В сентябре вода холодная бесплатное чтение

Анна Князева
В сентябре вода холодная
Роман

Все персонажи и события романа вымышлены, любые совпадения случайны.

* * *

Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.

© Князева А., 2022

© Оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2022

Пролог
Город Энск

2001 год

По аллее кладбища в сторону выхода шла старуха, одетая в серый дождевик и серую шляпу. В руках она держала ведро с садовыми граблями и канистру из-под воды.

Перебирая глазами памятники, старуха заметила трехлетнюю девочку, сидевшую на скамье вблизи старинного склепа. Она замедлила шаг, пошарила глазами, но больше никого не увидела.

– Ты почему одна?

– Мама велела ждать ее здесь, – ответила девочка.

– Она где-то рядом?

Девочка повторила:

– Мама велела ждать ее здесь.

Старуха покачала головой и нерешительно огляделась, переступила с ноги на ногу, снова покачала головой и захромала дальше.

Обняв плюшевого медвежонка, девочка посмотрела вверх, там ветерок перебирал промокшие листья и стряхивал остатки дождя. Сквозь кроны деревьев едва проглядывало бледное осеннее небо.

Прошло больше часа. Девочка все так же сидела на скамейке у склепа, когда ее окликнул рабочий в кладбищенской спецовке:

– Ты что здесь делаешь?

Девочка повторила все ту же фразу:

– Мама велела ждать ее здесь.

– А где твоя мама? – Рабочий огляделся. – Кладбище уже закрывается.

– Мама велела ждать ее здесь, – твердо сказала девочка.

Рабочий потоптался на месте и вскоре ушел.

Часа через два стемнело и сильно похолодало, но девочка продолжала ждать на скамейке. Наконец в темноте между могильными памятниками засветлел женский силуэт.

Приблизившись к склепу, женщина протянула руку:

– Идем…

Девочка подняла глаза, прижала к себе медвежонка и с испугом спросила:

– А где моя мама?

Глава 1
Личная просьба

– Ну кто там еще? – Полковник Савельев поднял глаза, увидел Стерхову и разрешил: – Заходи!

Она вошла в кабинет и закрыла дверь.

– Вызывали?

– Да.

– Заявление подпишите.

Савельев забрал у нее документ и, не читая, спросил:

– В отпуск?

– Согласно утвержденному графику.

– Куда собралась?

– На Черноморское побережье.

– Апрель, вроде рано…

– Не люблю, когда на пляже много народа.

– В апреле там еще не купаются. – Савельев выдвинул ящик и швырнул в него заявление.

Проследив за ним взглядом, Анна удивленно спросила:

– Юрий Алексеевич, что вы делаете?

– Садись, есть разговор.

Она села, и Савельев, не поднимая глаз, продолжил:

– У меня к тебе дело.

– Ясно. – Стерхова обреченно кивнула. – Отпуск отменяется.

– Давай формулировать иначе: он переносится. Поедешь на море в мае, а еще лучше – летом.

– Но я собиралась закончить книгу. Два месяца не могу дописать.

– Ты прежде всего следователь и только потом – писатель.

– Не люблю это слово, оно ко многому обязывает. Автор детективных романов звучит скромнее, – проговорила она и спросила: – Что-нибудь случилось?

Полковник виновато кивнул:

– Сегодня едешь в Урутин.

– Впервые о нем слышу, – сказала Анна.

– Военный город с оборонными производствами. С недавнего времени сильно расстроился. И, кстати, Урутин – моя родина.

– Я этого не знала.

– Откуда тебе знать… – Немного помолчав, Савельев продолжил: – Разумеется, ты можешь отказаться, и я подпишу заявление.

Помедлив секунду, Анна решила его выслушать.

– Сначала объясните.

– Считай, что это моя личная просьба. Если не вмешаться, может случиться беда.

Наконец она догадалась:

– С кем-то из ваших родственников?

– Да. – Савельев поднялся с кресла и, сунув руки в карманы, заходил по кабинету: – Многого рассказать не могу. У меня пристрастное видение ситуации. Если вмешаюсь, то вольно или невольно повлияю на ход расследования.

– Понятно. Вам нужна объективность, – кивнула Анна.

– Дело давнее – две тысячи первый год, вполне попадает под нашу юрисдикцию, но доверить его могу только тебе.

– Дайте хотя бы вводную информацию.

– Ну хорошо. – Савельев сел на место, сцепил руки в замок и положил их на стол. – Двадцать лет назад машина моего брата упала с моста в реку. С ним были его жена и дочь.

– Все трое погибли? – спросила Анна.

– Брат потерял сознание и захлебнулся. Жена и дочка выбрались из машины, но в том месте, под мостом, глубоко. Да и вода осенью в Уруте холодная…

– Их нашли?

– Искали, но тела унесло течением. По крайней мере, все так решили.

За последней фразой Савельева крылась какая-то недоговоренность.

Анна осторожно спросила:

– С тех пор что-нибудь изменилось?

– Две недели назад в лесу, недалеко от моста, нашли фрагменты скелета. Останки идентифицировали – оказалось, что они принадлежат жене моего брата.

Услышав это, Анна удивленно вскинула брови:

– Я что-то не понимаю…

– Я тоже, – сказал Савельев. – В следственном отделе Урутина хотят повесить двойное убийство на брата. По принципу – работать неохота, а мертвые сраму не имут. Официальная версия такова: поссорился с женой, застрелил из пистолета ее и дочь, после чего напился и покончил с собой, съехав в реку.

– У меня возникла пара вопросов…

Не дав ей договорить, Савельев посмотрел на часы:

– До поезда – час сорок пять…

– Откуда у вашего брата взялось оружие?

– Он был военным врачом. – Он постучал ногтем по циферблату: – Ты опоздаешь на поезд.

– Хотите сохранить его честное имя?

Полковник помотал головой:

– Нет. Не только… Родители не переживут, если Виктора обвинят в убийстве. Они, слава богу, еще живы.

– Кто едет со мной? – уточнила Анна.

– Доверяю только тебе, – с нажимом повторил Савельев.

Она вздохнула и поднялась со стула.

– Значит, еду одна.

– Командировка уже оформлена, документы у секретаря. Там же контакты моих урутинских родственников. Родителей не тревожь. Если понадобится, лучше поговори с сестрой. – Полковник Савельев встал и протянул Стерховой руку: – Ну, с богом! Я на тебя надеюсь.

Отпуск рухнул в тартарары, и с этим предстояло смириться. Совсем не таким Анна представляла себе апрель.

Дома, закидывая вещи в дорожную сумку, она поймала себя на мысли, что в разговоре шеф во многом лукавил. Вопреки всему сказанному, Савельеву хотелось конкретного результата, которого она гарантировать не могла. В этом заключалась уязвимость и непредсказуемость ее положения.

На вокзал Стерхова приехала за десять минут до отправления поезда и уже шагала по перрону, когда позвонила мать:

– Во сколько ты вернешься домой?

– Я уезжаю в командировку.

– Куда на это раз?

– Город Урутин.

– Не надоело тебе мотаться? – вздохнула мать.

– Нет, не надоело.

– Живешь, как старый холостяк: белье не поглажено, холодильник пустой.

– Ты сейчас у меня? – догадалась Анна.

– Да вот, заехала. Должны же мы хоть иногда видеться?

Дойдя до вагона, Стерхова поняла, что мать позвонила не просто так.

– Что у тебя стряслось?

Ответ матери был уклончивым и не предполагал дальнейшего разговора:

– Вернешься, поговорим.

– Не увиливай!

– Звонил твой муж.

– Бывший, – коротко уточнила Анна. – Зачем?

– Просил, чтобы я поговорила с тобой.

– А почему он мне не позвонил?

– У тебя невыносимый характер.

– Что ему нужно?

– Иван предлагает тебе работу в своем Управлении и хочет, чтобы я на тебя повлияла.

– У меня уже есть работа, другая мне не нужна. – Анна порылась в сумочке, достала билет и протянула его проводнице. – Ну все, мама, я захожу в вагон. Завтра перезвоню.

– Что передать Ивану?! – поспешно спросила мать.

– В следующий раз пусть звонит мне.

Держа перед собой дорожную сумку, Анна прошагала по коридору, открыла дверь и только тогда сообразила, что это вагон класса «люкс». В купе уже сидела попутчица, эффектная брюнетка, лет сорока с небольшим, со свежим маникюром и выразительным бюстом. На ней красовались шлепанцы с опушкой и кружевная пижама.

Стерхова протолкнула сумку в купе и вошла сама. В ту же секунду вагон тронулся с места.

– Вы до конца? – поинтересовалась попутчица.

– Что, простите? – не расслышала Анна.

– Едете до Энска или сойдете раньше?

– Еду в Энск.

– Хорошо, что ночью не сходите, получится выспаться. Надеюсь, вы не храпите?

– Этого пообещать не могу.

– Меня зовут Ангелина, – представилась попутчица.

– А меня – Анна, – сказала Стерхова, решив, что лучшего имени для этой фифочки не найти. И, определив ее в категорию богатеньких жен, подумала:

«Надо бы пораньше улечься спать. Такая пристанет с разговорами – потом не отвяжешься».

Она сходила к проводникам и попросила две чашки чаю, решив, что, если Ангелина откажется, она сама выпьет обе. Но Ангелина не отказалась и, в свою очередь, угостила ее домашними бутербродами. После этого мнение о ней переменилось в лучшую сторону.

«Милая, домашняя женщина», – растрогалась Анна, потому что сама такой не была.

За чаем попутчицы обсудили хорошую погоду и столичную суету, которую Ангелина категорически не любила, считая себя замшелой провинциалкой. Между делом она ответила на звонок, сообщив мужу, что едет домой.

Ничто не предвещало сюрпризов, но второй звонок, поступивший на телефон попутчицы, привел Анну в замешательство.

Взглянув на экран, Ангелина переменилась в лице и сдержанно ответила:

– Слушаю, Геннадий Михайлович… – Чуть помолчав, она жестко заметила: – Об этом нужно было позаботиться вчера, а не когда жареный петух в задницу клюнул. Весь день я провела в министерстве в компании двух министров и четырех генералов армии. Могла бы решить этот вопрос.

Стерхова притихла. Ангелина тем временем продолжила кого-то отчитывать:

– Я доложила министру, что проектная документация по системе управления зенитно-ракетной бригадой нами утверждена и доработок не требует. Обратного хода нет! – Сверкнув глазами, Ангелина сдавленно проронила: – Приеду – поговорим.

Она отложила трубку и улыбнулась:

– Это по работе. На чем мы остановились?

– На зенитно-ракетных установках, – бездумно ляпнула Анна.

Ангелина ненадолго задумалась и потом кивнула:

– Я поняла, вы пошутили… – Но тем не менее приоткрыла дверь, словно оставляя отходные пути.

– Глупая шутка, простите. – Стерхова достала служебное удостоверение и, раскрыв его, предъявила. – Вам нечего опасаться, я не представляю угрозы.

Попутчица глянула в документ и недоверчиво уточнила:

– Вы подполковник?

– Следователь, заместитель начальника отдела по раскрытию преступлений прошлых лет, – представилась Анна. – Направлена в командировку в Урутин.

– Милый городок, в семнадцати километрах от Энска, практически пригород, – заметила Ангелина.

– Насколько я понимаю, ваше звание выше?

– Я – генерал-майор. Звание получила вместе с должностью директора Энского радиозавода. До этого работала там же заместителем по финансам.

– Вы меня удивили, – призналась Анна.

С этого момента их разговор оживился, нашлось много общих тем, помимо погоды и московской суеты.

В десять часов вечера к ним заглянула конопатая проводница:

– Чашечки пустые, позвольте… – И, прежде чем уйти, она поинтересовалась у Ангелины: – Устроились хорошо? Здесь вам получше?

Та сдержанно кивнула:

– Вполне.

Спать улеглись уже за полночь, договорившись, что утром, по приезде в Энск, личный водитель Ангелины отвезет Анну в Урутин.

Глава 2
В общих чертах

В каждом городе есть нечто особенное, на что в первую очередь обращаешь внимание. В Урутине это была река, не слишком широкая, но достаточно полноводная. Она разделяла город на две равные части – старую и новую (так объяснил водитель Ангелины Сергей). Старая часть города состояла из невысоких добротных «сталинок». Новая была такой же невыразительной, как и в других провинциальных городах, где существует тяга к многоэтажной застройке. В целом город Урутин не вызвал никаких эмоций, а вот река Урут была хороша.

Урутинский следственный отдел располагался рядом с полицией в типовом двухэтажном здании детского сада. Вопреки сложившейся практике, дежурного офицера при входе не было. По-видимому, в городке, где много военных, никто и мысли не допускал, что кто-то из горожан ворвется в следственный отдел и совершит преступление.

В коридоре Стерхова повстречала сотрудницу в звании капитана юстиции и спросила:

– Где тут у вас приемная?

Женщина окинула Анну пристальным взглядом, словно прикидывая, стоит ли ей отвечать, а потом уточнила:

– Вам зачем?

– Отметить командировочное.

Высокомерие в голосе «капитанши» сменилось на любопытство:

– Документики предъявите.

– Пожалуйста. – Стерхова протянула удостоверение.

Взглянув на него, женщина проронила:

– Следуйте за мной.

Войдя в приемную, она обратилась к секретарше, которая стучала по клавиатуре компьютера:

– Кристина, к нам командировочная.

Девушка отвлеклась и посмотрела на Анну:

– Вы из Москвы? Как ваша фамилия?

– Стерхова.

– В гостиницу заселились?

– Я не знаю, где здесь гостиница, – с явным раздражением ответила Анна. – Давайте сделаем так: сейчас вы представите меня руководству и организуете рабочее место. В гостиницу я заселюсь в конце рабочего дня.

Секретарша отъехала от компьютера в кресле и протянула руку:

– Давайте командировочное.

– Оформляйте, а я загляну к начальнику. – Стерхова отдала документы и направилась к двери кабинета, но когда она взялась за ручку, обе женщины разом вскрикнули:

– Демина нет!

Она замерла и, обернувшись, спросила:

– Когда он будет?

– Пока неизвестно, – ответила секретарша. – Валерий Иванович на излечении в госпитале.

– Что-нибудь серьезное? – нахмурилась Анна.

– Реабилитация после травмы.

– Кто его замещает?

– Олег Петрович Домрацкий, – опередив Кристину, вставила капитанша.

– Он где сейчас?

– В своем кабинете.

– Ведите меня туда!

Стерхова двинулась к выходу, однако никуда идти не пришлось – дверь отворилась, и в приемной появился рослый светловолосый майор.

– Здравствуйте! – Он весело оглядел присутствующих и остановил взгляд на Стерховой: – Вы ко мне?

– Если вы Домрацкий, то к вам.

– Олег Петрович, – старательно зачастила Кристина. – Это – Стерхова, командировочная из Москвы.

Домрацкий широко распахнул дверь кабинета и пригласил ее:

– Заходите! – Потом, пропустив Анну, приказал капитанше: – Ирина Ивановна, вы тоже.

Войдя в кабинет, Домрацкий не сел в кресло начальника, а устроился рядом со Стерховой за столом совещаний.

– Мы знали, что вы приедете.

– Неудивительно, – спокойно ответила Анна. – Вам должны были сообщить.

– Будете заниматься делом Савельевых?

Услышав это, Стерхова и бровью не повела, только заметила:

– Об этом вряд ли написали из канцелярии.

– Вы правы, – согласился Домрацкий.

– Откуда такие сведения?

– Не первый день на свете живем, дорогая Анна Сергеевна. Когда идентифицировали останки Савельевой, начальник отдела Демин так и сказал: «Ждем гостей из Москвы».

– Считайте, что дождались, – так же прямо сказала Анна.

Домрацкий вел себя естественно, не заискивая и не стараясь понравиться, однако в его наружности и манерах была какая-то притягательность, располагавшая к нему людей, особенно женщин.

– Знакомьтесь. – Майор указал на капитаншу: – Следователь Шкарбун расследует дело Савельевых. Насколько я понимаю, теперь ведущая роль перейдет к вам, но помощь лишней не будет.

– Значит ли это, что Шкарбун переходит в мое распоряжение?

Чуть подумав, Домрацкий выразил мысль яснее:

– Помимо выполнения своей непосредственной работы она также будет помогать вам.

– Тогда попрошу распорядиться относительно кабинета, – сказала Стерхова.

– А чем не подходит кабинет Ирины Ивановны?

– Я просто его не видела.

Шкарбун приподнялась со стула и взглянула на Домрацкого, ожидая от него дальнейших распоряжений, а потом перевела взгляд на Стерхову:

– Идемте, я покажу.

Домрацкий тоже встал и сопроводил их напутствием:

– Всегда рад помочь, если потребуется!

Кабинет Шкарбун располагался на втором этаже. Войдя туда, Стерхова подошла к окну, увидела заброшенный двор с фонтаном и щербатой верандой.

– Обычно в городах не хватает детских садов. А в Урутине, я вижу, не хватает детей…

– Рождаемость падает. – Шкарбун подтащила стул и приставила к пустому столу: – Вот свободное место. Если нравится, занимайте.

Потратив несколько минут на то, чтобы снять жакет и распределить по ящикам свои вещи, Анна распорядилась:

– Нужны следственные материалы по делу Савельевых, а также все, что есть по останкам.

Ирина Ивановна отомкнула сейф, достала из него две нетолстые папки и положила перед Стерховой.

– Вот!

Та указала на стул:

– Присядьте, пожалуйста.

– Могу. – Шкарбун нехотя села.

Ей было около тридцати, в лице, особенно во взгляде, сквозило беспредметное недовольство. Это старило Ирину Ивановну и портило ее довольно приятную внешность: холеное лицо, яркие губы и голубые, слегка навыкате глаза.

– Расскажите мне все, что знаете по этим делам, – попросила Анна.

– Их объединили в одно производство, – проговорила Шкарбун. – Когда нашли останки Савельевой, сразу объединили.

– Кто сдавал биологический материал для сравнительного анализа ДНК?

– Мать Юлии Савельевой, еще до своей смерти.

– Поясните.

– После падения машины в реке искали тела. Мать Савельевой сдала биологический материал для идентификации. Потом она умерла, но профиль ДНК сохранили. Когда нашли фрагменты скелета и провели экспертизу, данные прогнали по базе и обнаружили соответствие.

– Процент совпадения высокий?

– Девяносто девять и шесть десятых. Нет никаких сомнений – кости принадлежат Юлии Савельевой, – отрубила Ирина Ивановна.

Было видно, что Шкарбун считала Анну помехой, ведь дело – яснее ясного: кто еще мог убить Савельеву, кроме ее мужа?

Стерхова положила перед собой блокнот и приготовила ручку.

– Где были найдены останки?

– В лесу, недалеко от моста, с которого упала машина Савельевых.

– Кто их обнаружил?

– Два подростка гуляли по лесу с собакой, и та нашла кость. В следственных материалах есть фотографии.

– Я посмотрю их позже, – сказала Анна. – Пока рассказывайте.

– Подробно?

– Насколько это возможно.

– Берцовая кость торчала из-под земли под углом примерно в тридцать градусов. Подростки копнули рядом, обнаружили сгнившую одежду и позвонили в полицию.

– Останки дочери Савельевых тоже опознаны?

– С этим пока неясно. Все дело в том, что кости растащили животные, они были разбросаны по лесу, и многих не хватает. Но вероятность того, что мать и дочь были закопаны рядом, велика. Во всяком случае, эксперты работают с костями. По результатам следующих экспертиз все будет ясно.

– Значит, Савельеву опознали случайно? – Стерхова что-то записала в блокнот. – Если бы не профиль ДНК ее матери, сохраненный в базе, никто не догадался бы, что это она?

Шкарбун тряхнула головой:

– Скорее всего – да.

– Теперь поговорим о том, как погиб Виктор Савельев, – сказала Анна.

– А что о нем говорить… – заметила Ирина Ивановна. – Напился и съехал в реку.

Но Стерхова продолжала:

– Определимся со временем. В котором часу машина упала в реку?

– В деле фигурирует ориентировочное время – шесть часов утра.

– Почему ориентировочное? Свидетелей не было?

Ирина Ивановна делано рассмеялась:

– В такой-то глуши?

– Откуда и куда они ехали?

– Из загородного дома родителей к себе домой в Урутин. Савельеву предстояло заступить на дежурство в госпитале.

– А теперь вкратце: что, по вашему мнению, случилось в дороге?

– Ясное дело – конфликт. Знаете, как бывает: слово за слово… Говорят, Савельев сильно ревновал жену. Днем раньше, в доме родителей, у них вышла ссора.

– Есть свидетели?

– Смотрите в показаниях матери Савельева.

– Она назвала причину?

– Только упомянула о ссоре.

– И все-таки… – задумчиво проронила Анна. – Шесть часов утра – не рановато ли выяснять отношения?

– Что тут думать! – возмутилась Шкарбун. – Прочтите отчет судмедэксперта. Савельев был в стельку пьян!

– Я прочитаю… – пообещала ей Стерхова, после чего уточнила: – Шесть часов – и он уже в стельку?

– А может, еще, или с утра на старые дрожжи.

– Тогда, как родители позволили ему сесть за руль? Они что, не видели?

– В свидетельских показаниях сказано: из дома Савельев выехал трезвым. Но я этому не верю. Скорее всего, родители врут.

– Савельев злоупотреблял алкоголем?

– В характеристике с работы об этом ни слова.

– Ну а знакомые? Что говорят они? Их, я надеюсь, опрашивали?

– Кажется, да… – Ирина Ивановна опустила глаза. – Я видела какие-то показания, но особо не вчитывалась.

– В котором часу машина Савельевых уехала из дома родителей? – спросила Анна.

– В пять двадцать пять.

– Каково расстояние от дома до моста?

– Тридцать километров.

Анна встала и, сделав круг по комнате, подошла к окну.

– Полчаса езды, еще надо было поругаться, пострелять и закопать трупы в лесу. На все про все у главы семейства ушло бы не меньше часа.

– Когда следователь двадцать лет назад рассчитывал примерное время катастрофы, он полагал, что в машине было три человека. Теперь-то мы знаем, что Савельев был один, и можем накинуть полчасика.

– Скажите, откуда взялась версия, что Виктор Савельев застрелил дочь и жену? – спросила Стерхова.

– Да загляните же наконец в материалы дела! – прикрикнула Шкарбун, и Анна поняла, как много усилий придется приложить, чтобы с ней сработаться.

Она вернулась за стол и записала время в блокноте. Потом, выдержав паузу, бесстрастно проговорила:

– Я загляну в материалы дела. Но после того, как вы ответите на мои вопросы.

– Чтобы вы знали: когда подняли машину из реки, в ногах у Савельева лежал восьмизарядный пистолет Макарова – его личное оружие, в котором не хватало пяти зарядов.

– Пули нашли?

– Где? – уточнила Ирина Ивановна.

– Например, в могиле Савельевой.

– Нет. Там ничего не было. Зверье растащило с кусками плоти. Какой-нибудь волчара об эти пули зуб обломал.

– Что показала экспертиза оружия?

– «Предположительно, стреляли недавно». Что еще можно сказать, когда машина и, соответственно, пистолет пролежали на дне реки больше суток?

– Почему так долго?

– Пока обнаружили, пока подогнали спецтехнику… Короче, что говорить? Сами знаете, как это обычно бывает.

– Ну хорошо, давайте отмотаем назад. – Стерхова подняла глаза и посмотрела на Ирину Ивановну. – За сутки через мост прошло немало машин. Неужели никто не сообщил в полицию о сломанном ограждении или машине, которая лежала на дне?

– Во-первых, в то время это была милиция… – нравоучительно изрекла Шкарбун, но Анна ее одернула:

– Давайте поближе к делу.

– Дорога, ведущая к мосту, гравийная, по ней и в те времена мало кто ездил. Машину с моста было не разглядеть, да и кто бы остановился?

– У вас имеется подробная карта района? – спросила Анна.

– Где-то была… – Шкарбун неуверенно огляделась. – Поискать?

– Не надо. Лучше посмотреть в интернете.

Ирина Ивановна подошла к своему компьютеру и открыла интерактивную карту:

– Готово!

Приблизившись, Анна склонилась над монитором:

– Ага… Вижу Энск, вижу Урутин. А где родительский дом Савельевых?

– В Заварзино.

– Это деревня?

– Дачный поселок. Вот он. Видите?

Анна попросила:

– Пожалуйста, увеличьте.

Шкарбун увеличила и прочертила пальцем линию на экране:

– Автомобиль ехал так… Вот мост через реку Урут… С этого моста он и упал.

– В каком месте обнаружили останки Савельевой?

– Здесь нашли череп, берцовую кость и одежду. – Шкарбун очертила круг поверх лесного массива. – А на этой площади, россыпью, нашли остальное.

– Постойте… – сказала Анна. – Савельевы ехали с левого берега на правый. Останки нашли на правом. Верно?

– Верно.

– По-вашему, выходит, что Савельев переехал мост, расстрелял семью, а потом вернулся, чтобы съехать в реку?

– Думаю, так и было.

Помолчав, Стерхова заглянула в блокнот и потом спросила:

– Далеко отсюда улица Оружейная?

– В старом городе.

– Можете организовать для меня машину?

– Сейчас попробую! – Шкарбун тут же встала и направилась к двери.

Анна тем временем набрала номер и спустя мгновение заговорила в трубку:

– Моя фамилия Стерхова, я из Москвы, работаю с вашим братом…

Глава 3
Сестра Савельева

В квартире на Оружейной царил мягкий сумрак, возможно, из-за того, что здесь было много старинной мебели и повсюду висели шторы, даже в дверных проемах.

Марина, сестра Савельева, сидела напротив Стерховой, за столом, накрытым тяжелой бархатной скатертью. Это была некрасивая, блеклая женщина, на которую никто не обернется на улице. Рыхлая, среднего роста, в безвкусном платье, которое она к тому же не умела носить.

– Был дождь… – Марина закрыла глаза и, выдержав паузу, продолжила: – В то утро шел дождь.

– Дожди в сентябре не редкость, – сказала Анна.

– Юля и Виктор проснулись в пять… Нет, Юля проснулась раньше, она собирала вещи и готовила завтрак. Помнится, я тоже вышла на кухню. На улице было еще темно.

– Марина Алексеевна…

– Просто Марина.

– В каком состоянии брат выехал из дома?

– В каком смысле?

– Виктор был пьян?

– Ах это… – Марина горестно усмехнулась. – Не знаю, откуда взялась эта чушь.

– В деле есть результат экспертизы.

– Виктор никогда бы не сел за руль пьяным. Он хирург! Понимаете? На тот день у него была назначена сложнейшая операция.

Анна слушала, и ее не покидало ощущение стороннего наблюдателя, который тестировал информацию и одновременно давал ей оценки. В каком-то смысле это было безнравственным, и она поделилась:

– Я сознательно отложила знакомство с материалами, чтобы сначала выслушать вас. Мне необходимо составить общее впечатление и только потом углубляться в детали.

– Понимаю.

– Тогда попрошу вас быть откровенной.

– Излишне об этом напоминать, – сдержанно проронила Марина. – Я готова отвечать на любые ваши вопросы.

– Что за скандал случился у Виктора с женой за день до их гибели?

– Скандал?.. – Марина рассеянно огляделась. – Даже не вспомню.

– Они часто ссорились?

– Всякое бывало, как у всех.

– Из-за чего чаще всего?

– У Юлии была небольшая интрижка на стороне. Виктор догадывался и срывался на нее.

– Это предположение или интрижка определенно была? – уточнила Анна.

– Ну как интрижка… Скорее служебный роман.

– С кем?

Марина неуютно поежилась.

– Мне бы не хотелось…

– Вы обещали… – напомнила Анна.

– Она работала в воинской части бухгалтершей, там познакомилась с офицером из финансовой службы. Ну и закрутилось…

– Как зовут того офицера?

– Фамилия – Воронцов. Имени и отчества я не помню. Он был намного старше ее.

– Намного – это на сколько?

– Лет на пятнадцать.

– Значит, сейчас ему должно быть под шестьдесят?

– Ну где-то так, – подтвердила Марина. – Когда Юля бросила Воронцова, он стал преследовать ее.

– Откуда вы это знаете?

– Она сама мне рассказывала. Мы с ней дружили.

– Ваш брат знал об измене?

– Скорее всего, только догадывался. Мужья, как известно, о таком узнают последними.

– Мог Виктор убить из-за ревности дочь и жену?

– Нет. – Марина замерла, словно перепроверяя себя, и решительно повторила: – Нет, никогда!

– Потому что он ваш брат?

– Потому что Виктор был разумным, добрым и цивилизованным человеком.

– А если бы он был пьян?

Марина покачала головой:

– В это я никогда не поверю.

– Если бы Юлия не изменяла, их брак считался бы удачным? – спросила Анна.

– Уверена – да.

– Виктор любил свою дочь?

– Безумно. – Марина грустно улыбнулась и повторила: – Безумно!

– Значит, за руль Виктор сел трезвым?

– За день до этого они с отцом выпили по бутылке пива, только и всего.

– А утром Виктор не мог добавить?

– Мы с мамой вышли их провожать. Прощаясь, обнялись, и я не почувствовала ни малейшего запаха алкоголя.

Стерхова опустила голову:

– У вас очень душно.

Марина встала из-за стола и приоткрыла окно.

– Они уехали утром, а вечером я позвонила им на городской телефон, но мне никто не ответил.

– Как насчет мобильников?

– Ни у Виктора, ни у Юли их не было.

– Ясно.

– Тем же вечером мы с папой сели в машину и отправились в Урутин. Ехали по трассе и смотрели по сторонам: вдруг на обочине или в лесу заметим машину?

– Машины там не оказалось, – подытожила Анна. – Что в Урутине?

– В квартире брата никого не было, и мы поехали в госпиталь. Нам сказали, что Виктор не заступил на дежурство. Не возражаете, если я закурю? – Марина подошла к старинному буфету, открыла витражную створку и достала пачку сигарет. Она щелкнула зажигалкой, прикурила и, обернувшись, спросила: – Вы не хотите?

– Я не курю, – ответила Анна и, не делая паузы, продолжила: – Когда вы поняли, что случилась беда?

– В доме у родителей, когда не смогла дозвониться.

– А когда обратились в полицию?

– Тем же вечером. Заявление у нас, конечно, не приняли – велели ждать трое суток. Но я своего добилась.

– Вы меня удивили, – заметила Стерхова. – И что же вы сделали?

– Написала заявление об угоне автомобиля.

– Что-то не понимаю…

– Сейчас объясню. – Марина взяла пепельницу и возвратилась к окну. Затянулась, выдохнула, и дым ее сигареты запутался в складках тюля. Потом снова заговорила: – Тем утром машина Виктора почему-то не завелась, и я одолжила ему свою.

– Сколько лет вам было в ту пору? – спросила Анна.

– Девятнадцать. Машину, подержанный «жигуленок», мне подарил отец.

– Значит, семья брата уехала на вашей машине?

– Совершенно верно. Именно это позволило написать заявление об угоне и заставить милицию действовать.

– Ага… – Стерхова одобрительно качнула головой. – Очень хороший ход. И что из этого вышло?

– В дежурной части нам сообщили, что патрульные экипажи начали поиск.

– Не думаю, что это оказалось решающим, – заметила Анна.

– Вы правы, – согласилась Марина. – Машину никогда бы не нашли, если бы не отец. Утром он позвонил командиру воинской части, и тот поднял в воздух вертолет. С высоты члены экипажа заметили под водой машину, сразу вызвали гаишников и сообщили в милицию. Те организовали подъем, но внутри машины был только брат. Юли и Танечки там не оказалось.

– Вы присутствовали при подъеме автомобиля?

– Присутствовала, но помню об этом смутно. Отцу стало плохо, и я была с ним.

Стерхова представила себе подвешенный на тросах «жигуль», из которого льется вода, а на переднем сиденье, привалившись к рулю, сидит утонувший Виктор Савельев.

Она уточнила:

– Брат был пристегнут?

– Кажется, да, – засомневавшись, подтвердила Марина.

Значит, все так и было. Впрочем, ни тогда, ни теперь это не имело значения. Как бы ни выглядел Савельев, он был уже мертв.

– Я изучила карту, – сказала Стерхова. – Урутин и Заварзино связаны автотрассой. Почему ваш брат свернул на гравийку?

– Возможно, потому, что так было ближе. Нас с отцом это тоже удивило – на гравийной дороге можно разбить ветровое стекло. Проедет встречная машина, и вот он, камушек. А Виктор был ответственным человеком.

– Иногда прилетает от попуток, – сказала Анна. – Мог свернуть, если опаздывал.

– Брат не опаздывал, он выехал заранее, – твердо проговорила Марина и вдруг отвернулась.

По тому, как вздрогнули ее плечи, Анна поняла, что она заплакала.

– Вас приглашали для опознания одежды вашей невестки?

Марина затушила сигарету и вернулась за стол.

– Да, и я все опознала. Трикотажную кофточку мама подарила Юле на день рождения. Что касается детского рюкзака…

– Простите?.. – перебила Стерхова. – Вы сказали: детский рюкзак? Он принадлежал вашей племяннице?

– Я сама купила его на распродаже для Танечки.

Настенные часы начали бить время, и они замолчали. Дождавшись последнего, седьмого удара, Анна сказала:

– Мне нужно встретиться с вашими родителями.

Марина замотала головой и, словно поддавшись панике, вскрикнула:

– Отец болен, и маме не до этого! Я все рассказала.

– Вы же понимаете, что рано или поздно это случится, – сказала Анна, и Марина прошептала одними губами:

– Пусть лучше поздно…

Выйдя из подъезда, Стерхова обвела взглядом двор, поросший низкими деревцами, и не увидела ни людей, ни машин. Она обогнула дом и вышла на улицу Оружейную. Не обнаружив полицейского «уазика», который привез ее сюда, Анна стала ловить такси.

Спустя минуту, рядом с ней затормозил тот самый «уазик». Водитель перегнулся через сиденье и распахнул скрипящую дверцу:

– Прошу прощения! Долго ждали?

– Да нет. Ничего. – Стерхова залезла в машину и на автомате спросила: – Что-нибудь случилось?

– По-быстрому смотался в отдел, забрал у секретарши ключи. – Водитель тронул машину с места. – Ваша дорожная сумка лежит в багажнике.

– Зачем вы забрали ее из кабинета?

– Не я, – ответил водитель. – Следователь Шкарбун принесла.

– И что это значит?

– Домрацкий приказал, чтобы я отвез вас на служебную квартиру. – Он весело оглянулся: – Считайте, что повезло! Туда заселяют замминистров и генералов.

– Я – подполковник… – устало проронила она. – А как же гостиница?

– Гостиница в Урутине – дрянь, находится на окраине у автовокзала. Вам не понравится. А квартира – рядом с отделом.

Вздохнув, Стерхова откинулась в кресле:

– Квартира, значит, квартира.

Они подъехали к многоэтажному дому, водитель проводил ее до порога, сам отомкнул дверь и вручил ключи:

– Желаю хорошего отдыха!

– Спасибо, – сказала Анна, вошла в квартиру и захлопнула дверь.

Для начала она обошла комнаты. Помимо гостиной и кабинета, здесь было две спальни. В ванной стояла джакузи, что тут же натолкнуло на мысль о сомнительной репутации квартиры.

Вечером, перед сном, ей позвонила мать:

– Устроилась? Гостиница неплохая?

– Меня поселили в квартире, – сказала Анна.

– Ты одна?

– Конечно.

– Не нравится мне все это… В гостинице безопасней. Там администратор и горничные.

– Можешь не волноваться. В случае чего я сумею за себя постоять.

– Сплюнь три раза и не говори ерунды! – воскликнула мать и тут же осведомилась: – Звонила Николаю Клейменову?

Вопрос матери поставил Анну в тупик:

– Зачем?

– Отпуск отменился, значит, вы не увидитесь. Надо предупредить человека.

– Ну вот скажи мне, мама: откуда ты все знаешь?!

– Когда ты собралась поехать в Придивный, я сразу все поняла.

– Ну хорошо, я позвоню ему, – сказала Анна, однако, закончив разговор, отложила звонок на потом.

Глава 4
Стерхова знакомится с делом

Второй день пребывания в Урутине Стерхова посвятила изучению следственных материалов. Порядок выяснения обстоятельств был импровизацией, но, по ее убеждению, вполне подходил для расследования такого запутанного дела.

Рабочий день в урутинском следственном отделе начинался не в девять, как в Москве, а в восемь часов утра, потому что в провинции не было метро или автомобильных пробок.

В семь пятьдесят Стерхова стояла у двери кабинета, из-за которой доносился голос Шкарбун:

– Ну да… Обычная московская стерва, лет тридцати пяти. Внешность? Высокая, темненькая. Фигура? Ну так себе, ничего особенного… Хорошая, говорю! Тебе легко рассуждать, Лара, а мне хоть из кабинета беги!

Анна толкнула дверь и вошла в кабинет.

– Здравствуйте, Ирина Ивановна.

– Здравствуйте… – Шкарбун по-быстрому свернула разговор и бросила трубку. – Все материалы по Савельевым я убрала в сейф. Вам достать?

– Да, пожалуйста. И вот еще что… – Анна вырвала из блокнота листок, черкнула несколько строк и положила на край стола: – Нужно разыскать одного человека. Фамилия – Воронцов, имя и отчество неизвестны. Бывший военный за пятьдесят. Двадцать лет назад проживал в Урутине.

Шкарбун положила на стол две вчерашние папки и нехотя забрала листок.

– Это срочно?

– А в чем проблема?

– У меня и так много работы.

– Сначала найдите Воронцова, – отчетливо проронила Стерхова.

– Вы мне не начальник, а я вам не подчиненный. И я не обязана все бросать и выполнять ваши поручения, – проговорила Шкарбун и с вызовом положила листок на место.

Анна сняла жакет, повесила на стул и не спеша обернулась:

– Все – это что?

– Я не понимаю…

– Вы заявили, что не намерены все бросать из-за моих поручений. Но судя по тому, что я наблюдаю, вам нечего бросать, кроме сплетен по телефону.

Ирина Ивановна залилась румянцем, села за стол и сделала вид, что углубилась в изучение документов.

– На поиски Воронцова даю два дня, – напомнила Стерхова. – Когда найдете, немедленно доложите.

– А вы всегда себя так ведете на новом месте? – Отбросив самолюбие, Шкарбун встала с кресла и забрала листок.

Анна равнодушно осведомилась:

– Как?

– Бросаете вызов коллективу.

– Не стоит обобщать. Вы – не коллектив, а я лишена выбора, приходится работать с вами.

– Не имеете права оскорблять… – Не договорив, Ирина Ивановна выскочила из кабинета и хлопнула дверью. Из коридора донеслись ее шаги и первая фраза телефонного разговора: – Ты только представь себе, Лара…

Стерхова усмехнулась, открыла папку и пробежалась глазами по перечню документов.

«Протокол осмотра места происшествия… Пожалуй, начну с него». – Она перевернула страницу, отложила в сторону выпавшие схемы и стала читать.

«Двадцать четвертого сентября две тысячи первого года. Осмотр начат в двенадцать часов. Осмотр окончен в семнадцать тридцать».

– Что-то вы, друзья, подзатянули с осмотром… – вслух заметила Анна. – В сентябре в половине шестого уже темнеет.

«Следователь следственного отдела при УВД города Урутин капитан юстиции Рябцев Иван Николаевич, получив сообщение в одиннадцать часов от дежурного УВД об обнаружении предположительно угнанного автомобиля ВАЗ-2109, прибыл в район тридцатого километра к мосту через реку Урут…»

– Та-а-ак…

«Проезжая часть, ведущая к мосту, горизонтальная с обеих сторон. Вид покрытия дороги – гравийный. Мост деревянный, покрытие проезжей части моста дощатое. Ширина дороги и моста – шесть метров. С обеих сторон у въезда на мост установлены дорожные знаки ограничения по весу. На расстоянии пятнадцати метров от моста на левом берегу Урута располагается кромка хвойного леса. На правом берегу кромка леса находится на удалении трехсот пятидесяти метров».

Стерхова перевернула страницу, подняла глаза и, глядя перед собой, проронила:

– Гравийка – это плохо… Ни черта на этой гравийке не обнаружишь.

Пробежав глазами формальную часть протокола, она задержалась на важном.

«Место происшествия находится в зоне действия дорожных знаков, установленных по ходу осмотра, непосредственно на мосту. Деревянное ограждение моста со стороны направления течения реки сломано и частично обрушено в воду. Пролом в ограждении занимает три полных пролета между деревянными столбами-укосинами и составляет четыре с половиной метра. На деревянном покрытии моста вблизи ограждения обнаружены следы протекторов автомобильных колес, которые обрываются у кромки моста. На той же стороне в реке под водой на расстоянии десяти метров от моста просматривается крыша легкового автомобиля белого цвета. Автомобиль сориентирован по оси течения реки с небольшим отклонением задней части к левому берегу. На момент осмотра данный участок реки, моста и прилегающей к нему дороги находился под естественным освещением при хорошей видимости».

– Ага… Машина рухнула в воду, и, пока шла ко дну, ее протащило вниз по течению. Теперь ясно, почему осмотр затянулся – вытаскивали тонну железа из реки в десяти метрах от моста.

Анна перевернула страницу и присвистнула:

– А глубина-то – пять с половиной метров! – Она просмотрела список технических средств, используемых для подъема автомобиля, и решила, что без связей отца погибшего здесь явно не обошлось. – Ну хорошо, а что у нас с осмотром автомобиля?

«В результате идентификации поднятого из реки автомобиля установлено, что ВАЗ-2109 белого цвета с данным государственным регистрационным знаком числится в угоне. В процессе осмотра автомобиля выявлены повреждения переднего бампера, левой передней фары, левого переднего крыла, решетки радиатора и капота. Левое переднее колесо повреждено и вывернуто наружу. Лобовое стекло имеет множественные трещины, наружные зеркала в исправном состоянии, стеклоочистители на месте. Задняя правая дверца автомобиля на момент извлечения из реки была распахнута, остальные три закрыты».

«Будь я на месте следователя, я бы тоже решила, что женщина с девочкой выбрались из машины и утонули», – подумала Анна.

«Внутри транспортного средства на водительском сиденье обнаружено тело мужчины, пристегнутого ремнем безопасности. Мужчина сидит, навалившись головой и грудью на руль. Голова повернута вправо, щека прижата к рулю. Левая рука опущена вниз, правая – отведена в сторону и лежит на пассажирском сиденье ладонью кверху. Одет в куртку синего цвета…»

– Это потом! – Анна перевела взгляд в конец страницы и прочитала:

«В ногах погибшего лежат две стреляные гильзы девятого калибра и пистолет Макарова. На обивке переднего пассажирского сиденья – два пятна бурого цвета. Одно – овальное двадцать на пятнадцать сантиметров на верхней трети спинки. Второе – на горизонтальной поверхности сиденья десять на пять сантиметров. На заднем сиденье лежит дамская сумочка синего цвета. В проходе между передними и задним сиденьями находятся две объемные сумки».

– Стрелял в машине? Зачем? И где остальные гильзы?

Стерхова отыскала протокол осмотра трупа, пропустила первые строки про понятых и стала читать.

«Нерезко выраженные признаки мацерации^[1] кожи кистей рук. Наличие мелкопузырчатой пены в отверстиях носа и рта. Имеют место первые признаки гниения трупа».

– Так, а что у нас с температурой воды? – Она перелистала страницы протокола туда и обратно. – Ага…

«Осмотр проводился в пасмурную погоду при температуре воздуха плюс тринадцать, воды – плюс семь».

– Все верно, труп пробыл в реке не менее суток.

«Рот приоткрыт, в носовых ходах также видна водянистая кровяная слизь. Видимые зубы целы. Язык – за линией зубов, не ущемлен. В области левого лобного бугра имеется открытая рана, величиной три с половиной на два сантиметра. На голове в области макушки кровоподтек неправильно-овальной формы размером восемь на три сантиметра. В области грудины обширная гематома».

– Лбом стукнулся об руль, когда машина падала в воду – это понятно, гематома грудины – того же происхождения. А кровоподтек на макушке откуда? – хмыкнула Анна.

Она перечитала протокол осмотра еще раз, потом отыскала заключение судмедэксперта, в котором говорилось, что причина смерти Виктора Савельева – утопление.

Содержание алкоголя в крови было небольшим – ноль целых две десятых промилле, что соответствовало легкому опьянению. Однако при вскрытии в желудке было обнаружено около полулитра водки.

Анна вчиталась в подробное описание повреждений на теле Савельева.

«Имеются неполные поперечные переломы второго и третьего ребра на левой половине грудной клетки. Зона разрыва проходит по внутренней костной пластинке. Особенности переломов позволяют сделать вывод, что на наружной поверхности ребра имеются признаки растяжения костной ткани, а на внутренней – сжатия, то есть перелом является конструкционным».

Анна достала телефон и сделала снимок заключения.

– Думаю, пригодится… Ну а теперь – схемы и фотографии.

Она раскрыла вкладку со схемой, сориентировала ее по сторонам света, увидела мост и проронила:

– Длина – тридцать два метра… Не такой уж ты маленький.

Траекторию движения машины Савельевых на схеме обозначили тонкими и чрезвычайно короткими линиями, вероятно, потому, что следы протекторов сохранились исключительно вблизи ограждения и непосредственно под ним.

Анна положила поверх схемы фототаблицу. Рассматривая снимки, она приподнимала то один ее край, то другой, чтобы определить по схеме направление и место съемки.

Каждому снимку были присвоены номер и дата, а также номер протокола, к которому он прилагался. Здесь же были указаны параметры и условия съемки.

«Фотографирование произведено фотоаппаратом „Зенит-7М“ с объективом „Гелиос-44М“ на пленку чувствительностью шестьдесят четыре единицы. Замеры произведены с помощью стандартной рулетки. В процессе осмотра изготовлены и прилагаются к протоколу: общий план места происшествия, схема расположения машины и фототаблица».

«Схема расположения машины»… – Анна заглянула под левый край таблицы, увидела на схеме прямоугольник со скошенным носом и спросила себя:

– Автомобиль лежал на дне носом к мосту?

Это показалось ей странным. На ум пришла разумная мысль: какой силы должно быть течение, чтобы за одну-две минуты, пока тонула машина, развернуть ее в воде на сто восемьдесят градусов?

Она вернулась к таблице, вернее, к тому снимку, на котором были зафиксированы следы автомобильных протекторов. На дощатом покрытии моста, забросанном грязью и камнями, их было два. Правый – смазанный, как при торможении, левый – с хорошо различимым рисунком протектора.

Переведя взгляд на снимок автомобиля, Анна подумала:

«Левое переднее колесо повреждено, и встало боком. Вероятно, от углового столкновения с опорным столбом».

В целом все укладывалось в рамки разумного объяснения. Все, кроме положения автомобиля на дне реки. Поэтому Стерхова вернулась к следам протекторов.

На грязи отпечатались два задних колеса, которые, вероятно, покрыли собой следы передних. Радиус поворота был настолько велик, что их траектории практически совпадали. Но почему оказался смазанным правый отпечаток протектора, если правое заднее колесо было в порядке?

Анна решила переснять фотографии на телефон, однако задержалась на двух последних с ограждением моста. Странное дело: глядя на обломки, Стерхова ощутила странное чувство, как будто заметила что-то неприятное или ненастоящее. Пообещав себе проанализировать это позже, она закончила съемку.

Телефон в ее руках зазвонил в тот самый момент, когда в кабинет возвратилась Ирина Ивановна.

Дождавшись, пока она сядет и уткнется носом в компьютер, Анна ответила на звонок:

– Слушаю…

– Здравствуй, Аня. Утром встречал тебя на вокзале.

Стерхова покосилась на Шкарбун и сдержанно проронила:

– Я не приеду, Коля.

– Как же так?

– Прости, не предупредила.

– Понял… – Немного помолчав, Клейменов все же спросил: – Значит, не ждать?

– По крайней мере, в ближайшее время.

– Я понял, – сказал он и положил трубку.

Ирина Ивановна искоса следила за Стерховой, пытаясь вникнуть в тайный смысл разговора и уловить ее душевное состояние.

Не оставляя времени для догадок, Анна осведомилась:

– Рябцев еще работает?

– Иван Николаевич?

– Кажется, да.

– Ушел в отставку пять лет назад.

– Он жив?

– Жив и работает здесь, в Урутине, адвокатом.

– Не знаете, как его найти?

Шкарбун подошла к стеллажу, взяла брошюру и шлепнула ею по столешнице перед Стерховой.

– Вот телефонный справочник. Там все найдете.

Глава 5
Потерянный свидетель

Тихий гул, доносившийся бог знает откуда, наводил на мысль о теплоходном гудке. При этом дул легкий ветер, и было ощущение, что где-то рядом плещется море. Анна Стерхова дышала глубоко и размеренно, а теплоход все гудел и гудел.

Не открывая глаз, она похлопала по тумбочке, как бывает, когда до полного пробуждения хочется досмотреть сон. Телефон выскользнул из ее руки и свалился на пол. Пришлось окончательно проснуться.

– Господи… – Стерхова открыла глаза и села в постели.

Спустя мгновение она сообразила, что «теплоход» еще гудит и он в соседней комнате. Вскочив, она рванулась в гостиную и неожиданно для себя увидела женщину с пылесосом.

– Вы кто?!

Та обернулась и отключила свой агрегат:

– Я – Маша.

– Что вы здесь делаете?!

– Вот… – Маша стеснительно повела рукой. – Прибираюсь.

– Почему не предупредили?

– Вы же спали…

– Могли бы из уважения позвонить.

– Зачем? У меня свой ключ, – простодушно заверила горничная.

– Затем, что я здесь живу, и у меня свои планы! В конце концов, сегодня суббота!

– Так я ж по субботам и убираюсь.

– Да вам хоть кол на голове теши, не поймете! – Анна с грохотом закрыла балкон, обернулась и, будто оправдываясь, обиженно проронила: – Хотела сегодня выспаться.

– Так спите, кто ж вам мешает? – сказала Маша и обиженно шмыгнула носом.

– Простите… – Стерхова тронула ее за плечо.

– Я и не такое здесь повидала.

Ее смирение и готовность сносить хамство повергло Анну в чувство вины. Вернувшись в спальню, она открыла шифоньер, выбрала одежду, потом прошла в ванную и, возвратившись оттуда, сказала:

– Вы прибирайтесь, а я пойду поработаю.

– Сегодня ж выходной, – напомнила Маша.

– В командировках выходных не бывает, – сказала Анна. – Не знаете, чей это чемодан стоит в моей спальне?

– Олег Петровича. Он, когда с женой разводился, здесь проживал.

– Вы говорите о Домрацком?

– Знаете его? – Маша мечтательно закатила глаза и провела рукой по волосам. – Высокий такой блондин.

– Нас познакомили… – заметила Анна и для чего-то спросила: – Давно он развелся?

– Двух месяцев не прошло. Говорят, в отделе за ним стоят в очередь.

– В очередь? Зачем?

– Такой мужик, и вдруг холостой. Неужели не понимаете?

– Ах, вот оно что! – Анна забрала ноутбук, надела жакет и перед тем, как выйти, напомнила: – Хорошо бы передать ему чемодан.

До трех часов Стерхова просидела в отделе: просматривала следственные материалы, изучала по карте дорогу, по которой ехал Савельев. Нашла в интернете информацию о реке Урут, конкретно – скорость течения. В разных источниках данные расходились, но предельные значения были ясны.

В начале четвертого она вызвала такси и направилась в гаражный кооператив на окраине города, где была назначена встреча с Рябцевым, первым следователем по делу Савельева. Днем раньше по телефону он предложил ей два варианта: встретиться в адвокатской конторе в понедельник или в гараже в выходной. Анна выбрала второй вариант.

Уже через полчаса она стояла у оборванных ворот гаражного кооператива номер тринадцать и припоминала номер бокса, который назвал ей Рябцев, – не то сорок четвертый, не то сорок восьмой. Решив, что в любом случае два четных бокса будут находиться на одной стороне улицы, она ступила на территорию кооператива.

Чем дальше Стерхова продвигалась вглубь, тем больше понимала, что гаражная жизнь провинциальных городов – особый элемент социальной реальности с красочным колоритом и богатым перечнем свойств.

Возможно, потому, что была суббота, в гаражах проходили застолья. Столы с выпивкой и незамысловатой закуской сервировались на ящиках, скамейках и даже на капотах машин. Повсюду царила расслабленная, благодушная атмосфера, не исключавшая, однако, некоторых признаков деловой активности.

Сорок четвертый бокс был заперт на большой висячий замок. Рябцев оказался в сорок восьмом и, когда появилась Стерхова, был в смотровой яме.

– Иван Николаевич! – Она заглянула под машину. – Я – Стерхова. Мы с вами договорились на половину четвертого.

– Приехали? – Рябцев высунул голову, а потом, закряхтев, выбрался сам. – Здравствуйте! Руки подать не могу, она в солидоле.

Это был седой коренастый мужчина в спецовке и белом чепчике, какие носят врачи.

Стерхова огляделась:

– Нам бы присесть…

– Сейчас организуем! – Рябцев схватил ветошку, наскоро вытер руки и скрылся в глубине гаража. Вскоре он вернулся оттуда с задним сиденьем от автомобиля и пристроил его на два чурбака: – Прошу, присаживайтесь!

Анна с подозрением оглядела «диванчик», но все же села. Рябцев ловко прикурил сигарету, выкатил колесо и оседлал его.

– Слушаю вас.

– Помните дело Савельева? – задала она свой первый вопрос.

– Пьяный водитель, и в результате – три трупа. Один остался в машине, двоих унесло рекой. Как же не помнить? – сказал Иван Николаевич. – Уголовное дело возбудили по двести шестьдесят четвертой статье, но прекратили в связи со смертью виновного. Неделю назад мне позвонила Шкарбун и сообщила, что в лесу нашли останки жены Савельева.

– Что вы об этом думаете?

– Пока ничего.

– Встречались со Шкарбун?

– Она больше не позвонила.

– Ясно… – Анна невольно оглядела его промасленный комбинезон, из-под которого выбивался воротник клетчатой рубашки. В таком виде Рябцев меньше всего походил на преуспевающего адвоката.

Перехватив ее взгляд, Иван Николаевич усмехнулся:

– Думаете, что я скупердяй и экономлю на сервисных мастерских?

– Да нет…

– Думаете-думаете. – Затянувшись дымом, Рябцев затушил сигарету об подошву бахил. – Так вот, чтобы вы знали: я здесь не для денег, а ради удовольствия.

– Понимаю, – улыбнулась Стерхова, – машина – ваша страсть.

– Машина – моя душа, – сказал он и похлопал по переднему крылу старой «Волги», – на ней еще мой дед ездил, а она до сих пор на полном ходу.

– Вернемся к нашему разговору, – сказала Анна и повторила вопрос: – Что вы думаете о найденных останках и деле в целом? Ведь вы когда-то его расследовали.

– Двадцать лет прошло… – Рябцев снял с головы матерчатый чепчик и почесал в затылке. – Была б моя воля, забыл бы все к чертовой матери. Да что-то не забывается. Иной раз такое приснится – не то что мне, чертям в преисподней и тем было бы тошно. В адвокатуре занимаюсь только гражданскими исками, а до сих пор не отпускает. Вот ведь зараза!

– Шкарбун изложила вам свою версию?

– Относительно дела Савельева? – Иван Николаевич кивнул, словно сожалея: – В общих чертах.

– Вы с ней согласны?

– Поймите, я больше не хочу с этим связываться.

Анна видела, что многого от Рябцева не добиться. У нее хватило бы терпения его разговорить, но она не любила подолгу стоять у закрытой двери, поэтому пошла напролом.

– Вы – бывший офицер следственных органов, единственный человек, от которого я могу получить недостающие данные. Так или иначе, вам придется отвечать на мои вопросы.

– Ух ты, какой заход! – Сгорбившись, Рябцев обескураженно покачал головой. – Ну что ж, задавайте свои вопросы.

– Савельев ехал в Урутин по трассе, но потом свернул на гравийку. Знаете, почему?

– Могу лишь предположить. По гравийке до Урутина на пять километров ближе.

– Но не быстрее? Ведь так?

– Так.

– Другие урутинцы так же ездят?

– В большинстве случаев горожане ездят по трассе. По гравийке только на пикники или чтобы отдохнуть у реки. Еще – к дачам, где проживают местные толстосумы. Жадные сволочи, не могут сброситься на асфальт, а из бюджета своровать, видимо, не получается.

– Дачи и пикники – это не наш случай, – заметила Анна.

– Если честно, я не понимал этого тогда и не понимаю теперь, – признался Рябцев. – В десяти из десяти возможных вариантов, Савельев должен был поехать по трассе.

– У вас были версии, когда он выпил спиртное?

– Дурное дело нехитрое… – Иван Николаевич кивнул на металлический шкафчик. – У меня вон тоже припрятана поллитровочка. Если хотите, могу продемонстрировать. Засекайте время, через несколько минут я буду в зюзю.

– Мне не до шуток, – сказала Стерхова, – пришло время докопаться до истины.

– Да ну?.. – Он иронично отшатнулся и проворчал: – Откуда такое рвение? Хотя, позвольте-позвольте, я кажется, догадываюсь. Ведь вы из Москвы? Брат погибшего Савельева служит в следственном управлении. Оттуда ноги растут?

– А вы бы на его месте не вмешались? – прямо спросила Анна.

– Смотря для чего…

– А если бы на вашего брата повесили двойное убийство?

– Давайте обойдемся без демагогии.

– Давайте, – легко согласилась Стерхова. – Помните, как располагалась машина Савельева на дне реки?

– Смутно, – ответил Рябцев.

– Автомобиль был сориентирован по оси течения носом к мосту.

– Предположим.

– Отсюда вопрос: почему?

– Ну! – поторопил ее Рябцев. – Начали, договаривайте!

– Он съехал носом, и его отнесло течением всего на десяток метров.

– Значит, развернуло.

– Скорость течения в этом месте составляет полтора метра в секунду. Логично предположить, что женщину и ребенка могло унести таким небыстрым течением, но чтобы развернуть машину – маловероятно.

– Пожалуй, соглашусь. Но и на этот вопрос у меня не будет ответа. – Тяжело вздохнув, Рябцев вдруг повинился: – Согласен, расследование было поверхностным. Но я, как и другие, был твердо уверен в том, что это несчастный случай. Виновник трагедии погиб, и дело закрыли.

Стерхова заглянула в блокнот.

– Пойдем дальше… В машине нашли пистолет Макарова и только две гильзы. – Она подняла голову и внимательно взглянула на Рябцева: – Но выстрелов было пять. Два выстрела в салоне и три снаружи? Зачем?

– Следов от пуль в салоне точно не было, это я помню.

– Выходит, палил в открытое окно?

– Может, и так.

– Если в открытое окно, то в кого? – спросила Анна.

– Не имею ни малейшего представления, – ответил Рябцев. – Шкарбун считает, что Савельев убивал жену и дочь в машине. На переднем сиденье остались пятна крови. Решившись умереть, Савельев не стал бы раздумывать, как уберечь салон.

– На мой взгляд, это неубедительно.

– Почему?

– Есть более подходящие варианты. Например, увести их в лес и там застрелить.

– Кстати. У вас не возник вопрос: зачем, идя на смерть, Савельев пристегнулся ремнем безопасности?

– Вы сами об этом думали?

– Повторяю: двадцать лет назад падение машины признали несчастным случаем.

– Но теперь-то многое изменилось, – заметила Анна. – Есть о чем поразмыслить.

– Например? – Иван Николаевич с любопытством заглянул ей в глаза.

– Почему, задумав убийство, Савельев переехал мост, а потом вернулся? На левом берегу лес гуще, и он всего в пятнадцати метрах. Не проще ли было убить их до моста и там закопать?

– С этим как раз все ясно. Как только нашли останки Савельевой, Шкарбун изобрела удобный маршрут. Так сказать, подогнала под ответ.

– А вы бы какой придумали? – быстро спросила Стерхова.

– Мне многое неизвестно. Вам, полагаю, тоже. Зачем же говорить ни о чем или делать пустопорожние выводы? Могу я задать вам один вопрос?

– Конечно.

– Останки девочки, дочери Савельевых, обнаружены?

– Ждем результатов экспертизы.

– Трагическая судьба досталась этой семье. – Рябцев поднялся на ноги и горестно покачал головой. – Врагу не пожелаешь.

– Хотите посмотреть фотографии? – Анна достала телефон.

Иван Николаевич протестующе вскинул руки и беспорядочно забегал по гаражу.

– Нет! Нет! Избавьте!

– Но почему?

– Не втягивайте меня в это снова!

– Пожалуйста, не ребячьтесь, – одернула его Анна. – Мне очень нужна ваша помощь.

– Да поймите же вы наконец! – вскрикнул Рябцев. – Я слишком хорошо себя знаю. Замечу что-нибудь, ухвачусь за какую-то деталь, и вы же меня потом от этого дела за уши не оттяните!

– Оттяну, – пообещала Стерхова и протянула телефон: – Смотрите.

– Ну и что? Все это я уже видел. – Он перелистал фотографии. – Что именно вас интересует?

– Следы от протекторов.

Иван Николаевич отыскал нужный снимок.

– Вижу. Правый отпечаток смазан и похож на след от юза или от торможения.

– Если бы Савельев тормозил, то оба следа были бы одинаковы. А если бы шел юзом, то отпечатки задних колес не наложились бы на передние. Разве не так?

– Признаться, так глубоко не заморачивались ни мы, ни гаишники.

– Но вы же понимаете, что ситуация изменилась? – напомнила Анна.

– Во что вы меня втягиваете… – пробормотал Рябцев, продолжая рассматривать фотографии.

– Обратите внимание, – сказала Стерхова, – нет ни опавшей краски, ни осколков бампера или фар. Ничего, кроме камней, грязи и отпечатков протекторов.

– Вижу… Можете переслать эти фотографии на мой телефон?

– Легко. – Стерхова забрала свой мобильник и сделала то, о чем он просил.

– А знаете, я вдруг вспомнил… – Иван Николаевич, не договорив, замолчал.

– Что? – оживилась Анна.

– Мелькнул у меня свидетель, который не вписался в общую картину происшествия, и я его, как говорится, забанил.

– Откуда он взялся?

– Сам позвонил в дежурную часть, и его звонок перевели на меня.

– Что-то видел?

– Утром того же дня он проезжал через мост и заметил пролом в ограждении.

– Когда это было? Во сколько?

– Если бы вспомнить…

– Пожалуйста, напрягитесь! – взмолилась Анна.

– Помнится, он видел какого-то человека за мостом, где позже нашли останки жены Савельева.

Стерхова догадалась:

– Перила были сломаны, и машина уже лежала на дне. Это был не Савельев.

– Если не ошибаюсь, он знал того человека и даже предложил его подвезти.

– Имя?! Имя назвал?!

– Не требуйте от меня невозможного! – возмутился Рябцев. – Я не помню! Меня это не интересовало. По крайней мере, в тот момент.

– И он, этот человек, позвонил, чтобы рассказать про поломанное ограждение моста или про человека из леса?

– Говорю же вам, я этого не помню! Хотя, если предположить, он мог связать воедино два этих факта. Вдумайтесь: раннее осеннее утро после дождя, безлюдная дорога, темно, и вдруг – пролом в ограждении моста, а через пятьсот метров из черного елового леса бежит человек.

– Кто-то мог не заметить.

– А он заметил, – настойчиво повторил Рябцев.

– Что же вы не допросили его? – с упреком спросила Анна.

– Мы поговорили по телефону, но я не стал его приглашать для снятия показаний.

– Почему?!

– Повторяю: свидетель не внушал мне доверия. Место, на которое он указывал, находилось на правом берегу за мостом. В то время я был уверен, что Савельевы туда не доехали.

– Мне нужно его найти! – твердо сказала Стерхова.

– Думаю, что это невозможно, – ответил Рябцев, но вдруг спохватился: – Постойте! Кажется, я записывал его телефон!

– Помните спустя двадцать лет?

– Не мог не записать! Имею эту привычку.

– Где?

– На обороте какого-то документа.

Анна уточнила:

– Того, что подшит в дело?

– Скорее всего – да. Возможно, я ошибаюсь, но вам стоит проверить.

– Надеюсь, что мы еще встретимся. – Стерхова поднялась с дивана.

– Звоните. – Рябцев надел чепчик, сел на край смотровой ямы и опустил в нее ноги. – Ну а если я о чем-нибудь вспомню, сам позвоню.

Глава 6
В сентябре вода в Уруте холодная

– Это Анна? – Голос в трубке казался неуловимо знакомым, но еще не обрел своего имени.

Стерхова припомнила, кому в последнее время давала свой телефон. В голову пришло лишь одно имя:

– Ангелина?

– Узнали! – воскликнула та и без промедления спросила: – Какие планы на вечер?

– Только что подъехала к отделу, надо бы поработать.

– В субботу следует отдыхать.

– Не в командировке, – сказала Анна и отвлеклась на водителя такси: – Здесь остановите, пожалуйста.

– Давайте менять планы, – продолжила Ангелина, – приезжайте ко мне на дачу.

Стерхова взглянула на часы:

– Скоро стемнеет. Как-нибудь в другой раз.

– Служебная машина сейчас в Урутине. Соглашайтесь, удобный случай.

– Дача далеко?

– В двадцати километрах от города.

– И все-таки нет. У меня работа, – сказала Анна, однако Ангелина будто не слышала:

– Ждите там. Через несколько минут за вами приедут.

– Я повторяю… – Связь прервалась, и Стерхова замолчала. Будучи уверенной, что Ангелина бросила трубку, избегая возражений, она решила ей перезвонить, но вдруг передумала.

Доводы в пользу поездки сформировались внезапно: во-первых, дело шло к вечеру, во-вторых, для работы в выходные у нее оставалось воскресенье, в-третьих, она давно не была на природе.

К приезду служебной машины Анна уверовала в целесообразность поездки и была готова пуститься во все тяжкие.

Уже на въезде в дачный поселок Стерхова поняла, что в этом месте, на берегу Урута, обосновались местные богачи и государственные чиновники. Возбужденная поездкой и свежим весенним воздухом, она с любопытством разглядывала дома на центральной улице, которая началась двумя помпезными зданиями. По словам водителя Ангелины, одним из них владел бухгалтер домостроительной компании, другим – вдова хозяина колбасного комбината.

– А видите вон тот особняк? – Сергей указал на китайскую фанзу с элементами готической архитектуры. – Эту абракадабру выстроил наш губернатор.

– Впечатляет, – кивнула Анна.

Водитель заложил поворот и остановился у чугунных ворот, около которых уже стояла Ангелина. Рядом с ней прохаживался высокий, явно старше ее, мужчина в профессорских очках.

– Ну наконец-то! Приехала! – Ангелина распахнула объятия.

Анна позволила себя обнять, однако сама эмоций не выказала. Сдержанность в общении была ее правилом, которое не поддавалось пересмотру или ревизии. Совместное время, проведенное в поезде, было недолгим, и они оставались едва знакомыми.

– Спасибо, что пригласили. – Стерхова перевела глаза на мужчину: – А вы, наверное…

– Муж. Всего лишь муж сиятельной дамы. Савелий Павлович Горский. – Он подал руку, и когда Анна протянула свою, склонился, чтобы прикоснуться к ней губами.

Ангелина предупредила:

– Пожалуйста, не пугайтесь. Мой муж – из вымирающего вида русских интеллигентов.

– И это приятно, – улыбнулась Стерхова.

Ангелина подхватила ее под руку и подвела к воротам. Те медленно распахнулись, и они пошли по лужайке, прочерченной мраморным пунктиром для автомобильных колес.

– Хотите в дом или же сразу на веранду?

– На веранду, – сказала Анна и, оглядевшись, оценила совершенство усадьбы: – У вас красиво!

Веранда с раздвижной крышей и прозрачными стенами располагалась у задней стены дома. Там у горящего очага на диване сидел худощавый мужчина, второй, крупный здоровяк, стоял возле бара и занимался приготовлением коктейлей. Услышав голоса, оба обернулись.

– Знакомьтесь! – Ангелина указала на крупного человека в черной бейсболке: – Евгений Хаустов, мой сокурсник. Дружим со времен учебы в университете.

– И не только. – Он улыбнулся. – В детсаду сидели на соседних горшках.

– Он шутит, – заметила Ангелина.

– Меня зовут Анна, – представилась Стерхова и развернулась ко второму, худому, блеклому и высокому. – Очень приятно.

– Геннадий. – Он сделал шаг навстречу, и Ангелина прокомментировала:

– Геннадий Михайлович – наш сосед, забежал на огонек почаевничать.

– Присоединяйтесь. – Хаустов взял две бутылки и показал их Анне: – Виски с мартини?

Она сказала:

– Немного водки.

– Вот это я понимаю! Наш человек! – Евгений Хаустов налил в бокал водки и протянул его Анне: – За знакомство!

Все выпили, потом разобрали тарелки и расселись на диванах у очага.

– Давайте сюда, поближе. – Хозяйка дома поощрительно улыбнулась Анне. – А я тут про вас рассказывала.

– Что именно?

– Какая у вас интересная работа.

– Это преувеличение.

– Раскрытие архивных дел… – задумчиво проронил Горский. Теперь он держался намного проще, оставив чудаковатую манеру за воротами дома. – Неблагодарное дело!

Стерхова усмехнулась:

– Но кто-то должен делать эту работу.

– Нетрудно догадаться, что свидетели со временем умирают, улики теряются, и многое забывается. Готов поспорить, раскрываемость у вас невысокая.

– Можно сказать и так.

Савелий Павлович погрозил ей пальцем и шутливым тоном добавил:

– Как профессионально вы уходите от ответа.

– А вам нужны цифры?

– Было бы интересно.

Обмен короткими репликами закончился длинной паузой, которая не могла продолжаться вечно, и Анна заговорила:

– За прошлый год раскрыто пять тысяч двести тридцать три преступления. Из них четыреста сорок пять убийств, двести одно причинение тяжкого вреда и двести восемьдесят одно преступление против половой неприкосновенности.

– Ну-у-у… – протянул Хаустов. – Это бездушная статистика. Вот если бы вы рассказали о каком-нибудь универсальном приеме, при помощи которого ведете расследование, это бы нас развлекло.

В сравнении с Горским он выглядел резким или даже вульгарным. Стерхова мельком посмотрела на Ангелину и сдержанно проронила:

– Никаких секретов нет.

– Неужели?

– Успех расследования складывается из сочетания множества факторов.

Ангелина одернула Хаустова:

– Анна Сергеевна приехала не для того, чтобы развлекать нас рассказами. – Она привстала с дивана и начала разливать чай. – А впрочем, я сама во всем виновата. Не надо было заводить такой разговор.

Приняв из рук Ангелины чайную пару, Стерхова проронила:

– Да нет, отчего же…

Горский тут же перебрался поближе. Во всем его виде сквозил неподдельный интерес.

– Тогда попрошу ответить мне на вопрос. Зачем ворошить старые дела? Не лучше ли заняться новыми?

Вопрос для Стерховой был привычным, она ответила не задумываясь:

– Неотвратимость наказания. Слышали о таком?

– О да! Конечно.

– Моя работа связана с обеспечением этого правового принципа.

– Ну хватит! – прикрикнула на мужчин Ангелина. – Пьем чай и рассуждаем о хорошей погоде.

– Гелечка! В кои веки выпало поговорить с интересным человеком, а ты запрещаешь, – посетовал Горский. – Мы не услышали от Анны Сергеевны ни одной занимательной истории. А их, я уверен, у нее предостаточно.

– Если только она сама захочет их рассказать, – сказала Ангелина.

– Ну что же… – Стерхова отставила чашку. – Могу рассказать вам пару историй. Но ничего занимательного вы в них не найдете.

– Так-таки ничего? – усмехнулся Хаустов.

– Одну только мерзость и грязь.

– И все-таки?

– Например: на днях в Кемеровской области отправили в колонию четырех человек за убийство их приятеля, который хотел выйти из преступной группировки. Его сначала избили, потом выкрали из больницы, обезглавили, а тело расчленили и бросили в прорубь. Как видите, ничего оригинального. Все повторяется.

– Вы сами их посадили? – уточнил Геннадий Михайлович, тихий сосед Ангелины.

– Нет. Этим делом занималась не я.

– А вы что-нибудь из своих расскажите.

– Из своих? – Анна ненадолго задумалась. – Прошлой осенью раскрыли дело серийного маньяка, насильника и убийцы. Этот случай, пожалуй, неординарный. Сначала он изнасиловал и убил женщину, а потом, через двадцать лет, женился на ее дочери и поселился в ее доме^[2].

– Чудовище… – сдержанно заметила Ангелина. – Вот уж воистину, никогда не знаешь, за каким углом тебя поджидает смерть. Вам не бывает страшно?

– Признаюсь, да… – Чуть помедлив, Анна продолжила: – Иногда встречаются люди, которые внушают мне ужас. Все прочие выглядят заурядно, так же, как мы с вами.

– А что насчет следов преступления? Какие-то могут сохраняться долгие годы? – спросил Хаустов.

– Иногда такое случается. Как правило, это отпечатки или данные генетических профилей…

– Имеете в виду ДНК?

– Ну да… – подтвердила Анна. – Если криминалистам удается извлечь ДНК из уцелевших биоматериалов, результат прогоняют по базам данных и выявляют совпадения. Два месяца назад в Симферополе один мой товарищ посадил недочеловека, виновного в половых преступлениях против шестнадцати детей. Младшему было всего полтора года.

– Боже, какая мерзость! – воскликнула Ангелина.

– А я говорила… Одна только мерзость и грязь, – подтвердила Стерхова.

– И сколько лет он орудовал?

– Около восемнадцати.

– Куда же смотрела полиция?

– Это вопрос риторический.

– А как насчет информации? – поинтересовался тишайший Геннадий Михайлович и снова умолк, как будто ушел в тень.

– Не поняла вопроса, – взглянула на него Анна.

– Случалось ли вам добывать ранее неизвестную информацию?

– Нечасто, но такое бывает. Не далее как сегодня.

– Поделитесь? – не справилась с любопытством Ангелина.

– Мне бы не хотелось, – заметила Стерхова, – но если в общих чертах – в деле появился новый свидетель.

– Какое самое старое преступление вам довелось расследовать? И каким оно было?

– Самое старое? – с усмешкой спросила Анна. – В моей практике был такой случай: шестьдесят пятый год, убийство ребенка. Когда разоблачили убийцу, он был уже мертв.

– Есть божий суд! – торжествующе произнес Горский. – И как же он умер?

– В тюрьме. Поперхнулся баландой.

– Надеюсь, что ему помогли, – сдержанно проронила Ангелина. – Кому еще налить чаю?

Горский протянул чашку и, взглянув на Стерхову, справился:

– Как продвигается расследование урутинского дела? Разумеется, кроме того, что появился новый свидетель?

– Многое пока неизвестно, – уклончиво ответила Анна.

– Ах да, простите, я понимаю. Вы не имеете права разглашать информацию.

В попытке выглядеть убедительной, Анна оглядела веранду.

– Ну что же, спасибо, я хорошо провела время.

– Хотите сбежать? – обеспокоился Горский.

Она поднялась с дивана:

– Сожалею, но мне пора.

– Геля… – Он посмотрел на жену. – Шофер в гараже?

– Уехал. Я его отпустила.

– Но как же так, не подумав?..

– В Урутин Анну Сергеевну отвезет Женя.

Стерхова указала на бокал в руках Хаустова:

– Он не может вести машину.

Хаустов покрутил содержимое в бокале и приблизил к ее лицу:

– Можно убедиться, весь вечер пью минералку.

Минут через десять автомобиль Хаустова съехал с асфальтированной дороги поселка на грунтовую, которая, в свою очередь, перешла в гравийку.

– Сюда меня везли по другой дороге, – сказала Анна.

Хаустов объяснил:

– По гравийке до Урутина ближе.

– На такой скорости мы с вами до утра до города не доедем.

– Здесь опасно, камнями побью лобовое стекло.

– Камни отлетают от попутки или от встречки. – Стерхова оглянулась: – Кажется, за нами едет машина.

– Где? – Хаустов посмотрел в зеркало заднего вида. – Если бы ехала, светились бы фары. В темноте здесь можно слететь в кювет. У гравиек обязательно бывают кюветы.

– Можно побыстрее?

– Скорости не прибавлю, иначе побью днище. – Он ткнул пальцем в навигатор. – Сейчас будет деревянный мост через Урут.

– Старый?

– Кто? – сухо осведомился Хаустов.

– Мосту, говорю, сколько лет?

– Да уж пятьдесят, наверное, не меньше.

– И много у вас таких мостов?

– На всю округу один.

Стерхова беспокойно заворочалась на сиденье и, когда автомобиль заехал на мост, скомандовала:

– Стойте!

Хаустов дернулся, резко затормозил, и Анна клюнула носом в переднюю панель.

– Вы что?! – вскрикнул он. – Так и в реку съехать недолго!

– Мне нужно выйти. – Она распахнула дверь.

– Вам по нужде? – Хаустов чуть замешкался. – Может, лучше в лесу?

– Нет, лучше здесь.

– Тогда я отъеду.

Красные габаритные огни уплыли вместе с автомобилем Хаустова и замерли в темноте, метрах в ста от моста.

Помедлив секунду, Стерхова прошла вдоль ограждения и остановилась там, где, по ее расчетам, автомобиль Савельева съехал в реку. Она перевесилась через перила и глянула в парящую на холоде воду. Ей представилось, как неотвратимое течение тащит машину, как уходит под воду нос беспомощной железяки и растворяется в глубине пятно белой крыши.

С реки потянуло холодом, где-то далеко, в чаще леса, заухал филин. С дороги послышался хруст гравия. Почувствовав, что там кто-то есть, Анна вгляделась в темноту. Едва различимый силуэт был определенно мужским. Достигнув моста, он будто вырос и показался аномально большим. Ей вдруг представилось, что, приблизившись, он с ней заговорит.

Все так и вышло. Незнакомец произнес:

– В сентябре вода в Уруте холодная… – и вдруг присел.

Сильные руки схватили ее за щиколотки, ноги взлетели в воздух, Анна перевалилась через перила и рухнула в темноту. Перед ударом об воду пришла нелепая мысль: почему он сказал «в сентябре», ведь сейчас апрель…

Она ушла в глубину, как показалось, метра на три. Обжигающая ледяная вода мгновенно пропитала одежду и потянула вниз. Преодолевая эту неумолимую силу, Анна беспорядочно двигала ногами и руками. Когда осталось совсем немного до того, чтобы вынырнуть, она ощутила спазм и поняла, что больше не может задерживать дыхание. Анна инстинктивно скинула туфли и вытолкнула себя на поверхность. В то же мгновение она сделала мощный вдох, который заполнил легкие, но вместе с тем вызвал приступ удушья и паники.

Судороги в пальцах мешали расстегивать пуговицы, но она с ними все-таки справилась и стащила с себя жакет. Минуты две или три Стерхова барахталась в воде и больше не могла сделать ни вдоха. Но когда сознание стало угасать и зазвенело в ушах, ей все же удалось продышаться. После этого она огляделась и определила, к какому берегу двигаться. А потом поплыла, беспомощно, по-собачьи.

Глава 7
Экспертное заключение

В воскресенье ровно в половине восьмого Анна Стерхова распахнула глаза и произнесла в темноту:

– Сегодня воскресенье, и я – в Урутине.

Расчет был на то, что собственный голос примирит ее с безрадостной правдой бытия. Мать в чем-то права: жизнь в командировках походила на затяжную гастроль, когда названия городов определялись только по надписям на вокзалах.

Внезапно ей вспомнился вчерашний заплыв в реке, и она повторила то, что слышала на мосту:

– В сентябре вода в Уруте холодная…

Стерхова включила светильник, но не потому, что было темно, а потому, что сделалось жутко. Тот страшный человек ушел в сторону Хаустова. Но когда, вернувшись в автомобиль, Анна спросила его про незнакомца, он сказал, что никого не заметил.

Нужно отдать должное, Хаустов без лишних вопросов укутал Стерхову в плед и быстро домчал до дома. Возможно, поэтому ей удалось не заболеть.

Трель дверного звонка скорее напугала, чем отвлекла ее от тревожных мыслей. Как была, в пижаме, Анна подступила к двери и заглянула в глазок.

Открыв ее, она удивилась:

– Вы?!

– Я понял. Рано. Простите, – сказал Домрацкий и, развернувшись, попытался уйти.

– Постойте! – окликнула его Стерхова. – Вы за чемоданом? Входите.

– Мог бы заехать позже, но побоялся, что не застану, – заметил он, переступая порог квартиры.

– У вас в отделе нет запасных ключей?

– Есть. Но я бы не посмел явиться сюда в ваше отсутствие.

Посторонившись, Анна указала на дверь спальни:

– Можете забрать чемодан.

Он возразил:

– Будет лучше, если вы принесете его сюда.

– Пожалуй, вы правы. – Она скрылась в спальне и через минуту вернулась.

Домрацкий забрал у нее чемодан, шагнул в сторону двери, но вдруг обернулся:

– Спасибо!

– Пожалуйста. – Стерхова протянула руку.

Ответив рукопожатием, он предложил:

– А знаете что? Давайте вместе позавтракаем. Нет, кроме шуток!

– По-моему, неплохая мысль, но мне некогда, я собираюсь на работу.

– Тогда давайте поужинаем вечером, а потом поедем в театр. В Энске дают «Братьев Карамазовых» в постановке тиктокера.

– Вот уж избавьте!

– Неужели не интересно?

– Думаю, ваш тиктокер – пациент психо-неврологического диспансера. Иначе бы он не взялся за Достоевского. Или же проходимец, который делает деньги на дураках.

Домрацкий расхохотался:

– Ну а если этот проходимец искренен в своих начинаниях?

– Это еще хуже. Лучше быть дураком, чем искренним конъюнктурщиком.

– Вот вы какая! С размаху, не церемонясь!

– А почему бы не размахнуться? – Стерхова тоже рассмеялась, и стало ясно, что она кокетничает.

– Значит, никуда со мной не пойдете… – резюмировал Домрацкий. – Тогда, в качестве отступного, позвольте отвезти вас в отдел.

Нисколько не церемонясь, Анна указала рукой на дверь:

– Ждите меня в машине. Я скоро спущусь.

С Домрацким Стерхова простилась в коридоре следственного отдела и, когда вошла в кабинет, испытала тихую радость, природу которой сразу же поняла – там не было Шкарбун.

Она, не раздеваясь, направилась к сейфу, достала папки и сгрузила их на стол с намерением как следует поработать. Однако вскоре ее отвлек звонок Ангелины:

– Анна, дорогая! Как вы себя чувствуете?!

Стерхова поняла, почему был задан вопрос, и ответила сдержанно:

– Со мной все в порядке.

– Но как вы попали в воду?

– Случайно. – Она еще не решила, стоит ли обсуждать это с Горской.

– Евгений Хаустов рассказал ужасные вещи…

– Про то, как я выгляжу мокрой? – рассмеялась Стерхова.

– Зря смеетесь, вода в Уруте холодная. Вы могли утонуть или простудиться. И все-таки я не понимаю…

– Не стоит вам беспокоиться.

– Но вы рассказали Жене про какого-то человека…

– Он просто шел мимо.

– Я поняла. Вы не хотите рассказывать. Ну что же, по крайней мере, теперь я знаю, что у вас все в порядке. До встречи!

Закончив разговор, Стерхова вернулась к работе. Первым в блокноте значился пункт: найти телефон свидетеля, звонившего Рябцеву.

Следующий час она занималась тем, что высматривала на полях и оборотных сторонах документов номера телефонов, записанных от руки. К исходу часа в списке значилось шесть телефонов, к двум из них прилагались имена.

Набрав первый номер, Стерхова услышала механический голос, который сообщил, что номер абонента изменился в связи с реконструкцией телефонной станции. Она прозвонила все номера и отовсюду получила тот же ответ. В конце концов обратилась в справочное. Диспетчер дала совет направить официальный запрос в урутинскую АТС. Другого способа установить новые номера абонентов не существовало.

Приняв к сведению совет и отложив его воплощение до понедельника, Анна перешла ко второму пункту – звонку Марине Савельевой.

Набрав номер и дождавшись ответа, она сразу заговорила:

– Марина? Здравствуйте! Это Стерхова.

– Что-нибудь стряслось? – Из-за постороннего шума ее голос был едва различим.

– У меня к вам несколько вопросов.

– Здесь плохо слышно…

– Вы, вероятно, заняты? Где вы находитесь?

Савельева проигнорировала оба ее вопроса.

– Можете говорить, я слушаю.

Анна восприняла это как должное и, не допуская заминки, уведомила:

– Пожалуйста, соберитесь и отвечайте на вопросы как можно четче.

– Излишне предупреждать.

– Простите…

– Не тратьте силы на извинения.

– Какого типа ремни безопасности были установлены в вашем автомобиле? – спросила Стерхова.

Чуть помолчав, Марина проронила:

– Не поняла вопроса…

– Бывают инерционные, когда излишек длины автоматически подбирается и в случае столкновения они прижимают тело к сиденью. А бывают такие, которые нужно регулировать вручную. В прошлый наш разговор вы упомянули, что машина была старая…

– Не до такой степени. Ремни были инерционные.

– Вы уверены?

– Можете проверить, если хотите.

В наступившем молчании из трубки фоном неслось живое многоголосье и тихое пение. Марина, вероятно, прикрыла трубку рукой, и шум сделался тише.

– Что вы сказали? Пожалуйста, повторите, – попросила Анна.

– Машина сейчас в гараже у родителей.

– Зачем?

– Машину достали из реки, и она долго стояла на штрафплощадке. Отцу приказали ее забрать. Он спрятал ее в металлический гараж за пределами участка. Туда сто лет никто не заглядывал.

– Едем туда срочно! – воскликнула Стерхова.

– Сегодня не получится.

– В таком случае когда?

– Сначала нужно договориться с отцом.

– Договаривайтесь, но только, пожалуйста, побыстрее.

– Еще есть вопросы? – поинтересовалась Марина и опять прикрыла трубку рукой.

– У вашего брата не было травмы головы или грудной клетки?

– До катастрофы?

– Да.

– Нет. Он был здоров и ни на что не жаловался.

– Вы уверены?

– Абсолютно.

– Помните, как перед отъездом в салоне автомобиля расположились дочь и жена?

– Юля с полками на коленях сидела на переднем сиденье…

– Прошу повторить! – Поддавшись внезапному импульсу, Стерхова встала и прошлась по комнате. – Пожалуйста, повторите!

– Отец вырезал из витринного стекла полки для серванта. Юля давно его об этом просила.

– Она держала в руках стекло? Но почему не положила в багажник?

– В багажнике стояли ящики с помидорами. Юля побоялась, что стекло разобьется.

– В протоколе осмотра о стеклянных полках ни слова. – Анна возвратилась к столу, чтобы пересмотреть документы.

– Ну да, их, кажется, не нашли.

– При падении стекло должно было разбиться. Где же осколки? Впрочем, этот вопрос не к вам… Юлия была пристегнута ремнем безопасности?

– Этого я не помню.

– Девочка ехала на заднем сиденье?

– Из дома ее вынесли спящую, в одеяле. Так и положили сзади.

– Одеяла в машине не было.

– Там между сиденьями сумки с соленьями стояли…

– Это отражено.

– Ну вот, пожалуй, и все, больше добавить нечего. – Марина замолчала, и стало слышно, как недалеко от нее кто-то прошепелявил:

– Нельзя ли потише?

Голос был на редкость противным, и Анна поторопилась:

– Мне нужно изучить архивы семьи.

– Родительские?

– Семейный архив вашего брата: письма, документы, фотографии.

– Все это хранится в доме родителей.

– Так, может быть, все-таки съездим?

– Не раньше, чем переговорю с отцом. Он очень болен.

– Ну хорошо. На связи… – Стерхова положила трубку, подняла глаза и удивленно застыла.

На пороге кабинета стоял маленький человечек в длинном, почти до колен, свитере. Помедлив секунду, он прямиком направился к Анне. Решительный и легкий шаг никак не вязался с его пожилым возрастом.

– Здравствуйте! Я – Тимур Бабаджанов!

– Очень приятно, Стерхова. – Представившись, Анна тут же осведомилась: – Я не расслышала вашего отчества.

– У меня его нет. – Тимур Бабаджанов обернулся и посмотрел на пустующий стол Шкарбун. – А где Ирина Ивановна?

– Сегодня воскресенье… – напомнила Анна.

– Неужели… – Тимур Бабаджанов надел очки и посмотрел на календарь. – А почему меня не предупредили? – Взмахнув рукой, он протянул Анне папку: – Передайте.

– Что это?

– Результаты экспертизы.

– Дело Савельевых? – оживилась Анна.

– Недавнее ограбление магазина.

– Вы – криминалист?

– Что?.. – Бабаджанов рассеянно огляделся и сделал несколько шагов по направлению к двери, но потом вернулся: – Передайте Шкарбун – с костями разберемся не скоро. Это касается дела Савельевых. Скелеты не складываются. Череп девочки не найден, и это жаль. Есть несколько фрагментов, которые могли бы ей принадлежать. Нужны многочисленные экспертизы. Но это дело затратное. – Он говорил отрывисто, короткими очередями слов. – А почему вы интересуетесь делом Савельевых?

Стерхова усмехнулась:

– Я, в некотором роде, его расследую.

– А-а-а-а! Вот оно что! Вы – новый сотрудник!

Их разговор стал смахивать на сценку из комедии положений. Анна решила все прояснить:

– Я – из Москвы. Прикомандирована к урутинскому следственному отделу для оказания помощи в расследовании архивных дел.

– Почему меня не предупредили?.. – спросил Бабаджанов и, не ожидая ответа, заметил: – Помощь нам, конечно, нужна. От помощи мы не отказываемся.

Стерхова смотрела на Бабаджанова, как врач, который собирается его прооперировать или, по крайней мере, утешить.

– Можете уделить мне несколько минут? – Но даже вымолвив эту фразу, она еще сомневалась, стоит ли к нему обращаться.

– Так-так… Слушаю… – Тимур Бабаджанов присел на краешек стула.

Анна вынула из дела склеенную фототаблицу и ткнула пальцем в снимок, где на грязи запечатлелись отпечатки протекторов.

– Что скажете?

Он быстро ответил:

– Машина съехала с моста.

– Это я знаю. Что-нибудь вам кажется странным?

Бабаджанов склонился к фотографии и стал рассматривать, водя по ней носом. Потом так же тщательно рассмотрел снимок с автомобилем.

Его заключение было таковым:

– Ясно, как белый день! Ничего странного здесь не вижу!

Стерхова разочарованно выдохнула – чего еще было ждать от этого малахольного, – но вслух обронила:

– Большое спасибо.

– А я еще ничего не сказал.

– Ну так говорите.

Бабаджанов стал водить пальцем по фотографии:

– Видите, один стертый след? Если бы машина юзила, были бы стерты оба следа. Но у данного транспортного средства повреждено переднее левое колесо. Оно оставило отпечаток, похожий на след от юза – заблокированного, нерабочего колеса. Двигатель в девятке стоит поперек, машина переднеприводная. От двигателя на колеса идут приводные валы, на концах которых стоят шарниры угловых скоростей. Думаю, перед тем, как съехать с моста, автомобиль саданулся левой фарой и радиаторной решеткой. В результате погнулся левый нижний рычаг, колесо встало боком, и его заклинило. Отсюда вывод – эта машина не могла идти своим ходом.

– Такие повреждения могли появиться от удара об воду?

– С какой высоты упала машина? – спросил Бабаджанов, взял со стола калькулятор и приготовился рассчитать силу удара.

– Три с половиной метра, – сказала Анна.

– Смеетесь? – Отбросив калькулятор, Бабаджанов поморщился. – Упав с такой высоты, кузов автомобиля остался бы цел, не говоря про рычаг.

– Ну а если машина сначала врезалась в ограждение?

– А потом развернулась и задом скатилась в реку… – издевательски подхватил криминалист и по слогам объяснил: – Го-лу-буш-ка! Эта машина съехала в реку задом. Или, учитывая характер повреждений и отсутствие хода, ее туда затолкали вручную!

– Задом?.. – растерянно повторила Анна. – Машина проломила ограждение! Взгляните на фотографии!

Тимур Бабаджанов снова склонился над снимками и, разогнувшись, изрек эпохальную фразу, которая многое изменила:

– Она ничего не ломала и съехала весьма аккуратно. Обычно повреждения, указывающие на путь перемещения автомобиля после пролома ограждения, имеют форму длинных тонких царапин, прочерченных поврежденными частями древесины. Вы их видите? – он кивком указал на снимок. – Можете показать?

– Нет.

– Если бы ограждение было проломлено, оно бы не только помяло, но и поцарапало кузов. Характер повреждений машины скорее указывает на лобовой несильный удар.

Анна уточнила:

– Насколько несильный?

– Эх, если бы рассмотреть зазоры на кузове! Я бы рассчитал вам силу удара и примерную скорость автомобиля до столкновения. Но на фотографии зазоры не разглядеть!

– Пожалуйста, объясните.

– При лобовом ударе все зазоры в автомобиле меняются. При слабом ударе по крыше идет волна, а при сильном – характерный залом. И даже при лобовом столкновении, когда повреждена всего одна сторона, как в нашем случае, зазоры в дверях меняются и слева, и справа.

Оторвавшись от фотографий, Анна Стерхова подняла глаза на Бабаджанова:

– Шкарбун показывала вам эти снимки?

– Нет. Никогда.

– Сможете дать экспертное заключение?

– По фотографии не смогу. Это несерьезно.

– Зачем же по фотографии… – Выдержав интригующую паузу, Анна договорила: – Я покажу вам этот автомобиль.

Глава 8
Разруб

В понедельник утром Анна Стерхова стояла у окна в темном кабинете и держала в руках пальто. Ее глаза находились на уровне форточки. Во мгле, перед рассветом, фонтан казался еще уродливее, а веранда выглядела заброшенной хижиной. Все доброе и хорошее давно отсюда ушло, исчезло вместе с детскими голосами. Возможно, поэтому здесь так не хватало простора. На этот раз вселенная установила слишком узкие рамки. Она смотрела в окно и хотела лишь одного: как птица выпорхнуть в форточку и, рассекая крыльями воздух, перелететь в другие пространства.

Стерхова знала, что никуда не уедет, пока не закончит расследование. Она мысленно определила алгоритм своих действий: нацепить на вешалку пальто, сесть за стол и начать работу. Но когда Анна приблизилась к вешалке, из коридора послышались шаги, которые затихли у двери, и прозвучал голос Шкарбун:

– Подожди, Лара, найду ключи… Алло, я не слышу… Что, говоришь? Ей-богу, не вру! Утром в воскресенье они вдвоем прикатили к отделу на машине Домрацкого. Наша кадровичка видела их из окна. С Домрацкого как с гуся вода – он разведен, а вот у Стерховой – мужик, я слышала их разговор. Вызнать бы телефон да рассказать ему в подробностях, чем она здесь занимается!

Ключ вставился в скважину, но провернуться не смог – замок был не заперт. Дверь отворилась, и в комнате вспыхнул свет.

– Вы здесь?.. – На несколько секунд Шкарбун застыла в проеме, потом вошла в кабинет и громко хлопнула дверью.

Предположить, что Стерхова не слышала ее слов, было глупо, поэтому Ирина Ивановна предпочла сделать вид, что ничего не произошло.

По истечении пятнадцати минут Анна спросила:

– Что с Воронцовым? Нашли?

Шкарбун встала с места, прошла к ее столу и протянула листок:

– Здесь его адрес.

Стерхова забрала листок и сказала:

– На вашем столе лежит синяя папка, ее принес Бабаджанов. Почему вы не показали ему материалы из дела Савельева?

– Криминалисты работают с костями. Бабаджанов – криминалист. Неужели не ясно?

– Я говорю о материалах двадцатилетней давности.

– Это лишнее.

– Вы так считаете?

– Уверена, – с нажимом проговорила Шкарбун, – пока вы не появились, дело вела я. Соответственно, поступала так, как считала нужным.

– А я показала Бабаджанову фотографии с места происшествия, – сказала Анна.

– И что?

– Узнала много интересного.

– Поздравляю.

– Теперь о вещественных доказательствах по делу Савельева. Вы их осмотрели?

– Зачем? Это бы ничего не дало. Их и до меня много раз осматривали. Взгляните на перечень улик: пистолет, две стреляные гильзы и дамская сумочка со всяким барахлом.

– Где это хранится? – От возмущения Анна потемнела лицом, но ее глаза выражали всего лишь холодное любопытство.

– Кажется, вещественные доказательства по делу передали в область.

– Они мне нужны.

– Для этого нужно оформить разрешение с подписью Домрацкого или Демина.

– Вот вы этим и займетесь.

Шкарбун раздраженно перекинула документы из стопки в стопку и заявила:

– Документы оформлю, но за уликами не поеду.

– А мне это не нужно. Завтра я сама еду в Энск переговорить с Воронцовым, заодно загляну в хранилище.

Ирина Ивановна направилась к выходу и уже взялась за дверную ручку, но Стерхова остановила ее:

– Вернитесь! Вам нужно сделать запрос на местную АТС по поводу смены номеров. Запросите действующие номера шести абонентов. Список старых лежит у вас на столе.

Шкарбун вышла из кабинета и, по обыкновению, хлопнула дверью громче, чем следовало. Но это ничуть не тронуло Стерхову: ей приходилось подчинять и не таких строптивых сотрудников. Система подчинения и нейтрализации была давно отработана.

Но только Стерхова приступила к работе, ей позвонил Савельев. Помедлив с ответом, она мысленно уточнила моменты, которых не следовало касаться в разговоре с шефом.

– Здравствуйте, Юрий Алексеевич.

– Что-то не звонишь. Ну как там?

– Пока ничего существенного, – сдержанно проронила Анна.

– Да ты смеешься надо мной! – закипел полковник. – Пять дней в Урутине, и никаких результатов?!

– Давайте договоримся… – Начав говорить, она сделала паузу. – До тех пор, пока я здесь, вы никогда не будете на меня кричать или давить.

– Прости…

– Могу вас уверить: я делаю все, что в моих силах.

– Хоть что-нибудь расскажи, – попросил Савельев.

– Я говорила со следователем.

– Так…

– Поговорила с вашей сестрой.

– Она мне звонила.

– Мне очень нужна встреча с родителями.

– Я же просил их не трогать!

– В деле обнаружилось множество нестыковок и противоречий. К тому же надо осмотреть автомобиль.

– Не понял…

– Осмотреть автомобиль, в котором погиб ваш брат, – повторила Стерхова. – В этом случае, как вы понимаете, встреча с родителями неизбежна.

– И что? Батя все еще держит этот драндулет в гараже?

– Так сказала ваша сестра.

– Послушай, Анна… – Савельев понизил голос, – отец очень болен. Прошу тебя, будь с ним поаккуратнее.

– Это я обещаю.

К концу разговора полковник вернулся к официальному тону:

– Нужна моя помощь?

– Да! – уверенно ответила Стерхова, как будто ожидала этого вопроса.

– Ну излагай.

– Требуются экспертизы ДНК. В урутинском следственном отделе на это нет денег.

– Сколько? – сдержанно произнес Савельев.

– Точно не скажу, но, думаю, много.

– Можешь объяснить для чего?

– Необходим сравнительный анализ профилей ДНК, чтобы подтвердить или исключить наличие останков вашей племянницы.

– Ах вот оно что… – Он тяжело вздохнул. – Тогда подготовь материал, а я тут обо всем позабочусь. Как только позвоню, мухой – в Москву. И учти, сразу вези все, что нужно. Другого шанса не будет.

– Спасибо!

Стерхова еще не закончила разговор, когда распахнулась дверь и в кабинет вбежал Иван Николаевич Рябцев.

Анна прикрыла трубку рукой:

– Что случилось?

– Нам надо срочно поговорить!

– Ну что там у тебя? – Из трубки послышался недовольный голос Савельева.

– Юрий Алексеевич, я позже вам перезвоню. – Стерхова положила трубку, встала из-за стола и повторила: – Что случилось?

– Сначала сядьте… – выдохнул Рябцев и обессиленно рухнул на стул. Потом приложил руку к груди и спросил: – Есть валидол?

– Подождите, где-то была аптечка. – Стерхова бросилась к шкафу, но Иван Николаевич ее остановил:

– Не надо! Сядьте! Есть разговор.

Анна послушно села:

– Что за спешка? Могли бы и позвонить.

– Простите, забыл сохранить номер.

– Ну, говорите.

– Найдите в телефоне пятую фотографию!

– Пожалуйста, уточните…

– Из тех, что вы мне прислали.

Стерхова покопалась в переписке и открыла нужную фотографию:

– Проломленное ограждение… Что здесь не так?

– Увеличьте по максимуму, центрируйте справа.

– Увеличила…

– Теперь смотрите на перила и на стойки. Видите?

– Нет. Ничего я не вижу.

Вскочив с места, Рябцев потянулся через стол и выхватил у нее телефон. Взглянув на экран, он воскликнул:

– Да вы же не там смотрели! – Переместив изображение, он вернул телефон Анне: – Вот!

Стерхова вгляделась в экран и, чуть помолчав, спросила:

– Думаете, что это специально?

– Да неужели не видно?! Ограждение и стойки в нескольких местах подрублены топором!

– И только потом их сломали… – тяжело роняя слова, закончила Анна.

– Это убийство, – заключил Иван Николаевич.

– Предположим, самого Савельева столкнули в машине в реку. Но кто убил остальных?

– Главное, не он. С этого момента я абсолютно уверен, что Савельев невиновен ни в съезде с моста, ни в убийстве своей семьи. – В приступе раскаяния Рябцев схватился за голову: – Боже мой! Где двадцать лет назад были мои глаза?!

– Вам нужно успокоиться. Пожалуй, поищу для вас валидол. – Стерхова поднялась и снова направилась к шкафу. Вернулась она с таблетками. – Вот, примите. Остальные можете оставить себе. Пригодятся.

Рябцев вытащил одну и сунул ее под язык.

– Вы правы. Похоже, нас с вами ждет много нового.

– Нас с вами? – Стерхова удивилась. – Вы здесь при чем?

– На мне, пожалуй, в большей степени, чем на вас, лежит ответственность за раскрытие этого дела. Я в некотором роде виновен…

– Бросьте! – прервала его Анна. – Вы здесь ни при чем. Обычное стечение обстоятельств. У следователя, как правило, завал сложных дел, а тут – какая-то авария…

– С тремя смертями, – вставил Иван Николаевич. – Я чрезмерно уверовал в очевидность.

– Вы правы, уверовать в очевидность – самая опасная иллюзия в нашем деле.

– Будь я постарше, меня бы это насторожило, и я бы все осмотрел! – Рябцев махнул рукой. – Да что тут говорить. После драки кулаками не машут.

– Драка только начинается, – сказала Стерхова и, чуть помедлив, добавила: – Вчера я показала фотографии одному человеку.

– Кому? – оживился Рябцев.

– Некому Бабаджанову. Есть такой криминалист, хотя и странноватый немного.

Иван Николаевич вдруг повеселел:

– А еще рассеянный. Путает и забывает все, включая времена года и дни недели. Все за исключением того, что касается работы. С этим у Бабаджанова все в порядке, можете мне поверить.

– Верю, – сказала Анна. – Так вот, он сказал: перед падением в реку машина Савельева была не на ходу.

– Так-так… Это уже интересно.

– И еще: она съехала в реку задом.

– Точнее, ее столкнули, – заметил Иван Николаевич. – Теперь-то мы это видим.

Стерхова опустила голову.

– Знаете, какая мысль не дает мне покоя?

– Поделитесь. Будет интересно.

– За что, за какие грехи можно убить врача, трехлетнюю девочку и молодую женщину?

Рябцев замотал головой:

– Мне нечего вам ответить. История и вправду чудовищная.

– Да, и вот еще что! – вспомнила Анна. – Сестра погибшего сказала, что Юлия Савельева везла в руках стеклянные полки. В протоколе осмотра об этом ни слова.

– Стекло? – Припоминая, Рябцев скривил рот. – Нет, не помню. Задняя дверь была открыта. Возможно, при подъеме из реки полки выпали в воду.

– Водолазы осматривали дно реки?

– Не раз. Но мы искали тела, а стекла в воде не разглядеть.

– Да, я это знаю, – вздохнула Анна. – Вы, случайно, в Энск завтра не едете?

– А нужно?

– Надо бы повидать одного человека и заглянуть в хранилище вещественных доказательств.

– Во сколько за вами заехать?

– В семь. Я живу в служебной квартире. Знаете, где?

– Конечно! Тогда до встречи. – Рябцев направился к выходу и в дверях столкнулся со Шкарбун: – Здравия желаю, Ирина Ивановна!

Та не без кокетства скомандовала:

– Вольно, Иван Николаевич! – Потом перевела взгляд на Стерхову и сдержанно доложила: – Разрешение на изъятие вещественных доказательств оформлено, вечером заберите у секретарши.

– Напомните, пожалуйста, имя.

– Чье?

– Секретарши.

Шкарбун уселась за стол и вполголоса проронила:

– Ее зовут Кристина.

Глава 9
Жестокий романс

Вечером в служебной квартире раздался телефонный звонок. Выскочив из ванной, Анна схватила трубку:

– Здравствуй, мама. У тебя все в порядке?

– Что я… – грустно сказала мать и поинтересовалась: – Как там у тебя? Как городок?

– Не знаю, что сказать… – Анна замолчала, и вдруг подобрала нужное слово: – Он – душный.

– Одно радует, что ты там ненадолго.

– Сегодня шестой день командировки.

– Вот видишь, уже считаешь дни. Раньше такого не было.

– Это ни о чем не говорит… – сказала Анна.

– Поссорилась с Николаем?

– С чего ты взяла?

– Кому понравится такой образ жизни? Он – в Придивном, ты – в лучшем случае в Москве или мотаешься по городам и весям. Я знала, что ничем хорошим эти отношения не закончатся.

– Может быть, так и лучше…

– Да ты в своем ли уме?! Опомнись! Тебе тридцать восемь, а у тебя нет ни мужа, ни детей, ни плетей!

– Ах, оставь, мама! – вскинулась Анна. – Этот разговор без начала и конца!

– Вспомнишь мои слова, да поздно будет, – всхлипнула мать, но тут же сказала: – Иван развелся с женой.

– Зачем ты мне это говоришь?

– Чтобы знала, что он свободен. Признайся, Аня: ведь не так уж плохо вы жили? Ну гульнул мужик разок или два, так ведь не сахарный, с него как с гуся вода.

– Где-то я уже слышала эту фразу, – скривилась Анна. – Сейчас положу трубку, а ты не сердись – мне завтра рано вставать.

– Не буду, – послушно сказала мать.

– И пообещай, что не станешь болеть. Ты у меня одна.

– Обещаю.

Назавтра утром приехал Рябцев. В назначенное время Анна ждала его на скамейке возле подъезда.

Он вышел и распахнул тяжелую дверцу «Волги»:

– Прошу!

Стерхова уселась на переднее сиденье, пристегнулась и, дождавшись, пока он сядет, спросила:

– Сколько нам ехать?

– Недолго. До Энска около семнадцати километров.

– Ах да! Ангелина мне говорила.

– Уже обзавелись новыми знакомствами?

– Ехала в одном купе с директором Энского радиозавода.

– Дружите с Горской?! – Рябцев удивленно взглянул на Анну.

– Всего лишь оказались попутчицами.

– Семейство Горских принадлежит к местной элите. Он – университетский профессор-медик. Она – директор крупнейшего в России завода, налоги которого составляют половину областного бюджета.

– Выходит, Горская – региональная величина? – усмехнулась Анна.

– Берите выше, федерального масштаба.

– Давно занимает пост директора?

– Три года. До нее заводом управлял Герой труда Николай Порфирьевич Хаустов, известный в наших местах человек.

– На даче у Горских я познакомилась с Евгением Хаустовым. Они, случайно, не родственники?

– Отец и сын.

– Ну что же, все в рамках привычного, – подытожила Анна. – Элиты обособляются и никого к себе не впускают.

– Но вы-то в их круг попали! – Рябцев расхохотался.

Она в ответ улыбнулась:

– Я – столичная штучка.

– И здесь вы, конечно, правы. В провинции уважают посланцев столичных ведомств.

– Не скажите. Меня в следственном отделе встретили без восторга.

– Понимаю… – нахмурился Рябцев. – Остерегайтесь Шкарбун. Она хоть и дура, но идейная. И, уж если ей что-нибудь взбредет в голову, идет напролом. К тому же ленива, не любит лишней работы.

– Это я заметила. А что скажете про Домрацкого?

– Ничего. Его перевели в отдел, когда я там уже не работал. Вот Демин, руководитель отдела, – стоящий мужик. Слышал, что он болеет?

– Мы с ним еще не встречались. Планирую навестить.

– В больнице? – спросил Рябцев.

– А почему бы и нет? Вполне по-человечески. – Стерхова пригнулась, чтобы разглядеть через лобовое стекло номер дома. – Ну вот, кажется, приехали…

Рябцев затормозил.

– Вы надолго?

– Как получится. – Анна открыла дверцу и вышла.

– Тогда я отъеду по своим делам, если что – позвоните.

Стерхова перебежала двор, вошла в подъезд и услышала, как сверху кто-то спускается. Еще несколько шагов, и на лестнице появился худой мужчина в плаще военного образца.

– Геннадий Михайлович?! – Анна узнала соседа Горских и оторопела.

– Здравствуйте, Анна Сергеевна. – Он тоже удивился. – Какими судьбами?

– Я здесь по делу… – Стерхова заглянула в блокнот: – В тридцать вторую квартиру.

Переменившись в лице, Геннадий Михайлович тихо выдохнул:

– Там проживаю я…

– Вы – Воронцов?!

– Так точно. – Он опустил голову. – Так и знал…

– Что именно?

– Знал, что рано или поздно ко мне придут из полиции.

– Ага… – усмехнулась Анна. – Продолжим разговор у вас или, если хотите, на улице?

– Идемте ко мне. Только подождите, я позвоню на работу.

Пока Воронцов говорил с начальством, Анна мысленно хвалила себя за то, что приехала рано и застала его до того, как он ушел.

Они поднялись в квартиру, по которой с первого взгляда стало ясно, что здесь живет холостяк.

– Идемте в комнату. – Воронцов отбросил плащ и портфель, и они расположились возле стола.

Теперь, на свету, Стерхова смогла его рассмотреть. Возможно, некогда Воронцов был привлекательным, однако он принадлежал к такому типу мужчин, которые из подтянутых и поджарых с годами превращаются в тощих.

– С чего вы решили, что к вам кто-то придет? – спросила Анна.

– Не кто-то, а полиция, – въедливо уточнил Геннадий Михайлович.

– Объясните, почему?

– Дней десять назад я узнал, что стало с Юлей. – Лицо Воронцова перекосилось гримасой боли. – И все-таки этот мерзавец ее убил…

– Вы о ком?

– О муже.

– Вот оно что. – Анна положила на стол блокнот и ручку. – А я, грешным делом, подумала, что это вы решили признаться.

Воронцов не выказал удивления, только спросил:

– Признаться в чем?

– В убийстве.

– С чего вы взяли?

– Начало было многообещающим.

– Боже, какие глупости!

– Тогда давайте поговорим.

– А я не отказываюсь.

– Расскажите о ваших отношениях с Юлией Савельевой.

Воронцов надолго замолчал, и Стерхова решила, что он не расслышал вопроса.

Она повторила:

– Какие отношения у вас были с Савельевой?

– Я понял, понял. – Геннадий Михайлович поднял глаза и внимательно посмотрел на Анну. – Поймете ли вы?

– Пойму.

– Юлия была такой нежной, боязливой, застенчивой. – Воронцов задумчиво усмехнулся: – Когда она появилась в бухгалтерии, я даже не заметил ее. Однажды, восьмого марта, принес цветы, поздравил женщин и обнял первую, кто попалась. Это была Юля. И вот, поверите ли вы, меня прострелило таким зарядом нежности и желания, что я едва не свихнулся. С тех пор стал искать встречи с ней. Заглядывал в бухгалтерию, караулил возле столовой…

– Возможно, мой вопрос покажется вам наивным, но я все же спрошу, – прервала его Анна. – Вы знали, что у Юлии Савельевой есть муж и ребенок?

– Конечно, узнал в первый же день. Я тоже был мужем и отцом, но это не имело никакого значения.

– Юлия ответила взаимностью?

– Не сразу… – Воронцов опустил голову.

– Но все же ответила, – подвела итог Стерхова. – И долго все продолжалось?

– Что именно? – Геннадий Михайлович вскинул голову.

– Ваша связь.

– А никакой связи не было.

– Нет, подождите. – Анна в замешательстве замолчала. – Вы только что сказали, что Юлия ответила взаимностью.

– Дала понять, что неравнодушна.

– Выходит, интима у вас с Савельевой не было?

– Зачем же вы так?

– Как?

– Опошлили все, что свято.

– Я не поняла характера ваших отношений, – отрезала Стерхова.

Воронцов ответил с таким трудом, будто вместе со словами протолкнул тугой, неподдающийся поршень:

– Наши отношения были… почти платоническими.

– Ого, – брякнула Анна и напрямую спросила: – Сколько вам было лет?

– Тридцать пять.

– В таком зрелом возрасте мужчины требуют большего.

– Думаете, я не хотел?

– Хотели близости, но Савельева не решалась?

– У вас протокольный лексикон! – взорвался вдруг Воронцов.

– Я – следователь, – спокойно заметила Стерхова. – А вы – подозреваемый.

– Несете какой-то бред!

– Считаю, что у вас был мотив для убийства.

– Какой именно? Поделитесь.

– Из серии: так не доставайся же ты никому.

– Чушь собачья!

– И чем все закончилось? – Всем своим видом Анна показывала, что не верит ни одному его слову. – Говорите, у меня мало времени!

– Однажды Юля сообщила, что между нами все кончено.

Стерхова подвела черту:

– Закончили, не начав…

– А вы по-мужски циничны, – с горечью в голосе проронил Воронцов, – обычно женщины рассуждают иначе.

– Смотря какие женщины. Я рассуждаю так, – отрезала Стерхова. – Преследовали Юлию после разрыва?

– Преследовал? Я бы так не сказал. Видите ли, к тому времени я из-за нее ушел из семьи и надеялся на совместное будущее.

Анна смерила Воронцова взглядом и внятно проговорила:

– Если откровенно, то вы поступили как безголовый юнец или идеалист. Позвольте неприятный вопрос?

– А вы считаете, другие были приятными? – с обидой справился Геннадий Михайлович и безразлично махнул рукой: – Впрочем, валяйте.

– Вы не состояли на учете в психоневрологическом диспансере?

– По поводу пьянки? – Он обиженно вспыхнул: – Нет! Никогда!

– А по другим показаниям? Например, депрессия, нервные срывы и прочее?

– Хотите меня обидеть?

– Нисколько. Просто пытаюсь все прояснить, многое непонятно. Вы были одержимы Савельевой?

– Я очень ее любил.

Трагедия превращалась в фарс, и во всем происходящем было нечто комичное. Стерхова отбросила сантименты:

– Где вы были в то утро, когда погибли Савельевы?

– Зря вы так… Юлия сломала мне жизнь, но я не смог бы ее убить, – тяжело процедил Воронцов.

– Вы, кажется, не расслышали вопроса. Мне повторить?

– Не надо.

– Так где вы были в то сентябрьское утро?

– Мне нужно вспомнить.

– Знаете… – Стерхова сделала паузу и потом продолжила: – Когда случается нечто трагичное, вроде смерти любимой женщины, человек запоминает тот день навсегда и во всех подробностях.

– Люди бывают разными.

– Значит, не помните?

– Поймите, я не привык бросаться голословными утверждениями. С тех пор прошло двадцать лет.

– В ближайшие дни я приглашу вас в отдел для дачи показаний. К тому времени прошу подготовить алиби. Конечно, если оно у вас есть. Сейчас попрошу продиктовать мне номер вашего телефона и назвать место работы. – Анна взялась ручку и приготовилась писать.

– Сначала телефон… – сказал Воронцов и продиктовал цифры.

– Теперь место работы.

– Энский радиозавод.

Стерхова подняла удивленный взгляд и уточнила:

– В какой должности?

– Финансовый директор.

– Ну вот что… – Она поднялась с места. – До нашей следующей встречи попрошу вас никуда не уезжать из города. Отныне вы находитесь в статусе подозреваемого.

Глава 10
Чудны дела твои, господи

На часах было без четверти десять, а Рябцев не отвечал на звонки. Стерхова ощущала растерянность, что с ней бывало нечасто. Задумавшись, она вышла со двора и зашагала по улице.

Ее удивили… нет, пожалуй, насторожили совпадения, которые произошли этим утром. Первое – любовником Юлии Савельевой оказался знакомый ей человек. И это при том, что она сама здесь мало кого знала! Второе – Воронцов работал у Горской. Порознь эти события могли оказаться случайностью, но вместе – вряд ли.

Что касается самого Воронцова, его личность была одновременно зловещей и смехотворной – поди разберись в его «амплуа». На вопрос, виновен ли он в смерти Савельевых, ответа пока не было. Все зависело от того, какие аргументы он приведет, давая официальные показания, будет ли иметь твердое алиби и кто его подтвердит.

Пройдя несколько кварталов, Стерхова опять позвонила Рябцеву, и тот снова не ответил. Она собралась ловить такси, но сообразила, что в Энске работает мобильное приложение.

Уже через минуту ее подхватила желтая колымага.

– Знаете, где следственное управление? – спросила Анна.

– Пристегнитесь, – угрюмо сказал таксист и тронулся с места.

– Так знаете или нет?

– А кто их не знает…

За время пути Стерхова и таксист ограничились лаконичным диалогом, и это ее устраивало. Она терпеть не могла болтливых и артистичных водителей. Таким всегда хотелось дать на чай, и эта обязательность была унизительной.

Дежурный офицер управления одним звонком решил вопрос ее пропуска. Он же сказал, что хранилище вещественных доказательств располагается в соседнем корпусе, куда ведет подземная галерея.

Пройдя по ней, Стерхова оказалась у двери хранилища, сунула в окошко служебное удостоверение и разрешение на выемку вещественных доказательств. Но кладовщик говорил по телефону внутренней связи и не спешил ее обслужить.

Через минуту Анна не выдержала:

– Вы меня задерживаете.

– Пожалуйста, подождите, – ответил он.

– И не подумаю. Сейчас же напишу на вас рапорт и отнесу в приемную начальника управления.

Взглянув на Стерхову, кладовщик мгновенно оценил ее потенциал и проронил в трубку:

– Минуту подожди.

– Минутой не обойдетесь, – дала комментарий Анна.

Он взглянул на предъявленный документ и произнес:

– Две тысячи первый год… Сейчас поищу. – Склонившись над компьютером, кладовщик вбил в программу номер и дату открытия дела, тут же распечатал на принтере два листа, протянул их Анне и распахнул перед ней дверь хранилища:

– Сами найдете? Сориентируетесь?

– Найду.

Она изучила документ. Вместе с шифром размещения кладовщик распечатал опись вещественных доказательств, что было весьма кстати. Взглянув на шифр ближайшего стеллажа, Анна определилась, в какую сторону двигаться. Она быстро отыскала нужную коробку, однако, пересмотрев предметы и сверившись с перечнем, обнаружила, что в ней нет пистолета Макарова.

Вместе с коробкой Анна отправилась обратно к кладовщику и, когда до него осталось несколько стеллажей, услышала голоса:

– Но вы уж как-нибудь договоритесь между собой. Не дело, если за вещдоками по одному и тому же делу отправляют сразу двоих.

В ответ послышалось нечто малопонятное, удалось выделить только два слова: «Где она?»

– Стерхова в хранилище. Придется вам подождать. – Кладовщик замолчал и неожиданно вскрикнул: – Куда же вы?

Анна прибавила шагу, однако, дойдя до двери, застала там только кладовщика.

– Чудны дела твои, господи. – Он помахал бумажкой. – Сейчас приходили за вещдоками по вашему делу.

– Кто? – спросила она.

– Не успел представиться, быстро сбежал.

Анна взглянула на документ.

– И что это значит?

Кладовщик только развел руками:

– Не знаю, как объяснить.

– Как выглядел этот человек?

– Я в это время говорил по телефону. Определенно могу сказать лишь одно – это мужчина.

– Как одет? В штатском или форме?

– В окошко не разглядеть. Но, кажется, плащ был военный.

– Рост?

– Определенно – высокий. Через окошко, я видел только его шею.

– Возраст хотя бы определили? – разочарованным тоном спросила Анна.

– Около пятидесяти… А может, за пятьдесят…

– Ну да… Как говорится, дистанция огромного размера… – хмыкнула Стерхова и кивнула на коробку с уликами: – Здесь нет одного предмета.

– Какого? – Кладовщик заглянул в перечень, а потом в коробку. – Ну да, вижу, нет пистолета Макарова. Ну что же… И такое бывает. В перечень внесут, а потом изымут. Забирайте что есть, а то и этого не останется.

– Я напишу рапорт.

– Пишите. За двадцать лет здесь побывало много людей. Так что вряд ли найдут.

Кладовщик оформил все необходимые документы, Стерхова поднялась в приемную, поставила печать и в преотвратнейшем настроении вышла из управления.

Но здесь ее ждала приятная неожиданность. Из припаркованной «Волги» выглянул Рябцев и помахал рукой:

– Анна Сергеевна! Я здесь! – Он вышел из машины, забрал у нее коробку и поставил на заднее сиденье. – Простите великодушно, что не отвечал на звонки. Вышел по делам, а телефон остался в машине. Память уже не та. Когда увидел непринятые, перезвонил, но вы были вне зоны доступа.

– В подвале, – уточнила она, усаживаясь в автомобильное кресло.

– Я так и подумал. Вы предупреждали, что пойдете в хранилище. Приехал сюда, а тут и вы из подъезда вышли.

– Видите, как удачно все получилось, – мрачно заметила Анна.

– Удачно-то удачно, да что-то вид у вас невеселый, – заметил Рябцев.

– Есть причина. В коробке с уликами недостает пистолета Савельева.

– Он точно там был. Я это помню.

– Кто-то затирает следы…

– Да полно вам, дорогая Анна Сергеевна! Следы по этому делу давно затерты. Никто не знает, как и когда пропал пистолет.

– Но зачем-то его забрали?

– Сие нам пока неведомо.

– Уверена, что дело не в отпечатках…

– На пистолете были только пальцы Савельева. Никаких других. Возможно, преступник опасался, что мы проведем сравнительный анализ пуль и нарезного ствола?

– Но пуль-то нет и вряд ли найдутся. К тому же нам неизвестно, где и в кого стрелял Виктор Савельев.

– Да-а-а… Кругом одни непонятки.

– Вот-вот, – уныло заметила Анна.

Рябцев посмотрел на часы:

– Минут через тридцать будем в Урутине.

Однако в Урутине они оказались гораздо раньше. Стерхова распрощалась с Рябцевым, забрала коробку и зашагала к отделу. Первым, кого она встретила, был Домрацкий.

Окинув ее откровенным взглядом, он указал на коробку:

– Улики по делу Савельева? Вчера подписывал разрешение.

Склонив голову набок, Анна проговорила:

– И, кажется, не одно…

– О чем это вы? – удивился тот.

– Когда я была в хранилище, туда пришел человек с таким же разрешением. Ведете двойную игру? Хотели мне помешать?

– Да я и не думал! – вспыхнул Домрацкий. – На документе была моя подпись?

– И подпись, и печать, все – живое.

– Ну, знаете… – Он помотал головой.

– Что?

– Это никуда не годится.

– Что будем делать? – спросила Анна.

– Идемте со мной! – Домрацкий взял ее под руку и потащил за собой.

Они вошли, буквально ворвались в приемную и наткнулись на испуганный взгляд секретарши.

– Господи! Как же вы меня напугали!

– Скажите, Кристина, – громко сказал Домрацкий, – сколько экземпляров разрешений на выемку вещдоков по делу Савельева вы напечатали?

– Два… Один экземпляр для Анны Сергеевны, второй я подшила в дело.

– Где это дело? Принесите его сюда! – распорядился Домрацкий.

– Да вот же оно. – Кристина шагнула к шкафу, сняла с него толстенную папку и положила на стол.

– Ищите!

– Сейчас… – Перелистав до нужного места, Кристина вдруг замерла, ее лоб и по-юношески пухлые щеки зарделись. Она перевела взгляд на Домрацкого и сказала: – Его здесь нет.

– Ищите лучше!

Убедившись в том, что повторный поиск не дал результата, все трое переглянулись, но только Стерхова озвучила повисший в воздухе вопрос:

– Кто мог взять? – Она оглядела стены: – Здесь установлены камеры наблюдения?

– Нет, – ответил Домрацкий.

– Почему?

– До сих пор они были не нужны, но теперь придется установить. – Направившись к кабинету, он приказал секретарше: – Сегодня же напиши объяснительную. В ней укажи, когда и на какое время отлучалась, а также имена тех сотрудников, кто оставался в приемной. Впрочем… – Домрацкий безнадежно махнул рукой. – Если бы ты запирала дверь, это имело бы смысл.

– Значит, не вспоминать? – осведомилась Кристина.

– Вспоминай.

– А как насчет объяснительной?

– Пиши!

Явившись в кабинет, Стерхова взялась за изучение содержимого коробки. Стреляные гильзы ее интересовали меньше всего. В отсутствие оружия и пуль они не имели ценности. А вот к дамской сумочке руки тянулись сами.

Это была недорогая сумка синего цвета из искусственной кожи. Возможно, поэтому после нахождения в воде и неправильной сушки она не деформировалась и выглядела достаточно хорошо.

Внутри лежала пудреница, расческа и… мобильный телефон. Глядя на него, Анна не верила глазам: откуда он взялся? Она заглянула в дело, проверила протокол осмотра и опись вещественных доказательств. Никаких упоминаний о телефоне там не было.

Стерхова покрутила его в руках: кнопочный, черный корпус устаревшей модели с коротенькой антенной-штырем, он вполне соответствовал началу двухтысячных, и это уменьшало вероятность того, что телефон попал в коробку позже или по какой-то случайности.

– И что мне с тобой делать? – спросила Анна.

Ее вопрос был своего рода лукавством, на тот момент она уже знала, как будет действовать.

Стерхова поднялась со стула, прошла к окну и, глядя на заброшенный двор, позвонила Рябцеву:

– Иван Николаевич, это снова я…

– Давненько не виделись. – Он по-доброму усмехнулся.

– Припомните, пожалуйста: в машине Савельева находили мобильный телефон?

– Насколько я помню – нет. Он есть в перечне вещественных доказательств?

– Нет.

– Значит, не находили.

– Дело в том, что телефон лежал в дамской сумочке, которая упоминается в протоколе и в описи.

– И что в этом странного? В сумочке еще что-то есть?

– Всякая ерунда.

– После утопления мобильник тоже сделался ерундой, его не отдали родственникам.

– Но у Савельевых не было мобильных телефонов. В этом все дело.

– Вот как? Тогда это действительно странно. На вашем месте я бы позвонил родителям погибшего или его сестре.

Стерхова так и сделала – тут же позвонила Савельевой:

– Марина, здравствуйте, только один вопрос: у Виктора и Юлии были мобильники?

– Я же говорила вам – нет. Забыли?

– Помню.

– Зачем же тогда звонить? – Марина замолчала, и Анне показалось, что она сейчас же положит трубку.

– Постойте!

– Чего вам еще?

– Вы обещали договориться с отцом насчет осмотра автомобиля.

– Я помню, но пока не договорилась.

– Почему?

– Он плохо себя чувствует.

Уразумев, что дело не сдвинулось с мертвой точки, Стерхова пошла напролом, не считаясь ни с чем:

– Даю вам два дня. Дольше ждать не могу.

– А если я отвечу вам – нет?

– Сяду в машину и приеду в Заварзино. Вам ясно?

В ответ на ее слова в трубке повисла тишина. Анна взглянула на экран и поняла, что Савельева отключилась. В эту же минуту она почувствовала, что кто-то находится у нее за спиной, и обернулась.

В проеме двери стоял знакомый криминалист.

– А где Ирина Ивановна? – Он указал глазами на стол Шкарбун.

– Не знаю.

Бабаджанов развернулся, чтобы уйти, но Анна его окликнула:

– Подождите!

– Вы меня? – Казалось, он удивился.

– Нужна ваша помощь. – Стерхова прошла к столу и жестом подозвала его. – Взгляните на этот мобильник.

– Где вы откопали этого динозавра? – Криминалист взял в руки телефон и со всех сторон его оглядел. С трудом сдвинув крышку и заглянув внутрь, он осведомился: – Утопленник?

– Точно.

– Чего вы хотите от этого инвалида?

– Его абонентский номер.

– Желаете отыскать хозяина? – Бабаджанов коротко хохотнул: – Столько не живут. Телефончик из конца девяностых, первыми такие появились у «торпед» и «быков»^[3]. Из них мало кто уцелел.

– Сможете извлечь информацию?

Криминалист покачал головой:

– Его толком не просушили, и начинка окислилась. Теоретически номер абонента может сохраниться на симке… – Он покопался в телефоне и вытащил темный кусочек пластика. – Но не сохранился. А жаль…

– И что? – с тревогой спросила Анна.

– Наклейкой перекусил злополучный грибок, ни одной цифры не разобрать. Хотя нет, две цифры навскидку определил!

– А если я попрошу вас поработать над этим?

Прихватив с собой телефон, Бабаджанов направился к двери.

– Ради любопытства попробую.

Глава 11
Урок

Именно таким – добротным, старомодным и немного обшарпанным – Анна представляла себе урутинский госпиталь. При входе, как и в других больницах, здесь был киоск, в котором она купила несколько яблок, пару апельсинов, сок и коробку печенья. Чай и сигареты решила не брать, поскольку госпиталь – не тюрьма.

Перед тем как встретиться с Деминым, Стерхова заглянула в ординаторскую хирургического отделения, чтобы найти кого-то, кто помнил Савельева.

Такой человек нашелся: серьезный и, судя по всему, знающий свое дело доктор.

– Да-да… Конечно, я помню Виктора. Мы с ним дружили.

– Мне повезло. – Стерхова протянула руку. – Анна.

– Михаил Отрощенко, – ответив рукопожатием, он попросил: – Хотелось бы взглянуть на ваше удостоверение.

– Пожалуйста! – Она распахнула корочки.

– Москва-а-а?! – с удивлением в голосе протянул Отрощенко.

– Москва, – улыбнулась Анна, – столица нашей родины.

– Так что вас интересует?

– Все, что касается Савельева.

– Он погиб. Хотя что это я… Вы, вероятно, поэтому и пришли.

– Давайте сделаем так, – предложила Анна. – Сначала вы охарактеризуете Савельева, потом опишете его друзей и знакомых. Меня особенно интересуют те, с кем у него случались конфликты, или же те, кто слишком очевидно его недолюбливал.

– Таких не припомню, – поспешил с ответом Отрощенко.

– Возможно, он перешел кому-то дорогу?

– Виктор ни с кем не конфликтовал и был порядочным человеком, что само по себе может послужить приличной рекомендацией.

– Вот вы сказали, что дружили с Савельевым. – Стерхова нащупывала брешь в дипломатической обороне доктора. – Чем он отличался от других ваших приятелей?

– Пожалуй, был излишне принципиален.

– Опасное качество, которое приносит много проблем. И что же, он со своими принципами не воевал в ординаторской?

– Бывало, что воевал. Когда Виктор отстаивал свою правоту, он шел до конца.

– В вопросе карьерного роста?

– Нет, никогда.

– Возможно, он претендовал на более высокую должность?

– Я же сказал – нет.

– Значит, на работе на него никто не держал зла? – без особого энтузиазма подытожила Анна.

– Так и было.

– Ну а друзья?

– Что?

– Кроме вас, друзья у него имелись?

– Да особо нет. Виктор Савельев был из породы нелюдимов. Вы же знаете, как мы тогда жили: работа – дом, дом – работа. Иногда по пятницам пивко в гараже. Да, собственно, с тех пор ничего не изменилось. Большинство урутинских мужиков так и живут, с той только разницей, что кто-то пьет пиво, а кто-то водку.

– Емкий обзор, я бы сказала – информативный. – Анна усмехнулась. – Ну а что у Савельева было с личной жизнью?

– Не имею ни малейшего понятия.

Стерховой не нравился интеллигентский настрой Отрощенко, и она решилась на серьезные аргументы.

– А если это поможет найти убийцу?

– Не пытайтесь меня запутать. Виктор утонул. Разве это не так?

– Так. Но жену Савельева убили.

– Вы серьезно? – Отрощенко растерянно улыбнулся, но тут же взял себя в руки. – Тогда подождите… Я был свидетелем одного происшествия, о котором Виктор просил не распространяться.

– Пришло время рассказать, – коротко обронила Анна.

– Это случилось месяца за два до его гибели. К Виктору пришел майор из управления части. Они повздорили в вестибюле госпиталя. Ну как повздорили… Я бы сказал, подрались. Пришлось разнимать.

– Савельев разъяснил вам причину конфликта?

– Да я и сам все слышал. Драка произошла из-за жены Виктора. Насколько я понял, Юлия связалась с этим майором, и тот хотел забрать ее из семьи.

– И что Савельев?

– Дал этому типу в морду. Савельев был крепким парнем, а майор имел астеническое телосложение.

– Ага… Понимаю – высокий, худой с длиной шеей и резко очерченным лицом?

– Все верно.

– Чем закончилось дело?

– Я оттащил Савельева и вытолкал майора взашей. Виктору, конечно, было неловко. Да! Помнится, тот астеник пригрозил ему.

– Дословно не вспомните?

– Что-то вроде: «Ты еще попомнишь меня».

– Так и сказал?

– Во всяком случае, смысл был такой.

– Подробнее опишите его внешность.

– Я уже описал.

– Ну хорошо. А возраст?

– Около сорока. На самом деле, нелепый тип. По крайней мере, по сравнению с Виктором.

– То есть вы с тем майором знакомы не были?

– Нет. Я только приехал в город и мало кого знал.

– А если я покажу фотографию, узнаете?

– Двадцать лет прошло, – заметил Отрощенко. – Возможно, он изменился.

– По итогу: Савельев знал про шашни жены? – спросила Анна.

– Знал и очень переживал. Я это видел.

– Спасибо, что уделили время. – Прощаясь, она протянула руку.

– Рад был помочь. Уверен, вы изобличите злодея.

Когда Анна вышла из ординаторской и направилась в регистратуру, чтобы отыскать Демина, она услышала голос:

– Анна Сергеевна!

Стерхова обернулась и увидела Горского. На нем был докторский халат и накрахмаленный чепчик.

– Савелий Павлович! – Она подошла ближе. – Вот уж не ожидала встретить вас здесь.

– Привел студентов на практику. А вы, голубушка, заболели?

– Пришла навестить сотрудника.

– Толстой сказал – милосердие не бывает чрезмерным. – Горский искренне хохотнул и, взглянув на часы, сказал: – У меня есть полчасика свободного времени, могу пригласить вас в буфет. Здесь делают отличный советский кофе – сладкий с молоком, и замечу: разливают из термоса.

– Спасибо, я завтракала, а до обеда еще далеко, – ответила Стерхова. – Но если у вас есть свободное время, окажите мне небольшую услугу. – Она достала телефон, нашла в нем фото с заключением судмедэксперта и протянула его Горскому: – Прошу, посмотрите.

– Что это? – Профессор вчитался в текст и быстро сообразил. – Ах да! Вероятно, ваша работа. И что с этим делать?

– Высказать мнение о характере и происхождении травм. Возможно, это поспособствует следствию.

– Всегда рад помочь. – Савелий Павлович огляделся и предложил: – Не возражаете, если мы разберем этот случай с моими студентами? Здесь есть несколько человек с курса судебной медицины. Для них это будет крайне полезно. – Он выразительно поднял брови и приглушенно добавил: – И, боже мой, никаких имен!

Чуть помедлив, Анна кивнула:

– Но где вы собираетесь это сделать?

– Здесь есть конференц-зал, нам разрешают его использовать для занятий. – Горский махнул рукой и скомандовал, обращаясь к группе студентов: – Сейчас все идут за мной!

Заявленный Горским зал для конференций на деле оказался небольшой душной комнатой с зашторенными окнами. Все расселись, и профессор выдал краткую информацию. Затем он резюмировал:

– Сейчас мы с вами разберем характер повреждений, описанных судмедэкспертом, и попытаемся сделать вывод, что случилось с погибшим. Предупреждаю, буду читать вразброс, а вы соображайте. – Савелий Павлович поправил очки и заглянул в телефон: – «Имеются неполные поперечные переломы второго и третьего ребра на левой половине грудной клетки. Зона разрыва проходит по внутренней костной пластинке. Особенности переломов позволяют сделать вывод, что на наружной поверхности ребра имеются признаки растяжения костной ткани, а на внутренней – сжатия, то есть перелом является конструкционным». – Он поднял голову и оглядел студентов: – Кто помнит, в каких случаях образуются конструкционные переломы?

Первой руку подняла девушка, стоявшая у окна:

– В том случае, если травмирующая сила прилагается на отдалении от места возникновения перелома.

– Та-а-ак, – одобрительно протянул профессор и прочитал: – «В области грудины обширная гематома». И, значит, вы абсолютно правы, описанные повреждения – результат прямого горизонтального удара в грудину.

– Можно я?! – Из-за стола поднялся невысокий паренек в докторском чепчике, надвинутом до ушей. – Переломы двух и более смежных ребер бывают у водителей, попавших в аварию. Думаю, что этот человек разбился в машине.

Горский одобрительно крякнул:

– И вы тоже правы. Читаем дальше: «Видимые зубы целы, язык – за линией зубов, не ущемлен. В области левого лобного бугра имеется открытая рана, величиной три с половиной на два сантиметра. На голове в области макушки кровоподтек неправильно-овальной формы размером восемь на три сантиметра». – Профессор поднял глаза и обратился к аудитории: – Что думаете по этому поводу?

Со всех сторон стали раздаваться голоса:

– А что тут думать? Дали по голове!

– Избили!

– Забыл пристегнуться ремнем безопасности, машина перевернулась, и он ударился головой.

Воздев руку, Горский призвал всех к молчанию.

– И здесь я с вами соглашусь. Но как растолкуете следующее? «Нерезко выраженные признаки мацерации кожи кистей рук. Наличие мелкопузырчатой пены в отверстиях носа и рта. Имеют место первые признаки гниения трупа».

Кто-то неуверенно проронил:

– Утонул, что ли?..

– По-моему, это очевидно, – сказал профессор.

– Короче, «оба сразу»: сначала разбился в машине, потом избили…

– И под конец утопили, – пискнула какая-то девушка.

– Давайте, посерьезнее. Мы говорим о смерти, – одернул их Горский. – Вспомните, что говорил Гиппократ: врач должен быть благоразумным по своему нраву человеком, прекрасным и человеколюбивым.

– А Гален сказал, что хороший врач на все смотрит философски, даже на смерть.

– С этим не поспоришь. – Профессор снова заглянул в телефон: – Вот еще кое-что из этого заключения: «В желудке обнаружено четыреста шестьдесят миллилитров водки, при этом содержание алкоголя в крови составляет ноль целых две десятых промилле». Что скажете по этому поводу?

– Выпил и сразу помер.

– Ну да… Что-то вроде того. Кто подведет итог?

– Какая-то дикая мешанина, – сказала девушка, которая подняла руку первой.

– Слышали? – Горский обернулся к Стерховой. – Согласен со своими студентами. Здесь действительно все очень запутанно. Мне очень жаль, что не смог вам помочь.

– Не скажите… – Стерхова забрала у него свой телефон. – Вы мне очень помогли.

Глава 12
Две версии

В справочном Стерховой сообщили, что Демин лечится в хирургическом отделении, где она только что побывала.

Вернувшись на этаж, Анна сразу узнала полковника: он стоял в конце больничного коридора – сердитый, массивный, грузный – и говорил с Домрацким.

Она хотела развернуться, чтобы уйти, но Домрацкий ее заметил и поманил рукой:

– Идите к нам, Анна Сергеевна!

– Стерхова, – представилась она, подойдя ближе.

– Меня зовут Валерий Иванович, – ответил Демин и поинтересовался: – Знакомиться пришли?

Она посмотрела в его недружелюбное лицо и перевела взгляд на дверь с надписью «Клизменная».

– Уверена, это лучшее из того, что предстоит вам сегодня.

Валерий Иванович замер и посмотрел на Домрацкого:

– Ты только погляди, какая бойкая!

– Я это уже заметил.

– Замужем? – Валерий Иванович вновь посмотрел на Анну.

– Нет. – Она улыбнулась, и чем больше вытягивалось лицо у начальника следственного отдела, тем больше ей хотелось хулиганить. – Статус – в свободном поиске.

Демин подтолкнул локтем своего заместителя:

– Вот и женись. Ты теперь холостяк.

– Анна Сергеевна шутит, – ответил тот.

– Так ведь и мы не уральские валенки! – выкрикнул Демин и расхохотался густым, раскатистым басом. – Тоже умеем пошутить!

Стерхова протянула ему гостинцы:

– Для вас, Валерий Иванович.

– Что это? – Он взял пакет и с любопытством заглянул внутрь: – Ого! Спасибо!

– Выздоравливайте.

– Как продвигается дело Савельева?

– Работаем.

Демин уточнил:

– Со Шкарбун?

– Можно сказать и так, – сдержанно обронила Анна, не вдаваясь в подробности.

– Понимаю… Помощница из Шкарбун хреновая.

– Валерий Иванович!.. – осуждающе вмешался Домрацкий.

– А ты меня не одергивай! – рявкнул Демин. – Следак из нее хреновый. Повторяю: хре-но-вый! И зря ты ее защищаешь.

– Да я не защищаю.

– Ну что же… – Демин засобирался. – Мне скоро не процедуры. Спасибо, что зашли. Надеюсь, скоро увидимся в моем кабинете. Там все обсудим.

Впечатление, которое произвел на Стерхову Демин, было положительным. Она предпочитала работать с понятными людьми, а полковник выглядел именно таким.

Из госпиталя вышли вместе с Домрацким.

– Вы сейчас куда? – осведомился он.

– В отдел, – ответила Анна.

– Едемте со мной. Я на машине.

По дороге в отдел она предложила:

– Пора бы нам обсудить дело Савельева.

– В чем вопрос? – спросил Домрацкий. – Давайте поговорим.

– Здесь?

– А что нам мешает?

– Отсутствие Шкарбун. При ней будет правильнее.

– И то верно…

Минут через десять они вошли в приемную, и Домрацкий распорядился:

– Кристина, вызови Ирину Ивановну.

– Сейчас или ко времени?

– Сейчас, и пусть поторопится.

Шкарбун явилась, когда Стерхова и Домрацкий уже сидели за столом в кабинете начальника.

– Ну что же… Начнем? – Он оглядел собеседниц. – Давайте вы, Анна Сергеевна.

– Начну с главного: Виктор Савельев был убит, и убил его тот, кто расправился с дочерью и женой.

– Вот как… – сказал Домрацкий и уставился в столешницу. – Откуда такие выводы? Еще неделю назад мы говорили с Ириной Ивановной, и она считала, что убийца – Савельев.

– Считала и считаю, – встряла Шкарбун. – Факты – упрямая вещь. Их не оспоришь.

– Вот и начнем с фактов. – Стерхова раскрыла блокнот. – Автомобиль Савельева не съехал в реку, а скатился задом. Это подтверждают отпечатки протекторов и расположение машины на дне.

– Да машину просто развернуло течением! – с усмешкой воскликнула Шкарбун. – Неужели не ясно?

– Это исключено, – сказала Анна. – Течение реки слишком медленное, чтобы за короткое время развернуть автомобиль на сто восемьдесят градусов. До полного погружения на дно машина Савельева проплыла всего десять метров.

– А что не так с отпечатками протекторов? – спросил Домрацкий. – Насколько мне известно, во время осмотра места происшествия криминалисты пришли к другому выводу.

– Криминалисты многое упустили, считая падение автомобиля несчастным случаем. По отпечаткам протекторов на фотографиях видно, что верхний правый след принадлежит неподвижному переднему левому колесу, которое было повреждено до столкновения с ограждением моста. Отсюда ясно, что машина съезжала задом, и, скорее всего, ее столкнули в воду вручную или другим автомобилем.

– Что же получается… По-вашему, выходит, что автомобиль Савельева получил повреждения до того, как съехал с моста?

– Именно так.

– Но чтобы подтвердить эту версию, нужны экспертизы и официальные заключения. Вы понимаете?

– Они будут, – твердо заверила Анна.

– Ну конечно… – с издевкой обронила Ирина Ивановна. – Двадцать лет прошло. Откуда им взяться?

– Можете ответить на вопрос? – обратилась Анна к Шкарбун и, не ожидая ее согласия, продолжила: – На основании чего вы решили, что автомобиль Савельева перед катастрофой ехал с правого берега?

– Это очевидно.

– Отпечатки протекторов и радиус закругления пути однозначно дают понять: он ехал с левого берега Урута. И этот факт не подвергался сомнению криминалистами в две тысячи первом году. Они его подтвердили.

– Нужно смотреть шире, – сказала Шкарбун. – Когда Савельев переехал мост и на правом берегу Урута похоронил дочь и жену, он вернулся на левый берег.

– Зачем? – удивился Домрацкий.

– Чтобы инсценировать их утопление. Савельев съехал в машине в реку, надеясь, что выплывет, но ударился головой, вырубился и не смог отстегнуть ремень. А может, был слишком пьян.

– На его месте я бы ремень не застегивал, – проронил Домрацкий и удрученно покачал головой.

– Ваша версия не годится, – сказала Анна. – Дело в том, что Савельев не мог получить подобные травмы при падении автомобиля в реку.

– Смотрите на фотографии! Он сидит, навалившись на руль! Травмы грудины и головы получены от удара.

– Автомобиль имел инерционные ремни. При падении они зафиксировали тело Савельева и защитили от удара. К рулю он привалился позже, под весом собственного тела, когда его извлекали из воды.

– В протоколе первичного осмотра и в заключении судмедэксперта ясно сказано: имел место ушиб грудины и переломы ребер. А это – характерные повреждения, которые получает водитель при столкновении автомобиля, в данном случае с ограждением моста и потом с водой. – Выговорившись, Ирина Ивановна глянула на Домрацкого, ожидая его одобрения.

Тот, неуверенно обронил:

– Ну что же, вполне логично… Возможно, ремень безопасности сработал не должным образом.

– Все не так! – решительно возразила Стерхова. – Похожие травмы бывают при лобовом столкновении, да и то, если водитель не был пристегнут. На мосту столкновения не было, оно случилось раньше.

– Как вы это докажете? – поинтересовался Домрацкий.

– Дайте время.

– Да было же столкновение! Было! – воскликнула Ирина Ивановна. – Автомобиль врезался в ограждение моста! Это очевидно!

Анна вынула телефон и показала Домрацкому увеличенный снимок ограждения, на котором был ясно виден подруб.

– Да, с этим не поспоришь, – заметил он, – здесь явно поработали топором.

– Ко всему могу добавить три важных момента, – сказала Анна. – Первый – на голове у Савельева, в области темени, был кровоподтек. Любой криминалист подтвердит: такое бывает от удара тупым предметом. Машина не переворачивалась, и, значит, удар по темени – это насилие. Второе – если бы машина врезалась в ограждение, на мосту остались бы осколки стекла, частицы краски и отвалившиеся детали. А их не было. Третье – в случае пролома ограждения на дверцах автомобиля имелись бы горизонтальные царапины. На фото их нет.

– Предположим, что Савельев попал в аварию до того, как его автомобиль съехал с моста, – сказал Домрацкий и подчеркнул: – Предположим. Где, по-вашему, могло произойти столкновение?

– Для меня совершенно очевидно, что тем утром Савельев не попал на правый берег Урута. Все случилось на левом. Думаю, кроме автомобиля Савельевых, в аварии участвовало по крайней мере еще одно транспортное средство. После столкновения машину волокли до моста, подцепив за буксировочные петли. Сам ехать он не мог.

– Насколько я понимаю, Анна Сергеевна, вы будете работать над этой версией? – поинтересовался Домрацкий.

Она ответила:

– Да.

– В таком случае мне нечего возразить, я младше вас по званию, да и не совсем в курсе дела.

– А я возражаю! – воскликнула Шкарбун. – И приведу свою версию, которая в результате окажется верной. Первое – Савельев застрелил жену в салоне, о чем говорят пятна крови на обивке сиденья. Девочку он, скорее всего, задушил, поскольку она спала в одеяле. Второе – подруб ограждения он сделал самостоятельно в рамках инсценировки, а потом сдал задним ходом. Третье – Савельев был пьян. Вполне допускаю: перед тем, как съехать в реку, он мог во что-нибудь врезаться, но сильно сомневаюсь, что мы когда-нибудь это докажем.

– Для меня главное совсем другое… – задумчиво проронила Анна.

– А вы скажите, скажите, – подбодрил ее Домрацкий.

– Сейчас для меня не важно, как убили Савельевых. Важно – за что. Причина – та самая печка, от которой следует танцевать.

– Это вы приехали танцевать, а мы здесь работаем. – Шкарбун зыркнула на Домрацкого, и тот ее осадил:

– Полегче, Ирина Ивановна, что-то вы разошлись.

Но Анна будто не замечала ее колкостей.

– И вот что еще не дает мне покоя… Савельева вынудили съехать с хорошей трассы на гравийку. Его словно загоняли в ловушку. – Чуть помолчав, Стерхова закончила мысль: – И в конце концов загнали.

– Не усложняйте там, где не надо, – категорично заявила Шкарбун. – Савельев был пьян и на трассе боялся нарваться на гаишника. Вот вам причина.

– Виктор Савельев был принципиальным, ответственным человеком. По крайней мере, так его характеризуют коллеги. В тот день ему предстояла сложная операция. Не верю, что он напился.

– Ну не насильно же его напоили, – усмехнулся Домрацкий.

– Может, и так… – задумчиво проронила Анна.

– В деле есть подозреваемые?

– Любовник жены Савельева, некто по фамилии Воронцов. В их любовном треугольнике бушевали настоящие страсти. В результате Савельев и Воронцов подрались.

– Есть свидетели?

– Коллега по работе их разнимал.

– Это серьезно.

– Вчера появилась еще одна ниточка, – проронила Анна. – Однако о ней говорить рано.

– Раз уж начали, говорите, – с обидой проговорила Шкарбун.

– В сумочке Юлии Савельевой я обнаружила мобильный телефон.

– И что в этом такого?

– У нее никогда не было мобильного телефона. Я узнавала. Итак, подведем итоги. – Стерхова закрыла блокнот и бросила его в сумку, давая понять, что для нее никто не указ. – Версия озвучена. Работаем дальше.

– От меня что-то нужно? – спросил Домрацкий.

– Прошу организовать повторный поиск на месте захоронения Савельевой и, если потребуется, расширить его зону. Необходимо собрать недостающие кости.

– Зачем? Две недели назад с собаками прочесали.

– Есть шанс провести дополнительные экспертизы ДНК в Москве.

– Зачем? – повторил Домрацкий.

– Затем, чтобы подтвердить или исключить наличие останков дочери Савельевых. – В ожидании ответа Анна неотрывно смотрела на Домрацкого.

– Ну хорошо. Поиск организуем, – ответил он. – Что-нибудь еще?

– Пока все… – не без колебаний ответила Стерхова, решив, что о происшествии на мосту рассказывать преждевременно.

Глава 13
Черный мешок в фургоне

Обыкновенная комната, обои в цветочек, платяной шкаф и туалетный столик. Еще – два стула, на одном из них приготовлена одежда на завтра. Анна погасила ночник и в темноте уставилась в потолок. Зная, что не уснет, перебрала в уме и выстроила в очередь все завтрашние дела.

Но работа на ум не шла, мыслями она вновь и вновь возвращалась к Клейменову. Прошло пять дней с их последнего разговора, но он не звонил. Конечно, беседа вышла неловкой, и это ее вина. Она должна была предупредить Николая, что не приедет, но тянула, не знала, как об этом сказать.

С ее стороны такой поступок был свинством, но, если разобраться в деталях, она не могла отказать Савельеву. А если посмотреть с другой стороны, взять трубку и позвонить она могла бы.

Нащупав телефон, Стерхова набрала номер Клейменова. Дождавшись длинных гудков, прослушала их все до последнего и удрученно вздохнула:

– Значит, обиделся.

В ту ночь она спала не более часа и очень обрадовалась, когда зазвонил будильник – наконец закончилась пытка бессонницей.

В начале дня Стерховой позвонил Домрацкий и сообщил, что поиски на местности, о которых она просила, уже начались.

Шкарбун отправилась в лес, и Стерхова тоже засобиралась, оделась и даже вышла из кабинета, но ее неожиданно остановил Воронцов.

Наткнувшись на него в коридоре, Анна сказала:

– А я вас не вызывала.

– Но вы же сами велели…

– Что?

– Искать себе алиби.

– Нашли? – спросила Анна.

– Идемте в кабинет, – сдержанно сказал Воронцов.

Она распахнула дверь и пригласила его войти. Геннадий Михайлович деловито шагнул к столу и поставил на него свой портфель.

Когда Стерхова уселась на место, он протянул ей документы.

– Что это?

– Мое алиби. Копии билетов, квитанция из гостиницы и протокол комиссии, – ответил Воронцов и сел напротив нее.

– Толком объясните, – сказала Стерхова.

– За день до гибели Савельевых я вылетел в Москву, что подтверждается авиабилетами и утвержденным отчетом по командировке. Я вернулся только через неделю. – Он шмыгнул носом. – К тому времени Юлия уже умерла.

– А это что? – Анна показала бумагу. – Зачем это мне?

– Протокол московской комиссии, на которой слушался мой отчет. – Воронцов привстал и ткнул пальцем в бумагу: – В тот самый день. Из чего следует, что я не мог быть одновременно в Москве и Урутине. Можете оставить себе эти экземпляры. У меня есть копии.

Изучив документы, Стерхова признала, что лучшего подтверждения алиби за время работы в следственном управлении она не встречала. Все было тщательно задокументировано и подтверждено «живыми» печатями.

– Откуда вы это взяли?

– За протоколом комиссии пришлось обратиться в архив. Отчет по командировке, копии билетов и гостиничной квитанции хранились у меня. Я, кроме того, что бывший военный, еще и финансист. А эта профессия подразумевает ответственность и уважение к отчетным документам.

– И что же, после каждой командировки вы делали копии отчетных документов? – спросила Стерхова.

– Всенепременно и обязательно. Никто не знает, где споткнешься, не грех подстелить соломки. К примеру, потерялся в бухгалтерии отчет, а у меня есть копия – нате, пожалуйста! Подписи, печати, все на месте!

Глядя на Воронцова, Стерхова живо представила, как этот нескладный, болезненно-сентиментальный человек садится вечером за стол и с наслаждением подшивает документы в картонную папку, а потом определяет ее в сервант.

С минуту она колебалась, но, когда сочувствие пересилило отвращение, все же спросила:

– Почему сразу не рассказали?

– О чем?

– О том, что подстелили соломки.

– Я не понимаю.

– Что в день гибели Савельевых вы были в командировке.

– Я, знаете, финансист. Люблю точность.

– Это к чему?

– К тому, что сначала я должен был все проверить и сопоставить по датам.

– Теперь нужно проверить нам. – Стерхова сложила документы и сунула их в папку. – Сегодня же разошлю запросы в архивы.

– Пожалуйста, проверяйте. – Воронцов поднялся со стула. – Надеюсь, я вам больше не нужен?

– Можете идти.