Алан. Скажи, что ты моя 2 бесплатное чтение

Алан. Скажи, что ты моя 2

Глава 1

Алан

Пятьдесят пять минут… Я уже давно вычислил оптимальное время… Пять минут на то, чтобы подойти от машины к стойке регистрации и взять заранее приготовленный ключ-карту. Еще пять – добраться на лифте до нужного этажа. Закладываю с запасом, потому что этих лифтов вечно приходится дожидаться, пока они не соберут всех постояльцев со всех этажей. Я всегда бронирую номер недалеко от лифта, чтобы быстро и легко было найти, не плутать по коридорам. Так что на то, чтобы зайти внутрь, максимум две-три минуты. Я даю ей обычно десять минут, чтобы привести себя в порядок и, если нужно, удалиться в ванную. Сам в это время наливаю себе что-нибудь выпить и расслабляю удавку на шее – так и не привык к этим галстукам, более напоминающим путы… Пять минут – прелюдия. Хотя нет, прелюдия – это громко сказано. Это время на то, чтобы она показала мне себя, чтобы я успел ее захотеть. Иногда она быстро раздевается, иногда пытается предпринять нелепые попытки возбудить меня зазывными танцами и движениями, иногда начинает неловкие беседы, которые я тут же пресекаю. Она здесь не для того, чтобы болтать. Двадцать минут – сам секс. Ровно столько мне хватает, чтобы утолить природный инстинкт. Без изысков, смакования… Быстро, по делу, так, как я хочу. На то, чтобы она быстро оделась, получила свои деньги и ретировалась из комнаты, – оставшиеся семь-восемь минут. На этом этапе она обычно демонстрирует скучную предсказуемость. Цепляется за них как за последний шанс. Пытается придумать нелепые поводы задержаться или просит дать ей время принять душ. Я галантно улыбаюсь и небрежно киваю в сторону комода у входа, где ее дожидаются честно отработанные деньги.

– Там не только гонорар, но и ключ от другого номера в этом же отеле. Иди прими душ там. Если хочешь, останься там на ночь, а с утра вкусно позавтракай. Номер оплачен. Спасибо тебе. Мне было хорошо.

Опытные и мудрые на этом моменте мило улыбаются в ответ и молча ретируются. Глупенькие и наивные в деланной обиде кривят губки, калькулируя в голове, как же все-таки было бы хорошо поймать такую крупную рыбу, как я. Именно калькулируют. У них там внутри аппарат, переводящий любые мысли в валюту. Я давно это понял.

– Вы даже имени моего не запомнили… – говорит она, ненароком проводя пальчиком по своему бедру, выпячивая зад, откидывая копну волос назад.

– Запомнил, – отвечаю я, закуривая не спеша и улыбаясь. Пока улыбаюсь, потому что восемь минут еще не прошли. Я еще готов терпеть ее назойливость.

– И как меня зовут?

– Тебя зовут Красавица. Ты очень хорошая и наверняка будешь счастлива, если одумаешься и начнешь заниматься чем-то дельным по жизни. Но это уже не моя проблема и не моя повестка. Прошу, оставь меня сейчас и уходи, пока я еще добрый и мягкий после секса…

На этом этапе ее глаза округляются в испуге, и она все-таки ретируется… А я, наконец, облегченно выдыхаю.

Она – это собирательный образ всех женщин на стороне, которые оказываются в моей постели. Эскортницы, шлюхи, простые потаскушки с вечеринок, готовые дать просто потому, что от тебя приятно пахнет и ты в хорошей физической форме. Я не помню их лиц, запаха, голоса… Для меня они все давно на одно лицо… Как и номера бесчисленных отелей, где я их регулярно трахаю отведенные из моего плотного рабочего графика пятьдесят пять минут.

Среди них, хоть и редко, но есть те, кто задерживается со мной чуть дольше. Не потому что я испытываю к ним мало-мальское чувство привязанности. Нет, просто в тот момент так удобно. Просто лень озадачивать себя или помощника поиском новой телки на раз. Но парадокс в том, что их имена я тоже не помню… Для такой категории девиц у меня есть специальный телефон, который кочует от одной к другой. И в записной книжке он фигурирует как «Красавица»… Так удобно… Когда я позвоню ей и скажу, чтобы к отведенному часу была у меня, не придется вспоминать ее имя.

Сегодня я хотел грубо. И девчонка, в принципе, дала все, что я от нее требовал, но… Удовлетворения и расслабленности, пусть и недолгой, не наступило. Я все еще был напряжен до предела, взбудоражен. Голова пухла от обилия мыслей, переживаний, воспоминаний…

Глава 2

Алан

Да, сегодня я вспоминал… Много вспоминал… А было, что вспомнить…

Я вспоминал то время, когда умер. Да, это было именно так. Я именно умер. Семь лет назад я, двадцатипятилетний парень, умер… Умер тот Алан, кто умел любить… Кто мечтал… Кто строил иллюзии и нелепые планы… Умер в ту минуту, когда стоял и смотрел, как мигают красные проблесковые маяки на фюзеляже самолета, плавно удаляющегося в направлении взлетно-посадочной полосы… Умер, когда бил что есть дури по стеклу в зале отлета в аэропорту.

Дальше вспоминать трудно. Все как в тумане. Я почти не помню шума от треснувшего и разлетевшегося на осколки стекла, не помню, как болели разбитые о него в кровь, до мяса, кулаки, не помню своего истошного крика, зовущего Ее обратно… Посылающего в темноту ночи мольбы вернуться, одуматься, дать нам шанс…

Я почти не помню, как оказался в кутузке за устроенный в аэропорту дебош. Совсем не помню, как меня оттуда вызволили. Не помню ничего… Только пустота, черная дыра…

Зато в памяти отпечатались мокрые, красные глаза матери, которая мне отчаянно шептала слова любви, обнимая и пытаясь успокоить… И я даже каким-то макаром умудрялся читать по ее губам «мой мальчик»… Только по губам, потому что в голове стоял такой гул, что слова я не слышал.

Говорят, все, что нас не убивает, делает нас сильнее. Но я не знаю, стал ли сильнее после того кошмара. Окружающие уверены, что да. Что спустя два месяца после депрессии я проснулся другим человеком. Я же в глубине души убежден, что нет. Не проснулся. Просто умер… Умер Алан… Меня больше нет… Того парня больше нет…

Зато есть успешный, циничный бизнесмен. Один из крупнейших застройщиков столицы и юга России. Не боящийся проигрыша и вызова. Не щадящий врагов. Не уважающий слабаков и не протягивающий им руку, потому что по моим законам выживает только сильнейший. Я на своем месте. Про меня говорят за спиной: «что не взял деньгами и хитростью, возьмет кулаками и силой». И ведь правда. Бойцовский опыт очень пригодился мне при создании своей империи. Эльдар был прав – у борца свой особенный кодекс жизни, который открывает двери там, где другие этих дверей даже не видят. Знаете, почему? Потому что на самом деле там этих дверей нет. Мы создаем их сами, выбивая кулаками в стенах. Меня боятся. Передо мной лебезят. Меня облизывают. А я даю им это право.

Мама бы хотела мною гордиться, наверное. А что? Я ведь пошел в итоге, можно сказать, по ее стопам. Я не борюсь на ринге. Я строю дома, как и она. Но ей все равно почему-то не нравится то, чем я занимаюсь. И она недовольно поджимает губы всякий редкий раз, когда мы встречаемся и заходит разговор про мою жизнь… Отец тоже продолжает оставаться всем недовольным. Надоели. Вечно их все во мне не устраивает. С самого начала, с детства… Иногда мне кажется, что это все – результат обстоятельств моего рождения. Алмаз так до конца и не простил ни мне, ни матери фактор присутствия Арсена в нашей жизни… Но если ей с его стороны уже поздно озвучивать свои претензии, то мне их озвучивать изначально просто смешно… Я не был виноват в том, что моя мать, будучи замужем за другим, спуталась со своей первой любовью и родила меня, скрыв это от моего биологического отца. Если что, первая любовь – это Алмаз, мой родной отец, нынешний муж моей матери. Арсен Капиев – мой отчим, бывший муж моей матери, воспитывавший меня до трех лет, принявший меня как родного, потому что всегда любил мою мать. Если объективно, то Алмаз не простил ни Камилле того, что скрыла факт моего появления от него, ни мне, что называл когда-то папой другого. А мама… Мама не простила мне того, что Капиев вошел в мою жизнь во второй раз. Это произошло, когда я перебрался из Штатов в Россию. Именно он вместе с бизнес-партнером Эльдаром помог мне построить империю, во главе которой я теперь стою. Они, а не мать с отцом, стали моей поддержкой и опорой. И, наверное, этот факт уже они оба – ни Камилла, ни Алмаз – мне тоже никогда не простят… Только не нужно мне их прощение. Произошедшее – результат их ошибок молодости. Я не виновен в том, что они наворотили… Я строил свою жизнь, как мог… Я не хотел пожизненно прятаться в тени одного из них…

Да, сегодня действительно день воспоминаний… Хороших и не очень. Но даже не родителям они сейчас посвящены… Все мои мысли о другой… О той, у которой, в отличие от этих, было Имя… Той, кто тогда, семь лет назад, всадила в мое сердце нож, предав… Кому я клялся в любви, ради кого я хотел жить, а Она… Она растоптала наши чувства своим недоверием и неверностью. Я отчаянно тянул к ней руки, умолял верить, а она… Она плевать хотела на мои клятвы и свои обещания. Она ушла с другим… Он позвал – и она побежала. Вот чего стоила ее любовь…

Я хорошо помню тот день, когда несся к ней, бросив свою новоиспеченную жену прямо после ЗАГСа, потому что истинной женой считал ее, мою Бэллу… Мы должны были лететь в Канны. Оттуда на яхте по Лазурному берегу – к Амальфийскому побережью, в Позитано… Только вдвоем… Я хотел туда с ней… Хотел отвезти ее на море мечты, как обещал. Это с ней у меня должен был быть медовый месяц. Готовил этот сюрприз моей малютке заранее. А она… Она сбежала от меня…С другим… Оставив с разбитым окном в аэропорту и разбитым сердцем…

Спустя семь лет она вернется в Россию… Прямо в мои руки… Я сделаю так, что вернется… Только она пока об этом еще не знает. Зато я знаю все наперед: что буду делать с ней, о чем спрашивать. Она ответит на все мои вопросы…

Прикрываю глаза, изо всех сил, до рези, так, что ресницы прогибаются… Представляю ее… Я помню в ней всё – до самой последней детали… Член снова болезненно напрягается в штанах. Я яростно его сжимаю.

Бэлла… Бэлла… Моя малютка… Продажная сука… Неверная… Чужая… Я имею всё на свете… Мне не достает только тебя… И я получу тебя обратно… Только теперь мне плевать на твою взаимность. Я больше не буду спрашивать «да или нет», как спрашивал в наш первый раз. Я просто возьму. А ты дашь…

Глава 3

Алан

Я запрещал себе эти годы думать о ней. Запретил в тот самый день, когда узнал всю правду… Узнал, как она мило ворковала с соседом-иностранцем по квартире все это время, как они проводили вместе часы напролет… Когда Эльдар тряс перед моим носом фотографиями, пытаясь вернуть меня в сознание из затянувшегося коматоза, ее лицо на них расплывалось в моей голове жирными уродливыми кляксами, которые коверкали ее улыбку, коверкали ее ангельски-искреннее, открытое выражение лица… Коверкали этот нежный, обволакивающий взгляд лани… Я думал, она только мне так улыбается… Только на меня так смотрит… Я думал, она такая только со мной… Нет, сука, нет… Рядом с ней был Он… Чужой взрослый мужик… И она была с ним точно такой же, какой была со мной… Лох, какой же я лошара…

– Что ты хотел, Алан… Вебкамщица… Я говорил тебе… Предупреждал… Красивая и продажная… Актриска, одним словом… Умеет играть и притворяться… Иначе бы не была так популярна в своем ремесле…

– Она любит меня. Я знаю… – смог промычать я не своим голосом в ответ. Губы плохо меня слушались, потому что все эти недели я просто молчал. Просто лежал овощем там, в нашей квартире, в нашем с ней мире… Среди ее вещей… На кухне все еще оставалась приготовленная ею еда – и я ел её, растягивая по кусочкам, пока она не стала вонять от того, что протухла… Я не менял постель, все еще хранящую ее запах… Я каждый день перебирал ее одежду и внюхивался, внюхивался, внюхивался… Я часами напролет сидел в ее мастерской, рассматривал и заучивал наизусть ее наброски: удачные и не очень, перечерканные в порыве эмоций, неоконченные или, наоборот, доведенные до художественного перфекционизма… Я жил Бэллой… Я продолжал дико любить ее и ненавидеть… Тогда еще я верил, что она тоже любит…

Я перестал витать в облаках в тот момент, когда произнес эти три гребанных слова «она любит меня» вслух. Перед Эльдаром… В один момент моя картина мира рассыпалась на мелкие осколки, вернув в самое наше с ней начало – Чехия, бой, октагон, Барин, сидящая рядом высокомерная красотка с плохой репутацией… С чего я взял вообще, что она ангел? Как она заставила меня в это поверить? Она ведь соблазняла, провоцировала, заставляла съезжать с катушек. И не только меня… Сколько мужиков сворачивали шеи, когда она шла мимо по жизни, сколько отчаянных фанатов из веба искало с ней встречи и сходило с ума от желания? И это только то, о чем я случайно узнал, о чем догадывался… Этот ее торгаш с Горбушки, Кесарь, Давид…

Сейчас я вспоминаю Давида и жалею, что все так произошло… Что я не поверил ему тогда… Что решил, что это он плохой, а не она вела свою хитрую партию, соблазняя его. Чего она добивалась? Ревности моей? Запасной аэродром искала? Или просто игралась – ей забавно было наблюдать, как мы бы глотки друг другу за нее перегрызли?

Его тело нашли возле брошенной и все еще заведенной машины у одного из подмосковных озер. Парень сам застрелил себя из собственного травмата… Всадил заряд в висок… Его глаза были все еще открыты, когда его паковали. Я не видел это вживую, потому что на момент обнаружения трупа как раз переживал первую, самую жуткую, волну ломки по ней… Первая неделя после ее побега далась тяжелее всего. Я видел снимок… Потом… Долго смотрел на фото друга, первого близкого мне в Москве человека, которого потерял из-за этой суки. Это ведь она виновата. Это ведь я из-за нее в одночасье перечеркнул всю его жизнь, его карьеру, его работу… Сделал так, что он не выдержал и пришиб себя… Я мудак… Мне нет прощения… Его смерть теперь всегда будет нависать надо мной неискупимой виной . А она… Может, и прав был Эльдар? Может быть, от генетики действительно никуда не уйдешь? Может, это карма такая у ее семьи, причинять людям зло? Сирена… Сирена… Вот кем она была. Бэлла была настоящей сиреной, прельщающей мужчин наивным и невинным видом, а в итоге обрекающей их на верную смерть… Потому что погиб ведь не только Давид. Я тоже был мертвецом…

У меня долго получалось не думать обо всем этом… На какое-то время действительно смог отключить голову, канализировав поток мыслей… Но в последнее время они вновь и вновь вели меня к той самой точке отсчета, словно бы это была ленточная петля, песня на репите, которую не выключишь, как в фильме ужасов… Я помню эти кадры, как вчера… До мельчайших подробностей. До самых неважных деталей. Как на замедленной съемке.

ЗАГС. Полдень. Жарко. Я не смотрю на Милену, разодетую в нелепое белое коктейльное платье, не слышу пресных поздравлений ее родственников. Своих я даже не удосужился позвать на этот фарс. Все мои глаза в телефоне… Я предвкушаю, как сейчас выйду отсюда, пошлю их всех на фиг, сказав, что свой долг я исполнил и чтоб в ближайшие две недели забыли о моем существовании, а сам рвану к ней – забрать малютку и в аэропорт. Навстречу морю и нашей любви… А потом телефон начинает выдавать какую-то странную ее активность. Я, конечно же, после последнего инцидента с ее пропажей с радаров поставил на айфон Бэллы программу слежения и теперь видел ее геолокацию. Сначала телефон сообщил о том, что она покинула радиус дома, а потом… Потом я в режиме реального времени смотрел и не верил своим глазам. Моя девочка зачем-то едет в аэропорт… Может быть, она знает, что мы едем отдыхать? Но как? Может быть, срочные дела дома? Не выдержал. Поспешно распрощался со всеми и рванул за ней следом. Не верил, когда в окне зоны посадки увидел ее удаляющуюся фигуру с каким-то хмырем, держащим ее за плечи, словно она могла упасть… Я отчаянно звал ее назад, вопреки увещеваниям службы безопасности, я надеялся, что она хотя бы почувствует, обернется, обратит на меня внимание… Ничего… Пустота… Ее сердце осталось глухо к моей мольбе. А мое… Мое рассыпалось на осколки вместе с тем проклятым стеклом…

Помню, как пришел в себя спустя два месяца… Да, именно два месяца понадобилось мне, чтобы принять факт того, что Бэллы больше нет в моей жизни. Несмотря на то, что было непросто отследить, кто этот хмырь, что был с ней, мне удалось это сделать через людей Эльдара. Посольство Франции ушло в молчанку, ссылаясь на свои ориентировки безопасности, мол, они не выдают данных о своих сотрудниках. Арендодательница тоже не знала ровным счетом ничего – она годами сдавала квартиру через фонд жилья для дипломатов и лично даже не взаимодействовала со своими жильцами. Тогда я тупо стал требовать записи со всех возможных городских камер наблюдения… Какие-то концы удалось отыскать через Интерпол. У них есть база на всех граждан Евросоюза, но и там следы уходили в никуда… Ответ пришел от Снежаны. Она сама позвонила мне. Аккурат через два месяца после случившегося.

– Не ищи их, Алан, – сказала тихо, – хватит этой боли… И тебе, и ей… Она не твоя женщина, а ты не ее мужчина, раз выбрал не ее. Отпусти… Живи со своим выбором…

– Я не могу ее отпустить… Я люблю ее… – только лишь смог тогда простонать я в ответ. Но внутри клокотал другой ответ. Знала бы она, почему я сделал этот проклятый выбор… Знала бы она всё… Но я не мог ей этого сказать. Потому что взял на себя ответственность сохранить эту тайну. Потому что какой бы Снежана ни была подругой, я не мог рассказать ей то, что знал сам. Это было бы предательством… И даже не Бэллы. Матери ее, которая лишилась обеих дочек из-за грехов мужа…

– Она сделала свой выбор, Алан. Если и правда любишь, то примешь его… Только потому, что любишь, ты должен дать ей возможность уйти.

– Как долго будет больно? – спросил я после долгой паузы, чувствуя, как в легких словно бы осколки стекла вместо воздуха…

– Долго… – тихо ответила она, все это время терпеливо держа трубку и будто бы слушая мою ментальную боль.

И мне почему-то казалось, что она действительно ее слышит…

На первый день третьего месяца я вылез из берлоги. Побрился. Помылся. Привел себя в порядок. Поехал к жене, которая уже перестала мне названивать за это время, отчаялась. Завалился в так называемый свой «новый дом», в квартиру, отстроенную для нашего гребанного «семейного гнездышка»… Туда, где я был от силы раз еще до встречи с Бэллой и куда Милена ни в какую не могла меня затащить на стадии ремонта, обижаясь всякий раз, что я говорю ей, что мне плевать, какого цвета будут стены в коридоре и как будет стоять диван в гостиной.

Я не говорил с ней. Просто поставил раком над столом в кухне и жестко трахнул без прелюдий. Она была девственницей. Ей было больно. Я помню это по ее плачу, мольбе, по количеству крови. Но мне было наплевать… Я ничего не чувствовал. Делал это автоматически, а в голове вибрировала лишь одна фраза: «Сука Бэлла, сука… Я смогу без тебя… Я буду без тебя… Обязательно буду»…

И был жалким в собственных глазах. Потому что уже тогда знал, что не смогу.

Я не чувствовал на своей голой груди пальцы моей жены, которая льнула ко мне, дрожа и превозмогая боль в тот же вечер, когда мы легли в наше «семейное ложе». Я вообще ничего с ней не чувствовал. Словно рядом была не живая женщина, а кукла.

– Мне было с тобой очень хорошо… – говорила она тихо, борясь с подступающими слезами.

А я даже смотреть на нее не хотел. Тошно было. Курил сигарету за сигаретой.

– Не пизди… – выдохнул с очередной струей дыма.

Встал. Натянул джинсы и в тот вечер в первый раз поехал в отель – жарить какую-нибудь шлюху.

Так и жили… Милена имитировала оргазмы, а я – семейную жизнь. Я продолжал время от времени, в перерывах между сексом с бл…дьми, сношать свою жену – только потому, что хотел доказать Ей, живущей где-то там, далеко и счастливо, нежно смотрящей на своего мужика, улыбающейся ему так же, как улыбалась когда-то мне, что у меня тоже все хорошо…

А потом родилась Кира. Это было неожиданно и… странно. Даже когда Милена ходила с животом, я не мог понять, почувствовать, что у меня будет ребенок… До меня попросту не доходило это осознание. Я ничего не ощущал… Не чувствовал ничего, когда взял маленький черный орущий комочек в роддоме. Не чувствовал в первый год, когда жена сходила с ума от бессонных ночей и перманентного крика ребенка, а я сваливал из дома на недели, чтобы только держаться подальше от этого стрессняка… А потом вдруг эта маленькая девчонка со смешными кудряшками протянула ко мне свои ручки и сказала нежным голоском «папа»… И внутри, наконец, что-то потеплело… Любовь накрыла… Привязанность, нежность… Я стал, наконец, проводить больше времени дома. И теща с триумфально-важным видом смотрела на меня, а в глазах читалось «ну вот, я же говорила. Страсть пройдет, а семья останется». Ни х…я она не знала… Всякий раз, когда я смотрел на Киру, мое сердце, помимо прочих чувств, обливалось кровью и болью, потому что у моей дочери не было Ее глаз, Ее улыбки, Ее волос… Это больно… Это, сука, очень сильно больно – вот так жить воспоминаниями и сожалениями о другой.

Наврал самому себе, что она – ничто… Мираж… Что ее никогда не было… Это просто сон… Мне снова на какое-то время удалось как-то жить… Я ушел с головой в работу. Мне фартило и перло в бизнесе. Сам не понял, как быстро и беспроблемно я так высоко поднялся. Пусть и при поддержке Эльдара и Капиева, но все же на каком-то этапе отрицать то, что я пошел намного дальше их и выше, что открыл двери, которые перед ними в силу определенных обстоятельств и их темного полукриминального прошлого были закрыты, нельзя… Ученик превзошел учителей. И они, казалось, этим даже гордились.

Все снова полетело к чертям месяц назад, когда я был в Венеции. Приехал на Биеннале современного искусства. Мы снова взяли несколько крупных тендеров, на этот раз на редизайн. Крайне интересная тема, в которую я только входил. В Москве удалось выкупить два крупных заброшенных завода. Локация – супер. Центры современного искусства, фуд-корты, лофты… Все это было уже заезжено, избито… Я хотел большего. Меня позвали пообщаться по моим задумкам «на полях» мероприятия с несколькими интересными специалистами в сфере редизайна. Идея была в том, чтобы заманить в проект несколько громких имен в мире дизайна и на этом выстрелить. Мне было не жаль денег даже на самые рискованные проекты. Такие инвесторы обычно манят талантливых. Идеальный симбиоз искусства и бабла.

После серии встреч, накануне вылета обратно, я все же решил посвятить немного времени себе. Отпустил помощников, переоделся в неформальную одежду и отправился просто погулять вечером по выставке самостоятельно. Давно так не делал. Власть заставляет нас обрастать пафосом и делает нас грузными и неповоротливыми.

Я помню то самое ощущение… Падающего в обрыв поезда… И я за рулем…

Она была там… Я понял это не сразу. Сначала почувствовал дикий укол в сердце. Словно бы действительно взяли шприц и всадили иголку внутрь… А потом почувствовал, как все перед глазами рассыпается на осколки. Бэлла была не одна. С ней рядом шли какие-то великовозрастные тетки, с которыми она свободно говорила на французском, нежно улыбаясь и комментируя экспонат за экспонатом. Я оторопел, завис на ней… Словно был не в этом мире, словно растворился в воздухе… Я жадно вглядывался в ее лицо… Изучал ее красивое тело, обретшее с годами еще больше женственности… Бэлла была ошеломительно красива. Била под дых… Не знаю, может быть, только для меня. Да, нет, не только для меня… Она всегда была красивой, и все эту ее красоту видели.

Когда она оказалась неприлично близко, дернулся… Понял, что не могу, просто не могу сейчас с ней встретиться. Я был не готов к этому нокауту… Не знал, что делать, как себя вести… Как ошпаренный выскочил быстрее наружу. Помнил, как стоял у Гранд-Канале, отойдя от места проведения Биеннале на безопасное расстояние, и дышал… Жадно, с одышкой, полной грудью… Впервые за эти семь лет я смог дышать полной грудью… Впервые почувствовал себя живым. Опустил зачем-то глаза на свои руки и только сейчас обратил внимание на шрамы на костяшках пальцев от когда-то разбитого мною стекла в аэропорту. В тот момент я и понял, что Бэлла вернется в мою жизнь. Я ее верну… Чего бы это мне ни стоило и что бы она сама ни думала на этот счет. Она должна мне… Должна мне мою жизнь обратно… И для этого я заберу себе ее…

Глава 4

Бэлла

Лето. Солнце. Зелень. Лазурная гладь большой воды слева. Я еду по серпантину – и мне хорошо, легко, спокойно… На душе тепло… Мне нравится здесь. У нас любят говорить «где родился, там и пригодился», но… Со мной все пошло изначально не так. Даже это самое «у нас» звучит нелепо – никогда в моей жизни «нас» не было. Разве что только с Айзой. Но и она ушла от меня, не объяснившись, оставив позади только сердечные раны, которые столько лет пытается мне залечить психолог.

С появлением в нашей жизни Ниццы ему это почти удалось. Все-таки правильным было решение переехать, как ни крути. Я счастлива, что мы решились на этот шаг год назад, несмотря на увещевания парижских друзей, что жить на Кот д'Азур (франц. – лазурное побережье Франции) – моветон. Французы правда очень скептически относятся к своему южному берегу Средиземноморья, считая, что он давно и безнадежно испорчен заполонившими его русскими нуворишами (франц. – недавно разбогатевшие), богатыми безвкусными арабами, вульгарными проститутками и нечистоплотными торгующими наркотой беженцами из Северной Африки. Местные больше предпочитают всегда прохладный серебристый океан Нормандии на Севере Франции. Наверное, потому что он так похож на их национальный облик – красивый, сдержанный, слегка высокомерный и всегда облаченный в особый небрежный шик…

Мне нравятся французы. Я чувствую себя среди них гармонично и комфортно. Уже как семь лет чувствую. Наверное, во многом потому что сама – вещь в себе. Потому что сама люблю сдержанность и уважение личных границ. Не люблю, когда лезут в душу и пытаются там копаться… Мне нравится этот незримый стильный кокон, который позволяет выстраивать вокруг собственной личности французская ментальность. И в то же время я чувствую, как внутри меня, там, глубоко в душе, все же теплится уголек искренности, открытости, горячности, которые так любят демонстрировать в России. Зато здесь, у южных берегов, где не нужно прятать кожу под стильные, неизменно черные, пиджаки оверсайз или кардиганы из высокосортного мериноса, не нужно красить ало-красным губы на бледном лице, не нужно делать небрежно-идеальную укладку даже для утреннего похода в булочную, а можно просто накинуть на себя белый лен разлетающегося платья и нырнуть в удобные сланцы, когда волосы растрепаны на буйном соленом воздухе, а кожа покрыта легкими веснушками – поцелуями солнца и легко-липкой дымкой влажного воздуха, я чувствую, как эти самые угольки в душе прогреваются, продолжают тлеть и давать мне внутреннюю энергию. Здесь я искренна сама с собой… И что самое важное, мне легко в этой самой искренности, не страшно, как это часто бывает в Париже, стоит только заглянуть внутрь себя, начать рыться в том, что было далеко спрятано в ментальный чулан.

Машина делает очередной вираж – на опасном повороте меня обгоняет резвый кабриолет со знойным итальянцем за рулем, я вижу это по цифрам его еврономера, а еще по несдержанному интересу, которым он одаривает меня, стоит только нашим машинам поравняться. Он улыбается мне, и я невольно отвечаю, но без заигрывания, просто приветливо, просто потому что мне приятно. Мы оба понимаем, что это ни к чему не обязывающий флирт, красивый комплимент незнакомой девушке на улице – то, за что американцы теперь часто пытаются стигматизировать мужчин и даже обвинить в «харассменте» (англ. – домогательства, приставания), а ведь такие невинные знаки внимания порой так нужны женщинам для хорошего настроения.

Но итальянцы такие, они умеют находить радости в мелочах жизни, умеют заставить улыбнуться. И за это я их тоже люблю. С недавних пор полюбила. Моя жизнь теперь тесно связана с поездками на итальянский север. Во многом этим и был мотивирован наш переезд на Лазурку (прим. – жаргонизм, которым многие русские обозначают Лазурный берег Средиземноморья). Все началось с интересного проекта моих бывших сокурсников по Архитектурной школе Парижа, они на совместный бюджет выкупили часть здания старинной фабрики в миланском районе Навильи – центре притяжения креативной молодежи со всего европейского континента, месте, где переплетается бьющая через край ночная энергетика города и его творческая душа. Навильи, выгодно расположенный возле исторического центра и намного более демократичный по ценовой политике, чем другие известные районы, изобилующий интересными объектами, ранее имевшими промышленное назначение, стал в последние годы своего рода центром паломничества архитекторов, дизайнеров, любителей городского урбанизма. Свои офисы здесь стремятся открывать ведущие итальянские бренды, а модные лофты заселяются яркими, неординарными обитателями. Свобода, молодость, толерантность – вот лозунг этих никогда не спящих шумных улиц, огибающих старинные водные каналы. Друзья предложили мне принять участие в создании дизайна отеля. Концепция мне сразу понравилась: каждый этаж как тематическая выставка современного искусства, со своей идеей, со своей фишкой. Мы работали над проектом полтора года. Первые шесть месяцев я могла координировать работу из Парижа, но потом стало сложно. Нужно было хотя бы пару раз в месяц выбираться на объект – и тогда мы с Робертом все-таки приняли решение о переезде. Тем более что это нужно было и ему. Врачи говорили, морской чистый воздух пойдет ему на пользу… Он тоже это понимал, поэтому немного сбавил обороты на работе, дал и себе возможность перевести дух. Наш выбор пал на Ниццу – компромиссный вариант, пять часов на поезде до Парижа для него, четыре часа до Милана для меня.

Я продолжала лавировать на комфортабельной трассе, невольно любуясь красотой живописной дороги. Мой авто-поклонник ушел, наконец, влево, в направлении Рима, а я продолжила путь домой. Именно домой. Там меня ждут. Там тепло…

Дом встречает меня веселым щебетанием птиц в нашем микроскопическом саду на подъезде. Я захожу на порог, скидываю успевшие поднажать лоферы и наслаждаюсь ощущением теплого деревянного пола под босыми ногами. На нем играют солнечные зайчики, и я улыбаюсь им в ответ, потому что знаю, что они мне тоже рады. Слышу писк сушилки в прачечной. Кидаю сумку при входе и направляюсь сразу туда. Открываю барабан, вытаскиваю горячее белье, нежно согревающее мой живот, когда я прижимаю его к своему телу, чтобы не упало, и скидываю его на гладилку. Придет Марион и все погладит. А может, и я сама. Я люблю гладить. Вообще люблю заниматься домашними делами, когда есть время. Часто именно во время подобных хлопот рождаются классные дизайнерские идеи, которые я часто бегу записывать мыльными или обмазанными тестом пальцами.

Иду в спальню. Роберт спит. Перед ним открытый ноутбук. Значит, вставал, работал и снова заснул. Конечно, вставал – кто бы еще засунул белье сушиться… Закрываю крышку Мака и опускаюсь рядом с ним. Целую в щеку. Он приветливо мычит в ответ.

– Иза… – слышу его бархатный голос и улыбаюсь.

Он лежит спиной ко мне, но я точно знаю, что и он улыбается в ответ. А потом вздрагивает, окончательно пробуждаясь. Приподнимается, ворча.

– Ты почему не позвонила, что выехала? Я думал, ты только к вечеру приедешь… – Поворачивается ко мне, заключая в объятия.

Я пожимаю плечами.

– Доделала все дела и решила больше не задерживаться в Венеции без тебя. Соскучилась по дому… Не звонила, потому что хотела выехать на рассвете и знала, что ты толком не поспишь, будешь волноваться за меня… А я не люблю, когда ты волнуешься, Роберт.

Он нежно обнимает меня и целует, а я перебираю его чуть отросшие волосы. Ницца нам обоим дает возможность не думать об идеальности линии стрижки или свежести маникюра. Кстати, у меня его давно нет… И мне так нравится намного больше.

– Сварить кофе? – спрашиваю с улыбкой.

Он улыбается в ответ.

– Спрашиваешь…

Через пятнадцать минут мы сидим на нашей маленькой уютной кухоньке, пьем кофе и едим омлет. Я невольно то и дело удовлетворенно осматриваю пространство вокруг. Мы сняли этот небольшой домик с видом на море на горе, как только переехали в Ниццу. Вернее, это скорее ее пригород, но здесь довольно размытое понятие города, поэтому разделение только условно – скорее, просто у нас менее густая застройка, вот в чем преимущество. Дом был довольно запущенный и явно сдавался по завышенной цене, но стоило мне зайти сюда, я сразу поняла, что хочу здесь обосноваться. Полмесяца работы – легкий косметический ремонт, смена части мебели и аксессуаров – и все здесь заиграло удивительными красками лета. Роберт еще не знал, но я хотела сделать нам обоим подарок, после получения гонорара по завершении проекта выкупить его для нас… Конечно, если бы я хоть раз заикнулась, что хочу его на постоянку, он бы и сам купил его в тот же день, мой муж – щедрейший человек, идущий на поводу у любой моей прихоти, но мне хотелось сделать это самой, на свой первый крупный гонорар – на деньги, которые я получила за первую свою столь важную работу, открывающую мне путь на совершенно другой профессиональный уровень.

– Как все прошло на Биеннале? – спрашивает Роб.

– Замечательно. Даже не ожидала такого ажиотажа. Проект еще не открыт, а критики уже говорят, что мы – серьезная заявка на победу в «Best for Life Design Forum and Award» (прим. – престижная итальянская премия в сфере архитектуры и дизайна). Посмотрим… Но поездка была плодотворной. Много с кем удалось пообщаться, обменяться контактами, поделиться опытом… Знаешь, это чертовски приятно, когда твое имя начинают узнавать и даже уже прорабатывают возможности работы по новым проектам…

– Это классно, – ответил Роберт, но как-то странно, озабоченно. Я сразу почувствовала, что-то не так… Слишком хорошо его знала. – Но ты же пока ничего конкретного не рассматриваешь по новым объектам?

Я отрицательно покачала головой.

– Нам бы этот завершить в сроки. Так что пока только разговоры… А что? Что-то случилось? – Почему-то, когда я задавала этот вопрос, кончики пальцев похолодели. Нехороший знак. У меня всегда бывало так, когда на душе появлялось недоброе предчувствие…

– Иза, нам нужно поговорить, дорогая…

– Слушаю тебя, – сказала каким-то не своим, дрожащим голосом и сглотнула нервно.

– Ты заканчиваешь проект в течение месяца…

– И?..

– Я тебе сейчас скажу одну вещь… Ты пока можешь не отвечать, но подумать стоит. Мне предложили очень важный и интересный проект…

– Это же супер! – воскликнула я, чувствуя, как напряжение немного отступает.

– Подожди, дослушай… – После небольшой паузы продолжил: – Речь идет о переезде, – взгляд на меня. Испытующий. Вкрадчивый, – переезде в Москву. Год, Иза… Речь идет о годе. Может быть, полуторе лет. Не больше и не меньше… Что думаешь?

Я молчала. Слова его вроде бы и дошли до моего сознания, но никак не осаживались…

– Полтора года это срок…

– Может, удастся управиться за год, – поспешил он добавить.

– И это тоже срок…

– Именно поэтому я и хочу, чтобы мы подумали об этом вместе. Разумеется, я не хочу оставлять тебя здесь одну так надолго. Раз у тебя заканчивается проект, может быть, поедем вместе?

Его вопрос звучал кощунственно… Роберт знал, что я не отпущу его самого… Не сейчас, после того, как… После того, как два года мы боролись за его жизнь. Столько всего прошли вместе… Я до сих пор, как в страшном сне, вспоминаю тот день, когда нам сообщили об онкологии… Подготовка к операции, химиотерапия, реабилитация… И после этого он спрашивает меня, брошу ли я его одного?!

– Это обязательно, Роб? Почему все не может быть так, как есть? Зачем нам куда-то ехать? – спросила я умоляюще. Мысль о России невольно отразилась в моей душе таким ворохом разных эмоций, что голова закружилась. Я пока просто запрещала себе задумываться об этих чувствах.

Его лицо стало сосредоточенным, он отвел глаза в сторону, сморщил лоб. Тоже нехороший знак…

– Обязательно, Иза. Я не говорил тебе… Не хотел, чтобы ты переживала, но… Дела у компании совсем плохи. Я… выпал из процесса по понятным причинам. Марсо оказался тем еще сукиным сыном – десятки невыполненных договоров при стопроцентном авансе… Все плохо, дорогая… Долги, неустойки, суды… Самому мне уже не всплыть… Боюсь, и квартиру парижскую придется выставить на торги… Это предложение, дорогая, наше спасение… Я глазам своим не поверил, когда получил этот звонок. На меня вышли бывшие работодатели по линии Посольства Франции. У них есть крупный российский партнер, который желает сделать интеграционную сеть системы безопасности на всех своих объектах. Это большая сумма, Иза… Это серьезная заявка о себе спустя пару лет застоя. В моем бизнесе непросто вернуться на ту же ступень после таких провалов, какие устроил Марсо, но… Это даст мне шанс.

Я молчала, рассматривая свои ногти… Я не хотела этого, как же я этого не хотела… Он знал, он ведь знал, что Россия для меня – это красная линия…

– Ты можешь не ехать, Иза… – сказал он и нежно коснулся моего подбородка.

Я с силой сжала пальцы в кулаки.

– Ты тоже можешь не ехать, Роберт! Я получу гонорар! Большой гонорар! Не хотела тебе говорить, но в моих планах было выкупить на эти деньги этот дом, но… если нужно, давай вложим их в твой бизнес, не знаю… А вообще, может, пора начать жить для себя? Отдыхать? Мы могли бы выкупить этот дом и… жить здесь… постоянно…

Я посмотрела на него умоляюще… От его реакции сейчас зависело все…

– Иза, я мужчина! Я не могу зависеть от женщины! Я привык зарабатывать деньги и чувствовать себя лидером, а ты пытаешься превратить меня в овоща на таблетках! Лучше уж тогда было сдохнуть от рака, чем вот так вот… унижаться сейчас…

Он встал резко из-за стола, а я еле сдержала слезы… Впервые в жизни Роберт заставлял меня плакать… Хотя нет, вру… Второй. Первый раз это произошло, когда я узнала про его диагноз – онкология почки второй стадии… Мы многое прошли за эти два года… Слишком многое, чтобы сейчас взять и отпустить его одного туда, в холодную Россию… К тому же… К тому же я знала, что нужна ему рядом. Таблетки, постоянный мониторинг его состояния. Роберт относился к той категории мужчин, которые всегда попустительски относились к своему здоровью…

Я ушла в спальню. Решила прилечь. В голове гудело. Резко задернула шторы – теперь веселые солнечные зайчики мне казались навязчивыми и раздражающими.

Роберт пришел минут через пятнадцать. Лег рядом. Он всегда отходил быстро. И всегда извинялся, когда перегибал палку.

Почувствовала его большие теплые руки на своей талии. Поцелуй в шею поверх волос.

– Иза, тебе это тоже нужно, не меньше, чем мне… Ты сама прекрасно это понимаешь, только не хочешь в этом признаться самой себе… Психолог давно тебе сказал – ты победишь свои страхи и залечишь свои травмы только тогда, когда посмотришь им в глаза. Хватит прятаться от того, что было… Москва не виновата в том, что произошло… Это всего лишь город. Город, где, кстати, началась и наша с тобой история. Прошлое беззубое, Иза… Так всегда говорила моя бабушка… Это только тени в шкафу от старых вещей, которые кажутся в темноте опасными монстрами… Пора повзрослеть, Иза… Переступить и двигаться дальше…

Глава 5

Бэлла

Переступить и двигаться дальше… Как просто это звучит. Как обидно просто… И как сложно на поверку… Иногда так легко сделать всего один шаг – и ступить в бездну… Тогда, семь лет назад, я была готова расслабить пальцы на железных перилах моста и безвольной тряпкой уйти на дно Москва-реки, а сейчас… Сейчас я отчаянно хочу держаться за любую опору… Я судорожно ищу руками, за что бы зацепиться, потому что боюсь… Боюсь упасть. Пусть внизу и мягкая перина из его поддержки и заботы… Но не боль от падения мне страшна. Мне страшно повредить эти самые заботу и поддержку… Разбить их, уничтожить…

Да, именно так… Они для меня слишком дороги, они слишком важны в моей жизни. Я в буквальном смысле осязала их, чувствовала… Эта забота – его руки, большие, всегда теплые руки… Его осторожное, нежное дыхание. Не шумное и порывистое, сносящее все барьеры и заставляющее мозги отключаться, как у Другого. А утихомиривающее, убаюкивающее, плавное… Эта поддержка – его лучистый взгляд, подбадривающий, в меру игривый, в меру солнечный и в то же время серьезный, сосредоточенный, мудрый и все знающий… Это штиль, это покой, это спокойствие… Не гроза, буря, ураган, которые всякий раз засасывали меня в воронку хаоса и анархии, как у Другого…

Роберт… Мой ангел… Именно так я его и называла про себя… И не потому что это игра слов на его фамилии – Ангелов… Потому что он и правда стал для меня ангелом-хранителем… Моим спасением… Тем, кто крепко взял за руку там, на мосту, в шаге от бездны… Тем, кто крепко держал все эти годы… Даже тогда, когда ему самому нужна была поддержка и опора.

Я плохо помню свои первые месяцы во Франции. Плохо помню, как он привез меня в свою парижскую квартиру, как терпеливо ждал моего выхода из состояния шока и опустошенности… Как осторожно и деликатно вводил в новую жизнь. Знал, когда нужно помолчать вместе со мной, знал, когда можно вызвать у меня легкую улыбку своими нелепыми и милыми, не по возрасту, шутками и забавным акцентом… Все он про меня знал, все понимал, мой мужчина… А ведь это только сейчас я могу вот так смело и открыто его так называть. Первые семь месяцев нашей совместной жизни я даже мысли такой допустить не могла… Словно бы мое женское «я» от меня отрезали, словно бы оно осталось там, в брошенной квартире в Москве…

Я совру, если скажу, что это не так. Ведь и правда, часть меня действительно осталась там. Часть, которая умела любить по-другому, чувствовать по-другому, даже дышать по-другому… Все это теперь у меня иначе. Все в других тональностях, в другом мироощущении. Та я, малютка Бэлла, его Белка, умерла… Зато родилась новая женщина – Изабелла Ангелова, или Иза, как он любил мена называть, и мне нравилось. Новой мне это имя очень подходило… Его придумал Роберт… Сказал, что оно очень распространено на юге Франции и в Италии. А еще оно красиво подходило под мой творческий образ…

Но все это пришло далеко не сразу. Совсем не сразу. Перед тем, как родилась Иза Ангелова, перспективный дизайнер, любящая жена состоявшегося мужчины, прошел немалый срок… Роберт ждал… И ни разу даже вида не показал, что хочет от меня взаимности, встречных чувств или банальной женской благодарности… А я была как спящая красавица, вот только в моей сказке принц не разбудил меня поцелуем, а, наоборот, умертвил… А в мужчине, который волею судьбы оказался рядом со мной, я долго не признавала нового принца…

Я пришла в себя только летом следующего года… Тогда уже я сносно изъяснялась на французском и даже обзавелась здесь каким-то своим микромиром – походы за хлебом по утрам, прогулки вдоль Сены по вечерам с ним после работы, по субботам – блошиные рынки или поздние завтраки в Латинском квартале или на Монмартре… Мы часто просто молчали… Но это молчание было очень гармоничным и социальным. Я наблюдала за миром вокруг, как зверек, который выглядывает за своими собратьями из кустов, но пока не решается сделать шаг к ним навстречу, вынырнуть из зарослей… Роберт видел все это во мне. И не давил. Он никогда на меня не давил…

А еще я снова начала рисовать… Тоже не сразу, тоже ближе к лету после переезда. Брала мольберт, кисти или пастель и шла искать вдохновения в городе. А Париж и правда вдохновлял… Есть города, вводящие тебя в еще большую депрессию. Есть города, способные тебя возрождать… Наверное, у каждого список таких городов свой, все зависит от характера, атмосферы, конкретного периода в жизни. Тогда, в тот момент, Париж стал именно тем городом, который помог мне возродиться…

Мы обычно долго идем к осознанию, но оно накрывает стремительно и внезапно. Я помню, как сидела в кафе у дома в пятницу после полудня и пила кофе с круассаном, и вдруг почувствовала, как ко мне разом возвращаются все краски этого мира, все его запахи… Как я снова обретаю себя, снова возвращаю себе способность чувствовать… Я слышу звон старинного колокола на часовне, слышу смех людей, чувствую запах свежеиспеченного хлеба и своего еще не остывшего кофе – и оно играет яркими вкусами на моем языке… Впервые мне вкусно… Мне вдруг хорошо… Те угольки во мне, казалось, совсем потухшие, стали снова греть. Я начала вглядываться в это чувство разливающегося по телу тепла, вслушиваться в него и внезапно поняла, что это Он заставляет меня чувствовать это самое тепло, что это Он его источник… Мысль о Нем, вот-вот собиравшемся выдвинуться с работы мне навстречу, вдруг разом спровоцировала все эти эмоции…

Я бежала к нему вдоль Сены – по маршруту, который он ежедневно проходил от работы до дома, не более пятнадцати минут, и улыбалась всем прохожим. А они улыбались мне, потому что видели – мое сердце открыто для любви. А любовь – это главная религия Парижа… Здесь ей всегда рады, здесь ее всегда поймут.

Он сначала ошалел, когда я кинулась к нему на шею, шепча, что я люблю, а потом… Потом я помню эти самые теплые руки на своей коже… Помню его поцелуи, его бархатный взгляд, его нежность… В тот вечер, вернувшись домой, я отдалась ему как женщина. Я сделала это для него. Знала, что это важно для него как для мужчины… Для меня самой мало что изменилось – близость, которую я чувствовала к нему как к человеку, была намного важнее секса, и она уж точно стала результатом кропотливого терпения, понимания и поддержки, а не вспышки сиюминутных чувств, замешанных на взрывоопасном коктейле из гормонов, эмоций и молодой горячности… И в то же время я с радостью и готовностью дарила ему себя…

Я помню тот наш первый интимный вечер вместе… Мы лежим в теперь уже общей постели. Его нога на моем голом бедре, а рука перебирает разметавшиеся волосы. Он любуется мною и улыбается. А я смотрю на него и наслаждаюсь своим покоем…

– Ты счастлива, Иза? – спрашивает нежно.

Я молчу, думая, вглядываясь в себя. И знаю, что он сейчас очень сильно напряжен… Возможно, как никогда… В этом его вопросе весь смысл его жизни, нашего будущего…

Поворачиваюсь к нему и целую в губы.

– Счастлива, Роб… Очень счастлива… – шепчу, а он снова накрывает меня своим теплом и лаской…

И я слышу, как он глубоко дышит, как тихо-тихо шепчет мое имя… И невольно в голову приходят сравнения-вспышки из другой жизни… Дикость, страсть, крики до хрипоты… Болезненное, отдающее спазмами удовольствие, часто вырванное с мясом из крепких объятий собственного достоинства и гордости… С Робертом все не так… Но это не значит, что хуже… Это просто другой мужчина. Другая я. Другая жизнь… Все другое…

Его движения плавные и осторожные, но я все равно чувствую себя маленькой девочкой в его власти. Он большой и мужественный. Заботливый. Взрослый и ответственный.

– Моя любовь… – шепчет он тихо-тихо, когда достигает пика. – Моя красавица.

Его акцент сейчас сильный-сильный…

Я тянусь к его приоткрытому рту и целую сама.

– Спасибо, Роберт… Спасибо тебе за тебя…

Роберт никогда не спешил. С Робертом никогда не сносило крышу. Он был моей гаванью. В его объятиях я впервые в жизни почувствовала, что дома… Странный парадокс – я не испытывала с ним оргазма. Ни разу… Но это тоже ничуть меня не печалило. Я любила его, но другой любовью. Не той, что трепетала между ног, не той, что заставляла внутри все переворачиваться, забирая и разум, и волю, и здравый смысл… Алан – это темная, пугающая энергетика… Она парализует, гипнотизирует, лишает воли… Роберт – это свет, добро… Это умиротворение… Как такие разные, такие полярные эмоции могут выливаться в одинаковые чувства при сексе? Не могут… Ни при каком раскладе. Я говорила себе об этом и задвигала подальше мысли о Другом, которые, как я ни старалась, незримо преследовали меня по пятам, пусть и крадясь немного позади, словно прячась в отбрасываемой от меня самой тени. Иногда мне казалось, что демоны, танцующие в ней, маленькие и уставшие, уже отжившие свой век. Иногда – что они такие большие и устрашающие, что сейчас сожрут меня, проглотят…

Роберт чувствовал эти мои страхи, знал, что они меня преследуют излишней чувствительностью и ранимостью, перепадами настроения, тревожностью, кошмарными снами и ничем не объяснимыми приступами депрессии, а еще тоской… наваливающейся спонтанно и внезапно, высасывающей из души вмиг все тепло… Это он настоял на походах к психологу. Я сначала артачилась. Мне казалось, психолог это блажь. Влияние российского воспитания, когда все свои проблемы пытаешься решить в лучшем случае за бокалом с подругой, а в худшем – прячешь подальше в душе, пока не взорвется и не накроет…

Благодаря работе специалиста спустя какое-то время я перестала плакать всякий раз, когда думала о Нем, оставаясь одна. Перестала чувствовать эту изнуряющую щемящую боль, которая вмиг способна заполнить всю душу, стоит только заиграть не той песне или появиться любому другому понятному только мне напоминанию из прошлого. Мне объяснили, что причины моей эмоциональной нестабильности – попытка скрыть, запрятать, уйти от проблемы, а не посмотреть ей в глаза. Я словно бы создала в своей голове две параллели – той Бэллы, которая страдала и мучилась и до сих пор тоскует по своему хозяину. И новой, Изы, которая открыта к любви достойного мужчины, которому веришь… Любви на равных…

Со временем первая реальность переросла в страницы памяти… Светлые и не очень, но они больше не вызывали диких уколов боли, страха и паники. «Время все лечит», – говорил Роберт многозначительно с самого первого дня, а я все время вспоминала рассказанную им легенду о царе Соломоне и его перстне… Наверное, он был прав… Но где-то глубоко-глубоко внутри я признавалась себе, что до конца так и не отпустила, так и не забыла… Я все равно то и дело, пускай с годами все реже и реже, могла ненароком найти Его фото в интернете, почитать о его успехах, о его семье… Он ушел из боев и теперь в большом строительном бизнесе, крайне успешен. Наверное, его мама теперь рада… Еще бы. У сына получилось всё… Его дом – полная чаша. У него любимая дочь от любимой жены. И их семейная фотография из глянцевого журнала идеальна, от единого цветового оформления их нарядов до интерьера семейной гостиной. Вот и хорошо… Он счастлив… Значит, так и должно было быть. Он сделал свой выбор… И этот выбор действительно был правильным. Милена – лучший спутник для такого мужчины, как он… Куда там мне с моим темным сомнительным прошлым и неустойчивой психикой… Рядом с ним сильный партнер, равный по статусу и происхождению, успешно развивающий свой медицинский бизнес…

После таких «мазохистских» экскурсов в прошлое я начинала еще больше ценить то, что имела, ценить Роберта… Я любила нашу жизнь. И знала, что лучше мужчины судьба подарить мне не могла… Тем тяжелее было осознавать, что как мы ни старались, детей у нас так и не появилось… После четырех лет безуспешных попыток в моем отчаянном порыве пойти на любые крайности врач сказал честно и откровенно: «Если бы проблема была в вас, Изабелла, мы бы могли ее решить, но… Мужское бесплодие – это действительно то, что заставляет даже нас, врачей, либо надеяться на чудо, либо… смириться».

Я не хотела мириться… Хоть и делала при нем вид, что приняла этот факт… Мне хотелось ребенка… Отчаянно, до болезненных неврозов, до жуткой бессонницы по ночам, до новых вспышек депрессии…

А потом нашу семью накрыла другая неприятность. Диагноз Роберта, как это часто бывает, прозвучал как гром среди ясного неба. Ничего не предвещало беды. Банальный ежегодный медосмотр, которым он несколько лет кряду пренебрегал… Тот год я все же заставила его пойти провериться – мне не нравился цвет его лица и какие-то странные боли в районе поясницы, которые он списывал на радикулит. Те месяцы я жила только его лечением… Почку пришлось удалить… Пройти курс химиотерапии… И уже тогда, в процессе, я поняла и узнала, что все не так страшно, что онкология – далеко не приговор, что в наше непростое, стрессовое время эта болезнь становится довольно распространенным заболеванием. Благо средства и способы лечения тоже не стоят на месте, наука развивается…

Мы выкарабкались и из этого… Казалось бы, выдохнули… Переехали на юг… И я надеялась, что сейчас, наконец, начнется другая глава нашей жизни… Я была права… Как же я была права, вот только не знала, что все изменится настолько радикально…

Глава 6

Бэлла

Спустя два месяца

В Москве была золотая осень… Все любят это время – шуршание желтой листвы под ногами, сотни фотографий в соцсетях в уютных свитерах вечно актуальных оттенков от охры до кэмел, посиделки в кафе за кофе или травяным чаем с друзьями в рассказах о прошедшем отпуске… Меня же осень расстраивала. Осенью я приехала когда-то покорять Москву, перечеркнув свою прошлую жизнь. Помню это чувство промозглого страха, пробирающего до костей на железнодорожном вокзале на рассвете. Все вокруг заспанные, пресные, унылые, враждебно-отстраненные… За душой у меня ни гроша, маленькая спортивная сумка на плече, дешевая тоненькая ветровка… Снова дежавю… Снова этот бьющий под дых предрассветный ветер, теперь уже на выходе из аэропорта… И пусть рядом надежный мужчина, в карманах платиновые кредитные карты, а в чемоданах брендовые вещи – на душе все так же тревожно и боязно, и прошлую жизнь снова пришлось оставить где-то там, позади, в августовских солнечных зайчиках на деревянном полу в Ницце… Мы садимся в присланную за нами машину от компании, едем в наш новый «дом»… Да, именно так я себя настраивала. Если нам минимум год придется жить в этом городе, нужно попытаться создать «свою крепость» хотя бы в пределах той жилплощади, которую нам тоже любезно предоставила компания.

Мы будем жить в Москва-сити… Другие бы на моем месте были счастливы. Я же никогда не любила это скопление нелепых небоскребов, так сильно поменявших облик города. Многие говорили, что у каждого мегаполиса должна быть собственная агломерация пронзающих облака высоток. Я этого никогда не понимала и понять не смогу… Эти небоскребы на поверку – дикий ветер, неполезная для здоровья высота, холод бездушных помещений… Здесь нет истории, нет уюта, нет ощущения спокойствия…

Рука Роберта нежно трогает мою щеку, стоит нам только сесть в автомобиль. Он, конечно же, чувствует мою внутреннюю дрожь.

– Эй, все будет хорошо, Иза, – говорит он нежно, пытаясь воодушевляюще улыбаться.

А мне впервые в жизни режет слух это его «Иза»…

Наша квартира оказалась на двадцать пятом этаже. Ужасно. Когда мы ехали в лифте, уши закладывало и голова кружилась… Оказалось, что это еще не так высоко. Бедные люди жили еще выше… Самое смешное – чем выше, тем квартиры дороже!

– Все это очень плохо, Роберт, – ворчала я, осматривая холодную на вид из-за общей тональности кипенно-белых стен квартиру и заламывая руки, – слишком высоко! Ты вообще знаешь, что экологи не советуют жить выше пятого-шестого этажей? Все выбросы от вредных предприятий идут наверх! Особенно в этой части Москвы… Где столько заводов…

– Не работающих… – улыбался мне мой мужчина в ответ. – Все старые заводы сейчас превращены в модные лофты. Не придумывай, Иза… Зато посмотри, какой вид из окна красивый…

– Я завешу эти окна шторами, Роб, так и знай… У меня голова кружится смотреть вниз с такой высоты! – ответила я все так же воинственно.

В этот момент на его лице промелькнула странная тень то ли испуга, то ли осознания… Я потом только поняла – он, наверное, тогда подумал о том случае на мосту… Или о моей сестре подумал. Я рассказала ему, как она ушла… Правда, окна здесь не открыть – система безопасности такая. Так что зря он волновался.

Подошел ко мне и притянул к себе за талию. Поцеловал нежно.

– Если совсем не нравится, завтра же поедем сами выбирать квартиру на твой вкус, Иза… Только скажи.

Я молчала, тяжело дыша. Жить здесь, конечно, было выгодно. И на работу Роберту ехать близко, и полный социальный пакет от фирмы. Сейчас снимать хорошую квартиру в центре – ненужные затраты. Мы здесь, чтобы максимально оперативно выправить финансовое положение, а не шиковать. Раз у компании такой квартирный фонд, надо радоваться тому, что есть!

– Все нормально… Поворчу-поворчу и успокоюсь… Но шторы куплю. Уж извини…

Улыбнулся облегченно.

– Рад, что ты мыслишь конструктивно, девочка моя. Как скажешь, так и будет. Я полностью вверяю тебе власть над этим домом. – Потерся носом о мой нос… – Спасибо, Иза… Спасибо за всё… Я очень благодарен тебе, что ты согласилась ехать со мной… И это после завершения такого успешного проекта…

Я, конечно же, сразу растаяла. Не могла злиться на него. Просто не получалось.

– Все нормально, Роб. Место жены рядом с мужем, – сказала, поцеловав в ответ, – все будет хорошо… Да и, к тому же, кто знает, как сложится с Москвой… У меня на следующей неделе встреча с этой Альбиной Рисовой, помнишь, я тебе про нее рассказывала? Она была на нашем открытии в Милане, заинтересовалась проектом. Марко погуглил их компанию – серьезные ребята. Если все срастется, займемся новым проектом здесь, да еще и всей нашей старой командой. Ребята готовы приезжать раз в месяц при условии, что я буду вести дела здесь как постоянно живущая… Короче, та же схема, что была у нас в Милане, только там постоянно на объекте находился Марко.

– Рад, если все срастется и ты будешь при деле, малышка…

– Рада, что у тебя все так, как ты хочешь, дорогой…

В тот вечер, на коробках и чемоданах, мне даже показалось, что все мои страхи искусственны, надуманны, преумножены в собственной голове.

Следующую неделю я провела за хлопотами обустройства… И даже не думала о пасмурной серости за окном, сносящем ветре, стоило только выйти из лобби дома на улицу, постоянно плачущем капризным дождем небе над головой и пробках нон-стопом на Беговой и Третьем транспортном кольце…

– Ты моя Золушка, – восхитился в очередной раз муж, зайдя в нашу новую квартиру и с восторгом оглядываясь по сторонам.

Сегодня я, наконец, повесила шторы и украсила дом текстилем. Это всегда придает тепла и уюта даже самому неприветливому помещению. Добавила в этот интерьер немного теплых красок, мягкость ковров и штор, поменяла мебель, создала несколько световых точек в виде торшеров и напольных ламп. Теперь и мне хотелось здесь находиться. Завтра последний аккорд – съезжу в галерею знакомого из Парижской школы дизайна. Он был родом из Москвы, по возвращении открыл галерею современного искусства. Рисует сам и продвигает молодых и интересных художников. Наверняка найду там что-то подходящее для гостиной.

Опустила глаза на руки только что вошедшего домой Роберта – у него с собой опять пицца… Стало стыдно, уже почти неделю мы питаемся покупной едой…

– Прости, я опять ничего не приготовила. Времени вообще не было.

– Прекрати, Иза, – категорично возразил он, – какая еще готовка! Ты и так делаешь слишком много. Пойдем поедим и что-нибудь посмотрим на Нетфликсе. Или, если хочешь, пойдем пройдемся…

Гулять я не хотела… Этот район Москвы явно не располагал к пешим прогулкам. Как минимум меня… Я все еще сильно скучала по нашим вечерним моционам на променад Дес-Англе (прим. – набережная Ниццы)… И даже по Сене, хоть казалось, что подустала от Парижа…

– Кстати, забыл сказать, в субботу мы приглашены на юбилей руководителя холдинга, безопасность которого я налаживаю. Как раз у тебя будет возможность со всеми познакомиться.

– Ну, нет, Роб, пожалуйста, – стала я отнекиваться искренно, – какие с меня сейчас светские рауты? Я вся в обустройстве, без маникюра, у парикмахера не было месяца два… Давай ты без меня…

Муж нежно накрыл своей рукой мою, нагнулся и поцеловал ее.

– Даже не обсуждается, любимая. Ты пойдешь со мной… Ты не посудомойка и не уборщица! Хватит сидеть в четырех стенах. Надо социализироваться, выбираться из ракушки… Вспомни, что говорил психолог. И никаких маникюров не нужно. Ты блистательнее всех. Всегда, красавица моя…

Глава 7

Алан

Иза Ангелова… Пробовал ее имя на языке. Не нравилось. Не потому что это фамилия другого мужика, которую она взяла. Потому что она никакая не Иза… И не Изабелла. Она Бэлла, моя Бэлла… Бэлла – это пение птиц на рассвете в горах, это журчание весеннего ручейка, это запах только что распустившихся тюльпанов. Он не знал ее, не понимал… Не чувствовал. Просто потому что он был чужак, иностранец… У любви много языков, но кто бы что ни говорил, глубже всего трогает тот язык, на котором мать над твоей колыбелью шептала тебе признания в любви. Так уж это в нас заложено.

Как же я его уже ненавидел. Раньше тоже ненавидел. До дрожи, до оскомины, до желания бить по лицу, пока оно не превратится в месиво. Но сейчас эта ненависть стала словно бы оформившейся – более острой, нестерпимой. Ненависть бывает с разным привкусом – обиды, зависти, поражения… Но одна из самых ожесточенных ее форм – замешанная на ревности, чувстве, часто делающем нас невменяемыми, неуправляемыми. Я ощущал ревность каждой клеткой своего тела. Чувствовал, как она пронзала насквозь сердце каждый вечер, когда я стоял у окна своей спальни, смотрел на густой темный лес и думал о том, что Она там, засыпает с ним, а не со мной…

Когда мне принесли на них полное досье, не мог скрыть своего торжества от факта того, что у него финансовые проблемы на работе. Это зацепка. Это мой реальный шанс подобраться к Ней ближе. Я тогда так обрадовался своему плану, что даже не стал копать глубже, не стал задаваться более каверзными вопросами. Почему-то Роберт Ангелов, крайне успешный в своем деле специалист-безопасник с безукоризненной репутацией международного уровня, решил вдруг пропасть почти на полтора года с радаров и делегировал бизнес своему неудачнику-партнеру… Тогда я объяснил это для себя довольно просто. Наверное, как это сейчас модно в Европе, «выгорание»… Решил «пожить для себя», «заземлиться», «уйти в дауншифт», или как там они еще говорят, «уделить время семье»… Последняя формулировка, стоило только о ней подумать, вселяла в меня дикую ярость, страшнейшую… Сука, семье он время уделяет… Все они, жалкие неудачники, семьянины хреновы… А вот у меня не было ни выгорания, ни желания уйти в дауншифт. Потому что за пределами моей работы всё, абсолютно всё, даже профуканные мною же самим отношения с родителями, было сплошным провалом, сплошной болью… Луч света в темном царстве – моя Кира… Да и ее, в чем я не сомневался, через пару-тройку лет начнет против меня накручивать ее мамаша… Бабы дуры, всегда пытаются мстить мужчинам через детей.

– У них нет детей? – спросил я у помощницы, когда она презентовала мне информацию на Бэллу, не своим, поцарапанным, голосом, потому что трусливо боялся услышать то, что еще больнее уколет иголкой мое сердце.

– Нет, детей нет. Не знаю, в чем причина. Может, не хотят. Может, проблемы. Вы же знаете, в Европе очень строго с медицинской историей и врачебной тайной. Доступа к клиническим данным на обоих объектов у нас нет… Вот всё, что могу сказать.

Илона положила передо мной увесистую папку, провела по ней холеной наманикюренной рукой.

– А это данные по проекту, который она реализовывала в команде архитекторов. Они действительно имели большой успех. Про Изу Ангелову вышло несколько громких статей в ведущих специализированных журналах. Знаю, что несколько перспективных работодателей ею интересовались. Здесь вся подборка, как вы просили…

В тот день Илона очень сильно меня порадовала. Не тем, что сразу после своей «презентации» залезла под стол по моему приказу и первоклассно отсосала. Этим ее умелый рот уже давно перестал меня удивлять. В древней Спарте горевестников обычно скидывали в глубокую яму. Илона принесла мне хорошие новости, воодушевляющие, сулящие мне победу… Я смотрел перед собой на висевшие на стене нарисованные когда-то мною гравюры с Бэллой и улыбался… Скоро ты снова будешь рядом, малютка… Обещаю тебе…

* * *

За это долгое в моем представлении время, пока они переезжали в Москву, я изучил папку с ее проектом наизусть. Она действительно была талантливая, моя Белка… Я смотрел чертежи, палитру, элементы декора – смотрел уже не как дилетант, а как профессионал, знавший, как продать целые небоскребы, целые кварталы, как застроить гектары. И понимал, что внесла в проект она, где ее почерк, где ее след. Это было особым удовольствием – вот так расшифровывать ее индивидуальность в дизайне…

– Алан, нам пора выезжать… – вырывает меня из моего особого мира предвкушения Милена, материализовавшись на пороге кабинета. – Пробки могут быть в сторону центра, некрасиво опаздывать. Мы ведь почетные гости…

Я глубоко выдыхаю, с трудом сдерживая раздражение. Сегодня, пожалуй, надо себя перебороть и промолчать. Не хочу с ней ссориться, не хочу тратить на нее силы, тем более что Кира дома. На самом деле, в доме в Серебчике я почти не бываю. Здесь правит Милена. Приезжаю сюда только по выходным, пообщаться с ребенком. Уже как пару лет я живу прямо рядом с офисом. С учетом того, что на работе я днюю и ночую, это оптимальный вариант. Да и не только поэтому… Милена так и не стала мне родной. И даже ребенок нас не сплотил, как бы ни мечтала об этом ее мать… Для дочери мы, однако, поддерживали эту самую видимость семьи, но… После моей встречи с Бэллой в Венеции делать мне это стало вдвойне сложнее и неприятнее…

А еще на душе нон-стопом скребли кошки. Потому что Она-то как раз в браке была счастлива… Из того, что удалось собрать на нее моим людям, их пара, как минимум внешне, была идеальной, хотя… По нам с Миленой так тоже можно было сказать.

Вот как сегодня, например. Мы идем на день рождения Егора Йовишвили как добропорядочная семейная чета. Она красивая-нарядная, я весь при параде. Егор – один из моих «свадебных генералов», как мы это называем в большом бизнесе. Просто тогда, когда мои возможности стали такими существенными, что им могли начать завидовать уже даже «небожители», я решил немного уйти в тень. Это как с айсбергом – никто никогда не знает, насколько он большой под водой… Идеальная тактика ведения бизнеса в России. Меня этому Капиев научил, он как раз и пострадал от того, что слишком высоко взлетел и вызвал ту самую «зависть богов». Егор был делегирован руководить моими готовыми возведенными объектами – поддержка, охрана, безопасность, ТСЖ.

Конечно, «руководил» условно… Когда я представил ему кандидатуру Ангелова как потенциального партнера для апгрейда систем безопасности, он согласился без лишних вопросов. На самом деле, правильно сделал, потому что тот правда был профессионалом. Конечно, наверное, со стороны выглядело странно – с чего бы это я углубился в столь узкую, совсем не профильную тему и начал советовать каких-то левых спецов для найма… Но Йовишвили был далеко не дурак, иначе бы не сидел на своем месте. Поэтому вопросов лишних не задавал…

– Подарок не забыла? – спросил для вида что-то у Милены, копаясь в телефоне, пока мы стояли в пробке.

Мы, конечно же, в нее встали. И она не преминула раз десять подчеркнуть, что предупреждала меня, что так и будет и нужно было выйти заранее. Я зачем-то сегодня взял водителя. Надо было ехать самому за рулем. Посадил бы ее назад, а сам смотрел бы на дорогу. А теперь приходилось сидеть рука об руку с ней сзади. И смотреть на нее. Бесило.

– Взяла, конечно, – ответила укоризненно, не думая своей безмозглой головой, что кудахчет при водителе, – что, больше нечего спросить, Алан? Ты неделю не видел ни меня, ни дочку… Хоть поинтересовался бы…

– Чем? – поднял я на нее глаза, оторвавшись от дисплея. – Я знаю про дочь побольше твоего. Учителя мне скидывают данные из школы по успеваемости, как и репетиторы. Мы с ней на созвоне каждый день после уроков и даже три раза в неделю обедаем вместе…

– На созвоне… Обедают они… – усмехнулась Милена. – Ты вообще себя слышишь? Ты про кого сейчас говоришь? Про ребенка своего или про телку очередную? Дочери нужен отец! Постоянно! Не воскресный папа, а каждодневный!

Я закатил глаза, проклиная все на свете. Сегодня точно напьюсь. Поводов слишком много…

– Может, хотя бы посмотришь на меня, Алан? – не унималась она. – Ничего не замечаешь? Я вообще-то прическу новую сделала… Вот так тебе настолько на всё пофиг?

– При чем здесь «всё»? Всё – это твоя прическа, Милена? Ничего, тебя молодит, если хочешь мое мнение…

– Урод… – прошипела она под нос, отвернувшись.

Я тоже отвернулся, чтобы не съехать на мат. В нашей ситуации осталось только это при водителе…

Когда мы, наконец, доперли до банкет-холла, я выдохнул с таким облечением, что не передать… Полтора часа в закрытом пространстве с Миленой – испытание похлеще диалога в чистилище при определении твоего дальнейшего пути, в ад или рай… Подумал об этом сравнении и вдруг понял – а я ведь и правда все эти годы был как в чистилище. Пришло время определяться, куда идти дальше – возноситься в небеса или катиться в пекло…

Глава 8

Бэлла

Я отвыкла от шумных тусовок. Вернее, я никогда к ним и не привыкала… Даже все эти публичные мероприятия в рамках созданного нами проекта и то тяготили, а здесь, в этой московской «ярмарке тщеславия», сложно было втройне.

У Москвы есть удивительная черта… И я не про то, что она «слезам не верит». Можно сколько угодно на расстоянии высмеивать, презирать и отвергать странную тягу нашего брата к тому, чтобы в любой ситуации выглядеть на миллион долларов в прямом и переносном смыслах этого слова, но стоит только попасть обратно в эту среду, невольно твои собственные установки и убеждения начинают рушиться. Нет каблукам на все случаи жизни? Бриллиантам утром, в обед и на ужин? Нет сексуальным, выгодно подчерчивающим фигуру, но жутко неудобным нарядам? Пойдите хотя бы раз вечером в пятницу в модное заведение Москвы с этими вашими европейскими «демократическими», можно даже сказать, феминистическими установками – и вся ваша жизненная философия разлетится на осколки. Кто бы что ни говорил, но нет ничего неприятнее равнодушно-презрительных взглядов мужчин и снисходительно-насмешливых взглядов женщин в среде, где «встречают по одежке». Может, потом ваш ум и оценят, но «до» придется соответствовать.

Времени на изыски у меня не было, но и бить лицом в грязь не хотелось. Отдала предпочтение беспроигрышной классике. Идеальному по посадке и качеству ткани черному платью от Диор в обтяжку чуть ниже колен. Оно висело у меня в шкафу уже четвертый год. Купила на выпускной в Архитектурной школе. Вот и хорошо. Вероятность того, что кто-то придет в таком же, минимальна. В Москве все продолжают отчаянно гнаться за новыми коллекциями, мое платье по меркам богатых и красивых старьё… Тонкие, как спицы, шпильки на ногах. В обычной жизни не ношу, но… Решила все-таки напялить сегодня. Я немного набрала в весе. Расслабилась в Ницце. На самом деле слегка, всего пару килограммов, Роберту нравилось, но… сама я, как все девушки, имела свои представления об идеальном весе. Высокий подъем каблука зрительно делал меня, как мне казалось, эффектнее. Волосы просто загладила утюжком. На лицо – идеальный тон, тушь для ресниц и красная помада. Все-таки меня здесь будут воспринимать как француженку. Надо соответствовать стереотипам, да и красный на губах всегда спасает при чрезмерной бледности кожи, а она у меня почему-то сейчас была именно такой, несмотря на то, что позади лето на солнце и море… Мысль об этом снова засосала под ложечкой. Отодвинула ее подальше и направилась к выходу, где уже ждал Роберт.

Мы приехали, когда почти все гости уже собрались. Быстро поздравили юбиляра, который крутился среди гостей как белка в колесе, но все же уделил нам дежурно-вежливые пару-тройку минут – спросить, как обустроились и как нам Москва. К счастью, Роберта тут же сердечно поприветствовал кто-то из новых коллег и пригласил за свой коктейльный столик. Мы оказались в приятной компании его супруги и еще двух женщин – жен сотрудников. Все они были приятно удивлены узнать, что я говорю на русском. Много и не без блеска интереса в глазах расспрашивали о жизни в Париже.

Я пригубила бокал белого сухого. В голове появилась легкость и расслабленность. Мне даже показалось, что все не так страшно и напряжно, как я себе представляла. На сцене то и дело сменялись исполнители, задорный ведущий в перерывах между музыкальными номерами приглашал гостей с тостами… Мы стояли довольно удаленно от сцены, за веселой оживленной беседой уже давно потеряли нить и не следили за маневрами в первых рядах, а потом… Я поняла, что зал как-то многозначительно затих и лишь то и дело шебуршал перешептываниями. Видимо, ведущий опять кого-то представил и пригласил на сцену. Мои новые знакомые тоже вмиг замолчали, как и все остальные. Все взгляды теперь устремились на сцену. Я тоже повернула голову с интересом, и… перед глазами все поплыло…

Алан

Не успел я попасть в гудящий зал банкета, как десятки знакомых лиц назойливыми мухами начали меня облеплять. Милена скрылась из виду почти в самом начале. Стоило нам только подойти к юбиляру и презентовать купленный Миленой подарок – какую-то очередную дорогущую хрустальную вазу Кристофл, мы с ней разошлись по залу, «как в море корабли». Правда, оглядеться в поисках кого-то из более-менее ненапрягающих спутников и заныкаться поближе к бару у меня ожидаемо не получилось, меня сразу поперли на сцену. А может, и хорошо, быстро отобью свою очередь и… займусь более приятными вещами. Возможно, найду себе на вечер милую улыбчивую телочку, возможно, просто набухаюсь…

Выходил на сцену в скверном настроении. Ненавижу публичные выступления. За столько лет так и не привык к ним. До безумия бесят эти взгляды – завистливые, похотливые, соблазняющие… Тошно… Взял себя в руки, сжал влажными пальцами фонящий микрофон. Уволил бы на фиг этих организаторов, столько бабок вбухано, а у них микрофон фонит, как на сельской свадьбе…

– Егор, – прокашлялся и начал, – я знаю тебя не первый год и очень ценю не только наше профессиональное сотрудничество, но и дружб….ууу…

Наверное, так бывает. Кто-то называет это энергетикой, кто-то долбанной роковухой… Я смотрел безэмоционально, не глядя на эту слившуюся для меня в единую черно-белую массу толпу, а потом… Потом в горле пересохло… Голос вмиг охрип… Я не ожидал этого… Видит Бог, не ожидал увидеть ее так скоро… Не думал, что Егор позовет их на свой юбилей… Они же только приехали, он знает ее мужа не больше недели. Как можно тащить на свое личное мероприятие малознакомого человека?

Я готовился к нашей встрече, но не здесь, не сейчас, не вот так… Увидеть ее, идеально красивую, утонченную, шикарную, породистую, среди этой мишуры московского мещанства… Больно… Сильно больно… Прямо под дых. Как на октагоне когда-то…

Почувствовал на себе недоумевающие взгляды окружающих, прежде всего самого Егора, и словно бы очнулся от транса. Все это время я стою, как дебил, на сцене – и молчу… Сколько это длилось? Мгновение, минуту, десять минут?

– С днем рождения, Егор! Будь счастлив и здоров! – сказал я, отсалютовав ему бокалом и оторвавшись, наконец, от нее…

А когда снова посмотрел, Бэллы уже там не было… Сбежала… Или мне это всё только привиделось?

Бэлла

Я задыхалась. Просто открывала и закрывала рот, как рыба. Пыталась вдохнуть хотя бы немного воздуха – не получалось. Словно бы кто-то со всей силы сжимал мне шею, а я отчаянно пыталась вырваться…

– Иза, что с тобой? – озабоченно спросил Роберт, но я его даже не слышала.

Перед глазами все плыло, в ушах гудело. Показала ему, пытаясь из последних сил взять себя в руки, на выход. Даже не чувствовала его поддерживающего, направляющего захвата, когда он выводил меня из зала в полуобморочном состоянии.

– Что с тобой? – продолжал допытываться муж уже в уборной, видя, как я умываюсь холодной водой, даже не думая о том, что испорчу макияж. – Может, вызвать врача?

– Пожалуйста, – смогла прохрипеть в ответ, – давай уедем отсюда… Или меня отправь на такси, а сам оставайся…

– Что ты такое говоришь? – ответил он возмущенно на французском. Когда Роберт говорил на французском, это почти всегда означало, что он злится или волнуется. – Как я тебя брошу в таком состоянии?

Роберт, конечно же, никогда бы не бросил. Поэтому через пять минут мы уже садились в желто-черную «Киа» и неслись по вечерней Москве в сторону дома. И я уже, наконец, смогла немного отдышаться и прийти в себя… Ну, что сказать? То, чего я больше всего боялась, случилось… Не завтра случилось, не через неделю или месяц. Сегодня, сейчас… В первую гребанную неделю моего нахождения в Москве…

– Мне не нравится твоя бледность, Иза. Нужно показаться доктору, – продолжал он неодобрительно с соседнего места.

– Там был он, Роберт. Алан, – сказала я честно. Ситуация просто не позволяла мне врать. Не ему. Не человеку, который снял меня с моста в шаге от прыжка…

Он молчал. Не повернул на меня головы. Просто молчал. Возможно, думал.

– Мне кажется, он может быть как-то связан с компанией, где ты работаешь… Возможно, все это не просто так… Слишком удачное предложение, не находишь? Как так все идеально совпало?

– А что совпало, Иза? – наконец, обернулся он на меня. – Ничего не совпало. Алан Атабеков – известный человек, один из самых успешных бизнесменов в России, крупный застройщик. Я не вижу ничего странного в том, что он пришел на юбилей Йовишвили, который тоже не последний человек на рынке недвижимости… Я знал, что они могут быть связаны. Потому что Атабеков отстроил почти все объекты, находящиеся сейчас под Егором.

Я молчала, потому что в голове были свои доводы… Не те, что сейчас упорно навязывал мне Роберт, впервые в жизни реально раздражая этим своим французским спокойствием.

– То есть я правильно понимаю, что ты знал, что Алан потенциально может быть в нашем окружении, но молчал?! – внутри все клокотало. Что происходило вообще?

– Иза, – серьезно посмотрел на меня Роберт, – ты сама себя слышишь со стороны? Тебе стало плохо от того, что ты увидела бывшего парня. Да, пусть у вас были сложные отношения, пусть они закончились для тебя травматично, но это прожитый этап, пройденный… Это вы в России все драматизируете. У нас с этим не так. Ну бывший и бывший. Что в этом такого? Что тебя так пугает? Честно говоря, я уже устал от этих твоих заморочек! Врач тебе ясно сказал – чтобы преодолеть свои страхи, нужно посмотреть им в лицо! У тебя сегодня была прекрасная возможность это сделать!

– Ты не понимаешь… – неодобрительно покачала я головой.

– Да, я правда не понимаю… – начал все сильнее раздражаться Роберт. – Он прошлое. Он более для тебя не страшен. Ты замужем, мы любим друг друга. Нет больше никакой бедной девочки Бэллы, которая была зависима от этого абьюзера. Есть красивая, самодостаточная, реализованная замужняя Изабелла. Хватит уже шугаться от собственной тени! Чего ты испугалась? Ну, увидела его и что? Увидела и проехали!

Я молчала. Просто потому что сейчас была слишком опустошена для дальнейших разговоров.

Роберт взял мои руки в свои и нежно поцеловал.

– Иза, я уверен в себе и уверен в тебе. Вот что важно. Мы построили с тобой свою крепость и залезть в нее будет не так просто. Да и едва ли он будет пытаться. Все давно закончилось. Ты сама сказала, что он сделал свой выбор, женившись на другой. Да, больно, да, непросто, но жизнь идет дальше. Я же говорил тебе – и это тоже пройдет… Вы прожили свою историю. Конец. Финал. Занавес. Прекрати уже накручивать себя. Он даже не увидел тебя, даже не узнал, успокойся уже. Может, вы больше даже и не увидитесь…

– Да, Роберт, – тихо ответила я, смотря в одну точку, – ты, наверное, прав… Я веду себя, как слабачка…

Глава 9

Бэлла

«У тебя все получится, любимая, я не сомневаюсь», – обволакивало меня утреннее одобрение мужа, когда я выбегала из дома, на ходу поправляя свежую самодельную укладку, от которой уже успела отвыкнуть за период нисуазской расслабленности, и стараясь не растянуться коровой на глянцевом полу лобби из-за высоченного каблука… О деловом гардеробе я подумала как-то плохо, когда мы летели в Москву. В итоге осталась с одной парой лодочек – тех самых, что нестерпимо сдавливали ноги на юбилее начальника Роберта… И вот, сегодня вторая попытка не умереть в зажатых тисками орудиях пыток… Мои европейские подружки, если бы взглянули на меня сейчас, прыснули бы со смеху. Презрительно-знающе переглянулись за спиной и сказали бы с нарочитой манерностью – «русские»… И не объяснишь им, что даже поход к женщине-потенциальному работодателю в российских реалиях буквально обязывал меня к хорошо ухоженным волосам и ногтям, наличию макияжа, пусть и неброского, эффектного, пусть и делового аутфита. Туфли – отдельная тема. Это в нашей ментальности как доспехи рыцаря, без них ты не воин…

Может быть, я тоже жила в стереотипах, просто… Взглянув на фото Альбины в интернете, поняла, что если приду к ней в уютных балетках и с хвостиком, наше с ней сотрудничество закончится, не начавшись…

Благо что идти было недолго – офис Альбины располагался в соседнем здании Москва-сити. Тридцатый этаж встретил меня аскетичной роскошью, и я почему-то даже не удивилась. Так себе и представляла занятое ею пространство. Селф-мейд женщина, приехавшая покорять столицу десять лет назад, сумевшая прочно закрепить свои позиции в мире архитектуры и дизайна. Восхищалась ею. Ее стремительный рост в профессии пришелся на последние пять лет. Всего за такой короткий срок – и такие успехи. Круто, что сказать… Есть с кого брать пример… Наши преподаватели в Париже всегда нам говорили, что общаться и работать нужно с теми, кто сильнее – тогда будет стимул к росту…

Услужливая секретарша встретила меня приветствиями и чашкой ароматного кофе. Выпить его, однако, я не успела, так как, узнав, что я на месте, директор позвала меня к себе сразу, не медля.

– Здравствуйте, – улыбнулась я, проходя внутрь и…

Застыла.

Альбина была не одна.

Конечно, не одна.

Дура я. Полная дура. Мне следовало догадаться. Но я опять успокоила себя нелепыми отмазками, поддержанными Робертом, и предпочла не накручивать себя и не страдать паранойей.

Я помню секунду, когда улыбка застывает на моем лице сведенными мышцами. Я чувствую этот миа-паралич. Ощущаю, как он сковывает мои щеки… Наши с ним глаза пересекаются, когда он чуть заметно отодвигается от спинки стоявшего ко мне спиной высокого кресла и смотрит. Прямо в глаза. Выстрел на поражение. В самую цель.

Мне опять плохо. И я не понимаю, как ноги на этих высоченных шпильках все еще могут меня держать.

– Иза, рада Вас видеть! – говорит Альбина, но ее дружелюбный тон, уважительное и крепкое рукопожатие – словно бы уже не со мной. Я в прострации. В ответ бубню что-то нечленораздельное. Может, это сон? Может, это моя паранойя? Голова кружится от того, что я смотрю куда угодно, только не в его глаза. Наблюдательные, ироничные, пронзительные…

– Алан Алмазович, это та самая талантливая девушка, о которой я вам рассказывала. Проект их команды произвел на меня неизгладимое впечатление на открытии. Мы будем счастливчиками, если уговорим таких профессионалов присоединиться к нашей команде.

Женщина говорит и в то же время недоуменно переводит глаза то на меня, то на него, не понимая нашей обоюдной странной реакции. Почему мы молчим, замерев на своих местах, как истуканы, а не пытаемся вести себя как люди, которых представляют друг другу? Или же она все знает? Или она подставная и с ним заодно в его кознях против меня? А я уже и не сомневалась в том, что все это – его козни…

– Простите, – словно бы догадывается она о причине, – я не представила вас должным образом. Иза, это моя ошибка, каюсь. Просто Алан Алмазович приехал на встречу внезапно, я… не успела вас предупредить о его приходе. Узнал, что вы будете, и решил тут же познакомиться… Это наш учредитель. Моя компания работает под его началом. Именно Алан Алмазович владеет заводами, о редизайне которых мы хотели поговорить. Мы выполняем функции подрядчика.

Я не удивляюсь. Уже. Потому что все остальное, что сейчас прозвучит, уже не важно… Всё не важно. Важно лишь то, что теперь очевидно: Москва, работа Роберта, предложение о работе мне… да черт его знает, может быть, даже наш успех в Милане – все это неслучайно… Это все Он… Только зачем? Зачем это Алану?

– Альбина, ты не возражаешь, если мы переговорим с гостьей наедине? – впервые за все это время разрывает натянутое до предела напряжением пространство его такой знакомый, хрипловатый голос. – Дай нам десять минут разговора тет-а-тет, не больше… А сама тем временем переговори с китайцами по дальневосточному проекту, они будут звонить с минуты на минуту на конференц. Скажи Илоне, чтобы на тебя перевела. Мне как раз нужно твое мнение…

Альбина услужливо кивает и тут же удаляется, отбивая каблуками по мраморной поверхности биение моего сердца. И когда дверь за ней захлопывается, мне кажется, что оно стучит так сильно и так громко, что ему, должно быть, слышно.

– Здравствуй, Бэлла, – говорит Алан, по-хозяйски пересаживаясь за стол руководителя, а мне при этом указывая на место напротив, – подходи поближе…

Алан

Идиотская черта – мерить действия людей минутами. Проецировать время на жизнь, а не наоборот, жизнь на время… И когда у меня она появилась? Наверное, все дело в том, что это счастливые часов не наблюдают, а я… Маловато счастья в моей жизни… Словно бы это вовсе и не жизнь с эмоциями, а циферблат, соединенный с банковскими счетами. Моя жизнь вся поделена даже не на часы или минуты, на секунды… И сейчас я их отсчитываю с точностью хронометра. Краткое сообщение на телефон от охранника, которого приставил отследить ее маневр сегодня, – «вышла»… И я считаю. Две минуты, чтобы дойти до дверей. Пять, чтобы дождаться лифта и подняться на тридцатый этаж. Еще пять – на расшаркивания с секретаршей. В горле пересыхает. Руки увлажняются. Сердце бьется, как у мальчишки. Сука, оно бьется! Бьется! За столько лет, кажется, впервые… Она стучит в дверь, заходит, и я даю себе еще пару секунд, чтобы запомнить этот момент. Прочувствовать его. Это как прыжок в прорубь в двадцатиградусный мороз – эти секунды «до» бесценны… Я чуть подаюсь вперед и поворачиваю голову. Наши взгляды встречаются…

Следующие минуты я не помню. Не помню, что говорит Альбина. Не помню, что отвечает Бэлла. Не помню, что происходит. Только понимаю, что мне нужно срочно остаться с ней наедине… Сейчас… В эту минуту… Всего пару секунд – и Она заполнила своим присутствием всю мою пустую Вселенную…

Бэлла вздрагивает, когда дверь за Альбиной закрывается. И я вздрагиваю. Несмотря на то, что кабинет огромный, между нами теперь так чудовищно мало пространства. Я чувствую едва уловимый шлейф ее духов, упоительно смешивающийся с ароматом тела в коктейль, сшибающий мои мозги. Дааа, это тот самый аромат, который я не забуду никогда… Мой личный наркотик… Моя погибель. Мое спасение… Ее тонкая шейка в проеме идеально отглаженной, кипенно-белой сорочки напряжена настолько, что я вижу дергающуюся венку на соблазнительном изгибе горлышка. Чувствую себя вампиром, готовым сейчас в нее вгрызться. Эти приоткрытые от волнения губки, эти искренние глаза, в которых написано все. Такая натуральная, такая естественная, такая… моя… Родная… Беру себя в руки. Приглашаю за стол… Нам нужно поговорить, малютка… Нам так давно нужно поговорить… А все нужные слова застряли. А я ведь даже думал злословить и пикировать… Идиот. Озлобленный, зачерствевший… Ей стоило просто зайти со мной в одно пространство – и я уже в желе. Я хочу целовать каждую ее клеточку, кричать всему миру, как я скучал… Как же мне ее не хватало…

– Добро пожаловать домой, Бэлла… – говорю хрипло, хотя и не это совсем хотел сказать.

– Мой дом не здесь, – отвечает она сипло, избегая зрительного контакта, – и я Иза, а не Бэлла…

Я чуть заметно усмехаюсь.

– Ты Бэлла, конечно же, – в моем тоне нет враждебности. Только констатация правды. Я вижу румянец ее щек, нервное дрожание рук. Она волнуется. Сильно. Это хороший знак или плохой?

– Как жила, Бэлла? Как Париж?

– Все хорошо… – отвечает односложно, все же принимая вызов и смотря теперь мне в глаза. Броню смогла-таки напялить, малютка… Успела… – Было все хорошо, Алан… Пока вот это все не начало происходить. Я же правильно догадалась? Это все подстава, да? Роберт тоже чудодейственным образом нашел работу именно сейчас и именно у Йовишвили, потому что это твоих рук дело?

Я смотрю на нее и понимаю, что улетаю. Кайфую просто от факта того, что она рядом. Нервно перебирает локоны, как делала всегда, когда волновалась. Кусает нижнюю губу, ведет бровью… Я скучал по ее жестам, реакциям… Господи, я подыхал без нее…

– Могу лишь сказать, что ты сидишь здесь, потому что я правда нахожу твою работу очень впечатляющей и хотел бы с тобой поработать. Вернее, не так… Чтобы ты была спокойна, работать ты будешь с Альбиной. Со мной встреч будет очень мало. Не волнуйся. Во избежание недоразумений я назначил на завтрашнее утро встречу с твоим мужем. Хочу все прояснить. Прошлое в прошлом, Бэлла… И оно не должно помешать полезному сотрудничеству… Собственно, поэтому я и здесь. Было бы неправильно обговаривать сотрудничество с Альбиной и не сказать тебе, что формально ее компания подчиняется мне. Но и ей делегировать говорить от моего лица с тобой по этому поводу – верх неуважения в нашем случае.

– Я не услышала ответа на мой вопрос, – повторила она строго. Так, что я чуть не засмеялся. Какой же вкусной была каждая ее реакция…

– Хорошо, рассказываю по порядку, раз это принципиально. Йовишвили сказал, что нашел хорошего кандидата на должность главы службы безопасности. Понятно, в таких компаниях собирается подробное досье на сотрудников и членов их семей. Про тебя я узнал чисто случайно, из контекста. Что, мол, жена нового безопасника – талантливый, многообещающий архитектор. Сама понимаешь, мне стало интересно, особенно когда в досье написали, какой именно проект вы ведете. На Биеннале в Венеции все только и говорили про концепт нового отеля в Миланском Навильи. Повторяю, Бэлла, тогда еще я не знал, что ты это ты… Так вот, Альбина изучила твой проект и пришла в восторг. Мне он тоже понравился. Каково же было мое удивление узнать в том самом талантливом архитекторе Бэллу, когда мы запросили на тебя более детальную информацию с фото.

Я хотел добавить «мою»… Мою Бэллу… Белку… Мою малютку… Промолчал. И да, мне не было стыдно, что я беззастенчиво вру ей о предыстории. Мне сейчас ни за что не стыдно. Вообще… Я понял это именно в этот момент, здесь, рядом с ней… Она для меня выше всего – стыда, морали, нравственности… Она – мой ад и рай. Она моя… И я сделаю все, чтобы она снова сама мне это сказала.

– Алан, – продрала Бэлла горло, – даже если все это правда, думаю, мой ответ очевиден после сегодняшней встречи. Нет. Мы не сможем работать вместе. Так что отменяй свои встречи с Робертом. Это ни к чему. Я сегодня же с ним переговорю. Думаю, нам следует вернуться в Париж и…

– Бэлла, – перебил я ее панический поток сознания. Мне нравилась ее реакция… Самое страшное сейчас было бы встретить равнодушие, но Бэлла горела… Чем угодно горела – неприязнью, шоком, обидой, возможно, подавляемым интересом, на что я очень рассчитывал, но… главное, что там не было пустоты. – Прекрати сейчас пороть горячку. Вот проект, – протянул ей толстую папку. – Одновременно эти же документы были высланы на почту членам вашей команды. Поговорите, прикиньте, что к чему. Абсурдно отказываться от такого предложения сейчас, когда мировой строительный рынок в глубокой рецессии…

Она молчала. Как же сладко она молчала. С закусыванием губы. С глубоким дыханием, от которого ее идеальная грудь под блузкой колыхалась. Я невольно ощупывал ее глазами. Если бы не стол, она бы видела мой дикий стояк… Стоило Бэлле только сесть и неуклюже одернуть узкую юбку, скрестить ножки в стеснительной попытке максимально закрыться, я возбудился, как зверь в сезон спаривания… До боли в яйцах. До ломоты костей таза… До распирания в головке, словно бы не кончал год…

– Мой ответ – нет, Алан, – тихо проговорила она снова.

– Это все, что ты хочешь мне сказать? – глухо ответил я, срываясь, наконец, на эмоции. – После стольких лет?

Она подняла на меня глаза. Посмотрела внимательно.

– Ты прав. Кое-что хотела сказать… Все эти годы. Поздравляю тебя со свадьбой, Алан… Будь счастлив, – бросила она мне в лицо едко, а я чуть не поперхнулся…

Вот она, боль… Кислотная, ядовитая… Захлестнувшая нас обоих цунами… Вот она, та сучья правда жизни, что разделила нас семь лет назад… И я выть хотел от осознания этого факта… С ума сходил… Если бы я мог тогда все переиграть, если бы я знал тогда то, что знаю сейчас… Имел козыри, какими располагаю теперь…

Она встала, прерывая наше общение, и прямиком направилась к выходу.

– Бэлла, – окликнул ее достаточно жестко, чтобы заставить остановиться. Думаю, даже не мой тон повлиял, а факт наличия людей за стеной, которые могли нас услышать… А ведь когда-то ей было наплевать на то, слышат нас или нет…

– Возьми папку. Настоятельно тебе рекомендую. Для твоего же блага. Для блага твоего мужа…

Упоминание Роберта сделало ее натянутой, как струна. Она обернулась и снова посмотрела на меня. Укоризненно. Колко. С оттенками боли в глазах.

Молча подошла обратно, взяла папку и тут же ее раскрыла. Молодец. Умная девочка.

Первые страницы – фото ее мужа. Фото со скрытых камер. Мало что понятно, но кому нужно, разберутся.

Немой вопрос в устремленном на меня взгляде.

– Не такой уж он идеальный, твой Роберт, – усмехнулся, – вчера взял взятку у одного из подрядчиков… Чтобы оставить муляжами более ста камер на объектах, как это было раньше… Что скажешь? Не так идеален твой муж, как ты думаешь, да?

Молчит.

– Я закрою на это глаза, Бэлла. Мы закроем. Все мы люди. И я как человек бизнеса сам даю взятки направо и налево, но… у меня есть условие. Одно-единственное. Ты убираешь в сторону эти свои обидки и будешь работать над проектом.

– Это низко… – хрипло пробормотала она. – Это шантаж…

– Это Москва, – ответил я.

Усмехается печально.

– Дай угадаю, Алан, твой офис тоже где-то здесь? В Сити?

– Бинго. На сороковом этого же здания. Но это неважно сейчас…

– Отчего же? Очень даже важно… удобно… Поселил подопытных кроликов поближе, чтобы удобнее было? – усмехнулась жестко.

– Бэлла…

– Спать с тобой тоже заставишь? – она спрашивала это, уже не глядя на меня, гипнотизируя входную дверь, через которую мечтала сбежать от меня как можно скорее.

– Спать? – сделал паузу, не отрывая от нее жадного взгляда, – спать не заставлю…

Глава 9

Бэлла

Не помню, как добрела домой, как нащупала ключи в сумке и открыла дверь, как сняла обувь, прошла внутрь квартиры, стягивая на ходу вещи. Не помню, как стояла под обжигающими струями душа, даже не чувствуя кипятка, потому что внутри жгло, как возле земного ядра… Очнулась только тогда, когда увидела, что покрасневшие ступни теперь покрылись извилистыми рытвинами, какие бывают на очень распаренной коже. Дальше – все тоже как в тумане.

Роберта всё не было и не было. А я все ждала и ждала, сидя на диване в зале и смотря, как туман медленно застилает сизой дымкой вечереющий город. Такая же дымка застилала и мое будущее…

Должно быть, я так и заснула на диване, потому что следующее, что помню, ранее утро, все такой же серый вид из окна, но теперь уже рассветный, теплый плед поверх моего вытянувшегося на диванных подушках тела, обернутого в банный халат, который я так и не сняла после душа.

Встала резко, спросонья немного шатаясь, не вписываясь в повороты от легкого головокружения, и быстро зашла в спальню. Словно боялась, что Роберта там не увижу. Вроде разум должен был меня остановить – ведь это он накрыл меня пледом спящую. Больше некому, но… Разве сейчас это разум верховодил всем этим сумасшествием, происходившим вокруг меня?

Когда увидела пустующую кровать, резко дернулась. Цепкие руки страха и паники сковали мое сердце. Где Роберт? А вдруг Алан и его чем-то запугал? А как вообще состоялось их общение? Голова шла кругом. Жар, кольцами удава удушающий меня стоило только нашим с Ним глазам встретиться в кабинете у Альбины, продолжал свой цикличный танец по всему телу. Услышала шум льющейся воды в ванной и облегченно выдохнула. Значит, он дома. Душ принимает…

Прошла на кухню, быстро сообразить что-то нам на завтрак. Сама, конечно, есть не хотела. Но Роберта хотелось накормить. Просто хотя бы для того, чтобы создать самой себе иллюзию, что все у нас хорошо. Что все как раньше…

В холодильнике, как специально, было пусто. Обычно я всегда что-то готовила, не было такого, чтобы с утра как шаром покати, а сегодня, вот, словно бы назло. Еще бы. Ведь я собиралась заказать продукты после пресловутого собеседования. Какое там…

– Иза, ты уже встала? – Услышала за спиной шаги мужа и невольно напряглась, еще сильнее сжимая нож, которым пыталась аккуратно, длинными палочками, нарезать картофель. Все, что я нашла из продуктов на кухне. – Доброе утро. Я немного на работе задержался. Пришел, а ты спала. Не стал будить. Как вчерашнее собеседование? – Почувствовала на затылке его мятно-свежий от пены для бритья поцелуй.

– Ты уже в курсе? – не стала тянуть. Незачем… На худой конец, ведь все произошедшее вчера доказывает то, о чем я ему говорила, предупреждала его… Мы уже обсуждали эту тему…

– Ты о чем? – Снова появился в дверях, застегивая белую рубашку.

Отложила нож. Посмотрела решительно на мужа, который своим спокойствием сейчас просто выбешивал.

– О том, Роберт, что Алан не случайно появился в нашей жизни, как я и предполагала. Вчера на собеседовании помимо Альбины я видела и его. Он учредитель ее фирмы. Как и той, в которой работаешь ты. Так что…

– Иза, – снова этот тон ментора, от которого мне хотелось визжать и бить посуду. Неужели он не понимает?! Неужели не видит ничего?!

– Что, Иза?! Что ты опять будешь мне говорить? О каких совпадениях твердить, Роберт? Ты что, слепой?!

– Послушай, – вздохнул он, не поддаваясь моей эмоциональности, присел на кресло за столом, – мы вчера разговаривали с Аланом. Знаешь, очень хорошо поговорили, конструктивно. Логично…

Я затаилась, ловя каждое его слово.

– С его стороны, если говорить о моем мнении, было достойным сообщить мне лично, что возникла такая ситуация. Ровно как и приехать на встречу с Альбиной и тобой с учетом связывавших вас ранее обстоятельств, а не прятаться в тени, пока ты не узнаешь, на чью компанию работаешь. Я верю в то, что он видит в тебе талантливого специалиста, Иза. И верю в то, что он правда хочет именно сейчас урегулировать все возможные препятствия для того, чтобы начать ваше сотрудничество. Тем более что ваши встречи будут максимально минимизированы, и твое взаимодействие с его компанией будет осуществляться только через Альбину. Теперь по поводу меня, – сделал паузу, – если я тебе что-то не рассказываю, это не значит, что этого нет. Давай так. Я знал людей, связанных с Йовишвили еще тогда, когда работал в Москве. Поверь мне, у меня с ним свои дела. Ничего, что заслуживало бы твоего внимания, но достаточно, чтобы я сам делал нужные выводы. Успокойся уже, Иза. Хватит шарахаться от прошлого. Сколько раз говорить? Посмотри страху в глаза. Или ты специально драматизируешь, чтобы придать остроты своей размеренной жизни? Придумываешь ветряных мельниц, с которыми нужно бороться? – усмехнулся устало.

Молчу. Может, он и прав… Опять это неприятное ощущение, что все вокруг всё знают и понимают, кроме меня…

– Значит, ты не против? – спрашиваю, снова возвращаясь к резке овощей.

– Твоей работы на Альбину? Нет. Я не Отелло, а ты не Дездемона. Это глупо, Иза… Глупо ревновать к нему… – Подходит, поворачивает мое лицо к себе, целует в губы. – Ты мне только одно скажи. Может, я ошибаюсь? Может, мне стоит ревновать? Ты встретилась с ним… Со своей первой любовью… Что ты почувствовала? Может быть, ты так нервничаешь, потому что у тебя реально не всё?

Смотрит испытующе, словно бы пытаясь просканировать мою душу… Я истерично дергаюсь, отрицательно качая головой.

– Конечно же, нет! – кричу в ответ, потому что то, что он говорит, полный абсурд! Какие чувства?! К кому?! К человеку, который меня предал?! К тому, кто прекрасно жил без меня?!

– Вот и хорошо… – ответил муж снова спокойно, отступая обратно в комнату, видимо, уже за брюками.

– Роберт, – добавляю я, словно бы оставляя главный козырь на десерт, – он шантажировал меня… Вернее… – пытаюсь подобрать слова, потому что… Не знаю, шантаж ли это… давление, как это назвать. – Короче, когда я категорично сказала, что ухожу, он положил передо мной твои фото с каких-то камер. Сказал, что это взятка… И… настоятельно рекомендовал мне не отказываться от работы… Все там, в папке на столе, – машу головой в сторону входа, где на консоли так и остались брошенные мною вещи.

Смотрю на него, затаившись. Сканирую реакцию.

Роберт не спеша просматривает снимки, после чего совершенно спокойно кладет их на стол.

– Да, он говорил мне, что сделал это, извинялся. Объяснил тем, что ты была слишком взволнованна и эмоциональна, поэтому пришлось прибегнуть к шоковым методам. Это наши с ним дела, Иза… Не думай об этом…

Я хмыкаю, окончательно капитулируя. Что тут скажешь…

– Иза, во избежание дальнейших кривотолков и недомолвок я пригласил сегодня вечером Алана с женой к нам домой на ужин. Думаю, это правильное решение. И для всей ситуации, и для тебя…

Моя рука с ножом невольно соскальзывает с картофеля. Лезвие острым уколом впивается в мясо большого пальца, но… я даже не чувствую боли… Все снова как на замедленной съемке. Вижу, как из тонкого пореза начинает сочиться кровь, но не обращаю на это внимание, оборачиваясь на мужа в шоке, хватая ртом воздух, как рыба.

– Закажи готовую еду к семи… Если есть желание, приготовь сама. Мне все равно. Как тебе удобно…

Я продолжаю смотреть на него, словно бы оглушенная мешком по голове. Нет, это все неправда. Это все затянувшийся сон, навалившийся на меня сизо-свинцовым туманом тяжести Москва-сити…

Муж снова подходит ко мне, на ходу надевая пиджак. За исключением туфель, он теперь одет полностью.

– Иза, я делаю это для тебя, – говорит тихо, – иначе ты никогда не отпустишь ситуацию… Иначе она накроет тебя в сорок депрессией и хронической тревогой… Я ведь знаю… Сам через это проходил… Страхи нужно прорабатывать… Гештальды закрывать… – нежно гладит меня по волосам, успокаивая. – Я рядом… И я все пойму… Знай, что я все пойму… И еще… – Берет меня за подбородок, заглядывает в лицо. – Если вдруг… – делает паузу, словно бы подбирая слова. Сейчас, как мне кажется, впервые ему неприятно говорить. – Если вдруг… и правда что-то проснется, скажи… Просто скажи… Правда – это та единственная вещь, Иза, которая способна спасти даже из самой страшной ситуации, когда, казалось бы, рушится всё… Я тоже это знаю… Я тоже это проходил…

Алан

Я сидел за красивым, богато накрытым столом. Смотрел на домашнюю стряпню, приготовленную Ее руками, смотрел на нее саму – непринужденную, раcслабленную и в то же время шикарную… Смотрел на то, как нежно, тепло ее ласкает взглядом муж, то и дело невзначай бросая на нее острые, наполненные неугасшей страстью взгляды… Он любит, сильно любит… Наслаждается… Это его наслаждение, не короткое, не сиюминутное, оно тягучее и сладкое, как патока… Оно течет в его венах, оно напитывает воздух, которым он дышит… Потому что Она для него – не короткое мгновение, не глубокий вдох, после которого нужно затаить дыхание, пока воздуха в легких не останется. Она – его жизнь… Та, что бьется пульсом. Постоянно. День и ночь.

Я пил… Много пил… Воду, вино, перешел на виски под недовольные взгляды раздражавшей своим монотонным жужжанием Милены, которая была здесь настолько неуместна, что хотелось ее выгнать из-за стола… Семейная чета, мать его… Умничающая что-то там нелепое про общий быт и семейные традиции.

Не мог напиться… Жажда иссушала меня, сколько бы я ни заливал в себя… Жажда по ней… По Бэлле… Только сидя здесь, в созданном ею за какие-то пару жалких недель тепле и уюте их дома в этом проклятом бездушном Сити, слыша ее звонкий смех, видя ее выразительные глаза, завороженно следя за плавными и грациозными движениями ее рук, я понял, как же сильно я хотел ее рядом… Я хотел пить ее… Я хотел её себе… Каждый день… Насыщаться ею, чтобы потом тут же снова испытывать жажду и снова припадать к ней исступленно… Но мое желание было глупым и наивным… Слишком поздно, Алан… Слишком поздно. Ты просрал всё. И горькое осознание этого факта пришло ко мне до конца именно здесь, сегодня, на этом долбанном ужине.

А еще я завидовал. Адски завидовал… Подло, по-черному… Такой завистью, какую испытывают слабаки, мерзавцы и отчаянные. Я завидовал этому мужчине, который имел право сидеть возле нее и нежно обнимать за талию… Он имел на нее права. Во всем… Не я… А я просто чувствовал себя жалким… Потому что Роберт не был ни мудаком, ни козлом… Мне не нужно было спасать ее от него, не нужно было освобождать от надоевшего престарелого мужа, как я себе придумывал наивно все те месяцы, когда воображал, что она все еще любит меня и тяготится браком с тем, кого поспешно выбрала назло, чтобы мне насолить…

Бэлла любила его… Ценила… Уважала. Сука, вот что было самым нестерпимым в этой ситуации. Проклял себя за то, что согласился сюда притащиться, да еще и взять с собой женушку по его настоянию… Проклял за то, что влез к ней в жизнь, как жук-навозник, начал ворошить прошлое, а она меня вовсе и не ждала… Она была счастлива, органична, довольна… Без меня. И не нужны ей были нахер ни мои деньги, ни мое влияние, ни моя любовь… Очень больно смотреть на все еще любимую женщину, которую по глупости упустил – и видеть, что она счастлива. Без тебя…

Теперь я понял, почему он был так уверен в себе. Так отчаянно уверен. Потому что верил ей. Потому что знал, что она его. Своим радушным приглашением к ним в дом он проявил не глупость, наивность или даже страх, какой можно бы было приписать фактом наличия у меня компромата на него. А ведь я, лох, думал именно так… Нет, этот Роберт не был ни дураком, ни самонадеянным. То, что он допустил меня сюда, говорило лишь о его желании демонстрации превосходства надо мной, которое он сейчас, совершено не прикладывая никаких усилий, действительно мне показывал. Так ведет себя альфа-самец, прохаживаясь по периметру своей территории. Вот так, Алан… Получай… Живи теперь с этим…

– Изабелла, все изумительно вкусно, – пропищала рядом Милена, действительно с аппетитом уплетая очередное блюдо со стола хозяйки, – такой радушный прием… Не думала, что во Франции бывают такие столы… Вы там все такие… Снобливые, сложные, утонченные…

Роберт улыбнулся снисходительно. Правильно сделал. Что лепечет эта курица? Рука-лицо…

– У нас не совсем традиционная французская семья. Я наполовину болгарин, ну а Иза, насколько я знаю, вообще ваших кровей. Мы любим эклектичную кухню и придерживаемся восточноевропейского гостеприимства.

– О, как интересно! Да, Алан мне говорил, что вы тоже с Кавказа, Изабелла. Какие красивые дети у вас, должно быть! Столько кровей! – сболтнула Милена, а мне тут же захотелось ее придушить, стоило только увидеть, как дернулась, не успев проконтролировать реакцию, Бэлла.

В этот момент мне было больно за нее. Физически больно. Малютка моя. Я должен был радоваться, что она не родила от него, но не было никакой радости. Сердце болело за нее. Моя добрая Белка, какой хорошей мамой она бы была… Какой красивой мамой. Горло опять процарапало от обиды и беспомощности. Снова залил свежие раны щедрым глотком виски.

– У нас нет детей… – дрожащим голосом ответила она, опустив глаза.

– Всё будет, – вдруг выпалил я, протягивая бокал, чтобы слова стали своего рода тостом. Не знаю, зачем я это сделал. Сказал перед тем, как подумать.

Мы чокнулись, и на секунду наши глаза пересеклись. Весь вечер она усиленно их от меня отводила. Сейчас – не смогла. Что она думала в этот момент? Увидела ли двусмысленность в моих словах, которая словно бы появилась потом, потому что изначально я ее вовсе и не вкладывал.

– Спасибо, Алан. Мы работаем над этим, – вмешался Роберт, в очередной раз за вечер обняв Бэллу и поцеловав ее в щеку.

Хорошо, что мои руки были под столом, потому что я так сильно сжал их в кулаки, что хрустнули суставы.

– Как вам в Москве? Уже освоились? Остались здесь какие-то друзья? – снова завела пластинку Милена.

– Я прожила в Москве не так долго, поэтому много кого не довелось узнать, но… Одна подруга есть. Она сама теперь большую часть года живет не в Москве – вышла замуж, теперь у нее дом в Сочи. Но скоро должна приехать. Очень жду нашей встречи.

Снова мы с ней невольно посмотрели друг на друга. Снежана… О ней она говорила сейчас. Бэлла была бледной и немного взволнованной. Еще бы. Милена завела ее своей болтовней на зыбкую почву. Слишком близко к Нашим воспоминаниям. Слишком все остро. Я был уверен, что не только для меня. Для нее тоже…

– Я буду очень рада показать вам город, познакомить с подругами, да просто прошвырнуться по магазинам. Вам, должно быть, одиноко здесь среди недели, без мужа. Я почти свободна. Мой бизнес давно поставлен на рельсы и не требует моего присутствия. Так что всегда можете ко мне обращаться, – искренне пропела Милена.

Бизнес у нее поставлен. А то как же. Просто я плачу бабки за этот убыточный бред. Сеть клиник – одно название. Давно пора прикрыть эту шарашкину контору. Да и вообще, я не хотел их сближения. От слова «совсем».

– Думаю, Бэлла будет сильно занята в ближайшее время. – Я сказал это вслух? Назвал ее настоящим именем, а не этим, нарочным? В комнате и правда появилось напряжение, или я накручиваю? – Они с Альбиной начинают большой многообещающий проект…

Она снова полоснула по мне острым взглядом. Потом посмотрела на Милену.

– Я с удовольствием приму ваше приглашение. Я правда ничего не знаю в новой Москве. Все так изменилось. Столько всего нового пооткрывалось… И давайте на «ты».

– Кстати, а где ты жила раньше, Бэлла? – не унималась Милена. Если бы я не был уверен, что она не знает ее, то уже начал бы подозревать неладное. Но теща постаралась. В этом я не сомневался. Она слишком тряслась над дражайшей доченькой, чтобы поведать ей тайны моей личной жизни до свадьбы…

– Я жила на Смоленской набережной… – еле слышно ответила она. В горле пересохло. По ходу, и у меня, и у нее.

– Представляете, мы были соседями. Балконы примыкали друг к другу. Я тогда снимал квартиру в этом же доме… Как-то с утра вышел попить кофе и посмотреть на Москва-реку, а там моя судьба… – вмешался Роберт, и от его слов я в буквальном смысле начал терять почву под ногами.

– То есть ваша история любви, можно сказать, началась с балконного флирта? – хихикнула Милена. А я подумал, интересно, они видят, как красная пелена застилает мои глаза, или только я это вижу…

– Принесу чай, – пискнула Бэлла и встала из-за стола поспешно.

Я пытался выдохнуть и взять себя в руки. Не получалось. Милена начала, как того требовал кавказский этикет, собирать со стола тарелки, типа, помогать хозяйке. Я воспользовался ситуацией, чтобы выдохнуть.

– Где у вас уборная, Роберт? – спросил не своим голосом.

– По коридору направо. Предпоследняя дверь, – ответил он спокойно, смотря на меня в открытую.

На негнущихся ногах пошел в направлении туалета в надежде ополоснуть лицо ледяной водой. Ушные перепонки вибрировали от всего услышанного…

Распахиваю дверь. Застываю… Это не туалет. Это спальня. Их спальня. Я должен поспешно ее закрыть и проследовать по коридору дальше. Но я этого не делаю. Пялюсь на их большую кровать. В голове начинают мелькать картинки того, как… Он. Её.

Держись, Алан. Держись. Сегодня вечером поедешь на ринг и оторвешься. Или просто набухаешься и подерешься с кем-то. А пока держись. Сохрани хотя бы остатки достоинства… Ты и так полностью им нокаутирован…

Роберт словно бы слышит мои мысли. Тут же материализуется рядом.

– Тебе дальше по коридору. Следующая дверь.

Я молча киваю. Когда оказываюсь один на один перед зеркалом в ванной, громко бесшумно кричу, просто открывая рот и напрягаясь, что есть мочи. Обычно это помогает сбить ярость. Сегодня не помогает. Сегодня вряд ли уже что-то поможет.

Я выхожу через пять минут. Склеив себя, как смог.

– Друзья, простите, срочный звонок с работы. Мне нужно в офис. Дела не ждут… Очень невежливо отказываться от чая и десерта, но иначе никак. Милена, собирайся.

Жена, похоже, не спешит следовать за мной. Даже было открывает рот, чтобы что-то возразить, но когда видит мой взгляд, обращенный на нее, решает все же промолчать.

– Иза, надеюсь попробовать ваш яблочный пирог как-нибудь в другой раз, раз дела не ждут, – последние слова произносит с укоризненной интонацией, обращенной в мою сторону.

А на меня снова ушатом обрушиваются воспоминания… Смоленская набережная, весна, кухня, яблочный пирог… Бэлла любила его готовить… А я любил его есть… Особенно после секса… Когда так уставал, что был готов проглотить быка…

– Я положу вам в дорогу, – тихо отвечает Бэлла, – мы все равно не едим сладкое…

– Отдельно, пожалуйста, – опять сбалтывает лишнее Милена, а потом, к моему облегчению, добавляет: – Я еду за город, Алан на работу. Думаю, чай мы будем пить в разных местах…

Хоть в чем-то моя жена оказалась права. Чай мы с ней действительно пили в разных местах. Вернее, чай я не пил. Я пил виски. Много виски. Столько, что напился в слюни, как свинья. Вот только это не помогло мне освободиться от мыслей, устроивших в моей голове настоящий кордебалет. Она и Он. Вместе. Ревность. Боль. Обида. Отчаяние. То и дело всплывающие в голове отрывки из нашей беседы за столом – они резали осколками… Теми самыми осколками, какие впивались мне во Внуково семь проклятых лет назад, когда я бил по окну, смотря на то, как он уводит ее за плечи. От меня…

Глава 10

Алан

– Кричи, Бэлла, – врезаюсь сзади, со всей силы сжимая густые темные волосы. Так резко и порывисто, что сводит лимфоузлы на бедрах. Девчонка кричит подо мной, но я глушу ее вопль своей рукой, которую она кусает что есть мочи, не в силах совладать с эмоциями. Кусай, красавица, так, чтобы до крови. Вырывая с мясом. Больнее все равно уже не будет…

Тяжелая хмельная пелена перед глазами. Боль на душе. Такая сильная, разъедающая, что дух перехватывает. Она как проклятие, карма, кара. Повсюду теперь со мной будет. И не сделать с этим ничего. Можно немного притупить, вот так, как сейчас. Создав нелепую иллюзию, настолько бледную и преходящую, что одно неверное движение, один лишний писк той, что сейчас подо мной, играет роль другой, и всё – мираж испарится… Я кончаю быстро, но механически. Все точно так же, как все эти проклятые годы без нее. Даже хуже. Теперь она слишком рядом, чтобы выключать разум. Теперь разум воет по ней волком, скулит, как шакал. Жалкий и ничтожный.

– Я на такое не подписывалась, – трещит девка, поспешно натягивая на себя полуразорванные тряпки после того, как я с ней закончил. У меня каждое ее слово, да что там слово, движение, отдается ударом по вискам.

– Сгинь, – хрипло отвечаю ей, не глядя и не слушая, кидая в ее сторону добрую половину бумажек из кошелька. Явно намного больше, чем та первоначальная сумма, которую я хотел потратить на снятую мною в баре темноволосую стройную девицу, чем-то отдаленно напоминающую мне Ее в искаженном крепким алкоголем сознании.

Тёлке, видимо, более чем хватает. Она быстро и теперь молча собирает с пола деньги и оперативно ретируется. А я… Я стою у окна и смотрю на погруженную во мрак Москву. Поздняя осень. Не сегодня, так завтра придет зима. И холодный Сити станет еще более холодным. Но мне плевать. Я не чувствую ни жары, ни мороза уже очень давно…

Ее окна напротив. Там горит свет. Сука, что же я наделал? Зачем сам создал себе этот ад? Эту нестерпимую близость. Это понимание того, что самая желанная на свете женщина так рядом и так далеко, сводит с ума. Не зря ведь придумали «с глаз долой – из сердца вон». А я сам решил продлевать свою агонию снова и снова. Болван.

Что она сейчас делает? Что Они сейчас делают? Она убрала со стола, переоделась в домашнюю одежду? И он сейчас опускает руки ей на талию, целует в затылок и говорит о том, какой хороший был вечер и каким вкусным ужин… А потом ведет ее в спальню и они начинают «работать над этим»… Во рту горечь. Что это? Желчный пузырь лопнул от едкой зависти, или оно такое на вкус – поражение… Горькое…

Я все еще сильно пьян. Иначе бы не сделал такую глупость, конечно. Не взял бы в руки телефон и не написал бы ей… Она не знает, что у меня ее номер. А у нее моего нет… Но я зачем-то пишу, как слабак.

–Почему, Бэлла? Почему ты ушла с ним…

Пишу – и через пару секунд стираю, выбирая «удалить у всех».

Вот так бы удалить мою жизнь. У всех. У нее, у родителей, у Милены… Кто из них счастлив? Да никто. Я везде костью в горле у всех встал.

Касаюсь горячим лбом холода окна и тяжело вздыхаю. Голова кружится. То ли от алкоголя, то ли от высоты. Жаль, что окна не открыть…

Бэлла

Он ушел, а меня все еще трясло. Это как лететь на самолете и в окно видеть, как ты едва не столкнулся с другим лайнером. Что это было? Если описать мое состояние, то, наверное, правильнее всего было бы его сравнить с выворачиванием одежды наизнанку перед стиркой. Вот такая я сейчас. Полностью вывернутая. Потерянная. Дезориентированная.

Ничего не узнаю. Себя не узнаю. А главное – не узнаю мужа. Это не мой Роберт. Этот мужчина другой. И он раздражает меня. Даже бесит. Впервые в жизни… Я хочу бросить проклятые тарелки в раковину, швырнуть на пол гребанный фартук, ворваться в зал, где он сейчас мирно, как ни в чем не бывало, смотрит телевизор, и долго бить его в грудь.

Зачем?! Зачем?! Зачем ты это сделал?! Зачем говорил все то, что говорил?! Это такая форма мести?! Кому? Мне или Алану?!

Он мстил за то, что между нами было?! Но разве мы виноваты?! Разве мы оба виноваты в том, что тогда обрушилось на нас…

В голове в состоянии броуновского движения мысли обо всем, что было. Я слышу его знакомое «Иза», доносящееся из гостиной, и понимаю, почему меня вдруг начало коробить от этого обращения…

А всё было очень просто. Семь лет назад я хотела спрятать Бэллу подальше… Бэллу Алана. Другой Бэллы попросту не существовало. Семь лет назад Роберт хотел ту самую Бэллу не спрятать, а заменить. Иза стала ее заменой… А кем она стала мне? Где заканчивалась Бэлла и начиналась Иза?

Слышу шаги в направлении кухни. Решил прийти сам.

– Всё хорошо? – в его голосе обеспокоенность. Я молчу, со всей силы натирая сковородку. Так, что тефлоновое покрытие теперь поцарапано. Сковородка на выброс. Но меня это нисколько не волнует. У меня жизнь летит под откос. Какая сковородка…

– Иза? – снова обращается Роберт к мне, не дождавшись ответа.

Все. Баста. С силой швыряю уже металлолом в раковину, вода расплескивается. Поворачиваюсь к нему, щеки горят от ярости.

– Что это было, Роберт?! – внутри такое возмущение, что аж горит все. Обидой, болью. – Ты зачем устроил этот цирк? Зачем?! Что это за «мы над этим работаем»?

Моя грудь ходит ходуном. Я слишком зла сейчас. Иногда достаточно одного дурацкого поступка, чтобы озлобить человека на себя и перечеркнуть годы завоеванного доверия. Теперь я знаю точно.

Кажется, ни один нерв на его лице не шевелится, несмотря на мою эскападу.

– Когда успокоишься, давай попьем чай.

Уходит обратно. Вот так просто. Это я, оказывается, «беспокойная»… Не выдерживаю и начинаю реветь. Нет, не потому что мне обидно, что все так вышло… Ощущение, что меня предали. Ощущение какой-то гадкой недосказанности, неправильности, неуместности всего происходившего. Его не должно было быть тут. Их не должно было быть тут. Не должно…

Чай мы не попили. Убравшись на кухне, я быстро прошмыгнула в спальню, желая как можно скорее отключиться от сегодняшнего дня. Уже в состоянии полусна услышала, как дверь в комнату отворилась. Он зашел внутрь разделся и лег рядом. Не знаю, его тактичность или мои молитвы в тот момент подействовали, но он не стал ко мне прикасаться. Даже не придвинул к себе и не поцеловал в затылок, как часто это делал. А я еще долго лежала и смотрела в стену. Мигнул телефон. Взяла с тумбочки айфон. Уставилась на экран. Неизвестный номер в ватсап всплывает одной строкой.

Почему, Бэлла? Почему ты ушла с ним…

Я читаю эти строки и тут же вижу, как они испаряются. Сообщения больше нет. Его удалил тот, кто отправил. А может, его и правда не было? Может, это все мое воображение выдает? Может, все вообще иллюзия? Все, что было между нами…

Почему, Бэлла? Почему ты ушла с ним…

Повторяю я вопрос самой себе уже от своего имени… Могла ведь не уходить… Он ведь не прогонял… Жила бы дальше молча его приложением. Радовалась бы его дозированному вниманию… Кто вообще сказал, что та жизнь Бэллы, которую он мне приготовил, которую он за меня выбрал, была хуже нынешней жизни Изы?

Снова ложусь в постель и снова смотрю в черную пустоту.

Не знаю, сколько времени проходит, но потом чувствую на своей талии теплую руку Роберта. Первый порыв – оттолкнуть, но я останавливаю себя. Устала. Устала обострять. Вообще, я не готова глобально ко всем этим острым эмоциям. Не готова к этим американским горкам.

Его поцелуй на моей голове. Нежный, заботливый. Такой, как раньше. От которого прежде всегда становилось спокойнее на душе. Но сейчас не становится.

– Прости, любимая, – шепчет тихо, – я идиот… Повел себя, как малолетний индюк… Просто… – делает паузу, глубоко вздыхает, – знаешь, мне тоже непросто… Все эти годы знать, что от одного упоминания его имени тебя трясет… Слишком сложно соперничать с прошлым, Иза… А оно не отпускает тебя, я ж не дурак, я вижу… Ты все время гуглишь его, читаешь о нем. Вздрагиваешь, стоит только произнести слово «Москва», вспомнить о нашем с тобой знакомстве. С тем, чьи минусы успели загладиться… С самого начала наш мир был словно бы прорисован на карте красными линиями, за которые нельзя переступать. Мы живем годами на минном поле…

Я поворачиваюсь к нему. Впервые Роберт говорит такие вещи. Впервые вижу его растерянность. Даже в темноте ночи она читается в блеске его глаз… А я отчаянно боюсь сейчас его слов, потому что сама себе не хочу признаваться в том, о чем он сейчас говорит… Я растеряна. Он знал, что я ищу информацию об Алане? А я ведь так старательно всегда чистила историю и кэш… И при этом всегда непроизвольно чувствовала себя жалкой преступницей, мелкой воришкой, заметающей следы. Жалкой… какой же я была жалкой…

– Нет никакого соперничества, Роб… Всё прошло… – говорю искренне. Я правда искренняя сейчас. Правда. Я верю в свои слова. Стараюсь верить…

– Точно? – спрашивает он вроде бы спокойнее, но складка между бровей не расправляется. – Скажешь мне честно, если нет? Я не ребенок, Иза. Бегать от него не буду. Хочу, чтобы ты знала, что мы здесь правда потому, что положение моего бизнеса критическое. Дело надо спасать, или мне и правда придется начинать жить за твой счет. А я так не смогу… Если судьба сама толкает нас по этому маршруту, надо пройти его достойно. А достойно – это значит честно по отношению друг к другу. Вот сейчас я с тобой честен. Да, я ревную. Да, его присутствие сегодня у нас было мне неприятно, напрягало. Но я сознательно пошел на эту встречу, чтобы показать, что я не прячусь от нависающих опасностей. И тебе показать, и ему, и самому себе…

Прикрываю устало глаза. Не хочу, чтобы это все было правдой. Хочу просто взять и проснуться. И чтобы снова Ницца, солнце и ароматный деревянный пол под ногами. Все, что происходит сейчас, слишком сложно и тяжело. Только в бульварных романах все эти встречи сквозь годы с первой любовью волнуют и будоражат. В реальной жизни все не так.

Физиология взяла своё. Я все-таки начала погружаться в сон и на задворках сознания поймала себя на том, что слишком строга к Роберту. Просто… Я не привыкла видеть его поведение импульсивным. Он всегда был таким спокойным, рассудительным, адекватным. Мы и правда должны пройти этот путь вдвоем, не уходить от ответов на вопросы, заданные самим себе. И речь прежде всего обо мне самой. Я должна заглянуть в себя и научиться смело смотреть перед собой. Прежде всего себе доказать, что всё, отпустило. Может, даже разочароваться. Да, именно разочароваться, чтобы потом снисходительно смеяться над тенями прошлого, столько лет заставляющими меня, подобно маленькой девочке в темноте детской комнаты, засыпать в страхе и трепете, что там, в углу, скрывается настоящий монстр.

Глава 11

Алан

Я облажался. Годы работы в серьезном бизнесе научили меня важному качеству – признавать свои ошибки. Не перед другими. Нет. Речь о себе. Секрет успеха в том, чтобы понять это самому. Один на один с собой. Уметь посмотреть в зеркало и сказать себе – я неправ.

А я был неправ. Я не должен был к ним лезть. Я не должен был ломать ее жизнь. Бэлла была состоявшейся молодой женщиной. Да, наверняка со своими тайными переживаниями и проблемами, как у всех, но и со своими радостями, надеждами, чаяниями… Зачем я вмешался? Эгоистично, хамски, нагло.

Мне нужно было поговорить с ней. Не потому что я еще на что-то надеялся. Извиниться за мой низкий шантаж. Сказать, что ей нечего бояться… Что ни в коем случае не буду ее заставлять или вынуждать на себя работать.

Но звонить не хотел. Это было бы неправильно. Некрасиво… Мой звонок лишний раз даст повод думать, что давлю на нее и чего-то хочу, а я… Я должен был засунуть свою «хотелку» куда подальше, как засунул в ночь после нашего искрометного ужина у них дома в первую попавшуюся шалаву. Животное. Кобель. Сволочь. Сколько раз я слышал эти слова в свой адрес от Милены, когда она палила мои измены. И все никак не могла взять в толк одно – не было никаких измен. Я никогда не был ей предан. Никогда не был предан нашей семье. Потому что никакой семьи не было…

Я сам не поверил в удачное стечение обстоятельств, когда выезжал с подземной парковки в Сити и вдруг заметил Ее стоящей и зябко жмущейся в тоненьком кашемировом пальто у КПП. Одна из башен все еще строилась. Это создавало во дворе хаос и неразбериху, вечно заставляло таксистов тупить при подъезде. Вообще, жизнь в Сити выглядит притягательной только телкам из провинциальных российских городов. На самом деле минусов хоть отбавляй. И их начинаешь с лихвой ощущать только постфактум, пожив в этом образчике «псевдожизни будущего»…

– Бэлла, – окликнул ее я, опуская стекло, – ты что здесь делаешь?

Она дернулась, увидев меня. Мне показалось, немного смутилась. Даже покраснела. Или просто она разрумянилась на первом, прихватившем позднеосеннюю Москву морозце…

– Такси жду… Что-то навигатор шалит. Второй раз приходится заказ отменять, водитель уезжает не туда.

Внутри щелкает призрачная надежда, пускающая по телу выстрел бесконтрольной и непонятной радости.

– У меня нет никаких дел. Куда тебе? Давай подвезу…

– Не стоит… – отвечает, пряча лицо в поднятый воротник, закрывается от меня. В этот же момент ее буквально чуть не сносит от очередного резкого порыва ветра. Мысленно чертыхаюсь про себя. Вот, один из главных факторов, который я ненавижу в Сити, – неравномерное распределение ветровой нагрузки. Недоработки архитекторов – в реальных условиях воздух не обтекает здание гладко, возникают завихрения, которые приводят к появлению мощной переменной боковой силы, и при возрастании скорости ветра ее значение скачкообразно увеличивается, от чего двор то и дело продувает с такой силой, что невозможно дойти от одного корпуса до другого…

– Садись в машину, – искренне говорю я, то ли приказывая, то ли прося. Ну холодно же ей…. Реально холодно. Здесь сейчас не до наших разборок, – куда тебе?

– На стройку, – отвечает она тихо, все еще мечась глазами между моей машиной и дисплеем своего телефона. Сомневается.

– Садись, Бэлла. Не укушу…

Она молча кивает, но не улыбается. Минута – и меня обдает такой знакомый и такой крышесносящий ее аромат, смешанный с запахом морозной улицы, что голова и член стреляют сотнями нервных окончаний. Но я быстро беру над собой контроль. Хватит, Алан. Хватит уже…

Какое-то время мы едем молча. На заднем плане играет какая-то мягкая расслабляющая музыка. Не знаю, что это. Радио. Водитель обычно все это настраивает для меня до выезда. Хоть какие-то же у него должны быть обязанности, раз я вожу в основном сам. А зарплату ему плачу исправно.

Раздражает, что, как назло, у меня то и дело звонит телефон. Сначала Илона что-то лопочет про график встреч на сегодня. Ее «рабочее», как я с усмешкой его про себя называю, оттюнингованное ботоксом и прочими бабскими ухищрениями лицо предательски высвечивается через блютуз на экране передней панели автомобиля. Вижу, что Бэлла хватает ее изображение глазами и тут же отворачивается.

Не проходит и трех минут – теперь звонок от Альбины. А ее что нелегкая принесла? Как назло, гарнитура тупит и у меня не сразу получается переключить звук на телефон. Ее приторно-сладкий, но деловой голосок разливается по всему салону.

– Ну, доброе утро, Казанова. Проснулся? Или все еще где-то тусишь? Видела, ты в ватсапе был в три часа ночи в последний раз… Говорить можешь?

Я успею чертыхнуться про себя несколько раз перед тем, как все-таки удается направить звук только в телефон.

Да, я ведь не сказал. Мы трахались с Альбиной. Конечно же. Это как раз тот редкий случай, когда женщина сначала показалась мне интересной. Она и правда интересная. Но совсем не моя. Хватка у нее что надо… И в отношении того, как правильно сжимать член, и в отношении бизнеса. Я искренне решил ей помочь. Не потому что мы были любовниками. Потому что увидел потенциал. Правда, кладя перед ней контракт, тут же сказал, что всё. Никакого больше секса. Никаких отношений. Никаких ожиданий и иллюзий. Работа, только работа… Она согласилась сразу и без оглядки.

–Неужели ты думал, что я выберу быть твоей временной содержанкой? Не питай иллюзий, Атабеков, ты, конечно, хорош, но не мое это – бегать и отлавливать тебя из постелей твоих очередных шлюх или соревноваться с очередной мисс Черкассы в секс-олимпиадах за право быть твоей фавориткой…

Мы стали друзьями. Искренними. Честными. И только ей было дозволено вот так со мной разговаривать… Правда, сейчас, в этот момент, я хотел убить ее за хрень, которую она успела нагнать на громкой связи…

Наконец-то телефон заткнулся. А я мысленно снова чертыхнулся, когда посмотрел на навигатор и увидел, что нам осталось ехать всего десять минут… Вот, сейчас я завезу ее на объект – и всё… Она снова упорхнет от меня… Не будет больше этого сладко-пьянящего запаха ванили и свежести в салоне. Не будет исходящей от ее тела теплоты, какой-то щемящей нежности и сексуальности одновременно.

– Бэлла, я… – начал тупить, подбирая слова. – Забудь все, что я тебе тогда наговорил… Не будет никакого шантажа, конечно. Я повел себя, как укурок конченый. Прости… Просто боялся, что ты сразу сбежишь, испугаешься… А ведь проект и правда…

– Проект и правда перспективный, – перебила она меня таким уверенным, спокойным голосом, что меня аж от удивления подбросило на сидении, – я изучила документацию. Поговорила с ребятами в Италии. Они в полном восторге от перспективы редизайна. Вот, мы как раз договорились сегодня встретиться со сметчиками и подрядчиками. Все обсудить. В субботу прилетит часть нашей команды, и начнем отрисовывать. Но… если ты… вы передумали, то…

Я не поверил своей радости. Серьезно?! Она сейчас вела к тому, что не хочет отказываться от проекта?! Что будет продолжать работать?!

Оторвался, наконец, от дороги. Смотрю на нее, задыхаясь от очередного укола надежды прямо в сердце, как при реанимации.

– Бэлла, для меня будет честью, если ваша команда им займется и… Выстроим такой рабочий формат, который тебя устроит…

Она тоже подняла глаза на меня. Посмотрела серьезно. Я бы даже сказал, в ее взгляде была воля и сила.

– Алан, мне действительно хочется заниматься заводом. И у меня нет никаких предпочтений в форматах работы. Если ты о нас с тобой, то все нормально. Мы ведь все прояснили. Все хорошо… Ты сам меня заверил, что никаких скрытых подтекстов не будет. И я хочу тебе верить. И Роберт тебе верит, что для меня принципиально. Моя фрустрация в начале была связана с тем, что я правда подумала, что у тебя на уме нечто другое, но… Все прояснилось. Милена мне очень нравится. И если ты не против, я правда хотела бы принять ее приглашение продолжить общение. И еще… Чувствуй себя совершенно спокойно в отношении форматов работы с Альбиной. Не надо от меня специально шифроваться или что-то менять. Мы не маленькие дети… Все хорошо…

Ее слова обдали меня такой исходящей от нее уверенностью в себе и своих словах, что если бы я сейчас стоял, а не сидел, наверняка бы качнулся, как на ветру. Какой она стала сильной и независимой, моя маленькая девочка, моя малютка, ранимая и уязвимая. Сейчас передо мной сидела женщина, твердая и рассудительная, дельная, сознательная. Годы изменили не только меня, но и её… И эту истину мне тоже нужно было принять. Годами я жил иллюзией о той девочке в моей футболке поверх голого тела, которую оставил в квартире на Смоленке. Бэлла изменилась. Возможно, это теперь и правда Иза…

– Я… – снова интонация идиота в попытке подобрать правильные слова. Мы заезжаем на территорию. Я судорожно цепляюсь за темы, которые хочу с ней обсудить. Господи, их так много… А сейчас в голове какой-то сумбур и каша. Даже паника. Опять звонит проклятый телефон.

Перевожу глаза на высветившиеся на большом дисплее передней панели автомобиля буквы, и сердце уходит в пятки.

«Нет, нет, ну, нееееттт», – только и успевает сказать мне мой мозг.

«Красавица»… Сука, как такое вообще возможно? Почему я забыл об этом… Забыл, что оставил тот самый «телочий» телефон у очередной дуры, с которой тусил. Правда, это было больше двух месяцев назад. После моей поездки в Венецию и встречи с Бэллой общаться с девицами дольше, чем на одну ночь, желания не было никакого. Я даже не помнил, как ее зовут. Да, честно говоря, в принципе не помнил их имен. Для того и было придумано это самое «красавица»… Откуда она взялась? С чего вообще решила позвонить? И какого хера помощник не изъял у нее телефон сразу?

Она тоже видит это проклятое слово на дисплее. Между нами сейчас такое едкое напряжение. Оно в буквальном смысле щиплет глаза.

– Ответь своей красавице, чего ждешь… – усмехается, отворачиваясь к окну. Порывисто дергает дверь автомобиля, но я успеваю нажать блокировку дверей.

– Выпусти, – говорит, волнуясь.

Я резко нажимаю на сброс вызова и выключаю телефон.

Молчу. Не решаюсь ничего сказать.

И она молчит. И все же прерывает это молчание первой.

– Ты спросил у меня, почему я ушла с ним… Вот и ответ, Алан… – говорит, все так же глядя перед собой. – Илона, Альбина, Полина, Кристина… Потому что не хотела быть очередной «красавицей» в длинном списке твоих хобби…

– Ты бы не была… Ты никогда не была… – Я звучу глухо. Самому страшно от своего пустого, бесцветного голоса… Голоса лузера, потерявшего всё.

Усмехается, переводя на меня острый взгляд. Я вижу в нем уязвленность, нервозность. Может быть, это хорошо? Ее эмоции сейчас говорят о том, что ей не всё равно… Или… Или я себе лгу опять…

– Алан, я и была первой из их списка… – Закрывает лицо руками. – Что бы было, когда ты наиграешься? Подарил бы мне в качестве благодарности ту квартиру? Ах, да… Ты ж и собирался мне ее дарить, вспомнила… Как раз в тот день мне об этом сказал, когда собирался в ЗАГС с Миленой…

– Бэлла, я… – пытаюсь ей объяснить, но она не слушает, продолжает свою тираду.

– Какой ты с ними, Алан? Тоже благодетель-спаситель, решающий проблемы потерявшихся девочек? Что даешь им за секс с тобой? Щедрый любовник? Хотя зачем я спрашиваю… вон, Альбине бизнес подарил, другим, наверное…

Накрываю ее руку своей. Крепко сжимаю.

– Послушай меня! – получается резко, она дергается и замолкает. Смотрит на меня. В уголках глаз застывшие слезы. Мне так больно, так больно сейчас… И ей больно, я знаю. Я мечтаю забрать эту боль себе.

– Бэлла, я любил тебя… Я правда любил…Если бы ты осталась в моей жизни, всё сложилось бы иначе. Но ты ушла с ним! Ты предала нашу любовь! Скажи мне честно, ты крутила параллельно и с ним, и со мной?! Стоило мне выйти из дома, он перелазил к тебе через балкон?!

От моих слов Бэлла словно бы осекается, замирает. А потом начинает смеяться. Сильно, заливаясь, всхлипывая.

– Ты сейчас серьезно это говоришь? – спрашивает, немного успокоившись. – Алан, ты провел со мной неделю, говоря о любви до гроба. Ты взял меня с утра на кухне после того, как я накормила тебя завтраком. Оделся, поцеловал в губы и… уехал в ЗАГС, жениться на своей невесте… И ты мне смеешь задавать вопросы?! Скажи честно, ты ведь тогда так меня бросил? Как там у вас заведено? Попользовал и передал право другому?! Давид же поэтому в тот же день приехал ко мне и начал засовывать руки под юбку… Я видела у него на фото ваши с Миленой счастливые лица из ЗАГСа, Алан! В тот же день, когда ты трахал меня на столе в кухне! Тошно! Мне тошно от всех вас!

Что она сейчас говорила?! Давид?! При чем здесь Давид?!

– Что значит Давид, Бэлла? Он приходил к тебе? В день… – сказал и самому больно стало, не смог произнести «свадьба», – в тот самый день?!

– Не притворяйся сейчас, Алан! Всё ты прекрасно знаешь! Он пытался меня изнасиловать, я убегала от него босоногой! Спасло, наверное, только то, что смогла захлопнуть дверь снаружи, а ключи были куда-то спрятаны, и он, видимо, не нашел их, чтобы выйти за мной тут же… Вторая пара ключей была у тебя, так что это ведь ты наверняка его вызволял… А вообще, расспроси у него все сам… Только что там расспрашивать… Давид был твоей шестеркой. Но лишний раз взгляд на меня поднять стеснялся. Он никогда бы не пришел так нагло ко мне приставать, если бы не получил от тебя разрешение…

В висках стучала дикая ярость. Я слушал и не мог поверить… Ни во что не мог поверить… То, что говорила сейчас Бэлла, обрушилось на меня какой-то дикой, неизвестной, непонятной правдой… Правдой, в которой вопросов было больше, чем ответов…

– Давид мертв… – сказал я совершенно безжизненным голосом. – Его нашли мертвым почти сразу после того, как ты сбежала…

Бэлла дернулась, но при этом не сказала ни слова. Даже через твердое сукно пальто я видел, как колышется от волнения ее грудь.

– Я очень прошу тебя закрыть все эти темы раз и навсегда, Алан. Пожалуйста. Этого разговора тоже быть не должно было. Пусть он будет первым и последним. Хватит уже. Найди себе другой источник ярких эмоций, если семейная жизнь приелась. Мне не приелась. Я вообще всего этого не хотела, ни Москвы, ни этих новых проектов, ни этого переезда… Я любила свою жизнь, слышишь? – посмотрела на меня искренне, отчаянно. – Будь моя воля, я бы осталась жить в нашем маленьком доме в Ницце, вдали от всех этих ваших интриг, пороков и алчности… Открой дверь сейчас же…

Я автоматически выполнил ее приказ, все еще сидящий перед ней, словно бы меня контузили. Все, что наговорила Бэлла, требовало серьезного анализа… Теперь картина стала намного более сложной и изощренной… Факт того, что Давид был в нашей квартире и как-то успел оттуда выбраться, или ему это сделать помогли, всё переворачивал… Кто за этим стоял? Откуда вообще у него так оперативно появились фото из ЗАГСа? Мать Милены? Эта сука решила продолжить свою партию? Мне предстояло со всем этим разобраться, но сейчас… Сейчас я смотрел на Ее удаляющийся силуэт и представлял ее в Ницце. В легком летнем сарафане на голое тело, с разлохмаченными волосами, успевшими на кончиках немного посветлеть от того, что выгорели на солнце. В тот проклятый день моей так называемой «женитьбы» я собирался увезти ее на Лазурный берег… И сам наслаждаться вот таким ее разморенным на солнце виде на фоне бесконечной лазурной глади… Но увезти ее к морю в итоге было суждено не мне…

Глава 12

Бэлла

– Снежанка!!! Как я счастлива встретиться! – обнимаю подругу, не могу нарадоваться. Столько эйфории, какого-то облегчения, расслабленности вдруг разом. Как мне не хватало ее. Хоть мы все время на связи по интернету, да и время от времени пересекаемся в Европе, понимание того, что твой родной человечек может хотя бы какое-то время быть с тобой так рядом, в одном городе, просто окрыляет. Все-таки как важно, когда в нашей жизни есть вот такие люди, с которыми хорошо, несмотря на время и жизненные обстоятельства…

– Привет, моя хорошая, – обнимает меня Снежа. Я с восхищением смотрю на нее. Годы над ней не властны. А еще ей очень к лицу любовь. Какая-то она вся достойная, шикарная, элегантная до безумия. И дело не в том, что ее новый супруг способен удовлетворить любую прихоть, просто она сейчас само воплощение самодостаточной, нашедшей себя в жизни женщины, которой не нужно ничего никому доказывать. И знаете, с ней так всегда было – и когда она работала мастером маникюра на окраине Москвы, и когда начала летать на частном самолете. Думаю, когда работала по своей первой профессии, юристом, было так же. Хотела бы я быть такой, как она, в ее годы. Да только… в нынешней ситуации, когда моя жизнь скорее напоминает «Титаник» в момент столкновения с айсбергом, вряд ли есть смысл загадывать так надолго вперед… – Извини, хотела приехать раньше, но у мужа никак не получалось доделать дела.

Вот уже третий год Снежана с супругом большую часть года проводят на Сейшелах. Не очень удобно для нашей дружбы, потому что даже общение по интернету стало теперь проблематично из-за разницы в часовых поясах, зато прекрасно для его капиталов и для их возраста – энергичного, но близящегося к почтенному. Оказывается, Сейшельские острова – одно из излюбленных направлений наших бизнесменов по выводу финансов за рубеж. Я и не знала, что это своего рода столица офшоров, подобно Кипру. Что ж, почему бы не пожить там, когда круглый год сказочная лазурь океана за окном и безмятежное спокойствие позволяют не думать о сохранности счетов и неоплаченных налогах.

– Ну что, освоилась в Москве? – спрашивает бодро она, заказывая нам две чашки капучино и при этом дельно добавляя: – Здесь надо пить именно его. Лучший в городе. И выпечка у них отменная. Но я в завязке, только с детокса. Так что прости, тебе тоже не светит сейчас вкусная булочка, чтоб я не смотрела, как ты ешь, и не завидовала…

Мне бы сейчас рассмеяться, но я молчу, просто растерянно кивая.

– Нормально освоилась. Все хорошо, – отвечаю слишком сухо для нашего формата общения.

Повисает неловкая пауза. Наверное, потому что я жду, что она начнет спрашивать дальше, конечно же. И она начнет. Мы понимаем, что именно на самом деле ее интересует.

– Рассказывай, Бэлла, не томи уже. Мы с тобой не первый день знакомы… Что у тебя здесь происходит за Санта-Барбара? Получается, вы уже сколько с Робертом в Москве? Третий месяц?

– Да, где-то так… – отвечаю тихо, отпивая капучино из белой красивой чашки. Кофе очень горячий. Небо в момент вспыхивает. Не знаю, куда себя деть. Вся на нервах. Невольно глаза то и дело соскальзывают на наше отражение в зеркальной стене кафе напротив. Красивый интерьер. Современная интерпретация арт-деко. Сейчас это модно. Конечно, дело не в том, что мне вдруг страсть как захотелось порассматривать интерьер. Просто я то и дело отвожу глаза от нее.

– И что?

Пожимаю плечами.

– Все нормально. Работаем над проектом. Второй месяц уже как. Интересно, мне нравится.

– Бэлла, – выдыхает Снежа. – Он как? – делает акцент на местоимении. – Это правда, что проект его? И что Роберт фактически тоже на него работает, да? Ты мне как-то обмолвилась в разговоре. Я не стала расспрашивать по скайпу, сама понимаешь, такие имена лучше всуе не произносить. Ни в свете того, кто такой Алан, ни в свете того, кто такой мой муж. У нас дома вообще паранойя – моему кажется, что нас все время слушают… Да ну и ладно, пусть лучше на этом заморачивается, чем на чем-то еще…

– Все нормально с ним. Не видела его уже месяца полтора. Мы в самом начале установили границы, выяснили отношения. Решили, что все в прошлом, – стараюсь придать своему голосу максимальную отстраненность и спокойствие. А еще делаю над собой усилие и поднимаю глаза на нее. Потому что точно знаю, она сейчас очень внимательно меня рассматривает…

– Да ладно? Вот так прям все и порешили разом?

– Снеж, что ты хочешь услышать? – устало спрашиваю я. – У меня нет бурного романа на стороне в духе страстных любовных романов. И нет, он не устраивает с Робертом дуэли за право обладания мной. У каждого из нас своя жизнь. Моя жизнь – с Робертом. Что еще сказать по этому поводу?

Боюсь, что звучу чрезмерно резко и раздраженно, поэтому последнюю фразу немного сглаживаю, говорю мягче и тише.

– Как, кстати, Роберт? Давно проверялся? – совершенно невозмутимо спрашивает Снежа. Казалось, мои эмоции нисколько ее не задели.

Снова делаю глоток. Кофе уже так не обжигает, но небо все равно болит.

– Хорошо вроде. Рецидива нет. Проходили чек-ап перед отъездом. Следующий по плану весной. Но все равно я нервничаю, конечно. Очень он упертый. И на здоровье своё плюет. Половину из того, что врач говорит, не соблюдает. Представляешь, поймала его за курением около месяца назад. Устроила скандал, не выдержала. Вот не люблю криков, а здесь прям словно бы сорвалась. Ну какие сигареты, Снеж? Ему инвалидность дали, а он с сигаретами…

– Не прессуй мужика, Бэлла, – знающе возражает Снежана, – он у тебя не из тех, кто сиськи мнет и под юбкой сидит. Да, может, и не такой пещерный человек, как наши брутальные российские мужики, но все равно не из тюфяков. Думаю, ему самому все это непросто, переезд в Россию, новая работа. Так что…

– Да-да, понимаю, – соглашаюсь я. Грустно как-то. В Москве уже как неделю лежит плотным покровом снег. Не тот, который падает и тут же тает от реагентов, а настоящий. Его не так легко уничтожить… На душе тоже словно бы снег, словно бы все мои привычные дорожки, по которым годами ходило сознание, припорошило – и я заблудилась.

– Снеж, у меня вопрос, – говорю я задумчиво, – уже какой раз хочу у тебя поинтересоваться, но всё забываю. Про Давида. Ты в курсе была, что он умер?

Она глубоко вздыхает. Отводит глаза.

– В курсе, – отвечает односложно.

– А почему мне сразу не сказала? Мы ведь с тобой все время были на связи…

– Когда, Бэлл? Когда ты первый год была в состоянии коматоза? Зачем? Не до Давидов тебе было тогда. А потом у тебя новая жизнь началась, новый мужчина. Смысл мне теребить тебе раны? Все это осталось в старой жизни, от которой ты самолично приняла решение откреститься навсегда.

– А что случилось с ним, ты не знаешь? Как он умер? – настаиваю я. Внутреннее чутье говорит мне, что нужно спросить. Что-то там нечисто. – Алан как-то странно обмолвился, что его не стало примерно в то же время, когда и я уехала.

Я вижу, что она не хочет мне отвечать. Нехорошее предчувствие зреет внутри холодным, липким чувством страха.

– Его нашли в Подмосковье, Бэлла. Официальная версия самоубийство. – Она видит, как я бледнею. – Но не надо сейчас делать такое лицо. Там всё очень мутно, как я поняла. Не факт еще, что это он сам, может, его. Давид мутным типком был. Не знаю деталей, муж что-то рассказывал к слову, но я не вдавалась в подробности.

Для меня уже не очень важно то, что она говорит дальше. Потому что в голове на репите ее слова о самоубийстве… То самое дерущее горло ощущение, какое я перманентно чувствовала, когда ушла Айза, накрывает с новой силой… Это из-за меня? Не бывает же таких совпадений? Он покончил с собой, потому что я тогда сбежала? Начинаю судорожно припоминать все то, что он мне говорил в тот злополучный день…

– Бэлла, перестань ты думать уже о том, о чем не нужно. Уж точно не забивай голову этим Давидом, пусть земля ему будет пухом. Сумасшедший какой-то он был, непутевый. Ты ж сама говорила, что он нес тебе какую-то несуразицу. Ты мне лучше скажи, что Альбина? Нормальная начальница? Про нее вся Москва говорит – яркая девица, амбициозная. У вас же скоро корпоратив будет, наверное? Ты пойдешь?

– Не думала об этом, – честно говорю я, – знаешь, я полностью поглощена проектом. Не очень интегрирована в большой коллектив, так что…

– Никаких «так что»… Новогодние корпоративы в России – дело святое, ты, видимо, позабыла! Я это помню еще по работе в салоне красоты… Поэтому давай-ка лучше обсудим, что ты напялишь на себя…

Я открываю было рот, чтобы что-то ответить, но тут вижу в отражении приближающийся к нам силуэт высокого статного мужчины в идеальном по посадке сером пальто. Узнаю в нем мужа Снежи, приветливо разворачиваюсь и встаю, чтобы поприветствовать. Мы целуемся по-европейски в две щеки.

– Бэлла, рад тебя видеть, – говорит он, галантно улыбаясь. – Добро пожаловать на родину, наконец.

– Добрый день, Эльдар! Тоже рада встрече!

Глава 13

Алан

Синяя борода. Я знал, что мои сотрудники называют меня за спиной именно так. Нет, не потому что я изводил с белого света девушек или отличался изощренным деспотизмом. В общем и целом я был очень даже неплохим начальником – в меру строгим, в меру понимающим. Мог устроить выволочку по делу, мог понять и войти в жизненные обстоятельства. Все, как у людей… Дело было в моем кабинете. Не в том, который был для всех, а моем «особом кабинете», том самом, куда имел доступ только я… и еще моя секретарша, или «Кукла», как я ее называл про себя, при том исключительно для определенных целей. Но и она не видела главного секрета, самого сокровенного сокровища этой комнаты.

Бэлла. Вот кто был в ней спрятан. Вернее, мои воспоминания о ней. Мои нереализованные мечты. Моя тоска и подавляемое все эти годы желание… Когда семь лет назад, в Амстердаме, после лучшей ночи с женщиной, которая когда-либо была в моей жизни, я впервые после выпуска взял в руки грифель и бумагу, чтобы нарисовать ее, я и представить не мог, что эти три наброска – небрежных, неряшливых, неопытных, нетерпеливых, так как рука дрожала от пронзающего мое тело желания снова заключить ее в свои объятия и обладать ею до экстатических судорог, станут моей личной иконой. Триптихом, на который я буду все эти годы молиться…

Эта комната – свидетель моих самых сокровенных тайн. Моей истинной боли. Моего бесконечного одиночества. Здесь я творил, придумывая новые сумасшедшие проекты, поражающие воображение своим креативом и функционалом. Здесь я строил свои самые смелые бизнес-схемы, позволяющие мне зарабатывать сотни миллионов. Здесь я выл волком, напиваясь и думая о том, как просрал свою жизнь, потому что она все равно, неважно, какие в ней были успехи и достижения, не имела смысла без Нее. Здесь я вспоминал о прошлом и осмеливался погружаться в нелепые и несбыточные мечтания о будущем. Я, как дурак, мог часами смотреть на запечатленные мною тогда черты любимого лица и проживать с Ней жизнь, которой у нас никогда не будет – она в моем доме, на кухне, готовит свою вкусную еду, а потом мы вместе ужинаем. И ведь я вспомнил, как вкусно она готовит, когда ужинал у них дома, когда ел, давясь, ее пирог из яблок в машине на утро после того самого ужина – бухой и противный самому себе… Она в детской наших детей – читает им сказки. Она в нашей постели – и мне в равной степени упоительно предаваться там с ней дикой страсти или просто уютно обниматься в теплых пижамах, думая о завтрашнем дне…

А иногда, когда мною овладевала тьма, именно здесь я превращался в похотливое животное, представляя, как раскладываю ее на этом самом столе и остервенело трахаю, наказывая за все те дни и ночи, что она дарила не мне. Иногда в моих мечтах она становилась передо мной на колени, иногда покорно прогибалась. Иногда я грубо вжимал ее обхватывающее мое туловище ногами тело в стену… Это происходило так. Я открывал специальную раму, закрывающую Бэллу от любого незваного гостя, будь то секретарша, уборщица или сам дъявол. Звал «Куклу» – и делал свои низкие, тошнотворные дела. Да, я был плохим. Ужасным. И ничего с этим уже не поделать. «Кукле» было запрещено смотреть по сторонам. Когда я заканчивал, я всегда предусмотрительно вставал и снова закрывал раму, чтобы она не могла увидеть моей Бэллы. Что бы ни было, никто не имел права марать ее образ своим любопытным взглядом. Она здесь ни при чем. Вся злость, вся чернота только во мне, не в ней…

С тех пор, как Она оказалась так рядом, «Куклу» не хотелось. Ничего и никого не хотелось. Я словно бы застыл, заморозился во времени. Думал, что раньше моя жизнь была заморозкой, как же я ошибался. Тогда я мог общаться с друзьями, бухать, трахаться… Нет-нет, но что-то из этого пусть и не приносило мне глобальной радости, но все равно хоть немного впрыскивало дофамин (прим. гормон счастья) в кровь. Теперь же все стало таким пресным, безжизненным, что было даже странно. Хотелось взять нож и отрезать себе палец – чтобы хотя бы что-то ощутить…

Я сожалел, что согласился на глупость Милены и отправил Киру к моим родителям во Флориду. Пару месяцев назад, на фоне эйфории от приезда Бэллы, эта идея мне показалась идеальной: а что, и родители будут рады, и я вроде как хотя бы немного обелю себя в их глазах как непутевый и неблагодарный сынок. Был бы ребенок сейчас рядом, может быть, стало бы полегче. Она единственная приносила мне радость.

Я отказался от Бэллы. Да, отказался. Потому что понял разом, что не достоин ее. И действительно, на хрен ей не нужна эта моя нелепая любовь. Это у меня всё левым лесом, а у нее правильно, по-человечески. Такие женщины, как Бэлла, не уходят от мужей и не заводят пошлых адюльтеров на стороне, тем более что просто интрижки с ней я не хотел. Она – тыл, она – опора. Если ты с такой, у тебя есть очаг, у тебя есть куда вернуться. И неважно, это съемная однушка на окраине или дворец в Серебряном бору. Забавно, когда-то мне казалось, что она-то как раз непутевая и неправильная, а вот Милена – это мечта любого серьезного кавказца, имеющего монументальные представления о семьи и браке. А в итоге получил пустую дуру в жены, которая только и думала, что о тряпках и похвастушках перед такими же подружками-дурами. И даже дочь ей была не нужна, иначе как бы она согласилась отправить на всю зиму на другой конец земного шара маленького ребенка?

Зазвонил телефон. Наконец-то. Долго же я ждал этого звонка.

– Сергеич, приветствую, – обратился я к старому приятелю из СК (прим. Следственный комитет), – да, слушай, по делу звоню, не буду отвлекать долго. Что? Нет, не по делам моим. Ты ж знаешь, у меня все чётенько-гладенько, не подкопаешься. Мы с законом дружим… Я по другому вопросу… Можно тебя попросить по старой дружбе поднять материалы одного дела? Не знаю, ваши ребята этим занимались или подмосковные, это надо уточнять. Короче, семь лет назад умер мой друг Давид Пармиев. Официальное заключение – самоубийство. Что? Нет, в Эркюля Пуаро не заделался. Просто хочу для себя кое-что прояснить… При нем же были вещи? Вот куда эти вещи обычно деваются в таких ситуациях? Мне бы на телефон его посмотреть… Можно организовать?

Мысль о телефоне – первое и самое адекватное, что пришло мне на ум. Слова Бэллы о том, что он показал ей фото с моей свадьбы, не давали покоя. Если они у него появились, то кто их сделал? На тот момент мы с Давидом были в жестких контрах из-за нее, в ЗАГС его никто не звал. С учетом того, что Бэлла сбежала по истечении не более чем часа после нашей церемонии, то ему их кто-то должен был оперативно скинуть прямо с торжества. Всех присутствующих я помнил и мог пересчитать по пальцам. Я почти не сомневался, что это мать Милены, кому это еще было нужно, но стоило перепроверить… Эта дамочка порядком превысила лимит моего терпения. И теперь мне нужен был только маленький повод, чтобы прижать ее к стенке. Давид мертв – и я упорно не принимал версию о том, что он сам пошел и покончил с собой… Оставалось только собрать факты.

Старый опытный ментяра разочаровывает меня. Оказывается, личные вещи покойника после завершения дела отдаются родственникам… Вот только у Давида не было никаких родственников. Я точно помнил. Потому что на похоронах были только друзья и коллеги. Да он особо и не рассказывал про родственников никогда…Кстати, а почему? Начинаю об этом думать… Странно для молодого кавказского парня – у нас ведь если кто не брат, так сват…

– Короче, будь добр, организуй мне доступ к его делу, дружище. Ко всем материалам, что есть, документам, записям. А я в долгу не останусь, ты ж знаешь…

* * *

– Здорово, Арсен, сколько лет, сколько зим, – произносит Эльдар, протягивая руку Капиеву, вальяжно раскинувшемуся в своем кресле. В его руках идеально наточенный карандаш, который он крутит в руках с виртуозностью фокусника.

– Привет, брат, добро пожаловать обратно. Как в теплых краях?

– В теплых краях хорошо, но скучно. Что у вас тут, рассказывай лучше. Как Алан?

Мужчина разочарованно разводит руками. Досада так и считывается на его лице.

– Настырный, гаденыш, никак не идет на контакт. С тех пор, как мы поссорились, без изменений…

Эльдар удивленно поднимает бровь.

– Да ладно? То есть игра в семейные узы всё же закончилась?

Мужчина недовольно поджимает губы в ответ.

– Всё-таки есть в нем эта алмазовская безбашенность и категоричность. Что ты хочешь, борцуха. Нет, чтобы обсудить все, обговорить, он сразу в штыки…

– Ну, может быть, потому что ты правда поступил недостойно, решив увести из-под его носа жирный кусок прибыли. Это было нечестно, Арсен. По беспределу. Как в девяностые. Сейчас так дела не делаются.

– Я хотел его проучить. Совсем зарвался, засранец. Возомнил себя пупом земли. А ведь это мы с тобой его сделали…

– Не перегибай! Парень смышленый и фортовый. Его успехи давно уже не связаны с нашей совместной работой. А что, может, зайти со стороны семьи? Жена, дочь… Может, они помирят вас?

Капиев лишь усмехается в ответ.

– Кто? Эта овца ботоксная? Кого она там помирит? Ему на нее срать… А дочь уже как второй месяц у Камиллы во Флориде… Та еще семейка.

– Ну, идеальная в твоем понимании, забыл? Это ж ты руку к ней приложил. За счастье парня ратовал, – мрачной усмешкой напоминает Эльдар. – Кстати, я видел Бэллу вчера.

Капиев с интересом поднимает глаза на собеседника.

– Вебкамщицу его? А что так?

– Она же подруга моей жены. Забыл, я ж со Снежаной познакомился как раз тогда, когда Алан попросил дела Бэллы с Кесарем уладить…

– Точно… Давно это было, уже все и забыл… И что Бэлла? Как она?

– Королевишна, знаешь, какая… – хмыкает в ответ. – Архитектор перспективный, замужем, во Франции живет, красивая баба, породистая… Зря ты тогда вмешался и не дал им быть вместе… Мне кажется, Алан был бы с ней счастлив. Все бы по-другому сложилось…

– Интересно… – задумчиво произносит Арсен, сосредоточившись лишь на своих мыслях.

– Самое смешное, она на Алана сейчас по факту работает. Ну, вернее, на ту его телку козырную, Альбину, помнишь? – Мужчины переглядываются, усмехаются.

– На Алана, говоришь? – в глазах Арсена загорается странный огонек… Если бы не его циничность, можно было его принять за надежду.

– Ты что задумал, старый лис?

Капиев, чьё настроение заметно улучшается на глазах, вальяжно откидывается в кресле и улыбается.

– Слушай, а ведь это тема… Может быть, эта самая Бэлла меня и приведет и к сыну, и к жене…

Эльдар закатывает глаза.

– Чьей жене? Чьему сыну, Арсен?

– Камилла – моя жена, Эльдар. А Алан – мой сын. Ничего это не исправит, – твердо говорит Капиев и ломает карандаш, который все это время крутил в руках.

– Ты попридержи коней, Амур, – усмехается Эльдар, – она здесь с мужем и по ходу их мало что связывает с Аланом, она работает с Альбиной, говорю же…

– В жизни не поверю, что ее появление там – просто совпадение…

– Совпадения случаются. Вот мы со Снежей, например. Кто бы узнал все подробности, в жизни бы не поверил, что я просто влюбился в нее при всех тех обстоятельствах.

– Это не твоя история, Эльдар. Ты изначально был просто наблюдателем. Это наше, между нами. Мной, Аланом и Камиллой…

Глава 14

Бэлла

Я волнуюсь. Ничего не могу с собой поделать – никогда не

Глава 1

Алан

Пятьдесят пять минут… Я уже давно вычислил оптимальное время… Пять минут на то, чтобы подойти от машины к стойке регистрации и взять заранее приготовленный ключ-карту. Еще пять- добраться на лифте до нужного этажа. Закладываю с запасом, потому что этих лифтов вечно приходится дожидаться, пока они не соберут всех постояльцев со всех этажей… Я всегда бронирую номер недалеко от лифта, чтобы быстро и легко было найти, не плутать по коридорам. Так что на то, чтобы зайти внутрь- максимум две-три минуты. Я даю ей обычно десять минут, чтобы привести себя в порядок и если нужно, удалиться в ванную. Сам в этой время наливаю себе что-нибудь выпить и расслабляю удавку на шее- так и не привык к этим галстукам, более напоминающим путы… Пять минут- прелюдия. Хотя нет, прелюдия- это громко сказано. Это время на то, чтобы она показала мне себя, чтобы я успел ее захотеть. Иногда она быстро раздевается, иногда пытается предпринять нелепые попытки возбудить меня зазывными танцами и движениями, иногда начинает неловкие беседы, которые я тут же пресекаю. Она здесь не для того, чтобы болтать. Двадцать минут-сам секс. Ровно столько мне хватает, чтобы утолить природный инстинкт. Без изысков, смакования… Быстро, по делу, так, как я хочу. На то, чтобы она быстро оделась, получила свои деньги и ретировалась из комнаты- оставшиеся семь-восемь минут. На этом этапе она обычно демонстрирует скучную предсказуемость. Цепляется за них как за последний шанс. Пытается придумать нелепые поводы задержаться или просит дать ей время принять душ. Я галантно улыбаюсь в ответ, небрежно киваю в сторону комода у входа, где ее дожидаются честно отработанные деньги.

–Там не только гонорар, но и ключ от другого номера в этом же отеле. Иди, прими душ там. Если хочешь, останься там на ночь, а с утра вкусно позавтракай. Номер оплачен. Спасибо тебе. Мне было хорошо.

Опытные и мудрые на этот моменте мило улыбаются в ответ и молча ретируются. Глупенькие и наивные деланно обиженно кривят губки, калькулируя в голове, как же все-таки было бы хорошо поймать такую крупную рыбу, как я. Именно калькулируют. У них там внутри аппарат, переводящий любые мысли в валюту. Я давно это понял.

–Вы даже имя моего не запомнили…,– говорит она, ненароком проводя по своему бедру, выпячивая зад, откидывая копну волос назад.

–Запомнил,– говорю я, закуривая не спеша и улыбаясь. Пока улыбаюсь, потому что восемь минут еще не прошли. Я еще готов терпеть ее назойливость.

–И как меня зовут?

–Тебя зовут Красавица… Ты очень хорошая и наверняка будешь счастлива, если одумаешься и начнешь заниматься чем-то дельным по жизни. Но это уже не моя проблема и не моя повестка. Прошу, оставь меня сейчас и уходи, пока я еще добрый и мягкий после секса…

На этом этапе ее глаза округляются в испуге и она все-таки ретируется… А я, наконец, облегченно выдыхаю.

Она- это собирательный образ всех женщин на стороне, которые оказываются в моей постели. Эскортницы, шлюхи, простые потаскушки с вечеринок, готовые дать просто потому, что от тебя хорошо пахнет и ты в хорошей физической форме… Я не помню их лиц, запаха, голоса… Для меня они все давно на одно лицо… Как и номера бесчисленных отелей, где я их регулярно трахаю отведенные из моего плотного рабочего графика пятьдесят пять минут.

Среди них, хоть и редко, но есть те, кто задерживается со мной чуть дольше. Не потому, что я испытываю к ним мало-мальское чувство привязанности. Нет, просто в тот момент так удобно. Просто лень озадачивать себя или помощника поиском новой телки на раз. Но парадокс в том, что их имена я тоже не помню…Для такой категории девиц у меня есть специальный телефон, который кочует от одной к другой. И в записной книжке он фигурирует как «Красавица»… Так удобно… Когда я позвоню ей и скажу, чтобы к отведенному часу была у меня, не придется вспоминать ее имя…

Сегодня я хотел грубо. И девчонка, в принципе, дала все, что я от нее требовал, но… Удовлетворения и расслабленности, пусть и недолгой, не наступило. Я все еще был напряжен до предела, взбудоражен. Голова пухла от обилия мыслей, переживаний, воспоминаний…

Глава 2

Алан

Да, сегодня я вспоминал… Много вспоминал… А было, что вспомнить…

Я вспоминал то время, когда умер. Да, это было именно так. Я именно умер. Семь лет назад я, двадцатипятилетний парень, умер… Умер тот Алан, кто умел любить… Кто мечтал… Кто строил иллюзии и нелепые планы… Умер в ту минуту, когда стоял и смотрел на то, как мигают красные проблесковые маяки на фюзеляже самолета, плавно удаляющегося в направлении взлетно-посадочной полосы… Умер, когда бил, что есть дури, по стеклу в пол в зале отлета в аэропорту.

Дальше вспоминать трудно. Все как в тумане. Я почти не помню шума от треснувшего и разлетевшегося на осколки стекла, не помню, как болели разбитые о него в кровь, до мяса, кулаки, не помню своего истошного крика, зовущего Ее обратно… Посылающего в темноту ночи мольбы вернуться, одуматься, дать нам шанс…

Я почти не помню, как оказался в кутузке за устроенный в аэропорту дебош. Совсем не помню, как меня оттуда вызволили. Не помню ничего… Только пустота, черная дыра…

Зато хорошо помню мокрые, красные глаза матери, которая мне отчаянно шептала слова любви, обнимая и пытаясь успокоить… И я даже каким-то макаром умудрялся читать по ее губам «мой мальчик»… Только по губам, потому что в голове стоял такой гул, что слова я не слышал.

Говорят, все, что нас не убивает, делает нас сильнее. Но я не знаю, стал ли сильнее после того кошмара. Окружающие уверены, что да. Что спустя два месяца после моей депрессии я проснулся другим человеком. Я же в глубине души убежден, что нет. Не проснулся. Просто умер… Умер Алан… Меня больше нет… Того парня больше нет…

Зато есть успешный, циничный бизнесмен. Один из крупнейших застройщиков столицы и юга России. Не боящийся проигрыша и вызова. Не щадящий врагов. Не уважающий слабаков и не протягивающий руку слабым, потому что по моим законам выживает только сильнейший. Я на своем месте. Про меня говорят за спиной- «что не взял деньгами и хитростью, возьмет кулаками и силой»… И ведь правда. Мой бойцовский опыт очень пригодился мне при создании своей империи. Эльдар был прав- у борца свой особенный кодекс жизни, который открывает двери там, где другие этих дверей даже не видят. Знаете, почему? Потому что на самом деле там этих дверей нет. Мы создаем их сами, выбивая кулаками в стенах. Меня боятся. Передо мной лебезят. Меня облизывают. А я даю им это право.

Мама бы хотела мною гордиться, наверное. А что? Я ведь пошел в итоге, можно сказать, по ее стопам. Я не борюсь на ринге. Я строю дома, как и она. Но ей все равно почему-то не нравится то, чем я занимаюсь. И она недовольно поджимает губы всякий редкий раз, когда мы встречаемся и заходит разговор за мою жизнь… Отец тоже всем продолжает оставаться недовольным. Надоели. Вечно их все во мне не устраивает. С самого начала, с детства… Иногда мне кажется, что это все- результат обстоятельств моего рождения… Алмаз так до конца и не простил ни мне, ни матери фактор присутствия Арсена в нашей жизни… Но если ей с его стороны уже поздно озвучивать свои претензии, то мне их озвучивать изначально просто смешно… Я не был виноват в том, что моя мать, будучи замужем за другим, спуталась со своей первой любовью и родила меня, скрыв это от моего биологического отца… Если что, первая любовь- это Алмаз, мой родной отец, нынешний муж моей матери. Арсен Капиев- мой отчим, бывший муж моей матери, воспитывавший меня до трех лет, принявший меня как родного, потому что всегда любил мою мать… Если объективно, но Алмаз не простил ни Камилле того, что скрыла факт моего появления от него, ни мне, что называл когда-то папой другого… А мама… Мама не простила мне того, что Капиев вошел в мою жизнь во второй раз… Это произошло, когда я перебрался из Штатов в Россию. Именно он вместе с бизнес-партнером Эльдаром помог мне построить империю, во главе которой я теперь стою… Они, а не мать с отцом стали моей поддержкой и опорой… И, наверное, этот факт уже они оба- ни Камилла, ни Алмаз мне никогда тоже не простят… Только не нужно мне их прощение. Произошедшее-результат их ошибок молодости. Я не виновен в том, что они наворотили… Я строил свою жизнь, как мог… Я не хотел пожизненно прятаться в тени одного из них…

Да, сегодня действительно день воспоминаний… Хороших и не очень… Но даже не родителям они сейчас посвящены… Все мои мысли сейчас о другой… О той, у которой, в отличие от этих, было Имя… Той, кто тогда, семь лет назад, всадила в мое сердце нож, предав… Кому я клялся в любви, ради кого я хотел жить, а Она… Она растоптала наши чувства своим недоверием и неверностью… Я отчаянно тянул к ней руки, умолял верить, а она… Она плевать хотела на мои клятвы и свои обещания… Она ушла с другим… Он позвал- и она побежала… Вот чего стоила ее любовь…

Я хорошо помню тот день, когда несся к ней, бросив свою новоиспеченную жену прямо после ЗАГСа, потому что своей истинной женой считал ее, мою Бэллу… Мы должны были лететь в Канны… Оттуда на яхте по Лазурному берегу-к Амальфийскому побережью, в Позитано… Только вдвоем… Я хотел туда с ней… Хотел отвезти ее на море мечты, как обещал… Это с ней у меня должен был быть медовый месяц… Готовил этот сюрприз моей малютке заранее… А она… Она сбежала от меня…С другим… Оставив с разбитым окном в аэропорту и разбитым сердцем…

Спустя семь лет она вернется в Россию… Прямо в мои руки… Я сделаю так, что вернется… Только она пока об этом еще не знает… Зато я знаю все наперед- что буду делать с ней, о чем спрашивать… Она ответит на все мои вопросы…

Прикрываю глаза, со всей силы, до рези, так, что ресницы прогибаются… Вспоминаю ее… Я помню в ней всё- до самой последней детали… Член снова болезненно напрягается в штанах. Я яростно его сжимаю.

Бэлла… Бэлла… Моя малютка… Продажная сука… Неверная… Чужая… Я имею всё на свете… Мне не достает только тебя… И я получу тебя обратно… Только теперь мне плевать на твою взаимность. Я больше не буду спрашивать- «да или нет», как спрашивал в наш первый раз… Я просто возьму. А ты дашь…

Глава 3

Алан

Я запрещал себе эти годы думать о ней… Запретил в тот самый день, когда узнал всю правду… Узнал, как она мило ворковала с соседом-иностранцем по квартире все это время, как они проводили вместе часы напролет… Когда Эльдар тряс перед моим носом фотографиями, пытаясь вернуть меня в сознание от затянувшегося коматоза, ее лицо на них расплывалось в моей голове жирными уродливыми кляксами, которые коверкали ее улыбку, коверкали ее ангельски-искреннее, открытое выражение лица… Коверкали этот нежный, обволакивающий взгляд лани… Я думал, она только мне так улыбается… Только на меня так смотрит… Я думал, она такая только со мной… Нет, сука, нет… Рядом с ней был Он… Чужой взрослый мужик… И она была с ним точно такой же, какой была со мной… Лох, какой же я лошара…

–Что ты хотел, Алан… Вебкамщица… Я говорил тебе… Предупреждал… Красивая и продажная… Актриска, одним словом… Умеет играть и притворяться… Иначе бы не была так популярна в своем ремесле…

–Она любит меня… Я знаю.. – смог промычать я не своим голосом в ответ. Губы плохо меня слушались, потому что все эти недели я просто молчал… Просто лежал овощем там, в нашей квартире, в нашем с ней мире… Среди ее вещей… На кухне все еще была приготовленная ею еда- и я ел её, растягивая по кусочкам, пока она не стала вонять от того, что протухла… Я не менял постель, все еще хранящую ее запах… Я каждый день перебирал ее одежду и внюхивался, внюхивался, внюхивался… Я часами напролет сидел в ее мастерской, рассматривал и заучивал наизусть ее наброски- удачные и не очень, перечерканные в порыве эмоций, недоконченные или, наоборот, доведенные до художественного перфекционизма… Я жил Бэллой… Я продолжал дико любить ее и ненавидеть… Тогда еще я верил, что она тоже любит…

Я перестал верить в это в тот момент, когда произнес эти три гребанных слова «она любит меня» вслух. Перед Эльдаром… В один момент моя картина мира рассыпалась на мелкие осколки, вернув в самое наше с ней начало- Чехия, бой, октагон, Барин, сидящая рядом высокомерная красотка с плохой репутацией… С чего я взял вообще, что она ангел? Как она заставила меня в это поверить? Она ведь соблазняла, провоцировала, заставляла съезжать с катушек…. И не только меня… Сколько мужиков сворачивали шеи, когда она шла мимо по жизни, сколько отчаянных фанатов из веба искало с ней встречи и сходило с ума от желания… И это только то, о чем я случайно узнал, о чем догадывался… Этот ее торгаш с Горбушки, Кесарь, Давид…

Сейчас я вспоминаю Давида и жалею, что все так произошло… Что я не поверил ему тогда… Что решил, что это он плохой, а не она вела свою хитрую партию, соблазняя его… Чего она добивалась? Ревности моей? Запасной аэродром искала? Или просто игралась- ей забавно было наблюдать, как мы бы глотки друг другу за нее перегрызли?

Его тело нашли возле брошенной и все еще заведенной машины у одного из подмосковных озер. Парень сам застрелил себя из собственного травмата… Всадил заряд в висок… Его глаза были все еще открыты, когда его паковали. Я не видел это вживую, потому что на момент обнаружения трупа как раз переживал первую волну, самую жуткую, волну ломки по ней… Первая неделя после ее побега далась тяжелее всего… Я видел фото… Потом… Долго смотрел на фото друга, первого близкого мне в Москве человека, которого потерял из-за этой суки… Это ведь она виновата. Это ведь я из-за нее в одночасье перечеркнул всю его жизнь, его карьеру, его работу… Сделал так, что он не выдержал и пришиб себя… Я мудак… Мне нет прощения… Его смерть теперь всегда будет нависать неискупимой виной надо мной… А она… Может и прав был Эльдар? Может быть, от генетики действительно никуда не уйдешь?… Может это карма такая у ее семьи- причинять людям зло… Сирена… Сирена… Вот кем она была. Бэлла была настоящей сиреной, прельщающей мужчин наивным и невинным видом, а в итоге обрекающей их на верную смерть… Потому что погиб ведь не только Давид. Я тоже был мертвецом…

Я долго сумел не думать обо всем этом… На какое-то время действительно смог отключить голову, канализировав поток мыслей… Но в последнее время они вновь и вновь вели меня к той самой точке отсчета, словно бы это была ленточная петля, песня на репите, которую не выключишь, как в фильме ужасов… Я помню эти кадры, как вчера… До мельчайших подробностей… До самых неважных деталей. Как на замедленной съемке…

ЗАГС. Полдень. Жарко. Я не смотрю на Милену, разодетую в нелепое белое коктельное платье, не слышу пресных поздравлений ее родственников. Своих я даже не удосужился позвать на этот фарс. Все мои глаза в телефоне… Я предвкушаю, как сейчас выйду отсюда, пошлю их всех на фиг сказав, что свой долг я исполнил и чтоб в ближайшие две недели забыли о моем существовании, а сам рвану к ней- забрать малютку и в аэропорт. Навстречу морю и нашей любви… А потом телефон начинает выдавать какую-то странную ее активность… Я, конечно же, после последнего инцидента с ее пропажей с радаров поставил на айфон Бэллы программу слежения и теперь видел, где ее геолокацию… Сначала телефон сообщил о том, что она покинула радиус –дома, а потом… Потом я в режиме реального времени смотрел и не верил своим глазам… Моя девочка зачем-то едет в аэропорт… Может быть, она знает, что мы едем отдыхать? Но как? Может быть, срочные дела дома? Не выдержал. Поспешно распрощался со всеми и рванул за ней следом… Не верил, когда в окне зоны посадки увидел удаляющуюся ее с каким-то хмырем, держащим ее за плечи, словно бы она могла упасть… Я отчаянно звал ее назад, вопреки увещеваниям службы безопасности, я надеялся, что она хотя бы почувствует, обернется, обратит на меня внимание… Ничего… Пустота… Ее сердце осталось глухо к моей мольбе. А мое… Мое рассыпалось на осколки вместе с тем проклятым стеклом…

Помню, как пришел в себя спустя два месяца… Да, именно два месяца понадобилось мне, чтобы принять факт того, что Бэллы больше нет в моей жизни… Несмотря на то, что было непросто отследить, кто этот хмырь, что ехал за ней, мне удалось это сделать через людей Эльдара… Посольство Франции ушло в молчанку, ссылаясь на свои ориентировки безопасности, мол, они не выдают данных о своих сотрудниках… Арендодательница тоже не знала ровным счетом ничего- она годами сдавала квартиру через фонд жилья для дипломатов и лично даже не взаимодействовала со своими жильцами. Тогда я тупо стал требовать записи со всех возможных городских камер наблюдения… Какие-то концы удалось отыскать через Интерпол. У них есть база на всех граждан Евросоюза, но и там следы уходили в никуда… Ответ пришел от Снежаны… Она сама позвонила мне… Аккурат через два месяца после случившегося.

–Не ищи их, Алан,– сказала тихо,– хватит этой боли… И тебе, и ей… Она не твоя женщина, а ты не ее мужчина, раз выбрал не ее… Отпусти… Живи со своим выбором…

–Я не могу ее отпустить… Я люблю ее…– только лишь смог тогда я простонать в ответ. Внутри клокотал другой ответ… Знала бы она, почему я сделал этот проклятый выбор… Знала бы она всё… Но я не мог ей этого сказать… Потому что взял на себя ответственность сохранить эту тайну… Потому что какой бы Снежана ни была подругой, я не мог рассказать ей то, что знал сам… Это было бы предательством… И даже не Бэллы. Матери ее, которая лишилась обеих дочек из-за грехов мужа…

–Она сделала свой выбор, Алан. Если и правда любишь, то примешь его… Только потому, что ты любишь, ты должен дать ей возможность уйти…

– Как долго будет больно?-спросил я после долгой паузы, чувствуя, как в легких словно бы стекла вместо воздуха…

–Долго…-тихо ответила она, все это время терпеливо держа трубку и словно бы слушая мою ментальную боль.

И мне почему-то казалось, что она действительно ее слышит…

На первый день третьего месяца я вылез из берлоги. Побрился. Помылся. Привел себя в порядок… Поехал к жене, которая уже перестала мне названивать за это время, отчаялась. Завалился в так называемый свой «новый дом», в квартиру, отстроенную для нашего гребанного «семейного гнездышка»… Туда, где я был от силы раз еще до встречи с Бэллой и куда Милена ни в какую не могла меня затащить на стадии ремонта, обижаясь всякий раз, что я говорю ей, что мне плевать, какого цвета будут стены в коридоре и как будет стоять диван в гостиной.

Я не говорил с ней. Просто поставил раком над столом в кухне и жестко трахнул без прелюдий. Она была девственницей. Ей было больно. Я помню это по ее плачу, мольбе, по количеству крови. Но мне было наплевать… Я ничего не чувствовал. Делал это автоматически, а в голове вибрировала лишь одна фраза- «Сука Бэлла, сука… Я смогу без тебя… Я буду без тебя… Обязательно буду»…

И был жалким в собственных глазах. Потому что уже тогда знал, что не смогу…

Я не чувствовал на своей голой груди пальцы моей жены, которая льнула ко мне, дрожа и превозмогая боль в тот же вечер, когда мы легли в наше «семейное ложе». Я вообще ничего с ней не чувствовал. Словно бы рядом была не живая женщина, а кукла.

–Мне было с тобой очень хорошо…– говорила она тихо, борясь с подступающими слезами.

А я даже смотреть на нее не хотел. Тошно было. Курил сигарету за сигаретой.

–Не пизди…– выдохнул с очередной струей дыма.

Встал. Натянул джинсы и в тот вечер в первый раз поехал в отель- жарить какую-нибудь шлюху.

Так и жили… Милена имитировала оргазмы, а я- семейную жизнь… Я продолжал время от времени, в перерывах между сексом с бл…дьми, сношать свою жену- только потому, что хотел доказать Ей, живущей где-то там, далеко, и счастливо, нежно смотрящей на своего мужика, улыбающейся ему так же, как улыбалась когда-то мне, что у меня тоже все хорошо…

А потом родилась Кира…Это было неожиданно и… странно… Даже когда Милена ходила с животом, я не мог понять, почувствовать, что у меня будет ребенок… До меня попросту не доходило это осознание. Я ничего не ощущал… Не чувствовал ничего, когда взял маленький черный орущий комочек в роддоме. Не чувствовал в первый год, когда жена сходила с ума от бессонных ночей и перманентного крика ребенка, а я сваливал из дома на недели, чтобы только держаться подальше от этого стрессняка… А потом вдруг эта маленькая девчонка со смешными кудряшками протянула ко ме свои ручки и сказала нежным голоском «папа»… И внутри наконец что-то потеплело… Любовь накрыла… Привязанность, нежность… Я стал, наконец, проводить больше времени дома. И теща с триумфально-важным видом смотрела на меня, говоря глазами «ну вот, я же говорила. Страсть пройдет, а семья останется»… Ни х…я она не знала…Всякий раз, когда я смотрел на Киру, мое сердце помимо прочих чувств обливалось кровью и болью потому, что у моей дочери не было Ее глаз, Ее улыбки, Ее волос… Это больно… Это, сука, очень сильно больно- вот так жить воспоминаниями и сожалениями о другой…

Наврать самому себе, что она-ничто… Мираж… Что ее никогда не было… Это просто сон… Мне снова на какое-то время удалось как-то жить… Я ушел с головой в работу. Мне фартило и перло в бизнесе. Сам не понял, как быстро и беспроблемно я так высоко поднялся. Пусть и при поддержке Эльдара и Капиева, но все же на каком-то этапе отрицать то, что я пошел намного дальше их и выше, что открыл двери, которые перед ними в силу определенных обстоятельств и их темного полукриминального прошлого были закрыты, было нельзя… Ученик превзошел учителей… И они, казалось, этим даже гордились…

Все снова полетело к чертям месяц назад, когда я был в Венеции. Приехал на Биеннале современного искусства. Мы снова взяли несколько крупных тендеров- на этот раз на редизайн. Крайне интересная тема, в которую я только входил. В Москве удалось выкупить два крупных заброшенных завода. Локация- супер. Центры современного искусства, фуд-корты, лофты… Все это было уже заезжено, избито… Я хотел большего… Меня позвали пообщаться по моим задумкам «на полях» мероприятия с несколькими интересными специалистами в сфере редизайна. Идея была в том, чтобы заманить в проект несколько громких имен в мире дизайна и на этом выстрелить… Мне было не жаль денег даже на самые рискованные проекты… Такие инвесторы обычно манят талантливых… Идеальный симбиоз искусства и бабла…

После серии встреч, накануне вылета обратно, я все же решил посвятить немного времени себе. Отпустил помощников, переоделся в неформальную одежду и решил просто погулять вечером по выставке самостоятельно… Давно так не делал. Власть заставляет нас обрастать пафосом и делает нас грузными и неповоротливыми…

Я помню то самое ощущение… Падающего в обрыв поезда… И я за рулем…

Она была там… Я понял это не сразу… Сначала почувствовал дикий укол в сердце. Словно бы действительно взяли шприц и всадили иголку внутрь… А потом почувствовал, как все перед глазами рассыпается на осколки. Бэлла была не одна. С ней рядом шли какие-то великовозрастные тетки, с которыми она свободно говорила на французском, нежно улыбаясь и комментируя экспонат за экспонатом. Я оторопел, завис на ней… Словно бы был не в этом мире, словно бы растворился в воздухе… Я жадно вглядывался в ее лицо… Изучал ее красивое тело, обретшее с годами еще больше женственности… Бэлла была ошеломительно красива. Била под дых… Не знаю, может быть, только для меня.. Да, нет, не только для меня… Она всегда была красивой и все эту ее красоту видели…

Когда она оказалась неприлично близко, дернулся… Понял, что не могу, просто не могу сейчас с ней встретиться… Я был не готов к этому нокауту… Не знал, что делать, как себя везти… Как ошпаренный, выскочил быстрее наружу… Помнил, как стоял у Гранд-Канале, отойдя от места проведения Биеннале на безопасное расстояние- и дышал… Жадно, с одышкой, полной грудью… Впервые за эти семь лет я смог дышать полной грудью… Впервые почувствовал себя живым… Опустил зачем-то глаза на свои руки и впервые за эти семь лет обратил внимание на шрамы на костяшках пальцев от разбитого мною стекла в аэропорту … В тот момент я и понял, что Бэлла вернется в мою жизнь. Я ее верну… Чего бы это мне ни стоило и что бы она сама ни думала на этот счет… Она должна мне… Должна мне мою жизнь обратно… И для этого я заберу себе ее…

Глава 4

Бэлла

Лето. Солнце. Зелень. Лазурная гладь большой воды слева. Я еду по серпантину – и мне хорошо, легко, спокойно… На душе тепло… Мне нравится здесь… У нас любят говорить «где родился, там и пригодился», но… Со мной все пошло изначально не так. Даже это самое «у нас» звучит нелепо- никогда в моей жизни «нас» не было… Разве только что с Айзой. Но и она ушла от меня, не объяснившись, оставив позади только сердечные раны, которые столько лет пытается мне залечить психолог.

С появлением в нашей жизни Ниццы ему это почти удалось. Все-таки правильным было решение переехать, как ни крути. Я счастлива, что мы решились на этот шаг год назад, несмотря на увещевания парижских друзей, что жить на Кот д'Азур (франц.– лазурное побережье Франции)– моветон. Французы правда очень скептически относятся к своему южному берегу Средиземноморья, считая, что он давно и безнадежно испорчен заполонившими его русскими нуворишами (франц.– недавно разбогатевшие), богатыми безвкусными арабами, вульгарными проститутками и нечистоплотными торгующими наркотой беженцами из Северной Африки. Местные больше предпочитают всегда прохладный серебристый океан Нормандии на Севере Франции. Наверное, потому что он так похож на их национальный облик- красивый, сдержанный, слегка высокомерный и всегда облаченный в особый небрежный шик…

Мне нравятся французы. Я чувствую себя среди них гармонично и комфортно. Уже как семь лет чувствую. Наверное, во многом потому, что сама-вещь в себе. Потому, что сама люблю сдержанность и уважение личных границ. Не люблю, когда лезут в душу и пытаются там копаться… Мне нравится этот незримый стильный кокон, который позволяет выстраивать вокруг собственной личности французская ментальность. И в то же время, я чувствую, как внутри меня, там, глубоко в душе, все же теплится уголек искренности, открытости, горячности, которые так любят демонстрировать в России. Зато здесь, у южных берегов, где не нужно прятать кожу под стильные, неизменно черные, пиджаки оверсайз или кардиганы из высокосортного мериноса, не нужно красить ало-красным губы на бледном лице, не нужно делать небрежно-идеальную укладку даже для утреннего похода в булочную, а можно просто накинуть на себя белый лен разлетающегося платья и нырнуть в удобные сланцы, когда волосы растрепанные на буйном соленом воздухе, а кожа покрыта легкими веснушками- поцелуями солнца и легко-липкой дымкой влажного воздуха, я чувствую, как эти самые угольки в душе прогреваются, продолжают тлеть и давать мне внутреннюю энергию… Здесь я искренна сама с собой… И что самое важное- мне легко в этой самой искренности, не страшно, как это часто бывает в Париже, стоит только заглянуть внутрь себя, начать рыться в том, что было далеко спрятано в ментальный чулан…

Машина делает очередной вираж- на опасном повороте меня обгоняет резвый кабриолет со знойным итальянцем за рулем- я вижу это по цифрам его еврономера, а еще по несдержанному интересу, которым он одаривает меня, стоит только нашим машинам поровняться. Он улыбается мне и я невольно отвечаю, но без заигрывания- просто приветливо, просто потому, что мне приятно. Мы оба понимаем, что это ни к чему не обязывающий флирт, красивый комплимент незнакомой девушке на улице- то, за что американцы теперь часто пытаются стигматизировать мужчин и даже обвинить в «харассменте» (англ.– домогательства, приставания), а ведь такие невинные знаки внимания порой так нужны женщинам для хорошего настроения….

Но итальянцы такие, они умеют находить радости в мелочах жизни, умеют заставить улыбнуться. И за это я их тоже люблю. С недавних пор полюбила. Моя жизнь теперь во многом связана с поездками на итальянский север. Во многом этим и был мотивирован наш переезд на Лазурку (прим.-жаргонизм, которым многие русские обозначают Лазурный берег Средиземноморья). Все началось с интересного проекта моих бывших сокурсников по Архитектурной школе Парижа- они на совместный бюджет выкупили часть здания старинной фабрики в миланском районе Навильи- центре притяжения креативной молодежи со всего европейского континента, месте, где переплетается бьющая через край ночная энергетика города и его творческая душа. Навильи, выгодно расположенный возле исторического центра и намного более демократичный по ценовой политике, чем другие известные районы, изобилующий интересными объектами, ранее имевшими промышленное назначение, стал в последние годы своего рода центром паломничества архитекторов, дизайнеров, любителей городского урбанизма. Свои офисы здесь стремятся открывать ведущие итальянские бренды, а модные лофты заселяются яркими, неординарными обитателями. Свобода, молодость, толерантность- вот лозунг этих никогда не спящих шумных улиц, огибающих старинные водные каналы. Друзья предложили мне принять участие в создании дизайна отеля. Концепция мне сразу понравилась- каждый этаж- как тематическая выставка современного искусства, со своей идеей, со своей фишкой. Мы работали над проектом полтора года. Первые шесть месяцев я могла координировать работу из Парижа, но потом стало сложно. Нужно было хотя бы пару раз в месяц выбираться на объект- и тогда мы с Робертом все-таки приняли решение о переезде. Тем более, что это нужно было и ему… Врачи говорили, морской, чистый воздух пойдет ему на пользу… Он тоже это понимал, поэтому немного сбавил обороты на работе, дал и себе возможность перевести дух. Наш выбор пал на Ниццу- компромиссный вариант- пять часов на поезде до Парижа для него, четыре часа- до Милана для меня.

Я продолжала лавировать на комфортабельной трассе, невольно любуясь красотой живописной дороги. Мой авто-поклонник ушел, наконец, влево, в направлении Рима, а я продолжила путь домой… Именно домой. Там меня ждут. Там тепло…

Дом встречает меня веселым щебетанием птиц в нашем микроскопическом саду на подъезде. Я захожу на порог, скидываю успевшие поднажать лоферы и наслаждаюсь ощущением теплого деревянного пола под босыми ногами. На нем играют солнечные зайчики- и я улыбаюсь им в ответ, потому что знаю, что они мне тоже рады. Слышу писк сушилки в прачечной. Кидаю сумку при входе и направляюсь сразу туда. Открываю барабан, вытаскиваю горячее белье, нежно согревающее мой живот, когда я прижимаю его к своему телу, чтобы не упало, и скидываю его на гладилку. Придет Марион и все погладит. А может и я сама. Я люблю гладить. Вообще, люблю заниматься домашними делами, когда есть время. Часто именно во время моих хлопот рождаются классные дизайнерские идеи, которые я часто бегу записывать мыльными или обмазанными тестом пальцами…

Иду в спальню. Роберт спит. Перед ним открытый ноутбук. Значит, вставал, работал и снова заснул. Конечно, вставал- кто бы еще засунул белье сушиться… Закрываю крышку Мака и опускаюсь рядом с ним. Целую его в щеку. Он приветливо мычит в ответ.

–Иза…-слышу его бархатный голос и улыбаюсь.

Он лежит спиной ко мне- но я точно знаю, что и он улыбается в ответ. А потом вздрагивает, окончательно пробуждаясь. Приподнимается, ворча.

–Ты почему не позвонила, что выехала? Я думал, ты только к вечеру приедешь…-поворачивается ко мне, заключая в объятия.

Я пожимаю плечами.

–Доделала все дела и решила больше не задерживаться в Венеции без тебя. Соскучилась по дому… Не звонила, потому что хотела выехать на рассвете- и знала, что ты толком не поспишь, будешь волноваться за меня… А я не люблю, когда ты волнуешься, Роберт…

Он нежно обнимает меня и целует, а я перебираю его чуть отросшие волосы. Ницца нам обоим дает возможность не думать об идеальности линии стрижки или свежести маникюра. Кстати, у меня его давно нет… И мне так нравится намного больше.

–Сварить кофе?-спрашиваю с улыбкой.

Он улыбается в ответ.

–Спрашиваешь…

Через пятнадцать минут мы сидим на нашей маленькой уютной кухоньке, пьем кофе и едим омлет. Я невольно удовлетворенно то и дело осматриваю пространство вокруг. Мы сняли этот небольшой домик с видом на море на горе, как только переехали в Ниццу. Вернее, это скорее ее пригород, но здесь довольно размытое понятие города, поэтому разделение только условно- скорее просто у нас менее густая застройка, вот в чем преимущество. Дом был довольно запущенный и явно сдавался по завышенной цене, но стоило мне зайти сюда, я сразу поняла, что хочу здесь обосноваться. Полмесяца работы- легкий косметический ремонт, смена части мебели и аксессуаров- и все здесь заиграло удивительными красками лета. Роберт еще не знал, но я хотела сделать нам обоим подарок- после получения гонорара по завершении проекта выкупить его для нас… Конечно, если бы я хоть раз заикнулась, что хочу его на постоянку, он бы и сам купил его в тот же день, мой муж- щедрейший человек, идущий на поводу у любой моей прихоти, но мне хотелось сделать это самой- на свой первый крупный гонорар- на деньги, которые я получила за первую свою столь важную работу, открывающую мне путь на совершенно другой профессиональный уровень…

–Как все прошло на Биеннале?-спрашивает Роб.

–Замечательно. Даже не ожидала такого ажиотажа. Проект еще не открыт, а критики уже говорят, что мы- серьезная заявка на победу в «Best for Life Design Forum and Award» (прим.– престижная итальянская премия в сфере архитектуры и дизайна). Посмотрим… Но поездка была плодотворной. Много с кем удалось пообщаться, обменяться контактами, поделиться опытом… Знаешь, это чертовски приятно, когда твое имя начинают узнавать и даже уже прорабатывают возможности работы по новым проектам…

–Это классно,– ответил Роберт, но как-то странно, озабоченно… Я сразу почувствовала, что-то не так… Слишком хорошо его знала…– Но ты же пока ничего конкретного не рассматриваешь по новым объектам?

Я отрицательно покачала головой.

–Нам бы этот завершить в сроки. Так что пока только разговоры… А что? Что-то случилось?-почему-то, когда я задавала этот вопрос, кончики пальцев похолодели. Нехороший знак. У меня всегда бывало так, когда на душе появлялось недоброе предчувствие…

–Иза, нам нужно поговорить, дорогая…

–Слушаю тебя,– сказала каким-то не своим, дрожащим голосом и сглотнула нервно.

–Ты заканчиваешь проект в течение месяца…

–И…?

–Я тебе сейчас скажу одну вещь… Ты пока можешь не отвечать, но подумать стоит… Мне предложили очень важный и интересный проект…

–Это же супер!– воскликнула я, чувствуя, как напряжение немного отступает.

–Подожди, дослушай…-после небольшой паузы продолжил,– речь идет о переезде… – Взгляд на меня. Испытующий. Вкрадчивый.– переезде в Москву. Год, Иза… Речь идет о годе. Может быть, полуторе лет. Не больше и не меньше… Что думаешь?

Я молчала. Слова его вроде бы и дошли до моего сознания, но никак не осаживались…

–Полтора года- это срок…

–Может удастся управиться за год,– поспешил он добавить…

–И это тоже срок…

–Именно поэтому я и хочу, чтобы мы подумали об этом вместе… Разумеется, я не хочу оставлять тебя здесь одну так надолго. Раз у тебя заканчивается проект, может быть, поедем вместе?

Его вопрос звучал кощунственно… Роберт знал, что я не отпущу его самого… Не сейчас, после того, как… После того, как два года мы боролись за его жизнь… Столько всего прошли вместе… Я до сих пор, как в страшном сне, вспоминаю тот день, когда нам сообщили об онкологии… Подготовка в операции, химиотерапия, реабилитация… И после этого он спрашивает меня, брошу ли я его одного?!

–Это обязательно, Роб? Почему все не может быть так, как есть? Зачем нам куда-то ехать? -спросила я умоляюще. Мысль о России невольно отразилась в моей душе таким ворохом разных эмоций, что голова закружилась. Я пока просто запрещала себе задумываться об этих чувствах…

Его лицо стало сосредоточенным, он отвел глаза в сторону, сморщил лоб. Тоже нехороший знак…

–Обязательно, Иза… Я не говорил тебе… Не хотел, чтобы ты переживала, но… Дела у компании совсем плохи. Я… выпал из процесса по понятным причинам- Марсо оказался тем еще сукиным сыном- десятки невыполненных договоров при стопроцентном авансе… Все плохо, дорогая… Долги, неустойки, суды… Самому мне уже не всплыть… Боюсь, и квартиру парижскую придется выставить на торги… Это предложение, дорогая, наше спасение… Я глазам своим не поверил, когда полувил этот звонок. На меня вышли бывшие работодатели по линии Посольства Франции. У них есть крупный российский партнер- который желает сделать интеграционную сеть системы безопасности на всех своих объектах. Это большая сумма, Иза… Это серьезная заявка о себе спустя пару лет застоя… В моем бизнесе непросто вернуться на ту же ступень после таких провалов, какие устроил Марсо, но… Это даст мне шанс…

Я молчала, рассматривая свои ногти… Я не хотела этого, как же я этого не хотела… Он знал он ведь знал, что Россия для меня- это красная линия…

–Ты можешь не ехать, Иза…– сказал он и нежно коснулся моего подбородка.

Я с силой сжала руки в кулаки.

– Ты тоже можешь не ехать, Роберт! Я получу гонорар! Большой гонорар! Не хотела тебе говорить- в моих планах было выкупить на эти деньги этот дом, но… если нужно, давай вложим их в твой бизнес, не знаю… А вообще, может пора начать жить для себя? Отдыхать? Мы могли бы выкупить этот дом и… жить здесь… постоянно…

Я посмотрела на него умоляюще… От его реакции сейчас зависело все…

–Иза, я мужчина! Я не могу зависеть от женщины! Я привык зарабатывать деньги и чувствовать себя лидером, а ты пытаешься превратить меня в овоща на таблетках! Лучше уж тогда было сдохнуть от рака, чем вот так вот… унижаться сейчас…

Он встал резко из-за стола, а я еле сдержала слезы… Впервые в жизни Роберт заставлял меня плакать… Хотя нет, вру… Второй раз. Первый раз это произошло, когда я узнала про его диагноз- онкология почки второй стадии… Мы многое прошли за эти два года… Слишком многое, чтобы сейчас взять и отпустить его одного туда, в холодную Россию… К тому же… К тому же я знала, что нужна ему рядом… Таблетки, постоянный мониторинг его состояния. Роберт относился к той категории мужчин, которые всегда попустительски относились к своему здоровью…

Я ушла в спальню. Решила прилечь. В голове гудело. Резко задернула шторы- теперь веселые солнечные зайчики мне казались навязчивыми и раздражающими.

Роберт пришел минут через пятнадцать. Лег рядом. Он всегда отходил быстро. И всегда извинялся, когда перегибал палку.

Почувствовала его большие теплые руки на своей талии. Поцелуй в шею поверх волос.

–Иза, тебе это тоже нужно, не меньше, чем мне… Ты сама прекрасно это понимаешь, только не хочешь в этом признаться самой себе… Психолог давно тебе сказал- ты победишь свои страхи и залечишь свои травмы только тогда, когда посмотришь им в глаза… Хватит прятаться от того, что было… Москва не виновата в том, что произошло… Это всего лишь город. Город, где, кстати, началась и наша с тобой история… Прошлое беззубое, Иза… Так всегда говорила моя бабушка… Это только тени в шкафу от старых вещей, которые кажутся в темноте опасными монстрами… Пора повзрослеть, Иза… Переступить и двигаться дальше…

Глава 5

Бэлла

Переступить и двигаться дальше… Как просто это звучит… Как обидно просто… И как сложно на поверку… Иногда так легко сделать всего один шаг- и ступить в бездну… Тогда, семь лет назад, я была готова расслабить пальцы на железных перилах моста и безвольной тряпкой уйти на дно Москва-реки, а сейчас… Сейчас я отчаянно хочу держаться за любую опору… Я судорожно ищу руками, за что бы зацепиться, потому что боюсь… Боюсь упасть… Пусть внизу и мягкая перина из его поддержки и заботы… Но не боль от падения мне страшна. Мне страшно повредить эти самые заботу и поддержку… Разбить их, уничтожить…

Да, именно так… Они для меня слишком дороги, они слишком важны в моей жизни… Я в буквальном смысле осязала их, чувствовала… Эта забота- его руки- большие, всегда теплые руки… Его осторожное, нежное дыхание. Не шумное и порывистое, сносящее все барьеры и заставляющее мозги отключаться, как у Другого. А утихомиривающее, убаюкивающее, плавное… Эта поддержка- его лучистый взгляд- подбадривающий, в меру игривый, в меру солнечный, и в то же время, серьезный, сосредоточенный, мудрый и все знающий… Это штиль, это покой, это спокойствие… Не гроза, буря, ураган, которые всякий раз засасывали меня в свою воронку хаоса и анархии, как у Другого…

Роберт… Мой ангел… Именно так я его и называла про себя… И не потому, что это игра слов на его фамилии-Ангелов… Потому что он и правда стал для меня ангелом-хранителем… Моим спасением… Тем, кто крепко взял за руку там, на мосту, в шаге от бездны… Тем, кто крепко держал все эти годы… Даже тогда, когда ему самому нужна была поддержка и опора…

Я плохо помню свои первые месяца во Франции. Плохо помню, как он привез меня в свою парижскую квартиру, как терпеливо ждал моего выхода из состояния шока и опустошенности… Как осторожно и деликатно вводил в новую жизнь. Знал- когда нужно помолчать вместе со мной, знал, когда можно вызвать у меня легкую улыбку своими нелепыми и милыми, не по возрасту, шутками и забавным акцентом… Все он про меня знал, все понимал, мой мужчина… А ведь это только сейчас я могу вот так смело и открыто его так называть… Первые семь месяцев нашей совместной жизни я даже мысли такой допустить не могла… Словно бы мое женское «я» от меня отрезали, словно бы оно осталось там- в брошенной квартире в Москве…

Я совру, если скажу, что это не так… Ведь и правда, часть меня действительно осталась там. Часть, которая умела любить по-другому, чувствовать по-другому, даже дышать по-другому… Все это теперь у меня иначе. Все в других тональностях, в другом мироощущении. Та я, малютка Бэлла, его Белка, умерла… Зато родилась новая женщина- Изабелла Ангелова, или Иза, как он любил мена называть- и мне нравилось. Новой мне это имя очень подходило… Его придумал Роберт… Сказал, что оно очень распространено на юге Франции и в Италии… А еще оно красиво подходило под мой творческий образ…

Но все это пришло далеко не сразу. Совсем не сразу. Перед тем, как родилась Иза Ангелова, перспективный дизайнер, любящая жена состоявшегося мужчины, прошел немалый срок… Роберт ждал… И ни раз даже вида не показал, что хочет от меня взаимности, встречных чувств или банальной женской благодарности… А я была, как спящая красавица, вот только в моей сказке принц не разбудил меня поцелуем, а, наоборот, умертвил… А в мужчине, который волею судьбы оказался рядом со мной, я долго не признавала нового принца…

Я пришла в себя только летом следующего года… Тогда уже я сносно изъяснялась на французском и даже обзавелась здесь каким-то своим микромиром- походы за хлебом по утрам, прогулки вдоль Сены по вечерам с ним после работы, по субботам-блошиные рынки или поздние завтраки в Латинском квартале или на Монмартре… Мы часто просто молчали… Но это молчание было очень гармоничным и социальным… Я наблюдала за миром вокруг, как зверек, который выглядывает за своими собратьями из кустов, но пока не решается сделать шаг к ним навстречу, вынырнуть из зарослей… Роберт видел все это во мне. И не давил. Он никогда на меня не давил…

А еще я снова начала рисовать… Тоже не сразу, тоже ближе к лету после переезда. Брала мольберт, кисти или пастель- и шла искать вдохновения в городе… А Париж и правда вдохновлял… Есть города, вводящие тебя в еще большую депрессию. Есть города, способные тебя возрождать… Наверное, у каждого список таких городов свой- все зависит от характера, атмосферы, конкретного периода в жизни. Тогда, в тот момент Париж стал именно тем городом, который помог мне возродиться…

Мы обычно долго идем к осознанию, но она накрывает стремительно и внезапно. Я помню, как сидела в кафе у дома в пятницу после полудня и пила кофе с круассаном, и вдруг почувствовала, как ко мне разом возвращаются все краски этого мира, все его запахи… Как я словно бы снова обретаю себя, снова приобретаю способность чувствовать… Я слышу звон старинного колокола на часовне, слышу смех людей, чувствую запах свежеиспеченного хлеба и своего еще не остывшего кофе- и оно играет яркими вкусами на моем языке… Впервые мне вкусно… Мне вдруг хорошо… Те угольки во мне, казалось, совсем потухшие, стали снова греть… Я стала вглядываться в это чувство разливающегося по телу тепла, вслушиваться в него- и внезапно поняла, что это Он заставляет меня чувствовать это самое тепло, что это Он его источник… Мысль о Нем, вот-вот собиравшемся выдвинуться с работы мне на встречу вдруг разом спровоцировала все эти эмоции…

Я бежала к нему вдоль Сены- по маршруту, который он ежедневно проходил от работы до дома- не более пятнадцати минут- и улыбалась всем прохожим. А они улыбались мне, потому что видели- мое сердце открыто для любви. А любовь- это главная религия Парижа… Здесь ей всегда рады, здесь ее всегда поймут.

Он сначала ошалел, когда я кинулась к нему на шею, шепча, что я люблю, а потом… Потом я помню эти самые теплые руки на своей коже… Помню его поцелуи, его бархатный взгляд, его нежность… В тот вечер, вернувшись домой, я отдалась ему как женщина. Я сделала это для него. Знала, что это важно для него как для мужчины… Для меня самой мало что изменилось- близость, которую я чувствовала к нему как к человеку, была намного важнее секса- и она уж точно стала результатом кропотливого терпения, понимания и поддержки, а не сиюминутных чувств- вспышки, замешанных на взрывоопасном коктейле из гормонов, эмоций и молодой горячности… И в то же время, я с радостью и готовностью дарила ему себя…

Я помню тот наш первый интимный вечер вместе… Мы лежим в теперь уже общей постели. Его нога на моем голом бедре, а рука перебирает разметавшиеся волосы. Он любуется мною и улыбается. А я смотрю на него и наслаждаюсь своим покоем…

–Ты счастлива, Иза?-спрашивает нежно.

Я молчу, думая, вглядываясь в себя. И знаю, что он сейчас очень сильно напряжен… Возможно, как никогда… В этом его вопросе весь смысл его жизни, нашего будущего…

Поворачиваюсь к нему и целую в губы.

–Счастлива, Роб… Очень счастлива…– шепчу, а он снова накрывает меня своим теплом и лаской…

И я слышу, как он глубоко дышит, как тихо-тихо шепчет мое имя… И невольно в голову приходят сравнения-вспышки из другой жизни… Дикость, страсть, крики до хрипоты… Болезненное, отдающее спазмами удовольствие, часто вырванное с мясом из крепких объятий собственного достоинства и гордости… С Робертом все не так… Но это не значит, что хуже… Это просто другой мужчина. Другая я. Другая жизнь… Все другое…

Его движения плавные и осторожные, но я все равно чувствую себя маленькой девочкой в его власти. Он большой и мужественный. Заботливый. Взрослый и ответственный.

–Моя любовь…– шепчет он тихо-тихо, когда достигает пика,– моя красавица.

Его акцент сейчас сильный-сильный…

Я тянусь к его приоткрытому рту и целую сама.

–Спасибо, Роберт… Спасибо тебе за тебя…

Роберт никогда не спешил. С Робертом никогда не сносило крышу. Он был моей гаванью. В его объятиях я впервые в жизни почувствовала, что дома… Странный парадокс- я не испытывала с ним оргазма. Ни раз… Но это тоже ничуть меня не печалило. Я любила его, но другой любовью. Не той, что трепетала между ног, не той, что заставляла внутри все переворачиваться, забирая и разум, и волю, и здравый смысл… Алан- это темная, пугающая энергетика… Она парализует, гипнотизирует, лишает воли… Роберт- это свет, добро… Это умиротворение… Как такие разные, такие полярные эмоции могут выливаться в одинаковые чувства при сексе? Не могут… Ни при каком раскладе. Я говорила себе об этом и задвигала подальше мысли о Другом, которые, как я ни старалась, незримо преследовали меня по пятам, пусть и крадясь немного позади, словно прячась в отбрасываемой от меня самой тени. Иногда мне казалось, что демоны, танцующие в этой самой тени, маленькие и уставшие, уже отжившие свой век. Иногда- что они такие большие и устрашающие, что сейчас сожрут меня, проглотят…

Роберт чувствовал эти мои страхи, знал, что они меня преследуют- излишней чувствительностью и ранимостью, перепадами настроения, тревожностью, кошмарными снами и ничем не объяснимыми приступами депрессии, а еще тоской… наваливающейся спонтанно и внезапно, высасывающей из души вмиг все тепло… Это он настоял на походах к психологу. Я сначала артачилась. Мне казалось, психолог- это блажь. Влияние российского воспитания, когда все свои проблемы пытаешься решить в лучшем случае за бокалом с подругой, а в худшем- прячешь подальше в душе, пока не взорвет и не накроет…

Благодаря работе специалиста спустя какое-то время я перестала плакать всякий раз, когда думала о Нем, оставаясь одна. Перестала чувствовать эту изнуряющую щемящую боль, которая вмиг способна заполнить всю душу, стоит только заиграть не той песне или появиться любому другому понятному только мне напоминанию из прошлого. Мне объяснили, что причины моей эмоциональной нестабильности- попытка скрыть, запрятать, уйти от проблемы, а не посмотреть ей в глаза. Я словно бы создала в своей голове две параллели- той Бэллы, которая страдала и мучилась, и до сих пор тоскует по своему хозяину. И новой, Изы, которая открыта к любви достойного мужчина, которому веришь… Любви на равных…

Со временем первая реальность переросла в страницы памяти… Светлые и не очень, но они больше не вызывали диких уколов боли, страха и паники. «Время все лечит»– говорил Роберт многозначительно с самого первого дня, а я все время вспоминала рассказанную им мне легенду о царе Соломоне и его перстне… Наверное, он был прав… Но где-то глубоко-глубоко внутри я признавала себе, что до конца так и не отпустила, так и не забыла… Я все равно то и дело, пускай с годами все реже и реже, могла ненароком найти Его фото в интернете, почитать о его успехах, о его семье… Он ушел из боев и теперь в большом строительном бизнесе, крайне успешен. Наверное, его мама теперь рада… Еще бы. У сына получилось всё… Его дом- полная чаша. У него любимая дочь от любимой жены. И их семейная фотография из глянцевого журнала идеальна – от единого цветового оформления их нарядов до интерьера семейной гостиной. Вот и хорошо… Он счастлив… Значит, так и должно было быть. Он сделал свой выбор… И этот выбор действительно был правильным. Милена- лучший спутник для такого мужчины, как он… Куда там мне с моим темным сомнительным прошлым и неустойчивой психикой… Рядом с ним сильный партнер, равный по статусу и происхождению, успешно развивающий свой медицинский бизнес…

После таких «мазохистских» экскурсов в прошлое я начинала еще больше ценить то, что имела, ценить Роберта… Я любила нашу жизнь. И знала, что лучше мужчины судьба подарить мне не могла… Тем тяжелее было осознавать, что как мы ни старались, детей у нас так и не появилось… После четырех лет безуспешных попыток, в моем отчаянно порыве пойти на любые крайности, врач сказал честно и откровенно… «Если бы проблема была в Вас, Изабелла, мы бы могли ее решить, но… Мужское бесплодие- это действительно то, что заставляет даже нас, врачей, либо надеяться на чудо, либо… смириться»…

Я не хотела мириться… Хоть и делала при нем вид, что приняла этот факт… Мне хотелось ребенка… Отчаянно, до болезненных неврозов, до жуткой бессонницы по ночам, до новых вспышек депрессии…

А потом нашу семью накрыла другая неприятность. Диагноз Роберта, как это часто бывает, прозвучал, как гром среди ясного неба. Ничего не предвещало беды. Банальный ежегодный медосмотр, которым он несколько лет к ряду пренебрегал… Тот год я все же заставила его пойти провериться- мне не нравился цвет его лица и какие-то странные боли в районе поясницы, которые он списывал на радикулит. Те месяцы я жила только его лечением… Почку пришлось удалить… Пройти курс химиотерапии… И уже тогда, в процессе, я поняла и узнала, что все не так страшно, что онкология- далеко не приговор и не диагноз, что в наше непростое, стрессовое время эта болезнь становится довольно распространенным заболеванием- благо, что средства и способы лечения тоже не стоят на месте, наука развивается…

Мы выкарабкались и из этого… Казалось бы, выдохнули… Переехали на юг… И я надеялась, что сейчас, наконец, начнется другая глава нашей жизни… Я была права… Как же я была права, вот только не знала, что все изменится настолько радикально…

Глава 6

Бэлла

Спустя два месяца

В Москве была золотая осень… Все любят это время- шуршание желтой листвы под ногами, сотни фотографий в соцсетях в уютных свитерах цвета в вечно актуальных оттенках от охры до кэмел, посиделки в кафе за кофе или травяным чаем с друзьями в рассказах о прошедшем отпуске… Меня осень расстраивала. Осенью я приехала когда-то покорять Москву, перечеркнув свою прошлую жизнь. Помню это чувство промозглого страха, пробирающего до костей на железнодорожном вокзале на рассвете. Все вокруг заспанные, пресные, унылые, враждебно-отстраненные… За душой у меня ни гроша, маленькая спортивная сумка на плече, дешевая тоненькая ветровка… Снова дежа-вю… Снова этот бьющий под дых предрассветный ветер, теперь уже на выходе из аэропорта… И пусть рядом надежный мужчина, в карманах платиновые кредитные карты, а в чемоданах брендовые вещи- на душе все так же тревожно и боязно, и прошлую жизнь снова пришлось оставить где-то там, позади, в августовских солнечных зайчиках на деревянном полу в Ницце… Мы садимся в присланную за нами машину от компании, едем в наш новый «дом»… Да, именно так я себя настраивала. Если нам минимум год придется жить в этом городе, нужно попытаться создать «свою крепость» хотя бы в пределах той жилплощади, которую нам тоже любезно предоставила компания.

Мы будем жить в Москва-сити… Многие бы на моем месте были счастливы. Я же никогда не любила это скопление нелепых небоскребов, так сильно поменявших облик города. Многие говорили, что у каждого мегаполиса должна быть собственная агломерация пронзающих облака высоток. Я этого никогда не понимала и понять не смогу… Эти небоскребы на поверку- дикий ветер, неполезная для здоровья высота, холод бездушных помещений… Здесь нет истории, нет уюта, нет ощущения спокойствия…

Рука Роберта нежно трогает мою щеку, стоит нам только сесть в автомобиль. Он, конечно же, чувствует мою внутреннюю дрожь…

–Эй, все будет хорошо, Иза, – говорит он нежно, пытаясь воодушевляюще улыбаться.

А мне впервые в жизни режет слух это его «Иза»…

Наша квартира оказалась на двадцать пятом этаже. Ужасно. Когда мы ехали в лифте, уши закладывало и голова кружилась… Оказалось, что это еще не так высоко… Бедные люди жили еще выше… Самое смешное, чем выше- тем квартиры дороже!

–Все это очень плохо, Роберт,– ворчала я, осматривая холодную на вид из-за общей тональности кипельно-белых стен квартиру и заламывая руки,– слишком высоко! Ты вообще знаешь, что экологи не советуют жить выше пятого-шестого этажей? Все выбросы от вредных предприятий идут наверх! Особенно в этой части Москвы… Где столько заводов…

–Не работающих…– улыбался мне мой мужчина в ответ,– все старые заводы сейчас превращены в модные лофты… Не придумывай, Иза… Зато посмотри, какой вид из окна красивый…

–Я завешу эти окна шторами, Роб, так и знай… У меня голова кружится смотреть вниз с такой высоты!-ответила я все так же воинственно.

В этот момент на его лице пробежала странная тень то ли испуга, то ли осознания… Я потом только поняла- он, наверное, тогда подумал о том случае на мосту… Или о моей сестре подумал. Я рассказала ему, как она ушла… Правда, окна здесь не открыть- система безопасности такая. Так что зря он волновался…

Подошел ко мне и притянул к себе за талию. Поцеловал нежно.

– Если совсем не нравится, завтра же поедем сами выбирать квартиру на твой вкус, Иза… Только скажи.

Я молчала, тяжело дыша. Жить здесь, конечно, было выгодно. И на работу Роберту ехать близко, и полный социальный пакет от фирмы. Сейчас снимать хорошую квартиру в центре- ненужные затраты. Мы здесь, чтобы максимально оперативно выправить финансовое положение, а не шиковать. Раз у компании такой квартирный фонд, надо радоваться тому, что есть!

–Все нормально… Поворчу-поворчу, и успокоюсь… Но шторы куплю. Уж извини…

Улыбнулся облегченно.

–Рад, что ты мыслишь конструктивно, девочка моя… Как скажешь, так и будет… Я полностью вверяю тебе власть над этим домом,– потерся носом о мой нос…– спасибо, Иза… Спасибо за всё… Я очень благодарен тебе, что ты согласилась ехать со мной… И это после завершения такого успешного проекта…

Я, конечно же, сразу растаяла. Не могла злиться на него. Просто не получалось.

–Все нормально, Роб. Место жены рядом с мужем,– сказала, поцеловав в ответ,– все будет хорошо… Да и, к тому же, кто знает, как сложится с Москвой… У меня на следующей неделе встреча с этой Альбиной Рисовой, помнишь, я тебе про нее рассказывала? Она была на нашем открытии в Милане, заинтересовалась проектом. Нико погуглил их компанию- серьезные ребята. Если все срастется, займемся новым проектом здесь, да еще и всей нашей старой командой. Ребята готовы приезжать раз в месяц при условии, что я буду вести дела здесь как постоянно живущая… Короче, та же схема, что была у нас в Милане, только там постоянно на объекте находился Нико…

–Рад, если все срастется и ты будешь при деле, малышка…

–Рада, что у тебя все так, как ты хочешь, дорогой…

В тот вечер, на коробках и чемоданах, мне даже показалось, что все мои страхи искусственны, надуманны, преумножены в собственной голове.

Следующую неделю я провела за хлопотами обустройства… И даже не думала о пасмурной серости за окном, сносящем ветре, стоило только выйти их лобби дома на улицу, постоянно плачущем капризным дождем небе над головой и пробках нон-стопом на Беговой и Третьем транспортном кольце…

–Ты моя Золушка,– восхитился в очередной раз муж, зайдя в нашу новую квартиру и с восторгом оглядываясь по сторонам.

Сегодня я, наконец, повесила шторы и украсила дом текстилем. Это всегда придает тепла и уюта даже самому неприветливому помещению. Добавила в этот интерьер немного теплых красок, мягкость ковров и штор, поменяла мебель, создала несколько световых точек в виде торшеров и напольных ламп. Теперь и мне хотелось здесь находиться. Завтра последний аккорд- съезжу в галерею знакомого из Парижской школы дизайна. Он был родом из Москвы, по возвращении открыл галерею современного искусства. Рисует сам и продвигает молодых и интересных художников. Наверняка найду там что-то подходящее для гостиной.

Опустила глаза на руки только что вошедшего домой Роберта- у него с собой опять пицца… Стало стыдно, уже почти неделю мы питаемся покупной едой…

–Прости, я опять ничего не приготовила. Времени вообще не было.

–Прекрати, Иза,– категорично возразил он,– какая еще готовка! Ты и так делаешь слишком много. Пойдем, поедим и что-нибудь посмотрим на Нетфликсе. Или если хочешь, пойдем пройдемся…

Гулять я не хотела… Этот район Москвы явно не располагал к пешим прогулкам. Как минимум меня… Я все еще сильно скучала по наши вечерним моционам на променад Дес-Англе (прим.– набережная Ниццы)… И даже по Сене, хоть казалось, что подустала от Парижа…

–Кстати, забыл сказать, в субботу мы приглашены на юбилей руководителя холдинга, безопасность которого я налаживаю. Как раз у тебя будет возможность со всеми познакомиться.

–Ну, нет, Роб, пожалуйста,– стала я отнекиваться искренно,– какие с меня сейчас светские рауты? Я вся в обустройстве, без маникюра, у парикмахера не было месяца два… Давай ты без меня…

Муж нежно накрыл своей рукой мою, нагнулся и поцеловал ее.

–Даже не обсуждается, любимая. Ты пойдешь со мной… Ты не посудомойка и не уборщица! Хватит сидеть в четырех стенах. Надо социализироваться, выбираться из ракушки… Вспомни, что говорил психолог… И никаких маникюров не нужно. Ты блистательнее всех. Всегда, красавица моя…

***

Алан

Иза Ангелова… Пробовал ее имя на языке. Не нравилось. Не потому, что это фамилия другого мужика, которую она взяла. Потому что она никакая не Иза… И не Изабелла. Она Белла, моя Белла… Белла- это пение птиц на рассвете в горах, это журчание весеннего ручейка, это запах только что распустившихся тюльпанов. Он не знал ее, не понимал… Не чувствовал. Просто потому, что он был чужак, иностранец… У любви много языков, но кто бы что ни говорил, глубже всего трогает тот язык, на котором мать над твоей колыбелью шептала тебе признания в любви. Так уж это в нас заложено.

Как же я его уже ненавидел. Раньше тоже ненавидел. До дрожи, до оскомины, до желания бить по лицу, пока она не превратится в месиво. Но сейчас эта ненависть стала словно бы оформившейся- более острой, нестерпимой. Ненависть бывает с разным привкусом- обиды, зависти, поражения… Но одна из самых ожесточенных ее форм- замешанная на ревности, чувстве часто делающем нас невменяемыми, неуправляемыми. Я чувствовал ревность каждой клеткой своего тела. Чувствовал, как она пронзала насквозь сердце каждый вечер, когда я стоял у окна своей спальни, смотрел на густой темный лес и думал о том, что Она там, засыпает с ним, а не со мной…

Когда мне принесли на них полное досье, не мог скрыть своего торжества от факта того, что у него финансовые проблемы на работе. Это зацепка. Это мой реальный шанс подобраться к Ней ближе. Я тогда так обрадовался своему плану, что даже не стал копать глубже, не стал задаваться более каверзными вопросами… Почему-то Роберт Ангелов, крайне успешный в своем деле специалист-безопасник с безукоризненной репутацией международного уровня, решил вдруг пропасть почти на полтора года с радаров и делегировал бизнес своему неудачнику-партнеру… Тогда я объяснил это для себя довольно просто. Наверное, как это сейчас модно в Европе, «выгорание»… Решил «пожить для себя», «заземлиться», «уйти в дауншифт» или как там они еще говорят- «уделить время семье»… последняя формулировка, стоило только о ней подумать, вселяла в меня дикую ярость, страшнейшую… Сука, семье он время уделяет… Все они, жалкие неудачники, семьянины хреновы… А вот у меня не было ни выгорания, ни желания уйти в дауншифт. Потому что за пределами моей работы всё, абсолютно всё, даже профуканные мною же самим отношения с родителями, были сплошным провалом, сплошной болью… Луч света в темном царстве- моя Кира… Да и ее, в чем я не сомневался, через пару-тройку лет начнет против меня накручивать ее мамаша… Бабы дуры, всегда пытаются мстить мужчинам через детей.

–У них нет детей?-спросил я у помощницы, когда она презентовала мне информацию на Бэллу, не своим, поцарапанным, голосом, потому что трусливо боялся услышать то, что еще больнее уколет иголкой мое сердце.

–Нет, детей нет. Не знаю, в чем причина. Может не хотят. Может проблемы. Вы же знаете, в Европе очень строго с медицинской историей и врачебной тайной. Доступа к клиническим данным на обоих объектов у нас нет… Вот всё, что могу сказать.

Илона положила передо мной увесистую папку, провела по ней холеной наманикюренной рукой.

–А это данные по проекту, который она реализовывала в команде архитекторов. Они действительно имели большой успех. Про Изу Ангелову вышло несколько громких статей в ведущих специализированных журналах. Знаю, что несколько перспективных работодателей ею интересовались. Здесь вся подборка, как Вы просили…

В тот день Илона очень сильно меня порадовала. Не тем, что сразу после своей «презентации» залезла под стол по моему приказу и первоклассно отсосала. Этим ее умелый рот уже давно перестал меня удивлять. В древней Спарте горевестников обычно скидывали в глубокую яму. Илона принесла мне хорошие новости, воодушевляющие, сулящие мне победу… Я смотрел перед собой на висевшие на стене нарисованные когда-то мною гравюры с Бэллой и улыбался… Скоро ты снова будешь рядом, малютка… Обещаю тебе…

***

За это долгое в моем представлении время, пока они переезжали в Москву, я изучил папку с ее проектом наизусть. Она действительно была талантливая, моя Белка… Я смотрел чертежи, палитру, элементы декора- смотрел уже не как дилетант, как профессионал, знавший как продать целые небоскребы, целые кварталы, как застроить гектары. И понимал, что внесла в проект она, где ее почерк, где ее след. Это было особым удовольствием- вот так расшифровывать ее индивидуальность в дизайне…

–Алан, нам пора выезжать…– вырывает меня из моего особого мира предвкушения Милена, материализовавшись на пороге кабинета,– пробки могут быть в сторону центра, некрасиво опаздывать. Мы ведь почетные гости…

Я глубоко выдыхаю, с трудом сдерживая раздражение. Сегодня, пожалуй, надо себя перебороть и промолчать. Не хочу с ней ссориться, не хочу тратить на нее силы, тем более, что Кира дома. На самом деле, в доме в Серебчике я почти не бываю. Здесь правит Милена. Приезжаю сюда только по выходным-пообщаться с ребенком. Уже как пару лет я живу прямо рядом с офисом. С учетом того, что на работе я днюю и ночую, это оптимальный вариант. Да и не только поэтому… Милена так и не стала мне родной. И даже ребенок нас не сплотил, как бы ни мечтала об этом ее мать… Для дочери мы, однако, поддерживали эту самую видимость семьи, но… После моей встречи с Бэллой в Венеции делать мне это стало вдвойне сложнее и неприятнее…

А еще на душе нон-стопом скребли кошки. Потому что Она- то как раз в браке была счастлива… Из того, что удалось собрать на нее моим людям, их пара, как минимум внешне, была идеальной, хотя… По нам с Миленой так тоже можно было сказать…

Вот, как сегодня, например. Мы идем на день рождения Егора Йовишвили как добропорядочная семейная чета. Она красивая- нарядная, я весь при параде. Егор- один из моих «свадебных генералов», как мы это называем в большом бизнесе. Просто тогда, когда мои возможности стали такими существенными, что им могли начать завидовать уже даже «небожители», я решил немного уйти в тень. Это как с айсбергом- никто никогда не знает, насколько он большой под водой… Идеальная тактика ведения бизнеса в России. Меня этому Капиев научил- он как раз и пострадал от того, что слишком высоко взлетел и вызвал ту самую «зависть богов». Егор был делегирован руководить моими готовыми возведенными объектами- поддержка, охрана, безопасность, ТСЖ.