Ребенок от мажора бесплатное чтение

1.Глава

– Ба, как у вас дела? Как Алиска? – спрашиваю, оглядываясь по сторонам в поисках нужного кабинета, и от досады хочу завыть. Это не университет, а какие-то катакомбы!

– Встали сегодня в шесть, кашу съела, сейчас в манеже играет, – отчитывается бабуля бодрым голосом. – Дед уже ушёл на работу. Тебя когда ждать?

– Сегодня по расписанию три пары, – вздыхаю, переворачивая руку, и смотрю на время на фитнес-браслете.

Опоздала всего на пятнадцать минут, а в коридорах уже ни одной живой души, чтобы спросить в какую сторону двигаться. Я жутко устала на работе, у меня гудят ноги, и от недосыпа раскалывается голова. Последнее, чего мне хочется – это заблудиться и не попасть на пару, ради которой я сюда притащилась. Могла бы быть сейчас дома и тискать свою сладкую сонную булочку, а потом завалиться вместе с ней на обеденный сон.

– Алиска, вынь изо рта! Тьфу! – кричит бабуля, а я слышу заливистый смех дочери: опять хулиганит. – До инфаркта прабабку доведешь!

– Мне приехать? – Нервно дëргаю лямку рюкзака, отчего он сваливается к моим ногам.

Что бы я ни делала в данный момент, как бы ни была занята, каждый день испытываю огромное чувство вины за то, что оставляю дочь с её прабабушкой. Бабуля ещё довольно энергична и хорошо себя чувствует для своих шестидесяти трех лет, но справляться с полуторагодовалым ребёнком один на один весь день проблематично даже мне, а мне всего двадцать.

– Вот ещё! Всё у нас нормально! Учись давай!

Бабушка бросает трубку, не прощаясь. Смотрю на экран телефона, на котором изображено улыбающееся в оба имеющихся зуба личико дочери, и чувствую острое чувство досады.

Я должна быть рядом с ней и не пропускать ничего, связанного с ней: ни одного важного открытия, ни одного момента нового дня. Вместо этого, сразу после работы, последние несколько дней я отправляюсь в универ.

Бабушка настояла на том, чтобы я вернулась к учёбе. Я и сама понимаю, что мне это нужно. Не всегда же я буду работать официанткой в ночном клубе? Надеюсь, что не всегда.

Выдыхаю и набираю сообщение единственной одногруппнице, с которой успела подружиться и обменяться номерами телефонов за первые три учебных дня.

“Катя, я не могу найти нужную аудиторию!!!”

Ответ приходит через пару секунд:

“Я тоже!”

Просто отлично.

Если староста группы заблудилась, а она обычно всё всегда знает, что говорить обо мне. Зеваю, прикрыв рот ладонью, и устало тру глаза. Ночные смены всегда даются мне тяжелее всего. Особенно сейчас, когда наступила учеба.

Два с половиной года назад я забеременела от своего бывшего одноклассника, и моя жизнь кардинально изменилась. Школьный выпускной был волшебным, ночь после него тоже. Я была влюблена и счастлива. Самый популярный парень в параллели обратил на меня внимание в середине одиннадцатого класса. Мне казалось, что у нас впереди вся жизнь и мы будем вместе всегда. Первая любовь – лживая сука.

В итоге при первых возникших трудностях Никита исчез, а розовые очки, через которые я смотрела в будущее, разбились. Ребёнка я оставила, лишившись при этом поддержки родителей и своих немногочисленных друзей.

Я мечтала и грезила об университете два последних года и не думала, что когда-нибудь смогу вернуться в родные стены и продолжить обучение, но этим летом всё сложилось. Сдала нужные предметы, договорилась с последующим трудоустройством, через бабушкиных знакомых и поступила на бесплатное место. Это стало решающим фактором. Бабушка, моя святая женщина, взяла на себя заботу об Алиске, дедушка меня поддержал. Что подумают другие, меня не волнует.

Провожу ладонью по шершавой поверхности стены, отделанной серой декоративной штукатуркой. Этот корпус совсем новый, пахнет краской и кое-где по углам ещё валяется строительный мусор. Видимо, не всё успели доделать и убрать к началу учебного года. Именно поэтому на дверях отсутствуют таблички с аудиториями, что усложняет поиск нужной.

Вздохнув и подняв с пола свой сиреневый рюкзак, отталкиваюсь от стены и, медленно переставляя ноги, иду по коридору, прислушиваясь к тому, что происходит за закрытыми дверями. Я сейчас на третьем этаже из четырёх возможных. Интуиция подсказывает, что моя группа и преподаватель находятся где-то здесь.

Из-за ближайшего поворота выходит мужчина средних лет с зажатым под мышкой кожаным портфелем. Останавливается и прищуривается, завидев меня.

– Прогуливаем? – спрашивает строго.

– Нет, – отвечаю, испуганно озираясь по сторонам, и дергаю за ручку ближайшую дверь. – Опаздываю.

Дверь оказывается не заперта. Забегаю внутрь в надежде, что дотошный препод пройдёт мимо и я дальше продолжу свои, похоже, бессмысленные поиски одногруппников.

Но этот мужчина протискивается в дверь следом за мной и, подпирая мой рюкзак своим пузом, указывает на свободное место в аудитории, предлагая мне его занять.

Блииин.

Мысленно стону и, вяло улыбнувшись, разворачиваюсь к затихшей аудитории.

Одного взгляда мне хватает, чтобы выяснить – я точно попала не туда. Во-первых, у меня возможно и плохая память на лица, эти люди точно не мои одногруппники, а во-вторых, они все выглядят на пару лет старше, чем те, с кем я теперь учусь вот уже три дня.

– Ууу, у нас новенькая? А мы не в курсе? Гляньте, пацаны, вам как? – раздаётся громкий шёпот.

Опускаю голову ниже и плюхаюсь на свободное место, для видимости достаю из рюкзака блок для записей и ручку. Под столом набираю сообщение Кате, а преподаватель тем временем начинает знакомство с группой. Надо же было так попасть!

– Доброе утро. Извините за опоздание и давайте потише. Сразу перейдëм к делу. Журналы с отметками присутствующих жду на столе к концу пары, а сейчас хочу поприветствовать вас на курсе «Отраслевая экономика». Здесь мы с вами познакомимся с …

Да, точно – это не моя пара, потому что по расписанию у нас стоит «Основы макро- и микроэкономики» для первого курса! Отраслевую изучают на третьем или на четвёртом, я это запомнила, когда готовилась к поступлению и смотрела учебный план на ближайшие пять лет.

Незаметно сбежать уже не получится. Просто встать и выйти? А если этот – заглядываю в свои записи – Сергей Михайлович будет вести пары у меня в будущем? Растерянно оглядываюсь, блуждая взглядом по незнакомым лицам.

Спотыкаюсь за компанию парней, сидящих на последних рядах, и не успеваю отвести взгляда, как один из них нагло подмигивает, отчего мне сразу хочется закатить глаза и отвернуться. Я таких, как он, знаю. Каждый день вижу их на работе и, к сожалению, мой бывший тоже был таким. Наглым и самоуверенным. Мажором.

Богатенькие мальчики богатеньких родителей, уверенные в том, что им всё дозволено и весь мир лежит у их ног. Этот парень с нервным тиком правого глаза не исключение. От него разит деньгами и превосходством даже через три стола от меня. Не прерывая зрительного контакта, он качается на стуле и вертит в руках телефон, напрочь игнорируя преподавателя, который уже начал надиктовывать лекцию. Я тоже его игнорирую, но лишь потому, что это не моя пара и я здесь оказалась совершенно случайно.

– Новенькая? – кивает мне парень, улыбаясь во все свои отбеленные тридцать два.

Не понимаю, почему я всё ещё смотрю на него.

– Старенькая, – отбиваю и собираюсь уже отвернуться, но мой взгляд притягивает его сосед.

Внутренности скручивает узлом, и всему виной не дешевый кофе, который я выпила полчаса назад на заправке, а волнистые каштановые волосы, смуглая кожа, тембр голоса, который долетает до меня вместе с монотонным бормотанием преподавателя. Парень общается с друзьями, барабаня длинными пальцами по столу. Смеется какой-то шутке, а я не могу отвести от него глаз, молясь, чтобы он просто мне померещился. Его лица я не вижу, он сидит полубоком, но вся его манера поведения кажется мне знакомой. Слишком знакомой. Мои глаза округляются, а из губ вырывается тихое:

– Чёрт.

Этого не может быть. Он уехал из города два года назад и прекрасно, судя по инстаграму, проводит время на другом конце земного шара. В Америке.

– Ник, ты, кажется, впечатлил нашу новенькую Белоснежку, – раздаётся громкий смех, который возвращает меня из оцепенения.

Успеваю отвернуться до того, как Никита Волков увидит моё лицо.

2.Глава

Все оставшиеся до перерыва тридцать минут у меня жжёт затылок, и дёргается правый глаз. Нервно грызу кончик ручки, иногда записывая совсем не нужную мне лекцию. Когда он успел вернуться? Судя по всему, давно, а я как-то пропустила этот факт и при поступлении выбрала именно этот университет. В городе есть ещё три и, если бы я знала, что Никита Волков будет учиться в одном из них, обошла бы его стороной. За километр! А может, и за два! Потому что я его ненавижу. Да, вот так вот категорично. Он трус и до мозга костей сын своих гнилых родителей. Остается надеяться, что нашей дочери достанется больше моих мозгов, чем его. Гены распределяются пятьдесят на пятьдесят, но, может, есть шанс… хоть крошечный?

– Куда спешишь, Белоснежка? – слышу за спиной голос друга Волкова.

Он теперь от меня не отстанет?

Наспех хватаю свои вещи и выбегаю в коридор спустя пару секунд после звонка на перемену. Оглядываюсь по сторонам. Так, куда мне там?

– Эй!

Мне стоит убраться от этой группы как можно дальше.

Пульс зашкаливает, в висках болезненно пульсирует.

– Романова! – другой голос.

Знакомый, до мурашек. И ненавистный, до горечи разочарования…

Перебираю ногами быстрее, стараясь никого не сшибить и ни в кого не врезаться. Меня больно толкают в плечо, и я отскакиваю к стенке. Потираю ушибленное место и поднимаю свалившийся на пол рюкзак.

Коридор полон вывалившихся с пар студентов, они плотным нестройным потоком медленно бредут к лестничным пролëтам. Мне нужно туда же. Где у нас находится следующая пара, я, слава богу, в курсе! Плутать по коридорам сегодня больше не придётся, а на будущее лучше найти где-нибудь карту университета и подписать все нужные аудитории. Да, это отличная идея!

– Полина!

Да чтоб тебя!

Заворачиваю за угол и быстро сбегаю по лестнице. Только оказавшись в холле первого этажа, перевожу дух и, трусливо спрятавшись за колонну, убираю с губ прилипшие волосы.

Сердце грохочет так, что чувствую его в районе горла, а в самом горле сухо как в пустыне.

Если Волкову хватит наглости требовать встреч с Алиской, я ему откажу. Я ведь имею право? Хотя с чего ему проявлять интерес к дочери, которую он никогда даже в глаза не видел? Он просто исчез из моей жизни. Из наших жизней. Не отвечал на звонки и сообщения. Я даже домой к нему ходила.

Морщусь как от удара. Не хочу вспоминать то время… Встречу с его матерью, а потом и с отцом. Совсем не хочу.

– Вот ты где!

Вздрагиваю и медленно оборачиваюсь на тихий голос, но это всего лишь Катя. Моя новая знакомая и староста группы, в которой я теперь учусь. Она прижимает к груди журнал посещаемости и смущенно улыбается.

– Я тебя напугала? Ты чего тут? Прячешься? От кого?

– Нет, – вру, а сама поглядываю украдкой по сторонам, знакомого лица не вижу и медленно выдыхаю, вешая на губы ответную улыбку. – В столовую хотела зайти.

– Идём, я бы тоже чего-нибудь съела.

– Ты поставила мне пропуск на прошлом занятии? – уточняю, закидывая на спину рюкзак.

Он жутко неудобный и тяжелый. Я так спешила на пару, что забыла выложить и оставить в машине свою рабочую форму. Теперь таскаю её с собой. До машины обратно идти прилично. Около университета уже не было свободных парковочных мест. Надеюсь, мою старушку не утащит эвакуатор.

– Пары не было. Мне из деканата позвонили минут через двадцать после начала. Преподаватель заболела. Я тебе писала.

– Да? – Ощупываю карманы джинсов в поисках телефона и хлопаю себя по лбу.

Потеряла, идиотка!

Надеюсь, он остался в той проклятой аудитории, а не выпал где-то по пути моего кросса в коридоре. Или выпал… когда меня чуть не сбил с ног тот бритоголовый бугай.

– Я, кажется, телефон потеряла, – произношу сипло и останавливаюсь.

– Дать позвонить? – участливо спрашивает Катя, доставая из своей коричневой сумки телефон последней модели.

Хмурю брови, окидывая Катю оценивающим взглядом. С виду обычная скромная девочка, без надутых губ и брендовых вещей. Она этим мне и понравилась, что мы вроде как в одной социальной лодке. Но мой телефон со мной уже четыре года. Прошёл полёт в стену и замену экрана. Был утоплен дочерью в миске с супом и спасён премудростью из интернета: засовыванием его в стакан с сухим рисом.

– Папа подарил на день рождения, до сих пор к нему не привыкну, – бормочет Катя, заправляя волосы за уши, словно чувствует себя виноватой за такую дорогую вещь.

– Ааа, – тяну понимающе.

И да, у меня предвзятое отношение к людям, которые обладают властью и достатком. Можно сказать, я совсем не толерантна. Один раз обожглась, да так сильно, что теперь на сердце рубец, который никак не может зажить. Потому что я каждый день смотрю в личико своей дочери и ощущаю горечь предательства любимых людей. Деньги, особенно если они достались тебе легко, кружат голову и заставляют забыть о многом. Например: о чувствах, о долге, о семье, о собственном ребёнке.

Отвернувшись от Кати, делаю дозвон на свой номер. Гудки идут, а я нервно кусаю губу. Чувствую металлический привкус на языке и прекращаю истязать собственный рот. Новый телефон никак не входит в мои финансовые планы. Алиске нужен новый комбинезон на осень, ботиночки, и я хотела отвести её к массажисту. У неё немного кривит при ходьбе левая нога, и врач в поликлинике посоветовал толкового специалиста.

Длинные гудки вызова неожиданно прекращаются, и я слышу какую-то возню.

– Алло?

– Полина?

Руку начинает покалывать, и я растерянно сглатываю. Отодвигаю телефон и смотрю на экран – это точно мой номер? Миллион раз я представляла наш первый разговор. А сейчас растерялась и не могу вымолвить ни слова. Могу лишь хватать ртом воздух, просто услышав знакомый голос.

***

– Ты знаком с ней, что ли? – второй голос возвращает меня назад в реальность.

В реальность, где Никиты не было рядом два года, и где я давно перестала его любить, как и мечтать о том, что он вернется в нашу с Алисой жизнь.

Ведь я могла простить его тогда, на первых месяцах беременности, когда мне так хотелось тепла и поддержки близких людей. Или, когда отпустил токсикоз и ночью хотелось съесть сосисок, поджаренных на сковородке, вприкуску с солёным огурцом. Или, когда начали отекать ноги и пальцы рук. Или, когда у меня отошли воды и скорая не могла доехать до нас целых сорок минут, а машины тогда ещё не было…

Я мечтала, чтобы в любой из этих моментов в дверях появился Волков, и я простила бы его, и бросилась к нему, несмотря ни на что. Потому что была слабая и одинокая. Потому что мне хотелось любви и тепла.

– Отвали, Михан, – куда-то в сторону говорит Ник, а потом возвращается ко мне. – Полина? Ты здесь?

Сердце грохочет в груди так, словно вот-вот пробьëт грудную клетку и вывалится на светлый кафельный пол университетского холла. Голос Волкова весёлый и расслабленный, будто мы расстались с ним добрыми друзьями и поддерживали связь на протяжении прошедших двух лет.

– Что у тебя делает мой телефон? – наконец обретаю способность говорить.

Глаза Кати, стоящей рядом, округляются. Возможно, я сказала это несколько резче, чем планировала.

– Нашёл его после лекции. Если бы ты убегала от меня чуть медленнее, то получила бы его почти сразу. Так значит, мы теперь опять вместе учимся? – насмешливо спрашивает Никита. – Можем опять сесть за одну парту, как в старые добрые…

Это прикол такой? Он попал в аварию, и у него временная амнезия? Или свалился за борт своей яхты, на которой позировал для фото в инстаграме прошлым летом? У Алиски как раз впервые температура поднялась на фоне прививки… и мне опять хотелось, чтобы рядом кто-то был.

Сейчас всё иначе. Мне некогда смотреть фотографии чужих людей в социальных сетях. Подготовка к поступлению и работа занимали всё моё время. Я даже не помню, когда последний раз видела Виту, свою лучшую подругу. Может быть, поэтому и не в курсе, что Волков опять в городе?

– Так тебе нужен твой мобильный, или ты дальше продолжаешь убегать и делать вид, что мы незнакомы? – продолжает Никита, пока я молчу.

Я была бы не против, но, похоже, делать вид, что мы раньше не встречались, уже не получится.

Прикрываю глаза и цежу сквозь сжатые зубы:

– Встретимся в столовой в центральном корпусе через пять минут!

Сбрасываю вызов и смотрю на Катю.

– Ну что там? – интересуется она.

– Сходишь со мной в столовую? Мне там отдаст телефон старшекурсник.

– Конечно.

На подрагивающих от злости и нервов ногах добираюсь вместе с Катей до места встречи.

В голове совсем нет мыслей, кроме одной. Зачем я поставила фотографию Алиски на заставку в телефоне? Не могла какие-нибудь цветы прилепить? Или море?

Я не хочу, чтобы Никита был в нашей жизни, потому что он от нас отказался. Исчез. Сбежал. Ни звонка, ни тупой эсэмэски с вопросом “Как дела?” за полтора года жизни ребёнка! Он казался мне не таким… неужели тогда, в школе, я была так слепо в него влюблена, что не видела, насколько он гнилой? Такой же, как его папаша, морда которого красуется на каждом втором плакате в городе, зазывая голосовать на выборах именно за него.

– Ты чего такая напряжëнная? – спрашивает Катя, хватая меня за руку.

Опускаю глаза и замечаю, что сжала её несчастный телефон до побелевших костяшек. Данное средство связи ни в чём не виновато. Вяло улыбаюсь, отдаю его законной владелице и, пригладив волосы нервным движением, захожу в шумную столовую.

– Всё нормально. Неожиданная встреча со старым знакомым…

Я вижу его сразу. Он, как всегда, в центре внимания. Стайка симпатичных девушек в коротких юбках и обтягивающих джинсах вьëтся рядом. Несколько парней, у которых на лбу написано, насколько они высокого о себе мнения, взрываются хохотом на очередную реплику Никиты. Он лениво улыбается и медленно поворачивается в мою сторону.

Кудрявые волосы, ставшие намного длиннее с нашей последней встречи, падают на лоб каштановыми прядями, словно он пол-утра потратил на свою укладку у зеркала. Каре-зелëные глаза встречаются с моими, и полные губы расплываются в приветливой улыбке. Никита отделяется от компании своих друзей, в которой я сразу узнаю балагура, успевшего ко мне прицепиться на прошлой паре, и идёт в мою сторону.

– Я булочку куплю, – говорит Катя и протискивается мимо меня к прилавку.

А я вросла ногами в пол и не могу сдвинуться с места. Внутри зарождается непонятное волнение.

Ладони вспотели, губы пересохли. Я совсем не знаю, чего ожидать от этой встречи. Выглядит он подозрительно довольным и весёлым. Останавливается на расстоянии вытянутой руки и протягивает мне мой мобильный.

Вот так просто?

Не мешкая ни секунды, забираю его.

– Спасибо, – говорю, засовывая телефон в передний карман рюкзака.

– Обращайся, – кивает Ник.

Хмурюсь и собираюсь сейчас же уйти, но почему-то медлю. Бросаю на него взгляд и не могу отвести глаз. Не потому, что он красивый, я это и так знала. Все девчонки в классе мечтали пойти с ним на выпускной. Многие ходили на стадион посмотреть футбол лишь потому, что в команде играл Никита. Даже сейчас я чувствую, как наша парочка привлекает слишком много лишних глаз. Смотрят, конечно, в основном на Волкова. А потому, что у нашей дочери, точно такие же глаза. Генетика сыграла со мной злую шутку. Я рожала малышку пятнадцать часов, а от меня ей достались только жиденькие светлые волосики.

Никита вдруг перестает улыбаться так, будто он выиграл свой самый важный футбольный матч. Сводит свои тёмные брови и медленно проводит языком по губам, рассматривая меня в ответ.

– Блин, ты вообще не изменилась, Кнопка, – неожиданно произносит Волков и, сделав шаг вперед, сгребает меня своими ручищами в медвежьи объятия.

Он застаёт меня врасплох. Меньше всего на свете я собиралась с ним обниматься или как-то ещё физически контактировать. Надо было просто уйти.

От неожиданности пошатываюсь, утыкаясь носом ему в плечо, и зажмуриваюсь, потому что в ноздри пробирается его запах. И нет бы он не мылся или не менял неделями одежду, и я вынуждена была бы скривиться и подавить рвотные позывы, но пахнет он потрясающе… Очень знакомо, так, что от водоворота воспоминаний кружится голова и болезненно сжимается сердце.

– Отпусти меня, – сиплю, пытаясь выбраться из его рук.

Хватка не слабеет.

Он прижимает меня к своему подтянутому, спортивному телу на глазах у толпы студентов и преподавателей в центральной столовой университета. Никого не стесняясь и не считаясь с моим мнением. Всегда был таким.

– Отпусти…

Никита шумно втягивает воздух рядом с моими волосами и опускает руки, проведя напоследок ладонями по моим голым предплечьям. Покрываюсь мурашками и отступаю на шаг, а затем ещё на один, увеличивая расстояние, между нами. У меня тахикардия и пересохло в горле. Очень похоже на начало панической атаки, и всему виной Волков, которому, кажется, всё нипочëм. По крайней мере, выглядит невозмутимым и расслабленным.

– Не удержался, извини, – виновато улыбается Ник, потирая затылок. – Я считал, что ты переехала в другой город и учишься там.

– Почему? – вылетает из меня быстрее, чем я успеваю обдумать его слова.

Другой город? Что это значит?

– Познакомимся поближе, Белоснежка? – Рядом возникает уже знакомый мне друг Волкова.

– Что-то не хочется… – бормочу себе под нос и, схватив рюкзак, который опять успела уронить, ищу глазами Катю. – Мне пора…

– Увидимся на паре, – кивает мне Никита и, развернув своего надоедливого друга за плечи, уходит.

Ни на какой паре мы не увидимся, потому что мне пришлось заново поступать на первый курс и досдавать предметы, которые раньше не требовалось. Правила поступления изменились, пока я полтора года меняла подгузники дочери и пыталась не уснуть стоя.

Катя сидит через пару столов от Волкова и его компании. Купив себе чай и что-то, отдаленно напоминающее пиццу, я подсаживаюсь к ней.

– Я думала, ты приезжая, как и я, – улыбается староста, отхлебывая чай. – А у тебя здесь уже знакомые есть. Кто этот парень?

– Бывший одноклассник, – отвечаю рассеянно.

Ловлю удивленно-любопытный взгляд Кати на своём лице.

– И учишься на первом курсе?

– Не смогла сразу поступить, – говорю уклончиво, не собираюсь распространяться о своей жизни первой встречной. – Решила пропустить пару лет и потом попробовать ещё.

– И родители не были против?

Пожимаю плечами. Из родителей у меня только мама, и ей давно нет дела до меня и моих проблем. С тех самых пор, как она снова вышла замуж, мы отдалились друг от друга. Ситуация с моей ранней беременностью, и не желанием избавляться от ребенка, поставила точку в наших и так прохладных отношениях.

– Мои мне никогда бы такого не разрешили, – тихо говорит Катя и, надкусив булочку, посыпанную сахарной пудрой, поднимает руку. – Надя, иди к нам!

Ещё одна наша одногруппница. Полненькая кудрявая брюнетка пытается протиснуться между тесно стоящих столов.

– Привет, Полинка. Ты позже приехала? Не видела тебя на паре, – говорит она, дружелюбно улыбаясь, демонстрируя ямочки на пухлых нарумяненных щеках.

– Опоздала, – отвечаю и принимаюсь за свой завтрак-обед.

После смены мне удалось поспать два часа на диванчике в кабинете директора клуба, где я работаю официанткой. Смысла тащиться домой через весь город уже не было. В университет нужно было приехать к первой паре, которой в итоге так и не было. Я проспала. На завтрак времени не оставалось, но пришлось заскочить на заправку. Мою серебристую старушку “ладу”, в отличие от меня, было необходимо накормить.

Я почти успеваю забыть о Волкове, слушая беспечную болтовню одногруппниц и ковыряясь в собственных мыслях о дочери, как взрыв хохота за соседним столом опять привлекает всеобщее внимание.

– Потише, молодые люди, – ворчит женщина, у которой ранее я купила свою резиновую пиццу.

Вот уже несколько минут безуспешно пытаюсь прожевать её кусочек.

– Конечно, Наталия Владимировна, как скажете, – подмигивает ей Волков.

Он ловит мой взгляд и тепло улыбается, удерживая его. Мне нужно отвернуться и наконец проглотить эту дурацкую пиццу или избавиться от неё каким-нибудь ещё способом, а я как дурочка смотрю на него в ответ. Смотрим до тех пор, пока на его колени не приземляется темноволосая длинноногая девица. Ëрзает на них, устраиваясь удобнее, и обнимает шею Никиты, подставляя ему для поцелуя свои пухлые губы.

Мои же кривятся в гримасе отвращения. Волков остался верен себе. Популярность, деньги, красивая девушка на коленях. Жив и здоров. Вопрос с амнезией пока остаётся открытым, иначе я не могу объяснить его поведение, но в остальном я вижу, что он в полном порядке.

– Явилась… – бормочет Надя и, покрывшись красными пятнами, утыкается в свою тарелку.

– Кто? – не понимает Катя, вертя головой по сторонам.

– Сестра моя старшая.

На телефон приходит новое сообщение от бабули, и я не слушаю дальнейший разговор одногруппниц. На фото Алиска в коляске с баранкой в руке. В розовой футболке с блестящими мишками и серых лосинах. На ногах у неё белые сандалии. Видимо, мои дамы собрались на утреннюю прогулку, на улице ещё достаточно тепло, но взять с собой тонкую шапочку и джинсовку не помешает. Решаю напомнить об этом бабушке и резко поднимаюсь из-за стола. Забрав свой поднос, иду в сторону выхода, собираясь позвонить ей где-нибудь в более тихом месте.

Не знаю, что заставляет меня обернуться в дверях. Может быть, то, что Никита, чуть повернув голову, смотрит прямо на меня, игнорируя свою идеальную, как с картинки, девушку.

3.Глава

Плутая дворами, иду в сторону парковки, на которой оставила свою “старушку”. По факту машина дедушкина, у меня своего ничего нет. Лишь Алиска полностью моя от розовых пяточек до жидких светлых волос. Мы купили машину полгода назад, когда я успешно сдала на права. В моих планах на жизнь права стояли где-то очень далеко, и я не думала, что когда-то сама буду ездить за рулём. Но постоянно мотаться на работу из посёлка, в котором мы сейчас живем, утомляло. Двадцать километров от города, пока дождешься рейсового автобуса в это непопулярное направление, можно успеть состариться, а зимой ещё и превратиться в ледышку. Детская поликлиника Алисы тоже находится в черте города, поэтому было решено взять кредит и приобрести старую, видавшую виды “десятку”.

На ходу достаю телефон и набираю Виту, свою лучшую подругу ещё со школы. Мы не виделись уже очень давно, ограничиваясь лишь короткими переписками в социальных сетях и мессенджерах. Когда рожаешь ребенка в восемнадцать, а все твои подружки привыкли к другому образу жизни, нет ничего удивительного в том, что вы отдаляетесь. Постепенно общих тем для разговоров становится всё меньше. Она только поступила в самый престижный вуз в городе, а я училась менять подгузники и правильно держать новорожденного. До Алиски я вообще таких маленьких детей на руки не брала.

– Вау! – раздаётся вместо приветствия с той стороны трубки. – Я уже забыла, как ты выглядишь, Романова!

Смеюсь, отпирая дверь машины и забираясь внутрь. Пахнет хвоей и остатками утреннего кофе. Беру стаканчик, в котором болтается недопитая коричневая жижа, и выбираюсь обратно на улицу в поисках урны.

– Привет, Виталик.

Вообще, подруга ненавидит, когда я её так называю. Она гордо носит красивое длинное имя Виталина и обладает незаурядной внешностью ему под стать. Красивая и высокая, с модельными параметрами и таким же модельным лицом. Которое она за последний год немного усовершенствовала, подколов в тонкие от природы губы какую-то штуку, название которой тут же вылетело из моей головы. Зато в памяти навсегда засела её фотография с новыми губами через пару часов после процедуры.

– Я так соскучилась, Поля! У меня столько новостей, – тараторит Вита. – Давай увидимся или сходим куда?

Раз много новостей, почему не позвонила первая? Ругаю себя за такие мысли и добродушно отвечаю:

– Мне завтра ко второй паре, можем позавтракать в городе. Или приезжай к нам. На Алису посмотришь.

Виталина не только моя лучшая подруга, но ещё и крестная мама моей дочери. Правда, при этом она Алису последний раз видела около девяти месяцев назад.

Витка молчит пару секунд, а потом быстро говорит:

– Лучше в центре. У меня мерс сейчас на техосмотре, отдадут только послезавтра. А такси к вам туда ждать слишком долго.

– Ладно, – хмурю брови, смотря на то, как какой-то дебил на чёрном “кайене” блокирует мне выезд, раскорячившись на весь небольшой дворовый проезд, в котором я припарковала машину. – Позвоню тебе завтра, у меня тоже есть пара новостей.

– У Алисы вырос новый зуб или она научилась разговаривать на понятном человечеству языке? – смеётся подруга.

Мне совсем не смешно. Скорее, досадно, что один из самых близких мне людей, позволяет себе такие шутки. Уже не знаю, стоит ли ей рассказывать о Волкове. Неприятный червячок сомнения жрёт моё подсознание. А может, она вообще знала о том, что он вернулся? Просто не сказала?

Что за глупости? Нет. Вита никогда бы так не поступила. Она знала, как я была влюблена в Ника и как тяжело переживала его исчезновение. Мы вместе ходили в клинику, куда я, гонимая страхом, пришла делать аборт, и откуда ушла с первой фотографией Алисы, на которой она всего лишь точка размером с фасолину.

– До завтра, – говорю поспешно.

Из черного “кайена” вывалился уже знакомый мне друг Волкова и, по всей видимости, он никуда не спешит. Привалился к сверкающему боку своей тачки и поглядывает в мою сторону с явным интересом.

Глубоко вздохнув и отбросив волосы за спину, иду к своей машине.

– Какие люди… Сбежавшая с пар Белоснежка. Ну и где твои семь гномов? – улыбается парень, крутя на пальцах брелок с ключами.

Мои брови ползут вверх.

– Хочешь стать одним из гномов? – усмехаюсь и киваю на свою машину. – Ты перегородил мне проезд.

– Неа, гномом не хочу, – продолжает скалить зубы парень. – Я тяну на прекрасного принца. Спасу тебя из лап дракона, и ты в благодарность отдашь мне свою девственность.

Кажется, от моего громкого хохота с близлежащих деревьев взлетают птицы. Это ж надо иметь такое самомнение. Мне даже становится интересно. Приваливаюсь бедром к двери “кайена” и, сложив руки на груди, спрашиваю:

– У тебя что, десятый разряд по подкатам?

– Да я книгу по ним написал, – говорит парень и поигрывает бровями.

Он бесспорно хорош собой, но совершенно не в моём вкусе. Думаю, стоит ли ему об этом сообщить? Закусываю губу и рассматриваю наглого друга Волкова. Русые волосы небрежно зачëсаны назад, в лучших традициях парней с картинок. Смеющиеся серые глаза обрамлены шикарными ресницами, которым позавидовала бы любая девчонка. В вороте его футболке видны татуировки и это меня сразу отталкивает. Неформалы не в моем стиле, несмотря на широкие плечи, обтянутые серой тканью, и высокий, хотя и не слишком, рост. Я люблю парней повыше, с более консервативной внешностью. Без тату и прочих проколотых мест. Таких, чтобы при поцелуе они опускали голову, а мне приходилось задирать подбородок вверх. Не то чтобы я много с кем целовалась. Можно пересчитать по пальцам одной руки, и ещё даже останутся варианты. Последний, с кем я целовалась, был Никита. При воспоминании об отце моей дочери настроение сразу портится.

– Я поеду. Отгони машину.

– Ты заняла моё парковочное место.

– Оно подписано? – начинаю злиться.

Богатенькие мажоры совсем офигели.

– Вообще-то да. Я за него заплатил, когда купил квартиру в этом доме, – кивает парень на элитную многоэтажку, во дворе которой я нашла свободную парковку.

Оглядываюсь. Обычно такие дома огорожены двухметровым чёрным забором и снабжены шлагбаумом с охранной будкой. Я её не заметила? Как меня сюда пропустили?

– Извини, – тушуюсь я, чувствуя себя полной идиоткой.

– Я пошутил, – улыбается он, – но я правда здесь живу и ставлю машину именно сюда. Здесь самый удобный карман, и прямо напротив моего подъезда.

– Здесь же универ через дорогу, – прищуриваюсь. – Зачем тебе ездить на занятия на машине?

– Люблю комфорт и люблю производить правильное впечатление.

– Это какое?

– Вот любая девушка, увидев её, захотела бы забраться в неё и на её хозяина. И я прокачу её, если она окажется так же хороша, как ты, Белоснежка, – говорит парень, щёлкая брелоком, фары машины приветливо мигают, и он открывает дверь.

Видимо, это был комплимент, от которого мои уши и щёки должны были запылать. Этого не происходит. Во рту собирается горький привкус, а на языке вертятся фразы и слова, которые лучше не произносить, если хочешь остаться с человеком в приятельских отношениях.

– А ты машину сам купил? Заработал? Или получил как комплимент от родителей за поступление в вуз, место в котором тоже они тебе оплатили?

Парень опасно сверкает глазами, но меня это не останавливает. Я устала вот от таких богатеньких папенькиных сынков. Которые в жизни не видели ничего, кроме роскоши и денег. Денег их родителей, а не тех, что они заработали сами, подняв свои пятые точки и пораскинув скудными мозгами.

– Или тебе её подарили на восемнадцать лет? Вместе с правами? О, думаю, угадала. Класс. Я в восторге. Не думаю, что когда-нибудь захочу прокатиться на твоей машине и на тебе, – выпаливаю я.– А теперь, когда мы разобрались, отгони её, пожалуйста, и дай мне уехать с твоего именного места.

Губы парня растягиваются в ухмылке. Такой опасной, не предвещающей ничего хорошего. Только я не боюсь. Стоит ему узнать, что у меня есть дочь, которой не так давно исполнился год, его тут же сдует с моего пути.

– Ник был прав. Ты интересная. Мне нравится. Люблю сложные задачи. Меня, кстати, Михан зовут. Или Мишаня. Или плюшевый Мишка. Всё, чего твоя фантазия пожелает, Белоснежка, – парень похабно подмигивает мне, обозначая свои намерения и скрывается в салоне машины, бросив на прощанье, – увидимся в универе!

Скрестив руки на груди, жду, когда данный представитель золотой молодежи освободит мне дорогу. Только когда его чёрный литой монстр отъезжает в другой конец парковочной зоны, вздыхаю с облегчением.

Что ему сказал обо мне Волков? Они обсуждали меня? Зачем?

Волков явно не знал недостатка в девушках все эти два года. Стоит только вспомнить ту девицу из столовой, сестру Нади, моей одногруппницы. Я по сравнению с ней бледная моль. И для меня до сих пор остается загадкой, почему Волков обратил на меня внимание в школе. Ведь до одиннадцатого класса мы были абсолютно двумя параллельными прямыми.

***

11 класс

– Не против, если я сяду с Макаровым? – говорит Вита, как только мы заходим в класс.

Поворачиваю голову и удивленно смотрю на подругу. Она смущенно заправляет шоколадного цвета волосы за уши и смотрит чуть левее моего лица. Улыбается, закусив губу и махнув кому-то за моей спиной.

Несложно догадаться, кому. Саша Макаров, вратарь школьной футбольной команды. Я только что всю дорогу до школы слушала, как он потрясающе целуется. Вита совсем недавно вернулась из лагеря, в котором был и Макаров. Они закрутили “от скуки”, как выражается подруга, роман и по возвращении в город и школу хотели о нём не вспоминать.

– А как же: “…что было в лагере, то в лагере и останется”? – фыркаю я, поправляя на плечах лямки рюкзака.

– Он мне подмигнул, когда мы зашли! И кивнул на место рядом с собой, – громко шепчет Вита. – Ты же знаешь, он мне нравится, причём давно. Это отличный шанс…

Только что узнала про нравится и давно. Обычно Вите нравятся самые крутые парни. В прошлом году это были три одиннадцатиклассника, которые, к счастью, выпустились, и Никита Волков, наш одноклассник.

– Ты, конечно, та ещё предательница, но иди устраивай свою личную жизнь, – киваю подруге. —Я не против, если ты сядешь с Макаровым, но изложение тебе теперь списывать придётся у него.

А он… немного туповат. Слишком часто на своем футболе пытается отбить мяч головой.

Вита порывисто обнимает меня и тихо шепчет в самое ухо:

– Ты чудо!!! Оставляю за тобой нашу парту!

– Иди уже.

Подруга поправляет волосы и достает из сумки пудреницу. Быстро проводит пуховкой по Т-зоне, обновляя свой боевой макияж. Запихнув зеркальце обратно, идёт в сторону Макарова, покачивая бедрами. Он при виде неё расцветает глуповатой улыбкой, сияет как медный пятак. Отвернувшись от их любовных воркований, бросаю рюкзак на своё место и падаю на жёсткий стул.

Сегодня первое сентября выпускного класса. Ещё год, и про школу можно будет забыть. Но какой год! Пожалуй, самый сложный из всех одиннадцати лет. Вздохнув, достаю из рюкзака дневник. Сегодня мне больше ничего не понадобится. Будет только классный час, и нас отпустят по домам. Мы с Витой собирались пойти в кино на новый фильм, но что-то мне подсказывает – у неё появились более интересные планы. Пойду тогда в кино одна. Домой совсем не хочется. У мамы новый муж. И он мне не нравится, совершенно. Маме, конечно, дела до этого никакого нет. Она вся в любви. В любви к очередному толстому кошельку.

– Привет, Романова, – раздаётся сбоку.

Вздрагиваю, потому что слишком глубоко зарылась в свои мысли. С удивлением обнаруживаю, что рядом со мной, рука об руку, сидит Никита.

Мне даже приходится пару раз моргнуть, чтобы удостовериться в том, что он мне не почудился. Ночью я спала мало, до четырёх смотрела сериал в своей комнате, поэтому глюки не исключаю.

– Привет, Волков, – говорю, разглядывая парня.

После линейки он снял пиджак, повесил его на соседний стул и закатал рукава белой рубашки, обнажив руки. На запястье крупные спортивные часы, а на среднем пальце правой руки толстое серебряное кольцо. Волков взлохматил волосы пятерней и с улыбкой оглядывается через плечо, здороваясь с кем-то из класса.

Его ноги широко расставлены, и колено почти касается моей голой ноги. На улице тепло, и я не стала надевать колготки, чтобы не портить “лук”, как говорит Вита. Школьная юбка задралась вверх, и я спешно пытаюсь её поправить, ловя взгляд Никиты на своих ногах.

– Ты чего здесь забыл? – вопрос вслух звучит грубее, чем в моей голове.

– Учусь, – отвечает Волков. – С первого по одиннадцатый. Запамятовала, Романова?

– У меня с памятью всё отлично.

Поэтому я до сих пор помню, как десять лет назад на торжественной линейке Волков отдавил мне ногу и задел жирным букетом астр по лицу. Первый раз в первый класс, блин… С тех самых пор что-то не припомню, чтобы мы когда-то разговаривали больше, чем сейчас. Никита немного из другого общества. Понятия не имею, что он забыл в нашей простой общеобразовательной школе, его место в каком-нибудь элитном лицее рядом с такими же, как он, детьми депутатов.

– А ещё с алгеброй, – ухмыляется Ник. – Меня надо немного поднатаскать к контрольным. Воспользовался шансом, пока твоя Сорокина свинтила.

Мой рот приоткрывается. Репетиторство вообще-то не благотворительность. У меня три репетитора по профильным предметам, которые мне предстоит сдать в этом году. У Волкова, с деньгами и связями его семьи, точно есть возможность оплатить дополнительные занятия.

– Я не буду тебе помогать. У тебя же есть репетиторы… – озвучиваю свои мысли. – Занимайся с ними, и все контрольные работы, и самые сложные примеры будут тебе по плечу. Здесь каждый за себя.

– Я заплачу.

Морщусь.

– Спасибо, не надо. Давай как-нибудь сам.

Волков подаётся вперед и смотрит прямо на меня. Я чувствую его дыхание на своём лице, а его волосы, упавшие ему на лоб, щекочут мой. Нужно отпрянуть и попросить его не нарушать моё личное пространство, вместо этого сижу как дура, разглядывая его глаза. Карие, такие насыщенные, почти чёрные. Первый раз в жизни вижу такие…

– Романова, у меня сборы по семь месяцев в году, выездные игры и игры за школу. Я не успеваю таскаться по всем репетиторам и подтягивать предметы. Отец разрешает играть, только если оценки будут выше среднего. Давай договоримся. Чего тебе стоит? Это всего лишь контрольные, я же не прошу со мной заниматься, – уговаривает Волков и делает печальные глаза.

Мое сердце первый раз за все семнадцать с половиной лет вздрагивает и замирает.

– Ладно… я подумаю.

Пару лет назад, в одиннадцатом классе, параллельные прямые пересеклись первый раз. Я согласилась помогать Волкову, дурой была и пожалела его. Писала контрольные за себя и проверяла его в оставшееся на уроке время. Он не был тупым спортсменом. Ему элементарно не хватало времени, а ещё усидчивости. Волков постоянно хотел быть в движении. Ставил цели и добивался их. В какой-то момент он захотел меня. И тоже добился.

Сворачиваю с трассы около указателя и медленно еду к дому. Глаза уже слипаются, и я, вцепившись в руль, стараюсь не задавить бегающих по дороге кур, в жизни в частном доме есть свои плюсы и минусы.

Время близится к обеду. Дома меня ждёт сонная Алиса, которая, завидев меня, тут же тянет ко мне ручки. Улыбается и лепечет на своем тарабарском.

– Кто тут такой чумазый? – смеюсь, подбрасывая дочь.

Она хохочет, запрокинув голову.

– Смотри, сейчас разыграется, не уложишь, – ворчит бабушка, наливая мне в тарелку суп.

– Она поела? – спрашиваю, укладывая голову Алисы себе на плечо и поглаживая её волосики.

– Со второй попытки. Первая порция бабушкиного супа оказалась на полу. Да, негодница? – грозит пальцем бабушка своей правнучке, та в ответ опять хохочет.

– Я сейчас её уложу и потом поем.

Но этого не происходит. Как только моя голова касается подушки, я засыпаю. Кажется, раньше дочери. И, к моему сожалению, снится мне Волков.

4.Глава

– Ты вовремя, – облегченно вздыхает девушка, с которой я сегодня работаю в смене.

Отхожу в сторону. Её руки заняты грязными тарелками и пустыми бутылками из-под дорогого алкоголя. Ого! Сегодня кто-то решил шикануть, а ведь только четверг. Самые загруженные дни у нас – выходные, и чаще всего я стараюсь выходить на работу именно в эти дни. Большой поток людей означает больший заработок.

Сейчас у нас два человека на больничном и острая нехватка сотрудников, поэтому я взяла себе несколько дополнительных смен.

– Полно народу? – удивляюсь.

Обычно четверг у нас проходной день, маленькая репетиция перед выходными. Без толпы и шумных компаний, единичные клиенты. Смены не до утра, а всего лишь до двух ночи. С одной стороны, это даже удобно, но с другой… Короче, всё опять упирается в деньги. Зарплатная ставка официантки в клубе не самая большая, всё решают чаевые.

– Ага! Не хватает людей. Анна уже хотела вызывать кого-нибудь на помощь. Но… – Зоя понижает голос до шëпота, – сегодня прямо какой-то золотой дождь! Отваливают такие шикарные чаевые, что я решила: мы с тобой отлично справимся вдвоём. Знаю, как тебе нужны деньги, и я уже сняла двухнедельную зарплату…

– Правильно решила, – говорю ей и иду быстрее в сторону подсобки – переодеваться.

Здешняя форма официанток это… что-то с чем-то. Когда я впервые увидела во что одеты местные девочки, захотела развернуться и уйти из этого “злачного” заведения – так зовёт его моя бабушка – как можно дальше, не дожидаясь собеседования. Видимо, униформа призвана привлечь больше клиентов, в основном, конечно, мужского пола, ведь парни у нас не одеваются в короткие шорты и рубашки, которые мы завязываем узлом чуть выше пупка.

Усмехаюсь. Я бы посмотрела, как наш бармен ходит в чём-то таком плюс каблуки. После смены ноги просто отваливаются! Хорошо, администратор разрешает после двух часов ночи закинуть босоножки в дальний угол шкафчика и переобуться в балетки. Сегодня такой роскоши не будет. Зато я рассчитываю на отличные чаевые, которыми, как красной тряпкой перед носом быка, помахала Зоя.

– Поля!

Клуб-бар “Бессонница” совсем новый, но его уже облюбовала публика. Открыл его какой-то нездешний бизнесмен. Я видела его лично всего один раз и то мельком, в основном здесь заправляют всем арт-директор Виктор и администратор Анна. Штат небольшой, но коллектив собрался дружный и сплочëнный.

– Иду!

Быстро натягиваю на себя чёрные атласные шорты и такого же цвета и фактуры рубашку. Сверху застегиваю её почти на все пуговицы, лишая возможности клиентов заглянуть мне в душу, когда я буду наклоняться над их столом, во избежание пошлых шуточек и сальных взглядов. Около зеркала крашу ресницы и подвожу глаза чёрным карандашом, который в конце смены обычно размазывается в потëкшие смоки айс. Губы обвожу алой помадой и вешаю на шею чёрный чокер.

У здешнего хозяина странный вкус....

– Красотка, – бормочу, глядя на себя и стараясь опустить узел на рубашке как можно ниже.

Интересно, Алиска узнала бы меня в таком виде или сразу принялась бы истошно орать? Она первое время жутко кричала, когда я после ванны заматывала волосы в полотенце. Не признавала. Сейчас тоже относится с подозрением, если я вдруг решаю подкрасить глаза или брови. В обычной жизни я почти не крашусь. Как-то времени не хватает, всё бегом. Да и не до этого мне по большей части.

– Вот это ноги, блин… – первое что слышу, когда выхожу в зал. – Девушка, вы не хотите обслужить… наш стол?

Вечер начинается.

Спокойствие, Полина.

Это твоя работа, и ты получаешь за неё деньги. Иногда очень даже хорошие деньги! Уговариваю себя, как могу, вежливо улыбаюсь кучке клиентов слегка за сорок пять в сопровождении девушек примерно моего возраста. Мужчина с выпирающим животом, похожим на девятимесячный, похотливым взглядом пожирает мои голые лодыжки. К горлу подкатывает ком отвращения. Его спутница по-хозяйски кладет руку ему на бедро и смотрит на меня недобрым взглядом.

Да ухожу я уже, ухожу. Не имею совершенно никаких видов на твоего “папика”.

– Ваш стол закреплён за другим официантом, но я передам, чтобы к вам подошли, – говорю с улыбкой и направляюсь к бару.

– Очень жаль, мы бы предпочли вашу компанию, – летит мне в спину.

Боже… Шевелю ногами быстрее, ругая слишком высокие каблуки. Какой только контингент не встретишь…

– Сегодня будет жарко, – вместо приветствия говорит Колян, наш бородатый бармен.

На голове у него чёрная бандана, из-под которой в разные стороны торчат рыжие волосы, борода у него, кстати, тоже рыжая. Колоритный чувак и единственный, кому плевать на здешний дресс-код.

– Я готова, на улице как раз похолодало, – говорю, пробегая глазами по рабочему планшету.

Присвистываю. Посадка сегодня плотная, а сейчас всего лишь девять часов вечера. Алиска в это время уже сладко спит, а бабушка с дедушкой отдыхают, уложив в кроватку нашего крикливого монстрика. Сегодня пар в универе было мало и перед этим была не моя смена, поэтому чувство вины за то, что я уделяю мало времени своему ребенку, меня почти не гложет. Почти. Сложно каждый день уходить от моей пухленькой сладкой булочки. Как-то ещё до появления дочери я прочитала фразу, которая плотно засела в моём мозгу и смысл которой в полной мере я поняла, только став мамой:

“Родить ребенка – это значит согласиться с тем, что отныне твоё сердце будет бегать отдельно от тебя.”

Так и получилось.

– Кофе сделать? – спрашивает Коля, взбивая шейкером очередной коктейль, для которого я достаю высокий стакан.

– Давай.

– Зоя свой так и не выпила, – смеётся бармен. – Может, тебе повезет больше?

Не думаю…

– Полина! Шестой стол в випке! Пришли четыре минуты назад, к ним пока так никто и не подошёл! – раздается резкий голос Анны, кажется, она сегодня немного на взводе. – Зоя зашивается, хватит болтать!

– Есть, шеф, – бормочу, подхватывая с барной стойки несколько ламинированных меню.

Столы в основном зале битком. Зоя носится между ними, стирая ладонью пот с лица. Улыбается мне, когда я прохожу мимо, и подмигивает. Это наш тайный сигнал. Значит, клиенты денежные, и мне должно повезти на чаевые.

Приободряюсь и, расправив плечи, взбегаю вверх по ступенькам.

В ВИП-зоне сегодня свободнее, чем обычно, поэтому я сразу замечаю шумную компанию, которая расположилась на чёрных кожаных диванах, а среди них вижу вдруг знакомое лицо. Мишаня. Пробегаюсь по другим лицам в поисках Волкова. Его среди них нет, но я всё равно подумываю трусливо сбежать. Даже оглядываюсь в сторону винтовой лестницы, ведущей на первый этаж. Можно попросить Зою заняться этим столиком. С большой долей вероятности Никита скоро приедет или уже где-то здесь.

– Я начинаю думать, Белоснежка, что ты меня преследуешь, – лениво тянет Миша, глядя мне прямо в лицо, его друзья тоже смотрят на меня с явным интересом.

Оценивая.

Вспыхиваю как спичка.

Неожиданно путаюсь в собственных ногах и оступаюсь, проклиная свою неуклюжесть. Нога подворачивается, и я морщусь от резкой боли. Взмахиваю руками, стараясь не свалиться как мешок с картошкой на глазах у богатеньких мажоров.

От позора меня спасают сильные мужские руки, резко дёргая вверх. Вскрикиваю и, развернувшись, хватаюсь за плечи своего спасителя.

Никита под гогот своих дружков несколько секунд всматривается в моё пылающее от стыда и боли лицо, пока я комкаю на его плечах ткань футболки.

– Полина? – неуверенно спрашивает Ник, опуская подбородок. – Ты откуда здесь?

Сердце пропускает удар, настолько для меня эта встреча становится неожиданной, и я невольно оборачиваюсь, подумывая опять сбежать.

– Работаю… – говорю, прикусывая свой болтливый язык и опуская глаза.

Сегодня в универе мы не встречались. Я постоянно оглядывалась по сторонам в поисках знакомой фигуры, прислушивалась к голосам других студентов, пытаясь уловить его тембр и держаться подальше. Как можно дальше. Я пока так и не решила, что мне делать с возвращением Волкова. Вдруг он вернулся не навсегда и через какое-то время опять уедет в Америку? Стоит попытаться ещё раз ему сказать о ребёнке? Или сделать, как велела его мать: “отпустить её мальчика и не портить ни ему, ни себе жизнь”.

Никита поднимает руку и касается пальцами моего лица, отбрасывая растрепавшиеся пряди волос. Вторая его рука, обжигая своим теплом, лежит на моей талии, удерживая меня от падения. Голая полоска кожи покрывается мурашками и мне стыдно оттого, что он тоже это чувствует.

Его зрачки расширяются.

– Я вернулся в город восемь месяцев назад, но эти два дня определенно нравятся мне больше всего, – растягивая губы в улыбке, говорит он. – Где ты пропадала всё это время, Кнопка? Я скучал…

– А я – нет, – сипло говорю в ответ, выворачиваясь из его рук.

Покачнувшись, хватаюсь за плечо Никиты, кажется, он стал ещё выше и больше. Футболисты должны же быть худыми и выносливыми? С горой мышц только на подкачанных ногах. Мои познания в футболе не обновлялись новой информацией уже пару лет. Раньше, когда мы только начали проводить время с Волковым вместе, я ходила на все его матчи. Кричала его фамилию, когда он забивал гол, и ловила его улыбки с поля, предназначенные только мне одной. Я была глупой, наивной, влюбленной девочкой.

Всё изменилось.

Только рука Никиты ложится мне на талию для поддержки, как я отскакиваю от него на полметра, несмотря на боль.

– Какого хрена… – Волков посылает мне хмурый взгляд из-под тёмных бровей.

Мне нет никакого дела до его возмущения! Я просто больше не хочу, чтобы он меня касался.

– Блин… – бормочу, наступая на ногу, двигаясь как раненая косуля. – Ай…

В лодыжке пульсирует, простреливая до самого копчика. Пытаюсь ещё раз встать ровнее. Морщусь от боли и обиды. Кажется, моя смена на сегодня закончена. Да и в ближайшие дни вряд ли удастся выйти на работу. Можно помахать отличным чаевым белым платочком и разрыдаться в него же.

Хочется снять неудобные босоножки и вышвырнуть их с балкона ВИП-зоны прямо на пустующий пока танцпол.

– Полин, сядь на диван, – говорит Никита и, забрав из моих рук меню, швыряет их на стол своим друзьям.

– Я буду мохито и креветки… – раздаётся из-за стола женский голос.

Непроизвольно поднимаю голову на звук и встречаюсь взглядом с ярко накрашенными глазами девушки, в которой узнаю сестру Нади. Она смотрит на меня с вызовом и какой-то злостью, словно я посягнула на последний кусок мяса в её тарелке. Она ревнует Ника ко мне?

– Мне надо работать. Сидеть с клиентами за одним столом запрещено, – произношу твёрдо, цепляясь за перила балкона и приподнимая ногу.

Выглядит она обычно, не красная и не синяя. Это уже хорошо. Если переоденусь в джинсы и сменю обувь на более удобную, смогу добраться до машины. В бардачке лежат обезболивающие таблетки, без которых мне трудно выжить в определённые дни месяца.

– Да плевать, что можно, а что нельзя, – взрывается Ник и делает шаг ко мне. – У тебя может быть вывих или растяжение.

– Это можно пережить! – шиплю я, пытаясь отойти от него подальше.

Волков перегородил мне все пути к отступлению, заслонив собой единственный проход к лестнице, ведущей вниз.

Боже… спуститься по ней будет тот ещё квест.

– Да что с тобой такое, Полина? Просто сядь на чёртов диван! – рычит Никита и, схватив меня за плечо, усаживает на свободное место.

Вскрикиваю и вытягиваю вперед ногу.

Никита присаживается на корточки рядом и, аккуратно подхватив мою лодыжку, ловко расстегивает тонкий ремешок босоножки.

– Мммм, – мычу от облегчения, когда нога получает свободу от обуви, которой можно пытать людей.

– Это самый эротический стон в моей жизни, – раздаётся рядом с моим ухом хриплый голос Миши, о котором я уже успела забыть.

Вообще успела забыть о том, что на нас с Никитой смотрит человек десять посторонних мне людей. Его друзей. Лучше бы смотрели в меню!

– Даже не мечтай, – бормочу в ответ и вздрагиваю, покрываясь мурашками с головы до пяток.

Потому что горячие пальцы Волкова касаются моей кожи. Нежно, почти невесомо пальпируя болезненный участок. Он ставит мою стопу себе на коленку, продолжая ощупывать голень. Не знаю, почему сейчас разрешаю ему себя трогать. Ведь это отличный шанс съездить ему ногой по челюсти. За все прошлые обиды и одиночество. За то, что просто исчез! Ни сообщения, ни звонка!

Мамаша его, конечно, упрятала куда подальше, стараясь, чтобы жизнь её сына и его будущее были такими, какими они запланировали, без всяких возможных “но” в виде внезапного ребенка. Но разве я не заслуживала от него хотя бы объяснений? В вечной любви он мне не клялся, но какие-то отношения у нас были. Я что, не заслуживала простого сообщения: “Полина, мы расстаëмся”?

Грудь сжимает давняя обида.

Про дочь он не узнает. Уж точно не от меня. Она только моя.

– Тебе нужно в травмпункт, – говорит Никита, поднимая голову, выглядит встревоженным.

Мы встречаемся глазами, и я первая отвожу свои, облизывая губы.

Забираю у него свою ногу и снимаю босоножку со второй.

– Где ты был столько времени со своей заботой? – слова вылетают быстрее, чем я успеваю сообразить, что говорю это вслух.

Надеюсь, я сказала это достаточно тихо и меня никто не услышал.

Хочу хлопнуть себя по лбу, но вместо этого встаю с дивана, перенося вес на здоровую ногу. Бетонный пол кусает холодом стопу, и я инстинктивно поджимаю пальчики.

Никита продолжает сидеть у моих ног, протягивая мне мою обувь.

– Могу спросить у тебя то же самое, – говорит парень и поднимает голову, смотря на меня снизу.

Сглатываю.

– Ну что там? У нас примут заказ или как? – возмущается девчачий голос из-за спины Ника. – Отвратительное обслуживание! Столько возни из-за какой-то официантки. Пусть нам пришлют другую.

– Эй, Мила, полегче, – говорит Мишаня, – мы никуда не торопимся.

Минутное наваждение пропало. Всё опять встало на свои места. Никита поднимается на ноги, продолжая смотреть прямо на меня.

– К ноге надо приложить лёд, – произносит он. – Пойдём провожу тебя вниз.

Он преграждает мне путь к их столику, за которым все без исключения за нами наблюдают. Встречаюсь глазами с Мишей, тот в ответ ухмыляется и тоже встает с дивана.

– Ничего страшного… Вы определились, что будете пить? – говорю, прочистив горло.

Я приму этот чёртов заказ. Отдам его на бар и на кухню. Поговорю с Анной и поеду домой, закинувшись обезболивающим.

– Да!

– Нет, – резко говорит Никита и трогает меня чуть выше локтя. – Пойдём вниз. Пусть пришлют кого-то ещё.

– Это моя работа. Принять заказ я уж точно в состоянии. Я делала это сотни раз! – шиплю в ответ, пытаясь отобрать назад свою руку, но это оказывается не так просто.

– И сделаешь ещё, но не сейчас, – сквозь зубы цедит Ник. – Тебе в травмпункт надо и приложить лёд. Хочешь потом неделю с лангеткой ходить?

– Ты вообще откуда такой заботливый взялся? – взвиваюсь. – Тебе какое до меня дело?

– И правда, – грустно усмехается Никита.

– Так, ребята. Брейк, – примирительно произносит Миша, влезая между нами.

Никите приходится отпустить мой локоть, а мне, закусив губу, приклеиться обратно к спинке дивана, вцепившись в неё рукой.

– Если не хочешь, чтобы Волков тебе помогал, давай я, – вызывается этот предводитель семи гномов, поигрывая бровями. Начинаю подозревать, что у него какой-то нервный тик. – Одна ты всё равно по лестнице не спустишься.

– Блин, Чернов, не лезь, – тихо говорит Волков, прикрывая глаза. – Мы сами разберёмся…

Откуда вдруг взялись эти “мы”?

– Никита, иди уже ко мне. Хватит там возиться с этой… – язвительно произносит Мила.

Стрельнув на неё глазами, быстро принимаю решение. Убраться отсюда. С любой помощью.

– Спасибо… – говорю, цепляясь пальцами за предложенный бицепс Миши и смотря на Никиту с вызовом.

Волков лишь поджимает губы и качает головой, всем видом показывая, что мой выбор он не одобряет. Плюхается на диван и отворачивается к своей девушке, или кем она там ему приходится.

А я чувствую что-то отдаленно напоминающее удовлетворение, но с очередным привкусом разочарования. Словно я ошиблась, и нужно было поступить совсем иначе, приняв помощь Никиты.

5.Глава

“Восемь месяцев назад… Скучал…”

Фраза пульсирует в моём мозгу, не уступая ноющей боли в ноге, которую, как и предвещал Волков, затянули в лангетку.

Где ты был, Ник? Где?

Так сильно скучал, что не потрудился даже найти? Нас… с Алиской.

С горечью понимаю, что он, скорее всего, ничего о ней не знает. Не знает, что у меня есть ребенок от него. Возможно, он никогда не получал от меня тех сообщений и не видел пропущенных звонков. Живёт в неведении, что где-то недалеко бегает часть его самого. Учится ходить, говорить, познаëт мир. Не знаю как для мужчин, а для меня это была бы большая потеря, узнать, что я столько пропустила в жизни собственного ребенка.

Рассказать ему? А поверит ли? Если только заикнëтся о проверке на отцовство, больше никогда не подпущу его к дочери.

Мысли обиженной женщины? Возможно.

У меня уже нет сил спорить с собственной гордостью. Каждая встреча с Никитой – это как обжечься утюгом. Несколько секунд резкой боли, а потом мучительно печёт и напоминает об ожоге ещё очень долго.

Закусив губу и прижавшись к холодному стеклу окна в такси, решаю, как поступить.

Его мамаша хорошо постаралась, спрятав сына на другой конец земного шара, подальше от нас. Думала, деньги заставят меня молчать и сделать аборт. Только я выбросила пухлый конверт, который получила от четы Волковых, в ближайшую же урну около их дома. На аборт пошла из-за трусости и растерянности перед будущим. Когда тебе восемнадцать, и внутри начинает расти новая жизнь, это очень меняет все планы на жизнь. Не знаю, есть ли те, кто не испугался в такой момент. Я не одна из них. Я испугалась.

Вовремя одумалась и со стыдом вспоминаю минуты слабости, но да, они у меня были.

Прикрываю глаза от усталости, потому что эта ночь выдалась длинной. Сначала работа, мажор, потом травмпункт. Теперь мне хочется только упасть на кровать и забыться сном. Желательно без сновидений.

Утром следующего дня я просыпаюсь оттого, что маленькие ручки дочери пытаются снять с меня скальп. Она запускает пальчики в мои волосы и с силой тянет на себя. Сонно пытаюсь отползти от неё подальше, но эта проказница не настроена так легко отдавать свою новую игрушку.

– Алиска, что творишь? – ворчу, забирая у неё свои нерасчесанные пряди волос.

Видимо, уже и не расчесать, так запутала их дочь. Вчера, когда я вернулась, она уже давно сладко спала и не проснулась, пока я, совсем не тихо со своей больной ногой, пробиралась в нашу небольшую комнату.

– Бу! – хихикает она, ложась мне прямо на лицо.

Обнимаю маленькое теплое тельце, пахнущее ванильными булочками, и дую ей на шейку, вызывая приступ детского неконтролируемого хохота.

– Ах ты, проказница! – Принимаюсь легонько щекотать её бока, пока она не начинает повизгивать и хрюкать от смеха.

Сажусь на кровати и, положив дочь между своих широко разведëнных ног, смотрю, как она катается колбаской из стороны в сторону, продолжая посмеиваться и поддразнивать меня пальчиками ног.

– Бабушка твоя где? Пойдём поищем?

Пойдём – это, конечно, громко сказано. Пытаюсь сползти с кровати, закусив губу. Мне срочно нужно обезболивающее, даже больше, чем утренняя доза кофе. Вчера я вернулась домой около полуночи, а сейчас только шесть. Алиска никогда не отличалась долгим сном по утрам. Зато она быстро засыпает по вечерам и долго спит днём после прогулки. Везде есть свои плюсы.

Наша с дочерью комната находится на первом этаже, бабушка с дедушкой переехали наверх. Когда я перебралась жить к ним, второй этаж использовался больше, как склад и был мало пригоден для жилья. Нельзя сказать, что у нас какой-то особняк на двести пятьдесят квадратов. Обычный дом. Есть газ и центральное отопление несмотря на то, что живем мы в поселке, отдаленно напоминающем деревню. Близость к городу в этом вопросе решает многое. А ещё летом можно сразу после пробуждения выйти с чашкой кофе во двор. Босиком и в пижаме. Алису я обычно сажаю в песочницу рядом с молоденькой березой, она у меня просто фанат песка. Особенно любит пробовать его на вкус, но каждый раз он её не устраивает.

Прохожусь мягкой расческой по волосам дочери и, таща за собой ноющую ногу, иду к двери.

– Батюшки! – восклицает бабушка, завидев нашу парочку. – Где тебя так угораздило?

– На работе, – отвечаю хмуро.

Алиска бежит к ней, переставляя пухлые ножки, и что-то лопочет.

– Ам! Ам! – говорит дочь, показывая на свой стульчик.

Бабуля подхватывает её на руки и сажает на него, предварительно поставив перед ней тарелку с кашей. Алиса у нас дама самостоятельная, ест исключительно сама, даже если в рот при этом ничего не попадает.

– Кофе не осталось? – спрашиваю.

Тоже сажусь и вытягиваю вперед больную ногу. Мне дали больничный на неделю. Администратор была не очень довольна, когда я озвучивала ей это по телефону. Людей и так не хватает. Сама я тоже недовольна. Потому что, выпав на неделю из привычного графика, мне будет тяжелее возвращаться в рабочее русло. А ещё учеба. Не знаю, как я буду ездить на пары. Всё пошло наперекосяк. Мне хочется добавить, что из-за Волкова. Но головой-то я понимаю, что, по крайней мере, здесь он совсем ни при чём.

Вчера еле отделалась от его друга. Он топтался со мной на улице до приезда такси. Попросил номер телефона и травил странные шуточки. Номер он не получил.

– Ба, машину надо забрать. Я оставила её около клуба. Или пусть там стоит?

– Если нужно, деда отправим. Ему как раз в город завтра нужно, – отвечает бабушка, протягивая мне чашку с кофе. – Ты в больнице была?

– Конечно.

– Что сказали?

– До свадьбы заживет. Ба, не переживай, – улыбаюсь ей.

– Кто бы сомневался. Надеюсь, я до твоей свадьбы тоже доживу, – ворчит моя самая любимая старушка.

С улицы раздается звук подъезжающей машины, и мы одновременно оборачиваемся к окну. Забор у нас не глухой, а просто сеткой, во дворе кое-где посажены кустарники, поэтому сразу видно, что автомобиль остановился около нашей калитки.

– Кого это принесло в такую рань? – говорит бабушка и, бросив полотенце на стол, спешит к выходу.

Мне почему-то становится страшно. Мы никого чужого не ждём. Гости у нас бывают крайне редко, и в основном это бабушкины подруги, живущие на соседних участках.

– Пойдём умоемся, – говорю дочери, подхватывая её на руки.

И прежде, чем успеваю скрыться с ней в ванной, слышу из прихожей голоса на повышенных тонах.

***

– Ты чего пожаловала-то, Галь? – разбираю сквозь шум льющейся воды недовольный бабушкин голос.

Сердце замирает, удивлëнно поворачиваю голову к неплотно прикрытой двери ванной. Алиска выкручивается из моих рук, уворачиваясь от воды. Перехватываю её удобнее и ставлю ногу на подставку около раковины, на которой я обычно сижу во время вечерних купаний дочери.

– Не вертись, – прошу тихо и прислушиваюсь к разговору за дверью.

– Мне нужно специальное приглашение, чтобы навестить родных мать и дочь? – говорит моя мать.

Я представляю, как при этом она выгнула свои идеальные после татуажа брови. Моя мама вообще очень красивая и ухоженная женщина. После того, как они с отцом развелись, он переехал в Питер и занялся бизнесом, о котором всегда мечтал. А мама занялась собой, забыв при этом о дочери. Мне тогда было тринадцать лет, вроде и взрослая уже – понимала, почему родители развелись, но долго не могла к этому привыкнуть. Я как-то вдруг стала никому не нужной: была у нас семья, ячейка общества, где я чувствовала себя комфортно, а потом вдруг у мамы появились другие интересы. Она почувствовала свободу после долгого брака и забыла о том, что мне тоже нужно было внимание в то время.

Папа был далеко и его звонки через пару лет сошли на нет. В основном мы созваниваемся пару раз в год, по большим праздникам. Алименты он исправно платил до моих восемнадцати, а сейчас присылает иногда деньги на Алису. В общем, вроде не бросил, но в нашей жизни не участвует.

Мы с Алисой сами по себе. Иногда я думаю о том, что родила дочь для себя. Чтобы просто не чувствовать себя одинокой в этом мире. Потому что с её появлением об одиночестве пришлось забыть.

– Нужно, – говорит бабуля, но, судя по звукам, они уже на кухне.

– Полинка где? Я больше к ней приехала, давно дочь не видела. Соскучилась. Вижу, вы тут хорошо устроились… Мамка, чаю нальëшь?

Алиска начинает хныкать, потому что я увлеклась и намочила её пижаму каплями воды. Она не переносит, когда на ней что-то мокрое. Нужно снять и немедленно заменить. Из ванной выходить мне не хочется. Трусливо оттягиваю момент встречи с родной матерью. Внучку она видела всего пару раз, визитами нас особо не балует, как и своим вниманием. Её позиция насчёт ребенка в восемнадцать была мне предельно ясна.

– Не жалуемся. Налью, – скупо отвечает бабушка. – Поля, мать приехала.

Пристраиваю дочь на стиральную машинку и расстëгиваю на плечиках тугие пуговицы.

– Минутку…

Минутка растягивается на десять, но тянуть больше не получается, и, подхватив дочь, прижимая её к себе спиной, выхожу из ванной.

– Привет, – говорю матери и присаживаюсь напротив неё за стол.

Не смотря на ранее утро, она одета так, словно собралась на показ мод, не меньше. На ней светлый брючный костюм, коралловый платок, повязанный вокруг шеи, и такого же цвета помада на губах. Её новый муж занимает не последнее место в нашей области, и она пытается ему соответствовать, словно жена президента.

– Волосы хоть расчесала бы, – вместо приветствия говорит она.

– Я только недавно проснулась, – отвечаю и вытягиваю вперёд ногу, которая опять начинает болезненно ныть. – Бабуль, дашь мне обезболивающего, в сумке у меня, в косметичке.

– Конечно, милая, – отзывается бабушка.

– Оставь нас, мам, на пару минут и девочку забери. Мне надо поговорить с дочерью наедине, – вдруг говорит мама.

Бабушка ставит перед ней чашку с чаем и, забрав с моих рук Алиску, выходит с кухни, плотно прикрыв дверь.

Смотрю на маму выжидающе. Стараюсь сохранять спокойствие и не показывать своего волнения. А я волнуюсь. Потому что в её поведении скользит что-то странное. Она поджимает губы и отводит глаза, когда пытаюсь поймать её взгляд. На Алиску же она вообще ни разу не посмотрела. Неужели даже не интересно, как она изменилась за то время, что они не виделись?

– Григорий будет участвовать в выборах. Его выдвинули от новой партии, – гордо говорит мама, проводя пальчиком по ободку чашки.

– Здорово. Может, он сделает дороги в области? – усмехаюсь.

– И дороги, и пенсии поднимет, – важно кивает мама.

– А я тут причём? – задаю вопрос, который мучает меня последние несколько минут.

Вряд ли я могу чем-то помочь маминому мужу в предвыборной кампании. Разве что листовки с его портретом расклеить в нашей деревне, но, думается мне, для этого у него есть специально обученные люди. А я со своей ногой не особо ходок сейчас.

– Алексей Волков – главный конкурент Григория… – начинает заходить издалека мама.

Пазл в моей голове складывается мгновенно, хотя она ещё толком ничего не озвучила. Вскакиваю на ноги, позабыв о боли, и, вцепившись в стол пальцами до побелевших костяшек, резко говорю:

– Даже не думай.

– Ты только послушай, Полина. Это же сенсация! Эта новость утопит предвыборную карьеру Волкова! Внучка, которую они упрятали в деревню! Отказались! Заплатили денег, чтобы ты сделала аборт! Да с этой семьи можно и нужно стрясти компенсацию.

В неверии качаю головой:

– Она и твоя внучка тоже! Мам, ты что, пересмотрела сериалов на канале «Россия»?

Мама продолжает, словно репетировала речь и готовилась к выступлению не один день. Ничего не может сбить её с заученного текста и цели.

– Мы проведём расследование, наймëм репортёров. Ты дашь интервью местной газете и на телевидении. Если нужно, сделаем ДНК-тест! Без этого, конечно, не обойтись. Но тут и так сходство с его сыном налицо, только дурак этого не заметит.

Задыхаюсь от возмущения. Открываю и закрываю рот, и просто не могу поверить в то, что она мне предлагает.

– Ты хочешь нас выставить как каких-то цирковых зверей на всеобщее обозрение и обсуждение? Тебе самой не противно от того, что ты предлагаешь?

– Посмотри, где ты живешь! Кем работаешь! Это пойдёт вам только на благо. Просто подумай. Его сын как раз в городе! Можно и нужно призвать к ответу и молодого папашу! – эмоционально говорит мама, потирая руки.

– Нет. Просто… уходи. – Пытаюсь отойти от стола, волоча за собой ногу.

– Я оставлю визитку, там номер адвоката, с которым работает Григорий. Мы ему обрисовали ситуацию, он готов в любой момент найти нужных людей, которые поспособствуют огласке.

– МАМА! – кричу я, потому что по-другому эта женщина меня не слышит. – Я сказала – нет! Алиса только моя дочь! У неё от Волковых нет ничего! Я не буду с них ничего требовать! Меня всё устраивает!

– Ну и дура ты! Как была идиоткой, так и осталась! – зло бросает мама и, подхватив свою сумку, стуча каблуками по полу, направляется к двери. – Деньги тебе нужно было брать ещё тогда. Сейчас бы не работала как какая-то стриптизëрша в дешëвом клубе. Я предлагаю тебе возможность утереть этой семейке нос. Рано или поздно правда всё равно выльется наружу.

– Уходи!

На крики прибегает бабушка с плачущей Алиской на руках. Дочь остро чувствует все мои эмоции и перемены настроения. Сейчас я просто в ужасе. Меня только что окунули в такое дерьмо, в такие помои, что я не знаю, как спокойно жить дальше. Теперь каждый день буду оборачиваться и бояться, что около дома появятся люди с камерами. А может, они уже были, просто я не замечала?

– Галя, что происходит? Почему вы кричите? – спрашивает бабуля, передавая мне плачущую дочь.

Беру её на руки и прижимаю к своему плечу головку.

– Ничего не происходит, мама. Просто разговор двух людей, которые пока не пришли к пониманию. Но я надеюсь, Полина, на твое благоразумие.

Голова начинает болеть почти сразу, как за матерью закрывается дверь. Бабушка суетится, бегая по кухне, предлагая мне запить таблетку обезболивающего водой и наливая в бутылку компот для Алиски. Хочет забрать у меня её, но я только сильнее обнимаю дочь, боясь, что в любой момент кто-то может явиться и потребовать на неё права. Что маловероятно, но такой страх вдруг селится в моей душе рядом с кучей других. Она только моя.

6.Глава

– Как новенькая! Я же говорил – до свадьбы заживëт, – усмехается молодой травматолог, рассматривая мои снимки. – Можете опять взбираться на высоченные ходули, только постарайтесь с них больше не падать и к нам не попадать. Печать на выписку можно поставить на втором этаже. Там же есть аптека, я рекомендую каждому иметь в своей аптечке вот эту мазь. Пригодится.

В субботу в городском травмпункте не протолкнуться. Я просидела в очереди на рентген сорок минут, в совершенно непривлекательной компании, состоящей из бомжей с пробитыми головами и гостей из ближнего зарубежья с переломами конечностей. Успела пожалеть, что отпустила дедушку. Он предлагал зайти со мной внутрь больницы. Они с бабулей и без того для нас с Алисой много делают, потому я решила сегодня пройти везде одной. Да и что может случиться?

– Спасибо большое, – говорю, забирая свою карту и стикер с назначениями.

Прошло полторы недели с момента моего вывиха с растяжением. Этот же молодой травматолог принимал меня прошлый раз. Услышав историю о том, как я получила травму, он непрофессионально рассмеялся. И сказал, что случай весьма распространённый. Недаром я ненавижу каблуки. Красиво постоять или посидеть в них ещё можно, но ходить постоянно – на это нужен особый талант. На работе уже предупредила администратора о том, что в ближайшую свою смену я проигнорирую этот элемент рабочего дресс-кода.

– Могу ещё выписать направление на ЛФК. Будете ходить? – несётся мне в спину.

Хватаюсь за дверную ручку и оборачиваюсь.

– Слишком далеко до вас ездить. Спасибо, – благодарю врача ещё раз и, кивнув, выскальзываю в душный больничный коридор.

– Наконец-то, – ворчит женщина из очереди, которая занимала за мной. – Что там можно так долго делать?

Как будто в государственных клиниках когда-то всё делали быстро. В нашей – точно нет. Здесь недалеко отстроили огромный новый больничный корпус, куда можно попасть только по большому блату, которого у простых смертных просто нет. Он соединён с основной больницей большой “стеклянной кишкой”, то есть переходом. Я слышала, как персонал между собой его так называет.

Построен корпус, кстати, на деньги старшего Волкова. Может быть, поэтому его портрет висит почти в каждом кабинете вместе с портретом нашего президента?

Хмурюсь, замедляя шаг, пропуская вперёд группу людей в белых халатах.

После встречи с Никитой фамилия Волков преследует меня постоянно. Два года я жила спокойно, а теперь дëргаюсь даже от собственных мыслей при упоминании о бывшем или его семье.

На лестничном пролёте торможу, около перехода образовалась пробка из людей. Из лифта выкатывают инвалидную коляску, и мы все пропускаем её. Воспользовавшись этой заминкой, убираю в рюкзак свою карточку вместе со снимком и, сжав в кулаке стикер с названием мази, поднимаю голову.

В гуле голосов слух улавливает знакомый тембр, на каких-то неведомых инстинктах оборачиваюсь в поиске его источника. Около женщины в инвалидной коляске стоит Никита и разговаривает с пожилым мужчиной-врачом. Он поднимает руку и треплет собственные волосы, а вторую опускает на плечо женщины.

– Девушка, отойдите пожалуйста, – раздается над ухом, и я, вздрогнув, поспешно освобождаю дорогу стайке медсестёр.

Жмусь к стене и опять смотрю в сторону Волковых. У меня нет никаких сомнений, что в коляске рядом с Никитой сидит женщина, по вине которой Алиса носит мою фамилию и отчество от имени моего деда. Она мало похожа на себя прежнюю. Худая и осунувшаяся, с бледным цветом лица, который особенно выделяется на фоне смуглой кожи Никиты. Её он унаследовал от своего отца. Женщина мечется взглядом по коридору, и мы встречаемся с ней глазами. Точно такими же, как у моей дочери. Карими. Самый теплый и уютный цвет глаз. Мне всегда казалось, им обладают лишь добрые, честные люди.

Мои ладони холодеют, а сердце в груди разгоняется с новой силой. Теперь никуда не ступить в этом городе без Волковых? Везде они.

Сглатываю.

Она всё смотрит. Не отрываясь. В её глазах появляется лихорадочный блеск, и она облизывает сухие губы. Трогает Никиту за руку и что-то говорит.

Мне бы убраться отсюда как можно скорее, но вместо этого я просто стою и смотрю на разворачивающуюся передо мной сцену разговора матери и сына. Стою и чего-то жду. Видимо, того момента, когда Никита вдруг поднимает голову и, пробегая глазами по толпе, находит меня.

***

Наконец выхожу из ступора и начинаю двигаться, одновременно в движение приходит и Никита.

Мне это совершенно не нравится. Не нужно быть гением, чтобы рассчитать точку нашего пересечения. Он целенаправленно идёт в мою сторону, и если я сейчас развернусь на сто восемьдесят градусов, то, возможно, мне удастся избежать встречи. При этом в его глазах я буду выглядеть идиоткой, которая всегда убегает.

– Полина! – окликает меня Никита, когда я всё-таки трусливо ускоряю шаг.

После внезапного появления моей матери у нас дома и её мерзкого предложения, я много думала о Волкове и его семье. Нет, портить им жизнь в мои планы не входило. Публично давать интервью и обливать грязью его мать и отца – тоже. Моя обида на них всё ещё не забыта и как нарыв зреет в душе, подпитываемая неприятными воспоминаниями. Колкими словами и грязными обвинениями, которые были услышаны мной два года назад на пороге их дома. Но первый раз за последнее я время задумалась о том, чтобы рассказать Никите об Алиске.

Он ничего не знает о ней. Родители скрыли факт рождения его дочери, а я трусливо отступила и не стала ни с кем бороться. Его ждала Америка и прекрасная жизнь, полная возможностей, и кто я такая, чтобы вставать на его пути? Первая школьная влюблённость? Ему было восемнадцать, как и мне. Что он знал о детях?

– Привет, – выдыхаю, останавливаясь.

Никита улыбается. Рад, что я не сделала попытки сбежать? Или чисто из вежливости? В Америке все друг другу улыбаются – я по телевизору видела, он перенял эту привычку оттуда?

– Тебя выписали? – спрашивает он.

– Да, – кошусь в сторону и натыкаюсь на его мать.

Она осталась сидеть в кресле-каталке, вцепившись тонкими пальцами в колёса. Следит за нами не мигая, рядом с ней стоит женщина в белом халате, поправляет плед на её ногах. Это кто? Сиделка?

Мне становится неуютно под её тяжёлым взглядом, и я опять возвращаюсь глазами к её сыну.

– Не видел тебя в универе. Ты не ходила на пары. Как нога? – участливо спрашивает парень.

Почему он общается со мной так, словно, между нами, не лежит пропасть в два долгих года?

Что же тебе наплели тогда про нас? Почему ты исчез? Не звонил, не писал. Не получил ни одного сообщения?

На эти вопросы у меня ответов нет, и вряд ли я решусь когда-нибудь произнести их вслух.

– Была на больничном, – говорю и демонстративно делаю несколько шагов, стараясь его обойти. – Снова могу ходить.

Внезапно передо мной появляется рука Никиты. Он кладёт её на стену и преграждает мне путь. Закусив губу, поднимаю на него глаза. Его тёмные волосы сегодня в жутком беспорядке, словно он постоянно трогает их руками. Скулы на его лице выделяются сильнее, чем обычно, и мне неожиданно приходит мысль о том, что с нашей последней встречи он похудел.

Это связано с его матерью? Опять стреляю глазами в сторону женщины. У меня начинают сдавать нервы от того, как пристально она на меня смотрит. Ждёт, что я прямо сейчас вывалю правду на её сына? Боится этого? Или желает?

– Чего тебе от меня надо? – спрашиваю тихо.

– Ты постоянно от меня бегаешь, – так же тихо говорит он, чуть наклоняя голову вбок. – В чём причина?

– Нет никакой причины. Тебе показалось, – отвечаю поспешно, даже слишком поспешно. – Не весь мир крутится вокруг тебя.

– Значит причина есть… – усмехается Волков и проводит большим пальцем по своей губе. – Интересно…

Как приклеенная слежу за этим его движением. У него довольно чувственные полные губы, которые обычно бывают у смазливых девчонок. Но раньше каждая моя одноклассница мечтала к ним присосаться. Думаю, с возрастом количество желающих сделать это только возросло.

Пожимаю плечами, прогоняя дурацкие воспоминания о наших поцелуях. Что-что, а целоваться Волков умел…

– Раньше ты была более разговорчивой, Романова.

– Раньше всё было иначе, Волков, – произношу в тон ему. – Мы были детьми.

– Занимались мы совсем не детскими вещами, Полина, – хрипло говорит Ник.

Волоски на всём теле встают дыбом от его интонации и голоса. Мне кажется, он сам в шоке от того, как интимно это прозвучало, потому что вдруг хмурится и выпрямляется.

– Мне казалось, ты немного занят, – киваю ему за спину и показываю на больничную стену. – Не время и не место для таких разговоров.

– Да, ты права.

– Прошлое лучше оставить в прошлом и отпустить, – серьёзно произношу и опять делаю попытку его обойти.

– С этим я не согласен…

– Мне правда пора, Никита, – говорю устало.

До дома придётся ехать на автобусе.

Я хотела отпустить сегодня бабушку к её подруге, да и просто дать ей время отдохнуть от общества Алисы, ну и от моего тоже. Иногда с нами обеими бывает трудно. Ничего этого я, конечно, Никите объяснять не собираюсь. В его компании мои нервы натянуты как канаты. В голове постоянно пульсирует мысль о том, что он отец моей дочери и ничего не знает о ней. Только я ещё не до конца решилась признаться ему в том, что у нас есть ребёнок.

Никита вдруг оборачивается на свою мать и улыбается ей, точно так же, как и мне несколькими минутами ранее. Тепло и ласково. Женщина поднимает руку и приветливо машет в ответ.

Мне опять становится дурно от её присутствия рядом.

– Мама тебя узнала, – говорит Никита, возвращаясь взглядом ко мне.

7.Глава

Паркую машину на университетской стоянке, поглядывая в зеркала бокового вида. С параллельной парковкой у меня до сих пор некоторые проблемы, а сейчас я вдобавок ко всему нервничаю. Встала не идеально, но сойдет. Рядом раскорячился чей-то «рендж ровер». Моя старенькая ласточка выглядит рядом с ним просто убого.

Барабаню пальцами по рулю, подхватываю с соседнего сиденья свой рюкзак и, несколько раз глубоко вздохнув, выбираюсь наружу. На крыльце университета меня ждёт Катя, кутаясь в длинный бежевый кардиган. По утрам и вечерам на улице становится ощутимо прохладнее, зато днём всё ещё можно ходить в футболках.

– Спасибо за конспекты, – говорю старосте и протягиваю стаканчик с ароматным капучино.

– Вау! Спасибо! – С благодарностью принимает его и греет покрасневшие пальцы о тёплый стакан.

– Давно ждёшь? – Спрашивая, толкаю дверь центрального корпуса внутрь.

Сегодня у нас четыре пары и будут проходить первые семинары, а это значит – мы застряли в универе почти до вечера. Хорошо, что сегодня на работу ехать не нужно. По понедельникам в клубе выходной. Хотя я бы уже немного поработала, потому что мои денежные запасы тают на глазах.

– Я сегодня вышла пораньше, – говорит Катя.

Судя по её красным от холода пальцам, она вышла даже слишком рано. Хмурюсь и хочу спросить у неё, почему не дождалась меня около гардероба, а стояла и мерзла на улице, как вижу знакомую фигуру Мишани.

– Блин!

Где Миша, там недалеко и Волков. Они как сладкая парочка «Твикс»: ходят исключительно правый с левым. Пока я была на больничном, Катя скидывала мне сканы своих конспектов, а Надя – ссылки на университетские сплетни, где персона Волкова мелькает постоянно.

Мы создали общий чат в социальных сетях и мессенджерах, чтобы всегда быть на связи. Подруг, кроме Виты, у меня нет, а эти девчонки неожиданно оказались интересными и приятными в общении. Правда, они пока не знают, что я мать-одиночка. Некоторых девушек моего возраста пугает наличие детей. Чего уж говорить о парнях?

– Ты чего? – удивляется Катя, когда я останавливаюсь рядом с колонной.

– Знакомого увидела. Надю будем ждать? – спрашиваю, стягивая с плеч тонкую кожаную куртку.

– Да, она пишет, что уже подъезжает, – заглядывая в свой мобильник, отвечает Катя.

Киваю ей и иду в гардероб сдавать верхнюю одежду. Забрав номерок, поворачиваюсь к главным дверям как раз в тот момент, когда в них заходит Никита. Предварительно пропустив перед собой Надю и её сестру Милу. Две девушки расходятся в разные стороны, не сказав друг другу ни слова. На лице Нади написано колоссальное облегчение, и, завидев Катю, она приветливо улыбается.

Пячусь назад, стараясь слиться с толпой, пока Волков меня не заметил. В субботу в больнице мы не договорили. Я позорно сбежала, воспользовавшись моментом, когда его окликнул мужчина в белом халате, видимо, врач его матери или кто-то в этом роде. Поспешно попрощавшись, я сбежала вниз по лестнице, чуть не забыв, что вообще собиралась сделать. Сердце в груди билось как бешеное. Пришлось приложить к нему руку в попытке усмирить. Быстро поставив печать на больничный лист, я почти бегом, насколько позволяла моя только что зажившая нога, добралась до остановки и поехала домой. Волков пару раз меня окликнул, но преследовать не стал, и на том спасибо. Зато вечером же того же дня постучался почти во все мои социальные сети.

Я так и не смогла добавить его в друзья или отклонить заявку. Какие мы друзья после того, что между нами было? Начинать общаться заново, будто ничего не было, тоже сложно и неправильно. По крайней мере, у меня есть Алиса, о которой Волков ничего не знает. И я не знаю, как ему преподнести тот факт, что у него есть ребенок. И нужна ли ему эта информация?

Если бы его мать хотела, она ведь давно могла с ним ей поделиться, но, видимо, не посчитала нужным.

Я не удивилась, что она меня узнала. Жанна Анатольевна Волкова была председателем родительского комитета всё время, пока мы учились в школе. Нам не раз приходилось пересекаться за эти одиннадцать лет. Она знала мою мать и знала меня. Потом мы встретились последний раз. Она знала, что я родила от её сына, и ни разу за всё это время не появилась на пороге моего дома. Я была бы ей не рада, но сам факт.

Тряхнув волосами, прогоняю ненужные мысли.

Сейчас у меня и Алиски всё нормально. Нам комфортно вдвоём. Я бы хотела, чтобы так и продолжалось. Поэтому от семьи Волкова и от него самого нужно держаться подальше.

– Эй! – Разворачиваюсь на пятках, гневно смотря на парня перед собой. – Отдай! Немедленно!

Никита, одетый в красно-чëрную клетчатую рубашку, серую футболку и чёрные джинсы, улыбается, обнажая белый ряд зубов. На его щеках появляются две ямочки, а около глаз собираются лучики морщинок. Ему всего двадцать, но у него эти лучики уже давно, ещё со школы. Пытаюсь отобрать у него свой телефон, который он бесцеремонно вынул из заднего кармана моих джинсов.

Как я не заметила его приближение? Так была поглощена мыслями о нём же?

– И тебе доброе утро, Романова. Я тут узнал, что мы, оказывается, учимся в разных группах, – говорит Волков и берёт меня за руку, которую я пытаюсь тут же вырвать из его захвата. – И ты первокурсница… это интересно. Не хочешь мне ничего рассказать?

– Не имею ни малейшего желания. Убери руки! – рычу ему в лицо.

Никита быстро проходится языком по своей нижней губе и толкает меня за колонну, скрывая от любопытных глаз студентов, заполонивших центральный холл. Где-то там стоят Катя и Надя. Миша и Мила. И я чувствую, что против своей воли наша парочка притягивает к себе всё внимание.

Прекращаю брыкаться и смотрю с вызовом на Волкова. Он навалился на меня всем своим горячим тренированным телом, блокируя мои малейшие трепыхания, упираясь рукой в стену рядом с моей головой.

– А я думаю, рассказать придется, – тихо говорит Ник, чуть отстраняясь от меня, но при этом моя грудь всё равно касается его. – Почему ты от меня шарахаешься, Полин? Я разве тебя обидел?

Обидел?

Мне хочется рассмеяться, но вместо этого из моего рта выходит что-то, похожее на бульканье. Глаза Никиты сразу перемещаются на мои губы, и я забываю, как дышать. Ладонь Волкова всё ещё сжимает мою, посылая горячие импульсы по всему моему телу, словно разряды тока. Шевелю пальцами, пытаясь вырвать у него свою руку и привести свои подтëкшие на пару секунд мозги в порядок.

Как мантру повторяю про себя: “Мне нужно держаться от его семьи и от него как можно дальше.“

– Что это вы тут делаете? – раздается весёлый голос Мишани, опережая поток едких слов, которые годами копились в моей голове и предназначались для Волкова.

Никита лениво поворачивает голову к своему другу и наконец отступает от меня на шаг, продолжая держать мой телефон в руке.

– Скройся, Чернов, – раздражённо говорит он другу.

– Я бы с радостью, но меня Мила отправила за тобой. Боюсь, если я вернусь один, начнёт плеваться ядом, как она это умеет, а я такое не переживу, – пожимает плечами Миша и широко улыбается мне. – Привет, Белоснежка. Какие планы на вечер?

– Никаких, – бормочу, протягивая руку ладонью вверх. – Отдай мой мобильный.

Смотрю на Волкова, который, плотно сжав губы, крутит между пальцами мой телефон. Он смотрит на меня в ответ. Я пытаюсь прожечь в нём дыру взглядом, а что пытается сделать он, понятия не имею. Смотрит и смотрит, не моргая!

– Запиши мой номер. Сейчас, – говорит Ник.

Диктует одиннадцать цифр, которые я ввожу в свой телефон, словно под гипнозом. В любой момент может написать бабушка и рассказать, как у них с Алиской дела, а мой телефон – словно магнит – постоянно притягивает к себе Волкова. Проще сделать, как он говорит. Всё равно, даже если он позвонит, я ни за что не возьму трубку. Мне звонить ему совсем незачем.

– А теперь сделай дозвон.

Зло смотрю на него. Выглядит расслабленным и совершенно невозмутимым. Словно не он зажал меня несколькими минутами ранее в холле, полном людей. Вторгся в моё личное пространство, которое я тщательно оберегаю от разных придурков!

Делаю, как просит, поглядывая на ожидающих меня Надю и Катю.

– И мой заодно запиши, – закидывая руку на плечо друга, говорит Мишаня. – И пометь: мой будущий парень.

– И не мечтай, – бросаю через плечо, двигаясь в сторону подруг.

Чувствую, как между лопаток печёт. У меня есть несколько вариантов того, кто смотрит на меня в этот момент, и ни один из них мне не нравится.

8.Глава

– Ты посмотри на эти колени, – бормочет Надя, приоткрыв рот, глядя на бегающих по полю парней.

Старшекурсников.

Оказывается, пары по физической культуре проходят у нескольких групп сразу. К нашему потоку первокурсников присоединился третий курс и одна группа с пятого. У меня пока освобождение после больничного: ногу напрягать не рекомендуется ещё две-три недели. Поэтому решила просто посидеть на трибунах, подышать свежим воздухом.

У Нади же оказалось освобождение от физических нагрузок в целом. Мы купили стаканчики с горячим кофе в университетской столовой и расположились на трибунах. Подбадриваю Катю, бегущую разминочные два километра, криками, когда она, еле волоча ноги, пробегает мимо нас.

Вокруг поля по дорожкам бегает наш курс, а в центре тренируются и, кажется, собираются играть в футбол третьекурсники. Девушки из их групп расположились на газоне правее, и, в отличие от наших одногруппниц, которые, покрываясь потом, бегают, делают что-то, отдаленно напоминающее растяжку.

Я стараюсь не смотреть на поле, потому что по какому-то неведомому стечению обстоятельств Волков опять оказался рядом. Не виделись и не общались два года, а теперь, словно сверху кто-то решил надо мной посмеяться, постоянно сталкиваемся.

– Хочу, чтобы они все сняли майки и бегали с голыми торсами. А я сниму их на видео… – строит планы Надя, откусывая пирожок с капустой, не отрывая глаз от поля.

– И что будешь делать с этим видео? – спрашиваю.

– Как что? Любоваться! Ты знаешь, какие тела у футболистов?

– Ммм… – мычу, проверяя телефон.

Бабуля ничего не писала: значит, у них с Алиской всё нормально. Смотрю на фото дочери на заставке и решаю его сменить. У Волкова какая-то нездоровая тяга к моему мобильному, а дочь очень похожа на него. Именно на этой фотографии плохо видно, потому что она хохочет во весь свой полу беззубый рот. Если смотреть на её серьёзные фотографии или те, где она просто улыбается, то там Алиска – вылитый Никита. Она моё постоянное напоминание о нём. Ставлю на заставку скачанную из интернета картинку и убираю телефон в рюкзак.

– Волков на тебя постоянно поглядывает. – Пихает меня в бок Надя, заставляя оторваться от телефона и тоже посмотреть на группу парней в центре поля. – Моя сестра тебя убьёт.

Надя смеётся, а я вяло улыбаюсь. Ловлю взгляд Никиты, который успел переодеться в красную спортивную университетскую форму, и кривлю губы. Он в ответ ухмыляется и подмигивает, отворачиваясь. Рядом с ним разминается Чернов. Мишаня завязал свою чёлку в смешной хвост-пальму и, поигрывая бровями, флиртует с пробегающими первокурсницами.

Надя тихо вздыхает, глядя на то, как Миша стягивает с себя футболку. И бормочет что-то про услышанные молитвы. Не могу сдержать смешка.

Мне обычно трудно заводить новые знакомства и подруг. Но Надя неожиданно мне нравится. Несмотря на то, что она явно из “этих” мажоров. Только проще.

– Гооооряч, – тянет Надя, закончив жевать пирожок. – Ты чего молчишь-то?

– А что сказать? – пожимаю плечами.

Никита красивый парень – неудивительно, что его девушка обдала меня уничтожающим взглядом после той сцены в гардеробе. Возможно, придётся с ней объясняться. Мне нет до её парня никакого дела. Пытаюсь в очередной раз себя в этом убедить. Я на него не претендую и вообще планирую держаться как можно дальше. Есть у меня, конечно, одно “но”, с которым я никак не могу разобраться.

Алиска.

Два года я привыкала к мысли о том, что это только мой ребенок. Волковы от неё отказались, предложив избавиться. Никита исчез, словно его никогда и не было в моей жизни. Моя мать оставила меня разбираться со всем самой. Зато теперь… обстоятельства давят на меня.

Мне нужно решиться на разговор тет-а-тет с Волковым, пока не поздно. Интуиция кричит о том, что моя мать не откажется от идеи подпортить репутацию его семье и вывернуть всё грязное бельё наружу. Это лишь вопрос времени.

– Давно они встречаются? – Поворачиваюсь к Наде, складывая руки на груди. – Волков и твоя сестра?

– Месяца два. Он когда приехал и появился в университете, Милка в него когтями вцепилась. Сразу всем объявила: “Он будет моим” – Надя передразнивает интонации сестры, сделав свой мягкий грудной голос писклявым и высоким; я против воли улыбаюсь на эту пародию. – Но надо отдать ему должное, он долго её посылал. Да и некогда ему было. Говорят… – понижает голос до шёпота, хотя рядом с нами никого нет, – у него мать совсем плоха. Онкология. Он поэтому и приехал из своей Америки. Там ему университет оплачивал всего пятьдесят процентов стипендии, остальное надо было доплачивать из своего кармана. Сама понимаешь, деньги немаленькие, а сейчас всё на лечение матери уходит. Но его папаша молодец, воспользовался ситуацией.

– Как?

– В депутаты полез. Развернул на фоне её болезни отличную кампанию. И Ника подтянул. Примерная семья. Папа, мама, я.

– Откуда ты всё это знаешь? Сестра рассказывает?

Волков так близок с этой Милой? Он всегда был немного закрытым. С виду рубаха-парень, король вечеринок и капитан футбольной команды, но близко к себе никого не подпускал. У него и друзей-то в нашем классе не было. Он как-то всегда в стороне держался. На это девчонки и клевали: на его ауру таинственности.

– Она мне ничего не рассказывает, мы почти не общаемся, несмотря на то что живём в одной квартире, – фыркает Надя. – У меня свои источники. Интернет!

– Да ладно… – тяну я, – не всё, что там пишут, правда.

– Так все думают. Но в 99% слухи верны. Говорят, у Волкова ещё ребенок есть.

Кофе, который я в этот момент решаю глотнуть, попадает не в то горло и идёт носом. Пытаюсь отдышаться и прокашляться. Хватаюсь за салфетки, лежащие на сиденье рядом, и прижимаю к лицу. Стараюсь вдохнуть поглубже и перестать наконец кашлять, потому что моё представление привлекло ребят на поле.

Никита хмурится и делает пару шагов в нашу сторону. Отрицательно качаю головой и выбрасываю вперед руку. Со мной всё нормально! Если бы он не объявился в городе, было бы вообще прекрасно! Пусть о своей девушке заботу проявляет, она вон на траве перед ним разве что на поперечный шпагат не села.

– Белоснежка, дыхание рот в рот не нужно? – сложив ладони в рупор, кричит Мишаня. – Я всегда здесь!

Боже…

– Только этого не хватало… – сиплю еле слышно и, прочистив горло, пытаюсь крикнуть погромче: – Нет!

– Жаль! – лыбится мажор, опустив руки на бëдра. – Я в этом деле мастер!

– Чернов! На ворота! – рычит Волков, хлопая по спине своего друга, и смотрит прямо на меня.

Ведёт подбородком, будто спрашивает: всё ли нормально. Еле заметно киваю и отворачиваюсь.

Надя рядом похлопывает меня по спине и, откупорив бутылку с водой, протягивает мне. В ближайшее время жидкости видеть не хочу! Меня интересует совсем другое! Мама наплевала на всё и начала распространять слухи в интернете? Дала интервью и рассказала всем про нас с Алиской?

Боже…

Сейчас всё понесëтся как снежный ком. Судя по внешнему виду Никиты, он ещё ничего не знает. Есть надежда на амнезию, типа той, что показывают в сериалах, но я понимаю: этот диагноз в его случае маловероятен. Его мать постаралась и всё от него скрыла. Мои сообщения до него не дошли, звонки остались без ответа.

Я злилась на него два года, а он, возможно, ни в чём не виноват? Разве что в своём отъезде, о котором не предупредил меня заранее.

– Чего? – сиплю вопросительно, протирая губы салфеткой. – В смысле ребёнок?

Поворачиваюсь к Наде всем корпусом и замираю в ожидании, сминая в кулаке тонкую бумажную салфетку.

– Ага, по молодости нагулял, – беспечно отвечает та и поднимает руку. – Катя, мы тут! Надо ей воды предложить, чего-то она красная такая.

По молодости? Ещё одного ребенка?

– Никита? – Хватаю Надю за рукав, возвращая внимание девушки к себе.

Она заправляет тёмные кудрявые волосы за уши и кусает свои пухлые губы, морща лоб, словно уже забыла, о чём мы только что разговаривали.

– Отец его! Ты чего? Я про Волкова-старшего, – она заливисто хохочет, а у меня впервые за несколько минут получается вдохнуть полной грудью. – Если б у Волкова был ребенок, Милка бы к нему никогда не подошла. Она ярая чайлдфри. Дети вообще не её тема. А я, наоборот, люблю деток, жаль у меня своих никогда не будет, – вдруг прекращает смеяться девушка, так же резко, как начала.

– Всё впереди, – пытаюсь подбодрить её. – Не зацикливайся на диагнозе, если он и правда есть. Всё ещё десять раз может измениться.

Надя молчит несколько секунд, глядя куда-то в пространство, а потом достаёт из пакетика ещё один пирожок.

– Ну да. О! Ник забил гол!

– Супер, – бормочу в ответ, мельком взглянув на поле.

Волков отбивает пять какому-то парню и, обернувшись, смотрит через плечо прямо на нас с Надей. Сжимаю руки в кулаки. Смотри на свою девушку, она в противоположной стороне!

Наконец-то отворачивается, что-то крича ребятам из своей команды, а я пытаюсь выровнять собственный пульс.

Если в интернет дошли слухи о второй семье Волкова-старшего, то что будет, когда репортеры найдут нас? Вдруг нашей историей заинтересуется не только моя мать, а кто-то ещё? Мне определенно нужно поговорить с Никитой, чтобы всё рассказать первой. Как ни крути, он сделал мне ребенка и должен нести ответственность наравне со мной. Очень сомневаюсь, что он обрадуется этой новости. Ему двадцать лет, и я готова поклясться, что в его голове нет и никогда не было мыслей о детях. Кто о них вообще думает в этом возрасте?

– Воды… я умираю… – рядом с трибунами останавливается запыхавшаяся Катя и, уперев одну руку в колено, а вторую протягивая за бутылкой с водой, пытается отдышаться.

Беру бутылку и сбегаю вниз вместе с Надей.

Пока Катя жадно пьёт, мои глаза против воли сами ищут в толпе футболистов Волкова. Игра набирает обороты. Парни бегают, пинают белый мяч, ругаются и, кажется, забыли об окружающем мире. И это даже не тренировка, а просто пара по физической культуре. Волков всегда был одержим футболом. Его любимым видом спорта, и, видимо, ничего не изменилось.

Смотрю несколько мгновений на его тёмный затылок и решаюсь.

Я поговорю с ним, обещаю себе, крепче сжимая в руках пластиковую бутылку с водой. Буквально на днях. Наберусь побольше смелости и поговорю.

9.Глава

– Умотала меня сегодня Алиска, – говорит бабуля, присаживаясь на диван.

Завариваю в кружке чай, кладу на тарелку пару её любимых имбирных пряников и ставлю перед ней. За окном давно стемнело, дочь спит. Я самолично искупала её и уложила в кроватку, спев колыбельную. Певица из меня так себе, в основном колыбельные я просто мычу, но Алиске нравится.

Дедушка включил в телевизоре местные новости, и тихое бормотание диктора заполняет нашу небольшую гостиную-столовую.

– Чего учудила наша егоза? – с улыбкой спрашивает дед, двигая к себе пряники.

– Каштан в рот засунула! И отдавать не хотела. Вроде большая уже, а всё равно любую мелочь в рот тащит. До инфаркта меня доведёт! – ворчит бабушка.

Я знаю, что за её ворчанием на правнучку скрывается огромная любовь. А я, в свою очередь, люблю их обеих. Моих старенькую и маленькую девочек.

– У неё клыки режутся, – говорю виновато, – почесать хочет. Поэтому и спит беспокойно. Я ей сегодня дёсны помазала, должна получше спать. Извини, бабуль.

Сегодня у меня наконец долгожданная смена на работе. Пятница. Администратор звонила утром, просила подтвердить, выйду ли я на работу, или ей опять искать замену. Конечно, выйду. Куда мне деваться? Новый комбинезон Алиске сам себя не купит, а у бабушки с дедушкой на себя и дочь я денег не прошу. Кручусь сама. Они меня и так очень выручают тем, что любят нас и возятся с Алисой в свое удовольствие.

– А каштан-то чем тебе не угодил, Наталья? – смеётся дед, смотря на бабушку поверх своих очков. – Они же съедобные, в Европах этих их вообще продают жареными за бешеные деньги.

Бабушка бросает на него свирепый взгляд и, подвинув пряники обратно к себе, грозит дедушке кулаком. Тихо посмеиваюсь, в запасе у меня есть ещё пара минут, поэтому сажусь рядом с бабулей и крепко обнимаю её.

– Спасибо тебе, – говорю тихо и чмокаю в морщинистую щеку. – Что бы я без тебя делала!

– Скакала бы по детским площадкам сама, – хмыкает бабуля, довольно улыбаясь. – Алиска заставляет меня на площадку её возить, ту, что на базе находится. Там горка есть, вот мы всю прогулку то на неё, то с неё.

– Зарядка – это полезно, – говорит дед, а потом шикает на нас с бабушкой. – Так, потише, дамы. Про выборы говорят.

– Бабуль, не проводишь меня? – прошу, смотря в телевизор: на экране мелькает знакомое лицо Волкова-старшего.

У меня от одного взгляда на него все внутренности узлом скручиваются, потому что в голове сразу Никита возникает.

После понедельника я в универе его больше не видела. Разведка в виде Нади донесла, что он улетел на какие-то сборы и когда вернётся непонятно. Разговор об Алиске оттягивался. В своей голове я ему уже всё рассказала и смоделировала ситуацию со всевозможными ответами и реакциями. Только не могу понять, к какому из этих вариантов я больше готова? Где он скажет, что будет нам помогать, или где не поверит в то, что у него есть дочь? Потребует ДНК-тест или вообще решит, что я сумасшедшая?

В наш первый раз, в ту ночь после выпускного, мы не предохранялись. Для меня это было впервые, и я по глупости, и, наверное, по незнанию, решила, что так будет лучше. Менее болезненно, более приятно. Никита, как мне казалось, держал всё под контролем. Был нежным и внимательным. Всё прошло замечательно, боли почти не было, крови – тоже. А потом был второй раз, почти сразу… и на утро – третий.

Вдруг он решит, что я пытаюсь повесить на него левого ребёнка. Ведь очень мало людей знает о том, что я родила. А от кого родила, так вообще знают лишь единицы.

На почве этих мыслей, меня стали мучить кошмары. Почти неделю засыпаю лишь под утро и встаю сразу, как Алиса просыпается, а встаёт она всегда с самыми первыми петухами.

– Что случилось, Поля? – спрашивает бабушка, когда мы выходим вместе в прихожую.

Снимаю с крючка кожаную куртку и, засунув ноги в кроссовки, говорю:

– В универе я встретила Никиту Волкова. Он вернулся. Несколько месяцев назад.

Бабушка молча кивает, внимательно смотря на меня, ждёт продолжения. Заламывая пальцы, начинаю расхаживать по нашей крошечной прихожей.

– Скорее всего, он ничего не знает об Алисе. В общем, я хочу рассказать. Но…

Волнуюсь, даже когда просто говорю об этом. После моего признания наша жизнь изменится.

– Но? – подбадривает меня бабуля.

– Боюсь! – Прячу лицо в ладонях и качаю головой из стороны в сторону. – Не представляю, как это сделать! Написать смс: “Никита, привет! Забыла рассказать: у тебя есть дочь, и она очень похожа на тебя”. Так, что ли?

Начинаю нервно смеяться. Когда моя жизнь свернула не туда? В тот день, когда Волков пересел за мою парту? Или, когда первый раз поцеловал меня на матах в спортивном зале? Или, когда я доверилась ему, а он подарил мне ребёнка и исчез?

– Полина, успокойся. – Бабушка прижимает меня к себе и, поглаживая по голове, шепчет: – По телефону это делать точно не стоит. Ты уже пробовала, ничего хорошего из этого не вышло. Никитка всегда был понимающим парнем, неглупым. Тебе не стоит его бояться. Хуже будет, если он узнает об Алисе от третьих лиц. Позвони ему и договорись о встрече. Он увидит нашу малышку и сразу всё поймет. А если обидит тебя или её – у деда есть охотничье ружьё!

– Ба! – смеюсь я, отстраняясь от неё.

– А что? Никто не смеет обижать наших девочек.

До работы добираюсь за полчаса. Администратор просит зайти к ней на пару минут. Договариваемся о смене обуви на первое время: с высоких каблуков на плоскую подошву. Анна подписывает мой больничный и отпускает работать, сказав, что официальные выплаты в этом месяце будут минимальные. Поэтому от обслуживания ВИП-зоны я сегодня не отказываюсь. Хватаюсь за любую возможность заработать. Девчонки, которые трудятся со мной в смене, легко меняются столиками и подбадривают.

Пятница, клуб забит до отказа. Везде хватает клиентов, только успевай принимать заказы и относить пустые тарелки на кухню.

Протиснувшись мимо бармена, когда выдается минутка перевести дух, глотаю свой остывший кофе. Время уже два часа ночи. Нужно продержаться каких-то пару часов.

– Полина, там в караоке тебя требуют! – кричит Зоя, пробегая мимо.

– Я никого там не обслуживала! – Подхватываю блокнот, сверяясь с номерами столиков, у которых брала последний раз заказ.

– Полина Романова у нас одна! – говорит Зоя, толкая спиной дверь на кухню и исчезая с моих глаз.

Быстро допиваю кофе и протираю губы салфеткой, всё ещё пребывая в недоумении. У меня нет постоянных клиентов, которые просили бы именно меня, ещё и знали при этом фамилию.

– Если что, зови парней из охраны, – кивает мне Коля, стоящий за барной стойкой.

– Надеюсь, не понадобится.

Одернув шорты пониже, спешу на цокольный этаж в караоке. Здесь не так темно и шумно, как наверху. В центре зала находятся сцена и большой экран. Девушка и парень довольно неплохо исполняют известную песню о любви. Кивнув здешнему администратору и проследив за её взглядом, иду к угловому дивану, на котором расположилась толпа парней.

Пересчитав их по головам, понимаю, что это какая-то футбольная команда. Не вижу ни одного знакомого лица и не могу понять, какого хрена позвали именно меня.

Подпрыгиваю, когда на мою талию ложатся горячие ладони, а над ухом раздаётся весёлый голос Миши Чернова:

– Познакомьтесь, парни, моя будущая жена!

***

Выворачиваюсь из загребущих рук Чернова и гневно смотрю на него. За спиной раздаётся дикий гогот футболистов и пошлые шутки, которые заставляют мои уши свернуться в трубочку, а лицо пылать. Но я знаю: если не поставить парня на место сейчас, то он так и будет продолжать цепляться ко мне.

– Руки убрал! – рычу на мажора и толкаю его двумя руками в грудь. – Никогда не смей меня трогать!

Миша пошатывается, не переставая глуповато улыбаться. Да он пьян! Как и большая часть наших посетителей в это время суток.

– Мы специально сюда приехали, ради тебя, Белоснежка. Где же твоё гостеприимство?

В его глазах прыгают чертята, а улыбка превращается в хищный оскал, когда он осматривает меня, ощупывая взглядом. Здешняя униформа официантки оставляет мало простора для фантазии, и мне как никогда хочется прикрыться. Шорты кажутся слишком короткими, вырез на рубашке – слишком глубоким.

– Где Никита? – спрашиваю, глупо надеясь, что Волков может как-то повлиять на собственного друга.

– У него дела. Ему, в отличие от нас, есть с кем… отдохнуть после сборов, – скалится Миша, наклонив голову вбок. – А мы здесь все свободны и жаждем ласки и внимания. Может, позовёшь знакомых девочек для ребят? А я займусь тобой, Белоснежка. Лишу тебя чести и, так и быть, женюсь на тебе. Мне нравятся непослушные девочки.

Конечно, зачем Волкову таскаться по клубам в поисках приключений, если у него есть Мила. Длинные волосы, внушительная грудь и ноги от ушей. Проглатываю горечь, внезапно образовавшуюся в горле, и вспоминаю, что я всё-таки на работе. И второй раз подряд Миша и его компания пытаются меня этой работы лишить! Зачем держать официантку, от которой вечные проблемы?

Пересиливаю себя и сдерживаюсь на замечания Чернова. Будь мы в университете, а не в клубе, где я получаю зарплату за то, что терплю таких вот, как он, то плюнула бы ему в лицо. Меня останавливает лишь то, что работу в нашем городе найти почти невозможно.

– Здесь нет проституток, вы перепутали заведение, – говорю твердо, оглядывая развалившихся на диванах парней.

– Я же говорил: она кусачая, – кивает друзьям Чернов. – Люблю сложные экземпляры. Поэтому она будет моей.

Что же он прилип-то ко мне? Как банный лист… сами знаете куда. Бабушка всегда говорила, что мужчин привлекают недоступные женщины. Чтобы Чернов отстал от меня, нужно стать доступной для него? В мои планы это совсем не входит!

Слегка обернувшись, ловлю в фокус здешнего администратора. Она напряжённо следит за нами. Разборки в клубах явление частое. У нас в охране работают классные ребята, но обычно мы стараемся уладить нарастающий конфликт сами. Так целее деньги, посуда и репутация заведения. Но что-то внутри мне подсказывает: в этот раз избежать потасовки не удастся. Парни как-то слишком агрессивно настроены. И мне страшно. Я одна, а их вон сколько. Они здоровые и сильные. Если они захотят применить физическую силу или дождаться меня после смены, я не смогу дать отпор. Разве что спасусь бегством.

– Вы будете делать заказ? Или ещё подумаете? Может, вам принести напитки? – стараюсь, чтобы голос звучал ровно, а не звенел от обиды и негодования.

– У нас всё есть, куколка, женского общества не хватает, – ржёт какой-то лысый парень и тянет руки к моим ногам.

Отскакиваю от него в сторону, но меня тут же ловят другие руки. Я оказываюсь сидящей на злополучном диване, зажатая между спортсменами. Они, слава богу, меня не трогают и не тискают, но смотрят многообещающе.

Встать не дают, лишь сильнее жмутся ко мне. Я ощущаю мужской животный запах, исходящий от них. Похотливые взгляды и сальные шуточки летят со всех сторон. Они на взводе и под алкоголем или ещё чем-то. Их только веселит моё сопротивление. Один трогает узел на моей рубашке и тянет его на себя. Бью его по руке и впиваюсь длинными ногтями в кожу. Парень вскрикивает, а я вскакиваю на ноги, бросая взгляд на администратора.

Она уже занята тем, что звонит кому-то. Я надеюсь, охране.

– Отпустите. Я на работе, – рычу, когда меня опять опрокидывают на диван.

Чернов разваливается в кресле напротив и, потягивая кальян, смотрит прямо на меня, на то, как я барахтаюсь, пытаясь встать. Ждёт, когда я попрошу о помощи именно его. Хочет быть долбаным рыцарем и спасителем. Как он там сказал мне тогда на парковке? Принцем? Или он мстит за то, что я тогда прошлась по самолюбию золотого мальчика?

– Ну так поработай!

Внезапно приходит мысль, что если бы Волков был здесь, Чернов бы себе такого не позволил. Не знаю, почему, но мне хочется думать, что Никита не дал бы меня в обиду. К глазам подкатывают слёзы, но я приказываю себе не реветь при посторонних. Я вообще ненавижу показывать другим свои слабости. Если они увидят, что задели меня, то выиграют.

– Что, вашу мать, здесь происходит? – раздаётся над нашими головами гневный голос Волкова, который перекрывает музыку караоке.

– Здорово, Ник! – басят со всех сторон. Они определенно рады его видеть.

– Братан!

– Волчара решил выйти на охоту! Мы уже заждались.

Поднимаю глаза и впиваюсь ими в лицо Никиты.

Его губы плотно сжаты, на скулах подрагивают желваки. Он обводит взглядом нашу компанию и останавливает его на мне. Его глаза вспыхивают недобрым огнем, и я внутренне сжимаюсь. Если он продолжит игру, которую начали его “друзья”, я разочаруюсь в нём навсегда. Если он воспользуется своим статусом и унизит меня, как и они все, то я сделаю всё, для того чтобы про дочь он ничего не узнал. Костьми лягу. Брошу университет. Уеду в какую-нибудь глухую деревню. Подальше от всей этой грязи.

Зачем ей знать такого отца?

***

– Мы просто развлекаемся, Ник, – спокойно говорит Чернов и кивает в мою сторону. – Делаем заказ. Белоснежка вызвалась нас обслужить.

Волков бросает на него быстрый взгляд и опять возвращает его ко мне. Смотрит так, словно дыру собирается прожечь, как будто я сюда по своей воле пришла и сижу с его командой развлекаюсь. Со всеми разом. Ага. Надеюсь, он не совсем идиот и не поверит в эти сказки. Поправляю рубашку и, плотно сжав зубы, делаю ещё одну попытку встать.

– Я первый в очереди на обслуживание, – ржёт парень рядом и хватает меня за руку, возвращая на место.

– Отпусти, – шиплю, выдергивая руку.

– Холостов, блин. Руки убрал, – рычит Волков и в два шага оказывается рядом.

Дальше всё происходит быстро. Рывком поднимает меня на ноги и задвигает себе за спину. Пошатываясь, хватаюсь за край стола, чтобы не упасть, а вторую руку кладу Никите на спину, успокаивающе поглаживая. Только драки не хватало. Волков наклоняется к парню и что-то говорит ему. Тот прекращает беспричинно ржать и замолкает, сжав руки в кулаки. А мне страшно. За Никиту. Они пусть и его друзья и знакомые, или, может быть, даже все они играют в одной команде, но сейчас эти парни явно в неадеквате и не понимают, что творят.

– Когда я сказал отдохнуть хорошенько перед завтрашней генеральной тренировкой, думаете, я это имел в виду? – зло говорит Волков, обводя взглядом сидящих на диванах. – Выспаться! Вашу мать! Первый матч сезона на носу! Устроили тут, вашу мать!

За моей спиной раздаётся шум, обернувшись, вижу ребят из охраны. Наконец-то! За ними с непроницаемым выражением на лице спешит Анна. Мне хочется стонать. Только успела выйти на работу и уже вляпалась в неприятности.

Снимаю руку со спины Ника и пытаюсь убраться от злополучного столика подальше. Пока мне не прилетело ещё и от администратора. Далеко уйти у меня не получается. Волков, обернувшись, ловит меня за руку, крепко сжимая пальцами мою ладонь в своей. Вопросительно смотрю на него. И уже хочу спросить, какого хрена он делает, но вовремя прикусываю себе язык: слишком много свидетелей успело собраться рядом.

– Какие-то проблемы? Поля? – спрашивает охранник. – Молодые люди?

– Они уже уходят, – громко говорит Никита, выступая вперед. – Всем завтра быть на тренировке в шесть утра на стадионе! Кто опоздает – бежит три штрафных километра!

– Волчара, это же через три часа!

– С ума сошёл?

– Я не выживу.

– Кто не придет вообще – в матче сядет в запас! – рычит Ник, и парни со стонами и руганью начинают подниматься со своих мест.

Слышу звон бьющегося стекла и дергаюсь посмотреть, что упало, но внезапно кто-то наваливается на меня сзади, и я оказываюсь прижатой к Волкову.

– Блин, – бормочу, прикрыв глаза, – ещё убирать за этими свиньями.

– До завтра, – бросает Чернов и вместе с остальными под пристальным вниманием парней из охраны идёт в сторону выхода.

Зал караоке быстро пустеет, и мы с Волковым остаемся одни. Он в принципе уже может отпустить меня, да и я сама могу отлипнуть от него.

Жмурюсь на секунду и впиваюсь пальцами в его руку, прижимаюсь к нему всем телом. Позволяю себе эту минутную слабость и собираюсь тут же отстраниться. Рука Никиты не даёт этого сделать. Он прижимает меня к себе, зарывшись лицом в мои волосы. Шумно дышит, обжигая кожу своим дыханием. Волоски на моих руках встают дыбом. От его близости. От знакомого запаха его тела, который вмиг кружит голову, заставляя оживать давно похороненные воспоминания. Моя обида на него никуда не делась, но под влиянием момента я не могу думать ни о чем, кроме того, что он близко. Близко и обнимает меня в ответ…

– Ты как? – тихо спрашивает Никита, задевая губами мои волосы. – Они тебя не обидели?

– Нормально, – стараюсь, чтобы голос не дрожал. – Я просто выполняла свою работу, а они заигрались. Здесь так бывает.

– Зачем ты здесь работаешь? – спрашивает Ник, отстраняясь и заглядывая мне в лицо.

На его смуглом лице играют тени от разноцветных прожекторов, но даже сквозь них я вижу, что Волков устал. Под глазами тёмные тени, на щеках пробивается колючая щетина. Одет он совсем не по-клубному. В серую футболку и такого же цвета спортивные штаны. Выглядит так, словно его вытащили из дома. Что там говорил Чернов? Волкову есть с кем проводить время… Да, точно…

– А зачем люди работают? – Пожимаю плечами, опуская взгляд. – Ради денег.

Отступаю от него на шаг, ощущая, как под ребрами болезненно сжимается сердце, когда его рука выпускает мою. Он не мой парень. Он просто отец моей дочери, с которым мне нужно поговорить. Набраться смелости и дëрнуть этот чертов пластырь!

– Романова! – вздрагиваю от громкого голоса администратора. – Второй этаж зашивается. Живо наверх. Все личные вопросы будешь решать после работы! А с вами молодой человек я бы хотела обсудить три разбитых стакана и неустойку по депозиту. У ваших товарищей не хватило средств.

Смотрю на Волкова последний раз перед тем, как подняться наверх, и стараюсь забыть взгляд, который он посылает мне в ответ.

О случившемся на смене в караоке напоминают только красные пятна на моём запястье, которые я обнаружила ближе к утру. Парень, что пытался меня удержать, явно перестарался. Внутри закипают протест и гнев – в понедельник Чернову лучше не попадаться мне на глаза. Я планирую съездить по его мажорским яйцам своей простолюдинской коленкой. Если он так пытался меня проучить, то урок я не усвоила! А лишь убедилась в том, что богатенькие идиоты думают, будто им всё позволено!

Я не видела, как ушел Волков, но от Анны, которую поймала в коридоре для персонала в конце рабочей смены, узнала, что депозит погашен. Ущерб возмещëн, и мне оставлены щедрые чаевые.

– Надо же… – бормочу, разглядывая несколько оранжевых бумажек, которые, свернутые трубочкой, передаёт мне Анна.

– Не хвастайся перед девочками, а то решат, что разборки с клиентами – это выгодно, – устало говорит администратор, протирая глаза. – Сможешь выйти завтра? Голова раскалывается.

– Хорошо.

– Тогда до завтра.

Переодеваюсь в свою одежду и делаю хвост, борясь с зевотой. Деньги от Волкова жгут мой карман. Я отдам ему их в университете. Если он так пытался извиниться за своих товарищей по команде, то не нужно было этого делать. Мне хватило того, что он вмешался и не стал опускаться до их неандертальского поведения. А как он на меня смотрел потом… В животе случился переворот, стоило только вспомнить его карие глаза, которые смотрели на меня с теплотой и каким-то непонятным сожалением.

Прощаюсь с Колей и Зоей на крыльце клуба. Эти двое, дурачась, медленно бредут в сторону остановки, а я вытаскиваю ключи от своей ласточки, предвкушая сладкую встречу с подушкой в ближайшие полчаса.

Дома быстро принимаю душ и бесшумно проскальзываю в комнату. Алиске скоро уже вставать, но у нас с бабушкой уговор: после ночных смен она берет её на несколько часов к себе, давая мне отдохнуть. Я сплю до двенадцати. Завтракаю под щебетание дочери и одновременно пытаюсь накормить её супом, который она хочет есть исключительно сама, перемазав всё вокруг, включая мои волосы.

Бабушка с дедушкой уезжают по делам в город, и у нас с Алиской наступает личное время. Я очень ценю такие моменты, потому что она очень быстро растет, а я так часто пропадаю где-то вне дома и постоянно себя виню за это. За то, что пытаюсь крутиться и дать в будущем дочери всё, чего она достойна. Чтобы у неё всё было и она ни в чём не нуждалась.

– Бибика! – взвизгивает Алиска, услышав шум мотора за забором.

– Хочешь, пойдём посмотрим на машинки? – спрашиваю эту неугомонную батарейку.

По плану она должна была вырубиться сразу после обеда, но что-то пошло не так. Ребенок перевозбудился от моего внимания и сейчас напоминает бешеного кролика. Хохочет и убегает от меня по двору, не различая, где дорожки, а где бабушкины клумбы. Пытаюсь её поймать и поправить повязку в цветочек на её светленькой головке. Подкидываю вверх и щекочу упитанные бока. Отпускаю, и она опять со смехом неуклюже несётся подальше от меня, а я – за ней.

Трель звонка нас обеих отвлекает. Алиска с криком бросается к воротам и калитке.

– Ах ты, хитрюшка! Ждёшь кого? Думаешь, к тебе пришли? Это, наверное, баб Марина яблок принесла, испечём шарлотку, – смеюсь, догоняя дочь, подхватывая её на руки, и под хрюкающие, издаваемые ей, звуки, отодвигаю щеколду.

Толкаю дверь и застываю.

Сердце пропускает удар, и меня парализует волнами страха и паники.

На пороге, засунув руки в карманы джинсов, стоит Волков, недалеко припаркован белый “мерседес”. Я оказываюсь к этому совершенно не готовой.

Его брови ползут вверх, а рот слегка приоткрывается. Выглядит крайне комично, если бы я вообще могла оценить эту самую комичность момента. Сейчас мне совсем не до смеха. Потому что в его глазах вдруг мелькает понимание. Взгляд мечется с моего лица на личико Алисы, которая при виде чужого взрослого испуганно замерла и прижалась ко мне щекой.

– Полина? – сипло произносит Никита.

Прикрываю глаза.

– Мама? – тихо спрашивает наша дочь.

10.Глава

– Мама? – эхом повторяет Ник.

Открываю глаза и затравленно смотрю на него. Он выглядит растерянным, побледневшим и шокированным. Пытается взять себя в руки. Это видно по тому, как он несколько раз глубоко вдыхает. Вынимает руки из карманов. Сжимает и разжимает кулаки, а потом запускает ладонь в волосы и взлохмачивает их, смотря на меня исподлобья. Нервничает. Зачем бы он сюда ни приехал, но явно не за этим.

Не знал, не догадывался.

Я тоже сильно нервничаю так, что не могу дышать. Облизываю губы и поворачиваюсь к дочери. Она с интересом рассматривает своего отца, но с моих рук слезать не спешит. Смущается, кокетливо хлопая ресницами. Прижимается сильнее, вцепившись пальцами в мой съехавший набок хвост.

Алиска любит внимание, а Волков продолжает ее разглядывать, словно она зеленый инопланетянин. Дочь улыбается, прячет лицо, отворачиваясь, и я наконец выхожу из оцепенения.

– Мама, – соглашаюсь и удивляюсь, как легко это слово слетает с языка при Волкове. – Зайдешь?

Я столько раз мысленно репетировала наш разговор относительно Алиски, а сейчас совершенно не знаю, что говорить. Все заготовки фраз вылетели из головы разом. Пытаюсь упорядочить разбегающиеся в разные стороны мысли, но выходит паршиво.

Волков застал меня врасплох, когда я была совершенно расслабленной и не готовой принять битву, а то, что битва будет, мне подсказывает сердце.

Аккуратно опускаю Алиску на ножки и пропускаю нашего с ней гостя во двор. Никита мнется несколько секунд на пороге, словно решает стоит ли заходить, а затем принимает мое приглашение.

Закрываю дверь и поворачиваюсь к нему. Он одет в синие джинсы и серую толстовку, с эмблемой известного бренда на груди. Успел побриться, с нашей последней встречи, сегодня ночью и судя по влажным волосам принять душ. Он приехал ко мне прямо с тренировки? Зачем?

– Зачем приехал?

– Хотел узнать, все ли у тебя нормально. На работе проблем не было?

– Нет. Ты мог…просто позвонить, – произношу слегка улыбаясь.

Никита растерянно оглядывается по сторонам. Его взгляд останавливается на игрушках, разбросанных по крыльцу, песочнице, построенной специально для Алисы, коляске, которую я приготовила, чтобы покатать ее на сон, а потом плавно перемещается к нам.

– Мог, но не хотел. Ты…вы…черт! – проводит ладонью по лицу и поворачивается ко мне. – Ты все это время была здесь?

– Мы переехали сюда, потому что мне потребовалась помощь. Одна я бы с ребенком не справилась, Плюс здесь всегда можно выйти погулять на свежий воздух. В любую погоду. Это важно, понимаешь? Детям нужно гулять…– бормочу, чувствуя, как за мой палец цепляется маленькая ручка, сжимаю ее в ответ. – Много гулять.

Алиска, спряталась за мои ноги и пытается просунуть свою маленькую головку между ними. Прячется. Думает, так мы ее не увидим.

– Понятно. – сухо произносит Никита, опять обводя взглядом наш скромный дом и двор.

– Что тебе понятно? – спрашиваю у него.

Никто из нас не делает попытки сдвинуться с места. Разговор не клеится, и вообще ситуация патовая. Мой язык, словно приклеился к небу, и отказывается говорить простые вещи.

– Сколько ей?

– Почти полтора.

Я не понимаю…он понял…или нет? Или мне нужно произнести вслух очевидные вещи. Вывести его на разговор, который я и так долго оттягивала? Сейчас смысла его откладывать уже нет. Потрясти перед его лицом дочерью еще раз?

Посмотри на нее — она же твоя!

Глаза. Губы. Нос.

Все словно ксероксом перекопировали, я в процессе почти не участвовала. Лишь рожала и мучилась в схватках двенадцать часов подряд.

Мы так и стоим нашей небольшой компанией внутри двора, около калитки. Молча. Минуты тянутся, словно часы. Я многое бы отдала, чтобы узнать, о чем сейчас думает Никита. Глубокий мыслительный процесс буквально отражается на его красивом лице.

– Ты поэтому сбежала два года назад? Залетела? От кого? От Макарова? – зло выплевывает Никита и плотно сжимает губы, смотря прямо на меня.

Округляю глаза. Морщусь, словно он меня ударил, вмиг заводясь до предела.

– Что?

– Ты слышала.

Смотрит внимательно и не дыша. Хочет увидеть первую реакцию и понять вру ли я. Только боюсь правда ему не понравится. Тычу пальцем ему в грудь, отталкивая от нас. Волков отступает к двери, не переставая пялиться. Не было его рядом никогда, и дальше не нужен.

– Сбежала? Залетела? От кого же я могла залететь? Дай, подумать! – стараюсь говорить тихо, но мой голос предает меня и звенит от возмущения и негодования. – Это ты исчез! Ты!

В ушах начинает стучать, от обиды и злости. Все что копилось и тлело долгие два года, хочет вырваться наружу. Не хочу устраивать истерик при Алиске, поэтому пытаюсь держать себя в руках. Часто дышу, смаргивая набегающие слезы, готова расплакаться от досады.

– Я уехал учиться. Ты это знала, Полина. Мы обсуждали и не раз мой отъезд. А твое бегство, какие-то нелепые сообщения о расставании, которые ты передала через Виту. Это, что было? – выпаливает Ник, впиваясь в мое лицо глазами. – Чья она? Кто отец?

– Какой же ты идиот, Волков…– качаю головой, не веря, что мой самый страшный сон происходит наяву. – Посмотри на нее еще раз. Внимательно.

Подхватываю на руки Алису, которая взвизгивает и хохочет, потому что мама взяла ее на ручки и обратила на нее внимание. Обнимаю ее, крепко-крепко прижимая к себе, не могу удержаться и целую ее пухлую щечку, смотря при этом прямо в глаза ее отцу. Он сжимаю челюсти, смотрит на нашу дочь.

Мое сердце обливается кровью и умирает целую минуту, этой молчаливый борьбы взглядами.

Она мое солнышко, моя любовь.

– А теперь уходи…– произношу сипло и открываю на калитке щеколду.

Не говоря ни слова Волков, делает как я прошу. Спустя несколько секунд до моих ушей долетает шум отъезжающей машины.

Никита

– Твою мать! – рычу, стискивая руль до побелевших костяшек.

Гоню из этой гребаной деревни, не различая дороги и не жалея подвеску тачки. Машина прыгает по ухабистому неровному асфальту, который клали ещё во времена Брежнева, если не раньше.

Голова раскалывается от потока мыслей и новой информации. В груди печёт, и я не понимаю: какого хрена? Знаю лишь, что хочу убраться подальше! Переварить и подумать. Мне надо подумать.

Чёрт! Чего тут думать!

– Ребёнок!

Сюрприз, твою мать! Как же так, Кнопка? Как же так…

Сегодня утром, когда выползал после трёхчасовой тренировки со стадиона, загоняв пацанов на пару с тренером так, что они еле стояли на ногах, а некоторые так и остались валяться на поле, хлестая воду, мечтал лишь об одном: увидеть её снова.

Полину Романову.

Пару дней назад попросил человека отца найти её адрес. Давно надо было это сделать, ещё когда только вернулся. Башка была не тем забита, а потом закрутился. Больница, тренировки, универ. И так по кругу.

Встретил её в аудитории в начале семестра и подумал – мираж. Показалось, блин. Те же волосы, огромные голубые глаза на пол-лица и малиновые губы. Вся такая же, как я помнил, до мельчайших деталей. Мягкая, нежная кожа, тонкий, едва уловимый запах цитрусовых духов. Она словно сошла из моих воспоминаний в реальный мир.

Когда получил её сообщения о расставании перед отъездом в Америку, не поверил. Мы были влюблены. Я так уж точно, грезил о ней с первого класса. Не знал, как обратить на себя её внимание. Всегда строгая такая, задумчивая. Губы поджимала и морщила нос, словно умножала в уме столбиком четырёхзначные числа. Другие девчонки пачками вешались, себя предлагали, а эта даже не посмотрит лишний раз. Или глянет из-под длинных ресниц и, фыркнув, отвернëтся. Это я сейчас знаю, как с женщинами разговаривать. Как подкатить и что сказать. А до семнадцати лет вообще не ведал на чём к ним подъехать.

Жизнь облегчали деньги отца и футбол. Эти два аспекта популярности сделали своё дело и притягивали девушек пачками. Кроме Романовой. Чтобы быть к ней ближе, даже пришлось придумать ту фишку с математикой.

Усмехаюсь, вспоминая то время. Школа, одиннадцатый класс, и мы с Полиной Романовой за одной партой сидим решаем примеры, а у меня мозг рядом с ней коротит. Какие там, на хер, примеры? Если я постоянно представляю, что у неё спрятано под блузкой и какое бельё она надела сегодня?

На приборной панели вибрирует телефон, бросив взгляд, протягиваю руку и отбиваю вызов. Последнее время избегаю встреч с Милой, потому что все чертовы мысли крутятся вокруг другой девушки.

Вчера, когда увидел её в окружении этих ослов, перепуганную и бледную, думал, убью каждого. А сейчас сам словно умираю.

– Сука!

Думаете, я её не искал? Орал под окнами её квартиры. Оборвал телефон и засыпал тоннами сообщений, потом только понял, что мой номер давно в чёрном списке, как и все социальные сети, в которых можно было связаться. Потом Вита принесла то письмо, я его даже не дочитал. Не в том состоянии был. После нашего расставания я бухал неделю, пока мать не посадила меня в самолет до Нью-Йорка и не выслала из страны.

В Америке я быстро пришёл в себя и решил вычеркнуть Кнопку из своей жизни. Она, видимо, тоже не скучала.

Телефон опять звонит. Отец. Игнорирую вызов. Мы с ним последнее время только и делаем, что собачимся. Из-за матери, из-за того, что бросил учебу в штатах, из-за его рекламной предвыборной кампании, в которой я не хочу участвовать.

Рыжие курицы бросаются под колеса. Чертыхаясь, выворачиваю руль и немного сбавляю скорость. По фигу, если передавлю глупую птицу, но здесь же ещё люди ходят, женщины… дети…

Дети…

Перед глазами встаёт круглолицая мордашка девочки. Щекастая такая. Дети такими и должны быть? До сегодняшнего дня я мало обращал внимания на детей. А эта почему-то запомнилась. Думаю о ней, и кишки крутит. У Романовой ребенок есть. Не сидела без дела. Правда что ли, от Макарова залетела? Тогда почему не с папашей они? Расстались?

Мысли опять возвращаются к девочке. Кого-то напоминает мне. Мысль свербит, вертится где-то рядом, но никак не пойму, кого. На Полину она вообще не похожа. Совсем. Разве так бывает? Учитывая степень их родства. Первая моя мысль была: “сестра”! Только когда из её рта вырвалось одно единственное слово, я понял: ни хрена она не сестра.

Въезжаю в город и вместо того, чтобы катить в зал выпускать пар или ехать домой и забыться во сне, по привычке сворачиваю к онко-корпусу региональной больницы.

На входе киваю знакомому охраннику, который лениво затягивается сигаретой на улице. Жадно вдыхаю едкий дым, борясь с желанием присоединиться к нему и задымить, и захожу внутрь.

Ненавижу запах больницы и её стерильно белые стены, пустые коридоры и тихий шёпот персонала и посетителей, словно мы в библиотеке.

Мама читает электронную книгу, когда я захожу внутрь. Здороваюсь с её сиделкой или помощницей, как она просит её называть, и, чмокнув впалую холодную щёку, сажусь на стул. Обвожу взглядом палату. Батя не поскупился. Всё по фен-шую, чтобы презентабельно выглядело на фотографиях для местных газет, но стулья здесь всё равно самые дешёвые и неудобные.

– Я тебя сегодня только к вечеру ждала. Сейчас капельницы будут, после них я обычно сплю, – говорит мама, откладывая книгу.

Кивает сиделке, и та оставляет нас одних.

– Мимо проезжал, решил заскочить пораньше. Ты тут как? Не скучаешь? – спрашиваю хрипло.

Мне тяжело видеть, как с каждым днём она всё больше угасает.

– Когда тут скучать? Каждые полчаса в палату врывается новая медсестра и рассказывает, кто сегодня умер из соседей, – каркающее смеётся мать и добавляет, когда видит, как мрачнеет моё лицо: – Шутка. А ты где был, дорогой? Опять плохо спал?

– Хорошо спал, – вру, не моргая, решая умолчать о том, что сегодня был занят другим. – Тренировка была. В следующие выходные первая игра сезона, на неделе настрою тебе онлайн-просмотр. И запомни: болеть нужно будет за парней в красной форме, а не в синей.

Мама улыбается.

– Ты мне ещё правила расскажи. Как будто я совсем плоха и не помню, как люди играют футбол. Вон даже твою одноклассницу вспомнила, хотя не видела столько лет. Ты говорил, она учится с тобой? – с интересом спрашивает мать, поглядывая на меня своими усталыми, впалыми глазами.

– Ага… – отвечаю рассеянно, вспоминая сегодняшнюю встречу с Полиной. – На несколько курсов младше.

– Вы не общаетесь сейчас? Вы же очень дружили в школе, – мама облизывает сухие губы и подаётся вперед.

Это не первый раз, когда разговор у нас заходит о девушках. Обычно я не люблю, когда лезут в мою личную жизнь, и мало что рассказываю. Про Милу мать вообще ничего не знает. Да и зачем говорить, если и для меня эти отношения – так… чтобы были, и чтобы не искать случайный секс каждый раз, как припрëт.

– Не то, чтобы общаемся, – отвечаю уклончиво, – но сегодня как раз приехал от неё. Мои парни вчера перегнули палку, ездил за город – она там живёт – хотел узнать, всё ли нормально.

Узнал, блин. Вспоминаю про ребёнка, и непонятная волна опять прокатывается по телу снизу вверх.

– И… девочку видел? – неожиданно спрашивает мать, вырывая меня из собственных мыслей.

Поворачиваю к матери голову и приподнимаю брови. Откуда она знает про “девочку”? Я так понимаю, Поля ребёнка своего особо нигде не светила. Понятное дело, что и в подвале не прятала, но те же социальные сети у неё полностью чисты: нет и намека на материнство. Из общих знакомых со времен школы она до сих пор общается только с Виталиной Ермолаевой, это я тоже из социальных сетей узнал. Не помню, когда последний раз пытался разгадать чью-то жизнь по крупицам информации, которую имею. Романова всегда была не особо общительной, только с Витой и дружила. Наверное, это сыграло в её пользу, когда в восемнадцать лет она родила ребенка. Никто излишне языком не болтал.

Ещё этот ребенок… девочка, она не дает мне покоя. Её образ засел в мозгу и пульсирует навязчивой мыслью: я что-то упускаю. От Макарова родила? Да ну на фиг… сморозил из-за глупости и ревности. Не верю.

– Видел, – киваю.

– На кого она похожа? – продолжает свой странный допрос мать. Не припомню, когда её так волновали чужие дети, даже нас с сестрой полжизни няньки воспитывали.

Мама прижимает ладони к впалым щекам и смотрит на меня в ожидании, словно от сказанного мной зависит её жизнь. Она с таким же выражением на лице ждёт новые результаты своих анализов; к сожалению, улучшений они не показывают.

– На ребёнка. Полина сказала, ей полтора года, на кого она может быть похожа? – говорю, пожимая плечами и осекаюсь, забывая, как сделать чёртов вдох.

Потому что неожиданно в памяти всплывает заставка телефона Романовой. На ней был какой-то ребенок, на которого я сначала не обратил внимание. Мало ли какие фотографии скачивают люди из интернета? Это была она, девочка. Её дочь. Смеялась, зажав в руке пушистый одуванчик, и демонстрировала два передних зуба, больше у неё, видимо, их и не было на тот момент.

В голове проносится ряд моих детских фотографий. Чёрно-белые картинки мелькают перед глазами, пока из воспоминаний не всплывает та самая. Мне год. На голове смешная синяя шапка в виде морды собаки с длинными ушами, свисающими по бокам, в руке какая-то игрушка, и я смеюсь полностью беззубым ртом. Мать говорит, это её любимая фотография, потому что, глядя на неё, она слышит мой детский смех, и он всегда заставляет её улыбаться.

Эта фотография сейчас где-то здесь. Алка, моя младшая сестра, привезла несколько наших детских снимков, буквально на днях, для поднятия настроения матери. Она никогда не была сентиментальной, но с болезнью многое в ней поменялось.

– Где фотографии, которые тебе Алла привезла? – спрашиваю сипло, вскакивая со стула так резко, что он с грохотом падает на кафельный пол.

Забываю его поднять и кидаюсь к прикроватной тумбочке, уставленной пузырьками с лекарствами. Открываю единственный ящик и застываю. Вот он. Ответ на вопрос, который пульсирует внутри меня последние несколько часов.

Чей это ребёнок?

Мой.

– Как это возможно? – спрашиваю вслух, выпуская из легких воздух.

Рядом раздается тихий всхлип, и я вспоминаю, что не один. По бледному лицу матери бегут мокрые дорожки слёз. Она прижимает руки ко рту, давясь всхлипами, которые переходят в сухой затяжной кашель.

– Ты знала, – быстро догадываюсь.

Я могу сейчас всё из неё вытрясти: она слабая и болеет – но не делаю этого, борясь с собственным шоком. Внутренности скручивает волной злости. Меня словно засунули в ванну, набитую льдом, и заставили нырнуть. Воздуха не хватает, в горле жжёт, и все мышцы в теле сводит. Все кругом всё знали, и я один сегодня утром выглядел фирменным дураком, не понимая, почему Полина предлагает посмотреть на ребенка ещё раз. Девочка. Дочь. Моя?

Я даже имени её не знаю. Не потрудился спросить. Да и по фиг мне было… как красной тряпкой в воздухе помахали.

– Хочу её увидеть… очень хочу… я ничего не знала, догадывалась… Твой отец предложил девчонке деньги… она взяла… Аборт… я думала, она не родила… я ничего не знала… Догадывалась… Сынок… верь мне… – рыдает мать и тянет ко мне руки.

Как в трансе позволяю себя обнять и поглаживаю её трясущиеся худые плечи.

Я – отец?

Голова тяжелая, мысли ползут медленно, будто меня ударили мешком по голове. Постепенно события прошедших лет начинают складываться перед глазами в правильном порядке. Мать, которая заставила меня улететь на учебу в Америку раньше, чем я планировал. Полина, которая неожиданно меня бросила и как сквозь землю провалилась. Взяла деньги и пошла на аборт, но в последний момент не смогла? Передумала? Почему тогда не сказала правду? Зачем Ермолаеву ко мне послала? Струсила?

– Хочу увидеть… внученьку… Привези еë… – бормочет мать, цепляясь за меня, заставляя наклониться к её лицу.

– Успокойся, мама, тебе станет хуже.

Так и происходит. Она опять заходится в сухом кашле, и мне приходится нажать на кнопку вызова медсестры. Персонал срабатывает оперативно: вкалывает успокоительное, одевает на мать кислородную маску.

Я всё вижу через какую-то призму. Сжимая в руке фотографии, поднимаю стул и сажусь обратно. Нахожусь в палате, пока мать не засыпает, стискивая мои пальцы своими. После лекарств у неё часто путается сознание, поэтому я был удивлен, когда она узнала Романову неделю назад в больничном коридоре.

Выходит, она знала, что у той есть ребёнок, и молчала.

Все вокруг знали эту чёртову правду и молчали. У меня есть ребёнок, о котором я узнаю спустя полтора года его… её жизни.

Мне двадцать лет, в ближайшем будущем заводить семью и детей в мои планы не входило. О детях я вообще до сегодняшнего дня не думал. Что, блин, делать? В стороне от ребёнка я теперь оставаться не смогу. В каких-то моментах, может быть, я и мудак, но всю жизнь прожил в полной семье и считаю это нормальным. У ребёнка должны быть и мать, и отец.

Но сейчас я не в том состоянии, чтобы здраво что-то думать или предпринимать. Понимаю лишь то, что все вокруг мне врали. Мать. Отец. Полина. Ко всем из них у меня есть вопросы. И если мать сейчас я не могу допрашивать так, как хочу, придётся на эти вопросы ответить другим.

Спустя полчаса я сажусь в машину, кидая свои детские фотографии на пассажирское место. Жутко хочу напиться и забыться хотя бы на пару часов, но вместо этого достаю из кармана джинсов телефон и, полистав телефонную книжку, набираю номер, по которому не звонил уже несколько лет.

Слушая череду длинных гудков, выезжаю с больничной парковки.

11.Глава

Первым делом, после того как закрываю калитку за Волковым и зло вытираю бегущие по щекам слёзы, иду укладывать Алиску. Возможно, она улавливает моё эмоциональное состояние, или её напугал наш разговор с её отцом на повышенных тонах, но, как только Никита ушёл, она принялась вопить во всё горло.

О Никите стараюсь просто не думать… получается, конечно, хреново, но я честно пытаюсь выбросить его из головы и отключиться!

– Тише-тише, малышка. Ну ты чего? Всё у нас будет хорошо. Дядя понравился? Да… красивый зараза… и тупой, – бормочу, укладывая дочь в коляску. – Надеюсь, мозгами ты пошла в маму, да, красотка? И будешь более сообразительной у нас? У меня…

Она только моя. Он ничего не понял. Ничего. Перед глазами до сих пор стоит его бледное шокированное лицо. Зачем бы он ни приехал ко мне, наличие ребенка его не обрадовало, скорее испугало и разозлило. Сбежал как трус, выкрикивая какие-то обвинения. Я никогда ему не изменяла, а Макарова не видела с выпускного, на котором мы потанцевали один-единственный танец! Из-за танца я теперь изменщица? Или кто-то ему что-то наговорил?

Спокойно, Полина, дыши. Алиска плачет оттого, что я на нервах до такой степени, что у меня трясутся руки и ноги. В ответ она дрыгает ногами, выгибая спинку, и не даёт мне пристегнуть её ремнями в прогулочной коляске.

Когда бабушка говорит мне, что с Алиской сегодня не было проблем и она вела себя шикарно, я хочу ей верить, но не могу. Ей всего полтора года и, кажется, у нас начинается очередной кризис возраста или регресс сна. Она сопротивляется дневному сну и орёт до хрипоты и икоты. Конечно, ведь мир такой большой и интересный, и она ещё не все камни запихала себе в рот, а мама пытается уложить её спать. Зубы тоже доставляют ей дискомфорт. Бабушка просто не хочет меня расстраивать, поэтому приукрашивает своё времяпрепровождение с внучкой в несколько раз и никогда-никогда не жалуется, разве что в шутливой форме.

– Ого, ты сильная какая! – Пытаюсь пощекотать её за пятку, нагнувшись над коляской, за что и получаю этой пяткой в скулу. – Блин…

Потирая ушиб, молюсь, чтобы не было синяка. У нас такое уже было: дочь резко подняла голову и разбила мне губу. Видок был тот ещё…

Спустя полчаса истошного крика и пару кругов вокруг дома по ямам и кочкам дочь засыпает, а я могу перевести дух и подумать в тишине. Ставлю коляску под высокой раскидистой березой, которая отбрасывает тень на коляску, и забегаю в дом. Делаю себе чай и возвращаюсь во двор на веранду. Укрываю Алиску пледом и накидываю другой такой же на себя.

Бабушка и дедушка отзвонились, что уже едут назад. Мне тоже нужно поспать перед вечерней сменой на работе, обещала ведь выйти сегодня, но я не могу. В крови гуляет адреналин после встречи с Волковым, а мысли перескакивают с одного на другое. Видимо, я до сих пор нахожусь в шоке от внезапной встречи с ним у нас дома.

Перематываю в голове наш диалог снова и снова. На глаза опять набегают слёзы, и я, давясь горячем чаем, запрещаю себе плакать из-за Волкова. Я просто надеялась, что если он посмотрит на Алиску, всё сам поймёт… Как можно не понять, если тут даже генетический тест делать не нужно: одно лицо?!

Обида паутиной расползается в душе, а в голове рождаются, циничные ответы на его обвинения. Я его бросила, как удобно! Кто ему это наплëл? Собственная мать?

Черт… он же упомянул Виту.

Застываю, проигрывая в голове ещё раз наш короткий ядовитый диалог. Мне ведь не показалось?

Ермолаева откладывала наши последние встречи несколько раз под самыми дурацкими предлогами! Хватаю телефон и пытаюсь ей позвонить, но она не берёт трубку. Неудивительно.

– Ещё одна трусиха, – говорю себе под нос, набирая ей сообщение.

Ни в чём не обвиняю, а просто прошу о встрече. Завтра воскресенье, и я надеюсь, никаких дел у моей дорогой лучшей подруги нет. А ещё надеюсь, ей хватит смелости не избегать меня. Я ведь просила её стать крестной моей дочери не просто так. Мы столько лет рука об руку шли по жизни… Не тороплюсь делать какие-либо выводы и очень надеюсь на то, что Виталина ни при чём.

***

– Нагулялись так, что ног не чувствую, – восклицает бабушка, появляясь во дворе.

Шикаю на неё, взмахом руки указывая на коляску. Алиса начинает кряхтеть, но вроде затихает и не просыпается. Облегченно вздыхаю: обычно, когда она не досыпает своё положенное время, просыпается в паршивом настроении и ничего не может её развеселить. А мне сейчас не до танцев с бубнами вокруг капризной крошки.

– Поняла… Давно? – спрашивает бабушка, поправляет одеяло на ножках Алисы и идёт ко мне. – Дед Ефимыча встретил, теперь до утра языками сцепились. Ой, как хорошо.

Присаживается рядом со мной на ступеньки крыльца и вытягивает ноги, блаженно прикрыв глаза.

– Минут сорок, пусть ещё поспит. Ба, мне сегодня пораньше отъехать надо на работу, уложишь её сама? – говорю, кусая губы.

– Спрашиваешь ещё! Взяла дополнительную смену? Ты это дело брось, сляжешь тут мне, что мы делать будем? Всех денег мира не заработать, как-нибудь справимся.

– Нет, там другое… я к Витке хочу заехать, поговорить. Волков сегодня утром внезапно приехал, Алису увидел, – произношу сквозь ком в горле.

Почему опять хочется плакать?

Бабушка резко открывает глаза и поворачивает ко мне голову.

– Явился! И чего ему надо было? – удивленно восклицает и бьёт ладонью по деревянным ступенькам.

Быстро рассказываю нашу короткую встречу, сжимая в руках кружку с чаем. Слова льются из меня потоком, а бабушка лишь кивает, поджав губы, и неодобрительно качает головой.

– Поля, я иногда очень жалею, что пошла у тебя на поводу тогда, два года назад, и сама не пошла к этим Волковым, – осторожно начинает она после нескольких минут молчания. – Боялась за твое эмоциональное и физическое состояние, ребëночка надо было выносить, потом родить, выкормить, на тебе лица не было. Но сейчас я заклинаю тебя, хватит с этим мальчишкой в загадки играть. Он ведь зачем-то приехал к тебе? Проходу не даёт, сама рассказывала. Вот в лоб бы ему всё и сказала! Давно пора! Мать не мать там его постаралась, отец, Витка твоя, прости Господи, егоза драная, а разобраться вам надо вдвоём. Только ты и он. И уже потом со всеми остальными выяснять. Вдвоём или порознь, тут вам самим решать.

– Я разозлилась… на эмоциях была. Он Виту приплëл, про измену что-то говорил, – начинаю оправдываться, понимая, что сегодня моё поведение было неправильным. – Зачем он так?

– Мозги ему промыла кикимора-мать его, пора на место их вставить. Деду ничего рассказывать не буду, а то правда за ружье схватится. К подружке своей ты всё-таки съезди. Вот прям сейчас собирайся! Чего время терять! Пора разобраться в этой ситуации. Лишили ребенка отца! Поиграть судьбами решили… – бабушка всё ворчит и ворчит, проклиная мать и отца Волкова, ему тоже достается от её проклятий, как и моей матери-кукушке.

Слабо улыбнувшись, встаю и иду в дом. До работы ещё полно времени, но я решаю съездить к Ермолаевой сейчас. К моменту, когда я, собранная, выхожу на крыльцо, Алиса ещё спит, зато дедушка вернулся и уже приготовил для меня машину. Забираю у него ключи и, вбив в навигатор новый адрес подруги, еду туда.

Не знаю, что за разговор нас с ней ждёт, но от волнения покалывает в пальцах. Набираю Виту ещё два раза, и на третий она наконец-то отвечает.

– Полька, не слышала, представляешь? В душе была. Алло? Алло! Ты на связи?

Молчу несколько секунд и спокойно говорю:

– На связи. Решила приехать к тебе, раз ты к нам никак не можешь добраться. Я у подъезда, ты, так понимаю, дома?

Жду, что опять начнет увиливать и сочинять сказки, почему не может со мной увидеться, но подруга меня удивляет:

– Супер! Поднимайся скорее, у меня вино есть итальянское и сыр, и шоколад, в общем, жду.

Если она лицемерит, то у неё получается очень правдоподобно. Ни разу за два последних года я не усомнилась в её дружбе, а сейчас задумалась. Потому что поверила Волкову? Зацепилась за брошенные им слова? Он говорил на эмоциях, не вижу смысла, почему должен врать.

Не знаю, видимо, просто хочу найти ответы на вопросы, почему я вообще оказалась в этой ситуации. Кто прав? Кто виноват?

Я? Или есть ещё действующие лица в этой истории?

– Как хорошо, что ты приехала! Я собиралась тебе завтра позвонить, у меня такие новости шикарные! Закачаешься. Давай раздевайся и проходи на кухню, – говорит подруга и скрывается в спальне, прикрыв за собой дверь.

Квартира у Виты новая: просторная однушка с большой кухней и окнами в пол. Я ещё ни разу не была у неё здесь. Обычно мы встречались где-то в городе, в кафе или в парке. Разуваюсь и прохожу на кухню, заламывая пальцы на руках. На столе у неё бардак, в раковине гора грязной посуды. Виталина никогда не отличалась особой чистоплотностью. Взгляд цепляется за кружки с недопитым чёрным кофе, которые, видимо, стоят с самого утра. Их две. Белая Виты и чёрная, чисто мужская. У подруги появился парень? В этом и заключаются её новости?

Присаживаюсь на край стула и, отодвинув от себя грязную посуду с недоеденным завтраком, жду, когда хозяйка квартиры придёт ко мне. В комнате несколько минут шумит фен, а я в это время бегаю глазами по мебели, подбирая слова и стараясь взять эмоции под контроль.

– Вот, подарочки для крестницы и тебя. Ты не думай, что я про вас забыла, просто всё так завертелось.

Вита врывается в кухню ураганом, бросает на стол свой мобильник, а мне на колени три бумажных пакета. Заглянув в один, вижу детскую одежду. Руки дрожат, когда опускаю подарки на пол и задвигаю ногой под свой стул. Знаю, что если её причастность к нашему расставанию с Волковым подтвердится, не смогу ничего от неё взять. Поставлю крест на нашей дружбе раз и навсегда. Я, наверное, очень категорична, но считаю, что предателей не прощают. Если человек предал один раз, обязательно будут второй и третий…

– Я к тебе с одним вопросом приехала, – говорю хрипло. – Только ответь честно.

Виталина беззаботно отпивает из своей кружки холодный кофе и падает на стул напротив, вытянув в проход свои длинные загорелые ноги. Недавно она летала отдыхать, и что-то подсказывает мне: не одна, как она пыталась это выставить в инстаграм.

– Спрашивай что хочешь. Чай будешь? – говорит и щёлкает электрическим чайником.

Прочищаю горло. Смотрю на подругу, пытаясь вспомнить, сколько лет не общались по-нормальному. С того момента, как я родила, или её отчуждение началось раньше? С момента беременности? Или с того момента, когда я ей первый раз рассказала о поцелуи с Никитой?

– Я видела Волкова сегодня… – начинаю издалека.

На лице у Виты замирает искусственная улыбка, а брови немного приподнимаются.

– Это интересно, – замечает она, закусывая губу.

Они у неё полнее, чем обычно, она что-то говорила про то, что решила вколоть в них немного филлеров для объëма. Виталина всегда была красивой, а сейчас её красота кажется мне какой-то искусственной. Может быть, и она сама вся напрочь искусственная и фальшивая?

– Он видел Алиску. Не понял, что она его дочь. Обвинил меня в измене и в том, что я его сама бросила, передав с тобой какую-то записку. Как ты знаешь, я никакую записку не писала. Но тут у меня назревает тот самый вопрос: писала ли эту записку ты? – говорю, впиваясь взглядом в лицо подруги.

Глаза Виты округляются, и она опускает их, рассматривая собственные ногти, аккуратный рот приоткрывается, и она судорожно хватает губами воздух. Не ожидала…

– Не понимаю, о чём ты говоришь, – вскинув голову, резко произносит Виталина.

– Прекрасно понимаешь, – говорю, сжав губы. – Меня достало это враньё. Ты поэтому отдалилась? Чувствуешь себя виноватой? Ты моя лучшая подруга… Боже… Вита… что ты натворила.

Боремся с ней взглядами. Она сдается первая, отводя глаза в сторону. Её телефон пиликает новым входящим сообщением, но мы не обращаем на него никакого внимания. Тишина, между нами, гнетущая, давящая. Воздух накаляется. Вот-вот произойдёт взрыв.

И он происходит.

– Ты должна была сделать аборт, – тихо говорит она слова, которые стрелами вонзаются в моё сердце. – Нет, я рада, что ты родила Алису… она чудесный ребёнок! Но согласись, без неё тебе было бы проще! Тебе – в первую очередь! Ты повесила себе на шею огромный камень и будешь тащить его всю жизнь. Могла учиться, путешествовать, найти мужчину. Никите нужно было учиться, карьеру строить. Все возможности мира были открыты перед ним, а тут ребëнок… Полина, он же тебя боготворил, конечно, он всё бросил бы и остался…

Чувствую, как по щекам начинают течь слёзы. На грудь словно положили бетонную плиту. Правда. Вот она какая. Давящая тяжелым грузом и заставляющая захлебываться воздухом.

– Поэтому ты решила поиграть в Господа Бога? За что, Вита?

– Не строй из себя святую невинность, Поля. И я, и ты – мы обе знаем, что ты взяла те деньги у Волковых!

– И выбросила их!

– Зря!

– Так… ты тоже взяла у них деньги? – догадываюсь я, оглядывая её шикарную квартиру.

– Мне нужно было платить за учёбу, – пожимает плечом Виталина, показывая своё истинное лицо. – Ты тоже могла воспользоваться благами высших мира сего!

– Но не воспользовалась! Потому что это неправильно! Не может всё покупаться, но я вижу, тебя всё-таки смогли купить… – произношу, вставая из-за стола как раз в тот момент, когда телефон Виты начинает вибрировать от нового входящего вызова.

Он лежит экраном вверх и сейчас мы обе видим имя абонента.

Виталина бледнеет и хватает мобильный, нажимая отбой.

– Надеюсь, тебе хватит смелости сказать ему то же самое, что ты сейчас сказала мне. Ради нашей прошлой дружбы, – говорю тихо. – И будущего твоей крестницы. Хотя какое тебе до неё дело после всего, что я здесь услышала, да?

– Я не такая плохая, как ты думаешь… Я не поступила на бюджет, мать бы меня убила. Откуда у нас такие деньги?

– Я уже ничего не хочу думать, Виталина. Просто, если ты не сука, исправь то, что натворила два года назад. Вот он твой шанс, – киваю на её вновь звонящий телефон и, развернувшись на пятках, иду в прихожую.

Надеваю на ноги кеды и открываю дверь. Вита так и остаётся сидеть на кухне. Бросаю взгляд на её точëный профиль, лишенный раскаяния, и чувствую странное облегчение. Волков не бросал меня. Он меня любил. Нас развели как маленьких детей, решив поиграть нашими судьбами. Его мать, Вита и, может быть, кто-то ещё. Но сейчас он здесь, в городе, вернулся. Я почти уверена, что он тоже пытается разобраться в нашем прошлом. Ломает стены и открывает запертые двери.

12.Глава

– Хочешь? – спрашивает Зоя, протягивая мне плитку шоколада.

Мы только что закончили восьмичасовую рабочую смену, вышли из душного клуба на свежий воздух и не спешим домой. Просто стоим на крыльце, вдыхая влажный осенний воздух. Сегодня ночью резко похолодало и пошёл дождь, который только недавно перестал накрапывать. Парковка перед клубом пустынная и окутана сизым туманом.

– Нет, – мотаю головой, набрасывая на голову капюшон. – Мечтаю о кофе.

Ехать в такую погоду по трассе опасно, поэтому я решила немного проветрить мозги и подышать. Зоя молчаливо присоединилась ко мне. Она, скорее всего, дожидается бармена Колю. Почему-то эти двое продолжают игнориров

1.Глава

– Ба, как у вас дела? Как Алиска? – спрашиваю, оглядываясь по сторонам в поисках нужного кабинета, и от досады хочу завыть. Это не университет, а какие-то катакомбы!

– Встали сегодня в шесть, кашу съела, сейчас в манеже играет, – отчитывается бабуля бодрым голосом. – Дед уже ушёл на работу. Тебя когда ждать?

– Сегодня по расписанию три пары, – вздыхаю, переворачивая руку, и смотрю на время на фитнес-браслете.

Опоздала всего на пятнадцать минут, а в коридорах уже ни одной живой души, чтобы спросить в какую сторону двигаться. Я жутко устала на работе, у меня гудят ноги, и от недосыпа раскалывается голова. Последнее, чего мне хочется – это заблудиться и не попасть на пару, ради которой я сюда притащилась. Могла бы быть сейчас дома и тискать свою сладкую сонную булочку, а потом завалиться вместе с ней на обеденный сон.

– Алиска, вынь изо рта! Тьфу! – кричит бабуля, а я слышу заливистый смех дочери: опять хулиганит. – До инфаркта прабабку доведешь!

– Мне приехать? – Нервно дëргаю лямку рюкзака, отчего он сваливается к моим ногам.

Что бы я ни делала в данный момент, как бы ни была занята, каждый день испытываю огромное чувство вины за то, что оставляю дочь с её прабабушкой. Бабуля ещё довольно энергична и хорошо себя чувствует для своих шестидесяти трех лет, но справляться с полуторагодовалым ребёнком один на один весь день проблематично даже мне, а мне всего двадцать.

– Вот ещё! Всё у нас нормально! Учись давай!

Бабушка бросает трубку, не прощаясь. Смотрю на экран телефона, на котором изображено улыбающееся в оба имеющихся зуба личико дочери, и чувствую острое чувство досады.

Я должна быть рядом с ней и не пропускать ничего, связанного с ней: ни одного важного открытия, ни одного момента нового дня. Вместо этого, сразу после работы, последние несколько дней я отправляюсь в универ.

Бабушка настояла на том, чтобы я вернулась к учёбе. Я и сама понимаю, что мне это нужно. Не всегда же я буду работать официанткой в ночном клубе? Надеюсь, что не всегда.

Выдыхаю и набираю сообщение единственной одногруппнице, с которой успела подружиться и обменяться номерами телефонов за первые три учебных дня.

“Катя, я не могу найти нужную аудиторию!!!”

Ответ приходит через пару секунд:

“Я тоже!”

Просто отлично.

Если староста группы заблудилась, а она обычно всё всегда знает, что говорить обо мне. Зеваю, прикрыв рот ладонью, и устало тру глаза. Ночные смены всегда даются мне тяжелее всего. Особенно сейчас, когда наступила учеба.

Два с половиной года назад я забеременела от своего бывшего одноклассника, и моя жизнь кардинально изменилась. Школьный выпускной был волшебным, ночь после него тоже. Я была влюблена и счастлива. Самый популярный парень в параллели обратил на меня внимание в середине одиннадцатого класса. Мне казалось, что у нас впереди вся жизнь и мы будем вместе всегда. Первая любовь – лживая сука.

В итоге при первых возникших трудностях Никита исчез, а розовые очки, через которые я смотрела в будущее, разбились. Ребёнка я оставила, лишившись при этом поддержки родителей и своих немногочисленных друзей.

Я мечтала и грезила об университете два последних года и не думала, что когда-нибудь смогу вернуться в родные стены и продолжить обучение, но этим летом всё сложилось. Сдала нужные предметы, договорилась с последующим трудоустройством, через бабушкиных знакомых и поступила на бесплатное место. Это стало решающим фактором. Бабушка, моя святая женщина, взяла на себя заботу об Алиске, дедушка меня поддержал. Что подумают другие, меня не волнует.

Провожу ладонью по шершавой поверхности стены, отделанной серой декоративной штукатуркой. Этот корпус совсем новый, пахнет краской и кое-где по углам ещё валяется строительный мусор. Видимо, не всё успели доделать и убрать к началу учебного года. Именно поэтому на дверях отсутствуют таблички с аудиториями, что усложняет поиск нужной.

Вздохнув и подняв с пола свой сиреневый рюкзак, отталкиваюсь от стены и, медленно переставляя ноги, иду по коридору, прислушиваясь к тому, что происходит за закрытыми дверями. Я сейчас на третьем этаже из четырёх возможных. Интуиция подсказывает, что моя группа и преподаватель находятся где-то здесь.

Из-за ближайшего поворота выходит мужчина средних лет с зажатым под мышкой кожаным портфелем. Останавливается и прищуривается, завидев меня.

– Прогуливаем? – спрашивает строго.

– Нет, – отвечаю, испуганно озираясь по сторонам, и дергаю за ручку ближайшую дверь. – Опаздываю.

Дверь оказывается не заперта. Забегаю внутрь в надежде, что дотошный препод пройдёт мимо и я дальше продолжу свои, похоже, бессмысленные поиски одногруппников.

Но этот мужчина протискивается в дверь следом за мной и, подпирая мой рюкзак своим пузом, указывает на свободное место в аудитории, предлагая мне его занять.

Блииин.

Мысленно стону и, вяло улыбнувшись, разворачиваюсь к затихшей аудитории.

Одного взгляда мне хватает, чтобы выяснить – я точно попала не туда. Во-первых, у меня возможно и плохая память на лица, эти люди точно не мои одногруппники, а во-вторых, они все выглядят на пару лет старше, чем те, с кем я теперь учусь вот уже три дня.

– Ууу, у нас новенькая? А мы не в курсе? Гляньте, пацаны, вам как? – раздаётся громкий шёпот.

Опускаю голову ниже и плюхаюсь на свободное место, для видимости достаю из рюкзака блок для записей и ручку. Под столом набираю сообщение Кате, а преподаватель тем временем начинает знакомство с группой. Надо же было так попасть!

– Доброе утро. Извините за опоздание и давайте потише. Сразу перейдëм к делу. Журналы с отметками присутствующих жду на столе к концу пары, а сейчас хочу поприветствовать вас на курсе «Отраслевая экономика». Здесь мы с вами познакомимся с …

Да, точно – это не моя пара, потому что по расписанию у нас стоит «Основы макро- и микроэкономики» для первого курса! Отраслевую изучают на третьем или на четвёртом, я это запомнила, когда готовилась к поступлению и смотрела учебный план на ближайшие пять лет.

Незаметно сбежать уже не получится. Просто встать и выйти? А если этот – заглядываю в свои записи – Сергей Михайлович будет вести пары у меня в будущем? Растерянно оглядываюсь, блуждая взглядом по незнакомым лицам.

Спотыкаюсь за компанию парней, сидящих на последних рядах, и не успеваю отвести взгляда, как один из них нагло подмигивает, отчего мне сразу хочется закатить глаза и отвернуться. Я таких, как он, знаю. Каждый день вижу их на работе и, к сожалению, мой бывший тоже был таким. Наглым и самоуверенным. Мажором.

Богатенькие мальчики богатеньких родителей, уверенные в том, что им всё дозволено и весь мир лежит у их ног. Этот парень с нервным тиком правого глаза не исключение. От него разит деньгами и превосходством даже через три стола от меня. Не прерывая зрительного контакта, он качается на стуле и вертит в руках телефон, напрочь игнорируя преподавателя, который уже начал надиктовывать лекцию. Я тоже его игнорирую, но лишь потому, что это не моя пара и я здесь оказалась совершенно случайно.

– Новенькая? – кивает мне парень, улыбаясь во все свои отбеленные тридцать два.

Не понимаю, почему я всё ещё смотрю на него.

– Старенькая, – отбиваю и собираюсь уже отвернуться, но мой взгляд притягивает его сосед.

Внутренности скручивает узлом, и всему виной не дешевый кофе, который я выпила полчаса назад на заправке, а волнистые каштановые волосы, смуглая кожа, тембр голоса, который долетает до меня вместе с монотонным бормотанием преподавателя. Парень общается с друзьями, барабаня длинными пальцами по столу. Смеется какой-то шутке, а я не могу отвести от него глаз, молясь, чтобы он просто мне померещился. Его лица я не вижу, он сидит полубоком, но вся его манера поведения кажется мне знакомой. Слишком знакомой. Мои глаза округляются, а из губ вырывается тихое:

– Чёрт.

Этого не может быть. Он уехал из города два года назад и прекрасно, судя по инстаграму, проводит время на другом конце земного шара. В Америке.

– Ник, ты, кажется, впечатлил нашу новенькую Белоснежку, – раздаётся громкий смех, который возвращает меня из оцепенения.

Успеваю отвернуться до того, как Никита Волков увидит моё лицо.

2.Глава

Все оставшиеся до перерыва тридцать минут у меня жжёт затылок, и дёргается правый глаз. Нервно грызу кончик ручки, иногда записывая совсем не нужную мне лекцию. Когда он успел вернуться? Судя по всему, давно, а я как-то пропустила этот факт и при поступлении выбрала именно этот университет. В городе есть ещё три и, если бы я знала, что Никита Волков будет учиться в одном из них, обошла бы его стороной. За километр! А может, и за два! Потому что я его ненавижу. Да, вот так вот категорично. Он трус и до мозга костей сын своих гнилых родителей. Остается надеяться, что нашей дочери достанется больше моих мозгов, чем его. Гены распределяются пятьдесят на пятьдесят, но, может, есть шанс… хоть крошечный?

– Куда спешишь, Белоснежка? – слышу за спиной голос друга Волкова.

Он теперь от меня не отстанет?

Наспех хватаю свои вещи и выбегаю в коридор спустя пару секунд после звонка на перемену. Оглядываюсь по сторонам. Так, куда мне там?

– Эй!

Мне стоит убраться от этой группы как можно дальше.

Пульс зашкаливает, в висках болезненно пульсирует.

– Романова! – другой голос.

Знакомый, до мурашек. И ненавистный, до горечи разочарования…

Перебираю ногами быстрее, стараясь никого не сшибить и ни в кого не врезаться. Меня больно толкают в плечо, и я отскакиваю к стенке. Потираю ушибленное место и поднимаю свалившийся на пол рюкзак.

Коридор полон вывалившихся с пар студентов, они плотным нестройным потоком медленно бредут к лестничным пролëтам. Мне нужно туда же. Где у нас находится следующая пара, я, слава богу, в курсе! Плутать по коридорам сегодня больше не придётся, а на будущее лучше найти где-нибудь карту университета и подписать все нужные аудитории. Да, это отличная идея!

– Полина!

Да чтоб тебя!

Заворачиваю за угол и быстро сбегаю по лестнице. Только оказавшись в холле первого этажа, перевожу дух и, трусливо спрятавшись за колонну, убираю с губ прилипшие волосы.

Сердце грохочет так, что чувствую его в районе горла, а в самом горле сухо как в пустыне.

Если Волкову хватит наглости требовать встреч с Алиской, я ему откажу. Я ведь имею право? Хотя с чего ему проявлять интерес к дочери, которую он никогда даже в глаза не видел? Он просто исчез из моей жизни. Из наших жизней. Не отвечал на звонки и сообщения. Я даже домой к нему ходила.

Морщусь как от удара. Не хочу вспоминать то время… Встречу с его матерью, а потом и с отцом. Совсем не хочу.

– Вот ты где!

Вздрагиваю и медленно оборачиваюсь на тихий голос, но это всего лишь Катя. Моя новая знакомая и староста группы, в которой я теперь учусь. Она прижимает к груди журнал посещаемости и смущенно улыбается.

– Я тебя напугала? Ты чего тут? Прячешься? От кого?

– Нет, – вру, а сама поглядываю украдкой по сторонам, знакомого лица не вижу и медленно выдыхаю, вешая на губы ответную улыбку. – В столовую хотела зайти.

– Идём, я бы тоже чего-нибудь съела.

– Ты поставила мне пропуск на прошлом занятии? – уточняю, закидывая на спину рюкзак.

Он жутко неудобный и тяжелый. Я так спешила на пару, что забыла выложить и оставить в машине свою рабочую форму. Теперь таскаю её с собой. До машины обратно идти прилично. Около университета уже не было свободных парковочных мест. Надеюсь, мою старушку не утащит эвакуатор.

– Пары не было. Мне из деканата позвонили минут через двадцать после начала. Преподаватель заболела. Я тебе писала.

– Да? – Ощупываю карманы джинсов в поисках телефона и хлопаю себя по лбу.

Потеряла, идиотка!

Надеюсь, он остался в той проклятой аудитории, а не выпал где-то по пути моего кросса в коридоре. Или выпал… когда меня чуть не сбил с ног тот бритоголовый бугай.

– Я, кажется, телефон потеряла, – произношу сипло и останавливаюсь.

– Дать позвонить? – участливо спрашивает Катя, доставая из своей коричневой сумки телефон последней модели.

Хмурю брови, окидывая Катю оценивающим взглядом. С виду обычная скромная девочка, без надутых губ и брендовых вещей. Она этим мне и понравилась, что мы вроде как в одной социальной лодке. Но мой телефон со мной уже четыре года. Прошёл полёт в стену и замену экрана. Был утоплен дочерью в миске с супом и спасён премудростью из интернета: засовыванием его в стакан с сухим рисом.

– Папа подарил на день рождения, до сих пор к нему не привыкну, – бормочет Катя, заправляя волосы за уши, словно чувствует себя виноватой за такую дорогую вещь.

– Ааа, – тяну понимающе.

И да, у меня предвзятое отношение к людям, которые обладают властью и достатком. Можно сказать, я совсем не толерантна. Один раз обожглась, да так сильно, что теперь на сердце рубец, который никак не может зажить. Потому что я каждый день смотрю в личико своей дочери и ощущаю горечь предательства любимых людей. Деньги, особенно если они достались тебе легко, кружат голову и заставляют забыть о многом. Например: о чувствах, о долге, о семье, о собственном ребёнке.

Отвернувшись от Кати, делаю дозвон на свой номер. Гудки идут, а я нервно кусаю губу. Чувствую металлический привкус на языке и прекращаю истязать собственный рот. Новый телефон никак не входит в мои финансовые планы. Алиске нужен новый комбинезон на осень, ботиночки, и я хотела отвести её к массажисту. У неё немного кривит при ходьбе левая нога, и врач в поликлинике посоветовал толкового специалиста.

Длинные гудки вызова неожиданно прекращаются, и я слышу какую-то возню.

– Алло?

– Полина?

Руку начинает покалывать, и я растерянно сглатываю. Отодвигаю телефон и смотрю на экран – это точно мой номер? Миллион раз я представляла наш первый разговор. А сейчас растерялась и не могу вымолвить ни слова. Могу лишь хватать ртом воздух, просто услышав знакомый голос.

***

– Ты знаком с ней, что ли? – второй голос возвращает меня назад в реальность.

В реальность, где Никиты не было рядом два года, и где я давно перестала его любить, как и мечтать о том, что он вернется в нашу с Алисой жизнь.

Ведь я могла простить его тогда, на первых месяцах беременности, когда мне так хотелось тепла и поддержки близких людей. Или, когда отпустил токсикоз и ночью хотелось съесть сосисок, поджаренных на сковородке, вприкуску с солёным огурцом. Или, когда начали отекать ноги и пальцы рук. Или, когда у меня отошли воды и скорая не могла доехать до нас целых сорок минут, а машины тогда ещё не было…

Я мечтала, чтобы в любой из этих моментов в дверях появился Волков, и я простила бы его, и бросилась к нему, несмотря ни на что. Потому что была слабая и одинокая. Потому что мне хотелось любви и тепла.

– Отвали, Михан, – куда-то в сторону говорит Ник, а потом возвращается ко мне. – Полина? Ты здесь?

Сердце грохочет в груди так, словно вот-вот пробьëт грудную клетку и вывалится на светлый кафельный пол университетского холла. Голос Волкова весёлый и расслабленный, будто мы расстались с ним добрыми друзьями и поддерживали связь на протяжении прошедших двух лет.

– Что у тебя делает мой телефон? – наконец обретаю способность говорить.

Глаза Кати, стоящей рядом, округляются. Возможно, я сказала это несколько резче, чем планировала.

– Нашёл его после лекции. Если бы ты убегала от меня чуть медленнее, то получила бы его почти сразу. Так значит, мы теперь опять вместе учимся? – насмешливо спрашивает Никита. – Можем опять сесть за одну парту, как в старые добрые…

Это прикол такой? Он попал в аварию, и у него временная амнезия? Или свалился за борт своей яхты, на которой позировал для фото в инстаграме прошлым летом? У Алиски как раз впервые температура поднялась на фоне прививки… и мне опять хотелось, чтобы рядом кто-то был.

Сейчас всё иначе. Мне некогда смотреть фотографии чужих людей в социальных сетях. Подготовка к поступлению и работа занимали всё моё время. Я даже не помню, когда последний раз видела Виту, свою лучшую подругу. Может быть, поэтому и не в курсе, что Волков опять в городе?

– Так тебе нужен твой мобильный, или ты дальше продолжаешь убегать и делать вид, что мы незнакомы? – продолжает Никита, пока я молчу.

Я была бы не против, но, похоже, делать вид, что мы раньше не встречались, уже не получится.

Прикрываю глаза и цежу сквозь сжатые зубы:

– Встретимся в столовой в центральном корпусе через пять минут!

Сбрасываю вызов и смотрю на Катю.

– Ну что там? – интересуется она.

– Сходишь со мной в столовую? Мне там отдаст телефон старшекурсник.

– Конечно.

На подрагивающих от злости и нервов ногах добираюсь вместе с Катей до места встречи.

В голове совсем нет мыслей, кроме одной. Зачем я поставила фотографию Алиски на заставку в телефоне? Не могла какие-нибудь цветы прилепить? Или море?

Я не хочу, чтобы Никита был в нашей жизни, потому что он от нас отказался. Исчез. Сбежал. Ни звонка, ни тупой эсэмэски с вопросом “Как дела?” за полтора года жизни ребёнка! Он казался мне не таким… неужели тогда, в школе, я была так слепо в него влюблена, что не видела, насколько он гнилой? Такой же, как его папаша, морда которого красуется на каждом втором плакате в городе, зазывая голосовать на выборах именно за него.

– Ты чего такая напряжëнная? – спрашивает Катя, хватая меня за руку.

Опускаю глаза и замечаю, что сжала её несчастный телефон до побелевших костяшек. Данное средство связи ни в чём не виновато. Вяло улыбаюсь, отдаю его законной владелице и, пригладив волосы нервным движением, захожу в шумную столовую.

– Всё нормально. Неожиданная встреча со старым знакомым…

Я вижу его сразу. Он, как всегда, в центре внимания. Стайка симпатичных девушек в коротких юбках и обтягивающих джинсах вьëтся рядом. Несколько парней, у которых на лбу написано, насколько они высокого о себе мнения, взрываются хохотом на очередную реплику Никиты. Он лениво улыбается и медленно поворачивается в мою сторону.

Кудрявые волосы, ставшие намного длиннее с нашей последней встречи, падают на лоб каштановыми прядями, словно он пол-утра потратил на свою укладку у зеркала. Каре-зелëные глаза встречаются с моими, и полные губы расплываются в приветливой улыбке. Никита отделяется от компании своих друзей, в которой я сразу узнаю балагура, успевшего ко мне прицепиться на прошлой паре, и идёт в мою сторону.

– Я булочку куплю, – говорит Катя и протискивается мимо меня к прилавку.

А я вросла ногами в пол и не могу сдвинуться с места. Внутри зарождается непонятное волнение.

Ладони вспотели, губы пересохли. Я совсем не знаю, чего ожидать от этой встречи. Выглядит он подозрительно довольным и весёлым. Останавливается на расстоянии вытянутой руки и протягивает мне мой мобильный.

Вот так просто?

Не мешкая ни секунды, забираю его.

– Спасибо, – говорю, засовывая телефон в передний карман рюкзака.

– Обращайся, – кивает Ник.

Хмурюсь и собираюсь сейчас же уйти, но почему-то медлю. Бросаю на него взгляд и не могу отвести глаз. Не потому, что он красивый, я это и так знала. Все девчонки в классе мечтали пойти с ним на выпускной. Многие ходили на стадион посмотреть футбол лишь потому, что в команде играл Никита. Даже сейчас я чувствую, как наша парочка привлекает слишком много лишних глаз. Смотрят, конечно, в основном на Волкова. А потому, что у нашей дочери, точно такие же глаза. Генетика сыграла со мной злую шутку. Я рожала малышку пятнадцать часов, а от меня ей достались только жиденькие светлые волосики.

Никита вдруг перестает улыбаться так, будто он выиграл свой самый важный футбольный матч. Сводит свои тёмные брови и медленно проводит языком по губам, рассматривая меня в ответ.

– Блин, ты вообще не изменилась, Кнопка, – неожиданно произносит Волков и, сделав шаг вперед, сгребает меня своими ручищами в медвежьи объятия.

Он застаёт меня врасплох. Меньше всего на свете я собиралась с ним обниматься или как-то ещё физически контактировать. Надо было просто уйти.

От неожиданности пошатываюсь, утыкаясь носом ему в плечо, и зажмуриваюсь, потому что в ноздри пробирается его запах. И нет бы он не мылся или не менял неделями одежду, и я вынуждена была бы скривиться и подавить рвотные позывы, но пахнет он потрясающе… Очень знакомо, так, что от водоворота воспоминаний кружится голова и болезненно сжимается сердце.

– Отпусти меня, – сиплю, пытаясь выбраться из его рук.

Хватка не слабеет.

Он прижимает меня к своему подтянутому, спортивному телу на глазах у толпы студентов и преподавателей в центральной столовой университета. Никого не стесняясь и не считаясь с моим мнением. Всегда был таким.

– Отпусти…

Никита шумно втягивает воздух рядом с моими волосами и опускает руки, проведя напоследок ладонями по моим голым предплечьям. Покрываюсь мурашками и отступаю на шаг, а затем ещё на один, увеличивая расстояние, между нами. У меня тахикардия и пересохло в горле. Очень похоже на начало панической атаки, и всему виной Волков, которому, кажется, всё нипочëм. По крайней мере, выглядит невозмутимым и расслабленным.

– Не удержался, извини, – виновато улыбается Ник, потирая затылок. – Я считал, что ты переехала в другой город и учишься там.

– Почему? – вылетает из меня быстрее, чем я успеваю обдумать его слова.

Другой город? Что это значит?

– Познакомимся поближе, Белоснежка? – Рядом возникает уже знакомый мне друг Волкова.

– Что-то не хочется… – бормочу себе под нос и, схватив рюкзак, который опять успела уронить, ищу глазами Катю. – Мне пора…

– Увидимся на паре, – кивает мне Никита и, развернув своего надоедливого друга за плечи, уходит.

Ни на какой паре мы не увидимся, потому что мне пришлось заново поступать на первый курс и досдавать предметы, которые раньше не требовалось. Правила поступления изменились, пока я полтора года меняла подгузники дочери и пыталась не уснуть стоя.

Катя сидит через пару столов от Волкова и его компании. Купив себе чай и что-то, отдаленно напоминающее пиццу, я подсаживаюсь к ней.

– Я думала, ты приезжая, как и я, – улыбается староста, отхлебывая чай. – А у тебя здесь уже знакомые есть. Кто этот парень?

– Бывший одноклассник, – отвечаю рассеянно.

Ловлю удивленно-любопытный взгляд Кати на своём лице.

– И учишься на первом курсе?

– Не смогла сразу поступить, – говорю уклончиво, не собираюсь распространяться о своей жизни первой встречной. – Решила пропустить пару лет и потом попробовать ещё.

– И родители не были против?

Пожимаю плечами. Из родителей у меня только мама, и ей давно нет дела до меня и моих проблем. С тех самых пор, как она снова вышла замуж, мы отдалились друг от друга. Ситуация с моей ранней беременностью, и не желанием избавляться от ребенка, поставила точку в наших и так прохладных отношениях.

– Мои мне никогда бы такого не разрешили, – тихо говорит Катя и, надкусив булочку, посыпанную сахарной пудрой, поднимает руку. – Надя, иди к нам!

Ещё одна наша одногруппница. Полненькая кудрявая брюнетка пытается протиснуться между тесно стоящих столов.

– Привет, Полинка. Ты позже приехала? Не видела тебя на паре, – говорит она, дружелюбно улыбаясь, демонстрируя ямочки на пухлых нарумяненных щеках.

– Опоздала, – отвечаю и принимаюсь за свой завтрак-обед.

После смены мне удалось поспать два часа на диванчике в кабинете директора клуба, где я работаю официанткой. Смысла тащиться домой через весь город уже не было. В университет нужно было приехать к первой паре, которой в итоге так и не было. Я проспала. На завтрак времени не оставалось, но пришлось заскочить на заправку. Мою серебристую старушку “ладу”, в отличие от меня, было необходимо накормить.

Я почти успеваю забыть о Волкове, слушая беспечную болтовню одногруппниц и ковыряясь в собственных мыслях о дочери, как взрыв хохота за соседним столом опять привлекает всеобщее внимание.

– Потише, молодые люди, – ворчит женщина, у которой ранее я купила свою резиновую пиццу.

Вот уже несколько минут безуспешно пытаюсь прожевать её кусочек.

– Конечно, Наталия Владимировна, как скажете, – подмигивает ей Волков.

Он ловит мой взгляд и тепло улыбается, удерживая его. Мне нужно отвернуться и наконец проглотить эту дурацкую пиццу или избавиться от неё каким-нибудь ещё способом, а я как дурочка смотрю на него в ответ. Смотрим до тех пор, пока на его колени не приземляется темноволосая длинноногая девица. Ëрзает на них, устраиваясь удобнее, и обнимает шею Никиты, подставляя ему для поцелуя свои пухлые губы.

Мои же кривятся в гримасе отвращения. Волков остался верен себе. Популярность, деньги, красивая девушка на коленях. Жив и здоров. Вопрос с амнезией пока остаётся открытым, иначе я не могу объяснить его поведение, но в остальном я вижу, что он в полном порядке.

– Явилась… – бормочет Надя и, покрывшись красными пятнами, утыкается в свою тарелку.

– Кто? – не понимает Катя, вертя головой по сторонам.

– Сестра моя старшая.

На телефон приходит новое сообщение от бабули, и я не слушаю дальнейший разговор одногруппниц. На фото Алиска в коляске с баранкой в руке. В розовой футболке с блестящими мишками и серых лосинах. На ногах у неё белые сандалии. Видимо, мои дамы собрались на утреннюю прогулку, на улице ещё достаточно тепло, но взять с собой тонкую шапочку и джинсовку не помешает. Решаю напомнить об этом бабушке и резко поднимаюсь из-за стола. Забрав свой поднос, иду в сторону выхода, собираясь позвонить ей где-нибудь в более тихом месте.

Не знаю, что заставляет меня обернуться в дверях. Может быть, то, что Никита, чуть повернув голову, смотрит прямо на меня, игнорируя свою идеальную, как с картинки, девушку.

3.Глава

Плутая дворами, иду в сторону парковки, на которой оставила свою “старушку”. По факту машина дедушкина, у меня своего ничего нет. Лишь Алиска полностью моя от розовых пяточек до жидких светлых волос. Мы купили машину полгода назад, когда я успешно сдала на права. В моих планах на жизнь права стояли где-то очень далеко, и я не думала, что когда-то сама буду ездить за рулём. Но постоянно мотаться на работу из посёлка, в котором мы сейчас живем, утомляло. Двадцать километров от города, пока дождешься рейсового автобуса в это непопулярное направление, можно успеть состариться, а зимой ещё и превратиться в ледышку. Детская поликлиника Алисы тоже находится в черте города, поэтому было решено взять кредит и приобрести старую, видавшую виды “десятку”.

На ходу достаю телефон и набираю Виту, свою лучшую подругу ещё со школы. Мы не виделись уже очень давно, ограничиваясь лишь короткими переписками в социальных сетях и мессенджерах. Когда рожаешь ребенка в восемнадцать, а все твои подружки привыкли к другому образу жизни, нет ничего удивительного в том, что вы отдаляетесь. Постепенно общих тем для разговоров становится всё меньше. Она только поступила в самый престижный вуз в городе, а я училась менять подгузники и правильно держать новорожденного. До Алиски я вообще таких маленьких детей на руки не брала.

– Вау! – раздаётся вместо приветствия с той стороны трубки. – Я уже забыла, как ты выглядишь, Романова!

Смеюсь, отпирая дверь машины и забираясь внутрь. Пахнет хвоей и остатками утреннего кофе. Беру стаканчик, в котором болтается недопитая коричневая жижа, и выбираюсь обратно на улицу в поисках урны.

– Привет, Виталик.

Вообще, подруга ненавидит, когда я её так называю. Она гордо носит красивое длинное имя Виталина и обладает незаурядной внешностью ему под стать. Красивая и высокая, с модельными параметрами и таким же модельным лицом. Которое она за последний год немного усовершенствовала, подколов в тонкие от природы губы какую-то штуку, название которой тут же вылетело из моей головы. Зато в памяти навсегда засела её фотография с новыми губами через пару часов после процедуры.

– Я так соскучилась, Поля! У меня столько новостей, – тараторит Вита. – Давай увидимся или сходим куда?

Раз много новостей, почему не позвонила первая? Ругаю себя за такие мысли и добродушно отвечаю:

– Мне завтра ко второй паре, можем позавтракать в городе. Или приезжай к нам. На Алису посмотришь.

Виталина не только моя лучшая подруга, но ещё и крестная мама моей дочери. Правда, при этом она Алису последний раз видела около девяти месяцев назад.

Витка молчит пару секунд, а потом быстро говорит:

– Лучше в центре. У меня мерс сейчас на техосмотре, отдадут только послезавтра. А такси к вам туда ждать слишком долго.

– Ладно, – хмурю брови, смотря на то, как какой-то дебил на чёрном “кайене” блокирует мне выезд, раскорячившись на весь небольшой дворовый проезд, в котором я припарковала машину. – Позвоню тебе завтра, у меня тоже есть пара новостей.

– У Алисы вырос новый зуб или она научилась разговаривать на понятном человечеству языке? – смеётся подруга.

Мне совсем не смешно. Скорее, досадно, что один из самых близких мне людей, позволяет себе такие шутки. Уже не знаю, стоит ли ей рассказывать о Волкове. Неприятный червячок сомнения жрёт моё подсознание. А может, она вообще знала о том, что он вернулся? Просто не сказала?

Что за глупости? Нет. Вита никогда бы так не поступила. Она знала, как я была влюблена в Ника и как тяжело переживала его исчезновение. Мы вместе ходили в клинику, куда я, гонимая страхом, пришла делать аборт, и откуда ушла с первой фотографией Алисы, на которой она всего лишь точка размером с фасолину.

– До завтра, – говорю поспешно.

Из черного “кайена” вывалился уже знакомый мне друг Волкова и, по всей видимости, он никуда не спешит. Привалился к сверкающему боку своей тачки и поглядывает в мою сторону с явным интересом.

Глубоко вздохнув и отбросив волосы за спину, иду к своей машине.

– Какие люди… Сбежавшая с пар Белоснежка. Ну и где твои семь гномов? – улыбается парень, крутя на пальцах брелок с ключами.

Мои брови ползут вверх.

– Хочешь стать одним из гномов? – усмехаюсь и киваю на свою машину. – Ты перегородил мне проезд.

– Неа, гномом не хочу, – продолжает скалить зубы парень. – Я тяну на прекрасного принца. Спасу тебя из лап дракона, и ты в благодарность отдашь мне свою девственность.

Кажется, от моего громкого хохота с близлежащих деревьев взлетают птицы. Это ж надо иметь такое самомнение. Мне даже становится интересно. Приваливаюсь бедром к двери “кайена” и, сложив руки на груди, спрашиваю:

– У тебя что, десятый разряд по подкатам?

– Да я книгу по ним написал, – говорит парень и поигрывает бровями.

Он бесспорно хорош собой, но совершенно не в моём вкусе. Думаю, стоит ли ему об этом сообщить? Закусываю губу и рассматриваю наглого друга Волкова. Русые волосы небрежно зачëсаны назад, в лучших традициях парней с картинок. Смеющиеся серые глаза обрамлены шикарными ресницами, которым позавидовала бы любая девчонка. В вороте его футболке видны татуировки и это меня сразу отталкивает. Неформалы не в моем стиле, несмотря на широкие плечи, обтянутые серой тканью, и высокий, хотя и не слишком, рост. Я люблю парней повыше, с более консервативной внешностью. Без тату и прочих проколотых мест. Таких, чтобы при поцелуе они опускали голову, а мне приходилось задирать подбородок вверх. Не то чтобы я много с кем целовалась. Можно пересчитать по пальцам одной руки, и ещё даже останутся варианты. Последний, с кем я целовалась, был Никита. При воспоминании об отце моей дочери настроение сразу портится.

– Я поеду. Отгони машину.

– Ты заняла моё парковочное место.

– Оно подписано? – начинаю злиться.

Богатенькие мажоры совсем офигели.

– Вообще-то да. Я за него заплатил, когда купил квартиру в этом доме, – кивает парень на элитную многоэтажку, во дворе которой я нашла свободную парковку.

Оглядываюсь. Обычно такие дома огорожены двухметровым чёрным забором и снабжены шлагбаумом с охранной будкой. Я её не заметила? Как меня сюда пропустили?

– Извини, – тушуюсь я, чувствуя себя полной идиоткой.

– Я пошутил, – улыбается он, – но я правда здесь живу и ставлю машину именно сюда. Здесь самый удобный карман, и прямо напротив моего подъезда.

– Здесь же универ через дорогу, – прищуриваюсь. – Зачем тебе ездить на занятия на машине?

– Люблю комфорт и люблю производить правильное впечатление.

– Это какое?

– Вот любая девушка, увидев её, захотела бы забраться в неё и на её хозяина. И я прокачу её, если она окажется так же хороша, как ты, Белоснежка, – говорит парень, щёлкая брелоком, фары машины приветливо мигают, и он открывает дверь.

Видимо, это был комплимент, от которого мои уши и щёки должны были запылать. Этого не происходит. Во рту собирается горький привкус, а на языке вертятся фразы и слова, которые лучше не произносить, если хочешь остаться с человеком в приятельских отношениях.

– А ты машину сам купил? Заработал? Или получил как комплимент от родителей за поступление в вуз, место в котором тоже они тебе оплатили?

Парень опасно сверкает глазами, но меня это не останавливает. Я устала вот от таких богатеньких папенькиных сынков. Которые в жизни не видели ничего, кроме роскоши и денег. Денег их родителей, а не тех, что они заработали сами, подняв свои пятые точки и пораскинув скудными мозгами.

– Или тебе её подарили на восемнадцать лет? Вместе с правами? О, думаю, угадала. Класс. Я в восторге. Не думаю, что когда-нибудь захочу прокатиться на твоей машине и на тебе, – выпаливаю я.– А теперь, когда мы разобрались, отгони её, пожалуйста, и дай мне уехать с твоего именного места.

Губы парня растягиваются в ухмылке. Такой опасной, не предвещающей ничего хорошего. Только я не боюсь. Стоит ему узнать, что у меня есть дочь, которой не так давно исполнился год, его тут же сдует с моего пути.

– Ник был прав. Ты интересная. Мне нравится. Люблю сложные задачи. Меня, кстати, Михан зовут. Или Мишаня. Или плюшевый Мишка. Всё, чего твоя фантазия пожелает, Белоснежка, – парень похабно подмигивает мне, обозначая свои намерения и скрывается в салоне машины, бросив на прощанье, – увидимся в универе!

Скрестив руки на груди, жду, когда данный представитель золотой молодежи освободит мне дорогу. Только когда его чёрный литой монстр отъезжает в другой конец парковочной зоны, вздыхаю с облегчением.

Что ему сказал обо мне Волков? Они обсуждали меня? Зачем?

Волков явно не знал недостатка в девушках все эти два года. Стоит только вспомнить ту девицу из столовой, сестру Нади, моей одногруппницы. Я по сравнению с ней бледная моль. И для меня до сих пор остается загадкой, почему Волков обратил на меня внимание в школе. Ведь до одиннадцатого класса мы были абсолютно двумя параллельными прямыми.

***

11 класс

– Не против, если я сяду с Макаровым? – говорит Вита, как только мы заходим в класс.

Поворачиваю голову и удивленно смотрю на подругу. Она смущенно заправляет шоколадного цвета волосы за уши и смотрит чуть левее моего лица. Улыбается, закусив губу и махнув кому-то за моей спиной.

Несложно догадаться, кому. Саша Макаров, вратарь школьной футбольной команды. Я только что всю дорогу до школы слушала, как он потрясающе целуется. Вита совсем недавно вернулась из лагеря, в котором был и Макаров. Они закрутили “от скуки”, как выражается подруга, роман и по возвращении в город и школу хотели о нём не вспоминать.

– А как же: “…что было в лагере, то в лагере и останется”? – фыркаю я, поправляя на плечах лямки рюкзака.

– Он мне подмигнул, когда мы зашли! И кивнул на место рядом с собой, – громко шепчет Вита. – Ты же знаешь, он мне нравится, причём давно. Это отличный шанс…

Только что узнала про нравится и давно. Обычно Вите нравятся самые крутые парни. В прошлом году это были три одиннадцатиклассника, которые, к счастью, выпустились, и Никита Волков, наш одноклассник.

– Ты, конечно, та ещё предательница, но иди устраивай свою личную жизнь, – киваю подруге. —Я не против, если ты сядешь с Макаровым, но изложение тебе теперь списывать придётся у него.

А он… немного туповат. Слишком часто на своем футболе пытается отбить мяч головой.

Вита порывисто обнимает меня и тихо шепчет в самое ухо:

– Ты чудо!!! Оставляю за тобой нашу парту!

– Иди уже.

Подруга поправляет волосы и достает из сумки пудреницу. Быстро проводит пуховкой по Т-зоне, обновляя свой боевой макияж. Запихнув зеркальце обратно, идёт в сторону Макарова, покачивая бедрами. Он при виде неё расцветает глуповатой улыбкой, сияет как медный пятак. Отвернувшись от их любовных воркований, бросаю рюкзак на своё место и падаю на жёсткий стул.

Сегодня первое сентября выпускного класса. Ещё год, и про школу можно будет забыть. Но какой год! Пожалуй, самый сложный из всех одиннадцати лет. Вздохнув, достаю из рюкзака дневник. Сегодня мне больше ничего не понадобится. Будет только классный час, и нас отпустят по домам. Мы с Витой собирались пойти в кино на новый фильм, но что-то мне подсказывает – у неё появились более интересные планы. Пойду тогда в кино одна. Домой совсем не хочется. У мамы новый муж. И он мне не нравится, совершенно. Маме, конечно, дела до этого никакого нет. Она вся в любви. В любви к очередному толстому кошельку.

– Привет, Романова, – раздаётся сбоку.

Вздрагиваю, потому что слишком глубоко зарылась в свои мысли. С удивлением обнаруживаю, что рядом со мной, рука об руку, сидит Никита.

Мне даже приходится пару раз моргнуть, чтобы удостовериться в том, что он мне не почудился. Ночью я спала мало, до четырёх смотрела сериал в своей комнате, поэтому глюки не исключаю.

– Привет, Волков, – говорю, разглядывая парня.

После линейки он снял пиджак, повесил его на соседний стул и закатал рукава белой рубашки, обнажив руки. На запястье крупные спортивные часы, а на среднем пальце правой руки толстое серебряное кольцо. Волков взлохматил волосы пятерней и с улыбкой оглядывается через плечо, здороваясь с кем-то из класса.

Его ноги широко расставлены, и колено почти касается моей голой ноги. На улице тепло, и я не стала надевать колготки, чтобы не портить “лук”, как говорит Вита. Школьная юбка задралась вверх, и я спешно пытаюсь её поправить, ловя взгляд Никиты на своих ногах.

– Ты чего здесь забыл? – вопрос вслух звучит грубее, чем в моей голове.

– Учусь, – отвечает Волков. – С первого по одиннадцатый. Запамятовала, Романова?

– У меня с памятью всё отлично.

Поэтому я до сих пор помню, как десять лет назад на торжественной линейке Волков отдавил мне ногу и задел жирным букетом астр по лицу. Первый раз в первый класс, блин… С тех самых пор что-то не припомню, чтобы мы когда-то разговаривали больше, чем сейчас. Никита немного из другого общества. Понятия не имею, что он забыл в нашей простой общеобразовательной школе, его место в каком-нибудь элитном лицее рядом с такими же, как он, детьми депутатов.

– А ещё с алгеброй, – ухмыляется Ник. – Меня надо немного поднатаскать к контрольным. Воспользовался шансом, пока твоя Сорокина свинтила.

Мой рот приоткрывается. Репетиторство вообще-то не благотворительность. У меня три репетитора по профильным предметам, которые мне предстоит сдать в этом году. У Волкова, с деньгами и связями его семьи, точно есть возможность оплатить дополнительные занятия.

– Я не буду тебе помогать. У тебя же есть репетиторы… – озвучиваю свои мысли. – Занимайся с ними, и все контрольные работы, и самые сложные примеры будут тебе по плечу. Здесь каждый за себя.

– Я заплачу.

Морщусь.

– Спасибо, не надо. Давай как-нибудь сам.

Волков подаётся вперед и смотрит прямо на меня. Я чувствую его дыхание на своём лице, а его волосы, упавшие ему на лоб, щекочут мой. Нужно отпрянуть и попросить его не нарушать моё личное пространство, вместо этого сижу как дура, разглядывая его глаза. Карие, такие насыщенные, почти чёрные. Первый раз в жизни вижу такие…

– Романова, у меня сборы по семь месяцев в году, выездные игры и игры за школу. Я не успеваю таскаться по всем репетиторам и подтягивать предметы. Отец разрешает играть, только если оценки будут выше среднего. Давай договоримся. Чего тебе стоит? Это всего лишь контрольные, я же не прошу со мной заниматься, – уговаривает Волков и делает печальные глаза.

Мое сердце первый раз за все семнадцать с половиной лет вздрагивает и замирает.

– Ладно… я подумаю.

Пару лет назад, в одиннадцатом классе, параллельные прямые пересеклись первый раз. Я согласилась помогать Волкову, дурой была и пожалела его. Писала контрольные за себя и проверяла его в оставшееся на уроке время. Он не был тупым спортсменом. Ему элементарно не хватало времени, а ещё усидчивости. Волков постоянно хотел быть в движении. Ставил цели и добивался их. В какой-то момент он захотел меня. И тоже добился.

Сворачиваю с трассы около указателя и медленно еду к дому. Глаза уже слипаются, и я, вцепившись в руль, стараюсь не задавить бегающих по дороге кур, в жизни в частном доме есть свои плюсы и минусы.

Время близится к обеду. Дома меня ждёт сонная Алиса, которая, завидев меня, тут же тянет ко мне ручки. Улыбается и лепечет на своем тарабарском.

– Кто тут такой чумазый? – смеюсь, подбрасывая дочь.

Она хохочет, запрокинув голову.

– Смотри, сейчас разыграется, не уложишь, – ворчит бабушка, наливая мне в тарелку суп.

– Она поела? – спрашиваю, укладывая голову Алисы себе на плечо и поглаживая её волосики.

– Со второй попытки. Первая порция бабушкиного супа оказалась на полу. Да, негодница? – грозит пальцем бабушка своей правнучке, та в ответ опять хохочет.

– Я сейчас её уложу и потом поем.

Но этого не происходит. Как только моя голова касается подушки, я засыпаю. Кажется, раньше дочери. И, к моему сожалению, снится мне Волков.

4.Глава

– Ты вовремя, – облегченно вздыхает девушка, с которой я сегодня работаю в смене.

Отхожу в сторону. Её руки заняты грязными тарелками и пустыми бутылками из-под дорогого алкоголя. Ого! Сегодня кто-то решил шикануть, а ведь только четверг. Самые загруженные дни у нас – выходные, и чаще всего я стараюсь выходить на работу именно в эти дни. Большой поток людей означает больший заработок.

Сейчас у нас два человека на больничном и острая нехватка сотрудников, поэтому я взяла себе несколько дополнительных смен.

– Полно народу? – удивляюсь.

Обычно четверг у нас проходной день, маленькая репетиция перед выходными. Без толпы и шумных компаний, единичные клиенты. Смены не до утра, а всего лишь до двух ночи. С одной стороны, это даже удобно, но с другой… Короче, всё опять упирается в деньги. Зарплатная ставка официантки в клубе не самая большая, всё решают чаевые.

– Ага! Не хватает людей. Анна уже хотела вызывать кого-нибудь на помощь. Но… – Зоя понижает голос до шëпота, – сегодня прямо какой-то золотой дождь! Отваливают такие шикарные чаевые, что я решила: мы с тобой отлично справимся вдвоём. Знаю, как тебе нужны деньги, и я уже сняла двухнедельную зарплату…

– Правильно решила, – говорю ей и иду быстрее в сторону подсобки – переодеваться.

Здешняя форма официанток это… что-то с чем-то. Когда я впервые увидела во что одеты местные девочки, захотела развернуться и уйти из этого “злачного” заведения – так зовёт его моя бабушка – как можно дальше, не дожидаясь собеседования. Видимо, униформа призвана привлечь больше клиентов, в основном, конечно, мужского пола, ведь парни у нас не одеваются в короткие шорты и рубашки, которые мы завязываем узлом чуть выше пупка.

Усмехаюсь. Я бы посмотрела, как наш бармен ходит в чём-то таком плюс каблуки. После смены ноги просто отваливаются! Хорошо, администратор разрешает после двух часов ночи закинуть босоножки в дальний угол шкафчика и переобуться в балетки. Сегодня такой роскоши не будет. Зато я рассчитываю на отличные чаевые, которыми, как красной тряпкой перед носом быка, помахала Зоя.

– Поля!

Клуб-бар “Бессонница” совсем новый, но его уже облюбовала публика. Открыл его какой-то нездешний бизнесмен. Я видела его лично всего один раз и то мельком, в основном здесь заправляют всем арт-директор Виктор и администратор Анна. Штат небольшой, но коллектив собрался дружный и сплочëнный.

– Иду!

Быстро натягиваю на себя чёрные атласные шорты и такого же цвета и фактуры рубашку. Сверху застегиваю её почти на все пуговицы, лишая возможности клиентов заглянуть мне в душу, когда я буду наклоняться над их столом, во избежание пошлых шуточек и сальных взглядов. Около зеркала крашу ресницы и подвожу глаза чёрным карандашом, который в конце смены обычно размазывается в потëкшие смоки айс. Губы обвожу алой помадой и вешаю на шею чёрный чокер.

У здешнего хозяина странный вкус....

– Красотка, – бормочу, глядя на себя и стараясь опустить узел на рубашке как можно ниже.

Интересно, Алиска узнала бы меня в таком виде или сразу принялась бы истошно орать? Она первое время жутко кричала, когда я после ванны заматывала волосы в полотенце. Не признавала. Сейчас тоже относится с подозрением, если я вдруг решаю подкрасить глаза или брови. В обычной жизни я почти не крашусь. Как-то времени не хватает, всё бегом. Да и не до этого мне по большей части.

– Вот это ноги, блин… – первое что слышу, когда выхожу в зал. – Девушка, вы не хотите обслужить… наш стол?

Вечер начинается.

Спокойствие, Полина.

Это твоя работа, и ты получаешь за неё деньги. Иногда очень даже хорошие деньги! Уговариваю себя, как могу, вежливо улыбаюсь кучке клиентов слегка за сорок пять в сопровождении девушек примерно моего возраста. Мужчина с выпирающим животом, похожим на девятимесячный, похотливым взглядом пожирает мои голые лодыжки. К горлу подкатывает ком отвращения. Его спутница по-хозяйски кладет руку ему на бедро и смотрит на меня недобрым взглядом.

Да ухожу я уже, ухожу. Не имею совершенно никаких видов на твоего “папика”.

– Ваш стол закреплён за другим официантом, но я передам, чтобы к вам подошли, – говорю с улыбкой и направляюсь к бару.

– Очень жаль, мы бы предпочли вашу компанию, – летит мне в спину.

Боже… Шевелю ногами быстрее, ругая слишком высокие каблуки. Какой только контингент не встретишь…

– Сегодня будет жарко, – вместо приветствия говорит Колян, наш бородатый бармен.

На голове у него чёрная бандана, из-под которой в разные стороны торчат рыжие волосы, борода у него, кстати, тоже рыжая. Колоритный чувак и единственный, кому плевать на здешний дресс-код.

– Я готова, на улице как раз похолодало, – говорю, пробегая глазами по рабочему планшету.

Присвистываю. Посадка сегодня плотная, а сейчас всего лишь девять часов вечера. Алиска в это время уже сладко спит, а бабушка с дедушкой отдыхают, уложив в кроватку нашего крикливого монстрика. Сегодня пар в универе было мало и перед этим была не моя смена, поэтому чувство вины за то, что я уделяю мало времени своему ребенку, меня почти не гложет. Почти. Сложно каждый день уходить от моей пухленькой сладкой булочки. Как-то ещё до появления дочери я прочитала фразу, которая плотно засела в моём мозгу и смысл которой в полной мере я поняла, только став мамой:

“Родить ребенка – это значит согласиться с тем, что отныне твоё сердце будет бегать отдельно от тебя.”

Так и получилось.

– Кофе сделать? – спрашивает Коля, взбивая шейкером очередной коктейль, для которого я достаю высокий стакан.

– Давай.

– Зоя свой так и не выпила, – смеётся бармен. – Может, тебе повезет больше?

Не думаю…

– Полина! Шестой стол в випке! Пришли четыре минуты назад, к ним пока так никто и не подошёл! – раздается резкий голос Анны, кажется, она сегодня немного на взводе. – Зоя зашивается, хватит болтать!

– Есть, шеф, – бормочу, подхватывая с барной стойки несколько ламинированных меню.

Столы в основном зале битком. Зоя носится между ними, стирая ладонью пот с лица. Улыбается мне, когда я прохожу мимо, и подмигивает. Это наш тайный сигнал. Значит, клиенты денежные, и мне должно повезти на чаевые.

Приободряюсь и, расправив плечи, взбегаю вверх по ступенькам.

В ВИП-зоне сегодня свободнее, чем обычно, поэтому я сразу замечаю шумную компанию, которая расположилась на чёрных кожаных диванах, а среди них вижу вдруг знакомое лицо. Мишаня. Пробегаюсь по другим лицам в поисках Волкова. Его среди них нет, но я всё равно подумываю трусливо сбежать. Даже оглядываюсь в сторону винтовой лестницы, ведущей на первый этаж. Можно попросить Зою заняться этим столиком. С большой долей вероятности Никита скоро приедет или уже где-то здесь.

– Я начинаю думать, Белоснежка, что ты меня преследуешь, – лениво тянет Миша, глядя мне прямо в лицо, его друзья тоже смотрят на меня с явным интересом.

Оценивая.

Вспыхиваю как спичка.

Неожиданно путаюсь в собственных ногах и оступаюсь, проклиная свою неуклюжесть. Нога подворачивается, и я морщусь от резкой боли. Взмахиваю руками, стараясь не свалиться как мешок с картошкой на глазах у богатеньких мажоров.

От позора меня спасают сильные мужские руки, резко дёргая вверх. Вскрикиваю и, развернувшись, хватаюсь за плечи своего спасителя.

Никита под гогот своих дружков несколько секунд всматривается в моё пылающее от стыда и боли лицо, пока я комкаю на его плечах ткань футболки.

– Полина? – неуверенно спрашивает Ник, опуская подбородок. – Ты откуда здесь?

Сердце пропускает удар, настолько для меня эта встреча становится неожиданной, и я невольно оборачиваюсь, подумывая опять сбежать.

– Работаю… – говорю, прикусывая свой болтливый язык и опуская глаза.

Сегодня в универе мы не встречались. Я постоянно оглядывалась по сторонам в поисках знакомой фигуры, прислушивалась к голосам других студентов, пытаясь уловить его тембр и держаться подальше. Как можно дальше. Я пока так и не решила, что мне делать с возвращением Волкова. Вдруг он вернулся не навсегда и через какое-то время опять уедет в Америку? Стоит попытаться ещё раз ему сказать о ребёнке? Или сделать, как велела его мать: “отпустить её мальчика и не портить ни ему, ни себе жизнь”.

Никита поднимает руку и касается пальцами моего лица, отбрасывая растрепавшиеся пряди волос. Вторая его рука, обжигая своим теплом, лежит на моей талии, удерживая меня от падения. Голая полоска кожи покрывается мурашками и мне стыдно оттого, что он тоже это чувствует.

Его зрачки расширяются.

– Я вернулся в город восемь месяцев назад, но эти два дня определенно нравятся мне больше всего, – растягивая губы в улыбке, говорит он. – Где ты пропадала всё это время, Кнопка? Я скучал…

– А я – нет, – сипло говорю в ответ, выворачиваясь из его рук.

Покачнувшись, хватаюсь за плечо Никиты, кажется, он стал ещё выше и больше. Футболисты должны же быть худыми и выносливыми? С горой мышц только на подкачанных ногах. Мои познания в футболе не обновлялись новой информацией уже пару лет. Раньше, когда мы только начали проводить время с Волковым вместе, я ходила на все его матчи. Кричала его фамилию, когда он забивал гол, и ловила его улыбки с поля, предназначенные только мне одной. Я была глупой, наивной, влюбленной девочкой.

Всё изменилось.

Только рука Никиты ложится мне на талию для поддержки, как я отскакиваю от него на полметра, несмотря на боль.

– Какого хрена… – Волков посылает мне хмурый взгляд из-под тёмных бровей.

Мне нет никакого дела до его возмущения! Я просто больше не хочу, чтобы он меня касался.

– Блин… – бормочу, наступая на ногу, двигаясь как раненая косуля. – Ай…

В лодыжке пульсирует, простреливая до самого копчика. Пытаюсь ещё раз встать ровнее. Морщусь от боли и обиды. Кажется, моя смена на сегодня закончена. Да и в ближайшие дни вряд ли удастся выйти на работу. Можно помахать отличным чаевым белым платочком и разрыдаться в него же.

Хочется снять неудобные босоножки и вышвырнуть их с балкона ВИП-зоны прямо на пустующий пока танцпол.

– Полин, сядь на диван, – говорит Никита и, забрав из моих рук меню, швыряет их на стол своим друзьям.

– Я буду мохито и креветки… – раздаётся из-за стола женский голос.

Непроизвольно поднимаю голову на звук и встречаюсь взглядом с ярко накрашенными глазами девушки, в которой узнаю сестру Нади. Она смотрит на меня с вызовом и какой-то злостью, словно я посягнула на последний кусок мяса в её тарелке. Она ревнует Ника ко мне?

– Мне надо работать. Сидеть с клиентами за одним столом запрещено, – произношу твёрдо, цепляясь за перила балкона и приподнимая ногу.

Выглядит она обычно, не красная и не синяя. Это уже хорошо. Если переоденусь в джинсы и сменю обувь на более удобную, смогу добраться до машины. В бардачке лежат обезболивающие таблетки, без которых мне трудно выжить в определённые дни месяца.

– Да плевать, что можно, а что нельзя, – взрывается Ник и делает шаг ко мне. – У тебя может быть вывих или растяжение.

– Это можно пережить! – шиплю я, пытаясь отойти от него подальше.

Волков перегородил мне все пути к отступлению, заслонив собой единственный проход к лестнице, ведущей вниз.

Боже… спуститься по ней будет тот ещё квест.

– Да что с тобой такое, Полина? Просто сядь на чёртов диван! – рычит Никита и, схватив меня за плечо, усаживает на свободное место.

Вскрикиваю и вытягиваю вперед ногу.

Никита присаживается на корточки рядом и, аккуратно подхватив мою лодыжку, ловко расстегивает тонкий ремешок босоножки.

– Мммм, – мычу от облегчения, когда нога получает свободу от обуви, которой можно пытать людей.

– Это самый эротический стон в моей жизни, – раздаётся рядом с моим ухом хриплый голос Миши, о котором я уже успела забыть.

Вообще успела забыть о том, что на нас с Никитой смотрит человек десять посторонних мне людей. Его друзей. Лучше бы смотрели в меню!

– Даже не мечтай, – бормочу в ответ и вздрагиваю, покрываясь мурашками с головы до пяток.

Потому что горячие пальцы Волкова касаются моей кожи. Нежно, почти невесомо пальпируя болезненный участок. Он ставит мою стопу себе на коленку, продолжая ощупывать голень. Не знаю, почему сейчас разрешаю ему себя трогать. Ведь это отличный шанс съездить ему ногой по челюсти. За все прошлые обиды и одиночество. За то, что просто исчез! Ни сообщения, ни звонка!

Мамаша его, конечно, упрятала куда подальше, стараясь, чтобы жизнь её сына и его будущее были такими, какими они запланировали, без всяких возможных “но” в виде внезапного ребенка. Но разве я не заслуживала от него хотя бы объяснений? В вечной любви он мне не клялся, но какие-то отношения у нас были. Я что, не заслуживала простого сообщения: “Полина, мы расстаëмся”?

Грудь сжимает давняя обида.

Про дочь он не узнает. Уж точно не от меня. Она только моя.

– Тебе нужно в травмпункт, – говорит Никита, поднимая голову, выглядит встревоженным.

Мы встречаемся глазами, и я первая отвожу свои, облизывая губы.

Забираю у него свою ногу и снимаю босоножку со второй.

– Где ты был столько времени со своей заботой? – слова вылетают быстрее, чем я успеваю сообразить, что говорю это вслух.

Надеюсь, я сказала это достаточно тихо и меня никто не услышал.

Хочу хлопнуть себя по лбу, но вместо этого встаю с дивана, перенося вес на здоровую ногу. Бетонный пол кусает холодом стопу, и я инстинктивно поджимаю пальчики.

Никита продолжает сидеть у моих ног, протягивая мне мою обувь.

– Могу спросить у тебя то же самое, – говорит парень и поднимает голову, смотря на меня снизу.

Сглатываю.

– Ну что там? У нас примут заказ или как? – возмущается девчачий голос из-за спины Ника. – Отвратительное обслуживание! Столько возни из-за какой-то официантки. Пусть нам пришлют другую.

– Эй, Мила, полегче, – говорит Мишаня, – мы никуда не торопимся.

Минутное наваждение пропало. Всё опять встало на свои места. Никита поднимается на ноги, продолжая смотреть прямо на меня.

– К ноге надо приложить лёд, – произносит он. – Пойдём провожу тебя вниз.

Он преграждает мне путь к их столику, за которым все без исключения за нами наблюдают. Встречаюсь глазами с Мишей, тот в ответ ухмыляется и тоже встает с дивана.

– Ничего страшного… Вы определились, что будете пить? – говорю, прочистив горло.

Я приму этот чёртов заказ. Отдам его на бар и на кухню. Поговорю с Анной и поеду домой, закинувшись обезболивающим.

– Да!

– Нет, – резко говорит Никита и трогает меня чуть выше локтя. – Пойдём вниз. Пусть пришлют кого-то ещё.

– Это моя работа. Принять заказ я уж точно в состоянии. Я делала это сотни раз! – шиплю в ответ, пытаясь отобрать назад свою руку, но это оказывается не так просто.

– И сделаешь ещё, но не сейчас, – сквозь зубы цедит Ник. – Тебе в травмпункт надо и приложить лёд. Хочешь потом неделю с лангеткой ходить?

– Ты вообще откуда такой заботливый взялся? – взвиваюсь. – Тебе какое до меня дело?

– И правда, – грустно усмехается Никита.

– Так, ребята. Брейк, – примирительно произносит Миша, влезая между нами.

Никите приходится отпустить мой локоть, а мне, закусив губу, приклеиться обратно к спинке дивана, вцепившись в неё рукой.

– Если не хочешь, чтобы Волков тебе помогал, давай я, – вызывается этот предводитель семи гномов, поигрывая бровями. Начинаю подозревать, что у него какой-то нервный тик. – Одна ты всё равно по лестнице не спустишься.

– Блин, Чернов, не лезь, – тихо говорит Волков, прикрывая глаза. – Мы сами разберёмся…

Откуда вдруг взялись эти “мы”?

– Никита, иди уже ко мне. Хватит там возиться с этой… – язвительно произносит Мила.

Стрельнув на неё глазами, быстро принимаю решение. Убраться отсюда. С любой помощью.

– Спасибо… – говорю, цепляясь пальцами за предложенный бицепс Миши и смотря на Никиту с вызовом.

Волков лишь поджимает губы и качает головой, всем видом показывая, что мой выбор он не одобряет. Плюхается на диван и отворачивается к своей девушке, или кем она там ему приходится.

А я чувствую что-то отдаленно напоминающее удовлетворение, но с очередным привкусом разочарования. Словно я ошиблась, и нужно было поступить совсем иначе, приняв помощь Никиты.

5.Глава

“Восемь месяцев назад… Скучал…”

Фраза пульсирует в моём мозгу, не уступая ноющей боли в ноге, которую, как и предвещал Волков, затянули в лангетку.

Где ты был, Ник? Где?

Так сильно скучал, что не потрудился даже найти? Нас… с Алиской.

С горечью понимаю, что он, скорее всего, ничего о ней не знает. Не знает, что у меня есть ребенок от него. Возможно, он никогда не получал от меня тех сообщений и не видел пропущенных звонков. Живёт в неведении, что где-то недалеко бегает часть его самого. Учится ходить, говорить, познаëт мир. Не знаю как для мужчин, а для меня это была бы большая потеря, узнать, что я столько пропустила в жизни собственного ребенка.

Рассказать ему? А поверит ли? Если только заикнëтся о проверке на отцовство, больше никогда не подпущу его к дочери.

Мысли обиженной женщины? Возможно.

У меня уже нет сил спорить с собственной гордостью. Каждая встреча с Никитой – это как обжечься утюгом. Несколько секунд резкой боли, а потом мучительно печёт и напоминает об ожоге ещё очень долго.

Закусив губу и прижавшись к холодному стеклу окна в такси, решаю, как поступить.

Его мамаша хорошо постаралась, спрятав сына на другой конец земного шара, подальше от нас. Думала, деньги заставят меня молчать и сделать аборт. Только я выбросила пухлый конверт, который получила от четы Волковых, в ближайшую же урну около их дома. На аборт пошла из-за трусости и растерянности перед будущим. Когда тебе восемнадцать, и внутри начинает расти новая жизнь, это очень меняет все планы на жизнь. Не знаю, есть ли те, кто не испугался в такой момент. Я не одна из них. Я испугалась.

Вовремя одумалась и со стыдом вспоминаю минуты слабости, но да, они у меня были.

Прикрываю глаза от усталости, потому что эта ночь выдалась длинной. Сначала работа, мажор, потом травмпункт. Теперь мне хочется только упасть на кровать и забыться сном. Желательно без сновидений.

Утром следующего дня я просыпаюсь оттого, что маленькие ручки дочери пытаются снять с меня скальп. Она запускает пальчики в мои волосы и с силой тянет на себя. Сонно пытаюсь отползти от неё подальше, но эта проказница не настроена так легко отдавать свою новую игрушку.

– Алиска, что творишь? – ворчу, забирая у неё свои нерасчесанные пряди волос.

Видимо, уже и не расчесать, так запутала их дочь. Вчера, когда я вернулась, она уже давно сладко спала и не проснулась, пока я, совсем не тихо со своей больной ногой, пробиралась в нашу небольшую комнату.

– Бу! – хихикает она, ложась мне прямо на лицо.

Обнимаю маленькое теплое тельце, пахнущее ванильными булочками, и дую ей на шейку, вызывая приступ детского неконтролируемого хохота.

– Ах ты, проказница! – Принимаюсь легонько щекотать её бока, пока она не начинает повизгивать и хрюкать от смеха.

Сажусь на кровати и, положив дочь между своих широко разведëнных ног, смотрю, как она катается колбаской из стороны в сторону, продолжая посмеиваться и поддразнивать меня пальчиками ног.

– Бабушка твоя где? Пойдём поищем?

Пойдём – это, конечно, громко сказано. Пытаюсь сползти с кровати, закусив губу. Мне срочно нужно обезболивающее, даже больше, чем утренняя доза кофе. Вчера я вернулась домой около полуночи, а сейчас только шесть. Алиска никогда не отличалась долгим сном по утрам. Зато она быстро засыпает по вечерам и долго спит днём после прогулки. Везде есть свои плюсы.

Наша с дочерью комната находится на первом этаже, бабушка с дедушкой переехали наверх. Когда я перебралась жить к ним, второй этаж использовался больше, как склад и был мало пригоден для жилья. Нельзя сказать, что у нас какой-то особняк на двести пятьдесят квадратов. Обычный дом. Есть газ и центральное отопление несмотря на то, что живем мы в поселке, отдаленно напоминающем деревню. Близость к городу в этом вопросе решает многое. А ещё летом можно сразу после пробуждения выйти с чашкой кофе во двор. Босиком и в пижаме. Алису я обычно сажаю в песочницу рядом с молоденькой березой, она у меня просто фанат песка. Особенно любит пробовать его на вкус, но каждый раз он её не устраивает.

Прохожусь мягкой расческой по волосам дочери и, таща за собой ноющую ногу, иду к двери.

– Батюшки! – восклицает бабушка, завидев нашу парочку. – Где тебя так угораздило?

– На работе, – отвечаю хмуро.

Алиска бежит к ней, переставляя пухлые ножки, и что-то лопочет.

– Ам! Ам! – говорит дочь, показывая на свой стульчик.

Бабуля подхватывает её на руки и сажает на него, предварительно поставив перед ней тарелку с кашей. Алиса у нас дама самостоятельная, ест исключительно сама, даже если в рот при этом ничего не попадает.

– Кофе не осталось? – спрашиваю.

Тоже сажусь и вытягиваю вперед больную ногу. Мне дали больничный на неделю. Администратор была не очень довольна, когда я озвучивала ей это по телефону. Людей и так не хватает. Сама я тоже недовольна. Потому что, выпав на неделю из привычного графика, мне будет тяжелее возвращаться в рабочее русло. А ещё учеба. Не знаю, как я буду ездить на пары. Всё пошло наперекосяк. Мне хочется добавить, что из-за Волкова. Но головой-то я понимаю, что, по крайней мере, здесь он совсем ни при чём.

Вчера еле отделалась от его друга. Он топтался со мной на улице до приезда такси. Попросил номер телефона и травил странные шуточки. Номер он не получил.

– Ба, машину надо забрать. Я оставила её около клуба. Или пусть там стоит?

– Если нужно, деда отправим. Ему как раз в город завтра нужно, – отвечает бабушка, протягивая мне чашку с кофе. – Ты в больнице была?

– Конечно.

– Что сказали?

– До свадьбы заживет. Ба, не переживай, – улыбаюсь ей.

– Кто бы сомневался. Надеюсь, я до твоей свадьбы тоже доживу, – ворчит моя самая любимая старушка.

С улицы раздается звук подъезжающей машины, и мы одновременно оборачиваемся к окну. Забор у нас не глухой, а просто сеткой, во дворе кое-где посажены кустарники, поэтому сразу видно, что автомобиль остановился около нашей калитки.

– Кого это принесло в такую рань? – говорит бабушка и, бросив полотенце на стол, спешит к выходу.

Мне почему-то становится страшно. Мы никого чужого не ждём. Гости у нас бывают крайне редко, и в основном это бабушкины подруги, живущие на соседних участках.

– Пойдём умоемся, – говорю дочери, подхватывая её на руки.

И прежде, чем успеваю скрыться с ней в ванной, слышу из прихожей голоса на повышенных тонах.

***

– Ты чего пожаловала-то, Галь? – разбираю сквозь шум льющейся воды недовольный бабушкин голос.

Сердце замирает, удивлëнно поворачиваю голову к неплотно прикрытой двери ванной. Алиска выкручивается из моих рук, уворачиваясь от воды. Перехватываю её удобнее и ставлю ногу на подставку около раковины, на которой я обычно сижу во время вечерних купаний дочери.

– Не вертись, – прошу тихо и прислушиваюсь к разговору за дверью.

– Мне нужно специальное приглашение, чтобы навестить родных мать и дочь? – говорит моя мать.

Я представляю, как при этом она выгнула свои идеальные после татуажа брови. Моя мама вообще очень красивая и ухоженная женщина. После того, как они с отцом развелись, он переехал в Питер и занялся бизнесом, о котором всегда мечтал. А мама занялась собой, забыв при этом о дочери. Мне тогда было тринадцать лет, вроде и взрослая уже – понимала, почему родители развелись, но долго не могла к этому привыкнуть. Я как-то вдруг стала никому не нужной: была у нас семья, ячейка общества, где я чувствовала себя комфортно, а потом вдруг у мамы появились другие интересы. Она почувствовала свободу после долгого брака и забыла о том, что мне тоже нужно было внимание в то время.

Папа был далеко и его звонки через пару лет сошли на нет. В основном мы созваниваемся пару раз в год, по большим праздникам. Алименты он исправно платил до моих восемнадцати, а сейчас присылает иногда деньги на Алису. В общем, вроде не бросил, но в нашей жизни не участвует.

Мы с Алисой сами по себе. Иногда я думаю о том, что родила дочь для себя. Чтобы просто не чувствовать себя одинокой в этом мире. Потому что с её появлением об одиночестве пришлось забыть.

– Нужно, – говорит бабуля, но, судя по звукам, они уже на кухне.

– Полинка где? Я больше к ней приехала, давно дочь не видела. Соскучилась. Вижу, вы тут хорошо устроились… Мамка, чаю нальëшь?

Алиска начинает хныкать, потому что я увлеклась и намочила её пижаму каплями воды. Она не переносит, когда на ней что-то мокрое. Нужно снять и немедленно заменить. Из ванной выходить мне не хочется. Трусливо оттягиваю момент встречи с родной матерью. Внучку она видела всего пару раз, визитами нас особо не балует, как и своим вниманием. Её позиция насчёт ребенка в восемнадцать была мне предельно ясна.

– Не жалуемся. Налью, – скупо отвечает бабушка. – Поля, мать приехала.

Пристраиваю дочь на стиральную машинку и расстëгиваю на плечиках тугие пуговицы.

– Минутку…

Минутка растягивается на десять, но тянуть больше не получается, и, подхватив дочь, прижимая её к себе спиной, выхожу из ванной.

– Привет, – говорю матери и присаживаюсь напротив неё за стол.

Не смотря на ранее утро, она одета так, словно собралась на показ мод, не меньше. На ней светлый брючный костюм, коралловый платок, повязанный вокруг шеи, и такого же цвета помада на губах. Её новый муж занимает не последнее место в нашей области, и она пытается ему соответствовать, словно жена президента.

– Волосы хоть расчесала бы, – вместо приветствия говорит она.

– Я только недавно проснулась, – отвечаю и вытягиваю вперёд ногу, которая опять начинает болезненно ныть. – Бабуль, дашь мне обезболивающего, в сумке у меня, в косметичке.

– Конечно, милая, – отзывается бабушка.

– Оставь нас, мам, на пару минут и девочку забери. Мне надо поговорить с дочерью наедине, – вдруг говорит мама.

Бабушка ставит перед ней чашку с чаем и, забрав с моих рук Алиску, выходит с кухни, плотно прикрыв дверь.

Смотрю на маму выжидающе. Стараюсь сохранять спокойствие и не показывать своего волнения. А я волнуюсь. Потому что в её поведении скользит что-то странное. Она поджимает губы и отводит глаза, когда пытаюсь поймать её взгляд. На Алиску же она вообще ни разу не посмотрела. Неужели даже не интересно, как она изменилась за то время, что они не виделись?

– Григорий будет участвовать в выборах. Его выдвинули от новой партии, – гордо говорит мама, проводя пальчиком по ободку чашки.

– Здорово. Может, он сделает дороги в области? – усмехаюсь.

– И дороги, и пенсии поднимет, – важно кивает мама.

– А я тут причём? – задаю вопрос, который мучает меня последние несколько минут.

Вряд ли я могу чем-то помочь маминому мужу в предвыборной кампании. Разве что листовки с его портретом расклеить в нашей деревне, но, думается мне, для этого у него есть специально обученные люди. А я со своей ногой не особо ходок сейчас.

– Алексей Волков – главный конкурент Григория… – начинает заходить издалека мама.

Пазл в моей голове складывается мгновенно, хотя она ещё толком ничего не озвучила. Вскакиваю на ноги, позабыв о боли, и, вцепившись в стол пальцами до побелевших костяшек, резко говорю:

– Даже не думай.

– Ты только послушай, Полина. Это же сенсация! Эта новость утопит предвыборную карьеру Волкова! Внучка, которую они упрятали в деревню! Отказались! Заплатили денег, чтобы ты сделала аборт! Да с этой семьи можно и нужно стрясти компенсацию.

В неверии качаю головой:

– Она и твоя внучка тоже! Мам, ты что, пересмотрела сериалов на канале «Россия»?

Мама продолжает, словно репетировала речь и готовилась к выступлению не один день. Ничего не может сбить её с заученного текста и цели.

– Мы проведём расследование, наймëм репортёров. Ты дашь интервью местной газете и на телевидении. Если нужно, сделаем ДНК-тест! Без этого, конечно, не обойтись. Но тут и так сходство с его сыном налицо, только дурак этого не заметит.

Задыхаюсь от возмущения. Открываю и закрываю рот, и просто не могу поверить в то, что она мне предлагает.

– Ты хочешь нас выставить как каких-то цирковых зверей на всеобщее обозрение и обсуждение? Тебе самой не противно от того, что ты предлагаешь?

– Посмотри, где ты живешь! Кем работаешь! Это пойдёт вам только на благо. Просто подумай. Его сын как раз в городе! Можно и нужно призвать к ответу и молодого папашу! – эмоционально говорит мама, потирая руки.

– Нет. Просто… уходи. – Пытаюсь отойти от стола, волоча за собой ногу.

– Я оставлю визитку, там номер адвоката, с которым работает Григорий. Мы ему обрисовали ситуацию, он готов в любой момент найти нужных людей, которые поспособствуют огласке.

– МАМА! – кричу я, потому что по-другому эта женщина меня не слышит. – Я сказала – нет! Алиса только моя дочь! У неё от Волковых нет ничего! Я не буду с них ничего требовать! Меня всё устраивает!

– Ну и дура ты! Как была идиоткой, так и осталась! – зло бросает мама и, подхватив свою сумку, стуча каблуками по полу, направляется к двери. – Деньги тебе нужно было брать ещё тогда. Сейчас бы не работала как какая-то стриптизëрша в дешëвом клубе. Я предлагаю тебе возможность утереть этой семейке нос. Рано или поздно правда всё равно выльется наружу.

– Уходи!

На крики прибегает бабушка с плачущей Алиской на руках. Дочь остро чувствует все мои эмоции и перемены настроения. Сейчас я просто в ужасе. Меня только что окунули в такое дерьмо, в такие помои, что я не знаю, как спокойно жить дальше. Теперь каждый день буду оборачиваться и бояться, что около дома появятся люди с камерами. А может, они уже были, просто я не замечала?

– Галя, что происходит? Почему вы кричите? – спрашивает бабуля, передавая мне плачущую дочь.

Беру её на руки и прижимаю к своему плечу головку.

– Ничего не происходит, мама. Просто разговор двух людей, которые пока не пришли к пониманию. Но я надеюсь, Полина, на твое благоразумие.

Голова начинает болеть почти сразу, как за матерью закрывается дверь. Бабушка суетится, бегая по кухне, предлагая мне запить таблетку обезболивающего водой и наливая в бутылку компот для Алиски. Хочет забрать у меня её, но я только сильнее обнимаю дочь, боясь, что в любой момент кто-то может явиться и потребовать на неё права. Что маловероятно, но такой страх вдруг селится в моей душе рядом с кучей других. Она только моя.

6.Глава

– Как новенькая! Я же говорил – до свадьбы заживëт, – усмехается молодой травматолог, рассматривая мои снимки. – Можете опять взбираться на высоченные ходули, только постарайтесь с них больше не падать и к нам не попадать. Печать на выписку можно поставить на втором этаже. Там же есть аптека, я рекомендую каждому иметь в своей аптечке вот эту мазь. Пригодится.

В субботу в городском травмпункте не протолкнуться. Я просидела в очереди на рентген сорок минут, в совершенно непривлекательной компании, состоящей из бомжей с пробитыми головами и гостей из ближнего зарубежья с переломами конечностей. Успела пожалеть, что отпустила дедушку. Он предлагал зайти со мной внутрь больницы. Они с бабулей и без того для нас с Алисой много делают, потому я решила сегодня пройти везде одной. Да и что может случиться?

– Спасибо большое, – говорю, забирая свою карту и стикер с назначениями.

Прошло полторы недели с момента моего вывиха с растяжением. Этот же молодой травматолог принимал меня прошлый раз. Услышав историю о том, как я получила травму, он непрофессионально рассмеялся. И сказал, что случай весьма распространённый. Недаром я ненавижу каблуки. Красиво постоять или посидеть в них ещё можно, но ходить постоянно – на это нужен особый талант. На работе уже предупредила администратора о том, что в ближайшую свою смену я проигнорирую этот элемент рабочего дресс-кода.

– Могу ещё выписать направление на ЛФК. Будете ходить? – несётся мне в спину.

Хватаюсь за дверную ручку и оборачиваюсь.

– Слишком далеко до вас ездить. Спасибо, – благодарю врача ещё раз и, кивнув, выскальзываю в душный больничный коридор.

– Наконец-то, – ворчит женщина из очереди, которая занимала за мной. – Что там можно так долго делать?

Как будто в государственных клиниках когда-то всё делали быстро. В нашей – точно нет. Здесь недалеко отстроили огромный новый больничный корпус, куда можно попасть только по большому блату, которого у простых смертных просто нет. Он соединён с основной больницей большой “стеклянной кишкой”, то есть переходом. Я слышала, как персонал между собой его так называет.

Построен корпус, кстати, на деньги старшего Волкова. Может быть, поэтому его портрет висит почти в каждом кабинете вместе с портретом нашего президента?

Хмурюсь, замедляя шаг, пропуская вперёд группу людей в белых халатах.

После встречи с Никитой фамилия Волков преследует меня постоянно. Два года я жила спокойно, а теперь дëргаюсь даже от собственных мыслей при упоминании о бывшем или его семье.

На лестничном пролёте торможу, около перехода образовалась пробка из людей. Из лифта выкатывают инвалидную коляску, и мы все пропускаем её. Воспользовавшись этой заминкой, убираю в рюкзак свою карточку вместе со снимком и, сжав в кулаке стикер с названием мази, поднимаю голову.

В гуле голосов слух улавливает знакомый тембр, на каких-то неведомых инстинктах оборачиваюсь в поиске его источника. Около женщины в инвалидной коляске стоит Никита и разговаривает с пожилым мужчиной-врачом. Он поднимает руку и треплет собственные волосы, а вторую опускает на плечо женщины.

– Девушка, отойдите пожалуйста, – раздается над ухом, и я, вздрогнув, поспешно освобождаю дорогу стайке медсестёр.

Жмусь к стене и опять смотрю в сторону Волковых. У меня нет никаких сомнений, что в коляске рядом с Никитой сидит женщина, по вине которой Алиса носит мою фамилию и отчество от имени моего деда. Она мало похожа на себя прежнюю. Худая и осунувшаяся, с бледным цветом лица, который особенно выделяется на фоне смуглой кожи Никиты. Её он унаследовал от своего отца. Женщина мечется взглядом по коридору, и мы встречаемся с ней глазами. Точно такими же, как у моей дочери. Карими. Самый теплый и уютный цвет глаз. Мне всегда казалось, им обладают лишь добрые, честные люди.

Мои ладони холодеют, а сердце в груди разгоняется с новой силой. Теперь никуда не ступить в этом городе без Волковых? Везде они.

Сглатываю.

Она всё смотрит. Не отрываясь. В её глазах появляется лихорадочный блеск, и она облизывает сухие губы. Трогает Никиту за руку и что-то говорит.

Мне бы убраться отсюда как можно скорее, но вместо этого я просто стою и смотрю на разворачивающуюся передо мной сцену разговора матери и сына. Стою и чего-то жду. Видимо, того момента, когда Никита вдруг поднимает голову и, пробегая глазами по толпе, находит меня.

***

Наконец выхожу из ступора и начинаю двигаться, одновременно в движение приходит и Никита.

Мне это совершенно не нравится. Не нужно быть гением, чтобы рассчитать точку нашего пересечения. Он целенаправленно идёт в мою сторону, и если я сейчас развернусь на сто восемьдесят градусов, то, возможно, мне удастся избежать встречи. При этом в его глазах я буду выглядеть идиоткой, которая всегда убегает.

– Полина! – окликает меня Никита, когда я всё-таки трусливо ускоряю шаг.

После внезапного появления моей матери у нас дома и её мерзкого предложения, я много думала о Волкове и его семье. Нет, портить им жизнь в мои планы не входило. Публично давать интервью и обливать грязью его мать и отца – тоже. Моя обида на них всё ещё не забыта и как нарыв зреет в душе, подпитываемая неприятными воспоминаниями. Колкими словами и грязными обвинениями, которые были услышаны мной два года назад на пороге их дома. Но первый раз за последнее я время задумалась о том, чтобы рассказать Никите об Алиске.

Он ничего не знает о ней. Родители скрыли факт рождения его дочери, а я трусливо отступила и не стала ни с кем бороться. Его ждала Америка и прекрасная жизнь, полная возможностей, и кто я такая, чтобы вставать на его пути? Первая школьная влюблённость? Ему было восемнадцать, как и мне. Что он знал о детях?

– Привет, – выдыхаю, останавливаясь.

Никита улыбается. Рад, что я не сделала попытки сбежать? Или чисто из вежливости? В Америке все друг другу улыбаются – я по телевизору видела, он перенял эту привычку оттуда?

– Тебя выписали? – спрашивает он.

– Да, – кошусь в сторону и натыкаюсь на его мать.

Она осталась сидеть в кресле-каталке, вцепившись тонкими пальцами в колёса. Следит за нами не мигая, рядом с ней стоит женщина в белом халате, поправляет плед на её ногах. Это кто? Сиделка?

Мне становится неуютно под её тяжёлым взглядом, и я опять возвращаюсь глазами к её сыну.

– Не видел тебя в универе. Ты не ходила на пары. Как нога? – участливо спрашивает парень.

Почему он общается со мной так, словно, между нами, не лежит пропасть в два долгих года?

Что же тебе наплели тогда про нас? Почему ты исчез? Не звонил, не писал. Не получил ни одного сообщения?

На эти вопросы у меня ответов нет, и вряд ли я решусь когда-нибудь произнести их вслух.

– Была на больничном, – говорю и демонстративно делаю несколько шагов, стараясь его обойти. – Снова могу ходить.

Внезапно передо мной появляется рука Никиты. Он кладёт её на стену и преграждает мне путь. Закусив губу, поднимаю на него глаза. Его тёмные волосы сегодня в жутком беспорядке, словно он постоянно трогает их руками. Скулы на его лице выделяются сильнее, чем обычно, и мне неожиданно приходит мысль о том, что с нашей последней встречи он похудел.

Это связано с его матерью? Опять стреляю глазами в сторону женщины. У меня начинают сдавать нервы от того, как пристально она на меня смотрит. Ждёт, что я прямо сейчас вывалю правду на её сына? Боится этого? Или желает?

– Чего тебе от меня надо? – спрашиваю тихо.

– Ты постоянно от меня бегаешь, – так же тихо говорит он, чуть наклоняя голову вбок. – В чём причина?

– Нет никакой причины. Тебе показалось, – отвечаю поспешно, даже слишком поспешно. – Не весь мир крутится вокруг тебя.

– Значит причина есть… – усмехается Волков и проводит большим пальцем по своей губе. – Интересно…

Как приклеенная слежу за этим его движением. У него довольно чувственные полные губы, которые обычно бывают у смазливых девчонок. Но раньше каждая моя одноклассница мечтала к ним присосаться. Думаю, с возрастом количество желающих сделать это только возросло.

Пожимаю плечами, прогоняя дурацкие воспоминания о наших поцелуях. Что-что, а целоваться Волков умел…

– Раньше ты была более разговорчивой, Романова.

– Раньше всё было иначе, Волков, – произношу в тон ему. – Мы были детьми.

– Занимались мы совсем не детскими вещами, Полина, – хрипло говорит Ник.

Волоски на всём теле встают дыбом от его интонации и голоса. Мне кажется, он сам в шоке от того, как интимно это прозвучало, потому что вдруг хмурится и выпрямляется.

– Мне казалось, ты немного занят, – киваю ему за спину и показываю на больничную стену. – Не время и не место для таких разговоров.

– Да, ты права.

– Прошлое лучше оставить в прошлом и отпустить, – серьёзно произношу и опять делаю попытку его обойти.

– С этим я не согласен…

– Мне правда пора, Никита, – говорю устало.

До дома придётся ехать на автобусе.

Я хотела отпустить сегодня бабушку к её подруге, да и просто дать ей время отдохнуть от общества Алисы, ну и от моего тоже. Иногда с нами обеими бывает трудно. Ничего этого я, конечно, Никите объяснять не собираюсь. В его компании мои нервы натянуты как канаты. В голове постоянно пульсирует мысль о том, что он отец моей дочери и ничего не знает о ней. Только я ещё не до конца решилась признаться ему в том, что у нас есть ребёнок.

Никита вдруг оборачивается на свою мать и улыбается ей, точно так же, как и мне несколькими минутами ранее. Тепло и ласково. Женщина поднимает руку и приветливо машет в ответ.

Мне опять становится дурно от её присутствия рядом.

– Мама тебя узнала, – говорит Никита, возвращаясь взглядом ко мне.

7.Глава

Паркую машину на университетской стоянке, поглядывая в зеркала бокового вида. С параллельной парковкой у меня до сих пор некоторые проблемы, а сейчас я вдобавок ко всему нервничаю. Встала не идеально, но сойдет. Рядом раскорячился чей-то «рендж ровер». Моя старенькая ласточка выглядит рядом с ним просто убого.

Барабаню пальцами по рулю, подхватываю с соседнего сиденья свой рюкзак и, несколько раз глубоко вздохнув, выбираюсь наружу. На крыльце университета меня ждёт Катя, кутаясь в длинный бежевый кардиган. По утрам и вечерам на улице становится ощутимо прохладнее, зато днём всё ещё можно ходить в футболках.

– Спасибо за конспекты, – говорю старосте и протягиваю стаканчик с ароматным капучино.

– Вау! Спасибо! – С благодарностью принимает его и греет покрасневшие пальцы о тёплый стакан.

– Давно ждёшь? – Спрашивая, толкаю дверь центрального корпуса внутрь.

Сегодня у нас четыре пары и будут проходить первые семинары, а это значит – мы застряли в универе почти до вечера. Хорошо, что сегодня на работу ехать не нужно. По понедельникам в клубе выходной. Хотя я бы уже немного поработала, потому что мои денежные запасы тают на глазах.

– Я сегодня вышла пораньше, – говорит Катя.

Судя по её красным от холода пальцам, она вышла даже слишком рано. Хмурюсь и хочу спросить у неё, почему не дождалась меня около гардероба, а стояла и мерзла на улице, как вижу знакомую фигуру Мишани.

– Блин!

Где Миша, там недалеко и Волков. Они как сладкая парочка «Твикс»: ходят исключительно правый с левым. Пока я была на больничном, Катя скидывала мне сканы своих конспектов, а Надя – ссылки на университетские сплетни, где персона Волкова мелькает постоянно.

Мы создали общий чат в социальных сетях и мессенджерах, чтобы всегда быть на связи. Подруг, кроме Виты, у меня нет, а эти девчонки неожиданно оказались интересными и приятными в общении. Правда, они пока не знают, что я мать-одиночка. Некоторых девушек моего возраста пугает наличие детей. Чего уж говорить о парнях?

– Ты чего? – удивляется Катя, когда я останавливаюсь рядом с колонной.

– Знакомого увидела. Надю будем ждать? – спрашиваю, стягивая с плеч тонкую кожаную куртку.

– Да, она пишет, что уже подъезжает, – заглядывая в свой мобильник, отвечает Катя.

Киваю ей и иду в гардероб сдавать верхнюю одежду. Забрав номерок, поворачиваюсь к главным дверям как раз в тот момент, когда в них заходит Никита. Предварительно пропустив перед собой Надю и её сестру Милу. Две девушки расходятся в разные стороны, не сказав друг другу ни слова. На лице Нади написано колоссальное облегчение, и, завидев Катю, она приветливо улыбается.

Пячусь назад, стараясь слиться с толпой, пока Волков меня не заметил. В субботу в больнице мы не договорили. Я позорно сбежала, воспользовавшись моментом, когда его окликнул мужчина в белом халате, видимо, врач его матери или кто-то в этом роде. Поспешно попрощавшись, я сбежала вниз по лестнице, чуть не забыв, что вообще собиралась сделать. Сердце в груди билось как бешеное. Пришлось приложить к нему руку в попытке усмирить. Быстро поставив печать на больничный лист, я почти бегом, насколько позволяла моя только что зажившая нога, добралась до остановки и поехала домой. Волков пару раз меня окликнул, но преследовать не стал, и на том спасибо. Зато вечером же того же дня постучался почти во все мои социальные сети.

Я так и не смогла добавить его в друзья или отклонить заявку. Какие мы друзья после того, что между нами было? Начинать общаться заново, будто ничего не было, тоже сложно и неправильно. По крайней мере, у меня есть Алиса, о которой Волков ничего не знает. И я не знаю, как ему преподнести тот факт, что у него есть ребенок. И нужна ли ему эта информация?

Если бы его мать хотела, она ведь давно могла с ним ей поделиться, но, видимо, не посчитала нужным.

Я не удивилась, что она меня узнала. Жанна Анатольевна Волкова была председателем родительского комитета всё время, пока мы учились в школе. Нам не раз приходилось пересекаться за эти одиннадцать лет. Она знала мою мать и знала меня. Потом мы встретились последний раз. Она знала, что я родила от её сына, и ни разу за всё это время не появилась на пороге моего дома. Я была бы ей не рада, но сам факт.

Тряхнув волосами, прогоняю ненужные мысли.

Сейчас у меня и Алиски всё нормально. Нам комфортно вдвоём. Я бы хотела, чтобы так и продолжалось. Поэтому от семьи Волкова и от него самого нужно держаться подальше.

– Эй! – Разворачиваюсь на пятках, гневно смотря на парня перед собой. – Отдай! Немедленно!

Никита, одетый в красно-чëрную клетчатую рубашку, серую футболку и чёрные джинсы, улыбается, обнажая белый ряд зубов. На его щеках появляются две ямочки, а около глаз собираются лучики морщинок. Ему всего двадцать, но у него эти лучики уже давно, ещё со школы. Пытаюсь отобрать у него свой телефон, который он бесцеремонно вынул из заднего кармана моих джинсов.

Как я не заметила его приближение? Так была поглощена мыслями о нём же?

– И тебе доброе утро, Романова. Я тут узнал, что мы, оказывается, учимся в разных группах, – говорит Волков и берёт меня за руку, которую я пытаюсь тут же вырвать из его захвата. – И ты первокурсница… это интересно. Не хочешь мне ничего рассказать?

– Не имею ни малейшего желания. Убери руки! – рычу ему в лицо.

Никита быстро проходится языком по своей нижней губе и толкает меня за колонну, скрывая от любопытных глаз студентов, заполонивших центральный холл. Где-то там стоят Катя и Надя. Миша и Мила. И я чувствую, что против своей воли наша парочка притягивает к себе всё внимание.

Прекращаю брыкаться и смотрю с вызовом на Волкова. Он навалился на меня всем своим горячим тренированным телом, блокируя мои малейшие трепыхания, упираясь рукой в стену рядом с моей головой.

– А я думаю, рассказать придется, – тихо говорит Ник, чуть отстраняясь от меня, но при этом моя грудь всё равно касается его. – Почему ты от меня шарахаешься, Полин? Я разве тебя обидел?

Обидел?

Мне хочется рассмеяться, но вместо этого из моего рта выходит что-то, похожее на бульканье. Глаза Никиты сразу перемещаются на мои губы, и я забываю, как дышать. Ладонь Волкова всё ещё сжимает мою, посылая горячие импульсы по всему моему телу, словно разряды тока. Шевелю пальцами, пытаясь вырвать у него свою руку и привести свои подтëкшие на пару секунд мозги в порядок.

Как мантру повторяю про себя: “Мне нужно держаться от его семьи и от него как можно дальше.“

– Что это вы тут делаете? – раздается весёлый голос Мишани, опережая поток едких слов, которые годами копились в моей голове и предназначались для Волкова.

Никита лениво поворачивает голову к своему другу и наконец отступает от меня на шаг, продолжая держать мой телефон в руке.

– Скройся, Чернов, – раздражённо говорит он другу.

– Я бы с радостью, но меня Мила отправила за тобой. Боюсь, если я вернусь один, начнёт плеваться ядом, как она это умеет, а я такое не переживу, – пожимает плечами Миша и широко улыбается мне. – Привет, Белоснежка. Какие планы на вечер?

– Никаких, – бормочу, протягивая руку ладонью вверх. – Отдай мой мобильный.

Смотрю на Волкова, который, плотно сжав губы, крутит между пальцами мой телефон. Он смотрит на меня в ответ. Я пытаюсь прожечь в нём дыру взглядом, а что пытается сделать он, понятия не имею. Смотрит и смотрит, не моргая!

– Запиши мой номер. Сейчас, – говорит Ник.

Диктует одиннадцать цифр, которые я ввожу в свой телефон, словно под гипнозом. В любой момент может написать бабушка и рассказать, как у них с Алиской дела, а мой телефон – словно магнит – постоянно притягивает к себе Волкова. Проще сделать, как он говорит. Всё равно, даже если он позвонит, я ни за что не возьму трубку. Мне звонить ему совсем незачем.

– А теперь сделай дозвон.

Зло смотрю на него. Выглядит расслабленным и совершенно невозмутимым. Словно не он зажал меня несколькими минутами ранее в холле, полном людей. Вторгся в моё личное пространство, которое я тщательно оберегаю от разных придурков!

Делаю, как просит, поглядывая на ожидающих меня Надю и Катю.

– И мой заодно запиши, – закидывая руку на плечо друга, говорит Мишаня. – И пометь: мой будущий парень.

– И не мечтай, – бросаю через плечо, двигаясь в сторону подруг.

Чувствую, как между лопаток печёт. У меня есть несколько вариантов того, кто смотрит на меня в этот момент, и ни один из них мне не нравится.