До встречи в следующей жизни бесплатное чтение

Юлия Ефимова
До встречи в следующей жизни

Приветствую тебя, мой дорогой читатель. Эта книга рождена для отдыха, поэтому устраивайся поудобнее и приготовься с головой окунуться в приключение. Знай одно: все, что написано в данной книге, художественный вымысел писателя, а всякие совпадения случайны.

Посвящается большой любви Саввы Морозова к невероятной женщине Марии Андреевой.

Встретимся в следующей жизни, договорились?

Ты узнаешь меня обязательно, обещаешь?

В этой мы с тобой почему-то увы не случились,

Совершая большую ошибку, ты понимаешь?

Давай в Камергерском, где наши души вращались?

Я буду в чёрном, а ты, как всегда, на сцене.

Я удивленно спрошу: «А мы не встречались?»

И ты мне ответишь: «Ну если только в поэме».

Этот пароль мгновенно разбудит спящих,

Мы сразу все вспомним, и станет невыносимо,

От ощущения нас с тобой настоящих,

И от потока времен, проносящихся мимо.

Спросишь меня: «А если не будет встречи?

Если судьба-злодейка нас раскидает?»

Не бойся родная, отвечу: с тобой мы навечно.

Это Москва, Камергерка и Савва тебе обещают.

Индия. Дели. За месяц до описываемых событий

– Ты уверен, Садхир, что у нас получится? – испуганно спросила Лала в сотый раз. Девушка, как верная собака, сидела на полу у его ног и с надеждой вглядывалась в любимого.

– Милая, – продолжал щелкать клавишами старенького ноутбука молодой человек, – должна быть история, интересная, романтическая, такая, чтоб за душу брала.

Садхир рос сиротой, но старший брат его отца, обеспеченный человек, не бросил мальчишку. Дядя отправил его в закрытую английскую школу, где молодому человеку дали образование, о котором мечтали бы многие мальчишки в Дели.

Когда же Садхир получил образование, дядя сказал, что теперь он должен пробиваться сам, и молодой человек пошел по жизни, опираясь только на себя. Даже с хорошим образованием найти работу в многомиллионном Дели было крайне сложно. Он снимал маленькую комнату на чердаке старой многоэтажки и довольствовался тем, что сегодня посылает ему бог. Хватало на еду и одежду, а также чтобы платить аренду вредному хозяину комнат.

Но все изменилось, когда он встретил Лалу. Девушка пришла в театр, где Садхир подрабатывал сценаристом, и тот пропал, влюбился, забыв все на свете. Именно тогда сосед по чердаку подсказал, как можно заработать деньги в Сети. Возможно, Садхир не стал бы этим заниматься, но Лала была из богатой семьи, и ему хотелось покорить ее сердце, а для этого были нужны деньги.

На удивление у него получилось с первого раза, помогли образование, знание психологии и его навык написания сценариев. Он воспринимал это все как только что написанный роман, и потому ему верили. Садхир не наглел и больших денег не требовал, но вчера все изменилось. Лала познакомила любимого с отцом, и тот, оглядев молодого человека строгим взглядом, вынес вердикт: если Садхир за месяц заработает на свадьбу, то отец, так уж и быть, даст согласие.

– Смотри, любимая, – молодой человек спустился к ней на пол и поставил на стул ноутбук, – мы берем с тобой большой город. Вот ты бы какой хотела, назови любой.

– Москву, – сказала Лала и покраснела. – Я всегда мечтала там побывать. Папа говорил, что это холодный и злой город, но мне по фото и видео так не кажется. Когда я смотрю фильмы про Москву, снятые русскими, то она представляется как город-праздник, город-сюрприз.

– Замечательно, – согласился Садхир, – пусть будет Москва. Я пару раз работал с русскими, правда с Санкт-Петербургом и Новосибирском, но Москва тоже хорошо.

– Я боюсь, тебя поймают, – девушка закрыла лицо руками.

– Не переживай, – машинально погладил он ее по голове, – я это проделывал уже сто раз, русские женщины очень наивны. Главное в этом деле – подобрать правильного персонажа нашей истории. Вернее, не так, главное, чтобы это очень походило на правду, но с нотками авантюризма и романтики. Вот сейчас мы залезем с тобой в отдел кадров американского посольства в Москве.

– Это опасно? – спросила девушка. Ей не хотелось видеть, что он делает, но и бросить любимого в столь щекотливом деле, как поиск денег на их свадьбу, Лала тоже не могла.

– Для меня это как зубы почистить, – засмеялся Садхир. – Да и это же не Пентагон, это всего лишь посольство в Москве.

– Но зачем так сложно? – не понимала Лала.

– Вот смотри, такой милый молодой человек Джон Тейлрон, менеджер по обслуживанию жизнедеятельности посольства, – сказал Садхир, – тридцать лет, не женат. Берем? – спросил он Лалу, шутя, но девушка не спешила улыбаться.

– А что романтического в его профессии? Он просто покупает чистящий порошок, смотрит, как убрались, и проводит ревизию швабр, – удивилась девушка такому выбору.

– Главное – это то, что он работает в американском посольстве, а у россиян странные отношения с этой страной, они то восхищаются американцами, то ненавидят, то хотят их всех спасти, – улыбнулся Садхир, словно вспомнив что-то.

– А ты откуда знаешь? – удивилась таким знаниям о далекой северной стране невеста.

– Я жил четыре года в одной комнате с двумя русскими. Кстати, я неплохо говорю на этом рычащем языке, – похвастался молодой человек.

– Серьезно? – удивилась Лала, открывая все больше таланты своего избранника.

– О, это удивительная история, – засмеялся Садхир, – однозначно русские – очень странная нация. Родители моих товарищей по комнате, живущие в Дели, отправили их в лучшую английскую школу нашей столицы, туда же, куда отправил меня учиться дядя. Они хотели, чтобы те научились говорить на английском языке, а, по сути, получилось, что весь наш поток стал говорить по-русски. А у меня так вообще не было вариантов, так как я жил с ними в одной комнате. Уже позже я попросил своего преподавателя отправить меня еще и на изучение русского языка, наряду с английским и французским, потому как посчитал: зачем пропадать знаниям. Говорить я уже мог сносно, понимал вполне прилично, а вот писать пришлось учиться с нуля. Хотя нет, пару ругательных слов на русском я все же знал и умел их даже писать. Мои соседи по комнате любили оставлять ругательные записки, – вновь улыбнулся своим воспоминаниям молодой человек.

– Ты у меня такой умный, – сказала Лала, завороженно глядя на своего жениха. – Как будет на этом языке «Я люблю тебя»?

Садхир сказал сложные для восприятия слова, девушка не удержалась и поцеловала любимого.

– Ну хорошо, у нас есть распорядитель пылесосов из американского посольства в Москве. Что дальше? – казалось, Лала растаяла и поверила своему любимому, что все получится.

– Вот смотри, я создал его фейковый аккаунт в социальной сети, поместил фото нашего красавчика и настоящие данные перенес из карточки в посольстве в описание профиля. А жених потенциальный у нас, оказывается, отличник, был скаутом и имеет диплом с отличием. Вот каких людей берут на работу в посольство, – усмехнулся Садхир, – как бы самому в него не влюбиться, – пошутил он и подмигнул невесте. Та же шутя толкнула его в бок.

Лала любовалась, как преображается лицо любимого, когда он чем-то занят.

– Теперь нам надо подобрать невесту, – он снова уткнулся в экран – вот смотри: подходящие ему по возрасту девушки. Сильно молодым не надо писать, у них еще женихов полно, да и они верят, что все еще впереди. Нам нужна такая же правильная и умная, которая уже понимает, что последний вагон вот-вот умчится вдаль. Давай отберем потенциальных кандидаток, напишем нескольким: «Привет, у тебя волшебные глаза», – и ждем ответа. Я, конечно, делаю ошибки в словах, но это не страшно, ведь наш жених – американец и, скорее всего, тоже не знает русский на отлично.

– Но ведь папа назвал такую большую сумму, – вновь вспомнила причину всего происходящего Лала. – Найдется ли такая у девушки? Наверное, она должна быть еще и богатой.

– Как говорили мои товарищи по комнате, русским девушкам лучше прикидываться не крутым мачо, а тонущим чудаком, у них в крови кого-то спасать. Ты даже не сомневайся, я придумаю такую легенду, что русская кровь вскипит от желания спасти бедного американца.

– О, смотри, – вскрикнула Лала, – кто-то ответил.

– Ну-ка, посмотрим, кто у нас тут: Аврора Блябляс, двадцать восемь лет, менеджер банка, статус «В поиске». Ну здравствуй, Аврора, – улыбнулся Садхир, – добро пожаловать в сказку. Я напишу для тебя такую шикарную историю, которую ты будешь рассказывать своим детям. Но, прости, тебе придется за нее заплатить. Просто так ничего не бывает в этой жизни, за все надо платить, даже за полученные эмоции, пусть даже ненастоящие.

Глава 1. Доча, ты индивид

«Доча, ты индивид», – промелькнули в голове слова матери. Это было не обидно, это была констатация факта и не более. Во многих случаях Аврора соглашалась с родительницей на все сто. Вот, например, как сейчас.

– Пожалуйста, мне вон тот смартфон, – сказала Ава, когда ее очередь подошла, – и сим-карту к нему.

– Могу вам предложить на выбор еще вот эти модели, – раскланялся перед покупательницей учтивый продавец.

– Нет, спасибо, – прервала его поток знаний о телефонах Аврора, – я знаю, что беру.

И она не обманывала, это был уже третий телефон за месяц. Поэтому она точно знала бюджетную модель, которую ей будет не жаль, когда она ее вновь потеряет. Почему-то Авроре хотелось думать, что виной потери смартфонов является ее рассеянность, а не коварство людей. Так легче было переживать потерю. Потому как представить, что в ее телефоне теперь копаются другие люди, было выше ее сил. На улице солнце по-летнему припекало, и, сев на лавочку в ближайшем сквере, Аврора стала осваивать свое новое средство связи, распечатав и вставив симку.

«Доча, ты индивид», – скажет, ухмыльнувшись, мама, когда узнает, что у нее вновь вытащили из кармана телефон.

Аврора родилась в обеспеченной семье, где деньги, заработанные отцом, нещадно тратились матерью. К этому же процессу родительница пыталась приобщить и дочь, но Авроре всегда хотелось самостоятельности. Она никак не могла почувствовать себя взрослой, поэтому стремилась реализоваться, заработать свои финансы и жить отдельно.

Даже после того, как папы не стало, денег все равно было крайне много, мама ни в чем себе не отказывала, а Аврора по-прежнему не принимала, как она называла, родительскую милостыню.

Хотя нет, две недели назад она все же попросила у мамы пять тысяч евро взаймы. Та дала, решив, что дочь одумалась и захотела жить на широкую ногу ну или хотя бы купить себе скромный, по меркам матери, автомобиль, но не тут-то было. Когда мама узнала, куда Ава потратила деньги, то, хохоча в голос, сказала любимую фразу: «Доча, ты индивид», – и тут же предложила выпить за упокой прекрасных пяти тысяч евро. Но праздновать тогда пришлось не только пропажу денег, но и то, что Аврора уволилась с работы, которую так долго искала. Ведь она верила, что уедет с любимым на край света и, спрятав его от всего мира, будет наслаждаться счастьем.

– Ты мне в следующий раз рассказывай про свои амурные дела, – говорила тогда мама, ничуть не злясь на дочку, – хотя жалеть тут не о чем, деньги небольшие, а твоя работа мне никогда не нравилась. Ничего нет скучнее, чем сидеть в банке и перебирать бумажки. Поэтому все, что ни делается, все к лучшему, долой скучную работу.

Да, мама у нее была другой – яркой, красивой, а самое главное, легкой. Она легко сходилась с людьми, так же легко расставалась с ними, не тянув за собой шлейф сожаления, и в свои пятьдесят была эталоном для подражания.

– Привет, мам, это мой новый номер телефона, – сказала Аврора, сделав первый звонок своей родительнице, чтобы она не успела ее потерять. Девушку крайне злило, что она, почти тридцатилетняя женщина, должна быть на постоянной связи с матерью, но согласиться было легче, чем спорить, и она это знала по опыту.

– Дай угадаю, – засмеялась мать вместо приветствия, – у тебя снова украли телефон. Доча, ты индивид.

– Мам, – закричала Аврора так, что на соседней лавочке испугался спящий под летним солнцем дед и постарался быстро ретироваться из парка, – твои слова у меня уже как девиз на сердце высечены. Пожалей, пожалуйста, я сижу в парке на скамье, у меня украли телефон, я с утра уже прошла три собеседования, чем заработала себе огромные мозоли новыми туфлями – и никакого результата. Жизнь и так прошлась по твоей дочери огромным трактором, сдержись хоть ты. Я еще не отошла от разочарований, которые мне подарила моя двадцать восьмая весна, дай хотя бы шанс моему лету.

– Ну, вообще-то, я это и хотела сделать, – обиженно сказала Аделия Блябляс, что было на нее не похоже. Обычно она не опускалась до простых бабских обид.

– Ладно, прости, – стыдясь своего тона и того, что не сдержалась, сказала Аврора, – просто у меня сегодня был трудный день.

– Доченька, день только начинается, – сказала мама, тут же перестав дуться, – но вспомни, когда он у тебя был легким.

Аврора знала, что это риторический вопрос, и просто промолчала, обреченно ожидая продолжения маминого монолога.

– Правильно, – продолжила родительница, словно она была уверена в значении молчания дочери, – ты не можешь этого уже даже вспомнить. А почему?

– Почему? – на этот раз Аврора решила помочь родительнице в повествовании, надеясь, что оно пойдет чуть быстрее и оттого быстрее придет к своему логическому заключению.

– Потому что ты идешь не тем путем. Где-то в жизни ты свернула не на ту дорогу, – выдала новую версию жизни Авроры мама. – Понимаешь, ты повернула не на свой путь, потому как свой – он всегда легкий и всегда радостный.

– Мам, если ты знаешь, где моя дорога, то просто подскажи мне. Я так устала, что соглашусь уже на все. Я устала быть невезучей и постоянно получать тычки от жизни. Поэтому, если карта моих дорог у тебя в руках, просто ткни пальцем в нужном направлении.

– Ну вот, – чувствовалось, мама удовлетворена тем, что услышала, – я ощущаю у тебя желание менять свою жизнь. Доча, вспомни, ведь ты прекрасно пишешь стихи, возможно, твое признание в этом.

– Мам, я наивный дилетант, каких сейчас тысячи в Сети. Ты хочешь, чтоб я присоединилась к ним? Стала одним из тех стихоплетов, что засоряют паблики в надежде на признание? Пожалуйста, можно я не буду строить из себя непризнанную Ахматову и продолжу искать нормальную работу.

– Хорошо, к этому мы еще вернемся, – на удивление легко согласилась родительница. – Я тут на днях ходила к одной гадалке.

– Ма-ма, – застонала в трубку Аврора.

– Ну а что, я просто посоветоваться, я постоянно думаю о твоей жизни, и, знаешь, одна голова хорошо, а две лучше.

– Ну тогда уже три, – вставила Аврора свои подсчеты, – или ты совсем разочаровалась в дочери и решила уже меня не считать как полноценную голову.

– Не придирайся к словам, – перебила мама. – Так вот, она мне сказала, что сейчас для тебя, самое главное, закрыть все свои гештальты.

– Беру слова обратно, твоя гадалка – просто психолог, который хочет чуть больше заработать. Потому как такое слово уважающая себя представительница потустороннего мира не скажешь никогда, она просто обязана его презирать, – предположила Ава.

– Это не просто старая бабуля в платочке, это образованная молодая женщина, у которой есть дар, – пояснила мама.

– Ну и в чем сейчас мои гештальты, она случайно не уточнила? – спросила Аврора, не надеясь на конкретный ответ. Но она сильно ошибалась.

– Это, доча, знаю я, для начала тебе надо вернуть свои пять тысяч евро, – спокойно сказала мама.

– Что? – Аврора аж подпрыгнула на скамье.

– Да-да, ты не можешь себе представить, чего мне это стоило, но завтра после обеда мы отплываем с тобой на теплоходе.

– А при чем те злосчастные пять тысяч евро и твое желание прокатиться на железной посудине по реке? – не поняла Аврора.

– На нем поплывет и твой Джон Тейлрон, я его нашла и выследила. Ну не я, конечно, а частные детективы, что не имеет большого значения, потому как их оплачивала все же я. Вчера он купил себе путевку на теплоход «Агата Кристи», вот там и проверим: ему правда угрожает разведка или он просто аферист.

– Мам, он существует? – осторожно спросила Аврора, не зная: радоваться или плакать.

– Да, доча, не знаю, на счастье или на горе, но Джон Тейлрон действительно существует и действительно работает в посольстве США в Москве, как он тебе и писал. Более того, он даже выглядит так же, как на фото, что он выставил в социальной сети. Сейчас сижу и рассматриваю папку с фотографиями, которые передали мне детективы, и сравниваю с фото из того аккаунта, что этот жук очень быстро удалил, после того как ты выслала ему деньги. Так вот, мой вердикт: это один и тот же человек.

– Да-да-да, – Аврора вскочила и, несмотря на мозоли, стала танцевать вокруг лавочки, – мама, он любит меня, я всегда знала, он просто сейчас в беде и не хочет подставлять меня, – но вдруг поняв что-то, она остановилась и уже испуганно сказала: – Мам, я могу его подставить своим появлением на теплоходе, вдруг он под наблюдением, вдруг он на задании, а я все испорчу.

– Мы замаскируемся, – сказала родительница, – я все продумала. Дуй на проспект Сахарова, будем менять тебе внешность, он видел лишь твою фотографию, и если мы с тобой немного исправим главные акценты, что-то типа прически и макияжа, то он тебя не узнает, гарантирую.

– Мам, по-моему, ты преувеличиваешь, – засомневалась Аврора.

– Твой папа не узнал меня в кафе и даже начал знакомиться заново, когда пришел на наше второе свидание, а я всего-навсего надела тогда парик на голову.

– А тебя что на парик-то потянуло? – спросила Аврора на автомате.

– Ну, тогда они были в моде, вот я и решила выпендриться, правда, надела не в цвет волос, а взяла у подруги черный с мелкими кудрями.

Аврора первый раз за день улыбнулась, представив папу, пытающегося второй раз познакомиться с мамой.

– Еду, жди, – сказала она в трубку уже совсем другим голосом, голосом человека, решившегося на что-то важное.

Когда ничем не примечательная, безработная, двадцативосьмилетняя девушка встала и, немного прихрамывая от натертых мозолей, пошла к метро, за ней медленным шагом направился молодой человек в белых летних шортах, белой футболке и бейсболке, на которой была надпись «ЧЕМПИОН». Он уже просмотрел украденный у нее телефон и ничего особенного там не нашел, но выкидывать не стал, возможно, придется покопаться лучше или отдать спецам. Странная особа, которая сначала плакала, потом танцевала, а после и вовсе пошла босиком к метро, сняв жмущие туфли, вызывала много вопросов. Нельзя было просто отмахнуться, надо отработать ее до конца.

Сон I

Москва, 1898 год

– Я родилась в красивую светлую ночь, 4 июля 1868 года, в прекрасном городе на Неве, – произнесла Мария Андреева, глотнув вина из бокала. – Но в моем детстве нет ничего интересного, – кокетливо улыбнулась она видному мужчине.

– Мария Федоровна, – сказал сидевший за столиком напротив Савва Морозов, – вы лукавите, у вас очень интересная семья.

Мужчина был полноват, имел красивую, интеллигентную бороду и уверенность в своей мужской силе. Хотя присутствующим людям в ресторане было заметно, как красивая женщина, сидевшая напротив, вводила мужчину в ступор, заставляя его голос дрожать.

– Мой отец, – удовлетворившись тем, как отреагировал поклонник, продолжала говорить женщина, – главный режиссер Александрийского театра, мать – актриса. Я выросла в любви к искусству. В детстве с меня писали картины Крамской и трижды Репин, а великие актеры предрекали мне большое будущее на сцене, – скромность Марии Андреевой была, конечно, напускной, она знала о своей красоте и пользовалась ею безразмерно.

Женщина кокетливо умолчала, что Репин не просто писал с нее картины, она служила его музой. В пятнадцать лет грациозная барышня с балетной фигурой стала моделью Репина для донны Анны к иллюстрации «Каменного гостя» Пушкина. Поэтому Мария Андреева знала себе цену на сто процентов и пользовалась ею сполна. Каждый раз это был некий ритуал – заставить мужчину восхищаться ею. Она не могла без этого, это был ее наркотик, ее главная энергетическая подпитка.

Вот, например, сейчас у нее появился новый поклонник. Ей может позавидовать любая театральная дива, да что там, любая женщина в России. Савва Тимофеевич Морозов был одним из самых богатых людей России. Его жена купалась в роскоши, устраивая тожественные приемы в своем особняке на Спиридоновке. Поговаривали, что его построил Савва для своей семьи по проекту Федора Шехтеля, а украшал особняк сам Михаил Врубель. На тех приемах бывали и знаменитости, и просто богатые люди. Приемы отличались кричащей роскошью, граничившей с безвкусицей. На них можно было встретить Мамонтова, Чехова, Боткина, Шаляпина. Кто бывал на балу у Зинаиды Морозовой, говорил, что еще никогда не видел такой роскоши и красоты. А однажды эта выскочка вообще заставила позавидовать ей саму великую княгиню Ксению Александровну, придя на прием с букетом такой красоты, что превосходила даже царские, потому как и садовники у Морозовых были самые лучшие в России.

И вот человек, так любящий свою жену, к слову, отбивший ее у племянника, влюбившись в красавицу прямо у них на свадьбе, сейчас у ног актрисы театра МХТ Марии Андреевой. Это очень льстило женщине, и было непонятно, нужен ли ей этот человек, нравится ли он ей как мужчина, или же Мария просто захватила его как трофей, которым можно хвастаться, выставляя напоказ.

Она не страдала оттого, что поклонник женат, потому как и сама была до сих пор замужем. Правда, в отличие от Саввы Морозова, который сохранял видимость любви и верности супруге, она сразу после рождения второго ребенка, четыре года назад, договорилась со своим немолодым уже мужем о том, что они просто друзья. Семья теперь существовала лишь номинально, для того чтобы дети росли в любви обоих родителей.

– А вы, Савва, вы как пришли в театр? – спросила своего поклонника Андреева.

– Вы знаете, Мария, я просто счастлив, что недавно случай меня занес на первый спектакль художественного театра «Царь Иван Федорович», по пьесе Алексея Толстого, и я испытал тогда такое потрясение, что стал самым горячим сторонником театра.

Мария слушала своего нового поклонника с интересом, потому как все, что связано с театром, было для нее главной и единственной темой в жизни, на которую она могла разговаривать часами. Конечно, в последнее время к этому прибавилась борьба за свободу и равенство. После того как Мария прошлым летом познакомилась в Женеве с Лениным и стала рьяной поклонницей РСДРП, более того, сподвижницей, собирающей для партии деньги, идея равенства людей горела в ней постоянно. Но все же театр был превыше всего, театр был ее святилищем, ее храмом.

– Вы знаете, Мария, именно тогда мне очень захотелось, чтобы такое искусство было доступно всем, – продолжал рассуждать Савва Морозов. – Потому-то мы с нашими общими друзьями Костей Станиславским и Володей Немировичем-Данченко создали предприятие, названное Московский художественный театр. Я стараюсь жертвовать театру деньги постоянно, чтобы билеты впредь были доступны всем.

– Мне очень нравится ваш подход к этому делу, – сказала Мария, продолжая строить глазки мужчине. Она умела и любила это делать. – Театр – это то, что дает людям надежду, – рассуждала она не напоказ, а от души. – Нет, он не может ничего и никого изменить, но он может дать надежду людям на то, что добро обязательно победит зло, надежду на то, что хороших людей все же больше, на справедливость, в конце концов.

Слова и дела Саввы Морозова сочетались со второй страстью Марии Андреевой – борьбой за равенство людей. Девушка хоть и недавно примкнула к социал-демократам и прониклась идеями марксизма, но уже проповедовала их, как старый священник несет мысль своей пастве, уверенно и непоколебимо, свято веря в то, что она говорит. Актриса прочитала «Капитал» Маркса и много других работ видных в этой сфере деятелей, и теперь эта идея горела в женщине не хуже театра. Но новому поклоннику о ней она пока решила не говорить, дабы не напугать мужчину своим, прямо скажем, спорным увлечением.

– Вы не только очень красивы, – сказал Савва, завороженно любуясь женщиной, – не только талантливая актриса, но вы еще и неестественно умная для своей внешности женщина. Я восхищаюсь вами, Мария, – искренне произнес Савва.

– Спасибо, – приняла комплимент как должное Мария, перестав кривляться и на миг став самой собой. – Знаете, о чем я мечтаю? – спросила она Савву.

– О чем? – улыбнулся он, понимая, что это и есть то, зачем они встретились в этом ресторане. Сейчас она назовет свою цену, а Савва – человек, который мог все. Без преувеличений, Савва Морозов мог добиться любой цели, поэтому он не сомневался, что покорит эту женщину, сколько бы ему это ни стоило.

– Я мечтаю, чтобы у МХТ была своя сцена. Свой собственный дом, куда люди бы приходили, чтобы смотреть и надеяться. Чтобы рядом с рабочим вашей фабрики сидели дворяне, потому что искусство должно быть для всех, оно должно объединять людей, не деля их на сословия. Я знаю, что театр как воздух. Мы же не делим воздух для богатых и бедных, вот и здесь этого делать нельзя.

– Я куплю землю и построю МХТ в самом лучшем месте Москвы, – серьезно сказал Савва, еще больше влюбляясь в эту невероятную женщину, потому как она попросила не золото и бриллианты, а искусство для всех и этим покорила его с головой, – обещаю вам. А наши потомки будут ходить туда, даже не подозревая, что его построил один не очень молодой человек, влюбленный в самую красивую женщину на свете.

Савве Морозову было на тот момент 36 лет, и именно в эту секунду его жизнь начала обратный отсчет.

Глава 2. Собака откладывается

– Я с тобой расстаюсь, – сказала холодно Лелька в телефонную трубку, но Евгению не было страшно от ее слов. Она так говорила постоянно и никогда не выполняла свою угрозу.

Ну не мог он поехать в их запланированный отпуск, потому что дело, которым он занимался, принимало неожиданный оборот и требовало срочной командировки. Нет, конечно, он мог бы послать и кого-то другого, но это было его собственное дело, в которое почему-то не верил никто, и если оно вдруг выстрелит, то Евгений Бабушка может получить должность начальника специального отдела ФСБ.

Начальник по секрету поделился информацией, что вот-вот и он уже уйдет на повышение, даже начал медленно собирать вещи из стола для переезда в другой кабинет – получше и покомфортнее. Но для того, чтобы сесть в освобождающееся кресло, Евгений должен был сделать что-то значительное, и вот это его никому не интересное дело было очень кстати. То, что, глядя на него, начальство со скепсисом качало головой: мол, тупик это, Женька, пустышка – так это мелочи, победителей не судят, тут только, главное, победить.

В отделе получили информацию, что недавно назначенный главой технической службы в посольстве США человек чересчур хотел в Москву, предприняв массу усилий для того, чтобы попасть именно туда. Чтобы не спугнуть, за ним наблюдали, но так, без усилий, потому как если это большая птица, то он быстро поймет и превратится в спящего. Отслеживали только большие перемещения. И вот в первый раз за пятьдесят дней своей работы он собрался в путешествие, купив путевку на теплоход «Агата Кристи». Женькино чутье подсказывало, что началось, что через него они и выйдут на главного, того, кто за деньги беспринципно и поэтапно продает Родину. Таких он презирал особо. Слово «Родина» для Женьки не было пустым звуком. Он родился в перестройку, а становление его прошло в страшные девяностые. Евгений никогда не забудет, как заплеван был их телевизор в маленькой квартире, и его приходилось протирать каждый день мокрой тряпкой. Ведь смотреть сериал «Элен и ребята», который начинался в шесть часов, как раз после новостей, было невозможно по причине заплеванного экрана. В телевизор плевал отец, плевал от безысходности, потому что не мог наблюдать, как разваливается его страна. Та страна, за которую его отец, Женькин дед, отдал жизнь, защищая ее от фашизма, та страна, которой он всегда безмерно гордился и строил в ней светлое будущее, отдавая всего себя этому процессу, где-то даже жертвуя собой.

Женька не забудет и слез отца, когда НАТО бомбило Белград. Тот, вытирая скупые мужские слезы, повторял: «Мы их не защитили, предали наших братьев-славян, мы предали их, бросили, мы предатели». Маленькому мальчишке до мурашек было жалко своего отца, он подходил и гладил того по голове, не зная, чем еще может помочь сильному, здоровому мужику, который первый раз заплакал на его глазах.

Лишь сейчас Женька понял, что тогда Россия сама была в шаге от пропасти и ничем не могла помочь братьям-славянам. Тогда наш президент, вступая в должность, прикладывал руку к груди и говорил: «Боже, храни Америку». И, видимо, бог слушался его и хранил эту далекую страну, давая планомерно разваливать нашу.

Простые люди живут, смеются, работают, пьют по пятницам в баре пиво, не зная, что каждый день идет «Большая игра». Даже с развалом Советского Союза она не закончилась, она продолжается по сей день и будет вестись, пока враги не развалят Россию на множество мелких стран, которые будут вести жалкое существование и не представлять для Запада никакой конкуренции, когда русские станут их рабами. Вот главная цель этой игры.

Именно со слез отца и его отчаянных плевков в телевизор началась Женькина дорога в профессию, именно тогда он пообещал себе, что будет всегда служить своей Родине. Чтоб не стыдились за нее старики, чтоб гордились ею дети, что его страна не стала полигоном для экспериментов других держав, считающих себя выше других, так называемым золотым миллиардом. Поэтому если в его такой тонкой работе наметился хоть маленький прогресс, это не стоило даже месяца с Лелькой у моря.

Конечно, возможно, что его подопечный, которого он так долго и тщательно разрабатывал, настаивая перед начальством на его двойной игре и связях в России, мог действительно просто поехать развеяться из жаркой Москвы, но проконтролировать этот порыв все же стоит. Не так часто объект, в принципе, куда-то отлучается, возможно, это прорыв в разработке. Если его проект выстрелит, то кресло начальника отдела ему обеспечено, и это не порыв карьериста, это желание хорошо делать свою работу и направлять на это других людей.

Евгений помнил, что вылет их с Ольгой самолета был в обед с аэропорта Шереметьево, и он планировал помириться с любимой именно там. Леля, видимо окончательно обидевшись на своего жениха, не брала трубку вот уже второй день, поэтому он гнал по платной дороге М11 в аэропорт, стараясь успеть к вылету.

Его невеста была молодой и капризной девочкой. Разница в возрасте у них – целых восемь лет. Они познакомились полгода назад через общих друзей, и тридцатитрехлетний Евгений решил: вот оно. Хватит ходить холостяком, и пора уже успокоиться и создать семью.

Имея привлекательную внешность, рыжие волосы и до невозможности обаятельную улыбку, Жуан, так называли его друзья, быстро соблазнил юную красавицу, но дальше начались сложности. Ольга постоянно требовала внимания, а при его работе времени было очень мало. Девушка то обижалась, то разрывала отношения, но после вновь сама звонила и мирилась с любимым. А неделю назад, когда Женька принес билеты в южную сторону с услугой «все включено», то и вовсе растаяла и начала с нетерпением ждать путешествия. Он планировал на берегу Черного моря, под звук волн сделать красотке предложение, но все изменило сообщение оперативников: «объект» купил путевку и собрался провести выходные на теплоходе с прибытием в город Мышкин и обратно. Это был огромный прорыв в деле, и, казалось, уже нет ни одной ниточки, за которую можно потянуть. Начальство настаивало, что это пустой след и парень просто хотел посмотреть Москву, как тут началось движение. Пусть это всего лишь маленькая вероятность, но Евгений знал, что иногда именно из маленькой вероятности вырастает большое разоблачение.

Ничего, Женька потрогал коробочку в кармане, сейчас он сделает предложение в аэропорту. К тридцати трем годам у него в активе был неудачный брак в ранней молодости, который продлился месяц, несколько серьезных отношений, закончившихся ничем, и огромное количество коротких и ни к чему не обязывающих увлечений. Но именно сейчас он почувствовал, что пора менять негативный опыт на позитивный и Ольга, несмотря на свой юный возраст, привыкнет к его работе. Ему захотелось быть «как все», обзавестись семьей, завести собаку и домашние тапочки. Чтоб елка на Новый год, а летом Черное море. Чтоб утром до работы детский крик и подгорелая яичница, а вечером страх забыть забрать ребенка из детского сада и бокал вина со второй половиной после отбоя отпрыска. Ну после, прогулка с барбосом и разговор с ним по душам, так как жена устала и уже спит. Вот этого всего так сильно захотелось Женьке, забрезжила надежда, что все возможно, что все у него будет как у всех, как говорила мама – по-человечески.

– Привет, – сказал Евгений в телефон, войдя в зал вылета. Он надеялся, что сам увидит свою девушку, но ее нигде не было видно, – это Бабушка тебя беспокоит, – весело сказал он в трубку. – Ой-ой, очень смешно, ты же понимаешь, что я такие шутки: «Бабуля, ты что, звонишь с того света?» – слышу каждый день. Так что будь оригинален. Узнай мне, пожалуйста: Ольга Владимировна Иванова летит в Сочи на дневном рейсе. Проходила уже в зону вылета?

Человек на другом конце помялся, но все же выяснил, что нет. Поэтому Женька, удовлетворившись, встал у досмотра при входе в зону вылета, чтобы не пропустить свою, видимо уже будущую, жену.

От скуки молодой человек стал разглядывать спешащих пассажиров. Это было одно из самых любимых его занятий: понять, кто и чем занимается. В кафе за чашечкой кофе или вот как сейчас, в переполненном аэропорту, Женьке доставляло огромное удовольствие угадывать незнакомых людей. В детстве он даже придумал для этого название: рассекречивать. Позже на специальных курсах их учили по внешности и действиям незнакомого человека выяснять, кто он и что делает. Сейчас мысленно, почти на автомате, он стал производить эти привычные манипуляции.

«Вот пошла семья: возвращаются определенно с юга, скорее всего турецкого, у главы семейства свойственный нашим мужикам красный загар, дочки все с мелко заплетенными косичками, а на голове у королевы ячейки общества шляпа с широкими полями. Она приобрела ее, скорее всего, на пляже у испуганного мигранта, с которым на ломаном английском долго торговалась. Нет, не жадничая, а так, для душевной радости. Конечно, даже в летнее время пляжная шляпа в Москве смотрелась глупо, но дама так не думала и потому гордо несла ее на своей голове. Ну, с этими все понятно, едут, скорее всего, в Пермь, хотя нет, сынишка с рюкзаком “Океан”, возможно, это Владивосток или другой город Дальнего Востока. Обычно в лагерь “Океан” ездят дети все с того же региона. Дальше, парень стоит один и ждет кого-то, молодой и очень переживает, скорее всего, девушку. Хотя, может, и провожает. Нет, все же, наоборот, ждет кого-то, кто должен его проводить, потому что у парня на плече рюкзак, и он явно не только с компьютером. Там, скорее всего, поместится несколько рубашек, футболок и пару шорт. Значит, тоже на юг. Лето, все едут на юг, а самые счастливые – уже с юга».

Парень, видимо заметив внимание Евгения, немного помявшись, подошел к нему.

– Вы не скажете, – спросил он, – здесь один выход на посадку?

– Да, – сказал Женька, оглядываясь вокруг, боясь пропустить Ляльку.

Семья, которая так понравилась ему, встала в очередь на вход в зону вылета и тихо ругалась. Жена, сняв наконец шляпу и вытерев рукавом потный лоб, высказывала мужу, как он некультурно себя ведет, чем позорит в очередной раз благородную женщину.

– Ждешь невесту? – от скуки и отчасти чтоб скоротать время, Женька решил поговорить с молодым человеком, который после своего вопроса не отошел, а продолжил рядом переминаться с ноги на ногу.

– Да, – он почему-то обрадовался вопросу постороннего мужчины, словно ему очень хотелось поделиться с кем-то своей радостью. – Она чудесная, мы расстались некоторое время назад, но сейчас помирились и едем вместе отдыхать на юг.

– Зря, – не разделил его радости Женька и решил поделиться с младшим товарищем горьким опытом. – Знаешь пословицу: «В одну воду войти два раза нельзя»? Прости, друг, но проверено сто раз. Даже когда тебе кажется, что шанс есть, знай – его нет. От возвращений лишь горькая досада, так, как раньше, уже не будет. Мой тебе совет: развернись и беги, ищи себе другую девушку. Их множество, и, поверь, найдутся лучше, чем твоя возвращающаяся каравелла.

Тут Женька вдалеке увидел Ольгу. Девушка, как всегда, шла на огромных шпильках, которые предпочитала любой другой обуви, и оглядывалась, словно ища кого-то в толпе. Он обрадовался этому знаку, значит, она тоже ждет, что он придет, значит, любит, значит, все правильно он сделал, и на этой мысли инстинктивно потрогал карман, где лежало кольцо.

– Зря вы так, – уважительно сказал парень, про которого Евгений уже успел забыть, – вы просто ее не знаете, она особенная. Кстати, вон она идет.

Парень показал в сторону идущей Лельки.

– Вон та, в розовом, – повторил он с придыханием. – Правда великолепная? – спросил счастливый до безумия молодой человек.

Секунд пятнадцать ушло на понимание того, что речь идет именно о Ляльке, той самой, которой он принес кольцо в маленькой красной коробочке в форме сердца.

«Пятнадцать секунд, многовато, Женька, стареешь», – мелькнула в голове постыдная мысль.

Но Ольга остановилась, устав, видимо, катить тяжелый чемодан, и Евгений выбрал вариант ретироваться. Счастливый конкурент, подбежав к его несостоявшейся невесте, на некоторое время закрыл Евгения, но все равно коридор был небольшим, и пройти мимо незамеченным было практически невозможно. Как майор ФСБ, он дал себе один шанс из ста, что сможет это реализовать, и, чтоб хоть немного увеличить процент счастливого исхода дела, стал оглядываться по сторонам.

Красивая шляпа с большими полями сейчас лежала на чемодане, а ее хозяйка была отвлечена тем, что с сосредоточенным видом раздавала билеты и документы своей семье для прохождения в зону вылета.

Стараясь не побеспокоить женщину и проверяя свои навыки, Евгений незаметно стянул головной убор с чемодана и надел на голову широкополую красавицу, надеясь хоть как-то замаскироваться под ней.

Быстро проходя мимо еще пять минут назад невесты, Женька вдруг понял, что ему стало легче, и удивился этому чувству. Оно было простым и каким-то верным, словно кто-то другой за него решил и больше ничего не надо исправлять и думать. Не надо становиться как все, не надо заставлять себя быть счастливым по общему сценарию. Но насладиться этим чувством не получилось. Сзади послышался вопль:

– Держи воровку!

Он был настолько воинственным, что Евгений Бабушка сразу понял: этот призыв летит за шляпой – и даже немного испугался, прибавив шаг, надеясь все же успеть покинуть коридор. Но он недооценил русскую женщину, она не готова была терять свой трофей, приобретенный на турецком берегу в жестком торге с африканским мигрантом, и не положилась на русский авось и своего мужа, что, в принципе, одно и то же. Дама со скоростью света, которая, казалось, была невозможна, учитывая ее вес и комплекцию, догнала Евгения и, не доверяя одним словам, всем весом рухнула на майора. Поверженному мужчине даже показалось, что его кости предательски хрустнули и обратной дороги встать на ноги уже не будет.

– Сволочина крашеная, – сказала женщина уже не так рьяно и стянула с Евгения шляпу.

Женька хотел возмутиться, что это его натуральный цвет волос, но промолчал, не потеряв до конца надежду остаться незамеченным для бывшей невесты.

– Мужик, ты что, того? – увидев, что ошиблась в половой принадлежности вора, дама даже с сожалением взглянула на поверженного врага. – Ты из этих, что ли?

Было видно, как женщина пытается подобрать слова, но ничего, кроме неприличного, не приходило, видимо, ей на ум, и она, не забывая, что все-таки леди, усиленно пыталась подыскать приемлемое. И вот когда ничего не нашлось и уже оскорбительное, по ее мнению, слово готово было слететь с губ, к ним подлетел супруг грозной дамы.

– Моя, ты не ударилась? – поинтересовался краснолицый и заботливо оглядел сидящую на Евгении победительницу, не обратив никакого внимания на поверженного ею врага.

– Витя, ты только не бей его, – затараторила супруга, видимо зная о вспыльчивости мужа. – Он этот, ну, которые как бабы, – она все-таки нашла нужное слово, чтобы не ругаться при людях, – видимо, не сдержался, увидев такую красоту, – на этих словах она водрузила вернувшийся к ней трофей обратно себе на голову, так и не встав с Женьки.

Пока супруг Виктор от злости и ненависти еще больше наливался кровью, Жека поглядывал в сторону Лели, в душе все еще надеясь остаться для девушки незамеченным.

Почему? Он не мог ответить на этот вопрос сейчас, просто было стыдно и противно, было мерзко и отвратительно. Не хотелось пустых и никому не нужных разговоров. Но больше всего в этом всем, конечно, было стыда. Сейчас, лежа на грязном полу аэропорта Шереметьево, Женька поклялся никогда больше не заставлять себя остепениться и жить «как все». Видимо, не для него это «как все». Ну ведь не может у всех быть одинаково, как под копирку, наверно, где-то между работой и гулянкой он все же пропустил свою любовь, ту, что предназначена была ему богом. А может, и не было ее, ну не выделил Господь ему вторую половину, решив, что его задача – прожить эту жизнь для чего-то другого. Значит, не будет ни яичницы по утрам, ни бокала вина по вечерам, и детсад останется только в воспоминаниях детства, с ненавистной кашей в комочках. Не будет и задушевных разговоров с собакой, потому как одному Женьке ее не потянуть. Бедное животное будет одно дома скулить и мечтать о возвращении своего хозяина.

– Женя, – услышал он удивленный голос Лельки. Конечно, чуда не случилось, и все, кто находился в маленьком коридоре, который ведет на посадку, сейчас встали вокруг происшествия в круг, как малышня в хоровод вокруг елки.

– Мадам, – Евгений понял, что разоблачен, и перестал прикидываться глухонемым, – ваша шляпа была великолепна, и я не удержался. Сейчас вы спасли заблудшую душу, которая уже из-за красоты вашего головного убора готова была переметнуться на темную сторону, прошу, встаньте с меня, – на этих словах Евгений поднялся с пола, помог встать ошарашенной женщине и галантно поцеловал ее пухлую руку.

– Ничего, – ответила не понимающая, что же все-таки происходит, дама, – я рада, что вы одумались.

– На будущее не соблазняйте данной красотой неокрепшие души, будьте милосердны, в конце концов, – погрозил пальцем Женька и, словно закончил все свои дела, развернулся на каблуках своих красивых, начищенных до блеска туфель гордо, ну, по крайней мере, он на это очень надеялся, и вышел из аэропорта. Все встало на свои места, у Женьки Бабушка по-прежнему главное в жизни – работа, и, видимо, иначе быть не может.

Он не слышал, как испуганная женщина, смяв и запихнув подальше красивую шляпу, сказала:

– Красота все-таки страшная сила. Как домой приедем, надо в церковь сходить, грех с души снять.

И не видел, как его неслучившаяся невеста долго смотрит ему вслед, словно решает: выиграла она или проиграла.

Глава 3. Родители – наше все

«Вот почему так, – думала Лиза, – сначала мы не можем жить без родителей, очень скучаем и плачем, когда расстаемся с ними, но, когда вырастаем, их общество начинает нас тяготить, уже хочется расстаться и по возможности надолго».

– Пап, ну что за тупость, почему я должна с вами ехать в это дурацкое путешествие? Я не хочу портить себе выходные. У меня куча планов в Москве, и я не собираюсь их тратить на скучное путешествие по реке и провинциальным городам. Даже если это юбилей твоей сестры тети Симы.

– Это не обсуждается, мы давно не проводили время вместе, – отец почему-то очень переживал, словно это действительно для него очень важно, – поэтому будь добра, удели эти три дня родителям. Мы не просим многого, всего одни выходные. Это теплоход премиум-класса, там будет не много народу, и обслуживание по высшему классу, тебе понравится. А провинциальные, как ты говоришь, города имеют столько всего интересного, что ты, поверь мне, будешь в полном восторге.

– Пап, мне не пять лет, чтобы на это вестись, что они там имеют, – психанула Лиза. – Музей мышей в городе Мышкин и музей русской водки в Угличе. Лет десять назад я бы прыгала от восторга, но я выросла, папа, мне девятнадцать, и тебе уже пора это заметить.

– Ты пойми, доченька, мы сто лет не собирались, я не могу и не хочу отказывать Симе в день ее юбилея, – видимо, он поставил себе задачу уговорить Елизавету, и было видно, что не отступится.

– Что вы все пресмыкаетесь перед этой Симой: и ты, и мама. Если вы работаете на нее, это не значит, что вы рабы этой самодурки, – не сдержалась Лиза.

– Доченька, ты не права, мы приглашены не потому, что мы работаем на нее, а потому, что мы родственники, и это надо ценить. Сима даже тебе дала приработку, пока ты учишься в институте, надо уметь быть благодарными. Это то, чем отличаются воспитанные люди от невоспитанных, зря ты так, – на полном серьезе расстроился отец.

– Ну хорошо, тогда можно было бы найти поприличнее место для встречи, чем суденышко, плывущее по реке, – Лиза закатила глаза от возмущения.

– Котенок, – Сергей Васильевич сел рядом с дочерью и взял ее за руку, – ты вновь ошибаешься, это судно премиум-класса. Там всего шестнадцать кают, и все они уровня «пять звезд».

Лиза сморщилась, услышав эту информацию, так, словно укусила лимон.

– Ну хорошо, четыре звезды, – сдался отец. – Солнышко, я редко тебя о чем-то прошу, но сейчас мне необходима твоя помощь. Я не могу тебе все рассказать, прости, но это очень важно. Сима заказала тебе отдельную каюту, и ты можешь просто провести выходные за чтением какой-нибудь новой книги или просмотром занимательного фильма, выходя только на совместный ужин, – отец уже не знал, чем ее купить.

В комнату вошла мама. Она, как всегда, не имела своего мнения и просто молча слушала ссору мужа и дочери. Чем старше становилась Лиза, тем все больше не понимала и не любила свою маму, как страшно бы это ни звучало. Женщина была словно безмолвное приложение своего мужа. В детстве девочке было жалко мать, словно она что-то знает такое, чего не знают другие, становясь загадочной и молчаливой принцессой. Когда же Лиза подросла, то уже не понимала, как отец, такой яркий и красивый мужчина, может жить с этой амебой, у которой был вовсе не загадочный ореол, а просто меланхоличный характер и скучный внутренний мир. Мать красила волосы в ярко-рыжий цвет, одевалась, словно ей восемьдесят, и, казалось, уже давно не интересовалась жизнью Лизы. Словно после достижения совершеннолетия дочь стала ей не интересна, а она сама, как мать, выполнила свою миссию и больше ей ничего не должна.

Мама словно всегда находилась в каком-то своем мире, не пуская туда ни мужа, ни дочь, но если быть до конца откровенными, то Лиза и не рвалась туда. Ей больше импонировал мир отца, яркий и насыщенный, со своим всегда твердым мнением и прекрасным чувством юмора. В свои девятнадцать девушка была почти уверена: у папы есть любовница, такая же яркая и интересная, как он.

Иногда Лизе казалось, что она помнит маму другой, живой и веселой. К ней приходили воспоминания, как мама крепко обнимала маленькую дочь и от переполнявших ее чувств кружила вокруг себя, как красивая и счастливая мама улыбалась и смеялась громче папы, а книги Лизе читала по ролям. Причем «Федорино горе» у нее получалось веселее всего, и Елизавета постоянно просила перечитать именно это стихотворение Чуковского. Но мама ни капельки не злилась, причем она в третий раз читала даже веселее, чем в первый, чем так смешила дочь. Но сейчас Лизе казалось, что это был всего лишь сон, счастливый сон, который она выдумала сама, и этого счастья с ней никогда не было, и мамы такой тоже никогда не было. А была вот такая, отстраненная и холодная, словно внутри у нее пусто.

– Ну хорошо, – сказала Лиза, – но ты, папа, будешь мне должен одно желание.

Когда удовлетворенный ответом дочери отец вышел из комнаты, Лиза написала в мессенджере сообщение: «Теплоход “Агата Кристи”, на этих выходных, вот и посмотрим, на что ты готов ради меня».

Сон II

Москва, осень 1902 года

Он был счастлив, в первый раз в жизни его душа была наполнена любовью сполна, и Савва Морозов купался в этом как мальчишка. Даже когда он, человек, родившийся в старообрядческой семье, женился на разведенной женщине, наперекор матери, счастья это ему не принесло. Как не принесло счастья рождение, в общем-то, любимых детей. Савва все равно чувствовал себя одиноким, и это щемящее чувство грызло его постоянно, вызывая приступы меланхолии и депрессии. Но после встречи с актрисой Марией Андреевой весь его мир наполнился тем, чего ему так не хватало, – любовью.

Жена слышала сплетни о его увлечении, но молчала, зная характер мужа. Помнила, как он не послушал никого, когда женился на ней самой, как переступил через устои семьи, понимала: не отступит и сейчас. Боялась, что, если она подтолкнет своим возмущением мужа, он пойдет и на любой самый неприглядный для общества поступок.

Глупая курица, Савва давно бы уже ушел к этой невероятной женщине, просто та этого не хотела сама. Она, как жар-птица, пленила его своей красотой и талантом, но не давалась в руки. Это понятно, такие женщины не должны никому принадлежать. Женщины-жар-птицы – это мечта, ради которой мужчины ломают свои судьбы, но так и не достигают цели. Женщины-амазонки, которыми можно лишь восхищаться и которым нужно поклоняться. Ради нее предприниматель и меценат, один из самых богатых людей страны, готов был на все: развестись, жениться, луну с неба достать. Да что там, спонсировать идеи марксизма, которыми эта невероятная женщина была просто восхищена и даже несколько болела ими. Ради нее он был готов на все.

Савва лично курировал строительство здания для театра МХТ, чтобы его королева блистала на шикарной сцене. Театр домовладельца Леонозновав Камергерском переулке был выкуплен и перестроен на деньги Саввы Морозова. Архитектором был его друг Федор Шехтель, который даже отказался обсуждать оплату, делая все исключительно из расположения к Савве. Он же и придумал эскиз занавеса с эмблемой – летящей над волнами чайкой.

Как талантливо играла его Мария в «Чайке», чудесном спектакле его друга Антона Чехова, как же она была очаровательна. На сцене просто нет равных его примадонне, нет и не будет никогда. Последние три года Савва был счастлив как никогда в жизни. Но постоянно в душе сидела страшная тревога, давящая и отвратительная, и даже в самые счастливые моменты она не отпускала, только тихо скулила внутри, предрекая беду.

Нынче пошла мода на ясновидящих и предсказателей судьбы. Савва же их всегда насмешливо называл факирами. Его жена Зинаида, втайне от набожных родственников, все родные Морозовых испокон веков были старообрядцами, кои могли и проклясть за это, приглашала на свои вечеринки разных представителей этой, если так можно сказать, профессии, стараясь выглядеть модной хозяйкой. Приходили и чистые шарлатаны, и те, что могли удивить своей прозорливостью. Вот к одному такому мужчине, иностранцу средних лет, и пошел на днях Савва поспрашивать о своей тревоге, что жила в его сердце, не отпуская.

Долго и пристально смотрел на него хозяин дома, не моргая и не отводя глаз, так долго, что Савве стало неудобно.

– А вы в шар смотреть не будете? – спросил он, чтобы снять напряжение. Савва видел этого мужчину на одном из вечеров в своем доме на Спиридоновке, на которых он, к слову сказать, не любил бывать. Вот там прилично одетый мужчина смотрел именно в шар и, немного коверкая русские слова, говорил забавные вещи: о летающих к другим планетам кораблях и возможности в будущем носить телефон в кармане. Жена Саввы, женщина, падкая на все мистическое, очень удивилась, когда Савва спросил про факира, и, поправив его, сказала, что граф Монисье никакой не факир, а проводник в другой мир. Что дар ему дан богом, а подтвержден всем высшим обществом Москвы. Да, Зинаида причисляла себя к тому высшему обществу, которое, несмотря на богатство Морозовых, никогда не примет их в свой круг. Савва это понимал отчетливо и жалел глупую женщину, которая верила, что все иначе.

– Шар – это для забавы, – сказал мужчина, вздохнув, – я и так все вижу. Смерть тебя караулит, ходит кругами и руки потирает, а придет она через женщину, красивую женщину. Да ты чувствуешь это, душа плачет каждый раз, когда ты рядом с ней.

– Я люблю ее, – сказал Савва и поразился сам себе. Как он, богатый человек, знающий себе цену, так просто произнес это какому-то незнакомому иностранцу, мгновенно поверив, что тот что-то знает про него такое, в чем даже сам Савва боится себе признаться.

– Не откажешься сейчас – прямая дорога на тот свет, – сказал буднично мужчина, так, словно говорил о плохой погоде.

– Я не смогу, – прошептал тихо Савва, думая, что иностранец не услышит его признания в слабости. Савва был увлекающимся мужчиной. Когда в нем вскипала страсть, владелец огромного состояния, фабрик, заводов и меценат уже ничего не мог с собой поделать.

Этот разговор он постоянно прокручивал в голове, словно пытаясь увидеть нестыковки и убедить себя в том, что человек, предрекший его смерть, – шарлатан. Вот и сейчас в ожидании Марии он вспомнился ему, и мурашки пробежали по коже.

В руках у Саввы был подарок, он приготовил его своей возлюбленной в честь премьеры. С сюрпризом было труднее, чем выбрать место под строительство театра.

Что подарить женщине-жар-птице, женщине-амазонке? Простыми украшениями такую девушку не удивить. Савва уже задарил ее всевозможными серьгами и браслетами, которые она принимала благосклонно, но без огромных восторгов. Нужен был особенный подарок, тот, что покорит ее, тот, что покажет, как Савва любит ее, искренне и безмерно, как Савва восхищается своей амазонкой.

Сейчас он, сидя в ее гримерке и ожидая, когда она придет с поклона, очень переживал: понравится ли подарок. Спектакли в новом здании проходили каждый раз при полном аншлаге, и публика долго не отпускала артистов, стараясь отблагодарить их аплодисментами.

– Савва, – захохотала она, увидев, что он, как цепной пес, верно ждет ее у дверей, – какая сегодня публика. Какая публика! Нас полчаса не отпускали со сцены. Костя даже начал злиться, устав кланяться.

Костя, Константин Станиславский, тоже был другом Саввы, они вместе на паях владели театром, куда один приносил деньги, а другой – новаторские идеи, коих не было еще в театрах России.

– Это тебе, – Савва без предисловий протянул любимой продолговатую коробочку.

Мария с любопытством взглянула и, открыв ее, непроизвольно охнула. Она была уже очень избалована подарками, поэтому удивить ее было трудно, но по реакции он понял, что удалось.

– Это морской кортик работы одного знаменитого португальского мастера Пауло Оливейро. Сие оружие было привезено специально в подарок Петру I. Русского царя он не впечатлил, тогда его советник и друг Александр Меншиков дал своему личному ювелиру задание украсить оружие по-царски, но мастер не успел, царь скоропостижно скончался. После смерти своего покровителя Меншикову тоже было не до кортиков, и тот невыкупленным так и лежал в семье ювелира долгие годы, пока его не увидел мой отец. Раньше этого не сделал никто, потому что ювелир требовал очень высокую цену за простой, как казалось людям, кортик, ведь он добавил к нему лишь один камень на набалдашник рукояти, и это не производило большого впечатления на клиентов ювелира. Но тот искренне считал, что в оружии камни и украшения не главное и их излишеством можно лишь испортить оружие, – Савва был доволен ее реакцией. – Вот этот сапфир, который приделан как набалдашник на ручке кортика, имеет особую огранку. Мне хочется, чтоб у тебя даже оружие защиты было лучшим, – добавил он уже нежно и ласково.

Савва не стал говорить любимой, что тот самый сапфир откручивается, открывая тем самым тайник в ручке кортика. Для того, что он спрятал туда, слишком рано, пусть это останется пока тайной.

В каждой женщине сидит маленькая девочка, которая верит в принцев, драконов и высшие силы. Мария Андреева не была исключением, несмотря на статус, наличие двух детей и признание публики. Поэтому она радовалась кортику, как ребенок долгожданному подарку. Савва понял, что угадал и угодил своей любимой. Теперь она оценит его любовь, и они всю жизнь будут вместе. Всю жизнь. «Но чью жизнь?» – пронеслось в голове.

Савва сильно ошибался, труппа театра уже запланировала гастроли в Крым, а это означало, что уже ничего нельзя изменить.

Как позже напишет Булгаков, Аннушка уже разлила масло, а значит, ничего уже нельзя изменить.

Этот сон был последним без боли, следующий уже будет рвать душу.

Глава 4. Теплоход, солнце и майор

В этом году лето в Москве было просто жгучее, словно ты находишься не в столице, а на солнечном юге. Правда, на юге такая погода обычно переносится легче, потому как море и влажный воздух смягчают температурные рекорды. Здесь же не помогали ни речка, ни ветерок, который, видимо, пытался облегчить людям жизнь. В Москве было невозможно дышать, не то что думать или передвигаться.

Евгений стоял на палубе небольшого теплохода премиум-класса и наблюдал прибытие туристов. Он специально приехал пораньше, чтобы познакомиться со своими будущими товарищами – путешественниками в славный город Мышкин.

Вместе с Евгением сначала по каналу имени Москвы, а потом и по Волге поплывет шестнадцать человек, конечно, не считая команды. На все времени было мало, но команду ребята его отдела пробили полностью, и она подозрений не вызвала, а вот туристов – только поверхностно. Во-первых, некоторые купили билеты на комфортабельный теплоход в последнюю минуту, а во-вторых, с первого взгляда это были самые простые и заурядные жители России. Ни тебе работников оборонных заводов или глав администраций, ну или на худой конец полицейских либо военных, работающих с грифом «секретно». Все сплошь были среднестатистическими жителями России, но Евгений знал, что это и есть самый подверженный западной разведке сектор населения. Сейчас вербовка уже не проводится, как в старые добрые времена, нет, все изменилось. Сейчас все решают социальные сети, интернет, и именно там идет промывка мозгов.

Сначала определяются лояльные люди, которые легче подвергаются убеждению. По их лайкам, да что там, даже по тому, на сколько секунд дольше человек задерживается на той или иной теме, делается вывод о его убеждениях и интересах. Потом уже идет массовая обработка в Сети нужным спамом, и если человек начинает на него должным образом реагировать, то он автоматически заносится в списки лояльных данной теме.

Когда же разрабатываемый становится нужен именно как персона, вот тогда в ход идет личная обработка персонажа со знакомствами и разговорами. Это что касается так называемых «идейных», которые за демократию во всем мире, свободу слова и, по старой русской традиции, с ненавистью к родному государству. Их находят просто так, не привязывая к определенной сфере, и держат на ниточках идей как спящих, пока рядом с ними не появляется действительно нужный человек.

Так как эта работа на территории России ведется уже без малого тридцать лет, то и спящих по стране очень много. Иногда их используют как «мясо» для выхода на митинги и протесты, нужные кураторам, не заботясь, что будет с ними дальше.

Да, с цифрой в вербовке стало работать легче, но вот не с передачей информации. Тут осталось все по старинке, потому как и Россия тоже стала страной хакеров, информация нигде, ни в одном почтовом ящике, не может быть в безопасности. Об этом знают все: и мы и они. Поэтому в основном все пользуются старыми, почти дедовскими способами, как тот британский камень пятнадцать лет назад, в сквере в Москве.

Женька тогда еще не работал в конторе, но ему рассказывали эту историю как референс, как инструкцию по обнаружению шпионов.

Началось все с малого: оперативники ФСБ заметили, что работники британского посольства гуляют по скверу, замедляя шаг всегда в одном и том же месте. Женька всегда поражался уму и чуйке тех оперативников, наблюдавших тогда за работниками посольства, заметить чуть замедлившийся шаг – это было сильно, это был верх профессионализма оперативников. После именно за этим местом стали наблюдать тщательнее, разбирая все детали. И вот в один прекрасный день один из работников посольства и вовсе остановился и подобрал с земли камень, положив его в портфель. Через день он же, словно выкинув ненужную вещь из портфеля, небрежно вернул его на прежнее место. Уже потом оперативники выяснили, что тогда камень сломался и его забирали чинить. Сначала же все подумали, что это обычная тайниковая операция, но это оказалось не так. Камень этот был специальным устройством, считывающим информацию. Сначала мимо него проходил завербованный человек с наладонником, и камень скачивал информацию, а потом с таким же наладонником проходил работник посольства и получал эту информацию себе на устройство. Проследив и выяснив всех участников операции, этот камень с помпой, материалами видеосъемки и знаниями всех участников того процесса прикрыли.

Конечно, Женька на корабле в одиночестве вызвал бы если не подозрение, то вопросы. Мужчина, путешествующий один, как минимум странный мужчина. Поэтому коллега женского пола уже спешила к теплоходу, месту выполнения задания, но, как и все женщины, опаздывала. Женька раньше думал, что дам, служащих в особом отделе ФСБ, это не касается, но, видимо, уж так их создал бог, всех без исключения.

В кармане зазвонил телефон, маленький и скучный, не имеющий даже выхода в интернет.

– Привет, Жорж, – услышал он довольный голос коллеги, – я его привел, встречай.

– Уже, – лениво ответил Евгений, как настоящий турист, разнежившийся на солнце.

– Может, зря ты решил не ставить прослушку? – посетовал ему коллега. – Это бы облегчило нашу работу.

– Ага, – так же лениво продолжал говорить Женька, – или бы вовсе ее исключило. Если он все же тот, про кого мы думаем, то первым делом, войдя в каюту, он проверит ее на чистоту.

– Ну а я бы мог выпросить у Михалыча последнюю Ю14, – парировал собеседник.

Михалыч был гением электроники, который заведовал у них техническим отделом и всевозможными приборами – от простых и уже устаревших до новейших, о которых можно прочитать лишь в фантастических шпионских книжках. И вот Ю14, о которой говорил сейчас коллега, была из последних, жутко засекреченных и практически не обнаруживаемых камер. Но оперативники очень боялись с ней работать, потому как тот же Михалыч запугал всех, что это самый дорогой прибор в конторе, и, если с ним что случится, он заставит виновных продать почку.

– На каждую Ю14 есть свой детектор, и мы с тобой не знаем, птица какого полета перед нами. Я не хочу его спугнуть, – ответил Евгений, наблюдая с верхней палубы приближение новой группы туристов к трапу теплохода.

– Знаешь, – в голосе коллеги был слышен незамаскированный скепсис, – ты слишком большого мнения об этом властелине швабр. Этот недотепа изгваздался в кофейне супом, потом задумался и прошел на красный, едва не попав под машину, ну а после, уже перед самым входом на причал, купил шоколадное мороженое, и теперь его белая футболка вся в характерных разводах. Похоже, твоя интуиция ошибается, и если бы я тебя не знал, то присоединился бы к остальным в группе, кто считает твой «объект» пустышкой.

– Вот поэтому ты до сих пор ждешь своего звания, а я займу должность начальника отдела. Джеймс Бонд только в голливудском кино красивый и накачанный супермен. В жизни все эти Джеймсы изо всех сил стараются показаться тютями и неуклюжими святошами. Иногда они с этим перебарщивают, возможно, и в нашем случае именно такое положение вещей. Но недооценивать врага – это значит сразу ему проиграть. Знаешь, кто сказал? – спросил Женька коллегу.

– Дзержинский, – попытался угадать тот, зная, как Евгений любит его цитировать.

– Фу, – засмеялся Женька, – какие у тебя стереотипы, как ты с таким мышлением в ФСБ-то попал. Евгений Александрович Бабушка сказал, твой непосредственный начальник и идейный вдохновитель. Ладно, все, мне больше некогда с тобой болтать, я вижу нашего героя. Так что принял объект, будь на связи.

По трапу сейчас поднимался молодой человек, его футболка и правда была испачкана чем-то коричневым, но он совсем не стеснялся этого, а смотрел на жизнь уверенно и радостно, освещая все вокруг своей фирменной американской улыбкой.

Ничего необычного в мужчине не было, да, иностранец, но очень дружелюбный и вполне социализированный в России. Евгений услышал, как тот поздоровался и поинтересовался у встречающих членов команды о времени отплытия теплохода, а также шутя пожаловался на жару. Эдакий иностранец, долго живущий в России, ничего необычного. Странным оказалось другое – то, как наблюдали за ним две женщины в очереди на посадку. Одна была брюнеткой с черным как смоль волосом, подстриженным под каре, и в огромных очках, образ, так сказать, был странен сам по себе. Вторая была несколько старше, дама средних лет, одетая очень дорого и со вкусом. Именно она дужками своих очков показывала в сторону Женькиного объекта и, наклоняясь ближе к своей спутнице, что-то шептала той на ухо. Брюнетка же очень нервничала и постоянно поправляла свои волосы, так, словно это был парик. Какой может быть парик в плюс тридцать пять, засомневался Евгений, но напротив данной парочки все же поставил вопросительный знак. Уж очень они были возбуждены.

Объект же, подхватив рюкзак, уже направился в свою каюту, а значит, пришла пора знакомиться.

Евгений все просчитал и потому сейчас поднимался по лестнице на верхнюю палубу прямо перед объектом. Лестница там имела вид спирали и потому была неудобна, впрочем, как и на всех теплоходах такого типа. Именно поэтому не было странным то, что Женька запнулся на узких ступеньках и полетел вниз, как раз в ноги к объекту.

– О боже! – воскликнул парень в грязной футболке с небольшим акцентом. – Вы не ушиблись?

Евгений, применив все свои актерские навыки, приобретенные в школьном театре, поморщился, потирая коленку, и позволил помочь ему подняться на ноги.

– Спасибо, – вымученно улыбнулся он своему спасителю, – было бы жалко начать выходные с перелома ноги, а не с путешествия, моя жена бы мне это не простила.

– Очень неудобная лестница, – согласился мужчина, почему-то именно сейчас смутившись из-за своей грязной футболки, и попытался стряхнуть уже въевшиеся пятна. – Надо будет осторожно по ней ходить и сказать капитану, чтобы он повесил предупреждающее объявление. Это не по правилам, что перед такой опасной лестницей нет предупреждающего знака.

– Спасибо, что помогли, – Женька протянул руку своему якобы спасителю. – Будем знакомы, меня зовут Дима.

Естественно, у Женьки было на случай прямого контакта с объектом официальное имя, подтвержденное документально. Даже паспорт имелся на Дмитрия Сергеева, новенький и вполне настоящий. Работал он с ним довольно редко, потому прикладывал массу усилий, чтобы не запутаться и не сказать свое настоящее имя. Вступить в прямой контакт – тоже была идея Женьки, которую, к счастью, поддержало и руководство, потому как теплоход – маленькое пространство, и, чтобы проследить, нужно быть в кругу отдыхающих.

– Джон, – несколько замялся парень. Видимо, в его планы не входило знакомство с посторонними на корабле, поэтому, неуверенно пожав протянутую Женькой руку для приветствия, он продолжил поспешное шествие по круглой лестнице.

Ну что ж, знакомство состоялось, но почему-то у майора ФСБ, уже матерого опера Евгения Бабушка нехорошо екнуло в желудке, а это был плохой знак, очень плохой.

Глава 5. Всем шампанского

В кают-компании на ужин были накрыты три больших круглых стола. Белые скатерти сияли чистотой, красивые красные салфетки, уложенные в бокалы одинаковыми, как братья-близнецы, пирамидами, делали столы праздничными, а столовые приборы блестели так, словно ждали сорок, чтобы они унесли их в свои гнезда.

За правым столом уже сидела именинница тетя Серафима с молодым мужем Робертом и вечно депрессивным сыном – прыщавым подростком Богданом. Лизу даже передернуло от отвращения к своим родственникам, и, когда притворно улыбающаяся Серафима начала махать приветственно рукой, пришлось сжать зубы, чтобы не показать своего раздражения. Одна мысль спасала, что она все же будет не одна в эти выходные и надо лишь немного потерпеть.

– А вот и наши любимые Сиротины пришли! – радостно завизжала тетя Серафима и кинулась обнимать всех поочередно. Первым на правах старшего брата, конечно, был отец, но Лизе показалось, что даже он немного сморщился от натиска и лобзаний сестры. Сегодня она была какая-то особенно возбужденная. Мать же, не изменив своего ничего не выражающего лица, просто добавила дежурную улыбку, даже не пытаясь скрыть брезгливости.

Когда приветственные поцелуи были закончены и все уселись за красивый стол, Лиза огляделась. Сразу стало понятно, что если они были знакомыми друг другу людьми, то за соседними столами сидели люди, чужие друг другу. Неловкость там можно было резать ножом, такой сильной и объемной она была. Теплоход уже несколько часов как отправился в путешествие, но люди проводили это время в основном в своих каютах, устраиваясь на новом месте. Вообще, Лиза заметила такую деталь: когда люди заселяются в гостиницы или места, где им предстоит жить некоторое время, они словно метят территорию. Им надо немного привыкнуть к месту, сместить красиво лежащее полотенце, помять натянутую кровать и наконец разложить вещи по номеру – в шкаф, на кресло, стол. Словно бы этими действиями они делают чужое место своим, обозначают, так сказать, свою территорию.

Их стол был самым густозаселенным, за ним уместилось шесть человек, трое – это Лиза с родителями и трое из семейства тетушки Серафимы Жженовой. Это была фамилия ее первого мужа, которую она не меняла, а с нынешним мужем и вовсе поделилась ею. «Мы все должны носить одну фамилию: и я, и Богдан, и ты, – сказала тогда тетушка новоиспеченному мужу Роберту, как только они собрались пожениться. – Так как я поменять свою не могу, придется слишком много исправлять документов, то это сделаешь ты». Вот так она показала своему мужу, который был моложе ее на пятнадцать лет, что тот, кто платит, того фамилию и носят. Хотя, женившись на женщине – владелице крупной фармацевтической компании, молодой и никчемный бухгалтер не возражал и, казалось, только радовался всему, что с ним происходило. Он сразу бросил работать, стал увлекаться конным спортом и гольфом, словом, наслаждаться новой, ранее не доступной ему богатой жизнью.

Тетя Серафима все заработала сама, ничего не получив от своих прежних браков. Она была женщиной сумасбродной, сильной и нагловатой. Это позволяло ей добиваться успехов в мире мужчин и делать бизнес наравне с ними, но делало ее отвратительной для окружающих. Лиза тетю уважала, но не любила и даже насмехалась над ней, правда, исключительно в душе или, на худой конец, за спиной.

Вечер уже начинал раздражать, и хотелось острых ощущений, но их она пообещала себе на вечер, а пока продолжала наблюдать. Их было за столом шестеро, по сути чужих людей, но номинально они все же были родственниками. Серафима веселилась уж сильно нарочито и налегала на шампанское, отмечая свои пятьдесят, зло подшучивала над относительно молодым мужем Робертом, который постоянно сидел в своем новеньком телефоне, переписываясь с кем-то, и даже не делал вид, что ему весело.

Богдан, пятнадцатилетний пацан с кучей прыщей и комплексов, с ненавистью смотрел по сторонам, а особенно на своего отчима.

Папа ради родной сестры единственный поддерживал ее веселье, вспоминая их совместное детство.

Мама. Лиза снова вспомнила ее разговор по телефону, подслушанный пять минут назад, и еще раз взглянула на эту незнакомую, как ей сейчас казалось, женщину. Красиво уложенные волосы ярко-рыжего цвета, голубое летнее платье, обтягивающее фигуру, которую мама сохранила к сорока пяти годам, и огромное безразличие в глазах. Именно это безразличие когда-то оттолкнуло дочь от матери, но сейчас в свете подслушанного случайно разговора ей уже казалось, что это не безразличие, это страх.

Лиза пошла покурить перед ужином и, найдя себе на корме, как ей показалось, укромное место, смачно затянулась.

– Я боюсь, – услышала она мамин голос совсем рядом и аккуратно выглянула на боковую палубу. – Я устала, я очень устала от этого, – вновь сказала мама в телефон. – Обещай мне, что это последний раз, обещай. Иначе я за себя не отвечаю.

Видимо, ее собеседник убеждал, потому что мама долго молчала, но после добавила:

– Что я сделаю? Пойду в полицию и все расскажу. Я устала бояться. Пусть, – последнее слово мама уже прокричала, эмоционально сбросила звонок, чуть не выронив телефон из рук, и быстро направилась в каюту.

Лиза не могла до сих пор никак интерпретировать этот разговор, хотя, возможно, просто не хотела, потому и сейчас, выкинув из головы мысли о маме, стала рассматривать соседние столы.

Оба: и правый, и левый – были накрыты на пятерых, видимо, это стандартная сервировка для данного путешествия, и для стола, где сейчас сидела Лиза, просто сделали исключение. Внимание девушки привлекла грузная престарелая дама с черными, почти гусарскими усами и голубыми тенями. Ее сморщенное лицо, на которое был нанесен чересчур яркий макияж для дамы такого возраста, имело выражение, будто она знает на этой планете все. Женщина была ярко, но бедно одета. Было видно, что вещи, которые она надела на ужин, отпраздновали уже не один десяток лет. «Откуда у нее, интересно, деньги, на это путешествие?» – подумала Лиза и переключилась на ее соседку.

Насколько была уверена, как ей показалось, девяностолетняя бабуля, настолько выглядела растерянной ее сиделка. Лиза так и не решила, кем она является для раскрашенной, возможно даже родственницей, но про себя все же назвала ее сиделкой. Девушке было лет двадцать пять, она была низкой, как говорят в народе, сбитой, с копной каштановых волос, заколотых на длинную спицу – заколку в японском или китайском стиле, Лиза не разбиралась. Но заколка – единственное, что было красивого в наряде девушки. Шелковый шарфик, к примеру, на ее шее в тридцатиградусную жару выглядел комично. Рядом с дамой девица смотрелась простушкой, словно служанка рядом со своей госпожой, даже несмотря на генеральские усы последней.

Также за их столом сидел молодой человек лет тридцати пяти, он был один, не общался со своими соседями и не отрывал взгляда от телефона, что-то усиленно там рассматривая. Смотрелся он довольно странно, один, молодой и ко всему происходящему безразличный, словно его какая-то повинность заставила прибыть на этот теплоход. Лиза даже почувствовала в нем родную душу, которую принудили к такому времяпровождению, но тут же одернула себя: слишком прост он для такой, как она.

Другими соседями за их столом были пара из тех, что постоянно милуются и по-юношески держатся за руки, хотя им перевалило за тридцать. Такие еще любят называть друг друга разными уменьшительно-ласкательными животными, от мышек до тигрят.

Лиза понимала, почему эти любители сюсюкаться со своей второй половинкой делают это нарочито, на людях, так, чтобы их видели все. Она была уверена, что таким показушничеством они словно хотят прикрыть черные дыры в своих отношениях, измены и, возможно, даже домашнее насилие, но им важно показать другим, что у них все хорошо. Словно, убедив окружающих, они убеждали сами себя и начинали свято в это верить, называя друг друга «зая», «солнце», «моя» и другими, как считала Лиза, мещанскими словечками. Она не успела рассмотреть третий стол, потому как на небольшую сцену вышел молодой человек, аниматор из команды теплохода, и, начав говорить в микрофон, заставил всех замолчать и посмотреть в его сторону.

– Добрый день. Приветствую наших гостей на теплоходе «Агата Кристи». Я Герман и буду все эти три дня вас развлекать. Вы любите детективы? Уверен, любите, люди не могут их не любить. Ну а раз наш теплоход носит имя великого автора детективов, то и тур наш будет с этим уклоном. Мы придумали для вас настоящий квест, где вы сможете в самых невероятных местах найти следы преступлений и распутать не одну загадку. Постарайтесь распознать наши уловки и раскусить нас первыми. Сейчас же я предлагаю вам поднять бокалы с шампанским за начало нашего путешествия, – провозгласил ведущий, и девушка-официант внесла в зал поднос с шампанским. Герман первым подхватил с подноса бокал и, пока девушка разносила по столикам остальные, залпом осушил его.

Люди оживились. Веселый ведущий, шампанское и предвкушение путешествия сделали свое дело, гости улыбнулись окружающим какими-то особенными улыбками, выдающими в них эйфорию. Даже Лиза позволила себе отпустить злость на отца и раздражительность на трещавшую все время тетку, а мысль, что путешествие будет не столь ужасным, согрело душу.

Но звон бокалов перебили хрип и звук падающего тела, все вновь обернулись на сцену и увидели на полу корчившегося Германа с пеной изо рта.

Лиза, как гадюку, тут же бросила бокал с шампанским, словно оно даже через стекло могло ее отравить. Этот звон еще больше напугал гостей. Все в оцепенении смотрели на бьющегося в конвульсиях на полу молодого человека.

– Вы что все стоите, делайте что-нибудь, – закричала она, первой придя в себя, и, как только несколько мужчин ринулись к пострадавшему, тот тут же встал, вытер как ни в чем не бывало пену с лица и засмеялся в голос.

– Ну вот вы и попались первый раз, господа, обещаю, что этого в нашем путешествии будет много, и вы еще не раз пощекочите себе нервы.

– Дебил, – сказал в сердцах парень с соседнего стола, и все были с ним согласны. Странным было то, что пять минут назад он очень спокойно что-то читал в своем смартфоне, и перемена поведения от спокойного слона до злого ротвейлера была очень резкой. Но Лизе было некогда разбираться в метаморфозах поведения чужого ей мужчины. Сейчас она смотрела на единственного, кто был ей интересен в этой комнате. Правда, говорят, когда человек напуган или когда смеется, он в первую очередь смотрит на самого дорогого и самого важного для себя человека. Но то, что этот человек не смотрел сейчас на нее в ответ, очень обидело Лизу, особенно после того, как девушка поняла, на кого он смотрит. Кровь прильнула к лицу, и захотелось убить его немедленно, стереть в порошок предателя. Хорошо, что на этой страшной мысли человек, что был для нее почти вселенной, все же направил взгляд в сторону Лизы, улыбнулся уголком губ и чуть заметно подмигнул.

Ну слава богу, Лизин мир вновь встал на место.

Глава 6. Разделение по гендерному признаку чревато

«Как началось все по-скотски, так и продолжается, – думал Женька, разнимая дерущихся дам. – Сначала эта дура, что должна была изображать его жену, мало того, что приперлась зареванная, так еще и никак не могла взять себя в руки и успокоиться».

– Женечка, прошу, только не докладывай начальству, а то я две беды в один день не переживу: и муж изменил, и с работы попрут, – твердила, не переставая реветь, Екатерина, капитан ФСБ, работающая вместе с Женькой в особом отделе.

– Не Женечка, а Дмитрий, – вздыхал он ей в ответ. Ему было страсть как жаль эту дуру, да еще и воспоминания об аэропорте Шереметьево не улеглись до конца в душе, поэтому, можно сказать, он ее понимал. Правда, у Женьки было все проще, то ли потому, что он мужчина, то ли потому, что у него с Лелькой еще дело не дошло до свадьбы и однокомнатной квартиры, которую надо делить, как у Катьки, то ли не было никакой между ними любви.

– А собака, – продолжала она сокрушаться, – Ника, доченька моя, теперь с кем?

– Тут все просто, – рассудил Женька, – с тем, с кем захочет остаться. Мы живем в правовом государстве, и она вправе определиться сама, кто будет сыпать ей корм, – сказал он, обдумывая свои дальнейшие действия и решая: выгнать Катьку, пока не поздно, на берег и нажаловаться, как положено, начальству или пожалеть дуру.

– Ой, горе-то какое, – взвыла еще больше Катька.

– Что такое? – безразлично спросил Женька. – Вспомнила еще, что нажила с сатрапом: черепаха, попугай, ковер?

– Да собака у меня дура дурой, – взвыла девушка, глотая вино из маленьких бутылочек, что нашла в баре номера, – по любому не меня выберет, бесхребетная.

Здесь Женька молча сделал вывод, что даже у самых умных и образованных, да что там, очень смекалистых дам, других в их контору просто не берут, отшибает мозги начисто, когда дело касается амурных отношений, и не важно, любовь это или ненависть.

Разубеждать Катьку он не стал, собака Ника и правда у нее дура, могла и выбрать не того. Один раз он эту животину видел в отделе, и она не производила впечатления существа, способного на поступки.

– Значит так, сейчас ты идешь умываешься и накладываешь себе победный макияж, берешь себя в руки, и мы профессионально отрабатываем объект. Все понятно? – грозно сказал Женька, чтобы коллега хоть немного пришла в себя. – Как тебя по паспорту? – спросил он запоздало.

– Забыгайло, – ответила Катька, – представляешь, взяла фамилию этого урода. Была как нормальная Семенова, нет же, угодить хотела, Забыгайло теперь. Не отмыться еще сто лет от этого говна, – в сердцах выкрикнула Катька и снова заревела.

– Если ты сейчас не придешь в себя, я тебя отправлю дальше ругаться со своим Забыгайло, – Женька еле сдержался, чтобы не выматериться. – Я спрашиваю тебя: что написано в рабочем паспорте?

– А, это, – без энтузиазма сказала Катька, – не парься, я там Катька, а фамилия у нас общая, так что не запутаешься, – шмыгнув, сказала девушка. – Сергеева, не стала я имя менять, у меня там подруга на документах сидит, вот я и попросила оставить имя, так легче.

– Дашь потом номерок подруги, – сказал Женька, поражаясь женской сообразительности. – Мне тоже Евгением лучше живется, прям чувствую: Дима не мое. Как работаю под прикрытием, так обязательно что-то да произойдет. Как думаешь, в имени дело? – вывел он из ступора своим вопросом Катьку. Та, видимо уже выплакав все слезы, сидела, уставившись в одну точку.

– Скотское имя, – не отрывая взгляда от полюбившейся точки, согласилась она, – у меня мужа Димой зовут.

Потом она все же взяла себя в руки, приняла душ и навела макияж, капнув при этом даже чем-то в глаза, и они из красных и опухших превратились в белые и красивые. Женька никогда раньше в связке с Катькой не работал, не доводилось, но был наслышан о ее способностях и успехах. И, честно сказать, даже где-то в душе мечтал работать с ней в паре. Ходили легенды о ее способности вытащить у объекта из кармана карточку от номера и потом положить ее на место, не входя даже в круг общения. Или как она умудрилась на каблуках и в вечернем платье перелезть на соседний балкон гостиницы в городе Сочи и обратно за пять минут, открыв при этом пластиковую дверь балкона за тридцать секунд. Катька считалась лучшей из девушек в их отделе, но, видимо, Женькино профессиональное невезение распространилось даже на нее.

Когда она все же привела себя в порядок, то стала выглядеть просто супер. Каштановые волосы были уложены локонами, сдержанный, интеллигентный макияж и легкое белое платье – все это необычайно шло ей.

– С кем тебе Забыгайло-то изменил? – сорвалось у Женьки при виде красавицы коллеги. – Неужто ориентацию сменил, другого я даже предположить не могу.

Но по Женькиным меркам нехилый комплимент тут же наполнил глаза слезами, которые грозили испортить макияж.

– С моей мамой, – еле выговорила Катька, и ее подбородок опять заходил ходуном.

– Ну тогда понятно, гены, – быстро сказал Женька и, подхватив ее под локоть, направился в кают-компанию на ужин. – Ты только не плачь, мы тебе лучше найдем, только давай отработаем и сразу примемся искать. У меня есть друг – подполковник ГРУ, красавец, умница, а вот жениться не успел, времени не было. Я тебя с ним обязательно познакомлю. Ты только возьми себя в руки и отработай правильно, потому как мне очень надо, начальником хочу стать, можно сказать, это мой последний шанс.

Тогда Женьке показалось, что они с Катькой договорились. Да и поначалу все шло как по накатанной, и майор ФСБ, оперативник специального отдела, даже позволил себе немного расслабиться, но зря. Представление ведущего с пеной у рта, конечно, немного напрягло, но Евгению Бабушка, прошедшему хорошую подготовку, хватило три секунды понять, что это постановка. Пена была ненатуральной, да и корчился он, постоянно подглядывая за реакцией зрительного зала, но это было только начало длинного вечера.

– Миленько, – сказала дама средних лет, как только шок от выходки ведущего сошел и все принялись за действительно вкусный ужин, – я такого не ожидала от речной поездки на теплоходе. Давайте, друзья, знакомиться, нам с вами придется трапезничать вместе три дня, так уж распорядился случай, поэтому комфортнее будет это делать в знакомой компании.

Вообще, это была та самая импозантная женщина, что показывала на их с Катькой «объект» дужками очков на трапе, и то, что они попали со своей подругой в парике за один стол с иностранцем, еще больше настораживало Евгения.

– Согласен, – радостно приветствовал он инициативу, – с Джоном мы уже случайно познакомились на очень крутой и неудобной лестнице, – засмеялся он собственной шутке.

Женька сейчас был сама любезность и обаяние, в отличие от Кати, которая ковыряла вилкой в салате и не собиралась ему помогать. Евгений был в принципе обаятельным молодым человеком и пользовался этим постоянно и в работе, и в жизни. Как говорила мама, со своей хитрой улыбкой и волосом, отливающим рыжиной, Женька мог бы покорить даже принцессу Несмеяну, но они все закончились, а на простушек его обаяние не распространяется. Женька соглашался с родительницей и обещал продолжить поиски принцессы, пока же пользовался своим обаянием на благо родине.

– Так что заклинаю всех, будьте на ней аккуратней, – он взглянул на «объект», словно прося подтверждения его словам, но тот лишь одинаково дежурно улыбался, глядя по сторонам, словно не слыша, о чем говорит Евгений. – Меня зовут Дмитрий, а это моя жена Екатерина.

Катя по-прежнему настойчиво что-то искала в салате, словно именно там она потеряла свою счастливую семейную жизнь. Женьке даже пришлось стукнуть ненадежного компаньона ногой под столом, чтобы она включилась в игру.

– А, да, приятного аппетита, – невпопад сказала Екатерина и, опрокинув в себя залпом бокал вина, вновь заскучала.

– Меня зовут Аделия, – ответила привлекательная дама, – а это моя дочь Аврора.

На этот раз уже дочурка, которую представила женщина, треснула мамочку под столом ногой. Это движение было заметно всем присутствующим сотрапезникам. Женька даже на мгновение засомневался, неужели у него с Катькой получилось так же некультяпно, и решил провести контрудар.

– Вы зачем меня ударили под столом ногой? – спросил он у дочери по имени Аврора, которая сидела напротив него и потому удар ее матери достался Женьке в том числе.

– Я вам отомстила, – ответила та, не моргнув и глазом, – три минуты назад вы так же ударили меня.

– Но у меня нервный тик, и я вас ударил случайно, а вы это сделали специально, – Женька уже вошел в раж. – Вам не стыдно бить больного человека?

– Нет, – ответила нахалка, наконец сняв солнечные очки, которые в ресторане были не к месту по причине отсутствия солнца, и почему-то с вызовом посмотрела не на Женьку, а в сторону ничего не понимающего Джона, продолжавшего спокойно поедать свой ужин. – Меня мама с детства учила давать сдачи. Да, мама? – повернулась она к женщине, представившейся Аделией, которая почему-то виновато потупила глаза, словно сделала что-то лишнее.

– Да, доча, – легко согласилась женщина. – Плохо, что ты вспомнила это только к тридцати годам, но лучше поздно, чем никогда, – рассудила она философски.

– К двадцати восьми, спасибо, мама, что ты еще и про возраст не даешь мне забыть, – казалось, что девушка Аврора сейчас расплачется, и все не понимали почему, даже Катька, перестав искать осколки своей разбитой судьбы в салате и запивать все это большим количеством вина, внимательно посмотрела на окружающих ее людей.

– Всегда пожалуйста, доченька, но это миф о том, что женщина должна скрывать свой возраст. Настоящая женщина всегда, в любом возрасте будет выглядеть изумительно и, наоборот, хвастаться, спокойно говоря, сколько ей лет, – Аделия словно оправдывалась перед дочерью за что-то, но у нее это получалось плохо.

– Ну раз мы все карты открываем и ты сказала, что меня зовут Аврора, – зло сказала доча, налегая на свое имя, словно мать должна была сказать другое. Также девушка по-прежнему как-то боязно косилась на Джона, чем вызывала волнение и интерес Женьки, – то я больше не могу сидеть в этом, – продолжила она и сняла парик, под которым оказалась маленькая шишка русых волос и несколько выпавших потных прядей, которые повисли мокрыми патлами на лицо. Кондиционеры, конечно, работали в кают-компании, но они не справлялись с аномальной столичной жарой.

Словно фокусник, проведя свой ритуал, девушка так посмотрела на Женькин «объект» и так ждала от него какой-то реакции, что даже Евгению стало интересно, и он попытался найти на лице Джона хоть каплю интереса, но безуспешно. Он по-прежнему пережевывал свое мясо по-французски, которое, видимо, было жестковато.

– Ну, в такую жару носить парик – это полный кринж, – сказала пьяно Катюха, по-прежнему налегая на спиртное.

– Согласна, – поддержала Женькину псевдожену Аделия, продолжая закапывать дочь, – я ей сказала: давай подстрижемся и прокрасимся. Не захотела. А чего там жалеть, тонкие и ломкие волосы, в общем-то, непонятно какого цвета.

Катерина уже попыталась войти в дискуссию, как ее перебили.

– Мама, – взмолилась девушка по имени Аврора.

– Давайте вы не будете ругаться за столом и портить настроение другим, иначе мне придется пожаловаться на вас капитану. Я заплатил за это путешествие и хочу путешествовать с комфортом. Если же вы хотите поругаться, выйдите, а лучше закройтесь в каюте, – даже не спрятав свою натянутую улыбку, сказал Джон, и Евгений мысленно зажмурился, понимая, что парень сейчас выступил не к месту, но помогать ему не стал. Люди лучше всего проявляются в экстремальных ситуациях, а в том, что она сейчас возникнет, Женька не сомневался ни на секунду.

– Сволочь, – как-то уж очень от души выкрикнула девушка Аврора и вылила в лицо Джону бокал с шампанским.

Этого уже не ожидал никто, и как при просмотре фильма человек радуется развязке, так сейчас все обратили внимание на их столик в ожидании чего-то интересного.

– Вы сумасшедшая?! – вопросительно закричал Джон от ужаса и начал вытираться салфеткой. Внимание уже всего небольшого зала было приковано к потасовке за их столом, и Евгений оглянулся, чтобы изучить, кто и с каким интересом смотрит на Джона, это тоже было полезно.

«Объект» тем временем встал и, бубня себе под нос ругательства на английском языке, начал вытирать мокрую футболку. Евгений, оглядевшись, выдохнул, решив, что все-таки буря миновала. Девушка Аврора, которая так рьяно отреагировала, сидела за столом и тихо плакала, остальные же просто ее жалели. Но провидение или здравый смысл, а возможно, знание русской души сегодня были не с Джоном, потому как он, почти справившись с потеками, произнес то, после чего надежда на мирное урегулирование стала нулевой.

– Я знал, что русские женщины неуравновешенные, но чтобы до такого. Приведите капитана, – начал грозно командовать американец, но договорить ему не дали, – я хочу пожаловаться и пересесть за другой стол.

Из-за соседнего стола встала именинница, еще недавно было слышно, как гости поздравляли ее с юбилеем, сейчас же женщина уже ощущала себя императрицей, судя по выпитому шампанскому. Дама находилась глубоко подшофе и потому была уверена в себе и своих возможностях. Юбилярша очень ловко ударила Джона по ногам с другой стороны коленного сустава, и тот мгновенно оказался перед ней на коленях.

– Вот ты сволочь, ты кто такой, чтобы рассуждать про русских женщин, – на этих словах она влепила звонкую пощечину ошарашенному иностранцу. – Мы разрешаем говорить про нас так только своим, и то любя, и то не всем, – добавила юбилярша.

– Помогите! – крикнул в испуге Джон. Муж дамы с соседнего стола встал, чтобы ее увести, но она влепила ему по носу кулаком, и он убежал в туалет, стараясь остановить кровь.

Женька поразился, как ловко она управляется с мужчинами, несмотря на худощавость фигуры. И пока он поражался одной, из-за другого стола встала грузная бабуля с усами размером не меньше сталинских и со всего маху пнула по пятой точке Джона, по-прежнему стоявшего на коленях.

– Сукин сын, мой отец воевал не для того, чтобы какая-то шваль русских женщин унижала, – прошипела она и не ушла, а продолжила стоять возле американца, приветственно пожав руку имениннице, ловко усадившей Джона на коленки.

– Анна! – крикнула бабуля девушке, что сидела с ней за столом. – Иди и ударь этого мерзавца, и можешь считать, что в этом месяце ты мне ничего не должна.

Девушка испуганно стала оглядываться по сторонам, словно ища защиты. Евгений видел, как в ней шла борьба между страхом и деньгами, и, судя по тому, что она начала подниматься со стула, деньги, как всегда, победили.

Видя, что официанты медлят, видимо, не знают, как воевать с женщинами, а капитан и вовсе не торопится на помощь, Женька решил вмешаться. Но, заметив это, Аделия, что сидела рядом, остановила его, а сама направилась на казнь иностранца. «Ну хоть одна адекватная женщина», – подумал Евгений, но, как оказалось, ошибся.

– Разрешите, – протиснулась та между усатой старухой и юбиляршей и, подойдя поближе, тонкой женской туфелькой ударила Джону в пах. – Это тебе за пять тысяч евро, – произнесла она непонятные Женьке слова, и он явственно осознал, что пора вмешаться.

– Дамы, прошу вас, – медлить уже было нельзя, Джон потерял всю свою спесь и только скулил. Женька не понимал, как исправлять ситуацию, не пострадав теперь самому. Три воинствующие женщины, объединившиеся в команду, это сила. Иностранец стонал, скорчившись над полом, и уже даже не звал капитана, видимо смирившись с судьбой.

– Вы что творите, прекратите, пожалуйста. Мадам, присядьте за стол, – обратился он к юбилярше, – а вы, в вашем возрасте, как не стыдно бить беспомощного иностранца, – обратился он к усатой старушке. – Ну а вы, Аделия, вам тем более к дочке надо, а не заниматься избиением мужчин. У вас там, я так понимаю, огромные проблемы, и она сама не справится со своими тараканами.

И только ему показалось, что он отбил Джона, как пьяная Катька, встав на стул, громко икая, закричала призывно:

– Иностранец, говоришь, да какая разница, все вы сволочи одинаковые.

Такого предательства от компаньонки он, конечно, не ожидал. Остальные дамы оживились от такого понятного всем призыва, словно только и ждали предводителя данного мероприятия, и пошли бить мужчин, причем сейчас уже всех без разбора. Досталось даже одинокому любителю интернета за соседним столом, который, в принципе, ничего никому не был должен. Но даже он получил шампанским в лицо от милой пухлой девушки Аннушки, сопровождающей бабульку с усами. Возможно, она все же еще надеялась на списание долга и потому сделала что могла.

Отходя и прикрывая Джона, одновременно разнимая дерущихся женщин, майор ФСБ, оперативник особого отдела подумал: раз все так началось паршиво, операция точно псу под хвост и должности начальника отдела ему не видать как своих ушей.

Глава 7. Что такое обман и как после него жить

– Я прошу вас, – говорил капитан твердо, – в письменном виде мне сообщить, что вы, – он обвел странную компанию пальцем, – не имеете претензий ни к кому, а драку считаете недоразумением. И только тогда вечер продолжится, иначе нам придется остановиться в ближайшем населенном пункте и вызывать полицию для оформления протокола. Особенно это необходимо сделать вам, – он показал в сторону юбилярши, у которой, видимо, день рождения не удался, потому что она поливала свои сбитые костяшки пальцев водкой и оттого, как происходила дезинфекция ран, сильно кричала: «Ой-ой-ой!», – и вам, – он теперь разговаривал с Джоном. – Мне международного скандала только не хватало.

Джон уже не улыбался, а молча махнул головой.

– Ну что? – еще раз спросил капитан. – Ищем порт, где мы сможем пришвартоваться, и идем разбираться в полицию или все-таки плывем?

– Плывем.

– Да, ладно.

– Все понятно, – неуверенно разнеслось по залу, и, пока несколько потрепанные участники массовой драки брали у официантов листы бумаги и ручки для написания важного заявления, Аврора выскочила на палубу. Она одна из немногих, кто не участвовал во всеобщем помешательстве, и потому решила, что ее заявление, в принципе, не важно.

Да, Ава однозначно думала, что это было помешательство, иными словами то, что происходило там, в кают-компании, назвать нельзя. Но все же главным разочарованием вечера был Джон Тейлор. И дело даже не в том, что в парике или без него он ее не узнал, дело было в том, что он был не таким, каким она представляла его, когда они переписывались. Там, в Сети, он был смелым и благородным. Да, у него были трудности, но он не просил ни помощи, ни денег, Аврора их сама ему дала. Он цитировал Гете и читал Левитанского, он так мило рассуждал о жизни и восторженно о женщинах. Когда он рассказывал о своей матери, что растила его одна в маленькой квартирке, почти на чердаке, в Бруклине, самом населенном районе Нью-Йорка, то его слова становились настолько пропитанными любовью, что Аврора это чувствовала через экран. Все это очень не сочеталось с каким-то непониманием, когда его хамское отношение к женщинам вдруг не понравилось окружающим. Аврора, в отличие от других, не кинулась бить бедолагу, она внимательно вглядывалась в его лицо, что когда-то казалось ей красивым, и ужасалась. Все, включая мимику, жесты, редкие восклицания и слова, были искренним, он не понимал, что не так, а впоследствии, когда разъяренные женщины стали его пинать, к палитре на его лице добавилась брезгливость.

От этого казавшееся раньше красивым лицо становилось омерзительным, и Аврора уже не понимала, как она могла так влюбиться в этого человека. Тот Джон, который переписывался с ней в интернете, не мог так себя вести.

Сначала Аврора очень расстроилась, когда мама назвала за столом ее настоящее имя, ведь они договаривались не делать этого, но мама была, как всегда, в своем репертуаре и запоминала только то, что считала нужным. Позже Аврора простила ее, видя, что ни на имя, ни на лицо тот, о ком она так много думала, не отреагировал, словно это было для него пустым местом.

Хотя оставался один момент, возможно, он правда под наблюдением и своей и нашей разведки, поэтому не показывает вида, стараясь не подставить ее. Но эта мысль никак не укладывалась в голове Авроры, слишком он был убедителен в своей роли. «Но ведь он разведчик», – вновь шептал внутренний голос, не желая поверить в реальность.

Очень захотелось закурить. Аврора делала это крайне редко, втайне от мамы, в случаях, когда было жалко себя до тошноты. Когда жалость была сравнима с катастрофой, которая уже случилась, и ничего поделать нельзя. Сейчас же было именно такое ощущение в душе.

В детстве Аврора была уверена, что она особенная, что для нее жизнь приготовила какой-то личный праздник, все потому, что она – это она. Аврора любила останавливаться посреди улицы и в этот момент оглядываться вокруг. Вот люди спешат, бегут куда-то, но ей казалось, что они лишь массовка для ее личного фильма. Вон тот парень с шариками был вписан в сценарий ее жизни для того, чтобы она улыбнулась красным сердцам в огромном количестве. Мороженщик для того, чтобы маленькая Аврора, подождав, когда лакомство немного подтает, закатывала глаза от феерии вкуса. Она даже не представляла, что у всех этих людей такая же жизнь, как у нее, ей казалось, что они просто переставали существовать, когда покидали ее орбиту. Ведь этот мир создан исключительно для Авроры.

Но действительность нагнала мечтательную девочку хорошими тычками. Случилось это не сразу, поначалу, взрослея, как цветочек в золотом горшке, девочка чувствовала, что ей уютно и хорошо, но, видно, детей надо готовить к жесткости жизни заранее. Аврора была не готова. Как оказалось, в институте не готова ни к чему: ни к равнодушию окружающих, ни к высокомерному хамству преподавателей, ни к наглой дерзости однокурсников, которые, быстро поняв мягкость характера девушки, сделали ее мишенью для обидных шуток. После этого Аврора обиделась на свой мир, предавший ее, и, судя по всему, мир не заставил себя долго ждать и обиделся на девушку в ответ, не послав ей даже любовь. Это было самой большой болью чувствительной Авроры, она была очень впечатлительной натурой – писала стихи и верила в принца на белом коне. Отец, человек воспитанный и всю жизнь влюбленный в мать, навсегда показал пример настоящего мужчины, и она уже не могла согласиться на меньшее. Аврора искала такого же мужественного и вызывающего уважение молодого человека, но найти так и не смогла.

На носу теплохода, куда проход был запрещен, Аврора решила укрыться и немного вдохнуть запрещенного дыма. Иногда казалось, что ей не нравится курить, а это просто психологический протест обществу, ну и маме в том числе. Возможно, поэтому захотелось покурить именно сейчас, когда она так разочарована Джоном и зла на маму.

Уединенное место было занято, там сидела молодая и красивая блондинка с соседнего стола. Аврора еще в кают-компании обратила на нее внимание. Она не участвовала в драке, но, в отличие от Авроры, получала удовольствие от нее, как от хорошего кино. Было видно, что девушка дерзкая и умная, эдакая современная блондинка, которая очень хорошо знает себе цену.

– Присоединюсь? – спросила ее Аврора, доставая из сумочки сигареты.

– Буду рада, – улыбнулась та, затянувшись новомодной электронной сигаретой, – а то стало несколько скучновато. Богдан вот передумал прыгать.

Только сейчас Аврора заметила мальчишку лет пятнадцати, его она тоже видела на ужине. Парень сейчас стоял у борта и внимательно смотрел на воду.

– А что, есть причина у мальчика? – спросила Аврора, прикуривая.

– А то, неразделенная любовь, наверное, но я не уточняла, если честно. Меня зовут Лиза, – представилась она и по-мужски протянула руку.

– Аврора. А вы с самоубийцей знакомы? – ее немного напрягало маниакальное внимание к воде молодого человека, лишь слегка успокаивало равнодушное отношение девушки.

– Да, это мой двоюродный брат, сын той самой, что, как боевик, разбила себе костяшки в кровь о нос собственного мужа. Очень даже жаль, красивый у него был нос, – смеясь сказала Лиза.

Вокруг было очень красиво, солнце садилось за горизонт, летняя жара отступала, а ветерок просто ласкал тело, одетое в легкое платье. Не хотелось говорить о плохом. В такие красивые моменты люди должны мечтать и целовать любимых, а не рассуждать о попытке суицида.

– А ты замужем? – спросила блондинка Лиза, она и по характеру, и по своей молодости, видимо, относилась к жизни с пренебрежением и юмором, поэтому вопросы задавала прямые, не заморачиваясь.

– Нет, – ответила Аврора честно, – и даже нет мужчины, никакого, даже самого плохенького, даже потенциального.

– А что так? – поинтересовалась Лиза, внимательно взглянув на собеседницу, словно оценивала, способна собеседница на отношения или нет. – Большие запросы были?

– Конечно, – махнула головой Аврора, – еще какие. Мне нужен был как минимум олигарх с ученой степенью и как максимум принц на белом коне.

– А снижать планку не пробовала, ну хотя бы у лошади цвет поменять на черный? – девушка была молода, оттого не смущалась своими не очень корректными вопросами и своим нескрытым сарказмом. Аврора приняла ее правила игры и тоже решила ответить честно и для себя даже несколько эпатажно.

– Не думала, что когда-нибудь признаюсь в этом, но года два назад я решила снизить планку и ходить на свидания с теми, кто не отвечает моим требованиям, но каждый раз эти попытки оказывались напрасными. Последний такой экземпляр без стеснения заявил мне в глаза, что ты, мол, дорогуша, в критическом возрасте и не надейся на скорую свадьбу, встречаться я еще готов с тобой, но параллельно попробую найти кого-нибудь помоложе. После такого удара под дых от человека, с которым раньше я бы даже чашечку кофе вместе не выпила, мои мозги встали на место. Вот тогда я решила, что не стоит изменять себе. Да, любви не случилось, но лучше так, чем как придется. Знаешь, я даже стихотворение написала по этому поводу. Хочешь, прочту? – Аврора сама себе поражалась. Раньше она скрывала от чужих людей, что пишет стихи, а сейчас первой встречной девушке сама предложила прочитать свое стихотворение.

– А давай, – легко согласилась красавица Лиза, – все равно Богдан пока не решился на поступок, и ничего интересного, видимо, не предвидится, хотя я стихи не люблю, прошлый век, по-моему. Может, Богдану понравится, и он передумает прыгать, а возможно, наоборот, его это подтолкнет к суициду. В общем, движение – жизнь, дерзай, – махнула она головой в сторону парня, который стоял, по-прежнему глядя в воду, но было видно, что он все же прислушивается к разговору двух девиц.

– Шикарно, – удивленно сказала Лиза, – скинешь слова, мне есть кому его прочитать, – засмеялась девушка.

– Как она не понимает! – вдруг громко вскрикнул мальчик Богдан, и девушки вздрогнули, успев забыть о прыщавом отпрыске. – Как она не понимает, что я ее люблю, а он нет!

Пока девушки болтали, он залез на перила.

– Когда меня не станет, она все поймет, – мальчишка крикнул свои слова как последние, приготовившись для прыжка, но пока не решался.

– А я, пожалуй, с тобой, – быстро сказала Аврора и ловко перелезла через перила, – бьюсь об заклад, что у меня сегодня день в сто раз хуже твоего. Понимает не понимает, – ворчала Аврора, скидывая туфли, – детский сад, вторая четверть. Вот у тебя такое было, что ты встретил родную душу тогда, когда уже и не мечтал встретить?

Мальчишка ошарашенно смотрел на незнакомую ему женщину, вытворяющую странные вещи. Ему она казалась именно женщиной, потому что разница в возрасте была вдвое. Он не понимал, чего она хочет от него.

– Ты счастлив, влюблен, можно сказать, – продолжала Аврора ворчать, – а он раз – и не узнает тебя. Представляешь, еще несколько недель назад он сочинял стихи твоим глазам и клялся в любви. Звал с собой на край света, но лишь бы вместе, а потом просто не узнал.

– Так не бывает! – крикнул ей Богдан, словно испугавшись упасть вместе с психической.

– Мо-ло-дец, – проговорила по слогам Аврора, – а потому все было обманом. Все, ему были нужны всего лишь деньги. Как мелко! Он мошенник, представляешь! – почти кричала Аврора, словно пыталась этот факт доказать маленькому глупому мальчику. – Как жить дальше, как? Все, мне почти тридцать, принца не случилось, и я дожилась, что какие-то альфонсы уже разводят глупую тетку на деньги. Мне в этом даже самой себе признаться стыдно. Так что я с тобой на раз, два, три. Кто там у тебя должен был понять? – спросила Аврора, между делом всматриваясь в темную воду реки. – Два. Какая-нибудь отличница или, наоборот, оторва с последней парты?

– Я говорил про маму и про отчима, – тихо произнес Богдан, но Аврора услышала его признание слишком поздно. Слово «три» слетело с губ, и она, поскользнувшись босиком на мокрой от брызг палубе, не успела затормозить и прыгнула с теплохода, в последний момент отпустив руку мальчишки.

Сон III

11 января 1905 года

Клиника Кнорре

Город Рига, улица Паулуччи, 15

Сон отпускал медленно, а может, это и не сон вовсе, может, это уже границы другого мира. Эта мысль заставила собрать все свои внутренние силы и открыть глаза. Полностью это сделать не получилось, не хватало даже всех сил, собранных в кулак. Но даже через полуоткрытые ресницы было видно встревоженное лицо Саввы. Он, видимо, увидел, что она пришла в себя, и нежно взял за руку.

– Тише, тише, моя милая, – говорил он почему-то шепотом, – не напрягайся, тебе нельзя. Тебе нужны силы, чтоб справиться с болезнью.

Мария, как смогла, улыбнулась своему другу, чтобы дать понять, что она слышит его. Перитонит отнял все силы, иногда Марии Андреевой, покорительнице мужских сердец, приме театра, казалось, что она проиграла, но приехал Савва, и все встало на свои места.

– Врач, милая моя, у тебя лучший, и он мне непременно обещал, что ты скоро поправишься, – говорил Савва по-прежнему шепотом. – Я договорился, и из Берлина тебе уже с оказией привезли самые лучшие лекарства.

Она не сомневалась, что самые лучшие. Савва был человеком слова, если уж брался за что-то, то обязательно доводил это до конца и всегда выигрывал.

Он продолжал что-то жизнеутверждающее говорить ей, гладить Марии руку, и женщина вновь закрыла от бессилия глаза.

«Как несправедлива женская любовь, – думала лениво она под его успокаивающее лепетание. – Вот тот мужчина, который способен для тебя на все. Даже после ее предательства и предательства его друга Максима Горького он не перестал беспокоиться о своей любимой женщине. Он примчался в Ригу из Москвы, лишь только она отправила ему телеграмму. Все устроил, договорился с врачами и, хвала небесам, выписал ей лучшие лекарства из Берлина. Ну почему мы, женщины, любим других, тех, кто не соизволил даже приехать, получив телеграмму. Кстати…» – она вновь попыталась открыть глаза и постаралась пошевелить губами, хрипло вымолвив:

– МГ.

Савва тут же понял ее, казалось, что он мог даже читать ее мысли. Возможно, эта способность дается только тем, кто сильно любит, так сильно, что физически чувствует человека каждой клеткой, каждой мыслью.

– Милая моя, молчи, тебе нельзя говорить. Наш с тобой общий друг МГ прислал телеграмму, где велел тебе держаться, он обещал скоро быть. Он не виноват, прости его, просто девятого числа, в воскресенье, в Петербурге случились страшные события. Власти расстреляли демонстрацию рабочих, которые мирно несли царю свою петицию. Очень много людей погибло, так много, что стали день этот кровавым воскресеньем называть. Именно оттого выехать из Петербурга раньше не представлялось возможным, вот наш с тобой общий друг и запоздал. Я же ехал из Москвы, а потому и препятствий таких не имел.

Мария вновь закрыла глаза. Какой же он, Савва, благородный, он до сих пор называет Максима Горького своим другом, он оправдывает его, что не приехал к любимой женщине, когда она находится между жизнью и смертью.

У Марии перед глазами вдруг возник цветущий Крым со стройными кипарисами, запахом моря и счастья. Напитавшись за день этими ощущениями, вечером Мария играла как никогда ранее. Она была той Ниной, которую не видел даже сам Чехов. Поэтому, когда после десятого поклона она спустилась в гримерную, то не удивилась, увидев там Антона Павловича в компании с высоким человеком, хозяином выдающихся усов. Что он ей тогда сказал? Ах да. «Вы, черт, знаете, как великолепно играете», – сказал ей тогда высокий усач, и Мария пропала. Это невозможно ничем оправдать или объяснить, но ни Савва, который дожидался ее в Москве, ни жена Горького уже не имели никакого значения. Чувства, которые вспыхнули в них обоих, было не потушить уже никаким огнем. Но, как ни странно, сейчас рядом только Савва, как верный пес, гладит ее руку и говорит успокаивающие слова, а Максима нет, и это факт, с которым не поспоришь.

– Савва, – еле шевеля губами, сказала Мария. – Где кортик?

– Я положил его тебе под подушку, – на этих словах мужчина улыбнулся. Видимо, даже мысль о том, что его подарок так важен Марии и она до сих пор его хранит, а очнувшись в больнице, спрашивает про него наряду со своим сердечным другом, грела душу влюбленного мужчины. – Ты держала его во время операции, сжав так в кулаке, что врачи не рискнули вынимать его. После они хотели убрать, но я не дал, моя амазонка всегда должна быть защищена.

Он погладил ее по щеке и, почувствовав слезу, испугался.

Но это не были слезы боли, это были слезы благодарности за любовь и преданность.

Вдруг в коридоре послышался громкий голос Горького, он что-то возбужденно доказывал, даже переходя на крик.

– Не переживай и не смей вставать, я сейчас все узнаю и вернусь, – сказал Савва Марии и вышел из палаты.

Его не было долго, Марии показалось, что вечность. Уже стихли крики в коридоре, а дверь в палату, где она лежала в полном одиночестве, так и не открывалась. Взяв всю свою силу в кулак, она даже хотела встать, но слабость, сковавшая все тело, не дала ей это сделать. Только настойчивый взгляд в сторону двери, словно он мог хоть что-то решить. Словно он мог заставить двух дорогих ей людей сейчас же открыть эту чертову дверь, которая скрывала за собой непонятные ей события. Неизвестность – это самое страшное, это мучительное состояние, которое съедает тебя по капелькам. Когда время, казалось, совсем остановилось, а глаза высохли оттого, что женщина смотрела на проклятую дверь, почти не моргая, она все же открылась. Савва вошел, и по тому, как он не поднимал на нее глаза, Мария поняла, что случилось страшное.

– Говори, – прохрипела она так, чтобы у него не закралось даже мысли ей соврать.

– Максим арестован жандармами за выступление против расправы царского правительства над безоружными рабочими. Его завтра отправят в Петербург для суда, – сказал Савва и тут же закричал: – Врача!

Мария не справилась с эмоциями и потеряла сознание. Крик своего покровителя и друга Саввы Морозова она услышала уже издалека, как будто он кричал ей с другого берега реки.

«А может быть, я и правда уже на другом берегу, и врач мне уже ничем не поможет?» – мелькнула трусливая мысль в голове, и наступила темнота.

Мария не видела, как метались вокруг нее врачи и покусывал губы от страшного беспокойства Савва Морозов. Именно в этот момент богатейший мужчина России, молодой и красивый меценат понял, что дороже жизни этой хрупкой женщины у него ничего нет, что на Горького в этом нет никакой надежды и он, Савва, должен позаботиться о ней, что если вдруг его не станет, как она выживет.

Лишь только Марии Андреевой стало лучше и врачи разрешили вновь к ней зайти, Савва тут же примчался, не задерживаясь ни на секунду.

Она по-прежнему была бледна, но уже могла улыбаться, что, несомненно, порадовало мужчину.

– Машенька, ты великолепна, ты богиня, потому как только богиня может так прекрасно выглядеть, еще полностью не выздоровев, – сказал он любимой женщине и поцеловал ей руку.

– Ты просто в меня влюблен, а все влюбленные слепы, – устало усмехнулась она как настоящая актриса, сыграв сочувствие, но в глазах светилась радость. Что поделать, так устроены женщины, независимо от того, сколько им лет и в каком они положении, комплименты оживляют и воодушевляют их.

– Вот, – Савва положил на стол бумагу, – это страховой полис на сто тысяч рублей на предъявителя. После моей смерти ты сможешь обналичить его и продолжать ни в чем не нуждаться. Только прошу, не отдавай ни копейки большевикам, это только твои деньги.

– Ты собрался умирать? – испуганно спросила Мария. – Не смей! Я тебе запрещаю это делать!

Савва улыбнулся радостно, как ребенок, потому как его влюбленное сердце было вознаграждено этой заботой и тревогой. Он ей небезразличен, возможно, Горький – лишь увлечение, возможно, наигравшись вместе с ним в революцию, она вернется к нему. Именно поэтому, и только поэтому, Савва решил не говорить о том, что он спрятал в откручивающейся рукоятке кортика, возможно, они будут вместе, и ей это не понадобится.

– Что ты, – честно ответил ей счастливый мужчина, – я собираюсь жить долго и счастливо и показать тебе Бразилию. Помнишь, мы с тобой читали вслух книгу про эту страну, и ты сказала, что хотела бы там умереть, так вот я решил, что мы это сделаем вместе.

– Только в глубокой старости, – улыбнулась Мария.

– Непременно, – поддержал ее Савва, не отводя от женщины влюбленных глаз.

Но очень сильный ангел-хранитель, оберегавший веками семью Морозовых, сделав из крепостного Саввы Васильевича Морозова, что принадлежал помещику Рюмину, купца первой гильдии, трудягу, который оставил своим сыновьям в наследство огромный капитал и множество фабрик, горько плакал. Он не смог этого изменить, неистовая, маниакальная любовь – это грех, да и не любовь это вовсе. Потому даже такой могущественный ангел был сейчас бессилен. Не сотвори себе кумира, просил Господь, но, видимо, Савва забыл его слова, погрузившись как в омут в эту женщину, что была дана ему как испытание, которое он не прошел.

Глава 8. Ника от первого брака жены

Когда над теплоходом прогремел возглас «Убили!», так неожиданно и так громко, Евгений Бабушка в этот момент бессовестно целовался с девушкой. Причем скажи ему, что так произойдет, еще несколько часов назад, он бы поклялся словом офицера, что это чушь и наговор на честного чекиста.

Да, ЧЕКа уже сто лет как нет, но его коллеги очень любят называть себя чекистами. Потому как есть чем и кем гордиться в своей структуре, и это не ограничивается одним Феликсом Эдмундовичем, хотя и его личность весьма занятна. Женьке нравилось козырять крылатыми выражениями своего номинального коллеги. Например: «Страх не научит ребенка отличать добро от зла, кто боится, всегда поддастся злу» или «Отсутствие у вас судимости – это не ваша заслуга, а наша недоработка», хотя последнее выражение спорно, и многие утверждают, что железный Феликс этого не говорил, а на него бессовестно наговаривают.

После сноса памятника Дзержинскому на Лубянке образ железного Феликса хотели очернить. История же всегда все расставляет по своим местам, и сейчас даже самый жесткий критик признает, что именно он, Феликс Эдмундович, потомок польского дворянина, неистово боролся с беспризорностью как явлением в послевоенной России и спас множество жизней мальчишек с улицы, дав им шанс на нормальную судьбу. Правда, позже, скорее всего, их жизни унесла Великая Отечественная война. Возможно, именно Феликс Дзержинский внес вклад в победу в той страшной войне, сохранив жизни тысячам беспризорников, которые в будущем защищали страну на поле боя и даже, возможно, были решающим фактором в победе. Его уже не было на этой земле, а поступки, совершенные при жизни, помогли выиграть Родине страшную войну. Евгений Бабушка долго думал на эту тему, и это были его личные выводы, которые ему очень нравились. Эффект того, что одна спасенная жизнь в настоящем кардинально меняет будущее, его всегда завораживала, увлекала и делала Женькину работу еще более ответственной и значимой.

После драки, случившейся в кают-компании, ну как драки, со стороны, скорее всего, это смотрелось как женский бунт, капитан, мужчина умный и смекалистый, все же смог навести порядок на своем судне. Он единственный знал, кто такой Женька, и потому сначала хотел поручить ему наведение порядка, провалив тем самым операцию. Но, вовремя отреагировав на эмоциональные мимические подсказки Евгения, сделал все сам. Даже додумался взять со всех расписку, мол, никто ни на кого не обижается и претензий не имеет. Евгений Бабушка выдохнул, думая, что пронесло и суета улеглась, но, как оказалось, это была лишь прелюдия, и все только начиналось.

Только разобрались с совершенно ненужной Женьке дракой, как крик «Человек за бортом!» прогремел словно гром среди ясного неба. Пришлось оставить Джона, так и не начав с ним дружить по-настоящему, на стерву Катьку, повелительным жестом приказав ей сидеть с «объектом». Иностранец, к слову, спокойно продолжал сидеть за столом, попивая свой коньяк и зализывая раны. Не ругаться вслух его, видимо, научили события, но Евгений был уверен, что мысленно все присутствующие получили порцию мощных американских оскорблений.

На палубе Евгений, оценив ситуацию, разделся и прыгнул в воду. Матросы, конечно, бросили девушке круг и уже спускали шлюпку, но так как он понял, что это странная девушка Аврора, то полагаться на случай не стал. С этой особой было что-то не то, возможно, она не будет бороться за жизнь и хвататься за спасательный круг, что скинули матросы, и это была не случайность, а спланированная акция. Поэтому, подплывая к девушке, а Женька был КМС по плаванью, он заговорил весело и непринужденно.

– Аврора, приветствую вас. Как вам вода? По мне, так парное молоко.

Девушка в противовес Женькиным ожиданиям вцепилась в круг и отчаянно гребла ногами.

– Вы кто? – спросила она подплывающего к ней мужчину.

– Ну как вам сказать? Мы пинались с вами ногами под столом час назад, – попробовал представиться попонятнее Евгений.

– А, мужчина с тиком, – вспомнила Аврора.

Женьку почему-то обидело не то, что у него тик, а слово «мужчина». Все-таки он предпочитал «молодой человек», «парень» и так далее, поэтому захотел тоже ущипнуть нахалку.

– Подскажите, у вас здесь были планы, может, хотели свести счеты с жизнью, да я помешал? Вы сообщите мне, я поплыву обратно, а то у меня там беспомощный иностранец один остался. Язык у него длинный, а дамы у нас подобрались на теплоходе несдержанные.

– Так ему и надо, – сказала Аврора, игнорируя вопрос о самоубийстве.

– Вот вы мне скажите: у вас личные счеты с этим иностранцем? – спросил Женька, присоединяясь к ней и направляя их общий теперь круг к приближающейся спасательной шлюпке.

– А вы никому не расскажете? – захлебываясь то ли слезами, то ли речной водой, спросила девушка.

– Я могила, – легко согласился Женька и, боясь, что она передумает делиться, добавил: – Клянусь Никой.

– А это кто? – вдруг зачем-то уточнила Аврора.

– Катькина дочка, – ляпнул он, вспомнив, что коллега так называла свою собаку, – от другого брака, – продолжал он торопиться, видя приближение спасательной шлюпки и понимая, что минутка откровенности может закончиться вот-вот. – Но люблю я ее как родную, так что достоверность клятвы – сто процентов, – добавил он зачем-то.

– Он обманул меня, – сказала Аврора и, словно ее прорвало, стала рыдать и говорить одновременно.

Понять что-то из ее монолога было очень трудно, но главное Женька вынес. Джон Тейлор познакомился с ней в интернете, переписывался, читал стихи и восхищался ее внешностью. Потом она получила сообщение о том, что за ним следит разведка, на уточняющий вопрос, какая именно, девушка ответить точно не могла. Он писал, что ему надо скрыться, и предлагал ей бежать с ним, но брать деньги с карты опасно, потому как это может вызвать подозрения, и она, переведя ему требуемую сумму на оффшорный счет, уволилась с работы и на чемоданах стала ждать, когда он за ней придет. Честно сказать, на этой информации Женька не выдержал и громко рассмеялся, а девушка Аврора обиделась и замолчала. Но продолжить разговор не получилось бы и так, потому как спасательная шлюпка приблизилась, и бравые матросы начали их усиленно спасать, загружая на неустойчивую шлюпку.

Позже договорить с любительницей стихов тоже никак не получалось, потому как ситуация начала выходить из-под контроля прямо на глазах, хотя Женька в душе знал, что под контролем она не была изначально. Только капитан отчитал девушку, с которой стекала вода, и пообещал, что ночью, когда прибудут в Мышкин, он высадит ее на берег, как его срочно вызвали в кают-компанию. Там, по словам официанта, на котором не было лица, случилось ужасное.

– Опять побили иностранца, – уточнил уже уставший от происшествий капитан, но, не дождавшись ответа от испуганного молодого человека, быстрыми шагами направился разбираться с очередным происшествием, приговаривая, что такого маршрута у него не было давно. За ним гуськом направились Женька и мокрая, а оттого и очень сексуальная Аврора. Белое летнее платье стало почти прозрачным и обтягивало фигуру.

– Я бы, на вашем месте, немного обсох перед тем, как показаться людям, – сказал он девушке и понял, что та совсем не придавала до этой секунды значения своему нелепому виду. – Ну а нижнее белье – зачет. Надеялись на объединение сердец на теплоходе? – зачем-то уколол и так раздавленную девушку Женька и, подмигнув, скрылся в кают-компании.

В ресторан, где должно было продолжаться веселье, они зашли с капитаном уже вдвоем, оставив любительницу плавать в платье на палубе обсыхать. Настроение у туристов, которое уже начало выравниваться, за время отсутствия Женьки опять скатилось к минимуму. На этот раз никто не дрался, лишь усатая пожилая дама возвышалась посередине зала, внимательно вглядываясь в лица присутствующих, словно пытаясь там что-то прочесть.

– Где вы ходите, капитан? – воскликнула она, увидев мужчин. – И вы тоже, сядьте, я вас еще не проверила, – обратилась она лично к Евгению и скептически добавила: – Хотя вы куда-то ходили и могли спрятать его.

– Что происходит? – было видно, что у капитана сдают нервы. – Объясните мне подробно.

– Значит так, – сказала она таким тоном, что Женька заподозрил в старушке в прошлом свою коллегу, – у меня украли кортик.

На этих словах капитан выдохнул, видимо решив, что это не рядовое событие, но все же не происшествие большого масштаба.

– Он стоит более ста тысяч долларов, – добавила она гордо, и капитан вновь побледнел и схватился за сердце.

– Можно поинтересоваться? – руку, как на школьном собрании, подняла юбилярша.

– Представьтесь, пожалуйста, вначале, – взял руководство процессом Женька, видя, что капитан в нокауте. – У нас с вами столько событий, что пора уже переходить на ты, а мы еще даже не знаем имен друг друга.

– Серафима Жженова, а это мой муж Роберт и где-то еще бегает сын Богдан. Мне, между прочим, сегодня пятьдесят и я планировала несколько иначе провести этот день. Мне стыдно перед родными, – она показала на супружескую пару, тихо просидевшую весь вечер за столом. Я заплатила бешеные деньги за этот круиз. И что по факту имею? Разбитый мною же нос мужа, – при этом она небрежно ткнула в бывшего красавчика. Бывшего потому, что сейчас из его носа торчали кровавые тампоны, а под глазами симметрично наливались синяки.

– Ваш вопрос? – перебил ее Женька, понимая, что под парами шампанского дама может рассуждать до бесконечности, и где-то глубоко в душе пожалел ее побитого Роберта.

– Зачем вы таскаете с собой такую дорогую вещь? – мгновенно перестроилась Серафима Жженова с философии на прямой вопрос усатой женщине.

– Не вашего ума дело, – очень емко ответила ей та и повернулась к капитану. – Я не пойму, почему этот молодой человек решил, что может распоряжаться здесь?

– Он полицейский, – видимо, от передозировки происшествий ответил тот, сказав почти правду.

– Бывший, – тут же поправил его Женька в надежде хоть немного спасти ситуацию от провала и взглянул на «объект», но тот никак не отреагировал на это. Он единственный среди гостей продолжал жевать уже остывшую отбивную как ни в чем не бывало. Правда, Джон перестал глупо улыбаться, но данное обстоятельство только шло ему, добавляя лицу ума. – Уволился пять лет назад и теперь пишу детективы. Камеры видеонаблюдения есть? – сразу поинтересовался он у капитана, но тот не обрадовал Женьку, отрицательно махнув головой.

– Полицейских бывших не бывает, – резонно заметила усатая и тут же представилась: – Меня зовут Эльвира Альбертовна Штейн. Хорошо, раз вы с опытом и пока у нас нет действующих полицейских, то будете искать мой кортик вы, – на этом она ткнула Женьке в грудь своим толстым пальцем, так что он не упустил возможности проверить, не оставила ли она там дырку.

– Спасибо за назначение, – поблагодарил он грозную даму и еле удержался, чтобы не отдать честь.

– Я, когда обнаружила пропажу, никого из ресторана не выпускала, – отчиталась она перед Женькой за сделанную работу, видимо подразумевая, что расследование уже началось, – потребовала, чтобы показали мне сумочки и карманы.

– И они подчинились? – не поверил Евгений, оглядев снисходительно зал, словно говоря им: «Слабаки».

– У них не было выбора, – сказала Эльвира Альбертовна так, словно он спросил глупость. – Так вот, нигде кортика я не нашла, но беда в том, что каждый из гостей хоть раз да выходил из ресторана и мог просто спрятать его на корабле.

– Логично, – согласился Женька. – Каюты обыскивали?

– Нет, оставила это вам, – съязвила усатая и, сев на свое место за столом, уставилась на него, словно ожидая его дальнейших действий.

– Где у вас хранился кортик? – спросил ее запоздало Женька.

– В сумочке, – ответила Эльвира Альбертовна и показала на сумку, висящую на стуле.

– Можно я продублирую резонный вопрос нашей сегодняшней юбилярши Серафимы? Кстати, мои искренние поздравления, – он помахал руками в сторону женщины. – Вы всегда носите такую дорогую вещь с собой?

– А вы думаете, что кортик Петра Великого надо было оставить в каюте? – вопросом на вопрос ответила Эльвира Альбертовна.

– Как минимум оставить в сейфе, дома или в банке, – предположил Евгений.

– У меня здесь была встреча, – замялась дама, – я решила продать кортик. Это сделать трудно, вещь дорогая, но в большей степени своей историей. Из драгоценного лишь камень на рукоятке. На такую вещь сложно найти настоящего ценителя. В основном оценивают камень, а он не стоит столько. Вот мы с внучкой Аннушкой, – она показала в сторону девушки, сидевшей рядом, – на специальном сайте, где люди инкогнито покупают и продают такие вещи, нашли покупателя, который готов был дать лучшую цену. Мы были удивлены, но он знал историю кортика даже лучше, чем я.

– Прекрасно, но зачем было назначать встречу здесь? – поинтересовался Женька у дамы. Казалось, она искренне верит, что ее кортик обязательно к ней вернется, и совсем не упала духом. По недорогой одежде Евгений предположил, что эта вещь – единственное, что было ценного у дамы. Возможно, она не хотела его продавать до последнего, а возможно, подыскивала варианты получше, задирая цену. Но то, что это решение далось ей нелегко и сейчас она полна решимости и готова на все, Женька осознавал точно.

– Понимаете, на него нет никаких документов, и такие вещи, исторические, не продаются просто так. Всегда возникает множество вопросов, на которые просто нет ответа. В основном и продавцы, и покупатели не хотят огласки, – попыталась объяснить Эльвира Альбертовна, но выходило уж очень коряво.

– Покупатель нам назначил встречу здесь, более того, он прислал с утра оплаченные путевки, – вступила в разговор Анна, по-прежнему не поднимая глаз. – Так как это был единственный человек, согласившийся на нашу цену за последние полгода, что мы пытаемся продать кортик, то Эльвира Альбертовна решила согласиться.

– Ну, я предположила, что если даже не удастся продать реликвию, то мы хотя бы отдохнем на красивом теплоходе. Такие поездки мне не по карману, не говоря уже про Анну.

Женька отметил, что запуганная внучка называет родную бабку по имени-отчеству и это такой знак, который нельзя упускать. А если сюда приписать, что бабуля несколько часов назад предлагала своей внучке ударить бедного Джона за списание долга в этом месяце, то становится и вовсе очень интересно.

– Кто покупатель? – Женька обвел руками ресторан, предлагая назвать мецената, который разбрасывался деньгами. Путевка на «Агату Кристи» была очень дорогой, действительно не по карману простому смертному. Теплоход хоть и не выглядел яхтой миллиардера, но имел каюты лишь премиум-класса, обслуживание в ресторане высшего уровня с системой «все включено», ну и организаторы обещали суперпрограмму, которой пока толком еще не было.

– Мы не знаем, – пожала плечами Анна, так и не подняв глаза, – покупатель должен был сам к нам подойти. Мы отправили ему наши фотографии. Ну ведь что может произойти на теплоходе? – спросила она Евгения, впервые взглянув в его глаза, и Женька понял, что это очень несчастная, забитая собственной бабушкой девушка.

– Согласен, – махнул головой Женька, – ничего. Только у нас с вами в копилке уже массовая драка, – начал загибать он пальцы, – попытка суицида, кстати, – он помахал рукой Адели, – ваша доченька вполне удачно спрыгнула с теплохода, прям на ходу, между прочим. Я пока не разобрался: это диагноз или смелость. Но факт остается фактом. Не переживайте, с ней сейчас все в порядке, – Евгений поспешил успокоить мать, после его слов схватившуюся за сердце, – в данный момент она сушится на палубе. Затем пропал кортик Петра Великого, а так ничего, конечно, случиться не может. А ведь мы на теплоходе всего несколько часов.

– Давайте дерзайте и вспоминайте свое полицейское прошлое, – сказала юбилярша Серафима, а то это будет худший день рождения в моей жизни.

– Значит так, – Женька вздохнул, словно принял какое-то решение, – сейчас, раз капитан назначил меня главным, – тот, немного успокоившись, усиленно замахал головой, подтверждая сие утверждение, – мы будем искать историческую ценность все вместе и добровольно. Вы все остаетесь на месте, а я по очереди буду ходить с вами в ваши каюты и искать там пропавшую ценность.

– Я против, – сказал парень с профессорской бородой, сидевший за столом вместе с потерпевшей. Он постоянно целовал свою спутницу то в руку, то в щеку, то в шею и почему-то усиленно успокаивал, хотя, по наблюдению Женьки, она совсем не волновалась.

– Представьтесь, пожалуйста, – попросил нервного молодого человека Женька. Выглядел он испуганным, постоянно поправлял очки в грубой оправе. Рубашка с коротким рукавом была застегнута на все пуговицы, а у белых брюк были наглаженные стрелки.

«Какой-то сильно навязанный образ», – промелькнула в голове Женьки мысль, которая как иголка впивается в толстую ткань, и ее не видно, но она есть и обязательно даст о себе знать, если ты наткнешься на нее случайно.

– А вы, – повысил молодой человек голос, – вы-то сами представьтесь.

– Меня зовут Дмитрий Сергеев, вы уже знаете, что бывший полицейский, а сейчас пишу детективы средней руки, – вовремя вспомнив, что он под прикрытием, сказал Женька. – А вас?

– Я Ленчик, а это Шура, моя жена, мы ничего не обязаны вам показывать, я это знаю точно. Мы полиции и то можем показать только после постановления на обыск, – поубавив пыл, сказал он.

– Леонид, – улыбнулся ему Женька. – Можно я так буду вас называть? Ленчик для меня сильно интимно, а мы с вами еще не пили на брудершафт. Хотя можем это быстро исправить, выпить и поцеловаться, и я буду вас называть так, как вы меня просите, – предложил Женька, кинувшись к бокалу.

– Я не пью, – гордо перебил его смелый Ленчик и протянул, отказываясь, руку, как на старом советском плакате.

– Ну, значит, у меня нет даже шанса на такое панибратство, мне жаль, но я переживу. Значит, все же Леонид. Если вам нечего скрывать, почему вы против того, чтобы мы посмотрели вашу каюту и успокоили душу Эльвиры Альбертовны, что вы не вор? Это как минимум подозрительно. Вот она сидит и переживает с вами за столом, вдруг именно вы ее ножик украли.

– Кортик, – поправила его усатая пожилая дама, видимо любящая во всем точность.

– Пардон, мадам, конечно, кортик, так вот сейчас кортик, а завтра яд ей в бокал подсыплете.

На этих словах Эльвира Альбертовна отодвинула свой бокал с вином подальше от испуганного Ленчика, который, видимо, не ожидал таких нападок.

– Ну, у нас с вами есть второй вариант. В милом городе Мышкин мы вызовем полицию и сделаем это все равно. Это будет всего лишь вопрос времени. Разница лишь в том, что всю ночь все окружающие, – Женька обвел руками по кругу, – абсолютно все будут думать, что вы наглый и беспринципный вор. Хорошо, – смилостивился над парнем Евгений, – вы пока подумайте, будете у меня последним. Ну, есть желающие?

Руку по традиции опять подняла Серафима.

– Быстрее закончим, быстрее продолжим отмечать, – пьяно сказала она. – Пошли, Димка, покажу тебе мои хоромы.

– А может, это программа? – неуверенно спросила жена Ленчика Шура, первый раз подав голос. – Ну, ведущий сказал, что будут розыгрыши в виде детектива.

И все с надеждой уставились на Германа, который в компании двух официантов испуганно стоял в углу. Он, видимо боясь, что разочаровывает публику, отрицательно махнув головой, сразу зажмурился.

– Предлагаю программу несколько отложить, – сказал Женька серьезно парню, – пока перебор с происшествиями и без нее.

Ведущий Герман согласно кивнул, и Женька торжественно пожал его худую руку в знак закрепления данных договоренностей.

Весь оставшийся вечер Евгений осматривал комнаты туристов, он очень устал и морально, и физически. Хорошо еще, что всю команду и обслуживающий персонал, а также все места общего пользования взял на себя капитан, но кортика Петра Великого никто и нигде не нашел. Он уже засомневался, что эта дорогая реликвия существует в принципе. Комната возмутившегося Ленчика не вызвала тоже никаких подозрений, но он так нервничал, что Евгений Бабушка поставил жирную точку и, выйдя из комнаты, написал смс в свой отдел: «Глубокая информация по Леониду Смирнову и его жене Александре».

К слову, в каюту пустил к себе даже «объект», и это была почти удача, он выглядел расстроенным и сказал Женьке доверительно, что очень жалеет о своей поездке, и если на работе узнают, что он попал в переделку, то ему может влететь и даже могут выписать штраф. Женька вглядывался внимательно в него, в его комнату и не мог понять, он такой хороший актер или это правда пустышка, и при чем тут развод дурочки Авроры на пять тысяч евро. Какие-то факты, собранные за последний вечер, не соединялись, не вписывались в общую картину, и это его очень раздражало. А еще мешало желание сделать что-то большое и занять должность начальника особого отдела. Это желание как дамоклов меч висело и не давало спокойно думать, действовать, рассуждать.

Проходя по коридору обратно в ресторан, где его в надежде на хорошие новости ждала Эльвира Альбертовна, Женька услышал тихий голос, поющий под гитару. Остановившись у дверей, которые, несмотря на пафос круиза, были почти картонными, он прислушался. Пела странная девушка Аврора, тихо и очень жалобно.

У Женьки была цель отчитаться перед Эльвирой Альбертовной и погулять по палубе с «объектом», рассуждая на тему «Все бабы – дуры», но только сейчас он понял, что не досмотрел всего одну комнату туристов на теплоходе, каюту девушки – любительницы плавать с кругом. Поэтому, вздохнув, он все же постучался в дверь.

– Вы? – удивилась она, тут же отворив дверь, словно ждала кого-то.

– Я, – подтвердил Евгений, – у нас на судне пропал нож, обыскиваем комнаты, не смотрели только вашу. Я знаю, что вы в момент пропажи принимали ванны в реке, но все же для порядка, разрешите, я взгляну.

Девушка отошла, пропуская Женьку в комнату. Ее лицо раскраснелось, а волосы рассыпались по плечам мелкими кудряшками.

– Кстати, парик не носите никогда, да и вообще, вам с распущенными идет больше. Это так, совет, если вы все еще ищете внимания своего неудавшегося поклонника, – говорил Евгений, осматривая небольшую каюту.

– Вы думаете, я пропащая и краду столовые приборы? – спросила она его грустно.

– Вот прошу вас не наговаривать на себя лишнее, во-первых, это не совсем столовый прибор, это кортик Петра Великого, который, как оказалось, ни дня ему и не принадлежал, но это мелочи, – данную информацию Женька уже получил из своего отдела, – это не меняет его исторической ценности. Плюс ко всему, по свидетельствам очевидцев, у него на рукояти набалдашник из сапфира. Всего один камень, да, но все же старой огранки и, думаю, ценится довольно хорошо. Так что если бы вы его и украли, то я бы лично вас не осудил. Понимаете, Аврора, Эльвира Альбертовна была настойчива, и мне приходится его искать, – говорил Женька, заглядывая в шкаф и прикроватную тумбочку девушки.

– Почему вам? – спросила Аврора, сев на кровать и взяв в руки бокал вина. Женька теперь понял причину ее раскрасневшихся щек и такой жалобной песни.

– Не то чтобы это была рулетка или конкурс большой, но, так как я бывший полицейский, выбор грозной женщины пал на меня, и способа отказаться у меня уже не было. Зачем вы пьете? – тут же поинтересовался он. – Заливаете свои раны? Зря, алкоголь никогда не делает легче, только тяжелее. Он обостряет все проблемы и неудачи в мозгу выпивающего, и становится еще хуже. Пить надо только от радости и никогда с горя.

– А вы специалист, – улыбнулась Аврора, и в свете настольной лампы, в окружении торчащих в разные стороны завитушек и алых щек ее улыбка показалась такой красивой, что Женька перестал открывать пустые ящики и сел напротив нее на стул.

– Ну, не то чтобы, – замялся Женька, – так, любитель. Наливайте тогда и мне, – сказал он девушке, – составлю вам компанию. Кстати, вы неплохо пели, у меня даже кровь из ушей не пошла.

– Вы подслушивали, – возмутилась она наигранно, достав второй бокал.

– Ну не то чтобы, просто стоял у двери и ждал, когда вы закончите свою филармонию, чтобы постучаться, – ответил ей Евгений, принимая бокал.

– А что, поиски закончены? – спросила Аврора. – Я могла спрятать кортик под матрас.

– Давайте вы уже поклянетесь здоровьем мамы, что не брали его, и я вам поверю. Хочется уже закончить данное расследование. Вот завтра приплывем в Мышкин, и пусть полицейские ищут это историческое наследие. И вообще, есть у меня такое чувство, что Эльвира Альбертовна играется и кортик вовсе не пропадал. Слишком она спокойна для потерпевшей.

– Поцелуйте меня, – серьезно сказала Аврора, приблизившись к нему, – я знаю, вы женаты и у вас Ника от первого брака жены, но мне нужен всего один поцелуй. Всего один, чтобы понять, что я жива.

– Ну, если вы просите, – совершенно не сопротивляясь, сказал Женька и почему-то с удовольствием поцеловал эту совсем не знакомую ему девушку. Именно в этот момент и прогремело на весь теплоход страшное слово:

– Убили!

Глава 9. Голод не тетка, голод – убийца

Максим Сторож уже сто раз пожалел, что поехал в тур на этом теплоходе. Его надо было назвать не «Агата Кристи», а «Остров невезения». Поездка, казавшаяся легкой прогулкой, да еще и с зарабатыванием немаленьких денег, на деле оказалась нескончаемым кошмаром.

Сначала глупая драка баб, где досталось по голове даже Максиму. Хотя он никого не трогал, а сидел за столом и периодически заглядывал к себе в телефон, чтобы скрасить скуку. Потом пропал кортик у бабки, и это было совсем неприятно. Этот странный Дмитрий, который вызвался помогать и лез своим носом везде, нагло и как-то уж очень авторитетно, что ему почему-то не хотелось отказывать. Максим с ужасом представлял, что они все могут узнать, кто он, и потому судорожно придумывал себе профессию и вообще приемлемую версию, зачем он здесь. Но этот Дмитрий оказался человеком небольшого ума, а может быть, не хотел пахать на бабку, даже, проверяя комнату Максима, не задавал много лишних вопросов, лишь поинтересовался, почему парень путешествует один, ведь скукота.

Ну, на этот вопрос Макс, даже не подготавливаясь заранее, быстро сориентировался и с легкостью ответил, что в городе Мышкин у него живет старинный друг, вот решил прокатиться, встретиться, поболтать, раз выдались свободные выходные.

Возможно, Дмитрию, бывшему полицейскому, было плевать на Макса, а может быть, он просто ему поверил, но никаких дополнительных вопросов задавать не стал, лишь немного посокрушался, что у него близких друзей не случилось, так, только знакомые, и поинтересовался, каково это – иметь близкого друга. Макс на этой болтовне выдохнул и позволил себе немного поразглагольствовать на тему дружбы, с чем бывший полицейский и покинул благополучно его каюту, словно сделав свою нудную, но нужную работу.

В четырех стенах одному находиться было тягостно, но и в кают-компанию возвращаться не хотелось. Поездка, судя по всему, не выгорела, хорошо еще, хоть не он платил за путевку на этот дорогущий теплоход. Конечно, трусливая мысль: выйти в Мышкине и вернуться автобусом или поездом – мелькала в голове, но сразу отвергалась прагматичным мозгом. Денег не было катастрофически, а тут все уплачено, еще и кормить будут вкусно. Плюс ко всему, возможно, еще все уляжется, и тогда даже денег заработать удастся. Мама с папой твердят: «Не бери много за свои заказы, а большие и вовсе исполняй бесплатно, сделай себе сначала имя, а уж после будешь гонорары требовать». А как прожить на эти копейки, не до жиру, поесть бы вкусно три раза в день, и на то еле хватает.

Мысль о еде свела желудок. Нет, конечно, Макс поел на ужине за троих, но молодой и растущий организм постоянно требовал пропитания. Он даже может на пальцах пересчитать те часы своей жизни, когда не хотелось есть. Возможно, сказывалось голодное детство, когда родители, оба бюджетники, работники музея, получали копейки и продуктов, особенно вкусных, в доме всегда был дефицит. Оттого когда они появлялись, то съедались сразу и без остатка. Мама, видя, как сын постоянно и с аппетитом ест, даже проверяла его несколько раз на глистов, но это было бесполезной тратой времени. Макс был здоров и продолжал есть, поглощая все, что вкусно пахло.

Максим постарался уснуть, но у него ничего не получилось, желудок не давал сну даже подойти к его кровати. Обычно молодой человек брал с собой в комнату бутерброд, но с этими событиями забыл напрочь сделать привычные запасы.

Конечно, возможно, в ресторане уже все разошлись, и можно чем-нибудь поживиться у официантов, ровесников Макса. Попросить у них по-дружески пару бутербродов, но что-то подсказывало молодому человеку, что Серафима, с каким-то неистовством отмечающая сегодня свой юбилей, не остановится так сразу. А у ее побитого мужа и уставшей семейной пары, что, видимо, была приглашена на данный праздник, не будет выбора, как только сидеть и поддерживать веселье. Кстати, дочь у тех несчастных людей, что были приглашены к Серафиме на праздник, сущая красавица. Таких Макс называл королевами, она была не только по-настоящему красивая блондинка, не только дорого одета, но еще и знала себе цену. Макс любил таких девушек, у которых юмор и сарказм перетекали друг в друга, но любил издалека. Он был прагматиком до мозга костей и знал, что ему больше подходит толстушка Анна, забитая внучка бабки, а не красавица Лиза.

Елизавета – это мечта, это полет фантазии, к такой он ни в жизнь бы не подошел, не то что пригласить ее куда-то. Анна с ее округлыми формами и длинными волосами, собранными в смешную шишку, без маникюра и косметики, боящаяся поднять глаза, и Лиза, тонкая, хрупкая блондинка, которая громко смеется и знает, что мир вокруг ее ног. Эти две девушки показывают мир, какой он есть на самом деле: мечта и реальность. Вот только подлая мысль, что для кого-то Лиза – мечта, для кого-то реальность, иногда терзала Макса изнутри, подло шепча, что и он может быть достоин получить мечту в свою реальность. Только нужно решиться, сказать себе, что вчерашняя мечта сегодня для тебя реальность, и все. Но решиться Макс так и не смог ни разу.

А живот все больше сводило, и казалось, сейчас он зарычит. Максим, немного поколебавшись, все же решил идти на кухню.

В его представлении он там должен был встретить доброго кока с большим колпаком на голове и добродушной улыбкой. Веселый дядька обязательно захочет его накормить и начнет доставать разносолы на стол, угощая голодного пассажира, потому что такие повара просто мечтают всех накормить.

Не сразу, но Макс все же нашел кухню, и, к его огромному удивлению, она была пуста. Не то чтобы он расстроился, но очень удивился, потому как картинка в его голове уже основательно сложилась. Ведь кок из его представления о кухне никогда не должен покидать свое рабочее место.

К чести поваров, что трудились на этой кухне, на ней была полнейшая чистота. Все просто блестело, словно и не пачкалось никогда. Макс даже на минуту расстроился, решив, что на такой стерильной кухне он ничего не найдет. И вот когда надежда стала его покидать и началась паника, он увидел его, царя кухни – холодильник. Этот агрегат был огромен и очень пафосно занимал четверть помещения. У Макса даже слюни потекли только от одного представления, что он может там найти.

Максим Сторож осторожно открыл дверь агрегата, но колбаса и сосиски, о которых он так мечтал, тут же перестали для него существовать. На самой большой полке, на блюде лежала отрезанная голова капитана. Глаза у нее закатились, а кепка немного скатилась на ухо. Первым желанием было поправить кепку, ведь ему так неудобно. До второго желания уже не дошло, мозг принял то, что увидели глаза. Максим, как девочка, завизжал на весь корабль: «Убили!» – и мешком рухнул на кафельный пол кухни. Падая с высоты своего роста, он разбил себе голову, но этого молодой человек уже не чувствовал. Кровь без ведома хозяина тонкой струйкой покидала тело Макса.

Глава 10. Нельзя трогать чужих мужей

– Его убили? – спросила Аврора испуганно, когда они вбежали в кухню. Так случилось, что ее каюта была недалеко от кухни, и они не только услышали, но и пришли на крик первыми.

– А кто тогда кричал? – оглянулся Женька и никого больше в кухне не увидел, лишь распахнутый настежь холодильник. Он наклонился к парню и потрогал пульс. К счастью, он прослушивался. – Он жив, – сказал он, вздохнув, – я побегу за доктором, а ты посиди с ним и закрой холодильник, а то ударишься головой, – скомандовал он Авроре.

– Я одна с трупом? – возмутилась Аврора, округлив свои и так огромные глаза. Девушка была лохматой и испуганной, оттого почему-то какой-то особенной – родной и уютной. Женька на мгновение вспомнил их поцелуй и улыбнулся.

– Ну, во-первых, он еще не труп, не наговаривайте на парня, и если я потороплюсь привести доктора, то, возможно, станет им лет через шестьдесят.

– А во-вторых, здесь рядом тот, кто его почти убил, – возразила ему Аврора. – И, возможно, вернувшись, он также почти убьет меня.

– Железная логика, – согласился Женька. – В любого, кто будет приближаться, кидайтесь чем-нибудь тяжелым. Вон, хоть яйцами из холодильника. Я услышу хруст скорлупы и прибегу к вам на помощь.

– А вдруг в холодильнике нет яиц? – спросила Аврора.

– Тогда кидайтесь тем, что есть, – сказал Женька, направляясь к двери.

– Тут только, – крикнула Аврора ему в спину и замолчала.

Повернувшись, Женька увидел, что девушка без чувств рухнула прямо поверх раненого, но, в отличие от падения молодого человека, ее приземление было мягким.

– Да что там, в холодильнике? – развернувшись на сто восемьдесят градусов, Женька подбежал к девушке и стал бить ее по щекам.

– Там, – она открыла глаза, – голова капитана.

– Вы ударились, у вас галлюцинации, – констатировал Евгений.

– Нет, она правду говорит, – послышался голос снизу.

– Вы утверждаете, что в холодильнике голова капитана? – не поверил Женька.

– Да, и еще встаньте с меня, пожалуйста, мне больно, – попросил Максим, тяжело дыша.

– Действительно, Аврора, что вы улеглись на бедного Макса, он и так кровью истекает, – сказал Евгений, поднял девушку и помог сесть молодому человеку. – Показывайте, – сказал Евгений, но Аврора и Макс лишь молча указали пальцем на холодильник, боясь подойти поближе.

В этот момент на кухню с заметным опозданием стали прибегать неравнодушные, и первым оказался капитан.

– Что здесь опять происходит? – рявкнул он, и Аврора с Максом, чуть не рухнув снова на кафельный пол кухни, закричали:

– Он жив!

– Ну вот, – сказал Женька, – капитан перед вами, и, что немаловажно, с головой. Вполне себе головастый капитан.

– Вы о чем? – уже не так грозно поинтересовался тот и поправил на голове свою фуражку.

– Вот эти двое утверждают, что в холодильнике ваша голова, – наябедничал на товарищей Женька.

– На блюде, – добавил Максим.

– Отрезанная, – решила внести ясность Аврора.

– Я еще не смотрел, – замялся Женька, – не то чтобы я боюсь, просто не хочется разочаровываться в людях, понимая, что они не в себе. Вот так общаешься с человеком, – он посмотрел на Аврору, – думаешь, что есть, конечно, у него странности, но терпимые, а потом бац – и он видит отрезанную голову в холодильнике. И все, назад пути нет, понимаешь, что человек безнадежен.

– Вдвоем с ума не сходят, – сказала в свою защиту Аврора, – Макс тоже ее видел.

– А вот это аргумент, – согласился Женька.

– Ну так это правда, – выдохнул капитан, – чего орать-то было.

– Аврора, ты почему здесь и в таком виде? – в дверях стояла Аделия и хмурила брови. В отличие от дочери, которая лохматая стояла сейчас босиком на кафельном полу кухни, она выглядела безупречно, словно только что со званого ужина.

– Мам, тебя правда сейчас именно это беспокоит? – спросила Аврора, не удивляясь, на самом деле, реакции родительницы.

– Ну, во всем остальном я потом обязательно разберусь, но твой внешний вид меня убивает. Девушка, даже зашедшая за стаканом воды на кухню, должна выглядеть безупречно, – выдала свой вариант правильного мира женщина.

– В чем-то с вами соглашусь, – прервал ее Женька, – но мы очень торопились. Тут кричали «Убили!», и мы хотели прибежать первыми.

– Мы? – округлила глаза Аделия. – Дмитрий, у вас жена, вы спятили, Аврора! Разве я тебя так воспитывала? Нельзя трогать чужих мужей, – женщина повысила голос и всем своим видом показывала, что расстроена и возмущена.

В проеме двери уже все зеваки не помещались, но Евгений заметил, что зализанная прическа Джона в сеточке для волос мелькала над головами.

– Да, мам, вот такая я развратная женщина, – вдруг, к удивлению Евгения, с восторгом сказала Аврора. – Совратила женатого мужчину, причем, заметь, первого попавшегося.

– Ну, я бы не стал так громко утверждать, – Евгений понимал, что дочка сейчас делает этот спектакль для мамы, и ему очень нравилось, как она вырывается из-под маминого контроля, пусть и поздновато: напропалую, как танк, по-другому, видимо, у нее до этого не получалось.

– Что происходит? – у дверей начали шуметь. Им надоело стоять там в неведении, слыша лишь бабский треп.

– Действительно, – Женьке пришлось оторваться от приятной сцены и вернуться к голове в холодильнике, – давайте уже все проясним и вернемся все по своим каютам, если, конечно, после этого кто-то сможет уснуть.

– По своим, – грозно сказала ему Аделия.

– Исключительно, – подтвердил Женька, – меня там жена ждет, – решил уколоть он Аделию. – Итак, капитан, ваш выход.

Но вместо капитана выступил Герман – молодой человек, отвечающий за развлечения на данном корабле, тот, который после шампанского не особо талантливо корчился на полу ресторана, а позже был забыт туристами как ненужная опция.

– Это торт, – тихо сказал он, выглядывая из-за спины капитана, – реквизит для программы. Но ведь вы сказали пока остановить развлекать туристов, ну мы и оставили, а голову в холодильник решили поставить, так как она из крема и может испортиться.

Женька заглянул в холодильник. Когда заранее знаешь, что это произведение кулинарного искусства, то замечаешь все и сразу. Видны и заварной крем вместо седой бороды капитана и нарисованные глаза, но не зря была придумана пословица «У страха глаза велики». У Евгения были хорошие учителя, а учителя психологии действий он просто обожал и впитывал каждое его слово. Он говорил, что страх – это базовая эмоция человека, без нее он бы не выжил. Но у некоторых эта эмоция становится патологией, и люди начинают бояться абсолютно мирных, не угрожающих их жизни вещей. Также, в минутном страхе, люди обладают способностью видеть в нем больше, чем есть на самом деле, преувеличивать страх. Именно поэтому, когда опытные следователи работают со свидетелями, то оказывается, что не все так, как в первые минуты описывал человек под влиянием страха. Обычно показания можно смело делить на два, но в некоторых случаях, бывает, и на десять.

Видимо, сейчас был именно такой момент. Это ему многое сказало про молодого человека Макса, которого он еще при осмотре его комнаты заподозрил во вранье. Сейчас к этому выводу прибавился еще страх, который сидел в нем до такой степени, что, увидев голову на блюде, молодой человек не дал себе даже шанса засомневаться, сделать выводы, более внимательно всмотреться, он просто упал в обморок, разбив себе крепко голову.

– Ну что, друзья, – громко сказал Евгений, осмотрев холодильник, – у меня для вас две новости: хорошая и плохая. С какой начать?

– С хорошей, – сказала Аврора утвердительно, словно для нее это было жизненно важно.

– Слово дамы – закон, – согласился быстро Женька, – повара у нас на судне замечательные. Искусно сделанный торт поражает своей красотой и достоверностью. Предполагаю, на вкус он тоже шикарный, но пробовать все же будем завтра, мучное на ночь вредно, – последнее он сказал Авроре и подмигнул при этом, она машинально поправила футболку, что мешком висела на девушке.

– Плохая? – спросил Герман довольно, видимо, идея с тортом была его, и похвала Женьки была воспринята им как личная награда.

– Что сюрприз команды аниматоров бессовестно испорчен, – сказал Евгений.

– Это да, – вздохнул Герман, но, похоже, расстроен был сейчас только он, – это должно быть просто феерично. Торт должны были внести под конец ужина, накрытый салфеткой, а я должен был снять ее неожиданно и эффектно, – он даже продемонстрировал жест, которым собирался это сделать.

– Но я предлагаю не расстраиваться, – решил успокоить его Женька, – получилось, по-моему, не хуже. Крики «Убили!», кровь Макса на полу, заметьте, настоящая, и собрание встревоженных туристов. В принципе, считайте, вы отработали свою зарплату.

– Но я, – начал было делиться планами аниматор-ведущий.

– Не сейчас, думаю, на сегодня достаточно, предлагаю все же проверить удобство местных кроватей.

Аделия схватила дочь как маленькую за руку и первой вышла из кухни. Это было так гордо и так нарочито, что Женька не удержался и крикнул им вслед:

– Зря вы так, я, если надо, и развестись могу.

Пребывая в прекрасном настроении, даже не зная почему, Евгений решил еще немного поработать, вдруг место начальника отдела все же еще не так призрачно, как кажется. Для этого он прихватил бутылку коньяка, хлебнул из нее несколько раз и направился к каюте «объекта». Но на непрерывный и долгий стук никто дверь не открыл. Чтобы не провалить легенду, ведь пьяный русский просто так не откажется от своей цели, он направился на палубу и настойчиво постучался в окно, но и здесь была тишина.

Ситуация становилась интересной. Двенадцать часов ночи, теплоход наконец затих от вечерних переживаний, но все равно Женьке казалось, что это видимая тишина, а где-то в глубине, в недрах этой помпезной посудины кипит жизнь, словно лава внутри Земли. Он чувствовал, что эта жизнь так же хранит в себе угрозу, но пока еще не время ей выплеснуться наружу. Хотя, возможно, это просто буйная фантазия, щедро подкормленная последними событиями.

Обойдя теплоход, майор ФСБ никого не нашел, все было тихо и подозрительно мирно для этого корабля. Сделав вывод, что «объект» просто уснул, устав от русского гостеприимства, он направился спать. В его каюте пьяно посапывала Катька, постоянно вздыхая во сне, словно в который раз оплакивая свой брак с изменником Забыгайло.

Тяжелый и долгий день, один из многих, подходил к концу, но было что-то в нем все же особенное. Евгений Бабушка не хотел сам себе признаваться, в чем дело, он оставил интригу даже для себя и просто уснул, продолжая глупо улыбаться.

Сон IV

Франция, город Канны, май 1905 года

Скачать книгу