Верни меня домой бесплатное чтение

Руслан

Я ничего не сказал Марте. Не идёт из головы тот случай в ресторане. Как её отморозок тот тискал, а потом ударил. Я её такую никогда не видел. Испуганную, и в то же время… Не знаю, даже слова подобрать не могу. Она мне не врёт, вижу, говорит всю правду. Наконец, без вранья. Марта Ковалевская, студентка физмата. Но все равно в голове не укладывается, как вот так с девушкой можно. Да как с ней так можно! Я это животное так отделал, думал, убью к чертям, хотя, он подготовленный был, спорт какой-то, скорее всего. По движениям видно. Пьяный, правда, но даже пьяный боец будет отбиваться. А этот просто дал себя размотать как пацана, даже улыбался, как мне показалось. А потом дело уголовное. Из скорой сразу в полицию сообщают, те проверку проводят и возбуждают дело по щелчку пальцев. Там был состав, судимость маячила. Дознаватель сказал, что тот дебил как в себя пришёл, пригнал адвоката и за примирением сторон попросил дело закрыть. А ведь мог бабки вымогать начать. Ничего не понимаю.

Смотрю на меняющийся ландшафт за окном и стараюсь следить за дорогой. Надо разобраться с этим раз и навсегда.

Через два дня я прибыл в пункт назначения. Город как город, большой, шумный, молодёжи много. Здесь родилась моя Марта, по улицам с мамой гуляла, с горки зимой с сестрой каталась, она мне рассказывала. А напротив её дома музыкальная школа была, и она два года даже проучилась там. Про Юльку рассказала, подружку свою с первого класса, о том, как потерялись они потом после переезда. Она вообще много всего мне рассказывала после. Как будто все три года молчания специально собирала эти истории для меня. Про семью, про город, про сестру Майю, про то, как она её Пчёлой называла. И про поле. Очень мне нравится, как она про поле рассказывает, аж мурашки. Сразу представляю её, совсем девчонку, как она бежит босая по зелёной траве и хохочет.

Нашёл по навигатору, куда мне надо ехать, почти сразу, не сбиваясь с маршрута, добрался. Пробки. Даже здесь есть пробки. Припарковался на парковке, вот по этому адресу компания находится. Ничего особенного – обычный бизнес-центр в деловом районе города.

Нажимаю кнопку лифта, поднимаюсь на этаж, вижу нужную вывеску. Значит, правильно шёл. Секретарь в приемной – совсем молоденькая девчонка, рубашка белая, юбочка строгая, каблучки. Только собрался вопрос ей задать, как единственная дверь в этом помещении открылась, и из своего кабинета вышел директор. Ну кто ещё может выйти из кабинета с табличкой «Директор»? Такой солидный мужчина, лет около сорока, широкое скуластое лицо, короткая стрижка. Поздоровался, спросил, по какому вопросу.

– Анцифиров Сергей Васильевич. Где я могу его найти?

– Да, у себя он, Лиза, проводи, – мужик кивнул девчонке, рассматривая меня с ног до головы.

– Как вас представить? – девушка старалась скрыть интерес, разглядывая меня. Всего два взгляда, и я уже вижу, что интересую её как мужчина, и она не против была бы познакомиться ближе.

– Волков. Просто Волков.

Услышав мою фамилию, директор повернул голову и прищурился. Значит, знает о драке в ресторане, Анцифиров тогда не один был.

Я прошёл за Лизой по коридору, мы повернули направо, подошли к двери, я кивнул ей и вошёл в кабинет, плотно прикрыв за собой дверь.

Вот он, ублюдок, который Марту мою лапал. Надо же, и не скажешь, что ему сильно досталось. Сидит за столом и тяжёлым взглядом меня сверлит.

– Что, мстить пришёл, Волков? – он криво ухмыльнулся. – Ну, давай. Я даже сопротивляться не буду.

– Ты кто вообще такой? – я просто ошалел от его иронии, граничащей с наглостью.

– У неё спроси, – спокойный ровный голос.

– Сказала, что не знает тебя.

– Ну, значит, не знает, – опять железное спокойствие. – Да, ты садись, Волков, что стоишь как не родной.

– Кто ты?

– Своей девочке надо верить. И никогда не сомневаться. Я никто, ты же слышал, – он просто плевался сарказмом.

– Слышь, я тебя пытать не собираюсь. Мне надо знать, что за олень моей девушке как шлюхе в трусы лез, а потом ещё и руки свои поганые распускал.

– Волков, я косяк свой осознал, но давай договоримся, если говорить, то спокойно. По-другому махач получится.

– Вопрос тот же.

– Неправильный вопрос. Кто я такой тебе совсем не интересно, гораздо больше интересует. А вот кто она мне…

– Секёшь, – я кивнул головой.

– Снегурочка.

– Не понял.

– Для меня она Снегурочка, первая любовь.

– Почему она тогда мне не сказала?

– Всё просто. Для меня она – первая любовь, а я для неё – никто, – такой же спокойный голос, без скрипа, без стали. Очень хорошо владеет собой.

Тут до меня дошло, что Марта моя и знать не знает ничего о нём, потому что мужчину в нём никогда и не видела.

А он продолжил тем же ровным голосом:

– В школе учились вместе, одноклассница моя.

– Ударил её за что?

– Разве нужна причина, чтобы быть скотом?

– Ну, почему-то же возникло такое желание, – не сдавался я.

– Пьяный был. Не помню. Будем считать, что за сопротивление, – он смотрел куда-то мимо меня.

Вижу врёт. Просто чувствую, что нечто личное, очень глубокое, таким не делятся.

– Анцифиров, ты сейчас мне тут на уши не приседай, – начал было я.

– Кофе черный или со сливками? – перебил он.

Я непонимающе уставился на него, а он взял телефон и выдал в трубку:

– Лиза, два черных кофе, – сбросил звонок и опять уставился на меня. Повисла тишина.

Отметил, что говорит правильно, склонение нужное употребляет. Не похож на интеллектуала, конечно. И на быдло тоже не похож. Интересно. Книги читает? Почему-то вспомнил шутку про книжный клуб: «Первое правило книжного клуба – никому не рассказывать о книжном клубе». Ха.

– Ковалевская всегда была супермозгом, даже мужика себе выбрала с умом, – опять сарказм.

– Поясни.

Нас прервала Лиза, которая принесла кофе. Обдав меня многозначительным взглядом, она быстро выскользнула из кабинета. Он продолжил:

– Ты же её знаешь, она ж беззащитная как кролик. Ей защита нужна. Ты можешь.

Как он понял это, не находясь с ней в отношениях? Как он узнал всё то, о чём я начал догадываться только не так давно?

Он встал, обошёл стол и подошёл к окну. Я отметил про себя, что он ещё хромает. Глядя в окно Анцифиров продолжил:

– Я тогда в неё сразу влюбился. Как увидел. Вторая парта, третий ряд, – он вздохнул. – Говорю тебе, потому что знаю, трепаться не будешь, ей ничего не скажешь. А ещё потому что больше тебя никогда не увижу.

– Откуда такая уверенность? Поедешь как-нибудь в Финляндию, а там раз – и я на границе, – представил картину и смешно сразу стало. – Я теперь пограничник, кстати.

– Надеюсь, не из-за махача в ресторане? – он повернул голову и посмотрел на меня. Вообще нет эмоций, надо же, как разведчик.

– Не-а, я сам перевёлся, чтобы с Марой быть.

Анцифиров закивал головой и опять отвернулся к окну.

– Я виноват перед ней. Всегда буду виноват. Всё что-то не то делаю. Ресторан, школа, крыша, – он провёл рукой по волосам.

– Почему не вышло у вас? – не стал уточнять у него, что было на крыше и что случилось в школе.

– Я и не пытался, – он пожал плечами.

– Почему?

– Нам с тобой на старте были даны разные условия, боец. Я проиграл ещё в самом начале, когда она тебя даже не знала.

– По-русски можно?

– Разные мы с ней. Такие девочки, как Марта, на таких ублюдков, как я, не смотрят.

– Трус что ли?

Он задумался и кивнул головой, поворачиваясь к окну.

– Ну и дебил, – я поставил чашку на стол и поднялся.

– Всё к лучшему. Ну, всё, давай, вали отсюда, и береги её, Снегурочку мою, – он опять перевел взгляд с моего лица куда-то за моё плечо. – А её просто любить буду.

– Да ты с дуба рухнул? Она моя! – удивился я его наглости.

– Конечно, твоя. Не претендую. Иногда одной любви недостаточно.

Я вышел из кабинета, оставив Анцифирова одного, и как во сне дошёл до машины. Марта моя, девочка. Слишком много у нас было лжи, чтобы просто забыть драку, и оставить всё как есть. Зацепило меня, что две тысячи километров – не круг. Мне нужно было понять для себя, что это такое было. Поговорил с ним и идиотом себя чувствую. Спокойный он, готовый ко всему, как зверюга, но бездействует, потому что он для неё – никто. Странно это всё. Он ведь моложе меня. На сколько, года на три-четыре? Он же как Марта. Ему сейчас двадцать четыре, ну, может, двадцать пять. А рассуждает как дед, будто уже жизнь прожил и многое повидал. Очень осмысленные вещи говорил. Человек, который один по жизни, всегда немного философ.

Марта

Темно. Никак не могу привыкнуть к почти полярной ночи. А ещё к низкому мохнатому небу. Всегда пугаюсь, когда поднимаю глаза наверх и упираюсь взглядом в пушистые серые облака. Тут всё по-другому. Москва рядом, совсем недалеко, на самолете чуть больше часа, да до аэропорта – часа четыре. Но тут совсем другой мир. И мне здесь нравится. Нравится почти всё, совсем как в детстве – отдельный замкнутый мир вдалеке от города, с узкими улочками, небольшими магазинами и людьми, обычными простыми людьми, которые живут по соседству, ходят с тобой на тренировки, водят машины. Просто живут. Окна нашей небольшой квартирки выходят на лес, наш дом стоит на самой границе населенного пункта, и каждое утро, когда-то позже, когда-то раньше, я сажусь на широкий подоконник и пью сваренный в турке кофе с миндальным молоком и корицей, смотрю на сосны. Летом это происходит сразу после ухода Руслана на работу. Зимой я позволяю себе вернуться в постель и позалипать в телефон до момента, пока ленивое солнце решит осчастливить нас своим присутствием.

Думала ли я когда-нибудь, что ровно в 16 часов на улице могут уже включать фонари? Нет, не думала. А то, что летом можно провести на солнце целый день и даже не обгореть? И такого я представить себе не могла. Каждые три месяца с октября по апрель в прошлом году Руслан выпроваживал меня к маме, говорил, что мне не хватает солнца и я становлюсь угрюмой, неразговорчивой.

Напитавшись солнцем Андалусии, уже через три дня я начинала скучать, мне не хватало его простых шуток и объятий, мне не хватало дома. Я скучала по чувству безопасности рядом с ним.

После того, как я попала в поле зрения соответствующих органов, за моей работой следили. Это не афишировалось, но подразумевалось. Когда я определялась с направлением специализации, опасалась реакции Руслана, но он был абсолютно спокоен. Сказал мне, что каждый должен заниматься тем, что у него выходит лучше всего. У меня хорошо выходило искать дыры в системах безопасности. Поэтому моя жизнь может быть чуть сложнее, чем у учителя математики. Физтех школа прикладной математики и информатики МФТИ. И я не гений, как думают некоторые, просто делаю то, что мне нравится. Я специалист по искусственному интеллекту, специализируюсь на использовании искусственного интеллекта в защите информации и иногда выполняю функции тестировщика программного продукта.

Достаточно долгое время я была вынуждена вести очень уединённый образ жизни. Весь круг моего общения составлял мой Руслан. Я сторонилась людей, и это вошло в привычку. Привыкла жить закрыто, упиваться моим тихим счастьем и ни с кем не делиться ни чувствами, ни эмоциями. В целом, в моей жизни почти ничего не изменилось. Кроме того, что в ней появилась Алина, моя соседка с пятого этажа. Не могу сказать, что она была моей лучшей подругой, к слову, заводить подруг я так и не научилась. Сначала около месяца мы просто здоровались, когда мы встречались в подъезде. А потом она просто пришла ко мне и подарила комнатный цветок. Мне! Цветок! Вот так началась наша дружба. Аглаонема в красном горшке поселилась на кухне вместе с нашими посиделками, рецептами лучших низкокалорийных пирожных и зелёным молочным чаем.

Алина была на год старше меня, работала администратором магазина одного из косметических брендов. Она же и сделала мне первый профессиональный макияж в жизни, а потом перед зеркалом учила меня выводить стрелки.

У Алины была птичка. Маленькая канарейка, которая поднимала мне настроение одним своим цветом. Часто я поднималась к ней просто посмотреть на маленький желтый комочек перьев, издающий красивые стройные звуки.

– Марта, идём в клуб с нами, – Алинка качалась с пятки на носок, – нууу?

– Не-а, не моя тема.

Я всё ещё помнила, что мои походы в такие заведения в прошлом иногда плохо заканчивались. И вообще, когда Руслан был на смене, я чувствовала смутное беспокойство.

– Точно? Хорошо подумала? – Алина повисла на руке. – Мы с девчонками из офиса решили оттянуться сегодня.

– Не хожу по клубам.

– Ну и что за пенсия, Марта? Ну, Руслан на смене, что ты дома будешь тухнуть?

– А пойдем! – вдруг выдала я, сама себе удивляясь.

Вспомнила, что в последний раз была в клубе, когда познакомилась с Волковым. Это было в другой жизни. При других обстоятельствах. Теперь мне нечего бояться.

Мы собирались у Алины, она делала мне макияж, щебетала и пила мартини со льдом из красивого бокала. Канарейка выдавала трели и добавляла нам настроения, она так скакала по своей жердочке, как будто от нетерпения, как будто готовилась составить на компанию, и мы её задерживали.

Серебристые тени, черные стрелки, пушистые ресницы. Черный топ на восьми перекрещенных бретелях, черные кожаные брюки и каблук десять сантиметров. Сногсшибательный наряд, который мне невероятно шел. При высоком росте он удлинял силуэт еще больше, делая меня похожей на топ-модель, хотя обычно я одевалась куда проще, без эпатажа. Ровное жгучее каре, оленьи глаза цвета кофе. При виде себя в отражении зеркала по позвоночнику пробежали электрические разряды. “Хочу быть ещё выше”, – ухмыльнулась я, и руки сами потянулись к ботильонам на шпильке.

Вскоре клубная музыка окутала меня, проникая под кожу еще с порога, ритмы уже несли на танцпол. Пока Алина с девчонками занимали столик, делали заказ, я танцевала, не помня себя от радости. Через час я купила в баре бутылку воды и вернулась к Алине и её подругам. Они сидели за столиком в затемненной части клуба. Мы сделали несколько фото с девчонками, потом с Алиной, потом селфи, и, увидев, как одна из девушек ведёт за руку парня, я опять умчала танцевать. Вибрации прошивали меня, не давая стоять на месте, я принимала энергию звуков, отдавая в ответ движения. Как мне этого не хватало! Закрыв глаза, проживала каждый трек, выплескивая на танцпол эмоцию. Ещё через два часа я попрощалась с девушками, обняла Алину и вызвала такси.

Дома из зеркала на меня смотрела возбуждённая девушка с горящими глазами, пылающими щеками. Она получала удовольствие от своего вида, от своих движений, от музыки и её вибраций. Я забыла, что могу быть такой. Спокойная счастливая домашняя Марта с кофе на подоконнике. И дикая страстная, поклоняющаяся ритмам, в движении, с разметанными волосами. Мне захотелось сигарету. Просто потому что сегодня Марта проснулась.

Но вместо нее я всего лишь сделала несколько селфи перед тем, как снять макияж. Принимала душ, закрыв глаза, и под струями воды я всё ещё слышала музыку, повторяла движения как на танцполе. Танцевать под душем – это почти как петь в расчёску, такая маленькая победа. Над собой, над комплексами, над табу.

Уже в кровати я обновила фото в соцсетях – горячая дикая Марта, клуб, танцпол.

Серый

Несколько лет назад

– Товарищ председатель призывной комиссии, призывник Анцифиров Сергей Васильевич на заседание призывной комиссии прибыл, – громкий голос эхом разлетелся по огромному кабинету.

Я стоял в военкомате перед этим цирком из шести человек в одних трусах.

– Что-то призывники сегодня какие-то хилые, – сказал мужик с левого края, повернувшись к своему соседу и не глядя на меня.

– Почему же, вот, смотри, хорош, – сосед кивнул в мою сторону.

– Ого, его жизнь потрепала. Единоборства?

– Так точно. Бокс, – я ухмыльнулся.

– Ну, следы явно не от бокса, места живого нет. Драки?

– Так точно.

– Что там по результатам? Годен?

– Да, годен к военной службе.

Председатель листал моё личное дело, просматривал лист изучения и учетную карту призывника.

– Куда его, Анатолий Ефремович? – спросил мужик, сидящий справа от председателя.

– Хммм, Войска Дяди Васи? – почти шепотом спросил мужик слева от председателя.

– Да, точно, – кивнул председатель и, обращаясь уже ко мне, объявил: – Воздушно-десантные войска.

– ВДВ? – переспросил я.

– Так точно, парашютист. Следующего зови.

Я вышел в коридор и пожал плечами. Ну, ВДВ, так ВДВ.

***

– Тебе что, совсем не страшно? – хлопнул меня по плечу сослуживец Саня.

– Нет.

– Ты уже прыгал раньше?

– Нет.

– Готов?

– Нет.

800 метров – это много или мало? 240 секунд в полёте. ИЛ-76. Выпускающий старшина роты стоит у открытой рампы, и сирена первая пошла. Фонарик желтый.

Сначала ушли «слоны» – самые тяжёлые, я прыгал в середине.

– Пошёл! – крикнул старшина.

Три заветных шага и прыжок. Сгруппировался. Свобода падения – это очень опьяняющая штука. Когда вся жизнь в тебе замирает, и восторг переполняет, вырывается ликованием. Я лечу. Я птица.

Мне не страшно, потому что смерть не страшна. Страшна жизнь. Если сейчас что-то пойдёт не так, я запутаюсь в последовательности действий или парашют не раскроется, я умру очень быстро. Жизнь более изобретательна, она будет расставлять капканы и подкидывать мне новые испытания, это как бесконечная полоса препятствий. Постоянный непрекращающийся бой. Я умею радоваться простым мелочам. Но, чёрт возьми, я устал. Так хочется счастья.

Вслух отсчитываю «551», «552», «553», дергаю кольцо. Продолжаю вслух отсчитывать секунды и наблюдаю, раскрылся ли основной парашют. А потом рывок. И ноги подлетают выше головы. Чувство эйфории, покалывание в руках, ногах, как отходняк мышц после онемения. Я рассмеялся. Мне было хорошо. Я нашёл свою стихию. Я дома. Захотелось поделиться этим с ней. Вот сейчас бы она была здесь со мной.

Наша девятка летела в небе линией по диагонали и громко восхищалась матом, потому что другими словами передать восторг невозможно.

Приземлился, благо ветра не было, и меня не потащило по полю. Погасил купол, стропы сплел бесконечной петлей, уложил все в парашютную сумку и направился к месту сбора.

А там уже наших посвящают – встали с краёв два сержанта, ты между ними, они замахиваются и со всей силы шлепают тебя запаской по заднице, ты летишь вперед с криком «551-552-553 – кольцо, 554-555 – купол».

Небо – мой дом. Никогда не забуду этих ощущений и всегда буду к ним возвращаться.

***

– Антип, а давай нашу, про одуванчики, – и Леха опять заиграл знакомую все мелодию.

– Пацаны, да хватит. Опять эти сопли, – не вытерпел я.

– А что сыграть? – Антип перебирал струны.

– Что-нибудь настоящее, с эмоциями, с матами. «Десант идёт в бой» и то лучше.

И через полчаса мы уже орали нецензурщину под музыку.

Едва успели допеть песню до конца, как вижу краем глаза – прапор несётся вдоль казармы параллельно плацу, а навстречу ему вприпрыжку скачет наш ротный. Твою мать, сдали уже, значит. Отлично. Значит, впереди разбор полётов со всеми вытекающими. По глазам вижу, по мою душу бъет копытом. Прапор дышит как дракон, обводит бешенным глазом нашу компанию, которая уже выстроилась в шеренгу. Я отмахиваю головой “нет, прапор, не причем они”. И как подтверждение слышу его зычное “анцифффффирррраааафф”, вытягиваюсь в струну, а потом бравенько топаю за ним в командный блок.

А через час стою, опустив почти лысую голову, перед командиром взвода.

– Анцифиров, это ты подбил матюки орать на весь плац? – вопрошает лейтенант.

– Никак нет, товарищ старший лейтенант, – чётко, громко, как учили.

– Почему матерились тогда? – злится, но вида не подаёт.

– Я песню правдивую просил. А правда всегда с матами. И служба у нас тоже такая, матерная.

– Хороший ты солдат, Анцифиров, сильный, выносливый, приказы исполняешь, и дисциплина почти железная. Но дебил. Вот есть в тебе такой чёрт, на ровном месте что-нибудь выкинуть этакое. И ухмыляться потом. Три наряда вне очереди тебе, Анцифиров. Не испытывай мое терпение.

Ну, что ж, три наряда, значит, три наряда. Хорошо, что я один попал. Пацаны не заслужили.

***

У меня никогда не было друзей. До первого класса я вообще редко видел сверстников, потому что жил за кривым шатким забором, выход за калитку мне был закрыт. У меня были только братья и сестра, которым не было до меня никакого дела. Я был сам по себе. В начальной школе никто не хотел дружить с мальчишкой с грязной шеей в замусоленной одежде, с руками в цыпках. А к пятому классу ни с кем не хотел дружить я, потому что уже был злой и независимый. Мне никто не был нужен.

В армии я впервые оказался в коллективе сверстников на равных, и у меня не было необходимости выживать.

Первые недели присматривался, вычислял, кто есть кто, а потом расслабился и позволил принять меня в коллектив. Я очень ровно общался со всей нашей ротой, отморозков у нас не было, но особенно сблизился с парнями из нашего взвода. Нас было всего семнадцать человек, и через полтора месяца службы мы стали как братья. Мне было удивительно открывать для себя поддержку таких же мужчин как я, которые, по сути, тебе совсем чужие люди. Удивительно было испытывать желание помочь в чём-то. Я, наверное, был как Маугли – абсолютно асоциальный, но благодаря парням научился находить общий язык, доказывать свою правоту аргументами и не лезть в драку по поводу и без. Научился разговаривать. И даже шутить. Отсутствие легкости в общении и приемлемого чувства юмора были для меня проблемой. Я учился шутить. Я учился улыбаться. Моя суровость и излишняя серьёзность воспринимались сослуживцами как моя фишка, и они вряд ли отдавали себе отчёт, что я просто не умею по-другому.

Мне очень нравилась армия. Строгий и понятный распорядок дня, простые и доступные правила, всё понятно и просто. А ещё еда. Кормили очень вкусно, да ещё и готовить не надо было и посуду мыть если не в наряде. Мечта.

– Серый, ты на контракт останешься? – Антип прищурил глаз. Вот откуда он узнал, что некоторым срочникам предложили работу?

– Не, Антип, не мой вариант, – я хлопнул братуху по плечу.

– А чё так? Оставайся! Я вот тоже пошёл проситься, – Антип был из многодетной семьи, и в армии для него открывались неплохие перспективы.

– Судимость у меня, бро. Пролетаю, – я поджал губы и отвернулся.

Армия. Мне здесь нравилось, здесь обо мне заботились, у меня была уверенность в том, что будет завтра. Но, видимо, не судьба.

***

После дембеля мы продолжили общаться почти полным составом, регулярно созванивались и обращались друг к другу за помощью. Часть ребят продолжили службу, кто-то ушёл в правоохранительные органы. Я не могу сказать, что вернулся домой. У меня не было дома. У меня был брат, который дал мне угол, родительский дом никогда не был для меня убежищем. Я был бездомный. Я был без корней. Когда вернулся, нашёл Мирона и предложил ему заняться тем, что мы умеем лучше всего – бить морды за деньги. Только профессионально, и по существу. Я предложил ему организовать охрану, заручившись поддержкой двух сослуживцев. Из всего многообразия решили начать с охраны грузов, мы начали через месяц, и первые грузы по региону я сопровождал лично. Так началась моя гонка.

Спустя несколько лет могу сказать, что мои мечты о сытой жизни сбылись. Я не богат, хотя, смотря с кем сравнивать. Для мальчишки из семьи алкашей я – олигарх. У меня стабильный доход выше среднего, я позволил себе купить квартиру в городе-миллионнике, у меня есть кое-какие накопления. Моя жизнь проста, у меня всё есть, я ни в чём не нуждаюсь, мне вполне достаточно того, что у меня есть. И я не хочу ничего менять.

Родионов закурил. Дым показался мне неприятным, к горлу подкатила тошнота, глаза начали слезиться. Почему-то, когда бросаешь курить, дым становится нестерпимо вонючим, хотя всё же иногда я всё ещё испытываю огромное желание затянуться, да так, чтобы одной затяжкой пол сигареты уничтожить. Я отхлебнул кофе. Горький терпкий вкус, всё, как я люблю. Мы сидели в «Леприконе» в самом дальнем углу зала, стол у окна. Крупные капли дождя стекали ручьями по стеклу, искажая картину за окном. Изломанные линии, размытые люди, машины в ореоле света фар.

Костя был одним из тех сослуживцев, с которыми я встречаюсь чаще, чем с остальными, может раз в пару-тройку месяцев он приезжает из Новосибирска к нам, обмениваемся новостями, я впитываю подробности его службы. Транспортная прокуратура – это сила, особенно когда ты работаешь в транспортной безопасности и логистике.

– Слышь, новость есть. Помнишь чувака, с которым в Москве закусился год-полтора назад.

Волкова я помнил отлично, при упоминании мужика моей Ковалевской я напрягся.

– Ну, – киваю головой и жду продолжения.

– Неприятности у него, слышал.

– Откуда знаешь?

– Случайно, как всегда. Что-то там то ли на границе, то ли на таможне приключилось.

– Точно он?

– Не уверен, так, информация прилетела, думал, порадуешься за него.

– Да мне плевать, старая тема, не интересно, – легкое чувство беспокойства обволокло грудину, и меня опять стало подташнивать.

– А что у тебя нового? Нашел специалистов, кого выучить можно и аттестовать потом?

Мы продолжили беседу. А на следующий день я уже не мог сказать, что мне это не интересно, и меня это не касается.

Спокойный поставленный женский голос с отличной дикцией, передача «Новости», а мы с Мироном у него на кухне пьем контрабандное японское пиво под сушеный дальневосточный зубарь. «… Очередной скандал. Управлением собственной безопасности были задержаны сотрудники Пограничного управления ФСБ России по Ленинградской области, которых подозревают в получении взятки. По информации Главного военно-следственного управления, пограничникам инкриминируют…». Я не смотрел телевизор, не имел такой привычки, но при разговоре с Мироном выхватил отдельные фразы ведущей новостей и почему-то вспомнил Родионова. Волков. Марта. В грудине противно заныло.

– Твою татара мать, – руганулся я сквозь зубы.

– Башкир я, – Мирон удивленно уставился на меня, – Серый. Ты чё?

А я подорвался, ничего не объясняя, и начал набирать номер. После череды длинных гудков трубку наконец взяли.

– Серый. Здесь, – голос у Матвея был какой-то сонный.

– Брат, можешь инфу узнать? Очень надо.

– Вещай.

– Волков. Погранслужба. Где-то в Ленобласти. Что там за неприятности, узнать.

– Понял. Зовут твоего Волкова как? – лениво поинтересовался Матвей.

– Руслан.

– Всё?

– Ну да. Руслан Какойтович, отчество не знаю.

– Принято.

***

Времени было в обрез, на счету каждая минута. Чем быстрее я узнаю подробности, тем живее могу вмешаться, если потребуется.

Через четыре часа я был в кофейне, напротив меня сидел небритый Матвей, который заметно нервничал. Сослуживец заказал себе черный американо и задымил. Да они издеваются надо мной?

– Я, чёрт его знает, Серый, откуда у тебя такие знакомые. Вот даже знать не хочу, – он выдохнул струю табачного дыма.

– Ну, что там? Ну, взятка, и что? – я начал нервничать, по виду Матвея понял, что дело дрянь.

– Нее, ни хрена. Наркота там. Кокс. В особо крупном, – собеседник постукивает пальцами по столешнице.

– Не понял. Какой, к чёрту, кокс, Матвей?

Матвиенко задёргался. Видно, что информацию пришлось собирать тяжело. Он опять сделал затяжку, пауза затянулась.

– Они за взятку пропустили через границу на нашу территорию машину, в которой потом сотрудники ОСБ обнаружили 50 кг кокаина.

– Твою мать.

Я потянулся за сигаретой на автомате. И не нашел их, потому что забыл, что полгода не курю. Всё правда. Ленобласть. Тот самый Волков. Руслан. Погранцов повязали. Ну, Волков, он же не мог, это же Волков. Если б он был такой, то Марта на него бы даже не глянула. Какая, в жопу, наркота?! И тогда я пошел ва-банк – попросил Матвея устроить встречу с Херр Майором нашим. Есть один такой – на контакт идёт, не ломается, за помощью к нам обращается регулярно.

Встретились на следующий день с Херр Майором. Никак не могу привыкнуть, что руки при встрече не жмём, простой кивок, и пошли гулять проспекту. О деле он говорил неохотно, обрисовал ситуацию погано, и вообще всё свинтить намеревался. Понял одно, Волков с товарищами кому-то сильно на хвост наступили. Кому-то очень серьёзному. Значит, само не рассосётся. Хреново. То есть, деньги они не брали, конечно, их просто слили. Если всё обстоит именно так, как я думаю, до суда погранцы не доживут. Хреново.

– Там ещё осложнения. Следком сейчас разбирается. Погранцы твои – мелкая рыба. Кто-то крупный за всем этим стоит, – он замолчал, а потом продолжил: – У одного из подозреваемых дочку машина сбила. 10 лет. Девочка со школы возвращалась. По показаниям очевидцев, её ждали. Машина простояла не меньше полутора часов. В общем, ждали. Подозреваемый пограничник вину признал через день – у него ещё сын пяти лет. У второго подозреваемого у жены на работе ЧС какая-то приключилась. В общем, уехали они, очень быстро, найти до сих пор не могут.

– Когда?

– Всё на этой неделе, с разницей плюс минус день.

Марта. Снегурка моя. А если эти упыри на Волкова через неё давить начнут? Её же защитить некому! Не, ни черта. Так не пойдет. Распрощался с Херр Майором и через пару часов я был в аэропорту, параллельно терзая Матвея по телефону и пробивая точный адрес.

Марта

«Твою мать! Он что здесь делает?!» – мои мысли стучали в голове как птицы, бившиеся в стекло. Я открыла дверь по привычке, в глазок не глянула. У нас здесь очень спокойно, хорошие соседи, приличный район. Анцифиров. Увидела его и стала тут же дверь закрывать, а он руку просунул и уже обутым по квартире топчется. Как он меня нашёл? Я закрыла рот руками, чтобы не закричать. Ноги подкосились, и я прислонилась к стене.

– Отомри, Снегурочка, – и он прошёл в комнату, а проходя мимо буркнул мне: – Вещи собирай.

Остановился, обернулся, посмотрел на меня и как заорёт:

– Ну чё стоим? Давай живее, вещи собираем. Сумка где?

Его прямолинейность ввела меня в ступор, и на меня накатило какое-то оцепенение.

А потом подошёл ко мне, тряхнул меня за плечи:

– У тебя полчаса, Ковалевская. Поэтому выдыхай и возьми самое необходимое.

Разворачивается и идёт на кухню.

– Я с тобой не поеду! – ору я. – Да какого… Что ты вообще здесь делаешь?

Впервые в жизни я подошла к нему вплотную и заорала прямо в лицо:

– Я с тобой никуда не поеду! Слышал? И пошёл к чёрту отсюда! Выметайся!

Схватила его за футболку и начала тянуть к двери.

– Марта, не тупи, а! Надо ехать, – он сжал мою руку и попытался отцепить меня от футболки.

– Что тебе надо? – крикнула я.

Ему, наконец, удалось убрать мою руку, он развернулся и прошёл на кухню.

Серый не стал дожидаться сумки, а взял пакеты на кухне и начал сгребать все женские вещи без разбора. Он без какого-либо стеснения открыл комод и засовывал в пакет моё нижнее бельё.

– У меня Руслан в СИЗО, дебил! Я никуда не поеду, ты меня понял?

Он подошел ко мне вплотную, схватил рукой за затылок и приблизил свое лицо к моему:

– Дура ты, Руслан твой считай уже покойник, до суда не доживёт, а тебе уматывать надо, чтобы тебя отдачей не размотало. Паспорт твой где?

Его «до суда не доживёт» тонким сверлом просверлило черепную коробку и проникло в мой мозг, разрывая его на части.

Я начала кричать и выть в голос, Анцифиров стиснул меня в жестких грубых объятиях и молчал.

– Всегда знал, что ты чокнутая, но жить-то ты хочешь? Грохнут или покалечат, чтоб на Волкова надавить. Не скули, собирайся.

Я ударила его. А потом как с цепи сорвалась и начала колотить по нему без разбора, он перехватил меня в талии и закрывался, а я лупила его и ругала последними словами. Потом со всей силы прыгнула ему на ступню. Он поморщился. Зашипел, но не выпустил меня.

А когда я успокоилась, то как во сне достала дорожную сумку, вытряхнула туда содержимое пакетов, которые успел набить Серый. Я в ситцевом цветастом платье, растрепанная, с хвостиком, одноклассник, мой школьный мучитель, и дорожная сумка. В голове не укладывалось, что моя вполне счастливая жизнь с моим мужчиной – это день вчерашний. Это конец.

Серый

Сука, да я вообще взял бы разные номера на разных этажах! Чтобы даже близко рядом с ней не находиться. Но я с неё глаз не спущу. И вот это её «как мы будем спать», итить-колотить. Никак. Я точно никак спать не буду.

Дура она, учить и учить ещё. Ну кто ж дверь открывает, в глазок не глянув, а? В наше время, да ещё и в таких обстоятельствах? А Ковалевская открывает. Молодец. Пирожок возьми на полке. Красивая такая. Вроде дома, а сияет, и не надо ей ресницы для этого красить и прически всякие делать. Волосы непослушные из хвостика маленького вылезли, растрепались. Худющая, глазастая. И в панике. Меня увидела и запаниковала, прям вижу, сейчас разревётся. Успокоить бы, да не умею, никогда подобной чепухой не занимался.

Вот как убедить её ехать? Серый, ты тоже хорош, на что рассчитывал-то, ну вот какая бы реакция у тебя на её месте была бы? Отлупила меня, Снегурочка моя. Смешно. По-настоящему отлупила! Лупит, материт, брыкается, а я её за талию держу, к себе прижимаю крепко и улыбаюсь. Когда последний раз так рядом был, уже и не помню. А запах у неё какой! Сейчас главное не спалиться, что меня всё это очень возбуждает, близость её и нрав буйный. А то накроются медным тазом мои планы по спасению моей Снегурки. Надо в руки себя взять. Она чужая. Не моя. И мужик у неё хороший. Поэтому спасти её, помочь, и самоустраниться. Вдруг – чудо, и Волков выберется из этой задницы. Хотя, взрослый я, в чудеса не верю.

Боится меня Ковалевская, как оленёнок осторожно из ванной вышла, ушки на макушке, и на меня косится. Ну, вот, сбылась мечта идиота, Снегурочка со мной в одной постели. Только б не заболела, а то вон её как трясёт, как при температуре. Лоб потрогаю, как уснет, а то опять испугается. Улеглась. Повозилась и уснула. Смотрю кино одним глазом, а второй постоянно убегает. Милая такая, кулачок под подбородок. Марта, ты хоть захрапела бы, что ли! Я хоть о сексе думать тогда не буду. Нет, сопит сладко.

Закрыл глаза, уснуть не могу, слышу, как девочка сопит, и мысли всякие в голову лезут.

Вот что бы было, например, если бы я в школе тогда в шестом классе с ней подружился? Хотя это вообще без вариантов, не смог бы я, как зверёк был, злой и тупой, неинтересный. А вот позже, классе в девятом, если бы встречаться с ней начал? Да, я плохой парень, да, из ублюдской семьи, но я тогда уже работал и жил с Вовкой. Да, местами грубый, жестокий, но ведь она меня лучше делает даже на расстоянии. Я же работать пошёл, а потом боксом заниматься начал только из-за неё. Из-за неё в бизнес подался, из-за неё постоянно двигаюсь. Ведь теоретически мог же пригласить тогда её на свидание, цветы там подарить, встречаться бы с ней мог, защищать от Ленки дебильной. Мог хотя бы попробовать. В том-то и проблема. Я не стал пробовать, сдался, даже не начав, выдумал себе тысяча и одну причину, почему нет. Потому что я обсос, утырок и сын бичей. Прав был Волков, трус я. Так противно стало, до тошноты. Тут Марта поворачивается ко мне и обнимает меня рукой, и от прикосновения её даже дышать не могу. А она прижимается сильнее к груди и вздыхает. Притягиваю её к себе, обнимаю, и засыпаю.

Марта

Он спал. А я не понимала, как оказалась в его объятиях и почему сама обнимаю его. Руслан. Пулемётная очередь в голове. Мой Руслан, как мне его не хватает, не хватает его объятий, не хватает его присутствия. Его улыбки с утра не хватает. Он – мой дом, без него я опять бомж. Я закусила губу, чтобы не разреветься в голос, слёзы уже катились по щекам. Нельзя шуметь, Серому ещё сутки за рулём сидеть, пусть спит. Я аккуратно выскользнула из кровати и пошла в ванную. Стоя под душем, я закрыла глаза и ревела, потому что мне было непонятно и страшно. Не видела своих дальнейших действий, что я должна сделать, чтобы помочь Руслану. Что я могу сделать? От бессилия я впадала в отчаяние. Если всё как сказал Анцифров, и меня ищут, то мне надо не высовываться, чтобы у Руслана был какой-то вариант решения без оглядки на мою безопасность. И тогда искать помощи где-либо я не могу. Марта! Ну где искать помощи? Где ты будешь искать помощи? Адвокат уже есть, самый толковый, какого Руслан мог найти. Привлекать руководство Волкова – вообще не вариант, ты же не дура. Понимаешь, что если всё обстоит так, как сказал Серый, то виновники сидят где-то в руководящем звене. Марта, ну ты же программист или где? А если… Так, всё это пахнет уголовщиной, но я ж VESNA. Я же могу? Я же невидимка. К тому же кое-что умею. Киберпространство – моя стихия. Мне нужен ноутбук и доступ в интернет. Меры предосторожности примем и начнём.

Чуть позже мы продолжили путь, и только ближе к ночи въехали в город, где я родилась.

***

Третий этаж. Однокомнатная квартира. Хороший ремонт, встроенная мебель и техника. И очень чисто. Просто как в музее. Такое впечатление, что у него 24/7 работает домработница. В интерьере много белого цвета, и ни пятнышка, ни пылинки. С трудом верилось, что в квартире вообще живут. Обычно в кино показывают, как маньяки избавляются от пятен крови и наводят такую чистоту.

– Так, Снегурочка. Места немного, но сколько есть. Придумаю, куда твои вещи разложить, – сказал он, отодвинул дверь, и я увидела гардеробную.

Я вздрогнула.

– Я тут надолго? В смысле, мы долго будем вместе жить? – постаралась, чтобы голос мой звучал как можно естественнее.

– Пока всё не утрясётся.

– Ну, а девушка твоя? Гости, там и прочее? – осторожно задала вопрос, чтобы наверняка убедится, что передо мной не маньяк.

– Нет таких, – ответил он и ушёл в ванную.

Твою мать. Нет таких. Что и требовалось доказать. Сейчас он пристегнёт меня к батарее и получит всё, о чем мечтал ещё в школе. И тут мне стало смешно. Марта, да это же Анцифиров! Там до изощрённого ума и мании как до луны пешком.

Судя по шуму воды, он принимал душ.

Я прошла на кухню и налила себе воды, ещё раз отметив, что кухня также выделялась стерильной чистотой, посуда была идеально белая, ни пятен, ни разводов. И это на кухне! Специально присела и провела пальцем по плинтусу. Чисто.

Через несколько минут Анцифиров вышел из ванной, в синих шортах, с голым торсом и футболкой в руках. Я никогда не видела его раздетым, он всегда был в футболке или в другой одежде по сезону. Он был физически развитым, заметно, что он посещает зал, жилистый подтянутый, сухой, ни грамма жира. И ни одной татуировки. Зато я увидела шрамы: большой косой – на рёбрах сбоку и короткий – на животе в районе печени. Он вычислил, куда я смотрю, надел футболку и одарил меня колючим холодным взглядом.

– У тебя небольшая квартира, где я буду спать? – спросила я аккуратно.

– Я уйду в шкаф, у меня там есть раскладушка, – мимоходом ответил он.

– Может, я на раскладушке? В гардеробной?

– Не выдумывай, бельё поменяешь сама, я не люблю это, – Анцифиров сунул мне в руки стопку белья, полотенце. – А, стой, подожди.

Он опять скрылся в гардеробной, а когда вернулся, сунул мне белую футболку:

– Завтра вещи свои разложишь. В ванной тоже сама разберешься, я спать, – и он скрылся, закрыв за собой дверь.

Ну вот, Марта. Велкам.

В ванной почти стерильно, и чувствуется лёгкий запах хлорки. Ни разводов, ни воды на полу. Как он это делает? Я приняла душ, надела идеально белую футболку Анцифирова, которая была почти как мой оверсайз. Тут же прилетела мысль о том, что в футболке Руслана я просто терялась и могла завернуться в неё два раза. Едва моя голова коснулась подушки, отключилась.

Утром я проснулась от звуков. Кто-то ходил, что-то выдвигал, что-то падало. Глазами поискала часы и не нашла. Я без телефона. Выгребла сонная и помятая, с гнездом на голове в коридор и столкнулась с Анцифировым. Уставился на меня непроницаемым взглядом, эмоций ноль, молчит. Ловлю своё отражение в зеркале и мычу. Жесть. Анцифиров соображает, медленно кивает мне, я тоже киваю и просачиваюсь мимо него в ванную. Стыдобища – футболка еле прикрывает задницу, ноги голые, и вообще я как кентервильское привидение.

Когда я вышла из душа, меня настиг крик:

– Ковалевская, завтракать иди.

Ковыляю, пытаясь руками оттянуть низ футболки и немного прикрыть ноги. Он увидел эту картину, отвернулся, и я быстро упала на стул и придвинулась к стол.

– Так. Обычно я это не делаю. Ну, вот это всё, – он стоял спиной и сделал какой-то хаотичный жест руками. – Поэтому сама тут, холодильник открыла, что нашла, то и съела.

Он развернулся и поставил передо мной тарелку с яичницей, а сам взял чашку из кофе-машины и уселся напротив меня. Я опустила голову и рассматривала тарелку – белая матовая тарелка, а ближе к краю – две нарисованные вишенки. Я стеснялась. Стеснялась, что сижу с голыми ногами, в футболке, и, может быть, видно мою грудь, стеснялась открывать рот и тем более жевать при нём. Я стеснялась завтракать при чужом мужчине. Сразу вспомнила Руслана, утро, овсяноблины, наш смех. Мой викинг, с серыми глазами, сумасшедшими размерами тренированного тела. Мой герой, в которого хотелось завернуться как в одеяло. Готова была разреветься как в детстве. Когда хочется обычного, к чему привык, а всё непривычно, незнакомо, всё по-другому.

– Двери никому не открывай, из дома не выходи, привезу тебе с работы ноутбук, ну, сегодня не знаю, телевизор, что ли, посмотри. Буду вечером. Если что надо – говори, куплю, – пробубнил Анцифиров.

– Когда вернёшься? – я всё так же не поднимала глаз.

– Обычно дома около восьми. Теперь буду раньше. Шесть? Семь?

– Как хочешь.

– Да ешь ты уже, а то остынет.

Он встал, вымыл идеально белую кружку и вышел из кухни. Потом раздалось «я ушёл», хлопнула дверь, и я осталась одна.

В голове не было ни единой мысли, я вернулась в кровать и снова уснула.

Окончательно проснулась только к обеду. Взяв сумку, отодвинула дверь-купе в гардеробную. Постель была убрана, раскладушка собрана, не было никаких следов, что здесь ночевали. С мерным тихим жужжанием работал озонатор. Я нашла пару свободных полок, и начала доставать свои вещи из сумки. Когда закончила раскладывать вещи, то продолжила рассматривать вещи Анцифирова. Всё было размещено очень рационально, в гардеробной не было ничего лишнего, меня смутил армейский порядок на полках – вещи аккуратно развешаны в чехлах или сложены, чистая обувь упакована в полиэтилен. Я так не умею, даже несмотря на то, что достаточно аккуратная, в моём шкафу всегда маленькая Нарния. Меня раздражает идеальный порядок, и как минимум одна-две вещи у меня всегда создают хаос. Я поёжилась и стала перебирать, разглядывая, его рубашки, которых было целых три – белая, серая, бледная грязно-голубая. Никаких принтов, рисунков. Чёрные джинсы, две пары брюк, несколько футболок. Все вещи однотонные, неяркие, сдержанных цветов холодной цветовой гаммы. Иного и не ожидала. Очень аскетично. А ещё я обратила внимание на отсутствие пыли. Её просто не было. Я закрыла дверь и продолжила осматриваться. Деталей в интерьере немного, каждая вещь на своем месте, цвета сдержанные, много белого цвета, простая и в то же время недешевая мебель. Мне было интересно, а что, если я проведу пальцем по подоконнику… Опять ничего, всё идеально. Мне стало не по себе. Я вышла на лоджию – застеклённая, утепленная, в углу стоит у стены сложенная сушилка для белья. Открыла хозяйственный шкаф, и лучше бы я этого не делала. В два ряда на двух полках стояли средства бытовой химии, а на полу в ряд выстроились бутылки с жидкостью для мытья пола «Мистер Пропер». Так, одно из двух – или у него классная домработница, или у него проблемы с психикой, и он больной. Твою ж мать.

Ой, я же посуду не помыла. Сердце ёкнуло, и я поторопилась исправить, чтобы Анцифиров меня не замочил, пока я буду спать.

Серый

День первый. Бойтесь мечтать, да? Она здесь, в моей берлоге. Сука, сердце колотится, как у зайца. Я ж взрослый! Я же могу себя контролировать! Стесняюсь, и неудобно, я как будто не дома. Просто смыться быстрее хочется, чтобы её не видеть. А толку? Сейчас буду представлять, как она там раздетая, в моей постели. Ножки её стройные из-под одеяла торчат. Серый. Не гони!

Утром её в коридоре встретил и поплыл. Моя футболка, ноги длиннющие, взгляд мутный, и нет в нём отторжения, неприятия, осуждения. Как будто каждый день утром вместе просыпаемся. Хочется её через плечо – и в койку. Выдыхай, бро.

Такая домашняя, своя, что ли. Небрежность легкая, волосы в беспорядке, пушатся, в лицо лезут. А ведь если разобраться, я ничего о ней не знаю. Только то, что сам себе придумал, когда смотрел на неё тайком. Смотрел, анализировал, выводы делал и фантазировал. Серый, давай по-честному, вот фантазировал же, хоть пять минут в день, но ведь думал о ней, а ещё сны эти. Да мы никогда не разговаривали дольше пяти минут!

Вот пришла моя Ковалевская в мою школу, села за вторую парту в третьем ряду. Что первое я увидел, на что внимание обратил? Разумеется, она вся как сказка, но вот что выделил? Косы длинные черные и шейка тоненькая, лебединая. Руки её игрушечные с тонкими запястьями в прожилках вен, пальчики длинные тонкие. А потом заметил её грусть, такую, едва заметную тихую печаль. И задумчивость. Какая-то она в себя погружённая. Глубокая, как океан, так мне сразу представилось. И недоступная для меня, совсем недоступная. Если вдруг подойду к ней, она же презрительно фыркнет и разговаривать со мной не будет. Хотя, может, и будет, из жалости, из чувства сострадания. Да, она добрая. Такая, как она, не может оттолкнуть грубым словом или презрением, она поговорит, и будет испытывать такое презрительное сочувствие, как к хромому блохастому щенку. А это ещё хуже, чем полный игнор. Нельзя жалеть человека, которого уважаешь, в котором видишь равного. Не хочу её жалости. Лучше буду подальше держаться, фантазировать перед сном, какая она, что ей нравится, чем живёт, о чём думает. Вот так постепенно придумывал себе Марту – умную, щедрую, ласковую, понимающую. Так и живу с этим. А какая она на самом деле, поди разбери.

– Саня, здорово, ты как? – слышу себя, Лютик гремит железками, наверное, в зале.

– Жив. Сам как? – расслабленный голос товарища.

– И я. Проблем не было?

– Нет, Серый. Всё ровно.

– Просьба есть. Адрес тебе скину, в квартире никого, найди хозяйку, заплати аренду за полгода вперед. Денег переведу.

– Десантник – человек свободный. Куда пошлют, туда он и захочет. Сделаю. Вопрос: во что-то влип? Помощь нужна?

– Спасибо, брат, пока всё ровно, не влип. И надеюсь, так и будет.

– Ну, тогда, блаженны прыгающие, ибо они допрыгаются.

– Давай, бро, мимо земли не пролетишь.

Я сбросил звонок. Независимо от того, как разрешится ситуация, у Марты есть дом. Ей будет, куда вернуться.

Осталось сделать ещё один звонок, собираюсь с мыслями и понимаю, что я просто оттягиваю момент. Мне всего лишь надо донести информацию, но почему-то я нервничаю.

Нажимаю видео-звонок и отстукиваю ритм пальцами. Сбрасывают. Твою мать. Пишу сообщение. И мне перезванивают. Ого. Какая она большая стала, почти не узнаю ту пигалицу, в которой Ковалевская моя носилась.

– Майя, меня Марта просила позвонить, – говорю я.

Девчонка молчит. Смотрит на меня во все глаза. Волосы светлые и глаза голубые, а так на Марту похожа. Хотя нет, не так уж и похожа. Какая-то она милая, даже слишком, карамельная. Снегурка моя, как горький шоколад, вкусная и горчит.

– У неё всё хорошо. Ей пришлось уехать, она в безопасности, – стараюсь держать ровный тон.

– Я тебя знаю! – заорала девчонка. – Я тебя узнала! Я помню! Ты тот мудак со школы! Что с ней? Она с тобой? Только тронь её, ублюдок! Я тебя найду!

Девка мигом преобразилась, черты лица исказились, лицо приобрело смешное выражение.

Твою дивизию, да что не так с Ковалевскими?! Ну, ещё эта лялька будет мне пальцем грозить.

– Успокойся, а то приеду и задницу надеру, – буркнул я. – Марта в безопасности, всё хорошо. И лучше, если о нашем разговоре никто знать не будет.

– Что?

– Волков. Проблемы. Она в безопасности. Всё. Не ищите её, не звоните. Через какое-то время сама позвонит.

– Ты! Стой! Что…

Я не дал договорить и сбросил. Утомила меня мелкая. Не по мне все эти реверансы.

Попытался сосредоточится на работе, но мысли всё равно возвращались к Снегурке моей. Как она там? Чем занята? Покушала? Фу, Серый, становишься соплёй. Сил перебирать варианты дальше не было, потому в начале пятого я захлопнул ноутбук, уложил его в сумку, отключил системный блок на компьютере и покинул офис. Сразу из офиса поехал в ближайший торговый центр, где на третьем этаже располагался крупный магазин техники. Девчонка-консультант рванула ко мне с другого конца зала, едва я прошёл рамку службы безопасности. Мелкая, глазастая, волосы русые гладко зачёсаны, собраны в шишку. Это ж Маринка, начинал мутить с ней полгода назад, повстречались около месяца да разбежались. Она, конечно, ничего, симпатичная и не дура, но совсем мимо, я так не хочу.

– Привет, – стоит напротив, в глаза мне заглядывает.

– Здорово, Мариш. Поможешь мне?

Улыбается и головой кивает, а руками юбку оттягивает:

– Конечно, что ты хотел?

– Телефон нужен.

– О, у нас очень большой выбор. Всё зависит от набора функций. Тебе для чего?

– Так, давай не будем тратить время, мне нужен самый лучший.

– Тогда тебе сюда, – она подводит меня стеклянной витрине. – Айфон 11, самый свежий, объем памяти 256 Гб, две камеры 12 пикселей… – глаза у неё горели.

– Беру, – прервал я её.

Она смотрела на меня с восхищением.

– Хорошо, цвет – чёрный?

– Розовый.

Она вздрогнула, вяло улыбнулась и достала нужную коробку. Когда она провожала меня на кассу, вид у неё был расстроенный. Розовый телефон говорил о том, что у меня есть девушка, и это её огорчило. На кассе я заодно купил сим-карту, чтобы Ковалевская не вздумала светиться со своим паспортом.

Марта

Он вернулся с работы раньше шести. Просто звякнули ключи, щёлкнул замок, и раздалось «я дома». Из еды я только-только успела отварить макароны, которые обнаружила в шкафчике. К слову, на кухне без труда нашла самое необходимое. Решила обжарить макароны с яйцом и добавить сосиски, в холодильнике как раз нашла пачку. Последний раз такой пир королей был у нас с Анютой в общаге. Макарики с яйцами и сосисками, сдобренные майонезом – наш студенческий райский обед.

Анцифиров поставил на стол пакет с готовой едой, что-то промычал нечленораздельное и испарился. Судя по названию на принте пакета, это японская кухня. Я отставила чашку с кофе и занырнула в пакет – удон, роллы, васаби, креветка. Серый вернулся на кухню уже в шортах и футболке. Не обращая на меня никакого внимания, он повернулся ко мне спиной и включил воду.

Я сидела и смотрела на него, не отрываясь, даже забыла о кофе. Он мыл руки. Нет, дело было не в том, что он мыл руки, а то как он это делал! Шкрябал, царапал, усиленно тёр мыльную кожу, потом каждый палец отдельно, под ногтями. У меня пропал дар речи, я мысленно перебирала мои знания психологии, навскидку вспоминая психиатрию, симптомы и диагнозы. Что это может быть? Невроз? ОКР или шизофрения? Может, даже расстройство аутистического спектра? Я не врач, но проблема была очевидна.

Видимо, он вспомнил обо мне и резко обернулся. Увидев мою реакцию, он быстро смыл пену и вытер руки о маленькое полотенце. Идеально белое маленькое полотенце, твою мать.

Потом Серый вышел и, вернувшись, небрежно бросил на стол передо мной пакет.

– Это тебе, – буркнул он, затем отвернулся и начал выкладывать еду из пакета в красивые идеально белые тарелки.

Я зашуршала пакетом и вынула оттуда коробку. Айфон 11.

– Это что?

– Телефон.

– Я вижу. Мне не надо, – я отодвинула коробку к краю стола. – Не могу принять.

– Сказали, хороший телефон. Лучше у них не было.

– Дорого.

И тут он вышел из себя.

– Да, что твою мать, с тобой такое? Ну телефон как телефон, нормальный же телефон. Ну? Возьми и не делай мне мозги. И не надо тут вот это вот: возьму – не возьму. Тебе нужно, я купил. Всё.

– У меня был Самсунг.

– Да вообще по барабану, какой был, теперь нету, есть этот.

Это было больше, чем два слова, столько речи разом от него я не слышала с момента, как он оказался на моём пороге. Псих.

Я по-прежнему стеснялась его, не могла жевать, стучать вилкой, даже глоток кофе, по-моему, был слишком громким и привлекал его внимание. Сидела и гипнотизировала тарелку, иногда тайком сквозь ресницы поглядывая на него. А Серый тем временем ел, и как он это делал! Он наслаждался. Я считывала это с выражения его лица, с его жестов. Мне кажется, если бы я не сидела напротив, он бы урчал как кот. Для меня это было открытием, и я невольно начала вспоминать, как давно вот так смаковала еду, наслаждаясь вкусом. Давно. Или никогда?

Анцифиров закончил ужин, вымыл посуду и сказал, что ему надо идти. Как только он вышел, я накинулась на еду, жадно запихивала в себя роллы, глотала, почти не жуя, закрыв глаза от удовольствия. Вымыв тарелку, вернулась в комнату. На кровати лежал ноутбук, дверь в гардеробную была закрыта.

– Марта, дело есть, – серьёзный голос в трубке.

– Что? – я напряглась.

– Профессиональная помощь твоя нужна, – слышу сомнение.

– Что надо делать?

– Я автоматизацию хочу внедрить, мне совет твой нужен, – Серый вздохнул, а на заднем фоне выделила ещё один мужской голос.

– Когда?

– Я заеду за тобой через полчаса. Успеешь собраться?

– Да! – я почти крикнула в трубку и сбросила.

Ура! Я увижу улицу! Я увижу людей!

Уже месяц я была пленницей в четырех стенах. Безусловно, жила я с комфортом, Серый удовлетворял любой мой каприз в разумных пределах. Но я начинала дичать. Буквально на днях собиралась просить его хотя бы о прогулке поздно вечером или ночью, а тут такой подарок.

За месяц я не продвинулась в моём расследовании дела Руслана ни на шаг. Следов почти не было, было много тупиковых ветвей, но я не отчаивалась. Редкие отрывочные сведения о ходе уголовного дела, о состоянии Волкова, всего несколько слов, но я так ждала их. Иногда казалось, что я опять схожу с ума. И мне как раз нужно было сменить деятельность.

***

Через час мы подъехали к бизнес-центру, лифт поднял нас на шестой этаж. И пока механизм медленно двигался вверх, Анцифиров, не моргая, уставился на меня. Я всё ждала, что он вот-вот что-то скажет, но он просто молчал и сверлил меня взглядом. Непроницаемым взглядом. В пустой приемной нас ждал мужчина, коротко-стриженный, слегка полноватый – так заплывают обычно бывшие спортсмены, крупные черты лица, раскосые глаза, широкие скулы. И широкая улыбка в тридцать два зуба – он смотрел на меня и улыбался.

– Это Мирон, – буркнул Анцифиров. – Кореш мой. Ну, и директор.

– Серый говорит, что ты супермозг, – Мирон хмыкнул. – Правда, что ли?

Я кивнула.

– А говорить ты умеешь, гений?

– Слышь, хватит. С Ковалевской так разговаривать нельзя, – опять складка между анцифировскими бровями.

– Да, ладно, я ж пошутил, Серый.

И Мирон, добродушно улыбаясь, протянул мне руку для рукопожатия:

– Ковалевская, ты нам очень нужна. Мы без тебя не справимся.

А дальше были стандартные вопросы, разработка технического задания, варианты применения моих знаний и навыков. Очень минималистичная обстановка, скудная цветовая гамма говорили о владельце кабинета больше, чем весь его внешний вид. Мирон – большой, неповоротливый, медлительный. Он, судя по минимализму в помещении, предпочитает не отвлекаться на детали. За всем угадывалась простота и основательность, но едва я глянула в планер его почты, поняла, что к планированию и прогнозам тут подходят основательно. Что ж, надо соответствовать.

Это была несложная работа на пару дней, достаточно было только вникнуть в процесс, чтобы произвести настройку внедряемой программы. Я погрузилась в специфику работы Серого с головой. И не верила своим глазам. Да он же тупой! С «двойки» на «тройку» еле школу закончил. Двух слов связать не смог. А сейчас на листочке лежит нарисованная вполне жизнеспособная схема сложного технологического процесса. Ну как так?! Ещё я обратила внимание, что все его действия были направлены на уменьшение реальных рисков. Рисковать он не любит. А как же деньги, Серый? Ведь можно сделать иначе, можно сделать дешевле. Когда я задала этот вопрос, то в ответ получила такой взгляд, что невольно поёжилась.

– Делай, как сказано, – рыкнул он с возмущением, а потом добавил низким тихим голосом: – Пожалуйста.

И я опять погрузилась в работу.

Серый

– Смотри, смотри! Ой, ....

Она убежала вперёд. Моя Ковалевская обычно спокойная и тихая, молчит много, всё больше думает, уставится в ноутбук и пальцами по клавиатуре изредка клацает. И нет у нее этой хрени – «бла-бла-бла» про платьишки и ноготочки. Хотя, может, и есть, я просто не знаю. В школе у неё не было подруг, она была сама по себе. Всегда одна и в облаках витает. Хотелось спросить, что у неё там за альтернативная реальность такая, чтоб она хоть одним глазочком показала свой мир. Хотя с сестрой, может быть, на девочковом языке разговаривает? Но дело в другом. Моя спокойная сдержанная Снегурка бегает сейчас по отделу магазина, выпучив глаза и растопырив пальчики на руках. Это надо видеть. Мы же вообще никуда не собирались, сразу домой после работы. Марта и так целый день наковырялась в компьютерных кишках, что-то там дополнительно устанавливала, проверяла, рыкнула даже, когда я руками куда-то полез. А сейчас носится по отделу как ребенок. Мы вообще-то за едой заехали, кстати, японская кухня ей, вроде, нравится.

– Можно, можно, я – вот сюда? – говорит Ковалевская и уже скачет козликом в «Детский мир».

Детский, мать его, мир! Зачем ей в «Детский мир»? Ковалевская убежала вперёд, не успел за ней, интуитивно вышел к стеллажу с радиоуправляйками. В моем детстве у меня даже простой обычной машинки не было, а здесь все эти штуки. Ого! Экскаватор! Вот бы круто было с пацаном каким-нибудь в песочнице с такой поиграть. «С сыном, например…» – пришло мне в голову моментально. Так, Серый, тормози. Какой, к едрене фене, сын? Я тряхнул головой и пошел искать Снегурочку.

«MARVEL». Встала у полок с этой заграничной хренью и слюни пускает. Смешно. Крутой деловой программёр с паяльником и девочка – глаза в пол лица из-за каких-то игрушечных человечков. Смотрит, разглядывает, в руках вертит. Что-то красное с синим, что-то из комиксов, Человек-Паук, вроде. Я не фанат «MARVEL», но костюм вроде паучка. У Марты нет денег. Нет, я конечно дал ей карту, там есть немного на расходы, но вот таких денег у неё точно нет.

– Это новая серия, обновленная. Специально ждала, когда она у нас появится, даже думала заказать на сайте, – тихо говорит она, как будто сама с собой разговаривает, а теперь в пол смотрит.

Забираю у неё из рук это «чудо», а она вцепилась и не отдаёт. Силой рву коробку из рук и иду на кассу, Ковалевская бежит за мной. Стараюсь не смотреть на электронное табло кассы, когда оплачиваю покупку, чек тоже не беру. Чтоб не передумать. Отдавать такую кучу бабла за кусок пластика меня задушит жаба.

Марта молчит, а я сую ей в руки коробку с игрушкой. Серый, да это ненормально! Она мне никто. Чёрт, но я так люблю, когда она улыбается.

– Спасибо, – бурчит Снегурка. И опять в пол смотрит. Уже дома после ужина прочитал на коробке, кого купили – «Фигурка Человек Паук Мстители Avengers коллекционная 32 см». Забил в Гугл. Ну, да…

– Ковалевская, вроде взрослая уже, а в куклы играешь, – подначиваю её, чтобы выведать, что это за любовь такая у неё.

– Это не кукла. Это – герой! – гордо так ответила, губки поджала.

– Хорошо, герой. А почему его выбрала? Там же тьма других было, почему этот?

– Мы с Пчёлой в детстве очень любили супергероев и играли в них. Она часто была Женщиной-кошкой, – Марта хихикнула.

– Даже не знаю, о ком ты.

– А мы играли. Было весело, – глаза затуманены, полуулыбка застенчивая, скрытная.

– А вот этот тебе зачем? – спросил я, кивнув в сторону игрушки.

Марта замолчала, задумалась, а потом на выдохе:

– Скучаю по детству, по Майе скучаю, по бабушке.

Марта

Анцифиров уехал на работу, я стояла босиком на кухне и пытала кофемашину. В итоге руганулась, психанула и бросила всё это безобразие в мойку. Частички мокрой кофейной каши гроздьями просыпались на столешницу, и я уже мысленно представила ужас в глазах «Мистера Пропера», если б он это увидел. Мне стало смешно, и раздражение как рукой сняло. И тут мой взгляд упал левее кофемашины. Ха, кто-то уехал на работу без документов. На микроволновке лежал его бумажник, в отдельной обложке документы на машину и права. И его паспорт. Так-так-так. Марта, ну ты же можешь глянуть одним глазком? Руки сами потянулись к паспорту. Фото. Ух ты, а он фотогеничный. Взгляд волчий. «Я убил восемнадцать человек. Быстро и без сожалений», – говорит Анцифиров фотографу, который делает снимок. Хотя, нет, не так. Вот срабатывает спуск затвора на фотокамере, Анцифиров вскакивает и с криком «Это Спарта!» пинает фотографа в грудь. Я смеялась в голос. Место рождения – село в райцентре, где мы учились в школе. Дата. Стоп. Какое сегодня число? О! Так это через два дня – 16 сентября. И он молчит, ничего не говорит. Хотя он вообще много молчит. Неужели он поменял планы из-за меня? Что он там сказал тогда – «нет таких»? Это же означает, что нет никого, да? Я открыла страницу на семейном положении, ну, да, нет, и не было, хотя б официально. Графа «Дети» тоже пустая. Это я так, больше для проформы. Марта, ну ты странная, нахрена тебе эта информация?

Так, день рождения. Подумав немного, я набрала Мирона.

– Мирон, это Марта, – мне было стыдно, что я не знала, как звали друга Анцифирова. Вот так, по кликухе – просто Мирон.

– Что случилось? – он напрягся, чувствовалось по голосу.

– Норма. Вопрос. Нужен быстрый точный ответ. Только чтоб Сергей не слышал, – назвала я Анцифирова по имени, и сама удивилась.

– Давай.

– Еда. Какая ему нравится еда.

– Вся. Еда нравится вся. Ему всё вкусно. Жрёт всё, как не в себя, как будто в последний раз, – Мирон заржал.

– Нет, надо что-то одно, о чём говорил, может, что-то необычное.

– Хммм, дай подумать. Вот реально всеядный он, – в трубке пауза, – А, знаю! Каша рисовая на молоке со сливочным маслом. Только не сильно сладкая такая, знаешь, когда одновременно и солёная, и сладкая.

– Реально?

– Да. Серьезно говорю.

– Принято. Спасибо, – и я сбросила.

Охренеть, предпочтения. Ну, хорошо. Я приготовлю молочную рисовую кашу. Обязательно со сливочным маслом. Бутерброд с сыром. И как в детском саду какао сварю. Можно ещё шоколадку подарить – дети же любят сладкое. И опять рассмеялась.

На самом деле, объективно, у меня не было причин относится к Анцифирову с эмпатией. Он терроризировал меня в школе, приставал ко мне, и даже чуть не изнасиловал, а ещё его выходка год назад стоила нам с Русланом больших нервов. Он раздражал меня. И это злило меня ещё больше. Ничего не значащий для меня человек, и, тем не менее, я испытываю какие-то эмоции по поводу его присутствия в моей жизни. Я злилась, пока не поняла, что именно меня в нем так раздражает. Не могу просчитать его. Да! Все мои знания психологии можно выкинуть на помойку. А ведь раньше я никогда не ошибалась, всегда просчитывала, прогнозировала, подбирала соответствующую линию поведения, а с ним не выходит. Именно это и раздражает. Я привыкла к правильным решениям, к сложным задачам, которые, в итоге, всё равно решаются, я привыкла быть правой во всём. А тут фиаско. Не получается спрогнозировать, что от него можно ожидать. Когда я раз за разом раскладывала его на кирпичики, потом снова и снова собирала, делала какое-то заключение, он обязательно выкидывал что-то такое, совершенно не свойственное параметрам выбранного типа личности. И опять сначала. Каждый раз я вспыхивала, ликуя: «Вот оно!», и каждый раз погружалась в разочарование, когда Серый опять поступал так, как от него не ожидают. Ошибаясь раз за разом, я не могла понять главного – что им руководит. А это очень и очень важно, Марта.

Он сорвался, всё бросил, отодвинул свои планы и дал кров, что для мужчины, который живёт один, уже много значит. Никакой выгоды у него в этом деле нет. Спать я с ним не буду, он это знает. Он не стал бы врать, что мне грозит опасность. Что им руководит, Марта? Думай, думай, ответ как всегда на поверхности, его только надо увидеть.

Моя реальность на сегодня – Руслан, который находится в СИЗО, моя временная беспомощность в этом вопросе. Я готова заняться чем угодно, только бы отвлечься. Всё складывается так, что мне придётся устроить день рождения этому придурку.

Марта, ты же умная, даже не так – ты чертовски умная, надо исключить переход праздника в плоскость отношения мужчина – женщина. Потому что вот это точно нахрен не нужно, а Анцифиров может, он такой. Исключить алкоголь, исключить любое напоминание, что я девушка, которой он руки в трусы совал, а он мужчина, вот совсем не хочется всё испортить и отбиваться от похотливого кобеля. Включаем мозг. Мы познакомились детьми. Надо сделать детский день рождения. Да, с детским шампанским, тортом, детским подарком. Тогда энергетика будет соответствующая. Когда вокруг шарики, сладкий торт и игрушечный подарок, в последнюю очередь мужчина будет думать, как бы стянуть трусы и затащить в кровать.

Хорошо, торт, роллы, пицца – это я закажу, и главное блюдо – рисовая молочная каша с маслом и какао, а ещё бутерброд с сыром, а-ля детский сад. Это я сделаю. Будет забавно. Шарики. Тоже можно. Или ну их? Подумаю. Детское шампанское и детский подарок. Я зашла в интернет и залипла. В моём детстве в «Детском мире» не было такого изобилия. Сейчас столько интересных игрушек, в которые с удовольствием поиграла даже я. Квардокоптер! Железная дорога на радиоуправлении! Конструктор «ЛЕГО» из миллиона деталей, строй хоть застройся. В итоге я выбрала радиоуправляемого монстра Remo Hobby Smax 4WD RTR, детское шампанское и заказала доставку на 16 сентября. Наверное, монстр Remo Hobby, это круто. По крайней мере, ему будет интересно хотя бы один вечер.

Серый

Ковалевская смешная, когда утром выползает из кровати и хочет спать. Губы припухшие, и один глаз закрыт, не знаю, почему именно один глаз. И на все вопросы мычит, что не спроси – «Ууууу». Торможу себя. Постоянно торможу. Это чужая женщина. Нельзя.

На ноге у неё шрам. Огнестрел, сто процентов. Я эти следы ни с чем не спутаю. Как пулю словила? Куда она ввязалась? Где была четыре года?

Какая-то близкая она. Я никогда не жил с девушкой в одной квартире. Я ж даже просыпаться утром с ними не люблю, потому и не вожу к себе баб, или к ним, или нейтральная территория, а после секса свинтить по-быстрому, без вот этих всяких. Вот чёрт, а ведь это, действительно, первый раз, никогда не жил с девушкой. Да я вообще после школы ни с кем никогда не жил. Армия не в счет, это вынужденное проживание на одной территории, а когда дембельнулся, у Вовки прожил всего неделю. Уехал в город, снял квартиру и замутил с Мироном бизнес. Никогда я по собственному желанию ни с кем не жил. Всегда точно знал, что быт зависит только от меня, ни на кого полагаться не надо, я со всем справлюсь. Это мой первый раз.

А Снегурочка – неряха. Да ну на хрен! Ну как так-то? Не парится вообще. Вещи на место не кладет. Кружку за собой не моет. Сварила макароны, вода выкипела, разводы на кастрюле, плита вся замызганная. Фу. А душ приняла – воды по колено на пол налила, а волосы её везде. Вообще везде! Она лысеет что ли? Или специально их вырывает и ходит разбрасывает?

День рождения. Это вообще трындец какой-то. Выть хотелось. Вот как она узнала, что у меня в детстве не было ни одного дня рождения? Торт. Не было торта у меня ни разу, особенно с надписью. Свечка. Я так только в кино видел. Шарики какие-то. Охренеть. Подарок протягивает в упаковочной бумаге. Мне! Подарок! Открываю бумагу аккуратно, красивая такая, гладкая, пальцы скользят, нельзя такую красоту рвать. А там джип на пульте. А Ковалевская через плечо заглядывает и спрашивает: «Нравится?». Хорошо хоть не передо мной встала. Я глаза закрыл, зубы сжал и головой киваю, шепчу: «Нравится». Так, Серый, ну чего как сопля, а? Дыши давай.

Но прикончило меня другое, просто разметало на запчасти по всей квартире. Когда к столу позвала, а на кухне – каша рисовая с маслом. Комок сглотнул, головой киваю, «спасибо» говорю, а сам ложку в рот – как у неё получилось, вот откуда знает, как люблю, ведь даже прихватилась ко дну кастрюли, привкус такой, любимый. А тут вижу, что ещё какао и бутерброд. Улыбаюсь, извиняюсь и в ванную иду. Воду включаю и лбом в зеркало упираюсь. Глаза вытираю, умываюсь. Так, Серый, ты мужик или не мужик. Соберись!

Возвращаюсь за стол. И тут она про завтрак в детском саду говорит, какао, каша, бутерброд, и улыбается. Милая, да не был я никогда в детском саду, никто мне никогда завтраки не готовил. Улыбаюсь, опять головой киваю. Не надо ей это знать.

Почему она чужая женщина? Почему она не моя?

Проснулся утром от запаха, ею пахнет, Снегурочкой моей. Втягиваю воздух и задерживаю дыхание, нос щекочет её запах, а я в её постели. Накрылся одеялом по самые уши и подушку её к себе прижимаю. Лучшее утро. Так я ещё не просыпался.

***

Трехэтажный мат. Визгливый голос матери и её бормотание. Опять звук бьющегося стекла.

Пьяное нечленораздельное мычание этого алкаша. Я вижу его прямо перед собой и не могу сдвинуться с места. Он дышит перегарным смрадом мне в лицо, невидящие налитые кровью глаза смотрят мимо меня, рот перекошен яростью. И мне снова пять.

– Какого хрена ты, ублюдок, побираться ходил опять? К Нинке, соседке. А? – он хватает меня за шиворот и начинает трясти. От ужаса я не могу пошевелиться, руки и ноги меня не слушаются, и я висну в его руках как куль с мукой.

– Сколько раз говорить тебе, чтобы ты не ходил за калитку. И брать куски ни у кого не смей! Тебя как щенка подкармливают, твари! – он плевался неразборчивыми словами. Потом он швырнул меня в стену, рванул за провод кипятильник, лежащий неподалёку. Я мигом сообразил, что сейчас будет, и невзирая на ушибленную ногу, встал и побежал, в воздухе засвистел провод, и меня обожгло болью. Вспышки боли пронзают меня насквозь, провод свистит и свистит, местами кожа лопается и висит лохмотьями, на меня начинает опускаться тьма, и последнее, что я вижу, это перекошенное пьяное лицо и кривые раздутые губы, выплёвывающие: «Будешь ещё? Будешь ещё?»

Открыл глаза. Выдохнул. А на полу напротив меня сидит Марта в своей смешной мешковатой пижаме с жирафом, смотрит на меня озабоченно, с тревогой.

– Ты кричал, – тихо, полушёпотом, мурлычет.

– Это сон, не бери в голову, иди ложись, – прохрипел я, а потом вдохнул и попытался выпрямиться на раскладушке.

Но когда Ковалевская меня слушала? Продолжает сидеть и пялится.

– Иди и спи. Я в порядке.

– Ты разговаривал во сне.

– Слушай, Марта. Не испытывай судьбу, а? Ночью у моей постели тебе делать нечего. Надеюсь, с памятью у тебя всё в порядке?

– Почему ты говорил, чтобы он тебя не трогал? Кто тебе снился?

Вот, ёлки.

– Иди спи.

– Я не уйду. Закрывай глаза, и если он опять тебе приснится, я тебя разбужу, – так по-детски, серьезно и шёпотом.

Обнять её захотелось. Просто по-человечески обнять, за её странности все и душу глубокую, как море. Я сел на кровати, посмотрел на неё, и понял, что пока она в моей комнате, я не усну.

– Пойдем чай пить. Хотя какой чай. Три ночи… У меня мороженное есть.

Она молча встала и пошла за мной. Немного в стороне, приняла мои слова про ночь, мою кровать и её память. Боится меня. Ну, а что ты хотел? Этого и добивался.

Сидим на кухне в темноте и жуем мороженое, которое выгребаем из кружек чайными ложками. Растрёпанная, в пижаме смешной, ноги босые. Надо купить ей тапки.

– Когда я была маленькая, мне снились плохие сны. Всем иногда снятся плохие сны. Всякая абракадабра – я от кого-то убегаю, куда-то падаю, прячусь, чаще всего снилось, что сестру мою похищают и забирают у меня, а один раз приснилось, что она умерла. Каждый раз ко мне приходил папа, садился на кровать и читал мне «АнтиБабая».

– Чего?

– Стишок детский такой про Бабая, почему он не страшный. Там что-то типа «не играл в игрушки, не жевал ватрушки, не смотрел мультяшки, не гонял в пятнашки», про то, что дед Бабай не страшный, он хмурый, потому что одинокий.

Она тихонько рассмеялась.

– Совсем на память не помню, но я его записала. Просто тогда подумала, что буду своим детям читать. Все дети боятся бабайку и иногда видят плохие сны.

– Хочешь детей? – я постарался скрыть разочарование.

– Ну, как бы все девочки хотят детей, – она тихонько нервно рассмеялась и добавила: – Наверное.

– Должны хотеть, ты имела ввиду.

– Семью девочки хотят обычно. А семья – это ж дети, ну и всё такое.

– А вот тебе повод для размышлений – это ты хочешь детей или тебе сказали, что ты должна хотеть детей.

– Что ты имеешь против детей? – смеясь спросила она.

– У меня их не будет. Не хочу передавать по наследству всю эту генетическую помойку от моих непутёвых предков.

– Почему ты так говоришь? – возмутилась Марта.

Ну ведь не отстанет! Будет дальше упражняться в испытании моих границ на прочность. Надо сразу её с небес на землю спустить. Чтоб не приставала со своими бабскими разговорами и сопливые комментарии от меня не ждала.

– Моя семья – алкаши.

– Дети не отвечают за своих родителей, – начала было она.

– Слушай. Ковалевская, нас семь. Я седьмой. У меня было пять братьев и одна сестра. Из всего выводка относительно нормальные только я и старший брат. Брат номер два сидит, это его третья ходка, и, скорее всего, живым он уже оттуда не выйдет. Брат номер три отравился водкой. Брата номер четыре зарезали в пьяной драке, когда я был в армии. Сестра. Она бухала и спала с кем попало с четырнадцати лет, её убили, когда я еще учился в школе. Брат номер пять – главный собутыльник моей матери, я его трезвым не видел уже года три, наверное. Вовка, старший, работает на лесопилке в Строгановке, квартиру ему купили. Он не пьет, живёт один с собакой, женщины у него нет.