Дежурный после полуночи бесплатное чтение

Глава первая

Первые взрывы прогремели 23 мая. Яркие вспышки в небесах в мгновение ока затмили всю историю человечества. Половина мира тонула в огне, а в саду было так спокойно. Ох, мой старый садик: пруд, высыхающий почти до дна каждый июль; яблони, посаженные ещё дедом; выгоревший на солнце домик и просевший в землю сарай. Сколько раз я перелазил через тот дощатый забор, ленясь пройти пару лишних метров до калитки. Сколько раз нырял в кучу скошенной травы у колодца…

Мы не получили никаких известий или оповещений – связь пропала раньше. Обычное дело для глубинки, лишь Ольга Семёновна бродила по улице, ворча, что не сможет посмотреть новости перед сном. Облака отдавали розоватым заревом, ветер резвился среди зарослей борщевика в поле. Соседский мальчишка всё пытался уговорить седого пса вылезти из будки и принести палку. Похолодало. Я отправился в дом, растопил печку и невольно уснул. Назавтра предстояло вывезти старую мебель, вычистить чердак и договориться о перекладке крыши.

Настойчивые удары в дверь вырвали меня прямиком из кошмарного зачёта по фармакологии. Столько лет, а мне всё ещё снятся экзамены. Точнее, снились. Едва продрав глаза и поднявшись с дивана, я щёлкнул выключателем. По-прежнему темнота: электричества не было. К нетерпеливым ударам добавился испуганный женский голос: «Николай, откройте, это Людмила!» Её муж поехал выяснить, почему деревня осталась без света, и вернулся мертвенно бледным. Через четверть часа почти все жители собрались в центре селения: в свете фар стояло около полусотни человек. Кто-то, даже не дослушав, махнул рукой и ушёл домой. Татьяна кричала, что её муж набьёт всем морды за такие шутки. Дмитрий судорожно пытался дозвониться до сына и внуков. Будь на улице светлее, мы бы заметили на горизонте чёрные столбы, устремлённые в небо, словно руки Атланта. Наши склоки и крики прервал армейский бобик с пареньком-рядовым за рулём. Мальчонке едва стукнуло восемнадцать, лишь неделю назад успел дать присягу. Как же его звали… Миша? Митя? Точно что-то на «М». В общем, Миша был единственным в ближайшей части, кто знал здешнюю глухомань и при этом умел водить. Его дыхание было таким тяжёлым и прерывистым, будто бежал к нам на своих двоих. Всё спрашивал, ловит ли у кого-то из нас сеть, чтобы позвонить родителям. Что в действительности произошло, юноша нам так и не сказал: полагаю, он и сам тогда ничего толком не понимал. Нам передали распоряжение об эвакуации и приказали срочно направляться в ближайший пункт сбора.

Полигон, построенный ещё в шестидесятых, встретил меня белыми огнями прожекторов и строгими рядами зелёных палаток. Сотни взволнованных гражданских стояли в очередях, подобно цепочкам муравьёв. Любые попытки разузнать хоть что-то у солдат, из раза в раз пресекались заевшей пластинкой: «Проходите на регистрацию, дальше вам скажут, что делать». Тут и там звучали предположения о случившемся: «Да я зуб даю, это Балаковская!» – «Господи, что же теперь будет?!» – «Да у них никогда не хватило бы духу напасть!» Матери крепко прижимали к себе сонных детей, а за проволочным забором скулили оставленные на привязи животные. То и дело подъезжали новые машины, пополняя нашу бетонно-брезентовую колонию. К рассвету она насчитывала уже несколько тысяч человек. Передо мной стоял механик из Сосновки с женой и двумя дочерями, позади – одинокий скорняк с огромным походным рюкзаком, набитым башмаками. Неугомонный был мужик, всё норовился продать окружающим пару оксфордов, несмотря на многократные отказы.

Проведённая на ногах ночь заменила страх усталостью. Даже мальчишки-солдаты еле сдерживали зевоту и, не глядя на подошедшего, монотонно называли эшелон, номер колонны, время отправления и пункт назначения. Прошедшие регистрацию облегчённо выдыхали, ошибочно полагая, что худшее позади. Когда достаточно посветлело, мы увидели вдалеке огромные чёрные облака: одно на севере, пару на юге и почти полностью залитое тьмой небо на западе. Толпа начала сходить с ума, отовсюду послышались вопли и плач. Одни рванули к машинам, другие – в истерике попадали на землю. Кто-то просто безумно визжал и обвинял во всём не менее испуганных военных. Раздались предупредительные выстрелы. Когда беспорядок прекратился, нам, наконец, рассказали то немногое, что вообще было известно.

Большинство гражданских отправили в Пензу, а меня по долгу профессии – прямиком к ближайшей поражённой зоне: Тамбову. Красивый был город. Помню, на первом курсе катались туда, в дом Вернадского, а потом ещё у волка фотографировались – жаль не распечатал. Впрочем, до цели мы так и не доехали: всю область уже накрыло излучением. Всего ночь с момента взрыва, а уже двести миллизиверт в час на сто восемьдесят километров вокруг – сунешь нос и получишь лучевую за полдня. Тем не менее, я оказался редким счастливчиком с того полигона: Пензу накрыло облаком через трое суток.

Прошла неделя. Почти каждый город превратился в разрастающуюся по карте опухоль. Всё южнее Перми и Нижнего оказалось затоплено радиацией. Мы еле успели уехать на север, попутно подбирая кого только могли по пути. Сперва пытались эвакуировать пригороды, но лишь теряли людей. Ребята уезжали группами по двадцать, тридцать машин и просто пропадали. Излучение напрочь убивало любую связь. Даже защищённое военное оборудование работало чёрт-те как, стоило въехать в зону поражения. На девятый день из Саранска вернулось два автобуса, посланных днём ранее. Они привезли сорок трупов и тридцать одного выжившего. Большинство не дотянули до вечера. Среди них был Иосиф – слепой старичок, который встретил взрыв на террасе за поливкой цветов. Весь перебинтованный после осколков стекла, лежал передо мной на носилках и не замолкал ни на минуту. Он лишился зрения больше двадцати лет назад, но клялся, что за мгновение до удара видел огромный сияющий шар в небесах, будто «господь даровал людям второе солнце». Говорил, что у нас с его сыном совершенно одинаковые голоса, всё просил позвать того с дочкой. Их тоже привезли, но уже в числе тех сорока. Десятый день стал последним. Радиация пожирала всё вокруг, запирая нас в кольцо. Нужно было либо спасаться, либо оставаться умирать. И мы сбежали, даже не дождавшись уехавших групп.

Наш лагерь встал в трёхстах километрах западнее Кирова. Уехали бы ещё дальше, но грузовики жрали уйму топлива – шесть из восьми бензовозов уже опустели. Жизнь покинула здешние края давным-давно. Сплошные торфяные болота, непроходимые леса и безлюдные деревни. Отсюда никого не эвакуировали: насквозь прогнившие, полуразрушенные домики пустовали уже не первый год. Воинская часть времён перестройки встретила нас холодными бетонными строениями и заросшим сорняками плацом. У нас было двести двенадцать солдат, сто шестьдесят из которых – срочники, три врача, пять фельдшеров и полторы тысячи гражданских. Выжившие либо вовсе не попали под излучение, либо получили недостаточную для серьёзных последствий дозу. Мы временно спаслись от радиации, но застряли в этом богом забытом захолустье.

Спустя несколько дней, благодаря радиовышке, военным удалось связаться с другими уцелевшими. По их словам, нашлось около сотни групп, насчитывающих два миллиона гражданских, разбросанных от Белого моря до Енисея. Многие оказались даже в более плачевной ситуации чем мы: одним катастрофически не хватало еды, у других закончились топливо и лекарства. С запада страны сообщали о сильнейшем фоне над Европой и Прибалтикой, а на востоке вовсе царила гробовая тишина.

Пока солдаты думали над дальнейшим планом, нас настигла новая беда. Радиация ещё не успела поразить подземные реки, и у нас была вода, но о полноценной гигиене можно было забыть. Постоянные дожди, шквальные ночные ветра, болотистая местность и антисанитария привели к болезням. Сперва слегли старики с обычной простудой – с этим мы справились. Следом начались первые случаи пневмонии. Особенно тяжко пришлось детям. Бытует мнение, что молодой организм легко справляется с недугом. Так и есть: при наличии хорошей еды и тёплой постели. У нас же были сухие пайки, водянистая похлёбка и спальные мешки на холодном бетоне. Вчера умерла женщина, ей даже не было шестидесяти. Её лихорадило пять дней, она плакала и бредила так громко, что соседи по лазарету грозились выкинуть её на улицу. У неё осталась внучка – светлейшее создание восьми лет отроду. Едва окончила второй класс, а в шахматы добрую половину лагеря обыграет. Родители отправили её в деревню к бабушке за день до… Мы не любим говорить о случившемся. Люди предпочли сосредоточиться на выживании. Теперь вопрос «Что же нам делать?!» звучит куда чаще любой другой фразы. Я слышу его постоянно: когда обхожу больных, обедаю или хотя бы пытаюсь поспать. Всё это похоже на какой-то кошмар, где ты не в состоянии убежать от монстра, а попытки отбиться пресекаются ватными кулаками. Хорошо, хоть мама его не застала.

С момента взрывов прошло три недели. Небо затянуло тучами, сажей и пеплом. На улице всего шесть градусов, уже почти полночь – скоро моя смена. Ветер бьётся о стенку палатки, слышен слабый треск костра в бочке снаружи. Походный фонарь отдаёт ледяным белым светом, но это лучше, чем сидеть в темноте. Джоконда и Венера, скорее всего, покоятся под обломками Лувра. Нам больше никогда не посетить собор Санта-Мария, да и большинство книг навсегда потеряны в огне. История богата на трагедии и утраты, но человечество раз за разом восстаёт из пепла. Надеюсь, в этот раз будет также. Я пишу эту хронику потому что вы должны знать о произошедшем из первых уст. В детстве я часто расспрашивал деда о войне, которую он застал ещё совсем в детстве, но он никогда толком ничего не рассказывал. Старик вечно уклонялся от ответов и отшучивался. Я же себе такую роскошь позволить не могу. Меня уже давно не будет в живых, когда люди смогут вновь искупаться в Чёрном море или возделать почву под Москвой. Да что уж, скорее всего, меня нет, даже, когда вы читаете эти строки.

Однажды Эйнштейн сказал, что человеческая наука слишком быстро обогнала духовное развитие и теперь у нас есть управляемые ракеты в руках неуправляемых людей. По сему, молю вас, мой читатель: донесите историю о том, что случилось до своих детей, а они пусть донесут ее до ваших внуков. И если наши труды хотя бы на йоту помешают подобному ужасу повториться – тогда мы с вами не имеем права молчать.

18 июня, Н. Небоходов

***

От тусклого освещения заболели глаза. Николай отложил ручку и убрал тетрадь во внутренний карман пальто. Брезентовая пола отодвинулась, в палатку зашёл сутулый худощавый парень и, махнув рукой в знак приветствия, рухнул на спальный мешок. С минуту переведя дух, вошедший принялся стягивать ботинки. Будильник на часах пропиликал полночь.

– Как там дела? – поднявшись на ноги, поинтересовался Николай.

– Осталось трое: Людмила, Анатолий Михайлович и Серёга из восьмой. Остальным лучше, вроде…

– Хорошо. Семь-восемь дней и всё. Что с поставкой? Видел Калинина?

– Шутишь? Я еле поесть успел и то час назад.

– Ладно, отсыпайся, – оставив товарища, мужчина надел ранец и вышел наружу. Путь до импровизированной медчасти пролегал почти через весь лагерь. Затянутое завесой облаков небо казалось чёрным покрывалом, света едва хватало, чтобы видеть дорогу. Ветер разносил запах озона. Затёкшую голень неприятно покалывало. Несмотря на поздний час, из палаток доносились оживлённые разговоры, а в центре селения, вокруг кострища, собралось три десятка весельчаков, горланящих под гитару любимые народные.

– Эй, док! Эй! – крикнул один из певунов и, вскочив, бросился навстречу. – Как хорошо, что мы с вами пересеклись.

– Ага, здравствуй, – не останавливаясь, продолжил свой путь Николай.

– Собственно, я насчёт лекарств. Говорят, вам особый запас выдали.

– И кто же говорит? – кинув мимолётный взгляд, поинтересовался врач.

– Да просто… люди, – голос мужичка нервно подрагивал, а на залысине проступил пот, – Мне бы это, ибупрофенчика пачечку.

– Я тебе уже сказал, жаропонижающее – для крайних случаев, а у твоего брата обычная простуда. Не выпускай его шляться под дождём и оклемается.

– Да, я всё понимаю, док, но ему очень хреново. Пару часов назад только уснул, до этого почти тридцать девять было, – упрашивающий сложил руки в молитве и почти лез под ноги. – Мы же свои, никому не скажем. Дай пачечку, ну будь человеком!

– Знаешь же, что нельзя, – Николай остановился и призадумался. – Максимум, что я могу – прийти осмотреть его, как закончу основной обход. Если всё окажется так плохо, как ты говоришь – попробую выбить для него лекарство, ладно?

– Да, да, хорошо, спасибо, Коленька! – мужичок кинулся обниматься, попутно пропихивая что-то в карман доктора, после чего быстро ретировался. Подарком оказалась пачка батареек.

Медчасть представляла собой бывшую армейскую столовую: небольшое одноэтажное здание на возвышенности, усеянное безвкусной бежевой плиткой, да рассохшимися оконными рамами. Больные лежали на немногочисленных раскладушках и самодельных матрасах прямо в обеденном зале. Главным блюдом были капельницы с антибиотиками, а в качестве гарнира – уколы прокаина. Поднявшись по бетонным ступеням крыльца и пройдя мимо выцветшего агитационного плаката, Николай зашёл в здание. Больные мирно спали, прерывая тишину сопением и храпом. На дежурном посту царила темнота и пустота. С кухни же донеслись плохо сдерживаемый смех и периодически прорывающийся кашель. Отворив дверь, врач увидел двоих фельдшеров и четверых пациентов, рассевшихся перед экраном ноутбука, словно в кинотеатре. Одна из зрительниц закрывала рот рукой, стараясь не расхохотаться во весь голос, другой – тяжело дышал и хрипел, пытаясь набрать в лёгкие воздух. Третий хлопал второго по плечу, приговаривая: «Держись, тебе нельзя смеяться». Красный, как помидор мужчина утвердительно кивал, утирая слёзы и слюни.

– Ну и какого вы тут устроили? – Николай застыл в проходе, уставившись на творящийся сюр. – У вас пациенты одни лежат!

– Да нормально всё, они спят. Зато у нас сегодня праздник! – один из медиков указал на ноутбук. – Дочь зарядила где-то, а у меня фильмов накачено столько, что десять лет смотреть можно.

– Аккумулятора хватит ещё часа на три. Успеем и вторую часть посмотреть! – подхватил другой.

– Лучше третью сразу, – встрял отдышавшийся краснолицый.

– Согласен, вторая – так себе.

– Док, садитесь к нам, Дима подвинется.

– Тут ещё даже не середина, мы расскажем, что было.

– Слушай, у тебя есть что-то из детективов? Может, лучше их посмотрим?

– Блин, а нет часом нашей классики? Гайдая бы сейчас глянуть…

Николай прикрыл глаза и потёр переносицу. В висках начало неприятно стрелять. Не такой мужчина представлял себе сегодняшнюю смену. Откровенно говоря, он не представлял её вовсе, но, если бы и представлял – то точно иной. Врач молча закрыл дверь и вернулся в главный зал. Усевшись на раскладной стул за дежурной стойкой, он достал из рюкзака полутёплый термос и налил чай в крышку-чашку, как сбоку послышались шаги.

– Ты не думай, что мы их оставили, – виновато подошедший медик указал на спящих пациентов. – Постоянно ходили проверяли по очереди.

– Уверен, Калинина бы устроил такой ответ, – Николай усмехнулся, припоминая визгливый голос старого борова.

– Да, пожалуй… Хочешь подремать? Я подменю!

– Не стоит, – мужчина сделал очередной терпкий глоток.

Повисло натянутое молчание. Фельдшер ещё с полминуты постоял в нерешительности и развернувшись, шаркая по кафелю, направился в сторону кухни.

– Погоди, – окликнул уходящего Николай. – Где твоя дочь зарядила аккумулятор? Все генераторы и топливо у военных.

– Не расспрашивал, а что? – нахмурился медик.

– Узнай и будем квиты.

– Ты же не собираешься сдать? – в голосе мужичка послышались нотки испуга.

– О да, уже бегу в штаб, – Николай состроил карикатурно злобное лицо и вновь отпил из крышки. – Само собой – нет.

– Хорошо. Я выясню, – всё ещё с толикой недоверия кивнул фельдшер.

Время перевалило за четыре. Облака на востоке начали отдавать лёгким светом, но помещение всё ещё хранило ночную тяжесть. Термос давно опустел, несмотря на безобразный вкус чая. В сон тянуло сильнее обычного. Попытка почитать провалилась, за последний час в голове не отложилось ни слова. Зрители кинопоказа два часа как разошлись по койкам: батарея на ноутбуке села прямо посреди фильма. Казалось, прошла целая вечность, но до конца смены оставалось ещё целых восемь часов. «Доктор. Доктор», – послышался едва различимый испуганный голосок. Николай подскочил со стула и, мигом преодолев половину зала, сел на корточки у поскрипывающей раскладушки, на которой лежала укутанная в одеяло девочка девяти лет.

– Доброе утро, Олечка. Что-то болит?

– Не-а, – на секунду призадумавшись, замотала головой малышка. – Где мама?

– Ещё очень рано, мама спит. Она придёт к тебе утром, хорошо?

– Ладно… – Оля с любопытством посмотрела на врача. – А как у меня дела?

– Ну, давай проверим, – Николай прочитал вечерние записи коллег в карте, измерил пульс и давление, послушал лёгкие стетоскопом и, наконец, победно улыбнулся. – Всё хорошо, ты – большая умница. Воспаление спадает, сердце у тебя, как у космонавта, температура выше тридцати восьми уже два дня не поднимается. Так что не грусти, а лучше – засыпай. Через пару недель будете с мамой снова вышивкой заниматься.

– Вязать. Мы не вышиваем, а вяжем, – зевая, поправила девочка. – А вы мне расскажете про барашка Басю?

– Опять про Басю? – удивлённо вскинув брови, Николай расплылся в умилительной улыбке. – Как пожелаете, принцесса. Но неужели она тебе до сих пор не надоела?

– Я каждый раз засыпаю, когда он взбирается на гору, – расстроенно насупилась Оля. – Так и не знаю, чем там всё заканчивается!

– Ты ещё долго держалась, я в детстве всегда засыпал, когда он плыл по озеру, – усмехнулся доктор, вспомнив уютные вечера у бабушки. – Что ж, тогда продолжим, где остановились… Бася, наконец, добрался до пещеры и, зайдя в неё, увидел спящего среди куч золота могучего дракона. Наш малыш попытался аккуратно пробраться к сокровищам, но так как Бася был барашком, его копытца очень громко стучали по каменному полу пещеры, и дракон проснулся! Открыв глаза, ящер недовольно нахмурился, поднялся на все четыре лапы и, возвысившись над незваным гостем, громко зарычал! – со стоящей неподалёку койки донесся чей-то громогласный храп. – Вот примерно так он и зарычал!

Девочка с улыбкой до ушей закашлялась, подавившись смехом. Николай взволнованно помрачнел и прервался: – Так, пожалуй, хватит на сегодня, тебе ещё нужно отдыхать.

– Я больше не буду, честно-честно! Расскажите, что дальше было!

– Обещаешь? – театрально сощурился врач.

– Угу, – убедительно закивала Оля.

– Ну ладно… – всё же согласно ухмыльнулся мужчина. – Но потом сразу спать!

Девчушка довольно перевернулась на другой бок.

– Бася уже было подумал, что дракон хочет его слопать и приготовился биться, выставив вперёд свои ещё не доросшие рожки. Однако вместо того, чтобы пообедать барашком, дракон принялся жаловаться тому на жуткие боли в шее из-за неудобной каменной пещеры, где даже толком негде было нормально прилечь. В итоге, Бася и дракон, которого, кстати, звали Кромвилус шестой заключили сделку: барашек получил большущий мешок золота для своей деревни, а ящер – удобнейшую подушку из натуральной шерсти. Дракон лёг дальше спать и у него больше никогда не болела шея, а довольный подстриженный Бася налегке отправился домой к друзьям, чтобы заплатить за новую мельницу! – закончив рассказ, Николай взглянул на девочку: та уже во всю мирно сопела, провалившись в сон. Врач тихо выдохнул и, поправив одеяло, вышел на крыльцо. Землю покрывал плотный туман, весь лагерь будто стоял на облаке. По периметру, волоча ноги, ходили солдаты-караульные, а от потухшего кострища тянулась струйка дыма. Глубокий вдох – сырость и холод. Лицо сразу же начало ощущаться липким и грязным.

Утренний обход длился с восьми до девяти. Ночью обошлось без неприятностей. Большинство пациентов успешно шли на поправку и уже грезили о возвращении в лагерь, никому не доставляло радости лежать среди оравы незнакомцев. С наступлением десяти часов тихий лазарет преобразился в шумный базар: пришли посетители. Все переговаривались, обнимались, смеялись и, конечно, жаловались. Одному жёстко спится и затекает спина, на второго наступили в темноте, а третий, пойдя ночью в туалет, споткнулся о второго и отбил мизинец. Николай сидел на своём посту, с ироничной улыбкой созерцая сей социальный хаос. Сна не осталось ни в одном глазу. Мысли о работе то и дело перескакивали на воспоминания, городские пейзажи, интерьер родной квартиры и яркие моменты прошлой жизни. Поток размышлений оказался прерван угрюмым мужчиной, резко подошедшим к стойке и агрессивно предъявившим: – Вы как с моей женой обращаетесь?!

– Вася, не надо! Всё правда нормально! – кричала вдогонку мужу женщина из зала. Слова не возымели эффекта, Василий сверлил доктора разгневанным взглядом. Пациенты навострили уши и затихли, вслушиваясь в перепалку. Николай встал со стула и, выпрямив ноющую спину, поравнялся с мужчиной: – Вас что-то не устраивает?

– О, меня не устраивает много чего, но конкретно сейчас то, что у моей жены нет кровати!

– Её много у кого нет, – врач очертил помещение рукой.

– А меня это не колышет! – ещё сильнее вытаращился скандалист.

– Пойдём, поговорим снаружи, – заметив любопытные взгляды, Николай направился на улицу. И только стоило мужчинам покинуть медицинскую вотчину, как на врача тут же обрушился поток сквернословий.

– Она лежит на полу! Я требую, чтобы мою жену положили на кровать!

– И где вы мне предлагаете достать её? – уличный холод вернул ночную усталость и сонную резь в глазах.

– Моя жена не будет спать на полу! – совсем распалившийся мужчина принялся ходить взад-вперёд.

– Да нет у нас кроватей, оглянитесь! Чего вы хотите от меня? Чтобы я скинул вон того мальчика, – всё же не выдержал Николай и, повысив голос, указал на тринадцатилетнего паренька за окном. – И положил вашу жену?!

– Даша, она – инженер. А кто эти? – Василий на мгновение замялся, бросив взгляд на ребёнка. – Я всё сказал, док. Моя жена не должна спать на полу. Делай что хочешь!

– Твоя жена получит кровать, только если ты сам её сколотишь, – холодно отрезал врач, выпрямляя ссутулившуюся спину.

– Если с ней что-то случится – я тебя… – скандалист пренебрежительно цокнул, резко отстранился и, гневно чертыхаясь себе под нос, вернулся в зал к супруге. Николай устало покачал головой и уже сделал шаг к медчасти, как вдруг завидел группу военных с тучным офицером во главе.

Со слов особо болтливых сослуживцев, Фёдор Калинин был человеком одной должности. Пришедший в армию в конце восьмидесятых, на заре перемен, он олицетворял ту самую пору, когда в один миг можно было как подняться на вершину, так и рухнуть в небытие. К середине девяностых, вопреки всем правилам, Калинин дослужился до звания полковника, но после некого инцидента остался без малейших перспектив. С тех пор время для него остановилось на месте. Застряв в должности на двадцать лет, он закостенел, оскотинился и бросил любые попытки хоть как-то двигаться по жизни. Работавшие с ним утверждали, что и декаду назад его взгляды и вкусы один в один совпадали с сегодняшними. Единственное, что менялось – размер покупаемых брюк.

– О! Небоходов! – натужно улыбнувшись, саркастично распахнул руки полковник. – Что на этот раз?

– Вы не ответили ни на один мой запрос за последние три дня, – Николай утёр лоб после небольшой пробежки.

– Ну, не обессудь, дела. Так чего хотел? – всё ещё сохраняя пугающую ухмылку, вопросительно посмотрел военный.

– У нас заканчиваются антибиотики и жаропонижающее. Того, что есть, хватит только на три дня.

– Ну, никаких новых запасов у нас нет: парни до сих пор не вернулись, – мужчина почесал небритую щетину. – Да и вряд ли уцелевшие сёла окажутся набиты лекарствами.

– Ладно, – нахмурился врач, прикидывая расход запасов. – Но у нас была ещё одна не распакованная партия.

– Видишь ли, какое дело… Нет её – утеряна, – Калинин сделал излишне долгую паузу и обескураженно пожал плечами. – Так что ничем не могу помочь.

– Что значит утеряна? – застыл Николай. Разум отказывался воспринимать новость, будто только что узнал о существовании привидений и вампиров. – Погодите, я лично проверял резерв и следил за разгрузкой. У нас ещё должны быть минимум два ящика: анальгетики и гентамицин!

– Долгая история, вышло как вышло, – полковник небрежно похлопал доктора по плечу. – В общем, у тебя есть только то, что уже выдали.

– Но этого не хватит! Люди только начали выздоравливать – нельзя прерывать лечение! – возмущённо воскликнул врач.

– И что, хочешь сказать, если сейчас перестать их капать – они помрут? – усмехнулся вояка, переведя взгляд на стоящего по левую руку рядового. Тот молниеносно вторил начальству, изобразив на лице натянутую улыбку.

– Большинство уже идут на поправку и, вероятно, перенесут, но тех, кого положили пару дней назад, нужно колоть ещё минимум неделю!

– Ну а мне нужно семьдесят тысяч литров бензина, чтобы вывезти нас из этой дыры. Да ещё желательно распутную блондинку в придачу, – уже вовсе не стесняясь загоготал полковник, и отсмеявшись, бросил взгляд на здание лазарета. – Так что передай своим болезным чтобы поумерили аппетит.

Калинин махнул солдатам и собрался продолжить путь, но Николай решительно преградил дорогу: – Фёдор, прошу, постойте! Люди нервничают, а вы ничего не говорите. Большинство до сих пор не получили ответ, есть ли в других группах их близкие. И что вообще сейчас с другими группами? Вы вообще связываетесь с ними? Какой у нас план действий?!

Полковник презрительно нахмурился, с одутловатого лица пропали все следы наигранной улыбки: – Это не твоё дело. Ты, вроде, врач – ну так иди и лечи. Вам расскажут, что положено, когда придёт время!

– Тут полторы тысячи живых людей! – не отступался Николай. Стоящие подле полковника бойцы недобро шагнули вперёд, но были остановлены жестом командира. – Им страшно, они растеряны и не знают, чего ждать. А теперь ещё и лекарств не будет?! Вы должны что-то предпринять, иначе начнётся паника!

– Послушай-ка сюда, сынок, – Калинин горделиво вскинул голову. – Эти доходяги должны быть рады тому, что их вообще кормят. Они спят в моих палатках и тратят мои лекарства, а сами только бесконечно ноют. Бойцы рискуют жизнями, мотаясь за припасами чёрт знает куда, потому что твои хлюпики заболевают от одного чиха! – вояка ткнул врача пальцем в грудь и с силой отодвинул в сторону.

– Партия значит пропала, да? – Николай смерил офицера презрительным взглядом. – Неужели вам настолько плевать?

– Дискуссия окончена, – полковник махнул солдатам рукой и, не оборачиваясь, зашагал в сторону радиовышки. Николай уставился в удаляющиеся спины и ощутил поднимающийся в животе страх. На весь лагерь раздался автомобильный гудок, знаменующий ежедневную выдачу еды.

Полевая кухня распахивала свои двери каждый полдень. Рацион составляли куриный бульон, в котором от курицы осталось лишь одно название, пшеничная каша, больше походившая на горькое жидкое пюре, и ломоть камнем засохшего хлеба. Помимо этого, раз в три дня выдавали сухой паёк, тщательно сберегаемый большинством жителей на всякий чёрный день, который определённо маячил уже где-то не за горами. Очередь на выдачу выстраивалась уже за час до раздачи и зачастую рассасывалась лишь к трём-четырём. Посуду приходилось беречь похлеще бабушкиных драгоценных сервизов: на полторы тысячи голов нашлось всего двести тарелок и того меньше приборов. Пройдя сотню метров мимо злой голодной толпы, Николай оказался у зелёного грузовика с нагревателем, подсоединённым к цистерне: получить кипяток не на костре можно было лишь раз в сутки. Нагло вклинившийся в колонну, врач мигом вызвал возмущение и агрессивное экание со всех сторон.

– Тихо! – прикрикнул мужчина, вынимая из кармана повязку с крестом и, повернувшись, обратился к солдату на раздаче. – Мне за себя и за Березина.

– Пока только пшёнка, бульон после двух, – бледный рядовой покорно протянул две смешных порции каши. В мешках под его глазами можно было спрятать пару караулов.

– Ты давно спал, дружище? – обеспокоенно покосился Николай.

– Позавчера… – едва слышимо просипел парень.

– Так он дух, ему сон не положен, – рассмеялся сослуживец, хлопнув парня по спине. В очереди возобновились причитания и ругательства из-за заминки. Врач развернулся и направился сквозь лагерь, огибая снующие туда-сюда фигуры. Пройдя мимо резвящихся детей, стервозной дамочки и танцующего посреди дороги чудака, Николай, наконец, добрался до закреплённой за собой палатки. Едва проснувшийся сосед уныло сидел на спальнике в одном ботинке, глядя серыми глазами куда-то в пустоту.

– Поздно ты, – усмехнулся Николай, подав товарищу джинсы и куртку.

– Слышал ночной концерт? Вот и я, – пожаловался парень, пытаясь не вставая натянуть штаны.

– Думаю, все слышали. Многие, кстати, даже присоединились.

– Ладно бы ещё что-то нормальное пели, – протёр глаза паренёк. – Нет же, третью ночь одно и тоже: мужик скормил друзьям свою жену, а какой-то чёрт сиганул с обрыва!

– Пойдёшь наверх? – усмехнувшись в ответ на причитания товарища, мужчина сутул тому в руки одну из тарелок.

– Угу, – промычал паренёк, наконец снарядившись для улицы.

– Тогда догоняй! – довольно топнув, врач нетерпеливо выскочил из палатки.

На крыше казармы было необычайно уютно. Пожалуй, это было единственное место во всей части, где Николаю действительно нравилось находиться Бетон умудрялся нагреться даже в мрачную погоду, а высотный воздух в кои-то веки не был пропитан сыростью. Оба медика сидели на краю, свесив ноги, и жадно поедали скудный обед. Перед ними раскинулся дивный пейзаж из заострённых зелёных шатров, тонких струек дыма и слоняющихся туда-сюда жителей. Где-то вдалеке раздался звук бьющегося стекла и крик:

– Эй, он украл мой паёк! Я видел, как этот ублюдок рылся в моей сумке!

– Ничего я не брал! Ты совсем свихнулся, старый маразматик! – возражал не менее суровый бас. Трое солдат уже спешили к потасовке быстрым шагом, в одной из палаток навзрыд ревел грудничок, а у самого забора небольшая легко одетая группа играла в дворовый баскетбол, используя прибитую к ограде шину в качестве кольца.

При первой встрече, Николай охарактеризовал Степана Березина, как меланхоличного романтика, погружённого в себя куда больше, чем в реальность. Да и теперь, спустя несколько недель, многие коллеги и соседи подтвердили бы, что ему скорее подошла бы профессия поэта, нежели врача. Впрочем, ни тем, ни другим пареньку стать так и не удалось. Из медицинского он ушёл на последнем курсе по неизвестным причинам, а творчество, с его собственных слов, требовало слишком много выдержки. Перебиваясь на подработках то тут, то там, Березин дожил до двадцати пяти, так и не найдя своего места в жизни. Кто знает, сколько бы ещё он слонялся от дела к делу, если бы не трагичные события последних недель. И как беззаботна была бы для него жизнь обычного гражданского в лагере: целыми днями сидеть погружённым в мысли, не обращая внимания на чепуху и суету вокруг. Однако, волей случая, Степан оказался вверен под руководство Николая в качестве помощника врача и с тех пор уже успел по-настоящему проникнуться обретённой должностью.

– Прямо так и сказал?! Ну урод… – чуть не выронив еду изо рта, воскликнул Березин.

– Ага, – Николай призадумался и протёр до сих пор ноющие после смены глаза. – С сегодняшнего вечера отменяем уколы у всех, кто лежит дольше пяти дней – должны справиться. Возможны осложнения, но лучше так, чем хоронить новеньких.

– Понял, шеф, – парень отложил тарелку с остатками каши в сторону. – Он меня вообще-то пугает до жути. Ещё эта его манера тыкать во всё подряд! Уверен, он в своё время поубивал кучу народу.

– Стёпа, он – полковник-инженер, а не универсальный солдат из кино… – врач невольно усмехнулся, представив Калинина в образе героя какого-нибудь боевика. – Нет, такие сами руки не марают. Кстати, мне солдаты рассказали, что он раньше дико бесился каждый раз, когда к нему обращались по званию. Сейчас уже смирился, вроде.

– Повезло же нам попасть к такому шизику, – Степан покрутил пальцем у виска, всё же выронив изо рта непроглоченную кашу. – А почему он так и не стал генералом тебе часом не рассказали?

– Они сами не в курсе, – отрицательно помотал головой Николай. – Что-то с первой чеченской связано. Мутное время. Он, вроде как, в самом пекле был.

– Ого. Ни за что бы не поверил, что Калинин реально воевал где-то. Придушить кого-то в подвале изолентой – запросто поверю, но настоящая война?

За лесом сверкнула молния – раскат грома спугнул стаю птиц в овраге. Восточный ветер гнал тучи прямо на лагерь, обещая весёлую ночку.

– Почему ты решил стать врачом? – внезапно повернулся и вопросительно посмотрел Степан. – Колись, Коля! Пора уже рассказать о себе хоть что-то. Посмотри, какой чудесный вид! Мы сюда ещё пару дней не поднимемся, это в лучшем случае. Самый подходящий момент, чтобы поговорить о чём-то кроме работы.

– Но… – Николай недоумённо уставился на товарища, еле сдерживая улыбку. – Ты спросил меня про работу.

– Ой, не придирайся к словам, – едко скривился и махнул рукой паренёк. – Так почему? Кто-то из близких умер?

– Ты пересмотрел сопливых драм, – врач ненадолго смолк, обдумывая вопрос. – Да просто нужно было на кого-то отучиться. Думал… Вернее не особо думал, как оказалось. Полагал, что смогу устроиться в частную клинику и хорошо зарабатывать, – всё же невольно улыбнулся врач.

– И как? Получилось? – еле сдержал смех Степан.

– Не-а.

Новый разряд молнии пришёлся на близлежащее болото – гром прошёл через здание казармы, сотрясая старые окна. Какой-то из караульных на углу лагеря от неожиданности споткнулся и обрушил одну из палаток.

– Чёрт возьми, а говорили мне идти на программиста, – посмеиваясь, прикинул Николай. – Уехал бы куда-нибудь в Таиланд, писал бы программы для старины Билла.

– Таиланд небось ещё и не бомбили, – Березин погрузился в мечты. – Да и зачем вообще бомбить Таиланд, даже в теории? Живут там поди себе довольные!

– Возможно скоро узнаем. Если всё выгорит – у нас будет электричество для приёмника, – стараясь не звучать слишком обнадёживающее, поджал губу Николай.

– Откуда?! – вероятно вынырнув из грёз о тропическом пляже, воскликнул Степан.

– Пока рано, – крупная капля упала прямо на макушку. Николай смахнул влагу и, оставив пустую миску, поднялся на ноги. Нужно было успеть сдержать обещание и осмотреть непутёвого брата ночного певца. – Отнеси тарелки сам, мне надо кое-куда заскочить.

Ливень обрушился на лагерь плотной стеной. Жители забегали, словно тараканы в раковине после открытия крана. Быстро преодолев половину лагеря, прикрывающий голову рюкзаком врач забежал в невысокий шатёр. Однако, вопреки ожиданиям, вместо уже ставшего знаменитым разгульного семейства, внутри оказалась лишь одинокая девушка, вовсю уплетающая хлебцы с плавленым сыром из раскрытого на коленях сухого пайка.

– Привет. Я – Николай, доктор из сорок второй, – отряхнувшись от воды, протянул руку мужчина, оглядывая убранство жилища.

– Лена, – жительница с опаской посмотрела на вошедшего. – Ты зачем ко мне?

– Я к Андрею и Борису, – недоумённо нахмурился врач. – Ну к братьям Ерохиным. Они же тут вроде были?

– Угу. Были. Мы поменялись палатками, чтобы они всей толпой вместиться смогли. Следующая слева, – девушка махнула рукой в сторону выхода, чуть не выронив бюджетный бутерброд, но вовремя вцепилась зубами в отломавшуюся половину. Николай уже было развернулся, но тут взгляд зацепился за кучу плюшевых игрушек, аккуратно уложенных у изголовья спального мешка. Одна из них особенно привлекала внимание врача.

– Слушай. А на что поменяешь его? – Николай указал на небольшого вязаного барана в самом центре.

– Кудряша? –девушка проследила за рукой и, взяв игрушку в руки, подняла недоумевающий взгляд. – Он моего сына.

– Понял, извини, – чуть поклонился врач и уже было развернулся.

– Есть сигареты? – внезапно перебила Лена, привставая с лежанки.

Николай озадаченно сунул руки в карманы: – Сигарет нет, но есть вот что. – мужчина извлёк на свет и протянул девушке недавно полученную пачку батареек. – Пойдёт?

– Маловато. Да и что ими запитаешь? А может у тебя еда есть? Тушёнка, например.

Врач пожал плечами и, скинув с плеч рюкзак, заглянул внутрь: – Только говяжья. Пойдёт?

– Накинь одну банку и забирай, – девушка уже вытянула руку, готовясь схватить еду при первой возможности.

– А твой сын не будет возражать? – Николай отдал батарейки и консервы и спрятал выторгованную игрушку в багаж.

– Нет, он… – девушка чуть задрожала и запнулась. – Они с отцом в Египте. Мы развелись полгода назад. Миша в отпуск поехал и взял Лёву с собой, а игрушки дома остались. Я их как-то машинально взяла, а теперь вот пылятся. Ты сказал, что ты врач? – Лена нервно сглотнула, но, собравшись с духом, всё же задала волнующий вопрос. – Тебе что-нибудь говорили? Ну, в смысле, ты же с солдатами общаешься постоянно. Известно, что сейчас в Африке? Она тоже? Пожалуйста, я клянусь, что никому не расскажу! Мне бы только узнать.

– Я правда не знаю, прости, – жалостливо поджав губу, отрицательно покачал головой мужчина. – Мне вообще ничего не сообщают.

– Ладно, спасибо. И осторожней, там на одном ухе шов расходится, – девушка тихо всхлипнула и тут же закусила губу. Николай ещё раз благодарно кивнул и вышел под дождь. «Если так подумать, Египет могли и не тронуть. Уж явно были цели поприоритетней», – пронеслось в голове, перед тем, как врач нырнул в соседнюю трёхместную палатку. Внутрь, пусть и более просторного, но всё же не бескрайнего жилища, одновременно набилось пятеро: сами братья Борис и Андрей, жена младшего, девушка-подросток и мальчонка возраста третьего класса.

– Коленька! – воскликнул Борис, мигом кинувшись обнимать едва вошедшего мужчину.

– Да дай ты человеку хоть отдышаться, – заворчала на деверя женщина. – Извините его. Некому воспитывать, сами понимаете… Хотите чай? Только, к сожалению, без сладкого.

– Благодарю, но не стоит. Я ненадолго, – Николай быстро снял вымокшее пальто, достал из рюкзака стетоскоп и наклонился к лежащему в одном из спальных мешков, Андрею. – Рассказывайте. Как он?

– А уже всё прекрасно! – вклинился Борис прямо перед лицом, едва не прыгая по крохотной палатке. – Ты наш ангел-хранитель, Коленька!

Николай ещё раз взглянул на спящего у стенки бородатого мужчину. На беглый взгляд, младший из братьев выглядел не больным сорокалетним отцом, а скорее студентом, уснувшим без задних ног после кутежа.

– Вы где-то добыли жаропонижающее?

– Напротив! – чистосердечно замотал головой старший брат. – Только ты ночью пообещал, что зайдёшь и осмотришь его – тут же к утру поправился. Отсыпается пока, но всё отлично!

– Айда с нами в дурака? – внезапно предложил сидящий у Андрея мальчонка. – Можете дождаться, когда папа проснётся, если вам надо с ним поговорить.

– Не надо! Доктор торопится! – твёрдо перебил племянника Борис.

– Я не вовремя? – недоумённо огляделся мужчина. Театральность всего происходящего уж слишком сильно бросалась в глаза.

– Нет. Да. Немного… – замялся старший брат и, быстро всучив пальто с ранцем в руки врача, чуть ли не вытолкал того на улицу. – В общем, уже всё хорошо, доброго вечера, ещё свидимся! Ещё раз спасибо, Коленька!

Брезент резко задёрнули прямо перед носом. Николай мысленно чертыхнулся, закатил глаза, прикрылся рюкзаком от сыплющихся с неба капель и быстрым шагом направился в сторону своей палатки.

Близился вечер. Ливень был сильным, но, как зачастую бывает, коротким. Под ночь воздух наполнился запахом вновь разожжённых костров, а из-за забора донеслось довольное стрекотание кузнечиков. Николай сидел в полусумраке с тетрадкой на коленях, пытаясь выдавить из себя ещё хоть одно предложение. Дежурство Степана началось полтора часа назад. К двухместному шатру подошла невысокая фигура и, нарочито покашляв, аккуратно зашла внутрь. Припозднившимся гостем оказался, по виду, вдоволь отоспавшийся фельдшер.

– Узнал? – Николай перевёл вопрошающий взгляд с тетради на неуютно переминающегося медика.

– В часовне, – помедлив пару секунд в нерешительности, всё же сказал мужичок.

– В часовне? – непонимающе скривился врач. – Она же вся прогнившая и пустая, вот-вот развалится поди.

– Ты вообще с народом общаешься? – цокнув, удивился гость. – Там все пришибленные поселились дней пять уже как. Сидят и без конца отмаливают наши грешные души. Считают, что это господь всё устроил. Кару нам послал.

– Да бред какой-то! – с сомнением уставился Николай. Однако внешний вид фельдшера не вызывал ни единого подозрения во лжи! – И откуда у них генератор?

– Понятия не имею. Но так сказала дочь, а Лизке верю! Знаю только, что у них главный – некий Александр. Дед такой. Худой и малость кривой. Дочь говорит, он ещё и немного… – медик было поднёс палец к виску, но быстро убрал прочь. – Странный в общем. Но за определённую плату может электричество откуда-то дать. Только цены у него бессовестные! Лиза кольцо и серьги отдала, чтобы мне сюрприз устроить.

– Ладно. Спасибо, – вынырнув из затягивающих размышлений, Николай благодарно пожал коллеге руку.

Фельдшер кивнул, застегнул толстовку и накинул капюшон: – Бывай, но я бы на твоём месте туда не ходил. Чуть что не так сделаешь – эти фанатики визжать начинают, мол грешник на святой земле. К ним уже даже патруль перестал наведываться: устали, что на них вопят ещё сильнее, за то, что с оружием приходят.

Гость осторожно высунул голову на улицу, опасливо огляделся и юркнув наружу, скрылся в вечерней темноте. Николай откинулся на брезентовую стенку, обдумал услышанное и, решив не дожидаясь утра, встал, застегнул пальто, надел массивный рюкзак и вынырнул следом в темноту улицы.

Старая часовня стояла прямо за воротами части. Деревянный крест отвалился, а роль двери выполнял прибитый к стене кусок полиэстера. Внутри, стоя на коленях и держась за руки, молилось полтора десятка мужчин. Несколько зажжённых свечей не могли полностью осветить помещение: полумрак скрывал дальние уголки, а воображение дорисовывало в них зловещие скалящиеся фигуры. В глубине строения, на скамье у стены, сидел ссутулившийся пожилой мужчина в классических брюках и пиджаке и молча наблюдал за всем этим странным подобием службы. Николай без стука зашёл в старинное строение и медленно направился к почти не шевелящемуся мужчине. Половые доски опасно поскрипывали при каждом шаге

– Александр? – приблизившись, поинтересовался врач.

– Тссс! – обернувшийся старичок резко поднял и приложил к губам указательный палец, призывая к тишине. Врач подошёл ещё ближе, сел на скамью рядом и, подождав с минуту, повторил:

– Вы Александр?

– Попрошу! Доктор Александр Иванов. Профессор, между прочим, – полушёпотом поправил мужчина, смерив гостя скептическим взглядом. – Чем обязан?

– Мне сказали, что я смогу найти тут помощь, – также с сомнением смерил мужчину Николай.

– Конечно, найдёте! – громко воскликнул старичок, напрочь забыв про свою же просьбу тишины. Однако, молящаяся паства, не обратила никакого внимания. – Это же Божий дом. Всяк сюда входящий обретёт приют!

– Я немного о другой помощи, – покачал головой врач. Недоверие множилось с каждой секундой и внутри уже начало преобладать желание встать и уйти.

– Какой же? – нахмурился профессор, выражая неподдельное недоумение. Но тут в прищуренных глазах сверкнула нотка любопытства. Николай замешкался, мужчина вскинул бровь. – Дайте мне хотя бы подсказку.

Врач мысленно посетовал на возможные будущие проблемы, но всё же снял рюкзак, опасливо огляделся и расстегнув самое большое отделение, осторожно достал изнутри портативную армейскую радиостанцию: – Ваша помощь выдаёт двести двадцать вольт?

– Не понимаю, о чём вы говорите! – с ещё более искренним изумлением воскликнул Александр.

– Я не военный и никак с ними не связан. Просто гражданский врач, – устало закатил глаза Николай, демонстрируя обратную сторону устройства. – Она у меня ещё с эвакуации. Подумал пригодится. Возможно, нам обоим.

– Кто вам меня посоветовал? – всё ещё с толикой небольшой паранойи сощурился мужчина, при этом слишком явно засматриваясь на устройство.

– Лиза – дочь фельдшера Стогова.

Александр достал из кармана пачку сигарет, прикурил от свечки и сделал небольшую паузу: – Допустим, я вам поверю. И что вы мне можете предложить?

– То, что для людей сегодня будет ценнее всего – правду, – голос Николая звучал убедительно искренне, а в глазах загорелся настоящий неподдельный огонь. – Информацию о происходящем в мире, других выживших, их семьях и месте, где мы сможем осесть. Если дадите генератор – мы подключимся к вышке в обход военных, сможем узнать, что они скрывают и рассказать это людям.

Профессор ухмыльнулся и покачал головой: – У нас явно немного разные представления о ценном.

– Лекарства не просите – не дам! – тут же заявил доктор с несгибаемой сталью в голосе.

– Что вы! Даже не помышлял! У меня предложение получше, – старичок поднялся со скамьи и, сощурившись, похлопал по корпусу радиостанции, – Можете провернуть что хотите, но после – приёмник останется у меня.

Николай уставился на собеседника и всерьёз призадумался. Профессор же, в свою очередь, простодушно протянул руку: – Так что, договорились?

Врач проигнорировал протянутую конечность и бросил внимательный взгляд на молящихся в центре помещения мужчин, а после – с интересом всмотрелся в пожилое лицо Александра, подмечая не только многолетние морщины, но и такие же усталые глаза, как у себя самого: – Вы правда верующий?

– Вас удивил бы положительный ответ? – Александр опустил руку и закинул ногу на ногу.

– Разочаровал бы.

– Презираете теистов? – профессор удивлённо вскинул брови.

– Презираю лицемеров, – в отличие от старичка, на лице Николая застыло каменное выражение сомнения. Александр же расплылся в довольной улыбке и, расправив плечи, вновь заглянул в глаза врачу: – Нет, я не верующий. Никогда не был, да и вряд ли когда-нибудь уже буду.

– И при этом вы ими командуете? – Николай ещё раз оглядел неугомонно поклоняющихся в круге мужчин.

– Они подчиняются не мне, а своим догматам, – спокойно, но громко констатировал профессор. Паства, по-прежнему, не двинулась с места.

– И что это значит? – врач встал со скамьи и оглядел старые деревянные стены.

– Все люди служат тому, во что верят. А каждый верит в то, что способен понять. То, к чему он привык. То, что даёт ему покой и чувство уверенности. Я обычный старик, посвятивший всю жизнь естественным наукам, а они молодые, сильные и трудолюбивые.

– Так что, у вас взаимовыгодное сотрудничество? Вы – мозг, они – руки? – Александр утвердительно кивнул. Николай коснулся воскового тела зажжённой рядом свечи. – И что, хотите сказать, что считаете их равными себе?

– А разве кучер и лошади равны? – лёгкая улыбка вновь тронула морщинистые губы.

Врач отвёл руку от огня и уставился в лицо Александра. Часовня погрузилась в тишину, прерываемую лишь тяжёлым дыханием приклоняющихся.

– Позвольте показать вам кое-что, – первым нарушил молчание профессор. Подойдя к одной из скамей, он переключил крошечный тумблер у самого пола и под потолком загорелась яркая лампа накаливания. Обратный щелчок – помещение вновь погрузилась в сумрак, разряжаемый лишь крохотными свечами.

– Значит, вы всё-таки действительно украли генератор? – утвердился в своём предположении Николай. – Как вам удалось скрыть это от военных?

– О нет, нет. Никакой кражи, уверяю вас! Вы меня ещё плохо знаете! Всё гораздо интереснее! – Александр, сияя самодовольной ухмылкой, окликнул одного из прихожан и тот, отодвинув скамью и тяжёлый ковёр, распахнул спрятанный люк в подвал. Профессор, поманив Николая за собой, принялся спускаться по крайне ненадёжной лестнице с характерным уханьем и кряхтением. Внизу оказалось одновременно и душно, и влажно. В нос ударил резкий кружащий голову запах бензина.

– Тут хранили вино во время сухого закона. В Союзе никто бы и не подумал идти обыскивать старую часовню. Те, что не пожгли при Сталине – никому уже интересны не были, – Александр нащупал на стене кнопку и в помещении воцарился свет. По периметру расположились старые деревянные стеллажи с множеством полок, которые практически ломились от ящиков с древним алкоголем. А в центре комнатушки гордо красовалась громадная металлическая конструкция, оказавшаяся самодельным бензиновым генератором.

– Вы сами его собрали? – Николай шокированно уставился на агрегат, словно инженер двадцатого века, получивший в руки мобильник. – Профессор, это… Это потрясающе!

– Всего за неделю, – старичок самодовольно распахнул руки.

Врач с опаской смерил мужчину взглядом, вновь прокручивая в голове предложенную сделку: – Знаете, скорее всего, мы с вами не сойдёмся во многих взглядах.

– Различия в убеждениях не мешают им следовать за мной, так почему они должны помешать нам с вами? Что вас смущает? – Александр наклонил голову и прищурился, всматриваясь куда-то сквозь доктора. – Боитесь, что я заведу тайное радио и начну пичкать людей фаталистичным религиозным бредом?

– Просто хочу убедиться, что наши цели не противоречат друг другу, – всё ещё сдержанно протянул врач.

– О, я не меньше вашего хочу отсюда убраться. В мои планы не входит провести старость на радиоактивном болоте, – Александр ухмыльнулся и вновь протянул руку. – Этой схожести вам достаточно?

– Вполне, – наконец решившись, Николай пожал пожилую ладонь.

Оставив радиостанцию в часовне, доктор выбрался на улицу и, раздумывая над дальнейшими шагами, направился обратно в часть. После душного подвала вечерний воздух ударил в нос волной освежающего бриза. Мужчина уже подходил к распахнутым воротам лагеря, как вдруг сзади послышался гул автомобильных клаксонов, а среди стволов деревьев замелькал белый свет фар. Оповещая всех о своём прибытии, мимо Николая на территорию лагеря въехало пять военных грузовиков.

Глава вторая

Вся спина и поясница насквозь вымокли от пота. Резвящийся ветер то и дело норовил задрать футболку, а мелкие камушки отчетливо чувствовались, даже, через подошву кроссовок. Змееподобная тропа закончилась у огромного валуна, упирающегося в почти отвесную скалу. Вершину было едва видно: летнее солнце слепило, несмотря на тёмные очки. Бросив рюкзак в тени и натерев ладони магнезией, Николай воодушевлённо улыбнулся идущей следом, чуть запыхавшейся девушке и, резво подпрыгнув, ухватился за каменный выступ. Поняв, что пространства для зацепа всё же хватит, мужчина озорно подтянулся, цепляясь второй рукой за следующее углубление. Никакого страха и усталости, лишь приключенческий азарт и эйфория бегуна. И вот, спустя несколько минут – заветная вершина и выход силой. Тяжело отдышавшись, Николай рухнул на спину, прищуриваясь от бьющего прямо в сетчатку светила.

Снизу послышалось кряхтение – спохватившийся мужчина уже было протянул руку помощи, но карабкающаяся следом девушка с усмешкой проигнорировала оную, бодро преодолела последний метр и, усевшись на краю обрыва, задорно замотала ногами над пропастью. Сухой воздух приятно щекотал ноздри. Внизу, у подножия, разлилась тихая бухта с золотым песчаным берегом, многочисленные пляжные зонтики походили на разноцветные грибы. За взморьем, в тени пихт, встал трейлерный парк, а меж гор протянулась тонкая извилистая просёлочная дорога. Спокойный залив выходил в своенравное море, на воде сверкали отблески ряби. В нескольких милях от берега рыбачили парусные лодки: никто из местных не мог и помыслить о том, чтобы пользоваться мотором. На горизонте растёкся пейзаж длинного острова, едва видимый сквозь дымку раскалённого миража.

Сердцебиение понемногу успокоилось. Нежно поцеловав спутницу в плечо и поднявшись на ноги, Николай шагнул к возвышающемуся на самой вершине флагу и, достав телефон, сделал чуть смазавшуюся фотографию.

– За четыре часа управились, может, даже, успеем заскочить на рынок, – довольно подытожил мужчина, издав победоносный клич. – Ты ещё хочешь ананаса?

– Только не показывай никому фото, а то люди начнут задавать вопросы, что ты делаешь на горе с разложившимся трупом, – насмешливый женский голос из-за спины ударил похлеще внезапной молнии.

– Аня, почему ты… – только и успел вымолвить Николай, как мобильный выскользнул из рук и разлетелся о камни, а сам мужчина, словно подвязанная нитями кукла, застыл на месте не в силах даже шелохнуться.

– Любимый, что-то не так? – захихикала спутница. Позади послышалось медленно приближающееся шуршание камушков под подошвами, остановившееся лишь вплотную к спине. – Почему ты не поворачиваешься? Или я тебе больше не нравлюсь?

Тяжелый взгляд почти испепелил затылок, физически раскаляя череп под кожей.

– Тебя здесь нет! – нервно сглотнул мужчина, едва сдерживая дрожь. – Тебя нет!

– Конечно я тут! Мы же были здесь вместе! – раздался оглушающий крик, а тонкие руки схватили за плечи и, обжигая кожу могильным холодом, с невиданной силой резко развернули к себе.

Николай зажмурился до боли в веках. Ноги подкосились – колени стукнулись об острые камни, расцарапав суставы: – Прошу уйди!

– Будешь делать вид что меня никогда и не было?! – надрывный женский вопль до крови раздирал барабанные перепонки. – Посмотри на меня, Коля!

Мужчина схватился руками за голову, пытаясь заглушить звуки, но резонирующий голос становился лишь сильнее.

– Признай, ты ведь специально отправил меня в город! Я же предлагала остаться помочь с ремонтом! Признай, ты меня всегда ненавидел!

– Аня, я не… – всё же открыв глаза, Николай сквозь слёзы вперился в родное бледное лицо, но тут же смолк, не в силах выдавить из себя ещё хоть слово. И в тот же миг за спиной девушки засияла ослепляющая вспышка. Свет испарил море и смёл горы, словно карточные домики. Череп разорвало ударной волной, а глаза выжгло смертоносными лучами. Единственное, что мужчина всё ещё чувствовал спустя пару секунд – запах собственной горелой плоти.

– Шеф, утра! – голос заглянувшего в палатку Березина выдернул врача в реальность, заставляя рефлекторно схватиться руками за лицо. Ещё миг кожа ощущала жар, а уши – звенящую боль.

– Ты в порядке? – нахмурился помощник.

– Дай мне минутку, – промычал врач, прощупывая нетронутую кожу лица.

Степан хмыкнул и задёрнул полу. Николай осторожно раздвинул пальцы и, разомкнув глаза, облегчённо выдохнул. Утренний свет тонкими струйками проникал сквозь зазоры между старыми швами брезента. Стрелки часов едва перевалили за одиннадцать. Снаружи слышались возня и недовольный галдёж. Во рту было сухо, словно в пустыне, а руку неприятно кололо – отлежал. Доктор поднялся на ноги и, размяв ноющую поясницу, вышел на улицу. Березин с сигаретой в зубах грел руки у костра в бочке. Мимо палаток, к центру лагеря, кряхтя и чертыхаясь, вяло ползла толпа жителей.

– Будешь? – медик протянул остаток папиросы. Николай, благодарно кивнув, сделал затяжку.

– Что происходит?

– Калинин сделает какое-то объявление. Надеюсь, это новость, что мы отсюда, наконец, сваливаем, иначе совсем худо.

– Я бы не рассчитывал, – покачал головой врач. – Лучше готовься к худшему.

– Тебе бы не помешала капля оптимизма, – удручённо покосился Степан. Не удостоив помощника комментарием, Николай, застегнув пуговицы, вместе с товарищем вклинился в еле перебирающую ногами колонну.

В центре селения, у ещё дымящегося ночного кострища, в ожидании полковника собралось под две сотни человек.

– Маловато как-то, – оглядел присутствующую толпу Березин. – Тут даже и близко не половина.

– А чего ты ожидал? – также оглядевшись, разочарованно подытожил Николай. – Большинство до сих пор безвылазно ревёт по палаткам.

Вокруг начались бормотания: «Ну что ещё там?! Мне очередь за едой надо успеть занять!» – причитал паренёк, всё время косясь на наручные часы; «Господи, прошу, хоть бы новости про Лёшку…» – прижимая к губам крестик бормотала себе под нос дама в солидном пальто. Спустя десять минут прибыл виновник воцарившегося торжества. Пробираясь сквозь толпу, словно кабан через заросли кустарника, Калинин умудрился два раза уронить фуражку, после чего недовольно всучил оную шедшему следом бойцу. Не без помощи забравшись на бетонный блок, полковник, возвышаясь над толпой, яро поприветствовал пришедших:

– Уважаемые граждане! Как вы наверняка уже знаете, вчера вернулись наши ребята, посланные три дня назад, – протерев залысину рукавом пиджака, военный указал рукой в сторону парка техники. Толпа синхронно повернула головы. – К моему глубочайшему сожалению, вынужден сообщить, что никаких продовольственных припасов найти не удалось, – ото всюду послышались причитания и раздосадованное цоканье. Некоторые, махнув рукой и угрюмо покачав головой, зашагали прочь, даже не став дослушивать речь. Калинин же лишь повысил голос, дабы перебить зарождающиеся возмущения. – В связи с этим, мне пришлось распорядиться урезать порядок питания. Сухие пайки отменяются, с сегодняшнего дня мы с вами остаемся исключительно на производстве кухни.

Толпа загалдела: «У меня два ребёнка, им нужны витамины!» – «Да вашу кашу невозможно есть!» – «Мы не станем терпеть подобное отношение, это ваши обязанности!» – «По тебе-то видно на производстве какой кухни ты сидишь!»

– Уважаемые граждане! – прикрикнул средних лет лейтенант, стоящий рядом с Калининым. – Мы понимаем ваше недовольство, но, к сожалению, другого выхода просто нет! У нас чрезвычайная ситуация, сейчас главное сохранять спокойствие и проявлять уважение друг к другу. Не нужно опускаться до оскорблений, мы всё-таки с вами люди, а не животные.

– Ты из ума выжил, моралист хренов?! У нас тут конец света! – возопил, мужчина перед Николаем, почти кидаясь на военного с кулаками.

– Мало того, что вы ничего не говорите, так теперь ещё и кормить как в тюрьме будете?! Зачем вы тогда нужны вообще?! – пожилая женщина ткнула офицера в плечо тростью. Толпа с пеной у рта всё теснее обступала военных.

– А ну тишина! Всем живо сделать шаг назад! – громогласно приказал полковник. Крики стихли, сборище послушно отступило, из палаток неподалёку выглянуло несколько зевак. На несколько секунд повисло молчание.

– Когда мы отсюда уедем? – нарушил тишину молодой робкий голос из первых рядов. Худощавый пацан в толстовке и широких джинсах, с опаской переминался с ноги на ногу, держа руки в карманах. – Когда мы приехали сюда, вы сказали, что это на несколько дней.

– Как тебя зовут, сынок? – Калинин небрежно оглядел юношу.

– Кирилл, – взгляд паренька опасливо метался по лицам окружающих.

– Ты очень молодо выглядишь, Кирилл. Скажи, сколько тебе? Ты тут с кем? Мама? Отец? Может старший брат или сестрёнка? – с каждым словом всё сильнее наседал тоном полковник.

– Нет, я… – юноша чуть сгорбил плечи. – Я один. Мне девятнадцать.

– Послушай-ка, Кирилл. Давай с серьёзными вопросами разберутся взрослые дяди, а ты не будешь мешать, – полковник сдержанно усмехнулся, слез с блока и отодвинул потупившего взгляд паренька в сторону.

– Вообще-то парень дело говорит! – внезапно вмешался Березин. – Мы торчим здесь уже две недели. Как далеко ближайшая зона? Триста километров? Пятьсот? Это ведь недостаточно далеко, да?

Площадка вновь наполнилась оживлённым обсуждением и даже периодическими выкриками в сторону солдат.

– Эй, тут знающий человек хочет сказать! – донеслось из-за спин.

Ворчливая толпа расступилась, пропуская вперёд, чуть ухающего Александра. Оглядев нетерпеливые лица окружающих, профессор на мгновение столкнулся взглядом с Николаем и, едва заметно, приветственно кивнул. Сев на бетонный блок, старичок обратился к Степану: – Вы абсолютно правы, опасность никуда не ушла. Честно говоря, это чудо, что нас пока не накрыло.

– Ты кто будешь-то, чтобы мы тебя слушали? – небрежно крикнули из массы.

– Для вас – доктор Иванов, – привстал и задрал голову Александр, в поисках комментатора. – Если хотите понять, что происходит и чего нам ждать – советую выслушать меня. И впредь попрошу обращаться ко мне на «вы».

– Слышь, ты чё обор… – завёлся какой-то тучный бородач, но был быстро осажен тяжелым взглядом пришедших с профессором прихожан.

– Так вот, – продолжил Александр, возвращаясь на бетонный блок и оглядывая толпу. – Мы с вами живы до сих пор лишь потому, что две недели дует восточный, либо северный ветер. Однако, вечно это продолжаться не может.

– Сколько у нас времени? – донеслось сразу с нескольких сторон.

– Точно не сказать – зависит от погоды. Если подует с юго-запада – до нас дойдёт за день. Насчёт остальных направлений не знаю. Пока что нам везло, но, даже независимо от ветра – заражение всё равно догонит. И скорее рано, чем поздно.

– С чего бы это? – наигранно усмехнулся Калинин, нервно поглядывая на стоящих подле рядовых.

– Физика, полковник. Знаете, Земля-то круглая – в конечном счёте весь континент будет заражён. Более того, уже со дня на день, вода, которую мы все пьем, тоже станет непригодной. Почти месяц – достаточно долго, чтобы радиация успела проникнуть в подземные реки.

Отовсюду послышались ахи и испуганный бубнёж.

– Где же тогда безопасно? – поинтересовалась женщина с тростью.

– На луне, – сдержанно засмеялся старичок.

– Нашли время для шуток! – возмутилась дама.

– Прошу прощения, не удержался, – галантно улыбнулся профессор. – Действительно безопасным будет только то место, где можно безвредно выращивать еду. По правде говоря, если такое и есть – оно очень далеко. А быть может его и не существует вовсе.

– «И как нам узнать?» – «Насколько далеко?» – «А что насчёт Сибири?»

– Ну, всё зависит от того насколько много бомб взорвалось, – Александр вопрошающе повернулся к полковнику. Ответом был лишь холодный смеряющий взгляд. Профессор, не моргнув глазом, улыбнулся и вновь обратился к толпе. – Если, как я предполагаю, обстрелы шли среди ядерных держав, то наша цель – южное полушарие. Австралия, Новая Зеландия и Южная Америка будут более чем пригодны для жизни. В лучшем случае, ещё юг Африки.

– Ну а в худшем? – вновь подал голос Кирилл, нервно косясь на помрачневшего полковника.

– В худшем случае мы с вами уже были бы мертвы, так что всё не настолько плохо.

– Перестаньте сеять панику! – не выдержал уже побагровевший Калинин. – Вы преувеличиваете масштаб происходящего!

– Ну, я бы не драматизировал, если бы вы прямо рассказали, что происходит, – деловито цокнул и развёл руки Александр.

Окружающие стали наседать, обступив командира части: «Дед прав, вы нам вечно недоговариваете!» – «Вы вообще собираетесь что-то предпринимать?!» – «Слышали профессора? В запасе всего пара дней!»

– Всем живо отойти! А ну быстро успокоились! – раздался грубый крик полковника, но, на сей раз, приказ не возымел эффекта. Оглохшая толпа продолжала сжимать кольцо: «У нас вообще хватит топлива чтобы уехать?» – «Вы урезали выдачу еды, признайтесь честно, мы скоро умрём с голоду?!» – «Какой у нас план?!»

– Эта информация секретна! – Калинин оттолкнул ближайшего наседающего крикуна. – А ну назад! Я сказал назад!

– Э! Ты чё творишь?! Руки! – брызжа слюной, пихнули офицера в ответ со спины.

– Вы сейчас на трое суток все на губу уедете! – полковник положил руку на кобуру.

Раздалось несколько выстрелов. Народ завизжал, кто-то бросился бежать, другие – попадали на землю. Рядом с командиром тяжело дышал дрожащий сержант, направляя в небо дымящийся пистолет.

– Ты ополоумел?! – закричал Калинин, выхватывая оружие у подчинённого.

– Я не… Простите, я… – схватившись трясущимися руками за голову, солдат рухнул на землю.

– Целы? – обернулся полковник к остальным бойцам и облегчённо выдохнул, лишь получив утвердительные кивки.

На звук начали сбегаться люди со всего лагеря: «Кто стрелял?!» – «На нас напали?!» – «Что происходит?!»

– Он хотел нас убить! – указывал на сержанта упавший на землю визжащий бородач. – А ну скрутите его! Он псих! Маньяк!

– Лучше скажи это свихнувшемуся старику! – полковник загородил бойца широким телом. – Вы, вообще, слышали, что он нёс?! Какое к чёрту южное полушарие?!

«Они только и мечтают, что избавиться от нас!» – «Это вы во всём виноваты!» – «Умоляю, давайте уедем!» – «Жирная свинья, рассказывай всё, сейчас же!» – истошно вопили голоса вокруг, затягивая в водоворот истерики всё больше людей.

– Мы все уже мертвы! – рыдала ещё недавно дерзкая дама, лупя кулаками бетонный плац. Но внезапно исхудавшее тело женщины упало и начало извиваться в конвульсиях – Николай и Степан синхронно кинулись к ней. Женщина содрогалась, не реагируя на голоса и товарищам потребовались почти все силы, чтобы оттеснить смыкающееся кольцо паникующих жителей.

– Всё это плохо кончится, – шепнул Березин, укладывая уже слабее трясущуюся даму головой к себе на колени.

– Кто сейчас в дежурстве? – прощупав пульс и проверив реакцию зрачков, облегчённо выдохнул Николай.

– Ната, Люба и Стогов.

– Хорошо, они втроём управятся, – обдумывая что-то, врач махнул двум стоящим неподалёку рядовым. Бойцы беспрекословно подбежали и послушно подхватили даму. – Отнесите её в лазарет! А ты… – Николай перевел взгляд на помощника. – Проверь, может кому ещё нужна помощь, – ободрительно хлопнув товарища по плечу, врач протиснулся в центр сборища и решительно взобрался на бетонный блок.

– Прошу, выслушайте меня! – надрывая связки закричал мужчина. – Многие из вас меня знают, я не имею никакого отношения к военным! Я врач. Обычный гражданский врач!

Гул немного поутих, сотни глаз уставились на нового оратора.

– Я всегда был честен, когда лечил вас и ваших детей, поэтому и сейчас буду говорить предельно прямо! – Николай указал рукой на все ещё дрожащего сержанта. – Взгляните, парень просто в ужасе! Сколько ему, двадцать три? Наверняка только погоны получил! Уверен, он будет наказан за свою выходку, но пока никто не пострадал, прошу, давайте все вместе просто выдохнем, подумаем и спокойно поговорим. Ваши мысли заполнены страхом и отчаянием, я понимаю! Более того, я в том же положении, что и вы и тоже их чувствую! Но эти эмоции никогда не помогают в решении проблем, наоборот, только всё ухудшают, и вы не маленькие дети, чтобы вам это разжёвывать! Никто здесь не будет рад жертвам: ни мы с вами, ни полковник! А если продолжить нагнетать ситуацию – жертвы непременно будут!

– И что, нам просто молча терпеть и загибаться?! – крикнула какая-то девушка. Толпа одобрительно подхватила.

– Нет, никто не собирается молчать! Мне тоже многое не нравится, поверьте! У меня огромный вал претензий к военным и к полковнику лично: я терпеть не могу здешнюю сырость и поселение в палатках; от ужасного сна на бетоне у меня болит каждая мышца и я в ярости от неопределённости, которой нас пичкают в каждой речи! – из толпы донеслось несколько одобрительных выкриков. – Но, несмотря на всё это, мы не можем опуститься до драк и междоусобиц! И дело тут, даже, вовсе не в какой-то высокой морали, а в обычном здравом смысле! Сейчас нам нельзя тратить силы на грызню между собой, особенно учитывая проблемы с провизией! Приберегите энергию, её ещё будет куда деть! Да, всё хреново! И для тех, кто ещё не понял: у нас конец света и дальше будет только хуже! Но подумайте вот о чём: что бы вам сказали ваши погибшие близкие, узнай они как попусту вы растрачиваете свой второй шанс, собачась между собой! Они посоветовали бы вам психовать и кидаться друг на друга?! Да чёрта с два! Мы должны сохранять здравый рассудок! Сохранять единственное, что поможет нам всем выжить – наш разум! Соберите свои нервы и оглядитесь вокруг! Посмотрите на людей рядом с собой и запомните их лица! Нравится или нет, но все мы теперь связаны и только вместе сможем пережить этот ужас!

– Это никак не избавляет нас от проблем, высказанных профессором, – окончательно набравшись смелости, вскинул голову Кирилл. – Что насчёт радиации? Заражения воды?

– И это тоже верно! Я хочу верить, что военные не сидели без дела и у них есть план, как нас всех отсюда вытащить, но также я убеждён, что какой бы весомой ни была причина молчания полковника, так больше продолжаться не может! И я вместе с вами считаю необходимым требовать ответов и действий! – Николай опустил взгляд на офицера. – Думаю, после произошедшего здесь, они поняли, что лучше рассказать нам всю правду, не так ли?

В глазах толпы загорелась искра доверия, одобрительные голоса зазвучали ещё громче, а среди молчащих проскочили лёгкие ухмылки.

– Хотите знать – будь по-вашему! Спасибо, Небоходов, отличное шоу, – натужно улыбнулся Калинин, смахивая пот. – В скором времени вам всё расскажут… На следующем собрании, через пару дней! А на сегодня мы закончили!

Нацепив фуражку, полковник вместе со своей гвардией зашагал прочь. Николай уловил многозначительный взгляд стоящего поодаль Александра и слез на землю. Люди более-менее успокоились, хотя от некоторых всё ещё доносились тихие всхлипы. Толпа начала рассасываться, расползаясь по палаткам и смещаясь в сторону кухни: близился полдень. Николай подошёл к курящему профессору и вопросительно вскинул руки: – И что это было?

– Как по мне, недурная речь.

– Бросьте. Полная банальщина, – закатил глаза врач. – Но, на удивление, сработало.

– Конечно, вам не хватало уверенности, да и эмоций многовато, но, зато, вы звучали искренне и попали в болезненное место. Жалобы на боли в спине особенно удались, как по мне. Браво. Поздравляю с началом политической карьеры.

– Обязательно попробую стать губернатором ядерной пустоши, – карикатурно поджав губу, вскинул голову Николай. – А вот вы напугали их до чёртиков.

– Ничего, им полезно, – профессор достал из кармана пачку сигарет и протянул доктору. – Будете?

– Нет, спасибо, – Николай нахмурился. – Австралия? Южная Америка? Серьёзно? Уж лучше бы остановились на Луне, для нас сейчас это одно и то же. Зачем вы вообще вмешались?

– Потому что люди имеют право знать. Не ваши ли это слова? – профессор улыбнулся и посмотрел на часы. Прозвучал обеденный гудок – желудок отозвался протяжным урчанием.

– Я говорил, что люди заслуживают правды, а не ваши спекуляции на пустом месте.

– Вот так с ходу решать, что есть правда – весьма надменно с вашей стороны, не находите? – не найдя достойного ответа, врач смолк и согласно цокнул. – Николай, скажите, сколько по вашим прикидкам пришло на это собрание? Двести с небольшим, ну, максимум, триста человек, не считая сбежавшихся уже на выстрелы, да? Знаете, о чём это говорит? Где остальная тысяча?

– Сидят и горюют о рухнувшем мире, – презрительно покачал головой Николай. – Они сдались.

– Сдались? – Александр широко распахнул глаза. – Ни в коем случае! Они всего лишь не хотят в очередной раз отчаиваться и просто стараются жить, пока у них есть хоть малейшая возможность.

– О чём вы? – недоумённо покосился врач.

– Поглядите сами, – профессор указал ладонью на центральную площадку лагеря. Кто-то принёс свежих дров и вновь разжёг кострище. На валяющихся грузовых покрышках, служащих стульями, уже расположились везунчики, урвавшие самые первые порции обеда. Пространство наполнилось довольным чавканьем, разговорами и смехом. Мимо пробежали играющие в догонялки дети.

– Люди удивительные создания, не так ли? – глядя на опешившего собеседника, констатировал Александр. – А как же дочь вашего коллеги? Что-то я её тут не вижу. Она тоже сдалась? Но разве сдавшийся будет отдавать последнее, ради мимолётной радости своего близкого? Нет, отсутствие надежды вовсе не означает покорное смирение со смертью.

Николай проглотил неожиданно подступивший к горлу комок и поспешил сменить тему: – Вы сказали у нас будет всего день.

– Верно, – кивнул профессор и посмотрел на небо вдалеке. – Если ветер пойдёт с юго-запада.

– И насколько сильная будет доза? В смысле, прошёл уже месяц, не должны осадки стать менее опасны?

– Николай, вы понимаете, как работает радиация? – вопросительно поднял брови Александр. В ответ последовало сомнительное невнятное покачивание: – На базовом обывательском уровне.

– Что ж, тогда смотрите: во-первых, многие города, скорее всего, до сих пор пылают, выбрасывая в атмосферу миллиарды тонн яда, рассыпанного бомбами непосредственно при взрывах. Всё это поднимается в атмосферу и проливается дождём, а дальше впитывается в землю. Отравляет почву и воду, убивает леса и всё живое… Но пока она ещё достаточно сконцентрирована, а значит – сильнее. Если попадём под заражение сейчас – то, в самом оптимистичном варианте, через двое суток заработаем острую лучевую, а через трое – поляжем прямо тут.

– Даже так… – Николай обречённо выдохнул и печально усмехнулся. – И когда мы сможем не бояться каждого дождя?

– Если речь идёт о полномасштабной атомной войне, то к моменту, как радиация распределиться по всему полушарию – фон будет не критическим для нахождения на улице, но десятилетия, если не века, нельзя будет ничего выращивать и пить, – профессор выпустил изо рта струйку дыма от почти докуренной сигареты. – Так что, не при нашей с вами жизни в любом случае.

– Не против? – Николай указал на окурок в руке собеседника. Александр недоумённо вскинул брови, но протянул бычок – врач одним вдохом оставил лишь тлеющий фильтр. – Вы разозлили Калинина. Уверен, вы знаете, что происходит с людьми, когда они начинают терять власть.

– О, поверьте, у него всё было под контролем. Да и вы тоже в стороне не стояли.

– Не страшно, у нас с ним и так сложные отношения.

Внезапно в беседу вклинился один из стоящих неподалёку прихожан и настойчиво шепнул что-то на ухо профессору. Александр на мгновение нахмурился и, поблагодарив рослого бритого мужчину, вновь бросил мимолётный взгляд на небо: – Прошу меня простить, у всех бывают неотложные дела.

– Что с нашим уговором? – Николай уже было зашагал следом, но был остановлен жестом руки старичка.

– Приходите после восьми. Вас определённо заинтересует услышанное, – профессор вежливо поклонился и направился в сторону выхода из части.

– Вам уже удалось что-то поймать?! – неверяще воскликнул доктор.

– Вечером. Всё вечером, – отдаляясь, выкрикнул Александр.

Проводив уходящую фигуру взглядом, Николай почувствовал урчание в животе, опомнился и зашагал за обедом.

***

Дедушка часто брал меня с собой в лес. С самого начала весенних каникул, когда первые ручейки устремлялись по ещё промёрзшим обочинам и вплоть до поздней осени, когда покрывало из опавших листьев застилало землю, он при любой возможности тянул меня в чащу. То подышать воздухом, то размять ноги после городской жизни, то нагуляться перед учебным годом, то по грибы да ягоды. Не представляю как бабушка уживалась с ним все те годы, ведь она, напротив, никогда не любила прогулки, предпочитая дикой природе тёплый плед и мягкое кресло. Единственное на что её хватало – небольшой садик на заднем дворе, да клумба с неприхотливой геранью у крыльца.

Но вот дед был безустанным. Вечно хвалился, как в молодости вместе с однокашниками прошёл пешком вдоль всего Байкала меньше чем за месяц, да ещё и умудрился поймать огромного осётра, размер которого неправдоподобно увеличивался с каждым пересказом. Вечно строил из себя авантюриста-сорвиголову, а в восьмидесятых, посмотрев первого Индиану, принялся носить широченную шляпу. Ещё и периодически втыкал в неё гусиное перо, становясь безумным гибридом археолога и мушкетёра. Правда, в отличие от оригинала, его головной убор был сделан не из высококачественной кожи, а из ядрёно-фиолетового велюра, что вызывало испанский стыд не только у бабушки, но и у всех свидетелей данного преступления против моды.

Большинство наших прогулок длилось всего несколько часов, но иногда, если позволяла погода и дедушкин график, мы отправлялись в полноценные многодневные путешествия – я ещё хвалился в школе, что научился без подручных средств разводить костёр и метать ножи. Дед всегда брал с собой ружье, если мы собирались идти куда-то дольше, чем на день, однако, начищенное до блеска старинное оружие с витым узором на деревянном прикладе выстрелило при мне лишь единожды.

Мне было четырнадцать. То было утро третьего дня нашей экспедиции к дивному лесному водопаду, который дедушка грозился показать мне последние пару лет. Мы проспали почти до полудня и, позавтракав хлебцами и собранными прошлым днём ягодами, отправились по финишной прямой: до заветной цели оставались считанные километры. Ласковое солнце, пробиваясь сквозь крону над головами, бережливо согревало спину. В воздухе, после лёгкого ночного дождя, ещё витал запах хвои. Дед рассказывал какую-то историю про товарища с работы и злостных куриц, проклевавших надувную лодку в сарае.

Но вот мы, наконец, приблизились к пункту назначения: густой лес сменился редкими деревьями, из земли показались выпирающие серые камни, а сбоку послышалось журчание бегущей под горку речки. Последовав за шумом, мы вышли на небольшую опушку у самого края водопада. Поток прозрачной воды, словно табун лошадей, перепрыгивал через пороги и кружился в маленьких омутах, устремляясь к обрыву и падая с восьмиметровой высоты.

Вдруг дедушка склонился над пропастью и нахмурился, всерьёз обеспокоившись увиденным внизу. Мы обошли водопад и аккуратно спустились по пологому склону. У самого подножия, всего в нескольких метрах от продолжающей тянуться вглубь леса речки, распластавшись на мокрых камнях, лежал окровавленный волк. Такое зрелище было бы сложно забыть, даже будучи взрослым: измазанная кровью пасть; переломленная почти пополам лапа; торчащее из разорванного бока ребро и слипшаяся от воды и грязи шерсть. А за спиной хищника, от самого подножия обрыва, тянулось несколько багровых ручейков.

– Что с ним случилось? – спросил я, опасливо выглядывая из-за спины своего наставника.

– Упал, – отчеканил дед, хмуро вглядываясь в морду зверя. Тот не рычал и не скулил, просто следил за нами своими бездонными чёрными глазами и… Ждал.

– Отвернись и зажми уши, – впервые на моей памяти голос деда звучал так холодно и жёстко. Повинуясь приказу, я отвернулся – вскоре раздался выстрел.

Дедушка повесил дымящееся ружьё на плечо и всё также угрюмо посмотрел вглубь леса. Проследив за его взглядом, я увидел, что след продолжался и перед волком: на рыхлой чёрной земле кровь была незаметна, зато чётко отпечатались лапы, направляющиеся вверх по склону, к вершине водопада. И вдруг я всё понял. Он прыгал. Забирался на утёс и бросался вниз на камни, разбивая о них свою жизнь и оставляя кровавые лужи, медленно смываемые долетающими брызгами воды. После чего кое-как вставал на лапы и снова проделывал тот же путь до вершины, лишь чтобы вновь сигануть в пустоту. Судя дорожкам следов, он успел проделать это минимум четыре-пять раз, прежде чем окончательно рухнул без сил. Взяв меня за руку, дедушка медленно зашагал вглубь леса, высматривая что-то на земле. Примерно в полусотне метров от водопада, среди зарослей папоротника лежала мёртвая волчица и несколько растерзанных волчат.

Я вспоминаю этот случай уже почти двадцать лет, но для меня до сих пор остаётся загадкой, что именно произошло. Вариантов было множество, но каждый из них привносил куда больше вопросов нежели ответов. Вы и сами можете подумать об этом и, вскоре, поймёте, что версий значительно больше, чем кажется на первый взгляд. Но несмотря на то, что я так и не узнал истины, думаю, эта история научила меня тому, что порой стоит просто смириться, ведь некоторые вещи мы так никогда и не поймём.

20 июня, Н. Небоходов

***

– Николай, – донеслось из-за спины. Позади врача, сунув руки в карманы, стоял вечно хмурый Василий.

– Чем обязан? – доктор убрал тетрадь во внутренний карман пальто и повернулся к гостю.

– Хотел извиниться, – на полсекунды замялся мужчина и протянул руку. – Слышал тебя утром, тогда в госпитале был неправ.

Ожидая совсем иного, врач одобрительно улыбнулся и пожал протянутую ладонь, а после – кивнул на болтающуюся на плече Василия гитару: – Это ты по вечерам распеваешь?

– Ну, распевает много кто, я больше играю, – музыкант ласково похлопал выцветший инструмент.

– Учился где-то?

– В консерватории «Старший брат и пьянки вместо уроков» – мужчина панибратски присел рядом и дёрнул несколько струн.

– Неплохое место, оттуда тьма культовых творцов выпустилась, – чуть подвинулся Николай, какой-то частью сознания всё ещё отвлекаясь на детское воспоминание из леса.

– Я, собственно, о чём перетереть с тобой подошёл, – музыкант сменил тон на более серьёзный, но уважительный. – Видел вы с этим дядькой стояли обсуждали что-то. Надеюсь, ты с ним не заодно?

– О чём ты? – доктор, наконец, полностью вынырнул в реальность, вспомнил про тарелку с обедом и, быстро схватившись за ложку, отправил первую в рот. К сожалению, каша уже остыла и теперь ощущалась безвкусными мокрыми опилками.

– Да брось, я же не дурак, вижу к чему всё идёт, – Василий вскинул руки и, хлопнув одной из них по плечу Николая, тихо подытожил. – Этот мужик собирается убедить полковника увезти нас отсюда, да?

– Спроси его самого, не в моих привычках говорить за другого, – Николай нахмурился и, дёрнув рукой, скинул руку гостя.

– Да не, западло с таким говорить, скользкий он больно. Знаю я эту породу, ничего святого нет, только о собственной шкуре и думают.

– Ну а от меня-то ты чего хочешь? – врач сдержанно посмотрел в глаза собеседника.

– Ты возразил полковнику, я уважаю это. Военные слишком много себе позволяют, особенно главный. По-хорошему приструнить бы их, да пожёстче. Если ты надумал чего – я бы вписался.

– Расстрою тебя, но ничего такого, я просто не хотел, чтобы дошло до драки, или того хуже – стрельбы. Что касается профессора, как по мне он говорил вполне здравые вещи.

– Этот пёс предлагает нам оставить родную землю! – выпучив глаза, Василий на мгновение подскочил с места.

– Если здесь действительно так опасно, то это единственный выход, –Николай ещё раз оглядел музыканта с ног до головы. – Или ты планируешь жить в заражённой пустыне? Такой костюм явно для этого не подойдёт.

– Это же наша страна! Наш дом! Родина!

– Ты понимаешь, что если то, что он говорит правда, те кто останутся – покойники? – недоумённо вскинув брови, Николай вперился взглядом пуще прежнего.

– Значит так тому и быть! – ни секунды не сомневаясь, в сердцах воскликнул Василий. – Здесь похоронены наши родители, здесь растут наши дети, здесь наше прошлое и вся наша жизнь!

– Подожди, но это же просто абсурд! – врач отложил тарелку в сторону продолжая изучать лицо распалившегося мужчины и надеясь найти хоть какие-то признаки фальши. – А как же твоя жена? Даша, верно? Разделяет твою суицидальную страсть?

– Моя жена – не твоего ума дело! – резко перебил музыкант.

– Как скажешь, – многозначительно хмыкнув, Николай вернул взгляд на обед.

– Знаешь, есть вещи поважнее жизни.

– Я предпочту доесть в одиночестве, – доктор кивнул на тарелку. Василий поднялся и резко развернувшись скрылся между рядов палаток.

Небо стали заполнять тучи, на сей раз гонимые ветром с севера. Николай устало потёр глаза: из-за недосыпа зрение плохо фокусировалось в полумраке. Каша на вкус окончательно превратилась в сырой ледяной цемент и доктор поспешил переключиться на бульон, пока с тем не случилось того же.

– Привет! – вновь раздался голос, но на сей раз высокий и женский.

Николай, закатив глаза, мысленно чертыхнулся и, вскинув голову, увидел перед собой, укутанную в толстый пуховик, хлопающую глазами Лену с двумя тарелками в руках.

– Не против? – девушка указала на соседнюю покрышку. Врач равнодушно кивнул. Лена подсела и принялась жадно уплетать похлёбку. В полминуты заточив всю порцию, гостья довольно отложила пустую тару. – Так у тебя сын или дочка?

Врач недоумённо нахмурился, пытаясь понять к чему все эти вопросы.

– Ты кудряша выменял, – уточнила девушка.

– А… – многозначительно протянул Николай, вспоминая о совсем забытой покупке. – Нет, он для одной из пациенток. У меня никого.

– Ну, ещё не вечер, – улыбнулась Лена, принимаясь за кашу.

– Смотрю ты повеселела, приятно видеть, – искренне улыбнулся мужчина.

– Тот старик сказал, что юг Африки возможно безопасен, значит мои могли… Ну по крайне мере есть шанс… – губы гостьи задрожали, а голос начал срываться на плач. – Даже если крошечный, то хотя бы ненулевой.

– Тебе не жарко в нём? – кивнув на пуховик, отвлёк девушку Николай. И впрямь, укутанная Лена походила на поджавшего шею нахохлившегося пингвина.

– Не, даже наоборот прохладно. Я вообще по жизни мёрзну постоянно, – девушка показательно потёрла ладони и подтянула рукава. – Благо у меня в палатке действительно тепло. Хочешь зайти?

Врач на мгновение нервно нахмурился, с опаской огляделся и наклонился к собеседнице, переходя на шёпот: – Ты хочешь обсудить что-то, о чём мы не можем поговорить тут?

– Ну, ты же сам сказал, что мы все теперь связаны – гостья придвинулась и положила ладонь на руку Николая. – Так что… Как насчёт того, чтобы немного укрепить эту связь?

Застрявший на середине вздох резко стал тяжёлым, словно товарный вагон, а затылок начало прожигать несуществующим взглядом. Возникло почти маниакальное желание обернуться, дабы убедиться, что за спиной никого нет.

– Быть может в другой раз, – прикрыв глаза и медленно выдохнув, Николай сдержанно улыбнулся, отстранился и убрал руку в карман – все ощущения тотчас отступили.

Лена удручённо хмыкнула, собираясь что-то сказать, как вдруг её прервал Березин, с кряхтением старика рухнувший на последнее свободное место рядом: – Не оставите нас? Мне с коллегой нужно обсудить рабочие моменты.

Девушка скользнула по гостю заинтересованными глазами, улыбнулась, сдержанно кивнула и, забрав пустые тарелки, зашагала прочь.

– А ты популярен! – провожая особу взглядом, присвистнул Степан.

– Ага, как не надломленный букет на могиле.

– А она ничего в целом.

– В таком случае любезно уступаю, – наигранно улыбнулся доктор, отправляя в рот очередную холодную ложку.

– Да ладно, развеялся бы! – рука товарища хлопнула по плечу. – Тебе не повредит!

– Когда кремируют, тогда и развеюсь, – Николай, наконец, осушил тарелку. Бульон не прибавил сытости, зато оставил на зубах болотистый вкус местной воды. – А ты смело вступился за паренька. Я думал, ты боишься Калинина.

– Теперь в довесок ещё и от его болванчиков шарахаться буду! Мало ли пристрелят с перепугу, – Березин, изобразив крайнюю степень абсурда, вскинул руки изображая ужас.

– Зачем тогда влез? – заинтересованно и шутливо сощурился врач. – Погеройствовать решил?

– Кто-то же должен был.

Лицо Николая расплылось в одобрительной ухмылке, которую тот даже не пытался придержать.

– Челюсть подбери, а то всё, что съел вывалится, – беззлобно буркнул Степан. – Калинин выбесил меня. Моего брата так же шпыняли: типа ребёнок ещё, не понимаешь ни черта, а по итогу наоборот оказалось. Только он и понимал.

– Расскажешь? – сдержанно поинтересовался мужчина.

– Когда-нибудь, – Березин стих и призадумался. Вдалеке раздался звон бьющейся посуды и ругательские причитания – помощник вернулся в реальность. – Я поговорил с ним как все разошлись. Парню всего-то семнадцать, а никакие не девятнадцать. Но он правда здесь совсем один. Отца не знает, мать была на работе, когда всё случилось. До сборного пункта так и не добралась.

– И как он? – мысленно посочувствовав юноше, покачал головой врач.

– Бодрится, как ещё, – Степан угрюмо отставил свой обед в сторону. – Калинин со своими олигофренами совсем страх потеряли: сегодняшняя пальба – это уже серьёзно, шеф.

– Знаю… Я работаю над этим, – Николай прикинул время и указал на одиноко отложенную тарелку. – Ты доедать-то будешь?

Березин, скривившись, помотал головой и вскинул лицо к небу. Тучи окончательно заволокли оное, не оставив ни одного светлого пятнышка: – Вот-вот польёт. Так что, есть новости по приёмнику?

– Вечером будут.

– У нас смена через пятнадцать минут, – устало поглядел на часы Степан.

– Тогда пошли, работа не ждёт, – захватив порцию товарища, Николай с помощником зашагали в лазарет.

Однако, в медчасти царила непривычная, даже для обеда, суматоха. Почти все посетители были выдворены наружу, а изнутри доносился тяжёлый кашель и болезненные уханья. К вошедшему Николаю тотчас подлетела запыхавшаяся коллега: – Слава богу ты здесь! Уже собирались посылать!

– Ната, что у вас тут случилось? – скинув пальто и отставив недоеденный обед, вмиг помрачнел Николай, обводя взглядом совсем недавно мирное и спокойное помещение.

– Всего шестеро, не могли нормально дышать, у четверых температура под тридцать девять!

– Начали капать?

– Сразу, но это последние запасы. С учётом того, скольким сейчас нужно ставить, хватит только на эту ночь. У меня нет опыта, я не могу без рентгена понять, насколько всё плохо.

Николай достал стетоскоп и направился к ближайшей койке с пожилым мужчиной. Его дыхание было похоже на бурлящий вулкан, периодически извергающийся припадочным кашлем, шея распухла, а сердце скакало похлеще чемпиона ипподрома.

– Тех, у кого острые симптомы переложите отдельно, – доктор указал на дальнюю стенку. – Чего зависли?! Прямо сейчас, живо!

Ната махнула рукой, подзывая коллег. Николай вгляделся во взволнованное лицо подошедшего Стогова: – У вас мозги есть вообще?! Их продуло!

– Док, с каждым днём всё холоднее становится, ещё и этот ливень. Я не знаю… Я даже не думал! – бегающий взгляд полного мужичка смотрел куда угодно, только не на начальника.

– Ты врач или тупой первокурсник?! Может стоило меньше развлекаться с кино и больше внимания уделять пациентам?! – голос Николая сорвался на полукрик, привлекая внимание окружающих. – Сейчас же соберись и не вздумай больше отвлекаться! Ещё можно всё исправить!

Фельдшер побледнел и, кивнув, кинулся поспешно выполнять указания.

– Притащите ещё две печки и топите без остановки, нужно чтобы тут постоянно было тепло! – продолжил доктор, жестикулируя руками, словно оркестровый дирижёр.

– У нас не хватит дров! – воскликнула молодая медсестра Люба.

– Ну так скажите солдатам, чтобы перестали прохлаждаться и нарубили про запас! – руки машинально сжались в кулаки. – Когда проветриваете – открывайте только два окна в разных концах зала. Все щели заклейте скотчем! Быстро, быстро! Нам нужна циркуляция, а не сквозняк!

Подчинённые забегали, принялись передвигать кровати и залатывать продуваемые оконные рамы.

– Николай, – взволнованно позвали доктора с одной из коек. Напрягшийся врач направился к женщине, сидящей возле узкой раскладушки.

– Здравствуйте, Ева…

– Оля, ей тоже плохо, – дрожащим голосом перебили врача, указывая на спящую рядом дочь.

Сердце сжалось тянущей болью. Николай опустился на пол и приступил к осмотру. Послушав сердце, лёгкие и измерив давление, врач с небольшим облегчением вытер пот со лба.

«Лапу, Элли. Лежать!» – пробурчала девочка сквозь сон, пытаясь повернуться на бок.

– Элли? – врач с любопытством повернулся к матери.

– Собака за забором части, мы подкармливаем её. У нас раньше была такая же, но пришлось оставить, – женщина на мгновение отвернулась, смахивая слёзы и проглатывая ком в горле. – Как она, доктор?

– Всё не так плохо. Температуру мы собьём, лёгкие затронуты, но несильно – антибиотики помогут.

– Я слышала, что вам говорила коллега. У нас кончаются лекарства, да? – женщина нервно сжала пальцы на запястье врача.

– Эту проблему мы решим, для вашей дочери всего хватит. У неё куда больше шансов выздороветь без последствий, чем у любого из лежащих здесь, – доктор попытался улыбнуться, но лицо, словно обезболенное анестезией, отказывалось изображать оптимизм.

– Что мне делать, Николай? Я готова помогать чем угодно, только скажите, что мне делать! – дрожащим голосом взмолилась Ева, перемещая руки к дочери и стискивая металлическую раму раскладушки.

Врач притих и печально скользнул по лицу женщины, вычленяя некоторые знакомые черты и изгибы. Проклятое жжение вновь не заставило себя ждать.

– К сожалению, единственное, что вы можете – быть рядом. Знаю, это банально и больно слышать, но сейчас помогут лишь лекарства и её собственная выносливость.

– Мама, – раздался слабый голосок приоткрывшей глаза девочки.

– Малышка, как ты?! – Ева кинулась к дочери, обнимая и прижимая её к сердцу. – Всё будет хорошо, Олечка! Всё будет хорошо!

– Мам, ну перестань, мне дышать нечем, – отбивалась явно недовольная теснотой девочка. Продержав дочку ещё с полминуты, женщина через силу разжала хватку. Николай настороженно прислушался:

– Оля, как себя чувствуешь? Не больно говорить?

– Нет, не больно. Только жарко очень и болит тут… – указав на грудь, закашлялась девочка.

– У меня для тебя кое-что есть, – врач тепло улыбнулся, направился к вешалке и, достав из рюкзака вязанного барашка, аккуратно вручил подарок в детские руки.

– Ой, Бася! – девочка вмиг порозовела и стиснула игрушку в объятиях. – Спасибо, доктор! Спасибо!

– Бася очень устал и хочет отдохнуть. Составишь ему компанию во сне?

– Угу, – Оля ткнулась носом в пушистый бок барашка и мигом провалилась в дремоту.

– Она мне постоянно рассказывала про него, – женщина с умилением погладила детскую щёку и, поцеловав дочку в макушку, поднялась с пола. – Хорошая сказка.

– Ева, я обещаю, с вашей дочерью всё будет хорошо. У военных есть резервный запас антибиотиков, я прямо сейчас пойду за ним. Будьте рядом с ней, вы обе сильные и справитесь! – Николай развернулся и решительно направился к выходу из медчасти.

– Для меня будут отдельные указания, шеф? – настиг вопрос Березина у самого выхода.

– Не подпускай Стогова к пациентам, пусть таскает кровати. Все уколы ставь сам, он достаточно наворотил.

– Сделаю, босс, – понимающе кивнул Степан. – Ты к Калинину?

– Ублюдок должен мне ту партию!

– Он не отдаст, знаешь же, – удручённо пожал плечами парень.

– Разберитесь здесь, я всё добуду! – стараясь игнорировать очевидное, уже выбегая, крикнул врач.

Как и предсказывал помощник, дождь всё-таки начался. Да и какой: беспросветная буря. Чёрное небо обернулось порталом в мир бесконечной воды, устроив в лагере почти библейский потоп. Николай нёсся по неровному плацу сквозь поселение, сейчас больше походившее на архипелаг из палаток. Спрятавшиеся под натянутым брезентом вокруг зажжённой бочки Василий с горсткой энтузиастов во всю распевали песни культового Ленинградского музыканта о группе крови и пачке сигарет. Стоящие рядом пустые бутылки церковного кагора намекали, что профессор расширил свой рынок сбыта. А из-под каждого навеса доносились обсуждения утреннего инцидента: «Ой да кого там бомбить стали бы? Кенгуру?» – «Сегодня в каше половину таракана нашла, чуть на месте не вывернуло!» – «Спрячь это куда подальше, отберут ведь!» –Ботинки ощущались ластами, а вымокшее пальто давило на плечи и хлестало подолом по ногам. Наконец уперевшись в здание штаба, Николай забежал по скользкой лестнице и, толкнув заедающую дверь, оказался в приёмном зале.

– Вы куда? – завидев нежданного посетителя, встал из-за стола дежурный боец.

– К Калинину, дело срочное, – не останавливаясь, зашагал сквозь помещение врач.

– Приказано сегодня не беспокоить, все вопросы обсудите завтра.

– Ты в курсе кто я?! – мужчина уставился в лицо преградившего путь молодого рядового.

– Д-Да, док, но полковник ясно сказал, чтобы его не беспокоили.

– На тебя нет времени! – Николай напористо отодвинул молодого рядового в сторону и, игнорируя крики возмущения в спину, бегом ринулся вглубь здания, оставляя за собой водяной след.

– Полковник! Есть разговор и лучше бы вам на него согласиться! – толкнув дверь кабинета и влетев внутрь, ядовито выпалил врач раскинувшемуся в кресле офицеру.

– Командир, я сказал, что к вам нельзя, но он просто не слушал, – подоспел следом запыхавшийся оправдывающийся солдат.

– С тобой позже разберусь, – угрюмо проскрежетал Калинин опустив тяжёлый взгляд на гостей – боец застыл истуканом, не в силах решить: остаться ему или выйти. – Небоходов, ты сегодня, видимо, меня доконать решил?

– Я предупреждал вас, что нельзя прекращать лечение! Мы снизили дозу, потому что вы забрали партию, на которую мы рассчитывали и теперь у шести моих пациентов осложнения!

– Ну, конечно… – мужчина равнодушно отпил янтарной жидкости из стоящего на столе стакана. – Зачем же ещё ты мог меня потревожить.

– Вам придётся отдать лекарства, полковник!

– Неужели?! – едва не сорвавшись на гогот и вздёрнув брови, воскликнул Калинин.

– Фёдор, да послушайте вы! У нас препаратов на один день, а там лечения минимум на пять! – приблизился Николай, опираясь на деревянный стол и нависая над офицером. – Инфекция сожрёт их лёгкие!

– Нет, это ты послушай: для начала не заливай мне пол, – полковник брезгливо махнул в сторону вешалки. – Рядовой! Чай доктору сообрази! – боец виновато кивнул и вышел из кабинета. – Мне казалось я ясно донёс информацию, что партии нет.

– И мы оба знаем, что это полная брехня! – выпалил врач лишь сильнее нависая над столом.

– Выбирай выражения! Обвинять во лжи того, к кому приполз за помощью – не самый умный ход.

– Полковник, среди них же совсем ещё дети!

Калинин ненадолго призадумался и деловито постукал пальцами по столу: – Это всё печально, но ты не хуже меня знаешь, что люди смертны. Вот чего у нас точно полно – так это морфина. Вколи своим пациентам, пусть спокойно уйдут без страха и боли.

– Совсем обезумели?! – нервно задрожал Николай, руки напряглись, грозясь оставить на дереве вмятины ладоней, либо сжаться в кулаки и полететь в лицо собеседника. – Кем вы себя возомнили?! Не вам решать кому жить!

– Именно это и делают командиры, Коля! Странно, что ты к своим годам этого не понял, – печально улыбнувшись, полковник повернулся на кресле и вгляделся в окно: струи дождя наперегонки сбегали по дрожащему в раме стеклу. – Они всё равно умрут. Ты же не дурак, прекрасно понимаешь: даже если вылечить их сейчас, сколько они протянут? Месяц? Два? Через сколько свалится очередная болезнь или они влезут в петлю от мыслей о своих погибших семьях? А что они будут делать, когда начнётся голод? Когда опускается ночь, выживают лишь те, кто умеет разводить огонь, остальных сжирают хищники. Меня не интересуют бесполезные слабаки, я ответственен за тех, кто сможет выжить в новом мире.

– Полковник, вы не можете обречь их на смерть! Они доверили вам свои жизни! Это же обычные люди! Гражданские!

– Ах, гражданские! – Калинин вскинул голову и истерически улыбнулся. – Ну, конечно, как всегда! Гражданские! Никому нет дела сколько солдат полегло, особенно в первые дни! Мои парни совершали невозможное – спасая задницы твоих гражданских! Подвиг, сохранивший тысячи жизней! Но всем плевать, как и всегда! Что до всего этого, что сейчас, – полковник опустошил стакан, немного скривившись от вкуса. – Трезвонят лишь о погибших хлюпиках, даже если это идиоты, которые по своей же тупости вышли из убежища, хотя им сто раз говорили не лезть на рожон! Думаешь, мы что-то должны вам?! Теперь, когда мира больше нет? Обязаны вас кормить и согревать?! Всё, что вы сейчас имеете – это дар! Наш дар вам! Мой дар!

– Может вам стоит сказать это матери девятилетней девочки? Или отцу двух пятилетних мальчишек, который ещё вчера мог дышать сам, а сегодня его лёгкие похожи на фарш? – голос врача перестал дрожать, превратившись в тихий острый скальпель. – Думаете люди покорно примут ваше разделение на полезных и недостойных?

– Угрожать решил? – сжав подлокотники кресла, Калинин поднялся и навис по другую сторону стола, вперившись в глаза врача и тыча тому в грудь пальцем. – Со мной это не пройдёт, Коля! Я в жизни не пасовал перед шантажом, а перед блефом уж тем более!

– Я не стану молчать, полковник! Не в этот раз! Если вы не дадите лекарство – через час у вас под окнами будет полтысячи разъярённых жителей.

– Попробуй и увидишь, что будет, – оскалился вояка.

– Что, начнёте стрелять в людей за то, что они пытаются спасти своих близких? Устроите бойню?! – ядовито выпалил врач в искривлённое самоуверенной ухмылкой лицо.

– Да что ты знаешь о бойне, щенок?! – взгляд полковника пронзал ледяной сталью. На мгновение Николай разделил страх Березина. Между мужчинами повисла тишина, прерываемая лишь шумом ливня за окном. Ястребиные взгляды изучали друг друга, ожидая малейшей ошибки.

– Предложу альтернативу, – всё же нарушил молчание Калинин. – На рассвете выезжает колонна. На этот раз в Никольск. У меня проверенная информация, что там есть топливо. Много топлива. Конечно не столько, сколько нам надо, но для начала сгодится. Поедешь с ними – найдёшь аптеку, больницу, склад, хоть джина лысого, мне плевать что. Если сможешь достать лекарства – трать их на своих дистрофиков, я не возражу.

– Это слишком долго, – призадумавшись, покачал головой врач.

– Ну ты же сам сказал, что на один день запаса хватит. Либо так, либо…

– По рукам, – тут же перебил Николай.

– Что–то ещё? – усмехнувшись, вскинул бровь Калинин.

– В лазарет нужна пара бойцов, помочь с тяжёлой работой: нарубить дров и прочее.

Полковник достал из ящика стола рацию: – Сержант, приём!

– Да, Фёдор Михайлович? – донёсся механический голос из передатчика.

– Возьми двух ответственных парней и отправляйтесь в медчасть. Выполняйте всё, что вам скажут врачи и чтоб без пререканий, уяснил?

– Принял, будет сделано!

– Доволен? – Калинин снисходительно смерил доктора. Николай утвердительно кивнул. – Знаешь, Коля, тебе стоит хорошенько подумать на чьей ты стороне, ведь, в отличие от этих тряпок, ты как раз среди тех, кто сможет выжить. Вбитые в тебя бредни о спасении каждой жизни не дают увидеть полную картину и, если не будешь готов – новый мир сожрёт и тебя.

Наконец отпустившие стол руки, расслабились и заныли от долгого напряжения, а в голову ударил адреналиновый жар. Николай, держась так уверенно, как мог, развернулся и вышел из комнаты, сталкиваясь в проходе с растерянным рядовым.

– Ваш чай, – боец протянул металлическую кружку, но был проигнорирован: доктор обошёл солдата и зашагал к выходу. Бешено скачущее сердце начало немного успокаиваться.

– Теперь с тобой разберёмся! Скажи, ты глухой или тупой?! – донёсся бас полковника из кабинета позади.

Входной зал был пуст. Николай уже было собирался покинуть штаб, как вдруг его взгляд задержался на виднеющейся за дежурной стойкой двери в кладовку. Основная часть запасов хранилась на отдельном складе по соседству со штабом, но особо требовательные к температуре лекарства, в том числе антибиотики, Николай распорядился оставить именно здесь. Обернувшись, и убедившись, что рядовой вернётся нескоро, Николай подошёл и дёрнул за ручку – заперто. Ключ, как и всегда, нашёлся в ящике дежурного стола. Доктор прислушался – всё ещё тишина. Сердце начало вновь набирать обороты, разгоняя страх по телу. Дрожащей рукой, кое-как попав в скважину, Николай отпёр дверь и зашёл в тёмное помещение.

Тяжёлая коробка из якобы утерянной партии стояла всё на том же месте, где врач проверял её в последний раз. Николай как можно тише оторвал скотч и словно матёрый расхититель гробниц, распахнул картонный сундук. Аккуратно сложенные ряды стеклянных баночек с гентамицином отдавали крошечными бликами в тусклом свете из-за спины. Мужчина вперился взглядом в найденный клад: одна часть сознания кричала набить карманы лекарствами и тут же отнести в лазарет, в то время как другая нашёптывала сомнения, приправляя их мучительно неправдоподобными кадрами возможных последствий кражи.

Тихое шарканье армейских ботинок по кафельному полу вырвало Николая из раздумий. «Один день! Ты успеешь!» – пронеслось в голове, но где-то глубоко на подкорке сознания поселились ростки отвращения и презрения. Мужчина, стиснув зубы, дрожащими руками закрыл и задвинул коробку на место. Быстро выйдя из подсобки и кинув связку ключей обратно в ящик, врач выбежал под проливной дождь как раз в тот момент, когда поникший солдат угрюмо плюхнулся за стол, роняя голову на руки.

Остаток смены в лазарете прошёл в гнетущей тишине: никто не отвлекался от работы ни на секунду, игнорируя даже обыденные перекуры. Как только стрелки часов перевалили за восемь вечера, Николай направился к воротам лагеря. Вечерняя часовня была набита почти под завязку. От большого количества зажжённых свечей стоял запах плавленого воска, а нагретый воздух вынудил доктора снять не до конца просохшее пальто. Врач опустился на скамью рядом с сидящим на своём привычном месте Александром: – Видел ваш товар нарасхват. Никто особо и не прячется уже.

– К сожалению, через пару дней их ждёт похмелье: у меня осталось всего несколько бутылок.

– Да и в рядах прибавилось, – Николай оглядел помещение. Лавки полнились жителями: кто-то перешёптывался, наблюдая за привычно молящимися в кругу прихожанами; иные – мирно дремали, облокотившись о стены; две женщины, активно жестикулируя, спорили о какой-то ерунде, а трое мужчин, прячась от дождя, играли в карты у самого входа.

– Чем сильнее турбулентность – тем меньше атеистов в самолёте. Но, признаюсь вам: рост числа посетителей меня нисколько не заботит.

– Я уезжаю за припасами на рассвете. Если что случится – вместо меня мой помощник Степан. Ему можно доверять, но делайте поправку на незрелость.

– Говорливый юноша, да? Знаю, видел.

К мужчинам подошёл тот же высокий обритый налысо мужчина, что и раньше, и, наклонившись, шепнул что-то продолжительное на ухо профессору.

– Спасибо, Варфоломей, – благодарно поклонился Александр.

– Что они вам постоянно передают? – Николай, нахмурившись, проводил удалившегося бугая взглядом. – Что вы вообще для них делаете?

– Узнаете в своё время. Пока предпочту держать это при себе.

– Уже восемь, – устало прикрыл глаза врач. Конец одного безумного дня лишь предвещал ещё более тяжёлый назавтра. – Что с нашим делом?

Александр хитро улыбнулся и кивнул в сторону спрятанного погреба: – Думаю, нам пора всё разузнать.

Глава третья

Многие жители лагеря до сих пор не понимают истинных масштабов произошедшего, теша себя верой в чудесное спасение и счастливый финал. Просто, потому что мы такие существа: слабые, пугливые, прячущиеся за иллюзорным рвом в замке из отрицания. Какими бы крошечными ни были шансы на удачливый исход, каждый в глубине души уверен: ему-то точно повезёт. Уж ты не проиграешь, если поставишь всё на красное, не заболеешь раком, девушка случайно не забеременеет, а твоя, естественно, абсолютно гениальная во всех аспектах бизнес-идея обязательно выгорит и принесёт многомиллионную прибыль. Ты же не один из тех неудачников, что попираются на парковках торговых центров и в переходах метро. Они-то дураки, пьяницы и отбросы, но ты не такой! Нет! Ты умнее, хитрее или удачливее, а может и всё сразу! С тобой такое просто невозможно, да?

Мне приходилось сообщать людям о кончине их близких, но абсолютно каждый раз есть крохотный промежуток времени, когда разум яростно отрицает реальность. По пути до морга мы твердим себе, что произошла какая-то чудовищная ошибка и, пока не увидим бездыханное тело, ничто не сможет полностью убедить нас в правдивости трагедии.

В первые дни после катастрофы я рассказывал очнувшимся раненым о случившемся и ни один из них не верил, нарекая меня то лжецом, то психом. Людям не нужна была правда в которой от человечества остались жалкие крупицы, обречённые умирать от радиации, болезней и голода. Нет, они хотели удобной байки, в которой это всё – масштабный социальный эксперимент или, на крайний случай, единичная бомбёжка одного города. Но однажды наступает точка невозврата, когда необходимо решить: открыть глаза или погибнуть. И вот сейчас мы в этом самом моменте. По возвращению в лагерь мне придётся окунуть их в реальность с головой. И боюсь представить, в каком саморазрушительном отчаянии окажется и так израненный разум, когда ему придётся признать всю ту безжалостную истину, которую мы узнали прошлой ночью. Не будет подмоги, отдыха, припасов или лёгкого решения. Спасти нас сможем только мы сами и цена будет непомерно высока.

Нам удалось подключить портативную радиостанцию к вышке в обход военных. Самодельная система работала на одном лишь честном слове и шифрование не позволяло слушать переговоры солдат, однако обычные волны поймать получилось. Эфир разрывался сообщениями, объявлениями и мольбами на самых разных языках со всего мира: русский, английский, немецкий, испанский, китайский и в один момент, даже, тибетский. Всю ночь мы переключали частоты, стараясь перевести осмысленные разговоры в симфонии из жутких помех. Первым относительно внятным, что мы поймали – был эфир, с самопальной радиостанции из Воркуты. Радиация до них пока не добралась, однако, температура за окном уже опустилась ниже нуля. Продукты в городе кончились неделю назад, начались грабежи и разбой. Бедняга рассказывала, что прилетела всего на неделю: погостить к родственникам. Оставила мужа с детьми дома, в столице. Её плач, её отчаяние. Никому не пожелаю услышать подобное… Но было и множество других: китаянка, вечно спорящая с каким-то мужчиной, сидя, судя по звуку, где-то в подземке; испанец-матрос, плывущий из Лиссабона в Сан-Луис на круизном корабле вместе с тремя тысячами беженцев; мужчина, читающий своим детям оригинал Гамлета, в подвале дома в Рейкьявике.

К утру нам удалось по крупицам собрать толику происходящего на руинах мира. Вся западная, южная и восточная Россия, Штаты, Европа, Китай, Индия и Аравия оказались полностью выжжены и затоплены радиацией. При том, самые разные языки называли настолько огромные цифры фона, что нахождение на улице, даже в защите, означало смертный приговор в течение нескольких часов. Нам действительно несказанно повезло, ведь за месяц радиация уже успела окутать половину центральной Азии, север Африки и Канаду. Южное полушарие, как и предполагалось, оказалось незатронутым основным катаклизмом. Двадцать миллионов беженцев шли пешком через Гватемалу и Панаму, ещё минимум пять спускалось по Африке и, наконец, сотни тысяч наших сограждан бежали на восток, надеясь обогнать заражение и достичь Охотского моря, откуда по слухам уплывали эвакуационные корабли в Индонезию. Вообще, слухов об эвакуации было неприлично много, но почти все они оставались непроверенными и опровергались другими вещателями. Кроме одного.

Переломным стал экстренный круглосуточный эфир из Таиланда, пойманный нами под самый рассвет. Благодаря нему стало окончательно понятно: на севере не выжить. Уже через несколько месяцев температура в полушарии опустится до минус тридцати, а на экваторе застынет в районе нуля. Выращивать еду и жить станет возможно лишь на юге, куда продолжит пробиваться достаточно света и тепла. И что важнее, мы узнали о первом достоверном пути спасения: десятки кораблей курсировали из Бангкока в Австралию и на острова. У нас впервые появилась конкретная цель, а значит – злополучная надежда.

Надежда. Могущественное, опасное и коварное чувство, словно бушующий в старом камине огонь. Она растекается по венам, подобно наркотику, выбивает все сомнения и тревоги. А если переборщить – то её укол электрическим разрядом пронесётся сквозь мозг, заряжая чрезмерной уверенностью в собственную избранность. Она может дать силы в критический момент, но убивает столь же болезненно, как ломка. Хотел бы я, чтобы нами двигало более взвешенное чувство, но, к сожалению, выбирать не приходится.

21 июня, Н. Небоходов

***

Старый армейский грузовик трясся на просёлочной дороге – каждая выбоина отдавалась выстрелом в пояснице. На стыке рукава и проймы разошёлся шов, в спину поддувал влажный ветер. Николай убрал тетрадь в привычный карман. Рядом трое бойцов заливались смехом над какой-то совершенно нелепой историей сержанта, включавшей в себя гору выпивки и сотрясение мозга. А напротив врача сидел средних лет лейтенант, угрюмо изучая лес за обочиной.

– Док, вы же впервые на выезде? – офицер обратил внимание на Николая.

– Угу, – буркнул врач, глядя на оставляемую колёсами колею. – А что? У вас принято разыгрывать новичков?

По салону прокатился смешок: сержант перескочил на новую небылицу о тайном подпольном боксёрском клубе во время его срочной службы.

– Вы разве не должны быть в лазарете? – в голосе лейтенанта проскользнула недоверчивая осторожность. – Слышал, с пациентами что-то серьёзное.

– А ваш сержант разве не должны быть на гауптвахте за свою пальбу?

– По возвращению – сразу туда и отправится.

– Вот и я, по возвращению тут же на работу, – беседовать не было никакого желания, все мысли занимали волнения о грядущих поисках потенциальных лекарств.

– Полковник предупреждал, что с вами могут быть проблемы. Мне есть о чём переживать?

Николай молча бросил на офицера раздражённый взгляд: поспать перед отъездом так и не удалось. Организм работал исключительно на адреналине. Чертовски хотелось курить. Доктор придвинулся ближе к кузову и, высунув голову, вдохнул бодрящий холодный воздух. Колонна из трёх машин: грузовика и двух бензовозов въехала на пригородный холм. Лес по краям дороги плавно перетёк в поросшее дикой травой и сорняками поле. Пробивающийся сквозь толщу облаков свет белыми нитями падал на пожухшие растения: похоже избалованные летние культуры оказались не готовы к резкому похолоданию.

– Это же… – привстал с места один рядовой, испуганно тыча пальцем в даль за полем.

– Да, это граница зоны, – нахмурился лейтенант, всматриваясь в высохшие побуревшие деревья всего в паре километров и обернулся к подчинённым. – Что по фону?

Хихиканья и разговоры вмиг стихли, один из солдат кинулся к сумке с дозиметром: – Всё в норме! – облегчённо констатировал парень, однако, безопасные значения на счётчике нисколько не снизили градус охватившего волнения.

– Забираем всё так быстро, как можем и тут же сваливаем! При малейшей угрозе – сразу уезжаем, – отчеканил лейтенант. Солдаты, переглянувшись, молча согласились.

Грузовик остановился у заправки на самой окраине города и семеро пассажиров вылезли наружу. Гостей встретили несколько брошенных на парковке машин, да сломанная вывеска, ранее информирующая о ценах за литр.

– Неужели полковник думает тут что-то осталось? – почесал затылок один из бойцов, оглядывая станцию. – Как по мне, тухлый номер!

– Здесь есть цистерна, отделённая от остальных: резервный запас для машин местного аэропорта, – перебил лейтенант приказным тоном. – Даже если основное топливо слили – она будет полной. А теперь живо за работу, тащите шланги и насос!

Двое рядовых, тяжело кряхтя, принялись выгружать увесистое оборудование.

– И много в ней должно быть? – поравнялся с офицером Николай.

– Двадцать тысяч литров, почти два бензовоза, – взмахами поторапливал солдат лейтенант. – Но этого всё равно недостаточно.

– Сколько у меня времени?

– В лучшем случае час. Поторопитесь.

– Надеюсь нам обоим повезёт, – Николай оглядел кажущиеся дикими окрестности и сфокусировал взгляд на жилом районе неподалёку.

– Эй, док, – офицер снял с пояса рацию и протянул врачу. – Будьте на связи и готовы в любой момент драпать сюда, что есть мочи!

Николай кивнул и, забрав передатчик, быстро зашагал к навевающим тоску пятиэтажкам. Хотелось верить, что в ближайшей аптеке найдутся необходимые препараты. «Есть же!» – «Запускай!» – донеслись довольные крики сзади. Похоже, хотя бы прогнозы насчёт топлива оказались верны.

Некогда шумные дворы обесцветились, переняв серость окружающих зданий и лишь пустующая детская площадка до сих пор выделялась своими, пусть и облезшими, но красками. Ржавые цепные качели тихо поскрипывали на ветру, пробуждая воспоминания о попытках сделать солнышко, а вытоптанное прямоугольное поле так и манило сыграть с дворовыми в футбол. Пройдя несколько кварталов, Николай завидел на углу одного из домов выключенное табло в виде зелёного креста. Распахнутая настежь дверь предвещала недоброе. Войдя внутрь, врач обнаружил перевёрнутое вверх дном помещение: вырванные из комодов ящики были свалены в углу, а линолеум устилали осколки разбитых витрин. Под чистую опустошённые шкафы в складской чётко дали понять, что здесь ловить нечего. Точно в таком же виде Николай обнаружил и вторую, и третью медицинские лавки. С каждой неудачей сердце в груди колотилось всё быстрее, а ноги уносили всё дальше от заправки. Наконец, после четвёртой разорённой аптеки, врач раздражённо схватился за рацию: – Всё разграблено! Тут есть больница поблизости?

Спустя полминуты из передатчика послышался булькающий голос: – Судя по всему есть. В километре к северу от нас, – лейтенант смолк, видимо, всматриваясь в карту. – Да, сразу за частным сектором должна быть. Приём.

– Что у вас с топливом?

– Почти половину выкачали. У вас полчаса.

– Понял. Отбой. – Николай крутанулся на месте и, сориентировавшись в какую сторону двигаться, со всей силой рванул по дороге.

То, что лейтенант назвал больницей, несмотря на высокопарную вывеску над входом, больше походило на простую районную поликлинику. Старое двухэтажное здание располагалось на отшибе жилого массива и с трёх сторон было окружено буйно разросшимся лесом. Врача встретили выцветшая краска на фасаде и бюст какого-то академика во дворе. Влетев в главный зал, Николай едва не рухнул на пол, сбивчиво дыша после пробежки. Обстановка внутри в абсолюте соответствовала классическим параметрам любого медицинского учреждения: крохотные окна регистрации; гремящие стеллажи с картами пациентов; типовые секции дурацких металлических стульев, на которых невозможно высидеть дольше десяти минут. Отдышавшийся мужчина, торопясь, отправился на поиски по уже распахнутым помещениям. На складе оказалось пусто. Ровно, как в процедурной, операционной и перевязочной.

– Нет! Да нет же! – злобное бормотание врача срывалось на периодический крик, в то время как руки сметали пустые коробки с полок и выдёргивали ящики из направляющих. Но напрасно: все сейфы уже были разблокированы, а шкафы с замками – отпёрты, либо грубо взломаны. Оставалась одна надежда – кабинет главврача. Едва не подвернув ногу на лестнице, Николай влетел на второй этаж, устремляясь вдоль однотипных дверей, в поисках таблички самого главного. И вот она! Единственный шанс. Врач замер, несколько секунд не решаясь повернуть ручку, и, наконец, тяжело выдохнув, зашёл в комнату.

На стенах, покрашенных в телесно-бежевый цвет, висели рамки с сертификатами и благодарственными письмами, у окна стоял горшок с искусственным фикусом, а в центре комнаты, упав корпусом на дорогой лакированный стол, лежало тело крупного немолодого мужчины. Рядом, на деревянной поверхности была опрокинута пустая баночка из-под каких-то таблеток, а на полу, покрытом широким зелёным ковром, валялась чуть смятая записка. Николай обречённо нагнулся и поднял листок.

«Если вы читаете это, то скорее всего пришли в больницу в поисках лекарств. Сожалею, но тут вы их не найдёте: военные забрали все остатки на четвёртый день эвакуации. Я должен был уезжать с последней группой на пятый, но никто за нами так и не вернулся. Оставшиеся собираются идти пешком. Те, кто не в состоянии – обосновались в школе. Возможно, там вам помогут. Я проработал в этой больнице больше тридцати лет, десять из которых за этим самым столом – не хочу уходить. Клава требует, чтобы я отправился с ними, но, думаю, я всё же останусь. Если она не отговорила меня, то должно быть вы сейчас видите развалившееся на дешёвом стуле тело. Моё любимое кресло сломалось на той неделе, а новое до сих пор не пришло – поясница болит уже до невозможности. Надеюсь, вы застали меня хотя бы в приличной позе, а не каракатицей под столом. Прошу вас, незнакомец, откройте левый нижний ящик стола и выпейте за мой упокой, а я прямо сейчас выпью за ваше здоровье. Удачи, и да поможет вам бог, кто бы вы ни были!»

Николай разжал пальцы и листок медленно опустился на пол. Словно во сне, врач обошёл стол, выдвинул дверцу и оглядел ящик ёмкость – внутри валялась уже досуха опустошённая бутылка. Врач с ненавистью вперился глазами в стеклянную тару, наклонился и, схватившись за стеклянное горлышко, сдавил его, словно тисками. В бликах на изощрённом узоре дорогой ёмкости отражались все последние недели, в ускоренном режиме проносясь через разум, а уже через мгновение доктор с яростным криком запустил бутылью в окно. Стекло разлетелось вдребезги, со звоном осыпаясь на ковёр кабинета. Ноги стали ватными, и Николай, глядя в пустоту, осел на пол. Глаза отказывались фокусироваться, да врач и не пытался. За разбитой дырой в больничный двор засвистел ветер.

– Док, живо сюда! Мы скоро уезжаем! – донёсся сбивчивый голос лейтенанта из рации. – У вас пятнадцать минут! Отбой!

Ещё немного посидев, Николай всё-таки поднялся на ноги и, будто в тумане, медленно зашагал к выходу. Любые мысли были напрочь выбиты из головы. Тело двигалось само, словно подвешенное на невидимых нитях кукловода, а сознание смотрело на всё это со стороны. Лестница. Приёмная. Ворота. Дорога среди дачных домов. Лесная тропинка. Парковка. Заправка.

– Чего вы так долго?! Бензовозы уже отправили! – возмущённо крикнул подбежавший офицер. – Мы должны уезжать сейчас же! Вы нашли лекарства?!

Николай едва покачал головой в ответ и, будто в замедленной съемке, оглядел топливную станцию. Перед выстроившимися в шеренгу напряжёнными солдатами галдела не пойми откуда взявшаяся толпа из трёх десятков паникующих человек: «Вы обещали вернуться за нами!» – «Предатели!» – «Умоляю, заберите нас!»

С минуты всматриваясь в происходящее, врач, наконец, вынырнул из транса: – О, господи! Они были тут одни весь этот месяц!

– Да, это те, кто не смогли эвакуироваться. Тут мы ничего не поделаем.

– Что? – Николай нахмурился и с искренним недоумением посмотрел на офицера. – О чём ты? Мы заберём всех с собой.

– Мы не можем, док, – прикрыв глаза, покачал головой лейтенант.

– Что значит не можем? – в первую секунду врачу показалось, что он ослышался. – Мы увезём всех прямо сейчас!

– У нас прямой приказ никого не забирать.

– Да плевать мне на твой приказ! – Николай обогнул твёрдо стоявшего офицера и решительно направился к толпе. – Мы не бросим этих людей!

На плече жёстко сомкнулась рука лейтенанта, силой удерживая на месте: – Мы уже делали это! Или забыл первые дни?!

– Это не тоже самое! – мужчина дёрнулся, и ледяным взглядом вперился в лицо военного. – Тогда мы были в ловушке и просто не дождались уехавших, а сейчас ты предлагаешь бросить живых людей! Они прямо здесь, перед тобой и их можно спасти!

– Док, нам не хватит припасов. Мы уже даже о наших людях не можем позаботиться, не то, что новых брать!

– Наших?! – с ядовитой интонацией переспросил Николай. – Любые люди одинаково наши!

– Полковник считает иначе.

– Здесь сейчас главный ты, а не полковник. Ты можешь поступить правильно!

На мгновение уголки глаз офицера исказила морщинка сомнения, а дрожащий взгляд бегло пробежал по кричащей толпе, но уже через секунду военный опомнился и зашагал к подчинённым, оставляя застывшего Николая наедине с собой: – Я всё понимаю, док, но не могу. Простите. Грузитесь.

– И ты ещё что-то затирал про человечность… – бросил вслед врач.

Челюсть сама сжалась до спазма в мышцах. Хотелось бежать, пока не сотрёшь ноги в кровь, кричать до порванных связок, упасть на землю и разворотить ногтями собственный череп, лишь бы избавиться от нарастающего отчаяния.

– Мы уезжаем! – офицер отдал приказ подчинённым и повернулся к постепенно подступающей толпе. – Уважаемые граждане, мы сообщим командованию, что вы здесь и за вами в ближайшее время вышлют транспортные машины.

– Вы лжёте! – завопил народ. Из массы было выскочил мужчина, но был тут же остановлен сиюминутно вскинутым автоматом сержанта.

– Прошу вас, успокойтесь! – лейтенант выставил вперёд руку.

– Вы обязаны увезти нас! – умоляла женщина с костылём. – Здесь много стариков, мы не можем уйти сами!

– У меня нет полномочий, чтобы забрать вас. Как я и сказал, мы передадим информацию главному, и он решит, что делать.

– От тебя враньём за милю несёт! – выбежавший мужчина брезгливо сплюнул и сделал ещё шаг вперёд.

– Стоять! Ещё шаг и буду стрелять! – сержант снял оружие с предохранителя и, дёрнув затвор, дослал патрон.

– Что, застрелишь меня? Всех нас тут перестреляешь?! – мужчина медленно приближался, не обращая внимания на предупреждения. – Ты жалок, трус!

– Сержант, отставить, – нахмурился лейтенант, расстегнув кобуру.

Боец, игнорируя приказ, приник подбородком к прикладу и прицелился в грудь надвигающейся мишени.

– Я сказал, отставить, боец! – офицер аккуратно двинулся к подчинённому.

Решительно вскинувший голову мужчина тем временем продолжал наступление: – У меня здесь дочка. Без нас вы отсюда никуда не уедете! Вы заберёте нас всех!

– Ещё один шаг и твоя дочь останется без отца! – сержант опустил палец на спусковой крючок.

– Опусти оружие, солдат! – крикнул офицер, подходя всё ближе. – Это приказ!

– Чёрта с два! Я опущу ствол только когда он свалит!

– Ты не подчиняешься прямому приказу! Знаешь, что тебя за это ждёт?!

– Приказ?! От тебя?! – не отрываясь от оружия усмехнулся сержант. – Ты даже не настоящий лейтенант, просто петух с гражданки!

– И это мне говорит тот, кто обоссался от пары кричащих на него бабок?

– Ах ты гнида! – на мгновение отвлекаясь, сержант отлип от прицела. Офицер мигом ринулся вперёд, схватился за цевьё автомата и, отведя ствол в небо, сильным боковым в челюсть отправил бойца на землю. В эту же секунду, ждавший удобного момента мужчина, бросился вперёд, пытаясь выхватить у лейтенанта оружие, но был тут же повален налетевшими с боков бойцами.

– Твари! Плевать на меня! – вопил мужчина, пока его руки стягивали ремнём за спиной. – Хотя бы мою дочь заберите! Умоляю!

Лейтенант повернулся к беснующейся, но не решающей подойти ближе толпе: – Если наш полковник согласится – за вами приедут. А его… – офицер кивнул на скрученного мужчину на земле. – Развяжите как мы уедем.

Николай, стоя в стороне, наблюдал за разворачивающейся сценой стеклянно пустыми глазами. Сердце превратилось в сжимающуюся сквозь боль кровоточащую губку, а любой вдох грозил началом истерического припадка. Врач на автопилоте последовал за солдатами, утаскивающими не до конца очухавшегося сержанта в грузовик, но вдруг взгляд зацепился за чем-то знакомое женское лицо в толпе. Безрассудное решение было принято в один миг и ноги сами понесли тело к незнакомке.

– Таня! Господи, ты жива! – подбежав, врач стиснул девушку в крепких объятиях и наклонился к уху. – Подыгрывай, если хочешь выжить!

На несколько секунд растерявшись и, взволнованно замычав, девушка кивнула. Николай с силой сжал запястье незнакомки и практически поволок её за собой к грузовику. Последние остатки внутренних сил, убеждений и надежд сконцентрировались в одном единственном порыве.

– Я её знаю, она поедет с нами, – добежав до транспорта, решительно поравнялся с офицером врач.

– Тебе не хватило представления? – лейтенант отрицательно и устало покачал головой. – Я же ясно сказал, мы никого не берём.

– У нас нехватка не только припасов, но и персонала. А она медик. Хороший медик. А значит полезная, – несмотря на бушующее нутро, голос Николая отдавал стальной уверенностью. – Ты знаешь, что полковник одобрит такое. Кто-то же должен будет лечить вас, когда станет совсем худо.

Офицер замялся, всматриваясь в, явно осунувшееся за последний месяц, молодое женское лицо.

– Либо мы берём её с нами, либо я остаюсь, – твёрдо припечатал Николай, на мгновение искренне поверив в свои слова. – И тебе придётся объяснять Калинину как ты умудрился потерять его единственного нормального врача.

Лейтенант недовольно сощурился и, нервно выдохнув, забрался в кузов: – Ладно, живо грузитесь!

– Моя лучшая подруга, я должна… – взволнованно обернулась девушка, кажется только сейчас поняв, что солдаты уезжают. – Это рядом, буквально пять минут, и мы придём!

Николай сильнее сжал руку и заглянул в бегающие женские глаза: – Они не позволят! И тут я уже ничем не смогу помочь!

– Но ваш главный сказал, что вы передадите… – замерла девушка, уставившись на один из домов неподалёку. – За ней же вернутся, да?!

Врач едва заметно помотал головой. Незнакомка обмякла и затряслась, едва не срываясь на плач: – Зачем ты вообще затеял всё это?! Если думаешь, что я какая-то шлюха, и стану твоей за спасение, то забудь!

– Я пытаюсь вытащить хоть кого-то! – отчаянно прошептал Николай. – Нужно решать прямо сейчас: ты уезжаешь или остаёшься. Но если останешься – умрёшь через несколько дней!

Прикрыв дрожащие веки и сжав кулаки, девушка молча кивнула и быстро залезла в грузовик. Машина тронулась по следам собственных колёс.

Обратная дорога проходила в тишине. Лейтенант задумчиво курил, сидя на бортике кузова, очухавшийся после нокаута сержант прилёг подремать и во всю похрапывал у самой кабины, а рядовые, дабы убить время, с безразличными лицами молча играли в карты.

– Как тебя на самом деле зовут? – оглядевшись, почти шёпотом спросил Николай, наклонившись к девушке на середине пути.

– Вера, – холодно ответила особа, глядя перед собой.

– Что ж, теперь ты – Таня.

– Ладно, – коротко хмыкнула ты. – Таня, так Таня.

– Почему ты вообще осталась в городе? – врач попытался сменить тон на более дружеский и подбадривающий. – В первые дни ведь проводилась эвакуация.

– Моя бабушка. Она… – через силу выдавила Таня. – Eё нельзя было перевозить, я осталась с ней. До конца.

– Извини за это, – Врач кивнул на женскую руку: запястье украшал уже проступивший багровый синяк.

– Ерунда.

– Тебе придётся научиться ставить уколы, мерять давление, чтобы нас не раскрыли. Хотя бы делать простейшие медицинские…

– Я бы подремала, если не возражаешь, – перебила девушка и, прикрыв глаза, повернулась спиной. Николай понимающе кивнул и смолк.

Внезапно по тенту кузова застучали капли: сначала редкие, но вскоре превратившиеся в полноценную симфонию ливня. Мужчина прикрыл глаза и откинулся, вслушиваясь в шум погоды и колёс. Несколько минут всё было мирно, пока из одной солдатской сумки не донёсся тревожный протяжный писк. Сидящий рядом рядовой, нахмурившись, залез в поклажу и вытащил из поклажи дозиметр: счётчик во всю бил тревогу.

– Твою мать! – закричал боец, вглядываясь в показания и повернулся к нервно вцепившемуся в руль шофёру. – Гони быстрее!

Водитель вжал газ в пол – тяжёлая машина галопом устремилась по ухабистой дороге. Все пассажиры вцепились в каркасные дуги тента, металлические лавки и товарищеские плечи, пытаясь удержаться и не переломать себе кости. От тряски даже проснулся сержант, на очередной кочке стукнувшись припухшей челюстью о скамью. Но через пять минут гоночной езды двигатель начал издавать болезненные выстрелы и затихать. И, напоследок выдав партию из жужжания и треска, грузовик окончательно заглох, останавливаясь под дождём посреди леса.

– Даже не думай! – крикнул Николай собиравшемуся открыть дверь водителю. – Не смей выходить!

– Да я быстро погляжу, – махнул рукой боец, уже дёргая за ручку.

– Если выйдешь под этот дождь – то послезавтра будешь мечтать о смерти!

Шофёр всё же замер в неуверенности и, вновь заблокировав дверь, повернулся к врачу. На Николая уставилось семь пар глаз: – И что нам делать?

– Ждать пока не закончится.

Рядовой за рулём нахмурился и на авось повернул ключ зажигания. Двигатель сердито раскашлялся, но упорно отказывался заводиться.

– Прекрати! – вскочил на ноги и завопил сержант, пытаясь перекинуться через железный бортик в кабину и остановить сослуживца. – Стартёр убьёшь, придурок, и мы тут вообще навсегда останемся!

– Петя! – в подчинённого вперился взгляд лейтенанта. – Ты разбираешься?!

– У меня специальность механика в билете. Как сам думаешь?! – скривился сержант при взгляде на командира и недовольно прощупал травмированную челюсть.

– Сможешь отремонтировать?

– Серьёзно?! Я сидел прямо перед тобой всё время! Я даже не знаю, что повреждено! – возмущённо вскинул руки солдат. – Но инструменты и ремнабор у нас есть, так что, в большинстве случаев, думаю, залатать получится! Хотя бы чтобы добрать до базы. – приободрившись от собственных же слов, сержант оглядел всех присутствующих. – И если починю – ни слова полковнику о том, что случилось, уяснили?!

– Само собой, – согласно закивали все до единого, нервно вжимаясь в скамейки подальше от стучащих по крыше капель.

– Ладно, тогда что нам делать пока льёт?

– Не дать воде попасть на вас! – громко привлёк внимание Николай. – Радиоактивные жидкости – самое опасное. От них плохо защищает одежда, они впитываются в кожу, и вы можете вдохнуть их испарения, так что всем надо держаться подальше от улицы!

– Разве эта палатка нас не защитит?! – Таня испуганно указала на натянутый на каркасе над головами тент.

– Частично, но не полностью.

– Док, что нам грозит? – прямо спросил нахмурившийся офицер. – Всё плохо, да?

– Зависит от того сколько будет идти дождь, – сдержанно поджал губу врач, уставившись на мокрую от ливня дорогу снаружи.

– И если это не пятиминутный грибной, то…

– Острая лучевая, а там как повезёт, – холодно отрезал Николай. – Но сейчас нужно думать не о последствиях, а как минимизировать возможный урон.

Все присутствующие стихли и побелели. Кто-то схватился за голову и задрожал, другие – забились вплотную к металлической кабине. Таня тихо всхлипывала, уткнувшись в поджатые колени, а назойливый писк дозиметра растворился где-то на фоне и вовсе перестал раздражать.

– Как думаете, в лагере тоже? – подал голос один из бойцов. – У меня мама там.

– До туда двести километров, может пронесло, – Николай ободряюще потряс бойца за плечо и, болезненно зажмурившись, протёр ноющие веки: даже адреналин был не в силах вечно поддерживать вымученный бессонницей организм.

Севший напротив лейтенант усмехнулся: – У тебя старые глаза для такого молодого человека.

– Повидай с моё – вообще ослепнешь, – буркнул врач, убрав подмерзающие руки в карманы пальто. Офицер же прищурился и с минуту всматривался застывшим взглядом куда-то сквозь доктора, после чего наклонился и вытащил из-под лавки небольшую коробку.

– Забирай, – лейтенант кивнул на картонную тару, весом в пару кило. – Скажешь Калинину, что сам нашёл.

Недоумённо вскинув бровь, Николай водрузил упаковку на колени и заглянул внутрь: в плотно утрамбованных поролоновых формах лежало пять рядов герметичных пузырьков с амоксиклавом.

– Откуда?! – не веря глазам, воскликнул врач на весь кузов, проводя пальцами по стеклянным ёмкостям.

– Из того же резерва, что и топливо, – лейтенант подпалил очередную сигарету и протянул почти пустую пачку Николаю. – Будешь?

Врач помотал головой: – Вы заранее знали, что они там?

Офицер коротко кивнул: – Полковник приказал не отдавать тебе.

– И почему ты передумал?

– Взгляни, – военный повернул голову к лесу: пока ещё зелёные листья дрожали под ударами ядовитых капель. – Скоро здесь останется лишь гниющая пустошь. Ни растений, ни зверей. Возможно, одни тараканы будут бегать. Говорят, им радиация ни по чём.

– Это миф, – опечалено усмехнулся Николай. – При итоговой дозе здесь не выживут даже ксеноморфы.

– Пытаюсь хоть сейчас поступить правильно, – лейтенант выпустил облако дыма, запоздало отвечая на вопрос.

Врач уважительно протянул офицеру руку и кивнул на занявшихся своими делами солдат: – Кто-то из них тебя сдаст.

– Пускай, – военный принял рукопожатие. – Этого хватит, чтобы спасти твоих пациентов?

– Да, с запасом.

– Тогда я не пожалею.

– Дашь? – Николай слабо улыбнулся и кивнул на половину сигареты в руке офицера. Лейтенант недоумённо вскинул бровь, но всё же без вопросов протянул окурок. Затянувшись полной грудью и облегчённо выдохнув, врач расслабленно откинулся на спинку металлической лавки. Вся сдерживаемая усталость последних дней накрыла лавиной, погребая и тело, и сознание. Смертельный дождь перестал иметь всякое значение, в ту секунду, как руки бережливо обняли упаковку с заветными лекарствами. Николай умиротворённо прикрыл глаза.

Огромная хрустальная люстра под высоким потолком освещала зал, размерами походивший скорее на парадную какого-нибудь дворца, нежели на ресторан. Стены украшала изысканная лепнина, а на покрывавшем весь пол красном ковре, стояла полированная мебель из тёмного ореха. Между столов плавно перемещались официанты во фраках. Улыбающаяся молодая особа в чёрном вечернем платье элегантно села напротив. Слегка загоревшая кожа отдавала карамелью, а накрученные волосы золотистыми спиралями спускались ниже плеч, прикрывая ключицы.

– Не заскучал? – притронувшись к бокалу, игриво вскинула бровь девушка. – Я вот успела.

– Погляди, тут что-то странное, – Николай, показательно сощурившись, указал на тянущийся вдоль стены роскошный аквариум. За прозрачной преградой стекла, среди гальки, виднелось нечто маленькое и блестящее. – Достанешь?

– А нас за это не выгонят? – тихо хихикнув, опасливо огляделась девушка.

– Ну, если выгонят, так уж и быть – поедим дома, – пара синхронно рассмеялась, не отрывая глаз друг от друга. Набравшись смелости, спутница бесцеремонно опустила руку в воду, зачерпнула горстку грунта, и, разжав кулак, уставилась на переливающееся в свете ламп мокрое кольцо.

– Да! Ну конечно, я согласна! Наконец-то! – восторженно запищала девушка, готовясь броситься к любимому на шею, но через секунду иронично ухмыльнулась и, наклонив голову, выбросила изделие обратно в воду. – Ты рассчитывал, что я скажу что-то подобное, как тогда?

– Аня, что? – С приходом осознания, улыбка медленно сползла с лица, и Николай обессилено рухнул на стул.

– Таня значит? – намеренно едкий женский голос отдавался стреляющей болью за рёбрами. – А ты оригинален. Думаешь спасением этой дуры заслужить поблажки у совести?

– Я ничего не думаю, – измученно выдохнул Николай, уставившись себе в ноги.

– Неплохая импровизация, кстати. Но ты бы в жизни не остался там. Повезло, что этот дебил тебе поверил.

– Я стараюсь сделать как лучше. Я просто пытаюсь помочь.

– Ну, конечно. И разумеется, это должна быть молоденькая шлюха, совершенно случайно похожая на меня.

Мужчина затих, до спазма сжимая челюсти и безустанно молясь о скорейшем пробуждении.

– Посмотри на меня, – леденящий голос вновь пронзил тело, сковывая конечности и обрывая дыхание. Николай рефлекторно зажмурился до искр перед глазами.

– Опять будешь слепого из себя строить?! – женщина сорвалась на крик. Послышались быстрые удары каблуков, и тонкая рука резко схватила за подбородок, поворачивая лицом к себе. – Должно быть ты очень доволен собой! Теперь у тебя ещё и лекарства есть! Ты спасёшь своих обожаемых пациентов! Радуйся! Для тебя же всегда именно они были на первом месте! Конечно, после своей собственной шкуры!

– Зачем ты это делаешь? – прошептал Николай, пытаясь отвернуться, но ледяные пальцы слишком крепко удерживали, впиваясь ногтями под самую кожу. Воцарилась минутная тишина, нарушаемая лишь тяжёлыми барабанами кровотока в висках. Внезапно подбородок отпустили, а шаги удалились – Аня вернулась на своё место. Мужчина аккуратно приоткрыл сначала один глаз, а затем и второй.

– Давай перекусим, я проголодалась, – отбросив меню, девушка манерно хлопнула в ладоши. В тот же миг из ниоткуда возникло несколько официантов, любезно сервируя стол самыми разнообразными яствами: здесь были и тарталетки с икрой, и варёный омар, и мраморная говядина, и множество самых разнообразных салатов.

– Я не голоден, – до боли впившись пальцами в край стола, просипел Николай.

– Попробуй хотя бы мой сюрприз, я же специально подбирала! – на скатерть водрузили широкую накрытую металлическим клошем тарелку. Мужчина, едва сдерживая дрожь в руках, медленно поднял крышку. На узорчатом фарфоровом блюде красовался кишащий червями и истекающий бледным гноем кусок малинового торта.

– Не узнаёшь? – захлопала глазами девушка. – Впрочем неудивительно.

– Я…

– Как думаешь, твоей маме понравится? – задорно хихикнула Аня, набивая рот обильно смоченным в соусе мясом. – В прошлый раз она была в восторге, жаль ты был так сильно занят, что не видел.

– Хочешь мучать меня – ладно, но не впутывай её! Ты знаешь, что…

– Вот блин, время на оправдания вышло, – язвительно перебила девушка, наигранно поджимая губы. Стены угрожающе задрожали, с потолка посыпалась штукатурка, а мгновением позже всесокрушающая огненная волна обратила здание и всех находящихся внутри в пыль.

Глава четвёртая

Гудки клаксона разнеслись по округе, оповещая лагерь о запозднившемся возвращении группы. Мотор дышал на ладан и грузовик едва мог ехать быстрее двадцати километров в час. Но вот, наконец, транспорт остановился в полусотне метров от ворот, и измотанные пассажиры поспешно вылезли наружу. Впервые за долгое время на небе можно было увидеть голубые клочки, а дневное солнце хоть немного подсушило землю, временно избавляя ноги от липнущей к подошвам грязи.

– Никто не должен заходить в лагерь, пока заражён! Остаёмся у машины и ждём! – крикнул Николай, почувствовав под подошвой долгожданную твёрдую породу. Коленки до сих пор слегка подрагивали, ещё не успев оправиться от многочасовой тряски. Взгляды выбравшихся пассажиров зацепились за, источающие лёгкий дым, обугленные развалины часовни. Один из бойцов присвистнул: – Похоже, шизики всё же доигрались со своими свечками.

Однако, большую часть присутствующих пепелище не интересовало вовсе. Кто-то, едва оказавшись вне грузовика, принялся бесцельно бродить туда-сюда, другие – застыли, шокированно переминаясь на месте и не зная, чем себя занять. Угрюмый лейтенант сел и закурил прямо посреди дороги, а взахлёб рыдающая Таня, обняв ноги, вяло повалилась на заросшую обочину. Николай поднял взгляд: от ворот части уже быстро приближалось несколько человек, в том числе и Березин.

– Мы уже и не надеялись, – облегчённо выдохнул подбежавший помощник. – Живо раздевайтесь!

– Вас задело? – Николай опасливо оглядел окрестности части.

– В десяти километрах прошло, с крыши даже видно было, – Степан взволнованно глянул на бездумно слоняющихся по дороге пострадавших. – Всё очень плохо?

– Не знаю, – угрюмо пожал плечами врач. – Нас зацепило самым краем, и то недолго. Может обойдётся, но эти хреновы инженеры возились с движком почти сутки.

– Я сказал раздевайтесь! От ваших вещей надо избавиться! Чистую одежду сейчас принесут.

– Всё потом, Стёпа! Главное, я достал их! – Николай бережливо вынул из-под пальто драгоценную коробку. – Внутри всё чисто! Нужно сейчас же начать ставить, мы сильно задержались, могут быть серьёзные осложнения!

– Прежде всего вас всех надо обработать, пока не поздно, – Березин всунул в руки товарища баночку с таблетками йода.

– Ты что, не слышишь?! – замотал головой Николай. – Я знаю, что нам делать! Но ты сейчас должен заняться пациентами!

– Шеф, тут многое произошло…

– Анатолию не забудьте антигистаминные предварительно вколоть, – не слыша помощника, надиктовывал врач.

– Да послушай меня!.. – пытался вставить слово Березин.

– Оле только половину инъекции, здесь концентрат сильнее, чем был у нас, – активно жестикулируя, так быстро тараторил мужчина, что почти забывал дышать.

– Коля! – закричал Березин, хватая доктора за плечи. – Оля умерла! Сегодня утром.

– Что? – вмиг замер врач. Руки обессилено разогнулись, еле удерживая коробку, глаза остекленели, а разум больше всего на свете возжелал, чтобы происходящее оказалось очередным иллюзорным кошмаром. – Но я же привёз. Я нашёл их. Как? Я же…

– К вечеру она уже не могла дышать сама, Ева сидела с грушей всю ночь – не помогло.

Николай вытаращился на товарища глазами, наполненными застывшим безумием: – Я же осматривал её перед отъездом. У нас была пара дней точно, а ночная должна была предотвратить отёк.

– Её не было, – плохо скрывая гнев, стиснул зубы Березин.

– Что? – чуть более осмысленно посмотрел доктор. – Что значит не было, Стёпа? В каком смысле не было?! У нас в кладовой оставался дневной запас!

– Мы открыли последнюю пачку, чтобы поставить им на ночь, но в ней ничего не было, – помощник лепетал, задыхаясь от пробирающей злобы и тыча пальцем в направлении части. – Ни единой ампулы, только пустые ряды.

– Но они были, Стёпа, – едва двигая губами, почти шёпотом выдавил из себя врач. – Мы ведь вместе проверяли оставшиеся запасы пять дней назад и всё было на месте…

– Знаю. Видимо, какая-то тварь украла их на днях. Но, Коля, сейчас надо заняться вами!

Николай, рефлекторно кивая, обмяк и сел на асфальт. К горлу подступил комок отвращения – начало тошнить: – А с остальными что?

– Четверо – всё. Екатерина и Дмитрий стабильны.

– Займись ими, пока есть шанс.

– Я всё сделаю, шеф, но, пожалуйста, вас всех нужно обработать! – уже строго прикрикнул помощник. Доктор поднял осмысленный взгляд и пробурчал согласие. Несколько солдат уже принесли съёмную одежду и помогали другим пострадавшим избавиться от облучённой.

– Сохрани это для меня, её нельзя потерять, – отдав сбережённую коробку с лекарствами, Николай протянул Березину чуть помятую тетрадь. – Если на ней и есть фон – то не опасный. Не дай её сжечь!

Помощник бросил сомневающийся взгляд, но, всё же, кивнул, схватил записи и быстро зашагал в лагерь.

Ледяная вода иглами пронзала кожу и выбивала воздух из лёгких. Гулявший по открытой дороге шквальный ветер уносил остатки последнего тепла, заставляя оголённые тела сотрясаться в спазмах и судорогах. Зубы, у всех без исключения, стучали так громко, что толпу пассажиров можно было спутать с процессией оживших щелкунчиков. Наконец, вёдра с раствором опустели и пострадавшие кинулись к сваленным в кучу принесённым вещам. Новой одеждой Николая оказались дешёвые, чуть великоватые ботинки, штаны из полиэстера, простая хлопковая футболка и болотно-зелёная толстовка. Тут же разожгли бочку. Николай, всё ещё подрагивая, стоял и смотрел, как языки пламени поглощают старое пальто. В памяти всплыли картины его покупки более десяти лет назад, ещё на ранних курсах. Мужчина нервно поморщился, запер неуместные воспоминания под замок и, отвернувшись, зашагал в лагерь.

Людей на улице стало заметно меньше: большинство жителей сидело по палаткам, а те, кто всё же решался выбраться наружу, выглядели мрачнее некуда и напоминали картинных злодеев из мультфильмов середины прошлого века. То ли сказалось урезание питания, то ли все просто исчерпали свои внутренние запасы оптимизма. Поселение не только обеднело на прохожих, но и стало заметно тише: не было слышно смеха бегающих детей, да и никто не играл в баскетбол у забора. Единственным непоколебимым источником звуков остался Василий со своими безустанными певунами, на сей раз распевающие душевные строки, про дальнюю станцию и высокую траву по пояс. Помимо музыканта, в хор входили: его, по-видимому, поправившаяся и выписавшаяся из лазарета супруга, бодро обнимающиеся братья Ерохины, Кирилл, держащийся за руку с дочкой одного из них, какой-то уставший после дежурства рядовой и пожилая, мило держащаяся за руки, супружеская пара. Внезапно, даже, для самого себя, Николай остановился и сел на покрышку рядом с кострищем.

– Коленька, – спустя пару минут осторожно подошёл к врачу Борис. – Как ты? Мы все беспокоились, когда вы пропали.

Обычно назойливый и чересчур болтливый мужчина, сейчас, на удивление, совершенно не раздражал, наоборот, навевая какое-то спокойствие и душевную теплоту.

– Жить буду, – усмехнулся врач. – А вот как долго – вопрос.

– Мы слышали, что случилось в лазарете, пока вас не было. Прими мои сожаления.

Лёгкие буквально умоляли о затяжке, но, как назло, никто из присутствующих не курил. Доктор прикрыл глаза: – Спасибо. Но мне не впервой терять пациента.

«Зато, это первый раз, когда ты убил сам», – внезапно в голове пронёсся тихий женский смешок, и Николай машинально обернулся, на мгновение поверив в его реальность. Однако, за спиной взгляд встретил лишь пустоту. Вновь насильно отринув мысли, доктор повернулся к мужичку и кивнул на активно машущего руками Андрея, во всю горланящего припев подле музыканта: – Как твой брат?

– Гораздо лучше! Я всё делаю как ты сказал, чуть дождь – гоню его домой!

– Скоро с лекарствами будет совсем туго, – Николай всмотрелся в чуть приплюснутое широковатое лицо собеседника. – Береги его.

Пламя кострища, наконец, отогнало холод. Врач вгляделся в оранжевые языки, вспоминая давние лекции по радиологии – в солнечном сплетении неприятно потянуло. Ноты музыки ласкали слух – несмотря на буйный нрав, Василий действительно оказался прекрасным музыкантом.

– Это твоя или Андрея? – Николай смерил взглядом юную девушку, положившую голову на плечо Кирилла.

– Моя! – лишь взглянув на дочь, расплылся в счастливой улыбке Борис. – Машка, пятнадцать. Уже неделю вместе гуляют. Я не деспот, да и он вроде парень не плохой, но не нравится мне, что с девятнадцатилетним трётся. А она у меня боевая, попробуй ей ещё что скажи – за словом в карман не полезет. Да и, будем честны, кровь молодая, а выбор тут невелик.

– По секрету: ему семнадцать, – добродушно усмехнулся Николай. – Парню хочется казаться постарше. Только не говори никому.

– Да?! Вот жук! – облегчённо выдохнул мужичок. – Ну, тогда ладно. Только потом поговорю с ними, а то не хватало мне ещё дедом до пятидесяти стать.

– Потом может быть поздно, – сдержано засмеялся доктор.

Собеседник посмотрел каким-то отцовским взволнованным и заботливым взглядом: – Тебе бы хорошенько отдохнуть, Коленька. Посидишь с нами? Ещё немного винца осталось, успели до пожара выменять.

Глаза обожгло подступившими эмоциями, Николай отрицательно мотнул головой и поспешил отвлечься: – А что с часовней-то случилось?

– Не знаем, но поговаривают, что полковник и тот мужик старый что-то не поделили, его со вчера никто не видел.

Едва выстроенное оборонительное спокойствие вмиг рухнуло, возвращая разум в полную проблемами реальность. Спина вновь ощутила забравшийся под кофту холод. Николай тяжело выдохнул, вместе с группой тихо пропел последнюю строчку песни о растаявшем в городском шуме поезде и, пожав руку Бориса, быстро зашагал к лазарету.

На крыльце, практически молча, стояли Ната с Любой, а за дежурным столом задумчиво листал книгу Березин. Судя по виду, мысли медика находились совсем в другом месте, а пальцы лишь машинально переворачивали страницы. Подойдя, но всё ещё оставшись незамеченным, Николай постучал пальцами по деревянной поверхности: – О чём мечтаешь?

– Что лучше бы в одну секунду обратился в пыль, чем торчал тут ещё половину смены.

– Подозреваю, это весьма популярное желание сегодня, – врач печально кивнул в сторону застывших у входа девушек. – Как они?

– Хреново. Думаю, это был первый ребёнок для обеих, – Березин мотнул головой, отгоняя хандру. – Я их не стал дёргать. Стогова запряг убираться, а уколы все сам поставил.

– Стогов здесь?! – голос Николая моментально превратился в металлический скрежет, а ладони сами сжались в кулаки.

– В подсобке, к нему Лиза зашла, – Степан кивнул на тонкую фанерную дверь. – Только не натвори глупостей.

В миг преодолев расстояние, Николай влетел в небольшую комнатушку, где застал невысокого фельдшера мирно разговаривающим с молодой дочерью.

– Это был ты, тварь?! – широко распахнув глаза и потеряв всякий самоконтроль, врач налетел на мужичка и, схватив того за воротник куртки, повалил на пол. – Ради чего на этот раз, а?! Какая прихоть стоила их жизней?!

– О чём ты?! – дрожащим от страха голосом, залепетал Стогов, пытаясь подняться. – Коля, я не понимаю!

– Отпусти его сейчас же! – вцепилась в руку дочь мужчины. – На помощь! Кто-нибудь!

Но тут голова стала тяжёлой и закружилась, комната стала крениться набок, а сердце заколотилось так, словно только что самолично пробежало марафон, в отрыве от всего остального тела. Вздох застыл где-то за грудиной, руки разжались, и Николай, хрипя, завалился на бок, ударяясь плечом о плиточный пол. В помещение тут же вбежал взволнованный Березин и кинулся к упавшему товарищу: – Шеф, ну я же просил!

– Помоги подняться, – наконец сумев вздохнуть, откашлялся и протянул побледневшую руку Николай.

– Только не буянь! – помог встать Степан.

Стены всё ещё ходили ходуном, но ноги уже достаточно уверенно удерживали тело. Стогов отполз к стене и медленно выпрямился, опираясь на плечо дочери.

– Знаешь почему он напал на папу? – испуганно приложила ладонь к губам девушка, почему-то ища ответ у Березина.

– Уж догадываюсь… – тихо подытожил помощник, переводя взгляд между двумя тяжело дышащими коллегами.

– Считаешь это я украл их?! У моих пациентов?! У детей?! – теперь злость поселилась и в голосе фельдшера. Мужичок выпучил глаза на опирающегося о Степана, пошатывающегося начальника. – Можешь думать обо мне что хочешь, но я никогда бы не сделал ничего подобного! У меня самого семья! Да, я хреновый врач, но я не подонок!

Николай молча стиснул зубы, прожигая медика полным ненавистью взглядом. Березин же, внезапно взвалив товарища плечо, с необычной для себя решимостью и силой потянул того к выходу: – Пошли подышим.

Доктор не сопротивлялся, послушно следуя за помощником прямиком на прохладную улицу.

– Простите, дамы, похоже вам придётся найти другое местечко, – извинился Березин перед Натой и Любой, вытащив товарища на крыльцо.

– Да… Кажется, мы уже и так достаточно долго отлыниваем, – переглянулись понурые девушки и зашли в лазарет. Николай, наконец отдышавшись и вернув равновесие, принялся нервно шагать туда-сюда, извергая не особо связные ругательства себе под нос.

Степан поджёг сигарету и с минуту помолчал, наблюдая за другом: – Шеф, не думаю, что это был он. Даже если бы Юра забрал лекарства, то указал бы на их пропажу как-то пораньше. Он дурак, но не стал бы обрекать пациентов.

– Да знаю я! – злобно буркнул врач, впиваясь пальцами в волосы. – Уже понял! Это убивает меня, Стёпа! Раз за разом, одно за другим, а за вторым третье! Все молчат, никто ничего не рассказывает, а стоит узнать что-то – так возникает куда больше вопросов, чем ответов! – мужчина обессилено опустил руки. – Мне просто нужна победа, Стёпа. Одна крохотная победа.

– Пиррова засчитается? – Березин добродушно усмехнулся и, сделав глубокую затяжку, сам протянул половину скуренной сигареты. – Передохни.

Николай благодарно кивнул и лёгкие заполнил долгожданный дым. Нервы немного поутихли, а вестибулярный аппарат вновь понимал, где верх и где низ.

– А ты осмелел, пока меня не было, – с ноткой гордости оглядел помощника мужчина.

– Пришлось адаптироваться. Зато теперь я могу вновь спихнуть всё на тебя, – довольно пожал плечами и хохотнул Степан.

– Александр говорил с тобой? Ты в курсе про корабли и прочее?

– О да, – укоризненно вскинул брови Березин. – И, кстати, рассказал куда больше, чем ты. Не думал позвать меня послушать эфир с вами или хотя бы поведать, что у нас тут ледниковый период через пару месяцев намечается? И может просветишь как мы переправим полторы тысячи людей до Бангкока, ещё и вопреки Калинину?

– Если бы я знал, – нервно хихикнул Николай, добив остатки сигареты. – Мы не успели толком ничего обговорить. Александр лишь сказал, что подготавливает способ выбраться. А я знаю только то, что услышал по радио.

– Потрясающе. Мне он пообещал объяснить всё сегодня вечером в часовне, но как видишь…

– Калинин узнал обо всём, да?

– Сплюнь, – нервно вскинул брови Степан. – В этом случае мы уже были бы на губе. Нет, он отправил толпу своих дятлов, они вломились, перевернули всё вверх дном, а после – подожгли. При том, как будто специально самых отбитых подослал. Они прихожан вышвыривали, как чемоданы в аэропорту, а самого старика насильно забрали и о нём ничего не слышно с вечера.

– Ну, без него у нас нет никакого плана вообще, – Николай по привычке попытался сунуть замёрзшие руки в карманы пальто, но пальцы лишь скользнули по гладкой толстовке. – Я кое с кем пообщался в поездке – попробую разузнать, что смогу.