Самые большие неудачники в истории бесплатное чтение

Леонид Млечин
Самые большие неудачники в истории

Демоны не исчезают
Вместо предисловия

Историки не любят сослагательного наклонения. Что толку фантазировать!

А почему, собственно? Разве все в мире предопределено?

Диктатура изъявительного наклонения мешает нам разбираться в истории. Когда говорят, что сослагательное наклонение применительно к истории не имеет ни малейшего резона, то тем самым отказываются представить себе, как могли бы повернуться события, если бы действующие лица той или иной драмы вели себя иначе. Слепой фатализм лишает возможности не только точнее осознать прошлое, но и понять, что выбор существовал и существует всегда.

Отказываясь представить себе, как могли бы развернуться события при иных условиях, мы отказываемся от самой мысли о том, что жизнь могла бы быть лучше. Необходимо мыслить в сослагательном наклонении, изучать альтернативы, чтобы, учитывая уроки прошлого, избегать ошибок в будущем.

Скажем, свержение русского императора весной 1917 года вовсе не было предопределено. Сложись события иначе, поведи себя сам Николай II и другие ключевые фигуры того времени по-другому, — вполне возможно, сохранились бы и монархия, и империя.

Конечно же, прежде всего интересны главные действующие лица истории. Исторический процесс — сменяющаяся вереница портретов. Вот пример. Если бы в октябре 1917 года в Петрограде не было бы ни Ленина, ни Троцкого, не произошла бы Октябрьская революция. Судьба России сложилась бы иначе! Вот какова роль личности в истории.

Я — не фаталист. Всегда хочется понять: почему главные действующие лица истории вели себя так, а не иначе? Что на них повлияло?

В Австрии наша телевизионная съемочная группа заехала в городок Браунау, где родился Адольф Гитлер. Характерно, что в городе никто не хотел разговаривать с нами о Гитлере! Не гордятся своим земляком.

Все-таки мы отыскали дом, где он родился. Стоя там, я не мог не думать о том, что, если бы Гитлер не появился на свет, не было бы и Второй мировой войны. Осенью 1939 года никто не хотел воевать. Кроме одного человека — Гитлера. И он сумел втравить мир в бойню. Почему? Ответ на этот вопрос можно найти, только проникая в тайны его личности. Если бы Гитлер был способен рационально мыслить, он не решился бы на войну, которую Германия ни при каких обстоятельствах не могла выиграть.

Все, кому по-настоящему интересна история, читают рассекреченные документы, мемуары, научные монографии и изумленно восклицают: вот, оказывается, почему все это произошло!.. Беда в том, что мы привыкли жить в сплошных мифах. Процесс восстановления реальной истории идет трудно, потому что слишком неприглядная рисуется картина.

Историческая наука развивается, как и любая другая. Учебники по биологии и физике стареют еще быстрее. Отворачиваться от нового в истории просто нелепо. Новые документы, научные изыскания, новый уровень понимания прошедшего постоянно меняют наши представления о событиях и исторических фигурах. Дело не только в том, что вводятся в оборот новые пласты документов. Осмысление прошлого дает иную глубину понимания. Но и много десятилетий спустя многое остается непонятным или непонятым, что не только рождает ожесточенные споры между учеными, но и ссорит целые государства. А ведь есть и кажущиеся невероятными истории, смысл которых еще предстоит понять и оценить.

Без осознания прошлого невозможно понять настоящее. Пока не разберемся с прошлым, не продвинемся вперед…

Демоны не исчезают. Они просто спят.

Конечно, история — не поваренная книга, содержащая проверенные рецепты на все случаи жизни. Она может помочь уяснить ход событий в сопоставимых ситуациях, хотя каждое поколение должно само решить, какие ситуации являются сопоставимыми.

Если вглядываться в прошлое, то очевидны исторические развилки, когда открывались разные пути. Выбрали одну дорогу, а могли бы пойти и по другой.

Кто же совершил ошибку? Об этом книга, которую вы держите в руках.

Эрцгерцог Фердинанд и крушение империи

Наследник австро-венгерского престола эрцгерцог Франц Фердинанд, чья смерть стала поводом для начала великой войны, вошел в историю как тупой солдафон, не заслуживающий сочувствия.

В политических и придворных кругах Австро-Венгрии известие об убийстве эрцгерцога и его жены в боснийском городе Сараеве летом 1914 года восприняли с трудно скрываемым удовлетворением. Все были рады избавиться от конкурента. Даже траурную церемонию устроили намеренно скромную. Венские газеты писали о «похоронах по третьему разряду».

Сама Австро-Венгерская империя рождала лишь насмешки и издевки, воспринималась как жалкое и безнадежно отсталое государство, угнетавшее своих подданных, мечтавших о национальной самостоятельности.

И спровоцированная убийством эрцгерцога Первая мировая война казалась случайной и никому не нужной. Принято считать, будто европейские властители в 1914-м абсолютно не хотели воевать и в равной степени виновны в этой катастрофе. Всем понравилось выражение британского премьер-министра Дэвида Ллойда Джорджа: в войну «соскользнули».

В реальности все было не так. Изучение истории разрушает комфортные отношения с прошлым. Это Германия развязала войну в 1914-м, как и в 1939-м. И стой же целью: завоевать власть над миром. Германская империя — предшественница Третьего рейха. Невозможно понять Первую мировую и все, что последовало за ней, не сознавая идеологических страстей, которые бушевали на континенте и закончились для Европы бедой…

Европейские монархи вступали в брак в своем узком кругу. Даже самые видные аристократы в него не допускались. Нарушение правил наказывалось. Князь Александр I Баттенбергский, правитель Болгарии, хотел жениться на австрийской актрисе Йоханне Лойзингер. Но смог это себе позволить только после отречения от престола.

Эрцгерцог Франц Фердинанд сильно огорчил семью, когда женился на чешской графине Софии, которую безумно любил и которая так и не была признана венским двором. Почему? В ее жилах не текла королевская кровь. Император Австро-Венгрии Франц Иосиф в конечном итоге разрешил брак при условии, что ни София, ни будущие дети, рожденные в браке, не станут претендовать на трон.

Супруги никогда не жалели о своем решении вступить в брак, хотя придворный протокол портил им жизнь. Софии не разрешалось появляться рядом с мужем на официальных церемониях. Только в роли генерального инспектора вооруженных сил Австро-Венгрии он мог быть вместе с женой. Супруги воспользовались этим пробелом в строгом протоколе, и София поехала в Сараево с мужем. Поэтому убили обоих, первая пуля попала в Софию…

Следуя семейной традиции, согласно которой каждый мужчина в династии Габсбургов, правившей Австрией с XIV века, обязан был служить в армии, эрцгерцог поступил на военную службу очень юным и в пятнадцать лет уже был произведен в лейтенанты. Он служил в пехотном полку в Богемии, в гусарском в Венгрии и в драгунском в Верхней Австрии. Получил генеральские эполеты. Во время службы заболел туберкулезом легких. Опасная болезнь в ту пору, от нее умерла его мать.

Франц Фердинанд слыл фанатичным охотником и отличным стрелком. В ту пору это не осуждалось — благородная мужская забава. Предпочитал крупную дичь — тигров, львов и слонов, в которых стрелял во время своих кругосветных путешествий.

В политике наследник престола придерживался благоразумных идей. Во что бы то ни стало желал избежать войны с Россией, чтобы, как он говорил, «царь России и император Австрии не свергли друг друга с трона и не открыли путь революции». Как в воду смотрел. Когда его убили, путь к мировой войне был открыт…

А ведь он, похоже, сознавал, что на него охотятся.

Жена его племянника Цита Бурбон-Пармская, которой суждено будет со временем стать последней австрийской императрицей, запомнила поразивший ее разговор с Францем Фердинандом.

Когда его супруга София вышла, чтобы уложить детей, наследник престола вдруг произнес:

— Должен кое-что вам сказать… Меня убьют!

Цита и ее муж эрцгерцог Карл в ужасе посмотрели на Франца Фердинанда. Карл попытался возразить, но наследник строго произнес:

— Я точно это знаю. Через пару месяцев я буду мертв.

Несколько секунд царила тишина, потом он тихим, спокойным голосом добавил, обращаясь к Карлу:

— Я оставил для тебя в своем сейфе кое-какие бумаги. После моей смерти прочти их. Может быть, они окажутся полезными.

Франц Фердинанд желал хороших отношений не только с Россией.

Австрия и Венгрия договорились о превращении империи в дуалистическую монархию. Австрийский император возлагал на себя и венгерскую корону. Единая армия и общая внешняя политика. Бюджет согласовывался двумя парламентами — в Вене и Будапеште. Эрцгерцог Франц Фердинанд предполагал уравновесить влияние венгров созданием внутри империи еще и королевства южных славян.

Женатый на чешской графине, он считал необходимым улучшить жизнь славян, населявших Австро-Венгрию. Поэтому выходившая во Львове газета назовет его смерть «катастрофой» для западных украинцев, подданных империи… В Австро-Венгрии жили немцы, чехи, поляки, сербы, хорваты, словенцы, русины. А еще венгры, румыны, итальянцы…

Империя превращалась в современное многонациональное государство. Франц Иосиф предоставил всем народам империи равные права. Образование — на разных языках, бюрократия — многоязычная. Армейские офицеры умели отдавать приказы на одиннадцати языках, не считая немецкого.

Парламент избирался всеобщим голосованием. Правда, женщины — как практически и во всей Европе — еще были лишены права избирать. Равенство перед законом, свобода выражения мнений, развитие национальных языков и культур — такой была Австро-Венгрия.

Казавшаяся устаревшей монархия породила удивительно богатую культурную жизнь. В ту пору Вена, многонациональная столица, была шестым по величине городом в мире. Здесь творили основатель психоанализа Зигмунд Фрейд, композитор Густав Малер, философ Людвиг Витгенштейн, художник Густав Климт, писатель Стефан Цвейг…

Сегодня Австро-Венгерскую империю рассматривают как предшественницу Европейского союза. Если на то пошло, национальное, моноэтническое государство — не единственная форма политического устройства. Многонациональное государство может быть очень успешным.

Но в ту пору Австро-Венгрию мало кто ценил. Населявшие империю поляки, чехи, сербы — да почти что все! — желали обрести собственное государство. Даже немцы разошлись во мнениях. Кто-то стал австрийским патриотом, а кто-то не понимал, почему отделен государственной границей от Германии. Родившийся в Австрии Адольф Гитлер вырос поклонником Германии. Считал австрийцев неполноценными немцами, а быть неполноценным он не хотел.

В начале XX века яростный национализм охватил Европу. И стал главной причиной Первой мировой войны.

Кайзер Вильгельм

Кем был последний немецкий кайзер Вильгельм II? Кровожадным тираном или игрушкой в руках своих воинственных генералов?

Вильгельм постоянно противоречил сам себе. Часто казалось: он явно не понимает, что говорит. Но он был крайне самоуверен. «Я и есть министерство иностранных дел, — провозглашал он. — Я единственный определяю внешнюю политику Германии».

Кайзера собственные министры невысоко ценили. По существу, игнорировали. Или ловко им манипулировали. Имперский канцлер Бернхард фон Бюлов проводил собственную амбициозную политику, но твердил, что лишь «исполняет волю его величества». Во время войны кайзер будет полезен своим генералам в сфере связей с общественностью — он ездил на фронт и вручал награды отличившимся на поле боя.

Его решимость завоевать Германии «место под солнцем» уходила корнями в его детство. При родах врач повредил мальчику левую руку. Он был инвалидом, но скрывал свою слабость. Закомплексованный кайзер мечтал в результате войны стать фигурой номер один на мировой арене.

Объединивший Германию канцлер Отто фон Бисмарк говорил:

— Великие вопросы времени решаются не речами и не постановлениями большинства, а железом и кровью.

В начале XX века Германия была готова пойти на все для достижения цели, которой не могла добиться мирными средствами: стать супердержавой.

Цель имперской Германии при кайзере Вильгельме II: сокрушить Францию и Россию, добиться экономической и политической гегемонии в Европе, завоевать территории и ресурсы на востоке. Чем этот план отличался от целей нацистской Германии во Второй мировой?

Германия должна «победить врага сейчас, когда у нас есть шанс на победу», — настаивал начальник генерального штаба генерал Хельмут фон Мольтке.

Если бы кайзеровская Германия выиграла Первую мировую войну — а это ей почти удалось! — она бы господствовала на суше и на море. Победа Германии сделала бы весь мир небезопасным.

Немецкий историк Вернер Зомбарт говорил тогда:

«Мы — божий народ. Подобно тому, как немецкая птица — орел — летит выше всякой твари земной, так и немец вправе чувствовать себя превыше всех народов, окружающих его, и взирать на них с безграничной высоты… Милитаризм-это выражение немецкого героизма».

Уже тогда в Германии мир поделили на расы, полноценные и неполноценные. Худшая — семитская. Лучшая — арийская, нордическая, германская. Это высокие, сильные белокурые люди с голубыми глазами, уроженцы Северной Европы. Лишь они созидатели.

Опирались эти биологи на идеи всем известного Чарлза Дарвина. Его теория естественного отбора произвела огромное впечатление на биологов XX века.

Главный пропагандист этих идей — кузен Дарвина британский антрополог Фрэнсис Гальтон. Его точка зрения: человечество нужно выращивать, отбраковывая негодный генетический материал и распространяя полноценный генофонд. Эти идеи легли в основу евгеники, науки о наследственном здоровье человека и путях его улучшения.

Евгеника стала популярной в Англии после Англо-бурской войны начала XX века. Лондон никак не мог одержать победу над южноафриканскими бурами, и военную слабость Англии приписали упадку британской расы.

Британский философ Хьюстон Стюарт Чемберлен заявил: история — это борьба рас. Судьба человека полностью определяется биологией. Восхищенный германским духом Чемберлен утверждал, что только немцы — лучшие из лучших — способны управлять миром. Эти идеи широко распространялись, и немцы поверили в свое духовное превосходство. Чемберлен женился на дочери немецкого композитора Рихарда Вагнера и переселился в Германию.

Еще до Гитлера страстным поклонником Чемберлена оказался германский кайзер Вильгельм II. Он пригласил к себе автора: «Бог послал немецкому народу вашу книгу и вас лично мне». Кайзер вспоминал, как ему не хватало образования для руководства страной: «И тут появились вы и привнесли порядок в хаос, свет в темноту. Вы объяснили то, что было непонятно. Показали пути, которыми следует идти ради спасения Германии и человечества». В разгар Первой мировой Чемберлен получил германское подданство.

Немецкий философ Освальд Шпенглер писал:

«Хороший удар кулака имеет больше ценности, чем добрый исход дела; в этом заложен смысл того презрения, с которым солдат и государственный деятель смотрят на книжных червей, полагающих, что всемирная история есть будто бы дело духа, науки или даже искусства».

Вот почему после убийства сербскими боевиками эрцгерцога в Сараеве кайзер Вильгельм твердо сказал австрийскому послу, что Вена может рассчитывать на его «полную поддержку» и что императору Францу Иосифу следует поторопиться с ударом по Сербии. Слова кайзера превратили локальный кризис в общеевропейский.

Так Германия развязала войну, которую проиграет вместе со своими союзниками по Четверному союзу-Австро-Венгрией, Османской империей и Болгарией. И в конце 1918 года потерпевшая поражение империя начнет распадаться.

Шабаш на Вальпургиевой горе

Империя Франца Иосифа простиралась от Инсбрука на западе до Карпат на востоке и от Праги до границ с Сербией и Черногорией. Проиграв войну, огромная Австро-Венгрия развалилась очень быстро. Для пятидесяти миллионов людей рождалось что-то новое и захватывающее на руинах более не существующей империи. Чехи, словаки, поляки, хорваты — все жаждали независимости!

На европейской карте появились новые государства, которые составили Центральную и Восточную Европу, — Чехо-Словакия, Польша, Королевство сербов, хорватов и словенцев (позднее Югославия). Австрия и Венгрия тоже стали отдельными странами.

Все это казалось торжеством справедливости. Многие верили, что впереди славная эра прогресса. Но у сложных вопросов нет простых ответов. Трудно определить, кто к какой этнической группе принадлежит и где должна быть проведена граница. Новые государства претендовали на одни и те же территории.

Один народ за другим провозглашал создание собственного государства. И сразу брались за оружие, чтобы отхватить и территорию соседа. Рассуждали так: зачем нам быть меньшинством в вашем государстве, когда вы можете быть меньшинством в нашем?

Новые страны демонизировали Австро-Венгерскую монархию: тюрьма народов! Это вошло в учебники. Но три десятилетия назад, когда в крови распадалась Югославия и соседи убивали друг друга, историки другими глазами взглянули на события столетней давности. Возникла ностальгия по временам империи. Иначе оцениваются и возникшие на ее обломках страны: там установились жесткие режимы и злобный национализм.

Националистические идеи в Восточной Европе были сильнее, чем обычно считалось. Многие мечтали о чисто национальных государствах — без «чужих», без этнических меньшинств. Хорошо исследовано увлечение европейской молодежи в двадцатые годы марксизмом. Гораздо меньше известно о том, что в те же годы другая часть молодежи в неменьшей степени увлекалась и национальным социализмом. Слово «фашизм» для многих ушей звучало тогда сладкой музыкой. Фашизм казался мощным средством восстановления чувства национальной гордости и успешного решения многих проблем европейских государств.

Национализм пользовался широкой, страстной и сознательной поддержкой как народных масс, так и интеллигенции. Идеологические утопии превратились в практическую политику. Немногие сознавали опасность национализма, охватившего Европу после Первой мировой.

Среди них была знаменитая революционерка Роза Люксембург. Она принадлежала к основателям небольшой социал-демократической партии Польши и Литвы, боровшейся с партией будущего маршала Юзефа Пилсудского. Большинство поляков жаждали национального самоопределения, то есть отделения от России. Роза Люксембург, напротив, желала единства.

Некоторые ее слова словно написаны сегодня:

«Со всех сторон нации и малые этнические группы заявляют о своих правах на образование государств. Истлевшие трупы, исполненные стремления к возрождению, встают из столетних могил, и народы, не имевшие своей истории, не знавшие собственной государственности, стремятся создать свое государство. На националистической горе Вальпургиева ночь».

Роза Люксембург была невысокого мнения о праве народов на самоопределение: это «метафизическая формула, которая оставляет на усмотрение каждой нации решение этой проблемы». Она стремилась прежде всего выяснить: полезна ли национальная независимость для самого народа, для его соседей и для социального прогресса? Есть ли экономические условия для возникновения нового государства?

На свете существуют тысячи языков, но меньше двухсот государств. Роза Люксембург опасалась средневековой анархии, к которой вернется Европа, если каждая этническая группа потребует создания собственного государства. Она была права.

18 октября 1918 года во Львове украинцы — депутаты австро-венгерского парламента и местных собраний, представители культурных и общественных организаций сформировали Национальную раду и заявили о переходе власти к украинскому народу. Рада объявила, что объединяет Галицию, Северную Буковину и Закарпатье в единое государство. 1 ноября провозгласили создание Западно-Украинской народной республики.

Но Варшава не позволила украинцам создать собственное государство. Только что появившуюся на политической карте Польшу возглавил Юзеф Пилсудский. Он намеревался широко раздвинуть границы Польши за счет Украины, Белоруссии и Литвы.

Когда-то у галицийской украинской интеллигенции был «роман» с Польшей. Привлекательность Польши состояла в том, что она воспринималась как часть иного, западного мира. Часть украинской знати отдавала предпочтение польскому языку и польской культуре. Остался в память об этом монумент поэту Адаму Мицкевичу в центре Львова. И украинский гимн «Ще не вмерла Украна» очень напоминает польский — «Еще Польска не згинела».

4 ноября 1918 года на Западно-Украинскую республику двинулись польские войска, они атаковали Львов и в ночь на 22 ноября взяли город. Польша просто присоединила к себе Западную Украину. Западноукраинские земли поляки именовали Восточной Малополыией, не признавали за украинцами права на минимальную автономию. Это породило отчаяние и озлобление среди западных украинцев. Именно в Польше между двумя великими войнами расцвел воинственный украинский национализм.

В сорок первом году немецкие войска еще не успевали вступить в город, а на Западной Украине местные жители уже убивали коммунистов и устраивали еврейские погромы. Все затхлое, тупое и мерзкое словно ждало прихода вермахта. На Украине и в Прибалтике, писал немецкий писатель-антифашист Рольф Хоххут, евреи чувствовали себя как в пустыне: им негде было спрятаться. Соседи оказались едва ли не страшнее немцев…

Новые государства, возникшие на обломках Австро-Венгерской империи — Югославия и Чехо-Словакия, — несли в себе зародыши этнических конфликтов.

Образовавшаяся после Первой мировой Чехо-Словакия была многонациональной. Но составившие ее разные народы сражались между собой во время Первой мировой. Немецкое население составляло три с половиной миллиона человек и требовало автономии. Проблема с судетскими немцами не была единственной. Соседняя Польша претендовала на Тешинскую Силезию, где жили поляки. Но к национальным меньшинствам — немцам, евреям, полякам — в Праге относились высокомерно.

В марте 1939 года страна была оккупирована вермахтом и расчленена. Тешинскую область прихватила Польша. Чехия исчезла с политической карты. Появился Протекторат Богемии и Моравии. Формально им управляло чешское правительство, фактически всем руководили немцы. Чешские рабочие исполняли немецкие заказы. Гитлер был доволен вкладом протектората в военное производство. Ни одного случая саботажа!

«Чехи, — записывал в дневнике имперский министр народного просвещения и пропаганды Йозеф Геббельс, — работают к нашему полному удовлетворению и делают максимум возможного под лозунгом — «Все для нашего фюрера Адольфа Гитлера!»

Словакия 14 марта 1939 года с разрешения Гитлера была провозглашена независимой и превратилась в профашистское государство.

— Создание Чехо-Словакии после Первой мировой спасло чехов от германизации, а нас от мадьяризации, ведь чехи жили под немцами, а словаки — под венграми, — так выразился один современный словацкий политик. — Мы были как маленькие дети, которые живут в одной комнате. Но когда дети выросли, каждому была нужна своя комната. Лучше быть хорошими братьями в разных комнатах, чем плохими в одной.

Впрочем, независимость была формальной. 23 июня 1941 года Словакия объявила войну Советскому Союзу. Президент и епископ Йозеф Тисо отправил словацкий легион на Восточный фронт воевать против Красной армии. Парламент Словакии проголосовал за депортацию евреев в нацистские лагеря смерти. Причем страна взяла на себя обязательство оплачивать расходы Германии по отправке евреев в лагеря.

Президент Тисо писал папе римскому:

«Наша вера состоит в нашей благодарности немцам, которые не только признают естественное право нашего народа на существование, независимость и национальную свободу, но и поддерживают нас в борьбе против чехов, врагов нашего народа».

Венгерские фашисты действовали эффективнее, чем гестапо: всего за пять месяцев отправили в нацистские лагеря шестьсот тысяч евреев. Семьдесят тысяч венгерских евреев загнали в гетто в Пеште, на берегу Дуная. Хладнокровно наблюдали за тем, как они умирали от голода и холода.

Румынский диктатор Йон Антонеску и его генералы убили минимум двести тысяч евреев. Причем евреи были лишь одной из групп, от которых хотели избавиться. Румыны ликвидировали и цыган, и украинцев. Хорваты убивали не только евреев, но и с еще большим удовольствием соседей-сербов. Поляки и литовцы ожесточенно уничтожали друг друга. Словаки и хорваты, которым Гитлер подарил по собственному государству, охотнее других помогали нацистам.

В 1941 году нацистская Германия напала на Югославию, после чего страна была оккупирована и расчленена. Причем Югославию разграбили соседи. Венгрия присоединила к себе Воеводину. Болгария прихватила Македонию и часть южной Сербии. Словению поделили Италия и Германия. Италии досталась и большая часть адриатического побережья Хорватии.

Хорватские националисты милостью Гитлера получили возможность создать собственное государство, к которому присоединили часть Боснии и Герцеговины. И это государство многое позаимствовало у нацистов. Прежде всего расовую политику. Хорватия — для хорватов. Остальным тут не место.

— Хорватское государство отвергает существовавшую доселе правовую точку зрения, будто все люди равны, — заявил министр юстиции в Загребе.

Запретили кириллицу — как принадлежность чуждой культуры. Приняли закон о «защите арийской крови». И приступили к строительству трудовых и концентрационных лагерей для «нежелательных и опасных лиц». Усташи истребляли целые населенные пункты. Причем убивали с особой жестокостью: перерезали горло своим жертвам. Так и не удалось выяснить, сколько сербов погибло в хорватских лагерях. Историки называют цифру в сто двадцать тысяч человек.

Жители оккупированной Боснии и Герцеговины шли на службу в добровольческую горнострелковую дивизию войск СС «Ханджар» (в переводе на русский — «меч»). Мобилизацией боснийских мусульман рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер попросил заняться великого муфтия Иерусалима Амина аль-Хуссейни. Он вдохновлял молодых босняков на священную борьбу с иноверцами — сербами и хорватами.

В январе 1944 года великий муфтий выступал перед личным составом дивизии «Ханджар»:

— Дивизия, в которой с помощью Великой Германии служат боснийские мусульмане, стала примером для мусульман во всем мире. Исламский мир и Великую Германию связывает общность целей. Враги рейха — это и наши враги.

От кайзера до фюрера

Как сложилась судьба самой Австрии? Эта страна напоминает роскошную коробку шоколада, перевязанную ленточкой. Или, во всяком случае, хочет таковой казаться. Белые альпийские вершины, венская опера, голубой Дунай, по которому плывут вызывающие ностальгию старые буксиры, вальсы Штрауса, любовь к старому порядку вещей, комфорт и уют.

В 1938 году Адольф Гитлер присоединил Австрию к нацистской Германии.

«В Австрию вступили немецкие войска, и Гитлер объявил о присоединении Австрии к германскому рейху, — вспоминала актриса и кинорежиссер Лени Рифеншталь, которая поставила свой талант на службу Третьему рейху. — В почти религиозном экстазе австрийцы тянули руки навстречу Гитлеру. Плакали от радости».

И австрийцы дали волю своей истеричной и злой ненависти к славянам, евреям и цыганам. Многие австрийцы спешили вступить в нацистскую партию. Надевали форму вермахта и отправлялись на войну.

Австрийский полицейский Густав Шварценеггер, отец Арнольда, который станет знаменитым актером, подал заявление в нацистскую партию вскоре после присоединения Австрии к великогерманскому рейху. И вступил в штурмовые отряды — боевой отряд партии. Когда началась война, отец будущей кинозвезды служил в полевой жандармерии. Занимался «наведением порядка» на временно оккупированных советских территориях, то есть боролся с партизанами и уничтожал мирное население. Густав Шварценеггер служил под Ленинградом. Ему повезло. Он демобилизовался в феврале 1944 года — по болезни.

Едва ли не самые мерзкие нацистские убийцы были родом из Австрии. Особенно много австрийцев служило в главном управлении имперской безопасности. Командовавший австрийскими отрядами СС Эрнст Кальтенбруннер, чьи щеки были в шрамах от студенческих дуэлей, говорил с сильным австрийским акцентом. Он стал начальником главного управления имперской безопасности, то есть руководил в Третьем рейхе всей машиной уничтожения.

Неожиданное назначение. Более заметные фигуры в империи СС рассчитывали на продвижение. Но рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер выбрал австрийца Кальтенбруннера. После войны его повесят в Нюрнберге вместе с другими главными военными преступниками…

Когда Германия проиграла Первую мировую, осенью 1918 года, кайзер Вильгельм II на своем поезде благоразумно уехал в Голландию. На границе покорно сдал свою саблю голландскому таможенному чиновнику.

Антанта намеревалась судить кайзера за разжигание войны. Но в январе 1920 года правительство Нидерландов отвергло требование союзников выдать Вильгельма II. В том же году покончил с собой его тридцатилетний сын Иоахим. Через год умерла его жена. В 1922-м кайзер вновь женился.

Адольф Гитлер презирал человека, которого считал ответственным за поражение Германии в Первой мировой войне, а Вильгельм был шокирован бандитской тактикой нацистов. В 1938 году кайзер заметил, что впервые ему стало стыдно быть немцем.

Но когда Гитлер пустил в ход силу, Вильгельм радовался каждому успеху вермахта, писал Гитлеру: «Поздравляю вас и вооруженные силы Германии с дарованной Богом грандиозной победой».

После капитуляции Франции в 1940-м гордо произнес:

«Блестящие генералы, которые вели эту военную кампанию, вышли из моей школы! Они сражались в ту войну под моим командованием в качестве лейтенантов, капитанов и молодых майоров. Они претворяли в жизнь планы, разработанные под моим руководством».

Нацисты продолжали политику кайзера Вильгельма, начавшего Первую мировую. Поэтому через два десятилетия после поражения в этой войне, в 1939 году, развязали новую, куда более кровопролитную, во много раз превзойдя кайзеровскую империю в амбициях и жестокости. Результатом стал полный разгром Германии и крах идеологии, основанной на расовой теории. В сорок пятом страна практически перестала существовать — по вине своих вождей…

А в Восточной Европе прошлое не умирает, здесь словно вернулись к тридцатые годы XX столетия. В Польше тон задают националистические силы, очень напоминающие довоенные партии. У власти авторитарное правое правительство, тесно связанное с реакционной католической церковью. В расколотых остатках Югославии не утихает этническая рознь. Венгрия вновь обрела свой довоенный национализм, здесь пытаются реабилитировать Миклоша Хорти, который заключил союз с Адольфом Гитлером, отправил венгерские войска воевать вместе с вермахтом и назвал 22 июня 1941 года, день нападения на Советский Союз, «счастливейшим в моей жизни».

Довоенные пороки, прежде всего антисемитизм, присутствуют в современной политике восточноевропейских государств до такой степени, какой не было в ту пору, когда они находились по другую сторону исчезнувшего железного занавеса…

Лавр Корнилов. Генералы в политике

Как изменилась бы судьба России, если бы летом 1917 года власть в стране взял генерал от инфантерии Лавр Георгиевич Корнилов? Он был невероятно популярен в ту пору.

«Храбрый рубака, способный воодушевить личным примером армию во время боя, — писал министр Временного правительства Павел Николаевич Милюков, — бесстрашный в замыслах, решительный и настойчивый в выполнении их».

«Никогда не забуду его темного, сумрачного лица, его узких калмыцких глаз, — вспоминал один из руководителей военного министерства. — В качестве телохранителей его сопровождали текинцы; впереди и позади его автомобиля ехали автомобили с пулеметами… На вокзале в Москве ему была устроена торжественная встреча. На площадь он был вынесен на руках. Народ приветствовал его раскатистым «ура»… Когда в Большом театре появилась небольшая фигура Корнилова, вся правая часть зала и большинство офицеров встают и устраивают генералу грандиозную овацию. Зал сотрясается от оглушительных аплодисментов, каких в его стенах не вызывал даже Шаляпин».

Корниловский мятеж — одна из загадок революции. И по сей день не так просто понять, что именно тогда произошло.

Лавр Георгиевич Корнилов — человек энергичный и смелый, но склонный к авантюризму. Выходец из низов. В его случае это означало, что он был крайне амбициозным и хотел во что бы то ни стало прорваться наверх.

В июле 1917 года Временное правительство утвердило его верховным главнокомандующим. А всего через месяц с небольшим генерал Корнилов, возмущенный хаосом и анархией в стране и армии, потребовал себе диктаторских полномочий.

И у него нашлись сторонники и поклонники. В Петрограде и в Москве многие связывали с ним большие надежды. Люди жаждали сильной власти, на которую можно перевалить ответственность за свою жизнь. Казалось, вот человек, который в один день восстановит в стране порядок и вернет Россию к нормальной жизни!

Но у него ничего не получилось.

Почему? И что стало бы с Россией в случае его успеха?

Сын волостного писаря Лавр Георгиевич Корнилов окончил кадетский корпус, Михайловское артиллерийское училище и Николаевскую академию Генерального штаба с малой серебряной медалью. Служил в Туркестанском военном округе. С пользой для военного ведомства совершил экспедиции в Афганистан и Китай. Во время неудачной Русско-японской войны продемонстрировал хладнокровие и мужество под Мукденом.

С началом Первой мировой принял 48-ю пехотную дивизию. Дивизия отступала, дважды едва избежала разгрома. Его командир генерал Алексей Алексеевич Брусилов считал, что Корнилов дивизию не жалел, она несла ужасающие потери:

«Очень смелый человек. Корнилов всегда был впереди и этим привлекал к себе сердца солдат, которые его любили. Они не отдавали себе отчета в его действиях, но видели его всегда в огне и ценили его храбрость».

В апреле 1915 года дивизия оказалась в окружении. Корнилов, раненный, попал в плен. Но летом 1916 года бежал. В плену оказался не один десяток русских генералов, а бежал один Корнилов, за что удостоился приема у императора, ордена Святого Георгия III степени и получил под командование 25-й армейский корпус. Побег из вражеского плена в царской армии отмечался почетной нашивкой на рукаве кителя. Таких офицеров награждали и продвигали по службе.

После Февральской революции генерала Корнилова назначили командующим Петроградским военным округом:

«Для установления полного порядка, для спасения столицы от анархии командировать на должность доблестного боевого генерала, имя которого популярно и авторитетно в глазах населения».

Но генерал попросился из столичного военного округа на фронт. Мировая война продолжалась. Антанта, в которую входила Россия, противостояла странам Четверного союза и постепенно одерживала победу.

В мае Корнилов принял 8-ю армию на Юго-Западном фронте. По удивительному стечению обстоятельств в этой армии служили будущие вожди Белого движения: генералы Алексей Максимович Каледин, Антон Иванович Деникин, Сергей Леонидович Марков…

Корнилову нужны были солдаты, умеющие и желающие сражаться. Он сформировал из добровольцев ударный отряд, который прорвал австрийский фронт и успешно наступал. Корнилов стал командующим фронтом. Но вооруженные силы разваливались — после того, как лишили трона императора Николая II и началась Февральская революция.

Вот тогда Россия услышала твердый голос генерала Корнилова.

Командующий Юго-Западным фронтом потребовал восстановить смертную казнь, чтобы заставить армию подчиняться приказам:

«Армия обезумевших темных людей, не ограждаемых властью от систематического разложения и развращения, потерявших чувство человеческого достоинства, бежит. На полях, которые нельзя даже назвать полями сражения, царит сплошной ужас, позор и срам, которые русская армия еще не знала с самого начала своего существования».

В 1917 году действующая армия насчитывала больше семи миллионов человек, и от ее позиции зависела судьба страны. С февраля шла борьба за армию между Временным правительством и Петроградским советом рабочих депутатов. В Петроградский совет вошли сотни солдатских депутатов, и они принесли с собой огромный запас ненависти к офицерам, дисциплине, воинской службе и, разумеется, к войне.

Временное правительство решило опираться на Корнилова, рассчитывая на его популярность. 19 июля его назначили верховным главнокомандующим.

24 июля Корнилов подписал приказ:

«Необходимо добиваться, чтобы солдаты вновь приняли воинский вид, подтянулись и не допускали никаких вольностей в форме одежды… Разнузданный и расхлестанный вид человека, носящего форму, будь то солдат, или офицер, позорит не только воинское звание защитника Родины, но и самый народ, сыном которого он является».

Мгновенный взлет сыграл с ним злую шутку. Генерал ощутил себя более значительной фигурой, чем был в реальности.

Он телеграфировал председателю Временного правительства Александру Федоровичу Керенскому:

«Я, генерал Корнилов, вся жизнь которого с первого дня сознательного существования и доныне проходит в беззаветном служении Родине, заявляю, что Отечество гибнет. Я никогда в жизни не соглашусь быть одним из орудий гибели Родины. Довольно! Если правительство не утвердит предлагаемых мною мер и тем лишит меня единственного средства спасти армию, то я слагаю с себя полномочия главнокомандующего».

Корнилова окружали люди авантюрного склада, желавшие сместить правительство, взять власть и обосноваться в Зимнем дворце. Они внушали Корнилову, что только он спасет Россию, а стране нужна военная диктатура. Лавру Георгиевичу нравилось, когда его называли вождем.

27 августа он отправил из Ставки в Петроград 3-й конный корпус генерала Александра Михайловича Крымова для проведения операции против большевиков. Но глава правительства Керенский решил, что Корнилов намерен его сместить, и снял генерала с должности.

Корнилов приказу не подчинился.

Временное правительство приказало предать его суду как мятежника. В ответ Корнилов обещал покарать «изменников в Петрограде» и провозгласил себя правителем России. По радио — очень современно! — обратился к стране: Временное правительство действует под давлением большевиков и в соответствии с планами германского генерального штаба.

Офицеры его поддержали, но солдаты не приняли сторону генерала, потому что совершенно не хотели воевать. Армия шла за большевиками: они обещали немедленно заключить мир и распустить солдат по домам.

После неудачного Корниловского мятежа Временное правительство не продержалось в Зимнем дворце и двух месяцев. Больше всех выиграли большевики. Теперь их уже никто не сможет остановить.

На белом коне

Генерал Корнилов в конце 1917 года возглавил Добровольческую армию. Она родилась в казачьей столице — городе Новочеркасске. Сюда со всей страны устремились не признавшие октябрьский переворот в Петрограде офицеры, кадеты (воспитанники начальных военно-учебных заведений) и юнкера (курсанты военных училищ).

Они надеялись превратить Юг России в базу войны против большевиков. Верили в природный монархизм казаков. Но ошиблись. Нежелание казаков сражаться с наступавшими красногвардейцами вынудило генерала Корнилова в середине января 1918 года перевести все добровольческие формирования в Ростов-на-Дону. Но и Ростов не оправдал ожиданий: рабочее в основном население враждебно встретило офицеров.

Возникла другая идея: если донцы не желают воевать с большевиками, может, поднять кубанцев? Корнилов объявил поход на Кубань. Пробивались с боями. Добровольческая армия выработала такую тактику: фронтальная атака густыми цепями при слабой артиллерийской поддержке — не хватало ни орудий, ни снарядов. Плохо обученные красные части не выдерживали яростной атаки и отходили.

Добровольцы вышли к Екатеринодару (ныне Краснодар). Но выяснилось, что они опоздали: в городе большевики. Корнилову противостояли значительные силы красных. От Добровольческой армии осталась половина. Но генерал, не считаясь с потерями, требовал продолжать штурм города.

Генерал Деникин прямо спросил:

— Лавр Георгиевич, почему вы так упорствуете?

Командующий обреченно ответил:

— Выхода нет, Антон Иванович. Если не возьмем Екатеринодар, пущу себе пулю в лоб.

Деникин встал и с пафосом произнес:

— Выше высокопревосходительство! Если генерал Корнилов покончит с собой, то никто не выведет армии — она погибнет.

Антон Иванович ошибался. Как раз смерть Корнилова дала шанс Добровольческой армии, которую вскоре возглавит сам Деникин.

Штаб Корнилова находился в доме, который принадлежал Екатеринодарскому сельскохозяйственному обществу. Дом сохранился! Несколько лет назад я его нашел.

Ни мемориальной доски, ничего! Я не большой поклонник Лавра Георгиевича Корнилова, но он сыграл немалую роль в истории России. Как минимум храбро сражался в Первую мировую.

В восьмом часу утра снаряд, выпущенный красной артиллерией, угодил точно в комнату командующего. Когда офицеры вошли в комнату, Корнилов лежал на полу. Умирающего генерала на носилках вынесли на берег Кубани.

Он еще дышал. Антон Иванович Деникин склонился над ним. Он позднее вспоминал: глаза Корнилова были закрыты, на лице выражение мученической боли.

Это произошло 31 марта (13 апреля по новому стилю) 1918 года. Смерть командующего пытались скрыть, но безуспешно. Один-единственный снаряд попал в дом Корнилова. Именно в его комнату. И убил его одного! Мистический страх распространился в армии. «Все кончено», — обреченно говорили добровольцы.

В их представлении все было связано с Корниловым: идея борьбы, вера в победу, надежда на спасение! И когда его не стало, многим казалось, что Белое дело проиграно. Так со временем и произойдет. Белая армия проиграет Гражданскую войну…

Символично, что в ноябре 1920 года последний командующий белыми войсками генерал Петр Николаевич Врангель покинет Крым на борту бронепалубного крейсера «Генерал Корнилов».

Прежде крейсер назывался «Очаков». В первую русскую революцию уволенный со службы лейтенант флота Петр Петрович Шмидт поднял восстание на «Очакове». На следующий день мятеж был подавлен. Лейтенанта Шмидта расстреляли за «попытку к насильственному ниспровержению существующего строя». Крейсер переименовали.

Лавр Георгиевич Корнилов не был рожден для роли «генерала на белом коне». Ему лучше было бы не заниматься политикой. Он мыслил слишком прямолинейно. Но другим-то генералам сопутствовала удача. И что из этого выходило?

Генеральская экономика

Многие генералы в разных странах врывались в политическую жизнь в ореоле воинской славы, гипнотизируя избирателей блеском золотых звезд и погон. Но первый успех часто оказывался обманчивым.

В Португалии, где полвека существовала диктатура, в 1974 году молодые офицеры совершили бескровную «революцию гвоздик», провели первые демократические выборы и передали власть законно избранному правительству.

В Польше министр национальной обороны генерал армии Войцех Ярузельский в 1981 году возглавил страну и ввел военное положение, но в 1990-м провел выборы, и президентский пост перешел к лидеру оппозиции Леху Валенсе.

Есть еще одна страна, чей опыт многим нравится. История Южной Кореи — это история военных переворотов. Страной управляли сменявшие друг друга генералы — Пак Чжон Хи, Чон Ду Хван, Ро Дэ У.

При Пак Чжон Хи начался рост экономики. Корея завалила мир дешевой обувью, текстилем и другими потребительскими товарами. В семидесятые годы Пак зажал страну в кулак и стал развивать металлургию и судостроение. Во время Второй мировой Пак служил в императорской армии (Корея была оккупирована Японией) и фактически повторил японскую модель: высокий уровень сбережений, контроль над рынком, дисциплина.

Пак Чжон Хи требовал, чтобы ему еженедельно давали сводку выпуска кирпича. Но не для того, чтобы устроить разгон или снять директора завода. Президент просто хотел знать, сколько можно строить.

Даже при генералах правительство вмешивалось в экономику очень осторожно. Генералы были диктаторами лишь в политике. Сознавали, что в этой сфере надо не приказывать, а дать бизнесменам свободу. Хорошо работает только свободная экономика.

В восьмидесятые годы стало ясно, что твердая рука, генеральское правление лишь мешают стране. После трех десятилетий индустриализации Южная Корея начала превращаться в современное общество, которое требовало перемен.

Бывший генерал-десантник Ро Дэ У пришел к власти, чтобы подвести черту под эпохой военных переворотов. Было очевидно, что времена генералов в южнокорейской политике закончились. И еще больших успехов Южная Корея достигла, когда военные ушли и их место заняли избранные народом политики.

А судьба генералов, которые руководили Кореей, сложилась не очень удачно. Генерал Пак Чжон Хи был застрелен начальником собственной разведки. Два других генерала, Чон Ду Хван и Ро Дэ У, сменившие друг друга на посту президента, сели на скамью подсудимых.

В Южной Корее извлекли уроки из этой истории. Политик, который находится у власти, думает о том, что произойдет с ним после ухода в отставку. И не делает ничего такого, за что потом придется расплачиваться.

Наследство Пиночета

Спор о том, был ли военный переворот благом или несчастьем для Чили, не прекращается и по сей день. Когда в 1973 году военные под командованием генерала Аугусто Пиночета свергли законно избранного президента Сальвадора Альенде, мир содрогнулся. Когда прошло несколько лет, и в стране начался экономический подъем, на военных стали смотреть снисходительно, а потом их и вовсе принялись именовать спасителями нации.

И долгие годы многим казалось: а может быть, и в самом деле в Латинской Америке военные режимы действуют более успешно, чем гражданские правительства? Военные диктатуры казались эффективными и устойчивыми.

Сам генерал Пиночет всегда считал, что реформы можно проводить только при наличии сильной руки. Но в последние годы Чили опровергает слова генерала. Страна зажила полноценной жизнью, преуспела в развитии экономики именно после того, как военные уступили власть гражданским.

Несколько десятилетий назад двенадцать из девятнадцати латиноамериканских правительств были авторитарными. Теперь практически на всем континенте правят гражданские президенты. Политические перемены сопровождаются экономическими. После долгих лет упадка в Латинской Америке начался стремительный подъем. На всем континенте были проведены реформы: отпустили цены, сделали свободной торговлю, приватизировали государственные предприятия. Лозунг везде был один: больше рынка, меньше государства.

Генерал Пиночет в свое время сделал лишь один разумный шаг — согласился принять услуги чикагских экономистов, которые принесли с собой программу, опробованную во всех развитых странах. Но там не понадобилось совершать военный переворот, чтобы реализовать разумные экономические идеи!

Восхищение Пиночетом скрывает презрительное отношение к народу: он, дескать, неспособен распорядиться своей судьбой и нуждается в надсмотрщике, который кнутом погонит его к счастью. Демократия — роскошь, которую могут себе позволить другие страны, а на нашей почве она не приживется…

Если бы военные перевороты были верным путем к экономическому процветанию, то вся Латинская Америка давным-давно должна была бы процветать. Однако же диктатуры вели свои страны не только к кровопролитию, но и к нищете. На собственном кровавом опыте Латинская Америка убедилась в том, что нет иного выхода из кризиса, кроме развития рыночной экономики. Вот это и есть главный урок Чили — для Латинской Америки и для многих других стран. А сам генерал Пиночет последние годы жил в ожидании суда. И это тоже урок для поклонников чилийского пути.

Режим Пиночета был преступным и использовал преступников.

В нацистской Германии штандартенфюрер СС Вальтер Рауф служил в главном управлении имперской безопасности, занимался созданием технических средств для массового уничтожения людей. Душегубки — это его работа.

В конце войны Рауф руководил СД и полицией безопасности в Северной Италии. Наступавшие американские войска отправили его в лагерь для военнопленных. Он бежал. С помощью католического священника скрывался в монастыре. Отправился в Сирию. Бывший штандартенфюрер СС был назначен уполномоченным по реорганизации сирийских спецслужб. Перестроил тайную полицию, «второе бюро», по образцу гестапо.

Когда в Дамаске произошел очередной военный переворот, Рауфа обвинили в применении пыток. Рауф отправился в Латинскую Америку. Обосновался в Чили. Когда власть захватил генерал Пиночет, услуги бывшего штандартенфюрера СС вновь потребовались. Рауф работал на министерство внутренних дел, делился опытом, участвовал в пытках политзаключенных.

В ноябре 1975 года начальник чилийской тайной полиции генерал Мануэль Контрерас пригласил полсотни офицеров спецслужб из Уругвая, Аргентины, Парагвая, Боливии, Бразилии, Перу и Эквадора в Сантьяго. Здесь их приветствовал Аугусто Пиночет. Договорились помогать друг другу выслеживать и уничтожать политических врагов.

Так началась операция «Кондор» — в честь стервятника, парящего над Андами. Она объединила восемь южноамериканских военных диктатур. Они совместно планировали похищения, пытки, изнасилования и убийства политических противников.

Военные перевороты стерли демократию почти на всем континенте. Десятки тысяч людей были убиты военными правителями в семидесятых и восьмидесятых годах. Жертвы исчезали — в основном их сбрасывали в море с самолетов или вертолетов.

Почему Соединенные Штаты помогали военным диктатурам? Боялись революций в Латинской Америке.

В 1966 году аргентинский революционер Эрнесто Че Гевара попрощался со своим товарищем по оружию Фиделем Кастро и покинул Кубу, чтобы поднять революцию во всей Латинской Америке. Через год Че Гевару убили в Боливии. Но страх остался.

И в Западной Европе знали, что происходит на континенте. В 1977 году представители западногерманских, французских и британских спецслужб тайно прибыли в Аргентину для изучения методов «Кондора». Это было время расцвета левого терроризма — итальянских «Красных бригад», немецкой «группы Баадера-Майнхоф», Ирландской республиканской армии… Европейские спецслужбы не справлялись с волной террора и хотели воспользоваться методами «Кондора».

В восьмидесятые годы диктатуры рушились одна за другой, но страх перед насилием все еще преследует Латинскую Америку.

Генералы и радикалы

Иногда военные — защита от радикалов.

Турецкие генералы несколько раз брали власть в стране, ущемляя права человека, но одновременно они не пускали к власти радикальных исламистов, которые уничтожили бы демократию в стране. Однако постепенно военные утратили свое положение, а радикалы укрепились.

Нечто подобное произошло и в Пакистане. С момента объявления независимости в 1947 году страна находится в состоянии конфликта с соседней Индией, поэтому военные — хозяева страны. Они разрешают президенту, парламенту, правительству исполнять свои функции. Если генералам что-то не нравится, они убирают правительство и распускают парламент. Но пакистанские генералы сами взрастили своих врагов.

«Мы помогли создать моджахедов, — вспоминал бывший президент страны генерал Первез Мушарраф, — мы зажгли в них религиозный огонь, мы их вооружили и отправили вести джихад против советских войск в Афганистане. Мы не думали о том, как вернуть их к нормальной жизни после победы в войне. Эта ошибка нам дорого обошлась».

Спохватились, когда вооруженные ими террористы вышли из-под контроля. А фундаменталисты решили, что военные недостаточно ревностно следуют канонам ислама, да еще и опорочены сотрудничеством с Соединенными Штатами.

Радикальный ислам проник в армию, и для кого-то из офицеров исламские идеалы важнее армейского братства, что еще недавно было невозможно. Самого генерала Мушаррафа дважды пытались убить.

В первый раз его спасла американская техника, которая на несколько секунд задерживает передачу радиосигнала для взрывателя. Его кавалькада на большой скорости успела проскочить мост, под который была заложена взрывчатка. Взрыватели сработали, когда машины уже проехали.

Во второй раз камикадзе направил грузовик, набитый взрывчаткой, на его лимузин. Один из охранников пожертвовал собой, преградив своей машиной путь грузовику. Погибли четырнадцать человек. Полтора десятка исламистов потом приговорили к смертной казни. Половина из них была офицерами пакистанской армии.

И в Египте с 1952 года, когда военные взяли власть в стране, ничто не решается без армии. Гамаль абд альНасер, Анвар ас-Садат, Хосни Мубарак были военными, хотя они правили страной, сняв мундир. Всех троих ненавидели радикально настроенные исламисты.

Они несколько раз пытались убить Насера, который приказал их сокрушить. Тысячи исламистов оказались в тюрьме, многих замучили до смерти. Повесили теолога Саида Кутба, с чьим именем связывают возникновение доктрины радикального исламизма.

В окружении террориста Осамы бен Ладена всегда повторяли:

— Саид Кутб сформировал наше поколение.

Сменивший Насера на посту президента Анвар ас-Садат как человек набожный симпатизировал фундаменталистам. Не сознавал, что эти люди, готовые без колебаний пожертвовать и своей, и чужой жизнью, никогда не простят ему мира с Израилем.

Его убили 6 октября 1981 года, во время парада армии, которую он любовно пестовал. Халед аль-Исламбули, старший лейтенант египетской армии, остановил военный грузовик перед трибуной. Бросил в президента гранату и стал поливать его огнем из автомата.

Садатудачно выбрал себе преемника. Генерал Хосни Мубарак прославился во время октябрьской войны 1973 года. Он командовал военно-воздушными силами Египта, которые впервые на равных сражались с израильской авиацией. Мубарак продолжил политику своего предшественника.

И те же, кто убил Садата, охотились на Мубарака. Наконец пробил их час — началась «арабская весна». В 2011-м она смела Мубарака. Президентом стал Мохаммад Морей, лидер радикальных исламистов. Но насладиться своей победой они не успели.

При Мубараке египетская армия превратилась в высшую касту. Оснащенная современным американским оружием, она ощущает себя становым хребтом государства. Генералам не понравилось, как с ними обошелся президент Морей.

Министр обороны Абд аль-Фаттах ас-Сисси заявил:

— Мы лучше умрем, нежели позволим, чтобы народ терроризировали и шантажировали. Мы клянемся пожертвовать своей кровью ради Египта, мы защитим нацию от террористов, экстремистов и невежд.

В Иране в свое время вооруженные силы не посмели выступить против аятоллы Хомейни. Но Египет — не Иран.

Египетские генералы совершили переворот. Отстранили от власти Морей и арестовали его соратников. И очень многие египтяне были рады перевороту и благодарили военных. Президентом стал фельдмаршал ас-Сисси.

В погонах и без погон

В пятидесятые и шестидесятые годы на Востоке приходили к власти националистически настроенные молодые военные, например ливийский полковник Муаммар Каддафи. Революция означала отказ от колониального прошлого, от монархий, от старых режимов, чтобы вернуть утраченное самоуважение и добиться социальной справедливости в стране.

Военные приходили к власти, обещая свободу и равенство. Но кумиры, которыми толпа так восхищалась, устраивали себе красивую и роскошную жизнь. Сажали всех, кто мешал им наслаждаться неограниченной властью и воровать. И в конце концов люди восставали против коррумпированных диктатур.

И все-таки военные продолжают брать власть в свои руки. В Таиланде — в 2014-м, в Зимбабве — в 2017-м, в Судане и Алжире — в 2019-м, в Мали — в 2020-м. После пандемии ковида произошла целая серия военных переворотов — от Западной Африки до Юго-Восточной Азии. Генеральный секретарь ООН Антониу Гутерриш назвал это «эпидемией». Когда страна в бедственном положении, военные уверенно заявляют: только мы знаем, как спасти родину…

Вообще говоря, в самых что ни на есть демократических странах тоже к власти приходили генералы.

В роли французского президента генерал Шарль де Голль жестоко подавил товарищей по оружию, которые требовали, чтобы он не предоставлял Алжиру независимость. Военные несколько раз пытались убить генерала де Голля.

Американский генерал Дуайт Эйзенхауэр, в годы Второй мировой верховный главнокомандующий войсками союзников в Европе, кавалер советского высшего полководческого ордена «Победа», став президентом, возненавидел военно-промышленный комплекс. Он был до такой степени страстным противником войны и милитаризма, каким может быть только опытный военный.

Военные приходили к власти в разных странах и в разное время. Трудно всех стричь под одну гребенку. Опыт показывает, что политическая удача сопутствует генералам, когда они перестают быть генералами. Из генерала может выйти хороший политик, если он вовремя снимет погоны и поймет, что должен не приказывать, а убеждать. Не командовать, а следовать законам, в том числе законам экономики…

Так что бы произошло, если бы летом 1917 года генерал Корнилов взял власть?

За несколько дней до Октября известный революционер Леонид Борисович Красин, который вскоре станет наркомом и членом ЦК партии большевиков, писал жене:

«Настроение у толпы более кислое и злое, чем летом, да и в политике идет какая-то новая анархистско-погромная волна… Пожалуй, если бы Корнилов не поторопился, его выступление могло бы найти почву».

Россия находилась на распутье. При генералах мог сложиться жесткий режим, но без разрушения экономики, без раскулачивания и уничтожения крестьянства.

Последний командующий белой армией генерал Петр Николаевич Врангель начал на юге успешные экономические преобразования, сохраняя политический плюрализм. Во главе правительства он поставил Александра Васильевича Кривошеина, помогавшего Петру Аркадьевичу Столыпину проводить земельную реформу, которая в начале XX века преобразила Россию. Генералы хотели удержать страну на том пути, каким она шла с тех великих реформ, превративших Россию в одну из основных экономических держав. Россия вошла в пятерку крупнейших промышленно развитых стран.

Многие европейские государства после Первой мировой прошли через авторитарное правление. Из двадцати восьми европейских стран только одиннадцать имели демократические конституции. В большинстве воцарились диктаторские режимы. Как, скажем, в Испании, которой долгое время управлял Франциско Франко, самый молодой генерал в Европе после Наполеона. Когда он ушел, Испания отказалась от диктаторского прошлого, вернулась к нормальной жизни и вошла в общеевропейское сообщество.

Александр Керенский. Самое опасное — проявить слабость?

Министры Временного правительства, которые руководили страной с февраля по октябрь 1917 года, говорили потом, что не случись большевистского переворота, не был бы подписан сепаратный договор с кайзеровской Германией в Брест-Литовске 3 марта 1918 года. Россия закончила бы Первую мировую войну вместе с союзниками по Антанте и вместе со всеми заключила бы мир в Версале.

Но Временное правительство не позволило бы союзникам по Антанте заключить договор с разгромленной кайзеровской империей на таких невыносимо обидных для немцев условиях. Следовательно, не появился бы Адольф Гитлер, нацисты не взяли бы власть в Германии и не развязали бы Вторую мировую войну…

Более того, руководители Временного правительства были уверены, что если бы Александр Федорович Керенский оставался у власти, Российская империя бы не распалась, сохранилось бы единое государство…

В ожидании победы

Первая мировая война затянулась, но император Николай II, возложивший на себя обязанности верховного главнокомандующего, нисколько не сомневался в победе России и ее союзников по Антанте над державами Четверного союза — Германией, Австро-Венгрией, Османской империей и Болгарией.

Почему в феврале 1917 года Николай уехал из Петрограда в Могилев, где находилась Ставка? Его ждал начальник штаба верховного главнокомандующего генерал от инфантерии Михаил Васильевич Алексеев. Императору предстояло утвердить план большого наступления — в апреле, оно должно было стать сокрушающим ударом по Германии. А министр иностранных дел Николай Николаевич Покровский предложил императору готовить военную операцию, чтобы взять Босфор и Константинополь.

Сложилось мнение, будто в Первую мировую российская армия терпела поражение за поражением. Это вовсе не так!

Правда, неудачно сложилась судьба войск, которые в самом начале войны — в августе 1914 года перешли границу и начали наступление на Восточную Пруссию.

«Вторжение в Восточную Пруссию было не только нашей обязанностью, но и диктовалось нам инстинктом самосохранения, — вспоминал выдающийся военный теоретик генерал-майор царской армии Александр Андреевич Свечин. — Германия поворачивалась к нам, с началом войны, спиной. Мы должны были напрячь свои силы, чтобы больно ее укусить и помнить при этом, что чем больнее наш укус, тем скорее ее руки выпустят схваченную за горло Францию и кулаки ее обрушатся на нас».

Потери российской армии в первый год войны были значительными. Но рухнул план начальника германского генерального штаба графа Альфреда фон Шлиффена быстро разгромить Францию и после этого развернуть все силы против России. Кайзеровскому командованию пришлось изменить свои планы, ослабить нажим на Францию и перебросить войска с Западного на Восточный фронт.

Летом 1916 года Юго-Западный фронт начал успешную операцию, которая позволила нанести серьезный удар по австрийским и немецким войскам. Это знаменитый Луцкий прорыв, который при советской власти стал именоваться Брусиловским, поскольку генерал Алексей Алексеевич Брусилов перешел на сторону советской власти. На самом деле главную роль сыграл командующий 8-й армией генерал Алексей Максимович Каледин, но он был врагом большевиков, и его вычеркивали из истории.

На Кавказском фронте, которым умело командовал генерал Николай Николаевич Юденич, русские войска наступали, взяли города Эрзурум и Трапезунд.

«Российская армия, — вспоминал Уинстон Черчилль, в ту пору первый лорд адмиралтейства, — вступила в кампанию 1917 года непобедимой и более сильной, чем когда-либо».

Генералы понимали, что Первая мировая будет выиграна. Но зачем делить победу с императором? Ни генералы, ни депутаты Государственной думы, очень влиятельной в ту пору, не желали позволить императору победоносно закончить войну. Победителями должны были стать они сами. И по праву управлять послевоенной Россией. Потому и решили в феврале 1917 года избавиться от императора.

Если бы правительство не свергли

Для Франции и Англии, да и для других европейских стран Первая мировая стала кровавой бойней. Погибло вдвое больше британцев, втрое больше бельгийцев и вчетверо больше французов, чем во Вторую мировую.

Франция потеряла больше всех. Под ружье призвали восемь миллионов человек. Погибли почти полтора миллиона. Еще полмиллиона попали в плен и пропали без вести. Ежедневно на поле боя находили свою смерть примерно девятьсот французских солдат. Как говорить о победе при таких ужасающих потерях?

Разгром французской армии в начале войны привел к тому, что немецкие войска глубоко вторглись на территорию страны, готовились штурмовать Париж. В результате всю войну боевые действия шли на французской территории. Отчаяние распространилось по стране. Разочарование и усталость были столь велики, что во французской армии начался мятеж. Целые дивизии выходили из повиновения. Солдаты дезертировали, штурмом брали поезда на Париж и требовали создания солдатских советов, как это происходило в России.

В Англии среди мобилизованных в армию (это в основном рабочий класс) погиб каждый десятый. А среди офицеров, то есть, как правило, младших сыновей аристократических семейств, — каждый пятый! Никогда британская аристократия не несла таких потерь.

— Когда я вижу список убитых, — печально констатировал тогдашний британский премьер-министр Дэвид Ллойд Джордж, — то думаю, зачем нам было одерживать все эти победы?

Британия вступила в войну как мировой кредитор, а окончила вся в долгах. Франция пострадала больше всех, но Англия потратила больше других. И после окончания боевых действий премьер-министр Ллойд Джордж обещал «выжать из германского лимона все».

Разгром, крах, бегство — к российской армии в Первую мировую это не относилось. Российская армия действовала значительно удачнее.

В 1916 году Россия согласилась еще и напрямую помочь изнемогающей Франции. Из Парижа прибыли министр юстиции Рене Вивиани и министр вооружений Альбер Тома. 28 апреля в Могилеве, где находилась Ставка, они подписали соглашение об отправке русских войск во Францию.

Император откликнулся на просьбу Парижа компенсировать потери французских войск в боях с немцами. Отправил во Францию сорок тысяч солдат — четыре бригады. Среди тех, кого послали воевать на Западный фронт Первой мировой, был будущий министр обороны СССР маршал Родион Яковлевич Малиновский.

После окончания войны Франция потребовала отрезать от Германии Эльзас и Лотарингию, где была сосредоточена горно-металлургическая промышленность, и Саарскую область, богатую углем. Польша, только что получившая независимость, претендовала на Верхнюю Силезию с ее угольными месторождениями и порт Данциг (Гданьск). Литва рассчитывала на порт Мемель (Клайпеда). Дания желала получить северную часть Шлезвиг-Гольштейна.

Русскую землю в Первую мировую немецкий сапог не топтал. Поэтому и не возникло такого страстного желания отомстить, заставить немцев расплатиться за причиненные ими страдания и компенсировать потери.

Если бы Временное правительство оставалось у власти, российская делегация участвовала бы в переговорах в Версале, где победители в Первой мировой определяли будущее Европы. И российская дипломатия позаботилась бы о том, чтобы условия мирного договора были иными — менее обидными и не воспринимались бы в Германии как несправедливые, грабительские и глубоко унизительные. Именно эти настроения приведут к власти нацистов во главе с Гитлером…

Да и ситуация внутри России была бы иной. Если бы Временное правительство не свергли, не вспыхнула бы Гражданская война, и империя бы не рассыпалась.

Принято считать, будто национальные движения разрушили Российскую империю. На самом деле в 1917-м сепаратизма еще не было. Народы России желали всего лишь культурной автономии, сохранения родного языка, традиций, желали, чтобы их интересы учитывались высшей властью в далекой столице…

Политический сепаратизм, выход из состава России, попытки создать самостоятельные государства начались уже после октября 1917 года, после прихода к власти большевиков.

Его носили на руках!

Деятельность Временного правительства и по сей день остается недооцененной. Но если бы не Октябрь, Россия стала бы крупнейшей индустриальной державой, не заплатив такой страшной цены, которую ее заставили заплатить большевики.

Что произошло в 1917-м?

В феврале императора заставили отказаться от власти. Предполагалось, что Николай передаст трон сыну — цесаревичу Алексею. Но он был неизлечимо болен. Сознавая, что век больного мальчика не будет долгим, Николай не хотел с ним разлучаться.

Изменил свою ВОЛЮ:

«Мы передаем наследие наше брату нашему великому князю Михаилу Александровичу и благословляем его на вступление на престол Государства Российского».

Рвущийся к власти истеблишмент такой вариант не устроил. Председатель государственной думы Михаил Владимирович Родзянко связался с начальником штаба верховного главнокомандующего генералом Алексеевым:

— Кандидатура Михаила Александровича как императора неприемлема.

Родзянко сообщил Алексееву, что найдено иное решение: будет созвано Учредительное собрание.

А пока что власть берет на себя Временное правительство:

— Это гарантирует колоссальный подъем патриотических чувств, небывалый подъем энергии, абсолютное спокойствие в стране, и победа, самая блестящая, этим обеспечивается. Войска в Петрограде, услышав такое решение, начали успокаиваться.

Председатель Думы не понимал, что происходит в стране.

Устранение Николая — это дворцовый или военный переворот. А вот после того, как он покинул трон, произошел слом государственной машины и общественного строя. Очень скоро исчезла и Государственная дума — законно избранный парламент. Тогда и началась революция, разрушившая империю.

Временное правительство рассчитывал возглавить Родзянко, который называл себя «самым большим и толстым человеком в России». Он верил в свои таланты.

Самоуверенно сказал:

— Дайте мне власть, я расстреляю, но в два дня все будет спокойно и будет хлеб.

Но коллеги-депутаты назвали другое имя — князь Львов: хороший человек и безупречный работник, талантливый организатор, чуждый интриг.

Министр-председатель и одновременно министр внутренних дел Временного правительства князь Георгий Евгеньевич Львов вел свой род от Рюриковичей. В Первой Государственной думе он руководил врачебно-продовольственным комитетом: по всей стране создавал пекарни, столовые и лечебницы для голодающих, погорельцев, малоимущих. В начале войны князя избрали главноуполномоченным Всероссийского земского союза помощи больным и раненым воинам.

Руководители Временного правительства искренне говорили:

— Мы не сохраним этой власти ни минуты после того, как свободные, избранные народом представители скажут нам, что они хотят на наших местах видеть людей, более заслуживающих доверия. Господа, власть берется в эти дни не из сладости власти. Это — не награда и не удовольствие, а заслуга и жертва.

И князь Львов вскоре по собственной воле ушел из правительства. Его сменил Александр Федорович Керенский.

Они с Лениным — земляки, оба из Симбирска. Словесность Ленину преподавал (и читал его первые сочинения) директор симбирской гимназии Федор Михайлович Керенский, отец будущего главы Временного правительства. Как и Ленин, Александр Керенский стал юристом и тоже оказался в контрах с царской властью. Но не ушел в подполье и не эмигрировал. Прославился участием в громких политических процессах и был избран в Государственную думу, где стал одним из самых заметных депутатов.

Как и Ленин, придерживался радикально левых взглядов. Но присоединился не к социал-демократам, как Владимир Ильич, а к эсерам, социалистам-революционерам — это была главная партия, представлявшая интересы крестьян, большинства населения России.

Сразу после Февральской революции назначенный министром юстиции Керенский выступал в Таврическом дворце. Он появился на трибуне Екатерининского зала, и тысячная толпа зааплодировала.

— Товарищи! — говорил Александр Федорович. — В своей деятельности я должен опираться на волю народа. Я должен иметь в нем могучую поддержку. Могу ли я верить вам, как самому себе? (Бурные овации, возгласы: «Верим, верим!») Товарищи, я не могу жить без народа, и в тот момент, когда вы усомнитесь во мне, — убейте меня! (Новый взрыв оваций.) Товарищи, позвольте мне вернуться к Временному правительству и объявить ему, что я вхожу в его состав с вашего согласия, как ваш представитель.

Зал разразился бурными аплодисментами, переходящими в овацию, и возгласами: «Да здравствует Керенский!» Рабочие и солдаты подняли Керенского на руки и понесли. Кого еще из министров носили на руках?

Александр Федорович стал вторым и последним главой правительства, которое объявило амнистию по всем делам политическим и религиозным, свободу союзов, печати, слова, собраний и стачек. Отменило все сословные, вероисповедные и национальные ограничения. Начало подготовку к созыву на началах всеобщего, равного, прямого и тайного голосования Учредительного собрания, которое должно было установить форму правления и принять конституцию страны…

После Февраля не было в России более популярного и обожаемого политика. Но Керенский вовсе не был самовлюбленным нарциссом.

«Радостное и даже восторженное ощущение себя как избранника судьбы и ставленника народа в нем, бесспорно, чувствовалось, — замечал современник, — но «хвастовства» и «замашек бонопартеныша», в чем его постоянно обвиняли враги как слева, так и справа, в нем не было…»

Его судьба похожа на судьбу Михаила Сергеевича Горбачева: сначала невероятный восторг, потом полное неприятие. Александр Федорович был государственником и патриотом. И при этом вот уже сто с лишним лет над Керенским принято только издеваться.

Он потерпел поражение. Но почему?

«Думаю, что, если бы Керенский чаще пользовался своим бесспорным правом на отдых, — писал философ Федор Августович Степун, в ту пору начальник политуправления военного министерства, — дело революции от этого только бы выиграло. Большинство сделанных Керенским ошибок объясняется не тою смесью самоуверенности и безволия, в которой его обвиняют враги, а полной неспособностью к технической организации рабочего дня. Человек, не имеющий в своем распоряжении ни одного тихого, сосредоточенного часа в день, не может управлять государством.

Если бы у Керенского была непреодолимая страсть к ужению рыбы, он, может быть, не проиграл России большевикам. Руководство людьми, да еще в революционную эпоху, требует, как всякое искусство, интуиции. Интуиция же, младшая сестра молитвы, любит тишину и одиночество».

Но дело было не в усталости и не в дефиците свободного времени. Демократия — не подарок, не самостоятельно действующий механизм, а форма политической культуры, которую следует развивать и поддерживать. От Февраля до Октября прошло слишком мало времени. От внезапно свалившейся свободы растерялись. Вертикаль власти рухнула, а привычки к самоорганизации не было. Она бы появилась, но не хватило времени.

Говорили, что Россия не готова к демократии. Ребенок рождается на свет не красавцем. Трудно в этом крохотном существе разглядеть будущую красавицу или олимпийского чемпиона. Но на этом основании не надо выплескивать с водой и ребенка. Ему надо вырасти. А демократия в России такого шанса не получила.

Правящий класс, политический истеблишмент поначалу был доволен Февральской революцией семнадцатого года. Добились, чего хотели: императора нет, вся власть наша! И вдруг неприятное открытие. Выяснилось, что они в России не одни, — есть еще целая страна, народ.

Свергнув Николая II, герои Февраля предельно упростили ситуацию: во всем виновата слабая и предательская власть. Вместо поиска сложных решений — одно простое: сменить власть! Как удобно все свалить на козни врага и снять с себя любую ответственность за происходящее в тылу и на фронте.

А крестьяне в серых шинелях охотно подхватили эту простую и понятную мысль! Но они не удовлетворились одним лишь императором. Выплеснулись копившиеся веками обиды. Врагами стали богатые и преуспевшие. Счет был предъявлен всему правящему классу, истеблишменту, образованным слоям. Требовали низких цен, наказания богатых, черного передела земли… Временное правительство не могло это исполнить и было сочтено слабым правительством. А со слабыми не считаются.

Образованный слой, русские европейцы жаждали политических и социальных перемен — свободы и равноправия. Из подданных — в граждане. Ради этого вели борьбу с устаревающей царской властью. Эта борьба могла увенчаться успехом путем компромиссов, уступок, эволюции. Но не хватило ответственности! В феврале семнадцатого сломали власть. Вместо того, чтобы кропотливо улучшать жизнь. Спешили разрушить старый порядок, а уничтожили порядок как таковой. Хотели обновить Россию, а стали ее корежить.

Крестьяне, составлявшие абсолютное большинство населения страны, не хотели свергать императора. Они просили другого: прекратить войну и раздать им землю. Но крестьяне быстро осознали все выгоды нового положения. Нет царя, нет полиции, нет помещика, значит, исчезли и прежние права на землю. Ее можно брать!

Динамику толпы умело оседлали большевики. Крестьяне ждали, что им раздадут помещичьи и церковные земли. А заодно мечтали избавиться от помещиков, от чиновников, от сборщиков налогов, вообще от любых начальников. И вот сбылось!

Отречение императора Николая II, опустевший трон воспринимались весной 1917 года как исчезновение власти вообще. Полная свобода! Делай что хочешь! Крушение монархии в определенном смысле воспринималось и как крушение церкви. Ведь император был ее главой. Нет императора — нет и веры…

После отречения императора крестьяне любую власть считали незаконной — не признавали права Временного правительства управлять и наказывать. Да и закону подчиняться не хотели, считалось, что законы вправе издавать только Учредительное собрание, а когда оно еще соберется. Крестьяне наслаждались открывшимися возможностями. Полной свободой и вседозволенностью.

Страна разрушалась на глазах. И Керенский уже ничего не мог предложить для спасения разваливавшейся и впадавшей в нищету страны.

Расстрельный приказ

«Говорят, что Керенский развелся и на днях женился на какой-то артистке; утверждают, что венчание было в Зимнем дворце, — записал в дневнике в августе 1917 года профессор-историк Юрий Владимирович Готье. — Как все это печально и грустно! В Петербурге: солдаты грызут семечки, обыватель в панике перед немцами».

В реальности Александр Федорович не развелся и не женился вновь. Это миф. Как и многое другое, что о нем рассказывали и писали. А он пытался спасти Россию, где политические дебаты уже велись с помощью оружия.

В 1917 году судьбу страны решал человек с ружьем. Солдаты не хотели воевать и бросали фронт при каждом удобном случае. Заставить их не только продолжать войну, но и хотя бы тащить армейскую лямку было невозможно. Поэтому солдаты просто возненавидели правительство, которое считало своим долгом сражаться с Германией до победы.

Военно-политический отдел Ставки докладывал о настроениях солдатской массы накануне октября:

«Неудержимая жажда мира, стихийное стремление в тыл, желание прийти к какой-нибудь развязке… Армия представляет собой огромную, усталую, плохо одетую, с трудом прокармливаемую, озлобленную толпу людей, объединенных жаждой мира и всеобщим разочарованием».

Не антимонархические чувства привели к падению монархии. Наоборот: свержение императора словно санкционировало общенациональный погром. Николая лишили престола — и все развалилось. Было государство — и в один день рухнуло. Революция началась, когда решения стали принимать не в кабинетах, а на улице.

Только поняли это не сразу.

Но многим нравилась такая жизнь! Без царя и без веры. Без полиции и чиновников. Без обязанностей и без работы. Зачем трудиться, если в стране бесконечный праздник? Первая мировая высвободила разрушительные инстинкты человека. Тонкий слой культуры смыло. Все сдерживающие факторы — традиции, правила, запреты — исчезли. С фронта вернулся человек, который все проблемы привык решать силой. В революцию власть, полиция, суд словно испарились. Некому стало соблюдать закон. А раз нет закона, то и моральные нормы словно отменили.

— Если не хотят мне верить и за мной следовать, я откажусь от власти, — бросил в отчаянии Александр Керенский. — Никогда я не употреблю силы, чтобы навязать свое мнение… Когда страна хочет броситься в пропасть, никакая человеческая сила не сможет ей помешать, и тем, кто находится у власти, остается одно — уйти.

Тогдашний французский посол в России недоуменно заметил:

— Когда страна находится на краю бездны, то долг правительства — не в отставку уходить, а с риском для собственной жизни удержать от падения в бездну.

Керенский пытался наладить сотрудничество различных политических сил, искал компромисса. Но в семнадцатом году выяснилось, что самое опасное для начальства — проявить слабость. Если бы глава Временного правительства Александр Федорович Керенский действовал методами большевиков, кто бы лишил его власти?

«Начальник политического сыска доложил руководству военного министерства о заговорщических планах некоторых правых и левых организаций, — вспоминал Федор Степун. — Мы решили добиться от Керенского ареста и высылки некоторых подозрительных лиц. После длившихся до полуночи разговоров Керенский согласился с нашими доводами. Но на рассвете, когда адъютант принес указ о высылке, Керенский наотрез отказался подписать его.

Бледный, усталый, осунувшийся, он долго сидел над бумагою, моргая красными воспаленными веками и мучительно утюжа ладонью наморщенный лоб. Мы молча стояли над ним и настойчиво внушали ему: подпиши. Керенский вдруг вскочил со стула и почти с ненавистью обрушился на нас:

— Нет, не подпишу! Какое мы имеем право, после того как мы годами громили монархию за творящийся в ней произвол, сами почем зря хватать людей и высылать без серьезных доказательств их виновности. Делайте со мною что хотите, я не могу».

Вопрос о введении вновь смертной казни был тяжким испытанием для революционных деятелей.

«Мне, — вспоминал начальник политуправления военного министерства, — пришлось принести на подпись Керенскому только что вынесенный на фронте смертный приговор. Быстро пробежав бумагу, Керенский безо всяких колебаний заменил высшую меру наказания тюремным заключением… Он просто сделал самое для либерала и правозащитника привычное дело… Он вовсе не был на все решившимся революционным вождем».

На одном совещании генерал Корнилов сказал, что не желавший сражаться полк, узнав о том, что отдан приказ о его истреблении, сразу же вернулся на позиции. Лавру Георгиевичу зааплодировали.

Керенский возмутился:

— Как можно аплодировать, когда вопрос идет о смерти? Разве вы не понимаете, что в этот час убивается частица человеческой души?

Видеть в его словах проявления слабости и безволия могут только нравственные уроды, заметил современник.

24 октября, за день до Октябрьской революции, Керенский выступал в Мариинском дворце в Совете Республики — это был так называемый предпарламент, образованный представителями различных партий и общественных организаций. Совету Республики предстояло действовать до созыва Учредительного собрания.

Глава правительства говорил о большевиках:

— Организаторы восстания содействуют правящим классам Германии, открывают фронт русского государства перед бронированным кулаком Вильгельма и его друзей… Я квалифицирую такие действия русской политической партии как предательство и измену Российскому государству.

Он сообщил, что распорядился начать соответствующее судебное следствие и провести аресты. Поздно!

«Александр Федорович Керенский проиграл борьбу за власть, проиграл революцию, проиграл Россию, — писал один из его соратников. — И тем не менее я продолжаю настаивать на том, что линия Керенского была единственно правильной… Вина Керенского не в том, что он вел Россию по неправильному пути, а в том, что он недостаточно энергично вел ее по правильному».

Он не мог преодолеть себя и залить страну кровью ради удержания власти. А его противники могли.

Когда большевики взяли власть, Керенский покинул Петроград (и вовсе не в женском платье, как про него рассказывали), эмигрировал во Францию, редактировал эмигрантскую газету «Дни». Когда нацистская Германия напала на Францию летом 1940 года, перебрался в США. Он работал в Гуверовском институте войны, революции и мира — это часть престижного Стэнфордского университета.

Я был в Гуверовском институте — на съемках. Там хранятся крупнейшие коллекции документов русской эмиграции. В этом архиве потрясающе интересные документы, которые помогают понять, что потеряла Россия в результате революции и Гражданской войны.

Князь Алексей Павлович Щербатов, тоже покинувший Россию, познакомился с Керенским уже после войны, в Соединенных Штатах:

«Он обладал неотразимым обаянием, выглядел моложаво и пользовался успехом у женщин даже в преклонные годы. Американские знакомые называли его «мистер президент», кланялись ему, что льстило Керенскому необыкновенно. Он всегда старался казаться молодым: зимой ходил, не покрывая головы со стриженными бобриком седоватыми волосами; будучи близоруким, опирался на палочку, но передвигался быстро, почти бегом. При этом любил пользоваться не очками, а лорнетом на черной ленте, что выглядело несколько нелепо. Но я знал, что за внешней маской своеобразной бравости скрывался человек одинокий, довольно слабый, всеми отвергнутый».

Он ушел из жизни летом 1970-го. В том году в Советском Союзе пышно отмечалось столетие Владимира Ильича Ленина, который в семнадцатом переиграл Керенского. Но Александр Федорович пережил Ленина почти на полвека.

Карл Либкнехт и мировая революция

После Первой мировой войны бушевала не только Россия, а едва ли не вся Европа. Революция за революцией. Германия восстала через год после России. Осенью 1918 года немецкие солдаты и рабочие вышли на улицы под красными флагами. Власть, можно сказать, упала им в руки.

Что бы произошло, если бы социалистическая революция победила не только в России, айв Германии тоже? Если бы две крупнейшие континентальные державы стали коммунистическими, Красная Москва и Красный Берлин объединили свои усилия в борьбе против Запада? В Москве уже грезили о том, как будут действовать сообща две Красные армии — российская и немецкая! И кто в разрушенной и обескровленной мировой войной Европе мог им противостоять? Что тогда? Вся Европа стала бы коммунистической…

Владимир Ильич Ленин поставил задачу:

«Наше дело — есть дело всемирной пролетарской революции, дело создания всемирной Советской республики».

Большевики, которые взяли власть в октябре 1917 года, жили в ожидании мировой революции, считали, что построение социализма возможно только одновременно со всей Европой. И союзники большевиков левые эсеры тоже исходили из того, что без поддержки мировой революции в России подлинный социализм не построить.

В Москве не только ждали, но и торопили мировую революцию! Прежде всего ждали победы коммунистов в Германии.

Генеральный секретарь ЦК партии большевиков Иосиф Виссарионович Сталин говорил на заседании политбюро 21 августа 1923 года:

— Либо революция в Германии провалится и побьют нас, либо революция удастся, все пойдет хорошо, и наше положение будет обеспечено. Другого выбора нет.

Так что же помешало? Убийство вождя немецких коммунистов Карла Либкнехта?

Левых приводит к власти тяжелая жизнь. Когда Первая мировая война подошла к концу, Германия и Австро-Венгрия восстали под красным знаменем, намереваясь последовать примеру России и свергнуть империалистические правительства. Финские красногвардейцы сообщили в Петроград: «Буржуазное правительство свергнуто революционным движением рабочего класса». Казалось, мировая революция шагает по Европе.

В Германии 4 ноября 1918 года портовый город Киль оказался во власти Совета рабочих и матросов. Повсюду появились красные флаги. У офицеров срывали погоны и отбирали оружие. Руководителем города стал социал-демократ Густав Носке. Его первый приказ — офицеров кормить так же, как и рядовых солдат и матросов.

5 ноября революция победила в Любеке, 6 ноября в Гамбурге, затем в Бремене, Ганновере, Лейпциге, Штутгарте и Мюнхене. К массовым демонстрациям присоединились солдаты кайзеровской армии.

Кайзер Вильгельм, как и годом раньше российский император, в момент начала революции находился в штабе армии. Вечером 8 ноября 1918 года в штаб поступила телеграмма от имперского канцлера принца Макса Баденского, который сообщал, что не сможет сдержать восстание, если кайзер не отречется. Вильгельм уже лег спать, и никто не посмел его разбудить.

Утром кайзер вызвал к себе начальника генерального штаба генерал-фельдмаршала Пауля фон Гинденбурга и первого генерал-квартирмейстера генерала Вильгельма Тренера. Кайзер ждал поддержки. Но генералы в один голос доложили кайзеру, что армия неспособна сражаться и жаждет мира.

Генерал Тренер дал императорским приближенным совет, продиктованный отчаянием: пусть император отправится на фронт, в окопах сражается плечом к плечу со своими солдатами и, если такова будет воля провидения, погибнет. Жертва императора — единственное, что спасет монархию.

Кайзер не внял совету своего генерала. Вильгельм на личном поезде уехал в Голландию. На границе он покорно сдал свою саблю голландскому таможенному чиновнику. Как и в России в феврале семнадцатого, никто не стал защищать императорскую власть.

Утром имперский канцлер принц Макс Баденский обнародовал сообщение об отречении от трона кайзера Вильгельма II. В час дня объявил и о своей отставке.

«День, которого Маркс и его друг Энгельс страстно ждали всю свою жизнь, — писал современник, — наступил. В столицу империи боевым строем вступает революция. Твердой, ритмической поступью рабочие батальоны из Шпандау и пролетарских окраин на севере и востоке Берлина движутся к центру города, твердыне императорской власти. За ними десятки тысяч. Они идут и идут».

Рабочие пришли к Рейхстагу с требованием немедленного мира. С балкона к ним обратились лидеры социал-демократов Филипп Шейдеман и Фридрих Эберт, которые обещали немедленно выйти из войны и провозгласили Германскую республику.

Берлинский совет рабочих и крестьянских депутатов передал власть Временному правительству, главой которого стал лидер германских социал-демократов Фридрих Эберт. Он призвал созвать конституционную ассамблею, которая создаст основы демократической республики.

А руководитель коммунистического «Союза Спартака» Карл Либкнехт провозгласил создание социалистической республики:

— День революции наступил! Мы добились мира. Мы должны напрячь все силы, чтобы образовать правительство рабочих и солдат и создать новый государственный строй пролетариата, строй мира, счастья и свободы.

Председатель ВЧК Феликс Эдмундович Дзержинский возвращался через Берлин из Швейцарии, где навещал жену и сына, после того как они не виделись восемь лет.

Он писал жене из германской столицы:

«Моя дорогая! Вчера здесь состоялся ряд собраний, на которых выступал Карл Либкнехт, а потом — демонстрация. Демонстрантов разгоняли шашками, имеются тяжелораненые. Часть демонстрантов прорвалась через полицейские оцепления и остановилась перед советским посольством, приветствуя его, размахивая шапками и платками, провозглашая возгласы «Хох!». Это лишь начало движения.

Роза Люксембург все еще сидит, и неизвестно, когда ее освободят. Ожидают, что скоро. Либкнехт полностью солидаризируется с нами. В более широких кругах партии слаба еще вера в собственные силы».

В Баварии левые провозгласили советскую республику и принялись создавать Красную армию по советскому образцу. В Венгрии создалось коммунистическое правительство. В Австрии власть пытались взять коммунисты. И французы громко бунтовали и строили грандиозные социальные планы — здесь исторически тяготеют к левизне: Великая французская революция, революция 1848 года, Парижская коммуна…

Левые настроения распространились и в Англии. Двести тысяч британских солдат в разгар войны не отсылали на фронт, где они были так нужны, а держали дома — на случай мятежа, который мог перерасти в революцию.

2 марта 1919 года в Москве представители различных компартий учредили Коммунистический интернационал — объединение коммунистов, поклявшихся совершить мировую революцию и установить повсюду советскую власть.

Попытка построить коммунизм в России уже обернулась голодом. Поэтому глава советского правительства Ленин распорядился обеспечить борцов за мировую революцию всем необходимым:

«Поручить наркомату продовольствия устроить особую лавку (склад) для продажи продуктов (и других вещей) иностранцам и коминтерновским приезжим… В лавке покупать смогут лишь по личным заборным книжкам только приезжие из-за границы, имеющие особые личные удостоверения».

В марте 1919 года прошло первое заседание Исполкома Коминтерна. Его возглавил член политбюро и хозяин Петрограда Григорий Евсеевич Зиновьев. Годы эмиграции он провел вместе с Владимиром Ильичем Лениным и Надеждой Константиновной Крупской. Более близкого человека у них не было.

Партия большевиков считалась всего лишь одной из секций Коминтерна, таким образом Григорий Зиновьев формально оказался руководителем всего мирового коммунистического движения, которое просило помощи у Москвы.

Ян Антонович Берзин, секретарь Исполнительного комитета Коммунистического интернационала, 28 августа 1919 года писал Зиновьеву:

«Переговорив с Владимиром Ильичем, мы пришли к заключению, что пяти миллионов мало, что нужно увеличить отправляемую сумму до 20 миллионов франков (приблизительно — 1 млн фунтов стерлингов)… Скажем, половину нужно сохранить как запасной фонд, остальные — немедленно распределить между коммунистическими и левосоциалистическими группами Западной Европы и Америки, причем спартаковцам нужно дать сразу же крупную сумму (несколько миллионов) — они давно просят».

Штаб не справился

Во время войны с Польшей в 1920 году Ленин решил, что если Красная армия через польскую территорию подойдет к Берлину, то и в Германии вспыхнет революция. Будущий маршал Михаил Николаевич Тухачевский командовал наступлением на Польшу под лозунгами «Даешь Варшаву! Даешь Берлин!». Речь, разумеется, шла не о захвате этих европейских столиц, а об экспорте революции.

23 июля 1920 года, когда Красная армия наступала на Варшаву, Ленин телеграфировал Сталину:

«Зиновьев, Бухарин, а также и я думаем, что следовало бы поощрить революцию тотчас в Италии. Мое личное мнение, что для этого надо советизировать Венгрию, а может, также Чехию и Румынию».

Сталин, вдохновленный видениями близкой мировой революции, ответил Ленину:

«Теперь, когда мы имеем Коминтерн, побежденную Польшу и более или менее сносную Красную армию, когда, с другой стороны, Антанта добивается передышки в пользу Польши для того, чтобы реорганизовать, перевооружить польскую армию, создать кавалерию и потом снова ударить, может быть, в союзе с другими государствами, — в такой момент и при таких перспективах было бы грешно не поощрять революцию в Италии…

На очередь дня Коминтерна нужно поставить вопрос об организации восстания в Италии и в таких еще не окрепших государствах, как Венгрия, Чехия (Румынию придется разбить)… Короче: нужно сняться с якоря и пуститься в путь, пока империализм не успел еще мало-мальски наладить свою разлаженную телегу, а он может еще наладить ее кое-как на известный период…»

Но польская кампания оказалась неудачной. И быстро выяснилось, что интересы мировой революции входят в противоречие с интересами российского государства. Первым сомнение выразил нарком по военным и морским делам Лев Давидович Троцкий.

23 июня 1921 года он обратился к делегатам III конгресса Коминтерна:

— Капитал все еще царствует во всем мире, и нам необходимо взвесить, все ли еще остается верной, в общем и целом, занятая нами позиция, рассчитанная на мировую революцию?

Услышав слова Троцкого, многие возмутились: неужто сиюминутные интересы государства поставят крест на великой цели мировой революции?

В Москве по-прежнему мечтали о соединении русской и немецкой революций. Две крупнейшие континентальные державы определили бы судьбу всего континента.

Вдохновленный этой перспективой генсек Сталин написал открытое письмо главному редактору газеты коммунистов «Роте фане» Августу Тальгеймеру:

«Грядущая революция в Германии является самым важным мировым событием наших дней. Победа революции в Германии будет иметь для пролетариата Европы и Америки более существенное значение, чем победа русской революции шесть дет назад. Победа германского пролетариата несомненно переместит центр мировой революции из Москвы в Берлин».

Русские блюда, язвительно писал один из руководителей Коминтерна Карл Радек, подаются в европейских ресторанах без острого соуса настоящей московской кухни. Конечно, этот соус слишком остер для буржуазного желудка, поскольку состоит из трех компонентов, без которых не может быть настоящего русского блюда, — революции, диктатуры пролетариата и правящей компартии…

Но в Европе одна революция за другой были подавлены. В 1943 году Коминтерн распустили. Считается, что Сталин во время войны, разочаровавшись в идее интернационализма, сделал ставку на русскую патриотическую идею. Но из дневников генсека Исполкома Коминтерна болгарского революционера Георгия Димитрова следует, что Сталин задумал это еще до войны. Мировая революция не получалась. Коминтерн, штаб мировой революции, со своей задачей не справился и стал мешать.

Исполком Коминтерна постепенно превратился в своего рода министерство по делам компартий с колоссальным документооборотом. В бывшем центральном партийном архиве я просмотрел многие десятки толстенных папок — материалы секретариата Коминтерна. В основном это донесения компартий — оценка обстановки в своих странах, просьбы помочь деньгами и принять на учебу местных активистов.

А из Москвы потоком шли руководящие указания. Немецкая коммунистка Клара Цеткин, которая возглавляла Международный женский секретариат (составная часть Коминтерна), писала: Коминтерн превратился «в мертвый механизм, который, с одной стороны, проглатывает приказы на русском языке, и, с другой, выдает их на различных языках».

Заменить распущенный Коминтерн, то есть наладить связи, в том числе конспиративные, с иностранными компартиями, поручили отделу международной информации ЦК ВКП(б), созданному решением политбюро 27 декабря 1943 года. Заведовал отделом тот же Георгий Димитров, недавний глава Коминтерна.

Отдел печати и радиовещания Исполкома Коминтерна преобразовали в Научно-исследовательский институт № 205 при ЦК ВКП(6). Институт вел радиовещание на пятнадцати иностранных языках, а также издавал закрытые бюллетени о ситуации в оккупированных странах и о движении сопротивления. Кроме того, институт занимался радиоперехватом. Каждый день высшему начальству готовили закрытый обзор иностранного радиовещания.

«Первоочередной задачей в области пропаганды в нынешней ситуации считаем организацию действенной радиопропаганды на заграницу, — писал Георгий Димитров секретарям ЦК ВКП(б), — и наши главные силы посвящены выполнению этой задачи».

После Второй мировой Европа вновь голосовала за левые партии. В Англии победили лейбористы с социалистической программой, обещанием централизованной экономики и госконтроля. Во Франции численность компартии достигла в конце 1945 года девятисот тысяч человек, в Италии — больше полутора миллионов. Это были крупнейшие партии в своих странах, завоевавшие репутацию своим сопротивлением оккупантам. В конце ноября 1947 года лидер итальянской компартии Пальмиро Тольятти призвал свернуть реакционное правительство. Казалось, еще немного, и начнется революция.

Вождь французских коммунистов Морис Торез на пресс-конференции в 1951 году обещал, что Красная армия «в один прекрасный день вступит на Елисейские Поля как армия освобождения». В Греции коммунисты вели настоящую партизанскую войну. Они контролировали горные районы и надеялись взять власть во всей стране. Соединенные Штаты приложили тогда огромные усилия, чтобы приглушить красную волну в Европе.

Сталин по-своему до конца жизни верил в победу мировой революции. Многие удивлялись, почему на склоне жизни вождь заинтересовался языкознанием.

«Не зря Сталин занялся вопросами языкознания, — объяснял его ближайший соратник Вячеслав Михайлович Молотов. — Он считал, что, когда победит мировая коммунистическая система, а он все дела к этому вел, главным языком межнационального общения станет язык Пушкина и Ленина».

— Молотов все рассматривал через призму борьбы за коммунизм, — вспоминал многолетний посол в США Анатолий Федорович Добрынин. — Во время поездки по Соединенным Штатам сказал, что США — самая удобная страна для социализма и коммунизм там наступит быстрее, чем в других странах…

А на американцев гнетущее впечатление произвела победа китайских коммунистов в 1949 году. Едва ли не полмира окрасилось в красный цвет. Страх витал в столице Соединенных Штатов. Говорили, что коммунисты вот-вот захватят и Америку.

Вождь китайской революции Мао Цзэдун уверенно говорил о том, что во имя мировой революции не надо бояться ни атомной бомбы, ни ракетного оружия. Социалистические страны все равно победят.

— Давайте прикинем, сколько людей может погибнуть, если разразится война, — рассуждал с трибуны Мао. — Погибнуть может одна треть или даже чуть больше, может, половина. Я бы сказал, даже принимая худший вариант: пусть половина погибнет, а половина останется в живых, но империализм будет стерт с лица земли, и весь мир станет социалистическим.

У себя дома на съезде партии 17 мая 1958 года Мао повторил:

— Не раздувайте страхи насчет мировой войны. Самое большее — умрет сколько-то народу. Сгинет половина населения — такое уже происходило несколько раз в китайской истории. Это даже хорошо, если исчезнет половина населения, неплохо, даже если исчезнет одна треть…

От слов Мао содрогнулись даже его закаленные товарищи по мировому коммунистическому движению.

На встрече в Кремле руководитель итальянских коммунистов Пальмиро Тольятти растерянно спросил китайского ВОЖДЯ:

— Что же останется от Италии после такой войны?

Мао холодно ответил:

— А кто сказал, что Италия должна выжить? Триста миллионов китайцев останется, и этого достаточно, чтобы человеческая раса продолжила свое существование.

Британские и американские военные считали себя в состоянии войны с мировым коммунизмом.

— Мы не сможем выиграть холодную войну, — говорил фельдмаршал Бернард Лоу Монтгомери, — если не начнем контратаку. Нам нужно развернуть наступление против коммунизма по всему миру. Но пока что нам не удалось сплотиться, чтобы противостоять агрессивной политике России. Мы не объединили усилия с нашими союзниками, мы не определили наши стратегические цели, у нас нет утвержденного правительством единого плана действий, мы не выделили необходимых ресурсов, мы не готовы к холодной войне.

В годы Второй мировой фельдмаршал командовал войсками союзников, и Сталин наградил его советским полководческим орденом «Победа». А в 1951-м Монтгомери был назначен первым заместителем верховного главнокомандующего объединенными силами НАТО в Европе.

Будущий президент США Рональд Рейган с послевоенных времен вел борьбу против коммунизма. Причем он выступал не просто за сдерживание коммунизма, а за победу в холодной войне.

— Никита Хрущев, — возмущался Рейган, — позволяет себе так разговаривать с нами потому, что он слышит голоса: «мир любой ценой», «лучше быть красным, чем мертвым». Но так думают не все американцы. Мир не настолько сладок, чтобы ради него становиться рабами.

В октябре 1964 года Рейган произнес по телевидению пламенную речь против коммунизма:

— Перед нами злейший враг, с каким когда-либо приходилось сталкиваться человечеству на пути его тяжкого подъема из тьмы к звездам… Нам внушают: если мы будем уклоняться от прямой конфронтации с врагом, он научится нас любить. На всех, кто придерживается иной точки зрения, вешают ярлык поджигателей войны. В ход идет дешевая демагогия насчет того, что кто-то желает посылать на войну чужих сыновей. Но если кто-то желает стопроцентно избежать войны, то путь только один — сдаться врагу…

Возникло понятие «страны социалистической ориентации». Москва помогала всем, кто обещал построить социализм и тем самым приближал мировую революцию.

Первый секретарь ЦК КПСС Никита Сергеевич Хрущев вспоминал:

«Мы хотели помочь перестроить албанское хозяйство на современном уровне, сделать из Албании как бы жемчужину, которая притягивала бы к ней мусульманский мир, особенно Ближний Восток и Африку, притягивала бы к коммунизму. Вот, собственно, каковы были наши намерения и какую политику мы там проводили».

Благодарный Москве за оружие и кредиты египетский президент Гамаль абд аль-Насер пропагандировал социализм как «закон справедливости». Национализировал банки, страховые и торговые компании. Назвал свою партию Арабским социалистическим союзом.

И название правящей партии Ирака — БААС — удачно перевели на русский язык: Партия арабского социалистического возрождения. Это звучало вполне прогрессивно. Руководители Ирака обещали построить в стране «арабский социализм», и это даже записали в конституции, принятой в сентябре 1968 года.

В семидесятые годы на политической карте мира страны социалистической ориентации закрашивались в красный цвет, и американцам становилось страшно. В Азии — Вьетнам и Камбоджа, на Ближнем Востоке — Сирия и Ирак, в Африке — Ангола и Мозамбик. В марте 1979 года марксистский епископ Бишоп взял власть на карибском островке Гренада. В Никарагуа свергли режим военного диктатора Анастасио Сомосы.

И события апреля 1978 года в Афганистане были восприняты как вожделенная революция, потому что офицеры, взявшие власть, говорили, что собираются строить в стране социализм по советскому образцу.

Почему же левые не побеждали в Европе? Потом они сами признавались, что были чертовски непривлекательны. Твердокаменные, воинственные, они раздражали обычную публику. Сами загнали себя в угол и оттуда брюзжали на весь белый свет. Они были в оппозиции ко всем и ко всему.

Им даже чувства юмора не хватало. Левые всерьез рассуждали о том, что незачем разводить в городе цветы, а надо все деньги тратить на строительство домов для трудящихся. Одна левая англичанка вспоминала, как ее приятель пришел к выводу, что улыбаться — это тоже привилегия правых. Левым рано улыбаться.

Дарить подарки на Рождество или покупать новую одежду казалось неприличным. Пригласить девушку на танцы значило оскорбить ее. Правда, не все могли понять, почему желание сделать весь мир счастливее требует от них полного отказа от радостей жизни.

Понемногу советский опыт перестал быть привлекательным для мирового коммунистического движения.

Генеральный секретарь ЦК Компартии Италии Энрико Берлингуэр выразился так:

— Импульс Октябрьской революции иссяк.

Некоторые компартии стали спорить с Москвой.

Скажем, японская компартия требовала от Советского Союза четыре острова Южно-Курильской гряды. С руководством коммунистической партии Японии в Пекине встретился секретарь ЦК Михаил Андреевич Суслов, который ведал отношениями с братскими компартиями. Генеральный секретарь ЦК Компартии Японии Сандзо Носака упорно втолковывал Суслову, что острова, конечно же, принадлежат Японии. Михаил Андреевич отшутился по-партийному: когда произойдет мировая революция и Япония станет социалистической, вопрос об островах отпадет сам собой…

Другие братские партии до самого конца советской власти тайно получали деньги от Москвы, поставившей перед собой цель добиться мировой революции.

Прокуратура новой России обнаружила секретный депозит номер один во Внешэкономбанке. Там держали деньги так называемого Международного фонда помощи левым и рабочим партиям. В год через него проходило двадцать — двадцать пять миллионов долларов. Деньгами распоряжались генеральный секретарь ЦК КПСС, секретарь ЦК по международным делам, заведующий международным отделом ЦК. После августа 1991 года многие компартии остались без денег и благополучно скончались.

Но начиналось все иначе!

Кто там шагает правой? Левой! Левой! Левой!

Начало XX века — время больших надежд. Социалисты, требовавшие радикального переустройства жизни, полагали, что они скоро окажутся у власти — на благо всего человечества…

Мой дедушка, Владимир Михайлович Млечин, взял в руки винтовку осенью 1917 года, когда вступил в Красную гвардию. В шестнадцать лет! Он был из бедной семьи, отец — плотник, неграмотный, жили тяжело. У него не было сомнений в том, что он сражается за правое дело, за справедливость.

Когда ему исполнилось восемнадцать, осенью 1919 года, вступил в Красную армию. В сентябре 1920 года его перевели в 4-ю армию, которая формировалась для Южного фронта. Фронт принял Михаил Васильевич Фрунзе. Под командованием Фрунзе мой дедушка брал Крым, последний оплот Белого движения. И на фронте вступил в Российскую коммунистическую партию большевиков.

Идеи коммунизма вдохновляли множество людей по всему миру.

«Я вступил в коммунистическую партию, — вспоминал немецкий литературный критик Марсель Райх-Раницкий, — потому что я искал убежище, приют и нашел его в этой всемирной общности единомышленников, в универсальной идеологии, обещавшей решить все мировые проблемы. Казалось, что уже виден край земли обетованной».

Это было искренне.

В записках дедушки я нашел такие слова:

«Мы верили, как первые христиане».

Что значили все невзгоды перед лицом мировой революции, в атмосфере энтузиазма и непреклонной силы веры? Вот-вот начнется царство социализма на земле! Все изменилось, когда началась коллективизация и раскулачивание, что стало уничтожением крестьянства.

Мой дедушка в своих записках назвал раскулачивание катастрофой:

«Уж сколько прошло с 1929 года, когда шло раскулачивание! И по сию пору не могу забыть крестьянских ребятишек, которых вместе с жалким скарбом грузили в подводы и вывозили из насиженных мест, порой в дождь, в слякоть, в холод. Я этого видеть не мог… И я иными глазами посмотрел на происходящее. Я стал постигать, что идеей великой революции прикрываются дела невыносимые, ужасные, преступные».

Но немногие могли это предвидеть!

Карл Либкнехт, руководитель немецких коммунистов, успеха которому так желали в революционной Москве, — сын Вильгельма Либкнехта, одного из основателей немецкой социал-демократии. Крестные отцы Карла — Карл Маркс и Фридрих Энгельс.

Он вступил в партию, стал депутатом. Еще до Первой мировой социал-демократическая партия Германии образовала крупнейшую фракцию в рейхстаге.

С ним дружил будущий нарком иностранных дел Советской России Георгий Васильевич Чичерин. Для него Либкнехт стал идеалом революционера.

«Карл Либкнехт был самым популярным из молодых немецких социалистов, — вспоминала видный деятель Коминтерна Анжелика Балабанова, — и вождем левого крыла партии. Карл не только выполнял любую работу и брал на себя любые обязанности, какие от него требовались, но он постоянно искал себе новой работы и деятельности. Он отличался страстным, беспокойным и бурным характером. Мне всегда казалось, что этому человеку не суждено умереть в своей постели».

Он был ярким и интересным политиком. И не только политиком. Считается, что у него возник роман с русской революционеркой Александрой Михайловной Коллонтай, которая в 1917 году станет министром в ленинском правительстве.

Но такие, как он, составляли меньшинство. Александру Коллонтай возмущали бюрократизм немецкой социал-демократической партии, самомнение ее руководителей. Коллонтай критиковала их выбор в пользу постепенных реформ и отказ от смелой революционности.

Она писала из Берлина:

«Не хватает у немцев революционного духа, знаете, не боевых фраз, а этого стремления вперед, энтузиазма, веры во что-то светлое, что ждешь после борьбы. Конечно, они деловитее, быть может, даже более знающие, но — это все-таки чужие…»

И летом 1914 года в Германии ни одна сколько-нибудь влиятельная сила не возразила против начала Первой мировой войны. Даже социал-демократы, считавшиеся противниками военных конфликтов.

Депутаты рейхстага от социал-демократической партии, которые еще несколько дней назад устраивали антивоенные митинги, полностью поддержали кайзера и вместе с другими фракциями проголосовали за предоставление правительству военных кредитов. Имело значение то, что война началась с Россией, а царский режим в Европе устойчиво ассоциировался с подавлением рабочего движения.

Слово предоставили депутату Гуго Гаазе от социал-демократической фракции:

— Нам грозят ужасы вражеского нашествия. В случае победы русского деспотизма, запятнавшего себя кровью лучших сынов своей страны, наш свободный народ может потерять многое, если не все. Поэтому мы голосуем за военные кредиты…

Против войны протестовали немногие. Среди них Роза Люксембург, одна из видных деятелей социал-демократии.

Последнее время ее имя почти нигде не упоминается. Но когда-то оно гремело. Ей восхищались, ей подражали.

Феликс Эдмундович Дзержинский писал:

«Я в жизни своей лично любил только двух революционеров и вождей — Розу Люксембург и Владимира Ильича Ленина — никого больше».

Когда революционерка Роза Люксембург впервые приехала в столицу Германской империи, то город ей не понравился: «Берлин произвел на меня самое неприятное впечатление. Холодный, грубый, массивный — настоящие бараки». Через двадцать лет, в разгар революции, Розу Люксембург убьют в этом городе.

Бесстрашно протестовал против войны и Карл Либкнехт. Тогда его призвали на военную службу, потому что военным запрещалась любая политическая деятельность. Его собственная фракция исключила Либкнехта из своих рядов. Только раз ему удалось выступить в рейхстаге. Его коллеги-депутаты устроили скандал, какого еще не было в рейхстаге: Либкнехта поносили как английского агента и требовали «заткнуть ему рот».

Карл Либкнехт был единственным немецким парламентарием, который публично осудил союзницу Германии Османскую империю за геноцид армян и жестокие действия в отношении других национальных меньшинств на территории нынешней Сирии и Ливана.

Карл Либкнехт был освобожден из тюрьмы 23 октября 1918 года, когда уже началась революция. Розу Люксембург выпустили через две недели, 8 ноября. Они возглавили «Союз Спартака», объединение крайне левых. И Либкнехт провозгласил создание социалистической республики. В Москве торжествовали. Казалось, сбываются надежды на мировую революцию.

Немецкие радикальные революционеры провели 30 декабря 1918 года съезд. 1 января 1919 года образовали Коммунистическую партию Германии. 5 января по призыву коммунистической партии сотни тысяч берлинских рабочих вышли на улицы. Вечером они объявили социал-демократическое правительство низложенным. Красную армию должен был возглавить Карл Либкнехт.

— День революции наступил! — говорил он. — Мы должны напрячь все силы, чтобы образовать правительство рабочих и солдат и создать новый государственный строй, строй мира, счастья и свободы.

Социал-демократы отменили цензуру, разрешили свободу собраний и союзов, объявили амнистию по политическим делам, пообещали восьмичасовой рабочий день, избирательное право для женщин, отделение церкви от государства.

«Революция победила, — вспоминал известный журналист Себастиан Хафнер. — Ну и что она мне дала? Праздничную суету, кавардак, веселые приключения и анархию? Да ничуточки! На следующее утро самый вредный из наших учителей, злобный холерический тиран с вытаращенными глазками, объявил, что «здесь», то есть в школе, никакой революции нет и не будет, а будет прежний порядок, в доказательство чему и разложил на скамье двоих учеников, осмелившихся на перемене играть в революцию, чтобы демонстративно выдать им порцию розог.

С этой революцией явно что-то было не так, если школьников за игру в нее берут и секут. Нет, такая революция ни к чему хорошему не приведет. Да она и не привела».

«Старая деспотическая военная бюрократия была уничтожена, — вспоминал очевидец. — Но это уничтожение не принесло с собой чувство освобождения. Не было воодушевления, необходимого для постройки чего-то нового на ее месте. Немецкие рабочие и их вожди чувствовали себя побежденными, одержав победу над своими собственными угнетателями».

Русская армия была в основном крестьянской, и она рвалась назад, к земле, которую надо было обрабатывать. Немецкая армия была в большей степени городской. Вернувшись домой, вчерашние солдаты не нашли работы из-за того, что война погубила экономику, и еще больше озверели.

Правительство приняло решение подавить восстание. Но кто возьмет на себя эту миссию? Вызвался депутат рейхстага и редактор партийной газеты Густав Носке, которого срочно вызвали в Берлин из портового Киля. Носке в юности осваивал ремесло корзинщика, в шестнадцать лет присоединился к социал-демократам.

— Кто-то из нас должен же наконец взять на себя роль кровавого усмирителя, — холодно сказал Носке. — Я не боюсь ответственности.

Войска под командованием Густава Носке 12 января пустили в ход артиллерию и овладели Берлином. Советы рабочих и солдатских депутатов не могли противостоять войскам. По всему Берлину развесили плакаты с призывом: «Убейте Либкнехта!» Искали Розу Люксембург и Карла Либкнехта.

Если бы коммунисты победили?

Вожди немецкой компартии были готовы сражаться и умереть за свои принципы. В название своей последней передовой статьи для партийной газеты Карл Либкнехт вынес слова из письма Розы Люксембург, написанного в тюремной камере: «Несмотря ни на что!»

Вечером 15 января 1919 года их обоих выследили и доставили в штаб гвардейской стрелковой дивизии. После короткого допроса им сказали, что отправят в тюрьму Моабит.

Карла Либкнехта застрелили на улице. Офицеры стреляли ему в спину. Тело как неопознанный труп сдали на станцию «скорой помощи». Через несколько минут вывели Розу Люксембург. Солдат Отто Рунге ударил ее прикладом. Потерявшую сознание женщину втащили в автомобиль и выстрелом в голову покончили с ней. Тело сбросили в канал. В официальном сообщении говорилось, что обоих пришлось застрелить «при попытке к бегству». Со временем это станет популярной формулой.

В награду за усмирение Берлина Густав Носке был назначен военным министром.

«Когда я утром явился в военное министерство, — вспоминал сам Носке, — то нашел своих подчиненных совершенно подавленными этим происшествием. Я смотрел на это гораздо спокойнее… Кто-то должен был сделать безвредными этих нарушителей всеобщего покоя».

Военный министр вошел в историю как «кровавая собака Носке».

Когда весть об убийстве Карла Либкнехта и Розы Люксембург пришла в Россию, на заседании Петроградского совета прощальное слово произнес нарком по военным и морским делам Лев Давидович Троцкий:

— Мы получили официальное германское сообщение, которое изображает убийство Либкнехта и Люксембург как случайность, как уличное «недоразумение», объясненное недостаточной бдительностью караула перед лицом разъяренной толпы. Какой удар! Какое предательство!

Кровь Карла Либкнехта и Розы Люксембург вопиет. Эта кровь заставит заговорить мостовые Берлина, камни той самой Потсдамской площади, на которой Либкнехт первым поднял знамя восстания против войны и капитала. Днем раньше или позже на улицах Берлина будут из этих камней воздвигнуты баррикады. Восстание германского пролетариата еще впереди. Это была могучая рекогносцировка, глубокая разведка в лагерь противника. Несчастье в том, что в разведке пали два лучших военачальника. Это жестокий урон, но это не поражение. Битва еще впереди!

В реальности смерть двух пламенных политиков была тяжелым ударом для только что созданной компартии Германии и концом восстания. Как выразился один знаменитый историк, «это была первая удача нацистов».

Карла Либкнехта и Розу Люксембург похоронили на берлинском кладбище Фридрихсфельде, установили памятник. В 1935 году нацисты разорили могилы, а останки бесследно исчезли.

Потом установили, что убила Либкнехта и Люксембург группа морских офицеров под командованием капитан-лейтенанта Хорста фон Пфлюг-Хартунга. Он дружил с будущим адмиралом Вильгельмом Канарисом, который при Гитлере возглавит абвер (военную разведку и контрразведку).

Причем Хорст фон Пфлюг-Хартунг убил Карла Либкнехта вместе со своим младшим братом Хайнцем. Младшему брату через год отомстят — убьют. А старший, Хорст, в нацистской Германии служил под началом своего друга адмирала Канариса в абвере. В 1945-м, после разгрома нацистской Германии, его посадили в американский лагерь для военнопленных. Но в 1947-м отпустили.

А вот убийцу Розы Люксембург Отто Рунге, хотя он и сменил фамилию, в мае 1945 года нашли немецкие коммунисты и передали советской комендатуре.

В 1962 году в ФРГ попытались возбудить уголовное дело о двойном убийстве.

Руководивший убийством Либкнехта и Люксембург бывший капитан кайзеровской армии Вальдемар Пабст возмущенно заявил:

«Немецкие идиоты должны были благодарить нас, стоя на коленях, ставить нам памятники и называть в честь нас улицы и площади! Это было сделано в интересах Германии. Мы спасли страну. Победа коммунизма в Германии в 1919 году была бы ударом по всему христианскому Западу. Устранение этой опасности значило больше, чем ликвидация двух политических искусителей».

Бюллетень правительства Федеративной Республики назвал ликвидацию двух коммунистов «законной казнью». Вдова Карла Либкнехта — она жила в Восточной Германии — пыталась возбудить в прокуратуре Бонна, который был тогда столицей Федеративной Республики, уголовное дело против федерального ведомства печати за «прославление убийства». Но безуспешно.

Уже после убийства Карла Либкнехта компартия Германии обзавелась собственным военным аппаратом. Среди коммунистов было немало вчерашних солдат. Создали Союз красных фронтовиков, прообраз будущей революционной армии, и другие боевые организации, которые охраняли партийные объекты и митинги.

Если бы коммунисты сразу позаботились о своих вождях, то Карл Либкнехт вполне мог стать главой революционной Германии. И объединить свои усилия с Москвой. Вся Европа стала бы радикально левой. И что бы помешало созданию тогда Всеевропейского союза социалистических республик?

Другой вопрос — что бы из этого вышло?

Одно можно сказать точно. Второй мировой войны удалось бы избежать. У нацистов не было бы ни единого шанса…

Спасти полковника Романова

Рассекреченные в Лондоне документы спецслужб свидетельствуют: в 1917 году британские разведчики получили приказ вывезти из России последнего императора Николая II. В Первую мировую войну британская разведка считалась эффективнейшей спецслужбой. Но против Советской России действовали скорее дилетанты. Самый известный из них — Сидней Рейли, авантюрист и фантазер, — любимый персонаж кинематографистов. Он выдавал себя за великого шпиона, и эти игры окончились для него плачевно.

Но почему же план спасения последнего русского императора провалился?

Сразу после отречения от престола, а это произошло 2 марта 1917 года, бывший император не знал, как поступить. Несколько дней провел в размышлениях — уехать в Англию или поселиться в Ливадии?

Похоже, император упустил возможность спастись. Временное правительство под влиянием Совета рабочих и солдатских депутатов решило арестовать Николая — по соображениям безопасности. На самом деле совет опасался реставрации монархии — а ну как верные императору офицеры захотели бы вернуть его на трон…

7 марта 1917 года первый глава Временного правительства князь Георгий Евгеньевич Львов подписал постановление об аресте бывшего императора. В Александровский дворец с группой военных прибыл генерал-лейтенант Лавр Георгиевич Корнилов. Он, правда, обещал императрице, что практических последствий приказ об аресте иметь не будет. Свите он дал два дня на размышление: кто пожелает уйти, свободен это сделать, кто останется с семьей бывшего императора, тоже будет считаться под арестом.

— Сейчас Николай II в моих руках, — заявил сменивший князя Львова на посту главы Временного правительства Александр Федорович Керенский. — Я не хочу и не позволю себе омрачить русскую революцию. Маратом русской революции я никогда не буду. В самом непродолжительном времени Николай под моим личным наблюдением будет отвезен в гавань и оттуда на пароходе отправится в Англию.

Британский посол в Петрограде Джордж Бьюкенен сообщил Временному правительству, что король Георг V готов принять Николая и Александру на британской территории.

Джордж Уильям Бьюкенен поступил на дипломатическую службу еще в 1876 году, он работал в Токио, Вене, Берне, Риме, Берлине, Софии, Амстердаме и Люксембурге. В 1910 году был назначен послом в Россию.

Бьюкенен вспоминал свои разговоры с министром иностранных дел во Временном правительстве Павлом Николаевичем Милюковым:

«21 марта, когда его величество был еще в Ставке, я спросил Милюкова, правда ли, как это утверждают в прессе, что император был арестован. Он ответил, что это не вполне правильно. Его величество лишен свободы, превосходный эвфемизм, — и будет доставлен в Царское под эскортом, назначенным генералом Алексеевым.

Поэтому я напомнил ему, что император является близким родственником и интимным другом короля, прибавив, что я буду рад получить уверенность в том, что будут приняты всяческие меры для его безопасности.

Милюков заверил меня в этом. Он не сочувствует тому, сказал он, чтобы император проследовал в Крым, как первоначально предполагал его величество, и предпочитал бы, чтобы он остался в Царском, пока его дети не оправятся в достаточной степени от кори, для того, чтобы императорская семья могла выбыть в Англию.

Затем он спросил, делаем ли мы какие-нибудь приготовления к их приему. Когда я дал отрицательный ответ, то он сказал, что для него было бы крайне желательно, чтобы император выехал из России немедленно. Поэтому он был бы благодарен, если бы правительство его величества предложило ему убежище в Англии, и если бы оно, кроме того, заверило, что императору не будет дозволено выехать из Англии в течение войны.

Я немедленно телеграфировал в министерство иностранных дел, испрашивая необходимых полномочий. 23 марта я уведомил Милюкова, что король и правительство его величества будут счастливы исполнить просьбу Временного правительства и предложить императору и его семье убежище в Англии, которым, как они надеются, их величества воспользуются на время продолжения войны.

Мы полагаемся, сказал я, на то, что Временное правительство примет необходимые меры к охране императорской семьи, и предупредил его, что если с нею случится какое-нибудь несчастье, то правительство будет дискредитировано в глазах цивилизованного мира. 26 марта Милюков сказал мне, что необходимо предварительно преодолеть сопротивление Совета.

И мы должны были считаться с нашими экстремистами, и для нас было невозможно взять на себя инициативу, не будучи заподозренными в побочных мотивах. Сверх того, нам было бесполезно настаивать на разрешении императору выехать в Англию, когда рабочие угрожали разобрать рельсы впереди его поезда. Мы не могли предпринять никаких мер к его охране по пути в порт Романов. Эта обязанность лежала на Временном правительстве. Но так как оно не было хозяином в собственном доме, то весь проект в конце концов отпал».

Впоследствии британского посла порицали за неспособность обеспечить эвакуацию царя Николая II и его семьи из России. Теперь известно, что это вина не только посла Бьюкенена. Окончательное решение принял двоюродный брат последнего русского императора британский король Георг V. Опасаясь революции в самой Англии и не желая утратить трон, он убедил собственное правительство отменить предложение предоставить убежище императорской семье.

В начале декабря 1918 года посол Бьюкенен заболел и решил уехать из России. Семья покинула Петроград 26 декабря. Дома он был разочарован тем, что после стольких лет службы не стал лордом. Написал воспоминания. Поговаривали, что его заставили о многом умолчать, угрожая лишить пенсии.

А план спасения Николая II действительно существовал.

План бегства

Доставить в Лондон бывшего императора вызвался коммандер Оливер Локер-Лэмпсон, командир отряда бронеавтомобилей, которые британское командование прислало в Россию в помощь русской армии. Первые бронированные боевые машины и танки появились именно в ту войну.

Оливер Лэмпсон заагентурил в Александровском дворце, где держали императорскую семью, одного из слуг. Тот согласился побрить Николая II, поменяться с ним одеждой, приклеить себе накладную бороду и на какое-то время заменить его во дворце. А Николай тем временем должен был выйти из дворца и сесть в ожидавший его автомобиль. Потом бы его пересадили в броневик и доставили в Архангельск, где высадились британские войска, а оттуда на военном корабле — в Лондон.

Насколько реальным был план?

Коммандер Оливер Лэмпсон охотно принял поручение спасти бывшего императора, потому что был ярым антикоммунистом. Потом, в двадцатые годы, в Лондоне он организовал несколько массовых митингов под лозунгом «Разгромим красных».

Он поначалу восхищался Адольфом Гитлером, называл фюрера «легендарным героем». В 1931 году создал группу «Стражей империи», известных как «Голубые рубашки». Это была военизированная организация, намеренная «бороться с большевизмом и уничтожать красных». «Голубые рубашки» заслужили похвалу приехавшего в Англию главного идеолога нацистской партии рейхсляйтера Альфреда Розенберга, которого после войны повесят в Нюрнберге.

Но когда нацисты пришли к власти в Германии и стало ясно, что они собой представляют, Лэмпсон столь же темпераментно выступил против фашизма. Избранный в парламент, он в июле 1933 года подготовил законопроект о предоставлении британского гражданства евреям — беженцам из нацистской Германии. Но его проект не стал законом.

Он спас выдающегося физика Альберта Эйнштейна, которому в нацистском государстве угрожала смерть как еврею. Эйнштейн из Германии уехал в Бельгию, но и там не чувствовал себя в безопасности. Тогда Лэмпсон вывез его в Англию, спрятал рядом со своим имением и нанял ему охрану. Старался помочь и другим жертвам фашизма.

Точно так же он мог бы спасти и Николая II.

Но в Лондоне не захотели.

Двоюродные братья

Русский царь и британский король Георг V внешне были очень похожи. Но британский монарх был свободен от огромной ответственности, которая лежала на плечах русского самодержца. В Англии короли давно отдали власть правительству и парламенту. И чутко прислушивались к мнению общества.

В войну британская королевская семья демонстративно разорвала отношения с немецкими родственниками. 17 июля 1917 года король Георг V сделал сильный ход, объявив, что отныне «наша династия должна именоваться династией Виндзоров». Это звучит очень по-английски. Виндзор — городок, где находится королевский замок.

В реальности британские короли происходили из древнего германского рода с тысячелетней историей. Британская королева Виктория считала себя немкой и хотела, чтобы в семье все говорили по-немецки. Надеялась, что общее происхождение будет сближать немцев и англичан. Но после начала войны симпатии к немцам среди англичан рассеялись.

А к концу Первой мировой и в Англии распространились левые настроения. Британский трон зашатался. В марте 1916 года прошел большой митинг в Лондоне. На улицы вышли рабочие с антиправительственными лозунгами. Двести тысяч британских солдат в разгар войны не отсылали на фронт, где они были так нужны, а держали дома — на случай мятежа, который мог перерасти в революцию.

Революцию остановил новый премьер-министр Дэвид Ллойд Джордж, который добился поддержки рабочих и сотрудничал с профсоюзами и левыми силами.

Дэвид Ллойд Джордж был круглолицым с голубыми глазами.

Однажды девочка на улице с замиранием сердца спросила его:

— Вы — Чарли Чаплин?

Его отец, школьный учитель, умер молодым. Будущего премьер-министра воспитывал дядя, который позаботился об образовании племянника. Ллойд Джордж пережил трагедию — смерть любимой дочери. Он был министром боеприпасов, потом военным министром. В конце 1916 года возглавил коалиционное правительство.

«Немцам нравится думать, — писал Ллойд Джордж, — что мы вырождающийся и приходящий в упадок народ, негероическая нация, которая прячется за конторками и прилавками… Мы должны как следует проучить прусского юнкера».

В Англии в армию записалось больше добровольцев, чем можно было экипировать и вооружить. Они жаждали доказать свое мужество. Первые годы сражались только добровольцы, недостатка в них не было, но потери оказались такими, что в 1916 году Лондон все-таки ввел всеобщую воинскую повинность. И это определило отношение к войне как к безумию, которого следует избегать любыми усилиями.

В Великобритании и по сей день не могут забыть безразличие к человеческой жизни и некомпетентность своих генералов времен Первой мировой. Англичане уверены: так много жизней было потеряно, поскольку генералы гнали солдат в атаку, желая доложить начальству о нескольких метрах отвоеванной у противника земли. Историку Алану Кларку принадлежит издевательская формула: львов вели в бой ослы! Он имел в виду британских генералов.

В 1917 году Лондон крайне дорожил отношениями с русским Временным правительством, которое заявило о готовности продолжать войну против немцев. Король Георг и премьер-министр Ллойд Джордж пришли к выводу, что если Николаю II и Александре Федоровне разрешат приехать в Великобританию, они станут центром контрреволюционного движения, а это повредит отношениям с новым правительством в Петрограде. И планы спасения последнего императора были отменены.

Вчерашних властителей не любят

Надежда Васильевна Плевицкая, чудесно исполнявшая русские народные песни, рассказывала уже в эмиграции:

«Я помню праздник в гусарском полку, большой концерт. Я пела много. Государь был слушатель внимательный и чуткий.

Когда Государя уже провожали, он ступил ко мне и крепко и просто сжал мою руку:

— Спасибо вам, Надежда Васильевна. Надеюсь, не в последний раз я слушал вас.

Он направился к выходу, чуть прихрамывая, отчего походка Его казалась застенчивой. Его окружили тесным кольцом офицеры, будто расстаться с ним не могли. А когда от подъезда тронулись царские сани, офицерская молодежь бросилась им вслед и долго бежала по улице без шапок, в одних мундирах.

Где же вы — те, кто любил Его, где те, кто бежал в зимнюю стужу за царскими санями по белой улице Царского Села? Или вы все сложили свои молодые головы на полях сражений за Отечество? Иначе не оставили бы Государя одного в дни грозной грозы… Вы точно любили Его от всего молодого сердца».

Написанные в эмиграции ностальгически красивые слова об офицерской молодежи, любившей императора, далеки от печальной действительности. Николай II потому и отрекся от престола в 1917-м, что ощутил полное, холодящее сердце одиночество. И ни один офицер русской армии не пришел к нему на помощь.

В семнадцатом году власть в России сменилась в середине православного Великого поста, накануне Крестопоклонной недели. Следовало ожидать, что духовенство станет на защиту императорского дома. Но епископы отказались поддержать не только Николая II, но и монархию как таковую. Формально она продолжала существовать. Решение о государственном устройстве предстояло принять Учредительному собранию. Но иерархи церкви уже забыли о монархии. И недели не прошло после отречения императора, как Священный синод заменил в богослужениях поминовение царской власти молитвенным поминовением народовластия.

А ведь Николай был земным главой Русской православной церкви. И в молитве было обязательное поминание императора:

«Возвесели сердце верного раба Твоего, Благочестивейшего, Самодержавнейшего великого Государя нашего Императора Николая Александровича всея Руси о милости Твоей и укрепи его силою Твоей».

Священникам запретили проповедовать в пользу сохранения монархии. Иначе говоря, синод фактически провозгласил Россию республикой. 6 марта 1917 года синод повелел во всех храмах отслужить молебны с возглашением многолетия «Благоверному Временному правительству».

Когда-то многоопытная британская королева Виктория напутствовала молодую российскую императрицу:

«Ты находишься в чужой стране, в стране, тебе совершенно незнакомой, где быт, умственное настроение и самые люди тебе совершенно чужды, и все же твоя первейшая обязанность — завоевывать любовь и уважение».

Александра Федоровна ответила ей достаточно самоуверенно:

«Вы ошибаетесь, дорогая бабушка. Россия не Англия. Здесь нам нет надобности прилагать какие-либо старания для завоевания любви народа. Русский народ почитает своих царей за божество, от которого исходят все милости и все блага».

Как сильно она заблуждалась! Впрочем, откуда ей было знать, с какой невероятной скоростью в нашей стране свергают вчерашних властителей.

Британская монархия, которая веками приспосабливается к стремительно меняющемуся обществу и желает быть ему полезной, существует и поныне. Уехавшую в Россию Александру Федоровну, внучку королевы Виктории, вместе с семьей расстреляли в Екатеринбурге в июле 1918 года.

Считается, что британская монархия пережила Первую мировую, которая сокрушила многие царские дома, благодаря жене Георга V королеве Марии. Сам король Георг был неграмотным и грубым человеком, он любил стрелять, ходить под парусом и собирал почтовые марки. А королева полагала, что дом Виндзоров обязан делить тяготы военного времени со всей страной. Ее дети служили в армии.

На фронт отправились и Романовы. В конце сентября 1914 года в бою погиб 22-летний корнет лейб-гвардии Гусарского полка Олег Константинович, сын великого князя Константина Константиновича. Поручик лейб-гвардии 2-го стрелкового Царскосельского полка великий князь Дмитрий Павлович получил на фронте орден Святого Георгия IV степени. Но это не помогло императорской семье.

Британская королева посещала госпитали, ухаживала за ранеными. Заставила других принцесс и герцогинь следовать ее примеру.

Одна из них капризно сказала:

— Я чудовищно устала и ненавижу госпитали.

Королева ответила голосом, в котором звучал металл:

— Мы принадлежим к британской королевской семье. Мы не устаем, и мы любим госпитали.

Англичанам это нравилось.

Но точно так же поступила и императорская семья в России.

«Царица, — вспоминал современник, — посвятила себя заботе о раненых и решила, что великие княжны Ольга Николаевна и Татьяна Николаевна должны помогать ей в этом деле. Все три прошли курсы подготовки медицинских сестер и ежедневно по нескольку часов в день ухаживали за ранеными, которых направляли в Царское Село.

Царица и две старшие дочери делили время между посещениями госпиталей и многочисленными обязанностями, вытекающими из их заботы о раненых. Царица посвятила всю себя работе со всем пылом и энтузиазмом, которые привносила во все, что делала».

Но Романовым это симпатий не прибавило. Почему?

Вокруг одни шпионы

Жена командира 3-го армейского корпуса генерала Павла Петровича Скоропадского, будущего гетмана Украины, — фрейлина императрицы Александра Петровна Дурново писала мужу из Петрограда 9 марта 1917 года:

«Ты не можешь себе представить, как выражаются о царе и его семье, и о всем, что его окружает. Громко говорят: пьяница и развратница, шпион и шпионка, недостаточно, что отрекся, надо судить, не отпускать в Англию, доберемся до них и расправимся».

Русскую императрицу обвиняли в том, что она германская шпионка. Что у нее роман с Григорием Распутиным. Тобольскому крестьянину Распутину приписывают особую роль в судьбе последнего императора и его семьи, в истории династии Романовых, да и всей России. Ничего этого не происходило в реальности. Просто были люди, которые завидовали положению Распутина у трона, были те, кто использовал его в своих политических целях, и те, кто его ненавидел. Они своими рассказами о всевластии старца унижали власть и тем самым расшатывали трон.

А неудачи первого года войны породили слухи о немецком заговоре.

«В обществе только и было разговоров, что о влиянии темных сил, — вспоминал председатель Государственной думы Михаил Владимирович Родзянко. — Определенно и открыто говорилось, что от этих «темных сил», действующих через Распутина, зависят все назначения как министров, так и должностных лиц… Роковое слово «измена» сначала шепотом, тайно, а потом явно и громко пронеслось над страной».

1 ноября 1916 года в Государственной думе речь держал лидер фракции конституционно-демократической партии Павел Милюков. Он обвинил власть в намерении заключить сепаратный мир с Германией. С парламентской трибуны главу правительства он назвал изменником и взяточником, а императрицу объявил предательницей.

Каждый пункт обвинений он заканчивал словами: «Что это — глупость или измена?» Эта фраза словно била молотом по голове.

Милюков с удовлетворением отметил реакцию зала:

«Аудитория решительно поддержала своим одобрением второе толкование — даже там, где я не был в нем вполне уверен».

А что было в реальности?

Берлин действительно хотел заключить с Россией сепаратный мир. Датский король Христиан X предлагал Николаю свое посредничество в мирных переговорах.

И что же? Последовал отказ.

Когда началась война, 5 сентября 1914 года союзники подписали в Лондоне декларацию: «Российское, английское и французское правительства взаимно обязуются не заключать сепаратного мира в течение настоящей войны». Петроград хранил верность союзническим обязательствам и отвергал любой зондаж немецких дипломатов.

Но британский посол в Петрограде Джордж Бьюкенен все равно подозревал царский двор в «прогерманских симпатиях». Называл императрицу «орудием Германии». Говорил председателю Думы Родзянко: «Германия использует Александру Федоровну, чтобы настроить царя против союзников». А Николай находится под влиянием царицы…

Посол Бьюкенен и самому императору жаловался, что в правительство назначаются люди с явными прогерманскими настроениями.

Николай II, болезненно воспринимавший слова о чуждом влиянии на него, ответил раздраженно:

— Вы, по-видимому, думаете, что я пользуюсь чьими-то советами при выборе моих министров. Вы ошибаетесь: я один их выбираю…

Император не лукавил. Он был крайне упрям и назначал только тех, кому доверял. Принято считать, что последний русский император был нерешительным и легко поддавался влиянию. В реальности он никогда не делал то, чего делать не хотел. И быстро избавлялся от людей, которые пытались навязать ему какие-то советы.

Но и столетие с лишним спустя Николая клянут на все лады. Одни за то, что он был жесток и некомпетентен и допустил революцию. Другие — за мягкость и нерешительность, за то, что не задавил революцию и революционеров.

А разговоры о всемогущих немецких шпионах не прекращались и после отречения Николая.

Британский посол записал в дневнике:

«Со дня большевистского восстания ходили упорные слухи, что их операциями руководят переодетые германские офицеры генерального штаба. Теперь я получил сообщение, хотя и не могу ручаться за его достоверность, что шесть германских офицеров прикомандировано к Ленинскому штабу в Смольном институте».

Никто не пришел на помощь

Николай II, кажется, нисколько не сожалел об утерянной власти. Он надеялся провести остаток жизни с любимой женой, обожаемым и несчастным сыном, дочерьми, в которых души не чаял. Лишенный власти император плохо представлял себе и положение в стране, и собственную будущность. Он наивно предполагал, что будет предоставлен самому себе и поживет наконец спокойно и безмятежно в кругу семьи. Или в худшем случае вместе с женой и детьми уедет за границу…

Но он был обречен. Все хотели от него избавиться и начать новую жизнь. Только одни удовольствовались тем, что свергли Николая, а другие убили его вместе с женой и детьми в Екатеринбурге в июле 1918 года.

Писательница Зинаида Николаевна Гиппиус отметила в дневнике:

«С хамскими выкриками и похабствами, замазывая собственную тревогу, объявили, что расстреляли Николая Романова… Щупленького офицерика не жаль, конечно (где тут еще, кого тут еще «жаль»!), он давно был с мертвечинкой».

Владимир Николаевич Коковцов, бывший председатель Совета министров, вспоминал:

«Нигде не видел ни малейшего проблеска жалости или сострадания. Известие читалось громко, с усмешками, издевательствами и самыми безжалостными комментариями… Бессмысленное очерствение, похвальба кровожадностью. Самые отвратительные выражения: «давно бы так», «крышка Николашке», «эх, брат Романов, доплясался» — слышались кругом от самой юной молодежи, а старшие либо отворачивались, либо безучастно молчали».

Расправились со всеми членами императорской семьи, кто не сумел уехать.

Младшего брата Николая II великого князя Михаила Александровича, который фактически отказался стать императором, в марте 1918 года Совет народных комиссаров выслал в Пермь. В ночь на 13 июня глава местных большевиков Гавриил Ильич Мясников с группой чекистов и милиционеров вывез бывшего великого князя за город и расстрелял. Советские газеты написали, что бывший великий князь бежал. Самого Мясникова потом тоже расстреляют…

В ночь с 17 на 18 июля 1918 года в нижнюю Селимскую шахту под Алапаевском сбросили живыми великую княгиню Елизавету Федоровну, великого князя Сергея Михайловича, князей Константина Константиновича, Игоря Константиновича, Иоанна Константиновича и сына великого князя Павла Александровича князя Владимира Палея.

Ночью 29 января 1919 года расстреляли великих князей Николая Михайловича, Павла Александровича, Дмитрия Константиновича и Георгия Михайловича, которых держали в Петропавловской крепости. В общей сложности убили восемнадцать членов семейства Романовых.

Никто не пришел к ним на помощь.

Противостоявшее советской власти Белое движение не хотело восстановления монархии. Адмирал Александр Васильевич Колчак, сражавшийся с большевиками в Сибири, запретил в своей армии исполнять монархический гимн «Боже, царя храни». Генерал Антон Иванович Деникин, командовавший войсками Юга России, был откровенным противником монархии. Когда князья Юсуповы изъявили желание сражаться против большевиков, Деникин ответил отказом: «Присутствие членов и родных семьи Романовых в рядах белой армии нежелательно».

Вудро Вильсон. Мороженое вместо виски

Вошедшая в историю победоносная атака японской армии на американскую военно-морскую базу в Пёрл-Харборе в декабре 1941 года была результатом не только скрупулезных расчетов генштабистов императорского флота. Это была еще и месть.

Японцы считали себя глубоко униженными теми законами, которые принимались в Соединенных Штатах после Первой мировой войны. Американские законодатели запретили въезд в страну мигрантов из Мексики, Южной Европы и Японии как людей второго сорта, от которых нужно держаться подальше.

Императорское правительство расценило американские законы как прямое оскорбление и выразило протест, объявив день принятия законов днем национального унижения. Через несколько лет японские торпедоносцы обрушат свой груз на американский флот.

А новый закон отразил желание американцев изолировать себя от мира после Первой мировой войны в Европе. И свидетельствовал о широком распространении расовой дискриминации в тогдашнем американском обществе.

Один политик пытался помешать этому — Вудро Вильсон, президент Соединенных Штатов в 1913–1921 годах. Он не хотел, чтобы Америка отгораживалась от остального мира, где зрели семена новой войны. И еще он сопротивлялся принятию сухого закона, казавшегося ему безумным. Если бы к нему прислушались, история пошла бы иным путем.

Почему у него не получилось?

Многие американцы поразились тому, что он выиграл выборы в 1912 году и добился переизбрания через четыре года.

Кандидат от республиканской партии и недавний член Верховного суда Чарлз Эванс Хьюз лег спать, будучи уверен, что избран президентом США. Однако на выборах 1916 года штат Калифорния, удивив всех экспертов, отдал предпочтение кандидату от демократов Вудро Вильсону. Мнение калифорнийцев изменило итог голосования. На следующее утро один корреспондент позвонил Чарлзу Хьюзу, чтобы побеседовать с ним.

Секретарь Хьюза высокомерно ответил:

— Президент почивает и не может соединиться с вами, пока не встанет с постели.

На это журналист резонно заметил:

— Когда он проснется, передайте ему, что он уже больше не президент.

Сын священника, Вудро Вильсон стал ректором Принстонского университета в 1902 году. В 1910 году он успешно баллотировался на пост губернатора штата Нью-Джерси. Два года спустя самые очевидные кандидаты буквально уничтожили друг друга в бескомпромиссной борьбе, и он неожиданно выиграл жесткую гонку за выдвижение кандидатом от демократической партии на пост президента страны. В 1916-м добился переизбрания.

Его карьера казалась сплошным триумфом, но случались и неудачи. Он страдал от депрессии и часто болел. Умудрился нажить себе немало врагов. Не прощал тех, кто смел с ним не соглашаться.

Как выразился французский посол в Вашингтоне, «если бы Вильсон жил пару столетий назад, то превратился бы в чудовищного тирана, поскольку он в принципе не может себе представить, что он может быть неправ».

К концу 1916 года полыхавшая в Европе мировая война унесла миллионы жизней. Страны Антанты настойчиво просили Вильсона прийти на помощь. Но он выжидал. Понимал: нейтралитет — вот чего желало большинство американцев. Надо сохранять спокойствие в этом бушующем мире, пусть европейцы сами разбираются со своими проблемами.

Для вступления в войну нужен был веский повод. Его предоставила британская разведка. Она расшифровала телеграмму, которую статс-секретарь кайзеровского министерства иностранных дел Артур Циммерман отправил своему послу в Мехико. Германскому послу поручалось предложить правительству Мексики союз против Соединенных Штатов и посулить: после совместной победы мексиканцы вернут себе все территории, которые американцы у них отобрали, начиная с Техаса.

Телеграмму британцы передали американским дипломатам. Вудро Вильсон пришел к выводу, что Германия должна быть наказана.

2 апреля 1917 года президент обратился к конгрессу:

— Нам предстоят, возможно, многие месяцы огненных испытаний и жертв. Это страшная вещь — ввергать наш великий мирный народ в самую ужасную и гибельную из всех войн, в войну, от исхода которой зависит судьба самой цивилизации. Но на долю Америки выпало счастье отдать свою кровь и все силы за принципы, давшие ей жизнь, счастье и ценимый ею мир. С Божьей помощью у нее нет иного пути.

Палата представителей и сенат одобрили объявление войны Германии. 6 апреля Соединенные Штаты вступили в Первую мировую. Через полтора года, в начале октября 1918-го, кайзеровское правительство обратилось к американскому президенту с предложением о перемирии.

Вудро Вильсон ощутил себя победителем.

— Мы спасли мир, — гордо говорил он, — и я не позволю европейцам это забыть.

Реорганизовать политическое пространство — вот в чем он видел свое предназначение. Его долг — создать основы постоянного мира, покончить с бесконечным соперничеством и организовать международную структуру, которая не допустит новой войны.

4 декабря 1918 года президент отплыл в Европу на борту судна «Джордж Вашингтон». Он направлялся в Париж, чтобы вместе с другими главами государств сменить традиционную вражду и соперничество на международное право.

Вильсон верил в разум и просвещение, но считал счастливым предзнаменованием, что он прибыл в Европу в пятницу 13 декабря. Тринадцать было для него счастливым числом.

Он обещал свободу, самоопределение и вечный мир, и его приветствовали в Европе как спасителя.

Герберт Гувер, который вскоре сам станет президентом Соединенных Штатов, вспоминал:

«Со времен явления Христа не было человека, обладавшего такой же моральной и политической силой. Словно Вифлеемская звезда взошла вновь. Вудро Вильсон достиг зенита интеллектуального и духовного лидерства».

Но его идеям не суждено было реализоваться.

Американские войска участвовали в серьезных боях всего несколько месяцев. Большинство американцев в военной форме погибло не на фронте, а от вспыхнувшей в 1918 году — победном! — пандемии гриппа (испанки). После того как победа над Германией и другими государствами Четверного союза была достигнута, дерзкая надежда Вудро Вильсона заключить мир, который бы спас человечество от новой войны, рухнула: сенат США отказался ратифицировать мирный договор, который президент подписал в Версальском дворце.

Победители создали Лигу Наций — это была предшественница ООН, хотя с меньшими правами и полномочиями. Но сенат США не захотел ратифицировать и устав Лиги. Соединенные Штаты подписали обязательство поддержать Францию в случае нападения, но сенат отверг и этот документ.

После Первой мировой американцы не желали вмешиваться в чужие дела. В результате попытка создать систему коллективной безопасности не удалась. И еще несколько совершенных тогда ошибок оказались роковыми.

После той войны можно было создать государство курдов. Это единственный в мире большой народ, не имеющий свой страны. Земля, на которой курды мечтают создать свое государство, поделена между Ираном, Ираком, Турцией и Сирией. И ни одна из этих стран не хочет, чтобы возникло самостоятельное курдское государство. Победители, то есть Антанта, в августе 1920 года заставили Турцию подписать Севрский договор, который среди прочего предусматривал создание независимого курдского государства на севере Ирака.

Но договор не был ратифицирован и просуществовал недолго. Заменивший его Лозаннский договор 1923 года закрепил раздел Курдистана между четырьмя странами и уже не предполагал ни автономии, ни тем более независимости для курдов.

После Первой мировой абсолютное большинство европейских стран и Соединенные Штаты поддержали и идею возрождения еврейской государственности в Палестине. Лига Наций утвердила мандат Великобритании на Палестину. Британским властям предписывалось обеспечить «политические, административные и экономические условия для создания еврейского национального очага».

Но президента Вильсона в Вашингтоне не поддержали, и Соединенные Штаты отстранились, а британцы предпочли сделать ставку на арабов. Палестинские евреи не получили обещанный им национальный очаг.

А ведь создание еврейского государства в Палестине в двадцатые годы происходило бы в куда более благоприятных условиях, чем после Второй мировой. Арабские соседи не начали бы соседские отношения с войны на уничтожение, что произойдет в 1948 году и определит будущность всего Ближнего Востока.

И сколько жизней удалось бы спасти, если бы президент Вудро Вильсон согласился выслушать молодого вьетнамца Хо Ши Мина, когда тот пытался обратиться к нему в Версале в 1919 году. Но президент не ответил на петицию с просьбой предоставить вьетнамцам больше гражданских прав. Это пренебрежение радикализировало Хо Ши Мина и толкнуло его и вьетнамскую коммунистическую партию на путь кровавого военного противостояния сначала с Францией, затем с Соединенными Штатами…

Чужих не пускать!

Изоляционизм брал верх в послевоенной Америке, от чужих бед хотелось отгородиться. И конечно же, не пускать в страну «чужих»!

А мировая война породила массовую миграцию; люди бежали из зоны боевых действий или их насильственно выселяли. Всего в результате войны число беженцев достигло семи с половиной миллионов человек.

Примерно четырнадцать с половиной миллионов-большинство из них католики и евреи из Южной и Восточной Европы — прибыли в Соединенные Штаты начиная с 1900 года. Они внесли немалый вклад в экономическое развитие страны. Но наплыв мигрантов пугал. «Чужие» забирали работу. Многие американцы ощущали себя крайне неуверенно в быстро развивающейся стране, где шла индустриализация и урбанизация.

Лига ограничения иммиграции, возглавляемая богатыми бостонскими бизнесменами, требовала: «чужих» в страну не пускать. Приток новых американцев совпал по времени с появлением псевдонаучного расизма. А расисты возмущались: Соединенные Штаты созданы британцами, немцами и скандинавами, поэтому они свободны, энергичны и прогрессивны. Но теперь страну захватывают славяне, евреи и азиаты…

Ректор знаменитого Массачусетского технологического института презрительно заметил, что пришельцы из Восточной и Южной Европы «живут как свиньи». В редакционной статье газеты «Вашингтон пост» говорилось: девяносто процентов итальянцев, прибывших в Соединенные Штаты, — «азиатские выродки». Предотвращение «упадка американской расы» требует контроля над иммиграцией. Обществу угрожают не подозрительные личности, а целые этнические группы…

Расисты требовали воздвигнуть высокую стену вокруг страны, чтобы не пустить нежелательных мигрантов и сохранить чистоту крови. Не хотели пускать азиатов, уроженцев Восточной и Южной Европы, ждали только британцев, скандинавов и других северян.

Закон 1882 года, запретивший китайцам въезд в страну, был откровенно расистским. Затем Верховный суд постановил, что мигранты из Индии могут быть высланы из страны исключительно по расовым мотивам.

И Вудро Вильсон все это поддерживал!

Он писал в 1912 году:

«В вопросе иммиграции китайских и японских кули (дешевой рабочей силы. — Авт.) я выступаю за политику ограничения иммиграции. Вопрос заключается в ассимиляции различных рас. Мы не сможем создать однородное население из людей, которые не смешиваются с европеоидной расой».

Вильсон был расистом. Он привнес в Белый дом настроения южан. При нем в федеральном правительстве процветала расовая сегрегация. Он придерживался ярых ксенофобских убеждений. Именно Вильсон показал в Белом доме трехчасовой немой фильм «Рождение нации», который ро�

© Млечин Л.М., 2023

© ООО «Издательство «Аргументы недели», 2023

Демоны не исчезают

Вместо предисловия

Историки не любят сослагательного наклонения. Что толку фантазировать!

А почему, собственно? Разве все в мире предопределено?

Диктатура изъявительного наклонения мешает нам разбираться в истории. Когда говорят, что сослагательное наклонение применительно к истории не имеет ни малейшего резона, то тем самым отказываются представить себе, как могли бы повернуться события, если бы действующие лица той или иной драмы вели себя иначе. Слепой фатализм лишает возможности не только точнее осознать прошлое, но и понять, что выбор существовал и существует всегда.

Отказываясь представить себе, как могли бы развернуться события при иных условиях, мы отказываемся от самой мысли о том, что жизнь могла бы быть лучше. Необходимо мыслить в сослагательном наклонении, изучать альтернативы, чтобы, учитывая уроки прошлого, избегать ошибок в будущем.

Скажем, свержение русского императора весной 1917 года вовсе не было предопределено. Сложись события иначе, поведи себя сам Николай II и другие ключевые фигуры того времени по-другому, – вполне возможно, сохранились бы и монархия, и империя.

Конечно же, прежде всего интересны главные действующие лица истории. Исторический процесс – сменяющаяся вереница портретов. Вот пример. Если бы в октябре 1917 года в Петрограде не было бы ни Ленина, ни Троцкого, не произошла бы Октябрьская революция. Судьба России сложилась бы иначе! Вот какова роль личности в истории.

Я – не фаталист. Всегда хочется понять: почему главные действующие лица истории вели себя так, а не иначе? Что на них повлияло?

В Австрии наша телевизионная съемочная группа заехала в городок Браунау, где родился Адольф Гитлер. Характерно, что в городе никто не хотел разговаривать с нами о Гитлере! Не гордятся своим земляком.

Все-таки мы отыскали дом, где он родился. Стоя там, я не мог не думать о том, что, если бы Гитлер не появился на свет, не было бы и Второй мировой войны. Осенью 1939 года никто не хотел воевать. Кроме одного человека – Гитлера. И он сумел втравить мир в бойню. Почему? Ответ на этот вопрос можно найти, только проникая в тайны его личности. Если бы Гитлер был способен рационально мыслить, он не решился бы на войну, которую Германия ни при каких обстоятельствах не могла выиграть.

Все, кому по-настоящему интересна история, читают рассекреченные документы, мемуары, научные монографии и изумленно восклицают: вот, оказывается, почему все это произошло!.. Беда в том, что мы привыкли жить в сплошных мифах. Процесс восстановления реальной истории идет трудно, потому что слишком неприглядная рисуется картина.

Историческая наука развивается, как и любая другая. Учебники по биологии и физике стареют еще быстрее. Отворачиваться от нового в истории просто нелепо. Новые документы, научные изыскания, новый уровень понимания прошедшего постоянно меняют наши представления о событиях и исторических фигурах. Дело не только в том, что вводятся в оборот новые пласты документов. Осмысление прошлого дает иную глубину понимания. Но и много десятилетий спустя многое остается непонятным или непонятым, что не только рождает ожесточенные споры между учеными, но и ссорит целые государства. А ведь есть и кажущиеся невероятными истории, смысл которых еще предстоит понять и оценить.

Без осознания прошлого невозможно понять настоящее. Пока не разберемся с прошлым, не продвинемся вперед…

Демоны не исчезают. Они просто спят.

Конечно, история – не поваренная книга, содержащая проверенные рецепты на все случаи жизни. Она может помочь уяснить ход событий в сопоставимых ситуациях, хотя каждое поколение должно само решить, какие ситуации являются сопоставимыми.

Если вглядываться в прошлое, то очевидны исторические развилки, когда открывались разные пути. Выбрали одну дорогу, а могли бы пойти и по другой.

Кто же совершил ошибку? Об этом книга, которую вы держите в руках.

Эрцгерцог Фердинанд и крушение империи

Наследник австро-венгерского престола эрцгерцог Франц Фердинанд, чья смерть стала поводом для начала великой войны, вошел в историю как тупой солдафон, не заслуживающий сочувствия.

В политических и придворных кругах Австро-Венгрии известие об убийстве эрцгерцога и его жены в боснийском городе Сараеве летом 1914 года восприняли с трудно скрываемым удовлетворением. Все были рады избавиться от конкурента. Даже траурную церемонию устроили намеренно скромную. Венские газеты писали о «похоронах по третьему разряду».

Сама Австро-Венгерская империя рождала лишь насмешки и издевки, воспринималась как жалкое и безнадежно отсталое государство, угнетавшее своих подданных, мечтавших о национальной самостоятельности.

И спровоцированная убийством эрцгерцога Первая мировая война казалась случайной и никому не нужной. Принято считать, будто европейские властители в 1914-м абсолютно не хотели воевать и в равной степени виновны в этой катастрофе. Всем понравилось выражение британского премьер-министра Дэвида Ллойда Джорджа: в войну «соскользнули».

В реальности все было не так. Изучение истории разрушает комфортные отношения с прошлым. Это Германия развязала войну в 1914-м, как и в 1939-м. И стой же целью: завоевать власть над миром. Германская империя – предшественница Третьего рейха. Невозможно понять Первую мировую и все, что последовало за ней, не сознавая идеологических страстей, которые бушевали на континенте и закончились для Европы бедой…

Европейские монархи вступали в брак в своем узком кругу. Даже самые видные аристократы в него не допускались. Нарушение правил наказывалось. Князь Александр I Баттенбергский, правитель Болгарии, хотел жениться на австрийской актрисе Йоханне Лойзингер. Но смог это себе позволить только после отречения от престола.

Эрцгерцог Франц Фердинанд сильно огорчил семью, когда женился на чешской графине Софии, которую безумно любил и которая так и не была признана венским двором. Почему? В ее жилах не текла королевская кровь. Император Австро-Венгрии Франц Иосиф в конечном итоге разрешил брак при условии, что ни София, ни будущие дети, рожденные в браке, не станут претендовать на трон.

Супруги никогда не жалели о своем решении вступить в брак, хотя придворный протокол портил им жизнь. Софии не разрешалось появляться рядом с мужем на официальных церемониях. Только в роли генерального инспектора вооруженных сил Австро-Венгрии он мог быть вместе с женой. Супруги воспользовались этим пробелом в строгом протоколе, и София поехала в Сараево с мужем. Поэтому убили обоих, первая пуля попала в Софию…

Следуя семейной традиции, согласно которой каждый мужчина в династии Габсбургов, правившей Австрией с XIV века, обязан был служить в армии, эрцгерцог поступил на военную службу очень юным и в пятнадцать лет уже был произведен в лейтенанты. Он служил в пехотном полку в Богемии, в гусарском в Венгрии и в драгунском в Верхней Австрии. Получил генеральские эполеты. Во время службы заболел туберкулезом легких. Опасная болезнь в ту пору, от нее умерла его мать.

Франц Фердинанд слыл фанатичным охотником и отличным стрелком. В ту пору это не осуждалось – благородная мужская забава. Предпочитал крупную дичь – тигров, львов и слонов, в которых стрелял во время своих кругосветных путешествий.

В политике наследник престола придерживался благоразумных идей. Во что бы то ни стало желал избежать войны с Россией, чтобы, как он говорил, «царь России и император Австрии не свергли друг друга с трона и не открыли путь революции». Как в воду смотрел. Когда его убили, путь к мировой войне был открыт…

А ведь он, похоже, сознавал, что на него охотятся.

Жена его племянника Цита Бурбон-Пармская, которой суждено будет со временем стать последней австрийской императрицей, запомнила поразивший ее разговор с Францем Фердинандом.

Когда его супруга София вышла, чтобы уложить детей, наследник престола вдруг произнес:

– Должен кое-что вам сказать… Меня убьют!

Цита и ее муж эрцгерцог Карл в ужасе посмотрели на Франца Фердинанда. Карл попытался возразить, но наследник строго произнес:

– Я точно это знаю. Через пару месяцев я буду мертв.

Несколько секунд царила тишина, потом он тихим, спокойным голосом добавил, обращаясь к Карлу:

– Я оставил для тебя в своем сейфе кое-какие бумаги. После моей смерти прочти их. Может быть, они окажутся полезными.

Франц Фердинанд желал хороших отношений не только с Россией.

Австрия и Венгрия договорились о превращении империи в дуалистическую монархию. Австрийский император возлагал на себя и венгерскую корону. Единая армия и общая внешняя политика. Бюджет согласовывался двумя парламентами – в Вене и Будапеште. Эрцгерцог Франц Фердинанд предполагал уравновесить влияние венгров созданием внутри империи еще и королевства южных славян.

Женатый на чешской графине, он считал необходимым улучшить жизнь славян, населявших Австро-Венгрию. Поэтому выходившая во Львове газета назовет его смерть «катастрофой» для западных украинцев, подданных империи… В Австро-Венгрии жили немцы, чехи, поляки, сербы, хорваты, словенцы, русины. А еще венгры, румыны, итальянцы…

Империя превращалась в современное многонациональное государство. Франц Иосиф предоставил всем народам империи равные права. Образование – на разных языках, бюрократия – многоязычная. Армейские офицеры умели отдавать приказы на одиннадцати языках, не считая немецкого.

Парламент избирался всеобщим голосованием. Правда, женщины – как практически и во всей Европе – еще были лишены права избирать. Равенство перед законом, свобода выражения мнений, развитие национальных языков и культур – такой была Австро-Венгрия.

Казавшаяся устаревшей монархия породила удивительно богатую культурную жизнь. В ту пору Вена, многонациональная столица, была шестым по величине городом в мире. Здесь творили основатель психоанализа Зигмунд Фрейд, композитор Густав Малер, философ Людвиг Витгенштейн, художник Густав Климт, писатель Стефан Цвейг…

Сегодня Австро-Венгерскую империю рассматривают как предшественницу Европейского союза. Если на то пошло, национальное, моноэтническое государство – не единственная форма политического устройства. Многонациональное государство может быть очень успешным.

Но в ту пору Австро-Венгрию мало кто ценил. Населявшие империю поляки, чехи, сербы – да почти что все! – желали обрести собственное государство. Даже немцы разошлись во мнениях. Кто-то стал австрийским патриотом, а кто-то не понимал, почему отделен государственной границей от Германии. Родившийся в Австрии Адольф Гитлер вырос поклонником Германии. Считал австрийцев неполноценными немцами, а быть неполноценным он не хотел.

В начале XX века яростный национализм охватил Европу. И стал главной причиной Первой мировой войны.

Кайзер Вильгельм

Кем был последний немецкий кайзер Вильгельм II? Кровожадным тираном или игрушкой в руках своих воинственных генералов?

Вильгельм постоянно противоречил сам себе. Часто казалось: он явно не понимает, что говорит. Но он был крайне самоуверен. «Я и есть министерство иностранных дел, – провозглашал он. – Я единственный определяю внешнюю политику Германии».

Кайзера собственные министры невысоко ценили. По существу, игнорировали. Или ловко им манипулировали. Имперский канцлер Бернхард фон Бюлов проводил собственную амбициозную политику, но твердил, что лишь «исполняет волю его величества». Во время войны кайзер будет полезен своим генералам в сфере связей с общественностью – он ездил на фронт и вручал награды отличившимся на поле боя.

Его решимость завоевать Германии «место под солнцем» уходила корнями в его детство. При родах врач повредил мальчику левую руку. Он был инвалидом, но скрывал свою слабость. Закомплексованный кайзер мечтал в результате войны стать фигурой номер один на мировой арене.

Объединивший Германию канцлер Отто фон Бисмарк говорил:

– Великие вопросы времени решаются не речами и не постановлениями большинства, а железом и кровью.

В начале XX века Германия была готова пойти на все для достижения цели, которой не могла добиться мирными средствами: стать супердержавой.

Цель имперской Германии при кайзере Вильгельме II: сокрушить Францию и Россию, добиться экономической и политической гегемонии в Европе, завоевать территории и ресурсы на востоке. Чем этот план отличался от целей нацистской Германии во Второй мировой?

Германия должна «победить врага сейчас, когда у нас есть шанс на победу», – настаивал начальник генерального штаба генерал Хельмут фон Мольтке.

Если бы кайзеровская Германия выиграла Первую мировую войну – а это ей почти удалось! – она бы господствовала на суше и на море. Победа Германии сделала бы весь мир небезопасным.

Немецкий историк Вернер Зомбарт говорил тогда:

«Мы – божий народ. Подобно тому, как немецкая птица – орел – летит выше всякой твари земной, так и немец вправе чувствовать себя превыше всех народов, окружающих его, и взирать на них с безграничной высоты… Милитаризм-это выражение немецкого героизма».

Уже тогда в Германии мир поделили на расы, полноценные и неполноценные. Худшая – семитская. Лучшая – арийская, нордическая, германская. Это высокие, сильные белокурые люди с голубыми глазами, уроженцы Северной Европы. Лишь они созидатели.

Опирались эти биологи на идеи всем известного Чарлза Дарвина. Его теория естественного отбора произвела огромное впечатление на биологов XX века.

Главный пропагандист этих идей – кузен Дарвина британский антрополог Фрэнсис Гальтон. Его точка зрения: человечество нужно выращивать, отбраковывая негодный генетический материал и распространяя полноценный генофонд. Эти идеи легли в основу евгеники, науки о наследственном здоровье человека и путях его улучшения.

Евгеника стала популярной в Англии после Англо-бурской войны начала XX века. Лондон никак не мог одержать победу над южноафриканскими бурами, и военную слабость Англии приписали упадку британской расы.

Британский философ Хьюстон Стюарт Чемберлен заявил: история – это борьба рас. Судьба человека полностью определяется биологией. Восхищенный германским духом Чемберлен утверждал, что только немцы – лучшие из лучших – способны управлять миром. Эти идеи широко распространялись, и немцы поверили в свое духовное превосходство. Чемберлен женился на дочери немецкого композитора Рихарда Вагнера и переселился в Германию.

Еще до Гитлера страстным поклонником Чемберлена оказался германский кайзер Вильгельм II. Он пригласил к себе автора: «Бог послал немецкому народу вашу книгу и вас лично мне». Кайзер вспоминал, как ему не хватало образования для руководства страной: «И тут появились вы и привнесли порядок в хаос, свет в темноту. Вы объяснили то, что было непонятно. Показали пути, которыми следует идти ради спасения Германии и человечества». В разгар Первой мировой Чемберлен получил германское подданство.

Немецкий философ Освальд Шпенглер писал:

«Хороший удар кулака имеет больше ценности, чем добрый исход дела; в этом заложен смысл того презрения, с которым солдат и государственный деятель смотрят на книжных червей, полагающих, что всемирная история есть будто бы дело духа, науки или даже искусства».

Вот почему после убийства сербскими боевиками эрцгерцога в Сараеве кайзер Вильгельм твердо сказал австрийскому послу, что Вена может рассчитывать на его «полную поддержку» и что императору Францу Иосифу следует поторопиться с ударом по Сербии. Слова кайзера превратили локальный кризис в общеевропейский.

Так Германия развязала войну, которую проиграет вместе со своими союзниками по Четверному союзу-Австро-Венгрией, Османской империей и Болгарией. И в конце 1918 года потерпевшая поражение империя начнет распадаться.

Шабаш на Вальпургиевой горе

Империя Франца Иосифа простиралась от Инсбрука на западе до Карпат на востоке и от Праги до границ с Сербией и Черногорией. Проиграв войну, огромная Австро-Венгрия развалилась очень быстро. Для пятидесяти миллионов людей рождалось что-то новое и захватывающее на руинах более не существующей империи. Чехи, словаки, поляки, хорваты – все жаждали независимости!

На европейской карте появились новые государства, которые составили Центральную и Восточную Европу, – Чехо-Словакия, Польша, Королевство сербов, хорватов и словенцев (позднее Югославия). Австрия и Венгрия тоже стали отдельными странами.

Все это казалось торжеством справедливости. Многие верили, что впереди славная эра прогресса. Но у сложных вопросов нет простых ответов. Трудно определить, кто к какой этнической группе принадлежит и где должна быть проведена граница. Новые государства претендовали на одни и те же территории.

Один народ за другим провозглашал создание собственного государства. И сразу брались за оружие, чтобы отхватить и территорию соседа. Рассуждали так: зачем нам быть меньшинством в вашем государстве, когда вы можете быть меньшинством в нашем?

Новые страны демонизировали Австро-Венгерскую монархию: тюрьма народов! Это вошло в учебники. Но три десятилетия назад, когда в крови распадалась Югославия и соседи убивали друг друга, историки другими глазами взглянули на события столетней давности. Возникла ностальгия по временам империи. Иначе оцениваются и возникшие на ее обломках страны: там установились жесткие режимы и злобный национализм.

Националистические идеи в Восточной Европе были сильнее, чем обычно считалось. Многие мечтали о чисто национальных государствах – без «чужих», без этнических меньшинств. Хорошо исследовано увлечение европейской молодежи в двадцатые годы марксизмом. Гораздо меньше известно о том, что в те же годы другая часть молодежи в неменьшей степени увлекалась и национальным социализмом. Слово «фашизм» для многих ушей звучало тогда сладкой музыкой. Фашизм казался мощным средством восстановления чувства национальной гордости и успешного решения многих проблем европейских государств.

Национализм пользовался широкой, страстной и сознательной поддержкой как народных масс, так и интеллигенции. Идеологические утопии превратились в практическую политику. Немногие сознавали опасность национализма, охватившего Европу после Первой мировой.

Среди них была знаменитая революционерка Роза Люксембург. Она принадлежала к основателям небольшой социал-демократической партии Польши и Литвы, боровшейся с партией будущего маршала Юзефа Пилсудского. Большинство поляков жаждали национального самоопределения, то есть отделения от России. Роза Люксембург, напротив, желала единства.

Некоторые ее слова словно написаны сегодня:

«Со всех сторон нации и малые этнические группы заявляют о своих правах на образование государств. Истлевшие трупы, исполненные стремления к возрождению, встают из столетних могил, и народы, не имевшие своей истории, не знавшие собственной государственности, стремятся создать свое государство. На националистической горе Вальпургиева ночь».

Роза Люксембург была невысокого мнения о праве народов на самоопределение: это «метафизическая формула, которая оставляет на усмотрение каждой нации решение этой проблемы». Она стремилась прежде всего выяснить: полезна ли национальная независимость для самого народа, для его соседей и для социального прогресса? Есть ли экономические условия для возникновения нового государства?

На свете существуют тысячи языков, но меньше двухсот государств. Роза Люксембург опасалась средневековой анархии, к которой вернется Европа, если каждая этническая группа потребует создания собственного государства. Она была права.

18 октября 1918 года во Львове украинцы – депутаты австро-венгерского парламента и местных собраний, представители культурных и общественных организаций сформировали Национальную раду и заявили о переходе власти к украинскому народу. Рада объявила, что объединяет Галицию, Северную Буковину и Закарпатье в единое государство. 1 ноября провозгласили создание Западно-Украинской народной республики.

Но Варшава не позволила украинцам создать собственное государство. Только что появившуюся на политической карте Польшу возглавил Юзеф Пилсудский. Он намеревался широко раздвинуть границы Польши за счет Украины, Белоруссии и Литвы.

Когда-то у галицийской украинской интеллигенции был «роман» с Польшей. Привлекательность Польши состояла в том, что она воспринималась как часть иного, западного мира. Часть украинской знати отдавала предпочтение польскому языку и польской культуре. Остался в память об этом монумент поэту Адаму Мицкевичу в центре Львова. И украинский гимн «Ще не вмерла Украна» очень напоминает польский – «Еще Польска не згинела».

4 ноября 1918 года на Западно-Украинскую республику двинулись польские войска, они атаковали Львов и в ночь на 22 ноября взяли город. Польша просто присоединила к себе Западную Украину. Западноукраинские земли поляки именовали Восточной Малополыией, не признавали за украинцами права на минимальную автономию. Это породило отчаяние и озлобление среди западных украинцев. Именно в Польше между двумя великими войнами расцвел воинственный украинский национализм.

В сорок первом году немецкие войска еще не успевали вступить в город, а на Западной Украине местные жители уже убивали коммунистов и устраивали еврейские погромы. Все затхлое, тупое и мерзкое словно ждало прихода вермахта. На Украине и в Прибалтике, писал немецкий писатель-антифашист Рольф Хоххут, евреи чувствовали себя как в пустыне: им негде было спрятаться. Соседи оказались едва ли не страшнее немцев…

Новые государства, возникшие на обломках Австро-Венгерской империи – Югославия и Чехо-Словакия, – несли в себе зародыши этнических конфликтов.

Образовавшаяся после Первой мировой Чехо-Словакия была многонациональной. Но составившие ее разные народы сражались между собой во время Первой мировой. Немецкое население составляло три с половиной миллиона человек и требовало автономии. Проблема с судетскими немцами не была единственной. Соседняя Польша претендовала на Тешинскую Силезию, где жили поляки. Но к национальным меньшинствам – немцам, евреям, полякам – в Праге относились высокомерно.

В марте 1939 года страна была оккупирована вермахтом и расчленена. Тешинскую область прихватила Польша. Чехия исчезла с политической карты. Появился Протекторат Богемии и Моравии. Формально им управляло чешское правительство, фактически всем руководили немцы. Чешские рабочие исполняли немецкие заказы. Гитлер был доволен вкладом протектората в военное производство. Ни одного случая саботажа!

«Чехи, – записывал в дневнике имперский министр народного просвещения и пропаганды Йозеф Геббельс, – работают к нашему полному удовлетворению и делают максимум возможного под лозунгом – «Все для нашего фюрера Адольфа Гитлера!»

Словакия 14 марта 1939 года с разрешения Гитлера была провозглашена независимой и превратилась в профашистское государство.

– Создание Чехо-Словакии после Первой мировой спасло чехов от германизации, а нас от мадьяризации, ведь чехи жили под немцами, а словаки – под венграми, – так выразился один современный словацкий политик. – Мы были как маленькие дети, которые живут в одной комнате. Но когда дети выросли, каждому была нужна своя комната. Лучше быть хорошими братьями в разных комнатах, чем плохими в одной.

Впрочем, независимость была формальной. 23 июня 1941 года Словакия объявила войну Советскому Союзу. Президент и епископ Йозеф Тисо отправил словацкий легион на Восточный фронт воевать против Красной армии. Парламент Словакии проголосовал за депортацию евреев в нацистские лагеря смерти. Причем страна взяла на себя обязательство оплачивать расходы Германии по отправке евреев в лагеря.

Президент Тисо писал папе римскому:

«Наша вера состоит в нашей благодарности немцам, которые не только признают естественное право нашего народа на существование, независимость и национальную свободу, но и поддерживают нас в борьбе против чехов, врагов нашего народа».

Венгерские фашисты действовали эффективнее, чем гестапо: всего за пять месяцев отправили в нацистские лагеря шестьсот тысяч евреев. Семьдесят тысяч венгерских евреев загнали в гетто в Пеште, на берегу Дуная. Хладнокровно наблюдали за тем, как они умирали от голода и холода.

Румынский диктатор Йон Антонеску и его генералы убили минимум двести тысяч евреев. Причем евреи были лишь одной из групп, от которых хотели избавиться. Румыны ликвидировали и цыган, и украинцев. Хорваты убивали не только евреев, но и с еще большим удовольствием соседей-сербов. Поляки и литовцы ожесточенно уничтожали друг друга. Словаки и хорваты, которым Гитлер подарил по собственному государству, охотнее других помогали нацистам.

В 1941 году нацистская Германия напала на Югославию, после чего страна была оккупирована и расчленена. Причем Югославию разграбили соседи. Венгрия присоединила к себе Воеводину. Болгария прихватила Македонию и часть южной Сербии. Словению поделили Италия и Германия. Италии досталась и большая часть адриатического побережья Хорватии.

Хорватские националисты милостью Гитлера получили возможность создать собственное государство, к которому присоединили часть Боснии и Герцеговины. И это государство многое позаимствовало у нацистов. Прежде всего расовую политику. Хорватия – для хорватов. Остальным тут не место.

– Хорватское государство отвергает существовавшую доселе правовую точку зрения, будто все люди равны, – заявил министр юстиции в Загребе.

Запретили кириллицу – как принадлежность чуждой культуры. Приняли закон о «защите арийской крови». И приступили к строительству трудовых и концентрационных лагерей для «нежелательных и опасных лиц». Усташи истребляли целые населенные пункты. Причем убивали с особой жестокостью: перерезали горло своим жертвам. Так и не удалось выяснить, сколько сербов погибло в хорватских лагерях. Историки называют цифру в сто двадцать тысяч человек.

Жители оккупированной Боснии и Герцеговины шли на службу в добровольческую горнострелковую дивизию войск СС «Ханджар» (в переводе на русский – «меч»). Мобилизацией боснийских мусульман рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер попросил заняться великого муфтия Иерусалима Амина аль-Хуссейни. Он вдохновлял молодых босняков на священную борьбу с иноверцами – сербами и хорватами.

В январе 1944 года великий муфтий выступал перед личным составом дивизии «Ханджар»:

– Дивизия, в которой с помощью Великой Германии служат боснийские мусульмане, стала примером для мусульман во всем мире. Исламский мир и Великую Германию связывает общность целей. Враги рейха – это и наши враги.

От кайзера до фюрера

Как сложилась судьба самой Австрии? Эта страна напоминает роскошную коробку шоколада, перевязанную ленточкой. Или, во всяком случае, хочет таковой казаться. Белые альпийские вершины, венская опера, голубой Дунай, по которому плывут вызывающие ностальгию старые буксиры, вальсы Штрауса, любовь к старому порядку вещей, комфорт и уют.

В 1938 году Адольф Гитлер присоединил Австрию к нацистской Германии.

«В Австрию вступили немецкие войска, и Гитлер объявил о присоединении Австрии к германскому рейху, – вспоминала актриса и кинорежиссер Лени Рифеншталь, которая поставила свой талант на службу Третьему рейху. – В почти религиозном экстазе австрийцы тянули руки навстречу Гитлеру. Плакали от радости».

И австрийцы дали волю своей истеричной и злой ненависти к славянам, евреям и цыганам. Многие австрийцы спешили вступить в нацистскую партию. Надевали форму вермахта и отправлялись на войну.

Австрийский полицейский Густав Шварценеггер, отец Арнольда, который станет знаменитым актером, подал заявление в нацистскую партию вскоре после присоединения Австрии к великогерманскому рейху. И вступил в штурмовые отряды – боевой отряд партии. Когда началась война, отец будущей кинозвезды служил в полевой жандармерии. Занимался «наведением порядка» на временно оккупированных советских территориях, то есть боролся с партизанами и уничтожал мирное население. Густав Шварценеггер служил под Ленинградом. Ему повезло. Он демобилизовался в феврале 1944 года – по болезни.

Едва ли не самые мерзкие нацистские убийцы были родом из Австрии. Особенно много австрийцев служило в главном управлении имперской безопасности. Командовавший австрийскими отрядами СС Эрнст Кальтенбруннер, чьи щеки были в шрамах от студенческих дуэлей, говорил с сильным австрийским акцентом. Он стал начальником главного управления имперской безопасности, то есть руководил в Третьем рейхе всей машиной уничтожения.

Неожиданное назначение. Более заметные фигуры в империи СС рассчитывали на продвижение. Но рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер выбрал австрийца Кальтенбруннера. После войны его повесят в Нюрнберге вместе с другими главными военными преступниками…

Когда Германия проиграла Первую мировую, осенью 1918 года, кайзер Вильгельм II на своем поезде благоразумно уехал в Голландию. На границе покорно сдал свою саблю голландскому таможенному чиновнику.

Антанта намеревалась судить кайзера за разжигание войны. Но в январе 1920 года правительство Нидерландов отвергло требование союзников выдать Вильгельма II. В том же году покончил с собой его тридцатилетний сын Иоахим. Через год умерла его жена. В 1922-м кайзер вновь женился.

Адольф Гитлер презирал человека, которого считал ответственным за поражение Германии в Первой мировой войне, а Вильгельм был шокирован бандитской тактикой нацистов. В 1938 году кайзер заметил, что впервые ему стало стыдно быть немцем.

Но когда Гитлер пустил в ход силу, Вильгельм радовался каждому успеху вермахта, писал Гитлеру: «Поздравляю вас и вооруженные силы Германии с дарованной Богом грандиозной победой».

После капитуляции Франции в 1940-м гордо произнес:

«Блестящие генералы, которые вели эту военную кампанию, вышли из моей школы! Они сражались в ту войну под моим командованием в качестве лейтенантов, капитанов и молодых майоров. Они претворяли в жизнь планы, разработанные под моим руководством».

Нацисты продолжали политику кайзера Вильгельма, начавшего Первую мировую. Поэтому через два десятилетия после поражения в этой войне, в 1939 году, развязали новую, куда более кровопролитную, во много раз превзойдя кайзеровскую империю в амбициях и жестокости. Результатом стал полный разгром Германии и крах идеологии, основанной на расовой теории. В сорок пятом страна практически перестала существовать – по вине своих вождей…

А в Восточной Европе прошлое не умирает, здесь словно вернулись к тридцатые годы XX столетия. В Польше тон задают националистические силы, очень напоминающие довоенные партии. У власти авторитарное правое правительство, тесно связанное с реакционной католической церковью. В расколотых остатках Югославии не утихает этническая рознь. Венгрия вновь обрела свой довоенный национализм, здесь пытаются реабилитировать Миклоша Хорти, который заключил союз с Адольфом Гитлером, отправил венгерские войска воевать вместе с вермахтом и назвал 22 июня 1941 года, день нападения на Советский Союз, «счастливейшим в моей жизни».

Довоенные пороки, прежде всего антисемитизм, присутствуют в современной политике восточноевропейских государств до такой степени, какой не было в ту пору, когда они находились по другую сторону исчезнувшего железного занавеса…

Лавр Корнилов. Генералы в политике

Как изменилась бы судьба России, если бы летом 1917 года власть в стране взял генерал от инфантерии Лавр Георгиевич Корнилов? Он был невероятно популярен в ту пору.

«Храбрый рубака, способный воодушевить личным примером армию во время боя, – писал министр Временного правительства Павел Николаевич Милюков, – бесстрашный в замыслах, решительный и настойчивый в выполнении их».

«Никогда не забуду его темного, сумрачного лица, его узких калмыцких глаз, – вспоминал один из руководителей военного министерства. – В качестве телохранителей его сопровождали текинцы; впереди и позади его автомобиля ехали автомобили с пулеметами… На вокзале в Москве ему была устроена торжественная встреча. На площадь он был вынесен на руках. Народ приветствовал его раскатистым «ура»… Когда в Большом театре появилась небольшая фигура Корнилова, вся правая часть зала и большинство офицеров встают и устраивают генералу грандиозную овацию. Зал сотрясается от оглушительных аплодисментов, каких в его стенах не вызывал даже Шаляпин».

Корниловский мятеж – одна из загадок революции. И по сей день не так просто понять, что именно тогда произошло.

Лавр Георгиевич Корнилов – человек энергичный и смелый, но склонный к авантюризму. Выходец из низов. В его случае это означало, что он был крайне амбициозным и хотел во что бы то ни стало прорваться наверх.

В июле 1917 года Временное правительство утвердило его верховным главнокомандующим. А всего через месяц с небольшим генерал Корнилов, возмущенный хаосом и анархией в стране и армии, потребовал себе диктаторских полномочий.

И у него нашлись сторонники и поклонники. В Петрограде и в Москве многие связывали с ним большие надежды. Люди жаждали сильной власти, на которую можно перевалить ответственность за свою жизнь. Казалось, вот человек, который в один день восстановит в стране порядок и вернет Россию к нормальной жизни!

Но у него ничего не получилось.

Почему? И что стало бы с Россией в случае его успеха?

Сын волостного писаря Лавр Георгиевич Корнилов окончил кадетский корпус, Михайловское артиллерийское училище и Николаевскую академию Генерального штаба с малой серебряной медалью. Служил в Туркестанском военном округе. С пользой для военного ведомства совершил экспедиции в Афганистан и Китай. Во время неудачной Русско-японской войны продемонстрировал хладнокровие и мужество под Мукденом.

С началом Первой мировой принял 48-ю пехотную дивизию. Дивизия отступала, дважды едва избежала разгрома. Его командир генерал Алексей Алексеевич Брусилов считал, что Корнилов дивизию не жалел, она несла ужасающие потери:

«Очень смелый человек. Корнилов всегда был впереди и этим привлекал к себе сердца солдат, которые его любили. Они не отдавали себе отчета в его действиях, но видели его всегда в огне и ценили его храбрость».

В апреле 1915 года дивизия оказалась в окружении. Корнилов, раненный, попал в плен. Но летом 1916 года бежал. В плену оказался не один десяток русских генералов, а бежал один Корнилов, за что удостоился приема у императора, ордена Святого Георгия III степени и получил под командование 25-й армейский корпус. Побег из вражеского плена в царской армии отмечался почетной нашивкой на рукаве кителя. Таких офицеров награждали и продвигали по службе.

После Февральской революции генерала Корнилова назначили командующим Петроградским военным округом:

«Для установления полного порядка, для спасения столицы от анархии командировать на должность доблестного боевого генерала, имя которого популярно и авторитетно в глазах населения».

Но генерал попросился из столичного военного округа на фронт. Мировая война продолжалась. Антанта, в которую входила Россия, противостояла странам Четверного союза и постепенно одерживала победу.

В мае Корнилов принял 8-ю армию на Юго-Западном фронте. По удивительному стечению обстоятельств в этой армии служили будущие вожди Белого движения: генералы Алексей Максимович Каледин, Антон Иванович Деникин, Сергей Леонидович Марков…

Корнилову нужны были солдаты, умеющие и желающие сражаться. Он сформировал из добровольцев ударный отряд, который прорвал австрийский фронт и успешно наступал. Корнилов стал командующим фронтом. Но вооруженные силы разваливались – после того, как лишили трона императора Николая II и началась Февральская революция.

Вот тогда Россия услышала твердый голос генерала Корнилова.

Командующий Юго-Западным фронтом потребовал восстановить смертную казнь, чтобы заставить армию подчиняться приказам:

«Армия обезумевших темных людей, не ограждаемых властью от систематического разложения и развращения, потерявших чувство человеческого достоинства, бежит. На полях, которые нельзя даже назвать полями сражения, царит сплошной ужас, позор и срам, которые русская армия еще не знала с самого начала своего существования».

В 1917 году действующая армия насчитывала больше семи миллионов человек, и от ее позиции зависела судьба страны. С февраля шла борьба за армию между Временным правительством и Петроградским советом рабочих депутатов. В Петроградский совет вошли сотни солдатских депутатов, и они принесли с собой огромный запас ненависти к офицерам, дисциплине, воинской службе и, разумеется, к войне.

Временное правительство решило опираться на Корнилова, рассчитывая на его популярность. 19 июля его назначили верховным главнокомандующим.

24 июля Корнилов подписал приказ:

«Необходимо добиваться, чтобы солдаты вновь приняли воинский вид, подтянулись и не допускали никаких вольностей в форме одежды… Разнузданный и расхлестанный вид человека, носящего форму, будь то солдат, или офицер, позорит не только воинское звание защитника Родины, но и самый народ, сыном которого он является».

Мгновенный взлет сыграл с ним злую шутку. Генерал ощутил себя более значительной фигурой, чем был в реальности.

Он телеграфировал председателю Временного правительства Александру Федоровичу Керенскому:

«Я, генерал Корнилов, вся жизнь которого с первого дня сознательного существования и доныне проходит в беззаветном служении Родине, заявляю, что Отечество гибнет. Я никогда в жизни не соглашусь быть одним из орудий гибели Родины. Довольно! Если правительство не утвердит предлагаемых мною мер и тем лишит меня единственного средства спасти армию, то я слагаю с себя полномочия главнокомандующего».

Корнилова окружали люди авантюрного склада, желавшие сместить правительство, взять власть и обосноваться в Зимнем дворце. Они внушали Корнилову, что только он спасет Россию, а стране нужна военная диктатура. Лавру Георгиевичу нравилось, когда его называли вождем.

27 августа он отправил из Ставки в Петроград 3-й конный корпус генерала Александра Михайловича Крымова для проведения операции против большевиков. Но глава правительства Керенский решил, что Корнилов намерен его сместить, и снял генерала с должности.

Корнилов приказу не подчинился.

Временное правительство приказало предать его суду как мятежника. В ответ Корнилов обещал покарать «изменников в Петрограде» и провозгласил себя правителем России. По радио – очень современно! – обратился к стране: Временное правительство действует под давлением большевиков и в соответствии с планами германского генерального штаба.

Офицеры его поддержали, но солдаты не приняли сторону генерала, потому что совершенно не хотели воевать. Армия шла за большевиками: они обещали немедленно заключить мир и распустить солдат по домам.

После неудачного Корниловского мятежа Временное правительство не продержалось в Зимнем дворце и двух месяцев. Больше всех выиграли большевики. Теперь их уже никто не сможет остановить.

На белом коне

Генерал Корнилов в конце 1917 года возглавил Добровольческую армию. Она родилась в казачьей столице – городе Новочеркасске. Сюда со всей страны устремились не признавшие октябрьский переворот в Петрограде офицеры, кадеты (воспитанники начальных военно-учебных заведений) и юнкера (курсанты военных училищ).

Они надеялись превратить Юг России в базу войны против большевиков. Верили в природный монархизм казаков. Но ошиблись. Нежелание казаков сражаться с наступавшими красногвардейцами вынудило генерала Корнилова в середине января 1918 года перевести все добровольческие формирования в Ростов-на-Дону. Но и Ростов не оправдал ожиданий: рабочее в основном население враждебно встретило офицеров.

Возникла другая идея: если донцы не желают воевать с большевиками, может, поднять кубанцев? Корнилов объявил поход на Кубань. Пробивались с боями. Добровольческая армия выработала такую тактику: фронтальная атака густыми цепями при слабой артиллерийской поддержке – не хватало ни орудий, ни снарядов. Плохо обученные красные части не выдерживали яростной атаки и отходили.

Добровольцы вышли к Екатеринодару (ныне Краснодар). Но выяснилось, что они опоздали: в городе большевики. Корнилову противостояли значительные силы красных. От Добровольческой армии осталась половина. Но генерал, не считаясь с потерями, требовал продолжать штурм города.

Генерал Деникин прямо спросил:

– Лавр Георгиевич, почему вы так упорствуете?

Командующий обреченно ответил:

– Выхода нет, Антон Иванович. Если не возьмем Екатеринодар, пущу себе пулю в лоб.

Деникин встал и с пафосом произнес:

– Выше высокопревосходительство! Если генерал Корнилов покончит с собой, то никто не выведет армии – она погибнет.

Антон Иванович ошибался. Как раз смерть Корнилова дала шанс Добровольческой армии, которую вскоре возглавит сам Деникин.

Штаб Корнилова находился в доме, который принадлежал Екатеринодарскому сельскохозяйственному обществу. Дом сохранился! Несколько лет назад я его нашел.

Ни мемориальной доски, ничего! Я не большой поклонник Лавра Георгиевича Корнилова, но он сыграл немалую роль в истории России. Как минимум храбро сражался в Первую мировую.

В восьмом часу утра снаряд, выпущенный красной артиллерией, угодил точно в комнату командующего. Когда офицеры вошли в комнату, Корнилов лежал на полу. Умирающего генерала на носилках вынесли на берег Кубани.

Он еще дышал. Антон Иванович Деникин склонился над ним. Он позднее вспоминал: глаза Корнилова были закрыты, на лице выражение мученической боли.

Это произошло 31 марта (13 апреля по новому стилю) 1918 года. Смерть командующего пытались скрыть, но безуспешно. Один-единственный снаряд попал в дом Корнилова. Именно в его комнату. И убил его одного! Мистический страх распространился в армии. «Все кончено», – обреченно говорили добровольцы.

В их представлении все было связано с Корниловым: идея борьбы, вера в победу, надежда на спасение! И когда его не стало, многим казалось, что Белое дело проиграно. Так со временем и произойдет. Белая армия проиграет Гражданскую войну…

Символично, что в ноябре 1920 года последний командующий белыми войсками генерал Петр Николаевич Врангель покинет Крым на борту бронепалубного крейсера «Генерал Корнилов».

Прежде крейсер назывался «Очаков». В первую русскую революцию уволенный со службы лейтенант флота Петр Петрович Шмидт поднял восстание на «Очакове». На следующий день мятеж был подавлен. Лейтенанта Шмидта расстреляли за «попытку к насильственному ниспровержению существующего строя». Крейсер переименовали.

Лавр Георгиевич Корнилов не был рожден для роли «генерала на белом коне». Ему лучше было бы не заниматься политикой. Он мыслил слишком прямолинейно. Но другим-то генералам сопутствовала удача. И что из этого выходило?

Генеральская экономика

Многие генералы в разных странах врывались в политическую жизнь в ореоле воинской славы, гипнотизируя избирателей блеском золотых звезд и погон. Но первый успех часто оказывался обманчивым.

В Португалии, где полвека существовала диктатура, в 1974 году молодые офицеры совершили бескровную «революцию гвоздик», провели первые демократические выборы и передали власть законно избранному правительству.

В Польше министр национальной обороны генерал армии Войцех Ярузельский в 1981 году возглавил страну и ввел военное положение, но в 1990-м провел выборы, и президентский пост перешел к лидеру оппозиции Леху Валенсе.

Есть еще одна страна, чей опыт многим нравится. История Южной Кореи – это история военных переворотов. Страной управляли сменявшие друг друга генералы – Пак Чжон Хи, Чон Ду Хван, Ро Дэ У.

При Пак Чжон Хи начался рост экономики. Корея завалила мир дешевой обувью, текстилем и другими потребительскими товарами. В семидесятые годы Пак зажал страну в кулак и стал развивать металлургию и судостроение. Во время Второй мировой Пак служил в императорской армии (Корея была оккупирована Японией) и фактически повторил японскую модель: высокий уровень сбережений, контроль над рынком, дисциплина.

Пак Чжон Хи требовал, чтобы ему еженедельно давали сводку выпуска кирпича. Но не для того, чтобы устроить разгон или снять директора завода. Президент просто хотел знать, сколько можно строить.

Даже при генералах правительство вмешивалось в экономику очень осторожно. Генералы были диктаторами лишь в политике. Сознавали, что в этой сфере надо не приказывать, а дать бизнесменам свободу. Хорошо работает только свободная экономика.

В восьмидесятые годы стало ясно, что твердая рука, генеральское правление лишь мешают стране. После трех десятилетий индустриализации Южная Корея начала превращаться в современное общество, которое требовало перемен.

Бывший генерал-десантник Ро Дэ У пришел к власти, чтобы подвести черту под эпохой военных переворотов. Было очевидно, что времена генералов в южнокорейской политике закончились. И еще больших успехов Южная Корея достигла, когда военные ушли и их место заняли избранные народом политики.

А судьба генералов, которые руководили Кореей, сложилась не очень удачно. Генерал Пак Чжон Хи был застрелен начальником собственной разведки. Два других генерала, Чон Ду Хван и Ро Дэ У, сменившие друг друга на посту президента, сели на скамью подсудимых.

В Южной Корее извлекли уроки из этой истории. Политик, который находится у власти, думает о том, что произойдет с ним после ухода в отставку. И не делает ничего такого, за что потом придется расплачиваться.

Наследство Пиночета

Спор о том, был ли военный переворот благом или несчастьем для Чили, не прекращается и по сей день. Когда в 1973 году военные под командованием генерала Аугусто Пиночета свергли законно избранного президента Сальвадора Альенде, мир содрогнулся. Когда прошло несколько лет, и в стране начался экономический подъем, на военных стали смотреть снисходительно, а потом их и вовсе принялись именовать спасителями нации.

И долгие годы многим казалось: а может быть, и в самом деле в Латинской Америке военные режимы действуют более успешно, чем гражданские правительства? Военные диктатуры казались эффективными и устойчивыми.

Сам генерал Пиночет всегда считал, что реформы можно проводить только при наличии сильной руки. Но в последние годы Чили опровергает слова генерала. Страна зажила полноценной жизнью, преуспела в развитии экономики именно после того, как военные уступили власть гражданским.

Несколько десятилетий назад двенадцать из девятнадцати латиноамериканских правительств были авторитарными. Теперь практически на всем континенте правят гражданские президенты. Политические перемены сопровождаются экономическими. После долгих лет упадка в Латинской Америке начался стремительный подъем. На всем континенте были проведены реформы: отпустили цены, сделали свободной торговлю, приватизировали государственные предприятия. Лозунг везде был один: больше рынка, меньше государства.

Генерал Пиночет в свое время сделал лишь один разумный шаг – согласился принять услуги чикагских экономистов, которые принесли с собой программу, опробованную во всех развитых странах. Но там не понадобилось совершать военный переворот, чтобы реализовать разумные экономические идеи!

Восхищение Пиночетом скрывает презрительное отношение к народу: он, дескать, неспособен распорядиться своей судьбой и нуждается в надсмотрщике, который кнутом погонит его к счастью. Демократия – роскошь, которую могут себе позволить другие страны, а на нашей почве она не приживется…

Если бы военные перевороты были верным путем к экономическому процветанию, то вся Латинская Америка давным-давно должна была бы процветать. Однако же диктатуры вели свои страны не только к кровопролитию, но и к нищете. На собственном кровавом опыте Латинская Америка убедилась в том, что нет иного выхода из кризиса, кроме развития рыночной экономики. Вот это и есть главный урок Чили – для Латинской Америки и для многих других стран. А сам генерал Пиночет последние годы жил в ожидании суда. И это тоже урок для поклонников чилийского пути.

Режим Пиночета был преступным и использовал преступников.

В нацистской Германии штандартенфюрер СС Вальтер Рауф служил в главном управлении имперской безопасности, занимался созданием технических средств для массового уничтожения людей. Душегубки – это его работа.

В конце войны Рауф руководил СД и полицией безопасности в Северной Италии. Наступавшие американские войска отправили его в лагерь для военнопленных. Он бежал. С помощью католического священника скрывался в монастыре. Отправился в Сирию. Бывший штандартенфюрер СС был назначен уполномоченным по реорганизации сирийских спецслужб. Перестроил тайную полицию, «второе бюро», по образцу гестапо.

Когда в Дамаске произошел очередной военный переворот, Рауфа обвинили в применении пыток. Рауф отправился в Латинскую Америку. Обосновался в Чили. Когда власть захватил генерал Пиночет, услуги бывшего штандартенфюрера СС вновь потребовались. Рауф работал на министерство внутренних дел, делился опытом, участвовал в пытках политзаключенных.

В ноябре 1975 года начальник чилийской тайной полиции генерал Мануэль Контрерас пригласил полсотни офицеров спецслужб из Уругвая, Аргентины, Парагвая, Боливии, Бразилии, Перу и Эквадора в Сантьяго. Здесь их приветствовал Аугусто Пиночет. Договорились помогать друг другу выслеживать и уничтожать политических врагов.

Так началась операция «Кондор» – в честь стервятника, парящего над Андами. Она объединила восемь южноамериканских военных диктатур. Они совместно планировали похищения, пытки, изнасилования и убийства политических противников.

Военные перевороты стерли демократию почти на всем континенте. Десятки тысяч людей были убиты военными правителями в семидесятых и восьмидесятых годах. Жертвы исчезали – в основном их сбрасывали в море с самолетов или вертолетов.

Почему Соединенные Штаты помогали военным диктатурам? Боялись революций в Латинской Америке.

В 1966 году аргентинский революционер Эрнесто Че Гевара попрощался со своим товарищем по оружию Фиделем Кастро и покинул Кубу, чтобы поднять революцию во всей Латинской Америке. Через год Че Гевару убили в Боливии. Но страх остался.

И в Западной Европе знали, что происходит на континенте. В 1977 году представители западногерманских, французских и британских спецслужб тайно прибыли в Аргентину для изучения методов «Кондора». Это было время расцвета левого терроризма – итальянских «Красных бригад», немецкой «группы Баадера-Майнхоф», Ирландской республиканской армии… Европейские спецслужбы не справлялись с волной террора и хотели воспользоваться методами «Кондора».

В восьмидесятые годы диктатуры рушились одна за другой, но страх перед насилием все еще преследует Латинскую Америку.

Генералы и радикалы

Иногда военные – защита от радикалов.

Турецкие генералы несколько раз брали власть в стране, ущемляя права человека, но одновременно они не пускали к власти радикальных исламистов, которые уничтожили бы демократию в стране. Однако постепенно военные утратили свое положение, а радикалы укрепились.

Нечто подобное произошло и в Пакистане. С момента объявления независимости в 1947 году страна находится в состоянии конфликта с соседней Индией, поэтому военные – хозяева страны. Они разрешают президенту, парламенту, правительству исполнять свои функции. Если генералам что-то не нравится, они убирают правительство и распускают парламент. Но пакистанские генералы сами взрастили своих врагов.

«Мы помогли создать моджахедов, – вспоминал бывший президент страны генерал Первез Мушарраф, – мы зажгли в них религиозный огонь, мы их вооружили и отправили вести джихад против советских войск в Афганистане. Мы не думали о том, как вернуть их к нормальной жизни после победы в войне. Эта ошибка нам дорого обошлась».

Спохватились, когда вооруженные ими террористы вышли из-под контроля. А фундаменталисты решили, что военные недостаточно ревностно следуют канонам ислама, да еще и опорочены сотрудничеством с Соединенными Штатами.

Радикальный ислам проник в армию, и для кого-то из офицеров исламские идеалы важнее армейского братства, что еще недавно было невозможно. Самого генерала Мушаррафа дважды пытались убить.

В первый раз его спасла американская техника, которая на несколько секунд задерживает передачу радиосигнала для взрывателя. Его кавалькада на большой скорости успела проскочить мост, под который была заложена взрывчатка. Взрыватели сработали, когда машины уже проехали.

Во второй раз камикадзе направил грузовик, набитый взрывчаткой, на его лимузин. Один из охранников пожертвовал собой, преградив своей машиной путь грузовику. Погибли четырнадцать человек. Полтора десятка исламистов потом приговорили к смертной казни. Половина из них была офицерами пакистанской армии.

И в Египте с 1952 года, когда военные взяли власть в стране, ничто не решается без армии. Гамаль абд альНасер, Анвар ас-Садат, Хосни Мубарак были военными, хотя они правили страной, сняв мундир. Всех троих ненавидели радикально настроенные исламисты.

Они несколько раз пытались убить Насера, который приказал их сокрушить. Тысячи исламистов оказались в тюрьме, многих замучили до смерти. Повесили теолога Саида Кутба, с чьим именем связывают возникновение доктрины радикального исламизма.

В окружении террориста Осамы бен Ладена всегда повторяли:

– Саид Кутб сформировал наше поколение.

Сменивший Насера на посту президента Анвар ас-Садат как человек набожный симпатизировал фундаменталистам. Не сознавал, что эти люди, готовые без колебаний пожертвовать и своей, и чужой жизнью, никогда не простят ему мира с Израилем.

Его убили 6 октября 1981 года, во время парада армии, которую он любовно пестовал. Халед аль-Исламбули, старший лейтенант египетской армии, остановил военный грузовик перед трибуной. Бросил в президента гранату и стал поливать его огнем из автомата.

Садатудачно выбрал себе преемника. Генерал Хосни Мубарак прославился во время октябрьской войны 1973 года. Он командовал военно-воздушными силами Египта, которые впервые на равных сражались с израильской авиацией. Мубарак продолжил политику своего предшественника.

И те же, кто убил Садата, охотились на Мубарака. Наконец пробил их час – началась «арабская весна». В 2011-м она смела Мубарака. Президентом стал Мохаммад Морей, лидер радикальных исламистов. Но насладиться своей победой они не успели.

При Мубараке египетская армия превратилась в высшую касту. Оснащенная современным американским оружием, она ощущает себя становым хребтом государства. Генералам не понравилось, как с ними обошелся президент Морей.

Министр обороны Абд аль-Фаттах ас-Сисси заявил:

– Мы лучше умрем, нежели позволим, чтобы народ терроризировали и шантажировали. Мы клянемся пожертвовать своей кровью ради Египта, мы защитим нацию от террористов, экстремистов и невежд.

В Иране в свое время вооруженные силы не посмели выступить против аятоллы Хомейни. Но Египет – не Иран.

Египетские генералы совершили переворот. Отстранили от власти Морей и арестовали его соратников. И очень многие египтяне были рады перевороту и благодарили военных. Президентом стал фельдмаршал ас-Сисси.

В погонах и без погон

В пятидесятые и шестидесятые годы на Востоке приходили к власти националистически настроенные молодые военные, например ливийский полковник Муаммар Каддафи. Революция означала отказ от колониального прошлого, от монархий, от старых режимов, чтобы вернуть утраченное самоуважение и добиться социальной справедливости в стране.

Военные приходили к власти, обещая свободу и равенство. Но кумиры, которыми толпа так восхищалась, устраивали себе красивую и роскошную жизнь. Сажали всех, кто мешал им наслаждаться неограниченной властью и воровать. И в конце концов люди восставали против коррумпированных диктатур.

И все-таки военные продолжают брать власть в свои руки. В Таиланде – в 2014-м, в Зимбабве – в 2017-м, в Судане и Алжире – в 2019-м, в Мали – в 2020-м. После пандемии ковида произошла целая серия военных переворотов – от Западной Африки до Юго-Восточной Азии. Генеральный секретарь ООН Антониу Гутерриш назвал это «эпидемией». Когда страна в бедственном положении, военные уверенно заявляют: только мы знаем, как спасти родину…

Вообще говоря, в самых что ни на есть демократических странах тоже к власти приходили генералы.

В роли французского президента генерал Шарль де Голль жестоко подавил товарищей по оружию, которые требовали, чтобы он не предоставлял Алжиру независимость. Военные несколько раз пытались убить генерала де Голля.

Американский генерал Дуайт Эйзенхауэр, в годы Второй мировой верховный главнокомандующий войсками союзников в Европе, кавалер советского высшего полководческого ордена «Победа», став президентом, возненавидел военно-промышленный комплекс. Он был до такой степени страстным противником войны и милитаризма, каким может быть только опытный военный.

Военные приходили к власти в разных странах и в разное время. Трудно всех стричь под одну гребенку. Опыт показывает, что политическая удача сопутствует генералам, когда они перестают быть генералами. Из генерала может выйти хороший политик, если он вовремя снимет погоны и поймет, что должен не приказывать, а убеждать. Не командовать, а следовать законам, в том числе законам экономики…

Так что бы произошло, если бы летом 1917 года генерал Корнилов взял власть?

За несколько дней до Октября известный революционер Леонид Борисович Красин, который вскоре станет наркомом и членом ЦК партии большевиков, писал жене:

«Настроение у толпы более кислое и злое, чем летом, да и в политике идет какая-то новая анархистско-погромная волна… Пожалуй, если бы Корнилов не поторопился, его выступление могло бы найти почву».

Россия находилась на распутье. При генералах мог сложиться жесткий режим, но без разрушения экономики, без раскулачивания и уничтожения крестьянства.

Последний командующий белой армией генерал Петр Николаевич Врангель начал на юге успешные экономические преобразования, сохраняя политический плюрализм. Во главе правительства он поставил Александра Васильевича Кривошеина, помогавшего Петру Аркадьевичу Столыпину проводить земельную реформу, которая в начале XX века преобразила Россию. Генералы хотели удержать страну на том пути, каким она шла с тех великих реформ, превративших Россию в одну из основных экономических держав. Россия вошла в пятерку крупнейших промышленно развитых стран.

Многие европейские государства после Первой мировой прошли через авторитарное правление. Из двадцати восьми европейских стран только одиннадцать имели демократические конституции. В большинстве воцарились диктаторские режимы. Как, скажем, в Испании, которой долгое время управлял Франциско Франко, самый молодой генерал в Европе после Наполеона. Когда он ушел, Испания отказалась от диктаторского прошлого, вернулась к нормальной жизни и вошла в общеевропейское сообщество.

Александр Керенский. Самое опасное – проявить слабость?

Министры Временного правительства, которые руководили страной с февраля по октябрь 1917 года, говорили потом, что не случись большевистского переворота, не был бы подписан сепаратный договор с кайзеровской Германией в Брест-Литовске 3 марта 1918 года. Россия закончила бы Первую мировую войну вместе с союзниками по Антанте и вместе со всеми заключила бы мир в Версале.

Но Временное правительство не позволило бы союзникам по Антанте заключить договор с разгромленной кайзеровской империей на таких невыносимо обидных для немцев условиях. Следовательно, не появился бы Адольф Гитлер, нацисты не взяли бы власть в Германии и не развязали бы Вторую мировую войну…

Более того, руководители Временного правительства были уверены, что если бы Александр Федорович Керенский оставался у власти, Российская империя бы не распалась, сохранилось бы единое государство…

В ожидании победы

Первая мировая война затянулась, но император Николай II, возложивший на себя обязанности верховного главнокомандующего, нисколько не сомневался в победе России и ее союзников по Антанте над державами Четверного союза – Германией, Австро-Венгрией, Османской империей и Болгарией.

Почему в феврале 1917 года Николай уехал из Петрограда в Могилев, где находилась Ставка? Его ждал начальник штаба верховного главнокомандующего генерал от инфантерии Михаил Васильевич Алексеев. Императору предстояло утвердить план большого наступления – в апреле, оно должно было стать сокрушающим ударом по Германии. А министр иностранных дел Николай Николаевич Покровский предложил императору готовить военную операцию, чтобы взять Босфор и Константинополь.

Сложилось мнение, будто в Первую мировую российская армия терпела поражение за поражением. Это вовсе не так!

Правда, неудачно сложилась судьба войск, которые в самом начале войны – в августе 1914 года перешли границу и начали наступление на Восточную Пруссию.

«Вторжение в Восточную Пруссию было не только нашей обязанностью, но и диктовалось нам инстинктом самосохранения, – вспоминал выдающийся военный теоретик генерал-майор царской армии Александр Андреевич Свечин. – Германия поворачивалась к нам, с началом войны, спиной. Мы должны были напрячь свои силы, чтобы больно ее укусить и помнить при этом, что чем больнее наш укус, тем скорее ее руки выпустят схваченную за горло Францию и кулаки ее обрушатся на нас».

Потери российской армии в первый год войны были значительными. Но рухнул план начальника германского генерального штаба графа Альфреда фон Шлиффена быстро разгромить Францию и после этого развернуть все силы против России. Кайзеровскому командованию пришлось изменить свои планы, ослабить нажим на Францию и перебросить войска с Западного на Восточный фронт.

Летом 1916 года Юго-Западный фронт начал успешную операцию, которая позволила нанести серьезный удар по австрийским и немецким войскам. Это знаменитый Луцкий прорыв, который при советской власти стал именоваться Брусиловским, поскольку генерал Алексей Алексеевич Брусилов перешел на сторону советской власти. На самом деле главную роль сыграл командующий 8-й армией генерал Алексей Максимович Каледин, но он был врагом большевиков, и его вычеркивали из истории.

На Кавказском фронте, которым умело командовал генерал Николай Николаевич Юденич, русские войска наступали, взяли города Эрзурум и Трапезунд.

«Российская армия, – вспоминал Уинстон Черчилль, в ту пору первый лорд адмиралтейства, – вступила в кампанию 1917 года непобедимой и более сильной, чем когда-либо».

Генералы понимали, что Первая мировая будет выиграна. Но зачем делить победу с императором? Ни генералы, ни депутаты Государственной думы, очень влиятельной в ту пору, не желали позволить императору победоносно закончить войну. Победителями должны были стать они сами. И по праву управлять послевоенной Россией. Потому и решили в феврале 1917 года избавиться от императора.

Если бы правительство не свергли

Для Франции и Англии, да и для других европейских стран Первая мировая стала кровавой бойней. Погибло вдвое больше британцев, втрое больше бельгийцев и вчетверо больше французов, чем во Вторую мировую.

Франция потеряла больше всех. Под ружье призвали восемь миллионов человек. Погибли почти полтора миллиона. Еще полмиллиона попали в плен и пропали без вести. Ежедневно на поле боя находили свою смерть примерно девятьсот французских солдат. Как говорить о победе при таких ужасающих потерях?

Разгром французской армии в начале войны привел к тому, что немецкие войска глубоко вторглись на территорию страны, готовились штурмовать Париж. В результате всю войну боевые действия шли на французской территории. Отчаяние распространилось по стране. Разочарование и усталость были столь велики, что во французской армии начался мятеж. Целые дивизии выходили из повиновения. Солдаты дезертировали, штурмом брали поезда на Париж и требовали создания солдатских советов, как это происходило в России.

В Англии среди мобилизованных в армию (это в основном рабочий класс) погиб каждый десятый. А среди офицеров, то есть, как правило, младших сыновей аристократических семейств, – каждый пятый! Никогда британская аристократия не несла таких потерь.

– Когда я вижу список убитых, – печально констатировал тогдашний британский премьер-министр Дэвид Ллойд Джордж, – то думаю, зачем нам было одерживать все эти победы?

Британия вступила в войну как мировой кредитор, а окончила вся в долгах. Франция пострадала больше всех, но Англия потратила больше других. И после окончания боевых действий премьер-министр Ллойд Джордж обещал «выжать из германского лимона все».

Разгром, крах, бегство – к российской армии в Первую мировую это не относилось. Российская армия действовала значительно удачнее.

В 1916 году Россия согласилась еще и напрямую помочь изнемогающей Франции. Из Парижа прибыли министр юстиции Рене Вивиани и министр вооружений Альбер Тома. 28 апреля в Могилеве, где находилась Ставка, они подписали соглашение об отправке русских войск во Францию.

Император откликнулся на просьбу Парижа компенсировать потери французских войск в боях с немцами. Отправил во Францию сорок тысяч солдат – четыре бригады. Среди тех, кого послали воевать на Западный фронт Первой мировой, был будущий министр обороны СССР маршал Родион Яковлевич Малиновский.

После окончания войны Франция потребовала отрезать от Германии Эльзас и Лотарингию, где была сосредоточена горно-металлургическая промышленность, и Саарскую область, богатую углем. Польша, только что получившая независимость, претендовала на Верхнюю Силезию с ее угольными месторождениями и порт Данциг (Гданьск). Литва рассчитывала на порт Мемель (Клайпеда). Дания желала получить северную часть Шлезвиг-Гольштейна.

Русскую землю в Первую мировую немецкий сапог не топтал. Поэтому и не возникло такого страстного желания отомстить, заставить немцев расплатиться за причиненные ими страдания и компенсировать потери.

Если бы Временное правительство оставалось у власти, российская делегация участвовала бы в переговорах в Версале, где победители в Первой мировой определяли будущее Европы. И российская дипломатия позаботилась бы о том, чтобы условия мирного договора были иными – менее обидными и не воспринимались бы в Германии как несправедливые, грабительские и глубоко унизительные. Именно эти настроения приведут к власти нацистов во главе с Гитлером…

Да и ситуация внутри России была бы иной. Если бы Временное правительство не свергли, не вспыхнула бы Гражданская война, и империя бы не рассыпалась.

Принято считать, будто национальные движения разрушили Российскую империю. На самом деле в 1917-м сепаратизма еще не было. Народы России желали всего лишь культурной автономии, сохранения родного языка, традиций, желали, чтобы их интересы учитывались высшей властью в далекой столице…

Политический сепаратизм, выход из состава России, попытки создать самостоятельные государства начались уже после октября 1917 года, после прихода к власти большевиков.

Его носили на руках!

Деятельность Временного правительства и по сей день остается недооцененной. Но если бы не Октябрь, Россия стала бы крупнейшей индустриальной державой, не заплатив такой страшной цены, которую ее заставили заплатить большевики.

Что произошло в 1917-м?

В феврале императора заставили отказаться от власти. Предполагалось, что Николай передаст трон сыну – цесаревичу Алексею. Но он был неизлечимо болен. Сознавая, что век больного мальчика не будет долгим, Николай не хотел с ним разлучаться.

Изменил свою ВОЛЮ:

«Мы передаем наследие наше брату нашему великому князю Михаилу Александровичу и благословляем его на вступление на престол Государства Российского».

Рвущийся к власти истеблишмент такой вариант не устроил. Председатель государственной думы Михаил Владимирович Родзянко связался с начальником штаба верховного главнокомандующего генералом Алексеевым:

– Кандидатура Михаила Александровича как императора неприемлема.

Родзянко сообщил Алексееву, что найдено иное решение: будет созвано Учредительное собрание.

А пока что власть берет на себя Временное правительство:

– Это гарантирует колоссальный подъем патриотических чувств, небывалый подъем энергии, абсолютное спокойствие в стране, и победа, самая блестящая, этим обеспечивается. Войска в Петрограде, услышав такое решение, начали успокаиваться.

Председатель Думы не понимал, что происходит в стране.

Устранение Николая – это дворцовый или военный переворот. А вот после того, как он покинул трон, произошел слом государственной машины и общественного строя. Очень скоро исчезла и Государственная дума – законно избранный парламент. Тогда и началась революция, разрушившая империю.

Временное правительство рассчитывал возглавить Родзянко, который называл себя «самым большим и толстым человеком в России». Он верил в свои таланты.

Самоуверенно сказал:

– Дайте мне власть, я расстреляю, но в два дня все будет спокойно и будет хлеб.

Но коллеги-депутаты назвали другое имя – князь Львов: хороший человек и безупречный работник, талантливый организатор, чуждый интриг.

Министр-председатель и одновременно министр внутренних дел Временного правительства князь Георгий Евгеньевич Львов вел свой род от Рюриковичей. В Первой Государственной думе он руководил врачебно-продовольственным комитетом: по всей стране создавал пекарни, столовые и лечебницы для голодающих, погорельцев, малоимущих. В начале войны князя избрали главноуполномоченным Всероссийского земского союза помощи больным и раненым воинам.

Руководители Временного правительства искренне говорили:

– Мы не сохраним этой власти ни минуты после того, как свободные, избранные народом представители скажут нам, что они хотят на наших местах видеть людей, более заслуживающих доверия. Господа, власть берется в эти дни не из сладости власти. Это – не награда и не удовольствие, а заслуга и жертва.

И князь Львов вскоре по собственной воле ушел из правительства. Его сменил Александр Федорович Керенский.

Они с Лениным – земляки, оба из Симбирска. Словесность Ленину преподавал (и читал его первые сочинения) директор симбирской гимназии Федор Михайлович Керенский, отец будущего главы Временного правительства. Как и Ленин, Александр Керенский стал юристом и тоже оказался в контрах с царской властью. Но не ушел в подполье и не эмигрировал. Прославился участием в громких политических процессах и был избран в Государственную думу, где стал одним из самых заметных депутатов.

Как и Ленин, придерживался радикально левых взглядов. Но присоединился не к социал-демократам, как Владимир Ильич, а к эсерам, социалистам-революционерам – это была главная партия, представлявшая интересы крестьян, большинства населения России.

Сразу после Февральской революции назначенный министром юстиции Керенский выступал в Таврическом дворце. Он появился на трибуне Екатерининского зала, и тысячная толпа зааплодировала.

– Товарищи! – говорил Александр Федорович. – В своей деятельности я должен опираться на волю народа. Я должен иметь в нем могучую поддержку. Могу ли я верить вам, как самому себе? (Бурные овации, возгласы: «Верим, верим!») Товарищи, я не могу жить без народа, и в тот момент, когда вы усомнитесь во мне, – убейте меня! (Новый взрыв оваций.) Товарищи, позвольте мне вернуться к Временному правительству и объявить ему, что я вхожу в его состав с вашего согласия, как ваш представитель.

Зал разразился бурными аплодисментами, переходящими в овацию, и возгласами: «Да здравствует Керенский!» Рабочие и солдаты подняли Керенского на руки и понесли. Кого еще из министров носили на руках?

Александр Федорович стал вторым и последним главой правительства, которое объявило амнистию по всем делам политическим и религиозным, свободу союзов, печати, слова, собраний и стачек. Отменило все сословные, вероисповедные и национальные ограничения. Начало подготовку к созыву на началах всеобщего, равного, прямого и тайного голосования Учредительного собрания, которое должно было установить форму правления и принять конституцию страны…

После Февраля не было в России более популярного и обожаемого политика. Но Керенский вовсе не был самовлюбленным нарциссом.

«Радостное и даже восторженное ощущение себя как избранника судьбы и ставленника народа в нем, бесспорно, чувствовалось, – замечал современник, – но «хвастовства» и «замашек бонопартеныша», в чем его постоянно обвиняли враги как слева, так и справа, в нем не было…»

Его судьба похожа на судьбу Михаила Сергеевича Горбачева: сначала невероятный восторг, потом полное неприятие. Александр Федорович был государственником и патриотом. И при этом вот уже сто с лишним лет над Керенским принято только издеваться.

Он потерпел поражение. Но почему?

«Думаю, что, если бы Керенский чаще пользовался своим бесспорным правом на отдых, – писал философ Федор Августович Степун, в ту пору начальник политуправления военного министерства, – дело революции от этого только бы выиграло. Большинство сделанных Керенским ошибок объясняется не тою смесью самоуверенности и безволия, в которой его обвиняют враги, а полной неспособностью к технической организации рабочего дня. Человек, не имеющий в своем распоряжении ни одного тихого, сосредоточенного часа в день, не может управлять государством.

Если бы у Керенского была непреодолимая страсть к ужению рыбы, он, может быть, не проиграл России большевикам. Руководство людьми, да еще в революционную эпоху, требует, как всякое искусство, интуиции. Интуиция же, младшая сестра молитвы, любит тишину и одиночество».

Но дело было не в усталости и не в дефиците свободного времени. Демократия – не подарок, не самостоятельно действующий механизм, а форма политической культуры, которую следует развивать и поддерживать. От Февраля до Октября прошло слишком мало времени. От внезапно свалившейся свободы растерялись. Вертикаль власти рухнула, а привычки к самоорганизации не было. Она бы появилась, но не хватило времени.

Говорили, что Россия не готова к демократии. Ребенок рождается на свет не красавцем. Трудно в этом крохотном существе разглядеть будущую красавицу или олимпийского чемпиона. Но на этом основании не надо выплескивать с водой и ребенка. Ему надо вырасти. А демократия в России такого шанса не получила.

Правящий класс, политический истеблишмент поначалу был доволен Февральской революцией семнадцатого года. Добились, чего хотели: императора нет, вся власть наша! И вдруг неприятное открытие. Выяснилось, что они в России не одни, – есть еще целая страна, народ.

Свергнув Николая II, герои Февраля предельно упростили ситуацию: во всем виновата слабая и предательская власть. Вместо поиска сложных решений – одно простое: сменить власть! Как удобно все свалить на козни врага и снять с себя любую ответственность за происходящее в тылу и на фронте.

А крестьяне в серых шинелях охотно подхватили эту простую и понятную мысль! Но они не удовлетворились одним лишь императором. Выплеснулись копившиеся веками обиды. Врагами стали богатые и преуспевшие. Счет был предъявлен всему правящему классу, истеблишменту, образованным слоям. Требовали низких цен, наказания богатых, черного передела земли… Временное правительство не могло это исполнить и было сочтено слабым правительством. А со слабыми не считаются.

Образованный слой, русские европейцы жаждали политических и социальных перемен – свободы и равноправия. Из подданных – в граждане. Ради этого вели борьбу с устаревающей царской властью. Эта борьба могла увенчаться успехом путем компромиссов, уступок, эволюции. Но не хватило ответственности! В феврале семнадцатого сломали власть. Вместо того, чтобы кропотливо улучшать жизнь. Спешили разрушить старый порядок, а уничтожили порядок как таковой. Хотели обновить Россию, а стали ее корежить.

Крестьяне, составлявшие абсолютное большинство населения страны, не хотели свергать императора. Они просили другого: прекратить войну и раздать им землю. Но крестьяне быстро осознали все выгоды нового положения. Нет царя, нет полиции, нет помещика, значит, исчезли и прежние права на землю. Ее можно брать!

Динамику толпы умело оседлали большевики. Крестьяне ждали, что им раздадут помещичьи и церковные земли. А заодно мечтали избавиться от помещиков, от чиновников, от сборщиков налогов, вообще от любых начальников. И вот сбылось!

Отречение императора Николая II, опустевший трон воспринимались весной 1917 года как исчезновение власти вообще. Полная свобода! Делай что хочешь! Крушение монархии в определенном смысле воспринималось и как крушение церкви. Ведь император был ее главой. Нет императора – нет и веры…

После отречения императора крестьяне любую власть считали незаконной – не признавали права Временного правительства управлять и наказывать. Да и закону подчиняться не хотели, считалось, что законы вправе издавать только Учредительное собрание, а когда оно еще соберется. Крестьяне наслаждались открывшимися возможностями. Полной свободой и вседозволенностью.

Страна разрушалась на глазах. И Керенский уже ничего не мог предложить для спасения разваливавшейся и впадавшей в нищету страны.

Расстрельный приказ

«Говорят, что Керенский развелся и на днях женился на какой-то артистке; утверждают, что венчание было в Зимнем дворце, – записал в дневнике в августе 1917 года профессор-историк Юрий Владимирович Готье. – Как все это печально и грустно! В Петербурге: солдаты грызут семечки, обыватель в панике перед немцами».

В реальности Александр Федорович не развелся и не женился вновь. Это миф. Как и многое другое, что о нем рассказывали и писали. А он пытался спасти Россию, где политические дебаты уже велись с помощью оружия.

В 1917 году судьбу страны решал человек с ружьем. Солдаты не хотели воевать и бросали фронт при каждом удобном случае. Заставить их не только продолжать войну, но и хотя бы тащить армейскую лямку было невозможно. Поэтому солдаты просто возненавидели правительство, которое считало своим долгом сражаться с Германией до победы.

Военно-политический отдел Ставки докладывал о настроениях солдатской массы накануне октября:

«Неудержимая жажда мира, стихийное стремление в тыл, желание прийти к какой-нибудь развязке… Армия представляет собой огромную, усталую, плохо одетую, с трудом прокармливаемую, озлобленную толпу людей, объединенных жаждой мира и всеобщим разочарованием».

Не антимонархические чувства привели к падению монархии. Наоборот: свержение императора словно санкционировало общенациональный погром. Николая лишили престола – и все развалилось. Было государство – и в один день рухнуло. Революция началась, когда решения стали принимать не в кабинетах, а на улице.

Только поняли это не сразу.

Но многим нравилась такая жизнь! Без царя и без веры. Без полиции и чиновников. Без обязанностей и без работы. Зачем трудиться, если в стране бесконечный праздник? Первая мировая высвободила разрушительные инстинкты человека. Тонкий слой культуры смыло. Все сдерживающие факторы – традиции, правила, запреты – исчезли. С фронта вернулся человек, который все проблемы привык решать силой. В революцию власть, полиция, суд словно испарились. Некому стало соблюдать закон. А раз нет закона, то и моральные нормы словно отменили.

– Если не хотят мне верить и за мной следовать, я откажусь от власти, – бросил в отчаянии Александр Керенский. – Никогда я не употреблю силы, чтобы навязать свое мнение… Когда страна хочет броситься в пропасть, никакая человеческая сила не сможет ей помешать, и тем, кто находится у власти, остается одно – уйти.

Тогдашний французский посол в России недоуменно заметил:

– Когда страна находится на краю бездны, то долг правительства – не в отставку уходить, а с риском для собственной жизни удержать от падения в бездну.

Керенский пытался наладить сотрудничество различных политических сил, искал компромисса. Но в семнадцатом году выяснилось, что самое опасное для начальства – проявить слабость. Если бы глава Временного правительства Александр Федорович Керенский действовал методами большевиков, кто бы лишил его власти?

«Начальник политического сыска доложил руководству военного министерства о заговорщических планах некоторых правых и левых организаций, – вспоминал Федор Степун. – Мы решили добиться от Керенского ареста и высылки некоторых подозрительных лиц. После длившихся до полуночи разговоров Керенский согласился с нашими доводами. Но на рассвете, когда адъютант принес указ о высылке, Керенский наотрез отказался подписать его.

Бледный, усталый, осунувшийся, он долго сидел над бумагою, моргая красными воспаленными веками и мучительно утюжа ладонью наморщенный лоб. Мы молча стояли над ним и настойчиво внушали ему: подпиши. Керенский вдруг вскочил со стула и почти с ненавистью обрушился на нас:

– Нет, не подпишу! Какое мы имеем право, после того как мы годами громили монархию за творящийся в ней произвол, сами почем зря хватать людей и высылать без серьезных доказательств их виновности. Делайте со мною что хотите, я не могу».

Вопрос о введении вновь смертной казни был тяжким испытанием для революционных деятелей.

«Мне, – вспоминал начальник политуправления военного министерства, – пришлось принести на подпись Керенскому только что вынесенный на фронте смертный приговор. Быстро пробежав бумагу, Керенский безо всяких колебаний заменил высшую меру наказания тюремным заключением… Он просто сделал самое для либерала и правозащитника привычное дело… Он вовсе не был на все решившимся революционным вождем».