Дочки-матери бесплатное чтение

Татьяна Устинова, Павел Астахов
Дочки-матери

© Астахов П., Устинова Т., 2023

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023

* * *

Ощущение, что на тебя на полной скорости несется поезд, априори не может быть приятным. Это Натка хорошо помнила еще с того момента, как попала в ковидный госпиталь. Именно тогда она впервые осознала, каково это – оказаться лицом к лицу с неизбежным, когда от тебя ничего не зависит. Вообще ничего, ни капельки.

Однако испытываемое ею сейчас ощущение было еще хуже. Ей казалось, что она сидит на крыше того паровоза (или тепловоза, в железнодорожных терминах она не очень разбиралась), который на полной скорости несется в бездну, увлекая за собой вагоны. Свистит ветер в ушах, мелькают какие-то незнакомые полустанки, невидимый машинист разгоняет поезд все быстрее, а она, Натка, сидит себе на крыше, не имея возможности ни повернуть несущуюся к краю махину, ни спрыгнуть.

Конечно, в ее случае машинист, управляющий поездом, ей хорошо знаком. Более того, в его роли выступает ее любимый мужчина – капитан Таганцев, да и спрыгнуть с поезда вполне реально. Только в результате этого кульбита можно серьезно разбиться. Точнее, разбить спокойную, устаканившуюся, да что там греха таить, счастливую совместную жизнь с этим самым капитаном Таганцевым.

Буквально в прошлые выходные, когда Натка, чтобы всласть насладиться крайне удавшимся в этом году летом, ездила на дачу, она слышала, как у Татьяны Ивановны Сизовой, ее соседки и по совместительству ангела-хранителя, играла какая-то песня, скачанная из интернета. Пользоваться поисковиком для того, чтобы запускать полюбившуюся музыку, а также выводить ее через большую колонку так, чтобы было слышно на участке, стариков Сизовых, разумеется, научил Сеня.

Нововведение пенсионерам пришлось по вкусу, а блютус-колонку Натка подарила любимым соседям на очередную годовщину семейной жизни, аккурат перед началом дачного сезона, так что музыкальным сопровождением теперь могла наслаждаться вся деревня. Вот и Натка наслаждалась, в том числе и песней, в которой были такие слова: «Смахни осколки и плачь, теперь не будет огня. Из тысячи неудач ты – главная для меня»^[1].

Почти семейная жизнь с Таганцевым могла разбиться именно на такие вот осколки и стать главной неудачей, к чему Натка была категорически не готова. Поэтому старалась удержаться на крыше стремительно несущегося поезда: то упираясь ногами, то хватаясь руками за какие-то невесть откуда взявшиеся металлические поручни. Таганцев, к счастью, ее отчаянных стараний не замечал, полностью уверенный в том, что ведет поезд в правильном направлении.

Например, сейчас состав выдвигался в сторону города Энгельс в Саратовской области. Того самого, из длительной командировки в который Костя совсем недавно вернулся. С победой, разумеется, вернулся, помог тамошним сыщикам вычислить и обезвредить серийного маньяка и, будучи награжденным за усердие отпуском в разгар лета, что, признаться, бывало нечасто, теперь вез в Энгельс Натку, причем по сугубо личным делам.

Сугубо личное дело звали Настей. Настенькой. Настюшкой. И было этому делу два с половиной года от роду. Белокурый ангелочек с огромными синими глазами, которого капитан Таганцев, прямо скажем, вытащил из очень неприятной ситуации, сейчас находился в доме ребенка. Костина идея-фикс заключалась в том, что Настеньку им с Наткой следует усыновить. То есть, разумеется, удочерить. И цель первого визита заключалась в том, чтобы показать Натке ангелочка, чтобы она тут же бесповоротно в него влюбилась. То есть, разумеется, в нее.

Натка, видевшая Настюшку только на фотографии, признавала, что девочка правда чудо как хороша, но вот в своей способности с места в карьер влюбиться в ангела была не уверена. В ее повседневной жизни и так слишком много неопределенности и достаточно суматохи. Старшая сестра Лена всегда называла Натку авантюристкой и вытаскивала из различных историй, в которые младшая попадала с завидной регулярностью.

Сын-второклассник Сеня, которого Натка с самого рождения воспитывала одна, находился на пороге подросткового возраста, и Натка, глядя на племянницу Сашку, дочь Лены, подозревала, что гладко этот период точно не пройдет. Если уж для благоразумной Сашки не прошел, то для неугомонного Сени, выдумщика и предприимчивого фантазера, не пройдет точно.

Кроме всего прочего, несмотря на решительный и бесшабашный характер, судьбоносные решения Натке всегда давались непросто. К примеру, она никак не могла решиться выйти замуж за Костю, с которым встречалась уже несколько лет и который почти уговорил ее стать его законной женой. Вот только короткое слово «почти» было в этом вопросе ключевым и последнего шага – через порог ЗАГСа – Натка так и не сделала. А тут ребенок. Чужой, достаточно большой, наверняка не очень благополучный. А что? Дети из нормальных семей в доме ребенка не оказываются.

Но Константин был так взволнован судьбой девочки, так рвался забрать ее в нормальную семью, компенсировать те страдания, через которые Настюшке довелось пройти, что сказать вслух о своих сомнениях Натка не могла и сейчас покорно ехала в Энгельс, посмотреть на Настеньку. В голове крутился дурацкий мем, взорвавший интернет. «Вы рыбов продаете? Нет, только показываем. Красивое». Вот и она пока ехала только смотреть, а не «покупать», и эта мысль хоть немного успокаивала. Время до окончательного принятия решения еще есть.

Она даже Лене не рассказала о том, куда и зачем они с Таганцевым едут. Не хотела, чтобы кто-то знал до тех пор, пока обратного хода точно не будет. Натка и сама не понимала, чего больше боится: что старшая сестра раскритикует идею, сказав, что у них с Таганцевым «не все дома», или, наоборот, того, что горячо поддержит. Зная Лену, можно было допустить оба варианта.

Сеня опять гостил в деревне у Сизовых, и Натка была очень благодарна соседям, что те, уже в который раз, выручают ее на школьных каникулах. Сеня проводил у них большую часть лета, потому что плюсы свежего воздуха, фермерского молока, теплой речки и веселой деревенской компании трудно было переоценить. Если бы не Татьяна Ивановна и Василий Петрович, сидеть бы Сеньке в московских каменных джунглях. Конечно, непоседливость ее сына доставляет соседям немало хлопот, но те, не имея своих детей, мальчика любят как родного внука, да еще и программу для чтения на лето осилить помогают. Сама Натка бы точно не справилась. Сдалась. Какой современный ребенок летом готов читать книги, скажите на милость.

В общем, Сеня был пристроен еще минимум на неделю. Лето кончалось, до первого сентября рукой подать, поэтому поездку в Энгельс решили не откладывать, во-первых, и отправиться на машине, а не на поезде, во-вторых, восемьсот пятьдесят километров, которые предстояло преодолеть по трассе, для опытного водителя Таганцева препятствием не являлись, а наличие машины жарким летом, да еще когда едешь в город, расположенный на Волге, выглядело значимым преимуществом. Пусть маленькое, но все же путешествие. К тому же после всевозможных ограничений в последние годы Натка соскучилась больше всего по путешествиям.

Сейчас, собираясь в дорогу, она вспоминала, как впервые услышала от Таганцева про Настюшу. Случилось это в апреле, в тот самый момент, когда зима уже сдавала свои позиции, но весна задержалась где-то на подходах. Или это Натка после больницы постоянно мерзла и хандрила без уехавшего в командировку Кости, по которому, оказывается, тосковала гораздо сильнее, чем могла себе представить.

Он занимался важным и сложным делом, однако звонил каждый день, стараясь, насколько это возможно, поднять настроение любимой женщине и развеять овладевшие Наткой хандру и апатию. Рассказывать он пытался что-то либо веселое, либо нейтральное, что с его работой было довольно трудно, особенно учитывая то обстоятельство, что ловили они в то время серийного убийцу. Но Костя старался.

В тот день Натка по первым словам любимого поняла, что он расстроен, причем довольно серьезно.

– Что-то случилось, Кость? – спросила она осторожно. Вмешательства в рабочие дела Таганцев не терпел.

– Да я сегодня был в областной детской больнице и целый день не могу отойти от увиденного, – признался он.

Натка ничего не поняла. При чем тут областная больница, да еще и детская. А Таганцев объяснил, что к чему. В социальных сетях он наткнулся на шум, поднятый женщинами, лежавшими в областной детской больнице со своими маленькими детками. Одна из девочек в палате оказалась из дома ребенка, а потому лежала целыми днями совсем одна. Понятно, что ребенку двух с половиной лет трудно объяснить, почему надо лежать, когда тебе, к примеру, ставят капельницу, поэтому медсестры девочку привязывали на время процедуры, да и после отвязать, бывало, забывали.

Часами к малышке никто не подходил. Ее даже умывали не каждый день. Понятно, что сердобольные соседки по палате старались помогать как могли, но у каждой из них на руках свой больной и капризный ребенок. Когда же они обращались к персоналу с просьбой как-то внимательнее относиться к девочке, которую звали Настей, то слышали в ответ, что рук не хватает, забот и так слишком много, а ребенок детдомовский, поэтому жаловаться никто не будет, да и отвечать не придется.

По словам автора поста, которая несколько дней наблюдала подобное халатное отношение медперсонала к никому не нужной Насте, девочку привезли в больницу по «Скорой» с высокой температурой и сильной рвотой. Случилось это поздно вечером, но до самого утра к малышке никто так и не подошел. Организм сам справлялся с жаром, и к утру Настюша совсем обессилела.

Завтрак ей принесли, как и всем остальным детям, но других малышей кормили их мамы, а у Насти не было сил самой держать ложку, да и сидеть она не могла. Поэтому, когда пришла пора собирать пустые тарелки, всю Настину еду унесли нетронутой, даже не обратив внимания, что ребенок остался голодным. Уколы малышке делали, не меняя перчаток, а когда одна из женщин сделала медсестре замечание, та с брезгливой гримасой сказала: «Да что ей сделается, детдомовской?»

Прочитав эту историю, Таганцев почему-то никак не мог успокоиться. Казалось бы, у него было свое важное дело, требующее холодной головы и полной сосредоточенности, однако мыслями он то и дело возвращался к судьбе несчастной Насти, которой не повезло оказаться в доме ребенка, а потом еще и попасть в больницу, где до нее никому не было никакого дела.

Решение съездить в больницу и своими глазами посмотреть на ребенка пришло неожиданно. Тот факт, что все лечебные учреждения были закрыты на карантин и посетителей туда не пускали, Константина не смущал. Его удостоверение московского опера открывало и не такие двери. В больничной палате он и увидел Настю в первый раз. Несчастный ребенок опять лежал, привязанный к кровати за ручки собственными колготками. Капельница у нее давно кончилась, но снимать ее никто не торопился. Девочка не плакала, лишь смотрела ярко-синими глазенками на то, как увлеченно играют на своих кроватях другие дети. Когда Таганцев увидел ее бледное, не по-детски серьезное личико с огромными, словно бездонными глазами, у него зашлось сердце.

– Понимаешь, – рассказывал он вечером Натке, – у ребенка, которому нет трех лет, глаза взрослого человека. Вот я, сама понимаешь, много чего в этой жизни видел, а более страшной картины не припомню. Не должно так быть, чтобы больные дети оставались совсем одни, наедине с болью и страхом. Неправильно это. Вот только что делать, я не знаю.

– Зато я знаю, – выпалила Натка. – Надо позвонить Лене, она обязательно что-то придумает.

– Ну, что ты выдумываешь, как это Лена сможет помочь. Это в Москве она – судья, а за ее пределами такой же гражданин Российской Федерации, как и мы с тобой. Заставить по-человечески относиться к больным детям она не сможет. Никто не сможет компенсировать отсутствие человечности и эмпатии. Понимаешь?

– Никто не сможет, а Лена сможет, – убежденно сказала Натка. В умении своей старшей сестры с блеском решать самые сложные проблемы она не сомневалась ни капельки. – Она Плевакина подключит, а он знаком с Артемом Павловым, который уполномоченный по правам детей. Тот уж точно сможет в этой больнице какую-то проверку устроить. В общем, звони Лене, объясняй ситуацию, я совершенно уверена, что все получится.

Разумеется, Натка оказалась права. Лена к истории про несчастную брошенную в больнице сиротку отнеслась со всей серьезностью. С председателем райсуда Плевакиным поговорила, тот свои связи задействовал, и к решению проблемы подключились и уполномоченный по правам ребенка, и какие-то депутаты Госдумы.

После того как история попала в СМИ, прокуратура и Следственный комитет тоже не остались в стороне, против медсестры, которая допустила незаконное лишение свободы несовершеннолетнего, а именно так на юридическом языке называлось привязывание маленького ребенка к кровати, возбудили уголовное дело, которое грозило той лишением свободы на срок от трех до пяти лет, а действия или бездействие руководства больницы проверяли на халатность.

В общем, шум тогда вышел большой, к Настюше в больнице приставили няню, которая умывала и кормила девочку, когда той разрешили вставать, водила ее в игровую комнату и на прогулку, читала ей книжку, и через месяц Настю выписали полностью здоровой, после чего она вернулась в дом ребенка.

Впрочем, уполномоченный по правам ребенка на этом не остановился и добился, чтобы премьер-министр страны подписал специальное постановление об обязательном сопровождении детей-сирот во время лечения в больнице. Теперь с ними в лечебное учреждение должен был отправляться взрослый – либо сотрудник детского дома, либо волонтер или представитель НКО. Конечно, речь шла только о маленьких детях, таких как Настюша, но постановление, которого так долго ждали благотворительные организации, решило огромную проблему.

Другими словами, то ли Настя с ее синими глазами, то ли неравнодушный Таганцев, не прошедший мимо чужой беды, то ли счастливое стечение обстоятельств, позволившее судье Елене Кузнецовой вовлечь в ситуацию сильных мира сего, сдвинули с места огромный воз и позволили тысячам одиноких больных малышей не оказаться без заботы и внимания. Натка всей этой историей вообще и капитаном Таганцевым в частности очень гордилась, но искренне считала эту страницу жизни перевернутой. Тем больше она удивилась, когда выяснилось, что Константин считает иначе.

До своего возвращения в Москву он несколько раз наведывался к девочке в больницу, а после ее выписки и в дом ребенка. А потом предложил Натке для начала съездить и познакомиться с синеглазой красоткой поближе, чтобы потом обсудить возможность ее удочерения. И вот теперь Натка вдумчиво собиралась в дорогу, одновременно прикидывая, кого оставить ответственным за кота.

Воландеморт, в просторечии Венька, появился в их доме зимой и стал неотъемлемой частью Сеньки, вот только при отправке сына в деревню было принято решение оставить непривычного к сельской жизни кота в городе на попечении Натки. Кто ж тогда мог подумать, что ей придется уехать на несколько дней. Теперь же проблема выдачи животному корма и уборки кошачьего туалета встала во весь рост. Пришлось звонить сестре и признаваться, что они с Костей уезжают.

– В Заволжье? – удивилась Лена, услышав от сестры конечный пункт назначения. – Чего это Таганцева по местам боевой славы потянуло? Или у вас там дело какое?

– Какое у нас может быть дело? – лицемерно удивилась Натка. – Таганцеву отпуск дали. Вот мы и решили прокатиться на машине, поймать последние деньки лета, искупаться в Волге. Что ты тут видишь странного?

– Сама не знаю, – задумчиво протянула Лена. Умела она зрить в корень. Не зря столько лет судьей проработала. – Но счастливого вам пути, конечно. Веньку к себе не заберу. Он у вас такой шебутной, что не разобьет, то уронит. Попрошу Сашку раз в день наведываться к вам домой, выдавать «овса» да лоток чистить. Вы на сколько дней едете-то?

Ответа на этот вопрос Натка и сама не знала. Одно дело – если они просто посмотрят на девочку, переночуют в какой-нибудь гостинице, искупаются в Волге и двинут в обратный путь. Другое – если начнут собирать документы, необходимые для усыновления. Кстати, понимать бы еще, как это делается. Лена наверняка знает, но у нее ведь не спросишь.

– Дней пять, я думаю, – сказала она уклончиво. – В конце концов, мы же на связи будем, так что точнее я тебе позже скажу. А Сашке с моего отъезда один профит. Свободная хата в ее возрасте… Да я в молодые годы о таком могла только мечтать.

– Э-э-э, мечтательница, – остудила ее пыл Лена. – Ты не вздумай своими мыслями про возможный профит с Сашкой поделиться. Ей, слава богу, есть о чем думать и чем заниматься и без свободной хаты.

– А я что? Я ничего! – бодро соскочила с темы Натка. – Я имела в виду, что она сможет видео для своего блога снимать в новой локации. Ну, то есть в новом интерьере. Чем плохо? Опять же Венька у нас звезда. Может, и он ей в качестве героя для публикаций пригодится. В общем, следите за котом, я поехала.

* * *

Утром я проснулась все с тем же чувством, с которым открывала глаза на протяжении последних двух недель. Чувство было приятным – искренняя незамутненная радость. С учетом того, что оно пришло на смену тревоге, которая грызла меня изнутри с начала мая и до середины августа, оно казалось приятным вдвойне. Впервые за несколько месяцев, с начала этого самого проклятого ЕГЭ, наконец-то можно было ни о чем не тревожиться. Выпускная пора в средней школе и период вступительных испытаний в институте позади. И Сашка выдержала эти непростые испытания с честью, поступив на бюджет.

Не то чтобы я ставила перед ней такую цель, как единственно возможную. Нет, наоборот, не понаслышке зная, как тяжело дети переживают возможные неудачи на ЕГЭ, зачастую прощаясь со здоровьем, а иногда даже и с жизнью, я еще в начале последнего для дочери учебного года твердо сказала, что ставить на кон жизнь и здоровье мы не будем. Не поступит на бюджет – станем учиться платно.

Сашка тогда только фыркнула презрительно. Она вообще последнее время вела себя в нашем женском тандеме как старшая. Уж более мудрая, так точно. По правде говоря, всю истерию с выпускными экзаменами и поступлением в вуз она перенесла гораздо спокойнее, чем я. Делай что должно, и будь что будет. Вот каким философским принципом руководствовалась моя взрослая дочь.

Конечно, насчет выбора института мы немного поспорили, не без этого. Ставшая довольно известным (в узких кругах, конечно, но все же) блогером, специализирующимся на теме красоты и моды, и привыкшая к свободным деньгам Александра первоначально планировала получить какую-нибудь модную и подходящую к ее образу жизни профессию, а потому присматривалась к Институту кино и телевидения. Однако шансы поступить туда были весьма невелики.

Существенные коррективы внесло и крушение блогерской карьеры в «Инстаграме», в одночасье превратившемся в экстремистскую организацию. Нет, блог свой Сашка по-прежнему вела, однако число подписчиков в нем ощутимо уменьшилось, а реклама и вовсе сошла на нет. Я, признаться, переживала, как это скажется на неокрепшей юношеской психике, но моя дочь в очередной раз сумела меня удивить, поскольку отнеслась к случившемуся со здоровым фатализмом.

Быстро зарегистрировала аккаунт «ВКонтакте» и «Телеграме», перенесла туда основной контент, каким-то образом переориентировала аудиторию, подала заявку на участие в какой-то окологосударственной программе по поддержке молодых блогеров, и хотя уровень доходов до того, что было, пока не дотягивал, на карманные расходы ребенку все равно хватало.

Неочевидным последствием случившегося стало решение Сашки получить нормальное классическое образование, которое позволило бы зарабатывать на жизнь без учета модных веяний, которые, как оказалось, сильно зависят от любой конъюнктуры, включая политическую. Конечно, мать-судья робко намекала на то, что юриспруденция будет востребована всегда, однако нырять в законы и кодексы моя дочь не хотела категорически.

На предложение рассмотреть экономику или журналистику она фыркала, будучи с юношеским максимализмом уверенной в том, что в ближайшие годы эти науки ждет неминуемая стагнация, а за ней и отсутствие достойных предложений на рынке труда. Медицина мою дочь никогда не прельщала, впрочем, как и педагогика, а потому выбрала она направление, которое сама считала перспективным, – туризм.

– Не будет внешнего, останется внутренний, – бодро сказал ребенок, взялся за учебники, сам оплатил себе репетиторов и таки стал студентом первого курса Финансового университета при Правительстве Российской Федерации, заняв одно из семидесяти пяти бюджетных мест.

Признаться, как железная логика, которой Сашка руководствовалась при выборе будущей специальности, так и целеустремленность, с которой она перла напролом по направлению к студенческому билету, меня не только поразили, но и порадовали. В конце концов, любой матери приятно осознавать, что единственный ребенок вырос не балбесом. Да и финансовая сторона вопроса, признаться, играла не последнюю роль. Учиться на бюджете лучше, чем платить за образование. Это даже и объяснять не надо.

И все же, хотя Сашка и проявляла чудеса самостоятельности и благонравия, я даже самой себе не признавалась, насколько переживала из-за ее перехода из школьниц в студентки. Масштаб напряжения, в котором я прожила с мая по август, осознался только тогда, когда оно наконец схлынуло, то есть в тот день, когда на сайте вуза появились списки зачисленных и я своими глазами увидела в них Сашкину (и свою) фамилию. И вот уже две недели я просыпаюсь по утрам с ощущением полного счастья и небывалой легкости, честно сказать, довольно непривычным.

До начала учебного года еще десять дней, и Сашка проводила последние деньки в блаженном ничегонеделании, не считая, конечно, своего блога, который для нее все так же важен. Кажется, сегодня у них с Машей, ее подругой и соавтором блога, намечался какой-то выезд на озеро Сенеж – они получили заказ на освещение достоинств муниципального пляжа Солнечногорска.

Его оборудовали как новое общественное пространство совсем недавно, оснастили деревянными настилами, кабинками для переодевания, теневыми навесами, спасательными вышками. Признаться, на картинках выглядит прилично, жаль, что я из-за нехватки времени вряд ли смогу туда доехать. А девчонки решили воспользоваться последними жаркими деньками и совместить приятное с полезным. И работу выполнить, и денежку заработать, и позагорать, и накупаться.

Маша – настоящая актриса, студентка одного из театральных вузов, признаться, я все время забываю, какого именно. Когда они только начали дружить, я переживала, что Сашку тоже потянет к богемной жизни. Не то чтобы я считала ее плохой или недостойной, просто мой образ жизни так далек от киношно-театральной тусовки, что я боялась, что мы с Сашкой, выбери она себе такую профессию, начнем неумолимо отдаляться друг от друга.

Но моя разумная дочь предпочла жить по принципу «дружба дружбой, а табачок врозь». Я же уже говорила, что она абсолютно адекватно оценивает себя и свои способности, а потому понимает, что актерского дарования ей бог не отсыпал от щедрот своих, а без таланта идти в эту профессию не стоит.

– Ма-ам, – звонкий голос дочери вывел меня из ставших привычными утренних размышлений о том, какая она у меня молодец. – Вставай, я там завтрак приготовила.

– С чего это? – удивилась я, поскольку излишнего рвения в домашних делах моя дочь не проявляет. Завтраки в нашей семье обычно готовлю я.

– У меня с утра занятие по вождению, я специально время пораньше выбрала, пока машин еще немного. Голодной я ездить не могу, потому что меня от волнения тошнит, не тебя же будить, я ж не зверь. Так что я приготовила яйца-пашот на листьях салата «Айсберг» и с кусочками авокадо. И на тебя заодно тоже. Правда, в твоем случае к завтраку прилагаются еще обжаренные тосты.

– А ты, я так понимаю, обошлась без них? – спросила я, вылезая из кровати и ступая ногами на теплые уже с утра половицы.

Что за август такой удивительный. С самого утра больше двадцати градусов на улице, а днем уже которую неделю подряд плюс тридцать два обещают.

– Я, мамочка, как ты помнишь, хлеб не ем. Конечно, когда ты не искушаешь меня с утра разными вкусными бутербродами.

– Да я их и сама люблю, – засмеялась я. – Так что никто тебя специально не искушает. У тебя занятие на час? С кем? С инструктором?

Зимой Сашка, не выдержав мук зависти из-за того, что ее друг Фома Горохов получил права и теперь с полным на то правом может водить отцовскую машину, записалась на курсы вождения. Собственно, оплатила она их себе тоже сама, чем страшно перед другом гордилась. Я была уверена, что если эта молодежь и поссорится, то именно из-за того, что Сашка все время козыряет перед Фомой своими заработками. С мужчинами так нельзя, сами понимаете.

Но моя дочь, оказывается, обладает не только житейской, но и женской мудростью. По крайней мере, она точно лучше меня знает, как вести себя с мужчинами, чтобы их не отпугивать, потому что с Фомой они остались неразлучны, парень вместе с другом раскрутил собственный бизнес, который Сашка безвозмездно рекламирует в своем блоге, а за это он пускает ее за руль, позволяя тренироваться чаще, чем это предусмотрено платным инструктором.

В начале сентября у нее экзамен на получение прав, и я точно знаю, что его она боится больше, чем ЕГЭ, поэтому зубрит правила, решает карточки и тренируется ездить по московским улицам каждую свободную минуту. Естественно, что, когда она ездит с Фомой, я переживаю не на шутку. Во-первых, это незаконно, парень и сам за рулем без году неделя. А во-вторых, в машине Фомы запасных педалей нет, так что все может случиться.

– С инструктором, – успокоила меня дочь. – Мама, ты же знаешь, что Фома меня на улицах за руль не пускает, только на специальной территории и только для того, чтобы отрабатывать «площадку». Ему штрафы не нужны, да и возможные аварии тоже. Машина-то отцовская. Так что езжу я с инструктором, а потом Фома меня забирает, мы вместе едем за Машкой и стартуем в Солнечногорск.

– Саша, я тебя умоляю, пожалуйста, аккуратнее. И на дороге, и в воде, и вообще.

– Мамочка, я тебя уверяю, что в мои планы не входит тонуть или попадать в аварии. Мне очень нравится моя жизнь, и в ближайшее время она должна стать еще интереснее и насыщеннее. Так что я буду очень-очень осторожна.

Сашка чмокнула меня в щеку, ураганом пронеслась в прихожую, одетая в шорты и белую футболку, вставила ноги в балетки, схватила заранее собранную сумку-рюкзак и исчезла. На прощание хлопнув входной дверью. Я перевела взгляд на часы, которые показывали без пятнадцати семь. Да, моя целеустремленная дочь точно знает, чего хочет от жизни. Тяжело вздохнув от того, что, пожалуй, не могу сказать того же самого про себя, я поплелась на кухню, где меня ждал полезный и здоровый завтрак, правда, с хлебом.

Отдав дань яйцам-пашот, оказавшимся настолько вкусными, что даже авокадо их не портил, я пила уже вторую чашку кофе, когда позвонила моя подруга Машка. Наверное, есть что-то важное в том, что и у меня, и у моей дочери лучших подруг зовут одинаково, а может, это всего-навсего совпадение, но у нас обеих есть по своей Машке.

Моя – отличная хозяйка, умудряющаяся держать в узде мужа, с которым они много лет живут душа в душу, и двух сыновей. Как ей это удается, ума не приложу. Конечно, готовит Машка так, что не только пальчики оближешь, но и ум отъешь, но не на ее же фирменных котлетках столько лет держится брак. Впрочем, Машка уверяет, что именно на них, тактично не заостряя внимания на моих более скромных кулинарных талантах. Правда, про мое неумение выбирать «не тех» мужчин она высказывается с гораздо меньшим тактом.

– Кузнецова, ты почему, уезжая вчера с дачи, кабачки не забрала? – строго спросила Машка, когда я ответила на звонок. – Ты же радовалась, что из них можно наготовить массу диетических блюд, которые Сашка будет жрать, потому что они не нарушают диету. Говорила или нет?

– Говорила, – признала я.

– Так чего не забрала?

– Забыла.

– Забы-ыла, – передразнила Машка, впрочем, ни чуточки не похоже. – Как говорила моя классная руководительница Марья Степановна, царствие ей небесное, а голову ты свою не забыла?

Вспомнив это распространенное школьное выражение, я не выдержала и засмеялась. Нет, как же чудесно, что в это первое сентября в школу не надо идти не только мне, но и Сашке. Все, что связано со школой, можно вычеркнуть из памяти как страшный сон. И форму, и обязательную покупку канцтоваров, и мытье окон, и бесконечные сборы денег на нужды класса и школы, и родительские собрания, и…

– В общем, корзину с кабачками я сегодня привезу на работу, – ворвалась в мои мысли подруга. – Я туда еще помидоры положила, перцы, лук, чеснок, огурцы и один баклажан. Если потушить все вместе, то очень вкусно получится. Только без огурцов.

– Маш, я вообще-то тоже готовить умею, – немного обиделась я.

– Умеешь, кто ж спорит, – покладисто согласилась подруга, – но соте будешь тушить по моему рецепту, чтобы получилось не просто вкусно, а божественно. Поняла?

– Поняла.

– А к огурцам я тебе еще всякой зелени для засолки положила. Не захочешь мариновать, просто зальешь холодной водой, чтобы получились малосольные.

Моя подруга – на удивление практичная особа. У нее в хозяйстве ничего не пропадает, последнему листочку и росточку находится применение. И как у нее после нашей не самой простой в мире работы хватает сил на то, чтобы тащить на своих плечах еще и дачные заготовки, я понятия не имею. Моя Сашка называет это «битвой за урожай», хотя, на мой непросвещенный взгляд, это, скорее, выглядит битвой с урожаем. Бессмысленной и беспощадной.

Я представила, как буду выглядеть в судебной мантии и с корзиной, из которой торчат зонтики укропа, и захохотала в голос. Машка мой смех восприняла как попытку уклониться от засолки огурцов.

– Лена, – сказала она, и голос ее прозвучал отчего-то жалобно, что вообще-то моей подруге несвойственно, – ну, будь ты человеком. Я бы, конечно, могла засолить на тебя огурцы, но у меня на эти банки и дары природы глаза не смотрят, честное слово. Урожай в этом году прет так, что я не знаю, куда от него деваться. Вот давала же себе в прошлом году честное слово, что ни за что не буду сажать столько огурцов, и самое обидное, что его сдержала. В прошлом году восемнадцать кустов было, в этом только десять, а урожай в два раза больше, представляешь? Я уже и рассольника тридцать банок закатала, и двадцать трехлитровок с солеными огурцами в подвал спустила, и маринованные огурцы законсервировала, а они все не кончаются.

Представив, как по такой жаре Машка стерилизует банки и кипятит рассол, я содрогнулась. Подругу мне незамедлительно стало жалко, поэтому я торжественно пообещала, что приготовленную корзину заберу и доверенный мне урожай переработаю. Что ж, сегодняшний вечер придется провести не за книгой и не перед телевизором, а на кухне. Признаться, от этой мысли мне стало довольно тоскливо.

Следующий телефонный звонок был от Натки. Моя сестра вообще-то любительница поспать утром подольше, благо ее работа вполне это позволяет. Сын ее, мой неугомонный племянник Сенька, в деревне, так что с завтраком с утра заморачиваться не надо. И чего это она в такую рань проснулась? Или у нее ночует Таганцев, а потому сестрице, хочешь не хочешь, а надо собирать бравого капитана на работу?

Причина раннего звонка выяснилась сразу. Натка с Таганцевым, оказывается, уезжали в недельный отпуск на Волгу, а потому на меня и Сашку падала забота по кормежке кота Веньки. Замечательно, еще и кот на мою голову. Если бы не бандитский характер кота, его, конечно, можно было бы забрать к себе, чтобы не мотаться каждый день к сестре на квартиру, но делать очередной ремонт я была категорически не готова. Что ж, к счастью, Сашка пока не ходит в институт, а у ее друга Фомы есть машина, с которой кормежка кота и вовсе перестает быть проблемой.

Признаться, неожиданный отъезд сестры меня удивил. Мы виделись в пятницу, после работы, и ни о какой поездке на Волгу даже речи не шло. Впрочем, особенности Костиной работы мне понятны, отпуск на несколько дней ему мог выпасть совершенно неожиданно. В Турцию по горящей путевке наверняка дорого, а погода стоит хорошая, почему бы и не искупаться в Волге, заодно изучив новые для себя места.

Последняя командировка Таганцева была как раз в Заволжье. Зная компанейский Костин характер, можно было не сомневаться, что у него там осталось немало новых друзей, которые будут просто счастливы принять у себя Таганцева вместе с дамой его сердца. Так что сестре я пожелала счастливого пути, пообещав кормить Веньку и убирать последствия его жизнедеятельности.

Распрощавшись с Наткой, я начала собираться на работу. Если моей сестре начавшийся понедельник принес путешествие и начало короткого, но все же отпуска на Волге, а моей дочери – приятный отдых на озере Сенеж, то мне не светило ничего, кроме дня, наполненного судебными заседаниями. Впрочем, как и обычно.

* * *

Когда Натка с Костей выехали из Москвы, часы показывали 9.21. Таганцев, конечно, анонсировал выезд в семь утра, путь предстоял неблизкий, но Натка на то и женщина, чтобы копаться по утрам. Как говорится, понять и простить. Костя, конечно, понял и простил, как вообще всегда прощал Натку. Любил потому что, а она этим нахально пользовалась.

Утренние пробки на улицах, конечно, уже были, не то что в семь утра, но Костя не ворчал, понимая, что «фарш невозможно провернуть назад». Ну, не выехали вовремя, так что ж теперь. За стеклами автомобиля промелькнули указатели Совхоза имени Ленина, Видного, Калиновки, потом проехали Горки, Белеутово, Горки Ленинские, Домодедово и Ям.

– Между прочим, – решила блеснуть знаниями Натка, – слово «ям» с XIII по XVIII век на Руси означало почтовую станцию, где содержали разгонных ямских лошадей, а еще обустраивали постоялые дворы для отдыха ямщиков. А именно это село находилось в то время на расстоянии одного ямского гона от Москвы, поэтому здесь путешественники в первый раз меняли лошадей.

– Ну, нам-то свою лошадь менять не надо, – засмеялся Костя и ласково погладил руль. Машину он считал живым существом и, Натка знала, всегда с ней разговаривал, когда думал, что никто не слышит.

– Нам – нет, но кофе выпить можно, – заканючила Натка. – Нет, ну, правда, Кость, давай остановимся, будем пить кофе и представлять, что мы на постоялом дворе.

– Наташ, мы всего тридцать километров проехали из восьмисот пятидесяти. Ты собираешься на дороге ночевать? Если хочешь кофе, то покопайся в сумке на заднем сиденье, я термос захватил. Знал же, что ты обязательно кофе заклянчишь. Так что до Тамбова остановки только санитарные.

– А в Тамбове что? – с подозрением спросила Натка.

– А в Тамбове – обед. Он как раз примерно на середине пути, так что остановимся там передохнуть на час и дальше в путь. Поняла?

– Мальчик хочет в Тамбо-о-о-ов, ты знаешь, чики-чики-та^[2], – запела Натка и деловито полезла на заднее сиденье за термосом.

Ей было немного стыдно, что захватить с собой кофе догадалась не она. Конечно, Костя, в отличие от нее, бывалый командированный, знает, что нужно брать с собой в долгую дорогу.

У Таганцева вообще любое дело ладилось, все ему в этой жизни было к рукам и по плечу. И кран заменить, и машину починить, и с любой другой житейской неурядицей разобраться. Этим его свойством вовсю пользовалась не только Натка, но и ее сестра Лена. Вообще-то ее старшая сестра познакомилась с тогда еще младшим лейтенантом Таганцевым первой и даже имела с ним непродолжительный роман, но потом познакомила ухажера с младшей сестрицей, и тот, пораженный Наткиной красотой, что называется, пропал.

Натка всегда с благодарностью думала о том, что во многих семьях такой кульбит привел бы если не к полному разрыву семейных связей, то к холоду в отношениях точно, но Лена не была бы собой, если бы обиделась на то, что сестра отбила у нее кавалера. Наоборот, за Натку она искренне радовалась, надеясь в глубине души, что серьезный и обстоятельный Таганцев отучит ее сестрицу влезать в любые валяющиеся на дороге неприятности, а с Костей просто продолжала дружить. Ну и пользоваться его незаменимостью в трудных ситуациях, разумеется.

Влезать в неприятности Натка, впрочем, не перестала. С ней постоянно что-то случалось, то ли в силу врожденного авантюризма, то ли от невезучести, вот только теперь из разных историй ее вытаскивала не только старшая сестра, но еще и капитан Таганцев. Как ни крути, а Лене хоть какое-то облегчение.

Через шесть часов пути они приехали в Тамбов. Непоседливой Натке дорога, признаться, порядком наскучила, поэтому она с радостью вылезла из машины, попрыгала, чтобы размять ноги, и увидела вывеску кафе, в которое ее привез Таганцев. «Автосуши. Автопицца» было написано на нем. Ну, конечно, Костя не мог забыть об огромной Наткиной любви к японской еде, а потому постарался и в путешествии позаботиться о том, чтобы она могла получить удовольствие. Она с чувством расцеловала капитана в обе щеки.

– Спасибо тебе, – сказала Натка, примерилась и поцеловала Таганцева еще раз, теперь уже в губы. – Ты всегда все продумываешь. С тобой действительно можно отправляться в любой поход.

– Лучше бы ты наконец отправилась со мной в ЗАГС, – проворчал Костя.

– И что, скажи мне на милость, поменяет штамп в паспорте? – Этот спор они вели уже не в первый раз. – Если людям вместе хорошо, то ничего. А если плохо – тем более.

– Если плохо – не наш случай. А штамп в паспорте дал бы мне возможность заботиться о тебе на законных основаниях. Вот попадешь опять в больницу, а меня к тебе не пустят, потому что официально я тебе никто.

– В больницу я больше не собираюсь, – от воспоминаний о том, как полгода назад она оказалась в ковидном госпитале, Натку передернуло. – Спасибочки.

– Ну хорошо. Я окажусь в больнице. Будет то же самое.

– И ты ни в какой больнице не окажешься. Типун тебе на язык, Костя, – рассердилась Натка. – Хватит болтать. Пошли суши есть.

За соседним столиком в кафе оказалась молодая семья, которая невольно привлекала внимание. Высокие, спортивные, светловолосые, даже внешне похожие друг на друга муж и жена и с ними двое детей. Мальчик лет шести был точной копией родителей – такой же светленький. А вот кроха-дочка, сидевшая в коляске и постоянно вертевшаяся, оказалась смуглянкой с темными колечками кудряшек на голове. Интересно, неродная или причуды наследственности?

Родители ели суши, старшему мальчику была заказана детская пицца, а вот крохе в коляске было выдано детское пюре, которое можно было сосать из мягкого тюбика, особо не боясь испачкаться. Впрочем, дети во время еды пачкаются всегда, поэтому именно в тот момент, когда Натка рассматривала семью, малышка посильнее нажала на пакетик, яркая оранжевая струйка выплеснулась наружу и шмякнулась на штанишки.

– Павлик, вытри сестру салфеткой, – тут же отреагировала женщина.

Мальчик беспрекословно взял со стола бумажный квадратик, заботливо собрал пюре с коленок сестры, выбросил салфетку в опустевшую тарелку.

– Ну что же ты, Оля, – приговаривал он при этом, – аккуратнее же нужно кушать. Вот смотри, как надо это держать. Давай, я тебе покажу.

Натка от этой умильной картины расползлась в улыбке. Все-таки хорошо, когда в семье двое детей. Старший ребенок учится заботе о младшем, а тот всегда может в этой жизни рассчитывать не только на родителей, но и на старшего брата или сестру. Вот как она всю жизнь рассчитывает на Лену. Может, это не Таганцев, а сама судьба толкает ее к тому, чтобы в семье появился второй ребенок? Сенька, конечно, растет чудесным мальчиком, но все-таки видно, что он – единственный сын и племянник, да и соседи по даче в нем души не чают, а потому постоянно балуют. Ему было бы полезно поучиться ответственности за другого человека.

– Смотри, а малышка-то наверняка приемная, – шепнул ей на ухо Костя, тихо, чтобы за соседним столиком не услышали.

– Думаешь? – спросила Натка. – Может, просто девочка в какого-то дальнего родственника пошла?

– Нет, что ты, сразу же видно, что у нее южная кровь в жилах течет, – покачал головой Костя. – Видишь, ничего страшного в усыновлении детей нет. И мальчик такой трогательный… Так о сестренке заботится.

– Я тоже сразу подумала о том, что у старшего ребенка в такой ситуации вырабатывается чувство ответственности, – призналась Натка. – И моему Арсению это было бы совсем нелишним. И все-таки у меня столько вопросов, как жаль, что воспитание не позволяет мне подойти к незнакомым людям и напрямую спросить, как они на такое решились и какие трудности преодолевали.

– Поверь, Натка, на все вопросы ты обязательно получишь ответы, – серьезно сказал Костя. – Все будет хорошо, вот увидишь.

В половине пятого вечера они двинулись в дальнейший путь. Натка с интересом смотрела по сторонам. Всегда любопытно рассматривать населенные пункты, в которых ты никогда не был. А еще придумывать биографии людям, которые тут живут. Например, в Рассказове по вечерам можно собираться вместе и рассказывать друг другу сказки или фантастические истории. В Красных Гривках – купать коней, разумеется, красных, как на знаменитой картине Петрова-Водкина, в Большой Осиновке собирать подосиновики, а в поселке Светлый совершать только добрые дела.

Погруженная в свои мысли, она и не заметила, как они оказались сначала в Саратове, а потом и в конечном пункте своего назначения – Энгельсе. Часы показывали половину девятого вечера – еще масса времени для того, чтобы спокойно поужинать перед тем, как лечь спать. И ужин оказался вкусным, и спала Натка хорошо, сквозь сон слыша через открытое на ночь окно, как плещет Волга. Гостиница, заказанная Костей, находилась на берегу реки, и ветер оттуда дул, несмотря на дневную жару, уже по-предосеннему свежий. И проснулась Натка утром, полная решимости действовать по обстоятельствам, какие бы они ни были.

Заведующая домом ребенка встретила их неласково. С точки зрения Натки, выглядела она именно так, как и полагается чиновнице средней руки, директору казенного дома. Лет пятидесяти с солидным гаком, дородная, с собранными в строгую кучку волосами на голове, выкрашенными в неестественный цвет спелой вишни, отсутствием следов ухода на лице, зато с ярким и не очень аккуратным макияжем. Одета она была в строгое синтетическое платье с короткими рукавами, сильно блестевшее на солнце. Одетая в мятые льняные брюки и хлопковую размахайку, Натка тут же почувствовала себя несолидной и вызывающей подозрение особой. По крайней мере, смотрела на нее директриса именно так, как смотрят на несолидную и вызывающую подозрение особу.

– Вы меня, наверное, помните, – начал разговор Таганцев. – Я два месяца назад приезжал проведывать девочку, Настю Васильеву. Мы бы с женой снова хотели ее повидать.

Надо же, на слове «жена» он не запнулся даже.

– У нас постоянно ходят смотреть детей, – сообщила директриса, которую звали Мариной Васильевной. – Всех не упомнишь.

– Мы бы хотели познакомиться с Настюшей, чтобы окончательно решить вопрос о ее удочерении, – просительные нотки в голосе Кости Натка за несколько лет знакомства, пожалуй, слышала впервые.

И с чего бы это бравый капитан так оробел?

– Вот так прямо и удочерение? – в голосе директрисы звучала ирония. – Милые вы мои, вы хотя бы отдаленно понимаете, как эта система работает?

– Нет, – честно признался Костя. – Но мы уверены, что как раз вы нам все и объясните.

– Так ведь это в мои служебные обязанности не входит, – директриса развела руками. – У нас проблемы с усыновителями нет. Очередь желающих существует. Вы разве не знаете, что за последние десять лет детей в детских домах стало меньше в три раза? Сейчас модно это стало – приемных детей в семьи брать.

– Может, все же не модно, а просто общество стало более гуманным? – поинтересовалась Натка.

От цинизма директора дома ребенка ее почему-то коробило, хотя этому качеству в людях она уже давно не удивлялась.

– Да как хотите, так и считайте, – директриса махнула рукой. – Но у нас постоянно приходят знакомиться с детьми. И Настя Васильева пользуется большим спросом. Это и неудивительно. Наследственность у нее хорошая, генетических отклонений нет, врожденных заболеваний тоже. Три семьи ею интересуются.

«Спрос» тоже звучал цинично, как будто речь шла не о двухлетнем ребенке, а о товаре в магазине. Натка почувствовала, что начала закипать. Костя, видимо, почувствовал это тоже, поэтому взял ее за руку, призывая сохранять спокойствие. Только скандала им сейчас не хватало.

– Мы приехали из Москвы специально, чтобы повидать Настю, – сказал Таганцев директрисе. – Мне кажется, что в этом нет ничего противозаконного. Мы же не просим отдать нам ее в гостиницу или погулять по улице.

– Еще бы вы просили.

– Мы просто поздороваемся с ней, подарим игрушку, если вы разрешите, то конфет. Причем для всех детей хватит. И еще мы будем очень вам благодарны, если вы все-таки введете нас в курс дела, куда нужно обращаться, когда мы примем окончательное решение об удочерении.

– Ребенка повидать разрешу, – вздохнула Марина Васильевна. – Но только на полчаса и в присутствии воспитателя.

– Конечно.

– А что касается процедуры усыновления, то это далеко не так просто, как вам кажется. Сначала вам придется пройти обучение в школе приемных родителей.

– Где? – не поверила своим ушам Натка.

– Ну да. Это требование законодательства. Заявление можно подать на сайте госуслуг. Причем школу можете выбрать не по месту жительства ребенка, а по своему. То есть раз вы из Москвы, то психолого-педагогическую и правовую подготовку можете пройти там. Вам нужно обратиться в орган опеки и попечительства. Подготовка необходима для формирования у граждан воспитательных и родительских навыков, определения ресурсов семьи для содержания и воспитания ребенка, охраны его прав и здоровья. На занятиях вы узнаете основы законодательства Российской Федерации в сфере защиты прав детей, оставшихся без попечения родителей, права и обязанности усыновителей, существующие формы профессиональной помощи, поддержки и сопровождения семей, принявших на воспитание детей, оставшихся без попечения родителей.

Директриса бубнила так монотонно, что Натка вдруг почувствовала, что у нее начинает кружиться голова.

– По окончании школы вам будет необходимо получить заключение о возможности быть усыновителем, а после этого встать на специальный учет.

– Куда встать? – снова не поняла Натка.

– На учет в качестве усыновителя. Если вы еще не знаете, кого решили усыновить, то следующий шаг – подобрать ребенка.

– Да мы как раз уже, – влез в разговор Костя.

– Ну, значит, повидаете ребенка еще раз. Следующий шаг – обратиться в суд с заявлением об усыновлении. А в случае вынесения судебного решения в вашу пользу зарегистрировать усыновление в органах ЗАГС.

Услышав про суд и его решение, Натка слегка приободрилась. Она была уверена, что Лена им обязательно поможет. Не в плане решения суда, разумеется, а просто информацией и профессиональной юридической консультацией, куда идти и что делать.

Попрощавшись с Мариной Васильевной, Натка с Таганцевым прошли во внутренний дворик дома ребенка, куда детей как раз вывели на утреннюю прогулку. Младшая группа гуляла отдельно от старшей. Увидев малышей, похожих на нахохленных воробьев, Натка вдруг почувствовала, как у нее сжалось сердце. Она хорошо помнила Сеньку в его три года. Ее сыночек, которого она в силу обстоятельств растила одна, никогда не испытывал недостатка в ласке, любви и внимании. Он и выглядел совсем по-другому: улыбчивый, розовощекий пухляш, в глазах которого светились огромное любопытство и полное доверие к окружающему миру.

Для Сеньки с самого рождения мир был внимательным, дружелюбным и полным абсолютной любви. Эти же малыши в массе своей были худенькие и бледные, а в их глазах отражались недетская скорбь и какая-то мудрость, совершенно несоответствующая возрасту. Они даже двигались не так, как остальные дети – подвижные, неугомонные, шебутные. Словно привыкли жить с оглядкой, стараясь не нарушать правил.

– Настюша! – закричал стоящий рядом Таганцев. – Настенька, иди сюда.

От группки детей, которые увлеченно играли на лавочке какими-то куклами, отделилась маленькая девочка с белокурыми кудряшками, оглянулась на воспитательницу, спрашивая разрешение, получив милостивый кивок, двинулась на тоненьких, похожих на веточки, ножках в сторону Натки и Кости. Ручки у нее тоже были как веточки, а когда она подошла поближе, у Натки перехватило дыхание от синевы огромных, в пол-лица глаз. Ну да, Таганцев говорил, что у этого ребенка совершенно потрясающие глаза.

Натка вдруг подумала о том, что совершенно не подготовилась ко встрече. Что говорят в таких случаях? Называют свое имя? Спрашивают имя ребенка? Но они же уже знают, что девочку зовут Настей. Сразу протянуть куклу или подождать? И вообще, что сейчас думает этот маленький человечек? На что надеется?

Ответ на этот вопрос появился незамедлительно. Остановившись перед присевшей на корточки Наткой, Настя уставилась ей прямо в лицо своими невообразимыми глазищами и требовательно спросила:

– Ты – моя мама?

Мир остановился. Исчез куда-то гомон детских голосов, прерываемый резким покрикиванием воспитательницы. Солнце перестало слепить глаза. Не хрустел песок под тонкой подошвой босоножек. Не дышал взволнованно рядом Таганцев, надежный, любящий, верный Костя, который фактически силой привез ее в Энгельс.

– Нет, – сказала Натка тихо. – Я не твоя мама, малыш.

И не увидев, а скорее почувствовав, как вздрогнул от этих слов Таганцев, добавила поспешно:

– Но я бы очень хотела ею стать.

* * *

Несмотря на раннее утро, термометр уже показывал двадцать шесть градусов. Ну да, днем обещали плюс тридцать два, невиданное дело для августа. Хорошо, что залы заседаний оборудованы кондиционерами, иначе работать было бы вообще невозможно. Доехав до работы и вознеся хвалу небесам за то, что моя машина сегодня не выдала мне никаких возможных приключений (как бы я в отсутствие Таганцева с ними справлялась, интересно), я поднялась в свой кабинет, где на столе уже стояла обещанная Машкой корзина, из которой выглядывал кабачок. Огурцы, перцы, помидоры и зонтики укропа тоже были на месте. Я вздохнула и переставила корзину на стул, задвинув последний под стол для посетителей. Не хватало еще, чтобы визитеры видели в кабинете федерального судьи выставку урожая.

В кабинет заглянул мой помощник Дима. Улыбка у него была ехидная. Знамо дело, из-за корзины, почему бы еще?

– ЕленСергеевна, – скороговоркой произнес он, – доброе утро. Кофе будете?

– Буду, Дима, – вздохнула я, привычно сокрушаясь, что не забежала в соседнюю булочную за свежими пирожными.

Раз уж мой помощник каждое утро заботливо поит меня кофе, надо и мне вносить вклад в регулярный второй завтрак. Конечно, иногда я так и делаю, но вот сегодня проскочила мимо, решив, что и так сойдет.

– К кофе у меня есть пряники из Базеля, – ответил на мои невысказанные мысли Дима. – Отец только что вернулся из командировки в Швейцарию, привез. Это, чтоб вы знали, прямо символ Базеля. Пряники изготавливают по специальной рецептуре, причем вручную. Рецепт передают из поколения в поколение, и изысканным вкусом эти пряники, говорят, не похожи ни на какие другие в мире. Я решил, что вы должны попробовать.

Мой помощник из очень состоятельной и, что называется, приличной семьи. Его отец работает в МИДе, поэтому Дима может вести весьма безбедную жизнь при довольно скромной зарплате помощника судьи. Признаться, Диме уже давно надо сдавать экзамены и выходить на самостоятельную дорогу, но он продолжает работать со мной, утверждая, что никуда не спешит, а пока набирается бесценного опыта.

Правда, я подозреваю, что ему просто лень готовиться к квалификационному экзамену, а потом проходить конкурс, вот он и ищет отмазки, чтобы этого не делать. Что ж, при таких родителях это и неудивительно. Надо признаться, что меня такое положение дел тоже вполне устраивает, потому что помощник Дима отличный, дотошный, въедливый, исполнительный, уже с огромным опытом, да и человек хороший. За те годы, что мы трудимся вместе, мы отлично сработались.

– Дима, ты меня балуешь, – сказала я и отхлебнула кофе из поставленной передо мной чашки. – Пряники, да еще из Базеля. Какое дело у нас сегодня слушается первым?

– Об усыновлении, – ответил Дима, отставил свою чашку, отложил надкушенный базельский пряник и с готовностью открыл папку с документами. Мне тут же стало неудобно. – Некая Селиванова Светлана Николаевна подала заявление по гражданскому делу об установлении усыновления в отношении Васенина Алексея Сергеевича, проживающего с истицей по одному адресу. Просит также изменить ему фамилию, имя и отчество.

– Ясно, – проговорила я. – Дима, пей кофе и ешь свой пряник, он действительно очень вкусный. Когда базельцы говорят про неповторимый изысканный вкус, то не врут. Потом у нас нескоро будет время на любой перекус, так что используй его с пользой. А дело я, разумеется, смотрела. Понимаю, что в судебном заседании бывает всякое, но заранее ничего сложного в нем не вижу. Мальчик живет с опекуном уже больше года, органами опеки женщина характеризуется положительно, так что, думаю, проблем не будет.

– А вы заметили, Елена Сергеевна, что дела об усыновлении чаще всего рассматриваются без каких-либо сложностей? – спросил Дима, снова откусывая от пряника. – Без задержек, в сроки, предусмотренные Гражданским процессуальным кодексом и к огромной радости усыновителей. Часто рассмотрение такого рода дел занимает совсем мало времени: никто не против, заключение органа опеки и попечительства положительное – три минуты в совещательной комнате, и оглашается решение.

– Так это же вполне объяснимо, – согласилась я. – Органы опеки хорошо знают свою работу, поэтому детей случайным людям не доверяют. Для того чтобы усыновить ребенка, нужно преодолеть немало сложностей. И документы собрать правильно, и школу приемных родителей пройти, и куче критериев соответствовать. Такие решения с кондачка не принимают, поэтому к тому моменту, когда дело доходит до суда, все стороны уже знают друг друга как облупленных и никаких юридических преград для оформления положительного решения нет. Не знаю, как ты, а я такие дела люблю. Времени много не занимает, да и дело доброе в результате сделано. Одним сиротой становится меньше, одной счастливой семьей больше.

– Так-то оно так, – покачал головой Дима и, видя, что я закончила пить кофе, залпом отправил в рот оставшееся содержимое своей кружки и поднялся со стула. – Вот только, честно признаюсь, я бы ни за что не решился усыновить чужого ребенка.

– У тебя и своего-то нет, Дима, – заметила я. – Рано еще про чужих думать.

– Нет, Елена Сергеевна, я серьезно. Конечно, за своего ребенка человек тоже всю жизнь несет ответственность. Вы правы, я, например, к этому пока не готов. А за чужого, да еще с нелегкой судьбой, и ответственность в два раза больше. И вообще, любовь – это ведь химия, наукой доказано. А вдруг не случится химическая реакция с приемным ребенком? Что тогда делать? Жить и постоянно помнить, что он не твой? Ждать, пока у него проявятся плохие гены? Пока он что-нибудь украдет, кого-нибудь ударит или, не дай бог, убьет?

– Глупости вы говорите, Дмитрий, – я почему-то почувствовала, что начинаю заводиться, хотя тема приемных детей меня никак не касалась. – Плохие гены, конечно, существуют, но проявляются, как правило, в виде наследственных болезней, в том числе, конечно, и психических. Но девиантное поведение по наследству точно не передается. Нельзя стать наследственным наркоманом или убийцей, это приобретенные качества характера, формирующиеся при неправильном воспитании, и поэтому в любящей семье избежать их появления гораздо проще, чем у асоциальных родителей или в детском доме.

– Возможно, вы и правы, – тут же согласился Дима. Я заметила, мой помощник вообще не любит со мной спорить. – Но, признаться, все равно интересно, почему гражданка Селиванова Светлана Николаевна решила усыновить Васенина Алексея Сергеевича, да еще полностью изменить ему фамилию, имя и отчество. Кто ей этот мальчик, как вы думаете?

– А я об этом не думаю, – ответила я, встала и начала надевать мантию. Все-таки хорошо, что залы заседания оборудованы кондиционерами, ой как хорошо. – Это не входит в мои профессиональные обязанности. Более того, подобная информация может нарушать беспристрастность рассмотрения дела. Вынося судебное решение, я руководствуюсь не домыслами, не перипетиями чужой жизни, а буквой закона, показаниями свидетелей и документами. Причины, по которым люди принимают решение усыновить ребенка, изложены в заявлении и изучены мною при рассмотрении дела. А с эмоциями – это не ко мне, это к психологу, – резко отчеканила я и двинулась в зал.

– А как же «внутреннее убеждение», Елена Сергеевна? – хитро пискнул мне вдогонку дерзкий помощник Дима.

В ответ он увидел только мой грозный «судебный» кулак, сжатый за спиной.

Судебное заседание действительно прошло очень быстро. Истица – та самая Светлана Николаевна Селиванова, которая уже два года являлась опекуном несовершеннолетнего мальчика, оказалась приятной дамой лет тридцати пяти, которая ужасно волновалась. Так волнуются люди, когда решается жизненно важный для них вопрос. Видимо, так оно и было.

Когда я начала оглашать решение, Светлана Николаевна побледнела так, что я испугалась, что ей сейчас станет плохо. Но адвокат, который помогал ей со сбором документов, взяла ее за руку, прошептала что-то на ухо, и Селиванова немного успокоилась. Адвокатом в этом деле выступала Марина Ракова, я знаю ее много лет, и все случаи, когда мы сталкивались в зале суда, оставили у меня очень благоприятное впечатление о ней. И юрист хороший, и человек достойный.

Что ж, именем Российской Федерации, 22 августа 2022 года Таганский районный суд города Москвы в составе председательствующего Кузнецовой Елены Сергеевны с участием представителя органа опеки и попечительства администрации муниципального округа Савельевой Ирины Геннадьевны при секретаре Корниловой О. А., рассмотрев в закрытом судебном заседании гражданское дело по заявлению Селивановой Светланы Николаевны об установлении усыновления в отношении Васенина Алексея Сергеевича, 12 декабря 2015 года рождения, постановил признать мальчика Васенина Алексея Сергеевича усыновленным Селивановой Светланой Николаевной. Присвоить усыновленному мальчику фамилию Селиванов, имя – Александр, отчество – Павлович. Записать матерью Селиванову Светлану Николаевну, без указания отца…

За сухими строчками решения разворачивалась житейская история, в которой было место и чувствам, и эмоциям, и трагедии, и доброте. Прав был Дима, когда об этом думал, ой прав. И хорошо, что, отработав юристом несколько лет, мой помощник сохранил любопытство к чужим судьбам. В хорошем смысле любопытство, которое заставляет видеть за юридическими закорючками живых людей, их смех и слезы.

Светлана Селиванова, которая полтора года назад оформила опекунство над мальчиком-сиротой, действительно искренне любила этого ребенка. Сиротой он, впрочем, оказался при живых родителях. Его мать и отец решением суда были лишены родительских прав, когда малышу не было и двух лет, следующие два года он провел в детском доме, после чего Светлана и стала его опекуном.

Как засвидетельствовали представители органов опеки, у нее с мальчиком сложились хорошие отношения, и довольно быстро он начал называть женщину мамой. Ребенок был обеспечен всем необходимым, рос в любви и заботе. Желание усыновить его было вызвано тем обстоятельством, что через неделю маленький Алекс шел в первый класс, и женщина хотела, чтобы в документах у него стояла ее фамилия.

Светлана Николаевна решила изменить ребенку имя и отчество, чтобы в будущем затруднить родным родителям его поиски, возникни у них вдруг такое желание. Дома малыша называли Алекс, что было производным и от Алексея, и от Александра, так что со сменой имени проблем не возникало. Истица хотела, чтобы в школе дети считали Алекса ее родным сыном, поскольку, по ее мнению, это больше соответствовало интересам ребенка. Алекс тоже был уверен, что Светлана – его мама, не знал, что находится под опекой.

Причины, препятствующие тому, чтобы стать усыновителем, отсутствовали. Светлана Николаевна не признавалась судом недееспособной, не ограничивалась в родительских правах в отношении своих детей, которых у нее двое, была совершенно здорова, имела постоянную работу и стабильный источник дохода, не привлекалась к суду.

В судебном заседании представитель органов опеки и попечительства Ирина Савельева признала требования Селивановой законными, обоснованными и подлежащими удовлетворению, предоставила суду акт проверки условий жизни несовершеннолетнего, а также заключение органа попечительства. Светлана Селиванова вместе с мужем и детьми проживала в благоустроенной четырехкомнатной квартире, в которой маленькому Алексу была выделена своя комната. В квартире сухо, тепло, светло, сделан качественный ремонт. К походу в первый класс мальчику оборудовано учебное место.

Выслушав объяснения заявителя, представителя органа опеки и попечительства, заключение помощника прокурора, исследовав материалы дела, из которых следовало, что заявителем созданы хорошие материальные и жилищные условия для несовершеннолетнего, хороший уют и нормальный психологический климат, а Селиванова способна обеспечить несовершеннолетнему полноценное физическое, психическое, духовное развитие, суд посчитал заявление подлежащим удовлетворению в полном объеме.

На основании изложенного, руководствуясь ст. 194–197 ГПК РФ, суд решил: заявление Селивановой Светланы Николаевны удовлетворить. Закончив чтение резолютивной части решения суда по этому гражданскому делу, я захлопнула папку и вышла из зала, успев, впрочем, отметить ошеломленное, счастливое лицо заявительницы. Светлана Селиванова будто не верила своим ушам. Кстати, в момент оглашения положительного решения суда многие усыновители склонны впадать в измененное состояние сознания, своего рода «обморок». Что ж, все мы в первую очередь люди, склонные проявлять эмоции. А уж когда речь идет о детях…

Впрочем, зная по опыту, я была уверена в том, что после принятия подобного решения все только начинается. К сожалению, случаи отказа от усыновленных детей пусть и нечасто, но встречаются. Мне недавно попадалась на глаза статистика, из которой следует, что в 2021 году 5272 ребенка в нашей стране имели опыт вторичного сиротства, то есть были возвращены в детские дома из новой семьи, при этом по сравнению с прошлым годом их численность выросла. Еще восемь лет назад на сто решений о передаче ребенка в семью приходилось пять решений об отмене, а в прошлом году этот показатель уже равнялся семи.

Конечно, некоторые из таких решений были инициированы органами опеки, которые приходили к выводу, что ребенок живет не в надлежащих условиях, однако пятьдесят девять процентов случаев отмены решения об устройстве детей в семью произошли по инициативе приемных родителей или опекунов. Непростое это дело – воспитывать чужого ребенка.

Любой родитель скажет, что и со своими бывает непросто. Я хорошо помню, как тяжело мне дался Сашкин переходный возраст. Сколько слез пролила моя дочь из-за своих пухлых щек. Даже пыталась на дому сделать пластическую операцию по изменению формы лица. Хорошо, что мы с Таганцевым тогда успели вовремя вмешаться и до беды не дошло^[3]. И все же даже моя, в принципе, послушная и спокойная дочь периодически отчебучивала такое, что я теряла терпение.

Как бы я себя повела, если бы Сашка была мне неродная? Нет, представить такое я не могла даже в самых смелых фантазиях. Ну хорошо, а была бы я в состоянии стать опекуном другому ребенку? Разумеется да, если бы речь шла о моем племяннике Сене или о сыновьях подруги.

Тьфу-тьфу, конечно, пусть и Натка, и Машка будут живы и здоровы, чтобы их детям никогда не понадобился опекун. А если бы речь шла о совсем постороннем маленьком человеке?

Странно, что до этого я никогда об этом не думала. Впрочем, чего удивляться. Сашку я воспитывала одна, пройдя через все трудности, обычно выпадающие на долю матери-одиночки. Мой бывший однокурсник, волею случая оказавшийся Сашкиным отцом, никогда в жизни дочери не участвовал, ни материально, ни морально. Временами мне было так трудно, что я думала – не справлюсь. Какие уж тут усыновленные дети.

Но к людям, не боящимся взять на себя ответственность за чужого малыша, я отношусь с глубоким и искренним уважением. Поэтому хочется верить, что Светлана Селиванова никогда не пожалеет о том, что судья Кузнецова приняла положительное решение об усыновлении, и мальчик Алекс будет счастливо жить с этой доброй женщиной, которую считает мамой.

До следующего заседания у меня оставалось полчаса. Иск о восстановлении на работе, взыскании заработка за время вынужденного прогула и компенсации морального вреда. Листая материалы дела, заботливо положенные моим помощником в следующую папку, я подумала, что вполне могу позволить себе следующую чашку кофе. До конца рабочего дня их будет еще семь-восемь. Моя Машка утверждает, что это вредно, и старается пить чай. А я стараюсь не думать о вреде кофе, который очень люблю. Не так уж много радостей в нашей повседневной жизни, чтобы лишаться еще одной.

– Дима, – позвала я своего помощника, – а у нас остались эти волшебные пряники?

* * *

После встречи с Настюшей Натка была тиха и задумчива, что вообще-то было ей несвойственно. Таганцев вел машину, искоса поглядывая на нее, но ни о чем не спрашивал, давая возможность упорядочить скачущие в голове мысли. За это Натка была ему особенно благодарна.

Когда машина остановилась, Натка даже не сразу поняла, куда они приехали. Ах да, это же пляж. Перед глазами расстилалась довольно широкая полоса, засыпанная мелким и очень чистым песком с проложенными пешеходными дорожками. Детские и спортивные площадки, спасательный пост и медицинский пункт свидетельствовали о том, что пляж не является диким. Вот только народу, несмотря на жаркий день, на пляже оказалось немного. Впрочем, вторник, все на работе, чему удивляться.

– Ты посмотри, как все продумано, – выразила удивление Натка. – Отличный пляж, спуск к воде пологий, а вон смотри, и кафе есть, и детские аттракционы, и шезлонги с зонтиками в прокат дают. Такое чувство, что мы не в России, а за границей.

– Скажешь тоже, – Таганцев даже засмеялся, – сейчас повсеместно зоны отдыха оборудуют ничем не хуже, чем за границей. Мне зимой ребята рассказывали, что этот пляж только прошлым летом в порядок привели, и сюда сразу люди съезжаться стали. И из Саратова приезжают, там своего городского пляжа нет, а тут вон сколько места, на всех хватит. А для детей и водные горки, и батуты.

– Как думаешь, а нам разрешат Настю на пару часов погулять взять? Мы могли бы ее сюда привезти, – сказала Натка, у которой из головы не шла белокурая синеглазка с кудряшками.

– Я о том же самом думаю, – признался Костя. – Давай так, мы с тобой сегодня все обсудим, а завтра снова поедем в дом ребенка и опять поговорим с директрисой, чтобы определиться, что делать дальше.

– Она мне так не понравилась, – призналась Натка.

– Кто? Настюша?

– Нет, конечно. Директриса эта. А Настюша – ангел.

– Рано делать выводы. В конце концов, эта женщина нас видит в первый раз в жизни. Точнее, меня во второй, но это ничего не меняет. Она же отвечает за этих детей, поэтому вряд ли должна бежать с распростертыми объятиями навстречу любому визитеру. А вдруг мы проходимцы какие-то. Кстати, надо бы узнать, какие документы нужно оформить, чтобы Настю отпустили с нами погулять. Вряд ли это можно сделать просто людям с улицы, которыми мы являемся. Ладно, с этим разберемся, а пока айда купаться. Жарко.

Впрочем, их надеждам не суждено было сбыться. Пляж действительно был прекрасным, но вот вода у берега выглядела так, словно в нее перевернули гигантскую банку с зеленой гуашью.

– Что это? – оторопело спросила Натка. – Почему вода зеленая?

– Так Волга цветет, – спокойно пояснила стоящая рядом старушка с палками для скандинавской ходьбы в руках. – Вы не местные, да? Иначе бы знали, что это каждый год происходит. Нормальное явление для наших краев.

– Но почему?

– К середине июля вода обычно прогревается и начинает цвести, а к августу эта зелень усиливается. Если через эту полосу пробраться, то дальше можно купаться, вода чистая. Просто вылезать будете, снова испачкаетесь. Но душевые кабинки работают, зелень можно смыть. Она не опасная совершенно. Это просто сине-зеленые водоросли.

– Нет уж, спасибо, – пробормотала Натка, с содроганием глядя на набегающую на берег зеленую волну, оставляющую на песке липкую кашицу. Она представила ее на своей коже и даже передернулась от омерзения. – Как обидно должно быть местным – жить на берегу Волги и не иметь возможности выкупаться.

– Да мы привыкли, – пожала плечами старушка. – Для нас это вполне привычная картина. А вот приезжие и удивляются, и расстраиваются.

– Поехали отсюда, – решительно сказала Натка Константину. – Раз купаться нельзя, то нечего тут делать. Давай лучше разбираться, какие документы нам нужны, чтобы забрать Настю.

– Наташа, так ты согласна удочерить девочку? – спросил Таганцев, когда они снова сели в машину. – Это же очень серьезный шаг, и мне бы не хотелось, чтобы ты считала, что я на тебя давлю.

– Ты на меня не давишь, – пожала плечами Натка. – Ты прав в том, что, глядя на этого ребенка, невозможно не влюбиться. Конечно, я бы предпочла побольше о ней узнать. Кто ее родители, почему она оказалась в детдоме. Ты впервые услышал о ней, когда она попала в больницу. Почему? Может, у нее постоянные проблемы со здоровьем. Согласись, что все это важно знать.

– Я и не спорю, – Костя смотрел на нее с нежностью. – Когда поднялся шум из-за того, что к Насте в больнице никто не подходил и я включился в решение этого вопроса, я успел выяснить, что мать девочки отказалась от Насти прямо в роддоме, вернее, просто сбежала оттуда, не уведомив медицинский персонал. Девочку передали в дом малютки, потом органы опеки вышли в суд с инициативой лишения нерадивой мамаши родительских прав, так как на руках заявления об официальном отказе от ребенка не было, то рассмотреть это дело в упрощенном порядке не представлялось возможным. Матери ребенка прислали повестку в суд, чтобы она официально подтвердила свое нежелание воспитывать Настеньку самостоятельно, но эта женщина на заседание не явилась. Решение было принято в ее отсутствие, но еще полгода по закону отводилось на то, чтобы мать ребенка одумалась и вернулась. Этого не произошло, так что удочерение Настюши по закону возможно.

– Но почему она так поступила?

– Понятия не имею, – пришел черед капитана Таганцева пожимать плечами. – Может, ее материальное положение не позволяло ей воспитывать ребенка. Может, не хотелось быть матерью-одиночкой. Но Настя – здоровый ребенок. Это я выяснил. В больнице она оказалась, потому что просто сильно простудилась. Так бывает, но никаких серьезных хронических болезней у нее нет.

– Кость, давай сегодня поедем в детский дом и снова поговорим с заведующей, – сказала Натка просительно. – Скорее всего, нам придется собрать целую кучу документов, а для этого нужно вернуться домой. Зачем нам тут тратить время? Купаться нельзя, отдыхать не получится, потому что мы оба сильно нервничаем. Лучше все узнать и начать действовать. Ты согласен?

– Согласен, – улыбнулся ее горячности Таганцев. – Хорошо, поехали. Но с Настей тебе надо познакомиться поближе, так что узнаем, дадут ли нам погулять с ней пару часов.

Увидеть их снова заведующая домом ребенка была точно не рада. Интересно, почему? В конце концов, она должна всячески способствовать тому, чтобы ее воспитанники находили себе семьи и любящих родителей. Или это именно Наталья Кузнецова и Константин Таганцев вызывают у нее такое сильное неприятие?

– Что-то еще? – спросила она, увидев парочку на пороге своего кабинета.

– Да, мы хотим официально уведомить вас, что намерены начать процедуру удочерения Насти Васильевой. И еще узнать, можем ли мы, пока идет этот процесс, брать Настю на несколько часов в день, чтобы ребенок к нам привык.

– Это не так просто, – директриса позволила себе усмехнуться, видимо, их наивности. – Для того чтобы оформить гостевой режим для детей-сирот, нужно предоставить в органы опеки по месту жительства следующие документы: заявление по специальной форме, утверждаемой Министерством образования и науки Российской Федерации, копию вашего паспорта, справку органов внутренних дел, подтверждающую отсутствие судимости, медицинскую справку по форме 164/у-96. Справка из полиции действует год, медицинская – полгода, после этого ее придется обновить. Кроме того, вы можете предоставить в органы опеки любые другие документы, свидетельствующие о том, что у вас есть необходимый опыт в воспитании детей, образование и профессиональная деятельность.

– И это все только для того, чтобы сходить с ребенком в парк? – не выдержала Натка.

– А вы как думали? – строго спросила директриса. – Это же дети, за которых государство в моем лице несет полную ответственность. И доверить ребенка невесть кому – значит подвергать его потенциальной опасности.

– Хорошо, мы соберем все справки, что дальше?

– Простите, вы сказали, что в Москве живете?

– Да.

– Ну, если вы будете готовы ради прогулки с Васильевой каждый раз преодолевать расстояние почти в девятьсот километров, – голос Марины Васильевны теперь звучал ехидно, – то в течение пяти рабочих дней орган опеки проверит все предоставленные вами документы и оформит заключение о возможности временной передачи ребенка. Так как постоянного места проживания в нашем городе у вас нет, то забирать Настю вы сможете лишь на время, без ночевок, ну или вместе поехать на отдых. Для этого вы должны будете предоставить мне заявление о временной передаче ребенка в свободной форме, копию паспорта, выданное вам заключение органов опеки, письменное согласие проживающих с вами совершеннолетних, а также детей старше десяти лет.

– Моему сыну меньше десяти, – пробормотала Натка.

Марина Васильевна не обратила на ее бормотание ни малейшего внимания.

– Далее я зарегистрирую ваше заявление и в течение семи дней с даты его подачи приму решение. Если оно будет положительным, то выпускается приказ руководителя детского учреждения, с которым вы должны быть ознакомлены под подпись. Отрицательное решение тоже оформляется письменно с указанием причин отказа.

– И на каком основании вы можете нам отказать, если органы опеки решат, что мы подходим под необходимые требования? – спросил Таганцев.

Директриса посмотрела на него совсем неласково.

– Перед передачей в семью с ребенком говорят психологи, педагоги и воспитатели – если ребенок не захочет ехать, временным опекунам предложат выбрать другого подопечного.

– Настюше три года, как она может что-то захотеть или не захотеть?

– Всякое бывает, – вздохнула Марина Васильевна и вдруг стала похожа не на государственную функцию, а на человека. – Иногда детки при виде некоторых взрослых начинают так рыдать, что сразу ясно, что отпускать их нельзя.

– Мы уже встречались с Настюшей, и она не плакала. Более того, она сразу спросила у Наташи, не является ли та ее мамой, – упрямо сказал Таганцев. – Скажите, а правильно ли я понимаю, что оформить гостевой режим гораздо проще, чем опекунство? И можно временно забрать Настю к себе и уже не торопясь пройти необходимые процедуры?

– Временная передача в семью допустима на срок до трех месяцев, – помолчав, сказала Марина Васильевна. – Но я еще раз напомню вам, что Настей интересуются и другие потенциальные усыновители. И тут для принятия администрацией нашего учреждения положительного решения в вашу пользу будет крайне важно ваше расположение и добровольное сотрудничество.

– Простите, а что именно вы имеете в виду?

Вид у Таганцева стал такой простодушный, что Натка с трудом сдержала улыбку. Костя был опером, сотрудником правоохранительных органов, поэтому вымогать у него взятку, пусть даже завуалированную, представлялось делом рисковым. Смелая женщина эта Марина Васильевна, но ведь она не знает, кто перед ней.

– Я имею в виду спонсорство. – Женщина улыбалась так безмятежно, что становилось совершенно ясно, что ничего она не боится. – Например, нам сейчас очень нужна помощь в оформлении игровой, комнаты психологической разгрузки, а еще требуется несколько компьютеров. Если бы вы определились, с чем можете помочь нашему дому ребенка, то и я бы, в свою очередь, посмотрела, что можно сделать, раз Васильева так вам приглянулась.

У Кости на щеках заходили желваки, и Натка поняла, что он сейчас взорвется. Если они действительно хотят получить девочку, то допускать этого нельзя. Никак нельзя. Она взяла капитана Таганцева за руку, слегка нажала, заставляя успокоиться.

– Мы обязательно подумаем, – елейным голосом ответила она директрисе. – И поступим строго по закону. Сегодня же мы уедем домой, собирать все необходимые документы. Проконсультируемся там с юристами. Поэтому насовсем мы не прощаемся. До свидания.

– Всего доброго, – сказала директриса, кажется, слегка разочарованно.

Выйдя из детского дома, Натка и Таганцев приняли решение, быстро перекусив, выдвигаться обратно в Москву. Нечего им было делать в Энгельсе в данный момент. Заехав в гостиницу, забрали вещи, заскочили в какой-то ресторанчик, где поели, практически не чувствуя вкуса еды.

Настроение испортилось у обоих, хотя, по большому счету, расстраиваться было еще совершенно не из-за чего. Ну, не думали же они в самом деле, что такое сложное дело, как усыновление ребенка, пройдет легко и гладко. Проблем, связанных с этим непростым решением, должно было быть столько, что только успевай отмахиваться, так что негоже сдаваться при первых трудностях, просто из-за неприятного послевкусия, оставленного разговором.

Главное, что Настя им обоим понравилась, да и они девочке совершенно точно пришлись по душе, а все остальное дело наживное. Решится, обойдется, сладится. И они смогут со всем справиться, и Лена наверняка подсобит. В этом Натка была уверена, хотя и не представляла, как построить самый первый разговор с сестрой. Строгая судья Кузнецова привыкла считать свою младшую сестренку немного взбалмошной и безответственной, а потому решение той вдруг взять и усыновить ребенка наверняка встретит с удивлением, сочтет внезапным и не очень обдуманным порывом. Не было ли это действительно так? Об этом Натка старалась не думать.

Домой они приехали уже глубокой ночью. Квартира встретила Натку тишиной, из которой следовало, что кот Венька точно где-то накосячил. Обычно при звуке открывающейся двери он лениво выдвигался в коридор, нагло потягивался, показывая, что прекрасно проводил время в отсутствие хозяев, близко не подходил, ждал, пока хозяева изволят приблизиться сами и наклонятся, чтобы погладить его между ушами.

Сеньке кот радовался активнее, чем Натке, с которой держал фасон. Сенька был его бессменным напарником по шкодам, так что если в доме что-то случалось, то можно было не сомневаться, что к этому приложили руку (и лапу) девятилетний мальчик и кот. И прятались в недрах квартиры после какого-то очередного бесчинства они тоже совершенно одинаково.

– Я надеюсь, он просто опять что-то разбил, а не застрял в оконной раме и задохнулся, – мрачно сказала Натка Таганцеву.

– Ты же закрываешь окна, когда уходишь из дома, причем именно по этой причине, – откликнулся тот.

– Да, но Сашка приходила кормить кота и могла, забывшись, открыть окно. – Натка вдруг заволновалась, потому что вредный кот успел стать членом ее семьи, за которого она отвечала. Конечно, появился он у нее совершенно случайно и сначала она вовсе не пылала восторгом от того, что теперь у них с Сенькой будет домашний питомец, но за полгода привыкла. Венька стал совсем своим, а своих Натка любила и берегла.

Скинув кроссовки, Костя двинулся по коридору, заглядывая в комнаты, чтобы оценить масштаб бедствия. Он вообще был человеком действия и, понимая, что любимая женщина волнуется, вместо слов перешел сразу к делу. Из кухни он вышел молча, что было неудивительно. Наученная горьким опытом, Натка давно уже не оставляла в пределах досягаемости ни чашки, ни съестное, ни случайно брошенные предметы типа спонжей для нанесения косметики. Знала, что все это будет сброшено на пол мягкими лапами.

В гостиной тоже все находилось на своих местах, а вот из спальни раздался веселый голос Таганцева.

– Все в порядке, этот проходимец жив и здоров. Можно не волноваться.

– Что натворил? – уточнила Натка, скидывая босоножки. – Жертв нет, а разрушения?

– Разрушения есть, – отрапортовал вышедший в коридор Костя. – Сорвана штора и с мясом выдернут из стены карниз. Но ты не переживай, завтра утром я все починю.

– Вот ведь негодяй, – вздохнула Натка. – Это он на шкаф залезает, а оттуда прыгает на штору и раскачивается на ней, уцепившись когтями. Я уж его гоняла-гоняла, но его это будто еще больше подхлестывает. А откормился он за эти полгода знатно, вот карниз наконец-то веса и не выдержал.

«Негодяй», услышав ее голос, видимо, понял, что грома и молний не будет, а потому материализовался откуда-то из недр квартиры, с независимым видом выгнув спину и распушив хвост. Мол, ничего страшного не произошло, так, мелкая неприятность.

– Иди сюда, чудовище, – пробурчала Натка. – Есть хочешь или Александра тебя сегодня кормила? Вот заведем тебе еще одного ребенка, он тебе покажет, где раки зимуют, будет дергать за хвост и душить в объятиях. Узнаешь тогда, почем фунт лиха.

Кот блеснул глазами, показывая, что угрозу услышал и оценил. Что ж, «на кошках она потренировалась», теперь предстоит рассказать новость Сене и Лене. Надо признать, это будет совсем непросто – найти нужные слова, чтобы убедить обоих в серьезности своих намерений, а также в том, что привычная жизнь после принятого решения не пойдет кувырком.

– Костя, мы же справимся? – спросила она. Вопрос, заданный вслух, прозвучал невпопад, потому что всю дорогу от Энгельса до Москвы на волнующую обоих тему они не говорили совсем, а из ситуации с содранной котом шторой он не вытекал.

Тем не менее Таганцев сразу понял, о чем именно она спрашивает. Подошел, обнял, надежно спрятав Натку от всех невзгод мира в кольце своих рук, ответил очень серьезно:

– Конечно справимся, Наташа. Иначе даже и быть не может.

* * *

Весь вечер меня не покидало чувство, будто я забыла что-то сделать. Перебирая в голове рабочие моменты, я понимала, что все намеченное на сегодня выполнено, однако внутреннее неудовлетворение то и дело возвращалось, грызя изнутри. Да что ж такое-то.

Сашка, съездившая на пляж Сенежа, давно уже вернулась домой. Сидела в своей комнате, обрабатывая фотографии и сочиняя рекламный текст. Выглядела она полностью удовлетворенной и отдыхом, и жизнью в целом. Еще бы, ее день полностью удался. Машину поводила, в озере накупалась, позагорала в приятной компании, кота к Натке покормить заехала, а сейчас занималась тем, что ей нравится, да еще и за денежное вознаграждение. Мечта, да и только. К сожалению, про себя я никак не могла сказать того же самого.

Спать я отправилась, так и не установив причину своего странного томления духа, и, проснувшись утром, с неудовольствием поняла, что посетившее меня с вечера чувство никуда не делось. Я не выполнила что-то такое, что обязательно должна была сделать, но что именно, я по-прежнему не имела ни малейшего понятия. Ладно, в конце концов, жизнь так устроена, что уж про невыполненные обязательства тебе обязательно напомнят.

Этим утром Сашка еще спала, поэтому завтрак пришлось готовить самой. Особенно заморачиваться я, разумеется, не стала. Сделала горячие бутерброды с сыром и маринованными огурчиками. Если Сашка захочет здорового питания, натрет себе сырой моркови с редькой.

В голове шевельнулось какое-то смутное воспоминание, связанное с вкусной и здоровой пищей, и тут же пропало. Ну и ладно, сторонницей ЗОЖ я никогда не была точно. С этой мыслью я и поехала на работу. Помня о вчерашних базельских пряниках, я забежала в кофейню и купила коробочку корзинок с кремом. Помнила, что этот вид пирожных мой помощник любит больше остальных. Нахлебничество я не признаю ни в каком виде, поэтому сегодня моя очередь «проставляться» к утреннему кофе.

Кабинет встретил меня бодрящим ароматом, поскольку Дима уже колдовал перед кофемашиной. Знал, что начальница вот-вот придет, готовился.

– Доброе утро, Дима, – поздоровалась я, протягивая ему коробку с пирожными. – Вот. Прими благодарность за базельские пряники.

– Корзиночки! – восхитился мой помощник, с наслаждением вонзая зубы в нежный крем. – Спасибо, ЕленСергеевна, знаете вы мою маленькую слабость.

Я внезапно подумала о том, что за несколько лет работы с Дмитрием действительно столкнулась лишь с его любовью к сладкому. Других недостатков у него как будто и не было. И как при таких удивительных качествах он до сих пор не женат? Уму непостижимо, что никакая девушка не догадалась наложить лапу на такое сокровище. Впрочем, вслух я этого не сказала, в нашей профессии важно уметь соблюдать тактичность и некую дистанцию. Юристы не привыкли кидаться словами и всегда следят за филигранностью формулировок.

Первым делом, которое сегодня подлежало рассмотрению, был иск о взыскании пятисот семидесяти тысяч рублей долга. Ответчик утверждал, что никаких денег он не получал, а расписку написал под угрозой насилия. Что ж, надо признать, что у него грамотный адвокат. Согласно статье 808 Гражданского кодекса Российской Федерации, договор займа должен быть совершен в письменной форме, а его оспаривание по безденежности путем свидетельских показаний не допускается, за исключением случаев, когда договор был заключен под влиянием насилия или угрозы. Сделав подобное заявление, ответчик получил единственную возможность использовать свидетелей для доказывания своей позиции.

Судом была допрошена сожительница ответчика, которая пояснила, что ее гражданский муж никогда таких денег домой не приносил, зато жаловался ей на поведение истца, который требует от него возврата несуществующего долга. Однако сам истец предоставил суду убедительные доказательства того, что ответчик не только занимался частным извозом, как говорила его сожительница, но и был директором и учредителем нескольких юридических лиц, о чем женщина просто не знала. Этим была вызвана ситуация, в которой ему срочно понадобились деньги на короткий срок – понадобилось покрыть долги, возникшие именно в бизнесе.

В судебном заседании были также приведены доводы, что показания свидетеля не могут являться доказательством безденежности договора займа, так как свидетель не присутствовала при этом, а знает о происходившем только со слов своего сожителя. При этом в те две недели, когда происходили описанные события, женщина находилась с ответчиком в ссоре, а потому ночевала не в его квартире, а у своей мамы, так что, строго говоря, свидетелем быть и вовсе не могла.

Между тем истец представил доказательство, подтверждающее договор займа, – расписку, выполненную ответчиком собственноручно в присутствии свидетелей. Ответчик же не представил ни надлежащих доказательств безденежности договора, ни доказательств применения в отношении себя насилия при написании расписки, ни факта изъятия паспорта. В правоохранительные органы он также не обращался. По итогу заседания я вынесла свое решение, удовлетворив исковые требования о возврате долга в полном объеме. Если бы я была не федеральным судьей, а сыщиком, проводящим расследование, то сказала бы, что это дело на одну трубку.

Дальше я взыскала в пользу следующего истца сто пятьдесят тысяч рублей за продажу некачественного дивана, поскольку в судебном заседании было доказано, что все выявленные продавцом товара «повреждения» образовались лишь после того, как диван попал обратно в руки продавца, а фактически проданный товар не соответствовал действующему ГОСТу и ТУ, действующим на территории Российской Федерации. А в следующем заседании, третьем по счету, взыскала с крупной страховой компании сумму недоплаченной части страхового возмещения. Что ж, еще одну чашку кофе я точно заслужила.

Поднося к губам чашку с ароматным напитком, я автоматически проверила телефон, который на время заседаний, разумеется, оставляла в своем кабинете. Три непринятых звонка, и все от Натки. Интересно, что такого могло случиться с моей бедовой сестрицей, что она названивает из отпуска в разгар моего рабочего дня. Впрочем, ни малейшей тревоги я не испытывала, рядом с Наткой был Костя Таганцев, а это значило, что никаких серьезных неприятностей он не допустит. За оставленного под нашим с Сашкой присмотром кота беспокоится, что ли? С нее станется.

Чтобы не заставлять Наталью волноваться, я набрала ее номер. До следующего заседания у меня есть еще пятнадцать минут, почему бы и не отчитаться, что у Веньки все хорошо, не считая, конечно, того факта, что он успел обрушить карниз в спальне.

– Твой кот жив, здоров и по-прежнему готов к бесчинствам, – сообщила я, когда Натка взяла трубку. Произошло это после первого же гудка, из чего я сделала вывод, что сестра сидела с телефоном в руках.

– Я знаю, – довольно нервно сообщила сестрица. – Карниз Таганцев уже повесил, причем укрепил так, что в следующий раз Вене придется постараться, несмотря на всю его настойчивость.

– Погоди, ты что, уже дома? – удивилась я.

– Да, мы вернулись вчера вечером. Точнее, почти ночью.

– Но почему? Вы же только в понедельник утром уехали. Что-то случилось?

– Нет, ничего не случилось. Мы просто сделали все, что должны были, и поводов оставаться в этом городе у нас не осталось.

– А что вы должны были сделать? – снова не поняла я. – Ты говорила, что вы едете купаться в Волге, потому что у Таганцева в кои-то веки выдались выходные.

– Оказывается, в Волге в августе невозможно купаться, – вздохнула Натка. – Она зеленого цвета.

– Кто? Волга?

– Ну да, то есть, разумеется, вода в Волге. Она цветет, потому что в ней размножаются сине-зеленые водоросли. Ты даже представить себе не можешь, как это противно выглядит.

– Представляю, – согласилась я. – Но вообще-то умные люди читают о месте, в которое собираются ехать, заранее, чтобы не встретить на выбранном побережье таких вот сюрпризов. Натка, ты не поверишь, но планирование – один из важных инструментов, позволяющих с удобством обустраиваться в жизни.

Я говорила шутливо, но в каждой шутке, как известно, есть доля правды, и умение планировать свою жизнь у моей сестрицы действительно находится в зачаточной стадии.

– Лена, ты не поверишь, но мне нужна твоя помощь, причем именно в планировании, – услышала я и похолодела.

Та-а-ак, из какой еще передряги в очередной раз придется вытаскивать мою младшую сестру и почему с этим не может справиться капитан Таганцев?

– Натка, признавайся сразу, что опять случилось? – строго спросила я и взглянула на часы. До очередного заседания оставалось всего семь минут. – Только быстро. Подробнее изложишь вечером, а пока самую суть.

– Да ничего не случилось, – поспешила успокоить меня сестра. – Лена, мне нужен твой юридический совет, точнее, целая консультация.

– Ты ограбила банк или пока только планируешь?

– Ты же судья гражданского состава суда, а не уголовного, – отбрила меня сестрица. – А если серьезно, мне действительно нужна твоя помощь. Это очень для меня важно. Речь идет об усыновлении ребенка.

Мне показалось, что я ослышалась. Какое еще усыновление? Или моя младшая сестра наконец решила дать согласие на бесконечные предложения руки и сердца, которые ей делает Таганцев, а Костя, в свою очередь, решил усыновить Сеньку?

Последний вопрос я задала вслух.

– Нет, Лена. Просто Таганцев в Энгельсе стал участвовать в судьбе одной девочки, которая живет в детском доме. Помнишь, ты просила Плевакина выйти на уполномоченного по правам ребенка, потому что в больнице издевались над маленькой сиротой? Тогда еще вышел огромный скандал, про который все СМИ писали. Помнишь?

Разумеется я помнила.

– И что? Сейчас у этой девочки снова проблемы?

– Нет, у девочки все хорошо, если, конечно, можно так говорить о ребенке, который живет в детдоме. Это удивительная девочка, очень красивая, как ангелочек. У нее такие огромные синие глаза, что кажется, они смотрят тебе прямо в душу. Не понимаю, кем надо быть, чтобы бросить такого ребенка.

Признаться, я совсем ничего не понимала.

– Натка, а ты тут при чем? – осторожно спросила я.

– При том, что мы с Таганцевым специально поехали в Энгельс, чтобы посмотреть на Настю. Это девочку так зовут – Настя.

– Посмотрели? – Со своего рабочего места Дима делал мне отчаянные знаки, показывая на часы. Ну да, мне явно пора идти.

– Да, мы с Костей хотим усыновить Настю, – бухнула моя сестра. – То есть я хочу ее усыновить. То есть удочерить. Но там директриса – настоящий цербер, она совершенно неконструктивно настроена и не хочет помогать. Мне надо понимать, в какой последовательности действовать, чтобы было все правильно и по закону, но в то же время быстро. Ты мне поможешь?

Моя бесшабашная сестра, которая иногда забывала приготовить ужин, вследствие чего они с Сенькой вынуждены были заказывать пиццу, решила удочерить детдомовского ребенка? Она что, заболела? Это последствия ковида? Или просто кратковременное помешательство? Мать-одиночка решила взять из детдома еще одного ребенка. Нонсенс!

– Заседание, Елена Сергеевна, – Дима подавал уже вербальные сигналы, не понимая, почему я не реагирую.

– Наташа, мне пора идти, у меня заседание начинается, – сказала я в трубку. – Вечером мы с тобой обязательно поговорим и все обсудим.

– Но ты же мне поможешь? – остановить Натку, когда она что-то для себя решила, непросто.

– Конечно я тебе помогу, – успокоила я сестру.

Не могу сказать, что странная просьба сестры не выходила у меня из головы весь оставшийся день. Я – судья и умею профессионально отключать голову от житейских неурядиц, когда идет слушание дела, но тем не менее чувствовала я себя все равно не совсем в своей тарелке. Натка ввязалась в какую-то очередную авантюру. Никак иначе ее невесть откуда взявшуюся идею с усыновлением я назвать не могла.

Однако, как бы то ни было, я обещала помочь, и раз Натке требовалась консультация, значит, следовало приготовиться к предстоящему разговору, чтобы быть во всеоружии. Закончив все дела, я открыла на компьютере нормативную базу и погрузилась в чтение. Конечно, я все знала и так, особенно с учетом, что последнее слушание, связанное с усыновлением детей, у меня было только вчера, и тем не менее повторенье – мать ученья, как известно.

– Вы домой-то собираетесь? – спросил у меня помощник, которому явно не терпелось уйти сегодня вовремя.

По раз и навсегда заведенному порядку он не покидал рабочего места до тех пор, пока я оставалась в кабинете, готовый к выполнению любого поручения. Как известно, значительную часть нашей работы составляет бумажная писанина, и мы стараемся не откладывать ее на потом, потому что иначе неоформленные документы превращаются в лавину, готовую похоронить под собой.

– Я тут по личным соображениям читаю, – успокоила я Диму. – Иди, на сегодня ты мне больше не нужен.

– Точно? – на всякий случай уточнил он. Нет, не помощник у меня, а настоящее золото. – Елена Сергеевна, если что-то нужно сделать, то я готов. Вы только скажите.

– Спасибо, я это знаю и иногда нахально пользуюсь, – улыбнулась я. – Но сегодня злоупотреблять твоей исполнительностью не стану.

К тому моменту, как я покинула свой кабинет, я была полностью готова к разговору с Наткой, в том числе и вооружилась аргументами, почему не стоит делать того, что она задумала. Впрочем, первое препятствие было налицо – незамужней женщине, воспитывающей сына-школьника, никто не доверит еще одного ребенка. Органы опеки предпочитают передавать детей в полную семью, и я, вырастившая дочь тоже в одиночку, прекрасно понимаю почему.

Конечно, мы договаривались с Наткой созвониться, но, чувствуя душевное состояние сестры, я все-таки решила к ней заехать. Позвонила Сашке, чтобы предупредить ее, что задержусь к ужину, услышала, что дочери нет дома, потому что она освещает сегодня мероприятие под названием «Брутальный ужин: история мяса», подивилась причудам беспощадного маркетинга и с чистой душой отправилась к сестре.

Натку я нашла в каком-то растревоженном состоянии. Она словно места себе не находила.

– Давай, рассказывай, – потребовала я, усаживаясь за стол на кухне и аккуратно, чтобы сестра не видела, отодвигая ногой от себя кота.

Этот бандит взял моду слегка кусать гостей за пятки, словно не желая делиться вниманием хозяйки ни на йоту. Отхлебывая чай, я слушала историю про сироту Настю с невероятными глазами, которую всей душой успел полюбить Таганцев и которая спросила у Натки, не она ли ее мама. Да, от такого любое женское сердце дрогнет. Тут я Натку очень хорошо понимала.

– Мы с Костей решили, что хотим забрать Настю, – горячо говорила тем временем Натка. – Однако вообще непонятно, что для этого нужно сделать. Говорят, есть какая-то школа приемных родителей, которую надо пройти. Но как ее найти? Что сделать?

– Наташ, в первую очередь успокоиться, – твердо сказала я. – На внутренней истерике, в которой ты пребываешь, нельзя ни решений принимать, тем более таких судьбоносных, как усыновление ребенка, ни действовать. Наломаешь дров, потом в два раза больше времени потратишь, чтобы все исправить.

– Я спокойна, – нервно проговорила Натка и уронила вилку.

– Ага, я вижу.

– Лена, скажи мне, это обязательно через суд оформлять или можно быстрее забрать Настю к себе?

– Смотря что именно ты собираешься делать, – заметила я. – Наташа, ты сама-то точно знаешь, чего именно хочешь?

– Я хочу забрать эту девочку, чтобы она жила с нами, а не в детдоме.

– Точно? Вот именно этого ты хочешь? Не под влиянием минуты, не под напором Кости. Еще неделю назад тебе даже в голову не приходило, что ты можешь усыновить чужого ребенка. Ты его с кем будешь оставлять, когда у тебя срочные дела появятся? С Сенькой? С Сизовыми, которые одному твоему ребенку уже бабушку с дедушкой фактически заменили?

– С Костей, – неуверенно сказала Натка.

– А если Костя будет занят на своей сумасшедшей и, кстати, довольно опасной работе? А если он опять на два месяца в командировку в другой регион уедет? Кто мне недавно говорил, как хорошо, что Сенька уже довольно взрослый и может оставаться один дома и сам себя занимать? Ты хоть помнишь, что такое трехлетний ребенок? И понимаешь, какая это сумасшедшая ответственность?

– Я не поняла, ты что, меня отговариваешь? – понурилась Натка.

– Нет, – пожала плечами я. – Ты взрослый человек, зачем тебя отговаривать. Я просто хочу быть уверенной, что ты приняла решение обдуманно, а не сгоряча. И, кстати, ты в первую очередь должна в этом убедить даже не меня, а саму себя.

Моя младшая сестра выглядела довольно несчастной. Я видела, что именно внутренняя неуверенность в принятом решении заставляет ее так нервничать. В кухню вошел Таганцев, пристроился у подоконника, внимательно слушая наш разговор.

– Лена, если бы ты видела эту девочку, то не удивлялась бы, – сказал он. – Настя действительно чудесная.

– Я в этом не сомневаюсь. И в том, что ты действуешь из самых лучших побуждений, тоже. Просто, ребята, ввязываясь в столь большое дело, которое неминуемо изменит жизни как минимум четырех человек, вы должны полностью отдавать себе отчет в том, что делаете, почему и зачем.

– Четырех? – не поняла Натка.

– Ну да. – Иногда моя сестра бывает удивительно бестолковой. – Если вы усыновите ребенка, то изменится жизнь самой Насти, вас обоих и Сеньки. Я надеюсь, ты про сына не забыла?

– Разумеется нет, – вскинула голову Натка.

– Да и вообще, сразу должна вам сказать, что мы обсуждаем абсолютно проигрышный вариант. Ни один орган опеки попросту не поддержит в суде ходатайство об усыновлении, поданное матерью-одиночкой. Ты не замужем, Наташ, а потому тебе даже опекунство вряд ли доверят, не то что родительские права передадут.

Я увидела, как вспыхнули глаза у стоящего у окна Кости.

– Это недоразумение как раз легко исправить, – воскликнул он радостно. – Наталья, ну, на этот раз ты согласишься наконец выйти за меня замуж?

* * *

Поезд несся на Натку уже не с космической, а со сверхзвуковой скоростью. Жизнь менялась необратимо, и к этим изменениям предстояло как-то приспособиться. Для начала вот уже несколько дней Натка привыкала к мысли, что в скором времени выйдет замуж, станет женой Константина Таганцева, а значит, возьмет на себя определенные обязательства. Эти обязательства ее пугали.

Правда, Костя уверял ее, что с оформлением отношений ничего в их жизни не изменится, и Натка то верила, то вновь начинала сомневаться. Несмотря на то что Костю она любила, расставаться с привычной свободой не хотелось. Как там говорила героиня советского фильма «Девчата»? «Хочу – халву ем, хочу – пряники»^[4].

Однако пути назад уже не было, более того, обстоятельства подталкивали не откладывать церемонию бракосочетания в долгий ящик, поэтому вчера они с Таганцевым через сайт госуслуг уже подали заявление в ЗАГС. Натка настояла, правда, на том, чтобы обойтись без торжественной церемонии. Не нужно ей было всего этого шума: свадебного платья, упаси бог, фаты, цветов и гостей. Забежали в ЗАГС перед работой, поставили подписи где надо и разошлись, будучи уже в новом статусе.

Единственная уступка, на которую она согласилась, это семейный ужин в ресторане, куда, по замыслу, должны были кроме них с Костей прийти Сенька, Лена с Сашкой, замечательные соседи и верные друзья пенсионеры Сизовы. Вот и все гости.

Лена с изменениями в жизни младшей сестры смирилась, похоже, поверив в серьезность ее намерений. Натка до сих пор вздрагивала, когда вспоминала первый их разговор, в котором дотошная судья Кузнецова задавала вопросы, словно сваи вколачивала. Впрочем, сестру Натка понимала, взять ребенка из детдома – это не оставшегося без хозяев кота подобрать. Хотя и за кота ответственность взять не всем по силам. В первую очередь душевным.

Впрочем, убедившись в том, что решение Натальи и Константина твердое и что обратную скорость они включать не намерены, в процесс решения проблемы, связанной с удочерением Насти Васильевой, Лена включилась по полной программе. С ее точки зрения, для начала нужно было любыми способами забрать ребенка из детдома, причем не дожидаясь официальной процедуры удочерения. На это требовалось время, которого, похоже, не было.

По предложению старшей сестры Натке следовало сначала оформить гостевой режим общения с Настей, который позволил бы забрать ее из Энгельса в Москву на три месяца. За это время можно было пройти школу приемного родительства, подать документы на удочерение, а главное – понять, потянут ли Натка с Таганцевым совместную жизнь с новым членом семьи. Приживется ли Настя в их доме, сможет ли привыкнуть к внезапно появившейся младшей сестре Сенька.

– Это жестоко! – горячо воскликнула Натка, когда Лена впервые озвучила эту идею. – Это же не котенок, а человек. Мы оформим гостевой режим, вырвем Настю из привычной среды, привезем в Москву, а потом вдруг решим, что она нам не подходит, и вернем обратно? Лена, ты сама себя слышишь?

– А ты себя? – осведомилась в ответ старшая сестра. – Наташ, в твоем возрасте пора перестать жить в краю розовых единорогов. К сожалению, случаев, когда люди усыновляют чужих детей, а потом приходят к мысли, что с ними не справляются, и возвращают обратно, не так уж и мало. Я буквально на днях, когда проводила заседание по делу, поднимала статистику: семь детей из ста возвращают обратно в детские дома. Только за прошлый год в стране зафиксировано больше пяти тысяч случаев так называемого вторичного сиротства.

И пойти на это после всех кругов ада, связанных с оформлением документов и судов, гораздо сложнее, чем попробовать гостевой режим и честно признаться себе, что это не твое. Ты к этому не готов. Говорить себе правду всегда больно, Наташ, но необходимо, потому что если себе врать, то это не жизнь будет, а мучение. И для вас, и для несчастного ребенка.

С доводами старшей сестры Натка в конце концов согласилась. Во-первых, потому что Лена была права, и затаившаяся в душе неуверенность в собственных силах кусала душу, как блоха, подтачивая решимость. Во-вторых, оформление гостевого режима требовало гораздо меньше времени. В тот же день, когда они с Таганцевым подали заявление в ЗАГС, где взяли справку, что их бракосочетание назначено на третью неделю сентября, Натка заказала в УВД справку об отсутствии судимости, а еще записалась на медосмотр, необходимый для получения справок об отсутствии у нее наркозависимости, психических и инфекционных заболеваний, а также туберкулеза. В течение недели все эти документы подготовят.

Она не могла нарадоваться, что заявление об оформлении гостевого режима можно было подать в органы опеки по своему месту жительства, а не по месту нахождения ребенка. Это означало, что не надо будет лишний раз ехать для бумажной волокиты в Энгельс, что экономило и время, и нервы.

Лена, правда, предупреждала, что проблемы с оформлением разрешения все равно могут возникнуть. Дело в том, что гостевой режим крайне неохотно распространялся на детей младше семи лет. Как правило, его использовали для детей, у которых практически отсутствовали шансы на усыновление или опеку. У Насти Васильевой ситуация была иной. Если верить директору детского дома, то желающие ее удочерить имелись, поскольку девочка была чудесная: хорошенькая, смышленая и, что немаловажно, здоровая. Именно поэтому Натка намеревалась, обратившись в органы опеки, сразу заявить о своем желании в будущем удочерить малышку и о готовности сделать все полагающиеся для этого шаги.

Все справки должны были быть готовы в течение недели, и это время надлежало потратить с толком, то есть подготовить к будущим изменениям одного из главных участников событий – Арсения. С этой целью в ближайшую субботу Настя и отправилась в деревню, где Сенька проводил последние летние деньки под присмотром Сизовых.

Перед предстоящим разговором Натка изрядно трусила. Нет, она была уверена, что ее сын – добрый и заботливый мальчик, который наверняка проникнется печальной Настюшиной судьбой. Но будет ли он рад тому, что у мамы появится еще один ребенок? Не начнет ли ревновать? Не устроит ли истерику, наотрез отказываясь становиться старшим братом?

Мнение Арсения было важно не только потому, что Натку, разумеется, беспокоило душевное состояние сына. Лена говорила, что в случае признания Натки родителем Насти в суде Сеньку, скорее всего, вызовут на заседание. Конечно, закон не обязывал делать это в случае, если ребенку нет десяти лет, а Сеньке в скором времени будет девять, но чаще всего в таком пограничном возрасте дети в суд все-таки вызывались, поскольку их отношение к происходящему было действительно важно.

Перво-наперво Натка собиралась поговорить с Татьяной Ивановной. Во-первых, реакция добрейшей учительницы тоже была своеобразной лакмусовой бумажкой, а во-вторых, у соседки всегда получалось находить с Сенькой общий язык, глядишь, и тут подскажет, как правильно подать непростую новость.

Как и следовало ожидать, соседка ужасно разволновалась, даже капли пришлось пить, чтобы унять сердцебиение.

– Большое дело ты, Наташенька, задумала, – сказала она, отдышавшись. – Доброе и богоугодное, тут сомнений нет. Но вот по силам ли тебе такая ноша, это заранее подумать надо.

– Татьяна Ивановна, вы считаете, что я плохая мать? Из-за того, что Сеньку вам то и дело подкидываю? – расстроилась Натка.

– Ну что ты, девочка, нет, конечно. Я Сенечку люблю как родного внука. Уж коли так получилось, что своих мне бог не дал. И с маленькой я тебе помогу, тут даже и разговоров быть не может. Мы же, почитай, круглый год здесь, на природе, на свежем воздухе. Да и продукты у нас все свои, свежие, с огорода. И то, что ты за Костеньку замуж выходишь, тоже меня радует. Не должна женщина одна жить и за все на свете сама отвечать. Какая бы она ни была сильная и самостоятельная, а мужское плечо все равно рядом должно быть. Хорошо, что ты такое решение приняла. А ребеночек… Что ж, вы бы и своего общего родить могли, вы же еще оба молодые. Но и чужое дитя от тяжкой доли избавить – неплохо. Воздастся за это, я уверена.

Что ж, поддержка Сизовых у Натки была, что называется, в кармане. Только и Татьяна Ивановна начала с сомнений, а уже потом перешла к поддержке. Впрочем, может, это и нормально, что люди честно о своих опасениях говорят. Излишний оптимизм бывает вреден.

– Девочка-то здоровая? – с тревогой говорила тем временем Татьяна Ивановна. – Я понимаю, конечно, что детей любых любят, но и со своими-то тяжело, когда болеют, а уж с чужими…

– Костя первую информацию собрал, по верхам, конечно, на остальное времени не было. Но сейчас он попросит ребят по своим каналам полное досье собрать. Из какой Настя семьи, кто ее мать, почему она дочку в роддоме оставила. Понятно, что все это внимательно изучить нужно, – успокоила соседку Натка. – Но никаких врожденных или серьезных приобретенных болезней у Насти нет. Это мы точно знаем.

– Ну и хорошо.

– Татьяна Ивановна, подскажите, как Сеньке новость сообщить. Он же привык к тому, что единственный ребенок в семье. Как отнесется к идее, что у него сестра появится, не знаю. Вдруг расстроится.

– А с чего ему расстраиваться? – удивилась Татьяна Ивановна. – Я, признаться, спрашивала тут как-то у него, не собираетесь ли вы с Костей пожениться. Он ответил, что ты у него слишком самостоятельная, но Костя надежд не теряет. А потом добавил, что ему бы хотелось, чтобы вы поженились и родили ему братика или сестричку.

Натка изумилась так, что даже рот открыла от удивления. Никогда сын не говорил ей ничего подобного. Что ж, может, и правда разговор, которого она так боится, пройдет легче, чем ожидается.

Сына она нашла на качелях в саду. С задумчивым видом он грыз сорванное с ветки яблоко.

– О чем мыслишь? – спросила Натка, усаживаясь рядом и доставая из стоящей у ног корзины еще одно яблоко – крупное, крепкое, кислое. Откусила, чувствуя, как сок заливает рот.

– О том, что лето кончается. Завтра уедем в город, и все. До следующего лета ничего в жизни не будет интересного, кроме школы.

– Так уж и ничего? – Натка вспомнила все каверзы своего неугомонного ребенка и засмеялась. Вот уж кто умеет бороться со скукой, так это Сенька. – Ты что, по одноклассникам не соскучился? Или, может, на модные показы снова не хочешь?

Какое-то время тому назад ее сын заявил, что его пригласили быть моделью на показах детской моды, и даже поступил в школу юных моделей и кинозвезд. До ролей в кино дело, впрочем, не дошло, да и регулярные тренировки, на которых нужно было осваивать специальный подиумный шаг, непоседливому мальчику быстро надоели.

– Нет, моделью я больше быть не хочу, – заявил Сенька. – Это, мама, пройденный этап. Ты меня, пожалуй, в бассейн запиши. Буду в этом году плаванием заниматься.

Натка представила простуды, неизбежные после того, как ребенок с мокрыми волосами выходит на улицу зимой, и вздохнула. Что ж, бассейн так бассейн. Сенькину бьющую через край энергию нужно пускать на мирные цели.

– Запишу, – покладисто сказала она. – Арсений, мне с тобой поговорить надо. Серьезно.

Такого введения ее сын не любил, потому что обычно оно возникало тогда, когда мать узнавала, что он что-то натворил. Правда, сейчас никаких прегрешений за Сенькой не числилось, так что серьезный разговор явно вызван чем-то другим.

– Ты что, согласилась за Костю замуж выйти? – спросил сын. – Или вы, наоборот, расстались?

Что ж, в серьезность материнской привязанности не верил даже девятилетний мальчик. Надо признать, что у него для этого были основания. Многие Наткины романы расцветали и уходили в небытие на его глазах. Сейчас в этих самых глазах была легкая тревога, потому что к капитану Таганцеву Арсений успел привязаться. Натка не переставала радоваться, что эти двое так хорошо ладят между собой.

– Нет, что ты, – поспешила она утешить сына. – Мы заявление в ЗАГС подали. Свадьба двадцать второго сентября.

– Это хорошая новость. Значит, ты теперь невеста? – уточнил Сенька. Глаза у него засияли, он даже про яблоко забыл.

– Невеста без места, – пробормотала Натка. – Сень, это еще не все новости. Дело в том, что мы с Костей решили забрать к нам домой из детдома одну девочку. Ее зовут Настя, ей еще нет трех лет. Мы с ней познакомились и решили, что хотим, чтобы она жила с нами. Ты не против?

Сенька какое-то время не отвечал, и, понимая, что молчание затягивается, Натка не на шутку струхнула. Что она будет делать, если выяснится, что сын категорически против? Сможет ли она пойти наперекор его желаниям и не выльется ли это в будущем в большие проблемы? Впереди у Сеньки переходный возраст, про это нельзя забывать.

– Как я могу быть против, если я эту девочку никогда не видел, – наконец сказал Сенька. – Мне всегда хотелось, чтобы у меня был брат или сестра, просто я понимал, что тебе одной будет трудно нас двоих воспитывать. Но раз с тобой будет Костя, значит, вдвоем вы точно справитесь. А почему эта Настя оказалась в детдоме?

– Ее мама оставила в роддоме, ушла, никому ничего не объяснив, поэтому Настя попала в дом малютки.

– Что же, она никак не объяснила, почему оставляет свою дочку? – удивился Арсений.

– Нет, просто ушла, и все.

– Получается, она очень плохой человек.

– Ну, я бы не стала так сразу раздавать негативные оценки другим людям, не зная их жизненных обстоятельств. Может, у этой женщины не было своего дома или работы. Вполне вероятно, что ей просто не на что было кормить свою дочку, и она оставила ее, чтобы не обрекать на нищету.

– Можно подумать, что в детском доме лучше жить, чем в нищете, – ответил Сенька задумчиво. – Ты же, например, меня тоже одна растишь. И тетя Лена Сашу одна вырастила. Ни у тебя, ни у нее мужа не было, и вам приходилось много работать, чтобы нас с Сашкой кормить, но вы же справились. Получается, что эта женщина просто работать не хочет?

– Я не знаю, Сень, я же с ней незнакома, – призналась Натка. – Или не хочет, или не может. Всякое в жизни случается. Но вот есть маленький человек, который живет без мамы и папы и которому можно помочь, забрав его в семью, где его будут любить.

– А почему именно эта девочка? – ее девятилетний сын умел задавать правильные вопросы.

– Потому что Костя был в командировке в Заволжье, помнишь? Зимой. И там он услышал про то, что маленькая девочка-сирота попала в больницу, где с ней очень плохо обращались. Костя тогда помог восстановить справедливость и наказать виновных, а Настюша ему понравилась, запала в душу. Он несколько раз ее проведывал, а потом вернулся домой и рассказал мне. Мы с ним ездили на этой неделе, чтобы я тоже могла с Настей познакомиться. И она сразу спросила, не я ли ее мама. Вот.

– А ты что ответила? – заинтересовался Сенька.

– Правду. Ты же знаешь, что я считаю, что детям всегда нужно говорить правду. Что я не ее мама, но готова попробовать ею стать.

– А что для этого нужно?

– Оформить кучу документов. Детей же не раздают просто так. Сначала надо доказать, что мне можно доверить ребенка. Нужно быть готовыми к тому, что к нам в дом начнут ходить всякие комиссии, проверять, подходят ли у нас условия. Тебя тоже спросят, не против ли ты. Понимаешь?

– Я, наверное, не против, – медленно сказал Сенька. – Мы же с тобой забрали Веньку, когда его из дома выкинули. Он же породистый кот, мейнкун, а выглядел тогда, как… – он помолчал, явно подбирая подходящее слово, – как беспризорник. Шерсть вся свалялась, бока впали, он такой голодный был, что прямо больно смотреть. А теперь какой кот. Не кот, а котище. Потому что мы его любим и все ему прощаем. Если с животными так можно, значит, и с людьми тоже. Мам, а эта Настя красивая?

Натка вдруг пожалела, что не догадалась во время визита сфотографировать девочку на телефон.

– Красивая, – кивнула она. – Костя мне сразу сказал, что она на ангелочка похожа. У нее волосики беленькие, вся голова в кудряшках. А глаза синие-синие и такие большие, словно в озеро смотришь.

– Породистая, значит. Как мейнкун, – сделал неожиданный вывод ребенок. – Ладно, мама, когда меня спросят, я скажу, что я не против, чтобы эта девочка с нами жила. А спать она где будет? В моей комнате?

В голосе сына Натка расслышала плохо скрытую тревогу за собственную территорию, которую, возможно, предстояло с кем-то делить.

– Думаю, нет, – быстро отреагировала она. – Твоя комната – только твоя. Ты уже взрослый мальчик со своими делами и секретами, а она маленькая девочка, которой нужны куклы и прочие девчачьи приблуды. Думаю, что мы найдем, где поставить ее кроватку.

Она вдруг спохватилась, что действительно об этом не думала, а ведь комиссия из органов опеки может прийти уже скоро. Натка сделала себе зарубку на память – обсудить этот вопрос с Костей. Вполне возможно, что и квартиру придется менять. В конце концов, у нее есть своя, а у капитана Таганцева своя – вполне достаточно, чтобы объединить их в более основательную жилплощадь, где у всех может быть по своей комнате.

Решение усыновить ребенка обрастало все новыми проблемами, которые еще только предстояло решить. Что ж, никто не обещал, что будет легко. Натка невольно вздохнула.

– Сень, главное, что тебе надо знать, так это то, что с появлением в моей жизни Кости в качестве мужа и Насти я не стану любить тебя меньше. Даже на капельку меньше не стану. Этого ты не должен бояться.

Теперь Сеня глядел на нее с таким удивлением, что Натка вдруг испытала острый укол облегчения.

– Мама, ты что, – протянул он руки и обнял Натку за шею. – Я вовсе этого не боюсь. Конечно, твоя новость немного застала меня врасплох, потому что я никогда об этом не думал. И я понимаю, что, наверное, с этой девочкой просто не будет. С маленькими детьми всегда непросто, – произнес он голосом умудренного жизнью старца. – Но мы привыкнем, и она станет таким же членом нашей семьи, как Венька.

Уже второй раз он сравнивал Настю с приблудным котом, и это Натке не очень нравилось, но в целом реакция сына была положительной. Сейчас это казалось самым главным. У Натки было ощущение, что она сдала какой-то большой и важный экзамен. На данный момент все важные для нее люди были в курсе их с Таганцевым планов усыновить ребенка и никто не был категорически против. А это означало, что теперь остается одно – действовать.

* * *

Понедельник – день тяжелый. Мне, к примеру, по понедельникам особенно тяжело вставать по утрам, когда понимаешь, что впереди еще целая рабочая неделя, наполненная делами по самую макушечку. И не отложишь, и ни на кого другого не перебросишь, и до субботы еще далеко-далеко, а уж от того, что это будет первая суббота осени, вообще грустно. Да и погода через три дня обещает испортиться.

Примерно с таким настроением я проснулась этим понедельничным утром, привычно прокручивая в голове предстоящие дела. С кухни слышался шум. Надо же, Александра опять проснулась ни свет ни заря и, по всей видимости, колдует над завтраком, не желая есть вредную еду, которую обычно готовит мать. Что ж, в том, что дочь взрослеет, есть и свои плюсы.

Иногда я позволяю себе выйти на кухню в ночной рубашке. Мы с Сашкой живем вдвоем, и я не вижу ничего плохого в лишних минутах утреннего расслабона. Правда, сегодня я почему-то сняла с крючка за дверью халат и натянула его, не отдавая себе отчета, зачем это делаю. Пригладила взлохмаченные спросонья волосы.

Вообще-то первым пунктом моего назначения числилась ванная, но непривычные утренние звуки заставили меня изменить обычный маршрут. Войдя в кухню, я остолбенела, потому что на табуретке у окна, моем привычном месте, восседал Фома Горохов, разлюбезный друг моей дочери. Это что же получается, он у нас ночевал?

Этот актуальный вопрос, видимо, так явственно отразился на моем лице, что колдующая у плиты Сашка считала его, как говорится, на раз.

– Мам, Фома вчера оставил ключи от городской квартиры на даче, а его родители остались там, так что мне пришлось его приютить на ночь. Когда мы пришли, ты уже спала, так что я не стала тебя будить, чтобы поставить в известность. Справилась сама.

Вот как, не спросить разрешения, а поставить в известность. И это ей еще восемнадцати нет.

– И как именно, разреши спросить, ты справилась? – осведомилась я.

– Мамочка, можешь не волноваться. Все приличия соблюдены, хотя это, конечно, ужасно глупо. Я постелила Фоме на диване в гостиной. Ты же не считаешь, что я должна была оставить его на улице?

Ну, хоть приличия соблюдены, и то ладно. Я невольно вздохнула. И когда, спрашивается, моя дочь успела так вырасти и что мне с этим фактом делать?

– На улице никого оставлять нельзя, – согласилась я. – Доброе утро, молодые люди. Так вот ради кого ты завтрак готовишь, а я уж удивилась, чего ты вскочила в такую рань.

– У Фомы сегодня есть дела, связанные с его бизнесом.

Я внутренне усмехнулась. Все-таки это поколение не пропадет. Моя дочь в ее неполные восемнадцать лет успешно зарабатывает ведением блога, а ее молодой человек в пандемию открыл вместе с друзьями золотую жилу в виде шитья и продажи масок с интересными принтами, а потом они расширили производство, начав выпускать футболки, свитшоты и спортивные костюмы с забавными картинками, созданными с помощью машинной вышивки, и теперь вполне могут себе позволить финансово не зависеть от родителей. Что ж, я такую самостоятельность только приветствую.

– А до назначенных встреч ему еще нужно на дачу метнуться, чтобы ключи забрать, – между тем невозмутимо продолжала Сашка, ловко переворачивая что-то на сковородке. – И я, как гостеприимная хозяйка, не могла допустить, чтобы он ушел голодным. Пришлось вставать в несусветную рань. Правда, привыкать все равно надо. Еще два дня, и начнется институт.

– Что готовишь? – уточнила я, радуясь благонравию собственной дочери. И еду ночующему в доме мужчине готовит, и пары в самом начале учебного года прогуливать не собирается. – Пахнет вкусно.

– Овсяноблин с сыром и помидорами, – доложила Сашка бодро. – Конечно, рецепт сложноватый, так что повозиться пришлось, зато я гарантирую, что завтрак вкусный и низкокалорийный. Будешь? Я на тебя тоже сделала.

Слово «овсяноблин» навевало на меня тоску, с другой стороны, ребенок старался. Лицо Фомы тоже особого восторга не выражало, но он молчал. Какой умный мальчик.

– Давай, – вздохнула я, смирившись с неизбежным. – Я бы, конечно, предпочла простой омлет с помидорами и гренки с сыром, но раз сегодня ты у нас за повара, буду есть, что дают.

Сашка ловко разложила приготовленный завтрак по тарелкам, расставила их на столе и плюхнулась на свое место.

– Фома, пересядь, пожалуйста, уступи маме ее место.

Парень с готовностью вскочил, пересаживаясь.

– Простите, Елена Сергеевна.

– Ничего страшного, – сказала я. – Тебе кофе сварить? Или ты по утрам чай предпочитаешь?

– А стакан молока можно? – спросил Фома застенчиво. – Я кофе не люблю, а для чая как-то слишком жарко. Саш, а хлеб у вас есть?

Моя дочь картинно закатила глаза.

– Какой хлеб, если у тебя на тарелке запеченный овес? Он прекрасно заменяет пшеницу, к тому же гораздо полезнее.

– Есть у нас хлеб, – сообщила я и достала из хлебницы пакет с пшеничными тостами. – Сейчас я сделаю пару горячих бутербродов. А то на Сашкиной еде ноги протянуть можно, на наполненный хлопотами день энергии точно не хватит.

– Что бы вы оба понимали во вкусной и здоровой пище, – обиженно пробубнила Сашка. – Я бы, кстати, могла готовить гораздо разнообразнее, но у нас катастрофически нет для этого никаких подходящих продуктов. Сейчас, к примеру, сезон тыкв, баклажанов и кабачков, из которых можно каждое утро делать вкусные, сытные и низкокалорийные завтраки, но нам их почему-то никто не приносит. В интернете полно мемов на тему того, что все люди в августе начинают получать в дар кабачки, и только нас почему-то это совсем не касается.

Точно! Кабачок!

Мысль о том, что вот уже неделю в моем рабочем кабинете стоит задвинутая под стол корзина с дарами природы, щедро отсыпанными мне Машкой, прожгла меня насквозь. Господи, я же еще в прошлый понедельник должна была, по Машкиному разумению, засолить огурцы, натушить кабачков и приготовить баклажанную икру. Мало того что я ничего этого не сделала, так я и про корзину совершенно забыла. Интересно, там все испортилось или что-то еще можно спасти?

– Ма-ам, – спросила чувствительная Сашка, видимо, прочитавшая на моем лице непривычное смятение, – все нормально? Почему мысль о том, что мы кабачковые сироты, ввергла тебя в такие тяжелые раздумья?

– Что? Нет! Ничего! Я попрошу кабачок у тети Маши, – пообещала я, решив ни за что не признаваться в том, что за неделю, наверное, сгноила приличный урожай. – Фома, вот твой бутерброд, вот молоко. Ешьте, а я в ванную, чтобы не создавать потом очередь.

Приехав на работу, я первым делом аккуратно отодвинула из-под стола стул, на который водрузила корзину с Машкиными дарами. К счастью, ничего особенно страшного не произошло. Укроп, положенный для засолки, конечно, увял, огурцы тоже выглядели немного печальными, но все остальное оказалось в целости и сохранности. Я переставила корзину на видное место, чтобы вечером снова ее не забыть.

Заседания у меня сегодня стояли только после обеда. Поэтому утренние часы я планировала потратить на бумажную рутину, чтобы закончить наконец с накопившимися делами. Дима должен был мне помочь, однако сегодня мой пунктуальный помощник отчего-то опаздывал. Странно, это вовсе не в его характере. Пришлось самой сварить себе кофе.

Усевшись у окна, я дала себе несколько минут на раскачку перед новой трудовой неделей. Мысли мои привычно скакнули на главную тему последних дней – неожиданное решение моей младшей сестры удочерить девочку из дома ребенка. Признаться, я до конца так и не смогла поверить, что моя легкомысленная сестрица действительно решилась на столь серьезный шаг, при этом хорошо продумав его последствия.

Правда, надо было признать, что со стороны это именно так и выглядело. На прошлой неделе они с Таганцевым успели подать заявление в ЗАГС, а также заказать кучу справок, которые нужно было собрать, чтобы оформить гостевой режим пребывания трехлетней Насти Васильевой в семье.

Если все пойдет по плану, то к концу этой недели все необходимые документы будут собраны, Натка сможет обратиться в органы опеки, их контакты мне уже помог найти Дима, после чего в течение пяти дней в Наткиной квартире должно было пройти обследование условий пребывания ребенка. По моим подсчетам, решение (положительное или отрицательное) должно быть вынесено органами опеки как раз к свадьбе, после которой Натка и Таганцев, будучи уже законными супругами, смогут отправиться в Энгельс, чтобы заявить в детском доме о желании забрать девочку в гости.

Я видела в этом решении одно большое преимущество – его обратимость. Если что-то пойдет не так, как представляется моей сестре, то они просто отвезут Настю обратно и перевернут эту печальную страницу. Если же все получится, то можно будет думать об официальном усыновлении.

Дверь отворилась, и в кабинет ворвался ураган – явилась моя подруга. Ну, да, прошлую неделю Машка провела в отпуске, самозабвенно борясь на даче с напавшим на нее небывалым урожаем, а в этот понедельник должна была выйти на работу, чтобы сменить фартук примерной домохозяйки на судейскую мантию. В руках она держала корзину, при виде которой я невольно застонала. Нет, только не это.

– Привет, Кузнецова! – возопила Машка, шмякнула корзину на стол и тут же увидела еще одну, ту самую, которую я так и не удосужилась забрать домой. – Та-а-ак, это еще что такое? Ты что, так и не засолила огурцы? Ты что, вообще не забрала домой то, что я тебе привезла неделю назад? Ты что, издеваешься? Я же тебя как человека просила помочь мне с переработкой урожая. Лена, тебе вообще не стыдно?

– Стыдно, – призналась я честно. – Маш, не сердись, пожалуйста. Я спрятала корзину под стол, чтобы она не выглядела неуместно. Мало ли кто может зайти в кабинет. Например, сам Плевакин. А у меня тут огурцы с кабачками. А потом просто забыла.

– С глаз долой – из сердца вон, – скептически сказала Машка. – А скажи мне, вредительница, по-твоему, Плевакин не ест огурцы и никогда в жизни не видел кабачков? Почему ты считаешь, что он должен впасть в ступор, увидев у тебя в кабинете что-то, кроме пирожных.

Удар, что называется, был не в бровь, а в глаз. Впрочем, совесть моя сегодня была совершенно чиста. За пирожными я с утра не заходила, да и запропастившийся невесть куда Дима тоже ничего не приносил. Кстати, куда все-таки девался мой помощник?

– Ладно, горе мое, – деловито сказала Машка, главным достоинством которой было то, что сердилась она всегда громко, но недолго. Ее отходчивостью всегда пользовались и муж, и сыновья, и все знакомые. – Огурцы я тебе, так и быть, сама засолю. Тем более что прошлонедельные для заготовок уже не годятся. Их или так есть, или на рассольник пускать.

– На что?

– О господи, на полуфабрикат рассольника. Готовишь его сейчас, закатываешь в пол-литровые банки, зимой отвариваешь курицу, вываливаешь содержимое такой банки, и все, суп готов. При нашей постоянной занятости прекрасное решение.

– Рассольник мне не потянуть, – честно призналась я.

– Да и не надо. Съешьте с Сашкой эти огурцы в виде салата. Она ж у тебя помешана на овощах. А ты их домой не несешь, ребенка голодом моришь.

Пришлось признаться, что сегодня утром Сашка вспоминала про кабачки, а заодно рассказать, что она привела Фому ночевать к нам домой.

– И что? – вынесла свой вердикт Машка. – Девица выросла. Имеет право на все элементы взрослой жизни, так сказать. И тот факт, что она делает это не абы где, а дома, не скрываясь и не обманывая, я оцениваю очень даже позитивно. Кроме того, Сашуня у нас молодец, заботится о внешних приличиях – стелет гостю на диване, заботясь, чтобы у единокровной матери не было сердечного приступа.

– Кстати, о единокровных матерях, – вздохнула я. – Ты ж еще не знаешь, что у меня Натка учудила.

– Опять? – буднично спросила Машка, вытащила из корзины огурец, примерилась и с хрустом откусила добрую половину. – И полугода не прошло, как ты ее из предыдущих приключений вытаскивала.

– Такого она еще не делала, – призналась я и поведала подруге о Наткиных планах и своих связанных с этим опасениях.

– Не понимаю, чего ты переживаешь, – вынесла свой вердикт Машка, когда я замолчала. – Это же здорово, что Наталья твоя наконец повзрослела настолько, чтобы принять на себя ответственность за свою жизнь. И в том, что она замуж выходит, одни плюсы. И в том, что девочку эту они с Таганцевым спасут, тоже. И Сеньке давно пора научиться заботиться о том, кто слабее. Конечно, кот в этом плане хорошо, но младшая сестра – гораздо лучше. Это я тебе как мать двоих детей говорю.

– Если бы я была уверена, что Натка именно повзрослела и готова принять на себя огромную ответственность, причем не только за свою жизнь, но еще и за ребенка, который достаточно настрадался в этой жизни, то я бы и не сомневалась ни капли. Ты же знаешь, Маш, люди, готовые усыновить чужих детей, вызывают у меня глубокое уважение. Мне всегда в таких судебных заседаниях даже плакать хочется. Вот понимаю, что судья не может позволить себе расчувствоваться, а все равно иногда сдерживаюсь с большим трудом. Разумеется, я не против их с Костей решения и помогу, чем могу. Вот только я переживаю, что Натка наделает сгоряча дел, а потом пожалеет. И расхлебывать придется долго.

– Знаешь что, – глаза у Машки вдруг загорелись, а это было явным признаком, что ей в голову пришла очередная гениальная, как она сама говорила, идея. – А ты попроси Тамару Тимофеевну, чтобы она с Наткой поговорила. Она же психолог, и на Наткины вопросы ответит, которых, как ты понимаешь, не может не быть, и сама на Натку посмотрит. Оценит, так сказать, глубину серьезности ее намерений и внутренней готовности к столь серьезному шагу.

Что ж, надо признать, что идея была действительно богатая. Тамара Тимофеевна – жена нашего председателя суда Анатолия Эммануиловича Плевакина. По профессии она психолог, причем давно уже носит звание профессора, так что в людях разбирается прекрасно и советы дает действительно неоценимые. Мы с ней, разумеется, знакомы, потому что Тамара Тимофеевна полностью в курсе всех служебных дел своего мужа, а также знает о личной жизни его подчиненных. Перед тем, как усыновить ребенка, получить психологическую консультацию от специалиста такого уровня – дорогого стоит.

– Спасибо, Маш, – искренне сказала я. – Пойдем сегодня на обед, десерт с меня, в качестве благодарности. А Тамаре Тимофеевне я позвоню, попрошу, чтобы она с Натальей встретилась и поговорила. Если я хоть что-то понимаю в этой жизни, то ближайшие несколько месяцев у всех нас будут крайне нервными. Психолог не помешает.

Мы договорились с Машкой, что во время обеда сходим в кафе, расположенное в соседнем здании, и она ушла, к счастью, забрав принесенные сегодня огурцы с обещанием отдать их мне уже в соленом виде. Отведенные мне самой собой на раскачку десять минут уже давно закончились, нужно было приступать к писанине, которая кипой громоздилась на моем рабочем столе. И все-таки где же Дима?

Отсутствие помощника начинало меня напрягать. Он не из тех людей, которые могут проспать или без причины прогулять работу. Если его опоздание выглядит настолько неприлично, значит, скорее всего, что-то случилось. К Диме я отношусь действительно хорошо, поэтому волноваться начинала всерьез. Однако не в моем характере бездействовать, когда меня снедает внутреннее волнение. Поэтому, решив, что бумажные дела еще немного подождут, я вытащила телефон и набрала Димин номер.

* * *

На встречу с профессором психологии Тамарой Тимофеевной Плевакиной собиралась Натка в глубокой задумчивости. Конечно, с Тамарой Тимофеевной она была знакома – Лена общалась с семьей своего шефа довольно близко, хоть и не на дружеской ноге, а потому советы Тамарочки, как ее звали приближенные, не раз и не два помогали ей выпутаться из сложных жизненных передряг.

И это далеко не всегда были советы профессионального психолога, чаще просто доброе слово и искреннее участие, но именно от них зачастую зависело и настроение, и боевой задор, и вообще желание не опускать руки. Разумеется, о консультации для Натки договорилась тоже Лена, понимающая, насколько непросто сейчас приходится сестре, попавшей в крайне непривычную для себя житейскую ситуацию.

Даже самой себе Натка боялась признаться, что страшится и предстоящего замужества, и уж тем более появления в семье нового члена – трехлетней Настюши, которую она видела всего раз. От предстоящего же общения с органами опеки Натка и просто приходила в ступор, потому что опасалась всего, что было связано с государством и его структурами.

Тамара Тимофеевна ее внутренний разлад почувствовала прямо с порога, только бросив беглый взгляд на осунувшееся за несколько дней лицо и плещущееся в глазах беспокойство.

– Проходите, Наташенька, – доброжелательно сказала она. – Обувь можете не снимать. Нет ничего ужаснее, чем предлагать гостям тапки, вы не находите?

Ничего такого Натка не находила, потому что в ее доме гостевые тапочки были всегда, хотя сама она в гостях никогда их не надевала, предпочитала ходить босиком. Вот и сейчас она скинула босоножки, чувствуя пальцами ног тепло прогретых досок пола. Августовское припозднившееся солнце заливало кухню, через открытую дверь попадая и в прихожую, где топталась Натка. Отчего-то она вдруг оробела, хотя, признаться, никогда не считала себя робкого десятка.

– Давайте пройдем не на кухню, а в гостиную. Я там накрыла чайный столик, – продолжала тем временем Тамара Тимофеевна, продолжая делать все возможное, чтобы гостья хоть немного расслабилась. – В кухне довольно жарко, а гостиная у нас выходит на теневую сторону, там вполне комфортно и прохладно, так что мы сможем попить чаю и поболтать.

«Поболтать»! Внешне Тамара Тимофеевна, конечно, была похожа на добродушную хозяйку, но в манере держаться нет-нет да и проскальзывало что-то, присущее не домохозяйке, а именно профессору психологии, автору множества научных работ. Неужели Натка и впрямь может позволить себе поболтать по душам с этой царицей Тамарой, так любезно предлагающей ей свежайшие плюшки собственного производства. Можно подумать, профессорши и царицы пекут плюшки.

– Леночка рассказывала мне, что вы с вашим женихом решили усыновить ребенка, – начала разговор Тамарочка, когда все приличия были соблюдены и чай разлит по тонким фарфоровым чашкам. Натка уже и забыла, когда в последний раз пила чай из такой тонкой выделки сервиза. Как-то они дома все больше кружками обходились. Со смешными надписями. – Наташенька, поверьте, только то, что вы задумались об этом, уже дает вам фору перед большинством людей. Я представляю, насколько вам не по себе, поскольку вы совершенно точно вышли не просто из зоны комфорта, а вообще из правил повседневного существования. Я вижу, что вас что-то гнетет. Поделитесь, что именно. Вдруг я смогу вам помочь, и мы вместе найдем ответы на все мучающие вас вопросы.

К сожалению, Натка и сама не могла сформулировать, что именно ее гнетет. Просто тревожно, и все. Так она Плевакиной и сказала. Та согласно закивала.

– Это совершенно объяснимо, Наташенька. У вас налаженная жизнь, в которой вы привыкли совершать определенную последовательность действий, а также выполнять взятые на себя социальные роли. Сейчас эти роли расширяются, и вы не очень представляете себе, как это повлияет на вашу повседневную жизнь. Новое и неизведанное всегда пугает, это нормально. Но преодоление этого страха позволяет не просто двигаться вперед, а максимально развиваться при этом. Преодоление внутренних страхов – главный двигатель развития личности.

До этого момента Натка была уверена, что вовсе не собиралась никак развиваться. Ее устоявшаяся жизнь вполне ее устраивала. Иногда, правда, становилось скучновато, и тогда она обязательно ввязывалась в какую-то авантюру, из которой потом вылезала с различными потерями, зачастую при помощи сестры. Что ж получается, она просто не может сидеть спокойно, ей обязательно нужна острота ощущений, чтобы чувствовать ритм жизни?

– Ну конечно, – всплеснула руками Тамара Тимофеевна, когда Натка поделилась с ней своими мыслями. – У вас очень живой и подвижный ум. Вы просто не можете киснуть и сидеть на месте, действуя по шаблону. День сурка не для вас. Вы с Леночкой очень разные, потому и профессии у вас разные. Лена – прекрасный юрист, который может вдумчиво и въедливо разбираться с перипетиями сложных дел, оценивать все факты и принимать безэмоциональные решения. А вы устроены совсем иначе. Рацио – не ваша стихия, вы живете эмоциями, потому и работа у вас творческая. Скажите, а вы уже познакомились с ребенком, которого хотите удочерить?

– Да, мы виделись один раз, – призналась Натка. – Конечно, девочка мне очень понравилась. Она чудесная, и Костя ничего не преувеличил, рассказывая мне про нее, но меня все равно немного пугает, что я ничего о ней не знаю. Ни о семье, ни об обстоятельствах, при которых она оказалась в детском доме. Знаю только, что мать отказалась от Насти в роддоме, но почему? Об этом мне ничего не известно. Вы представляете, она спросила, не я ли ее мама. И я никак не могу это забыть. Ложусь спать, закрываю глаза и сразу об этом вспоминаю. О том, как она меня ручками обхватила. И я думаю, не под влиянием ли этой эмоциональной минуты я действую? Ведь в жизни наверняка будут и трудности, а я про них ничего не знаю. Вдруг я не справлюсь?

– Наташенька, – голос Тамары Тимофеевны звучал ласково, – вопрос, как найти общий язык с приемным ребенком и построить с ним доверительные отношения, совершенно естественен. Он волнует практически каждого замещающего родителя. И вопрос этот, разумеется, непростой. Ведь ребенок, попадающий в новую семью, имеет, как правило, негативный эмоциональный опыт отношений с близкими взрослыми. Ты вообще понимаешь, чем отличается психология детей, живущих в детдоме? – Тамара Тимофеевна мягко перешла на «ты».

– Нет, – покачала головой Натка.

– Темп психического развития детей, воспитывающихся вне семьи, без попечения родителей (в домах ребенка, детских домах и интернатах), замедлен по сравнению с детьми, воспитывающимися в семье. Ты спрашиваешь, с какими трудностями можешь столкнуться? Для таких детей характерны несамостоятельность поведения, ситуативность мышления и поведения и многое другое. Недостаточное интеллектуальное развитие ребенка может заключаться и выражаться в ослаблении или несформированности, неразвитости познавательных процессов, неустойчивости внимания, слабой памяти, слабо наглядно-образного, абстрактно-логического, вербального мышления, низкой эрудиции. Причины низкого интеллектуального развития могут быть различны: от нарушения работы мозга до отсутствия нормальной образовательно-воспитательной среды. Это то, что называется педагогической запущенностью. И хорошая новость в том, что у трехлетнего ребенка она выражена еще не так сильно, как, например, у восьми-девятилетнего ребенка.

Натка представила Сеньку и поежилась. Как же все-таки хорошо, что ее мальчик с самого рождения живет рядом с любящими людьми – мамой, тетей и двоюродной сестрой.

– Видишь ли, Наташенька, каждый ребенок, воспитывающийся в детском доме, имеет свою индивидуальную историю сиротства, свой опыт отношений со взрослыми, свой особый характер личностного развития, который не во всех случаях может быть квалифицирован как отставание или задержка психического развития. В силу этих обстоятельств психолого-педагогическое сопровождение психического развития ребенка, оставшегося без попечения родителей, может носить только индивидуальный характер. Наташенька, ты слышала, что такое эмоциональная депривация?

Натка покачала головой, закусив губу. Господи, куда она лезет. Как она с этим всем справится?

– Видишь ли, и у детей, и у взрослых психологические проблемы чаще всего возникают в связи с переживанием лишений или потерь. Термин «депривация» используется в психологии и медицине и означает лишение или ограничение возможностей удовлетворения жизненно важных потребностей.

Натка вспомнила все свои болезненные расставания с мужчинами, следствием которых, разумеется, не раз и не два были именно психологические проблемы. Ну да, если взрослый самодостаточный человек способен так переживать из-за того, что его бросили, то как же мучительно это должно быть для оставленного в родильном доме ребенка.

– Нормальное развитие ребенка в первые годы жизни связано с постоянством ухода за ним как минимум одного взрослого человека. В идеале – это материнский уход, конечно. Однако бывает, что матери нет, тогда это может быть любой другой взрослый, заботящийся о ребенке на постоянной основе. Нормативное явление в развитии любого ребенка – формирование привязанности ко взрослому человеку, который за ним ухаживает. Она называется в психологии материнской привязанностью. Отсутствие или нарушение материнской привязанности, связанное с насильственным отделением матери от ребенка, приводит к его страданию и негативно отражается в целом на психическом развитии. В ситуациях, когда ребенок не разлучен с матерью, но недополучает материнскую заботу и любовь, также имеют место проявления материнской депривации. В формировании чувства привязанности и защищенности определяющее значение имеет телесный контакт ребенка с матерью, например возможность прижаться, ощутить теплоту и запах материнского тела. По наблюдениям психологов, у детей, живущих в негигиенических условиях, зачастую испытывающих голод, но имеющих постоянный физический контакт с матерью, не возникает соматических расстройств. Вместе с тем даже в самых лучших детских учреждениях, обеспечивающих правильный уход за младенцами, но не дающих возможности телесного контакта с матерью, встречаются соматические расстройства у детей. Психологи различают характеристики детей, от рождения лишенных материнского ухода, и детей, насильственно отделенных от матери после того, как эмоциональная связь с ней уже сформировалась. Ты говоришь, что эту девочку мать оставила в роддоме?

– Да, – кивнула Натка. – Она сбежала, оставив записку, что не будет забирать ребенка, на четвертый день после Настиного рождения.

– Значит, это как раз первый случай. Мы называем это материнской депривацией от рождения. К сожалению, ее последствиями зачастую становятся устойчивое отставание в интеллектуальном развитии, неумение вступать в значимые отношения с другими людьми, вялость эмоциональных реакций, агрессивность, неуверенность в себе. Кроме того, пребывание ребенка в интернате зачастую сопровождается недостатком новых впечатлений. Это так называемый сенсорный голод. Это и для взрослых-то людей вредно. Знаешь, когда человек попадает в вынужденное замкнутое пространство – например, полярники на станциях или моряки-подводники, – им и то потом требуется специальная программа психологической адаптации, чтобы справиться с последствиями сенсорной депривации. А тут речь идет о маленьком ребенке. Академик Бехтерев утверждал, что со второго месяца жизни, то есть с того момента, как малыш начинает держать голову, он остро нуждается в новых впечатлениях. При всем старании работников детских домов особого разнообразия окружающей среды они обеспечить не могут.

– Но Настюша как раз очень эмоционально на меня отреагировала, – жалобно сказала Натка.

Не хватало ей психологических знаний, ой как не хватало. Конечно, слушать все то, что рассказывала Тамара Тимофеевна, было не очень приятно, да что там говорить, по большому счету просто страшно. С другой стороны, не страус же она, чтобы прятать голову в песок и бежать от будущих проблем. Принимать решение надо с открытыми глазами. И она, Натка, выслушает все, что ей скажет собеседница, а потом еще и с Костей это обсудит.

– Конечно, милая, – легко согласилась Плевакина. – Потребность в эмоциональном контакте – одна из ведущих психических потребностей человека в любом возрасте. И тот факт, что этот человек еще очень маленький, ничего не меняет. Но присутствие в жизни большого числа людей, в том числе постоянно меняющихся нянечек и воспитателей, а также постоянных визитеров, которые приходят знакомиться с ребенком, вовсе не закрепляет возникновение эмоционального контакта. Наоборот, тот факт, что вокруг ребенка существует множество людей, влечет за собой чувство потерянности и одиночества. Ребенку нужен один-единственный «главный» в его жизни человек, к которому он будет обращаться за утешением и защитой чаще, чем ко всем остальным. И в случае, если ребенку недостает внимания и теплоты в отношениях с матерью, ее эмоциональной поддержки, у него развиваются нарушения привязанности. Правда, хорошо то, что они, как правило, носят обратимый характер и не сопровождаются интеллектуальными нарушениями.

– И что это значит?

– Это значит, что в любом возрасте не поздно начать формировать у малыша привязанность к одному конкретному человеку. В вашем случае к тебе, девочка, раз уж именно ты будешь приемной матерью. Конечно, просто тебе не будет. Для детей, попавших в семью из детского дома, все сложнее, чем в случае с биологическими родителями. С ними при формировании привязанности срабатывает тот самый голос крови, в существовании которого многие сомневаются. А между тем он есть. Но, если ты будешь готова прикладывать большие усилия и проявлять недюжинное терпение, сформировать привязанность возможно. И это главная хорошая новость. Малышка будет к тебе привязана, если ты сумеешь создать у нее ощущение стабильности и безопасности.

В детском доме за ребенком ухаживают несколько людей, которые больше внимания уделяют режимным моментам, а не актуальным потребностям. Приемные родители, в свою очередь, являются незнакомцами для приемного ребенка, и отношения истинной привязанности устанавливаются между ними не сразу, этот процесс длится месяцы и годы. Но родители могут сделать его более скорым и эффективным. В вашем случае хорошо еще и то, что девочка не росла в неблагополучной семье, не имела негативного опыта общения с асоциальными родителями, не подвергалась жестокому обращению. Это облегчит процесс адаптации.

Натка вспомнила рассказ Таганцева о том, как маленькая Настя, оказавшись в больнице, часами лежала без помощи и общения, привязанная к кровати собственными колготками. Что это, если не жестокое обращение? А если малышка, попав в новое место, которым, несомненно, окажется для нее Наткина квартира, испугается и будет подсознательно ждать, что ее снова станут обижать? Впрочем, уж что-что, а то, что это никогда не случится, Натка точно гарантирует. Никто из них никогда не обидит Настю – ни она сама, ни Костя, ни Сенька, ни Лена с Сашкой.

– Тамара Тимофеевна, а к какому поведению Насти в первые дни нам стоит быть готовыми? – спросила она. – Вы извините, если я сумбурно говорю и спрашиваю. Просто у меня столько мыслей, что они в голове разбегаются, как тараканы.

– Малышка может быть то возбужденной, то, наоборот, вялой. Часто плакать, капризничать. Она может либо избегать вступать в контакт с вами, отказываться играть или вести какую-то общую деятельность, либо наоборот, что называется, прилипать к вам, не давая отвлечься ни на секунду. К сожалению, возможна агрессивность, стремление обратить на себя ваше внимание любым способом, в том числе плохим поведением. Иногда тебе будет казаться, что девочка делает все, чтобы вывести тебя из себя. А после того, как ты сорвешься на крик или любую другую эмоциональную реакцию, становится «шелковой». Кстати, учиться не поддаваться на подобные провокации придется с самого начала.

– А как нам правильно себя вести?

– Все проблемы с приемными детьми лечатся простым рецептом. В лекарстве должно быть всего две составляющие: любовь и терпение. Если ты не уверена, что у тебя хватит терпения или любви, то лучше не начинать. Это аксиома. А что делать? У вас в семье наверняка есть какие-то ритуалы.

– Ритуалы?

– Ну, вы с сыном что-то вместе делаете? Может, сырники печете по субботам, может, книжки на ночь читаете вслух. Вот в эти ритуалы и обычаи и нужно будет вовлекать малышку. Делать все вместе. Понимаешь?

– Кажется, да.

– Настенька должна будет чувствовать ваше постоянное внимание, заинтересованность. Не холодно ли ей, не грустно ли, не голодна ли она. Тепло и участие – вот что она должна видеть и ощущать постоянно. Я правильно поняла, что вы сначала решили оформить гостевой режим, а не сразу подавать документы на усыновление?

– Да, это Лена посоветовала, – сказала Натка. – Так быстрее, и девочку никто не заберет.

– Лена – большая умница, – улыбнулась Тамара Тимофеевна. – Я очень высокого мнения о твоей старшей сестре, Наташенька. Она знает жизнь и понимает, что не все в ней бывает гладко. И вот о чем я хочу тебя в связи с этим предупредить. Пока ты будешь собирать документы и ждать встречи с девочкой, ты станешь мучиться и переживать. Это совершенно нормально. Но потом, когда ты получишь разрешение забрать Настю на три месяца домой, у тебя возникнет ощущение эйфории. Чувство, что ты все можешь, тебе все подвластно. Так вот, в этот самый момент сумей сказать себе «стоп», найди силы вернуться в спокойное и уравновешенное состояние, чтобы действовать максимально разумно. Понимаешь, детдомовские дети, даже самые маленькие, прекрасно понимают, зачем ты появилась в их жизни. Старшие уже могут словами сформулировать, что их выбирают, к ним, как бы это кощунственно ни звучало, прицениваются. А маленькие, такие как ваша Настя, конечно, так это не осознают, но на уровне эмоций все равно ощущают. По поведению персонала, например. Они всегда знают, что к кому-то другому приходят, кого-то забирают в семью, и от каждого взрослого ждут, что он придет именно за ним. От этого им так важно понравиться, осознать, что он «подходит», соответствует ожиданиям. Тебе когда-нибудь приходилось соответствовать чьим-то ожиданиям?

Натка невольно вспомнила, как много лет назад ходила на «смотрины» к матери Сенькиного отца и насколько унизительно это было. От неприятных воспоминаний, давным-давно канувших в прошлое, ее даже передернуло.

– Вот, значит, ты прекрасно понимаешь, о чем я сейчас говорю, – с удовлетворением в голосе заметила Тамарочка. – Представляешь, что значит для ребенка-сироты понимание, что он «не подошел»? Если у этой малышки есть и другие претенденты на усыновление, значит, к ней регулярно ходят «на смотрины» разные люди, и каждый раз она подсознательно боится того, что от нее снова откажутся, второй раз бросят, как когда-то сделала ее мать. Это очень болезненная травма.

Натка почувствовала, что против воли у нее по лицу текут слезы.

– Я никогда этого не допущу! – пылко воскликнула она.

– А вот тут кроется очень серьезная ошибка, – спокойно сказала Тамара Тимофеевна и подлила Натке в чашку еще чаю. – И совершая ее, ты загоняешь ситуацию в тупик, из которого потом будет очень трудно вылезать. Без потерь точно не получится. Понимаешь, как бы ужасно это ни звучало, ребенок может вам не подойти. Да-да, именно этот ребенок, каким бы замечательным он ни был, вполне может не подойти вашей семье или твоему сыну. Поэтому первое очень важное правило – до того, как вы заберете Настю сюда в Москву, максимально собери информацию о ней. Из всех источников, из которых сможешь. Таганцев – опер, поэтому ему, я уверена, будет проще. Все, что касается происхождения, здоровья, способностей, особых потребностей – лучше всего узнать до следующей очной встречи с Настей. И отменить ее, если вы узнаете что-то, что поколеблет ваше решение.

– А второе?

– Что второе?

– Вы сказали, это первое важное правило, значит, есть еще и второе.

– Да, Наташенька. И оно заключается в том, чтобы честно признаться себе, что ребенок вам не подходит, сразу, как только вы это почувствуете. Если это произойдет, ты будешь испытывать острое чувство вины. Мол, мы дали ему ту самую надежду, о которой я тебе говорила, а теперь наносим удар, возвращая обратно в детский дом. По истечении трех месяцев ты можешь подать документы на усыновление не потому, что реально будешь этого хотеть, а потому что так будешь понимать свой долг и свою ответственность. Так вот запомни, так ты сделаешь только хуже. И себе, и своему сыну, и Насте.

Чувство вины – это серьезная психологическая травма, потому что, если ты будешь чувствовать, что это не ваш ребенок, ты все равно решишь, что даже ваша, не самая подходящая семья будет для девочки лучше, чем никакой. Но это ошибка. Манипуляция сознания. Разрушить жизнь своей имеющейся семьи и удочерить Настю, которая будет вам в тягость, а не в радость, – это большой риск. И главное в этой ситуации – по истечении срока гостевого периода найти силы признаться, что ваше решение – «нет».

– И как это объяснить малышке после того, как она проживет у нас эти три месяца? – глотая слезы, спросила Натка.

– Это тяжело, но необходимо. Главное, с первых дней не говорите Насте, что вы ее родители, ничего ей не обещайте. Она приехала в гости, и она у вас в гостях. Это, признаться, мало поможет. Даже самые маленькие дети, которые и теоретически не представляют себе, что такое семья, «считывают» наши намерения и испытывают надежду, это нормально, у каждого из нас есть потребность быть чьим-то. Даже у взрослых, когда они влюбляются, а уж у детей-сирот тем более. Если вы решите, что не готовы, если вы отвезете Настю обратно, то надо будет честно попрощаться с ней навсегда и сказать, что ты – не ее мама.

– Я не представляю, как через это пройти, – тихо сказала Натка.

– Поэтому подумай обо всем хорошенько еще раз. Собери всю имеющуюся информацию, прими решение с холодной головой и представь, сможешь ли ты пройти через все то, что я тебе только что описала. Я знаю, что сейчас причинила тебе много боли, но лучше потерпеть ее сейчас, чем потом, когда она будет в сто раз сильнее, и испытывать ее будешь не только ты, но и тот маленький человечек, за которого ты возьмешься отвечать.

Попрощавшись с Плевакиной, Натка уныло поехала домой, прокручивая в голове тяжелый разговор. И сестре, устроившей эту встречу, и самой Тамарочке она была очень благодарна, потому что розовые очки разговор разбил вдребезги. Все сомнения, которые Натка упорно прятала на самом дне своей души, подняли голову, и она понимала, что дома ее ждет еще один очень непростой разговор. На этот раз с Костей. Однако в будущее, очертания которого совсем недавно казались смутными, она теперь смотрела без страха.

* * *

Димин телефон оказался выключен. Я набрала номер снова, выждав минут пять на тот случай, если в момент звонка мой помощник находился в каком-нибудь тоннеле, не пропускающем сигнал. Хотя, насколько я могла судить, никаких тоннелей на пути из дома на работу у Димы не имелось.

«Телефон абонента выключен или находится вне зоны доступа», – второй раз любезно сообщил мне механический женский голос. Что ж, ситуацию с тоннелем смело можно было вычеркивать. И как это понимать? На работу Дима опаздывал уже на пятьдесят минут, и объяснить это любой несущественной причиной было решительно невозможно. Попал в аварию? Заболел? Случилось несчастье с родственниками? При всех этих вариантах он бы просто не брал трубку.

Выключенный телефон был из разряда невозможного. Вы много знаете людей, которые выключают телефон хотя бы на полчаса? Максимум ставят на беззвучный режим. Если они, конечно, не в самолете. В самолете лететь Дима вроде не собирался. Ладно, разъяснится так или иначе, а пока надо приниматься за работу.

Перед тем как погрузиться в ворох бумажных дел, я, выполняя Машкин разумный совет, позвонила жене нашего шефа и попросила назначить Натке консультацию. На то, чтобы объяснить ситуацию, много времени не ушло. Тамара Тимофеевна – человек понимающий и быстро схватывающий суть. Еще бы! Они с шефом столько лет прожили вместе, что иначе и быть не могло.

Встречу она назначила на сегодняшний вечер, чтобы не откладывать в долгий ящик, поэтому еще какое-то время я потратила на то, чтобы уведомить о консультации Натку. К счастью, убеждать сестру сходить к психологу не пришлось. Видимо, она находилась в таком душевном волнении, что хваталась за любую возможность поговорить с кем-нибудь опытным. Успокоившись, что на данном этапе я сделала для Натки все, что могла, я для очистки совести снова набрала номер своего помощника – без результата – и погрузилась в работу.

Я бы точно пропустила обеденный перерыв, если бы ко мне не заглянула Машка.

– Ты вообще есть собираешься? – накинулась она на меня, смекнув, что перерывов я себе сегодня не позволяла. – Пошли в кафе, отметим окончание моего недолгого, но все же отпуска. Я угощаю.

– Обычно люди отмечают начало отпуска, а не конец, – сообщила я и с удовольствием потянулась, чувствуя, как в районе шейных позвонков что-то отчетливо хрустнуло. Нет, сидячая работа все-таки очень вредна, что и говорить. – Пойдем, Машуль, я по тебе соскучилась. Только два условия. Во-первых, пользуемся остатками жаркого лета и сидим на открытой веранде, а во-вторых, раз ты приглашаешь, то я плачу за напитки.

– Твоя щепетильность всем известна, – фыркнула подруга. – Ладно, уговорила.

Отложив документы в сторону, я заперла кабинет, мы вышли из здания суда и, повернув направо, направились к летней веранде ресторана с прикольным названием «Мишка и балалайка». По дороге я еще раз набрала номер телефона Димы. С тем же результатом.

– Ты чего такая напряженная? – спросила меня Машка, когда мы уселись на веранде и погрузились в изучение меню.

Признаться, мысли мои были совсем не здесь, так что сосредоточиться на названии блюд и своих предпочтениях я никак не могла. Неужели со стороны так заметно? Эх, не зря говорят, учитесь властвовать собой.

– Дима пропал, – призналась я подруге. – Не вышел с утра на работу, телефон выключен. Я прямо не знаю, что и думать.

– Да-а-а, – протянула Машка, – если бы речь шла о ком угодно другом, я бы точно знала, что думать: загулял парень, завис �

© Астахов П., Устинова Т., 2023

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023

* * *

Ощущение, что на тебя на полной скорости несется поезд, априори не может быть приятным. Это Натка хорошо помнила еще с того момента, как попала в ковидный госпиталь. Именно тогда она впервые осознала, каково это – оказаться лицом к лицу с неизбежным, когда от тебя ничего не зависит. Вообще ничего, ни капельки.

Однако испытываемое ею сейчас ощущение было еще хуже. Ей казалось, что она сидит на крыше того паровоза (или тепловоза, в железнодорожных терминах она не очень разбиралась), который на полной скорости несется в бездну, увлекая за собой вагоны. Свистит ветер в ушах, мелькают какие-то незнакомые полустанки, невидимый машинист разгоняет поезд все быстрее, а она, Натка, сидит себе на крыше, не имея возможности ни повернуть несущуюся к краю махину, ни спрыгнуть.

Конечно, в ее случае машинист, управляющий поездом, ей хорошо знаком. Более того, в его роли выступает ее любимый мужчина – капитан Таганцев, да и спрыгнуть с поезда вполне реально. Только в результате этого кульбита можно серьезно разбиться. Точнее, разбить спокойную, устаканившуюся, да что там греха таить, счастливую совместную жизнь с этим самым капитаном Таганцевым.

Буквально в прошлые выходные, когда Натка, чтобы всласть насладиться крайне удавшимся в этом году летом, ездила на дачу, она слышала, как у Татьяны Ивановны Сизовой, ее соседки и по совместительству ангела-хранителя, играла какая-то песня, скачанная из интернета. Пользоваться поисковиком для того, чтобы запускать полюбившуюся музыку, а также выводить ее через большую колонку так, чтобы было слышно на участке, стариков Сизовых, разумеется, научил Сеня.

Нововведение пенсионерам пришлось по вкусу, а блютус-колонку Натка подарила любимым соседям на очередную годовщину семейной жизни, аккурат перед началом дачного сезона, так что музыкальным сопровождением теперь могла наслаждаться вся деревня. Вот и Натка наслаждалась, в том числе и песней, в которой были такие слова: «Смахни осколки и плачь, теперь не будет огня. Из тысячи неудач ты – главная для меня»[1].

Почти семейная жизнь с Таганцевым могла разбиться именно на такие вот осколки и стать главной неудачей, к чему Натка была категорически не готова. Поэтому старалась удержаться на крыше стремительно несущегося поезда: то упираясь ногами, то хватаясь руками за какие-то невесть откуда взявшиеся металлические поручни. Таганцев, к счастью, ее отчаянных стараний не замечал, полностью уверенный в том, что ведет поезд в правильном направлении.

Например, сейчас состав выдвигался в сторону города Энгельс в Саратовской области. Того самого, из длительной командировки в который Костя совсем недавно вернулся. С победой, разумеется, вернулся, помог тамошним сыщикам вычислить и обезвредить серийного маньяка и, будучи награжденным за усердие отпуском в разгар лета, что, признаться, бывало нечасто, теперь вез в Энгельс Натку, причем по сугубо личным делам.

Сугубо личное дело звали Настей. Настенькой. Настюшкой. И было этому делу два с половиной года от роду. Белокурый ангелочек с огромными синими глазами, которого капитан Таганцев, прямо скажем, вытащил из очень неприятной ситуации, сейчас находился в доме ребенка. Костина идея-фикс заключалась в том, что Настеньку им с Наткой следует усыновить. То есть, разумеется, удочерить. И цель первого визита заключалась в том, чтобы показать Натке ангелочка, чтобы она тут же бесповоротно в него влюбилась. То есть, разумеется, в нее.

Натка, видевшая Настюшку только на фотографии, признавала, что девочка правда чудо как хороша, но вот в своей способности с места в карьер влюбиться в ангела была не уверена. В ее повседневной жизни и так слишком много неопределенности и достаточно суматохи. Старшая сестра Лена всегда называла Натку авантюристкой и вытаскивала из различных историй, в которые младшая попадала с завидной регулярностью.

Сын-второклассник Сеня, которого Натка с самого рождения воспитывала одна, находился на пороге подросткового возраста, и Натка, глядя на племянницу Сашку, дочь Лены, подозревала, что гладко этот период точно не пройдет. Если уж для благоразумной Сашки не прошел, то для неугомонного Сени, выдумщика и предприимчивого фантазера, не пройдет точно.

Кроме всего прочего, несмотря на решительный и бесшабашный характер, судьбоносные решения Натке всегда давались непросто. К примеру, она никак не могла решиться выйти замуж за Костю, с которым встречалась уже несколько лет и который почти уговорил ее стать его законной женой. Вот только короткое слово «почти» было в этом вопросе ключевым и последнего шага – через порог ЗАГСа – Натка так и не сделала. А тут ребенок. Чужой, достаточно большой, наверняка не очень благополучный. А что? Дети из нормальных семей в доме ребенка не оказываются.

Но Константин был так взволнован судьбой девочки, так рвался забрать ее в нормальную семью, компенсировать те страдания, через которые Настюшке довелось пройти, что сказать вслух о своих сомнениях Натка не могла и сейчас покорно ехала в Энгельс, посмотреть на Настеньку. В голове крутился дурацкий мем, взорвавший интернет. «Вы рыбов продаете? Нет, только показываем. Красивое». Вот и она пока ехала только смотреть, а не «покупать», и эта мысль хоть немного успокаивала. Время до окончательного принятия решения еще есть.

Она даже Лене не рассказала о том, куда и зачем они с Таганцевым едут. Не хотела, чтобы кто-то знал до тех пор, пока обратного хода точно не будет. Натка и сама не понимала, чего больше боится: что старшая сестра раскритикует идею, сказав, что у них с Таганцевым «не все дома», или, наоборот, того, что горячо поддержит. Зная Лену, можно было допустить оба варианта.

Сеня опять гостил в деревне у Сизовых, и Натка была очень благодарна соседям, что те, уже в который раз, выручают ее на школьных каникулах. Сеня проводил у них большую часть лета, потому что плюсы свежего воздуха, фермерского молока, теплой речки и веселой деревенской компании трудно было переоценить. Если бы не Татьяна Ивановна и Василий Петрович, сидеть бы Сеньке в московских каменных джунглях. Конечно, непоседливость ее сына доставляет соседям немало хлопот, но те, не имея своих детей, мальчика любят как родного внука, да еще и программу для чтения на лето осилить помогают. Сама Натка бы точно не справилась. Сдалась. Какой современный ребенок летом готов читать книги, скажите на милость.

В общем, Сеня был пристроен еще минимум на неделю. Лето кончалось, до первого сентября рукой подать, поэтому поездку в Энгельс решили не откладывать, во-первых, и отправиться на машине, а не на поезде, во-вторых, восемьсот пятьдесят километров, которые предстояло преодолеть по трассе, для опытного водителя Таганцева препятствием не являлись, а наличие машины жарким летом, да еще когда едешь в город, расположенный на Волге, выглядело значимым преимуществом. Пусть маленькое, но все же путешествие. К тому же после всевозможных ограничений в последние годы Натка соскучилась больше всего по путешествиям.

Сейчас, собираясь в дорогу, она вспоминала, как впервые услышала от Таганцева про Настюшу. Случилось это в апреле, в тот самый момент, когда зима уже сдавала свои позиции, но весна задержалась где-то на подходах. Или это Натка после больницы постоянно мерзла и хандрила без уехавшего в командировку Кости, по которому, оказывается, тосковала гораздо сильнее, чем могла себе представить.

Он занимался важным и сложным делом, однако звонил каждый день, стараясь, насколько это возможно, поднять настроение любимой женщине и развеять овладевшие Наткой хандру и апатию. Рассказывать он пытался что-то либо веселое, либо нейтральное, что с его работой было довольно трудно, особенно учитывая то обстоятельство, что ловили они в то время серийного убийцу. Но Костя старался.

В тот день Натка по первым словам любимого поняла, что он расстроен, причем довольно серьезно.

– Что-то случилось, Кость? – спросила она осторожно. Вмешательства в рабочие дела Таганцев не терпел.

– Да я сегодня был в областной детской больнице и целый день не могу отойти от увиденного, – признался он.

Натка ничего не поняла. При чем тут областная больница, да еще и детская. А Таганцев объяснил, что к чему. В социальных сетях он наткнулся на шум, поднятый женщинами, лежавшими в областной детской больнице со своими маленькими детками. Одна из девочек в палате оказалась из дома ребенка, а потому лежала целыми днями совсем одна. Понятно, что ребенку двух с половиной лет трудно объяснить, почему надо лежать, когда тебе, к примеру, ставят капельницу, поэтому медсестры девочку привязывали на время процедуры, да и после отвязать, бывало, забывали.

Часами к малышке никто не подходил. Ее даже умывали не каждый день. Понятно, что сердобольные соседки по палате старались помогать как могли, но у каждой из них на руках свой больной и капризный ребенок. Когда же они обращались к персоналу с просьбой как-то внимательнее относиться к девочке, которую звали Настей, то слышали в ответ, что рук не хватает, забот и так слишком много, а ребенок детдомовский, поэтому жаловаться никто не будет, да и отвечать не придется.

По словам автора поста, которая несколько дней наблюдала подобное халатное отношение медперсонала к никому не нужной Насте, девочку привезли в больницу по «Скорой» с высокой температурой и сильной рвотой. Случилось это поздно вечером, но до самого утра к малышке никто так и не подошел. Организм сам справлялся с жаром, и к утру Настюша совсем обессилела.

Завтрак ей принесли, как и всем остальным детям, но других малышей кормили их мамы, а у Насти не было сил самой держать ложку, да и сидеть она не могла. Поэтому, когда пришла пора собирать пустые тарелки, всю Настину еду унесли нетронутой, даже не обратив внимания, что ребенок остался голодным. Уколы малышке делали, не меняя перчаток, а когда одна из женщин сделала медсестре замечание, та с брезгливой гримасой сказала: «Да что ей сделается, детдомовской?»

Прочитав эту историю, Таганцев почему-то никак не мог успокоиться. Казалось бы, у него было свое важное дело, требующее холодной головы и полной сосредоточенности, однако мыслями он то и дело возвращался к судьбе несчастной Насти, которой не повезло оказаться в доме ребенка, а потом еще и попасть в больницу, где до нее никому не было никакого дела.

Решение съездить в больницу и своими глазами посмотреть на ребенка пришло неожиданно. Тот факт, что все лечебные учреждения были закрыты на карантин и посетителей туда не пускали, Константина не смущал. Его удостоверение московского опера открывало и не такие двери. В больничной палате он и увидел Настю в первый раз. Несчастный ребенок опять лежал, привязанный к кровати за ручки собственными колготками. Капельница у нее давно кончилась, но снимать ее никто не торопился. Девочка не плакала, лишь смотрела ярко-синими глазенками на то, как увлеченно играют на своих кроватях другие дети. Когда Таганцев увидел ее бледное, не по-детски серьезное личико с огромными, словно бездонными глазами, у него зашлось сердце.

– Понимаешь, – рассказывал он вечером Натке, – у ребенка, которому нет трех лет, глаза взрослого человека. Вот я, сама понимаешь, много чего в этой жизни видел, а более страшной картины не припомню. Не должно так быть, чтобы больные дети оставались совсем одни, наедине с болью и страхом. Неправильно это. Вот только что делать, я не знаю.

– Зато я знаю, – выпалила Натка. – Надо позвонить Лене, она обязательно что-то придумает.

– Ну, что ты выдумываешь, как это Лена сможет помочь. Это в Москве она – судья, а за ее пределами такой же гражданин Российской Федерации, как и мы с тобой. Заставить по-человечески относиться к больным детям она не сможет. Никто не сможет компенсировать отсутствие человечности и эмпатии. Понимаешь?

– Никто не сможет, а Лена сможет, – убежденно сказала Натка. В умении своей старшей сестры с блеском решать самые сложные проблемы она не сомневалась ни капельки. – Она Плевакина подключит, а он знаком с Артемом Павловым, который уполномоченный по правам детей. Тот уж точно сможет в этой больнице какую-то проверку устроить. В общем, звони Лене, объясняй ситуацию, я совершенно уверена, что все получится.

Разумеется, Натка оказалась права. Лена к истории про несчастную брошенную в больнице сиротку отнеслась со всей серьезностью. С председателем райсуда Плевакиным поговорила, тот свои связи задействовал, и к решению проблемы подключились и уполномоченный по правам ребенка, и какие-то депутаты Госдумы.

После того как история попала в СМИ, прокуратура и Следственный комитет тоже не остались в стороне, против медсестры, которая допустила незаконное лишение свободы несовершеннолетнего, а именно так на юридическом языке называлось привязывание маленького ребенка к кровати, возбудили уголовное дело, которое грозило той лишением свободы на срок от трех до пяти лет, а действия или бездействие руководства больницы проверяли на халатность.

В общем, шум тогда вышел большой, к Настюше в больнице приставили няню, которая умывала и кормила девочку, когда той разрешили вставать, водила ее в игровую комнату и на прогулку, читала ей книжку, и через месяц Настю выписали полностью здоровой, после чего она вернулась в дом ребенка.

Впрочем, уполномоченный по правам ребенка на этом не остановился и добился, чтобы премьер-министр страны подписал специальное постановление об обязательном сопровождении детей-сирот во время лечения в больнице. Теперь с ними в лечебное учреждение должен был отправляться взрослый – либо сотрудник детского дома, либо волонтер или представитель НКО. Конечно, речь шла только о маленьких детях, таких как Настюша, но постановление, которого так долго ждали благотворительные организации, решило огромную проблему.

Другими словами, то ли Настя с ее синими глазами, то ли неравнодушный Таганцев, не прошедший мимо чужой беды, то ли счастливое стечение обстоятельств, позволившее судье Елене Кузнецовой вовлечь в ситуацию сильных мира сего, сдвинули с места огромный воз и позволили тысячам одиноких больных малышей не оказаться без заботы и внимания. Натка всей этой историей вообще и капитаном Таганцевым в частности очень гордилась, но искренне считала эту страницу жизни перевернутой. Тем больше она удивилась, когда выяснилось, что Константин считает иначе.

До своего возвращения в Москву он несколько раз наведывался к девочке в больницу, а после ее выписки и в дом ребенка. А потом предложил Натке для начала съездить и познакомиться с синеглазой красоткой поближе, чтобы потом обсудить возможность ее удочерения. И вот теперь Натка вдумчиво собиралась в дорогу, одновременно прикидывая, кого оставить ответственным за кота.

Воландеморт, в просторечии Венька, появился в их доме зимой и стал неотъемлемой частью Сеньки, вот только при отправке сына в деревню было принято решение оставить непривычного к сельской жизни кота в городе на попечении Натки. Кто ж тогда мог подумать, что ей придется уехать на несколько дней. Теперь же проблема выдачи животному корма и уборки кошачьего туалета встала во весь рост. Пришлось звонить сестре и признаваться, что они с Костей уезжают.

– В Заволжье? – удивилась Лена, услышав от сестры конечный пункт назначения. – Чего это Таганцева по местам боевой славы потянуло? Или у вас там дело какое?

– Какое у нас может быть дело? – лицемерно удивилась Натка. – Таганцеву отпуск дали. Вот мы и решили прокатиться на машине, поймать последние деньки лета, искупаться в Волге. Что ты тут видишь странного?

– Сама не знаю, – задумчиво протянула Лена. Умела она зрить в корень. Не зря столько лет судьей проработала. – Но счастливого вам пути, конечно. Веньку к себе не заберу. Он у вас такой шебутной, что не разобьет, то уронит. Попрошу Сашку раз в день наведываться к вам домой, выдавать «овса» да лоток чистить. Вы на сколько дней едете-то?

Ответа на этот вопрос Натка и сама не знала. Одно дело – если они просто посмотрят на девочку, переночуют в какой-нибудь гостинице, искупаются в Волге и двинут в обратный путь. Другое – если начнут собирать документы, необходимые для усыновления. Кстати, понимать бы еще, как это делается. Лена наверняка знает, но у нее ведь не спросишь.

– Дней пять, я думаю, – сказала она уклончиво. – В конце концов, мы же на связи будем, так что точнее я тебе позже скажу. А Сашке с моего отъезда один профит. Свободная хата в ее возрасте… Да я в молодые годы о таком могла только мечтать.

– Э-э-э, мечтательница, – остудила ее пыл Лена. – Ты не вздумай своими мыслями про возможный профит с Сашкой поделиться. Ей, слава богу, есть о чем думать и чем заниматься и без свободной хаты.

– А я что? Я ничего! – бодро соскочила с темы Натка. – Я имела в виду, что она сможет видео для своего блога снимать в новой локации. Ну, то есть в новом интерьере. Чем плохо? Опять же Венька у нас звезда. Может, и он ей в качестве героя для публикаций пригодится. В общем, следите за котом, я поехала.

* * *

Утром я проснулась все с тем же чувством, с которым открывала глаза на протяжении последних двух недель. Чувство было приятным – искренняя незамутненная радость. С учетом того, что оно пришло на смену тревоге, которая грызла меня изнутри с начала мая и до середины августа, оно казалось приятным вдвойне. Впервые за несколько месяцев, с начала этого самого проклятого ЕГЭ, наконец-то можно было ни о чем не тревожиться. Выпускная пора в средней школе и период вступительных испытаний в институте позади. И Сашка выдержала эти непростые испытания с честью, поступив на бюджет.

Не то чтобы я ставила перед ней такую цель, как единственно возможную. Нет, наоборот, не понаслышке зная, как тяжело дети переживают возможные неудачи на ЕГЭ, зачастую прощаясь со здоровьем, а иногда даже и с жизнью, я еще в начале последнего для дочери учебного года твердо сказала, что ставить на кон жизнь и здоровье мы не будем. Не поступит на бюджет – станем учиться платно.

Сашка тогда только фыркнула презрительно. Она вообще последнее время вела себя в нашем женском тандеме как старшая. Уж более мудрая, так точно. По правде говоря, всю истерию с выпускными экзаменами и поступлением в вуз она перенесла гораздо спокойнее, чем я. Делай что должно, и будь что будет. Вот каким философским принципом руководствовалась моя взрослая дочь.

Конечно, насчет выбора института мы немного поспорили, не без этого. Ставшая довольно известным (в узких кругах, конечно, но все же) блогером, специализирующимся на теме красоты и моды, и привыкшая к свободным деньгам Александра первоначально планировала получить какую-нибудь модную и подходящую к ее образу жизни профессию, а потому присматривалась к Институту кино и телевидения. Однако шансы поступить туда были весьма невелики.

Существенные коррективы внесло и крушение блогерской карьеры в «Инстаграме», в одночасье превратившемся в экстремистскую организацию. Нет, блог свой Сашка по-прежнему вела, однако число подписчиков в нем ощутимо уменьшилось, а реклама и вовсе сошла на нет. Я, признаться, переживала, как это скажется на неокрепшей юношеской психике, но моя дочь в очередной раз сумела меня удивить, поскольку отнеслась к случившемуся со здоровым фатализмом.

Быстро зарегистрировала аккаунт «ВКонтакте» и «Телеграме», перенесла туда основной контент, каким-то образом переориентировала аудиторию, подала заявку на участие в какой-то окологосударственной программе по поддержке молодых блогеров, и хотя уровень доходов до того, что было, пока не дотягивал, на карманные расходы ребенку все равно хватало.

Неочевидным последствием случившегося стало решение Сашки получить нормальное классическое образование, которое позволило бы зарабатывать на жизнь без учета модных веяний, которые, как оказалось, сильно зависят от любой конъюнктуры, включая политическую. Конечно, мать-судья робко намекала на то, что юриспруденция будет востребована всегда, однако нырять в законы и кодексы моя дочь не хотела категорически.

На предложение рассмотреть экономику или журналистику она фыркала, будучи с юношеским максимализмом уверенной в том, что в ближайшие годы эти науки ждет неминуемая стагнация, а за ней и отсутствие достойных предложений на рынке труда. Медицина мою дочь никогда не прельщала, впрочем, как и педагогика, а потому выбрала она направление, которое сама считала перспективным, – туризм.

– Не будет внешнего, останется внутренний, – бодро сказал ребенок, взялся за учебники, сам оплатил себе репетиторов и таки стал студентом первого курса Финансового университета при Правительстве Российской Федерации, заняв одно из семидесяти пяти бюджетных мест.

Признаться, как железная логика, которой Сашка руководствовалась при выборе будущей специальности, так и целеустремленность, с которой она перла напролом по направлению к студенческому билету, меня не только поразили, но и порадовали. В конце концов, любой матери приятно осознавать, что единственный ребенок вырос не балбесом. Да и финансовая сторона вопроса, признаться, играла не последнюю роль. Учиться на бюджете лучше, чем платить за образование. Это даже и объяснять не надо.

И все же, хотя Сашка и проявляла чудеса самостоятельности и благонравия, я даже самой себе не признавалась, насколько переживала из-за ее перехода из школьниц в студентки. Масштаб напряжения, в котором я прожила с мая по август, осознался только тогда, когда оно наконец схлынуло, то есть в тот день, когда на сайте вуза появились списки зачисленных и я своими глазами увидела в них Сашкину (и свою) фамилию. И вот уже две недели я просыпаюсь по утрам с ощущением полного счастья и небывалой легкости, честно сказать, довольно непривычным.

До начала учебного года еще десять дней, и Сашка проводила последние деньки в блаженном ничегонеделании, не считая, конечно, своего блога, который для нее все так же важен. Кажется, сегодня у них с Машей, ее подругой и соавтором блога, намечался какой-то выезд на озеро Сенеж – они получили заказ на освещение достоинств муниципального пляжа Солнечногорска.

Его оборудовали как новое общественное пространство совсем недавно, оснастили деревянными настилами, кабинками для переодевания, теневыми навесами, спасательными вышками. Признаться, на картинках выглядит прилично, жаль, что я из-за нехватки времени вряд ли смогу туда доехать. А девчонки решили воспользоваться последними жаркими деньками и совместить приятное с полезным. И работу выполнить, и денежку заработать, и позагорать, и накупаться.

Маша – настоящая актриса, студентка одного из театральных вузов, признаться, я все время забываю, какого именно. Когда они только начали дружить, я переживала, что Сашку тоже потянет к богемной жизни. Не то чтобы я считала ее плохой или недостойной, просто мой образ жизни так далек от киношно-театральной тусовки, что я боялась, что мы с Сашкой, выбери она себе такую профессию, начнем неумолимо отдаляться друг от друга.

Но моя разумная дочь предпочла жить по принципу «дружба дружбой, а табачок врозь». Я же уже говорила, что она абсолютно адекватно оценивает себя и свои способности, а потому понимает, что актерского дарования ей бог не отсыпал от щедрот своих, а без таланта идти в эту профессию не стоит.

– Ма-ам, – звонкий голос дочери вывел меня из ставших привычными утренних размышлений о том, какая она у меня молодец. – Вставай, я там завтрак приготовила.

– С чего это? – удивилась я, поскольку излишнего рвения в домашних делах моя дочь не проявляет. Завтраки в нашей семье обычно готовлю я.

– У меня с утра занятие по вождению, я специально время пораньше выбрала, пока машин еще немного. Голодной я ездить не могу, потому что меня от волнения тошнит, не тебя же будить, я ж не зверь. Так что я приготовила яйца-пашот на листьях салата «Айсберг» и с кусочками авокадо. И на тебя заодно тоже. Правда, в твоем случае к завтраку прилагаются еще обжаренные тосты.

– А ты, я так понимаю, обошлась без них? – спросила я, вылезая из кровати и ступая ногами на теплые уже с утра половицы.

Что за август такой удивительный. С самого утра больше двадцати градусов на улице, а днем уже которую неделю подряд плюс тридцать два обещают.

– Я, мамочка, как ты помнишь, хлеб не ем. Конечно, когда ты не искушаешь меня с утра разными вкусными бутербродами.

– Да я их и сама люблю, – засмеялась я. – Так что никто тебя специально не искушает. У тебя занятие на час? С кем? С инструктором?

Зимой Сашка, не выдержав мук зависти из-за того, что ее друг Фома Горохов получил права и теперь с полным на то правом может водить отцовскую машину, записалась на курсы вождения. Собственно, оплатила она их себе тоже сама, чем страшно перед другом гордилась. Я была уверена, что если эта молодежь и поссорится, то именно из-за того, что Сашка все время козыряет перед Фомой своими заработками. С мужчинами так нельзя, сами понимаете.

Но моя дочь, оказывается, обладает не только житейской, но и женской мудростью. По крайней мере, она точно лучше меня знает, как вести себя с мужчинами, чтобы их не отпугивать, потому что с Фомой они остались неразлучны, парень вместе с другом раскрутил собственный бизнес, который Сашка безвозмездно рекламирует в своем блоге, а за это он пускает ее за руль, позволяя тренироваться чаще, чем это предусмотрено платным инструктором.

В начале сентября у нее экзамен на получение прав, и я точно знаю, что его она боится больше, чем ЕГЭ, поэтому зубрит правила, решает карточки и тренируется ездить по московским улицам каждую свободную минуту. Естественно, что, когда она ездит с Фомой, я переживаю не на шутку. Во-первых, это незаконно, парень и сам за рулем без году неделя. А во-вторых, в машине Фомы запасных педалей нет, так что все может случиться.

– С инструктором, – успокоила меня дочь. – Мама, ты же знаешь, что Фома меня на улицах за руль не пускает, только на специальной территории и только для того, чтобы отрабатывать «площадку». Ему штрафы не нужны, да и возможные аварии тоже. Машина-то отцовская. Так что езжу я с инструктором, а потом Фома меня забирает, мы вместе едем за Машкой и стартуем в Солнечногорск.

– Саша, я тебя умоляю, пожалуйста, аккуратнее. И на дороге, и в воде, и вообще.

– Мамочка, я тебя уверяю, что в мои планы не входит тонуть или попадать в аварии. Мне очень нравится моя жизнь, и в ближайшее время она должна стать еще интереснее и насыщеннее. Так что я буду очень-очень осторожна.

Сашка чмокнула меня в щеку, ураганом пронеслась в прихожую, одетая в шорты и белую футболку, вставила ноги в балетки, схватила заранее собранную сумку-рюкзак и исчезла. На прощание хлопнув входной дверью. Я перевела взгляд на часы, которые показывали без пятнадцати семь. Да, моя целеустремленная дочь точно знает, чего хочет от жизни. Тяжело вздохнув от того, что, пожалуй, не могу сказать того же самого про себя, я поплелась на кухню, где меня ждал полезный и здоровый завтрак, правда, с хлебом.

Отдав дань яйцам-пашот, оказавшимся настолько вкусными, что даже авокадо их не портил, я пила уже вторую чашку кофе, когда позвонила моя подруга Машка. Наверное, есть что-то важное в том, что и у меня, и у моей дочери лучших подруг зовут одинаково, а может, это всего-навсего совпадение, но у нас обеих есть по своей Машке.

Моя – отличная хозяйка, умудряющаяся держать в узде мужа, с которым они много лет живут душа в душу, и двух сыновей. Как ей это удается, ума не приложу. Конечно, готовит Машка так, что не только пальчики оближешь, но и ум отъешь, но не на ее же фирменных котлетках столько лет держится брак. Впрочем, Машка уверяет, что именно на них, тактично не заостряя внимания на моих более скромных кулинарных талантах. Правда, про мое неумение выбирать «не тех» мужчин она высказывается с гораздо меньшим тактом.

– Кузнецова, ты почему, уезжая вчера с дачи, кабачки не забрала? – строго спросила Машка, когда я ответила на звонок. – Ты же радовалась, что из них можно наготовить массу диетических блюд, которые Сашка будет жрать, потому что они не нарушают диету. Говорила или нет?

– Говорила, – признала я.

– Так чего не забрала?

– Забыла.

– Забы-ыла, – передразнила Машка, впрочем, ни чуточки не похоже. – Как говорила моя классная руководительница Марья Степановна, царствие ей небесное, а голову ты свою не забыла?

Вспомнив это распространенное школьное выражение, я не выдержала и засмеялась. Нет, как же чудесно, что в это первое сентября в школу не надо идти не только мне, но и Сашке. Все, что связано со школой, можно вычеркнуть из памяти как страшный сон. И форму, и обязательную покупку канцтоваров, и мытье окон, и бесконечные сборы денег на нужды класса и школы, и родительские собрания, и…

– В общем, корзину с кабачками я сегодня привезу на работу, – ворвалась в мои мысли подруга. – Я туда еще помидоры положила, перцы, лук, чеснок, огурцы и один баклажан. Если потушить все вместе, то очень вкусно получится. Только без огурцов.

– Маш, я вообще-то тоже готовить умею, – немного обиделась я.

– Умеешь, кто ж спорит, – покладисто согласилась подруга, – но соте будешь тушить по моему рецепту, чтобы получилось не просто вкусно, а божественно. Поняла?

– Поняла.

– А к огурцам я тебе еще всякой зелени для засолки положила. Не захочешь мариновать, просто зальешь холодной водой, чтобы получились малосольные.

Моя подруга – на удивление практичная особа. У нее в хозяйстве ничего не пропадает, последнему листочку и росточку находится применение. И как у нее после нашей не самой простой в мире работы хватает сил на то, чтобы тащить на своих плечах еще и дачные заготовки, я понятия не имею. Моя Сашка называет это «битвой за урожай», хотя, на мой непросвещенный взгляд, это, скорее, выглядит битвой с урожаем. Бессмысленной и беспощадной.

Я представила, как буду выглядеть в судебной мантии и с корзиной, из которой торчат зонтики укропа, и захохотала в голос. Машка мой смех восприняла как попытку уклониться от засолки огурцов.

– Лена, – сказала она, и голос ее прозвучал отчего-то жалобно, что вообще-то моей подруге несвойственно, – ну, будь ты человеком. Я бы, конечно, могла засолить на тебя огурцы, но у меня на эти банки и дары природы глаза не смотрят, честное слово. Урожай в этом году прет так, что я не знаю, куда от него деваться. Вот давала же себе в прошлом году честное слово, что ни за что не буду сажать столько огурцов, и самое обидное, что его сдержала. В прошлом году восемнадцать кустов было, в этом только десять, а урожай в два раза больше, представляешь? Я уже и рассольника тридцать банок закатала, и двадцать трехлитровок с солеными огурцами в подвал спустила, и маринованные огурцы законсервировала, а они все не кончаются.

Представив, как по такой жаре Машка стерилизует банки и кипятит рассол, я содрогнулась. Подругу мне незамедлительно стало жалко, поэтому я торжественно пообещала, что приготовленную корзину заберу и доверенный мне урожай переработаю. Что ж, сегодняшний вечер придется провести не за книгой и не перед телевизором, а на кухне. Признаться, от этой мысли мне стало довольно тоскливо.

Следующий телефонный звонок был от Натки. Моя сестра вообще-то любительница поспать утром подольше, благо ее работа вполне это позволяет. Сын ее, мой неугомонный племянник Сенька, в деревне, так что с завтраком с утра заморачиваться не надо. И чего это она в такую рань проснулась? Или у нее ночует Таганцев, а потому сестрице, хочешь не хочешь, а надо собирать бравого капитана на работу?

Причина раннего звонка выяснилась сразу. Натка с Таганцевым, оказывается, уезжали в недельный отпуск на Волгу, а потому на меня и Сашку падала забота по кормежке кота Веньки. Замечательно, еще и кот на мою голову. Если бы не бандитский характер кота, его, конечно, можно было бы забрать к себе, чтобы не мотаться каждый день к сестре на квартиру, но делать очередной ремонт я была категорически не готова. Что ж, к счастью, Сашка пока не ходит в институт, а у ее друга Фомы есть машина, с которой кормежка кота и вовсе перестает быть проблемой.

Признаться, неожиданный отъезд сестры меня удивил. Мы виделись в пятницу, после работы, и ни о какой поездке на Волгу даже речи не шло. Впрочем, особенности Костиной работы мне понятны, отпуск на несколько дней ему мог выпасть совершенно неожиданно. В Турцию по горящей путевке наверняка дорого, а погода стоит хорошая, почему бы и не искупаться в Волге, заодно изучив новые для себя места.

Последняя командировка Таганцева была как раз в Заволжье. Зная компанейский Костин характер, можно было не сомневаться, что у него там осталось немало новых друзей, которые будут просто счастливы принять у себя Таганцева вместе с дамой его сердца. Так что сестре я пожелала счастливого пути, пообещав кормить Веньку и убирать последствия его жизнедеятельности.

Распрощавшись с Наткой, я начала собираться на работу. Если моей сестре начавшийся понедельник принес путешествие и начало короткого, но все же отпуска на Волге, а моей дочери – приятный отдых на озере Сенеж, то мне не светило ничего, кроме дня, наполненного судебными заседаниями. Впрочем, как и обычно.

* * *

Когда Натка с Костей выехали из Москвы, часы показывали 9.21. Таганцев, конечно, анонсировал выезд в семь утра, путь предстоял неблизкий, но Натка на то и женщина, чтобы копаться по утрам. Как говорится, понять и простить. Костя, конечно, понял и простил, как вообще всегда прощал Натку. Любил потому что, а она этим нахально пользовалась.

Утренние пробки на улицах, конечно, уже были, не то что в семь утра, но Костя не ворчал, понимая, что «фарш невозможно провернуть назад». Ну, не выехали вовремя, так что ж теперь. За стеклами автомобиля промелькнули указатели Совхоза имени Ленина, Видного, Калиновки, потом проехали Горки, Белеутово, Горки Ленинские, Домодедово и Ям.

– Между прочим, – решила блеснуть знаниями Натка, – слово «ям» с XIII по XVIII век на Руси означало почтовую станцию, где содержали разгонных ямских лошадей, а еще обустраивали постоялые дворы для отдыха ямщиков. А именно это село находилось в то время на расстоянии одного ямского гона от Москвы, поэтому здесь путешественники в первый раз меняли лошадей.

– Ну, нам-то свою лошадь менять не надо, – засмеялся Костя и ласково погладил руль. Машину он считал живым существом и, Натка знала, всегда с ней разговаривал, когда думал, что никто не слышит.

– Нам – нет, но кофе выпить можно, – заканючила Натка. – Нет, ну, правда, Кость, давай остановимся, будем пить кофе и представлять, что мы на постоялом дворе.

– Наташ, мы всего тридцать километров проехали из восьмисот пятидесяти. Ты собираешься на дороге ночевать? Если хочешь кофе, то покопайся в сумке на заднем сиденье, я термос захватил. Знал же, что ты обязательно кофе заклянчишь. Так что до Тамбова остановки только санитарные.

– А в Тамбове что? – с подозрением спросила Натка.

– А в Тамбове – обед. Он как раз примерно на середине пути, так что остановимся там передохнуть на час и дальше в путь. Поняла?

– Мальчик хочет в Тамбо-о-о-ов, ты знаешь, чики-чики-та[2], – запела Натка и деловито полезла на заднее сиденье за термосом.

Ей было немного стыдно, что захватить с собой кофе догадалась не она. Конечно, Костя, в отличие от нее, бывалый командированный, знает, что нужно брать с собой в долгую дорогу.

У Таганцева вообще любое дело ладилось, все ему в этой жизни было к рукам и по плечу. И кран заменить, и машину починить, и с любой другой житейской неурядицей разобраться. Этим его свойством вовсю пользовалась не только Натка, но и ее сестра Лена. Вообще-то ее старшая сестра познакомилась с тогда еще младшим лейтенантом Таганцевым первой и даже имела с ним непродолжительный роман, но потом познакомила ухажера с младшей сестрицей, и тот, пораженный Наткиной красотой, что называется, пропал.

Натка всегда с благодарностью думала о том, что во многих семьях такой кульбит привел бы если не к полному разрыву семейных связей, то к холоду в отношениях точно, но Лена не была бы собой, если бы обиделась на то, что сестра отбила у нее кавалера. Наоборот, за Натку она искренне радовалась, надеясь в глубине души, что серьезный и обстоятельный Таганцев отучит ее сестрицу влезать в любые валяющиеся на дороге неприятности, а с Костей просто продолжала дружить. Ну и пользоваться его незаменимостью в трудных ситуациях, разумеется.

Влезать в неприятности Натка, впрочем, не перестала. С ней постоянно что-то случалось, то ли в силу врожденного авантюризма, то ли от невезучести, вот только теперь из разных историй ее вытаскивала не только старшая сестра, но еще и капитан Таганцев. Как ни крути, а Лене хоть какое-то облегчение.

Через шесть часов пути они приехали в Тамбов. Непоседливой Натке дорога, признаться, порядком наскучила, поэтому она с радостью вылезла из машины, попрыгала, чтобы размять ноги, и увидела вывеску кафе, в которое ее привез Таганцев. «Автосуши. Автопицца» было написано на нем. Ну, конечно, Костя не мог забыть об огромной Наткиной любви к японской еде, а потому постарался и в путешествии позаботиться о том, чтобы она могла получить удовольствие. Она с чувством расцеловала капитана в обе щеки.

– Спасибо тебе, – сказала Натка, примерилась и поцеловала Таганцева еще раз, теперь уже в губы. – Ты всегда все продумываешь. С тобой действительно можно отправляться в любой поход.

– Лучше бы ты наконец отправилась со мной в ЗАГС, – проворчал Костя.

– И что, скажи мне на милость, поменяет штамп в паспорте? – Этот спор они вели уже не в первый раз. – Если людям вместе хорошо, то ничего. А если плохо – тем более.

– Если плохо – не наш случай. А штамп в паспорте дал бы мне возможность заботиться о тебе на законных основаниях. Вот попадешь опять в больницу, а меня к тебе не пустят, потому что официально я тебе никто.

– В больницу я больше не собираюсь, – от воспоминаний о том, как полгода назад она оказалась в ковидном госпитале, Натку передернуло. – Спасибочки.

– Ну хорошо. Я окажусь в больнице. Будет то же самое.

– И ты ни в какой больнице не окажешься. Типун тебе на язык, Костя, – рассердилась Натка. – Хватит болтать. Пошли суши есть.

За соседним столиком в кафе оказалась молодая семья, которая невольно привлекала внимание. Высокие, спортивные, светловолосые, даже внешне похожие друг на друга муж и жена и с ними двое детей. Мальчик лет шести был точной копией родителей – такой же светленький. А вот кроха-дочка, сидевшая в коляске и постоянно вертевшаяся, оказалась смуглянкой с темными колечками кудряшек на голове. Интересно, неродная или причуды наследственности?

Родители ели суши, старшему мальчику была заказана детская пицца, а вот крохе в коляске было выдано детское пюре, которое можно было сосать из мягкого тюбика, особо не боясь испачкаться. Впрочем, дети во время еды пачкаются всегда, поэтому именно в тот момент, когда Натка рассматривала семью, малышка посильнее нажала на пакетик, яркая оранжевая струйка выплеснулась наружу и шмякнулась на штанишки.

– Павлик, вытри сестру салфеткой, – тут же отреагировала женщина.

Мальчик беспрекословно взял со стола бумажный квадратик, заботливо собрал пюре с коленок сестры, выбросил салфетку в опустевшую тарелку.

– Ну что же ты, Оля, – приговаривал он при этом, – аккуратнее же нужно кушать. Вот смотри, как надо это держать. Давай, я тебе покажу.

Натка от этой умильной картины расползлась в улыбке. Все-таки хорошо, когда в семье двое детей. Старший ребенок учится заботе о младшем, а тот всегда может в этой жизни рассчитывать не только на родителей, но и на старшего брата или сестру. Вот как она всю жизнь рассчитывает на Лену. Может, это не Таганцев, а сама судьба толкает ее к тому, чтобы в семье появился второй ребенок? Сенька, конечно, растет чудесным мальчиком, но все-таки видно, что он – единственный сын и племянник, да и соседи по даче в нем души не чают, а потому постоянно балуют. Ему было бы полезно поучиться ответственности за другого человека.

– Смотри, а малышка-то наверняка приемная, – шепнул ей на ухо Костя, тихо, чтобы за соседним столиком не услышали.

– Думаешь? – спросила Натка. – Может, просто девочка в какого-то дальнего родственника пошла?

– Нет, что ты, сразу же видно, что у нее южная кровь в жилах течет, – покачал головой Костя. – Видишь, ничего страшного в усыновлении детей нет. И мальчик такой трогательный… Так о сестренке заботится.

– Я тоже сразу подумала о том, что у старшего ребенка в такой ситуации вырабатывается чувство ответственности, – призналась Натка. – И моему Арсению это было бы совсем нелишним. И все-таки у меня столько вопросов, как жаль, что воспитание не позволяет мне подойти к незнакомым людям и напрямую спросить, как они на такое решились и какие трудности преодолевали.

– Поверь, Натка, на все вопросы ты обязательно получишь ответы, – серьезно сказал Костя. – Все будет хорошо, вот увидишь.

В половине пятого вечера они двинулись в дальнейший путь. Натка с интересом смотрела по сторонам. Всегда любопытно рассматривать населенные пункты, в которых ты никогда не был. А еще придумывать биографии людям, которые тут живут. Например, в Рассказове по вечерам можно собираться вместе и рассказывать друг другу сказки или фантастические истории. В Красных Гривках – купать коней, разумеется, красных, как на знаменитой картине Петрова-Водкина, в Большой Осиновке собирать подосиновики, а в поселке Светлый совершать только добрые дела.

Погруженная в свои мысли, она и не заметила, как они оказались сначала в Саратове, а потом и в конечном пункте своего назначения – Энгельсе. Часы показывали половину девятого вечера – еще масса времени для того, чтобы спокойно поужинать перед тем, как лечь спать. И ужин оказался вкусным, и спала Натка хорошо, сквозь сон слыша через открытое на ночь окно, как плещет Волга. Гостиница, заказанная Костей, находилась на берегу реки, и ветер оттуда дул, несмотря на дневную жару, уже по-предосеннему свежий. И проснулась Натка утром, полная решимости действовать по обстоятельствам, какие бы они ни были.

Заведующая домом ребенка встретила их неласково. С точки зрения Натки, выглядела она именно так, как и полагается чиновнице средней руки, директору казенного дома. Лет пятидесяти с солидным гаком, дородная, с собранными в строгую кучку волосами на голове, выкрашенными в неестественный цвет спелой вишни, отсутствием следов ухода на лице, зато с ярким и не очень аккуратным макияжем. Одета она была в строгое синтетическое платье с короткими рукавами, сильно блестевшее на солнце. Одетая в мятые льняные брюки и хлопковую размахайку, Натка тут же почувствовала себя несолидной и вызывающей подозрение особой. По крайней мере, смотрела на нее директриса именно так, как смотрят на несолидную и вызывающую подозрение особу.

– Вы меня, наверное, помните, – начал разговор Таганцев. – Я два месяца назад приезжал проведывать девочку, Настю Васильеву. Мы бы с женой снова хотели ее повидать.

Надо же, на слове «жена» он не запнулся даже.

– У нас постоянно ходят смотреть детей, – сообщила директриса, которую звали Мариной Васильевной. – Всех не упомнишь.

– Мы бы хотели познакомиться с Настюшей, чтобы окончательно решить вопрос о ее удочерении, – просительные нотки в голосе Кости Натка за несколько лет знакомства, пожалуй, слышала впервые.

И с чего бы это бравый капитан так оробел?

– Вот так прямо и удочерение? – в голосе директрисы звучала ирония. – Милые вы мои, вы хотя бы отдаленно понимаете, как эта система работает?

– Нет, – честно признался Костя. – Но мы уверены, что как раз вы нам все и объясните.

– Так ведь это в мои служебные обязанности не входит, – директриса развела руками. – У нас проблемы с усыновителями нет. Очередь желающих существует. Вы разве не знаете, что за последние десять лет детей в детских домах стало меньше в три раза? Сейчас модно это стало – приемных детей в семьи брать.

– Может, все же не модно, а просто общество стало более гуманным? – поинтересовалась Натка.

От цинизма директора дома ребенка ее почему-то коробило, хотя этому качеству в людях она уже давно не удивлялась.

– Да как хотите, так и считайте, – директриса махнула рукой. – Но у нас постоянно приходят знакомиться с детьми. И Настя Васильева пользуется большим спросом. Это и неудивительно. Наследственность у нее хорошая, генетических отклонений нет, врожденных заболеваний тоже. Три семьи ею интересуются.

«Спрос» тоже звучал цинично, как будто речь шла не о двухлетнем ребенке, а о товаре в магазине. Натка почувствовала, что начала закипать. Костя, видимо, почувствовал это тоже, поэтому взял ее за руку, призывая сохранять спокойствие. Только скандала им сейчас не хватало.

– Мы приехали из Москвы специально, чтобы повидать Настю, – сказал Таганцев директрисе. – Мне кажется, что в этом нет ничего противозаконного. Мы же не просим отдать нам ее в гостиницу или погулять по улице.

– Еще бы вы просили.

– Мы просто поздороваемся с ней, подарим игрушку, если вы разрешите, то конфет. Причем для всех детей хватит. И еще мы будем очень вам благодарны, если вы все-таки введете нас в курс дела, куда нужно обращаться, когда мы примем окончательное решение об удочерении.

– Ребенка повидать разрешу, – вздохнула Марина Васильевна. – Но только на полчаса и в присутствии воспитателя.

– Конечно.

– А что касается процедуры усыновления, то это далеко не так просто, как вам кажется. Сначала вам придется пройти обучение в школе приемных родителей.

– Где? – не поверила своим ушам Натка.

– Ну да. Это требование законодательства. Заявление можно подать на сайте госуслуг. Причем школу можете выбрать не по месту жительства ребенка, а по своему. То есть раз вы из Москвы, то психолого-педагогическую и правовую подготовку можете пройти там. Вам нужно обратиться в орган опеки и попечительства. Подготовка необходима для формирования у граждан воспитательных и родительских навыков, определения ресурсов семьи для содержания и воспитания ребенка, охраны его прав и здоровья. На занятиях вы узнаете основы законодательства Российской Федерации в сфере защиты прав детей, оставшихся без попечения родителей, права и обязанности усыновителей, существующие формы профессиональной помощи, поддержки и сопровождения семей, принявших на воспитание детей, оставшихся без попечения родителей.

Директриса бубнила так монотонно, что Натка вдруг почувствовала, что у нее начинает кружиться голова.

– По окончании школы вам будет необходимо получить заключение о возможности быть усыновителем, а после этого встать на специальный учет.

– Куда встать? – снова не поняла Натка.

– На учет в качестве усыновителя. Если вы еще не знаете, кого решили усыновить, то следующий шаг – подобрать ребенка.

– Да мы как раз уже, – влез в разговор Костя.

– Ну, значит, повидаете ребенка еще раз. Следующий шаг – обратиться в суд с заявлением об усыновлении. А в случае вынесения судебного решения в вашу пользу зарегистрировать усыновление в органах ЗАГС.

Услышав про суд и его решение, Натка слегка приободрилась. Она была уверена, что Лена им обязательно поможет. Не в плане решения суда, разумеется, а просто информацией и профессиональной юридической консультацией, куда идти и что делать.

Попрощавшись с Мариной Васильевной, Натка с Таганцевым прошли во внутренний дворик дома ребенка, куда детей как раз вывели на утреннюю прогулку. Младшая группа гуляла отдельно от старшей. Увидев малышей, похожих на нахохленных воробьев, Натка вдруг почувствовала, как у нее сжалось сердце. Она хорошо помнила Сеньку в его три года. Ее сыночек, которого она в силу обстоятельств растила одна, никогда не испытывал недостатка в ласке, любви и внимании. Он и выглядел совсем по-другому: улыбчивый, розовощекий пухляш, в глазах которого светились огромное любопытство и полное доверие к окружающему миру.

Для Сеньки с самого рождения мир был внимательным, дружелюбным и полным абсолютной любви. Эти же малыши в массе своей были худенькие и бледные, а в их глазах отражались недетская скорбь и какая-то мудрость, совершенно несоответствующая возрасту. Они даже двигались не так, как остальные дети – подвижные, неугомонные, шебутные. Словно привыкли жить с оглядкой, стараясь не нарушать правил.

– Настюша! – закричал стоящий рядом Таганцев. – Настенька, иди сюда.

От группки детей, которые увлеченно играли на лавочке какими-то куклами, отделилась маленькая девочка с белокурыми кудряшками, оглянулась на воспитательницу, спрашивая разрешение, получив милостивый кивок, двинулась на тоненьких, похожих на веточки, ножках в сторону Натки и Кости. Ручки у нее тоже были как веточки, а когда она подошла поближе, у Натки перехватило дыхание от синевы огромных, в пол-лица глаз. Ну да, Таганцев говорил, что у этого ребенка совершенно потрясающие глаза.

Натка вдруг подумала о том, что совершенно не подготовилась ко встрече. Что говорят в таких случаях? Называют свое имя? Спрашивают имя ребенка? Но они же уже знают, что девочку зовут Настей. Сразу протянуть куклу или подождать? И вообще, что сейчас думает этот маленький человечек? На что надеется?

Ответ на этот вопрос появился незамедлительно. Остановившись перед присевшей на корточки Наткой, Настя уставилась ей прямо в лицо своими невообразимыми глазищами и требовательно спросила:

– Ты – моя мама?

Мир остановился. Исчез куда-то гомон детских голосов, прерываемый резким покрикиванием воспитательницы. Солнце перестало слепить глаза. Не хрустел песок под тонкой подошвой босоножек. Не дышал взволнованно рядом Таганцев, надежный, любящий, верный Костя, который фактически силой привез ее в Энгельс.

– Нет, – сказала Натка тихо. – Я не твоя мама, малыш.

И не увидев, а скорее почувствовав, как вздрогнул от этих слов Таганцев, добавила поспешно:

– Но я бы очень хотела ею стать.

* * *

Несмотря на раннее утро, термометр уже показывал двадцать шесть градусов. Ну да, днем обещали плюс тридцать два, невиданное дело для августа. Хорошо, что залы заседаний оборудованы кондиционерами, иначе работать было бы вообще невозможно. Доехав до работы и вознеся хвалу небесам за то, что моя машина сегодня не выдала мне никаких возможных приключений (как бы я в отсутствие Таганцева с ними справлялась, интересно), я поднялась в свой кабинет, где на столе уже стояла обещанная Машкой корзина, из которой выглядывал кабачок. Огурцы, перцы, помидоры и зонтики укропа тоже были на месте. Я вздохнула и переставила корзину на стул, задвинув последний под стол для посетителей. Не хватало еще, чтобы визитеры видели в кабинете федерального судьи выставку урожая.

В кабинет заглянул мой помощник Дима. Улыбка у него была ехидная. Знамо дело, из-за корзины, почему бы еще?

– ЕленСергеевна, – скороговоркой произнес он, – доброе утро. Кофе будете?

– Буду, Дима, – вздохнула я, привычно сокрушаясь, что не забежала в соседнюю булочную за свежими пирожными.

Раз уж мой помощник каждое утро заботливо поит меня кофе, надо и мне вносить вклад в регулярный второй завтрак. Конечно, иногда я так и делаю, но вот сегодня проскочила мимо, решив, что и так сойдет.

– К кофе у меня есть пряники из Базеля, – ответил на мои невысказанные мысли Дима. – Отец только что вернулся из командировки в Швейцарию, привез. Это, чтоб вы знали, прямо символ Базеля. Пряники изготавливают по специальной рецептуре, причем вручную. Рецепт передают из поколения в поколение, и изысканным вкусом эти пряники, говорят, не похожи ни на какие другие в мире. Я решил, что вы должны попробовать.

Мой помощник из очень состоятельной и, что называется, приличной семьи. Его отец работает в МИДе, поэтому Дима может вести весьма безбедную жизнь при довольно скромной зарплате помощника судьи. Признаться, Диме уже давно надо сдавать экзамены и выходить на самостоятельную дорогу, но он продолжает работать со мной, утверждая, что никуда не спешит, а пока набирается бесценного опыта.

Правда, я подозреваю, что ему просто лень готовиться к квалификационному экзамену, а потом проходить конкурс, вот он и ищет отмазки, чтобы этого не делать. Что ж, при таких родителях это и неудивительно. Надо признаться, что меня такое положение дел тоже вполне устраивает, потому что помощник Дима отличный, дотошный, въедливый, исполнительный, уже с огромным опытом, да и человек хороший. За те годы, что мы трудимся вместе, мы отлично сработались.

– Дима, ты меня балуешь, – сказала я и отхлебнула кофе из поставленной передо мной чашки. – Пряники, да еще из Базеля. Какое дело у нас сегодня слушается первым?

– Об усыновлении, – ответил Дима, отставил свою чашку, отложил надкушенный базельский пряник и с готовностью открыл папку с документами. Мне тут же стало неудобно. – Некая Селиванова Светлана Николаевна подала заявление по гражданскому делу об установлении усыновления в отношении Васенина Алексея Сергеевича, проживающего с истицей по одному адресу. Просит также изменить ему фамилию, имя и отчество.

– Ясно, – проговорила я. – Дима, пей кофе и ешь свой пряник, он действительно очень вкусный. Когда базельцы говорят про неповторимый изысканный вкус, то не врут. Потом у нас нескоро будет время на любой перекус, так что используй его с пользой. А дело я, разумеется, смотрела. Понимаю, что в судебном заседании бывает всякое, но заранее ничего сложного в нем не вижу. Мальчик живет с опекуном уже больше года, органами опеки женщина характеризуется положительно, так что, думаю, проблем не будет.

– А вы заметили, Елена Сергеевна, что дела об усыновлении чаще всего рассматриваются без каких-либо сложностей? – спросил Дима, снова откусывая от пряника. – Без задержек, в сроки, предусмотренные Гражданским процессуальным кодексом и к огромной радости усыновителей. Часто рассмотрение такого рода дел занимает совсем мало времени: никто не против, заключение органа опеки и попечительства положительное – три минуты в совещательной комнате, и оглашается решение.

– Так это же вполне объяснимо, – согласилась я. – Органы опеки хорошо знают свою работу, поэтому детей случайным людям не доверяют. Для того чтобы усыновить ребенка, нужно преодолеть немало сложностей. И документы собрать правильно, и школу приемных родителей пройти, и куче критериев соответствовать. Такие решения с кондачка не принимают, поэтому к тому моменту, когда дело доходит до суда, все стороны уже знают друг друга как облупленных и никаких юридических преград для оформления положительного решения нет. Не знаю, как ты, а я такие дела люблю. Времени много не занимает, да и дело доброе в результате сделано. Одним сиротой становится меньше, одной счастливой семьей больше.

– Так-то оно так, – покачал головой Дима и, видя, что я закончила пить кофе, залпом отправил в рот оставшееся содержимое своей кружки и поднялся со стула. – Вот только, честно признаюсь, я бы ни за что не решился усыновить чужого ребенка.

– У тебя и своего-то нет, Дима, – заметила я. – Рано еще про чужих думать.

– Нет, Елена Сергеевна, я серьезно. Конечно, за своего ребенка человек тоже всю жизнь несет ответственность. Вы правы, я, например, к этому пока не готов. А за чужого, да еще с нелегкой судьбой, и ответственность в два раза больше. И вообще, любовь – это ведь химия, наукой доказано. А вдруг не случится химическая реакция с приемным ребенком? Что тогда делать? Жить и постоянно помнить, что он не твой? Ждать, пока у него проявятся плохие гены? Пока он что-нибудь украдет, кого-нибудь ударит или, не дай бог, убьет?

– Глупости вы говорите, Дмитрий, – я почему-то почувствовала, что начинаю заводиться, хотя тема приемных детей меня никак не касалась. – Плохие гены, конечно, существуют, но проявляются, как правило, в виде наследственных болезней, в том числе, конечно, и психических. Но девиантное поведение по наследству точно не передается. Нельзя стать наследственным наркоманом или убийцей, это приобретенные качества характера, формирующиеся при неправильном воспитании, и поэтому в любящей семье избежать их появления гораздо проще, чем у асоциальных родителей или в детском доме.

– Возможно, вы и правы, – тут же согласился Дима. Я заметила, мой помощник вообще не любит со мной спорить. – Но, признаться, все равно интересно, почему гражданка Селиванова Светлана Николаевна решила усыновить Васенина Алексея Сергеевича, да еще полностью изменить ему фамилию, имя и отчество. Кто ей этот мальчик, как вы думаете?

– А я об этом не думаю, – ответила я, встала и начала надевать мантию. Все-таки хорошо, что залы заседания оборудованы кондиционерами, ой как хорошо. – Это не входит в мои профессиональные обязанности. Более того, подобная информация может нарушать беспристрастность рассмотрения дела. Вынося судебное решение, я руководствуюсь не домыслами, не перипетиями чужой жизни, а буквой закона, показаниями свидетелей и документами. Причины, по которым люди принимают решение усыновить ребенка, изложены в заявлении и изучены мною при рассмотрении дела. А с эмоциями – это не ко мне, это к психологу, – резко отчеканила я и двинулась в зал.

– А как же «внутреннее убеждение», Елена Сергеевна? – хитро пискнул мне вдогонку дерзкий помощник Дима.

В ответ он увидел только мой грозный «судебный» кулак, сжатый за спиной.

Судебное заседание действительно прошло очень быстро. Истица – та самая Светлана Николаевна Селиванова, которая уже два года являлась опекуном несовершеннолетнего мальчика, оказалась приятной дамой лет тридцати пяти, которая ужасно волновалась. Так волнуются люди, когда решается жизненно важный для них вопрос. Видимо, так оно и было.

Когда я начала оглашать решение, Светлана Николаевна побледнела так, что я испугалась, что ей сейчас станет плохо. Но адвокат, который помогал ей со сбором документов, взяла ее за руку, прошептала что-то на ухо, и Селиванова немного успокоилась. Адвокатом в этом деле выступала Марина Ракова, я знаю ее много лет, и все случаи, когда мы сталкивались в зале суда, оставили у меня очень благоприятное впечатление о ней. И юрист хороший, и человек достойный.

Что ж, именем Российской Федерации, 22 августа 2022 года Таганский районный суд города Москвы в составе председательствующего Кузнецовой Елены Сергеевны с участием представителя органа опеки и попечительства администрации муниципального округа Савельевой Ирины Геннадьевны при секретаре Корниловой О. А., рассмотрев в закрытом судебном заседании гражданское дело по заявлению Селивановой Светланы Николаевны об установлении усыновления в отношении Васенина Алексея Сергеевича, 12 декабря 2015 года рождения, постановил признать мальчика Васенина Алексея Сергеевича усыновленным Селивановой Светланой Николаевной. Присвоить усыновленному мальчику фамилию Селиванов, имя – Александр, отчество – Павлович. Записать матерью Селиванову Светлану Николаевну, без указания отца…

За сухими строчками решения разворачивалась житейская история, в которой было место и чувствам, и эмоциям, и трагедии, и доброте. Прав был Дима, когда об этом думал, ой прав. И хорошо, что, отработав юристом несколько лет, мой помощник сохранил любопытство к чужим судьбам. В хорошем смысле любопытство, которое заставляет видеть за юридическими закорючками живых людей, их смех и слезы.

Светлана Селиванова, которая полтора года назад оформила опекунство над мальчиком-сиротой, действительно искренне любила этого ребенка. Сиротой он, впрочем, оказался при живых родителях. Его мать и отец решением суда были лишены родительских прав, когда малышу не было и двух лет, следующие два года он провел в детском доме, после чего Светлана и стала его опекуном.

Как засвидетельствовали представители органов опеки, у нее с мальчиком сложились хорошие отношения, и довольно быстро он начал называть женщину мамой. Ребенок был обеспечен всем необходимым, рос в любви и заботе. Желание усыновить его было вызвано тем обстоятельством, что через неделю маленький Алекс шел в первый класс, и женщина хотела, чтобы в документах у него стояла ее фамилия.

Светлана Николаевна решила изменить ребенку имя и отчество, чтобы в будущем затруднить родным родителям его поиски, возникни у них вдруг такое желание. Дома малыша называли Алекс, что было производным и от Алексея, и от Александра, так что со сменой имени проблем не возникало. Истица хотела, чтобы в школе дети считали Алекса ее родным сыном, поскольку, по ее мнению, это больше соответствовало интересам ребенка. Алекс тоже был уверен, что Светлана – его мама, не знал, что находится под опекой.

Причины, препятствующие тому, чтобы стать усыновителем, отсутствовали. Светлана Николаевна не признавалась судом недееспособной, не ограничивалась в родительских правах в отношении своих детей, которых у нее двое, была совершенно здорова, имела постоянную работу и стабильный источник дохода, не привлекалась к суду.

В судебном заседании представитель органов опеки и попечительства Ирина Савельева признала требования Селивановой законными, обоснованными и подлежащими удовлетворению, предоставила суду акт проверки условий жизни несовершеннолетнего, а также заключение органа попечительства. Светлана Селиванова вместе с мужем и детьми проживала в благоустроенной четырехкомнатной квартире, в которой маленькому Алексу была выделена своя комната. В квартире сухо, тепло, светло, сделан качественный ремонт. К походу в первый класс мальчику оборудовано учебное место.

Выслушав объяснения заявителя, представителя органа опеки и попечительства, заключение помощника прокурора, исследовав материалы дела, из которых следовало, что заявителем созданы хорошие материальные и жилищные условия для несовершеннолетнего, хороший уют и нормальный психологический климат, а Селиванова способна обеспечить несовершеннолетнему полноценное физическое, психическое, духовное развитие, суд посчитал заявление подлежащим удовлетворению в полном объеме.

На основании изложенного, руководствуясь ст. 194–197 ГПК РФ, суд решил: заявление Селивановой Светланы Николаевны удовлетворить. Закончив чтение резолютивной части решения суда по этому гражданскому делу, я захлопнула папку и вышла из зала, успев, впрочем, отметить ошеломленное, счастливое лицо заявительницы. Светлана Селиванова будто не верила своим ушам. Кстати, в момент оглашения положительного решения суда многие усыновители склонны впадать в измененное состояние сознания, своего рода «обморок». Что ж, все мы в первую очередь люди, склонные проявлять эмоции. А уж когда речь идет о детях…

Впрочем, зная по опыту, я была уверена в том, что после принятия подобного решения все только начинается. К сожалению, случаи отказа от усыновленных детей пусть и нечасто, но встречаются. Мне недавно попадалась на глаза статистика, из которой следует, что в 2021 году 5272 ребенка в нашей стране имели опыт вторичного сиротства, то есть были возвращены в детские дома из новой семьи, при этом по сравнению с прошлым годом их численность выросла. Еще восемь лет назад на сто решений о передаче ребенка в семью приходилось пять решений об отмене, а в прошлом году этот показатель уже равнялся семи.

Конечно, некоторые из таких решений были инициированы органами опеки, которые приходили к выводу, что ребенок живет не в надлежащих условиях, однако пятьдесят девять процентов случаев отмены решения об устройстве детей в семью произошли по инициативе приемных родителей или опекунов. Непростое это дело – воспитывать чужого ребенка.

Любой родитель скажет, что и со своими бывает непросто. Я хорошо помню, как тяжело мне дался Сашкин переходный возраст. Сколько слез пролила моя дочь из-за своих пухлых щек. Даже пыталась на дому сделать пластическую операцию по изменению формы лица. Хорошо, что мы с Таганцевым тогда успели вовремя вмешаться и до беды не дошло[3]. И все же даже моя, в принципе, послушная и спокойная дочь периодически отчебучивала такое, что я теряла терпение.

Как бы я себя повела, если бы Сашка была мне неродная? Нет, представить такое я не могла даже в самых смелых фантазиях. Ну хорошо, а была бы я в состоянии стать опекуном другому ребенку? Разумеется да, если бы речь шла о моем племяннике Сене или о сыновьях подруги.

Тьфу-тьфу, конечно, пусть и Натка, и Машка будут живы и здоровы, чтобы их детям никогда не понадобился опекун. А если бы речь шла о совсем постороннем маленьком человеке?

Странно, что до этого я никогда об этом не думала. Впрочем, чего удивляться. Сашку я воспитывала одна, пройдя через все трудности, обычно выпадающие на долю матери-одиночки. Мой бывший однокурсник, волею случая оказавшийся Сашкиным отцом, никогда в жизни дочери не участвовал, ни материально, ни морально. Временами мне было так трудно, что я думала – не справлюсь. Какие уж тут усыновленные дети.

Но к людям, не боящимся взять на себя ответственность за чужого малыша, я отношусь с глубоким и искренним уважением. Поэтому хочется верить, что Светлана Селиванова никогда не пожалеет о том, что судья Кузнецова приняла положительное решение об усыновлении, и мальчик Алекс будет счастливо жить с этой доброй женщиной, которую считает мамой.

До следующего заседания у меня оставалось полчаса. Иск о восстановлении на работе, взыскании заработка за время вынужденного прогула и компенсации морального вреда. Листая материалы дела, заботливо положенные моим помощником в следующую папку, я подумала, что вполне могу позволить себе следующую чашку кофе. До конца рабочего дня их будет еще семь-восемь. Моя Машка утверждает, что это вредно, и старается пить чай. А я стараюсь не думать о вреде кофе, который очень люблю. Не так уж много радостей в нашей повседневной жизни, чтобы лишаться еще одной.

– Дима, – позвала я своего помощника, – а у нас остались эти волшебные пряники?

* * *

После встречи с Настюшей Натка была тиха и задумчива, что вообще-то было ей несвойственно. Таганцев вел машину, искоса поглядывая на нее, но ни о чем не спрашивал, давая возможность упорядочить скачущие в голове мысли. За это Натка была ему особенно благодарна.

Когда машина остановилась, Натка даже не сразу поняла, куда они приехали. Ах да, это же пляж. Перед глазами расстилалась довольно широкая полоса, засыпанная мелким и очень чистым песком с проложенными пешеходными дорожками. Детские и спортивные площадки, спасательный пост и медицинский пункт свидетельствовали о том, что пляж не является диким. Вот только народу, несмотря на жаркий день, на пляже оказалось немного. Впрочем, вторник, все на работе, чему удивляться.

– Ты посмотри, как все продумано, – выразила удивление Натка. – Отличный пляж, спуск к воде пологий, а вон смотри, и кафе есть, и детские аттракционы, и шезлонги с зонтиками в прокат дают. Такое чувство, что мы не в России, а за границей.

– Скажешь тоже, – Таганцев даже засмеялся, – сейчас повсеместно зоны отдыха оборудуют ничем не хуже, чем за границей. Мне зимой ребята рассказывали, что этот пляж только прошлым летом в порядок привели, и сюда сразу люди съезжаться стали. И из Саратова приезжают, там своего городского пляжа нет, а тут вон сколько места, на всех хватит. А для детей и водные горки, и батуты.

– Как думаешь, а нам разрешат Настю на пару часов погулять взять? Мы могли бы ее сюда привезти, – сказала Натка, у которой из головы не шла белокурая синеглазка с кудряшками.

– Я о том же самом думаю, – признался Костя. – Давай так, мы с тобой сегодня все обсудим, а завтра снова поедем в дом ребенка и опять поговорим с директрисой, чтобы определиться, что делать дальше.

– Она мне так не понравилась, – призналась Натка.

– Кто? Настюша?

– Нет, конечно. Директриса эта. А Настюша – ангел.

– Рано делать выводы. В конце концов, эта женщина нас видит в первый раз в жизни. Точнее, меня во второй, но это ничего не меняет. Она же отвечает за этих детей, поэтому вряд ли должна бежать с распростертыми объятиями навстречу любому визитеру. А вдруг мы проходимцы какие-то. Кстати, надо бы узнать, какие документы нужно оформить, чтобы Настю отпустили с нами погулять. Вряд ли это можно сделать просто людям с улицы, которыми мы являемся. Ладно, с этим разберемся, а пока айда купаться. Жарко.

Впрочем, их надеждам не суждено было сбыться. Пляж действительно был прекрасным, но вот вода у берега выглядела так, словно в нее перевернули гигантскую банку с зеленой гуашью.

– Что это? – оторопело спросила Натка. – Почему вода зеленая?

– Так Волга цветет, – спокойно пояснила стоящая рядом старушка с палками для скандинавской ходьбы в руках. – Вы не местные, да? Иначе бы знали, что это каждый год происходит. Нормальное явление для наших краев.

– Но почему?

– К середине июля вода обычно прогревается и начинает цвести, а к августу эта зелень усиливается. Если через эту полосу пробраться, то дальше можно купаться, вода чистая. Просто вылезать будете, снова испачкаетесь. Но душевые кабинки работают, зелень можно смыть. Она не опасная совершенно. Это просто сине-зеленые водоросли.

– Нет уж, спасибо, – пробормотала Натка, с содроганием глядя на набегающую на берег зеленую волну, оставляющую на песке липкую кашицу. Она представила ее на своей коже и даже передернулась от омерзения. – Как обидно должно быть местным – жить на берегу Волги и не иметь возможности выкупаться.

– Да мы привыкли, – пожала плечами старушка. – Для нас это вполне привычная картина. А вот приезжие и удивляются, и расстраиваются.

– Поехали отсюда, – решительно сказала Натка Константину. – Раз купаться нельзя, то нечего тут делать. Давай лучше разбираться, какие документы нам нужны, чтобы забрать Настю.

– Наташа, так ты согласна удочерить девочку? – спросил Таганцев, когда они снова сели в машину. – Это же очень серьезный шаг, и мне бы не хотелось, чтобы ты считала, что я на тебя давлю.

– Ты на меня не давишь, – пожала плечами Натка. – Ты прав в том, что, глядя на этого ребенка, невозможно не влюбиться. Конечно, я бы предпочла побольше о ней узнать. Кто ее родители, почему она оказалась в детдоме. Ты впервые услышал о ней, когда она попала в больницу. Почему? Может, у нее постоянные проблемы со здоровьем. Согласись, что все это важно знать.

– Я и не спорю, – Костя смотрел на нее с нежностью. – Когда поднялся шум из-за того, что к Насте в больнице никто не подходил и я включился в решение этого вопроса, я успел выяснить, что мать девочки отказалась от Насти прямо в роддоме, вернее, просто сбежала оттуда, не уведомив медицинский персонал. Девочку передали в дом малютки, потом органы опеки вышли в суд с инициативой лишения нерадивой мамаши родительских прав, так как на руках заявления об официальном отказе от ребенка не было, то рассмотреть это дело в упрощенном порядке не представлялось возможным. Матери ребенка прислали повестку в суд, чтобы она официально подтвердила свое нежелание воспитывать Настеньку самостоятельно, но эта женщина на заседание не явилась. Решение было принято в ее отсутствие, но еще полгода по закону отводилось на то, чтобы мать ребенка одумалась и вернулась. Этого не произошло, так что удочерение Настюши по закону возможно.

– Но почему она так поступила?

– Понятия не имею, – пришел черед капитана Таганцева пожимать плечами. – Может, ее материальное положение не позволяло ей воспитывать ребенка. Может, не хотелось быть матерью-одиночкой. Но Настя – здоровый ребенок. Это я выяснил. В больнице она оказалась, потому что просто сильно простудилась. Так бывает, но никаких серьезных хронических болезней у нее нет.

– Кость, давай сегодня поедем в детский дом и снова поговорим с заведующей, – сказала Натка просительно. – Скорее всего, нам придется собрать целую кучу документов, а для этого нужно вернуться домой. Зачем нам тут тратить время? Купаться нельзя, отдыхать не получится, потому что мы оба сильно нервничаем. Лучше все узнать и начать действовать. Ты согласен?

– Согласен, – улыбнулся ее горячности Таганцев. – Хорошо, поехали. Но с Настей тебе надо познакомиться поближе, так что узнаем, дадут ли нам погулять с ней пару часов.

Увидеть их снова заведующая домом ребенка была точно не рада. Интересно, почему? В конце концов, она должна всячески способствовать тому, чтобы ее воспитанники находили себе семьи и любящих родителей. Или это именно Наталья Кузнецова и Константин Таганцев вызывают у нее такое сильное неприятие?

– Что-то еще? – спросила она, увидев парочку на пороге своего кабинета.

– Да, мы хотим официально уведомить вас, что намерены начать процедуру удочерения Насти Васильевой. И еще узнать, можем ли мы, пока идет этот процесс, брать Настю на несколько часов в день, чтобы ребенок к нам привык.

– Это не так просто, – директриса позволила себе усмехнуться, видимо, их наивности. – Для того чтобы оформить гостевой режим для детей-сирот, нужно предоставить в органы опеки по месту жительства следующие документы: заявление по специальной форме, утверждаемой Министерством образования и науки Российской Федерации, копию вашего паспорта, справку органов внутренних дел, подтверждающую отсутствие судимости, медицинскую справку по форме 164/у-96. Справка из полиции действует год, медицинская – полгода, после этого ее придется обновить. Кроме того, вы можете предоставить в органы опеки любые другие документы, свидетельствующие о том, что у вас есть необходимый опыт в воспитании детей, образование и профессиональная деятельность.

– И это все только для того, чтобы сходить с ребенком в парк? – не выдержала Натка.

– А вы как думали? – строго спросила директриса. – Это же дети, за которых государство в моем лице несет полную ответственность. И доверить ребенка невесть кому – значит подвергать его потенциальной опасности.

– Хорошо, мы соберем все справки, что дальше?

– Простите, вы сказали, что в Москве живете?

– Да.

– Ну, если вы будете готовы ради прогулки с Васильевой каждый раз преодолевать расстояние почти в девятьсот километров, – голос Марины Васильевны теперь звучал ехидно, – то в течение пяти рабочих дней орган опеки проверит все предоставленные вами документы и оформит заключение о возможности временной передачи ребенка. Так как постоянного места проживания в нашем городе у вас нет, то забирать Настю вы сможете лишь на время, без ночевок, ну или вместе поехать на отдых. Для этого вы должны будете предоставить мне заявление о временной передаче ребенка в свободной форме, копию паспорта, выданное вам заключение органов опеки, письменное согласие проживающих с вами совершеннолетних, а также детей старше десяти лет.

– Моему сыну меньше десяти, – пробормотала Натка.

Марина Васильевна не обратила на ее бормотание ни малейшего внимания.

– Далее я зарегистрирую ваше заявление и в течение семи дней с даты его подачи приму решение. Если оно будет положительным, то выпускается приказ руководителя детского учреждения, с которым вы должны быть ознакомлены под подпись. Отрицательное решение тоже оформляется письменно с указанием причин отказа.

– И на каком основании вы можете нам отказать, если органы опеки решат, что мы подходим под необходимые требования? – спросил Таганцев.

Директриса посмотрела на него совсем неласково.

– Перед передачей в семью с ребенком говорят психологи, педагоги и воспитатели – если ребенок не захочет ехать, временным опекунам предложат выбрать другого подопечного.

– Настюше три года, как она может что-то захотеть или не захотеть?

– Всякое бывает, – вздохнула Марина Васильевна и вдруг стала похожа не на государственную функцию, а на человека. – Иногда детки при виде некоторых взрослых начинают так рыдать, что сразу ясно, что отпускать их нельзя.

– Мы уже встречались с Настюшей, и она не плакала. Более того, она сразу спросила у Наташи, не является ли та ее мамой, – упрямо сказал Таганцев. – Скажите, а правильно ли я понимаю, что оформить гостевой режим гораздо проще, чем опекунство? И можно временно забрать Настю к себе и уже не торопясь пройти необходимые процедуры?

– Временная передача в семью допустима на срок до трех месяцев, – помолчав, сказала Марина Васильевна. – Но я еще раз напомню вам, что Настей интересуются и другие потенциальные усыновители. И тут для принятия администрацией нашего учреждения положительного решения в вашу пользу будет крайне важно ваше расположение и добровольное сотрудничество.

– Простите, а что именно вы имеете в виду?

Вид у Таганцева стал такой простодушный, что Натка с трудом сдержала улыбку. Костя был опером, сотрудником правоохранительных органов, поэтому вымогать у него взятку, пусть даже завуалированную, представлялось делом рисковым. Смелая женщина эта Марина Васильевна, но ведь она не знает, кто перед ней.

– Я имею в виду спонсорство. – Женщина улыбалась так безмятежно, что становилось совершенно ясно, что ничего она не боится. – Например, нам сейчас очень нужна помощь в оформлении игровой, комнаты психологической разгрузки, а еще требуется несколько компьютеров. Если бы вы определились, с чем можете помочь нашему дому ребенка, то и я бы, в свою очередь, посмотрела, что можно сделать, раз Васильева так вам приглянулась.

У Кости на щеках заходили желваки, и Натка поняла, что он сейчас взорвется. Если они действительно хотят получить девочку, то допускать этого нельзя. Никак нельзя. Она взяла капитана Таганцева за руку, слегка нажала, заставляя успокоиться.

– Мы обязательно подумаем, – елейным голосом ответила она директрисе. – И поступим строго по закону. Сегодня же мы уедем домой, собирать все необходимые документы. Проконсультируемся там с юристами. Поэтому насовсем мы не прощаемся. До свидания.

– Всего доброго, – сказала директриса, кажется, слегка разочарованно.

Выйдя из детского дома, Натка и Таганцев приняли решение, быстро перекусив, выдвигаться обратно в Москву. Нечего им было делать в Энгельсе в данный момент. Заехав в гостиницу, забрали вещи, заскочили в какой-то ресторанчик, где поели, практически не чувствуя вкуса еды.

Настроение испортилось у обоих, хотя, по большому счету, расстраиваться было еще совершенно не из-за чего. Ну, не думали же они в самом деле, что такое сложное дело, как усыновление ребенка, пройдет легко и гладко. Проблем, связанных с этим непростым решением, должно было быть столько, что только успевай отмахиваться, так что негоже сдаваться при первых трудностях, просто из-за неприятного послевкусия, оставленного разговором.

Главное, что Настя им обоим понравилась, да и они девочке совершенно точно пришлись по душе, а все остальное дело наживное. Решится, обойдется, сладится. И они смогут со всем справиться, и Лена наверняка подсобит. В этом Натка была уверена, хотя и не представляла, как построить самый первый разговор с сестрой. Строгая судья Кузнецова привыкла считать свою младшую сестренку немного взбалмошной и безответственной, а потому решение той вдруг взять и усыновить ребенка наверняка встретит с удивлением, сочтет внезапным и не очень обдуманным порывом. Не было ли это действительно так? Об этом Натка старалась не думать.

Домой они приехали уже глубокой ночью. Квартира встретила Натку тишиной, из которой следовало, что кот Венька точно где-то накосячил. Обычно при звуке открывающейся двери он лениво выдвигался в коридор, нагло потягивался, показывая, что прекрасно проводил время в отсутствие хозяев, близко не подходил, ждал, пока хозяева изволят приблизиться сами и наклонятся, чтобы погладить его между ушами.

Сеньке кот радовался активнее, чем Натке, с которой держал фасон. Сенька был его бессменным напарником по шкодам, так что если в доме что-то случалось, то можно было не сомневаться, что к этому приложили руку (и лапу) девятилетний мальчик и кот. И прятались в недрах квартиры после какого-то очередного бесчинства они тоже совершенно одинаково.

– Я надеюсь, он просто опять что-то разбил, а не застрял в оконной раме и задохнулся, – мрачно сказала Натка Таганцеву.

– Ты же закрываешь окна, когда уходишь из дома, причем именно по этой причине, – откликнулся тот.

– Да, но Сашка приходила кормить кота и могла, забывшись, открыть окно. – Натка вдруг заволновалась, потому что вредный кот успел стать членом ее семьи, за которого она отвечала. Конечно, появился он у нее совершенно случайно и сначала она вовсе не пылала восторгом от того, что теперь у них с Сенькой будет домашний питомец, но за полгода привыкла. Венька стал совсем своим, а своих Натка любила и берегла.

Скинув кроссовки, Костя двинулся по коридору, заглядывая в комнаты, чтобы оценить масштаб бедствия. Он вообще был человеком действия и, понимая, что любимая женщина волнуется, вместо слов перешел сразу к делу. Из кухни он вышел молча, что было неудивительно. Наученная горьким опытом, Натка давно уже не оставляла в пределах досягаемости ни чашки, ни съестное, ни случайно брошенные предметы типа спонжей для нанесения косметики. Знала, что все это будет сброшено на пол мягкими лапами.

В гостиной тоже все находилось на своих местах, а вот из спальни раздался веселый голос Таганцева.

– Все в порядке, этот проходимец жив и здоров. Можно не волноваться.

– Что натворил? – уточнила Натка, скидывая босоножки. – Жертв нет, а разрушения?

– Разрушения есть, – отрапортовал вышедший в коридор Костя. – Сорвана штора и с мясом выдернут из стены карниз. Но ты не переживай, завтра утром я все починю.

– Вот ведь негодяй, – вздохнула Натка. – Это он на шкаф залезает, а оттуда прыгает на штору и раскачивается на ней, уцепившись когтями. Я уж его гоняла-гоняла, но его это будто еще больше подхлестывает. А откормился он за эти полгода знатно, вот карниз наконец-то веса и не выдержал.

«Негодяй», услышав ее голос, видимо, понял, что грома и молний не будет, а потому материализовался откуда-то из недр квартиры, с независимым видом выгнув спину и распушив хвост. Мол, ничего страшного не произошло, так, мелкая неприятность.

– Иди сюда, чудовище, – пробурчала Натка. – Есть хочешь или Александра тебя сегодня кормила? Вот заведем тебе еще одного ребенка, он тебе покажет, где раки зимуют, будет дергать за хвост и душить в объятиях. Узнаешь тогда, почем фунт лиха.

Кот блеснул глазами, показывая, что угрозу услышал и оценил. Что ж, «на кошках она потренировалась», теперь предстоит рассказать новость Сене и Лене. Надо признать, это будет совсем непросто – найти нужные слова, чтобы убедить обоих в серьезности своих намерений, а также в том, что привычная жизнь после принятого решения не пойдет кувырком.

– Костя, мы же справимся? – спросила она. Вопрос, заданный вслух, прозвучал невпопад, потому что всю дорогу от Энгельса до Москвы на волнующую обоих тему они не говорили совсем, а из ситуации с содранной котом шторой он не вытекал.

Тем не менее Таганцев сразу понял, о чем именно она спрашивает. Подошел, обнял, надежно спрятав Натку от всех невзгод мира в кольце своих рук, ответил очень серьезно:

– Конечно справимся, Наташа. Иначе даже и быть не может.

* * *

Весь вечер меня не покидало чувство, будто я забыла что-то сделать. Перебирая в голове рабочие моменты, я понимала, что все намеченное на сегодня выполнено, однако внутреннее неудовлетворение то и дело возвращалось, грызя изнутри. Да что ж такое-то.

Сашка, съездившая на пляж Сенежа, давно уже вернулась домой. Сидела в своей комнате, обрабатывая фотографии и сочиняя рекламный текст. Выглядела она полностью удовлетворенной и отдыхом, и жизнью в целом. Еще бы, ее день полностью удался. Машину поводила, в озере накупалась, позагорала в приятной компании, кота к Натке покормить заехала, а сейчас занималась тем, что ей нравится, да еще и за денежное вознаграждение. Мечта, да и только. К сожалению, про себя я никак не могла сказать того же самого.

Спать я отправилась, так и не установив причину своего странного томления духа, и, проснувшись утром, с неудовольствием поняла, что посетившее меня с вечера чувство никуда не делось. Я не выполнила что-то такое, что обязательно должна была сделать, но что именно, я по-прежнему не имела ни малейшего понятия. Ладно, в конце концов, жизнь так устроена, что уж про невыполненные обязательства тебе обязательно напомнят.

Этим утром Сашка еще спала, поэтому завтрак пришлось готовить самой. Особенно заморачиваться я, разумеется, не стала. Сделала горячие бутерброды с сыром и маринованными огурчиками. Если Сашка захочет здорового питания, натрет себе сырой моркови с редькой.

В голове шевельнулось какое-то смутное воспоминание, связанное с вкусной и здоровой пищей, и тут же пропало. Ну и ладно, сторонницей ЗОЖ я никогда не была точно. С этой мыслью я и поехала на работу. Помня о вчерашних базельских пряниках, я забежала в кофейню и купила коробочку корзинок с кремом. Помнила, что этот вид пирожных мой помощник любит больше остальных. Нахлебничество я не признаю ни в каком виде, поэтому сегодня моя очередь «проставляться» к утреннему кофе.

Кабинет встретил меня бодрящим ароматом, поскольку Дима уже колдовал перед кофемашиной. Знал, что начальница вот-вот придет, готовился.

– Доброе утро, Дима, – поздоровалась я, протягивая ему коробку с пирожными. – Вот. Прими благодарность за базельские пряники.

– Корзиночки! – восхитился мой помощник, с наслаждением вонзая зубы в нежный крем. – Спасибо, ЕленСергеевна, знаете вы мою маленькую слабость.

Я внезапно подумала о том, что за несколько лет работы с Дмитрием действительно столкнулась лишь с его любовью к сладкому. Других недостатков у него как будто и не было. И как при таких удивительных качествах он до сих пор не женат? Уму непостижимо, что никакая девушка не догадалась наложить лапу на такое сокровище. Впрочем, вслух я этого не сказала, в нашей профессии важно уметь соблюдать тактичность и некую дистанцию. Юристы не привыкли кидаться словами и всегда следят за филигранностью формулировок.

Первым делом, которое сегодня подлежало рассмотрению, был иск о взыскании пятисот семидесяти тысяч рублей долга. Ответчик утверждал, что никаких денег он не получал, а расписку написал под угрозой насилия. Что ж, надо признать, что у него грамотный адвокат. Согласно статье 808 Гражданского кодекса Российской Федерации, договор займа должен быть совершен в письменной форме, а его оспаривание по безденежности путем свидетельских показаний не допускается, за исключением случаев, когда договор был заключен под влиянием насилия или угрозы. Сделав подобное заявление, ответчик получил единственную возможность использовать свидетелей для доказывания своей позиции.

Судом была допрошена сожительница ответчика, которая пояснила, что ее гражданский муж никогда таких денег домой не приносил, зато жаловался ей на поведение истца, который требует от него возврата несуществующего долга. Однако сам истец предоставил суду убедительные доказательства того, что ответчик не только занимался частным извозом, как говорила его сожительница, но и был директором и учредителем нескольких юридических лиц, о чем женщина просто не знала. Этим была вызвана ситуация, в которой ему срочно понадобились деньги на короткий срок – понадобилось покрыть долги, возникшие именно в бизнесе.

В судебном заседании были также приведены доводы, что показания свидетеля не могут являться доказательством безденежности договора займа, так как свидетель не присутствовала при этом, а знает о происходившем только со слов своего сожителя. При этом в те две недели, когда происходили описанные события, женщина находилась с ответчиком в ссоре, а потому ночевала не в его квартире, а у своей мамы, так что, строго говоря, свидетелем быть и вовсе не могла.

Между тем истец представил доказательство, подтверждающее договор займа, – расписку, выполненную ответчиком собственноручно в присутствии свидетелей. Ответчик же не представил ни надлежащих доказательств безденежности договора, ни доказательств применения в отношении себя насилия при написании расписки, ни факта изъятия паспорта. В правоохранительные органы он также не обращался. По итогу заседания я вынесла свое решение, удовлетворив исковые требования о возврате долга в полном объеме. Если бы я была не федеральным судьей, а сыщиком, проводящим расследование, то сказала бы, что это дело на одну трубку.

Дальше я взыскала в пользу следующего истца сто пятьдесят тысяч рублей за продажу некачественного дивана, поскольку в судебном заседании было доказано, что все выявленные продавцом товара «повреждения» образовались лишь после того, как диван попал обратно в руки продавца, а фактически проданный товар не соответствовал действующему ГОСТу и ТУ, действующим на территории Российской Федерации. А в следующем заседании, третьем по счету, взыскала с крупной страховой компании сумму недоплаченной части страхового возмещения. Что ж, еще одну чашку кофе я точно заслужила.