Личики. Темные сказки бесплатное чтение
Пётр Зубров
Личики
Тёмные сказки
© ООО «Издательство АСТ», 2023
Дизайн обложки Юлии Межовой
Автор иллюстраций и арт-директор Андрей Беляев
Создано с использованием нейросети Midjorney
* * *
Предисловие
Привет, ребята!
Это книга сказок.
Тут есть грустные сказки, а есть весёлые.
Но все они страшные.
Знаете, что это значит?
Что скучать вам точно не придётся!
А ещё тут картинки.
Скачут, как живые!
Если сказку читать не хочется, можно картинки смотреть.
Весело!
А ещё эту книгу можно читать с любого места.
Хоть с конца!
Или можно гадать на книге.
Спросите маму или папу, как гадать на книге.
И сами погадайте.
Эта книга никогда не ошибается.
Знаете почему?
Правильно, ребята!
Потому что книга
В
О
Л
Ш
Е
Б
Н
А
Я
ВОЛШЕБНАЯ
В
О
Л
Ш
Е
Б
Н
А
Я
Ну как, почувствовали волшебство?
Книга знает про вас всё.
Да, да.
Вы не ослышались!
Совершенно всё.
И если вы будете плохо себя вести, то книга узнает об этом.
Она придёт к вам ночью и убьёт вас.
Она разрежет вас по частям своими острыми страницами.
Знаете про такую казнь – «тысяча порезов»?
Вот так вы и умрёте.
И вы даже крикнуть не сможете, потому что книга забьёт ваши ротики своими страничками.
Потом книга закопает ваши трупики в степи, а сама подожжёт себя и сгорит.
И никто вас никогда не найдёт.
Вот так.
Сахарный мишутка
На четыре годика к Маше из деревни приехали бабушка с дедушкой. По очереди расцеловали любимую внученьку в душистые щёчки. Кто хорошо себя вёл? Машенька! Ну, получай, Машенька, гостинцы: шоколадное яичко, конфетку с вишенкой, а ещё – сахарного мишутку на палочке. Ах, какой славный мишутка! На солнце блестит и переливается патокой, а внутри – чёрное сердечко-смородинка. Просто чудо, какой мишутка.
Пожалела Машенька Мишу, не стала есть. Понесла с собой в садик. Там Петя подходит к ней и говорит:
– Машутк… Машутк, какой у тебя Мишутка красивый!..
– Спасибо, – вежливо отвечает Машенька.
– Машутк, – говорит Петя, – а дай мне его… Ну пожалуйста!..
Сверкнула Маша глазёнками:
– Мне баба с дедой подарили!.. – и к себе мишутку прижимает.
Постоял ещё немного Петенька, отошёл.
Потом Маша заснула. Ручка у неё устала Мишу держать, пальчики и разжались. Петя подкрался, мишутку – гам! В рот его – ам! И съел.
Проснулась Маша.
– Где мой Миша? Мне баба с дедой подарили! – и в слёзы. Насилу успокоили. Но никто из ребят не сознаётся, что взял.
А Пете вдруг скучно стало. Сел он на стульчик и голову повесил.
Пришла Машенька домой, рассказала всё бабе с дедой. Те повздыхали, да потом и говорят:
– Не печалься, Машенька, не печалься, милая. Мишутка твой сам тебя найдёт. В ком есть сладость, тому Миша в радость. А нехороших ребят он сам ест! Ложись спать и ни о чём не думай.
Легла Маша спать.
А Мишутка в Петином животике поднял головку. И зарделось зелёным пламенем чёрное смородинное сердечко.
– Мёду мне! Мёду мне! – заревел он высоким голосом.
Заревел – и схватил Петеньку за животик.
– Ай! – закричал Петя во сне, но не смог проснуться.
А Маша проснулась в своей кроватке. Видит – в темноте под дверью огонёк зелёный дрожит.
Встала Маша и на цыпочках пошла к огоньку.
Входит в кухню. Там в темноте две чёрные тени сидят, бормочут что-то. Испугалась Машутка, замерла. Потом прислушалась – а это её бабушка с дедушкой. А у их ног – сахарный Мишутка мерцает и туда-сюда важно похаживает. От бабушки к дедушке. От дедушки к бабушке. А те ему всё подкидывают да подкидывают что-то. Подошла Маша поближе и видит, что в тени стоит тазик, а в тазике – Петя, хлопает глазками да что-то беззвучно кричит.
Чмык-чмык – отщипывают от него по кусочку баба с дедой, как от медового пряничка, чмык-чмык – и бросают светящемуся Мишутке. А Мишутка знай себе ест. И всё сильнее разгорается сердечко-смородинка. Чмык-чмык, чмык-чмык. Пальчик, ручка, глазик – и нет Пети.
Стоит Машенька в тишине, слово боится молвить. Вдруг баба с дедой поворачиваются к ней.
А глаза у них белые-белые и горят в темноте, как фары.
Глаза на стене
Петя и мама переехали в новую квартиру. Мама взяла себе комнату с балконом, чтобы курить, а Пете дала большую комнату. Окна у Пети выходят на кладбище.
Пошёл Петя гулять. Залез на горку, а там девочка сидит и не едет.
– Девочка, можно проехать? – спрашивает Петя.
А девочка молчит. Тогда Петя попробовал перелезть через неё. А она возьми и схвати его за руку. А пальцы у неё холодные, как мороженое. Испугался Петя, закричал.
– Ай, ты чего!
А девочка крепко держит Петю за руку и вдруг спрашивает шёпотом:
– Ты из восемьдесят девятой?
– Ну да, – тихо отвечает Петя. – А что?
– А ты знаешь, что у вас там девочка умерла?
– Какая девочка?
– Которая до вас там жила. Её Диной звали.
– Почему умерла? – удивился Петя.
– У вас в квартире глаза живут.
– Какие глаза?
– Глаза на стене. Кого глаза увидят, тот умрёт.
– И где они? – спрашивает Петя. – Я никаких глаз не видел.
– Они под обоями, – шепчет девочка. – Спят. Но если глаза почуют, что в комнате кто-то боится, то проснутся. Они чувствуют страх. Так что постарайся не бояться. И главное – не буди их. Веди себя тихо – и всё обойдётся.
Тут девочку кто-то позвал, и она ушла.
А Петя дальше гулять пошёл. Погулял, погулял, вдруг видит – могилка. А на ней – фото той девочки с горки. И написано: Дина Ветрова. Постоял Петя немного и пошёл к себе домой.
Вот ужинает он вечером, а мама на балконе курит. Набрался Петя смелости и спрашивает:
– Мам… А правда, что у нас на стене глаза под обоями?
Мама повернулась к Пете, выдохнула дым в кухню и говорит:
– Это кто тебе такую херню сказал?
– Никто, – отвечает Петя.
– Вот и не надо чушь пороть. Понял меня?
Петя кивнул и пошёл в свою комнату.
Пришла ночь. Петя на своей кроватке лежит, в темноту смотрит. На потолке тени ходят. А в окно дерево с кладбища стучится.
Ворочался Петя и так и эдак – никак уснуть не может. Вдруг слышит рядом шелестит что-то. Затих Петя, прислушался. Встал на кроватке, стал обои ощупывать и вдруг натыкается на что-то мягкое.
Глаза! Глаза на стене!
А глаза под рукой зашевелились, открыться хотят. Но обои плотно на них наклеены, не дают сдвинуться.
Встал Петя с кроватки и быстро пошёл к маме. Входит в её комнату…
А мама лежит лицом к стене и жалобно стонет.
Вернулся Петя к себе обратно в комнату. Смотрит, а глаза на стене всё сильнее шевелятся. И обои скрипят жалобно: вьюти-вьють… вьюти-вьють.
Тогда Петя снова пошёл к маме, а мама уже не стонет, а горько плачет и кричит в темноту.
– Мам, – говорит Петя, – мне страшно. Можно мне с тобой?
А мама будто не слышит его, только громче всё плачет. Всё плачет, и плачет, и кричит.
Вернулся Петя к себе в комнату.
А глаза всё злее под обоями кружатся. И в обоях уже дырочка. Схватил Петя скотч со столика и давай залеплять дырочку в обоях. Но глаза чавкают, дерутся, кусаются. Захлопали, словно крылышки, зачавкали, как маленькие ротики, – и прорвали обои. Петя – шасть за шкаф. А глаза завращались, забегали, стали Петю искать по всей комнате.
Где же этот Петя? Где его ручки? Где его ножки? Где его щёчки? Где Петя? Хотим смотреть на Петю. Петей любоваться.
Сидит Петя за шкафом, дрожит. Если побежит к двери, то точно его глаза увидят.
Что же делать?
Вдруг что-то громко щёлкает у Пети над головой. Петя вздрагивает – а это кто-то камушки в окно кидает. А окно как раз над Петей, за шкафом, не видно его глазам на стене. Открыл Петя окно, а там девочка внизу, та, с горки. Стоит в темноте и на Петю смотрит.
– Девочка, девочка, что мне делать? Глаза на стене меня найти хотят.
– Возьми под шкафом ножницы. Раскрой их и проткни глаза, когда они заснут. Только будь осторожен. Разбудишь глаза – тут же умрёшь.
– Девочка, а когда глаза заснут? – спрашивает Петя.
– Сиди тихо, не шевелись – и они заснут.
И девочка пошла на кладбище. А Петя ей вслед кричит.
– Девочка! Стой!
Смотрит, а её уж нет нигде.
Вот сидит Петя за шкафом, ждёт, пытается не шуметь. В руках – ножницы железные. А глаза по стене всё ходят, всё бродят, все закоулочки обхаживают. Только и слышно тихое чавканье – это глаза вращаются.
Вдруг из глаз фонари светить начинают. И по комнате тихо крадутся. Возле шкафа замедлились и остановились.
На стене – Петина тень.
Так вот ты где, Петя.
А Петя сидит за шкафом, не шевелится.
А глаза всё светят на Петину тень и не уходят.
Много времени прошло. У Пети уже всё чешется, не может он терпеть больше. Но вдруг видит – стали глаза моргать всё чаще и чаще и наконец погасли.
Петя подождал немного, выглянул из-за шкафа.
Спят глаза на стене. Вышел Петя, крадётся на цыпочках. Вдруг половица под его ногой – скрип! Остановился Петя.
Глаза дрогнули, но не проснулись.
Подошёл Петя к стене совсем близко.
Тут открылись глаза – и вонзил в них Петя железные ножницы.
Откопай мою голову
Лёва приехал жить к бабушке с дедушкой. У калитки встречает его один дедушка.
– Деда, а где бабушка? – спрашивает Лёва.
А дедушка отвечает хриплым голосом:
– Да вот, уехала куда-то баба да пока не вернулась.
– А что у тебя с голосом, дедушка? – спрашивает Лёва.
– Да простудился я, Лёвочка, с открытым окошком поспал, и горлышко заболело.
Поселил его деда в терраске, где сам спать любит. Тут дедушкины вещи. Вот печатная машинка без трёх буковок – эл, бэ и вэ. Вот абажур, его бабушка сама сшила. Вот самодельная полка с книжками.
А вот на вешалке бабушкино чёрное платье.
Лёг Лёва на диван, лежит, книжку читает, черешню с тарелки ест.
В окно муха бьётся: бззз. Бззз. Бзззз.
Дядя Игнат закричал где-то и затих.
В сенях затопал дедушка в носках и уронил на пол стеклянную банку. Банка покатилась, как шар в боулинге, вот так: Гхыыыыыыы.
Дедушка крикнул Лёве через стенку:
– Лёвка, абрикосики будешь? Я баночку открыть хочу.
– Нет, дедушка, спасибо! – крикнул Лёва и дальше читает.
Вот за окном стемнело. Лёва включил бабушкин абажур. Хорошо под абажуром лежать!
Читает Лёва под абажуром, а вокруг него – тьма.
Вдруг на вешалке шевельнулось чёрное платье. Лёва поднял голову – ничего. Наверное, ветер.
Платье ещё раз качнулось. Лёва снова поднял голову.
Платье качнулось ещё раз. И еще раз Лёва поднял голову.
И платье на пол спрыгнуло.
Тут Лёва книжку отложил. Сел на кровати, сидит. Смотрит на платье. А платье – на Лёву смотрит. Ну, не в смысле «смотрит»: головы-то у него нет.
– Ты кто? – спрашивает Лёва.
Платье подходит к Лёве на невидимых ногах и рядом садится на кроватку. Сидит на кроватке и на Лёву смотрит.
Вот так они с Лёвой сидят молча. И тут Лёва уставать начинает. Глазки у него закрываются, клюёт носик.
Лёг Лёва, а платье его кружевным рукавом по щеке гладит. Вдруг Лёва слышит в голове страшный голос:
– Откопай мою голову! Откопай мою голову!
Просыпается Лёва утром, смотрит – а чёрное платье на вешалке висит.
«Наверное, мне просто это приснилось».
Днём пошёл Лёва с дедушкой в огород, клубнику собирать. Жарко, солнышко печёт. У Лёвы щёчки красные стали.
– Лёвушка, тебе хорошо? – спрашивает дедушка.
– Да, дедушка! – отвечает Лёва.
– Смотри, а то хочешь, в теньке иди посиди, я вон утром уже насобирал клубнички. Пощёлкай, птенчик.
Но Лёвушке нравится с дедушкой клубничку собирать, деде помогать.
– Нет, дедушка, я с тобой.
Щёлк-щёлк, – щёлкают дедушкины ножницы, обрезающие листочки с ягоды. Щёлк-щёлк.
– Дедушка, – говорит Лёва, – а когда бабушка придёт?
Дедушка помолчал, помолчал, а потом и отвечает:
– Знаешь, Лёва, а она, наверное, больше не придёт.
– Почему? – спрашивает Лёва.
– Потому, – говорит дедушка, – что она больше не хочет быть бабушкой.
Щёлк-щёлк.
Лёва одну ягодку – в корзинку.
Одну в рот.
Одну в корзинку.
Одну в рот.
И ещё одну в рот.
А собака вдалеке всё лает, лает. Гау. Гау-гау! Гау-гау-гау!
И дедушка песню поёт: «Прощай радость, жизнь моя».
А ножницы всё щёлк-щёлк. Щёлк-щёлк.
А Лёва одну в корзинку, одну в рот.
«Знать один должон остаться».
Щёлк-щёлк. Щёлк-щёлк.
Гау. Щёлк. «Как купаться вместе шли».
Вдруг смотрит Лёва – из дома бабушкино чёрное платье вышло и к нему идёт, а в руках у платья – лопата.
Лёва хочет дедушку позвать, кричит, да дедушка не слышит его, песню свою поёт.
А платье подходит к забору и копать начинает. Копает-копает, и вдруг бросило лопату, и в яму прыгнуло.
Подходит Лёва к яме на цыпочках – а ямы-то и нет никакой.
– Дедушка, – говорит Лёва. – Что-то мне нехорошо.
Сказал это Лёва и на землю упал.
Просыпается он в терраске. Ночь на дворе. За окном ливень. А чёрное платье висит на вешалке.
Трогает Лёва себя за голову, а там – полотенце душистое, а рядом – тарелочка с клубничкой от дедушки. Добрый дедушка стал, ласковый. Лёва – ам ягодку в рот. Ам – другую. Вкусная клубничка!
Посмотрел Лёва снова на бабушкино платье.
И вдруг слышит шёпот:
– Откопай мою голову… Откопай мою голову…
Замер Лёва ни жив ни мёртв. Он дедушку кликнуть хочет, да не может. Всё рот открывает – а воздух больше не идёт в нос. И задыхается Лёва.
А платье с вешалки вдруг как спрыгнет, как крикнет – и на Лёву наскакивает. И визжит:
– Откопай мою голову! Откопай мою голову!
Схватил Лёва лопату и бегом из дома – через яблоньку, через помидорки, через клубничку – к забору. Дождь хлещет, ночь на дворе.
Начал Лёва копать, а чёрное платье вокруг него летает и верещит:
– Откопай мою голову! Откопай мою голову!
Лёва копает, копает, и вдруг из ямы дедушкина голова вылетает. Вылетела, на платье села и закружилась. Глазик у дедушкиной головы один вытек, а из другого червячок вылезает.
Дедушка, дедушка, почему ты мёртв?
Обернулся Лёва, а сзади него – живой дедушка стоит. Только это не дедушка вовсе, а бабушка, просто в дедушкиной одежде. Под дождём у неё борода отклеилась, а бабушка не замечает этого, стоит, смеётся. И глаза у неё добрые-добрые.
В камышах на пруду
Паша на качелях сидит, сигаретку курит. А из дыма зверушки выходят на воздух.
Вон – огромный кот-сорванец. Мучает кого-то, мошенник!
А вон – дымный заяц-мертвец. Вон он, побежал, прыг в могилку!
Вот собачка-чудачка громко тявкнула: Тяв! Слюнями брызгает.
А вон – птичка-норушка сидит на куче мусора. Чик-чи-пи, чик-чи-пи!
Замечательно смотреть за дымком!
* * *
Тут к Паше Борька подходит.
– Хочешь покажу кое-что?
Борьке – девять, а Паша на двадцать восемь лет его старше.
Паша глупенький. Так ему мама сказала.
– Что нашёл? – спрашивает Паша.
– Трупака. Тёлка голая. На пруду лежит.
– Тёлка? – переспрашивает Паша. – Ну, пошли.
* * *
Пришли на пруд. Борька на камыши кивает. Там что-то белое лежит.
А у берега чья-то лодка стоит. Сели они в лодку. Борька махнул вёслами раз, махнул другой и затормозил. Прямо в камыши заехали!
А в камышах…
Тётя лежит голая. Лежит и на Пашу с Борькой смотрит. И улыбается.
– Здравствуй, Паша, здравствуй, Боря. Вы такие красивые! Разрешите вас поцеловать!..
Паша с Борей улыбаются, глаза отводят. Но на тётю всё равно смотрят.
Тётя лежит на куче старой одежды.
Кто же сюда одежду выбросил вместе с тётей?
* * *
У тёти волосы чёрные, как ночь.
У тёти кожа белая, как простыня.
И большие-большие синие губы. Как будто синяя лодка плывёт по белому льду – по тётиному бледному лицу.
Ах, уплыть бы куда на той лодочке!
На синей лодочке…
Смотрит Паша на тётину лодочку и глаз не отводит.
* * *
Вдруг закричал вдалеке кто-то:
– Вы чего там делаете!
Паша с Борей – ну бежать!
Бегут, бегут по оврагам, по ухабам, по тропинкам, по запинкам.
А сзади – крики, ругань, камни летят!
– Вы зачем на тётю в камышах смотрели! Нельзя смотреть! Нельзя!
Вдруг Боря спотыкается и падает.
Остановился Паша.
Что делать?
Смотрит – а за ними уж никто не бежит.
– Ты чего побежал? – спрашивает Боря.
– Не знаю, – говорит Паша. – А ты чего?
– А я – за тобой! Дурак ты, Паша!
А Паша и сам это знает!
Ему мама давно сказала, что он дурак.
Ну и что же тут такого?
* * *
Потом по домам пошли.
Приходит Боря домой.
С мамой поговорил, с папой поговорил.
Потом плов поел, телевизор посмотрел, потом в ванной купался, потом книжку читал.
И забыл Боря о том, что днём видел.
И не стал ничего рассказывать.
* * *
А мама Паши вечером булочки купила. Весёлого сока купила. Всё курила, песни пела. Шутки шутила, как в стендапе по телику.
Паша, когда вырастет, тоже стендапером стать хочет! Как мама!
* * *
Мама у Паши старая.
У неё волосы седые, мятые, и кожа мятая, как фольга!
Зато мама весёлая.
Паша смеётся над мамиными шутками.
– Да ты же урод, каких поискать! – хрипло орёт мама.
А Паше весело: ха-ха, урод!
– На тебя тёлка если какая и клюнет, то только чтоб тобой говно подтирать!
А Паша смеётся, ухохатывается.
Смешно мама шутит!
А мама знай наливает Паше весёлого сока!
– Пей, дурак, пей давай!
И Паша пьёт.
Хотя ему и не нравится весёлый сок.
Но мама тоже пьёт – значит, это полезно.
Всё что горькое – полезно!
Потом мама плакать стала, а Паша спать пошёл.
* * *
Просыпается Паша ночью, в туалет хочет. Сходил в туалет, потом приходит, в кроватку залезает, а сон – возьми да убеги прочь.
Тогда Паша на спину лёг. Смотрит – а на потолке тени гуляют. Как зверушки какие!
Вон ворона чёрным крылом махнула. Добрая ворона.
Вон волк зубами щёлкнул, глазищами сверкнул. Волки – самые верные.
А вон змея сползает по дереву. Обнять Пашу хочет.
Вон губастый сом пускает в темноте свои пузыри. Весёлый добряк!
Замечательно смотреть за тенями на потолке.
* * *
Вдруг слышит: кто-то шепчет в тишине. Прислушался – и впрямь.
Смотрит Паша, а из-под кровати – белая рука высовывается и манит его пальцем.
– Паша… Паша… Иди сюда… Иди сюда…
Испугался Паша, боится идти. Одеялом накрылся, лежит, дрожит. Но рука всё манит и манит, и на кровать к Паше ползёт.
Паша к стенке прижался, убежать хочет.
Но рука всё ближе и ближе. Подползает и ложится ему туда.
– Иди… Иди ко мне… Паша… Паша…
И рука всё гладит Пашу и гладит там, внизу.
* * *
Спустился тогда Паша на пол. Смотрит под кровать – а там голая тётя с пруда лежит и смотрит на него из тьмы.
Паша руку протягивает, тётину грудь трогает. А она тёплая, как булочка. И тётя хохочет звонко.
– Ах, Паша, какой же ты красивый. Ты такой умный, Паша! Поцелуй же меня, малыш, поцелуй.
Осмелел Паша, под кровать залезает, тётю обнимает, тётю целует, раздевается. И она его целует. Всё целует его и целует своей синей лодочкой.
* * *
Смотрит Паша, а он уж на пруду лежит. На старой одежде. Вокруг ночь, а тётя под ним уже совсем испортилась.
Вдруг слышит Паша чей-то голос:
– Эй! Ты чего там делаешь!
Вскочил Паша с тёти и ну бежать!
Только одежды на нём никакой нет.
Бежит он по оврагам, бежит по ухабам, бежит по балкам, по мягким булкам.
А сзади него крик, ругань, камни летят!
Смотрит Паша – подъезд впереди. Пашин подъезд!
Забежал он в подъезд, прыг под лестницу – и спрятался.
Глядит – а под лестницей Боря лежит на полу и не двигается.
Паша его рукой трогает, разбудить хочет.
– Боря, вставай! Боря, вставай!
А Боря не встаёт.
Тут в подъезд кто-то входит и тихо крадётся.
Паша сидит под лестницей, боится шевельнуться.
Вдруг под лестницу кто-то как заглянет!
Закричал Паша от страха, смотрит…
А это мама его голая стоит.
А кожа у неё белая и, как фольга, мятая.
Стоит Пашина мама, смеётся и зовёт его:
– Поцелуй же меня, малыш, поцелуй же меня!
Кровавый пряничек
Испекла бабушка Глаше кровавый пряничек. Вышел пряник румяный, да такой душистый, так и прыгает в рот. По бокам у пряничка – пудра сахарная, а посередине – малиновое варенье. Глаша тот пряничек взяла и с чайком есть стала.
Вот ест она его, ест, а пряничек вдруг ей и говорит густым басом:
– Глашенька, Глашенька. Кушай меня всего, да только вареньице не смей трогать.
– Даже язычком? – удивилась Глаша.
– Язычком вообще нельзя. И пальчиком тоже.
– А почему? Я же хочу вареньице!
– Нет, Глаша. Не вареньице это, а кровь твоей бабушки. Нельзя её трогать – иначе быть беде.
Доела Глашенька пряник, а ту часть, на которой варенье, – оставила. Отложила маленький кругляшок в сторону, а сама рисовать пошла. Сидит, рисует и не смотрит на пряничек.
А вареньице блестит на солнышке, переливается. Глянула Глаша на вареньице – и загляделась. Красивое, как бабушкина брошка с рубином.
«Наверное, пряничек мне соврал, – думает Глаша. – Никакая это не кровь. Да и вообще – разве прянички разговаривают? Мне, наверное, это приснилось».
Взяла Глаша – и доела блямбочку с вареньем. И чайком запила.
Потемнело всё вокруг, поднялся сильный ветер. Залетали ложки, поварёшки, спички, наличка. И вот в кухню входит бабушка. Только лицо у неё серое, как будто она из-под земли. Вместо глаз на лице – чёрные-чёрные дыры, а на груди – брошка с рубином горит алым пламенем.
– Ты зачем это весь пряничек съела, глупая девка? – громко закричала бабушка.
Испугалась Глашенька, задрожала.
– Бабушка, ты же сама его мне испекла!
– А ты знаешь, неблагодарная тварь, что пряник был кровью моей полит? Разве я не говорила тебе об этом?!
– Ну, не знаю… Наверно, говорила…
– Наверно?! – И бабушка так громко завизжала, что их дом зашатался, а её глаза зарделись чёрным пламенем и заполнили собой всё вокруг.
Но вдруг всё затихло. И пропала бабушка.
Сидит Глашенька в своей кроватке, ни жива ни мертва. Наверно, это ей сон плохой приснился. Просто сон.
Легла Глашенька и заснула.
Вдруг слышит сквозь сон – кто-то тихонько плачет. Открыла она глазки, а на её кроватке мама сидит вся в чёрном. Села Глаша тоже на кроватке, на маму мёртвую смотрит. И так ей стыдно становится, будто мама из-за неё плачет.
Обняла Глаша маму, заплакала тоже горькими слезами.
– Мам, не плачь. Ну, не плачь, мам…
А мама ей и отвечает:
– Зря ты, Глашенька, бабушкину кровь съела. Теперь она всю твою кровь съест.
– Мамочка, родненькая, не отдавай меня бабушке.
– Ну, хорошо, тогда вот что мы сделаем. Мы убьём нашу бабушку.
Смотрит Глаша на маму, а она уже и не плачет совсем, а только улыбается странно.
– Глаша, – говорит мёртвая мама. – Зайди к бабушке в комнату, пока она спит, возьми у неё брошку с красным рубином, а иголку воткни ей в шею.
Страшно Глашеньке маму ослушаться. Пошла она к бабушке в комнату. Заходит, а в темноте телевизор мерцает. В телевизоре ведущий усатый кричит сквозь помехи:
– Приз! Банкрот! Барабан! Сектор!
А бабушка – непонятно – спит или смотрит. Подошла Глаша к стулу, на котором бабушкино платье с брошкой висит. А бабушка возьми да и проснись.
– Тебе чего?
А Глашенька молчит.
– Чего тебе? – снова крикнула бабушка. – Пошла прочь.
Но Глашенька стоит, не идёт.
Тогда бабушка из кровати своей вылезла и пошла на Глашу.
А Глаша вынула брошку – и ударила бабушку сорок девять раз. И в глазик, и в носик, и в ручку, и в щёчку, и в шейку, и в змейку. И всё вокруг залилось красным вареньицем.
Потом Глаша закопала бабушкино тело у них за домом, а вареньице вытерла тряпкой. И стала жить-поживать да добра наживать.
Маша и тени
Переехала Маша в новый ЖК в Коломенском. Называется ЖК «Солнышко». Только солнышка там и нет никакого! Одни дома до неба. И окон так много-много. Как звёзд. Да только не горят ещё окна. Одно окно только горит. Машино.
Вот выходит Маша на площадку играть и никого не встречает.
Покаталась Маша на качелях круглых.
Потом на каруселях. Там ногой отталкиваться можно.
Потом в песочке мокром посидела, на окна тёмные посмотрела.
Весело.
А ветер всё дует: фьюююю… фьюююю…
Вот уже темно становится. Пора домой.
Но Машина мама телефон пальцем листает, домой не хочет.
А ветер всё дует: фьюююю… фьюююю…
Смотрит Маша на чёрные окна, а потом – на пятьдесят девятый этаж.
Это Машин этаж.
Смотрит – и вдруг из её окна тень выползает. И к Маше ползёт.
А потом – ещё тень.
А за ней другая и третья.
Выползают тени из Машиного окошка и к Маше ползут, как змеи.
Хочет Маша маму позвать. Но мама далеко сидит на лавочке, не видит ничего и не слышит. У неё телефон в глазах отражается.
Пошла тогда Маша к маме. Но тени уже совсем близко, не пускают её. Ползут они медленно к Маше и тихо шипят вот так:
шшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшш
Тогда Маша опять на площадку пошла. Где бы ей спрятаться?
А тени всё лезут и лезут. И нет им конца и края.
Вдруг смотрит Маша – труба железная, чтобы кататься с неё. Да такая высокая – как дерево высокая! Тени туда точно не залезут.
Но залезать наверх сложно. Это для больших уже горка, а Маша маленькая. Там по паутинке из канатов, это сложно.
А тени всё ближе и ближе. И шипят вот так:
шшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшш
Делать нечего. Полезла Маша по паутинке. Ползёт, вниз не смотрит. Вдруг чувствует – холодно её ножкам стало.
Смотрит – а это тени внизу прыгают, Машу за ножку схватить хотят. Хватают – и вниз опять падают. Вот ножке и холодно.
Испугалась Маша.
Соскользнула у неё ножка.
Полетела Маша вниз.
Но успела рукой схватиться за канатик.
Отдышалась, покрепче за канатик взялась – и залезла в трубу.
Смотрит вниз – а тени внизу стоят, на Машу смотрят. И шипят вот так:
шшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшш
– Эй! – крикнула Маша в трубу. – Кто-нибудь там есть?
– Есть? Есть? Есть? – ответило эхо.
Маша села и поехала вниз.
Вот едет она по трубе, а труба всё не кончается. А вокруг – всё темнее и темнее становится.
Испугалась Маша, закричала громко:
– Мааамааа!
Но мама не слышит её – сидит в телефоне, инстаграм лайкает.
А Маша всё быстрее разгоняется. И труба гудит, как пароход, оттого, что Маша быстро по ней едет:
уууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууу
Закрыла Маша глазки, лежит, открыть боится.
Вдруг слышит – музыка играет красивая. Она эту песню уже слышала. Это папина песня любимая!
Приоткрыла Маша глазки – а впереди синеет что-то, блестит.
И вдруг – баааааам!
Это Маша из трубы в водичку тёплую упала. Лежит под водой, не двигается, из водички на небо летнее смотрит, папину песню слушает. А на небе солнышко яркое.
Этим летом они с папой в Волноград ездили и там в бассейн тоже ходили. Вот было здорово!
Смотрит Маша – а она опять в том бассейне. И лето, и папа весёлый стоит в мокрых шортах и кричит ей, и смеётся:
– Класс, Машк! Классно было?
А пароход на реке гудит:
БУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУ
Маша сначала не поняла, глядит из-под воды, а потом смотрит – папка! Да это же папка! Вот классно! Папка, папка, миленький! И Маша вынырнула и как на папу набросилась – и давай целовать, обнимать да гладить.
– Папка! – кричит Маша.
– Машка! – кричит папа, хватает её и подбрасывает до самого неба.
Потом они ещё в бассейне поплавали. Брызгались и в прятки играли. А папа песню свою пел. И Маша ему подпевала. А ещё папа Машку на ручках держал, а она плавала.
Маша так смеялась, что ей какать захотелось. Она и говорит папе:
– Пап, я щас обкакаюсь.
И они засмеялись вдвоём.
– Пойдём мороженое есть, – говорит папа.
– Пойдём!
И пошли.
Вот идут они по пляжу, где они летом в Волнограде купались. Только сейчас тут нет никого. Одни волны шипят у берега:
шшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшш
– Пап, – говорит Маша, – а куда все делись?
А папа молчит. Смотрит Маша, а он ей подмигивает так хитро. И хихикает над чем-то.
Хи-хи.
Хи-хи-хи.
Хи-хи-хи-хи.
Но Маше не смешно совсем.
– Это не смешно, – говорит Маша.
А волны всё громче шипят:
шшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшш
А папа ей снова подмигивает, а потом отворачивается. Подмигивает и отворачивается. Подмигивает и отворачивается. Подмигивает и отворачивается. Подмигивает и отворачивается. Подмигивает и отворачивается. Подмигивает и отворачивается.
– Пап, – говорит Маша, – ты чего?
И вдруг папа шепчет ей еле слышно:
– Смотри.
Смотрит Маша, а за спиной у папы – тени. Тени на песке ползают и шипят, как змеи.
А Маша сначала думала, что это волны…
– Пап, мне страшно, – говорит Маша.
А папа палец к губам подносит:
тщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщ
Это значит – тихо, Маша.
Тихо.
Глядь – а они уже у киоска стоят. А тени – у них за спиной.
– Нам два мороженых, – шепчет папа.
Смотрит Маша, а у продавца
только половина лица.
А другой половины
нет и в помине.
И пошли они с папой с мороженым в парк.
А тени у киоска стоять остались. Наверное, тоже мороженое захотели.
Маша думает: «Отстали наконец-то». И забыла про тени.
Сели они в летнем парке. В парке музыка играет, люди гуляют, аттракционы ещё работают. Вечер уже.
Хорошо!
Открыл папа себе мороженое, а оно – чёрное.
Как окно в новом Машином доме.
Хочет Маша своё мороженое открыть. А оно никак не открывается.
– Пап, открой, – говорит Маша.
Но папа не слышит, всё лижет своё мороженое и лижет. Всё лижет и лижет, и язык у него тоже чёрным становится, а за языком – и зубы, и рот, и лицо, и шея, и тело, и руки, и ноги…
А Маша и зубами обёртку кусает, и ногтями разодрать пытается – никак мороженое открыть не может.
– Пааап, – хнычет Маша. – Ну, паааап… Ну, открой.
Вдруг чувствует Маша – музыка стихла и холодно стало вокруг. Смотрит Маша, а возле лавочки тени столпились и смотрят на неё молча.
Хочет она папу позвать, смотрит – а папа тоже в тень превратился.
Встала Маша с лавочки, положила мороженое, пошла на пляж – обратно к трубе. Идёт Маша по пляжу, а тени за нею.
И вот она идёт и идёт. А теней всё больше и больше. И так их много уже, что всё, что сзади Маши, – гаснет и навсегда исчезает.
Смотрит Маша, а труба уже близко. Но теперь она ещё выше стала. До пятьдесят девятого этажа!
Вдруг Машиной ручке горячо стало. Смотрит – а это тень схватила её за руку и в глаза Маше смотрит.
Задрожала Маша от холода, побежала к трубе, запрыгнула на паутинку, лезет.
Ползёт Маша, ползёт к трубе. И никак доползти не может. А тени внизу всё так и стоят. Но Маша ползёт и ползёт. А труба всё не приближается.
Тут мама Маши крикнула:
– Маш, пойдём.
Смотрит Маша, а мама встала со скамейки и домой пошла.
А ветерок всё фьюююю… фьюююю…
Маша спрыгнула с паутинок и за мамой послушно пошла.
Во всём огромном ЖК только одно окошко горит. Это новый папа с работы пришёл. Сел возле телика, ноги волосатые задрал и банкой пива как:
пшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшш
А тени по потолку всё ходят и ходят. И над Машиной кроваткой стелются. И ветерок за окнами: фьююю… фьююю… фьююю…
Ватный человек
На День Победы Коля с родителями пошёл в парк «Сокольники». Там катались на высоком колесе. На батутах прыгали до самого неба. Потом мороженое ели, водичку прохладную пили. Потом домой засобирались. Вышли из парка, вдруг видит Коля – дядя в киоске продаёт большое облако.
– Мама, а что это дядя облако продаёт?
– Это не облако, – засмеялась мама. – Это просто сахарная вата.
– А можно мне сахарную вату? – тихо спросил Коля.
Папа Коли говорит:
– Может, лучше не надо на ночь? Там вред один.
Но мама улыбнулась, обняла папу.
– Ты знаешь, мне что-то тоже ваты захотелось. Может, позволим себе разок?
И тогда папа тоже улыбнулся и сказал:
– Ну ладно.
* * *
Купили они вату, сели на лавочку, сидят, едят. А вата всё не кончается и не кончается – так много её. Устал папа есть, устала мама есть. А Коля всё ест и ест.
Мама ему говорит:
– Кольк, ну хватит, смотри, попа слипнется.
А Коля всё ест и ест.
Тогда папа говорит:
– Коль, ну правда, заканчивай. Вредно же так много.
А Коля всё ест и ест – не даёт вату папе.
Тогда мама взяла сама у Коли вату и слепила из неё человечка. Чтобы Коле стало жалко его есть. Она даже в шутку изобразила его голос:
– Не ешь меня, Коленька. Я живой.
Коля посмотрел на человечка и спросил:
– Ты кто?
– Я ватный человечек, Коля. И мне пора идти домой.
– А где ты живёшь? – спросил Коля.
– Я? Ну… Вот тут, в урне.
Мама положила человека в урну, и они пошли домой.
А ватный человек полежал в урне, полежал. Потом открыл глазки, встал на ножки – и выпрыгнул из урны.
* * *
Вот Коля дома спать ложится. Мама с папой сидят у его кроватки, улыбаются, Колю в лобик целуют, гладят. Выключили свет и пошли в зал вино пить, сериалы смотреть. А Коле всё не спится. Вдруг слышит – за кроваткой что-то шуршит.
– Кто здесь? – спрашивает Коля.
А в ответ – тихий шёпот:
– Это я. Ватный человек.
Смотрит Коля – а за кроваткой и правда ватный человек сидит.
Только он грязный какой-то. На нём окурки, фантики, шарики прозрачные.
– А что ты тут делаешь? – спрашивает Коля.
– Я что тут делаю? Ничего. А ты что здесь делаешь? – скрипучим голосом говорит ватный человек.
– Я здесь живу.
– Оно и видно, что ты здесь живёшь. Свинарник свинарником.
Смутился Коля. Разве его комната грязная? Ведь он хороший мальчик и всегда сам убирается.
Тут ватный человек сел на корточки и прислонился спиной к стене. Из места, куда крепились его ватные ножки, вылез грязный ватный комочек и шлёпнулся рядом.
– Ты что, покакал? – спросил Коля и поморщился.
– А что мне тут ещё делать у тебя? Только какать и остаётся. А ну-ка, подними меня к себе на столик.
– А ты не укусишь?
– И чем же мне тебя кусать? Ватою? Ну ты и глупый. Весь в своих тупых родителей.
– Мои родители не тупые, – сказал Коля.
Ватный человек закатил глаза и заорал:
– Ой, какой ты нудный! Ты меня будешь поднимать?!
Коля растерялся, взял ватного человека и поднял к себе на столик. А человечек закурил ватную сигаретку и пошёл по столу гулять.
– Так, так. Что у нас тут. Это что, твой рисунок?
– Мой…
– Пфф. И что же это ты нарисовал?
– Ну… Море. И маму с папой. Это мы в Италии.
– В Италии? Ну и ехали бы тогда в свою Италию жить, раз тут им плохо!
– Нам тут неплохо…
– Пфф. Неплохо им тут! Ну а себя-то нарисовал?
– Вот же я, – скромно показал Коля на маленького человечка в центре картинки.
– Этот уродец – ты?
И ватный человек так обидно расхохотался, что Коля нахмурился.
– Тебе не нравится мой рисунок?
– А что тут должно нравиться? – хмыкнул человечек. – Так только дураки рисуют. Это просто не твоё. Бросай ты это дело.
Ватный человек подошёл к Колиной картинке и тоже покакал на неё. Коле это уже совсем не понравилось. Он закрыл глаза, чтобы не заплакать. Ему было стыдно плакать перед ватным человеком.
А человечек дальше шёл по столу, разглядывая Колины вещи в комнате и какая, если ему что-то не нравилось.
– Твоя одежда? Пфф… Ты что, педик? А это? Поделка? Дерьмо. Я бы лучше смог. А это что, твоя фотография? Ты тут жирный, в курсе?
* * *
Вдруг позади человечка что-то шевельнулось. Это внезапно ожил Колин рисунок. Колины родители на нём взяли на ручки маленького Колю и помогли спрыгнуть с картинки.
Ватный человек вздрогнул и обернулся.
– А, это ты, уродец! Пришёл, чтоб я тебя прикончил?
Маленький Коля подбежал к человеку и как набросится на него!
Но человечек был выше маленького Коли. Не успел Коля прыгнуть, как он схватил его и оторвал ему ручку.
Смотрит большой Коля, а у него самого куда-то рука делась!
– Ай-ай-ай! Верни мне мою руку, ватный человечек! – заплакал большой Коля.
– Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха! – расхохотался ватный человек. – Нет у тебя больше ручки!
А маленький Коля тем временем схватил острый карандаш и как воткнёт ватному человеку в глаз. А человечку дырки-то нипочём. Он сам весь из дырок.
Усмехнулся ватный, вынул карандаш из глаза и как в маленького Колю воткнёт его!
– Ай-ай-ай! – закричал маленький Коля.
– Ай-ай-ай! – закричал Коля большой. Смотрит, а у него в животике – дырка огромная! И сквозь неё Колину дверь видно.
Тогда он подбежал к столу, схватил маленького Колю и положил к себе в карман. Смотрит на ватного человечка, а его лицо закипать начинает. Кипит на лице вата, пузырится.
Бульк-бульк!
Бульк-бульк!
А ватный человек плюётся горячей ватой и кричит на Колю, и клокочет:
– Ты сдохнешь от этой дыры! Ты сдохнешь, сука!
Вдруг слышит Коля – маленький Коля ему что-то шепчет.
– Коля, Коля, не бойся! Просто возьми ватного человека, оторви ему голову и смой в унитазе!
Коля смотрит, а ватный человек расти начинает и заполнять собой всё вокруг. Вот он уже с подушку, вот он уже со стул…
Схватил его Коля и ну голову отрывать! А человек прилипает к нему, лезет в Колину дыру в животе. Но Коля собрал последние силы – и оторвал ему голову.
Потом поднял в комнате все его комочки, пошёл в туалет и в унитазе всё смыл два раза. И не стало больше ватного человека.
Лёг Коля в свою кроватку и скоро сладко заснул. Только один комочек он всё-таки забыл выбросить. И вот спит Коля, а ватный комочек под кроваткой шевелится, ворочается, ожить хочет.
Сомовье логово
Мишка и Витя жили на базе. Родители их спали до самого обеда, а ребята с утра к речке ходили. Ставили сеть с колокольчиком и по ягоду в лес шли. Вот как-то раз увела их ягода далеко-далеко. Колокольчик динь-динь, а ребята не слышат. Побрякал колокольчик, позвякал да умолк. В лесу мальчики пели песню тонкими голосами.
В сумерки воротились к садку. Глянули в тёмную воду – а там два глаза мерцают. Вдруг из-под воды человеческий голос доносится:
– Отпустите меня, добрые мальчики. Меня детки дома ждут.
Ребята сперва испугались, а потом Мишка спрашивает:
– Ты кто такой?
– Я сом. Искал вот еду для сомиков. Увидел мясцо. И – клюнул, старый дурак. Отпустите, Христом Богом прошу.
– Если ты сом, исполни желание! – крикнул Витька.
– Да ведь я не волшебный сом, а вполне обыкновенный.
– Ага, обыкновенный! Обыкновенные разве говорить умеют?
– Не умеют, – согласился сом.
– Ну и давай! Выполняй желание!
Сом вздохнул.
– Ну что ж. Тогда подойдите поближе и коснитесь моей спины. А потом – подумайте о том, чего же вы хотите.
Ребята посмотрели во тьму. Тихо плескались маленькие волны. Вдруг под водой светлячком пробежал лунный блик. Это сом вздыбил свою блестящую чёрную спинку.
Взялись мальчики за сома с двух сторон. А сом возьми и электричеством их ударь. Да так сильно, что упали ребята и крепко заснули. И приснился им сон один на двоих.
И во сне они шли вдвоём к летней речке. И выходили на старый деревянный причал. И вдали виднелся теплоход «Москва», который должен был перевезти их на другой берег. Ждали ребята, ждали. А теплоход всё плыл и плыл, но никак не приближался. Тут Витя не выдержал, бросился в речку, вплавь поплыл к теплоходу «Москва». А теплоход стал пятиться, отдаляться. Обернулся Витька, поплыл к причалу. Но причал от него тоже пятится. И берег куда-то исчез. А волна всё надвигается, ветер на реке поднимается. Глянул Витька вниз, а под ногами у него – целая стая сомов кружится. И мерцает тысяча чёрных огоньков, словно звёздное небо. Махнул Витя рукой раз, махнул другой – и накрыла его волна.
А Мишка стоял на причале. Видит – Витька на месте побултыхался и под воду ушёл. Пошёл Мишка прочь с пристани. Но она вдруг зашаталась, заскрипела, ходуном заходила. Мишка в одну сторону бросился – а пристань под воду уходит. В другую – а оттуда сомы выныривают. Выныривают да к Мишке идут. Закричал тогда Мишка тонким голосом, но никто его уже не услышал.
Вечером родители сели за стол, налили водку. Сидят, пьют, разговаривают, шашлык едят, радио громко слушают. Вдруг вспомнили:
– Где Витя?
– Где Миша?
Пошли искать. Искали, искали, с ног сбились.
– Куда Миша ходил?
– Куда Витя ходил?
По ягоду да на речку.
На речку? Ага. Приходят на речку. А из речки ножки торчат. Садок рваный болтается. И колокольчик всё побрякивает да побрякивает.
Кирпичик
У Гены сегодня праздник.
Он в первый раз в первый класс идёт.
Но Гена почему-то не рад.
Взгляни на картинку. Как ты думаешь, почему Гена не рад?
Подсказка: посмотри, как он одет.
Пиджак какой-то большой, рукава вон засучены, рубашка огромная, штаны болтаются.
Как ты думаешь, нравится Гене такой костюм?
Мама Гене букет из ромашек даёт в газетке.
Собрала Гене портфель в школу. Ну, точнее не портфель, а папин дипломат. Там – пенал старенький, линейка старенькая, карандаш и вечная ручка. Ещё ластик и тетрадь. Гена всё время в дипломат смотрит: вдруг что забыл?
Посмотри и ты: ничего не забыл Гена?
Вот обулся Гена, а мама ему и говорит:
– Пойдёшь вечером со школы – иди длинным путём, по светлой улице. А пустырём нашим не ходи. Там нехорошее место.
– А почему там нехорошее место? – спрашивает Гена.
– По кочану и по капусте. Не ходи и всё. Понятно тебе?
Понятно! Что же тут не понятного?
Помахал Гена маме и пошёл в школу.
В школе линейка была. Все стояли с красными гвоздиками, а у Гены – белые ромашки.
У всех родители пришли, а у Гены – не пришли.
Директор школы сказал в микрофон:
– Все вы кирпичики нашего будущего.
Гена представил себе большой дом, в котором ребята были вместо кирпичиков.
Посмотри на картинку: вот как выглядел бы такой дом.
Потом музыка заиграла:
Только детство, только ветер…
Это из «Электроника» музыка.
Смотрит Гена, а ребята уже все познакомились. А с Геной дружить никто не хочет. Он один сидит на скамейке.
Посмотри на картинку. Сможешь найти Гене пару?
Тут рядом с Геной мальчик садится и Гену плечом больно толкает. Гена в сторонку подвинулся, а мальчик снова рядом с Геной садится. И опять его толкает, да уже больнее.
– Чего ты? – спрашивает Гена.
– Тяфо ты! – дразнится мальчик и за ухо Гену хватает. Гена заплакал, отошёл от мальчика, один стоит в сторонке.
А мальчик опять подходит к Гене и подзатыльник ему отвешивает.
Звонко!
Все ребята даже рассмеялись!
А Гена не смеётся. Он плачет.
Все смотрят на Гену. Мешает им Гена!
Как ты думаешь, почему Гена всем мешает?
Потом все в столовую пошли торт есть, а Гена – домой пошёл.
Вот такое лицо было у Гены.
Идёт Гена домой, а в глазах у него слёзы набираются, как в ванной. И Гена ничего не видит. Он смахнёт рукой слёзы, а они снова глаза наполняют.
Посмотри на картинку: вот так теперь Гена видит всё вокруг.
И забыл Гена про то, что мама ему про пустырь говорила. Пошёл через пустырь. Хотя, конечно, ещё светло было, но всё равно. Мама же ему не велела туда ходить. Надо слушаться маму, Гена!
Идёт Гена гаражами, идёт пустырями. Вдруг видит – зайчик лежит на земле и лапкой Гене машет.
Присмотрелся Гена – а лапка у зайчика в чём-то красном измазана, а вторую лапку он к животику прижимает, оттуда кровь идёт.
– Что с тобой, зайчик? – спрашивает Гена. – Что случилось?
– Шёл я с мамой-зайчихой на морковные грядки, – говорит зайчик. – Шёл и случайно на горлышко от бутылки животиком напоролся. Звал я маму, звал, а она не идёт. Не слышит, наверное. Умру я теперь, мальчик… Пожалуйста, возьми вот этот волшебный кирпичик и ударь меня по головке. А я засну. Больно мне жить стало, мальчик. Больно. Смотрит Гена, а возле зайчика и правда кирпичик лежит. Жалко Гене зайчика.
Взгляни на картинку: а тебе зайчика жалко?
Что бы ты сделал на месте Гены?
Взял Гена кирпичик и ударил зайчика по головке.
А зайчик запищал, заверещал, задрыгался, а Гена его снова по головке
КИРПИЧИКОМ КИРПИЧИКОМ КИРПИЧИКОМ КИРПИЧИКОМ
КИРПИЧИКОМ КИРПИЧИКОМ КИРПИЧИКОМ КИРПИЧИКОМ
Смотрит Гена, а у зайчика головки-то больше и нет никакой. Одно мокрое место осталось. Тут подбегает мама-зайчиха, бросается к своему мёртвому зайчику и плачет:
– Лёвушка, мальчик мой! Да что же это! Что же с тобой случилось?!
– Ваш зайчик животиком на стекло напоролся, – говорит Гена. – Звал вас, звал, а вы не услышали.
– Дура я старая! – закричала мама-зайчиха. – Ну зачем, зачем я слушала свой тупой плеер!
Вытер Гена ручки о траву и дальше пошёл.
Идёт он, идёт, смотрит, а под деревцем птенчик в норку забился, а над ним – Лиса Патрикеевна когтями землю роет.
– Фырр! Фырр! Сейчас я тебя выскоблю оттуда, мерзкий птенчик! Выскоблю и высосу всю твою кровь! Фффыырр!
Гена топнул ногой и сделал так:
– Пщщщ!
Лиса повернулась, на Гену удивлённо смотрит.
– Чего тебе, мальчик?
– Не трогай птенчика! – говорит Гена.
– С чего это мне его не трогать?
– С того, что он маленький, маленьких нельзя обижать! – говорит Гена.
– Маленький, говоришь? Ну так что ж с того? А я большая. Так что иди, мальчик, куда шёл, а я здесь сама разберусь!
Посмотри на картинку: вот такого размера птенчик, вот такого размера лисичка, а вот такого размера Гена. Кто из них больше?
И Гена пошёл дальше. Но вдруг слышит – тонкий голосок зовёт его: это птенчик из норки пищит.
– Мальчик, не бросай меня! Спаси меня от лисы. Ты ведь тоже большой. Возьми вон кирпичик волшебный, ударь лису по головке, и она от меня отстанет.
– Хххх! – зашипела лиса. – Не подходить! Я тебе когтями всю харю изуродую, мразёныш!
Смотрит Гена, а рядом с ним опять кирпичик волшебный лежит. Взял он кирпичик и лисе в голову каааак засадил, она даже пикнуть не успела. Лиса упала, задёргалась на месте. Дёргается и кричит хрипло.
– Йяяяяяяяииииииииии… Йяяяяяяяиииииииии…
А Гена подходит к лисе, берёт снова кирпичик и по головке её
КИРПИЧИКОМ КИРПИЧИКОМ КИРПИЧИКОМ КИРПИЧИКОМ
Бил, бил, и нет больше головки у лисички, одно мокрое место осталось.
Вылез из норки птенчик. Улыбается, летает вокруг Гены, клювиком его целует.
– Спасибо тебе, мальчик!
И улетел. А к лисе лисята выбежали и заплакали:
– Мама, мамочка, вставай, мы уже голодные, нам есть хочется. Что же нам есть, мама? Мама, где твоя голова?
Жалко Гене лисят стало. Подошёл он к ним – и тоже их кирпичиком ударил. И нет больше лисят.
Пошёл Гена дальше.
Идёт он, идёт. Смотрит – а в кустах тот мальчик лежит, который его дразнил в школе.
Только мальчик не двигается почему-то.
У него из глазика что-то красное и чёрное течёт, как с маминого вишнёвого торта.
Посмотри, похожи они?
Вот мамин торт.
А вот глазик мальчика.
Смотрит Гена, а рядом с ним – кирпичик валяется со следами кожи и крови.
Гена подошёл к этому мальчику.
Интересно, кто же этого мальчика кирпичиком побил?
Ты, зайчик, бил?
– Нет, Гена, не бил!
А ты, птенчик?
– Чирк! Чирк! Нет, Генка!
Зайчик не бил.
Птенчик не бил.
Кто же тогда бил кирпичиком мальчика?
Взгляни на картинку. Как ты думаешь, кто убил мальчика?
Сладкая водочка
А к Светке папа приехал! Папка приехал, любименький, родной, хороший. Он Светке конфетки привёз. Для мамы – панаму. А ещё – водочку себе на вечерок. Вот уложит он Светку, уложит маму, а сам водочкой полакомится. И мама даже не против, потому что папа редко бывает.
Водочка, водочка,
Сахарная водочка,
Сладкая водочка,
Спи, моя селёдочка.
Это папа Свете песенку поёт. Света глазки закрывает и сладко засыпает.
* * *
Вот она спит и спит, и спит.
А телевизор бормочет, шипит.
Пьёт папа водочку. И тоже бормочет что-то.
Спит мама, спит Света.
Тихо, хорошо, тепло.
Наконец-то они все вместе.
Вдруг слышит Света – музыка рядом включилась громко.
Мы поедем, мы помчимся на оленях утром ранним…
Проснулась Света, смотрит – а это папа танцует. Он с мамой танцует, обнимает маму. А на маме – панама.
Ох и папка! Весёлый папка-шутник.
Хотя мама не очень довольна.
Она говорит:
– Серёж, ну, хватит. Ну, прекращай, Светку разбудишь…
– Да ладно, ладно тебе, – шепчет папа маме на ухо. – Ну, давай, ну, давай…
– Ну, нет, Серёж, нет, – говорит мама. Она музыку выключает, свет выключает, панаму с себя снимает и спать уходит.
И Света тоже засыпает.
И вот она спит, спит, спит… И видит во сне папку. Как они в июне все вместе в парк ездили. Папа Свете петушка купил и катал на высоком колесе до неба. А мама внизу стояла, рукой махала.
И вот во сне Света с папой в колесе по небу плывут. А внутри у Светы тепло-тепло, радостно. И облака рядом с ними, и птицы летят. Солнце сияет, небо синее. И папа улыбается Свете.
И вдруг на самой высоте папа больше не улыбается. Он встаёт и из кабинки выходит. И все звуки вокруг пропадают. Смотрит Света на дверь кабинки и выглянуть вниз боится. Только слышит вдруг, как папа плачет внизу.
– Ох… Ох… Ох… Ой-ой-ой…
Наверное, папе больно, он из кабинки на землю упал.
Жалко папу.
Проснулась Света и слышит, как папа в тишине плачет.
– Ох… Ох… Ох… Ой-ой-ой…
А мама из темноты папу зовёт устало.
– Серёж, ну, хватит. Ну, прекращай, Светку разбудишь.
Но папа всё плачет и плачет.
Обидела его мама чем-то.
Жалко Свете папу.
Но вот папа затихает, и Света засыпает.
И вот она спит, и спит, и спит…
И с ней во сне говорит папа.
– Это всё водочка, Света… Всё она, она виновата… Папке бывает так горько. И водочка горькая. Но когда её выпьешь – то сладко становится. Ах, как сладко становится, Светочка…
А потом папа уходит, но дверь закрыта.
Тогда папа кулаком в дверь стучать стал вот так:
Тук! Тук! Тук! Тук! Тук! Тук! Тук! Тук! Тук! Тук! Тук! Тук!
Открыла Света глазки.
Смотрит – а это папа не в дверь стучит, а маму за волосы держит и головой по полу бьёт. А мамочку и не узнать вовсе. Всё лицо у неё в крови, а глаза открыты, но только не смотрят никуда. И не движется мама.
Светка глазки зажмурила и лежит, не двигается.
Наверное, это просто сон!
Наверное, это просто сон!
Наверное, это просто сон!
Лежит Света с закрытыми глазами, шелохнуться боится.
И вдруг пропали все звуки.
И только папин голос из тишины доносится:
– Света… Света… Светочка… Ты спишь?
У папы голос нежный, добрый голос.
Но не открывает Света глазки. Лежит, притворилась, что спит.
– Света… Светочка. Ты ведь не спишь. Ведь не спишь, да, Света?
Но лежит Света с закрытыми глазками. Наверное, это просто сон.
– Открой глазки, солнышко… – говорит папа. – Открой глазки, зайчик.
Открыла Света глазки. Смотрит, а папа сидит рядом с мамой и улыбается Светке.
– Иди сюда, милая, иди сюда.
Подходит Света к папочке, садится рядом. А папа водочку достаёт и в стаканчик наливает.
– Пей, Света. Тебе слаще станет.
Понюхала Света – горько!
– Пей, Света, пей. Сладко. Сладко.
Выпила Света!
Ай! Как больно горлышку! Как же горько!
Даже плакать Свете захотелось.
Но вдруг внутри так тепло-тепло стало.
Как летом, тогда, в колесе, на небе.
И солнце светит, и небо синее, и птицы летят, и улыбается папа Свете.
А мама лежит на полу в панаме.
Наконец-то они все вместе.
Водочка, водочка,
Сахарная водочка,
Сладкая водочка,
Спи, моя селёдочка.
Палыч и пень
Жили два старика на московской окраине. Одного звали Палыч, второго – Пень. Днём ругались с кем ни попадя, а вечером телик смотрели. И никто их не слушал, никто не любил. Вот как-то взяли они корзины, сели на электричку и отправились в лес за грибами. Грибов в ту осень было много, и скоро старики заблудились. Идёт Пень и кричит:
– Пааалыыч!
А где-то рядом бродит Палыч и орёт что есть мочи:
– Пееень!
Вот выходит Палыч на опушку. А там посреди – гробик стоит. Подошёл Палыч к самому гробику, ан крышка падает, и из гробика голос доносится:
– Палыч, ложись… Палыч, ложись…
И так сладко зовёт его голос, что Палыч взял да и лёг. А крышка возьми да и закройся. Испугался Палыч, начал стучаться. Да только без толку всё. Постучал, постучал, устал и заснул.
В ту пору на опушку Пень вышел. Видит – гробик стоит. Подошёл он к гробику, по крышке – стук-постук.
– Эй, кто в гробике лежит? Кто в невысоком лежит?
А гробик сбрасывает с себя крышку и отвечает:
– Ешь, Пень!.. Ешь, Пень!..
А в гробике Палыч лежит. Крепко заснул и ничего не слышит. Сел Пень на пенёк рядом с гробиком. Достал из кармана ножик. Отрезал руку, отрезал ногу. Так понемногу и съел Палыча.
Пришёл домой, телик включил, спать лёг. А Палыч – знай урчит у него в животе, спать не даёт. А чего урчит – Пень и понять не может. Крутился Пень и так и эдак. Не выходит из него Палыч, лишь сильней урчит и бурчит. Разозлился Пень. Пошёл на кухню, слабительное выпил. Палыч из него и вышел. Вернулся Пень к себе – и заснул мёртвым сном.
А Палыч, наоборот, проснулся. Лежит в темноте и не узнаёт себя. Попробовал рукой пошевелить – а нет руки. Ногой хотел двинуть – нет ноги. Собрал он все силы и выполз наружу. Приполз к Пню в хату. И видит – телик во тьме мерцает. А по телику их любимый ведущий, всё кричит на кого-то, соловьём заливается. Тут Палыч опять поднапрягся – и прыг в экран. Прямо в студию к ведущему.
Ну, все в студии с мест-то повскакивали, закричали, забегали. А ведущий стоит на месте и двинуться от страха не может. Тут Палыч снова – прыг – и в рот к нему.
Вдруг Пень проснулся. Смотрит, а по телику ведущий его любимый, глядит прямо на него, манит рукой, улыбается да приговаривает:
– Пень, покорми меня. Пень, покорми меня.
Сморчки
Мура с дедушкой по сморчки пошла. Там лес горел, вся земля горела, вот сморчок и пошёл. Идут Мура и дедушка по чёрной земле да грибки собирают. Набрали они полную корзину сморчков. Пришли домой. Дедушка в тазик сморчки высыпал. Лежите, грибки, отдыхайте. Завтра дедушка яишенку с грибками сделает.
Потом они с Мурой чай пили, варенье ели.
Потом дедушка в сени вышел, а Мура мультик одна смотреть села. А телевизор взял да испортился – помехи на экране ходить стали, ничего не видно. Мура в сени за дедушкой пошла. Смотрит, а дедушка у тазика сидит да шепчет:
Грибки, грибки,
Ложитесь в гробики.
Грибки, грибки,
Ложитесь в гробики.
Увидел он Муру, встал, ничего не сказал, пошёл на двор курить. А телевизор потом сам починился.
Потом дедушка печку натопил, везде двери закрыл, и они с Мурой спать легли.
Мура перед сном дедушку спрашивает:
– Дедушка… А это ты заклинание говорил?
– Да… Заклинание, – говорит дедушка. – Спи давай.
Но не спится Муре. Лежит она, ножкой болтает.
– Дедушка, – говорит Мура. – А что это за заклинание?
– Да чтоб тебя! – ворчит дедушка. – Это от сморчков заклинание. Теперь спи давай, а то отшлёпаю!
Закрыла Мура глазки и заснула.
Но жарко дедушка натопил в хатке!
Встала Мура ночью, пошла в сени, водицы испить. Заходит в сени, а там темно, холодно. Попила водичку, пошла назад, и вдруг – шлёп! Ножка босая во что-то мягкое вляпалась!
Что это? Включила Мура свет, смотрит, а в тазике сморчки роются, чвякают. А один рядом с Мурой на полу лежит, подрагивает, как рыбёшка.
Закричала Мура, завизжала. Дедушка проснулся, выскочил в сени в одних трусах.
– Что такое? Что кричишь?
– Дедушка! Тут грибочки ожили!
– Какие грибочки? Как ожили?
– Грибочки-сморчочки.
Смотрит дедушка, а сморчки как лежали в тазике, так и лежат.
Разозлился тогда дедушка, что Мура его обманывает, от сна отвлекает. Нельзя обманывать, Мура! Отшлёпал он тогда Мурку как следует.
Мура плачет, от слёз задыхается.
– Заткнись! – крикнул дедушка. – Пока не заткнёшься – тут сиди!
И дедушка спать пошёл.
А Мура в тёмных сенях плакать осталась.
Поплакала она, поплакала, вдруг слышит во мраке:
Шяпь
Шяпь
Шяпь-шяпь
Шяпь-шяпь-шяпь
Присмотрелась Мура ко мраку, а из тазика грибки шлёпают на пол.
Закричала опять Мура, завизжала. Дедушка снова вскочил, в сени прибежал.
– Что такое? Что случилось?
– Дедушка, дедушка! Сморчки из тазика прыгают!
– Да что ты несёшь? – закричал дедушка.
Смотрит Мура – а грибочки как лежали в тазике, так и лежат.
Пуще прежнего разозлился дедушка. Снял ремешок с гвоздика, да как следует Муру отшлёпал.
– Нельзя врать, Мура, нельзя! Раз ты мне врёшь, то спи тогда здесь!
И дедушка пошёл в тёплую хату, а Мура во мраке осталась.
Сидит она на стульчике. Холодно.
И к дедушке в хатку постучаться боязно, и тут – боязно.
Что же делать?
Вот сидит Мура в темноте да прислушивается.
Тихо-тихо вокруг, будто весь мир уснул.
Тихо вокруг и ветра нет.
Грибки, грибки,
Ложитесь в гробики,—
шепчет Мура во тьму. И тишина в ответ.
А Мура опять шепчет:
Грибки, грибки,
Ложитесь в гробики.
Но снова тишина в ответ.
Грибки, грибки,
Ложитесь в гробики.
И опять, и опять тишина.
И от той тишины засыпает Мура.
Но просыпается вновь.
И опять засыпает.
И вновь просыпается.
Тихо, тихо вокруг.
Грибки, грибки…
Тихо, тихо вокруг.
Гробики…
И она засыпает.
Грибки
И снится ей сон…
Гробики
Как она просыпается.
И проснулась Мура. Лежит, глаза закрыты, слушает.
А рядом шкворчит что-то. Шкворчит и чвякает, и подвизгивает.
Чамк, чамк, чамк, чамк.
Открыла Мура глазки, смотрит – а у тазика свечки горят кругом.
Шяпь
Шяпь
Шяпь-шяпь
Шяпь-шяпь-шяпь
Прыгают грибки в тазик и из тазика. В тазик и из тазика. В тазик и из тазика. Туда-сюда, туда-сюда, туда-сюда.
Настоящая грибная вечеринка!
Подошла Мура к тазику – а там дедушкина голова в яишенке плавает, шкворчит. И о стенки тазика стукается тихонько, вот так:
Бумк…
Бумк…
А в лице у дедушки – сморчки ползают. Во рту, в глазах, в ноздрях, в ушах ползут сморчки, чавкают, возятся.
Дедушкину голову с яишенкой едят. Почти уж доели всё.
Смотрит Мура – а их домик сгорел давно, нет их домика. Одни чёрные доски стоят вокруг. А сама Мура грязная, оборванная, сидит возле тазика и в глаза дедушке ветки вставляет. А вокруг неё сморчки вырастают. И журчат, и урчат, и чавкают.
Белые носочки
* * *
Боря уже большой, а всё в колясочке ездит.
Просто у него ножки не ходят.
* * *
C Борей никто не дружит.
А Вика дружит.
* * *
Они с Борей в одной больнице лежали.
Им там массаж делали.
* * *
Летом у Бори каникулы были, он в деревню ездил.
…А Вика – на море с родителями.
* * *
В деревне Борю все звали «колей».
«Коля» – значит «коляска».
Ребята очень смеялись, это шутка!
* * *
Всё лето Боря сидел в избе на кровати.
Он дедушкины детективы читал.
* * *
Теперь осень, и Боря опять едет в больницу.
Он очень рад.
* * *
Вика добрая, она пахнет конфетой.
Она смеётся весело.
* * *
Боря думает: вот приедет он в больницу и каак подъедет к Вике!
И резко каааак затормозит перед ней!
А Вика кааак засмеётся!
И Боря тоже засмеётся.
* * *
У Вики платьице голубое,
носочки белые,
сандалики красные, а на голове —
заколка-ананасик.
Так и хочется тот ананасик съесть:
– Ам!
* * *
Дядя Миша – это Борин доктор.
Он массаж Боре делает.
* * *
Дядя Миша пишет дедушке Бори эсэмэску:
«Вы где?»
* * *
Дедушка за рулём, ответить не может.
Он даёт Боре телефон: пиши.
И Боря сам эсэмэску пишет.
Вот какая та эсэмэска:
«Дядя Миша. Задерживаемся. Пробка».
* * *
Это дедушка ему по буквам продиктовал.
Дядя Миша ответил: «Ок».
* * *
Приехали Боря и дедушка к больнице.
А на улице ночь уже.
Холод, осень, ветер дует!
* * *
Дедушка высадил Борю у дверей, а сам домой поехал.
А Боря под дождём стоит, колесо заклинило.
Уууух!
* * *
Закатывается Боря в больницу.
В больнице хорошо.
Тепло, темно, тихо.
Только лампочка в конце коридора мигает.
* * *
Вика, наверное, уже спит в палате.
Завтра они увидятся.
* * *
Боря здоровается с дежурным дядей Игнат Сергеичем.
Игнат Сергеич даёт Боре ключик и дальше засыпает.
* * *
Открывает Боря дверь в палату.
Вот раковина его. Тут он зубы чистит.
Вот кроватка его. Тут он спит.
Вот полка над кроваткой. Сюда складывает всякое – книжку, машинку, картинку.
А вот его батарея.
А на батарее – носочки белые!
Чьи это белые носочки?
* * *
Выехал Боря из палаты и говорит:
– Игнат Сергеич. А чьи это носочки?
А Игнат Сергеич поднял голову с ладони и один глаз открыл:
– Какие ещё нахер носочки? – спрашивает Игнат Сергеич.
– Ну, там, на батарее! – говорит Боря. – Может, их в «Бюро находок» сдать?
Игнат Сергеич смотрит на Борю, зевает, спать хочет. А потом вдруг как засмеётся.
– Чччёоо? Какое «Бюро находок», малец? Да тебе не похер?
Игнат Сергеичу нравится Борина шутка.
Это шутка просто!
Ну ладно.
* * *
Потом Боря зубы почистил, умылся и спать лёг.
Закрыл он глазки.
А белые носочки в темноте шевелятся.
Шлёп-шлёп. Шлёп-шлёп. С батареи на пол.
Шлёп-шлёп.
С пола на кроватку.
Рррраз!
И Боре на ножки налезли!
Проснулся Боря.
Смотрит, а у него белые носочки на ножках!
Что? Да когда это Боря успел носочки надеть?!
* * *
А ножки вдруг как заскачут, как запляшут!
И давай ходить, кренделя выписывать!
Вскочил Боря с постели, по комнате несётся, как вихрь!
Скок-поскок!
Скок-поскок!
Скок-поскок!
И ножками
вещи
сбивает
в палате!
Тумбочку
бууум об стенку!
Уточку
дзынь об раковину!
Подушечку
шлёп на пол – шлёп!
И давай топтать!
И давай плясать да приплясывать.
Топ-топ-топ-топ!
Шлёп-шлёп-шлёп-шлёп!
Хоп-хоп-хоп-хоп!
Грохот, шум, лязг, свист!
Остановись, Боря!
Остановись!
* * *
Тут в палату Игнат Сергеич входит.
Смотрит, а Боря в постельке спит как ни в чём не бывало.
Думает Игнат Сергеич:
«Наверное, мне это приснилось».
И уходит.
* * *
А Боря одеялко сбросил.
А на ножках у него – белые носочки.
Боря ножками шевелит как хочет.
Гладит носочки, а ножкам приятно.
* * *
И вдруг говорят ему носочки тоненьким голосом:
– Ну как, Боря? Нравится ножками двигать?
– Нравится, – говорит Боря.
– А ездить на колясочке – не нравится?
– Нет, – грустно говорит Боря. – Колясочка – отстой…
– Тогда сделай для нас одну вещь, Боря.
– Какую вещь?
– А вот какую. Ступай в кабинет дяди Миши и пошарь в верхнем ящике стола.
– Но дядя Миша не разрешает туда заглядывать!
– А ты всё равно загляни! – говорят носочки.
Ну ладно!
* * *
Пришёл Боря к дяде Мише в кабинет.
Подходит к столу.
Что там в ящике?
Выдвинул Боря ящик, а там – шкатулка чёрная.
Боря шкатулку открыл, а внутри – много заколочек.
И ещё – заколочка-ананасик.
Совсем как у Вики!
* * *
Посмотрел Боря на заколочку.
Положил обратно в шкатулку.
И к себе пошёл.
* * *
Там носочки снял, на батарею опять повесил.
В темноту лёг.
Лежит, думает.
А ножки у него не двигаются.
* * *
Утром к Боре дядя Миша приходит.
Он Борю укладывает, массаж ножек ему делает.
– Мне Игнат Сергеич сказал про носочки, – весело говорит дядя Миша. – Вот они, что ли? – и он смотрит на батарею. – Ага, ну, сейчас с вами разберёмся, молодой человек, и отнесём носочки прямиком в «Бюро находок».
Дядя Миша говорит, а Боре вдруг спать захотелось.
* * *
Тут смотрит Боря, а в палату заколочка-ананасик влетает.
Летит по палате заколочка и песенку поёт:
Я заколочка, я ананасик,
Я лежала на этом матрасе.
И садится заколочка на матрасик рядом с Бориным носом.
Боря понюхал матрасик – а он конфетой пахнет.
* * *
Посмотрел он на носочки.
Это же Викины носочки!
Она носила эти носочки и эту заколочку.
А ещё сандалики красные и платьице голубое.
А где же сама Вика?
* * *
– Дядя Миша, – говорит Боря. – А оставьте мне эти носочки?
– Зачем это?
– А мне дедушка забыл запасные положить.
– Ну ладно.
* * *
Потом ночь опять настала.
Смотрит Боря на носочки.
А они вдруг с батареи слетают – и опять Боре на ножки надеваются.
– Ну как, Боря? Ты подумал хорошо?
– Подумал, – говорит Боря.
– И что надумал? – спрашивают носочки.
– Да уж кое-что надумал.
– Ну, пошли тогда.
И они пошли.
* * *
Точнее не пошли, а поехали.
Это Боря решил притвориться, что он не умеет ходить.
* * *
Вот заезжает Боря к дяде Мише в кабинет.
Смотрит, а дядя Миша в кресле заснул, стакан возле руки валяется.
А на лице у него – Викино голубое платьице.
И другая рука – в штанах у дяди Миши.
* * *
– Ты чего? – спрашивает дядя Миша мутным голосом и опять засыпает.
А Боря молчит.
Тут дядя Миша полностью проснулся.
Встал и к Боре подходит шатаясь.
Наклоняется дядя Миша к Боре, а изо рта у него пахнет:
– Ты чего? Ты не охерел?
* * *
И вдруг Боря ножкой доктору в кадык – нннааа!
Кадык – это такая косточка на горле.
Дядя Миша закашлял сильно, на колени упал.
А Боря – в пляс пошёл и знай только гопака вытворяет:
Скок-поскок!
Скок-поскок!
Скок-поскок!
Закричал дядя Миша, взмолился:
– Пощади меня, Боренька! Я любое твоё желание исполню.
А Боря знай топчет его ножками!
По шее, по лбу, по щеке, по губам, по животу, по глазам, по слезам!
Скок-поскок!
Скок-поскок!
Скок-поскок!
И не стало дяди Миши.
А Вику потом нашли.
Она в подвале у дяди Миши была закопана.
Дедушка плачет, Игнат Сергеич плачет, Викины родители плачут.
Смотрит Боря, а Вика из подвала выходит и Боре весело рукой машет.
Только её больше никто, кроме Бори, не видит.
* * *
Увидел Боря Вику – и кааак подъедет к ней быстро!
А потом – кааак затормозит рядом с ней!
И они засмеялись.
Личики
У Емельки день рождения. Родители ему теплоход купили на всю ночь!
Вот это подарок!
Внизу музыка поёт, взрослые пляшут. А наверху ребята бегают, в догонялки играют.
На мачтах лампочки горят и блистают на чёрной воде.
А Емелька всё на газировку посматривает.
Танцуют газики под жёлтыми лучами фонариков!
Но мама Емельке газировку пить не велит.
Это вредно!
Вдруг смотрит Емелька, а там девочка газировку на скамейку поставила и ушла.
Емелька сел на скамейку. А бутылочка с ним рядом стоит, всё шипит да потрескивает:
ссссссссссссссссссссссссссстрессссссссссссссссссссссссссссссссс
ссссссссссссссссссссссссссссексссссссссссссссссссссссссссссссссс
Емелька бутылку в ротик вставил. Глотнул раз, глотнул другой.
А потом ещё и ещё.
И вот уж всю бутылку он выпил!
Встал, пойти хотел, но чувствует – в туалет хочет.
– Мама, папа, где туалет?
– Там где-то, сходи поищи сам.
Пошёл Емелька туалет искать.
Вышел на палубу.
Одну дверь откроет – не то.
Другую – тоже нет.
Да где же тубзик?
Вдруг смотрит – у самой кормы дверь открыта.
Подходит Емелька, внутрь заглядывает, а там…
Тётя сидит, голову на грудь повесила.
Кожа у неё серая, и платье такое же.
Как будто она в земле была.
Смотрит Емеля, а тётя на унитазе сидит, трусы грязные между ног болтаются.
И думает Емелька: тётя, наверное, спит. А я тоже писать хочу!
Он тётю за плечо трогает.
А тётя не шевелится.
Тогда он её опять трогает – а она голову вдруг на него как поднимет!
Лицо её сморщенное лыбится беззубо, а вместо глаз – маленькие лысые головки торчат.
Мягкие мятые личики.
Торчат из глаз и рожи Емелюшке корчат.
– Бееее! Меееее!
Емелька чуть не описался от страха.
Схватился за шортики – и ну бежать!
А в голове только их голоса дрожат:
– Бееее! Мееее!
Прибегает Емеля к маме.
– Мама, мама! Там тётя странная в туалете сидит!
А мама за столом с дядей Колей улыбается, а дядя Коля мамину ногу гладит.
Тут мама скинула дядину руку, на Емелю глазами сверкнула.
– Какая ещё тётя? Ты дурак что ль совсем? Дай людям в туалет сходить спокойно! Она щас уйдёт!
– Мама, мама, – не унимается Емеля. – Там правда тётя страшная! Она на унитазе сидит без трусов! Ну, мам! Ну, пойдём, пойдём!
Тут мама Емельку за руку каааак ДЁРНЕТ!
И тихо-тихо на ухо шепчет:
– Если ты, тварь такая, не успокоишься, я тебя в реку выброшу, понял меня?
* * *
Тогда Емеля обратно пошёл.
Идёт он по палубе, а дверь у кормы закрыта уже.
А теплоход почему-то застыл, не движется. То вперёд скользнёт, то назад.
И скользит теплоход по волнам.
Вдали пристань виднеется, а на ней два мальчика. Но не движется теплоход «Москва».
Подходит Емеля к двери туалета.
А писать ещё сильнее хочется.
Дёрнул за ручку.
Внутри – никого.
Наверное, тётя и правда ушла!
Что же я за дурак – маму так опозорил!
Заходит Емеля внутрь, дверь за собой закрывает, писать начинает.
Внутри темно и воняет.
Скорей бы уже дописать и пойти отсюда!
Вдруг слышит Емеля – что-то чавкает в темноте.
Бормочет и чавкает.
Чавкает и бормочет.
И вдали чьи-то голоса блеют:
– Беее! Мееее!
Присмотрелся Емеля – а вместо унитаза он на тётино сморщенное лицо писает.
А в глазах её личики морщатся и захлёбываются под струями.
Один в темноте
Саша в деревне живёт. Папа работу потерял недавно, а мама от них куда-то ушла. Вот Саша с папой и живут вдвоём в дедушкином домике.
Дедушка-то давно умер, ещё год назад. Саша тогда ещё маленький был. Теперь он большой. Ему скоро в школу.
Саше хорошо в деревне. Папа спит весь день. Но его лучше не будить, а то он ругаться будет. А Саша зато делает что хочет!
Хочет – на диване возле дома сидит, хочет – по огороду гуляет. Тихо вокруг. Только пивные баночки на шестах позвякивают. Это дедушка такие пугалки сделал, чтобы кротов с огорода прогнать.
Но сейчас у них растёт только крапива да конопля: папе некогда всякой ерундой заниматься.
Зато вечером папа весёлый. Шутит, песни поёт, с Сашкой в прятки играет.
Вот однажды играют они в прятки. Сначала папа прятался. Саша посмотрел под столом. Посмотрел за занавеской.
В шкафу посмотрел…
– Аааааааа!
А папа в шкафу!
Вот смеялись, вот веселились! Папа Сашку к потолку подкидывал, по воздуху кружил.
А Сашка смеялся, хохотал. Папка, хватит! Папка, страшно!
А папка всё подкидывает его да подбрасывает.
Потом был Сашин черёд прятаться.
Куда же спрятаться?
Папка-то умный! Везде его найдёт.
За шторой?
Нееееет!
В шкафу?
Неееееет!
Где же тогда?
Выбежал Саша потихоньку на улицу, смотрит – там диван под навесом стоит. Они там сидят с папой иногда, на звёзды смотрят.
Саша – шасть за диван, сидит, ждёт.
Вот сидит он, ждёт, а вокруг – тишина. И темно – хоть глаз выколи. Только звёзды на небе. Только лампочка под навесом горит, диван освещает. Вокруг лампочки мотыльки летают, чиркают крылышками. Да кузнечики в траве стрекочут:
Стррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррр
Фрррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррр
Крррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррр
Сидел Саша, сидел. Не идёт папа! Видно, хорошо Саша спрятался!
Смотрит Саша в темноту за навесом.
А там что-то шевелится. Кажется – ходит кто-то.
Крикнул Саша:
– Пап! Я тут!
Если папе сложно его найти, Саша и подсказать может, ему не жалко.
Только не идёт папа.
Тогда Саша поднимается на порог, дёргает ручку двери.
А дверь-то и не открывается.
Закрылась дверь!
Стучит Саша в дверь, кричит:
– Пап! Паааап! Ну, пап! Я тут!
Нет, не слышит папа Сашу. Не идёт к нему из дома.
Возможно, папа уже заснул.
Такое иногда бывает.
Только будить папу лучше не надо. А то он ругаться будет.
Постоял Саша на пороге, постоял. Смотрит – да и ничего страшного!
Свет горит.
Диван мягкий.
Погода тёплая.
Скоро уже в школу, но пока ещё лето.
Саша не хочет в школу, он там никого не знает.
Но пока ведь ещё лето!
А летом что? Правильно!
Летом можно спать прямо на улице.
Саша может прямо тут спать! Погода-то тёплая! Диван мягкий, а свет горит!
Лёг Саша на диван, глазки закрыл, заснуть хочет.
Только слышит он вдруг, как в темноте что-то скрипнуло.
А потом что-то брякнуло.
Открыл Саша глаза, сел на диван, сидит, в темноту смотрит.
И опять всё затихло.
– Кто там? – спрашивает Саша.
А в ответ лишь кузнечики стрекочут:
Стррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррр
Фрррррррррррррррррррррррррррррррррррррррррр
Тогда Саша опять лёг, лежит.
А в темноте опять шуршит что-то. Будто кто-то бумагу рвёт.
Встаёт Саша, к темноте подходит.
Стоит, смотрит.
Эй, кто это там, в темноте?
Вдруг опять что-то мелькнуло. Мелькнуло раз, мелькнуло другой.
Саша пятится, а от тьмы глаз оторвать не может.
И вдруг оттуда Сашина мама выходит.
Сашина мама выходит в красивом платье с цветами. У мамы волосы короткие, вьются красиво. Ах, какая красивая у Саши мама!
Почему она ушла от них?
Саша её позвать хочет.
А мама вдруг куда-то исчезла.
Пошёл и Саша за мамой во тьму.
Заходит он в темноту, зовёт негромко:
– Мам… Мааам. Ты где?
Нет мамы. Не идёт она к нему больше.
Смотрит Саша на свой домик из тьмы – а лампочка больше не горит под навесом. И сам дом почти не видно, потому что он весь тёмный.
Пошёл Саша обратно к дому. Заходит внутрь, а тут тоже не горит свет. Саша – в сени. И там не горит свет. Саша чиркнул спичкой, смотрит…
А папа на полу сидит, шею зачем-то к ручке от двери привязал. Сидит он в одних трусах, голову на грудь повесил и не двигается.
– Пап. Пааап, – говорит Саша.
Но не отвечает ему папа. У него трусы мокрые. В руке у него нож, а из горла течёт что-то чёрное.
В полумраке часики тикают, а за окном кузнечики стрекочут.
Кончается лето.
Скоро в школу.
Оглавление
Скачать книгу
© ООО «Издательство АСТ», 2023
Дизайн обложки Юлии Межовой
Автор иллюстраций и арт-директор Андрей Беляев
Создано с использованием нейросети Midjorney
* * *
Предисловие
Привет, ребята!
Это книга сказок.
Тут есть грустные сказки, а есть весёлые.
Но все они страшные.
Знаете, что это значит?
Что скучать вам точно не придётся!
А ещё тут картинки.
Скачут, как живые!
Если сказку читать не хочется, можно картинки смотреть.
Весело!
А ещё эту книгу можно читать с любого места.
Хоть с конца!
Или можно гадать на книге.
Спросите маму или папу, как гадать на книге.
И сами погадайте.
Эта книга никогда не ошибается.
Знаете почему?
Правильно, ребята!
Потому что книга
В
О
Л
Ш
Е
Б
Н
А
Я
ВОЛШЕБНАЯ
В
О
Л
Ш
Е
Б
Н
А
Я
Ну как, почувствовали волшебство?
Книга знает про вас всё.
Да, да.
Вы не ослышались!
Совершенно всё.
И если вы будете плохо себя вести, то книга узнает об этом.
Она придёт к вам ночью и убьёт вас.
Она разрежет вас по частям своими острыми страницами.
Знаете про такую казнь – «тысяча порезов»?
Вот так вы и умрёте.
И вы даже крикнуть не сможете, потому что книга забьёт ваши ротики своими страничками.
Потом книга закопает ваши трупики в степи, а сама подожжёт себя и сгорит.
И никто вас никогда не найдёт.
Вот так.
Сахарный мишутка
На четыре годика к Маше из деревни приехали бабушка с дедушкой. По очереди расцеловали любимую внученьку в душистые щёчки. Кто хорошо себя вёл? Машенька! Ну, получай, Машенька, гостинцы: шоколадное яичко, конфетку с вишенкой, а ещё – сахарного мишутку на палочке. Ах, какой славный мишутка! На солнце блестит и переливается патокой, а внутри – чёрное сердечко-смородинка. Просто чудо, какой мишутка.
Пожалела Машенька Мишу, не стала есть. Понесла с собой в садик. Там Петя подходит к ней и говорит:
– Машутк… Машутк, какой у тебя Мишутка красивый!..
– Спасибо, – вежливо отвечает Машенька.
– Машутк, – говорит Петя, – а дай мне его… Ну пожалуйста!..
Сверкнула Маша глазёнками:
– Мне баба с дедой подарили!.. – и к себе мишутку прижимает.
Постоял ещё немного Петенька, отошёл.
Потом Маша заснула. Ручка у неё устала Мишу держать, пальчики и разжались. Петя подкрался, мишутку – гам! В рот его – ам! И съел.
Проснулась Маша.
– Где мой Миша? Мне баба с дедой подарили! – и в слёзы. Насилу успокоили. Но никто из ребят не сознаётся, что взял.
А Пете вдруг скучно стало. Сел он на стульчик и голову повесил.
Пришла Машенька домой, рассказала всё бабе с дедой. Те повздыхали, да потом и говорят:
– Не печалься, Машенька, не печалься, милая. Мишутка твой сам тебя найдёт. В ком есть сладость, тому Миша в радость. А нехороших ребят он сам ест! Ложись спать и ни о чём не думай.
Легла Маша спать.
А Мишутка в Петином животике поднял головку. И зарделось зелёным пламенем чёрное смородинное сердечко.
– Мёду мне! Мёду мне! – заревел он высоким голосом.
Заревел – и схватил Петеньку за животик.
– Ай! – закричал Петя во сне, но не смог проснуться.
А Маша проснулась в своей кроватке. Видит – в темноте под дверью огонёк зелёный дрожит.
Встала Маша и на цыпочках пошла к огоньку.
Входит в кухню. Там в темноте две чёрные тени сидят, бормочут что-то. Испугалась Машутка, замерла. Потом прислушалась – а это её бабушка с дедушкой. А у их ног – сахарный Мишутка мерцает и туда-сюда важно похаживает. От бабушки к дедушке. От дедушки к бабушке. А те ему всё подкидывают да подкидывают что-то. Подошла Маша поближе и видит, что в тени стоит тазик, а в тазике – Петя, хлопает глазками да что-то беззвучно кричит.
Чмык-чмык – отщипывают от него по кусочку баба с дедой, как от медового пряничка, чмык-чмык – и бросают светящемуся Мишутке. А Мишутка знай себе ест. И всё сильнее разгорается сердечко-смородинка. Чмык-чмык, чмык-чмык. Пальчик, ручка, глазик – и нет Пети.
Стоит Машенька в тишине, слово боится молвить. Вдруг баба с дедой поворачиваются к ней.
А глаза у них белые-белые и горят в темноте, как фары.
Глаза на стене
Петя и мама переехали в новую квартиру. Мама взяла себе комнату с балконом, чтобы курить, а Пете дала большую комнату. Окна у Пети выходят на кладбище.
Пошёл Петя гулять. Залез на горку, а там девочка сидит и не едет.
– Девочка, можно проехать? – спрашивает Петя.
А девочка молчит. Тогда Петя попробовал перелезть через неё. А она возьми и схвати его за руку. А пальцы у неё холодные, как мороженое. Испугался Петя, закричал.
– Ай, ты чего!
А девочка крепко держит Петю за руку и вдруг спрашивает шёпотом:
– Ты из восемьдесят девятой?
– Ну да, – тихо отвечает Петя. – А что?
– А ты знаешь, что у вас там девочка умерла?
– Какая девочка?
– Которая до вас там жила. Её Диной звали.
– Почему умерла? – удивился Петя.
– У вас в квартире глаза живут.
– Какие глаза?
– Глаза на стене. Кого глаза увидят, тот умрёт.
– И где они? – спрашивает Петя. – Я никаких глаз не видел.
– Они под обоями, – шепчет девочка. – Спят. Но если глаза почуют, что в комнате кто-то боится, то проснутся. Они чувствуют страх. Так что постарайся не бояться. И главное – не буди их. Веди себя тихо – и всё обойдётся.
Тут девочку кто-то позвал, и она ушла.
А Петя дальше гулять пошёл. Погулял, погулял, вдруг видит – могилка. А на ней – фото той девочки с горки. И написано: Дина Ветрова. Постоял Петя немного и пошёл к себе домой.
Вот ужинает он вечером, а мама на балконе курит. Набрался Петя смелости и спрашивает:
– Мам… А правда, что у нас на стене глаза под обоями?
Мама повернулась к Пете, выдохнула дым в кухню и говорит:
– Это кто тебе такую херню сказал?
– Никто, – отвечает Петя.
– Вот и не надо чушь пороть. Понял меня?
Петя кивнул и пошёл в свою комнату.
Пришла ночь. Петя на своей кроватке лежит, в темноту смотрит. На потолке тени ходят. А в окно дерево с кладбища стучится.
Ворочался Петя и так и эдак – никак уснуть не может. Вдруг слышит рядом шелестит что-то. Затих Петя, прислушался. Встал на кроватке, стал обои ощупывать и вдруг натыкается на что-то мягкое.
Глаза! Глаза на стене!
А глаза под рукой зашевелились, открыться хотят. Но обои плотно на них наклеены, не дают сдвинуться.
Встал Петя с кроватки и быстро пошёл к маме. Входит в её комнату…
А мама лежит лицом к стене и жалобно стонет.
Вернулся Петя к себе обратно в комнату. Смотрит, а глаза на стене всё сильнее шевелятся. И обои скрипят жалобно: вьюти-вьють… вьюти-вьють.
Тогда Петя снова пошёл к маме, а мама уже не стонет, а горько плачет и кричит в темноту.
– Мам, – говорит Петя, – мне страшно. Можно мне с тобой?
А мама будто не слышит его, только громче всё плачет. Всё плачет, и плачет, и кричит.
Вернулся Петя к себе в комнату.
А глаза всё злее под обоями кружатся. И в обоях уже дырочка. Схватил Петя скотч со столика и давай залеплять дырочку в обоях. Но глаза чавкают, дерутся, кусаются. Захлопали, словно крылышки, зачавкали, как маленькие ротики, – и прорвали обои. Петя – шасть за шкаф. А глаза завращались, забегали, стали Петю искать по всей комнате.
Где же этот Петя? Где его ручки? Где его ножки? Где его щёчки? Где Петя? Хотим смотреть на Петю. Петей любоваться.
Сидит Петя за шкафом, дрожит. Если побежит к двери, то точно его глаза увидят.
Что же делать?
Вдруг что-то громко щёлкает у Пети над головой. Петя вздрагивает – а это кто-то камушки в окно кидает. А окно как раз над Петей, за шкафом, не видно его глазам на стене. Открыл Петя окно, а там девочка внизу, та, с горки. Стоит в темноте и на Петю смотрит.
– Девочка, девочка, что мне делать? Глаза на стене меня найти хотят.
– Возьми под шкафом ножницы. Раскрой их и проткни глаза, когда они заснут. Только будь осторожен. Разбудишь глаза – тут же умрёшь.
– Девочка, а когда глаза заснут? – спрашивает Петя.
– Сиди тихо, не шевелись – и они заснут.
И девочка пошла на кладбище. А Петя ей вслед кричит.
– Девочка! Стой!
Смотрит, а её уж нет нигде.
Вот сидит Петя за шкафом, ждёт, пытается не шуметь. В руках – ножницы железные. А глаза по стене всё ходят, всё бродят, все закоулочки обхаживают. Только и слышно тихое чавканье – это глаза вращаются.
Вдруг из глаз фонари светить начинают. И по комнате тихо крадутся. Возле шкафа замедлились и остановились.
На стене – Петина тень.
Так вот ты где, Петя.
А Петя сидит за шкафом, не шевелится.
А глаза всё светят на Петину тень и не уходят.
Много времени прошло. У Пети уже всё чешется, не может он терпеть больше. Но вдруг видит – стали глаза моргать всё чаще и чаще и наконец погасли.
Петя подождал немного, выглянул из-за шкафа.
Спят глаза на стене. Вышел Петя, крадётся на цыпочках. Вдруг половица под его ногой – скрип! Остановился Петя.
Глаза дрогнули, но не проснулись.
Подошёл Петя к стене совсем близко.
Тут открылись глаза – и вонзил в них Петя железные ножницы.
Откопай мою голову
Лёва приехал жить к бабушке с дедушкой. У калитки встречает его один дедушка.
– Деда, а где бабушка? – спрашивает Лёва.
А дедушка отвечает хриплым голосом:
– Да вот, уехала куда-то баба да пока не вернулась.
– А что у тебя с голосом, дедушка? – спрашивает Лёва.
– Да простудился я, Лёвочка, с открытым окошком поспал, и горлышко заболело.
Поселил его деда в терраске, где сам спать любит. Тут дедушкины вещи. Вот печатная машинка без трёх буковок – эл, бэ и вэ. Вот абажур, его бабушка сама сшила. Вот самодельная полка с книжками.
А вот на вешалке бабушкино чёрное платье.
Лёг Лёва на диван, лежит, книжку читает, черешню с тарелки ест.
В окно муха бьётся: бззз. Бззз. Бзззз.
Дядя Игнат закричал где-то и затих.
В сенях затопал дедушка в носках и уронил на пол стеклянную банку. Банка покатилась, как шар в боулинге, вот так: Гхыыыыыыы.
Дедушка крикнул Лёве через стенку:
– Лёвка, абрикосики будешь? Я баночку открыть хочу.
– Нет, дедушка, спасибо! – крикнул Лёва и дальше читает.
Вот за окном стемнело. Лёва включил бабушкин абажур. Хорошо под абажуром лежать!
Читает Лёва под абажуром, а вокруг него – тьма.
Вдруг на вешалке шевельнулось чёрное платье. Лёва поднял голову – ничего. Наверное, ветер.
Платье ещё раз качнулось. Лёва снова поднял голову.
Платье качнулось ещё раз. И еще раз Лёва поднял голову.
И платье на пол спрыгнуло.
Тут Лёва книжку отложил. Сел на кровати, сидит. Смотрит на платье. А платье – на Лёву смотрит. Ну, не в смысле «смотрит»: головы-то у него нет.
– Ты кто? – спрашивает Лёва.
Платье подходит к Лёве на невидимых ногах и рядом садится на кроватку. Сидит на кроватке и на Лёву смотрит.
Вот так они с Лёвой сидят молча. И тут Лёва уставать начинает. Глазки у него закрываются, клюёт носик.
Лёг Лёва, а платье его кружевным рукавом по щеке гладит. Вдруг Лёва слышит в голове страшный голос:
– Откопай мою голову! Откопай мою голову!
Просыпается Лёва утром, смотрит – а чёрное платье на вешалке висит.
«Наверное, мне просто это приснилось».
Днём пошёл Лёва с дедушкой в огород, клубнику собирать. Жарко, солнышко печёт. У Лёвы щёчки красные стали.
– Лёвушка, тебе хорошо? – спрашивает дедушка.
– Да, дедушка! – отвечает Лёва.
– Смотри, а то хочешь, в теньке иди посиди, я вон утром уже насобирал клубнички. Пощёлкай, птенчик.
Но Лёвушке нравится с дедушкой клубничку собирать, деде помогать.
– Нет, дедушка, я с тобой.
Щёлк-щёлк, – щёлкают дедушкины ножницы, обрезающие листочки с ягоды. Щёлк-щёлк.
– Дедушка, – говорит Лёва, – а когда бабушка придёт?
Дедушка помолчал, помолчал, а потом и отвечает:
– Знаешь, Лёва, а она, наверное, больше не придёт.
– Почему? – спрашивает Лёва.
– Потому, – говорит дедушка, – что она больше не хочет быть бабушкой.
Щёлк-щёлк.
Лёва одну ягодку – в корзинку.
Одну в рот.
Одну в корзинку.
Одну в рот.
И ещё одну в рот.
А собака вдалеке всё лает, лает. Гау. Гау-гау! Гау-гау-гау!
И дедушка песню поёт: «Прощай радость, жизнь моя».
А ножницы всё щёлк-щёлк. Щёлк-щёлк.
А Лёва одну в корзинку, одну в рот.
«Знать один должон остаться».
Щёлк-щёлк. Щёлк-щёлк.
Гау. Щёлк. «Как купаться вместе шли».
Вдруг смотрит Лёва – из дома бабушкино чёрное платье вышло и к нему идёт, а в руках у платья – лопата.
Лёва хочет дедушку позвать, кричит, да дедушка не слышит его, песню свою поёт.
А платье подходит к забору и копать начинает. Копает-копает, и вдруг бросило лопату, и в яму прыгнуло.
Подходит Лёва к яме на цыпочках – а ямы-то и нет никакой.
– Дедушка, – говорит Лёва. – Что-то мне нехорошо.
Сказал это Лёва и на землю упал.
Просыпается он в терраске. Ночь на дворе. За окном ливень. А чёрное платье висит на вешалке.
Трогает Лёва себя за голову, а там – полотенце душистое, а рядом – тарелочка с клубничкой от дедушки. Добрый дедушка стал, ласковый. Лёва – ам ягодку в рот. Ам – другую. Вкусная клубничка!
Посмотрел Лёва снова на бабушкино платье.
И вдруг слышит шёпот:
– Откопай мою голову… Откопай мою голову…
Замер Лёва ни жив ни мёртв. Он дедушку кликнуть хочет, да не может. Всё рот открывает – а воздух больше не идёт в нос. И задыхается Лёва.
А платье с вешалки вдруг как спрыгнет, как крикнет – и на Лёву наскакивает. И визжит:
– Откопай мою голову! Откопай мою голову!
Схватил Лёва лопату и бегом из дома – через яблоньку, через помидорки, через клубничку – к забору. Дождь хлещет, ночь на дворе.
Начал Лёва копать, а чёрное платье вокруг него летает и верещит:
– Откопай мою голову! Откопай мою голову!
Лёва копает, копает, и вдруг из ямы дедушкина голова вылетает. Вылетела, на платье села и закружилась. Глазик у дедушкиной головы один вытек, а из другого червячок вылезает.
Дедушка, дедушка, почему ты мёртв?
Обернулся Лёва, а сзади него – живой дедушка стоит. Только это не дедушка вовсе, а бабушка, просто в дедушкиной одежде. Под дождём у неё борода отклеилась, а бабушка не замечает этого, стоит, смеётся. И глаза у неё добрые-добрые.
В камышах на пруду
Паша на качелях сидит, сигаретку курит. А из дыма зверушки выходят на воздух.
Вон – огромный кот-сорванец. Мучает кого-то, мошенник!
А вон – дымный заяц-мертвец. Вон он, побежал, прыг в могилку!
Вот собачка-чудачка громко тявкнула: Тяв! Слюнями брызгает.
А вон – птичка-норушка сидит на куче мусора. Чик-чи-пи, чик-чи-пи!
Замечательно смотреть за дымком!
* * *
Тут к Паше Борька подходит.
– Хочешь покажу кое-что?
Борьке – девять, а Паша на двадцать восемь лет его старше.
Паша глупенький. Так ему мама сказала.
– Что нашёл? – спрашивает Паша.
– Трупака. Тёлка голая. На пруду лежит.
– Тёлка? – переспрашивает Паша. – Ну, пошли.
* * *
Пришли на пруд. Борька на камыши кивает. Там что-то белое лежит.
А у берега чья-то лодка стоит. Сели они в лодку. Борька махнул вёслами раз, махнул другой и затормозил. Прямо в камыши заехали!
А в камышах…
Тётя лежит голая. Лежит и на Пашу с Борькой смотрит. И улыбается.
– Здравствуй, Паша, здравствуй, Боря. Вы такие красивые! Разрешите вас поцеловать!..
Паша с Борей улыбаются, глаза отводят. Но на тётю всё равно смотрят.
Тётя лежит на куче старой одежды.
Кто же сюда одежду выбросил вместе с тётей?
* * *
У тёти волосы чёрные, как ночь.
У тёти кожа белая, как простыня.
И большие-большие синие губы. Как будто синяя лодка плывёт по белому льду – по тётиному бледному лицу.
Ах, уплыть бы куда на той лодочке!
На синей лодочке…
Смотрит Паша на тётину лодочку и глаз не отводит.
* * *
Вдруг закричал вдалеке кто-то:
– Вы чего там делаете!
Паша с Борей – ну бежать!
Бегут, бегут по оврагам, по ухабам, по тропинкам, по запинкам.
А сзади – крики, ругань, камни летят!
– Вы зачем на тётю в камышах смотрели! Нельзя смотреть! Нельзя!
Вдруг Боря спотыкается и падает.
Остановился Паша.
Что делать?
Смотрит – а за ними уж никто не бежит.
– Ты чего побежал? – спрашивает Боря.
– Не знаю, – говорит Паша. – А ты чего?
– А я – за тобой! Дурак ты, Паша!
А Паша и сам это знает!
Ему мама давно сказала, что он дурак.
Ну и что же тут такого?
* * *
Потом по домам пошли.
Приходит Боря домой.
С мамой поговорил, с папой поговорил.
Потом плов поел, телевизор посмотрел, потом в ванной купался, потом книжку читал.
И забыл Боря о том, что днём видел.
И не стал ничего рассказывать.
* * *
А мама Паши вечером булочки купила. Весёлого сока купила. Всё курила, песни пела. Шутки шутила, как в стендапе по телику.
Паша, когда вырастет, тоже стендапером стать хочет! Как мама!
* * *
Мама у Паши старая.
У неё волосы седые, мятые, и кожа мятая, как фольга!
Зато мама весёлая.
Паша смеётся над мамиными шутками.
– Да ты же урод, каких поискать! – хрипло орёт мама.
А Паше весело: ха-ха, урод!
– На тебя тёлка если какая и клюнет, то только чтоб тобой говно подтирать!
А Паша смеётся, ухохатывается.
Смешно мама шутит!
А мама знай наливает Паше весёлого сока!
– Пей, дурак, пей давай!
И Паша пьёт.
Хотя ему и не нравится весёлый сок.
Но мама тоже пьёт – значит, это полезно.
Всё что горькое – полезно!
Потом мама плакать стала, а Паша спать пошёл.
* * *
Просыпается Паша ночью, в туалет хочет. Сходил в туалет, потом приходит, в кроватку залезает, а сон – возьми да убеги прочь.
Тогда Паша на спину лёг. Смотрит – а на потолке тени гуляют. Как зверушки какие!
Вон ворона чёрным крылом махнула. Добрая ворона.
Вон волк зубами щёлкнул, глазищами сверкнул. Волки – самые верные.
А вон змея сползает по дереву. Обнять Пашу хочет.
Вон губастый сом пускает в темноте свои пузыри. Весёлый добряк!
Замечательно смотреть за тенями на потолке.
* * *
Вдруг слышит: кто-то шепчет в тишине. Прислушался – и впрямь.
Смотрит Паша, а из-под кровати – белая рука высовывается и манит его пальцем.
– Паша… Паша… Иди сюда… Иди сюда…
Испугался Паша, боится идти. Одеялом накрылся, лежит, дрожит. Но рука всё манит и манит, и на кровать к Паше ползёт.
Паша к стенке прижался, убежать хочет.
Но рука всё ближе и ближе. Подползает и ложится ему туда.
Скачать книгу