За пеленой лжи бесплатное чтение

Евгения Горская
За пеленой лжи

© Горская Е., 2023

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023

* * *

Я страшный консерватор, особенно когда речь заходит о детективе.

Я всегда выбираю книги со всей серьезностью: долго хожу туда-сюда вдоль заставленных полок магазина, придирчиво читаю аннотацию, пролистываю несколько страниц из середины, внимательно разглядываю обложку, нюхаю свежеотпечатанные страницы, иногда пробую корешок на зуб. Просто я должна быть заранее уверена, понимаете?.. Чтобы не было никаких неприятных неожиданностей, а напротив, одни приятные: тайны, загадки, погони, перестрелки, любовь, опять же. И – главное! – чтобы в финале зло оказалось наказано, а добро восторжествовало! А чего ради еще читать?..

Особенно бывает обидно, когда знакомые авторы вдруг «берутся за ум»: писал-писал, хорошо писал, отлично даже, всем нравилось, а потом какая-то высокоумная «достоевщина» начинается. Зачем?..

А вот моя любимая Евгения Горская из тех авторов, в которых можно не сомневаться. Принимаясь за ее новый детектив, можно быть твердо уверенным: вечер удастся на славу!

Горская – непревзойденный мастер интриги. Ей удается придумывать нетривиальные, захватывающие, многоходовые сюжеты. Я прекрасно знаю, как сложно придумать историю со множеством взаимосвязанных детективных линий. Они то расползаются в разные стороны, то норовят намертво спутаться, и выстроить их в стройную логическую цепочку порой просто невозможно. Но Евгения Горская без труда управляется с несколькими детективными нитями одновременно, превращая их в единый стройный, до мельчайших деталей выверенный рисунок сюжета. В своих романах она водит за нос, отвлекает, пускает нас – читателей – по ложному следу. И никак не разобраться в сюжетных перипетиях, пока сама Евгения все нам не объяснит. Читаешь – и дух захватывает!

Но что еще важнее, Евгения Горская сумела вычислить «золотое сечение» детектива: здесь в самый раз… всего – и страхов, и предательств, и приключений, и тайн, и любви, а это верный признак мастерства и опытности автора.

Татьяна Устинова

Убийца не испытывал ненависти. И жалости к жертве не испытывал.

Жертва не заслуживала его жалости.

Убийца жалел только о том, что не догадался решить вопрос раньше и теперь действовать приходится в спешке.

22 сентября, четверг

Дождь шел вторые сутки. Иногда стихал, потом снова усиливался. Сентябрь в этом году выдался холодный, Нина такого не помнила. Несколько дней назад включили центральное отопление, и она начала ждать весну. Весной, по прогнозам военных аналитиков, спецоперация должна закончиться, и жизнь опять станет предсказуемой.

Вообще-то, Нина всегда ждала весну, даже когда жила с Геннадием и все ее мысли были сосредоточены на нем. Тогда ей казалось, что весной он обязательно поправится и счастье будет переполнять их всю оставшуюся жизнь.

Весной ему действительно стало лучше, и он поменял Нину на Юлю.

Давно надо было перестать ждать чуда, а она ждала.

Она всю жизнь чего-то ждала. Сначала ждала, когда Геннадий на ней женится. Потом, когда они поженились, ждала его с бесконечных встреч и мероприятий. А потом он заболел, и она ждала, что он поправится.

Дождь стучал по подоконнику, мешая сосредоточиться.

Дверь кабинета бесшумно открылась, Виктор с любопытством посмотрел на Нину.

Он всегда смотрел на нее с любопытством, словно она была для него незнакомкой с непредсказуемым поведением.

На самом деле она всегда вела себя согласно правилам, она старалась быть вежливой и приветливой, и это, кажется, у нее неплохо получалось.

– Витя, ну что ты так смотришь? – засмеялась Нина.

Ей нравилось, когда он заглядывал к ней в кабинет.

– Как? – он подвинул стул и сел рядом с ней. Повернул экран компьютера, посмотрел, чем она занимается.

Она просматривала условия очередного тендера.

– Как будто впервые видишь.

Виктор оторвался от компа, заглянул ей в лицо и стал смотреть в окно.

– Тебе надо отдохнуть, – посоветовал он.

Она не была в отпуске два года. Не потому что дела не позволяли, потому что без работы вероятность сойти с ума сильно возрастала.

Представлять себя одной даже на пляже Нине решительно не хотелось. Сейчас же попасть на теплый пляж стало почти невозможно.

Ей не хотелось на пляж, ей хотелось, чтобы Виктор почаще к ней заглядывал.

– Хочешь, съездим куда-нибудь на недельку?

– Не хочу, – покачала головой Нина.

Витя замечательный друг, но он не нянька, чтобы вытаскивать ее из депрессии.

Она отлично знала, как это тяжело – вытаскивать из депрессии. Она постоянно занималась этим с Геннадием. Гена сдался сразу, как только узнал свой диагноз. Она пыталась его отвлечь, но получалось это плохо.

– На тендер надо идти, – сказал Виктор.

– Конечно надо, – подтвердила она.

В этом тендере им ничего не светило. Работа достанется конкурирующей фирме, об этом Нине по секрету шепнул один из членов комиссии.

Но документы подать надо. Надо постоянно мелькать, быть на слуху. Делать так, чтобы фирма была известна всем, кто имеет хоть какое-то отношение к отрасли.

Виктор молча посидел минуту и вышел.

Они всего лишь коллеги. То есть партнеры. Но Нине иногда казалось, что человека ближе у нее нет и, если Виктор неожиданно исчезнет, она останется одна на всем белом свете.

Заиграл мобильный. Нина порылась в сумке, достала телефон.

Как ни странно, звонил свекор. То есть бывший свекор.

Нина не помнила, чтобы он когда-нибудь ей звонил. Раньше, когда она жила с Геннадием, она перезванивалась со свекровью. После того, как Геннадий предпочел Нине Юлю, свекровь звонила Нине дважды в год: на день рождения и перед Новым годом. Нина не звонила свекрови совсем. Ну и свекру тоже, конечно.

– Да, Илья Никитич, – вежливо поздоровалась Нина. – Здравствуйте.

– Гена умер, – глухо сказал свекор. – Умер сегодня утром. В больнице.

– Я вам очень сочувствую, – вежливо ответила Нина. – Примите мои соболезнования.

– Я тебе позвоню, скажу, когда похороны.

Нина промолчала. Она не собиралась хоронить бывшего мужа. С какой стати? Она ему кто? Родственница? Подруга?

Он сломал ей жизнь, и она его ненавидела.

Нет, не так. Ненавидела она не его, Юлю. Юля не дала ей исполнить свой долг и за это себя уважать. Из-за Юли Нина уже два года боялась встретиться с прежними знакомыми. Пришлось бы что-то объяснять, оправдываться и понимать, что оправдания выглядят неубедительно. О Геннадии она думала с тоской и болью, но без ненависти.

Она бы вернулась к нему, если бы он снова ее позвал.

Она законченная идиотка.

Свекор помолчал и отключился.

Нина бросила телефон в сумку, ту швырнула на стул. Отъехала от стола и быстро прошлась по кабинету.

Как рассвирепевшая кошка.

Она иногда казалась себе кошкой, желающей выцарапать Юле глаза.

Хорошо, что об этом никто не знает. Это очень стыдно – выцарапывать глаза.

Она снова подошла к столу, выключила компьютер. Потянулась к внутреннему телефону: нужно предупредить Виктора, что она уходит.

Она будет бесцельно бродить по городу, чтобы мысли пришли в порядок.

Она так делала, когда Геннадий ей сказал, что ему нужна Юля.

Опять зазвонил мобильный. Нина положила на место снятую трубку внутреннего аппарата.

Звонок был от мамы.

– Сейчас звонила Любовь Васильевна, – мамин голос прозвучал устало. – Гена умер.

– Знаю. Илья Никитич только что позвонил. – Нина усмехнулась. – У них разделение труда, он позвонил мне, она тебе.

– Нина! Не ерничай! Господи! Как мне их жалко…

Нине давно не было жалко никого, кроме себя.

– Жалко, – подтвердила Нина.

Они знали, что сын смертельно болен. У них было время привыкнуть к этой мысли.

Это у Нины жизнь оборвалась неожиданно и мгновенно. Только ее никто не жалел, когда у нее не стало Геннадия и заботиться стало не о ком.

– Похороны будут во вторник или в среду.

– Какая мне разница, мама! – Нина не сдержалась, повысила голос.

– Нина! Опомнись! Вы много лет были вместе. Ты должна похоронить мужа!

– Я никому ничего не должна! И он мне давно не муж! Как ты себе это представляешь? В каком качестве я там появлюсь? Будем вдвоем с Юлькой у гроба стоять?

– Надо пойти, Ниночка, – Нине показалось, что мама всхлипнула. – Всегда надо поступать по-людски. Вы много лет были вместе…

– Я подумаю, – перебила Нина. – Пока, мама, я занята.

Нина распахнула платяной шкаф, надела куртку и неожиданно опустилась на ближайший стул.

Желание бродить по улицам пропало.

* * *

Илья Никитич боялся смотреть на жену. Люба не плакала, сидела в кресле и молча смотрела в окно.

Уж лучше бы плакала.

Илья вышел на кухню, заварил жене чай. Сделал его по своему вкусу, крепкий и почти не сладкий.

– Выпей, – вернувшись в комнату, сунул жене чашку.

– Спасибо, – она послушно обняла чашку пальцами, не отрывая глаз от окна.

Кроме темного серого неба, за окном ничего не было.

Врачи еще месяц назад, пряча глаза, сообщили, что прогноз неблагоприятный.

Ничего нельзя было сделать не только у нас, за границей тоже. Несколько лет назад Илья, собрав все имеющиеся деньги, отправил сына в Германию. Немецкие врачи тоже не обещали чуда, но здоровье сына после лечения заметно улучшилось.

Все понимали, что улучшение ненадолго, и Гена тоже, но сын тогда повеселел и даже сделал то, чего Илья от него совсем не ожидал, – разошелся с Ниной.

Поступок был отвратительный. Не столько потому, что поменять женщину, с которой прожил десять лет, на более молодую некрасиво само по себе, сколько потому, что Нина долго, самоотверженно и преданно за ним ухаживала.

Люба сноху недолюбливала, выискивала в Нине недостатки. Находила, конечно. В каждом человеке можно найти недостатки, если постараться.

– У нее опять новое пальто! – зло сжимала губы Люба.

– Она бизнесмен, ей нельзя плохо выглядеть, – пытался заступиться за сноху Илья. – На переговоры надо являться в подобающей одежде.

Получалось только хуже.

– Она думает об одежде!.. Не о Гене, а об одежде! О переговорах!

Люба начинала плакать, Илья молча ее обнимал.

Нине приходилось думать о делах, потому что семью содержала она. Илья, конечно, совал сыну деньги, оторванные от скромной профессорской зарплаты и двух пенсий, его и Любиной, но суммы были явно недостаточными.

Сын деньги брал.

Когда встал вопрос о лечении за границей, Илья и Люба продали дачу.

Если бы не эта проданная дача, после развода с Ниной Гене совсем не на что было бы жить.

Люба отпила чай, поставила чашку на журнальный столик.

– Померь давление, – посоветовал Илья.

– Не хочу!

Он принес тонометр, сунул руку жены в манжету. Давление оказалось повышенным, но не слишком.

Как ни странно, новая Генина подруга не вызывала у Любы явного неприятия. Люба смотрела на новую сноху как на не очень умного ребенка и совсем ее не обсуждала.

Илья сына не понимал. Не только потому, что поменять умную преданную Нину на пустышку Юлю казалось ему чем-то просто ненормальным, но и потому, что он, не считая себя хорошим психологом, не мог не видеть того, чего не замечали жена и сын. Юля была не только неумной, она была злой и хитрой.

Впрочем, может быть, тогда он просто себя в этом убедил, потому что Нина ему нравилась.

Нина нравилась, а Юлю он с трудом выносил.

О том, что Юля действительно наглая и бессердечная, он узнал позже.

– Я позвонил Нине, – сказал Илья, стараясь поймать глаза жены.

Она равнодушно кивнула.

– Хочешь послушать музыку?

В последнее время слушать музыку стало любимым Любиным занятием. Она включала что-то симфоническое и блаженно закрывала глаза. Илья подозревал, что под звуки фортепьяно жена попросту дремлет.

Сам он к классической музыке был совершенно равнодушен и с удовольствием послушал бы что-нибудь другое. Какие-нибудь старые советские песни.

А еще лучше совсем ничего бы не слушал, потому что готовиться к лекциям с каждым годом становилось труднее, и времени на отдых в тишине требовалось больше.

– Не хочу!

Что еще предложить жене, Илья не представлял.

– Принеси мне трубку.

Он послушно сходил за трубкой городского телефона.

– Хочу позвонить Наталье.

– Какой Наталье? – не понял Илья.

– Нининой матери! – Люба поморщилась. – Странно, что ты ее забыл. Она же тебе так нравилась!

О том, что родители Нины ему симпатичны, Илья сказал лишь однажды, после первого знакомства. Спокойная дружелюбная пара ему действительно понравилась.

Больше он об этом не заикался, потому что жену положительная характеристика отчего-то возмутила. О причине Илья догадывался. Он и Наташа когда-то учились в одном институте и, конечно же, какое-то время пообсуждали и вуз, и современное состояние инженерного дела.

Люба такие разговоры терпеть не могла.

Илья ее понимал и жалел. Люба не работала с тех пор, как родился Гена, и в глубине души завидовала работающим женщинам. Особенно тем, кому их работа нравилась.

У нее было медицинское образование, она могла устроиться на работу в любой момент, но предпочитала сидеть дома. Илья понимал, выслушивать жалобы больных утомительно, и выстраивать отношения с коллегами утомительно, он только не понимал, почему у нее вызывают раздражение те, кому кажется утомительным сидеть дома.

– Наташа, это Люба, – сказала жена в трубку.

У нее совсем нет подруг, с тоской осознал Илья. Нет коллег, с которыми можно поговорить о пустяках и о чем-то серьезном.

У нее нет никого, кроме Ильи.

– Гена… Он умер.

Жена наконец заплакала.

Илья пошел на кухню, достал валидол. Сердце тянуло со вчерашнего дня, но он не знал, какие таблетки нужно принимать в таких случаях. От валидола, по крайней мере, вреда не будет.

Он не может позволить себе умереть, Люба останется совсем одна.

* * *

Телефон зазвонил не вовремя. Виктор собрал небольшое совещание, трое программистов, выполняющие разные части схемы, как обычно, переругивались, а он, как обычно, их мирил. На современном языке это называется решать вопрос.

– Витя, я ухожу, – быстро сказала в трубку Нина.

Так быстро и сухо она разговаривала, когда еще была для него никем. Собственно, она и сейчас была для него никем. Приятельницей с работы.

– Подожди минуту, – попросил он, а программистам сказал: – Все, ребята, расходимся.

Расходиться было рано, вопрос, по которому они собрались, окончательно решен еще не был, но он, не дожидаясь, когда парни выйдут, быстро прошел к кабинету Нины.

Она сидела на стуле в распахнутой куртке. На него посмотрела жалко и виновато.

– Что случилось? – он привалился спиной к косяку двери. – Плохо себя чувствуешь?

Когда-то она ему не нравилась. Неприязни не вызывала, но и симпатии тоже. Она была слишком деловая и суровая, словно не женщина, а робот, у которого нет никаких чувств, только заложенная внутри программа. Программа предполагала выполнение как можно большего количества работы.

Сейчас он затруднился бы объяснить, какие чувства она у него вызывает. То ли жалость, то ли что-то еще. Иногда она напоминала ему дворовую собаку, которую он по доброте душевной изредка подкармливал.

Впрочем, в Москве давно не было дворовых собак.

– Умер мой бывший муж. – Она отвела глаза и уставилась в стену.

На стене висел календарь с логотипом фирмы. Такие календари висели во всех офисах и никому не были нужны. Нужно прекратить их заказывать.

Он не стал выражать соболезнования. Он хорошо помнил тот вечер, когда она в первый и единственный раз к нему пришла.

Тогда он уже знал, что у нее тяжело болен муж и за любую работу она хватается, потому что ей нужны деньги. Тогда он ей уже сочувствовал.

К тому времени они уже были не просто коллегами, они стали компаньонами.

В тот вечер он позвонил ей, потому что случайно узнал, что завтра к потенциальным заказчикам приезжают конкуренты. Послушать, о чем пойдет разговор, было необходимо, и никто не умел ненавязчиво являться на такие мероприятия лучше Нины.

У нее был поразительный талант переговорщика.

Виктор тогда ехал домой, он очень устал и о проблеме говорил торопливо и неохотно, стараясь поскорее отключиться от служебных дел. Нина молча слушала. Она всегда слушала его внимательно и молча. Как он уловил, что с ней что-то не то, он не понимал до сих пор.

– Нин, ты слушаешь? – спросил тогда Виктор.

– Да, – сказала она и тут же поправилась: – Нет.

– Не понял. – Она молчала, и он, вздохнув, спросил. – Ты где?

– Не знаю.

– Тебя похитили? – он попытался свести все к шутке. Ему хотелось домой.

– Нет.

В тот момент она походила на робота гораздо больше, чем тогда, когда он считал, что она запрограммирована на бесконечную работу.

– Где ты находишься? – обреченно уточнил Виктор. – Дома? На улице?

– На улице. – Она помолчала, хихикнула и прочитала название улицы.

Он как будто видел, что улица ей незнакома и название она прочитала.

Она больше не казалась ему роботом. Черт знает кем она ему тогда показалась.

Он забрал ее с незнакомой улицы через полчаса. Она послушно ждала его, стоя у тротуара.

– Садись, – открыв дверь машины, велел тогда Виктор и повез ее к себе домой.

Теперешняя Нина напоминала ту, давнюю.

– Вставай, – велел он сейчас и тут же передумал. – Нет, посиди пока. Я пойду оденусь.

Она послушно ждала, пока он наденет куртку и запрет кабинет, а потом послушно шла за ним к его машине.

Как бездомная собачонка, которую приласкал временный хозяин.

Шел дождь, слабый, но холодный. Мелкие капли падали ей на волосы. Виктору хотелось поднять капюшон ее куртки, но делать это на виду у коллег он отчего-то не рискнул, как будто в этом было бы что-то интимное и не предназначенное для чужих глаз. Непонятно, отчего не рискнул, на мнение коллег ему было наплевать.

Да и коллеги не имели обыкновения глазеть в окна.

* * *

Сегодня из-за дождя детей на прогулку не выводили, и день казался более длинным, чем обычно. Дети визжали, прыгали, Маша легонько их одергивала. Как ни странно, дети ее любили, хотя сама она особых чувств к своим подопечным не испытывала. Она от них уставала.

О том, что дети ее любят, говорили родители. Впрочем, они могли и преувеличить.

Родители для Маши делились на две группы: одни были постоянно чем-то недовольны, другие, наоборот, перед ней заискивали.

И то и другое было лишним, она ко всем детям старалась относиться ровно.

– Все, ребята, кончаем играть, – объявила Маша. – Скоро обед.

За лето она надеялась найти работу получше, в Москве, но это ей не удалось, и она продолжила работать воспитательницей в обычном районном детском саду.

О том, какая у нее зарплата, Маша предпочитала не только не говорить, но и не думать. Жалкая у нее была зарплата. И с голоду не помрешь, и жить нельзя.

Что-то очень несправедливое было в том, что в Москве за ту же работу платили почти в два раза больше. А в частных детских садах еще больше.

Впрочем, Маша к несправедливости давно привыкла. Если, конечно, к этому вообще можно привыкнуть.

Свободная минутка выдалась, только когда она уложила детей спать. Многие не спали, и тех, которым уснуть не удавалось, Маша жалела. Себя помнила ребенком и не забыла, как тяжело маленькому человечку тихо пролежать полтора часа.

Маша тихонько вышла из спальни, достала телефон и удивилась, увидев пропущенный звонок и эсэмэску от сестры. Юля не звонила и не писала в рабочее время, знала, что телефон Маша ставит на тихий режим.

Эсэмэска была короткой: «Гена умер».

Маша немного постояла, сжимая телефон. Знала за собой такое неприятное качество – впадать в ступор, когда случается что-то непредвиденное.

Впрочем, это следовало предвидеть, здоровые мужики не нуждаются в сиделке.

Они с сестрой давно не были дружны. Юля приезжала редко, о себе сообщала мало, выпивала чашку чая, сидя на кухне с Машей и мамой, и снова исчезала на пару месяцев.

То, что сестра живет с женатым мужчиной, не нравилось ни Маше, ни маме, но и у Маши, и у мамы хватало ума Юле свое мнение не высказывать.

Жизнь такова, что не всем счастье сваливается на голову. Иногда за него приходится побороться.

Юля боролась.

Маша отошла от двери и, набирая сестру, с тоской подумала, что заменить ее сейчас некем и потому немедленно поехать к Юле она не сможет.

– Юлечка, хочешь, я приеду вечером? – услышав голос сестры, быстро и тихо спросила Маша. – А лучше приезжай сама. Что тебе делать в чужой квартире?

– Это моя квартира! – зло поправила ее сестра.

Слава богу, она не плакала. Уж лучше пусть злится.

Квартира не могла быть Юлиной, Геннадий не развелся с первой женой. Если бы такое произошло, сестра обязательно похвасталась бы.

Из детской послышались шепот, тихий шум.

– Приезжай, Юлечка.

– Я буду здесь!

От жалости к сестре едва не выступили слезы. Юля была никем семье Геннадия, они вышвырнут ее, как только захотят.

– Хочешь, я приеду?

– Не надо, – Юля не то вздохнула, не то всхлипнула. – Вдруг свекор со свекровью заявятся…

Маша не понимала, чем она могла помешать встрече с родителями Геннадия, но спорить не стала. Сестре виднее.

До подъема оставалось еще семь минут, но Маша, войдя в детскую, весело крикнула:

– Подъем! Ура!

Она улыбалась детям и думала о том, что напрасно отказалась от работы няней в одной обеспеченной семье. Деньги предлагали хорошие, и хозяева, по словам соседки, которая летом предложила познакомить Машу с потенциальными работодателями, были неплохими. Соседка приходила к потенциальным работодателям убирать квартиру.

Маша отказалась сразу, превращаться в обслугу ей решительно не хотелось.

Напрасно отказалась, теперь она ничем не сможет помочь сестре. В смысле, деньгами не сможет. Денег у них с мамой оставалось только дожить до маминой пенсии.

Еще сто тысяч лежали на вкладе на случай непредвиденных обстоятельств, но эти деньги и мама, и Маша трогать боялись.

Только вечером, когда всех детей разобрали родители, Маша подумала, что, жалея сестру, совсем не думает о Геннадии, которому, по-хорошему, еще бы жить и жить.

Впрочем, Геннадия она видела только однажды, когда приехала поздравить Юлю с днем рождения, и, пожалуй, даже не узнала бы его, встретив на улице.

А Юля ее сестра.

* * *

– Заходи, – Виктор отпер дверь, потянул Нину за руку.

В прошлый раз было так же. В прошлый раз она тоже, медленно и послушно расстегнув куртку, положила ее на стул.

Только в прошлый раз ему пришлось включить свет в прихожей, потому что было уже темно.

– Иди сюда, – он прошел на кухню, включил чайник. Полез на полку, достал бутылку коньяка, рюмки.

В прошлый раз он тоже налил ей коньяк, но она к нему не притронулась.

На этот раз Нина коньяк пригубила. Поморщилась и села на табуретку, выдвинув ее из-под стола.

В прошлый раз она сказала ему, что ушла от мужа, потому что больше ему не нужна. Она говорила об этом, нервно хихикая, и ему тогда захотелось убить мерзавца, способного сделать ее такой несчастной.

Если бы она плакала, а не хихикала, она бы такой несчастной не казалась, подумал он.

Еще он тогда неожиданно заметил, что она очень красивая, и удивился, что раньше этого не замечал. Он не понимал, как можно от нее добровольно отказаться.

У нее были черные кудри и хрупкая тонкая фигурка. Еще у нее были большие карие глаза и бледные красивые губы.

В прошлый раз она пробыла у него не дольше получаса. Перестала хихикать, поблагодарила и вызвала такси. Когда уходила, она казалась прежней, нормальной.

И потом, на работе, казалась прежней, тихой и немногословной. Вовремя улыбалась, вовремя делалась серьезной. Когда надо, включала свой талант переговорщика.

Только перестала хвататься за любую работу, как запрограммированный робот.

Виктор налил коньяк себе, выпил. Коньяк обжег горло.

Они никогда не вспоминали тот вечер.

Она вела переговоры и следила за тендерами и бухгалтерией, а он руководил программистами.

Они были отличными компаньонами. Он не прогадал, когда предложил ей организовать совместную фирму.

Виктор полез в холодильник, достал контейнер с готовым салатом, колбасу. Поставил на стол тарелки и вилки.

О чем с ней нужно сейчас говорить, он не представлял.

Он наклонился, чтобы тоже выдвинуть табуретку, и неожиданно понял, что ему хочется, чтобы она никогда не уходила с его захламленной кухни.

Виктор отпустил табуретку и сунул руку ей в волосы. То есть рука сама туда сунулась. А другая рука опустилась ей на плечо.

Он давно этого хотел, только отчего-то не понимал, что хочет.

Нина его не оттолкнула. Она к нему потянулась.

Губы у нее оказались мягкими и податливыми.

Он на секунду отстранился, заглянул ей в глаза, тут же снова сжал тонкие плечи и удивился, как сильно и громко бьется собственное сердце.

– Мне нравится работать, зная, что ты за стенкой, – признался он потом, прижимая ее одной рукой к своему плечу.

Странно, что он только сейчас это понял.

Ему нравилось заходить к ней в кабинет. Нравилось молча на нее смотреть и нравилось спорить.

Он бы умер от скуки, если бы у него не было такого компаньона.

Диван, на котором они лежали, был старый, с потертой обивкой. Неожиданно ему стало неловко за свой диван и за всю эту убогую квартиру, которая давно требовала ремонта.

Почему-то, когда изредка здесь бывали другие женщины, никакой неловкости он не испытывал.

– Я никому тебя не отдам, – сказал Виктор.

Она приподнялась, заглянула ему в лицо и грустно благодарно улыбнулась. А потом потянулась за брошенной на пол одеждой.

– Не уходи, – попросил он.

Она наклонилась, поцеловала его в краешек губ и начала быстро одеваться.

– Не уходи, Нина. Пожалуйста.

Она провела рукой по его щеке. Он поймал пальцы, сжал.

– Выходи за меня замуж.

– Не могу, – прошептала Нина.

– Почему? – не понял он. – Его же больше нет. Тебе со мной плохо?

– Ты даже не представляешь, как мне с тобой хорошо. И не представляешь, как я тебе благодарна.

– За что?

– За то, что ты у меня есть, – почему-то она продолжала шептать.

Виктору нравилось слышать, что он у нее есть.

– Выходи за меня замуж.

– Сейчас не могу.

– Почему?

– Я хочу отомстить.

– Но его же больше нет!

Ему было так хорошо, что она рядом, и так не хотелось думать ни о чем другом, что в слова он почти не вслушивался.

Нина пошевелила пальцами, высвобождая руку, снова поцеловала его в краешек губ и вздохнула:

– Вот именно!

Когда захлопнулась дверь, он пожалел, что не удержал ее силой.

* * *

Думать о том, что она отомстит, было проще и легче, чем о чем-то другом, и Нина цеплялась за эту мысль.

Другие мысли вызывали такую боль, которую она, пожалуй, не испытывала даже тогда, когда Гена сказал ей, что ему нужна Юля.

Тогда она просто отупела и казалась себе попавшей в какую-то другую реальность, ей даже удавалось смотреть на все происходящее со стороны, как будто она была зрительницей, случайно попавшей на пошлую плохую мелодраму.

Тогда в любой момент можно было позвонить Геннадию и сказать, что он подлец и что она его презирает. Еще можно было соврать, что без него ей гораздо лучше и легче, но этого Нина не сказала бы. Она знала, что он умирает, и продолжала его жалеть.

Она ни разу ему не позвонила, и он ей тоже.

Теперь позвонить стало некому. Некому солгать и некому сказать правду. Правда заключалась в том, что он не стал ей чужим даже после того, как так подло и отвратительно с ней поступил.

Еще правда заключалась в том, что Нина до последнего дня ждала, что он ей позвонит. Всерьез обдумывала, вернется к нему или нет, если он снова ее позовет.

Дождь перестал. В лужах отражался свет фонарей.

Метро было совсем рядом. Нина сделала несколько шагов, вернулась к подъезду и, поставив сумку на мокрую лавочку, достала из нее телефон.

Хорошо, что она не удалила номер Юли из контактов.

– Я даю тебе три дня, чтобы ты убралась из моей квартиры, – услышав «алло», быстро сказала Нина.

Юля что-то затараторила, но она не стала слушать и сбросила вызов.

Идти к метро расхотелось. Нина вызвала такси, потрогала лавку и, ожидая машину, села на нее, несмотря на то, что доска была мокрая. Ей показалось, что у нее разом кончились силы.

27 сентября, вторник

Сестра не звала ее на похороны, но Маша все равно поехала. Правильно сделала, все пошло не так, как она себе представляла.

Народу у морга было много, но Юля стояла одна. Остальные собирались группами и явно были между собой знакомы. Геннадий был журналистом, не слишком известным, но знакомства в свое время имел обширные, и то, что проводить его пришли многие, было ожидаемо.

К Юле не подходил никто. Подходили к высокой черноволосой даме, стоявшей рядом с пожилой парой.

Жена, поняла Маша. Жена и ее родители.

Родители Геннадия не могли стоять с таким скорбным, но спокойным видом.

Сестра обрадовалась, увидев Машу. Даже уцепилась за нее.

– Где его родители? – тихо спросила Маша.

– Сейчас подъедут, – Юля дернула головой.

Большего контраста, чем между Юлей и бывшей женой, не могло быть. Жена тонкая, высокая и черноволосая, а Юля маленькая пухленькая блондинка.

Но главное даже не в этом. У жены спокойный взгляд уверенной в себе женщины, в меру скорбный, в меру равнодушный. Юля же нервно покусывала губы и явно чувствовала себя лишней, ненужной.

Толпа раздалась, пропуская пару, которую нельзя было спутать ни с кем. От медленно шедших мужчины и женщины почти осязаемо исходила волна горя.

Юля, отпустив Машу, метнулась к матери Геннадия, но пожилая женщина, словно не заметив ее, шла к жене. Та тоже подалась ей навстречу, обе быстро обнялись, мать заплакала.

На Юлю никто не обращал внимания.

И потом никто не обращал на нее внимания, и во время панихиды ей даже не удалось приблизиться к гробу, как остальным родственникам.

Хорошо, что Маша приехала.

– Не надо ехать на поминки, – шепнула она сестре.

Ничего, кроме нового унижения, не предвиделось.

Юля согласно кивнула. Но когда все вышли из морга, сестра, распихав толпу, пробилась к жене, увлекая за собой Машу.

– Гена написал завещание, – сказала Юля жене. – Он все завещал мне!

Наверное, хотела сказать с вызовом, а получилось жалко.

Жена равнодушно посмотрела поверх Юлиной головы, поморщилась и брезгливо процедила:

– Квартира моя. Чтобы завтра же тебя там не было! Впрочем, – она лениво махнула рукой, – даю тебе еще неделю. Не больше!

Отец Геннадия подвел к жене плачущую супругу.

Маша потянула сестру в сторону, а потом к выходу с территории морга.

10 октября, понедельник

От каждого звонка свекрови тоскливо сжималось сердце. Свекровь не плакала и не жаловалась, а сердце сжималось.

Нина предпочла бы, чтобы свекровь еще на похоронах уцепилась не за нее, а за Юлю и чтобы звонила ей, и Нина могла бы совсем не вспоминать о свекрови. Днем она бы думала только о работе, а по вечерам приезжала бы к Виктору и жалела, что только сейчас открыла, как ей с ним хорошо.

– Как дела, девочка? – спросила свекровь.

– Нормально, – ответила Нина. – Как вы?

– Да как… Илья на работу поехал, а я вожусь с обедом. Ты бы заехала как-нибудь, Ниночка.

– Заеду, – пообещала Нина.

Обычно она приезжала к родителям Геннадия только вместе с мужем, да и то редко, несколько раз в год. Свекровь подкладывала салат ей в тарелку, расспрашивала о работе, передавала привет родителям, и все с облегчением вздыхали, когда визит заканчивался.

– Простите, Любовь Васильевна, я сейчас занята, – соврала Нина.

– Да-да, конечно, – виновато засуетилась свекровь. – Ты звони, не пропадай.

Нина пообещала не пропадать.

Работать расхотелось начисто. Нина попыталась сосредоточиться на требованиях очередного конкурса, но не смогла. Попробовала разложить на экране пасьянс, но и этим заниматься было скучно.

Заглянул Виктор. Нину сразу окутало чем-то теплым, уютным.

Она не помнила, чтобы такое происходило с ней, когда она была с Геннадием.

Гена был известным человеком, а она никем. Нина это знала и гордилась тем, что он на ней женился.

– Посиди минутку, – попросила Нина.

– Бездельничаешь? – Виктор посмотрел на экран.

Ей уже давно было хорошо рядом с ним. Если бы Нина постоянно не помнила, что Гена все еще ее муж и он умирает, новую жизнь можно было бы начать раньше.

– Любовь Васильевна звонила, – вздохнула Нина.

Виктор провел рукой по щеке, послушно сел рядом.

– Она раньше вообще мне не звонила. Только на день рождения.

Нине хотелось опять не думать о свекрови, как она не думала о ней раньше.

Она достаточно настрадалась и имеет право на счастье, а теперь свекровь мешает ей быть счастливой.

– Ну что ты молчишь!

Виктор потянул ее к себе за шею, поцеловал в висок.

– Мне ее жалко, – пожаловалась Нина и решила: – Съезжу я, пожалуй, на ту квартиру. Срочного пока ничего нет. Съезжу.

О какой квартире идет речь, Виктор понял сразу. Взгляд его из ласкового стал настороженным.

Она погладила его по руке.

– Нужно проверить квартиру. Мало ли что…

Нужно выбросить продукты, если таковые в квартире есть, отключить холодильник. Проверить, закрыты ли окна.

– Давай вечером вместе съездим, – предложил он.

Ему не нравилось, когда она от него уезжала.

Геннадию не нравилось, когда она подолгу была дома.

– Вместе тоже можно съездить, – Нина решительно выключила компьютер. – Я ненадолго. Съезжу и сразу вернусь.

Затея ему не нравилась, но он промолчал.

Жаль, что они потеряли много времени. Она страдала, тосковала и мечтала отомстить, а на самом деле все это ей не нужно. Ей нужно, чтобы Витя смотрел на нее ласково и она знала, что очень ему нравится.

Навигатор показал, что ехать придется минут сорок. Раньше, когда она жила с Геннадием, она добиралась быстрее. Машин в городе прибавлялось с каждым годом.

Нина спешила домой, вбегала в квартиру и заглядывала в бледное лицо.

Иногда Гена ей улыбался, иногда устало и недовольно морщился.

– Почему так поздно?

Она не обижалась и не начинала объяснять, что у нее много работы. Она видела, как ему плохо, и мечтала только о том, чтобы болезнь отступила.

Больные люди всегда капризничают, она относилась к этому спокойно.

И к тому, что Гена улыбается и даже шутит с Юлей, а на Нину почти не смотрит, относилась спокойно.

И получила то, что получила.

Двор оказался перегороженным шлагбаумом, она потратила минут десять, чтобы пристроить машину.

Если они поменяли замки, я туда не попаду, доставая ключи, с досадой подумала Нина. Придется вызывать полицию, чтобы вскрыть дверь.

Ключ от подъезда подошел. Она снова захлопнула подъездную дверь и набрала код домофона. Код оказался прежним, дверь запищала.

Подъезд не изменился. Только стены теперь были покрашены другой краской и в лифте висело другое зеркало.

Выйдя из лифта, она шагнула к своей бывшей квартире и не заметила бы стоявшую у окна девушку, если бы та не сделала к ней пару шагов.

Девушка смотрела на Нину с испугом.

Кажется, они узнали друг друга сразу. На похоронах Нина старалась не замечать Юлю, но то, что Генина любовница жмется к очень похожей на нее девице, заметила.

Похороны вообще прошли так, как Нина могла только мечтать. Юлю все демонстративно не замечали, а Нине соболезновали.

Когда Юля с незнакомой девкой исчезли, Нина поняла, что лучшую месть придумать было сложно.

Ей больше не хотелось мстить Юле.

Юля осталась в прошлой жизни, с которой Нину больше ничто не связывало. Разве что звонки свекрови.

* * *

Сегодня у Ильи Никитича была только одна лекция. Он ненадолго появился на кафедре, наспех проконсультировал аспиранта и поспешил домой.

Казалось, что страх за жену усиливался с каждым метром по мере приближения к дому. В аудитории страх пропадал, ему удавалось отключиться, а на улице и в метро наваливался тяжкой ношей.

Страх вновь отпускал только дома, когда он видел, что ничего страшного с Любой не произошло, она смотрит телевизор, или читает какой-нибудь детектив, или слушает музыку, сидя у окна.

Сегодня она сидела у окна в тишине.

– Ты что-нибудь ела? – повесив куртку, спросил он.

– Тебя ждала, – виновато улыбнулась жена.

Ему было бы легче, если бы она плакала. Тогда он ее успокаивал бы, и это казалось естественным и понятным.

Она не плакала, она разговаривала так, как будто в их жизни ничто не изменилось.

Внешне действительно мало что изменилось. Они много лет виделись с Геной редко и мало что знали о его делах.

Когда сын заболел, они делали для него все, что было в их силах, но при этом их жизнь продолжала оставаться прежней. Они заботились друг о друге, по вечерам смотрели какие-нибудь фильмы или читали что-то, устроившись в креслах.

– Пойдем обедать, – Илья прошел на кухню, открыл холодильник.

Тарелки с двумя пирожками, которую он утром здесь видел, не было.

На столе стояла Любина чашка с недопитым чаем.

Чай с пирожками не лучший завтрак, но хорошо, что жена позавтракала хотя бы этим.

Илья достал из холодильника кастрюлю с борщом, поставил на плиту. Борщ Люба любила.

Пару раз в неделю к ним приходила девушка, приносила продукты, готовила. Пожалуй, было бы лучше, если бы Люба готовила сама, любое дело отвлекает от горя.

Жена подошла, тихо села за стол, вздохнула.

– Совсем нет аппетита.

– Съешь хотя бы немного, – попросил он.

Борщ закипел, Илья наполнил тарелку, поставил ее перед женой.

Грязную чашку поставил в мойку.

– Как на улице? – спросила Люба.

– Холодно.

Он наполнил вторую тарелку, сел напротив жены.

– Но дождя нет. И ветра нет. Хочешь, пойдем погуляем?

– Ты, наверное, устал, – вздохнула Люба.

– Я не устал. И прогулка для меня отдых, а не работа, – улыбнулся Илья.

– Ты точно не устал?

– Точно. Что на второе будем?

– Я ничего. Борщ еле-еле доела.

Илья не стал настаивать, бодро сказал:

– Пойдем гулять. Только одевайся потеплее.

Подумал, не вымыть ли посуду, пока жена одевается, решил вымыть, жена обычно одевалась долго.

Прогулка оказалась неудачной. Пошел дождь, и пришлось вернуться.

* * *

– Здравствуйте, – девка, которая была с Юлей на похоронах, торопливо подошла к Нине.

На похоронах она была в накинутом на ворот куртки черном шарфе. Сейчас шарфа не было, под сползшим капюшоном торчали неопрятные блеклые пряди.

В глазах девицы стояли слезы.

– Что вам угодно? – сузила глаза Нина.

– Я не могу дозвониться Юле, – промямлила девка.

– А я здесь при чем? – поразилась Нина.

Если бы не слезы, которые потекли у девки из глаз, она бы решительно ее обошла и захлопнула перед ней дверь.

Слезы помешали это сделать.

– При чем здесь я? – повторила Нина.

– У нее пятый день не отвечает телефон, – девка достала из кармана носовой платок, вытерла нос. – Я не могу попасть к ней в квартиру.

– Это моя квартира! – отрезала Нина.

Этого не надо было говорить. Выходило, что Нина оправдывается.

Надо было посмотреть на эту дуру, как на свежую коровью лепешку, и молча пройти мимо.

– Извините.

Девка на Юлю и походила, и нет. У Юли был робкий взгляд притворяющейся стервы. Правда, Нина слишком поздно поняла, что за робостью Юли таится большая решительность.

Эта рыдала вполне искренне. Впрочем, не исключено, что у них в семье актерский талант передается генами.

В остальном же девица была почти копией Юли. Маленькая, кругленькая, бесцветная.

Нина обошла девку, молча отперла дверь, помедлила и буркнула:

– Проходите!

Входить в квартиру было противно, и неожиданно она порадовалась, что входит сюда не одна.

Квартира досталась Нине от старой родственницы. Сначала родители хотели ее сдавать, но для этого надо было сделать ремонт, потом заниматься поиском квартирантов. На это у мамы с папой не нашлось ни времени, ни желания, и квартира несколько лет пустовала.

Ремонт они сделали только перед Нининой свадьбой в качестве подарка.

В квартире царил бардак.

В прихожей висели две куртки Геннадия, на пыльном полу валялся черный мужской зонт.

Посредине комнаты стояла открытая дорожная сумка. Видимо, Юля складывала туда свою одежду, из сумки торчал рукав красного свитера.

Девка стояла за Нининой спиной, по-деревенски прижимая носовой платок ко рту.

Квартира была однокомнатной. Юли в квартире явно не было.

– У нее пятый день не отвечает телефон, – еле слышно повторила девица.

Нине хотелось напомнить, что та это уже говорила, но она поморщилась и зло посоветовала:

– Посмотрите, может, телефон здесь оставила.

Юлины вещи валялись везде, на стульях, на кровати.

Девица вошла в комнату, огляделась и жалобно и обреченно посмотрела на Нину.

– Меня зовут Маша.

Нина представляться не стала. Смотреть на девку Машу ей было противно, и она смотрела сквозь нее.

Кажется, это у нее неплохо получалось.

– Ты умеешь быть очень высокомерной, – заметил как-то Геннадий.

– Это плохо? – серьезно спросила тогда Нина.

– Это забавно, – засмеялся он.

Это было совсем давно, когда Геннадий был здоров, весел и его даже иногда узнавали на улице. А Нина тогда только начала работать и не предполагала, что начнет продвигаться по карьерной лестнице быстро и уверенно.

– Я могу еще чем-нибудь помочь? – издевательски вежливо спросила Нина и неожиданно почувствовала слабый укол совести.

Вид у Маши был затравленный, издеваться над ней было нехорошо.

Маша молча повернулась и пошла к двери.

– Подождите, – вздохнув, остановила ее Нина. – Запишите мой телефон. Так, на всякий случай.

Девушка послушно достала смартфон, принялась тыкать в него под Нинину диктовку. Потом тихо закрыла за собой дверь.

Валяющиеся Юлины вещи вызывали злость и брезгливость, мешали нормально осмотреть квартиру.

Квартиру надо продать. Жаль только, что в ситуации полной санкционной неопределенности деньги могут превратиться в пыль. Можно остаться и без денег, и без недвижимости. В долларовом эквиваленте недвижимость не будет расти в цене, жилья понастроили столько, что уже сейчас сюда можно переселить всю Россию.

За месяц до того, как Геннадий объявил, что ему нужна Юля, умерла бабушка. Нина ее любила, но страх за Гену тогда забирал все силы, и бабушку она почти не оплакивала.

Она поехала в пустую бабушкину квартиру, когда пришла в себя у Виктора. В квартире до сих пор все было как при бабушке. Заниматься квартирой Нине не хотелось, и она не занималась.

Куплю новую мебель, неожиданно решила Нина. С импортной могут быть проблемы, но дорогая отечественная тоже неплохая. Куплю новые светильники.

А сюда больше не поеду.

Стараясь не смотреть на Юлины вещи, она быстро вышла из квартиры и заперла дверь.

Потраченного времени было жаль.

* * *

Что еще можно сделать, Маша не представляла. Она звонила сестре начиная с четверга. Юлин телефон был отключен.

Сестра с телефоном не расставалась. Даже приезжая к маме и Маше, постоянно в нем копалась.

Забеспокоилась Маша не сразу. Сестра не баловала ее частыми звонками, и в том, что они уже несколько дней не разговаривали, ничего необычного не было. Сначала Маша ждала, что Юля сама объявится, а начиная с выходных не находила себе места.

В субботу не выдержала и поехала к Юле домой. Дверь оказалась запертой, и Маша уехала ни с чем.

В воскресенье приехала снова, только сразу не уехала, несколько часов прождала у запертой двери, стараясь не замечать, как на нее косятся соседи.

Если бы не язвительная женщина за дверью, Маша опять прислонилась бы к стене около лифта и снова стала бы ждать. Это было проще, чем ехать домой и видеть маму.

Жена Геннадия смотрела на Машу с таким презрением и ненавистью, что остановиться у стены Маша не рискнула, спустилась вниз, во двор. Заметила лавочку у детской площадки и села на лавочку. Та стояла удачно, спиной к подъезду.

Детская площадка была пуста. С растущего рядом клена на качели с тихим шуршанием падали последние листья.

– Юля не звонила? – спросила мама в пятницу, когда Маша пришла с работы.

– Звонила, – бодро ответила Маша. – У нее все нормально.

Мамин сотовый работал плохо, голоса собеседников еле доносились, и мама им почти не пользовалась. Они давно собирались купить новый, но так и не собрались.

В пятницу Маша этому впервые порадовалась. В пятницу она уже сильно волновалась за сестру и не хотела, чтобы мама волновалась тоже.

– Юле надо переехать к нам, – сетовала мама. – В горе надо с родными людьми быть, а не одной.

– Она не хочет, – объясняла Маша.

Сестра сняла квартиру в Москве давно, как только уволилась из больницы, в которой работала после окончания медучилища. Она тогда устроилась сиделкой к какому-то старику и получать стала заметно больше.

Маша сестру от съема квартиры отговаривала. Ездить к подопечному было не ближе, чем из дома, квартирка запущенная, убогая, а денег за нее хозяева просили немалые.

Юля сняла квартиру, домой стала приезжать редко и о своей личной жизни почти не рассказывала.

Кленовый лист упал рядом с Машей. Лист был ровный, красивый. Маша его повертела и бросила на землю.

Из подъезда напротив вышла женщина в яркой желтой куртке, придержала дверь, выпуская ребенка лет трех. Тот побежал к качелям, Маша встала и побрела к метро.

Слезы продолжали течь, Маша вытерла их мокрым платком. Заметила аптеку, купила упаковку бумажных платочков.

Слезы текли с самого утра. Она заплакала, как только помахала маме, выйдя из дома. Пыталась что-то сделать со слезами, но не смогла.

– Зайди ко мне, – бросила заведующая Ольга Николаевна, увидев Машу.

Переваливаясь, проследовала в свой кабинет и недовольно спросила:

– В чем дело?

Маша говорила и плакала, а строгая Ольга Николаевна, чего Маша совсем не ожидала, предложила:

– Езжай к сестре. В таком состоянии нельзя быть с детьми.

– А как же?.. – поразилась Маша. – Кто же меня заменит?

– Я заменю, – Ольга Николаевна неожиданно потрепала Машу по руке. – Выясняй, что с сестрой. А за работу не беспокойся, я тебя заменю, сколько потребуется.

Маша посмотрела на часы. Ехать домой было еще рано, она не сможет объяснить маме, почему ушла с работы.

Поеду на работу, решила Маша. Возьму себя в руки и буду работать.

Взять себя в руки удалось. В метро Маша перестала плакать. И в электричке не плакала, смотрела в окно на проплывающие мимо освещенные осенним солнцем деревья.

Выйдя из вагона, она сначала пошла в сторону детского сада, но потом остановилась и, порывшись в сумке, нашла визитку участкового.

Участковый обходил дома пару недель назад. Сказал, что он теперь будет работать на их участке, и всем раздал визитки.

Участковый Маше понравился. Он был высоченный, веселый и говорил как-то так, что с ним хотелось поделиться проблемами. Правда, у Маши тогда особых проблем не было. Разве что маленькая зарплата, но тут участковый едва ли смог бы ей помочь.

Ей повезло, участковый оказался на месте. Она подождала, пока он разберется с толстой теткой, плаксиво на кого-то жалующейся. Дверь в кабинет участкового была закрыта, но говорила тетка громко, и разговор Маша частично слышала.

Походить на тетку ей не хотелось, и с участковым она разговаривала без слез и рыданий.

Она была почти уверена, что он ее отфутболит, но парень слушал внимательно.

Помолчав, он вздохнул и потянулся к компьютеру. Некоторое время двигал мышкой и смотрел в компьютер, а потом, повернув к Маше дисплей, сказал:

– Посмотри сюда.

На экране было мертвое Юлино лицо.

11 октября, вторник

На стоянке машины Виктора не было. Такое, чтобы Нина приезжала раньше его, бывало редко.

Нина поднялась в офис, включила компьютер. Она каждый вечер приезжала к Виктору домой, а потом ехала к себе. Уезжать от него не было никакой необходимости, но что-то мешало остаться навсегда. Слишком мало времени прошло со смерти Геннадия. Чтобы начать новую жизнь, хотелось совсем о нем забыть, но Нина помнила, и это новым отношениям мешало.

Она долго и сильно мучилась, сразу стать счастливой не удавалось, и получалось, что она использует Виктора, чтобы выйти из затяжной депрессии. Сознавать это было тоскливо и неприятно. Тем более что все было совсем не так. Без Виктора она бы совсем пропала. Представлять себя без Виктора было страшно.

Пройдет сорок дней, и выйду замуж, решила Нина, открывая требования по новому тендеру. Сорока дней хватит, чтобы полностью покончить с прошлым.

Требования оказались нелегкими. Помимо обычной работы предстояло разработать дополнительный интерфейс. Нужно хорошо подумать, перед тем как принять решение.

Когда она оторвалась от требований, шел уже одиннадцатый час.

Сердце тревожно сжалось, Виктор никогда не опаздывал на работу.

Сердце тревожно сжалось не только оттого, что с ним могла случиться непредвиденная неприятность. Страшнее было представить, что ему расхотелось заглядывать к ней в кабинет.

Она быстро пошла к его кабинету, толкнула дверь. Кабинет был заперт.

– Здрасте, – прошел мимо молодой, недавно принятый на работу программист.

Виктор программиста хвалил.

– Здрасте, – ответила Нина и вовремя сдержалась, чтобы не спросить, не предупреждал ли Виктор, что опоздает.

Не хватало еще разыскивать своего компаньона через коллег. Они с Витей должны отчитываться друг перед другом, а не перед подчиненными.

Нина помчалась к оставленному рядом с клавиатурой телефону.

Виктор вышел из лифта, когда она взялась за ручку двери своего кабинета.

Нине показалось, что силы оставили сразу, и она ухватилась за дверь.

– Пробки, – улыбнулся он, увидев ее. – Две аварии объезжал.

Нина схватила его за рукав куртки и втащила в кабинет.

– А позвонить не мог? – жалобно спросила она, прижимаясь к холодной куртке.

Виктор заглянул ей в лицо.

– Я чуть с ума не сошла, – пожаловалась Нина и неожиданно всхлипнула, напомнив себе вчерашнюю Машу.

Ей действительно показалось, что она либо умрет, либо спятит, если немедленно не узнает, что с ним все в порядке и что он по-прежнему ее любит.

– Повтори, – попросил Виктор, обнимая ее двумя руками.

– Я боялась, что с тобой что-нибудь случилось, – прошептала Нина. – Я боялась, что ты меня разлюбил.

– А тебе надо, чтобы я тебя любил? – прошептал он.

– Надо. Мне это очень надо.

– Я тебя люблю.

– И никогда не разлюбишь, – подсказала она шепотом.

– И никогда не разлюблю. Не уезжай от меня больше.

Он поцеловал ее в шею, потом в ухо.

Она не успела ответить, лежащий на столе телефон негромко заиграл. На экране высветился незнакомый номер.

– Алло, – произнесла Нина в трубку, стараясь, чтобы голос звучал в меру приветливо, в меру строго.

Ей нередко звонили с незнакомых номеров, служебная деятельность предполагала обширный круг знакомств.

– Это Маша, – быстро сказала трубка.

Нина почувствовала, как ее снова охватывают злость и отвращение.

– Мы вчера… познакомились. Юля умерла. Ее убили. Я решила, что надо вам сказать.

– Мои соболезнования! – Нина понимала, что момент для ненависти неподходящий, но ничего не смогла с собой поделать.

Она не успела спросить, как и когда это произошло, в трубке щелкнуло. Нина положила ее на стол.

Виктор вопросительно посмотрел.

– Убили любовницу моего мужа, – объяснила Нина. – Я не успела спросить, кто это сделал.

Он расстегнул куртку, подвинул стул и сел, облокотившись рукой о стол.

– Я хочу забыть о прошлом, а мне не дают, – задумчиво пожаловалась она, глядя поверх его головы.

– Хочешь, уедем куда-нибудь? – предложил Виктор. – Сейчас спокойный период, можем пару недель отдохнуть.

– Не хочу, – безнадежно покачала головой Нина.

Смерть Юли должна была бы приблизить ее к новой, счастливой жизни, а казалось, что она ее отдалила.

* * *

Самым страшным было сказать маме. И вчера на опознании, и потом, когда ехала домой, Маша больше всего боялась сказать маме правду.

Самой заговаривать о сестре не пришлось. Мама, увидев плачущую Машу, тихо испуганно спросила:

– Юля?..

– Ее убили, – Маша, сняв куртку, хотела обнять маму, но мама отошла к окну и отвернулась. Маша говорила, глядя маме в спину. – Ее убили в среду. Застрелили. Тело нашли на кладбище.

Тело нашли только на следующий день после убийства, но Маша этого говорить не стала.

Она сказала более важное.

– Мамочка, она не мучилась.

Они не спали всю ночь. Даже не ложились. Они обсуждали предстоящие похороны, прикинули, кому из Юлиных подруг нужно позвонить. Посетовали, что телефонов подруг не знают и придется их как-то искать.

Утром Маша приготовила завтрак, обе поковыряли кашу, налили себе чай.

Двух мужчин, поднимающихся на крыльцо их старого домика, мама увидела первой.

Маша обернулась, посмотрела в окно и пошла открывать дверь, не дожидаясь звонка.

Один был участковый, второй незнакомый. Участковый вчера весь вечер не отходил от Маши, даже домой проводил. Маша ему за это была благодарна, от него исходила незримая поддержка, а поддержка ей была нужна.

Оба были в штатском. Незнакомый мужчина протянул ей удостоверение, но Маша на удостоверение даже не взглянула. И так ясно, что из полиции.

Вчера Маше долго пришлось отвечать на вопросы. Только ничего стоящего полиции она сообщить не смогла, сама мало что о сестре знала.

Слава богу, маму непрошеные гости мучить не стали, попросили Машу проехать с ними в квартиру Юли.

– У меня нет ключей, – напомнила Маша. Вчера она это уже говорила. – Они есть у бывшей жены.

Она продиктовала телефон Нины, жалея, что успела той позвонить. Маше казалось, что хуже ей быть уже не может, но жена даже в минутном разговоре ухитрилась Машу унизить.

Впрочем, возможно, Маше это только показалось. Она смерть сестры переживает, а посторонние вовсе не обязаны это делать.

Незнакомый мужчина вышел звонить на крыльцо, через минуту вернулся, кивнул участковому.

– Поедем, – позвал участковый Машу, а маме виновато пообещал: – Мы ненадолго.

Хорошо, что в Москву они поехали на двух машинах. Незнакомый полицейский на небольшом «Фиате», а Маша и участковый на его «Киа». Вчера он возил Машу на этой «Киа» на опознание.

Незнакомого полицейского Маша отчего-то стеснялась.

Юля бы стесняться не стала. Она всех мужчин воспринимала как потенциальных женихов и вела себя соответственно. Впрочем, это давно было, когда Юля еще не переехала в Москву.

– Как мать-то? – участливо спросил участковый и напомнил: – Меня Анатолий зовут.

Маша пожала плечами.

– Как вы думаете, найдут убийцу? – помолчав, вздохнула она.

Теперь пожал плечами он.

– Искать будут, не сомневайся. А уж найдут ли…

– Я ничего о ней не знала, – неожиданно призналась Маша. – Она мало о себе говорила. Ей со мной неинтересно было.

– Муж у нее известный человек был, – участковый вслед за «Фиатом» выехал на трассу. – Я вчера о нем в интернете почитал.

Он назвал Геннадия мужем Юли, чтобы не обидеть Машу. Вчера полицейские называли Геннадия сожителем.

– Я его совсем мало знала, – отчего-то Маша разоткровенничалась. – А с мамой Юля его вообще не познакомила. Конечно, он тяжело болел, но…

Но все равно в этом было что-то нехорошее.

– Тебе не холодно? Включить печку?

Маша потрясла головой. Солнце слепило глаза, она опустила козырек над окном.

Солнце на голубом небе казалось теплым, ласковым, а деревья вдоль трассы могли служить иллюстрацией к стихам о золотой осени.

На самом деле солнце почти не грело.

А где-то под такими же красивыми деревьями еще недавно лежало тело Юли.

* * *

– Перезвони сестре, – посоветовал Виктор. – Перезвони. Надо узнать, что там произошло.

– Мне все равно, что там произошло!

Он видел, что ей не все равно, и не понимал, почему она упрямится.

– Хочешь, я позвоню?

– Только этого не хватало! – сердито фыркнула Нина.

Она походила на маленького капризничающего ребенка, такой он ее еще не видел. Капризничающая Нина вызывала острую жалость, ему хотелось спрятать ее у себя на груди и отгородить от всего мира, но он тоскливо предчувствовал, что отгородиться не удастся.

Снова зазвонил ее телефон. Виктор взял аппарат со стола, на экране опять светился незнакомый номер. Он протянул телефон Нине.

– Ответишь?

Она брезгливо посмотрела на аппарат.

– Алло.

Он удивился, заговорила она совершенно спокойно.

Он до последнего времени считал, что не знает более выдержанного человека. Он бы и сейчас так считал, если бы не научился видеть ее насквозь.

Нина слушала, односложно отвечала.

– Кто это? – спросил он, когда она снова положила трубку на стол.

– Полиция. Им нужно попасть в квартиру мужа.

Она порылась в сумке, достала связку ключей, снова бросила ее в сумку.

– Я поеду с тобой, – поднялся Виктор.

– Зачем? В каком качестве ты поедешь?

– В качестве мужа, – объяснил он.

Хорошо, что он поехал. И пока они добрых сорок минут ждали, когда подъедет полиция, и потом, в квартире, Нина старалась от него не отходить. Даже разговаривая с полицейскими, постоянно на Виктора оглядывалась. И внезапно показалось ему такой близкой, как будто они прожили вместе долгую жизнь.

Чувство было непривычным, новым и почему-то тревожным.

С полицейскими приехала сестра убитой. Женщины друг другу сухо кивнули и дальше старались друг друга не замечать.

Хорошо, что он приехал, без него Нине было бы совсем одиноко.

Осмотр квартиры много времени не занял. Сестра перебирала разбросанные вещи, Нина с Виктором молча сидели на кухне.

Полицейские Нину не слишком мучили. Задали несколько вопросов, выяснили, что вчера женщины здесь уже были. Спросили, где Нина находилась в прошлую среду.

– На работе. Где же еще! – пожала она плечами.

Нина давно не жила с мужем и подозрений не вызывала.

Об убийстве полицейские рассказали. Убийство произошло в среду, тело обнаружили на следующий день. Ни документов, ни телефона при убитой не нашли. Убита Юлия была выстрелом в голову. Нина, услышав название кладбища, где нашли тело, сказала, что там похоронен Геннадий. Они с его родителями недавно захоронили урну.

Сестра Маша пыталась отыскать завещание, но его в квартире не оказалось.

– Юлия могла отнести его к нотариусу, – предположил один из полицейских.

– Завещание ничего не значило, – объяснила Нина. – У Геннадия не было никакой недвижимости. Сомневаюсь, что он приобрел ее после того, как мы расстались. Счета в банке, наверное, есть, но не думаю, что там большие суммы. Гена уже давно почти не работал.

То, что говорила Нина, было простым фактом, но Виктору почему-то показалось, что слова предназначались Маше и что Нина Машу слегка уколола.

Впрочем, до Маши ему уж точно дела не было.

Полицейские держали их недолго, а день показался бесконечным.

– Поедем домой, – предложил он, когда они снова сели в машину.

Нина согласно покивала.

Он положил руки на руль и помедлил.

В среду Нина куда-то отлучалась.

У него планировалась встреча с заказчиком. Обсуждать предстояло технические подробности, Нине при таких разговорах делать было нечего, и он поехал один. Встреча не состоялась, заказчик позвонил, едва Виктор отъехал от офиса, долго извинялся и каялся, что сегодня встретиться никак не может.

Когда Виктор вернулся, кабинет Нины оказался заперт. А когда он толкнулся в очередной раз и дверь открылась, Нина решила, что он только что подъехал. Он не спросил, где она была. Сначала просто молча ее обнимал, а потом они заговорили о чем-то постороннем.

Он тогда просидел у нее в кабинете до конца рабочего дня. Впрочем, до конца работы оставалось не так уж много, час или чуть больше.

Тогда он не спросил, где она провела время, потому что это не имело никакого значения. Сейчас он хотел это знать, но спросить отчего-то не рискнул.

– Что ты имела в виду, когда сказала, что будешь мстить? – сжав руль, спросил Виктор. – Помнишь, ты мне так сказала? В первый день.

– Помню, – Нина откинулась на сиденье. – Я ничего конкретного в виду не имела. Мне хотелось вышвырнуть Юльку из квартиры. Хотелось как-то отравить ей жизнь… Но уж точно я не собиралась ее убивать. Я не хотела, чтобы она умерла. Я хотела, чтобы она мучилась. Ты теперь меня разлюбишь?

– За что? – поразился он.

– Ну… за то, что я стерва.

– Ты не стерва! – он протянул руку и погладил ее по щеке. – И вообще… Я не разлюблю тебя, даже если ты кого-нибудь убьешь.

Она благодарно потерлась о его ладонь.

Жизнь потеряет смысл, если Нины не будет рядом.

Странно, что он еще недавно этого не понимал.

Пару лет назад ему казалось, что он влюбился в свою соседку. Та была молодая, веселая, улыбалась ему кокетливо и с легким вызовом. Девушка была студенткой и снимала квартиру на пару с подругой. Виктор пару раз сводил ее в ресторан, пару раз она осталась у него на ночь, а потом он поймал себя на том, что старается побыстрее захлопнуть дверь в свою квартиру, чтобы случайно не столкнуться с очаровательной соседкой. С ней было смертельно скучно.

К счастью, девушка ему не надоедала, к частым свиданиям не стремилась, а потом и вовсе куда-то исчезла. Наверное, нашла квартиру получше.

С Ниной все было по-другому. С ней он мог разговаривать или молчать, думать о работе или о чем-то еще, и даже скучать, но при этом он знал, что без нее и работа, и что-то еще станут ему совсем неинтересны.

Под легким ветром на стекло падали желтые листья. Когда Виктор тронул машину, листья слетели.

Он надеялся, что сегодня Нина от него не уедет, но она опять не осталась ночевать.

* * *

В ванной лилась вода, на кухне шумел чайник, и звонок Илья расслышал не сразу. Пока доставал телефон из висевшей в прихожей куртки, звонки прекратились. Он не успел посмотреть, кому понадобился на ночь глядя, как телефон зазвонил опять, и он с удивлением увидел, что звонит Нина.

– Здравствуй, Ниночка, – Илья вернулся с телефоном в кухню, бросил в чашку пакетик чая, залил кипятком.

– Илья Никитич, убили Юлю. Вы знаете?

– Нет. Как это убили?..

– Из пистолета. Кто убил и почему, неизвестно. Я решила вам позвонить, а не Любови Васильевне.

– Правильно решила, – похвалил он и прислушался. Вода в ванной продолжала течь.

– Юлю убили пятого числа. Тело нашли шестого. При ней не было документов, поэтому ее опознали только вчера. Опознала сестра. Маша. Вы ее видели, она была вместе с Юлей на похоронах.

Илья снова прислушался.

– Я перезвоню через несколько минут, не возражаешь?

– Нет, конечно.

Нина отключилась. Он подошел к двери в ванную.

– Любочка, я выйду минут на десять, покурю.

– Кури на балконе! – крикнула жена.

Курить Илья бросил лет двадцать назад. Снова начал, когда сын заболел.

– Прогуляюсь немножко, – не согласился он. – Я минут на пять-десять.

Несмотря на то что уже стемнело, народу во дворе оказалось много. На детской площадке шумели дети, у соседнего подъезда сидела компания молодых людей. Совсем молодых: либо старшеклассники, либо студенты младших курсов.

Молодые люди потягивали что-то из банок и негромко переговаривались.

Когда-то молодой Илья с компанией тоже сидел по вечерам на лавочке. Потом в этом дворе рос его сын.

Тогда Илья знал почти всех соседей, сейчас не знал почти никого. Старые соседи поумирали, разъехались, и двор, в котором он прожил всю жизнь, казался чужим.

Он прошел под аркой, вышел на улицу. Та тоже казалась чужой. Вполне европейской, но чужой. За стеклами кафе улыбающиеся люди потягивали вино, такие же довольные веселые люди шли навстречу. Молодая пара на самокатах обогнала Илью.

Во время его молодости люди были другие, они не потягивали на улице напитки. Они редко ходили в кафе, а на самокатах не ездили вовсе.

Он достал телефон и вернулся во двор.

Детей на игровой площадке уже не оказалось, он прислонился спиной к качелям.

– Нина…

– Я узнала об убийстве от Маши, – быстро заговорила Нина. – Маша – это Юлина сестра.

– Вы поддерживаете отношения? – удивился Илья. Он только сейчас впервые узнал, что у Юли есть сестра.

– Ничего мы не поддерживаем! Просто… так получилось. Сначала мне позвонила Маша, а потом уже из полиции. Я поехала в квартиру, отперла полиции дверь. Илья Никитич, полиция может к вам прийти.

– Понимаю. Спасибо, что предупредила.

– Как Любовь Васильевна?

– Так себе. Доброй ночи, Ниночка.

Илья похлопал себя по карманам, достал пачку сигарет. Отошел от детской площадки и закурил.

Соседка из его подъезда вынесла крохотного уродца, опустила на газон. Люба говорила, как называется эта порода собак, но он забыл.

Илья кивнул соседке, бросил окурок в урну, поднялся в квартиру. Жена уже вышла из ванной и лежала в постели.

– Читаешь? – ласково спросил он.

– Ложись, – она подняла очки на лоб, отложила книгу.

Илья взглянул на обложку. Читала жена, как обычно, какую-то дамскую муть. Он однажды попробовал прочитать что-то подобное, но дальше нескольких страниц не продвинулся.

– Ложись, поздно уже. Тебе завтра рано вставать.

Было еще совсем не поздно, начало одиннадцатого. И вставать завтра рано ему не требовалось, у него лекция только в двенадцать.

Обычно он ценил, что Люба о нем заботится, а сейчас это почему-то вызвало раздражение.

Наверное, потому что жена старательно делала вид, будто в их жизни ничего не произошло, и в этом было что-то ненормальное.

– Мне сейчас звонила Нина, – сказал Илья. – Юлию убили. К нам может прийти полиция.

Люба на секунду прикрыла глаза и тоскливо усмехнулась.

– Кому могла понадобиться эта дура?

Они оба знали, кому могло понадобиться, чтобы Юлии не стало.

– Сам удивляюсь, – усмехнулся Илья. – Убийцу пока не нашли.

– Ложись, – снова позвала Люба. – Мне без тебя неуютно.

Он вовремя вернулся домой, по подоконнику застучал дождь.

Под тихий мерный стук Илья заснул быстрее, чем ожидал.

12 октября, среда

Ольга Николаевна разрешила на работу не выходить, но Маша злоупотреблять хорошим отношением заведующей не стала и, встав по будильнику, отправилась в детский сад.

В хорошую погоду она обычно доходила до сада пешком, в дождь и холод подъезжала две остановки на автобусе. Сегодня погода была отличная, а идти не хотелось.

Она остановилась около остановки, достала телефон, посмотрела на часы. Можно было и не смотреть, она знала, что времени до начала работы достаточно.

Телефон зазвонил, когда она еще не успела убрать его в сумку.

– Слушаю, – сказала Маша, отходя от остановки.

Помимо Маши автобуса ждала только еще одна женщина лет сорока. У нее были светлые волосы и большие очки в пластмассовой оправе. Она совсем не походила на жену Геннадия, но отчего-то показалась Маше похожей на Нину. Наверное, оттого, что равнодушно и брезгливо смотрела мимо Маши.

– Это Анатолий, – представилась трубка. – Мне с тобой поговорить надо. Удобно, если я сейчас подойду?

– Нашли убийцу? – шепотом спросила Маша, покосившись на женщину на остановке.

– Пока нет. Так я подойду?

– А по телефону поговорить нельзя? – Из-за угла показался автобус.

– Нежелательно, – решил участковый Анатолий.

– Я иду на работу, – быстро сказала Маша.

Автобус остановился, она вслед за женщиной в очках вошла в салон. Народу в автобусе было немного. Он редко заполнялся до отказа, и местные жители постоянно боялись, что маршрут отменят.

– Освобожусь только вечером.

– Тогда до вечера, – попрощался он.

Маша сжала телефон, поднялась с сиденья, на которое успела сесть, и подошла к двери. За окном ветер гнал по тротуару желтые листья.

Когда двери снова открылись, она вышла и сразу затыкала в телефон, вызывая Анатолия.

– Я не пойду на работу, – сообщила Маша. – Я передумала.

– А… неприятностей у тебя не будет?

– Не будет! – вздохнула она. – У меня уже есть неприятности.

– Ты где? – осторожно спросил он.

Маша назвала остановку.

– Сейчас подойду.

Он отключился. Маша села на лавочку и стала ждать.

Через дорогу виднелся недостроенный квартал новостроек. Когда дома заселят, город совсем перестанет отличаться от Москвы.

Анатолий не подошел, подъехал. Серая «Киа» остановилась около остановки, Маша, вздохнув, села рядом с участковым.

Анатолий посмотрел на нее и улыбнулся, а она неожиданно почувствовала себя некрасивой и убогой, хотя одета была не хуже других на этой улице и некрасивой не выглядела, просто самой обычной.

Чувствовать себя убогой ей не нравилось, и она отвернулась от Анатолия.

Участковый молча тронул машину, проехал квартал, свернул. Еще раз свернул и остановился у старого парка.

Когда-то Маша с подружками почти каждый вечер гуляли в этом парке.

– Прогуляемся? – повернулся он к Маше.

– О чем ты хотел поговорить? – она не стала вылезать из машины.

Она злоупотребляет добротой заведующей, у нее нет времени на пустые прогулки.

– Ты уверена, что у сестры было завещание? – вздохнул он.

– Уверена! – опешила Маша.

Мало того что жена Геннадия смотрит на нее как на человека второго сорта. Теперь еще участковый, который казался понимающим, своим, ей не верит, будто она мошенница какая-нибудь.

– Я уверена! – прошипела Маша, стараясь не заплакать. – Я его видела!

– Понимаешь, завещание не зарегистрировано ни в одной нотариальной конторе.

– Я его видела! – отрезала Маша. – Я что, буду сейчас всех обманывать, да?!

– Ну что ты злишься? Я не говорю, что ты обманываешь, я хочу разобраться.

– Завещание было! Я его видела!

Юля показала завещание, когда они приехали к ней с похорон. Они купили по дороге бутылку вина, из дома заказали пиццу и вдвоем помянули Геннадия.

Тогда Юля достала лист бумаги и показала Маше. Семья гражданского мужа сильно обидела сестру, и Юля была твердо намерена получить все, что ей причитается.

– Завещание было написано на бланке?

– Нет, – покачала головой Маша. – Напечатано на простом листе. Но там стояли печати, я точно помню. Там было написано, что все свое имущество Гена завещает Юле.

– Вроде бы имущества у него немного.

Маша промолчала.

– Квартира действительно принадлежит жене, я проверил.

Маша снова промолчала.

– Не хочешь прогуляться?

– Не хочу! – отрезала Маша. – Отвези меня к детскому саду.

Она опаздывала ненамного, на полчаса.

* * *

Ее разбудил будильник. Нина так давно просыпалась раньше звонка, что успела забыть мелодию вызова, которую когда-то поставила, и не сразу поняла, что за навязчивое треньканье раздается над ухом.

Со сном, который ей привиделся, расставаться было жалко. Во сне Гена, не тот, которым был в последние годы, а прежний, сильный и жизнерадостный, звал ее, стоя наверху каменной лестницы.

– Иди сюда, – звал он Нину. – Иди скорее.

Идти надо было быстрее, потому что лестница могла обрушиться. Нина точно знала, что лестница скоро исчезнет.

– Не могу! – крикнула Нина.

Залезть на ступени не получалось. Они были высокие, а Нина отчего-то не могла поднять ногу.

Гена спустился, протянул ей руку. Вложить в его ладонь свою ей помешал будильник.

Она уже забыла то состояние веселого счастья, которое вернул сон.

Вставать так рано необходимости не было. Она отключила будильник, полежала, зарывшись под одеяло, поняла, что больше не заснет, и нехотя поднялась.

Встала только потому, что хотелось поскорее оказаться рядом с Виктором. Если бы его не было, она бы весь день пролежала под одеялом. Время, когда она чувствовала себя счастливой и очень себе нравилась, Нина почти забыла. Она слишком долго мучилась от чувства вины перед больным мужем и ненавидела Юлю, из-за которой нравиться себе не могла. Она тогда с большим трудом заставляла себя вставать.

Нина сварила кофе, медленно его выпила, сварила еще. Сидеть в тишине было скучно, она пошла в прихожую за телефоном, чтобы включить какую-нибудь музыку. Телефон зазвонил, когда она взяла его в руки.

– Не разбудил, Ниночка? – виновато спросил Илья Никитич.

– Не разбудили, – улыбнулась Нина. – Я рано встаю.

– Я вчера как-то растерялся, – признался бывший свекор. – Расскажи поподробнее, что с Юлией?..

Ей не хотелось вчера уезжать от Виктора. Она уехала только для того, чтобы позвонить свекру. Звонить при Викторе Нина не хотела.

– Илья Никитич, я все, что знала, уже рассказала. Правда. Хотите, дам вам телефон Юлиной сестры?

Нина подошла к окну. Росшие под окном клены полностью облетели, серый унылый дом напротив ничего, кроме тоски, навеять не мог, и она повернулась к окну спиной.

– Дай, пожалуй, – согласился свекор, помолчал. – Нина… Откуда Юлия вообще у вас взялась? Как вы ее нашли?

Илье Никитичу так же, как и Нине, хотелось, чтобы в окружающей жизни царила гармония, а ее воцарению нераскрытые убийства не способствуют. Если убийство касается кого-то достаточно близкого, конечно.

Впрочем, смерть сына тоже гармонии не прибавляет.

– Юля работала у кого-то из маминых знакомых.

Идея взять сиделку принадлежала маме. Родители при каждой встрече с тоской смотрели на измученную Нину.

– Ему не нужна сиделка, – сначала отказалась Нина.

Гена не был лежачим больным. Ему хватало сил, чтобы разогреть себе еду. Ему не хватало сил, чтобы перестать думать о своей болезни и заняться хоть чем-то, что можно делать не выходя из дома. Например, анализировать и комментировать текущие события. Раньше у Гены это отлично получалось.

Нина несколько раз ненавязчиво предлагала мужу начать работать, но Гена обижался, вспыхивал, и все такие предложения заканчивались ссорой.

– Ты совершенно меня не понимаешь! – цедил Гена. – Лучше прямо скажи, что я тебе надоел!

– Геночка, ну зачем ты так? – ныла Нина. – Ты же знаешь, как я тебя люблю!

– Любила бы – понимала! Хотя бы попыталась понять!

Она только и делала, что пыталась его понять.

– Илья Никитич, простите, я не хочу думать, кто и зачем убил Юлю! Мне все равно, кто ее прежние хозяева!

– Понимаю. Прости, Ниночка.

Свекру было не за что просить у нее прощения. Прощения должен был просить Гена, но он не попросил.

– Сбрось телефон сестры, пожалуйста.

Нина отправила эсэмэской номер Маши, поставила телефон на подзарядку.

Слушать музыку расхотелось.

Она торопливо допила кофе, оделась и на метро поехала на работу. Не заходя к себе, толкнулась в кабинет Виктора и с облегчением прислонилась к двери, увидев, как он, оторвавшись от компьютера, ласково ей улыбается.

– Не уезжай больше, – Виктор, подойдя, втянул ее в кабинет.

– Не уеду, – Нина уткнулась в его плечо.

Он был намного ниже Геннадия и всего на пару сантиметров выше ее. Когда-то для Нины не существовало невысоких мужчин.

Сейчас не существовало мужчин, кроме него.

– Как жаль, что я тебя встретила только сейчас, – прошептала Нина.

Они были знакомы уже лет пять, но он не стал ее поправлять.

* * *

Анатолий послушно поехал назад по знакомым улицам. У ближайшей к детскому саду автобусной остановки Маша попросила:

– Останови здесь.

Выбравшись из машины, она заспешила к калитке сада, потом пошла медленней, а после остановилась.

В супермаркете напротив остановки работала бывшая Юлина подружка Вера Филиппова. Когда-то сестра с Верой учились в одном классе, очень дружили, шептались, сидя в маленькой Юлиной комнатке, и гоняли Машу, когда та к ним заглядывала.

Когда Юля поступила в медучилище, Вера стала приходить реже, а потом и совсем перестала.

В этот супермаркет Маша заходила редко, продукты они с мамой покупали ближе к дому. Она зашла сюда взять бутылку воды в середине лета, когда возвращалась с работы. Стояла мучительная жара, жарко было даже по вечерам, и Маше очень хотелось пить.

Сидевшую за кассой Веру она узнала сразу, отчего-то обрадовалась и робко спросила:

– Вы меня не помните? Я Маша…

– Машка! – радостно ахнула Вера.

Маша успела забыть, что Вера постоянно чему-то радовалась. Вера радовалась, а Юля при этом кривилась и смотрела на подругу как на ненормальную.

– Как жизнь-то?

Покупателей в тот вечер было немного. Маша, стоя у Веры за спиной, рассказала, что работает в детском саду, что сестра живет в Москве и видятся они нечасто.

Потом Маша вспомнила, что Вера училась на парикмахера, и удивилась, что видит ее за кассой.

– Ой! – махнула рукой Вера. – Пандемия проклятая! Клиентов не было почти, парикмахерская наша закрылась. Мне тут место предложили, я и пошла. Пусть маленькая зарплата, зато стабильная. А в парикмахерской никаких гарантий не было.

– Ты же хорошим мастером была, – пожалела Маша.

– Что же теперь делать! Старые клиентки мне звонят, я их обслуживаю, – понизила голос Вера. – Хочешь, тебя постригу?

– Хочу, – засмеялась тогда Маша.

Она так и не собралась постричься, волосы уже ниже плеч.

Маша перешла дорогу, решительно направилась в супермаркет. Сегодня Веры на кассе не было.

Взяв тележку, Маша проехала с ней между рядами полок с молочкой, увидела молодого человека, с хмурым видом раскладывающего на полки продукты.

– Извините, Вера Филиппова сегодня работает? – спросила Маша, с тоской ожидая услышать, что парень никакой Веры не знает.

– Сейчас позову, – не глядя на Машу, буркнул парень, оттолкнул тележку с продуктами и медленно куда-то ушел.

Веселая запыхавшаяся Вера с небрежно сколотыми на затылке рыжими кудрявыми волосами появилась через несколько минут и, увидев Машу, радостно всплеснула руками.

– Ой! Как хорошо, что это ты! А я уж испугалась, что покупатели жаловаться будут.

Кудри у Веры были свои, природные. Раньше она распрямляла волосы, а Юля ее от этого отговаривала.

Маша обрадовалась, видя доброе улыбающееся лицо, но почему-то заплакала.

* * *

Сегодня у Ильи была всего одна пара. Он прочитал лекцию и, не зайдя на кафедру, поехал домой.

Ему очень не хотелось, чтобы полиция явилась в его отсутствие. Люба и в обычной жизни не любила общаться с чужими одна, Илья старался быть дома, даже когда они вызывали электрика, а уж разговор с полицией мог стать для жены настоящим испытанием.

Так повелось давно, много лет назад. Они вместе ходили с маленьким Геной в поликлинику, потом он, а не Люба, являлся на родительские собрания в школу. Гена учился хорошо, что-то неожиданное на родительском собрании услышать было невозможно, но жена обычно встречала его тревожными глазами, и Илья ее успокаивал, рассказывая, что в школе сына хвалят.

Это была игра, и она обоим нравилась.

Гена не был трудным ребенком, и никакого особого беспокойства Люба испытывать не могла, с интеллектом у нее было все в порядке, тревожные глаза были просто частью игры.

Игра перестала нравиться, когда в семью пришло горе.

– Илюша, Геночка ведь поправится, правда? – хватала Илью за руки Люба.

– Будем надеяться, – старался Илья ее успокоить.

– Мы живем в двадцать первом веке… Ну неужели нет хороших лекарств!

– Конечно есть.

Жена веселела, включала телевизор. А Илья ловил себя на том, что смотрит на нее с изумлением. У нее было медицинское образование, и она не могла не понимать, что вылечить сына нельзя. Можно только продлить ему жизнь на несколько месяцев или лет.

Впрочем, если бы она погрузилась в тоску, было бы еще хуже.

Илья отпер дверь квартиры, позвал:

– Люба!

В квартире стояла тишина.

– Люба! – он, не разуваясь, заглянул в комнату, где жена обычно смотрела телевизор. Прошел в спальню. – Люба!

– Ты уже пришел? – Люба лежала поверх покрывала, укрывшись пледом.

– Плохо себя чувствуешь?

– Такая тяжелая голова! – пожаловалась она и протянула ему руку.

Илья подошел, сел рядом с ней.

– Никто не приходил?

– Н-нет, – растерялась она. – Кто должен прийти?

– Полиция наверняка к нам наведается.

– Зачем? – жена непонимающе отшатнулась.

Неожиданно ему стало противно оттого, что она разыгрывает непонимание. Сейчас не то время, чтобы притворяться друг перед другом.

– Юля жила с нашим сыном, – напомнил он.

– Пусть приходят, – к его удивлению, жена равнодушно пожала плечами.

Илья потрепал ее по руке, встал, переоделся в домашний костюм.

– Обедать будем?

– Попозже, – отказалась она. – Совсем нет аппетита.

Жена потянулась за лежащей на тумбочке книгой, он отправился на кухню.

Когда он впервые увидел Юлию, она показалась ему поразительно похожей на молодую Любу. Вообще-то, особого сходства не было, разве что обе были невысокие, светловолосые и светлоглазые. Общее было в чем-то другом, что Илья затруднился сформулировать.

Жена к сиделке отнеслась благосклонно.

– Дурочка какая-то, – улыбнулась Люба, когда они ехали домой.

– От нее большого интеллекта не требуется, – заметил тогда он. – Надо, чтобы она хорошо готовила и делала все, что Гена попросит.

Из коридора послышались шаги, Люба вошла, села за стол.

– Помнишь, Гена расследовал дела по коррупции? – жена провела пальцами по столу.

Это было давно, еще до болезни. Жене тогда очень не нравилось, что сын занялся опасным делом. Она плакала и уговаривала Гену быть осторожным.

Вообще-то, осторожности сыну было не занимать. В своих публикациях он взвешивал каждое слово и был скорее провластным журналистом, чем оппозиционным, хотя сам причислял себя к последним.

Расследования тогда ничем не завершились. Гена давал понять, что о тайных схемах ему известно многое, но публиковать ничего не стал. Люба считала такую его покладистость собственной заслугой. Ей нравилось думать, что она имеет на сына влияние.

– Почему ты спросила? – удивился Илья.

– Юля могла найти его записи.

– Ну и что?

– Она могла сунуть нос куда не надо.

– Теоретически могла, – согласился Илья. – А практически вряд ли. Ей ума не хватит разобраться в банковских схемах. И вообще… Зачем ей это? Шантажировать сильных мира сего? Как раз на то, чтобы понять, куда не нужно совать нос, ей ума должно было хватить, уверяю тебя.

– Но ведь почему-то ее убили…

– Давай обедать, – решил Илья и открыл холодильник.

Он был уверен, что жизнь кончится, когда сына не станет, но жизнь продолжалась.

Жизнь продолжалась, и они с Любой продолжали лгать друг другу.

* * *

– Ты что, Маша? – испугалась Вера. – Что случилось, Машенька?

Парень, который позвал Веру, выплыв из-за угла, снова принялся раскладывать продукты по полкам.

Вера потянула Машу в сторону.

– Что случилось, Машенька?

– Юлю убили, – прошептала Маша, косясь на парня. – Приходи в субботу на похороны. Придешь?

– О господи! – ахнула Вера и велела: – Стой здесь! Никуда не уходи!

Вера убежала, через минуту снова появилась, на ходу застегивая куртку. Оттолкнула Машину тележку и потянула Машу к выходу. На улице на секунду остановилась и помчалась к расположенному в соседнем доме кафе, таща за собой Машу.

В это кафе Маша никогда не заходила. Она вообще редко ходила в кафе, разве что с подружками на чей-нибудь день рождения.

В кафе оказалось хорошо, уютно и тихо. Вера подтолкнула Машу к ближайшему столику, подбежала к стойке, вернулась с двумя чашками кофе.

– Садись! – приказала она Маше. – Сядь, что ты стоишь!

Маша послушно опустилась на стул.

– Рассказывай!

– Ее застрелили на кладбище… У нее был гражданский муж, он умер недавно. А Юлю в среду застрелили на кладбище, где он похоронен…

Маша говорила сбивчиво, но, как ни странно, рассказала все и быстро. Может быть, потому что Вера умело задавала короткие вопросы. Маша рассказала, как Юля устроилась сиделкой к больному Геннадию, как от Геннадия ушла жена и женой стала Юля. Рассказала даже про завещание, которое исчезло. Еще рассказала про то, что собственности у Геннадия никакой не было, больших денег тоже, и завещание едва ли имеет отношение к убийству.

– Спасибо тебе, – неожиданно закончила Маша.

– За что? – опешила Юлина подруга.

– Я с тобой… – Маша замялась и виновато улыбнулась. – Вроде как не одна.

Она всегда была одна, даже с мамой. С мамой не получалось разговаривать так легко, как сейчас с Верой. Только раньше одиночество не угнетало, а сейчас мучило.

– Мы с Юлей давно разошлись, – Вера вздохнула. – Жизнь развела.

Маша понимающе кивнула.

– Ты знаешь, что Юлю в сиделки устроил мой брат?

– Нет, – удивилась Маша.

Верин брат Юра был на пару лет старше сестры. Иногда он заходил в гости к Юле вместе с Верой, помогал маме копать грядки, шутил с Машей и ужасно ей нравился.

– Помнишь моего брата?

– Помню.

– Ты ему когда-то очень нравилась.

– Да ладно! – улыбнулась Маша.

– Нет, точно нравилась. – Вера покивала. – Брат в московской управе водителем работал, начальника департамента возил. То есть начальницу. Говорил, что баба она хорошая, веселая. И между прочим, сама пробилась. Начинала секретаршей, а потом поднялась до начальника департамента. Я-то думаю, что карьеру она не просто так сделала, наверняка кому-нибудь особые услуги оказала. Ну да черт с ней. В общем, начальнице требовалась сиделка для отца, и я сказала Юре, что можно Юлю порекомендовать. Юлька тогда из больницы уволилась. Я ее понимаю, работа тяжелая. Я Юлю жалела.

У Веры работа едва ли была легче, но в том, что сестра жалела подругу, Маша сомневалась. Понимать это было грустно.

– Потом брат из управы уволился. Зарплата там не особо большая, а времени свободного совсем нет. Он в такси пошел, там работаешь, сколько хочешь, – Вера вздохнула. – Я это к тому говорю, что можно поискать через Юркину бывшую начальницу выходы на полицию. Начальница Юру помнит, он иногда ее по выходным возит.

– Не надо ничего искать, – отказалась Маша.

– Да нет, тут ты не права. Если на них надавят, толку больше будет.

– Не надо ни на кого давить. Приходи на похороны. Придешь?

– Приду, конечно. Ты сама-то как думаешь?.. Почему ее убили?

– Не знаю, – покачала головой Маша.

Вера подумала.

– Юлин муж кем был? Как она к нему попала?

– Как попала, не знаю. Через фирму, наверное. Юля в каких-то агентствах была зарегистрирована. Геннадий был журналистом. Может, ты даже о нем слышала. Геннадий Озерцов.

– Не слышала. Я телевизор не смотрю, газет не читаю, – улыбнулась Вера. – Маша…

– Что?

– Ты приходи ко мне, если захочется.

– Спасибо тебе.

– Не за что. Ты куда сейчас?

– На работу, – вздохнула Маша. – У меня начальница хорошая, разрешила пока на работу не ходить, но я пойду.

– Ну и правильно. Иди на работу, отвлечешься.

Идти на работу не хотелось, но Маша пошла. Она удивилась, увидев, как дети ей обрадовались.

* * *

Нина пыталась сосредоточиться на работе, но полностью сосредоточиться не удавалось. Юля даже после смерти вызывала боль и ненависть.

Геннадия Нина почему-то не ненавидела.

Наверное, потому что она знала то, чего не знал больше никто. Не только он перед ней виноват. Она перед ним тоже.

Она тогда очень уставала. Она приходила домой и слышала только упреки. Она работала насколько хватало сил и постоянно оправдывалась. Работала и оправдывалась.

В тот вечер она вернулась домой совершенно измученная. И кажется, тогда ей пришла в голову страшная и жестокая мысль – поскорее бы все это кончилось.

Из комнаты слышался воркующий Юлин смех.

Нина заглянула в комнату. Сиделка сидела на стуле рядом с Гениной постелью и держала его за руку.

– Как ты? – спросила мужа Нина.

– Ничего, – равнодушно процедил он.

Нина дернула головой, показав, чтобы сиделка вышла. Юля помедлила, но послушно поднялась.

– Можешь идти домой, – сухо разрешила Нина.

Сиделка послушно переоделась в ванной. Нина загораживала дверь в комнату, не давая ей попрощаться с Геной.

Заперев за Юлей дверь, Нина прошла на кухню, заглянула в холодильник. Готовила Юля плохо, но мужа стряпня сиделки устраивала, а Нине давно было все равно, чем питаться. В кастрюльке был суп с крупно нарезанными овощами. По мнению Нины, суп имел откровенно не товарный вид, она брезгливо закрыла крышку кастрюли. Еще были какие-то каши, на которые тоже не хотелось смотреть. Нина отрезала кусок колбасы и съела его, стоя у окна.

Потом, натянув на лицо улыбку, пошла к мужу. Гена читал что-то в планшете.

– Как ты? – ласково спросила Нина, беря его за руку.

– Я же сказал, что нормально, – Гена недовольно выдернул руку.

– Хочешь, сходим погулять? – спросила Нина. – Врач говорил, тебе надо двигаться, даже если тяжело.

– Я ходил с Юлей.

И еще одна страшная и жестокая мысль пришла тогда Нине в голову. В тот вечер ей приходили в голову только честные мысли.

Это был не тот человек, за которого она выходила замуж. Это был совсем другой человек, и его она не любила.

– Гена, я тебя раздражаю? – спросила Нина.

Этого не надо было спрашивать. С больными надо разговаривать терпеливо и ласково и не задавать провокационных вопросов.

– Это я тебя раздражаю, – усмехнулся он.

– Как ты можешь? – опешила Нина. – Гена, как ты можешь!.. Я… Ты же видишь, я все делаю!..

– Ты ушла в работу, чтобы поменьше быть со мной.

– Я ушла в работу, чтобы у нас были деньги!

Он дернулся и на секунду прикрыл глаза.

Зря она это сказала.

– Геночка, не надо ссориться, – попросила Нина. – Я знаю, как тебе тяжело. Но ты хоть иногда будь со мной поласковее. Мне это очень нужно.

Он молчал, и тогда она спросила:

– Гена, я вообще-то тебе нужна?

Он опять промолчал, и это было ответом.

Я накликала беду, с тоской поняла Нина. Она накликала беду, когда помечтала, чтобы все скорее закончилось.

– Я тебе нужна? Гена!

– Мы оба друг от друга немного устали.

– Гена, не уходи от ответа! Тебе нужна Юля? Я слышала, как вы с ней смеялись!

Он промолчал. Это был ответ.

Нина молча вышла в прихожую и начала одеваться. Она одевалась медленно, надеялась, что муж ее позовет.

Но он не позвал.

На улице с ней началось что-то похожее на истерику. Подбородок дрожал, а губы дергались. И она не понимала, плакать ей хочется или смеяться.

А потом позвонил Виктор.

Нина отъехала от компьютера, достала телефон и набрала маму.

– Мам, ты на работе? – спросила Нина.

– На работе, но разговаривать могу. Как дела?

– Дела удивительные, – усмехнулась Нина. – Убили Юлю.

* * *

Когда всех детей разобрали, уже совсем стемнело. В свете фонарей асфальт казался мокрым, хотя дождя не было. Ветра тоже, вечер выдался тихим и теплым, но Маша зябко кутала пальцы в рукава куртки.

Человека за воротами сада она заметила, только когда он к ней шагнул.

– Добрый вечер, – вежливо и весело сказал участковый Анатолий.

– Добрый вечер, – буркнула Маша.

– Ты торопишься? – спросил он.

– Тороплюсь, – кивнула она и быстро пошла к дому. – Мама целый день одна.

Она злилась, потому что ей нравилось идти с ним по вечерней улице. Нравилось, когда он весело на нее косился.

Она для него только потерпевшая, а ей хотелось… Черт знает, чего ей хотелось.

– Мы выяснили, завещание было, – вздохнул Анатолий.

– Кто это «мы»? – уточнила Маша.

– Я же тебе говорил, – удивился он. – Люди работают по этому делу.

Впереди светофор мигал зеленым. Маша пошла медленней – перейти улицу они уже не успевали, а в следующий раз светофор зажжется не скоро. Сестра называла этот светофор долгоиграющим.

– Завещание подписал главврач больницы, в которой лежал твой зять. Такое практикуется. Если человек не может вызвать нотариуса, главврач имеет право заверить завещание. Я сам с врачом разговаривал. Хороший дядька, и память у него крепкая. Геннадий ваш ему объяснял, что хочет завещать гражданской жене деньги на вкладах, а сам даже в названии банка сомневался. Врач ему и посоветовал написать про все свое имущество, раз, кроме вкладов, имущества никакого нет. Так что не врала Нина.

– Такие, как она, не врут, – пожала Маша плечами.

Такие, как Нина, не врут, они кичатся своей честностью.

– Какие такие?

Удивлялся Анатолий забавно, широко открывая глаза. Как ребенок.

– Такие… – буркнула Маша и отчего-то засмеялась. – Такие, у которых все есть.

– Не понял.

Светофор зажегся зеленым, Анатолий тронул Машу за руку – пойдем.

– Все ты понял, – вздохнула Маша.

У таких, как красивая Нина, все есть. Есть деньги, пусть не миллионы, но и не такие копейки, как у Маши. Есть хорошее образование, есть умение себя держать. А главное, есть уверенность, что новый день никогда не принесет им нищеты или чего-то такого, с чем они не смогут справиться.

Юля когда-то призналась, что она завидует таким, у которых все есть. Маша догадывалась, что сестра им не только завидует, она их ненавидит.

Маша не испытывала ни ненависти, ни зависти, только безнадежную грусть оттого, что жизнь устроена так несправедливо.

– Пока, – перейдя улицу, попрощалась Маша.

К отделению полиции надо было идти в другую сторону, не туда, где ее дом.

– Я тебя провожу.

– Зачем? – Маша не тронулась с места.

– Поздно уже, темно, – объяснил он.

– Я каждый день здесь хожу!

– Маш… Ты чего злишься-то?

Она злилась, потому что он ей нравился.

Он был высоченный, ему приходилось наклоняться, чтобы заглянуть ей в лицо.

По росту он куда больше подходил красавице Нине.

– Я не злюсь.

– Ну и не злись. – Он потянул ее в сторону дома. – Когда похороны?

– В субботу. Только хоронить некому. Мы с мамой да соседи.

Анатолий вздохнул, посочувствовал.

– Я сегодня одну Юлину подругу разыскала. Может, она еще кого-нибудь приведет.

– Близкая подруга? – мгновенно заинтересовался Анатолий.

Он ее провожает только потому, что она потерпевшая, а ему хочется раскрыть убийство. Наверное, если раскроет, получит повышение.

– Когда-то была близкая, – вздохнула Маша. – Говорит, что давно Юлю не видела.

Он проводил ее до калитки, подождал, пока она вой-дет на участок.

Над крыльцом горел фонарь, но до кустов у калитки свет не доходил. Кусты казались черными, и, поднявшись на крыльцо, Маша не видела, стоит там Анатолий или уже ушел.

* * *

Люба дремала перед работающим телевизором. Илью подмывало выключить телевизор, льющаяся оттуда музыка особого раздражения не вызывала, но ему хотелось тишины. Выключить телевизор он не рискнул, жена в таких случаях обижалась и сердито начинала уверять, что не спала ни одной секундочки. Он не исключал, что она искренне в это верила.

Звонок он расслышал не сразу. Выйдя в прихожую, достал телефон из кармана куртки, ответил незнакомому абоненту.

Звонили из полиции.

– Я ждал вашего звонка, – признался Илья, когда мужчина представился. – Если хотите побеседовать, я готов в любое время, хоть сейчас. Приезжайте.

Илья продиктовал адрес.

Люба дернулась, открыла глаза.

– Из полиции, – объяснил он. – Сейчас приедет.

Жена молча и равнодушно снова уставилась в телевизор.

Звонок в дверь раздался минут через сорок. Илья отпер дверь.

Молодой человек в штатском протянул ему раскрытое удостоверение.

– Проходите, – Илья посторонился, не посмотрев в документ.

Парень тщательно вытер ноги, Илья провел его в комнату, где сидела Люба.

Телевизор жена успела выключить, в комнате было тихо.

– Здравствуйте, – с любопытством разглядывая парня, поздоровалась Люба.

Илья достал из шкафа паспорта, протянул парню. Кивнул гостю на кресло – садитесь.

Парень сел не в кресло, пристроился на стуле около письменного стола Ильи.

Люба наблюдала за ним с большим интересом.

Уместнее было бы изобразить печаль по поводу смерти Юлии, но печаль и Илья не изображал.

Им с женой и без Юли хватает печали.

– Вы по поводу Юли? – со спокойным интересом спросила Люба.

Илья поразился ее выдержке.

– Мне позвонила Нина, вдова сына, сказала, что Юлию убили, – объяснил Илья. – Подробностей я не спрашивал. Кажется, Нине позвонила сестра Юлии.

– Нина уже два года не жила с нашим сыном, – Люба продолжала разглядывать полицейского. – Но мы с Ильей все равно очень хорошо к ней относимся. А про Юлю мы мало что знаем. Мы видели ее всего несколько раз.

Жена всегда говорила за них обоих. Мы думали, мы знали… Илья давно к этому привык. Как и к тому, что жена отвечает за него, даже когда вопрос обращен прямо к нему.

– Юлия приходила к нам несколько дней назад, – напомнил Илья. – В прошлый вторник, кажется.

Скрывать это нельзя, полицейские наверняка будут восстанавливать каждый шаг Юлии накануне смерти.

– Выражала соболезнования, – Люба грустно усмехнулась, и Илья опять поразился ее выдержке.

Жена поправила наброшенную на плечи шаль.

Полицейский понимал, что едва ли узнает что-то интересное. Задал еще несколько вопросов и ушел.

Илья запер за ним дверь.

– Включить телевизор? – спросил он, вернувшись в комнату.

– Не надо, – Люба откинула со лба волосы.

Зачесанные назад волосы ей не шли, делали совсем старой.

Впрочем, жена была одной из тех немногих женщин, которые совсем не переживали по поводу собственной внешности. Она никогда не пыталась выглядеть моложе и когда-то со смехом показывала ему появляющиеся седые прядки. Она никогда не красила волосы и крайне редко пользовалась губной помадой.

Он знал, Люба очень себе нравилась. Он давно это знал, еще когда она была девчонкой. Она не стремилась модно одеваться, стриглась в первой попавшейся парикмахерской и всегда вела себя так, будто была настоящей красавицей.

Правильно она себя вела, такому умению стоит поучиться любой женщине.

Илья посмотрел на книжную стенку.

Жена мешала, внезапно ему захотелось проверить, на месте ли пистолет.

Его давно надо было выбросить, но он с этим тянул. Он суеверно боялся выбросить любую вещь сына.

Пистолет не мог никуда исчезнуть, о нем никто не знал, кроме него и Любы. Илья постарался себя успокоить, но желание заглянуть в шкаф пересилило. Он молча открыл книжный шкаф, подвинул книги. За стопкой книг нащупал деревянную шкатулку, открыл. Пистолет был на месте.

Гена купил пистолет у какого-то приятеля, еще когда был студентом. Илье приобретение решительно не нравилось, он почти поругался с сыном, но переубедить не смог.

– Купи оружие легально, – уговаривал Илья.

– Пап, отстань, – цедил Гена.

Илья забрал пистолет из квартиры сына, когда узнал, что Гена болен. Забрал на всякий случай, от греха подальше. Чтобы у сына не было соблазна ускорить кончину, если станет совсем плохо.

Сын про пистолет ни разу не заговорил. Пистолет его больше не интересовал. Его ничто не интересовало в последнее время.

Жена, поднявшись с кресла, заглянула ему через плечо.

– Илюша!..

Илья закрыл шкатулку, поставил на место, прикрыл книгами. Передумал, опять достал пистолет, подержал в руке. Сходил за мусорным пакетом, обернул им пистолет, сунул в сумку-портфель, которой давно не пользовался. Шкатулку поставил в нижнее отделение шкафа.

– Его нужно выбросить.

Накатил запоздалый страх. Если полиция найдет пистолет, у него возникнут большие неприятности. Хранение оружия является преступлением.

Впрочем, у полиции нет повода обыскивать их квартиру.

– О нем никто не знает, – напомнил Илья.

– А Нина?..

– Когда я забирал его у Гены, Нины не было дома.

– Нужно выбросить, Илюша.

– В мусоропровод? – зло спросил Илья.

От внезапно появившейся злости захотелось снова достать шкатулку и швырнуть ее в стену. Он сам не знал, на кого или на что разозлился.

Он злился редко, особенно на жену.

– Пойдем ужинать, – вздохнула она.

Она всегда угадывала, когда на него находит раздражение, и сразу притихала. Поэтому, наверное, они никогда не ссорились.

Ни разу за всю совместную жизнь.

– Пойдем, – кивнул Илья.

13 октября, четверг

Соседка Екатерина Борисовна пришла, когда Маша еще не успела одеться, чтобы идти на работу. Соседка и вчера весь день пробыла с мамой, и Маша была ей за это благодарна. Мама с соседкой говорили о предстоящих похоронах и о разных мелочах, не связанных с похоронами, и Маша видела, что соседка умело отвлекает маму от тяжкого горя.

– Как мать? – спросила соседка, когда Маша отперла дверь. – Встала?

– Нет еще. Проходите, тетя Катя, – посторонилась Маша.

Соседка была неулыбчивая, суровая. В детстве Маша и Юля ее не любили, соседка постоянно делала им замечания.

– Что вы матери не помогаете? – сурово вопрошала девочек соседка, встречая их на улице. – Мать на грядках горбатится, а вы только прогуливаетесь.

Мама, в отличие от девочек, возиться с грядками любила, а когда просила помочь, сестры немедленно все делали.

– Сами разберемся! – шипела Юля.

– Мы помогаем! – оправдывалась Маша.

Соседка пошаркала ногами, вытирая их о коврик, прошла в кухню, села.

– Чаю? – спросила Маша.

– Налей, пожалуй.

– Кто там, Машенька? – тихо крикнула из своей комнаты мама.

– Тетя Катя, – Маша заглянула к маме в комнату. – Встанешь?

– Встану.

Маша снова прикрыла дверь.

– На работу? – сурово спросила соседка.

– На работу, – Маша осмотрела себя в зеркало.

Фигура у нее была так себе, если добавить пару килограммов, Маша превратится в тумбочку. Но сейчас, в джинсах и свитере, она себе тумбочкой не показалась. Обычная девушка, как все.

– Что же на работе тебя не отпустят? При таких-то обстоятельствах…

– Заведующая разрешила на работу пока не выходить.

– Ну так не выходи!

Маша промолчала.

– Вечно я лезу со своими советами, – неожиданно покаялась соседка. – Иди на работу, Маша. Незачем тебе с нами сидеть, тосковать. Иди. У молодых должна быть своя жизнь.

Мама вышла из комнаты. Теплый махровый халат, Юлин подарок на прошлый Новый год, висел на ней, словно стал на два размера больше.

– Садись, Лариса, – захлопотала Екатерина Борисовна. – Садись, сейчас чаю сделаю.

Маша еще раз посмотрела на себя в зеркало, надела куртку.

– Я пойду, мам?

– Иди, иди, – сказали в один голос мама и соседка.

На улице было еще темно. Выйдя за калитку, Маша огляделась. Знала, что Анатолий не будет ее поджидать – с какой стати? – а все равно настроение вконец испортилось. Впрочем, оно и без Анатолия не было радужным.

Подойдя к остановке, она снова огляделась и неожиданно почувствовала, что подступают слезы.

Подошел автобус, но Маша в него не вошла. Она отошла в сторонку, пропуская нескольких пассажиров, а потом села на лавочку под навесом остановки.

Почти сразу подошел автобус, идущий к железнодорожной станции. Маша решительно вскочила и вошла в салон.

Потом так же решительно подошла к кассе и купила билет до Москвы. Туда и обратно.

Электрички ходили часто. Она простояла на платформе не дольше пяти минут.

* * *

Просыпаться в чужой квартире было непривычно, но приятно.

– Витя! – позвала Нина и улыбнулась, когда Виктор появился в дверном проеме.

Он был совсем не такой, как Геннадий. У него не было черных, слегка волнистых волос, а были заметные залысины на лбу. Еще у него были слегка кривоватые ноги. Он не был эталоном красоты, но она им любовалась.

– Скажи, что ты меня любишь, – попросила Нина.

– Я тебя люблю, – засмеялся он и серьезно спросил: – Почему ты все время это спрашиваешь? Ты мне не веришь?

– Ты единственный, кому я верю.

– Вставай, – он подошел, потянул ее за руку.

Нина прижалась к руке щекой.

У нее все было хорошо, просто отлично. Только отчего-то счастью мешало нехорошее беспочвенное предчувствие, что оно не будет долгим.

Как будто она заняла чье-то чужое место, которого не достойна, и судьба за это накажет.

– Вставай. Ты что по утрам пьешь, чай или кофе?

– Все равно.

– Это хорошо, потому что кофе у меня нет. Вставай, – он снова потянул ее за руку.

Телефон зазвонил, когда Нина, отодвинув Виктора от плиты, жарила яичницу.

Виктор ушел в комнату, недолго с кем-то поговорил, вернулся озадаченный.

– Кудрявцев звонил. У них ночью сбой произошел, нужно подъехать, посмотреть. Съездим?

Кудрявцев был давним и верным заказчиком. Виктор всегда старался немедленно реагировать на его замечания.

– Езжай один, – отказалась Нина.

– Съезжу и вернусь за тобой, – решил Виктор. – И вместе поедем на работу.

От такого предложения Нина тоже отказалась, отдыхать она любила, сделав все дела. А дел на работе предвиделось много.

Из квартиры они вышли вместе. Он подождал, пока она сядет в такси, и пошел к своей машине. Нина проводила его глазами.

Причин для нехорошего предчувствия не было, но она едва сдержала себя, чтобы не броситься ему вслед и весь день не отходить от него дальше чем на пару метров.

От Геннадия ей часто хотелось уйти. Она уставала смотреть на бледное исхудалое лицо.

Он был прав, когда говорил, что она от него устала.

Она воспринимала это как упрек, а это было правдой.

Правда была стыдной. Хорошо, что Виктор этого не знает.

Она обманывала себя, считая, что делает для Гены все возможное. Он был ей в тягость, и за это ей нет прощения.

Такси остановилось у шлагбаума офисной стоянки. Выйдя из машины, Нина помялась и направилась не к дверям здания, а на стоянку, к своей «Хонде».

Кладбище, где похоронили Геннадия, было старым, маленьким и давно закрытым для новых захоронений. Похоронить здесь Гену удалось только потому, что на этом кладбище были похоронены его дед и бабка.

Геннадий иногда на могилу деда и бабки заглядывал. Однажды взял с собой Нину. Кажется, тогда они еще не были женаты.

Кладбище располагалось в двадцати минутах езды от центра и снаружи напоминало сквер, могилы были скрыты растущими вдоль забора кустами. Это было разумно и правильно, жильцам ближайших домов незачем ежедневно любоваться надгробиями.

Нина на кладбище чувствовала себя неуютно, торопила жениха, и вздохнула с облегчением, только когда они вышли за ворота.

С тех пор кладбище почти не изменилось, только у ворот появилась небольшая стоянка. Раньше при-ткнуть машину было большой проблемой.

Стоянка была пуста. В будний день, да еще так рано, желающих посетить кладбище не оказалось.

Нина поставила машину, посидела, глядя на распахнутую калитку кладбища. Не она одна решила так рано явиться на кладбище. К калитке подходила девушка, видеть которую Нине хотелось меньше всего.

На мгновение показалось, что она смотрит фильм ужасов. Что кто-то переместил ее в другую реальность, где от Нины ничего не зависело.

Так же было, когда она приехала сюда чуть больше недели назад. Она тогда припарковала машину и увидела идущую к калитке девушку. Юлю.

Нина сжала руль, тряхнула головой, решительно вышла из машины и быстро пошла к калитке.

Маша ее заметила. Сначала отвернулась, а потом тихо и неохотно процедила:

– Здравствуйте.

– Здравствуйте, – сухо ответила Нина.

Повернуться и уйти было глупо, идти вместе с Машей еще глупее.

– Я хочу посмотреть, где убили Юлю, – зачем-то доложила Маша.

Нина молча обошла девушку и, не оглядываясь, зашагала по знакомой дорожке.

Памятника еще не было, вместо него в землю была воткнута металлическая табличка. Зря она приехала, никакого просветления не наступило. И чувства вины не убавилось, и предчувствие чего-то нехорошего не уменьшилось.

Она постояла, глядя на табличку. С дорожки послышались тихие голоса. Нина обернулась и снова зло уставилась на табличку.

Вместе с Машей по дорожке шел парень, по виду рабочий кладбища.

Пара прошла мимо. Нина еще немного постояла, снова обернулась. Парня и Маши видно уже не было.

Нина отошла от могилы и неожиданно двинулась не к выходу, а к повороту дорожки, за которым скрылись Маша и рабочий.

За поворотом их тоже видно не было. Нина быстро прошла мимо могил, прислушалась.

Из-за поворота показались две пожилые женщины. Одна несла грабли.

Нина дошла до конца дорожки и тут у самого забора увидела стоящих рядом кладбищенского рабочего и Машу.

Парень, обернувшись, вопросительно посмотрел на Нину. Она подошла и устало спросила, кивнув на траву у забора:

– Здесь?..

Кажется, парень понял, что тетка не совсем посторонняя, потому что послушно подтвердил. Нина впервые подумала о себе – тетка, но почему-то не удивилась.

– Девушку здесь нашли. Я сам нашел. С напарником. Мы полицию вызвали, менты сказали, что она со вчерашнего дня здесь лежала. Может, и лежала, мы во все углы по сто раз на дню не заглядываем.

* * *

Сегодня занятий в университете не было, и Илья стал подыскивать повод, чтобы ненадолго уйти из дома. Продукты им давно приносила помощница, гулять ходили вместе с женой, и подходящий повод вырисовывался только один.

– Выйду минут на десять, – решил Илья. – Покурю.

– Кури на балконе, – как обычно, ответила Люба.

– Выйду. Не хочу, чтобы в квартиру дым тянуло.

– Ты нервничаешь? – вздохнула жена.

Он курил мало, как правило, только по дороге на работу и обратно. В университете он начинал чувствовать себя частью большого людского сообщества, а дома отшельником. Не таким, который добровольно ушел от мира, чтобы страдать за грехи людей или еще за что-то, положенное отшельникам, а счастливым одиночкой, поменявшим надоедливую суету на умиротворенный покой собственной квартиры.

– Не нервничаю. Так… Озадачен.

– Из-за Юли?

Илья пожал плечами.

Жена вздохнула, хотела что-то сказать, но промолчала. Как ни странно, иногда она отличалась завидной прозорливостью. Обычно ее прозорливость Илью удивляла, потому что он точно знал, что умнее жены.

Впрочем, ум – понятие относительное. Себя Илья считал умным, а под конец жизни оказался бедным, как церковная крыса. По-настоящему умный человек такого бы не допустил.

Илья оделся, спустился во двор. Чудесный октябрь стоял в этом году, теплый, мягкий. Когда-то он любил осень, в последние годы погода и смена сезонов стали ему безразличны. Разве что в дождь противно добираться до работы.

Он прошел арку, вышел на улицу. Достал телефон.

Поговорить со снохой стоило. Нужно рассказать о разговоре с полицейским. Он не воспринимал Нину как близкого человека, но и чужой не считал. Приход полицейского относился к тем новостям, которыми полагается делиться.

Нина не ответила, и это слегка озадачило. Сноха, как вся современная молодежь, с телефоном не расставалась.

Впрочем, назвать Нину молоденькой, пожалуй, было уже нельзя. Он прикинул – ей тридцать пять. Он не помнил, считал ли себя в тридцать пять молодым. Наверное, считал.

Илья закурил, снова набрал Нину. Она опять не ответила.

Неожиданно ему стало тревожно. Не потому, что он забеспокоился о Нине, после смерти сына его мало что волновало, а так, непонятно почему.

Впрочем, для тревоги повод был. Смерть Юлии была выгодна им, ему и Любе.

Можно сколько угодно убеждать себя в том, что подозревать их полиции в голову не придет, там не идиоты, но факт оставался фактом.

В прошлую среду Юлия объявила, что будет требовать часть квартиры.

Илья докурил сигарету и тут же потянул из пачки вторую. Она оказалась лишней, в горле появился противный привкус. Он выбросил недокуренную сигарету и быстро пошел к подъезду.

* * *

В сумке затренькал телефон. Нина, не посмотрев, от кого звонок, выключила звук, снова бросила телефон в сумку.

– Крови почти не было, я сначала решил, что она… ну, что ей плохо стало. А когда понял… испугался, если честно.

– Можно испугаться, – согласилась Нина.

– Менты здесь полдня работали.

Обращался он к Нине, признав в ней главную. Наверное, потому что она была старше их обоих, и его, и Маши.

– Спрашивали, почему мы выстрела не слышали. А что мы могли услышать! В тот день за забором плитку клали, – он кивнул на состоящий из бетонных плит забор кладбища. – Плитку резали, такой грохот стоял, оглохнуть можно. Вот и не слышали.

– У них какие-нибудь версии были? – вздохнула Нина.

– Кто же их знает… Они с нами не делились.

– А сами-то вы как думаете?

– Никак не думаю, – пожал парень плечами. – У нас при входе камера висит, но через ворота не все ходят. Здесь в заборе проход, – он отошел на несколько шагов, показал небольшую щель между бетонными плитами. К пролому вела утоптанная тропинка. – Кто часто на кладбище ходит, про проход знают. Отсюда к автобусной остановке ближе. Если убийца через проход прошел, не найдут.

– Найдут, – машинально возразила Нина.

Парень помялся, посмотрел на нее, потом на понуро стоявшую рядом Машу и тихо предложил:

– Я девушку сфоткал. Хотите посмотреть?

Маша встрепенулась, испуганно заглянула ему в глаза.

– Хотим, – кивнула Нина.

Молодой человек достал телефон, открыл фото. Маша, схватив его за руку, повернула экран к себе. Нина заглянула ей через плечо.

Юля лежала лицом вниз.

Нина не стала рассматривать фотографию, отодвинулась.

Маша тоже оторвалась от экрана, отпустила руку парня, в которой он держал телефон.

– Здесь след, – рабочий раздвинул пальцами изображение.

Нина и Маша снова склонились над экраном. Молодой человек ткнул пальцем в плохо различимый отпечаток подошвы рядом с телом Юли. Отпечаток был у края посыпанной песком дорожки. На утоптанной дорожке его совсем не было бы видно, в растущей рядом с дорожкой траве тем более.

– Я след не заметил, менты увидели. Женский отпечаток. Менты сказали, тридцать восьмой размер.

На фото можно было разобрать только, что отпечаток оставлен не кроссовками и не туфлями на каблуке.

Такой отпечаток, например, могли оставить мокасины Нины.

– Отпечаток не обязательно принадлежит убийце, – заметила Нина.

– Не обязательно, – согласился молодой человек, сунул телефон в карман и отошел от растущих у забора кустов на дорожку.

Кусты уже облетели, на голых ветках сиротливо висели сморщенные красные ягодки.

Парню кто-то позвонил. Он торопливо сказал в трубку:

– Сейчас подойду, – объяснил Нине и Маше: – Извините, меня зовут, – и быстро зашагал между могилами.

Маша стояла, уставившись себе под ноги. Вид у девочки был несчастный. Нине стало неловко, что для своей неприязни она выбрала такой неподходящий объект. Девушка ее не то стеснялась, не то откровенно боялась, как будто Нина была ведьмой.

Быть ведьмой оказалось неприятно. Нина привыкла считать себя доброй и отзывчивой.

– Как ты думаешь, кому Юля могла сказать, что едет на кладбище?

Маша, не глядя на Нину, пожала плечами – не знаю.

Ей не хотелось разговаривать с Ниной.

На дорожке показался пожилой мужчина, равнодушно скользнул по ним взглядом, прошел мимо.

Маша поправила на плече сумку, не глядя на Нину, тихо сказала:

– До свидания, – и быстро пошла по направлению к выходу.

Нина, вздохнув, вернулась к могиле Геннадия.

То ли оттого, что еще не было памятника, то ли потому, что в загробную жизнь Нина не верила, могила не вызывала никаких эмоций. Это было место, куда полагается периодически приходить, и только.

Место не помогло избавиться ни от вины, ни от тревоги.

На дорожке, ведущей к выходу, народу прибавилось. Нина отступала в сторону, пропуская желающих навестить своих умерших.

Телефон она достала, сев в машину. Пропущенных звонков было три. Звонила секретарь, то есть офис-менеджер фирмы, ей перезванивать Нина не стала, а номер свекра набрала.

– Вы звонили, Илья Никитич? – глупо спросила Нина, прекрасно зная, что электронная память не ошибается.

– Звонил, – подтвердил свекор. – К нам вчера приходили из полиции. Задали формальные вопросы. Ясно, что помочь им мы ничем не можем… Нина, я хочу кое о чем тебя спросить.

Свекор говорил тихо. Не хочет, чтобы слышала Любовь Васильевна, поняла Нина.

– Перезвоню через несколько минут. Не возражаешь? Сможешь разговаривать?

– Конечно.

Стоянка была уже заполнена машинами. Какой-то «Рено» покрутился, выискивая место, и втиснулся у самого края, почти въехав в растущие рядом со стоянкой кусты. Еще остававшиеся на ветках листья, кружась, посыпались вниз.

Заметно теплело. Прохожие расстегивали куртки.

Свекор перезвонил через восемь минут.

– Ниночка, как ты нашла сиделку? Я понимаю, тебе не хочется об этом говорить…

Голос свекра звучал виновато.

Она не помнила, чтобы Илья Никитич когда-либо говорил виновато. И с Геной, и с ней он обычно разговаривал с еле заметной иронией. Впрочем, ирония не была обидной. Свекор всегда Нине нравился. В отличие от свекрови.

– Мне не хочется, – грустно усмехнулась Нина. – Но обстоятельства не спросили моего желания. Вы правы, кто-то Юлю убил, и нас всех это касается. Юля работала у кого-то из маминых знакомых. Хотите, узнаю, у кого?

– Хочу, – твердо решил свекор.

– Узнаю у мамы, перезвоню.

– Извини, что загружаю.

– Ничего страшного.

Нина покрутила телефон, решая, не позвонить ли маме прямо сейчас. Бросила телефон в сумку и поехала на работу.

* * *

Еще можно было пойти на работу, сменить Ольгу Николаевну. У заведующей своих дел много, ей тяжело работать еще и за Машу.

Маша сознавала, что пойти на работу нужно, и понимала, что не пойдет. Странное у нее появилось чувство. Как будто времени совсем мало и, если она прямо сейчас не выяснит, почему умерла Юля, не узнает это никогда.

Она всю оставшуюся жизнь будет мучиться, пытаясь понять, что случилось с сестрой, и не сможет думать о ней со спокойной тихой грустью, как положено вспоминать ушедших родственников.

И мама будет мучиться.

И вообще… Убийца должен сидеть в тюрьме!

Маша вышла из электрички, вместе с небольшой толпой пассажиров спустилась с платформы.

Кроме как с Верой, поговорить было не с кем, и она медленно двинулась к супермаркету.

Телефон зазвонил, когда она стояла у пешеходного перехода. Загорелся зеленый, Маша пошла через улицу, на ходу доставая телефон из сумки.

Звонил Анатолий. Наверное, у него возникли вопросы.

– Привет, – сказал участковый. – Ты на работе, да?

– Здрасте, – поздоровалась Маша. – Нет, я не на работе. А что?

Солнце светило в глаза. Маша отошла под деревья, растущие вдоль тротуара. Листья на них заметно поредели.

– Ничего. Захотелось с тобой поговорить. Можешь разговаривать?

– О чем?

Он вздохнул и неожиданно сказал:

– Давай встретимся вечером. Сейчас я не могу, а вечером давай встретимся. А?

– Зачем?

Маша почувствовала, что сейчас заплачет.

Заплачет оттого, что не знает, что случилось с Юлей. Оттого, что высокомерная Нина ее терпеть не может. А еще оттого, что Анатолий звонит неизвестно зачем, и ей начинает казаться, что…

Черт знает что ей начинает казаться.

– Я за тобой ухаживаю, – объяснил он, словно угадав, о чем она думает.

– Зачем? – зло спросила Маша.

– Потому что ты мне нравишься.

На это она не нашлась что ответить, и он спросил:

– Ты где сейчас?

– Около строительного, – вздохнула Маша.

Большой строительный магазин открыли недавно. Раньше здесь было несколько небольших магазинчиков, в том числе книжный. Туда Маша обычно заглядывала, когда проходила мимо.

До полицейского участка отсюда было рукой подать.

– Постой там, – велел Анатолий. – Я сейчас подойду.

– Ты же сейчас не можешь, – напомнила Маша.

– Ненадолго могу. Подожди меня. Подождешь? – Она не ответила, и он быстро велел: – Жди. Я сей-час.

На солнце стало совсем тепло. Маша расстегнула куртку.

Анатолий действительно появился быстро. Вышел из-за угла и взял ее за плечи.

– Можно я тебя поцелую? – весело спросил он.

– Нельзя! – буркнула Маша, но он не послушал, наклонился и ткнулся губами ей в губы.

Губы у него оказались теплые и немного жесткие.

– Ты куда направлялась? – отпустив Машу, поинтересовался он.

– Я была на кладбище, – призналась Маша. – Там, где убили Юлю.

Анатолий потянул ее на боковую улицу, Маша послушно пошла за ним.

– Разговаривала с парнем, с рабочим, который Юлю нашел.

– Не болталась бы ты одна где не надо! Я же тебе сказал, люди работают! Убийством твоей сестры занимаются! – Анатолий недовольно покачал головой. – Что он тебе сказал?

– Сказал, что утром нашел тело и вызвал полицию, – вздохнула Маша и, подумав, тихо добавила: – Он показал фотку, где Юля… в траве лежит. Там виден женский след. Отпечаток был еще до того, как полиция приехала.

– Если там был отпечаток, ребята не могли его не заметить!

Маша промолчала.

– Послушай, убийством твоей сестры занимаются!

Маша опять промолчала.

– Если какая-то новая информация появится, ты узнаешь о ней первая.

– Ты же не занимаешься этим делом, – напомнила она.

– Не занимаюсь. Но я интересуюсь. Будет новая информация, ты об этом узнаешь, обещаю.

– Спасибо, – вежливо кивнула Маша.

На улице никого не было, кроме старушки с сумкой-тележкой, медленно к ним приближающейся. Маша хотела пойти дальше, но Анатолий ее придержал, наклонился и снова ее поцеловал.

– Не болтайся больше нигде одна.

– Там была еще Нина. Мы с ней случайно встретились.

Анатолий на нее смотрел, но Маше показалось, что он ее не слышит.

Она догадывалась, о чем он думает. Он думал о ней.

Она вздохнула, закрыла глаза и сама потянулась к нему губами.

* * *

Машина Виктора уже стояла на стоянке. Нина, не зайдя к себе, открыла дверь к нему в кабинет и остановилась, привалившись к косяку. К счастью, в кабинете, кроме него, никого не было.

Виктор молча смотрел на нее исподлобья.

– Я ездила на кладбище, – оторвавшись от косяка, Нина прикрыла за собой дверь.

Он молчал. Нина, вздохнув, подвинула стул, села рядом с ним.

– Ты сердишься?

– Нет, – неохотно процедил он.

Он сердился, конечно. Она заверила его, что едет на работу, а сама уехала в неизвестность. И даже не сказала бы ему об этом, если бы он добрался до работы чуть позже.

– Мне хотелось попросить у Гены прощения, – призналась Нина. – Вить, скажи что-нибудь.

Он молча погладил ее ладонь.

– Витя, я хочу кое-что тебе сказать…

Она устала от больного мужа. Устала настолько, что ей хотелось, чтобы все поскорее закончилось.

Она устала все время поддерживать Геннадия, ей хотелось, чтобы он хоть немного поддержал ее, а получилось, что она просто от него сбежала.

Она плохая жена, и Виктору стоит хорошо подумать перед тем, как связать с ней свою жизнь.

– Что? – устало поторопил Виктор.

Нина встала и отошла к окну.

– Я встретила там Юлину сестру. Маша нашла какого-то кладбищенского парня, он показал место, где убили Юлю.

Небо было синим, как летом, и без единого облачка.

– Иди сюда, – позвал Виктор.

Нина подошла, снова села на стул, он снова погладил ее по руке.

– Я была плохой женой!

Виктор молча притянул ее к себе одной рукой, Нина осторожно вывернулась.

Он всегда ее понимал.

Он понимал ее с полуслова, еще когда был ее начальником. Еще тогда рядом с ним ей начинало казаться, что любые трудности преодолимы. Рядом с Виктором была жизнь, а рядом с Геной смерть.

Она мечтала о жизни и предала мужа.

– Я была плохой женой, – повторила Нина.

– Это уже ушло, – напомнил он.

Помедлил и снова притянул ее к себе. Она уткнулась лбом ему в плечо и снова вывернулась.

– Витя, я хочу знать, что произошло.

– Понимаю, – кивнул он.

Вряд ли он понимал то, чего Нина сама не понимала. Ее вина перед Геннадием не уменьшится, если она поймет, почему убили Юлю. Но понять, почему Юли не стало, казалось необходимым. Это было последнее, что она могла сделать для Гены.

– Гена занимался какими-то коррупционными расследованиями. Раньше, еще когда был здоров. Публиковал не все, конечно. Он был… осторожный. Но информацию собирал постоянно.

Солнце сквозь жалюзи засветило в глаза, Нина прищурилась.

– И я вот думаю… Он наверняка что-нибудь накопал. И Юля могла попытаться подзаработать. Понимаешь?

– Она способна на шантаж?

– Черт ее знает, на что она способна. Я ее мало знала, – вздохнула Нина.

Юля сильно облегчила ей жизнь. Юля стирала, готовила, убирала квартиру. А Нина только недолго разговаривала с Геннадием, приходя с работы, и очень себя жалела.

А когда оказалось, что не только она устала от Гены, он от нее тоже, ненавидела Юлю, потому что вся эта ситуация выглядела для Нины отвратительно. Нормальные женщины не уходят от больных мужей, а Юля вынудила ее это сделать.

Она винила Юлю, а винить надо было себя.

Она ждала, когда Гена ей позвонит, а позвонить надо было самой. Позвонить и быть до конца рядом с ним, пусть даже вместе с Юлей.

– Вопросы коррупции сейчас малоактуальны, – усмехнулся Виктор. – Сейчас всех беспокоит другое.

Спецоперация во всех вопросах поменяла приоритеты.

– Ты уверен? – вздохнула Нина.

– Уверен, – недовольно поморщился он. – Старыми коррупционными делами сейчас никто заниматься не будет.

– Откуда ты знаешь?

Виктор не интересовался политикой. Совсем. Он даже не читал новости. Когда-то давно Нину это неприятно удивляло. Тогда она еще любила мужа или думала, что любит, и ей казалось правильным все, что делает и считает Гена.

– У меня есть мозги, – он вздохнул и неохотно согласился. – Но шантажистов убирают во все времена, это верно.

– Ладно, давай работать, – поднялась Нина.

Рассуждать об убийстве хорошо, но и работать надо.

Войдя в кабинет, она включила компьютер и достала телефон.

– Мам, кто тебе посоветовал Юлю? – открыв электронную почту, спросила Нина. – Как ты про нее узнала?

– От Киры, – быстро ответила мама. – От Киры Олеговны. Ты ее помнишь?

– Помню.

Мамину приятельницу Нина помнила смутно, на улице не узнала бы. В последний раз она ее видела лет десять назад.

– Юля работала у Кириного брата, если я не ошибаюсь.

Ошибалась мама редко. У нее была отличная память.

– Дай мне Кирин телефон. Илья Никитич хочет с ней поговорить.

– Что случилось с Юлей, еще неизвестно? – осторожно спросила мама.

– Неизвестно.

– Сначала я сама ей позвоню.

– Ладно, – кивнула Нина.

Она бы тоже, не предупредив подругу, не дала номер ее телефона человеку, который начнет расспрашивать об убитой женщине.

– Поговорю с Кирой, перезвоню.

– Ладно.

Новых писем не было. Плохо, это могло свидетельствовать о начале кризиса, который предрекали экономисты.

А могло ни о чем не свидетельствовать. Завтра Нинина почта может оказаться заваленной деловыми предложениями.

Наверное, Нина была оптимисткой, потому что переживать по поводу прогнозируемого спада не стала.

Ей хватало других переживаний.

Компьютер тихо звякнул, и на экране появилось новое письмо. Изложенное в нем предложение стоило обдумать.

* * *

Дети опять ей обрадовались, и Ольга Николаевна тоже, наверное, у заведующей действительно накопилось много дел. Маша быстро переоделась, занялась детьми, и до вечера время промелькнуло незаметно.

А к вечеру Ольга Николаевна сообщила приятную новость: с завтрашнего дня на работу выходит новая воспитательница. Маше теперь не придется постоянно перерабатывать, и завтра она может не выйти, никого не подведя.

Очень хотелось увидеть за воротами детского сада Анатолия, но его там не оказалось. Он не появился и когда Маша шла по тихой улочке. Она перешла центральную улицу, но свернула не к дому, а к супермаркету.

И тут телефон в кармане куртки дернулся.

– Я освободился, – доложил Анатолий. – Ты где? Еще на работе?

– Около супермаркета у перехода, – Маша засмеялась и удивленно заметила, какой выдался замечательный вечер. Теплый и тихий, как будто сейчас не октябрь, а бабье лето.

– Я подойду минут через двадцать. Подождешь?

– Не могу, – вздохнула Маша. – Мама ждет.

– Подожди, – попросил он. – Я тебя до дома провожу. Подождешь?

– Подожду.

Маша, не переставая улыбаться, сунула телефон в карман. Если бы не мама, она ждала бы его до утра.

Постоянно отвлекать Веру от работы было нехорошо, но Маша быстро пошла к супермаркету. От общения с Юлиной подругой странным образом прибавлялось сил, а они Маше были очень нужны.

За кассой Веры не было.

Маша постояла, крутя головой. Увидела охранника у дверей, спросила парня:

– Вера сегодня работает?

– Выходная она сегодня, – неохотно процедил парень.

Маша вышла на улицу. Было уже совсем темно. Размытые пятна фонарей желтели на фоне черного неба.

Телефон снова дернулся. Наверное, телепатия существует, звонок был от Веры.

– Привет, Верочка, – сказала Маша. – А я к тебе сейчас заходила. Просто так зашла. Мне сказали, что у тебя выходной.

На зеленый сигнал по переходу прошла небольшая толпа, рассеялась. Улица снова опустела.

Вечер хороший, а желающих гулять почти нет.

– Да, взяла выходной. Отоспаться захотелось. Маш, я девочек из класса обзвонила, многие придут.

– Ой как хорошо! А то совсем хоронить некому. Только мы с мамой да соседи.

– Еще я Алине позвонила, они вместе с Юлей в больнице работали. И учились вроде бы вместе. Знаешь такую Юлину подругу?

– Нет. Юля подруг давно не приводила. И не рассказывала о них почти.

– Я Алину знаю, потому что она у меня стрижется. Я ей сказала, что Юля… что Юлю хоронить будут в субботу. Алина хочет прийти на похороны. И думает, что из больницы тоже люди придут, там Юлю помнят.

Маша отошла к краю тротуара.

– Алина вообще-то девка хорошая, только сплетница.

– Мы все сплетницы, – улыбнулась Маша. – Она что-то говорила про Юлю?

– Она все время что-то говорит! – фыркнула Вера. – Я ее не слушаю. И ты не слушай.

– Вера, что она говорила про Юлю? Верочка, пожалуйста, скажи!

– Да ничего особенного! Вспомнила какую-то давнюю историю. Зря я вообще об этом заговорила.

– Не зря! Я хочу все знать про Юлю. Это для меня важно.

– Когда Юля из больницы уволилась… Там всякие сплетни ходили.

– Какие сплетни? Вера, я хочу все знать!

– Алина говорила, у Юли был роман с каким-то врачом, с женатым. Юля поэтому уволилась. Послушай, ерунда это все. Сплетни. И вообще… Это давно было, а убили Юлю сейчас. Мы все не без греха, не нужно в прошлом копаться.

Анатолий вынырнул из темноты, Маша помахала ему рукой.

– Верочка, сбрось мне телефон Алины, – попросила Маша.

Анатолий был очень высокий. Маша поднялась на цыпочки, когда он ее целовал, но ему все равно приходилось наклоняться.

* * *

Письмо от Нины пришло, когда уже начало темнеть. В письме были перечислены намечающиеся договоры. Перспективы у фирмы вырисовывались неплохие. Если сорвется даже половина запланированных договоров, следующий год они просуществуют безбедно.

Впрочем, что будет с ними в будущем году, известно только господу богу.

Виктор посмотрел на часы – уже давно можно было ехать домой, но Нина, как во все последние дни, его не торопила, терпеливо ждала.

Ему нравилось, что она его ждет, и он только слабо удивлялся, что еще совсем недавно почти не думал о ней.

Или все-таки думал?.. Думал, наверное, потому что в выходные ему было скучно, а на работе постоянно тянуло заглянуть к ней в кабинет.

Он знал, жизнь изменилась бесповоротно. Теперь он будет думать о ней всегда.

В этом чудилось что-то почти бесовское, но Виктор был убежденным атеистом и бесов не боялся.

Он выключил компьютер, вышел в коридор, направился к Нининой двери. В коридоре было пусто и тихо. Все двери закрыты, из-за них не доносились голоса. Коллеги нередко засиживались допоздна, но сегодня, похоже, даже самые стойкие уже отправились по домам.

Нина разговаривала по телефону, откинувшись на спинку компьютерного кресла.

Он подождал, пока она простится с абонентом.

– Мама, – объяснила Нина, кладя телефон на стол. – Я просила ее свести меня с Юлиными бывшими хозяевами. Юля работала у одной маминой знакомой. Но знакомая где-то отдыхает, приедет только через несколько дней.

Виктор наклонился, потерся о Нинины волосы.

– Какая тебе разница, где работала Юля? – он устал, ему хотелось домой. – Насколько я понимаю, два последних года она там не работала.

– Витя, я хочу, чтобы ее убийство раскрыли.

Он тоже этого хотел. Нераскрытое убийство означало какую-то недосказанность, а он всегда и во всем любил ясность.

– Раскроют, – понадеялся он. – Сейчас везде камеры, передвигаться по городу незамеченным практически невозможно.

Нина промолчала.

– Одевайся, – попросил он. – Поехали домой.

– Витя, я хочу съездить в квартиру, – она виновато на него посмотрела.

– Зачем? Там работала полиция. Ты думаешь, они могли пропустить что-то, чего не пропустишь ты? – он отодвинулся от Нины, прошелся по кабинету. Кабинет у нее был маленький, два шага до окна, несколько шагов до двери. – Что ты хочешь там найти? Материалы, которые он когда-то собирал?

– Да.

– Ну поехали, – неохотно сдался он.

Ему не хотелось ехать в эту квартиру. Ему не хотелось пускать туда Нину.

Довоенные журналистские расследования сейчас никому не интересны и никого не могут испугать. И уж точно никого не может испугать глупенькая сиделка. Это даже легальным структурам не всегда под силу.

– Поехали, – вздохнув, повторил Виктор. – Одевайся.

Вид у Нины был виноватый, и он мстительно порадовался. Ему хотелось домой, а она тащит его черт знает куда.

Район был не из самых отдаленных, они добрались до бывшего Нининого жилья быстрее, чем он предполагал. И в квартире пробыли не так уж долго.

Нина сразу подошла к книжной стенке, открыла нижнюю тумбочку, достала ноутбук, включила в сеть. Виктор ей не помогал, как остановился у двери, когда вошел в квартиру, так и продолжал стоять, чувствуя себя домушником, тайком забравшимся в чужой дом. Быть домушником было неприятно, его с детства учили жить честно.

Нина потыкала в клавиши ноутбука, удовлетворенно кивнула. Виктор открыл свой рюкзак, она сунула туда ноутбук.

Он с облегчением вздохнул. Можно уходить.

Нина задумчиво обвела взглядом прихожую, подошла к встроенному шкафу, открыла дверцы.

– Что ты еще ищешь? – удивился он.

Она оглянулась, вернулась в комнату, подтащила к шкафу стул, заглянула в антресоли.

– Нина, что ты ищешь? Нина!

Она на него посмотрела и виновато улыбнулась.

– Что ты ищешь?

Она виновато пожала плечами.

Виктор взял стул, который она только что притащила из комнаты, поставил его на место.

Нина наконец потянулась за брошенной в прихожей курткой, и они оба с заметным облегчением покинули квартиру.

Поездка заняла немного времени. Они отлично провели оставшийся вечер. По-другому и быть не могло, рядом с ним была самая красивая и ласковая женщина на свете.

14 октября, пятница

На похудевшую маму смотреть было больно. И видеть, как она пытается хлопотать по дому, как раньше, только двигается при этом тяжело и медленно, было больно.

– Пойди погуляй, Маша, – уговаривала мама. – Погуляй, пока погода хорошая. А то зарядят дожди…

Просто так бродить по улицам или болтаться по магазинам Маша не любила и не умела. Гулять хорошо с Анатолием, но он раньше вечера не освободится.

– Прогуляюсь, – согласилась Маша. – Побудешь одна немного?

Накануне она предупредила соседку, что сегодня останется дома, и Екатерина Борисовна не пришла.

– Я не ребенок и не при смерти, – попыталась улыбнуться мама. – Меня не надо ни нянчить, ни сторожить.

Маша оделась, вышла на улицу. Сегодня день был не такой солнечный, как накануне, но по-прежнему теплый.

Маша сбросила с головы капюшон куртки и, немного отойдя от дома, достала телефон. Женский голос ответил сразу, после первого же гудка.

– Алина, здравствуйте, – быстро сказала Маша. – Я Маша, я сестра Юли…

– Ой! – ахнула трубка. – Здрасте… Мои соболезнования! Я как узнала от Веры… В себя прийти не могу! Это как же?..

– Алина, я хочу вас кое о чем расспросить, – перебила Маша. – Можно?

– Конечно. Только я Юлю уже сто лет не видела.

– Я понимаю. И все-таки… Мне очень нужно с вами поговорить.

Маша не рассчитывала, что Алина предложит встретиться, но девушка быстро сказала:

– Я как раз в магазин собралась. Можем в торговом центре встретиться, около станции. Хотите?

– Хочу, – обрадовалась Маша. – Спасибо.

Встретиться договорились в кафе на втором этаже. Когда Маша через двадцать минут подошла к стоявшим в небольшом закутке столикам, Алина ее уже ждала.

Маша девушку узнала, встречала ее в больнице, когда несколько раз заходила к сестре на работу. У Алины была короткая стрижка и очки в тонкой оправе. И стрижка, и очки ей шли.

И Алина ее сразу узнала. Она смотрела на Машу и с вежливой грустью, и с любопытством.

– Как ты на сестру похожа! – заметила Алина, когда Маша подошла к столику, за которым сидела девушка. – Очень похожа!

Маша тихо улыбнулась.

– Как же это Юля?.. О господи! Менты-то что говорят?

– Работают. – Маша села за столик. – Алина, расскажите, пожалуйста, что произошло в больнице? Почему Юля уволилась?

– Не зови меня на «вы»!

– Не буду, – улыбнулась Маша. – Алина, что произошло в больнице?

Алина не казалась похожей на заядлую сплетницу. Наоборот, девушке явно не хотелось обсуждать давнюю историю.

Маша ее понимала, обсуждать чужие проблемы, симпатии и антипатии хорошо и весело, когда речь не идет об убийстве.

– Зачем тебе? – серьезно и грустно спросила Алина. – Юли больше нет, все это в прошлом.

– Я совсем не знала свою сестру, – призналась Маша. – Мне иногда кажется, я коллег своих знаю лучше, чем Юлю. Вроде не так уж редко мы виделись…

– Так часто бывает. Я сама с подругами больше делюсь, чем с родственниками, – Алина поднялась, подошла к стойке, вернулась с двумя чашками кофе и рогаликами.

– Спасибо, – поблагодарила Маша, подвинув к себе чашку. – Расскажи, что случилось в больнице. У Юли был роман?

– Был, – уверенно кивнула Алина. – Она никому об этом не говорила, но все знали. И я знала. У нее был роман с доктором. Вообще-то, Федор Николаич не из тех, кто к медсестрам пристает. Ну, ты понимаешь… Но Юля ему нравилась. И он ей. Это же не скроешь.

Маша отпила кофе, тот был так себе. Она дома лучше варила.

– Да они особо и не скрывали. По территории часто прогуливались, и вообще… Когда Юля дежурила, он к нам в отделение все время заглядывал. – Алина поводила пальцем по чашке и наклонилась к Маше. – Им надо было поаккуратнее быть, Федор Николаевич зять нашего главврача. Думаю, кто-то донес. Короче, Юлю вызвали к главврачу, и все. Она написала заявление об уходе. Это как раз при мне было. Юля вернулась от главврача, собрала вещи, оделась и ушла. – Алина снова потрогала чашку. – Но у нее ведь все хорошо сложилось, правда? Она ведь быстро нашла работу?

У Юли все сложилось плохо, ее больше не было.

– Да, – кивнула Маша. – С работой ей повезло. Федор Николаевич до сих пор в больнице работает?

Зачем она это спросила?.. Юлин роман давно закончился.

– Работает. Он хороший. Его у нас все любят, в смысле, уважают. – Алина помялась. – Мне его жалко. Когда Юля уволилась, он грустный стал, побитый какой-то. Раньше шутил все время, а потом…

– Она уволилась давно, – напомнила Маша.

– Давно, да. Сначала он совсем несчастный был, потом вроде как ожил. Но таким, как прежде, уже не был. Поздоровается – и все. – Алина помолчала, вздохнула. – Ясно, что в семье у него плохо. Когда в семье хорошо, мужики на девушек не смотрят. Правда?

– Правда.

– Жалко мне его. И жену его жалко.

– Ты ее знаешь?

– Нет. Откуда? Так, видела пару раз, она в больницу приходила. Веселая такая, приветливая. Я с ней ни разу даже не разговаривала, но все равно жалко. Когда люди мучаются, хорошего мало. – Алина опять вздохнула. – Плохо у него в семье. Федор Николаич недавно не в свою смену вечером пришел и в ординаторской ночевал. А на следующий день тоже не его смена была. Не его смена, а он домой не уходит. Ясно, что дома у него нелады. Доктора сильно устают, минуты лишней не задерживаются.

– Разные бывают обстоятельства.

– Да какие там обстоятельства! Такие обстоятельства, что домой идти не хочется. Поругался с женой, а деться некуда. Я в сентябре в отпуске была, четвертого на работу вышла и вечером его увидела. Сначала думала, он на минутку зашел, а он ночевать остался. Про отпуск меня не спросил, а раньше спрашивал. Угрюмый был. Но в прошлое воскресенье я с женой его видела, они с сыном в парке гуляли. Значит, помирились. Да, кстати. Я ему вчера сказала, что Юлю убили, и когда похороны будут, сказала.

– Ты на похороны придешь?

– Конечно приду! Мы в последнее время с Юлей мало общались, но раньше-то дружили. Как я могу не прийти!

Когда Маша вернулась домой, мама была не одна, с соседкой Екатериной Борисовной, которую Маша раньше терпеть не могла.

Маша не была уверена, что при похожих обстоятельствах стала бы помогать соседке так же, как та сейчас помогала ее матери. Она просто не догадалась бы это сделать. Сознавать это было грустно и совестно.

* * *

Разобраться в архиве Геннадия она не сможет, это Нина поняла, как только просмотрела файлы, лежащие в папке «Разное». Файлов было много и фирм и фамилий в составленном Геной списке тоже, а ее познания в незнакомом бизнесе равнялись нулю.

Нет, не так, поправила себя Нина. Она не сразу, но разберется, если приложит к этому усилия. Скорее всего, на это уйдет много времени, но ее никто не торопит.

Папку с документами она еще вчера сохранила себе в облако и теперь, вместо того чтобы заниматься договорами фирмы, смотрела на сканы чужих договоров.

Мама позвонила, когда она наконец заставила себя переключиться на проблемы фирмы.

– Нашлась Кира Олеговна, – обрадовала мама. – Только что мне перезвонила. Она была за границей, на звонки не отвечала, жалела деньги на роуминг. Юлия ухаживала за ее братом, а наняла Юлию дочь брата, Кирина племянница. Кира согласна поговорить с Ильей, – мама засмеялась. – На самом деле она об этом мечтает! Ей очень интересно послушать про убийство.

– Мамочка, спасибо!

– Не за что. Послушай, Нина… Интерес Киры мне понятен, мы все немного мисс Марпл. Я не понимаю, почему Илья пытается узнать что-то о Юлии.

– Я тоже хочу узнать.

– Зачем? – неодобрительно спросила мама. – Из любопытства?

– Ты сама недавно напоминала, что мы с Геной прожили много лет. Я хочу знать, почему убили его жену. Кстати, что ты про меня и Юлю сказала Кире?

– Сказала, что Юля была сиделкой при Геннадии. Что я еще должна была сказать!

– Сбрось Кирин телефон, – попросила Нина.

– Ты с Любовью давно разговаривала?

– Пару дней назад.

– Ты им звони, Нина. У них, кроме тебя, никого нет.

– Они мне не очень-то звонили, – напомнила Нина.

Мама на это ничего не ответила. У нее была умная мама.

Когда Нина сказала, что ушла от Гены, потому что с Юлей ему лучше, мама только тяжело вздохнула и заметила:

– Ты не права.

Тогда это показалось невероятной жестокостью. Тогда Нина кипела от унижения и ненависти.

Она не имела права на унижение и ненависть. Ее муж умирал, унижение и ненависть надо было оставить на потом.

– Пока, мам. Спасибо, – попрощалась Нина.

– Пока.

Телефон звякнул через пару секунд. Нина вписала номер Киры Олеговны в электронные контакты и тут же набрала номер.

Женщина звонку обрадовалась. Мама права, мы все немного мисс Марпл, любим лезть в чужие дела.

– Ты меня помнишь, Ниночка? – засмеялась женщина. – Правда, я давно тебя видела, ты тогда еще в школе училась.

– Помню, – улыбнулась Нина.

К маме часто приходили приятельницы, но Нина ими мало интересовалась, взрослые разговоры ей были неинтересны. У Нины были собственные подруги и свои разговоры.

– Прими мои соболезнования. Я сама мужа похоронила, знаю, как это тяжело.

– Спасибо.

– Жаль Геннадия. Я раньше его читала, хороший блогер был. – Женщина вздохнула и с любопытством спросила: – Что же это с Юлей-то случилось? Я ее мало знала. Видела только, когда к брату приходила, но я больше с ним разговаривала, чем с сиделкой. Брат ее хвалил. Господи, за что же это ее?.. В полиции-то что говорят?

– Полиция мало делится.

– Как это ужасно, когда молодые умирают!

– Кира Олеговна, может быть, брат вам что-то рассказывал про Юлю?.. Может быть, у нее какие-то проблемы были?

– Проблема у нее была, – засмеялась женщина. – Такая же, как у всех молодых. Любовь называется.

– Разве любовь проблема? – улыбнулась Нина.

– Когда как. У Юли был женатый любовник. Брат ей сочувствовал, она этого мужика любила. Звонков от него все время ждала. Когда у любовника свободное время выдавалось, брат Юлю всегда отпускал. Но она надолго не уходила, так, на пару часов. Наверное, они в ее выходной встречались…

– Почему ваш брат решил, что мужчина женат?

– Юля ему сказала. Они друг с другом откровенничали, брат к Юле как к внучке относился. Советовал ей разорвать эту связь и нормального парня найти. Брат у меня старых правил, да и я тоже. Мы связей с женатыми мужчинами не одобряем.

Нина не считала себя придерживающейся старых правил, но тоже не одобряла связей с женатыми мужчинами. Особенно если речь шла о ее собственном муже.

– Ты позвони, если что-нибудь узнаешь про Юлю, – попросила Кира Олеговна.

– Обязательно позвоню, – пообещала Нина.

Хотелось опять открыть папку с названием «Разное», но Нина заставила себя заняться делами фирмы.

* * *

Сегодня было две лекции, потом Илья Никитич работал с аспирантами и домой вернулся непривычно поздно. Вечер еще не наступил, но то ли оттого, что день выдался пасмурный, то ли просто потому, что он задержался дольше обычного, казалось, что уже темнеет.

Звонок от Нины застал его удачно, он еще не успел войти в квартиру.

– Я нашла женщину, у которой работала Юля, – доложила Нина. – Юля ухаживала за ее братом. Она про Юлю практически ничего не знает. Если хотите, дам вам телефон, но, по-моему, толку от этого не будет.

– Если ты считаешь, что толку не будет, не надо.

Этажом ниже хлопнула дверь, зашумел лифт.

– Еще вот что интересное. Я вам сразу не сказала. Я была на кладбище, разговаривала с парнем, который нашел Юлю. Парень сказал, что рядом с телом был отпечаток женской обуви.

– Могильщик тоже ищет преступника? – усмехнулся Илья.

– Убийство вызывает понятный интерес, – мягко заметила Нина. – Парень даже показал отпечаток на снимке, он сфотографировал тело еще до приезда полиции. Обычная обувь, без каблука.

– Мне казалось, на кладбище мало кто надевает обувь на шпильке.

– Это верно.

– Полиция подозревает женщину?

– Понятия не имею. Просто решила вам сказать.

– Правильно сделала.

– Место там довольно глухое, мало кто мимо проходит. Поэтому сразу тело не заметили.

– Будет новая информация, сразу звони, пожалуйста, – попросил Илья.

Отперев дверь, он включил в прихожей свет, разделся, переобулся.

Обувь в тумбочку они обычно не убирали, оставляли рядом с дверью. Сейчас на коврике рядом с его ботинками стояли новые Любины туфли. Он не заметил бы, что туфли новые, если бы не белый рант вдоль подошвы. Туфель с рантом до сих пор у жены не было.

Илья открыл тумбочку, заглянул внутрь. Тумбочка была пуста. Летнюю обувь Люба уже убрала, зимнюю еще не достала.

Туфель, которые жена носила совсем недавно, не было.

Илья быстро закрыл тумбочку.

Квартира была большая и неудобная, с изогнутым коридором, и он не видел, в какой из комнат горит свет.

– Люба! – крикнул Илья и пошел по коридору.

– Я здесь! – голос жены раздался из бывшей комнаты сына.

– Что ты сидишь в темноте? – остановившись в дверях, ласково улыбнулся Илья.

Сын не жил в этой комнате лет двадцать. Сначала снимал квартиру, потом стал жить с Ниной.

В комнате уже давно ничто не напоминало о сыне. Разве что его детские книги пылились на огромном, от пола до потолка, стеллаже. Книг за то время, как Гена ушел от родителей, прибавилось, их Илья до сих пор постоянно покупал.

Генин письменный стол давно был заставлен какими-то Любиными шкатулками, безделушками. И к шкатулкам, и к безделушкам жена не прикасалась годами.

Люба сидела на диване, который они купили лет пятнадцать назад, выбросив Генину кушетку.

– Приходила Фаина, навела порядок в прихожей, ты заметил?

Фаину, девушку-домработницу, жена вызывала пару раз в неделю. До нее с той же регулярностью приходили уборщицы из какой-то фирмы, каждый раз разные. Чем Фаина так понравилась жене, что она стала приглашать ее, минуя фирму, Илья не понимал. Впрочем, он не сильно ломал над этим голову.

– Не заметил, – покаялся Илья.

– Ну что ты! – мягко возмутилась Люба. – Она вымыла окна, обрати внимание. Фаина приготовила обед. Переодевайся, и пойдем обедать.

Мыть окна в обязанности домработницы не входило, но девушка почему-то считала, что должна это делать. Илья как-то намекнул Любе, что за дополнительные услуги стоит девушке доплатить, но жена решительно не согласилась.

– Я ее не просила! – обиделась жена. – Она сама это сделала! Потребует дополнительных денег, заплатим.

Илья догадывался, почему девушка это делает, – из жалости. Жалеет двух одиноких стариков.

Илью эта жалость оскорбляла, он не был готов принимать подаяние. Но Любе нравилось, когда ей оказывают услуги, и он молчал.

Илья включил свет. Одна лампа в пятирожковой люстре не горела. Нужно не забыть ввернуть, он не любил неаккуратности.

Ему хотелось спросить про туфли, но он не спросил.

Нужно выбросить пистолет, напомнил он себе. Его просто опасно хранить, это подсудное дело.

Его давно нужно было выбросить. Илья не выбрасывал только потому, что это была вещь сына.

Неожиданно мысль о сыне обожгла горячей болью.

В последний раз Гена приезжал к ним за три месяца до смерти. Он был уже очень слабый, но никто еще не предполагал, что конец настолько близок.

В тот вечер Илья спустился с ним, чтобы проводить до такси. Машины еще не было, и сын сразу сел на лавочку. Гена сидел, а Илья стоял рядом, с тоской вглядываясь в исхудавшее Генино лицо.

– Устал? – заботливо спросила Люба.

– Немного. Пойдем обедать, – Илья подошел, протянул жене руку.

Она неуклюже поднялась, одной рукой держась за него, другой опираясь на подлокотник.

То ли до сих пор она так неуклюже не поднималась, то ли он просто этого не замечал.

Среди ночи он внезапно проснулся, что случалось с ним не часто. Полежал, прислушиваясь к дыханию жены, не включая свет, на ощупь, вышел в коридор и, прикрыв дверь в спальню, долго перебирал хранившиеся в большом шкафу коробки с обувью, не подходящей к сезону.

Коробок было много, но он просмотрел все.

Туфель, которые жена недавно носила, не было.

Туфли были почти новые и дорогие. Они купили их летом. Илья тогда еле дождался, когда жена выберет наконец подходящую пару.

Илья заглянул в спальню, снова закрыл дверь и быстро пошел к шкафу, где лежал пистолет. Трогать пистолет он не стал, нашел в тумбочке коробку с патронами и несколько секунд разглядывал содержимое коробки. Пытался вспомнить, сколько патронов оставалось, когда он перед этим открывал коробку, и не смог. Не помнил.

Он сунул коробку на место, напомнил себе, что необходимо выбросить не только пистолет, но и патроны, выключил везде свет и на ощупь добрался до постели.

15 октября, суббота

– Что тебя мучает? – не выдержал Виктор, глядя на нахмуренное Нинино лицо. – Тебе плохо со мной?

В квартире был беспорядок. Виктор к нему привык, раздеваясь, бросал вещи куда попало, но Нина обычно аккуратно вешала одежду в шкаф, машинально двигала стулья, чтобы стояли ровно, и квартира успела измениться, в ней чувствовалось женское присутствие.

Сейчас домашнее Нинино платье валялось на ближайшем к постели стуле. Платье почти сползло на пол, Виктор поаккуратнее повесил его на спинку стула.

– Я больше всего на свете хочу быть с тобой. – Нина приподнялась на подушке и позвала: – Иди сюда!

Он послушно сел рядом с ней.

– Я хотела быть с тобой, еще когда жила с Геной.

Он погладил ее по плечу, она удержала его руку.

– Я приходила по вечерам домой и ждала, когда наступит утро и я тебя увижу. Я спешила не на работу, а к тебе.

– Нин, кончай, – попросил Виктор. – Ты делала для мужа все, что могла, хватит себя изводить.

– Тяжело тебе со мной?

– Не знаю, – серьезно объяснил он, – я знаю только, что теперь не смогу без тебя жить. Раньше мог, а теперь не смогу.

– Мне кажется, если убийцу Юли не найдут, прошлое никогда меня не отпустит, – призналась Нина.

– Прошлого снаружи нет, здесь есть только настоящее. – Виктору захотелось потрясти ее, чтобы перестала нести чушь. – Прошлое сидит в нас. Начни думать не о прошлом, а о будущем.

– О каком будущем?

– О нас с тобой, – проворчал он.

– Я всегда думаю о нас с тобой – улыбнулась она.

Черные кудри были по-утреннему растрепаны и очень ей шли.

– Ну и умница. Вставай, – он потрепал ее по плечу и ушел на кухню.

Он мог не понять, как сильно она ему нужна. Он мог жениться на студентке-соседке, и теперь Нина не сидела бы напротив с растрепанными кудрями.

Думать об этом было ужасно.

Она появилась через несколько секунд, полезла в холодильник, принялась готовить завтрак. Виктор порылся на книжной полке, достал немецкие мемуары времен Второй мировой.

День был солнечный, а выходить из дома не хотелось.

Мемуары были написаны легко, он увлекся.

Вымыв оставшуюся после завтрака посуду, Нина открыла ноутбук. Какое-то время пристально смотрела на экран, потом отъехала от стола и уставилась в потолок, закинув руки за голову. От тонкой фигуры в массивном кресле не хотелось отводить взгляд.

– Хочешь, сходим куда-нибудь? – предложил Виктор.

– Юля работала в семье человека, фамилия которого фигурирует в Гениных записях, – задумчиво сказала Нина. – Черт… Мне иногда жаль, что у меня хорошая память. Замечаю все подряд. Мамину приятельницу, которая нашла нам Юлю, зовут Кира Олеговна Мушкина. А в Гениных записях есть некая Мушкина Е. А.

– В каких записях? – Виктор отложил книгу.

– Гена составил список тех, кто замешан в коррупции. Прямо это не написано, но я думаю, что не ошибаюсь.

Надо было самому просмотреть документы в ноутбуке, но Виктору было неприятно копаться в записях ее мужа.

– Этим спискам несколько лет, – напомнил он.

– Я понимаю, – согласно кивнула Нина. – И все-таки…

Виктор тяжело �

© Горская Е., 2023

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023

* * *

Я страшный консерватор, особенно когда речь заходит о детективе.

Я всегда выбираю книги со всей серьезностью: долго хожу туда-сюда вдоль заставленных полок магазина, придирчиво читаю аннотацию, пролистываю несколько страниц из середины, внимательно разглядываю обложку, нюхаю свежеотпечатанные страницы, иногда пробую корешок на зуб. Просто я должна быть заранее уверена, понимаете?.. Чтобы не было никаких неприятных неожиданностей, а напротив, одни приятные: тайны, загадки, погони, перестрелки, любовь, опять же. И – главное! – чтобы в финале зло оказалось наказано, а добро восторжествовало! А чего ради еще читать?..

Особенно бывает обидно, когда знакомые авторы вдруг «берутся за ум»: писал-писал, хорошо писал, отлично даже, всем нравилось, а потом какая-то высокоумная «достоевщина» начинается. Зачем?..

А вот моя любимая Евгения Горская из тех авторов, в которых можно не сомневаться. Принимаясь за ее новый детектив, можно быть твердо уверенным: вечер удастся на славу!

Горская – непревзойденный мастер интриги. Ей удается придумывать нетривиальные, захватывающие, многоходовые сюжеты. Я прекрасно знаю, как сложно придумать историю со множеством взаимосвязанных детективных линий. Они то расползаются в разные стороны, то норовят намертво спутаться, и выстроить их в стройную логическую цепочку порой просто невозможно. Но Евгения Горская без труда управляется с несколькими детективными нитями одновременно, превращая их в единый стройный, до мельчайших деталей выверенный рисунок сюжета. В своих романах она водит за нос, отвлекает, пускает нас – читателей – по ложному следу. И никак не разобраться в сюжетных перипетиях, пока сама Евгения все нам не объяснит. Читаешь – и дух захватывает!

Но что еще важнее, Евгения Горская сумела вычислить «золотое сечение» детектива: здесь в самый раз… всего – и страхов, и предательств, и приключений, и тайн, и любви, а это верный признак мастерства и опытности автора.

Татьяна Устинова

Убийца не испытывал ненависти. И жалости к жертве не испытывал.

Жертва не заслуживала его жалости.

Убийца жалел только о том, что не догадался решить вопрос раньше и теперь действовать приходится в спешке.

22 сентября, четверг

Дождь шел вторые сутки. Иногда стихал, потом снова усиливался. Сентябрь в этом году выдался холодный, Нина такого не помнила. Несколько дней назад включили центральное отопление, и она начала ждать весну. Весной, по прогнозам военных аналитиков, спецоперация должна закончиться, и жизнь опять станет предсказуемой.

Вообще-то, Нина всегда ждала весну, даже когда жила с Геннадием и все ее мысли были сосредоточены на нем. Тогда ей казалось, что весной он обязательно поправится и счастье будет переполнять их всю оставшуюся жизнь.

Весной ему действительно стало лучше, и он поменял Нину на Юлю.

Давно надо было перестать ждать чуда, а она ждала.

Она всю жизнь чего-то ждала. Сначала ждала, когда Геннадий на ней женится. Потом, когда они поженились, ждала его с бесконечных встреч и мероприятий. А потом он заболел, и она ждала, что он поправится.

Дождь стучал по подоконнику, мешая сосредоточиться.

Дверь кабинета бесшумно открылась, Виктор с любопытством посмотрел на Нину.

Он всегда смотрел на нее с любопытством, словно она была для него незнакомкой с непредсказуемым поведением.

На самом деле она всегда вела себя согласно правилам, она старалась быть вежливой и приветливой, и это, кажется, у нее неплохо получалось.

– Витя, ну что ты так смотришь? – засмеялась Нина.

Ей нравилось, когда он заглядывал к ней в кабинет.

– Как? – он подвинул стул и сел рядом с ней. Повернул экран компьютера, посмотрел, чем она занимается.

Она просматривала условия очередного тендера.

– Как будто впервые видишь.

Виктор оторвался от компа, заглянул ей в лицо и стал смотреть в окно.

– Тебе надо отдохнуть, – посоветовал он.

Она не была в отпуске два года. Не потому что дела не позволяли, потому что без работы вероятность сойти с ума сильно возрастала.

Представлять себя одной даже на пляже Нине решительно не хотелось. Сейчас же попасть на теплый пляж стало почти невозможно.

Ей не хотелось на пляж, ей хотелось, чтобы Виктор почаще к ней заглядывал.

– Хочешь, съездим куда-нибудь на недельку?

– Не хочу, – покачала головой Нина.

Витя замечательный друг, но он не нянька, чтобы вытаскивать ее из депрессии.

Она отлично знала, как это тяжело – вытаскивать из депрессии. Она постоянно занималась этим с Геннадием. Гена сдался сразу, как только узнал свой диагноз. Она пыталась его отвлечь, но получалось это плохо.

– На тендер надо идти, – сказал Виктор.

– Конечно надо, – подтвердила она.

В этом тендере им ничего не светило. Работа достанется конкурирующей фирме, об этом Нине по секрету шепнул один из членов комиссии.

Но документы подать надо. Надо постоянно мелькать, быть на слуху. Делать так, чтобы фирма была известна всем, кто имеет хоть какое-то отношение к отрасли.

Виктор молча посидел минуту и вышел.

Они всего лишь коллеги. То есть партнеры. Но Нине иногда казалось, что человека ближе у нее нет и, если Виктор неожиданно исчезнет, она останется одна на всем белом свете.

Заиграл мобильный. Нина порылась в сумке, достала телефон.

Как ни странно, звонил свекор. То есть бывший свекор.

Нина не помнила, чтобы он когда-нибудь ей звонил. Раньше, когда она жила с Геннадием, она перезванивалась со свекровью. После того, как Геннадий предпочел Нине Юлю, свекровь звонила Нине дважды в год: на день рождения и перед Новым годом. Нина не звонила свекрови совсем. Ну и свекру тоже, конечно.

– Да, Илья Никитич, – вежливо поздоровалась Нина. – Здравствуйте.

– Гена умер, – глухо сказал свекор. – Умер сегодня утром. В больнице.

– Я вам очень сочувствую, – вежливо ответила Нина. – Примите мои соболезнования.

– Я тебе позвоню, скажу, когда похороны.

Нина промолчала. Она не собиралась хоронить бывшего мужа. С какой стати? Она ему кто? Родственница? Подруга?

Он сломал ей жизнь, и она его ненавидела.

Нет, не так. Ненавидела она не его, Юлю. Юля не дала ей исполнить свой долг и за это себя уважать. Из-за Юли Нина уже два года боялась встретиться с прежними знакомыми. Пришлось бы что-то объяснять, оправдываться и понимать, что оправдания выглядят неубедительно. О Геннадии она думала с тоской и болью, но без ненависти.

Она бы вернулась к нему, если бы он снова ее позвал.

Она законченная идиотка.

Свекор помолчал и отключился.

Нина бросила телефон в сумку, ту швырнула на стул. Отъехала от стола и быстро прошлась по кабинету.

Как рассвирепевшая кошка.

Она иногда казалась себе кошкой, желающей выцарапать Юле глаза.

Хорошо, что об этом никто не знает. Это очень стыдно – выцарапывать глаза.

Она снова подошла к столу, выключила компьютер. Потянулась к внутреннему телефону: нужно предупредить Виктора, что она уходит.

Она будет бесцельно бродить по городу, чтобы мысли пришли в порядок.

Она так делала, когда Геннадий ей сказал, что ему нужна Юля.

Опять зазвонил мобильный. Нина положила на место снятую трубку внутреннего аппарата.

Звонок был от мамы.

– Сейчас звонила Любовь Васильевна, – мамин голос прозвучал устало. – Гена умер.

– Знаю. Илья Никитич только что позвонил. – Нина усмехнулась. – У них разделение труда, он позвонил мне, она тебе.

– Нина! Не ерничай! Господи! Как мне их жалко…

Нине давно не было жалко никого, кроме себя.

– Жалко, – подтвердила Нина.

Они знали, что сын смертельно болен. У них было время привыкнуть к этой мысли.

Это у Нины жизнь оборвалась неожиданно и мгновенно. Только ее никто не жалел, когда у нее не стало Геннадия и заботиться стало не о ком.

– Похороны будут во вторник или в среду.

– Какая мне разница, мама! – Нина не сдержалась, повысила голос.

– Нина! Опомнись! Вы много лет были вместе. Ты должна похоронить мужа!

– Я никому ничего не должна! И он мне давно не муж! Как ты себе это представляешь? В каком качестве я там появлюсь? Будем вдвоем с Юлькой у гроба стоять?

– Надо пойти, Ниночка, – Нине показалось, что мама всхлипнула. – Всегда надо поступать по-людски. Вы много лет были вместе…

– Я подумаю, – перебила Нина. – Пока, мама, я занята.

Нина распахнула платяной шкаф, надела куртку и неожиданно опустилась на ближайший стул.

Желание бродить по улицам пропало.

* * *

Илья Никитич боялся смотреть на жену. Люба не плакала, сидела в кресле и молча смотрела в окно.

Уж лучше бы плакала.

Илья вышел на кухню, заварил жене чай. Сделал его по своему вкусу, крепкий и почти не сладкий.

– Выпей, – вернувшись в комнату, сунул жене чашку.

– Спасибо, – она послушно обняла чашку пальцами, не отрывая глаз от окна.

Кроме темного серого неба, за окном ничего не было.

Врачи еще месяц назад, пряча глаза, сообщили, что прогноз неблагоприятный.

Ничего нельзя было сделать не только у нас, за границей тоже. Несколько лет назад Илья, собрав все имеющиеся деньги, отправил сына в Германию. Немецкие врачи тоже не обещали чуда, но здоровье сына после лечения заметно улучшилось.

Все понимали, что улучшение ненадолго, и Гена тоже, но сын тогда повеселел и даже сделал то, чего Илья от него совсем не ожидал, – разошелся с Ниной.

Поступок был отвратительный. Не столько потому, что поменять женщину, с которой прожил десять лет, на более молодую некрасиво само по себе, сколько потому, что Нина долго, самоотверженно и преданно за ним ухаживала.

Люба сноху недолюбливала, выискивала в Нине недостатки. Находила, конечно. В каждом человеке можно найти недостатки, если постараться.

– У нее опять новое пальто! – зло сжимала губы Люба.

– Она бизнесмен, ей нельзя плохо выглядеть, – пытался заступиться за сноху Илья. – На переговоры надо являться в подобающей одежде.

Получалось только хуже.

– Она думает об одежде!.. Не о Гене, а об одежде! О переговорах!

Люба начинала плакать, Илья молча ее обнимал.

Нине приходилось думать о делах, потому что семью содержала она. Илья, конечно, совал сыну деньги, оторванные от скромной профессорской зарплаты и двух пенсий, его и Любиной, но суммы были явно недостаточными.

Сын деньги брал.

Когда встал вопрос о лечении за границей, Илья и Люба продали дачу.

Если бы не эта проданная дача, после развода с Ниной Гене совсем не на что было бы жить.

Люба отпила чай, поставила чашку на журнальный столик.

– Померь давление, – посоветовал Илья.

– Не хочу!

Он принес тонометр, сунул руку жены в манжету. Давление оказалось повышенным, но не слишком.

Как ни странно, новая Генина подруга не вызывала у Любы явного неприятия. Люба смотрела на новую сноху как на не очень умного ребенка и совсем ее не обсуждала.

Илья сына не понимал. Не только потому, что поменять умную преданную Нину на пустышку Юлю казалось ему чем-то просто ненормальным, но и потому, что он, не считая себя хорошим психологом, не мог не видеть того, чего не замечали жена и сын. Юля была не только неумной, она была злой и хитрой.

Впрочем, может быть, тогда он просто себя в этом убедил, потому что Нина ему нравилась.

Нина нравилась, а Юлю он с трудом выносил.

О том, что Юля действительно наглая и бессердечная, он узнал позже.

– Я позвонил Нине, – сказал Илья, стараясь поймать глаза жены.

Она равнодушно кивнула.

– Хочешь послушать музыку?

В последнее время слушать музыку стало любимым Любиным занятием. Она включала что-то симфоническое и блаженно закрывала глаза. Илья подозревал, что под звуки фортепьяно жена попросту дремлет.

Сам он к классической музыке был совершенно равнодушен и с удовольствием послушал бы что-нибудь другое. Какие-нибудь старые советские песни.

А еще лучше совсем ничего бы не слушал, потому что готовиться к лекциям с каждым годом становилось труднее, и времени на отдых в тишине требовалось больше.

– Не хочу!

Что еще предложить жене, Илья не представлял.

– Принеси мне трубку.

Он послушно сходил за трубкой городского телефона.

– Хочу позвонить Наталье.

– Какой Наталье? – не понял Илья.

– Нининой матери! – Люба поморщилась. – Странно, что ты ее забыл. Она же тебе так нравилась!

О том, что родители Нины ему симпатичны, Илья сказал лишь однажды, после первого знакомства. Спокойная дружелюбная пара ему действительно понравилась.

Больше он об этом не заикался, потому что жену положительная характеристика отчего-то возмутила. О причине Илья догадывался. Он и Наташа когда-то учились в одном институте и, конечно же, какое-то время пообсуждали и вуз, и современное состояние инженерного дела.

Люба такие разговоры терпеть не могла.

Илья ее понимал и жалел. Люба не работала с тех пор, как родился Гена, и в глубине души завидовала работающим женщинам. Особенно тем, кому их работа нравилась.

У нее было медицинское образование, она могла устроиться на работу в любой момент, но предпочитала сидеть дома. Илья понимал, выслушивать жалобы больных утомительно, и выстраивать отношения с коллегами утомительно, он только не понимал, почему у нее вызывают раздражение те, кому кажется утомительным сидеть дома.

– Наташа, это Люба, – сказала жена в трубку.

У нее совсем нет подруг, с тоской осознал Илья. Нет коллег, с которыми можно поговорить о пустяках и о чем-то серьезном.

У нее нет никого, кроме Ильи.

– Гена… Он умер.

Жена наконец заплакала.

Илья пошел на кухню, достал валидол. Сердце тянуло со вчерашнего дня, но он не знал, какие таблетки нужно принимать в таких случаях. От валидола, по крайней мере, вреда не будет.

Он не может позволить себе умереть, Люба останется совсем одна.

* * *

Телефон зазвонил не вовремя. Виктор собрал небольшое совещание, трое программистов, выполняющие разные части схемы, как обычно, переругивались, а он, как обычно, их мирил. На современном языке это называется решать вопрос.

– Витя, я ухожу, – быстро сказала в трубку Нина.

Так быстро и сухо она разговаривала, когда еще была для него никем. Собственно, она и сейчас была для него никем. Приятельницей с работы.

– Подожди минуту, – попросил он, а программистам сказал: – Все, ребята, расходимся.

Расходиться было рано, вопрос, по которому они собрались, окончательно решен еще не был, но он, не дожидаясь, когда парни выйдут, быстро прошел к кабинету Нины.

Она сидела на стуле в распахнутой куртке. На него посмотрела жалко и виновато.

– Что случилось? – он привалился спиной к косяку двери. – Плохо себя чувствуешь?

Когда-то она ему не нравилась. Неприязни не вызывала, но и симпатии тоже. Она была слишком деловая и суровая, словно не женщина, а робот, у которого нет никаких чувств, только заложенная внутри программа. Программа предполагала выполнение как можно большего количества работы.

Сейчас он затруднился бы объяснить, какие чувства она у него вызывает. То ли жалость, то ли что-то еще. Иногда она напоминала ему дворовую собаку, которую он по доброте душевной изредка подкармливал.

Впрочем, в Москве давно не было дворовых собак.

– Умер мой бывший муж. – Она отвела глаза и уставилась в стену.

На стене висел календарь с логотипом фирмы. Такие календари висели во всех офисах и никому не были нужны. Нужно прекратить их заказывать.

Он не стал выражать соболезнования. Он хорошо помнил тот вечер, когда она в первый и единственный раз к нему пришла.

Тогда он уже знал, что у нее тяжело болен муж и за любую работу она хватается, потому что ей нужны деньги. Тогда он ей уже сочувствовал.

К тому времени они уже были не просто коллегами, они стали компаньонами.

В тот вечер он позвонил ей, потому что случайно узнал, что завтра к потенциальным заказчикам приезжают конкуренты. Послушать, о чем пойдет разговор, было необходимо, и никто не умел ненавязчиво являться на такие мероприятия лучше Нины.

У нее был поразительный талант переговорщика.

Виктор тогда ехал домой, он очень устал и о проблеме говорил торопливо и неохотно, стараясь поскорее отключиться от служебных дел. Нина молча слушала. Она всегда слушала его внимательно и молча. Как он уловил, что с ней что-то не то, он не понимал до сих пор.

– Нин, ты слушаешь? – спросил тогда Виктор.

– Да, – сказала она и тут же поправилась: – Нет.

– Не понял. – Она молчала, и он, вздохнув, спросил. – Ты где?

– Не знаю.

– Тебя похитили? – он попытался свести все к шутке. Ему хотелось домой.

– Нет.

В тот момент она походила на робота гораздо больше, чем тогда, когда он считал, что она запрограммирована на бесконечную работу.

– Где ты находишься? – обреченно уточнил Виктор. – Дома? На улице?

– На улице. – Она помолчала, хихикнула и прочитала название улицы.

Он как будто видел, что улица ей незнакома и название она прочитала.

Она больше не казалась ему роботом. Черт знает кем она ему тогда показалась.

Он забрал ее с незнакомой улицы через полчаса. Она послушно ждала его, стоя у тротуара.

– Садись, – открыв дверь машины, велел тогда Виктор и повез ее к себе домой.

Теперешняя Нина напоминала ту, давнюю.

– Вставай, – велел он сейчас и тут же передумал. – Нет, посиди пока. Я пойду оденусь.

Она послушно ждала, пока он наденет куртку и запрет кабинет, а потом послушно шла за ним к его машине.

Как бездомная собачонка, которую приласкал временный хозяин.

Шел дождь, слабый, но холодный. Мелкие капли падали ей на волосы. Виктору хотелось поднять капюшон ее куртки, но делать это на виду у коллег он отчего-то не рискнул, как будто в этом было бы что-то интимное и не предназначенное для чужих глаз. Непонятно, отчего не рискнул, на мнение коллег ему было наплевать.

Да и коллеги не имели обыкновения глазеть в окна.

* * *

Сегодня из-за дождя детей на прогулку не выводили, и день казался более длинным, чем обычно. Дети визжали, прыгали, Маша легонько их одергивала. Как ни странно, дети ее любили, хотя сама она особых чувств к своим подопечным не испытывала. Она от них уставала.

О том, что дети ее любят, говорили родители. Впрочем, они могли и преувеличить.

Родители для Маши делились на две группы: одни были постоянно чем-то недовольны, другие, наоборот, перед ней заискивали.

И то и другое было лишним, она ко всем детям старалась относиться ровно.

– Все, ребята, кончаем играть, – объявила Маша. – Скоро обед.

За лето она надеялась найти работу получше, в Москве, но это ей не удалось, и она продолжила работать воспитательницей в обычном районном детском саду.

О том, какая у нее зарплата, Маша предпочитала не только не говорить, но и не думать. Жалкая у нее была зарплата. И с голоду не помрешь, и жить нельзя.

Что-то очень несправедливое было в том, что в Москве за ту же работу платили почти в два раза больше. А в частных детских садах еще больше.

Впрочем, Маша к несправедливости давно привыкла. Если, конечно, к этому вообще можно привыкнуть.

Свободная минутка выдалась, только когда она уложила детей спать. Многие не спали, и тех, которым уснуть не удавалось, Маша жалела. Себя помнила ребенком и не забыла, как тяжело маленькому человечку тихо пролежать полтора часа.

Маша тихонько вышла из спальни, достала телефон и удивилась, увидев пропущенный звонок и эсэмэску от сестры. Юля не звонила и не писала в рабочее время, знала, что телефон Маша ставит на тихий режим.

Эсэмэска была короткой: «Гена умер».

Маша немного постояла, сжимая телефон. Знала за собой такое неприятное качество – впадать в ступор, когда случается что-то непредвиденное.

Впрочем, это следовало предвидеть, здоровые мужики не нуждаются в сиделке.

Они с сестрой давно не были дружны. Юля приезжала редко, о себе сообщала мало, выпивала чашку чая, сидя на кухне с Машей и мамой, и снова исчезала на пару месяцев.

То, что сестра живет с женатым мужчиной, не нравилось ни Маше, ни маме, но и у Маши, и у мамы хватало ума Юле свое мнение не высказывать.

Жизнь такова, что не всем счастье сваливается на голову. Иногда за него приходится побороться.

Юля боролась.

Маша отошла от двери и, набирая сестру, с тоской подумала, что заменить ее сейчас некем и потому немедленно поехать к Юле она не сможет.

– Юлечка, хочешь, я приеду вечером? – услышав голос сестры, быстро и тихо спросила Маша. – А лучше приезжай сама. Что тебе делать в чужой квартире?

– Это моя квартира! – зло поправила ее сестра.

Слава богу, она не плакала. Уж лучше пусть злится.

Квартира не могла быть Юлиной, Геннадий не развелся с первой женой. Если бы такое произошло, сестра обязательно похвасталась бы.

Из детской послышались шепот, тихий шум.

– Приезжай, Юлечка.

– Я буду здесь!

От жалости к сестре едва не выступили слезы. Юля была никем семье Геннадия, они вышвырнут ее, как только захотят.

– Хочешь, я приеду?

– Не надо, – Юля не то вздохнула, не то всхлипнула. – Вдруг свекор со свекровью заявятся…

Маша не понимала, чем она могла помешать встрече с родителями Геннадия, но спорить не стала. Сестре виднее.

До подъема оставалось еще семь минут, но Маша, войдя в детскую, весело крикнула:

– Подъем! Ура!

Она улыбалась детям и думала о том, что напрасно отказалась от работы няней в одной обеспеченной семье. Деньги предлагали хорошие, и хозяева, по словам соседки, которая летом предложила познакомить Машу с потенциальными работодателями, были неплохими. Соседка приходила к потенциальным работодателям убирать квартиру.

Маша отказалась сразу, превращаться в обслугу ей решительно не хотелось.

Напрасно отказалась, теперь она ничем не сможет помочь сестре. В смысле, деньгами не сможет. Денег у них с мамой оставалось только дожить до маминой пенсии.

Еще сто тысяч лежали на вкладе на случай непредвиденных обстоятельств, но эти деньги и мама, и Маша трогать боялись.

Только вечером, когда всех детей разобрали родители, Маша подумала, что, жалея сестру, совсем не думает о Геннадии, которому, по-хорошему, еще бы жить и жить.

Впрочем, Геннадия она видела только однажды, когда приехала поздравить Юлю с днем рождения, и, пожалуй, даже не узнала бы его, встретив на улице.

А Юля ее сестра.

* * *

– Заходи, – Виктор отпер дверь, потянул Нину за руку.

В прошлый раз было так же. В прошлый раз она тоже, медленно и послушно расстегнув куртку, положила ее на стул.

Только в прошлый раз ему пришлось включить свет в прихожей, потому что было уже темно.

– Иди сюда, – он прошел на кухню, включил чайник. Полез на полку, достал бутылку коньяка, рюмки.

В прошлый раз он тоже налил ей коньяк, но она к нему не притронулась.

На этот раз Нина коньяк пригубила. Поморщилась и села на табуретку, выдвинув ее из-под стола.

В прошлый раз она сказала ему, что ушла от мужа, потому что больше ему не нужна. Она говорила об этом, нервно хихикая, и ему тогда захотелось убить мерзавца, способного сделать ее такой несчастной.

Если бы она плакала, а не хихикала, она бы такой несчастной не казалась, подумал он.

Еще он тогда неожиданно заметил, что она очень красивая, и удивился, что раньше этого не замечал. Он не понимал, как можно от нее добровольно отказаться.

У нее были черные кудри и хрупкая тонкая фигурка. Еще у нее были большие карие глаза и бледные красивые губы.

В прошлый раз она пробыла у него не дольше получаса. Перестала хихикать, поблагодарила и вызвала такси. Когда уходила, она казалась прежней, нормальной.

И потом, на работе, казалась прежней, тихой и немногословной. Вовремя улыбалась, вовремя делалась серьезной. Когда надо, включала свой талант переговорщика.

Только перестала хвататься за любую работу, как запрограммированный робот.

Виктор налил коньяк себе, выпил. Коньяк обжег горло.

Они никогда не вспоминали тот вечер.

Она вела переговоры и следила за тендерами и бухгалтерией, а он руководил программистами.

Они были отличными компаньонами. Он не прогадал, когда предложил ей организовать совместную фирму.

Виктор полез в холодильник, достал контейнер с готовым салатом, колбасу. Поставил на стол тарелки и вилки.

О чем с ней нужно сейчас говорить, он не представлял.

Он наклонился, чтобы тоже выдвинуть табуретку, и неожиданно понял, что ему хочется, чтобы она никогда не уходила с его захламленной кухни.

Виктор отпустил табуретку и сунул руку ей в волосы. То есть рука сама туда сунулась. А другая рука опустилась ей на плечо.

Он давно этого хотел, только отчего-то не понимал, что хочет.

Нина его не оттолкнула. Она к нему потянулась.

Губы у нее оказались мягкими и податливыми.

Он на секунду отстранился, заглянул ей в глаза, тут же снова сжал тонкие плечи и удивился, как сильно и громко бьется собственное сердце.

– Мне нравится работать, зная, что ты за стенкой, – признался он потом, прижимая ее одной рукой к своему плечу.

Странно, что он только сейчас это понял.

Ему нравилось заходить к ней в кабинет. Нравилось молча на нее смотреть и нравилось спорить.

Он бы умер от скуки, если бы у него не было такого компаньона.

Диван, на котором они лежали, был старый, с потертой обивкой. Неожиданно ему стало неловко за свой диван и за всю эту убогую квартиру, которая давно требовала ремонта.

Почему-то, когда изредка здесь бывали другие женщины, никакой неловкости он не испытывал.

– Я никому тебя не отдам, – сказал Виктор.

Она приподнялась, заглянула ему в лицо и грустно благодарно улыбнулась. А потом потянулась за брошенной на пол одеждой.

– Не уходи, – попросил он.

Она наклонилась, поцеловала его в краешек губ и начала быстро одеваться.

– Не уходи, Нина. Пожалуйста.

Она провела рукой по его щеке. Он поймал пальцы, сжал.

– Выходи за меня замуж.

– Не могу, – прошептала Нина.

– Почему? – не понял он. – Его же больше нет. Тебе со мной плохо?

– Ты даже не представляешь, как мне с тобой хорошо. И не представляешь, как я тебе благодарна.

– За что?

– За то, что ты у меня есть, – почему-то она продолжала шептать.

Виктору нравилось слышать, что он у нее есть.

– Выходи за меня замуж.

– Сейчас не могу.

– Почему?

– Я хочу отомстить.

– Но его же больше нет!

Ему было так хорошо, что она рядом, и так не хотелось думать ни о чем другом, что в слова он почти не вслушивался.

Нина пошевелила пальцами, высвобождая руку, снова поцеловала его в краешек губ и вздохнула:

– Вот именно!

Когда захлопнулась дверь, он пожалел, что не удержал ее силой.

* * *

Думать о том, что она отомстит, было проще и легче, чем о чем-то другом, и Нина цеплялась за эту мысль.

Другие мысли вызывали такую боль, которую она, пожалуй, не испытывала даже тогда, когда Гена сказал ей, что ему нужна Юля.

Тогда она просто отупела и казалась себе попавшей в какую-то другую реальность, ей даже удавалось смотреть на все происходящее со стороны, как будто она была зрительницей, случайно попавшей на пошлую плохую мелодраму.

Тогда в любой момент можно было позвонить Геннадию и сказать, что он подлец и что она его презирает. Еще можно было соврать, что без него ей гораздо лучше и легче, но этого Нина не сказала бы. Она знала, что он умирает, и продолжала его жалеть.

Она ни разу ему не позвонила, и он ей тоже.

Теперь позвонить стало некому. Некому солгать и некому сказать правду. Правда заключалась в том, что он не стал ей чужим даже после того, как так подло и отвратительно с ней поступил.

Еще правда заключалась в том, что Нина до последнего дня ждала, что он ей позвонит. Всерьез обдумывала, вернется к нему или нет, если он снова ее позовет.

Дождь перестал. В лужах отражался свет фонарей.

Метро было совсем рядом. Нина сделала несколько шагов, вернулась к подъезду и, поставив сумку на мокрую лавочку, достала из нее телефон.

Хорошо, что она не удалила номер Юли из контактов.

– Я даю тебе три дня, чтобы ты убралась из моей квартиры, – услышав «алло», быстро сказала Нина.

Юля что-то затараторила, но она не стала слушать и сбросила вызов.

Идти к метро расхотелось. Нина вызвала такси, потрогала лавку и, ожидая машину, села на нее, несмотря на то, что доска была мокрая. Ей показалось, что у нее разом кончились силы.

27 сентября, вторник

Сестра не звала ее на похороны, но Маша все равно поехала. Правильно сделала, все пошло не так, как она себе представляла.

Народу у морга было много, но Юля стояла одна. Остальные собирались группами и явно были между собой знакомы. Геннадий был журналистом, не слишком известным, но знакомства в свое время имел обширные, и то, что проводить его пришли многие, было ожидаемо.

К Юле не подходил никто. Подходили к высокой черноволосой даме, стоявшей рядом с пожилой парой.

Жена, поняла Маша. Жена и ее родители.

Родители Геннадия не могли стоять с таким скорбным, но спокойным видом.

Сестра обрадовалась, увидев Машу. Даже уцепилась за нее.

– Где его родители? – тихо спросила Маша.

– Сейчас подъедут, – Юля дернула головой.

Большего контраста, чем между Юлей и бывшей женой, не могло быть. Жена тонкая, высокая и черноволосая, а Юля маленькая пухленькая блондинка.

Но главное даже не в этом. У жены спокойный взгляд уверенной в себе женщины, в меру скорбный, в меру равнодушный. Юля же нервно покусывала губы и явно чувствовала себя лишней, ненужной.

Толпа раздалась, пропуская пару, которую нельзя было спутать ни с кем. От медленно шедших мужчины и женщины почти осязаемо исходила волна горя.

Юля, отпустив Машу, метнулась к матери Геннадия, но пожилая женщина, словно не заметив ее, шла к жене. Та тоже подалась ей навстречу, обе быстро обнялись, мать заплакала.

На Юлю никто не обращал внимания.

И потом никто не обращал на нее внимания, и во время панихиды ей даже не удалось приблизиться к гробу, как остальным родственникам.

Хорошо, что Маша приехала.

– Не надо ехать на поминки, – шепнула она сестре.

Ничего, кроме нового унижения, не предвиделось.

Юля согласно кивнула. Но когда все вышли из морга, сестра, распихав толпу, пробилась к жене, увлекая за собой Машу.

– Гена написал завещание, – сказала Юля жене. – Он все завещал мне!

Наверное, хотела сказать с вызовом, а получилось жалко.

Жена равнодушно посмотрела поверх Юлиной головы, поморщилась и брезгливо процедила:

– Квартира моя. Чтобы завтра же тебя там не было! Впрочем, – она лениво махнула рукой, – даю тебе еще неделю. Не больше!

Отец Геннадия подвел к жене плачущую супругу.

Маша потянула сестру в сторону, а потом к выходу с территории морга.

10 октября, понедельник

От каждого звонка свекрови тоскливо сжималось сердце. Свекровь не плакала и не жаловалась, а сердце сжималось.

Нина предпочла бы, чтобы свекровь еще на похоронах уцепилась не за нее, а за Юлю и чтобы звонила ей, и Нина могла бы совсем не вспоминать о свекрови. Днем она бы думала только о работе, а по вечерам приезжала бы к Виктору и жалела, что только сейчас открыла, как ей с ним хорошо.

– Как дела, девочка? – спросила свекровь.

– Нормально, – ответила Нина. – Как вы?

– Да как… Илья на работу поехал, а я вожусь с обедом. Ты бы заехала как-нибудь, Ниночка.

– Заеду, – пообещала Нина.

Обычно она приезжала к родителям Геннадия только вместе с мужем, да и то редко, несколько раз в год. Свекровь подкладывала салат ей в тарелку, расспрашивала о работе, передавала привет родителям, и все с облегчением вздыхали, когда визит заканчивался.

– Простите, Любовь Васильевна, я сейчас занята, – соврала Нина.

– Да-да, конечно, – виновато засуетилась свекровь. – Ты звони, не пропадай.

Нина пообещала не пропадать.

Работать расхотелось начисто. Нина попыталась сосредоточиться на требованиях очередного конкурса, но не смогла. Попробовала разложить на экране пасьянс, но и этим заниматься было скучно.

Заглянул Виктор. Нину сразу окутало чем-то теплым, уютным.

Она не помнила, чтобы такое происходило с ней, когда она была с Геннадием.

Гена был известным человеком, а она никем. Нина это знала и гордилась тем, что он на ней женился.

– Посиди минутку, – попросила Нина.

– Бездельничаешь? – Виктор посмотрел на экран.

Ей уже давно было хорошо рядом с ним. Если бы Нина постоянно не помнила, что Гена все еще ее муж и он умирает, новую жизнь можно было бы начать раньше.

– Любовь Васильевна звонила, – вздохнула Нина.

Виктор провел рукой по щеке, послушно сел рядом.

– Она раньше вообще мне не звонила. Только на день рождения.

Нине хотелось опять не думать о свекрови, как она не думала о ней раньше.

Она достаточно настрадалась и имеет право на счастье, а теперь свекровь мешает ей быть счастливой.

– Ну что ты молчишь!

Виктор потянул ее к себе за шею, поцеловал в висок.

– Мне ее жалко, – пожаловалась Нина и решила: – Съезжу я, пожалуй, на ту квартиру. Срочного пока ничего нет. Съезжу.

О какой квартире идет речь, Виктор понял сразу. Взгляд его из ласкового стал настороженным.

Она погладила его по руке.

– Нужно проверить квартиру. Мало ли что…

Нужно выбросить продукты, если таковые в квартире есть, отключить холодильник. Проверить, закрыты ли окна.

– Давай вечером вместе съездим, – предложил он.

Ему не нравилось, когда она от него уезжала.

Геннадию не нравилось, когда она подолгу была дома.

– Вместе тоже можно съездить, – Нина решительно выключила компьютер. – Я ненадолго. Съезжу и сразу вернусь.

Затея ему не нравилась, но он промолчал.

Жаль, что они потеряли много времени. Она страдала, тосковала и мечтала отомстить, а на самом деле все это ей не нужно. Ей нужно, чтобы Витя смотрел на нее ласково и она знала, что очень ему нравится.

Навигатор показал, что ехать придется минут сорок. Раньше, когда она жила с Геннадием, она добиралась быстрее. Машин в городе прибавлялось с каждым годом.

Нина спешила домой, вбегала в квартиру и заглядывала в бледное лицо.

Иногда Гена ей улыбался, иногда устало и недовольно морщился.

– Почему так поздно?

Она не обижалась и не начинала объяснять, что у нее много работы. Она видела, как ему плохо, и мечтала только о том, чтобы болезнь отступила.

Больные люди всегда капризничают, она относилась к этому спокойно.

И к тому, что Гена улыбается и даже шутит с Юлей, а на Нину почти не смотрит, относилась спокойно.

И получила то, что получила.

Двор оказался перегороженным шлагбаумом, она потратила минут десять, чтобы пристроить машину.

Если они поменяли замки, я туда не попаду, доставая ключи, с досадой подумала Нина. Придется вызывать полицию, чтобы вскрыть дверь.

Ключ от подъезда подошел. Она снова захлопнула подъездную дверь и набрала код домофона. Код оказался прежним, дверь запищала.

Подъезд не изменился. Только стены теперь были покрашены другой краской и в лифте висело другое зеркало.

Выйдя из лифта, она шагнула к своей бывшей квартире и не заметила бы стоявшую у окна девушку, если бы та не сделала к ней пару шагов.

Девушка смотрела на Нину с испугом.

Кажется, они узнали друг друга сразу. На похоронах Нина старалась не замечать Юлю, но то, что Генина любовница жмется к очень похожей на нее девице, заметила.

Похороны вообще прошли так, как Нина могла только мечтать. Юлю все демонстративно не замечали, а Нине соболезновали.

Когда Юля с незнакомой девкой исчезли, Нина поняла, что лучшую месть придумать было сложно.

Ей больше не хотелось мстить Юле.

Юля осталась в прошлой жизни, с которой Нину больше ничто не связывало. Разве что звонки свекрови.

* * *

Сегодня у Ильи Никитича была только одна лекция. Он ненадолго появился на кафедре, наспех проконсультировал аспиранта и поспешил домой.

Казалось, что страх за жену усиливался с каждым метром по мере приближения к дому. В аудитории страх пропадал, ему удавалось отключиться, а на улице и в метро наваливался тяжкой ношей.

Страх вновь отпускал только дома, когда он видел, что ничего страшного с Любой не произошло, она смотрит телевизор, или читает какой-нибудь детектив, или слушает музыку, сидя у окна.

Сегодня она сидела у окна в тишине.

– Ты что-нибудь ела? – повесив куртку, спросил он.

– Тебя ждала, – виновато улыбнулась жена.

Ему было бы легче, если бы она плакала. Тогда он ее успокаивал бы, и это казалось естественным и понятным.

Она не плакала, она разговаривала так, как будто в их жизни ничто не изменилось.

Внешне действительно мало что изменилось. Они много лет виделись с Геной редко и мало что знали о его делах.

Когда сын заболел, они делали для него все, что было в их силах, но при этом их жизнь продолжала оставаться прежней. Они заботились друг о друге, по вечерам смотрели какие-нибудь фильмы или читали что-то, устроившись в креслах.

– Пойдем обедать, – Илья прошел на кухню, открыл холодильник.

Тарелки с двумя пирожками, которую он утром здесь видел, не было.

На столе стояла Любина чашка с недопитым чаем.

Чай с пирожками не лучший завтрак, но хорошо, что жена позавтракала хотя бы этим.

Илья достал из холодильника кастрюлю с борщом, поставил на плиту. Борщ Люба любила.

Пару раз в неделю к ним приходила девушка, приносила продукты, готовила. Пожалуй, было бы лучше, если бы Люба готовила сама, любое дело отвлекает от горя.

Жена подошла, тихо села за стол, вздохнула.

– Совсем нет аппетита.

– Съешь хотя бы немного, – попросил он.

Борщ закипел, Илья наполнил тарелку, поставил ее перед женой.

Грязную чашку поставил в мойку.

– Как на улице? – спросила Люба.

– Холодно.

Он наполнил вторую тарелку, сел напротив жены.

– Но дождя нет. И ветра нет. Хочешь, пойдем погуляем?

– Ты, наверное, устал, – вздохнула Люба.

– Я не устал. И прогулка для меня отдых, а не работа, – улыбнулся Илья.

– Ты точно не устал?

– Точно. Что на второе будем?

– Я ничего. Борщ еле-еле доела.

Илья не стал настаивать, бодро сказал:

– Пойдем гулять. Только одевайся потеплее.

Подумал, не вымыть ли посуду, пока жена одевается, решил вымыть, жена обычно одевалась долго.

Прогулка оказалась неудачной. Пошел дождь, и пришлось вернуться.

* * *

– Здравствуйте, – девка, которая была с Юлей на похоронах, торопливо подошла к Нине.

На похоронах она была в накинутом на ворот куртки черном шарфе. Сейчас шарфа не было, под сползшим капюшоном торчали неопрятные блеклые пряди.

В глазах девицы стояли слезы.

– Что вам угодно? – сузила глаза Нина.

– Я не могу дозвониться Юле, – промямлила девка.

– А я здесь при чем? – поразилась Нина.

Если бы не слезы, которые потекли у девки из глаз, она бы решительно ее обошла и захлопнула перед ней дверь.

Слезы помешали это сделать.

– При чем здесь я? – повторила Нина.

– У нее пятый день не отвечает телефон, – девка достала из кармана носовой платок, вытерла нос. – Я не могу попасть к ней в квартиру.

– Это моя квартира! – отрезала Нина.

Этого не надо было говорить. Выходило, что Нина оправдывается.

Надо было посмотреть на эту дуру, как на свежую коровью лепешку, и молча пройти мимо.

– Извините.

Девка на Юлю и походила, и нет. У Юли был робкий взгляд притворяющейся стервы. Правда, Нина слишком поздно поняла, что за робостью Юли таится большая решительность.

Эта рыдала вполне искренне. Впрочем, не исключено, что у них в семье актерский талант передается генами.

В остальном же девица была почти копией Юли. Маленькая, кругленькая, бесцветная.

Нина обошла девку, молча отперла дверь, помедлила и буркнула:

– Проходите!

Входить в квартиру было противно, и неожиданно она порадовалась, что входит сюда не одна.

Квартира досталась Нине от старой родственницы. Сначала родители хотели ее сдавать, но для этого надо было сделать ремонт, потом заниматься поиском квартирантов. На это у мамы с папой не нашлось ни времени, ни желания, и квартира несколько лет пустовала.

Ремонт они сделали только перед Нининой свадьбой в качестве подарка.

В квартире царил бардак.

В прихожей висели две куртки Геннадия, на пыльном полу валялся черный мужской зонт.

Посредине комнаты стояла открытая дорожная сумка. Видимо, Юля складывала туда свою одежду, из сумки торчал рукав красного свитера.

Девка стояла за Нининой спиной, по-деревенски прижимая носовой платок ко рту.

Квартира была однокомнатной. Юли в квартире явно не было.

– У нее пятый день не отвечает телефон, – еле слышно повторила девица.

Нине хотелось напомнить, что та это уже говорила, но она поморщилась и зло посоветовала:

– Посмотрите, может, телефон здесь оставила.

Юлины вещи валялись везде, на стульях, на кровати.

Девица вошла в комнату, огляделась и жалобно и обреченно посмотрела на Нину.

– Меня зовут Маша.

Нина представляться не стала. Смотреть на девку Машу ей было противно, и она смотрела сквозь нее.

Кажется, это у нее неплохо получалось.

– Ты умеешь быть очень высокомерной, – заметил как-то Геннадий.

– Это плохо? – серьезно спросила тогда Нина.

– Это забавно, – засмеялся он.

Это было совсем давно, когда Геннадий был здоров, весел и его даже иногда узнавали на улице. А Нина тогда только начала работать и не предполагала, что начнет продвигаться по карьерной лестнице быстро и уверенно.

– Я могу еще чем-нибудь помочь? – издевательски вежливо спросила Нина и неожиданно почувствовала слабый укол совести.

Вид у Маши был затравленный, издеваться над ней было нехорошо.

Маша молча повернулась и пошла к двери.

– Подождите, – вздохнув, остановила ее Нина. – Запишите мой телефон. Так, на всякий случай.

Девушка послушно достала смартфон, принялась тыкать в него под Нинину диктовку. Потом тихо закрыла за собой дверь.

Валяющиеся Юлины вещи вызывали злость и брезгливость, мешали нормально осмотреть квартиру.

Квартиру надо продать. Жаль только, что в ситуации полной санкционной неопределенности деньги могут превратиться в пыль. Можно остаться и без денег, и без недвижимости. В долларовом эквиваленте недвижимость не будет расти в цене, жилья понастроили столько, что уже сейчас сюда можно переселить всю Россию.

За месяц до того, как Геннадий объявил, что ему нужна Юля, умерла бабушка. Нина ее любила, но страх за Гену тогда забирал все силы, и бабушку она почти не оплакивала.

Она поехала в пустую бабушкину квартиру, когда пришла в себя у Виктора. В квартире до сих пор все было как при бабушке. Заниматься квартирой Нине не хотелось, и она не занималась.

Куплю новую мебель, неожиданно решила Нина. С импортной могут быть проблемы, но дорогая отечественная тоже неплохая. Куплю новые светильники.

А сюда больше не поеду.

Стараясь не смотреть на Юлины вещи, она быстро вышла из квартиры и заперла дверь.

Потраченного времени было жаль.

* * *

Что еще можно сделать, Маша не представляла. Она звонила сестре начиная с четверга. Юлин телефон был отключен.

Сестра с телефоном не расставалась. Даже приезжая к маме и Маше, постоянно в нем копалась.

Забеспокоилась Маша не сразу. Сестра не баловала ее частыми звонками, и в том, что они уже несколько дней не разговаривали, ничего необычного не было. Сначала Маша ждала, что Юля сама объявится, а начиная с выходных не находила себе места.

В субботу не выдержала и поехала к Юле домой. Дверь оказалась запертой, и Маша уехала ни с чем.

В воскресенье приехала снова, только сразу не уехала, несколько часов прождала у запертой двери, стараясь не замечать, как на нее косятся соседи.

Если бы не язвительная женщина за дверью, Маша опять прислонилась бы к стене около лифта и снова стала бы ждать. Это было проще, чем ехать домой и видеть маму.

Жена Геннадия смотрела на Машу с таким презрением и ненавистью, что остановиться у стены Маша не рискнула, спустилась вниз, во двор. Заметила лавочку у детской площадки и села на лавочку. Та стояла удачно, спиной к подъезду.

Детская площадка была пуста. С растущего рядом клена на качели с тихим шуршанием падали последние листья.

– Юля не звонила? – спросила мама в пятницу, когда Маша пришла с работы.

– Звонила, – бодро ответила Маша. – У нее все нормально.

Мамин сотовый работал плохо, голоса собеседников еле доносились, и мама им почти не пользовалась. Они давно собирались купить новый, но так и не собрались.

В пятницу Маша этому впервые порадовалась. В пятницу она уже сильно волновалась за сестру и не хотела, чтобы мама волновалась тоже.

– Юле надо переехать к нам, – сетовала мама. – В горе надо с родными людьми быть, а не одной.

– Она не хочет, – объясняла Маша.

Сестра сняла квартиру в Москве давно, как только уволилась из больницы, в которой работала после окончания медучилища. Она тогда устроилась сиделкой к какому-то старику и получать стала заметно больше.

Маша сестру от съема квартиры отговаривала. Ездить к подопечному было не ближе, чем из дома, квартирка запущенная, убогая, а денег за нее хозяева просили немалые.

Юля сняла квартиру, домой стала приезжать редко и о своей личной жизни почти не рассказывала.

Кленовый лист упал рядом с Машей. Лист был ровный, красивый. Маша его повертела и бросила на землю.

Из подъезда напротив вышла женщина в яркой желтой куртке, придержала дверь, выпуская ребенка лет трех. Тот побежал к качелям, Маша встала и побрела к метро.

Слезы продолжали течь, Маша вытерла их мокрым платком. Заметила аптеку, купила упаковку бумажных платочков.

Слезы текли с самого утра. Она заплакала, как только помахала маме, выйдя из дома. Пыталась что-то сделать со слезами, но не смогла.

– Зайди ко мне, – бросила заведующая Ольга Николаевна, увидев Машу.

Переваливаясь, проследовала в свой кабинет и недовольно спросила:

– В чем дело?

Маша говорила и плакала, а строгая Ольга Николаевна, чего Маша совсем не ожидала, предложила:

– Езжай к сестре. В таком состоянии нельзя быть с детьми.

– А как же?.. – поразилась Маша. – Кто же меня заменит?

– Я заменю, – Ольга Николаевна неожиданно потрепала Машу по руке. – Выясняй, что с сестрой. А за работу не беспокойся, я тебя заменю, сколько потребуется.

Маша посмотрела на часы. Ехать домой было еще рано, она не сможет объяснить маме, почему ушла с работы.

Поеду на работу, решила Маша. Возьму себя в руки и буду работать.

Взять себя в руки удалось. В метро Маша перестала плакать. И в электричке не плакала, смотрела в окно на проплывающие мимо освещенные осенним солнцем деревья.

Выйдя из вагона, она сначала пошла в сторону детского сада, но потом остановилась и, порывшись в сумке, нашла визитку участкового.

Участковый обходил дома пару недель назад. Сказал, что он теперь будет работать на их участке, и всем раздал визитки.

Участковый Маше понравился. Он был высоченный, веселый и говорил как-то так, что с ним хотелось поделиться проблемами. Правда, у Маши тогда особых проблем не было. Разве что маленькая зарплата, но тут участковый едва ли смог бы ей помочь.

Ей повезло, участковый оказался на месте. Она подождала, пока он разберется с толстой теткой, плаксиво на кого-то жалующейся. Дверь в кабинет участкового была закрыта, но говорила тетка громко, и разговор Маша частично слышала.

Походить на тетку ей не хотелось, и с участковым она разговаривала без слез и рыданий.

Она была почти уверена, что он ее отфутболит, но парень слушал внимательно.

Помолчав, он вздохнул и потянулся к компьютеру. Некоторое время двигал мышкой и смотрел в компьютер, а потом, повернув к Маше дисплей, сказал:

– Посмотри сюда.

На экране было мертвое Юлино лицо.

11 октября, вторник

На стоянке машины Виктора не было. Такое, чтобы Нина приезжала раньше его, бывало редко.

Нина поднялась в офис, включила компьютер. Она каждый вечер приезжала к Виктору домой, а потом ехала к себе. Уезжать от него не было никакой необходимости, но что-то мешало остаться навсегда. Слишком мало времени прошло со смерти Геннадия. Чтобы начать новую жизнь, хотелось совсем о нем забыть, но Нина помнила, и это новым отношениям мешало.

Она долго и сильно мучилась, сразу стать счастливой не удавалось, и получалось, что она использует Виктора, чтобы выйти из затяжной депрессии. Сознавать это было тоскливо и неприятно. Тем более что все было совсем не так. Без Виктора она бы совсем пропала. Представлять себя без Виктора было страшно.

Пройдет сорок дней, и выйду замуж, решила Нина, открывая требования по новому тендеру. Сорока дней хватит, чтобы полностью покончить с прошлым.

Требования оказались нелегкими. Помимо обычной работы предстояло разработать дополнительный интерфейс. Нужно хорошо подумать, перед тем как принять решение.

Когда она оторвалась от требований, шел уже одиннадцатый час.

Сердце тревожно сжалось, Виктор никогда не опаздывал на работу.

Сердце тревожно сжалось не только оттого, что с ним могла случиться непредвиденная неприятность. Страшнее было представить, что ему расхотелось заглядывать к ней в кабинет.

Она быстро пошла к его кабинету, толкнула дверь. Кабинет был заперт.

– Здрасте, – прошел мимо молодой, недавно принятый на работу программист.

Виктор программиста хвалил.

– Здрасте, – ответила Нина и вовремя сдержалась, чтобы не спросить, не предупреждал ли Виктор, что опоздает.

Не хватало еще разыскивать своего компаньона через коллег. Они с Витей должны отчитываться друг перед другом, а не перед подчиненными.

Нина помчалась к оставленному рядом с клавиатурой телефону.

Виктор вышел из лифта, когда она взялась за ручку двери своего кабинета.

Нине показалось, что силы оставили сразу, и она ухватилась за дверь.

– Пробки, – улыбнулся он, увидев ее. – Две аварии объезжал.

Нина схватила его за рукав куртки и втащила в кабинет.

– А позвонить не мог? – жалобно спросила она, прижимаясь к холодной куртке.

Виктор заглянул ей в лицо.

– Я чуть с ума не сошла, – пожаловалась Нина и неожиданно всхлипнула, напомнив себе вчерашнюю Машу.

Ей действительно показалось, что она либо умрет, либо спятит, если немедленно не узнает, что с ним все в порядке и что он по-прежнему ее любит.

– Повтори, – попросил Виктор, обнимая ее двумя руками.

– Я боялась, что с тобой что-нибудь случилось, – прошептала Нина. – Я боялась, что ты меня разлюбил.

– А тебе надо, чтобы я тебя любил? – прошептал он.

– Надо. Мне это очень надо.

– Я тебя люблю.

– И никогда не разлюбишь, – подсказала она шепотом.

– И никогда не разлюблю. Не уезжай от меня больше.

Он поцеловал ее в шею, потом в ухо.

Она не успела ответить, лежащий на столе телефон негромко заиграл. На экране высветился незнакомый номер.

– Алло, – произнесла Нина в трубку, стараясь, чтобы голос звучал в меру приветливо, в меру строго.

Ей нередко звонили с незнакомых номеров, служебная деятельность предполагала обширный круг знакомств.

– Это Маша, – быстро сказала трубка.

Нина почувствовала, как ее снова охватывают злость и отвращение.

– Мы вчера… познакомились. Юля умерла. Ее убили. Я решила, что надо вам сказать.

– Мои соболезнования! – Нина понимала, что момент для ненависти неподходящий, но ничего не смогла с собой поделать.

Она не успела спросить, как и когда это произошло, в трубке щелкнуло. Нина положила ее на стол.

Виктор вопросительно посмотрел.

– Убили любовницу моего мужа, – объяснила Нина. – Я не успела спросить, кто это сделал.

Он расстегнул куртку, подвинул стул и сел, облокотившись рукой о стол.

– Я хочу забыть о прошлом, а мне не дают, – задумчиво пожаловалась она, глядя поверх его головы.

– Хочешь, уедем куда-нибудь? – предложил Виктор. – Сейчас спокойный период, можем пару недель отдохнуть.

– Не хочу, – безнадежно покачала головой Нина.

Смерть Юли должна была бы приблизить ее к новой, счастливой жизни, а казалось, что она ее отдалила.

* * *

Самым страшным было сказать маме. И вчера на опознании, и потом, когда ехала домой, Маша больше всего боялась сказать маме правду.

Самой заговаривать о сестре не пришлось. Мама, увидев плачущую Машу, тихо испуганно спросила:

– Юля?..

– Ее убили, – Маша, сняв куртку, хотела обнять маму, но мама отошла к окну и отвернулась. Маша говорила, глядя маме в спину. – Ее убили в среду. Застрелили. Тело нашли на кладбище.

Тело нашли только на следующий день после убийства, но Маша этого говорить не стала.

Она сказала более важное.

– Мамочка, она не мучилась.

Они не спали всю ночь. Даже не ложились. Они обсуждали предстоящие похороны, прикинули, кому из Юлиных подруг нужно позвонить. Посетовали, что телефонов подруг не знают и придется их как-то искать.

Утром Маша приготовила завтрак, обе поковыряли кашу, налили себе чай.

Двух мужчин, поднимающихся на крыльцо их старого домика, мама увидела первой.

Маша обернулась, посмотрела в окно и пошла открывать дверь, не дожидаясь звонка.

Один был участковый, второй незнакомый. Участковый вчера весь вечер не отходил от Маши, даже домой проводил. Маша ему за это была благодарна, от него исходила незримая поддержка, а поддержка ей была нужна.

Оба были в штатском. Незнакомый мужчина протянул ей удостоверение, но Маша на удостоверение даже не взглянула. И так ясно, что из полиции.

Вчера Маше долго пришлось отвечать на вопросы. Только ничего стоящего полиции она сообщить не смогла, сама мало что о сестре знала.

Слава богу, маму непрошеные гости мучить не стали, попросили Машу проехать с ними в квартиру Юли.

– У меня нет ключей, – напомнила Маша. Вчера она это уже говорила. – Они есть у бывшей жены.

Она продиктовала телефон Нины, жалея, что успела той позвонить. Маше казалось, что хуже ей быть уже не может, но жена даже в минутном разговоре ухитрилась Машу унизить.

Впрочем, возможно, Маше это только показалось. Она смерть сестры переживает, а посторонние вовсе не обязаны это делать.

Незнакомый мужчина вышел звонить на крыльцо, через минуту вернулся, кивнул участковому.

– Поедем, – позвал участковый Машу, а маме виновато пообещал: – Мы ненадолго.

Хорошо, что в Москву они поехали на двух машинах. Незнакомый полицейский на небольшом «Фиате», а Маша и участковый на его «Киа». Вчера он возил Машу на этой «Киа» на опознание.

Незнакомого полицейского Маша отчего-то стеснялась.

Юля бы стесняться не стала. Она всех мужчин воспринимала как потенциальных женихов и вела себя соответственно. Впрочем, это давно было, когда Юля еще не переехала в Москву.

– Как мать-то? – участливо спросил участковый и напомнил: – Меня Анатолий зовут.

Маша пожала плечами.

– Как вы думаете, найдут убийцу? – помолчав, вздохнула она.

Теперь пожал плечами он.

– Искать будут, не сомневайся. А уж найдут ли…

– Я ничего о ней не знала, – неожиданно призналась Маша. – Она мало о себе говорила. Ей со мной неинтересно было.

– Муж у нее известный человек был, – участковый вслед за «Фиатом» выехал на трассу. – Я вчера о нем в интернете почитал.

Он назвал Геннадия мужем Юли, чтобы не обидеть Машу. Вчера полицейские называли Геннадия сожителем.

– Я его совсем мало знала, – отчего-то Маша разоткровенничалась. – А с мамой Юля его вообще не познакомила. Конечно, он тяжело болел, но…

Но все равно в этом было что-то нехорошее.

– Тебе не холодно? Включить печку?

Маша потрясла головой. Солнце слепило глаза, она опустила козырек над окном.

Солнце на голубом небе казалось теплым, ласковым, а деревья вдоль трассы могли служить иллюстрацией к стихам о золотой осени.

На самом деле солнце почти не грело.

А где-то под такими же красивыми деревьями еще недавно лежало тело Юли.

* * *

– Перезвони сестре, – посоветовал Виктор. – Перезвони. Надо узнать, что там произошло.

– Мне все равно, что там произошло!

Он видел, что ей не все равно, и не понимал, почему она упрямится.

– Хочешь, я позвоню?

– Только этого не хватало! – сердито фыркнула Нина.

Она походила на маленького капризничающего ребенка, такой он ее еще не видел. Капризничающая Нина вызывала острую жалость, ему хотелось спрятать ее у себя на груди и отгородить от всего мира, но он тоскливо предчувствовал, что отгородиться не удастся.

Снова зазвонил ее телефон. Виктор взял аппарат со стола, на экране опять светился незнакомый номер. Он протянул телефон Нине.

– Ответишь?

Она брезгливо посмотрела на аппарат.

– Алло.

Он удивился, заговорила она совершенно спокойно.

Он до последнего времени считал, что не знает более выдержанного человека. Он бы и сейчас так считал, если бы не научился видеть ее насквозь.

Нина слушала, односложно отвечала.

– Кто это? – спросил он, когда она снова положила трубку на стол.

– Полиция. Им нужно попасть в квартиру мужа.

Она порылась в сумке, достала связку ключей, снова бросила ее в сумку.

– Я поеду с тобой, – поднялся Виктор.

– Зачем? В каком качестве ты поедешь?

– В качестве мужа, – объяснил он.

Хорошо, что он поехал. И пока они добрых сорок минут ждали, когда подъедет полиция, и потом, в квартире, Нина старалась от него не отходить. Даже разговаривая с полицейскими, постоянно на Виктора оглядывалась. И внезапно показалось ему такой близкой, как будто они прожили вместе долгую жизнь.

Чувство было непривычным, новым и почему-то тревожным.

С полицейскими приехала сестра убитой. Женщины друг другу сухо кивнули и дальше старались друг друга не замечать.

Хорошо, что он приехал, без него Нине было бы совсем одиноко.

Осмотр квартиры много времени не занял. Сестра перебирала разбросанные вещи, Нина с Виктором молча сидели на кухне.

Полицейские Нину не слишком мучили. Задали несколько вопросов, выяснили, что вчера женщины здесь уже были. Спросили, где Нина находилась в прошлую среду.

– На работе. Где же еще! – пожала она плечами.

Нина давно не жила с мужем и подозрений не вызывала.

Об убийстве полицейские рассказали. Убийство произошло в среду, тело обнаружили на следующий день. Ни документов, ни телефона при убитой не нашли. Убита Юлия была выстрелом в голову. Нина, услышав название кладбища, где нашли тело, сказала, что там похоронен Геннадий. Они с его родителями недавно захоронили урну.

Сестра Маша пыталась отыскать завещание, но его в квартире не оказалось.

– Юлия могла отнести его к нотариусу, – предположил один из полицейских.

– Завещание ничего не значило, – объяснила Нина. – У Геннадия не было никакой недвижимости. Сомневаюсь, что он приобрел ее после того, как мы расстались. Счета в банке, наверное, есть, но не думаю, что там большие суммы. Гена уже давно почти не работал.

То, что говорила Нина, было простым фактом, но Виктору почему-то показалось, что слова предназначались Маше и что Нина Машу слегка уколола.

Впрочем, до Маши ему уж точно дела не было.

Полицейские держали их недолго, а день показался бесконечным.

– Поедем домой, – предложил он, когда они снова сели в машину.

Нина согласно покивала.

Он положил руки на руль и помедлил.

В среду Нина куда-то отлучалась.

У него планировалась встреча с заказчиком. Обсуждать предстояло технические подробности, Нине при таких разговорах делать было нечего, и он поехал один. Встреча не состоялась, заказчик позвонил, едва Виктор отъехал от офиса, долго извинялся и каялся, что сегодня встретиться никак не может.

Когда Виктор вернулся, кабинет Нины оказался заперт. А когда он толкнулся в очередной раз и дверь открылась, Нина решила, что он только что подъехал. Он не спросил, где она была. Сначала просто молча ее обнимал, а потом они заговорили о чем-то постороннем.

Он тогда просидел у нее в кабинете до конца рабочего дня. Впрочем, до конца работы оставалось не так уж много, час или чуть больше.

Тогда он не спросил, где она провела время, потому что это не имело никакого значения. Сейчас он хотел это знать, но спросить отчего-то не рискнул.

– Что ты имела в виду, когда сказала, что будешь мстить? – сжав руль, спросил Виктор. – Помнишь, ты мне так сказала? В первый день.

– Помню, – Нина откинулась на сиденье. – Я ничего конкретного в виду не имела. Мне хотелось вышвырнуть Юльку из квартиры. Хотелось как-то отравить ей жизнь… Но уж точно я не собиралась ее убивать. Я не хотела, чтобы она умерла. Я хотела, чтобы она мучилась. Ты теперь меня разлюбишь?

– За что? – поразился он.

– Ну… за то, что я стерва.

– Ты не стерва! – он протянул руку и погладил ее по щеке. – И вообще… Я не разлюблю тебя, даже если ты кого-нибудь убьешь.

Она благодарно потерлась о его ладонь.

Жизнь потеряет смысл, если Нины не будет рядом.

Странно, что он еще недавно этого не понимал.

Пару лет назад ему казалось, что он влюбился в свою соседку. Та была молодая, веселая, улыбалась ему кокетливо и с легким вызовом. Девушка была студенткой и снимала квартиру на пару с подругой. Виктор пару раз сводил ее в ресторан, пару раз она осталась у него на ночь, а потом он поймал себя на том, что старается побыстрее захлопнуть дверь в свою квартиру, чтобы случайно не столкнуться с очаровательной соседкой. С ней было смертельно скучно.

К счастью, девушка ему не надоедала, к частым свиданиям не стремилась, а потом и вовсе куда-то исчезла. Наверное, нашла квартиру получше.

С Ниной все было по-другому. С ней он мог разговаривать или молчать, думать о работе или о чем-то еще, и даже скучать, но при этом он знал, что без нее и работа, и что-то еще станут ему совсем неинтересны.

Под легким ветром на стекло падали желтые листья. Когда Виктор тронул машину, листья слетели.

Он надеялся, что сегодня Нина от него не уедет, но она опять не осталась ночевать.

* * *

В ванной лилась вода, на кухне шумел чайник, и звонок Илья расслышал не сразу. Пока доставал телефон из висевшей в прихожей куртки, звонки прекратились. Он не успел посмотреть, кому понадобился на ночь глядя, как телефон зазвонил опять, и он с удивлением увидел, что звонит Нина.

– Здравствуй, Ниночка, – Илья вернулся с телефоном в кухню, бросил в чашку пакетик чая, залил кипятком.

– Илья Никитич, убили Юлю. Вы знаете?

– Нет. Как это убили?..

– Из пистолета. Кто убил и почему, неизвестно. Я решила вам позвонить, а не Любови Васильевне.

– Правильно решила, – похвалил он и прислушался. Вода в ванной продолжала течь.

– Юлю убили пятого числа. Тело нашли шестого. При ней не было документов, поэтому ее опознали только вчера. Опознала сестра. Маша. Вы ее видели, она была вместе с Юлей на похоронах.

Илья снова прислушался.

– Я перезвоню через несколько минут, не возражаешь?

– Нет, конечно.

Нина отключилась. Он подошел к двери в ванную.

– Любочка, я выйду минут на десять, покурю.

– Кури на балконе! – крикнула жена.

Курить Илья бросил лет двадцать назад. Снова начал, когда сын заболел.

– Прогуляюсь немножко, – не согласился он. – Я минут на пять-десять.

Несмотря на то что уже стемнело, народу во дворе оказалось много. На детской площадке шумели дети, у соседнего подъезда сидела компания молодых людей. Совсем молодых: либо старшеклассники, либо студенты младших курсов.

Молодые люди потягивали что-то из банок и негромко переговаривались.

Когда-то молодой Илья с компанией тоже сидел по вечерам на лавочке. Потом в этом дворе рос его сын.

Тогда Илья знал почти всех соседей, сейчас не знал почти никого. Старые соседи поумирали, разъехались, и двор, в котором он прожил всю жизнь, казался чужим.

Он прошел под аркой, вышел на улицу. Та тоже казалась чужой. Вполне европейской, но чужой. За стеклами кафе улыбающиеся люди потягивали вино, такие же довольные веселые люди шли навстречу. Молодая пара на самокатах обогнала Илью.

Во время его молодости люди были другие, они не потягивали на улице напитки. Они редко ходили в кафе, а на самокатах не ездили вовсе.

Он достал телефон и вернулся во двор.

Детей на игровой площадке уже не оказалось, он прислонился спиной к качелям.

– Нина…

– Я узнала об убийстве от Маши, – быстро заговорила Нина. – Маша – это Юлина сестра.

– Вы поддерживаете отношения? – удивился Илья. Он только сейчас впервые узнал, что у Юли есть сестра.

– Ничего мы не поддерживаем! Просто… так получилось. Сначала мне позвонила Маша, а потом уже из полиции. Я поехала в квартиру, отперла полиции дверь. Илья Никитич, полиция может к вам прийти.

– Понимаю. Спасибо, что предупредила.

– Как Любовь Васильевна?

– Так себе. Доброй ночи, Ниночка.

Илья похлопал себя по карманам, достал пачку сигарет. Отошел от детской площадки и закурил.

Соседка из его подъезда вынесла крохотного уродца, опустила на газон. Люба говорила, как называется эта порода собак, но он забыл.

Илья кивнул соседке, бросил окурок в урну, поднялся в квартиру. Жена уже вышла из ванной и лежала в постели.

– Читаешь? – ласково спросил он.

– Ложись, – она подняла очки на лоб, отложила книгу.

Илья взглянул на обложку. Читала жена, как обычно, какую-то дамскую муть. Он однажды попробовал прочитать что-то подобное, но дальше нескольких страниц не продвинулся.

– Ложись, поздно уже. Тебе завтра рано вставать.

Было еще совсем не поздно, начало одиннадцатого. И вставать завтра рано ему не требовалось, у него лекция только в двенадцать.

Обычно он ценил, что Люба о нем заботится, а сейчас это почему-то вызвало раздражение.

Наверное, потому что жена старательно делала вид, будто в их жизни ничего не произошло, и в этом было что-то ненормальное.

– Мне сейчас звонила Нина, – сказал Илья. – Юлию убили. К нам может прийти полиция.

Люба на секунду прикрыла глаза и тоскливо усмехнулась.

– Кому могла понадобиться эта дура?

Они оба знали, кому могло понадобиться, чтобы Юлии не стало.

– Сам удивляюсь, – усмехнулся Илья. – Убийцу пока не нашли.

– Ложись, – снова позвала Люба. – Мне без тебя неуютно.

Он вовремя вернулся домой, по подоконнику застучал дождь.

Под тихий мерный стук Илья заснул быстрее, чем ожидал.

12 октября, среда

Ольга Николаевна разрешила на работу не выходить, но Маша злоупотреблять хорошим отношением заведующей не стала и, встав по будильнику, отправилась в детский сад.

В хорошую погоду она обычно доходила до сада пешком, в дождь и холод подъезжала две остановки на автобусе. Сегодня погода была отличная, а идти не хотелось.

Она остановилась около остановки, достала телефон, посмотрела на часы. Можно было и не смотреть, она знала, что времени до начала работы достаточно.

Телефон зазвонил, когда она еще не успела убрать его в сумку.

– Слушаю, – сказала Маша, отходя от остановки.

Помимо Маши автобуса ждала только еще одна женщина лет сорока. У нее были светлые волосы и большие очки в пластмассовой оправе. Она совсем не походила на жену Геннадия, но отчего-то показалась Маше похожей на Нину. Наверное, оттого, что равнодушно и брезгливо смотрела мимо Маши.

– Это Анатолий, – представилась трубка. – Мне с тобой поговорить надо. Удобно, если я сейчас подойду?

– Нашли убийцу? – шепотом спросила Маша, покосившись на женщину на остановке.

– Пока нет. Так я подойду?

– А по телефону поговорить нельзя? – Из-за угла показался автобус.

– Нежелательно, – решил участковый Анатолий.

– Я иду на работу, – быстро сказала Маша.

Автобус остановился, она вслед за женщиной в очках вошла в салон. Народу в автобусе было немного. Он редко заполнялся до отказа, и местные жители постоянно боялись, что маршрут отменят.

– Освобожусь только вечером.

– Тогда до вечера, – попрощался он.

Маша сжала телефон, поднялась с сиденья, на которое успела сесть, и подошла к двери. За окном ветер гнал по тротуару желтые листья.

Когда двери снова открылись, она вышла и сразу затыкала в телефон, вызывая Анатолия.

– Я не пойду на работу, – сообщила Маша. – Я передумала.

– А… неприятностей у тебя не будет?

– Не будет! – вздохнула она. – У меня уже есть неприятности.

– Ты где? – осторожно спросил он.

Маша назвала остановку.

– Сейчас подойду.

Он отключился. Маша села на лавочку и стала ждать.

Через дорогу виднелся недостроенный квартал новостроек. Когда дома заселят, город совсем перестанет отличаться от Москвы.

Анатолий не подошел, подъехал. Серая «Киа» остановилась около остановки, Маша, вздохнув, села рядом с участковым.

Анатолий посмотрел на нее и улыбнулся, а она неожиданно почувствовала себя некрасивой и убогой, хотя одета была не хуже других на этой улице и некрасивой не выглядела, просто самой обычной.

Чувствовать себя убогой ей не нравилось, и она отвернулась от Анатолия.

Участковый молча тронул машину, проехал квартал, свернул. Еще раз свернул и остановился у старого парка.

Когда-то Маша с подружками почти каждый вечер гуляли в этом парке.

– Прогуляемся? – повернулся он к Маше.

– О чем ты хотел поговорить? – она не стала вылезать из машины.

Она злоупотребляет добротой заведующей, у нее нет времени на пустые прогулки.

– Ты уверена, что у сестры было завещание? – вздохнул он.

– Уверена! – опешила Маша.

Мало того что жена Геннадия смотрит на нее как на человека второго сорта. Теперь еще участковый, который казался понимающим, своим, ей не верит, будто она мошенница какая-нибудь.

– Я уверена! – прошипела Маша, стараясь не заплакать. – Я его видела!

– Понимаешь, завещание не зарегистрировано ни в одной нотариальной конторе.

– Я его видела! – отрезала Маша. – Я что, буду сейчас всех обманывать, да?!

– Ну что ты злишься? Я не говорю, что ты обманываешь, я хочу разобраться.

– Завещание было! Я его видела!

Юля показала завещание, когда они приехали к ней с похорон. Они купили по дороге бутылку вина, из дома заказали пиццу и вдвоем помянули Геннадия.

Тогда Юля достала лист бумаги и показала Маше. Семья гражданского мужа сильно обидела сестру, и Юля была твердо намерена получить все, что ей причитается.

– Завещание было написано на бланке?

– Нет, – покачала головой Маша. – Напечатано на простом листе. Но там стояли печати, я точно помню. Там было написано, что все свое имущество Гена завещает Юле.

– Вроде бы имущества у него немного.

Маша промолчала.

– Квартира действительно принадлежит жене, я проверил.

Маша снова промолчала.

– Не хочешь прогуляться?

– Не хочу! – отрезала Маша. – Отвези меня к детскому саду.

Она опаздывала ненамного, на полчаса.

* * *

Ее разбудил будильник. Нина так давно просыпалась раньше звонка, что успела забыть мелодию вызова, которую когда-то поставила, и не сразу поняла, что за навязчивое треньканье раздается над ухом.

Со сном, который ей привиделся, расставаться было жалко. Во сне Гена, не тот, которым был в последние годы, а прежний, сильный и жизнерадостный, звал ее, стоя наверху каменной лестницы.

– Иди сюда, – звал он Нину. – Иди скорее.

Идти надо было быстрее, потому что лестница могла обрушиться. Нина точно знала, что лестница скоро исчезнет.

– Не могу! – крикнула Нина.

Залезть на ступени не получалось. Они были высокие, а Нина отчего-то не могла поднять ногу.

Гена спустился, протянул ей руку. Вложить в его ладонь свою ей помешал будильник.

Она уже забыла то состояние веселого счастья, которое вернул сон.

Вставать так рано необходимости не было. Она отключила будильник, полежала, зарывшись под одеяло, поняла, что больше не заснет, и нехотя поднялась.

Встала только потому, что хотелось поскорее оказаться рядом с Виктором. Если бы его не было, она бы весь день пролежала под одеялом. Время, когда она чувствовала себя счастливой и очень себе нравилась, Нина почти забыла. Она слишком долго мучилась от чувства вины перед больным мужем и ненавидела Юлю, из-за которой нравиться себе не могла. Она тогда с большим трудом заставляла себя вставать.

Нина сварила кофе, медленно его выпила, сварила еще. Сидеть в тишине было скучно, она пошла в прихожую за телефоном, чтобы включить какую-нибудь музыку. Телефон зазвонил, когда она взяла его в руки.

– Не разбудил, Ниночка? – виновато спросил Илья Никитич.

– Не разбудили, – улыбнулась Нина. – Я рано встаю.

– Я вчера как-то растерялся, – признался бывший свекор. – Расскажи поподробнее, что с Юлией?..

Ей не хотелось вчера уезжать от Виктора. Она уехала только для того, чтобы позвонить свекру. Звонить при Викторе Нина не хотела.

– Илья Никитич, я все, что знала, уже рассказала. Правда. Хотите, дам вам телефон Юлиной сестры?

Нина подошла к окну. Росшие под окном клены полностью облетели, серый унылый дом напротив ничего, кроме тоски, навеять не мог, и она повернулась к окну спиной.

– Дай, пожалуй, – согласился свекор, помолчал. – Нина… Откуда Юлия вообще у вас взялась? Как вы ее нашли?

Илье Никитичу так же, как и Нине, хотелось, чтобы в окружающей жизни царила гармония, а ее воцарению нераскрытые убийства не способствуют. Если убийство касается кого-то достаточно близкого, конечно.

Впрочем, смерть сына тоже гармонии не прибавляет.

– Юля работала у кого-то из маминых знакомых.

Идея взять сиделку принадлежала маме. Родители при каждой встрече с тоской смотрели на измученную Нину.

– Ему не нужна сиделка, – сначала отказалась Нина.

Гена не был лежачим больным. Ему хватало сил, чтобы разогреть себе еду. Ему не хватало сил, чтобы перестать думать о своей болезни и заняться хоть чем-то, что можно делать не выходя из дома. Например, анализировать и комментировать текущие события. Раньше у Гены это отлично получалось.

Нина несколько раз ненавязчиво предлагала мужу начать работать, но Гена обижался, вспыхивал, и все такие предложения заканчивались ссорой.

– Ты совершенно меня не понимаешь! – цедил Гена. – Лучше прямо скажи, что я тебе надоел!

– Геночка, ну зачем ты так? – ныла Нина. – Ты же знаешь, как я тебя люблю!

– Любила бы – понимала! Хотя бы попыталась понять!

Она только и делала, что пыталась его понять.

– Илья Никитич, простите, я не хочу думать, кто и зачем убил Юлю! Мне все равно, кто ее прежние хозяева!

– Понимаю. Прости, Ниночка.

Свекру было не за что просить у нее прощения. Прощения должен был просить Гена, но он не попросил.

– Сбрось телефон сестры, пожалуйста.

Нина отправила эсэмэской номер Маши, поставила телефон на подзарядку.

Слушать музыку расхотелось.

Она торопливо допила кофе, оделась и на метро поехала на работу. Не заходя к себе, толкнулась в кабинет Виктора и с облегчением прислонилась к двери, увидев, как он, оторвавшись от компьютера, ласково ей улыбается.

– Не уезжай больше, – Виктор, подойдя, втянул ее в кабинет.

– Не уеду, – Нина уткнулась в его плечо.

Он был намного ниже Геннадия и всего на пару сантиметров выше ее. Когда-то для Нины не существовало невысоких мужчин.

Сейчас не существовало мужчин, кроме него.

– Как жаль, что я тебя встретила только сейчас, – прошептала Нина.

Они были знакомы уже лет пять, но он не стал ее поправлять.

* * *

Анатолий послушно поехал назад по знакомым улицам. У ближайшей к детскому саду автобусной остановки Маша попросила:

– Останови здесь.

Выбравшись из машины, она заспешила к калитке сада, потом пошла медленней, а после остановилась.

В супермаркете напротив остановки работала бывшая Юлина подружка Вера Филиппова. Когда-то сестра с Верой учились в одном классе, очень дружили, шептались, сидя в маленькой Юлиной комнатке, и гоняли Машу, когда та к ним заглядывала.

Когда Юля поступила в медучилище, Вера стала приходить реже, а потом и совсем перестала.

В этот супермаркет Маша заходила редко, продукты они с мамой покупали ближе к дому. Она зашла сюда взять бутылку воды в середине лета, когда возвращалась с работы. Стояла мучительная жара, жарко было даже по вечерам, и Маше очень хотелось пить.

Сидевшую за кассой Веру она узнала сразу, отчего-то обрадовалась и робко спросила:

– Вы меня не помните? Я Маша…

– Машка! – радостно ахнула Вера.

Маша успела забыть, что Вера постоянно чему-то радовалась. Вера радовалась, а Юля при этом кривилась и смотрела на подругу как на ненормальную.

– Как жизнь-то?

Покупателей в тот вечер было немного. Маша, стоя у Веры за спиной, рассказала, что работает в детском саду, что сестра живет в Москве и видятся они нечасто.

Потом Маша вспомнила, что Вера училась на парикмахера, и удивилась, что видит ее за кассой.

– Ой! – махнула рукой Вера. – Пандемия проклятая! Клиентов не было почти, парикмахерская наша закрылась. Мне тут место предложили, я и пошла. Пусть маленькая зарплата, зато стабильная. А в парикмахерской никаких гарантий не было.

– Ты же хорошим мастером была, – пожалела Маша.

– Что же теперь делать! Старые клиентки мне звонят, я их обслуживаю, – понизила голос Вера. – Хочешь, тебя постригу?

– Хочу, – засмеялась тогда Маша.

Она так и не собралась постричься, волосы уже ниже плеч.

Маша перешла дорогу, решительно направилась в супермаркет. Сегодня Веры на кассе не было.

Взяв тележку, Маша проехала с ней между рядами полок с молочкой, увидела молодого человека, с хмурым видом раскладывающего на полки продукты.

– Извините, Вера Филиппова сегодня работает? – спросила Маша, с тоской ожидая услышать, что парень никакой Веры не знает.

– Сейчас позову, – не глядя на Машу, буркнул парень, оттолкнул тележку с продуктами и медленно куда-то ушел.

Веселая запыхавшаяся Вера с небрежно сколотыми на затылке рыжими кудрявыми волосами появилась через несколько минут и, увидев Машу, радостно всплеснула руками.

– Ой! Как хорошо, что это ты! А я уж испугалась, что покупатели жаловаться будут.

Кудри у Веры были свои, природные. Раньше она распрямляла волосы, а Юля ее от этого отговаривала.

Маша обрадовалась, видя доброе улыбающееся лицо, но почему-то заплакала.

* * *

Сегодня у Ильи была всего одна пара. Он прочитал лекцию и, не зайдя на кафедру, поехал домой.

Ему очень не хотелось, чтобы полиция явилась в его отсутствие. Люба и в обычной жизни не любила общаться с чужими одна, Илья старался быть дома, даже когда они вызывали электрика, а уж разговор с полицией мог стать для жены настоящим испытанием.

Так повелось давно, много лет назад. Они вместе ходили с маленьким Геной в поликлинику, потом он, а не Люба, являлся на родительские собрания в школу. Гена учился хорошо, что-то неожиданное на родительском собрании услышать было невозможно, но жена обычно встречала его тревожными глазами, и Илья ее успокаивал, рассказывая, что в школе сына хвалят.

Это была игра, и она обоим нравилась.

Гена не был трудным ребенком, и никакого особого беспокойства Люба испытывать не могла, с интеллектом у нее было все в порядке, тревожные глаза были просто частью игры.

Игра перестала нравиться, когда в семью пришло горе.

– Илюша, Геночка ведь поправится, правда? – хватала Илью за руки Люба.

– Будем надеяться, – старался Илья ее успокоить.

– Мы живем в двадцать первом веке… Ну неужели нет хороших лекарств!

– Конечно есть.

Жена веселела, включала телевизор. А Илья ловил себя на том, что смотрит на нее с изумлением. У нее было медицинское образование, и она не могла не понимать, что вылечить сына нельзя. Можно только продлить ему жизнь на несколько месяцев или лет.

Впрочем, если бы она погрузилась в тоску, было бы еще хуже.

Илья отпер дверь квартиры, позвал:

– Люба!

В квартире стояла тишина.

– Люба! – он, не разуваясь, заглянул в комнату, где жена обычно смотрела телевизор. Прошел в спальню. – Люба!

– Ты уже пришел? – Люба лежала поверх покрывала, укрывшись пледом.

– Плохо себя чувствуешь?

– Такая тяжелая голова! – пожаловалась она и протянула ему руку.

Илья подошел, сел рядом с ней.

– Никто не приходил?

– Н-нет, – растерялась она. – Кто должен прийти?

– Полиция наверняка к нам наведается.

– Зачем? – жена непонимающе отшатнулась.

Неожиданно ему стало противно оттого, что она разыгрывает непонимание. Сейчас не то время, чтобы притворяться друг перед другом.

– Юля жила с нашим сыном, – напомнил он.

– Пусть приходят, – к его удивлению, жена равнодушно пожала плечами.

Илья потрепал ее по руке, встал, переоделся в домашний костюм.

– Обедать будем?

– Попозже, – отказалась она. – Совсем нет аппетита.

Жена потянулась за лежащей на тумбочке книгой, он отправился на кухню.

Когда он впервые увидел Юлию, она показалась ему поразительно похожей на молодую Любу. Вообще-то, особого сходства не было, разве что обе были невысокие, светловолосые и светлоглазые. Общее было в чем-то другом, что Илья затруднился сформулировать.

Жена к сиделке отнеслась благосклонно.

– Дурочка какая-то, – улыбнулась Люба, когда они ехали домой.

– От нее большого интеллекта не требуется, – заметил тогда он. – Надо, чтобы она хорошо готовила и делала все, что Гена попросит.

Из коридора послышались шаги, Люба вошла, села за стол.

– Помнишь, Гена расследовал дела по коррупции? – жена провела пальцами по столу.

Это было давно, еще до болезни. Жене тогда очень не нравилось, что сын занялся опасным делом. Она плакала и уговаривала Гену быть осторожным.

Вообще-то, осторожности сыну было не занимать. В своих публикациях он взвешивал каждое слово и был скорее провластным журналистом, чем оппозиционным, хотя сам причислял себя к последним.

Расследования тогда ничем не завершились. Гена давал понять, что о тайных схемах ему известно многое, но публиковать ничего не стал. Люба считала такую его покладистость собственной заслугой. Ей нравилось думать, что она имеет на сына влияние.

– Почему ты спросила? – удивился Илья.

– Юля могла найти его записи.

– Ну и что?

– Она могла сунуть нос куда не надо.

– Теоретически могла, – согласился Илья. – А практически вряд ли. Ей ума не хватит разобраться в банковских схемах. И вообще… Зачем ей это? Шантажировать сильных мира сего? Как раз на то, чтобы понять, куда не нужно совать нос, ей ума должно было хватить, уверяю тебя.

– Но ведь почему-то ее убили…

– Давай обедать, – решил Илья и открыл холодильник.

Он был уверен, что жизнь кончится, когда сына не станет, но жизнь продолжалась.

Жизнь продолжалась, и они с Любой продолжали лгать друг другу.

* * *

– Ты что, Маша? – испугалась Вера. – Что случилось, Машенька?

Парень, который позвал Веру, выплыв из-за угла, снова принялся раскладывать продукты по полкам.

Вера потянула Машу в сторону.

– Что случилось, Машенька?

– Юлю убили, – прошептала Маша, косясь на парня. – Приходи в субботу на похороны. Придешь?

– О господи! – ахнула Вера и велела: – Стой здесь! Никуда не уходи!

Вера убежала, через минуту снова появилась, на ходу застегивая куртку. Оттолкнула Машину тележку и потянула Машу к выходу. На улице на секунду остановилась и помчалась к расположенному в соседнем доме кафе, таща за собой Машу.

В это кафе Маша никогда не заходила. Она вообще редко ходила в кафе, разве что с подружками на чей-нибудь день рождения.

В кафе оказалось хорошо, уютно и тихо. Вера подтолкнула Машу к ближайшему столику, подбежала к стойке, вернулась с двумя чашками кофе.

– Садись! – приказала она Маше. – Сядь, что ты стоишь!

Маша послушно опустилась на стул.

– Рассказывай!

– Ее застрелили на кладбище… У нее был гражданский муж, он умер недавно. А Юлю в среду застрелили на кладбище, где он похоронен…

Маша говорила сбивчиво, но, как ни странно, рассказала все и быстро. Может быть, потому что Вера умело задавала короткие вопросы. Маша рассказала, как Юля устроилась сиделкой к больному Геннадию, как от Геннадия ушла жена и женой стала Юля. Рассказала даже про завещание, которое исчезло. Еще рассказала про то, что собственности у Геннадия никакой не было, больших денег тоже, и завещание едва ли имеет отношение к убийству.

– Спасибо тебе, – неожиданно закончила Маша.

– За что? – опешила Юлина подруга.

– Я с тобой… – Маша замялась и виновато улыбнулась. – Вроде как не одна.

Она всегда была одна, даже с мамой. С мамой не получалось разговаривать так легко, как сейчас с Верой. Только раньше одиночество не угнетало, а сейчас мучило.

– Мы с Юлей давно разошлись, – Вера вздохнула. – Жизнь развела.

Маша понимающе кивнула.

– Ты знаешь, что Юлю в сиделки устроил мой брат?

– Нет, – удивилась Маша.

Верин брат Юра был на пару лет старше сестры. Иногда он заходил в гости к Юле вместе с Верой, помогал маме копать грядки, шутил с Машей и ужасно ей нравился.

– Помнишь моего брата?

– Помню.

– Ты ему когда-то очень нравилась.

– Да ладно! – улыбнулась Маша.

– Нет, точно нравилась. – Вера покивала. – Брат в московской управе водителем работал, начальника департамента возил. То есть начальницу. Говорил, что баба она хорошая, веселая. И между прочим, сама пробилась. Начинала секретаршей, а потом поднялась до начальника департамента. Я-то думаю, что карьеру она не просто так сделала, наверняка кому-нибудь особые услуги оказала. Ну да черт с ней. В общем, начальнице требовалась сиделка для отца, и я сказала Юре, что можно Юлю порекомендовать. Юлька тогда из больницы уволилась. Я ее понимаю, работа тяжелая. Я Юлю жалела.

У Веры работа едва ли была легче, но в том, что сестра жалела подругу, Маша сомневалась. Понимать это было грустно.

– Потом брат из управы уволился. Зарплата там не особо большая, а времени свободного совсем нет. Он в такси пошел, там работаешь, сколько хочешь, – Вера вздохнула. – Я это к тому говорю, что можно поискать через Юркину бывшую начальницу выходы на полицию. Начальница Юру помнит, он иногда ее по выходным возит.

– Не надо ничего искать, – отказалась Маша.

– Да нет, тут ты не права. Если на них надавят, толку больше будет.

– Не надо ни на кого давить. Приходи на похороны. Придешь?

– Приду, конечно. Ты сама-то как думаешь?.. Почему ее убили?

– Не знаю, – покачала головой Маша.

Вера подумала.

– Юлин муж кем был? Как она к нему попала?

– Как попала, не знаю. Через фирму, наверное. Юля в каких-то агентствах была зарегистрирована. Геннадий был журналистом. Может, ты даже о нем слышала. Геннадий Озерцов.

– Не слышала. Я телевизор не смотрю, газет не читаю, – улыбнулась Вера. – Маша…

– Что?

– Ты приходи ко мне, если захочется.

– Спасибо тебе.

– Не за что. Ты куда сейчас?

– На работу, – вздохнула Маша. – У меня начальница хорошая, разрешила пока на работу не ходить, но я пойду.

– Ну и правильно. Иди на работу, отвлечешься.

Идти на работу не хотелось, но Маша пошла. Она удивилась, увидев, как дети ей обрадовались.

* * *

Нина пыталась сосредоточиться на работе, но полностью сосредоточиться не удавалось. Юля даже после смерти вызывала боль и ненависть.

Геннадия Нина почему-то не ненавидела.

Наверное, потому что она знала то, чего не знал больше никто. Не только он перед ней виноват. Она перед ним тоже.

Она тогда очень уставала. Она приходила домой и слышала только упреки. Она работала насколько хватало сил и постоянно оправдывалась. Работала и оправдывалась.

В тот вечер она вернулась домой совершенно измученная. И кажется, тогда ей пришла в голову страшная и жестокая мысль – поскорее бы все это кончилось.

Из комнаты слышался воркующий Юлин смех.

Нина заглянула в комнату. Сиделка сидела на стуле рядом с Гениной постелью и держала его за руку.

– Как ты? – спросила мужа Нина.

– Ничего, – равнодушно процедил он.

Нина дернула головой, показав, чтобы сиделка вышла. Юля помедлила, но послушно поднялась.

– Можешь идти домой, – сухо разрешила Нина.

Сиделка послушно переоделась в ванной. Нина загораживала дверь в комнату, не давая ей попрощаться с Геной.

Заперев за Юлей дверь, Нина прошла на кухню, заглянула в холодильник. Готовила Юля плохо, но мужа стряпня сиделки устраивала, а Нине давно было все равно, чем питаться. В кастрюльке был суп с крупно нарезанными овощами. По мнению Нины, суп имел откровенно не товарный вид, она брезгливо закрыла крышку кастрюли. Еще были какие-то каши, на которые тоже не хотелось смотреть. Нина отрезала кусок колбасы и съела его, стоя у окна.

Потом, натянув на лицо улыбку, пошла к мужу. Гена читал что-то в планшете.

– Как ты? – ласково спросила Нина, беря его за руку.

– Я же сказал, что нормально, – Гена недовольно выдернул руку.

– Хочешь, сходим погулять? – спросила Нина. – Врач говорил, тебе надо двигаться, даже если тяжело.

– Я ходил с Юлей.

И еще одна страшная и жестокая мысль пришла тогда Нине в голову. В тот вечер ей приходили в голову только честные мысли.

Это был не тот человек, за которого она выходила замуж. Это был совсем другой человек, и его она не любила.

– Гена, я тебя раздражаю? – спросила Нина.

Этого не надо было спрашивать. С больными надо разговаривать терпеливо и ласково и не задавать провокационных вопросов.

– Это я тебя раздражаю, – усмехнулся он.

– Как ты можешь? – опешила Нина. – Гена, как ты можешь!.. Я… Ты же видишь, я все делаю!..

– Ты ушла в работу, чтобы поменьше быть со мной.

– Я ушла в работу, чтобы у нас были деньги!

Он дернулся и на секунду прикрыл глаза.

Зря она это сказала.

– Геночка, не надо ссориться, – попросила Нина. – Я знаю, как тебе тяжело. Но ты хоть иногда будь со мной поласковее. Мне это очень нужно.

Он молчал, и тогда она спросила:

– Гена, я вообще-то тебе нужна?

Он опять промолчал, и это было ответом.

Я накликала беду, с тоской поняла Нина. Она накликала беду, когда помечтала, чтобы все скорее закончилось.

– Я тебе нужна? Гена!

– Мы оба друг от друга немного устали.

– Гена, не уходи от ответа! Тебе нужна Юля? Я слышала, как вы с ней смеялись!

Он промолчал. Это был ответ.

Нина молча вышла в прихожую и начала одеваться. Она одевалась медленно, надеялась, что муж ее позовет.

Но он не позвал.

На улице с ней началось что-то похожее на истерику. Подбородок дрожал, а губы дергались. И она не понимала, плакать ей хочется или смеяться.

А потом позвонил Виктор.

Нина отъехала от компьютера, достала телефон и набрала маму.

– Мам, ты на работе? – спросила Нина.

– На работе, но разговаривать могу. Как дела?

– Дела удивительные, – усмехнулась Нина. – Убили Юлю.

* * *

Когда всех детей разобрали, уже совсем стемнело. В свете фонарей асфальт казался мокрым, хотя дождя не было. Ветра тоже, вечер выдался тихим и теплым, но Маша зябко кутала пальцы в рукава куртки.

Человека за воротами сада она заметила, только когда он к ней шагнул.

– Добрый вечер, – вежливо и весело сказал участковый Анатолий.

– Добрый вечер, – буркнула Маша.

– Ты торопишься? – спросил он.

– Тороплюсь, – кивнула она и быстро пошла к дому. – Мама целый день одна.

Она злилась, потому что ей нравилось идти с ним по вечерней улице. Нравилось, когда он весело на нее косился.

Она для него только потерпевшая, а ей хотелось… Черт знает, чего ей хотелось.

– Мы выяснили, завещание было, – вздохнул Анатолий.

– Кто это «мы»? – уточнила Маша.

– Я же тебе говорил, – удивился он. – Люди работают по этому делу.

Впереди светофор мигал зеленым. Маша пошла медленней – перейти улицу они уже не успевали, а в следующий раз светофор зажжется не скоро. Сестра называла этот светофор долгоиграющим.

– Завещание подписал главврач больницы, в которой лежал твой зять. Такое практикуется. Если человек не может вызвать нотариуса, главврач имеет право заверить завещание. Я сам с врачом разговаривал. Хороший дядька, и память у него крепкая. Геннадий ваш ему объяснял, что хочет завещать гражданской жене деньги на вкладах, а сам даже в названии банка сомневался. Врач ему и посоветовал написать про все свое имущество, раз, кроме вкладов, имущества никакого нет. Так что не врала Нина.

– Такие, как она, не врут, – пожала Маша плечами.

Такие, как Нина, не врут, они кичатся своей честностью.

– Какие такие?

Удивлялся Анатолий забавно, широко открывая глаза. Как ребенок.

– Такие… – буркнула Маша и отчего-то засмеялась. – Такие, у которых все есть.

– Не понял.

Светофор зажегся зеленым, Анатолий тронул Машу за руку – пойдем.

– Все ты понял, – вздохнула Маша.

У таких, как красивая Нина, все есть. Есть деньги, пусть не миллионы, но и не такие копейки, как у Маши. Есть хорошее образование, есть умение себя держать. А главное, есть уверенность, что новый день никогда не принесет им нищеты или чего-то такого, с чем они не смогут справиться.

Юля когда-то призналась, что она завидует таким, у которых все есть. Маша догадывалась, что сестра им не только завидует, она их ненавидит.

Маша не испытывала ни ненависти, ни зависти, только безнадежную грусть оттого, что жизнь устроена так несправедливо.

– Пока, – перейдя улицу, попрощалась Маша.

К отделению полиции надо было идти в другую сторону, не туда, где ее дом.

– Я тебя провожу.

– Зачем? – Маша не тронулась с места.

– Поздно уже, темно, – объяснил он.

– Я каждый день здесь хожу!

– Маш… Ты чего злишься-то?

Она злилась, потому что он ей нравился.

Он был высоченный, ему приходилось наклоняться, чтобы заглянуть ей в лицо.

По росту он куда больше подходил красавице Нине.

– Я не злюсь.

– Ну и не злись. – Он потянул ее в сторону дома. – Когда похороны?

– В субботу. Только хоронить некому. Мы с мамой да соседи.

Анатолий вздохнул, посочувствовал.

– Я сегодня одну Юлину подругу разыскала. Может, она еще кого-нибудь приведет.

– Близкая подруга? – мгновенно заинтересовался Анатолий.

Он ее провожает только потому, что она потерпевшая, а ему хочется раскрыть убийство. Наверное, если раскроет, получит повышение.

– Когда-то была близкая, – вздохнула Маша. – Говорит, что давно Юлю не видела.

Он проводил ее до калитки, подождал, пока она вой-дет на участок.

Над крыльцом горел фонарь, но до кустов у калитки свет не доходил. Кусты казались черными, и, поднявшись на крыльцо, Маша не видела, стоит там Анатолий или уже ушел.

* * *

Люба дремала перед работающим телевизором. Илью подмывало выключить телевизор, льющаяся оттуда музыка особого раздражения не вызывала, но ему хотелось тишины. Выключить телевизор он не рискнул, жена в таких случаях обижалась и сердито начинала уверять, что не спала ни одной секундочки. Он не исключал, что она искренне в это верила.

Звонок он расслышал не сразу. Выйдя в прихожую, достал телефон из кармана куртки, ответил незнакомому абоненту.

Звонили из полиции.

– Я ждал вашего звонка, – признался Илья, когда мужчина представился. – Если хотите побеседовать, я готов в любое время, хоть сейчас. Приезжайте.

Илья продиктовал адрес.

Люба дернулась, открыла глаза.

– Из полиции, – объяснил он. – Сейчас приедет.

Жена молча и равнодушно снова уставилась в телевизор.

Звонок в дверь раздался минут через сорок. Илья отпер дверь.

Молодой человек в штатском протянул ему раскрытое удостоверение.

– Проходите, – Илья посторонился, не посмотрев в документ.