Сущности. Прозрение бесплатное чтение

Пролог

Отчётливо видимый на фоне светлых стен, мужчина просто стоял и смотрел.

Как чёрная тень, словно плоский, вырезанный из картона, он не двигался, и, казалось, не дышал.

Одна из девочек в комнате набрала в грудь воздуха: визжать, звать на помощь, и подавилась им, услышав голос ночного гостя:

– Доброй ночи.

Голос оказался настолько приятным, обволакивающим и честным, что бояться незнакомца совсем не хотелось.

– Доброй ночи, – первой шёпотом откликнулась Мария и, одна за другой, воспитанницы детского приюта сели на своих кроватях.

Всё-таки десять лет – самый лучший возраст для того, чтобы не бояться ночных приключений.

– Я хочу рассказать вам кое-что. Послушаете меня?

Софья обвела подруг взглядом: все будто заворожённые смотрели на человека в чёрном, и кивнула. Тоже за всех.

– Вот и хорошо.

Незнакомец прошёл в середину комнаты, сел на край тумбочки, не претендуя на кровати девочек.

– Вы недавно рассказывали страшные истории. И что чувствовали?

Девочки молчали, потом Ксения робко прошептала:

– Страх. Сначала страх, потом уже спать захотелось.

– Правильно. Страх. А хотите, я вам расскажу о страхе больше, чем кто-либо другой может рассказать?

– И мы испугаемся? – вздрогнула обычно смелая Анна. Она даже как-то на крышу приюта залезла, чтобы на гнездо голубей посмотреть.

Незнакомец рассмеялся. Смех легко скользнул по комнате, проникая в самые дальние и тёмные углы, и заставил девочек улыбнуться в ответ.

– Нет, может быть, вы научитесь не бояться.

– Совсем? – уточнила Алина.

– А это будет зависеть только от вас.

Повисла тишина: каждая из девочек пыталась представить, каково это – не бояться совсем? Или хотя бы меньше бояться, чем сейчас? Вдруг получится ответить хулиганам из пятой комнаты? Или не съесть на завтрак противную кашу? Или…

– Вы знаете, что мир устроен сложнее, чем вам кажется? Что есть ещё то, чего вы не видите, но оно есть?

– Воздух?

– Тепло?

– Страх?

Чёрный кивнул:

– И это тоже. Но воздух, тепло и страх – вы чувствуете. А есть ещё кое-что, что вы ни видеть, ни чувствовать не можете.

– Привидения? – предположила Софья и уже готовилась засмеяться, как мужчина серьёзно кивнул:

– И они тоже.

– Привидения существуют?

– Не в том виде, в котором вы их себе представляли… Существуют некие животные, которые питаются вашим страхом. Каждый раз, когда вы боитесь – они растут. Они есть на каждом человеке, и вы можете попробовать научиться их видеть. И отгонять от себя.

– И тогда они не будут на нас жить?

– Не будут. Ни на вас, ни на ком-то рядом.

– А я от Мишки не буду отгонять этих животных! Пусть боится! – тут же высказалась Ирина, и остальные девочки одобрительно зашептались. Михаила они не любили: задавака, задира и драчун.

– А вы их можете видеть? – уточнила Софья.

Мужчина развёл руками:

– Могу, конечно.

– А покажите их!

Чёрный помолчал, а затем его ладонь скользнула к плечу Ксении, и он что-то с неё снял. И на ладони появилось небольшое – не крупней грецкого ореха – существо, похожее на комок странной серо-коричневой слизи…

Спустя десять минут мужчина стоял, наблюдая, как девочки одна за другой проваливаются в глубокий сон, а потом мягко вышел за дверь. Там встретился взглядом с воспитательницей, пришедшей в приют всего неделю назад:

– В этой комнате я рассказал правду. Третью – напугал. В шестой – уберу всяческий страх на ближайший год. Седьмая с самыми взрослыми – там настроил на боевой лад. Первая – контрольная группа.

– Благодарю, Чёрный. Посмотрим, как они поменяются.

Мужчина чуть улыбнулся:

– В конце концов… Если будет интересный результат – повторим. Нам нужно больше молодых Зрячих.

Чёрный лишь на миг бросил взгляд на комнату, из которой вышел, а затем шагнул вперёд, растворяясь в воздухе.

Девушка-воспитательница повела плечами и сощёлкнула со всех стен рассевшиеся там грязные комочки, выжигая их дотла:

– На сегодня – брысь!

И отправилась в свою комнату: теперь работа будет интересней…

Глава 1

Май

В этом году тёплый апрель сменился неожиданно холодным маем. Ещё вчера из дома можно было выйти в джинсах и футболке, а сегодня с утра вряд ли кто-нибудь рискнул бы выехать со стоянки, не прогрев предварительно двигатель.

На календаре было пятое число.

Андрей Порохов, молодой перспективный хирург, прикрыл глаза, прислушиваясь к тому, как урчит двигатель трёхлетнего «Форда», и уткнулся лбом в руль. Сегодня ему предстояла сотая самостоятельная операция. Он прошёл долгий путь, он заслужил всё то, что имеет – заслужил сам, и не намерен был отступать с выбранного пути. Перспективность его была неоспоримым фактом, сам Яковенко – мирового уровня врач – выделял его ещё со студенческой скамьи, но сейчас отчего-то было муторно на душе.

То ли эта хмарь после яркого солнышка. То ли то, что с Диной вчера поссорились, и она, вопреки обыкновению, не позвонила с утра с примирительным: «Да ну тебя. Заедешь за мной вечером?». То ли недавний разговор с Лямцевым – главврач вызвал его к себе и некоторое время проникновенно рассказывал, как ему не хватает толкового хирурга, и что он готов даже помочь молодому специалисту, но вот очень надо – очень! – чтобы Андрей подтянул его племянника по анатомии. И Андрею не жалко было позаниматься с парнем, только племянник главного был скользким, словно болотная лягушка, и ни в грош не ставил слова Андрея. Порохов говорил про брыжейку, про удаление аппендикса, сыпал латинскими названиями костей в пояснично-крестцовом отделе, а племянник улыбался, словно принимал экзамен. А потом, когда Андрей спрашивал: «Понял?», пожимал плечами, мол, зачем это надо? Дядя поможет.

Андрею становилось тошно, он заканчивал занятие; и всё собирался Лямцеву сказать, что зря он родственника впихнул в медицинский, трижды зря продвинул на лечфак, да духу не хватало.

На стекло упали первые тяжёлые капли, и Андрей очнулся от размышлений. Выехал на широкую дорогу, приткнулся в крайний правый ряд пробки и поджал губы.

Нет смысла искать причины.

На сегодня у него мужчина. Сорок восемь лет, индекс массы тела – сорок пять, ожирение третьей степени. И ведь никаких гормональных нарушений: просто сидячий образ жизни, много вкусной еды, выпивка, стрессы… Назначено грыжесечение. Сама операция не сложная, Андрей делал её уже с десяток раз, но каждый такой пациент – это риск. У этого риски вроде были минимальны: Порохов лично проверил его анализы, удивился, разглядывая практически идеальную кардиограмму, и волноваться, получается, было не о чем.

Но на душе по-прежнему было неспокойно.

В операционной оказалось ожидаемо стерильно и удивительно тихо. Андрей постоял на пороге, рассматривая столы, выключенную сейчас операционную лампу, мазнул взглядом аккуратную стойку с лапароскопом и вздохнул. Не сегодня.

Гнетущее чувство не желало его покидать, как бы ему того не хотелось. Молодой хирург услышал позади шаги и посторонился, пропуская каталку с пациентом. Затем вокруг засуетились, забегали ассистенты и медсестры, протиснулся между Пороховым и стройной Лидой анестезиолог, кивнул приветственно всем и густым басом поделился новостями:

– Зам сегодня обещался проставиться.

– В честь чего? – отозвалась Лида, подключая к пациенту датчики.

– Да у него дочка родила.

– О, это дело. Кого?

– Неведому зверушку, – буркнул Андрей и кивнул анестезиологу: – Начинаем.

Окружающие звуки слились в привычный фон. Несколько минут Порохов настраивался на операцию, осматривал инструменты. Он знал, что это сделали до него, но привычка проверить всё самому, выпестованная его учителем, не позволяла довериться кому-то.

– Готов.

Андрей повернулся к пациенту и повторил:

– Начинаем.

Главное сейчас – это успокоиться. Чтобы не тряслись руки, и не было этой паники, что захлёстывает почти с головой.

Вдох, выдох. Задержать дыхание. Снова вдох и выдох.

Андрей почувствовал, как нервозность отступает под натиском привычных действий, и позволил себе улыбку под маской. Всё равно никто не увидит.

– Скальпель.

Надрез он сделал твёрдой и уверенной рукой.

– Что там?

– Да всё нормально.

– Так кого родила-то?

– Девку, говорят. Крупная.

– Зажим.

– Зажим.

– Ух, отъелся! Стол там ещё не прогнулся?

– Где я?!

Вопль был настолько неожиданным, что Андрей вздрогнул. Он перевёл взгляд на пациента и понял, что тот, вопреки наркозу, не обращая внимания на маску на лице и на ошарашенного анестезиолога, проснулся. Проснулся и теперь смотрел на врачей вокруг таким взглядом, словно его разделывали на органы.

– Что происходит!?

– Где наркоз?

– Тише, не нервничайте. Вы на плановой операции, помните?

Лида умела успокаивать даже особо буйных.

– Операции?

Андрей сглотнул. Он не двигался – так и замер, когда пациент пришёл в себя. Ощущение небывалого провала накатило, затопило, закружило, и Порохов моргнул.

И чуть сам не закричал от неожиданности: когда он снова глянул на пациента, то понял, что его покрывают странные склизкие сгустки размером с футбольный мяч. Один такой отшатнулся от его руки, как только Андрей шевельнул пальцами.

– Не хочу! Уберите от меня всё! Я не буду! – ужас пациента хирург теперь тоже видел. Темные, зеленовато-черные жгуты вытекали из висков огромного мужчины, и к ним стремились странные мерзкие «футбольные шары», впитывая их в себя.

– Что это? – Андрей понял, что если он не спросит, то сейчас сойдёт с ума. Или уже сошёл?

Его не услышали.

– Что это? – повторил он чуть громче, и Андрею показалось, что за ним, за его спиной это же повторил и кто-то другой. Хирург замер, всё окружающее его пространство сомкнулось в одну точку – яркую, окружённую беспросветной тьмой, и в следующее мгновение взорвалось, ослепляя Андрея. Он медленно отнял руки от пациента, не видя вокруг себя ничего, поглощённый сиянием. Он слышал голоса, словно сквозь вату: они не цеплялись за сознание, скользя поверхностно, очень аккуратно. Голоса, ситуация, пациент, его страх и эти липкие склизкие сгустки остались где-то далеко. Тут с Андреем было нечто иное: тишина, которая затекала в его разум, обволакивала и вместе со светом отрезала от всей его жизни.

Андрей чувствовал – его сердце не бьётся. С того момента, как его ослепило, не было ни одного удара. Он не сделал ни одного вздоха, но – странно – его это не тяготило. Время, казалось, растянулось до бесконечности.

И сжалось.

Свет, который окружал Андрея, рванулся в него, и от его рук – вовне. Он распался на лучи, и липкие омерзительные комки испарились. Но свету этого оказалось мало: он потёк дальше, он скользил вперёд, и Андрей видел, что вокруг склизких комков становится больше. Они оказывались на других людях, на пациентах. Они пили их, паразитировали, сживались с ними.

И свет уничтожал их.

Хирургически точно – только эту непонятную гадость, только то, что напугало самого Андрея одним своим наличием.

Удар сердца оглушил Андрея.

Он пошатнулся, машинально схватившись за край стола левой рукой, соскользнул, попытался удержаться, но не смог, и рухнул на пол, чудом не запутавшись в проводах и трубках капельниц.

Первое, что услышал Андрей, вынырнув из темноты беспамятства, был голос главного врача. Слова хирург разобрать не мог – Лямцев говорил тихо, но Порохов понял, что говорят о нём.

Андрей открыл глаза, поморщился, когда понял, что лежит на диване в ординаторской, освобождённый от перчаток и маски. Рядом на стуле стоял стакан с водой. Неподалёку от него, за столом, сидела невропатолог, а ещё чуть дальше – любимая «наседка» всего отделения, старшая медсестра Наиночка. Или Мама Ина. А главврача Андрей не увидел.

Мужчина сел и удивлённо огляделся: он уже понял, что, скорее всего, потерял сознание (но от чего? Что его так оглушило?) в операционной, но чувствовал он себя на удивление хорошо. Слабости не было, и Андрей легко поднялся с постели.

И тут же сел обратно.

На Маме Ине он увидел те же самые склизкие, гадкие зелёно-серые сгустки, которые тонкими хоботками впились в её шею и руки. Но сама медсестра не замечала их, продолжая спокойно размешивать в чашке с чаем сахар и смотреть в небольшой монитор компьютера, где крутилось какое-то видео.

Андрей моргнул. Потом ещё раз, пока не понял, что склизкие сгустки никуда не собираются пропадать. Перевёл взгляд на невропатолога (как же её? Света? Валя?) и увидел такую же штуку на её плече.

Стало страшно: так и сходят с ума. Андрей снова встал, аккуратно подошёл ближе, рассматривая неизвестное существо, или, скорее сущность, и прищурился. Света (или Валя?) подняла голову:

– Все нормально?

– Да… А пациент как?

– Это который?

– С грыжей. Тот, которого я должен был…

– Этот нормально. Лежит в палате.

– Хорошо, – он кивнул и стремительно вышел из ординаторской, стараясь не смотреть по сторонам, потому что он видел, как на всех… буквально, на всех вокруг сидели эти склизкие сгустки. На ком-то совсем мало, по одной, на ком-то так много, что живого места видно не было. И люди шли, стояли, лежали, словом, вели себя как обычно, не замечая тварей, что присасывались к ним.

– Я схожу с ума, – пробормотал Андрей, врываясь в раздевалку и поспешно скидывая халат.

Или он уже сошёл с ума, и это галлюцинация?

Если с пациентом все в порядке, то, значит, операцию закончили без него. Видимо, Витя подхватил, дежурный хирург.

– Андрюха, а я обыскался! Слушай, я билеты достал…

– Не сейчас, Глеб, – Порохов накинул пиджак, переобулся и, повернувшись, хлопнул друга по плечу, предусмотрительно там, где не сидело никого: – Я тороплюсь.

К психиатру? Только не в больнице, тут слухи быстро расходятся. Есть пара знакомых в частных клиниках, они проверят и поймут.

Но сначала – домой.

Андрей выскочил из больницы, сбежал по ступенькам и спустя минуту завёл двигатель автомобиля. Замер, закрывая глаза и успокаиваясь. Потом открыл, всплыло в мозгу никогда ранее не нужное «…предметы раздваиваются…», и Андрей увидел сторожа, увидел сгустки на нём – три, и все в области сердца – а потом надавил на один глаз пальцами.

Отпустил.

Окружающее пространство поплыло, раздвоилось на короткое мгновение, выявляя ложное и истинное.

Сгустки тоже раздвоились.

В холодильнике стояла початая бутылка хорошего рома, там же нашёлся лёд.

Андрей налил себе половину широкого стакана, кинул несколько кубиков замёрзшей воды и сел в кресло. Подумав, закинул ноги на журнальный столик и закрыл глаза.

В квартире было пусто и тихо. За стеной, у соседей ворчал телевизор, наверху бегала из угла в угол собака, за окном шумели дети на игровой площадке, и это не давало Порохову соскользнуть в панику окончательно.

Андрей попытался припомнить, что и как произошло. А, главное, почему? Что с ним творится? Если сгустки слизи с хоботками не галлюцинация – то что? Если галлюцинация, то очень сильная… И почему такая странная?

Всё началось во время операции, когда пациент очнулся и впал в панику. С другой стороны, его панику Порохов даже понимал: мало кто останется спокойным, лёжа с разрезанным животом. Ещё и после наркоза – Андрею доводилось лежать на операционном столе самому, и он отчётливо помнил, что ему под наркозом снился сон, что его сломанная нога – всего лишь сон. И он рассказывал отцу с утра о том, что «приснится же такое, ногу сломал!», а потом очнулся в больнице.

Впрочем, с того момента Андрей иногда задавался вопросом – а что было на самом деле реальностью? Может быть, он всё ещё спит?

Солнце заглянуло в окно сквозь полупрозрачные шторы, легло на ковёр косыми линиями, и Андрей посмотрел на экран мобильника. С момента неудачной операции прошло два часа. Полчаса дороги… значит, он был в отключке чуть больше часа. Как-то долго для простого обморока на нервной почве. Почему он тогда лежал в ординаторской, а не в реанимации? Почему его не осматривали? Выходит, что прошло меньше времени, чем он думал… Или как?

Палец скользнул по стеклу, набирая код, а потом Андрей приложил телефон к уху, слушая длинные гудки.

– Я слушаю.

– Марина? Привет, это Порохов.

– Да, я узнала. Как ты? – голос в трубке потеплел, перетекая от официального к неформальному.

– Ну, нормально. Только можно я к тебе загляну на днях?

– У меня ремонт дома, я…

– Я к тебе по твоей специальности.

Повисла пауза, потом Марина очень спокойно спросила:

– Что случилось?

– Да так… Хлопнулся в обморок посреди операции. Хочу на всякий случай пройти по врачам.

– И начать с психиатра?

– Там пациент очнулся от наркоза на грыжевой операции. Так что у меня стресс.

– Ладно, давай тогда завтра подъезжай…Часикам к одиннадцати. Будешь?

– Да.

Андрей нажал красную кнопку отбоя звонка.

Посмотрел в адресную книгу, взглядом зацепился за почти безликое «Мать». Замер даже, раздумывая.

С мамой они не общались. Андрей не смог простить ей уход из семьи едва ему исполнилось десять лет. Тогда мама просто за ужином сообщила, что она уезжает. «Мальчики, вы у меня взрослые, справитесь», – сказала она ошарашенному отцу и пока ещё не осознавшему всю тяжесть этих слов Андрею. Она действительно подхватила небольшую сумочку – вещей не взяла ни одной – и скользнула за дверь. Будто в магазин.

Дальше Андрея воспитывал отец. Порохов-старший воспитал сына хорошо, добротно, не наказывая зря, но и не спуская провинностей. Отец год назад погиб в автокатастрофе – вылетел на скользкой дороге под автобус на встречку… И Андрей остался один.

Строчка «Мать» словно дразнила, но Порохов понятия не имел, рабочий ли этот номер, найденный когда-то в записной книжке отца… А ещё, что он скажет? «Привет, я твой сын, и я схожу с ума?»

Андрей ещё поколебался и выключил телефон.

Закрыл глаза.

Лёд медленно таял в нетронутом роме.

К ночи Андрей был пьян – не спиртным, а странным тягучим и очень неприятным чувством того, что он что-то упустил. Забыл, и теперь не может вспомнить. Он лениво приготовил себе ужин, потыкал вилкой в разварившиеся пельмени, потом притянул к себе ноутбук, заходя в интернет и с облегчением видя, что на фотографиях у людей нет склизких тварей.

И полез изучать вопросы галлюцинаций, обмороков и видений.

Пару раз он пытался описать поисковым системам свои ощущения, но от «вижу на людях серые сгустки» поисковики ударялись в панику и предлагали всё, что угодно, кроме того, что нужно. Поначалу Андрей внимательно изучал форумы и страницы, в надежде найти хоть что-то подобное увиденному, он вгрызался в обрывки информации и… понимал, что ищет не там.

Следом пошли запросы по психиатрии, и в этот момент Андрей осознал, что не может понять, что же было ровно в те несколько секунд перед темнотой беспамятства? Вероятно, там что-то происходило, но что?

И это, не считая напрочь выпавшего из памяти часа.

Порохов вставал и снова садился, он ходил из угла в угол, пробовал закрывать глаза и вспоминать, поминутно, посекундно ту операцию, но последнее, что он отчётливо видел – это перекошенное от страха лицо пациента. И склизкая мерзость на его виске.

Андрей прошёл на кухню, нашёл в аптечке снотворное, изучил инструкцию – на всякий случай – и выпил две таблетки.

Поставил механический будильник и лёг в постель, почти сразу забываясь тревожным сном.

– Скотина!

Дина оказалась слишком шумной и слишком неожиданной. Андрей открыл глаза и успел увидеть, как меняется лицо девушки со злого на озадаченное.

– Ты чего телефон отключил? Я не могла дозвониться, волнуюсь… – Дина остановилась около журнального столика с бутылкой рома и стаканом, в котором давно растаял лёд.

Утро не принесло облегчения.

До звона будильника оставалось несколько минут, и Порохов протянул руку, освобождая пружину. Потом тяжело сел, стараясь не смотреть на девушку. Потому что на ней, присосавшись к основанию шеи, тоже сидело то самое существо, которое он теперь видел на всех.

– Я плохо себя почувствовал во время операции. Ушёл и лёг спать… – Андрей встал, нашёл трубку мобильного, отключил авиарежим и посмотрел на девушку. Улыбнулся.

– Иди сюда.

– Я же волнуюсь! – Дина постояла, а потом шагнула к нему, обнимая, прижимаясь, и Порохов, скрыв гримасу омерзения, попробовал спихнуть серо-зелёный сгусток с девушки. Тот отлепился с влажным чавканьем, сваливаясь на пол и там растворяясь.

Андрей подхватил Дину на руки и, не слушая вопросов, возражений, не обращая внимания на её попытки вырваться, понёс в душ.

– Ну, погоди, ты… – Дина сдалась у самой двери и уже не хотела покидать уютных объятий. – Но обморок – это серьёзно! Надо сходить к врачу.

– Я записался.

– Врёшь!

Он прикусил мочку её уха и скользнул руками по плечам, освобождая Дину от одежды. Усадил на край ванной, потянулся, открывая воду. Горячая струя ударилась о белую эмаль, рассыпалась брызгами и напомнила Андрею о чём-то, что было вчера. Мелькнуло короткое мгновенное видение – всё белое, светящееся – мелькнуло и исчезло. Он встряхнул головой и попытался не думать ни о чём.

– Не вру. На одиннадцать назначено.

– Какого года?

Андрей поймал её губы, прекращая расспросы, и в следующие полчаса был абсолютно счастлив.

Потом они пили кофе на кухне, и Дина не сводила озабоченного взгляда с Андрея, но молчала, не спрашивая ни о чём. Без четверти одиннадцать он подскочил, сдёрнул с вешалки рубашку, на ходу застёгиваясь, кивнул девушке:

– После врача позвоню.

– Я поеду с тобой, – Дина встала.

– Слушай, я не маленький, давай не будем?

Дина поджала губы и встала. Подошла к раковине, методично собрала грязную посуду и включила воду.

Самым главным было не смотреть по сторонам. Не оглядываться, не замечать всюду этих тварей. На всех людях. Если они не исчезли даже с утра, если они до сих пор ему видны – может быть, они на самом деле есть?

Нет. Нельзя даже допускать такую мысль, потому что это первый шаг в самое настоящее сумасшествие.

Стоило ли садиться за руль в таком состоянии, Андрей не знал. Перед тем, как завести двигатель, он некоторое время ходил вокруг машины, проверял, всё ли в порядке с координацией движений и восприятием. А потом рискнул и пока не чувствовал проблем с управлением «средством повышенной опасности».

Андрей свернул на широкий проспект и поймал зелёную волну. Несясь в крайнем левом ряду по просторной дороге, он задался простой мыслью, которая почему-то до сих пор не пришла к нему в голову: «Если я вижу ЭТО на других, то почему не вижу на себе?».

Машина вильнула, когда Порохов осознал, что он не смотрел, и стало страшно даже попытаться глянуть в зеркало. Он оглядел руки, грудь, живот. Коснулся ладонью шеи, потом все-таки, повернул зеркало заднего вида так, чтобы видеть своё отражение, и прищурился.

На нём не было никого и ничего лишнего. Разумеется, это ничего не значило, но можно было добавить это к ранним наблюдениям.

Говорить или нет о сгустках Марине?

Андрей потёр переносицу, включил поворотник и перестроился в правый ряд. Решать не хотелось, но было надо. Порохов приветливо кивнул охраннику на стоянке – они были знакомы – и заехал на территорию больницы. С каждым шагом миг, когда придётся принимать решение, был всё ближе. И Андрей попросту опасался того, что его карьере конец. Даже если Марина найдёт лекарство от этих галлюцинаций, вовсе не факт, что его допустят к хирургии.

Пожалуй, сначала стоит в принципе проверить своё состояние. По всем тестам, по всем вариантам, но не говорить о том, что он видит. В конце концов, если с ним что-нибудь не так, то тест обязательно это выявит.

А если с ним всё нормально, и эта дрянь – его новая реальность?

Андрей покрутил в пальцах ключи от машины, нажал на брелок, и, дождавшись утвердительного писка сигнализации, открыл двери больницы.

Если эта дрянь реальна, то об этом он подумает потом.

В кабинете было светло и уютно. Кушетка, кресло для посетителей, несколько тумбочек, книжный шкаф и стол с моноблоком, на котором Андрей рассмотрел модный логотип – настраивали на серьёзный лад. Несколько картин на стене – выдержанных в одном стиле, подобранных со вкусом и имеющих на себе подпись современных художников, – показывали, что здесь получали помощь те, кто уже давно забыл, что такое ездить на метро. Дизайнерский ремонт, хороший ковролин на полу, утончённые бра и светильники – здесь не скупились на впечатления, и Марина, полненькая улыбчивая блондинка, сидящая в кресле за столом, словно завершала картину идеального кабинета психиатра. Врача, который поможет, и к которому не стыдно обратиться.

Андрей зашёл после короткого стука и тепло улыбнулся женщине:

– Извини, задержался.

– Ничего, – Марина бойко записывала что-то в объёмную тетрадь, – я как раз успела набросать план новой главы.

– Над чем трудишься? – Порохов занял кресло и теперь быстро пролистывал сообщения на телефоне, пришедшие за последние сутки. Иногда полезно остаться без связи – сразу становится ясно, кому ты действительно нужен. Он удалил спам из почты и отложил мобильник. Марина закрыла тетрадь, потянулась и встала, чтобы сделать чай. На ней Андрей увидел комочек этой странной живой слизи, но мелкий, не больше фундука. Захотелось снять, но Порохов сдержался.

– Книгу пишу о биполярных расстройствах.

– Для своих?

– Научно-популярную, скорее. Заказ пришёл от одного издательства. На них недавно в суд подали за книжонку от какого-то доморощенного «психолога»… «Что такое «МДП» и как с ним бороться» – как-то так называлась. Так человек прочитал и вышел в окошко. Родственники пошли в суд, а издательство вышло на меня и заказало нормальную книгу на эту тему. Уж не знаю, что они этим доказать хотят…

Андрей хмыкнул:

– Странные люди. Им бы адвоката хорошего нанять и молиться, чтобы экспертиза не нашла нарушений.

– Не поможет. Я читала этот бред. Там любой интерн камня на камне не оставит от информации, не то, что экспертная комиссия.

Перед Андреем возникла чашка с горячим зелёным чаем, он вдохнул аромат и прикрыл глаза.

– Ну, сами виноваты. Сколько сейчас этих книг… «Как стать крутым мачо», «Как воспитать сына-подростка»… В общем, макулатура.

– Согласна, – Марина села на своё место, развернула шоколадную конфету, но есть не стала. Внимательно посмотрела на Андрея:

– Рассказывай.

– Не знаю, что сказать. Мне нужно удостовериться, что я в порядке.

– Ты знаешь, что нет здоровых…

– … Есть необследованные. Знаю, – Порохов спрятал телефон в карман и оперся локтями о стол, положив подбородок на переплетённые пальцы. – Я готов сдаться на любое обследование. Лучше всего, если это будет полноценная экспертиза.

– Анализы…

– Вся моя бренная тушка в твоём распоряжении. Но я хочу знать, что я действительно психически здоров.

Марина развернула вторую конфету, положила к первой и очень серьёзно кивнула:

– Хорошо. Тогда предлагаю, начать с самого простого. А потом соберём комиссию.

Самым простым, как ни странно, оказались тесты. Андрей отвечал честно, расковано, быстро, без проблем. Марина что-то отмечала в своей тетради и кивала. Потом посмотрела на Андрея:

– Ну, по Роршаху у тебя все в норме. По Люшеру стресс есть, и довольно сильный. Вот рекомендации – сдашь все анализы и тогда приезжай снова.

Андрей взял бумажки, пробежался взглядом: кровь, моча, кардиограмма, энцефалограмма, магнитно-резонансная томография… Муторно, дорого, но он не хотел жалеть денег на то, чтобы понять, почему он видит этих тварей. Потом предстояла встреча с экспертной комиссией, снова тесты, вопросы, беседа… Но именно этого Порохов и хотел. Он был готов отвечать на все вопросы почти честно, зная, что эти люди раскопают в нем самом даже то, что он хочет скрыть. Либо он болен…

Второй вариант Андрей не обдумывал. Что он будет делать, если эти твари окажутся реальными – он не знал.

Тепло попрощавшись с Мариной, Андрей вышел из клиники, сел в автомобиль, и, подумав, достал телефон. Набрал номер Виктора, дежурного хирурга. Пока ждал ответа, достал из бардачка упаковку влажных салфеток, протёр руки и, как только услышал заспанный голос в трубке, сказал:

– Спасибо, Витя.

– За что?

– За того, с грыжей. Что подхватил операцию.

Удивление в паузе Андрей почувствовал интуитивно. Почувствовал и замер, предчувствуя, что сейчас услышит то, что ему не понравится.

– У меня грыжи вчера не было. Андрей, ты, что ли? Шутишь, не дамся! Чай, не первое апреля!

– Не было? – Верить в это отчаянно не хотелось.

– Не было. Слушай, кончай мне мозги дурить, – Виктор зевнул. – Я знаю, что у тебя были вчера проблемы с этим проснувшимся, но не настолько же, чтобы ты меня теперь к нему приплетал.

– Извини, – не стал спорить Порохов, нажимая кнопку отбоя. Невидящим взглядом посмотрел на ворота клиники перед собой. Завёл двигатель.

Пожалуй, если даже Виктор его и разыгрывает, то запись о подмене должна была остаться в больнице. Стоит это проверить.

Глава 2

Июль

Листва шелестела от ветра, и этот звук успокаивал. Не очень удобная раскладная кровать, довольно мягкий матрас, простынь, а не одеяло – это вместо привычной широкой постели и ортопедического матраса. А ещё тумбочка у окна, шкаф, в который с трудом вмещается одежда трёх человек, письменный стол, заваленный бумагами, обрезками разноцветной ткани, сдувшимися или не надутыми ещё шариками, ручками, красками – и под всем этим нужным хламом валяется телефон. Наверное, опять разряженный.

За окном – деревья, чуть дальше – поляна, на которой так удобно утром разминаться, потом песок – чистый, золотой и очень горячий. И вода.

Чёрная ночью, кипящая волнами и пеной, и зеленовато-голубая, гладкая – днём.

Андрей потянулся, открыл глаза, несколько минут изучая голубое небо, что проглядывало сквозь кружево листьев и веток в окне, и улыбнулся.

Позади, там, где-то в родном большом городе осталась работа, там же забылись тесты – долгие, тщательные, не выявившие в нём отклонений от нормы – там осталась Дина, отказавшаяся проводить единственный отпуск в году так, как он хотел его провести. И ладно.

Когда Порохов понял, что он не сумасшедший, что странные сгустки слизи, которые видит только он – реальны, когда он убедился в том, что тот случай в операционной дал ему новый взгляд о мире, то он успокоился. Прекратил паниковать, крепко напился и с утра проснулся с удивительно ясной головой и пониманием: раз он нашёл что-то новое и не изученное, то это надо изучить.

Он извинился перед главврачом за своё странное поведение, почти месяц проводил начальные исследования в собственной больнице, прочитал десятки книг экстрасенсов и различных гуру, забраковал почти все, оставил самое важное, а потом объединил с тем, что видел сам. И вывел вполне стройную теорию о том, чем эти твари – про себя он их уже давно именовал «Слизнями» – являлись.

Эти твари были паразитами. Простейшими формами жизни, которые возникали из пустоты – или их появление не было заметно взгляду Андрея – и питались они страхом. Чем больше человек боялся, тем больше Порохов видел на нём Слизней. И когда они появлялись – жертва боялась гораздо больше. Некоторые люди могли убрать с себя паразитов, но стандартно Порохов встречал не более одного-двух «сгустков» на человеке.

Больше – на пожилых, больных или очень «забитых» жизнью. И почти не встречал на детях. Возможно, дети просто не умели так бояться, чтобы Слизни ими интересовались. Возможно, у детей был иммунитет. Возможно, была ещё какая-то причина, и пока Андрей её не знал… Однако, увидев в один из дней в середине июня полный «выводок» детей – загоревших, довольных, – высыпавших из автобуса с логотипом какого-то детского лагеря, хирург понял, что упустил из виду явно что-то очень важное. На этих детях, на всех и каждом сидело не меньше пяти слизней.

Поначалу Андрей даже подумал, что ему чудится, что он сейчас видит нечто совсем уже из ряда вон выходящее. Но проверяя Слизней на других – на себе Андрей их по-прежнему не видел, Слизни к нему не присасывались – он понял, что всё у него со зрением в порядке. А вот у детей со своими страхами – нет.

Вакансия врача в лагере оказалась закрыта, зато вожатым Андрея взяли, хоть и не сразу. Пришлось постараться, но он сумел (в том числе благодаря некоторым связям), доказать пожилой кадровичке, что сумеет справиться с педагогическими задачами. И, подписав нужные бумаги, выбив отпуск на три недели, собрав сумку, Порохов сел вместе с ватагой чистой, не испорченной Слизнями ребятни, на автобус и ровно первого июля отбыл в лагерь на море.

Чтобы там отыскать ответы на свои вопросы.

Завтрак начинался в девять, и к этому моменту Андрей с напарницей умудрялись собрать всех «своих» детей перед входом в столовую, построить, пересчитать, проверить вымыты ли у них руки, и отправить мыть руки тех, кто этого не сделал.

У Порохова собственных детей не было, не было даже племянников, с которыми можно было бы получать опыт, но он интуитивно чувствовал, что и как надо сказать этой ораве десятилетних мальчишек и девчонок, чтобы они начали слушаться. Не за страх слушаться, а за интерес.

Первые дни Андрей привыкал к распорядку дня, к обязанностям, к свежему воздуху и жаркой погоде. Потом втянулся, без проблем поднимался в шесть утра, ложился после полуночной планёрки и обхода домиков, засыпал мгновенно, чтобы на следующий день круг повторился. Это было очень размеренное существование, несмотря на то что в первую субботу Андрею пришлось накладывать шину на сломанную ногу: мальчишка из старшего отряда забрался на крышу и не удержался там, а во вторник – два аккуратных шва после знакомства девочки с забредшим на территорию бродячим котом.

После таких подвигов о нем уже весь лагерь знал и бегал с разными вопросами куда чаще, чем в медпункт к пожилой ворчливой Наталье Михайловне. Андрей качал головой, отправлял часть страждущих в белый дом с красным крестом, а некоторым помогал сам, потому что самым распространённым диагнозом было «воспаление хитрости» перед обязательной вечерней пробежкой – направленность лагеря на здоровый образ жизни давала о себе знать.

И за этой рутиной, которая на самом деле пестрела новыми впечатлениями, детским смехом, постоянными событиями и подготовками к ним, Андрей никак не мог поймать момент, когда некоторые дети оказывались во власти Слизней. Дети были всё время разные, разного возраста, из разных отрядов и, видя их, Порохов раздумывал – как бы узнать, что произошло накануне, и не мог придумать никакого правильного вопроса. Видя Слизней, изучая их и страх, который их притягивал, Андрей постепенно сам научился понимать его градации и оттенки. И тут не было ничего такого, что могло бы позволить спросить: «Ты боишься?». Не было ни малейшего намёка на событие или осознанный яркий страх. Он был подсознательный, но он был, и именно этот страх оказался не по зубам Порохову. Что его породило? Что же такое пугало детей, но так, что они и сами не понимали, насколько боятся?

Андрей сидел за завтраком, посматривал на календарь, висевший на дальней стене столовой, на котором кто-то из персонала зачёркивал прошедшие дни, и думал о том, что половина смены прошла, а он так и не приблизился к разгадке.

– Андрей, а что это?

Порохов развернулся к девочке. Его несколько коробило непривычное «Андрей», вместо имени-отчества, но он уже почти привык. В этом лагере вожатых называли только по имени – детям так было проще раскрепоститься, – и мужчине пришлось смириться с правилами игры.

Невысокая даже для своего возраста, Алина протягивала в ладошках Андрею нечто непонятное, но на первый взгляд напоминающее то ли голыш довольно крупный, но… мятый? То ли яйцо странной, продолговатой формы. Через несколько мгновений Андрей понял: действительно яйцо, но, судя по форме – рептилии. Он аккуратно взял «а что это» в руки, повертел, понял, что скорее всего, оно целое и сказал:

– Это яйцо.

– Чайки? – Алина серьёзно посмотрела на Порохова, и тот покачал головой:

– Скорее всего, змеи или ящерицы.

– А, может, дракона? Маленького!

– Может быть. Но скорее всего, змеи. Хотя я, если честно, не очень хорошо разбираюсь в рептилиях.

Алина задумалась, потом вздохнула:

– Мне не разрешат его оставить? Я бы за ним ухаживала.

– А где ты его нашла?

– Вон там, у забора! Ну… Там есть небольшая дырка в стене, а потом под корнями увидела – что-то вот светлое. И нашла!

– Придётся вернуть и не ходить туда больше. Вдруг там змея ядовитая оставила яйца? И она тебя укусит.

– И я умру? – судя по восторженному тону, опасные игры Алине нравились.

– Нет. Но будет очень и очень больно.

– Больно не интересно, – девочка поковыряла носком босоножки траву у края дорожки и вздохнула. – Хорошо, я не буду туда ходить. А ты мне сказку расскажешь?

– Сказку? – Андрей удивлённо посмотрел на юную собеседницу. – Мне казалось, что ты уже… несколько взрослая для сказки. Несколько дней назад ты именно так и ответила, когда я раздавал книги для чтения.

– Для тех сказок – да. Но говорят, что в отряде «Светлячок» вожатый рассказывает классные сказки, но не всем, а только тем, кто хорошо себя ведёт. Но я-то в твоём отряде, и даже если буду себя хорошо вести – сказку не услышу. Но, может, ты можешь рассказать?

Андрей, подумав, пошёл в ту сторону, где юркая Алина нашла дыру в заборе, по пути раздумывая над ответом. И над тем, что часть детей из «Светлячка» действительно была буквально окутана Слизнями…

– Я не умею рассказывать сказки, Алина. Но я могу поговорить с Мишей, и он тебя возьмёт на рассказывание сказок. Хочешь?

– Правда?

– Правда. Если ты мне пообещаешь больше и близко не подходить к этой дырке в заборе и не брать змеиных яиц.

– Обещаю!

– Тогда поговорю.

Андрею пришлось встать на колени, чтобы пролезть в дыру между двух металлических столбов, из которых состоял забор. Столбы явно были тщательно расшатаны, чтобы их развести в стороны кто-то приложил массу усилий, и мужчине это не понравилось. Надо было сообщить в дирекцию лагеря, но это всё потом…

Он скользнул за ограждение, там быстро нашёл дерево – самое близкое, с явно заметным расширенным детскими руками провалом меж корней. Пошумев, пошуршав по траве рядом с лазом, Андрей присмотрелся и увидел в уютной норе припорошенные землёй другие такие же «голыши». Выдохнул – змей он опасался – и аккуратно опустил яйцо к остальным. Быстро вынул руку и встал:

– Теперь пойдём, поговорим с Мишей. Только сначала надо руки помыть…

Глядя на весело скачущую впереди девочку, без единого Слизня, которая пока ничего настолько не боялась, чтобы привлечь этих уродливых тварей, Андрей размышлял. Не могут ли сказки влиять на детей настолько, чтобы страх проникал в их подсознание и уже так кормил Слизней? И почему тогда Слизни то появляются, то исчезают с одних и тех же детей?

С этим была связана загадка, и Андрей чувствовал, что нащупал след. Ему не было стыдно ставить эксперимент на ребёнке – он давно научился сбивать и уничтожать Слизней. Это требовало сил, это было, по сути, бесполезно, потому что твари появлялись обратно с пугающей быстротой, но Андрей твёрдо знал: если на Алине появятся Слизни, то он их с неё уберёт. Компенсирует причинённый вред.

Руки он мыл машинально и так как привык за годы учёбы и практики – до локтей, тщательно, и потому не сразу понял, почему стихло щебетание Алины, что обычно говорила не переставая. Он остановился, осознав, что в лагере обычно, как все, просто споласкивал кисти, и посмотрел на девочку, а та вздрогнула, отвела взгляд.

– Ты… Вы странно мыли руки. Почему так сильно? Вам не нравятся змеи?

– Нет, просто я врач. Я так привык, – Андрей стряхнул воду и улыбнулся Алине, а она только серьёзно кивнула:

– Я тоже хотела стать врачом.

– И почему передумала?

– Врачи не могут никого спасти.

Порохов выгнул бровь, собрался уточнить, что девочка имеет в виду, но она внезапно схватила его за руку:

– Вон! Миша! Пойдём говорить?

Андрей вздохнул. Ощущение, что он только что упустил нечто важное, прочно поселилось в его мыслях. Но Алина уже сама умчалась вперёд, и вернуть разговор к вопросу врачей и спасения было невозможно.

Следующий день был такой же, как и предыдущие. Ранний подъём, скорый перекус – вожатым предстояло сначала обойти домики, проверить детей, потом собрать всех на зарядку… В общем, настоящий завтрак наступал обычно часа через полтора после пробуждения, и потому Андрей, тщательно следивший за своим питанием, предпочитал выпивать йогурт или перехватывать пару бананов с утра.

Затем различные культурные мероприятия, в обязательном порядке включающие в себя разнимание спорщиков, ответы на три сотни вопросов, осмотр желающих проверить помнит ли вожатый на какую ногу «больной» хромал вчера, посещение секций, репетиции выступлений – в лагере был принцип: «ни дня без события» – и многое другое. Потом купание, душ, обед, тихий час – в самое жаркое время и уже после полдника ещё одно купание, если позволяла погода, и концерты, конкурсы, спектакли… Скучать не приходилось, но Порохов то и дело ловил себя на мысли, что ждёт вечера. Ждёт времени, когда Алина пойдёт слушать сказку и, главное, ждёт возвращения девочки с «посиделок» Миши. Ему не терпелось убедиться в собственной теории или опровергнуть её. Он подумывал и сам присоединиться, посмотреть своими глазами, что же происходит с детьми, почему их начинают видеть Слизни, какой страх они раскапывают в юных человеках. Он был уверен, что идёт по правильной дороге, что сюда его вела сама судьба, чтобы помочь разобраться в том, что он начал видеть. Оставалось понять – почему судьба выбрала его.

Избранным Андрей себя не считал, но и не спорил с очевидным: в чём-то он был особенный. В чём он особенный, и насколько эта особенность была действительно полезной, Порохову ещё предстояло выяснить. И вот вокруг этого – вопросов, ответов, вопросов без ответов и ответов на незаданные вопросы – состоял весь сегодняшний день хирурга.

Только вечером, после ужина, отправив Алину с Мишей, мужчина чуть выдохнул, минут пять посидел на поваленном дереве около пляжа, послушал волны, пока его напарница – бойкая полноватая Леночка – собирала ораву детей.

Море его успокаивало. Море, даже такое – рокочущее волнами под низким небом, тяжёлое, пенное, чёрное – было его равновесием. Андрей даже не подозревал об этом, пока не приехал сюда, зато теперь понял и приходил к морю тогда, когда мыслям требовалось проясниться, а чувствам – улечься.

По песку юрко скользнула некрупная змея, и Андрею показалось, что именно она оставила под корнями ту кладку. Но проверять не хотелось – да и как бы он проверил?

– Привет.

Голос справа, раздавшийся, казалось, из ниоткуда, заставил Порохова вздрогнуть. Рядом на дерево присела Настя. Анастасия Федотовна, старшая вожатая, потому обзавёдшаяся отчеством в придачу к имени.

– Привет.

Настя некоторое время молча сидела рядом. Потом коснулась ладонью ладони Андрея. Мужчина косо глянул на девушку, но та не смотрела на него – изучала скользящий на пределе видимости парусник.

– Мне сказали, что ты хотел устроиться сюда врачом.

– Было дело.

– Зачем?

Пальцы Насти были тёплые, сухие, гладкие – она явно не пренебрегала косметикой. Андрей, подумав, легко сжал их и чуть улыбнулся:

– На море захотелось.

– Поехал бы как все – в отпуск. В отель. С девушкой.

– Как все – не хотел. Я никогда раньше не был в детских лагерях. Захотелось посмотреть, как это. Но… смог не как ребёнок. Я же врач – вот и хотел врачом.

– А место занято.

По предплечью Насти двигался Слизень. Скользил вниз, к сплетению их пальцев, присасываясь к явно заметной сейчас линии страха у девушки.

«Чего она боится? Меня?»

Слизень раздражал Андрея, но он не мешал ему. Ему было интересно – что будет, когда тварь доползёт до их пальцев? А ещё он внезапно попробовал понять: почему она к нему подошла? Понравился?

Возможно.

Захотелось увидеть себя чужими глазами, и Андрей даже чуть нахмурился, пытаясь вообразить не отражение в зеркале, а скорее вспомнить фотографию: тёмные короткие волосы, зелёно-карие глаза (иногда Дина говорила, что они – ореховые, а иногда, что похожи цветом на болото), достаточно правильные черты лица, и Порохову даже хотелось верить, что мужественные и волевые, но скорее – обычные. Не писаный красавец, но далеко не урод. Всегда гладко выбритый, с неплохой фигурой – Андрей старался следить за собой… Девушки на него заглядывались не все, но все ему и не были нужны. Теперь вот Настя?

– Да, место врача оказалось занято. Я решил поехать вожатым.

– И как девушка отнеслась?

– Мы поругались.

– Расстались?

Слизень спустился к запястью Насти, совсем низко, протянул тонкое щупальце к пальцу Андрея и тут же сморщился, отдёрнулся, перётек обратно на плечо девушки. Андрей резко, на короткое мгновение оскалился, и Слизень сжался в точку, исчезая. Других на Насте не было.

– Нет.

– Жаль, – неожиданно тепло улыбнулась ему Настя и соскочила с дерева. – Там сейчас начнётся дискотека.

– Да, за детьми надо присмотреть.

Андрей тоже встал. Он сейчас отчётливо понял: да, он нравится Насте. Он мог бы закрутить с ней «отпускной» роман, скорее всего, до отъезда, но его путь теперь – не с теми, кто не умеет видеть Слизней. Он никогда не сможет никому из них объяснить, что видит больше, и увиденное заставляет его… сражаться?

Андрею самому на мгновение стало страшно.

Порохов прождал девочку почти полтора часа. Он примерно знал, где Миша собирает ребят, но не хотел появляться там раньше времени. И вообще мешать. Потому прошёлся по лагерю, посмотрел, не появилось ли на ком-то Слизней, всё ли в порядке у детей после дискотеки. До отбоя как раз оставалось ещё полчаса: время почистить зубы, переодеться, поболтать.

Андрей остановился у крайнего корпуса, за которым начинался редкий лес, всмотрелся в темноту. Там, мелькая среди листьев, изредка пробивался свет костра. И оттуда должны будут скоро идти дети с Мишей. Порохов, подумав, достал из кармана пакет с орешками, сел на ступеньки (они вели на склад, и в десять часов вечера вряд ли кому-то понадобился бы этот проход) и стал ждать.

Ветер тихо шелестел листвой над головой мужчины. Где-то над ухом звенел комар, но почему-то не торопился садиться. Порохов неожиданно для себя осознал, что с тех пор, как он видит Слизней, его ни разу не тронули насекомые. Возможно ли, что они чувствуют его силу? Его новые способности? Или он их отгоняет машинально, как Слизней?

На дорожке показался небольшой отряд детей во главе с Мишей. Андрей моргнул и увидел, что Слизни есть на всех детях. По двое, по трое, и больше всего их на самом Мише, который держал за руку одну из девочек, глаза которой все ещё подозрительно блестели.

Андрей резко встал, подходя к детям ближе. Прищурился, изучая обстановку и понял, что едва не задыхается от ярости. Он вцепился рукой в ветку ближайшего дерева, сжал, чувствуя, как обдирает кожу о жёсткую кору, и снова всё вокруг заполнил свет, мощной волной окутывая детей и Мишу. И покатился дальше по лагерю, сжигая всех Слизней на своём пути. Отряд дружно, словно очнувшись от сна, вздрогнул, Алина тут же подбежала к Андрею:

– Спасибо! Сказка была классная!

Порохов кивнул, почувствовал, как в глазах снова темнеет, сжал руку сильнее – теперь, чтобы не упасть. Пошатнулся, но тут же выпрямился. Ужасное состояние, накатив, стремительно уходило, оставляя после себя ясную голову и совершенно чёткое понимание того, что он сделает завтра.

Мужчина отцепился от дерева, взял Алину за руку, кивнул Мише и молча, не говоря ни слова, повёл девочку в её домик. Только уже у дверей, он спросил:

– Понравилось?

– Да!

Ей явно хотелось рассказать больше, но что-то сдерживало. То ли то, что Андрей не спросил… То ли что-то ещё.

– Сказки были страшные?

– Ну… – она заметно смутилась, – не совсем. То есть, там были злые волшебники, но их победили. Что в этом страшного?

– А Миша сам их придумывает?

– Ну… – Алина улыбнулась, – не знаю. Я пойду, можно?

– Да… Хороших снов, – Андрей отпустил её руку и отошёл на дорожку. И тут же взгляд Порохова похолодел. Кто бы это ни был – он должен ответить за то, что делает с детьми.

С самого утра зарядил противный мелкий дождь. Дети подоставали зонтики и дождевики, вожатые, в основном, щеголяли фирменными ветровками, и Порохов, следя за тем, чтобы его подопечные не пытались куда-то сбежать из павильона, где им надлежало учить песни для очередного выступления – а что ещё делать по такой погоде? – мрачно поглядывал в сторону мокнущего леса и понимал, что без костра не будет тех самых совсем нестрашных сказок.

После обеда, когда меж облаков скользнул робкий луч солнца, Порохов проверил, все ли дети подготовились к «тихому часу» и, предупредив Леночку, пошёл в корпус «Светлячков», ища там Мишу. Нашёл, подождал, пока тот освободится и поинтересовался:

– Сегодня будет костёр?

– Хочешь тоже прийти?

После встречи на дорожке Миша странно поглядывал на Андрея, но не говорил ничего. И не спрашивал. Порохов тоже не торопился откровенничать.

– Нет, Алине понравилось, просилась ещё раз отпустить.

– А, – показалось, или Миша заметно выдохнул? – Пусть приходит. «Гисметео» обещает после обеда ясное солнышко, так что лес просохнет.

– Договорились.

Не показалось. Андрей кожей чувствовал облегчение Миши от того, что его, Порохова, не будет на встрече сказочника с аудиторией. И снова он промолчал.

Вечер приближался стремительно. Действительно, уже к полднику даже лужи подсохли, и обрадовавший Алину Порохов чувствовал едва заметное возбуждение. Он сам не понял, как отсидел и конкурс красоты на «мисс и мистер второй смены», и успел поужинать. Он всё делал машинально, не задумываясь, и как только начало темнеть, поймал себя на мысли, что страха нет. Он не до конца понимал, что будет делать, что может там увидеть, но уже заранее принял любые последствия. Смирился с ними, и потому страха не было. Разумное опасение, что он может не справиться с тем, что заставляет детей бояться, присутствовало и не позволяло рвануть сразу вслед за Алиной в сторону «костра». Но и только.

Через лес, не по тропинке, а так, чтобы его нельзя было сразу заметить, Андрей шёл медленно и осторожно. Подсвечивать дорогу фонариком не рискнул, чтобы не привлекать внимания. Несколько раз споткнулся, но только в самом начале пути, а потом понял, что в лесу внезапно стало светлее. Не прибавилось цвета, как бывает при нормальном освещении, а просто он начал видеть всё, что его окружало.

К поляне, на которой горел костёр, и вокруг которого на гладких брёвнах, сложенных по периметру, близ огня сидели дети, Порохов пришёл через десять минут, после того как отправил Алину. Замер в тени. Застыл, словно его заморозило. И смотрел, стараясь не выругаться от омерзения.

На поляне было пятнадцать детей. И двое взрослых. Рядом с Мишей сидел ещё один человек – охранник лагеря, Андрей его раньше видел – и охранник говорил. А остальные слушали.

Охранник был человеком. И не был им одновременно. На нём, сросшись с ним, сидела огромная, похожая на дикую помесь спрута и паука тварь, и её щупальца тянулись ко всем детям, впиваясь в их головы, питаясь страхом. И привлекая Слизней. Андрей впервые видел ЭТО. Но понимал, что тварь не делает ничего хорошего. И если Слизни только питались страхом, то ЭТО его создавало, порождало, вынуждало детей бояться, калечило их и жрало их эмоции и чувства. Жирело прямо на глазах и становилось уродливее, меняя цвет с темно-синего на ярко-малиновый.

Порохов сглотнул. Оперся спиной о шершавый ствол дерева, раздумывая, хватит ли у него сил уничтожить это отродье. И только тогда осознал, что несколько Слизней у детей выглядят как маленькая копия большой. Не просто сгусток омерзительной слизи, а нечто с щупальцами и членистыми лапками. Они пока были крохотные, весёлого зелёного цвета, но уже сидели на плечах и тянули лапы к головам детей.

Больше Андрей не медлил и не думал. Он просто понял, что он снова в операционной, что он хирург, и он выполнит свою сто двадцать вторую операцию. Отсечёт лишнее, удалит злокачественную опухоль, и всё будет хорошо.

Хирург шагнул вперёд, хищно улыбнулся – раньше он не думал, что может так себя чувствовать – и увидел, как свет заполняет его руки. И от рук стремится дальше, прицельно – по большой твари.

Рассказчик замер, поднял голову, посмотрев в сторону Андрея, и Порохов ощутил его ответный удар. Тёмное щупальце дотянулось до рук, оплело пальцы, перекрывая доступ свету, ударив болью по нервам. Андрей стиснул зубы, не издав ни звука, продолжил бить того. Он копил силы весь день, он понимал, что борьба не будет простой, он осознавал, как тяжело ему придётся, и потому сейчас не готов был уступить.

И не хотел уступать.

И не мог.

Если он дрогнет – его убьют.

Осознание пришло так чётко, что Порохов резко дёрнул рукой, освобождаясь от хватки щупальца. Ударил ещё раз. Больно, сильно, очень жёстко и услышал – не ушами, разумом – визг уничтожаемой твари. Увидел, что лучи света разрезают её на несколько частей, рвут на куски, сбивая с человека.

Слизней и мелких таких же уродцев уже не было вокруг, их просто смело силой удара, разметало в стороны. А Порохов продолжал бить тварь, словно скальпелем отсекая от той щупальца и лапы, которые тут же таяли, исчезали в темноте, растворяясь, словно их и не было.

Он победил.

Понял не сразу – привычно накатили темнота и слабость, но, когда он снова смог видеть и слышать, то на поляне уже никто не сидел. Охранник ничком лежал у бревна, дети окружили его и Мишу, который пытался хоть как-то спасти человека, а Порохов видел: спасать некого. Охранник был мёртв.

Андрей, медленно съехавший по стволу дерева на влажную землю, смотрел на суету вокруг человека, чья ручная тварь питалась детским страхом. И не чувствовал себя убийцей.

– Прекрасная работа.

Голос откуда-то сверху и справа, спокойный, приятный, заставил Андрея подскочить на месте и оглядеться. Из ниоткуда пришёл страх – страх наказания. Даже если он прав – он убил человека.

– Не стоит волноваться. Я не из полиции.

Зрение, которое при взгляде на костёр стало снова обычным, вывернулось, и в темноте, среди стволов, Андрей увидел фигуру мужчины. Тот был сам весь в чёрном, и только белеющее лицо с тёмными очками позволило Порохову различить его. Зачем ночью тёмные очки? Как он в них вообще что-то видит?

– Кто вы?

– Я пришёл за тобой, Зрячий. Мы позже поговорим, потому что в ближайший час ты будешь занят. За тобой уже убежали – ты же врач.

Порохов, постепенно приводя дыхание в порядок, медленно спросил:

– Что это было? Что со мной происходит?

– Я отвечу кратко. Ты обладаешь способностью видеть Сущности. Сущности – это паразиты, которые всегда живут рядом с людьми. Иногда они становятся симбионтами, и одного из таких ты только что уничтожил. Мы называем их Упырями. Твоя сила довольно велика, удивительно, что она проснулась в тебе так поздно… Но теперь ты – Зрячий. Подобных тебе не очень много, примерно одна десятитысячная процента от всего населения планеты. Поэтому у нас масса работы.

Андрей нервно потёр переносицу:

– Но я…

– Потом. Тебя ищут. Иди обратно. Скажи, что был на пляже… Тебя ждёт осмотр тела, возможно, беседа с полицией – ничего страшного – и после встретимся.

Андрей оглянулся на костёр – там все ещё пытались привести охранника в чувство, и снова посмотрел на человека в чёрном. Точнее на то место, где он стоял.

Выдохнул, коротко и ёмко выругался и помчался в лагерь. Тихо, но быстро.

И не видел, как мужчина в чёрном выскользнул из тени около самой поляны, безучастно посмотрел на суету людей и достал телефон, оставаясь для остальных невидимым и неслышимым. Что-то в нём набрал. Убрал в карман, оглядел поляну, приметив несколько склизких сгустков, что подбирались уже к испуганным не на шутку детям, и коротко приказал:

– Брысь.

Дополнив слова волной силы.

Глава 3

Июль – Август

Ночной разговор в лагере поставил тогда всё с ног на голову. Впрочем, на самом деле наоборот – вернул самого Андрея на твёрдую поверхность. С полицией говорить ему не пришлось – почти сразу же его отправили следить за детьми, примчалась «Скорая», потом закрутилось, и ближе к двум часам ночи чёрный человек снова нашёл Порохова и рассказал, что происходит.

Да, Андрей был особенным – он мог видеть, как страхами людей питались неведомые твари. Он был ещё более особенным, потому что мог не только видеть, но и уничтожать Сущности. Его способности – врождённые, но у каждого они проявляются по-разному. Все Зрячие умеют видеть тварей, некоторые умеют предсказывать будущее, некоторые – читать мысли, иные – левитировать или сражаться, лучше, чем другие. Многие просто продолжают жить: изредка чистят родных и близких от Прилипал, обходят стороной Упырей и сообщают об увиденных Маньяках – если доведётся встретить. И лишь совсем немногие готовы отказаться от нормальной жизни и заняться охраной остальных. Те немногие, которым есть что противопоставить Сущностям – силу, умение и способность нанести удар, который уничтожит противника. Не оставит от него и следа.

Порохов выслушал, сухо кивнул и ушёл спать.

Утром, поднимаясь по будильнику, машинально умываясь и бреясь, Андрей не сразу вспомнил о том, что произошло накануне. Счёл сном.

И лишь притихшие вожатые, напряжённая, сжимающая в тонкую линию губы Настя, отсутствующий Миша – дали понять. Не приснилось. Было на самом деле.

Вчера он убил человека.

– В лагере ты уничтожил Сущность второй категории. Для удобства каждая категория имеет прозвище. Вторая – это Упырь. Они появляются, если человек неосознанно переправляет Прилипал на окружающих и кормит их эмоциями и страхами. Таких людей чувствуют даже не Зрячие, в быту зовут «энергетическими вампирами». Зрячие зовут таких людей Страшилами, потому что они умеют создать обстановку, в которой Сущности комфортно получать чужие страхи. Прилипала, получающий силу не от того человека, на котором сам сидит, начинает перерождаться, постепенно изменяется, становится сильнее, и это уже не паразит, а симбионт. Человек его не видит, но Упырь делится со Страшилой частью энергии, и тому становится хорошо. Связь возникает быстро, но дальше всё зависит от способностей человека. Многие остаются на примитивном уровне, и уничтожение Упыря просто временно ослабляет человека…

Слушать такое на собственной кухне, куда он после возвращения из лагеря пригласил мужчину с поляны, было странно.

Точнее как, мужчина позвонил, сказал, что надо поговорить, и он сейчас заедет в гости. Но Андрею было удобнее думать, что он сам пригласил Чёрного.

– А если не остаются на примитивном уровне? – удивительно, но голос не дрожал. И пальцы тоже. Андрей поглядывал на того, кто представился коротко: «Чёрный», и ловил себя на мысли, что относится к происходящему как к новой ступени обучения. Словно вернулся в институт, и теперь введён новый предмет: «Сущности». И, наверное, в конце семестра будет экзамен.

– Если Упырь силён, и их связь со Страшилой осознанна, то смерть Сущности приводит…

– К смерти человека, – медленно сказал Порохов. – Диагноз: обширный геморрагический инсульт. Получается, что я его убил.

Сказать вслух – значит, признать. Примириться.

– Да, – кивнул Чёрный. – Убил.

– Знаю. Но эта тварь… пугала детей.

– Ты правильно сделал.

– Он второго уровня был. А дальше? Есть хуже, чем он?

– Есть. Есть ещё третья, четвёртая и пятая категории. Пятую давно не видели, лет шестьдесят. Уничтожить трудно, распознать – ещё труднее. Наша задача в основном не допускать третьей и четвёртой. А это Маньяки и Палачи.

– Расскажете подробнее?

– Лучше почитаешь в учебнике.

Андрей не сдержался, выгнул бровь:

– А что, есть ещё и учебники?

– Есть библиотека. Там много историй, много описано ритуалов, методик. Есть и книги по Сущностям. Доступ есть у Зрячих. Правда, обычно им это не нужно: чаще всего они предпочитают остаться в стороне. Если хочешь изучить всё – придётся ещё и помогать.

Андрей замолчал. И молчал некоторое время, обдумывая сказанное. И в нём удивительно боролись чувство долга (по отношению к кому? Кому ты что-то должен?) и желание уйти, забыть, со временем даже убедить себя, что Слизни (Прилипалы?) не более чем паразиты, вроде тараканов. Но победила, как ни странно, давно привычная, яркая и очень жёсткая жажда знаний. Учиться Андрей обожал. Потому, наверное, и стал лучшим на потоке, потому и в больнице его выделяют… И сейчас пройти мимо нового, ранее неизвестного знания, Андрей не мог. Не хотел.

Надо ради него сразиться с тварями, которые влияют на людей? Замечательно!

Андрей кивнул:

– Да, я готов.

– Сломаешься ведь, – неожиданно хищно улыбнулся тот.

– Не сломаюсь, – не ему, скорее себе ответил Андрей, посмотрел в опустевшую чашку и повторил, – не сломаюсь. В конце концов, у каждого врача есть персональное кладбище. И я буду рад заполнять их Сущностями, а не пациентами.

Чёрный встал и отошёл к кухонному столу.

– Ещё чаю?

Библиотека поразила Порохова не только своими размерами, но и иррациональным ощущением, которое окутало его, едва он оказался за высокой тяжёлой дверью.

В библиотеке не было отдельных помещений, всё располагалось в одном зале. Стеллажи с книгами – высоченные, с лестницами, уходящие до самого потолка. Недалеко от входа что-то вроде небольшого – на десяток одноместных столов – читального зала. И перед читальным залом стойка администратора.

Чёрный первым подошёл к длинной, причудливо изогнутой стойке и коротко сказал:

– У нас новый Зрячий.

Администратор поднял лысую голову, и Андрей обомлел.

На него смотрело лицо, которое он скорее принял бы за маску: совершенно белое, гладкое, как у фарфоровой куклы, с тонкой полоской губ, лишённое носа и с тремя парами глаз – одни над другими.

И потом уже Порохов понял, что у существа за стойкой членистые руки, покрытые белым хитином с узкими трёхпалыми ладонями, членистые ноги – их было две, но устроены странно, и хирург даже не сразу понял, что там не так, и стройное худощавое тело, затянутое полностью в чёрный гладкий костюм.

Андрей сглотнул и отвернулся в сторону, рассматривая стеллажи с книгами.

– Первый раз? – голос у существа был чистый, звучный, красивый и с очень-очень правильным выговором.

– Да, – отмер Порохов и подошёл ближе. Существо кивнуло (интересно, а какого оно пола-то?) и плавно положило перед Андреем лист бумаги:

– Напишите здесь своё имя.

– Полностью?

– Как ты желаешь, чтобы тебя называли, – подсказал Чёрный.

– Эм… Я не думал, – Порохов взял странное, словно из кости сделанное стило с тонким кончиком, и коснулся бумаги. Стило оставило точку: чуть мерцающую синим. Андрей помедлил ещё мгновение и написал прозвище, на которое ему действительно хотелось откликаться.

Правда, пока никто ещё так его не называл.

Чёрный едва заметно хмыкнул, а библиотекарь (администратор?) невозмутимо забрал бумагу, и указал другой рукой в зал:

– Проходите.

Наклонил голову немного вбок, рассматривая подпись Порохова, и под его взглядом она таяла, исчезала, словно впитываясь в бумагу. А затем он щёлкнул пальцами, и лист вспыхнул сиреневым пламенем, сгорая дотла.

Чёрный подтолкнул Порохова в сторону стеллажей, и тот послушно прошёл вперёд, рассматривая корешки книг. «Основы воздействия на людей», «Беседы о тоннельниках», «Домовые: создание и развоплощение», «Жуки или не жуки? Исследование Марата У. Ди», «Расчёт боевых воздействий на Сущности третьей категории. Практическое пособие»… Часть названий была написана на незнакомых Порохову языках, причём – разных. Кое-где он увидел знакомую латиницу и, как ему показалось, ещё и китайские иероглифы.

– Он не человек! – не сдержался Андрей, когда был уверен, что они отошли достаточно далеко.

Чёрный кивнул. Потом внезапно усмехнулся:

– Все поначалу испытывают шок. Сущности – другое дело. Их остальные не видят, а тут кто-то живой и разумный. Но это в том числе проверка. Кто сбегает из библиотеки – тот не может туда вернуться. Считай, прошёл.

– Но кто он? И много ещё таких?

– Инсектоид, жук, если по-простому. Их не очень много – около семи тысяч. Живут обычно обособленно и в одном небольшом городе в районе Южной Америки. В горах: там можно вполне себе незаметно существовать. Некоторых можно найти в разных крупных городах: они хранят знания, продают различные древности, иногда могут рассказать что-то интересное. Этот – библиотекарь. По слухам, он служит в библиотеке уже больше шести тысяч лет, хотя они как раз не говорят, сколько живут, а проверить, как ты понимаешь, невозможно.

– У них есть имена?

– Есть. Но они их не говорят не своим. Обычно к ним обращаются просто О-Рао. Что-то вроде «жук из хорошего рода», общее такое… название. Опасны, очень хорошие бойцы, к Сущностям равнодушны, как и Сущности к ним.

Порохов покачал головой:

– Я… Я не знаю, как на это реагировать. В жизни не думал, что кроме людей есть ещё кто-то…

– Например, ещё есть тоннельники: они вообще создания из камня. Силициды, так сказать. Но их понять даже не пытайся – их разум чужд человеческому, как и культура.

Они остановились у одного из дальних стеллажей, Чёрный протянул руку вверх… И ему на ладонь легла увесистая книга в матово-синей обложке. Мужчина аккуратно передал её Порохову:

– Читать только в библиотеке. Приходить можешь в любое время, кроме нескольких часов: с полуночи до трёх утра. Жук тут не постоянно, если его нет – не удивляйся, он иногда уходит по своим делам. Читать можно всё, ограничений нет: тут все взрослые люди… И не люди тоже. Мешать друг другу не принято. Книги не портить. Переписывать можно, фотографировать… Ну, можешь попробовать. Расскажешь потом, как у тебя получилось, – хмыкнул Чёрный. – Есть и пить тут нельзя. Внизу, как ты видел, есть кафе…

– А что с фото не так?

– Увидишь. Итак, с этой книги начнёшь – это основы. Дальше можешь упирать на этот стеллаж: это стартовая локация, так сказать. Обучение.

Порохов кивнул:

– Хорошо… Но… – он покосился на ровные ряды книг, – почему она сама к вам спустилась?

– Телекинез. Об этом тоже прочтёшь. Пользоваться сможешь или нет – время покажет.

Чёрный отправился в сторону выхода, а Порохов очень внимательно посмотрел на обложку…

«Сущности. Всё, что известно»

Дина сидела за столиком кафе, рассеянно помешивая кофе в чашке длинной ложкой, и поглядывала в телефон. Андрей с жадностью разделывался со второй порцией жаркого и запивал молочным коктейлем.

Голод был дикий. Он вышел из библиотеки час назад, сразу набрал Дину, предложив поужинать вместе, и был очень рад, когда она согласилась.

Но разговор не шёл. Порой им действительно было рядом хорошо и молчать, и смотреть друг на друга. Или что-то читать, и тогда тишина была приятна и словно грела обоих. Сейчас между ними откуда-то возникла стена отчуждения, которую Андрей видел почти как реальную.

Стеклянный барьер немного переливался бензиновыми разводами и был пока ещё довольно тонким. Таким, который можно разбить – но ни в коем случае не руками.

– И как на работе? – Андрей сделал ещё глоток коктейля, чуть прикрыв глаза от удовольствия.

В библиотеке он проводил последние недели, почти не отвлекаясь ни на что. В больнице выпала пауза – он сумел раскидать дежурства и операции, – и время на изучение новых реалий старого мира у него было. Не так, чтобы много, однако, достаточно, чтобы понять: изучать тут можно всё очень и очень долго. От количества знаний, заключённых в стенах небольшого на вид здания, перехватывало дух.

Есть Андрей не забывал, но что-то происходило с его телом, потому что голод одолевал внезапно, так, что Порохов съедал две-три порции чего-нибудь и останавливал себя только усилием воли. При этом – он словно чувствовал – ни единой калории не уходило мимо. Всё вбирал в себя организм, разгоняющий память, умения, возможность видеть то, что другим не ведомо.

Например – отчуждение.

– На работе? – Дина отозвалась, отвлеклась от экрана, и Андрей мысленно смахнул с её плеча мелкого Прилипалу. Тот отвалился с едва слышным писком, попытался вернуться и осыпался прахом. Тоже по желанию Андрея. – Да сложно всё. У нас опять пытаются провести реорганизацию. Вроде, даже толковую, но не вовремя совсем. А у тебя как?

– Пошёл на курсы повышения квалификации – некогда даже вот поесть, – рассмеялся Андрей, отставляя опустевшую тарелку. – Но интересно – безумно!

Дина чуть улыбнулась:

– Ты прямо весь горишь работой.

Стена мягко пошла трещинами, и Андрей довольно кивнул:

– Да, на самом деле я же люблю учиться, узнавать новое… В любом случае, скоро оно закончится, и я снова войду в график. А то мне на следующую неделю уже почти четырнадцать операций поставили, представляешь?

– Ты справишься, – Дина отпила из чашки кофе, мельком глянула на телефон и, парадоксально, стекло снова стало целым. Андрей чуть заметно нахмурился:

– Всё в порядке?

– Да, а что? – снова отвлеклась от гаджета Дина. – Что-то не так?

– Мне кажется, что ты несколько рассеяна. Может, на работе проблемы?

– Нет, нет… – девушка отложила телефон, и стекло стало толще на пару миллиметров. Порохов вздохнул, покосился на меню, но не стал ничего брать, лучше потом закажет что-то на дом.

– Поехали ко мне?

Дина подумала короткое мгновение, и Андрей видел, что она сомневается – почему? – и кивнула:

– Поехали! Только давай по пути заедем за вином и фруктами?

– Как скажешь, – Андрей достал карточку и протянул подошедшему официанту, прося рассчитать. Как бы так узнать, что происходит с Диной? На работе проблема?

– Вот, теперь и ты задумчивый, – внезапно рассмеялась она. – Не спи, замёрзнешь!

Порохов вздрогнул, отмахнулся, возвращаясь из своих мыслей и встал:

– Побыстрее поедем или как обычно?

– Побыстрее! Хочу скорости!

Порохов тепло улыбнулся ей, легко коснулся губ Дины своими, и приобнял за талию, ведя к машине.

Стена никуда не исчезла.

Требовательный звонок разорвал утреннюю тишину, и Андрей подскочил на постели. Дина пошевелилась, привстала, но увидев, что Андрей уже на ногах, снова закрыла глаза:

– Пожар у них там что ли?

На часах было шесть утра, и до звонка будильника оставалось часа полтора.

Порохов открыл двери и удивлённо выгнул бровь, пытаясь взглядом выразить удивление и… недовольство ранним визитом. Чёрный невозмутимо не обратил внимания на эмоции Андрея и приветственно кивнул:

– Мои извинения за внезапность и ранний подъём, но дело важное. У меня есть шанс показать тебе нечто совершенно необычное. Такого не было в последние несколько тысяч лет, но нужно торопиться.

Андрей открыл рот, хотел было что-то сказать, спросить, а потом мотнул головой:

– Я сейчас. Оденусь только, – кивнул за спину, – у меня Дина.

Чёрный понятливо даже не стал пытаться войти в квартиру:

– Жду внизу. У тебя пять минут. Я не шучу.

Порохов закрыл за ним двери, несколько секунд постоял, собираясь с мыслями, а потом кинулся одеваться. Заглянул в спальню, сослался на срочный вызов и быстро натянул джинсы и футболку. Благо, лето не подразумевало очень долгих сборов. Ещё минута (вместо привычных трёх) ушла на чистку зубов и прочее приведение себя в порядок. Щетина на щеках Андрею не понравилась, но бриться было некогда.

Десять секунд, чтобы взять из холодильника йогурт, ещё десять, чтобы обуться и проверить телефон-кошелёк-права-ключи, и ровно через пять минут от закрытия двери перед Чёрным Андрей оказался внизу.

Чёрный стоял около машины Порохова, дождался разблокировки дверей и посмотрел на Андрея:

– Я поведу, иначе будем долго ехать.

Андрей помедлил буквально несколько секунд, а затем перекинул мужчине ключи и сел в машину. Когда Чёрный занял своё место, Андрей отстранённо подумал, что тот, видимо, всячески соответствует имени, которым представился: одежда исключительно тёмных тонов, короткая стрижка, чёрные волосы, чёрные очки, которые тот при Порохове ни разу не снимал. Есть ли там вообще глаза?

– Куда едем?

– Сейчас увидишь.

Машина завелась, выехала со двора, вклиниваясь в утренний поток других автомобилей и, проехав буквально пару километров, свернула в переулок, в какую-то подворотню, проваливаясь под землю.

Андрей даже не успел ничего сказать, только уже когда они оказались в странном тоннеле, выдохнул:

– Как?!

– Учёные назвали бы это телепортацией.

Андрей огляделся, пока его «Форд», фарами рассекая темноту впереди, мчался по подземному тоннелю.

– Где мы?

– Под землёй, – усмехнулся Чёрный и уже серьёзно продолжил, – недалеко от центра города, один из проходов, которых давно по документам не существует. У нас мало времени – я всё объясню потом.

– Я бы сказал: проездов…

– Проездов, – не стал спорить Чёрный, останавливая машину у развилки тоннеля. Вышел, кивнул Андрею, и тот тоже покинул «Форд». Ключи Чёрный не вернул, но нажал на кнопку брелока, и Порохов услышал привычное подтверждение того, что сигнализация активизировалась.

– Неужели могут отсюда угнать?

– Привычка.

Под ногами было влажно, иногда виднелись тонкие ручейки воды – чистой, немного зеленоватой в свете фонарика от мобильника. Андрей шёл за Чёрным, который не пользовался светом, казалось, ему совершенно не мешает кромешная темнота неосвещённого тоннеля.

Идти пришлось недолго: Андрей насчитал около сотни шагов до ближайшего поворота, и там Чёрный остановился. Указал куда-то в сторону, и Андрей направил туда луч фонарика.

В арке, за которой виднелась самая настоящая груда ломаных кирпичей и камней, лежало тело. Андрей рванул к нему, присел на корточки, протянув телефон Чёрному («Посвети!») и замер, так и не коснувшись кожи лежащего… существа.

Издали он принял бы его за человека, но вблизи разглядел: то, что он счёл ранами, было странными наростами на коже. Небольшими, похожими на кристаллы, поблёскивающими в свете фонарика. Кожа была сероватой, совершенно гладкой, лишённой пор, волос и всего того, что позволило бы Андрею предположить, что перед ним человек.

– Кто это?

– Тоннельник. Редкий случай: они вообще мало умирают или делают это там, где никто не увидит: в своих городах-лабиринтах. А этого ещё и убили, что тоже достаточно удивительно.

– Тоннельники необычайно живучи, им не требуется дыхание для поддержания жизни и их регенерация…

– Именно, – Чёрный прошёлся вокруг, потом посмотрел на Андрея. – И я пока не могу понять, кто или что его убило. То, что ты видишь – наросты – это попытка регенерировать раны. Провалившаяся по какой-то непонятной мне причине. А я могу сказать, что я очень мало видел непонятных для себя вещей.

Андрей всё-таки коснулся гладкой кожи, что была холоднее камней подземелья, провёл пальцами по ней. Взял из рук Чёрного телефон, сделал множество фотографий, не выключая фонарика, и оглянулся на мужчину:

– Другие ещё не знают о его смерти?

– Думаю, что уже знают, но не успели прийти. Скорее всего, они ничего не станут делать – заберут тело и уйдут. Впрочем, точно предсказать их реакцию очень сложно, даже жуки более понятны в своём поведении.

Андрей кивнул, продолжая рассматривать тело второго варианта не человека, замечая всё больше отличий от людей. Мелочи, вроде не бросающиеся в глаза, но если присмотреться… Он вернул телефон с фонариком Чёрному и принялся полноценно осматривать убитого. Взял несколько образцов тканей, завернул в чистый бумажный носовой платок. Попробовал перевернуть труп, охнул от тяжести. Чёрный подвесил телефон с фонариком на левитации и помог. На спине, правда, ран у тоннельника не было. Но это ни о чём не говорило. Они вернули тело в изначальное положение, и Андрей сделал ещё несколько фото, теперь уже более общих.

– Зачем здесь я?

– Разве тебе не интересно? – выгнул бровь Чёрный.

– Интересно, – кивнул он, – но в более глобальном смысле…

Он смотрел на Чёрного – тот всё ещё был в очках – и молчал, ожидая ответа. Спокойно разглядывал Андрея и после пары минут кромешной тишины, в которой Порохов отчётливо слышал, как скребутся коготками крысы где-то в паре шагов от них, кивнул:

– Ты же согласился узнать больше и идти дальше. Стать полноценным Зрячим. Зрячих в мире около восьми тысяч. Всего. Из них примерно половина не делают ничего особенного, не интересуются ничем, кроме своего окружения, и у них нет доступа к библиотеке. Но ты – согласился изучать вопрос, а это значит, что ты теперь один из четырёх тысяч людей, кто может повлиять на мир вокруг. Защищать его, менять, двигать вперёд или пытаться замедлить. Впрочем, если ты не готов к этому пути, я даю тебе второй шанс отказаться. Прямо здесь и сейчас скажешь: «хочу жить нормальной жизнью», и мы уйдём. Я не приду к тебе никогда, заберу доступ в библиотеку, и ты сможешь остаться просто талантливым хирургом, который умеет видеть Прилипал.

Андрей повертел телефон в руках и промолчал. Ему нужно было обдумать услышанное: дома на кухне выбор был прост. Здесь, в непонятном месте, рядом с телом потенциально почти бессмертного существа то же самое предложение прозвучало более серьёзно.

Просто талантливый хирург или Зрячий, который может влиять на мир.

Влиять на мир.

Кажется, Андрей не был к этому готов.

Или был?

В библиотеке было тихо – как и всегда, и Андрей привычно прошёл к стойке регистрации, не увидел там ставшего тоже привычным жука и остановился, раздумывая, в какую секцию направиться сегодня.

Разумеется, он согласился продолжать всё это, и Чёрный ответил, что впечатлён. Он почему-то был уверен, что Порохов откажется.

Впрочем, сказал он это уже после, в машине, пока та мчала по тоннелю задним ходом – развернуться было негде, – и Андрей был за это отдельно благодарен: его не брали на слабо. Впрочем, он бы и не повёлся, но ощущал бы себя при этом более мерзко.

Пробежав пальцами по корешкам книг в секции «Расы», Андрей задумался: последние несколько дней, после того самого разговора с Чёрным, его не покидало странное чувство. Тоска, вперемешку с обидой. И, привыкший понимать себя мужчина, никак не мог найти причину для таких ощущений.

Дина?

Возможно. После того раннего подъёма они не виделись и даже не созванивались: Дина трубку не взяла, написав, что занята, а сама не звонила.

Но Андрей уже знал, что нечего ждать. Бороться за девушку, которая сознательно отдаляется, не видел смысла, так что эту мысль он даже смог отпустить. Наверное.

Он взял с полки увесистый том «Тоннельники: то, о чём мы боялись подумать» авторства некоего Джона Гальмонтаи, пролистав пожелтевшие от времени страницы, понял, что его дёргает и не даёт сосредоточиться.

Андрей отошёл в зал для чтения, мельком увидев, что библиотекарь снова на месте, положил книгу на стол, сел и вперился взглядом в небольшую настольную лампу перед собой.

Всё просто: после того самого разговора он подсознательно ждал свой «левел ап». Возникло ощущение, что раз он согласился быть эдаким защитником человечества, то и силы ему выдадут сразу же. Примерно, как в игре: ты берёшь новый сложный квест, и тебе дарят легендарное оружие, чтобы ты смог его пройти.

Но ничего не поменялось: у него не проснулось новых способностей, он не узнал никакую новую «Великую Тайну», не начал видеть Сущностей быстрее, лучше, сильнее – он остался прежним, и даже книги сами в руки ему не прыгают.

Андрей уронил голову на согнутые руки и несколько минут осознавал причины своего страдания, а когда осознал и понял, что это глупо, глубоко вздохнул и сел на стуле ровно. Порадовался своему характеру: стоит разобраться в проблеме – и её уже можно считать решённой. Как минимум – психологически. Разум словно смирялся с понятной информацией и отодвигал негатив в сторону.

Так что, теперь можно и поработать.

Сзади послышались шаги – лёгкий цокот тонких каблучков, – и Андрей непроизвольно обернулся. За всё время посещения библиотеки он ни разу не видел тут никого из посетителей. Впрочем, если учесть, что Зрячих, которые могут прийти в библиотеку всего четыре тысячи, а городов на Земле…

Стоп.

Если Зрячих так мало, то имеет ли смысл делать столько библиотек, чтобы хотя бы в каждой столице было по одной?

Андрей обдумывал эту мысль, одновременно разглядывая севшую за один из крайних столов девушку, которая положила перед собой небольшую стопку книг с названиями на латинице – рассмотреть детальнее Порохов не успел. Девушка была высокой, стройной, с модельно стриженными платиновыми волосами и сероглазой. Красивой и какой-то идеальной на вид: стильная одежда при этом была удобной, а обувь – мягкие полусапожки, обнимающие ладные стопы – вроде на шпильке, но шла в них девушка так, словно могла бы и драться в них же, не сломав при этом каблук… или ноги.

– Добрый день, – не сдержался Андрей, глядя на девушку. – Не думал, что когда-нибудь увижу здесь кого-то.

Она обернулась на мужчину и покачала головой:

– Tut mir leid, ich verstehe Sie Nicht.

Андрей моргнул. Коротко кивнул, а потом покосился в сторону дверей. Может быть… библиотека одна? На весь мир?

Предположение было невероятным, и его следовало сразу же проверить. Он попробовал сказать всё тоже самое по-английски и угадал. Немецкий он не знал совсем, но было логично предположить, что если уж не русский, то один из самых популярных мировых языков девушка знает.

– Здесь редко бывает много народа, – легко отозвалась девушка.

– Извините за странный вопрос: а вы в каком городе ходите в библиотеку? И да, меня Андрей зовут.

– Леона, – чуть улыбнулась девушка. – Я в Вене прошла через двери. А вы, полагаю, откуда-то из Восточной Европы?

– Россия, – кивнул Андрей. – Леона, вы давно… Зрячая?

– Лет семь, – она вздохнула. – Думаю, стоит дальше говорить не здесь, а то библиотекарь не очень любит разговоры.

Андрей согласился и быстро нашёл в кармане визитку, протянул Леоне:

– Если будет время – напишите. Там почта есть и другие способы связи.

На короткое мгновение их пальцы соприкоснулись, и Андрей вздрогнул: его продрало по коже жаром, словно он опустил пальцы в костёр. Порохов вернулся за свой стол и снова раскрыл книгу, пытаясь отогнать от себя странное видение: маленькая девочка в старомодной ночной рубашке и чепчике для сна сидит на кровати и смотрит на Прилипал, ползущих по женщине в простом чёрном платье до пят.

И, кажется, не только видит, но и может…

Уничтожить?

Он сидел над книгой, глядя в пустоту какое-то время, пока на телефоне не тренькнул короткий будильник: нужно было собираться и ехать в больницу.

Андрей помотал головой и удивлённо посмотрел на часы: ему казалось, что прошло минут пятнадцать с того момента, как он вошёл в библиотеку, на самом деле – часа три!

Леоны уже не было, жука за стойкой тоже не было видно, и Порохов встал – как тело затекло! – возвращая книгу на полку. Надо запомнить её и прочитать в следующий раз.

Но что произошло со временем?

– Придержи вот тут…

– А ты когда в отпуск?

– Зав обещал отпустить через неделю, хочу на моря слетать, билеты купил.

– Ого! А Лерка как?

– Да нормально, чихать перестала…

В операционной Андрей чувствовал себя как рыба в воде. Всё-таки, от способностей Зрячего была польза: больницу от Прилипал он чистил, как только приходил туда, и благодаря этому лечение стало эффективнее. Возможно, играла роль психосоматика самих пациентов, но как только уходили налипшие страхи, выздоравливать они стали быстрее. Андрей даже в какой-то момент задумался об исследовании: насколько действительно Прилипалы мешают лечению, но потом решил отложить эксперимент. Слишком много дел было и без того, чтобы ещё тратить время на изучение разницы. А потому он просто разгонял Сущности из своей больницы.

Заканчивая последний шов, Андрей неожиданно понял: а ведь он сейчас на разгон Прилипал даже в незнакомом и не чищенном ранее месте тратит намного меньше сил, чем раньше. Умение? Опыт? Растёт навык, или его сила постепенно всё-таки проявляется?

– Всё, закончили, Володя, как у тебя?

Анестезиолог кивнул:

– Норма.

Порохов ещё раз всё оглядел и вышел из операционной, стягивая перчатки и идя к раковине умыться.

В кабинете было тихо. Андрей сел на стул, включил компьютер – заполнение документов никто не отменял – и покосился на телефон.

Дина не звонила.

Пропущенных не было.

Зато в почте ждало письмо от Леоны, и Андрея это приободрило. Не то, что бы он думал, что у них что-то получится, скорее общение с ещё одним Зрячим было очень ценным событием, и упускать такую возможность Порохов не желал.

«Привет! Ты странно себя вёл в библиотеке, всё в порядке?»

В подписи, кроме имени, стоял ещё номер телефона и указание на несколько мессенджеров. Выбрав удобный, Андрей ответил там.

«Привет! Задумался: я не так давно Зрячий, и потому иногда бывает странно…»

«Понимаю! Но если так: спрашивай, постараюсь ответить»

«Вопрос первый: а вот кафе на первом этаже – оно тоже есть в твоей версии? Или оно общее для библиотеки?»

«Общее… Хочешь встретиться?»

«Вслух удобнее»

«Хорошо, я напишу, когда снова соберусь в библиотеку»

Андрей довольно улыбнулся: пожалуй, у него теперь есть ещё один источник бесценной информации: кроме немногословного Чёрного и кучи книг.

Он потянулся, щёлкнул кнопкой на чайнике, и тот послушно запыхтел. Андрей встал, прикрыл глаза, пытаясь прогнать неожиданную усталость. Он в последнее время мало спал, это даже казалось нормой, но видимо, в погоне за знаниями, ресурсы оказались не бесконечны.

Ладно, решено, завтра у него в больнице выходной, значит, выходной будет и в учёбе.

Мужчина налил себе чаю – зелёного, с мятой – и задумчиво посмотрел в окно.

Там по дороге бежали автомобили, шли по своим делам люди, и каждый из них нёс Прилипал. Неожиданно накатило ощущение собственной бесполезности и бессмысленности того, что он может видеть этих тварей. Андрей сделал глоток, едва не обжёгся, выругался и снова сел за стол.

Разумеется, польза была. Скорее его беспокоило два других фактора в его жизни: Дина и то, что он позволил себе несколько месяцев очень поверхностной работы в больнице, отчего совсем скоро «финансовая подушка» станет неприлично тонкой. Придётся снова впрячься в работу. Но это – через пару недель, значит, в ближайшее время нужно составить себе план получения новых знаний и углубиться в учёбу.

Решено: завтра единственным делом будет составление того самого плана, остальное – отдых перед большим забегом. А ещё нужно было как-то исследовать образцы тоннельника. Едва взяв их, Андрей вдохновился и планировал сразу же засесть за анализ, а оказавшись дома, остыл, сообразив, что ему негде их полноценно изучать. Не придёшь же к лаборантам показывать кровь и плоть нечеловеческой расы? И сам Порохов не мог сесть за микроскоп – будут вопросы, а слухи по больнице ползут быстро. Нужна какая-то своя база – Зрячих – но её в обозримом будущем не предвидится.

Так что Андрею осталось только выяснить, что образцы (тщательно отделённые от остальных, оставленных в морозилке) – не портятся от времени ни на солнце, ни в тепле, и он на этом пока исследования прекратил. Оставались поиски теоретических выкладок.

Жаль, конечно, что ни одна книга в библиотеке не фотографировалась. Кадр не получался, в размытом месиве не угадывался даже образ страниц. Нельзя было сохранить информацию и изучать спокойно дома…

– Андрей! Там политравма! – влетела в кабинет медсестра. – Григорян и Самбуров на операциях, Юлечка занимается вторым.

– Авто? – Андрей подорвался мгновенно – все мысли и планы вымело из головы, – А к нам почему?

– Большая авария, развозят по всем, – семенила рядом Людмила Михайловна. – Пятая, в пятую его отвезли. Ещё Захаров не успел уехать, его тоже вернули срочно. Всех собирают, кто есть.

Андрей коротко кивнул, сворачивая к нужной операционной.

В голове стало ясно, и не осталось никаких сомнений.

Встретились они в кафе. Буднично, спокойно, словно не было паузы в общении в три недели, когда и Андрей не звонил, и Дина не писала. Буднично поцеловались, но Андрей отчётливо видел, что та самая стена настолько плотная, что он даже не различает за ней Прилипал. Пробить стену он мог – разрушить саму по себе – но это было не то, чего он хотел.

Впрочем, чего Андрей на самом деле хотел, он пока сам не понимал.

Они сделали заказ, и Дина снова достала телефон. Андрей мягко положил ладонь на её запястье и покачал головой:

– Давай поговорим?

Девушка ответила не сразу: помялась, закусила нижнюю губу, потом вздохнула:

– Ну, всё равно нужно, наверное?

– Нужно.

– Давай поговорим, – согласилась Дина. Отложила в сторону телефон, поболтала соломинкой в напитке и посмотрела Андрею в глаза, явно ожидая от него первой фразы.

– Мы отдалились друг от друга.

– Думаешь, я виновата?

– Я этого не говорил, – удивительно, но получилось даже значительно мягче, чем Андрей планировал.

Дина запнулась. Порохов по глазам видел, что она была готова защищаться и атаковать в ответ, но атаковать было некого, и девушка растерялась.

– Я думаю, что наши отношения просто стали неинтересны обоим. И у тебя, и у меня появилось что-то, что занимает мысли больше, чем мы.

– У тебя кто-то есть? – уточнила Дина. Андрей мотнул головой:

– Знания и новое направление в работе. Не буду спрашивать то же самое у тебя, потому что…

– Есть.

– Что?

– У меня есть тот, кто занимает мои мысли. Мы какое-то время общаемся и, наверное, ты прав, нам нужно расстаться.

Теперь запнулся Андрей. Покрутил в руках вилку. Помолчал ещё минуту, пока официант расставлял ужин и потом кивнул:

– Ясно. Ну, да, тогда нам стоит расстаться.

И ткнул вилкой несколько листьев салата, собирая их вместе с курицей. Отправил в рот. Дина посопела задумчиво:

– И ты так легко об этом говоришь?

– А должен устроить скандал?

– Не знаю. Хотя бы не есть.

Андрей оглядел свой заказ, покачал головой:

– Ну уж нет. Я с суток. И очень голоден. А что касается твоих слов… Наверное, мне обидно, но я врач, я умею держать себя в руках. Да и ты права: я в последнее время ушёл в себя, уделяю тебе мало внимания и не удивлён, что ты кого-то нашла.

Девушка рассеянно ковыряла свой бефстроганов, не поднимая глаз на Андрея. Он же видел, что стена покрывается трещинами, но это уже не имело никакого значения: стена скорее уходила, потому что защищаться Дине не было нужды.

Они друг другу ничем не обязаны. Это были хорошие несколько лет, но кроме неплохой дружбы и отличного секса их мало что связывало. Дине, наверное, хотелось любви. Андрею, наверное, тоже. Но чувство было пока незнакомым, очень отстранённым и словно не про него. Он вообще по жизни шёл довольно легко, не сильно привязываясь к кому-то.

– Я завтра заеду за вещами.

– Хорошо, – Андрей кивнул, и Дина встала.

– Извини, пропал аппетит. До завтра.

Порохов проводил её взглядом, почистил от Прилипал – он снова их чётко видел – и придвинул к себе и её порцию. Организм по-прежнему ел как не в себя, и Порохов не стал ему мешать насыщаться.

В горле странно саднило – ощущение было исключительно эмоциональное, – но он заставил себя не думать о том, что всё-таки без Дины ему будет… одиноко?

Да, пожалуй, одиноко. Но он справится.

Глава 4

Сентябрь

– Рад видеть!

Леона пришла не одна, вместе с ней прибыл и высокий светловолосый мужчина, красивый настолько, что запросто мог бы быть фотомоделью, завоевав подиум и толпу преданных фанаток. И, судя по тому, как Леона и второй Зрячий, представившийся Каином, смотрели друг на друга, Андрею там делать было нечего. Он расстраивался ровно несколько ударов сердца, потом отбросил нежданное разочарование и искренне порадовался тому, что редкие среди обычных людей Зрячие нашли друг друга. Нашли настолько хорошо, что Порохов буквально чувствовал тепло их гармонии и понимания.

Андрей, пришедший в кафе первым, привстал, пожав руку Каину и сел обратно, говоря по-английски:

– Мне говорили, что Зрячих мало – я удивлён, что вы сумели найти друг друга.

Леона, подозвав официанта, улыбнулась:

– В библиотеке и познакомились.

Она сделала заказ, когда молоденький парнишка подскочил к ним. Каин некоторое время изучал меню и тоже выбрал себе – то ли поздний завтрак, то ли ранний обед. Он тепло посмотрел на Леону, и продолжил за неё:

– Я её увидел и сразу пошёл знакомиться. Смешно было: я-то из Эдинбурга. Вот и оставил ей номер телефона, она свой не дала. Ну и когда дома сидел, сообразил – я даже у неё город не спросил. Я даже не надеялся…

Леона рассмеялась:

– Не так уж далеко мы и оказались… У меня как раз была командировка в Эдинбург, и я позвонила накануне приезда. Сходили в ресторан, а на следующий день уже думали – куда выгоднее переезжать – к нему или ко мне.

– И что решили? – Андрей тоже улыбался: так хорошо от общения с кем-то ему давно не было.

– Каин – полицейский, ему оказалось проще работу сменить, чем мне. У меня так-то немного более сложная должность, – пояснила Леона. – Так что мы в итоге обосновались в Цюрихе.

– Но ты говорила, что входила в библиотеку в Вене, – запутался Порохов.

– Командировка, – пожала плечами девушка. Помолчала, пока официант ставил чай и какие-то небольшие пирожные на стол, и посмотрела на Андрея. – Как ты стал Зрячим?

Порохов помолчал, заново переживая не такие уж давние ощущения и медленно начал рассказывать:

– Во время операции. Я хирург. Там просто… Пациент неожиданно очнулся, испугался, не сразу понял, что он на плановой операции, и я словно увидел Прилипал, – он наспех припомнил аналог русских прозвищ Сущностей на английском, и потому его фраза была понятна всем, – в смысле – я их действительно увидел. Дальше пытался понять, что происходит, сходил к психиатру, потом поехал… в детский лагерь.

Леона молча выгнула бровь, и Андрей пояснил:

– На детях обычно Прилипал нет. А из одного лагеря часть детей приезжала усыпанная этими тварями. Я нанялся вожатым туда – место врача было занято.

– И как? – казалось, что, задавая вопрос, Каин уже примерно представлял ответ.

– Там был Страшила со второй категорией. Паразитировал на детях, – Андрей чуть скривил губы, воспоминание о том, кто приносил вред детям, до сих пор вызывало ярость. – Я его убил.

Странно, но он действительно смирился с этим. И даже то, что сейчас признался, по сути, незнакомым людям, не заставило Порохова даже запнуться или задуматься, говорить или нет.

– Молодец, – одобрительно кивнул Каин, придвигая к себе свой заказ и начиная есть. В его ярких голубых глазах не было ни капли сомнения или сочувствия к Страшиле. Леона сделала глоток чая:

– А дальше?

– А там меня уже встретил Чёрный и рассказал про всё.

– Чёрный… – хмыкнула Леона. Но не стала продолжать.

Порохов покосился на неё, а девушка только изящно отломила кусочек от пирожного и отправила в рот.

– Хорошо, теперь ты в курсе, и с доступом в библиотеку. Что потом? – поинтересовался Каин.

– Потом?

– Ты же понимаешь, что за первым Страшилой последуют остальные? Может быть не сразу, но они будут. Или отдельно Упыри. Или Маньяки – и тебе придётся и с ними сражаться.

Андрей вздохнул. Помолчал несколько минут, задумчиво изучая свою чашку, коротко пожал плечами:

– Понимаю. То есть не могу сказать, что меня радует такое положение дел, но если я могу им помешать – то я должен им помешать. Они паразиты, а паразитов я ещё с пятого курса терпеть не могу.

– Помогает такая подмена понятий? – улыбнулась Леона.

Андрей запнулся. Фыркнул:

– Это не подмена понятий, это констатация факта. Скажем, если бы речь шла только о Сущностях, то было бы ещё проще. Но они вступают в симбиоз с людьми, перерождают их в нечто новое, и я сомневаюсь, что хоть кто-то из них задумывается о том, что он съедает не только чужие эмоции, а нечто большее.

– Если бы они съедали страх – было бы даже хорошо, – согласился Каин, – а они его плодят и поедают… Но он не уходит, а множится. Процесс мне не до конца понятный, но я вижу, что если не убирать Прилипал, то со временем их становится больше.

– Я тоже заметил. Так что не надо меня подлавливать, – он укоризненно посмотрел на Леону, а та в ответ ослепительно улыбнулась.

– Я не ловлю, но надо было убедиться, что ты понимаешь, что тебя ждёт. Ты ведь никого не убивал раньше? До того Страшилы?

– Нет, а ты?

Леона развела руками:

– Моим первым была не Сущность. Но это к делу не относится. Каин – полицейский, но и ему было тяжело поначалу. Полиция, знаешь ли, не натаскана убивать.

Андрей проглотил появившийся вопрос, потому что посмотрел в серые – сейчас казавшиеся стальными – глаза Леоны и решил сменить тему:

– Почему ты так отреагировала на Чёрного?

Каин и Леона переглянулись, и мужчина достал телефон, показывая Андрею фото уже знакомого мужчины в чёрном и в очках:

– Это же он?

– Да.

– Его знают все Зрячие, – пояснила Леона, – даже те, которые отказались от обучения. Он приходил к каждому. Я за семь лет потихоньку уже узнала и побывала в тех местах, куда небанально попасть. Например, есть один Зрячий в маленькой деревушке в Африке. Туда доехать можно только на внедорожнике и только специально.

– Ну, Чёрный умеет делать порталы, – пожал плечами Андрей. – Я так понял, что он в принципе всех курирует.

– Интересно, если он успевает курировать четыре тысячи человек по всему миру – он не разрывается на части?

– Даже если представить, что он с каким-то количеством общается ежедневно – не со всеми же, – предположил Порохов. – Давно им увлечены?

– Пару лет как. Вообще вопросов гораздо больше… Ведь Зрячие в принципе не имеют какой-либо структуры. Ими никто не руководит, но если нужно – то мы можем получить очень большую поддержку: квартиры, офисы, артефакты, информация, машины, билеты, оружие… – Леона отставила в сторону десерт, посмотрела Андрею в глаза. – Я прекрасно понимаю, сколько это стоит. Я даже могу представить некий фонд, направленный на то, чтобы Зрячие могли уничтожать Сущности. Я даже могу понять, зачем это сделано. Но я хочу понять, почему всё именно так? Я проверила по статистическим данным в библиотеке: раньше Зрячих было гораздо меньше. И именно в процентном соотношении к рождаемости. Так-то я понимаю, что население нашего шарика плодится с дикой скоростью, и этим можно было бы объяснить всё… Но тут… Как бы объяснить? – она помолчала несколько мгновений. – Ещё в девятнадцатом веке все Зрячие были на «службе». Это уже во второй половине двадцатого века, когда Зрячих стало больше – кого-то стали отпускать просто жить. Дали выбор.

Андрей молчал минут пять, машинально перемешивая давно растаявший сахар в кофе. Потом что-то подсчитал и покачал головой:

– Ну, пока это доказывает только то, что больше четырёх тысяч Зрячих кому-то не требуется.

– Не совсем, – покачала головой Леона. – Понимаешь, я не зря сказала про процент. Сейчас восемь тысяч Зрячих примерно на семь миллиардов человек. В начале девятнадцатого века их было пятьсот. На примерно полтора миллиарда человек. Зрячие стали чаще появляться.

– И что именно тебя в этом смущает?

– То, что в начале века ими тоже занимался Чёрный.

Андрей моргнул.

– А ещё его упоминания есть?

– Первое упоминание – но я не уверена, что это его первое появление – примерно одна тысяча четыреста шестьдесят седьмой год.

– Это мог быть другой Чёрный.

– Мог, – легко согласился Каин, – но, в общем, это такая загадка, которую мы какое-то время пытаемся разгадать. Просто мы подозреваем, что Чёрный – не человек.

– А кто?

– Вот самый лучший вопрос, – улыбнулась Леона, – не знаю. Поэтому интересно. Люблю загадки: без них скучно жить.

– Понял, – Порохов хмыкнул. – Тогда хотите более приземлённую и интересную загадку?

– Давай!

– В общем, около месяца назад я видел труп тоннельника со следами насильственной смерти.

– Но… Я даже не знала, что их вообще можно убить, – нахмурилась Леона. – И кто с ним так?

– Вот это самое любопытное, что даже Чёрный не знает. Он мне его показал и сказал, что это – редкость, когда тоннельник умирает не среди своих. Получается, что есть нечто, способное убить силицида, притом, это нечто – загадка для того, кто вроде как всё знает.

Леона и Каин молчали некоторое время. Потом Каин покачал головой:

– В принципе… Ну, допустим, можно почитать литературу про тоннельников: скорее всего, там будет какая-то информация по их смерти. Я как-то не интересовался раньше.

– Я тоже, – кивнула девушка. Посмотрела на Андрея. – Тебе нужна помощь в расследовании смерти?

– Если решу в этом разбираться – скорее всего, да. Я совсем новый Зрячий. У вас опыта больше, и помощь мне не помешает.

Леона достала телефон, открыла календарь, и некоторое время его изучала. Потом кивнула:

– В принципе, я могу прилететь в Москву завтра-послезавтра. Каин?

Мужчина пожал плечами:

– У меня восемь отгулов. Договорюсь с Ховардом, и можем лететь вместе.

Андрей чуть улыбнулся:

– Спасибо. У меня там смены планируются, придётся раскидать. Неделю точно получится выкроить на совместное расследование.

Разговор оставил у Андрея странное послевкусие. С одной стороны, он нашёл, с кем проводить расследование. С другой стороны, он пока сам не был уверен, что будет искать причину смерти тоннельника. С третьей… Если он согласился остаться полноценным Зрячим, то ему никто не даст соскочить. И, можно считать, смерть тоннельника – первое задание.

Или нет?

Закатное солнце окрасило комнату мёдом. Андрей прикрыл глаза, чтобы сбежать от этого тягучего света. На короткое мгновение в голове стало пусто-пусто, и Порохов поздравил себя с тем, что окончательно запутался. Привычка быть прямым и точным, словно ланцетный скальпель, дала сбой и неудивительно.

Сначала он учился в школе, прошёл срочную службу, поступил в академию, потом интернатура и работа. И всё было просто и понятно: он будет врачом и будет лечить.