькали белые всполохи. «Сейчас пятерней за волосы, голову рванет взад и режущим слева направо по горлу, как барана! Светило милостивое, за что мне такая смерть?!»

Но и в этот раз Небесный владыка решил продемонстрировать, что судьбы знать наперед не дано никому. Руки гвардейца резко задрали вверх, нещадно выламывая плечи. Вордий уткнулся носом в сырое бревно стены, и сзади что-то словно лопнуло.

– Давай другого! – рявкнуло где-то за спиной.

С ощутимым усилием Вордий поднес к глазам затекшие, ставшие почти чужими ему конечности. Пут на них больше не было, лишь багровые следы на запястьях. В каком-то пьянящем восторге он глубоко вдохнул вонючий рыбный воздух, затягиваясь им и чуть не плача. «Как же хорошо жить, как хорошо жить!» – заходилось безумной пляской в груди его сердце.

Соргий, не дожидаясь приглашения, встал на четвереньки, повернулся задом и высоко задрал связанные руки.

– Гляди-ка, сам подставляет! – заржал бандит, подкрепив свою хохму двусмысленным движением бедер.

Коллеги по цеху поддержали его дружным гоготом. Маленький вуравиец из бледного стал красным, но унижение длилось недолго. Бандит и его освободил от пут, а затем ловко вернул нож себе за пояс:

– Ну, теперь тут сами разберетесь. Если что, мешать не будем.

– Ты что-нибудь понял? – нарушил тишину Соргий, когда злодеи ушли.

Вордий, неотрывно глядя в одну точку, медленно покачал головой. Потом резко встал на ноги и оглядел помещение. Узник, которого бандиты бросили на каменный пол, начал поспешно отползать в сторону. Делать это со связанными руками было не очень удобно, так что Вордий мгновенно его настиг.

– Сорик, да это девушка! – сообщил он другу, чуть приглядевшись.

– Не-е-ет! – с усилием замотал головой Соргий, словно отгоняя от себя нечистую силу. – Только не говори мне, что…

– Сам посмотри – Темень, дочь Мрака! – Вордий схватил масляную лампу и присел на корточки перед их неожиданной подругой по несчастью. Та отползла еще дальше, пока не уткнулась спиной в стену.

Соргий приблизился и деликатно выглянул из-за плеча друга.

– Да не дрожи ты так! – недовольно отстранился тот.

Рыжие волосы девушки безжизненными патлами закрывали чумазое лицо. Грязь под глазами была размазана еще совсем свежими слезами. Шикарное некогда платье кто-то словно оборвал снизу, и теперь его несчастная хозяйка безуспешно пыталась спрятать от взглядов двух мужчин свои длинные, стройные, но в сплошных синяках и кровоподтеках ноги.

– Это она! – еле слышно проговорил Соргий каким-то безжизненным, почти обреченным голосом.

– Точно? – недоверчиво оглядел его Вордий. – Ты уверен?

– Уверен, – ответил тот совсем отстраненно.

– Нашлась-таки! – расцвел Вордий. – Как там тебя, Фения Бразело? Помнишь меня, тварь? – он стал приближаться, часто дыша и скаля зубы. – Ты же брата моего отравила, паскуда! Я же тебя сейчас вот этими вот руками, – гвардеец оглядел точеную фигурку девушки, забившейся в угол, – талию твою так сожму, что сердце через рот выскочит!

– Прекрати, Вордий! – Соргий говорил все так же тихо, но при этом твердо. – Не видишь, что ли, она избита и запугана.

– Значит, за дело! – не унимался гвардеец, не сводя глаз с едва прикрытой фигуры своей жертвы. – Ты что, не понял – сама судьба нам ее послала! Здесь и сейчас!

– Мы с тобой не мрази, как эти! – кивнул Соргий в сторону двери.

– Ты прав, клянусь молнией небесной! Я лично вижу здесь перед собой только одну мразь, и, клянусь лучезарной короной Владыки, она мне сейчас все расскажет! А вот потом…

– И что потом? Ты разве не понял, что они от нас этого и хотят.

– Чего? – Вордий по очереди посмотрел сперва на друга, потом на дверь и, наконец, на бедную девушку.

– А того, – продолжил Соргий. – Что я, в отличие от некоторых, вместо того чтобы впадать в ярость, обдумал, что тут у нас вообще происходит.

– А что происходит? – осведомился Вордий, деловито почесав предплечье.

– А то, что они ее к нам сюда специально кинули! Чтобы мы с ней того, в общем, разобрались по полной!

– Так, погоди! Специально… Но зачем им это?

– О Свет милосердный, ну как зачем? Да ты представь себя на месте Аспида этого. Твоего человека, допустим, ищет императорская гвардия. К чему им люди, приносящие проблемы? Они ее хвать – и все выведали. Дело-то здесь нехитрое, потоптались на ней слегка – сама все рассказала. И вот тогда кидают ее нам – тешьтесь сколько влезет! Мы же потом молчать будем, коли тело на нас спишут.

– Да ну, бред! Сложно все очень.

– Ну, не знаю, может, и бред. Но я бы все-таки с ней поговорил. Спокойно. В конце концов…

– Ну, конечно, ты же у нас фигляр влюбленный! Не догулял с ней – сейчас опять клинья подбиваешь!

– Ой, Ворик, вот только не начинай, хорошо? Не первый год знакомы, высокие чувства и я – сбереги это как анекдот для светского общества! Ну, давай, давай отойди в сторонку…

Соргий мягко, но настойчиво впился в могучие плечи друга и занял его место.

– Привет! – сказал он даже чуть смущенно, смешно опустив подбородок.

Фения смотрела на него не отрываясь затравленным взглядом из-под упавших на лоб волос. При других обстоятельствах она непременно откинула бы их в сторону элегантным движением миниатюрной головки или просто сдунула прочь, – резко и нетерпеливо. Но сейчас эти грязные, сальные волосы были ее единственной защитой от страшных, враждебно настроенных мужчин. И как ребенок кричит: «Я в домике!», закрывая лицо руками, так и она сейчас хваталась за эту последнюю соломинку, отделявшую ее хрупкий и нежный мир от окончательного разрушения и гибели.

– Выслушай меня, пожалуйста, – продолжил свою деликатную речь Соргий. – Мы действительно очень переживаем за нашего друга, Уни, которого кто-то отравил в «Рыбке». Но единственное, что мы хотим, – это найти заказчика этого покушения. И доказать его вину. Ты же ведь не заказчик, нет?

Девушка едва заметно замотала головой.

– Ну вот видишь, значит, тебе не стоит нас бояться.

Фения на мгновение замерла, потом искоса бросила взгляд на возвышавшегося почти над ней Вордия.

– Дружище, отойди, пожалуйста, на три шага назад, – спокойно и размеренно попросил его Соргий.

Гвардеец ухмыльнулся, пожал плечами, развернулся на каблуках и демонстративно отмерил требуемую дистанцию.

– Можете продолжать, – елейно произнес он, не поворачивая головы. – Я не смотрю.

Соргий прикусил губу и отвел взгляд от девушки. Но тут же вернул его, – внимательный и полный сочувствия, как прежде.

– Ну все, он ушел. Не сможет больше на тебя кричать. Так ведь лучше, верно? Да? – мягко, чуть ли не трепетно спросил он.

Девушка закрыла глаза и кивнула. Плечи ее ощутимо задрожали.

– Мы с тобой оба товарищи по несчастью. В одной лодке плывем, и делить нам нечего. Пальцем тебя никто не тронет, обещаю. Хочешь, я тоже отойду, и ты просто посидишь одна, а?

Фения вздрогнула и с мольбой уставилась на него.

– Не уходи! – произнесла она с видимым усилием.

Только сейчас Соргий обратил внимание, что губы ее разбиты в кровь и здорово распухли. «Наотмашь били, – подумал он. – Зубы вроде целы – уже хорошо».

– Я здесь, я здесь, – он попытался ее успокоить. – Присяду, пожалуй, а то ноги затекли, – и Соргий с выдохом опустился на холодный пол. – Вот так-то лучше!

Некоторое время они сидели молча. Потом Фения наклонила голову и попыталась незаметно вытереть грязным плечом слезы. Получилось не очень.

– Может, я помогу тебе? – вновь вступил в разговор Соргий. – Освободиться от этих веревок?

Девушка внимательно посмотрела на него и словно впала в ступор. Только теперь Соргий осознал, что руки у нее были связаны, как и у них самих ранее, за спиной. Да, деликатная ситуация. Он вспомнил себя в недвусмысленной позиции и на мгновение растерялся. Пауза затягивалась.

– Послушай меня, Фения, – взял себя в руки маленький вуравиец. – Эти путы нужно снять. Они глубоко врезались в твою кожу. Еще немного – и шрамы останутся на всю жизнь. Их уже ничем не выведешь, понимаешь? Прямо на запястьях, на самом видном месте!

Пленница не двигалась с места, уставившись в одну точку.

– Давай так. Я сейчас отойду на один шаг назад. Ты встанешь и повернешься кругом. Я подойду, присяду и попробую во всем разобраться. Да, и отойди от стены, чтобы быть лицом к центру помещения. Нет, не туда. Вордий, уйди куда-нибудь с глаз долой! Да, вот так в самый раз.

Подойдя ближе, Соргий ощутил аромат ее благовоний, такой неуместный при данных обстоятельствах. Он напоминал о другом мире и другой жизни. О том вечере в «Рыбке» и несостоявшемся продолжении. Много бы он отдал за то, чтобы вернуть все, как было!

Узел оказался тугим до невозможности, и даже холеные длинные ногти столичного щеголя были здесь бессильны. Фения с необычайной гибкостью поворачивала назад голову, чтобы беспрестанно контролировать процесс.

– Я, конечно, понимаю, что это нескромно, но, может, вам помочь? – снисходительно прогудел со стороны Вордий. В императорской гвардии их учили как искусству вязать задержанных, так и умению снимать любые путы.

Фения нервно шарахнулась в сторону.

– Да уймись ты! – устало осадил ее Соргий. – Если бы он затевал дурное, давно бы уже все произошло.

– Так, что тут у нас? У-у-у, как все… серьезно!

– Ворик, ты не туда смотришь, – прошептал Соргий одними губами.

– Хм, да, конечно, – сосредоточился гвардеец, отметив на прощанье восторженным жестом физическое совершенство того, что составляет характерный силуэт женской фигуры. – Здесь даже зубами не выйдет. Но ничего. Просто придется немного потерпеть. Просунем это сюда. Осторожно, пальчик. Нет, не дергайся! Вот так. Еще немного. Да, больно, а ты как хотела. Ну вот, Светило милостивое, кажется, все!

Девушка молниеносно отпрыгнула в сторону и тут же стала внимательно осматривать свои освобожденные руки. Ее чумазое личико искривилось в гримасе недовольства, – показной и какой-то детской. Освещения и правда было маловато, так что Фения, преодолев страх, просеменила аккурат к столь страшному еще недавно Вордию, стоящему как раз напротив треножника с масляной лампадкой.

– Да синяки эти быстро исчезнут, будто рукой снимет, – как мог старался он подбодрить девушку. Весь ее искусный образ слабого существа, нуждающегося в защите, казалось, полностью вытеснил ранее бушевавшую внутри Вордия ненависть. «Ну, конечно же, это не она, – стал искать оправдание переменчивости своего настроения гвардеец. – Наверняка ее просто заставили, пригрозили».

– Я, видимо, должна вас поблагодарить, – неуверенно произнесла начавшая приходить в себя Фения.

– Да пока не за что, – по-доброму парировал Вордий. – Ведь мы, ха-ха, все еще в плену.

– А что, разве твои друзья из гвардии Владыки не перетряхивают сейчас доки, как скупец старую подушку?

– Дорого бы я дал за то, чтобы когда-нибудь увидеть это своими глазами! – усмехнулся Вордий. – Но боюсь, девочка, что мне нечем тебя порадовать.

– Что ты хочешь сказать? – по-лисьи прищурилась Фения.

– Только то, что мы здесь исключительно сами по себе, – тщательно осматривая свои ногти после экспериментов с тугими узлами, растянуто изрек Соргий. – И начальство этого черноволосого красавца совершенно не в курсе, куда и зачем он так стремительно сгинул. Более того, если оно вдруг узнает… Да, да, Ворик, не спорь. Мы с тобой избрали почти идеальный способ романтического такого самоубийства. Признаюсь, здесь есть и моя вина, если тебе от этого станет легче.

– Мы просто хотели найти того, кто отравил Уни, – пожал могучими плечами Вордий. – И в первую очередь – тебя как главную подозреваемую.

– Найти меня? Найти? Да ты шутишь! Что, правда – найти! – Фения по-детски показала на него пальчиком, отступила на шаг и буквально согнулась пополам в приступе безудержного смеха. Было в этом что-то дикое и даже не совсем здоровое. – Найти меня? Ха-ха! Ну вот я! Тут, перед вами! Что теперь будете делать? Допросите меня или как? Отомстите за своего задохлика? Они, – короткий кивок в сторону, – этого от вас и хотят! Давай смелей, подходи! – и девушка залилась хохотом.

Соргий стоял на месте, весь смущенный. Вордий мрачно смотрел исподлобья, потом, на мгновение опустив глаза в пол, быстро подошел к девушке и влепил ей пару хлестких, но несильных пощечин. Фения ойкнула и, подавшись вперед упругой грудью, с шумом выдохнула. Лицо ее порозовело, а взгляд сфокусировался и приобрел осмысленность.

– Простите, мне не следовало такое говорить! Я… я, конечно же, расскажу все, что знаю… Если бы я только могла предположить, что это был яд…

– Что? – вытянулось лицо Вордия, но в этот момент дверной засов глухо стукнул, в помещение ввалилась все та же хорошо знакомая затворникам брутальная четверка. В этот раз они держали оружие наготове: двое – длинные серегадские кинжалы, а остальные – граненые дубинки из твердого дерева гитль, что произрастает в густых джунглях земли аринцилов.

– Гляди-ка, – дружелюбно натянул улыбку на потную физиономию толстяк с грязными седыми паклями за ушами. – Ржач стоит, а толку нету. Ребятам помощь требуется!

– Да нет, они просто не умеют! – басом пошутил его сосед, по-хозяйски шлепая в ладонь дубинкой. – А ну-ка, немощные, к стене мигом! Сейчас Микий добавит тут огонька пожарче!

Патлатый Микий, засунув кинжал за пояс, обтер мокрые ладони о свою щегольскую ядовито-зеленую рубаху и… Если бы Вордий был один, он бы обязательно постарался обдумать последствия случившейся затем авантюры, прикинуть возможные риски и утрясти хотя бы общий план действий. Но сейчас природный инстинкт защиты слабого, обостренный в нем с рождения до крайности, заставил мгновенно схватить мерцающую неровным светом масляную плошку и выплеснуть ее содержимое прямо в лицо злодею. Эффект внезапности был достигнут, однако наступившая темнота стала реальной проблемой для представителей всех противоборствующих сторон.

Ориентируясь на вопль обожженного, Вордий сцапал его в охапку и наощупь завладел кинжалом. После нескольких быстрых ударов одним мерзавцем стало меньше. Прочие бились где-то поблизости и, судя по яростной брани, друг с другом.

– Фения, на землю и к стенке! – крикнул Вордий и лишь мгновением позже осознал, что тем самым выдал себя.

Повинуясь инстинкту, он бросил свое тело влево, и только благодаря этому удар дубинкой прошел по голове вскользь. Встав на полусогнутых, Вордий стал хаотично разгонять темень кинжалом, одновременно пытаясь запугать нападавших грозными возгласами:

– Убью, свиньи! Всех на ремни порежу!

Ответом ему был другой, более истошный крик, сопровождаемый грязной портовой руганью. А еще через миг дверь приоткрылась, и в образовавшемся просвете нарисовалась громко вопиющая о помощи фигура одного из разбойников. Испугавшись, что набежит целая толпа, Вордий совершил огромную глупость, метнув в крикуна кинжал. Конструкция и баланс сего предмета не были предназначены для подобного использования, так что не удивительно, что удар пришелся рукоятью. Но, видно, Светило питает особое расположение к заступникам прекрасных девушек, так что новоиспеченный метальный снаряд чудесным образом угодил вражине прямо в затылок. Злодей осел и перегородил своей неподвижной тушей весь узкий проход.

Немало ошалев от собственной меткости, Вордий чуть было не пропустил удар третьего громилы. В последний момент ему удалось перехватить дубинку, однако противник не стал бороться за нее, а просто ударил гвардейца головой в лицо. Мир поплыл белыми всполохами, и на мгновение Вордий просто выпал из реальности. Бандит окончательно завалил его на землю, сел на грудь и принялся с размаху охаживать кулаками. Впрочем, нанести он успел от силы пару ударов. Бесшумно, как летучая мышь, Фения возникла у него из-за спины, схватила левой рукой за волосы, а правой продавила кинжал куда-то в область горла.

– Идти можешь? – спросила она распластавшегося гвардейца.

– Легко! – бодро выдал тот, но поднялся с ощутимым усилием. В голове словно гудел улей растревоженных пчел. Зашатавшись, Вордий машинально схватился за хрупкое плечо девушки и чуть не свалил ее с ног. – Ну ты даешь! А где Соргий?

– Я здесь! – тут же отозвалось с противоположного конца белой дорожки, образованной светом из двери. Маленький вуравиец сидел у стенки на корточках, прикрыв голову руками. – Что, уже все закончилось?

– Бежим, быстро, Мрак тебя! – сморщилась девица.

– Конечно, конечно, уже бегу! – скоро среагировал тот.

По пути он наткнулся на четвертого злодея, отползающего в угол, зажимая рану в боку. Приподняв свои широченные щегольские штаны, Соргий от души пнул его в рожу. Тот завыл и резко сменил вектор движения.

– Да шевелись ты, вояка, Мрак тебя! – подстегнул его Вордий, злясь в душе на свое разбитое состояние. – Давай к реке, девочка! – и он вытолкнул из прохода сваленное метким броском кинжала тело.

Выход на пристань беглецы нашли быстро. Страх рисовал Вордию орду головорезов на хвосте, призванных сбежаться на шум недавней битвы, однако старые склады у реки казались заброшенными и пустынными. Впрочем, успокаиваться было рано. Сначала голоса, а потом и мельтешащие огни позади на берегу означали, что чудес в этой жизни не бывает.

– Быстро ищем лодку! – скомандовал Вордий. – Фения, смотришь по левую руку, я по правую. Сорик, с тебя весла!

– Ага, нашел сильного! – недовольно отозвался вуравиец и, оглянувшись по сторонам, уверенно засеменил к ветхому бараку чуть в стороне от воды.

– Куда ты, Мрак твою душу! – озверело выругался гвардеец.

– А тут светлее! – не оглядываясь, бросил ему Соргий.

Вордий в отчаянии схватился за голову. Враги приближались, ему требовалось разорваться, чтобы осадить идиота и спасти всю команду по несчастью, однако он совершенно точно знал, что времени на это просто нет. Его опять замутило, и кровь яростно запульсировала в левом виске.

– Ну, вот и весла – тяжелые какие! – напомнил о себе вуравийский коротышка, смешно переваливаясь в своих шикарных штанах.

А Фения уже оживленно махала руками и орала во все горло:

– Сюда, сюда, здесь лодка!

– Смотрела, не дырявая? – с размаху плюхнулся на борт Вордий и только сейчас заметил, что девушка уже отвязала веревку. Посудина недовольно закачалась, а затем резво устремилась прочь от берега.

– Вы… вы что? А я?! – очумел от такого расклада Соргий, застывший с веслом у каждой подмышки на самом краю причала. Он переступил с ноги на ногу и тревожно оглянулся, за спиной уже виднелся озверелый авангард преследователей.

– Да прыгай, урод, чтоб тебе пусто! – Вордий вложил в эту короткую фразу всю свою безграничную симпатию к другу и твердое нежелание так глупо потерять его почти на вершине совместного триумфа над матерым криминальным миром столицы.

Соргий, в принципе переставший что-либо соображать, с жалкой гримасой на лице рванулся вперед – и конечно, не допрыгнул. Орудия гребли, торчащие, словно копья фалангиста, имели все шансы пришибить Вордия насмерть, однако последний исхитрился поймать их и теперь безуспешно пытался вырвать из рук неудавшегося летуна.

– Отдай, я тебе говорю, мне грести надо!

– А как же, как же я буду держаться?

– За корму держись, клоун!

Фения, из лучших побуждений решившая помочь сладкой парочке, мягко, но настойчиво стала протискиваться в их сторону, отчего лодка заметно накренилась.

– Куда ползешь? Назад, тварь! Иди на нос, и чтоб я тебя здесь не видел! – в бессилии застонал Вордий. Сейчас он молился только об одном, чтобы у бандитов не было самострелов. И лодок поблизости. И вообще, чтобы они хоть на мгновение куда-нибудь исчезли. Тут и так тупость зашкаливает настолько, что вполне способна похоронить их всех безо всякой помощи со стороны.

Словно прочитав его мысли, Соргий наконец выпустил весла из цепких объятий, позволив Вордию пристроить их на место и прибавить ходу.

– Держись, держись там, понял меня? – строго подбадривал он товарища, буксируемого в положении бревна. – Сейчас оторвемся – помогу тебе влезть. Сам не пытайся – перевернемся!

Оторваться с таким грузом и обтекаемостью было, конечно, проблематично, однако дело существенно облегчало то, что друзья лишили преследователей единственной исправной лодки. Впрочем, не ведая об этом счастливом обстоятельстве, беглецы, как умели, гребли аж до середины реки, чтобы обрести во тьме убежище и возможность восстановить силы.

– Так, давай потихоньку. Ничего не видать, как глаз наизнанку!

Подняв Соргия в лодку, Вордий наконец выдохнул и даже прилег, опершись на корму. – Ну, хвала Светилу небесному, все-таки живы!

– А можно поаккуратнее? Ты здесь не один! – напомнила о себе Фения откуда-то из ночной тени.

– Ах да, наша рыжая красавица! Как я мог забыть. И это вместо слов благодарности, милая?

– Сдалась вам моя благодарность, как Светилу факел, – цинично усмехнулась девица. – Вы же про паренька своего спросить хотели?

– Считай, что спросили, – спокойно парировал Вордий. – Теперь рассказывай, мы тебя внимательно слушаем.

– Ребята, я тут штаны сниму, а? Все равно ничего не видно, а они столько воды набрали, отжать бы надо… – неожиданно напомнил о себе Соргий.

– Да хоть голым пляши, только рот закрой! – огрызнулся Вордий.

Фения осторожно усмехнулась откуда-то из темноты.

– Не отвлекайся! – вернул ее в суровую реальность имперский офицер.

– Да-а, конечно. По поводу отравления. А почему вы думаете, что это была именно я?

– Сорик, ты там разделся уже? Давай ее в твои штаны запихнем – и в воду! А то девочка очень быстро забыла, что мы только что для нее сделали.

– Да я только спросила, что такого?

– Я сам видел, как ты ему что-то подливала, – бесстыже блефовал Соргий. – Думал, специи, но теперь-то все ясно.

– Я тоже не знала, что это яд. Пусть глаза мои Свет небесный забудут, если вру!

– Да ты что! – весело присвистнул Вордий.

– Мне сказали, что это слабительное.

– Очень смешно. И ты поверила?

– Да мне плевать было, если честно. Двести леро на дороге не валяются.

– Ого! – теперь пришла пора удивляться Соргию. – Ну тогда, конечно. Для портовой шлюхи это большие деньги.

– Я не шлюха! – резко выдала Фения. – Не смей меня так называть, понял?

– Называть можно по-разному, но суть все равно одна.

– Ты ничего не знаешь о моей сути, и не тебе о ней рассуждать!

– Ну, разумеется, ты ведь просто так сама ищешь знакомства с мужчинами. Все хорошие девочки так и поступают, это же общеизвестно!

– Послушай, Фения! – вновь вступил в разговор Вордий. – Это, конечно, не допрос, но по своей воле или нет ты чуть не убила нашего близкого друга. Тебе придется рассказать нам, кто ты такая, как связана с людьми Аспида и кто дал тебе циструзу, порази его гром!

На какое-то время наступила тишина, прерываемая лишь ночным плесканием местной рыбы. Наконец, девушка все же собралась с духом и начала свой рассказ:

– Меня действительно зовут Фения. Имя распространенное, так что можно особо и не таиться. Семьи своей у меня никогда не было. Ну, а Бразело – это я так, сама придумала. Меня удочерила банда «Жестяные карпы», это еще до того, как иристенцы их всех перебили. Нас, хорошеньких маленьких девочек, сдавали напрокат богатым людям на всякие приемы и прочие торжества. Мы танцевали, водили хороводы или просто стояли с милой улыбкой, словно маленькие волшебные нимфы. Все умилялись и иногда давали что-нибудь вкусненькое. Мы спали на грубой, царапающей кожу циновке и холодными ночами согревались, прижимаясь друг к другу. Нам постоянно очень хотелось есть, но… это было славное время. Кошмар наступил, когда в порт пришли иристенцы. Они вырезали всех наших, а сестер заставили торговать собой. Тех, кто пытался перечить, избивали, а потом насиловали всем скопом. Но со мной у них ничего не вышло, и они просто выкинули меня на свалку – избитую и окровавленную – на корм бродячим собакам. Мне до сих пор снится по ночам морда их вожака, – вонючая, со слюной между клыков. Мы смотрели друг на друга в упор, и каждый боролся за право выжить в этом мире: он – набив моим мясом свой желудок и накормив стаю, а я – заставив его поискать более легкую добычу. Не знаю как, но я победила и оставила свалку за собой. Жила там, питаясь свежими отбросами. Своего первого пса я убила и съела, когда мне было тринадцать. До сих пор помню.

Она умолкла, и Вордию почудилось, что на глазах девушки блеснули слезы. Ему стало как-то по-отечески жаль это хрупкое и слабое создание, пережившее за свою короткую жизнь побольше, чем он и Соргий, вместе взятые.

– Думала, никогда не выберусь из этого кошмара, но потом все неожиданно изменилось, – собравшись с силами, продолжила свой рассказ Фения.

– Пришел Аспид? – сглотнув, Вордий втайне обрадовался тому, что самое жуткое закончилось.

– Да! Он собрал разрозненные остатки старых портовых банд и прогнал иристенцев, которые уже совсем размякли и одурели от своей абсолютной власти. Все чиновники, вся Солнечная стража в районе были у них на содержании, но Аспид… Они все просто крысы против него.

– Ты… ты когда-нибудь сама его видела?

– Шутишь? Аспида никто никогда не видел, за исключением нескольких самых доверенных главарей. Он сам себе оружие и сам себе армия. Девять старейшин было у иристенцев – девять седых и почитаемых вожаков. Аспид убил их всех собственноручно, кого ночью, во сне, а кого средь бела дня, на глазах у их собственных людей и охраны. Он неуязвим, всегда появляется как из ниоткуда, настигает мгновенно, как змея, и исчезает, словно его и не было. Иристенцев, этих горячих воинов, кичившихся своей мужественностью и бесстрашием, он довел до состояния животного ужаса, превратив в стадо мечущихся баранов. И вот тогда, увидев, что их тоже можно бить, наш портовый люд поднял голову и устроил им «кровавую баню». Мстили за все, а за семь лет, поверь, накопилось достаточно. А когда это закончилось, Пылающий Аспид стал полным хозяином Южного порта. Он не просто прогнал этих дикарей – вместе с ним воцарился порядок. Каждому четко определена его поляна и доля. Беспредел запрещен, все обязаны уважать друг друга. Аспид поднял наши доходы в несколько раз, мы стали вести дела с большими людьми из других провинций, но при этом часть денег идет на помощь бедным, больным и сиротам.

– Просто благодетель какой-то, если тебя послушать! – презрительно отозвался Вордий. – Тебя, небось, тоже пригрел?

– Он дал мне шанс заняться тем, к чему у меня есть способности и желание, – ответила Фения. – Как сказал Яхи, его правая рука, у меня красивое тело, но оно холодно к чувственным удовольствиям. Однако не заработать на нем денег – просто глупо. Так я стала актрисой и, если честно, совершенно не стыжусь этого.

– Актриса? – в темноте послышалось, как Соргий хлопнул себя ладонью по лбу. – Ну, конечно, а я, дурак, сразу тебя не раскусил! Вот что значит – фигура как у богини! Сразу голова варить перестает…

– Прошу прощения, – резко смутился Вордий. – За то, что назвал тебя непотребным словом. Если бы я только знал, что ты имеешь отношение к миру утонченного искусства…

Его дальнейшие объяснения потонули в заливистом смехе маленького вуравийца.

– Что ты ржешь, как конь поутру? Я театр мало посещаю, времени после службы не остается и вообще…

– Да при чем тут это, дурашка? Ты и правда решил, что она на сцене театра Хонто цариц древности играет? Вот наивный! «Актриса» на воровском жаргоне – это такая девица, которая завлекает ротозеев, опаивает их и лишает всей обременяющей наличности. Ну, теперь-то понятно, почему именно меня под это дело выбрали!

– Кто выбрал-то – вот в чем вопрос! – закусил губу Вордий, упрямо продвигаясь к главному. – Опиши его. Как он на тебя вышел?

– Да просто клиент, – пожала плечами где-то во мраке девушка. – Сам ко мне подошел, сам в номера повел. Ну, думаю, послал Владыка дурачка – легкая добыча. А он, как вошли, так сразу кожу и переменил, словно гадюка весной. Бросил мне кошель свой. Знаю, говорит, кто ты и чем занимаешься. Бери все – здесь сто леро. Я аж застыла от неожиданности. А он говорит: хочешь еще столько же заработать? Делать-то ничего не надо, кроме того, что ты и так хорошо умеешь. Флакончик мне для дружка вашего дал и на Соргия перед таверной навел. Ну, а там, внутри, от кутил портовых к тебе перебежать – плевое дело!

– А ты, дурак, губу-то и раскатал! – не замедлил поддеть друга Вордий. – И еще скажи, откуда он так хорошо все про нас знал: и про назначение Уни, и про место сбора, и про дружка его – бабника, что остатки мозгов при виде юбки теряет? Из дворца навели, что ли? Как пить дать!

– Я не знаю, из дворца или нет, – аккуратно продолжила Фения, – только он сказал, будто обошел его ваш Уни при назначении на важную должность. И теперь он в качестве мести хочет опозорить его перед друзьями. Чтобы он там при всех, ммм… ну, вы понимаете…

– Ну тухляк, тухляк же полный! – взорвался негодованием Вордий, чуть не перевернув лодку. – Как этому вообще можно было поверить?

– Не знаю, – рассеянно стала оправдываться девушка. – Я и не думала особо. Деньги он вперед выложил, и немалые, а у кого там какие причуды – не мое дело!

– Ну ладно, ясно все. Как выглядел, ты хотя бы запомнила?

– Это да. Что-что, а на лица у меня память хорошая. Хотя такого вообще сложно позабыть, если честно.

– Урод, что ли?

– Не совсем, хотя и не в моем вкусе. Я ширяков вообще терпеть не могу, они еще хуже иристенцев.

– Так, постой. Он что, из степи будет?

– Ага, у него бородка была смешная, тонкая, и глаза такие колючие, черные. И имя еще такое дурацкое – это, как его, Абд… Абдархыз, кажется.

– Кочевник из Великой Шири – кандидат на высокую должность? Девочка, ты что, совсем спятила?

– Да откуда я знаю, кандидат он или не кандидат? Мне это вообще не интересно. Деньги есть – значит, отбор прошел.

– Ну ты и ду-ура! Вот из-за таких вот «без мозгов» хорошие люди и гибнут!

– Да подожди ты, Вордий! – прервал Соргий этот эмоциональный фонтан. – Скажи лучше, милая, а откуда ты его имя знаешь? Он что, так вот сам тебе его и назвал?

– Нет, не так, – осторожно ответила девушка. – Вообще-то он сначала назвался как-то, но я даже не запомнила. Все равно ведь соврал, дело ясное. Но потом, когда он шел мне Соргия показывать, к нам прилип какой-то мутный типчик и болтал с этим заказчиком без умолку. Вроде как товарищ его давний или вообще родственник, выпить приглашал, а мой отвечает – нету времени, не сейчас. Тот говорит: давай завтра, а мой – нет, завтра я уже в Люмдырбаг скакать буду. Ну, а этот вздохнул, ладно, говорит, погладь рот нашим родичам.

– Чего? – отозвался Соргий.

– Все верно, – подхватил гвардеец, – сотраи так и говорят. Только вот чтобы они на имперском гутарили – ни за что не поверю, хоть убей. Ты что, и язык сотраев знаешь?

– Не знаю! – раздраженно оскалилась в темноте Фения. – Просто сотрайский очень похож на иристенский, особенно простые слова. А его я в юности в доках нахваталась, вот!

– Ну, допустим, – со вздохом резюмировал Соргий. – Тогда что мы имеем? Некоего сотрая по имени Абдархыз из Люмдырбага. Тьфу, язык сломаешь! Очевидно, простого исполнителя. Который скачет сейчас где-нибудь по Великой Шири – и лови его теперь большим сачком с размаху!

– А-а-а, вот не скажи, Сорик! К твоему сведению, Люмдырбаг – это не клан и не племя. Это город. И живут там более-менее оседлые люди.

– Да ладно, какой город в степи?

– Ну, не совсем в степи, а, если быть точным, между степью и лесистым взгорьем Заботай, в Предстепье. Был там одно время некий наз Дразгарб, вроде царя по-ихнему, с иристенцами торговлю имел великую. Хотел всех сотраев к рукам прибрать и державу себе завести, на манер империи. Ничего, конечно, у него не вышло, убили его под конец, свои же вроде как… По крайней мере, это официальная версия. Однако ж город успел отстроить или что-то вроде. Так что место, где искать, мы как-никак знаем. Хотя что теперь с этим делать, ума не приложу. Где Ширь, а где мы…

– Вот-вот, нас бы сейчас самих кто нашел, – вздохнул Соргий. – Давай грести, что ли, а то течением снесет до самого Улиня.

– Куда грести-то? Один мрак кругом. А на берегу, небось, нас теперь все портовые головорезы ищут. Личные враги Аспида, как ни крути.

– Ой, запел! А раньше все – кучка портовой швали! Ладно, давай пока просто на месте подгребай немного. Корабль с фонарем увидим – за ним пристроимся. А там, в городе, как-нибудь разберемся, где спрыгнуть. Только вот что с Фенией делать? Нашинкуют девку мелким перцем!

– Так, а я тут причем? У меня невеста, между прочим.

– Ну, ты же знаешь, что после того банкета отец мне строго-настрого запретил приводить в дом баб.

На носу лодки что-то зашевелилось, а потом Фения спокойным голосом произнесла:

– Не надо, ребята, я вам и так жизнью обязана. Переночую в любой вшивой гостинице для бездомных, а утром в провинцию куда-нибудь подальше…

– Точно, слушай! – вдруг осенило Соргия. – Как я мог забыть про гостиницу! Не бойся, мы тебя пристроим по первому разряду. И еда будет, и кров нормальный, и даже белье, причем чистое.

– Нет, Сорик! – обреченно замахал руками Вордий. – Ты же не хочешь…

– Да, да, вопрос решен! И не спорь. А-а-а, глядите, вот и огонек над водой! Все, хватит разговоров, пристраиваемся в хвост за тем капоштийским торговцем. Не печалься, Фения, теперь твоя судьба – в надежных руках!

Глава 2. И это все о ней

Мужчина за столом внимательно изучал свиток, и его небрежная манера держать этот источник знаний ярко контрастировала с цепким, внимательным взглядом, словно клещами выхватывающим из пергамента нужную информацию. Кресло под ним было сделано из светлого торгендамского дуба, однако случилось это настолько давно, что теперь дерево отливало коричнево-бурым оттенком. Все прочие предметы в кабинете, вплоть до самых мелочей – ковры, картины, массивная бронзовая люстра, шкафы, мраморный бюст Норея Основателя, а также письменные приборы, – имели как минимум три общие черты. Во-первых, эти вещи несли зримый отпечаток истории, то есть были очень и очень старыми, даже древними. Во-вторых, как следствие, все они были очень и очень дорогими. И, в-третьих, что мог заметить лишь искушенный ценитель реликвий, в прошлом все они являлись собственностью других людей. Можно, конечно, выразиться совсем конкретно – величайших императоров Герандии, правивших страной на протяжении последних четырехсот лет. Но мы не рискнем делать такие громкие заявления, тем более что нынешний их хозяин обладал той высшей степенью тщеславия, которая толкала его наслаждаться обретенными сокровищами исключительно в приватной обстановке.

Впрочем, любое правило предполагает исключения. Сегодняшнее, например, занимало полугоризонтальное положение на ложе из той породы красного дерева эква, что произрастает лишь в одном лесу на острове Рбуна в сутках хода от морского побережья Унгуру. Говорят, что точно такой же вид уникальной мебели преподнес в числе прочих подарков императору Назалио посол мустобримского Первосвященника, стремясь склонить того разрешить служителям веры в Единого бога свободно проповедовать в Герандии. Удачей эта затея не увенчалась, и сейчас на ложе в расслабленной позе возлежала женщина несколько менее благородных кровей. Возможно, именно данное обстоятельство, доставлявшее ей немало потаенных мучений, она пыталась компенсировать вызывающей роскошью одежды. Огромные золотые серьги с бирюзовыми камнями под цвет свободному платью из тончайшего улиньского шелка, словно взятые из какой-то совсем седой гробницы времен первых царей континента, вызывающее колье с бриллиантами, изумрудами и топазами величиной с ноготь… Смотрелось все это архаично, безвкусно, но в то же время завораживало какой-то странной, непостижимой магией.

– Ты пришла раньше, – монотонно произнес мужчина, продолжая изучать свитки.

– Знаю, – рассеянно и капризно отреагировала женщина. – Ну ты же все равно рад меня видеть? – добавила она вопросительно, но совсем не кокетливо, а даже как-то безапелляционно.

Мужчина тяжело вздохнул и отложил документы с обреченным видом человека, осознавшего, что спокойной жизни сегодня уже не будет.

– Ну ты и вырядилась! – скептически произнес он, оценив новый образ своей собеседницы.

– Ну, надо же когда-то все это носить, – невозмутимо пожала та плечами. – Я всегда мечтала надеть такие огромные, тяжеленные серьги, чтобы уши до плеч вытянулись, как у унгурской красавицы!

Оба рассмеялись.

– Ну ладно! – великодушно произнес мужчина и энергично почесал правое плечо, а потом стал разминать и похлопывать дельтовидную мышцу. Одет он был в простую льняную тунику без рукавов.

– Фу, перестань, не люблю, когда ты так делаешь! – скривилась женщина. – Нездоровое самолюбование, если не сказать жестче.

– Вот ты и скажи, – перешел к делам мужчина. – Что там у нас?

– Доклад инспекторов читал? – вопросом на вопрос ответила его собеседница.

– Толку? – зевнул мужчина. – Иногда я думаю, что мы их держим только с одной целью – отвлекать внимание от наших настоящих агентов.

– Ну, ты же во всем умудряешься найти нечто важное. Не для настоящего – так для будущего.

Мужчина склонил голову вправо и сделал тремя пальцами характерный жест, словно скатывал хлеб в мякиш.

– В общем, они собрались, – ответила на это женщина с таким видом, словно выдала страшную тайну.

– А-а-а, да! Да! Я так и знал, – мужчина растянулся в кресле и победно вскинул руки. – В Вуравии?

– В Вуравии, – умильно кивнула женщина. – Еще скажи, что твоя интуиция тебя никогда не подводит.

– Кто был?

– Полный список дам сегодня к вечеру. А так, были капоштийцы, причем аж четверо.

– Из Синклита?

– Сам Секретарь. Потом из гильдии навигаторов, из торговых людей и представитель интересов денежных домов.

– Ну, здесь все ясно. Все, кто возит, торгует, финансирует и крышует. Что с родным людом?

– Главы всех трех денежных домов – Хлааву, Репу и Манкарина. Все три «Больших дяди». Представитель гильдии судовладельцев. Это от Кормилицы.

– То же самое, только с этой стороны. А от столицы?

– Только Мастерций Крики.

– А-а-а, «кошелек» энеля Форзи? Очень мило. Еще кто?

– Это все. Из основных, по крайней мере.

– Не может быть… – мужчина взял себя за подбородок и крепко задумался.

– Да, самое интересное. Знаешь, где все они собрались? В имении Дракация Нери. Вот так.

– Ха! Ну просто подарок какой-то! Самый богатый земельный магнат Вуравии – все сходится. Шикарно. Но все равно непонятно. Они ведь эту пшеницу в империю не только привозят, они ведь ее еще и реализуют. Зерно должно попадать в порт, а оттуда распределяться по амбарам и рынкам. Кто этим занимается? Кто держит в руках всю систему? К кому стекаются все деньги? Почему он не прислал на такую встречу своего представителя?

– А человек Форзи?

– Это для нас, для отвода глаз. Мы и так знаем, что Форзи против договора.

– Может, они поссорились?

– Вряд ли. Скорее всего, просто осторожничает. И тогда вся эта встреча только подготовка, первый этап. Должна быть еще одна, с людьми из столицы. С тем, кто держит порт, склады и рынки. С Пылающим Аспидом, разрази меня гром, и его хозяином во дворце!

– В таком случае эта встреча имеет все шансы не состояться.

– Не понял. Что ты имеешь в виду?

Женщина хитро улыбнулась, демонстрируя, что и она способна к построению сложных логических комбинаций.

– Дело в том, что у Аспида в порту прошлой ночью случилась небольшая заваруха. Причем организовали ее дружки нашего дорогого мальчика – этот бравый дуболом Вордий и Соргий, вуравийский кретин.

– Что?! – мужчина чуть не подскочил от ярости. – Я же просил тебя приглядывать за ними и быть в курсе всех их планов!

– Прости, но они неделями ничего толком не предпринимали. Шлялись по кабакам, как обычно. Потом мне пришлось заняться вуравийской встречей, и мое внимание было ослаблено. И тут, как назло, они буквально за один день сначала отделали этого сутенера Тани, потом, прикинувшись вуравийцами, попытались добраться до самого Аспида. Не знаю точно, что там произошло, но их повязали, и они сами себя раскрыли.

– О, нет! – схватился за голову мужчина. – Теперь Аспид решит, что гвардия ведет на него охоту. Встреча сорвется, и все наши планы шагают во Мрак парадным маршем!

– Решит? – вопросительно и с укоризной глянула на него женщина. Ну-ну. Ладно, – со вздохом продолжила она. – Надо бы услать их из столицы куда-нибудь подальше.

– А они что, еще и живы?

– Представь себе. Бежали из плена, да еще и прихватили с собой эту рыжую… бестию, – выразительно обозначила свою позицию женщина. – Эту тварь, что отравила Уни!

Глаза мужчины широко раскрылись:

– Так они все-таки нашли ее?

– Это еще кто кого нашел, да? Говорит, что простой исполнитель, что сама не знает, кто ее заказчик. Люди Аспида за это ее чуть не убили, – засмеялась женщина.

– Еще бы, такая подстава!

Веления медленным четким шагом обошла мужчину сзади и замерла, словно примериваясь.

– Я тебя так когда-нибудь убью! – сказали они друг другу почти хором.

– Но это еще не все! Проблема в том, что эти дурни ее, конечно, пожалели и приволокли в «Конека». Правда, хороши идиоты?

– Нет, этот балаган надо срочно прекращать, провалиться всем во Мрак лютый! В Ширь, в Ширь – там им самое место!

– Может, ты и прав, – задумчиво произнесла женщина. – Но я бы с ней проще поступила, – и Веления игриво провела пальцем по горлу. – И забот – в любом случае меньше!

– Крови хочешь? – усмехнулся мужчина. – Сама же сказала, что она лишь простой исполнитель. А с заказчиком мы расквитаемся, осталось только доказать его вину.

– Ну да, ну да, – рассеянный взгляд женщины блуждал по комнате. – Жалко девочку, да? Такая молодая, красивая… – с каким-то особенным блеском в глазах добавила она. – Или, может быть, ты всерьез думаешь, что я… не знаю про ваши встречи?

Мужчина откинулся в кресле, положив ногу на ногу. Он изучал свою собеседницу бесстрастным, внимательным взглядом – как смотрят на комара. Прежде чем его прихлопнуть.

– Да ладно, что ты? Я же ей тоже… не совсем чужой человек! Никогда не забуду, как она тогда кричала, – резко, пронзительно… – Неожиданный смех женщины превратился в веселое повизгивание. – Расслабься, я все понимаю. Наверное, так и должно быть. Просто… хотела вспомнить старые добрые времена.

– Времена сейчас другие! – сухо напомнил мужчина, и по его лицу промелькнула тень мрачной отстраненности. – И правила игры – тоже. А ты нужна мне до тех пор, пока это понимаешь.

Женщина посмотрела на него и, не говоря ни слова, встала и тихо вышла из комнаты.

– Кушай, моя милая, кушай! Худенькая-то какая – прямо тростиночка! – суетливо семенила вокруг девушки эмель Вирандо. – Вот, возьми еще блинчик с олениной – мой личный рецепт, с брусничным соусом!

Рыжеволосая Фения, чуть ли не пунцовая от свалившегося на нее внимания, аккуратно кусала очередное предложенное ей угощение, стараясь смотреть строго перед собой. Вся компания сидела в небольшом алькове «Счастливого конека», предназначенном для особо важных гостей хозяйки, и сдабривала весьма неплохую даже по столичным меркам пищу непринужденной беседой.

– И как ты мог скрыть, Вордий, что у тебя в Семерии есть такая хорошенькая сестра? – с легкой укоризной выговаривала ему Севелия Вирандо. Она подсознательно относилась к Вордию как к сыну и посему была немало удивлена тем, что у него от нее есть тайны.

– Троюродная сестра, – слегка прочистив горло, пояснил, глядя в пол, черноволосый гвардеец. Ему было крайне неудобно от того, что приходится так явно врать матери своего близкого друга, но игра уже началась, и деваться некуда. – Мы с отцом все время на службе, ночные караулы там и все такое… В общем, приглядеть за малышкой некому. Так я и подумал, эмель Вирандо, может быть, если она несколько дней у вас переночует…

– Да пусть хоть всю жизнь живет! – со смехом махнула рукой Севелия. – Ты ведь знаешь, Вордий, я и девочку себе хотела, – эмель Вирандо запнулась, на миг прикрыв глаза рукавом. – Не успела, хорошие мои, не судьба!

– У-ум? – оторвался от свиной ножки Соргий, быстро кидая взгляды по сторонам. Его интуиция уловила следы жизненно важной для их троицы темы, однако он был не уверен, стоит ли ворошить известные большинству присутствующих трагические воспоминания. Впрочем, уже через мгновение Севелия сама развеяла все сомнения маленького вуравийца.

– Нурелий, Нурелий, мой бедный Нури! – прошептала она одними губами. – Не успел муж мой еще одному ребеночку жизнь дать. Погиб в степи, на северной границе, в сентябре 380 года Светодержавной эры.

– Уни тогда еще года не исполнилось, – так же тихо добавил Вордий. – У него же зимой день рождения.

– Как он там сейчас, мой сыночек? – продолжила эмель Вирандо, глядя куда-то внутрь себя. – В этом далеком, страшном Вирилане, откуда еще никто никогда не возвращался…

– Ну, из нас, жителей империи, там вообще-то еще никто и не был! – оживленно встрял в разговор Соргий. – А капоштийцы туда регулярно ходят. Вернется наш малыш цел и невредим, что там с ним в посольстве будет?

– О том и молюсь Светилу нашему, Владыке небесному, чтоб не обделил милостью бедную вдову! – с жаром ответила Севелия, глядя на Соргия со смесью надежды и сомнения.

– А скажите, матушка Вирандо, вы сами-то когда-нибудь были в Великой Шири? – неожиданно с почти детским любопытством поинтересовалась Фения.

– Я-то? – едва заметно растягивая слова, произнесла Севелия. – Нет, не доводилось…

Взгляд ее стал рассеянным, а потом словно и вовсе потерялся в ее голубых глазах.

– Я хотела поехать с ним… в тот последний раз. Но… Уни был еще таким маленьким…

– Да, кстати, а как именно умер ваш муж? – бесцеремонно осведомился Соргий. – Вы вроде об этом никогда не рассказывали.

– Сор-рик!.. – тихо зарычал на него Вордий. – Пр-рекр-рати…

– Говорят, с отрядом сотраев… наших сотраев… углубился в степь, а там другие, дикие сотраи… случайная стрела, говорят. Случайная! Он всю войну с торгами прошел без единой царапины, а тут – случайно прилетела! Воистину, не дано нам видеть путей Владыки… Похоронили его до захода солнца, по степному обычаю, только вещи мне его передали. Сейчас, сейчас я вам покажу…

– Нет, что вы, эмель Вирандо! – Вордий был готов сквозь землю провалиться. – Не надо, в следующий раз!

– Да там один сундучок всего…

Фения по-кошачьи плавно поднялась из-за стола и, приобняв хозяйку гостиницы за плечи, нежным голосом проворковала:

– Матушка Вирандо, сейчас уже поздняя ночь, и всем порядочным девушкам давно пора отойти ко сну!

– Да, да, конечно, – Севелия встряхнула головой, как будто прогоняя какое-то наваждение. – Прости меня, милая, что-то я совсем сегодня не в себе. Пойдем, я покажу твою комнату.

Когда женщины наконец покинули помещение, Вордий со вздохом опустился на стул, а затем так резко схватил Соргия за рукав, что тот аж поперхнулся своим любимым вишневым пивом.

– Ты что, дурак, что ли? Что ты к ней прицепился?

– Не, ну а что такого? Я просто хотел про Ширь побольше узнать. Она же сама про нее заговорила!

– Сама! – криво передразнил Вордий. – Да не про нее, а про мужа своего погибшего. Любила она его сильно, разве не видишь? Сколько лет прошло, а замуж снова не вышла. Уважать надо иногда… чувства людей!

– Не, оно, конечно! – смущенно вытер рукавом губы Соргий. – Я что, против, что ли? Нормальная такая старушенция, только меня сильно не любит.

– Какая она тебе старушенция? Уставшая – да, но выглядит очень даже неплохо. Ей ведь еще и пятидесяти нет.

– Думаешь? – недоверчиво переспросил маленький вуравиец. Смешно наморщив заметно выдающийся вперед нос, он задумался, словно осуществляя в уме сложные математические вычисления. – Да не, старушенция и есть! – вынес он свой окончательный вердикт. – Но добрая.

Где-то в глубине трактира оглушительно хлопнула дверь, и в альков с кухни проник аромат свежей выпечки.

– Да ты пойми, Ворик, я по таким не специалист, – после короткой паузы продолжил Соргий, прихлебывая из здоровой деревянной кружки. – Для меня все, кто старше моих лет…

– Ладно, хватит! – хлопнул по столу ладонью Вордий. – Давай наконец о делах поговорим.

– А что тут говорить? – хмыкнул, пожав плечами, Соргий. – Тут ехать надо. И проблемы тут как раз у тебя, мой большой долбоголовый брат.

– Это еще почему? – высокомерно осведомился Вордий, наливая себе еще шалфейной воды из пузатенького бочонка с изображением резвящихся духов полей. – Что ни говори, но мой гвардейский жетон нам тут как раз на руку.

– Да что ты? Где степь и где наши доблестные стражи императора?

– Вот! – Вордий важно поднял вверх указательный палец, одновременно осушая залпом вместительную деревянную кружку. – Значит, и ты кое-чего все же не знаешь.

– Например?

– Например, что офицеров гвардии регулярно отправляют с инспекцией в отдаленные гарнизоны. Для ознакомления с обстановкой на местности, ну и вообще, чтобы в столице особо не засиживались.

– О-о-о! – маленький вуравиец откинулся всем телом назад, вытирая о грудь волосатые ручки. – Ты хочешь сказать, что можешь дать взятку кому надо и…

– Да какую взятку, Сорик, сбереги тебя Небесный владыка! Ты что, думаешь, что в казармах Пресветлого дворца кто-то мечтает сменить Энтеверию на скуку в степи и вонь немытых кочевников?

Вордий хмыкнул и наколол на вилку копченую сосиску, обернутую беконом.

– В общем, диспозиция такова, – невнятно пробурчал он, тщательно пережевывая мясо. – Я – императорский военный инспектор, ты – мой пифец.

– К-кто? – выпучил глаза от изумления Соргий.

– Писец! – внятней произнес Вордий, уже с пустым ртом. – Отчеты там писать будешь, документы финансовые проверять… Вся эта скучная и никчемная работенка.

– Между прочим, для инспектора это самое главное! – ткнул пальцем в свою пустую кружку обиженный Соргий.

– Не-е-ет! – закинув ногу на ногу, злорадно покачал головой черноволосый гвардеец. Вытянув длинную руку, он легко оторвал бочонок от стола и, встряхнув его, стал не спеша сцеживать остатки пива для своего приятеля. – Главное – это общение с людьми. Вино, доступные женщины и сочная, отборная трава для драмдалахи! Лично мне сии пороки глубоко отвратительны, но ведь должен же кто-то подставить грудь под удар за нашего друга! Ну а наутро, когда я приду в себя, ты будешь записывать все то, что я смог запомнить.

С этими словами он бросил под стол пустой бочонок и со стуком поместил напротив Соргия его кружку. Тот с недоверием посмотрел вниз, а потом подозрительным тоном осведомился:

– Ты, случаем, ничего не забыл?

Вордий закусил губу, а затем легонько хлопнул себя кулаком по правой брови:

– А, ну да!

Насадив на вилку последнюю остававшуюся на блюде сосиску, он услужливо поднес ее ко рту Соргия:

– Приятного аппетита!

Маленький вуравиец, и не подумав взять столовый прибор в свои руки, впился в еду зубами и враз оторвал кусок длиною с безымянный палец. Белая полоска бекона предательски натянулась, как корабельный канат, мешая логичному продолжению этой умилительной трапезы.

– Мрак! – пробубнил Соргий с набитым ртом и, орудуя зубами, словно двумя лезвиями, стал методично перепиливать этот кусок свиного сала. На удивление быстро закончив работу, он выпрямился и решился было уже запить свою небольшую победу освежающей влагой, однако Вордий все не отпускал кружку.

– А-ау?! – возмущенно промычал его приятель.

– Смотри! – с раскрытым ртом протянул было гвардейский офицер, но было уже поздно. Возникнув буквально из воздуха, Фения проскользнула за стол и уселась на стороне Соргия.

– Я вам не помешаю? – шепотом затараторила она. – Приятного аппетита, кстати.

Соргий смущенно кивнул, заглатывая отвоеванную сосиску.

– Ты что здесь делаешь? – изобразил возмущение Вордий, одновременно выискивая разрезы в умело закрытой пледом ночной рубашке их новой компаньонки.

– Ой, я вообще не знаю, как от нее избавилась! Эта старушенция готова была мне сказки всю ночь напролет рассказывать!

– Вот видишь! – задрал подбородок Соргий, торжествующе глядя на своего друга. – Старушенция…

– Да иди ты! – раздраженно отмахнулся Вордий. – Чего те надо-то? – спросил он девушку, резко и недружелюбно подавшись в ее сторону.

– Ну, рябя-я-ата! – протянула та, надувая губки и кокетливо склонив вбок шейку. – Я тоже хочу знать, о чем вы тут шепчетесь. Мы же ведь теперь все в одной лодке, да? Когда выезжаем?

С тихим стоном Вордий откинулся на спинку скамьи, демонстративно прикрыв глаза.

– Слушай! – хищно усмехнулся Соргий, слегка приобняв Фению за плечи. – Я думаю, из нее выйдет вполне неплохая служанка. Ну, там, ноги помыть, еду в постель. А, лисичка?

Скосив на него взгляд, девушка надула губки и подалась в сторону.

– Ладно, – глядя в потолок, изрек наконец имперский офицер. – День договориться, еще пару дней на бумаги, на сборы день… В общем, через четыре дня чтобы все, как Светило поутру… в полной готовности. Да, Соргий… с отцом заранее обговори, а то опять будет, как в прошлый раз… когда ты нам охоту сорвал…

Глава 3. К вопросу о порядках на северной границе

Дорога к диким степям Великой Шири, в Люмдырбаг, оказалась не такой уж обременительной, как того опасались друзья. Сперва было путешествие вниз по Феле на вполне себе комфортабельной квадридере, благо речное судоходство в империи уже давно процветало. Берега вплоть до самой дельты были плотно заселены и представляли собой бесконечную череду городских и сельских пристаней, разной степени сохранности набережных и, конечно же, заботливо ухоженных полей. По мере приближения к Самрану, столице провинции Иристена, количество растительности у воды все увеличивалось, а сама река начала делиться на многочисленные рукава и протоки. Когда-то давно здесь, в густых зарослях тростника, обитали многочисленные бандитские шайки и изгои, целыми деревнями скрывавшиеся от имперских властей. Теперь же бандиты переместились в шикарные усадьбы с купольными крышами и входом через второй этаж по местной архитектурной традиции, а изгои, забыв про бунтарский дух, лениво собирали урожаи персиков и фиг в роскошных садах новой аристократии.

Опершись о борт корабля, Соргий что-то вещал про теряющие силу иристенские кланы, ставшие жертвой собственной самонадеянности и присущей им неуступчивости даже в самых мелких вопросах, но Вордий почти не слушал. Приподнявшись на цыпочках, он, как и Фения, смотрел на север, за желтые квадратики городских кварталов, откуда уже доносился соленый запах моря Драконов.

Говорят, что свое название оно получило еще в эпоху Двенадцати царств из-за гигантских рыб чейли с высокими – и ядовитыми – плавниками на спине. Хитрые рыбаки, научившиеся добывать этих устрашающих хищников, выдавали их за легендарных драконов из морских пучин, запрашивая неслыханную цену. Высокий спрос убил всех этих чудищ везде, за исключением, быть может, центральной, самой глубокой части моря, однако название закрепилось за ним, судя по всему, навечно. Иногда еще говорят – Северные воды, но в отличие от вод Южных – моря Туманов – их реже бороздят пузатые торговые корабли, и, если не считать десятка патрульных либурн, здесь нет даже полноценного военного флота. Все дело в том, что море Драконов изолировано от окружающих Дашторнис океанов, а на его чужеземных берегах обитают в основном варварские – не чета Солнечной империи – народы: на западе – ансхары, жившие там еще до прихода покоривших их торгов, на севере – маркутаны и на востоке – сотраи. Герандии принадлежит южное побережье, а также Унтрасун – единственный крупный остров, на котором расположена одна из наиболее помпезных, но по иронии судьбы малопосещаемых резиденций Великого владыки. Однако путь имперского офицера и его спутников лежал совсем в другую сторону. Взяв на восток от оставшегося позади Самрана, неуклюжее торговое судно медленно переваливалось по ленивым бурунам, вызывая у бедного Соргия предательские рвотные позывы.

– Тоже мне купец! – презрительно сморщила носик Фения. Сама она стояла на носу корабля, мечтательно подставляя задранный кверху подбородок свежему ветру. Огненные волосы, беспорядочно развеваясь, периодически закрывали лицо, но девушка не обращала на это никакого внимания. Впередсмотрящий моряк, в обязанности которого, вероятно, входило вовремя отслеживать случайные мели, рифы и прочие опасности, неуверенно терся за ее спиной. По какой-то загадочной причине он так и не решился спровадить ее прочь.

– Красивое море! – притворным романтическим тоном произнес Вордий. Хозяйским жестом отвадив морячка, он встал за спиной Фении так близко, что при качке она вполне имела шансы ударить его макушкой по подбородку. – Впервые на корабле, а?

– Да, – сухо ответила Фения, прикрыв глаза.

– Смотри, какой дельфин! – указал Вордий. – Наклонившись вперед, он так уперся руками в бортик, что едва не придавил бедную Фению всем своим весом.

– Где?! – резко дернулась та, едва не подпрыгнув от радости.

Гвардеец смачно выругался, зажимая рукой разбитый нос.

– Ой, прости, это я тебе головой заехала? – стала извиняться Фения.

– Ладно, ладно! – заворчал тот, давая понять, что инцидент исчерпан.

– Ну тогда я пошла. Посмотрю, как там наш несчастный маленький вуравиец. Может, ему помощь нужна? – широко раскрыв глаза, чуть ли не с ужасом произнесла Фения и легко упорхнула прочь.

– Ага, ага, иди, – затряс смоляными кудрями Вордий. – Вот стерва! – уже тихонько бросил он ей вслед.

Скромный морячок между тем, просочившись наконец на свое законное место, разразился резким гортанным выкриком. Вздрогнув от неожиданности, Вордий раздраженно спросил подошедшего капитана корабля:

– Чего он орет-то?

– Да ну как – чего? – скороговоркой ответствовал тот. – Урбив. Все, энель офицер, прибыли в порт назначения.

– Да ладно? – недоверчиво переспросил Вордий. – Так быстро? По морю ведь меньше недели шли.

Он стал медленно изучать берег:

– Где тут причал-то?

Причала действительно не было. Порт, по сути, представлял собой несколько унылых зданий, хаотично сгрудившихся на низком берегу.

– А швартоваться как?

Капитан только пожал плечами:

– Да тут мелко.

– Нам что, в воду прыгать?

Ответом был печальный вздох:

– Сами так делаем. По веслам можно.

– Ага, как пираты.

– Ну, это уж я не знаю, – неуверенно пожал плечами капитан. – Не сталкивался.

– Лодку спускай!

– Так дырявая она.

Спорить, похоже, было бесполезно. Сплюнув, Вордий направился в импровизированную шатер-каюту на корме, чтобы обрадовать спутников приятной новостью. К его разочарованию, среагировали они до обидного спокойно. Фения лишь понимающе усмехнулась, в то время как Соргий пребывал в таком состоянии, что ему уже было все равно.

К счастью, за бортом действительно оказалось максимум по колено. Как выяснилось, капитан мастерски подвел корабль практически впритык к отмели, которая играла роль естественной природной пристани.

– Его первого, – отреагировала Фения на очередную попытку Вордия проявить к ней особое внимание, в результате чего имперскому офицеру пришлось нести друга до берега, перекинув через плечо, как украденную невесту.

– Нет, не так, брат! – застонал он на полпути. – Сейчас меня опять стошнит, видеть эту воду не могу!

Издав сквозь зубы шипящий звук, Вордий взял друга на руки, уже как невесту, согласную на брак.

– Как мило! – донесся сзади смех Фении, грациозно ехавшей на плечах у капитана, похоже, получавшего неприкрытое удовольствие от своей новой роли. – Не забудьте пригласить на свадьбу!

Вордий молча скинул Соргия в воду и ожесточенно зашагал прочь.

– Дурак, здесь же мелко! – завопил вуравиец.

Он резво встал на ноги и пошлепал следом, потирая ушибленное бедро.

– Не расстраивайся, он просто ревнует, – очаровательно прощебетала Фения, игриво проведя по его намокшим волосам тоненькой ручкой.

Сказать, что встреча оказалась гостеприимной, было бы явным преувеличением. Вместо сторожевого поста или хотя бы дежурного офицера между домов прямо на улице сидели какие-то унылые люди в нелепо сделанных деревянных колодках и жгли такие же вялые, полутлеющие костерки. Откуда-то из соседних строений раздавалось глухое блеяние овец, а в воздухе стоял мерзкий запах сырой кожи.

– Это еще что такое? – настороженно спросил Вордий, остановившись.

Один из сидящих на земле людей, сфокусировав взгляд на вновь прибывших, не спеша снял с шеи хлипкое ярмо и, засунув в грязный рот сухую травинку, принялся сосредоточенно ковырять в зубах.

– Да ну, бред какой-то! – замотал головой Вордий.

– Ну да… – задумчиво поддержала его Фения. – Люди на земле сидят, а овцы в помещении.

– Я не про это, – глухо отозвался гвардеец, стараясь не смотреть на девушку.

– Рабство в империи запрещено, – пояснил ситуацию Соргий.

– Ох, Свет мой, ну, конечно! – только и отозвалась Фения, прикрыв ладошкой маленький ротик.

– Ладно, разберемся, – сухо подытожил Вордий и стал осторожно прокладывать путь в обход сидячих фигур.

– Ни сторожки, ни охраны! – ворчливо шептал он себе под нос.

– А зачем? – отреагировал на эти слова ловко скачущий по его следам Соргий. Похоже, что морская болезнь исчезла так же внезапно, как и появилась. – Куда тут бежать? Справа – степь, слева – море…

Сторожка все же нашлась, но своим видом смахивала скорее на хлев, и если бы не солярный символ с потрескавшейся позолотой, то друзья имели бы все шансы запросто пройти мимо.

– Эй, есть кто? – зычно гаркнул Вордий, с трудом втиснувшись в низкий дверной проем.

Ответом была полутемная тишина. И лишь через какое-то время, малость пообвыкнув к особенностям местного освещения, друзья разглядели в углу безжизненно валявшегося на кошме человека. Покачав головой, Вордий встал поближе, легонько стукнув носком сапога по низенькому конторскому столику, которому, похоже, некогда подпилили ножки.

– Смирно – стоять, по форме – представиться!

Испуганная Фения ойкнула и от страха сжала плечо Соргия своими ноготками.

– Да осторожней ты! – полушепотом возмутился тот, продолжая с интересом следить за представлением.

Тело на кошмах бесформенно зашевелилось, как густое масло в кувшине при переноске, и медленно уселось на пятки.

– Кто здесь? – последовал вопрос на ломаном герандийском.

– Армейский императорский инспектор, тенкорх Вордий Онато! Со свитой…

– О! – несколько оживилось тело. – Бумаги, пжалста.

Неожиданно проворно развернув документы, так и не представившийся местный чиновник стал тщательно изучать мандат и дорожную грамоту.

– Интересно, он вообще читать умеет? – шепотом озадачил Соргий Фению. – Думаю, в нем не меньше половины сотрайской крови.

– Все в порядке! – наконец резюмировал их собеседник.

У него было узкое, как у всех сотраев, лицо, однако нос явно не дотягивал до каноничных размеров и вдобавок казался совсем заплывшим из-за регулярного, судя по всему, пьянства.

Чиновник лениво что-то прокричал себе за левое плечо. Ответа не последовало. С кряхтением поднявшись на ноги, он, глухо ворча, проковылял в невидимый с первого взгляда проход и еще раз гаркнул там свое приказание.

На этот раз перед вновь прибывшими возник худой, черноволосый молодой человек с тонкими усами и каким-то злым, колючим взглядом. Собственно, разглядеть такие подробности в полутьме было затруднительно, но в помещении мгновенно повисло звенящее, готовое лопнуть в любой момент, как старая струна, напряжение.

– Идите за ним, – махнул чиновник и с чувством исполненного долга вернулся к себе на кошмы.

– А куда нам… – начал было Вордий, но на полуслове остановился, осознав, что предел коммуникативных возможностей и компетенции собеседника достигнут. – Ладно, – натянуто проговорил он и увлек друзей вслед за их новым провожатым.

Юноша тем временем покинул здание и пошел куда-то по направлению от моря, в степь. На имперцев он демонстративно не обращал никакого внимания.

– Эй, а нам лошади нужны! – крикнул было ему в спину Соргий, но без результата.

– Может, он по-нашему не понимает? – предположила Фения. – И у нас там вещи, вообще-то моряки же не будут их вечно сторожить!

– Ну так иди и возьми! – враз обернувшись, грубо бросил ей молодой сотрай.

– Ничего себе! – обалдел от такого поворота Соргий.

Вордий, нахмурившись, положил руку на рукоять меча.

– А ну-ка, стой! – угрожающе крикнул он, резко ускорив шаг.

Сотрай мгновенно развернулся и волком уставился на него. Это застало Вордия врасплох, он привык к несколько другому отношению со стороны подчиненных.

– Ты что себе позволяешь? – наконец нашелся он. – Я офицер императорской гвардии…

В упор глядя в глаза, сотрай смачно сплюнул ему под ноги.

– И что? У тебя женщина есть, а ты хочешь, чтобы свободный ангырс тебе скарб таскал?

Поджав губы, Вордий вдруг резко выпрямился и влепил сотраю такую затрещину, что того шагов на пару-другую словно ветром сдуло.

– Совсем оборзели! – выдохнул статный имперец, тяжело дыша от волнения и попыток скрыть его от окружающих. – Никакой дисциплины!

Но молодой сотрай и дальше продолжал удивлять. Вскочив на ноги и пару раз тряхнув головой, он выхватил из-за пояса здоровенный кинжал и с гортанным криком бросился на Вордия. Вконец ошалев от такого развития событий, тот даже не успел взяться за оружие.

– Вордий, Мрак тебя! – нервно прокричал Соргий, ибо как минимум тяжелое ранение в живот тут читалось вполне осмысленно, а следующей жертвой с очевидной вероятностью должен был стать сам маленький вуравиец.

Но судьба в очередной раз продемонстрировала, что жонглировать событиями она может до бесконечности. Уже замахнувшийся для удара сотрай резко споткнулся, будто налетел на пенек в траве, и рухнул носом чуть ли не друзьям под ноги. Вордий пусть и с опозданием, выхватил из ножен меч, однако нужды в нем, похоже, уже не было: между лопаток хамоватого сына степей торчала новенькая, с аккуратным белым оперением, стрела.

Выехавший из-за небольшого холмика всадник одеждой мало отличался от кочевника, и только черты лица выдавали в нем жителя центральных провинций империи. Залихватски перебросив ногу через голову лошади, он покинул седло и, широко улыбаясь, сделал пару шагов к застывшим в ожидании друзьям.

– Добро пожаловать в Ширь, инспектор Онато!

Сотрай внизу зашуршал травой и попытался ткнуть кинжалом Вордию в ногу. Вновь прибывший и в этот раз опередил его, придавив ступней оружие к земле, а затем резко наступив на челюсть. Послышался хруст костей, и сотрай начал брыкаться, забавно дергая ногами.

– Простите, у нас тут по-простому! – продолжил их спаситель, придавливая другой ногой бьющееся в агонии тело к земле. Затем он наклонился и почти не глядя забрал свою стрелу, на ходу вытерев ее об одежду жертвы.

– Я вас знаю? – осторожно спросил Вордий.

– Генций Торфи, – с готовностью ответил тот, протягивая руку. – Драконы степи, вангарх первой тилы.

– Драконы? – вполголоса, обращаясь будто к самому себе, иронично пробормотал Соргий.

– Ну да! – с легким смущением ответил Генций. – У нас тут все подразделения имеют свои имена. Для устрашения вроде как, – и он еще раз усмехнулся. Было заметно, что сам Торфи к этой идее тоже относится с некоторым скепсисом.

Вордий, легонько прочистив горло, вернул наконец меч в ножны.

– Это Соргий Квандо, писец, и… Фения, моя служанка. У нас тут возникло некоторое недопонимание…

– Да, ну, конечно! Урбуз, тухлый пьянчуга, опять притащил своих родичей из клана Кразгирб. Они там все на голову… – Генций покрутил пальцем у виска. – Такие, в общем.

– Мне показалось, он был недоволен тем, что мы предложили ему нести наши вещи. Разве это не обычные обязанности для низших чинов?

– Чинов? Это степь, дружище. Ты думаешь, что ему есть дело до тебя и всей нашей империи? Сомневаюсь, что он вообще понимает, что это такое. Энеля Тамето он уважает, его людей тоже, а вот кто для него ты… был, хм… это большой вопрос. Я думаю, что никто. А ты ему так сразу – вещи… Ну, конечно, ему Светило в башку и ударило!

– Да, кстати, насчет вещей… – вмешалась в разговор молчавшая до того Фения. – Хорошо бы нам их все-таки получить!

Вордий вздрогнул от такого явного нарушения субординации, а Соргий отвернулся со сладкой ухмылкой. Однако Генций, к их общему удивлению, воспринял ситуацию как должное.

– Ну, разумеется, моя прекрасная эсель Фения! Мы вот сейчас все вместе пойдем к этому дуралею Урбузу и загоним его под вонючую кошму, как тушкана в нору! Прошу, позвольте вам помочь!

И, не дожидаясь ответа, он элегантно помог девушке сесть на лошадь. Животное, оторвавшись от поедания жухлой травы, с удивлением посмотрело на нового седока, затем на хозяина и покорно мерным шагом направилось вперед.

– Знали бы вы, как приятно в кой-то веки снова видеть нормальную женщину! – раскованно рассуждал Генций, ведя лошадку под уздцы.

Фения, сидя боком в седле, кокетливо рассматривала его из-под полуопущенных ресниц, слегка наклонив голову.

– А что, правда говорят, что тут одни только немытые сотрайки? – елейным голосом спросила она.

– Ой, не надо! – с показным отвращением махнул рукой их спаситель. – Не напоминайте!

– Я смотрю, голубиная почта работает исправно, – решил прервать их идиллию Вордий. – Спасибо, что так оперативно встретили нас… и помогли разрешить эту досадную ситуацию.

Генций улыбнулся и резким движением грохнул мошку у себя на щеке.

– Ну, по правде говоря, я тут, чтобы проводить груз.

– То есть этот скот и рабов в колодках…

– Не, не рабы. ДэПы.

– Что? – вслух удивился Соргий. – С каких это пор добровольных помощников в колодки заковывают?

Генций смущенно пожал плечами:

– Вообще-то они пока еще не добровольные. Им, так сказать, еще только предстоит стать таковыми. Вот придет корабль – тогда документы и оформим.

– Понятно, – ровным голосом заключил Вордий – Пленные.

Генций быстро посмотрел на него, а потом медленно размял шею, глядя куда-то за горизонт:

– Ну что вы, энель инспектор, у нас сейчас никаких войн не ведется. В степи мир, как и предписывают приказы нашего Великого владыки.

– Откуда ж народ в колодках?

– Да местные они, из деревень в Предстепье.

– Подданные императора, значит?

– Конечно. Ширяки на работу в империю не рвутся, а в деревнях голод случается. Ну, там, урожай погибнет или степные бандиты отберут…

– Бандиты?

– С ними мы боремся. Идут вот люди, чтобы, значит, в добровольные помощники себя оформить, а на них бандиты и налетают. В колодки – и все дела. Ну, а мы же своих в беде не бросаем…

– Отбиваете?

– И так тоже, но чаще выкупаем. Хлопотно это – по всей степи за каждой бандой бегать. Войска гонять – это же больших денег стоит. Дешевле заплатить. Для нас ведь что главное? Чтобы люди были целы. И своим трудом приносили пользу всем жителям нашей Светоозаренной империи!

– А мне вот интересно, – вкрадчивым голосом вклинился Соргий, – сколько из тех денег, что выделяются из казны на выкуп пленных, доходит до самих кочевников? Я думаю, процентов десять в лучшем случае. Не удивлюсь, если в деревнях старосты сами строят желающих поработать в колонны и надевают на них колодки – к похищению готовы! А потом приезжает пара кочевников и гонит всю ораву в порт.

– Вы переоцениваете этих ленивых скотов, друг мой, – со вздохом возразил ему Генций. – Все приходится делать самому.

– Но я не понимаю, – недоуменно пожал плечами Вордий. – Зачем же тогда колодки?

– А вы видели эти колодки? Ой, я вас умоляю! – картинно закатил глаза Генций. – Они их потом как дрова используют, чтобы у костров греться. В Предстепье же еще кое-какие деревья есть, а здесь один кизяк будет, а от него такой страшный запах – терпеть его не могу!

Реакция Урбуза на их появление в компании местного офицера была совершенно феноменальной. Чуть ли не подпрыгнув вверх из лежачего положения, он занял настолько подобострастную позицию, насколько позволяло его грузное тело. Неудивительно, что вопрос с вещами и весьма неплохими лошадьми решился незамедлительно, и вот уже четверка кривоногих солдат суетливо тащила багаж, а еще двое бежали по сторонам, всем видом демонстрируя свою готовность услужить.

– Знатно вы их тут выдрессировали, – с показным безразличием проговорил Вордий, когда вся группа прибывших уже мерно покачивалась в седлах по пути в город.

Генций невозмутимо пожал плечами:

– Империя – большая сила, но варварам нужно постоянно напоминать об этом. К счастью, у меня были хорошие учителя – дед почти двадцать лет отслужил в этих краях. – Он слегка усмехнулся и на миг прикрыл глаза. – Помню, когда только приехал, один степной юноша тоже злобно так вещи мои схватил. А у меня там книги были, да, люблю я это дело. Так он специально прям с размаху о дверной косяк их и приложил. И глянул на меня так, с вызовом.

– И вы ему сразу стрелу в спину? – насмешливо поинтересовалась Фения.

– Нет, – украдкой бросив на нее взгляд, ответил Генций. – Просто взял его крепко и головой – о тот же косяк. А когда он очнулся, мой меч уже щекотал его горло. «Все понял?» – спрашиваю по-сотрайски. Тот подумал самую малость и кивнул. Я его потом к себе забрал – уже лет пять, поди, ординарцем служит.

– А откуда вообще здесь солдаты-варвары? – аккуратно поинтересовался Соргий. Он не очень хорошо держался в седле и постоянно ерзал, жалуясь на тряску и боль в ногах. – Их же вроде запрещено брать в войска империи?

– А кто вам сказал, что это войска империи? – вежливо улыбнулся Генций. – У них тут своя армия есть. Царство Дразгарба же формально никто не отменял, просто он завещал его империи, так что командующий Северным кавалерийским корпусом Неций Тамето одновременно является блюстителем Степного престола.

– И живет в царском дворце? – с улыбкой предположила Фения.

– Именно, – кивнул головой Генций. – И прошу заметить, энель инспектор, на абсолютно законных основаниях!

Вордий мрачно кивнул. Из-за предстоящего разговора с Тамето он волновался больше всего.

Люмдырбаг возник неожиданно. В какой-то момент, когда солнце уже почти коснулось бескрайнего горизонта, окрестная степь, словно сжалившись над гостями, мощно раскрыла свои объятья, из которых выскочил настоящий город с песчаного цвета крепостными стенами.

– Земляной вал, а камнем только сверху обложено, – отметил Генций. – Да и то исключительно с парадной стороны. Дорого, его аж на кораблях возили.

Проехав ворота, Вордий наконец вздохнул спокойно – в карауле здесь уже были вполне имперского вида воины в шлемах с декоративными дисками и шестиугольными щитами. Несмотря на поздний час, никто не спросил у приезжих документы – видимо, потому что Генций был рядом. Уставший Вордий не стал акцентировать на этом внимание и вслед за своим провожатым вместе с друзьями устремился по прямой, как стрела, улице к видневшейся вдали громаде дворца.

– Это мы здесь жить будем? – с интересом вертел головой Соргий. – Забавная архитектура!

– Ну, да, – усмехнулся вполголоса Генций. – Эклектика, смешение герандийского, иристенского и еще Свет знает какого стиля. Можете пока тут располагаться, – и он широким жестом охватил рукой небольшой альков с кошмой и низким деревянным столиком почти у самого пола. – Ну а вас, энель инспектор, прошу за мной – оформляться пойдем.

– Не поздно еще? – усмехнулся Вордий, пытаясь скрыть легкое волнение.

– Да нет, – пожал плечами Генций. – У нас тут как раз все только начинается.

Изнутри дворец производил весьма странное впечатление, ибо мозаичный пол периодически чередовался с земляным, статуи в нишах при ближайшем рассмотрении оказались безуспешными попытками местных умельцев следовать наиболее крикливым имперским образцам, а плохо различимые потолки терялись во мраке из-за скудного и неравномерного факельного освещения. Пару раз Вордию показалось, что он наступил ногой на конский навоз.

– Вы тут что, на лошадях ездите? – брезгливо зашипел он.

– При Дразгарбе так и было задумано, – вежливо пояснил его спутник. – Когда живешь в степи, быстро перенимаешь здешние обычаи. Кочевник же на коне даже до ветру ходит.

– Ага, а там тоже не слазит! – скривился Вордий, отчищая сапог об основание каменной колонны. – А что же мы тогда не верхом?

– А я обычно пешком хожу, – размеренным, успокаивающим голосом сообщил Генций. – Здесь есть совершенно потрясающие места, где крыша до конца не закончена и прямо из большого зала видны звезды. Ну, и еще после того случая, когда энель Тамето со своими сотрайскими родичами устроил очередную бандурбу и я очень неудачно сломал ногу.

– Бандур – что? – Вордий на миг отвлекся от своих гигиенических процедур и, прищурившись, посмотрел на Генция.

– Бандурбу, – с готовностью повторил тот. Это такая игра. Рабрегци – загонщики – преследуют водящего, у которого надо отобрать главный приз – тушу барашка. Водящему помогают ганбразды – защитники. Можно использовать приемы борьбы, но нельзя ломать хребет и выкалывать глаза. Да, – и не больше трех факелов на группу! Выигрывают ганбразды, если успевают к рассвету доставить барана к главным воротам дворца, или рабрегци, если сумеют им в этом помешать.

– Это же… безумие какое-то!

– Точнее не скажешь! И людей, и лошадей бьется немерено, но энель Тамето находит это развлечение весьма забавным, особенно после вина и драмдалахи. – Генций почесал пальцем бровь и усмехнулся: – Помню, как-то раз приехал к нам очередной инспектор. Тенкорх, кажется, как и вы, хотя все знают, что вам на время миссии два звания сверху присваивают, чтобы солиднее казаться. Уж не помню, чего он там спьяну наговорил энелю командующему, а только тот повелел засунуть его в мешок и использовать в бандурбе заместо барашка. Я тогда среди ганбраздов был, да, ха-ха, выиграли мы, не дали инспектора в обиду! Что интересно, он даже жив остался… стопу ему, кажется, сломали, ребра там, руки, голову, само собой, чуток разбили…

– Что-то я о таком не слыхал, – недоверчиво отозвался Вордий.

– И немудрено. Энель Тамето как протрезвел, так снял с пальца перстень с камнем чуть ли не с орех величиной, что сам император подарил, и инспектору тому и вручил. Командующий наш, может, и малость резковат, но справедлив и людей уважает. За это мы его и любим! Вы, главное, если дарить что будет, ни в коем случае не отказывайтесь. Обида это страшная, степной обычай!

– Ладно, пойдем! – мрачно выпрямился Вордий, всем своим видом демонстрируя готовность не дать запихнуть себя в мешок.

– Так пришли уже! – мотнул головой влево Генций. – Уханье слышишь? Значит, все в сборе.

Сбор происходил, видимо, в самом большом зале дворца, посреди которого пылал огроменный костер. Шесть гибких сотрайских девушек в узких кожаных штанах и вышитых спиральными узорами безрукавках кружились вокруг огня в оргаистическом танце с изогнутыми у самого острия обнаженными клинками. Через равные промежутки времени барабаны, тарелки и литавры резко прерывали свое монотонное гудение и подзвякивание, взрываясь оглушительным ударом по ушам. В эти моменты девушки подскакивали, делали кувырки друг через друга и прочие замысловатые акробатические упражнения, только чудом не раня себя своим же оружием. Их неутомимая танцевальная активность периодически вызывала бурную восторженную реакцию пировавшей поодаль публики, в коей, с тактичной подсказки Генция, Вордий узрел весь руководящий состав Северного кавалерийского корпуса.

Следуя указаниям своего провожатого, императорский инспектор двинулся в сторону этой развязной трапезы, на ходу собираясь с мыслями перед официальным представлением всемогущему Потрясателю степей, члену императорского совета и одному из наиболее влиятельных людей в Герандии – Нецию Тамето, чей орлиный профиль резко выделялся на фоне толпы пьяных командиров. Впрочем, эти приготовления оказались совершенно бессмысленными, ибо доклад Вордия о своем прибытии периодически тонул в окружающей какофонии, а общаться со столь влиятельным лицом, шепча на ухо, было как-то несолидно.

Энель Тамето нетерпеливо клюнул сиятельным носом и сделал резкий приглашающий жест зажатой в руке бараньей лопаткой.

– Бумаги, пожалуйста! – заботливо напомнил Генций.

– Виноват! – передал документы Вордий и с облегчением вытянулся по струнке.

Не выпуская пищу из левой руки, энель командующий попытался правой развернуть манускрипт, но эта задача оказалась не из легких. Генций уже напрягся в готовности броситься на помощь, но не успел. С шипением отбросив мясо в сторону, Тамето схватил документ второй жирной пятерней и, наконец совладав с ним, погрузился в чтение.

Степная одежда командующего и сопутствующее этому откровенно варварское окружение дали Вордию основание предположить, что этот процесс затянется на неопределенное время и будет сопровождаться прищуриванием глаз в попытке разглядеть за отточенной имперской каллиграфией хоть какой-то смысл. Но, к удивлению инспектора, уже буквально через пару мгновений Тамето швырнул документ владельцу, сопроводив этот жест читаемым разве что по губам нечленораздельным высказыванием.

– Энель командующий приветствует вас и приглашает присоединиться к трапезе, – любезно пояснил Генций.

Тамето на миг недовольно оскалил зубы и что-то проворчал ему на ухо. Резко кивнув, Генций выпрямился и, взяв Вордия за локоток, повел вдоль стола.

– Я вас с серегадцами посажу, там… нормально будет, – пояснил он инспектору.

Вордий невозмутимо кивнул, поприветствовав соседей, и без церемоний потянулся за угощением. В качестве оного в зоне прямой доступности наличествовало в основном мясо: баранина, конина, а также разного рода дичь и птица, разбросанные по большим кожаным блюдам вперемешку с зеленью. Отправив в рот несколько сушеных с виду кусков, Вордий принялся жевать и очень быстро понял, что разрушить целостность пищи таким образом быстро не получится. Остановив работу изрядно подуставших челюстей, он стал осторожно оглядываться по сторонам: куда тут у них можно выплюнуть эту тягучую подошву?

Его сосед, снисходительно взиравший на эти пищевые упражнения глубоко посаженными серыми глазами, наконец открыто усмехнулся и довольно добродушно изрек:

– У сотраев считается нормальным вынуть пережеванный кусок изо рта, порвать его руками на части и дожевывать уже более мелкие остатки.

Поблагодарив его кивком головы, Вордий в точности последовал вышеописанным инструкциям. Дело и вправду пошло веселей.

– Правда, мы так никогда не делаем, – с расстановкой продолжил серегадский офицер, аккуратно выждав, пока Вордий не прожует все. – Мы же все-таки не варвары!

Сидящие рядом военные встретили это заявление радостным смехом. Улыбнулся и Вордий:

– Я смотрю, вы тут местных не очень жалуете.

– Они думают, что умеют воевать верхом, – принялся, видимо, за излюбленную тему офицер, и скепсис сквозил в каждом его слове. – Но о наш строй бьются, что волна о камень!

– Вордий Онато! – хлопнул себя в плечо инспектор. – Можно просто Вордий.

– Танибар Скандуэн, – ответствовал военный. – И, кстати, не пренебрегайте зеленью. А то потом это мясо будете ножом из-под хвоста выковыривать!

Товарищи вновь поддержали его дружным гоготом.

– Ну, коли придется, попрошу вас дать мне парочку уроков! – ответствовал Вордий, чем довел новых собеседников почти до истерики.

Похоже, посадить его к серегадцам было правильным решением. Перегнувшись через край стола, инспектор потянулся к блюду с луком и порезанной на куски репой. Под его весом стол на мгновение провис, но затем тут же восстановил равновесие, словно не стоял на ножках, а плавал в пруду.

– Это еще что? – озадачился Вордий и рывком поднял скатерть. Снизу на него в упор смотрели две пары злых, настороженных глаз. Похоже, что столы держались на спинах их обладателей.

– Там люди, тревога! – прокричал инспектор, отпрыгнув в сторону так, если бы наступил на змею.

Теперь уже все присутствующие ржали над новоприбывшим совершенно без всякого стеснения.

– Это не люди, – нравоучительно пояснил Танибар, поднимая сальный палец вверх. – Садись давай, а то они сейчас всю твою зелень схарчат!

– А кто тогда? – недоверчиво осведомился Вордий, медленно возвращаясь на место.

– Заложники. Дети местных вождей. Отлично придумано на самом деле. Обычно заложники живут вместе с отпрысками знати, едят за одним столом, играют в одни игры, вместе по девкам ходят. Нет, с торгами это еще нормально будет, но с сотраями – явно не пройдет.

– Шакал – он всегда шакал! – выкрикнул кто-то со стороны.

Танибар утвердительно кивнул.

– Но так, – указал головой под стол Вордий, – они будут нас только ненавидеть!

– А они и так ненавидят! – усмехнулся серегадский офицер. – Но зато место свое знают, боятся и уважают.

– Ну да, ну да, – задумчиво проговорил инспектор, наливая себе в кубок содержимое высокого металлического кувшина. – О, а это что, вино, что ли?

– А ты думал – кумыс? – глумливо ответил Танибар.

– Да я лучше всю жизнь буду пить мочу ослов, чем это варварское пойло! – нахраписто проорал на ухо Вордию сосед справа. Судя по запаху изо рта, он уже принял сей обет к исполнению.

– Да сотраи сами, как только наше вино распробовали, на него все деньги и спускают! – заметил Танибар, прихлебывая из кубка. – Как из Самрана очередной корабль приходит, так вся степь в узду пьяная валяется.

– Вот тогда их баб можно голыми руками брать! – оживленно поделился опытом молодой, но уже обрюзгший серегадец с большими залысинами и покатыми плечами. – А иные и сами сестер да дочерей за бурдюк артишского предлагают!

– Я смотрю, жизнь у вас тут бьет ключом! – глубокомысленно изрек Вордий. Он уже начал испытывать какое-то неприятие к этим людям. Наверняка они были прекрасными воинами, хранившими мир на тревожной границе империи, но их нравы и ценности казались молодому гвардейцу все более и более отвратительными. Протягивая руку к седлу барашка, он вспомнил об оставшихся где-то у входа друзьях. – Эй, слушай, а тут какие-нибудь слуги есть, а? Мне бы еды с собой завернуть, люди у меня там… голодные сидят.

– Не-а! – с набитым ртом ответствовал Танибар. – У нас тут полное самообслуживание. Ты же не хочешь, чтобы эти бараны тебе в суп с конца нацедили?

– Что, прямо на ходу? – наклонив голову, осклабился Вордий и резко, но не сильно ткнул серегадца под ребра. Тот загоготал и, воздев руки, три раза размашисто хлопнул в ладоши. Миловидная девушка из местных уже склонила свою натертую салом голову в ожидании ценных указаний, как в этот момент энель Тамето подскочил с места и что-то гаркнул окружающим его соратникам.

– О драмдалаха! – с восторженным придыханием изрек Танибар и хлопнул Вордия по спине. – Да брось ты свою еду, потом разберешься! У нас тут настоящая трава, а не то дерьмо из твоей столицы!

На миг скривившись в гримасе отвращения, Вордий нетерпеливым жестом все же заставил служанку раздобыть где-то кусок дешевой ткани, поспешно завернул в него первое, что попалось под руку, и стремительно бросился догонять всю хмельную компанию.

Впрочем, с пищей для голодающих соратников очень скоро пришлось расстаться, по крайней мере, временно. Местные традиции оказались таковы, что в помещение для драмдалахи следовало входить полностью раздетым. Оскалив от смеси волнения с недовольством зубы и воровато оглядываясь по сторонам, Вордий накрыл запасенную еду своей аккуратно сложенной одеждой. Мысль о том, что, пока он парится, едой могут завладеть некие безымянные кочевники, волновала его сейчас больше всего. «Ну да ладно!» – со вздохом махнул он наконец рукой и прошел в помещение.

Изначально здесь, видимо, должен был располагаться бассейн, однако вместо воды в прямоугольном мраморном углублении были раскиданы кошмы и стояли источающие резкий запах треножники.

«Помойка жженая!» – подумал про себя Вордий и осторожно опустился на ближайшую свободную кошму. Впрочем, уже совсем скоро людей в бассейн набилось столько, что поневоле пришлось тереться друг о друга мокрыми спинами.

«Ой, не нравится мне это!» – тревожно подумал Вордий. Народ был изрядно пьян и вообще вел себя фривольно.

Скрестив ноги и сложив руки на груди, инспектор постарался уйти в себя, словно закрывшись прозрачным, но непроницаемым снаружи пузырем. «Сейчас бы вздремнуть уже, да и ребята там одни с пустым брюхом… Когда же они наконец меня отпустят?»

– Давай прочь, Светило всемогущее! Чего разлегся, как тушкан после случки?

Повернув голову, Вордий не поверил своим глазам. Сквозь толпу блестевших потом военных, раздавая внушительные тумаки, продиралась стройная, длинноногая женщина с распущенными по плечам иссиня-черными волосами и внушительной, но подтянутой грудью. Портил ее разве что несколько выдающийся вперед нос, но это, похоже, было единственным зримым недостатком. «Мрак мой, к кому же она идет? Может, это мне, как гостю? Ага, размечтался!»

– А, вот ты где!

Женщина наконец приблизилась и встала вплотную к Вордию. Тот весь задрожал, ощущая магию ее тела. А потом, медленно подняв глаза, увидел… нет, не может быть! Тамето?!

– Че пялишься? – грубо бросила она. – Давай за мной, здесь слишком людно.

Вордий обреченно шел следом походкой человека, которого ведут на казнь. Определенно, бандурба, или как там у них называется эта дикая игра, была бы гораздо лучшим решением. Но как, почему? Неужели и правда командующий Северным кавалерийским корпусом, несокрушимый Неций Тамето, что держит в кулаке полсотни диких сотрайских кланов и кого сама Великая Ширь признала своим полновластным повелителем, оказался… женщиной?

Вордий непроизвольно глянул вперед на длинные, в беспорядке раскиданные по плечам шикарные волосы, на раскачивающийся в такт походке зад… Нет! Но как же это удавалось столько лет хранить в тайне? И зачем тогда раскрывать ее мне, тому, чья обязанность – донести обо всем в столицу? Ну влип, а! Сейчас она меня… а потом…

– Энель… командующий, разрешите узнать конечную цель нашего следования?

– Хочу показать тебе, – не поворачивая головы, грудным голосом отозвалась красавица полководец, – единственное достойное место в этой каменной дыре – мои конюшни.

– Вас понял, – с придыханием выговорил Вордий. «Неужели она любит делать это перед лошадьми?»

– Ну, как тебе? – хозяйским жестом развела руки Тамето, обернувшись наконец всем телом к инспектору. В попытке больше не смотреть туда, Вордий огляделся вокруг.

Похоже, что конюшня была единственным местом дворца, которое освещалось по-человечески, но ирония судьбы заключалась в том, что сей переизбыточный свет предназначался почти исключительно для лошадей, коих здесь были тысячи и тысячи… По крайней мере, в длину помещение тянулось чуть ли не до горизонта.

– Ну, что скажешь? – нетерпеливо повторила Тамето.

– Да с ума сойти, Мрак меня побери! – пробормотал, покачивая головой, Вордий, пожирая глазами обнаженную воительницу.

Поймав его взгляд, Тамето опустила глаза ниже пояса и с грубой иронией произнесла:

– Что, давно бабы не было?

– Ну, я в пути был и все такое…

– А служанка твоя?

– Никакого сравнения!

– Да?

Неожиданно Вордий ощутил резкую боль под ребром. Это был короткий и практически незаметный удар в печень, который заставил его согнуться пополам и выбил из глаз соленые брызги. Инспектор почувствовал, как сильные руки взяли его за шею, и, к очередному удивлению для себя, узрел почти перед глазами весомое доказательство всей бредовости недавних сладких фантазий.

– Нет, парень, я, конечно, польщен, но учти – сверху бываю только я! – выдал откуда-то свысока уже полностью мужской голос Тамето.

«Что же это со мной, вот дерьмо! – сжался словно от внезапного холода молодой инспектор. – Ну уж нет, я просто так не дамся! И плевать, командующий он там или нет…»

Додумать инспектор не успел. Тамето швырнул его спиною об ограду ближайшего стойла, а потом окатил холодной, со вкусом прелого сена, водой. Где-то над головой задрожала земля и послышалось то ли возмущенное, то ли испуганное ржание.

– Ну вот, Дармену напугал! – с раздражением и умилением одновременно проговорил Тамето. Подойдя к пегой с белой гривой кобыле, он ласково погладил ее морду. – Не надо было тебя в бассейн тащить. Одному Мраку известно, что б тебе там еще привиделось! А у меня ребята простые – враз бы все лишнее на колбасу пустили!

– Прошу простить, энель командующий! – Вордий, пошатываясь, с усилием поднялся на ноги. – Ваша правда – трава проклятая!

Теперь инспектор дышал с явным облегчением, но все так же возбужденно.

– Лошадку хочешь? – примирительно осведомился Тамето. – Погладить, мать твою! – сквозь зубы тут же уточнил он.

Вордий осторожно выдохнул и попытался аккуратно приласкать лошадь. Получилось не очень.

– Свалился ты на мою голову! – с раздражением сплюнул Тамето. – И почему именно сейчас, а?

– У меня приказ, – виновато попытался улыбнуться Вордий. – Вы же сами знаете – крепость Арбынзых. Проверка боеготовности и наличествующих припасов.

– Да знаю я все! Толстозадые столичные воромрази… И что за порядок ввели – в каждую отдельную крепость своего инспектора слать! Они бы лучше тащили меньше… из тех средств, что нам причитаются… Сколько с того, что дает Кергений, доходит потом к нам, на границу?

– Не-не, этого я не знаю! – тут же стал открещиваться Вордий, сделав протестующее движение руками. Испуганная лошадка от неожиданности отдернула голову и с топотом подалась в угол.

– Ладно, пойдем отсюда! – поспешно отреагировал командующий. Успокоив кобылу, он повел инспектора обратно во дворец.

– Как вам будет угодно! – с облегчением исторг из груди последние запасы воздуха Вордий.

Сделав пару энергичных шагов, он словно споткнулся и встал как вкопанный, не веря собственным глазам.

– Что это? – медленно проговорил он, показывая рукой на соседний загон. Оттуда, высунувшись наружу где-то на полруки, с видимыми признаками любопытства взирало нечто.

Морда в полтора раза больше, чем у обычной лошади, была словно вывернута наизнанку, отчего обнаженные, казавшиеся непомерно большими, зубы придавали существу уродливое и страшное выражение. Уши, длиной походившие на ослиные, издалека можно было принять за крылья гигантской стрекозы с болот Кари на востоке Южного континента. Но самое сильное впечатление производили глаза – чудовищно выпуклые, словно лезущие из орбит, и огромные, как амулеты Солнечных жрецов. Взгляд существа при этом был трепетно печальным, что при наличии роста, как у пони, и заметного горба вызывало скорее не страх, а жалость.

– Это ргыз! – с довольной усмешкой презентовал унылое чудовище командующий и ласково потрепал его по холке. Существо покорно закрыло глаза, трогательно фыркнуло, а потом снова уставилось на хозяина, – еще более жалостливо, еще более пронзительно. – Нет, ну скажи, разве не красавец?

– Д-да, – не стал спорить Вордий.

– Нравится? – с широкой улыбкой спросил Тамето, обнимая существо за короткую шею. Ргыз тоже перевел глаза на инспектора, и теперь они вдвоем с хозяином с умилением смотрели прямо на Вордия, излучая в его сторону бесконечные потоки радости и добра.

Инспектор непроизвольно рассмеялся.

– Ну, да! – произнес он, дружелюбно улыбаясь в тон собеседнику. – Он… забавный такой, хороший.

– Отлично! – Вордию даже показалось, что командующий произнес это с облегчением. – Забирай! Дарю!

– А-а-а? – замер с полуоткрытым ртом инспектор.

– Бери-бери! – категорично хлопнул его по голой спине Тамето. – Если гость хвалит что-то, принадлежащее хозяину, тот обязан подарить ему это не позже, чем сердце трижды пробьется в груди. Степной обычай! – Командующий на миг приложил ладонь к левому соску: – Ага, вроде успел!

Вордий пытался протестовать, но это было все равно что остановить руками колючий степной ветер. И вот теперь он покорно шел следом за командующим, а за ним так же покорно глухо постукивал копытами о земляной пол его собственный и, как выяснилось, уникальный в своем роде ргыз.

– Говорят, что эти существа рождаются раз в пятьсот лет после того, как Абунагхал, бог сочной травы, покроет самую красивую из небесных кобылиц, что приходит пастись на луга Зеленой Лыси по ту сторону от Увитой Длани! – просвещал между тем инспектора Тамето. – Ну и вообще, раз уж решил путаться у меня под ногами, имей уважение к этой земле, что вполовину моя по крови!

– Да я вас и не потревожу особо! – со вздохом стал оправдываться Вордий. – Сколько там? Пять дней туда, день там, ну, сон, отдых, еще день проверка, ну и обратно – пять дней. Итого – через двенадцать дней ноги моей здесь не будет!

– Ну да, ну да, – бормотал себе под нос Тамето. – Который раз снова-здорово все объяснять. Начитались своих бумаг там в столице… Земляной вал, четыре деревянные башни, казарма и полсотни гарнизону…

– Как полсотни? Простите, но там одних стрелков не меньше сотни, да еще копейщики и конница… и башни – каменные, числом восемь…

Тамето остановился и резко вдохнул, пытаясь взять себя в руки.

– Вот этих чинуш, что весь этот бред писали, взять бы сюда хоть на полгода! Чтобы сами в степи и камень для башен искали, и двести бойцов друг у друга на головах селили… Я понимаю, что ты не военный… нет, гвардия к войскам отношения не имеет, давай без обид… но я никогда не буду размещать в крепости в самом сердце Великой Шири две сотни своих людей! Если что начнется – их там съедят без соли и в обрат исторгнут, не напрягаясь!

– Я понимаю, – кивнул головой Вордий. – В этом случае резонно будет вообще там никого не оставлять, а крепость законсервировать для использования на случай войны.

– Уверен? – с издевкой спросил его Тамето.

– Да… то есть нет! Оставлять крепость без охраны – значит в случае войны просто отдать ее врагу. Тогда нужно ее просто срыть…

– Ну, молодчина! Без тебя мы сами вот прям бы не догадались!

Вордий нахмурил брови и в натужной попытке уследить за быстро меняющимся раскладом провел пальцем сверху вниз по центру лба.

– Но… но, энель командующий, у меня же… эта, инспекция, отчет нужно представить…

– А то я не знаю! – язвительно среагировал Тамето, толкнув его в боковую дверь слева. – Не ты первый, не ты последний… давно уже все готово.

В небольшом и весьма неплохо освещенном помещении их уже ждали Генций и еще один дородного вида мужчина с заметным животом и крупными проплешинами в каштановых волосах. «Уж лучше бы налысо побрился!» – подумал Вордий.

– Пожалуйте, энель императорский инспектор! – едва ли не нараспев произнес мужчина. В ящичке, на подкладке из зеленой замши, лежало три одинаковых свитка.

– Нэрци, большой спец по этим делам! – махнул рукой Тамето в сторону мужчины. – Я его выписал из самой Энтеверии. Чтоб темно и пусто было этому проклятому городу!

– Благодарю вас, а что это? – чуть помедлив, поинтересовался Вордий, не зная, какой из свитков взять первым.

Нэрци словно ждал этого вопроса, ибо, услышав его, враз уподобился ребенку, получившему наконец любимую игрушечную лошадку на колесиках, да еще и с повозкой.

– С целью оказать всемерное содействие вашей благородной миссии и на основе нашего богатейшего опыта в подобного рода… делах имею честь представить вашему вниманию три варианта доклада Императорской военной палате о состоянии дел в крепости Арбынзых.

Вордий резко подал голову назад, словно пытаясь в самый последний момент не удариться носом о внезапно возникшую перед глазами преграду.

– Виноват, энель командующий, но… как прикажете это понимать?

Тамето безнадежно усмехнулся и, скрестив руки на груди, устало покачал головой.

– Да вы не извольте беспокоиться, энель инспектор! – всплеснул руками Нэрци. – Вы двенадцатый посланник Пресветлого престола, которому я имею честь оказывать подобного рода услуги. И должен вам признаться, – степной чиновник на миг запнулся и зачем-то перешел на шепот, – что за все эти годы не было ни одного случая… – он снова взял драматичную паузу, воровато оглянувшись по сторонам, – ни одного случая рекламации!

– Какой еще рекламации?! – нервно среагировал Вордий и закусил губу. – Вы мне что, подлог предлагаете?

– Ну что вы, как можно, я бы никогда не посмел! – полушепотом затараторил Нэрци. – Все данные о состоянии дел в крепости взяты из реальных отчетов и полностью соответствуют…

– Да каких еще отчетов! – окончательно выйдя из себя, заорал на него возмущенный инспектор. – Когда крепости этой и в помине нет! А деньги государственные на нее выделяются!

– Нет-нет, подождите, – засуетился взволнованный Нэрци. – Кто это вам такое сказал?

Вордий, стараясь не поворачивать головы, скосил глаза на командующего, отчего Нэрци чуть не хватил удар.

– Послушай меня, Вордий Онато! – приобняв его за плечи, хриплым голосом раздраженно заговорил Тамето. – Вот только не прикидывайся мечом каленым – ты ни разу не каленый! Ну, попрешься ты через степь, где кобыла не кашляет, ну увидишь вместо крепости пустое место – и чего? Доклад начальству оформишь? Так не поверит оно тебе, пришлет комиссию. Ну а уж мы – будь уверен – к тому моменту кой-чего из окрестного дерьма сварганим. Что у нас, земли прессованной для стен не хватит? – обратился он за поддержкой к Генцию и Нэрци. Те дружно закивали. – А вот дальше начинается самое интересное. Комиссия, само собой, возрадуется, а тебя привлекут к суду за ложный донос. И охота тебе гребцом на Южном флоте служить вместо разгульной нашей столицы?

Вордий неуверенно вздохнул. Ргыз под боком печально фыркнул и уткнулся теплым носом ему в левую кисть.

– Ты не подумай, мы тебе тут фуфла не предлагаем! – артистично указал рукой на свитки Тамето.

– Позвольте пояснить, энель командующий! – с достоинством снова вступил в разговор Нэрци. – Каждый из вариантов доклада имеет свои, только ему присущие стилистические и содержательные особенности. Вот здесь, – он элегантно взял в пухлые, отдающие вуравийскими благовониями ручки первый свиток, – акцент сделан на высоком моральном духе защитников крепости, в качестве недостатков же отмечены небольшие проблемы с качеством воды из ближайшего источника. А здесь сообщается о том, что не все воины в должном порядке содержат свое оружие. Третий свиток – это самый подробный доклад. Весьма скрупулезное перечисление малейших деталей сочетается с замечаниями в адрес некоторых нижних офицерских чинов, периодически злоупотребляющих крепкими напитками.

– Свет мой, ну каких чинов – вы же это все просто придумали! – нервно кусая губу, проговорил Вордий, стараясь не смотреть командующему в глаза.

– Не надо так мучиться, энель Онато! – с дружелюбной улыбкой произнес Генций. – Просто возьмите один из этих свитков и поставьте свою печать и подпись. Уверяю, сразу станет значительно легче!

– А можешь все сразу взять! – будто с восторгом от внезапно пришедшей идеи проорал ему в лицо Тамето. – Прочтешь не спеша на досуге и выберешь, какой больше по душе! Генций, пристрой его в Сонный особнячок. Там о-очень прекрасно! А во дворце, прости, не селю – у нас тут слишком по-ширски будет…

– Грязно и пахнет плохо, – любезно расшифровал это определение Генций. – Ну ладно, пошли, а то тебе еще с дороги выспаться не мешало бы. Свитки не забываем!

Вордий поймал себя на мысли, что со стороны, наверное, выглядит не по-ширски, а на редкость по-идиотски: абсолютно голый, с прижатыми к груди вариантами доклада и уродливо горбатым полуослом в качестве сопровождающего. Генций, успевший напялить на себя чуть ли не парадную униформу, периодически поглядывал на Вордия, очевидно проверяя, все ли с ним в порядке, но инспектору от этого становилось только неуютнее: казалось, будто тот над ним тихо посмеивается. В суетливой попытке отвлечься от ситуации Вордий начал лихорадочно перебирать возможные темы для разговора и тут очень кстати вспомнил об истинной цели своего приезда.

– Слушай, Генций, а ты тут некоего Абдархыза часом не знаешь?

Собеседник на миг встал как вкопанный, но очень быстро пришел в себя.

– Абдархыза? А из какого он клана?

– Да не знаю я! Абдархыз из Люм… тьфу, и что за язык у этих варваров!

– Люмдырбага?

– Ну да, точно.

– Хмм… нет, не помню. А на что он тебе?

– Ну, я вообще-то императорский инспектор, если ты вдруг забыл. И все административные и военные власти обязаны оказывать мне всяческое содействие в выполнении поставленной мне задачи. Суть которой, кстати, тебе знать не обязательно! – весомо добавил Вордий вкрадчивым голосом. – Да, и вот еще что, – стал распаляться он в ходе неожиданно завязавшейся содержательной беседы. – Сдается мне, что ты здесь не просто вангарх первой тилы, а еще кое-какие задачи для своего командующего решаешь. Так ведь, а? – и Вордий весело толкнул собеседника голым локтем. – Да, и поверить в то, что ты не знаешь кого-то в этом маленьком, облезлом городишке на краю степи, я, прости, не могу.

Надо отдать должное Генцию – лицом своим он владел прекрасно. Некоторое время мужчина шел совершенно молча, сохраняя спокойное, даже отрешенное выражение. А когда ответил, был аккуратен и сдержан в словах и говорил с тем видом уверенного спокойствия, которое отличает опытного, побывавшего не в одной переделке бойца, для которого война, в силу избранной им особенной дорожки в жизни, не заканчивается никогда.

– Да, теперь, кажется, припоминаю: есть тут один Абдархыз. Владелец мастерской арзбы.

– Арз…

– Арзбы. Такой вид тонкой кожи, очень красивой, весьма ценится в южных провинциях. Товар сам сбывает, для чего регулярно исчезает из поля зрения.

– Куда?

– На юг, конечно.

– И в столицу?

– Само собой. Странно, что ты там его не встретил…

– Это я тебе сказал?

– Нет, – деликатно парировал Генций. – Просто я слегка удивлен, что ты о нем спросил.

– Так, погоди, удивлен тем, что спросил или что спросил именно я?

Генций тонко хмыкнул, сосредоточенно разглядывая носки своих сапог:

– Ну ты загнул, дружище. Давай чего-нибудь попроще.

– Ладно, – с легким давлением в голосе произнес Вордий, тем более что они уже практически вернулись к предбаннику бассейна для драмдалахи, откуда сейчас доносились какие-то совсем уж безумные вопли. – Просто скажи, где мне его найти.

– От рынка на запад улица, третий дом, голубые, потрескавшиеся ворота.

– Спасибо, понял! – уже не особо задумываясь, ответил инспектор, ища глазами не так давно оставленную здесь одежду и еду для друзей. – Ну, хвала Светилу! Да, Генций… – крикнул он вслед уже удаляющемуся офицеру.

Тот элегантно развернулся на каблуках с нейтрально благожелательным выражением на лице:

– Я сейчас пришлю людей, чтобы проводили вас и отнесли багаж.

– Да нет… спасибо… слу-у-ушай, – нараспев проговорил Вордий, сделав пару шагов в его сторону и почесывая указательным пальцем шею чуть ниже затылка. – А этот Абдархыз… торговец… другими какими делами не занимается?

– Ну, это точно не ко мне, – очень мило улыбнулся Генций.

– Хорошо-хорошо, – быстро закивал Вордий. – Я понял. – Слегка повернувшись, он сделал вид, что смотрит в сторону веселого бассейна: – Хорошая у вас тут трава, кстати!

– Могу достать, если надо, – очень сдержанно предложил Генций, слегка надув губы.

– Я признателен, подумаю! – тут же среагировал Вордий и заговорщически подмигнул своему собеседнику. Вот чтобы хоть раз в жизни еще связался с этой отравой! – одновременно подумал он.

Глава 4. Расследование набирает обороты

Свет мой, а это что? – шепотом отреагировал Соргий на унылого ргыза.

– Подарок Тамето, – пожал плечами Вордий.

– Надеюсь, он не характеризует его отношение к тебе и всей нашей скромной компании? Как такое вообще могло в голову прийти?

– Ну… я его… ох… в общем, сам выбрал.

– Сам?!

– Долго объяснять, – отмахнулся инспектор. – А почему ты шепчешь?

– Да есть причины, – загадочно улыбнулся маленький вуравиец.

– А-а-а, вижу: девочка спит!

– Ничего я не сплю! – возмущенно потянулась, разводя руки, Фения. – Какой вообще может быть сон на голодный желудок… А-а-а!!! Что это?!!

Увлекшись разговором, друзья выпустили из поля зрения ргыза, который тихо подкрался к девушке и уткнулся своими мягкими губами прямо ей в щеку.

– Подарок командующего, не обращай внимания! – с видом знатока пояснил Соргий.

– Хвала Владыке, а то я подумала, что с голодухи видения начались! – выдохнула Фения. – А мой бедный животик так сжался, что скоро начнет переваривать сам себя!

– Папочка Ворик тут кое-что прихватил, – покровительственно ответил Вордий, вынимая припасы.

– Ты мой герой! – произнесла с набитым ртом девушка, держа в руке подкову кровяной колбасы. – А хлебушка еще не найдется? И вина!

– С хлебом у них тут не очень, – вздохнул инспектор. – А вина я просто не успел захватить. Все было так стремительно…

– У нас тут тоже, – перебил его Соргий. – Ты как ушел, я решил поискать этих лентяев слуг, чтобы поесть там ну и вообще…

– Погоди! – властным жестом остановил его Вордий. – Чего тебе? – резко спросил он возникшего словно из стены воина в кавалерийском облачении.

Оказалось, что это провожатый, который должен отвести гостей к жилью. Разговор пришлось перенести на некоторое время, пока их наконец не разместили в просторном, но заброшенном особняке шагах в семистах от дворца.

– Ну и пылища тут! – сморщила носик Фения. – И вообще, такой вид, словно здесь кто-то умер.

– Вот и займись этим! – произнес Соргий. – Ты же служанка, в конце-то концов. Водичка, тряпочка…

Он не успел закончить фразу, как девушка, сжав зубы, с размаху врезала ему прямо по голове недоеденной палкой колбасы.

– Ой, ну хватит, как дети прям! – раздраженно отреагировал Вордий. Он сидел на некогда роскошном, но трухлявого вида стуле, закинув ногу на ногу.

– Давай, чего там у тебя?

– В смысле? – прошипел Соргий, потирая ушибленную головенку.

– Ну, во дворце…

– Ах это… Ну да, хм. В общем, ждали мы этих слуг целую вечность – так и не дождались.

– Да тут вообще со слугами плохо, – вмешалась Фения. – В этом доме я пока ни одного не насчитала.

– Ох… В общем, пошел я сам чего-нибудь поискать. Коридоры темные, навозом конским воняет, камень на полу вздыбленный…

– Короче!

– Да, ну и вдруг голоса слышу. Я такой радостный побежал – шиш тебе! Народ на улице общался, во дворе, а слышно все через огроменные щели в стенах. Месят они что-то на своем тарабарском наречии, а я хоть кол в ухо – ничего понять не могу. И тут эта приперлась – страшно ей, видите ли, одной оставаться.

– Между прочим, он меня облапать пытался! – зловеще прищурив глаза, угрожающим голосом произнесла Фения, доверительно склонив к уху Вордия свою рыжую головку. – За что и получил!

– Вот еще раз так сделаешь – я тебе туда же двину!

– Это вряд ли, у меня там ничего нет! Хотя и у тебя, насколько я успела понять, тоже!

– А ну пр-рекратить! – зарычал на них инспектор. – Фения, ты же вроде знаешь сотрайский?

– Иристенский.

– Один Мрак! Ну хоть что-нибудь тебе понять удалось?

– Ругались они там, орали жутко! – закатил глаза Соргий.

– Да я не тебя, дурака, спрашиваю!

– Они и правда ругались, – подтвердила Фения. – Вроде как один, местный, прям топтал второго, пришлого – почему опоздали? Да еще, мол, с грузом, да во дворец приперлись? У нас тут инспектор – раскроете энеля командующего и нас вместе с ним! Срочно на Бурган… или к Бургану? И чтобы я вас здесь не видел!

– Бурган?

– Вроде так. А второй такой: не поеду я к Бургану, нам отдохнуть надо, хоть сутки, и груз во дворце перекантовать. Ну, мол, не домой же мне его тащить!

– Вот это уже интересно! – энергично встряхнул руками Вордий, вскочил со стула и стал быстро ходить по комнате. – Запретный груз, значит, и опасаются, что я прознаю! Вот почему Тамето говорил, что я не вовремя! Угу… А что за груз был?

– Да не видели мы, темно было. Но в конце сговорились вроде, что на один день груз во дворце приютят. Но первый второго такими словами называл, даже у меня уши свернулись! Мол, ты, Абдархыз, семя осла…

– Как Абдархыз?! – Вордий аж подпрыгнул от возбуждения. – Так это же…

– Ну а я тебе про что говорю? – саркастично изогнулся Соргий. – Мы тебе, можно сказать, прям на подносе, в хорошо прожаренном виде…

– Да хватит уже! – резко прервал его инспектор. – Фения, голос его узнала?

– Да, он вроде. Я еще с самого начала что-то знакомое уловила!

– Отлично! – сжав кулаки, на миг остановился Вордий и нервно стиснул губы. – Не успели разместиться, как уже вляпались в какую-то высокую интригу!

– Ты хотел сказать, придворную интригу? – все с тем же невинно саркастическим видом переспросил его Соргий.

– Да какая разница! – инспектор разом грохнулся на стул, который ощутимо зашатался под его весом. Вордий инстинктивно замер и сжал руками подлокотники.

– Не думаю, что это поможет тебе удержаться, если сей ненадежный предмет мебели рассыпется в прах, – усмехнулся маленький вуравиец. – И вообще, ты ожидал чего-то иного? Мы оба вроде знали, на что шли – нет?

– Да знали, конечно! – раздраженно выдал Вордий, поочередно напрягая и расслабляя мышцы ног. – Просто не люблю я эти чиновные выкрутасы…

– Может быть, мне все-таки кто-нибудь достанет кувшинчик вина? – поджав губки, с легким нажимом вмешалась в их разговор Фения.

– Вот пойди и достань! – рявкнул на нее инспектор, да так, что бедная девушка аж вздрогнула. – Ты же моя служанка, в конце концов!

– Наша служанка, дружище, – томно выдал Соргий. – Мы же с тобой все равно что братья и все должны делить по-братски… Ой! Да не бей ты меня этой колбасой, ну сколько можно?!

– А чем мне тебя еще бить?! Баранью ногу ты уже сожрал!

– И правда, Вордий, пойдем в кабак, или как у них тут это называется, – предложил начальнику лжеписец. – Мне бы тоже хлебнуть чего не помешало. Заодно и местных порасспросим… про дела наши, а?

Расположенный в приземистом саманном доме кабак назывался рестинзах и, судя по всему, был открыт круглые сутки. Контингент здесь отдыхал смешанный и состоял как из имперских офицеров среднего уровня и ниже, так и из местных жителей – на вид не совсем определенного статуса. Создавалось впечатление, что даже последний кочевник считал своим долгом обзавестись вышитой жемчугом атласной безрукавкой дико яркой расцветки, надеваемой зачастую на голое тело, из-за чего в помещении стоял весьма специфический запах.

Как и подозревал Вордий, легендарного кумыса тут тоже не подавали. На вопрос: «А почему?» – лысый мужик за стойкой поднял брови в искреннем изумлении: «А вы сможете это пить?» В итоге, заказав нейтрального камбрузского вина с приморских виноградников Иристены, друзья разместились за столом странной восьмиугольной формы.

– Ну надо же, как зонтик! – по-детски удивилась Фения, в простодушном любопытстве наклонившись вниз. – Кожа, натянутая на деревянные рейки.

Вордий нахмурился и напряженно огляделся по сторонам.

– Мне кажется, на нас все смотрят, – тихо произнес он.

– Ну естественно! – беззаботно пожал плечами Соргий. – Во-первых, мы новенькие в этом устоявшемся коллективе, а во-вторых, с нами девушка, при виде которой все местные дамы должны просто удавиться!

– Ах ты, лапочка! – сладко улыбнулась Фения. – Ведь можешь, когда захочешь!

– Ну, пока что они всего лишь танцуют, – констатировал Вордий. – Нечто похожее я видел во дворце… только тут без оружия и… как это… уровень пониже.

– Во дворце, видимо, профессиональные танцовщицы, а здесь – просто случайные… хм… девушки, – сказал Соргий. – Полукровки, судя по всему. Слишком топорно для имперского танца, но недостаточно страстно для сотрайского.

– Я им щас покажу, – нетопорно и страстно! – вытирая тыльной стороной ладони вино с губ, решительно заявила Фения.

– Ты куда? Стоять! – дернулся за ней ошалевший от такого развития событий инспектор, но Соргий повис у него на руке:

– Ой, погоди ты, она знает, что делает!

– Да что знает? – бросил ему Вордий, но все-таки сел на место. – Вино крепленое, в голову ударило… Ее же за шлюху примут!

– А ты реально не въезжаешь, что, придя сюда с нами, она как бы… уже… навлекла на себя подобные подозрения? Ты лучше глянь, что вытворяет!

Вордий молча кипел, судорожно кусая губу и отведя глаза в сторону. А Фения между тем вмиг завладела вниманием всех посетителей – как мужчин, так и женщин. Выгибаясь в такт пиликающе-сопящей, с примесью барабана, музыке, она, казалось, полностью растворила в ней свое тело, которое двигалось словно само, реагируя на малейшее изменение тона или ритма. Длинные волосы девушки огненными всполохами разлетались во все стороны, а задорный, игривый взгляд буквально заставил сильный пол покинуть свои столы и сформировать вокруг танцовщицы плотное кольцо.

Выбрав из этого «меню» крепкого, одетого в улиньские шелка мужчину, Фения подлетела на цыпочках близко-близко, исполнила под возбужденные крики короткий, но страстный приватный танец и, игриво проведя пальцем по гладко выбритой щеке, под улюлюкающие крики увлекла его за собой на второй этаж заведения. Вне себя от нежданно свалившегося счастья, ошалевший избранник успел лишь на ходу заказать самого дорогого вина и бросить торжествующий взгляд на менее удачливых соперников, к которым, судя по реакции, можно было отнести и Вордия.

– Нет, это вот что сейчас такое было? – оглушительно загремел он, но даже столь мощный голос потонул в бурном обсуждении гостями этого волнительного события.

– Артишское! У них есть артишское! – обрадованно воскликнул Соргий. – Да закрой ты варежку, все идет по плану! – обратился он к своему беснующемуся в отчаянии компаньону. – Она же профессионалка, что там! Я бы, между нами, тоже этого выбрал.

– Чего? – завороженно глядя на него, проревел Вордий.

– Ну, для сбора сведений, я имею в виду. И, слушай, ослабь поводья – «актрисы» не спят с клиентами. Давай лучше артишским зальемся и обождем чуток!

Сделав заказ, друзья погрузились в ожидание. Вордий старательно делал вид, что происходящее сейчас этажом выше его совершенно не волнует, но силы воли в данном случае хватило ненадолго.

– А вот это обязательно все было делать, а? Тем более без моей команды?

– Ну, не знаю, Ворик, не знаю, – вальяжно забросил ногу на ногу маленький вуравиец и с видимым удовольствием глотнул из чаши. – Я вот считаю, что артишское нужно пить при каждой возможности.

– Да я не про это! – раздраженно рявкнул инспектор. – Сами бы могли: пригласили бы того-другого к столу, напоили тем же артишским да все и выведали.

– Ой, ну вот прям они сразу тебе все и расскажут, – как маленькому ребенку, обрисовывал ему ситуацию Соргий. – Нет, артишское они, конечно, выпьют, но вот остальное… Не будь простачком, Ворик. Кто это тебе, чужому здесь человеку, да еще из столицы прибывшему, станет все местные расклады излагать? Да не в жизнь!

– А ей станет, что ли?

– Знаешь, как показывает мой опыт, женщине с шармом можно рассказать очень многое. И даже если понимаешь, что болтаешь лишнее – ну ничего с этим поделать не сможешь!

Вордий кисло усмехнулся:

– Вот-вот, этот сотрай точно не дурак. Он ведь и соврать может… И вообще, что, если у нее не получится незаметно добавить сонное зелье в вино? А если он ее застукает? Ты представляешь, что он с ней тогда сделает? Это ведь не напыщенные столичные хлыщи, здесь народ тертый и жесткий!

Соргий поставил чашу на стол и тяжело вздохнул, будто имеет дело с помешанным и отчаялся достучаться до его пребывающего в больном бреду разума.

– Для человека, обрученного с другой женщиной, ты что-то слишком переживаешь за эту рыжую лисичку. Лучше вспомни Лювию, подумай, как она сейчас без тебя!

Вордий сжал зубы и тяжело застонал, на мгновение прикрыв глаза:

– Как же ты мне надоел! Это ведь совсем другое. Мы спасли ее, вырвали из лап Пылающего Аспида и теперь несем ответственность за ее жизнь и неприкосновенность!

– И давно ты стал таким… ответственным? – со смехом прокомментировал этот сомнительный аргумент Соргий.

– Люди меняются… с возрастом, – серьезно произнес Вордий, что вызвало веселый смех вуравийца. – И вообще, она моя троюродная сестра, не забывай! Эмель Вирандо свидетель…

– Нет, все, я больше так не могу! – судорожно вцепился в свой колыхающийся живот Соргий. – Ну признайся, что просто влюбился в эту работницу полусвета…

– Она не работница! – с негодованием отверг этот образ инспектор. – А жертва обстоятельств! Если бы такая девушка родилась в нормальной семье…

– То ты бы сразу разорвал помолвку с Лювией? Да, Ворик? Но поскольку это не так, то единственное, что тебе светит, – это короткая, ни к чему не обязывающая интрижка! Лично меня, кстати, такой вариант устраивает больше всего. Единственная проблема, которая есть в этом безупречном замысле, – желания самой Фении, которые сейчас, похоже, сосредоточены на совсем другом мужчине!

При этих словах Вордий до боли сжал челюсти. А Соргий между тем продолжал:

– Меня, кстати, всегда жутко веселили эти заявления – я, мол, его неискренне целовала, без любви и все такое! Да какая разница, что там было в твоей голове – результат-то один, хе-хе! Уж со сколькими женщинами я крутил насчет этого дела – ну, ты знаешь – и могу сказать тебе совершенно точно: никакой разницы «по любви» или «без оной» тут нет. Если женщина завелась – здесь и сейчас, – удовольствие всегда одно и то же!

– Вот ты-то откуда знаешь? Ты же не женщина! – тяжело дыша, попытался изобразить сарказм Вордий. И, чтобы смыть досаду, залпом влил в себя остатки вина из кувшина.

– А вот это правильно! – хлопнул и свою порцию из грубо расписанной ломаными спиралями чаши маленький вуравиец. – А насчет женщин – нужно не быть ими, нужно уметь их чувствовать! Кстати, вот и наша подруга крадется… Да тихо ты, чуть стол от восторга не снес! Вишь, к выходу проскользнула? Нет, мы не бежим за ней, как гончая за оленем! Степенно допиваем вино и, для вида пошатываясь, следуем к двери.

С последним пунктом трудностей не возникло, ибо выпитое вино двух разных видов добросовестно сделало свое дело. Вполне натурально задевая предметы и таких же неустойчивых посетителей, друзья, наконец, вышли на свежий воздух, чтобы хоть как-то уменьшить эффекты от столь пагубной привычки, как употребление алкогольных напитков.

– Ну и где эта развратная тварь? – рявкнул во все горло Вордий, чуть ли не хватаясь за меч.

– Ой, дружище, не завидую я твоей супруге! Ладно, давай домой, ибо клянусь Обителью Мрака, больше ей нас ждать решительно негде. Чи, чи! Обопрись на мое верное плечо – прям как в старые добрые времена! И теперь тихонько-тихонько, под дружеским взором соглядатаев Тамето… к нашей шикарной персональной резиденции!

Пошли они действительно весьма достойно.

– Послушай, Сорик, – сильно дыша ртом и глядя куда-то в пустоту, спросил Вордий. – Я вот давно хотел спросить… Ты же почти в половину меньше меня… как ты умудряешься пить в два раза больше и не пьянеть?

Соргий с заметным удовольствием хрюкнул в ответ:

– Нужно больше тренироваться, приятель! Когда не состоишь на этой вашей государственной службе, есть больше времени на практику!

Фения уже ждала их, расположившись прямо на огромной кровати в комнате инспектора с небольшим кувшинчиком вина в руках.

– Это… это что, Мрак, все… это значит?! – чуть не задохнувшись от возмущения, исторг из себя Вордий.

– Это значит, – помахав винной тарой, игриво ответила девушка, – что хорошее вино просто так на дороге не валяется!

– Он про кровать, полагаю, – скрупулезно уточнил Соргий.

– Да! – с вызовом поддержал его инспектор. – И не только. Ты моя служанка, Тьма тебя поглоти, моя, понимаешь? Какого беса ты спишь с кем попало, когда ты должна… – Вордий сделал непроизвольную паузу, благо остатки трезвости робко напомнили ему о нормах приличия.

– Спать со мной, – тихо подсказал Соргий.

– Спать со мной! – с вальяжным ревом махнул рукой инспектор. – Ой, Мрак! Я тебя прибью, Сорик!

Фения рассмеялась, – звонко и чуть повизгивая, резко запрокинув голову назад. Было видно, что она тоже успела порядком поддать винца.

– Ну не ревнуй, мой милый! Вот видишь, я сама готова провести эту ночь в твоей постели. Как и все последующие в этой степной дыре, я надеюсь. Тебе, правда, придется поискать другое место для ночлега. Да и про того купчишку. Надеюсь, Соргий уже объяснил тебе, в чем заключается профессия «актрисы»? Я получила от него в точности то, что хотела.

– Ты опоила его? – недоверчиво нахмурился инспектор. – Что-то я не видел у тебя сонного зелья…

– Ну да, – томно качнув рыжей головкой, ответила девушка. – С зельем вышла промашка. Не было у меня его с собой на складе у Аспида. И потом, мы так быстро собрались…

– То есть он захмелел? – заметно волнуясь, продолжал допрос Вордий. – Ты влила в него море дорогущего пойла, и он вырубился? Но тогда, – инспектор медленно поднял палец, – откуда у тебя это? – и он указал на кувшин.

– Вот я и говорю, – с сочувствием произнесла Фения. – Грех такое вино другому отдавать. Лучше сама выпью!

Вордий на мгновение чуть приоткрыл рот, словно соображая, что к чему, и тут его взгляд натолкнулся на игривые глаза Фении.

– Издеваешься, шлюха! – разъяренно выдал он и, кинувшись к девушке, всем телом повалил ее на кровать.

– Ну да, в общем, – пожал плечами Соргий, с интересом наблюдая эту картину. – Если можно какому-то купцу… Бедняга… О-о-о, однако!

К его удивлению, Фения не стала сопротивляться, а наоборот, крепко обхватила Вордия ногами, а левой рукой нежно обвила его могучую шею.

– Не, ну ничего себе! – теперь уже искренне забеспокоился маленький вуравиец. – Совсем все перепили, что ли? А ну, живо вставайте! Ворик, у тебя же невеста есть!

Но сладкая парочка и не думала реагировать, лишь сильнее сжимая объятия.

– Ты просто фея! – попав в нежную ауру девушки, зачарованно проговорил Вордий.

– Все вы так говорите! – прошептала ему на ушко Фения. – Ты хотел знать, как я вырубила того купчишку? Ну, вот как-то так!

Девушка крепко сжала левой рукой свое правое запястье и, раздвигая руки, вдавила ребро правой ладони прямо в шею сомлевшего от предвкушения любви офицера. Тот было затрепыхался, как карась в рыбацкой сети, но Фения крепко держала его ногами.

– Он жив вообще? – оторопел от увиденного Соргий, но потом все же бросился на помощь потерявшему сознание другу. – Ты что с ним сделала? Да аккуратнее, свет мой!

Фения, немного прокрутившись, легко сбросила с себя бесчувственную тушу инспектора.

– Он же, наверное, раза в два тяжелее тебя будет! Что это вообще было, а?

– «Искусство актрисы», – усмехнулась девушка, поправляя одежду. Не всегда же зелье под рукой есть. Ну и вообще, с такой работой нас постоянно стремятся изнасиловать!

Она презрительно сморщила носик, а потом уставилась прямо на Соргия. Тот инстинктивно подался в противоположную сторону:

– Ты чего, я вообще не с ним! Ну, в смысле с ним, но на тебя лезть не собираюсь. Я теперь после такого вообще не скоро с женщиной лечь смогу!

– Да ты шутник! – улыбнулась Фения. – Хочешь вина?

– Да кто же от артишского отказывается? – деловито принял кувшинчик Соргий. Жадно отхлебнув глоток, он вежливо вернул вино девушке.

– Слушай, а он скоро очнется?

– Да уже должен.

– Ну а вот если он потом тебя запомнит и найдет, тогда что?

– Ой, ну как будто сам не знаешь! Я же с какой публикой работаю – все сплошь приличные, милые люди. Ну кто будет шум устраивать, что жене изменял? Нет, иногда находятся и такие, но здесь уже Аспид нас прикрывает.

– Ага, – кивнул Соргий и прикусил губу. – Только здесь его нет!

– Я тебя умоляю! – закатила глаза девушка. – Ну какой могучий сын степей публично признается, что был повержен хрупкой девушкой?

– Тоже верно, – пожал плечами вуравиец. – Узнала чего?

– Сейчас, он очнется, – ответила девушка. Фения с усилием повернула тело инспектора на бок, согнула ему левую ногу и отвела назад голову. – Ну давай, давай, пора уже!

– Моя фея! – открыл наконец глаза инспектор.

– Да вставай ты! – огрызнулся на него Соргий. – Нормально все?

– Ага, – вяло ответил Вордий, потирая шею. – Как ты это сделала?

– Я тебе сам потом покажу, – с нажимом ответил маленький вуравиец. – Давайте к делам!

Все попытались придать своим не очень трезвым лицам серьезное, сосредоточенное выражение.

– В общем, если верить моему несостоявшемуся любовнику, который, – Фения иронично качнула головой, – знает всех и каждого в этом поганом городе, то наш Абдархызик как раз работает на Бургана.

– Ну надо же! – воскликнул Вордий и театрально хлопнул себя ладонью по колену. – Человек он, значит.

– Точно! – красиво приоткрыла ротик Фения. – Не деревня, не клан, не местность, а именно человек. Причем далеко не последний в этих унылых краях. Что-то вроде Пылающего Аспида в степном обличье.

– Понятно, – почесал свой некогда красиво уложенный затылок Соргий. – Контрабанда, скупка краденого, похищения людей, налеты на купцов. Тамето в доле, само собой.

– С-свет мой ясный! – обхватив голову руками, застонал Вордий. Встав на ноги, он сделал несколько нетвердых шагов и беспомощно развел ладони в стороны. – Ну что за дом, даже воды нет!

– А что ты хотел – водопровод посреди степи? – понимающе вздохнул Соргий. – Там во дворе вроде колодец был.

– Колодец… – обреченным голосом повторил инспектор.

Слегка пошатываясь, он покинул помещение. За окном послышались шум нечаянно пнутого в темноте ведра, проклятия и плеск воды.

– А я думала, он как-то более… – Фения запнулась и изобразила пальцами несколько замысловатых фигур.

– Сдержанный? – пришел на помощь Соргий. – Или мужественный?

– Вроде того, – ответила девушка.

– Ну вот, и ты тоже думаешь, что настоящий мужчина – кремень в любой ситуации, – усмехнулся вуравиец. – Ох, женщины…

Фения фыркнула, скорчила гримаску, на мгновение отвела глаза и сразу же вновь посмотрела на Соргия:

– Вот ты, к примеру, держишься гораздо лучше.

– Я рад, что из нас двоих ты в конечном счете выбрала меня.

– Ага, даже не мечтай, – сквозь зубы процедила Фения и попыталась приложиться к вину. Но Соргий ловко изъял кувшин из ее рук:

– Да хватит уже, ты и так налакалась! Хочешь, чтобы этот вернулся, а ты легла?

– Мечты-мечты! – сморщив носик, язвительно выдала Фения.

Вордий действительно вернулся довольно быстро, – с мокрой головой, но несколько более сосредоточенным.

– Как думаете, это Тамето заказал Уни? – спросил он, вытерев воду со лба ладонью и стряхивая капли на пол.

– Может быть, а может, и нет, – задумчиво ответил Соргий. – В любом случае отступать некуда. Надо брать за жабры этого Абдархыза.

– Ну ты же понимаешь, – мучительно возразил Вордий, – что если все действительно так, то даже мой статус инспектора нас не спасет.

– Это что, значит, зря ехали, что ли? – возмутилась Фения. – Ну вы и трусы там в этой гвардии, не ожидала!

– Послушай, девочка! – резко бросил ей Вордий. – Ты вообще понимаешь, что тут с нами могут сделать? Ты была когда-нибудь хотя бы в одном бою?

– Была, в отличие от тебя, индюка парадного! – вскочила на ноги Фения. – Я дралась за свою жизнь чаще, чем ты вынимал свой меч из ножен!

– Ну, тут и боя-то никакого не будет, ежели что, – вздохнул Соргий. – Но я думаю, что попробовать стоит. Если мы и правда что-нибудь раскопаем, то валить инспектора… нет, в любом случае они предпочтут сначала договориться. Ну и – да, не зря же все это затевали!

– Ладно, – облизав губы, произнес Вордий. – Все такие смелые, а драться все равно мне одному придется… Ладно! – повторил он, вновь хлопнув себя ладонью по бедру. – Завтра с утра идем к этому Абдархызу. В конце концов…

Тут Вордий подумал о том, что уже засветил свой интерес к данной персоне Генцию и скачет сейчас искомый купчишка где-нибудь по широкой степи при свете далеких звезд. От этой мысли инспектору стало значительно легче.

В итоге комната с большой кроватью предсказуемо осталась за Фенией. Как только девушка удалилась в свои отвоеванные покои, Вордий призывно подмигнул Соргию:

– Ну давай показывай!

– Чего? А-а-а, о-ой! Ну, хорошо. Ложись и раздвигай ноги. Так, я ложусь на тебя, ты сжимаешь меня ногами. Да, так. Крепче! Ноги скрести за моей спиной. Теперь обнимаешь меня рукой за шею, да. Это сюда, сжимаешь… Да не туда, ниже, да, о-о-о!

Соргий заорал, но не от выполненного приема, а от испуга – ведь дверь спальни внезапно распахнулась.

– Я, конечно, понимаю, мальчики, что вы соскучились друг по другу, – елейным голосом произнесла стоящая на пороге Фения. – Но не могли бы вы делать это не у меня под боком? Вы даже не представляете, как это все воспринимается из-за закрытой двери!

Враз покрасневшая «сладкая парочка» разомкнула объятия и ударилась в бега. В конечном счете Соргий расположился в одной из спален меньшего размера, в то время как сам инспектор принялся бесцельно бродить по дому, нигде не в состоянии найти себе места. Наконец, он зашел на конюшню. Печальные глаза ргыза казались еще громаднее в свете масляной лампы. Вордий задумчиво посмотрел на него, потрепал за холку и улыбнулся.

– Один ты меня понимаешь, дружище! – растроганно произнес он, сел рядом и обнял монстра за шею. Ргыз пару раз легонько ударил копытом, потерся о Вордия мохнатой головой и вздохнул.

Поутру Соргий проснулся от странных запахов, источать которые могла только свежеприготовленная пища. Мурлыкнув и расплывшись в улыбке, он решил поваляться еще немного, но тут его покой прервал резкий вопль и звук хлопнувшей двери. Голос был, несомненно, женским.

«Ну сколько ж можно, Ворик!» – раздраженно подумал маленький вуравиец и нехотя поднялся на ноги. Спал он разувшись, но в одежде, ибо белья в этом запущенном доме, судя по всему, не было уже очень давно.

В центральном холле Соргий чуть не сбил с ног маленького человечка с большой круглой головой и жесткими иристенскими усами.

– Ой, простите, энель инспектор, вот вы где! – сбивчиво затараторил тот. – А я ведь зашел в спальню завтрак в кровать подать, а там такая девушка, ну просто фея!

«Еще один!» – со вздохом подумал Соргий.

– Я Русбам Брингц, и моя работа – сделать ваше пребывание в Люмдырбаге как можно более приятным! По личному указанию командующего Тамето.

Соргий уловил краем уха какое-то гудение. Похоже, что весь дом был наполнен людьми, которые приводили в порядок это запущенное жилище и готовили всякие вкусности для прибывших гостей.

– Нет, я не инспектор, а его писец, – с сожалением, так и не успев насладиться всеми преимуществами высокого положения, внес ясность в ситуацию Соргий.

– А где же тогда инспектор? – очень забавно всплеснул руками Русбам.

– Не знаю, – борясь с зевотой, протянул Соргий. – В колодце смотрели?

Рот их нового опекуна округлился так, что в нем смогла бы свить гнездо даже не самая мелкая птичка.

– Ладно, ладно, – вальяжно похлопал его по плечу маленький вуравиец. – Я сам поищу.

Вордий сладко спал на конюшне, положив голову на теплую тушу ргыза. Соргий разбудил его довольно жестоким образом. Оглядевшись вокруг, он взял в руки еще горевшую масляную лампу и, поднеся практически к самому лицу друга, истошно заорал:

– Пожар! Горим! Огонь, огонь!

Вордий резко дернулся и почти подскочил на ноги, бешено вращая глазами. Безмятежно спавший до того ргыз тоже вскочил и в искреннем возмущении издал звук, похожий на нечто среднее между сигналом боевой трубы и ревом осла.

– Совсем дурак, что ли?! – наконец пришел в себя Вордий. – Бедный ргызик из-за тебя чуть не обделался!

– А-а-а, уже ргызик, значит, – ехидно покачал головой Соргий. – Нет, я, конечно, слышал, ха-ха, что в степи в отсутствии женщин пользуют всякую живность, но своими глазами такое вижу в первый раз!

– Ну ты и отрыжка Мрака! – издал нечто похожее на стон инспектор, массируя виски.

– Не это случайно ищешь? – протянул ему Соргий кожаную флягу.

Вордий отхлебнул:

– Это что, пиво? Клянусь Зарей, ты лучший из людей! Но откуда?

– О, пока ты тут дремал, мой друг скотоложец, целая команда личных слуг Тамето оккупировала этот дом, чтобы убирать, готовить и выполнять прочие наши бытовые желания. И шпионить, понятное дело. Кстати, о желаниях. Я очень хочу присутствовать при том, как ты посмотришь в глаза Фении.

Увидев недоуменный взгляд друга, Соргий в красках напомнил ему наиболее пикантные подробности прошлой ночи.

– Вот Темень колючая! – хлопнул себя по лбу Вордий и потер между бровей указательным пальцем. – Неужели я и правда был такой скотиной? Сейчас же пойду и извинюсь перед ней!

Фения все еще пребывала в своей, то есть инспектора, комнате, причем уже весьма в одетом состоянии, и сидела лицом к окну.

– Ну давай скажи ей что-нибудь хорошее! – напутствовал друга Соргий.

– Фения, мне тут Соргий рассказал, – начал практически официальным тоном императорский гвардеец. – Сам я ничего не помню… но ты меня прости за вчерашнее… это все вино, понимаешь?

Девушка не реагировала и продолжала молча сидеть за столом, тяжело подперев голову ладонями. Ее великолепные рыжие волосы были в беспорядке рассыпаны по плечам. Вордий замялся.

– Да не молчи ты! – шикнул на него Соргий.

– Фения, ты… ты сегодня так великолепно выглядишь… – с надеждой в голосе начал было Вордий.

На этот раз, похоже, сработало. Девушка медленно оторвала руки ото лба и повернулась. Ее отекшее лицо напоминало страшную маску, а под глазами красовались огромные синяки.

– Ты что, издеваешься? – грудным голосом осведомилась она.

– Пиво! – полушепотом скомандовал Соргий.

Вордий четким деревянным жестом протянул девушке порядком опустошенную флягу.

– Обожаю тебя! – с чувством произнесла та, жадно осушая кожаный сосуд. – А еще есть?

– Сейчас организуем! – на этот раз мигом среагировал Вордий. – И харчей горяченьких…

– А тут уже и так все есть! – радостно оживился Соргий. – Колбаски копченые в бараньих кишочках…

– А ну не трожь! – вдарила по столу маленькой ладошкой Фения. – Это моя добыча.

– Ну, строго говоря, все это предназначалось энелю инспектору! – решил спрятаться за должностную ширму маленький вуравиец.

– Да ладно, чего там, жрите оба! – примирительно подвел черту Вордий.

Так хорошо начинавшийся дружеский завтрак был прерван появлением Русбама, который в этот раз предварил его очень деликатным стуком в дверь.

– Энель инспектор, к вам посетитель! – торжественно провозгласил он.

– Ну вот, только въехал, а моя резиденция уже превратилась в проходной двор! – вздохнул Вордий. – И кто там…

Закончить фразу он не успел, в комнату крадущейся походкой вошел худой, бородатый человек в длинном, узком халате и в высоком колпаке, расшитом золотыми и серебряными нитями.

– Светосиятельный энель императорский инспектор! – молвил он, вычурно поклонившись. – Меня зовут Акпарс Онелти, я родом из Итишкина, а в эти бескрайние степи меня занесли дела искренней заботы о благе и процветании народа нашей славной державы!

– Вы купец? – деловито решил внести ясность Соргий.

– Как вы изволили выразиться, да, – поклонился вошедший. – И я здесь, энель инспектор, чтобы предложить вам очень выгодную сделку.

– Стоп, стоп, милейший! – Вордий сделал предупредительный жест ладонью. – Ты, похоже, и сам не слышишь, что говоришь. Я, как ты сам только что сказал, именем Великого владыки выступаю в роли инспектора и специального уполномоченного по военным делам. А к торговле никакого отношения не имею.

– Позвольте мне, недостойному, перейти прямо к делу, – голосом терпеливой мамаши, объясняющей маленькому ребенку пагубность игры с огнем, произнес Акпарс. – Волею Пресветлого повелителя мне стало известно, что вы вступили во владение неким ргызом, каковой у меня на родине считается чудесным и крайне редким животным.

– Я смотрю, в этом городе все вмиг предается огласке, – усмехнулся Вордий и скрестил руки на груди. – Но в таком случае тебе должно быть известно и другое: что оный ргыз был дарован мне самим командующим Тамето. Неужели ты думаешь, что я захочу обидеть его, продав ргыза – не обижайся – первому встречному? Закон степей! – и инспектор с улыбкой развел руками.

– Вы нисколько не обидели меня, светосиятельный господин, – елейным голосом заверил его торговец. – Но я давно веду дела со степняками и прекрасно знаю, что оскорблением у них считается только отказ принимать подарок. Если же вы его приняли, то с этого момента он становится вашей полноправной собственностью, и даритель уже не вправе указывать вам, что с ним делать.

– А вот интересно в таком случае, можно ли было тотчас передарить его обратно? – взяв себя двумя пальцами за подбородок, озадачился Соргий.

Вордий с удивлением повернул голову в его сторону:

– Я вот не понял, это ты сейчас в шутку спросил или чтобы показать, какой я тупой?

– Три тысячи леро, – прервал этот, к счастью, так и не начавшийся спор Акпарс. – Всю сумму я готов внести прямо сейчас.

– Три тысячи! – вскочила со своего места Фения. – Да ни один конь столько не стоит, а тут какое-то уродливое чудовище!

– Но-но, полегче! – недовольным тоном возразил Вордий. – Я, между прочим, уже успел к нему привыкнуть. И вообще, странное дело, это ведь хорошеньким девушкам полагается любить всякую живность с грустными глазами. Ну и где это все у тебя, скажи на милость?

– Очень хорошо, вот и очень хорошо! – скороговоркой забубнил Соргий, неожиданно подскочив практически вплотную к рослому инспектору. – Ворик, продаем однозначно, я тебе потом все объясню!

Вордий недоуменно нахмурился, но маленький вуравиец чуть ли не впился в него своими алчными глазами.

– Соглашайся, дурак! – тихо прошипел он.

– Ну, хорошо! – вздохнул, наконец, Вордий. – Ргыз в конюшне, можешь забирать.

Вынув из сумки увесистый сверток, гость почтительно передал его Вордию, произнес необходимую в таких случаях фразу: «Айнгимэ!» («При свидетелях!») – и поспешно удалился.

– Ну, давай рассказывай, что это за выгодная сделка! – рассеянно произнес Вордий, легонько подбрасывая сверток.

– Сейчас, погоди, – Соргий шустро изъял оплату из его рук и стал пересчитывать деньги со скоростью, выдававшей немалый опыт. – Так, монетки как на подбор прям, чистенькие, аккуратные птенчики…

– Что со сделкой?! – гаркнул ему чуть ли не в ухо инспектор, но его друг только ухмыльнулся и, даже не сбившись, ехидно произнес:

– А с чего ты взял, что это сделка? Нет, дорогой, это взятка!

– Чего? – наклонился к нему и слегка оскалился Вордий.

– А-а-а, ха-ха, я, кажется, понимаю! – рассмеялась Фения.

Соргий скрупулезно закончил подсчет, удовлетворенно хмыкнул и только тогда, наконец, удостоил собеседника развернутого пояснения:

– Видишь ли, мой долбоголовый друг, в определенных кругах это называется «толкнуть скорлупу». А проще говоря, это когда не дают мзду напрямую, а покупают у тебя совершенно ненужную вещь втридорога. Энель Тамето случаем не намекал тебе… ну, чтобы ты не замечал чего или в таком духе?

– Намекал? Да он прямо мне предложил, чтобы я не ездил в эту бесову крепость! – рубанул рукой по воздуху инспектор. – Целых три варианта доклада мне подарил – выбирай, мол, любой и не кашляй в мою сторону!

– Во-от! – наставительно поднял палец кверху Соргий. – А это, чтобы тебе быстрее думалось, понимаешь?

– Ах ты, Свет мой! – покачал головой Вордий, опустившись на стул. – Так я, выходит, сейчас уже подо всем подписался?

– Ага, причем при свидетелях! – закивал Соргий. – Что с деньгами делать будем?

– Будем?! – взревел Вордий. – Вообще-то это моя взятка!

– Ну да, однако взять ее убедил тебя именно я. Так что какие-то жалкие тридцать процентов… ну и Фении десятку за молчание…

– Так, я не понял! – вскочил со стула инспектор.

– Да все, все, ладно! – поспешил успокоить его Соргий. – Я ведь знаю, как ты их потратишь. «А свадьба, свадьба под ликом Солнца золотым…»

– Я так рада за тебя, Вордий! – с сияющей улыбкой сказала Фения. – Теперь ты можешь воссоединиться со своей любимой…

– Да ладно вам, вот насели! – враз засмущался Вордий. – Все уже за меня решили!

– А то как же! – усмехнулся вуравиец. – Не скажу за эту лисичку, но я свои тридцать процентов там и так пропью!

Инспектор сделал вид, что собрался ответить другу что-то резкое, но в глазах его играла улыбка:

– Ладно, просто… я никогда раньше не брал взяток… Ну да Свет с ним, если у них тут так положено, все равно выхода нет. Давайте лопать быстро и к Абдархызу, пока не убег!

У дома искомого кочевника царило нездоровое возбуждение собравшихся со всей округи народных масс.

– Что, убили кого? – весело пошутил Соргий, пробираясь вслед за массивным другом через плотную толпу.

Вход был перекрыт патрулем Кавалерийского корпуса.

– Та-ак! – напряженно протянул Вордий.

Здраво рассудив, что толковать с рядовыми не стоит, он предъявил свой жетон с грамотой и провел друзей внутрь.

– Ты чего, так сразу светиться? – тут же зашипел на него Соргий. – Мы же здесь по личному делу!

– Поздно! – мрачно отрезал гвардеец.

В доме хлопотали врач и какие-то неизвестные люди в военном облачении. Появление инспектора со свитой, похоже, вогнало их в ступор.

– Кто пустил, сюда нельзя! – робко стал протестовать молодой офицер с широким, покрытым рыжими веснушками лицом.

– Нам не просто можно, но и должно! – представился Вордий. – Вы старший? Что здесь произошло?

Офицер и его подчиненные, казалось, превратились в каменные статуи.

– Похоже, и правда кто-то умер, – теперь уже совсем без смеха пробормотал Соргий.

Мгновенно нащупав в этой компании слабое звено, он подошел к доктору и проникновенно заглянул ему в глаза:

– Это Абдархыз, да?

– Это он! – прошептала Фения, прикрыв пальчиками рот.

Тело еще находилось в доме, почему-то на столе. Некогда это был коренастый, с жесткими рыжеватыми волосами мужчина лет сорока.

– Конечно, Абдархыз, его тут все знают! – со вздохом проворчал доктор, словно оправдываясь.

– Та-ак! – снова натянуто произнес Вордий, делая шаг в его сторону. – Время, причина смерти?

– Простите, энель инспектор, но мы должны закончить работу! – наконец набрался храбрости рябой офицер. – Вы потом можете получить доклад во дворце у командующего…

– Мо-олчать! – рявкнул на них Вордий. – Как инспектор Небесного престола я уполномочен требовать и получать любую информацию о происходящем на поднадзорной территории! Что вы здесь делаете? С каких это пор смерть купца – компетенция военных?

Офицер поджал губу и взглянул на Вордия исподлобья. Было видно, что он очень хотел сказать в ответ нечто дерзкое, но от этого поступка его удерживает субординация и… возможно, что-то еще. Затем он жестом подозвал к себе подчиненного в кожаном шлеме и что-то прошептал ему на ухо. Тот быстро кивнул и стрелой вылетел за дверь.

– Я здесь по приказу своего командира, – заговорил, наконец, веснушчатый.

– Ну кто бы сомневался! – театрально развел руки Вордий.

Подойдя еще ближе, он остановил взгляд на эмблеме с изображением дракона на пряжке плаща собеседника. – А командир-то не энель Торфи случайно?

– Так точно, – глядя в пустоту, унылым голосом ответил офицер.

– С ним я тоже поговорю! – задрав подбородок, назидательным тоном произнес инспектор. – А ну, стоять! – ловко поймал он доктора, попытавшегося улизнуть из помещения.

Тот покорно застыл на месте, украдкой взглянув на конопатого офицера. Из последовавшего затем допроса удалось выяснить, что Абдархыз умер ночью от причин неустановленного характера. Следов насилия на теле не обнаружено.

– Ты же понимаешь, что это значит? – с почти закрытым ртом побормотал Соргий, когда они смогли на мгновение укрыться от агентов Генция в небольшом помещении, напоминавшем кладовку. – Они следы заметают!

– Помещение обыскивали, а мы им помешали, – высказала свою догадку Фения.

– Ты лучше на людях помалкивай! – оборвал ее Соргий. – Не забывай, что ты простая служанка. И так подозрительно, что ты сюда с нами приперлась.

– Сам ты приперся! – возмутилась девушка. – Кто бы его тогда опознал, бревно ты мореное?

– А она тебя уела, да, Сорик? – ухмыльнулся Вордий. – И что же они, по-твоему, ищут, милая?

– Да все про его связь с Бурганом! – выдала Фения как само собой разумеющееся. – Оттуда ведь ниточка во дворец командующего тянется, ясное дело!

– Ну да, и груз этот тайный, – почесал левый висок Соргий. – А так нам все концы режут.

– Вот именно – во дворец! – сжав губы, энергично напрягся, как тигр перед прыжком, Вордий.

– Э, ты чего задумал, а? – с опаской спросил его маленький вуравиец.

– Отведи Фению домой, и ждите меня там, – бросил ему инспектор. – Если хочешь убить змею, нужно целиться прямо в голову!

Энеля Торфи во дворце не оказалось. Четвертый по счету из опрошенных военных сообщил Вордию, что командир Драконов степи – на ристалище. Обычно данное понятие подразумевает некое ограждение, но в местной версии площадка для тренировок раскинулась чуть ли не до горизонта, не такого далекого, впрочем, из-за периодически поднимающихся облаков пыли.

Обучение местных воинов существенно отличалось от того, что Вордий привык видеть у себя в гвардии. Хождение строем и синхронное выполнение упражнений с мечом и щитом отсутствовали, вместо этого солдаты носились по полю на лошадях как сумасшедшие, выпуская стрелы по столбам с мишенями. Прямо на глазах Вордия молодой всадник в высоком блестящем шлеме и гибких доспехах из металлических пластин на полном скаку элегантно подцепил копьем медное кольцо, а затем ударом палаша разрубил тыкву на деревянном столбе.

Отыскать Генция в этой каше было весьма непросто. К счастью, совершенно случайно инспектор наткнулся на виденного не так давно в доме Абдархыза воина, посланного с глаз долой с каким-то поручением. Теперь, похоже, не оставалось никаких сомнений, к кому он был направлен. Едва ли он тоже заблудился. Так в чем же дело?

Увидев Вордия, боец засмущался, дернулся и непроизвольно посмотрел влево. Оттуда из пылевой завесы доносился шум какой-то свалки и переходящий в визг собачий лай.

– Там начальник? – напрямую спросил его Вордий.

Тот сделал неопределенного свойства движение головой, которое можно было трактовать как согласие или как нервный тик, – в зависимости от уровня собственной фантазии. Что же, теперь все ясно. Смиренный подчиненный не смеет отвлекать начальство от воинских упражнений. Ну да глупо не воспользоваться такой деликатностью.

Усмехнувшись, Вордий легонько хлестнул лошадь и с гордой осанкой направился внутрь свалки. Подъехав ближе, он увидел, что господа офицеры весело развлекались, стреляя из луков по в панике мечущимся под копытами псам. Бедные животные и рады были бы вырваться из этого адского круга, но каждый раз стрела с тупым, обернутым кожей наконечником искусно меняла траекторию их движения. Дико воя, собаки инстинктивно кидались обратно в круг, не понимая, что это только продлевает их роль в качестве живых мишеней.

– Вот сволочи! – пробормотал Вордий, скрипя пылью на зубах. – Энель Торфи! Э-энель То-о-орфи! У меня срочное дело!

Инспектор чуть не сорвал себе горло и уже усомнился в наличии Генция на поле, но внезапно один из всадников отделился от группы и нехотя устремился к нему. Приспустив пыльный платок с лица, командир Драконов не очень удачно попытался скрыть свое жуткое разочарование преждевременным выходом из игры.

– Энель Онато? Не думал, что вы любитель подобных развлечений!

Вордий спокойно и пристально посмотрел ему в глаза и произнес:

– Энель Торфи, нам надо поговорить.

– А-а-а… – понимающе протянул тот, потом вздохнул, бросил короткий взгляд в сторону поля и приглашающе направил лошадь в сторону. – Именно сейчас?

– Именно! – последовал за ним инспектор.

Какое-то время они ехали молча. Вордий собирался с мыслями, которые все куда-то разбежались, пока он искал Генция. Наконец, инспектор решился:

– Слушай, энель Торфи, помнишь, я прошлой ночью интересовался у тебя про некоего Абдархыза? Как ты думаешь, почему сразу после этого его убили?

Генций покачал головой, словно она сама была в сомнениях, оставаться ли на плечах своего хозяина:

– А что, его убили?

– А то! Один из твоих офицеров как раз уничтожал улики, когда я туда прибыл. Его гонец с новостью о моем появлении так и не решился отвлечь тебя от игры.

– Старизий… – добродушно протянул энель Торфи. – Он из очень хорошей семьи. Отец – главный судья в Грасимере. Мда… Хороший ты человек, энель Онато! Нравишься ты мне – вот убей, не знаю почему!

– Абдархыз работал на Бургана и должен был доставить ему из столицы некий ценный груз, – игнорируя тон собеседника, ровным голосом продолжил Вордий. – Те, кто меня послал, в курсе всей истории, но не знают деталей. Ты можешь работать со мной, и проблем не будет. Либо отказаться от сотрудничества, но тогда… Тамето не тронут, но ты будешь крайним.

Генций остановил коня, но лицо его оставалось спокойным. Его взгляд был погружен куда-то в себя, словно он производил в уме некие математические вычисления.

– Ну, а с другой стороны, – пробормотал наконец степной офицер, – если бы этого так и не случилось, я бы решил, что все совсем плохо. – Он вздохнул и немного поиграл языком во рту. – Чего ты хочешь?

– Как я уже сказал, – попытался придать голосу смесь солидности и равнодушия Вордий, – инспекторская миссия лишь прикрытие. У меня есть и другие, секретные, задания. Одно из них напрямую связано с этим вашим Бурганом. Мне необходимо допросить его.

Генций усмехнулся:

– Ну, к чему такие сложности? Ты меня спроси – может, смогу тебе чем помочь. Все, кроме убийства Абдархыза. Думай, что хочешь, но это не мы.

– Абдархыз меня теперь мало волнует – он мертв. А тебя я могу спросить только об одном: как скоро ты доставишь ко мне Бургана? Клянусь Светом, он не пострадает. И не говори мне, что его не знаешь – у меня на этот счет надежные сведения. Оставь меня с ним наедине, а потом я уеду, и мы просто забудем этот разговор. Да, и в своем секретном отчете я не напишу ни про Абдархыза, ни про его груз.

Генций на миг закрыл глаза и весело рассмеялся с почти закрытым ртом:

– Воистину, ты сделал мой день, энель инспектор! Не знаю, какие у тебя там сведения, но… Бургана мы не контролируем. Он отдельная и достаточно самостоятельная… фигура. Нет, конечно, мы с ним имеем некие контакты… взаимовыгодного характера… но поверь мне, это совсем другое дело.

«Так-так, – с надеждой стал соображать Вордий, – а вдруг он и правда не врет, и Бурган сам по себе? Это значит, что Тамето не замешан в покушении на Уни, и тогда все, может быть, и не так страшно… хотя и более запутано? Мрак, да кого я обманываю?!»

– Ты хочешь сказать, – с легкой усмешкой произнес он, – что весь ваш хваленый Степной корпус, все эти Драконы и прочие отчаянные рубаки не в состоянии взять за шкирку какого-то бандита?

– Если бы все было так просто, дружище! Бурган ведь не просто бандит. Он – непоследнее звено в очень прочной цепи, скрепляющей нас, имперскую армию, торговцев из различных провинций и постоянно грызущиеся между собой сотрайские кланы. Да, в степи сейчас мир, но ты бы знал, чего нам это стоило! Хвала Светилу, что наш командующий по матери принадлежит к клану Тырфорз, что в какой-то мере дает кочевникам повод считать его своим. Но как блюститель Степного престола он имеет целый ворох договоренностей, неформальных обязательств… У меня и самого часто голова кругом идет от всех этих местных политесов!

Вордий чуть хлестнул коня и, резко повернув влево, перегородил дорогу своему собеседнику.

– Не трави мне байки, Генций! Плюнь в любой уголок империи – найдешь то же самое. Ты прежде всего офицер армии Великого владыки, а принадлежность к фрументэй – военной контрразведке – читается у тебя на лбу. Я не знаю, какие у тебя отношения с Тамето, но речь идет о покушении на убийство и попытке сорвать… о мятеже против самого императора! Так что поверь мне, если я вернусь ни с чем или вообще не вернусь в установленные сроки, то…

– Ладно, ладно! – быстро перебил его энель Торфи, украдкой озираясь по сторонам. – Мы все тут служим Небесному престолу, и я вовсе не отказываюсь тебе помочь. Но ты ставишь меня в очень сложное положение… мне нужно все тщательно обдумать.

– Тебе ли не знать, что времени у нас совсем нет, – постарался максимально загадочно прищуриться Вордий.

– Да, конечно, – бросив на него быстрый взгляд, с какой-то странной интонацией ответил Генций. – Сделаем так. Сейчас расстанемся – не стоит, чтобы нас долго видели вместе. Но через две стражи приходи в тот рестинзах, где вы выпивали ночью.

– Ну, добро, – изобразив понимающую улыбку, Вордий развернул коня и припустился прочь от этого собрания прямодушных воинов, которое, похоже, уже испортил сомнительной во всех отношениях интригой.

Домой он решил не заходить, ибо не было ничего хуже, чем пересказывать Соргию и этой девчонке незаконченные дела и тем самым сеять в себе очередные сомнения в правильности собственных слов и поступков. Лучше всего сейчас, конечно же, напиться, но волнение было так велико, что даже целым кувшином тут не ограничишься. Хотя, переступая порог рестинзаха, Вордий уже был не так уверен в своей способности обойтись вообще без алкоголя в данном вопросе.

Хозяин встретил его как старого друга и сходу предложил жаренные на огне колбаски. «Ну, стало быть, в том воля Света!» – с облегчением сделал из этого вывод инспектор и взял себе огромный кружбан пива. Напиток сей, судя по травянистому привкусу, был откуда-то из Семерии или самого Торгендама. Пошло на удивление неплохо, и, заливая вторую порцию колбасок, инспектор практически пришел в норму.

В условленное время появился облаченный в черный клобук Генций, что вызвало у Вордия здоровый смех. От всей этой показной скрытности откровенно отдавало театром, но деваться уже было некуда. Решительным жестом отказавшись от выпивки, степной офицер чуть ли не через весь стол наклонился к инспектору и заговорщицким тоном произнес:

– Там все очень непросто, но… есть один человек…

Вордий чуть повернул смоляную голову и широко раскрыл глаза, приглашая продолжать.

– В общем, он сегодня ночью… рано утром… едет к Бургану и готов взять тебя с собой.

– Едет – от вас? – вкрадчивым голосом уточнил Вордий.

– Ну, конечно! – Генций на мгновение откинулся назад, мельком оглянулся и вновь продолжил: – Но это… неофициально, сам понимаешь.

– Ясно.

Вордий сжал губы, быстро бросил взгляд вниз и спросил:

– А меня там не пришьют, – тоже неофициально? Слушай, мне с этим человеком нормально потолковать нужно, а ты мне что предлагаешь? Ехать к нему в логово? И кто кого там допрашивать будет?

Энель Торфи замялся, а потом вздохнул:

– Да не волнуйся ты, там все проговорено. Бурган… будет в курсе, кто ты и что нужно делать. Тебе же только информация нужна, так? Ну и все! Нам тут тоже лишних проблем – копытом кушай! Потрещите тихонько и сразу назад. А затем в тот же день обратно в столицу, с любым отчетом по твоему выбору. Сам понимаешь, обстоятельства…

– Угу, угу. А энель Тамето в курсе?

Генций посмотрел на него с нескрываемым удивлением:

– Конечно, нет! Ну, скажем так – не-е-ет.

Вордий молча отхлебнул еще пива и задумался.

– Слушай, это вот совсем край, что я реально могу сделать, да, – сбивчивым шепотом затараторил Генций. – Вот только для тебя, Светом клянусь!

– А это часом не тот человек, что груз запретный везет, а?

– Да я еще из ума не выжил, Мрак на твою голову! Не будет там никакого груза, ты сам все увидишь.

Вордий облизал губы, на которых жир от колбасок смешался с пивом и какими-то местными специями.

– И прошу тебя, решай быстрей, мне человеку ответ надо дать. Ты не представляешь, как я тут рискую из-за…

– Ну, хорошо, быть тому! – хлопнул ладонью по столу Вордий.

Генций протестующе зашикал на него из-за нарушения тишины.

– Только… мои люди должны поехать со мной.

– Это еще зачем? – в глазах энеля Торфи проступила смесь страха и возмущения. – Ты что, смерти моей хочешь? Чем меньше людей знает…

– Генций! – резко шикнул на него Вордий. – Я все понимаю, но так надо. Просто поверь!

Энель Торфи словно ужаленный рывком откинулся назад, так, что чуть не упал со скамьи. Быстро посмотрев на Вордия, он опустил взгляд и оскалил зубы, а потом несколько раз щелкнул языком, как это часто делают сотраи.

– Ладно, я попробую договориться, – произнес он после некоторого раздумья.

Глава 5. Занавес приоткрывается

Вордий никогда не думал, что рассвет в степи наступает так стремительно. Казалось, что только недавно они выехали из города почти в кромешной тьме и он всерьез переживал, чтобы лошади не сломали себе ноги. Но не успели еще желто-коричневые стены Люмдырбага растаять за их спинами, как щедрое Светило буквально вынырнуло из-за горизонта, враз залив бескрайние равнины своим животворящим светом.

Соргий, судя по всему, тоже думал о чем-то похожем. После нескольких безуспешных попыток заставить свою лошадь идти вровень с кобылой друга он сильно наклонился вперед и влево, словно это и правда могло как-то помочь, и тихим голосом сказал:

– Странно, что не сотраям пришла в голову идея почитать Небесного владыку! У них тут для этого все условия.

Вордий молча кивнул. Их новый коллектив не очень располагал к беседе, отчего возникало неизбежное ощущение неловкости. Впереди ехали трое «ближних сотраев» – так называли здесь кочевников из кланов, родственных или союзных командующему Тамето. Одеты они были в качественные кавалерийские доспехи имперской выделки и высокие шлемы с конскими хвостами. По двое таких же всадников следовали по бокам от инспектора и его соратников, исполняя роль не то охраны от случайной стрелы, не то конвоя. Позади процессии ехал Абздым – молчаливый полукровка, постоянно жующий сяптыш – шарик из высушенных степных трав и конского жира, обладающий, судя по всему, умеренно расслабляющим и успокаивающим воздействием. Ушлый Соргий уже где-то успел выяснить, что таким образом кочевники часто убивают время в долгой дороге, ибо за одним шариком полдня может пролететь как одно мгновение. Тем не менее осторожный Вордий был категорически против того, чтобы попробовать. В результате столичным гостям приходилось просто смотреть по сторонам, периодически оглашая степь очередной безуспешной попыткой завязать беседу.

Наибольший интерес из всех сопровождающих представлял мужчина, следовавший в конце маленького отряда рядом с Абздымом. Вордию никогда раньше не приходилось видеть живого маркутана, и теперь он разрывался между необходимостью следовать правилам приличия и желанием как можно больше узнать о представителях этого загадочного племени. Судя по рассказам Уни, эти совсем далекие кочевники, живущие где-то в районе северных безлюдных полупустынь и древних, лишенных всякой растительности гор, были небольшого роста, чего не скажешь об их нынешнем спутнике. Ехал он на могучем серегадском жеребце, которого сложно было встретить за пределами имперских гарнизонов. Кочевники скептически относились к этой породе, требовавшей много еды и менее выносливой, чем местные низкорослые лошадки. Однако, судя по всему, это была единственная лошадь, способная нести такого великана. Мельком глядя на него через плечо, Вордий прикинул, что тот едва ли выше его, однако мускулистее и тяжелей. К сожалению, это все, что можно было сказать о всаднике: маркутанская сутрана по странному обычаю данного народа полностью скрывала его лицо, но длинный чехол с каким-то оружием ясно говорил о том, что это был воин.

«Слишком короткое для копья, но слишком длинное для меча, – подумал Вордий. – Тьфу ты, для имперского меча, разумеется! У торгов есть мечи гораздо длиннее, но не очень хорошего качества. А вот на юге… – Он попытался еще раз взглянуть на странного маркутана, но словно наткнулся на его стальной взгляд через темную, мелкоячеистую ткань. – Ну да, мне бы тоже не понравилось, когда на меня так пялятся. А может, лук? Да нет, где же тогда стрелы?»

Абздым крикнул нечто гортанное, и Вордий вздрогнул. Однако это был всего лишь сигнал о первом привале. Степные лошадки могли бы трусить еще долго, но серегадский конь уже нуждался в отдыхе. Он был хорош в сокрушительных атаках в сомкнутом строю на коротких дистанциях, однако длительные переходы, да еще и со столь массивным всадником, явно были не его специализацией.

Сопровождающие бесстрастно раздали еду. Они вообще старались замечать своих имперских спутников как можно реже, и Вордия это на самом деле устраивало. Однако к исходу дня друзья стали ощущать какую-то странную тоску, которая во время ночлега перешла в откровенный страх и внутреннее опустошение. Степь – ровная, гладкая во все стороны – словно поглощала их без остатка, от нее было невозможно ни убежать, ни скрыться. Привыкший к большому городу с его толпой, шумом улиц и высокими домами, Вордий ощущал себя совершенно беззащитным, будто полевая мышка, на которую в любой момент может спикировать орел. Спать с такими мыслями было сложновато, особенно после того как сотраи окружили их небольшой лагерь длинной веревкой, – «от змей».

Глядя на звезды, голубыми проколами пробивающиеся сквозь черное небо, Вордий подумал о том, что, по сути, теперь их судьба и жизнь зависят от этих не очень-то надежных с виду людей. Ему вдруг стало казаться, что имперские должности, договоренности и обязательства в степи ничего не значат. Тут издавна все решалось просто: кто реально сильнее здесь и сейчас, в конкретном месте в конкретный момент. Не обрек ли он всех на гибель в благородном порыве узнать, кто покушался на его друга? Теперь сама эта идея начинала казаться ему какой-то сомнительной, непродуманной и даже вздорной. «Нет, стоп! Сейчас во мне говорит страх. Нельзя давать ему возможность принимать решения за меня, иначе мы точно погибнем. Ох, нелегким будет завтрашний разговор! Но я хотел этого, и я считаю, что сделал все правильно. А это значит, что я доведу дело до конца, чего бы мне это ни стоило!»

Убежища Бургана группа достигла к полудню. Местность загадочным образом превратилась из степной в гористую – по крайней мере, именно так провожатые назвали эти высокие холмы. Но самым интересным было другое – судя по разной степени сохранности строений, здесь некогда располагалась крепость, а то и небольшой город. Путники проехали через некое подобие ворот в укреплениях, сложенных из тяжелых камней неправильной формы. «Жаль, Уни нет с нами, – подумал Вордий. – Он бы наверняка поведал, откуда все это в глухой степи».

За стенами открылись несколько уходивших наверх земляных террас, облицованных каменными плитами. «Если противник прорвется за ворота, то окажется под обстрелом со всех террас сразу, – профессиональным взглядом оценил Вордий. – Но это, похоже, не очень помогло… если, конечно, крепость пала в результате атаки, а не обезлюдела по иной причине».

На самой вершине располагалось то, что Вордий про себя окрестил «Домом вождя», – низкое, сложенное из грубых булыжников здание круглой формы, чем-то напоминавшее старые башни в Некредансе. Видимо, последний оплот защитников этой твердыни. Вполне логично, что именно это место Бурган избрал в качестве собственной резиденции.

– Говорить буду я! – тихо бросил Вордий своему другу. Тот даже не успел возразить.

– Только ты! – мрачно указал на инспектора низкорослый, ширококостный бородач, совсем не похожий на сотрайского кочевника.

Вордий глянул на своих компаньонов через плечо. Соргий опустил глаза и понимающе кивнул, Фения, наоборот, подняла взгляд к потолку и сделала вид, что это ей не интересно.

Человек Бургана придирчиво осмотрел гвардейца, словно колеблясь, обыскивать того или нет, а потом резким кивком указал на меч. «Совсем страх потеряли!» – с удивлением подумал Вордий. Ему было лень отстегивать перевязь, и он просто сдал на руки одинокий клинок. Не совсем правильно, конечно, но избалованные первоклассным снабжением гвардейцы уже давно разучились беречь казенное оружие.

Это был практически круглый зал под куполом и кольцевой балюстрадой наверху. Ближе к центру, в неровном свете масляных ламп, возвышались странные сооружения из увесистых, водруженных друг на друга каменных глыб. Нечто похожее Вордию доводилось видеть и в Герандии: проделки великанов или наследие навсегда канувшего во Мрак древнего народа нигмаев – он не знал и особо не интересовался. Сейчас, оглядевшись по сторонам, он понял, что в помещении их только двое – он и сидящий в богатом вуравийском кресле человек. У человека было плоское лицо и длинные, до плеч, волосы, заплетенные во множество маленьких косичек.

– Бурган приветствует вас, энель инспектор! – начал он ехидным голосом. – Какая неожиданная честь и удовольствие – наша с вами встреча.

– Это взаимно! – энергичным голосом ответил Вордий. – Официально и от имени Великого владыки нашего, Небесноподобного императора Кергения сообщаю вам, что я наделен самыми широкими полномочиями по проведению расследования…

Он прервался на полуслове, так как Бурган тихонько засмеялся, а потом демонстративно сделал несколько хлопков.

– Простите, простите меня, энель Онато! Вы прекрасный актер, но сейчас вы исполняете явно не свою партию.

– О чем вы? – мрачно спросил Вордий. Он ждал чего-то подобного, сбивающего с толку, но все равно не мог окончательно унять дрожь в ногах.

– Понимаете, энель инспектор, – Бурган встал с кресла и обвел руками зал, будто хотел заключить его в себя, – вы, как это ни прискорбно будет сообщить, кое в чем ошибаетесь. Наверное, вы думаете, что степь – она такая огромная, да? Нет, степь – это маленькое место, и стоит одной новой птичке лишь пролететь над ее густыми травами, как это моментально становится известно… здесь! – и он ударил себя кулаком в грудь.

– Я очень польщен тем, что вы уделили мне столько внимания еще до нашей встречи. Но я хотел бы перейти к делам. Ответив всего на несколько вопросов, вы исполните свой долг перед императором, простершим свою могучую длань даже в столь дикие места, и мы оба избежим больших… хлопот в будущем.

– Ах, энель Онато! – Бурган так расплылся в сладкой улыбке, что стал похож на разрезанную вдоль головку пахучего некреданского сыра. – Вы такой заботливый… Только вот кто позаботится о вас? Я бы сейчас, к примеру, не дал за вашу голову и четверти леро.

Внутри Вордия зашевелилось, как ядовитая змея, что-то очень нехорошее. Он отчетливо понимал, что этого бандита не было никакого смысла пугать высокими должностями, и реальных аргументов в запасе у инспектора практически не было. К сожалению, люди иногда принимают решение, просто оседлав волну ими же спровоцированных событий, которую они не контролируют, даже осознавая всю опасность этой странной игры со смертью.

– Не стану убеждать вас в обратном! – бесстрастно выговорил он, ощущая все большую сухость во рту. – Но прежде чем вскрыть мою голову, разве вы не хотите узнать, что именно привело меня сюда?

– Нет, не хочу! – резко ответил Бурган и замер.

Вордий молча смотрел на него, пытаясь дать команду потерявшимся неизвестно где мышцам приготовиться к прыжку. Если уж умирать, то прихватить с собой этого подонка! Глупо? Да, невероятно глупо все вышло! Вся эта авантюра с местью за Уни – какой по-детски нелепой кажется она теперь!

– Шучу, шучу! – неожиданно замахал руками Бурган, снова плюхаясь в кресло. – Ну, конечно, хочу. Это единственное, почему ты еще жив. Видишь ли, мне решительно плевать на твою империю, но с развлечениями здесь не очень, так что… если тебе удастся меня развеселить, будешь славить Светило еще какое-то время. Хотя если я даже просто заподозрю, что ты пытаешься водить меня за нос… Слушай, а может, ты обычный сумасшедший… ну, просто это было бы самым логичным объяснением ситуации!

Вордий попытался сглотнуть, но далось это с трудом – слюны во рту практически не было. Тогда он еще больше развернул плечи и подал голову назад. Обычно это помогало немного успокоиться, но не в этот раз. «Мрак, если я не могу скрыть волнения, я просто приму это!» – яростно подумал он и произнес периодически срывающимся голосом:

– Я расследую попытку сорвать посольство Великого владыки в Вирилан. Конкретно – покушение на переводчика посольства Унизеля Вирандо. Он – единственный…

– Стой! – прервал его резкий голос.

Вордий, и так весь напряженный, вздрогнул, словно его поразила судорога. Голос раздавался из тени каменного мегалита. Лампы были расположены таким образом, что это место было почти невозможно разглядеть, стоя в центре зала.

– Оставь нас!

Поклонившись сгустку темноты, плосколицый тихонько покинул помещение. Вместо него навстречу инспектору шагнул человек лет пятидесяти, среднего роста и почти канонического герандийского телосложения: коренастый, но с брюшком, коротконогий, со слабо выраженными скулами и темными волосами.

– Повтори, что ты сейчас сказал! – тихо, но очень четко потребовал незнакомец.

– Повторю, если вы точно Бурган! – ответил Вордий.

Человек сделал шаг вперед, словно наступил инспектору прямо на сердце.

– Говори! – чуть ли не прорычал он.

– Я расследую попытку…

– Он жив? – грубо прервал его, судя по всему, настоящий Бурган.

– Да! – выдохнул Вордий. Почему-то ему стало гораздо спокойнее. – Циструзой потравили, но… все обошлось. Когда я покинул столицу, он уже был в пути… туда.

Цепкой, натянутой походкой Бурган достиг кресла и мягко опустился в него. Какое-то время он молчал, словно не зная, что сказать.

– Вы знали Уни… Унизеля Вирандо? – инспектор наконец озвучил вопрос, который все это время висел в воздухе.

Бурган медленно поднял взгляд, – уставший, с нотками сочувствия и какой-то безнадежности:

– Ты вроде нормальный парень, энель Онато. Я даже не представляю, за что Светило решило выжечь тебе разум. Ты хоть представляешь, на какой костер сейчас восходишь добровольно?

– У меня приказ…

– Но мне-то хоть не ври! Я имперских чинодралов знаю как свое исподнее – ползадницы не поднимут, чтобы похлопотать за переводчика. Да еще если с посольством все срослось… Хочешь жить – говори, зачем и почему ты здесь!

Вордий непроизвольно зажмурился и резко выдохнул через почти сомкнутые зубы.

– Мы дружим с трех лет. И когда Уни чуть не умер у меня на руках, я поклялся Мечом Небесного престола, что найду того, кто это сделал! Даже если сам сдохну – все равно найду!

Бурган закрыл лицо рукой, а тело его заколыхалось от с трудом сдерживаемого смеха.

– Прости, я не хотел тебя оскорбить, – произнес он, изгнав наконец из себя этот неуместный приступ веселья. – Но Звездный возница свидетель, до сего момента я искренне не верил в то, что наша земля еще способна рождать таких людей. Ты из императорской гвардии?

– Так точно! – непроизвольно вытянулся Вордий.

Бурган усмехнулся и покачал головой:

– Начнется война – просись в полевую армию. Без таких, как ты, нам точно крышка!

– Война? – мгновенно переспросил инспектор. – Та, что все ждут, – с аринцилами?

– Верно, – охотно подтвердил Бурган. – Теперь-то уже осталось недолго.

Он снова горько хмыкнул и прикусил губу.

– Ну, а сюда-то ты зачем пришел? – спросил Бурган, подняв на своего гостя глаза.

– Я нашел исполнителя, а тот указал на Абдархыза. А он ведь на вас работал?

– Работал… Он уже мертв, да? Ну что же, это значит, что времени у нас почти не осталось.

– Значит, это не вы? – спросил Вордий со смесью страха и надежды.

– Нет, Свет мой, нет, ну, конечно, не я!

– Но откуда тогда… простите, откуда тогда вы знаете Уни?

Бурган сощурился, его скулы чуть приподнялись вверх, отчего лицо стало похоже на печальную и в то же время пугающую маску.

– Даже не знаю, как тебе правильно это сказать. Видишь ли, Бурган – так меня зовут здесь, в Великой Шири. Мое герандийское имя – Нурелий Вирандо.

– Что?! – буквально подпрыгнув, заорал Вордий. Сделав несколько рубящих движений руками, он резко сжал кулаки и только тогда смог хоть как-то прийти в себя. – Вы отец Уни? Но вас же убили в степи!

– Если бы, – печально и задумчиво ответил его собеседник. – Нет, Вордий, это я сам себя убил. – Он коротко вздохнул. – Убил, чтобы сохранить себе жизнь, как это ни глупо звучит.

– А Уни? У вас же сын и жена, которая до сих пор оплакивает вашу гибель. Вы о них подумали?

– А ты полагаешь, им было бы лучше, если бы я и правда умер?

Вордий задумался, пытаясь уложить это в голове.

– Но кто может охотиться на имперского офицера?

Нурелий посмотрел на него так, словно он был маленьким озябшим котенком:

– Главное ведь – начать задавать вопросы, верно? Ну, в этом ты точно прав. Если ты думаешь, что тебе все ясно, ты ничего не смыслишь в том, что происходит, дело верное. А это значит, что ты всегда будешь ручной куклой тех, кто понимает, смыслит, знает.

– Вы говорите как философ…

– А я и стал здесь философом, пока жил этой второй жизнью. Садись сюда, на этот камень. Не знаю, сколько нам еще осталось, но запомни то, что я успею тебе рассказать.

Вордий подчинился и, оседлав холодный базальт, жадно наклонился вперед, к собеседнику.

– Скажи мне, энель инспектор, кто управляет нашей империей?

– Император Кергений, разумеется!

– В таком случае, – усмехнулся Бурган, – он воистину воплощение Света небесного, способное единовременно пребывать во всех уголках сей обширной державы. Нет-нет, если ты имел в виду человека, время от времени говорящего «да» и «нет» в ответ на заготовленные предложения, тогда конечно!

Вордий пожал плечами:

– А, вы об этом… Понятное дело, что у всех есть свои интересы! Столичная бюрократия, военные, провинциальная знать…

– Это верно. У больших людей и интересы заметные. Но это не всегда значит, что они определяют имперскую политику. У военных есть сила, но они связаны по рукам и ногам контрольными инстанциями, да еще и децентрализация командования… Провинциалы давно поднимают голову, но до сих пор не имеют и сотой доли влияния, каким обладают «жирные коты» в столице.

– Вы про Лицизия Дорго?

– Уже ближе. Но иногда то, как сделать, гораздо важнее того, что именно делается. Как, по-твоему, Дорго смог заполучить столько власти?

– Понятия не имею, – отвел глаза Вордий. Он понимал, что речь идет о чем-то важном, но мысленное напряжение стало даже обременять. – Император хотел уравновесить им влияние сановников своего отца? – вспомнил он разговоры в «Рыбке».

– Должность никогда не принесет тебе реальной власти, если ты не наполнишь ее своим личным ресурсом. Знаешь, чем империя всегда побеждала варваров? Нет, не оружием и выучкой – у степняков и торгов и того, и другого всегда было с избытком, нет. Организацией! Варвар не способен долго подчинять себя интересам дела, сдерживать сиюминутные страсти, планировать на годы вперед и усердным, скучным трудом добиваться своего. Так вот, в политике – то же самое! Дорго смог стать одним из теневых хозяев империи, потому что за ним стояла организация, заставлявшая врагов либо принимать его сторону, либо исчезать навсегда. Благодаря ей он может решать такие вопросы, которые не под силу всему этому клубку чиновных змей столицы.

– Вы имеете в виду Солнечную стражу? Да, Дорго усилил ее за счет Службы общественного спокойствия, превратив из церемониальной игрушки владык в реальную силу. Но они ведь просто следят за порядком! О каком влиянии тут может идти речь?

– Иногда лучший способ спрятаться – светить в глаза, как солнце в зените. Главный ресурс Солнечной стражи – не воины в блестящих шлемах, а контроль криминального мира империи.

– А я все думал, почему мы до сих пор не можем передавить весь этот сброд? А они просто кормят этого жирного паука из дворца и решают его проблемы!

– Не только его, а всех тех, кто к нему обращается.

– Но там же сотни банд, о каком контроле может идти речь! Как это сделать, чтобы не засветиться? Они же не лично Дорго докладываются… Нет, ну, конечно же! Как я сразу не догадался – Пылающий Аспид! Вот почему он так быстро поднялся…

Нурелий настороженно прищурился:

– Ты и про него знаешь?

– Долго рассказывать, но… знаю кое-что.

– Тогда ты понимаешь, что именно Аспид и мог организовать покушение на Уни.

– По заказу хозяина? Но какой у Дорго мотив? Он же сам организовывал это посольство!

– Он делал это по долгу службы. Как-никак курирует Посольскую палату. Если бы он даже заикнулся, что против миссии в Вирилан, это сразу вызвало бы подозрение.

– Но зачем ему быть против?

Нурелий задумчиво посмотрел на инспектора:

– Ладно, теперь уже все равно. Дорго контролирует все поставки вириланского зерна в империю через капоштийских купцов, которые сбывают товар здесь через его подставные компании. У Аспида есть свой кусок – разгрузочные работы в столичном порту.

– Так, значит, они партнеры?

– У них… непростые отношения. Но главное – все это идет в обход императорской казны. Как стратегический ресурс зерно освобождено от уплаты всех налогов и пошлин. Теперь ты, надеюсь, понимаешь, что единственная реальная цель этого посольства – подорвать позиции Дорго в экономике империи. Если зерно пойдет напрямую, под прямым контролем имперских чиновников – не видать ему теневых барышей, как Светила ночью!

– Но посольство придумал Ронко, а он всего лишь куратор императорской почты!

Нурелий горько усмехнулся:

– Всего лишь? Ну, вот мы и дошли до главного. Ты когда-нибудь слышал про «Агинс ин Рэбис»?

– Нет, но что-то знакомое.

– Это выражение из старого герандийского языка, означающее «Участие во всем». У них нет официального названия, но это их девиз.

– Чей – их?

– Двадцать лет назад Манелий Ронко предложил императору Анерию, отцу нашего нынешнего Владыки, усилить контроль над провинциальной знатью. Это произошло после первого фанутэви – отказа богатых местных магнатов ехать на постоянное жительство в столицу. При нашей системе сохранения старого доимперского административного деления это могло привести к росту сепаратизма.

– Но у нас же есть цензоры, институт инспекторов…

– Это давно уже не дает никакого результата! Мыши быстро учатся не попадаться в мышеловки, оставленные на виду.

– Но тайная слежка за знатью запрещена законами империи! На доверии к добровольно воссоединенным народам и держится наша хранимая Светом держава!

– Вот именно! Поэтому Ронко предложил императору создать секретную службу, внешне никак не связанную с ним и действующую в обход всех правил. Первых рэбисов он набрал из фрументэй – групп полевой разведки, которыми руководил во время войны с торгами. Сначала они должны были следить за местной знатью и богатыми купцами, устранять возможных лидеров и пресекать создание любых неподконтрольных организаций на территории провинций. Но после смерти Анерия они стали работать и в столице, подмяли под себя таможню и всю контрабанду в империи. Также они контролируют теневой вывоз сырья и продукции с государственных рудников и мастерских. Их возможности настолько велики, что в рамках своих полномочий они сами изготавливают указы императора с его печатью, получая одобрение уже задним числом. При этом служба находится на полностью нелегальном положении, и большинство даже самых высокопоставленных сановников империи вообще не догадываются о ее существовании. Это расчетливые, идеально подготовленные убийцы, которых я бы в первую очередь заподозрил в покушении на Уни, если бы… – лицо Нурелия стало особенно печальным, – Ронко сам не организовал это посольство.

– Да, конечно, – механически произнес Вордий, пытаясь переварить все эти неожиданно обрушившиеся на него сведения. – Но если там такая борьба, то вряд ли Дорго сдастся без боя.

– Само собой, – вздохнул Нурелий. – Я даже не сомневаюсь, что Уни еще не раз попытаются убить. Надежда только на то, что Ронко наверняка послал кого-то из своих, чтобы охранять его.

Вордий нахмурился, недовольно покачивая головой. Он искренне переживал за друга. Выходит, настоящая опасность еще впереди? Но если верить всем этим рассказам…

– Постойте, энель Вирандо! Я признателен вам за столь ценные и подробные сведения, но позвольте поинтересоваться, откуда вы все это знаете? Про Дорго я еще могу понять, но если рэбисы настолько засекречены?.. – и он недоуменно развел руками.

– Молодец, что фильтруешь и не веришь на слово! Тогда лови еще новость – я был одним из первых командиров Ронко и с самого начала помогал ему в создании тайной службы.

– Свет мой истинный! А ваша жена, сын – неужели они так ничего и не знали об этом?

– Все рэбисы живут двойной, а то и тройной жизнью. Нам запрещено рассказывать о работе даже самым близким членам семьи.

Вордий озадаченно почесал затылок:

– Подумать только… Если бы знал, что Уни родился в семье имперского агента… Но почему же вы оставили своих родных?

– У нас с Ронко возникли серьезные разногласия… личного характера. Было ясно, что в конечном счете один из нас либо умрет, либо отойдет в сторону. Я выбрал второе, потому что так было лучше для всех, включая нашу империю.

– Вы очень… необычный человек, энель Вирандо, – серьезным тоном проговорил Вордий. – Не мне судить о вашем выборе, но звучит очень мудро, чего не скажешь о Ронко. Я слыхал про такое, когда бывшие друзья, начав общее дело и придя к успеху, становятся заклятыми врагами. Уверен, что ему не найти такого же надежного соратника!

Нурелий хмыкнул:

– Не думал, что ты умеешь льстить. Да, я подставил ему плечо, особенно в самом начале, когда пришлось все создавать. Но мы были слишком разными людьми. Я – воин, хоть и не всегда сражающийся лицом к лицу, а Ронко… это страшный человек! Иногда я думаю, что его отцом был дух лицемерия, коварства и предательства. Но больше всего ему нравится мучать людей! Нет, я не про пытки, хотя и к ним на войне он прибегал сверх меры. Рвать чужую душу крюками, видеть, как другой пожирает мыслями сам себя, – вот для него высшее наслаждение! Я не стал терпеть, когда и меня он сделал своей жертвой, и тогда он нашел мне замену.

– Того, кто готов терпеть его выходки?

– Хм, сложно сказать. Веления всегда восхищалась им, но Ронко – бабник по убеждению – словно специально держал ее на расстоянии.

– Так это была женщина?

– Нет, это было создание Мрака! Она родилась в очень знатной семье из западного Серегада. Ее отец владел конторой по охране караванов, и Вела с юности обожала оружие, драки и мужчин, которые этим занимаются. Когда ее хотели выдать замуж за какого-то местного аристократа, она просто сбежала из дома. А потом началась война с торгами, и она объявилась уже в армейской разведке.

– Значит, Ронко оценил не ее красоту, а ее сноровку?

– Он оценил, что она такая же чокнутая, как и он сам! Очень скоро ее стали звать: «Женщина с тысячью лиц».

– Да, знаю таких – будут любой, как ты хочешь, лишь бы получить свое.

– И это тоже, но не только. Ты что-нибудь знаешь о «Технике золотых спиц»?

– Кажется, это что-то улиньское? В лицо себе тыкать – аж передергивает!

– Не тыкать, а заводить под кожу, под определенные точки. При должном умении можно управлять натяжением мышц и до неузнаваемости менять свою внешность.

– Ничего себе! Почему же это больше никто не использует?

– Потому что малейшая ошибка может парализовать твою физиономию навсегда. И потому что это жуткая боль – носить в себе эти куски металла.

– Но она это терпит?

– Я видел на войне людей, у которых особые отношения с болью. В основном после ранений, но бывает – и с рождения, тут не разберешь. Кто-то даже получает от этого удовольствие, а кто-то просто мало что чувствует. Я знавал парня, который колол себя ножом просто для того, чтобы быть в тонусе. Возможно, у Велении как раз нечто в этом роде.

– В таком случае Ронко ей прекрасно подходит. Палач и жертва просто нашли друг друга.

– Не знаю, нашли или нет, но теперь они связаны друг с другом на всю жизнь, – задумчиво и, как показалось Вордию, с какой-то потаенной грустью ответил Нурелий. – Но это уже мои дела. Что же касается Уни…

В этот момент за дверью послышались прерывистые крики и глухой топот, а потом все стихло.

– Так, давай за мной! – приказал энель Вирандо, но в этот момент дверь словно вышибло боевым тараном, и на пороге возник плосколицый, с косичками лже-Бурган.

– Бегите! – только и успел крикнуть он перед тем, как рухнуть навзничь с двумя метательными ножами под лопатками.

Легко, но очень быстро в помещение затекла группа совершенно посторонних людей. У них не было грозного оскала и брутального телосложения, но четкость, с которой они практически мгновенно взяли под контроль пространство, вызывала страх и ощущение собственной беспомощности. Следом за ними вошла женщина среднего роста и в простом коричневом одеянии паурэни, любимом в равной степени и крестьянами, и рыбаками, и даже многими из не очень обеспеченных горожан. Нурелий, еще мгновение назад собиравший бежать, враз расслабился и застыл на месте, горделиво приподняв голову. Ни один мускул не дрогнул у него на лице, когда двое из непрошеных гостей ловко обыскали его, вытащив из ножен меч, а из сапога – кинжал.

Увидав Бургана, женщина словно наткнулась на незримую стену, а в глазах ее всего на мгновение появились растерянность и какой-то детский страх. Но она молниеносно взяла себя в руки и не спеша сделала оставшиеся три шага вперед, чтобы оказаться почти напротив своего собеседника.

– Ну, здравствуй, наконец! – очень спокойным голосом проговорил Нурелий. – Надеюсь, ты не будешь лишать жизни этого молодого человека, потому что он…

– Я знаю, кто он! – оборвала его женщина. – Мы вышли на тебя по его следу.

– Что?! – не смог сдержать удивленного возгласа Вордий. Ее голос действительно показался ему знакомым, однако он мог бы поклясться, что никогда не видел его грозную обладательницу. – Вы следили за нами?

– Молчать! – шикнула на него женщина. – Ты и так тут узнал себе на три могилы.

Вордий неосознанно потянулся к рукояти меча, но вспомнил, что оставил его при входе в покои Бургана.

– Я рад, что увидел тебя на прощание, – попытался улыбнуться ей Нурелий, но у него это не очень хорошо получилось.

Взгляд женщины стал стеклянным и устремился куда-то внутрь себя.

– Я тоже, – хрипло ответила она. – Где груз?

– Я не знаю, что конкретно ты имеешь в виду, – глядя себе под ноги, тихо ответил энель Вирандо. – Но, все, что найдешь, – ваше!

– Мы обыскали здесь каждую щель, и больше времени у меня нет! – огрызнулась женщина. – Отдай сам, и можешь опять умереть, если это тебе так нравится.

– Я только одного не пойму, – со вздохом произнес Нурелий. – Если ты видела груз, то почему вы не взяли его там, в степи? Это было бы намного проще!

– Не валяй дурака! Нам нужны были адресат и люди. Думаешь, подставили мальчика и выкрутились?

– Кого подставили?! – снова сгоряча вмешался Вордий. – Нас? О Света луч, жизнь продлевающий, какой же я идиот!

– Это мы потом обсудим, – бросила в его сторону Веления, – а пока просто заткнись! Проверьте здесь все – должны быть тайники! – приказала она своим людям. Те принялись за дело.

– Ну, пока у нас есть немного времени, – осторожно проговорил Нурелий, – может, расскажешь мне, как там…

Его слова прервал чудовищный грохот – древнее каменное изваяние с кольцевой балюстрады упало на пол буквально в паре шагов от собеседников, заставив их резко отпрыгнуть в сторону и друг от друга. Одновременно с этим раздались три хлопка, и горячее масло из разбитого глиняного светильника с шипением разлилось вокруг, усиливая возникший переполох.

– Деру! – приказал Нурелий и, вцепившись в предплечье Вордия, потащил его в потайной ход, который открыл пинком ноги прямо за своим креслом. Сверху мягко опустилась какая-то тень, а потом еще одна – как будто упал мешок с картошкой.

– Я ногу сломал! – раздался жалобный голос Соргия.

– Пшел отсюда, порожденец Мрака! – и неизвестно откуда взявшаяся Фения могучим для ее хрупкого телосложения толчком отправила его вслед за инспектором и энелем Вирандо.

– Ты! – чуть ли не взвизгнула в бешенстве Веления. – Стоять, тварь, всем держать эту рыжую бестию!

Два ближайших агента бросились за Фенией. У Вордия екнуло сердце. Отпихнув в сторону Нурелия, он не дал тому закрыть дверь, в то время как умирающий еще недавно Соргий мгновенно вскинул своей «Плеватель» и послал в одного из агентов сразу две стрелы. «Доспехи!» – с досадой пронеслась у него мысль, когда снаряды просто отскочили от цели.

А дальше произошло совсем удивительное. Резко присев, Фения два раза просто взмахнула тоненькой ручкой, и оба воина с воплями рухнули на пол.

– Как ты это сделала?! – проорал изумленный Вордий, принимая нырнувшую в дверь тайного хода девушку чуть ли не в свои объятия.

– Бежим! – криком ответил ему вместо Фении энель Вирандо. – Эта дверь не сдержит их долго!

Беглецы рванули вдоль узкой галереи, слабо освещаемой из хаотично расположенных ближе к потолку щелей.

– Сейчас выходим, – задыхаясь, сообщил Нурелий. – Там снова цитадель… никаких гарантий… приготовьтесь к драке!

Рекомендация пришлась как нельзя кстати. Четверо в коричневом с короткими дубинками окружили маркутана из сопровождения инспектора. Выхватив свой длинный, слегка изогнутый меч, тот почти сразу отправил на пол одного из агентов, – уже в виде двух фрагментов тела. Второй, заливая кровью пол и прижимая к телу обрубки рук, бежал с места схватки. Двое оставшихся, правда, не растерялись, один из них кинул в соперника большую тряпку, оказавшуюся сетью.

– Вот и славно, уходим пока! – тяжело дыша, прошептал Вордий.

– Сорик, стреляй! – одновременно с ним пронзительно закричала Фения.

Соргий с готовностью вскинул самострел и уже взялся за рычаг, чтобы взвести курок, но Вордий резко отбросил оружие вверх:

– Не сметь! Ты что, дура, что ли?! – крикнул он на девушку и тут осознал, что она не присутствовала при его разговоре с Нурелием и вообще не разбирается в ситуации. – Их нельзя трогать! Зачем вы вообще вмешались?!

– Мы тебе жизнь спасли, дубина неблагодарная! – заорала ему прямо в лицо Фения, да так, что ее слюна брызнула разгоряченному инспектору прямо на щеки.

– Да пошло оно все! Бежим! – уже на последнем издыхании выдавил из себя энель Вирандо, но было поздно. Оглушив спутанного гиганта ударом дубинки по голове, агенты в коричневом двинулись навстречу новым жертвам.

– Ну вот, теперь точно надо стрелять, – с удивительным хладнокровием заметил Соргий.

Вордий ощутил полную беспомощность. Содержание недавней беседы с Веленией давало призрачные шансы урегулировать дело миром, но если убить хотя бы одного рэбиса…

К счастью, это был как раз тот момент, когда неожиданная удача приходит на помощь вконец отчаявшимся людям. Мощным рывком вскочив на ноги, спутанный чересчур маленькой для него сетью маркутан ногами буквально раскидал в стороны своих недавних победителей. Одного из них он зверски приложил прямо о стену, второму же прилетел в голову свинцовый грузик на сетке.

– Его что, с собой? – только и поинтересовался Вордий на бегу у Нурелия, когда их новый спутник скинул с себя хитрое орудие ловли и молча присоединился к группе беглецов.

– Он боец – больше шансов выжить! – воодушевленно ответила Фения.

Энель Вирандо тоже захотел что-то сказать, но не смог. Остановившись, он жадно ловил ртом воздух, но, казалось, все не мог надышаться.

– Я все! – только и прошептал он. – Дальше… сами.

– Что же это, Мрак мне в брюхо! – напряженно огляделся по сторонам Вордий. Вдали уже слышался топот преследователей.

– Возраст, – виновато пожал плечами Нурелий, и тут его буквально скрутила судорога.

– Смотрите! – прошептал Соргий, зачарованно глядя в одну точку. Там, в районе поясницы, из тела энеля Вирандо торчал металлический штырь размером с палец.

– Она все-таки попала в него! – в отчаянии чуть не заплакала Фения. – Та баба, с которой он говорил, как взмахнет рукой! Теперь-то ясно зачем.

– Вот как… – сказал Вордий, протягивая руку к метательному снаряду, но Нурелий резко отстранился.

– Там яд… тистофортис… парализует дыхание! – Он уже почти не мог говорить. – Она… убила меня… не сейчас, раньше… предательница… ну и пусть… все равно у…мер… Уни скажи… должен знать, – он схватился за руку Вордия, – про своего… отца… – на губах энеля Вирандо выступила розовая пена, он задергался, а глаза выпучились и дико забегали.

Молчавший до того маркутан мягко, но молниеносно вытащил из ножен свой меч и аккуратно вогнал его в грудь умирающему.

– У вас это, кажется, называется милосердием, – проговорил он низким голосом со странным акцентом.

– Пойдем, Фения, – Вордий осторожно взял под локоток шокированную происходящим девушку и, обращаясь к почившему Нурелию, тихо прошептал: – Я расскажу ему все. Свет ждет вас, энель Вирандо.

Прикрыв умершему глаза, Вордий бросил взгляд назад, в узкий коридор, где уже слышался топот преследователей. Друзья устремились в противоположном направлении. Инспектор переживал, что этот лабиринт сейчас заключит их в свою плохо освещенную утробу, однако вышло совсем наоборот: перед беглецами открылся край глубокого обрыва.

– О как! – искренне подивился любознательный Соргий. – Я думал, Ширь как стол, а она как… – он задумался, подыскивая метафору.

– Вон туда! – повела всех за собой Фения.

«Вон там» был расположен причудливый механизм в виде шахтерской вагонетки, подвешенной сверху к толстенному канату, уходящему на другой конец пропасти.

– Вот придумали! – пробурчал Вордий. – Давай, Сорик, ты самый легкий!

– С-скотина! – выразительно произнесла Фения.

– Ну, давай ты! – раздраженно крикнул ей инспектор.

– Я боюсь, – смущенно парировала девушка.

Вордий не успел выругаться, как рослый маркутан одновременно подхватил Соргия и Фению и вместе с ними спокойно уселся в люльку. Не мешкая, инспектор запрыгнул следом и дернул деревянный рычаг. Необычное транспортное средство мягко поплыло над живописным пейзажем. Кое-где было видно местных козлов, оторвавшихся от поедания жесткого кустарника и задравших свои винторогие головы вверх.

– Вот они, вот они! – Соргий дернулся так, что люлька пугающе закачалась. – Что же мы так медленно движемся!

– Ну извини, быстрее не могу, – отреагировал Вордий. – Наклон каната небольшой, ползем чуть – уже неплохо.

Попытавшись развернуться, он оперся локтем о что-то мягкое. Фения протестующе взвыла.

Показавшиеся на площадке преследователи разом стали кидать в них что-то острое. Один особо заточенный снаряд чиркнул об обитый жестью край люльки чуть ли не между пальцев маркутана, но тот никак не отреагировал.

– Отравленные, небось! – поддал жару Соргий. – Одна царапина – и здравствуй, Владыка небесный!

– Заткнись, а?! – рявкнула на него изрядно помятая Фения. – Давайте лучше нормально сядем, а то мне тут все ребра переломают!

– Будет нелегко, – не унимался Соргий. – Эта штука явно не рассчитана на четверых.

– Сейчас тебя отравленным штырем чиркнут, – злобно сузила глаза Фения, – и нас будет уже трое!

Между тем группа метателей на станции отправления оставила свои тщетные попытки, а их лидер стал что-то объяснять, указывая на канат.

– Садись ко мне на колени, – любезно пригласил Фению Вордий. – А ты, Сорик, давай к нашему другу.

Фения хотела возразить, но тут маркутан неожиданно нарушил свою отрешенную медитацию над пропастью:

– Ни один муж не сядет на мое естество! У нас за это карают смертью!

Инспектор обреченно вздохнул:

– Ладно, Фения, давай ты к нему на естество, а Сорик тогда ко мне.

– Ты что, вообще себя не слушаешь? – раздраженным тоном прошипел маленький вуравиец, но тут канат задрожал, и люлька заходила ходуном.

– Мама! – завизжала Фения и вцепилась в шею маркутана.

Соргий практически последовал ее примеру.

– Мрак! – выругался Вордий, пытаясь одной рукой держаться за край люльки, а второй – убрать что-то твердое, впившееся ему в ребра. – Да убери ты свой самострел куда-нибудь! Лучше бы по ним шугал!

– Да я тогда вообще вылечу! – запротестовал Соргий.

– Если они раскачают канат, вылетишь точно!

– Ну так держи меня! Да не так, ниже, тут же рычаг, от пуза бить надо!

В итоге Вордий крепко обхватил друга спереди за ноги, не зная при этом, куда деть голову.

– Да не дергайся ты! – прикрикнул на него вуравиец. – Сейчас я им – на, на, ловите ежей мордами!

– Попал? – спросил его сидящий спиной к врагам инспектор.

– Ага, в духов ветра! – встряла едкая Фения.

Тем не менее мотать люльку почти перестало.

– Слышь, Ворик, тебе еще не надоело обниматься с моими ногами? – снисходительно спросил друга Соргий.

В ответ инспектор оскалил зубы, зашипел и покачал головой так, будто был готов уже в следующее мгновение отправить острослова за борт. В этот момент раздался жуткий удар, и люлька резко остановилась. Не удержав равновесия, Соргий с воплем выпал наружу.

– А-а-а! Мама, мамочка, не-е-ет! Только не так, я не хочу! – заорала вслед Фения и сдавила маркутана мертвой хваткой. Тот, аккуратно отвернув лицо от ее груди, с достоинством произнес:

– Сойди с меня, женщина, мы прибыли.

– Да, да, мы уже все! – поднялся на ноги целый и невредимый вуравиец. – А все-таки нормально я их припугнул! Жаль, стрелы кончились.

По ту сторону каньона снова шла практически ровная степь. Друзья остановились, не зная, что делать дальше. Но к маркутану – их новому знакомому – это, похоже, не относилось. Повернувшись к ним лицом, он вытянулся, резко ударил себя кулаком в грудь и отрывисто кивнул:

– Я принял вашу помощь и компанию. Жизнь за жизнь – буду помнить, пока дышу. Прощайте!

– Э-э-э, куда?! – попытался было протестовать Соргий, но маркутан уже умчался резвым бегом вглубь Великой Шири. – Хорошо ему. Он, по крайней мере, знает, куда идти!

Результатом небольшого обсуждения сложившейся ситуации стал вывод, что идти следует в противоположную сторону. Существенным препятствием был каньон с рэбисами в придачу.

– Придется в обход, – со вздохом резюмировал Вордий.

Впрочем, сказать это оказалось существенно проще, чем сделать. Первой проблемой стал выбор направления движения. Соргий утверждал, что обходить нужно с запада, ибо там море. Фения нервно усмехнулась, но за неимением других, более весомых, аргументов, остановились на этом варианте.

Оказалось, что море было очень далеко. По крайней мере, к исходу дня обрыв по левую руку так и не исчез, поэтому друзья решили заночевать прямо в степи.

– У кого-нибудь аркан есть? – осведомился Вордий.

– Ага, – саркастично отозвался Соргий. – Скажи спасибо, что в моем походном наборе есть кремень и кресало, а то бы мерз сейчас, как суслик.

– Ну ладно, сойдет что угодно – пояс там или ткань с жесткими ворсинками. Это чтобы змей отгонять, – с видом знатока пояснил инспектор. – Им ворсинки брюшко щекочут!

– Нужны вы им! – фыркнула Фения, подсаживаясь ближе к костру. – Каждый знает, что змеи нападают только для самозащиты. Правда, в рот могут заползти, пока спишь…

Соргий непроизвольно поднес ладонь к губам:

– Свет мой, какой ужас!

– А ты его заткни на ночь какой-нибудь тряпкой, – внес ценное предложение Вордий.

– Ага, Сорик, – поддержала его Фения, – и можешь прямо сейчас начинать, не дожидаясь отхода ко сну.

– Да идите вы! – буркнул маленький вуравиец и отвернулся.

– Ну что, Фения, – обратился к девушке инспектор. – Может, тогда ты расскажешь мне, что было после того, как мы расстались.

– Да ничего особенного, – с усталым видом ответила та. – Как людей Бургана порезали, мы юркнули в какую-то щель, а там тихонько выползли на балюстраду. Вижу, у тебя совсем паршиво, ну и решили спасать. Этот вот не хотел сначала, – и она бросила на Соргия недовольный взгляд.

– Это я не хотел?! – возмущенно отозвался тот. – Вот врет! Да я момент выжидал. Вспомни, кто в лампы выстрелил? Моя идея!

– Да брось, Сорик, ты уже второй раз меня спасаешь! Ну а ты, милая, оказывается, чарами владеешь? Душить в кровати – это еще можно понять, но валить людей, совсем не прикасаясь к ним, – это вообще что такое?

Фения недовольно отвернулась. Было видно, что она устала и не очень хочет продолжать этот разговор, но ситуация обязывает.

– Тебя так сильно волнуют мои прикосновения? – с усмешкой ответила девушка. – Но, когда надо, ты их просто не замечаешь.

– Ты о чем? У меня орлиное зрение!

– Уверен? Ну, тогда смотри!

Фения молниеносно взмахнула рукой, раздался какой-то лязг, и в следующий миг Соргий с криком подскочил на месте: в шаге от него в траве с жутким писком дергались тонкие костистые ножки.

– Это скрамдраг, сухопутный краб степей, – невозмутимо пояснила девушка. – Больно щипается, но мясо очень даже ничего.

– Ты точно не ведьма? – спросил все еще испуганный Соргий. – А то съедим его и превратимся в каких-нибудь козлов.

– Я бы пошутила на эту тему, – вздохнула Фения, – но просто нет сил.

Она резко развела ладони в стороны – между ними в свете костра блеснула натянутая цепь.

– Ого! – оживился Вордий. – Так это оружие?

– Это Серебряная змейка! – слегка насупившись, со смесью вызова и нежности произнесла девушка. – Моя защитница и моя подруга!

– Ну-ка, дай гляну! – подскочил поближе инспектор. – Так, толщиной с палец, кольцо на мизинец, с другой стороны грузик… ха, и правда – голова змеи! Это точно серебро?

– Ну, конечно, нет! Сталь. Если наловчиться – вообще не видно, как и чем бьешь. Столько раз мне жизнь спасала…

– Говоришь так, словно была на войне.

– Я с детства выживала в Портовом квартале, и поверь – это гораздо хуже любой твоей войны!

– Ладно, идите есть, что ли! – решил порадовать друзей Соргий. У него единственного был нож, и он решил использовать его для разделки скрамдрага.

Мясо и правда было вкусным.

– Я такого в лучших заведениях столицы не ел! – важно кивал головой маленький вуравиец. – Слава Фении – нашей великой добытчице и кормилице!

– Действительно, милая, ты всех нас просто спасла от голодной смерти! – вынужден был признать Вордий. – Кстати, ночью земля холодная, а это не очень хорошо для молодых девушек. Может быть, ты захочешь присесть…

– Нет! – Фения смерила его тяжелым презрительным взглядом. – Даже не думай ни про какие колени!

– Присесть на ножны моего меча, – невозмутимо закончил фразу Вордий. – Они не очень широкие, но и ты тоже… такая крошечная!

Фения опустила глаза и слегка закусила губу.

– Спасибо, Вордий! – произнесла она смущенно и даже попыталась улыбнуться. – Так гораздо лучше. – Потом резко смахнула рыжую прядь со лба. – Ну а ты узнал что-нибудь про Уни?

– Узнал. – Вордий незаметно вздохнул, не зная, как начать. – В общем, это не Бурган.

– В смысле не Бурган покушался на вашего мальчика?

– Да он вообще не Бурган.

Соргий замахал руками в знак протеста:

– Так, так, Ворик, только ты вот это сейчас прекрати. Давай конкретно…

– Конкретно – он его отец, Нурелий Вирандо.

И инспектор поведал соратникам услышанное им от предводителя степных бандитов, почившего совсем недавно при таких драматических обстоятельствах.

– Ну дела! – покачал головой Соргий, а Фения закусила губу и неподвижно уставилась на пламя костра.

– Я бы сам не поверил, но он так отреагировал на его имя… Ну, а потом эта… Веления – тут как тут.

– То есть нас обставили уже дважды, – ровным, спокойным голосом произнесла Фения. – Сначала рэбисы, которые следили, потом люди Тамето, что с этим «товаром».

– Я вот только понять не могу, о каком товаре идет речь, – провел пальцами по лбу Вордий. – Вы же сами все видели. Если бы вместе с нами в лагерь Бургана везли что-нибудь еще, мы бы точно разглядели!

– А может, его этот рослый малый с собой унес, а? – выдвинул предположение Соргий. – Что-нибудь совсем маленькое вроде драгоценных камней, к примеру? Теневая торговля с маркутанами через сотрайскую границу, а?

– Может быть, – пожал плечами Вордий. – Кто ж его знает? Я вот вообще не думал, что маркутаны такие огромные. Они вроде как, наоборот, маленькие должны быть. Я бы его скорее за аринцила принял, по описанию.

– Да ладно! – недоверчиво отмахнулся Соргий. – Скажешь тоже. Аринцил – и не просто в пределах империи, а на Северной границе… Как он сюда попал, зачем?

– Это мы уже вряд ли когда-нибудь узнаем, – задумчиво сказала Фения, обнимая колени. Тени от гаснущего костерка исполняли похоронный танец на ее лице. – Меня сейчас больше беспокоит, что ты узнал про Ронко, Дорго и всю их придворную борьбу. Коли не соврал твой Бурган или кто он там на самом деле – перетрут нас в муку между двух этих жерновов!

– Ладно, давайте спать, что ли, – медленно зевнул Соргий. – Лично у меня после сегодняшнего голова на куски разваливается.

– Давайте, – согласился Вордий. – Только сначала еще кустарника или чего похожего на дрова соберем, а то вконец околеем в этой степи.

Ночь и правда выдалась холодной, тем более что укрыться было особенно нечем. У Соргия даже возникла шальная мысль предложить всем обняться и согревать друг друга, но он не без основания опасался близкого знакомства с Серебряной змейкой Фении. В результате к утру они, несмотря на заботливо поддерживаемый по очереди огонь, все равно изрядно продрогли, в связи с чем энергичное выступление в дорогу восприняли исключительно как последний шанс согреться. К сожалению, пробежка продолжалась недолго – вдали послышался топот, и из-за небольшого холма показались всадники.

– Знаете, я, наверное, сдамся, – сразу обозначил позицию Соргий. – Стрел у меня больше нет, а от лошадей не убежать…

– Да подожди ты! – с раздражением перебил его Вордий. – Видишь – флаги?

Довольно большой конный отряд стремительно окружил растерявшихся путников.

– Приветствую, энель инспектор! Признаться, удивлен видеть вас здесь. Как прошла встреча с Бурганом?

– О, премного благодарен, энель Торфи! Хотя встреча и не оправдала в полной мере тех надежд, которые я на нее возлагал, ничего больше не удерживает меня от того, чтобы доставить в столицу один из вариантов моего доклада.

– Само собой, энель Онато, само собой! – с готовностью произнес Генций, с сомнением покачиваясь в седле. – Я смотрю, в ваших ножнах не хватает меча?

– О, дороги в степи бывают столь непредсказуемыми! Наверное, обронил где-нибудь, вот незадача!

– Сочувствую, энель Онато. Утеря личного оружия – это должностное преступление. Но мы могли бы помочь вам с поисками, если вы хотя бы приблизительно помните, где это произошло.

Соргий, не поворачивая головы, искоса посмотрел на друга.

– О, разумеется, помню, – демонстративно расслабленным голосом ответил инспектор. – Какие-то развалины на холмах, к востоку отсюда, на той стороне обрыва.

– Мы зовем его Борозда Агбарза, – прищурившись, проинформировал Генций. – Был у них тут такой герой, потом ставший богом. А руины некогда были его столицей. Мы проехали их еще вечером, но, видимо, опоздали. Никакого меча там уже не было.

– Ну, очень жаль, – проговорил Вордий, в волнении оглядевшись по сторонам.

– Может быть, вам следует поинтересоваться у ваших компаньонов? – продолжил Генций непринужденную беседу. – Рискну предположить, что, когда вы покидали Люмдырбаг, вас было несколько больше.

– Полагаю, – медленно произнес Вордий, оглаживая затылок, – что все они остались там, у Бургана.

– Неужели все? – деликатно улыбнулся Генций, мягко положив руку на эфес меча.

– Ну, может быть, кроме того рослого маркутана, – словно припоминая, поднял глаза к небу Вордий. – Но он не из этих краев и, вероятно, направился к себе домой, так что я его не посчитал.

– А откуда ты знаешь, куда он направился? – вкрадчиво проговорил Генций.

– Некоторое время мы были вместе, как покинули руины, а потом он пошел в свою сторону, а мы – в свою.

– Ну, хорошо, – как могло показаться, с облегчением вздохнул энель Торфи. – В конце концов, здесь уже не наша территория, так что… Энель Онато, я буду рад проводить вас и ваших людей до города.

Им подвели лошадей. Дорога и правда стала значительно веселее. Вордий и Генций ехали рядом, однако в основном молчали. Даже на привалах они вели себя так, словно по молчаливому уговору вежливо не замечали друг друга. Кавалерийский офицер напевал что-то неразборчивое себе под нос, и инспектор не считал нужным его беспокоить. Но когда уже в самом конце пути желтые стены Люмдырбага возникли на горизонте, словно заросли жухлой травы, Вордий решил нарушить этот обет молчания:

– Слышь, Генций, а у вас тут можно где стандартный офицерский клинок раздобыть? Ну, в арсенале или у кузнецов, а?

– Не знаю, – протянул тот рассеянно, глядя куда-то в пустоту. – У нас тут все подотчетно, ты же понимаешь. Разве что с кораблем привезут…

– А когда будет очередной корабль?

– Да нескоро еще.

– А скажи мне, Генций, других кораблей в порт с моего появления не приходило? Я понимаю, мало времени прошло, но ты тут все знаешь…

– Нет, не приходило. Ну, разве что либурна императорской почты, но… ты сам понимаешь, мечей у них для тебя точно нет.

– Как знать, как знать… – пробормотал инспектор, а потом резко откинулся назад в седле. – Спасибо, Генций!

Энель Торфи впервые за всю поездку повернул к нему голову и проговорил с легким недоумением:

– Слушай, если тебе реально надо, то я достану. А то мало ли что на обратном пути может случиться…

– Веришь ли, – весело ответил ему Вордий, – я сейчас подумал о том же самом. Но главное ведь, чтобы с твоей территории я убыл в добром здравии, ведь так?

Глава 6. А теперь – на юг!

Манелий Ронко сидел за столом в глубокой лоджии, пол которой был вымощен идеально подогнанной мозаичной плиткой. Заходящее солнце, с трудом пробиваясь внутрь, красиво освещало задумчивое лицо императорского советника.

– Проще говоря, вы упустили его, – медленно произнес он. – И наш загадочный аринцил бежит сейчас по пахучим травам прямо на северо-восток, так?

Стоящая напротив Веления молча кивнула. От ее обычной игривости не было и следа – только измотанность, отчаяние и какая-то странная тоска в пустых глазах.

– Если быть точным – едет верхом. Мы допросили выживших в Ширских руинах – вириланские патрули видели на той стороне каньона. Вряд ли это простое совпадение…

Ронко вздохнул и пригубил вина из тонкого бокала мустобримской работы:

– Какая ирония… В Стране Единого бога практически не делают своего вина, но посуду для него изготавливают отменную… Знаешь, что меня радует во всей этой ситуации? То, что ты не пытаешься оправдаться. И так искренне веришь в успех нашего врага…

Поставив бокал на бронзовый поднос, он откинулся в кресле и аккуратным движением вырвал себе волосинку из левой брови.

– К сожалению, в этом смысле большинство людей никуда не годны. Неспособность признать свою вину есть первый признак того, что человек не может трезво оценивать действительность и обучаться. В нашей работе такой недостаток смерти подобен.

– Я завалила… нашу работу, – произнесла Веления со стеклянными глазами.

Мужчина вздохнул и на миг прикрыл глаза, а в его голове разом пронеслись тысячи мыслей: «Приятного мало, а хуже всего то, что мы видим лишь тень происходящих событий. Что мог забыть в Вирилане аринцил? Хочет союза против нас? А кто помогает ему здесь – Тамето? Но зачем? Ни за что не поверю, что этот полуварвар способен вести такую сложную игру. А кто способен – Дорго? Но какой в этом смысл? И есть ли угроза для посольства?»

Ронко свел перед лицом ладони и с усилием почесал кончиками пальцев точку между бровей.

– Да уж, приятного мало, когда нас словно подвесили за шкирку и заставляют просто смотреть на события, смысла которых мы не понимаем. Утешает лишь одно – даже если он выживет в этом загадочном Вирилане, то выбраться обратно ему теперь будет значительно сложнее. И я уверен, что во второй раз у нас все-таки будет возможность пообщаться с этим меднокожим чужеземцем!

– Да, конечно, – монотонно ответила Веления с каким-то отрешенным упрямством.

– Да что с тобой такое?! – разом вскочил на ноги Ронко и рывком подошел к ней почти вплотную. – Или ясность ума покинула тебя с возвращением из степи?

Глаза Велении сузились, словно она собиралась заплакать, но в последний момент вернула контроль над собой.

– Просто я видела Нури, – тихо произнесла она, а потом сразу подняла взгляд и с вызовом посмотрела на Ронко.

На его лице не дрогнул ни один мускул.

– Жив, значит? У меня была мысль, что он разыграл собственную гибель. Но все эти годы он не лез в наши дела, и в любом случае меня это устраивало. Ты говорила с ним?

– Немного. Нури… работал с Тамето и играл ключевую роль в доставке аринцила. Вместе с Вордием, Соргием и этой твоей рыжей сучкой, что вечно возникает там, где пахнет смертью одного из наших! – Женщина сделала полшага вперед и проорала практически в лицо Ронко: – Она убила его, Манелий! Он мертв, на этот раз – навсегда! Ты ведь этого хотел, да, лживая мразь?!

В этот раз Ронко сделал пару шагов назад, повинуясь инстинкту самосохранения.

– Вот как? Все же пришел его час… Но ты сама предложила вести эту тонкую игру с нашей не в меру любознательной троицей. И это ты не сумела с ней справиться. Так что правильно будет сказать, что это ты убила его! Сначала предала, а потом убила!

Кожа на лице женщины заходила странными складками, словно там сейчас будет маленькое землетрясение. С силой вдохнув, она расставила в стороны руки с дрожащими пальцами, отчего стала похожа на яростную тигрицу.

– Да, я не фея из Поющих лесов Ранкирзина, – произнесла она высоким, срывающимся от слез голосом, – но не тебе, слышишь, бессердечный ублюдок, не тебе говорить мне эти слова!

Ронко молча стоял на месте, а его взгляд одновременно выражал внимание к ее чувствам и равнодушие к ее словам. Наконец, он с грустной улыбкой произнес:

– Я… понимаю тебя. Нури был для меня как брат, и не моя вина… нет, неверно… Просто даже самые могущественные люди в мире Небесного владыки иногда бессильны перед случайным ходом совершенно простых вещей.

– Я знаю! – с неожиданно искренним порывом ответила женщина.

Советник закусил губу, сделал несколько шагов в сторону, а потом плавно развернулся к собеседнице всем корпусом:

– Скажи мне, ты действительно… так ненавидишь ее?

– Светило вечное и звездное небо свидетели, я от души пыталась принять, что она есть под этим небом и до сих пор занимает место в твоем сердце. Но сейчас, после всего, что случилось, – Веления медленно помотала головой. – Пусть, пусть она даже виновна в смерти Нури, я могла бы это пережить, но то, что случилось в «Рыбке»… Ты, ты… Я не понимаю, как ты вообще можешь допускать подобное? Тебе что, и это тоже приносит удовольствие? Я всегда была верна нашему делу, Мани, но… есть вещи, которые я простить не смогу!

– Хорошо, – бесстрастно проговорил Ронко. – Считай, что я принял это к сведению.

Вернувшись в кресло, он опустил голову, а потом взял со стола пергамент в красном, узорчатом улиньском футляре.

– Последние донесения с юга хуже некуда. Завтра я буду обсуждать ситуацию с императором, и что-то подсказывает мне, что после этого тебя ждет еще одна встреча с твоей… соперницей. Какое многозначное и в то же время абсурдное в данной ситуации слово!

Сведя брови, Веления молча развернулась и направилась к выходу. Но не успела она дойти до темной деревянной двери, как Ронко ее окликнул:

– Веления, постой! Я не буду просить у тебя прощения за то, что было… и ты знаешь почему… но я хочу попросить простить меня за то, что будет.

Слегка наклонив вбок голову и с достоинством подняв подбородок, женщина посмотрела на него словно сквозь стекло, а потом на миг закрыла глаза, на вдохе сжала зубы и тихо вышла из помещения.

Вопреки тревожным ожиданиям, друзья добрались до столицы без приключений. То, что рэбисы даже не подумали устроить им засаду, было очень неожиданно и рождало еще большую напряженность, которую не смогло унять все гостеприимство матушки Вирандо. Вордий решил не делиться с ней новостями о покойном муже, и теперь они молча сидели за тем же самым столом, что и накануне памятного отъезда в степь.

Имперский офицер выглядел напряженным, Соргий – безразличным, Фения – усталой. Это была та самая ситуация, когда воспоминания о пережитых вместе недавних событиях рождают ощущение неловкости по причине, которую никто не торопится называть.

– Ну, как начальство? – нарушил наконец затянувшуюся паузу Соргий. – Довольно твоим докладом об инспекции?

– Ну, отчего же нет, – пожал плечами Вордий.

– Как-то ты это мрачно произнес…

– Да дело не в докладе, – вздохнул гвардеец. – Переводят меня.

– Серьезно? Надеюсь, с повышением, а? В какое подразделение?

– Ой, много ты смыслишь в подразделениях! – попытался съязвить Вордий, залпом опрокидывая чашу крепленого вина. – На «Дракон островов», комитом эпибатов.

– Да иди ты! – подскочил Соргий, забыв про свой меланхоличный образ. – Вообще из гвардии турнули? Но зато как – стал командиром морской пехоты на флагмане Южного флота! И сколько у тебя теперь бойцов в подчинении?

– Почти сто двадцать. Но с учетом того, что комит флагманского корабля по должности является заместителем командующего эпибатами всего флота…

– Ну так что же ты ноешь, парень? Именно так и делают реальную карьеру!

– Ага, как же. «Просись перед войной в полевую армию». А тут и проситься не пришлось, – пробурчал Вордий.

– Да ладно тебе, не факт, что она вообще будет. Ой, а с Лювией тогда как?

– Да никак. Поревела, конечно. Только приехал – и опять уезжать. Но у нее отец правильный, говорит, освоишься, женишься, с собой увезешь.

– А поедет? После столицы все-таки…

– Поедет. Энель Токто тоже так начинал, а для нее отец – это святое.

– Ну, здорово!

Соргий смутился, а потом как-то стеснительно произнес:

– А знаешь, я ведь тоже уезжаю.

– В Вуравию, к родственникам?

– Ага. Отец говорит, хватит деньги прожигать, пора их зарабатывать.

– Ну, правильно говорит, чего!

Друзья снова помолчали. Разговор явно не клеился.

– Раз уж такое дело, – осторожно взяла слово Фения, – я тоже здесь долго не задержусь.

– Прости, милая, но служба, – Вордий старался не смотреть ей в глаза. – Но ты можешь поехать со мной в Иллирис…

– Лучше со мной, – весело вмешался Соргий. – У тебя невеста все-таки.

– Дурак, я не в этом смысле!

– Спасибо, ребята! Но я все-таки уже взрослая девочка и уезжаю отсюда не потому, что за мной некому присмотреть. Просто если я останусь в Энтеверии, Аспид рано или поздно до меня доберется.

– И куда ты теперь? – сочувственно заглянув ей в глаза, спросил Вордий.

– Да какая разница! Буду в Иллирисе – обязательно загляну.

– Да, точно! – оживился Соргий. – Я почему-то думаю, что мы обязательно встретимся… снова.

Остальные дружно закивали. Прощаться было неловко.

– Интересно, все чувствуют то же, что и я? – кусая губы, поинтересовался Вордий.

– Конечно, мне тоже будет вас не хватать… – начал было маленький вуравиец, но новоиспеченный комит прервал его:

– Да не об том речь! Просто… глупо все как-то получилось… кинулись в омут с головой, не знаю, как вообще в живых остались, а толку…

– Ну да, – с грустью сказал Соргий. – Даже если это и правда Дорго – поди ж достань его! Лучше бы вовсе не знали…

– Послушайте меня, мальчики, – тихо произнесла Фения. – Один очень умный человек как-то сказал мне: «В этой жизни ты начинаешь что-то значить с того момента, как осознаешь границы своих возможностей. Потому что ты начинаешь понимать, кто ты есть и куда тебе нужно двигаться». Он там еще что-то говорил об этом, но… это неважно! Да, вы совершили немало ошибок, но жизнь была добра к вам, потому что вы… хорошие и этого заслуживаете. И я всем сердцем благодарна судьбе, что встретила вас на своем пути!

– Спасибо, Фения! – чуть не прослезился Вордий. – Ты… ты тоже нам очень… нравишься!

– Я в курсе, – ответила ему девушка. – И поэтому долгих прощаний не будет.

– Ты знаешь, – задумчиво сказал Соргий другу, когда она ушла. – Мне кажется, что внутри меня исчезло что-то очень доброе, теплое и родное. И что я уже никогда не буду таким, как прежде.

– Влюбился все-таки, – усмехнулся Вордий.

– Нет, – спокойным тоном возразил вуравиец. Не о ней речь. Просто вот так, наверное, окончательно и уходит юность.

Он ждал от друга язвительных замечаний, но тот лишь неопределенно пожал плечами и, спрятав глаза, осушил еще один кубок с вином.

Император Кергений был очень неплохим стрелком, однако в этот раз что-то явно не ладилось. Необходимо было всего-то пять раз попасть в причудливых золотых птичек, движимых силой механики по карликовому саду снизу от охотничьей платформы. В случае успеха искусно спрятанные водяные орга́ны должны были исторгнуть из себя веселую мелодию. Отчаянно поминая Мрак и все мыслимые порождения Тьмы, Великий владыка в который раз поднимал гастрафет, однако на пятом или даже четвертом выстреле элегантные болты из электрума по какой-то неведомой причине отклонялись от цели.

– Не сейчас, Ронко! – сквозь зубы бросил повелитель Герандии. – Давай быстрее, что ты там возишься!

Перепуганная Солнечная невеста, почтительно передала ему заряженный самострел. Считалось, что эти жрицы Небесного владыки обязаны были хранить чистоту до пятидесяти лет, однако их фактический статус подруг Первейшего слуги Светила нашего на земле воспринимался как само собой разумеющийся минимум последние двести лет.

– Левее и чуть выше, – одними губами прошептал Ронко, оглядывая тем временем девушек.

Император сделал вид, что не расслышал, однако чудесная мелодия стала лучшим доказательством того, что его советники не даром едят свой хлеб.

– Вот так! Получи, проклятая птица! Все видели? – обвел взглядом присутствующих Кергений.

Ронко вежливо зааплодировал, а девушки сделали все от них зависящее, чтобы не сдерживать восхищения.

– Вот так всегда! – снисходительно продолжил император. – Полдня могу впустую биться, но как только приходят дела, так все сразу и получается!

Сбросив оружие на руки своим спутницам, он с жаром осушил бокал лимонной воды. Надетая на голое тело рельефная, с золоченым шитьем накидка заколыхалась, обнажая волосатую грудь.

– Может быть, Первейшему слуге Неба будет угодно немного пройтись после столь результативной тренировки? – деликатно осведомился Ронко.

Император кивнул, и они двинулись вдоль портика с раскрашенными в разные цвета колоннами у большого пруда.

– Ну что же, я надеюсь, твои изыскания были столь же успешными, как и моя стрельба?

– Конечно же, нет, государь. Вас трудно превзойти в чем бы то ни было.

– Завязывай с этим, мы одни, – мгновенно одернул Ронко император. – Что, неужели все так плохо?

– Позвольте мне кратко изложить факты. Ключевые силы в Вуравии – денежные и торговые дома, криминальные кланы и наиболее крупные земельные магнаты – пришли к окончательному соглашению о необходимости выхода из состава империи. Они считают, что отдают больше, чем получают, а посольство в Вирилан окончательно склонило на сторону сепаратистов всех колеблющихся.

– А при чем тут Вирилан? Нет, у них, конечно, всегда были тесные связи с капоштийцами, но…

– У меня есть основания полагать, что в империи существует теневая система торговли вириланским зерном, в которой задействована широкая система посредников – от Капошти до Энтеверии. Вуравия – крупнейший перевалочный пункт. В результате вы не только закупаете зерно по существенно завышенной цене, но и отдаете эти доходы в руки большого количества ваших не очень честных подданных.

– Я давно подозревал! – Кергений что есть силы сжал правый кулак и поднес его к своему лицу. – Эти южане всегда найдут лазейки, чтобы играть нечестно. Мерзкие людишки, без обмана не могут. Так, постой, а что там было про Энтеверию?

– Очевидно, что такого рода операцию невозможно провернуть без поддержки во дворце. Я уже не говорю про то, что необходимо контролировать разгрузку в речном порту. Но доказательств у нас нет. Получить их можно, лишь завладев документами о торговых операциях влиятельных южных кланов. Их лидер – Дракаций Нери – фактически создал в Тампритэнсе теневое правительство Вуравии, и его архив наверняка хранит обширную переписку с конфидентами в столице. Разумеется, наиболее деликатные послания зашифрованы, но и косвенных улик, при определенных условиях, может быть вполне достаточно.

– Ну ты же можешь выкрасть эти бумаги?

– Конечно, государь, но это уже ничего не решит. У них практически все готово. По возвращении посольства из Вирилана, вне зависимости от результатов, на улицы столицы Вуравии выйдут десятки тысяч людей с требованиями отделения от Герандии.

– Д-да… – мрачно насупился Кергений. – И если мы применим военную силу, это будет нарушением всех устоев.

– «Не страхом и силой, а светлым сердечным согласием!», – тихо процитировал Ронко. – Это может стать крахом всех наших идеалов… и самой империи.

– Ну и что нам делать в этой ситуации? – раздраженно спросил Великий владыка. – Ты мой советник – советуй, как из всего этого выбираться? Хотя нет, я знаю как! Не нужно было доводить до такого – я прав, Ронко? Вы все прошляпили, доложили в самый последний момент, когда уже ничего нельзя изменить! Ты считаешь себя самым умным, Манелий, водишь меня за нос, утаиваешь информацию, а когда дела уже не поправить, бежишь ко мне – спаси нас, государь! Ты бы никогда не посмел так вести себя с моим отцом, но со мной…

– Простите, государь! – с нажимом перебил его Ронко, – но вы прекрасно знаете реальную причину сложившейся ситуации. Последние несколько столетий Вуравия богатела на посреднической торговле между империей и остальным Дашторнисом, а деньги кружат голову, начисто убивают чувство благодарности и позволяют решать любые вопросы в столице. Они свято убеждены, что, став независимыми, по-прежнему будут торговать с нами, не отдавая при этом даже той малой части доходов, что отдают сейчас. Выгодное географическое положение и развитая инфраструктура делают их незаменимыми в любой политической ситуации.

– Но разве они не понимают, что аринцилы просто съедят их без соли?!

– Если и правда будет война, то они скорее побоятся быть с нами, чтобы не понести ущерба от боевых действий. В этом случае им, возможно, будет дешевле заранее откупиться от агрессора.

– Неблагодарные идиоты!

– При этом они очень хорошо знают, что принудить к повиновению силой мы их не сможем. Увы, изначальные принципы и законы империи хорошо работали в те времена, когда все провинции были бедны и разорены бесконечной войной. Но теперь – будем говорить открыто – мы все больше становимся заложниками тех идей, которые четыреста лет назад провозгласил Норей Основатель.

– А если я сходу попытаюсь их нарушить, то останусь без империи… Чудесно! Надо как-то менять все это, пусть не сразу, но менять обязательно!

– Во-первых, это снова грозит вернуть нас в состояние доимперского хаоса. А во-вторых, в случае с Вуравией у нас просто нет времени.

– Ладно, Ронко! – зловеще прищурился Кергений. – Ты хочешь моих указаний? Ты их получишь. Приказываю тебе уничтожить мятежников до возвращения посольства из Вирилана. При этом я лично не должен иметь к этому никакого отношения. Выбор средств – на твое усмотрение, можешь использовать мою императорскую печать. Меня интересует результат при незыблемости идейных основ нашей державы. Да, тебе также надлежит выявить предателей при дворе, представив мне все необходимые доказательства.

– Будет исполнено, государь, – элегантно поклонился Ронко. – Есть ли у вас для меня какие-либо иные указания?

– Нет! – раздраженно ответил Кергений, вытирая лоб пальцами с блестящими перстнями. – Я уже порядком устал объяснять, как тебе нужно делать твою работу. Но ты на всякий случай не отлучайся из столицы, вдруг где-нибудь еще обнаружатся похожие проблемы.

– Разумеется, государь, – вкрадчиво сказал Ронко. – Я знаю свое место.

– Очень на это надеюсь! – холодно ответил Кергений.

Роскошная лодка с шатром на корме неспешно пробиралась сквозь лабиринты Ароматного озера, образованные множеством покрытых молодым лесом искусственных островов. Когда-то давно водоем активно использовался для слива городских нечистот, однако после сооружения Грандиозной клоаки для сброса отходов в Фелу далеко внизу по течению ситуация изменилась. Было решено создать здесь нечто вроде столичного парка отдыха на воде, где сотни желающих могли бы наслаждаться приватностью, не видя друг друга из-за причудливых изгибов маршрута.

– Мне нравится, когда ты приглашаешь меня просто так покататься, – произнесла Веления, с легкой улыбкой любуясь из-за полупрозрачных занавесей игрой Светила на воде. – В такие моменты мне иногда кажется, что мы с тобой просто мужчина и женщина.

На ней было стильное цетазанское платье с перекрещивающимися на груди лентами, а волосы были аккуратно заплетены в косы с жемчужными нитями и уложены на голове. Ронко буркнул что-то неопределенно утвердительное, продолжая рассеянно пребывать где-то внутри себя.

– Иногда я думаю, – продолжила между тем женщина, вертя в пальцах тонкую ножку стеклянного бокала, – а что было бы, если бы во всем Дашторнисе из всех людей остались только мы вдвоем? Никакой тебе империи и прочих дурацких царств, а только ты и я! – Веления со змеиной улыбкой на губах посмотрела на Ронко: – Интересно, а тогда бы ты на мне женился?

– А смысл? – пожал плечами мужчина, сохраняя все тот же задумчивый взгляд. – Брак – это признание отношений обществом, а если общества больше не существует, то и брак более не имеет никакого значения.

Женщина зычно расхохоталась, резко откинув голову назад.

– Как это на тебя похоже – все воспринимать так буквально! Вот ты и попался – я ведь только хотела проверить, насколько внимательно ты меня слушаешь!

– Я всегда слушаю и запоминаю все, что ты говоришь, даже если вместо советов ты несешь очередную чушь.

– Ты про это задание императора, которое в принципе невозможно выполнить? Мне вообще кажется, что он придумал его, чтобы сжить тебя со свету. А может, просто не стоило докладывать? Ну да, прокололись бы, но это была бы уже проблема военных. Или дипломатов, с учетом того, что военным туда все равно путь заказан.

– Знаешь, Веления, мне иногда кажется, что служба с каждым годом все больше тяготит тебя. Рэбисы созданы, чтобы хранить нашу империю, а иногда мы вообще единственная сила, способная это делать. Хоть на миг уйдем в сторону – обрушится все и сразу. Нельзя в этих условиях работать спустя рукава, как все имперские бюрократы!

– Слушай, а может, тогда грохнем эту империю, бросим все и уедем в какой-нибудь уединенный домик в горах, проживем остаток жизни как люди?

– Понятно, – со вздохом произнес Ронко, перевел тело в горизонтальное положение и, скрестив ладони за головой, прикрыл глаза. – Значит, нормальных советов не будет…

– Нет, – кокетливо покачала жемчужной головой женщина. – Не сегодня!

– Ладно, – со смирением сказал мужчина. – А что хорошего у тебя?

– Да так… – рассеянно ответила Веления, придерживая ножку пустого бокала двумя пальцами и рисуя им в воздухе различные узоры. – Вот ребят наших из столицы отправили…

– Ну, хоть что-то из моих указаний выполняется, – пробормотал Ронко. – Я эту компашку вообще опасаюсь. Безумная отвага дилетанта – страшный сон для любого профессионала.

– Вордий сейчас на пути в Иллирис, а Соргий – в Тампритэнсу. Все под контролем.

– Надеюсь, мы никого не забыли?

– Ну, если не считать твоей рыжей…

– Веления!

– Ну ладно, все. Есть у них еще один «друг детства», Дагений Вандей, но он тут вообще не при делах.

– Это который заговорщик?

– Да, вожак секты полоумных «дворников», что ищут оригинал заветов Норея Основателя. Они не опасны.

– Почему ты так думаешь? У них мало людей?

– Люди есть, причем во многих провинциях. Но это просто сборище болтунов, без денег, связей и боевого опыта.

– Ясно. Значит, бунт организовать не смогут.

– Сами – точно нет. Если помочь – может быть, но какой идиот с ними свяжется?

– Да, конечно.

Ронко снова принял сидячее положение и сладко потянулся.

– Знаешь, что – готовься-ка ты к поездке в Вуравию.

Веления в изумлении округлила глаза:

– У тебя что, появился какой-то план?

– Какая же ты все-таки кровожадная, дорогая! Очень скоро по твоей прихоти и у тебя на глазах умрут десятки тысяч людей, «Жемчужина Юга» надолго утратит свое спесивое великолепие, а император будет тут совершенно ни при чем. Более того, он выступит спасителем бедных вуравийцев, которые с благодарностью припадут к его стопам.

– Я… подсказала тебе, как сделать это?

– Нет, но ты указала на того, кто возьмет на себя осуществление этой благородной задачи. Так где обычно можно найти этого… «дворника»?

Даг Вандей обычно сидел за столиком в небольшой харчевне «У мостика» в самой гуще Утизитории – ремесленного квартала Энтеверии. Владельцу заведения он некогда оказал серьезную услугу и теперь по смешной цене арендовал комнатку здесь же, на втором этаже. В стоимость входила также простая, но сытная еда и дешевое пиво с запахом соломы – без ограничений.

Посетителей Вандей принимал тут же, не отрываясь от пищи. Как правило, к нему шли не очень обеспеченные люди: мелкие ремесленники, арендаторы, уличные торговцы и разнорабочие, которые в принципе не ориентировались в запутанных имперских законах и испытывали серьезные проблемы в защите своих прав. Правда, далеко не всегда дела в суде оканчивались успехом, да и благодарность часто носила чисто символический характер, но за несколько лет Вандей приобрел собственную клиентуру и известность в судах. «Денежные мешки» столицы считали его своим проклятьем, тем более что брать отступные Даг отказывался в принципе. После того как его чуть не убили в темном переулке нанятые одним видным купцом головорезы, адвоката всегда сопровождали по городу несколько крепкого вида «племянничков», в основном – из бывших клиентов, многие из которых просто молились на своего благодетеля.

Вот и сейчас из-за столика Вандея, низко кланяясь, встал для прощания пожилой сухонький человек, судя по постоянному кашлю и специфическому запаху, красильщик. Маленькую мастерскую, где кроме него работали два его сына, хотел поглотить более крупный конкурент, использовав в качестве предлога фальшивые долговые расписки. Изначально суд, явно простимулированный материально, признал долг истинным, однако Вандей подал апелляцию и в конечном счете с блеском выиграл дело.

– Я отблагодарю! – запинаясь, бормотал красильщик. – Как с красильни арест снимут и продам первую партию…

– Ступай, отец! – улыбнулся ему «народный адвокат». – Я делаю это для тебя и всех людей, живущих трудом рук своих, как завещал нам Норей Основатель!

Проводив клиента, Даг отхлебнул из кружки и расправил плечи, упершись руками в скамью. День завершался очень даже неплохо, а вечером предстояло еще выступление на собрании «дворников». Сегодняшняя тема – «Рост цен на пользование услугами речных перевозчиков». Как известно, за четыре сотни лет своего существования империя так и не удосужилась построить достаточное количество мостов, в результате чего самая бедная часть населения вдали от городов вынуждена тратить последние гроши на услуги жадных паромщиков, контролируемых местной бюрократией. Вандей стал прокручивать в голове основные тезисы своего доклада. Главное – сделать его как можно более образным, чтобы соратники из огромной Энтеверии смогли воочию представить страдания своих братьев в тысячах крошечных деревень, за счет которых, собственно, и жирует столица.

– Так вот ты какой, Даг Вандей! – раздался голос у него за спиной, и незнакомый мужчина в серо-коричневой одежде простолюдина мягко, как пушинка, опустился прямо рядом с ним на скамью.

Адвокат сразу почувствовал себя неуютно. Мало того, что вновь прибывший вместо того, чтобы сесть напротив, фактически зажал его в угол, так еще и выражение лица у него было залихватски-насмешливым, как у буянов с Южного порта. Впрочем, долгий опыт общения с публикой из низов научил Вандея, что не всегда стоит оценивать клиентов по их внешности и манере поведения, а за показной развязанностью и панибратством люди часто прячут страх и неуверенность в собственных силах.

– Да пребудут с тобой животворящие лучи Светила, брат! Чем я могу тебе помочь?

Вандей в глубине души был не очень рад новому посетителю, однако свято исповедовал принцип не отказывать никому, кто обратился к нему за поддержкой.

– Какой правильный вопрос! – ухмыльнулся посетитель. – Убежден, что мы с тобой сработаемся.

Вандей чуть приподнял правую бровь – его клиентура обычно так не разговаривает.

– Кто ты, брат?

– А вот этот вопрос коварен! Один умный человек недавно подсказал мне ситуацию. Вот представь, в этом мире вдруг не стало ни империй, ни городов, ни племен. Остались просто люди. Ну и как тут определить, кто ты есть? По имени? И что оно скажет? С таким же успехом можно придумать любое, приятное слуху.

– Если исчезнут царства, то люди останутся теми, кем они являются друг другу, в первую очередь – братьями и сестрами! И все-таки что тебе нужно?

– Ну, если мы и правда братья, то всем нам нужно одно. Я вот, к примеру, хочу жить. Убежден, что и ты тоже, разве не так?

Вандей, повернувшись к собеседнику, окинул его внимательным взглядом. Нет, все-таки не бандит – говорит слишком мудрено. Однако именно эта странная манера вести беседу и заинтересовала его.

– Ты прав, но если я ценю жизнь братьев, как свою, то я без колебаний поставлю сотни и тысячи их жизней выше собственной. А это значит, что своя жизнь не есть высшая ценность.

– Вот именно! – с радостью нашедшего клад воскликнул его собеседник. – Я знал, что ты скажешь именно так! Кстати, к вопросу о твоих братьях… эммм, «дворниках», я полагаю?

Взгляд Вандея оставался спокойным, а голос ровным:

– Среди моих знакомых есть и дворники.

– Нет, нет, я говорю о вашем тайном обществе, которое замышляет свергнуть императора и восстановить некие древние идеалы Норея Основателя, утраченные в наше порочное время.

– Не понимаю, о чем ты говоришь.

– И опять верно – в таких вопросах всегда нужно требовать детали! Вот, взгляни в этот свиток.

С невозмутимым видом Вандей принял в руки свиток и, прокрутив несколько витков, поднял глаза на незваного гостя:

– Кто все эти люди?

– Это список руководителей вашей организации, информация, где они живут и чем занимаются. Твои братья, Даг. Уверен, что ты готов умереть за них. Ну, или второй вариант – они умрут из-за тебя, вместе с семьями.

Вандей закусил щеку изнутри. У него не было ни дрожи, ни волнения, но ощущение нереальности происходящего и какого-то тупика постепенно завладевало им. Императорские ищейки! Но как же они далеко продвинулись… Все, что создавалось годами, все поездки в провинции, тысячи бесед с людьми, споры, испытания, новые друзья и соратники. Перед глазами пронеслись эти дома, дети из семей, в которых его принимали…

– К чему этот разговор?

– Нет, Даг, нет! Неправильный вопрос! Думай, думай, у тебя еще одна попытка!

Вандей облизнул губы. Теперь внутри у него действительно все содрогалось.

– Если вы не взяли меня, а пришли говорить – что вам от меня нужно?

– Молодчина, Даг, ты почти спас их! Еще чуть-чуть, совсем капельку, ну!

Ко внутренней дрожи добавилась пульсация в висках. Вандей с трудом отвел взгляд от собеседника. Посетители вокруг, казалось, были заняты своими делами, но их спины, словно глухим забором, окружали его со всех сторон. Один мужик, сражавшийся со свиной ногой, оторвал взгляд от деревянной тарелки, на его бородатом лице неожиданно появилась доброе, даже чуть наивное выражение. И Вандей, словно задыхающийся пловец в подводной пещере, который узрел выход, выдохнул с облегчением и ответил такой же светлой, радостной улыбкой. В следующий момент мужчина поднял нож, выразительно провел им у шеи и заговорщически подмигнул расслабившемуся адвокату. У того внутри словно сошла лавина.

– Я сделаю все, что вы мне скажете, – в каком-то тумане услышал Вандей свой голос.

– И это правильный выбор! – тут же с жаром заверил его собеседник. – Я ценю твою искренность и самопожертвование. Тем более что у меня и в мыслях не было просить тебя о чем-то, что бы выходило за рамки твоих убеждений. Наоборот, я намерен помочь тебе осуществить то, к чему вела вся твоя предыдущая жизнь.

– Какие сладкие слова, – с отстраненной горечью ответил Вандей. – Слишком сладкие для вербовки простого агента. Тем более, судя по этой бумаге, я далеко не первый, кто дал согласие.

– Агента? Нет! Скорее это я стану твоим агентом и помощником. Пришла пора вернуть в империю идеалы Норея Основателя, вымести железной метлой весь этот зажравшийся чиновно-купеческий сброд!

– Я и правда готовился к этому всю жизнь, – ровным голосом произнес Вандей. – И поэтому могу сказать наверняка – выступать сейчас будет просто самоубийством. У нас нет ни денег, ни оружия в достаточном количестве, а власть императора и его камарильи – без обид – еще достаточно сильна, чтобы отправить нас в чертоги Мрака. Мы только дискредитируем саму идею борьбы, а миллионы людей окончательно потеряют всякую надежду на новую жизнь.

– Нет, они скорее потеряют ее, если вы и дальше будете заниматься одними разговорами! Простой народ не любит пустых слов. Чтобы привлечь его на свою сторону, стать настоящим вождем, тебе нужно показать силу! Да, пока что речь не идет о том, чтобы разом выиграть войну. Но победив в первом сражении, взяв власть хотя бы в одной провинции, вы покажете миллионам страждущих, что именно «дворники» – единственная реальная организация, способная привести их к свободе!

– Одна провинция? Но даже если мы преуспеем – как долго это продлится?

– А как долго освещает небо падающая звезда? Но видя ее, люди успевают загадать желание и верят, что оно сбудется!

– Погибнут тысячи, десятки тысяч… Ради чего?

– Ради того, чтобы в сердцах остальных зажегся огонь надежды! Да и вообще, Даг, скажи мне честно, ты и правда хочешь прожить остаток жизни полунищим адвокатом, коротая вечера за красивыми сказками о том, «что будет, когда мы придем к власти»? Жизнь коротка, можно просто не успеть. Если ты и правда рожден для борьбы, то пора действовать! Мы снабдим тебя деньгами, оружием, укажем на потенциальных сторонников и чиновников, которых легко подкупить в Тампритэнсе.

– Понятно. Значит, вам нужна Вуравия. Не можете сами справиться с местными кланами и хотите разобраться с ними нашими руками. А потом зачистите нас – и вот очередное имение от императора!

– Нет, Даг! Ни один вменяемый политик не будет разбрасываться людьми, способными организовать то, что мы тебе предлагаем. Тебе и тысяче бойцов, на которых ты укажешь, мы дадим свободный коридор для выхода из города, когда все будет кончено. Я надеюсь на долговременное сотрудничество!

– А остальные десятки тысяч? Ты хочешь, чтобы я предал тех, кто мне поверит, поставит свою жизнь на кон ради великой цели?

– Они умрут в борьбе, со вкусом свободы на губах! Простые люди по всей империи воочию увидят, что это возможно, и будут ждать, что однажды «дворники» вернутся, чтобы завершить начатое. Что может быть лучше этого? Их жизнь обретет смысл. Или лучше умереть в тюрьме от голода и пыток? Да даже просто смерть в своей постели от старости под гнетущие сожаления о том, что когда-то в молодости не сумел, испугался, – разве она лучше? Может, хватит искать отговорки, чтобы бороться за собственное будущее?

Даг Вандей устало потер виски:

– Надежда на будущее? Как будто вы дадите мне развернуться. Буду как собачка на привязи. Чуть дернусь – сдадите меня моим же соратникам, и на моем трупе коронуют нового вожака, более покорного и понимающего.

– Дорогой мой, избавься от иллюзии, что власть приносит свободу. Поверь мне, сейчас ты гораздо более свободен, чем сам император Кергений! Чем более влиятельным ты становишься, тем более зависимой, неопределенной и рискованной будет твоя жизнь. Но это плата за возможность влиять на мир, а значит, за право действительно жить, а не просто отбрасывать тень на плиты мостовой. Принятие этой неопределенности делает сознание гибким, а гибкость приносит понимание мимолетности и бренности всего в этой жизни, учит жить моментом. Именно тогда ты поймешь, что предательство – это не грех, а одно из неизбежных следствий такого взгляда на жизнь. Мы предлагаем тебе перейти в другой мир, Вандей. В мир избранных, которые играют чужими жизнями. Хочешь денег – пожалуйста, мы их сами чеканим, сколько нам надо. Виллы, колесницы, яхты, шикарные женщины – тебя будет сдерживать только твоя фантазия! Хочешь власти? Ты сможешь убивать людей, и тебе ничего за это не будет. Закон – это для черни, а ты будешь богом, сверхсуществом! Ты же всегда стремился к этому, разве не так?

– Нет, моей мечтой всегда было помогать другим!

– Не спорю, но это просто другая сторона гордыни. Люди с обычными амбициями стремятся построить карьеру в рамках империи. Победить по правилам, которые кто-то сформировал для них. Но есть и такие, кто хочет писать правила сам. Вот эти люди и бросают вызов – не жирным магнатам и вороватым чиновникам, не императору, а всей империи! Таков ты, Дагений Вандей. Но чтобы выработать свои правила, сначала необходимо научиться играть по чужим. Тебе нужна подготовка, дружище, нужен такой опыт, который невозможно получить в домашних дискуссиях. Этот опыт изменит тебя, и только тогда ты сможешь реализовать свои мечты в этом грязном, жестоком мире!

Вандей отвернулся, словно стремясь уклониться от потока обрушившихся на него аргументов, и задумчиво почесал подбородок.

– Да, кстати, о грязи. Оружие, амуницию и припасы, карты города со всеми коммуникациями и прочую информацию получишь отдельно. Вдобавок миллион леро на все дела плюс еще четыреста тысяч тебе лично. И не кривись, дружище, даже в борьбе за равные права люди не пойдут за нищим. Лидер должен блистать – это заложено в природе человека!

Глава 1. Загадки Зеркального моря

Задрав ноги кверху, переводчик герандийского посольства утонченно смаковал черешню, обильно сдабривая ее свежим морским воздухом. Собственно, на протяжении последней недели Уни с неизменным успехом играл главную роль в незнакомом ему ранее спектакле с рабочим названием «Жизнь удалась». Само по себе путешествие по Солнцеблестному каналу с его непрерывным парадом иноплеменных судов уже было настоящим открытием для закоренелого столичного жителя. Южные провинции империи, словно на смотринах, выстроились в ряд вдоль водного пути и по очереди являли архивному юноше свои прелести. Дородная Некреданса с ее тучными нивами и круглыми башнями давно забытых войн, переделанными ныне под государственные амбары. Сдержанный Улинь с чудесными деревянными храмами на вершинах поросших бамбуком холмов. И, наконец, эта нервная выскочка Цзюйкуни, которая тычет всем в лицо своим единственным в империи портом на море Туманов, где, презрев усыпляющий зной, борются между собой сталь военных и золото торговцев, а остроносые триеры с бравыми эпибатами зорко сторожат от пиратских набегов приземистые купеческие лабазы. Здесь, в Иллирисе, Уни ожидал главный сюрприз – бесконечно синяя даль, о которой ранее он лишь читал в поэмах, а там – шикарный дворец на веслах и под парусом, ибо назвать такое обычным кораблем язык просто не поворачивался.

«Трепет волны» был спущен на воду всего четыре года назад с единственной целью – нести к чужеземным берегам послов Великого владыки и вместе с ними зримую весть о неодолимой силе и сказочном богатстве империи. Реализация всех этих задач была продумана скрупулезно, до мелочей. Как с гордостью рассказал Арбеций Маэри, капитан этого замечательного во всех отношениях сооружения, если потраченную на его постройку сумму использовать на суше, то можно без проблем возвести еще одну Энтеверию – так сказать, запасную столицу на всякий случай. Уни не очень верил подобного рода расчетам, однако вот уже пятые сутки не мог прийти в себя от роскоши, которая на него обрушилась в таких сумасшедших масштабах.

Если на речной посудине он с подачи мерзавца Гроки был заперт в какой-то кладовке вместе с одним из личных слуг посла, то теперь в его распоряжении была отдельная каюта, пригодная для игры в жмурки в компании Вордия, Соргия и Вандея, – причем каждый из них мог бы еще смело прихватить с собой девушку. Огромное, до пола, окно гостеприимно впускало внутрь посланцев Светила, чтобы те не могли коснуться светлого ореха элегантной мебели и нежно-розового мраморного пола. Имперским корабелам удалось поместить на воду несколько полноценных вилл с разноцветной мозаикой, дубовыми панелями и даже настоящими фонтанами, связать их просторными анфиладами с увитыми плющом горделивыми колоннами, статуями и портретами величайших исторических деятелей Герандии в искусно отделанных порфиром нишах. Сердцем всей этой грандиозной конструкции был ослепительный зал для приемов, куда, судя по всему, свезли не меньше половины имеющихся в державе драгоценных камней и слоновой кости, окружив все это великолепие благородными металлами и красным деревом. Овальные зеркала в оправе из искусного бронзового литья создавали иллюзию еще большего пространства.

Насколько было известно Уни, вся эта красота ранее привлекалась строго по назначению всего один раз, во время последнего посольства к западным торгам. Впрочем, нужного эффекта достигнуть удалось. Все органы чувств кангуна Дабгера были потрясены до такой степени, что, как потом долго смаковали имперцы, его рот и глаза оставались широко открытыми даже после подписания архивыгодного для Великого владыки договора о поставках пушнины.

И все же жизнь дипломата устроена таким образом, что большую часть времени он пребывает лишь в предвкушении финальной развязки своей утомительной миссии. Чтобы сделать ожидание не столь тягостным, а накопление душевного напряжения – не столь драматическим, на корабле был предусмотрен целый ряд специальных помещений. Для приведения в порядок телесной оболочки предназначались гимнасий, бани, а также бассейны с пресной, соленой и минеральной водой. Вслед за прохождением водных процедур так и тянуло не спеша пронести себя через утонченную симфонию ароматов маленького сада, питающегося влагой от хитрого сплетенья глиняных труб. Или уединиться в прохладе миниатюрного грота, плененного лозой дикого винограда.

Правда, что касается Уни, то он предпочитал в качестве укрытия местную библиотеку, круглое помещение которой было отделано панелями из ореха, а потолок являл собой картину звездного атласа капоштийских навигаторов. Но гораздо больше юного переводчика радовало то, что он был единственным постоянным посетителем этого места, где подбор литературы заслужил бы одобрение самых придирчивых библиографов императорского архива. Еще более уединенным местом мог бы служить храм Солнца, в котором благодаря особой системе окон и зеркал божественное сияние искрилось над агатовым полом и надменно обволакивало фрески, на которых было изображено многократное сотворение мира и его же уничтожение мудрым, но суровым божеством. Уни всегда подозревал, что тяга к знаниям у него была сильнее религиозного чувства, однако по каким причинам святилище игнорировалось другими членами посольства, он даже не задумывался.

Вот и сейчас, рассеянно обглодав последнюю ягоду, молодой человек лениво подумал о том, что неплохо бы пройтись до библиотеки и просмотреть свитки про Манибортиш. В конце концов, его познания об этой капоштийской фактории, куда лежало их полное тягот и опасностей морское путешествие, все еще оставались весьма фрагментарными. А застраховать себя от неожиданностей – это ведь так естественно для опасливой природы большинства смертных. Уни уже приготовился с тоской воображать весь трагизм ситуации, связанной с оставлением так плотно пригретого ложа, когда в дверь решительно постучали, а затем в помещение стремительно проник посторонний.

Уни никогда не был склонен к быстроте, и это качество у сверстников всегда его настораживало. Но когда быстроту проявляли люди в возрасте, это совсем выбивало из колеи. Рапурию Хардо на вид было за пятьдесят, но в нужную ему точку пространства он доставлял себя мгновенно и при этом чрезвычайно мягко. Из него, наверное, вышел бы отличный наемный убийца, но в текущий момент Хардо выполнял прямо противоположную задачу, обеспечивая безопасность посольства. Хотя, будь он и вправду душегубом, Уни не подорвался бы поспешнее.

– Энель Хардо? Очень рад, Э-э-э, – сбивчиво произнес он и зачем-то извинился. Надо думать, за то, что еще недавно осмеливался лежать и бездельничать, хотя сам пока не настолько привык к роли имперского дипломата, чтобы искренне считать себя вправе на такое беззаботное времяпрепровождение.

– Здравствуй, Уни, – не спеша произнес Хардо сквозь седые усы. Если двигался он молниеносно, то говорил всегда в прямо противоположной, неторопливой манере. – Я знаю, ты не мастак драться, но защищать себя нужно уметь. Поработаем над этим в гимнасии. С послом говорено, если что.

Среди прочего уважать Хардо можно было за редкую способность запихнуть в три слова целый ворох смыслов. Уни так пока не умел и даже сейчас, шагая вослед роскошными коридорами, завидовал ему белой завистью.

В гимнасии было прохладно и почти свободно, если не считать мужественных статуй в полном боевом облачении. Надо думать, они должны были задавать некую планку для тренировок и создавать зримый стимул для оных, однако в отсутствие толп атлетов красовались пока что друг перед другом. Впрочем, разоблачившийся по пояс Хардо вполне мог составить живую конкуренцию этим воплощениям боевого искусства. Такой коллекцией шрамов не могла похвастаться ни одна скульптура. Широкие и узкие, совсем свежие, покрытые коркой и едва заметные, белесые – будто их обладатель провел отпуск в пыточной камере, где местный обслуживающий персонал до седьмого пота оттачивал свое мастерство. Левый сосок вообще был разрезан практически пополам и стыдливо свернулся куда-то внутрь.

– Верх долой, ворон не считать, – глухо и даже как-то безразлично скомандовал Хардо загипнотизированному увиденным Уни. – За мной – повторять!

Пребывая в полусумрачном состоянии, переводчик выкомкал себя из туники, спиной ощущая презрительные взгляды мраморных воинов. «Как хорошо, что мы одни!» – подумал он, стыдясь своего тщедушного тела.

Впрочем, после серии различных махов, поворотов и наклонов Уни почувствовал себя гораздо свободнее, а когда Хардо вручил ему легкий тренировочный меч и поставил к «деревянному злодею» для отработки простейшего удара с подшагом, настроение молодого человека резко улучшилось. Одобрив его рвение легким кивком, Хардо взял со стоек серегадский трапециевидный щит и молча показал, как закрываться в момент собственной атаки. В результате Уни веселым щенком скакал туда-сюда возле своего флегматичного противника, каждый раз заканчивая дело жестоким убийством. Через некоторое время движения стали получаться сами по себе, без значительного мысленного усилия.

«Обалдеть! – изумился собственному мастерству Уни. – Такими темпами к концу плавания я сойду на берег уже настоящим воином. А уж по возвращении…»

Прервав эти юношеские мечтания, в гимнасии эффектно появился Алеций Стифрано. Эффектно – потому что второй посол имел странную привычку вначале с грохотом отправлять на разведку распахивающуюся дверь и лишь потом, оглядев с порога помещение, неторопливо вплывать самому.

– Что я вижу? Цыплята учатся летать! Привет, Рапи, – протянул Стифрано в своей традиционно беспардонной манере.

Уни всегда коробило от одного лишь присутствия этого самодовольного аристократа с его походкой «будто кол проглотил», снисходительным обхождением и ироничной полуулыбкой. Еще у него было исключительно редкое сочетание цветов глаз: правый, зеленый, менторски выглядывал из-под приподнятой узкой брови, в то время как левый, голубой, мог легко по желанию косить куда-то вниз к носу. Многие видные дамы столицы находили это жутко привлекательным, а отдельные щеголи даже пытались подражать, нещадно портя зрение.

Хардо не опротестовал откровенно развязное приветствие, отдавая должное формальной иерархии. Он лишь мельком глянул в сторону порога – «Что это там вошло?» – и флегматично вернулся к отработке собственных боевых связок. Уни почувствовал, как его мышцы костенеют, и с головой погрузился в тренировку, однако это не спасло его от самого худшего. Стифрано занял позицию строго за спиной начинающего фехтовальщика, чего было вполне достаточно, чтобы тот покрылся мурашками. Но на этом кошмары не закончились.

– Ну-ка, дай сюда! – второй посол бесцеремонно отобрал деревянный меч и снисходительно порисовал им в воздухе змеистые вензеля. – Даже деревянный клинок может убить, а? – осклабился он дружелюбно и вдруг легким гребущим движением шандарахнул прямо в голову манекена. Тот загудел так, что Уни испугался теперь уже за сохранность казенного имущества.

– Одно плохо, – огибая застывшего юношу тигриной походкой, куда-то в потолок неспешно проговорил Стифрано. – Что эти балбесы никогда не дают сдачи, – и резким броском вернул меч владельцу.

Уни поймал клинок обеими руками, в спешке больно заехав себе в скулу краем щита. А Стифрано уже достал со стойки другой меч с пугающе недвусмысленными намерениями.

– Давай поработаем в легкую. Я без щита – тебе фора.

Уни в панике, как вылупившийся птенец, стал искать глазами Хардо. Тот безучастно крутил какие-то па.

– Защищайся! – крикнул второй посол и хватил по щиту так, что Уни едва не сдуло с места. – Света ради, это щит, а не торба нищего! Упрись всем телом, корпус ниже! Руку согни, а то плечо вырву! Да не стой как дорожный камень – под ним и зароют!

То, что стало происходить в дальнейшем, Уни еще долго воспринимал как самое тяжелое испытание в своей жизни. Будучи обделен тумаками подростковых драк, его организм встречал учебные атаки противника ватными конечностями и рефлексами сонной мухи. Мир вокруг стал как в тумане, из которого молодой переводчик хаотично пытался найти выход, хватаясь за указующие окрики Стифрано, будто за соломинку.

– Атакуй – ну! – резко приказал тот, и Уни, собрав нервы в кучку, бросился на него с выпадом, словно на манекен. Легко отклонившись в сторону, Стифрано засадил ему мечом по ребрам. – Закрывайся, дубина! – яростно проорал он.

Из глаз Уни брызнули слезы. В голосе противника он ощутил не просто раздражение инструктора тупым учеником. Нет, в нем было что-то страстно вожделеющее, словно Стифрано получал садистское удовольствие от этого «избиения младенца». Как волк, разодравший косулю, он вошел в раж и стал трепать Уни со всех сторон, будто сторукий великан, а жалкое состояние жертвы лишь раззадоривало хищника. Дыхание Уни куда-то испарилось, словно легкие уменьшились до размеров булавочной головки. И как это древние воины часами махались на поле битвы? Да хоть убейте меня прямо на этом месте, но прекратите кто-нибудь эти мучения!

Услышал ли Небесный господин эти малодушные мольбы или нет, осталось загадкой, но через мгновение удар в горло и мощный толчок буквально выкинули Уни с посыпанной розовым суфранским песком площадки.

«Это конец!» – пискнули его отбитые внутренности, как вдруг стена потной кожи закрыла его от безжалостного противника.

– Размялся? Давай со мной! – спокойно, но непреклонно напомнил о себе Хардо.

Стифрано радостно оскалился и, забавно пританцовывая на длинных ногах, задом отбежал на середину гимнасия. Хардо не спеша, как большая перевернутая трапеция, мрачно последовал за ним.

Уни ожидал яростных сшибок и красивых комбинаций, но противники кошками крались друг перед другом. Стифрано, высокий, как капоштийский кедр, выставил вперед правую руку с мечом, держа Хардо на расстоянии, словно выцеливая в нем место, чтобы сделать дырку. Охранник, уступавший второму послу в росте, опустился еще ниже и почти фронтально уходил из стороны в сторону на полусогнутых ногах. Стифрано сделал ложный выпад лезвием в голову и тут же – молниеносный укол в живот. Хардо не поддался на провокацию и, легко отклонившись, разворотом локтя попытался подрезать кисть своему сопернику. Стифрано лишь радостно прошипел: «Хаа!», выпятил подбородок и элегантно увел конечность из-под удара.

Забыв о своем бедственном положении, Уни зачарованно оценивал все преимущества стороннего наблюдателя такого рода поединков. Стифрано старался держать оппонента на дистанции, раздергивая его связками с резкими выпадами в конце. Хардо не давал ему прицелиться, часто двигаясь и норовя пройти под руку или иным способом сократить дистанцию. Он несколько раз пытался атаковать конечности второго посла, однако тот был предельно осторожен как в защите, так и в нападении.

Неожиданно дверь гимнасия отворилась, и в зал величаво просочился Зимий Гроки. Его нескладное тело с практически плоскими ягодицами было прикрыто желтой палмой, расшитой рельефными узорами в виде сказочных птиц Орея. Сверху была повязана синяя онзура, один конец которой лениво свисал с левой руки секретаря. От него ощутимо несло сладковатыми мустобримскими благовониями. Это зрелище было столь впечатляющим, что привлекло внимание даже фехтовальщиков. Бойцы опустили мечи, и Стифрано едко спросил:

– Не слишком пушистенько для работы с оружием?

Гроки по обыкновению презрительно сморщился:

– Ваша работа на сегодня окончена. Энель посол ждет всех на баке для участия в церемонии Зеркального почитания. Явка строго до заката. Форма одежды – парадная. А с этим что? – и он пальчиком показал на Уни, зажатого у стены между двумя статуями.

Переводчик хотел было подать голос, но далось ему это с трудом. Боль была такой резкой, что Уни быстро перешел на шепот:

– Со мной все хорошо, сейчас встану.

– Да уж, потрудитесь принять более достойное положение. У вас осталось не так много времени, чтобы переодеться.

– А ты еще посыльным подрабатываешь? Приму к сведению, – не унимался Стифрано, однако Гроки с ужасом уставился на Уни. Хардо вытащил переводчика на свет, аккуратно взяв под руки. – Что вы с ним сделали?

– Энель Хардо выполняет приказ посла об обучении членов миссии искусству самозащиты в опасных ситуациях, – не моргнув глазом, ушел от ответственности Стифрано.

– А-а-а! – понимающе и удовлетворенно протянул Гроки, расплывшись в доброй улыбке. – Это правильно! Но все же не отменяет необходимости всем прибыть вовремя. Энель Хардо, помогите молодому человеку прикрыть срам. Я пришлю пару слуг, они проводят его до каюты, отмоют и попытаются доставить на церемонию в приличном виде. У вас ведь всегда с этим проблемы, энель Вирандо?

Шествуя с эскортом в каюту, Уни с тревогой думал о том, что посетить врача до начала церемонии не успеет. Зеркало в гимнастическом зале откровенно поведало ему о пугающих синяках и ссадинах, которые он не почувствовал в пылу схватки. Зверски болело левое плечо. Но если тело и руки еще можно было как-то скрыть под одеждой, то мордочка побитой дворняги была явно не востребована на грядущем торжественном сборище.

«И как все это вовремя у меня получается!» – с досадой представлял себе молодой человек ожидаемый конфуз.

Уни уже стал подумывать надеть глубокий клобук, чтобы скрыть свое позорище, но у судьбы на его счет, похоже, были более изощренные планы. Когда Уни подходил к резной лестнице в стиле мустобримского пестроцветья, ведущей в жилые помещения, из ее недр со скрипом вынул свое тело тучный человечек лет сорока пяти, при угольных пышных волосах и в атласном малиновом халате.

– Энель переводчик, Светила ради, это кто же вас так разукрасил?

Торговый посланник Богемо всегда выражал свои мысли предельно прямо, но смягчал их заботливым, несколько высоким для таких габаритов, голосом. Осматривая Уни, как заботливая мамаша, он по вуравийской привычке смешно причмокивал, шумно демонстрируя свое участие и все виды сочувствия одновременно.

– Энель Богемо, право же, я вам очень признателен, но вот именно сейчас я сильно тороплюсь к себе в покои. Чтобы не опоздать на скорую церемонию, – выдавил из себя Уни слабым шепотом. Юноше казалось, что полчище гигантских муравьев с мощными челюстями сейчас вцепилось ему в горло.

– Ах да, церемония. Мне тоже уже сообщили. Я много слышал об этом, но, как говорится, «лучше один раз увидеть». Наш навигатор сказал, что зрелище будет воистину грандиозное! Ну, не подумайте, что я сильно доверяю этим капоштийцам. Все они жулики, все! Это я вам как купец говорю. Помните, у Кретана: «Все капоштийцы – лгуны, нечестивцы и воры морские! Знал ли из звездных мужей хоть кто-либо совесть и честь?» Нечего было вообще их нанимать. Хотя, с другой стороны, кто еще смог бы провести корабль? Ведь у берегов такие скалы и такие течения, а в открытом море…

– Энель торговый посланник, все это очень интересно, но я должен успеть привести себя в порядок, – муравьи стиснули хватку настолько, что Уни скорчился и непроизвольно прикрыл рукой кадык.

– Владыка милосердный, да вы еще и говорить нормально не можете! Ну, с этим я вам помочь не в силах, а вот синяки эти нужно срочно замазать.

– Замазать? – Уни поймал себя на том, что ему самому в голову почему-то не пришла столь очевидная мысль.

– Ну, разумеется! Однако к врачу ходить не советую. Во-первых, не успеете. Во-вторых, этот паразит залечит вас до смерти. Одна рожа чего стоит. Да, мрачный фрукт! Никогда не улыбается. Вы представляете, ему до нас нет дела! Разве таким должен быть настоящий служитель Еседия? Я дам вам свою пудру из орехов тала. Невероятная вещь! Вы знаете, сколько она стоит на рынке в Накрибасте? А-а-а, вижу, что не знаете! Мой друг, Агестий Парфяно, сколотил на этом целое состояние! Идемте за мной, здесь недалеко.

Они стекли вниз по лестнице и засеменили по коридору. Богемо вцепился Уни в больную руку и глухо тараторил о каких-то делах ушедшей юности. Однако его невольного собеседника, всерьез воспринявшего предыдущие намеки, волновал сейчас совершенно иной вопрос. По приходе на место он жестами попросил себе пергамент и, проклиная отбитые пальцы, криво начертал что-то вроде: «Энель Богемо, вы сказали, что эта пудра дорого стоит. Могу я заранее узнать, насколько обременительной она будет для моего кошелька?»

– Энель Вирандо, ну что вы в самом деле! Люди должны помогать друг другу. Да-да, ведь, в отличие от некоторых других членов посольства, я очень хорошо представляю, насколько вы действительно важны для всех нас.

Это значит, – перевел для себя Уни, – что он быстро смекнул, как сделать на мне много денег. Торговый договор, да, но ведь там может быть столько тонкостей, особенно по части перевода…

«Энель Богемо, и все-таки я бы не хотел злоупотреблять вашей добротой! Я готов заплатить, просто считаю полезным узнать цену заранее».

– Молодой человек, в нашем мире не все можно купить за деньги! – наставительно выдал Богемо. Уни аж улыбнулся от такого проявления благородства. – Хорошие люди просто время от времени оказывают друг другу небольшие услуги.

«Понятно, – тут же остыл закоренелый идеалист. Но отступать уже некуда. А точнее, некогда. – Все, что в моих силах, разумеется».

Пудра легла идеально. Норгез Богемо лично опылял лицо и руки Уни этим чудодейственным порошком, от которого действительно пахло орехами и еще чем-то ванильным. При этом торговец плотоядно шевелил мокрыми губами и периодически замирал с открытым ртом. Но все эти «пытки натурщика» с лихвой окупились блестящим результатом. Следы усердных тренировок перестали быть видны. Почтительно поклонившись своему неожиданному спасителю, Уни спешно покинул его ослепляющую цветастой роскошью каюту и устремился на сеанс парадного переодевания.

Просторная площадка на носу корабля собрала всех участников вириланской миссии. Однако в этот раз центральной фигурой был не посол и даже не капитан морского символа герандийской мощи. Приказания направо и налево экспрессивно раздавал кудрявый и носатый бородач в лазурной тунике с перекрещенными на груди кожаными лентами. Онтий Санери, похоже, вполне спокойно расстался на время со своей ролью лидера, с отеческим снисхождением наблюдая, как прислуга суетится вокруг подъемника и затаскивает на палубу увесистый прямоугольник полированной бронзы.

– Порошком потрите, порошком его! Ну я же просил и края тоже обработать! Клянусь тремя демонами пучины, Некромарин покарает этих тупых болванов! – похоже, бородач весьма ответственно относился к своей работе и сильно переживал из-за возможной неудачи.

Посольский народ в торжественном облачении, предусмотрительно собравшийся задолго до этой сцены, дипломатично скучал, обсуждая наряды друг друга, море, небо и все, что приходило в голову.

– Что-то наш юный друг запаздывает, – рассеянно любуясь деревянными нереидами на двери во чрево корабля, заметил посол.

– Не помню, чтобы он хоть раз пришел вовремя, – зло хмыкнул Гроки. – Научил бы его кто уважению к вышестоящим персонам, – и он выразительно ткнул костяшками сухонького кулачка себе в ладонь.

– Научили уже, – осуждающе ответил Хардо, глядя поверх голов присутствующих. – Да переусердствовали.

– Энель секретарь, вы не соизволите сообщить почтенному собранию, с какой целью его вытащили на эту групповую прогулку? – огрызнувшись, перевел разговор на другую тему Алеций Стифрано. В наступающем сумраке его шикарная золотистая палма стала походить на балахон призрака, а в разноцветных глазах читалось беспокойство. Он был первым, кто осмелился нарушить тщательно выстроенную официальную диспозицию и теперь капризной цаплей сновал из стороны в сторону.

– Сказано четко, церемония Зеркального почитания! – отрезал желчный Гроки. Судя по всему, сам он знал не больше остальных.

– Я, конечно, могу ошибаться, но, по-моему, речь идет о древнем капоштийском ритуале задабривания бога морских пучин, – тихим рассудительным басом вступил в разговор длинноволосый мужчина в оранжевой накидке с желтым солярным символом на груди.

Посол Санери лишь загадочно усмехнулся:

– Я надеюсь, что наш уважаемый навигатор начнет ритуал с детального разъяснения его сути.

Так, собственно, и вышло. Прислуга все-таки совладала с подъемником, подвесив на него бронзовую махину, искрившуюся в лучах заходящего солнца. Присутствующие непроизвольно прикрыли глаза рукавами своих помпезных одеяний.

– Зеркало, – вполголоса прояснил ситуацию Хардо, обращаясь скорее к самому себе.

– Да, да, дорогие друзья, вы, несомненно, правы! – обратился к собравшимся бородач. – Все именно так. Я горд и счастлив, что именно мне выпала великая честь посвятить посольство Великого герандийского владыки, да пребудут с ним вовеки живительные потоки солнечного света, в священнодействие чудесного ритуала Зеркального почитания!

Стоявшие по бокам два его помощника красноречиво закивали, потряхивая смоляными шевелюрами.

– Достопочтимый энель Фигрундиш, как глава Первого посольства Великого владыки нашего в Вирилан я с радостью и удовлетворением принимаю от вас эту драгоценную привилегию, – важно проговорил Санери.

Навигатор учтиво поклонился и перешел к изложению сути всего происходящего.

– Долгие годы, ведомые божественным светом блистательных дев ночного неба, наши корабли бороздят просторы Зеркального моря. Здесь умирает надежда на парус… – Тут дипломаты послушно обратили взоры на три огромные мачты. Расшитые золотом полотнища, в которые можно было бы легко укутать самые слабые ветра ленивых южных морей, равнодушно опали в полном бессилии. – И только весла способны увлечь нас дальше, к желанной цели.

С этим у «Трепета волны» было как раз все в порядке. Однако именно сейчас, услышав команду Фигрундиша, гребцы на четырех уровнях по оба борта плавучего монстра имперской дипломатии стали прилагать дружные усилия, чтобы держать свои орудия труда сухими. Судно практически замерло посреди бескрайней водной глади – без ряби, без единой волны.

– О Волшебное море, равных которому нет и не будет во всем Дашторнисе! О приют Великого владыки, где уединяется он по ночам для своего державного отдыха! Прости нас, недостойных, за то, что смущаем совершенство твое нашей жалкой посудиной! Прими от нас, ничтожных слуг Повелителя мира, это зеркало как дар и плату за беспокойство! Пусть оно станет символом нашей покорности, ибо как ты отражаешь всю мощь Ясновеликого светила, так и мы живем лишь отражением его божественного сияния! – и Фигрундиш с дрожью и трепетом простер руки за борт. Подъемник заскрипел, отправляя массивный груз в пучину.

Даже те из присутствующих, кто был далек от священных ритуалов, невольно залюбовались этим зрелищем. Момент был выбран как нельзя лучше. Солнце, заход которого был воистину стремительным в этих широтах, падало на поверхность идеально ровного моря и словно плавилось, растекаясь на горизонте слепящим глаза сиянием. За эти мгновения вода, словно живая, многократно меняла свой окрас, наряжаясь то в синий, то в лазурный, а затем фисташковый, который был жадно поглощен дорожкой из света между кораблем и заходящим солнечным диском. Небо, почти свободное от облаков, с небольшим опозданием будто копировало цвета воды, напоследок окрасившись красными и оранжевыми оттенками.

– Какое чудесное, невероятное зрелище! – прошептал взволнованный священник. – Воистину, одна лишь красота нашего мира может служить доказательством безграничного могущества Небесного владыки!

Магия прекрасного заката длилась недолго, и тем больше восхищения внушало мастерство капоштийцев, сумевших точно поймать зеркалом световую дорожку уходящего дня.

– Есть! – расширив глаза, возликовал навигатор. – Теперь – в самые воды. Быстро, но плавно!

Так оно и вышло. Зеркало ушло под воду практически одновременно с самим светилом и почти не нарушило волнами священную гладь Зеркального моря.

– Свершилось! – возликовал Фигрундиш. – Похоже, море приняло жертву!

– А что было бы, если бы не приняло? – скорее для поддержки разговора, чем с целью уязвить собеседника, аккуратно поинтересовался посол.

– Да, скажем, если вдруг трос не выдержит? Высота тут немалая. Брызг будет… – оптимистично вступил в разговор Богемо.

Фигрундиша передернуло. Похоже, сама мысль об этом представлялась ему кощунственной.

– На моей памяти такого не случалось ни разу! Впрочем, знающие люди рассказывают, – и тут он почти перешел на шепот, – что допустивших святотатство нечестивцев забирает к себе Некромарин – бог Смерти в морской пучине.

– В самом деле? – заинтересовался Санери. – Какое интересное верование…

– Обычно он является ночью в виде уродливого старика без глаз, а пальцы у него в толщину, что корабельные канаты. Ими он вцепляется мертвой хваткой в капитана корабля и кидает его за борт. Потом приходит черед остальной команды. И никакое оружие, кроме света солнца, его не берет!

– Ну что же, – со смехом отреагировал на это капитан Маэри. – В таком случае я должен поблагодарить вас за то, что до сих пор жив. Эй, там, – обратился он к стоявшим поодаль членам команды, – зажгите лампы, тут уже тьма, что у кита в брюхе!

– Ни в коем случае! – возразил откуда-то из мрака Фигрундиш. – Еще рано.

– О, да! – со вкусом отозвался Санери. – Воистину, стоит жить, чтобы хоть раз увидеть такое!

И жить действительно стоило. Небо вспыхнуло звездами – огромными, как августовские арбузы, и блестящими, словно алмазы. Не случайно их именовали слугами Ясновеликого престола, что сияют отраженным светом своего почивающего повелителя.

Но самое грандиозное зрелище было за бортом. Глянув вниз, дипломаты ахнули от изумления. Кое-кто вздрогнул и сперва даже отшатнулся. Вода была настолько чистой и прозрачной, что словно исчезла. Зато звезды отражались в ней невероятно полно, и казалось, будто гигантский корабль висит в небе в их великолепном окружении. Это поражало воображение, приводило в трепет и создавало впечатление чего-то совсем нового и чудесного. Фигрундиш и его товарищи довольно улыбались и кивали. Они были явно довольны тем эффектом, который произвели на своих нанимателей.

Норгез Богемо, свесившись тушей через борт, причудливо чмокал пухлыми губами и качал головой. Капитан Маэри решил аккуратно попридержать его за талию, однако за отсутствием оной слегка приобнял за плечи. Смотрелось забавно и весьма двусмысленно. Стифрано отпустил соленую шутку, все засмеялись – вечер и вправду был чудесным. Фигрундиш с другими капоштийцами активно поили членов миссии и всех, кто был на борту, «священным», как они говорили, вином «Звездного потока». Угощали даже слуг и гребцов, ибо «если хоть один пропустит этот ритуал, то гнев Некромарина падет на всех».

Расцепившись с торговцем, Маэри разгладил усы и, отшагнув в сторону, наткнулся на темную фигуру в капюшоне, одиноко стоявшую у самого края площадки.

– Простите, – тоном добродушного силача произнес он.

Фигура понимающе кивнула. Маэри пригласил ее пройти к борту, однако незнакомец лишь затряс выставленными в защитном жесте ладонями. Точнее, капитан ожидал увидеть ладони. Вместо них из рукавов просторного одеяния вынырнуло нечто, похожее в темноте на шевелящиеся обрубки корабельных канатов. Маэри тряхнул седой шевелюрой, и звезды уловили оттенок страха в его глазах.

– Дайте кто-нибудь лампу! – крикнул он, стараясь сохранять благоразумие.

– Свет лампы в такой час – это святотатство! – нравоучительно, но с уважением ответил Фигрундиш.

– Лампу сюда, немедленно! – проорал капитан.

Смех резко оборвался. Все взоры обратились на огонек стилизованного под плоский сосуд светильника, переданного в руки Маэри. Тот поднес его к лицу таинственной фигуры и резким движением отдернул прочь капюшон. А дальше звездная идиллия Зеркального моря была резко прервана истошным, раздирающим грудь воплем. Светильник отскочил в сторону, врезавшись в Зимия Гроки. Тот тоже заорал, обоженный разлившимся маслом. Посольские наталкивались друг на друга в полутьме, шокированные столь резким переходом от красоты ночи к ее ужасу.

– Энель Маэри, ради Светила животворящего, что случилось?! – исказился гримасой отчаяния торговый посланник.

– Некромарин! Некромарин на борту!! Он пришел за мной! – бесновался капитан. Таким жалким его еще никто никогда не видел.

– Вы уверены? – дрожащим голосом осведомился Фигрундиш, не зная, что и думать.

– А кто же еще? Безобразный старик без глаз с канатами вместо рук! Мерзавцы, вы провалили ваш ритуал, будь он проклят! Оружие, несите оружие!

– Оружие против него бессильно, если я правильно помню, – с неожиданным самообладанием пробормотал Санери.

– Но он хочет меня схватить! Я первый! – снова заорал капитан.

Страшная фигура действительно совершала какие-то движения конечностями, однако с места не двигалась. Откуда-то изнутри себя она извлекла нечто плоское и белое, направив это в сторону ошарашенных дипломатов.

– Что это? – настороженно спросил Богемо.

– Похоже на лист пергамента, – узнал знакомые формы Гроки.

– Смертный приговор всем нам, вот что это такое! – закричал священник, сложив руки в молитвенном жесте.

– А ну-ка, дайте еще одну лампу, – откуда-то из темноты раздался уверенный, четкий голос Хардо. Спокойно подойдя поближе, он прищурился и монотонно прочитал: «Это я, Уни. Прошу прощения за неподобающий вид». – Парень, я, конечно, все понимаю, но вот это у тебя откуда?

– О Владыка небесный! – только и выдохнул Богемо, схватившись за сердце. – Ну нельзя же так!

Фигрундиш отреагировал так же. Второй посол, рассмотрев переводчика поближе, изрек:

– Энель Вирандо, приношу вам свои самые искренние извинения! Клянусь мечом Небесного вседержителя, я и подумать не мог, во что все это выльется!

– И я тоже! – истерично всплеснул руками торговый посланник. – Клянусь здоровьем моих детей, почившими отцом и матушкой, да пребудут они извечно во Свете небесном! Клянусь самыми страшными клятвами, что не мыслил дурного, не затевал пагубы, будь оно неладно! Я же сам, сам ею регулярно пользуюсь! – энель Богемо завыл и рухнул на колени перед разоблаченным переводчиком.

Уни действительно напоминал какое-то чудовище – со своим опухшим, с едва различимыми щелками глаз, лицом и такими же оплывшими руками, почти вдвое увеличившимися в размере.

– Может, вы и мне, наконец, объясните, что здесь происходит? – вежливо осведомился Санери. – А то я, похоже, оказался единственным, кто не вовлечен в эту морскую комедию. Энель Вирандо, что с вами все-таки случилось?

– Боюсь, он не в состоянии говорить, энель посол, – извиняющимся тоном ответил Хардо. – Тут врач нужен, и побыстрее.

– Ну хорошо. Энель Аслепи, прикончите эту интригу, – подозвал он к себе жестом плешивого мужчину, который всю церемонию держался подчеркнуто отстраненно и равнодушно. – Пациента же, наоборот, приведите в человеческий вид в кратчайшие сроки. Ну а вас, господа, жду у себя в каюте завтра утром, до завтрака, – и посол дружески улыбнулся. – Обожаю, когда меня развлекают спозаранку!

За столом царило веселое оживление. Посол Санери ухмылялся, жмурился, мурлыкал и периодически разражался беззаботным, хотя и немного наигранным смехом. Слуга, приняв у него трехместную подставку для яиц с исчерпанным содержимым, аккуратно разместил перед хозяином изящную тарелку из тончайшей улиньской керамики с красиво оформленными лепестками белоснежной рыбной закуски и малюсенькими горками синеватой икры. Посол, вытянув вперед нос, прикрыл глаза и с видимым удовольствием вдохнул.

– Ах, какой аромат! А ведь знаете, коллеги, икра кразифанской рыбы служит токмо для услаждения обоняния и употреблять оную внутрь желудка не принято!

Прочие присутствующие, которые скромно промолчали в ответ, получили возможность удостовериться, что их начальник был главным и единственным источником веселья на этом раннем собрании, а они – лишь слушателями, зрителями и – теперь вот – обонятелями. У энеля Богемо громко заурчал живот, выдав его, как мальчишку, укравшего сливы на рынке. Впрочем, торговый посланник лишь тяжело вздохнул и скорбно опустил глаза.

– А ведь и правда забавная история, если уж на то пошло, – не унимался посол. – Энель Хардо, что же это вы так поздно бросились спасать голос своего подопечного?

– Действовал сразу после выявления угрозы, – четко парировал Хардо. – Намерения второго посла изначально были мирными.

– Что значит – изначально? – ледяным тоном поинтересовался Стифрано. – Они всегда были мирными. Меня самого так учили, и бил я – младенцев сильнее шлепают! Да и потом, Хардо, ты же сам мне сказал, что он…

– Успокойтесь, дружище, – дружелюбно вмешался Санери и, наклонив голову, отправил рыбу в рот двузубой вилкой.

Наступила пауза. Было слышно, как посол не спеша пережевывает пищу. Потом он пригубил молока русалки из чеканного бокальчика и, поцеловавшись с салфеткой, миролюбиво изрек:

– Просто теперь все будут знать, что в нашей группе среди скромных имперских дипломатов случайно затесался один из лучших клинков империи. Чтобы он нам еще кого-нибудь не изувечил, гимнастический зал до конца миссии объявляю закрытым. Энель Хардо, проследите лично. А то ведь, – и он застенчиво посмотрел на Стифрано, – сам-то я фехтую еще хуже, чем энель Вирандо.

Хардо невозмутимо кивнул. Стифрано бросил на него презрительный взгляд, но в адрес Санери не сказал ни слова.

– Теперь вы, мой дорогой Богемо…

Торговый посланник вжался в деревянное кресло, его подкрашенные синим глаза расширились так, словно их владельца сейчас будут бить.

– Признаться, не ведал ранее о вашем таланте врачевателя. К сожалению, вынужден вас огорчить – лекарь в посольстве уже имеется. И я очень надеюсь, что в следующий раз – да хранит Владыка небесный нас всех от таких напастей – вы будете обращаться к нему, причем сразу же, что бы там ни случилось. Кстати, касается всех. Но прежде всего, конечно же, вас, мой уважаемый юный друг, – и он посмотрел на переводчика.

Уни вздрогнул и нервно попытался сцепить опухшие пальцы рук. Без капюшона он ощущал себя каким-то неполноценным, почти голым.

– Не буду напоминать присутствующим, насколько успех всей нашей миссии зависит от вас, энель переводчик. Очень жаль, что ваше знакомство с энелем Аслепи произошло так поздно. Надеюсь, вы внимательно слушали, когда я обращался к энелю Богемо? Не сомневаюсь в этом. Жаль, что пока вы лишены возможности не то чтобы выполнять свои обязанности, но и вообще, хмм, появляться в приличном обществе. Энель Аслепи, что вы можете сказать по этому поводу?

Все с облегчением обратили взоры на врача. Еще во время осмотра Уни поразился его отстраненной невозмутимости. И теперь, меланхолично стрельнув из-под выпуклого лба глазами в наборный потолок, Аслепи стал говорить таким же бесстрастным, почти замогильным голосом:

– Множественные синяки и ссадины по всему телу. Гематома на шее. Гортань, трахея и кадык целы.

– А лицо, руки?

– Орехи тала безопасны, но некоторые люди их не переносят.

– Прекрасно. И как это лечить?

– Обычно используют экстракт керадонны. Только у меня этой травы с собой нет.

– Что значит – нет? Вы врач или кто? – вставил свое веское слово Гроки.

– Выделенных мне средств хватило лишь на самые необходимые лекарства. Пришлось выбирать то, что наверняка понадобится в пути. Орехи тала здесь сильно проигрывают лихорадке или диарее.

– Вы отдаете себе отчет, что посольство не сможет обойтись без переводчика?

– Отдаю, энель Санери, – произнес Аслепи с деревянными глазами. – Думаю, что мы сможем вылечить его в Манибортише.

– А если нет?

– Если нет, – невинно протянул Аслепи, – тогда само пройдет. Дней через пять. Думаю, так.

Стифрано обнажил зубы, злорадство заиграло в его опущенных глазах.

Санери прищурился, и взгляд его стал непривычно острым и непреклонным:

– Даю вам неделю. По истечении этого срока энель Вирандо должен вернуть себе нормальный вид и способность говорить. На полдня опоздаете – найдем в Манибортише нового врача, а вы останетесь лечить тамошних моряков от издержек свободной любви.

Собравшиеся непроизвольно выпрямились, включая доктора.

– Я все сделаю, – покорно произнес тот.

– Ну, хорошо, – откинулся назад с былым жизнелюбием посол. – На сегодня наше собрание прошу считать оконченным. Кстати, советую, наконец, позавтракать. Или уже пообедать? Время бежит так быстро, когда столько дел вокруг!

Дипломаты задвигали мебелью, расчищая себе путь к бегству.

– Энель Хардо, попрошу вас, задержитесь.

На мгновенье опережая звуки посольского голоса, начальник охраны волшебным образом вновь оказался в кресле. Спокойный взгляд его голубых глаз из-под густых, белесых бровей не демонстрировал ничего, кроме готовности к исполнению.

– Вы, кажется, хотели мне что-то сказать про нашего навигатора, – вкрадчиво проговорил Санери, когда они остались одни.

– Точно так, – подтвердил Хардо.

– И? – вопрошающе взмахнул Санери правой рукой с серебряным мустобримским браслетом.

– Дело в том, энель посол, – во взгляде охранника появилось сочувствие, – что его до сих пор не могут найти. Искали по всему кораблю.

– Как это – не могут? – округлив очи, не поверил Санери.

– Как есть, – медленно кивнул Хардо. – Если говорить откровенно, то он просто исчез.

Посол с несвойственной ему порывистостью поднял свое мягкое тело из кресла и подбежал к окну. Солнечный свет вовсю резвился на бескрайней водной равнине слепящими глаз звездочками. Стройные ряды весел равномерно вносили возмущение в эту зеркальную идиллию, мощно толкая корабль вперед.

– Куда же мы тогда плывем? – растерянно теребя двумя пальцами губы, прошептал энель Санери.

Начальник охраны оказался прав. Повторный обыск корабля ничего не дал. Под конец посол лично облазил даже такие экзотические места, как садки для разведения рыбы и конюшни, где чуть было не получил копытом от не в меру беспокойного жеребца. Остальные члены миссии не пожелали уступить начальнику в демонстрации ревностного отношения к службе, а энель Богемо так вообще перепачкал свой драгоценный шелковый халат углем жаровен, греющих воду для бани. Но все без толку. Ни Фигрундиша, ни двух его соплеменников найти так и не удалось.

– А что, если их смыло за борт? – робко предположил священник Нафази.

– В Зеркальном море, где сроду не было волн, с корабля высотой с небольшую гору? – съязвил Стифрано.

– Может быть, они решили искупаться? – мрачно развил теорию Аслепи. – Вода тут, должно быть, теплая.

– А почему бы и нет? – поспешил переметнуться Нафази. – Ритуальное омовение – капоштийцы ведь так серьезно относятся к своей примитивной вере!

– Все возможно, – рассудил посол. – Но для этого им нужно было как-то спуститься вниз. Они же не самоубийцы, чтобы прыгать в воду с такой высоты без малейшего шанса вернуться обратно?

– Подъемник, – тихим голосом подсказал Хардо.

– Что? О Светоч Небесного престола! Что же ты раньше молчал?!

Состоящее из нескольких блоков деревянное сооружение было не просто не разобрано, – даже канат все еще лениво плескался в воде.

– Значит, они слезли по подъемнику, увлеклись плаванием и отстали от корабля… – рассуждал вслух Санери.

– Энель посол, это практически исключено, – извиняющимся тоном вступил в разговор капитан. Ему было определенно стыдно за вчерашнее поведение, однако Санери умело замял дело: «Эти моряки такие храбрые, но жутко суеверные!»

– Почему вы так уверены? – предваряя вопрос хозяина, насторожился Гроки.

Маэри вздохнул и прогнал этим дуновением черные щупальца волос со вспотевшего лба.

– Энель Гроки, навигатор Фигрундиш попросил меня о том, чтобы гребцы не оскверняли море до рассвета. Корабль всю ночь стоял на месте. Странно, что вы все не обратили на это внимания.

– Ну, вся эта церемония и прочее… Я воспринял это как должное! – невольно стал оправдываться посол. – И потом, этой ночью я так крепко спал… Как же здесь душно! – помахал он себе на лицо ладошками.

– Энель посол, я хотел бы переговорить с вами. Наедине, – Рапурий Хардо посмотрел начальнику прямо в глаза.

– Конечно-конечно. Энель Маэри, расспросите все-таки еще раз всех членов экипажа. Вдруг кто-нибудь что-то да слышал…

Пройдя в каюту, Санери выпил залпом бокал лимонной воды и вызвал слугу с опахалом.

– Это ваш прокол, Хардо! Уже второй за два дня. Сначала мой переводчик, без которого посольство не имеет никакого смысла. А теперь вообще не известно, что с нами будет. Ваши люди должны были неустанно следить за капоштийцами, вы же понимаете всю деликатность наших взаимоотношений с ними!

– Моя вина, энель посол. Не мог предположить, что они способны исчезнуть с корабля в открытом море. А особого приказа стеречь их ночью у меня не было.

– Все вы, военные, делаете по приказу!

– Сейчас я подчиняюсь вам, энель посол.

– Хорошо, что хоть это вы не забыли. Что там у вас еще?

– Я хотел сказать, что в пробковых жилетах капоштийцы могут дрейфовать в море целый день. Если вода теплая, разумеется. Весла убили бы их, полезь они купаться на полном ходу. Но за целую ночь простоя они вполне могли бы доплыть до лодки, спущенной с другого корабля, ожидающего за горизонтом.

– Вы хотите сказать, что капоштийцы устроили заговор против нашего посольства?

– Доказательств нет. Их вещи на месте, так что формально все легко списать на несчастный случай. Они вполне могли просто утонуть, купаясь во хмелю, или быть унесенными неким морским чудовищем. Так, скорее всего, нам и ответят их соплеменники.

Посол оттолкнул слугу с опахалом и подошел к висящей на стене карте Дашторниса.

– Вы знаете, что такое Зеркальное море, Хардо? Это самое тихое море на свете. Где почти нет ни ветра, ни плеска волн. Ну и как же, скажите мне на милость, в такой тишине никто, вы понимаете, никто ничего не услышал?!

– Только предположение, энель посол, – голос Хардо оставался на удивление ровным. – Все отмечают, что прошлой ночью спали как младенцы. Даже опоздали на ваше утреннее совещание. – Тут посол позволил себе улыбнуться. – Если капоштийцы подсыпали в свое ритуальное питье снотворное, то все встает на свои места.

– Ступайте, Хардо, – посол устало опустился в кресло и потер виски. – Мне нужно все хорошенько обдумать.

Унизель Вирандо был близок к истерике. Опухшими руками он выдергивал свитки с полок корабельной библиотеки и тщетно пытался найти в них то, что могло бы спасти экспедицию, ставшую смыслом его жизни. Весть о пропаже навигатора сама по себе не несла ничего хорошего. Но какие бы версии ни выдвигались для объяснения происходящего – предательство, мистика или несчастный случай, – вывод в конечном счете следовал один: посольству придется повернуть обратно.

– Неужели совсем ничего нельзя сделать? – озабоченно гладил свою густую бороду служитель Нафази.

– В том-то и дело, в том-то и дело, – покачал головой Богемо и прищелкнул языком. Оба расположились на ложах Зала свободных раздумий, где отдыхали после аврала с поиском пропавших капоштийцев. – Говорил я, мошенники, нельзя иметь с ними дело!

– Всякий, кто обделен восторгом от Светила животворящего, обделен и лучшими качествами, что творец вложил в природу человеческую, – нараспев произнес жрец. – А лишь во тьме блуждать будет, нести на себе вериги пороков людских и падать в яму заблуждения на колья грехов великих!

Служитель Нафази глотнул немного лимонной воды из бокала светло-зеленого стекла с прожилками и вернулся к своей первоначальной идее:

– И все же не понимаю! Допустим, звездное небо теперь для нас закрыто. Но что мешает просто плыть вдоль берега?

– О, это вам энель Маэри подробно расскажет. Или не расскажет, хе-хе! Если бы все было так просто, энель служитель, то мы бы тут не носились по всему кораблю, потея от натуги в вонючем царстве немытых гребцов. Я-то уж точно, это вы поверьте, – и энель Богемо с кряхтением поднялся и лег на другой бок. Покрытая густым черным волосом ляжка воровато выглянула из-под его сиреневого одеяния, но тут же была загнана обратно. – Вириланское побережье – это такое проклятое место, где скал и мелей больше, чем где бы то ни было в Обозримой земле. Зеркальные воды только чуть глубже моря Туманов, и потому вместо островов там сплошные отмели. Такой огромный корабль, как наш, завязнет там в два счета. Поэтому капоштийцы идут в Вирилан далеким морем, а в определенной точке делают поворот и выходят аккурат к маяку Манибортиша. Эта фактория, кстати, седлает чуть ли не единственное место, где глубина резко обрывается у берега и суда можно разгружать, наблюдая землю хотя бы вдали.

– И как же капоштийцы определяют точку поворота? По звездам? Воистину, это святотатство – почитать ночных слуг Ясновеликого светила и высокомерно отрицать его самого!

– Так-то оно так… Только вот, клянусь здоровьем детей, эти звезды весьма неплохо помогают своим почитателям в их торговых делишках! Нам же они ничего не расскажут, как ни проси. Я слышал, энель Санери за ужином объявит о том, что мы возвращаемся в Иллирис, да-а-а!

Уни был несказанно благодарен судьбе, что хоть и немым болваном, но все же присутствовал при этом неспешном разговоре. Теперь, уподобившись голодной лисе в курятнике знаний, он пытался найти в книгах про Капошти то неосязаемое, что может спасти миссию, – и его мечту.

Пока что получалось неважно. Удалось обнаружить только карты Дашторниса (толку от них мало), жизнеописания каких-то капоштийских купцов (много чудес и ужасов для отвращения конкурентов, но знаний – меньше мизинца) и даже сборник стихов «Волны и звездная пена». Манибортиш был окутан пеленой тайны, о нем нигде не говорили, словно его никогда и не существовало.

«Хорошие дела! – Уни осел на пол, бессильно уткнувшись затылком в стенку шкафа. – Глупо, конечно, ожидать, что капоштийцы опубликуют свои лоции и периплы. Говорят, что даже среди них лишь единицам ведомы все маршруты, высеченные на стене зала Звездного синклита в Харалпуне. Но ведь так, чтобы совсем ничего – ни единой зацепки…»

Уни ощутил внутреннюю пустоту и какое-то душевное бессилие. «Ну почему, почему опять все против меня! Только жить начал по-человечески – и вот тебе, все то же самое!»

Он осторожно потрогал кончиками пальцев синяк на горле.

«Что бы там ни говорила эта знатная цапля, он определенно хотел вывести меня из игры. И Богемо тут как тут… Думал, сдохну, в пузырь превращусь из крови и гноя. Все пересилил, все сдюжил – так нет, теперь капоштийцы предали. А может, нет? Может, зря я на хороших людей наговариваю?»

Уни вспомнил широкую, дружелюбную улыбку Фигрундиша. Мог ли такой человек быть изменником? Теперь он сам не знал, чему верить. Из глубин памяти всплыл Дигений Форзи с его зловещим предупреждением. Неужели он действительно прав и все это изначально было обречено на провал? Сколько раз Уни выдавал желаемое за действительное – и потом действительность жестоко вправляла ему мозги? Неужели и сейчас это именно такой случай? «Ах, Манибортиш-Манибортиш, как много ты вдруг стал значить в моей судьбе…»

Как заведенный Уни еще несколько раз повторил название капоштийской фактории. Внезапно его тонкий рот непроизвольно раскрылся, а глаза выдали недоумение, плавно переходящее в радость.

– Не может быть! – прошептал он. Это просто… так просто… – в растерянности он покачал головой и принялся украшать пергамент буквами смешного угловатого алфавита, сравнивать слова между собой и тут же зачеркивать написанное.

– Не то, не то, – листал Уни «Песнь звездным семьям». – Ну должно же это где-то быть!

Он вновь плюхнулся на пол и обнял колени. А хорошая была идея. Красивая. Вот так всегда!

Дверь тихонько раскрылась, и в помещение просочился Хардо. Его спокойные, слегка прищуренные глаза в этот раз были покрыты красной паутинкой лопнувших сосудиков.

– Хотел убедиться, что с тобой все в порядке, – с ходу пояснил он.

Уни благодарно, но печально кивнул. Хардо уловил тонкость момента и, сделав шаг, поднял с пола первый попавшийся свиток.

– Поэзия капоштийцев. А карт своих они случайно не оставили?

Уни уронил взгляд в пол и убито помотал головой.

– Предали они нас. Предали и сбежали. Моя вина – в том числе, – Хардо аккуратно положил свиток на место и тяжело вздохнул. – На все пойдут, чтобы барыш сохранить. И доказать ничего нельзя – чисто сработали!

Уни проникновенно и сочувственно посмотрел Хардо прямо в глаза. Он ощущал в этом сильном, немногословном человеке такую же глубокую безысходность, как и в себе самом. Взяв чистый пергамент, он написал на нем несколько слов.

Прочтя, Хардо усмехнулся:

– Молодец, борешься. Помог бы тебе, да не умею. Но все равно рассчитывай на меня, если что.

Уни всей душой сопереживал Хардо, которому приходилось отдуваться за все неприятности, поставившие посольство на край пропасти. И потому после его ухода он с удвоенной силой принялся за работу. Но тут произошло чудо, словно появление охранника что-то неуловимо изменило в привычном ходе мыслей. Уни в очередной раз пережил ощущение, близкое к экстазу творческого озарения. Он выхватил с полки капоштийские баллады и, судорожно просмотрев свиток, припечатал пальцем искомый фрагмент. Маленький переводчик ощутил себя чародеем, знающим тайное заклинание, способное в одночасье изменить судьбы мира. Вскочив с места, он бросился к двери, но раздраженно топнул ногой у самого порога. Проклиная в который раз мерзавца Стифрано, спаситель имперской дипломатии вернулся к столу и взял в раздутые пальцы палочку для письма. Придется попотеть, но оно того стоит!

Никогда в жизни Уни не решал столь ответственную задачу в столь неподходящих для этого условиях. Не только руки, все тело его предательски дрожало, сопротивляясь попыткам изобразить нечто вроде дворцовой каллиграфии. Аргументы сгрудились в кучу, злобно пихались друг с другом и с ходу отметали саму возможность установления среди них хотя бы элементарного порядка. Но самая главная трудность, как всегда, подкралась со спины. Когда до завершения спасительного трактата оставалось совсем чуть-чуть, дверь неслышно впустила до боли знакомый мускусный запах заморских благовоний, а скрипучий голос Зимия Гроки с нескрываемой радостью вопросил:

– Вбираем мудрости плоды, чтоб заглушить к познанью голод? Не стоит так себя изнурять, энель Вирандо. Тем более что уже совсем скоро мы сменим курс на противоположный, и знания эти вам еще долго не понадобятся, ха-ха! Врач ведь вам вроде отдыхать велел. Опять своевольничаете?

Уни с каменным лицом взял чистый пергамент и что-то там написал. Потом резким движением руки протянул это Гроки.

– А вот дерзить не надо, молодой человек! – насмешливо осклабился тот. – Я вам тут могу столько всего наговорить – руки отсохнут ответы строчить. Хотя, – Гроки задумчиво покрутил пальцами в воздухе, – что еще вам остается, в вашем-то убогом положении? Но у меня есть для вас маленький совет, как придать вашим доводам бо́льшую ценность!

Подняв глаза к звездному потолку, посольский секретарь прошелся вдоль стола, а потом скосил взгляд в сторону пергамента Вирандо. Тот прикрыл свое творение, как мать ребенка.

– Придайте своим проклятиям в мой адрес форму официального документа. Ну, к примеру: «Обвинительный акт в отношении Зимия Гроки». Факты, выводы, предложения. Число, подпись. Да, и обязательно копию для императорского архива, хе-хе-хе!

Секретарю Санери, похоже, еще многое хотелось сказать, но уткнувшись, как в стену, в неожиданно зверский взгляд молодого человека, он нахмурился и молча вышел вон.

«И зачем приходил? – подумал Уни. – Наверное, добить. Ну-ну, смейтесь, энели Гроки, Стифрано и кто там еще желает моей кровушки. Будет вам скоро потрясение!»

– Энель Вирандо, – распевный голос Нафази дал знать о себе из-за двери. – Разрешите зайти? Я подумал, что вы нуждаетесь в утешении после столь тяжких испытаний, обрушившихся на вашу голову, – проворковал священник уже на пороге.

«Нет, это просто Дворец тысячи изобилий в день государственных раздач!» – в раздражении прикрыл глаза Уни и напрягся, чтобы не сказать лишнего. Впрочем, говорить пока что у него все равно получалось не лучшим образом.

Он просто кивнул, вложив в этот жест максимум оставшегося в нем человеколюбия.

– Каллиграфией занимаетесь? Это хорошо. Это дух успокаивает. Владыка наш высоко в небесах благословляет дело сие своим лучезарным светом!

Нафази неуклюже устроился в кресле поодаль. У него были сухие, почти коричневые пальцы с большим количеством различных складок и черточек.

– Энель Гроки вылетел от вас как опаленный. Что вы ему такое сказали? Ах, простите, вы же пока еще не очень… того, да?

Уни невинно пожал плечами.

«Не очень, – подумал он. – Но я ему такое написал. И еще напишу! Вы даже представить такого не сможете, мой человеколюбивый Нафази. Будет ему по всей форме, как он сам хотел. Мы ведь тоже свое послужили, знаем!»

– Это возмутительно, энель посол!

– Пишите-пишите, Гроки. Итак, рассмотрев официальное прошение энеля Вирандо о его методе определения местоположения Манибортиша путем… как там сказано? – и Санери уставился в официального вида пергамент: – …осмысления сведений из капоштийских литературных источников, я как глава посольства, уполномоченный Великим владыкой императором Кергением, учитывая особый характер ситуации и отсутствие иных возможностей преодолеть неожиданно возникшие затруднения, принял решение: просьбу удовлетворить и предоставить вышеозначенному энелю Вирандо для реализации его плана время до окончания пятого дня месяца.

– Вы даете этому авантюристу целую неделю, чтобы он мыкал нас по этой доске из воды? – взмолился Гроки.

– Всего лишь неделю, учитывая местные расстояния, – вздохнул посол. – Это минимальный срок, необходимый мне для отчета перед императорским советом.

– Вы хотите сказать…

– В том-то и дело, – посол еще раз развернул документ, и его лицо перекосилось в скептической усмешке. – Энель Вирандо тут все официально оформил, как полагается. Для приобщения к журналу посольства, так сказать.

– И еще, небось, на копии расписаться заставил, что у себя припрятал, – подмигнул Стифрано. Он сидел у самого окна каюты и изучал изумительно красивый закат.

Гроки и его начальник нахмурились почти одновременно.

– Я уже объяснял вам, энель Стифрано, что при таком положении вещей я не имел возможности поступить иначе! Затаскают ведь потом – почему не использовал все возможности, которые были? – и посол, казалось, теперь и вправду начал терять терпение. – Странно, что ваши познания в области норм государственной службы не позволили вам самостоятельно сделать такой вывод!

– Каюсь, на меня все эти циркуляры тоску навевают. Но раз так, то, энель Гроки, занесите в журнал мое особое мнение: плюнуть к демонам Тьмы на эти звезды и ехать в Вирилан по суше. Где нет этих кучерявых мошенников с их нелепыми ритуалами и исчезновением с корабля под занавес всей миссии!

– Можете записать, энель Гроки, – быстро отреагировал Санери. – Пока наш друг не наговорил тут еще чего, что не может быть занесено в журнал по причине не вполне литературных формулировок.

Гроки только фыркнул, погружаясь в работу. Стифрано покачал головой и, скалясь, произнес:

– Все равно из этого ничего не выйдет. Значения слов какие-то, древний язык не древний язык… Только время зря потеряем, – и он недоуменно пожал плечами.

– Энель Маэри, тут не может быть никакой ошибки, – Уни уже был в состоянии свободно изъясняться громким шепотом, но сейчас голос его чуть дрожал от страшного волнения. Отведенный ему срок подходил к концу, а вокруг все та же радующая глаз безмолвная гладь. – Я же не виноват, что приходится укладываться в эти дурацкие, непонятно откуда взявшиеся рамки.

– Лихо вы посла кроете! – усмехнулся капитан. – Да нет, ничего, – тут же добавил он, видя откровенный испуг своего неожиданного штурмана. – Просто мне сказали – до конца дня, стало быть, так. Не принято у нас на флоте приказы обсуждать.

Уни вежливо кивнул и мрачно поплелся к себе в библиотеку. «К себе» – потому что это помещение фактически стало его вторым домом, где он перепроверял расчеты, планировал, надеялся и ждал. Ждать здесь было самое трудное… и страшное. Периодически его посещал служитель Нафази со своими духовными проповедями, но более всего он ценил общество начальника охраны посольства Рапурия Хардо. Последний был не в пример молчаливей, однако все его реплики носили весьма практический характер.

– Я бы тоже повернул обратно, – честно сообщил он, когда Уни поделился с ним своей бедой. После недавних инцидентов Хардо старался не упускать Уни из виду и как-то даже сошелся со своим молодым подопечным. – По существу, Санери прав. Посольство не может плыть в никуда – это слишком опасно.

– Вот и ты в меня не веришь, – вздохнул Уни.

– Я на твоей стороне, – спокойно парировал Хардо, – иначе меня бы здесь не было. Но Манибортиш не торопится на горизонт, а время уходит.

– Ты думаешь, я в чем-то неправ? – Когда Уни становилось обидно, из него в порыве чувств начинали литься те еще волны энергии. – Я уже всем столько раз объяснял принцип! Капоштийцы всегда дают своим городам названия со смыслом. А Манибортиш – это особый город. Это название он получил сразу, и потом его никогда не меняли – я это специально проверил. Плыть туда – обгореть как сложно. Значит, и назвали его так, чтобы в пути не заплутать – но для своих только. А это уже мой конек! Итак, смотрим. Мани-бор-тиш. – Уни стал похож на сельского учителя, который безуспешно пытается объяснить детям от сохи основы грамматики. – Три слова, переводятся как «дева», «небо» и «слуга» соответственно. Учитывая, что капоштийцы ориентируются в море по звездам, логично предположить, что речь идет о вполне конкретном указании.

– Дева и слуга на небе. Созвездия?

– Вот! И я тоже так сначала подумал. Но потом выяснил, перелопатив все имеющиеся на борту свитки, что в атласах наших черноволосых друзей таких созвездий не существует!

Хардо вопросительно поднял лохматую бровь.

– Да, есть от чего впасть в отчаяние. И любой на моем месте так бы и сделал, это точно! Но я-то знаю, сколько коварства может быть в самых простых словах. Как многозначны они могут быть в зависимости от контекста, диалекта или эпохи, когда пишется тот или иной текст. Вспоминаем, Манибортиш основан 104 года назад. А тут – как удачно – баллады нашлись как раз того времени. И что оказывается?

Уни ожидал, что Хардо спросит: «Что?», но тот все так же спокойно внимал его объяснениям.

– Что есть мани-бор, а есть манибор! – торжественно просиял переводчик. – Теперь ясно?

– Слова те же, смысл – другой? – подал наконец охранник неожиданно дельную реплику.

– Вот именно! Манибор – это одно из прозвищ капоштийской богини Ташот, усмирительницы штормов и покровительницы Зеркального моря!

– Складно. А слуга?

– Так в том-то и дело, что нет никакого слуги! И что примечательно, никогда и не было! Кто основал Манибортиш? Торговцы из города Сибл. А на сиблийском диалекте «тиш» означает не только «слуга», «служить», но и «подчиняться» кому-то, а в просторечии – «под». Таким образом, название капоштийской фактории в Вирилане означает – город под Небесной девой!

– Созвездие Ташот?

– Нет, – сладко промурлыкал Уни. – Не тут-то было. Нету в капоштийских атласах такого созвездия…

– Жилы тянешь, – оборвал это затянувшееся смакование Хардо.

Уни покровительственно усмехнулся:

– Да нет, все просто. Богиня Ташот скользит по глади моря на своей волшебной колеснице, запряженной летучими рыбами. Поэтому символ ее – колесница, и рисуется она вот так, – он взял пергамент, – квадрат, а под ним колесо с четырьмя спицами. Но это детали. В общем, созвездие Колесницы, самая яркая звезда которого в одной балладе так и названа – «Око Ташот». Судя по тому, что название содержит уточнение «под», то звезда должна быть строго в зените над кораблем.

– Башня Незли, – после некоторого молчания бросил в пол Хардо.

– Что? – обиженно спросил Уни.

– Башня Незли. Была в Иристене такая гробница одного подвижника. Только камни, ни капли извести. Четыреста лет простояла, пока пилигримы на память один кусочек не взяли. Теперь это груда камней и братское кладбище.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Вывод красив, но догадок много. Хоть где ошибся, – и Хардо сделал характерное движение пальцами по горлу.

– Ну, я не знаю, – опять начал сникать Уни. – И так, и сяк перепроверил. Не может, не должно это быть ошибкой! – и он нервически выдернул пару волос из ноздрей.

– Скоро узнаем, – пожал плечами Хардо и ободрительно хлопнул Уни по плечу. – Не изводи себя – мозги лопнут. Выглядишь как половая тряпка.

Уни печально улыбнулся. Хотя одутловатость исчезла, а синяки постепенно сходили, лиловые мешки под глазами и какая-то потерянность в погасшем взгляде добавили новых оттенков в его неповторимый мученический образ.

«Ну что ж, перед смертью не надышишься. Пойду вздремну, что ли – сколько я в своей каюте-то не был?»

Но вздремнуть в этот раз не удалось. Несмотря на вечер и специальный навес над верхней палубой, духота стояла страшная, а прохлады безветренное море давало не больше, чем земельный магнат налогов в казну. И посему Уни был вдвойне удивлен цветущим видом торгового посланника Богемо, которому духота и зной, кажется, были нипочем, вопреки его не самой стройной фигуре.

– А, энель Вирандо! – радостно приветствовал он Уни. – Говорят, вашими стараниями наш путь скоро подойдет к концу, – беззаботно улыбнулся он своей приторной улыбкой.

– В любом случае это так, – дипломатично ответил переводчик и обмахнул себя свитком с трудовыми заметками.

– Вам жарко? Ну, конечно, жарко! Но, к сожалению, только энель посол имеет право взять с собой персонального слугу с опахалом. А мне не дали – представляете? – и Богемо сделал такое жалостливое лицо, что Уни на миг охватило чувство вины. – Впрочем, – не унимался торговый посланник, – никто не запрещает нам посещать баню.

– Баню? В такую жару? – от одной этой мысли Уни стало не по себе.

– О, я вижу, что вы ни разу там не были. – Только теперь стало видно, что, вопреки обыкновению, веки торговца не подведены синим, а кожа имеет какой-то поросячий розовый цвет. – Вы знаете, какая прохлада наступает после такой жары?

Эта идея показалась Уни как минимум оригинальной. Испросив разрешения у равнодушного энеля Аслепи, он выяснил, что, во-первых, доктор самолично рекомендовал Богемо этот метод, а, во-вторых, желание последовать примеру торгового посланника вполне законно и увядшие синяки тому уже не помеха.

– Не увлекайтесь только, – напутствовал его Аслепи. – Там голубой шнурок есть – дерните, как совсем жарко станет, слуги уменьшат огонь.

Баня представляла собой не слишком большое помещение, отделанное бело-коричневым мрамором, и с немного аляповатыми барельефами в форме бородатых мифических персонажей. Опустившись на скамью у стены, Уни использовал логичный в начале процедуры красный шнурок. Разумеется, ничего не произошло – не послышалось даже звона колокольчика внизу.

«Как у них тут все неорганизованно!» – раздраженно подумал молодой человек.

Он не спеша разделся, оставив лишь на пальце подаренное Ронко кольцо, и в позе эмбриона улегся на каменный стол посредине комнаты, просунув руки между коленей. «Надоели. Пропади оно все пропадом!»

Новое ложе было непривычно твердым и холодным на ощупь.

«И не надо никакой бани, – резюмировал Уни, переворачиваясь на спину. – Полежишь на таком чуток – уже мурашки по коже».

От дивной прохлады тянуло ко сну, однако нега длилась недолго. Ее нарушил звук бурления и запах горячего пара. Уни присел и, позевывая, огляделся. Источником беспокойства оказалась небольшая каморка сбоку от комнаты, которую он сначала принял за хозяйственное помещение, с двумя приземистыми статуями духов земли по бокам. На поверку там обнаружилась солидная медная ванна, куда из двух пастей искусно вытесанных каменных драконов лилась вода.

«Ну что ж, почему бы и нет, раз зашел», – устало отреагировал Уни и переполз в новое место. Вода была горячей, однако переводчик вскорости привык, и его разморило пуще прежнего.

«Красота, – лениво подумал он. – Умереть – не встать».

Сколько времени прошло в этом чудесном забытьи, сказать сложно. Край ванны, в который безжизненно упиралась голова Уни, был весьма неуступчивым, однако в его нынешнем состоянии это не играло совсем никакой роли. Все тело размякло до такой степени, что, будто жидкость, стало послушно принимать любую форму, какую требовали от него обстоятельства и изгибы окружающей обстановки. В отключившееся более чем наполовину сознание Уни просочилась мысль, что, пожалуй, пребывать в таком положении можно до бесконечности и не исключено, что как раз именно в этом и состоит скрытый даже от самых известных мудрецов смысл жизни.

Наполнив ванну почти до краев, драконьи пасти разом умолкли, и в тесной камере воцарилась тишина. И что характерно – полная темнота. Уни только теперь смекнул, что входная дверь закрылась сама собой. Как-никак, а воду на корабле, даже на таком огромном, стремились экономить, и тепло – тоже.

«Надо было взять с собой хотя бы одну лампу из предбанника, – равнодушно подумал молодой переводчик, но потом лениво отмахнулся: – Да к демонам, так даже интересней!»

И это было чистой правдой. Органы чувств словно исчезли, равно как и само ощущение собственного тела. Верх, низ, потолок, стены – все эти понятия словно перестали существовать. Уни растворился в Великой пустоте, стал ее маленькой, неизмеримой частичкой.

«Забавно, как это – я вижу и ничего не вижу?» – мысленно спросил он себя, таращась во все глаза, но без какого-либо результата.

Вдруг Уни стало очень весело. Он словно плутал по каким-то черным лабиринтам, вертелся во все стороны, без всякого порядка и плана, но вокруг был все тот же беспредметный мрак. Эйфория поднялась откуда-то из самых глубин сознания и почти целиком заполнила голову.

«И здесь, и здесь ничего нет!» – как ребенок, игрался Уни.

Но тут пелена наваждений развеялась, и на край ванны вполне реалистично опустилась невесть откуда взявшаяся человеческая фигура. Белое одеяние из нескольких слоев ткани, невесомой снаружи и плотной в глубине, почти касалось плеча юного дипломата. Тонкая кисть с длинными пальцами пряталась в широких рукавах, уводивших взгляд вверх, к лицу. Осмелившись поднять голову, Уни получил еще один удар по своему восприятию.

Лицо женщины было настолько симметричным, что одним этим уже очаровывало до остолбенения. Лоб, нос, рот, щеки – все это удивительно гармонично перетекало одно в другое и формировало настолько правильный овал, что в нем просто не оставалось места для изъянов. Но страх вызывало другое. Глаза – абсолютно чужие, инородные и пугающие в этом совершенном окружении.

Нет, они не принадлежали монстру или демону. В них не было ничего отталкивающего или отвратительного. Не было ярости или пронизывающей силы. В них вообще ничего не было. Ни единой волны, ни легкого всполоха или дуновения. Человек не может целиком избавиться от чувств, оставаясь в сознании. Он не способен полностью расслабить и постоянно контролировать мелкие мышцы вокруг глаз, колыхание век и движения глазных яблок. Но самое главное – он не в состоянии держать в узде свою мысль, которая по большей части есть лишь отражение происходящих в его теле явлений. Взгляд этой женщины не мог принадлежать человеку, ибо в нем не было ни единой эмоции. Он не нес в себе практически никакой информации, но сам – словно затягивал в глубины темного, бездонного колодца.

Спасая себя, Уни инстинктивно хотел закрыть глаза и понял, что не может. Дикий кошмар ледяным сталагмитом поднялся из желудка и ударил в мозг. Рот слабо открылся в попытке что-то сказать, но тут женщина плавным движением обратила узкую руку пальцами к нему. В горле Уни словно две детали поменялись местами, и из него неудержимо вырвался пронзительный, истошный вопль. Дернувшись назад, он больно ударился головой о стену, и все словно встало на свои места. Пространство обрело свои привычные очертания. Уни старался нащупать дверь, но не находил ее. Камень был со всех четырех сторон, словно видение еще не закончилось, а молодой переводчик вновь упал в этот невероятный сон во сне. Но нет, реальность, похоже, стала постепенно возвращаться в его паникующее сознание. Немного справившись с волнением, Уни, наконец, смог почувствовать разницу между мокрым камнем и мокрым деревом. Но дверь не открылась, даже когда молодой человек в исступлении навалился на нее всем весом своего распаренного тела. Ничего.

«Может, здесь ручка имеется какая?» – подумал он и вдруг, поскользнувшись, рухнул обратно вниз, в ванну. Но тут же, не успев опомниться, вылетел обратно, как камень из баллисты, с ором впечатавшись в черноту стены.

– Мрак меня побери, ну что же это!

Вода в ванне существенно изменилась. В том смысле, что достигла оптимальной температуры для заваривания знаменитого мустобримского чая. Но, к сожалению, для дальнейшего нахождения в ней живого человека пригодной быть перестала. В маленьком помещении становилось все труднее дышать. Невидимый пар обжигал ноздри. Уни делал большие вдохи ртом, однако в легких словно накапливалась пустота. Нелепыми жестами он хватал темноту, стараясь найти спасительный голубой шнурок. Но это, вкупе с сильным волнением, только лишало его остатков сил. Стены резко пошли кувырком, и юный дипломат вновь утратил связь с реальностью, но на этот раз даже не успев осмысленно насладиться открывшимися впечатлениями.

– Энель Вирандо? О-о-ох! Вы живы, хвала Светилу щедрому и милосердному!

– А куда он денется? Обычный обморок.

Похоже, Аслепи совершенно не разделял ту радость, с какой энель Богемо приветствовал очередное возвращение Уни в дружную посольскую семью.

Переводчик рывком сел и тут же обхватил руками голову.

– Поменьше резких движений, – равнодушно буркнул врачеватель. Он стоял, скрестив волосатые руки, в стороне от кровати, вокруг которой собрались практически все важные персоны на корабле.

– Благодарите энеля Хардо, – торжественно начал Санери. – Именно он первый услышал ваш крик и освободил дверь от упавшей на нее статуи.

– Какой статуи? – рассеянно спросил Уни.

– Там у входа есть два тяжелых изваяния, – услужливо подсказал торговый посланник. – И одно из них каким-то образом упало и закрыло вам выход.

– Да, что-то припоминаю, – сознание Уни сейчас представляло собой подобие наваристого куриного бульона, где хаотично плавали пятна всяких безумных мыслей. – Там была какая-то женщина, а потом я чуть заживо не сварился в этом котле.

– В таком состоянии у людей часто бывают видения, – слегка заинтересовался происходящим Аслепи. Все дружно повернулись к нему. – Одного не пойму, как вы орали на все судно, если говорить-то едва начали?

– Энель Хардо, я искренне благодарен вам за спасение, – проникновенно сказал Уни вполне нормальным голосом.

Хардо лишь флегматично кивнул, а потом добавил:

– Энель Богемо помог, – и показал подбородком в его сторону.

Торговый посланник заметно приосанился и расплылся в улыбке:

– Я прибежал сразу же. Все-таки это я вас туда направил. Так что в каком-то роде это была и моя ответственность.

– Ну что же, рад, что все завершилось так благополучно, – поспешил резюмировать Санери. – Господа, думаю, нам надо оставить молодого человека одного и дать ему возможность прийти в себя.

Присутствующие с самыми благостными пожеланиями в адрес пострадавшего стали утекать из врачебных покоев.

– Энель посол, могу я просить вас уделить мне самую малость вашего времени для приватной беседы?

Санери на мгновенье замер, но затем аккуратно вновь приблизился к Уни. Тот из уважения встал, так что теперь находился почти лицом к лицу со своим начальником.

– Энель Санери, я прошу прощения за эту дерзость, но я должен поделиться с вами этими соображениями. – Уни сглотнул и с удивлением ощутил, что боль в горле полностью исчезла. – Дело в том, что с момента моего назначения в посольство меня уже четыре раза пытались убить.

– А-а-а? – Санери аккуратно приоткрыл маленький ротик, сделавшись похожим на свежевыловленную торгендамскую треску. Похоже, ему остро не хватало времени, чтобы отреагировать на это заявление правильным образом.

Не давая послу опомниться, Уни сбивчиво рассказал про случай в «Рыбке», связав его с инцидентом в гимнасии, пудрой Богемо и свежепережитой банной эпопеей.

Санери потер двумя пальцами выпуклый лоб и как-то бессильно опустился в кресло.

– Ну-у-у, знаете, энель Вирандо… – в смятении протянул он. – Я, конечно, понимаю вашу озабоченность, но… э… не кажется ли все это слишком… преувеличенным?

– Как это верно, энель посол! – раздался из дверей каркающий баритон Гроки.

Уни отпрянул от столь неожиданной эскапады, но тут же ситуативный испуг сменился справедливым негодованием.

– Энель Гроки, как вы смеете?! Это приватный разговор, закройте дверь немедленно! – в эмоциональном порыве юный переводчик даже присел, наклонив корпус вперед и сжав костлявые кулачки. Получилось весьма резко и пронзительно.

– Вас хотели убить? – насмешливо не унимался Гроки. Похоже, его только раззадоривало бессильное трепыхание оппонента. – Нет, это вы сами обладаете воистину необычайным даром абсолютно на пустом месте попадать в совершенно нелепые и рискованные ситуации. Такие люди – смерть для любого посольства! – торжественно заключил он и выразительно посмотрел на своего начальника.

Уни жалобно обратил взор в ту же сторону. Санери выглядел как отец семейства, оказавшийся на линии фронта между своей женой и ее свекровью. Глаза его выражали смесь скуки, усталости и желания поскорее закончить все это любой ценой. Словно угадав настроение начальника, Гроки поспешил сделать решающий смертельный выпад:

– Да не переживайте вы так, энель Вирандо. Уже очень скоро мы опять будем в Иллирисе, а там вы сможете подать официальное прошение об освобождении вас от столь опасной и обременительной должности, как переводчик нашего уважаемого посольства, – и секретарь неожиданно элегантно поклонился в сторону посла.

– Что? – разочарованно переспросил Уни. – Энель посол, да как же это?

Санери только многозначительно воздел очи к потолку с фресками, изображающими чудесное исцеление от лучей Великого владыки, и смешно развел в стороны пухлые кисти у кругленького живота:

– Ну, энель Вирандо, вы же сами все понимаете. Учитывая, что ваш блестящий эксперимент так и не дал результатов, я, преисполненный ответственности за судьбу нашей благородной миссии, счел своим долгом отдать распоряжение о смене курса, чтобы…

Закончить он не успел. Камнем из пращи Уни вылетел в коридор, чуть не сбив с ног упивающегося победой Гроки. Мороз вгрызался в затылок, а кости в ногах словно стали из рассыпчатого сладкого творога. На палубе уже стояла ранняя южная ночь, и только дружный плеск весел нарушал траурную тишину этой драматической минуты. Уни слишком хорошо ощущал, куда они толкают этот гигантский корабль. Уткнувшись в перила на огромном юте, он будто глядел в сокрытую тьмой мечту, которая становилась все дальше и дальше от кормы. На какое-то мгновение ему захотелось прыгнуть туда, вниз, и побежать по этой звездной глади как посуху – пока хватит сил.

– Ну почему, почему так! – в бессилии Уни обратился к небу. Все звезды были на своих местах. – Где, где я ошибся?!

– Эх, молодой человек, – прозвучал над ухом сочувственный голос Нафази. – Поздно теперь смотреть в зенит.

Уни резко обернулся, смахивая с лица предательские слезы. Члены посольства не спеша собирались вокруг него. Солнечный служитель был как никогда серьезен, но смотрел с отеческой добротой, словно хотел приободрить падшего духом переводчика. Хардо был совершенно невозмутим, даже когда легонько сжал плечо Уни и едва заметно кивнул. В глазах Аслепи блестели огоньки масляной лампы, из-за чего те приобрели какой-то фантастический лимонный оттенок. Как завороженный врач смотрел куда-то вдаль, задрав кверху аккуратную клиновидную бородку. Стифрано стоял поодаль, прислонившись к деревянной надстройке и скрестив руки на груди. В его взгляде Уни с удивлением уловил какие-то нотки сочувствия – или это пляшущие тени сыграли с ним дурную шутку?

– Теперь нам в помощь Ингивалар, Страж горизонта, – тихо и размеренно, как старик читает сказку ребенку, произнес Нафази. – Острие копья его блестит отраженным светом отдыхающего Небесного владыки.

– Звезда у самой кромки небесной сферы, указывающая строго на север, – пробормотал Уни, пытаясь привести в порядок рассудок за счет привычных, устоявшихся в этом мире вещей.

– Которая из двух? – безразлично спросил Аслепи.

– Что? – Уни, словно очнувшись, подбежал к перилам правого борта. Над горизонтом действительно стояли две звезды. – Не знаю, здесь совсем чужое небо. Надо спросить капитана.

– Капитан здесь! – прогудел представительный Маэри. – И уже давно держит правильный курс от той звезды, что чуть выше.

– Почему вы так уверены, позвольте спросить? – вежливо полюбопытствовал Богемо.

– Ну, наверное, потому, что та, что ниже, вообще не звезда, – снисходительно пояснил капитан. – У нее свет дрожит, разве не видите?

– Ну, знаете, – насупился торговый посланник, – не у всех же такое орлиное зрение!

– То есть как это – дрожит? – в живот Уни опять прокрались какие-то склизкие хладные твари. Он перегнулся через борт, рискуя упасть и разбить на куски зеркальную гладь моря. – А что же это тогда?

– Ну, надо полагать – маяк, – легкомысленно сморозил Маэри.

– Какой еще маяк, капитан?! – неожиданно грозно, но вкрадчиво проткнул его словами Хардо. – Вы вообще понимаете, что говорите?

– Точно не скажу, – покосившись на него, Маэри на всякий случай сделал шаг в сторону. – Но, насколько я знаю, на этих берегах есть лишь один маяк – маяк Манибортиша.

– Энель посол, энель посол! – бросился в пасть коридора восторженный Богемо. – Идите сюда скорей, вы должны это увидеть! Мы, мы все-таки приплыли!

Уни схватился за сердце и беззвучно зарыдал, медленно опускаясь на корточки. Столько потрясений за один день было для него слишком много.

Глава 2. Выгодная сделка

Сеннон горестно вздохнул и поплотнее закутался в шерстяной торгендамский плед. Практического смысла в этом не было никакого, ибо из-за мягкого морского климата в самой восточной капоштийской фактории ночи были сравнительно теплыми. Но как еще можно было скрыться от этой несправедливой реальности, когда вместо самого сладкого сна незадолго перед рассветом приходится торчать на страже, озирая пустую тьму горизонта?

Согласно установленному правилу, каждый прибывающий в Манибортиш корабль обязан подавать секретные сигналы флажками (ночью – огнями), что подтверждало бы его капоштийскую принадлежность и свидетельствовало о том, что местонахождение главного и единственного центра торговли с Вириланом остается для прочего мира тайной за семью печатями. Учитывая, что за весь более чем столетний период существования городка правило это ни разу не нарушалось, а также присовокупив к этому традиционную капоштийскую расслабленность и нежелание следовать строгой дисциплине, можно наглядно представить моральное состояние тех людей, которым была вверена безопасность сего дивного места. В основном это были сугубо негативные эмоции и переживания: досада («почему я?»), зависть («другие спят»), нервозность («ну сколько можно заниматься ерундой!»), – плавно перетекающие в умозаключения концептуального характера. Сеннон в этом плане был приятным исключением – он просто тихо смирился со своей судьбой, которая занесла его в эти отдаленные края. Пусть его более удачливые соплеменники делают несметные состояния, пока он тут сторожит их сон от несуществующих угроз, зато он получает свое тройное, по сравнению с метрополией, жалованье просто за то, что сидит на башне. Не рискуя ни здоровьем, ни жизнью. Тоже своего рода выгодная сделка.

В настоящий момент стражник мучался гораздо более важной дилеммой – выйти все-таки по малой нужде или заснуть и дотерпеть до утра? Рассудив под конец, что незначительное беспокойство сейчас гарантирует полную благость в дальнейшем, он тяжело вздохнул и кряхтя застучал сапогами вниз. Лампа на втором уровне так некстати потухла, и Сеннон, поминая бездну морскую, провалился ногой в темноту. Силясь сохранить равновесие, он больно ударился левым локтем о стену и вдруг разглядел какие-то огни, промелькнувшие в узкой щелке бойницы. Огни шли с моря, и по инструкции полагалось проверить их на соответствие с секретным кодом. Дилемма «долг или комфторт» оказалась весьма серьезной, ибо служебная инструкция требовала опять подняться на башню. «А вот шиш вам!» – раздраженно выругался про себя Сеннон, мстя за отбитую конечность очередному торговцу, вздумавшему являться в такое неудобное время, и с вызовом заковылял вниз.

Вернувшись на башню с чувством глубочайшего удовлетворения, Сеннон приготовился просматривать морскую гладь в поисках нежданного гостя, но взгляд его уперся во что-то, чего дозорный никак не мог понять. Вот представьте, вошли вы к себе в комнату, а пола там нет. В данном случае все было примерно так, только на этот раз исчезло море. В привычном свете звезд угол обзора был заставлен чем-то очень большим и твердым – судя по тому, как уверенно сновали по нему люди. От пережитого потрясения стражник начисто забыл про огни, а они уже перекинулись на воду, когда целая кавалькада шлюпок соскользнула вниз и стремительно понеслась от ужасающих размеров корабля к спящему в такой еще младенческой безмятежности городу.

Причалы, склады и административное здание порта были захвачены в первую очередь. Сопротивления оказано не было в силу отсутствия у оборонявшихся боеспособной живой силы. Дом наместника, стоящий на некотором возвышении и хорошо видимый с моря, был оставлен на десерт. Двое имперских воинов в легких кожаных панцирях, перемахнув через невысокий забор из белого камня, открыли ворота изнутри. Впрочем, это было излишним, ибо данным засовом, судя по всему, не пользовались со времен основания фактории. В особняке с мраморными колоннами и цветными фресками парочка охранников предприняла слабую попытку прояснить суть дела, но их просто оттеснили к стене вынутыми наполовину из ножен клинками.

– Наместник Дириуш, я полагаю?

Тело под роскошным балдахином издало ряд труднопереводимых звуков. На пике исчезающей ночи представитель Звездного синклита в Манибортише широко отмечал дошедшую к нему с родины весть о рождении внука, в силу чего теперь был слегка не в форме. Однако голос, зовущий откуда-то с вышины, был весьма едкий и, что особенно тревожно, совершенно чужой – герандийский. Указанных выше причин с трудом, но хватило для того, чтобы тело с заметным напряжением перевернулось на спину и бессвязно выплюнуло смердящим ртом:

– Ну кто там еще, в-хаа!

Туманный взгляд наместника с трудом зафиксировал две золоченые колонны, которые уже начал окрашивать алым рассвет.

«Однако! – подумал он. – Где это я?»

Колонны вдруг, совершенно не двигаясь и таким образом коварно отвлекая внимание, выстрелили шлепком ледяной воды.

– Девы небес! – нервически подскочил Дириуш и сел на ложе, о чудо, почти в вертикальной плоскости.

На расстоянии в несколько локтей от него высились два закованных в блестящие золотом кирасы воина в закрытых шлемах со страшными личинами, делавшими их похожими на отлитые в металле статуи. Из защищенного пространства между ними взирал худощавый имперец в фиолетовой с желтым палме. Двумя пальцами он брезгливо держал поднятый мгновением ранее с пола фрагмент вечернего наряда наместника.

– Достодержавный энель Санери, посол Великого владыки, императора Герандии, блюстителя воли Небесного отца нашего, повелителя всего живого под небесами Кергения, тотчас же требует вас к себе!

Дириуш медленно пригнулся, как кот перед хозяйским тапком, и стал задом отползать по кровати.

– Нет, нет, – мотал головой он. – Только не это!

Минувшим вечером принесший благую весть купец навязчиво предлагал какую-то новую траву из Великой Шири. Наместник не мог точно вспомнить, напился он раньше, чем согласился, или все-таки успел попробовать баловское зелье. Теперь ситуация, похоже, прояснилась.

– О Секхена, заступница страждущих духом, помоги мне изгнать эти видения! – взмолился Дириуш и закрыл голову руками. – Обещаю, клянусь, что по возвращении в Стобашенный город выстрою тебе часовню, нет, храм, настоящий храм – будь оно все неладно!

Действительно, имперцы в Манибортише, да еще вот так внезапно в самом сердце его дома – это было уже чересчур!

Гроки сжал тонкие губы и с размаху бросил в наместника изъятым предметом его туалета.

– Берите это под руки! – брезгливо приказал он воинам.

– Да ты совсем из ума выжил, наместник! А ведомо ли тебе, что, согласно пункту девять части три договора между империей и Капошти, я имею полное право отстранить тебя от должности, заковать в железо и предать суду по обвинению в измене и заговоре против Владыки нашего, да пребудет свет его отраженный так же ярок вовеки веков!

– Эн-нель вт-торой п-посол, но я не с-совершал н-ничего противозаконного! Ни я, ни мои люди не з-замышляли измены! – Дириуш огляделся вокруг, словно ища поддержки, но там везде стояли одни имперцы. Даже лицо Уни было суровым и непреклонным, под стать всей компании. После того как наместник своими глазами увидел императорский мандат посольства, которым, выступив на шаг вперед, буквально ткнул ему в лицо мучитель Гроки, стало ясно, что трава была бы далеко не самым худшим вариантом. В сам факт присутствия имперцев еще можно было поверить, но вот в то, что они захотят лишить его соплеменников торговой монополии? Как такое вообще может быть? Однако императорская печать красноречиво свидетельствовала о том, что даже самые фантастические кошмары рано или поздно становятся реальностью, причем зачастую именно в тот самый момент, когда ты этого совсем не ждешь!

– Энель второй посол, я действительно знаком с Фигрундишем, но клянусь здоровьем новорожденного внука моего, что не вступал с ним ни в какой преступный сговор и даже помыслить не смел о таком святотатстве! Люди империи для нас гости и братья, как смеем мы покушаться на их священное достоинство? Наоборот, каждый из нас счел бы за честь проводить ваши победоносные суда до берегов нашей скромной фактории. И даже отдать свою жизнь за это, как мои бедные, нечастные братья, что наверняка стали жертвами жестокой морской пучины и злобных демонов, в ней обитающих! Молю вас о снисхождении и прощении, да пребудут с вами все ветры моря и свет звезд! И, конечно, мы готовы разделить с нашими благородными друзьями всю выгоду и приятность торговых дел, если на то будет согласие этих вириланских варваров!

– Если на то будет согласие?! Да ты издеваешься, сын змеи! Все сделки, все распоряжения отныне будут протоколироваться имперскими контролерами, которые получат доступ ко всем архивам. Специальный отряд эпибатов будет охранять твою резиденцию и сопровождать тебя повсюду. Такой же отряд, только числом втрое, будет дежурить на корабле с четырьмя баллистами, что шлют камни весом с быка! И хоть одна глупость, один косой взгляд от тебя и твоих людей – клянусь Пеклом конца времен, кости свои средь кровавых руин собирать будешь! Ты понял меня, торговец?!

Дириуш сжался еще больше, словно ожидая удара. В этот момент энель Санери сделал Стифрано еле заметный знак мизинцем, и тот размашисто убрался в сторону.

– Энель наместник, право же, я убежден, что все мы стали жертвами какого-то страшного недоразуменя, – сладко запел посол, обнимая Дириуша за плечи. Тот с готовностью проникся и торопливо заклевал головой воздух. – Несомненно, что все вскорости разрешится, и мы станем с вами добрыми друзьями. Но, разумеется, я, согласно установленному правилу, обязан составить доклад на имя Великого владыки нашего, для чего мне потребуется в точности знать обо всем, что здесь происходит. Энель Стифрано в общих чертах обозначил, м-мм, порядок нашей последующей работы. Смею уверить, что все это необходимо в первую очередь для того, чтобы собрать доказательства вашей полнейшей невиновности и всецелой преданности вас и ваших уважаемых соплеменников достославному императору Кергению, да продлятся его годы под Солнцем вовеки веков!

– Все мы были и остаемся верными слугами Великого владыки! – с прерывистым выдохом промолвил Дириуш. Он постепенно приходил в себя, наполняясь былой уверенностью. – К сожалению, я не был поставлен в известность относительно вашего приезда, однако это не сделает ваш прием менее гостеприимным…

– Вот и чудно, вот и замечательно! – в умилении сложил руки Санери, намеренно пропустив мимо ушей скрытый упрек. Он всегда считал, что в мелочах людям необходимо давать шанс отыграться. – А для начала, в качестве знака нашей дружбы, прошу вас, уважаемый энель наместник, устроить нам встречу с полномочным представителем Вирилана. Сегодня мы все отдохнем после долгой дороги, а вот завтра утром, полагаю, было бы в самый раз!

Дириуш заметно помрачнел, украдкой оглядев имперцев.

– Боюсь, здесь будет все не так просто, господин посол, – острожно произнес он. – Со своей стороны я сделаю все возможное, однако что касается вириланов…

– Вот и сделайте, энель наместник, вот и сделайте! – поддержал его Санери. – В вашем распоряжении – целые сутки. Задействуйте личные связи, контакты…

– С превеликой радостью обзавелся бы такими связями, – дерзко усмехнулся Дириуш в свою в аккуратную бороденку.

– Что вы хотите этим сказать? – недобро сощурился Санери.

– Только то, что даже мне, наместнику Звездного синклита, прослужившему в Манибортише девять лет, за это время так и не довелось лицезреть вживую хотя бы одного вирилана. Был, правда, какой-то дед, говорят, потомок первых основателей фактории, так вот он вроде да, видел лично. Жаль, что помер бедняга года за три до вашего прибытия.

В воздухе повисла напряженная пауза. Стифрано и Богемо выжидательно смотрели на посла, но тот все еще переваривал услышанное.

– Не понял, – чуть пригнувшись к полу, наконец произнес Санери с той деликатностью, которая, впрочем, судя по тону, не сулила в скором будущем ничего хорошего. – А как же вы тогда с ними торгуете?

Разместили их и вправду хорошо. Раньше при слове «фактория» воображение Уни рисовало дюжину сколоченных на скорую руку деревянных домиков, пристань сельского типа… Действительность оказалась куда более разнообразной. Манибортиш мог похвастаться первоклассно оборудованным портом с доками, складами, административными зданиями, маяком и еще кучей непонятных сооружений. За всем этим скрывался небольшой город не менее чем из полусотни домов, с гостиным двором, аж двумя тавернами, храмом и даже собственным маленьким театром – все за вполне достойной стеной под охраной двенадцати башен.

– А это зачем? – легкомысленно спросил Уни, махнув рукой в сторону местных укреплений. – От вириланов обороняться?

– Это скорее они от нас обороняются! – скептически выдал средних лет капоштиец с черными маслянистыми глазами. В его задачу входило обеспечить комфорт дорогих гостей, и справился он с этим блестяще. По крайней мере, так решил для себя Уни, еще не привыкший к вычурной роскоши капоштийского образа жизни.

– За ворота нам нельзя, – пояснил Богемо, уже проявивший деловую хватку и разузнавший кое-что о местных порядках. – Там уже чисто вириланская территория. Здесь, впрочем, тоже, ха-ха, так что теоретически они могут в любой момент наших друзей слегка подвинуть… прямо в море… ха-ха!

– А что, разве у них нет никакого договора, регулирующего такого рода вопросы? – удивился Уни.

Богемо лишь пожал плечами:

– Насколько я понимаю, энель Вирандо, если наше посольство увенчается успехом, то здесь мы будем первыми.

– Ну надо же… – Уни почесал ногтем большого пальца голову. – Какой же тогда риск у всей этой торговли!

– А это вообще обычное дело, – Богемо развалился на ложе, любуясь закатом.

С веранды гостиного двора открывался превосходный вид на море, которое впервые за многие дни находилось не под ногами. На берегу даже спится иначе – Уни понял это только после недавнего отдыха. И теперь, в компании с другими членами посольства, делился впечатлениями и планами на будущее.

– Капоштийцы так со многими торгуют! – пространно рассуждал Богемо, обнюхивая кубок с вином. – И с унгуру, и с совсем дикими племенами на Южном материке. Оставляют товар на берегу, садятся на корабли и отходят. Те товар изучают, забирают и кладут вместо него свой. Купцы возвращаются, оценивают. Если что не так – уходят обратно. Тем знак – мало дали. Так и торгуются, да. Дело хлопотное, само собой, но прибыль – обзавидуешься!

– Но ведь вириланы не варвары! – вступился за народ своей мечты Уни. – У них такая же империя, как у нас, да и вообще – очень развитая и самобытная культура! Просто они не любят чужеземцев и потому всячески хотят сократить общение с ними.

Нафази, до того дремавший со сложенными на солидном брюшке руками, аккуратно зевнул:

– Ах, молодой человек, кто ж его знает, что они там на самом деле любят? Хроники ваши-то древнее, чем снег на вершинах Мраморных гор. Если даже капоштийцы с ними не общаются, лишь Светило знает, что нас там ждет!

– Да врут они, испепели меня гром! – цинично бросил стоявший неподалеку Стифрано. – Пьянчуга-то наш, наместник, пошел-таки с ними как-то договариваться. Посол мне сказал, будет завтра встреча!

– Да что вы говорите! – радостно вскочил с места Уни. – И что же мы, взаправду их увидим?

Полупрозрачная занавесь цвета бутона лилии была сделана из тончайшего улиньского шелка, что позволяло сознанию достраивать образ фигуры по ту сторону продолговатой комнаты. Ровно посреди нее на видавшей виды древесине серых стен вырывалась багровая черта, делившая помещение на две равные части. Еще две такие же черты были проведены у ширмы и у ног членов посольства, соответственно. Переступать границу было запрещено. Как сообщил Дириуш, это означает немедленное прекращение разговора безо всякой надежды на его последующее продолжение.

– Поймите, я столько усилий приложил, чтобы он согласился вас выслушать, – вещал наместник, двумя руками обхватив правый локоть посла. – Это было очень непросто – убедить его согласиться на эту беседу, да еще и так скоро…

При этом наместник жадно заглядывал имперцам в глаза, ища то ли моральной поддержки, то ли более материального признания своих заслуг. Но Санери, поднимаясь по скрипучей лестнице наверх, был непреклонен.

– А переводчик у нас свой имеется, можете не беспокоится! – с достоинством сказал он, окончательно добив этим Дириуша. Тот растерянно развел руками и от напряженния даже чуть не споткнулся на дощатых ступеньках.

Члены посольства выстроились в линию, согласно дипломатическому протоколу. Санери встал в центре, справа от него Стифрано, а Уни досталось чуть менее почетное место с левой стороны. Впрочем, сейчас ему было вовсе не до того.

Ночь прошла в напряженном беспокойстве. Для Уни, не привыкшего к постоянным разъездам, засыпать на новом месте само по себе было нелегкой задачей. Но теперь на это наложилось предвкушение чего-то волнующего, неизведанного и потому неизбежно пугающего. «Ну, ты же всегда этого хотел, так страстно приближал этот момент! Без твоих усилий вообще ничего бы не было! И что, вот именно сейчас, когда все готово, когда завтра с утра нужно будет просто встать и сделать решающий шаг с постели, ты дрожишь как лист на ветру? – Да, дрожу, – правдиво отвечал Уни сам себе. – Дрожу, Мрак меня поглоти! Дрожу, потому что боюсь, что все пойдет не так! Дрожу, потому что боюсь не справиться, не оправдать возложенной на меня ответственности! Дрожу, потому что не знаю, как завтра все будет происходить!»

Его сознание рисовало одну и ту же жуткую картину: вирилан начинает говорить на своем языке, а он, Уни, переводчик посольства Великого владыки, ничего, вообще ничего не понимает! От этих мыслей затылок холодел, а желудок сворачивался в узел. Уни так и не смог удержать в нем пищу прошедшего дня и теперь, в довесок к ночным переживаниям, еще и страдал от голода, отзывающегося изнутри жадно булькающей пустотой. Ни одна поза не могла принести ему желанного спокойствия. «Сдохнуть, просто сдохнуть!» – повторял он, ворочаясь из стороны в сторону.

В этот раз молодой переводчик проснулся сам. С головы будто стремительно испарялась какая-то жидкость. Это странное ощущение не покидало Уни и теперь, когда он стоял рядом с послом, а на той стороне комнаты, за полупрозрачной занавесью, сидел первый вирилан. Какой же он? Воздух сгустился, как перед грозовым ливнем, и стал таким острым, что резал душу на части.

– От имени достодержавного Кергения, императора Герандии, блюстителя воли Небесного светила, повелителя всего, что находится под Небесами, приветствую тебя, друг! – начал Санери. Судя по тому, как легко у него отлетал от зубов этот пафосный протокольный текст, сразу можно было понять, что ему не впервой так жоглировать словами. Посол не особо утруждал себя правильностью оборотов и строгим следованием установленным для такого рода случаев формулировкам. Еще неизвестно, что за мелкая сошка сейчас перед ним, да и вообще, общение через ширму – такого в его практике никогда не было. Менее искушенный в делах имперский сановник вполне мог бы оскорбленно развернуться и просто покинуть помещение, однако Санери очень хорошо понимал, что любые правила действуют лишь с того момента, как контакт уже установлен и стороны разделяют некое общее поле интересов.

Уни слушал посла как зачарованный и только к самому концу его выступления, когда речь зашла о мирных намерениях, открывающих ворота к общему благу, неожиданно вздрогнул, вспомнив, ради чего, собственно, здесь стоит. В этот момент Санери уже умолк и вопросительно скосил взгляд влево. Это был полный провал. Слова посла свободно проходили через сознание и так же легко выходили обратно. В итоге осталась только звенящая тишина, усугубляемая обращенными на переводчика взглядами.

Уни уже не думал о правильности перевода. Он думал о том, что именно нужно произнести, пытался нащупать хоть какие-то слова в своей памяти, но зацепиться там было решительно не за что. Счет шел на мгновения, и между неистовыми ударами сердца, казалось, мелькала жизнь и смерть целых вселенных. В такие моменты человек, как правило, ведет себя наиболее естественно, неосознанно следуя своей природе и прошлому удачному опыту. Уни словно выпал из текущей реальности, чтобы всплыть на семинаре в столичной академии. После пьянок с друзьями он частенько забывал изученный ранее материал, однако широкая эрудиция и сопутствующая ей репутация позволяли ему заполнять этот пробел знаниями из других источников, а то и собственными фантазиями на заданную тему. Вот и сейчас, когда пауза затянулась, этот метод пришелся как нельзя кстати.

Уни старался говорить не менее торжественно, чем посол, однако в силу ограниченности словарного запаса и опыта общения на этом сильно отличающемся от герандийского языке выдал несколько иную версию вступительного слова. Если бы рядом стоял его седой наставник, то он бы с ужасом услышал нечто вроде:

– День хороним сегодня мы. В воде плескались, как заведено в Герандии. У вас тут мирно с нашим высоко летающим. Вашего высоко летающего в сверток свернуть, хлеб, оружие забрать и отплескать его к нам, потом назад. Делать так, пока звезды светят. Просим мы яростно, точно. Откройте нас, все съедим правильно.

Позже, когда Уни чуть лучше освоил язык и не в пример глубже погрузился в культуру этой страны, он с содроганием вспоминал свой первый опыт. Нарушать порядок слов в предложении, искажая смысл – это простительно. Игнорировать традиционные вступления, в которых говорящий в сжатом виде представляется и просит прощения за нарушение личного пространства собеседника, – ну что же, чужеземец может и не знать о таких тонкостях. Но вот с ходу грозить чужому монарху извращенной расправой и отъемом его богатств – это было очень своеобразным способом установления дипломатических отношений. Впрочем, сейчас все пребывали в блаженном неведении. Санери важно кивнул головой и застыл с довольной улыбкой.

Уни вцепился взглядом в фигуру за ширмой. Фигура пребывала в молчании. Создавалось впечатление, что осмысление услышанного погрузило ее в гипнотический транс.

– Вы уверены, что все правильно перевели? – скосив глаза, одними губами прошептал Санери.

Уни недовольно нахмурил брови. Посол мелко затряс головой и с достоинством стал ждать. Снова повисла тишина, в которой все боялись даже своего дыхания. Все, кроме Уни. Для него страх исчез. Исчезло напряжение, дрожь в коленках и холод во внутренностях. Шаг был сделан, и где-то в глубине родилось ощущение, что жизнь его уже никогда не будет прежней. Уни ощутил себя хозяином положения, а всех остальных вокруг – зависящими от его воли. Это был не рациональный вывод, а чисто животное чувство, словно инстинкт дергал его сознание за ниточки и заставлял нести себя в этот мир не так, как раньше.

– Неймэер. Айзиенду. Каийе. Униворси. Энтамо. Легинолей. Амворсутэй…

Человек за ширмой застал его врасплох. Его голос был необычайно спокойным и резонировал, казалось, все время на одной ноте. Каждое слово выделялось интонационной паузой и скользило по воздуху настолько легко, словно вирилан элегантно разбрасывал вокруг себя лебединый пух. Это походило на набор заклинаний, которые сразу отпечатывались в голове.

Уни был готов броситься сквозь запретную зону и расцеловать этого неведомого доброжелателя, сжалившегося над его лингвистическими способностями и потому настолько четко произносившего каждый звук, что даже такой знаток вириланского, как Уни, спокойно мог разобрать сказанное. Это потом он с досадой поймет, что для вириланов подобная манера речи является нормой, и будет проклинать эту завораживающую интонацию, которая шла вверх в начале каждого слова и также симметрично стекала вниз в конце. Словно капли воды монотонно долбили макушку, как в древней герандийской пытке.

– Что он говорит? – снова забеспокоился посол.

– Он говорит, – с воодушевлением выдохнул Уни, – что его зовут Нимэийериэсэ Такатиэйиеней, и он просит у нас прощения за то, что его голос вторгается в наши тела и таким образом нарушает их целостность. А также, со смирением и следуя установленному порядку, благодарит нас за то, что наше появление позволило ему ощутить свое истинное место в этом мире.

– Что? – не понял с ходу Стифрано. Как его зовут?

– Нимер Такатин, – проявил изворотливость Уни, изменив имя на герандийский лад.

– Какой сложный язык! – опасливо прошептал Нафази. – А дальше?

– Местный ритуал вежливости, – пояснил опытный Санери. – Это все?

– Нет, – довольно ответил Уни. – Это я просто своими словами дал развернутый перевод, чтобы понятней было.

– По существу он что сказал? – терпеливо поинтересовался посол.

– По существу он сказал, что помочь нам увидеть их императора он не сможет! – радостно выдал Уни, испытывая головокружение от своих языковых успехов.

– Идиот! – одними губами зло прошептал Гроки.

– А кто сможет? Спросите у него! – Санери словно взял своего переводчика за плечи и резко развернул его в сторону практического решения проблемы.

Уни прошептал извинения и обменялся с вириланом несколькими фразами. Говорил он теперь более уверенно, в тон своему сокрытому собеседнику. Тот отвечал так же беспристрастно.

– Таких в целом мире не существует.

Санери задумался. Богемо неловко улыбался, словно хотел что-то сказать, но стеснялся. Хардо выглядел совершенно безразличным, а Стифрано только кривил губы.

– Скажите ему, что если он нам поможет, то станет личным другом нашего императора со всеми причитающимися выгодами этого положения, – наконец, разродился посол.

– Взятку предложить? – конкретизировал Уни.

– Очень деликатно, – цинично пояснил Санери.

Уни постарался сформулировать мысль крайне расплывчато, прикрыв коррупционную составляющую идеей об общем благе. В ответ вирилан заявил, что благо, несомненно, будет достигнуто, но каждый должен добиваться его на своем месте.

– Он говорит, что перевозит товары. Это его место. Мы – посольство, это наше место. У нас – разные места, и с этим ничего нельзя сделать.

– Он может помочь нам связаться с императорскими чиновниками? – в лоб спросил Санери.

Уни напрягся, ибо не знал, как по-вирилански будет «чиновник». Словно читая его мысли, вирилан не стал ждать ответа и добавил от себя несколько слов:

– Рэйуру. Аэхеси. Нуайнор. Исийгенда.

– Ну, что же вы молчите? – не смог скрыть волнения Богемо.

Уни облизал губы. Каким-то шестым чувством он понимал, что это самая важная часть их беседы, но перевести ее было сложнее всего.

– Кажется, он сказал что-то вроде: «Стена внутри дома, выйдите наружу». Звучит как поговорка.

– Как бы витиевато ни звучало, но это отказ иметь с нами дело. Нас просто выставили за дверь, – неожиданно хладнокровно резюмировал Стифрано. И это был первый случай, когда у первого посла не нашлось что ему возразить.

Уни всегда несколько опасался капоштийцев. И вовсе не потому, что могут закрутить языком и обобрать до нитки. Нет. Просто было в них нечто звериное. И не только обильная растительность на теле. От громких голосов Уни вообще всегда вздрагивал, а эти просто не могли общаться иначе. Да еще и подбирались почти вплотную, брызгая слюной, корча рожи и лапая мокрыми от пота руками. Словно всегда несли в закромах души какую-то необузданную страсть, что-то от природного мира, можно даже сказать – животное. Уни всегда казалось, что корифеи торговли должны быть людьми хладнокровными и расчетливыми. Капоштийцы были и такими тоже, особенно в общении с имперскими чиновниками. В прочих ситуациях их поведение менялось разительно. Стая циничных волков – что может быть опаснее!

Именно в центре такой стаи Уни и находился в этот вечер. Таверна «Рокриш тамор», что в переводе означало «Славный осел», была заполнена менее чем на треть, однако шуму стояло на всю округу. Знание языка в данном случае только усугубляло проблему, ибо постоянно слышать про успехи других в предельно эмоциональном пересказе было не самым легким испытанием – памятуя обстоятельства недавней аудиенции. Нет, в этот раз никто не собирался поворачивать обратно – в свете обстоятельств их появления здесь это было бы недопустимой потерей лица. Угроза пришла с другой стороны – Санери ребром поставил вопрос о поиске нового переводчика.

– Я думаю, нашему энелю Вирандо нужен помощник, – мягко начал он.

– Чтобы не сорвать переговоры во второй раз! – язвительно пояснил Гроки.

Уни с возмущением посмотрел на него:

– Я не срывал никакие переговоры! И переводил все как надо! Энель посол, почему он на меня все время клевещет?!

– Как надо – это как? – откинулся назад на стуле Стифрано, скрестив руки на груди. – И – кому надо?

Уни вздрогнул и беспомощно оглянулся, ища поддержки. Нафази ушел в себя, Богемо с сожалением смотрел в стол, а Хардо с доктором, казалось, полностью отстранились от происходящего.

– Э-э-э, энель Вирандо, ну что вы? Никто никого не обижает! – примирительно улыбнулся Санери. – Мы вам полностью доверяем. Просто… – посол наклонил влево голову и задумчиво прикусил губу, – здесь может быть своя, местная, специфика. Понимаете? Очевидно, что вириланы привыкли общаться именно с капоштийцами. И те лучше знают, как найти правильный подход, все эти важные нюансы, тонкости… В интересах общего дела… Я очень рассчитываю на ваше здравомыслие и сознательность!

Уни молчал – его захлестнула волна детской обиды. Особенно после того как Санери поставил вопрос на голосование.

– А вы, энель Хардо? – вкрадчиво осведомился посол, когда все остальные дружно поддержали новую инициативу.

Взгляд охранника был невозмутимым:

– Не я его назначал – не мне и снимать.

Стифрано тонко улыбнулся, а Гроки хищно прищурился. Санери лишь развел руками:

– А кто тут кого снимает? Энель Вирандо по-прежнему исполняет свои обязанности. Просто ему нужен помощник из местных, вот и все!

Хардо пожал плечами и молча поднял руку.

– Предатели! Твари неблагодарные! Да без меня они вообще бы сюда дорогу не нашли! Хоть бы кто-нибудь спасибо сказал! А?

– А? – потный трактирщик с длинными вьющимися волосами раскрыл рот и замер, словно сейчас ему будут читать приговор.

– Да никто, словно так и надо!

– А-аххх! – трактирщик возмущенно замотал головой, цокая языком.

– А теперь совсем выгнать хотят, понимаешь! Меня, на котором вообще все держится! Они давно хотят от меня избавиться! Да что там избавиться – просто убить! Уже четыре раза пытались, понимаешь?!

Трактирщик затряс жирным подбородком. Глаза его выкатились и являли такую муку, словно только что объявили о конце света.

– Ой-шай-вай! Какие нехорошие, бесчестные люди! И такого достойного человека обидели! На, выпей, это за мой счет!

Уни обреченно кивнул и плеснул в горло вина неизвестного происхождения. И тут же поморщился – жидкость была вязкой, прогорклой и здорово першила. Мужчина на скамье у стены в самом углу перехватил его взгляд и усмехнулся. Был он, как и многие его соплеменники, с курчавой бородой, заботливо укутывавшей рот, и крупным мясистым носом, резко контрастировавшим с общей худобой лица.

– Видруштий, – с широкой улыбкой представился он, бесцеремонно подсаживаясь. Его туника из элитной вафурской шерсти пребывала далеко не в идеальном состоянии, неся на себе следы еды, какой-то портовой грязи и грубого физического насилия. – Ты – новенький с имперского посольства? Говорят, у вас там… того, это… нос кормой повернулся?

Уни в раздражении стиснул челюсти и оглядел зал. Они все знали. Все эти капоштийские купцы, пришедшие сюда обмыть удачную сделку либо просто изнывающие от безделья перед отплытием домой. Хохочущие, рыгающие, патлатые и дико орущие какие-то изощренные непристойности, хлопающие друг друга сальными ладонями по голым плечам – они знали все о провале посольства. И втайне потешались над ними, над империей и лично над Уни – хотя и упорно делали вид, что его здесь не существует.

– Я слышал, послу имперскому толмач требуется? – развил тему Видруштий. – Ваш-то, говорят, совсем лыка не вяжет, а? Да и откуда ему – вы же с вирлушами не общаетесь!

Уни шумно вдохнул: «Не иначе Гроки постарался. Вот подлец!»

– А я думаю, он просто мошенник! – не прерываясь, заливал капоштиец. – Серебро-то, поди, вперед взял?

Уни чуть не выплеснул в ответ всю свою накопишуюся за день агрессию. Но вокруг была чужая толпа, и молодой переводчик только больно прикусил губы. Они горели, как и десны во рту, и сотни крошечных иголочек будто впились в небо.

– Я смотрю, ты многое знаешь! – ограничился веским замечанием Уни.

– Тот, кто много всего знает, пьет вино и отдыхает! – довольно загоготал Видруштий. – А я, как видишь, не могу позволить себе даже глоток этой отравы. Что это у нас? – и он по-свойски понюхал посуду, в которой Уни топил свои обиды. – Эй, трактирщик! – зычно окликнул он. – Опять ты, сын свиньи, хороших людей своей блевотиной потчуешь? Все же знают, что после нее горло так скрутит, что только «Сладкий мед» помогает! А его он тебе уже втридорога продаст, – обратился Видруштий к Уни, – и ты заплатишь, а иначе рвать начнет без остановки, а потом наутро у тебя голова треснет, и он тебе уже пиво станет втюхивать, и ты снова возьмешь – за три цены…

– Это ты у меня сейчас огребешь, и совершенно бесплатно! – взревел трактирщик, вмиг утратив всю былую чуткость. Откуда-то из-за стойки он вытащил короткую дубинку и теперь просто излучал животную ненависть и агрессию. – Ты моча осла и кал гиены, а язык твой хуже, чем у змеи! Денег нет, а руку кусаешь, что тебя кормит! Теперь плати давай, либо вылетишь отсюда с переломанными костями!

Видруштий вмиг утратил свой жизнелюбивый пыл и весь сжался, словно заяц, которого лиса загнала в самый конец лесной пещеры. Уни почти физически ощущал, как задрожала под ним скамья. Ему стало жалко этого совершенно незнакомого и такого отталкивающего еще совсем недавно человека, который, пребывая в крайней нужде, все равно не унывал, а всего лишь по-своему пытался произвести на него хорошее впечатление и теперь публично за это поплатится.

– Вот деньги! – тихо сказал он, кладя на стол серебряную монету. – Принесите, пожалуйста, нормального вина. И поесть что-нибудь – нам обоим.

Уни всегда удивлялся этой чисто капоштийской способности с легкостью менять лица. Трактирщик словно по волшебству вновь стал добрейшим дядюшкой, а в его улыбке было столько меда, что горло переводчика перестало першить как-то само собой.

Видруштий съел все. Это была воистину богатырская порция жареных креветок, мидий и еще непонятных морских сущностей, по вкусу напоминавших варенный в молоке огурец. Уни, опершись кулаком о подбородок, смотрел на него в мрачной задумчивости.

– Девы небес да обратят на тебя свой сладостный взор! – пытаясь отдышаться, с умилением выдал капоштиец, поглаживая брюхо. – Воистину, ты спас меня от собачьей смерти! Хотя, – тут же добавил он с горькой усмешкой, – это разве что чуть отсрочит мою неизбежную кончину. Но все равно считай, что Видруштий из Аркобаза по край жизни твой личный должник!

Уни пожал плечами:

– Я думал, что «дети звезд» всегда помогают друг другу.

– О, какое страшное заблуждение! Конечно, когда мы вдали от родных мест и в окружении вар… то есть, я хотел сказать, уважаемых иноплеменников – что нам еще остается? А вот у себя дома… Не зря говорят: из трех капоштийцев один других отравит, из двух – один другого зарежет, а один – разобьет зеркало!

– Да, склочный вы народец! – мстительно согласился Уни.

Но Видруштий и не думал обижаться.

– Да ну их на дно поглубже! Будут деньги – на брюхе приползут! Эх, если бы я мог хоть чем-то тебе помочь… Во-о-от, слушай! Вам же переводчик требуется? Возьми меня – не пожалеешь! Я их язык в совершенстве освоил! Клянусь Сводом небесным, лучше меня вы здесь никого не найдете! А тебе от начальства благодарность будет, если нет – отдам тебе свое жалованье!

Уни зловеще прищурился. Точнее, так было в его представлении, а со стороны казалось, что он морщится от яркого света.

– Если ты и правда лучший, то, чтобы помочь мне, тебе придется навсегда забыть о своих переводческих талантах.

– А-а-а? – завис в недоумении Видруштий. – Но почему?

– Потому что имперский толмач, который, как там было, «лыка не вяжет», – это я!

Через мгновение Уни сильно пожалел о том, что это сказал. Капоштиец с криком упал на колени, схватил его за икру и принялся смачно и яростно целовать ее, биться лбом о подошву его сандалий и ругать себя на чем свет стоит. Выглядело это настолько низко и омерзительно – в физиологическом смысле, – что под конец Уни был готов сам извиниться перед Видруштием, лишь бы он прекратил это постыдное представление.

С трудом усадив капоштийца обратно на скамью, проваливший свой профессиональный дебют имперский дипломат теперь стал пробовать себя в роли священника Нафази, дающего утешение и сердечную поддержку страждущим. В результате Видруштий в подробностях поведал свою грустную историю о том, как он, начинающий купец из небогатой, но очень достойной семьи, набрал у родни кредитов и, скупив товара на всю сумму, привез добро в Манибортиш, где вириланы попросту отказались его брать. За гроши он продал все более удачным соплеменникам и стал ждать попутного корабля домой. Время шло, корабля все не было, и Видруштий стал подозревать, что его – неудачника – просто никто не хочет видеть у себя на борту, чтобы не накликать беды уже на свои дела. Так он и живет в Манибортише, перебиваясь мелкой работенкой и питаясь, если повезет, раз в два дня. Слушая его, Уни невольно забыл о собственных трудностях, и жажда познания пересилила в нем горе неудавшегося карьериста.

– Отказались взять… – с интересом спросил он. – Плохой товар был?

История пребывающего на грани нищеты торговца выглядела несколько странной. Уни знал, что весь небескорыстный обмен с Вириланом был сосредоточен в руках крупных гильдий, а квоты делились между капоштийскими городами, так что случайных авантюристов к нему в принципе не допускали. И тем не менее сейчас это было не так важно. Уни поймал себя на мысли, что его прежние познания о торговле с вириланами носили весьма односторонний характер. То есть, как и все, он был в курсе того, что продавали они зерно и оружие. А вот что покупали? Этот очевидный вопрос для него оставался загадкой, и сейчас судьба давала ему прекрасную возможность ее разрешить.

– Видруштий, если ты не хочешь рассказывать, почему разорился, это твое дело. Мне это неинтересно. Но я хочу, чтобы ты предельно честно рассказал мне о другом.

Капоштиец хотел было возмутиться недоверием Уни, однако в последний момент сдержался и пожал плечами:

– Ты прав, но я не лгал тебе! Просто… утаил ряд кое-каких малозначащих деталей.

– Видруштий, я не об этом…

– Нет-нет, я вижу, тебя не проведешь! Да и с моей стороны бесчестно было бы обманывать моего благодетеля!

– Что ты хочешь сказать?

– Я не купец, если уж на то пошло. И никогда им не был. В своем городе я разыскиваюсь за одно деяние, которое мне приписывают по явной ошибке…

– Ты преступник? – поежился Уни.

– Нет, только не подумай ничего плохого! Просто у меня не было денег, а один человек, очень богатый человек, попросил меня взять его вину на себя. Не даром, разумеется.

– Любопытно! – с интересом открыл для себя Уни новую сторону общественной жизни капоштийцев. – А как ты попал в Манибортиш?

– Ну, деньги я, конечно, взял, однако в тюрьме сидеть, как договаривались, мне не особо хотелось. Вот я и бежал – на край земли.

– Но если у тебя были деньги, то почему ты тогда бедствуешь?

– Это ведь еще не конец истории, – вздохнул Видруштий, пригубив кубок. – В Манибортише со мной познакомился один купец. Узнав, что у меня есть некий капитал, он предложил мне выгодно вложить его в торговлю, используя его связи. Всем известно, как прибыльно торговать с Вириланом. По его совету я приобрел у другого купца крупную партию товара на продажу. Он утверждал, что вириланы за что-то обиделись на него и отказываются дальше иметь с ним дело, а товар пропадает. В итоге я, неопытный щенок, купился на этот трюк. А вот дальше – все, как я тебе говорил.

– Он продал тебе негодный товар?

– Точно! – кивнул Видруштий.

– Подожди-подожди! – Уни наморщил и почесал лоб. – Но какой в этом смысл? Если этот товар никуда не годится, зачем его было вообще везти за тридевять земель? Это ведь денег стоит!

– Хе-хе, вот в этом все и дело, – искривился в улыбке капоштиец. – Ты знаешь, почему торговля с Вириланом приносит такие огромные деньги?

– Ну-у-у… – задумался Уни. – Их хлеб кормит половину империи, их оружие лучшее во всем Дашторнисе…

– Хах! Сразу видно, что в торговле ты не разбираешься. Какой бы золотой ни был товар, это совсем не важно! Важно, насколько дешево его можно купить и дорого – потом продать! Смекаешь? А у вириланов можно купить очень дешево, они в торговле не смыслят вообще!

– Вот как?

– Да не то слово! Что сколько реально стоит – не знают и знать не хотят! Ты не поверишь, но это именно так. Золотое дно, это я тебе говорю! Однако… и у них есть одна неприятная особенность, своя капля уксуса в моем винном кубке. Все дело в том, дружище, что берут они далеко не всякий товар. И вот с этим часто бывает такая головная боль, что хоть палача зови!

– Не всякий товар… – пробормотал Уни. – Ты хочешь сказать, что гниль разную им продать не удастся? Но, согласись, в этом есть смысл.

– Смысл-то есть, только вот «гнилью» для них может оказаться все что угодно! Сколько здесь торчу, поверь, хоть бы одного встретил, способного с ходу различать такие вещи. Душой клянусь, Небом звездным и здоровьем родителей, что, найдись такой человек, способный понять вириланов, он станет богаче императора вашего, нет, всех императоров Герандии, вместе взятых!

Уни скрестил руки на груди и задумчиво пощелкал подбородок указательным пальцем. А потом задал прямой вопрос, который давно вертелся у него на языке:

– Слушай, а что они вообще покупают? Ну, какого рода товар – ткани там, масло, кожи, керамику?

Видруштий спрятал взгляд за приторную улыбку:

– Друг мой, ты хоть понимаешь, сколько денег стоит такой вопрос?

– Понятия не имею, – небрежно бросил Уни. – Зато я очень хорошо знаю, сколько стоил твой обед. И сколько будет стоить твоя голова, если я расскажу твоим соплеменникам, как ты нам их секреты за еду выдаешь!

Потрясенный таким поворотом событий, Видруштий чуть было не подпрыгнул на месте.

– Но ведь я тебе ничего…

– Поздно уже. Я вот сейчас встану и громко, чтобы все слышали…

– Не надо, умоляю! Я и так собирался тебе все рассказать – как другу! Просто и мне надо на что-то жить. А вы для меня сейчас – единственный шанс, понимаешь?

– Клянусь, если твоя информация как-то поможет нам выполнить нашу миссию, я лично отведу тебя к послу. А там уже – как договоришься!

Капоштиец облизал свои потрескавшиеся губы. Видимо, размышлял о том, насколько можно верить таким обещаниям. Его жизненный опыт говорил, что это было бы несусветной глупостью. Однако что-то внутри словно подсказывало ему, что сейчас эта глупость может оказаться для него спасительной.

– Мне трудно описать это одним словом, – начал он уже изменившимся деловым тоном. – Мебель берут, картины, статуи, курильницы бронзовые были, вещицы всякие забавные вроде резных шкатулок… Любят они все красивое, тонкое…

– Произведения искусства, короче, – Уни откинулся назад и попытался обхватить пальцами скамью снизу. – Странно.

– Да? – попытался понять причину его скепсиса Видруштий.

– Вириланы – очень утонченный народ, – рассуждал вслух Уни. – И при этом с презрением относятся к чужеземцам. Логично, если бы они с презрением относились и к нашему искусству. Однако если верить тебе, то все как раз наоборот.

– Ну, я не знаю, – пожал плечами капоштиец. – За что купил, как говорится…

– Ага, ага… Что их еще интересует?

– Еще они металлы берут. Медь, олово в слитках. Да руду медную и железную, какая у нас ни на что не годна. И зачем она им нужна – умора, да и только!

– Ничего не понимаю! – Уни наморщил лоб, но это все равно не помогло. – Зачем им руда, если у них ее и так завались? Если верить летописям, конечно.

– Может, кончилась уже? Гляди, сколько оружия они поставляют!

– Может быть, может быть. Только что тогда получается – они вам продают мечи, которые из вашей же руды выкованы?

– А что тут такого? Разницу цен – себе!

– Разницу цен… А они и монету принимают?

– Нет… – теперь уже и Видруштий не выглядел таким уверенным. – Товар на товар меняют. Девы небесные, так что же это выходит?

– А выходит, что торговля оружием – лишь способ выровнять цену на произведения искусства. Которые и есть реальный товар.

– Реальный, очень реальный! Они этого добра столько берут…

– При том, что без роскоши вполне можно обойтись. А без хлеба – нет. Но они насухо выдаивают свои хлебные запасы – иначе зачем тогда оружие в этой схеме? А значит, их верхи купаются в роскоши, сгоняя с народа семь потов и держа его на голодном пайке.

– Обычное дело, – горько усмехнулся Видруштий. – Что у вириланов, что у нас.

– То-то и оно, что слишком обычное, – задумчиво протянул Уни.

Спать было совершенно невозможно. Уни неоднократно пытался расслабиться, но все равно оставался лежать в закоченелой позе с открытыми глазами. Мысли о несчастной судьбе заполняли сознание и гнусаво хныкали в потоках сопливой жалости к самому себе. Сквозь все это боязливо протискивалось природное любопытство, разбуженное недавней беседой в таверне. Противоречивые мысли сливались в какую-то бессвязную какофонию, забиравшую последние остатки сил, не давая восстановить их естественным для ночи образом.

«Никто меня не ценит. Я ничтожество. Не смог нормально собраться. Даже запомнить не смог, что посол сказал. Светило небесное, ну что же я за урод родился! А эти капоштийцы – все они там зубоскалили. Теперь из-за меня империя опозорена. Взлетели орлом – рухнули мешком. Конечно, посол прав. Нельзя мне такие дела доверять. Мое дело в архиве сидеть, бумажки перебирать. Героем себя вообразил? Вот и получи! Завтра наверняка уже новый переводчик будет. Что тогда Ронко скажет? – Уни в бессилии сжал кулаки. – Топить таких надо в детстве, чтоб нормальным людям жить не мешали!»

Он свернулся калачиком и лег на левый бок. «Так, снова заводишься? Кончай ты это дело! Вон Видруштий вообще пропадает, и что? Борется как может. Чем ты хуже? Хватит себя жалеть, нытик! Давай думай, соображай! Живее!»

Он обнял себя за плечи и потерся щекой о подушку. «Итак, что мы имеем? Вириланы пускать нас не хотят. Точно? Он так сказал? Нет, не так. Прекрати выдумывать. Он сказал, что это не его дело. И никто другой здесь не поможет. Да все одно! Хотя… А что тогда его дело? Его дело – торговля. Так, может, с ним поторговать? Нет, не будет торговать без договора. А чтобы был договор, посольство должно попасть в Вирилан. Замкнутый круг получается. Мдаа…»

Уни опять перевернулся на спину и согнул ноги в коленях. Упорядоченные мысли освобождали мозг от эмоций и даже принесли с собой какой-то неожиданный прилив сил.

«Чтобы вырваться из круга, нужны еще зацепки. Что там он еще сказал? Стена внутри дома, выйдите наружу? Бессмыслица какая-то. Но он ведь зачем-то это сказал? Мрак меня съешь, к чему же это? Внутри – стена. Внутри – никак. Нужно выйти. Выйти? Аллегория? Конечно, что же еще. Стена – это препятствие. То есть внутри ничего не выйдет. Где внутри? В доме. А вот что такое дом?»

Уни интуитивно ощутил, что, найдя ответ на этот вопрос, он разгадает всю головоломку. «Дом-дом, – повертел он в голове, озираясь вокруг. – Потолок, стены. Дом – это укрытие, убежище. Спасение. Станьте открытыми? Покажите свои истинные намерения? Возможно, он нам не доверяет. Но что тут можно сделать?»

Уни рывком сел и опять перебрал в голове все фразы, сказанные вириланом. «Это не мой путь. Выйдите из дома. Вот это главное. Торгуйте со мной – но торговать нельзя. Шикарно! Стой – иди, говори – молчи… Что там еще у нас есть? Глотай – плюй? Мдаа… Вышел я из дома, а мозги не взял». Уни снова подумал о Видруштии. «Интересно, а где он сейчас спит? Вряд ли в мягкой постели. Но вот спит, небось, в отличие от меня. Должен спать. Видруштий – мужик! А я – размазня…»

Уни с размаху рухнул головой обратно на подушку. Мысли, роящиеся под черепной коробкой, встряхнулись, перемешались и опять осели – но уже в новом, совершенно безумном сочетании. «Нет, не может быть. Что за глупость! Выйти из дома? Да – выйти из дома! Свет небесный, такое в здравом уме точно в голову не придет! Ха-ха, вот именно что – в здравом уме! Но тогда все потихоньку встает на свои места. Итак, пустить посольство вирилан не может. Он может взять товар у капоштийцев, если это будет произведение искусства или руда… нет, руда – это уже перебор! А вот произведение искусства? Ага…»

Перед глазами проплыла картина торжественных проводов посольства в императорском дворце. «Есть! Е-е-есть!» – чуть было не подпрыгнул до потолка переводчик и, схватив верхнюю одежду, стрелой вылетел на улицу.

– Хорошо устроился! Тут такие крабы бегают. Пятки не щиплют?

Он нашел Видруштия сладко спящим («Ну, что я вам говорил!») почти на самом берегу моря, на пляже к востоку от порта. Перед этим, правда, пришлось обегать все местные подворотни, но сейчас, казалось, Уни был готов пробежать пешком до Герандии и обратно.

– А, это ты? Ох. Чего не спится-то? Утро ведь самый мед!

– О-о-о! – Уни коктеливо прошелся вокруг него гусиным шагом, а потом резко обернулся, тыча указательным пальцем в лицо. – Сейчас и тебе будет не до сна. Друг мой, я принес тебе целое состояние! Так что хватит валяться, как нищему на помойке! Скоро будешь спать на шелковых простынях!

– Да? – блаженно зевнул капоштиец. – Я, конечно, не возражаю. А целое состояние – это сколько?

– Сколько договоришься. Сам же сказал – вириланы в торговле не разбираются.

– Подожди-подожди! Ты что, товар мне хочешь предложить?

– О, да! И отменный товар, смею тебя уверить. Редкий товар, можно сказать, уникальный, такого здесь ни у кого нет!

– Так-так, очень хорошо. А что ты хочешь взамен? У меня ведь, ты знаешь, вообще ничего нет! Долю? Сколько? Слушай, да ты по адресу пришел! Из ваших запасов, да? Слушай, я могила, да? Никто не узнает, детьми клянусь! Сколько хочешь? Двадцатую часть? Десятую? Погоди, не смейся! Почему ты смеешься? Давай обсудим!

Уни и вправду было смешно. Он жмурил глаза, кривил рот и возбужденно тряс головой.

– Уймись, мне вообще ничего не нужно!

– Как не нужно? Что ты такое говоришь? Обмануть меня хочешь? Не надо меня обманывать, я бедный, глупый и слабый! Давай в открытую – пятую часть, да? Вижу, что да! По рукам?

– Я же сказал, мне правда ничего не надо!

– Друг мой, ты что, обкурился?

– Ха-ха! Побереги эту фразу до того момента, пока я тебе не расскажу про сам товар!

– А что за товар? Имперский?

– Это точно – имперский! – ухмыльнулся Уни. – Я бы сам не сказал точнее.

– Ну так не тяни, я весь внимание!

Уни глубоко вздохнул, хитро улыбнулся, прищурив невинные голубые глаза, а потом с размаху сел на песок, сложив крестом ноги. Памятуя о практическом уме капоштийских купцов, начал он с самой сути и только потом, когда Видруштий с ощутимым физическим усилием вернул на место отпавшую челюсть, снизошел до деталей своего полуночного озарения.

– Светило вечное ниспослало мне тебя! – радостно закончил он свою историю. – Ума не приложу, к кому еще я бы мог обратиться с таким необычным предложением!

И это было правдой.

– Звездами клянусь и Домом небесным, тебе нужно было родиться капоштийцем! – с восхищением одобрил Видруштий назревавшую авантюру. – Я о таком даже помыслить не мог! Ты думаешь, выйдет? Нет, ты скажи! – он махнул рукой и чуть было не испугал теплое море своим здоровым, раскатистым смехом.

– Да какая разница! – пожал плечами переводчик. – В любом случае терять нам обоим нечего! А так, – и он снова прищурился, – хотя бы повеселимся от души!

Новое построение в бревенчатом доме приемов уже не несло в себе и десятой доли волнения, которое сопровождало церемонию в первый раз. Уни вообще стал с удивлением понимать, что опыт и повторение одного и того же по несколько раз способны в принципе убить любые переживания. «И интерес к жизни тоже», – добавил он про себя философски. На этот раз им овладело лишь ощущение хорошо выполненного дела. Подсунуть Видруштия Гроки поутру было делом более чем плевым. Уни вообще решил теперь действовать максимально прямо и незатейливо. Добиваются же другие успеха без всех этих дурацких метаний и размышлений, прикидок и сомнений – чем он хуже? И потому прямо на выходе из гостиного двора капоштиец буквально поймал секретаря посольства за грудки:

– Благородный энель, переводчик не требуется?

Гроки был человеком подозрительным, но, во-первых, ленивым, а во-вторых, от природы склонным изучать вещи скорее вглубь, нежели вширь. Скептически оценив свои шансы в этой незнакомой и полной обмана среде, он решил начать с того, что судьба сама несет ему в руки. К счастью, Видруштию удалось быстро расположить к себе посла, наврав тому с три короба о своих познаниях в вириланском, но при этом запросив совершенно бесстыжую плату за услуги. По совету Уни, он также присовокупил про свою ссору с наместником, очистив таким образом себя от подозрений в игре на стороне капоштийских властей.

– Может быть, хотя бы самые общие рекомендации… – осторожно заикнулся опытный Санери, однако Видруштий едко вспомнил шутку про трех капоштийцев, убийство и зеркало. А когда он пообещал сам организовать встречу прямо сегодня, посол вяло махнул рукой и сдался.

– Да, и еще одно, энель посол, – мельком глянув на Уни, Видруштий приступил к самому главному в их общем заговоре. – Судя по тому, что мне рассказали про вашу первую встречу с вирлушами, у меня есть некоторые соображения, почему… ммм… так сказать, все пошло не совсем гладко…

– В самом деле? – существенно оживился Санери и выжидательно оглядел своих соратников. Стифрано скептически скрестил руки на груди, Богемо нервно облизнул губы, зато Нафази приготовился слушать.

– Дело в том, что вирлуши – как уже говорил достопочтенный энель Вирандо – уделяют огромное внимание своим ритуалам, – вкрадчиво продолжил Видруштий. – Многие из них могут показаться нам нелепыми и даже дикими, но мы должны помнить, что находимся в гостях, и если хотим общаться с ними, то просто говорить на языке хозяина – мало. Лишь объединившись с вирлушами в мистерии их самобытного духа, мы можем получить шанс на благосклонное отношение к сути ваших предложений.

Из уст пройдохи капоштийца такая заумная речь звучала слегка странно, и Уни подумал, что в очередной раз прокололся и не соотнес аргументы с личностью того, кто их использует.

– Делать-то что? – мрачно среагировал на этот поток слов Стифрано.

– Вам необходимо исполнить перед вирлушем ритуал «Почтительного представления», – перешел наконец к самому главному Видруштий. – А то может статься так, что он вообще не поймет, кто вы и кого на самом деле представляете!

– Я почему-то не удивлен! – злобно прошипел Гроки и покосился в сторону Уни.

– О нет, ваш переводчик все сказал правильно! – пришел Видруштий на помощь компаньону. – Просто тут необходим живой опыт общения с вирлушами, который я с радостью предоставлю в ваше распоряжение!

– А в чем состоит суть этого ритуала? – вежливо поинтересовался посол.

– О, я скажу, – улыбнулся Видруштий. – Всем вам необходимо спеть гимн Солнцу, прославляющий Небесное светило и наместника его – императора. Разумеется, это должно быть на максимально высоком музыкальном уровне. Вирлуши, знаете ли, очень ценят прекрасное…

– Просто спеть? – прищурился второй посол. Его голос был абсолютно спокойным, и это внушало реальные опасения. – А, там, сплясать вприсядку, как торгендамские варвары, или на руках пройтись не надо?

Уни представил себе Богемо, с уханьем выдающего коленца, и чуть было все не испортил глупым детским смехом.

Видруштий широко раскрыл глаза и попытался собраться с мыслями, однако Санери неожиданно пришел ему на помощь:

– Остыньте, энель Стифрано. И поверьте моему опыту, это не самый унизительный из тех странных ритуалов, в которых приходится участвовать послам императора в заморских землях. Мда… – он вспомнил аринцилов и поморщился. – Тем более что положение нашей миссии сейчас, надо признать, не самое блестящее. Не говоря уже о сохранении лица перед… – и он умолк, вспомнив о присутствии Видруштия. – Тут вопрос о престиже империи, и никак иначе. А на этом фоне наши маленькие жертвы, уверен, получат самую высокую оценку Ясновеликого владыки!

– Энель посол, – смутившись, напомнил о себе Богемо. – Боюсь, что пение никогда не было… среди моих сильных сторон… ну, вы понимаете…

– Это ничего! – элегантно подул на холеные ногти Санери. – Уверен, что энель Нафази даст нам всем пару уроков.

Жрец сохранял внешне самое благостное спокойствие, но в душе весь сиял. Именем Лучезарного владыки войдут они в пределы этой чужой земли – не это ли высший знак его могущества? Он был действительно искренне счастлив.

Члены посольства снова стояли в линию перед такой знакомой, но пока что непреодолимой занавесью. Нимер Такатин, судя по всему, был уже там. Видруштий вызвал его по своим старым каналам для обсуждения подробностей предстоящей сделки, и Уни молился сейчас только об одном: чтобы он сходу не покинул помещение, вновь увидев перед собой имперцев. Впрочем, степень прозрачности отделявшей их от вирилана ткани существенно повышала посольские шансы.

Как и договаривались, Видруштий начал сам. Все остальные спокойно ждали, пока он обменивался с вириланом традиционными приветствиями, постепенно переходя к сути дела.

– Достопочтимый посланник великой земли! Позволь предложить твоему сиятельному вниманию превосходный товар, что непременно найдет самый живой отклик в сердцах твоих уважаемых соотечественников! Уверен, что их великолепный, утонченный вкус в полной мере усладит этот восхитительный плод скромных трудов моих!

Его вириланский звучал чудовищно, но при этом на редкость возвышенно и учтиво.

«Ну, про свои труды ты, конечно, загнул!» – куснул губу Уни, но решил не обращать на это особого внимания.

– Забота твоя, в товаре воплощенная, честью является для моего народа, – именно так, поднапрягшись, криво перевел Уни для себя последовавший ответ Такатина.

Далее последовал более конкретный запрос:

– Что за место приведет к встрече и познанию единения в товаре нас?

Видруштий подбоченился и глубоко вдохнул. Наступал самый ответственный момент переговоров. То, ради чего все, собственно, и затевалось. Украдкой он бросил взгляд на Уни. Тот легонько, но строго кивнул головой. И капоштиец, наконец, решился:

– Это… произведение искусства. Прекраснейшая песня, способная усладить слух и заставить душу радоваться. И самое главное, – поспешил он добавить особо оговоренную с Уни фразу, – сделать так, чтобы каждый смог пребывать в гармонии на собственном месте!

По другую сторону занавеса не раздавалось ни звука. Видруштий рассеянно вращал глазами, не зная, что делать. И тогда Уни решил взять дело в свои руки.

– Энель посол, пора! – прошептал он.

– Что? Ага… – быстро пришел в себя Санери, выходя из-под гипноза вириланской речи. – Почтенные энели, начали!

Это было удивительное зрелище. Обыденное, потому что гимн Солнца исполняли на всех официальных церемониях империи, так что его слова знал каждый чиновник. Это и подтолкнуло Уни остановить свой выбор именно на данной песне. И необычное, ибо исполнение его здесь, на задворках мира, перед единственным зрителем, скрытым за полупрозрачной материей, выглядело со стороны неуместным, абсурдным и нелепым. Впрочем, члены посольства сейчас думали совсем о другом. Они изо всех сил старались с честью выполнить возложенную на них ответственную задачу, невзирая на отсутствие слуха и борясь с естественной в таких ситуациях скованностью. Получалось весьма своеобразно.

Бесспорным лидером, разумеется, был энель Нафази. Для Солнечного жреца гимн Ясновеликого владыки по легкости исполнения был чем-то сродни песенке, которой погонщик мулов подбадривает себя в ходе рабочего дня. Приятный бас священника, словно поводырь, вел посольство по самому краю обрыва, не давая менее музыкальным коллегам оступиться и упасть в пропасть.

Достопочтимый энель Санери пел весьма неплохо, то есть – никак. В том смысле, что его голос ничем не выделялся, однако усиливал общий шум, за которым скрывались голоса менее искушенных исполнителей. В частности, энеля Богемо, который отчаянно фальшивил, совестливо замолкал, но потом снова включался в общее действо – как правило, невпопад.

Второй посол пел с отрешенным видом человека, по принуждению занимающегося дурацкой работой. Впрочем, его сильный баритон и – неожиданно – почти абсолютный музыкальный слух полностью компенсировали непрезентабельный визуальный эффект. Также особенно хорошо смотрелся энель Аслепи, монотонно покачивающий узкой головой в стороны и полирующий глазами потолок. Гроки отличался от него лишь тем, что пребывал в полной неподвижности, это относилось и к его губам.

Противоположную им вокальную партию составили Уни и Рапурий Хардо. Старый ветеран пел грубовато, но искренне и почти задушевно, глядя куда-то внутрь себя, словно предаваясь драматическим воспоминаниям. А вот Уни старался как мог, с риском вытягивая долгие звуки и даже непроизвольно приподнимаясь на цыпочках в особо торжественные моменты. Иногда он искоса бросал взгляд на коллег, словно оценивая добросовестность их подхода к делу. Удивительнее всего было то, что никто не забыл слова и, пусть и каждый на свой манер, справился с этим необычным испытанием в целом на достаточно высоком уровне. Глаза у многих радостно блестели, люди ощущали себя раскованнее и свободнее. Энель Богемо, весь разрумяненный, тяжело дышал, но при этом взгляд его был исполнен гордости и даже некоторого превосходства.

Все обратились в сторону занавеса. Оттуда молчали, и пауза эта затягивалась. «А что, если вирилан пришел в ужас от нашего нестройного пения и ушел прочь, пока мы еще не закончили?» – в страхе подумал Уни. В то же мгновение словно холодный иней покрыл изнутри его позвоночник.

– Что теперь? – шепотом спросил посол. Спектакль окончился, и все ждали уже более серьезного продолжения.

Но Видруштий сохранял каменное лицо, а Уни только покачал головой – надо ждать!

И это было правильной тактикой. Впрочем, то, что произошло в дальнейшем, стало полной неожиданностью. Занавес дернулся, подался в стороны, а затем распахнулся окончательно. Вот теперь не только у Уни, а у всех присутствующих в груди, словно эхом, отдалась пугающая пустота. Нафази даже непроизвольно качнулся назад, схватился за сердце и пробормотал молитву.

– Эйне велизейе акотриеруэй аоно милу тайе, – отчетливо произнес вирилан.

Уни почувствовал себя так, словно его сбросили с высокой скалы, но вместо того чтобы упасть и разбиться, он неожиданно обрел крылья и полетел вверх, к облакам. Похоже, что его капоштийский коллега переживал сейчас нечто очень похожее.

– Ваше согласие радостью сердце наполнило мое, – ответил он своему новому торговому партнеру. – Приступим же к обсуждению справедливой цены. Товар, как вы изволили видеть, особенный и чрезвычайно… редкий. Но для вас… для вас я готов сделать специальную скидку!

Члены посольства слушали этот диалог в нетерпеливом напряжении.

– Что он говорит? – повернулся Санери ко второму послу.

Гроки, чуть приподняв левую руку, сделал вид, что поправляет палму, и вдруг подло ткнул Уни пальцами в район ребер. Тот нелепо дернулся, но тут же пришел в себя:

– Почтенный энель Такатин выражает готовность всячески содействовать продвижению посольства Великого владыки Герандийской империи… ммм… и лично препроводить нас пред светлые очи императора Вирилана.

– Что, вот так просто? – скептически поднял бровь Стифрано.

– Ну вот видите, энель посол, – ядовито вмешался Гроки. – Стоило мне… нам найти нормального переводчика, знающего местные обычаи и нрав этих чужеземцев, и все тут же разрешилось!

– Возможно, мы были слишком строги к этим «детям звезд», – напевно произнес Нафази. – Светило избрало их нашими проводниками в эту полную загадок и тайн землю!

– Боюсь, что именно в строгости и причина нашего успеха, – цинично заметил Богемо, знавший капоштийцев не в пример лучше. – А что это они там обсуждают, энель Вирандо?

– Э-э-э… ничего существенного… пересечение границы, оформление бумаг… канцелярские вопросы… энель Видруштий сам все сделает как положено. В конце концов, для этого его и наняли! – выдавил из себя бодрую улыбку Уни.

– Ну хорошо, – вздохнул посол. – Сдается мне, что наше присутствие больше не обязательно. Не стоит преувеличивать значимость этого мелкого посредника между нами и местными властями.

– У меня лично голова разболелась от всего этого пения, – проворчал Гроки, когда они спускались по лестнице. – Где это видано, чтобы послы империи пели гимн на таможне?

– Успокойся, дружище! – махнул рукой Санери. – По крайней мере, тут нас никто не пытается заставить поклоняться чужим богам. Вспомни Мустобрим!

Секретарь сморщил нос. Все непроизвольно заулыбались.

Глава 3. Особенности целеполагания

Уни очень не любил часы перед рассветом. Если не спишь, то тяжелые мысли так и лезут в голову. Переводчик герандийского посольства осторожно выбрался из-под шерстяного одеяла и на цыпочках стал красться к выходу из шатра. Остальные вроде бы спали, несмотря на непривычное размещение в одном, не очень-то просторном месте. Уни вспомнил свою первую встречу с послом Санери и улыбнулся. Чины и церемонии неизбежно сдают позиции, когда ночуешь в одном помещении со своим руководством. Конечно, иерархия сохранялась, но все наносное и вычурное уступало место четкому деловому стилю новых правил игры.

Выбравшись наружу, Уни облокотился о борт и уставился на темную речную рябь. Разница с «Трепетом волны» была разительная, и не только по части бытового комфорта. Вопреки известной поговорке о том, что к нему быстро привыкаешь, Уни не успел настолько проникнуться всей прелестью роскошной жизни, чтобы теперь испытывать фантомные боли от отсутствия ставших столь привычными во время морского путешествия удобств. Возможно, виной тому было постоянное волнение, не дававшее по-настоящему расслабиться и насладиться всеми прелестями жизни. Впрочем, как показывала оная жизнь, декорации менялись, а волнение оставалось. «Это все от привычки думать, – решил для себя молодой дипломат. – Пора раз и навсегда покончить с этой зловещей первопричиной. Да, решено. Жизнерадостный идиот – вот теперь тот идеал, к которому следует стремиться!»

Уни упер руки в бока и, насвистывая что-то сумбурное, враскачку двинулся по палубе. Мдаа, нелегко все-таки живется идиотам! Ну как можно заставить себя вообще не думать, когда вокруг столько всяких загадок? И самая главная из них – сам корабль, на котором они плыли. Уни вспомнил, как увидел его в первый раз. Неуклюжая баржа с высокими бортами и огромными, как у водяной мельницы, колесами по краям. Парусов и весел не было. Равно как и команды. Такатин уединился в небольшой постройке в носовой части и, судя по всему, принципиально больше не выходил наружу. Кто управлял кораблем, управляли ли им вообще, что приводило его в движение – все это вызывало вопросы.

«По-моему, у него даже руля нет, – перегнулся через борт Уни, стремясь увидеть хоть что-то в темной воде. И эти колеса… допустим, они вместо весел, как у детской игрушки, но тогда кто же приводит их в движение? – Уни прикинул, сколько человек для этого может потребоваться, и нахмурился. – Их же ведь нужно где-то держать, кормить… Не могут же они все время сидеть взаперти и работать без отдыха. Дела…»

Он подумал о том, как разместили их самих. Судя по всему, эта грузовая баржа не предназначена для перевозки людей. Зерно, там, руда, другие грузы… тут даже кают нормальных нет! Посольству разрешили разбить шатер прямо на палубе. «Спасибо, что не в трюме, мы ведь как товар у них проходим, по крайней мере, формально. Мрак, мрак! Что теперь с этим делать?»

Собственно, это и была та причина, которая не давала ему нормально спать. Уни опустился на корточки. Он представил себе разговор с Санери: «Энель посол, тут такое дело… Мы уже не совсем дипломаты, и даже совсем не дипломаты». И злобная рожа Гроки… Подумать страшно! Но делать-то что-то надо…

В голове у Уни раз за разом всплывали сцены разыгранной им вместе с Видруштием мошеннической комбинации. Тогда это казалось смешным, потом добавилась даже толика гордости, радость от решения сложной задачи… Для партнера молодого переводчика это была еще и радость от вполне материальной выгоды. Уни вспомнил свое прощание с капоштийцем. «Расскажу кому, не поверят!» – «Не вздумай, ты же обещал!» – «Конечно, конечно, не волнуйся. Это я так, к слову». Он был рад, что сумел помочь в своей жизни хотя бы одному человеку. А если все-таки расскажет? Холодок пробежал по ребрам изнутри. Да нет, мало ли кто о чем треплется? Не стоит бояться. Не стоит. Но молодой переводчик все равно боялся.

Услышав шаги, Уни подскочил, словно кто-то подслушивал его мысли и теперь поймал с поличным. И тут же вздохнул с облегчением, разглядев в полутьме седые усы ветерана.

– А-а-а, привет, Хардо!

Начальник охраны посольства был пока первым и единственным, с кем начинающий дипломат в буквальном смысле перешел на «ты». Несмотря на пропасть в возрасте и жизненном опыте, это случилось как-то само собой, без усилий. Ничто так не сближает, как совместный быт на общем пространстве. Уни не исключал, что со временем сможет чувствовать себя свободнее и с прочими членами их маленькой группы. Семь человек, не считая его самого, – это все, что осталось от пышной процессии, покинувшей дворец Великого владыки. Никаких слуг, помощников, поваров и прочей челяди. Только «труппа артистов», как с грустным юмором окрестил их Уни. И как мужественно отреагировал Санери: «Это будет самое маленькое посольство империи за всю ее историю, которому предстоит исполнить самую великую миссию – за тот же период». Ах, энель посол, как вы теперь пошутите, когда узнаете всю правду?

– Гляжу, тебе не спится, – спокойно заметил начальник охраны. И единственный представитель оной в нынешнем составе посольства. Уни мог только гадать, кто именно назначил Хардо на его нынешний пост, однако с полной уверенностью мог сказать, что здесь он был более чем на своем месте. Даже сам факт его нахождения рядом, неторопливый и уверенный голос – все это уже помогало избавиться от беспокойства и страха перед неизведанным в этой новой земле.

– Да так, есть немного, – пожал плечами Уни и печально вздохнул.

– Бывает, – протянул Хардо и задумался. Надо полагать, ему хотелось как-то успокоить своего собеседника, но с ходу в голову ничего не приходило. – Красивые здесь места! – протянул он наконец.

Уни поднял голову и огляделся. Масляные лампы еще более-менее освещали посольскую часть корабля, однако берега реки тонули в непролазной тьме. Впрочем, плыли на этой странной посудине они уже неделю, так что Уни держал в голове дневные картины окрестностей и в целом был согласен.

– Это точно. Такие густые леса! Прямо к воде подходят – не то, что у нас. И хоть бы один городок, одна пристань – словно дикий край какой!

Река, по которой они плыли, была не такой полноводной и широкой, как Фела. Но если путешествие по этой ключевой транспортной артерии Герандии могло служить прекрасной экскурсией, открывающей красоты империи, то здесь все было скрыто от глаз обильной растительностью, словно заключившей воду в свои зеленые объятия. Да и сама река тоже была полна жизни. Рыба плескалась в ней и выпрыгивала так часто, что очень скоро имперцы просто перестали обращать на это внимание. А один раз они даже видели медведя, мощно и уверенно пересекавшего стремнину вплавь. На людей он не обратил ни малейшего внимания.

– Будет город – рано или поздно, – не спеша разгладил усы Хардо. – Место, чтобы товар сбросить. И нас тоже.

Уни вздрогнул и молча закутался в плащ. Город может появиться хоть завтра, даже этим утром. И что тогда делать – караул кричать? «Мы не артисты, мы посольство! Простите, что обманом проникли в вашу страну…» Дипломатический скандал, да. А кто в этом виноват? Вот то-то и оно. Уни обнял себя за плечи и прикрыл глаза.

– Мучаешься? – оглядел его с ног до головы Хардо.

«Все-то он подмечает!»

– Не знаю, – стеклянным взглядом смотрел в воду переводчик. – Не знаю, – механически повторил он, – что мне теперь делать.

То есть делать-то что – было понятно. Идти и сдаваться – на милость посла. Пока еще не поздно. Но вот так сразу – слишком боязно.

Хардо на интриги не велся и хранил тишину. И тогда Уни решился:

– Я должен… сказать одну страшную вещь… признаться в содеянном… потому что не могу больше жить с этим, понимаешь? – он с мольбой обратил глаза к седому охраннику. Тот посмотрел на него очень внимательно, а потом молча и очень серьезно кивнул.

– Дело в том, Хардо, – произнес Уни, и тут у него перехватило дыхание. Горло стало сухим и запершило. – Дело в том, – повторил он с усилием, – что на самом деле я нас всех продал!

Воцарилось молчание. Уни шумно выдохнул и закрыл глаза. Потом открыл их вновь и убедился, что мир на месте и сам он до сих пор не провалился сквозь землю. Хардо по-прежнему не издавал ни звука. Казалось, он размышлял о том, как реагировать на такое радикальное заявление и что предпринять в отношении новоявленного предателя. Наконец, когда терпение добровольно раскаявшегося авантюриста уже было на исходе, охранник хмыкнул себе в белесые усы и кратко осведомился:

– Продал? Врагам – ты имеешь в виду?

– Что?

– Продал нас – ну, в рабство, что ли? – терпеливо пояснил свой вопрос Хардо.

– Ааа… да нет, что ты! Уфф, прости, надо было… пояснить.

И Уни, поджав губы, в общих чертах пересказал недавние события в Манибортише, теперь уже – с несколько иного ракурса.

– А давайте его утопим, энель посол? – абсолютно серьезным, не допускающим шутливого толкования тоном предложил Гроки, нарушив затянувшееся молчание. Члены посольства полукругом обступили спекулянта посольскими душами. – Мера, конечно, радикальная, но уверен – все трудности на этом закончатся раз и навсегда.

– Молодой человек, вы хоть понимаете, что не только грубо нарушили субординацию, но и… просто… выставили нас всех дураками! – в негодовании затряс пухлыми щеками священник.

– Ну почему же всех? – желчно усмехнулся Стифрано. – Вы-то как раз замечательно пели. А вот энель Богемо…

Торговый посланник в ответ лишь покраснел и обратил взор к послу Санери, молчание которого явно затянулось. Тот уставился в одну точку и, казалось, совершенно не реагировал на происходящее. Драматизм зашкаливал. Наконец, доктор Аслепи, которому все эти внутренние дрязги были безразличны, осторожно решил прочистить горло, малость подсохшее от длительного простоя. Тем не менее посол воспринял это как кульминацию взятой им паузы и сигнал к действию.

– Двадцать три года я состою на дипломатической службе Великого владыки! – начал он чуть потерянно, все еще глядя куда-то вдаль. – За это время случалось всякое. Бывали трудности, ошибки, даже скандалы. Были тяготы, опасности, ситуации на грани жизни и смерти. Но никогда, – посол показательно сглотнул, – никогда у меня не было причин усомниться в честности и надежности моей команды! Тех людей, с которыми я работал. С кем замерзал в зимних сугробах Торгендама. Делил последнюю каплю воды в горячих пустынях Мустобрима. Страдал от жалящих муравьев в джунглях аринцилов. Я всегда знал, что вместе мы выполним любое задание. И так было до сегодняшнего дня. Но сегодня, – Санери обвел посольство полным муки и отчаяния взглядом, – я впервые узнал, что такое предательство!

Последнее слово он выговорил с особым выражением, обратив взор прямо к Уни. Тот не отвел взгляда. Наверное, так мустобримские мученики за веру, казнимые жестокими язычниками-торгами, смотрели в лицо своим палачам.

– Энель посо…

– Вы интриган, – спокойно, но неуклонно прервал его Санери. – Обманщик и мошенник, вступивший в сговор с представителями иных держав. Ваши действия повлекли за собой подрыв репутации посольства и самого Великого владыки. По возвращении в пределы империи…

– Но это ведь я же вас сюда провел! – неожиданно для самого себя выкрикнул Уни. – Вы бы там сто лет кисли! Весь город над вами смеялся, да, смеялся, я сам слышал! Вот это – подрыв репутации! А то, что я сделал, – это спасение! Да без меня вы бы вообще сюда не доплыли!

– Энель переводчик, что вы себе… – с опозданием начал было сопротивляться полностью сбитый с толку таким напором Гроки, однако проще было остановить лавину.

– Думаете, это не мое дело?! А кто-нибудь сделал его лучше меня? Кто-нибудь вообще хоть что-то сделал? Конечно, имперская дипломатия, корабль величиной с гору, вычурная речь, парадные одежды… Только плевать вириланам на все это, плевать, понимаете! Здесь все по-другому, все! Я это чую! Играть придется по другим правилам, но для этого их нужно сначала понять! Я смогу это сделать, и я уже доказал это тем, что мы здесь. Накажите меня, как вернемся в империю, но сейчас – прошу вас, молю, – он с усилием свел ладони, – хотя бы не мешайте мне!? Ну, энель посол? Вы же сами говорили, что когда миссия на чужой территории, то все меняется и…

– Энель Вирандо, вы и правда не понимаете? – Санери скрестил руки на груди и, подняв брови, задумчиво уставился на Уни. Прочие члены посольства хранили молчание, словно загипнотизированные искренностью и непосредственностью пылкой речи их переводчика. – Скажите, для чего, по-вашему, мы сюда явились?

– А? – Уни, словно наткнувшись на невидимую стену, стал постепенно остывать, усмиряя эмоции и прислушиваясь к голосу разума. – Чтобы заключить договор с императором Вирилана. Разве не так?

– Нет, не так, – мягко возразил ему Санери. – Точнее, ваш ответ правильный, но не полный. Видите ли, в чем дело, договор – это только форма. Внешняя оболочка, итог некой работы по установлению отношений, понимаете? Отношений между двумя могущественными державами. Каждая из которых не может завоевать и уничтожить другую, а потому предлагает свои товары в обмен на то, что при других обстоятельствах можно было бы взять силой.

– Да?

– Да. Торговля возникает именно в тот момент, когда прибывающий в порт купец оценивает силы хозяев и понимает, что взять его богатства на щит не выйдет. И тогда начинается дипломатия. Это язык сильных, понимаете?

– Конечно, энель посол.

– А в таком случае, энель Вирандо, как вы считаете, вириланы будут уважать и считать сильными тех, кого они купили у торговца, словно рабов на рынке? Вы ставили целью проникнуть в страну любой ценой. Но захочет ли император Вирилана теперь в принципе иметь с нами дело – вы об этом подумали?

– Вы правы, энель посол, – вновь неожиданно распалился Уни. Слова будто лились из него, как вино из старого прохудившегося бурдюка. – Но вы относитесь к вириланам так же, как ко всем прочим людям. Так вот, они совсем не такие! Вириланы мыслят иначе, вот что самое главное! Совсем как я сам, энель Санери, я ведь тоже не от мира сего, вы же видите… Но именно это и помогло мне встать на путь понимания этого загадочного народа! Они не отказывались с нами говорить, нет, мы просто их язык не выучили. Не тот язык, в котором слова, а тот, где понятия и смыслы! Уверен, никакого ущерба для нашей репутации, для величия императора в наших действиях не было. Ну поверьте, это чистая правда, я… я так чувствую!

Энель Нафази сложил кулачки в молитвенном жесте и глубоко вздохнул.

– А я думаю, что он прав! – неожиданно вмешался в разговор Аслепи и спокойным взглядом обвел всех присутствующих, словно ожидая возражений.

– Прав или нет, какая разница, – закатил глаза Стифрано. – У нас что, есть теперь другой выход? Все равно придется с этим хмырем объясняться…

Каюта «хмыря», как невежливо обозвал второй посол Нимера Такатина, была невелика и представляла собой весьма обыденное зрелище. Стены из старого серого дерева, сундук, стол и скромная лежанка на полу. Сам вирилан сидел на стуле и спокойно глядел на собеседников. Вообще, надо сказать, что Уни ощутил что-то вроде разочарования в их самую первую встречу, когда занавес в комнате переговоров неожиданно отдернулся. Молодой романтик ожидал увидеть мистическую фигуру в необычных одеждах, разрисованных загадочными символами, с пронзительным взглядом, с легкостью проникающим в суть человеческой натуры. Сверхсущество, владеющее тайнами бытия, возвышенного мудреца или бесстрашного воина – со стальным голосом, в красивых доспехах с плюмажем, рельефным узором и прочим. Возможно, это им и предстояло увидеть где-то в недалеком будущем, однако первый встретившийся им вирилан внезапно оказался совершенно обыкновенным человеком из плоти и крови.

Темно-русые волосы, подстриженные аккуратно, но безвкусно. Овальное лицо, где все на месте, но без искринки. Прямой ровный нос, узкий и малокровный рот. Кожа сухая с еле заметной сеточкой морщин. Необычными были только две вещи. Во-первых, одежда. Узкие брюки из легкой шерсти заправлены в тонкие замшевые сапоги. Сверху длинная рубашка до колен. А поверх нее – что-то вроде накидки без рукавов, с широкими вырезами по всем сторонам, перехваченной поясом толщиной в ладонь. Преобладающие цвета – синий и бурый – образовывали странное сочетание, которое и успокаивало, и не давало расслабиться.

И второе – это, конечно же, взгляд. Сила и мудрость, величие и превосходство – ничего этого в нем не было даже близко. Серые глаза смотрели слегка в сторону и были похожи на чистый лист пергамента: хочешь, напиши что-нибудь, а нет – так ничего и не будет! Сейчас, когда члены посольства находились так близко к чужеземцу, это было особенно заметно и совершенно сбивало с толку.

Никто не хотел начинать разговор первым. Посольские стояли, опустив взор, искоса поглядывая друг на друга. Вирилан, вопреки опасениям, совершенно спокойно отреагировал на их появление и тоже не торопился выяснить причину такого резкого вторжения. Наконец, Гроки по своей мерзкой привычке подло ткнул Уни сзади под ребра, и тот вынужден был начать:

– Достопочтимый служитель торговых дел! Пребывая в искреннем смятении от необходимости отвлечь вас от важной работы, нижайше просим простить за неподобающее вторжение и позволить нам изложить… хм… внезапно возникшие неотложные обстоятельства, дальнейшее умолчание которых считаем недопустимым по соображениям высоконравственного характера, а также исходя из глубокого взаимного чувства доверия между нами!

Уни выдохнул и сделал короткую передышку. К удивлению, вирилан не воспользовался моментом, чтобы убить его за столь чудовищную словесную конструкцию, и терпеливо внимал.

– Узри же, благородный муж, истинную цель нашего визита! – продолжил свои вербальные экзерсисы Уни. – Ибо не товар праздный перед тобой, нет, не певцы-затейники, что слух и чувства услаждать призваны. То лишь покров тайный, под которым сокрыта цель великая, единству и сердечной дружбе народов наших способствовать призванная. Знай же, о почтенный муж Вириланской державы, что несем мы великую весть от того, кто самим Светилом ярким, животворящим наделен правом владеть всем, что находится под небесами! Послы самого Кергения, императора Герандии, сейчас пред тобою! Ты нам путь указал – выйти из дома, ты говоришь – мы следуем, ибо это знак великого уважения и доверия, которое наш Владыка питает к тому, кто царствует в этих землях. Императору Вирилана – наши дары и наши слова. Веди же нас к нему, как ввел нас в пределы сей блистательной земли, иль направь по пути, как сделал ранее в нашу первую встречу!

«Ох! Свет милый, какая бредятина, – подумал про себя Уни, заканчивая речь. – Да еще и грамматика, произношение… Мда… Вроде постарался загладить, вывести одно из другого. Надеюсь, он хотя бы что-нибудь понял!»

– Энель Вирандо, а он вас точно понял? – неделикатно подключился к его мыслям Санери. – Вы сказали ему, что я – первый посол? А то он на меня совсем не смотрит.

Уни сглотнул. «Ну вот, вечно я что-нибудь да забываю!»

– Конечно, энель посол, вы посол, то есть я хотел сказать, что это именно вы…

Его объяснения были прерваны неожиданной активностью Такатина. Он заговорил, как и прежде тщательно акцентируя внимание на каждом слове. Уни постарался собрать все силы и выдать максимально точный перевод:

– До заката в город прибудем. Расстанемся там. Проводник – это не здесь. Слов мало, но мыслей много рождают они. Взрастите их, и они откроют вам путь. Тогда узнаете, кто вы на самом деле.

Дипломаты покидали каюту вирилана обескураженные. Уни даже не отреагировал на дежурный укол Гроки о точности перевода. Любые планы и ожидания в этом новом мире рушились, не успев родиться.

– И вот это – город? – нервно спросил Гроки, оглядываясь по сторонам.

Уни впервые за всю поездку был готов согласиться с этим наименее приятным для него членом посольства. Место, где их высадил Такатин, напоминало скорее сельскую пристань, которую окружали поросшие деревьями холмы. В редких пробелах этой свободно разлитой по округе растительности угадывались очертания жилых построек, впрочем, настолько размытые, что составить полное впечатление об особенностях местной архитектуры издалека не представлялось возможным.

– Меня сейчас больше интересует, как это он нас так просто отпустил… – вполголоса начал рассуждать энель Богемо.

– Что значит – отпустил? – стал было возмущаться второй посол. Начальник охраны Хардо тоже посмотрел на торгового посланника, оглянулся и как-то незаметно сжал пальцами рукоятку меча. Стифрано, словно неосознанно подражая ему, тоже потянулся к оружию.

– Отпустил, потому что чисто юридически мы все еще его собственность, – спокойно парировал Богемо. – Кстати, энель Вирандо, во сколько там в итоге оценили наши бренные души?

Все дружно перевели взгляд на Уни. Тот не нашел ничего лучше, чем покраснеть и запинаясь, сбивчиво сказать:

– Н-не знаю, если честно. Там… этим всем… ну в общем, Видруштий занимался, я в детали не вникал…

– Конечно-конечно, вы ведь не опускались до столь малозначительных подробностей! – не упустил возможности съязвить Гроки. – Продали нас, как рабов, да еще и вслепую, на полный откуп капоштийцам! Ясновеликий владыка будет очень доволен!

– Я что, для себя, что ли? Мне и в голову не пришло, что здесь может быть какая-то личная выгода, комиссионные…

– Ну и дурак! – прошептал Богемо.

– Ладно, хватит! – напомнил наконец о своей руководящей роли посол Санери. – Сделка-то фиктивная, на пол-леро не тянет.

Он вытащил из-за пояса платок и несколько раз промокнул свой слегка выступающий лоб, на котором, по правде сказать, не было ни капли пота.

– Если энель Вирандо в этот раз перевел все правильно, – при этих словах Гроки саркастически хмыкнул, – то мы вольны распоряжаться собой по собственному разумению.

– Знать бы еще, в какую сторону распоряжаться, – усмехнулся Стифрано.

– Нужно просто найти какие-нибудь местные власти! – как малым детям, с легким раздражением выдал Гроки, одновременно взглядом приглашая начальника разделить с ним мысль о беспредельной тупости прочих присутствующих здесь лиц.

После сего импровизированного совещания было решено пока остаться на прежнем месте, а на разведку территории послать Уни, который в силу хоть и посредственного, но все-таки владения языком способен обнаружить местных и допросить на предмет выработки плана дальнейших действий.

Уни вообще-то и сам был рад хоть на время избавиться от этой наскучившей ему компании, для которой насмешки над неоднозначным поступком переводчика быстро стали излюбленным способом скоротать время. Тем более что новые впечатления от открывшейся местности сулили столь желанную пищу для его истосковавшегося по работе ума.

Дорога, по которой шел молодой дипломат, была полностью лишена какого-либо каменного или иного твердого покрытия и легко пружинила. «Приятно, но в дожди, наверно, не очень», – подумал Уни. Глядя себе под ноги, он механически вписался в поворот и, подняв голову, оказался почти напротив какого-то жилья. Точнее, он предположил, что это было жилье, потому что в традиционные представления о жилых строениях оно точно не вписывалось.

Представьте себе обычный дом, с дверью, стенами, крышей, окнами и, конечно же, фундаментом. Мысленно отделите все эти части друг от друга, перемешайте с деревьями и прочей зеленью, добавьте немного воды в виде пруда, чуточку скал и декоративных камней, а полученную смесь хорошо встряхните и растащите не только вширь и вглубь, но еще и ввысь. Получится нечто сумбурное, но по-другому описать впервые увиденное вириланское жилище просто не удастся.

Уни остановился и непроизвольно вырвал волосок из правой брови. Он ясно видел отходящую от главной дороги тропинку к частично укрытым за деревом воротам. Стен при этом не было, просто с одной стороны эта резная деревянная арка была ограждена небольшим оврагом, а с другой – россыпью камней, покрытых изумрудным мхом. Дальше начиналась живая изгородь, неуловимо переходящая в кладку из старых камней неправильной формы, за которыми лишь слегка угадывалось очертание декоративного пруда. Сам дом, если можно было это так назвать, словно состоял из множества различных неправильной формы комнат, представлявших собой отдельно стоящие строения. При этом далеко не над всеми из них была цельная крыша, и вообще граница между помещением и открытым пространством, камнем и растительностью, водой и землей, ровным местом и возвышением была какой-то неуловимой, почти условной. Уни зажмурился и помотал головой, потом открыл глаза и обреченно вздохнул. Разумом он понимал, что перед ним – нечто единое, однако связать вместе это разорванное, хаотичное пространство с ходу никак не удавалось.

«Вот же понатыкали! – подумал имперский переводчик. На ум пришел отрывок из философского трактата Ления Сорбского о том, что душа народа отражается в его искусстве: танцах, песнях, живописи и скульптуре, но в первую очередь – в архитектуре. – Что-то у них с мозгами – того. Точнее – не того!» – резюмировал Уни свои наблюдения. С детства пребывая среди зданий, возведенных по законам геометрической целостности линейной герандийской школы градостроения, он никак не мог взять в толк, зачем нужно возводить такую бессвязную нелепость и что должно быть в голове у тех, кто это придумал и так живет.

Погрузившись в размышления, Уни вдруг ощутил позади слабое дуновение ветерка и инстинктивно повернул голову. Мимо неслышно и как-то абсолютно буднично прошел вирилан. Посланец великой империи вздрогнул и моментально напрягся, словно ожидая нападения. Это были очень наивные и необоснованные ожидания. Местный житель не проявил ни капли агрессии, равно как и дружелюбия – он вообще никак не отреагировал на появление в своем поселке чужеземца, словно такие, как Уни, шастают тут постоянно.

«Будто тень какая!» – даже как-то обиделся молодой переводчик. У него на мгновение возникло желание догнать этого равнодушного незнакомца и потыкать в него пальцем – живой ли, из плоти и крови, или так, призрак, для лучей Светила милосердного свободно проницаемый.

Не найдя никакого иного выхода из создавшейся ситуации, кроме как продолжить свою прогулку, Уни все дальше углублялся в хитросплетение этого непонятным образом организованного населенного пункта. В этом познавательном путешествии бывший архивист очень скоро начал понимать, что планировка местного городка в точности копирует планировку (а точнее, ее отсутствие) первого увиденного им вириланского дома. Улицы (если их так можно назвать) были похожи на щупальца осьминога, пойманного в море Драконов загорелыми дочерна иристенскими рыбаками. Они вообще не знали прямых углов, извивались между домами, петляли вдоль холмов, то открытые всем ветрам, то опекаемые дружелюбным шелестом деревьев. В результате при нахождении в какой-либо одной точке поселка не было никакой возможности видеть перспективу, а наоборот, создавалась иллюзия пребывания в каком-то относительно замкнутом, изолированном от окружающей обстановки месте. Здешние жители, такие же безразличные копии первого встречного вирилана, появлялись редко, внезапно и так же быстро исчезали из поля зрения. Как будто все здесь было построено с таким расчетом, чтобы каждый мог найти уединение в любой точке своего индивидуального маршрута.

Уни поймал себя на мысли, что начинает ощущать нотки паники и сомневаться в правильности избранной тактики. Найти в этом сгруппированном по непонятному принципу пространстве некий аналог государственного учреждения все больше представлялось задачей, изначально обреченной на провал. И дело было даже не в отсутствии вывесок. В той же Энтеверии он без труда опознал бы императорский дворец или, скажем, Государственный архив как казенные учреждения – сам архитектурный стиль сих величественных зданий этому в максимальной степени благоприятствовал. Здесь же привычные признаки отличия были бесполезны, а невозможность видеть город хотя бы на три дома вдаль обрекала имперского посланника на утомительные и бесплодные метания из «неизвестно откуда» по кругу и в обратном направлении.

«Спросить бы у кого, что ли…» – затравленно озирался Уни, однако и это представлялось задачей отнюдь не такой простой. Вириланы, изредка проходящие мимо, выглядели настолько погруженными в себя, что отвлекать их от внутреннего созерцания казалось вопиющим невежеством, если не преступлением. Боязнь показаться бестактным, нарушить чужие обычаи и тем самым сходу оборвать тонкие нити, ведущие к установлению столь важного для империи контакта, а также свойственная Уни от природы нерешительность мешали ему навязать свое общество местным жителям. Что же касается той слабой надежды, будто с ним как с иностранцем заговорят первыми… очень скоро стало ясно, что рассчитывать на это – впустую тратить драгоценное время.

Молодой дипломат на мгновение представил, как сейчас, должно быть, ругают его посольские за столь долгое отсутствие. Возвращаться с пустыми руками означало бы просто расписаться в своей несостоятельности, хотя в создавшихся условиях даже просто найти дорогу обратно к набережной было отдельной – и не факт, что выполнимой – задачей.

«Значит, придется караулить, – обреченно принял решение Уни. – В спину кричать не с руки, так что надо заранее увидеть, как кто-нибудь выходит, и сразу…»

Додумать он не успел, потому что судьба, словно проникшись состраданием к загнанному в угол неудачнику, избавила его от необходимости идти, как потом выяснится, на грубое нарушение местного этикета. Уни впервые увидел вирилана, появившегося не со стороны очередного витка дороги, а из какой-то щели между камнями на склоне поросшего лесом холма. «Так вот оно, их лежбище!» – с восторгом подумал он, не вполне хорошо представляя, о чем конкретно может идти речь, но каким-то шестым чувством улавливая, что здесь может быть некий аналог публичного места. Деликатно пропустив очередного глядящего внутрь себя встречного, Уни бесстрашно нырнул в так кстати открывшийся перед ним проход.

О том, что перед ним пещера, молодой переводчик догадался практически сразу. Он даже был готов к прохладе и погружению в полумрак, однако именно с этим вышла самая большая и потому пугающая неожиданность. Пещера оказалась неплохо освещена, хотя никаких светильников не было. Слабый свет исходил прямо от неровных стен и даже от потолка, паутина огоньков на котором свободно растекалась вниз, в стороны, вдаль. Огоньки были синего, зеленого и фиолетового цвета, в некоторых местах их слабый свет переливался с мелодичным журчанием. Малость попривыкнув к смене освещения, Уни действительно разглядел небольшие потоки воды, чистой и родниковой, судя по всему, изливающиеся из ускользающих от глаз отверстий где-то у самых стен пещеры. Красиво и загадочно одновременно. Из архивной литературы юный дипломат знал, что где-то на Южном континенте есть мох, способный светиться в темноте. Здесь, видимо, было нечто похожее.

Уни протянул руку и осторожно прикоснулся к светящейся поверхности. Она была холодной на ощупь, и какая-то крошечная часть ее осталась на пальцах. «Точно мох. Или грибы какие», – подумал Уни и наконец отважился углубиться дальше. Проход сворачивал влево – в Вирилане, похоже, вообще не ценили прямые линии, – и молодой исследователь оказался в небольшом, но гораздо ярче освещенном помещении. В середине его, за низким декоративным заборчиком, был насыпан небольшой холм земли высотой в две трети среднего человеческого роста, неправильной формы, с вкраплением различного цвета и формы камней, кусочков скал и прочих горных образований. Вокруг аккуратными рядами горели небольшие масляные лампы, от которых шел специфический сладковатый запах. Такие же лампы мерцали в небольших нишах, хаотично разбросанных по сплошной, без видимых углов, округлой стене, обнимающей комнату со всех сторон, словно лента.

«Могила? – предположил Уни. – Очень на то похоже». Ему стало немного неуютно от того, что в силу своей неосведомленности он мог прийти к месту последнего упокоения какого-нибудь местного жителя и тем самым потревожить его душу. В этот момент пламя светильников заколыхалось, и на стене появилась большая черная тень. Уни не помнил точно, что именно пришло ему в голову в тот момент, однако совершенно однозначно это было связано с возможным приходом в наш мир потусторонних сил. Другой бы вскрикнул от испуга, но имперский переводчик в силу некоторых особенностей своей психики просто замер от ужаса, лишь где-то на задворках разума выдавив из себя мысль: «Сунулся, Мрак меня побери, на свою голову!»

Замешательство, к счастью, длилось недолго, ибо страшная тень приняла облик первого в этом новом месте вирилана, признавшего за Уни право быть достойным общения.

– Вайер нау эйритауэр си ворси мави? – эту фразу отходящее от шока сознание Уни перевело как вежливое предложение помощи. Именно это и требовалось ему в данный момент.

– Довольно оригинальный способ готовить! – прокомментировал энель Богемо свои же действия. Нанизывая на тонкую бронзовую спицу кусочек мяса, он осторожно обжаривал его на открытом огне. Впрочем, огонь был открыт только сверху, будучи окружен с боков неправильной формы глиняным раструбом. Прочие члены посольства занимались тем же, однако обычному для такого времяпровождения общению не благоприятствовала обстановка.

– И что же в нем оригинального? – презрительно буркнул энель Стифрано. Для этого ему пришлось повернуть шею почти под прямым углом и наклонить голову. Причиной такого странного поведения было то, что сидел второй посол практически боком к своему собеседнику и существенно выше. – Кочевники Великой Шири уже тысячу лет так дичину жарят!

– И я, признаться, тоже рассчитывал на что-то… более диковинное, – отозвался энель Нафази откуда-то снизу. И это было неудивительно, ибо практически все участники трапезы размещались в весьма произвольном порядке. Помещение было полностью открыто с одной стороны и частично сверху, что давало возможность приглушенному солнечному свету пусть и длинным путем, но все же проникать внутрь. Сейчас же, впрочем, стоял уже поздний вечер, в силу чего нынешнее посольское пристанище освещалось найденными Уни «грибами», несколькими маслянными лампами в стенах и приглушенным пламенем внутри глиняных «вулканов», пищей для которого, похоже, были какие-то черные камни.

– Рассадка необычная, – спокойно отозвался первый посол. Его голос был и вовсе скрыт от подчиненных каким-то выступом стены с неровным отверстием, похожим на овальное окошко. – Я такого нигде не видел.

Вместо единого стола для трапезы у каждого был свой персональный столик, сиденье, полка для ингредиентов и жаровня. При этом кто-то располагался выше, кто-то – ниже своих компаньонов, и все были повернуты друг к другу под разными углами. В результате, чтобы встретиться взглядом с собеседником, требовалось предпринять немалые усилия.

– Это, конечно, не совсем удобно, – задумчиво проговорил Уни, пытаясь определить степень готовности мяса в этой полутьме. – Но, очевидно, не лишено некоторого смысла.

– Конечно. Максимально усложнить нашу жизнь и тем самым – унизить! – тут же отозвался Гроки, взглядом обращаясь за поддержкой к Хардо и Аслепи. Те, как два близнеца, синхронно жевали пищу, рассеянно уставившись на огонь.

– Нет, не думаю! – принял вызов Уни, в конце концов решившись попробовать собственноручно поджаренную еду. Откусив кусочек и поймав себя на необходимости аргументировать высказанную мысль, он поспешно проглотил его, так и не насладившись вкусом, но зато удержав на себе внимание собеседников. – Вряд ли они построили эту трапезную специально для нашей компании. А раз так, значит, и сами питаются в таких же условиях.

– Но, простите, зачем? – поинтересовался энель Нафази, как раз закончивший тщательно пережевывать очередную порцию.

– Хм, чтобы понять это, нужно просто походить по их городку, – с видом знатока ответил Уни.

– Не говорите загадками, молодой человек! – раздраженно прервал его Гроки.

– Да Свет с вами, какие тут загадки! Просто у них тут все организовано так, чтобы люди как можно меньше виделись друг с другом. Вполне возможно, что в вириланской культуре это считается… неприличным.

– Ну, это уж вряд ли, – усомнился посол Санери. – Хотя свое личное пространство они, видимо, действительно стараются беречь от других. Ценная мысль, энель Вирандо, надо будет иметь в виду. Продолжайте в том же духе!

При этих словах Гроки скептически ухмыльнулся и презрительно бросил бронзовые спицы для еды вниз. Звеня и натыкаясь друг на друга, они скрылись за какой-то неровностью пола.

– Я бы не стал так делать, – прищурившись и демонстративно не глядя на посольского секретаря, проговорил Уни. – Во-первых, этим вы выказываете свое неуважение к хозяину…

– Так ведь нет же его! – по привычке не дослушав, грубо оборвал собеседника Гроки.

– А во-вторых, – неумолимо продолжал переводчик, – у меня есть все основания полагать, что и резкие звуки могут быть для вириланов весьма неприятны. Ведь, насколько я помню, в ходе нашей первой встречи с Такатином он сначала извинился за то, что его слова вторгаются в наши тела…

– Ну вот, дали волю, – зло проворчал Гроки. – Кто-нибудь остановите это занудство!

– Зимий, сделай, как он говорит! – с расстановкой потребовал Санери. – Найди свои палочки, подними и положи куда-нибудь… на место.

– Тоже мне, палочки! Это скорее спицы! – шепотом вступил в дискуссию секретарь, тем не менее выполняя распоряжение руководства.

И это было очень вовремя, так как в следующий момент освещение в помещении колыхнулось, нарушенное на мгновение промелькнувшей тенью. Большинство присутствующих не обратило на это особого внимания, однако Уни и здесь не растерялся. Повернув голову, он увидел человеческую фигуру, расположившуюся в углу напротив выхода, на единственной относительно ровной площадке в этом странном месте.

– Я, конечно, могу ошибаться, – поделился своими соображениями переводчик, – но, по-моему, появление хозяина может говорить только об одном – нас приглашают к общению.

– Ну так пошли! – сразу встрепенулся Стифрано, вставая на своих длинных ногах.

«Как аист встает из гнезда», – подумал Уни.

– Так-так, почтенные энели, соблюдаем установленный протоколом порядок, – отыгрывал потерянные очки Гроки, одновременно бросив на Уни полный ярости взгляд.

«Видимо, скоро меня опять попробуют убить», – попытался пошутить над этой вспышкой эмоций адресат.

Под мудрым руководством первого посла имперские дипломаты степенно приблизились к вирилану. Тот сидел на импровизированном кресле из цельного куска скалы, а напротив него потенциальных собеседников ожидали хаотично расположенные сиденья из этого же материала. С поклоном заняв места напротив хозяина, насколько это возможно, по рангу, имперцы принялись его осторожно разглядывать.

Перед ними сидел мужчина лет сорока, или так только казалось из-за его крупного, приземистого телосложения. Одет он был в типичную, как позже выяснилось, для вириланов одежду-тройку «сапоги – штаны – рубаха», последняя – непременно с широкими рукавами, а поверх нечто похожее на свободно распахнутую накидку с вырезами по бокам и небольшим стоячим воротником. В одежде преобладали коричневые, бурые и песчаные цвета. Черные, слегка вьющиеся волосы были подстрижены коротко и строго. За пояс заткнуты два меча, один несколько короче другого.

– Его зовут Мадригений Вейно, – деликатно шепотом напомнил Санери переводчик. – Насколько я понял из нашего первого с ним общения…

– Не надо шептать, энель Вирандо, – со спокойным сарказмом остановил его посол. – Скажите, что от имени Великого владыки Герандии и прочая мы премного благодарны ему за теплый прием, кров и пищу. Но как послы к императору Вирилана мы бы хотели как можно скорее прибыть в столицу, для чего просим его содействия в установлении контакта с представителями местной власти.

– Ага, понял! Сейчас, – засуетился Уни и начал пересказывать хозяину вышеуказанные мысли.

Вирилан смотрел совершенно спокойно, но куда-то вдаль и одновременно внутрь себя. Членам посольства казалось, что взгляд этот направлен сквозь них, будто его обладатель их просто не замечает.

– А вы уверены, что он действительно хочет с нами общаться? – не выдержав этого взора, тихонько спросил у коллег Богемо.

– Поздно уже, – одними губами ответил ему Санери.

Уни закончил переводить, аккуратно поклонился и вежливым молчанием пригласил собеседника к ответу. Выражение лица вирилана не менялось, однако имперцы уже поняли, что отвечать сразу здесь не принято. И действительно, после некоторой паузы вирилан начал говорить.

– Он… нихрудий… как бы это сказать? – с заметным напряжением переводил Уни. – Нихрудий Земли. А это – вроде храма Земли, где он – что-то вроде… настоятеля… как бы…

– Вроде, что-то, как бы… Вы там что, на ходу придумываете? – не упустил возможности съязвить Гроки.

– В языке вириланов есть слова… понятия, которым трудно подобрать аналог, – нарочито спокойно разъяснил Уни. – Я стараюсь переводить так, чтобы был ясен общий смысл.

– Пожалуйста, дальше, – прервал эту дискуссию посол Санери.

– Да, простите… он говорит, что с великим почтением и благоговением пользуется возможностью общаться с нами и в этом предчувствует возможность для… укрепления баланса… равновесия…

– Энель Вирандо, – тихонько вздохнул первый посол, – мы сейчас не на официальной аудиенции. Можете смело опускать все эти вежливые обороты, а также лишние фразы вроде «он сказал» и тому подобное. Идеальный переводчик, на мой взгляд, должен быть незаметен для тех, кому оказывает свое бесценное содействие.

– Я понял, – вздохнул Уни. – Просто хочу заранее предупредить, что в вириланском далеко не всегда есть возможность с ходу определить, что есть пустая вежливость, а в чем содержится скрытый смысл. Я даже подозреваю, что вириланам вообще может быть чужда пустая вежливость, а то, что мы принимаем за пустую вежливость… – тут он наткнулся на острый взгляд Санери и резко закрыл рот.

– Пожалуйста, спросите его еще раз, где мы можем найти местные власти, – повторил свою просьбу глава миссии, на этот раз – уже с легким нажимом.

Уни обменялся с вириланом несколькими фразами и закусил нижнюю губу:

– Простите, энель посол, но мне кажется, он не совсем понимает, что значит «местные власти».

– То есть как – не понимает? – начал терять терпение Санери. – Может быть, вы использовали не те слова? Подберите синонимы!

– Дело не в этом. Просто мы… я знаю вириланский язык в его старом варианте, каким он был еще до закрытия страны. Но после этого четыреста лет прошло! Видимо, случились некоторые изменения в лексике и не только…

– Спросите его, как нам найти воинов! – резко подал голос Стифрано. Судя по всему, происходящее начинало изрядно бесить и его. – Там, где воины, там и власть!

– Отличная идея! – утвердил это распоряжение Санери.

– Воины вам говорить зачем император или стремиться сами дорогу пройти указать себе мир другой стал будет, – так он сказал.

– Уни, Мрак вас забери, вы можете переводить по-человечески?! – не выдержал посол. – Я же вас просил! Мне смысл нужен, а не этот суп из мусора.

«Какие мы вспыльчивые! – подумал Уни и поджал губы, как это он делал всегда, когда обижался. – А еще дипломат, называется!»

– Чтобы встретиться с императором, надо самому изменить мир. Как могут вам помочь в этом воины? Я не представляю, – попытался Уни облечь мысль вирилана в понятную фразу. – Кстати, насчет точности перевода термина «император» я не уверен. В вириланском было такое понятие, но их язык очень вариативный, и это слово может также означать некие более общие…

– Пусть просто выведет нас на воинов. Любых. А дальше мы сами, – обреченно попросил уставший бороться с переводчиком посол.

– Вы сделали свой первый шаг к изменению, выражаю по этому поводу свое глубокое удовлетворение и делюсь ощущением гармонии, – ответствовал вирилан. – Завтра утром я смогу… предложить направление… достижения этой цели.

– Вот! Уже лучше, – с заботливой улыбкой приободрил Уни энель Нафази. – Кто со Светилом благим на дела добрые встает, тому – успех и радость!

Утро действительно дало какую-то надежду на, казалось бы, утраченную определенность, тем более что ночь участники посольства провели весьма неплохо. В храме Земли, как назвали это место имперские дипломаты, нашлось место и для сна – просторная комната, разделенная на спальные зоны тканевыми ширмами в форме закрученных, как раковина улитки, спиралей. Внутри каждой зоны стояла кровать, похожая на лодку, какие используют в Улине – одинаково широкие в корме и в середине. У каждой кровати был небольшой туалетный столик и сундучок для одежды. Ночью воздух в этой комнате-пещере гулял легко и неторопливо, обеспечивая приятный комфорт и умеренную прохладу, что в сочетании с отдаленно слышимым через отверстия где-то в потолке пением птиц приятно расслабляло.

Как предположил Уни, храм не только был культовым местом, но и предусматривал возможность разместить на ночлег паломников, пришедших поклониться… кому? «Матери Сырой Земле» как верховной богине земледельцев? Или Земле-стихии, олицетворению устойчивости, мощи и несокрушимой силы? Другие члены дипломатической миссии не были расположены говорить на такие абстрактные темы до появления ясности в дальнейшей судьбе, в то время как про себя Уни не мог с полной определенностью сказать, что сейчас для него было важнее – формальный успех посольства или изучение этой страны, такой загадочной и непохожей на все то, о чем он ранее читал в книгах про путешествия в иные земли. Интуитивно переводчик догадывался, что одно может быть на самом деле весьма тесно связано с другим, однако собранных сведений было пока что слишком мало, а их новый знакомый Мадригений Вейно, или, как коротко стал называть его про себя Уни, Мадри, на контакт не шел. После вечерней беседы он удалился куда-то во внутренние покои храма и появился только утром, по окончании завтрака, который как по волшебству уже ждал только проснувшихся имперцев. Уни не терпелось расспросить Мадри о том, сколько всего служителей живет в храме, каковы их обязанности, на какие средства существует обитель, и еще много о чем, однако энель Санери сразу взял быка за рога. В результате хозяин через длинную подземную галерею отвел посольство куда-то вглубь холма, а потом уже на совсем открытую местность. Там, оседланные и готовые к дороге, их уже ждали весьма бодрого вида лошади.

– Ехать вам по этой дороге все время, никуда не сворачивая, – говорил Мадри. – Ночевать можете в обителях.

– Ночевать? – недоверчиво осведомился Стифрано. – Что, поближе воинов нет?

– Дней семь-восемь, зависит от скорости в пути, – ответил «земной» настоятель.

– Нам, вероятно, потребуются какие-то деньги? – опомнился Богемо.

– Да, энель настоятель, сколько мы вам должны? – деликатно наклонив голову, поинтересовался Санери.

– Скажите, что вы – мои гости, – это было все, что ответил перед уходом Мадри.

– Что, вот так просто и скажем? – нервно отреагировал торговый посланник.

– Ну, видимо, у них тут все действительно несколько проще, – ответил немало повидавший первый посол.

– К слову, в Мустобриме паломники – желанные гости во всех обителях, им с радостью предоставляют кров и скромное угощение, – блеснул широкими познаниями Уни.

– Вы так легко записали всех нас в паломники этой странной веры, – впервые подал голос энель Аслепи, саркастически-равнодушный врач миссии. – Смотрите, энель Нафази напишет на вас жалобу в Энтеверию!

Все рассмеялись, стремясь сгладить волнение от неопределенности ближайшего будущего. Впрочем, после корабля-дворца и самодвижущейся баржи обычное сухопутное путешествие было явно не тем, что могло смутить имперских дипломатов.

Переданные посольству лошади оказались весьма недурны – именно так, по крайней мере, их охарактеризовал бывалый кавалерист Стифрано. Попутно он успел поделиться с соратниками своим опытом службы на границе, когда мелкие степные лошадки не всегда подходили его длинноногой фигуре, вынуждая ездить с чересчур высоко поднятыми коленями. Безуловно, для телосложения второго посла больше подходили рослые серегадские кони, заботливо выращиваемые на обширных лугах этой провинции для тяжелой имперской кавалерии. Но и у них был свой вполне очевидный недостаток – неспособность достаточно долго двигаться с хорошей скоростью. И если кратковременный натиск на врага с грузными всадниками в чешуйчатых панцирях считался для лошадей этой породы привычной и хорошо отработанной формой нагрузки, то для дальних путешествий они явно не подходили.

Впрочем, для империи, где благодаря разветвленной речной сети и обилию каналов основную часть грузов и пассажиров можно было перевозить по воде, это не казалось чем-то критичным. Тем более что на корабле можно путешествовать с комфортом и без той утомительной тряски, которая сопутствует езде верхом и даже в самой искусно сделанной повозке. Те же, кто спешил, как, например, служители императорской почты, или страдал морской болезнью, использовали прекрасных мутобримских коней, которых переправляли через море Туманов на специально приспособленных для этого кораблях. Лошади этой породы, крепко сбитые, с большим квадратным лбом, не такие крупные, как их серегадские собратья, отличались небывалой выносливостью и способностью за пять дней почти без отдыха покрыть до четырехсот хенов, что почти равняется расстоянию от Энтеверии до Иристены на побережье моря Драконов.

Вириланские лошади оказались ничуть не хуже самого дорогого товара, поставляемого в империю из Страны Единого бога. Для Уни, толком не имевшего опыта езды верхом, данный способ передвижения сам по себе был серьезным испытанием, так что основное внимание он уделял тому, как бы усидеть в седле и не потерять контроль над вверенным ему транспортным средством. Однако из длительного разговора второго посла Стифрано с начальником охраны Хардо и доктором Аслепи молодой переводчик узнал, что местная порода не похожа ни на одну другую в Дашторнисе – крупные, но сухие и грациозные кони, с мускулистым крупом, но очень тонкой, нежной кожей и почти без гривы. Стифрано бился об заклад, что эти лошадки замерзнут первой же ночью, а Хардо усомнился в их способности в течение долгого времени удерживать на себе членов посольства и их поклажу. И только Аслепи, усмехнувшись, заявил, что готов поставить свое годовое жалованье на то, что вириланские кони принесут им еще много удивительных открытий.

Так оно, в сущности, и случилось. Лошади двигались как заколдованные, не выказывая никакого желания остановиться для отдыха, питья или приема пищи. В результате все привалы делались исключительно по желанию всадников, причем главным инициатором выступал, как правило, Уни. В эти моменты он всегда подвергался язвительным насмешкам Гроки, громко сообщавшего окружающим, что уставать от езды на лошадях с таким плавным ходом может только неженка и маменькин сынок. Переводчик старался терпеть до последнего и просил передышки лишь тогда, когда усталость и боль в ногах делали его полностью равнодушным к любым колкостям недруга. Впрочем, в ходе отдыха он очень быстро приходил в себя, имея возможность отвлечься от изнурительного перехода и уделить больше внимания окрестностям этой новой страны. А посмотреть и правда было на что.

Если в ходе путешествия по реке пейзажи были достаточно однообразными, в основном из-за деревьев, высаженных вдоль всего берега, то теперь местная природа открылась совсем с другой стороны. На привале Уни отметил в своем дневнике, который стал вести с первого дня пребывания на этой земле, что Вирилан – страна преимущественно холмистая, с некоторым количеством небольших гор, поросших лесом, с обилием уютных долин, маленьких озер и речушек. Если сравнивать с Герандией, деревья и лес здесь на каждом шагу, а в лесу – обязательно валуны, поросшие зеленым мхом, пещеры, ручьи и водопады. Территория производила впечатление совершенно дикой, неосвоенной, но при этом какой-то по-своему организованной и упорядоченной. Если в самой отсталой провинции империи, Семерии, леса были блеклых, тусклых цветов, дремучими, с буреломом и валежником, то здесь будто ощущалось вмешательство некоего могущественного божества-художника, сотворившего эту удивительную гигантскую картину, гармонично сочетающую в себе следы различных природных стихий. При этом бросалась в глаза и сверхреальность окружающей действительности: трава и мох были сочными, ярко-зелеными, вода в ручьях – свежей и холодной даже на вид, очертания деревьев казались настолько непохожими друг на друга, будто каждое было создано по индивидуальному заказу. Среди всего этого великолепия ощутимо преобладали дубы, самой разной ширины и высоты, встречались также бук, сосна, клен и ясень.

В отличие от Уни, посла Санери больше интересовала не природа, а деятельность человека. Он не мог не обратить внимание на то, что на всем пути им не попалось ни одного крупного города с крепостными стенами, регулярной застройкой, рынками и фундаментальной архитектурой. Вирилан производил впечатление огромного, плохо освоенного захолустья, слаборазвитого и малонаселенного. На ночлег члены посольства останавливались в поселках наподобие того, где они изначально высадились. Архитектура и общее устройство их могли существенно различаться, в основном из-за рельефа местности, однако общие принципы нелинейности и «хаотичности» были неизменны. При этом, однако, их везде ждал отстраненный, но дружеский прием с обильной пищей и питьем в местах, похожих на первый увиденный ими храм. Уни, в задачу которого входило обнаружение таких мест в каждом поселении, очень быстро пришел к выводу, что речь может идти о некой жреческой организации, имеющей представительства во всех населенных пунктах и одновременно выполняющей роль единой сети гостиниц и почтовых станций. К сожалению, подтвердить эти догадки не удавалось – посол запретил Уни «приставать к местным с назойливыми расспросами», да и сами они, казалось, не слишком жаждали общения.

Тем не менее не было никаких оснований утверждать, что Вирилан или, по крайней мере, данная часть страны влачит жалкое существование. Энель Гроки, ответственный за ведение журнала посольства, скрупулезно занес в него, что поля в долинах между холмов – широкие, нивы – тучные, а коровы и кони, пасущиеся на лугах, выглядят вполне сытыми и довольными. Если бы энель Гроки спросил мнения Уни на этот счет, то переводчик, основываясь на своей книжной эрудиции, ответил бы ему, что вириланский люд не выглядит утомленным работой и налогами и вообще производит впечатление счастливчиков, не страдающих от своих властей, следы которых пока все еще не удавалось обнаружить.

И только к концу восьмого дня путешествия местность стала менять свои очертания, словно подготавливая членов посольства к появлению долгожданной цели их грандиозного предприятия. Холмисто-лесной пасторальный пейзаж постепенно сменился каменистой пустошью, дорога начала ощутимо подниматься, пока, наконец, перед посланниками герандийского императора не открылось непривычно грандиозное для этих мест зрелище. На фоне видневшихся вдалеке величественных гор в небеса поднималась другая вершина – рукотворная. Впрочем, размеры ее и стиль порождали некоторые сомнения в том, что ее настоящим создателем был человек.

Работая в императорском архиве, Уни читал древние хроники о крепостях, сооруженных гигантами. Говорят, что развалины подобных сооружений есть где-то на северо-западе империи, однако сейчас молодой дипломат воочию видел то, что раньше мог лишь воображать. Крепость – а это была, вне сомнения, именно она – окружала стена из гигантских, высотой в три человеческих роста, камней. Крепостные зубцы были так велики, что стоящий между ними человек просто терялся на их фоне. Тем более что высота самих стен не позволяла разглядеть снизу, что именно происходит наверху. Стену венчали восьмиугольные башни – уже совсем запредельных размеров, – на верхушках которых ветер трепал полотнища огромных черно-красных стягов.

– Вот это я понимаю, размах! – осторожно нарушил затянувшееся молчание Аслепи. Было неожиданно, что именно он дал первый комментарий этому, судя по всему, государственному учреждению.

– Ну, я полагаю, сомневаться в том, что это принадлежит властям, не приходится? – задал риторический вопрос Уни. – Очевидно, что и воинов мы там найдем… немерено.

– Впечатляет! – с восхищением согласился с ним Стифрано. – Такую стену тараном не возьмешь. Да и крюком зубцы не разрушить… не говоря уже о баллистах. Лестницы могут обломиться. Подкоп не сделаешь, почва слишком твердая. Да, серьезно сделали! А осадной башней…

– Не горячитесь, господа, – усмехнулся Санери. Теперь, когда наметилась некая определенность, его настроение существенно улучшилось. – Мы сюда, к счастью, не воевать пришли. Сейчас немного передохнем, приведем себя в порядок, а потом, надеюсь, нам удастся проникнуть за эти стены без боя.

Уни, которому – а кому ж еще! – поручили наладить контакт с местными и организовать встречу, столкнулся с непредвиденными трудностями в самом начале пути. Дело в том, что, объехав крепость со всех сторон – это потребовало немало времени, – он так и не нашел никаких следов ворот или иного отверстия, через которое можно было бы проникнуть внутрь. Кричать вверх показалось ему глупым и несолидным, однако за неимением других возможностей именно так в конечном счете и пришлось поступить. Уни набрал в легкие воздуха и сначала хрипло и тонко, но потом все громче стал заявлять о своем присутствии. Несмотря на эти упорные старания, ответа не последовало. Высокие стены так хорошо скрывали происходящее в крепости, что она казалась пустой, вымершей. «И только ветер гуляет вокруг», – вдохновенно протянул Уни, но даже ветра в этот ответственный момент не было. Только лошадь, с которой на время пути он некоторым образом сжился, недоуменно повернула голову и окинула седока вопрошающим взглядом. «Ну вот, даже ты меня осуждаешь, – вздохнул Уни. – Лучше бы подсказала, что делать!» Но лошадь лишь отвернула морду, фыркнула и повела длинной шеей. Если она и умела говорить, то в данный момент никакого желания раскрывать сей талант не демонстрировала.

«Может, ей резкие звуки не нравятся? – рассеянно прикидывал Уни, рысью возвращаясь к тому месту, где оставил членов посольства. – В конце концов, это же вириланская лошадь, а вириланы…»

Додумать до конца он не успел. За спиной раздался грохот, и земля задрожала так, будто готовилась вот-вот родить. Испугавшись не столько за себя, сколько за свою лошадку, Уни обнял ее за шею и в такой не самой удобной позе осторожно обернулся. На том месте, которое он только что проехал, как широкая пасть, разверзся уходящий под стену проход. Выскочившие из него всадники, коих Уни не успел посчитать, мгновенно окружили имперского переводчика. «Ну надо же, как все быстро переменилось!» – только и успел подумать тот, отпуская шею лошади и выпрямляясь в седле. В этот момент один из всадников, одетый в странные, сделанные из множества нитей и шнурков черно-красные доспехи, резко приставил к шее Уни наконечник какого-то шеста и, развернувшись всем корпусом, сбросил юношу на землю.

Ошалев от такого развития событий, Уни ощутил себя словно в полусне, когда все, что происходило дальше, было будто не с ним, а сам он, оказавшись в роли стороннего наблюдателя, совсем не участвовал в процессе, лишь фиксируя происходящее. Кто-то резко ударил его в спину. Подавшись вперед, Уни ощутил, как ему сзади между локтями продели шест, а затем больно перекрутили тело веревкой. Четкость и слаженность движений этих людей пугала и парализовывала волю настолько, что не было сил даже закричать. Всадники накинули Уни на голову мешок и, подхватив за концы шеста, унесли его, висящего, как кукан с рыбой, обратно в крепость.

Глава 4. Испытание истинной сущности

Лишенный обзора, Уни полностью потерял ориентацию в пространстве, а боль в плечах была такой острой, что думать о чем-либо другом не было сил. Теперь, с солидным опозданием, он инстинктивно попытался вырвать из глотки отчаянный крик, однако сильное волнение и нехватка воздуха моментально пресекли эти жалкие потуги. Голова закружилась, перед глазами в темноте замелькали разноцветные пятна, а пустота в груди пронзила жутким страхом от ощущения собственной беспомощности, неизвестности и перспективы скорой смерти от удушья. Уни осознал, что уходит, возможно, навсегда и что именно так выглядит его, представлявшаяся недавно еще такой далекой, смерть. В этот момент, когда казалось, уже все потеряно, он резко упал вниз, больно ударившись связанными коленями о что-то твердое, неровное, каменное. Из-под локтей переводчика одним сильным движением кто-то вырвал шест, отчего плечи получили такую желанную свободу. Будучи не в состоянии справиться с шоком от такого числа различных травмирующих ощущений, Уни изогнулся и резко выплеснул содержимое желудка прямо в мешок. К счастью, его сорвали почти тут же, не дав имперскому дипломату захлебнуться собственной рвотой.

Резкий свет ударил в глаза. Уни зажмурился, сделал несколько судорожных, глубоких вдохов и непроизвольно облизал свои кислые и вонючие губы. Перед ним на высоких деревянных стульях с резными спинками сидели несколько человек в черных плащах с красной подкладкой и заткнутыми за пояс тонкими, чуть искривленными мечами. Судя по всему, это и были те воины, которых так упорно разыскивало посольство. Но не это сейчас занимало мысли Уни. Еще не до конца отойдя от шока, он тем не менее смог сфокусировать взгляд на том, кто возглавлял это вооруженное собрание. Строго по центру, широко расставив ноги, мрачной горой возвышался полуодетый, мускулистый великан с медной кожей и глазами острыми, как клинки вириланов. Уни видел его только один раз, но запомнил на всю оставшуюся жизнь. Аринцил из дворца, которого он встретил накануне заседания императорского совета. Кто он? Почему, как он здесь оказался? Эмоции от увиденного вызвали неожиданный прилив сил.

– Я дипломат… посланник императора Герандии Кергения! – выдохнул Уни, постаравшись вложить в эту короткую фразу все силы. Звучало, правда, скорее изможденно и где-то даже затравленно. Он быстро исподлобья огляделся по сторонам. Это был небольшой альков во внутреннем дворе какого-то здания, солнце светило в спину.

Вокруг громко засмеялись. Некоторые переглядывались с сидящими рядом и хлопали себя по коленям. Уни был удивлен таким поведением. После отстраненной погруженности в себя Такатина, Мадри и иных, встреченных ранее вириланов эти выглядели слишком эмоциональными и грубыми. У них были надменные, колючие взгляды и какая-то демонстративная величественность в манере держать себя.

Среди них выделялись лишь двое. Во-первых, аринцил, сохранявший каменное выражение лица, словно все происходящее не имело к нему никакого отношения. А во-вторых, стоявший до поры в сторонке высокий вирилан в красивых доспехах из металлических пластин, красный цвет которых местами перекрывал тонкий черный узор, похожий на чеканку. У него было слишком мягкое, расслабленное для воина лицо с внимательными карими глазами, которыми он неторопливо разглядывал пленного имперца, будто мысленно катал в ладони два шарика, чтобы убить время и заодно взвесить какое-то важное решение. Затем он сделал небольшой шаг вперед, но при этом сразу оказался в центре внимания всех присутствующих.

– Дипломат – это другое слово для шпиона! – произнес высокий воин, не меняя выражения лица.

– Как они проникли в нашу страну? – вскрикнул один из присутствующих и резко вскочил со стула. В его глазах читалось неистовое желание порубить несчастного переводчика на части прямо здесь и сейчас. – Клянусь мечом и дланью, это анвиллы! Еще одно предательство! Сколько мы будем это терпеть?!

Воин в красных доспехах чуть повернул голову в сторону говорящего, однако инициативу перехватил вдруг переставший считать себя камнем аринцил. Вирилан мгновение выдерживал его взгляд, а потом еле заметным движением опустил голову. Аринцил повернулся к Уни и холодным голосом спросил:

– Ты посол?

– Я – переводчик, – после некоторой паузы ответил Уни. Он был ошарашен не только тем, что аринцил нарушил свое молчание, но и его неожиданно четким вириланским произношением. – Энель Санери и другие члены посольской миссии…

– Значит, ты соврал, – равнодушно перебил его аринцил.

– Нет, я просто имел в виду себя как часть посольства!

– Ты – язык?

– Нет, я не просто перевожу! Я… ну, в общем, я действительно перевожу, но… стараясь передать смысл…

– Ты не переводчик?

– Я переводчик, просто… не только переводчик… хотя, конечно, чисто с формальной стороны…

– Ты не знаешь, кто ты, – подвел итог допроса аринцил.

– Я знаю, и это могут подтвердить другие члены миссии!

– Ты станешь тем, кем тебя назовут другие люди? Можешь менять облик или они волшебники?

Уни выдохнул, стер пот со лба и машинально попытался вырвать волосок из брови. Но тот оказался слишком скользким и не поддался. Вопросы этого непонятно как оказавшегося тут южанина были абсолютно нелепыми, но ставили в тупик. Словно аринцил использовал какую-то непонятную, особую логику, в которой Уни был бессилен и потому позволял вертеть собой как угодно.

– Вам лучше поговорить с послом Санери, – вымученно произнес юноша. – Он сможет официально известить вас о цели нашей миссии…

– Посол, потому что ты его так назвал или он сам себя так называет?

– У нас есть верительные грамоты, документы, подтверждающие наш статус!

– Вириланы не поймут того, что в них написано. Ты переведешь, и вы станете посольством с твоих слов?

Уни опустил голову и воздел руки вверх:

– Я не знаю, как вам объяснить… Но вот вы, например, – он посмотрел на аринцила, – вы знаете, кто вы такой? И в чем ваша миссия?

Аринцил энергично кивнул, и на мгновение показалось, будто он рад вопросу. А затем он плавно, но быстро вскочил на ноги, выхватил длинный, заточенный с одной стороны меч и, присев на одно колено, направил его на Уни.

– Знаю. Вот та правда, через которую я прошел. И вы тоже пройдете. Так покажете истину, а мы ее увидим!

Уни не нашел что ответить. Когда его рывком подняли с пола и повели куда-то, он все еще размышлял над сказанным, рассеянно облизывая свои губы. Их кислый вкус никуда не делся, и потому юноша протер рот тыльной стороной ладони. Он не был связан и поймал себя на мысли, что шел сам, чуть ли не ведя за собой своих тюремщиков. Это впечатление было столь ярким, что он тряхнул головой, чтобы смахнуть наваждение. Именно в этот момент у него впервые появилось особое и странное ощущение то ли искусственности всего происходящего, как в спектакле, то ли нереальности, словно все было сном. Это чувство появлялось, когда Уни словно моментально забывал то, что видел вокруг, и уходил глубоко в свои мысли. Неожиданно он вспомнил таинственную женщину в ванной на корабле, и его передернуло. Мгновенно все переменилось, и странное чувство рассеялось, как дым. Конвоир схватил переводчика сзади за шею и толкнул за порог камеры.

– Энель Вирандо? Наконец-то! Соизвольте, Мрак вас поглоти, объяснить, что здесь происходит?

Помещение, где оказался Уни, было достаточно большим, но освещалось лишь узким окошком в самом верху стены. Однако и этого тусклого света было достаточно, чтобы разглядеть Санери, Гроки и прочих членов герандийской дипломатической миссии.

– Энель посол, ваше поручение выполнено! – неожиданно для себя отрапортовал Уни. – Контакт установлен, и посольство внутри крепости, некоторым образом.

Он ожидал услышать в ответ шквал возмущений и традиционные остроты Гроки, но их не последовало. Санери жестом пригласил его к себе и усадил рядом на грязную циновку из соломы. Где-то в стороне были еще какие-то люди, однако они молча сидели у стен и не проявляли никакого желания общаться.

– Вы неважно выглядите, энель Вирандо, – произнес посол, скрестив ноги.

– Меня запихнули в мешок связанным и в таком виде доставили внутрь, – признался Уни.

– Сочувствую, – хмыкнул Санери, но совсем без издевки. Сам он казался полностью вымотанным. Тем не менее в прошлом ему приходилось бывать в самых разных ситуациях, поэтому на происходящее сейчас он реагировал спокойно и душил в зародыше эмоциональные всплески подчиненных, некоторые из которых были готовы растерзать переводчика на месте. – Вам удалось выяснить что-то конкретное?

– Я даже не знаю, с чего начать, – Уни в который раз облизнул губы. На этот раз их вкус был уже достаточно нейтральным. – Я сказал им, кто мы такие, но они считают нас шпионами!

– Обычное дело, – вздохнул Санери и на мгновение прикрыл глаза. – А учитывая необычные обстоятельства нашего появления здесь, вполне естественное. Признаться, я ожидал худшего.

– Худшее еще впереди! – из полумрака откуда-то сбоку подал голос Гроки.

– Да, знаете ли, я все-таки рассчитывал на какое-то… более достойное обращение, – высказал свою точку зрения торговый посланник Богемо, одновременно будучи и напуганным происходящим, и смущенным тем фактом, что начальство воспринимает так неожиданно упавшие на их головы тяжкие испытания чуть ли не как само собой разумеющееся.

– Светило гневное, но милостивое посылает нам тяготы для испытания духа нашего и дает шанс обрести смирение… – тонким голосом заунывно вмешался священник Нафази.

– Да кончайте выть, без вас тошно! – грубо оборвал его Стифрано. – Теперь нам до снега в Капошти придется доказывать, что мы не суслики водоплавающие!

– Насчет снега не знаю, но доказать что-либо этому аринцилу, мне кажется, будет очень непросто, – ответил Уни.

– Какому еще аринцилу?! – все члены посольства почти хором отреагировали на это известие, собравшись вокруг переводчика. Даже начальник охраны Хардо, обычно равнодушно-задумчивый, не смог сдержать своего любопытства.

Уни подробно рассказал о своем странном собеседнике, не забыв упомянуть про таинственные обстоятельства их первой встречи. Это произвело настолько сильное впечатление на Санери, что его усталость куда-то улетучилась.

– Самый опасный из всех возможных врагов империи – во дворце, а потом в Вирилане? Но почему, как? Ничего не понимаю! – он взялся за голову и с силой потер виски.

– Он сюда только через степь мог попасть! – заявил Стифрано.

– Наши помогли, иначе никак, – тихо поддержал его Хардо.

– Да это ясно, но зачем? Какой смысл пускать врага в Вирилан? – возмутился Гроки.

– Светило мое ясное, куда же мы угодили-то? – почти простонал посол.

Имперцы на какое-то время замолчали. Каждый пытался переварить эту информацию, соотнести ее с теми слухами о делах герандийской политики, что просачиваются даже через крепкие стены императорского дворца и составляют предмет горячих обсуждений как знати в Триказинцо, так и простых людей в дешевых кабачках на Копченой улице.

– Ты уверен, что он у них за главного? – прервал Стифрано.

Уни почесал лоб:

– Если исходить из протокола, то сидел он на самом почетном месте. И вел себя соответствующе.

– Но как, как аринцил, такой же чужестранец, как и мы, стал главным в этой крепости? – замахал руками Гроки.

– Может быть, причина в том, что по-вирилански он говорит так же, как и я, даже лучше? – протянул Уни.

– А ты ничего не путаешь? – недоверчиво и угрюмо глянул на него Стифрано. Переводчик в ответ скорчил второму послу гримасу.

Впрочем, так легко отделаться от собеседников ему не удалось. Наседая по очереди и все вместе, они вцепились в юношу, как голодные волчата в волчицу, пока не выцедили все до последней капли, включая домыслы и соображения самого Уни.

– Итак, что в итоге, – резюмировал Санери. – Мы находимся на территории вириланской крепости, статус которой не вполне ясен. Крепостью распоряжается некий аринцил, происхождение которого, способ появления в Вирилане и причины такого отношения к нему со стороны местных также не установлены. Наш статус в качестве посольства ставится под сомнение, мы обвинены в шпионаже. Да, и как любезно изложил свои догадки энель Вирандо, нас собираются подвергнуть некоему испытанию, чтобы проверить нашу искренность и чистоту намерений.

– Пытать будут, – хладнокровно предположил Хардо.

– Клянусь диском Владыки небесного, вы умеете поддержать в безвыходной ситуации! – поблагодарил его Богемо.

– В пытках самое страшное – это вовсе не боль, – включился в разговор доселе хранивший молчание Аслепи.

– А что же? – шарахнулся от него торговый посланник, словно рядом только что заговорил камень.

– Большинство людей сильнее всего боятся, что их покалечат. – Аслепи начал развивать тему, которая, видимо, представлялась ему особенно интересной: – Нанесут такой вред членам и внутренним органам, который потом уже нельзя будет исправить.

– Да прекратите это наконец! – неожиданно воскликнул священник Нафази. – Или бесы Тьмы украли ваше тело? – он с видимым отвращением поднялся со своего места и, возмущенно сопя, отсел в сторону.

– Да вам палачом надо работать, доктор! – усмехнулся Стифрано.

– А я и работал, – пожал плечами Аслепи. – Во время последней войны в Торгендаме мы взяли много пленных. То́рги – народ выносливый, крепкий, и сломать их непросто. Вот меня и пригласили, – с теплой улыбкой предался он воспоминаниям. – Как врач, я знаю строение тела человека…

– Энель Аслепи, давайте вы нам эту интересную историю расскажете потом, когда обстановка будет не так сильно напоминать о ваших прошлых подопечных, – проникновенно глядя в глаза врачу, остановил его Санери.

– Как угодно, – пробормотал Аслепи немного смущенно и снова умолк.

– Сейчас мы можем только ждать, – неумолимо заключил Хардо.

– Мы сами знаем, в какой ситуации оказались, энель Хардо, – ворчливо ответил ему Гроки. – А ведь именно вы, как ответственный за безопасность посольства, обязаны были…

– Да хватит, Гроки! – раздраженно прервал его Санери, прижав ладонь ко лбу. – Ты и так его уже насквозь проел, но голова-то болит у меня!

– Ну, ждать тоже можно по-разному, – миролюбиво попытался снять напряженность Уни. – С этими, – он указал в сторону других узников, – нашими товарищами по несчастью никто пообщаться не пробовал? Они же могут нам столько всего интересного рассказать!

– Нет, знаешь, темно здесь слишком для языка жестов! – желчно ответил Гроки.

– Да, простите, все время забываю про то, что без переводчика вы никуда, – неожиданно для себя поддел его Уни.

Гроки фыркнул и, обняв худые колени, отвернулся в сторону.

Восприняв этот жест, а также молчание посла Санери как согласие, Уни встал и окинул взглядом помещение. Это был вполне добротный каменный мешок шагов в двадцать длиной, с низким потолком, который, однако, не доставлял особого беспокойства имперскому переводчику в силу его отнюдь не богатырского роста. «Тяжело здесь Стифрано приходится!» – мимоходом подумал Уни и решительно направился к ближайшему сидевшему у стены незнакомому узнику.

Это был худой, но жилистый молодой мужчина с грязными длинными волосами, хаотично раскиданными по покатым плечам. На его вытянутом, осунувшемся лице скупой свет темницы особенно выделял скулы, в то время как нижняя часть с тонким подбородком и следами запущенной растительности была почти полностью погружена во мрак.

– Уважаемый, я прошу прощения, что мой голос вторгается в ваше тело, не позволите ли мне со всем почтением нарушить ваше достойное уединение? – попытался совместить имперский этикет и свое представление о вириланской вежливости Уни.

Узник поднял голову и чуть развернул ее в сторону переводчика.

– Оставьте эту дурацкую вежливость анвиллам! – обреченно, но в то же время насмешливо и с каким-то внутренним презрением к тяготам своего нынешнего положения ответил он.

– Да мы недавно здесь, только вникаем, что и как, – оживился Уни, обрадовавшись новому собеседнику. – Меня зовут Унизель Вирандо, я и мои друзья…

– Можешь не продолжать! – перебил его новый знакомый. – Сейчас ты тот, кем ты можешь быть. Видишь? – он обвел руками камеру. – Ты пленник, а очень скоро будешь покойником, как и все мы. Подумай лучше, как достойно умереть!

Уни отер лоб рукавом и обдул лицо, выпятив нижнюю губу. Сердце забилось сильнее, а в животе стала морозом покалывать пугающая пустота.

– Почему вы так уверены? – спросил он с придыханием. – Расскажите, прошу вас… Нет, я вас заклинаю! – заторопился он, видя, как незнакомец отворачивается. – Если мы и правда все умрем, то какая вам разница?

– Нет глупее занятия, чем забивать голову лишними знаниями и говорить пустые слова, – с горечью усмехнулся пленник, глядя в стену.

– Возможно. Но хочу заметить, что в конечном счете и я, глупец, по-вашему, и вы, судя по всему, без лишних мыслей в голове, оказались в одном и том же месте и нас ждет одна и та же судьба!

– Вот как? – узник вновь повернулся к Уни, прищурился, а потом улыбнулся. – Ловко ты меня подловил. – Он немного пожевал губами, словно что-то взвешивая в голове. – И что же ты хочешь узнать?

– Три касты, говорите? – задумчиво переспросил Санери. – Это очень архаичная форма народной жизни. Если мне не изменяет память, геранды жили так лет семьсот назад, когда только пришли в благословенную Светилом долину Фелы.

– Совершенно верно, энель посол! – энергично кивнул Уни. – И мы сейчас – в твердыне касты воинов. Есть еще периайки – ремесленники и земледельцы, а также анвиллы, которые… судя по словам моего собеседника, занимаются непонятно чем.

– Он так и сказал? – поднял густые брови Богемо.

– Нет, просто я не уловил точной связи между их занятиями и принадлежностью к касте. Понимаете, в чем дело, у герандов в древности была каста жрецов, но вириланы, насколько я понял, не поклоняются вообще никаким богам.

– То есть как это – вообще? – Казалось, так искренне энель Нафази был удивлен впервые в жизни. – Всем известно, что нет под солнцем народа без веры, хотя и не все веры истинны, ибо лишь герандов Владыка небесный наш наградил частью света своего, других же многих во тьме блуждать оставил, по-отечески все же лучами питая своими щедрыми души их, но только герандов, единовозлюбленных детей своих…

– Но у них действительно нет никаких богов! – пылко прервал его Уни. – Есть, правда, некий Культ стихий, но они им не поклоняются, насколько я смог понять. Стихии как примитивная попытка первичного обобщения наиболее часто встречающихся сил природы известны, например, в Улине…

– Ну вот и вы туда же! – недовольно проворчал Стифрано.

– Да нет, я это к тому, что анвиллы – это не жрецы, по крайней мере. Возможно, они как-то связаны с государственной службой, поскольку занимаются среди прочего накоплением знаний. Большего мой собеседник не сообщил, однако его отношение к анвиллам в целом не самое благоприятное.

– Что он сказал про аринцила? – скрипучим голосом Гроки задал вопрос, который интересовал всех.

– Он сказал, что аринцила привезли с севера, из степей, и после встречи с Верховным наставником касты воинов Оркодием Кейрисом он стал здесь за главного. Почему – никто толком не знает. Дисциплина требует повиновения и не терпит лишних вопросов. Впрочем, такие, как наш новый друг…

– А имя у него есть? – вклинился в рассказ Стифрано.

– Он представился как Телейцин. В переводе с вириланского – обреченный. Но не в этом дело. Просто он и еще какое-то количество воинов выступили против аринцила – и в результате угодили сюда. Их морят голодом, а потом используют для тренировки юношей во владении оружием.

– Как это – используют? – простодушно спросил Нафази.

– Для отработки ударов, – тихо пояснил Хардо.

Священник отпрянул и тихо прошептал молитву.

– Про их внутренние склоки я понял, – вернулся в разговор Санери. – Это важно, но самое главное сейчас – император. Воины, каста они или нет, должны иметь к нему доступ. Что он про это говорит?

– Если он вообще спросил, – огрызнулся Гроки. – Болтовня про всякую историческую чепуху для энеля Вирандо гораздо интересней!

– Я спросил, – тихо, словно извиняясь, возразил Уни. – Он ответил мне: Йей сурандол акий хорест увайел дуамину айст.

– Что это значит? – после небольшой паузы спросил посол.

– Это значит, – ответил Уни, глядя ему прямо в глаза: – «Смерть есть самая верная дорога, потому что с нее не свернуть».

– Так мог бы сказать аринцил, – задумчиво проговорил Санери.

– Так, может, он и сказал? – предположил Стифрано.

– Вот это меня и пугает, – ответил ему посол.

Как сказал известный герандийский философ Давелий Санкело: «Даже самый длинный разговор не может длиться вечно, однако его завершение дает иллюзию владения ситуацией». Будучи в заключении, члены посольства постарались в полной мере обсудить все аспекты своего бедственного положения, и в конце концов проговаривание происходящего немного успокоило их и сподвигло ко сну. Уни, правда, засыпал особенно тяжко, ибо чувствительное тело и душа его были не в состоянии мгновенно позабыть обо всем, что им пришлось пережить сегодня. Разум же, живущий в какой-то мере собственной жизнью, сравнивал этот неудобный ночлег на гнилых циновках с мягкой постелью на «Трепете волны», где было так приятно погружаться в сон под легкое покачивание корабля, пьянящий воздух моря и равномерный плеск весел. Не будет ли эта ночь последней? За прошедшее время Уни так часто готовился к различным неприятностям, что, похоже, стал уставать от бесконечных переживаний. «А, будь что будет!» – зевнул он и, наконец, заснул.

Ему снился странный и даже какой-то нелепый сон. Огромный зверь, похожий на кошку с головой змеи, крадется к нему издалека, а потом прыгает, широко раскинув когтистые лапы и разинув страшную пасть с желтыми клыками и длинным, раздвоенным языком. Уни старается отскочить, убежать прочь, но тело его, словно камень, неподвижно, неподъемно, как будто чужое. Тогда Уни в ужасе закрывает глаза и вдруг чувствует, как его голову нежно гладит что-то мягкое, нежное, словно шерстка котенка или кисточка для рисования. Но когда он решается, наконец, взглянуть, что происходит на самом деле, картина со страшным зверем повторяется снова, с самого начала.

Наконец, Уни устал от этого замкнутого круга пугающих видений и в момент очередного прыжка вслепую вытянул вперед ладонь, пытаясь схватить это, чем бы оно ни было, несмотря на последствия. Схваченный предмет, теплый на ощупь, напоминает руку человека, немного волосатую, но нежную, с довольно гладкой кожей, возможно, даже женскую…

– Да отпустите меня, энель Вирандо! – резко завопил Гроки. – Потом свои сны досмотрите, буди вас тут часами!

– Я слушаю вас, энель Гроки! – неожиданно хорошо поставленным голосом ответил Уни. Он резко открыл глаза, словно и не спал, и сел.

– С-светило мое-е! – резко отпрыгнул от него секретарь посольства. – Нельзя же так пугать!

Уни огляделся вокруг. Остальные члены посольства были уже на ногах. Энель Нафази торопливо ел кашу из оловянной миски, а торговый посланник пытался очистить свое потрепанное одеяние и волосы от мельчайших частичек соломы – безуспешно, правда. Уни машинально потрогал собственную шевелюру и тут встретился взглядом с Рапурием Хардо, который закрывал от окружающих энеля Санери, пользующегося вонючей дырой в полу.

– Что, уже? – от смущения Уни задал главному охраннику вопрос, ответ на который был и так ясен.

Хардо невозмутимо кивнул.

Поесть Уни не успел, но, возможно, это было и к лучшему. Зная себя, он не дал бы никаких гарантий, что его нежный желудок не взбунтовался бы в момент даже не самой опасности, а ее приближения, щедро приукрашенный бурным воображением и живущими где-то в закоулках души страхами.

Членов посольства вывели на большое открытое пространство, со всех сторон окруженное воинами в парадном облачении. Немногие лица в первых рядах, к коим, несомненно, можно было отнести начальствующий состав, сидели на х-образных раскладных стульях, всюду с хлопаньем реяли на горном ветру флаги и вымпелы. Из-за волнения Уни не обратил внимания на всякие интересные детали, но одно можно было сказать точно: обитатели цитадели собрались для какого-то важного мероприятия и ждали только их.

Аринцил, в набедренной повязке, блестящих золотом поножах, наручах и высоком шлеме с филигранным узором, очевидно, возглавлял это торжественное сборище. Рядом с ним в роскошных черных доспехах из металлических пластин и красных плащах почтительно стояли те, кого Уни мысленно отнес к элите местных воинов, включая и того самого вирилана, что руководил его вчерашним допросом. Когда пленников вывели на площадку, именно он, держа правую руку на рукояти меча, сделал два шага вперед, странным образом выворачивая бедра, и заговорил:

– Те, кто пришел не из этих мест, молчите и слушайте меня, Оркодия Кейриса, Верховного наставника касты воинов, говорящего от имени Свирепого Ягуара, принявшего на себя титул правителя этой земли!

– Мы что-то пропустили или в Вирилане власть переменилась? – тихо спросил Стифрано у первого посла. Тот, мельком посмотрев на него, лишь пожал плечами. И действительно, сейчас было не до рассуждений. На площадь с противоположной стороны вывели восьмерых вириланов. Судя по их внешему виду, это были недавние соседи имперского посольства по камере, однако пробыли там они, очевидно, гораздо дольше.

– Совсем на ногах не держатся! – сочувственно заметил Богемо.

– С неделю поголодаешь… – усмехнулся Стифрано. – Вам бы тоже не помешало, энель торговый посланник!

Богемо скорчил раздраженную физиономию, но не ответил. Между тем одетый в легкие доспехи юноша раздал вириланским пленникам мечи. Другой, возникший словно ниоткуда, стал раздавать оружие членам посольства.

– Это что, мне? – искренне изумился Богемо.

– Берите, пока дают, – снова не упустил возможности огрызнуться Стифрано.

– Вы сегодня шутите, – часто и не к месту! – не выдержал, наконец, его собеседник.

– Нет, я не могу это взять! – с очень серьезным лицом и солидным тоном высказал оруженосцу Нафази. – Моя миссия в этом мире заключается в том, чтобы просвещать людские души, а не губить их…

Хардо молча вырвал у юноши меч и всучил его священнику. Тот растерялся от неожиданности и инстинктивно прижал оружие к груди. Выглядело это нелепо, но в какой-то мере пресекло приступы пацифизма у других членов дипломатической миссии.

– Человек, – внезапно заговоривший аринцил специальной паузой выделил это слово, – существует лишь тогда, когда способен менять этот мир. Уничтожение есть высшая форма изменения. Только в бою рождается истина, только убивая, человек показывает, кто он есть на самом деле! Так покажите нам это! – бросил он застывшим членам посольства, пытающимся осознать эту необычную философию.

Оркодий Кейрис сделал шаг вперед и, вытянув правую руку ладонью вверх, указал ею на посла Санери.

– Что, я? – недоумевал тот.

– Судя по всему, энель посол, он имел в виду именно вас, – предупредительно пришел на помощь начальнику Гроки.

Санери быстро выдохнул:

– Ну, в конце концов, я ведь глава миссии… Энель Стифрано, если я погибну…

– Да, да, я тут же заступлю на ваше место! – перебил его второй посол. – Идите уже, станете тянуть – только хуже будет. – А сам тем временем обратился к Хардо: – А я думал, мы толпа на толпу пойдем!

– Да, это было бы проще, – задумчиво ответил начальник охраны.

Они ввязались в обсуждение тактики пехотных отрядов, в то время как Санери медленно вышел навстречу своему противнику. Тот, как и все его товарищи, ощутимо шатался – видимо, от недостатка пищи в последнее время.

– Это возмутительно! – наконец отошел от шока Богемо. – Даже у дикарей послы неприкосновенны! Надо заявить решительный протест этим… этим…

– Ну, если кто-то из нас останется в живых, ему следует непременно составить соответствующую бумагу, – тихо заметил Аслепи.

– Я не понимаю, у вас тут у всех что, приступ тупого веселья?! – в истерике закричал торговый посланник.

– Да нет, я серьезно, – невозмутимо ответил врач посольства.

– Уважаемые энели, давайте лучше поддержим нашего дорогого руководителя! – с энтузиазмом предложил Гроки и, не дожидаясь реакции, поднял вверх костистый кулачок и прокричал: «По-сол! По-сол!», будто зритель на соревнованиях колесниц в имперском ипподроме. Это выглядело настолько абсурдно, что даже аринцил, сидевший ранее с каменным лицом, повернул голову в искреннем изумлении.

– Простите! – пролепетал Гроки, увидев его реакцию, а потом нервно и коротко хохотнул.

Между тем Санери, проявив неожиданную для его сановного образа ловкость, нарисовал острием элегантную спираль и вытянул меч в сторону противника.

– Эй, двумя руками! – поправил его зоркий Стифрано. – Рукоятка мешаться будет.

Рукоять действительно была длинновата для оружия такого размера, но первый посол не отреагировал. Пленный вирилан устало усмехнулся и медленно вытянул обе руки с мечом вперед на уровне пояса. Санери, не двигаясь, замер в ожидании его атаки. Вирилан поднял руки высоко над головой и медленно начал сближение. Меч он в дрожащих руках держал криво, так, что лезвие было устремлено куда-то в сторону.

Санери оставался на месте, приняв такую же позицию, однако руки его были подняты недостаточно высоко, выдаваясь вперед за линию лба. Этим и воспользовался его противник. Когда между ним и послом оставалась всего пара шагов, он, продолжая идти, обрушил меч вперед и вниз, целя в правую кисть посла. Было видно, что истощенный до крайности пленник вложил в этот удар все те немногие силы, что у него оставались. У переводчика внутри все передернулось, а находившиеся рядом энели Нафази и Богемо дружно и с шумом вдохнули. Однако то, что на первый взгляд выглядело смертельным просчетом посла, на деле оказалось хитрой ловушкой. Санери быстро поднял руки до конца вверх, так, что клинок его соперника прошел мимо, буквально перед носом дипломата. Будь вирилан в лучшей форме, он бы наверняка успел среагировать, однако сейчас все складывалось в пользу посла. Следующим движением тот обрушил свой меч вниз, повредив своему сопернику кисть, а затем, повернувшись чуть боком, мощным уколом проткнул его чуть ниже груди. Воины вокруг одобрительно загудели.

Вирилан выронил меч из оставшейся целой руки, насмешливо посмотрел на посла и медленно осел вниз, увлекая за собой и проткнувший его клинок. Санери вдруг утратил проявленную им мгновением ранее воинскую сноровку, выпустил оружие, боязливо отдернул руки и отпрыгнул в сторону.

– Браво, браво, энель посол! – Стифрано медленно и артистично несколько раз хлопнул в ладоши, когда победитель вернулся в строй. – Я и не думал, что вы владеете вириланским мечом!

– Да, энель Санери, это было блестяще! Поздравляю со славной победой! – горячо и эмоционально зашелся Гроки.

– Не стоит, это было не так уж сложно! – попытался усмехнуться посол, но его голос дрожал из-за перенесенного волнения. – Мой оппонент и так был еле живой.

– Энель Санери, Владыка небесный хранит вас и оберегает в этой грубой стране жестоких варваров! – искренне порадовался за него Нафази.

– Ну да, ну да… – пытаясь отдышаться, Санери вытирал пот рукавом своей палмы. – Этот прием называется «Крыло цикады». Помнится, его показал мне начальник охраны во дворце Серпинцитля, Большого Змея, в стране аринцилов.

При этом посол скромно умолчал, что это был единственный фехтовальный прием, который он знал.

Все ждали, что следующим вызовут Стифрано, забыв, что местным хозяевам не было дела до посольской иерархии. Может быть, в том числе поэтому длань наставника касты воинов указала на Зимия Гроки.

– Довыступался! – злорадно прошептал Богемо, однако Уни вполне здраво предположил, что секретарь посольства просто стоял ближе всех к Санери. За время путешествия Гроки приложил все усилия, чтобы настроить Уни против себя, однако сейчас тот искренне желал своему недоброжелателю выжить.

Собственно, стремление сохранить свою жизнь любой ценой Гроки продемонстрировал весьма наглядно, отчаянно скача вокруг противника на своих тонких ногах и неумело отмахиваясь мечом, словно мухобойкой. Выглядело это весьма забавно, если бы не презрительный взгляд противостоящего ему вирилана. Тот активно атаковал, но голод существенно подточил его скорость и реакцию, так что Гроки получил только пару мелких порезов. Очень скоро вирилан окончательно выдохся и, прекратив попытки угнаться за своим оппонентом, просто выставил в его сторону острие меча и лишь тяжело дышал, стараясь сохранить равновесие. Но даже после этого Гроки предпочел не рисковать, идя на сближение, а делал мелкие невразумительные выпады и тут же отпрыгивал назад.

Вириланы вокруг начали осуждающе возмущаться.

– Давай добей его, пока не отдохнул! – стал кричать Стифрано.

Гроки сжался, словно шакал, поджимающий уши перед атакой на умирающего льва, а потом с бокового размаха резко ударил по мечу противника. Тот вылетел из ослабевших рук, но Гроки снова отпрыгнул в сторону. В криках воинов по бокам слышалось осуждение, переходящее в презрение и насмешки. Вирилан медленно опустился на колено и, не отрывая взгляда от соперника, вернул себе оружие.

– Ид-диот! – застонал Стифрано и прикрыл глаза ладонью.

Словно подтверждая его слова, вирилан бросился в атаку. Несколько нанесенных им ударов заставили Гроки отступить, почти вплотную приблизившись к зрителям. Один из них ткнул секретаря посольства ножнами в спину, вызвав взрыв смеха у своих соратников. Отпрыгнув вперед как ужаленный, Гроки имел все шансы быть зарубленным вириланом, но тот тоже застыл на месте от неожиданности. Ощутив, что это, видимо, его единственный шанс, Гроки нанес противнику мощный удар в голову, но тот, резко сложив руки в локтях, поднес меч к левому виску и умело отбил эту атаку, а затем диагональным движением ударил оппонента в шею. Гроки спасло только то, что отпрыгивать он стал еще до того, как завершил свою атаку. Дернувшись назад и влево, секретарь посольства вырвался на открытое пространство и бросился бежать в противоположный конец площади. Впрочем, ему не удалось довести до конца даже этот бесхитростный маневр – на полпути он споткнулся и упал, выронив меч и разодрав в кровь ладони.

Вирилан медленно и неумолимо, держа клинок в опущенной правой руке, приближался к нему. В его глазах читалось только одно – смерть. Гроки поспешно вскочил, встретился взглядом со своим противником и понял, что все варианты дальнейшего сопротивления, похоже, исчерпаны.

– По-моему, это конец, – спокойно и безжалостно поставил диагноз Аслепи.

Остальные члены посольства, равно как и зрители, хранили молчание. И вдруг эту обреченную тишину разорвал дикий, визгливый вопль. Брызжа слюной и слезами, Гроки совершил глупый, безумный поступок. Собрав последние силы и замахнувшись снизу, как маленькие дети бросают мяч, он шагнул одной ногой вперед и метнул свой меч в противника. Уни приоткрыл рот и забыл выдохнуть, Стифрано со стоном отвернулся, а Хардо закрыл глаза в сиюминутном профессиональном возмущении. В следующее мгновение меч Гроки чисто вошел вирилану в горло и вышел на треть с обратной стороны. Тот осел на колени, выронил свое оружие и, завалившись вбок, стал дергаться в агонии. Гроки смотрел на него в ужасе, тяжело дыша, пока его противник не испустил дух в луже собственной крови.

После небольшой паузы воины на скамьях взорвались торжествующими криками.

– Что это было? – отреагировал на шум Стифрано, оглядывая площадь.

– Это было… потрясающе! – воскликнул Богемо, чуть не плача.

– В жизни такого не видел! – поддержал его искренне изумленный Аслепи.

За Гроки члены посольства радовались сильнее, чем за посла. Даже невозмутимый Хардо похлопал его по плечу, а в словах похвалы впервые при обращении к секретарю посольства прозвучало уважение.

– Нет, ну как ты это сделал! – шумно восхищался Стифрано. – Я не пойму, как у тебя получилось? Это же глупость – бросать меч, да еще с таким балансом…

– Х-ха! – разхарахорился Гроки, снисходительно кивая головой. – Ты бы с мое по свету поездил! Я знаешь в каких переделках бывал? Тебе такого и не снилось вообще, да!

Впрочем, Стифрано в бою показал себя с самой лучшей стороны. Он не просто полностью владел ситуацией, обладая превосходством над заведомо более слабым противником, но и откровенно рисовался в этом поединке, выступая в роли артиста не меньше, чем в роли воина. В отличие от него, Хардо пошел по стопам Санери, в мощном контрвыпаде с уходом в сторону насадив вирилана на свой клинок. Однако поднявшееся было общее настроение членов посольства резко спало после того, как наставник Кейрис указал на энеля Богемо. Зимий Гроки тоже был трусливым дилетантом, однако он хотя бы мог просто двигаться и убегать от своего врага. При взгляде же на торгового посланника сразу было понятно, что этот человек взял меч по большому недоразумению, а его рыхлое, с ощутимым избыточным весом тело было настолько нескладно, что казалось, себя он зарежет раньше, чем доберется до противника.

– Энель Богемо, крепитесь! – сурово напутствовал его Санери, видимо, не зная, что еще сказать в данной ситуации.

– Крепитесь, Мрак вас побери! – скороговоркой повторил сквозь зубы Стифрано.

Он подошел к Богемо и обнял его за покатые плечи.

– Слушайте меня внимательно, слушайте! – прикрикнул он, выведя Богемо из оцепенения. – Вы уже покойник, это тут всем ясно. Молчать! – пресек он инстинктивное возмущение своего визави. – Слушайте меня! Для вас теперь, Темень мне в печенку, единственное, что осталось – это достойно умереть! Достойно, чтобы не уронить чести нашей проклятой империи и нашего Великого владыки Кергения, что заслал нас в эту дыру, Мрак его поглоти!

Санери смотрел на эту сцену остекленевшим взглядом, остальные члены посольства отводили глаза в сторону. Богемо ошарашенно кивал.

– Действуй, как я говорю, – продолжал второй посол. – Просто встань, подними меч вверх. Как Санери стоял, ты видел. Враг подойдет и нанесет удар. В этот момент бей ты, бей изо всех сил. Не дергайся, не пытайся уклониться или бежать – ты все равно труп. Просто руби сразу, как он ударит. Все. Это будет взаимное убийство. Ты понял?

Богемо как зачарованный медленно выдохнул:

– Да-а…

В центре площадки его уже ждал оппонент. Торговый посланник вздохнул и неуклюже поднял клинок. Потом неожиданно повернул голову и посмотрел через плечо на членов посольства. Он то ли прощался, то ли искал поддержки, хотя бы моральной. Уни стало безумно жалко этого совершенно невоенного человека, который у себя на родине был богатым и влиятельным, а теперь, при иных условиях и обстоятельствах, выглядел нескладным, жалким и беспомощным. «Это все по моей вине! – подумал переводчик. – Если бы я только знал, что все будет так, то… Тьма побери все это посольство, весь это Вирилан с его тайнами!»

Уни опустил глаза. Он буквально кожей чувствовал, что его примеру последовали и другие. Богемо повернул голову в сторону своего противника, который, не проникшись сочувствием, осторожно пошел на сближение. Сначала он держал меч в одной руке, но затем, видимо, сделав в голове кое-какие расчеты относительно силы, необходимой, чтобы разрубить массивного торгового посланника, ухватил рукоять клинка двумя руками. Богемо не отрываясь смотрел перед собой куда-то вдаль, руки его дрожали, а лоб покрылся каплями пота. Подойдя на три шага, вирилан на ходу быстро отвел клинок вверх и вправо и тут же нанес удар сверху вниз, чуть скошенный по диагонали к правому боку Богемо. Тот среагировал чуть позже и, закрыв глаза, с шумным выдохом рубанул, как учил Стифрано, вперед буквально не глядя.

Единый выдох-крик сотен голосов сотряс площадку. Многие воины вскочили на ноги, стали делать руками какие-то жесты и что-то обсуждать. Богемо и его противник стояли напротив друг друга, но из ноги вирилана лилась кровь, а его меч лежал на земле рядом.

– Кто-нибудь понял, что произошло? – светским голосом осведомился посол Санери.

– Это гениально, ты видел?! – Стифрано с размаху хлопнул по плечу Хардо. Тот завороженно кивнул головой.

– Нормально скажите, я вообще ничего не понял! – раздраженно прокричал Гроки.

– Он накрыл его меч сверху своим, выбил из рук, и клинок отскочил в ногу! – с восторгом, как мальчишка, заливался Стифрано. – Клянусь троном Владыки, вот это техника! Но как, как ему это удалось!?

– Вы же вроде сами ему это посоветовали? – недоуменно спросил Нафази.

– Я посоветовал ему, как красиво умереть, а не как выиграть, – простодушно признался второй посол.

Торговый посланник и его противник молча, не двигаясь, смотрели друг на друга. Потом вирилан произнес несколько слов, пристально взглянул на Богемо и кратко, но решительно кивнул. Тот вздохнул, сделал паузу и, не отрывая взгляда от глаз оппонента, медленно поднял свой меч вверх и тут же рубанул – как и в прошлый раз, только резче и быстрее. Удар рассек вирилану ухо, прошелся кровавой полосой через шею, ключицу и до низа груди.

– Прости! – прошептал Богемо над трупом и, неумело неся меч, вернулся обратно к своим.

Торгового посланника приветствовали так, словно он вышел из обители мертвых. Санери сказал что-то официально-торжественное, но потом отбросил в сторону все ритуалы и, крепко сжав руку Богемо, прослезился. Стифрано с Нафази вместе обняли новоспасенного, в спешке стукнулись лбами, засмеялись и опять обняли. Уни попытался пробраться через эту преграду из более рослых и массивных коллег, но не очень-то преуспел. Однако Богемо сам вырвался из этих оков дружбы и, очень серьезно посмотрев в глаза переводчика, спросил:

– Энель Вирандо, вы слышали, что он сказал мне перед… тем, как все кончилось?

– Да, энель Богемо, – ответил ему Уни и легонько кивнул. – Он сказал: «Для меня огромная честь и наслаждение пасть от руки такого мастера, как вы».

– Но я же… я ведь никакой не мастер, даже меч толком держать не умею! – Богемо был удивлен вполне искренне, а лицо его было похоже на белый лист пергамента.

– Да, энель Богемо, я тоже хотел уточнить… – шумно вмешался Стифрано, однако именно в этот момент Уни краем глаза уловил очередной приказной жест наставника воинов и призвал всех к порядку:

– Подождите, он опять выбирает!

Члены посольства вновь повернулись к тому месту, где на особом возвышении восседал аринцил с группой воинских начальников вокруг. Кто-то смотрел с любопытством, в глубине души благодаря Светило за то, что его испытание подошло к концу, а кто-то – и Уни был среди них – со страхом ждал, когда вызовут именно его.

– Энель Нафази, кажется, вы! – взял на себя руководство процессом Гроки.

– Нет, я не могу, – растерянно произнес священник.

Радость на его лице за чудесно спасенного товарища резко сменилась страхом, но это был страх совершенно иного рода.

– Я не могу убить человека, я… не буду никого убивать! Даже если меня самого тотчас разрубят на части, я не стану убийцей! Энель Вирандо, объясните ему, что как служителю Священного ясноликого престола мне не полагается наносить вред живым существам, Небесным повелителем нашим сотворенным! Что это грех превеликий, а сановным лицом совершаемый, грех вдвойне, что меня изгонят с позором из коллегии! К тому же я уже не так молод, чтобы вступать с кем-то в единоборство, имеют же они хоть какое-то уважение к нашей вере и моим летам!

– Действительно, энель Вирандо, – осторожно присоединился Санери, услышав про коллегию. – Вы же понимаете, что я должен буду представить подробный доклад о нашем путешествии, в котором будет необходимо отразить все детали, и если наше участие в этом кровавом театре еще можно как-то оправдать, то для энеля Нафази…

– Это если мы вообще отсюда выберемся, – не сдержавшись, вполголоса произнес Стифрано, однако священник предпочел не услышать эти мрачные сомнения и с надеждой вцепился взглядом в посла, энергично закивав головой.

– Я попробую, конечно, – бодро согласился Уни, одновременно с облегчением выдохнув, что судьба дает ему пожить еще немного. И, обратившись к мрачному аринцилу и его окружению, он попытался говорить максимально четко, с использованием всех известных ему риторических приемов, чтобы придать высказанным ранее аргументам как можно больше значимости и веса.

Закончив слушать, аринцил какое-то время сидел, как и раньше, с каменным, обращенным куда-то в пустоту лицом. Потом, медленно повернув голову и кинув взгляд на имперское посольство, он вдруг, не вставая с места, будто со стулом вместе каким-то непостижимым образом сделал рывок вперед и буквально за считаные мгновения оказался в центре площадки. От этого маневра желудок Уни словно несколько раз перекрутился внутри. Но не переводчик и даже не мятежный Нафази был целью аринцила. Сверкнул длинный, мгновенно выхваченный клинок – и стоящий в центре площадки вирилан, выбранный в противники священнику, как подкошенный упал навзничь.

– Потрясающе! – воскликнул Стифрано и сжал пальцами плечо стоящего рядом Хардо. Создавалось впечатление, что второй посол был полностью поглощен зрелищем и ощущал себя скорее восторженным зрителем этой кровавой драмы, нежели государственным мужем, призванным беспокоиться об успехе дипломатической миссии и судьбе всех ее участников. – Столь быстро вынуть меч из ножен, да еще на ходу! Такой длинный клинок – как он это сделал?

– Кажется, он отставил левую руку с ножнами далеко назад, а правую… – начал с расстановкой делиться наблюдениями Хардо.

– Да нет, там сами ножны с секретом, клянусь колесницей Светила! – перебил его Стифрано.

Тем временем упавший вириланский боец приподнялся на локтях и, держа меч в одной руке, попытался достать им Ягуара резким, широким махом по горизонтали. Зрители ахнули, но не потому, что испугались за судьбу аринцила. Просто они только сейчас заметили, что ноги вирилана от стоп до коленей остались стоять на земле. Со стороны их можно было принять за сапоги, которые кто-то забыл на месте схватки, если бы не кровь и белые фрагменты костей сверху.

– Он отрубил ему ноги! – ахнул пораженный Богемо.

– Скорее подрубил, – бессердечно поправил Аслепи.

Однако прав в конечном счете оказался торговый посланник. Уйдя прыжком от слабой попытки вирилана атаковать, Ягуар обрушил на него свой меч, нанеся несколько мощных, концентрированных ударов. А потом, схватив несчастного буквально за шкирку, размеренным шагом направился в сторону Нафази. От увиденного тот широко раскрыл рот и схватился за сердце. Аринцил нес изувеченное тело человека, который был еще жив и затуманенными, безумными глазами смотрел на членов имперского посольства.

Уни показалось, будто кто-то, уперев его спереди в низкий, до пояса, забор, мощно толкнул в спину и заставил мгновенно согнуться в три погибели. Его рвало, выворачивало наизнанку на шершавые плиты, так что в конце концов он бросил меч и, как животное, опустился на четвереньки. Рядом, не выдержав такого бесчеловечного зрелища, рухнул в обморок энель Богемо.

– Эргейлисе ангуэвейрувсе докптируэсей тамтри вордекуаутейру смите дес треворхкаусейл! – проревел аринцил, поднеся свой страшный груз почти вплотную к побелевшему от ужаса священнику.

Тот, выронив меч, только хлопал глазами, а затем сложил ладони в умоляющем жесте:

– Не надо, молю вас, прекратите… пожалуйства… зачем?..

– Переводчик! Где переводчик? – эти назойливые, словно глас торговки на базаре, крики Гроки дошли до сознания Уни откуда-то из глубины. Он встал и с мутными, красными глазами стал переводить кисло-зловонным от блевотины ртом:

– Ты боишься того, чему сам стал виной, смотри ему в глаза и запомни этот взгляд!

– Нет, нет, не надо, прошу вас! – повторял уже почти шепотом Нафази, пытаясь отступить назад, но аринцил неумолимо преследовал его. – Прекратите его мучения, пожалейте этого несчастного!

– Тебе жалко – ты и добей! Меч ему! – резко и громко прервал его причитания аринцил.

Хардо ловко поднял оброненный Нафази клинок и мягко, но настойчиво вложил его в руки священнику. Ягуар положил изуродованный торс на землю и сделал повелительный жест рукой.

– Осторожно, двумя руками, острием вбок, вот сюда, где сердце, – вполголоса инструктировал священника начальник охраны.

Захлебываясь слезами, тонущими в седой бороде, Нафази поднял клинок и с огромным усилием обрушил вниз свой удар милосердия. А потом, когда все было кончено, на подкашивающихся ногах отковылял в сторону и, тяжело опустившись за землю, закрыл лицо руками и тихонько завыл.

Он еще что-то говорил сам себе, какие-то бессвязные слова, но аринцил, бросив на него короткий презрительный взгляд, стал искать среди посольских очередную жертву. Впрочем, сейчас выбирать приходилось уже всего из двух человек. Уни уже было приготовился набраться мужества и направиться навстречу своей судьбе, но энель Аслепи отреагировал раньше. Он сделал еле заметный шаг вперед, но благодаря этому каким-то непонятным образом умудрился занять настолько фундаментальную позицию, что полностью заслонил переводчика от аринцила. Тот же, казалось, воспринял это движение как атаку и ударил посольского врача своим острым, холодным и неумолимым взглядом, словно пытался взять его за внутренности и разом вырвать их из тела.

Врач смотрел на Ягуара прямо, словно лицо и глаза его были открыты нараспашку. Казалось, он целиком впускал в себя этот страшный, похожий на корзину с ядовитыми скорпионами, поток холодной жестокости, ни на мгновение не опасаясь своей возможной гибели. Все тело его – руки, ноги, шея – было так же расслаблено, как и в прочие, обычные дни, не отмеченные столь опасными и пугающими остальных членов миссии событиями.

– Я вижу в тебе… боль, – медленно произнес аринцил. – Страдания, вопли умирающих, раны, кровь, гной, мясо, кости… И за всем этим я вижу смерть. Но ты устал от нее… и устал бояться. Даже у нас такие люди – редкость. Тебе нет нужды убивать сегодня! – и Ягуар в приказном порядке мотнул головой в сторону.

Аслепи сузил глаза, на миг посмотрел вниз и, скрестив руки на груди, отошел в сторону. За его спиной Уни, ощутивший, что, возможно, его работа переводчика на этом мероприятии близка к завершению, внезапно почувствовал одиночество и какую-то тесноту в груди. «Я должен! – пронеслась мысль в его голове. – Другие прошли через это. Каждый по-своему, но прошел. Я один остался. Остался – один».

Медленно, с трудом чуя под собой ноги и стараясь не смотреть в глаза аринцилу, Уни сделал шаг вперед.

– Я готов! – сказал он, облизывая и поджимая свои тонкие, все еще с рвотной кислинкой, губы. Его взгляд съежился так, что отчетливо видеть он мог лишь в узком туннеле строго перед собой.

– Меч! – прогудел где-то в стороне аринцил и исчез за границей туннеля.

Уни опустил голову и, видя лишь маленькое круглое пятно четкой реальности, стал искать свое оружие. Кто-то тыкает его в бок и любезно вкладывает клинок прямо в руки. Кто? Да какая разница! Уни ощущал себя словно во сне. И только выйдя в центр площадки, он увидел и узнал своего противника.

– Телейцин! – только и успел выдохнуть переводчик, различив узкое лицо и грязные патлы своего знакомого по темнице.

– Унизель Вирандо! – скривился вирилан. В его мимике одновременно читались и радость, и сожаление. Но он быстро взял себя в руки. – Тяжело убивать знакомых, так что сделаем это быстро!

– Да, конечно! – поспешно согласился Уни.

– Кончай болтать! – заорал откуда-то сзади Стифрано. – Проснись и бей, или ты труп!

Уни встряхнул головой и постарался осознать, что надо что-то делать. Он никогда в жизни не имел дела с таким мечом, но зато видел, как дрались другие члены посольства. Крепко сжав рукоять, Уни медленно поднял оружие над головой.

– Второй раз – не пройдет! – покачал головой вирилан и вдруг вместо того, чтобы бросаться в атаку, развернул тело и клинок вбок, сделав большой шаг назад правой ногой.

– Осторожней, заманивает! – продолжал давать ценные советы Стифрано.

Уни сделал маленький шаг вперед, потом еще один, инстинктивно старясь уйти к левому боку противника, но тот, едва заметно переставляя выставленную вперед левую ногу, легко обнулял его усилия. Почувствовав себя незащищенным, Уни опустил меч вниз, выставив его перед собой и обратив острие в сторону Телейцина. Капля пота скатилась вдоль позвоночника на копчик. Отвлекшись на это ощущение, Уни пропустил удар. Враг не стал поднимать меч вверх, как этого ожидал переводчик, а нанес удар снизу, как будто косил траву у себя под ногами. Это движение застало Уни врасплох – он и понятия не имел, что можно бить по такой траектории. Однако вместо того чтобы лишиться левой кисти, юноша, совершенно не думая и не планируя, все еще пребывая в растерянности, вдруг резко отвел руки к правому уху и одновременно сделал шаг в сторону.

Уни охватил страх. Его разум находился в полном ступоре, но тело действовало само по себе, словно переводчик был большой тряпичной куклой в уличном театре. Телейцин между тем, поразив воздух своим неожиданным ударом, крутанул руки и направил острие прямо в глаза Уни.

– А ты прыткий! – прошептал он. – Посмотрим, надолго ли тебя хватит.

Вирилан сделал шаг левой ногой, отчего его клинок ушел в замах направо. Не задерживаясь ни на мгновение в этой позиции, он тут же с шагом вперед правой ногой рубанул своего противника в незащищенный левый бок. Мозг Уни завопил от боли, представляя, как сталь разрубает его плоть, однако тело совершило очередной необъяснимый и довольно сложный для нетренированного человека кульбит. Буквально за доли мгновения Уни левой ладонью надавил на рукоять меча снизу, заставив ее пройти между пальцев правой руки. Приняв хват с левой рукой вверху, переводчик развернулся влево и одновременно под наклоном обрушил меч на противника, словно ронял на него не клинок, а молодое, только что срубленное дерево. Со стороны это походило на то, как крестьяне цепами молотят зерно. Удар пришелся на руки вирилана. Казалось, сейчас обе кисти упадут на землю вместе с клинком врага, однако лезвие меча Уни крутанулось и упало ему под ноги, а в руках осталась лишь отломившаяся рукоятка. Телейцин тоже выронил свой меч. Его руки, хоть и остались с хозяином, были повреждены и не могли больше держать оружие.

– Ничего себе! – только и прошептал Стифрано. Он был так удивлен, что на этот раз даже не закричал.

– А он не так-то прост, этот переводчик! – тихо произнес Гроки, наклонившись к Санери. – Да и переводчик ли?

Но посол только отмахнулся от него и громко прокричал:

– Так нечестно! Клинок с изъяном! Требую прекратить бой!

Но на это никто не отреагировал.

Пока Уни ошалело смотрел на одинокую рукоять, Телейцин ударил его ногой в пах. Со страшными воплями молодой имперский дипломат стал носиться по площадке взад и вперед, громко ругаясь нехорошими словами.

– Дерись, трус! – закричал в свою очередь Телейцин. – Если воину отрубили руки, он будет бить врага ногами, если отрубили ноги, то будет грызть зубами! Иди ко мне, я втопчу тебя в эти камни! – и вирилан оглушительно топнул ногой оземь.

Но Уни уже совершенно не горел желанием продолжать схватку. Отбежав в противоположный конец площадки, он сел на корточки и, держась за причинное место, попытался воззвать к хозяевам крепости на предмет необходимости соблюдения неких правил.

Воины подняли его на смех. Завидев приближающегося Телейцина, переводчик стиснул зубы и, с трудом поднявшись на ноги, снова побежал прочь. Публика вокруг засвистела и затопала, громко выражая свое презрение к беглецу. Отреагировав на эту неутонченную критику, Уни с его чувствительностью и ранимой душой успел обидеться и в то же время разозлиться, но здорово потерял в координации движений и, споткнувшись, разбил себе локоть и колени. Налетевший вирилан стал яростно топтать его ногами, а переводчик, сжавшись, как ребенок в спасительном домике, метался по земле, раздирая кожу и одежду, но не предпринимая ровным счетом никаких разумных действий.

– Он его затопчет, – тихо, но напряженно пробормотал Хардо. – Еще пара таких ударов…

Уни, наконец, с опозданием почувствовал, что мир иной стал ощутимо ближе. Неожиданно ловко уклонившись от очередного пинка по ребрам, он чуть ли не на четвереньках припустил в центр площадки. Без труда догнав беглеца, Телейцин хорошенько пнул его под зад, очень точно попав носком по ушибленному ранее мужскому достоинству. Уни с воплем подскочил, мгновенно преодолел еще пару шагов, но снова упал, зацепившись за оброненный вириланом меч. Поспешно схватив его двумя руками, он, не вставая, направил острие в сторону Телейцина и срывающимся голосом заорал:

– Не подходи, порождение Мрака! Убью! Убью!

Телейцин, словно тоже о что-то споткнувшись, зашатался, но потом восстановил равновесие и замер на месте. Стали заметны тяжелые, крупные капли пота на его грязном лбу. Очевидно, что вся эта беготня изрядно сократила запас сил в его и без того истощенном теле.

Уни медленно поднялся на ноги, держа меч наготове и не спуская глаз с противника. Телейцин ухмыльнулся и демонстративно посмотрел на свои окровавленные руки.

– Ну, давай! – сказал вирилан, наклонив голову вправо и открывая левую часть шеи. – Вот сюда!

Уни поднял меч над головой и, прыгнув вперед, нанес свой удар. Но прежде этого вирилан тоже сделал шаг вперед и, развернувшись влево, как-то неловко ударил своего противника правым локтем изнутри прямо в голову. Переводчик грохнулся на землю и выронил меч. Вирилан снова стал топтать его ногами, однако в этот раз Уни быстро пришел в себя и после не очень удачного для Телейцина скользящего попадания ухватил его ногу и увлек за собой к земле.

Первым делом Уни попытался задушить противника, но тот сразу и не особо напрягаясь сбросил его захват и нанес удар головой. У герандийца все поплыло перед глазами, а потом кто-то словно взял камень и ударил ему в затылок. На самом деле никакого удара не было и в помине, иначе Уни точно бы отправился к праотцам – его голова сама нашла каменную плиту в свободном падении, правда, с ничтожно малой высоты уже лежащего на спине человека. Впрочем, когда мгновением позже вирилан, севший на Уни сверху, нанес ему несколько смазанных, но весьма чувствительных ударов локтем по черепу, переводчик осознал, что даже самый ничтожный зазор между плитой и головой способен выбить из нее все содержимое. Неподъемный вес противника мешал нормально дышать, и Уни дергался в бессильной попытке выплюнуть свои легкие. Кровь заливала лицо, голова гудела, и мысли стремительно покидали ее, как крысы – тонущий корабль, кроме одной: «Это все, конец!» Уни бессильно и смешно дергал ногами.

Но, видимо, момент смерти молодого имперского дипломата в высших архивах судьбы был назначен на несколько иную, более позднюю, дату. Телейцин, полностью выдохшийся от своих же ударов, сделал паузу, видимо, считая, что с противником покончено и осталось только добить. Уни действительно выглядел почти трупом, однако в его раздолбанном, окровавленном теле еще оставалась жизнь, а в отбитой голове робко проросли ростки удивления: «Как, это еще не все, так больно, страшно, но я все еще я? Я не умер?» Не открывая глаз, повинуясь какому-то инстинкту, он прижал правую руку вирилана к своей груди, сильно оттолкнулся от земли согнутыми в коленях ногами и сбросил с себя изрядно ослабевшего противника.

Вскочив на ноги, переводчик почти вслепую из-за залившей лицо крови принялся снова искать меч и, наткнувшись на него ногой, оступился, упал на колени, но в конце концов схватил заветную рукоять. Размазывая левой рукой кровь и пот по лицу, Уни стал ошалело дергаться из стороны в сторону, ища глазами своего противника и не находя его. Вдруг его бедро уткнулось во что-то теплое, и Уни отпрыгнул в сторону будто укушенный. Рядом с ним на четвереньках, тяжело дыша широко раскрытым ртом, стоял Телейцин. Он медленно поднял голову вверх, и по его взгляду Уни понял, что при всем желании даже встать самостоятельно у того уже не было сил.

Вирилан попытался выдать из себя что-то вроде усмешки, а потом побудительно и в то же время обреченно кивнул, уронив голову вниз. Впервые за все время схватки, которое для Уни растянулось на века, он смог собрать мысли воедино и вернуться к нормальному взгляду и ощущению собственного тела. Молодой герандиец чувствовал себя кроликом, из которого, заживо освежевав, сделали отбивную. Жутко болели ободранные и ушибленные локти и колени, плечи были будто сломаны изнутри, а растянутые мышцы спины кололо. Голова шумела и ныла так, словно в нее вбили с десяток длинных корабельных гвоздей. И все-таки, несмотря на все это, он был жив и даже мог стоять на ногах. Нужно было только завершить дело.

– Давай руби его! – истошно заорал Стифрано в повисшей тишине.

Его выкрик стал словно командой для воинов вокруг площадки. Их оглушительные вопли, переходящие в рычание, вселяли уверенность и побуждали нанести решающий удар.

Уни медленно поднял меч над головой. Крики смолкли, и беззвучие пронзило все вокруг. Ясновеликий владыка, до того изобильно светивший высоко в своем Небесном чертоге, скрылся с глаз за облаками, словно задернув окна невесомыми шелковыми шторами. Уни вдруг ощутил какую-то особую, насыщенную и необыкновенно полную, реалистичность всего происходящего – эти стены, дома внутри крепости, люди, мельчайшие трещины на плитах пола и еле заметный ветерок, который гонит пыль и крошечную соломинку прямо перед лицом Телейцина. «А ведь это – последнее, что он видит в своей жизни», – подумал переводчик. Неожиданно для себя он нашел интересным переместиться в сознание этого человека, мир которого через мгновение потухнет насегда.

Уни попытался представить, чем жил этот вирилан. Сколько ему лет? Восемнадцать? Двадцать? Может быть, двадцать пять? Кто его родители? Каким он был, когда появился на свет? Громко ли кричал при рождении? Медленно ли открыл глаза навстречу этому новому огромному миру? Как рос, взрослел, превращался из мальчика в юношу и мужчину? Первый шаг, первое слово, первые предпочтения – это нравится, а это – уже не очень? Упорные тренировки в касте воинов, пот, кровь и слезы, первый поединок, первая победа и первый проигрыш? А первая любовь – какой она была? И мечты, планы на будущее, что он хотел, чего желал страстно, а что ненавидел и боялся больше всего? Теперь все это уйдет в одно мгновение.

Уни попытался вспомнить свою жизнь. Как он стал таким, какой он есть? От первых детских впечатлений до этого боя, который уже вошел маленьким, но очень важным кирпичиком в здание впечатлений и опыта его личности. «Я ведь тоже умру… когда-нибудь? Смог бы я сам разрушить это здание, уничтожить его собственной волей? Да, воля – вот что для этого требуется, воля – вот чего мне не хватало всю мою жизнь. Я боюсь, я очень сильно, до боли в животе и холода в груди, боюсь смерти, – и своей, и чужой! Но если собрать волю в кулак, если направить ее, куда я прикажу, то страх – страх уже не имеет никакого значения!»

«Да, я могу это сделать! – сказал себе Уни. – Раньше не мог. Раньше мне тысячу раз во сне приходилось сталкиваться лоб в лоб с врагами, с дворовыми хулиганами и прочими обидчиками, но у меня не хватало сил и воли не то что ударить, даже поднять ватные от страха конечности. Но теперь все по-другому. Я чувствую это!»

Уни обхватил пальцами рукоять меча. Он ощутил, будто какая-то мощная сила не дает ему нанести удар, словно кто-то необычайно могучий держит его клинок за самый кончик. Но теперь – теперь все будет по-иному. Уни стал одним целым со своим мечом, и не было больше никакой границы между его ладонями и оружием, которое они сжимали. Сейчас он нанесет удар, и это не меч просвистит в воздухе, но все тело Уни, все его сознание, все мысли, вся воля войдут в клинок и станут той силой, которую уже никто и ничто не смогут остановить.

И Уни сделал это движение, словно расколол мечом огромный круглый шар из цельного гранита. Не перемещаясь в пространстве, его заряженный этим единством тела и мыслей клинок вдребезги разбил саму пустоту так, что теперь ничто не отделяло смертельное лезвие от шеи обреченного на смерть Телейцина. Уни не думал о том, как именно нанести удар, в какую точку следует бить и как правильно задействовать различные мышцы. Он вместе с неотделимым от его личности мечом стал со своим врагом одним целым, меч уже сделал свою работу там, в высшем мире идей и замыслов бытия, оставалось только придать ей форму, характерную для нашего физического мира, как расплавленная бронза заполняет заготовку для литья, чтобы застыть в ней и превратиться в смертоносное оружие.

Уни почувствовал, будто все поры его тела открылись, и он целиком обрушился вниз, мысленно пройдя сквозь шею приговоренного им противника.

– Да бейте уже, сколько можно! – не выдержали нервы у энеля Богемо.

Вириланские воины в такт застучали ногами в пол, ритмичными криками подбадривая победителя. Уни на мгновение закрыл глаза, улыбнулся… и опустил свой меч.

Крики умолкли, стало тихо, как будто вокруг не было ни души.

– Энель Вирандо! – вдруг прервал это драматическое молчание посол Санери. – Я приказываю – вы слышите меня – приказываю вам нанести последний удар! Вы ставите под угрозу жизни всех нас!

– На кой мне это нужно? – Уни устало с размаху швырнул в сторону меч и развязанно заковылял к своим. – Я могу! Теперь я все могу! – взволнованно прошептал он. Ему казалось, что весь мир стал с ним одним целым и одолеть их вместе просто невозможно.

– Да как вы смеете! – закудахтал резким голоском Гроки. – Энель посол отдал приказ! Немедленно вернитесь и прикончите этого варвара! Вы позор герандийской дипломатии… Вас выгонят с государственной службы!

– Да заткнись ты! – вполголоса бросил Стифрано и нервно почесал подбородок.

Уни подошел к посольству и встал на свое место. Выглядел он как свежевыкопанный на кладбище мертвец, но лицо его светилось улыбкой.

– Молодец! – прошептал Хардо и приобнял правой рукой за плечи.

Воины на трибунах молчали. В этой тишине наставник Кейрис медленно встал и направился в сторону имперцев. Он шел неспеша, но настолько неумолимо, что опрокинуть его на этом пути не смог бы и шторм в Танцующем океане. Посол Санери со вздохом опустил глаза.

– Все, закат вселенский пришел! – мрачно прошептал Богемо и облизал кончики пальцев. Его била мелкая дрожь.

Кейрис остановился в двух шагах от Уни. Его приближение будто смело́ собой все посольство, кроме только что одержавшего победу, но не принесшего кровавую жертву молодого дипломата. В данный момент здесь присутствовали только два человека: Уни и Кейрис. Переводчик, совсем не испугавшись такого близкого общения, попытался выдать сквозь грязь и кровь на лице миленькую улыбку и, согнув вдоль тела свой правый локоть, вальяжно помахал рукой.

– Привет! – чуть слышно сказал он по-герандийски.

От такой убойной смеси безумной (в плохом смысле) храбрости с фамильярностью и вопиющим нарушением дипломатического этикета даже у весьма терпимого посла Санери дыхание вместе со всеми возможными словами крепко застряли в горле. Однако наставник воинов смотрел сейчас не на посольство и даже не на Уни. Как завороженный он ухватил глазами руку переводчика, которой тот так некстати приветствовал Кейриса, и его взгляд стал каким-то отсутствующе пустым, словно вирилан находился в трансе. Продлилось это, правда, всего мгновение. Наставник быстро пришел в себя и тут же задал вопрос, ответ на который было интересно получить всем собравшимся здесь зрителям:

– Почему вы не убили его?

– Я не смогу этого объяснить, – склонив голову чуть набок и добродушно раскрыв глаза, ответил Уни. – Словами – точно не смогу.

– Вы видели, к чему приводит отказ убивать. Хотите, чтобы это повторилось? Его все равно убьют, только зверски и мучительно. И это будет ваша вина.

– Еще чего! – фривольно усмехнулся Уни. – Вы, конечно, можете его убить. Но сделаете это, потому что сами так захотели. По своему произволу. И свяжете с моими действиями – тоже по произволу. Никакой реальной связи здесь нет. Вы ее придумали. Это фантазия, мираж, фикция! – он широко развел руки и с усмешкой покрутил корпусом. – Делайте, что хотите – но это будет только ваше решение!

Уни невольно посмотрел Кейрису в глаза, чтобы увидеть в них ответ еще до того, как он воплотится в слова, и остолбенел. Вирилан смотрел на него тем взглядом, который Уни считал своим собственным и как он видел его по ощущениям внутри себя. Но это видение тоже очень быстро прошло. С непроницаемым лицом Кейрис обернулся на неподвижно сидящую фигуру аринцила, а потом согнул в локтях руки и три раза хлопнул друг о друга сухими ладонями.

Воины вокруг вскочили на ноги и оглушили посольство своими криками и ритмичными, переходящими в овации аплодисментами. Это было очень неожиданно и пугающе, так что имперские дипломаты либо застыли, как Гроки, либо несмело переглядывались, как Богемо с Нафази. И только Хардо позволил себе еле заметную, но очень теплую отеческую улыбку.

– Я верил в вас, энель Вирандо, я верил в вас! Вы такой молодец! – слезливо-приторно заулыбался Богемо и бросился обнимать Уни. Его примеру последовали и некоторые другие члены миссии.

Впрочем, много времени им не дали. Кейрис резко вскинул вверх правую руку, и вокруг мгновенно стало тихо. Очутившись в своем суетно-шумливом одиночестве, дипломаты тоже достаточно быстро стихли и приготовились слушать наставника касты воинов.

– Теперь вы получили право говорить, – произнес тот.

– Ну, наконец-то! – тихо вздохнул Санери. – Энель Вирандо, прошу вас! Понимаю, что вы несколько устали, но заклинаю, хотя бы сейчас обойдитесь без ошибок и этих ваших… усовершенствований, хорошо?

– Я постараюсь, энель посол, – почтительно кивнул Уни. Он уже немного отошел от шока, и обычная корректная и вежливая манера поведения вновь возвращалась к нему. – Я готов. Прошу вас, начинайте!

Глава 5. Посольство в бегах

Нет, я ничего не понимаю! – второй посол Стифрано возмущенным аистом ходил взад и вперед по камере, периодически стараясь не задеть головой низкий арочный потолок. – Что здесь вообще происходит?

– Смею вас заверить, энель Стифрано, что мы все очень хотели бы в этом разобраться, – задумчиво проговорил Санери и искоса посмотрел на Уни. Тот тихо зарычал и незамедлительно выдал:

– Да я сто раз уже повторял: не знаю я ни про какие приемы! Понятия не имею, как у меня это получилось!

Он вскочил, нервно прошел пару шагов и столкнулся со вторым послом. Некоторое время они стояли, молча глядя друг на друга. Точнее, Уни смотрел своему визави куда-то в район груди – сказывалась разница в росте. Потом Стифрано аккуратно указал глазами в сторону. Уни, оценив, что от центра к краю высота потолка в их унылой обители понижается, вздохнул и уступил дорогу.

– Может быть, вы в прошлой жизни были великим воином? – осторожно высказал свою версию Богемо. – Капоштийские купцы рассказывают, что унгуру верят в…

– Я молю вас, энель торговый посланник, ради сияния Божественного светила! – хнычущим голосом протянул Нафази. – Тут и так голова раскалывается, а теперь еще и вы со своими нелепыми чужеземными суевериями!

– Ну да, – усмехнулся Аслепи. – Энель Уни тут очень подробно ознакомил нас со своими обширными… хм… теоретическими познаниями в области истории фехтования и оружия вообще. В ходе, ха, то есть нет, вместо ответа на вопрос, где он научился так орудовать вириланским мечом!

– Да сколько можно, достали меня все! – заорал разъяренный переводчик и скрылся в противоположном углу камеры, где в угрюмых позах сгрудились полуживые воины-оппозиционеры. Некоторое время назад Аслепи по неизвестным причинам стал называть его «энель Уни», и адресата это страшно бесило.

– Ладно, отстаньте от него! – устало, но повелительно подвел итог травли Санери. – А вы, энель Стифрано, сядьте лучше и не мелькайте. Энель Нафази прав – у меня тоже голова болит после… не могу даже слов подобрать, что это было.

– А было это форменным нарушением дипломатического протокола, выраженным в грубом и циничном глумлении и издевательстве над посланниками Великого владыки нашего, достославного императора Герандии Кергения! – вскочил от возбуждения Гроки.

– Это повод для войны! – сказал и свое веское слово Богемо.

Сидевший рядом Хардо искоса глянул на него и ухмыльнулся, пригладив усы.

Стифрано сел, но тут же опять вскочил на ноги:

– Не могу! Мне так лучше думается.

– Ну и как, надумали что? – развязанно спросил Аслепи. Он сидел спиной к стене, согнув левую ногу в колене, а правую – вытянув в сторону собеседников.

– Слушай ты, лечила! – вспыхнул второй посол и машинально дернул руку к отсутствующей сейчас рукояти меча. – Ты единственный, кто из нас не дрался, но я сейчас это исправлю!

– Это ты, что ли? – врач легко вскочил на ноги и вмиг оказался почти вровень со Стифрано. – Изнеженный столичный щеголь, в жизни не видевший ни одной битвы?

– А ну хватит, я сказал! – неожиданно грозно рубанул Санери и тоже поднялся. – Аслепи, идите к себе в угол и не забывайте о субординации! А вы, энель Стифрано… – посол мягко положил ему руку на плечо. – И правда есть какие-нибудь соображения?

– Не знаю, – неожиданно смиренно ответил его заместитель. – Он вдруг как-то стух, а потом снова опустился на циновку, – в этот раз грузно и устало. – Может быть, этот аринцил, захвативший власть в касте воинов, хочет убить нас, чтобы не допустить союза нашего императора и… их?

– Да, я тоже об этом подумал! – спешно присоединился Богемо. – И торговых отношений – тоже. Это же очевидно! Не дать нам напрямую закупать хлеб… Этот аринцил вообще ничего не ответил на вашу речь! Вообще ничего, только затолкали нас обратно в эту вонючую камеру!

– Вообще-то они обещали дать нам сказать, а не дать нам ответы, – съязвил Аслепи.

– Хорошо-хорошо, почтенные энели, – сделал останавливающий жест Санери. – Только не все сразу. Если честно, я подумал об этом, как только увидел эту гору мышц. Но почему тогда он просто не убьет нас?

– Потому что боится гнева Ярого ока Светила нашего! – проникновенно заговорил священник.

– Энель Нафази! – нахмурился посол. – Можно, я вас тоже поумоляю? Не прикидывайтесь идиотом, я прекрасно знаю, что вы не идиот. Мне сейчас нужен совет, а не это нелепое отыгрывание права носить ваши священные одежды. И вообще, вы здесь – чтобы вдохновлять нас, а не кудахтать, как глупая курица перед тем, как ей свернут шею.

– Дайте подумать, – неожиданно спокойно ответил Нафази. – Возможно, – сказал он, потрепав бороду, – что это могла быть проверка.

– Что вы имеете в виду? – поинтересовался Богемо.

– Видите ли, в чем дело… Эти вириланы из касты воинов. Воин и этот аринцильский муж. Предположим, они хотели убедиться в том, что мы, имперцы, сильный народ, и понять, чего можно от нас ждать.

– Да-да, и это тоже может быть! – согласно закивал Стифрано. – Это, кстати, объясняет, почему против нас выставили заведомо ослабленных противников.

– Прекрасно! – сказал Санери. – Рад, что эти тяготы не помутили ваш разум и Светило по-прежнему одаривает вас талантом видеть сокрытое. Мда. Еще версии? Энель Хардо?

– Я согласен, – мрачно протянул тот.

– С кем именно? – спросил посол.

– Со всеми, – ответил начальник охраны. – Все эти версии вполне разумны и могут быть верными. Или одна из них – это точно.

– А что подсказывает ваше чутье? – прищурился Санери.

– Тут есть что-то еще, – произнес Хардо, глядя собеседнику прямо в глаза.

– Хорошо, ладно, – вздохнул посол. – Энель Аслепи?

– А? – врач повернул голову словно в удивлении. – Я в этом не разбираюсь. Вот когда кого-нибудь отделают, желательно еще сильнее, чем сегодня энеля Вирандо, вот тогда я готов буду дать совет.

– Вы и его лечили только советами! – желчно процедил Гроки.

Аслепи только усмехнулся:

– Ну, кровь я остановил, синяки сами пройдут, тем более ему не привыкать.

– Ладно, понятно, – сказал посол таким тоном, каким школьный учитель выгоняет из класса зарвавшегося ученика. – Энель Вирандо?

– Я думаю, это заговор! – с жаром ответил из полумрака Уни. – Этот аринцил, или Ягуар, как он себя называет, явно действует заодно с кем-то из высших чинов империи. Как он тайно смог пройти во дворец? А как пересек границу? Он может быть даже посланцем от этой предательской группировки к императору Вирилана!

– Параллельное посольство? – озадачился Стифрано.

– Что за ерунда! – скептически сморщился Гроки. – Чтобы выдвигать такие обвинения, нужно иметь очень веские доказательства! Тем более аринцилы – наши потенциальные враги. Кто будет играть в такие опасные игры?

– А сразу нас не убирают, – продолжил Уни, словно не замечая оппонента, – потому что хотят сделать это чужими руками. Выставить воинов – противников Ягуара – убийцами посольства и тем самым решить сразу две задачи. И от нас избавиться, и укрепить свое влияние.

– Да как он вообще стал здесь главным? А язык – откуда он его знает? – нервно спросил Богемо.

– А это два взаимосвязанных вопроса. Узнаем про язык – станет ясно, чем Ягуар сумел так очаровать воинов.

– Ну так это ваша специальность, давайте вперед! – раздраженно проворчал Гроки.

– Это не так просто, – с расстановкой, словно издеваясь над ним, возразил Уни.

– А аринцильский язык похож на вириланский? – спросил посол Санери.

– Ну, энель посол, вы же, насколько я знаю, аринцильским тоже владеете.

– Вы правы, не похож ни капли, – вздохнул Санери.

– Слишком мало почвы для размышлений, – бодро и наставительно прозвучал из угла камеры голос Уни.

– А скоро ее вообще не будет вместе со всеми нами! – угрюмо вмешался Стифрано.

– О будущем и предстоящем лишь Светилу небесному, мир сотворяющему, наперед знать дано, – снова вошел в роль энель Нафази.

– Ладно, все, кончаем разговоры! – решил поставить точку в затянувшейся дискуссии глава миссии. – Сейчас нам всем нужно как следует отдохнуть. Так что меньше споров – они истощают силы и подрывают наше единство.

Посольские уныло закивали, а Санери тихонько направился в угол, чтобы привести себя в порядок над выгребной ямой. Но только он занял необходимую позицию лицом к стене, взвешивая в уме вероятность высказанных ранее предположений соратников о природе происходящего, как над правым ухом раздался вкрадчивый шепот:

– Энель посол! Прошу прощения…

Санери вздрогнул от неожиданности и раздражения:

– Чтоб тебя Мрак пожрал, Гроки! Другого момента не нашел?

– Простите, энель посол, но этот разговор требует особой приватности! А это самое уединенное в данном помещении место…

Санери сделал длинный выдох, словно ветер загудел высоко в горах. Если бы он не знал своего секретаря уже восемнадцать лет и не побывал с ним во множестве миссий в самых разных уголках Дашторниса, то давно бы утопил его в находившемся так кстати под боком отхожем месте.

– Ну что, что там у тебя?!

– Умоляю, энель посол, умоляю, тише! Он может нас услышать.

– Кто – он?

– Энель Вирандо, конечно! Вы же все видели своими глазами, энель посол. А как умело он притворялся на корабле, когда дал себя побить энелю Стифрано! Но сегодняшний бой наглядно показал, что энель Вирандо – опытный фехтовальщик. Почему он скрыл это? Ответ может быть только один – тогда бы ему пришлось рассказать про все остальное.

– Что – остальное?

– Ну как же, энель посол? Помните наш разговор перед отплытием? Теперь все доказательства налицо. Унизель Вирандо никакой не переводчик. Он личный шпион энеля Ронко, приставленный, чтобы следить за вами и вести двойную игру в интересах своего патрона! Уверен, что вам не могла не прийти в голову та же самая мысль! Осталось выяснить, кто еще в посольстве…

– Гррроки! – взревел Санери так, что секретарь посольства съежился и в страхе оглянулся, не смотрят ли на них остальные. – Дай ты мне наконец спокойно… Потом поговорим, когда… если выберемся отсюда, – и посол замахал руками, словно отгонял от себя мошкару. – Не до этого сейчас, понимаешь?

– А-а-а! Да-да, конечно, понимаю. Здесь слишком людно!

– Пш-шел отсюда!!! – Санери схватил секретаря за плечи и сильно толкнул в сторону, отчего тот, несколько раз неуклюже шаркнув ногами, оказался в центре камеры.

– Энель посол, вам помочь? – отреагировал на это Хардо и с самыми лучшими намерениями двинулся в сторону параши. – Давайте я посмотрю…

– Да чтоб вас всех Тьма объяла! – заорал вконец вышедший из себя Санери. – Вы тут все что, издеваетесь надо мной, что ли?

– Посмотрю, чтобы вас никто больше не побеспокоил, – ровным голосом закончил свою фразу начальник охраны.

Посольские с интересом наблюдали за развитием сцены, однако после того как Хардо встал спиной к Санери и спокойно оглядел всех членов миссии, дипломаты вновь вернулись к попыткам отдохнуть. Уни, прекрасно слышавший весь касавшийся его разговор, только презрительно усмехнулся и равнодушно отвернулся в сторону.

Соседствующие с герандийской миссией полудохлые вириланы вели себя соответствующе, то есть ровным счетом никак не выдавали свое присутствие. Молодой переводчик откинул голову назад, на неровную каменную стену, и уже было собирался попытаться заснуть в такой неудобной позе, как входная дверь загрохотала, открылась, и в камеру небрежно внесли и бросили тело. Метили при этом, очевидно, в самый неосвещенный уголок, казавшийся пустым со стороны, возможно, из-за небольших размеров Уни. В любом случае тот с трудом увернулся от нежданной опасности, хотя тело умудрилось хлестко засадить ему окровавленной кистью по лицу.

– Осторожней там! – в сердцах бросил он по-вирилански.

Конвойные промолчали и ушли, однако тело слабым голосом пробормотало извинения.

– Вы живы! – искренне обрадовался Уни, признав в нем своего недавнего противника.

– Меня не так просто убить, – с трудом, но торжествующе ответил Телейцин.

– Я думал, все!

– Не-ет! – протянул вирилан, казалось, даже несколько разочарованно. – Не сейчас. Но они придумали кое-что получше. Мне пришлось одному приводить в порядок место поединка… отмывать кровь… убирать и уничтожать трупы…

– Да-а-а? Ну, я рад, что все оказалось не так плохо. Просто вас не было так долго, и внесли вас сюда в таком виде…

– А вы пробовали когда-нибудь расчленять мертвые тела? – спросил вирилан и облизнул губы. – С руками без нескольких пальцев? Они привязали топор к моим предплечьям…

– Простите! – опустил глаза Уни. – Эй, у нас есть вода? – он быстро оглянулся к своим, скрывая смущение.

– Спите лучше, потом наболтаетесь! – недовольно буркнул Богемо и перевернулся на другой бок.

– Да, воды бы я хлебнул! – вирилан предпринял слабую попытку подняться, однако не смог сделать даже этого. Уни тут же пришел ему на помощь, дав возможность упереться головой и верхней частью спины в стену. – Ни единого глотка за весь день, о еде и не говорю. Я был готов есть эти трупы и пить их кровь.

– Что он там лепечет? – устало и вальяжно протянул Стифрано и зевнул.

Уни перевел ему сказанное.

– Так обглодал бы трупаков – не был бы мешком сейчас. А мы бы выспались! – решил пошутить Аслепи.

– Спроси его, стал бы он есть своих бывших братьев по оружию? – ответил Телейцин на перевод этой реплики, сделанный Уни назло бессердечному доктору.

– Уважаемые энели, во имя Владыки небес, можно я все-таки посплю?! – не выдержал уже энель Нафази. – Ночь – время смерти и призраков, а вы своими темными беседами лишь приближаете нашу встречу с ними.

– Я бы не стал, – шепотом ответил Уни.

Вирилан кивнул:

– Я знаю!

Некоторое время они молчали. Собравшись с силами, Телейцин продолжил:

– Я не буду вас… благодарить. Слова пусты.

– Этого не нужно! – горячо и быстро прошептал Уни. – Я не ради…

– Я дам вам нечто более ценное – сведения.

– Да? – переводчик наклонился совсем близко к лицу собеседника. – Спасибо! А сведения о чем?

– Как вам провернуть дело. Я далеко не все знаю, как и остальные. Но теперь многое становится ясно.

– Многое?..

Вирилан кивнул:

– Да! Мы просто «мешки» – вы и я. Мы все умрем, если так… останется. Нет времени. Слушайте! Ягуар хочет убить анвиллов.

– Анвиллов?

– Да. Воины издавна не доверяют им. Это заговор. Вы… должны знать.

– Анвиллы – это жрецы? Жрецы стихий? Ну, как же это – служители культа?

– Не понимаю, о чем вы.

– Ладно, не важно. А император? Почему воины хотят восстать против него? А чужеземец? Вы же презираете их? Как он смог захватить власть среди воинов?

– Ягуар не просто чужеземец. Он наследник последних владык Пятого царства.

– Ка-а-ак! Это значит, что легенда вовсе не миф и часть жителей Пяти царств бежала от вириланов на Южный континент! И теперь один из них вернулся и предъявил права на державу своих предков? Но как, почему потомки тех, кто четыреста лет назад убивал и изгонял его родичей, теперь во всем покорны его воле?

– Слишком много вопросов, а мои ответы исчерпаны. Знаю только, что наш наставник сразу признал его, а мы боготворим Оркодия Кейриса!

– Но только не Телейцин!

– Оркодий Кейрис учил меня, что путь воина – иметь силу бросать вызов. Поступи я иначе, я проявил бы неуважение к наставнику.

– Это была… шутка? – решил уточнить Уни.

– Ну, конечно! – усмехнулся слипшимися губами вирилан. – Как легко лишить нас силы! Не есть, не пить – и ты уже полная развалина! Не могу… принять это… Лучше бы вы убили меня… тогда.

– Мои тоже так думают! И я устал им объяснять, что…

– Мне все равно! – вирилан обреченно закрыл глаза. – Слишком много слов!

Уни наклонился к нему еще ниже и понял, что тот спит.

– Энель Санери, энель Санери! – поспешил он к послу, вцепившись ему в плечо. – Проснитесь, пожалуйста, у меня срочная информация!

– Да не сплю я, энель Уни! – сквозь зубы раздраженно проговорил Санери.

Переводчик отшатнулся от него как ошпаренный. Он совершенно не ожидал услышать такое теперь и от своего начальника.

– Говорите, чего уж там, – вздохнул посол.

В этот момент дверь снова лязгнула, впустив на этот раз только одного человека. На пороге стоял Верховный наставник касты воинов, ранее помянутый Оркодий Кейрис.

– Скажите своим – все за мной! – бросил он Уни, мгновенно выцепив его своим острым взглядом из уютного темненького уголка.

– Что он говорит? – спросил Санери, мгновенно встав на ноги и прислушиваясь.

– Он говорит, чтобы мы все шли за ним, – ответил Уни и чуть было не хлопнул в непонятном приступе фамильярности своего начальника по плечу. Отчасти его развлекала эта зависимость Санери от него, даже когда дело касается самых простых фраз на местном языке.

– Значит, выходим! – быстро и сосредоточенно дал команду посол. – Энель Аслепи, не задерживайтесь! – и он побудительно крутанул в воздухе кистью.

Врач поднялся, поминая Мрак. Остальные собирались у выхода, как вода у слива ванны, стремясь последовать за вириланом, но при этом опасаясь подходить к нему слишком близко.

– Куда мы идем, интересно? – озвучил общий вопрос энель Богемо.

Шли они действительно долго, ибо крепость занимала весьма немалое пространство. Небо в предгорье был довольно чистым, без облаков, и звезды прекрасно освещали путь. По крайней мере, горевшие на каждом углу факелы смотрелись совершенно избыточными, тем более что вокруг не было ни души.

– И даже ни одного караула не видно, – удивленно отметил Стифрано, когда их ночная процессия пересекла площадь и через узкую боковую дверь прошла в приземистое здание, стоявшее впритык к крепостной стене.

– К Ягуару ведут. Сам наставник в провожатых, – размышлял вслух Аслепи.

– Что-то вы стали слишком разговорчивым в последнее время, энель доктор, – заметил ему Богемо.

– Мне в обычной жизни скучно, – охотно признался Аслепи. – А тут хоть какая-то встряска.

– Кажется, пришли, – напряженно произнес Санери.

Они поднялись по каменной лестнице и вошли в огромный зал с колоннами по бокам. В самом его конце располагалось некое подобие трона, отделанного золотом и медью, с красивыми литыми украшениями. Впрочем, вопреки ожиданиям посольства, трон был пуст, а вдоль стен находились стойки с оружием. Стифрано повернулся к Хардо, и они понимающе кивнули друг другу.

– Ну да! – произнес при этом второй посол, улыбаясь. – Зал для тренировок. Но очень пафосный!

– Может быть, энель Вирандо, вы все-таки поинтересуетесь о конечной цели нашего маршрута? – спросил посол Санери.

– Не думаю, что в данной ситуации это уместно, энель посол, – ответил Уни. Ему было просто лень. К тому же Телейцин, похоже, как-то заразил переводчика своим пренебрежением к лишним словам.

Впрочем, уже очень скоро ответ на интересующий всех вопрос был получен сам собой. После зала члены посольства вошли в какое-то небольшое, плохо освещенное помещение, и Кейрис движением руки привел в действие скрытый механизм. Открылась потайная дверь, за ней – проход, и вот уже члены посольства стояли с внешней стороны крепостной стены, выглядевшей такой пугающей в это время суток.

– Вы свободны, – равнодушно сообщил вирилан. – Уходите отсюда как можно быстрей.

– Что? Он нас отпускает? – враз оживился Богемо. – Сейчас, ночью?

– Скорее помогает сбежать, – хмыкнул Санери.

– Светило милосердное сжалилось и послало заступника! – радостно запричитал Нафази.

– Радуйтесь тише! – шикнул на него Санери. – Энель Вирандо, спросите его, как насчет нашего имущества? У нас изъяли все, от даров их владыке до личных вещей и документов.

Уни повернулся, чтобы начать переводить, однако Верховный наставник касты воинов уже закрывал дверь с той стороны стены.

– Нет, ну что же это за грабеж такой, Мрак меня побери! – неожиданно вышел из себя Санери. – Он в бессилии сел на землю, обхватив голову руками. – Я всю жизнь служил Владыке нашему во всех уголках Дашторниса, но даже у этих варваров торгов не было такого наглого, хамского и бесчестного отношения к послам! Даже у дикарей с холодных скал Ленивого моря, что жрут тюленей сырыми, было уважение к статусу гостя и посла великой державы!

– Да, забавная история, – присвистнул Аслепи. – Выставили за стену почти голыми.

– И куда мы теперь пойдем? – задал более практичный вопрос Богемо. Тема уважения сейчас его волновала существенно меньше, чем то, что они будут есть и где будут спать.

– Это все ваш, как его, жрец из пещеры! – злобно оскалился на Уни Гроки. – Это по его наущению мы претерпеваем позор и бесчестие. Я непременно отмечу в журнале посольства, что именно энель Вирандо…

– Ну, это вряд ли, – усмехнулся Стифрано. – Сгинул ваш журнал вместе со всем добром. Нам сейчас думать нужно, как в живых остаться. И это будет потруднее, чем в ходе схваток с этими голодными паралитиками.

– Энель Санери, – торопливо выдал Уни, стараясь игнорировать выпады в свой адрес. – Я как раз хотел сообщить вам очень важные сведения…

– Вы лучше сообщите, куда нам теперь идти! – посол начинал постепенно приходить в себя и, опершись рукой о каменистую землю, поднялся на ноги. – Энель Богемо прав, нам надо найти место для ночлега и вообще – соориентироваться в этой новой ситуации. Вы понимаете, что без верительной грамоты мы больше не посольство? Вы понимаете, что мы теперь – никто?! – вновь стал заводиться он.

– Я думаю, нам надо найти анвиллов, – старался не распаляться в ответ Уни. – Потому что…

– Ну так найдите! – резко оборвал его Санери. – Это ваша ответственность – устраивать дела в этой стране.

– Да, он уже устроил! – сподхалимничал Гроки. – Сначала продал нас, как рабов, а потом заманил в эту крепость бандитов, чуждых всем законам вежливости, этикета и гостеприимства!

– Почтенные энели, прошу вас не ссориться! – хорошо поставленным голосом вмешался священник Нафази. – Солнечный господин спит, уступив место темноте ночи, но мы, дети Светила, не должны пускать Мрак в сердца наши! Будем держаться вместе и так обретем путь к спасению!

– Предлагаю переночевать под стенами, – внес свое предложение Аслепи. – Ночь теплая, не замерзнем. В темноте же…

В этот момент сверху раздались возбужденные голоса, а потом замелькали факелы. Рядом с Богемо что-то зашуршало в земле. Тот опасливо отстранился:

– Ой, что это?

– Стрелы, бегом отсюда! – отдал приказ Хардо и, схватив в охапку посла, поволок его прочь от стены.

– Изрешетят ведь! – с досадой сквозь зубы выплюнул Стифрано и тоже кинулся спасать свою жизнь. Остальные в беспорядке понеслись следом.

Малюсенькие убегающие фигурки герандийских дипломатов были хорошо видны со стены в призрачном свете звезд. Оркодий Кейрис подошел на два шага к созерцавшему эту картину аринцилу и с поклоном доложил:

– Господин, они покинули эти пределы!

Ягуар холодно и плотоядно улыбнулся:

– Ты рад, что они умрут не в твоей крепости? Я чувствую это. – Он помолчал немного. – В нашей земле есть обычай – молодые воины раз в год охотятся на самых сильных и здоровых пицлей. Это первый шаг к будущей славе и залог того, что ядовитое семя не даст всходов.

– Я понял вашу волю, господин, – почтительно ответил Кейрис. – Наши молодые охотники отправятся следом.

– Ну и сколько еще бежать?! – задыхаясь, выплюнул Богемо. – Я не могу больше!

– Помолчали бы, энель торговый посланник! – резко ответил ему Аслепи. – Вас единственного под руки тащат.

– Я сам бегу! – возмутился вуравиец. Он выдернул руки, но только для того, чтобы через пару шагов схватиться за левый бок и упасть на колени. – Ой, конец мне!

– Ладно, хватит, тут уже не достанут! – скомандовал Хардо. Остальные посольские, кроме Стифрано и Аслепи, дружно попадали вниз.

– Этак мы далеко не уйдем! – сказал второй посол, косо глядя на крепость. – Сейчас погоню на лошадях… Нам в горы надо!

– В горах эти точно сдохнут, – грубо отреагировал Аслепи.

– Ну и что ты предлагаешь?! – раздраженно брызнул на него слюной Стифрано.

– Тогда вниз, – тихо, но четко обозначил Хардо. – Там деревья… и болото тоже… я помню.

– Болото? – взвизгнул Богемо. – Просто замечательно!

– А ты вообще молчи, или здесь бросим! – рявкнул на него второй посол.

– Так, хватит! – резко выдохнул Санери. – Командую здесь я. Вниз пойдем. Веди нас, Хардо!

Начальник охраны кивнул:

– Энель Стифрано впереди, за ним энель посол, я замыкающий. Вперед марш!

Члены посольства нехотя поднялись и быстрым шагом поковыляли дальше.

– За дорогой следите, энель второй посол! – крикнул Хардо. – Если кто ногу подвернет…

– Да знаю я! – оборвал его Стифрано раздраженно.

Осторожно, словно обещанное болото было уже под ногами, посольские стали удаляться от крепости. Двигаться вниз было действительно гораздо легче. Местность хоть и была весьма изрезанной, по какой-то причине провидение смилостивилось над беглецами, так что ни один из них ни разу не споткнулся. Большим успехом стало преодоление широкого ручья – довольно мелкого, но с очень неровным дном и ледяной водой. В ходе переправы энель Богемо визгливо ныл, обещая простудиться и умереть. Энель Аслепи пообещал спасти его и всю компанию, сделав торговому посланнику операцию по удалению языка. Это очень вдохновило энеля Стифрано, который выразил готовность принять участие в качестве ассистента. Энель Нафази выразил надежду, что именно благодаря совместному труду они смогут прекратить постоянные споры и даже подружиться.

После ручья на местности стали появляться кустарники и кое-какие деревья. Это было очень кстати, поскольку сзади весьма отчетливо стал раздаваться звук, который Рапурий Хардо определил как стук копыт.

– Не успели! – мрачно прокомментировал Санери. – Энель Хардо, как скоро они нас догонят?

– Очень скоро! – тревожно ответил начальник охраны и огляделся по сторонам. – Вон там лес, но до него не успеем! Лучше направо, где крутой склон – лошади не пройдут.

Уни никогда в жизни не подумал бы, что сбежать вниз с горки – это так опасно. Но дело было ночью, и нестись в темноту, не чувствуя под ногами почвы, страшно уже само по себе. И если Стифрано с ходу махнул вперед, то энель Богемо уперся на вершине, как баран.

– Что, прямо туда?! – в ужасе осведомился он своим высоким голосом. – Прямо туда – вниз?

– Нет, вверх полетишь, как птичка! – цинично бросил Аслепи и, дав торговому посланнику хорошего пинка, прыгнул следом.

Уни был готов к тому, что земля уйдет из-под ног, но не ожидал, что это будет так резко. В попытке сохранить равновесие он побежал быстро-быстро, но сознание не выдержало такого темпа, растерялось в отсутствие видимости, и земная твердь резко ударила молодого переводчика по лицу. Сзади мощно и больно кто-то пнул его коленом, отбросив в сторону. Встав на четвереньки и выплюнув изо рта грязь вперемешку с травой, Уни попытался подняться, но чуть не поскользнулся и опустился на корточки. Вытянув ноги вперед, он, пытаясь нашупать ими путь, стал медленно спускаться вниз.

А там раздался резкий вскрик вперемешку с ругательствами. Через какое-то время стало ясно, что это был энель Стифрано.

– Мать моя фея, будьте вы в землю живьем закопаны! Поубиваете друг друга к демонам Мрака!

– Сломал, сломал, а-а-а! Что мы теперь будем делать? – заголосил энель Богемо. – Больно-то как!

Посол Санери, закончивший спуск без происшествий, обтер пальцами виски и мужественно, сохраняя спокойствие, спросил:

– Что вы там сломали, энель Богемо? Ногу? Энель Аслепи, взгляните!

– Да не сломал я, храни меня Ясновеликий от таких напастей! – даже с какой-то скрытой радостью сообщил торговый посланник.

– А какого тогда демона Сумрака вы так орете?

– Это я сломал, энель Санери! – гаркнул из полумрака Стифрано. – Толкнул меня кто-то, вот и сломал. Точнее, подвернул. Скорее всего.

– Что же вы так неосторожно! – покачал головой посол. – С вашей-то подготовкой… Энель Аслепи!

– Да смотрю уже, смотрю, только темнота, хоть глаз выколи! – бесцеремонно ответил врач. – Рапурий, ты покрепче, давай его руку на плечо и потихоньку! – отдал он приказание охраннику.

– А по болоту по-другому и не выйдет, – флегматично ответил Хардо.

Энель Нафази пришел ему на помощь. Вместо того чтобы утешать пострадавшего, он молча закинул себе на плечи другую руку Стифрано. Тот благодарно кивнул.

– Ну что, двигаемся? – задал риторический вопрос Санери.

Болото, к счастью, было не таким страшным, как его рисовало воображение Уни. Звезды отражались в воде и указывали дорогу. Помощники Стифрано, идя широким фронтом, периодически промахивались между кочек, но там были просто мелкие лужи – и ничего более.

– Это не болото, а надувательство какое-то! – возмутился переводчик.

– Вы чем-то недовольны, энель Уни? – ядовито осведомился Гроки.

– Только одним – что на месте Стифрано не оказались вы! – резко отдал должок молодой дипломат.

– Ох, ох! – передразнил его секретарь посольства. – За собой лучше следите! – и он рванулся в голову процессии, по пути грубо спихнув Уни с очередного сухого бугорка.

– Я когда-нибудь убью его, энель посол! – обиженно и со злостью крикнул переводчик Санери.

– Да ладно, плюньте вы на все это, энель Вирандо! – ответил тот. – У Гроки отвратный характер, зато он точен, исполнителен и дело свое знает – сейчас таких не найдешь уже, в наше-то время безответственных бездельников!

– Мы должны помогать друг другу, особенно в тяжелых ситуациях! – не сдавался Уни.

– Остыньте! – Санери мягко положил ему руку на плечо. – Важнейшее правило дипломатии – полное спокойствие, что бы ни происходило.

После бегства Гроки посол и переводчик стали замыкать процессию вдвоем, пустив вперед самых медленных, и потому завязавшийся разговор мог претендовать на статус приватного.

– Простите, энель посол, но вы тоже… когда за стеной… были отнюдь не воплощением спокойствия!

– Ну да, не был, – Санери усмехнулся. – Я тоже человек. Главное – быстро прийти в себя. Так что, если вы уж решили избрать меня примером для подражания, будьте последовательны!

– Я уже успокоился, – ответил Уни, пытаясь остыть.

– Ну, если так, то смените энеля Нафази – он, похоже, совсем выдохся!

Уни молча опустил глаза, в очередной раз отдав должное превосходству начальника, и подбежал к согнувшемуся в три погибели священнику. По пути у него была подлая мысль отомстить Гроки, столкнув его в воду в ответ, но в этот момент Хардо дал команду остановиться:

– Все, привал! Сухой островок – отдохнем, чтобы идти дальше с рассветом.

Возражений не было. Уни впервые в жизни спал на сырой земле и по реакции большинства соратников понял, что и они – тоже. Впрочем, невообразимая усталость позволяла пренебречь любыми бытовыми неудобствами. Переводчик ждал короткого сна без сновидений, но в этот раз все было не так. Снилась Энтеверия, «Счастливый конек» и мама, покрикивающая на слуг и вполголоса читающая молитву у лика Первопредка. Эмель Вирандо была родом из Серегада, и Уни не раз задавался вопросом, почему она покинула этот край, где семейные узы и честь воина ценились одинаково свято как у мужчин, так и у женщин? Почему избрала такое постыдное для своего народа занятие, как содержание таверны? Уни многое знал о жизни своего отца, сложившего голову на северной границе империи, однако мать практически ничего не рассказывала о своем прошлом.

Уни видит, как мать проходит к себе в комнату, а он следует за нею. «Закрой дверь, Уни!» – просит она его. Мать подходит к старому черному, глянцевому комоду работы вуравийских мастеров. Уни никогда не знал, что хранится в нем. Это был секрет, запретное для него место. Несколько поворотов ключа – и мать извлекает из комода сейрипан – слегка изогнутый меч с широким лезвием и односторонней заточкой, распространенный в Вуравии, Мустобриме и вообще на юге у пиратов, разбойников и контрабандистов. «Умеешь им пользоваться?» – спрашивает она. Уни словно завороженный мотает головой из стороны в сторону. Эмель Вирандо поднимает меч над головой, острием вперед и вверх лезвием, и делает серию плавных, но очень быстрых движений – взмахов, ударов и подрезаний.

– Что это такое, мама?

– Я хотела защитить тебя, мой мальчик. Так было надо. Но теперь ты сам должен научиться постоять за себя. Возьми, попробуй! – и она протянула ему клинок.

Уни ощутил адский холод рукояти. Это было настолько нестерпимо, что он выронил оружие, которое, не успев долететь до земли, растворилось в воздухе, превратившись к сгусток черного дыма. Уни поднял глаза на мать, ожидая, что она будет ругать его, но вместо лица эмель Вирандо было только страшное зеркало угольно-черной тьмы.

– Кто вы, где моя мать?! – в ужасе закричал Уни.

– Я и есть твоя мать, Уни! – ответило зеркало. – Так было надо! – произнесло оно шипящим, словно змеиным, шепотом.

– Уни! – послышался шепот. – Вставай, нам пора идти!

– О Светило! – переводчик присел, опершись на кулак, и протер глаза ногтями мизинцев. – Только заснули же!

Сидевший на корточках энель Богемо повернул к нему свое мокрое лицо:

– Ох, если бы, энель Вирандо! Вот энель Хардо считает, что мы спали достаточно и нам пора бежать дальше.

– Энель Богемо, я не понял, вы что, умывались этой жижей? – Гроки ткнул пальцем ему чуть ли не в физиономию и, повернувшись к остальным за моральной поддержкой, скорчил гримасу отвращения. – Вот про вас я совсем не мог такого подумать!

– Еще немного такой болтовни – и все мы умоемся собственной кровью! – ворвался в разговор Стифрано. – Давайте, двигаем уже! Пошли, пошли! – и он, с трудом поднявшись на одну ногу, стал делать своими длинными руками загребающе-обнимающие движения.

– Энель Вирандо! – елейным голосом позвал его Нафази. – Вы, кажется, вчера хотели помочь нашему телесно поврежденному собрату, не так ли?

Уни резко сплюнул накопившуюся в горле за краткий ночной отдых слизь:

– Дайте хоть «кувшин опорожнить»!

– Только не здесь, я здесь умываюсь! – поспешно предупредил его Богемо.

– А у него-то почище будет, чем в болоте! – тихо сказал Аслепи.

Все засмеялись.

– Я это, между прочим, как врач говорю, – пытался пояснить доктор, но его уже никто не слушал.

Утром все шагали уже не с такой прытью, как вчера. Уни остро ощущал ноющую боль от повреждений, полученных в поединке. Голова просто раскалывалась, а к лицу вообще было не прикоснуться – один сплошной синяк. Если раньше, будучи перевозбужден, он практически не обращал на это внимания, то теперь переводчик чувствовал себя просто отвратительно. Еды не было, нормальной воды – тоже, а использовать подножный корм и жидкость болота не разрешил опытный в армейских делах Аслепи. Уни пришла в голову мысль, что с таким уныло-обреченным видом, как у них, пристало плестись где-нибудь по жгучей пустыне, а не в стране с относительно умеренным климатом.

Болото они с горем пополам одолели, когда солнце уже ощутимо поднялось над горизонтом.

– Лес! – радостно возвестил Санери.

– Грибы, ягоды, ручьи, – перевел на практичный язык Аслепи.

Уни медленно поднял голову. Он уже с трудом волочил энеля Стифрано на пару с Хардо, который был будто выкован из железа. Хотя металлическим, очевидно, был и второй посол, по крайней мере, его рука, придавливающая маленького Уни к земле. Из-под руки шел отвратительный запах пота и немытого тела. Уни мысленно сделал ставку – от чего он раньше грохнется в обморок: от усталости или от этого амбре? В спор вмешался начальник охраны, буквально почувствовавший состояние Уни и оперативно заменивший его на Аслепи.

Вырвавшись из-под длани энеля Стифрано, молодой переводчик инстинктивно рванул вперед, оказавшись в голове этой скорбной процессии, символизирующей то ли упадок имперской дипломатии, то ли вообще – ее скорую гибель, по крайней мере, в этом районе Обозримой земли.

Найденный лес оказался скорее редколесьем, и на предложение Уни сделать привал Санери возразил, сказав, что нужно пройти еще немного до густой чащи, где будет легче спрятаться.

– От кого тут прятаться, энель посол! – возразил ему Богемо. – Посмотрите, мы одни в этом проклятом и безлюдном месте.

– Действительно, энель Санери, – поддержал торгового посланника энель Нафази. – Преследователи наши, испепели их Светило всеблагое и пошли им муки бесчисленные, уже давно отстали, еще на болоте. Да и энель Хардо уже устал!

– Не устал я! – возразил начальник охраны. – Вон там, шагах в трехстах, деревья погуще. Там и отдохнем.

«Деревья погуще» оказались числом около трех, однако идти дальше отказались уже все члены посольства. Уни с наслаждением упал в траву, показавшуюся ему после глиняного холмика болота райской периной. Где-то недалеко соревновались в голосистости птицы. «Хорошо-то как! – широко раскинув руки, в переизбытке чувств протяжно выдохнул он. – Только бы попить еще. Да и покушать очень даже не помешает!»

– Энель Хардо, а может быть, вы нам организуете небольшой обед из этих прекрасных певчих созданий? – нагло предложил Нафази.

Уни вздрогнул, ему стало обидно за своего приятеля, которого в условиях резко уменьшенного числа членов миссии стали все чаще воспринимать не только как охранника, но и как слугу.

– Да! Тем более что с безопасностью вы, похоже, не очень-то нам помогли, – надменно бросил Гроки.

Уни от возмущения сжал худые кулачки и посмотрел на Хардо. Но тот, не обращая никакого внимания на эти обидные высказывания, молча поднялся на ноги и пошел в сторону птичьих трелей, на ходу снимая ремень.

– Э-э-э, а что это он собрался делать? – тихо спросил у священника Богемо.

– А у вас в Капошти что, детвора с пращой на птиц не охотится? – искренне удивился вездесущий, несмотря на потерю мобильности, Стифрано.

– Я из Вуравии, а не из Капошти! – резко отреагировал торговый посланник.

– А-а-а, да все едино – и там, и там торгаши! – авторитетно заверил его второй посол.

– Сейчас он вам и вторую ногу сломает, – ухмыльнулся Аслепи.

– Да я ему сам что хочешь сломаю! – загоготал Стифрано и, не вставая, начал размахивать перед носом у Богемо своей здоровой конечностью. Тот суетливо подобрал полы длинной одежды и поспешил бежать с поля боя.

– Интересно, а почему он нас отпустил? – поинтересовался Богемо. – Я наставника воинов имею в виду, – уточнил он, завладев вниманием потенциальных собеседников.

– Скорее всего, это их внутренние игры, – ответил Аслепи. Он занял свою любимую позицию – спиной к твердому предмету, в роли которого сейчас выступало дерево. – Может, с Ягуаром этим чего-то не поделил…

– А мне видится, что к ним пришли страх и раскаяние! – вставил свое веское слово Нафази. – Убоялись они, что за послов Владыки нашего с них строго спросят, вот и поспешили отпустить с миром.

– Убоялись, ага! Отродясь такой ерунды не слышал! – грубо встрял Гроки. – И потому выгнали в чисто поле, да еще погоню послали! У вас, светлый пастырь, мозги-то от Светила вашего совсем набекрень съехали!

– Ну знаете! – возмущенно нахохлился Нафази. – Как вы со мной разговариваете?! Что значит – вашего? Вы что же, уже отказались от благостных лучей его иль вы не подданный Владыки пресветлого, наместника Господина Небесного пути?

– Так, стоп! – быстро вмешался Санери. – Гроки, от тебя я такого не ожидал! Все устали, все на пределе, но ссор и взаимных оскорблений я здесь не допущу! Всем ясно?

Посольские молча выразили свое согласие с данной оценкой ситуации. Воспользовавшись моментом, Уни подсел поближе к Санери:

– Энель посол, я хотел бы, пользуясь этой долгожданной передышкой, поговорить с вами о… ряде важных вещей. Если можно, наедине.

Непрестанно подслушивающий Гроки уставился на своего начальника и уже заранее открыл рот, чтобы смешать Уни с грязью при первых признаках недовольства со стороны главы миссии. Однако энель Санери не оправдал его ожиданий.

– Конечно, энель Вирандо, – дружелюбно сказал он. – Я понимаю, вы там хотели мне сказать… нечто важное. Давайте отойдем… вон туда, – и он указал в сторону, где высился огромный, в рост человека, камень. Уни уже давно обратил внимание на то, что камни различной формы и размера встречались в Вирилане в изрядном количестве, и даже в лесах.

– Ну, как ваше самочувствие, а? – как только они отошли, посол неожиданно решил проявить заботу о своем переводчике. – Да, изрядно вас потрепало, но вы молодец, молодец!

– Благодарю вас, энель посол! Об этом я тоже хотел поговорить. Думаю, мне досталось бы значительно меньше, если бы мой меч, а точнее, его рукоятка, не сломался в самый ответственный момент.

– Да, конечно, выглядело это жутко. У меня, да и не только у меня, я уверен, сердце прямо…

– Энель посол, простите, но я не верю, что это случайность!

– Что? Вы хотите сказать…

– Это попытка меня убить. Очередная, четвертая по счету с момента моего назначения в миссию. Хотя если считать орехи тала, то пятая.

– Энель Вирандо! – Санери всплеснул руками, а потом нервно зашагал из стороны в сторону. – Хорошо, допустим. Но как, как это можно было сделать? Разве что вириланы заранее испортили ваш клинок…

– Нет! – жестко прервал его Уни. – Это был кто-то из наших.

– Из наших? Но, простите, это невозможно! Сломать рукоять меча голыми руками? Да еще и у всех на виду? Да вы же его при себе держали, меч этот. Ерунда!

– Держал, но не всегда! Когда… – Уни запнулся и сглотнул. – Когда аринцил убил того пленного вирилана, мне стало дурно, и я обронил меч. А перед моим боем кто-то дал мне его в руки. Или дал свой меч, который за это время, пока все смотрели бои, успел испортить.

– Испортить? Для этого молот нужен!

– Вовсе нет. Вы видели рукоять вириланского меча? Там есть такие маленькие деревянные гвоздики. Я не знаю, для чего они нужны, но подозреваю, что если их вытащить, то рукоять развалится на детали. Особенно если меч старый и уже приходит в негодность. Именно это и произошло со мной в поединке.

– Слишком много предположений, энель Вирандо. Пока ваша версия звучит… не до конца обоснованной.

– Если нам удастся добраться до вириланов… до нормальных вириланов, то я постараюсь уточнить все эти технические детали, энель посол.

– Вот и отлично! Тогда и поговорим. Поймите, энель Вирандо, я не могу на пустом месте плодить подозрения и недоверие среди членов миссии. Мы тут и так… в полшаге от гибели.

Уни нервно закивал, стараясь отказаться от страха и прочих негативных эмоций в обмен на обещание конкретных шагов в будущем.

– Такое с вами впервые, энель посол? Я имею в виду, раньше подобные… эксцессы случались?

– Впервые! – с расстановкой и уже немного раздраженно произнес Санери, но очень быстро опять взял себя в руки. – У вас все, энель Вирандо?

– Ах да, простите, еще один крайне важный вопрос, точнее, информация. Накануне нашего побега мне удалось поговорить…

Закончить ему не дали резкие крики. Посольские, подобно зверям, спасающимся от лесного пожара, рванули мимо главы миссии и ее переводчика.

– Бежим, они здесь! – проорал, задыхаясь от волнения, Богемо и, смешно переваливаясь, устремился дальше.

– Что случилось? – Санери сориентировался мгновенно и тут же увлек оторопевшего от неожиданности Уни за собой, вслед за остальными имперцами.

– Они нас обошли! – проинформировал посла Стифрано, с бешеной энергией прыгая на одной ноге. – Хвала Светилу, Хардо заметил одного издалека!

Сам Хардо, единственный на текущий момент помощник второго посла, видимо, счел эту единственную реплику в его пересказе исчерпывающей и потому не стал что-либо добавлять. В других условиях, возможно, он дал бы некие указания в отношении оптимального места назначения и общей тактики поведения членов посольства, однако сейчас паника настолько объяла герандийских дипломатов, что большинство из них просто неслись куда глаза глядят, не думая, а повинуясь какому-то примитивному, животному инстинкту ради сиюминутного спасения.

Остановить это беспорядочное бегство смогла лишь естественная преграда в виде крутого холма, в который посольские уперлись в полном составе.

– Туда! – молниеносно дал команду Хардо, и остальные, вновь признав в нем вожака, слепо повернули влево. В этот момент в землю перед имперцами с тихим шорохом вошли три стрелы. Находившийся в авангарде Аслепи проворно отскочил, а энель Богемо и священник дружно охнули. Переменив направление, Хардо увлек всех направо, и его тут же обогнали не обремененные помощью Стифрано менее сознательные коллеги. Увидев это безобразие, энель Санери подхватил второго посла под левую руку.

– Спасибо, начальник! – поблагодарил он. – А то у меня уже нога отваливается.

Зимий Гроки бежал рядом с Санери, преданно смотря ему в глаза.

– Энель посол, давайте я тоже помогу, – сбивающимся голосом прокричал он и схватил Стифрано двумя руками за кисть в районе мизинца.

– Уйди, дурак! – заорал второй посол. – Ты мне палец сломаешь!

Уни тоже захотел помочь Стифрано, однако третьей руки у того не было, в связи с чем молодой переводчик просто стал семенить следом, словно страхуя начальство на тот случай, если оно не сможет удержать на своих плечах рослого второго посла.

– Прочь оттуда, мальчик! – хрипло заревел Хардо. – Ты мишень!

– Какая мишень? – не понял Уни. Мысли в его голове застыли, словно высохший известковый раствор на кладке стены. И тут он увидел перед собой след крови на земле и белоперую стрелу, торчащую из бедра и без того поврежденной ноги Стифрано.

– Мрак полуночный, да он ранен! – вскрикнул Уни и метнулся в сторону.

– Энель посол, скажите ему, чтобы он вернулся! – отреагировал на это движение Гроки. – Он нас всех от стрел закрывает!

Санери не успел ответить на это сомнительное с точки зрения морали высказывание, ибо голова посольства вновь резко остановилась, – в полной нерешительности, переходящей в панику. Врагов не было видно, однако стрелы летели теперь с трех сторон.

– Может, наверх? – нерешительно предложил Уни, указывая на холм.

– Стифрано не потянет! – ответил Хардо. Он тяжело дышал. – И на склоне мы такие же мишени, только еще медленные!

Нафази неторопливо опустился на колени и стал молиться. Богемо упал на землю и закрыл голову руками. Аслепи оставался внешне спокойным, но лицо его было бледным.

– Ну сделайте что-нибудь, энель Хардо! – визгливо возопил Гроки.

Начальник охраны молниеносно скинул с себя рубаху и ею стал прикрывать посла от стрел.

– Делай как я! – прокричал он.

Впрочем, если бы невидимый враг хотел убить их именно стрелами, то имперские дипломаты все равно не успели бы, да и не смогли бы, защитить себя даже таким разумным, но требующим специфических навыков образом. Однако выстрелы вдруг прекратились, и преследовавшие посольство члены касты воинов предстали, наконец, перед имперцами. Восемь молодых вириланов в легких кожаных доспехах сокращали дистанцию медленно, словно своей показной вальяжностью демонстрировали неотвратимость судьбы и бессмысленность любого сопротивления ее неуловимым капризам.

– Их восемь и нас восемь, – хладнокровно резюмировал Аслепи. – Только мечей в этот раз нам не дадут.

Все посмотрели на Санери, но тот молчал, кусая губы, его взгляд ушел в себя. Посол пытался за оставшиеся мгновения придумать любой, даже самый невероятный план по спасению вверенных ему людей, но мыслей не было, а время утекало, как песок сквозь пальцы.

Зависшую паузу прервал Хардо. Вырвав из своей рубахи все три попавшие в нее стрелы, он отломил им наконечники, зажал их в кулаке и перемотал его своим поясом.

– Энель посол, – прошептал он, сжимая свой импровизированный кастет. – Как только я брошусь на них – бегите вверх по склону. Пока нас рубят – успеете!

Услышав это, Уни даже не дрогнул. Он с удивлением отметил, что сердце его, вопреки обыкновению, не стало биться сильнее, однако кишки, судя по ощущениям, будто стекли сквозь ноги до самых пяток.

– Но они же не могут просто убить нас! – выдал наконец посол. Это было все, до чего он смог додуматься в этой выходящей за рамки прошлого опыта ситуации.

– Одумайтесь, о слепцы! – в исступлении кинулся вперед энель Нафази. – Мрак темный лишил вас счастия узреть истину! Подняв руку на послов Владыки нашего, наместника Ясновеликого владыки небес Кергения, вы обрекаете себя…

Идущий немного впереди других воин резко выхватил меч из ножен и, выставив правую ногу вперед, нанес в сторону священника рассекающий удар снизу вверх. Энель Нафази с удивительной для его габаритов скоростью отпрыгнул назад, однако дальнейшее его продвижение было остановлено Зимием Гроки. Тот уперся священнику в спину обеими руками, используя его в качестве щита.

Вирилан шагнул теперь левой ногой и высоко поднял меч над головой в мощном замахе. Энель Нафази, еще мгновение назад пытавшийся вразумить противника именем Солнечного бога, теперь воочию видел блеск его лучей на смертоносной стали.

– Если такова воля твоя, я приму ее! – закрыв глаза, в священном трепете прошептал он.

В этот момент на вершине холма раздался шорох, и спокойный мужской голос почтительно произнес:

– Кайри айсиэру войтинис тамэйле конти вухел насипитэйруэ Уклиэйесэ Найктриаэйс дасфинхойлу асинтори найлуэ…

Позже, восстанавливая по памяти эту беседу, Уни пришел к выводу, что звучать она могла приблизительно следующим образом.

– С почтением и благоговением обращаюсь к вам я, будучи по прозванию Укелий Нактрис, занятый в настоящий момент переноской хвороста в свое скромное жилище, упоминание которого здесь вряд ли уместно, за что прошу особого прощения у моих уважаемых собеседников, а также приношу извинения за то, что мои слова вторгаются в их тела, преследуя целью с их высокого соизволения поинтересоваться, к кому имею честь обращаться и от какого, безусловно, уважительного дела отрываю их…

– Только суть, энель Вирандо! – взмолился Санери. – Я же просил вас, – добавил он вполголоса.

– Мы ликейры младшего круга касты воинов, крепость Зийелис! – ответил вирилан, собиравшийся прервать жизнь Нафази. Он медленно опустил меч и немного развел руки в стороны, отчего его поза стала более фундаментальной, но в то же время и более картинной. – А дела наши касаются только нас, и горе тому, кто попытается оспорить это!

– Если бы это было так, то, со всем уважением, наша встреча бы не состоялась, особенно в такой важный для этого человека момент, – также спокойно парировал Нактрис. – Если я не ошибаюсь, то он готовится окончить свою жизнь. О человек, которого я имею в виду, позволь узнать, так ли это, и задать тебе тот же вопрос, который ранее был адресован моим соотечественникам!

Нафази, прервавший свою молитву благодарности Светилу за незаслуженно продленную жизнь, а также привилегию и дальше какое-то время греться в светлых лучах его, внимательно выслушал перевод Уни и очень серьезно обратился к нему:

– Энель Вирандо, прошу вас, передайте ему мою благодарность и скажите ему…

Но глава воинов оборвал священника:

– А ну, молчать, покойники! А ты, если не хочешь присоединиться к ним, возьми свой хворост и беги со всех ног в ту дыру, из которой вылез, червь навозный! Сейчас, – и он широким жестом пригласил своих братьев по оружию присоединиться к предстоящему зрелищу, – я закрываю глаза и начинаю считать до трех. Потом, – подчеркнул он это слово, – я открою глаза, и если ты по-прежнему будешь утомлять мой взор, то здесь останется не восемь, а девять бездыханных тел! – и с этими словами он филигранно вернул свой меч в ножны и действительно сомкнул веки в ожидании.

– Отличительной особенностью данной ситуации, – вежливо проговорил Нактрис, – является то, что наши пути уже пересеклись, а, следовательно, связаны. Поэтому мое перемещение в пространстве относительно вас вряд ли способно что-то изменить.

Воин стремительно, не открывая глаз, выхватил из-за спины лук, насадил стрелу на тетиву и тут же выпустил ее в говорившего, ориентируясь на звук его голоса. Смотрелось это очень эффектно, однако Нактрис совершенно не пострадал – стрела прошла почти на расстоянии локтя от его головы.

– Давайте я немного спущусь вниз. Тогда, возможно, вам будет удобнее, – сказал он и действительно спустился по склону на пару шагов.

Воин зарычал и выпустил еще одну стрелу – с похожим результатом. Правда, в этот раз вирилан на холме сделал небольшое движение головой, словно разминая шею.

– Мне очень жаль это признавать, но я вынужден поинтересоваться: какую цель вы преследуете, выпуская стрелы в мою сторону? Ваша реакция на промах свидетельствует о том, что эта цель чрезвычайно важна для вас.

Воин зарычал еще громче, в ярости бросил лук на землю и топнул ногой. Его соратник, стоящий за ним, воспользовался моментом и тоже выстрелил в сторону Нактриса. На какое-то мгновение Уни показалось, что он попал, однако в действительности стрела прошла совсем рядом с вириланом, застряв в вязанке хвороста у него за спиной.

– Возможно, ваши действия сами по себе дадут ответ на мой вопрос, – прокомментировал это Нактрис. – Правильно ли я понимаю, что вы сейчас пытаетесь попасть в меня из лука? Могу ли я спросить зачем?

– Убейте его! – прокричал командир следопытов.

В этот раз все воины выхватили луки и принялись за дело. Тем не менее результаты стрельбы по-прежнему не радовали. Нактрис не совершал вроде бы никаких особых действий, однако стрелы буквально огибали его как зачарованного.

– Большое спасибо за откровенный рассказ о своих намерениях! – поклонился им вирилан. – С учетом того, что ситуация принимает такой оборот, могу ли я предпринять действия по восстановлению баланса и вернуть вам ваши стрелы обратно?

– Болван, у тебя же нет лука! – выкрикнул один из воинов, вложив в эту фразу все свое отчаяние от неспособности поразить наглого собирателя хвороста.

– Вы правы, уважаемые, это дейстительно так! Мне придется сделать лук прямо сейчас. Вот, – он положил вязанку хвороста на землю и, покопавшись, вынул из нее одну ветку. – Из этого может выйти нечто, похожее на лук.

– Лук из хвороста? Да он и правда болван! – заржали воины, обращаясь друг к другу. – А тетиву из чего сделаешь? Из веревки, что ли?

– Благодарю вас, это прекрасная идея! – отозвался Нактрис.

Несколько стрел по очереди пролетели мимо его головы.

– Позвольте мне дать вам совет, – заметил тот, оторвавшись на мгновение от своей работы. – Вы стреляете хаотично и поодиночке, поэтому стрелы летят предсказуемо и от них легко уклониться. Попробуйте выстрелить все вместе – тогда мне придется гораздо сложнее!

Предводитель воинов побагровел, но после небольшой паузы дал сигнал, и восемь стрел одновременно вылетели на встречу с Нактрисом. Вопли разочарования возвестили об очередном промахе.

– Вы стреляете одновременно и слишком кучно, – заметил вирилан на холме. – Пусть одни выпустят стрелы раньше, а другие – с некоторой задержкой, чтобы сработать на упреждение моих действий. Прошу вас, попробуйте, пожалуйста!

Если бы воины могли зарядить в луки всю свою ярость, от Нактриса остались бы только головешки и выжженная земля. Но они имели возможность выпускать только стрелы. Впрочем, хотя на этот раз пять из них снова вылетели одновременно, три оставшиеся с небольшим опозданием направились прямо в то место, куда вирилан в последний момент сделал небольшой шаг, чтобы увернуться от первого залпа. У Уни замерло сердце – Нактрис не успел сменить позицию. Не успел, но он сделал нечто, от чего имперцы дружно разинули рты. Лишь на миг выпустив из рук уже готовый лук, он просто поймал в воздухе две стрелы, вихрем воткнул их в землю и тут же вновь подхватил в воздухе лук, не дав тому упасть.

– Это как это? – только и сумел произнести энель Аслепи.

– Вот видите, совсем другое дело! – Нактрис поклоном выразил свое удовлетворение. – Но боюсь, мне почтительно придется указать вам на то, что теперь моя очередь использовать лук. Могу ли я поинтересоваться, вы будете убегать или останетесь на месте?

Глава воинов выхватил меч и сделал шаг вперед:

– Стреляй, болван, если твоя ветка вообще на это способна! И клянусь кровью, если ты вернешь нам наши стрелы, мы убьем тебя быстро, без мучений!

– Позвольте мне выразить искреннюю признательность за подобное отношение к моей скромной персоне! – в очередной раз поклонился вирилан. – А теперь разрешите спросить: готовы ли вы принять обратно то, что по праву принадлежит вам?

– Давай их сюда! – заорал предводитель и, оттолкнув Нафази, полез с мечом на склон.

Что произошло за тем, Уни затруднялся четко сформулировать даже по прошествии месяцев. Время словно остановилось, мгновение стало вечностью, а потом его будто разрезали вдоль, как медовый пирог, и начинка стала вытекать наружу, – медленно, но неудежимо. Восемь хлопков спрессовались в один, и уже в следующий момент воины расползались в разные стороны, истекая кровью. Словно кто-то ударил по ним сверху огромной дубиной с гвоздями, которые остались в их головах в виде стрел, так неожиданно и неудержимо пресекших их жизни.

– Вот теперь мне по-настоящему страшно! – медленно и тихо произнес Стифрано.

– Вы когда-нибудь видели, чтобы так владели луком? – спросил ошарашенный Санери у Хардо.

Тот лишь хмуро покачал головой, посмотрел на свой кастет из стрел и бросил его на землю:

– Никогда не видел. Даже у сотраев в Великой Шири.

Между тем вирилан на холме неспешно разобрал свой лук, вернул хворостину в общую кучу и вновь перевязал все это веревкой, временно исполнявшей роль тетивы. Потом он стал медленно спускаться вниз, осторожно ставя ноги и постоянно поворачиваясь то одним, то другим боком. В его облике решительно не было ничего героического, словно человек, только что спасший имперцев от гибели, скрылся на вершине холма, оставив вместо себя свое обычное воплощение, некоего упрощенного аватара для этого несправедливого и несовершенного мира.

Посол Санери сделал пару шагов в сторону холма, готовясь к торжественной встрече. Гроки сгорбился за его спиной, Богемо и Нафази стали по правую и левую руки. Уни хотел было занять позицию во втором ряду, но наглый секретарь миссии сделал вид, что он очень большой и вообще все места заняты. Устав от этой постоянной мелочной борьбы, переводчик вздохнул и встал с краю от Богемо. Энель Аслепи, потеряв всякий интерес к дальнейшему развитию событий, присел рядом со Стифрано, порвал на себе рубашку и стал аккуратно решать вопрос со стрелой. Начальник охраны в полном изнеможении также опустился на землю.

– Энель Хардо, займите свое место! – сердито крикнул Гроки.

Адресат оставил это без внимания.

Энель Санери приветствовал вирилана своим самым изысканным поклоном, какой в последний раз изображал только перед Первосвященником Мустобрима:

– Приветствую тебя, о наш благородный спаситель! Я посол Великого владыки Герандии, наместника Ясновеликого светила Кергения, а это члены нашей многострадальной миссии, – и посол скрупулезно перечислил всех. – Воистину, нет пределов нашей благодарности тебе, о Укелий Нактрис!

Вирилан, буквально поймавший посла на окончании фразы (но не всей речи!), почтительно поклонился в ответ, но так вкрадчиво, будто при этом заглянул в душу собеседнику. Энель Санери от неожиданности даже прервал свое витиеватое привествие.

– Я смиренно пребываю на своем месте, а вы – на своем. Наши места сошлись в одной точке, – переводил Уни, изо всех сил стараясь подбирать понятные синонимы для образного языка вириланов, – и потому все происходит так гладко и естественно.

Вирилан сделал всего один шаг и тут же оказался напротив Стифрано. Аслепи как раз закончил делать повязку, но из-под нее все еще сочилась кровь.

– Нужен врач, срочно! Проникающее ранение стрелой и растяжение, – без всяких церемоний выдал он Нактрису диагноз.

Тот положил хворост на землю и присел рядом.

– Вы воин? – спросил Стифрано с каким-то отчаянием в глазах.

– Почтительно приношу извинения за то, что отвечаю вам «нет», – сказал Нактрис.

– Я чем-то обидел его? – обратился к Уни второй посол.

– Не думаю, энель Стифрано, – ответил переводчик. – Просто вириланы обычно не употребляют слова «нет», в их языке его вообще-то не существует. Однако есть слово «ойройэ». Оно означает, что собеседник, ну, тот, к кому обращается вирилан, не видит… э-э-э, всей картины того, о чем идет речь.

– Ну, в этом случае он абсолютно прав! – вздохнул Санери. – Я вот точно ничего не понимаю.

Вирилан между тем осмотрел рану второго посла, проведя над ней рукой, словно глаза его находились в пальцах.

– Я хотел бы предложить вам воспользоваться помощью целителя. Всем вам в определенной мере.

– Мы с глубокой благодарностью и искренней радостью принимаем ваше предложение, дорогой наш вириланский друг и спаситель! – изрек посол Санери. – Правда, нашим изнеможденным телам может потребоваться некоторый отдых, хотя, с другой стороны, как знать – не появятся ли в скорости иные преследователи, – и он выжидательно посмотрел на их нового знакомого, словно предлагая ему ответить на этот невысказанный прямо вопрос и в полной мере принять на себя ответственность за заморских гостей.

Нактрис поднялся и взглядом пересчитал трупы.

– Полагаю, что преследование на этом закончено, – произнес он задумчиво. Его слова звучали по-вирилански «горкой», с равномерно поднимающейся и опускающейся интонацией, но Уни на миг почудилась едва различимая нотка сожаления. – При этом смею предположить, что вам может быть не совсем комфортно отдыхать среди мертвых тел.

– Похоронить бы их надо, – тихо пробормотал Хардо.

– Ага, они нас убить собирались, а мы им – похороны за государственный счет? – резко бросил Гроки.

– Уважение к врагу, даже после битвы, – невозмутимо пожал плечами начальник охраны. Было похоже, что он, несмотря на усталость, был готов один закопать всех поверженных следопытов.

– Давайте спросим у того, кто, так сказать, непосредственно победил в этой потрясающей схватке, – и Санери опять бросил взгляд на Нактриса, а потом на Уни. – Если того требуют местные обычаи, то…

– Он говорит, что их путь окончен, а наш – продолжается, – ответил переводчик. – Для нас их уже как бы не существует.

В конечном счете к месту отдыха пришлось идти практически до полудня. Нактрис угостил всех какой-то травой, ощутимо придавшей сил. Уни завел с вириланом разговор, упомянув о мустобримском чае, обладавшем похожими свойствами, за исключением того, что в виде свежих листьев он не употребляется. Ботаника никогда не относилась к особым увлечениям юного переводчика, однако сейчас, впервые оказавшись так близко к живой природе чужой страны, он с удивлением обнаружил, что если все так пойдет и дальше, то знать ее он будет не в пример лучше, чем флору родной Герандии.

– А почему вы несли хворост издалека? – поинтересовался Богемо, когда они наконец расположились в маленьком охотничьем лагере на берегу лесного ручья. – Тут же под боком его, наверное, пруд пруди.

– В этом месте есть все, что нужно для лагеря, – ответил Нактрис. – Вода, камни, воздух, тень, дерн и дичь для охоты. Но лучший хворост есть там, откуда я его принес. И поскольку я не могу принести лагерь туда, где есть хворост, я несу хворост туда, где есть лагерь.

– А-а-а… понятно, – несколько растерялся Богемо. – Энель Уни, тьфу, энель Вирандо, а он что, действительно так… странно говорит?

– Это я вас еще пожалел, энель Норгез, тьфу, простите Светила ради, энель Богемо, конечно же! На самом деле он говорит гораздо страннее, чем вы можете себе представить!

– Не знаю, как он говорит, но охотится он очень неплохо! – оценил второй посол сочного, зажаренного на вертеле оленя. – Вот только бы вина еще, и тогда я бы совсем забыл про свою дурацкую рану!

– К сожалению, энель Стифрано, я не знаю, как будет слово «вино» по-вирилански, – огорчил его Уни. – По причине отсутствия вышеуказанного вина в вириланской кухне.

– Вышеуказанного! – взмахнул Стифрано свежеобглоданным хрящиком. – Вас, чиновников, спрячь хоть у Мрака за пазухой – так все равно будет разить оттуда пергаментной плесенью заскорузлых в шаблонности фраз!

– Да вы просто поэт, энель второй посол! – усмехнулся доктор Аслепи.

Все засмеялись. Стифрано очень мужественно переносил боль, в том числе и потому, что всячески старался отвлечься от этого печального события.

– Ну, до Левии Сюй мне, конечно, далеко, но кто из нас не баловался высоким слогом! – шутливо принимал комплименты он.

Левия Сюй была, пожалуй, самой модной, но при этом заслуженно почитаемой как в народе, так и высшем свете поэтессой. Улинийка по рождению, она стала супругой видного родового аристократа из Улиня, но через десять лет и его, и двух их детей забрали жестокие воды Фелы. Стремясь пережить эту страшную боль, она начала писать стихи, неожиданно ставшие такими популярными по всей империи. Толпы поклонников совершали паломничество к ее имению, а видные имперские чиновники собирались вечером в маленьком каменном гроте, где Левия вечерами читала свои произведения. У нее был очень емкий, насыщенный, с необычайно богатой лексикой язык. Говорят, что даже сам всемогущий Лицизий Дорго, фаворит императора, мог часами слушать ее стихи о печали вечной разлуки и неразделенной любви, орошая скупыми слезами свои пухлые щеки.

– И все-таки, энель Нактрис, – вернул разговор в серьезное русло посол Санери. – В моей бесконечной признательности за ваше гостеприимство я не могу долго сдерживать в себе те вопросы, которые возникли с самого начала нашего пребывания на этой прекрасной земле и получение ответа на которые является неотъемлемой частью нашей скромной миссии!

– Еще раз большое спасибо за то, что спасли нас и накормили! – перевел Уни.

Вирилан почтительно поклонился в ответ.

– Когда мы прибыли в Вирилан, то не знали, к кому обратиться, – продолжал вещать Санери в изложении энеля Вирандо. – Никаких следов государственных учреждений. Нас чудом подобрал Мадригений Вейно, культовый служитель. Он же и направил нас в крепость касты воинов, где… Стоп! Простите, энель Санери, но ведь…

– Простите, уважаемый посол, Мадригений Вейно вас сам направил в крепость Зийелис? – вежливо прервал диалог двух имперцев вирилан.

– Я не знаю точно, как она называется, но… да, он указал нам дорогу, и по ней мы действительно прибыли в означенную крепость. Где нам пришлось претерпеть обращение, решительно несовместимое с высоким статусом посланников Владыки всего, что… Хранителя престола, Ясновеликого создателя Кергения!

Нактрис аккуратно кивнул:

– Приношу извинения за необходимые уточнения, обращались ли вы в связи с этим к Мадригению Вейно с каким-либо вопросом?

– О да! Мы спросили его… мы спросили, как нам найти какую-либо власть. Помните, энель посол? – он повернулся к Санери и спросил уже по-герандийски. – Мы искали власть.

– Простите? – изумился Нактрис.

– Власть! Нет, не совсем так, – отозвался Санери. – Да, я помню, энель Вирандо, вы еще сказали, что затрудняетесь подобрать нужное слово…

– Я не уверен, что оно вообще есть, энель посол!

– Поэтому мы попросили его… мы спросили, как нам найти… воинов! О Светило мое ясное, воинов! Ну конечно! И это была ваша идея, энель Стифрано! Я это прекрасно помню!

– Ну и что? – невозмутимо ответил второй посол, дожевывая мясо. – Вы ведь ее поддержали! И это записано в журнале посольства. Правда же, Гроки? Так что, согласно Кодексу высоких администраций империи, отвечать будем вместе.

– Ох, не о том вы сейчас думаете, энель Стифрано! – слабо парировал Санери.

– Как раз о том. Ибо думаю я сейчас о стреле, которую схватил в результате этой, ха-ха, ошибки. И если моя рана начнет гноиться или еще чего, то…

– Успокойтесь, наш вириланский друг обещал нам целителя. Энель Нактрис, – обратился посол к вирилану, Уни же начал переводить, – похоже, произошло страшное недоразумение! И только благодаря вашему воистину чудесному вмешательству посольство все еще существует… и готово исполнить свой долг! Несмотря на все трудности и смертельные опасности нашего пути, мы горим желанием как можно скорее предстать пред очами императора Вирилана с тем, чтобы передать ему послание от Великого владыки Герандийской империи! И к кому, как не к вам, нашему заступнику и спасителю, нам обратиться за содействием и помощью! Достопочтимый герой, благородный энель Нактрис, молим и заклинаем вас, укажите на людей, способных вывести нас на вашего величайшего и всемогущего повелителя! Клянусь всеми дарами восхода и красотой заката, Герандия не обделит вас своей щедростью!

Энель Санери и Уни сидели немного в стороне от лагеря. Все так же с переливами журчал ручей, напоминая о поющих фонтанах столицы их далекой родины. Какие-то скрытые в ветвях деревьев птички дополняли его своим трелями, но чуть заметный ветерок был слишком ленив, чтобы разнести эту природную симфонию по окрестностям, оставив ее исключительно для отдыхающей после еды посольской компании.

– Энель Вирандо, он сказал, что мы скоро тронемся. Судя по всему, до целителя путь неблизкий, а я, признаться, переживаю за рану энеля Стифрано. Да и остальных не мешало бы привести в порядок. Вас, например. Как, кстати, ваши порезы?

– Паршиво, но энель Аслепи говорит, что все это неопасно. Тем более я уже привык.

– Это у вас от возбуждения. Такое бывает. Но потом… Этот вирилан упоминал что-то про… инкайлис? Так он, кажется, выразился?

– Да, я тоже не совсем понял. Это что-то вроде дороги. Особой дороги, по которой можно быстро двигаться. Я думаю, он прекрасно осознает все наши нужды и постарается сделать все возможное, чтобы помочь.

– Он сказал, что «мы получим все, что просим». Очень многообещающее заявление. В Мустобриме тоже есть привычка обещать всего с гору Сумеру, а потом… В конце концов, он же просто охотник. Лучник отличный, это да! Но – просто охотник.

– Я не знаю, энель посол. Пока у нас не особо много вариантов. Я… еще обратил внимание на его лицо.

– А что такого? Лицо как лицо. Непроницаемое – ну так это у многих народов принято маску держать.

– Я не об этом. Просто… он так посмотрел на нас, когда мы про крепость рассказывали. Когда… ну, когда сказали про то, что было между строк… Что это нас Вейно туда послал и тому подобное.

– Вы полагаете, что это его задело?

– Нет, ни в коей мере. Тут другое, совсем другое. Я не могу пока точно сформулировать, энель посол, просто у меня какие-то мурашки пошли, и мне показалось…

– Не волнуйтесь, энель Вирандо, я все понимаю, на этих мурашках очень часто вся дипломатия держится. Прошу вас, продолжайте!

– В общем, смотрел он на нас, смотрел кратко, одно мгновение, но так, как… Ну, вам же наверняка знакома ситуация, когда вы долго и безуспешно ищете какой-то предмет, скажем, кольцо, и никак не можете понять, куда же вы его положили. Вы спрашиваете об этом своего друга, и он смотрит на вас именно таким взглядом. Смотрит и даже может ничего не говорить, но тут неожиданно вы словно пробуждаетесь ото сна и видите, что все это время кольцо было у вас на пальце!

– Так-так-так, энель Вирандо! Я, кажется, начинаю понимать, о чем вы! Но как это можно трактовать именно в данной ситуации?

– Я не знаю, энель посол. У нас нет общей картины, куда можно вписать этот конкретный штрих. Все, что нам сейчас остается, – это наблюдать и осмысливать увиденное… Да, энель Санери, я все-таки хотел бы…

– Да говорите, чего уже! – нервно рассмеялся посол. – Судьба так долго не давала вам этого сделать, что, чувствую, это будет как луч Солнца из-за верхушки стены – пронзительно и прямо в глаз!

– Возможно, вы правы, энель посол. Я все это время думал, как правильно это вам передать.

– Давайте быстрее, право, а то опять что-нибудь произойдет!

– От мятежного вирилана в нашей камере я узнал, что каста воинов готовит переворот. Они хотят уничтожить анвиллов – это, судя по всему, что-то вроде служителей культа стихий. А учитывая, что император Вирилана, согласно древним мифам, тоже имеет отношение к стихиям бытия, то воины, скорее всего, уберут и его, чтобы окончательно взять власть в свои руки.

– Ничего себе! Вы хоть понимаете…

– Всю ценность этой информации? Разумеется! Поэтому…

– Да дело не в ценности! Это и так ясно. В каком положении мы теперь оказались! И еще этот аринцил…

– Аринцил – наследник древнего Пятого царства, которое было здесь еще до основания Вирилана.

– Да при чем здесь это! Ягуар этот – ослепи меня гром – чисто марионетка. Подставная фигура. Возьмут воины власть, он убьет императора, а потом воины уберут его – за убийство их священного владыки. Отомстят, так сказать. И будут править на совершенно законных основаниях.

– Вы думаете, что они поэтому нас отпустили?

– Да, конечно, конечно, энель Вирандо! Там же тоже борьба идет, играют на обе стороны. Хотели бы нас убрать – давно бы управились. Без этих дурацких спектаклей.

– Не знаю, энель Санери! Мне кажется, что здесь все не так просто…

– Кажется – это хорошо, но покуда у нас нет ясности, то вертеться нам надо будет похлеще, чем карасю на сковородке! Ладно, я должен это обдумать.

– Вириланам пока не будете говорить?

– Нактрису? Нет, слишком мелкая сошка. Пусть выведет на фигуру покрупнее.

Глава 6. Сон обретает реальность

Трогаться с места в этот раз было и легче, и сложнее одновременно. Легче – потому что члены посольства отдохнули и перекусили. Сложнее – ибо совсем не хотелось покидать это уютное место, а полученные в ходе поединков в крепости раны и травмы все настойчивее давали о себе знать после долгожданного сна. Посол, сохранивший здоровье лучше всех, подбадривал остальных скорым приходом к целителю, на что энель Аслепи лишь ревниво усмехался в сторону. По его опыту участия в войнах с торгами, если раненый выжил, то поправится он сам, и основная задача врача – не мешать этому естественному процессу.

– Теперь я понимаю, почему у нас тогда были такие большие потери! – сквозь зубы бросил Стифрано, энергично ковыляя благодаря посменной работе остальных членов посольства.

– Все мы когда-нибудь умрем, – невозмутимо пожал плечами Аслепи, чем, похоже, окончательно испортил настроение второму послу.

Между тем лес все больше вступал в свои права, при этом вынужденно деля территорию с холмами, оврагами и покрытыми мхом огромными валунами.

– Откуда здесь столько больших камней? – не удержался от вопроса к Нактрису Уни.

– Древняя легенда Пятого царства гласит, что когда-то давно на территории Вирилана стоял город Ранних людей, который имел название – Невиданный город, – ответил тот. – Он был таким большим, что покрывал собой всю страну. Ранние люди были настолько могущественны, что в своей дерзости решили покорить Пять стихий: Воду, Огонь, Землю, Металл и Дерево. Они не понимали, что стихии не могут принадлежать кому-либо, ибо соединенные воедино стирают границы этого мира.

– О Светило! И они были наказаны?

– Стихии разрушили Невиданный город, оставив от него только камни.

– А люди, Ранние люди? Что стало с ними?

– Те, кто чудом выжил, утратили свои знания и вернулись к тому пути, с которого начали тысячи лет назад. Но это всего лишь легенда.

– И я запомню ее, – возвышенно проговорил Уни. – Благодарю вас, энель Нактрис, что поделились со мной вашими знаниями!

Вирилан вежливо поклонился, прижав правую руку к сердцу.

– Энель Вирандо! – вывел переводчика из мечтательной задумчивости посол Санери. – Поинтересуйтесь, пожалуйста, у нашего дорогого друга, далеко ли еще до уважаемого лекаря? А то Светило благое готовится идти к закатным вратам, а на пути все еще ни одного поселка! И нет ли тут где в округе хоть каких лошадей, чтобы облегчить наш путь? Как только мы вернемся в Манибортиш, мы с лихвой компенсируем все необходимые расходы. Скажите ему!

– Он говорит, что мы уже почти пришли, – ответил Уни. – Энель посол, простите, а что вы имели в виду, когда сказали – «вернемся в Манибортиш»? Мы же не собираемся прерывать нашу миссию?

– Об этом позже, энель Вирандо! Лучше спросите его, что значит – «почти пришли»?

Уни вздохнул и уже было открыл рот, чтобы в очередной раз выполнить свой профессиональный долг, как вирилан жестом показал на нагромождение камней в основании небольшого, поросшего густой травой холма.

– Что, пещера? Этот лекарь живет в пещере? – удивился энель Богемо.

– Я лично уже ничему не удивляюсь, – равнодушно хотел пожать плечами Стифрано, но они были прочно зафиксированы на спинах Аслепи и Нафази. – Ну, что смотрим? Несите меня к этому местному шаману!

Шамана, впрочем, в пещере не оказалось, равно как и доктора или любого другого целителя. Пройдя через небольшой туннель, скупо освещаемый Светилом через неровные отверстия в потолке, члены миссии вышли в гораздо более просторное помещение, стены которого переливались зелеными и белыми огнями.

– Это как в храме Земли! – воскликнул Уни.

Остальные оставили его замечание без внимания, ибо дорогу им преградил стремительный водный поток. Он вырывался из широкой трубы слева и потом с уханьем пропадал на противоположной стороне.

– Я бы не стал идти через это вброд! – опасливо заметил Богемо. – Унесет, точно унесет с концами!

– Похоже, мы не пойдем вброд, – пробормотал словно сам себе Хардо.

– Что вы там сказали, дружище? – повернул к нему голову Стифрано. – А как тогда мы попадем на другой берег?

– А вы видите здесь какой-то другой берег? – с легкой иронией тихо спросил его Санери. Похоже, что послу начинала по-своему нравиться эта чудная и непредсказуемая страна, где опасно, суетно, но, по крайней мере, не скучно.

– Что? – Стифрано вытянул вперед длинную шею, окончательно став похожим на раненого улиньского аиста. – А куда же мы, Мрак суровый, будем переправляться?

– А мы не будем никуда переправляться, – усмехнулся Аслепи. Глядика-ка, чем занят наш провожатый!

Нактрис тем временем провел какие-то манипуляции у самого ручья, откинул ведущие в подпол широкие двери, и внимательному взору щурящихся в полумраке дипломатов предстало сооружение, напоминающее круглую лодку охотников на тюленей с морских оконечностей Западного Торгендама.

– Создатель милосердный, мы должны сесть в это? – энель Нафази панически уставился на черные воды ручья, похожие на взбесившуюся клоаку столичной имперской канализации, и колыхнулся всеми своими рыхлыми телесами. – Этот зев Тьмы поглотит нас, чтобы изблевать потом хладные останки, растерзанные на куски острыми камнями!

– Да бросьте вы, энель священник! – пристыдил его второй посол. – Если наш дорогой спаситель пользуется этим способом, чтобы донести свой ливер до дома, то и нам грех бояться!

– Он еще луки из хвороста делает и стреляет, как демон. Но это не значит, что мы можем так же! – проворчал Гроки.

– Он почтительно приглашает нас… разместиться, – с некоторым напряжением подобрал Уни нужный аналог для перевода. – В общем, это безопасно, прошу всех на борт.

– Сами сейчас придумали? – недовольно сверкнул в темноте глазами секретарь посольства. – Последнюю фразу?

Уни поймал себя на мысли, что Гроки тоже был похож на птицу, только не на аиста, как второй посол, а на грифа. «Да, старый, дряхлый, вонючий гриф, неуклюже ковыляющий за падалью! О-ох, нужно все-таки держать себя в руках!»

Энель Санери, вздохнув от осознания собственного бессилия погасить эти вечные мелкие склоки между подчиненными, резко выдохнул и храбро шагнул в лодку. После того как следом занесли второго посла, остальным тоже пришлось последовать примеру главы посольства.

Энель Нафази пробормотал что-то насчет воды, которая перельется через борт и потопит лодку. Словно реагируя на его замечание, Нактрис сделал борта повыше за счет подъема опоясывающего лодку кожаного рукава, ранее сложенного гармошкой. В результате члены миссии ощутили себя словно в большой чашке, где видно было только то, что находится сверху.

– А как же мы будем управлять этой… штукой? – робко поинтересовался Богемо.

– Успокойтесь, энель торговый посланник, вы тут точно ничем управлять не будете! – оптимистично заверил его Стифрано.

Между тем вирилан пнул ногой куда-то в борт лодки, та выскользнула из своей ниши и очутилась во власти бурного потока.

– Путешествие по подземной реке, да еще без весел и в полумраке… – рассуждал вслух Аслепи.

– Спасибо, вы умеете вселить уверенность, – отреагировал на это Богемо.

Лодку внесло в туннель, и освещенный слабым мерцанием потолок стал еще ниже, пробуждая страх замкнутого пространства. Снизу и с боков шум воды периодически сопровождали какие-то звуки трения и шелестения.

– А мы здесь не застрянем? – стараясь не слишком выдавать свой страх, осведомился Нафази.

– Разрешите поинтересоваться, а что это за светлые пятна на потолке? – «перевел» Уни вопрос священника.

– Это грибы, способные светиться в темноте. – ответил вирилан.

– Не застрянем, он сто раз тут плавал, – проинформировал переводчик энеля Нафази.

Тот немного нервно, но понимающе кивнул.

– Интересно, почему лодка не опрокидывается в такой бурной воде? – продолжил познавательную беседу Уни. Страха он не испытывал, скорее какой-то детский азарт, помогающий, помимо прочего, забыть о ноющем, побитом теле.

– Потому что мы не плывем, а скользим по туннелю на упругих кожаных шарах, – любезно проинформировал Нактрис. – Поток лишь приводит лодку в движение и смягчает силу трения.

– Потрясающе! – восхитился Уни. – Но эта подземная река – она доставит нас прямо к целителю? То есть я хотел сказать, что это очень интересный способ передвигаться, но ведь река одна, а мест много, и с помощью реки нельзя попасть во все места… Ой, я, кажется, понял! Вы просто построили свои дома вдоль этой реки, так?

Вирилан кивнул, но дал более развернутый ответ:

– В Вирилане очень много подземных пещер, ручьев и рек. Люди издавна использовали их в своих целях, расширяли, меняли и благоустраивали русла. За три тысячи лет образовалась целая сеть подземных водных дорог, ведущих в самых разных направлениях.

– Это великолепно! Однако в подобных туннелях нельзя перевозить большие грузы. Поэтому вам приходится использовать обычные суда. Хотя не то чтобы совсем обычные! Энель Нактрис, прошу вас со всем уважением, почтением и благоговением, откройте мне тайну: как ваши торговые корабли ходят без парусов и весел, да еще и против течения?

Задав вопрос, Уни тут же попытался сам себя и одернуть. Кто его знает, может, эта информация секретная, а он так невежливо ею интересуется? И теперь Нактрис, этот добрейшей души человек, который их спас, накормил и стремится вылечить, поставлен в неловкую ситуацию, вынуждающую его либо лгать, либо уходить от ответа, что неизбежно увеличивает дистанцию между ними, и все как раз в тот момент, когда они так хорошо начинали общаться…

– О тайне говорить в данном случае не совсем к месту, – прервал его судорожные размышления вирилан.

– Не совсем к месту… – медленно пробормотал Уни, готовясь потратить все свое красноречие на самые искренние и изысканные извинения.

– Тайна – не это, – прояснил ситуацию Нактрис. Впрочем, Уни не показалось, что прояснил.

– Не это? – переспросил переводчик. – То есть это тайна, ой, в смысле тайна здесь есть, но не это?

– Течение реки вращает большие колеса по бокам корабля, – решил перейти на доступный Уни уровень объяснений вирилан. – Вращение передается на барабан по центру в трюме, на который наматывается канат, проложенный по дну реки.

– То есть, – стал прояснять себе смысл собственного перевода Уни, – Вы хотите сказать, что за счет силы течения корабль как бы сам наматывает себя на канат и ползет по нему, как огромная улитка?

Вирилан вежливо кивнул.

– Ну надо же! – раскрыл рот Уни. – Вот так просто? Ой, простите, энель Нактрис, я от всего сердца выражаю вам свою крайнюю признательность и благодарность, что поделились со мной этим тайным знанием, и клянусь, что не передам его никому другому, включая и мое непосредственное начальство, в знак дружбы и особого доверия между нами!

– Мне весьма приятна и лестна вся искренность вашего порыва, – тихо и ровно произнес вирилан. – Считаю возможным лишь обратить ваше внимание на то, что тайны я вам не рассказал.

– Да, никакой тайны, потому что ее здесь нет! – радостно всплеснул руками Уни и засмелся.

– Да, потому что ее здесь нет, – вежливо склонил голову Нактрис. – Тайна всегда конкретна.

– А? – широко раскрыл глаза Уни. – Конкретна?

– Именно так, – почтительно поклонился вирилан. – Вы сформулировали это предельно емко и настолько же точно.

– Я сформулировал? – недоуменно спросил Уни. – Простите меня, конечно, но это ведь вы сейчас сформулировали? Или… нет?..

– Все определения здесь вы формулируете сами, – медленно и еле заметно закивал головой Нактрис.

– Здесь – в смысле… – Уни задумался, а потом молча обвел пространство вокруг руками.

Вирилан медленно и утвердительно клюнул подбородком.

– Ох! – выдохнул Уни. – Признаться, вы меня и запутали, и просветили. Э-э-э…

Вирилан посмотрел на него как-то странно – внимательно и рассеянно одновременно.

– Да-да, я понял! – вновь поддался радостному порыву Уни. – Я сам себя запутал и просветил! Да?

Нактрис утвердительно моргнул. Или это только показалось?

– Но что же из этого следует применительно к предмету нынешнего разговора? – аккуратно уточнил Уни.

– У вас очень хорошо получается чувствовать то, чего нет в словах, но нужно ими выразить, – ответил вирилан. – Возможно, вам будет интересно попробовать еще раз?

– У меня получается чувствовать? Но я ведь ничего не понял! – не смог сдержать восклицание Уни.

– А если найдете правильные слова, то поймете?

– Ну да! То есть…

– Возможно, вы полагаете, что слова первичны по отношению к тем чувствам, которые они называют?

– Нет, ну, то есть… ой!

– Вы когда-нибудь чувствовали холод?

– Конечно!

– И при слове «холод» вы иногда чувствуете, как внутри все сжалось?

– Да! Именно!

– А дети у вас есть?

– Нет. Ну, пока нет, я надеюсь.

– Если я вам скажу, что быть отцом – это радость, что вы почувствуете?

– Я? Ну, почувствую… Свет, тепло, это, как его, нежность… мда… ничего не почувствую, чего уж тут, в самом деле!

– Теперь понимаете?

– Ох, да!

– Могу ли я вас просить поделиться этим?

– Конечно. Значит, так. Знать принцип работы механизма, э-э-э, корабля, лодки, уметь повторить, описать словами, как она движется – это не то же самое, что знать, как такой корабль построить, чтобы он поплыл. Потому что там есть… много маленьких деталей, которые, наверное, стыкуются с другими такими деталями, и все вместе это – совсем другое, нежели то, что я считаю, будто если понял общий принцип, то понял все!

Уни со вздохом откинулся назад и машинально оперся рукой о нечто твердое и горячее.

– Совсем сбрендил, что ли?! – рявкнул на него Стифрано.

– Простите, энель второй посол, я не думал, что это ваша голова! Она такая горячая…

– Жар у меня! Для тебя что, открытие, милый мальчик, что у раненых иногда бывает жар?

– Часто бывает, – вставил свою лепту Аслепи.

– Ну, я думал, что энель Нактрис как-то привел вас в порядок…

– Я сейчас выкину его за борт! – угрожающе зашевелился Стифрано.

– Не вздумайте, энель второй посол, – отрезал посольский доктор. – Вам вредно шевелиться. Энель Вирандо, может быть, вы сами…

– Что, э-э-э… выпрыгну?

– Нет, заткнетесь. А то голова болит от вашей постоянной трескотни. И прекратите так ворочаться! Если вы обратили внимание, здесь не так уж много места.

На некоторое время действительно установилась тишина. Слышен был лишь плеск воды, скрежет лодки по туннелю и напряженное дыхание Стифрано. Наконец, он все-таки решился:

– Энель Аслепи, а у меня все действительно так серьезно?

Врач в полутьме молча пожал плечами, и не уловивший ответа Стифрано стал напирать:

– У меня раньше никогда не было жара после ранений! Может быть, стрела была отравлена?

– Может быть, – монотонно снизошел до вербального общения доктор.

– Так что же вы ничего не делаете? – резко повысил голос второй посол. – У меня же так скоро кровая пена пойдет!

– А что я могу сейчас сделать? – ответил ему Аслепи тоном, каким разговаривают с идиотами. – А пена у вас точно пойдет, если так орать будете. Кровавую не обещаю, но в целом – ожидайте.

Стифрано зарычал и в раздражении стукнулся головой о дно лодки.

– Энель Аслепи, а у вас часто больные умирали? – спросил Уни исключительно ради естественно-научного интереса.

– Часто! – решительно заверил его тот. – На войне вообще часто мрут.

– Ну спасибо, энель доктор, утешили, поклон вам душевный! – снова вступил в разговор со дна лодки Стифрано.

– На здоровье! – презрительно ответил тот.

Снова воцарилась короткая пауза.

– И откуда только его в посольство взяли? – тихо, словно сам себе, задал вопрос Богемо.

– Я военный врач, полевой хирург! – неожиданно сорвался на крик Аслепи. – По-ле-вой – понимаете? Я не знаю, как отвечать на глупые вопросы! Я сделал все, что мог, я не знаю, что у вас там будет! Приедем к лекарю, будут инструменты – отрежу вам ногу к демонам Мрака, чтобы не мучили меня больше!

– Ну ладно, довольно! – решительно вмешался Санери. – Еще не хватало… Все устали, ранены, эти испытания, но – хватит! Скоро действительно приедем к лекарю, он всех осмотрит… Кстати, энель Вирандо, сколько нам еще ехать? Можете поинтересоваться у нашего благодетеля?

– Я не знаю, как вам перевести его ответ, энель посол, – в задумчивости пробормотал Уни, обменявшись с вириланом парой фраз. – Их ощущение времени существенно отличается от нашего.

– Ну, конечно, откуда в этом туннеле солнечные часы, – съязвил Гроки.

– Дело даже не в часах, – парировал Уни. – Вопрос в том, как именно они относятся к времени.

– А как к нему можно относиться? – усмехнулся Богемо и развел руками. Даже в полутьме было видно, что его лицо приобрело скептическое выражение.

– Просто у нас время – это совокупность равных отрезков какого-нибудь процесса, идущего с одинаковой скоростью, – начал Уни, дополнительно пообщавшись с Нактрисом. – Это может быть скорость наклона солнечной тени или скорость, с которой капли воды покидают сосуд через отверстие заданной ширины. Не важно. Главное, что у вириланов эти временные отрезки разной длины.

– Что за бред! – надменно выдохнул Гроки. – Какой тогда вообще смысл измерять время?

– В том-то и дело, что они его не измеряют. По крайней мере, как мы с вами. Я не уверен, что правильно понял нашего друга, но мне кажется, что время у них – это внутренний, ощущаемый скорее сердцем, нежели иными измерительными приборами, процесс. Или даже не процесс, а состояние. Иными словами, то, что мы называем часами, находится не снаружи, а внутри них.

– Перевожу с личного диалекта энеля Уни! – поднял палец вверх Стифрано. – Сколько мне времени осталось до лекаря – а Мрак его знает! – и он залился дурным, лающим смехом. Остальные тоже невольно заулыбались.

– С вашими лекциями тут подохнешь только, – смахивая слезы, мотал головой Богемо. – Если не от ран, так от хохота.

В этот момент светящийся потолок над головами исчез, и лодку выбросило в небольшую подземную заводь наподобие той, откуда они начинали свой путь.

– Рано радуетесь! – ухмыльнулся Стифрано в ответ на благостную реакцию энеля Нафази, который, похоже, весь путь провел в страхе и молитве. – Сейчас выяснится, что нам еще штук десять этих «станций» осталось.

Но в этот раз он был неправ. Нактрис, поднявшись во весь рост, бросил в сторону берега веревку с крюком и предложил всем готовиться к выходу.

Выбравшись из туннеля, члены миссии смогли воочию убедиться в том, что их традиционное представление о времени все еще в силе. Стоял вечер, и уже довольно низкое солнце сочилось мягкими закатными красками из-за ветвей деревьев. Местность вокруг представляла собой редколесье, пересеченное небольшими оврагами у подножия низких холмов. Почва выглядела уже не такой каменистой, как вблизи крепости, а скорее глинистой. «Такая земля, наверное, хорошо удерживает воду», – подумал Уни и не прогадал. Буквально через сотню шагов они вышли на берег маленького озера, почти со всех сторон окруженного соснами.

– Какой здесь воздух, о-о-о! – воскликнул Богемо.

– Я думаю, место выбрано неслучайно, – согласился Санери. – А вот это, видимо, сам дом.

Это было первое (и как потом выяснилось, единственное) из увиденных имперцами вириланских жилых помещений, которое имело привычный «человеческий» вид. Сделанный из массивных кедровых бревен сруб с двускатной лубяной крышей. Пройдя извилистой тропинкой через примыкавший к строению сад с огородом, гости, наконец, добрались до входа.

– Хвала Светилу, похоже, у вас все-таки есть шансы выжить! – с облегчением выдохнул энель Нафази.

– Да, ты знаешь, не только выжить, не только выжить! – заинтересованно отреагировал Стифрано, превознемогая боль и стараясь принять как можно более залихватский вид. Остальные члены посольства каждый по-своему последовали его примеру. Кроме Уни, который, по обыкновению пребывая в задумчивости, во внешнем мире был готов делать только то, что заранее продумал.

– Первый раз вижу обычную вириланскую дверь, но, похоже, на ней нет ручки. Значит, даже в таких утилитарных конструкциях национальные особенности все же существуют…

– Вы не туда смотрите, мой мальчик, – неформально и даже где-то проникновенно обратился к нему посол.

Молодой переводчик обернулся и замер. На фоне озера и спускавшихся к нему аккуратных деревьев сада стояла девушка. Она словно сошла к гостям с дорожки из солнечного света, которую отправляющееся на отдых светило проложило сквозь воздух, лес и водную гладь. Уни почувствовал, как будто тысячи маленьких кошачьих коготков разом впились ему в мозг. В голове потемнело, он закачался и с большим трудом сохранил рановесие.

– Я знаю ее, – спешно проговорил он, его дыхание участилось. – Я ее уже видел!

– Что?! – эта новость заставила оторвать взгляд от женщины даже такого ценителя красоты, как Стифрано. – Ты ее видел? Да где же?

– Во сне, – ответил Уни, продолжая зачарованно смотреть в одну точку. – В ту ночь, после отравления, накануне отплытия посольства…

Остальные рассмеялись.

– Что вы несете? – зло выплюнул Гроки. – Какое еще отравление? Ваш пьяный бред тут никого не интересует!

– Да, энель Вирандо, завязывайте так долго смотреть на солнце, а то еще не только рассудком помешаетесь, но и ослепнете! – покровительственно молвил Богемо и покачал головой так, что затряслись его полные щеки.

Между тем девушка была уже буквально в нескольких шагах от посольства. На ней было необычного покроя платье до самой земли, с такими же длинными, широкими рукавами, вырезами по бокам и не застегнутое спереди, что делало его похожим на халат. Под платьем были еще как минимум две запахнутые справа налево рубахи из такого же легкого, тонкого материала, но уже не светло-синие, как верхняя одежда, а кремово-бежевые, с рельефным растительным узором.

Нактрис шагнул ей навстречу и сделал легкий поклон, приложив кулак к груди и накрыв его левой ладонью. Девушка зеркально повторила его движение. Посмотрев на гостей, она произнесла несколько слов, глядя при этом на Уни. Тот молчал, неспособный сказать ни слова.

– Энель переводчик! – шепотом вдохновил его Санери. – Мы тут все женщин не видели очень давно. Вернитесь, пожалуйста, к своим обязанностям!

– О да, простите! – выдохнул Уни. – Она… ее зовут… Онелия Лерис, – выпалил он, подумав: «И как же я это запомнил, ведь не слышал ничего?» – Она рада помочь нам привести в гармонию наши тела, если мы готовы… к такому развитию событий.

– Да! Скажи ей – очень даже готовы! – энергично выкрикнул Стифрано. – Я тут самый негармоничный! – закивал он, указывая на свою раненую ногу.

– Так, значит, она и есть лекарь! – расплылся в умилении Нафази. – Какое светлое, чистое создание!

– И вы туда же, энель священник! – презрительно ухмыльнулся Аслепи.

Несмотря на язвительные колкости, осмотр у прекрасного лекаря прошли все. Негармоничный Стифрано совершенно заслуженно получил помощь первым. Энель Аслепи с ревнивым вниманием приготовился наблюдать, как девушка будет обрабатывать рану второго посла, однако ничего нового так и не увидел. Онелия только сменила повязку, а потом внимательно заглянула Стифрано в глаза. Тот улыбнулся – призывно и в то же время вымученно. Не обращая на эти эмоции никакого внимания, девушка изучила его зрачки и стала мягко ощупывать лицо второго посла, периодически нажимая на какие-то точки. Не успел он войти во вкус этой необычной процедуры, как врачевательница перешла к шее, а потом к ступням.

– Что, уже все? – искренне изумился Стифрано, когда девушка стала осматривать энеля Богемо. – А как же компрессы, примочки, целебные травы? – и второй посол, не получив никакого ответа, недоуменно уставился на Аслепи.

Тот в упор посмотрел на Онелию, а потом презрительно сплюнул и стальным голосом обратился к Уни:

– Спросите ее, есть ли здесь лакшанский корень, спорыш или, на худой конец, обычный лопух? Я сам наложу ему…

Договорить он не успел. Целительница замерла на мгновение, и, казалось, вместе с ней остановилась Вселенная. Стало очень тихо, и члены посольства отчетливо слышали, как бьются их взволнованные сердца. Онелия медленно выпрямилась и всем телом повернулась к Аслепи. Но впечатление было такое, что поворачивалась не хрупкая стройная девушка, а целый фрагмент бытия вместе с окружающими стенами дома, полом, людьми и даже воздухом. Гримаса раздражения вмиг слетела с лица посольского доктора, он непроизвольно отшатнулся и ухватился за стоящего рядом Уни, чтобы удержать равновесие.

– Что это… она? – только и спросил неожиданно слабым голосом Аслепи.

Уни оттолкнул доктора от себя и, опустившись на одно колено, сложил руки у груди на манер вириланов и своим самым вежливым голосом произнес:

– О сиятельная Онелия Лерис, с почтением и благоговением приношу самые искренние извинения и сожаления в связи с этим грубым и вопиющим поступком! Смею заверить, что причиной его стало еще недостаточно хорошее знание обычаев и традиций вашего глубокоуважаемого народа и мы приложим все силы для того, чтобы впредь подобное не повторилось!

Целительница внимательно посмотрела на Уни. Он, казалось бы, почувствовал ее взгляд на своем темени и поднял умоляющие глаза. Это был тот же океан, пучина и захватывающий водоворот, в который однажды он уже погружался во сне. Но тогда картина была необыкновенно сочной и достоверной, в то время как сейчас эта реальная, стоящая всего в одном шаге от него живая девушка казалась сном. Уни попытался сфокусировать взгляд и вынырнуть из глаз целительницы. Он увидел ее мягкие, пшеничного цвета волосы и красивый овал лица с чуть-чуть больше, чем нужно для идеальной красоты, выдающимися вперед скулами.

Онелия ответила вежливым поклоном и вернулась к осмотру Богемо.

– Что случилось? – вполголоса спросил Санери.

– Точно не знаю, – тихо ответил Уни. – Но она повела себя так после того, как энель Аслепи плюнул на пол.

Доктор недобро прищурился и приподнял вверх левую бровь.

– Могу предположить, – продолжил Уни, – что в их культуре, основанной на четком соблюдении определенного рода ритуалов, а также на понятии чистоты, такое поведение считается грубым и оскорбительным.

– Ритуал будет, когда энеля Стифрано хоронить придется после такого лечения! – буркнул Аслепи.

– Энель Нактрис уже спас нас, и я доверяю врачу, которого он рекомендовал, – ответил ему Санери. – И вам, энель Аслепи, советую сейчас прислушаться к тому, что говорит энель Вирандо. Если мы будем оскорблять наших единственных друзей в этой стране, то долго тут не протянем.

– Ну хорошо, ладно, – пожал плечами энель Аслепи, выражая одновременно скепсис и смирение перед волей начальства.

Осмотр других членов посольства прошел без происшествий, особенно с учетом того, что серьезных повреждений ни у кого из них не было. В некотором роде исключением стал Уни, который вышел из боя с Телейцином не без потерь.

– У меня порезы, рассечения, гематомы и, возможно, растяжения? – стал объяснять переводчик, стараясь скрыть свою неловкость во время осмотра. – Ну, в общем, это мое лицо, – он обвел свою физиономию пальцем. – Тут, в принципе, и так все видно.

Когда ему пришлось раздеться почти до исподнего, а девушка приблизилась почти вплотную, Уни задрожал и покрылся потом. От этого ему стало жутко неудобно, и он, подняв голову наверх, сам того не ожидая, шумно и протяжно вздохнул. Посольские откровенно веселились, наблюдая за этой сценой.

– Ай! – резко дернулся переводчик. – Эти порезы на плече вообще очень плохо заживают. Шрамы останутся на всю жизнь, я это знаю!

– Так вы хотите, чтобы они остались? – спросила Онелия, проводя пальцами почти вплотную к порезам, но уже не касясь их. Со стороны движение было таким, словно скульптор любовался своей работой.

– Я? – от неожиданности, что обратились лично к нему, Уни вздрогнул еще раз. – Э-э-э… шрамы украшают мужчину, и вообще, в этом нет ничего такого, скорее, наоборот, свидетельство зрелости и жизненного опыта…

– Хотите? – задумчиво повторила целительница.

– Да, в общем – нет, не хочу! – решительно вдруг нашелся Уни и снова печально вздохнул.

Девушка кивнула и одним мягким, но цепким движением обхватила сзади его голову ладонью. Ее лицо оказалось так близко, что Уни вдохнул и не смел выдохнуть.

– Не двигайтесь, – одними губами произнесла целительница.

Уни покорно кивнул и тут же ощутил, как под его черепной коробкой забегали туда-сюда маленькие червячки. А потом мозг словно стал шевелиться из-за того, что кто-то мял и месил его, как пекарь взбивает тесто.

– Это только кажется, – произнесла Онелия в ответ на затравленный взгляд своего пациента. Через мгновение она неуловимым движением убрала ладонь. – Прошу вас всех, отдохните теперь, пожалуйста.

Никто из посольских не отказался последовать этому предложению.

Уни настолько вымотался, что отключился сразу, глубоко и бесповоротно. Где-то в подсознании он ожидал очередной порции вещих сновидений, возможно, даже с участием новой старой знакомой – первой вириланской женщины, с которой удалось пообщаться так близко. Но, к его великому разочарованию, ничего этого не случилось. Когда молодой переводчик открыл поутру глаза, у него было ощущение, что заснул он всего лишь мгновение назад, но странный шум заставил его тут же проснуться. Резко присев в вириланской кровати-лодке, он дернулся, чтобы встать на ноги, и с непривычки ударился о высокий борт. Проклиная особенности местного дизайна, Уни кое-как выбрался наружу и стал искать свою одежду. Странный звук, похожий на звон какого-то колокола, продолжался. «Светило мое, да это же тревога!» – молнией пронеслось у него в голове. Втиснув тело в палму, Уни как ошпаренный выскочил из крошечного домика, раскинул руки в стороны и судорожно огляделся вокруг. Источником тревожных звуков был энель Гроки, бивший в котелок деревянной ложкой.

– Внимание, всем внимание, срочный сбор всему посольству! – важно покрикивал он, глядя куда-то в небесные выси.

Полусонные посольские выстроились в неровную линию.

– Что случилось? Где посол? – гаркнул Стифрано.

– Все собрались? – невинно осведомился Гроки, покровительственно оглядел встревоженных имперских дипломатов и понимающе затряс головой. – Что-то энеля Хардо не видать… А, энель Нафази! – приветствовал он священнослужителя, который в одном исподнем поспешно пристроился в хвост шеренги, тщетно пытаясь успокоить одышку. – Ну что же вы опаздываете? Сегодня даже энель Уни пришел вовремя!

– Энель Вирандо! – рявкнул на него Уни. По крайней мере, ему самому показалось, что рявкнул. Даже захотелось добавить в конце слово «Мрак».

– Да, да, – кокетливо помахал ладошкой секретарь посольства. – Раз у нас, наконец, кворум, то я уполномочен донести до присутствующих важное сообщение. Сегодня утром в резиденции посла Санери состоится совещание по обсуждению дальнейших планов действий в этой стране. Сейчас можете умываться, приводить себя в порядок, кушать… Кстати, обращаю ваше внимание – в каждом домике присутствует отдельный котелок и запас продуктов. Воду можно использовать из озера, она чистая, проверено лично мною…

– Я когда-нибудь удавлю этого помпезного идиота! – зарычал Стифрано и изобразил, словно выжимает мокрое белье.

– Вы с ума сошли, энель Гроки! – присоединился к нему переводчик. – Вириланы вообще не выносят громкого шума! Если вы так еще раз сделаете…

– Ладно, ладно, – ворчливо и в то же время поспешно замахал руками Гроки. – Я всего лишь передал сообщение. Это моя работа! Увидимся на совещании, почтенные энели! – и с этими благостными словами он поспешил удалиться с места построения.

Члены миссии тоже стали расходиться, своей неторопливостью словно компенсируя не оправдавшую себя поспешность пробуждения.

– Рапурий оказался умнее всех нас! – зло усмехнулся Стифрано. – Небось, даже усом не повел, разве что на другой бок перевернулся!

– Рапурий Хардо, – тихо ответил ему энель Аслепи, – выпрыгнул из своего домика раньше, чем первый удар в котелок долетел до наших ушей, мой милый энель Стифрано!

– Ну и где же он? – недоуменно спросил энель Богемо.

– У входа в домик, то есть, простите, в резиденцию посла, с кухонным ножом наперевес. Судя по внешнему виду, готовый отразить любое нападение.

– То-то вы, смотрю, задержались, светлый отец! – хмыкнул Стифрано.

– А задержался я потому, чадо мое, что не смог не отблагодарить Владыку нашего, что даровал мне полное избавление от полученных ран и других повреждений телесных, счастливой молитвой, – мягко проговорил священник.

Аслепи молча чуть ли не прыгнул в сторону Стифрано и, резко присев, задрал вверх его палму.

– Ты чего?! – заорал тот, замахиваясь для удара.

– Рана! Где ваша рана? – как завороженный Аслепи смотрел на бедро второго посла. Там не было даже шрама. – Пройдитесь! – резко приказал он Стифрано.

Тот медленно опустил кулак и прошелся туда-сюда своей обычной энергичной цапельной походкой.

– А у вас? – Аслепи мгновенно потерял интерес к Стифрано и переключился на Уни.

Ощупав лицо, переводчик убедился, что привычная уже боль от гематом и ушибов враз исчезла. На месте еще недавних рассечений посольский врач не нашел ничего, кроме свежей, без единого намека на шрам кожи.

Аслепи резко опустился на корточки и обхватил голову руками.

– Так не бывает… не бывает, – он стал словно уговаривать сам себя. – За всю войну такого ни разу не видел… Нет, нет, бред, наваждение какое-то! Я что, сплю? – он поднял голову и посмотрел на Стифрано. – Как, как она это сделала?

– А-а-а! – расхохотался второй посол. – Что, побила тебя эта девчонка? А мне она сразу понравилась! Надо будет поближе с ней познакомиться! – переключился на одну из своих любимых тем Стифрано и, похлопав бедного доктора по плечу, пошел прочь.

«Да, я бы тоже не прочь познакомиться! – подумал Уни. – Только вот не знаю, чего я хочу больше – узнать саму девушку или то, как она так быстро исцеляет любые раны».

Приглаживая пятерней волосы, он в задумчивости вернулся к себе в хоромы. Собственно, нужно сказать, что жилье здесь было организовано на вириланский манер, то есть по принципу «один человек – один домик». Впрочем, полноценным домиком назвать это было бы не совсем корректно – в нем с трудом помещались кровать, сундук для вещей и оставалось еще чуть-чуть места, «чтобы размять ноги». Зато присутствовали набор посуды и ингредиенты для приготовления пищи. Вздохнув от осознания неизбежности предстоящих трудов, Уни принялся за дело. Наполнив в пруду котелок (не иначе, как бронзовый, судя по весу), он вскипятил воду на импровизированном кострище и засыпал туда найденную дома крупу, отдаленно похожую на просо.

«Хорошо, что еще дрова рубить не пришлось, – подумал юный переводчик, наблюдая, как огонь азартно окутывает березовые поленья. – Но с другой стороны, конечно, верно – если здесь периодически останавливаются больные, чтобы посетить целительницу и потом восстановить силы на берегу столь прекрасного водоема, то должны же они где-то жить, что-то есть и тому подобное. А слуг-то у целительницы не видно. Почему, спрашивается? Ну, хотя бы ученики, помощники… Да, многое тут еще предстоит осмыслить!»

Каша вышла пресной и годилась в употребление разве что при насильственном кормлении. Соли или других приправ найти не удалось, зато обнаружился некий род сушеного мяса, порезанного на тонкие кусочки. Попробовав на зуб – «конина, что ли?», – Уни бросил их в котел и еще немного поварил кашу на огне. «Хоть бы масло какое было!» Впрочем, попробовав усовершенствованный продукт, он пришел к выводу, что теперь варево вполне съедобное и гораздо более питательное. Вспомнились горькие лекарства, которыми с детства пичкала его опасливая до всяческих хворей мать – после них любая еда казалась наслаждением!

Аккуратно затушив огонь, Уни склонился над котелком и стал есть прямо оттуда обжигающий продукт собственного кулинарного творчества, смешно выпятив таз и периодически облизывая ложку. За этим занятием его и застал энель Нафази.

– Да восславим мы Владыку небесного за ниспосланную нам пищу! – молитвенно воздев морщинистые руки кверху, начал он. – Вкусно, светлое чадо мое?

– Послушайте, энель Нафази, – снисходительно и с раздражением вздохнул Уни. – Я все хотел спросить, почему вы начинаете говорить как священник, только если вам что-то нужно?

Энель Нафази виновато вздохнул и опустил глаза.

– Даже не знаю, энель Вирандо, – ответил он голосом нашкодившего ученика. – Как-то само собой получается…

– Может, вас кашей угостить? – задумчиво предложил добрый переводчик.

– Ох, буду весьма признателен! – сразу оживился священнослужитель. – А то, знаете ли, моя как-то подгорела… Пока я творил молитву в честь славного Стража Небесного престола…

– А ложка у вас есть? – строго спросил Уни.

– Конечно-конечно, – и Нафази проворно выхватил откуда-то из объемных рукавов своего оранжевого одеяния персональный трапезный инструмент.

– Ух ты! – не смог сдержаться Уни. – У вас бронзовая! А у меня – деревянная…

– Ну, знаете, – ответил Нафази, уже вовсю уплетавший кашу переводчика, – у служителей Небесного владыки должны быть определенные привилегии. Удачно вы, кстати, с этим мясом придумали. И жир вместо масла – очень хорошо! Как думаете, энель Вирандо, скоро мы сможем попасть на аудиенцию к вириланскому императору?

– Ну-у-у, что вам сказать… – несколько подрастерялся Уни от неожиданной смены темы разговора. – Все зависит от того, как скоро мы сможем найти столицу и получить помощь… э-э-э… каких-нибудь влиятельных фигур из дворца.

– И как вы полагаете, кто же нам в этом сможет помочь? При всем уважении, но этот охотник с хворостом и… молодая девушка, что так искусно исцелила наши раны, не без помощи Светила милосердного, само собой, вряд ли способны вывести нас на высоких чиновников. Что скажете?

– Не буду с вами спорить. Но они, по крайней мере, смогут сказать нам, где найти анвиллов…

– Этих жрецов местной примитивной религии, поклоняющихся духам горы?

– Земли, насколько я понял. Хотя там все, видимо, несколько сложнее…

– Что вы имеете в виду?

– Я имею в виду, что если их хотят уничтожить воины, то, наверное, это очень влиятельная сила в местном обществе, а враг моего врага…

– Что значит уничтожить? – всплеснул руками энель Нафази. – Я чего-то не знаю?

– Действительно, энель Вирандо, разломите ваш пряник! – несколько обиженно протянул энель Богемо на начавшемся совещании, употребив расхожее вуравийское выражение, означавшее просьбу выложить скрытые, припасенные на крайний случай аргументы. – Почему вы скрыли от нас информацию о заговоре?

– Он не скрывал, – заступился за Уни посол. – Он рассказал мне, как только представилась такая возможность. Да, энель Вирандо! – утвердительно ответил он на скептический взгляд переводчика. – Как только представилась возможность!

– Ну вы разве не понимаете, что идти к анвиллам в этой ситуации – значит вмешиваться во внутренние дела этой страны? – громко отстаивал свою позицию Стифрано.

– И не просто вмешиваться, а по сути – принимать участие в гражданской войне на стороне одной из фракций, – поддержал его Нафази. – Не говоря уже о том, что любое участие в такого рода конфликтах не совместимо со статусом дипломатической миссии!

– Энель священник, вы прям как заправский чиновник заговорили! – удивленно отреагировал на его реплику Аслепи.

– Я, между прочим, и служил в Посольской палате до своего ухода в Большой собор, – ответил ему тот.

– Какие любопытные подробности! – ядовито промурлыкал Гроки. – А вы, энель Стифрано, раньше, наверное, нигде не служили? А то вдруг заговорили как-то чересчур миролюбиво, словно и не воин вовсе…

– А он и так не воин! – вполголоса бросил Аслепи.

Стифрано вскочил и схватился где-то в районе пояса за несуществующую рукоять меча.

– Как же вы мне все надоели! – медленно, с расстановкой произнес посол. Он подобрал с земли тоненькую веточку и, демонстративно скорчив гримасу, с преувеличенным усердием стеганул энеля Аслепи по голове. Тот вздрогнул, опустил глаза и молча ушел в себя.

– Итак, у нас есть предложение энеля Вирандо – искать анвиллов и через них выйти на императора, – вздохнув, стал подводить итог совещания Санери. – В качестве платы предлагается оказать им услугу, сообщив о заговоре касты воинов. У кого-либо будут иные предложения?

– Будут! – решительно кивнул энель Нафази. Все дружно посмотрели в его сторону. – Чего? – рефлекторно, словно укушенный, дернулся он. – Я просто хотел сказать, что Светило благостное могло послать нам эти испытания… эти знаки для того, чтобы мы приняли их как волю его и, покорившись ей, возвернулись назад в Манибортиш! – напевным голосом возвестил он. – Чтобы получше подготовиться и предпринять новую попытку…

– Так, ясно! – отрезал Санери.

– Сбежать, значит? – хмыкнул себе в усы Хардо. Было похоже, что отказ принять брошенный судьбой вызов сам по себе был тяжким ударом по его солдатской чести.

– Не сбежать, а иметь мудрость принять на себя всю тяжесть не зависящих от нас обстоятельств, – вкрадчиво пояснил энель Богемо. – Нас тут не очень-то хотят видеть. Живыми, по крайней мере.

– Вообще-то мы больше не посольство, – тихо поддержал его энель Аслепи. – Ну, с формальной точки зрения, – поправился он, ощутив на себе недобрый взгляд Санери. – Ни верительных грамот, ни даров – вообще ничего! Кучка оборванцев, незаконно проникших на территорию этого, скажем прямо, враждебного государства.

– Посольство есть, пока есть посол! – твердо возразил Санери. – Если посол мертв, его обязанности принимает второй посол. Так сказано в Уставе императорской дипломатии. Поэтому повторяю еще раз: у кого-то есть другие варианты, как нам попасть к вириланскому императору?

Некоторое время все молчали.

– Энель посол, может быть, нам найти других вириланов, через которых мы могли бы попасть во дворец? – вежливо спросил Гроки.

– Гениально! – вполголоса хмыкнул Аслепи и пару раз демонстративно хлопнул в ладоши.

– Вы готовы этим заняться? – требовательно спросил Санери.

Гроки пожал плечами и скосил взгляд на Уни.

– Сейчас для нас самое главное – попасть в столицу, – проговорил секретарь посольства, глядя себе под ноги. – Ну, а там энель У… Вирандо наладит контакты с местным населением…

– И что мы им предложим? – спросил Уни голосом, каким разговаривают с идиотами. – У нас ни гроша за душой. Неизвестно, чем мы еще с целительницей расплачиваться будем. А анвиллам мы дадим жизненно важную информацию! За это они нас не то что к императору, а ко всем его сиятельным предкам проводить должны!

– Не доверяю я этим анвиллам, – задумчиво пробормотал Богемо. – Что бы там ни было, но один из них нас просто подставил!

– Да мы… мы же сами его попросили! – вскочил с места Уни.

– А вы что скажете, энель Стифрано? – обратился Санери ко второму послу.

– А что там говорить! – усмехнулся тот. – Спросим у целительницы дорогу в столицу, а потом на месте решим.

– На месте решим! – передразнил его Санери. – В крепости один раз уже решили.

– Информации мало, – скупо заключил Хардо.

– Вот, хоть один здравый совет! – хлопнул себя по колену Санери. – Энель Вирандо, за мной, остальные – ждать нашего возвращения. Попробуем выжать из этой целительницы по максимуму!

– И я тоже! – неожиданно оживился энель Стифрано.

– Сидеть! – пригвоздил его взглядом посол.

– Да она просто не сможет передо мной устоять! – запротестовал любимец столичных герандийских дам.

– Вот тогда нас уже эти прибьют, – озвучил мысли Санери энель Аслепи.

По дороге к целительнице Уни еще раз попытался деликатно склонить посла на свою сторону, но тот лишь кивал и не выказывал никакого желания что-либо обсуждать. В доме Онелии не оказалось, так что маленькая делегация обошла чуть ли ни весь огромный участок, прежде чем обнаружила девушку в саду, присевшую напротив какой-то грядки.

– Не сейчас! – жестом остановил посла Уни. – Нужно вежливо дождаться, пока она встанет.

Санери понимающе кивнул.

Они стояли так весьма долго, боясь лишний раз пошевелиться. Ситуация затягивалась.

– Может, все-таки попробуем? – шепотом спросил Санери. – А то как-то нехорошо получается, словно мы за ней подглядываем!

Уни вздохнул – его посетили ровно такие же мысли. Сглотнув, он сделал несколько шагов вперед, стараясь передвигаться как можно громче. Не добившись реакции, он пару раз кашлянул – тоже безрезультатно. Оставив все условности, он, наконец, вежливо проговорил:

– Прошу прощения, о уважаемая Онелия Лерис, с почтением и благоговением нарушаю своими словами целостность вашего тела, чтобы…

Целительница мгновенно выросла из земли, повернувшись лицом к Уни. Посол и переводчик одновременно вздрогнули.

– Я открыта для ваших слов, пожалуйста, окажите любезность, – перевел для Санери юноша.

Разговор пошел на удивление легко, но оказался совершенно беспредметным. С отстраненным дружелюбием приняв посольскую благодарность и дав понять о неуместности какого-либо вознаграждения, Онелия так и не смогла удовлетворить интерес имперцев.

– Что значит – мы не можем попасть в столицу? – напряженно спросил Санери.

– В великую Древнюю столицу, – аккуратно поправил его Уни.

– Без разницы, – ответил посол. – Я правильно понял, что туда… не всех пускают?

– Она говорит, что проблема не в том, чтобы попасть. А в том, зачем попасть.

– Мы хотим предложить их империи торговый договор, который очень выгоден обоим нашим государям.

– Она говорит, что «зачем» – это не то же самое, что «мы хотим». «Зачем» – это то, что мы есть.

– Свет мой, где-то я уже это слышал, – опасливо вздохнул посол, вспомнив крепость воинов. – Мы послы Великого владыки Герандийской империи…

– Она спрашивает, понимаем ли мы, что значит быть послами в Вирилане?

– Она над нами издевается? Или… вы правильно перевели?

– Не сомневайтесь, энель посол. Она говорит, что, поняв, кто мы здесь, мы получим то, что хотим здесь получить.

Посол Санери медленно потер пальцами виски.

– Что для этого нужно? – спросил он упавшим голосом.

– Она говорит: «Вы просите слов, но слова – лишь следствие понимания, а не его причина. Если мы хотим понять, мы должны действовать. Чтобы действовать так, чтобы понять, нужно отдаться потоку. Чтобы отдаться потоку, нужно перестать искать. Чтобы перестать искать, нужно выбрать одно».

– Энель Вирандо, нельзя ли очень вежливо попросить ее сказать нам простым, понятным языком, что нам следует делать?

– Она говорит, что только мы сами знаем, каков наш путь и как его пройти.

– О Светило милосердное! Если бы не это чудесное исцеление, я бы точно счел ее сумасшедшей! А может быть, так оно и есть, энель Вирандо? Говорят, что на севере, в Великой Шири, есть шаманы, способные лечить мор и болезни. Но они безумны, абсолютно безумны, понимаете?

– Мне это перевести, энель посол?

Санери бросил на Уни грустный взгляд:

– Спросите ее, как нам «выбрать одно»?

– Она говорит: «Так же, как утопающий хватается за ветку дерева. Он не думает, а просто хватается за то, что есть».

– В самом деле? – усмехнулся Санери. – Вот так просто? Я не знаю, что это за красивая житейская мудрость, но я точно уверен, что за любым серьезным государственным решением стоит четкий, конкретный план.

– Она говорит, что любой план – это иллюзия. Точнее, как бы это правильно сказать, нам кажется, что это план, когда события совпадают с тем, как мы их готовы увидеть. А когда не совпадают, мы говорим, что план рушится, и пытаемся найти причины для этого, сетуя на разные изменения условий и то, что мы чего-то не учли. Но на самом деле истина в том, что план – это лишь термин, которым мы заранее называем обобщение наших действий, но до того, как они произойдут.

– Но это ведь какая-то бессмыслица! – Санери утробно вдохнул, а потом медленно, с протяжным гулом выдохнул.

– Энель посол, давайте раскажем ей про анвиллов! – с вымученной улыбкой обратился к нему Уни. – Это ведь единственное, что у нас сейчас есть.

– Ну, хорошо, – устало проговорил посол. – Рассказывайте, о чем хотите. В конце концов, мы же потом всегда сможем изменить свое решение. Или нет? Я уже и сам ни в чем не уверен…

– Госпожа Лерис, – торжественно начал Уни, попытавшись собраться и придать своей речи как можно больше пафоса. Со стороны это смотрелось избыточно драматично, словно переводчик намеревался сообщить целительнице если не о конце света, то по крайней мере о смерти ее родственника. – От имени посольства Великого владыки Герандии мы, в знак нашего искреннего расположения к касте анвиллов и грядущей дружбы между нашими державами, хотели бы сообщить вам информацию чрезвычайного значения и особой важности!

Уни быстро посмотрел на Онелию, чтобы узнать ее реакцию, и неожиданно чуть не утонул в ее глазах. Это было в точности то самое ощущение, когда человек находится на грани сна и бодрствования и в этом состоянии ему кажется, что он оступился и упал в яму. Внутри все дергается, человек пугается, но через мгновение возвращается обратно, в истинную реальность. Уни вздрогнул, покачнулся и, с трудом удержав равновесие, понял, что ни на миг не в состоянии отвести от нее взгляд. Глаза Онелии словно расширились до размеров Вселенной, затопив собой все. Они были зеленые, но при этом, при ближайшем рассмотрении, играли в глубине множеством цветов и оттенков, словно дорогая вуравийская ткань, переливающаяся на солнце. Уни ощутил некое подобие глухоты, словно в ушах оказалась вода и что-то гудело низким, но тихим гулом.

– Энель Вирандо, что с вами?

Голос посла помог ему вернуться обратно. Глаза девушки вновь стали нормального размера, и теперь Уни смог видеть все ее лицо. Оно чем-то было похоже на лицо волшебной феи, как у фигурок, которые в Энтеверии готовили к празднику Весеннего равноденствия. Уни с детства любил эти фигурки и втайне, даже от друзей, собрал собственную коллекцию. Феи казались такими прекрасными, манящими, но в то же время – отделенными от грязи и пороков этого мира тонкой завесой сказочной магии. Теперь одна из них стояла в двух шагах от него.

– Все хорошо, энель посол, – медленно шевеля губами, ответил Уни. – Мне нужно подобрать правильные слова…

«Действительно, – подумал он, – какие слова нужно произнести, чтобы… чтобы картинка стала живой? Чтобы можно было сделать эти два шага, взять ее за руку… Нет, о Отец небесный, что же это со мной?»

Уни сжал кулаки и с усилием закрыл глаза. Когда через мгновение он открыл их, манящая картинка исчезла словно по волшебству. Онелия смотрела на него спокойно, без тени напряжения, словно это ожидание и все происходящее с ним сейчас нисколько не смущали ее.

– Госпожа Лерис, – решительно повторил Уни, стараясь глядеть сквозь прекрасную девушку, – мы располагаем достоверной информацией о том, что каста воинов в самое ближайшее время планирует напасть и уничтожить всю касту анвиллов. Мы считаем, что это мятеж против власти вашего императора и установленного им в Вирилане порядка. Прошу вас, отведите нас к анвиллам. Мы сообщим все подробности, чтобы помочь им выстоять, защитить владыку и законы этой земли!

Санери удовлетворенно кивнул. Он не понимал сказанного переводчиком, но оценил эмоциональную наполненность его короткой речи и ту решительность, с которой он ее произнес.

Онелия, не меняясь в лице, едва заметно наклонила голову вперед, отчего возникла полная иллюзия, будто она шагнула навстречу герандийским дипломатам.

– За то, что поделились со мной тем, что есть у вас, я глубоко признательна, – небезупречно перевел фразу вириланки Уни. – Я сама отношусь к анвиллам, но то, что я сейчас узнала о вас, следует передать и другим. Ближайшее поселение анвиллов – обитель Стройного Ясеня – находится в семи днях пути. Я лично последую туда за вами.

– Может быть, она имела в виду – «узнала от нас», – немного настороженно спросил Санери, когда они возвращались к другим сообщить о скором отъезде.

– Нет, энель посол, я перевел правильно! – с ноткой профессионального снобизма ответил ему Уни. – Хотя полагаю, что в любом случае данная деталь не имеет особого значения. Главное – это то, что я оказался прав и уже через семь дней мы предстанем перед теми, кто поможет нам попасть на прием к императору.

– Ох, энель Вирандо! – с каким-то скрытым сожалением вздохнул посол. – Признавая в какой-то мере вашу правоту, должен сказать: если бы наши расчеты относительно того, что ждет впереди, всегда оправдывались, нам бы не пришлось сейчас затевать сомнительную историю со всей этой вириланской смутой.

Уни снисходительно покачал головой. Сейчас он думал лишь о том, как в очередной раз решил судьбу посольства. И о девушке, которая поедет вместе с ними. Сегодня определенно был его день, и будущее при этом раскладе виделось исключительно в светлых тонах.

Глава 7. Ночь, которую невозможно забыть

Окно в комнатке было высоким, но узким. Днем свет проникал внутрь блестящим лезвием, словно разрезая помещение на две части. Ночью же через это необычной формы отверстие было очень удобно смотреть, как на улице с завораживающей мистической неспешностью падает снег. Уни еще в детстве читал о нем в книгах про Торгендам. Кроме того, снег буквально пару раз выпадал в Энтеверии, к безумному восторгу детей и панике их родителей. Но в вириланских горах снежный покров был основательней и не таял так быстро. Он вообще не таял и оставался лежать плотным ковром целый день, а теперь уже и вечер. Как долго он может так лежать – день, неделю, месяц? Может, он вообще не тает? Если бы это было так, рассуждал Уни, то приют, укрывший их на эту ночь, давно бы уже был засыпан по самую крышу. Вряд ли здесь кто-то занимается расчисткой завалов. А если так, то объяснение может быть только одно – снег медленно тает, частично в воздухе, частично на земле, а потом опять падает и опять тает…

Уни зевнул и уткнулся в ладонь подбородком. В этой позе его ум обычно безбрежно растекался, превращаясь в ленивый кисель из умерших мыслей и праздного созерцания. Писать дальше отчаянно не хотелось, но в данном случае взять себя в руки было просто необходимо. В конце концов, после очередной ссоры с Гроки он в присутствии всех членов миссии взял на себя обязательство вести новый дневник посольства, занося в него различного рода события и интересные факты об этой непонятной стране. Он вздохнул и кончиками пальцев обреченно придвинул к себе вириланские принадлежности для письма. Разжиться ими помогла Онелия Лерис – целительница, провожатая и, вообще, «добрая фея» имперских дипломатов.

Задумавшись о вириланской девушке, Уни рассеянно покрутил в руках писчее устройство. Если в Герандии пользовались гусиными перьями и пергаментом из телячьей кожи, то в Вирилане в ходу были более изощренные технические устройства. Из двух деревянных половинок складывали полую трубку, скрепленную миниатюрными резными замочками. Внутри находилось что-то вроде плотной, скрученной в жгут кисти, пропитанной черным, быстро засыхающим на воздухе маслом. Если масло заканчивалось, трубочку втыкали тыльной стороной в специальный контейнер, из которого состав для письма вновь пропитывал жгут – и так по многу раз. Писать этой сложносоставной кистью надо было на очень тонких, но прочных листах из какого-то белого материала, легко мнущегося, но очень прочного на разрыв. В этом Уни имел возможность убедиться, когда попытался уничтожить неудавшийся вариант своих записей – разорвать их на мелкие клочки у него просто не хватило сил, а сжечь было нечем. Вместо масляных ламп, как в империи, вириланы использовали свои любимые светящиеся грибы (или мох – Уни никак не мог в точности прояснить эти необходимые детали). Но если в пещерном храме Земли и туннеле с подземной рекой они присутствовали, так сказать, в натуральном виде, то для построенных людскими руками помещений вириланы делали небольшие предметы интерьера, то ли измельчая, то ли как-то иначе перерабатывая исходный материал. В результате в маленькой комнатке, где жил Уни, стол для письма сам светился в темноте, да так, что для сна, наверное, придется его чем-нибудь накрыть. Да вот хотя бы одеждой. Вириланский пергамент же, будучи довольно плотным, на свету становился прозрачным, за исключением уже написанных на нем букв. В результате создавалось полное впечатление нещадной порчи мебели, ибо при таком раскладе все время казалось, что пишешь на самом столе.

Итак, что же там сейчас можно прочитать? Уни прибег к своему испытанному методу побороть лень, просматривая написанные ранее строки для того, чтобы постепенно войти в ткань повествования и преодолеть, наконец, тонкую грань между чтением текста и его созиданием.

«Мы уже пять дней в пути. Сначала – в подземной лодке, потом – на лошадях. Местность не блещет особым разнообразием, и если поначалу все эти леса-холмы-речушки-камни-мхи еще восхищали, то теперь воспринимаются как заурядный и даже где-то поднадоевший пейзаж. Хоть раз увидеть бы колосящиеся нивы, где зреет кормящее империю вириланское зерно! Не той дорогой идем, надо полагать. Нет, тут изредка попадаются какие-то селения, но все они были лишь бесконечным отражением того, первого вириланского населенного пункта, который мы увидели сразу, как высадились на эту землю. Очевидно, что любая самая крошечная деревушка местных жителей должна включать в себя закрученные спиралью лабиринты домов с весьма нечеткой границей между ними и окрестными деревьями-холмами-камнями-прудами. В отличие от империи, да и всего прочего вменяемого Дашторниса – Обозримой земли, – вириланский город не представляет собой некой визуальной целостности, если смотреть на него со стороны. Наоборот, вириланы сделали все возможное, чтобы с любой точки обзора был виден ровно один, строго конкретный дом и ничего более из того, что есть вокруг. А в доме, надо полагать, только конкретный угол сада, комната и так далее. Видимо, чтобы, не приведи Светило, находящийся там вирилан даже на мгновение не заподозрил, что рядом может быть кто-то еще, кроме него самого.

По крайней мере, именно такое впечатление создавалось, когда Онелия размещала нас на ночлег в такого рода домах. Были ли это гостиницы, приюты для пилигримов или частные владения – об этом можно только гадать. Зато каждому члену миссии всегда предоставлялось отдельное помещение и персональный комплект еды. Но через три дня даже эти странные селения закончились, и вокруг пошла уже совершенно дикая, нетронутая природа. Энель посол прозорливо (Уни задумался, а потом с ухмылкой подчеркнул это слово) заметил, что, насколько он может судить, огромные просторы Вирилана гораздо менее заселены, чем территория империи. Ночевать уже приходилось в придорожных строениях, видимо специально предназначенных для таких, утонувших в этой глуши, путников, а питаться – прихваченными с собой припасами.

Местность все больше поднималась в гору, на перевал, появился снег и мерзкий, пронизывающий до желудка ветер. Брррр! Я уж подумал, что мы навечно останемся в этих поганых… Нет, нет! И в этот пугающий момент, когда судьба посольства висела на волоске и даже наиболее стойкие из нас готовы были предаться унынию, перед нами открыла свои спасительные объятия эта маленькая харчевня… нет, трактир? В трактире обычно есть хозяин и прислуга. Напишу – пристанище. Маленькое пристанище для маленького посольства. Для всех, кто остался из той огромной миссии, что, казалось бы, еще совсем недавно покинула гостеприимный Иллирис. Если бы знали мы, какие испытания выпадут… Так, ну это уже чересчур! Мне бы не дневник посольства, мне бы пьесы писать. И правда, как знать, а не нашел бы я себя в драматургии? Печально, но мир этого уже никогда не узнает. Увы, как это ни горько признавать, я уже сделал свой выбор, перешел огненную черту, отдав свое тело на неблагодарную службу имперской дипломатии, а сердце – Владыке всего, что находится под небесами, державному повелителю Герандии Кергению! Уфф, ладно, хватит на сегодня!»

Уни откинулся назад и потянулся так, что захрустели косточки. Только сейчас он осознал, что в помещении, прямо скажем, холодновато, а в шерстяном пледе было колюче, неуютно и одиноко. Поднявшись, Уни мелкими шажками поплелся на поиски других членов посольства.

Как выяснилось, он был не единственным, кто жаловался на холод. Чудесно излеченный, а потому как никогда активный второй посол Стифрано успел уже изучить все здание внутри и теперь собирался продолжить разведку снаружи.

– И не холодно вам? – спросил его Уни.

– Ходить теплее! – отрывисто бросил второй посол. – В этой харчевне хуже, чем на улице!

– На улице ветер, – тихо заметил Уни.

– Уже нет, – ответил второй посол.

– Откуда вы знаете? – искренне удивился Уни. – Вы ведь туда только собираетесь?

Второй посол зло топнул ногой и исчез за дверью.

– Что это с ним? – спросил неслышно подошедший Богемо. Он был укутан в колючий плед с головой, отчего напоминал умеренно пожилую бабушку.

– Холодно, – задумчиво протянул Уни. – Вот он и бесится. По крайней мере, других разумных объяснений я здесь не вижу.

– А-а-а, – немедленно согласился торговый посланник. – Это точно. Я вот себе все руки отморозил. И ноги. У вас пальцы на ногах сильно мерзнут?

– Н-ну-у… – несколько растерялся Уни.

– А у меня – ужасно! – оживленно сообщил Богемо. – Вот смотрите, – и он стал расшнуровывать свои походные сандалии.

– Может, не надо? – слабо попытался остановить его Уни.

– Я сейчас, быстро! – не унимался Богемо, окончательно разувшись. Ноги его были исключительно волосаты, но в остальном выглядели совершенно обыденно.

– Что это вы тут делаете? – выпучил глаза вышедший из своих покоев Гроки. Он был настолько удивлен, что даже забыл отпустить традиционную колкость в адрес Уни.

– Мы мерзнем, энель Гроки, мы очень мерзнем! – жалобно доложил ему Богемо.

– Когда люди мерзнут, они обычно одеваются, а не наоборот! – нравоучительно изрек Гроки. – А у вас тут… Ну что вы камнем застыли, энель Вирандо? Переводчик вы или нет? Сходите к этой, как ее, Мар… Мер… тьфу ты, фамилии у них!

– Лерис, – с холодной вежливостью поправил Уни. – И это не фамилия, а имя. Второе имя, которое вирилан сам берет себе при совершеннолетии. Но в повседневных ситуациях можно использовать только первое имя, дающееся ребенку при рождении. В данном случае это имя – Онелия.

– Пока вы тут читали эту никому не интересную лекцию, могли бы уже сто раз сходить к ней и попросить разжечь очаг! – раздраженно нахохлился Гроки.

– И спалить тебя на нем до маленьких красных горячих угольков! – отвернувшись, бросил ему Уни по-вирилански.

– Что? – возмутился Гроки.

– Ничего, это я о своем, – ответил он на закономерный вопрос секретаря посольства.

Подойдя к двери целительницы, Уни хотел постучать, но потом испугался, что эти резкие звуки могут вторгнуться в ее тело и вызвать там всяческую дисгармонию. В задумчивости он прикоснулся к двери костяшками и как-то неосознанно стал ее поглаживать.

– Скребетесь помаленьку? – участливо поинтересовался энель Аслепи.

Он держал свернутый плед возле груди, и Уни только через какое-то время догадался, что посольский врач таким образом согревает руки.

– Да отстаньте вы все! – обратил неловкость в нервную вспышку переводчик и грубо толкнул дверь. Как оказалось, этим движением он чуть не сбил с ног целительницу, легко упорхнувшую назад в самый последний момент. Данное событие, надо полагать, настолько потрясло ее, что в глазах девушки промелькнула слабая тень заинтересованности происходящим.

– Вы, видимо, несколько замерзли? – предупредительно осведомилась Онелия.

– Как? – всплеснул руками Уни. – Вы знаете герандийский? Вы так быстро изучили наш язык и слышали все, о чем мы говорили из-за двери?

– Не совсем, – вежливо наклонила голову целительница. – Просто в этом месте обычно всегда холодно, особенно к вечеру. Могу ли я предложить вам инровуйе?

– Это… вы имеете в виду – разжечь очаг?

Но это был не очаг. Инровуйе оказалось чем-то вроде бани, расположенной в отдельном строении, каким-то чудом держащемся на гребне скалы благодаря нескольким деревянным подпоркам. От основного здания пристанища к нему вел тонкий подвесной мост. Благодаря административным способностям Гроки распределение очередности заняло совсем немного времени. Первым, разумеется, шел посол Санери. Правда, чтобы сообщить эту радостную весть, его пришлось вытащить из постели, ибо посол Санери единственный из всех умудрился заснуть, невзирая на холод.

– Простите, энель посол, мы не знали, что вам не холодно! – виновато оправдывался Гроки.

– Зря ты мне об этом напомнил. Теперь уже холодно! – посмотрел на него Санери, одновременно зевая и недовольно сводя брови.

Вторым по счету и старшинству шел энель Стифрано, ушедший погулять и до сих пор не вернувшийся. Найти его был отправлен энель Хардо, ранее пытавшийся добиться права посетить баню вместе с послом. В ответ посол послал его искать второго посла, пообещав также заключительное место в очереди. Энель Хардо тут же дисциплинированно удалился на поиски, сказав на прощанье, что баня сама по себе без посла его не интересует, чем вызвал всплеск хорошего настроения у оставшихся дипломатов.

Третьим париться отправился энель Нафази, за ним – секретарь Гроки, торговый посланник Богемо и энель Аслепи. Уни, будучи самым младшим в посольстве, был обречен на роль замыкающего. Крайне деликатным вопросом было решить, на каком месте должна находиться Онелия. Энель Гроки затруднился точно определить ее статус в рамках Табели о державных рангах Герандийской империи, а попытка самой целительницы пропустить вперед всех членов посольства всколыхнула струнки куртуазности в душе Уни, решительно уступившего девушке свою очередь. Так что теперь он, изрядно возвысившийся в собственных глазах этим благородным поступком, с некоторой долей снисхождения смотрел на возвращавшихся из бани довольных членов посольства. Все, как один, они не торопились идти в дом, а оставались сидеть на дощатой террасе, кутаясь в пледы и оживленно обсуждая природу. Глядя на них, Уни провел некие вполне уместные здесь аналогии с поговоркой «Сытый голодного не разумеет» и понял, что он определенно чужой на этом празднике вкусивших теплоту жизни. Задумавшись о своей одинокой участи, он не заметил, как подошла Онелия. Аккуратно поклонившись, она осведомилась:

– Возможно, вам будет интересно насладиться окружающей действительностью вместе с соотечественниками?

Уни был очень не прочь насладиться, но пока это неважно получалось. Во-первых, действительность носила мрачно-холодный характер, а во-вторых, число соотечественников на террасе постепенно уменьшалось. Уни не без основания предполагал, что к его возвращению из бани здесь вообще никого не останется.

– Возможно, будет правильно, если вы сохраните свою нераздельную связь с другими, – продолжила целительница. – Последуете в инровуйе так же, как вытягивается из кокона шелковая нить.

– Шелковая нить? – удивился Уни и посмотрел в глаза девушки. Он вдруг отчетливо осознал, что готов сделать все, о чем она только может его попросить. – Да, конечно, шелковая нить, – повторил он, как в трансе. – Но я никогда не видел, как она… вытягивается из кокона, – юноша непроизвольно склонил голову набок, не отрывая взгляда от ее лица. «Интересно, есть хотя бы один шанс, что она может заинтересоваться такой мелкой креветкой, как я?»

– Она вытягивается плавно, потому что иначе может порваться, – ответила Онелия. Девушка смотрела на него практически в упор, но Уни не ощущал никакого давления или дискомфорта. Даже смущение – его традиционный спутник в общении с прекрасным полом – в этот раз не захотело составить ему компанию.

– Но самое главное, – продолжила девушка, – шелковая нить вытягивается непрерывно. В этом залог того, что она сохранит свою целостность.

– Вы все же хотите… пропустить меня вперед? – догадался Уни.

– Для начала я предлагаю вам ознакомиться, как работает инровуйе, – ответила Онелия.

Уни просто не мог отказаться от предложения узнать что-то новое об устройстве Вирилана, включая такие существенные детали повседневого быта.

– Вы что, в баню вместе идете? – удивился Санери. Он да еще энель Нафази были единственными, кто оставался на террасе, однако Уни это уже не смущало.

– Ну я же должен налаживать неформальные контакты с местным населением! – ответил он послу как можно более раскованно. Тот в полном потрясении покачал головой.

Впрочем, уже очень скоро Уни убедился, что Онелия имела в виду ровно то, что сказала ранее. Безусловно, для молодого переводчика было очень интересно узнать, что баня отапливается горючим газом, который выходит из расщелины чуть ниже по склону, однако после того как девушка с почтительным поклоном оставила его одного в этом горячо натопленном помещении, где-то в глубине души возникло легкое чувство недосказанности и даже досады. Наскоро помывшись, разопревший Уни ленивым шагом поскрипел по подвесному мосту обратно к дому. «Определенно, судьба все-таки решила сегодня оставить меня совсем одного! – со вздохом подумал он, оказавшись на совершенно пустой веранде. Обреченно сев на лавку, юноша закрыл глаза и глубоко вздохнул. – Напиться бы с горя, да вот незадача – за все пребывание в Вирилане вина нам так никто и не предложил. Значит, придется сейчас просто встать и уныло поплестись спать. Светило мое, как это все грустно и банально!»

Уни открыл глаза и уже начал отрываться от скамьи, как вдруг понял, что находится теперь в совершенно ином месте. Вокруг лежал снег, и холодный воздух пощипывал ноздри, но телу было жарко и легко. Звезды в угольно-черном небе сияли ярче и чище, словно кто-то, пока Уни мылся в бане, отполировал их до кристального блеска. Но самым главным было ощущение какой-то тонкой, почти мистической границы между холодом и жаром, мертвой скованностью обледенелой скалы и горячим дыханием распаренной плоти, двумя полными противоположностями, которые флиртовали друг с другом, избегая полного сближения и слияния, а на границе этой странной и будоражившей чувства игры находился сам Уни. Мягкий и еле заметный в темноте снег неслышно падал вокруг, оттеняя окружающий мир завесой таинственности и какой-то особой, умиротворяющей красоты.

– Правда здо́рово? – прозвучал где-то сзади мягкий и чувственный женский голос.

Уни вздрогнул, но без привычных в подобных случаях судорог. Наоборот, тело его словно раскрылось, будто кто-то аккуратно налил внутрь кувшин горячего молока с ароматным некреданским медом.

– Да! – только и ответил он, не веря своим ушам. Онелия обратилась к нему неформально, с нарушением всех правил церемонного вириланского языка, что было допустимо только между очень близкими людьми… если вообще допустимо. Единственное, что компенсировало эту деликатную ситуацию – так это то, что он не видел ее за своей спиной, и теоретически можно было предположить, что целительница обращается не к нему и, вообще, это совсем не она.

Поэтому Уни только широко раскрыл глаза (и зачем-то рот), застыв на месте и изо всех сил стараясь не повернуться, не дрожать, не качать головой и вообще не двигаться. Но даже в этом стесненном, хрупком, как фарфор, состоянии он ощущал свою особую связь с этой вириланской девушкой, связь через те общие чувства, которые они одновременно испытывали по отношению к окружающей природе – да нет, просто к чему-то третьему, не принадлежавшему никому из них и потому способному дать им возможность сделать шаг навстречу друг другу, не нарушая правил приличия, вне зависимости от того, в какой земле жили их предки.

Сквозь этот легкий туман грез романтического характера Уни отчетливо услышал скрип подвесного моста. Наконец, обернувшись, он увидел знакомую фигуру, плавно продвигающуюся по направлению к бане. «Замерзла, бедняжка! – с теплотой подумал он. – А все ради меня, получается. Значит, нравлюсь ей, да!»

Он расслабленно улыбнулся сам себе довольной и немного снисходительной улыбкой. Нужно просто немного подождать. Сейчас… сейчас она, наверное, уже там. О-о-о! Стоит только представить это, как… Нет, нет! У нее был такой ласковый голос… Нужно лишь немного подождать. Она вернется к нему, и тогда они вместе проведут эту ночь под звездами, и может быть…

В этот момент раздался шелест, потом низкий гул, а затем оглушительный треск, словно ломаются кости. Уни резко вскочил и только через мгновение почувствовал, как его внутренности разом просели куда-то в пустоту. А потом наступило странное, противоречивое состояние, когда повышенная активность и неспособность остановиться сочетались с девственной чистотой в голове и полным непониманием, что он делает и что вообще происходит. Юноша побежал к подвесному мосту, словно на крыльях пересек его и пустым взглядом уставился на то, что еще недавно было вириланской баней.

– Глыба… ледяная… с вершины скалы… и потом еще снегом накрыло, – услышал он кожей чей-то голос рядом.

Это было месиво из черных досок, белого крошева, очень похожего на муку, только блестевшего в свете звезд. Огромная дыра в полу открывала вид вниз, где виднелись еще какие-то обломки.

– Туда, всем! – резко приказал Стифрано, ткнув рукой в пролом. – Да не туда, идиот! – успел он схватить за плечи Уни, слишком буквально воспринявшего его указание. – Обратно, в обход!

Переводчик как загипнотизированный, с отрешенным, уставленным в одну точку взглядом, кинулся по новому маршруту. На ходу в его голову стали возвращаться некие обрывочные мысли: «Она! Там была она! Как же это? Что с ней? Где, где?»

– Нам еще свет понадобится! Внизу, как в кладовке у Мрака – куча всякой дряни, но ничего не видно! – вдруг проявил талант к литературным метафорам Гроки.

– У меня в комнате стол есть, который светится! – мгновенно вспомнил Уни.

– Сами со своим столом бегайте! – огрызнулся секретарь посольства.

– В коридоре, в нишах… такие статуэтки… – принялся объяснять на пальцах Богемо. – Которые тоже…

– Ну так несите! – рявкнул на него Стифрано. Было похоже, что его тоже очень сильно беспокоит судьба молодой вириланки.

Вооружившись светом, группа обыскала обломки – тщательно, но безуспешно.

– Следов крови вроде нет, – вслух рассуждал Богемо.

– Тут и без крови можно так грохнуться, – парировал Аслепи, изучая пролом, теперь уже снизу. – Я думаю, тело скатилось дальше по склону.

– Какое еще тело? – завороженно выдавил из себя Уни. – Искать надо, искать! – вдруг заорал он прямо в лицо доктору так, что тот от неожиданности отшатнулся. – Мы без нее все тут сдохнем, понимаете! Сдохнем! Мы без нее никто! Она наша…

– Да заткнись ты, паникер недорезанный! – резко толкнул его в плечо Стифрано.

Уни закачался, споткнулся, после тщетной попытки удержать равновесие поскользнулся на пологом склоне и больно ударился грудью о ледяную кочку. Внутри все взорвалось, словно кто-то сжал легкие в кулак и не давал вдохнуть ни капли воздуха. Уни встал на четвереньки, широко открыл рот, но это не помогало. Он в ужасе замотал головой, и паника охватила его и без того находящееся в смятении сознание.

– Еще раз тронешь его – сверну шею!

Рапурий Хардо встал ко второму послу почти вплотную, глядя на него спокойным оценивающим взглядом, каким мясник смотрит на коровью тушу, прежде чем начать ее разделывать.

Стифрано вздрогнул, отвел взгляд вправо, а потом вверх, закатил глаза и отшагнул назад. Он еще хотел что-то сказать, но начальник охраны уже был занят спасением переводчика:

– Тихо! Все нормально! Сейчас пройдет! Подбородок вверх, руки в стороны и вверх! Вот так. Ну?

– Ох, да нормально все, нормально! – наконец произнес Уни. Способность говорить сразу вернула ему уверенность в своих силах. – Энель Богемо, дайте мне одну эту статую!

Тот молча с сочувственной миной на лице протянул ему источник света.

– Так, что тут происходит? – бодрым голосом осведомился только что подошедший посол Санери. Его оперативно ввели в курс дела.

– Делимся на две группы! Энель Стифрано, энель Аслепи, энель Гроки будут искать по правую руку. Энель Богемо, энель Хардо и я – по левую. А вы, энель Нафази, будете стоять здесь, – и посол выразительно оглядел массивную фигуру священника. – Как ориентир для сбора. А где наш переводчик?

В это время Уни уже удалился на такое расстояние, с которого не только видеть, но и слышать других членов посольства было затруднительно. Он очень быстро стал жалеть о том, что не смог сдержать одолевавших его эмоций, и стыдиться того, что выставил себя перед всеми таким неуравновешенным. Погрузившись в эти невеселые мысли, юноша вспомнил о конечной цели своей спасательной миссии только после того, как окончательно заблудился в этих горах.

Днем местность казалась довольно плоской и незатейливой, как поверхность наклоненного под углом стола. Ночью же очень быстро выяснилось, что вокруг полно расщелин, небольших оврагов, валунов и других неровностей, превращавших ходьбу даже на небольшое расстояние в путешествие по сложному лабиринту, выход из которого терялся в темноте. К тому же прихваченная статуэтка давала тусклый свет, который пропадал уже в паре шагов от источника. Уни попытался было создать для себя некую систему ориентиров, но очень быстро понял, что не может держать в голове картину их взаимного расположения, когда большая часть ее то и дело просто исчезает во мраке.

Молодой дипломат остановился и в растерянности поводил своим импровизированным светильником. В одиночестве дух его постепенно стал приходить в порядок, и Уни начал отчетливо ощущать те вещи, на которые ранее, по причине сильного возбуждения, попросту не обращал внимания. Колючий снег забился в сандалии, ветер холодил слипшиеся волосы и мокрый от пота позвоночник. Вокруг стояла плотная, как улиньская вата, тишина, не предвещавшая одинокому путешественнику ничего хорошего.

«Надо взять себя в руки! – подумал Уни и на всякий случай еще раз посветил вниз вокруг себя. Никаких следов Онелии Лерис. – Ну вот, и целительницу не нашел, и сам потерялся».

Он попытался усмехнуться и вдруг понял, что это уже совсем не смешно. «Может, закричать? Глупо! Откуда-нибудь совсем рядом выйдет эта тварь Гроки и с поганой улыбочкой скажет что-то вроде: „Вы, кажется, окончательно утратили остатки разума, энель Вирандо? Не стоило вам ехать в Вирилан, если вы такой трус!“ Энель Стифрано лишь презрительно ухмыльнется, а энель Санери отведет взгляд, безнадежно вздохнув… Нет, кричать нельзя ни в коем случае!»

Уни еще раз беспомощно огляделся. Ничего, кроме снега и присыпанных им валунов. «А что, если забраться на один из них и сверху оглядеть окрестности?» Закусив губы, переводчик начал карабкаться на ближайший к нему камень. Это было непросто – валун был покрыт смерзшимся снегом и холодным льдом, обжигающим руки и скользившим под ногами. «Так и грохнуться недолго! – с опаской подумал Уни. – И вот буду я лежать в луже крови с переломанными руками и ногами. Да и хребет, наверное, тоже сломаю! Так вот, буду лежать, смотреть в это темное, безбрежное небо и вспоминать, как еще мгновение назад был здоров и полон сил, и разве может быть такое, что теперь – все и уже ничего нельзя исправить? И буду я медленно умирать здесь, и не смогу даже вскрикнуть, чтобы меня нашли, но меня найдут, найдут утром, синего и холодного, перенесут в пристанище, но будет уже поздно, и доктор Аслепи, осмотрев тело, скажет, что умирал он долго и мучи…»

Замечтавшись, Уни поскользнулся и чуть не последовал за своими мыслями. «О-о-ох, ну уж нет!» Несколько раз глубоко вздохнув, он заткнул светящуюся статуэтку за пояс, чтобы освободить вторую руку, и осторожно продолжил свое восхождение.

Сверху валун был неровный, но достаточно широкий для того, чтобы на нем поместился один не самого могучего вида человек, такой как Уни. Переводчик осторожно осмотрелся и понял, насколько он ошибся в расчетах. Это была та же темнота, только вид сверху. «Мрак!» – выругался он и поводил перед носом статуэткой. Мрак не рассеивался. Тогда Уни медленно сделал пару шагов к краю валуна. «Вот так, с запасом. Впритык не пойду, лучше перестраховаться». Но дальше и не потребовалось. То, что Уни принял за край скалы, было твердым, чуть заледенелым снегом. Под тяжестью молодого имперца он дрогнул и стал оседать вниз.

Уни в ужасе попытался отпрянуть, резко изогнулся лебедем, но только потянул себе спину. Полностью потеряв опору под ногами, а вместе с ней – и ориентацию в пространстве, он, нелепо размахивая руками, с криком упал к подножию камня. К счастью, с этой стороны был небольшой сугроб, плавно переходивший в отвесный склон. Ободрав лицо и руки о снежную корку, переводчик пробил сугроб насквозь и скатился вниз, больно ударившись плечом и ногой.

«Вроде жив», – подумал он, ощупывая себя в темноте. Болела ушибленная нога, но переводчика сейчас это заботило меньше всего. Статуэтку он посеял при падении, однако Уни показалось, что сейчас, без нее, он видит даже лучше. То есть так же плохо, но что-то все-таки можно различить. Например, этот снежный столп перед собой. Или не снежный? Стоп! Его же не было еще мгновение назад!

Столп плавно двинулся прямо на Уни. Тот заорал, рванул назад, оступился и жестко приземлился копчиком на неровный склон. Столп каким-то магическим образом уменьшился почти вдвое, поровнявшись с лицом Уни. Он кожей ощущал идущее от столпа тепло и какой-то тонкий, приятный запах.

– Могу ли я вам помочь? – спросил столп голосом Онелии Лерис.

– Что? – ошалело вымолвил Уни. – Это вы? Вы живы! Я ведь шел за вами! Здесь… здесь так темно, я не узнал вас сразу!

– Вот, – Онелия опустила руку в сугроб и, легко достав оттуда светящуюся статуэтку, вручила ее Уни. – Вы можете осмотреть меня и убедиться, что это действительно я.

Уни принял источник света и ощутил неожиданное тепло ее пальцев. Голова девушки была чуть повернута вправо, но взгляд широко раскрытых глаз был обращен строго на собеседника. Из-за этого на миг возникло ощущение, что Онелия изобразила какую-то эмоцию, но через мгновение та растаяла, как дымка. Лицо ее было покрыто капельками пота, мокрые волосы беспорядочно свисали в разные стороны, а от тела с розовой кожей шел пар. Целительница была полностью обнажена, и Уни, смутившись, осознал, что не может взглянуть ей в глаза. Он опустил взгляд и с некоторым опозданием поймал себя на мысли, что теперь пристально и почти в упор рассматривает ее грудь. Вздрогнув, юноша все-таки поднял голову и в который раз стал пленником мистического очарования девушки.

Это было как при разглядывании картины. Есть такие очень большие полотна, которые нельзя охватить целиком, но и по частям рассматривать нельзя, ибо теряется ощущение сюжета. Единственный выход – найти на картине особую точку, которая удивительным образом задействует твое боковое зрение так, что изображение вдруг оживает в голове как по волшебству и словно приглашает зрителя шагнуть внутрь. Глаза Онелии действовали точно по такому же принципу. Нет, у них наверняка было множество иных, не менее чудесных свойств, но сейчас Уни вдруг увидел ее всю целиком, сидящую перед ним ближе, чем на расстоянии протянутой руки, ощутил пространство, которое занимает ее тело, и это пространство затягивало его в себя без остатка.

– Я так рад, что вы живы! – выдавил из себя Уни. – Вы… на вас, то есть на баню, как это она называется, э-э-э…

– Инровуйе, – одними губами подсказала Онелия.

– Да-да, инровуйе! Представляете, на… это… сверху упал камень! Ну, не камень, ледяная глыба, понимаете?

Онелия плавно и деликатно кивнула.

– Мы все бросились туда, потом вниз, а вас там нет, и тут еще Аслепи с этим телом…

– С телом? – вкрадчиво осведомилась Онелия.

– Да! – машинально, но очень энергично ответил Уни, одновременно взглядом поглаживая ее формы.

– С чьим телом? – Онелия вопросительно чуть повела подбородком в сторону.

– С вашим телом! – горячо откликнулся Уни таким тоном, словно ребенок пытается описать словами нечто очень большое.

– А что с моим телом? – вежливо продолжала допытываться Онелия.

– Оно бесподобно! – неожиданно для себя выдал Уни. – Я… я никогда такого не видел! Вы не человек, нет, вы фея! Богиня! Я бросился за вами, я так испугался, что вы разбились, что вас больше никогда не будет, а я, я так и не успею сказать вам… Я готов на все ради вас, я сделаю все, о чем вы попросите, я хочу лишь одного – чтобы вы были! Я… я люблю вас, понимаете? Я… люблю вас! – прошептал Уни и ощутил на губах соленый вкус своих слез. – Вы понимаете? – спросил он едва слышно, будто на последнем издыхании.

Онелия молча смотрела прямо ему в глаза, но Уни боялся даже попытаться истолковать ее взгляд. Он ощущал себя так, словно с закрытыми глазами прыгает с обрыва в море, не зная, что ждет его внизу – глубина вод или острые камни. Сейчас были как раз те мгновения, когда он летел с этого обрыва вниз, но где-то на задворках разума осознавал, что через миг откроется вся правда мира как она есть. Ему было дико страшно, что он прыгнул, и в то же время – легко и радостно, что нашел в себе силы шагнуть за край. Все недолгое время их знакомства юноша носил в себе ростки какого-то странного, неведомого чувства, семена которого были брошены в его душу еще в том загадочном сне накануне отплытия, а теперь пробились и дали всходы.

Уни прерывисто выдохнул и, наконец, встретился взглядом с Онелией. Это было удивительно, но, вопреки сказанным им только что словам, сейчас он видел перед собой самую обычную девушку, золотоволосую, с зелеными глазами – и потому всецело живую. Она смотрела на него так, будто раздвигала в его голове свитки с книгами, ища среди них всего одну, но зато единственно нужную и заветную. Уни не увидел в ее взгляде того, чего боялся увидеть больше всего – высокомерия, насмешки, жалости или презрения.

– Я рада, что встретила вас, – наконец произнесла Онелия. Ее интонация пробрала Уни до костей. Он так и не понял, какое именно значение она вкладывала в эти слова, но совершенно точно почувствовал одно: она говорила… искренне, и потому юноша был счастлив это слышать. Внизу обрыва оказалась не вода, но и не камни. Какая-то сила мягко подхватила его и словно на крыльях понесла по воздуху.

– Если у вас здесь больше нет никаких дел, возможно, мы могли бы вернуться в пристанище? – сказала Онелия таким голосом, будто спрашивала и приказывала одновременно.

– Да, конечно, – с облегчением поспешно ответил Уни.

Опершись рукой о землю, он попытался встать на ноги, но резко охнул и раскрыл рот от боли.

– У меня… нога, – пояснил он, стараясь не смотреть Онелии в глаза.

– У вас перелом винкуйе, – целительница произнесла незнакомое слово, – маленькой косточки в районе стопы.

– Откуда вы знаете? – удивился Уни. – Вы же даже не видели…

– По тому, как вы двинулись, – ответила вириланка откуда-то сверху. – И как потом дернулись от боли. Вы не против, если я помогу вам?

Уни с горькой усмешкой помотал головой:

– Я довольно тяжелый! То есть я, конечно, не такой большой, скорее наоборот, но при этом вовсе не такой легкий, как может показаться. Вы устанете меня… – он хотел сказать, тащить, но потом подумал: а в самом деле, как именно она собирается ему помогать? Даже если он будет опираться правой рукой на ее плечи… Нет, если он обнимет правой рукой ее за шею… О Свет мой, ну что это все вот так не так!

– Возможно, вам будет удобнее дойти самостоятельно, – вежливо предположила Онелия. – Вы позволите?

Девушка мягко взяла его ступню своими ладонями. Уни ощутил тепло – несмотря на зябкую погоду, от тела целительницы можно было бы, наверное, разжечь костер. Переводчик приготовился вновь испытать боль, однако ее не последовало.

– Пожалуйста, закройте глаза, – попросила Онелия.

– Зачем? – машинально спросил он, но тут же подчинился.

Неожиданно Уни ощутил сонливость. Но не в том смысле, что он устал и хотелось заснуть. Это было нечто совсем другое, словно его тело медленно растворялось в ванне с горячей водой, как головка мустобримского сахара. Руки, ноги, а потом и все остальное как бы исчезали, переставали быть. Уни больше не чувствовал их, и ему стало страшно. Обычно он вздрагивал в подобных ситуациях, но сейчас вздрагивать было нечем. «Может быть, так надо? – робко подумал он. – Ну, конечно, так и должно быть! Не сопротивляться! Да, не надо сопротивляться. Надо просто плыть по течению. Тем, что еще осталось. Что там есть – голова? Вот и прекрасно». Уни представил, как его голова одиноко плывет в водах какой-то широкой и неспешной реки, в которой он с удивлением узнал Фелу. Но ведь Фела протекает через столицу, а там – мама, друзья! Что, если они увидят его… в таком виде?

«В городе река широка, они не смогут ничего разглядеть, – пришла откуда-то со стороны вполне разумная мысль, однако переводчик тут же нашел что возразить. – Но ведь через Фелу переброшены мосты! Если они будут смотреть с моста, то непременно увидят плывущую по реке голову их сына и верного товарища! – Сейчас ночь, мама и друзья спят, а в темноте даже с моста ничего не видно. – Как это не видно? Там такое яркое освещение, особенно на Ханкинлови! Да и не спит там никто! Вордий с Соргием, небось, как раз кабаки меняют! Как сейчас вижу, наклонился Соргий с моста, чтобы проблеваться, а Вордий его сзади держит, чтобы не упал спьяну, и тут оба они видят, как по реке моя голова проплывает, и Соргий блюет прямо на нее. – Хорошо, немного сменим легенду. Голова не плывет по реке, она медленно опускается вниз, на дно. Для удобства примем расстояние до дна равным бесконечности, исключим рыб, водоросли и прочие раздражающие факторы. Ничего этого нет, есть только покой. – Правда нет? – Уверяю! – Ну хорошо. Покой…»

Уни представил, как его голова медленно парит в глубинах темной воды, где само понятие «направление» потеряло всякий смысл. Торопиться некуда, бояться некого, остается только слиться с этой бескрайней пустотой… Как же хорошо! Может, это и есть смысл жизни? Зачем все эти метания, если можно вот так просто…

Внезапно темная пустота разошлась в стороны, будто кто-то вспорол ее острым серегадским ножом и раздвинул обвисшие, как грубая ткань, половинки. Это было очень похоже на мгновенное пробуждение от очень крепкого сна, и Уни с воплем принял сидячее положение.

– А-а-а! Что такое, где я?

– Вы на месте, Унизель Вирандо.

Хлопая глазами, переводчик ошарашенно уставился на целительницу. Девушка поднялась на ноги и выпрямилась, Уни последовал ее примеру.

– Что вы со мной сделали? И… откуда вы знаете мое полное имя? Меня ни разу так не называли в Вирилане!

Онелия молча развернула руки ладонями кверху и, глядя ему в глаза, сделала два шага назад. Уни будто околдованный пошел за ней.

– Вижу, вы способны идти.

– Это я уже понял! Что вы… нет, как вы это сделали? Я не врач, но срастить кость за… сколько я тут лежал?

– Немногим больше, чем мы с вами беседуем.

– Так не бывает! Чем вы меня… чем вы вообще лечите? Вы… это магия? Вы – ведьма? То есть, простите за грубость, я хотел сказать… фея?

– Позвольте сообщить, это полностью ваша заслуга. Я только помогла вам, но всю работу вы, то есть ваше эйвре, сделали сами.

Уни напрягся, словно прислушиваясь:

– Простите, я не совсем понимаю это слово.

– Эйвре – это та часть вашего «я», которая существует за пределами вашего внутреннего голоса.

– Голоса? Но, прошу меня извинить, у меня в голове нет никаких голосов.

– Есть, если принять, что люди говорят мыслями. Как часто вы думаете словами?

– Я?

– Вы знаете про кого-то другого?

– А? Нет, простите. Да, всегда думаю, а как иначе?

– Ваше «я» не исчерпывается мыслями внутри вас.

– О Свет мой, о чем вы говорите?

– Предполагаю, что вы меня поняли.

– Да, разумеется! Но тогда…

– Вы же не раз задавали себе вопрос: почему «я» – это именно «я»…

– …а не другие «я»? – прошептал Уни. – От этого у меня мороз по коже!

– Тогда не будем пока идти дальше. Просто эйвре находится рядом с этим. Это то, что на самом деле определяет ваше поведение и вашу жизнь. Когда вы переводите со своего языка на вириланский, вы лишь повторяете чужие слова, но так, чтобы мы их поняли. Мысли – это перевод для вашего сознания тех приказов, которые отдает эйвре.

– Это так неожиданно… но какое отношение это имеет к медицине?

– Эйвре управляет вашим телом так же, как и мыслями. Все это – одно целое, если быть точным. Эйвре может приказать кости срастись, а болезни – покинуть тело.

– Но почему обычное «я», почему сознание само не может приказать эйвре сделать это?

– Потому что слуга не может приказывать господину.

– Но тогда…

– Целитель – это тот, кто может войти в чужую эйвре и приказать ей сделать нужную работу по оздоровлению тела.

– Вы… можете приказывать мне? То есть моему… высшему «я»?

– Могу.

– Но как? Почему оно вас слушается? Ведь ваше «я» тоже всего лишь слуга, просто у него… другой хозяин?

– Может быть, возможен другой вариант?

Онелия сделал шаг вперед к Уни и медленно закрыла глаза.

– Другой? – опасливо спросил переводчик. – Я об этом еще не думал…

– А если не думать? Вы можете ответить не думая?

– Не думая? – шепотом спросил Уни.

– Да, – сказала целительница одними губами.

– Почему вы закрыли глаза? – слабым голосом произнес Уни.

– Не думая, – повторила Онелия.

– Нам, наверное, пора идти.

Уни хотел оглянуться, но у него не получилось. Словно весь остальной мир исчез, и посреди этой пустоты висели лишь он сам и Онелия. Юноша словно цеплялся за нее взглядом, боясь, что в противном случае упадет в бездонную пропасть и…

– Нас ждут… они… волнуются…

– Не думайте, и время исчезнет.

– У вас… у вас… нет границы между «я» и эйвре… нет… ничего нет!

Онелия медленно открыла глаза, и Уни словно сшиб с ног и закружил в воздухе свирепый ураган. Потом кто-то словно схватил его двумя руками за мозг и с силой потянул к себе, туда… Он глупо раскрыл глаза, рот, весь сжался, задрожал и… неожиданно впустил все это в себя, дал растворить себя этому, как еще недавно растаял почти всем телом в воображаемой бездонной Феле.

– Я… не боюсь тебя! Ты – не человек. Но… ты… ты просто есть! Просто есть, и все!

Ураган мгновенно утих, а хватка, сковавшая мозг Уни, тут же исчезла. На него смотрели глаза Онелии – красивые, чуть мерцающие в свете звезд, но совершенно обыкновенные.

– Я человек, Уни. Но я не только человек. С вашей точки зрения, если быть точнее.

– Я, кажется, начинаю понимать, о чем вы говорите. Но ответьте, пожалуйста, на один вопрос. Почему наше эйвре само не лечит наши раны? Это ведь и ее тело тоже?

– Потому что оно не «я». Эйвре проявляет свою сущность, заложенную в момент зачатия, но оно слепо.

– Это… это как мустобримский догматик, не знающий ничего, кроме писаний отцов веры, и видящий жизнь только через слова столетней давности?

– Похоже. У эйвре есть власть, но она слепа. У «я» есть знание, но оно бессильно.

– Но если в вас есть такая сила, значит, вы можете не только лечить! Если ваша эйвре, или что у вас теперь там, может приказывать другим эйвре и заставлять их творить чудеса, тогда… вы можете приказать моему эйвре убить меня! Остановить сердце, перестать дышать, свести с ума… Вы ведь можете сделать это?

Онелия молча смотрела на него.

– Вы ведь не целительница, Онелия. Мы просто называем вас так для удобства, потому что вы именно так помогли нам. Но ведь на самом деле вы… не только целительница?

– Вы правы, – спокойно ответила девушка, – в том, что границы – это очень условное понятие.

– Все, все! Простите! – Уни затряс головой, словно смахивая наваждение. – Боюсь, с меня хватит на сегодня, я и так узнал гораздо больше, чем могу осознать.

– Тогда думайте обо мне как о человеке, – попросила его Онелия и… улыбнулась краешками губ и глаз, или это только показалось ему?

– Да, разумеется! – поспешно согласился Уни. – Вам, наверное, холодно? – отрывисто спросил он после того, как они молча прошли вместе какое-то время. – Тут ведь снег, ветер и… Вы не поранились при падении? Может быть, вам надо к врачу? Энель Аслепи может осмотреть… – юноша запнулся, подумав, как глупо выглядит со своей несколько запоздавшей и, конечно же, совершенно невостребованной заботой. Решив, что нужно прекратить болтать и, наконец, сделать что-то действительно полезное, переводчик рывком попытался снять с себя палму, чтобы укрыть девушку, но уже просунув через ворот голову, осознал, что это его единственная одежда. А если еще и он оголится в этой и так двусмысленной ситуации…

– Я очень признательна вам, – прервала его мысли Онелия. Уни не видел ее лица, но голос отчетливо проникал даже под полуснятую палму. – Как целитель я чувствую, что в полном порядке. Прошу вас, не лишайте себя этой одежды. Поверьте, вам она сейчас гораздо нужнее.

– Спасибо! – поблагодарил ее Уни. – Позвольте тогда хотя бы отвести вас в пристанище.

Он шел впереди, спиной ощущая ее взгляд. Или хотел, чтобы это было так? В конце концов, девушка определенно должна смотреть на него, если идет сзади. Знать бы только, куда идти. Вверх или все-таки немного направо?

– Могу ли я попросить вас обойти вон ту скалу слева? – неожиданно напомнила о себе Онелия. – Я без обуви, моим ногам будет не так больно.

– Конечно-конечно! – торопливо закивал Уни и изменил маршрут. И как оказалось, совершенно правильно. Обойдя камень, он увидел наверху слева тусклые огни и смог отчетливо разобрать взволнованные голоса посольских.

– Энель Вирандо! – окликнула его сзади Онелия.

Уни вздрогнул – она впервые обратилась к нему в соответствии с имперскими правилами вежливости, использовав в своей речи герандийское слово. Он тут же обернулся на зов.

– Спасибо, что сопроводили меня, – поклонилась ему девушка. – Прошу вас, передайте энелю послу и другим уважаемым членам посольства, что со мной все в порядке, а также мою благодарность и извинения за причиненные хлопоты.

– Да, конечно! – произнес Уни и вдруг подумал о том, что склонен соглашаться со всем, что она говорит. – А как же вы… дальше?

– Вы же понимаете, что одежду человек придумал, не только чтобы защититься от холода, а еще и потому, что живет в обществе?

– Ой, простите! – в очередной раз смутился Уни. Ему было досадно, что, погрузившись в собственные мысли и ощущения, он совсем выпустил из головы такие очевидные вещи. – Но, может быть, я принесу вам…

– Поверьте, – мягко прервала его Онелия, – вам они будут рады ничуть не меньше.

Разумеется, она оказалась права. Возвращению Уни члены посольства радовались даже сильнее, чем известию о том, что целительница выжила и теперь находится в своих покоях. Молодой переводчик цинично предположил, что такая реакция вызвана страхом остаться немыми в этой стране, где и со знанием языка разобраться, что к чему, было весьма нелегкой задачей. Он не стал подробно описывать то, что произошло с ним внизу, на склоне, не пожелав вместе с другими обсуждать, как и почему целительница оказалась не только живой, но и неповрежденной телесно. Лишь вернувшись в свою тесную комнатку, переводчик понял, насколько необходимо иногда бывает побыть одному.

Упав в лодку-кровать, Уни свернулся калачиком и закрыл глаза. «Я очень устал, мне нужно от всего этого отдохнуть». Как бы не так! Казалось, не было ничего мучительнее той ночи, когда плоть с трудом волочила себя после недавней беготни по горам, а разум хотел летать – нет, бешено носиться по комнате! Сколько он пролежал так – неизвестно. Время словно остановилось, и остановила его целительница. С изощренной жестокостью Онелия Лерис раз за разом являлась юноше в дивном свете своей небесной красоты, заполняя собой разум, сердце и, самое неприятное, проникая ниже, во все части его метущегося от неразделенных чувств тела.

«Нет, так больше нельзя!» – сказал себе Уни, перевернувшись на спину, а потом и вовсе резко сев в кровати. По привычке он хотел свесить ноги, но лишь больно ударился о высокий борт своего экзотического ложа. «Мрак, понаделали тут не пойми чего!» – выругался переводчик и со второй попытки энергично перемахнул через преграду. Раздался адский грохот – это был накрытый пледом (чтобы не отсвечивал в темноте) столик для письма. Уни снова выругался – на этот раз уже на языке портовых грузчиков – и в ярости несколько раз ударил кулаком в стену.

– Сын мой, у вас там все в порядке? – хорошо поставленным голосом поинтересовался на том конце энель Нафази.

– В порядке! – резко ответил Уни. «Тоже мне, папаша нашелся!» – подумал он. Нет, определенно надо что-то делать! Накинув сандалии и плед, переводчик, зацепив плечом дверной косяк, стремительно выскочил в коридор.

Здесь было спокойней, здесь тускло мерцали статуэтки, а само помещение, представлявшее собой неровный лабиринт, создавало ощущение полной оторванности от чужого личного пространства. Но сейчас для Уни коридор казался чем-то пугающим, монстром, поместившим его в свое жуткое черное брюхо, откуда уже нет выхода, по крайней мере, в потребном для приличного общества виде. Перебирая руками по стенам, переводчик добрался, наконец, до входной двери и вывалился на свежий воздух.

Несколько глубоких вдохов и морозное окружение быстро сделали свое дело. Совместив наконец в голове карту местности с собственным положением на ней, Уни собрался с мыслями и после некоторых усилий выдавил ответы на вопросы: зачем он вообще сюда пришел и что теперь будет делать?

«Конечно! Сейчас, пока все спят! Медлить нельзя!» Вернувшись на миг в здание за светильником, он поплотнее закутался в плед и, обежав пристанище с другой стороны, пошел вверх, в гору.

«Кругом снег, тяжело идти. Ноги проваливаются и мокнут. Как будто в ямки проваливаются. А-а-а! Да ведь это следы, следы! Если кто-то действительно сбросил камень нарочно, значит, он не мог не оставить следов!»

Так оно и было. Уже припорошенные снегом, но еще достаточно заметные провалы в насте указывали направление. Но сколько же их тут – прям стадо на прогулке! Хотя если злодей шел туда, то потом каким-то образом он должен был вернуться. Не спрыгнул же он вниз за камнем, в самом деле! Хотя это было бы совсем неплохо. А так, судя по всему, он, взрыхлив снег, бежал назад, к дому. Так стремительно, что размер ноги точно определить нельзя. А вот и сама площадка. Ну, и что мы тут имеем?

В пристанище Уни возвращался и довольный, и расстроенный одновременно. Похоже, что поговорка «Шире поле – больше колосков» стала девизом его жизни. Перебирая в голове различные варианты произошедшего, переводчик вздрогнул, когда сбоку от дома увидел чужой огонек и мрачную фигуру рядом. Однако испугаться всерьез ему не дали.

– Сходил? – немного иронично осведомился Рапурий Хардо.

– Да, – тихо ответил ему на вдохе Уни. – Ну и напугал ты меня, Хардо. А что ты здесь делаешь?

– Свою работу, – пожав плечами, проинформировал его начальник охраны. – Все просто: ты спишь – я сплю, ты за дверь – а я уже там.

– Так я вроде не посол.

– Когда-нибудь будешь.

– Нет, я серьезно.

– Я тоже.

Хардо сидел на камне, подложив под себя свернутый несколько раз плед. Редкие снежинки были совсем незаметны на его почти седых волосах. Он провел ногтем большого пальца по усам и небрежно спросил:

– Ну что, побегал – успокоился?

– Да нет… В смысле я не бегал, просто… хотел узнать, что там произошло. Ну, это же очевидно, что камень на баню упал не просто так! Ты же должен это понимать, Хардо, ты же охранник!

Хардо хмыкнул:

– Доказательства есть?

– Да, конечно, полно просто! Во-первых, следы, что ведут наверх к этой скале. Они достаточно свежие, хорошо, что я догадался сейчас пойти, к утру от них бы уже ничего не осталось.

– И что следы?

– Да как ты не понимаешь?! Это значит, что кто-то из наших, пока все были увлечены баней, сбегал наверх, столкнул камень, а потом стрелой вернулся назад, чтобы недоумевать вместе с остальными. Только вот кто, чьи это следы? Большинство из них разворочены, когда злодей бежал обратно, но есть, наверное, и те, что лучше сохранились. Нам срочно надо к энелю послу, пусть даст указание – устроим тотальную проверку всех членов посольства. Это же шанс, шанс поймать его!

– Кого – его?

– Так… того, кто хотел убить Онелию! И я уверен, он же ранее покушался и на мою жизнь!

Хардо покачал головой и усмехнулся.

– И не жалко тебе будить начальство в столь поздний час?

– Так это же чрезвычайная ситуация! Да энель Санери меня сам поддержит! Как еще мы сможем узнать, чьи это следы?

– Я тебе это и так скажу. Те следы, которые ты видел, – мои.

– Что?! – Уни ощутил себя так, словно кто-то насыпал холодного снега ему в желудок, и тот начал там таять, превращаясь в стылую воду. – Ты?! Но это значит…

Все словно перевернулось в его голове, как если бы утром на небо взошло зеленое солнце. Значит, Хардо, такой добрый и весь свой, на деле оказался предателем и сейчас он просто не спеша подойдет к оцепеневшему от страха Уни и, протянув руку, одним движением сдавит ему горло, чтобы не кричал, а потом…

– Значит, что ты не один здесь такой умный. Я побежал туда раньше, чем вы все успели дойти до разбитого камнем инровуйе.

– Инровуйе! Ты запомнил вириланское слово?

– Хорошая память для охранника важнее меча. Разевать рты и лопотать от сожаления вы могли без меня – и прекрасно с этим справились! Мне важно было поймать мерзавца с поличным, пока он не успел спуститься вниз.

– Но тебе не удалось этого сделать? Ох, прости, я сразу не подумал о… таком варианте!

– Не удалось. Если бы ты оставил в покое следы и смотрел не только вниз, но и по сторонам, то увидел бы, что наверх ведут две тропинки, каждая из которых огибает стоящий между ними длинный камень. Я побежал по той, что справа и короче, но злодей заметил меня и потому выбрал другой путь. Когда я поднялся на скалу, то его там уже не было. Правда, мне удалось увидеть какую-то фигуру, бежавшую к пристанищу, но только мельком и со спины.

– И как он выглядел?

– Как темная фигура. Плед держал над головой. Рост, вес – неясно.

– Профессионал! – голосом знатока произнес Уни.

– Он-то? – почему-то рассеянно спросил Хардо, глядя куда-то вдаль. – Скорее всего, именно так.

Некоторое время они молчали. Начальник охраны неподвижно сидел на камне, а Уни нетерпеливыми шагами сновал перед ним взад и вперед.

– Мотивы покушения мне, в общем, понятны, – небрежным тоном выдал, наконец, юноша. – Если убрать проводника, да еще человека, готового вывести нас на анвиллов, то мы просто обречены вернуться назад той же дорогой. То есть в этом случае мерзавец добился бы своей цели – миссия была бы провалена. Ну, по крайней мере, я думаю, что повторно убедить энеля Санери остаться в этой стране мне бы удалось с превеликим трудом, если бы вообще удалось. Мда… Согласен со мной, дружище?

Глядя куда-то в себя, Хардо тяжело и безнадежно вздохнул:

– Ты и правда думаешь, что целью убийцы была эта вириланка?

– Что?! – от такой неожиданности Уни даже замер. – Но если не она, то… О Свет мой милосердный!

– Сейчас я даже не хочу знать, как она умудрилась не переломать себе все кости при ударе камня и падении с обрыва. Важно другое – если бы Онелия… верно?

– Да-а-а…

– Если бы Онелия не спасла тебя, поменявшись местами в очереди, ты бы точно не смог проявить такой прыти. Остались бы мы без переводчика – как восход предсказать!

Уни на мгновение закрыл глаза, закусил губы и сел на камень рядом с Хардо.

– Это уже шестой раз, – тихо сказал он. – Шестое покушение на мою жизнь. Понимаешь, Хардо? Если так пойдет и дальше, то рано или поздно он до меня доберется. Мне не может везти вечно.

– Это значит, что мы должны найти его раньше, – ответил Хардо и посмотрел Уни прямо в глаза: – Подозреваешь кого-то?

– Не знаю, – пожал плечами Уни. – Я был тогда на веранде, спиной к дому. И, честно говоря, был занят совсем другими вещами. И не следил, что делают другие.

– Ты был предпоследним, – скрупулезно заключил Хардо. – Остальные к тому моменту помылись, наболтались и разошлись по комнатам. Я сопроводил посла и тоже остался у себя, рядом с его покоями.

– У дома есть два выхода, – продолжил Уни. – Один – на веранду, второй – основной – в сторону дороги.

– В доме десять выходов, – спокойно поправил его Хардо. – Два перечисленных тобой и еще в каждой из комнат.

– Как?! – удивился Уни.

– Я обнаружил это сразу, как вселился. Ты думаешь, почему там такие узкие окна? Чтобы нельзя было открыть дверь снаружи, разбив окно рукой.

– Не уверен, что здесь именно эта причина, но… тогда получается, что кто угодно мог незаметно покинуть помещение, а потом так же вернуться обратно. Ну, конечно, это ведь полностью соответствует вириланским обычаям. Ни с кем не пересекаться, полная приватность – идеально для любого убийцы!

– Тогда нужно зайти с другого конца.

– Да, точно.

Уни вскочил с камня и опять заметался из стороны в сторону.

– Энеля Нафази можно точно исключить! – вдруг с энтузиазмом разразился он.

– Потому что он священник? – недоверчиво уточнил Хардо.

– Нет, потому что он толстый! – бесстыже радуясь этому обстоятельству, ответил Уни. – И поэтому не может быстро бегать.

Хардо повернул голову влево, при этом мелко и безнадежно кивая.

– Ты уши его когда-нибудь видел?

– Уши? – искренне удивился Уни. – А при чем тут уши?

– У него уши сломаны. Это сложно заметить – наш священник скрывает их прической. Даже я обнаружил это только на третий день путешествия.

– Ну, прекрасно! Только какое отношение это имеет к способности быстро бегать?

– Сломанные уши – признак того, что человек занимается или занимался борьбой. В данном случае, скорее всего, занимался. Вероятно, в молодости. Но подготовку сохранил, будь уверен. И если надо, на короткой дистанции он тебе еще фору даст. Да и на длинной – я обратил внимание, как он убегал от следопытов. Нормально так убегал – для его возраста и комплекции.

– Я тогда как-то не обратил внимания – не до того было. – Уни замялся: – Но в любом случае, даже если энель Нафази был борцом в молодости, ему совершенно незачем убивать меня.

– Не спорю, это вряд ли что-то личное. Но энель Нафази не раз пренебрежительно высказывался о местных верованиях. И об анвиллах, если ты еще не забыл. И если анвиллы действительно помогут нам, кто знает, что они попросят взамен.

– Но это же бред – ревновать к чужой вере! И вообще, он же противник всякого насилия!

– С одной стороны, вроде бы да. Но с другой – любой истово верующий живет чувствами, и разум для него – просто слуга. Вспомни, какие усилия приложили наши тихие солнцепреклоненные жрецы, чтобы запретить строительство в Энтеверии даже одного мустобримского храма их Единого бога!

– Ну, они считают, что он слишком похож на нашего Ясновеликого небесного владыку…

– Они боятся. Веры схожи, но в Мустобриме это отлаженный механизм, а у нас – сонное царство, которое существует лишь благодаря традиции и ленивой поддержке императора. Все равно что толпу крестьян бросить против обученной фаланги.

– Ты думаешь? – засомневался Уни. – Но мне не кажется, что вириланы…

– А мне кажется. Их воины помешаны на убийствах – это ненормально.

– Да что ты говоришь!

– Настоящий воин убивает врага, потому что этого требуют приказы и условия военного времени. Если воин получает удовольствие от убийства и унижения врага, это не воин, а ушибленный на голову человек, и место ему не в армии, а в приюте для душевнобольных. Но Мрак с воинами – остальные еще хуже. Обычный охотник ловит стрелы – это я и сам могу, особенно если они летят снизу вверх. Но стрелять с такой скоростью и точностью из лука, сделанного из веревки и хворостины? Тебе сложно это понять, но такого результата нельзя добиться даже ежедневными тренировками. А целительница? Камень падает ей на голову, а потом сама она летит на скалы с высоты корабельной мачты – и ничего, ходит как ни в чем не бывало!

– Ну хорошо, не скрою, меня это тоже удивило, но я не склонен рассматривать все это как угрозу…

– Это моя профессия – рассматривать все как угрозу.

– Ладно, ладно. Допустим, Нафази имел мотив и возможности. Но тогда остальные…

– Энель Гроки.

– Сволочь!

– Заметь, не я сказал.

– Но это слишком очевидно!

– А тебя в имперской академии не учили не искать сложных причин, если что-то можно объяснить простыми?

– Откуда ты знаешь про академию? Ой, да какая разница… Учили.

– Энель Стифрано.

– О да, он хорошо так меня отделал, – сразу после знакомства. Ты меня как раз спас тогда, помнишь? Только зачем ему это?

– Все знают, что Стифрано – человек Тамето. Более того, его родственник, брат его жены. Не в курсе? Сообщаю. Все знают, что Тамето хотел пустить посольство через свою степь, чтобы и торговля потом шла через его руки. Все знают, что Ронко смог убедить императора…

– Откуда?! Это же секретная информация!

– …направить посольство морским путем. Если мы потерпим крах, то Тамето снова сможет быть на коне. Или он так думает.

– Ой, ну, ладно. А энель Богемо?

– Твоя версия?

– Та-а-ак… Ну, он вуравиец, а вуравийские торговые кланы всегда были тесно связаны с капоштийцами, которые теряют в случае успеха посольства больше всех.

– Ответил.

– Но разве он тоже борец?

– Вряд ли. Но не стоит недооценивать купцов. В молодости они все ходят с караванами, а это риск встречи с пиратами и разбойниками. К тому же он моложе Нафази.

– Пусть так. Остается энель Аслепи. Но он вообще врач!

– Вот именно. И не просто врач, а один из лучших полевых хирургов империи. Не знаю, зачем его вообще отправили с нами. Он крайне честолюбив, медицина – это вся его жизнь.

– И что?

– Представь, ты всю жизнь был врачом. Не просто лечил от кашля, а зашивал раны на поле боя. Знаешь все о теле человека, как его резать и исцелять. А другие знают, что, если не сможешь ты, не сможет никто. И вдруг ты попадаешь в иные земли, где какая-то девчонка с легкостью показывает такое, что ты не мог и не сможешь никогда. Да ты всю жизнь свою возненавидишь!

– Но он тоже мог бы этому научиться!

– И сколько раз он просил Онелию научить его хоть чему-нибудь?

– Раза три, нет, четыре. Больше. Каждый раз, как мы останавливались на ночлег.

– И каждый раз она отвечала…

– Что у него это никогда не получится. Потому что… – Уни закусил губы.

– Почему?

– Это… очень сложно. Даже среди вириланов целителями могут быть очень немногие.

– Вот видишь.

– И тогда он захотел убить ее – из зависти?

– Или тебя – чтобы навсегда покинуть эту страну и забыть о ее недостижимых секретах.

– Ну, я не знаю. А посол Санери? Ему-то я точно могу доверять?

– Можешь. Хотя…

– Что?!

– Он давний друг Дигения Форзи, его человек. Если предположить, что патрон дал ему секретное поручение лишь изобразить посольство, а на самом деле провалить миссию…

– Это смешно, Хардо! Ты всерьез думашь, что энель посол будет лично бегать по скалам, чтобы прикончить своего переводчика?

– Нет, скорее всего. Но он может отдать приказ.

– И кому же?

– Мне, например.

– Ха-ха-ха! Ты серьезно?

– Вполне.

– И почему же ты меня тогда не убьешь прямо сейчас, когда все спят?

– Не знаю, не придумал еще… Например, потому что перед выходом в коридоре меня мог кто-то видеть. Устраивает – как рабочая версия?

– Ага. Просто замечательно! И что мне теперь – вообще никому не верить?

– Не торопись. Есть один человек, который тебе точно не враг и уже доказал это.

– Но… ты хочешь сказать… ну да! Конечно!

– Онелия Лерис, вириланская целительница. Держись рядом с ней. Это усложнит задачу тому, кто хочет тебя убить.

«Замечательно! – возбужденно думал Уни, ковыляя к себе в покои. – Вот прямо сейчас, ночью, приду к ней в комнату: госпожа Онелия, начальник охраны Хардо приказал мне быть рядом с вами. Я сам, конечно, против, но – все исключительно в целях моей безопасности. Вы же помните, что со мной случилось?»

Уни в ярости ударил в стену кулаком.

«Случилось! С нами случилось! Признался ей в любви, как дурак. И как я ей утром в глаза смотреть буду?»

Тем временем оставшийся на камне Хардо, дождавшись, когда Уни вернется в дом, медленно поднялся на ноги и, чуть поклонившись, негромко произнес:

– Доброй ночи, энель посол.

Санери вышел из своего укрытия за высокой сосной, росшей почти впритык к восточной стене пристанища.

– У какой кошки ты отобрал глаза?

– Это место я заприметил еще днем. Отсюда кажется, что за сосной сразу обрыв, однако на самом деле там небольшая площадка, где с легкостью может поместиться один человек.

– И возможный убийца, не так ли?

Санери подошел к камню и сел на нагретый телохранителем плед. Хардо чуть развернулся, чтобы быть рядом с послом, но при этом не закрывать ему обзор.

– Судя по тому, что ты рассказал молодому человеку, твое расследование продвинулось не очень далеко.

– Я не сыщик, энель Санери.

– И потому решил настроить его против всех в посольстве?

Хардо молчал, глядя поверх глаз посла.

– Я знаю, кто ты такой, Хардо, – произнес Санери, резко встретившись с ним взглядом.

Если бы на улице не было так темно, можно было бы разглядеть, как по лицу начальника охраны на миг промелькнула какая-то тень.

– Я вообще знаю о каждом из вас гораздо больше, чем вы можете себе представить. – Санери манерным жестом взял Хардо за воротник, мягко наклонил к себе и продолжил: – И поэтому я больше не хочу неожиданностей.

– Я должен защищать вас, энель посол, – ответил Хардо, невозмутимый, несмотря на неудобную позу.

– Ничего, энель Хардо, учитывая ваш предыдущий опыт, вы как-нибудь справитесь.

– Слушаюсь, энель посол, – хрипло произнес тот.

Последние дни пути Уни провел в настолько смешанных чувствах, что практически игнорировал периодически меняющееся окружение. Он помнил спуск по перевалу вниз – ничего особенного, тот же лед, снег и скалы. Настроение было под стать обстановке. После инцидента в пристанище все члены миссии словно приглушили свои эмоции и желание обмениваться ими с окружающими. Каждый думал о чем-то своем, а редкие попытки отдельных личностей обратить внимание на горные красоты наталкивались на формальные комментарии других членов посольства, не оставляющие каких-либо шансов на продолжение беседы.

Впервые в жизни Уни не мог себе внятно объяснить, что чувствует к представительнице противоположного пола. Он смутно ощущал, что тогда, ночью, произошло нечто очень важное. И даже не просто между ним и Онелией как мужчиной и женщиной – в этом смысле прошлый опыт подобных отношений не оставлял иллюзий на этот счет. Нет, это было словно окно, распахнутое на миг, чтобы дать юноше возможность заглянуть в самое сердце Вирилана, туда, где скрывается неуловимая загадка этой земли. В том, что здесь все далеко не так обыденно, как кажется на первый взгляд, Уни уверился окончательно. Вот, к примеру, горы – ничего особенного, вот небо – такое же, как и везде. Снег? Да, такого он раньше не видел, но в стране торгов его не в пример больше. Необычайно зеленые леса и мох на камнях? Если поискать, то в империи можно найти не хуже. Единственное, что здесь совершенно не понятно, так это люди.

Уни ухмыльнулся и бросил взгляд на дорогу. Снег блестел на солнце так, что перед глазами плясали желтые языки пламени. Когда же, Тьма поганая, все это кончится?

«Люди, хмм… Вот та же Онелия. Всему, что она делает, в принципе, можно найти разумное объяснение. И самым безумным ее словам – тоже. Только объяснение это будет похоже скорее на самоуспокоение. Словно разум придумывает убедительное оправдание, чтобы ввести мое “я” в заблуждение. Ой, опять!»

Уни передернуло.

«Если я буду все время думать об этом, то непременно сойду с ума. Или умру от страха. Нет, чтобы вернуться в реальность, нужно думать о простых, понятных вещах. Вот Онелия. Опять? Ну да, кто же еще. Не разбирать же мне кого-то из членов посольства! Хотя почему нет? Да ладно, ясно ведь, что она мне нравится. Как человек, а не как… кто она там еще? Стоп, хватит! Она человек. У нее такие глаза, такое тело, такая… Уфф! Нет, все-таки не человек, а богиня! От нее идет какое-то особое, притягательное тепло. И мне было хорошо рядом с нею. Вот в этом точно нет никаких сомнений».

Превозмогая солнечный свет, Уни посмотрел вперед. Вслед за целительницей во главе процессии, как на веревочке, следовал энель Стифрано. Судя по жестам и вопросительной интонации трудноразличимых отсюда слов, он пытался на ходу выучить вириланский язык, одновременно заигрывая с носителем.

«Дурачок! Для тебя выучить вириланский будет сложнее, чем соблазнить эту загадочную красавицу!»

Уни смущенно улыбнулся, вспоминая прошлое утро. Пробудившись после краткого сна, но необыкновенно бодрый от перенесенного возбуждения, попытался (у-ух, стыдно вспомнить) извиниться перед Онелией за вчерашнее.

– Высокочтимая госпожа Онелия, смиренно прошу простить меня за те нескромные слова, обращенные к вам в момент сильного душевного волнения, вызванного сложившимися так внезапно чрезвычайными обстоятельствами!

«Вспомнить противно. Первый раз в жизни признаться девушке в любви – и такой скандал! Можно сказать, даже без преувеличения, дипломатический. Ну а с другой стороны, сама виновата. Если бы она была хотя бы одета… Идиот! Она же чуть не погибла, а ты видел в ней лишь объект своего трусливого вожделения! Ничтожество, тварь ползучая!»

Уни прерывисто вздохнул и почти как наяву услышал в голове ее утренний ответ:

– Вы просите прощения за чувства? Но разве вы способны влиять на их появление?

– Нет, я понимаю. Но форма – это я мог контролировать! Я приношу извинения за форму, в которой я выплеснул на вас все, что было у меня на душе в тот момент. Я… я не должен был этого делать и искренне жалею о случившемся!

Он сказал это – и сам тут же испугался. А она посмотрела на него и проницательно и тихо произнесла:

– Я желаю вам, чтобы когда-нибудь вы стали настолько искренни во всех ваших проявлениях, чтобы у вас исчезла необходимость жалеть о чем-либо вообще в этой жизни.

– Я ни о чем не жалею, моя милая Онелия, – тихо ответил ей Уни по-герандийски. – Разве что о том, что соврал вам из-за своей проклятой слабости. Эта ночь с вами была самой лучшей ночью в моей жизни. Я познал высшее блаженство из всех, на что могу претендовать на этом свете, и теперь готов спокойно встретить свою смерть!

Уни замер, с опозданием ответил на ее поклон и потом завороженно смотрел, как она сворачивает за угол коридора.

– Да что вы говорите, энель Вирандо! – выскочил из-за другого угла необычайно взволнованный энель Богемо. – Вы переспали с этой местной красавицей? Не может быть!

– Кто переспал с местной? – высунулся из своей комнаты, услышав только часть фразы, второй посол Стифрано. – Вы, энель Богемо? Да не свистите!

Торговый посланник медленно, как вращается мельничный жернов, покачал головой и с сальной улыбкой показал коротким пальцем на Уни.

Стифрано обратил взгляд на переводчика, глаза его увеличились раза в три, и он разразился целым вихрем оглушительных восклицаний:

– Да ты что, радость моя светлая! Ну и как она? Слушай, а вы что – прям на снегу, что ли? Нет, правда, а как, там же холодно…

– Да пошли вы все в чертоги Мрака! – истерично возопил Уни и, весь красный, побежал к себе в комнату, по пути чуть не сбив с ног посла Санери.

– Осторожней, энель Вирандо! – выкрикнул тот, испугавшись внезапного появления переводчика и теперь пытаясь перевести дыхание. – Я тут слышал, что вы с кем-то переспали, и мне даже страшно представить, кто бы это мог быть…

Молодой человек отложил перо и с довольной усмешкой размял затекшую шею. Отец редко рассказывал что-то о своих отношениях с прекрасным полом, но именно этот эпизод он описывал не только как один из самых забавных, но и как исключительно точно передающий дух их дипломатической миссии.

Юноша встал с кресла, уронив на пол малиновую подушечку. Не отвлекаясь, чтобы поднять ее, он подошел к окну, за которым, как и тогда в горах центрального Вирилана, тихо падал снег. Не в таких масштабах, конечно, – эти белые хлопья с каждым годом все чаще выпадали в зимние месяцы.

«Мда, это тебе не Энтеверия, в которой вырос отец. Хотя и там сейчас, как говорят…»

Молодой летописец многозначительно поджал губы и со вздохом вернулся к работе.

«Если бы только Уни знал истинный смысл этого посольства, он смог бы избежать…»

Нет, нет, так не пойдет! Что значит – если бы? Как однажды сказала мама, «результат не существует отдельно от усилий по его достижению». А значит, все эти муки, переживания и чудовищные усилия были необходимы для того, чтобы отец обрел свое предназначение, стал… тем, кто на самом деле держит в своих руках судьбы великих империй…

Хрипло зарычав, юноша несколько раз резко перечеркнул написанное, сломав при этом перо. Нельзя, нельзя так грубо подгонять действительность под желаемый идеал! Слово без пережитого опыта есть ложь – так, кажется, говорят вириланы? А значит, единственный выход – пережить вместе с Уни эти бурные, опасные, а зачастую труднообъяснимые и даже абсурдные события, которые произошли с его участием в этой загадочной земле. И исход которых, как оказалось, навсегда изменил историю всей Обозримой земли. Ну что же, держись, отец! Ты думаешь, главные испытания позади? Но я-то, в отличие от тебя тогдашнего, знаю, что будет дальше…