Женщины, которые любят слишком сильно. Если для вас «любить» означает «страдать», эта книга изменит вашу жизнь бесплатное чтение
Робин Норвуд
Женщины, которые любят слишком сильно
Книга, которая изменит вашу жизнь
(как наша жажда любви становится хронической неизлечимой болезнью)
Если любить для нас обязательно означает страдать, значит, мы любим слишком сильно.
Почему многие женщины увлекаются и становятся настолько сильно привязанными к бесчувственным мужчинам, мужчинам, которые больше ценят работу, алкоголь или общество других женщин — к таким мужчинам, которые не разделяют их чувств и не могут ответить любовью на любовь? В своей книге, ставшей в США бестселлером, терапевт Робин Норвуд помогает таким женщинам понять и принять и изменить свою манеру любить.
Рассказывая читательницам о самых разных случаях из своей терапевтической практики, Робин Норвуд предлагает им путь освобождения от пут такой разрушительной любви. Женщины, которые любят слишком сильно, могут избавиться от страданий и боли, которые приносят им близкие отношения — если они найдут в себе силы принять и полюбить самих себя.
«….Если „любить“ для нас обязательно означает „страдать“ — мы любим слишком сильно. Нередко женщины обнаруживают, что в своих отношениях с мужчинами роковым образом раз за разом следуют одному и тому же драматическому сценарию: безответные чувства — привязанность — несчастная любовь — нездоровые отношения. Затем они прикладывают огромные усилия, пытаясь наладить эти отношения, или жестоко страдают, отчаявшись сделать свой брак счастливым. Большинство женщин верят, что драматичная, зачастую неразделенная любовь, несущая с собой страдания, боль и разочарование, — единственный возможный вид настоящей, подлинной любви. Большинство из нас любили так хотя бы раз в жизни, для многих такая безответная любовь стала привычной, а некоторые настолько привязаны к своему партнеру, что едва ли способны жить самостоятельно — своими интересами и своей жизнью.
В этой книге мы пристально рассмотрим те причины, которые побуждают столь многих женщин, ищущих любви и любящего мужчину, роковым образом неизбежно находить невнимательных, эгоистичных партнеров, не отвечающих им взаимностью. Мы узнаем, почему, даже если наши отношения с близким человеком не удовлетворяют нас, нам все же так трудно порвать их. Мы поймем, как наше желание любить, наша жажда любви, сама наша любовь становятся страстью, зависимостью, пагубной привычкой, хронической неизлечимой болезнью».
Робин Норвуд
Предисловие
Если любовь для нас означает страдание, то мы любим слишком сильно. Когда большая часть наших разговоров с близкими друзьями и подругами посвящена ему — его проблемам, его мыслям, его чувствам — и почти все наши предложения начинаются с «Он…», — мы любим слишком сильно.
Когда мы объясняем его задумчивость, плохое настроение, безразличие или агрессивность проблемами, связанными с несчастным детством, и пытаемся стать его лечащим врачом, мы любим слишком сильно.
Когда мы читаем книгу по самоподдержке и подчеркиваем все пассажи, которые, как нам кажется, способны помочь ему, — мы любим слишком сильно.
Когда нам не нравятся многие из основных черт его характера, его ценностей, способов поведения, но мы миримся с этим, думая, что если мы станем достаточно нежными и привлекательными, то он захочет измениться ради нас, — мы любим слишком сильно.
Когда наши взаимоотношения создают угрозу нашему эмоциональному благополучию и, возможно, даже нашей безопасности и здоровью, — мы определенно любим слишком сильно.
Несмотря на все страдания и неудовлетворенность «слишком сильная любовь» обычна для многих женщин, почти уверенных в том, что такими и должны быть интимные отношения. Большинство из нас по меньшей мере однажды любило «слишком сильно». Для многих это стало повторяющейся темой в их жизни. Некоторые стали столь одержимы проблемами своего партнера и взаимоотношений с ним, что едва ли способны продолжать нормальную жизнь и деятельность.
В этой книге мы тщательно рассмотрим причины, заставляющие многих женщин, ищущих любимого человека, неизменно находить равнодушных или даже опасных партнеров. Мы изучим, почему нам бывает так трудно порвать с партнером, даже когда мы знаем, что он не удовлетворяет наши потребности. Мы увидим, что «любить» превращается в «любить слишком сильно» в тех случаях, когда партнер нам не подходит, когда он безразличен или недоступен, и, однако, мы не можем потерять его — мы хотим его, мы даже еще больше нуждаемся в нем. Мы поймем, как наше желание любить, само наше стремление к любви становится болезненным пристрастием.
«Пристрастие» — пугающее слово. Оно вызывает в воображении образы пристрастившихся к героину наркоманов, вонзающих под кожу иглы и ведущих явно саморазрушительный образ жизни. Нам не нравится это слово, и мы не хотим пользоваться им как понятием, описывающим наши отношения с мужчинами. Но многие, многие из нас были «наркоманками» по отношению к мужчинам. Как и любому другому наркоману, нам нужно признать остроту проблемы, прежде чем начать избавляться от нее.
Если вы когда-либо испытывали одержимую увлеченность мужчиной, то вы, наверное, подозревали, что корень вашей одержимости лежит не в любви, а в страхе. Все, кто одержим любовью, полны страхов — страха остаться одной, страха оказаться недостойной и нелюбимой, страха быть отвергнутой, покинутой или уничтоженной. Мы делимся любовью в отчаянной надежде на то, что мужчина — предмет нашей одержимости — позаботится о нас и избавит нас от страхов. Но вместо этого страхи (а также наша одержимость) усиливаются до тех пор, пока потребность давать любовь, чтобы получить взамен то же самое, не становится ведущей силой в нашей жизни. И поскольку наша стратегия каждый раз не срабатывает, мы начинаем любить еще сильнее. Мы любим слишком сильно.
Я впервые познакомилась с феноменом «слишком сильной любви» как со специфическим синдромом определенного образа мыслей, чувств и способов поведения после семи лет консультативной практики с людьми, злоупотребляющими алкоголем и наркотиками. Проведя сотни бесед с ними и с членами их семей, я сделала удивительное открытие: иногда клиенты, с которыми я разговаривала, росли в неблагополучных семьях, иногда — в благополучных, но их партнеры всегда воспитывались в очень неблагополучных семьях, где им пришлось испытать стрессы и страдания, значительно превышающие норму. Пытаясь справиться со своими безрассудными супругами, эти партнеры (известные в практике лечения алкоголизма как «со-алкоголики») бессознательно воссоздавали и переживали заново важные аспекты своего детства.
Именно жены и подруги мужчин, обладающих болезненными пристрастиями, помогли мне понять природу «слишком сильной любви». Их биографии раскрыли их потребность в превосходстве и одновременно в страданиях, которые они испытывали в своей роли «спасительниц», и они же помогли мне здраво осмыслить их пристрастие к мужчинам, в свою очередь пристрастившихся к алкоголю или наркотикам. Мне стало ясно, что в таких парах оба партнера нуждаются в помощи, что оба они в буквальном смысле слова умирают от своих пристрастий: он — от последствий химического отравления, она — от последствий крайнего напряжения.
Эти женщины дали мне возможность понять, какое необычайно сильное влияние оказывают переживания детства на схему отношения к мужчинам в зрелом возрасте. У них есть что рассказать всем, кто любил слишком сильно, о том, как мы развиваем в себе предпочтение к сложным взаимоотношениям, как мы увековечиваем свои проблемы, но — что наиболее важно — и как мы можем измениться и вернуться к нормальной жизни.
Я не подразумеваю под этим, что только женщины способны любить слишком сильно. Некоторые мужчины практикуют одержимость во взаимоотношениях с не меньшим рвением, чем любая женщина; их чувства и поведение берут свое начало в тех же самых переживаниях детства и отношениях в семье. Однако большинство мужчин с трудным детством не страдает одержимостью во взаимоотношениях с женщинами. В результате взаимодействия культурных и биологических факторов они обычно пытаются защитить себя и избегают страданий, преследуя внешние, а не внутренние цели, добиваясь чего-то безличного, а не личного. Они более склонны проявлять одержимость в работе, спорте или хобби, в то время как женщины склонны проявлять одержимость во взаимоотношениях, — возможно, с такими же травмированными и отчужденными мужчинами.
Я надеюсь, что эта книга поможет каждому, кто любит слишком сильно, хотя она написана в первую очередь для женщин, поскольку любить слишком сильно — преимущественно женский феномен. Цель книги очень конкретна: помочь женщинам, чьи взаимоотношения с мужчинами разрушительно влияют на их жизнь, осознать факт такого влияния, понять причину своего поведения и приобрести средства для изменения своей жизни.
Но если вы — женщина, которая любит слишком сильно, то, полагаю, с моей стороны будет честным предупредить, что вас ожидает не легкое чтение. Если вы подходите под указанное определение и тем не менее остаетесь равнодушной и безразличной, либо скучаете или сердитесь, либо неспособны сосредоточиться на материале, либо можете думать лишь о том, как эта книга могла бы помочь кому-то другому, то я предлагаю вам перечитать ее попозже. Все мы склонны отрицать слишком мучительное или угрожающее нам знание о самих себе. Отрицание — естественное средство самозащиты. Оно совершается автоматически и непроизвольно. Возможно, вернувшись к чтению в следующий раз, вы сможете встретиться лицом к лицу со своими переживаниями и глубокими чувствами.
Читайте медленно, рассматривайте персонажи и их истории как в интеллектуальном, так и в эмоциональном ракурсах. Истории, собранные здесь для примера, могут показаться вам выражением каких-то крайностей. Я заверяю вас в обратном. Личности, характеристики и биографии женщин, которых я знала лично и с которыми имела дело профессионально, никоим образом не искажены. На самом деле их истории еще более сложны и полны страданий. Если их проблемы кажутся вам гораздо более серьезными и тягостными, чем ваши, позвольте мне сказать, что ваша первоначальная реакция типична для большинства моих клиенток. Каждая считает свою проблему «не такой уж сложной» и с состраданием относится к тяжелому положению других женщин, у которых якобы «настоящие неприятности».
Это одна из шуток жизни: мы, женщины, можем реагировать с пониманием и симпатией на страдания других людей, оставаясь невосприимчивыми к собственным страданиям. Я знаю это очень хорошо будучи женщиной, которая большую часть своей жизни любила слишком сильно — до тех пор, пока угроза моему эмоциональному и физическому здоровью не оказалась такой ощутимой, что мне пришлось тщательно разобраться в своем подходе к отношениям с мужчинами. Последние несколько лет я усердно работала над изменением этих отношений, и эти годы были наиболее плодотворными в моей жизни.
Я надеюсь, что всем, кто любит слишком сильно, эта книга поможет не только лучше осознать реальность своего положения, но и подтолкнет их к переменам, перенацелив их любящее внимание с одержимой увлеченности мужчиной на выздоровление и собственную жизнь.
Здесь уместно второе предупреждение. В этой книге, как и во многих книгах по «самоподдержке», содержится перечень шагов, которые следует предпринять, чтобы изменить свою жизнь. Если вы решите, что вам действительно следует предпринять эти шаги, то от вас потребуются, как и при всех терапевтических процессах, годы работы и строгое соблюдение взятых на себя обязательств. Нельзя срезать путь, выбираясь из ловушки, в которую вы угодили. Схемы вашего поведения сформировались в раннем возрасте и практиковались много лет, и отказ от них будет пугающим и трудным делом, постоянно бросающим вызов вашим возможностям. Предупреждение не должно обескуражить вас. Если вы в конце концов не измените своего отношения к мужчинам, то вся ваша оставшаяся жизнь так или иначе будет полна борьбы, но в этом случае ваша борьба будет направлена не на развитие, а просто на выживание. Выбор за вами. Если вы решите приступить к процессу выздоровления, то из женщины, которая любит кого-то так сильно, что это причиняет ей боль, вы постепенно превратитесь в женщину, которая любит и уважает себя в достаточной мере, чтобы не страдать впустую.
1. Вы любите мужчину, который вас не любит
Жертва любви,Я вижу разбитое сердце,Тебе есть, что рассказать.Жертва любви —Это такая легкая роль,И ты знаешь, как ее сыграть.Думаю, ты знаешь, что я имею в виду:Ты идешь по канатуМежду страданием и желаниемИ ищешь любовь посередине.«Жертва любви»
Это был первый приход ко мне Джилл, и ее, похоже, обуревали сомнения. Миниатюрная и немного развязная, со светлыми локонами Сиротки Энни, она напряженно сидела на краешке стула лицом ко мне. Все в ней казалось округлым: овал лица, слегка полноватая фигура, а в особенности — ее голубые глаза, прикованные к дипломам и свидетельствам в рамках, развешанным на стене моего офиса. Она задала несколько вопросов о моем колледже и о лицензии на консультативную практику, а потом с нескрываемой гордостью заметила, что училась в юридической школе.
Наступило недолгое молчание. Она поглядела вниз, на свои сложенные руки.
— Думаю, мне пора рассказать, почему я пришла к вам, — она говорила быстро, пользуясь инерцией своих слов, чтобы подбодрить себя. — Я сделала это — то есть пришла на терапию, — потому что я действительно несчастна. Из-за мужчин, разумеется. Я хочу сказать: из-за себя и из-за мужчин. Я всегда делаю что-то, что их отталкивает. Все начинается прекрасно. Они ухаживают за мной и все такое, а потом, когда лучше узнают меня… — ее лицо напряглось при воспоминании о пережитых страданиях. — Потом все рушится.
Теперь она смотрела на меня. Ее глаза сияли от сдерживаемых слез.
— Я хочу знать, что я делаю неправильно. Когда я узнаю, что мне следует изменить, я изменю это. Я сделаю все, чего бы мне это ни стоило. Я умею упорно работать.
Она снова заторопилась:
— Дело не в том, что я не хочу. Я просто не знаю, почему это продолжает случаться со мной. Я боюсь проявлять свои чувства. Каждый раз они не приносят мне ничего, кроме страданий. Я в буквальном смысле слова начинаю бояться мужчин.
Она покачала головой, и ее завитые локоны подпрыгнули.
— Я не хочу, чтобы это случалось, потому что мне очень одиноко, — с жаром объяснила она. — В юридической школе на мне лежала большая ответственность, а потом я работала, чтобы обеспечить себя. Я всегда была занята. В сущности, все, что я делала в прошлом году, так это работала, ходила в школу, занималась и спала. Но в моей жизни не хватало мужчины.
— Два месяца назад, когда я навещала друзей в Сан-Диего, я встретилась с Рэнди, — быстро продолжала она. — Он адвокат. Мы познакомились вечером в дансинге, куда я поехала вместе с друзьями. Мы сразу понравились друг другу. Было так много общих тем для разговоров… правда, наверное, большую часть времени говорила только я. Но ему это вроде бы нравилось. Было так прекрасно находиться в обществе мужчины, который интересуется важными для тебя вещами!
Ее брови сдвинулись к переносице.
— Казалось, я и в самом деле привлекаю его. Знаете, он начал спрашивать, замужем ли я (я уже два года как развелась), живу ли я одна, и тому подобные вещи.
Я могла представить себе энтузиазм Джилл, когда она весело болтала с Рэнди под громкую музыку в тот первый вечер, и тот энтузиазм, с которым она встретила его неделю спустя, когда он продлил деловую поездку в Лос-Анджелес на лишнюю сотню миль ради того, чтобы навестить ее. За обедом она предложила ему поспать в ее квартире и как следует отдохнуть перед долгой поездкой. Он принял приглашение, и той же ночью начался их роман.
— Это было грандиозно. Он разрешил мне готовить ему и был страшно доволен тем, что о нем заботятся. Наутро перед отъездом я выстирала его рубашку. Я люблю ухаживать за мужчинами. Нам было так хорошо вдвоем…
Она печально улыбнулась. Но по мере продолжения ее истории мне стало ясно, что она почти немедленно безрассудно увлеклась Рэнди.
Когда он вернулся в свою квартиру в Сан-Диего, там уже звонил телефон. Джилл нежно сообщила, что беспокоилась о нем и рада, что он вернулся домой целым и невредимым. Он, казалось, слегка сконфужен ее звонком, поэтому она извинилась за беспокойство и повесила трубку. Однако в ней начало расти сосущее беспокойство, подпитываемое мыслью о том, что она снова увлеклась мужчиной гораздо больше, чем он увлекся ею.
— Однажды Рэнди попросил меня не давить на него и сказал, что иначе он просто исчезнет. Я страшно испугалась. Все зависело от меня. Я должна была любить его и одновременно оставить его в покое. Но я не могла этого сделать, поэтому страхи мои все возрастали. Чем больше я паниковала, тем упорнее преследовала его.
Вскоре Джилл начала звонить ему почти каждый вечер. Они договорились, что будут звонить друг другу по очереди, но Рэнди часто не звонил допоздна, и Джилл начинало мучить беспокойство. О сне не могло быть и речи, поэтому она набирала его номер. Их разговоры были столь же неопределенными, сколь и продолжительными.
— Он говорил, что забыл позвонить, a я спрашивала: «Как ты мог забыть?» В конце концов, я никогда не забывала. Потом мы начинали обсуждать, почему такое происходит. Мне казалось, что он боится близости со мной, и я хотела помочь ему преодолеть это. Он постоянно твердил, что не знает, чего хочет от жизни, и я старалась помочь ему разобраться в себе.
Таким образом, Джилл приняла роль «лечащего врача» Рэнди, пытаясь помочь ему эмоционально раскрыться перед ней. Она не могла принять того факта, что он не хотел ее общества. Она уже решила, что он нуждается в ней.
Дважды Джилл летала в Сан-Диего и проводила с Рэнди уикэнд; во время второго визита он все воскресенье игнорировал ее, глядя в телевизор и потягивая пиво. Это был один и худших дней для нее.
— Он много пил? — спросила я. Джилл встревожилась.
— Нет… не особенно. Вообще-то я не знаю. Я никогда по-настоящему не думала об этом. Разумеется, он пил в тот вечер, когда мы встретились, но это совершенно нормально. В конце концов, мы сидели в баре. Иногда, когда мы разговаривали по телефону, я слышала, как звякает лед в бокале, и дразнила его, — знаете, насчет выпивки в одиночестве и так далее. Наверное, он каждый раз пил, когда мы были вместе, но ему просто нравится немного выпить. Это нормально, не правда ли?
Она помедлила, размышляя.
— Знаете, иногда он как-то странно говорил по телефону, особенно для адвоката. Неточно и расплывчато, непоследовательно, забывал о разных вещах. Но я никогда не связывала это с тем, что он пьет. Не знаю, как я объясняла это себе. Наверное, я просто не позволяла себе думать о подобных вещах.
Она печально посмотрела на меня.
— Может быть, он действительно слишком много пил, но только потому, что я докучала ему. Наверное, я казалась ему недостаточно интересной, и поэтому он не хотел быть со мной… Мой муж никогда не хотел быть со мной — это уж точно, — озабоченно продолжала она. Ее глаза наполнились слезами. — И мой отец тоже… Что во мне такого? Почему они все одинаково относились ко мне? Что я делала неправильно?
В тот момент, когда Джилл осознавала наличие проблемы в отношениях между собой и важным для нее человеком, она стремилась только решить эту проблему, но также взять себя ответственность за ее появление. Если Рэнди, ее муж и ее отец не смогли полюбить она объясняла это чем-то, что она сделала и наоборот, не сделала.
Чувства, поведение и жизненный опыт Джилл типичны для женщины, которая связывает любовь со страданием. У Джилл обнаружилось много признаков, общих для всех женщин которые любят слишком сильно. Безотносительно к конкретным деталям историй борьбы таких женщин — поддерживали ли они длительные и тяжелые отношения с одним мужчин или же переживали серию несчастных романов с многими мужчинами — их истории имеют много общего. Любить слишком сильно не означает любить слишком многих мужчин, или слишком часто влюбляться, или испытывает слишком глубокую и искреннюю любовь мужчине. На самом деле это означает быть безрассудно увлеченной мужчиной и называть одержимость любовью, позволять ей контролировать свои эмоции и поведение, понимая, она негативно влияет на здоровье и благополучие, но не находить в себе сил покончить нею. Это означает мерить степень своей любви глубиной своих мучений.
Читая эту книгу, вы можете сравнивать себя с Джилл или с другими женщинами, чьи истории вы узнаете, и задать себе вопрос: не являетесь ли вы тоже женщиной, которая любит слишком сильно? Возможно, хотя ваши проблемы с мужчинами похожи на их проблемы, вам будет трудно связывать себя с «ярлыками», отмечающими прошлое некоторых из этих женщин. Все мы проявляем сильную эмоциональную реакцию на слова вроде «алкоголизм», «инцест», «насилие» или «болезненное пристрастие». Иногда мы не можем реалистично взглянуть на собственную жизнь, поскольку боимся, что эти ярлыки приклеются к нам или к тем, кого мы любим. Как то ни печально, но наша неспособность пользоваться приложимыми к нам понятиями часто препятствует нам получить надлежащую помощь. С другой стороны, эти ужасные ярлыки могут и не иметь отношения к вашей жизни. В вашей семье могли возникать проблемы более тонкого и незаметного характера. Возможно, ваш отец, обеспечивая финансовое благополучие семьи, втайне глубоко не любил женщин и не доверял им; его неспособность любить удерживала вас от любви. Или ваша мать вела себя с вами ревниво и заносчиво, хотя и расхваливала ваши таланты на людях; в результате вы стали нуждаться в достижении успеха ради ее одобрения и одновременно боялись той враждебности, которую мог пробудить в ней ваш успех.
Мы не можем рассмотреть в этой книге мириады проблем, возникающих в неблагополучных семьях, — для этого потребуется несколько томов совершенно иного содержания. Однако важно понять, что общей чертой всех неблагополучных семей является неспособность их членов обсуждать корень проблемы. Другие проблемы могут обсуждаться зачастую «до тошноты», но они лишь прикрывают те секреты, которые расстраивают нормальное функционирование семьи. Именно степень секретности — неспособность говорить о проблемах, а не об их последствиях — определяет степень семейного неблагополучия и тяжесть душевных травм, полученных в такой семье.
Члены неблагополучной семьи играют жестко определенные роли; все общение сводится к утверждениям, согласующимся с этими ролями. Члены такой семьи не вольны в полной мере выражать свои переживания, желания, чувства и потребности. Они ограничивают себя в этом так, чтобы их слова и поступки удовлетворяли тех, кто играет другие роли. Система ролей действует во всех семьях, но по мере смены обстоятельств члены семьи должны изменяться и адаптироваться к новой обстановке, чтобы семейная атмосфера оставалась здоровой. Например, проявление материнских чувств, уместное по отношению к годовалому ребенку, совершенно неуместно по отношению к тринадцатилетнему подростку, поэтому роль матери должна приспосабливаться к новой реальности. В неблагополучных семьях главные аспекты реальности отрицаются и роли остаются жестко фиксированными. Когда никто не может обсуждать вопросы, затрагивающие каждого члена семьи и семью в целом, когда такое обсуждение запрещается скрыто (меняется предмет беседы) или явно («Не следует говорить о таких вещах!»), мы учимся не доверять своим чувствам. Поскольку наша семья отрицает реальность, мы тоже начинаем отрицать ее. Это сильно замедляет развитие наших основных средств общения для контакта с другими людьми и овладения жизненными ситуациями. Особенно заметно это проявляется в поведении женщин, которые любят слишком сильно. Они не способны различить, что для них хорошо, а что плохо. Люди и ситуации, которые другим показались бы опасными, неудобными или разрушительными, не внушают им тревоги, поскольку у них нет способа реалистично оценивать их. Они не доверяют своим чувствам и не позволяют им вести нас. Вместо этого их неудержимо влечет к тем самым драмам, интригам и жизненным вызовам, которых другие люди с более здоровым и благополучным прошлым пытаются естественным образом избегать. Из-за этого влечения они получают еще более глубокие травмы, поскольку их, как правило, тянет к повторению ситуаций, пережитых в детстве. Они снова терпят всю эту боль.
Никто не может случайно стать женщиной, которая любит слишком сильно. Существуют, предсказуемые схемы, сделавшие их такими, каковы они есть. Нижеследующие характеристики типичны для женщин, которые любят слишком сильно — для женщин, похожих на Джилл, а может быть, и для вас.
Как правило, вы росли в неблагополучной семье, где ваши эмоциональные потребности не удовлетворялись.
Получив в детстве мало настоящего тепла и ласки, вы стараетесь удовлетворить свою потребность опосредованно, становясь чрезмерно нежной и заботливой — особенно по отношению к мужчинам, которые вроде бы нуждаются в этом.
Поскольку вы так и не смогли изменить родителей и добиться от них тепла и ласки, вы остро реагируете на знакомый вам тип эмоционально недоступного мужчины. Вы снова пытаетесь изменить его своей любовью.
Страшась его ухода, вы готовы на все, чтобы сохранить взаимоотношения от распада.
Для вас нет ничего слишком неприятного, слишком дорогостоящего или отнимающего слишком много времени, если это «поможет» вашему мужчине.
Привыкнув к отсутствию любви в личных отношениях, вы готовы ждать и надеяться и все упорнее стараетесь порадовать своего мужчину.
Вы готовы взять на себя большую долю ответственности и вины за случившееся в ваших взаимоотношениях.
Ваша самооценка, держится на критически низком уровне. Внутренне вы не верите, что заслуживаете счастья; скорее вы считаете, что должны заслужить право наслаждаться жизнью.
Будучи с детства неуверенной в себе, вы испытываете отчаянную потребность контролировать своего мужчину и свои отношения с ним. Вы маскируете свои усилия контролировать людей и ситуации желанием «быть полезной».
Во взаимоотношениях с мужчинами вы гораздо теснее связаны со своей мечтой о том, как все могло бы сложиться, чем с реальной ситуацией.
Вы питаете болезненное пристрастие к мужчинам и к эмоциональным страданиям.
Вы можете быть эмоционально, а иногда и биохимически предрасположены к зависимости от наркотиков, алкоголя и/или определенной пищи, особенно от сладостей.
Сближаясь с людьми, чьи проблемы требуют решения, или попадая в хаотичные, неопределенные и эмоционально мучительные ситуации, вы избегаете мыслей об ответственности за свою личную жизнь.
У вас может появиться склонность к периодам депрессии, которые вы пытаетесь предупредить с помощью нервного возбуждения, возникающего при нестабильных взаимоотношениях.
Вас не привлекают добрые, надежные, стабильные, интересующиеся вами мужчины. Вы находите таких «славных парней» скучными.
В большей или меньшей степени у Джилл проявлялись почти все эти характеристики. Именно поэтому, слушая ее рассказ, я заподозрила, что у Рэнди могли быть проблемы с алкоголем. Женщин, принадлежащих к подобному типу, постоянно влечет к мужчинам, которые по той или иной причине эмоционально недоступны для них. Болезненное пристрастие — главная причина эмоциональной недоступности.
С самого начала Джилл хотела взять на себя большую долю ответственности за начало и поддержание своих взаимоотношений с Рэнди. Подобно многим женщинам, которые любят слишком сильно, она была очень ответственным человеком — упорным тружеником, преуспевающим в различных областях своей жизни и, однако, обладающим низкой самооценкой. Осознание ее академических и карьерных целей не уравновешивало ее личную неудачу в любовных отношениях. Каждый раз, когда Рэнди забывал позвонить, он наносил тяжелый удар по ее хрупкому представлению о себе, и она начинала героически восстанавливать свое достоинство, пытаясь вытянуть из своего любовника знаки внимания. Ее готовность принять на себя всю вину за разрыв отношений с ним была типичной, как и ее неспособность реалистично оценить ситуацию и позаботиться о себе, когда отсутствие взаимности стало очевидным.
Женщины, которые любят слишком сильно, придают мало значения собственной личности в любовных отношениях с партнером. Они тратят свою энергию на изменение партнера и его чувств к себе с помощью отчаянных манипуляций, подобных дорогостоящим междугородным звонкам Джилл и ее полетам в Сан-Диего (не забудем о том, что ее бюджет был крайне ограничен). Ее междугородные «лечебные беседы» с Рэнди в гораздо большей степени являлись попыткой превратить его в идеального мужчину для себя, чем намерением помочь ему открыть, кто он такой на самом деле. В сущности, Рэнди и не хотел помогать ей в этом. Если бы он действительно хотел разобраться в себе, то сам проделал бы большую часть работы, а не слушал пассивно, как Джилл пытается заставить его проанализировать его собственные мысли и чувства. Она шла на все эти усилия, потому что у нее была лишь одна альтернатива: принять его таким, каким он был на самом деле — мужчиной, безразличным к ее чувствам и к отношениям с ней.
А теперь давайте вернемся к визиту Джилл, чтобы лучше разобраться, что привело ее в тот день в мой офис.
Теперь она говорила о своем отце:
— Он был очень упорным человеком. Я поклялась, что когда-нибудь выиграю в споре с ним, — она на секунду задумалась, вспоминая. — Хотя этого так и не случилось. Возможно, поэтому я и занялась юриспруденцией. Меня увлекла сама идея о том, что можно спорить при обсуждении дела в суде и выиграть его!
При этой мысли она широко улыбнулась, затем снова помрачнела.
— Знаете, что я однажды сделала? Я заставила папу сказать, что он любит меня, заставила его обнять меня.
Джилл попыталась преподнести это событие как веселый анекдот из своей юности, но у нее ничего не получилось. Передо мной стояла тень страдающей молодой девушки.
— Такого никогда бы не случилось, если бы я не заставила его. Но он в самом деле любил меня, просто не показывал этого. Он так и не смог сказать нужное слово сам, и я счастлива, что заставила его, иначе я бы никогда не услышала от него ничего подобного. Я ждала годы и годы. Мне было восемнадцать, когда я обратилась к нему: «Ты скажешь мне, что любишь меня». Я ждала до тех пор, пока он не сказал этого. Тогда я попросила его обнять меня, но на самом деле мне пришлось первой обнять его. Он прижал меня к себе и легонько похлопал по плечу, но этого было достаточно. Я сильно нуждалась в этом.
Вернулись слезы, покатившиеся по округлым щекам Джилл.
— Почему это было так трудно для него? Это кажется такой элементарной вещью — сказать дочери, что ты любишь ее.
Она снова принялась разглядывать свои сложенные руки.
— Я так старалась. Наверное, именно поэтому я спорила и ссорилась с ним. Я думала, что если когда-нибудь выиграю в споре, то он будет гордиться мною. Ему придется признать, что я молодец. Я хотела добиться его одобрения больше всего на свете. Наверное, я думала, что его одобрение означает его любовь…
Из дальнейшего разговора стало ясно, что в семье Джилл холодность ее отца по отношению к ней объяснялась тем фактом, что он хотел сына, а получил дочь. Это поверхностное объяснение было более легким и удобным для всех, включая и Джилл, чем признание правды. Однако после долгой терапии Джилл поняла, что ее отец ни с кем не имел близких эмоциональных отношений, что он был фактически не способен выражать любовь или одобрение любому человеку из своего личного окружения. Для его эмоциональной замкнутости всегда находились «причины»: например, ссоры и расхождения во мнениях или бесповоротные факты — такие, как тот, что Джилл родилась девочкой. Каждый член семьи считал эти причины основательными, вместо того, чтобы подвергнуть исследованию постоянную отчужденность в отношениях с отцом Джилл.
Для Джилл оказалось труднее признать, что ее отец не способен любить, чем продолжать обвинять во всем только себя. Пока вина лежала на ней, оставалась и надежда, что когда-нибудь она сама изменится достаточно сильно, чтобы изменить отношение отца к себе.
Для всех нас справедливо, что когда в эмоционально мучительных для нас ситуациях мы берем вину на себя, то фактически утверждаем, будто имеем власть над ситуацией: если мы изменимся, то страдания прекратятся. Данная подсознательная динамика лежит в основе самообвинения женщин, которые любят слишком сильно. Обвиняя себя, мы цепляемся за надежду понять, что мы сделали неправильно, и исправить ошибку.
Эта схема в поведении Джилл проявилась со всей очевидностью во время следующего приема, когда она рассказала о своем браке. Ее с неумолимой силой повлекло к человеку, с которым она могла воссоздать эмоциональный климат своего подросткового возраста в отношениях с отцом. Ее брак стал для нее новой возможностью завоевать так и не обретенную любовь.
Пока Джилл вспоминала о первой встрече со своим мужем, я думала о высказывании, услышанном мною от коллеги по профессии: «Голодные люди — плохие покупатели». Изголодавшаяся по любви и одобрению, знакомая с безразличием, хотя и не распознавшая его, Джилл была обречена сблизиться с Полем.
— Мы встретились в баре, — сказала она. — Я стирала одежду в прачечном автомате и на несколько минут вышла в соседнее помещение — маленькое уютное местечко. Пол начинал партию в бильярд и спросил, не хочу ли я присоединиться. Я согласилась. С этого все и началось. Он предложил мне прогуляться с ним. Я отказалась, сказав, что не гуляю с мужчинами, которых встречаю в баре. Тогда он проводил меня к прачечному автомату, ни на минуту не прекращая говорить. В конце концов я дала ему номер своего телефона, и следующим вечером мы встретились.
Вы не поверите, но уже через две недели мы стали жить вместе. У него не было жилья, а мне пришлось выехать из своей квартиры, но вскоре нам удалось найти подходящее место. Все было не особенно грандиозным — секс, дружба и так далее. Примерно через год моя мать стала нервничать по поводу моей дальнейшей судьбы, поэтому мы поженились, — Джилл снова тряхнула локонами.
Несмотря на это легкое, почти небрежное начало, Джилл вскоре до безумия увлеклась своим мужем. Поскольку ее детство и юность прошли в попытках исправить свои воображаемые ошибки, она органично перенесла этот образ мыслей и поведения на отношения в браке.
— Я так старалась. Я хочу сказать, что очень любила его и собиралась заставить его полюбить меня. Я была безупречной женой. Я готовила и стирала как ненормальная, и при этом еще пыталась учиться. Он по большей части вообще не работал. Валялся на кровати, а время от времени исчезал на несколько дней. Это был сущий ад — ожидание и неопределенность. Но я научилась не спрашивать, где он был, потому что… — Джилл поерзала на стуле. — Мне трудно признаться в этом. Я была уверена, что все наладится, если я как следует постараюсь, но иногда после его исчезновений я сердилась, и тогда он бил меня. Я еще никому не говорила об этом. Мне было стыдно. Я никогда не могла представить себя в такой роли, понимаете? — в роли человека, который позволяет, чтобы его били.
Брак Джилл распался, когда ее муж во время одной из своих продолжительных отлучек нашел себе другую женщину. Несмотря на сплошное мучение, в которое превратилась их совместная жизнь, уход Поля совершенно опустошил Джилл.
— Я знала, что какой бы ни была та женщина, она была не похожа на меня. Я отлично понимала, почему Поль ушел от меня. Я чувствовала, что не могу предложить ничего хорошего ни ему, ни кому-либо другому. Я даже не винила его в том, что он бросил меня. Я стала сама себе противна.
Основная часть моей работы с Джилл заключалась в том, чтобы помочь ей понять разрушительный процесс, через который она проходила в течение столь долгого времени: ее болезненное пристрастие к обреченным на неудачу отношениям с эмоционально недоступными мужчинами. Пристрастный аспект поведения Джилл подобен болезненной тяге к наркотикам. В начале каждой связи был «полет» — чувство эйфории, восторга, когда она верила, что ее глубочайшая потребность в любви, внимании и эмоциональной безопасности наконец-то будет удовлетворена. В результате Джилл становилась все более зависимой от мужчины и своих взаимоотношений с ним. Потом, подобно наркоману, которому требуется все более сильная доза по мере того, как действие наркотика на его организм ослабевает, ей приходилось тратить все больше энергии на укрепление взаимоотношений, приносивших ей все меньшее удовлетворение. Пытаясь сохранить то, что когда-то казалось таким чудесным и многообещающим, Джилл рабски преклонялась перед своим мужчиной. Она просила у него большей близости, большей уверенности, большей любви, получая все меньше и меньше. Чем хуже становились отношения, тем труднее ей было покончить с ними из-за остроты ее потребности в любви. Она не могла остановиться.
Когда Джилл впервые пришла ко мне, ей было двадцать девять лет. Ее отец умер семь лет назад, но по-прежнему оставался самым важным мужчиной в ее жизни. В определенном смысле он был ее единственным мужчиной, поскольку во взаимоотношениях со всеми другими привлекательными для Джилл мужчинами она фактически обращалась к отцу, упорно пытаясь завоевать любовь человека, который не мог дать ей любви из-за собственных проблем.
Когда воспоминания нашего детства особенно мучительны, мы часто испытываем подсознательное побуждение воссоздать сходные ситуации, но на этот раз овладеть ими.
Например, если мы, подобно Джилл, любили отца, который оставался к нам холоден, мы часто увлекаемся похожими на него людьми в зрелом возрасте и пытаемся выиграть старую битву за любовь. Джилл олицетворяла эту динамику поведения, испытывая влечение к неподходящим для нее мужчинам.
Есть старая шутка о близоруком человеке, потерявшем поздно вечером свои ключи и ищущем их при свете уличного фонаря. Другой человек подходит к нему и предлагает свою помощь, спрашивая: «Вы уверены, что потеряли свои ключи именно здесь?» — «Нет, не уверен, — отвечает близорукий человек. — Но только здесь достаточно светло, чтобы искать».
Как и тот близорукий человек, Джилл искала недостающее в своей жизни не там, где была какая-то надежда найти его, а там, где ей было легче всего искать.
Из этой книги мы узнаем, что такое «любить слишком сильно», почему мы это делаем, где мы этому научились и как нам следует изменить свое отношение к любви, чтобы открыть путь к более здоровым взаимоотношениям. Давайте еще раз посмотрим на характеристики женщин, которые любят слишком сильно. Разберем их подробно и по очереди.
1. Как правило, вы росли в неблагополучной семье, где ваши эмоциональные потребности не удовлетворялись.
Наверное, лучший способ достичь понимания данной характеристики — приступить сначала ко второй ее части: «…где ваши эмоциональные потребности не удовлетворялись». К «эмоциональным потребностям» относится не только ваша потребность в нежности и любви. Хотя этот аспект имеет важное значение, еще более важным является тот факт, что ваши чувства и ощущения во многом отрицались или игнорировались, а не встречали понимание и подтверждение. Например, родители ссорятся. Ребенок испуган. Он спрашивает мать: «Почему ты сердишься на папу?» — «Я не сержусь», — отвечает мать с раздраженным и обеспокоенным видом. Ребенок приходит в замешательство, пугается еще больше и говорит: «Но я слышал, как ты кричала». Мать сердито отвечает: «Я уже сказала тебе, что не сержусь, но я рассержусь по-настоящему, если ты и дальше будешь приставать ко мне». Теперь ребенок испытывает страх, замешательство, гнев и чувство вины. Мать утверждает, что его восприятие неверно, но если это так, то откуда взялось чувство страха? Ребенку приходится выбирать между мыслью о том, что он был прав и мать намеренно солгала ему, и убеждением, что его слух, зрение и остальные чувства лгут. Зачастую он остается в замешательстве, настраивая свое восприятие так, чтобы ему не приходилось испытывать дискомфорта, когда он не находит подтверждения своим чувствам. Это ослабляет способность ребенка доверять себе и своему восприятию — как в детстве, так и в зрелом возрасте, особенно при близких взаимоотношениях с партнером.
Потребность в нежности также может игнорироваться или удовлетворяться в недостаточной степени. Когда родители ссорятся друг с другом либо борются со своими проблемами, у них остается мало времени для проявления внимания к ребенку. В результате ребенок жаждет любви, не зная, следует ли ему доверять этому чувству, и фактически считая себя недостойным любви.
Теперь вернемся к первой части характеристики: «…вы росли в неблагополучной семье». Неблагополучными семьями мы называем те, где проявляется одна или несколько из нижеперечисленных тенденций: злоупотребление алкоголем и/или другими наркотиками (скрытое или явное); излишества в поведении, такие, как чрезмерное пристрастие к еде, работе, уборке, игре, денежным тратам, диетам и так далее. Все это типы пристрастного поведения, представляющие собой прогрессирующий болезненный процесс; помимо других вредных последствий, они успешно разрушают либо предотвращают искренние контакты и близость в семье:
физическое насилие над супругом и/или над детьми;
неподобающее сексуальное поведение одного из родителей по отношению к ребенку, варьирующее от развращения до инцеста;
постоянные споры и напряженность;
длительные периоды времени, когда родители не разговаривают друг с другом;
родители имеют разные системы ценностей или противоречат друг другу, борясь за лояльность ребенка;
родители соревнуются друг с другом или с детьми;
один из родителей не может наладить отношения с другими членами семьи и поэтому усердно избегает их, в то же время обвиняя их в замкнутости;
чрезмерно жесткие требования к доходам, религиозному воспитанию, работе, распорядку дня, слепая увлеченность сексом, телевидением, работой по дому, спортом, политикой и т. д.
Одержимость любым из этих дел может разрушить близость в семье, поскольку упор делается на соблюдение правил, а не на нормальные отношения.
Если один из родителей проявляет в своем поведении пристрастие к чему-то из упомянутого выше, это вредит ребенку. Если же они оба практикуют какой-либо из опасных видов поведения, результаты могут быть еще более разрушительными. Часто у родителей проявляются взаимно дополняющие друг друга виды патологии — к примеру, мужчины-алкоголики часто вступают в брак с женщинами, страдающими от переедания, а потом каждый борется за то, чтобы обуздать пристрастие партнера. Родители также часто уравновешивают друг друга нездоровым образом: в семье с чрезмерно внимательной, подчеркнуто заботливой матерью и сердитым, замкнутым отцом каждый из родителей фактически подталкивает другого своим поведением на разрушительные шаги по отношению к ребенку.
Неблагополучие в семье может проявляться самыми разнообразными способами, но оно всегда оказывает одинаковое воздействие на ребенка: у детей, выросших в таких семьях, до некоторой степени повреждена способность чувствовать других людей и строить свои отношения с ними.
2. Получив в детстве мало настоящего тепла и ласки, вы стараетесь удовлетворить свою потребность опосредованно, становясь чрезмерно нежной и заботливой, особенно по отношению к мужчинам, которые вроде бы нуждаются в этом.
Подумайте о том, как дети, особенно маленькие девочки, ведут себя, когда им не хватает любви и внимания. В тех случаях, когда маленький мальчик начинает сердиться, ломает игрушки или начинает драться, девочка обычно переключает внимание на свою любимую куклу. Качая, гладя ее и до некоторой степени отождествляя себя с ней, эта маленькая девочка пытается опосредованно получить ту ласку, в которой она нуждается. Взрослые женщины, которые любят слишком сильно, делают то же самое, хотя, возможно, несколько более изощренно. В общем и целом мы становимся чрезмерно заботливыми в большинстве, если не во всех областях нашей жизни. Женщины из неблагополучных семей (а особенно, как мне пришлось убедиться, из семей, где один или оба родителя были алкоголиками) во множестве представлены в профессиях, суть которых — помощь другим людям. Они становятся медсестрами, консультантами, терапевтами и работниками социальной сферы. Нас влечет к тем, кто нуждается в помощи. Мы полны сострадания, чувствуем чужие муки, как свои, и пытаемся облегчить их, чтобы нам самим стало лучше. То, что мужчины, наиболее сильно привлекающие нас, нуждаются в заботе, становится очевидным, если понять, что в основе влечения лежит наше собственное желание быть любимыми и полезными.
Мужчина, взывающий к нам, не обязательно должен оказаться нищим или больным. Возможно, он не способен устанавливать нормальные отношения с окружающими, холоден и замкнут, либо упрям и эгоистичен, либо упрям и меланхоличен. Может быть, он немного дикий и безответственный или не способен на верность. А может быть, он говорит нам, что не способен полюбить ни одну женщину. В зависимости от нашего прошлого опыта мы по-разному реагируем на разные выражения нашей потребности в помощи. Но мы так или иначе убеждены, что мужчине для улучшения его жизни необходима наша помощь, наша мудрость и наше сострадание.
3. Поскольку вы так и не смогли изменить родителей и добиться от них тепла и ласки, вы остро реагируете на знакомый вам тип эмоционально недоступного мужчины. Вы снова пытаетесь изменить его своей любовью.
Возможно, вы боролись с одним из родителей, возможно, с обоими, но что бы ни было неправильным, отсутствующим или мучительным в прошлом, в любом случае это то, что вы пытаетесь «исправить» в настоящем.
Теперь становится ясно, что в продолжении этих попыток есть что-то очень нездоровое и пораженческое. Было бы прекрасно, если бы мы привнесли всю нашу симпатию, сострадание и понимание во взаимоотношения с нормальными мужчинами, которые могли бы дать нам какую-то надежду на удовлетворение наших потребностей. Но нас не влечет к мужчинам, способным дать нам то, в чем мы нуждаемся: они кажутся нам скучными. Нас влечет к мужчинам, олицетворяющим ту борьбу, которую мы вели с родителями, когда пытались быть достаточно хорошими, любящими, умными и полезными, добиваясь любви, внимания и одобрения тех, кто не мог нам их дать, поскольку был слишком поглощен собственными заботами. Теперь любовь, внимание и одобрение для нас «не в счет», если мы не можем добиться их от мужчины, не способного нам их дать, поглощенного своими заботами и проблемами.
4. Страшась его ухода, вы готовы на все, чтобы уберечь взаимоотношения от распада.
«Оказаться брошенной» — очень сильное выражение. Оно подразумевает, что вас оставили — возможно, оставили умирать, так как вы можете оказаться не способны выжить в одиночестве. Это заброшенность в буквальном смысле, но есть еще и эмоциональная опустошенность. Каждая женщина, которая любит слишком сильно, хотя бы однажды испытывала это всеобъемлющее чувство со всеми страхами и отчаянием, которые оно приносит с собой. Когда в зрелом возрасте от вас уходит мужчина, многими своими чертами напоминающий людей, впервые бросивших вас, это возрождает весь пережитый ужас. Разумеется, вы готовы на все, чтобы избежать такого, что приводит к следующей характеристике.
5. Для вас нет ничего слишком неприятного, слишком дорогостоящего или отнимающего слишком много времени, если это «поможет» вашему мужчине.
Идея заключается в том, что если «все сработает», то мужчина станет для вас всем тем, в чем вы нуждаетесь. Это означает, что, победив в борьбе, вы приобретете то, чего так долго добивались.
Поэтому, хотя мы часто экономны по отношению к себе и доходим даже до самоотрицания, мы готовы пойти на все, чтобы помочь ему. Вот примеры некоторых наших усилий:
покупка ему одежды, чтобы улучшить его мнение о себе;
поиски терапевта для него и настойчивые просьбы сходить на терапию;
финансирование дорогостоящих хобби, помогающих ему лучше использовать свое время;
перемена места жительства с ущербом для благосостояния из-за того, что «он несчастлив здесь»;
передача ему половины или всей нашей собственности, чтобы он не чувствовал себя в подчиненном положении;
предоставление ему места для жилья, где он мог бы чувствовать себя уверенно;
безропотное отношение к оскорблениям в свой адрес, поскольку «раньше ему никогда не позволяли выражать свои чувства»;
поиски работы для него.
Это лишь частичный список способов нашей помощи. Ради него мы резко ставим под вопрос уместность своих поступков. Мы тратим огромное количество времени и энергии в поисках новых подходов, которые будут работать лучше уже использованных.
Привыкнув к отсутствию любви в личных отношениях, вы готовы ждать и надеяться и все упорнее стараетесь порадовать своего мужчину.
Если другая женщина с другим прошлым окажется в нашей ситуации, она может сказать: «Это возмутительно! Я ни минуты не собираюсь мириться с этим». Но мы считаем, что если наши усилия пропадают впустую и мы остаемся несчастными, то, значит, мы просто недостаточно старались. Мы следим за каждым нюансом поведения партнера в поисках признаков долгожданных перемен. Ждать, когда он изменится, представляется нам более удобным, чем измениться самим и жить собственной жизнью.
7. Вы готовы взять на себя большую долю ответственности и вины за случившееся в любых взаимоотношениях.
Часто у тех из нас, кто рос в неблагополучных семьях, родители были безответственными, слабыми и ребячливыми. Мы быстро выросли и превратились в «псевдовзрослых» задолго до того, как были готовы к грузу ответственности, который налагает взрослая жизнь. Но мы были также довольны тем влиянием, которое мы могли оказывать на членов нашей семьи и на других людей. Став взрослыми, мы считаем, что ответственность за налаживание хороших отношений целиком и полностью возложена на нас. Поэтому мы часто выбираем безответственных и слабых партнеров, укрепляющих в нас чувство, что все зависит только от нас. Мы становимся специалистами по переноске тяжестей.
8. Ваша самооценка держится на критически низком уровне. В глубине души вы не верите, что заслуживаете счастья; скорее вы полагаете, что должны заслужить право наслаждаться жизнью.
Если наши родители считают нас недостойными своей любви и внимания, то как мы можем поверить в то, что на самом деле мы хорошие и даже прекрасные люди? Очень немногие женщины, которые любят слишком сильно, внутренне убеждены в том, что они заслуживают любви и внимания просто в силу своего существования. Вместо этого мы верим в то, что обладаем ужасными изъянами и недостатками и должны упорно трудиться над их исправлением. Мы живем с чувством вины из-за этих воображаемых недостатков и боимся, что они будут обнаружены. Мы упорно трудимся над тем, чтобы казаться окружающим хорошими людьми, потому что сами в это не верим.
9. Будучи с детства не уверенной в себе, вы испытываете отчаянную потребность контролировать своего мужчину и свои отношения с ним. Вы маскируете свои усилия контролировать людей и ситуации желанием «быть полезной».
Воспитываясь в одной из неблагополучных семей, например в такой, где процветают алкоголизм, насилие или инцест, ребенок неизбежно будет чувствовать панику перед потерей контроля над событиями в семье. Люди, от которых ребенок зависит, слишком слабы, чтобы защитить его. Фактически такая семья чаще является для ребенка источником вреда и угрозы, чем источником защиты и безопасности. Опыт, усвоенный в ней, ошеломителен и оказывает разрушительное влияние на личность, поэтому те, кто обладает этим опытом, пытаются, так сказать, «быть на высоте». Становясь сильными и помогая другим, мы защищаемся от той паники, которая охватывала нас, когда мы оказывались отданными на милость других людей. Чтобы чувствовать себя в безопасности, нам нужно общество людей, которым мы можем помочь.
10. Во взаимоотношениях с мужчинами вы гораздо теснее связаны со своей Мечтой о том, как все могло бы сложиться, чем с реальной ситуацией.
Когда мы любим слишком сильно, мы живем в мире фантазий, где мужчина, с которым мы несчастны, превращается в мужчину, которым ему следует быть с нашей точки зрения, которым он обязательно станет с нашей помощью. Поскольку мы очень мало знаем о счастье во взаимоотношениях и имеем очень небольшой опыт в удовлетворении своих эмоциональных потребностей, этот воображаемый мир оказывается тем, в который мы осмеливаемся войти в поисках желаемого.
Если бы у нас был мужчина, олицетворяющий все наши мечты, зачем бы он нам понадобился? Весь наш талант (и властная потребность помогать) пропали бы впустую. Направляющая часть нашей личности осталась бы без работы. Поэтому мы выбираем мужчину, который не является олицетворением наших помыслов, и начинаем мечтать.
11. Вы питаете болезненное пристрастие к мужчинам и к эмоциональным страданиям.
По словам Стентона Пила, автора «Любви и пристрастия», «…пристрастное переживание поглощает сознание человека и как анальгетик приглушает его озабоченность и страдание. Возможно, ничто не поглощает так наше сознание, как любовные взаимоотношения определенного рода. Пристрастные взаимоотношения характеризуются желанием постоянного и успокаивающего присутствия партнера… Второй критерий пристрастности состоит в том, что она ослабляет способность человека сосредоточивать свое внимание на других аспектах своей жизни».
Мы пользуемся своей одержимостью любимым мужчиной, чтобы избежать страданий, пустоты, гнева и страха. Мы пользуемся нашими взаимоотношениями как наркотиками, избегая тех чувств, которые нам пришлось бы испытать в одиночестве. Чем более мучительным становится наше общение с мужчиной, тем сильнее оно отвлекает нас от действительности. Самые ужасные взаимоотношений служат для нас той же целью, что и очень сильный наркотик для законченного наркомана. Но без мужчины, на котором мы можем сосредоточить все свое внимание, мы замыкаемся в себе. Часто у нас проявляются физические и эмоциональные симптомы, характерные для воздержания от наркотиков: тошнота, потливость, переохлаждение, судороги, хаотичные мысли, депрессия, бессонница, паника и приступы тревоги. В попытках подавить эти симптомы мы возвращаемся к прежнему партнеру или отчаянно ищем нового.
12. Вы можете быть эмоционально, а иногда и биохимически предрасположены к зависимости от наркотиков, алкоголя и/или определенной пищи, особенно сладостей.
Вышесказанное особенно относится к женщинам, чьи родители злоупотребляли алкоголем или наркотиками. Вес те, что любят слишком сильно, носят в себе груз эмоциональных переживаний, который может привести их к употреблению наркотических веществ, дабы отгородиться от своих чувств. Но дети родителей-наркоманов помимо того часто имеют генетическую склонность к развитию собственных болезненных пристрастий.
Возможно, из-за того, что рафинированный сахар почти идентичен по своей молекулярной структуре этиловому спирту, многие дочери алкоголиков испытывают пристрастие к сладостям и становятся его пленницами. Рафинированный сахар — это не пища, а наркотик. В нем нет пищевой ценности, только пустые калории. Он может опасно изменить химию мозга и становится наркотическим веществом для многих людей.
13. Сближаясь с людьми, чьи проблемы требуют решения, или попадая в хаотичные, неопределенные и эмоционально мучительные ситуации, вы избегаете мыслей об ответственности за свою личную жизнь.
Хотя мы очень хорошо воспринимаем чувства другого человека, угадываем его потребности, предвидим его поступки, мы не имеем контакта с собственными чувствами и не способны принимать разумные решения относительно важных аспектов нашей жизни, которые беспокоят нас. В сущности, мы часто не знаем, кто мы такие. Углубляясь в драматические проблемы, мы отказываемся заглянуть в себя и выяснить это.
Я вовсе не хочу сказать, что мы не должны проявлять эмоций. Однако мы можем плакать, кричать, рыдать и стонать, но при этом не пользоваться своими эмоциями как подспорьем для важного выбора в своей жизни.
14. У вас может появиться склонность к депрессии, приступы которой вы пытаетесь предупредить с помощью нервного возбуждения, возникающего при нестабильных взаимоотношениях.
Пример: одна из моих клиенток, испытывавшая продолжительную депрессию и бывшая замужем за алкоголиком, сравнила жизнь с ним с ежедневным дорожным происшествием. Ужасающие спады и подъемы, сюрпризы, маневры, непредсказуемость и нестабильность взаимоотношений вызывали постоянную кумулятивную встряску ее нервной системы. Если вы когда-либо попадали в дорожное происшествие и не были при этом серьезно травмированы, то вы, наверное, испытывали на следующий день определенную приподнятость. Это произошло потому, что ваше тело испытало шок, и адреналин был выброшен в кровь в необычно больших количествах. Именно адреналин вызывает эйфорию. Если вы боретесь с депрессией, то вы подсознательно ищете ситуаций, поддерживающих вас в возбужденном состоянии; в этом смысле брак с алкоголиком похож на дорожное происшествие. Чтобы оставаться недосягаемой для депрессии, вы забираетесь все выше. Депрессия, алкоголизм и расстройства питания тесно связаны — возможно, даже генетически. У большинства моих клиенток, испытывавших проблемы с депрессией, минимум один из родителей был алкоголиком. Если вы росли в семье алкоголиков, то ваша депрессия скорее всего имеет две причины: ваше прошлое и ваше генетическое наследство. Как ни иронично это звучит, но возбуждение от взаимоотношений с человеком, страдающим таким заболеванием, может сильно привлекать вас.
15. Вас не привлекают добрые, надежные, стабильные, интересующиеся вами мужчины. Вы находите таких «славных парней» скучными.
Мы находим нестабильного мужчину волнующим, ненадежного мужчину — вызывающим, непредсказуемого мужчину — романтичным, незрелого мужчину — чарующим, угрюмого мужчину — таинственным. Сердитый мужчина нуждается в нашем понимании, несчастный нуждается в нашем утешении. Ущербный мужчина нуждается в нашем поощрении, холодный — в нашем тепле. Но мы не можем «исправить» мужчину, который замечателен сам по себе; ведь если он добр и будет заботиться о нас, то нам не придется страдать. К несчастью, если мы не любим мужчину слишком сильно, мы обычно вообще его не любим. В последующих главах каждая из женщин, с которыми вы познакомитесь, расскажет вам историю о слишком сильной любви. Возможно, их истории помогут вам яснее понять закономерности, действующие в вашей жизни. Тогда вы тоже сможете применить средства, о которых говорится в конце этой книги, и изменить ход вещей в сторону большего удовлетворения собой, радости и любви. Это мое пожелание вам.
2. Хороший секс при плохих взаимоотношениях
Мой мужчина вовек не узнает о том,Как я его люблю.Вся моя жизнь — сплошное отчаянье,Но это меня не смутит.Когда он сжимает меня в объятьях,Весь мир озаряется светом.«Мой мужчина»
Молодая женщина, сидевшая передо мной, излучала отчаяние. На ее прелестном лице все еще виднелись желтые и зеленоватые следы от ужасных синяков, которые она получила месяц назад, когда сознательно направила свой автомобиль вниз с откоса.
— Об этом писали в газетах, — медленно, с мукой в голосе сказала она. — Все про инцидент, с фотографиями автомобиля… но он так и не позвонил мне.
Ее голос немного повысился, в нем появились нотки здорового гнева. Затем она вернулась к мрачному унынию.
Труди, едва не погибшая из-за любви, подняла центральный вопрос в своих отношениях с мужчинами, сделавший уход ее любовника необъяснимым и почти нестерпимым для нее:
— Как мог секс между нами быть таким замечательным, как мы могли испытывать такие удивительные чувства и быть такими близкими друг другу, если в остальном между нами не было ничего общего?
Почему это срабатывало, когда все другое оказывалось бесполезным? — заплакав, она стала похожей на очень маленького обиженного ребенка. — Я думала, что заставлю его любить меня, отдаваясь ему. Я давала ему все, все, что могла дать.
Она наклонилась вперед, держась за живот и раскачиваясь.
— О, как же больно знать, что все мои усилия пропали впустую!
Долгое время она плакала, сложившись чуть ли не вдвое, затерявшись в тех краях, где когда-то жил ее миф о любви. Когда она снова смогла говорить, в ее голосе зазвучало уже знакомое приглушенное отчаяние:
Для меня было важно лишь счастье с Джимом и его общество. Я не просила ни о чем другом — только о том, чтобы он проводил время со мной.
Труди еще минуту поплакала, а я вспомнила то, что она рассказала мне о своей семье, и мягко спросила ее:
— Наверное, ваша мать хотела того же от вашего отца? Чтобы он проводил хотя бы часть своего времени вместе с ней?
Она неожиданно выпрямилась.
— О Боже! Вы правы. Я даже говорю, как моя мать — как человек, на которого я больше всего хотела не быть похожей. Она даже угрожала самоубийством, чтобы настоять на своем. О Боже! — повторила Труди. Ее лицо было мокрым от слез.
— Это в самом деле ужасно, — тихо добавила она.
— Мы часто обнаруживаем, что делаем те же самые вещи, за которые осуждали своих родителей, — заметила я. — То самое, что мы обещали себе никогда — никогда не делать. Это происходит потому, что мы учились на поступках родителей и даже на их чувствах, узнавая для себя, что это такое — быть мужчиной или женщиной.
— Но я не пыталась покончить с собой ради того, чтобы вернуть Джима, — запротестовала Труди. — Просто я больше не могла выносить этот ужас. Я чувствовала себя недостойной и нежеланной, — она помедлила. — Может быть, моя мать чувствовала то же самое. Наверное, дело всегда доходит до этого, когда пытаешься удержать человека, которого привлекают другие, более важные вещи.
Труди действительно очень старалась, и приманкой, которой она пользовалась, служил секс. На следующем приеме, когда боль немного притупилась, вопрос о сексе возник снова.
— Я всегда была очень сексуально отзывчивой, — заметила она со смесью гордости и вины в голосе.
Настолько, что в высшей школе я боялась стать нимфоманкой. Я могла думать только о том, как мы с приятелем снова займемся любовью. Я всегда старалась организовать все так, чтобы у нас было какое-нибудь место, куда мы могли бы пойти и остаться там одни. Говорят, что именно парни всегда больше хотят заняться любовью. Думаю, я хотела этого гораздо больше, чем он. По крайней мере я шла ради этого на гораздо большие жертвы. Труди было шестнадцать лет, когда она и ее одноклассник впервые «прошли урок до конца», по ее выражению. Он был футболистом, очень серьезно относившимся к своим тренировкам.
Видимо, он считал, что слишком частый секс с Труди может ослабить его доблесть на игровом поле. Когда он отказывался под предлогом того, что не может оставаться с ней допоздна перед матчем, она наносила ответный удар: устраивалась сиделкой на дневную работу, во время которой она могла совращать его на кушетке в гостиной, пока младенец спал в детской. Однако несмотря на самые изощренные попытки Труди преобразовать страсть друга к спорту в страсть к ее телу, она в конце концов потерпела неудачу, и молодой человек благодаря своим футбольным талантам был переведен в другой колледж. После периода ночных слез и самобичевания (в том числе и за то, что она не смогла убедить его отказаться от спортивных амбиций) Труди была готова попробовать еще раз.
Наступило лето, отделявшее колледж от высшей школы. Труди по-прежнему жила дома, но этот дом трещал по швам. После нескольких лет непрерывных угроз ее мать наконец начала бракоразводный процесс, наняв адвоката, известного своей готовностью бороться грязными методами. В отношениях ее родителей бушевал шторм, в котором «трудоголизм» ее отца сталкивался с пылкими, иногда яростными и саморазрушительными попытками ее матери заставить его проводить больше времени с собой и двумя дочерьми: Труди и ее старшей сестрой Бет. Отец так редко бывал дома и задерживался так ненадолго, что жена язвительно называла его короткие визиты «кошачьими концертами».
— Так оно и было на самом деле, — сказала Труди. — Его приходы всегда оборачивались ужасными продолжительными ссорами. Мать кричала и обвиняла его в том, что он не любит нас, а отец упирал на то, что ему приходится тяжело работать ради нашего блага. Когда он бывал дома, это всегда заканчивалось тем, что они начинали кричать друг на друга. Обычно он уходил, хлопнув дверью и сказав напоследок: «Неудивительно, что мне не хочется приходить домой!» Но иногда, если мать сильно плакала, или в очередной раз пугала его разводом, или принимала много таблеток и ложилась в клинику, он на какое-то время менялся: приходил домой пораньше и занимался нами. Мать начинала готовить разные замечательные лакомства — полагаю, чтобы вознаградить его за воссоединение с семьей, — Труди нахмурилась. — Через три-четыре дня он снова задерживался допоздна, и тогда дома звонил телефон. «Да, понятно. В самом деле?» — спрашивала мать ледяным тоном. Вскоре она начинала выкрикивать оскорбления, а затем бросала трубку. Мы с Бет были рядом, принаряженные и хорошенькие, поскольку ожидалось, что папочка придет домой к обеду. Мы сервировали стол особенно красиво, ставили, свечи и цветы; мать всегда приказывала нам делать это, когда ждала отца домой пораньше. И вот она бежала на кухню, бушевала там, гремела кастрюлями и осыпала дорогого папочку ужасной бранью. Потом она остывала, снова надевала ледяную улыбку, выходила в гостиную и объявляла, что нам придется обедать одним. Это было даже хуже, чем ее крики. Она раскладывала еду по тарелкам и садилась, не глядя на нас. Мы с Бет страшно нервничали в этой тишине, не осмеливались разговаривать и не осмеливались отказываться от еды. Мы пытались как-то поправить положение, но на самом деле мы ничего не могли сделать для матери. После таких обедов мне обычно становилось плохо посреди ночи, начиналась ужасная тошнота и рвота, — Труди со стоическим видом покачала головой. — Это определенно не способствовало нормальному пищеварению.
— А также усвоению нормальных отношений в семье, — добавила я, ибо именно в такой атмосфере Труди научилась тому немногому, что она знала об отношениях с любимыми людьми. — Что вы чувствовали, пока это продолжалось? — спросила я. Труди ненадолго задумалась и кивнула перед тем, как ответить, подчеркивая правильность своих мыслей.
В разгаре ссор я пугалась, но большую часть времени чувствовала себя одинокой. Никто не смотрел в мою сторону и не интересовался моими чувствами или поступками. Моя сестра была такой застенчивой, что мы почти не разговаривали с ней. Когда она не брала уроки музыки, то пряталась в своей комнате. Думаю, она играла на флейте в основном для того, чтобы не слышать ссор и иметь предлог не попадаться никому на глаза. Я тоже научилась быть пай-девочкой. Я вела себя тихо, делая вид, что ничего не замечаю, когда родители ссорятся, и держала свои мысли при себе. Я старалась хорошо учиться в школе. Иногда мне казалось, что это единственный предмет, заставлявший отца замечать мое существование. «Посмотрим-ка твои отметки», — говорил он, и мы некоторое время разговаривали об учебе. Он восхищался любыми достижениями, поэтому я старалась хорошо учиться ради него.
Труди потерла ладонью лоб и задумчиво продолжала:
— Есть и другое чувство: печаль. Думаю, мне всегда было грустно, но я никому не говорила об этом. Если бы кто-то спросил: «Что ты чувствуешь?», то я бы ответила, что чувствую себя прекрасно. Если бы я могла сказать, что мне грустно, то все равно не смогла бы объяснить, почему. Как я оправдала бы это чувство? Я ни в чем не терпела нужды, у меня было все необходимое. Я хочу сказать, что мы никогда не пропускали время еды, всегда получали одежду и прочее.
Труди все еще не могла полностью признать глубину своей эмоциональной изоляции в семье. Она страдала от недостатка нежности и внимания со стороны отца, который был практически недоступен, и со стороны матери, всецело поглощенной своим недовольством и ссорами с отцом. Из-за этого Труди и ее сестра испытывали эмоциональное истощение. В идеале по мере взросления Труди могла бы делиться с родителями своими мыслями и чувствами, получая взамен их любовь и внимание. Но ее родители оказались не способны принять такой дар от своей дочери: они были слишком заняты борьбой характеров. Поэтому, повзрослев, она преподнесла себя и свой дар любви (в обличье секса) другим людям. Но она предлагала себя таким же недоступным или не способным любить мужчинам. В конце концов, что еще она умела делать? Все остальное казалось ей «неправильным» и не соответствовало тому отсутствию любви и внимания, к которому она уже привыкла.
Тем временем конфликт между ее родителями разгорался на новой арене — в зале суда. Под эту артиллерийскую перестрелку старшая сестра Труди сбежала со своим учителем музыки. Ее родители редко прекращали боевые действия на достаточный срок, чтобы хотя бы отметить тот факт, что их старшая дочь покинула, дом с человеком вдвое старше ее, который едва может обеспечить самого себя. Труди тоже искала любви, беспорядочно встречаясь с мужчинами и ложась в постель почти с каждым из них. Сердцем она верила, что семейные проблемы возникли по вине ее матери, что мать оттолкнула отца своими придирками и угрозами, Труди поклялась, что она никогда не будет такой сердитой и требовательной, как ее мать. Вместо этого она завоюет своего мужчину любовью, пониманием и прелестью своего тела. Однажды она уже попыталась сделать это с футболистом, но ее подход не сработал. Она пришла к выводу, что дело не в ошибочном подходе или плохом выборе, а в недостаточном усердии с ее стороны. Поэтому она продолжала стараться, продолжала давать, однако никто из молодых мужчин, с которыми она встречалась, не оставался с ней надолго.
Начался осенний семестр, и вскоре Труди познакомилась с Джимом. Это произошло на одном из занятий в местном колледже. Джим был полисменом, изучающим теорию уголовного права для того, чтобы получить возможность подать на повышение. Ему было тридцать лет, у него была беременная жена и двое детей. Как-то днем за чашкой кофе он рассказал Труди о том, как молод он был, когда женился, и как мало радости он сейчас испытывает от семейной жизни. Он по-отечески предостерег ее от раннего замужества и связанной с ним ответственности. Труди чувствовала себя польщенной тем, что он счел возможным доверить ей такой личный вопрос, как свое разочарование в семейной жизни. Джим казался добрым и уязвимым, одиноким и непонятым. Он сказал ей, что для него очень много значила беседа с ней — в сущности, он ни с кем так не разговаривал раньше, — и попросил ее о новой встрече. Труди быстро согласилась. Хотя во время их первой встречи разговор вышел немного однобоким (в основном говорил Джим), это было все же лучше того общения, которое она имела в семье.
Непринужденный разговор обеспечивал ее вниманием, по которому она истосковалась. Два дня спустя они снова поговорили, на этот раз гуляя по холмам над студенческим городком. В конце прогулки он поцеловал ее. Через неделю они уже встречались в квартире полисмена, уходившего на дежурство. Они встречались три раза в неделю, и жизнь Труди начала вращаться вокруг их «совместно украденного» времени. Труди не желала думать о том, как роман с Джимом влияет на ее жизнь. Она пропускала занятия и впервые начала отставать в учебе. Она лгала подругам, рассказывая о своих делах, а потом стала и вовсе избегать подруг, чтобы не лгать. Она сократила до минимума почти все виды своей деятельности, стремясь лишь к тому, чтобы быть с Джимом, когда она могла встретиться с ним, и думая о нем, когда встретиться было невозможно. Она хотела всегда быть доступной для него — на тот случай, если у него вдруг появится час-другой свободного времени, которое они смогут провести вместе.
В свою очередь Джим был очень внимателен и всегда льстил ей, когда они оказывались наедине. Он умудрялся говорить именно о том, что она хотела от него слышать: о том, какая она удивительная, особенная и любимая, о том, что она сделала его гораздо более счастливым человеком. Его слова побуждали ее прилагать еще большие усилия, чтобы доставить ему удовольствие. Сначала она купила красивое белье, затем — духи и кремы, однако он предупредил, чтобы она не пользовалась ими, иначе его жена может почуять запах и заподозрить неладное. Не обескураженная этим. Труди прочитала книги по искусству любви и постаралась проверить все усвоенные знания на Джиме. Восторг пришпоривал ее. Для нее не было более важной задачи, чем способность возбудить своего мужчину. Она с огромной силой реагировала на его влечение к ней. Она выражала не столько свою сексуальность, сколько чувство полноценности, рожденное его сексуальной тягой к ней. Поскольку она фактически была гораздо теснее связана с его сексуальностью, чем со своей собственной, то чем отзывчивее он становился, тем большее удовлетворение она ощущала. Она рассматривала время, которое он отрывал от своей другой жизни ради нее, как желанное подтверждение своего достоинства и привлекательности. Когда они расставались, она думала о новых способах очаровать его. Подруги постепенно перестали предлагать ей присоединиться к их занятиям. Ее жизнь сузилась до точки одержимости: сделать Джима еще счастливее, чем когда-либо раньше. При каждой встрече она ощущала восторг победы — победы над своим разочарованием жизнью, над своей неспособностью испытать любовь и сексуальное удовлетворение. То, что она могла делать его счастливым, делало счастливой и ее. Наконец-то ее любовь проявила свое волшебство в жизни другого человека! Именно этого она всегда и хотела. Она была не похожа на свою мать, отталкивающую мужа завышенными требованиями. Вместо этого Труди создавала узы, которые держались лишь на любви и самопожертвовании.
Она гордилась тем, что так мало просит от Джима.
— Я была так одинока, когда его не было рядом, а это случалось очень часто. Мы виделись лишь по два часа три раза в неделю, а в промежутках его как будто не существовало. Он ходил на занятия по понедельникам, средам и пятницам. Потом мы встречались. Большую часть времени, проведенного наедине, мы занимались любовью. Когда мы наконец оставались одни, мы буквально набрасывались друг на друга. Это было так прекрасно, так ярко… нам обоим с трудом верилось, что секс может доставлять такой восторг еще кому-то на земле. Ну а потом нам приходилось прощаться. Все другие дни недели, когда его не было рядом, казались пустыми. Большую часть свободного времени я тратила на подготовку к новой встрече с ним. Я мыла волосы особым шампунем, делала маникюр и «уплывала», думая о нем. Я не позволяла себе думать слишком много о его жене и семье. Я считала, что он попался в ловушку, когда был еще недостаточно взрослым и не мог как следует понять, чего он хочет. Тот факт, что у него не было намерения развестись или как-то иначе увильнуть от своих обязательств, делал его еще дороже для меня.
«…И позволял мне еще удобнее чувствовать себя в его обществе», — с полным основанием могла бы добавить Труди. Она не умела завязать прочные интимные отношения, поэтому «буфер» его брака и семьи фактически устраивал ее, как и нежелание футболиста постоянно оставаться с ней. Мы чувствуем себя удобно лишь в уже знакомой нам обстановке; Джим оставлял между собой и Труди некоторую дистанцию и обеспечивал отсутствие взаимных обязательств, с чем она была уже хорошо знакома по опыту отношений с родителями.
Второй семестр почти закончился. Наступало лето, и Труди спросила Джима, что они будут делать, когда занятия прекратятся и у них больше не будет удобного предлога для тайных встреч. Джим нахмурился и неопределенно ответил: «Еще не знаю. Что-нибудь придумаем». Выражение его лица было достаточно красноречивым, и она больше не задавала вопросов. Их связывало только то счастье, которое она могла ему дать. Если он не будет счастлив, то все кончится. Она не должна расстраивать его.
Занятия закончились, а Джим так ничего и не придумал. «Я позвоню тебе», — сказал он. Она ждала. Друг ее отца предложил ей работу на лето в своем курортном отеле. Некоторые из ее подруг тоже работали там и убеждали ее присоединиться к ним, расписывая удовольствия летней работы на берегу озера. Она отказалась, страшась пропустить звонок Джима. Хотя она редко выходила из дома в течение трех недель, он так и не позвонил.
Жарким днем в середине июля Труди бродила по городу, бесцельно заходя в магазины. Она вышла на улицу, моргая от яркого солнечного света, и увидела Джима — загорелого, улыбающегося и обнимающего женщину, которая могла быть лишь его женой. С ними были двое детей, мальчик и девочка, а на груди Джима на голубых лямках висел младенец. Труди искала взглядом глаза Джима. Он быстро посмотрел на нее и отвел взгляд, проходя мимо нее со своей женой, со своей семьей, со своей жизнью.
Труди еле добралась до своего автомобиля, хотя боль в груди почти не позволяла ей дышать. Она сидела в машине на раскаленной автостоянке, рыдая и судорожно глотая воздух, до захода солнца. Потом медленно, как во сне, она доехала до колледжа и повернула к тем холмам, где они с Джимом в первый раз гуляли вместе, в первый раз поцеловались. Она подъехала к повороту, где дорога с одной стороны шла вдоль крутого откоса, а затем направила автомобиль прямо вперед.
То, что она уцелела в катастрофе, было чудом. Сама она была крайне разочарована. Лежа на кровати в клинике, она поклялась попробовать еще раз, как только ее выпишут. Она пережила перевод в психиатрическое отделение, отупляющие лекарства, обязательные беседы с психиатром. Ее родители поочередно приезжали к ней по специальной договоренности с регистратурой. Визиты ее отца оборачивались строгими лекциями о том, как много на свете существует вещей, ради которых ей стоит жить.
Труди молча подсчитывала, сколько раз он посмотрел на свои наручные часы. Он обычно заканчивал беспомощным: «Теперь ты знаешь, что мы с матерью любим тебя, дорогая. Обещай мне, что ты не сделаешь это снова». Труди покорно обещала, выдавливая улыбку и холодея при мысли о том, как важен для отца ее лживый ответ.
Потом приезжала ее мать, расхаживавшая по палате и допрашивавшая ее: «Как ты могла сделать это с собой? Как ты могла сделать это с нами? Почему ты не сказала мне, что у тебя неприятности? В чем дело-то, в конце концов? Ты расстроилась из-за меня и отца?» Затем она усаживалась в одно из кресел для посетителей и приступала к детальному описанию бракоразводного процесса. Видимо, это должно было оказать на дочь благотворное воздействие. После этих визитов Труди обычно тошнило по ночам.
В последнюю ее ночь в клинике к ней подошла медсестра, тихо севшая рядом и задавшая несколько вызывавших на откровенность вопросов. Труди начала говорить и не останавливалась, пока не поведала всю свою историю. Наконец медсестра сказала ей: «Я знаю, что ты хочешь попробовать снова. Почему бы и нет? Завтрашний день ничем не отличается от того, что был неделю назад. Но прежде чем ты сделаешь это, я хочу, чтобы ты встретилась с одним человеком». Медсестра, моя бывшая клиентка, направила Труди ко мне.
Так мы начали работать с Труди. Мы лечили ее потребность давать больше любви, чем она получала — давать и давать из уже опустевшего источника. За следующие два года в ее жизни было еще несколько мужчин, позволивших ей исследовать, как она использует секс в своих личных отношениях. Одним из них был профессор университета, в котором она теперь работала. Он оказался «трудоголиком» наподобие ее отца. Сначала Труди прилагала отчаянные усилия, чтобы оторвать его от работы и принять в свои любящие объятия. Однако на этот раз она остро почувствовала бесполезность своих попыток изменить его и через пять месяцев отказалась от этой затеи. Сперва связь оказывала на нее стимулирующее воздействие, и каждый раз, «отвоевывая» его внимание на один вечер, она испытывала ликование. Но постепенно она становилась все более эмоционально зависимой от него, в то время как он давал ей взамен все меньше и меньше. На одной из консультаций она доложила:
Вчера вечером я плакала, когда мы с Дэвидом были вместе. Я говорила ему о том, как он важен для меня. Он пустился в свои обычные объяснения: мне, мол, нужно понять, что у него есть важные обязательства перед своей работой… но я уже не слушала его. Я слышала все это раньше. Внезапно мне стало ясно, что я уже разыгрывала эту сценку раньше, с моим дружком-футболистом. Я набрасывалась на него так же, как сейчас на Дэвида.
Она сокрушенно улыбнулась.
— Вы не представляете себе, до чего я доходила, чтобы завоевать внимание мужчин. Я бегала, срывая с себя одежду, дула им в уши, пробовала каждый известный мне прием совращения. Я по-прежнему пытаюсь добиться внимания мужчин, которые не очень интересуются мною. Думаю, наибольший восторг во время занятий любовью с Дэвидом я испытываю, сознавая: мне удалось возбудить его настолько, что он оторвался от других дел, которыми предпочел бы заниматься в ином случае. Стыдно признаться в этом, но меня возбуждает одна лишь моя способность заставить Дэвида, Джима или любого другого мужчину уделить мне внимание. Наверное, из-за того, что каждая связь с мужчиной не доставляла мне душевного удовлетворения, секс был огромным облегчением. Он разрушает все барьеры и сводит людей вместе, а мне так хотелось этой близости. Но я в самом деле больше не хочу набрасываться на Дэвида — это так унизительно!
Все же Дэвид был не последним из «невозможных мужчин» Труди. Ее следующий кавалер был молодым биржевым брокером, страстно увлеченным соревнованиями по триатлону. Она не менее страстно боролась за его внимание, пытаясь отвлечь от строгого графика тренировок постоянным обещанием своего ласкового тела. Большую часть того времени, когда они занимались любовью, он был либо слишком усталым, либо слишком незаинтересованным, чтобы поддерживать эрекцию. Описывая свою последнюю неудачную попытку заняться любовью с ним. Труди вдруг рассмеялась:
— С ума сойти! Никто упорнее меня не старался заниматься любовью с человеком, который этого упорно не хочет!
Снова смех. Затем твердо:
— Это совсем другое дело — встречаться с мужчиной и думать о том, нравится ли он мне, хорошо ли мне в его обществе, приятный ли он человек. Раньше я никогда не думала о таких вещах. Я всегда старалась понравиться мужчинам, удостовериться, что им со мной хорошо, что они считают меня привлекательной. Знаете, после свидания я даже не думала о том, хочу ли я снова увидеться с этим мужчиной: меня слишком занимали мысли о том, понравилась ли я ему, позвонит ли он мне еще раз. У меня все было задом наперед. Когда Труди закончила курс терапии, все встало на свои места. Она без труда могла «вычислить» потенциально неудачную связь. Даже в тех случаях, когда между нею и недоступным кавалером вспыхивала искра влечения, пламя не успевало разгореться под влиянием беспристрастной оценки личности мужчины, ситуации и возможных последствий. Труди хотела получить мужчину, который стал бы настоящим партнером для нее, либо вообще никого. Середина ее не устраивала. Но один факт оставался фактом: Труди ничего не знала о жизни, основанной на понятиях, противоположных страданию и отчуждению, то есть на поддержке и взаимных обязательствах. Она никогда не испытывала близости, возникающей при таких взаимоотношениях, в которых она теперь нуждалась.
Хотя она жаждала разделить свои мысли и чувства с партнером, ей никогда не приходилось находиться в атмосфере настоящей близости. Ее влечение к холодным мужчинам было не случайным, ее терпимость по отношению к открытым и дружелюбным людям находилась на опасно низком уровне. Труди росла в семье, где не было близости — лишь битвы да перемирия, причем каждое перемирие в той или иной мере всегда означало подготовку к очередному сражению. Были страдания и напряженность, иногда наступало небольшое облегчение, но никогда не было истинной близости, истинной готовности разделить с другими свои чувства, истинной любви. Защищаясь от влияния матери, Труди выработала свою «формулу любви»: отдавать себя всю целиком, не прося ничего взамен. Когда терапия помогла ей выбраться из ловушки мученичества и самопожертвования, оказалось, что она не имеет ясного представления, как поступать в новой обстановке. Это был большой шаг вперед, но пока что она прошла лишь половину пути.
Следующей задачей для Труди было научиться проводить время в обществе мужчин, которые ей нравились, даже если она находила их немного скучными. Женщинам, которые любят слишком сильно, часто бывает скучно в обществе «славных парней» — не звонят колокола, не взрываются хлопушки, звезды с неба не падают. Из-за отсутствия возбуждающего фактора такие женщины раздражаются или неловко себя чувствуют, и это состояние общего дискомфорта маскируется выражением «мне скучно». Труди не знала, как ей вести себя в присутствии доброго, внимательного, искренне заинтересованного ею мужчины; как и у всех женщин, которые любят слишком сильно, ее навык общения был приспособлен для напряженных взаимоотношений, а просто радоваться мужскому обществу она не умела. Без того, чтобы маневрировать и манипулировать ради укрепления связи, ей было трудно общаться с мужчиной, чувствовать себя удобно и раскованно. Поскольку она привыкла к восторгам и страданиям, к борьбе, победам и поражениям, то общение, в котором отсутствовали эти мощные компоненты, казалось ей слишком пресным и не удовлетворяло ее. Как это ни смешно, но присутствие уравновешенных, надежных, дружелюбных мужчин вызывало у нее больший внутренний дискомфорт, чем присутствие мужчин эмоционально холодных, недоступных, замкнутых или незаинтересованных. Женщина, которая любит слишком сильно, вырабатывает в себе привычку к негативным чертам характера и способам поведения, и если только она не будет упорно трудиться над изменением своего отношения к жизни, ей будет гораздо удобнее с ними, чем с их противоположностями. Пока Труди не начала учиться нормальному общению с мужчинами, ценившими ее интересы столь же высоко, как и свои собственные, у нее не было надежды когда-либо завязать нормальные здоровые взаимоотношения.
До выздоровления у женщины, которая любит слишком сильно, обычно проявляются нижеследующие черты, характеризующие ее чувства и сексуальные отношения с мужчиной: она задает себе вопрос: «Как сильно он любит меня (или нуждается во мне)?», но никогда не спрашивает: «Как сильно я люблю его?»; большая часть ее сексуального взаимодействия с мужчиной мотивируется вопросом: «Как мне заставить его любить меня сильнее?»; ее стремление дарить себя в сексуальном отношении мужчинам, которых она считает нуждающимися или несчастными, может привести к возникновению поведения, которое она сама считает «развратным». Однако это поведение направлено на удовлетворение других людей, а не самой себя; секс является одним из орудий, которыми она пользуется для регулирования отношений со своим партнером или ради изменения партнера; борьба характеров при взаимном манипулировании часто кажется ей волнующей и возбуждающей. Чтобы настоять на своем, она пользуется методами совращения; в случае успеха она чрезвычайно довольна, в случае неудачи — несчастна. Неудачи в достижении желаемого заставляют ее стараться еще упорнее; она путает беспокойство, страх и страдание с любовью и сексуальным возбуждением. Она называет «любовью» головокружение или чувство пустоты в желудке; ее возбуждение порождается его возбуждением.
Она не знает, как можно хорошо себя чувствовать без его общества; фактически она боится собственных чувств; при отсутствии вызова, который бросают ей трудные взаимоотношения, она испытывает беспокойство. Мужчины, с которыми ей не нужно бороться, сексуально непривлекательны для нее. Она находит их «скучными»; она часто сходится с мужчинами, менее опытными в сексуальном отношении, с которыми она чувствует себя уверенно; она жаждет близости, но из-за страхов перед потерей себя и перед собственной огромной потребностью в ласке и тепле чувствует себя удобно лишь в том случае, если между партнерами поддерживается эмоциональная дистанция и постоянное напряжение. Если мужчина желает эмоционального общения с ней не меньше, чем сексуального, она пугается. Она либо уходит сама, либо отталкивает его.
Кровоточащий вопрос, поднятый Труди в начале нашей совместной работы — «Как мог секс между нами быть таким замечательным, как мы могли испытывать такие удивительные ощущения и быть в эти минуты такими близкими друг другу, если в остальном между нами не было ничего общего?»
— заслуживает серьезного исследования, поскольку женщины, которые любят слишком сильно, часто сталкиваются с феноменом хорошего секса при несчастных или безнадежных взаимоотношениях. Многих из нас учили, что хороший секс подразумевает «настоящую» любовь, а следовательно, секс не может приносить нам настоящего удовлетворения, если взаимоотношения в целом нас не устраивают. Для женщин, которые любят слишком сильно, это высказывание далеко от истины. В результате процессов, протекающих на каждом из уровней нашего взаимодействия с мужчинами, включая сексуальный уровень, плохие взаимоотношения фактически могут способствовать волнующему и страстному сексу.
Мы можем испытывать большое давление со стороны членов семьи и друзей, требующих объяснить нам, каким образом кто-то не заслуживающий особенного восхищения или даже достойный осуждения может пробудить в нас волнующее предчувствие и томление, несравнимое по силе с нашими чувствами по отношению к более добрым и представительным мужчинам.
Трудно выразить словами тот факт, что мы зачарованы мечтой пробудить к жизни все положительные качества: любовь, заботу, внимательность, честность и благородство. Мы уверены, что все они дремлют в нашем любовнике, ожидая пышного расцвета под согревающими лучами нашей любви. Женщины, которые любят слишком сильно, часто внушают себе, что предмет их страсти никогда не знал настоящей любви, что его не любили родители, бывшие жены или подруги. Мы смотрим на него как на потерпевшего и с готовностью берем на себя задачу дать ему все, что отсутствовало в его жизни до встречи с нами. В определенном смысле этот сценарий является сексуально перевернутой версией истории о Белоснежке, которая спала под властью заклятья, ожидая освобождения, пришедшего с первым поцелуем настоящей любви. Мы хотим быть теми, кто разобьет чары и выведет мужчину из того состояния, которое кажется нам тюрьмой. Мы считаем его эмоциональную недоступность, его гнев, депрессию, жестокость, безразличие, нечестность или болезненные пристрастия признаками того, что его любили недостаточно сильно. Мы восполняем своей любовью его недостатки, его неудачи, даже его патологию. Мы твердо намерены спасти его силой нашей любви.
Секс — один из главных способов, применяемых нами для его излечения. Каждый сексуальный контакт содержит в себе все наше стремление изменить его. Каждым своим поцелуем, каждым прикосновением мы пытаемся сказать ему, какой он особенный и замечательный, как сильно его любят и ценят. Мы уверены, что, убедившись в нашей любви, он преобразится в свое истинное «я» и воплотит в себе все наши мечты и желания.
В определенном смысле секс в таких обстоятельствах хорош, потому что мы хотим этого; мы вкладываем огромную энергию в попытки сделать его неповторимым и замечательным переживанием. Любая реакция со стороны мужчины подталкивает нас к еще большим усилиям, поощряет нас быть более любящими, более убедительными. Существуют и другие причины. Например, хотя может показаться, что при нездоровых взаимоотношениях секс вряд ли может приносить удовлетворение, важно помнить, что оргазм является разрядкой как физического, так и эмоционального напряжения. В то время как одна женщина может избегать сексуальной близости с партнером при возникновении конфликта и напряженности в отношениях, другая может считать секс при таких обстоятельствах высокоэффективным способом освобождения от напряженности хотя бы на короткое время. Для женщины, несчастной во взаимоотношениях с партнером, половой акт может оказаться единственным удовлетворительным аспектом их общения, единственным возможным способом нормального взаимодействия.
В сущности, степень сексуального освобождения, испытываемого женщиной, может быть прямо связана со степенью ее дискомфорта в отношениях с партнером. Это нетрудно понять.
Многие партнеры, независимо от того, насколько хороши их взаимоотношения, испытывают особенно острые сексуальные ощущения после ссоры. Два элемента вносят вклад в необычно яркий и интенсивный секс после конфликта: один из них — уже упомянутое освобождение от напряженности; второй — мощнейшее стремление укрепить с помощью секса связующее звено между партнерами, оказавшееся в опасности из-за ссоры. Тот факт, что партнеры испытывают особенно приятные и глубокие сексуальные переживания при этих обстоятельствах, может показаться подтверждением прочности взаимоотношений в целом. «Посмотри, как мы близки, какими нежными мы можем быть друг с другом, как хорошо мы чувствуем себя вместе. Мы действительно принадлежим друг другу», — может сказать женщина.
Половой акт, доставляющий физическое удовольствие, обладает способностью создавать глубоко ощущаемые связи между двумя людьми. Для женщин, которые любят слишком сильно, интенсивность их борьбы с мужчиной может способствовать интенсивности их сексуальных переживаний, усиливая привязанность к партнеру. Обратное также справедливо: когда мы имеем дело с мужчиной, не представляющим собой большого вызова нашим способностям, в сексуальной области также может отсутствовать пылкая страсть. Поскольку мы не испытываем почти постоянного возбуждения и поскольку секс не используется для достижения каких-то целей, более ровные и спокойные отношения кажутся нам пресными. По сравнению с известными нам бурными страстями этот скучный опыт только подтверждает, что напряженность, борьба, драмы и головная боль обязательны для «настоящей любви».
Это приводит нас к вопросу о том, что такое настоящая любовь. Хотя понятие любви кажется очень трудным для определения, я осмелюсь утверждать, что это происходит потому, что в нашей культуре мы пытаемся совместить в одном определении два совершенно противоположных и даже взаимоисключающих аспекта любви. Таким образом, чем больше мы говорим о любви, тем больше мы противоречим себе. Обнаруживая, что один аспект любви несовместим с другим, мы впадаем в замешательство и приходим к выводу, что любовь — слишком личное, слишком загадочное и таинственное явление, не поддающееся точному определению.
Греки были умнее. Для двух глубоко различных способов понимания того, что мы называем любовью, они использовали два разных слова — эрос и агапэ. Понятие «эрос», разумеется, относится к страстной любви, в то время как понятие «агапэ» описывает стабильные и взаимно обязывающие отношения, свободные от страсти, существующие между двумя близкими людьми.
Контраст между эросом и агапэ позволяет нам понять нашу дилемму, когда мы рассматриваем оба вида любви одновременно, по отношению к одному человеку. Эрос и агапэ имеют своих сторонников, утверждающих, что их принцип является единственным выражением любви, но в каждом виде любви отсутствует нечто драгоценное, что можно найти лишь в его противоположности. Давайте посмотрим, как описывается понятие любви в обоих случаях.
Эрос: настоящая любовь — всепоглощающее чувство, отчаянная тоска по возлюбленному. Любимый человек воспринимается как не похожий на остальных, таинственный и неуловимый. Глубина любви измеряется степенью одержимости любимым человеком. Остается мало времени или внимания для других интересов и задач, поскольку вся энергия сфокусирована на воспоминаниях о прошлых встречах или на мечтах о будущих встречах. Зачастую требуется преодолеть огромные препятствия, таким образом в понятие настоящей любви вносится элемент страдания. Другим признаком глубины любви является готовность терпеть боль и лишения ради сохранения взаимоотношений. С понятием настоящей любви ассоциируются восторг, возбуждение, драматизм, беспокойство, напряженность, загадочность и томление.
Агапэ: настоящая любовь — это партнерство, при котором двое любящих людей искренне преданы друг другу. Эти люди имеют много общих ценностей, целей и интересов и с большой терпимостью относятся к индивидуальным различиям с любимым человеком. Глубина любви измеряется взаимным доверием и уважением. Взаимоотношения позволяют каждому из партнеров более полно, творчески и продуктивно выражать себя в жизни. В прошлых, настоящих и ожидаемых совместных переживаниях присутствует радость. Каждый считает партнера своим лучшим, наиболее любимым другом. Другим признаком глубины любви является готовность честно разобраться в себе ради развития взаимоотношений и укрепления близости. С понятием настоящей любви ассоциируются спокойствие, надежность, преданность, понимание, взаимная поддержка и уют.
Эрос, или страстная любовь, — то самое чувство, которое слишком сильно любящая женщина обычно испытывает по отношению к недоступному мужчине. Ее страсть так сильна именно потому, что он недоступен. Для поддержания страсти она нуждается в постоянной борьбе, в преодолении препятствий, в стремлении к большему. Страсть в буквальном смысле означает страдание, и нередко случается так, что чем глубже страдание, тем сильнее страсть. Восторг и возбуждение от страстного любовного романа не могут сравниться с более мягкими чувствами при стабильных взаимно обязывающих отношениях. Поэтому если женщина наконец получит от объекта своей страсти то, чего она с таким жаром добивается, страдания прекратятся, а страсть скоро «перегорит». Тогда, возможно, она скажет себе, что разлюбила, потому что самая сильная боль осталась в прошлом. Общество, в котором мы живем, вездесущие средства массовой информации, окружающие и пропитывающие наше сознание, постоянно смешивают эти два вида любви. Нам сотнями способов объясняют, что страстные взаимоотношения (эрос) принесут нам довольство и удовлетворение (агапэ). Фактически подразумевается, что в горниле достаточно жаркой страсти можно выковать прочные оковы, связующие двух людей. Все неудачно сложившиеся романы, которые начинались со вспышек бурной страсти, служат подтверждением ошибочности этой предпосылки. Внутренний разлад, страдания и тоска не способствуют развитию стабильных, нежных и длительных взаимоотношений, хотя определенно вносят большой вклад в развитие страстной влюбленности.
Общие интересы, общие цели и ценности, способность к глубокой и продолжительной близости — все это выходит на первый план, если первоначальная эротическая зачарованность партнеров постепенно преобразуется во взаимные обязательства, нежность и преданность, выдерживающие испытание временем.
Часто происходит следующее: в страстных взаимоотношениях, наполненных, как и полагается, восторгами, страданием и разладом, присутствует ощущение, что не хватает чего-то очень важного. Не хватает взаимных обязательств — средств для стабилизации хаотического эмоционального опыта, рождающих чувство надежности и безопасности. Если бы препятствия для близости были преодолены, то партнеры смогли бы наконец внимательно рассмотреть друг друга и удивились бы, куда исчезла страсть. Отношения становятся доверительными, теплыми и нежными, но при этом люди чувствуют себя немного обманутыми, поскольку желание уже не воспламеняет их с прежней силой.
За страсть мы платим страхом, однако те самые страхи и страдания, которые питают страстную любовь, могут разрушить ее. За стабильность и привязанность мы платим скукой. Те самые чувства надежности и безопасности, которые цементируют взаимоотношения, могут сделать их застывшими и безжизненными.
Если мы ищем волнений и жизненных вызовов в стабильных взаимоотношениях, то они должны быть основаны не на обманутых надеждах и неясной тоске, а на все более глубоком исследовании того, что Лоуренс называет «радостными мистериями» между мужчиной и женщиной, посвятившими себя друг другу. Лоуренс считает, что для наилучшего результата инициатива должна исходить от одного партнера, так как честность и преданность агапэ должны совмещаться со смелостью и уязвимостью эроса, чтобы создать настоящую близость. Один выздоравливающий алкоголик очень просто и хорошо сказал об этом: «Когда я пил, я спал со многими женщинами и обычно всегда испытывал одинаковые ощущения. С тех пор, как я стал трезвенником, я сплю только со своей женой, но каждый раз становится для нас совершенно новым переживанием».
Восторг и волнение, рожденные не возбуждением, но близостью и пониманием, встречаются слишком редко. Большинство из выбравших взаимно обязывающие, ровные отношения удовлетворяются предсказуемостью, уютом и чувством партнерства. Они боятся исследовать тайны, воплощенные в мужчине и женщине, боятся открыть свое сокровенное «я». Однако в страхе перед неизвестностью они игнорируют тот дар, который преподносят им взаимные обязательства — дар истинной близости.
Для женщин, которые любят слишком сильно, установление действительно близких отношений с партнером может произойти только после выздоровления. Позже в этой книге мы еще раз встретимся с Труди, принявшей этот вызов, который ожидает нас всех.
3. Полюбишь ли ты меня, если я буду страдать ради тебя?
Детка, детка, не уходи, пожалуйста,Моя печаль влечет меня к тебе.«Последний блюз»
Мне пришлось наклониться, оперевшись на несколько сложенных холстов, чтобы прочитать вставленное в рамку стихотворение, висевшее на стене гостиной в захламленной квартире. Выцветшие, поблекшие от времени строчки на фоне старомодного ландшафта гласили:
Моей дорогой матери
Мама, милая мама,
Когда я думаю о тебе,
Я хочу быть самым лучшим,
И это правда.
Все, что есть доброго,
Достойного и благородного,
Пришло ко мне от тебя, мама,
Из твоих любящих рук.
Лиза, художница с очень скромным доходом, в чьей квартирке жилье сочеталось с мастерской, махнула рукой в сторону стихотворения и беспечно рассмеялась. — Это слишком, не правда ли? Так сентиментально!
Однако ее следующие слова выдавали более глубокие чувства:
— Моя подруга переезжала и хотела выбросить эту открытку, но я оставила ее себе. Подруга купила ее ради шутки в лавке букиниста. Но, думаю, в стихотворении все же содержится доля истины, — Лиза снова рассмеялась и сокрушенно добавила: — Любовь к матери доставила мне массу неприятностей с мужчинами.
Лиза замолчала и задумалась. Высокая, с широко расставленными зелеными глазами и длинными прямыми темными волосами, она была настоящей красавицей. Она усадила меня на покрытый стеганым одеялом матрац, лежавший в относительно свободном уголке комнаты, и предложила выпить чаю. Пока готовилась заварка, она сохраняла задумчивое молчание.
Мое внимание было привлечено к Лизе нашим общим знакомым, поведавшим мне часть ее истории.
Поскольку Лиза выросла в семье, где один из родителей был алкоголиком, она стала со-алкоголиком. Это выражение характеризует человека, выработавшего нездоровые схемы отношений с другими людьми в результате тесной и продолжительной связи с близкими, страдающими от алкоголизма. Кем бы ни был алкоголик — одним из родителей, супругом, ребенком или другом, — у со-алкоголика вырабатываются определенные чувства и схемы поведения: низкая самооценка, потребность во внимании, сильное побуждение изменять и контролировать других людей, а также готовность терпеть страдания. У дочерей и жен алкоголиков и наркоманов проявлены практически все характеристики женщин, которые любят слишком сильно.
Я уже знала, что детство, проведенное в бесконечных попытках позаботиться о матери-алкоголичке и защитить ее, оказало глубокое воздействие на отношение Лизы к мужчинам в зрелом возрасте. Я терпеливо ждала, и вскоре она поделилась со мной подробностями. Лиза была средней из троих детей. Ее старшая сестра послужила причиной поспешного брака ее родителей, а младший брат был другим сюрпризом: он родился через восемь лет после Лизы, когда ее мать все еще пьянствовала. Лиза была плодом единственной запланированной беременности.
— Я всегда считала свою мать образцовой, ведь мне так хотелось, чтобы она была образцом для всех! Я делала ее такой матерью, о которой я мечтала, а потом внушала себе, что буду во всем похожа на нее. Какими фантазиями я жила!
Лиза покачала головой и продолжала:
— Я родилась, когда они с отцом сильнее всего любили друг друга, поэтому я была ее любимицей. Хотя она говорила, что любит нас всех одинаково, я знала, что я для нее особенная. Мы проводили вместе много времени. Наверное, когда я была совсем маленькая, она и в самом деле заботилась обо мне, но потом мы поменялись ролями, и я начала заботиться о ней.
Мой отец, как правило, вел себя ужасно. Он грубо обращался с матерью, спускал все деньги на игры. Он работал инженером и получал хорошую зарплату, но у нас всегда не хватало денег и мы постоянно куда-нибудь переезжали.
Знаете, это маленькое стихотворение отражает мою мечту о матери гораздо точнее, чем реальное положение вещей. Наконец-то я начинаю сознавать правду. Всю свою жизнь я хотела, чтобы моя мать была тем человеком, о котором говорится в этом стихотворении, но по большей части она даже не приближалась к идеалу матери, поскольку была пьяна.
С ранних лет я отдавала ей всю свою любовь, преданность и энергию, надеясь получить взамен то, в чем я нуждалась, — Лиза помедлила, ее глаза на мгновение затуманились. — Я многое узнала, проходя терапию, и порой было очень больно понимать, как все было на самом деле, а не в моих мечтах.
Мы были близки с матерью, но очень рано, настолько рано, что я не могу вспомнить, когда это началось, я стала вести себя так, словно я была матерью, а она — ребенком. Я беспокоилась за нее и пыталась защитить ее от отца. Я старалась развеселить ее разными мелочами. Я упорно добивалась ее счастья, потому что она была всем, что я имела в жизни. Я знала, как много я значу для нее. Часто она просила меня посидеть с ней, и мы надолго оставались вместе. Мы почти не разговаривали, просто обнимали друг друга. Теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что всегда боялась за нее, всегда ждала чего-то ужасного — чего-то такого, что можно предотвратить лишь моей неустанной заботой. Это нелегкая жизнь для девочки, но я не знала ничего другого. Конечно, это сказалось на мне. В подростковом возрасте у меня начались периоды сильной депрессии.
Лиза улыбнулась.
— Больше всего меня в этом пугало то, что я не смогу как следует позаботиться о матери, если меня сильно прихватит. Видите ли, я была очень совестливой девушкой и очень боялась расстаться с ней хотя бы на короткое время. Единственным способом оторваться от нее для меня было уцепиться за кого-то еще.
Она принесла чай на черно-красном лакированном подносе и поставила его на пол перед нами.
— Когда мне исполнилось девятнадцать, мне представился случай съездить в Мехико с двумя подругами. Это был самый первый раз, когда мы с мамой надолго расстались. Мы уезжали на три недели, и через несколько дней я встретила очаровательного мексиканца, прекрасно говорившего по-английски. Он был очень галантен и внимателен ко мне. К середине третьей недели моих каникул он ежедневно просил меня выйти за него замуж. Он говорил, что любит меня и не может вынести мысли о том, что потеряет меня теперь, когда мы нашли друг друга. Наверное, это был лучший аргумент для меня. Понимаете, он говорил, что нуждается во мне, и я остро реагировала на его слова. Кроме того, на каком-то уровне сознания я понимала, что рано или поздно нам с матерью придется расстаться. В доме было так темно, мрачно и уныло, а этот человек обещал мне замечательную жизнь. Он происходил из богатой семьи. У него было великолепное образование. Он ничем не занимался, но я объясняла это тем, что при таких деньгах ему нет необходимости работать. То, что он нуждался во мне, несмотря на свое богатство, заставляло меня чувствовать себя значимой и высоко ценимой.
Я позвонила матери и в ярких красках расписала ей свое положение. Она сказала: «Я верю, что ты сделаешь правильный выбор». Что ж, она ошиблась. Я решила выйти за него замуж, а это, без сомнения, было ошибкой.
Видите ли, я не имела никакого представления о своих чувствах. Я не знала, люблю ли я его, является ли он тем человеком, который мне нужен. Я знала лишь, что наконец-то человек говорит мне, что он любит меня. Я очень редко встречалась с парнями, практически ничего не знала о мужчинах. Меня слишком занимали домашние хлопоты. Я была совершенно пустой внутри, и вот появился человек, который вроде бы предлагал мне так много. И он сказал, что любит меня. До сих пор я только давала свою любовь, а теперь, похоже, настала моя очередь получить что-то взамен. И это было как раз вовремя. Я знала, что у меня почти не осталось сил, что скоро я ничего не смогу дать.
Мы быстро поженились, не поставив в известность его родителей. Сейчас это кажется безумием, но тогда это как бы подтверждало силу его любви ко мне: ради меня он готов был даже поступиться родителями. Тогда я думала, что, женившись на мне, он немного бунтует — достаточно, чтобы рассердить своих родителей, но не для того, чтобы его вышвырнули из дома. Теперь я смотрю на это другими глазами. У него были свои секреты в плане сексуальных наклонностей и поведения. Наличие жены делало его более «нормальным» в глазах окружающих, чем ее отсутствие.
Конечно, я была превосходной парой для него. Будучи американкой, в этой стране я всегда оказывалась неправой и виноватой. Любая другая женщина, особенно принадлежавшая к его социальному классу, не стала бы молчать, если бы увидела все то, что видела я. Тогда об этом заговорил бы весь город. Но кто я была такая? Да и кто вообще говорил со мной? И кто бы мне поверил?
Я не думаю, что женитьба была намеренным или заранее рассчитанным шагом с его стороны, хотя у него были более веские причины для брака, чем у меня. Мы просто подошли друг другу и сначала считали это любовью. Угадайте, что было после бракосочетания? Нам пришлось вернуться в его дом и жить с теми людьми, которых даже не известили о нашей свадьбе! О, это было ужасно. Они ненавидели меня, и у меня появилось ощущение, что они уже довольно долгое время сердиты на моего мужа. Я не могла произнести ни слова по-испански. Все его родственники свободно владели английским, но они специально не разговаривали по-английски в моем присутствии. Я была полностью отгорожена, изолирована и с самого начала страшно испугана. Он часто оставлял меня одну по вечерам, поэтому я оставалась в нашей комнате. Наконец я научилась засыпать независимо от того, приходил он домой или нет. Я уже знала, что значит страдать. Я научилась этому в детстве, но почему-то думала, что страдания — это цена, которую приходится платить, чтобы быть с любимым человеком. Это казалось мне нормальным.
Он часто приходил домой пьяным, хотел любви, и это было по-настоящему ужасно. Его одежда пахла духами других женщин. Как-то ночью, когда я уже давно спала, какой-то шум разбудил меня. Мой пьяный муж любовался собой в зеркале, надев мою ночную рубашку. Я спросила его, что он делает, и он спросил в ответ: «Ты не находишь, что я хорошенький?» — Он скорчил гримаску, и я увидела, что он накрасился моей губной помадой.
Тогда во мне что-то сломалось. Я поняла, что должна убраться оттуда. До того момента я была несчастна, но вместе с тем уверена, что это моя вина, что мне следовало быть более любящей, пробудить в нем желание оставаться со мной, убедить родителей признать и, может быть, даже полюбить меня. Но в ту ночь все изменилось. Это уже было сумасшествие.
У меня не было ни денег, ни способов как-то получить их, поэтому на следующее утро я заявила ему, что расскажу обо всем его родителям, если он не увезет меня в Сан-Диего. Я солгала, сказав, что уже позвонила своей матери, что она ждет меня и что если он просто увезет меня отсюда, я больше никогда не потревожу его. Я не знаю, откуда у меня взялась смелость — вообще-то я думала, что он может даже убить меня. Но моя затея сработала.
Он страшно испугался, он беспрекословно отвез меня к границе, посадил на рейсовый автобус до Сан-Диего и дал с собой около пятнадцати долларов.
Так я стала жить в Сан-Диего, в доме подруги. Я оставалась там, пока не нашла работу; тогда я переселилась в квартиру с тремя другими жильцами и пустилась во все тяжкие.
К этому времени у меня абсолютно не осталось собственных чувств. Все во мне онемело. Но огромное сострадание, которое доставило мне столько неприятностей, по-прежнему оставалось при мне. За следующие три-четыре года я встречалась с огромным количеством мужчин, потому что жалела их. Мне повезло, что я вообще сохранила рассудок. У большинства мужчин, с которыми я имела дело, были проблемы с наркотиками или с алкоголем. Я знакомилась с ними на вечеринках, иногда в барах, и опять-таки, мне казалось, что они нуждаются в моем понимании и поддержке. Это притягивало меня, как магнитом.
Увлеченность Лизы мужчинами этого типа понятна, если учитывать историю ее отношений с матерью. Ближайшим к любви чувством, которое она знала, было чувство, что в ней нуждаются, поэтому каждый мужчина, нуждавшийся в ее поддержке, как бы предлагал ей свою любовь. Он вовсе не должен был оказаться добрым, ласковым или заботливым. Его потребности в помощи было достаточно, чтобы расшевелить в ней старые, знакомые чувства и пробудить стремление помочь.
Ее рассказ продолжался:
— Моя жизнь была сплошной путаницей, как и жизнь моей матери. Трудно сказать, кому из нас было хуже. Мне было двадцать четыре года, когда мама бросила пить. Она выбрала наиболее тяжелый путь. Сидя в гостиной совершенно одна, она позвонила в общество «Анонимные алкоголики» и попросила помочь. Они прислали двоих людей для разговора, а затем отвезли ее на собеседование. С тех пор она не пила. Лиза слабо улыбнулась при воспоминании о храбрости своей матери.
Наверное, это было для нее и в самом деле очень трудно. Она была гордой леди, слишком гордой для подобных звонков. Должно быть, она впала в полное отчаяние. Слава Богу, что меня не было дома и я не видела этого. Возможно, я бы так постаралась поднять ей настроение, что она никогда не получила бы настоящей помощи. Моя мать начала много пить, когда мне было примерно девять лет. Я приходила из школы и видела ее лежащей на кушетке в полной прострации. Бутылка обычно стояла где-нибудь поблизости. Моя старшая сестра часто сердилась на меня и говорила, что я не хочу смотреть правде в глаза, потому что отказываюсь признать весь ужас положения. Но я слишком сильно любила мать и даже не позволяла себе замечать, что она поступает дурно.
Мы были так близки — она и я. Когда отношения между ней и отцом стали портиться, я хотела компенсировать ей эту потерю. Ее счастье для меня было важнейшей вещью в мире. Я чувствовала, что должна возместить ей все обиды, полученные от отца. Единственным известным мне способом достичь такой цели было прилежание. Поэтому я была прилежна во всем, что делала. Я спрашивала ее, нужно ли ей чем-нибудь помочь. Я стирала и готовила, хотя никто не просил меня об этом. Я старалась как можно меньше заниматься собой.
Но все пропадало впустую. Теперь я понимаю, что пыталась встать на пути двух невероятно мощных сил: распада брака моих родителей и прогрессирующего алкоголизма моей матери. У меня не было ни единого шанса поправить положение, но это не удерживало меня от попыток его поправить и не мешало мне винить себя в неудачах.
Несчастье матери очень ранило меня. Я знала, что еще остаются области, в которых я могу добиться новых успехов — например моя учеба в школе. Я не слишком преуспевала, потому что на меня сильно давила домашняя атмосфера, необходимость заботиться о младшем брате, готовить еду, а потом — получить работу, чтобы обеспечить себе и близким более или менее сносное существование. Моей энергии в школе хватало лишь на одно блестящее достижение в году. Я тщательно планировала и осуществляла его, показывая учителям, что я не такая уж тупая.
Но все остальное время я не выбивалась из середнячков. Мне говорили, что я не стараюсь как следует. Ха! Они не знали, как сильно я старалась — старалась проследить за всем дома. Но итоговые отметки были не очень хорошими. Отец кричал на мать, она плакала. Я винила себя в недостаточном усердии и начинала стараться еще упорнее.
В крайне неблагополучных семьях (таких, как эта), где существуют практически непреодолимые трудности во взаимоотношениях, люди сосредоточиваются на других, более простых проблемах, которые кажутся вполне разрешимыми. Таким образом учеба и отметки Лизы стали предметом усиленного внимания, и прежде всего с ее стороны. Ее родственникам хотелось верить, что, разрешив эту проблему, они достигнут гармонии. На Лизу оказывалось сильное давление. Она не только пыталась решить проблемы своих родителей, обремененная ответственностью матери, но и рассматривалась членами семьи как причина этих проблем. Монументальность поставленной задачи не позволила ей добиться успеха, несмотря на героические усилия. Естественно, ее чувство собственного достоинства жестоко пострадало.
Однажды я позвонила своей лучшей подруге и сказала ей: «Пожалуйста, позволь мне поговорить с тобой. Если хочешь, можешь читать книгу. Тебе не обязательно меня слушать. Мне просто нужен кто-то на другом конце линии». Я не верила даже в то, что заслуживаю человеческого внимания к своим проблемам. Но подруга, разумеется, выслушала меня. Ее отец был выздоравливающим алкоголиком, получившим помощь от «АА.» (Организация «Анонимные алкоголики» — здесь и далее прим. перев.) Сама она обращалась в «Апатии» (Общество помощи подросткам — детям родителей-алкоголиков) и доказала мне пользу этой программы не хуже, чем свое умение слушать. Мне было очень трудно признать, что у нас в семье далеко не все в порядке, за исключением тех случаев, когда виноват был мой отец. Его я и впрямь ненавидела.
Некоторое время мы с Лизой молча пили чай, пока она боролась с горькими воспоминаниями. — Отец ушел от нас, когда мне было шестнадцать, просто сказала она. — Моя сестра уже не жила с нами. Она была старше меня на три года; когда ей исполнилось восемнадцать, она устроилась на постоянную работу и стала жить отдельно. Я осталась с матерью и младшим братом. Думаю, я начала падать под грузом, который взвалила на себя ради счастья матери и ради брата. Поэтому я поехала в Мехико и вышла там замуж, вернулась обратно и развелась, а потом несколько лет встречалась с разными мужчинами.
Я встретила Гэри примерно через пять месяцев после того, как моя мать включилась в программу «А.А.». В тот первый день он был «под балдой». Мы ехали в автомобиле с моей подругой, давно знавшей его, и он курил сигарету с марихуаной. Он понравился мне, я понравилась ему, и мы передали друг другу эту информацию через мою подругу. Вскоре он позвонил мне и пришел ко мне в гости. Я усадила его на стул и ради забавы сделала с него натурный набросок. Помню, как меня вдруг ошеломило чувство к нему. Это было самое сильное чувство к мужчине, которое я когда-либо испытывала.
Он снова был «под балдой» и говорил медленно — вы знаете, как это бывает у людей, которые курят травку. Мне пришлось прекратить рисовать: у меня так сильно дрожали руки, что я больше не могла ничего делать. Я держала альбом под углом, прислонив его к коленям для большей устойчивости, поэтому он не видел моих дрожащих рук.
Сейчас я понимаю: я реагировала на тот факт, что его речь была в точности похожа на речь моей матери, когда та пила целыми днями. Такие же длинные паузы и тщательно подобранные слова, чрезмерно подчеркнутая артикуляция. Вся любовь и заботливость, которую я проявляла по отношению к матери, совместилась с физическим влечением к нему. Он был красивым мужчиной, но в то время я не имела представления об истинной причине своей реакции и, конечно, назвала ее любовью.
То, что роман Лизы и Гэри начался так скоро после того, как ее мать отказалась от спиртного, не было совпадением. Связующая нить между двумя женщинами никогда не прерывалась. Хотя жизнь их разделила, мать всегда оставалась для Лизы объектом ее первой ответственности и глубочайшей привязанности. Когда Лиза осознала, что мать меняется, излечивается от алкоголизма без ее помощи, ее реакцией был страх оказаться ненужной. Вскоре Лиза установила новые тесные взаимоотношения с человеком, имеющим другую вредную привычку. После развода ее знакомства с мужчинами были случайными и поверхностными, но это продолжалось лишь до тех пор, пока ее мать не стала трезвенницей. Лиза «влюбилась» в наркомана, когда ее мать обратилась в «А.А.» за помощью и поддержкой. Чтобы чувствовать себя «нормально», Лиза нуждалась во взаимоотношениях с человеком, активно проявляющим свое болезненное пристрастие.
Она начала рассказывать о своих отношениях с Гэри, продолжавшихся шесть лет. Гэри почти сразу же переехал к ней, и в течение первой недели их совместной жизни четко сформулировал свой принцип: если ему когда-либо придется выбирать между наркотиками и квартплатой, наркотики всегда будут стоять на первом месте. Однако Лиза была уверена, что он изменится, что он научится ценить их чувство друг к другу и захочет сохранить его. Она была уверена, что сможет заставить его любить себя так, как она любила его.
Гэри редко работал. Когда такое случалось (она верила его честному слову), его доходы уходили на наиболее дорогостоящие сорта марихуаны и гашиша. Сперва Лиза стала употреблять наркотики вместе с ним, но быстро обнаружила, что это подрывает ее способность зарабатывать себе на жизнь, и отказалась от новых опытов. В конце концов, она несла ответственность за обоих, а к ответственности она относилась серьезно. Когда у нее возникали мысли о разрыве с Гэри — или после того, как он в очередной раз брал деньги из ее сумочки, или когда она приходила домой с работы, валясь с ног от усталости, и заставала дома шумную вечеринку, или когда его не было всю ночь, — он каждый раз покупал пакет пирожных, готовил ей обед или говорил, что достал немного кокаина специально для них обоих, и ее решимость таяла. Она говорила себе, что он все-таки любит ее.
Его истории о своем детстве заставляли ее плакать от жалости. Она была уверена, что если ее любовь будет достаточно сильна, то его страдания окупятся сторицей. Ей казалось, что она не должна винить его или считать ответственным за его теперешнее поведение, поскольку ему пришлось столько вытерпеть в детстве. При этом она совершенно забывала о собственном мучительном прошлом.
Однажды во время спора, когда она отказалась отдать ему чек, присланный ее отцом в подарок ко дню ее рождения, он проткнул ножом каждый ее холст, находившийся в квартире.
Тогда мне уже было так плохо, что я думала: «Это моя вина. Мне не следовало так сердить его». Я по-прежнему винила во всем себя, пытаясь поправить непоправимое.
На следующий день была суббота. Гэри на время ушел, а я убирала разгромленную квартиру, рыдая и выбрасывая плоды своей трехлетней работы. Чтобы отвлечься, я включила телевизор; показывали женщину, избитую своим мужем. Оператор снимал так, что ее лица не было видно. Она рассказывала, какой была ее жизнь. После описания нескольких омерзительных сцен она сказала: «Я не думала, что все было так плохо, потому что еще могла как-то вытерпеть это».
Лиза покачала головой:
— То же самое делала и я: оставалась в этой чудовищной ситуации, потому что могла еще как-то терпеть это. Слушая ту женщину, я вдруг сказала вслух: «Но ты заслуживаешь большего, чем худшее из того, что ты можешь вытерпеть!» А потом я расплакалась по-настоящему, потому что поняла, насколько это справедливо и для меня. Я заслуживала большего, чем страдания, расходы, разочарования и хаос. Выбрасывая очередную испорченную картину, я говорила себе: «Я больше не буду так жить!»
Когда Гэри вернулся домой, его вещи были уложены и стояли за входной дверью. Лиза позвонила своей лучшей подруге, которая привела с собой мужа. Эта супружеская пара помогла ей набраться храбрости и сказать Гэри, чтобы он уходил.
Он не стал устраивать сцен, потому что там были мои друзья. Ему пришлось уйти несолоно хлебавши. Потом он звонил и угрожал мне, но я никак не реагировала, и через некоторое время он перестал. Однако я хочу, чтобы вы знали: я добилась этого не только своими силами — я имею в виду свое молчание в ответ на его звонки. Тем же вечером, как только осела пыль, я позвонила матери и рассказала ей всю историю. Она посоветовала мне сходить на собрание «Ал-Анона» (Организация, оказывающая помощь родным и близким алкоголиков и наркоманов) для взрослых детей алкоголиков. Я послушалась лишь потому, что мне было невыносимо плохо. «Ал-Анон», как и «Алатин», является сообществом родственников и друзей алкоголиков, помогающих друг другу и самим себе избавиться от одержимой увлеченности алкоголиками в своей жизни. Такие встречи устраиваются для взрослых сыновей и дочерей алкоголиков, желающих избавиться от последствий алкоголизма родителей. Эти последствия включают в себя большинство характеристик слишком сильной любви.
Тогда я впервые начала понимать себя. Гэри был для меня тем же, чем и алкоголь для моей матери: наркотиком, без которого я не могла обойтись. До того дня, когда я заставила его уйти, я постоянно боялась, что од уйдет сам, поэтому делала все возможное, чтобы доставить ему удовольствие. Я делала то же самое, что и в детстве: упорно трудилась, была нежной и внимательной, не просила ни о чем для себя и брала на себя ответственность за других. Поскольку в основе моего поведения всегда лежало самопожертвование, то я бы не смогла достичь самопознания без посторонней помощи и определенных страданий.
Глубокая привязанность Лизы к своей матери и принесение в жертву собственных желаний и потребностей, которого требовала эта привязанность, подготовили ее к таким любовным отношениям, где на первом месте было страдание, а не любая форма личного удовлетворения. В детстве она твердо решила справиться со всеми проблемами в жизни матери с помощью своей любви и самоотречения. Потом эта решимость стала подсознательной, однако продолжала руководить ее поступками. Совершенно не умевшая обеспечивать собственное благополучие, но научившаяся поддерживать благополучие других людей, Лиза вступала во взаимоотношения, обещавшие ей новые возможности исправить чью-то жизнь силой своей любви.
Гэри с его болезненным пристрастием, эмоциональной зависимостью и жестокостью совмещал в себе все худшие черты родителей Лизы. Как ни печально, но именно это обусловило ее влечение к нему. Если наши взаимоотношения с родителями были преимущественно теплыми, с выражением соответствующего интереса, понимания и одобрения, то в зрелом возрасте мы чувствуем себя комфортно в обществе людей, унаследовавших похожие чувства тепла и безопасности, оценивающих себя положительно. Более того, мы стремимся избегать людей, подрывающих нашу уверенность в себе посредством критики или соответствующего поведения. Они вызывают у нас неприязнь.
Однако если родители обращались с нами враждебно, критично, жестоко, если они пытались манипулировать нами, подавляли нас, чрезмерно зависели от нас или вели себя недостойно, то нам будет казаться «правильной» связь с человеком, выражающим (пусть даже скрыто) те же самые обертоны мышления и поведения. Мы чувствуем себя «как дома» с людьми, в чьем обществе возрождаются наши старые ненормальные схемы общения, и напротив — чувствуем себя неуютно и скованно в обществе более дружелюбных, добрых и нормальных людей. Скука часто выражает неприязнь к острому чувству дискомфорта, возникающему у женщины, выпадающей из привычной роли помощницы и утешительницы. Большинство детей алкоголиков, да и детей из других неблагополучных семей, увлекаются людьми, которые превращают неприятности и болезненные пристрастия в источник постоянного возбуждения, особенно если это возбуждение имеет негативный характер. Если в нашей жизни всегда присутствовали хаос и драма; если, как это часто случается, нас с детских лет учили не доверять своим чувствам, то у нас развивается потребность в драматизме, позволяющая нам сохранить хоть какие-то чувства. Нам нужно испытывать возбуждение от неопределенности, страданий, разочарования — нам нужно бороться хотя бы ради того, чтобы чувствовать себя живыми.
Лиза закончила свою историю:
— Мир и спокойствие, воцарившиеся в моей жизни после ухода Гэри, бесили меня. Мне потребовалась вся моя сила воли, чтобы не позвонить ему и не начать все сначала. Но мало-помалу я начала привыкать к нормальной жизни. Сейчас я ни с кем не встречаюсь. Я знаю, что все еще слишком больна и не готова к здоровым взаимоотношениям с мужчиной. Если я попробую сейчас, то найду себе другого Гэри. Поэтому я впервые составляю собственные планы, а не пытаюсь изменить чью-то жизнь.
Лиза в своем отношении к Гэри, как и ее мать в своем отношении к алкоголю, страдала от болезненного процесса, от разрушительного стремления, с которым она не могла совладать.
Как и у ее матери, попавшей в наркотическую зависимость от алкоголя и не способной избавиться от нее собственными силами, у Лизы развилось наркотическое пристрастие к отношениям с Гэри. Я не провожу прямой аналогии и не собираюсь вольно пользоваться понятием «наркотическая зависимость», сравнивая жизненные ситуации двух женщин. Мать Лизы попала в зависимость от алкоголя ради того, чтобы защититься от душевных мук и отчаяния, порождаемых ее жизненной ситуацией. Чем больше она употребляла алкоголь, тем сильнее наркотик воздействовал на ее нервную систему, порождая те самые чувства, которых она пыталась избежать. В конечном итоге боль скорее усилилась, чем уменьшилась. Разумеется, мать Лизы стала пить еще больше, сползая в трясину алкоголизма. Лиза тоже пыталась избежать мук и отчаяния. Она страдала от глубокой депрессии, корни которой находились в ее мучительном детстве. Эта депрессия, иногда неосознанная, является обычной для детей, выросших в неблагополучных семьях. Они борются с депрессией, а чаще заглушают ее, разными способами, различающимися в зависимости от их пола, характера и роли в семье. Достигая подросткового возраста, многие молодые женщины, подобные Лизе, обуздывают депрессию, делая слишком сильную любовь стилем своей жизни.
Вступая в хаотичные, но стимулирующие и отвлекающие взаимоотношения с неудобными партнерами, они испытывают возбуждение, не дающее им впасть в депрессию, маячащую где-то за порогом сознания. В этом случае жестокий, безразличный, нечестный и в широком смысле слова трудный партнер становится для женщины эквивалентом наркотика, способом отгородиться от своих чувств — так же, как алкоголь и другие наркотические вещества становятся для алкоголика или наркомана средством временного ухода от действительности. Неуправляемые взаимоотношения, предоставляющие женщине желанное отвлечение от страданий, в конечном итоге причиняют ей еще более сильные страдания. Зависимость от таких взаимоотношений развивается, подобно зависимости от алкоголя, до точки болезненного пристрастия. Разорвать отношения, то есть оказаться самой по себе, рассматривается как нечто гораздо худшее, чем сильнейшие из страданий, причиняемых связью с мужчиной. Остаться одной для женщины означает почувствовать, как импульсы огромной боли из прошлого соединяются с такими же импульсами из настоящего.
Оба пристрастия весьма трудно поддаются лечению. В основе одержимой увлеченности партнером или несколькими неудачными партнерами могут лежать разнообразные семейные проблемы. Как то ни странно, но детям алкоголиков повезло больше, чем детям из других неблагополучных семей. Дело в том, что в городах, как правило, существуют группы «Ал-Анон», поддерживающие своих членов в их работе над повышением самооценки и улучшением качества взаимоотношений.
Выздоровление требует помощи со стороны соответствующей группы поддержки. Цель усилий — избавиться от болезненного пристрастия и научиться искать подтверждения своим достоинствам в других источниках помимо людей, не способных дать такое подтверждение. Результат — умение жить здоровой, спокойной и благополучной жизнью человека, чье счастье не зависит от мнения других людей. Как то ни печально, но убежденность людей, пойманных в сети пристрастия к нездоровым взаимоотношениям или к наркотическим веществам, в том, что они могут справиться с проблемой самостоятельно, часто удерживает их от поисков помощи и таким образом исключает возможность выздоровления.
Из-за убеждения в собственной способности решить все житейские проблемы у многих людей, борющихся со своими болезненными пристрастиями, дела идут все хуже и хуже. К примеру, жизнь Лизы стала беспросветной и неуправляемой, прежде чем она наконец признала, что нуждается в помощи для излечения от своей тяги к страданиям.
Тот факт, что страдания ради любви и одержимая увлеченность любимым человеком романтизируются в нашей культуре, ничем не помог Лизе. В популярных песнях и операх, в классической литературе и романсах Арлекина, в ежедневных «мыльных операх» и в восхваляемых критиками кинолентах можно найти бесчисленные примеры безответственных, незрелых взаимоотношений, которые почему-то прославляются и считаются прекрасными. Снова и снова культурные стереотипы внушают нам, что глубина любви должна измеряться страданиями, которые любовь причиняет, и что по-настоящему любят лишь те, кто испытывает настоящие страдания. Когда певец жалобно стонет о том, что не может перестать любить, хотя это причиняет ему огромную боль, то, возможно, в результате простой убеждающей силы многократного повторения одной и той же точки зрения какая-то часть нашего разума соглашается с тем, что так и должно быть. Мы соглашаемся с тем, что страдание является неотъемлемой частью любви и что готовность страдать ради любви является скорее положительным, чем отрицательным качеством.
Существует очень мало моделей поведения, в которых люди относятся друг к другу как равные к равным, проявляют зрелость и искренность, не пытаются манипулировать чувствами партнера или эксплуатировать его. Вероятно, тому есть две причины. Во-первых, честно говоря, такие отношения довольно редко встречаются в реальной жизни.
Во-вторых, поскольку эмоциональное взаимодействие в здоровых взаимоотношениях, как правило, отличается гораздо большей тонкостью и усложненностью, чем открытый драматизм нездоровых взаимоотношений, то его драматический потенциал остается вне сферы внимания кино, литературы и эстрадного жанра. Если мы заражаемся нездоровым стилем жизни, то, наверное, это происходит потому, что мы постоянно видим такой стиль и практически не знаем ничего другого. Из-за скудости примеров зрелой любви и здорового общения, в средствах массовой информации я на протяжении нескольких лет тешилась мечтой написать по одному дневному эпизоду в каждую из главных «мыльных опер». В моем эпизоде все герои буду вести себя честно, заботливо и не оборонительно по отношению друг к другу. Никакой лжи, никаких секретов, никаких манипуляций. Никто не хочет стать чьей-то жертвой, никто не приносит в жертву ближнего.
Вместо этого зритель хотя бы один раз увидит людей, которых связывают здоровые взаимоотношения, основанные на искренности. Такой стиль отношений будет резко противоречить обычному содержанию телепрограмм и проиллюстрирует методом контраста, насколько мы пропитаны образами эксплуатации, манипуляции, сарказма, мстительности, гнева, ревности, лжи, принуждения и так далее. Ничто из вышеперечисленного не способствует здоровому общению. Думая о том, какое влияние на качество этих бесконечных саг мог бы оказать показ одной серии, изображающей искренность и зрелую любовь, подумайте также и о том, какое влияние подобное изменение стиля общения могло бы оказать на вашу жизнь.
Все наши убеждения, включая и наше отношение к любви, сформированы окружающей нас обстановкой. Нам следует помнить о вредности обывательского взгляда на любовь и сопротивляться той поверхностной и пораженческой линии в личных отношениях, которую он прославляет. Нам нужно сознательно развивать более открытый и зрелый способ общения, отличающийся от того, который предлагает нам радио и телевидение. Возбуждение и сумятица должны уступить место чувству глубокой внутренней близости.
4. Потребность быть нужной
Добросердечная женщинаВлюбилась в вовремя подвернувшегося мужчину;Она любит его, несмотря на его пороки,Которых она не понимает.«Добросердечная женщина»
«Не знаю, как она все это терпит. Я сошла бы с ума, если бы мне пришлось справляться с тем, с чем справляется она». «Знаете, я никогда не слышала от нее жалоб». «Почему она мирится с этим?» «В конце концов, что она в нем нашла? Она заслуживает гораздо большего».
Люди склонны говорить подобные вещи о женщине, которая любит слишком сильно. Они наблюдают за ее благородными попытками извлечь все лучшее из явно безнадежной ситуации, но ключ к разгадке тайны ее преданности обычно можно найти в воспоминаниях ее детства. Взрослея, большинство из нас продолжает играть роли, усвоенные в родительской семье. Для женщин, которые любят слишком сильно, это часто означает, что они забывали о собственных потребностях, пытаясь удовлетворить нужды других членов семьи. Все мы приходим к такому поведению разными путями. Возможно, в силу обстоятельств мы повзрослели слишком быстро, преждевременно взяв на себя обязательства взрослого человека, поскольку наш отец или мать были слишком больны физически или эмоционально и не могли выполнять соответствующие родительские функции. Или, возможно, один из родителей отсутствовал в результате смерти или развода, и мы пытались занять его место, помогая родственникам и заботясь о них. Может быть, мы стали «мамочкой» дома, в то время как наша мать работала ради того, чтобы обеспечить семью. Может быть, мы росли с двумя родителями, но поскольку один был замкнут, расстроен или несчастен, а другой не реагировал на его проблемы, мы оказывались в роли «доверенного лица» и выслушивали подробности взаимоотношений, эмоционально нестерпимые для нас в силу нашего возраста. Мы не могли не слушать, так как боялись усилить страдания любимого человека. Мы боялись потерять его любовь, потерпев неудачу в подготовленной для нас роли. Поэтому мы не защищали себя, а родители не защищали нас: им нужно было видеть нас более сильными, чем на самом деле. Несмотря на свою незрелость и неподготовленность к грузу ответственности, мы защищали их. Мы слишком рано и слишком хорошо узнавали, как заботиться обо всех, кроме себя. Наши собственные потребности в любви, внимании, нежности и надежности оставались неудовлетворенными. Мы изображали из себя более сильных и менее пугливых, более взрослых и менее нуждающихся людей, чем на самом деле. Научившись отвергать свое невысказанное стремление получать ласку и заботу от окружающих, мы росли в поисках новых возможностей применить так хорошо усвоенные способности: разбираться в проблемах других людей и выполнять их требования вместо того, чтобы признать наличие собственных страхов, страданий и неудовлетворенных потребностей. Мы так долго изображали из себя взрослых, просили так мало и делали так много, что теперь как будто уже слишком поздно получать что-то взамен, поэтому мы помогаем и помогаем в надежде на то, что наши страхи исчезнут и любовь придет к нам как вознаграждение.
История Мелани служит примером того, как слишком раннее взросление и слишком большая ответственность (в данном случае принятая на себя ради того, чтобы занять место одного из отсутствующих родителей) могут породить настойчивую потребность опекать других.
Мы встретились сразу же после лекции, которую я читала для группы студенток медицинского колледжи. Я не могла не заметить, что ее лицо являет собой игру контрастов. Маленький курносый нос, усыпанный веснушками, и ямочки на щеках цвета топленого молока придавали Мелани вызывающе проказливый облик. Но эти веселые черты казались неуместными на фоне темных кругов, залегших под ее ясными серыми глазами. Если добавить к этому густые темно-каштановые волосы, волнами ниспадавшие ей на плечи, то понятно, почему она показалась мне бледной, усталой феей.
Она ждала в сторонке, пока я разговаривала по очереди с каждой из полудюжины будущих медсестер, собравшихся у выхода после окончания лекции. Как это часто бывает, когда я затрагиваю тему семейного алкоголизма, несколько студенток хотели обсудить проблемы, оказавшиеся слишком личными для обычной игры в вопросы и ответы, последовавшей после моего выступления.
Когда последняя из ее подруг ушла, Мелани немного помедлила из вежливости, потом подошла ко мне и представилась. Для человека с таким изящным сложением ее рукопожатие оказалось неожиданно теплым и сильным.
Она так долго и так терпеливо ожидала возможности поговорить со мной, что, несмотря на ее внешнюю уверенность в себе, я решила, что ее глубоко затронула утренняя лекция. Чтобы дать ей возможность спокойно высказаться, я предложила Мелани присоединиться ко мне в прогулке по студенческому городку. Пока я собирала свои вещи, она дружелюбно щебетала, но как только мы вышли под серое ноябрьское небо, стала тихой и задумчивой.
Мы шли по безлюдной дорожке. Единственным звуком был тихий шелест опавших листьев платана под нашими ногами.
Мелани сбилась с шага и подняла с земли пару листьев. Их заостренные зубцы выгибались вверх, словно у высохшей морской звезды, обнажая бледную изнанку. Наконец она негромко сказала:
— Моя мать не страдала алкоголизмом, но судя по вашему описанию симптомов влияния этой болезни на семью, она вполне могла бы быть алкоголичкой. Она была душевнобольной — настоящей сумасшедшей, и в конце концов это убило ее. Она страдала от глубоких депрессий, часто ложилась в больницу и иногда оставалась там надолго. Средства, которыми ее «лечили», как будто только ухудшали положение. Из оживленной безумной женщины она превращалась в роботоподобную безумную женщину. Но и в таком помраченном состоянии она все-таки смогла довести до конца одну из своих попыток самоубийства. Хотя мы старались не оставлять ее одну, в тот день мы на короткое время разъехались в разные места. Она повесилась в гараже, где ее и нашел отец.
Мелани тряхнула головой, словно отгоняя черные воспоминания, и продолжала:
— Сегодня утром на вашей лекции я услышала много справедливого по отношению ко мне. Но вы сказали, что дети алкоголиков или из других неблагополучных семей вроде нашей очень часто выбирают партнеров, пристрастившихся к алкоголю или другим наркотическим средствам. Что касается Шона, то это неправда. Слава Богу, выпивка и прочие зелья его мало волнуют. Но у нас есть другие проблемы.
Она отвернулась, вздернув подбородок.
— Обычно я могу справиться со всеми проблемами… — подбородок опустился. — Но эта начинает доставать меня, — она пожала плечами и улыбнулась. — У меня не хватает времени, еды и денег, вот и все.
Она произнесла это словно шутку, которую не следовало воспринимать всерьез. Я уже хотела расспросить ее о подробностях, когда она деловито заговорила:
— Шон снова уехал. У нас трое детей: Сюзи шесть лет, Джиму четыре, а Питеру — два с половиной. Я работаю неполную неделю в больнице, занимаюсь на курсах подготовки медсестер и пытаюсь справляться с домашними делами. Шон обычно присматривает за детьми — если не уходит в художественную школу или не исчезает.
В ее тоне не было ни следа горечи.
— Мы поженились семь лет назад. Мне было семнадцать, и я только что закончила высшую школу. Ему было двадцать четыре, он подрабатывал актером и ходил в художественную школу. Он жил в квартире с тремя своими друзьями. Я обычно приходила туда по воскресеньям и устраивала им большой праздник. Я была его «подружкой на воскресный вечер». По пятницам и субботам он либо выступал на сцене, либо встречался с кем-нибудь еще. Как бы то ни было, в той квартире все любили меня. Моя стряпня была лучшим подарком для них за целую неделю. Им нравилось дразнить Шона: они говорили, что ему следует жениться на мне и позволить мне кормить себя с ложечки. Думаю, ему действительно понравилась эта идея, потому что он попросил меня выйти за него замуж. Разумеется, я согласилась. Я ощущала восторг. Шон был такой очаровательный! Вот, посмотрите, — она открыла свою сумочку и вытащила гармошку фотографий, заправленных в пластик. Первой оказалась фотография Шона: темные глаза, высокие скулы, словно высеченные резцом скульптора, подбородок с глубокой ямкой. Задумчивое, красивое лицо.
— Похоже на уменьшенную копию фотографии из рабочего портфеля актера или фотомодели, — сказала я.
Мелани подтвердила мою догадку, назвав имя известного фотографа, сделавшего работу.
— Он выглядит, как настоящая кинозвезда, — заметила я, и Мелани с гордостью кивнула. Мы просмотрели остальные фотографии, изображавшие троих детей на разных стадиях их развития: ползающих, делающих первые неуверенные шаги, дующих на праздничные свечи в день рождения. Надеясь увидеть фотографию Шона в обычной обстановке, я спросила Мелани, почему он ни разу не снялся вместе с детьми.
— Обычно он снимает сам, — ответила она. — У него довольно большой опыт фотографа, впрочем, и актерский тоже.
— А сейчас он работает? — поинтересовалась я.
— В общем-то нет. Мать прислала ему денег, и он снова уехал в Нью-Йорк поискать какие-нибудь возможности для себя, — голос Мелани едва заметно упал. — Убедившись в ее лояльности к мужу, я ожидала, что она скажет какие-нибудь обнадеживающие слова по поводу его поездки, но этого не произошло.
— В чем же дело, Мелани? — спросила я.
— Дело не в нашем браке, — в ее голосе впервые послышались жалобные нотки. — Дело в его матери. Она продолжает посылать ему деньги. Каждый раз, когда он готов осесть здесь вместе с нами или держится за одну работу, она присылает ему чек, и он исчезает. Она не может отказать ему. Если бы она перестала давать ему деньги, то все пришло бы в порядок.
— А что если она никогда не перестанет? — спросила я.
— Тогда Шону придется измениться. Я заставлю его понять, какую боль он нам причиняет, — на ее темных ресницах появились слезы. — Ему придется отказываться, когда она будет присылать ему деньги.
— Судя по вашему рассказу, Мелани, это представляется не слишком реальным.
Ее голос повысился и стал более решительным.
— Я не позволю ей разрушить наш брак. Шон должен измениться!
Мелани нашла особенно большой лист и следующие несколько шагов подталкивала его ногой, наблюдая, как он постепенно распадается на части.
— Что-нибудь еще? — спросила я, выждав несколько секунд.
— Он много раз бывал в Нью-Йорке, — тон Мелани снова стал спокойным и деловитым. — Он с кем-то встречается там.
— Другая женщина? — Отвернувшись, Мелани кивнула.
— Как долго это продолжается?
— Это началось во время моей первой беременности. Я почти не винила его. Я была так больна и несчастна, а он был далеко.
Как ни поразительно, но Мелани возлагала на себя вину за неверность Шона, а также груз ответственности за него и детей, пока он беззаботно пробовал приложить свои таланты в разных местах. Я спросила ее, не приходила ли ей в голову мысль о разводе.
— В сущности, один раз мы жили раздельно. Глупо так говорить, поскольку из-за его отъездов мы разделены почти постоянно, но однажды я сказала, что хочу на время расстаться с ним — в основном ради того, чтобы преподать ему урок, и почти полгода мы действительно жили порознь. Он по-прежнему звонил мне, а я посылала ему деньги, когда возникала необходимость, но большую часть времени мы были каждый сам по себе. Я даже встречалась с двумя другими мужчинами.
Казалось, Мелани была удивлена тем, что другие мужчины могли заинтересоваться ею.
— Оба они были добры к детям, оба помогали мне по дому. Они исправляли бытовые неполадки и даже покупали мне разные полезные мелочи. Мне было приятно такое внимание, но настоящего чувства к ним у меня никогда не возникало. Я никогда не ощущала к ним такого влечения, как К Шону, поэтому в конце концов я вернулась к нему, — она усмехнулась. — Тогда мне пришлось объяснить ему, почему дома все было в полном порядке.
Мы прошли полпути через студенческий городок. Я захотела узнать побольше о детстве Мелани, чтобы понять, какой опыт подготовил бы к трудностям ее теперешнего положения.
— Что вы видите, когда вспоминаете свое детство? — спросила я. Она нахмурилась, глядя в прошлое.
— Я вижу себя в фартуке стоящей на табуретке перед плитой и мешающей ложкой в кастрюле. Я была средней в семье с пятью детьми. Мне было четырнадцать, когда умерла моя мать, но стирать и готовить я начала задолго до этого, потому что мать была очень больна. С какого-то времени она вообще перестала выходить из задней комнаты. Две мои старшие сестры после школы устроились на работу и помогали нам деньгами, а я вроде как стала всем вместо матери. Младшие сестры были моложе меня на три и пять лет, поэтому почти все домашние хлопоты ложились на мои плечи. Но мы справлялись. Папа работал и ходил по магазинам. Я готовила, стирала и прибиралась по дому. Мы делали все, что могли. Денег всегда не хватало, но жить было можно. Папа много и тяжело трудился, часто на двух работах одновременно, поэтому большую часть времени его не было дома. Впрочем, он к тому же старался избежать общества матери. Все мы по мере возможности избегали ее. С ней было очень трудно.
Когда я училась в старшем классе высшей школы, отец женился во второй раз. Нам немедленно стало легче, потому что его новая жена тоже работала и имела дочь примерно одного возраста с моей младшей сестрой, которой тогда было двенадцать. Все как бы спаялось и стало цельным. Деньги уже не были серьезной проблемой. Папа стал гораздо более счастливым человеком. Впервые нам хватало всего, в чем мы нуждались.
— Что вы чувствовали в связи со смертью матери? — спросила я. Мелани выставила подбородок вперед.
— Женщина, которая умерла, уже много лет не являлась моей матерью. Она была кем-то еще — человеком, который постоянно спал, скандалил и устраивал нам неприятности. Я помню ее, когда она еще была моей матерью, но воспоминания слишком расплывчаты. Мне приходится делать большое усилие над собой, чтобы вспомнить добрую и ласковую женщину, любившую петь, работая или играя с нами. Знаете, она была ирландкой и пела такие меланхоличные песни… Как бы то ни было, думаю, что после ее смерти все мы испытали облегчение. Но я чувствовала себя еще и виноватой. Может быть, если бы я лучше понимала ее или больше заботилась о ней, то ее болезнь была бы не такой тяжелой. Но вообще-то я стараюсь не думать о ее смерти.
Мы приближались к месту, куда я направлялась. За несколько минут, оставшихся до прощания, мне хотелось помочь Мелани уловить хотя бы намек на причину ее теперешних трудностей.
— Вы видите какое-либо сходство между вашим детством и теперешней жизнью? — спросила я.
— Сейчас, во время нашего разговора, я вижу это лучше, чем когда-либо раньше, — с принужденным смехом ответила она. — Я все еще жду, когда Шон вернется домой — точно так же, как когда-то ждала отца. И я не виню Шона, поскольку его образ смешался у меня с образом отца, уходившего ради того, чтобы заработать нам на жизнь. Я понимаю, что это не одно и то же, однако чувствую то же самое: я должна ждать и стараться изо всех сил. Она остановилась и прищурилась, внимательно рассматривая картину, развернувшуюся перед ее мысленным взором.
— О да, я все та же храбрая маленькая Мелани, вечно хлопочущая на кухне и ухаживающая за детьми, — ее кремовые щеки порозовели. — Значит, это правда — то, что вы говорили на лекции о таких детях, как я. Мы действительно находим людей, в чьем обществе мы можем играть те же роли, которые играли в детстве!
Когда мы прощались, Мелани крепко обняла меня и сказала:
— Спасибо, что выслушали меня. Наверное, мне просто нужно было выговориться. Теперь я лучше понимаю, что со мной происходит, но не готова покончить с этим… еще не готова.
Ее настроение явно улучшилось, подбородок снова вздернулся вверх.
— Кроме того, Шону нужно повзрослеть. И он это сделает. Ему придется это сделать, верно?
Не ожидая ответа, она повернулась и зашагала прочь по опавшим листьям.
Несомненно, Мелани стала глубже разбираться в мучающих ее проблемах, но много других черт сходства между ее детством и теперешней жизнью по-прежнему оставалось за пределами ее внимания.
Почему умной, энергичной, привлекательной молодой женщине вроде Мелани понадобились такие полные мук и лишений отношения, какие сложились у нее с Шоном? Потому что для нее и для других женщин, выросших в глубоко несчастных семьях со слишком тяжелым грузом эмоциональной ответственности, ощущения «хорошего» и «плохого» смешались, перепутались и наконец стали единым целым.
Например, в доме Мелани внимание к детям было до ничтожного мало из-за общей неуправляемости жизни, возникшей в результате попыток всех членов семьи справиться с распадением личности матери. Героические усилия Мелани по ведению домашнего хозяйства были вознаграждены единственным близким к любви чувством, которое ей приходилось испытывать: благодарностью ее отца и его готовностью положиться на дочь. Чувство страха перед грузом ответственности, естественного для ребенка в подобных обстоятельствах, подавлялось чувством компетентности, порожденным отцовской потребностью в ее помощи и неполноценностью ее матери. Непростая задача для ребенка — быть сильнее одного из родителей и был незаменимым для другого. Роль, принятая Мелани в детстве, сформировала ее личность спасительницы, способной справиться с любыми трудностями, оберегающей близких людей благодаря своей силе, храбрости и непреклонной воле.
Комплекс «спасительницы» кажется на первый взгляд чем-то более нормальным, нежели на самом деле. Хотя похвально иметь в себе силы для преодоления кризиса, но Мелани, как и другие женщины с похожим прошлым, нуждалась в кризисе для нормальной жизнедеятельности. Без стресса, волнения или острейшей проблемы, нуждавшейся в немедленном разрешении, погребенное в ее подсознании детское ощущение эмоциональной ошеломленности могло прорваться наружу и стать угрожающе сильным. В детстве Мелани была помощницей отца и няней для матери и младших детей. Но вместе с тем она была ребенком с потребностью в родительской заботе и ласке. Поскольку ее мать была невменяема, а отца большую часть времени не было дома, ее потребности остались неудовлетворенными. У других детей была Мелани: она ухаживала за ними, беспокоилась о них, ласкала их. У Мелани не было никого. Она не только осталась без матери: ей пришлось учиться думать и действовать, как взрослому человеку. Для паники не было ни места, ни времени, и вскоре само отсутствие возможности в свою очередь получить эмоциональную поддержку стало казаться ей правильным и обоснованным. Если она достаточно хорошо играла роль взрослого человека, она могла на какое-то время забыть, что остается испуганным ребенком. Вскоре Мелани не только хорошо действовала в критических ситуациях — такие ситуации уже фактически требовались ей для поддержания жизнедеятельности. Груз, который она взваливала на свои плечи, помогал ей избежать паники и страданий. Он пригибал ее к земле, но и приносил ей кратковременное облегчение.
Следует отметить, что чувство достоинства у Мелани было развито благодаря повседневной ответственности, приближавшейся к пределу ее детских способностей. Она заслуживала одобрения тяжелой работой, заботой о близких и принесением в жертву собственных желаний и потребностей. Таким образом, мученичество стало частью ее личности и, соединившись с ее комплексом «спасительницы», сделало Мелани магнитом для такого человека, как Шон. Будет полезно рассмотреть некоторые аспекты детского развития Мелани для лучшего понимания сил, действовавших в ее жизни. Благодаря необычным обстоятельствам ее детства то, что в ином случае могло бы стать нормальными чувствами и реакциями, оказалось у нее опасно преувеличенным.
Для детей, растущих в цельной семье, естественно сильное желание избавиться от родителя одного с собой пола, чтобы целиком получить обожаемого родителя противоположного пола в свою безраздельную собственность. Маленькие мальчики от всего сердца желают, чтобы папочка куда-нибудь пропал и они смогли бы получить всю мамину любовь и внимание. Маленькие девочки мечтают заменить свою маму в качестве папиной жены. Большинство родителей получает от своих маленьких детей противоположного пола «предложения», выражающие это страстное желание. Четырехлетний мальчик говорит матери: «Когда я вырасту, мама, я обязательно женюсь на тебе». Трехлетняя девочка обращается к отцу: «Папа, давай переедем в другой дом и будем жить там без мамы». Эти совершенно естественные призывы отражают некоторые из сильнейших чувств, переживаемых маленьким ребенком. Однако если с объектом зависти или с «нежелательным соперником» в самом деле происходит что-то серьезное, причиняющее ему вред или ведущее к его исчезновению из семьи, последствия могут оказаться разрушительными для ребенка.
Когда мать в такой семье эмоционально неустойчива, тяжело и хронически больна, питает пристрастие к алкоголю или наркотикам (либо отсутствует в жизни семьи по другим причинам), то дочь — как правило, старшая, если в семье несколько девочек, — почти неизбежно стремится занять место, ставшее свободным благодаря болезни или отсутствию матери. История Мелани свидетельствует о последствиях такого «замещения» для маленькой девочки. Из-за разрушительного умственного недуга матери Мелани унаследовала женское место во главе семьи. За годы, в течение которых формировалась ее личность, она во многих отношениях являлась скорее партнером своего отца, чем его дочерью. Обсуждая и решая проблемы домашнего хозяйства, они действовали как одна команда. В определенном смысле отец Мелани принадлежал ей одной, поскольку ее взаимоотношения с ним сильно отличались от взаимоотношений других ее родственников. Она была почти его сверстницей. На протяжении нескольких лет она также была значительно более сильным и надежным партнером, чем ее больная мать. Это означало, что естественные детские мечты Мелани получить отца в свое полное распоряжение осуществились, но ценой здоровья, а впоследствии и жизни ее матери.
Что происходит, когда детские мечты избавиться от родителя одного с собой пола и получить всю любовь и внимание родителя противоположного пола становятся реальностью? Есть три крайне мощных следствия, влияющих на подсознание ребенка и определяющих его характер.
Первое следствие — это чувство вины. Вспоминая самоубийство матери и свою неспособность предотвратить это событие, Мелани испытывала чувство вины — сознательной вины, которую любой член семьи по понятным причинам испытывает перед лицом подобной трагедии. Это сознательное чувство вины у Мелани было обострено ее чрезмерным чувством ответственности за благополучие своих родственников. Но вдобавок к сознательному чувству вины она несла в себе и другой, еще более тяжелый груз.
Реализация детского желания получить отца в свое распоряжение пробудила в Мелани подсознательное чувство вины в дополнение к сознательному, возникавшему при мысли о том, что она не смогла спасти душевнобольную мать от самоубийства. Это в свою очередь породило искупительный порыв, потребность страдать и испытывать лишения в качестве воздаяния. Такая потребность, соединенная с хорошо знакомой Мелани ролью мученицы, привела ее в состояние, близкое к мазохизму. Во взаимоотношениях с Шоном при всех связанных с ними страданиях и лишениях она находила удобство, если не удовольствие.
Вторым следствием является подсознательное чувство дискомфорта в сексуальном отношении, котор
Скачать книгу
Women who Love too Much
When You Keep Wishing and Hoping He,ll Change
Robin Norwood
© 1985 by Robin Norwood
© ООО «Издательство «Добрая книга», 2008 – перевод и оформление
* * *
Предисловие
Мы любим слишком сильно, если «любить» для нас значит «страдать». Мы любим слишком сильно, если большинство разговоров с близкими подругами вертится вокруг него, его проблем, его мыслей, его чувств и почти все наши фразы начинаются со слова «он».
Мы любим слишком сильно, если оправдываем его скверный характер, безразличие или грубость трудным детством и пытаемся взять на себя роль психотерапевта.
Мы любим слишком сильно, если, читая руководство типа «Как помочь самому себе», отмечаем все то, что, на наш взгляд, может помочь ему.
Мы любим слишком сильно, если нам не нравятся многие черты его характера, ценности и поступки, но мы миримся с ними и думаем: побольше привлекательности и любви – и он захочет измениться ради нас.
Мы любим слишком сильно, если любовь ставит под угрозу наше эмоциональное благополучие, а может быть, здоровье и безопасность.
Несмотря на все страдания и разочарования, для многих женщин слишком сильная любовь – это столь обычное состояние, что мы почти уверены, будто близкие отношения должны быть именно такими. Большинство из нас хотя бы раз в жизни любили слишком сильно, а для многих это стало привычным состоянием. Некоторые из нас до того одержимы своими возлюбленными и своей любовью, что ни на что другое сил почти не хватает.
В этой книге мы постараемся разобраться, почему многие женщины, ищущие человека, который бы их полюбил, неизбежно находят партнера, который их не любит и вообще совершенно невыносим. Мы увидим, что любовь превращается в слишком сильную, когда наш партнер нам не подходит, не ценит нас или не уделяет нам внимания, и все же мы не только не можем с ним расстаться, но, напротив, тяга и привязанность к нему только усиливаются. Мы поймем, почему наше желание и потребность любить, сама наша любовь превращаются в зависимость.
Зависимость – страшное слово. Оно вызывает в памяти образы жертв героина, вонзающих иглы себе в вены и явно идущих по пути к самоубийству. Это слово нам не нравится, нам не хочется употреблять его применительно к своим отношениям с мужчинами. Но очень и очень многие из нас были жертвами любви, и, как и другие жертвы зависимости, мы должны признать всю серьезность этой болезни, чтобы встать на путь выздоровления.
Если вам когда-нибудь приходилось зацикливаться на мужчине, то, возможно, вы подозревали, что корень этой страсти – не любовь, а страх. Если любовь граничит с одержимостью, нас терзает страх: страх остаться одной, быть нелюбимой и недостойной, страх, что к нам утратят интерес, бросят или погубят. Мы отдаем свою любовь, отчаянно надеясь, что мужчина, которым мы одержимы, развеет наши опасения. Но вместо этого страхи, а с ними и наша одержимость, становятся все глубже, пока привычка отдавать любовь с целью получить ее взамен не станет движущей силой жизни. А поскольку наша стратегия не приносит плодов, мы стараемся изо всех сил и любим еще неистовей. Мы любим слишком сильно.
Я впервые поняла, что феномен «слишком сильной любви» – это особый синдром мыслей, чувств и поступков, после того как несколько лет проработала с алкоголиками и наркоманами. Проведя сотни бесед с жертвами алкогольной и наркотической зависимости и их близкими, я сделала удивительное открытие. Одни пациенты, с которыми я разговаривала, выросли в неблагополучных семьях, другие – нет, зато их партнеры почти всегда были из крайне неблагополучных семей, где им приходилось переживать стрессы и страдания, намного превышающие обычные. Стараясь ладить со своими попавшими в зависимость супругами, эти партнеры (которых специалисты в области лечения алкоголизма называют «соалкоголиками») бессознательно воссоздавали и заново переживали ключевые картины своего детства.
Главным образом благодаря беседам с женами и подругами зависимых мужчин я начала понимать природу слишком сильной любви. Из их рассказов явствовало, что в роли «спасительниц» им было необходимо ощущать как свое превосходство, так и страдание. Это помогло мне понять всю глубину их зависимости от мужчин, которые, в свою очередь, зависели от алкоголя или наркотиков. Было ясно, что в этих парах обеим партнерам нужна помощь и что оба буквально умирают, каждый от своей зависимости: он – от злоупотребления алкоголем или наркотиком, она – от воздействия сильнейшего стресса.
Эти женщины помогли мне понять, сколь огромное влияние оказали их детские переживания на то, как они строили свои отношения с мужчинами, став взрослыми. Всем тем из нас, кто любит слишком сильно, они могут поведать многое о том, почему у нас развилась склонность к неблагополучным отношениям, почему мы увековечиваем свои проблемы и, что самое важное, как нам измениться и выздороветь.
Я не хочу сказать, что слишком сильно любят только женщины. Некоторые мужчины «зацикливаются» на любви с такой же страстью, а их чувства и поступки обусловлены теми же детскими переживаниями и движущими силами. Тем не менее у большинства мужчин, на долю которых выпало тяжелое детство, зависимость от отношений не развивается. Благодаря взаимодействию культурных и биологических факторов они, как правило, стараются уберечь себя и избежать страданий с помощью занятий, которые бывают скорее внешними, чем внутренними, скорее безличными, чем личными. Они склонны к одержимости работой, спортом или хобби, тогда как женщина под влиянием воздействующих на нее культурных и биологических факторов «зацикливается» на любви – быть может, как раз к такому ущербному и закрытому человеку.
Надеюсь, что эта книга поможет всем, кто слишком любит, но написана она в первую очередь для женщин, потому что слишком сильная любовь – это в первую очередь «женский» феномен. У нее совершенно конкретная цель: помочь женщинам, склонным к разрушительным моделям отношений с мужчинами, осознать этот факт, увидеть источник этих моделей поведения и попробовать изменить свою жизнь.
Но если женщина, которая слишком любит, – это вы, я должна предупредить вас, что моя книга не для легкого чтения. Если это определение относится к вам и тем не менее книга вас не затронула, не взволновала, наскучила или рассердила, или вам не удалось сосредоточиться на ее содержании, или вы всего лишь подумали, как полезна она будет кому-то другому, – советую перечитать ее через некоторое время. Всем нам хочется отрицать те истины, принять которые было бы слишком мучительно или страшно. Отрицание – естественное средство самозащиты, которое действует автоматически, без всякой просьбы с нашей стороны. Может быть, вернувшись к этой книге позже, вы сумеете вынести встречу со своими переживаниями и потаенными чувствами.
Читайте, пожалуйста, не спеша, постарайтесь умом и сердцем понять этих женщин и их рассказы. Истории, приведенные здесь в качестве примеров, могут показаться вам чем-то из ряда вон выходящим. Уверяю вас, дело обстоит совсем наоборот. Эти личности, характеры и случаи, позаимствованные у сотен женщин, с которыми мне довелось общаться лично и профессионально и которые подпадают под определение «слишком любящих», нисколько не преувеличены. Их подлинные истории еще запутаннее и мучительнее. Если их проблемы покажутся вам более серьезными и тяжкими, чем ваши, позвольте сказать, что ваша первая реакция типична для большинства моих клиенток. Каждая уверена, что у нее все «не так уж плохо», и даже относится с сочувствием к судьбе других женщин, которые, по ее мнению, попали в «настоящую» беду.
По иронии судьбы, мы, женщины, способны воспринимать с сочувствием и пониманием мучения, выпадающие на долю других, но слепы к собственным страданиям (или ослеплены ими). Мне это прекрасно знакомо, потому что я сама большую часть своей жизни была женщиной, которая слишком сильно любит. Но потом это стало настолько серьезно угрожать моему телесному и душевному здоровью, что мне пришлось пристально изучить модель своих взаимоотношений с мужчинами. За последние несколько лет я очень много сделала для того, чтобы ее изменить, и эти годы стали самыми благодатными в моей жизни.
Надеюсь, что всем женщинам, которые любят слишком сильно, эта книга не только поможет лучше осознать свое истинное положение, но и вдохновит на то, чтобы начать его изменять. А для этого нужно больше не сосредоточивать всю любовь и внимание на одержимости мужчиной, но направить их на собственное выздоровление и собственную жизнь.
И здесь самое время сделать второе предупреждение. В этой книге, как и во многих руководствах типа «Помоги себе сам», есть перечень шагов, которые нужно предпринять, чтобы измениться. Если вы решите, что вам действительно нужно сделать эти шаги, то для этого, как и для всех психотерапевтических перемен, потребуются годы работы и полная отдача с вашей стороны. От модели слишком сильной любви, в которой вы увязли, быстро не избавишься. Эту модель мы заучиваем рано и усердно повторяем, так что на пути к освобождению от нее вас ожидают страхи и постоянные испытания. Я предупреждаю вас об этом не для того, чтобы запугать. В конце концов, если вы не измените модель своих отношений с партнером, вам предстоит вести изнурительную борьбу всю оставшуюся жизнь. Только в этом случае целью борьбы будет не развитие, а всего лишь выживание. Выбор за вами. Решив встать на путь выздоровления, из женщины, которая любит слишком сильно, вы превратитесь в ту, которая достаточно любит себя, чтобы перестать страдать.
Глава первая. Любовь к мужчине, который вас не любит
Глен Фрей «Жертва любви»
- Жертва любви,
- Твое сердце разбито.
- Спой же нехитрую песенку мне.
- Жертва любви,
- Твоя роль так избита,
- В ней ты уже преуспела вполне.
- …я все вижу, молчи.
- Ты идешь по канату,
- Ото всех слезы спрятав,
- И по-прежнему ищешь любовь.
Для Джил это был первый сеанс, и на ее лице читалось сомнение. Маленькая и свежая, со светлыми кудряшками в стиле «сиротка Энни», она застыла на краешке стула, глядя на меня. Все в ней казалось круглым: овал лица, чуть полноватая фигура и особенно голубые глаза. Она обежала взглядом дипломы и сертификаты, висящие в рамках на стене кабинета, задала несколько вопросов об учебном заведении, которое я закончила, о лицензии консультанта, а потом с явной гордостью сообщила, что учится на юридическом факультете.
Повисла краткая тишина. Девушка опустила взгляд на свои сложенные руки.
– Наверное, пора перейти к тому, зачем я сюда пришла, – затараторила она, как будто надеялась, что быстрый бег слов поможет ей набраться храбрости. – Я сделала это – я хочу сказать, пришла к психотерапевту, – потому что мне действительно плохо. Разумеется, все дело в мужчинах. То есть во мне и в мужчинах. Вечно я делаю что-то такое, что их отпугивает. Каждый раз все начинается замечательно. Они бегают за мной и все такое, а потом, когда узнают меня поближе, – она заметно напряглась, стараясь превозмочь вскипающую боль, – все разваливается.
Девушка взглянула на меня – теперь в ее глазах блестели непролитые слезы – и продолжала, уже медленнее:
– Я хочу понять, что здесь неправильно, что необходимо в себе изменить, и я это непременно сделаю. Сделаю, чего бы мне это ни стоило. Я ведь очень упорная.
Тут она снова зачастила.
– Дело не в том, что я не хочу измениться. Я просто ума не приложу, почему со мной все время такое случается. Я боюсь снова полюбить. Потому что каждый раз не получаю ничего, кроме боли. Скоро я стану по-настоящему бояться мужчин.
Тряхнув головой, так что колечки кудрей подпрыгнули, она с горячностью пояснила:
– Не хочу, чтобы так получилось, потому что я очень одинока. На юридическом факультете у меня полно дел, вдобавок приходится зарабатывать себе на жизнь. Поэтому я постоянно занята. Фактически, в последний год я только и делала, что работала, ходила на занятия, училась и спала. Но в моей жизни не хватало мужчины.
Она торопливо продолжала свой рассказ:
– Потом я встретила Рэнди, когда два месяца назад была у друзей в Сан-Диего. Он адвокат. Мы встретились однажды вечером, когда друзья вытащили меня на танцы. Оказалось, что мы просто созданы друг для друга. У нас было столько тем для разговоров… только, кажется, говорила в основном я. Но, похоже, ему это понравилось. И это было так здорово – общаться с мужчиной, которого интересует то, что важно для меня.
Ее брови сдвинулись.
– Казалось, его тянет ко мне. Понимаете, он спросил, замужем ли я (а я уже два года в разводе), одна ли живу и т. д.
Было нетрудно представить, с каким восторгом Джил оживленно болтала с Рэнди под грохот музыки в тот первый вечер. И с каким восторгом она принимала его неделю спустя, когда он, разъезжая по делам, завернул в Лос-Анджелес, чтобы повидаться с ней. За ужином она предложила гостю переночевать у нее, чтобы не пускаться в долгий обратный путь на ночь глядя. Он принял приглашение, и в ту же ночь между ними начался роман.
– Он был великолепен. Позволил мне себя накормить, ему явно нравилось, как я за ним ухаживаю. Утром я выгладила ему рубашку – обожаю заботиться о мужчинах. Мы прекрасно поладили. – Она задумчиво улыбнулась.
Но из ее дальнейшего рассказа стало ясно, что у Джил почти сразу же развилась непреодолимая одержимость, объектом которой стал Рэнди. Когда он вернулся домой в Сан-Диего, телефон уже звонил. Джил нежно сообщила ему, что волновалась, как он проделал столь долгий путь, и обрадовалась, узнав, что он добрался благополучно. Ей показалось, что ее звонок его слегка озадачил. Она извинилась за беспокойство и повесила трубку, но ее стало терзать растущее беспокойство, подогреваемое мыслью: она снова любит гораздо больше, чем ее избранник.
– Как-то Рэнди сказал мне, чтобы я на него не давила, иначе он просто исчезнет. Я ужасно перепугалась. Ведь все дело во мне. Я должна любить его и в то же время оставить в покое. Но я так не умею, поэтому мне становилось все страшнее. И чем больше я паниковала, тем больше за него цеплялась.
Скоро Джил звонила ему почти каждый вечер. Они условились звонить друг другу по очереди, но часто; когда наступал черед Рэнди, время шло, и она так волновалась, что не могла дождаться его звонка. Заснуть она все равно не могла, вот и звонила ему. Их разговоры были длинными, но малосодержательными.
– Он говорил, что забыл, а я спрашивала: «Как ты мог забыть? Ведь я никогда не забываю». Потом мы начинали обсуждать причины, и мне казалось, что он боится со мной сблизиться, и я хотела ему помочь. Он все время твердил, что не знает, чего хочет от жизни, а я старалась помочь ему выяснить, что для него самое главное.
Так, стараясь добиться от Рэнди большей эмоциональной открытости, Джил оказалась в роли психотерапевта.
Она дважды летала в Сан-Диего, чтобы провести с ним выходные. Во второй раз он целый день не обращал на нее никакого внимания: смотрел телевизор и пил пиво. Это был один из самых ужасных дней в ее жизни.
– Он много пил? – спросила я Джил.
Она явно встревожилась.
– Да нет, не особенно. Вообще-то, я не знаю. Никогда не задумывалась над этим всерьез. Конечно, в тот вечер, когда мы познакомились, он пил, но это было вполне естественно. В конце концов, мы были в баре. Иногда, когда мы разговаривали по телефону, я слышала звяканье льдинок в стакане и поддразнивала его по этому поводу – ну, что он пьет в одиночку… По правде сказать, при мне не было ни единого дня, чтобы он не пил, но я думала, он просто любит пропустить стаканчик. Ведь это нормально, правда?
Девушка помолчала, собираясь с мыслями.
– Знаете, иногда по телефону он говорил довольно странные вещи, особенно для адвоката: болтал что-то бессвязное и неразборчивое, забывал и путался. Но я ни-когда не думала, что дело в выпивке. Даже не знаю, как я это объясняла. Наверное, просто не позволяла себе думать об этом.
Она печально посмотрела на меня.
– Может быть, он и вправду пил слишком много, но, должно быть, это оттого, что я ему докучала. Наверное, я его недостаточно интересовала, и он не хотел со мной встречаться. – Она взволнованно продолжала. – Мой муж тоже никогда не хотел со мной общаться – это было видно! – Глаза ее наполнились слезами, но она старалась пересилить себя. – И отец тоже… Почему все они ко мне так относятся? Что я делаю не так?
Как только Джил осознавала, что между ней и дорогим для нее человеком возникла проблема, девушка жаждала не только ее разрешить, но и взять на себя ответственность за ее создание. Она считала: если Рэнди, ее муж и отец не сумели ее полюбить, значит, все дело в том, что она сделала или не смогла сделать.
Настроения, чувства, поступки и жизненные впечатления Джил были типичны для женщины, для которой любить – значит страдать. У нее было много качеств, характерных для женщин, которые любят слишком сильно. Независимо от конкретных деталей их историй и усилий, независимо от того, пережили они долгую и трудную связь с одним мужчиной или целый ряд несчастливых романов со множеством мужчин, у них было одно общее качество. Любить слишком сильно – не значит любить слишком многих мужчин, или влюбляться слишком часто, или слишком глубоко погружаться в искреннюю любовь к другому человеку. Это значит быть поистине одержимой мужчиной и называть эту одержимость «любовью», позволить ей завладеть своими чувствами и во многом своими поступками, понимать, что она вредно сказывается на здоровье и благополучии, и все же не иметь сил от нее избавиться. Это значит измерять степень своей любви глубиной своей муки.
Читая эту книгу, вы можете поймать себя на том, что отождествляете себя с Джил или с одной из тех женщин, которые фигурируют в этих историях, и подумать: а вдруг и я тоже – женщина, которая любит слишком сильно? Даже если ваши проблемы с мужчинами сходны с проблемами этих женщин, вам, быть может, трудно примерить на себя ярлыки, которые подходят к их ситуациям. У нас возникает сильная эмоциональная реакция на такие слова, как «алкоголизм», «инцест», «насилие» и «зависимость», и порой мы не способны реалистично взглянуть на свою жизнь, поскольку очень боимся, что эти ярлыки применимы к нам или к тем, кого мы любим. К сожалению, неспособность воспользоваться нужными словами, когда они действительно уместны, мешает нам получить необходимую помощь. С другой стороны, эти пугающие ярлыки могут не иметь отношения к вашей жизни. Может быть, в вашем детстве кроются проблемы более тонкого свойства. Возможно, ваш отец, обеспечивая семье материальное благосостояние, в глубине души не доверял женщинам и недолюбливал их, и эта его неспособность любить не позволила вам полюбить себя. Или в отношении к вам матери могли сквозить ревность и соперничество, хотя на людях она вас хвалила и выставляла в выгодном свете. В итоге у вас развилась потребность быть паинькой, чтобы заслужить ее одобрение, и в то же время вы боялись ощутить враждебность, которую вызывали у нее ваши успехи.
В одной книге невозможно рассмотреть все многочисленные разновидности неблагополучных семей – для этого потребовалось бы несколько томов. Тем не менее важно понять, что у всех неблагополучных семей есть одно общее свойство: неспособность обсуждать коренные проблемы. У таких семей могут быть и другие проблемы, которые обсуждают, часто до тошноты, но за этим нередко скрываются глубинные тайны, которые делают семью неблагополучной. Именно глубина скрытности – неспособность говорить о проблемах, а не их тяжесть – определяет и то, насколько дисфункциональной становится семья, и то, насколько большой урон это приносит ее членам.
Дисфункциональной называют семью, члены которой играют жесткие роли, причем общение между ними строго ограничено высказываниями, соответствующими этим ролям. Члены такой семьи не имеют права выражать полный диапазон переживаний, желаний, потребностей и чувств, а должны ограничиваться исполнением своих ролей, которые согласуются с ролями, исполняемыми другими членами семьи. Роли присутствуют во всех семьях, но, чтобы семья оставалась благополучной, ее члены должны меняться вместе с меняющимися обстоятельствами и приспосабливаться друг к другу. Так, материнская опека, уместная по отношению к годовалому ребенку, совершенно не годится для тринадцатилетнего, поэтому роль матери должна измениться, чтобы соответствовать реальности. В дисфункциональных семьях основные аспекты действительности отрицаются, а роли остаются жесткими.
Если никто не вправе обсуждать вопрос о том, что влияет на каждого члена семьи в отдельности и на семью в целом, более того, на такие обсуждения налагается запрет – неявный (тема разговора меняется) или явный («Мы не желаем говорить о подобных вещах!»), – мы приучаемся не доверять своим впечатлениям или чувствам. Наша семья отрицает нашу реальность, и мы тоже начинаем ее отрицать. А это серьезно нарушает наше нормальное развитие, когда мы учимся жить и взаимодействовать с людьми. Именно это коренное нарушение нормального развития присуще женщинам, которые любят слишком сильно. Мы утрачиваем способность видеть, когда кто-то или что-то причиняет нам вред. Те ситуации, которые другие сочли бы опасными, неприятными или вредными и, естественно, постарались бы обойти, нас не отталкивают, потому что мы не способны оценить их реалистично или руководствуясь инстинктом самосохранения. Мы или не доверяем своим чувствам, или не пользуемся их подсказкой. Напротив, нас притягивают именно те опасности, интриги, драмы и испытания, от которых другие люди, имеющие более здоровое и уравновешенное прошлое, естественно, уклонились бы. Из-за этого притяжения мы наносим себе еще больший ущерб, ибо многое из того, что нас притягивает, – повторение уже пережитого в период взросления. Мы получаем все новые травмы.
Такой женщиной – женщиной, которая слишком сильно любит, – никто из нас не становится случайно. Если девочка вырастает в нашем обществе да еще в такой семье, это может создать некоторые предсказуемые модели поведения. Вот признаки, типичные для женщин, которые слишком любят, похожих на Джил, а может быть, и на вас.
1. Как правило, вы росли в дисфункциональной семье, где ваши эмоциональные потребности не встречали отклика.
2. Вы сами получали мало подлинной заботы, а потому пытаетесь компенсировать эту неудовлетворенную потребность, становясь нянькой, особенно для тех мужчин, которые, по той или иной причине, кажутся вам ущербными.
3. Поскольку вам так и не удалось изменить своих родителей, чтобы они давали любовь и ласку, которых вам так не хватало, вы остро реагируете на знакомый тип эмоционально недоступного мужчины, которого можно снова попытаться изменить, отдавая ему свою любовь.
4. Боясь, что вас бросят, вы готовы делать все, что угодно, лишь бы не дать связи порваться.
5. Для вас нет почти ничего слишком хлопотного, трудоемкого или дорогостоящего, если это способно «помочь» человеку, к которому вы привязаны.
6. Вы привыкли к недостатку любви в близких отношениях, а потому готовы ждать, надеяться и еще усерднее стараться угодить мужчине.
7. В отношениях с мужчинами вы каждый раз готовы принять на себя большую долю ответственности, вины и упреков.
8. Ваша самооценка находится на критически низком уровне, и в глубине души вы не считаете, что достойны счастья. Скорее, вы думаете, что должны еще заслужить право наслаждаться жизнью.
9. В детстве вы не чувствовали себя защищенной, а потому ощущаете острую потребность быть хозяйкой своих мужчин и своих отношений. Такое стремление управлять людьми и ситуациями вы выдаете за желание быть полезной.
10. В отношениях вы гораздо больше опираетесь на мечту о том, какими они могли бы быть, чем на реальную ситуацию.
11. Вы страдаете зависимостью от мужчин и эмоциональной боли.
12. У вас может наблюдаться эмоциональная, а часто и биохимическая предрасположенность к злоупотреблению наркотиками, алкоголем и/или некоторыми пищевыми продуктами, особенно богатыми сахаром.
13. Вас тянет к людям, которые отягощены проблемами, требующими разрешения, или же вы ввязываетесь в запутанные, неопределенные и эмоционально болезненные ситуации, и это не позволяет вам сосредоточиться на ответственности, которую вы несете перед самой собой.
14. Вы можете быть склонны к приступам депрессии и, чтобы их не допустить, пытаетесь воспользоваться волнением, которое вам обеспечивают неустойчивые отношения.
15. Вас не привлекают добрые, надежные, уравновешенные мужчины, которые проявляют к вам интерес. Такие славные парни кажутся вам скучными.
У Джил, в большей или меньшей степени, явно присутствовали почти все эти признаки. Учитывая, что она воплощала в себе столь многие из перечисленных выше качеств и то, что мне стало известно про Рэнди, я и предположила, что у него могут быть проблемы с алкоголем. Женщин такого эмоционального склада вечно тянет к мужчинам, которые, по той или иной причине, эмоционально недоступны. Одно из главных проявлений эмоциональной недоступности – наличие зависимости.
С самого начала Джил была готова взять на себя большую ответственность за начало и продолжение отношений, чем Рэнди. Как и множество других слишком любящих женщин, она явно была очень ответственным человеком, ориентированным на успех, и сумела многого добиться в разных сферах своей жизни. И тем не менее у нее была очень низкая самооценка. Достижения в учебе и работе не могли уравновесить те личные неудачи, которые преследовали ее в любви. Каждый раз, когда Рэнди забывал позвонить, это наносило ощутимый удар по ее и без того шаткому представлению о себе, которое она потом героически старалась укрепить, пытаясь вытянуть из него знаки внимания. Ее готовность взять на себя всю вину за несложившиеся отношения столь же типична, как и неспособность реалистично оценить ситуацию и позаботиться о себе, т. е. уйти, когда отсутствие взаимности становится очевидным.
Женщины, которые любят слишком сильно, в любовных отношениях мало думают о себе. Всю свою энергию они направляют на то, чтобы изменить поведение партнера или его чувства, и для этого прибегают к самым отчаянным ухищрениям вроде дорогостоящих междугородних звонков Джил и ее полетов в Сан-Диего (не забывайте, что ее личный бюджет был крайне ограничен). Проводя с Рэнди телефонные «сеансы психотерапии», она в гораздо большей степени пыталась превратить его в человека, которым хотела его видеть, нежели помочь ему обнаружить свое истинное «я». Правда, сам Рэнди вовсе к этому не стремился. Будь он заинтересован в таком пути самопознания, он проделал бы большую часть работы сам, вместо того чтобы сидеть сложа руки, пока Джил старается помочь ему разобраться в себе. Она билась над этим только потому, что иначе оставался один выход: признать, каков Рэнди на самом деле, и согласиться, что он человек, которому наплевать на нее и их отношения.
Но давайте вернемся к сеансу с Джил – так мы лучше поймем, что в тот день привело ее в мой кабинет.
Она заговорила об отце.
– Он был таким упрямцем. Я поклялась себе, что когда-нибудь его переспорю. – Она на миг задумалась. – Но мне это так и не удалось. Может быть, именно поэтому я пошла на юридический. Люблю представлять, как я выступаю в суде и выигрываю!
При этой мысли она широко улыбнулась, а потом опять стала серьезной.
– Знаете, что я однажды сделала? Заставила его сказать, что он меня любит, и обнять меня.
Джил старалась представить дело так, будто это забавный случай из времен ее отрочества, но у нее ничего не получилось: в ее голосе явно сквозила застарелая обида.
– Не заставь я его, он бы так никогда этого и не сделал. Но он меня любил. Просто не умел это показать. И больше никогда не смог повторить эти слова. Так что я по-настоящему рада, что заставила его: иначе никогда не дождалась бы от него ничего подобного. Ведь я ждала столько лет, а в восемнадцать сказала ему: «Сейчас ты мне скажешь, что любишь меня» – и не сошла с места, пока он не сказал. Потом попросила, чтобы он меня обнял, только сначала мне пришлось самой его обнять. Он как-то съежился и слегка похлопал меня по плечу, но это ничего. Мне было действительно необходимо, чтобы он это сделал.
На глазах у нее снова выступили слезы и на этот раз потекли по пухлым щекам.
– Почему ему было так трудно это сделать? Кажется, это так просто: сказать своей дочери, что любишь ее.
Она снова уставилась на свои сложенные руки.
– Ведь я из кожи вон лезла. Вот почему я с ним так ожесточенно спорила и воевала. Все думала: вот возьму верх, и ему придется мной гордиться. Больше всего на свете мне нужно было его одобрение. То есть, наверное, его любовь…
Из дальнейшего разговора стало ясно, что в семье нелюбовь отца к Джил объясняли тем, что он хотел сына, а родилась дочь. Всем, в том числе и самой Джил, было гораздо проще принять такое нехитрое объяснение холодности отца по отношению к собственному ребенку, чем правду об отце. Но, пройдя довольно длительный курс психотерапии, Джил поняла, что у ее отца не было тесных эмоциональных связей ни с кем, что он был практически неспособен выражать теплые чувства, любовь или одобрение к кому бы то ни было из близких. Для его эмоциональной закрытости всегда находились «причины»: ссора, расхождение во мнениях или тот необратимый факт, что Джил родилась девочкой. Все члены семьи предпочитали считать эти причины законными, нежели докапываться до истинного источника неизменно отчужденных отношений с отцом.
Джил оказалось легче продолжать корить себя, чем признать, что ее отец в принципе не способен любить. Пока вина лежала на ней, оставалась надежда: когда-нибудь она сумеет настолько измениться, что отец уже не сможет оставаться прежним.
Когда происходит событие, болезненно затрагивающее наши чувства, говоря себе, что виноваты сами, мы на самом деле утверждаем, что все в нашей власти: если мы изменимся, боль прекратится – все мы так поступаем. В большинстве случаев именно эта движущая сила стоит за самобичеванием женщины, которая слишком любит. Виня себя, мы цепляемся за надежду, что сможем выяснить, в чем наша ошибка, и исправить ее. Это поможет нам овладеть ситуацией и избавиться от боли.
Такая модель ясно проявилась у Джил во время сеанса, который состоялся вскоре после того, как она рассказала мне о своем замужестве. Поскольку ее неудержимо влекло к тем, с кем она смогла бы воссоздать бедный эмоциями климат своих отроческих лет, проведенных рядом с отцом, брак стал для нее возможностью снова попытаться завоевать любовь, в которой ей отказывали.
Пока Джил вспоминала о том, как познакомилась с мужем, я подумала об афоризме, услышанном от коллеги-психотерапевта: «Голодные люди – плохие покупатели». Отчаянно изголодавшаяся по любви и одобрению, привыкшая к отказу, хотя и не принимающая его сознательно, Джил была просто обречена на встречу с Полом.
– Мы встретились в баре, – рассказала она мне. – Я оставила белье в прачечной-автомате и на несколько минут заскочила в маленькую забегаловку, которая находилась по соседству. Пол гонял шары и спросил меня, не хочу ли я сыграть с ним. Я сказала: «С удовольствием», – так все и началось. Он предложил мне встретиться, но я отказалась, заявила, что не встречаюсь с мужчинами, с которыми познакомилась в баре. Тогда он зашел вместе со мной в прачечную – просто так, поговорить. В итоге я дала ему свой телефон, и на следующий вечер мы встретились.
Вы не поверите, но через две недели мы уже жили вместе. Ему было негде жить, а мне пришлось съехать с квартиры, так что мы сняли общее жилье. Особых восторгов это мне не принесло – ни в сексе, ни в общении, ни во всем остальном. Но прошел год, моя мама стала переживать, и тогда мы поженились. – Джил снова тряхнула кудряшками.
Несмотря на столь заурядное начало, у нее скоро развилась одержимость. Всю свою юность Джил старалась выправить «неправильное», поэтому она естественно перенесла эту модель мышления и поведения на свой брак.
– Я из кожи вон лезла. То есть я по-настоящему любила его и была готова на все, лишь бы он меня тоже полюбил. Я стала образцовой женой. Стряпала и убирала как ненормальная. И при этом пыталась поступить на юридический. Он часто не работал. Просто валялся дома или исчезал на несколько дней. Это была пытка – ждать и гадать, где он. Но я научилась не спрашивать, где он был, потому что… – она колебалась, ерзая на стуле. – Мне трудно в этом признаться. Я была так уверена, что сумею все наладить, если хорошенько постараюсь, но иногда после его исчезновений я злилась, и тогда он меня бил.
Я никогда и никому об этом не рассказывала. Мне всегда было ужасно стыдно. Понимаете, я никогда не представляла, что со мной может такое случиться. Что я позволю кому-нибудь поднять на себя руку…
Замужество Джил закончилось тем, что во время одной из своих долгих отлучек ее муж нашел себе другую женщину. Несмотря на пытку, в которую превратился ее брак, после ухода Пола Джил ощущала себя совершенно раздавленной.
– Я знала: какой бы ни была эта женщина, в ней было то, чего не было во мне. Я прекрасно понимала, почему Пол меня бросил. Я считала, что мне нечего предложить ни ему, ни любому другому мужчине. Я не винила его за то, что он ушел, потому что, в конце концов, стала сама себе противна.
Работая с Джил, я уделяла много внимания тому, чтобы помочь ей осознать болезнь, которой она так давно страдала: зависимость от обреченных на крах отношений с эмоционально недоступными мужчинами. Зависимое поведение Джил в отношениях аналогично зависимости от наркотиков. В начале каждой ее связи был «приход» – ощущение эйфории и возбуждения, пока она верила, что наконец-то сумеет удовлетворить свою острейшую жажду любви, внимания и эмоциональной защищенности. Веря в это, Джил все больше впадала в зависимость от мужчины и отношений с ним – иначе она не могла чувствовать себя комфортно. Потом, как наркоману, который вынужден принимать все большие дозы по мере ослабевания действия наркотика, ей приходилось все больше вкладываться в отношения, по мере того как они давали все меньше удовлетворения и радости. Пытаясь удержать то, что некогда казалось таким чудесным и многообещающим, Джил отчаянно цеплялась за своего партнера, и чем меньше общения, меньше утешения и меньше любви она получала, тем большую потребность в них ощущала. Чем хуже становилась ситуация, тем тяжелее ей было с ней расстаться, потому что эта потребность становилась все глубже. Она просто не могла остановиться.
Когда Джил впервые пришла ко мне, ей было двадцать девять лет. Ее отец умер семь лет назад, но по-прежнему оставался для нее главным мужчиной. В некотором смысле он был единственным мужчиной в ее жизни: общаясь с каждым человеком, к которому ее влекло, Джил на самом деле общалась с отцом, отчаянно пытаясь завоевать его любовь, – любовь, которую из-за своих собственных проблем он не мог ей дать.
Если наши детские переживания особенно мучительны, мы часто, сами того не осознавая, вынуждены воссоздавать сходные ситуации на протяжении всей жизни, стремясь обрести над ними власть.
Если мы, как и Джил, любили отца или мать, которые не отвечали нам взаимностью, и остро нуждались в их любви, то, став взрослыми, мы часто связываем свою судьбу с похожим человеком или целым рядом таких людей, пытаясь одержать победу в старой борьбе и стать любимыми. Джил персонифицировала эту движущую силу, и в итоге ее постоянно влекло к неподходящим мужчинам.
Есть старый анекдот про близорукого человека, который ночью потерял ключи и пытается отыскать их при свете уличного фонаря. К нему подходит прохожий, чтобы предложить свою помощь, но сначала спрашивает:
– А вы уверены, что потеряли их именно здесь?
И слышит в ответ:
– Нет, но зато здесь светло.
Как и герой этой шутки, Джил искала то, чего так недоставало в ее жизни, не там, где можно было надеяться найти. Будучи женщиной, которая слишком любит, она искала там, где легче искать.
В этой книге мы разберем, что значит слишком сильно любить, почему мы так поступаем, где научились этому и как превратить эту разновидность любви в более здоровый тип отношений. Давайте еще раз рассмотрим признаки женщины, которая слишком любит.
1. Как правило, вы росли в неблагополучной, дисфункциональной семье, где ваши эмоциональные потребности не встречали отклика.
Быть может, самый лучший путь к пониманию этого признака – начать со второй его половины: «…где ваши эмоциональные потребности не встречали отклика». «Эмоциональные потребности» необязательно подразумевают только ваше желание любви и ласки. Хотя этот аспект важен, еще важнее то, что ваши ощущения и чувства в основном недооценивают или отрицают, вместо того чтобы принимать их и отдавать им должное. Вот пример. Родители ссорятся. Девочка пугается и спрашивает мать:
– Почему ты злишься на папу?
– Я не злюсь, – отвечает мать, хотя вид у нее рассерженный и взволнованный.
Это сбивает малышку с толку, она еще больше пугается и говорит:
– Но я слышала, как ты кричала.
– Я тебе сказала, что не злюсь, но могу разозлиться, если ты будешь продолжать в том же духе! – сердито обрывает ее мать.
Девочка чувствует смесь страха, недоумения, гнева и вины. Мать дала ей понять, что ее ощущения неверны, но, если это так, откуда же тогда чувство страха? Теперь ребенку приходится выбирать между уверенностью, что она права, а мать умышленно ей солгала, и мыслью, что зрение, слух и чувства ее обманули. Часто она делает выбор в пользу неведения, отключая свои ощущения, дабы больше не испытывать неловкость от того, что их считают неполноценными. Это наносит ущерб ее способности доверять себе и своим ощущениям, как в детстве, так и позже, в зрелом возрасте, и особенно в близких отношениях.
Потребность в ласке тоже может оставаться безответной или неудовлетворенной. Если родители ссорятся или иначе выясняют отношения, у них может не оставаться ни времени, ни сил для того, чтобы уделять внимание детям. Это вызывает у девочки жажду любви, но, не умея принимать любовь и доверять ей, она начинает думать, что не заслуживает ее.
А теперь вернемся к первой части этого признака: «…росли в дисфункциональной семье». Дисфункциональной мы называем семью, в которой происходит одно или несколько из следующих событий:
• злоупотребление алкоголем и/или наркотиками;
• состояния, характеризующиеся непреодолимой тягой к чему бы то ни было: к еде, работе, азартным играм, мотовству, диетам, занятиям спортом и т. д. Все это признаки зависимого поведения, а также прогрессирующей болезни. Эти состояния чреваты множеством вредных последствий, в том числе и тем, что легко разрушают в семье искреннее общение и близость или мешают им;
• рукоприкладство по отношению к жене и/или детям;
• недопустимое сексуальное поведение отца или матери по отношению к своему ребенку, от попыток совращения до инцеста;
• постоянные ссоры и напряженность;
• продолжительные периоды времени, в течение которых родители не разговаривают друг с другом;
• родители имеют противоречащие друг другу позиции или ценности либо поступают наперекор друг другу, стараясь склонить детей каждый на свою сторону;
• родители соперничают друг с другом или со своими детьми;
• один из родителей не способен ладить с другими членами семьи и потому активно избегает их и в то же время винит за этот разлад;
• крайняя жесткость по отношению к деньгам, религии, работе, использованию времени, проявлениям любви, телевидению, домашней работе, спорту, политике и т. д. Маниакальная одержимость чем-либо может препятствовать общению и близости, потому что упор делается не на отношения, а на соблюдение правил.
Если у одного из родителей проявляется любая из вышеперечисленных особенностей поведения или маний, это наносит вред ребенку. Если оба они увязли в таких нездоровых привычках, результат может быть еще более плачевным. Нередко патологии в поведении родителей взаимно дополняют друг друга. Например, часто в брак вступают алкоголик и обжора, а потом каждый старается справиться с зависимостью партнера. Родители тоже часто уравновешивают друг друга в нездоровых склонностях: если мать излишне заботится и опекает, а отец злится и все запрещает, то каждый из них своим поведением не позволяет партнеру строить нормальные отношения с детьми.
Дисфункциональные семьи бывают крайне разнообразными, но все они оказывают на растущих в них детей одинаковое влияние: у них в той или иной степени нарушена способность адекватно чувствовать и общаться.
2. Вы сами получали мало подлинной заботы, а потому пытаетесь компенсировать эту неудовлетворенную потребность, становясь нянькой, особенно для тех мужчин, которые, по той или иной причине, кажутся вам ущербными.
Задумайтесь о том, как ведут себя дети, особенно девочки, когда им недостает необходимых любви и внимания. Если мальчик может злиться и реагировать непослушанием и драками, то девочка чаще сосредоточит все внимание на любимой кукле. Укачивая и баюкая куклу и на каком-то уровне отождествляя с ней себя, девочка старается окольными путями получить ту ласку, в которой так нуждается. Став взрослыми, женщины, которые слишком любят, делают то же самое, только, может быть, чуть более тонко. Обычно мы становимся няньками в большинстве сфер своей жизни, если не во всех. Женщин, вышедших из дисфункциональной семьи (по моим наблюдениям, особенно из дома, где злоупотребляли алкоголем), можно часто встретить среди представителей профессий, оказывающих людям помощь: медсестер, консультантов, психотерапевтов и социальных работников. Нас тянет к ущербным людям; мы с состраданием отождествляем себя с их болью и стараемся ее облегчить, дабы утолить свою собственную. Тот факт, что сильнее всего нас привлекают мужчины, которые кажутся ущербными, становится понятен, если осознать, что в основе этого влечения кроется наше собственное желание получать любовь и помощь.
Мужчина, который нам нравится, необязательно должен быть нищим или больным. Может быть, он не умеет ладить с людьми, холоден и неласков, упрям или эгоистичен, угрюм или печален. Может быть, он слегка сумасброден и безответствен, не умеет держать слово или хранить верность. Может, он говорит, что никогда и никого не мог полюбить. Мы будем откликаться на разные виды ущербности – все зависит от нашего прошлого. Но откликнемся обязательно, уверенные в том, что этому человеку необходимы наша помощь, наше сочувствие и наша мудрость, – только они смогут облегчить ему жизнь.
3. Поскольку вам так и не удалось повлиять на своих родителей, чтобы они давали любовь и внимание, которых вам так не хватало, вы остро реагируете на знакомый тип холодного, бесчувственного мужчины, которого можно снова попытаться изменить, отдавая ему свою любовь.
Может быть, вы вели борьбу с одним из родителей или даже с обоими. Теперь вы стараетесь возместить именно то, чего вам недоставало в прошлом, то, что казалось неправильным или причиняло боль.
Постепенно становится ясно, что происходит нечто очень нездоровое и обреченное на провал. Было бы прекрасно, вкладывай мы все свое сочувствие, сострадание и понимание в отношения с нормальным мужчиной, от которого можно ждать, что он сумеет утолить наш голод. Но нас не привлекают нормальные мужчины, которые могут дать то, что нам нужно. Они кажутся нам «скучными». Нас привлекают мужчины, воссоздающие для нас ту борьбу, которую мы вели с родителями, стараясь быть достаточно хорошими, любящими, достойными, послушными и умными, чтобы завоевать любовь, внимание и одобрение тех, кто в силу собственных проблем и забот не мог дать нам то, в чем мы нуждались.
4. Из страха оказаться брошенной, вы готовы делать все, что угодно, лишь бы не дать связи порваться.
«Оказаться брошенной» – очень сильное выражение. Можно подумать, будто нас обрекают на смерть, потому что мы не способны выжить в одиночку. Но можно бросить буквально, а можно эмоционально. Каждая слишком любящая женщина переживает глубокое состояние покинутости и одиночества со всем ужасом и пустотой, которые из этого вытекают. Когда нас, уже взрослых, оставляет мужчина – олицетворение тех людей, которые бросили нас первыми, в нас снова воскресают все страхи прошлого. Разумеется, мы готовы сделать все, лишь бы не испытать этого снова, что и подводит нас к следующему признаку.
5. Для вас нет почти ничего слишком хлопотного, трудоемкого или дорогостоящего, если это может помочь человеку, к которому вы привязаны.
За стремлением помочь кроется следующая теория: если удастся помочь этому мужчине, он станет таким, каким вы хотите его видеть, – значит, вы победите в борьбе за то, чего так сильно и так давно жаждете. Поэтому, забывая о себе вплоть до полного самоотречения, мы пойдем на все, лишь бы ему помочь. Вот некоторые наши действия в этом направлении:
• мы покупаем ему одежду, чтобы он лучше выглядел в собственных глазах;
• находим ему психотерапевта и уговариваем ходить на сеансы;
• оплачиваем его дорогостоящие хобби, чтобы он мог проводить время с большей пользой;
• себе в ущерб переезжаем с места на место, потому что «здесь ему плохо»;
• отдаем ему большую часть того, что у нас есть, или даже все, чтобы он не ощущал свою неполноценность;
• обеспечиваем его жильем, чтобы он чувствовал себя защищенным;
• позволяем ему третировать нас эмоционально, потому что «раньше ему никогда не разрешали выражать свои чувства»;
• ищем ему работу.
Это лишь неполный перечень тех мер, которые мы принимаем, чтобы ему помочь. Мы редко задаемся вопросом, правильны ли действия, совершаемые ради него. Мы тратим массу времени и энергии, постоянно стараясь изобрести все новые, еще более эффективные меры.
6. Привыкнув к недостатку любви в личных отношениях, вы готовы ждать, надеяться и еще усерднее стараться угодить.
Окажись на нашем месте другая женщина с другой биографией, она сумела бы сказать: «Все это действует на меня ужасно. Я не собираюсь больше так поступать». Но мы уверены: если у нас ничего не получается и мы несчастны, значит, мы недостаточно стараемся. В каждой мелочи мы видим признак того, что наш партнер наконец-то начал меняться, и живем надеждой, что завтра он станет другим. Ждать, пока изменится он, удобнее, чем менять себя и свою жизнь.
7. В отношениях с мужчинами вы каждый раз готовы принять на себя большую долю ответственности, вины и упреков.
Часто у тех из нас, кто рос в дисфункциональной семье, были безответственные, инфантильные, слабые родители. Мы быстро выросли и стали псевдовзрослыми задолго до того, как обрели готовность взвалить на себя бремя этой роли. Но нам пришлась по вкусу та власть, которую возложили на нас близкие люди. Теперь, став взрослыми, мы уверены, что только от нас зависит, успешно ли сложатся наши отношения с мужчинами, и часто связываемся с безответственными критиканами, которые только усиливают наше ощущение, что все действительно зависит от нас. Мы – мастерицы нести свой крест.
8. Ваша самооценка находится на критически низком уровне, и в глубине души вы не считаете, что достойны счастья. Скорее, вы уверены, что должны еще заслужить право наслаждаться жизнью.
Если наши родители не способны увидеть, что мы достойны любви и внимания, как же нам считать себя по-настоящему хорошими, славными людьми? Очень немногие слишком любящие женщины в глубине души убеждены, что достойны любить и быть любимыми просто потому, что живут на свете. Вместо этого мы уверены, что страдаем ужасными недостатками или пороками и должны усердно трудиться, чтобы их изжить. Нас терзает вина за свои несовершенства и страх, что они выплывут наружу. Мы отчаянно стараемся выглядеть хорошими, потому что не считаем себя таковыми.
9. В детстве вы не чувствовали себя защищенной, а потому ощущаете острую потребность быть хозяйкой своих мужчин и своих отношений. Такое стремление управлять людьми и ситуациями вы выдаете за желание быть полезной.
Девочка, живущая в хаотичных условиях дисфункциональной семьи, например в семье, осложненной алкоголизмом, насилием или инцестом, неизбежно ощущает ужас, когда обстановка в доме становится неуправляемой. Люди, от которых она зависит, не могут ей помочь, ибо слишком больны, чтобы о ней заботиться. Такая семья – источник страха и ущербности, а не безопасности и защищенности, в которых нуждается ребенок. Эти переживания настолько ошеломляют и опустошают, что те из нас, кто испытал подобные страдания, стремятся взять реванш. Став сильными и помогая другим, мы защищаемся от страха – следствия необходимости зависеть от чьей-то милости. Чтобы чувствовать себя защищенными и управлять ситуацией, мы должны иметь рядом людей, которым можно помогать.
10. В отношениях вы гораздо больше опираетесь на мечту о том, какими они могли бы быть, чем на реальную ситуацию.
Любя слишком сильно, мы живем в мире грез, где человек, с которым мы так несчастливы или так неудовлетворенны, преображается в того, кем – мы в этом уверены – он может стать и даже обязательно станет с нашей помощью. Очень мало зная о счастливых отношениях и имея недостаток опыта общения с близкими людьми, которые удовлетворяли бы наши эмоциональные потребности, мы полагаем, что этот мир грез близок к тому, чего жаждет наша душа.
Будь наш избранник воплощением всех наших желаний, разве он нуждался бы в нас? И тогда нам не к чему было бы приложить свой талант и непреодолимую тягу служить. Главная часть нашей личности осталась бы не у дел. Поэтому мы и выбираем мужчину, который далек от того, что нам нужно, – и начинаем грезить.
11. Вы сильно привязаны к мужчинам, сильные эмоции и душевная боль стали для вас нормальным явлением.
Стэнтон Пил, автор книги «Любовь и зависимость», пишет: «Зависимость – это чувство, которое овладевает сознанием человека и, как болеутоляющее, облегчает его тревогу и страдания. Пожалуй, ничто так не овладевает нашим сознанием, чем особый вид любви. Любовь-зависимость отличает жажда успокаивающего присутствия любимого человека… Второй критерий – это то, что она лишает нас способности уделять внимание другим сторонам своей жизни».
Мы используем свою одержимость любимым мужчиной, чтобы не чувствовать боли, страха и гнева. Мы используем свою связь как наркотик, чтобы не чувствовать того, что ощущали бы наедине с собой. Чем мучительнее наша связь, тем больше забвения она нам дает. Самые ужасные отношения выполняют для нас ту же функцию, что и очень сильный наркотик. Без мужчины, на котором мы «зациклены», у нас начинается «ломка», сопровождающаяся многими физическими и эмоциональными симптомами, характерными для «ломки» наркоманов. К ним относятся тошнота, потливость, озноб, дрожь, хождение взад-вперед, навязчивые мысли, депрессия, бессонница, паника и приступы тревоги. Пытаясь облегчить эти симптомы, мы возвращаемся к прежнему партнеру или отчаянно ищем нового.
12. У вас может наблюдаться эмоциональная, а часто и биохимическая предрасположенность к злоупотреблению наркотиками, алкоголем и/или некоторыми пищевыми продуктами, особенно богатыми сахаром.
Вышесказанное особенно касается тех многочисленных слишком любящих женщин, родители которых злоупотребляли алкоголем или наркотиками. Все слишком любящие женщины несут эмоциональный груз переживаний, и это может привести к тому, что в попытке избавиться от гнетущих чувств они начинают злоупотреблять изменяющими сознание веществами. К тому же дети страдающих зависимостью родителей склонны наследовать генетическую предрасположенность к развитию собственных зависимостей.
По своей молекулярной структуре очищенный сахар почти идентичен этиловому спирту; может быть, потому у дочерей алкоголиков так часто развивается зависимость от него, и они становятся обжорами. Очищенный сахар – не пищевой, а лекарственный продукт. Он не имеет никакой пищевой ценности и не содержит ничего, кроме пустых калорий. Он может пагубно влиять на физиологические процессы в мозге и для многих людей является веществом, вызывающим сильную зависимость.
13. Вас тянет к людям, которые отягощены проблемами, требующими разрешения, или же вы ввязываетесь в запутанные, неопределенные и эмоционально болезненные ситуации, что не позволяет вам сосредоточиться на ответственности, которую вы несете за самих себя.
Хотя мы прекрасно улавливаем, что чувствуют другие люди, или представляем, что нужно другим и что они должны делать, мы не обращаем внимания на собственные чувства и неспособны принимать разумные решения в тех областях своей жизни, которые нас беспокоят. Зачастую мы действительно себя не знаем, а постоянная озабоченность сложными жизненными проблемами не дает нам остановиться и разобраться в себе.
Все это не значит, что мы никак не выражаем свои эмоции. Мы можем плакать и рыдать, вопить и визжать. Но мы не умеем использовать свои эмоции так, чтобы они руководили нами в принятии необходимых и важных решений.
14. Вы можете быть склонны к приступам депрессии и, чтобы их не допустить, пытаетесь заменить их волнением, которое вам обеспечивают неустойчивые отношения.
Вот пример: одна из моих клиенток, страдавшая депрессией и имевшая мужа-алкоголика, говорила, что жить с ним – все равно что каждый день попадать в автокатастрофу. Ужасающие подъемы и спады, непредсказуемость и неустойчивость в отношениях, накапливаясь, ежедневно грозили ее организму сильнейшим шоком. Если вы когда-нибудь попадали в аварию и при этом отделывались легким испугом, вам, наверное, знакомо ощутимое чувство подъема, испытываемое примерно через день после катастрофы. Причина в том, что ваш организм перенес сильный шок, сопровождающийся резким выбросом большого количества адреналина, который создает это ощущение подъема. Если вам приходится бороться с депрессией, вы будете подсознательно искать ситуаций, которые так же поддерживают возбуждение, как автокатастрофы (или брак с алкоголиком), чтобы постоянно быть на подъеме и не ощущать спада.
Депрессия, алкоголизм и нарушения питания – близкие родственники и к тому же, очевидно, связаны генетически. Например, у большинства больных анорексией[1], с которыми мне доводилось работать, алкоголиками были и отец и мать, а у многих моих клиенток, страдающих депрессией, алкоголиком был хотя бы один из родителей. Если вы родились в семье алкоголиков, у вас сразу две причины получить депрессию: ваше прошлое и генетическая предрасположенность. Как это ни странно, вам может очень нравиться возбуждение, в котором вас держит связь с человеком, страдающим той же болезнью.
15. Вас не привлекают добрые, надежные, уравновешенные мужчины, которые проявляют к вам интерес. Такие приятные люди кажутся вам скучными.
Мы находим неуравновешенного мужчину волнующим, ненадежного – притягательным, непредсказуемого – романтичным, незрелого – обаятельным, угрюмого – загадочным. Злой нуждается в нашем понимании, несчастный – в нашем утешении, никчемный – в нашем ободрении, а холодный – в нашем тепле. Но мы не можем исправить мужчину, если он хорош сам по себе, а если он добр и прекрасно к нам относится, у нас нет причин страдать. К несчастью, если мы не можем любить мужчину слишком сильно, мы совсем не можем его любить.
1 Анорексия – это нарушение питания, характеризующееся добровольным голоданием. Считается, что примерно 90–95 процентов анорексиков – женщины. Подверженные анорексии регулируют свой вес путем строгого ограничения числа потребляемых калорий и иногда чрезмерными физическими упражнениями. Симптомы этого расстройства часто перекрываются симптомами булимии, потому что здесь люди тоже стараются сбросить вес с помощью искусственно вызываемой рвоты или бесконтрольного употребления слабительных и мочегонных. Панически боящиеся растолстеть, анорексики кажутся себе жирными, сколько бы ни весили. – Примеч. ред.
Скачать книгу