Всматриваясь в пропасть бесплатное чтение

Евгения Михайлова
Всматриваясь в пропасть

Все персонажи и события романа вымышленные. Совпадения с реальными фактами случайны.

* * *

Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.

© Михайлова Е., 2022

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2022

Часть первая

Гололед

Ирина с трудом сдерживала желание пробежать душный вестибюль магазина, расталкивая неуклюжие и неторопливые фигуры, окутанные тяжелой одеждой и прикованные к полу огромными пакетами с едой. Она сейчас задохнется без глотка свежего воздуха, у нее осталась единственная потребность – вырваться на свободу из очередного, хронического, ставшего нескончаемым плена.

Ну, вот – порог, нахмуренное, недоброе, но хотя бы безграничное небо. За сорок минут, проведенных Ирой в магазине, оно совсем потемнело. Ирина натянула капюшон куртки на голову, убрала со лба взмокшую прядь темных волос. Почувствовала себя на мгновение освобожденной и легкой… И вдруг она уже в коротком и неотвратимом полете. Пакеты с покупками летят в стороны, ноги беспомощно скользят по обледеневшей плитке, и все, что она может сделать для своего спасения, – это зажмуриться.

Под Ириной лед, вокруг темнота и слепота, она боится шевельнуться, чтобы не почувствовать острую боль какого-то перелома. Когда открыла глаза, увидела рядом с собой темные фигуры и едва сдержала крик страха. Это ее вечная фобия: она совсем беспомощна, а они уже тут, какие-то опасные и беспощадные враги.

– Девушка, с вами все в порядке? – произнес вполне приятный мужской голос. – Сможете встать или надо вызвать «Скорую»?

– Я пока не знаю, – прошептала Ирина.

– Тогда давайте попробуем.

Сильные руки осторожно подняли Ирину, помогли зафиксироваться на ослабевших ногах. Все немного ныло, но острой боли не было. Кто-то накинул ей на голову слетевший капюшон. Кто-то собирал ее продукты, разлетевшиеся из пакетов. И она уже смотрит на спасителей своими темными, постоянно тревожными глазами сквозь горячую и соленую пелену благодарности. Неужели это просто нормальные, хорошие люди… Неужели опять пронесло? И переломов точно нет?

– Спасибо вам, – сдержанно произнесла она. – Если честно, то я ужасно перепугалась. А так – вроде все на местах.

Ирина ощущала присутствие рядом с собой нескольких человек как поддержку и защиту. Но она еще не была в состоянии хотя бы рассмотреть их лица.

– Вы далеко живете? – произнес уже знакомый голос.

– Нет, я сюда хожу пешком. Мой дом там, за школой.

– Не так чтобы очень близко, – произнес голос. И Ирина увидела, что рядом с ней остался один собеседник. – А пакеты ваши довольно тяжелые. Разрешите помочь? Меня зовут Алексей.

– Меня Ирина. Спасибо большое, но я справлюсь. Привыкла. А навьючиваюсь, чтобы реже ходить в магазин. Ненавижу это занятие вообще-то.

– Хорошо, – сказал Алексей. – Вот стоит моя машина, мы просто сократим ваши мучения. До вашего дома минуты две. И мне будет спокойнее. Гололед вообще-то везде.

Ирина неуверенно кивнула, он взял ее пакеты, велел ей держаться за его локоть, они дошли до его машины. И две минуты пути Ирина напряженно думала, что сказать, если он захочет занести ее продукты в квартиру. Как мило отказать, как не обидеть, как быстро уйти и при этом не загреметь на скользкой плитке у подъезда. Она показала, где остановиться.

Получилось все быстро, непринужденно и легко. Алексей взял с заднего сиденья ее пакеты, довел до двери подъезда, вручил Ирине ее ношу и достал из кармана маленькую карточку.

– Это мой телефон на всякий случай. Пусть будет у вас. Вдруг что-то понадобится. Например, доехать в тот же магазин или из него домой. Не стесняйтесь. Я простой человек, а вы, как мне кажется, непростая и необычная девушка. Буду рад, если наше знакомство продолжится.

– Да, – нерешительно произнесла Ирина. – Еще раз огромное спасибо.

Он легко коснулся ее плеча на прощание, а она наконец сумела рассмотреть его. Сухощавое, интеллигентное лицо, внимательные серые глаза, красивые волнистые русые волосы. Каким же чучелом, наверное, выглядит сейчас она сама – растрепанная, с перекошенным от потрясения лицом и воспаленными глазами. Ирина была самокритичной в степени диагноза.

В прихожей она бессильно опустилась на табуретку у вешалки. С трудом выпуталась из куртки, положила на пол рядом с пакетами, достала из ее кармана карточку и прочитала: «Алексей Ермилов, эксперт-консультант международной ИТ-компании…» И название, которое Ирине ни о чем не говорило.

После теплой ванны она пересчитала свои синяки. У нее нежная кожа, они появляются и в менее опасных ситуациях. Она озабоченно проверяла, какого рода боль возникает при надавливании. Боль противная, конечно, но все же ни серьезных гематом, ни переломов, ни растяжений. Пройдет само.

На кухне Ирина разложила принесенные продукты. Есть не хотелось. Она взяла маленький стаканчик смузи, задумчиво съела. Затем вернулась в прихожую, проверила, закрыла ли входную дверь на все обороты. Она не забыла: это просто ритуал для подтверждения мифа собственной защищенности. Вошла в спальню для того, чтобы опустить жалюзи, и постояла у окна, разглядывая блеск обледенелого асфальта между сугробами. Это даже красиво с высоты пятого этажа: черный бриллиант и белый жемчуг в разводах темных трещин под пятой мороза. И обнаженные, окоченевшие ветки деревьев, в молчаливой тоске взывающие к небу.

Гололед. Для кого-то временное явление природы и чья-то бесхозяйственность. Для Ирины судьба.

Ей ничего не нужно вспоминать. Она постоянно видит, как освещенные окна в темноте, одни и те же события своей жизни с очень раннего возраста. Горячие мамины руки ее одевают, кормят. И они очень часто дрожат, эти руки. Особенно когда к ним приближается грозовое, темное облако. Это отец. Ира совсем не помнит его лица, только свой и мамин страх. Она видит себя, сжавшуюся в комочек под столом, а по полу к ней тянутся алые струйки. Ей тогда было три года. Пройдет немало лет, и она узнает, что той ночью отец убил ее мать. Ей об этом рассказали в детдоме.

Следующее яркое пятно прошлого. Воспитательница заплетает ей косички и говорит своим громким, деревянным голосом:

– Ты должна все время понимать, как тебе повезло. Не всем сиротам выпадает такое счастье. Тебя берут в семью. Приличные люди, не бедные. Надо стараться, слушать их, угождать, чтобы не вернули. Пока тебя выбрали просто потому, что ты симпатичнее других. Но для того, чтобы тебя полюбили, они должны видеть твою благодарность.

…Через неделю Иру вынесли из дома «приемных родителей» в окровавленном одеяле. Соседи выбили дверь на ее крик, вызвали полицию. В больнице ей тогда не объяснили, что с ней делал новый «папа». Только нянечка перед операцией шепнула:

– Терпи, детка. Поболит – и пройдет. Тебя всю порвали, нужно зашить.

Ира поняла, о чем шла речь, уже подростком. А тогда ей было всего пять.

Она уже стала воспринимать детдом как свое единственное убежище, но за ней опять пришли. Она была симпатичной, доброй и покладистой. Она нравилась тем, кто приходил выбирать.

…Десятилетняя Ира, растерянная и перепуганная, идет между двумя людьми, которых видит второй раз в жизни. Мама Валя и папа Петя улыбаются. Они красиво одеты, у них свой дом в Подмосковье, у Иры отдельная комната и новая одежда… Она ходит в школу, получает пятерки, а одноклассники дразнят ее «дикаркой». Потому что она шарахается от всех, как прокаженная.

И была такая же морозная ночь, и так же сверкал лед на дороге, когда Ира разбила окно своей комнаты на втором этаже, прыгнула в сугроб, уцелела и побежала по скользкой дороге в разорванной ночной рубашке куда глаза глядят. На склоне темноту вдруг осветила ее собственная резкая боль, она услышала хруст костей, и все исчезло. Ее нашли какие-то люди уже утром, обмороженную, с переломанными лодыжками.

А дальше поток тусклых кадров, полустертых ее осознанной волей. Ира приобрела опыт защиты себя от того, что помнила. Она научилась стирать информацию из своей памяти. Ее без конца осматривают и расспрашивают люди в белых халатах. И вновь пройдут годы, прежде чем Ира решится сознательно и отчетливо восстановить все, что произошло с ней в доме приемных родителей. Где папа Петя ее садистски насиловал каждую ночь, а мама Валя наблюдала.

Иру вернули в детский дом, ей было уже двенадцать. Ей некуда было деться от постоянных унижений и оскорблений других детей, которым «не повезло»: они не были настолько симпатичными, чтобы их взяли в семьи. Они, конечно, все узнали и мстительно издевались. А ей опять повезло, и на этот раз без кавычек. Врач детдома добилась ее удочерения и честно объяснила свои мотивы:

– Мне нужна надежная помощница в уходе за парализованным отцом. Ты подходишь: старательная, спокойная, разумная. Я тебя всему научу. Думаю, мы поладим и привыкнем друг к другу.

Ира вошла в ее квартиру и сразу наткнулась на пристальный, зовущий и все понимающий взгляд необыкновенно живых глаз на неподвижном, почти мертвом лице. Отец новой мамы Лиды был полностью парализован, до последней мышцы. И при этом он сохранил удивительную ясность ума, уникальную память, яркую, страстную эмоциональность. Редчайший случай. Так у Иры появился самый близкий и по-настоящему родной человек. Они были счастливы, разговаривая часами. Он говорил с трудом, она не сразу научилась его понимать. Но очень скоро ей стало легче говорить с дедом, чем маме Лиде. Она как будто слышала его мысли до того, как он их озвучивал. Ира смеялась его шуткам, он в уме решал ее школьные задачи. Дедушка Яша однажды признался своей неожиданной внучке, что больше не зовет смерть, он хочет жить и видеть, чувствовать ее рядом.

Встреча с ним стала для Ирины озарением на всю жизнь. Его уход – самой трагической потерей. Они с Лидой прожили в одной квартире еще несколько лет. В девятнадцать Ирина поступила в институт и перешла жить в общежитие. Они с Лидой были честными людьми, семьей не стали, но старались не мешать друг другу и помогать в случае необходимости.

Ира вернулась в эту квартиру после смерти Лиды от рака. И здесь ее встретили тепло, свет и мудрость дедушки Яши. Этого достаточно, чтобы легче переносить и свою обделенность, и новые невзгоды.

Дом у них очень теплый, топят хорошо. Перед сном Ирина даже открывает окно, чтобы впустить немного морозной свежести в свой уют. Только у себя она и способна примириться с зимой в принципе. Перед тем, как лечь, она достала из шкафа пушистый легкий плед и положила поверх одеяла. Тепла много не бывает. А этим вечером ее еще немного знобило – не от простуды, а от какого-то неясного волнения. Да что тут лукавить с самой собой: она в смятении, как девчонка, из-за того, что пообщалась с мужчиной, которого нашла очень привлекательным. Более того, он показался ей не опасным, что важнее всего. Ирине скоро исполнится тридцать восемь лет, она преподаватель на кафедре психологии университета, ее все считают сильным профессионалом и замкнутым, даже высокомерным человеком, о личной жизни которого ничего не известно. Так успешно она прячет свой главный секрет: ничего из того, что люди называют личной жизнью, у нее нет и не может быть. Она исключила для себя доверительные контакты: они невозможны без посторонних прикосновений к незаживающим ранам, тайнам души и тела. Только не мужчина, которому слишком многое пришлось бы объяснить, будучи в полной уверенности, что он не поймет. Только дедушка Яша все понимал, и для одной тяжелой судьбы – это подарок, какого хватит навсегда.

Впрочем, одно исключение в жизни Ирины было. Это коллега и единственная подруга Марина. Никто не способен так четко и ясно, как Марина, все расставить по местам и на каждую проблему повесить этикетку с названием и ценой вместе с инструкцией по применению.

– Страшные, постыдные тайны и уникальная боль бывают такими лишь для своего обладателя, – говорит Марина. – Ты же специалист и должна понимать, что все острые проблемы рождает лишь наша эмоциональность. Нужно просто постараться разорвать путы своего плена и выйти к другим людям освобожденной, не закомплексованной. И увидеть, что подобные трудности можно найти у каждого. Собственно, ковыряться в чужих тайнах и есть наша работа.

Марина считает Иру очень привлекательной внешне. И похоже, что она не лукавит. Ирина подошла к зеркалу и, как всегда, критично и тревожно посмотрела на свое отражение. Она осмотрела довольно полную, но вполне пропорциональную фигуру. Круглое лицо с хорошей, чистой, смугловатой кожей. И большие карие глаза. Все вроде ничего. Но этот смятенный, неуверенный, даже затравленный взгляд, который так и не стал взрослым. Из-за своего обнаженного взгляда Ирина на работе носит большие очки с простыми стеклами.

Ирина безразлично отвернулась от своего отражения. Что такое привлекательность, женская прелесть и обаяние, она знает точно. Это Марина. Они ровесницы, но у Марины уже есть девятнадцатилетний сын, а выглядит она настолько юной, что и возраст, и сын, и стаж работы кажутся мистификацией. Редкая генетика.

Зной

Рано утром Марина проснулась оттого, что в коридоре горел свет, а в ванной шумел душ. Она опять закрыла глаза и спокойно ждала, когда ее губ коснется свежий и прохладный поцелуй.

– Не могу открыть глаза, – шепнула она. – Сон досматриваю.

– Спи, дорогая, не беспокойся, – произнес ласковый голос Григора.

– Ты поешь. – Марина взглянула на его лицо. Оно всегда выражало неуверенность и обожание, когда он смотрел на нее. – В холодильнике есть сыр, карпаччо. Кофе свари. А я досплю, ладно?

– Конечно. Я выпью кофе. Скажи только: мы еще встретимся?

Боже, он задает этот вопрос после каждого свидания. И Марина начинает чувствовать себя монстром.

– Давай созвонимся. – Она натянула одеяло до бровей и ровно, сладко задышала.

Она дождалась, пока захлопнется входная дверь, и с облегчением выбралась из-под одеяла. Лежала, обнаженная, и впитывала воздух своей свободы. Марине никогда не бывает холодно, она любую одежду воспринимает как вериги. Ночные рубашки и пижамы она продолжает покупать для тех дней, когда сын Данилка приедет на каникулы. Полгода назад он стал студентом Кембриджского университета. До того, как это оказалось возможным, Марина свернула горы и практически взяла в плен заместителя министра обороны, поскольку никого больше не интересовал вопрос с плоскостопием и близорукостью ее сына, а ей, Марине, даже пригрозили уголовным сроком, если не отдаст его в армию. Тот факт, что Данила был победителем восьми международных олимпиад школьников по математике, почему-то действовал на многих как красная тряпка на быков. Замминистра вник и более того: продемонстрировал готовность решать и другие проблемы Марины. Она с трудом отбилась, оставив все же на всякий случай надежду тоскующему по нежности генералу.

Марина босиком подошла к окну. За стеклом металась и кружилась буйная метель. Марина рассмеялась: это же обещанный ураган «Надя», которым синоптики уже всем плешь проели. Жги, «Надюха», замети всю грязь, разведенную людьми, всю ненависть, злобу, тупость, ложь и зависть. Да здравствует миг встречи с белой пустыней.

Она вернулась к своей подушке, уткнулась в нее лицом, вдохнула запах жаркой ночи, влюбленного горячего мужчины, собственного желания получить то, чего не бывает на свете, что больше притяжения тел. Григор. Забавная, банальная история, которая приобрела неожиданные детали.

Они познакомились пару месяцев назад. Марина шла к ближайшему метро из издательства, где выходит ее книга очерков на темы психологии. На метро проще добраться, на машине можно застрять в пробке посреди нечищеных дорог. Она очень быстро заметила, что какой-то человек очень даже сознательно идет почти вровень с ней. Это уже что-то между преследует и пристает. Марина мельком взглянула на невысокого коренастого мужчину с явно восточным лицом. Он поймал ее взгляд и широко улыбнулся:

– Я хотел у вас спросить: как пройти к метро?

– Почти остроумно, – холодно произнесла Марина. – Учитывая то, что большую букву «М» не увидит только слепой.

– Да, – еще шире улыбнулся мужчина. – Я на самом деле иду за вами. Захотелось познакомиться, но я в этом не большой мастер.

А когда он назвал ей свои имя и фамилию, дополнив все карточкой, Марина даже растерялась. Григор Вагранян. Именно тот Вагранян, известный в мире нейрохирург из Армении. Бредет просто так, скромно к метро и неумело пытается снять девушку на улице. Нет никаких сомнений в том, что он, как многие, не разобрался в ее возрасте. Вот тебе и нейрохирург, светило. У метро они остановились. Как оказалось, у него машина стояла неподалеку. Марина твердо сказала, что поедет на метро. Тем более он ехал на конференцию, хотя был готов сначала отвезти ее домой. А встретиться с ним в его гостинице Марина согласилась. Почувствовала жгучее любопытство почти научного поиска. Договорились о свидании на этом месте через день.

Они встретились в шесть вечера у того же метро. Маленькая, частная гостиница, в которой останавливался Григор, была рядом с издательством Марины, а до метро рукой подать. Так затейливо случайности создают рисунок предначертанной судьбой встречи.

Уютный, по-домашнему обставленный номер Григора был один на этаже. Он объяснил, что живет тут временно, пока не купит свою квартиру в Москве. Григор подготовился к особому ужину на двоих. На столе было очень хорошее вино, дорогой коньяк, пряные восточные блюда, прекрасные фрукты. У них оказалась масса общих тем. Они, несомненно, были людьми равного интеллекта. И каждый из них так выгодно смотрелся на фоне другого. Григора окружала аура высочайшего профессионала, признанного всеми: она делала привлекательными даже его высокомерие и категоричность выводов. Марина сразу почувствовала себя возведенной на пьедестал исключительной, пленительной и непостижимой женственности человеком, который все знал об уникальности в тусклом, обыденном ряду.

Близость их была тоже особенной, мало похожей на жаркий провал в беспамятство. Временами Марине очень хотелось освободиться и бежать подальше. Нет, никакого отторжения. Григор был ей приятен как мужчина. Сразу показался не чужим, и если не близким, то узнаваемым по деталям почти родства. Только невозможно было избавиться от ощущения, что ты под пристальным взглядом экспериментатора, исследователя. Что-то среднее между пламенем страсти и холодной вивисекцией. Да, бежала бы, если бы это был не Вагранян. Не тот самый Вагранян. А этот человек оказался ей невероятно интересен со всеми своими особенностями маниакального ученого.

Все было понятно только с его отношением к ней: свидание стремилось к бесконечности, потому что Григор хотел и явно не мог оторваться от нее, отпустить. Уже на рассвете он подошел к столу, выпил рюмку коньяка, раздвинул шторы на окне. Впустил утренний луч и вернулся к Марине, которая по-прежнему лежала, обнаженная, на кровати. Григор заговорил, это меньше всего было похоже на объяснение хотя бы в симпатии:

– Ты, наверное, привыкла к такой реакции людей. Но я серьезный профессионал, я все знаю о человеческом теле и не могу избавиться от ощущения мистификации или обмана. Если бы ты мне не рассказала о себе, я бы продолжал думать, что ты девочка лет восемнадцати. И сейчас, после проведенной вместе ночи. Какая-то особая генетика? Как выглядят или выглядели твои мама, бабушка, прабабушка?

– Нормально. Как все, я просто не хочу приплетать к нашему случайному свиданию всю свою родню. И дело точно не в генетике. У меня одной «золотая кровь», может, в этом дело.

Марина никогда не забудет острый, пронзительный, даже восторженный взгляд Григора после этих слов. Взгляд исследователя, которому страшно повезло: разрезал пациента и обнаружил бриллиант вместо сердца.

– Нулевой резус-фактор? Это правда? Не могу поверить. Ты знаешь, сколько таких людей на земле?

– Да, – скучно произнесла Марина. – Около полусотни. И давай на этом обсуждение закончим. Ненавижу чувствовать себя подопытной крысой.

– Но ты же теперь близкий для меня человек…

– И ты хочешь мне рассказать, что я не могу попасть под машину или сильно порезаться, так как для меня не найдут донора и я умру от потери крови. Я в курсе. И я с детства не понимаю, почему умереть от потери крови хуже, чем от чего-то другого. Григор, мне вдруг страшно захотелось поехать домой. Утром я должна обязательно просыпаться в своей постели. Иначе весь день насмарку.

– Я тебе надоел?

– Это не то слово. Просто наше свидание закончилось. Оно прошло хорошо. Мы друг друга заинтересовали, захотели познакомиться поближе. Совсем близко. Все нормально, пора расставаться, чтобы не испортить ничего.

– Хорошо, я отвезу тебя. Не бойся, не стану напрашиваться в гости. Я понимаю, что совершенно безразличен тебе, что могу рассчитывать лишь на роль эпизода, у которого есть малый шанс повториться. Но я должен сделать вывод, так сказать, вердикт, чтобы не оставаться с ним наедине. Можно сказать?

– Предчувствие у меня не очень. Но говори, конечно. Я же не совсем бревно.

– А я не влюблен в тебя. Вообще не знаю, что значит это выражение. На мой взгляд, полная бессмыслица. Взрослый человек не может ни с того ни с сего влюбиться в другого, постороннего взрослого человека. Я просто точно знаю сейчас то, что смутно почувствовал, когда увидел тебя на улице и в чем совершенно убедился этой ночью. Ты не только подходишь мне в каждой детали – физиологической и эмоциональной, – ты в этом смысле для меня идеальная женщина. И, к сожалению, единственная такая. К сожалению, потому что я прочно и вполне удачно женат. У меня есть дочь, и она для меня дороже всего на свете.

– Замечательно. Так в чем печаль?

– Во всем. Огромная печаль.

Они тогда простились навсегда у подъезда Марины. А через месяц он позвонил и сказал, что опять в Москве. Она не смогла отказаться от встречи, хотя давно решила, что женатые мужчины для нее – табу. Потом еще раз и еще. Теперь встречаются у нее дома. И они уже связаны, как цепью, своей взаимной невлюбленностью. Можно поспорить с зовом плоти, но не с выбором разума. Сильного ума человека, который каждый день держит в руках чужой обнаженный мозг и так исправляет ущербность человечества. Марина его не ждет, не зовет, не скучает, не думает о его прочной и надежной семье. Она просто привыкла к тяжести странного приобретения своей судьбы. Да и с зовом плоти все в порядке. Зной ее крови не может быть ошибкой или преступлением. Ей при рождении навязана роль фаталистки: для нее на земле не найти донора. В случае чего. Пусть будет личный нейрохирург под одним одеялом.

А как хочется выскочить из стен и пут, бежать по белой холодной дороге босиком и без одежды, чтобы мороз сделал прохладной «золотую» кровь, чтобы снежинки не прекращали таять на постоянно горящей коже.

Утром Марина сладко спала, пока ее не разбудил телефонный звонок. Это Ира, подруга. Голос хриплый и перепуганный. Ира постоянно боится всего на свете, и потому с ней случается то, чего она боится. Зимой у нее панический страх падений на гололеде из-за того, что в детстве переломала ноги, когда бежала по льду. И еще она постоянно мерзнет, трясется, кутается и страшно боится всерьез заболеть. Ира – вечная сирота. Взрослый, разумный, яркий человек с душой брошенного и растоптанного ребенка. Марина категорически не сентиментальна. И она не нуждается в дружбе, как и в любви, просто иногда соглашается это принять. Но с Ирой все совсем иначе. Они сначала были всего лишь добрыми знакомыми, приятными друг другу людьми. Но однажды Марина вдруг почувствовала, что паника и тоска, которые внезапно появляются в красивых бархатных глазах подруги, рождают в ней самой необычные эмоции. Ей хочется обнять, успокоить, защитить этого нежного и беспомощного ребенка, который пытается и не может спрятаться в теле взрослой, опытной женщины. Впрочем, нет, не так. Взрослый опыт у Иры так и не появился. Она только научилась его имитировать с помощью теории, в которой сильна.

И вот вечером это случилось. Ирина поскользнулась, упала, что-то растянула, замерзла и простудилась.

– Точно нет перелома? А температуру ты измерила? Что привезти из еды и лекарств?

– Перелома нет, температура – тридцать семь и три, еду я все же вчера купила. Лекарства какие-то есть, мне просто неохота их пить. В общем, ничего не надо, Марина. Я только поныть позвонила. Лежу под тремя пуховыми одеялами и трясусь от холода. Это даже не озноб. Просто как вспомню тот лед, темноту, – страшно на пол ступить.

– Как же ты добралась после падения домой? Тебе же не очень близко из магазина, да еще с продуктами, – спросила Марина.

– Ты знаешь, – вдруг смущенно произнесла Ира. – Мне помог встать и собрал еду, которая разлетелась вокруг меня на километры, один очень хороший человек. Он и довез меня на машине до подъезда.

– Слушай… Это уже интересно. Ты лежи, сопи под одеялами, я сейчас приеду. Разберусь с тем, что ты купила, что-то приготовлю. Сама есть хочу. И мне не любопытно – мне безумно любопытно, к кому ты решилась сесть в машину. Мы дружим сто лет, и я впервые слышу от тебя выражение «очень хороший человек».

– Разве я кого-то называла плохим? – обеспокоенно спросила Ира.

– Нет, конечно, тебе это и не нужно. Для тебя все одинаково опасны: что у тебя на лбу написано. И это вовсе не недостаток. Не твой недостаток. Это вина и беда человечества. На этом мы вступительную часть закончим. Приеду – расскажешь мне все в подробностях.

Идеальная пара

Ирина продолжала оттаивать после своего ледяного происшествия вторую неделю. Ей никогда не бывает скучно дома одной, а сейчас можно вообще выбирать по собственному усмотрению явочно-дистанционный режим. Она проводила онлайн-занятия со студентами, читала новости в интернете, следила за событиями и реакциями на них в университетском чате. Не брезговала ни сплетнями в комментариях, ни постоянно возникающими скандалами. Ира из тех людей, которым надо все знать, а детали, характеризующие коллег, – это строительный материал для объективных выводов. Ира никогда ни с кем не ссорится, даже не спорит, ей удобнее и спокойнее оценить человека в интернет-сраче, чтобы спокойно и далеко его отодвинуть от себя в реальной жизни. И повод – это ни в коем случае не грубость выражений, не накал чувств. Все, что выдает волнение, гнев, пристрастность и небезразличие личности, – это очень важно, это имеет право на внимание, понимание и уважение. В свой умозрительный черный список Ирина отправляет только четко обозначившихся носителей идей дискриминации, расизма по любому признаку, зависти и подлого, жажды травли и преследования. А неизменным объектом зависти и раздражения в чате, как и в реальной жизни кафедры, является Марина.

В то утро Ира читала комментарии под поздравлением Марины с защитой докторской диссертации. В основном – восторги, сердечки, цветы, добрые слова. Но не существует в природе коллектива, сплоченного только в порывах доброжелательности и позитиве. Конечно, даже в этой теме есть сгустки ненависти и комья грязи. Автор в принципе один – Екатерина Иванова, но иногда ей удается подпрячь своих то ли единомышленников, то ли подпевал. Эта Катя с внешностью унылой, мрачной надзирательницы и научным, если так можно выразиться, пристрастием к незыблемым банальностям, всегда реагировала на кодовые слова, которыми коллеги и студенты неизменно щедро осыпают Марину. У Кати в мозгу зажигалась ярость, когда хвалили красоту, талант и женскую привлекательность Марины. Она выдавала длинные посты оскорблений и брани, которые, как и все у нее, оказывались скучны и банальны. Ирина все это уже знала наизусть, практически не читала, только выборочно выхватывала какие-то отдельные слова. И… Что это? Неужели Катя докатилась до откровенной лжи и клеветы? «Наша вечно юная виновница очередного торжества, – писала Катя, – обладает и другими ценными качествами. Я о предусмотрительности и предприимчивости. Так, незадолго до защиты Марина Федотова случайно сняла на улице клиента, который случайно же оказался известным нейрохирургом и более чем влиятельным человеком». Дальше читать Ира не стала, но ее даже затошнило от ужаса и тревоги. Это не абстрактная брань, из которой ничего не вытекает, кроме характеристики самого автора. Но Катя – какой-никакой ученый. И она не может взять с потолка обвинение и выложить в открытом доступе. Тогда что? Что она нарыла, перевернула и переврала?

Ира схватила телефон и сразу его отложила. Нет, по телефону о таком нельзя. И как признаться Марине, что она чуть не поверила гнусной сплетнице. Как спросить… Это возможно только тогда, когда Марина будет рядом. Она обещала сегодня вечером заехать с шампанским, чтобы они вдвоем отметили ее защиту.

Кстати, это повод оторваться от дурацкого чтения и заняться уборкой, что-то приготовить. Ира принялась за домашние дела, думая о том, как хорошо жить одной. Никто не слышит ее вздохов и стонов, которые у нее всегда сопровождают процесс бытовых преодолений. А сейчас она еще и взвизгивает, когда резко наступает на ушибленную ногу, которая уже несколько дней у нее не болела в состоянии покоя. Какая-то насмешливая иллюстрация выражения «левая нога хочет». Да, у Иры болит именно левая нога, и дело в том, что ей хочется лежать. Только ради Марины и ее торжества Ира нарушает права больной ноги.

Зато на душе стало легче. Понятно, что у Марины какие-то дела с этим нейрохирургом (интересно, с каким), это Катя не выдумала, конечно. Но она все перевернула с ног на голову, неприличный смысл был в самой подаче и интонации. А это наверняка настолько обычный рабочий контакт, что Марина даже забыла рассказать Ире.

Марина приехала довольно поздно. Привезла розовое полусладкое шампанское и роскошный шоколадный торт из «Итальянской лавки». Ира была тайной и маниакальной сладкоежкой, которая изо всех сил боролась с этой порочной страстью. Но тут такой повод. Она даже прослезилась, глядя на кондитерский шедевр.

– Спасибо, Мариночка. А я не смогла выскочить, чтобы тебе подарок купить. Решила приготовить что-то особенное, а продукты были только на борщ. Но он получился не обычный, а такой: чего там только нет. Даже мед и красное вино.

– Да это же и есть блеск, – обрадовалась Марина. – Борщ под шампанское – моя мечта.

Они смеялись, разговаривали о пустяках. И наконец Ирина нашла возможность рассказать о том, что читала чат.

– Сколько народу тебя там поздравляет. Какие прекрасные слова…

– Да, я читала. Еще и цветами завалили кабинет. Почему-то только розы.

– Но я прямо вздрогнула, когда наткнулась на эту сплетницу Иванову. Ты видела, что она написала о тебе и каком-то нейрохирурге? Надо же такое придумать.

– Она не придумала, – спокойно ответила Марина. – Я на самом деле познакомилась на улице с нейрохирургом Григором Ваграняном.

– С тем самым?

– Да. И пришла на работу, рассказала кому-то. Мне тогда показалось это смешным: он хотел снять меня на улице. Иванова, как всегда, подслушала, что теперь очевидно. Ты шокирована, обижаешься из-за того, что я тебе ничего не рассказала?

– Просто немного удивлена. Хотя если это маленький эпизод, с какой стати рассказывать.

– Это не эпизод. Мы встречаемся время от времени. Но все так сложно, что я просто не решилась. У него семья, любимая дочь, там все в порядке. Я знаю, как ты относишься к таким вещам.

– Боже, – выдохнула Ира, – ты в первый раз призналась, что считаешь меня ограниченной ханжой. Я могу все понять, особенно когда речь о тебе.

– Да нет же. Никакая ты не ханжа, это мы с Григором очень тяжелые, неудобные люди. Так сразу и не объяснишь. Я не уверена, что сама поняла, что это. А по ситуации с Ивановой все, наверное, было так. Я кому-то рассказала, потом договаривалась с Григом по телефону, говорила, что встретимся у меня. Иванова наверняка выследила. Сидела в кустах, как кикимора в тине. И нашла самую эффектную возможность сообщить об этом всему свету. Заодно объяснила всем, какая я бездарь: цепляла покровителей, чтобы докторскую защитить.

– Невероятная мерзость, – прерывисто выдохнула Ирина. – У него семья, у тебя студенты, сын, репутация и вообще…

– Неприятно, но знаешь, эта мерзость – не самая большая наша проблема. Слушай, давай отвлечемся. У нас все же праздник. И, между прочим, сегодня День святого Валентина. Тебе не звонил тот спаситель, который доволок тебя до дома со всеми пакетами?

– Да нет. Давно забыл, наверное.

– А давай ты ему позвонишь? Еще раз спасибо скажешь и поздравишь с днем Валентина? Как тебе идея?

– Ой. Совсем не нравится… Хотя, может, и нужно. Он ведь на самом деле меня спас. А тогда я что-то невнятное смогла пробормотать, не приходя в сознание. Сейчас, когда все почти прошло, я могла бы по-человечески поблагодарить.

– Так звони быстрее.

– Вроде поздно?

– Ты о чем… Разве программисты спят по ночам. К тому же еще нет одиннадцати. Детское время, тем более праздник. Звони.

Алексей ответил сразу. После того как Ира представилась, была небольшая пауза. Но когда она стала объяснять, кто это, он ее прервал:

– Я прекрасно понял, кто звонит. Просто растерялся: думал, вы давно обо мне забыли.

Ира, волнуясь, очень искренне и задушевно произнесла текст благодарности, который они с Мариной утвердили в последней редакции. Что-то пробормотала и о Дне святого Валентина, который и вдохновил ее на этот звонок.

Алексей вновь замолчал на какое-то время и вдруг произнес с воодушевлением:

– Вообще-то я только что вернулся с работы. Мы там день этого самого Валентина и отмечали. Пришел домой, по дороге купил вино и торт, чтобы с женой отметить. А давайте – и вы к нам сейчас подъедете, раз не спите и уже в форме?! Мы, кстати, совсем недалеко от вас живем. Как мысль? Жена Алена кивает, она согласна.

– Даже не знаю, – растерялась Ирина. – Уже так поздно, а я с тех пор вообще из дома не выбиралась. И у меня подруга в гостях… Но вот она мне шепчет: «Соглашайся, если и меня позовут». Она на машине.

– Это просто замечательное совпадение. И подруга отличная, я уверен. Так пишите адрес.

Ирина записала, отложила телефон, в ужасе сжала руки перед грудью, как будто защищала от ударов свое сердце, и уставилась на Марину.

– Что делать, Марина? Я в шоке. И в конце концов, это ты во всем виновата. Хотя, конечно, ты не могла предвидеть такого поворота. Поехать к нему в гости… А там жена… Алена. И я с хромой ногой, запущенная, неприбранная. Какой-то фильм ужасов.

– Никаких ужасов, господи боже ты мой. Ты просто прекрати трястись. Затем прими душ и вымой голову. Это три минуты. Я сама уложу волосы феном, чтобы было естественно, как будто они всегда такие. Чуть подкрасить ресницы, губы и влезть в какую-то приличную, но не нарядную одежду. Что-то такое: я всегда готова выскочить в гости к друзьям, для меня это приятная мелочь Иди, а я выберу.

Перед тем, как выйти из квартиры, Марина внимательно и придирчиво осмотрела подругу. Все отлично. Любой должен оценить, если не дурак. Интеллигентная, чуть усталая женщина. Простые коричневые брюки, свободный шелковый пуловер песочного цвета. Каштановы волосы естественной волной падают до плеч. Легкий, почти незаметный макияж. Во всем спокойствие, мера, уверенность ума и опыта. И налет сумеречной тайны, загадки, что и делает Иру неотразимой, как кажется Марине. А разгадка… Для самых пытливых и настойчивых она в широко распахнутых карих глазах. Это робкая детская надежда на чудо, которого эти глаза никогда не видели.

Дорога до дома, в котором жили Ермиловы, заняла пятнадцать минут. Марина припарковалась во дворе и с видом фокусника достала из багажника роскошный букет темно-лиловых роз.

– Как чувствовала. Выбрала из кучи других. Решила домой отвезти. И так пригодились.

Дверь квартиры на семнадцатом этаже была открыта. Подруги вошли в просторную, светлую и уютную прихожую, где их уже ждали хозяева.

Марина с порога профессионально-беглым взглядом сразу оценила его, спасителя. То, что надо, в немыслимой степени: спортивная фигура, приятное лицо, серые красивые глаза, умный, внимательный и доброжелательный взгляд. Конечно, интеллектуал, но ни разу не ботаник. Марина перевела взгляд на его жену и мысленно ахнула. На Алене были коричневые зауженные брюки – 7/8 и тонкое бежевое худи с капюшоном. Стрижка совсем короткая, но волосы такого же каштанового цвета, как у Иры. И карие глаза, только небольшие, с узким разрезом. Они смотрят со снисходительным выражением: впечатление такое, что Алена осматривает всех сверху вниз, хотя она невысокая.

Марина взглянула на перепуганное лицо Иры, посмотрела в веселые глаза Алексея и весело, заразительно расхохоталась.

– Вы договорились, дамы? В этом интрига?

– Не думаю, – подхватил Алексей. – Слишком сложная версия. Они просто конгениальны.

– А я ведь сначала, когда Леша сказал, что гости приедут, хотела надеть новое черное платье в пол, – охотно продолжила тему Алена высоким, звонким и каким-то негнущимся голосом. – А потом подумала, что хозяйка не должна своим видом затмевать гостей, если они женщины.

– Ну да, понятно, – с мягкой иронией заключил Алексей. – У тебя получилось. Точно не затмила.

– Вы чудесно выглядите, – улыбнулась Алене Марина. – А то обстоятельство, что вы с Ирой в одном стиле и одной цветовой гамме, только подчеркивает индивидуальность каждой. Моя Ирина совсем другая, но она всегда чудо сама по себе.

– Согласен, – произнес Алексей. – А теперь пошли быстрее за стол: мы не мастера, не кулинары. Я принес торт, а Алена заказала четыре пиццы, и они пока еще горячие.

– Дамы, если хотите, можете надеть тапочки: у нас есть все размеры, – радушно предложила Алена и показала на две полки с выставленными на них красивыми домашними тапками разных цветов.

– Божечки! – восхитилась Ирина. – Всегда хотела, чтобы в доме было много новых и красивых комнатных тапок, но не в состоянии осуществить эту мечту.

Когда они с Мариной выбирали и переобувались, а хозяева уже прошли на кухню, Ира вцепилась в локоть подруги и прошипела ей в ухо:

– Больше не смей меня подавать, как товар на ярмарке. Я чуть со стыда не сгорела.

– А ты убери с лица выражение: мы не местные, мы убогие, мы просто у порога постоим, – отрезала Марина. – И вообще давай расслабимся и начнем получать удовольствие. Хозяева – люди интересные, по-своему забавные.

За ужином все старательно сохраняли и подчеркивали «теплую и дружественную» обстановку. Это было совсем не сложно: общие темы находились легко, мнения совпадали часто, а уровень информированности был у всех практически равным. Алена оказалась врачом – стоматологом. Она умудрялась и за едой сохранять снисходительное выражение лица и повелительные нотки в высоком голосе, лишенном оттенков. Все дружно хвалили пиццу, как будто она ее испекла, торт, который Алексей купил в магазине, удобную, уютную обстановку квартиры.

– Это все Алена, – привычно говорил по каждому поводу Алексей.

Посреди ужина раздался звонок в дверь. Алена побежала открывать, вернулась с очень высоким человеком, который исподлобья смотрел на всех темными глазами, очень похожими на Аленины.

– Это мой брат Николай, – представила его Алена. – Называется сводным, потому что у нас разные отцы. Но он у меня единственный родственник.

– Угу, – подтвердил брат.

Он сел за стол и какое-то время молча поглощал еду, положенную ему в тарелку сестрой. Затем поднял голову и с недоумением уставился на Иру с Мариной. Алена рассмеялась.

– Не обращайте внимания, дамы. Коля – очень подозрительный, а я не успела ему объяснить, кто у нас в гостях. Коля, это знакомые Алексея. Подруги. Одну из них Леша спас во время ее падения на гололеде. И мы решили их сегодня пригласить.

– Все в порядке, Николай? – весело уточнил Алексей.

– Да, – прервал свое молчание брат. – Очень приятно. И всем спасибо. Я пойду, мне спать пора, завтра на работу.

Он откланялся, Алексей к концу ужина погрустнел, казался отстраненным.

Алена же… Она каждую фразу начинала со слова «я». Даже когда речь шла о погоде, политике, спорте. Марина и Ира сразу это отметили, пару раз переглянулись и по умолчанию решили никак не реагировать. Хотя временами это было не просто. Алексей в ходе беседы процитировал удачную фразу своего друга. Тут же помрачнел и сказал, что друг недавно умер от коронавируса.

– Три месяца прошло… Все пытаюсь примириться с отсутствием Игоря, забываю, что его нет, а потом еще больше горюю, – вдруг почти жалобно произнес он, как будто попросил у всех помощи. Ирина даже сжала руками край стола, чтобы не коснуться его лица, утешая.

– А я, – охотно подхватила Алена, – как только узнала об этом, сразу стала искать статистику смертности сорокалетних. Затем измерила себе температуру, оказалось – тридцать семь и две. Выпила все лекарства, которые у меня точно подобраны по лучшим рекомендациям. Хотела задремать, но потом вспомнила, что в таких ситуациях нужно поднимать настроение, чтобы не началась депрессия. Нашла легкий комический французский сериал и позвонила Леше, чтобы купил мое любимое красное вино. Я люблю грузинские полусладкие вина. И эклеры с шоколадным кремом. Он вечером все принес, и, представляете, я измерила температуру, оказалось – тридцать шесть и шесть. Спала хорошо.

– Может, я сбегаю в наш круглосуточный магазин за выпивкой? – с явной тоской и надеждой спросил у всех сразу Алексей.

– Нет, спасибо, – торопливо ответила Ирина. – Мы поедем, у нас с утра занятия, мне хотелось бы наконец провести их не дистанционно. Да и темнотища все еще пугает, кажется, что под ногами лед.

Тут подруги дружно стали прощаться. Хозяева вышли с ними в прихожую, и Марина зафиксировала откровенно грустный взгляд Алексея. Он мог быть связан с чем угодно, но лучше думать о том, о чем хочется думать.

Они с Ирой наконец оказались вдвоем в салоне машины. Посмотрели друг на друга.

– Я… – произнесла Ира.

– Ох, да… – зашлась в хохоте Марина. – У меня голова забита под завязку белыми шариками для бадминтона. На каждом сияет и даже вопит большая буква «Я». Но не будем злословить. В целом идеальная пара, и мы отлично провели вечер. Что касается маленькой слабости жены Алексея, то она вполне компенсируется явными достоинствами: она в меру доброжелательна и совсем не ревнива. Чему зацикленность на себе только способствует. Она в гармонии с собой.

– Да, достоинства очевидные, – печально согласилась Ирина. – Алена гостеприимна, откровенна, рада поделиться со всеми мыслями о себе. И эта уникальная коллекция комнатных тапок, и тот факт, что сегодня она точно не обнаружила рядом с собой достойного объекта для ревности. Да, она стройная и с хорошим вкусом.

– Но более странного брата нарочно не придумаешь, – заметила Марина.

И подруги опять весело рассмеялись. Вечер удался.

День после

Марина приехала к себе поздно ночью и обнаружила под дверью своей квартиры Григора. Он сидел прямо на полу, доверчиво прильнув к стене, и крепко спал, похоже, давно. Рядом стояла большая живописная корзина, заполненная цветами, фруктами и бутылками с вином. Он в первый раз приехал к ней без договоренности. Возможно, думал, что она его ждет в день своего торжества. Или просто понадеялся на это. Марина опустилась на корточки и стала внимательно рассматривать его лицо. Оно было сейчас совсем беззащитным под ее взглядом. Марина обнаружила, что у него длинные ресницы, и они вздрагивали во сне, как у ребенка после долгого плача. Какая нелепость: сердце Марины сжала жалость, так похожая на родство. Это чувство она не испытывала еще ни к кому, кроме сына. Там вечное дитя, которое не может жить без ее нежности, жалости и защиты. Тут – немолодой, опытный, практически всесильный мужчина, и он отлично живет без эмоциональной шелухи. Он искал ее и выбрал в огромном мире, чтобы приобрести все, что нужно его душе и телу, – без любви и привязанности. Как сокровище, которое держат в сейфе, чтобы время от времени убеждаться в том, что оно есть. И почему Марине вдруг показалось, что великий Вагранян однажды не сможет помочь одному человеку – себе самому.

Она сначала открыла ключом входную дверь, затем потрясла его за плечо.

– Ну, здравствуй, – сказала она, когда он открыл глаза. – Я приехала бы раньше, если бы ты позвонил.

– Не переживай, дорогая, – улыбнулся он. – Я просто хотел неожиданно поздравить. И я отлично выспался тут.

Они посидели за столом, обильно заставленным прекрасными яствами из корзины, почти ни к чему не прикасаясь. Рассвет лег печалью на их усталые лица. Марине скоро собираться на работу, а у Григора сложная операция в одной из клиник, в которых он практикует. Он, собираясь поздравить Марину с защитой, назначил и дату операции. Не пропадать же целому дню, когда люди ждут и страдают.

Ирина собиралась на работу, как на каторгу. Нога, конечно, жутко разнылась. Голова была тяжелой, а в глазах как будто битое стекло. Она не спала ни минуты этой ночью, точнее, в тот ее кусочек, который провела в своей постели. Крутилась, билась со своими одеялами, пытаясь выбросить из головы картинки и воспоминания вечера в гостях у Алексея. Отсюда, из темного одиночества, все казалось мучительным, неловким, даже постыдным. Ведь совершенно очевидно, что они с Мариной притащились в семейный дом не просто в гости к нормальным людям, а с видами на чужого мужа, который имел неосторожность поднять с гололеда одну неуклюжую женщину с одичавшей и больной душой. И был настолько беспечен, что открыл дверь своего жилья, рассчитывая всего лишь приобрести новых друзей, комфортных в общении, легких, открытых, в идеале даже веселых. Что получилось? Алексей сидел рядом с чужими, не слишком доброжелательными тетками и без конца якающей женой и тосковал по умершему товарищу, понимая, что замены в дружбе не бывает.

Ирине удалось принять душ, одеться. Попыталась выпить кофе, но горло сдавил спазм волнения и тревоги. Она не находила в себе сил ни выйти из дома, ни явиться к другим людям – в коридор кафедры, в аудиторию. Чуть не вцепилась в спасительную мысль: нет никаких проблем, можно сегодня все отменить, сказать, что еще болеет. И остаться дома, закутаться в одеяло с головой, надышать себе сон и покой. Но ведь любому ежу понятно, что через день, неделю, месяц выбраться из норы будет еще труднее, и левая нога станет симулировать все отчаяннее, пока не доведет себя до полной инвалидности. Нет, надо собрать всю свою решимость, сделать это, отработать день как разумный, профессиональный человек. А потом… Потом очень хорошо подумать, почему столько смятения в ее сердце из-за одного полузнакомого мужчины.

Алексей встал очень рано, мельком взглянул на жену, свернувшуюся уютным клубочком у противоположного края кровати. На ее глазах, как обычно, черная маска для сна, в ушах беруши. Идея заказать кровать шириной в три метра возникла после того, как Алена категорически отвергла его предложение об отдельных спальнях. Ничего коварного в этом предложении не было, наоборот: у самых близких людей должна быть возможность отдохнуть друг от друга, не думать о том, что ты можешь помешать, разбудить, вызвать раздражение. Алексей считал, что это нужно не потому, что у них что-то не так, а потому, что все нормально, даже отлично. Прекрасные отношения: доверие и теплота, физическая совместимость, взаимная моральная ответственность. Да, именно такими словами Алексей определяет для себя ценность своего брака. Звучит, как в протоколе, но он убежден, что лишь такая отлакированная нормальность, подсушенные эмоции и сдержанные, корректные желания спасают людей друг от друга, от самих себя и не дают браку превратиться в катастрофу. Он слишком хорошо знает, что шаг вправо, шаг влево от жесткой нормальности могут приблизить лишь пропасть, а о побеге не будет и речи. Он это видит вокруг и постоянно, он мысленно это всегда примеряет на себя.

Короче, его идея с отдельными спальнями сразу была зарублена на корню. И не потому, что Алена так жаждет его общества каждую секунду, пылает и взывает. Все ровно наоборот: Алена обожает и по-настоящему лелеет только себя, и для нее это почти подвиг – подвергать себя риску быть разбуженной мужем, который часто возвращается очень поздно, потерять часы своего сна, если ему нездоровится или просто не спится. Но она мужественно натягивает повязку на глаза, толкает затычки в уши, как стойкий охранник на страже собственного покоя, и полностью уверена, что таким образом создает и держит в своих тонких, сильных руках самый правильный брак на свете. Другого ей не надо.

Это все примитивно, это раздражает Алексея? Да, разумеется. Это просто бесит, и… это такое благо, на которое можно променять даже свою свободу. Все постоянно в одной плоскости, без дыма пожаров, без вкуса запекшейся крови на губах, без стонов обезумевшего сердца. Это просто дом, где все понятно и по порядку, только иногда не хватает воздуха. Это семья, которая, может, немного жмет, как ботинки на размер меньше, но ты точно знаешь, что под ногами теплый и чистый пол, а не минное поле.

Он постоял под холодным душем, побрился, проглотил на кухне кусок вчерашней пиццы с фрагментами колбасы и сыра, которые на этой стадии превращаются в пластмассу. Пицца – это для Алены один из пунктов нормальности быта. Она любит поесть и терпеть не может готовить. Какое-то время самоотверженно пыталась освоить эту муторную науку, набила кухню красивыми кастрюлями и сковородками, нашла и сохранила сотни рецептов, все отмеряла и взвешивала с точностью прибора, но результат был неизменно жутко невкусный, в лучшем случае просто съедобный. Алексей терпеливо выносил это семейное испытание, но про себя сделал жестокий вывод, что так может выглядеть человеческая бездарность, в которой даже случайно не загорится искра вдохновения. И однажды произнес почти в отчаянии:

– Лучше бы ты какую-то пиццу заказала, они в горячем виде бывают даже вкусными.

Алена ни на секунду не обиделась, наоборот, была очень благодарна за идею и выход из положения. Заказала, ей показалось это божественно вкусно, да еще без мучений и потери времени. И она сделала пиццу обязательным и необходимым пунктом их бытия: разве однообразие – не есть показатель стабильности? Для Алены, несомненно, так и было.

Алексей сел в свою машину и поехал к торговому центру. Вышел оттуда с большими набитыми пакетами. Через полчаса подъехал к старой кирпичной пятиэтажке на «Соколе», позвонил в дверь на втором этаже. За дверью несколько минут было совершенно тихо, а затем раздался отчаянный детский крик:

– Не открывай, ба! Ни за что не открывай!

– Успокойся, деточка, – произнес женский голос. – Это же Леша, он ведь сказал, что сегодня утром приедет.

Дверь открылась, Алексей вошел в маленькую прихожую и прикоснулся губам к щеке бледной, худой женщины с яркими голубыми беспокойными, даже трагическими глазами и абсолютно седыми волосами, стянутыми на затылке.

– Доброе утро, Валентина, – сказал он. – Надеюсь, вы еще не завтракали, у меня столько вкусного сегодня.

– Мы не завтракали! А я испугался, что это не ты. – Маленький мальчик с шапкой каштановых кудрей пролетел прихожую, едва касаясь ножками пола, и повис на шее Алексея. – Мы так ждали. Я люблю тебя.

Алексей прижал к себе хрупкое тельце, с жадностью, как после долгой разлуки, рассматривал красивое, выразительное личико. Он в очередной раз с изумлением обнаруживал в себе новый, ранее не изведанный сплав чувств – горячей нежности, страстной жалости и жгучего страха перед опасностями, которые могут грозить ребенку.

Когда мальчик побежал первым на кухню, Валентина тихо сказала:

– Стелла вчера объявилась. Поэтому Ванечка такой нервный.

Часть вторая

Неромантические истории

Они дружили восемь лет. Столько, сколько знали друг друга. Тот самый очень редкий случай, когда в коллективе людей одного профессионального уровня, общих принципов корректности, терпимости и взаимной поддержки Алексей мгновенно выделил только одного человека, полного единомышленника, чьи очень личные взгляды, эмоции и даже постоянно ноющая совесть совершенно подходили ему. Они были ровесниками, но Игорь Сикорский напомнил Алексею отца, в котором так трогательно сочетались бескомпромиссная, стальная честность и постоянный страх перед холодным лезвием правды, которая терзала его нежное сердце. А он продолжал быть самым верным подданным правды, пока его любящее и страдающее сердце не утонуло в крови после обширного инфаркта.

Игорь был очень крупным, склонным к полноте, внешне добродушным увальнем с неуверенным и даже наивным взглядом серых близоруких глаз за стеклами очков. Когда дружба созрела до степени полного доверия, Алексею стали казаться понятными и близкими его нелепости, фобии, даже страстные и совершенно утопические надежды. Это был огромный, очень умный, образованный и беспомощный ребенок. Возможно, Игоря и страшная болезнь сожгла так быстро потому, что он в своем изумлении и потрясении отказался ей сопротивляться.

Самая густая, комковатая и просто несъедобная каша клеилась к чистым мозгам Игоря в том месте, где у него были представления о женщинах и отношениях с противоположным полом. Алексей наблюдал за его влюбленностями, заблуждениями и разочарованиями с иронией, к которой все чаще примешивались горечь и тревога.

Игорь мог месяцами восхищаться стройной и тонкой спиной своей очередной избранницы, тем, каким милым жестом она убирает прядь со лба, как искренне и звонко смеется. А потом застывал в недоумении и тоске перед очевидностью примитивной алчности, хамства и полного отсутствия пресловутой женской доброты. Следующий этап – он обвинял только себя самого в том, что, возможно, тупо затоптал в милом существе все нежное и женственное, обнажив одни уродства. Тут Алексей всегда старался не опоздать с выходом на сцену, чтобы зафиксировать для друга неопровержимые факты и улики на тему: «Она просто такая. Ты не замечал в силу своей куриной слепоты. А все написано было на лбу, тебе прочитал бы это тринадцатилетний пацан. Постарайся наконец сделать вывод и в следующем аналогичном случае спасаться бегством сразу, без потери времени и эмоций. Да, господи, посмотри вокруг себя в нашей конторе: столько приятных и, главное, умных девушек».

Но дело было еще и в том, что Игорь панически боялся умных и слишком проницательных, как ему казалось, женщин. Он полагал, что в таких случаях разоблачение его слабости последует мгновенно после сближения и приведет его только к моральному уничтожению, краху и боли. И он следовал одной протоптанной тропой – бары и другие места, где тусуются эскортницы. Иногда находил их по интернету. Они такие простые, умелые, искренние и стильные… Где-то там и так он откопал однажды Стеллу, которая пронеслась смерчем не только по его судьбе. Она и оказалась той единственной женщиной, которая задержалась в его жизни на годы.

Стелла была стройной шатенкой с карими глазами. Сразу очень доступно объяснила Игорю, что она давно не девочка, прошла огонь и воду. Ей не нужен папик для содержания и даже партнер для секса. С этим ни у кого проблем не бывает. А она ищет родственную душу.

В те дни, когда Игорь отправился в очередное плавание по водам своего последнего в жизни романа, Алексей был очень занят собственным сложным проектом. Восторженные рассказы друга о редкой удаче – найти родственную душу в женщине с карими глазами и роскошными волосами – выслушивал на ходу, не слишком вникая в подробности. И никакая сирена не разбудила его интуицию. Он не то чтобы поверил, он просто вынужденно отмахнулся: и это пройдет, как всегда. Но однажды Игорь позвонил ему в страшном возбуждении и сообщил, что Стелла оказалась в большой беде. И он, чтобы спасти ее, должен на ней жениться. Без подробностей. Алексей спокойно спросил, могут ли они втроем поужинать завтра.

– Конечно! – обрадовался Игорь. – Только…

– Только мне совершенно не нужно никого отговаривать и вмешиваться, – сказал Алексей. – Успокойся. Я всего лишь хочу взглянуть на человека, с которым ты собираешься всерьез связать свою жизнь. Такого еще не бывало. Мне даже пока не интересно, в какую беду она попала. Как говорится, был бы человек хороший, потом и с бедой разберемся.

Тем вечером в отдельном кабинете частного ресторана за маленьким круглым столом Алексей с холодным ужасом очевидности понимал, что развязная, беспардонная и громогласная шатенка рядом с Игорем и есть сейчас главная опасность его жизни. Стелла не могла быть никем, кроме лгуньи и жестокой аферистки. Слово «жестокая» сразу возникло в мозгу Алексея и причиняло ему боль. А Игорь был таким блаженно-сумасшедшим, что способов разбудить его Алексей не видел.

На следующий день Игорь сообщил ему, в чем беда и необходимость пожениться. У Стеллы есть ребенок. Они жили вместе с биологическим отцом-садистом. Он истязал ребенка, мучил Стеллу, и потому мальчика забрали в детский дом, лишив Стеллу родительских прав. Ее обвинили в том, что она не в состоянии создать ребенку нормальные условия. И теперь она не может добиться отмены этого решения, потому что у нее нет семьи и мужа-кормильца. Нет своей квартиры в Москве. И работы официальной тоже нет. И никого не смутил тот факт, что отец ребенка Стеллы умер от передоза.

– Скажи мне, пожалуйста, фамилию Стеллы, имя, фамилию и возраст ее сына, – попросил Алексей.

– Ты что! – возмущенно произнес Игорь. – Ты проверять, что ли, мою невесту будешь?!

– Именно, – спокойно ответил Алексей. – Мы с тобой айтишники, у нас уникальный инструмент в руках, и мы не просто можем – мы обязаны им пользоваться. Я собираюсь проверять не с целью что-то разрушить. Мне просто нужна четкая, объективная информация, которая, возможно, поможет нам справиться и с бедой Стеллы. Если она на самом деле существует.

Игорь сообщил все, что знал. Фамилия Стеллы – Петруничева. Сын – Ваня Петруничев, ему тогда было три года, забрали у матери в два. Адрес съемной квартиры Стеллы, номер детского дома.

Ночью Алексею понадобились минуты, чтобы найти подтверждение информации. Все так, как сказал Игорь, только Стелла по паспорту Серафима. Материалы дела о лишении Стеллы родительских прав открыть не получилось, он оставил это на потом. Тут понадобится человек с доступом к закрытым архивам. А пока он занялся поисками следов Стеллы в соцсетях. Она сильно смахивала на блогершу с профессиональными навыками обрабатывать толпу баранов-подписчиков и спекулировать на своих несчастьях. У большинства таких деятельниц неплохо получается монетизировать настоящие или придуманные несчастья. И вскоре он нашел по фото на двух ресурсах блоги Стеллы Стар. Продрался сквозь всякую чушь, которую она упоенно несла, поддерживаемая активными комментаторами. Какой кофе пьет, какими прокладками пользуется, в какой косметический салон ходит. И все это с брендами и адресами, что является чистой рекламой, за которую ей, разумеется, платят.

А вот и оно. Видео. Стелла вполне натурально рыдает, кричит, заливаясь слезами:

– Мой маленький, родненький сыночек. Я ночи не сплю, все думаю, как он сейчас зовет маму, а рядом с ним одни надсмотрщики… А для того, чтобы решить вопрос с опекой и судом, нужны деньги на адвокатов. И, сами понимаете, взятки.

И она хватает со стола фотографию в рамке и начинает покрывать ее страстными поцелуями. На снимке красивый и очень печальный ребенок. Да, это Ваня Петруничев. Комментарии, как лава из вулкана. «Плачу с тобой», «рыдаю», «сердце в клочья»… И суммы, перечисленные на карту Стеллы. Немного техники, калькулятор… Ого – 13 миллионов получилось за один год. Так у нее и подписчиков под четыре миллиона. Как это у них получается… Умом не понять.

Утром Алексей проснулся от острой зубной боли. Записался в частную стоматологическую клинику, а затем позвонил знакомому детективу Сергею Кольцову. У них сотрудничество на основе бартера: обмениваются услугами. Сергей обещал привезти копию дела о лишении Стеллы родительских прав через пару дней.

В клинике Алексея встретила приятная шатенка с карими глазами. Врач Алена Потапова. Внешне похожа на Стеллу и при этом явная ее противоположность. Алена была корректной, сдержанной, даже безэмоциональной. Пока Алексей сидел под заморозкой, Алена четко изложила свои жизненные принципы. Главный и, в общем, единственный: все должно быть правильно.

Алексей уехал с профессионально поставленной пломбой, а на следующий день вернулся, чтобы пригласить Алену на ужин. Через неделю он сделал ей предложение. Он не пылал любовью, как и она. Но он увидел в ней тихую гавань с человеком без истерики и лжи. Подумал: это может быть такой редкостью, что случайно ему больше не встретится, а искать он, конечно, не будет. В тот момент ему казалось это вершиной разумного выбора. Так Стелла мимоходом решила и его судьбу. И для Алексея все сложилось в принципе удачно. Они с Аленой были тогда вместе уже больше года, а он не сделал ни одного неприятного открытия. Как, впрочем, и приятного. Просто без открытий. Все по плану и как заявлено.

Ваня Петруничев

Сергей Кольцов привез Алексею копию дела Серафимы Петруничевой, уточнил:

– Скажи честно – это точно информация для твоего друга, а не ты сам так вляпался?

– Клянусь, – ответил Алексей. – А что, все очень плохо?

– Не то слово. Если этот друг – нормальный человек, мой совет: спасаться бегством мгновенно и с концами. Тетка – мразь. Воздерживаюсь от таких резких выводов во всех случаях, кроме одного: если страдает ребенок. А это именно тот случай. Уголовное дело удалось погасить, потому что она наняла Эдика Равенских, который подкупит и святого. А в нашем правосудии со святыми большая напряженка.

– Игорь – не просто нормальный человек. Он особый: добрый, разумный, наивный и беспомощный. Нужны очень убедительные доказательства для того, чтобы он поверил в чью-то непорядочность, обман, зловещие поступки и намерения.

– Тут все есть, – спокойно сказал Сергей. – На редкость профессиональное следствие, я даже удивился. Да еще эксперт – наш великий Масленников. Поверит любой. Созвонимся.

Алексей закрылся от жены в своем кабинете, полночи смотрел дело, вчитывался в каждое заключение экспертизы. Рассматривал снимки. К утру пылающие эмоции превратили его в живой факел. Он принял холодный душ, выпил стакан водки и позвонил Игорю.

– Срочно приезжай.

Все оказалось на поверхности, просто, примитивно и чудовищно до ступора мозга. Стелла родила от неудачного отпрыска состоятельных родителей. Этот биологический отец был моложе ее на пять лет, иждивенец по призванию и бездельник по жизни. Жили они в квартире, купленной его родителями. Стелла родила явно с одной целью: чтобы женился. А ему все это было сто лет не нужно. Сожитель Стеллы Николай, довольно красивый парень, оказался тихим наркоманом. А после рождения Вани стал для Стеллы враждебной и слабой стороной в той войне, которую она затеяла в трехкомнатной квартире, превращенной в поле боя и камеру пыток. Эта часть дела – самая подробная и весомая, но Алексей никому бы не смог пересказать то, что узнал. Даже себе оставил короткую фразу и постарался забыть детали. Стелла истязала ребенка, чтобы заставить Колю жениться и зарегистрировать ее в квартире. Он страдал и… прятался в наркотический сон, из которого однажды не вышел. За истязания ребенка ее и лишили прав, собирались судить. Когда она выкрутилась, родители Николая выгнали ее из квартиры.

Игорь окаменел, читая все это. Было полное впечатление, что он не дышит. Когда он закрыл папку, Алексей предлагал ему водку, очень убедительно говорил о том, что любое знание – к лучшему, можно бежать от этой Стеллы, не оглядываясь. Игорь молча собрался, подошел к входной двери и произнес:

– Ты на самом деле считаешь, что я оставлю этого несчастного ребенка в такой беде?

На следующий день Игорь изложил другу свой план. Он скроет от Стеллы свое новое знание. Убедится в том, что ее на самом деле пускают к сыну в детдом, как она рассказывает в своем блоге. Если это так, Игорь попросит ее взять его с собой. Представить персоналу как друга и вероятного отчима. Дальше он сумеет договориться там о том, что будет общаться с ребенком и без нее, контролировать ситуацию. А потом… Да, он найдет способ без скандала и разоблачений расстаться со Стеллой. К примеру, скажет, что не создан для брака и не планирует иметь детей. Понял это прямо сейчас. На самом деле он останется покровителем и в идеале другом Вани. По крайней мере ребенку будет кому позвонить в случае беды.

– Должен же быть какой-то смысл в том, что я оказался причастным к этой истории. Я ничего не могу изменить, но не имею права отодвинуться очень далеко, – сказал он.

Алексею было очевидно, что план наивный, совершенно не учитывающий зловещих особенностей человека, которого ни в чем не опытный Игорь собирается нейтрализовать и даже использовать в своих добрых намерениях. Но он видел: для Игоря все настолько серьезно, что его можно только поддержать и попытаться что-то корректировать. Пока Игорь усыплял бдительность Стеллы и готовился к визиту в детский дом, Алексей поговорил с его мамой Валентиной, умной и доброй женщиной, которая до сих пор умудрялась растягивать золотое детство своего взрослого сына. Они обожали друг друга.

– Ты правильно решил, – сказала Валентина. – Пусть Игорек сделает все как хочет. Познакомится с мальчиком, потом постарается без скандала расстаться с этой ужасной женщиной. Я готова вместе с ним опекать по мере возможности несчастного ребенка. Мне на самом деле его очень жаль. Но, Леша, ты же понимаешь, как много таких детей, обездоленных собственными родителями. Всех не спасешь. Я думаю, Игорь увидит это в детском доме, и его рвение немного остынет. И да, он не просто Стелле скажет, что не видит себя отчимом, он на самом деле это поймет. Мне ли не знать своего сына. Сейчас для всех нас главное, чтобы эта история осталась в прошлом. Время все меняет.

Идею визита Игоря в детдом для знакомства с Ваней Стелла восприняла спокойно и позитивно. Из того, что она ему рассказала о ситуации, Игорь понял следующее. Этот детдом – не первый в жизни Вани. Никто из персонала не вникал, за что Стелла лишена родительских прав. Таких мам у них полно, и тот факт, что эта все же не бросила совсем ребенка, говорил в ее пользу. Она всем объяснила, что встала на путь исправления. К тому же некоторые сотрудницы были подписчицами ее блога, считали большой звездой. Ну и приличные пожертвования ее аудитории работали на образ светской и популярной дамы.

Они назначили день, Валентина занялась выбором подарков, а Игорь постарался войти в образ человека, уверенного в своих поступках, способного на осуществление разумных решений.

– Главное сейчас – всем оставаться спокойным и ни в коем случае не руководствоваться эмоциями, – сказал он Алексею уже из нового образа.

Алексей посмотрел на Игоря задумчиво и с сомнением. Его друг – теоретик, конечно, уже нашел отлакированные ролики о детских учреждениях в стране. И ничего не почувствовал, кроме уверенности в том, что добро – это легко и просто. Главное – составить верное уравнение.

В день посещения он не пришел в офис. Вечером, вернувшись домой с работы, Алексей в очередной раз проверил у себя пропущенные звонки. Игорь не звонил. Было восемь тридцать. Через полчаса Стелла начнет свой стрим в «Твиттере». Не может быть, чтобы она не использовала такую выигрышную тему, как знакомство сына с ее бойфрендом. Это практически публичное заявление о помолвке.

Алексей вошел в кухню, обменялся с Аленой, ужинавшей за столом, неестественно спокойными и безразличными взглядами. Трудно объяснить, что между ними происходит, но он, поглощенный драмой Игоря, не просто не мог этим поделиться с женой. Алексей сначала решил, что Алене лучше этого не знать для ее же спокойствия, а потом почувствовал их отторжение: ему и свои мысли, переживания не хотелось ей открывать. Алена же, как всегда, старалась вести себя правильно. Конечно, она уже решила, что в браке бывают сложные периоды, когда людям лучше не мешать друг другу. И всячески демонстрирует, как разумно и терпеливо она ждет возвращения тепла и доверия в их отношениях. И как повезло мужу, у которого такая понимающая и верная жена.

Все было так очевидно и… плоско, что ли. Конечно, ему скоро придется сказать: «Прости меня. Не мог поделиться раньше…» Но только не сегодня.

Алексей взял с подноса два больших куска пиццы, положил на тарелку, достал бутылку пива из холодильника и небрежно произнес:

– Извини, я к себе. Тяжелый проект. Ты не жди меня, ложись спать.

Он закрыл дверь кабинета изнутри, включил компьютер, нашел стрим Стеллы… Заставка – занавес в безвкусных золотых звездах. Полотнища раздвигаются и – вуаля. Стелла Стар захлебнулась от восторга, приветствуя друзей.

– У меня сегодня такая новость, такое счастье… Простите, если заплачу.

Она картинно приложила бумажный платок к ярко подведенным глазам, а затем прижала руки к сердцу якобы от избытка чувств и сдвинула глубокий вырез красного платья еще ниже, практически открыв грудь.

– Это ты зря, – насмешливо пробормотал Алексей. – Грудь сильно так себе.

Дальше Стелла коротко ввела публику в суть события – знакомство сына с ее избранником. Но было очень заметно, что прочувствованные слова ей не даются. Она быстро сократила вступительную часть и произнесла:

– Лучше один раз увидеть, как говорится. Я сделала короткий видосик, там крупные планы моих любимых мужчин. И сейчас я очень хочу, чтобы мы все были вместе.

Техника у Стеллы была отличная. Да и снимать она умела. Ее камера схватила множество выражений двух потрясенных лиц. Двух особенных и в чем-то похожих лиц.

Ребенок сидел за столом в какой-то убогой комнате, которая, судя по всему, считалась игровой. Несколько мячей в одном углу, пластмассовые пирамидки в другом. В кадре появляется широкая спина Игоря, он протягивает мальчику ладонь. Ваня встает со стульчика, вытягивается, руки по швам, и произносит дрожащим голосом:

– Я Ваня Петруничев, скоро четыре года.

Крупным планом широко распахнутые, темно-карие, бездонные глаза… В них паника, страх, готовность к беде, боли, бог знает, к чему еще…

– Я Игорь Сикорский, – голос взрослого мужчины ломается, как у человека, летящего в пропасть. – Лет мне в десять раз больше, чем тебе, Ваня Петруничев, но мне так же страшно, как тебе. Я боюсь, что не смогу тебе объяснить, как мне хочется тебя немного поддержать, хоть капельку порадовать. Моя мама передала тебе подарки. Но ты не обязан мне верить и даже просто терпеть. Если хочешь, я сейчас уйду…

– Я Ваня Петруничев, – прошептал в панике и растерянности мальчик. И вдруг схватил своими крошечными ладошками руку Игоря. – Не уходи. Побудь тут.

Игорь открыл пакет, разложил на столе коробки с играми, яркие книги, пластиковые емкости с маминой выпечкой. Ваня по-прежнему стоял, вытянувшийся в струнку, и смотрел только в лицо своего гостя.

– Господи, – выдохнул Алексей, – что за ребенок.

И как сейчас поступит Игорь в своем образе правильного, то есть безэмоционального человека, который пришел лишь для того, чтобы заявить о своей позиции удаленного добра и затем уйти со спокойной совестью как можно дальше? Алексею страшно захотелось выключить все это.

Но… тут Игорь вдруг не сказал, а простонал:

– Да что же это за мука такая… Ваня, ты красивейший ребенок, ты очень умный. Я и не видел никогда таких. Что ж ты дрожишь, как льдинка на ветру, почему ты ждешь чего-то ужасного. Иди ко мне, обними, согрейся… Я тебя никогда не брошу.

Мальчик со щенячьим писком обнял шею Игоря, который опустился на корточки. Игорь схватил ребенка на руки, поднял. Тут Стелла сделала коронный крупный план: ручки ребенка сняли очки Игоря и вытирают его мокрые близорукие глаза…

Дальше опять появилась самодовольная физиономия Стеллы. И, как из пулемета, тысячи комментариев – с сердечками, цветочками и пустыми, как разноцветные шары, словами: «супер», «я в шоке», «тоже плачу», «а я просто рыдаю». И – «как повезло Ванечке», «Стелла встретила свое счастье», «прямо сейчас перевожу на свадьбу»…

Алексей выключил компьютер и зашагал по комнате вдоль и поперек. Он не мог привести свои чувства в порядок, он даже не мог их превратить в слова. Один – не сможет, не справится. Он чувствовал, что Игорю звонить нельзя, нужно ждать его звонка. Но его все не было. Алексей набрал номер Валентины. Спросил: «Как?»

– Как-то странно, – расстроенно произнесла она. – Игорек давно приехал, не стал ничего рассказывать, отказался есть. Лежит сейчас у себя на кровати лицом к стене, и я знаю, что он не спит. Ты не в курсе, Леша, может, он уже порвал с этой женщиной и теперь страдает?

– Не думаю, что уже порвал, – ответил Алексей. – Там немного другое. Стелла выложила видео знакомства с ребенком. Валентина, вы уже в теме, поэтому не буду ничего от вас скрывать. Мне кажется, вам нужно увидеть это.

Он переслал видео на почту Валентны. И почувствовал, что больше не может со всем этим оставаться один. Даже повернул ключ в двери кабинета, чтобы пойти к Алене. Но отчетливо услышал ее голос: «Я бы сразу сказала, как надо…» «Я так и думала, что…», «Я… Я… И я». Нет, только не сейчас.

То была ночь, когда Алексей вдруг страстно затосковал по тому, чего не бывает в жизни по его глубокому убеждению. По теплу единственной женщины, которая услышит все, о чем он молчит… О той, которая так сильно захочет унять его боль, что порвет свои тонкие нервы, как струны умной скрипки. Которая омоет слезами его раны и глубоко вздохнет с ним в унисон.

Дальше будет еще один кусок внешне упорядоченного существования, отчаянных попыток находить решения неразрешимых проблем. Будет горе, будут новые потрясения. И одним вечером Алексей поможет подняться упавшей на лед женщине… Он даже не рассмотрел ее как следует. Но когда они расстались, он вдруг вспомнил тот свой ночной отчаянный призыв. А казалось, он о нем совершенно забыл.

Игорь Сикорский

После роковой встречи с Ваней Петруничевым Игорь сутки ни с кем не общался, не ел и не пил. Он не страдал, не убивался, он просто о чем-то напряженно думал. Затем попросил маму сварить ему очень крепкого кофе и просидел еще почти сутки за компьютером. Когда он уходил из-за стола, Валентина, как разведчик, забегала посмотреть на монитор.

– Он читает какие-то документы, законы, так мне кажется, – шепотом говорила она по телефону Алексею. – И еще перед ним блокнот, куда он выписывает какие-то контакты.

Они с Валентиной терпеливо ждали, пока Игорь сам захочет поделиться чем-то очень важным. И он позвонил Алексею, попросил приехать.

– Леша, у меня совсем другой план. Только мне одному не справиться. Нужны все возможные связи и, видимо, все наши с мамой сбережения.

Новый план Игорь изложил своим двум соратникам спокойно и уверенно. План был явно продуманным, прямолинейным, логичным и невероятно коварным для самого добродушного и честного человека.

Игорь собирался начать активную подготовку к свадьбе со Стеллой, назначив дату месяца через два. Он скажет ей, чтобы она выбирала платье и кольца.

– Разумеется, нам нужно это профинансировать, мама. И это будет расход номер один.

– Она сшибает миллионы со своих подписчиков, – заметил Алексей.

– Но это не наш вопрос, – отреагировал Игорь.

А параллельно он просит найти и задействовать всех людей, которые поддержали бы и продвинули их с мамой заявление об усыновлении Вани Петруничева. К заявлению прилагаются материалы дела о лишении прав Стеллы. Все, что связано с истязанием ребенка. Они напишут, что не просто хотят дать дом и семью фактическому сироте, но и спасти его от общения с матерью-садисткой.

– Это обычно долгая история. Я прочитал. Но есть способ все ускорить. Он один: деньги. И это расход номер два. Мама, у нас кое-что есть на счетах. Кроме того, у меня много очень качественной и дорогой техники. Такая всегда в дефиците, – и он с детским нетерпеливым ожиданием посмотрел на мать, которая до сих пор не произнесла ни слова.

– Технику не надо продавать, – решительно произнесла Валентина. – Это же твоя работа. И потом: мальчик в доме будет расти. А вот на дачу мы с тобой почти не ездим. Максимум на неделю за лето. Поэтому, ребята, надо включить риелтора в список нужных помощников.

– Мама… – только и произнес Игорь. И в этом слове была вся любовь и благодарность мира.

И у него все получилось! Подозрительная, прожженная во всех авантюрах и любого рода обмане Стелла радостно купилась. Она так была уверена, что выбрала самого доверчивого и безропотного тюфяка на свете, что сомнения не возникли ни на секунду. А довольно приличная сумма, которую «жених» ей выдал на платье и кольца, просто зажгла в ней алчную эйфорию. На это она даже не рассчитывала. Только на статус замужней москвички с довольно большой квартирой в центре и матери узаконенного сына, формальное благополучие которого закроет наконец самый неприятный и опасный для ее судьбы период. Стелла очень надеялась, что материалы по ее делу окончательно затеряются в архиве. Кроме того, всегда существует вариант – выкупить их оттуда и уничтожить. Стелла уже видела видеоролики благостной и добропорядочной жизни своей семьи, которые она будет выкладывать после свадьбы. А потом… Потом будет видно. Жизнь не без горестей и потерь, в каких ее всегда поддержит проверенная и все увеличивающаяся аудитория. И, скорее всего, у Вани обнаружится нестабильная психика, которая потребует его содержания в специальном заведении. Роль любящей и страдающей матери приобретет новое качество.

Стелла купила белое обтягивающее платье с декольте и разрезами на разных частях тела и объявила сначала своей аудитории, а потом Игорю, что ей необходимо съездить на пару недель в Дубаи, чтобы загореть для своего наряда и выбранного образа.

– Ребята, девочки, мальчики, – с придыханием говорила она. – Я не могу поверить, что решаюсь на такой шаг. Это ведь моя первая свадьба. Я думала, что в моей жизни такого вообще не будет, пока не встретила самого доброго человека на свете, моего Игорька. Я думала, меня убили отношения с психопатом, каким был отец Ванечки. Мне казалось, я не смогу полюбить и поверить… Я думала, что для меня навсегда останется запретной страсть к мужчине.

«Фантастика, – думал Алексей, слушая ее душераздирающие признания. – Полностью расторможенная подкорка. Нормальному человеку на публике трудно рассказывать, что он по утрам чистит зубы и умывается. А эта сделала профессией какое-то уникальное обнажение. Если бы на ней кто-то на самом деле женился, можно себе представить, какие она подробности поведала бы миру».

Две недели, в течение которых Стелла проводила свои стримы с пляжей и залитых солнцем террас, для Игоря, Алексея, Валентины и группы их помощников, среди которых солировали частный детектив Кольцов и эксперт по делу Серафимы Петруничевой Масленников, стали временем напряженной, тяжелой, тонкой и в результате плодотворной работы. Все продолжилось и после возвращения загоревшей Стеллы. Она занялась выбором необходимых вещей для свадьбы и на первое время супружеской жизни. Игорь сразу заметил, что в этом длинном списке практически не было ничего для ребенка. Так не у него же свадьба. Стелла озвучила в эфире свои желания по поводу подарков, пожертвования лились рекой.

Через два месяца Игорь Сикорский получил документы о том, что является отцом сироты Ивана Петруничева, Валентина названа бабушкой с правом совместной с сыном опеки. Ребенок переехал в их квартиру, в комнату, которую Валентина подготовила с таким старанием и любовью, как будто возвращала детство Игоря. Так оно для нее и было.

И только после этого Игорь поставил Стеллу перед всеми чудовищными для нее фактами. Потом никому не захочется вспоминать тот ад, который она устроила. Она буянила, ломилась в квартиру, орала, угрожала расправой. И однажды ворвалась с какими-то отморозками в офис Игоря и Алексея. Но они были к этому готовы, Кольцов предвидел момент, когда все потребуется резко оборвать.

Алексей любезно пригласил Стеллу и ее сопровождающих к себе в кабинет, где показал на большом мониторе сильный документальный ролик, в котором с беспощадной очевидностью были сконцентрированы материалы преступления Стеллы по отношению к сыну: профессиональные снимки увечий, выдержки из актов экспертизы. Даже отморозки во время просмотра поглядывали на Стеллу без любви.

– Это то, что через пять минут будет по всему интернету, – спокойно заключил Алексей, выключив монитор. – И в первую очередь в твоем блоге. Мы войдем туда с легкостью, как ты понимаешь. Есть у нас и анализ, на что тратились пожертвования. Все эти миллионы, из которых ты на ребенка потратила один раз семьдесят три рубля пятнадцать копеек. Информация с твоей карты. По решению прокуратуры банк разрешил нам это использовать в своем иске, если он будет.

Это подействовало мгновенно. Стелла даже прервала свой блог, сообщив, что ей нужно побыть с мамой в Барнауле, чтобы пережить трагический разрыв с женихом, который коварно бросил ее перед самой свадьбой. Где-то, наверное, у нее была мама, но точно не в Барнауле, как узнал Кольцов.

Все это было, конечно, невероятно тяжело. Но они все очень старались, чтобы даже отголоски кошмара не коснулись Вани. И, странное дело: мрак, тревоги мучили Игоря и Валентину, только когда они переступали порог дома. Первое время, когда они выходили с Ваней, за ними даже ходила частная охрана от Кольцова. Но за закрытой дверью квартиры, теперь снабженной лучшими охранными системами и камерами, они были счастливы. Там робко, доверчиво и благодарно расцветал мир маленького чудесного человека с тонким, нежным личиком и огромными потрясенными глазами.

– Ты тут? – говорил Ваня по утрам Валентине, которая раздвигала шторы на его окне. – А я думал, мне все приснилось. Как хорошо, что ты тут.

Игорь тоже был счастлив. Он иногда, как слепой, гладил обеими руками кудрявую головку обретенного сына, его худенькие плечи, прикасался губами к нежным ладошкам.

– Мама, – говорил он. – Ты чувствуешь, как он пахнет? Как родной. Как самый родной. Я даже не знал, что так бывает.

Да, счастье Игоря было невероятным, надрывным. Его ноша была такой драгоценной и настолько тяжелой, что он стал бояться выпускать ребенка из рук. Такой собранный в период действий, он страшно ослабел, когда опасность вроде бы миновала. И не справился с болезнью, которая оказалась коварнее Стеллы. Вирус парализовал его бесконечно доброе сердце.

Для Алексея это стало названием абсолютного горя – Игорь Сикорский. Об отчаянии Валентины и Ванечки и говорить нечего.

И вот в Москве появилась Стелла, как и положено стервятнице. Она наверняка узнала о смерти Игоря.

Часть третья

Под темной водой

После вечера Дня святого Валентина, который Ира с Мариной провели в гостях у Ермиловых, прошло больше трех недель. Алексей не позвонил ей ни разу. Хотя бы просто из вежливости: как дела, ты в порядке?

Ирина не переживала по этому поводу, не ощущала горечь потери или унижение обманутых надежд. Она даже не думала об этом конкретно, подробно, сознательно. Ни в чем таком не было нужды. Нельзя потерять то, чего не приобретала. И нет унижения там, где не бывает надежд. Ирина даже не вспоминала лицо Алексея, не произносила для себя его имя. В ее жизни просто появилась еще одна метка с датой, когда подтвердилась абсолютная и бесспорная истина: мелькнули светлая поляна, лучик тепла, которые могут согреть всех, кроме нее. Есть тут и есть там. Они никогда не сближаются.

Ирина давно приняла свое существование под темной водой всеобщего забвения и собственной невидимости для мира. И она не прокляла бы ни одной секунды такой жизни, даже если бы не знала точно, как много получила от судьбы. А она знает, что обрела уникальное родство, которое никуда не делось после ухода близких. У нее сейчас есть так много: свет науки, убежище покоя, союз с безотказным и преданным одиночеством. Ей послан такой подарок, как верная подруга Марина, настолько яркая, что способна пробиться даже сквозь тьму, которая крепче бетона. И да, спасибо небесам за удивительную случайность. За то, что однажды незнакомый мужчина поднял ее со льда крепкими добрыми руками. Просто не стоило пытаться продлить тот миг. Не нужно было звонить самой. Миг и не может превратиться в обыденность. Все так ясно и логично. Ничего не изменилось. Ирина работала, ела, спала. Она пропускала сквозь свои нервы и кровь все, что происходило в мире вокруг. Она не видела ни одного повода жалеть себя, считать, что кому-то живется легче. Какое там: есть люди, которые разумно и осознанно несут по-настоящему тяжелый крест ради других, ради цели. Взять хотя бы друга Марины Григора. Он кажется не слишком контактным, мрачноватым и заземленным типом. Он не шевельнет пальцем, чтобы поднять салфетку с пола, если поблизости есть женщина, которая может это сделать. При этом у него нет сомнения в том, что вся его сила, все умение мудрых рук принадлежат другим, тем, которые оказались на краю жизни. И только он может принять в ладони пострадавший человеческий мозг, как больного младенца, и вернуть ему настоящее могущество – видеть, знать, понимать.

Кстати, Григор ее, Ирину, воспринимает только как не слишком одушевленное приложение к Марине. И это даже трогательно: в Марину постоянно кто-то влюблялся, но только Григор иногда смотрит на нее, как на божество. На свое единственно возможное божество. А у него есть семья… И все это, наверное, сложно и больно для всех.

А Ире не больно, нет… Просто временами ей кажется, что ее сердце натыкается на холодную глыбу снега и вздрагивает от неожиданной тоски и печали. И тогда она видит, как непрошеное воспоминание, красивые серебристые глаза Алексея. И он смотрит на нее так внимательно и тепло, как еще никто не смотрел. Показалось, конечно.

Был понедельник, за окном мартовский грязно-белый день. Снежные комки цепляются за черную землю, сопротивляясь робкому наступлению неярких солнечных лучей. Ира работала все утро дома, к часу дня почувствовала голод, открыла холодильник… Такая привычная и неприятная картина: ничего нормального, приготовленного и съедобного нет, одни остатки бывшего сыра, окаменевшей колбасы, какой-то засохший пирог. Вечером она возвращалась с работы настолько усталой, что прошла мимо магазина. Значит, самое время прерваться и сходить за продуктами и заодно вдохнуть воздух, скажем так, весны.

Ирина влезла в весенние куртку и сапоги, очень похожие на ее зимние, только без утеплителя. Повесила на плечо сумку – что-то среднее между деловой и хозяйственной, вышла и зажмурилась: солнце при прямой встрече оказалось гораздо ярче, чем из окна. Она глубоко вздохнула: да, это уже очень похоже на запах весны. Направилась к магазину, стараясь идти медленно: сегодня это ее единственная прогулка.

– Ирина, – вдруг раздался рядом высокий женский голос, вроде бы знакомый. – Добрый день. Ты меня узнала? Я Алена, жена Алексея.

– Да, конечно. – Ирина удивленно уставилась на элегантно-спортивную женщину в узких черных брюках и красивой куртке защитного цвета с капюшоном. Она бы, конечно, никогда не узнала Алену, если бы та ее не окликнула. – Я так задумалась, да и не ожидала вас здесь увидеть. Вы по делам в наши края?

– Ты, – назидательно произнесла Алена. – Мы с тобой на «ты», Ира. Да, я по делу. Я хотела тебя увидеть. Телефона я не знаю, но адрес запомнила тогда, у нас. Вы с Лешей вспоминали о том, как он тебя подобрал и отвез домой. Он назвал адрес, потому что когда-то жил в этих домах, а рядом с твоим был его детский сад. А я сразу запоминаю адреса. Даже подъезд запомнила – третий. А квартиру не знаю. Думала, кто-то выйдет – спрошу. А тут ты сама. Ты в магазин?

– Да. – Ира все еще не могла прийти в себя от удивления. – Я не поняла, Алена. А зачем тебе понадобилось меня искать? Прошу прощения, конечно. Что-то случилось?

– Наверное, можно и так сказать, – произнесла своим высоким, негнущимся голосом Алена. – Я ищу Алексея. Он не ночевал сегодня дома, телефон недоступен.

– Так. – Подошвы сапог Ирины прилипли к асфальту. – А при чем тут я?

– Ни при чем? Точно? – Глаза Алены стали совсем узкими, как щели амбразуры. – А я допустила, что при чем. Ира, раз ты шла не на работу, мы не могли бы вернуться к тебе домой? Не очень удобно говорить на улице.

– Если честно, Алена, я даже не поняла, о чем мы говорим. Я хочу есть, только поэтому иду в магазин. У меня дома нет ничего.

– И никого? – Взгляд Алены стал пристально-маниакальным.

– Я живу одна. – Ирина с ужасом осознала, что имеет в виду Алена: она приехала искать у нее мужа! Какой-то кошмар.

– Хорошо, – ответила Алена. – Давай зайдем в магазин и вернемся к тебе. Не говорить же нам тут.

Ирина покорно поплелась к магазину, Алена решительно вошла в него вместе с ней. Ира что-то побросала в свою тележку. Алена поставила туда же две бутылки пива со словами: «Я люблю». Затем поставила рядом коробочку с шоколадным пирожным. Одним! Ира даже почувствовала что-то похожее на веселое любопытство.

Они вошли в ее квартиру. Ирина отправилась на кухню выкладывать покупки, а Алена, сбросив небрежно куртку в прихожей, бесцеремонно рассматривала каждый угол двушки, у нее даже ноздри шевелились, как у охотничьей собаки. Она искала следы и, возможно, запах Алексея. У Ирины кожа покрылась мурашками: а вдруг она буйная сумасшедшая? Это многое бы объяснило.

Она приготовила омлет с сыром на двоих, открыла бутылку пива, положила в карман джинсов телефон: пусть будет под рукой, – и позвала свою странную гостью.

Алена с большим аппетитом ела омлет, даже снисходительно похвалила хозяйку – «а вкусно», – с наслаждением выпила пиво, приступила к пирожному.

– Хочешь? – вдруг сообразила она. – Могу поделиться.

– Нет, спасибо, – ответила Ира. – Я не люблю сладкое.

– Ну да, ты склонна к полноте. А я могу есть все, что захочу, и никогда не толстею. Меня все спрашивают, каким спортом я занимаюсь. Я просто смеюсь про себя: никогда и никаким.

Ирина смотрела на часы и с тоской думала, какое количество «я» еще способна вынести ее нервная система. Работа прервана и стоит. Наконец Алена завершила трапезу, сходила в ванную умыться и помыть руки, вернулась и отдала распоряжение сварить кофе. Ирина молча подчинилась. Поставила чашку перед гостьей и постаралась спокойно произнести:

– Ты не могла бы наконец изложить ситуацию внятно? Что с Алексеем, почему ты его ищешь у меня и почему ты сидишь тут уже час, совершенно ни о чем не беспокоясь, не звонишь, к примеру, в полицию? Вдруг беда случилась. Я, кстати, пока ты была в ванной, набрала его номер. Телефон на самом деле вне сети. Это же очень тревожно.

– Не так тревожно, как может показаться человеку со стороны. У нас с Лешей демократичный брак. Никто ни перед кем не отчитывается. У него такая работа, что он часто задерживается до ночи. А когда был жив Игорь, его друг, умерший недавно от ковида, они иногда оставались работать и на ночь. Правда, тогда Леша старался предупреждать. Но даже если звонка не было, я никогда не поднимала бабьего визга: ой, у меня муж пропал. Я не люблю выглядеть нелепой и обманутой дурой. Если что-то серьезное случается, людей находят. Я имею в виду, родственников. Но потом, после Игоря, такого, к счастью, не было. И вдруг опять…

– Ты сказала: к счастью? – потрясенно спросила Ирина.

– Ой, не надо. Это просто фигура речи. Какая ты зажатая и ограниченная. Я никогда не учу людей выбирать слова. Это право каждого. Так вот, я продолжу. Объясню, в чем проблема. Алексей склонен привязываться к людям с какой-то ненормальной преданностью. Его друг Игорь был жуткий несобранный путаник, вечно увязал в каких-то глупых историях. Леша все переживал, как большие трагедии. Из-за этих историй Леша постоянно отгораживался от меня и скрывал, что переживает. Он так воспитан: не умеет делиться ничем с близким человеком.

– У Алексея есть родители?

– Да, конечно. Мать. Она с новым мужем сейчас живет в Паланге. Отношения у них холодные, как там принято. К тому же Леша безумно был привязан к отцу, который умер от инфаркта.

– Ты им не звонила?

– Нет, а зачем? Говорю же: Леша не умеет делиться ни с кем. Может только выбрать одного человека и возиться с ним, как с Игорем. Я об этом. После смерти Игоря у нас все было хорошо. Я видела рядом с собой нормального, правильного мужа. А потом он подобрал тебя у магазина, пригласил к нам домой… И все пошло как-то не так. Стал очень поздно возвращаться, а ночевать не пришел в третий раз. Правда, в первые два раза звонил: типа остался в офисе. Один раз я не поленилась, съездила проверила. Офис был закрыт, все окна темные. Точно никого не было.

– И ты…

– Да, мне пришлось связать это с тобой. Больше ничего подозрительного и нового не было. Я регулярно проверяю его телефон и комп.

– Господи…

– Ах, какие нежности. Ты старая дева?

– Допустим. Но почему все же я? Он ведь мне не звонил и не писал. Я ему тоже.

– Потому что он стал осторожным и скрытным в последнее время. Не забывай, что он программист. У него есть личный мобильный на работе, кроме того, он умеет все чистить и скрывать контакты. Никакие новые женщины в его окружении не появились. Я завела на всякий случай хорошие отношения с секретаршами в его конторе. Короче, получаешься ты. Кстати, я, конечно, в первую очередь подумала о твоей подруге Марине. Я бы это даже поняла: она яркая и красивая, хотя и очень неприятная. Я даже последила за ней. Но тут глухо. У нее есть какой-то крутой мен. И я поняла, что там Леше ничего не светило бы и что он такой неуверенный в себе человек, что может лишь искать замену своему Игорю. Такое же жалкое существо, которое надо спасать. И если это женщина, то может даже влюбиться. Почему бы нет? Я видела, как он на тебя смотрит. Как будто хочет взять на ручки и покачать. Смешно. Я ненавижу всякие сю-сю.

– Цинизм – это сильное оружие, – задумчиво проговорила Ирина. – Но у меня против него есть защита. И не только против него. Ты поняла, что пролетела мимо цели в своих версиях? Я тут ни при чем.

– Нет, не мимо, – азартно заявила Алена. – Не мимо. Что-то есть. И я до этого докопаюсь. Ты думаешь, что сама великий психолог от бумажек. А я тебе скажу: лучший психолог – это стоматолог. Я целый день ковыряюсь в самых чувствительных нервах людей. Точно знаю, как и на что каждый реагирует.

– Все, – встала Ирина. – Прием закончен. Извини, Алена. Тебе прямо сейчас придется уйти. У меня срочное дело.

Она первой прошла в прихожую и открыла входную дверь. Когда Алена была уже на пороге, Ира спросила у нее номер телефона, отправила пробный вызов. Сказала:

– Все, мы на связи. Звони, пожалуйста, если что-то узнаешь или понадобится реальная помощь.

– Я еще не придумала, какая от тебя может быть помощь, – насмешливо произнесла Алена. – Разве что омлет пожарить.

Поиски

Ирина, освободившись из-под ига незваной гостьи, сразу бросилась к компьютеру и набрала в поиске детский запрос: «Куда звонить, если пропал человек». Получила столбик ссылок и разъяснений. Просмотрела и все закрыла. Какой смысл. Первый вопрос везде будет: кем вам приходится Алексей Ермилов? И на этом тему можно сразу прекращать.

Она стала напряженно вспоминать, к кому можно обратиться за советом, какой-то помощью. Да ни к кому. Никого у нее нет, кроме Марины. При этом грузить ее неудобно, да и стыдно, противно рассказывать о визите Алены. Опять же: у Марины откуда такие связи. И самое главное: любому человеку со стороны сразу придет в голову мысль, что случайный знакомый Ирины просто ночевал у женщины или у приятелей после попойки, да мало ли причин у взрослого мужчины не прийти на одну ночь домой. И раз у него есть жена, то пусть она его ищет, если считает нужным. А жена допустила, что Алексей ночевал у нее, Ирины. И только сама Ирина чувствует, что такого тупого объяснения в ситуации с Алексеем, как ночь у другой женщины, быть не может. Он с его умом и профессиональными навыками нашел бы способ заранее успокоить жену, чтобы не бегала по чужим домам в поисках любовниц мужа. Ира ничего не знает о нем, но ее интуиция, как вечная беженка с израненной кожей, сейчас сигналит и тоскует, чувствуя беду.

Ира пометалась по квартире и поняла, что успокоиться, отстраниться, просто ждать не в состоянии. Она мысленно произносит для себя все самые правильные и логичные доводы, но они тонут в горячем омуте тревоги. Да, посторонний, случайный, да, она ни при чем… Но она почему-то уверена: то, что произошло, – это даже не авария на дороге. О таком сразу сообщили бы жене.

Ирина набрала номер Алены:

– У тебя ничего?

– Все по-прежнему, – буркнула Алена. – На работе его нет.

Надо звонить Марине.

Была середина дня, начало третьего. У Марины сегодня тоже работа дома. Значит, никто не помешает их разговору. Ира на всякий случай приготовила разные оправдания и объяснения. Марина не выносит праздного переполоха, любых преувеличений и выдуманных страшилок. Ей нужна только логика.

Телефон довольно долго не отвечал, а потом голос Марины, немного хриплый, как после крепкого сна, недовольно произнес:

– Але. У тебя что-то срочное? Если нет, перезвони через час. Я сплю.

– Извини, Марина. Ты, наверное, ночью и утром работала, легла отдохнуть, а я тебя разбудила…

– Разбудила. Но я не работала ночью. Я вообще еще не вставала.

– Понятно. Григор приехал. Еще раз прости меня. Мне так неудобно.

– Прекрати извиняться и каяться. Я сказала: если дело терпит, позвони потом. Или я перезвоню.

– Дело не терпит, то-то и оно. Хотя тебе может показаться иначе. И у меня совсем нет вариантов. У тебя их тоже может не быть, но вдруг появится идея.

– Давай. Валяй. Рассказывай. Я уже села, потрясла головой и поставила мозги на место.

Ира, волнуясь, как во время публичного выступления, очень старалась излагать только факты с минимумом пояснений и совсем сдержать собственные оценки и предположения. Просто достаточно полная картина. Она получилась, конечно, убогой, по сути ничего еще не случилось и может не произойти. Пыталась сказать, почему именно ей кажется, что тут беда, но ничего убедительного не вышло.

Марина так долго молчала, что Ира ждала только насмешливого приговора и разоблачения ее каких-то несуществующих чувств. Да еще разбудила: Марина дорожит своим сном, как главным сокровищем. Ире очень захотелось бросить трубку до того, но она все же спросила:

– Марина, ты тут? Ты не уснула?

– Нет, – спокойно ответила Марина. – Я просто задерживала дыхание. Тренирую пресс. Слишком много вкусных вещей привез Григор. Не могла отвалиться. Итак, по делу. Ира, оставь свои глупости и комплексы и перестань подчеркивать, насколько ты посторонний человек Алексею и что все твои мысли и переживания могут быть только ерундой. Это не ерунда, я уверена. Что-то случилось. И пока ясно одно: нельзя полагаться на Алену. Она сделала все, что могла: выступила в своем единственном образе и донесла информацию. Детали этого выступления обсудим потом. Я думаю… У меня нет в обойме ни одного цербера закона. И потому я думаю, что надо попробовать поговорить с Григором. У него знакомые и благодарные пациенты во всех областях. Короче. Прерываемся. Я должна умыться перед разговором с ним. Попробую изложить коротко и убедительно, чтобы он меня не послал сразу, в смысле – не грубо, а любя, как он иногда делает: «Постарайся успокоиться, погуляй, подыши и пойми, что это просто блажь. А потом обязательно поешь». А вот ты действительно чем-то себя займи, пока с ума не сошла. Я же чувствую по голосу, что ты на пределе. А я верю твоей интуиции. Григор может быть на операции. Я могу не справиться за один звонок. Но я умею проедать ему плешь, я заставлю его выслушать и в идеале понять. А если он решит что-то сделать, то уже не бросит и не забудет. Но может решить иначе, он упрямый, как пень. Тогда будем что-то сами придумывать. Жди.

Марина перезвонила через полтора часа.

– Ира, за работу. Сбрось мне сейчас всю информацию об Алексее, какая есть. Все с карточки: название офиса, адрес, телефоны, мейл, номер его машины, если запомнила. Домашний адрес я знаю. Григор взялся помочь. И видит пока один путь: у него есть группа сильных программистов. Они пробьют и взломают все, что смогут. Контакты, маршруты, сообщения и письма.

– Да… Сейчас. Я только боюсь, что Алексей нас убьет, если на самом деле ничего серьезного. И еще: он же крутой программист – у него все под особой защитой. Он только дома от Алены ничего не закрывает, чтобы она рылась в свое удовольствие. Так я поняла из ее рассказа.

– Для того чтобы нас убить, надо как минимум появиться, – рассудительно заметила Марина. – А что касается крутой защиты, то для уважающего себя айтишника нет большей радости, чем взломать другого такого же. Так что давай, жду. И сиди дома. На улице или в магазине общаться неудобно. У тебя есть еда?

– Так я же говорила, что мы с Аленой что-то купили и ели…

– Слушай, а давай я к тебе приеду с остатками пиршества от Григора. У меня и вино осталось, и фрукты. Это кроме безумно вкусных блюд. У тебя и будем ждать информации. И вдруг вместе куда-то ехать придется.

– Куда ехать? – испуганно спросила Ирина.

– Ну, какие-то свидетельские показания, к примеру… Я от балды, не впадай… А ты про опознание в морге подумала? Нет, я о том, что надо быть готовой и к тому, чтобы встречать нашего условного блудного сына. Хоть и нелогично, но вдруг на самом деле заблудил.

– Рада за тебя, – беззлобно произнесла Ирина. – Твое чувство юмора берет верх над человеческими переживаниями. И аппетит я тебе явно не испортила. Ладно, давай. Если честно, ты мне очень нужна сейчас. Вези все, о чем рассказала.

Ира отправила всю информацию, какая у нее была. Номер машины она запомнила, добавила от себя какие-то приметы Алексея, то, что Алена рассказала о родителях. Отправила на мейл Марины. А затем вдруг послала следом еще одно письмо, в котором описала ситуацию с умершим другом Игорем Сикорским, все, что узнала об Игоре. «Алексей очень горюет по этому человеку, если ты, Марина, заметила. Вдруг это важно».

Вскоре Марина позвонила в дверь, вошла с корзиной, в которой было все для поддержания сил. И это – уже глоток воздуха под темной водой.

Было восемь вечера, когда Марине позвонил Григор.

– У вас как, нет новостей? Жене не звонили?

– Звонила минут двадцать назад. Там ничего, – сказала Марина. – А у вас?

– Его не нашли, если ты об этом. Но есть одна большая удача. Но мне некогда, сейчас тебе позвонит мой айтишник Петя, бери трубку.

Звонок по телефону Марины раздался сразу после того, как разъединился Григор.

– Привет, я Петя. Инфа такая. В рабочем компе Алексея Ермилова есть активная переписка с человеком по адресу Vsikosky1@… Полагаем, что это родственник или родственница покойного друга. Речь в сообщениях о каком-то Ване, который явно ребенок. Возможна какая-то усложненная личная жизнь, и в этом дело. Контакты абонента сейчас пробиваем. Но есть кое-что более важное. Деловая переписка с человеком, которого мы сразу идентифицировали как частного детектива Сергея Кольцова. Он присылал деловые файлы, я их не открывал, но, по всему, они из архива суда. Короче, мы на него вышли. Он сейчас на деле в Подмосковье, но очень заинтересовался и едет в Москву. Надо бы всем вместе встретиться. У вас в квартире можно?

– Конечно, – потрясенно ответила Марина. – Только я в квартире подруги Ирины, это она, собственно, начала искать. Мы ждем, сейчас пришлю адрес, но позвоните хотя бы минут за пять, чтобы нам морально приготовиться.

Она отложила телефон и не сказала, а выдохнула:

– Ирка, там какой-то побочный ребенок и частный детектив с судебными файлами. Мне немного не по себе: куда мы вломились. Накапай мне вина.

Ирина трясущимися руками налила подруге бокал вина, сама была не в состоянии перевести дыхание. Марина выпила бокал в несколько глотков, на мгновение задумалась. Затем воскликнула:

– Так, может, это и прекрасно! Все живы, просто есть какой-то побочный ребенок… Которого скрывают от самодовольной индейки Алены.

– Но как-то странно, – произнесла Ира. – Фамилия человека, с которым Алексей переписывается по поводу ребенка, – Сикорский или Сикорская. Как у друга Игоря. Но у Игоря нет детей, жены, кажется, тоже.

Сначала к ним приехал симпатичный и отстраненный от действительности очкарик Петя, который сразу уткнулся в свой планшет и ни разу не посмотрел на обитательниц квартиры, только, не глядя, протянул руку за тарелкой с едой. Ближе к полуночи явился эффектный, уверенный в себе блондин, который представился Сергеем Кольцовым. Он был спокойным, держался очень непринужденно, но Ира и Марина сразу заметили, что он встревожен.

– Приветствую всех, – сказал он с порога, – хотелось бы сразу узнать, кто из вас та знакомая Алексея, которая начала поиски?

– Это я, – сказала Ира.

– Мы можем поговорить подробно: как узнали, что встревожило и вообще все детали?

– Конечно.

Ира провела Кольцова в угол гостиной, где у нее стоял письменный стол с компьютером.

– Сразу скажу, – начала она смущенно. – Я Алексею никто. Случайное знакомство: я упала, он помог встать и отвез домой. Потом они с женой пригласили нас с Мариной к себе в День святого Валентина. И все. Столько времени прошло, я о нем ничего не знала. А сегодня меня вдруг нашла его жена Алена. Сказала, что он дома не ночевал, не звонил, не отвечает на звонки, на работе его нет. И вот уже скоро сутки, как о нем ничего неизвестно. У жены принцип – не искать, а я не могу обратиться в полицию как посторонняя… Потому Марина привлекла своего друга…

– Понятно. Вы не могли бы как можно точнее передать ваш разговор с женой? Буквально по словам. Хорошо запомнили?

– Я запомнила, конечно. Просто мне не все удобно говорить.

– Вот с того, что особенно неудобно, и начните. Как правило, это важнее всего.

После разговора они подошли к обеденному столу, за которым сидели Марина и Петя.

Айтишник по-прежнему торчал в планшете, время от времени он находил на ощупь какую-то еду и метко попадал ею в рот. Марина внимательно посмотрела на лицо подруги – все в красных пятнах – и подумала: «Бедняга. Допрос был с пристрастием».

– Дамы, – произнес Сергей, – разрешите мне выпить стоя, а закуску завернуть с собой. В последний раз я ел примерно сутки назад. Мне надо срочно ехать. Тем присутствующим, которые не в курсе, что я сообщил Ирине, коротко скажу. Валентина Сикорская, переписку с которой взломал Петя, – мать Игоря Сикорского. Ваня – приемный сын Игоря. Валентина – приемная бабушка. У них больше никого нет. Биологическая мать по факту уголовница, способна на любой криминал. Подробнее расскажет Ирина. Я ставлю в известность своего боевого товарища – полковника Земцова, заведующего отделом похищений и убийств – и еду на место. В квартиру Валентины Сикорской, далее – по следам. Я Валентине, кстати, звоню с того момента, как узнал об исчезновении Алексея. Телефон не отвечает. И да. Это серьезно.

Я боюсь

Валентина прикоснулась губами ко лбу ребенка. Ваня, кажется, уснул или просто закрыл глаза от изнеможения. Лобик был горячим и влажным, ладошки ледяные, дыхание прерывистое, из пересохшего приоткрытого рта вместе с подавленным плачем вырываются отдельные слова. Валентина поняла только два: «Я боюсь».

У нее нет часов. Телефон она уронила в кухне, когда они убегали. Схватила только со стола пакет с бутылкой молока и батоном. Это было утром. Сейчас, наверное, ночь. Ваня выпил молоко, они вместе съели по кусочку батона, растягивали его, как могли. И мальчик уже давно, несколько часов, наверное, просит пить. В подвале есть кран, но Валентина не может его открутить своими руками, окровавленными и разорванными до костей. Она сняла свою блузку и собирала капли сырости со стен и труб, затем прикладывала ее к запекшимся губам ребенка.

Я боюсь… Эти слова разрывали ее сердце. Они с Игорем спасали этого золотого мальчика, который уже познал всю боль и мерзость жизни, для того, чтобы он никогда и никого не боялся. Но ничего не вышло. Игоря нет, а они с Ваней бегут от жестоких и кровожадных подонков, прячутся в пустом и грязном подвале. Сердце Валентины болит так страшно, что у нее мелькает мысль об инфаркте, о мгновенной смерти. Рядом с беспомощным ребенком, который никогда не сможет сам отсюда выбраться. И эта картинка – погибающий в полном одиночестве Ваня – рождает в ней такую ненависть, такую ярость, что боль тает в огне, отступает, будто испуганный враг на поле боя.

Наконец ребенок крепко уснул, ровно задышал, крепко прижавшись к Валентине. Она постелила ему свою куртку, укрыла шерстяной юбкой, под голову положила свои сапоги, закутав курткой. Сама лежала, полуголая, на бетоне и горела, работая в режиме источника спасительного тепла для Вани. Как же она его любит. Даже сейчас, в этом аду, Валентина ощущает его присутствие рядом и свою любовь как великий дар и благо.

Она не могла шевельнуться, чтобы не разбудить ребенка, и стала вспоминать ясно и подробно, по порядку, все, что произошло.

Рано утром, перед своей работой, к ним приехал Алексей. Он заезжает строго через день. Надолго остается только в субботу или воскресенье. Привозит обычно продукты впрок из хороших магазинов, Ване книжку, игрушку, иногда что-то яркое и необычное из одежды. Валентина взяла его пакет и отправилась на кухню – выложила продукты в холодильник и начала готовить обед.

Внезапно в дверь позвонили. Валентина подошла и, как Алексей ей строго велел, сначала посмотрела на экран видеокамеры. На площадке стоял слесарь Степан, которого она вызывает, когда у них что-то случается. Сейчас Валентина ему не звонила, но, вероятно, авария у соседей сверху, так часто бывает, – и Степа пришел проверить, не протекло ли на них.

Она открыла, приветливо спросила:

– Что-то опять у соседей протекло, Степа? Заходи, посмотри. Вроде бы у нас ничего.

Степа выглядел странно, был бледным, что-то невразумительное промямлил… И тут его просто смели с пути три фигуры в черном с балаклавами на головах…

Какой-то кусок происходившего полностью выпал из памяти Валентины. Она в тот момент вся стала паническим ужасом и слышала только стук собственной крови в висках: это случилось, этот кошмар мне не снится.

Когда Валентина сумела сделать несколько шагов окаменевшими ногами и добралась до порога гостиной, она увидела страшное: Алексей со связанными руками сидел в кресле, его лицо уже было одной кровавой раной, а эти черные убийцы продолжали его избивать. Валентина оглянулась в поисках Вани, но не увидела его. Помнит, как подумала: надо добраться до кухни, там телефон… Потом она видит себя в кухне, берет со стола телефон… Вдруг сильная, как будто металлическая рука в перчатке бьет ее по лицу, чудовище вырывает из рук телефон, легко ломает его, бросает на пол и давит каблуком высокого ботинка.

– Сиди тут, бабка. И попробуй пикнуть или с места двинуться. С тобой и мальцом разговор будет потом.

Он вышел. Валентина опустилась на колени, чтобы собрать осколки телефона, – и тут увидела Ванечку. Он прятался под кухонным столом!

Дальше она действовала на автомате, мысль была одна: спасти Ваню.

Они жили в очень старом доме, квартира когда-то была привратницкой. В кухне рядом с мусоропроводом имелась дверь, которая вела на черную лестницу. Дверь выглядела непрезентабельной, Валентна прятала ее за вешалкой для кухонных полотенец.

Она схватила в охапку Ваню, шепнула: «Только тихой, мой дорогой», протиснулась с ним за вешалкой – и они оказались на черной лестнице, которая вела в подвал. Ключ у Валентины был давно: она кормила там бездомных кошек, когда они были. Сейчас и кошек истребили.

Они добрались до подвала… А дальше Валентина, в своей дикой панике, совершила ошибку, которая может стать для них приговором. Она с немыслимой силой, рожденной только страхом, сумела задвинуть огромный ржавый засов, которым никто не пользовался лет тридцать, наверное. Она его задвинула, потом решила проверить, как он откроется… И поняла, что никак. Что они заперты наглухо. В бесплодных попытках открыть засов Валентина и разодрала свои руки до костей.

…Когда Валентине показалось, что Ваня уснул крепко и надолго, она тихонько встала и отправилась проверять очередную идею. Нужно разбить маленькое окно, которое очень высоко, под потолком подвала. По крайней мере она сможет покричать в него. Валентна собрала по подвалу пустые ящики, поставила их один на другой. Нашла старую швабру. Сумела взобраться на свое сооружение. Она даже разбила чертово окно. Но не сохранила равновесие и упала на спину. Кажется, потеряла сознание из-за острой боли. Очнулась оттого, что детские ладони гладили ее лицо, нежный ротик прижимался к ее сухим губам и шептал:

– Только не умирай, бабуля. Ты ж моя бабочка Валя, ты моя дорогая… Ты не умрешь?

Он с самого начала их общей жизни называл ее бабочкой от нежности. Валентина с трудом открыла глаза и прошептала:

– Не бойся, детка. Я просто немного полежу. Все будет хорошо…

Часть четвертая

Командовать парадом

Трудно это – командовать парадом, когда нет ни поля боя, ни видимых врагов. А вместо боевых товарищей две дамочки, которые сами не знают, чего хотят, вундеркинд-очкарик, который вместо ответа на самый простой вопрос смотрит на тебя, как на прошлогодний навоз, и в довершение ко всему друг-полковник норовит тебя послать подальше с «очередной ерундой», в чем он уверен.

Сергей Кольцов до сих пор не доехал до квартиры Сикорских, потому что ему нужны казенные полномочия. Он не может сам ни взломать дверь чужой квартиры, хотя он практически уверен, что там произошло преступление, ни затребовать записи с видеокамер, ни заставить этого чертова вундеркинда продвинуться дальше в своих виртуальных поисках. Например, поискать активность в финансовых документах офиса Алексея, в его личных счетах, а также вокруг недвижимости Валентины Сикорской и ее приемного внука Вани Петруничева.

– Финансовые дела – это очень сложно и большая ответственность. Меня просто попросили поискать пропавшего человека. И просьба носила неофициальный характер, – скучно и монотонно объяснял Петя.

А Вячеслав Земцов, прославленный руководитель отдела убийств и похищений, он же старый товарищ со времен работы Сергея в генпрокуратуре, повел себя, как типичный обыватель и знаток нравов от пивной бутылки. Он сначала просто отшил Сергея: «С ума ты, что ли, сошел», а потом назидательно произнес:

– Сережа, мы сегодня погребены под реальными трупами. Ты понимаешь, что сейчас ночь и я не просто так сижу на работе? У нас, в частности, убийство целой семьи. А ты, как маленький, рассказываешь, что какой-то мужик не пришел ночевать к жене. Тебе надо объяснять, что это значит? Что он пришел ночевать не к жене. И больше ничего.

– Слава, я ценю твою суконно-посконную мудрость, но есть тревожные обстоятельства. Ты бы все же выслушал.

– Я это, разумеется, выслушаю… В первое свободное время. Но не сейчас же. Сережа, можешь еще раз тупо пошутить насчет моей суконной мудрости, но факт остается фактом: пока человек жив, у него существуют какие-то тревожные обстоятельства. Когда он уже не жив и это носит насильственный характер – тут приходим мы и поднимаем эти самые тревожные обстоятельства. Конечно, хотелось бы работать впрок, на опережение и на спасение всех от любых случайностей, но… служба, знаешь ли. Раскрываемость, начальство и все такое, о чем ты уже подзабыл. Только давай без обид, разберись пока сам, я уверен, ты сможешь найти своего загулявшего приятеля. Если нет – звони. Я, как всегда, отзовусь.

Сергей молча разъединился. Он в очередной раз набрал телефон Валентины Сикорской, тот был опять вне сети. Такого вообще не бывает: Валентина боится на секунду остаться вдали от телефона. Кому это объяснять…

– Значит, так, – обратился Сергей к своей уже полусонной аудитории. – Подводим итоги. Казенному следствию для того, чтобы отрывать зады от стульев, требуются трупы или как минимум увечья, которые можно потрогать. Мы тут сидим много часов и так ничего и не узнали. Я не виню женщин, у которых нет даже такой возможности, как проникновение в любую тайну по интернету. Это, Петя, не просто камень в твой огород. Это мешок с булыжниками. Если ты уже поел в сто пятнадцатый раз, то, будь добр, пробей все, что можно, по этому номеру. Он не может молчать, если все живы-здоровы. Такое исключено! Ты же слышал: у меня нет веского основания, чтобы разбудить человека и профессионала в своем, возможно, бывшем друге полковнике. Надо искать!!

Петя миролюбиво взглянул на номер Сикорской в телефоне Сергея, кивнул и принялся за работу. Минут через пятнадцать он произнес:

– Да, дела не очень. Этот телефон не просто вне сети. Его сломали. Уничтожена симка. Но он по адресу владелицы. До уничтожения не выносили из квартиры.

– Понятно. Спасибо. Лично мне ясно: это беда. Я еду по адресу Валентины. Как-то войду, если не откроют. Там вообще-то ребенок, мать которого чертова садистка. Основание есть.

– Сергей Александрович, – подняла руку Ирина, как школьница на уроке. – Можно мне с вами? Раз там ребенок, может, и Алексей… И со всеми что-то случилось. Я смогу помочь хотя бы руками.

– Тогда и я, – зевнула Марина. – Я точно помогу, если будет надо.

– А давайте, – согласился Сергей. – Не группа захвата, но группа переживания уже есть.

– Вы все уедете? – радостно улыбнулся Петя. – А можно я останусь и немного посплю? Вы, если что, звоните, я мгновенно просыпаюсь.

– Дрыхни, – покровительственно произнес Сергей. – Главное, оставайся здесь и не отползай от компа и телефона.

Они подъехали к дому с темными окнами, когда уже серел рассвет. Сергей знал код подъезда. Поднялись на второй этаж, он нажал звонок. Никто не открыл, не отозвался. Сергей продолжал звонить минут пятнадцать. Потом повернулся к подругам:

– Я легко могу открыть дверь. Я бы сделал это, если бы не допускал, что тут могли побывать преступники. А так… Смажу картину, Земцов мне не простит. Надо, чтобы кто-то открыл ключом. У них внутренних запоров нет. Вспомнил! Есть такой вариант. Валентина говорила, что, когда они уезжают на дачу, запасной ключ от квартиры остается у слесаря Степана, он проверяет трубы, канализацию. Дом древний: постоянно аварии. Вряд ли она у него отбирает потом ключ. Короче, ждите, я его найду. У них диспетчеры работают круглосуточно и есть дежурка для слесарей. Если его там нет, узнаю домашний адрес и приведу.

Сергей вернулся довольно скоро: он тащил за локоть, практически волоком, недовольного и вроде бы перепуганного мужичка.

– Открывай, – скомандовал Сергей. – И не ломайся. Когда приедет полиция, тебе будет хуже. У тебя на лбу написано, что ты что-то знаешь.

– Ничего я не знаю, – заскулил Степан. – Я просто к ним зашел спросить, не течет ли. Вроде кто-то у них был… Но я не в курсе.

Он открыл замок, все вошли. Степан хотел резво сбежать, но Сергей его вернул, забрал ключ и закрыл дверь изнутри.

– Уйдешь, когда тебе разрешат. Ты понял?

Слесарь остался в прихожей, женщины осторожно, с опаской прошли за Сергеем к порогу гостиной. Там остановились.

Сергей зажег свет во всей квартире, долго осматривал каждый сантиметр площади, мебель и как будто забыл о том, что он не один. Достал мобильник и набрал номер:

– Александр Васильевич, извините за поздний или слишком ранний звонок. Я в квартире своих знакомых. Сутки назад пропал мой приятель. Он опекает женщину с приемным ребенком, это ее квартира. Так вот – тут ни души, а в гостиной на кресле следы крови. На полу тоже. Телефон хозяйки в кухне на полу, он тщательно и сознательно раздавлен явно каблуком. В прихожей курточка и ботинки ребенка, в которых он гуляет… Да, спасибо. Жду. Адрес скину. Славе я сам позвоню.

Сергей посмотрел на Иру и Марину, которые тряслись у порога, и объяснил:

– Это я позвонил эксперту-криминалисту. Вы лучше войдите и найдите место присесть. Подальше от этого кресла. Нам ждать и искать долго.

Затем он набрал номер друга-полковника:

– Ну что, Слава, сбылась мечта идиота. Ты хотел трупов и убийств, так в квартире, где должны находиться бабушка и внук, а также бывает мой пропавший приятель, живых людей нет, а на кресле и полу кровь. И есть тут у меня один стремный свидетель… Да уж, приезжай, пожалуйста, с группой. А я пока с этим типом пообщаюсь.

Степан сопротивлялся недолго. Через пять минут он уже рассказал, что его нашли три незнакомых человека, сказали, что они хотят сделать сюрприз Сикорским, так как являются их друзьями. И попросили позвонить в дверь квартиры и сказать хозяйке о какой-то протечке, типа проверка. Он так и сделал. Они вошли.

– И все. Я больше ничего не видел. Я ушел.

– Они тебе деньги давали? – уточнил Сергей.

– Ну, немного, за услугу. Время все-таки…

– Как они выглядели? Описать можешь?

– Нет, – испуганно сказал Степа.

– Почему?

– Так они же в этих… балаклавах были на мордах… Я думал, шутка такая.

– Ах ты ж, мразь. Сиди тут, у полиции к тебе будут вопросы, как к соучастнику.

Ира с Мариной прижались друг к другу на маленьком угловом диванчике. Все происходящее казалось нереальным, но совсем не похожим на детективный сериал. В воздухе этой квартиры, в поведении серьезных, озабоченных людей, когда они приехали, в каждом слове, интонации ощущалось что-то непоправимое. Растаяла надежда, что все обойдется и как-то мирно объяснится.

Эксперт Масленников приехал с лаборантом и большим саквояжем, который он назвал походной лабораторией. Подруги завороженно смотрели, как он брал пробы с кресла, с пола. Как принес из ванной зубную щетку хозяйки и маленькую щеточку ребенка. Как рассматривал расчески, осторожно доставал волоски.

– Это надо перепроверять, – через какое-то время сказал он Сергею и Земцову. – Но, похоже, кровь и свежие отпечатки на кресле и полу принадлежат как раз пропавшему товарищу Сергея. Кровь – точно не мальчика и не его бабушки. Налетчики, по всему, были в перчатках.

Люди из группы Земцова снимали и рассматривали записи видеокамер в квартире, принесли материал с камеры в подъезде.

– Прямо чертовщина какая-то, – почти виновато произнес Слава Земцов, глядя на Сергея. – Три амбала в балаклавах вытаскивают из квартиры тело в пластиковом мешке. И оно может принадлежать только взрослому мужчине. Потом они его же заталкивают в багажник машины. Номер просматривается, кроме двух первых цифр или букв. Никаких следов исчезновения бабушки и внука мы не нашли. Мои ребята поехали по маршруту машины…

Сергей на мгновение застыл и даже сжал виски руками, как будто пытаясь поймать какую-то блуждающую идею.

– Так. Тут в кресле пытали Алексея. Не исключено, что убили. Валентина с Ваней могли быть в спальне, его комнате, на кухне… Ну да, они были на кухне. Раз там у нее вырвали и разбили телефон.

Он вышел из комнаты, какое-то время пробыл в кухне, а потом позвал:

– Сюда! Дурак я. Валентина как-то пожаловалась, что она ходила раньше в подвал кормить бездомных кошек, а потом их отравили. Я подумал, что она с улицы туда попадает. Совсем забыл, что существуют еще такие допотопные дома, в дворницкой квартире которых есть выход на черную лестницу. Оттуда – в подвал. Вот дверь у них, она ее замаскировала, как в «Золотом ключике». Ключ от подвала, наверное, у нее остался. Ключ от этой двери тоже у нее, она ее закрыла снаружи. Я вышибаю, Слава? Ты не против? Тогда пошли со мной. Остальные пусть продолжают работать.

И через двадцать минут они вернулись. Сергей нес на руках маленького, худенького мальчика с шапкой каштановых кудрей. Ребенок крепко обнимал его за шею. Земцов нес полураздетую женщину, которую он прикрыл курткой.

– Александр Васильевич, – сказал он. – Она без сознания. Но жива. Пацан пытался ее реанимировать. Это и есть владельцы квартиры.

Он отнес Валентину в ее спальню, Масленников велел принести туда побольше горячей воды, полотенца, взял свой саквояж, и они с лаборантом закрыли дверь изнутри.

Сергей все еще растерянно стоял посреди комнаты с ребенком на руках. Ваня так крепко к нему прижался, что оторвать его можно было только силой.

– Ваня, – подошла к ним Ирина, – Ванечка, нам только что настоящий полковник рассказал, что ты спас свою бабушку. Я так тобой горжусь. Нам надо купаться, есть, укладываться спать. Ты такой герой, что можешь отдохнуть. Иди ко мне на ручки. Я все сделаю, покормлю уже в постели. Поспишь, а я буду рядом, пока бабушка не встанет. Мы договорились?

– Да, – прошептал Ваня и обжег Иру горячим взглядом огромных карих глаз.

Из квартиры уехали все мужчины, отправились на поиски Алексея. При женщинах все тщательно обходили вопрос о том, живое или мертвое тело было в пластиковом мешке.

Ира с Мариной остались. Марина записала инструкции Масленникова, какие лекарства давать и что колоть Валентине, и отправилась в ее спальню. Ира устроилась в большом кресле рядом с кроватью Вани. Он уже немного порозовел и светился после купания, как цветок, который раскрывается по утрам. Ирина покормила его сырниками с большой чашкой какао. Он попросил не выключать настольную лампу. Его глаза уже слипались, но пережитый ужас все не давал ребенку уснуть. Ира мучительно пыталась вспомнить какую-то сказку. Что-то когда-то, наверное, читала. Но охранная система ее памяти тщательно стерла все, что связано со страшным словом «детство». Она до сих пор на улице обходит детей взглядом: ей кажется, что если посмотрит, то обнаружит только следы взрослых преступлений.

Она поймала вопросительный и зовущий взгляд Вани, поняла, что ребенок ждет утешения и ласки. Он уже успел привыкнуть к любви. Ира на мгновение застыла, ощущая себя окаменевшим ископаемым. Она ничего не чувствовала, кроме страшного напряжения и ответственности. А потом ее глаза помимо воли нежно обласкали личико малыша, руки сами потянулись и обняли теплое, благоуханное тельце. Господи, как же это все… Она не знала! Она прожила почти сорок лет и не знала, что есть такое высшее блаженство, как запах родного ребенка. Этот ребенок ей родной, потому что она никогда не была так близко к другому. И потому что его судьба так похожа на ее собственную. Ирина подумала, как долго и умело она скрывала свое уродство, женскую и человеческую ущербность, рожденную давным-давно болью, страхом и унижением. Но все это вдруг оказалось такой засохшей от времени шелухой рядом с настоящими детскими переживаниями, рядом с надеждой и ожиданиями маленького мальчика, который вдруг обрел настоящую семью и сразу начал ее терять… Сначала отец, сейчас Валентина… Выживет ли она, бог весть. И совсем неизвестно, жив ли верный опекун, который заменил отца… Возможно, Ваня считает Алексея отцом, он ведь так мало знал Игоря. И что этот чудесный малыш видел и чувствовал в долгие часы вернувшегося к нему кошмара…

Ира легла на краешек кровати Вани, баюкала его, пела что-то, случайно услышанное. И да, она экспромтом придумала очень красивую сказку, которая не кончалась до тех пор, пока длинные ресницы спокойно и безмятежно не опустились на нежные детские щеки. Ира не пропустила ни одной секунды этой части ночи и утра. У нее не было сомнений в том, что она проживает самое полное и, может, даже самое счастливое время своей жизни. Она была так нужна. И она так жалела, восхищалась и любила. Может, ей разрешат навещать Ваню. Нет, не так. Ее теперь камнями от него не отгонят. И это так, несмотря на нестерпимую тревогу за жизнь Алексея.

Жизнь Алексея

Подруги вернулись в квартиру Ирины днем. От Сикорских решились уехать, лишь когда Марина окончательно убедилась, что Валентина не врет, она на самом деле в порядке. Марина через каждые сорок минут мерила ей давление, считала пульс, давала все положенные лекарства. Наконец Валентина взмолилась, чтобы ее оставили в покое и пустили к внуку. Эти двое обнимались, как после долгих лет разлуки. Ира к этому времени уже приготовила им обед. У хорошей хозяйки, какой несомненно была Валентина, всегда есть все для того, чтобы приготовить полный обед.

Они вернулись, вдруг ощутив жуткую усталость и подавленность. Прошло полдня, а Сергей ничего не сообщал. Надежда на хорошие новости таяла.

– Ты не позвонишь Алене? – спросила Марина. – Вроде она должна знать.

– Не сейчас, – ответила Ира. – Я просто не в состоянии все это рассказывать. И когда полиция что-то конкретное будет знать, они ей сами позвонят. У нее, кстати, есть мой телефон, что-то она его не обрывает. Вообще ни разу не позвонила. А я ведь говорила, что у нас частный детектив ищет.

– Ну ладно, – подытожила Марина. – Просто ждем, пытаемся правильно дышать. Тебе особенно это нужно: ты уже не бледная, а зеленая.

А Петя встретил их радостно и приветствовал по-родственному:

– Притащились наконец? А я уже заскучал без вас. И еда кончилась. А где умывальников начальник и мочалок командир? Небось в засаде? Какая жалость. У меня для него интересная новость.

– Нам не расскажешь? – спросила Марина.

– Нет. То есть расскажу, раз больше некому. Я обнаружил активность вокруг финансового сайта фирмы Ермилова и его личных счетов и карт. Если проще, бабки уплывают прямо на глазах.

– Куда?

– На анонимный счет, он может быть где угодно, хоть в Бразилии. Но я узнал, с какого компа операции…

– В смысле: мы не очень тебя понимаем, – нетерпеливо произнесла Ира.

– Да адрес я знаю той квартиры в Москве, откуда сейчас тырят деньги.

– Господи, – схватила телефон Марина.

– Получается, что Алексей там, что он жив, раз они у него выбили счета и, возможно, заставили его самого переводить им деньги. – Ирина прислонилась к стене и сжала руками то место, в которое гулко и больно забилось сердце, как колокол.

– К сожалению, это не факт. – Петя посмотрел на нее почти с сочувствием. – Пароли ворюги могли узнать гораздо раньше…

Марина, утратив свое стальное самообладание, уже кричала по телефону то, что услышала от Пети. Затем передала трубку ему.

…Квартира оказалась в пятиэтажке, из которой уже все выехали. Людей в ней не было. Из мебели остался драный диван и шатающийся стол. Масленников собрал, что смог, с поверхности стола, пола, двери. Мобильного устройства, с которым работали грабители, конечно, уже не было.

Машину, в которой вывезли мешок с телом человека из квартиры Сикорских, обнаружили на пустыре у въезда в Подмосковье. Она тоже стояла пустой и, как стало уже известно, числилась в угоне. Слава вызвал всех, не занятых важными заданиями сотрудников для прочесывания местности между пустым домом и найденной машиной. Попросил помощь волонтеров.

Этот день умудрялся стремительно мчаться, приближая момент любого, может, самого страшного открытия, и в то же время тянуться бесконечно. К вечеру Ира измученно посмотрела на подругу. Та ответила таким же взглядом. Обе, каждая про себя, уже решили, что чуда не будет. Что надо набраться сил и встречать беду.

Сергей позвонил в час ночи. Телефон первой схватила Марина.

– Нашли, – глухо, устало произнес Сергей и замолчал.

– Все? – спросила Марина.

– Что все?! – рявкнул Сергей. – Что за мысли… Он жив, но в очень тяжелом состоянии. Масленников говорит, ЧМТ, возможно, поврежден мозг… Мне тут Петя наболтал, что ваш друг сердечный, который Петю и приставил к делу, и есть тот самый Вагранян, который бог по мозгам. Ему можно срочно позвонить?

– Я не знаю, – растерянно произнесла Марина. – Я никогда ночью… У него семья, он может быть вообще в Ереване.

– Ты дура? – тихим от бешенства голосом произнес Сергей. – Речь о жизни Алексея. Важны минуты. Какая, к черту, семья. Если в Ереване, пошлем за ним самолет.

А Григор ответил сразу, и был он почти рядом, в клинике, где оперировал и остался, пока пациент не выйдет из наркоза.

– Пусть не трогают его, – сказал он быстро и по-деловому. – Я сам приеду на нашей «Скорой». Сбрось точный адрес.

Марина отложила телефон и какое-то время сидела в полном отупении. Ее собственный мозг отказывался переваривать информацию.

– Мариша, – тихо спросила Ира, – я правильно поняла?

– Да. Жив. Но еле-еле. Григор его заберет.

Главная подозреваемая

Блогершу Стеллу Стар, она же Серафима Петруничева, сотрудники отдела Земцова ждали у квартиры на «Соколе», которую она снимала, весь следующий день. Стелла приехала поздно вечером на такси, поднялась на свой девятый этаж, взглянула на полицейских и произнесла странную фразу:

– Опаньки. Не успели расстаться, а вы уже заскучали.

Когда ей объявили, что ее задерживают по делу о похищении Алексея Ермилова, она почти безразлично произнесла:

– Да кончайте вы бредить. Какое еще похищение, какой Ермилов… Не знаете, что еще на меня повесить? Но поехали. Я вторые сутки не сплю, может, хоть в вашем воронке покемарю.

В кабинете Земцова она прошла походкой от бедра к стулу перед столом следователя и плюхнулась на него с видом человека, который настроен отдохнуть и развлечься. Затем взгляд Стеллы упал на стоящего у окна Кольцова, и она приняла эффектную позу светской львицы перед сексуальным прыжком.

Объяснения Земцова о том, что она задержана как возможный заказчик нападения на квартиру Сикорских, похищения, удержания, пыток и причинения тяжкого вреда здоровью Алексея Ермилова, который по факту является добровольным опекуном ее сына Вани, Стелла выслушала с неподдельным интересом.

– На квартиру этой ведьмы напали? Этого козла, который сделал все, чтобы украсть моего сына, покалечили? Неплохие новости. За все надо платить. Даже жалко, что я совсем ни при чем. А теперь скажите мне, на каком основании меня схватили? Или нет никаких оснований, а накладочка вышла, о которой я могу писать в прокуратуру? Это называется – подстава.

– Основания серьезные, – ответил Земцов. – Вы не станете отрицать, что шантажировали Валентину Сикорскую, угрожали ей, требовали, чтобы она зарегистрировала вас в своей квартире, затем вы ей сказали, что она должна переписать квартиру на вас, иначе вы заберете, иными словами – похитите Ваню. У нас есть записи ваших телефонных угроз.

– Вы себя вообще слышите? – высокомерно произнесла Стелла. – Ваня – мой сын. Я рожала его в муках. Я от него не просто не отказывалась, я хотела его забрать и построить семью. А эти сумасшедшие люди его у меня отобрали, наверное, взятки всем дали. Так что, я не могу даже условие поставить – или он им нужен, или они отказываются отдать мне за него паршивую квартиру. У них есть теплая дача, там можно жить круглый год.

– Слава, – насмешливо сказал Сергей. – Этот допрос стоил того, чтобы сидеть тут среди ночи после тяжелого дня. Мы наблюдаем высший пилотаж запредельной безнравственности и криминального цинизма. Никогда не слышал, чтобы человек так последовательно и убежденно отстаивал свое право на самые тяжкие преступления.

– Да плевать, – отмахнулся Земцов. – Гражданка Петруничева, вы подтверждаете факт угроз и шантажа Валентины Сикорской, законного и единственного опекуна Вани Петруничева?

– Да называйте, как хотите. – Стелла закинула ногу за ногу и повыше задрала юбку, взглянув на Кольцова. – Цинизм, преступность… Я вообще про справедливость.

– Я назову, – Слава произнес медленно, четко акцентируя каждое слово. – В рамках дела о похищении Алексея Ермилова вы подозреваетесь как заказчик тяжкого преступления против жизни, здоровья, собственности и финансов людей, которые взяли на себя заботу о вашем биологическом сыне. Мотив налицо, вы его сейчас озвучили. Месть и расплата за то, что Сикорская не отдала вам квартиру за сына, а Ермилов помогал оформить его усыновление своему другу Игорю Сикорскому. Которого вы, в общем, угробили, если называть вещи своими именами.

Реакция Стеллы была не очень понятной. Ни деланого возмущения, какого можно было ожидать, ни ярости загнанной хищницы и никаких симптомов страха. Ее лицо выражало что-то очень похожее на удивление – не наигранное, а естественное. Она надолго замолчала, наморщив лоб и покусывая губы. И вдруг искренне расхохоталась.

– Вот честно скажу: только сейчас дошло. Вы не на понт берете, чтобы повесить на меня преступление, а на самом деле думаете, что я устроила это нападение. Правду говорят: «мент – одна извилина, и та от фуражки». Вы даже ж… не оторвали от стула, чтобы что-то проверить. Так вот: сюрприз вам. Ловите. Я два дня, во время которых происходило все то, о чем вы тут мне рассказали, просидела в обезьяннике нашего района на «Соколе». И на меня там пытались повесить соучастие в мошенничестве и грабеже, жертвой которых я же и стала.

Земцов молча набрал номер своего заместителя.

– Никита, будь добр, прямо сейчас проверь, задерживалась ли по делу мошенничества Серафима Петруничева, которая проходит у нас как заказчица похищения. Подними всех, кого сможешь, в отделении или по месту жительства. Пусть пришлют протокол и показания свидетелей. Как можно быстрее. Знаю, что ты вторые сутки… Завтра возьмешь отгул.

– Два дня, говорите, Петруничева? Сейчас все уточним. – Слава вернулся к беседе со Стеллой. – А что вам мешало организовать нападение и похищение три дня назад? Если не получится сейчас, то утром у меня точно будет ордер на обыск в вашей квартире, изъятие компьютера и телефона для получения информации. Допускаю, что мы найдем там контакты исполнителей и подтверждения денежных расчетов.

– Не найдете, – насмешливо произнесла Стелла. – У меня были другие дела. Я два месяца строила свое счастье с любимым человеком. Съехалась с ним и все такое. Можете посмотреть мои последние стримы. Но и на старуху бывает проруха – как же я ненавижу эту поговорку. Но тот случай. Этот подонок меня использовал, обманул и обокрал. Да еще чуть не отравил, подсыпая наркотики. Он сбежал, а на меня вешают соучастие, потому что пострадавшая требует возмещения… Короче, вы запросили, сейчас почитаете. Вы у меня в компе и телефоне даже контактов этой твари не найдете, потому что он пользовался только разовыми телефонами. Я верила, что так положено очень секретному физику-химику. Больно он мне понравился. Так что мне было не до Сикорской и не до Ермилова.

– Это поворот, – заметил Кольцов. – Думаю, мы тут застряли до утра.

– Отведите меня куда-то поспать, – зевнула Стелла. – А то я совсем расстроилась: все опять вспомнила.

Стелла отправилась в камеру спать, а Слава и Сергей провели время до утра не без удовольствия, читая материалы и параллельно заглядывая в стримы Стеллы. История на самом деле оказалась увлекательной, а мошенничество виртуозным. И да, Стелла получалась жертвой. Как с мрачноватой иронией отметил Сергей к утру:

– Это называется одним словом – «ржунимагу». Именно одним словом. И коза Стелла явно влипла в то, что обычно сама подстраивает другим. И мы с тобой пролетели со своей единственной версией, как две фанеры над Парижем. Теперь придется возвращаться к самому началу и рыть. Просто носами рыть все вокруг Алексея и Сикорских.

– Еще не факт, что пролетели, – бодро возразил Земцов. – Вокруг Стеллы в принципе непаханое поле. Чем и займемся. Кроме того, о чем ты сказал.

Часть пятая

Стелла и любовь

Земцов выпустил Стеллу под подписку о невыезде. Все, о чем она заявила, подтвердилось, но это окончательно с нее не снимало подозрений, разумеется. Параллельные преступные замыслы – почему нет? «Баба, способная на все», – таким было официальное заключение Славы.

Но районный суд принял решение о домашнем аресте Петруничевой на два месяца по делу о соучастии в мошенничестве. Так что пока не скроется. А искать другого заказчика надо, как ни крути.

– Какие добрые люди, меня прям слезы душат, – насмешливо произнесла Стелла, когда ей сообщили, что она имеет право выходить из квартиры только в ближайший магазин за едой. – А я уже была морально готова обои жрать. А если не совсем в ближайший приспичит, то, наверное, придется отпиливать браслет вместе с ногой. Вряд ли его можно снять иначе.

Ей разрешили с компьютера отделения завести себе новую карту вместо изъятой в качестве улики. Перебросила на нее немного денег со счета пожертвований. Она приехала на такси и закупилась в торговом центре рядом с домом едой и алкоголем. Там же купила недорогой, но вполне сносный смартфон. Забежала в ближайшую аптеку за витаминами. Что бы ни произошло, а силы нужно поддерживать. К тому же весна и авитаминоз.

Когда Стелла вошла в квартиру, она первым делом заказала по интернету кремы и маски для лица. Надо было срочно вылезать из шкуры запущенной страхолюдины к тому моменту, когда Земцов вернет ей ноут и айфон. Войти в свой блог можно с любых устройств, но у Стеллы есть сентиментальная привязанность к той технике, которая принесла большую удачу. До того как все к ней вернется, она Земцову минуты спокойной не оставит. Ему, конечно, не допереть, что такое ответственность человека перед миллионами тех, кому он интересен.

А пока у нее типа отпуск. Стелла отмокала в ванне, отъедалась. Алкоголем не упивалась – ни в коем случае. Она его смаковала, как целительный бальзам, наслаждалась вкусом и запахом. Туманить мозги совсем не хотелось. Она передохнет и начнет вспоминать все, что произошло с ней в последнее время, буквально по минутам. Только она сама сумеет вычислить и найти Феликса. И он, конечно, никакой не Феликс. Найти и покарать. Не полагаться же на этих тупаков, которым и пальцем шевелить не нужно для того, чтобы получать зарплату за липовое расследование по делу мошенника Феликса. Стеллу к нему привязали соучастницей, в то время как она чистая жертва, для того, чтобы «раскрыть» дело без преступника. Они просто обвинят во всем ее одну, как делают обычно. И кроме срока, повесят на нее огромный долг.

Приступить к восстановлению событий оказалось непросто. Вернувшиеся силы, согретая кровь разбудили эмоции. Ярость, ненависть и… горькую обиду женщины, которая, возможно, впервые в жизни захотела быть слабой и любимой. Без вранья, имитации страсти, корыстных планов. Наоборот: Стелла даже успела познать такую глупость, как радость быть щедрой и самоотверженной.

Стелла заметила Феликса в одном закрытом заведении со стрип-программой, куда она любила заходить в окружении фанатов своего блога. Людей для реального контакта Стелла отбирала очень тщательно.

Мужчина сидел один за отдельно стоящим столиком и своей внешностью очень выделялся среди постоянных посетителей заведения. Он показался Стелле похожим на Игоря – такой же крупный, надежный, с хорошим, открытым и добрым лицом. Только Игорь был мямлей и маменькиным сынком, а в этом даже на расстоянии ощущалась мужская сила. Если он и был ее подписчиком, то явно не из тех, которые постоянно оставляют комментарии. У Стеллы хорошая зрительная память, она запоминает лица на аватарках. И что самое главное, незнакомец смотрел на Стеллу с явным интересом. И это будило в ней какую-то бесшабашную лихость, веселое озорство, основанные на уверенности в собственной неотразимости.

В какой-то момент девица, которая крутилась на помосте у шеста, оступилась, громко охнула и начала тереть растянутую лодыжку. Стелла вдруг в нахлынувшем порыве вдохновения, на волне необычайной легкости выскочила из-за стола, схватила со спинки ближайшего стула чей-то шелковый ярко-розовый шарф и вылетела на помост.

– Иди пока чем-то замажь, – скомандовала она девице. – А я тут побуду.

Стелла крутилась, изгибалась у шеста, томно застывала в позах, которые ей самой казались невероятно сексуальными и призывными. И да, она тогда ни в чем не сомневалась, просто слышала и видела, как весь зал стонет от вожделения, а во взгляде незнакомца зажигается безумная страсть. Стелла очень удачно оделась в тот вечер: все соскользало с нее на пол, как будто само по себе. Она изящно избавилась сначала от белой шелковой блузки, затем от черных, тоже шелковых брюк. Слетел белой пташкой кружевной бюстгальтер… Стелла грациозно завязала вокруг бедер розовый шарф и артистично выскочила из трусов…

Вспомнив тот свой экстаз у шеста, Стелла не сдержалась и залпом выпила полный стакан виски. Женщина – будь она полной дурой или великой умницей – однажды должна понять, в какой момент она не может верить самой себе. В тот момент, когда ее кровь разогревают, доводят до кипения гормоны. Как черти под котлом в аду.

Дальше незнакомец поймал ее в свои объятия у помоста. Коснулся губами почему-то краешка уха. Только сейчас Стелла сообразила, что она была вся мокрая и от нее несло потом. В полном мороке, причем даже не от алкоголя – она как раз почти не пила в заведении, – Стелла переместилась в темную комнату, на узкую кровать. И там, точно впервые в жизни, не такой уж короткой, она испытала неистовое желание, о каком только слышала, читала, видела в кино. Все в новом любовнике ее заводило до степени блаженной невыносимости: его лицо, руки, даже пальцы на ногах. И сладкой мукой было понимание: Феликс так влюблен, что изо всех сил сдерживает свою страсть, боится сделать ей больно, испугать, утомить. Он так и говорил: «Как же я тебя хочу. Но так боюсь показаться слишком грубым или даже жестоким. Я страшусь тебя оттолкнуть».

Черт бы побрал его лживость и ее куриную доверчивость. Как же: щадил и берег от страсти! Да он ее просто не хотел, в лучшем случае. Если, конечно, она не была ему противна до дрожи. Какая идиотка поверит в подобную лажу? Да вот такая, как оказалось, – та, которая так была уверена, что сама обманет любого, купит по дешевке и сто раз продаст дороже.

К утру Стелла осознала наконец, что находится в жуткой конуре с засаленными оборванными обоями и такой «мебелью», какую не увидишь на помойке. Она очень удивилась: Феликс был прекрасно одет, ухожен, заказывал очень дорогие напитки. Он поймал ее взгляд и весело рассмеялся. Объяснил, что только вчера официально развелся с женой, оставил ей особняк на Рублевке, две машины и все общие сбережения. У него осталась только карта для зарплаты. Сразу ушел, но из-за секретной специальности ему в отелях нельзя светиться. Снял по первому же объявлению эту комнату в коммуналке. Вообще было ни до чего: распался брак, который ему казался надежным и основанным на взаимном чувстве. Но было слишком много разочарований в самом близком человеке… Сегодня он обязательно решит вопрос с нормальным жильем. Все изменила встреча со Стеллой. В том числе и его отношение к собственному разводу: этот поступок ему продиктовала судьба.

Все, что происходило дальше, Стелле легче восстанавливать по полицейскому протоколу, который она запомнила практически дословно. Собственная верная память тут явно буксовала. И причина стала для нее очевидной, когда она проспалась в СИЗО. Что такое передоз, Стелла знала. С Феликсом она не принимала наркотики и даже не слишком много пила. Но уже на третий день после их переезда в снятую Феликсом отличную квартиру в тихом центре Стелла почувствовала себя так плохо, как, кажется, не бывало никогда раньше. Она просто плавала в густом тумане, и даже в квартире ее так качало, что приходилось держаться за стенки. Конечно, он ей что-то подсыпал в любимое розовое шампанское. Очень скоро она почти совсем не могла есть. Пила только это самое шампанское.

Феликс был очень озабочен, укладывал ее постоянно отдохнуть, приносил компресс на лоб, покупал какие-то таблетки, якобы от авитаминоза и анемии. Говорил добрые слова, рассказывал, как мечтает, чтобы они никогда не разлучались. И практически не дотрагивался до нее. То есть дело было не только в страшном обмане, но и в том, что она все же была ему противна.

Но Стелла сумела провести несколько стримов. Рассказала о том, какое почти непосильное счастье на нее свалилось. Даже плакала от умиления и слабости.

– Вы простите мне эти глупые бабские слезы, – с придыханием говорила она. – Взрослая женщина, мать. Шла только по крутым тропам и лесным чащам. Перестала доверять людям и верить в сказки про чудеса и любовь… И вдруг… Все это просто случилось. И тот самый, единственный, постучал в мою наглухо закрытую дверь. И я ее открыла… И попала в чудесный мир добра, света и пронзительной, раскаленной, взаимной страсти. Любовь отбирает у меня все силы и, наверное, разум, а мне все кажется, что я еще не все отдала любимому.

Блин, как в воду глядела. Тогда она ему еще не все отдала на самом деле. Все было впереди. Аудитория блаженно выла и рыдала в комментариях. Когда Стелла сообщила, что они с Феликсом живут вместе и подумывают о законном браке и скромной свадьбе, на счет обильно полились пожертвования «на счастье в семейной жизни». Феликс тоже радовался ее успеху, называл ее талантливым блогером и очаровательной женщиной. Он только категорически запретил ей снимать его и выкладывать фото. Причина все та же: работа секретного физика и химика. Где именно – она даже не пыталась узнать. Скоро ей вообще стало ни до чего.

По поводу квартиры, которую Феликсу удалось так стремительно снять, он сказал ей следующее: собственница овдовела, сына с семьей отправила за границу, сама переехала в подмосковный особняк. Человек она состоятельный, перед переездом сделала в квартире элитный ремонт, заново обставила, закупила технику и в перспективе собирается продать квартиру с обстановкой. Возможно, будет продавать и дом, если решит переехать к сыну. Феликс это и имел в виду, когда арендовал квартиру. Конечно, это будет очень недешево, но, если им тут понравится, он постарается найти деньги. Возможно, все же придется отсудить часть общих сбережений у бывшей жены. Хотя он обещал не делать этого. Жена никогда не работала, привыкла к определенному уровню жизни, ее нельзя оставить без средств. Но он же не знал, что встретит свою любовь. В этом месте надо бы аплодировать такому благородству, только у Стеллы уже не было сил.

Хозяйку квартиры звали Инна Николаевна. Она заехала к ним два раза, что-то обсуждала с Феликсом. Стелла только поняла, что эта очень скромно, чуть ли не бедно одетая женщина, совсем без косметики и украшений, и есть дама на миллион долларов. Вокруг нее витала аура состоятельности, стабильности и уверенности в своем превосходстве над другими людьми. Такие вещи Стелла сечет сразу.

Во второй приезд хозяйки Стелла подумала, что Феликс говорит ей странные вещи. Он начал с того, что, вероятнее всего, они и будут первыми претендентами на приобретение этой квартиры. Потому и платят только сумму аренды за первый месяц.

– Но, Инна… При всем уважении… Нас не очень устраивает мебель, техника. Понятно, что все отличного качества, брендовое и дорогое, но есть вопрос вкусовых пристрастий, стиля. Вы не против, если я потихоньку начну менять: к примеру, продам этот холодильник – и тут же куплю другой: лучшей фирмы и более новой версии…

Стелла тогда могла что-то фиксировать уже только тупо и вяло. Но сейчас ее поразила мысль, что Инна Николаевна на все это купилась. Она явно тоже находилась под гипнозом обаяния Феликса. Это даже как-то облегчает боль и самобичевание Стеллы. Инна оставила Феликсу все документы на квартиру со своим заявлением, чтобы он мог зарегистрировать себя и Стеллу как арендаторов. Он сказал, что теперь это легко делается на госуслугах. А Инна изо всех сил демонстрировала ему особое доверие.

А начались финансовые расчеты вот с чего: Феликс сказал Стелле, что не может пользоваться своей картой. Кроме того, что он сам весь такой секретный, банк, который ему выдал карту, под санкциями. У них серьезные ограничения на операции. Поэтому они вдвоем положили на ее карту в ближайшем банкомате двести пятьдесят тысяч на оплату первого месяца аренды. На следующий день Феликс перевел деньги с карты Стеллы Инне.

Тут же началось: к ним косяком повалили люди, которые прочитали его объявления на Авито. Феликс заметно снизил цены на все, что выставил на продажу. Он продал не только всю мебель и технику, но даже индукционную панель, духовку, электрочайник и прекрасную кофеварку. Деньги полились потоком. Карта Стеллы оставалась у него, чтобы он мог принимать поступающие суммы и параллельно что-то покупать на эти деньги. Но не покупал. Вот однажды, сидя вторые сутки в одиночестве на банкетке, единственной оставшейся мебели, без еды, без возможности вскипятить воду для чая, Стелла заглянула в свой кабинет на Сбербанке-онлайн. Ее счет для пожертвований был скорее живым, чем мертвым, но на нем остались одни слезы. Даже в своем отупении Стелла поняла, что по ее карте туда войти легко. Да и пароль она ему, кажется, сама сказала: ему же надо было постоянно вести расчеты. Стелла ничего не стала предпринимать: ясно же, что сейчас все решится само собой. А сбежать из проклятой квартиры сразу не было сил.

И туда ворвалась Инна. Стелла поняла только одно: хозяйка привлекла спецслужбы, они обнаружили активность вокруг ее квартиры, которая уже поменяла владельца. Потом полиция узнает, что новый «владелец» умер пятнадцать лет назад. К счастью, он не успел с того света продать квартиру добросовестному приобретателю, который в свою очередь продаст, – и так до полной потери всех концов… По поводу самого Феликса не обнаружили ничего. Он исчез бесследно. Ну как таким дебилам тягаться с настоящим мошенником.

Инна свою недвижимость вернула с помощью всяких служб. А Стеллу повязали уже в ее квартире на «Соколе», куда она как-то добралась через три дня после исчезновения Феликса. Он, помнится, поехал покупать новый холодильник. На очной ставке с Инной Николаевной та заявила Стелле и полиции:

– Я просто выставляю иск с суммой украденного. С кого эти деньги снимут – мне все равно. Очевидно, что эта парочка – соучастники. Просто он ее кинул, а может, и нет: не исключаю, что они разыгрывают очередную аферу. Она же блогерша: с одураченных людей деньги сшибает. Есть чем расплатиться со мной.

Когда суд примет решение по иску Инны Николаевны, там будут проставлены сроки. Набегут проценты. А когда Стелла сможет заниматься своим делом или другой работой, за которую платят, – ей самой не ясно. И даже не важно сейчас.

Сейчас ей так тошно, так все противно, что впору начать думать, стоит ли жить дальше. Стелла взяла со стола в кухне все купленные бутылки с алкоголем и отправилась в такой компании в спальню. Иначе ночь ей не пережить. Главное, убить в себе всякое соображение и уснуть. Хоть на пару часов, а лучше всего на несколько дней. Провалиться получилось. Но сон оказался не тупым, не мертвым. В нем жили знакомые, но очень изменившиеся и не видящие ее люди. Одни поворачивались к ней спинами, другие зажимали рты руками. Все смотрели на нее с ужасом, как будто видели не человека, а страшное несчастье. Стелла пытается кого-то позвать, но звуки ей не даются. Но она продолжает продвигаться дальше на тяжелых, каменных ногах. Она стремится к светлому и яркому месту, которое сияет вдали. Там никого нет, и Стелла не может туда войти, как на заблокированный сайт, но она не видит, а чувствует чей-то зовущий и добрый взгляд. Это может быть только Игорь. Так вот где он… Стелла брела туда до тех пор, пока не ощутила теплую тяжесть в своих руках. Это ребенок, он, наверное, только что родился. Она видит крошечную ладошку, нежные пяточки… И ей страшно так, что сердце застыло. Она сейчас его уронит, он ударится о камни, умрет, а вместо него выскочит злобный карлик мести…

Стелла проснулась в холодном поту. Что это было? Она впервые, в этом сне, почувствовала нежность к своему ребенку?.. К тому, который наяву только раздражал, мешал, вызывал отторжение. Пока она не поймала себя на том, что получает удовольствие, причиняя ему боль, пугая, унижая, придумывая издевательские наказания.

Стелла не собирается себя осуждать и винить из-за бабских идиотских предрассудков: детей надо любить, слабых нельзя мучить… Да кому какое дело. У всех свои недостатки. А на долю Стеллы обвинителей и следователей хватит. Дело сейчас в чем-то другом. И она честно скажет себе, в чем оно, это дело. Она годами придумывала и произносила фальшивые слова о том, что у нее нет никого, кроме родного ребенка, которого злые люди забрали, обрекли на сиротство. Она и близко ничего подобного не чувствовала. Постоянно рядом с собой ей такая обуза точно не нужна. Только формально, для решения личных проблем, закрытия компромата прошлого. И всем понятно, что дети, беды, связанные с ними, – самая благодарная тема для сборов.

И вдруг сейчас, в самую поганую, беспросветную ночь в ее жизни, она подумала, что это правда. Что Ванька на самом деле – ее кровь. Это его пяточки ей приснились в чумном и пьяном сне. И только он, ее сын, такой безответный и кроткий, что, конечно, ее простит. Он даже не подумает, что она не такая, как другие мамы. Он же не видел других. Только он и способен ответить на ее призыв тепла и родства.

Стелла рассмотрела ночь во всех окнах по очереди. На улице пусто. Наружку ей явно не поставили: слишком много чести для такой мелочи. По браслету они только утром могут узнать, что она куда-то ездила. И пусть берут, если оно им надо. Ей в СИЗО даже лучше было, чем тут, одной. Там хоть какие-то люди.

Стелла доехала на такси до дома, в котором жили Сикорские. Поднялась к их квартире, минут пятнадцать давила кнопку звонка. Понятно было, что Валентина прекрасно видит ее по своей навороченной камере. Она по ней может даже вызвать полицию одним нажатием номера. Но Стелле совершенно плевать. Она просто не уйдет.

– Стелла, – раздался голос Валентины по переговорному устройству. – Уходи. Или мне в полицию звонить?

– Пусти меня, Валя, – с надрывом произнесла Стелла. – Я сына хочу увидеть. И все. Я сразу уйду. Пусти меня, если ты человек.

Валентина ничего не ответила, но через минуту открыла дверь, вышла и плотно закрыла ее за собой.

– Если шевельнешься, я тут же нажимаю одну кнопку на телефоне, и сюда приедет группа захвата в течение трех минут, ты не успеешь уйти.

– Я не шевельнусь, Валя, – произнесла Стелла с надеждой. – Ты вышла, ты добрая женщина, ты теперь Ваньке тоже мать. Пусти меня, я только посмотреть, дотронуться… Мы же люди.

– Мы? Люди? – гневно произнесла Валентина. – Ты истязала беззащитного ребенка годами, как гестаповка. Ты прислала подонков-убийц за Алексеем. А теперь к людям решила примазаться? Ты мразь нечеловеческая – вот тебе мои последние слова. Надеюсь, тебя запрут надолго.

Валентина захлопнула дверь перед ее носом. И Стелла как-то оказалась на улице. Она шла по ночному городу в сторону «Сокола» – без мыслей, без чувств. Она слушала, как ее каблуки выстукивают два слова: «мразь нечеловеческая». Как будто гробовщик вколачивает гвозди в крышку ее гроба, а она никак не может умереть, чтобы не слышать этого.

Жены

Алена поднялась на второй этаж клиники, в которой лежал Алексей. У двери палаты без номера сидел молодой человек в черном костюме и что-то читал в своем смартфоне. Это и есть один из полицейских, которые круглосуточно охраняют Алексея. Поскольку похитители не пойманы, опасность повторного нападения сохраняется. Возможно, уже с целью убийства, чтобы жертва не могла назвать своих мучителей. Так объяснили Алене.

Из палаты вышла операционная сестра, холодно кивнула Алене и попросила ее подождать минут двадцать: хирург осматривает пациента.

– Я смогу поговорить с хирургом? – спросила Алена.

– Если он сочтет нужным, – сухо ответила сестра.

Она ушла, Алена удобно устроилась в кожаном кресле напротив двери и стала размышлять. «Я тоже не сюсюкаю с родственниками пациентов. Но я всегда способна оценить степень их обеспокоенности. И при всей своей занятости иногда нахожу возможность посмотреть сочувственным взглядом, сказать «все будет хорошо», даже коснуться плеча или локтя человека, чтобы выразить поддержку. Очень странно, что у великого Ваграняна такая черствая и неприветливая хирургическая сестра. И внешне она совсем не привлекательная. Скорее, отвращает».

Время было, и Алена занялась любимым делом: она обожа�

Часть первая

Гололед

Ирина с трудом сдерживала желание пробежать душный вестибюль магазина, расталкивая неуклюжие и неторопливые фигуры, окутанные тяжелой одеждой и прикованные к полу огромными пакетами с едой. Она сейчас задохнется без глотка свежего воздуха, у нее осталась единственная потребность – вырваться на свободу из очередного, хронического, ставшего нескончаемым плена.

Ну, вот – порог, нахмуренное, недоброе, но хотя бы безграничное небо. За сорок минут, проведенных Ирой в магазине, оно совсем потемнело. Ирина натянула капюшон куртки на голову, убрала со лба взмокшую прядь темных волос. Почувствовала себя на мгновение освобожденной и легкой… И вдруг она уже в коротком и неотвратимом полете. Пакеты с покупками летят в стороны, ноги беспомощно скользят по обледеневшей плитке, и все, что она может сделать для своего спасения, – это зажмуриться.

Под Ириной лед, вокруг темнота и слепота, она боится шевельнуться, чтобы не почувствовать острую боль какого-то перелома. Когда открыла глаза, увидела рядом с собой темные фигуры и едва сдержала крик страха. Это ее вечная фобия: она совсем беспомощна, а они уже тут, какие-то опасные и беспощадные враги.

– Девушка, с вами все в порядке? – произнес вполне приятный мужской голос. – Сможете встать или надо вызвать «Скорую»?

– Я пока не знаю, – прошептала Ирина.

– Тогда давайте попробуем.

Сильные руки осторожно подняли Ирину, помогли зафиксироваться на ослабевших ногах. Все немного ныло, но острой боли не было. Кто-то накинул ей на голову слетевший капюшон. Кто-то собирал ее продукты, разлетевшиеся из пакетов. И она уже смотрит на спасителей своими темными, постоянно тревожными глазами сквозь горячую и соленую пелену благодарности. Неужели это просто нормальные, хорошие люди… Неужели опять пронесло? И переломов точно нет?

– Спасибо вам, – сдержанно произнесла она. – Если честно, то я ужасно перепугалась. А так – вроде все на местах.

Ирина ощущала присутствие рядом с собой нескольких человек как поддержку и защиту. Но она еще не была в состоянии хотя бы рассмотреть их лица.

– Вы далеко живете? – произнес уже знакомый голос.

– Нет, я сюда хожу пешком. Мой дом там, за школой.

– Не так чтобы очень близко, – произнес голос. И Ирина увидела, что рядом с ней остался один собеседник. – А пакеты ваши довольно тяжелые. Разрешите помочь? Меня зовут Алексей.

– Меня Ирина. Спасибо большое, но я справлюсь. Привыкла. А навьючиваюсь, чтобы реже ходить в магазин. Ненавижу это занятие вообще-то.

– Хорошо, – сказал Алексей. – Вот стоит моя машина, мы просто сократим ваши мучения. До вашего дома минуты две. И мне будет спокойнее. Гололед вообще-то везде.

Ирина неуверенно кивнула, он взял ее пакеты, велел ей держаться за его локоть, они дошли до его машины. И две минуты пути Ирина напряженно думала, что сказать, если он захочет занести ее продукты в квартиру. Как мило отказать, как не обидеть, как быстро уйти и при этом не загреметь на скользкой плитке у подъезда. Она показала, где остановиться.

Получилось все быстро, непринужденно и легко. Алексей взял с заднего сиденья ее пакеты, довел до двери подъезда, вручил Ирине ее ношу и достал из кармана маленькую карточку.

– Это мой телефон на всякий случай. Пусть будет у вас. Вдруг что-то понадобится. Например, доехать в тот же магазин или из него домой. Не стесняйтесь. Я простой человек, а вы, как мне кажется, непростая и необычная девушка. Буду рад, если наше знакомство продолжится.

– Да, – нерешительно произнесла Ирина. – Еще раз огромное спасибо.

Он легко коснулся ее плеча на прощание, а она наконец сумела рассмотреть его. Сухощавое, интеллигентное лицо, внимательные серые глаза, красивые волнистые русые волосы. Каким же чучелом, наверное, выглядит сейчас она сама – растрепанная, с перекошенным от потрясения лицом и воспаленными глазами. Ирина была самокритичной в степени диагноза.

В прихожей она бессильно опустилась на табуретку у вешалки. С трудом выпуталась из куртки, положила на пол рядом с пакетами, достала из ее кармана карточку и прочитала: «Алексей Ермилов, эксперт-консультант международной ИТ-компании…» И название, которое Ирине ни о чем не говорило.

После теплой ванны она пересчитала свои синяки. У нее нежная кожа, они появляются и в менее опасных ситуациях. Она озабоченно проверяла, какого рода боль возникает при надавливании. Боль противная, конечно, но все же ни серьезных гематом, ни переломов, ни растяжений. Пройдет само.

На кухне Ирина разложила принесенные продукты. Есть не хотелось. Она взяла маленький стаканчик смузи, задумчиво съела. Затем вернулась в прихожую, проверила, закрыла ли входную дверь на все обороты. Она не забыла: это просто ритуал для подтверждения мифа собственной защищенности. Вошла в спальню для того, чтобы опустить жалюзи, и постояла у окна, разглядывая блеск обледенелого асфальта между сугробами. Это даже красиво с высоты пятого этажа: черный бриллиант и белый жемчуг в разводах темных трещин под пятой мороза. И обнаженные, окоченевшие ветки деревьев, в молчаливой тоске взывающие к небу.

Гололед. Для кого-то временное явление природы и чья-то бесхозяйственность. Для Ирины судьба.

Ей ничего не нужно вспоминать. Она постоянно видит, как освещенные окна в темноте, одни и те же события своей жизни с очень раннего возраста. Горячие мамины руки ее одевают, кормят. И они очень часто дрожат, эти руки. Особенно когда к ним приближается грозовое, темное облако. Это отец. Ира совсем не помнит его лица, только свой и мамин страх. Она видит себя, сжавшуюся в комочек под столом, а по полу к ней тянутся алые струйки. Ей тогда было три года. Пройдет немало лет, и она узнает, что той ночью отец убил ее мать. Ей об этом рассказали в детдоме.

Следующее яркое пятно прошлого. Воспитательница заплетает ей косички и говорит своим громким, деревянным голосом:

– Ты должна все время понимать, как тебе повезло. Не всем сиротам выпадает такое счастье. Тебя берут в семью. Приличные люди, не бедные. Надо стараться, слушать их, угождать, чтобы не вернули. Пока тебя выбрали просто потому, что ты симпатичнее других. Но для того, чтобы тебя полюбили, они должны видеть твою благодарность.

…Через неделю Иру вынесли из дома «приемных родителей» в окровавленном одеяле. Соседи выбили дверь на ее крик, вызвали полицию. В больнице ей тогда не объяснили, что с ней делал новый «папа». Только нянечка перед операцией шепнула:

– Терпи, детка. Поболит – и пройдет. Тебя всю порвали, нужно зашить.

Ира поняла, о чем шла речь, уже подростком. А тогда ей было всего пять.

Она уже стала воспринимать детдом как свое единственное убежище, но за ней опять пришли. Она была симпатичной, доброй и покладистой. Она нравилась тем, кто приходил выбирать.

…Десятилетняя Ира, растерянная и перепуганная, идет между двумя людьми, которых видит второй раз в жизни. Мама Валя и папа Петя улыбаются. Они красиво одеты, у них свой дом в Подмосковье, у Иры отдельная комната и новая одежда… Она ходит в школу, получает пятерки, а одноклассники дразнят ее «дикаркой». Потому что она шарахается от всех, как прокаженная.

И была такая же морозная ночь, и так же сверкал лед на дороге, когда Ира разбила окно своей комнаты на втором этаже, прыгнула в сугроб, уцелела и побежала по скользкой дороге в разорванной ночной рубашке куда глаза глядят. На склоне темноту вдруг осветила ее собственная резкая боль, она услышала хруст костей, и все исчезло. Ее нашли какие-то люди уже утром, обмороженную, с переломанными лодыжками.

А дальше поток тусклых кадров, полустертых ее осознанной волей. Ира приобрела опыт защиты себя от того, что помнила. Она научилась стирать информацию из своей памяти. Ее без конца осматривают и расспрашивают люди в белых халатах. И вновь пройдут годы, прежде чем Ира решится сознательно и отчетливо восстановить все, что произошло с ней в доме приемных родителей. Где папа Петя ее садистски насиловал каждую ночь, а мама Валя наблюдала.

Иру вернули в детский дом, ей было уже двенадцать. Ей некуда было деться от постоянных унижений и оскорблений других детей, которым «не повезло»: они не были настолько симпатичными, чтобы их взяли в семьи. Они, конечно, все узнали и мстительно издевались. А ей опять повезло, и на этот раз без кавычек. Врач детдома добилась ее удочерения и честно объяснила свои мотивы:

– Мне нужна надежная помощница в уходе за парализованным отцом. Ты подходишь: старательная, спокойная, разумная. Я тебя всему научу. Думаю, мы поладим и привыкнем друг к другу.

Ира вошла в ее квартиру и сразу наткнулась на пристальный, зовущий и все понимающий взгляд необыкновенно живых глаз на неподвижном, почти мертвом лице. Отец новой мамы Лиды был полностью парализован, до последней мышцы. И при этом он сохранил удивительную ясность ума, уникальную память, яркую, страстную эмоциональность. Редчайший случай. Так у Иры появился самый близкий и по-настоящему родной человек. Они были счастливы, разговаривая часами. Он говорил с трудом, она не сразу научилась его понимать. Но очень скоро ей стало легче говорить с дедом, чем маме Лиде. Она как будто слышала его мысли до того, как он их озвучивал. Ира смеялась его шуткам, он в уме решал ее школьные задачи. Дедушка Яша однажды признался своей неожиданной внучке, что больше не зовет смерть, он хочет жить и видеть, чувствовать ее рядом.

Встреча с ним стала для Ирины озарением на всю жизнь. Его уход – самой трагической потерей. Они с Лидой прожили в одной квартире еще несколько лет. В девятнадцать Ирина поступила в институт и перешла жить в общежитие. Они с Лидой были честными людьми, семьей не стали, но старались не мешать друг другу и помогать в случае необходимости.

Ира вернулась в эту квартиру после смерти Лиды от рака. И здесь ее встретили тепло, свет и мудрость дедушки Яши. Этого достаточно, чтобы легче переносить и свою обделенность, и новые невзгоды.

Дом у них очень теплый, топят хорошо. Перед сном Ирина даже открывает окно, чтобы впустить немного морозной свежести в свой уют. Только у себя она и способна примириться с зимой в принципе. Перед тем, как лечь, она достала из шкафа пушистый легкий плед и положила поверх одеяла. Тепла много не бывает. А этим вечером ее еще немного знобило – не от простуды, а от какого-то неясного волнения. Да что тут лукавить с самой собой: она в смятении, как девчонка, из-за того, что пообщалась с мужчиной, которого нашла очень привлекательным. Более того, он показался ей не опасным, что важнее всего. Ирине скоро исполнится тридцать восемь лет, она преподаватель на кафедре психологии университета, ее все считают сильным профессионалом и замкнутым, даже высокомерным человеком, о личной жизни которого ничего не известно. Так успешно она прячет свой главный секрет: ничего из того, что люди называют личной жизнью, у нее нет и не может быть. Она исключила для себя доверительные контакты: они невозможны без посторонних прикосновений к незаживающим ранам, тайнам души и тела. Только не мужчина, которому слишком многое пришлось бы объяснить, будучи в полной уверенности, что он не поймет. Только дедушка Яша все понимал, и для одной тяжелой судьбы – это подарок, какого хватит навсегда.

Впрочем, одно исключение в жизни Ирины было. Это коллега и единственная подруга Марина. Никто не способен так четко и ясно, как Марина, все расставить по местам и на каждую проблему повесить этикетку с названием и ценой вместе с инструкцией по применению.

– Страшные, постыдные тайны и уникальная боль бывают такими лишь для своего обладателя, – говорит Марина. – Ты же специалист и должна понимать, что все острые проблемы рождает лишь наша эмоциональность. Нужно просто постараться разорвать путы своего плена и выйти к другим людям освобожденной, не закомплексованной. И увидеть, что подобные трудности можно найти у каждого. Собственно, ковыряться в чужих тайнах и есть наша работа.

Марина считает Иру очень привлекательной внешне. И похоже, что она не лукавит. Ирина подошла к зеркалу и, как всегда, критично и тревожно посмотрела на свое отражение. Она осмотрела довольно полную, но вполне пропорциональную фигуру. Круглое лицо с хорошей, чистой, смугловатой кожей. И большие карие глаза. Все вроде ничего. Но этот смятенный, неуверенный, даже затравленный взгляд, который так и не стал взрослым. Из-за своего обнаженного взгляда Ирина на работе носит большие очки с простыми стеклами.

Ирина безразлично отвернулась от своего отражения. Что такое привлекательность, женская прелесть и обаяние, она знает точно. Это Марина. Они ровесницы, но у Марины уже есть девятнадцатилетний сын, а выглядит она настолько юной, что и возраст, и сын, и стаж работы кажутся мистификацией. Редкая генетика.

Зной

Рано утром Марина проснулась оттого, что в коридоре горел свет, а в ванной шумел душ. Она опять закрыла глаза и спокойно ждала, когда ее губ коснется свежий и прохладный поцелуй.

– Не могу открыть глаза, – шепнула она. – Сон досматриваю.

– Спи, дорогая, не беспокойся, – произнес ласковый голос Григора.

– Ты поешь. – Марина взглянула на его лицо. Оно всегда выражало неуверенность и обожание, когда он смотрел на нее. – В холодильнике есть сыр, карпаччо. Кофе свари. А я досплю, ладно?

– Конечно. Я выпью кофе. Скажи только: мы еще встретимся?

Боже, он задает этот вопрос после каждого свидания. И Марина начинает чувствовать себя монстром.

– Давай созвонимся. – Она натянула одеяло до бровей и ровно, сладко задышала.

Она дождалась, пока захлопнется входная дверь, и с облегчением выбралась из-под одеяла. Лежала, обнаженная, и впитывала воздух своей свободы. Марине никогда не бывает холодно, она любую одежду воспринимает как вериги. Ночные рубашки и пижамы она продолжает покупать для тех дней, когда сын Данилка приедет на каникулы. Полгода назад он стал студентом Кембриджского университета. До того, как это оказалось возможным, Марина свернула горы и практически взяла в плен заместителя министра обороны, поскольку никого больше не интересовал вопрос с плоскостопием и близорукостью ее сына, а ей, Марине, даже пригрозили уголовным сроком, если не отдаст его в армию. Тот факт, что Данила был победителем восьми международных олимпиад школьников по математике, почему-то действовал на многих как красная тряпка на быков. Замминистра вник и более того: продемонстрировал готовность решать и другие проблемы Марины. Она с трудом отбилась, оставив все же на всякий случай надежду тоскующему по нежности генералу.

Марина босиком подошла к окну. За стеклом металась и кружилась буйная метель. Марина рассмеялась: это же обещанный ураган «Надя», которым синоптики уже всем плешь проели. Жги, «Надюха», замети всю грязь, разведенную людьми, всю ненависть, злобу, тупость, ложь и зависть. Да здравствует миг встречи с белой пустыней.

Она вернулась к своей подушке, уткнулась в нее лицом, вдохнула запах жаркой ночи, влюбленного горячего мужчины, собственного желания получить то, чего не бывает на свете, что больше притяжения тел. Григор. Забавная, банальная история, которая приобрела неожиданные детали.

Они познакомились пару месяцев назад. Марина шла к ближайшему метро из издательства, где выходит ее книга очерков на темы психологии. На метро проще добраться, на машине можно застрять в пробке посреди нечищеных дорог. Она очень быстро заметила, что какой-то человек очень даже сознательно идет почти вровень с ней. Это уже что-то между преследует и пристает. Марина мельком взглянула на невысокого коренастого мужчину с явно восточным лицом. Он поймал ее взгляд и широко улыбнулся:

– Я хотел у вас спросить: как пройти к метро?

– Почти остроумно, – холодно произнесла Марина. – Учитывая то, что большую букву «М» не увидит только слепой.

– Да, – еще шире улыбнулся мужчина. – Я на самом деле иду за вами. Захотелось познакомиться, но я в этом не большой мастер.

А когда он назвал ей свои имя и фамилию, дополнив все карточкой, Марина даже растерялась. Григор Вагранян. Именно тот Вагранян, известный в мире нейрохирург из Армении. Бредет просто так, скромно к метро и неумело пытается снять девушку на улице. Нет никаких сомнений в том, что он, как многие, не разобрался в ее возрасте. Вот тебе и нейрохирург, светило. У метро они остановились. Как оказалось, у него машина стояла неподалеку. Марина твердо сказала, что поедет на метро. Тем более он ехал на конференцию, хотя был готов сначала отвезти ее домой. А встретиться с ним в его гостинице Марина согласилась. Почувствовала жгучее любопытство почти научного поиска. Договорились о свидании на этом месте через день.

Они встретились в шесть вечера у того же метро. Маленькая, частная гостиница, в которой останавливался Григор, была рядом с издательством Марины, а до метро рукой подать. Так затейливо случайности создают рисунок предначертанной судьбой встречи.

Уютный, по-домашнему обставленный номер Григора был один на этаже. Он объяснил, что живет тут временно, пока не купит свою квартиру в Москве. Григор подготовился к особому ужину на двоих. На столе было очень хорошее вино, дорогой коньяк, пряные восточные блюда, прекрасные фрукты. У них оказалась масса общих тем. Они, несомненно, были людьми равного интеллекта. И каждый из них так выгодно смотрелся на фоне другого. Григора окружала аура высочайшего профессионала, признанного всеми: она делала привлекательными даже его высокомерие и категоричность выводов. Марина сразу почувствовала себя возведенной на пьедестал исключительной, пленительной и непостижимой женственности человеком, который все знал об уникальности в тусклом, обыденном ряду.

Близость их была тоже особенной, мало похожей на жаркий провал в беспамятство. Временами Марине очень хотелось освободиться и бежать подальше. Нет, никакого отторжения. Григор был ей приятен как мужчина. Сразу показался не чужим, и если не близким, то узнаваемым по деталям почти родства. Только невозможно было избавиться от ощущения, что ты под пристальным взглядом экспериментатора, исследователя. Что-то среднее между пламенем страсти и холодной вивисекцией. Да, бежала бы, если бы это был не Вагранян. Не тот самый Вагранян. А этот человек оказался ей невероятно интересен со всеми своими особенностями маниакального ученого.

Все было понятно только с его отношением к ней: свидание стремилось к бесконечности, потому что Григор хотел и явно не мог оторваться от нее, отпустить. Уже на рассвете он подошел к столу, выпил рюмку коньяка, раздвинул шторы на окне. Впустил утренний луч и вернулся к Марине, которая по-прежнему лежала, обнаженная, на кровати. Григор заговорил, это меньше всего было похоже на объяснение хотя бы в симпатии:

– Ты, наверное, привыкла к такой реакции людей. Но я серьезный профессионал, я все знаю о человеческом теле и не могу избавиться от ощущения мистификации или обмана. Если бы ты мне не рассказала о себе, я бы продолжал думать, что ты девочка лет восемнадцати. И сейчас, после проведенной вместе ночи. Какая-то особая генетика? Как выглядят или выглядели твои мама, бабушка, прабабушка?

– Нормально. Как все, я просто не хочу приплетать к нашему случайному свиданию всю свою родню. И дело точно не в генетике. У меня одной «золотая кровь», может, в этом дело.

Марина никогда не забудет острый, пронзительный, даже восторженный взгляд Григора после этих слов. Взгляд исследователя, которому страшно повезло: разрезал пациента и обнаружил бриллиант вместо сердца.

– Нулевой резус-фактор? Это правда? Не могу поверить. Ты знаешь, сколько таких людей на земле?

– Да, – скучно произнесла Марина. – Около полусотни. И давай на этом обсуждение закончим. Ненавижу чувствовать себя подопытной крысой.

– Но ты же теперь близкий для меня человек…

– И ты хочешь мне рассказать, что я не могу попасть под машину или сильно порезаться, так как для меня не найдут донора и я умру от потери крови. Я в курсе. И я с детства не понимаю, почему умереть от потери крови хуже, чем от чего-то другого. Григор, мне вдруг страшно захотелось поехать домой. Утром я должна обязательно просыпаться в своей постели. Иначе весь день насмарку.

– Я тебе надоел?

– Это не то слово. Просто наше свидание закончилось. Оно прошло хорошо. Мы друг друга заинтересовали, захотели познакомиться поближе. Совсем близко. Все нормально, пора расставаться, чтобы не испортить ничего.

– Хорошо, я отвезу тебя. Не бойся, не стану напрашиваться в гости. Я понимаю, что совершенно безразличен тебе, что могу рассчитывать лишь на роль эпизода, у которого есть малый шанс повториться. Но я должен сделать вывод, так сказать, вердикт, чтобы не оставаться с ним наедине. Можно сказать?

– Предчувствие у меня не очень. Но говори, конечно. Я же не совсем бревно.

– А я не влюблен в тебя. Вообще не знаю, что значит это выражение. На мой взгляд, полная бессмыслица. Взрослый человек не может ни с того ни с сего влюбиться в другого, постороннего взрослого человека. Я просто точно знаю сейчас то, что смутно почувствовал, когда увидел тебя на улице и в чем совершенно убедился этой ночью. Ты не только подходишь мне в каждой детали – физиологической и эмоциональной, – ты в этом смысле для меня идеальная женщина. И, к сожалению, единственная такая. К сожалению, потому что я прочно и вполне удачно женат. У меня есть дочь, и она для меня дороже всего на свете.

– Замечательно. Так в чем печаль?

– Во всем. Огромная печаль.

Они тогда простились навсегда у подъезда Марины. А через месяц он позвонил и сказал, что опять в Москве. Она не смогла отказаться от встречи, хотя давно решила, что женатые мужчины для нее – табу. Потом еще раз и еще. Теперь встречаются у нее дома. И они уже связаны, как цепью, своей взаимной невлюбленностью. Можно поспорить с зовом плоти, но не с выбором разума. Сильного ума человека, который каждый день держит в руках чужой обнаженный мозг и так исправляет ущербность человечества. Марина его не ждет, не зовет, не скучает, не думает о его прочной и надежной семье. Она просто привыкла к тяжести странного приобретения своей судьбы. Да и с зовом плоти все в порядке. Зной ее крови не может быть ошибкой или преступлением. Ей при рождении навязана роль фаталистки: для нее на земле не найти донора. В случае чего. Пусть будет личный нейрохирург под одним одеялом.

А как хочется выскочить из стен и пут, бежать по белой холодной дороге босиком и без одежды, чтобы мороз сделал прохладной «золотую» кровь, чтобы снежинки не прекращали таять на постоянно горящей коже.

Утром Марина сладко спала, пока ее не разбудил телефонный звонок. Это Ира, подруга. Голос хриплый и перепуганный. Ира постоянно боится всего на свете, и потому с ней случается то, чего она боится. Зимой у нее панический страх падений на гололеде из-за того, что в детстве переломала ноги, когда бежала по льду. И еще она постоянно мерзнет, трясется, кутается и страшно боится всерьез заболеть. Ира – вечная сирота. Взрослый, разумный, яркий человек с душой брошенного и растоптанного ребенка. Марина категорически не сентиментальна. И она не нуждается в дружбе, как и в любви, просто иногда соглашается это принять. Но с Ирой все совсем иначе. Они сначала были всего лишь добрыми знакомыми, приятными друг другу людьми. Но однажды Марина вдруг почувствовала, что паника и тоска, которые внезапно появляются в красивых бархатных глазах подруги, рождают в ней самой необычные эмоции. Ей хочется обнять, успокоить, защитить этого нежного и беспомощного ребенка, который пытается и не может спрятаться в теле взрослой, опытной женщины. Впрочем, нет, не так. Взрослый опыт у Иры так и не появился. Она только научилась его имитировать с помощью теории, в которой сильна.

И вот вечером это случилось. Ирина поскользнулась, упала, что-то растянула, замерзла и простудилась.

– Точно нет перелома? А температуру ты измерила? Что привезти из еды и лекарств?

– Перелома нет, температура – тридцать семь и три, еду я все же вчера купила. Лекарства какие-то есть, мне просто неохота их пить. В общем, ничего не надо, Марина. Я только поныть позвонила. Лежу под тремя пуховыми одеялами и трясусь от холода. Это даже не озноб. Просто как вспомню тот лед, темноту, – страшно на пол ступить.

– Как же ты добралась после падения домой? Тебе же не очень близко из магазина, да еще с продуктами, – спросила Марина.

– Ты знаешь, – вдруг смущенно произнесла Ира. – Мне помог встать и собрал еду, которая разлетелась вокруг меня на километры, один очень хороший человек. Он и довез меня на машине до подъезда.

– Слушай… Это уже интересно. Ты лежи, сопи под одеялами, я сейчас приеду. Разберусь с тем, что ты купила, что-то приготовлю. Сама есть хочу. И мне не любопытно – мне безумно любопытно, к кому ты решилась сесть в машину. Мы дружим сто лет, и я впервые слышу от тебя выражение «очень хороший человек».

– Разве я кого-то называла плохим? – обеспокоенно спросила Ира.

– Нет, конечно, тебе это и не нужно. Для тебя все одинаково опасны: что у тебя на лбу написано. И это вовсе не недостаток. Не твой недостаток. Это вина и беда человечества. На этом мы вступительную часть закончим. Приеду – расскажешь мне все в подробностях.

Идеальная пара

Ирина продолжала оттаивать после своего ледяного происшествия вторую неделю. Ей никогда не бывает скучно дома одной, а сейчас можно вообще выбирать по собственному усмотрению явочно-дистанционный режим. Она проводила онлайн-занятия со студентами, читала новости в интернете, следила за событиями и реакциями на них в университетском чате. Не брезговала ни сплетнями в комментариях, ни постоянно возникающими скандалами. Ира из тех людей, которым надо все знать, а детали, характеризующие коллег, – это строительный материал для объективных выводов. Ира никогда ни с кем не ссорится, даже не спорит, ей удобнее и спокойнее оценить человека в интернет-сраче, чтобы спокойно и далеко его отодвинуть от себя в реальной жизни. И повод – это ни в коем случае не грубость выражений, не накал чувств. Все, что выдает волнение, гнев, пристрастность и небезразличие личности, – это очень важно, это имеет право на внимание, понимание и уважение. В свой умозрительный черный список Ирина отправляет только четко обозначившихся носителей идей дискриминации, расизма по любому признаку, зависти и подлого, жажды травли и преследования. А неизменным объектом зависти и раздражения в чате, как и в реальной жизни кафедры, является Марина.

В то утро Ира читала комментарии под поздравлением Марины с защитой докторской диссертации. В основном – восторги, сердечки, цветы, добрые слова. Но не существует в природе коллектива, сплоченного только в порывах доброжелательности и позитиве. Конечно, даже в этой теме есть сгустки ненависти и комья грязи. Автор в принципе один – Екатерина Иванова, но иногда ей удается подпрячь своих то ли единомышленников, то ли подпевал. Эта Катя с внешностью унылой, мрачной надзирательницы и научным, если так можно выразиться, пристрастием к незыблемым банальностям, всегда реагировала на кодовые слова, которыми коллеги и студенты неизменно щедро осыпают Марину. У Кати в мозгу зажигалась ярость, когда хвалили красоту, талант и женскую привлекательность Марины. Она выдавала длинные посты оскорблений и брани, которые, как и все у нее, оказывались скучны и банальны. Ирина все это уже знала наизусть, практически не читала, только выборочно выхватывала какие-то отдельные слова. И… Что это? Неужели Катя докатилась до откровенной лжи и клеветы? «Наша вечно юная виновница очередного торжества, – писала Катя, – обладает и другими ценными качествами. Я о предусмотрительности и предприимчивости. Так, незадолго до защиты Марина Федотова случайно сняла на улице клиента, который случайно же оказался известным нейрохирургом и более чем влиятельным человеком». Дальше читать Ира не стала, но ее даже затошнило от ужаса и тревоги. Это не абстрактная брань, из которой ничего не вытекает, кроме характеристики самого автора. Но Катя – какой-никакой ученый. И она не может взять с потолка обвинение и выложить в открытом доступе. Тогда что? Что она нарыла, перевернула и переврала?

Ира схватила телефон и сразу его отложила. Нет, по телефону о таком нельзя. И как признаться Марине, что она чуть не поверила гнусной сплетнице. Как спросить… Это возможно только тогда, когда Марина будет рядом. Она обещала сегодня вечером заехать с шампанским, чтобы они вдвоем отметили ее защиту.

Кстати, это повод оторваться от дурацкого чтения и заняться уборкой, что-то приготовить. Ира принялась за домашние дела, думая о том, как хорошо жить одной. Никто не слышит ее вздохов и стонов, которые у нее всегда сопровождают процесс бытовых преодолений. А сейчас она еще и взвизгивает, когда резко наступает на ушибленную ногу, которая уже несколько дней у нее не болела в состоянии покоя. Какая-то насмешливая иллюстрация выражения «левая нога хочет». Да, у Иры болит именно левая нога, и дело в том, что ей хочется лежать. Только ради Марины и ее торжества Ира нарушает права больной ноги.

Зато на душе стало легче. Понятно, что у Марины какие-то дела с этим нейрохирургом (интересно, с каким), это Катя не выдумала, конечно. Но она все перевернула с ног на голову, неприличный смысл был в самой подаче и интонации. А это наверняка настолько обычный рабочий контакт, что Марина даже забыла рассказать Ире.

Марина приехала довольно поздно. Привезла розовое полусладкое шампанское и роскошный шоколадный торт из «Итальянской лавки». Ира была тайной и маниакальной сладкоежкой, которая изо всех сил боролась с этой порочной страстью. Но тут такой повод. Она даже прослезилась, глядя на кондитерский шедевр.

– Спасибо, Мариночка. А я не смогла выскочить, чтобы тебе подарок купить. Решила приготовить что-то особенное, а продукты были только на борщ. Но он получился не обычный, а такой: чего там только нет. Даже мед и красное вино.

– Да это же и есть блеск, – обрадовалась Марина. – Борщ под шампанское – моя мечта.

Они смеялись, разговаривали о пустяках. И наконец Ирина нашла возможность рассказать о том, что читала чат.

– Сколько народу тебя там поздравляет. Какие прекрасные слова…

– Да, я читала. Еще и цветами завалили кабинет. Почему-то только розы.

– Но я прямо вздрогнула, когда наткнулась на эту сплетницу Иванову. Ты видела, что она написала о тебе и каком-то нейрохирурге? Надо же такое придумать.

– Она не придумала, – спокойно ответила Марина. – Я на самом деле познакомилась на улице с нейрохирургом Григором Ваграняном.

– С тем самым?

– Да. И пришла на работу, рассказала кому-то. Мне тогда показалось это смешным: он хотел снять меня на улице. Иванова, как всегда, подслушала, что теперь очевидно. Ты шокирована, обижаешься из-за того, что я тебе ничего не рассказала?

– Просто немного удивлена. Хотя если это маленький эпизод, с какой стати рассказывать.

– Это не эпизод. Мы встречаемся время от времени. Но все так сложно, что я просто не решилась. У него семья, любимая дочь, там все в порядке. Я знаю, как ты относишься к таким вещам.

– Боже, – выдохнула Ира, – ты в первый раз призналась, что считаешь меня ограниченной ханжой. Я могу все понять, особенно когда речь о тебе.

– Да нет же. Никакая ты не ханжа, это мы с Григором очень тяжелые, неудобные люди. Так сразу и не объяснишь. Я не уверена, что сама поняла, что это. А по ситуации с Ивановой все, наверное, было так. Я кому-то рассказала, потом договаривалась с Григом по телефону, говорила, что встретимся у меня. Иванова наверняка выследила. Сидела в кустах, как кикимора в тине. И нашла самую эффектную возможность сообщить об этом всему свету. Заодно объяснила всем, какая я бездарь: цепляла покровителей, чтобы докторскую защитить.

– Невероятная мерзость, – прерывисто выдохнула Ирина. – У него семья, у тебя студенты, сын, репутация и вообще…

– Неприятно, но знаешь, эта мерзость – не самая большая наша проблема. Слушай, давай отвлечемся. У нас все же праздник. И, между прочим, сегодня День святого Валентина. Тебе не звонил тот спаситель, который доволок тебя до дома со всеми пакетами?

– Да нет. Давно забыл, наверное.

– А давай ты ему позвонишь? Еще раз спасибо скажешь и поздравишь с днем Валентина? Как тебе идея?

– Ой. Совсем не нравится… Хотя, может, и нужно. Он ведь на самом деле меня спас. А тогда я что-то невнятное смогла пробормотать, не приходя в сознание. Сейчас, когда все почти прошло, я могла бы по-человечески поблагодарить.

– Так звони быстрее.

– Вроде поздно?

– Ты о чем… Разве программисты спят по ночам. К тому же еще нет одиннадцати. Детское время, тем более праздник. Звони.

Алексей ответил сразу. После того как Ира представилась, была небольшая пауза. Но когда она стала объяснять, кто это, он ее прервал:

– Я прекрасно понял, кто звонит. Просто растерялся: думал, вы давно обо мне забыли.

Ира, волнуясь, очень искренне и задушевно произнесла текст благодарности, который они с Мариной утвердили в последней редакции. Что-то пробормотала и о Дне святого Валентина, который и вдохновил ее на этот звонок.

Алексей вновь замолчал на какое-то время и вдруг произнес с воодушевлением:

– Вообще-то я только что вернулся с работы. Мы там день этого самого Валентина и отмечали. Пришел домой, по дороге купил вино и торт, чтобы с женой отметить. А давайте – и вы к нам сейчас подъедете, раз не спите и уже в форме?! Мы, кстати, совсем недалеко от вас живем. Как мысль? Жена Алена кивает, она согласна.

– Даже не знаю, – растерялась Ирина. – Уже так поздно, а я с тех пор вообще из дома не выбиралась. И у меня подруга в гостях… Но вот она мне шепчет: «Соглашайся, если и меня позовут». Она на машине.

– Это просто замечательное совпадение. И подруга отличная, я уверен. Так пишите адрес.

Ирина записала, отложила телефон, в ужасе сжала руки перед грудью, как будто защищала от ударов свое сердце, и уставилась на Марину.

– Что делать, Марина? Я в шоке. И в конце концов, это ты во всем виновата. Хотя, конечно, ты не могла предвидеть такого поворота. Поехать к нему в гости… А там жена… Алена. И я с хромой ногой, запущенная, неприбранная. Какой-то фильм ужасов.

– Никаких ужасов, господи боже ты мой. Ты просто прекрати трястись. Затем прими душ и вымой голову. Это три минуты. Я сама уложу волосы феном, чтобы было естественно, как будто они всегда такие. Чуть подкрасить ресницы, губы и влезть в какую-то приличную, но не нарядную одежду. Что-то такое: я всегда готова выскочить в гости к друзьям, для меня это приятная мелочь Иди, а я выберу.

Перед тем, как выйти из квартиры, Марина внимательно и придирчиво осмотрела подругу. Все отлично. Любой должен оценить, если не дурак. Интеллигентная, чуть усталая женщина. Простые коричневые брюки, свободный шелковый пуловер песочного цвета. Каштановы волосы естественной волной падают до плеч. Легкий, почти незаметный макияж. Во всем спокойствие, мера, уверенность ума и опыта. И налет сумеречной тайны, загадки, что и делает Иру неотразимой, как кажется Марине. А разгадка… Для самых пытливых и настойчивых она в широко распахнутых карих глазах. Это робкая детская надежда на чудо, которого эти глаза никогда не видели.

Дорога до дома, в котором жили Ермиловы, заняла пятнадцать минут. Марина припарковалась во дворе и с видом фокусника достала из багажника роскошный букет темно-лиловых роз.

– Как чувствовала. Выбрала из кучи других. Решила домой отвезти. И так пригодились.

Дверь квартиры на семнадцатом этаже была открыта. Подруги вошли в просторную, светлую и уютную прихожую, где их уже ждали хозяева.

Марина с порога профессионально-беглым взглядом сразу оценила его, спасителя. То, что надо, в немыслимой степени: спортивная фигура, приятное лицо, серые красивые глаза, умный, внимательный и доброжелательный взгляд. Конечно, интеллектуал, но ни разу не ботаник. Марина перевела взгляд на его жену и мысленно ахнула. На Алене были коричневые зауженные брюки – 7/8 и тонкое бежевое худи с капюшоном. Стрижка совсем короткая, но волосы такого же каштанового цвета, как у Иры. И карие глаза, только небольшие, с узким разрезом. Они смотрят со снисходительным выражением: впечатление такое, что Алена осматривает всех сверху вниз, хотя она невысокая.

Марина взглянула на перепуганное лицо Иры, посмотрела в веселые глаза Алексея и весело, заразительно расхохоталась.

– Вы договорились, дамы? В этом интрига?

– Не думаю, – подхватил Алексей. – Слишком сложная версия. Они просто конгениальны.

– А я ведь сначала, когда Леша сказал, что гости приедут, хотела надеть новое черное платье в пол, – охотно продолжила тему Алена высоким, звонким и каким-то негнущимся голосом. – А потом подумала, что хозяйка не должна своим видом затмевать гостей, если они женщины.

– Ну да, понятно, – с мягкой иронией заключил Алексей. – У тебя получилось. Точно не затмила.

– Вы чудесно выглядите, – улыбнулась Алене Марина. – А то обстоятельство, что вы с Ирой в одном стиле и одной цветовой гамме, только подчеркивает индивидуальность каждой. Моя Ирина совсем другая, но она всегда чудо сама по себе.

– Согласен, – произнес Алексей. – А теперь пошли быстрее за стол: мы не мастера, не кулинары. Я принес торт, а Алена заказала четыре пиццы, и они пока еще горячие.

– Дамы, если хотите, можете надеть тапочки: у нас есть все размеры, – радушно предложила Алена и показала на две полки с выставленными на них красивыми домашними тапками разных цветов.

– Божечки! – восхитилась Ирина. – Всегда хотела, чтобы в доме было много новых и красивых комнатных тапок, но не в состоянии осуществить эту мечту.

Когда они с Мариной выбирали и переобувались, а хозяева уже прошли на кухню, Ира вцепилась в локоть подруги и прошипела ей в ухо:

– Больше не смей меня подавать, как товар на ярмарке. Я чуть со стыда не сгорела.

– А ты убери с лица выражение: мы не местные, мы убогие, мы просто у порога постоим, – отрезала Марина. – И вообще давай расслабимся и начнем получать удовольствие. Хозяева – люди интересные, по-своему забавные.

За ужином все старательно сохраняли и подчеркивали «теплую и дружественную» обстановку. Это было совсем не сложно: общие темы находились легко, мнения совпадали часто, а уровень информированности был у всех практически равным. Алена оказалась врачом – стоматологом. Она умудрялась и за едой сохранять снисходительное выражение лица и повелительные нотки в высоком голосе, лишенном оттенков. Все дружно хвалили пиццу, как будто она ее испекла, торт, который Алексей купил в магазине, удобную, уютную обстановку квартиры.

– Это все Алена, – привычно говорил по каждому поводу Алексей.

Посреди ужина раздался звонок в дверь. Алена побежала открывать, вернулась с очень высоким человеком, который исподлобья смотрел на всех темными глазами, очень похожими на Аленины.

– Это мой брат Николай, – представила его Алена. – Называется сводным, потому что у нас разные отцы. Но он у меня единственный родственник.

– Угу, – подтвердил брат.

Он сел за стол и какое-то время молча поглощал еду, положенную ему в тарелку сестрой. Затем поднял голову и с недоумением уставился на Иру с Мариной. Алена рассмеялась.

– Не обращайте внимания, дамы. Коля – очень подозрительный, а я не успела ему объяснить, кто у нас в гостях. Коля, это знакомые Алексея. Подруги. Одну из них Леша спас во время ее падения на гололеде. И мы решили их сегодня пригласить.

– Все в порядке, Николай? – весело уточнил Алексей.

– Да, – прервал свое молчание брат. – Очень приятно. И всем спасибо. Я пойду, мне спать пора, завтра на работу.

Он откланялся, Алексей к концу ужина погрустнел, казался отстраненным.

Алена же… Она каждую фразу начинала со слова «я». Даже когда речь шла о погоде, политике, спорте. Марина и Ира сразу это отметили, пару раз переглянулись и по умолчанию решили никак не реагировать. Хотя временами это было не просто. Алексей в ходе беседы процитировал удачную фразу своего друга. Тут же помрачнел и сказал, что друг недавно умер от коронавируса.

– Три месяца прошло… Все пытаюсь примириться с отсутствием Игоря, забываю, что его нет, а потом еще больше горюю, – вдруг почти жалобно произнес он, как будто попросил у всех помощи. Ирина даже сжала руками край стола, чтобы не коснуться его лица, утешая.

– А я, – охотно подхватила Алена, – как только узнала об этом, сразу стала искать статистику смертности сорокалетних. Затем измерила себе температуру, оказалось – тридцать семь и две. Выпила все лекарства, которые у меня точно подобраны по лучшим рекомендациям. Хотела задремать, но потом вспомнила, что в таких ситуациях нужно поднимать настроение, чтобы не началась депрессия. Нашла легкий комический французский сериал и позвонила Леше, чтобы купил мое любимое красное вино. Я люблю грузинские полусладкие вина. И эклеры с шоколадным кремом. Он вечером все принес, и, представляете, я измерила температуру, оказалось – тридцать шесть и шесть. Спала хорошо.

– Может, я сбегаю в наш круглосуточный магазин за выпивкой? – с явной тоской и надеждой спросил у всех сразу Алексей.

– Нет, спасибо, – торопливо ответила Ирина. – Мы поедем, у нас с утра занятия, мне хотелось бы наконец провести их не дистанционно. Да и темнотища все еще пугает, кажется, что под ногами лед.

Тут подруги дружно стали прощаться. Хозяева вышли с ними в прихожую, и Марина зафиксировала откровенно грустный взгляд Алексея. Он мог быть связан с чем угодно, но лучше думать о том, о чем хочется думать.

Они с Ирой наконец оказались вдвоем в салоне машины. Посмотрели друг на друга.

– Я… – произнесла Ира.

– Ох, да… – зашлась в хохоте Марина. – У меня голова забита под завязку белыми шариками для бадминтона. На каждом сияет и даже вопит большая буква «Я». Но не будем злословить. В целом идеальная пара, и мы отлично провели вечер. Что касается маленькой слабости жены Алексея, то она вполне компенсируется явными достоинствами: она в меру доброжелательна и совсем не ревнива. Чему зацикленность на себе только способствует. Она в гармонии с собой.

– Да, достоинства очевидные, – печально согласилась Ирина. – Алена гостеприимна, откровенна, рада поделиться со всеми мыслями о себе. И эта уникальная коллекция комнатных тапок, и тот факт, что сегодня она точно не обнаружила рядом с собой достойного объекта для ревности. Да, она стройная и с хорошим вкусом.

– Но более странного брата нарочно не придумаешь, – заметила Марина.

И подруги опять весело рассмеялись. Вечер удался.

День после

Марина приехала к себе поздно ночью и обнаружила под дверью своей квартиры Григора. Он сидел прямо на полу, доверчиво прильнув к стене, и крепко спал, похоже, давно. Рядом стояла большая живописная корзина, заполненная цветами, фруктами и бутылками с вином. Он в первый раз приехал к ней без договоренности. Возможно, думал, что она его ждет в день своего торжества. Или просто понадеялся на это. Марина опустилась на корточки и стала внимательно рассматривать его лицо. Оно было сейчас совсем беззащитным под ее взглядом. Марина обнаружила, что у него длинные ресницы, и они вздрагивали во сне, как у ребенка после долгого плача. Какая нелепость: сердце Марины сжала жалость, так похожая на родство. Это чувство она не испытывала еще ни к кому, кроме сына. Там вечное дитя, которое не может жить без ее нежности, жалости и защиты. Тут – немолодой, опытный, практически всесильный мужчина, и он отлично живет без эмоциональной шелухи. Он искал ее и выбрал в огромном мире, чтобы приобрести все, что нужно его душе и телу, – без любви и привязанности. Как сокровище, которое держат в сейфе, чтобы время от времени убеждаться в том, что оно есть. И почему Марине вдруг показалось, что великий Вагранян однажды не сможет помочь одному человеку – себе самому.

Она сначала открыла ключом входную дверь, затем потрясла его за плечо.

– Ну, здравствуй, – сказала она, когда он открыл глаза. – Я приехала бы раньше, если бы ты позвонил.

– Не переживай, дорогая, – улыбнулся он. – Я просто хотел неожиданно поздравить. И я отлично выспался тут.

Они посидели за столом, обильно заставленным прекрасными яствами из корзины, почти ни к чему не прикасаясь. Рассвет лег печалью на их усталые лица. Марине скоро собираться на работу, а у Григора сложная операция в одной из клиник, в которых он практикует. Он, собираясь поздравить Марину с защитой, назначил и дату операции. Не пропадать же целому дню, когда люди ждут и страдают.

Ирина собиралась на работу, как на каторгу. Нога, конечно, жутко разнылась. Голова была тяжелой, а в глазах как будто битое стекло. Она не спала ни минуты этой ночью, точнее, в тот ее кусочек, который провела в своей постели. Крутилась, билась со своими одеялами, пытаясь выбросить из головы картинки и воспоминания вечера в гостях у Алексея. Отсюда, из темного одиночества, все казалось мучительным, неловким, даже постыдным. Ведь совершенно очевидно, что они с Мариной притащились в семейный дом не просто в гости к нормальным людям, а с видами на чужого мужа, который имел неосторожность поднять с гололеда одну неуклюжую женщину с одичавшей и больной душой. И был настолько беспечен, что открыл дверь своего жилья, рассчитывая всего лишь приобрести новых друзей, комфортных в общении, легких, открытых, в идеале даже веселых. Что получилось? Алексей сидел рядом с чужими, не слишком доброжелательными тетками и без конца якающей женой и тосковал по умершему товарищу, понимая, что замены в дружбе не бывает.

Ирине удалось принять душ, одеться. Попыталась выпить кофе, но горло сдавил спазм волнения и тревоги. Она не находила в себе сил ни выйти из дома, ни явиться к другим людям – в коридор кафедры, в аудиторию. Чуть не вцепилась в спасительную мысль: нет никаких проблем, можно сегодня все отменить, сказать, что еще болеет. И остаться дома, закутаться в одеяло с головой, надышать себе сон и покой. Но ведь любому ежу понятно, что через день, неделю, месяц выбраться из норы будет еще труднее, и левая нога станет симулировать все отчаяннее, пока не доведет себя до полной инвалидности. Нет, надо собрать всю свою решимость, сделать это, отработать день как разумный, профессиональный человек. А потом… Потом очень хорошо подумать, почему столько смятения в ее сердце из-за одного полузнакомого мужчины.

Алексей встал очень рано, мельком взглянул на жену, свернувшуюся уютным клубочком у противоположного края кровати. На ее глазах, как обычно, черная маска для сна, в ушах беруши. Идея заказать кровать шириной в три метра возникла после того, как Алена категорически отвергла его предложение об отдельных спальнях. Ничего коварного в этом предложении не было, наоборот: у самых близких людей должна быть возможность отдохнуть друг от друга, не думать о том, что ты можешь помешать, разбудить, вызвать раздражение. Алексей считал, что это нужно не потому, что у них что-то не так, а потому, что все нормально, даже отлично. Прекрасные отношения: доверие и теплота, физическая совместимость, взаимная моральная ответственность. Да, именно такими словами Алексей определяет для себя ценность своего брака. Звучит, как в протоколе, но он убежден, что лишь такая отлакированная нормальность, подсушенные эмоции и сдержанные, корректные желания спасают людей друг от друга, от самих себя и не дают браку превратиться в катастрофу. Он слишком хорошо знает, что шаг вправо, шаг влево от жесткой нормальности могут приблизить лишь пропасть, а о побеге не будет и речи. Он это видит вокруг и постоянно, он мысленно это всегда примеряет на себя.

Короче, его идея с отдельными спальнями сразу была зарублена на корню. И не потому, что Алена так жаждет его общества каждую секунду, пылает и взывает. Все ровно наоборот: Алена обожает и по-настоящему лелеет только себя, и для нее это почти подвиг – подвергать себя риску быть разбуженной мужем, который часто возвращается очень поздно, потерять часы своего сна, если ему нездоровится или просто не спится. Но она мужественно натягивает повязку на глаза, толкает затычки в уши, как стойкий охранник на страже собственного покоя, и полностью уверена, что таким образом создает и держит в своих тонких, сильных руках самый правильный брак на свете. Другого ей не надо.

Это все примитивно, это раздражает Алексея? Да, разумеется. Это просто бесит, и… это такое благо, на которое можно променять даже свою свободу. Все постоянно в одной плоскости, без дыма пожаров, без вкуса запекшейся крови на губах, без стонов обезумевшего сердца. Это просто дом, где все понятно и по порядку, только иногда не хватает воздуха. Это семья, которая, может, немного жмет, как ботинки на размер меньше, но ты точно знаешь, что под ногами теплый и чистый пол, а не минное поле.

Он постоял под холодным душем, побрился, проглотил на кухне кусок вчерашней пиццы с фрагментами колбасы и сыра, которые на этой стадии превращаются в пластмассу. Пицца – это для Алены один из пунктов нормальности быта. Она любит поесть и терпеть не может готовить. Какое-то время самоотверженно пыталась освоить эту муторную науку, набила кухню красивыми кастрюлями и сковородками, нашла и сохранила сотни рецептов, все отмеряла и взвешивала с точностью прибора, но результат был неизменно жутко невкусный, в лучшем случае просто съедобный. Алексей терпеливо выносил это семейное испытание, но про себя сделал жестокий вывод, что так может выглядеть человеческая бездарность, в которой даже случайно не загорится искра вдохновения. И однажды произнес почти в отчаянии:

– Лучше бы ты какую-то пиццу заказала, они в горячем виде бывают даже вкусными.

Алена ни на секунду не обиделась, наоборот, была очень благодарна за идею и выход из положения. Заказала, ей показалось это божественно вкусно, да еще без мучений и потери времени. И она сделала пиццу обязательным и необходимым пунктом их бытия: разве однообразие – не есть показатель стабильности? Для Алены, несомненно, так и было.

Алексей сел в свою машину и поехал к торговому центру. Вышел оттуда с большими набитыми пакетами. Через полчаса подъехал к старой кирпичной пятиэтажке на «Соколе», позвонил в дверь на втором этаже. За дверью несколько минут было совершенно тихо, а затем раздался отчаянный детский крик:

– Не открывай, ба! Ни за что не открывай!

– Успокойся, деточка, – произнес женский голос. – Это же Леша, он ведь сказал, что сегодня утром приедет.

Дверь открылась, Алексей вошел в маленькую прихожую и прикоснулся губам к щеке бледной, худой женщины с яркими голубыми беспокойными, даже трагическими глазами и абсолютно седыми волосами, стянутыми на затылке.

– Доброе утро, Валентина, – сказал он. – Надеюсь, вы еще не завтракали, у меня столько вкусного сегодня.

– Мы не завтракали! А я испугался, что это не ты. – Маленький мальчик с шапкой каштановых кудрей пролетел прихожую, едва касаясь ножками пола, и повис на шее Алексея. – Мы так ждали. Я люблю тебя.

Алексей прижал к себе хрупкое тельце, с жадностью, как после долгой разлуки, рассматривал красивое, выразительное личико. Он в очередной раз с изумлением обнаруживал в себе новый, ранее не изведанный сплав чувств – горячей нежности, страстной жалости и жгучего страха перед опасностями, которые могут грозить ребенку.

Когда мальчик побежал первым на кухню, Валентина тихо сказала:

– Стелла вчера объявилась. Поэтому Ванечка такой нервный.

Часть вторая

Неромантические истории

Они дружили восемь лет. Столько, сколько знали друг друга. Тот самый очень редкий случай, когда в коллективе людей одного профессионального уровня, общих принципов корректности, терпимости и взаимной поддержки Алексей мгновенно выделил только одного человека, полного единомышленника, чьи очень личные взгляды, эмоции и даже постоянно ноющая совесть совершенно подходили ему. Они были ровесниками, но Игорь Сикорский напомнил Алексею отца, в котором так трогательно сочетались бескомпромиссная, стальная честность и постоянный страх перед холодным лезвием правды, которая терзала его нежное сердце. А он продолжал быть самым верным подданным правды, пока его любящее и страдающее сердце не утонуло в крови после обширного инфаркта.

Игорь был очень крупным, склонным к полноте, внешне добродушным увальнем с неуверенным и даже наивным взглядом серых близоруких глаз за стеклами очков. Когда дружба созрела до степени полного доверия, Алексею стали казаться понятными и близкими его нелепости, фобии, даже страстные и совершенно утопические надежды. Это был огромный, очень умный, образованный и беспомощный ребенок. Возможно, Игоря и страшная болезнь сожгла так быстро потому, что он в своем изумлении и потрясении отказался ей сопротивляться.

Самая густая, комковатая и просто несъедобная каша клеилась к чистым мозгам Игоря в том месте, где у него были представления о женщинах и отношениях с противоположным полом. Алексей наблюдал за его влюбленностями, заблуждениями и разочарованиями с иронией, к которой все чаще примешивались горечь и тревога.

Игорь мог месяцами восхищаться стройной и тонкой спиной своей очередной избранницы, тем, каким милым жестом она убирает прядь со лба, как искренне и звонко смеется. А потом застывал в недоумении и тоске перед очевидностью примитивной алчности, хамства и полного отсутствия пресловутой женской доброты. Следующий этап – он обвинял только себя самого в том, что, возможно, тупо затоптал в милом существе все нежное и женственное, обнажив одни уродства. Тут Алексей всегда старался не опоздать с выходом на сцену, чтобы зафиксировать для друга неопровержимые факты и улики на тему: «Она просто такая. Ты не замечал в силу своей куриной слепоты. А все написано было на лбу, тебе прочитал бы это тринадцатилетний пацан. Постарайся наконец сделать вывод и в следующем аналогичном случае спасаться бегством сразу, без потери времени и эмоций. Да, господи, посмотри вокруг себя в нашей конторе: столько приятных и, главное, умных девушек».

Но дело было еще и в том, что Игорь панически боялся умных и слишком проницательных, как ему казалось, женщин. Он полагал, что в таких случаях разоблачение его слабости последует мгновенно после сближения и приведет его только к моральному уничтожению, краху и боли. И он следовал одной протоптанной тропой – бары и другие места, где тусуются эскортницы. Иногда находил их по интернету. Они такие простые, умелые, искренние и стильные… Где-то там и так он откопал однажды Стеллу, которая пронеслась смерчем не только по его судьбе. Она и оказалась той единственной женщиной, которая задержалась в его жизни на годы.

Стелла была стройной шатенкой с карими глазами. Сразу очень доступно объяснила Игорю, что она давно не девочка, прошла огонь и воду. Ей не нужен папик для содержания и даже партнер для секса. С этим ни у кого проблем не бывает. А она ищет родственную душу.

В те дни, когда Игорь отправился в очередное плавание по водам своего последнего в жизни романа, Алексей был очень занят собственным сложным проектом. Восторженные рассказы друга о редкой удаче – найти родственную душу в женщине с карими глазами и роскошными волосами – выслушивал на ходу, не слишком вникая в подробности. И никакая сирена не разбудила его интуицию. Он не то чтобы поверил, он просто вынужденно отмахнулся: и это пройдет, как всегда. Но однажды Игорь позвонил ему в страшном возбуждении и сообщил, что Стелла оказалась в большой беде. И он, чтобы спасти ее, должен на ней жениться. Без подробностей. Алексей спокойно спросил, могут ли они втроем поужинать завтра.

– Конечно! – обрадовался Игорь. – Только…

– Только мне совершенно не нужно никого отговаривать и вмешиваться, – сказал Алексей. – Успокойся. Я всего лишь хочу взглянуть на человека, с которым ты собираешься всерьез связать свою жизнь. Такого еще не бывало. Мне даже пока не интересно, в какую беду она попала. Как говорится, был бы человек хороший, потом и с бедой разберемся.

Тем вечером в отдельном кабинете частного ресторана за маленьким круглым столом Алексей с холодным ужасом очевидности понимал, что развязная, беспардонная и громогласная шатенка рядом с Игорем и есть сейчас главная опасность его жизни. Стелла не могла быть никем, кроме лгуньи и жестокой аферистки. Слово «жестокая» сразу возникло в мозгу Алексея и причиняло ему боль. А Игорь был таким блаженно-сумасшедшим, что способов разбудить его Алексей не видел.

На следующий день Игорь сообщил ему, в чем беда и необходимость пожениться. У Стеллы есть ребенок. Они жили вместе с биологическим отцом-садистом. Он истязал ребенка, мучил Стеллу, и потому мальчика забрали в детский дом, лишив Стеллу родительских прав. Ее обвинили в том, что она не в состоянии создать ребенку нормальные условия. И теперь она не может добиться отмены этого решения, потому что у нее нет семьи и мужа-кормильца. Нет своей квартиры в Москве. И работы официальной тоже нет. И никого не смутил тот факт, что отец ребенка Стеллы умер от передоза.

– Скажи мне, пожалуйста, фамилию Стеллы, имя, фамилию и возраст ее сына, – попросил Алексей.

– Ты что! – возмущенно произнес Игорь. – Ты проверять, что ли, мою невесту будешь?!

– Именно, – спокойно ответил Алексей. – Мы с тобой айтишники, у нас уникальный инструмент в руках, и мы не просто можем – мы обязаны им пользоваться. Я собираюсь проверять не с целью что-то разрушить. Мне просто нужна четкая, объективная информация, которая, возможно, поможет нам справиться и с бедой Стеллы. Если она на самом деле существует.

Игорь сообщил все, что знал. Фамилия Стеллы – Петруничева. Сын – Ваня Петруничев, ему тогда было три года, забрали у матери в два. Адрес съемной квартиры Стеллы, номер детского дома.

Ночью Алексею понадобились минуты, чтобы найти подтверждение информации. Все так, как сказал Игорь, только Стелла по паспорту Серафима. Материалы дела о лишении Стеллы родительских прав открыть не получилось, он оставил это на потом. Тут понадобится человек с доступом к закрытым архивам. А пока он занялся поисками следов Стеллы в соцсетях. Она сильно смахивала на блогершу с профессиональными навыками обрабатывать толпу баранов-подписчиков и спекулировать на своих несчастьях. У большинства таких деятельниц неплохо получается монетизировать настоящие или придуманные несчастья. И вскоре он нашел по фото на двух ресурсах блоги Стеллы Стар. Продрался сквозь всякую чушь, которую она упоенно несла, поддерживаемая активными комментаторами. Какой кофе пьет, какими прокладками пользуется, в какой косметический салон ходит. И все это с брендами и адресами, что является чистой рекламой, за которую ей, разумеется, платят.

А вот и оно. Видео. Стелла вполне натурально рыдает, кричит, заливаясь слезами:

– Мой маленький, родненький сыночек. Я ночи не сплю, все думаю, как он сейчас зовет маму, а рядом с ним одни надсмотрщики… А для того, чтобы решить вопрос с опекой и судом, нужны деньги на адвокатов. И, сами понимаете, взятки.

И она хватает со стола фотографию в рамке и начинает покрывать ее страстными поцелуями. На снимке красивый и очень печальный ребенок. Да, это Ваня Петруничев. Комментарии, как лава из вулкана. «Плачу с тобой», «рыдаю», «сердце в клочья»… И суммы, перечисленные на карту Стеллы. Немного техники, калькулятор… Ого – 13 миллионов получилось за один год. Так у нее и подписчиков под четыре миллиона. Как это у них получается… Умом не понять.

Утром Алексей проснулся от острой зубной боли. Записался в частную стоматологическую клинику, а затем позвонил знакомому детективу Сергею Кольцову. У них сотрудничество на основе бартера: обмениваются услугами. Сергей обещал привезти копию дела о лишении Стеллы родительских прав через пару дней.

В клинике Алексея встретила приятная шатенка с карими глазами. Врач Алена Потапова. Внешне похожа на Стеллу и при этом явная ее противоположность. Алена была корректной, сдержанной, даже безэмоциональной. Пока Алексей сидел под заморозкой, Алена четко изложила свои жизненные принципы. Главный и, в общем, единственный: все должно быть правильно.

Алексей уехал с профессионально поставленной пломбой, а на следующий день вернулся, чтобы пригласить Алену на ужин. Через неделю он сделал ей предложение. Он не пылал любовью, как и она. Но он увидел в ней тихую гавань с человеком без истерики и лжи. Подумал: это может быть такой редкостью, что случайно ему больше не встретится, а искать он, конечно, не будет. В тот момент ему казалось это вершиной разумного выбора. Так Стелла мимоходом решила и его судьбу. И для Алексея все сложилось в принципе удачно. Они с Аленой были тогда вместе уже больше года, а он не сделал ни одного неприятного открытия. Как, впрочем, и приятного. Просто без открытий. Все по плану и как заявлено.

Ваня Петруничев

Сергей Кольцов привез Алексею копию дела Серафимы Петруничевой, уточнил:

– Скажи честно – это точно информация для твоего друга, а не ты сам так вляпался?

– Клянусь, – ответил Алексей. – А что, все очень плохо?

– Не то слово. Если этот друг – нормальный человек, мой совет: спасаться бегством мгновенно и с концами. Тетка – мразь. Воздерживаюсь от таких резких выводов во всех случаях, кроме одного: если страдает ребенок. А это именно тот случай. Уголовное дело удалось погасить, потому что она наняла Эдика Равенских, который подкупит и святого. А в нашем правосудии со святыми большая напряженка.

– Игорь – не просто нормальный человек. Он особый: добрый, разумный, наивный и беспомощный. Нужны очень убедительные доказательства для того, чтобы он поверил в чью-то непорядочность, обман, зловещие поступки и намерения.

– Тут все есть, – спокойно сказал Сергей. – На редкость профессиональное следствие, я даже удивился. Да еще эксперт – наш великий Масленников. Поверит любой. Созвонимся.

Алексей закрылся от жены в своем кабинете, полночи смотрел дело, вчитывался в каждое заключение экспертизы. Рассматривал снимки. К утру пылающие эмоции превратили его в живой факел. Он принял холодный душ, выпил стакан водки и позвонил Игорю.

– Срочно приезжай.

Все оказалось на поверхности, просто, примитивно и чудовищно до ступора мозга. Стелла родила от неудачного отпрыска состоятельных родителей. Этот биологический отец был моложе ее на пять лет, иждивенец по призванию и бездельник по жизни. Жили они в квартире, купленной его родителями. Стелла родила явно с одной целью: чтобы женился. А ему все это было сто лет не нужно. Сожитель Стеллы Николай, довольно красивый парень, оказался тихим наркоманом. А после рождения Вани стал для Стеллы враждебной и слабой стороной в той войне, которую она затеяла в трехкомнатной квартире, превращенной в поле боя и камеру пыток. Эта часть дела – самая подробная и весомая, но Алексей никому бы не смог пересказать то, что узнал. Даже себе оставил короткую фразу и постарался забыть детали. Стелла истязала ребенка, чтобы заставить Колю жениться и зарегистрировать ее в квартире. Он страдал и… прятался в наркотический сон, из которого однажды не вышел. За истязания ребенка ее и лишили прав, собирались судить. Когда она выкрутилась, родители Николая выгнали ее из квартиры.

Игорь окаменел, читая все это. Было полное впечатление, что он не дышит. Когда он закрыл папку, Алексей предлагал ему водку, очень убедительно говорил о том, что любое знание – к лучшему, можно бежать от этой Стеллы, не оглядываясь. Игорь молча собрался, подошел к входной двери и произнес:

– Ты на самом деле считаешь, что я оставлю этого несчастного ребенка в такой беде?

На следующий день Игорь изложил другу свой план. Он скроет от Стеллы свое новое знание. Убедится в том, что ее на самом деле пускают к сыну в детдом, как она рассказывает в своем блоге. Если это так, Игорь попросит ее взять его с собой. Представить персоналу как друга и вероятного отчима. Дальше он сумеет договориться там о том, что будет общаться с ребенком и без нее, контролировать ситуацию. А потом… Да, он найдет способ без скандала и разоблачений расстаться со Стеллой. К примеру, скажет, что не создан для брака и не планирует иметь детей. Понял это прямо сейчас. На самом деле он останется покровителем и в идеале другом Вани. По крайней мере ребенку будет кому позвонить в случае беды.

– Должен же быть какой-то смысл в том, что я оказался причастным к этой истории. Я ничего не могу изменить, но не имею права отодвинуться очень далеко, – сказал он.

Алексею было очевидно, что план наивный, совершенно не учитывающий зловещих особенностей человека, которого ни в чем не опытный Игорь собирается нейтрализовать и даже использовать в своих добрых намерениях. Но он видел: для Игоря все настолько серьезно, что его можно только поддержать и попытаться что-то корректировать. Пока Игорь усыплял бдительность Стеллы и готовился к визиту в детский дом, Алексей поговорил с его мамой Валентиной, умной и доброй женщиной, которая до сих пор умудрялась растягивать золотое детство своего взрослого сына. Они обожали друг друга.

– Ты правильно решил, – сказала Валентина. – Пусть Игорек сделает все как хочет. Познакомится с мальчиком, потом постарается без скандала расстаться с этой ужасной женщиной. Я готова вместе с ним опекать по мере возможности несчастного ребенка. Мне на самом деле его очень жаль. Но, Леша, ты же понимаешь, как много таких детей, обездоленных собственными родителями. Всех не спасешь. Я думаю, Игорь увидит это в детском доме, и его рвение немного остынет. И да, он не просто Стелле скажет, что не видит себя отчимом, он на самом деле это поймет. Мне ли не знать своего сына. Сейчас для всех нас главное, чтобы эта история осталась в прошлом. Время все меняет.

Идею визита Игоря в детдом для знакомства с Ваней Стелла восприняла спокойно и позитивно. Из того, что она ему рассказала о ситуации, Игорь понял следующее. Этот детдом – не первый в жизни Вани. Никто из персонала не вникал, за что Стелла лишена родительских прав. Таких мам у них полно, и тот факт, что эта все же не бросила совсем ребенка, говорил в ее пользу. Она всем объяснила, что встала на путь исправления. К тому же некоторые сотрудницы были подписчицами ее блога, считали большой звездой. Ну и приличные пожертвования ее аудитории работали на образ светской и популярной дамы.

Они назначили день, Валентина занялась выбором подарков, а Игорь постарался войти в образ человека, уверенного в своих поступках, способного на осуществление разумных решений.

– Главное сейчас – всем оставаться спокойным и ни в коем случае не руководствоваться эмоциями, – сказал он Алексею уже из нового образа.

Алексей посмотрел на Игоря задумчиво и с сомнением. Его друг – теоретик, конечно, уже нашел отлакированные ролики о детских учреждениях в стране. И ничего не почувствовал, кроме уверенности в том, что добро – это легко и просто. Главное – составить верное уравнение.

В день посещения он не пришел в офис. Вечером, вернувшись домой с работы, Алексей в очередной раз проверил у себя пропущенные звонки. Игорь не звонил. Было восемь тридцать. Через полчаса Стелла начнет свой стрим в «Твиттере». Не может быть, чтобы она не использовала такую выигрышную тему, как знакомство сына с ее бойфрендом. Это практически публичное заявление о помолвке.

Алексей вошел в кухню, обменялся с Аленой, ужинавшей за столом, неестественно спокойными и безразличными взглядами. Трудно объяснить, что между ними происходит, но он, поглощенный драмой Игоря, не просто не мог этим поделиться с женой. Алексей сначала решил, что Алене лучше этого не знать для ее же спокойствия, а потом почувствовал их отторжение: ему и свои мысли, переживания не хотелось ей открывать. Алена же, как всегда, старалась вести себя правильно. Конечно, она уже решила, что в браке бывают сложные периоды, когда людям лучше не мешать друг другу. И всячески демонстрирует, как разумно и терпеливо она ждет возвращения тепла и доверия в их отношениях. И как повезло мужу, у которого такая понимающая и верная жена.

Все было так очевидно и… плоско, что ли. Конечно, ему скоро придется сказать: «Прости меня. Не мог поделиться раньше…» Но только не сегодня.

Алексей взял с подноса два больших куска пиццы, положил на тарелку, достал бутылку пива из холодильника и небрежно произнес:

– Извини, я к себе. Тяжелый проект. Ты не жди меня, ложись спать.

Он закрыл дверь кабинета изнутри, включил компьютер, нашел стрим Стеллы… Заставка – занавес в безвкусных золотых звездах. Полотнища раздвигаются и – вуаля. Стелла Стар захлебнулась от восторга, приветствуя друзей.

– У меня сегодня такая новость, такое счастье… Простите, если заплачу.

Она картинно приложила бумажный платок к ярко подведенным глазам, а затем прижала руки к сердцу якобы от избытка чувств и сдвинула глубокий вырез красного платья еще ниже, практически открыв грудь.

– Это ты зря, – насмешливо пробормотал Алексей. – Грудь сильно так себе.

Дальше Стелла коротко ввела публику в суть события – знакомство сына с ее избранником. Но было очень заметно, что прочувствованные слова ей не даются. Она быстро сократила вступительную часть и произнесла:

– Лучше один раз увидеть, как говорится. Я сделала короткий видосик, там крупные планы моих любимых мужчин. И сейчас я очень хочу, чтобы мы все были вместе.

Техника у Стеллы была отличная. Да и снимать она умела. Ее камера схватила множество выражений двух потрясенных лиц. Двух особенных и в чем-то похожих лиц.

Ребенок сидел за столом в какой-то убогой комнате, которая, судя по всему, считалась игровой. Несколько мячей в одном углу, пластмассовые пирамидки в другом. В кадре появляется широкая спина Игоря, он протягивает мальчику ладонь. Ваня встает со стульчика, вытягивается, руки по швам, и произносит дрожащим голосом:

– Я Ваня Петруничев, скоро четыре года.

Крупным планом широко распахнутые, темно-карие, бездонные глаза… В них паника, страх, готовность к беде, боли, бог знает, к чему еще…

– Я Игорь Сикорский, – голос взрослого мужчины ломается, как у человека, летящего в пропасть. – Лет мне в десять раз больше, чем тебе, Ваня Петруничев, но мне так же страшно, как тебе. Я боюсь, что не смогу тебе объяснить, как мне хочется тебя немного поддержать, хоть капельку порадовать. Моя мама передала тебе подарки. Но ты не обязан мне верить и даже просто терпеть. Если хочешь, я сейчас уйду…

– Я Ваня Петруничев, – прошептал в панике и растерянности мальчик. И вдруг схватил своими крошечными ладошками руку Игоря. – Не уходи. Побудь тут.

Игорь открыл пакет, разложил на столе коробки с играми, яркие книги, пластиковые емкости с маминой выпечкой. Ваня по-прежнему стоял, вытянувшийся в струнку, и смотрел только в лицо своего гостя.

– Господи, – выдохнул Алексей, – что за ребенок.

И как сейчас поступит Игорь в своем образе правильного, то есть безэмоционального человека, который пришел лишь для того, чтобы заявить о своей позиции удаленного добра и затем уйти со спокойной совестью как можно дальше? Алексею страшно захотелось выключить все это.

Но… тут Игорь вдруг не сказал, а простонал:

– Да что же это за мука такая… Ваня, ты красивейший ребенок, ты очень умный. Я и не видел никогда таких. Что ж ты дрожишь, как льдинка на ветру, почему ты ждешь чего-то ужасного. Иди ко мне, обними, согрейся… Я тебя никогда не брошу.

Мальчик со щенячьим писком обнял шею Игоря, который опустился на корточки. Игорь схватил ребенка на руки, поднял. Тут Стелла сделала коронный крупный план: ручки ребенка сняли очки Игоря и вытирают его мокрые близорукие глаза…

Дальше опять появилась самодовольная физиономия Стеллы. И, как из пулемета, тысячи комментариев – с сердечками, цветочками и пустыми, как разноцветные шары, словами: «супер», «я в шоке», «тоже плачу», «а я просто рыдаю». И – «как повезло Ванечке», «Стелла встретила свое счастье», «прямо сейчас перевожу на свадьбу»…

Алексей выключил компьютер и зашагал по комнате вдоль и поперек. Он не мог привести свои чувства в порядок, он даже не мог их превратить в слова. Один – не сможет, не справится. Он чувствовал, что Игорю звонить нельзя, нужно ждать его звонка. Но его все не было. Алексей набрал номер Валентины. Спросил: «Как?»

– Как-то странно, – расстроенно произнесла она. – Игорек давно приехал, не стал ничего рассказывать, отказался есть. Лежит сейчас у себя на кровати лицом к стене, и я знаю, что он не спит. Ты не в курсе, Леша, может, он уже порвал с этой женщиной и теперь страдает?

– Не думаю, что уже порвал, – ответил Алексей. – Там немного другое. Стелла выложила видео знакомства с ребенком. Валентина, вы уже в теме, поэтому не буду ничего от вас скрывать. Мне кажется, вам нужно увидеть это.

Он переслал видео на почту Валентны. И почувствовал, что больше не может со всем этим оставаться один. Даже повернул ключ в двери кабинета, чтобы пойти к Алене. Но отчетливо услышал ее голос: «Я бы сразу сказала, как надо…» «Я так и думала, что…», «Я… Я… И я». Нет, только не сейчас.

То была ночь, когда Алексей вдруг страстно затосковал по тому, чего не бывает в жизни по его глубокому убеждению. По теплу единственной женщины, которая услышит все, о чем он молчит… О той, которая так сильно захочет унять его боль, что порвет свои тонкие нервы, как струны умной скрипки. Которая омоет слезами его раны и глубоко вздохнет с ним в унисон.

Дальше будет еще один кусок внешне упорядоченного существования, отчаянных попыток находить решения неразрешимых проблем. Будет горе, будут новые потрясения. И одним вечером Алексей поможет подняться упавшей на лед женщине… Он даже не рассмотрел ее как следует. Но когда они расстались, он вдруг вспомнил тот свой ночной отчаянный призыв. А казалось, он о нем совершенно забыл.

Игорь Сикорский

После роковой встречи с Ваней Петруничевым Игорь сутки ни с кем не общался, не ел и не пил. Он не страдал, не убивался, он просто о чем-то напряженно думал. Затем попросил маму сварить ему очень крепкого кофе и просидел еще почти сутки за компьютером. Когда он уходил из-за стола, Валентина, как разведчик, забегала посмотреть на монитор.

– Он читает какие-то документы, законы, так мне кажется, – шепотом говорила она по телефону Алексею. – И еще перед ним блокнот, куда он выписывает какие-то контакты.

Они с Валентиной терпеливо ждали, пока Игорь сам захочет поделиться чем-то очень важным. И он позвонил Алексею, попросил приехать.

– Леша, у меня совсем другой план. Только мне одному не справиться. Нужны все возможные связи и, видимо, все наши с мамой сбережения.

Новый план Игорь изложил своим двум соратникам спокойно и уверенно. План был явно продуманным, прямолинейным, логичным и невероятно коварным для самого добродушного и честного человека.

Игорь собирался начать активную подготовку к свадьбе со Стеллой, назначив дату месяца через два. Он скажет ей, чтобы она выбирала платье и кольца.

– Разумеется, нам нужно это профинансировать, мама. И это будет расход номер один.

– Она сшибает миллионы со своих подписчиков, – заметил Алексей.

– Но это не наш вопрос, – отреагировал Игорь.

А параллельно он просит найти и задействовать всех людей, которые поддержали бы и продвинули их с мамой заявление об усыновлении Вани Петруничева. К заявлению прилагаются материалы дела о лишении прав Стеллы. Все, что связано с истязанием ребенка. Они напишут, что не просто хотят дать дом и семью фактическому сироте, но и спасти его от общения с матерью-садисткой.

– Это обычно долгая история. Я прочитал. Но есть способ все ускорить. Он один: деньги. И это расход номер два. Мама, у нас кое-что есть на счетах. Кроме того, у меня много очень качественной и дорогой техники. Такая всегда в дефиците, – и он с детским нетерпеливым ожиданием посмотрел на мать, которая до сих пор не произнесла ни слова.

– Технику не надо продавать, – решительно произнесла Валентина. – Это же твоя работа. И потом: мальчик в доме будет расти. А вот на дачу мы с тобой почти не ездим. Максимум на неделю за лето. Поэтому, ребята, надо включить риелтора в список нужных помощников.

– Мама… – только и произнес Игорь. И в этом слове была вся любовь и благодарность мира.

И у него все получилось! Подозрительная, прожженная во всех авантюрах и любого рода обмане Стелла радостно купилась. Она так была уверена, что выбрала самого доверчивого и безропотного тюфяка на свете, что сомнения не возникли ни на секунду. А довольно приличная сумма, которую «жених» ей выдал на платье и кольца, просто зажгла в ней алчную эйфорию. На это она даже не рассчитывала. Только на статус замужней москвички с довольно большой квартирой в центре и матери узаконенного сына, формальное благополучие которого закроет наконец самый неприятный и опасный для ее судьбы период. Стелла очень надеялась, что материалы по ее делу окончательно затеряются в архиве. Кроме того, всегда существует вариант – выкупить их оттуда и уничтожить. Стелла уже видела видеоролики благостной и добропорядочной жизни своей семьи, которые она будет выкладывать после свадьбы. А потом… Потом будет видно. Жизнь не без горестей и потерь, в каких ее всегда поддержит проверенная и все увеличивающаяся аудитория. И, скорее всего, у Вани обнаружится нестабильная психика, которая потребует его содержания в специальном заведении. Роль любящей и страдающей матери приобретет новое качество.

Стелла купила белое обтягивающее платье с декольте и разрезами на разных частях тела и объявила сначала своей аудитории, а потом Игорю, что ей необходимо съездить на пару недель в Дубаи, чтобы загореть для своего наряда и выбранного образа.

– Ребята, девочки, мальчики, – с придыханием говорила она. – Я не могу поверить, что решаюсь на такой шаг. Это ведь моя первая свадьба. Я думала, что в моей жизни такого вообще не будет, пока не встретила самого доброго человека на свете, моего Игорька. Я думала, меня убили отношения с психопатом, каким был отец Ванечки. Мне казалось, я не смогу полюбить и поверить… Я думала, что для меня навсегда останется запретной страсть к мужчине.

«Фантастика, – думал Алексей, слушая ее душераздирающие признания. – Полностью расторможенная подкорка. Нормальному человеку на публике трудно рассказывать, что он по утрам чистит зубы и умывается. А эта сделала профессией какое-то уникальное обнажение. Если бы на ней кто-то на самом деле женился, можно себе представить, какие она подробности поведала бы миру».

Две недели, в течение которых Стелла проводила свои стримы с пляжей и залитых солнцем террас, для Игоря, Алексея, Валентины и группы их помощников, среди которых солировали частный детектив Кольцов и эксперт по делу Серафимы Петруничевой Масленников, стали временем напряженной, тяжелой, тонкой и в результате плодотворной работы. Все продолжилось и после возвращения загоревшей Стеллы. Она занялась выбором необходимых вещей для свадьбы и на первое время супружеской жизни. Игорь сразу заметил, что в этом длинном списке практически не было ничего для ребенка. Так не у него же свадьба. Стелла озвучила в эфире свои желания по поводу подарков, пожертвования лились рекой.

Через два месяца Игорь Сикорский получил документы о том, что является отцом сироты Ивана Петруничева, Валентина названа бабушкой с правом совместной с сыном опеки. Ребенок переехал в их квартиру, в комнату, которую Валентина подготовила с таким старанием и любовью, как будто возвращала детство Игоря. Так оно для нее и было.

И только после этого Игорь поставил Стеллу перед всеми чудовищными для нее фактами. Потом никому не захочется вспоминать тот ад, который она устроила. Она буянила, ломилась в квартиру, орала, угрожала расправой. И однажды ворвалась с какими-то отморозками в офис Игоря и Алексея. Но они были к этому готовы, Кольцов предвидел момент, когда все потребуется резко оборвать.

Алексей любезно пригласил Стеллу и ее сопровождающих к себе в кабинет, где показал на большом мониторе сильный документальный ролик, в котором с беспощадной очевидностью были сконцентрированы материалы преступления Стеллы по отношению к сыну: профессиональные снимки увечий, выдержки из актов экспертизы. Даже отморозки во время просмотра поглядывали на Стеллу без любви.

– Это то, что через пять минут будет по всему интернету, – спокойно заключил Алексей, выключив монитор. – И в первую очередь в твоем блоге. Мы войдем туда с легкостью, как ты понимаешь. Есть у нас и анализ, на что тратились пожертвования. Все эти миллионы, из которых ты на ребенка потратила один раз семьдесят три рубля пятнадцать копеек. Информация с твоей карты. По решению прокуратуры банк разрешил нам это использовать в своем иске, если он будет.

Это подействовало мгновенно. Стелла даже прервала свой блог, сообщив, что ей нужно побыть с мамой в Барнауле, чтобы пережить трагический разрыв с женихом, который коварно бросил ее перед самой свадьбой. Где-то, наверное, у нее была мама, но точно не в Барнауле, как узнал Кольцов.

Все это было, конечно, невероятно тяжело. Но они все очень старались, чтобы даже отголоски кошмара не коснулись Вани. И, странное дело: мрак, тревоги мучили Игоря и Валентину, только когда они переступали порог дома. Первое время, когда они выходили с Ваней, за ними даже ходила частная охрана от Кольцова. Но за закрытой дверью квартиры, теперь снабженной лучшими охранными системами и камерами, они были счастливы. Там робко, доверчиво и благодарно расцветал мир маленького чудесного человека с тонким, нежным личиком и огромными потрясенными глазами.