Предисловие от Рики Романовской
«Трагедия «Старого Замка»… Что ж, по-моему, сугубо личному мнению, не осталось ни одного человека, который бы не слышал о тех печальных событиях, произошедшие в декабре 20… года, в отеле «Старый Замок», расположенного в горах Восточной Европы. А именно в месте, которое разве что ленивый не связывает с мистикой – в Трансильвании.
Суеверные жители приписали трагедии такую чертовщину, что достопочтенному графу Дракуле впору удавиться от зависти. Дескать, всё случившееся происки разгневанных духов, жаждущих отмщения.
Я же, будучи свидетелем той жутковатой истории, решила рассказать свою версию, которая за неимением мистической подоплёки, возможно, покажется скучной, но оттого не менее трагичной.
Р.S. Ранее я уже писала о преступлениях, связанных с именем семьи Ларанских, и те, кто прочитал первую книгу, знают, что для меня неразделимы два понятия: внешние обстоятельства и личная жизнь. А потому пусть не удивляет тот факт, что детектив внезапно превращается в любовный роман, а в любовном романе неожиданно появляются трупы и злодей, который стоит за преступлениями.
Всегда ваша, Рика Романовская».
Глава 1. Отель «Старый замок»
Робкий стук в дверь пробился сквозь сонную негу. Я скривилась и поплотнее зарылась в одеяло, оставив небольшую щель, чтобы не задохнуться. «К чёрту всех!» – промелькнувшая мысль канула в бессвязную серую пучину. – «Потом открою…»
Стук повторился. На сей раз требовательнее и громче.
Я чертыхнулась и, потирая глаза, села на краю кровати. Спросонья не сообразила, где нахожусь и растерянно огляделась. Место не имело ничего общего с новой квартирой в Адрианополисе, где воздух пропитался тонким ароматом сандаловых свечей, а обстановка спальни навевала мысли о Стране восходящего солнца.
Потом, правда, пришло осознание: это номер в отеле «Старый Замок», где я остановилась около недели назад. Утреннее солнце, пробившийся сквозь низко нависшие облака, дрожало на полированном комоде из красного дерева. Высокие потолки с лепниной, огромная кровать с балдахином, гобелены с изображением античных мифов невольно навевали воспоминания о готических романах.
Мраморные часы на каминной полке показывали половину одиннадцатого утра. Я отстранённо подумала, что впервые за неделю пропустила завтрак, и теперь придётся просить администратора вызвать такси, чтобы доехать до близлежащего городка Гауске и перекусить в местном кафе.
Зевнув, я сунула ноги в прохладные мягкие тапочки и подошла к двери.
На пороге стояла горничная, одетая в платье средневековой служанки. Она выглядела комично, учитывая, что в каждом номере имелся телефон и доступ к интернету.
Приветливо улыбнувшись, девушка протянула огромный прозрачный короб. Под пластиковым куполом дрожали крошечные белые лепестки дикой орхидеи.
Я растерянно нахмурилась и вопросительно посмотрела на девушку.
– От кого?
Она пожала плечами и затараторила на румынском языке. Мозг впал в оцепенение: понять иностранную речь после сна представлялось невозможным. Видимо, на моем лице отразилась жалобная мольба о помощи, так как девушка показала на крошечную карточку, привязанную внизу короба.
Я вежливо улыбнулась, забрала цветы и плотно прикрыла за собой дверь. Потом поставила короб на кофейный столик, а сама направилась в ванную приводить себя в порядок.
Обычно тёплая вода почему-то показалось неприятно прохладной. Наскоро умывшись, я покосилась на отражение: покрасневшие от недосыпания глаза, залёгшие под ними синие круги и опущенные уголки губ. Казалось, даже кожа потускнела и приобрела сероватый оттенок.
– Негоже в день рождения выглядеть как на похоронах, – пробормотала я зеркалу и растянула губы в улыбке.
Получилась жутковатая гримаса. С таким лицом только на первую полосу «Их разыскивает полиция» в раздел «Маньяки».
Вздохнув, я вышла из ванной и принялась одеваться.
Я не любила праздники. Во-первых, я про них всегда забывала. Во-вторых, с возрастом становилось всё труднее придумывать искренние поздравления и дарить подарки.
Но больше всего ненавидела собственный день рождения. Он будто напоминал: прошёл ещё год жизни и ничего не изменилось. Хотя, конечно, это неправда. Например, я впервые встречала день рождения не на крохотной кухне общежития, а в шикарном номере отеля, и за окном были не унылые многоэтажки, потемневшие и блестящие от мелкой мороси, а завораживающий пейзаж заснеженных гор Восточной Европы.
Грустно усмехнувшись, я перевела взгляд на прозрачный короб.
Дикая орхидея… Только один человек мог подарить дикую орхидею, но его я не видела почти полгода. С тех пор как села в вагон поезда «Город Грёз – Адрианополис». Рыжие волосы, разноцветные глаза, смотрящие то с насмешливым прищуром, то с прохладной отстранённостью, ироническая полуулыбка… Сердце тоскливо защемило при воспоминании о Ларанском.
Болезненная тяга к художнику была удивительна и непонятна. По сути, нас ничего не связывало, кроме коротких невнятных отношений. Мы даже толком не разговаривали. Общение всегда касалось каких-то дел, и почти никогда – чувств.
В голове сразу всплыли воспоминания о подозрительной смерти Эдмунда Ларанского, двоюродного брата Дана, убийствах Эриха Степлмайера и Милоша Вучича, к которым приложила руку вдова Эдмунда Кристин. Что ж, в калейдоскопе тех трагических событий не было места чувствам. Я считала, что поступила правильно, покинув Город Грёз, а вместе с ним и Дана.
Хоть я теперь жила в Адрианополисе – денег, которые перечислил Ларанский, хватило на квартиру в элитном районе курортного города – и занималась любимым делом, я себя чувствовала разбитой, как старое бабушкино зеркало, что пылится на чердаке в тёмном углу. Не было ни дня, чтобы меня не терзала мысль: правильность не равно счастью. Иногда правильные поступки отравляют жизнь едва ли не сильнее, чем стрихнин в чашке с чаем. Тоска изводила меня, и чтобы отвлечься, я взялась за любовный роман. С таким же успехом я могла бы писать книгу в любом другом городе. Но тайная надежда, что Ларанский снова объявится в моей жизни, удерживали меня в одном месте.
Но Дан не появился.
Первые несколько месяцев, я пыталась наладить свою жизнь. Искала поводы, чтобы с кем-нибудь познакомиться, посещала театры, музеи, местные клубы. Общалась с людьми так, будто никогда в жизни их не видела. Пока однажды не проснулась утром и не поняла, что просто занимаюсь самообманом, пытаясь заглушить разъедающую боль.
Так наступил период серой апатии, который так хорошо знаком многим пережившим любовную утрату.
Я практически перестала интересоваться людьми и тем, что происходит вокруг, и с головой ушла в личные переживания и работу. Одним словом, я жила в своём собственном мире, и проявления окружающего мира, будь то звонки от друзей или беспечная болтовня соседей, воспринималось, как вражеское вторжение.
А потом случилось то, что позднее я назвала «пинком судьбы»: одно светское интернет-издание писало о благотворительном аукционе в Италии и краже двадцати бриллиантов, которые предоставила амстердамская алмазная фабрика для аукциона. Общая стоимость похищенного оценивалась в сто миллионов долларов. Издание уже успело окрестить преступление одним из самых громких за последние пятьдесят лет: бриллианты украли перед началом аукциона.
Но не кража бриллиантов привлекло внимание и заставило прочитать статью два раза.
На главной фотографии был запечатлён Ларанский под руку с высокой блондинкой. Журналист, писавший о «громком преступлении», обмолвился в двух предложениях о бурном романе между всемирно известным художником и Эмили Джонсон, дочерью американского медиа-магната.
Всего два предложения, но мне вдруг показалось, будто из груди вырвали сердце, оставив болезненно пульсирующую пустоту. Что ж, всё верно. Люди сходятся с равными себе. Подобное тянется к подобному – таков закон жизни.
Через неделю я стояла на вокзале и сжимала в руках загранпаспорт с билетом. Путешествие – это, пожалуй, единственное развлечение, способное исцелить не только разум, но и душу. Жизнь продолжается, и глупо тратить драгоценное время на неоправдавшиеся ожидания. Куда вернее наполнить её тем, что приносит радость…
…И вот мне принесли цветы. Белую дикую орхидею.
Я присела на край кресла и осторожно оторвала открытку от серебряной нити. Рассмотрев её повнимательнее, я невольно ахнула – точная копия «Незнакомки», нарисованная от руки. Внутри изящным почерком вилась одна фраза: «Dun spiro, amo atque credo» – «Пока дышу, люблю и верю».
Я с интересом скользнула взглядом по открытке. Она показалась мне странной: ни подписи, ни даты. Странной, но отнюдь не удивительной. Когда у мужчины есть невеста, он постарается скрыть жест внимания к другой женщине.
Отбросив открытку, я встала и подошла к маленькому холодильнику, стоя́щему под баром. Несколько плиток шоколада, пара зерновых батончиков и три стеклянных бутылки пива. Негусто. До обеда оставалось менее часа. Однако идею выбраться в город и совместить поздний завтрак в кафе с прогулкой по зимним улочкам вытеснила мысль о работе.
На мониторе ноутбука высветилась приветственная надпись, и через пятнадцать минут я полностью погрузилась в работу над книгой.
Любовный роман выходи́л скверным. Пять трупов, харизматичный детектив с тёмным прошлым, абсолютно не приспособленная к жизни писательница-романтик и полнейшее отсутствие симпатии между главными героями. Это можно назвать чем угодно, но только не любовным романом. Я перечитала первые пять глав и вцепилась пальцами в волосы. Сюжет вырисовывался мутным, героиня бесила перепадами настроения, а, главное, я не понимала, как любовный роман вдруг превратился в бульварный детектив – один из тех, который покупают в газетном киоске в ожидании поезда или самолёта. Как будто персонажи проживали свою жизнь, а мне из-за угла показывали фигу: «Вот тебе! Живи сама по своим дурацким сюжетам».
Я проскролила напечатанный текст еще раз. Если творчество встало, то не имеет смысла выжимать из себя все силы. Знаменитые писатели говорят, что не существует вдохновение: есть только дисциплина и упорство. К знаменитым писателям я не относилась, а потому могла совершенно спокойно плюнуть и на дисциплину, и на упорство. В конце концов, каждая книга найдёт своего читателя, даже если писатель – безответственный балбес.
Попытки вернуть сюжет в русло романа казались бесплодными. Ради чего я стараюсь? Да кто вообще это читать будет? Помнится, Редерик Гензе, друг Дана и хозяин издательского дома, тепло отзывался о моём творчестве. Иногда я задавалась вопросом: ему действительно нравилось, что я пишу или это всего лишь дань уважения Ларанскому, который нас познакомил.
– Прости, Редерик, но, боюсь, ты ошибся в моём таланте, – пробурчала я себе под нос, захлопнула ноутбук и вышла из номера.
***
Обед подавали ровно в двенадцать. В столовой оказалось пусто, хотя к этому времени всегда собирались постояльцы отеля. Профессор Раду Тома и его супруга Алексия предпочитали столик возле окна. Ассистент профессора Алекс Полерецкий составлял им компанию. Угловой столик занимал мрачный тип, которого я про себя окрестила Призраком из-за специфической внешности: он был высок и невероятно худ. Призрак ни с кем не разговаривал, довольствуясь одиночеством.
За столиком возле стены сидела девушка, которую я приняла за итальянку, после того как перемолвились парой фраз на ломанном английском. На этом наше общение закончилось. Итальянка предпочитала смартфон и просто обожала фотографировать еду. Подобное мне казалось глупым: ну кого может интересовать чей-то обед или ужин?
Впрочем, модные штуки не обязаны быть логичными. Например, в конце девятнадцатого века люди фотографировались с покойниками. А в двадцатом начался настоящий бум на спиритические сеансы. Целая индустрия загробного мира, приносящая огромные доходы шарлатанам всех мастей!
Несмотря на единичных гостей, повар отеля старался от души. Стоило сесть за стол, как официант поставил передо мной тарелку с золотистым супом. От бульона поднимался такой аромат, что я выбросила из головы экстрасенсов, магов и прочую мистическую чушь и принялась за обед.
– Рика! Добрый день!
Напротив меня сел Алекс. Точнее бухнулся на стул с такой силой, что я невольно испугалась, как бы Полерецкий разломал его.
– Я сегодня собираюсь в город, – затараторил Алекс, едва я неуклюже ответила ему: – Составишь компанию? Мне было бы очень приятно.
В Алексе всё было «слишком» – слишком высокий, слишком нелепый, слишком лопоухий. Даже его весёлость казалась «слишком». Такие люди вызывали у меня подозрения. Тем не менее у нас завязалась своеобразная дружба. Во-первых, он жил через номер от меня, а во-вторых, говорил на том же языке, что и я. Кроме него, я общалась с Алексией и её мужем. Но профессор Тома являлся тем редким собеседником, с которыми предпочитаешь не разговаривать. А вот с Алексом находились общие темы.
Весёлость Полерецкого вызвала прилив уныния.
– Боюсь, я практически не владею здешним языком, – отозвалась я.
Он хохотнул, театрально отмахнувшись.
– Да брось! Я знаю язык. Метеорологи предсказывают небывалый снегопад на следующей неделе, так что успеем насидеться в четырёх стенах, – и чуть наклонившись заговорщицки добавил: – А ещё там есть магазинчики со всякой чертовщиной. Ну согласись, приехать в Трансильванию и не увезти на память магнитик с Дракулой, просто преступление.
– Ну возможно. Всё же сегодня мне бы хотелось побыть в тишине и спокойствии. Хотя бы этот день.
– А что с ним?
– У меня день рождения, – я пожала плечами и вернулась к супу. – А теперь, если позволишь, я бы хотела пообедать. Я и так проспала завтрак.
Алекс кивнул и жестом подозвал к себе официанта.
Вскоре в столовой появились супруги Тома. Заметив нас, Алексия приветственно улыбнулась.
– Добрый день, Рика! Искренне рада вас видеть. Вы не против, если мы присоединимся к вам?
Алексия передвигалась на инвалидном кресле после аварии. Но несмотря на травму, она обладала удивительным обаянием и умением видеть радость в мелочах.
– Добрый день, Алексия, – я улыбнулась в ответ. – Разумеется, не против. Как ваше настроение?
– Слушала Раду о местных правителях, – сказала Алексия. – Несомненно, мой муж много знает об истории, но слушать утром научный доклад о династии Басарабов не так уж и романтично.
Губы Алекса дёрнулись едва уловимой усмешке.
– Вы знаете, что этот замок, – проговорил Раду Тома, обведя всех взглядом, – некогда принадлежал одному из валашских господарей, которые правили с начала четырнадцатого века вплоть до середины девятнадцатого, когда произошло соединение княжеств Валахии и Молдавии? А именно Владу Второму Дракуле.
Тома говорил с едва уловимым акцентом уроженца Восточной Европы. Я поймала себя на мысли, что профессор внушает мне скорее омерзение, чем уважение. Низенький, пухлый, с крупным носом и постоянно красным лицом, он напоминал на неопрятного торгаша с базара. Хотя имел учёную степень и был одет в дорого́й костюм.
– О Господи! Раду! – воскликнула Алексия и демонстративно закатила глаза. – Пожалуйста, только не за столом. Давай на мгновение оставим разговоры о Дракулах и просто поедим.
Полерецкий хмыкнул и лукаво подмигнул мне.
Вкусная еда и разговоры ни о чём подействовали умиротворяюще. Вскоре я почувствовала, как утреннее уныние отступает. Мелькнула мысль, что прогуляться с Алексом не такая уж и плохая идея. В конце концов, если всё время лелеять душевные раны, то когда жить?
После обеда подали чай и десерт. Профессор, которому официант принёс бокал с коньяком, крякнул и покосился на жену. Но Алексия, казалось, не заметила его взгляда. Тома хитро прищурился, покачал бокал и, поднеся его к носу, с шумом втянул воздух.
– Хороший коньяк похож на зрелую женщину, которая знает себе цену – такой же выдержанный и так же сильно горячит кровь, – блёклые глаза с тяжёлыми веками зажмурились, а на удивительно толстых губах заиграла удовлетворённая улыбка.
– Возможно, – задумчиво произнесла я, заглянув в чашку. – Вы говорили, что замок принадлежал отцу Влада Цепеша… Должно быть, отель окутан мистической историей.
Алексия с укором покосилась на меня, но промолчала.
– О, несомненно! – Тома бесшумно отхлебнул коньяк и открыл глаза. – Как и любой средневековый замок в Европе. Четырнадцатый – пятнадцатый века – самый расцвет инквизиции. Истории о ведьмах, ворующих детей и насылающих мор на скотину, о демонах, искушающих простых христиан и вселяющихся в них. Зло видели во всём, будь то чёрная кошка или красивая женщина. Всё, что считалось греховным, подлежало немедленному уничтожению. Дабы не навлечь на себя гнев Божий.
Я фыркнула и скривилась.
– Чем больше узнаю́ о Боге, тем больше подозрений, что Он психопатический шутник. Во всяком случае, именно таким его изображают люди.
– Осторожнее со словами, Рика, – засмеялся Алекс. – Не говори подобное вслух при верующих. Иначе предадут анафеме и сожгут, как еретичку. Хотя мы живём век торжества научной мысли и научились клонировать животных, однако религиозные предрассудки по-прежнему сильны.
– Чем невежественнее человек, тем сильнее предрассудки, – произнесла Алексия и, поставив чашку на блюдце, скрестила руки на груди.
Профессор задумчиво кивнул и продолжил:
– Человеку свойственно искать потустороннее вмешательство там, где его нет. Особенно если оно связана со злом. Мистика притягивает внимание и будоражит воображение. Добавьте перекладывание ответственности за свою жизнь, и вы получите гремучую смесь, которую с удовольствием проглотит любой обыватель. И не просто съест, но и добавки попросит.
– Что вы имеете в виду, профессор? – быстро спросила я.
Тома пожал плечами и задумчиво поднес бокал к глазам.
– Муж изменяет жене. Или отвергнутая женщина отравляет бывшего любовника. Реально, но как-то скучно. Таких историй много, но все они быстро забываются. Но добавьте к этому мистику. Например, бес попутал или дьявол вселился, – и вот история уже вызывает неподдельный интерес.
– Ну, допустим. Но при чём здесь перекладывание ответственности?
– Никто не хочет считать себя плохим, – принялся объяснять Полерецкий, жестикулируя так, словно находился на сцене театра. – В тридцатые годы полицейские подстрелили одного гангстера, Кроули «Два Пистолета». В предсмертном письме он написал: «В моей груди бьётся усталое, но доброе сердце, которое никому не причиняло зла». Трудно представить, но незадолго до этого он расстрелял в упор полицейского, который попросил предъявить водительские права. Просто так. Взял, – и расстрелял человека. Если преступники не способны увидеть зло в своих собственных поступках, то что говорить о простых людях?
– Поэтому люди стараются приплести чертовщину, – профессор поднял палец вверх. – Вспомнить хотя бы убийство в Амитивилле, которое произошло в ноябре тысяча девятьсот семьдесят четвёртого года. Молодой человек по имени Рональд Дефео-младший расстрелял ночью свою семью: мать, отца, двоих братьев и двоих сестёр. Ужасно, правда? Судебные психиатры сообщили о психическом заболевании Дефео, которое, впрочем, не подтвердилось. Как не подтвердилось и наличие запрещённых веществ в крови на момент убийства. Но случай запомнился не массовым убийством семьи, а тем, что Рональд стал говорить, что в него вселился злой дух, который заставил убить его родных. Отсутствие внятного мотива и множество несостыковок в расследовании породили мифы. Джей Энсон написал книгу «Ужас Амитивилля», ставшую бестселлером, а после было снято несколько фильмов. Хотя прошло уже почти сорок лет, история Амитивилля до сих пор у всех на слуху. А теперь уберите из этой истории дьявола, и что получится? Скучнейшее повествование о сумасшедшем, которое в скором времени просто забудется людьми.
В столовой стало тихо. Алексия и Алекс давно привыкли к монологам профессора Тома, в которых смешивались история и таинственность. Я же задумалась о том, что людям свойственно приписывать злу потустороннее влияние.
Профессор всплеснул руками, будто внезапная тишина смутила его:
– Иногда я говорю слишком пространно, но вы же поняли о чём я?
Мы согласились с Тома, что все поняли.
***
После обеда я поспешно покинула столовую, пока Алекс не потащил меня играть в шахматы или не напомнил о поездке в город. Мне ужасно хотелось побыть в одиночестве, чтобы обдумать слова профессора о зле и мистике.
Я прокручивала в голове разговор, пытаясь выцепить, какая фраза спровоцировала приступ зудящего вдохновения, знакомый всем писателям. Мысли путались, слова сплетались в пока ничего незначащие предложения и отрывки, а в голове уже зрела основная сцена. Но, главное, вырисовывался образ центрального злодея – харизматичного, утончённого и очень жестокого.
Мне вдруг подумалось: в литературе и кино негодяи почему-то вызывают больше симпатии, чем добродетельные герои. Иной раз они им сочувствуешь, когда узнаешь трудное прошлое, которое обязательно наполнено лишениями и несправедливостью. И вот происходит что-то, и хороший парень вдруг превращает в плохого, который терроризирует других людей. На фоне такого харизматичного злодея главный герой смотрится блёкло и уныло со своей хорошестью.
Добро же порой выглядит искусственно, притянутым за уши. Даже если герой проходит все круги ада, он получается какой-то нелепый с своей верой в лучшее. Ему, герою, обязательно (по законам литературного и кинематографического жанра) воздастся за все страдания и лишения, и он, пройдя трудный путь, обретет свое счастье, каким бы оно ни было.
В этом плане злодеи выглядят более честными. У них нет ни наивности, ни слепой веры во вселенскую справедливость, а потому они действуют по обстоятельствам и в соответствии со своим внутренним кодексом. А вот добрые герои выглядят глупцами, которые порой не могут за себя постоять и вляпываются в нелепые ситуации. Но при этом добро побеждает зло.
Но так бывает лишь в фильмах. Или в книгах. В реальности зло иногда всё же побеждает, а добро остаётся лишь идеалом, к которому все стремятся. Как сказал Алекс: «Никто не хочет считать себя плохим». Никто не хочет осознавать себя разрушителем своей и чужих жизней. Оставаться добрым стоит колоссальных усилий, а вот оскотиниться не составляет труда. Однако порой бывает так, что подчас невозможно отличить добро от зла.
Я остановилась и непонимающе уставилась на высокую лакированную дверь библиотеки отеля. Как я здесь очутилась? Толкнула дверь и заглянула внутрь. Тяжёлые полированные шкафы с пёстрыми корешками книг и уютными кожаными диванами – настоящая тихая гавань для тех, кто любит атмосферу уединения и неспешности.
Я потопталась перед дверью и развернулась, чтобы уйти.
Погруженная в собственные мысли, я не услышала шаги за своей спиной и очень испугалась, когда чьи-то костлявые пальцы цепко схватили меня за запястье и резко потянули в сторону. Спина ударилась о твёрдую грудь. Влажная ладонь, пропахшая табаком, запечатала рот. Я рванулась вперёд, но в ту же секунду почувствовала прикосновение лезвия к горлу и замерла.
– Будь умницей, и ничего не произойдёт, – ласково прошипел за спиной незнакомый голос. – Ты Рика Романовская?
Я шумно втянула воздух и инстинктивно задрала подбородок как можно выше.
Незнакомец разочарованно цокнул. Лезвие с силой вжалось в шею. Одно неловкое движение, – и кожа расползётся под ним.
– Ты Рика Романовская?
Я всхлипнула и едва кивнула.
– Так-то лучше, – негодяй удовлетворённо хмыкнул. – Передай Ларанскому: если не вернёт то, что ему не принадлежит, он получит тебя. По частям, – и, понизив голос, добавил: – У тебя есть семь дней. Если попытаешься покинуть отель, я тебя найду. Кивни, если поняла.
Я снова затрясла головой.
Нож соскользнул вниз. Послышался треск ткани, и я заорала от боли. Но в следующее мгновение мир растворился во тьме.
Глава 2. Цветы, книга и крик в темноте
– Какое облегчение, что с тобой всё в порядке! – Алекс порывисто сжал мою ладонь. – Но не обращаться в полицию совершенно безрассудно. Почему ты отказалась?
Я поморщилась и осторожно коснулась затылка. Шишка огромная, но жить можно.
Горничная нашла меня в закутке и подняла такой крик, что сбежались все, кто находился поблизости. Меня доставили в городскую больницу, где я и пришла в себя. Врач осмотрел и наложил швы на рану. Потом взяли кровь на анализы, отправили на рентген. Но, слава Богу, никаких серьёзных повреждений не обнаружилось. Врач настаивал сообщить в полицию о нападении и провести в больнице ночь. Но перспектива остаться одной ужаснула, и я вежливо отказалась.
Такси остановилось перед главным входом в отель.
– Думаю, это излишне, – проговорила я, глядя на Полерецкого.
Алекс неодобрительно фыркнул и вышел из автомобиля. Его возмущение было понятным: другой человек незамедлительно сообщил бы властям и поднял всех на уши. Но я боялась. Поднятый шум мог спровоцировать негодяя, а потому я решила сначала позвонить Дану. Не факт, что Ларанский выполнит условия, но внутри теплилась надежда. Думать, что может случиться, мне не хотелось.
В холле нас встретил господин Тадеуш, хозяин отеля и по совместительству управляющий. Он старался держать себя в руках, но посеревшее лицо и чуть подёргивающийся уголок губы выдавал внутреннее напряжение. Внезапно мне стало жаль его. Огласка инцидента грозила обернуться для него катастрофой. В провинциальном городе найти хорошую работу – задача не из лёгких. А если люди узна́ют, что в «Старом Замке» напада́ют на гостей, неприятностей не избежать.
Управляющий натянуто улыбнулся и обратился к нам.
– Он искренне переживает о случившемся и приложит все усилия, чтобы уладить инцидент, – перевёл Алекс. – Кроме того, господин Тадеуш готов вернуть деньги за период проживания в отеле.
– Неплохо, – отозвалась я и задумчиво посмотрела на управляющего. – Алекс, переведи, пожалуйста, господину Тадеушу, что мне нужны будут копии записей с видеонаблюдения и полный список персонала и гостей. А также курьеры, почтальоны, мастера по ремонту. Одним словом, всех, кто находился сегодня в отеле.
Лицо Полерецкого изумлённо вытянулось.
– Только не говори, что…
– Переведи, пожалуйста.
Господин Тадеуш удивился не меньше Алекса. Потом нахмурился и покачал головой, выражая сомнение. Я не понимала, что говорит управляющий, но по тону стало ясно: он против предоставления информации.
Полерецкий перевёл на меня взгляд.
– Он говорит, что может предоставить данные только по официальному запросу.
– Ну тут как бы два варианта: неофициальный или с привлечением полиции, – я равнодушно пожала плечами. – Лучше, конечно, неофициальный. Иначе если набегут полицейские, то замять дело не получится.
Управляющий нехотя согласился. Однако пообещал передать списки и записи к завтрашнему утру. Я удовлетворенно кивнула. В конце концов, сегодняшний день выдался крайне изматывающим, чтобы начинать что-то делать.
– Тебе необходимо уехать из отеля, – остановившись перед дверями моего номера, сказал Полерецкий.
В этот момент он выглядел как-то по-особенному трогательно. И его нелепый высокий рост, и торчащие уши, и даже шрам, искажающий верхнюю губу. «Похоже, что он родился с заячьей губой», – подумала я и тут же оборвала себя. Неприлично так долго таращиться на чужой рот. Хорошо, если Алекс воспримет этот взгляд как заигрывание, а не так попытку рассмотреть его недостаток.
– Боюсь, я не могу, – я вздохнула и устало улыбнулась. – К тому же господин управляющий предложил компенсацию проживания. Я согласилась.
– Рика…
– Алекс, я бесконечно благодарна тебе за помощь и поддержку, но мне нужно отдохнуть, – я недвусмысленно перевела взгляд на дверь.
Полерецкий недовольно поджал губы, однако спорить не стал.
– Если потребуется помощь, я буду рядом.
Наконец, оставшись одна, я достала из сумки сигареты. Конечно, в номерах запрещено курить. Но у управляющего сейчас были неприятности более значительные, нежели курящая в номере гостья.
За окном занимался вечер. Тёмные ветви деревьев клонились в земле под тяжестью пушистого ослепительного снега. Туманная дымка поднималась над Карпатскими горами, отчего казалось, что небо лежит на их вершинах. Горы всегда представлялись мне удивительными. Проходят годы, столетия и тысячелетия, а они стоят великанами, седыми и молчаливыми. Строятся города, сменяются эпохи, а они все такие же, как и сотни лет назад. Словно ниточка, которая соединяет прошлое, настоящее и будущее.
Безмолвное спокойное место. Тихий омут. В котором появились злые черти.
Я затушила окурок о снег и закрыла окно. Грудь под свитером неприятно запекло. Нападавший оставил порез от яремной впадины до плеча аккурат под ключицей. «Ничего, заживёт», – подумала я и поморщилась от боли. – «Будет очередной шрам».
Конечно, затянется. Если не убьют раньше.
Я мрачно усмехнулась. Подойдя к кофейному столику, налила себе чай и села в кресло. В голове сделалось пусто, будто я провалилась в вакуум.
Алекс был прав. Нужно собирать вещи и уезжать из отеля как можно быстрее. Ну или хотя бы сообщить в полицию. Пусть они разбираются. Даже если удастся что-то увидеть на записях, что мне это даст? Ничего.
Надо позвонить Ларанскому. Что и у кого он взял и почему напали на меня, а не на его новую пассию? Как её… Я нахмурилась, вспоминая имя женщины, стоя́щей под руку с Даном.
Эмили Джонсон. Точно! Её отец ещё какой-то медиа-магнат. Надо бы полистать в интернете, кто это. Если учитывать его положение, то, должно быть, очередная акула бизнеса. Добродушно сверкающая голливудской улыбкой в лицо и держащая за спиной нож наготове. Впрочем, Ларанскому не привыкать находиться среди акул. Он чувствует себя среди них, как нормальный человек – в плавательном бассейне.
Я вынула из кармана джинсов смартфон и набрала номер Дана. Хорошо, что не поднялась рука удалить его номер.
Послышались долгие гудки, а потом роботизированный голос вежливо предложил оставить сообщение. Но ни с первого звонка, ни со второго Ларанский не ответил.
– Дан, я понимаю, у тебя своя жизнь, новая подружка, все дела…– стараясь сохранить спокойствие, произнесла я, когда в третий раз попала на голосовую почту. – Но позволь поинтересоваться: какого хрена меня преследует ополоумевший маньяк, который считает, что ты ему что-то должен? Почему меня штопают врачи, пока вы вдвоём жрёте манго и попиваете пино-коладу на экзотическом острове? Я искренне надеюсь, ты помнишь что и у кого взял без спроса. Иначе жди меня в гости. В виде конструктора «Собери Романовскую». Надеюсь, Эмили несильно впечатлительная. Иначе её долго будут преследовать кошмары. Подпись, твоя пока ещё живая Романовская.
«Вообще не то сказала!» – раздосадовано подумала я, когда нажала кнопку отбоя и окинула взглядом гостиную, будто искала поддержки у мебели.
Если Дан не перезвонит, завтра позвоню ему снова. И так до тех пор, пока Ларанский не возьмёт трубку. Или нападавший не выполнит свою угрозу.
В животе заныло от страха. Я поднялась с кресла и, подойдя к двери, закрылась на ключ. Потом подёргала ручку и вернулась в кресло.
В густеющих сумерках комната приобрела зловещие очертания. Меня пронзила мысль, что ней что-то изменилось. «Да ну! Просто воображение из-за страха разыгралось», – отмахнулась я, но всё же встала и включила свет, желая рассмотреть гостиную.
Под ложечкой неприятно засосало от леденящей тревоги. Цветы, которые горничная принесла утром, пропали.
***
Алекс распахнул дверь номера так резко, что я невольно опешила, застыв с поднятой рукой. В груди шевельнулось подозрение, что он прислушивался к шагам в коридоре. По бледному лицу и взъерошенным волосам стало понятно: что-то произошло.
– Что-то случилось, Рика?
Он вытянул шею вперёд и заглянул за мою спину. Смесь изумления и растерянности на его лице сменилось облегчением. Похоже, Полерецкий ждал кого угодно, но не меня.
Я интуитивно обернулась. В коридоре было пусто и тихо. Только свет от настенных ламп чуть подрагивал из-за скачков напряжения.
– В общем-то, да, – пробормотала я и натянула вежливую улыбку. – Мне нужна помощь.
– Заходи. Нечего стоять на пороге.
Грубоватый тон окончательно сбил с толку. Я поспешила протиснуться между Полерецким и дверным косяком. Он быстрым взглядом окинул коридор и плотно затворил дверь.
В гостиной номера царил настоящий хаос. Везде валялись белоснежные листы, исписанные неровным мелким почерком. Вывернутые из шкафа вещи были разбросаны по полу. Блоки книг вырвали из потёртых обложек, а поверх помятых папок и тетрадей лежали ящики письменного стола. Между ними приглушённо светился желтоватый экран ноутбука. Кто-то явно потрудился, переворачивая номер. Неудивительно, что Полерецкий оказался настолько взвинчен.
Я нерешительно застыла возле входа.
– Ну? Что случилось?
Алекс стоял, скрестив руки на груди, смотрел так, словно я была виновницей ужасного беспорядка.
– По сравнению с твоей ситуацией, почти мелочь, – выдавила я и перевела взгляд с расколоченной статуэтки на Полерецкого. – Просто у меня в номере тоже кто-то копался в вещах. И у меня пропали… цветы.
Он недоумённо нахмурился.
– Цветы?
– Да. Белая дикая орхидея, – промямлила я, чувствуя, как глупо это звучит. – Мне сегодня прислали цветы в честь дня рождения. Но сейчас их там нет. Я хотела спросить у управляющего, кто был в моём номере. И мне нужен переводчик.
Левый глаз Алекса непроизвольно дёрнулся. Он не то хмыкнул, не то фыркнул, показывая всем видом, что я говорю небывалую чепуху.
– Ты серьёзно? – губы судорожно дёрнулись, обнажая ряд белоснежных зубов. – Посмотри, что твориться в моём номере! Думаешь, мне действительно есть дело до пропажи какого-то веника?!
В состоянии, близком к помешательству, Полерецкий принялся бродить по комнате, бормоча под нос ругательства. Потом остановился, бросил на меня невидящий, полный гнева взгляд и зажмурился, пытаясь совладать с эмоциями. Я не на шутку испугалась, что его сейчас хватит удар.
– Алекс, нужно сообщить господину Тадеушу. У меня пропали цветы, у тебя перевернули номер…
Однако он, казалось, не услышал меня. Вместо ответа Алекс подошёл к столу и со злостью сбросил выпотрошенные книги на пол. Потом сел на стул и, сцепившись в волосы, принялся раскачиваться взад-вперёд.
– Пять лет! Я пять лет работал над книгой и что в итоге? Какой-то ублюдок решил, что может вот так запросто присвоить мой труд себе! Да я убью этого чёртового старикашку!
Обычно люди в ответ на агрессию стараются убраться подальше. Однако я чувствовала нечто похожее на лёгкому возбуждение. Как будто находилась сейчас не в комнате с человеком, готовым убить из-за неназванного труда, а за карточным столом.
– Думаю, что тебе не особо понравится в тюрьме, – холодно заметила я. – В конечном счёте совершить преступление не составляет большого труда. Куда намного сложнее его скрыть и не выдать себя с потрохами.
– Ты говоришь так, будто совершила множество убийств.
– О, разумеется! – я не удержалась от язвительного тона. – На моём счету не менее десятка трупов. К тому же имела сомнительное удовольствие оказаться в центре одного громкого преступления.
Алекс прочесал пальцами и без того взъерошенные волосы и посмотрел на меня внезапно прояснившимся взглядом.
– То есть…
Я усмехнулась и покачала головой.
– Я пишу детективы. А в детективах всегда есть жертвы. В реальности я никого не убивала. Но знала человека, которому долгое время всё сходило с рук. Судьба оказалась не такой уж и благосклонной к убийце. Уж прости, Алекс, но ты слишком ненадёжный преступник. Сам сдашь себя на первом же допросе.
Полерецкий ошеломлённо заморгал. А потом вдруг расхохотался. Громкий, визгливый хохот перерос во всхлипы и похрюкивания. Алекс пытался что-то сказать, но не мог. Он замахал руками, по покрасневшим щеками потекли слёзы. «Только истерики не хватало», – подумала я и, подойдя к нему, от души влепила пощёчину.
Смех оборвался.
– Спасибо, – тихо произнёс Алекс, удивлённо касаясь бритой щеки, по которой расплывалось красное пятно.
– Всегда пожалуйста, – отозвалась я, тряся ушибленную ладонь. – В следующий раз буду требовать деньги с тебя. Так что держи себя в руках. Ты всё же учёный, а не благородная институтка.
В ответ Полерецкий растерянно кивнул. Он отвернулся к столу, бесцельно собирая разбросанные книги и складывая их в аккуратные стопки. В этот момент мне стало его жаль. Как жаль любого человека, который посвятил практически всю жизнь делу, а потом вдруг обнаружил, что его труд украли. Переживаемое горе сопоставимо разве что с утратой близкого человека.
– Хочешь, я помогу тебе? – предложила я, положив руку ему на плечо. – А ты расскажешь, что за книга пропала. Мы пойдём к управляющему и потребуем вызвать полицию. Вполне возможно, что пропажа цветов и твоей книги связаны.
Алекс судорожно шмыгнул, будто готов вот-вот разрыдаться. Потом улыбнулся и открыл было рот, чтобы ответить, но в этот момент внезапно погас свет, а из коридора донёсся нечеловеческий вопль.
***
Инспектор Михай Эминеску оказался настоящим красавцем. Уж не знаю, что произвело большее впечатление, – то ли необычное сочетание смуглой кожи, длинноватых волос, небрежно зачёсанных назад, и серебристых глаз, то ли глубокий вкрадчивый голос, так похожий на голос Ларанского, – но я абсолютно растерялась. Совершенно некстати подумалось, что в этом есть какая-то глупая ирония. Полицейским полагается быть толстыми, лысыми, с неприятными чертами лица и скверным характером. «Такими, как Диметрий Ангелидис», – я вспомнила следователя из Города Грёз и неуютно поёжилась под пристальным взглядом инспектора полиции.
Полерецкий выглядел серьёзным. На лбу залегли глубокие морщины, а сам ассистент профессора угрюмо смотрел на Эминеску исподлобья. И не скажешь, что два часа назад он сорвался в настоящую истерику! Никакого страха, никакой истерики – только холодный напряжённый взгляд, будто Алекс ждал подвоха от инспектора.
Я беспомощно посмотрела на него, ища поддержки. Полерецкий бросил на меня быстрый взгляд и сдержанно кивнул.
– Ну, вообще-то, я даже не знаю, что ещё рассказать, – я развела руками и нервно сцепила пальцы в замок. – Мы с господином Полерецким находились в его номере, когда внезапно погас свет. А потом услышали вопль, доносящиеся из коридора… Это был жуткий голос! Словно кричала женщина и в то же время… нет. То есть он был настолько непонятным, слишком высоким, что ли. И каким-то могильным. Честное слово, меня от страха чуть удар не хватил! Ну не может так кричать человек!.. А потом мы выскочили в коридор. Алекс хотел, чтобы я оставалась в номере, но оставаться одной страшно. Было очень темно. Я не могла никого разглядеть, но, судя по голосам, вслед за нами вышли профессор Тома и Итальянка. Ещё один голос принадлежал горничной. Кажется, её зовут Анни. Я слышала, как профессор сказал, что пойдёт искать господина Тадеуша. А потом резко вспыхнул свет, и мы увидели эту чёртову надпись! Это, пожалуй, всё, что я могу рассказать.
Я невольно вздрогнула, вспоминая кровавую надпись Maleficium. Неровные буквы и багровый отпечаток ладони выглядели так, словно её написал кто-то в агонии. От этого сделалось очень жутко.
Увидев надпись, Анни вцепилась руками в волосы и, съехав вниз по стене, закричала так, что уши заложило. На помощь прибежал господин Тадеуш. Когда Алекс привёл девушку в чувство, она разрыдалась и бессвязно что-то бормотала про проклятие какого-то чёрного монаха. Хозяин отеля отвёл перепуганную девушку вниз и вызвал полицию.
Теперь со стеной и надписью работали эксперты из местного отдела. А весь персонал и постояльцев опрашивал инспектор Эминеску в просторном кабинете, предоставленный услужливым управляющим.
Следователь внимательно выслушал рассказ, который перевёл Алекс, и кивнул. Эминеску ласково улыбнулся и что-то негромко произнёс.
– Что ты имеешь в виду под «могильным голосом», – перевёл Полерецкий.
– То, что такой голос неественен для живого человека. Конечно, призраков не существует, но, честное слово, я готова в них поверить. Не может так кричать ни один живой человек. Это… это слишком жутко, – я на мгновение замолчала, уставившись на фарфоровую балерину на каминной полке, и задумчиво добавила: – Голос… Замогильный пугающий голос… Знаете, в наше время не составит труда обратиться в звукозаписывающую студию и сделать пару треков. Например, для фильма ужаса…
На лице Эминеску промелькнуло странное выражение – не то уважение, не то подозрение. Он отложил в сторону ручку и, положив руки на стол, подался вперёд.
– Почему ты так решила? – обратился ко мне Алекс.
Я пожала плечами.
– Не знаю. Просто на долю секунды мне показалось, что крик услышали все в отеле. А разве можно кричать так, чтобы услышали все? По-моему, нет.
Инспектор удовлетворённо кивнул.
– Господин Эминеску спрашивает, заметила ли ты что-то странное в момент?
Я задумалась. Действительно, что могло быть необычного, кроме жуткого вопля и перепуганной насмерть служанки, твердящей про древнее проклятие?
– Нет, вряд ли, – я покачала головой, и вдруг меня осенила мысль. – Белая орхидея! У меня пропала белая орхидея! – я повернулась к Алексу и ткнула в него пальцем. – А у тебя переворотили номер и пропала книга.
– Боже мой, Рика! Да кому нужны твои цветы и моя книга, когда в отеле творится чертовщина?! – возмущённо воскликнул Алекс.
– Просто скажи ему.
– Думаешь, это имеет значение?!
– Инспектор хочет знать, что странного произошло в тот момент, – холодно парировала я, удивляясь сопротивлению Алекса. – Помимо погасшего света и крика, у тебя и у меня перевернули номера. Разве это не странно, что кому-то потребовалось выносить цветы и воровать рукопись? Хотя другие ценные вещи остались на месте. На мой взгляд, это в высшей степени странно!
Эминеску перевёл взгляд на Алекса и вопросительно заломил бровь. Полерецкий моментально вытянулся и принялся эмоционально что-то рассказывать. Он размахивал руками так, что я снова представила его, играющим на сцене театра. Голос ассистента профессора становился всё громче. И чем больше он говорил, тем больше жестикулировал, выказывая своё недовольство.
– Господин инспектор хочет знать, что за цветы пропали? – лицо Полерецкого покраснело, ноздри затрепетали. Его затрясло от гнева, что следователь заинтересовался цветами больше, чем пропавшей книгой.
– Дикая орхидея. Мне её прислали на день рождения. А потом она исчезла.
Полерецкий демонстративно закатил глаза и заговорил так, словно выплёвывал каждое слово. Тёмные брови следователя удивлённо поползли вверх, а левая сторона лица невольно дёрнулась в ухмылке. Впрочем, профессиональная привычка не показывать эмоций взяла верх – усмешка тут же исчезла. Похоже, что Эминеску воспринял пропажу цветов так же, как и Алекс – как чью-то глупую шутку.
– Инспектор говорит, что это не имеет никакого отношения к делу, – удовлетворённо ответил Алекс. Он обрадовался: кавардак в его номере и пропавшая книга имели большее значение для следователя, чем цветы.
Но я не собиралась сдаваться. Почему-то эта мелочь мне казалась крайне важной.
– А мне кажется, что имеет. Ну вот представьте. Сначала пропадают цветы, потом кто-то учиняет погром в твоём номере и крадёт книгу. Затем гаснет свет, и раздаётся крик. А когда свет включается, все видят кровавую надпись на стене. Всё это похоже на то, что кто пытается приплести мистику к реальности. Дескать, потревожили чей-то дух. Но привидений не существует. Чёрных монахов и прочей чертовщины тоже. Но зато есть люди, которым на руку запугивать других…
– А ещё ты забыла рассказать, что днём на тебя напали.
От неожиданности я вздрогнула, не поверив своим ушам. Знакомый, глубокий с хрипотцой голос… Его просто не могло быть здесь!
Я так резко развернулась на стуле, что чуть не слетела с него. Возле двери, скрестив руки на груди, стоял Дан.
Глава 3. Легенда о Черном Монахе
В жизни бывает много разочарований. Но, пожалуй, самое горькое из них – это несовпадение ожидания и реальности. Когда живёшь мечтой о чувствах, но потом вдруг осознаёшь, что была влюблена не в человека, а в придуманный образ. Когда изнываешь от тоски и ревности, фантазируешь, как могло быть, если бы… Но вот жизнь сталкивает вас, а в груди – холодно и пусто. Ни трепета, ни радости, ни восторга от встречи. Как будто никогда ничего и не было.
Я вышла из кабинета опустошённая. Разговор с Эминеску занял добрых полтора часа. Появление Дана, столь же неожиданное, как и снег в июне, грозил растянуть допрос ещё настолько же.
– Сто процентов дознаватель из особого отдела, – прошептал Полерецкий, наклонившись ко мне.
Я рассеянно кивнула, неотрывно следя за Ларанским.
По своему обыкновению, художник не стал утруждаться долгими приветствиями. Ограничился лишь парой предложений на румынском и протянул инспектору удостоверение.
Эминеску озадаченно нахмурился и приказал молодому полицейскому принести ещё один стул.
– А теперь я попрошу рассказать всё с самого начала. С момента нападения возле библиотеки, – Дан достал блокнот, и я растерялась окончательно.
Я помнила Дана совершенно другим. Он изменился за полгода. Черты лица заострились, «гусиные лапки» стали заметнее, а две вертикальные морщины между бровей – глубже. Я поймала себя на мысли, что Ларанский будто бы постарел лет на пять. Искусственный свет бросал отблески на темно-медные волосы и бледную кожу, делая художника похожим на потустороннее существо. Единственное, что не изменилось в нём – цепкий пристальный взгляд, от которого делалось совершенно неуютно.
Когда я вошла обратно в номер, часы на каминной полке показывали полночь. Полицейские ещё расспрашивали постояльцев и персонал. Но у остальных ничего не удалось разузнать.
Все твердили одно и то же. Резко погас свет, а потом послышался крик. Освещения не было всего лишь пятнадцать минут: дворнику потребовалось время, чтобы добраться до генератора и запустить его. Всего лишь четверть часа. Но за это время кто-то уже успел оставить надпись на стене.
Я потёрла глаза и зевнула. Несмотря на стресс, хотелось спать. «Вот тебе и день рождения, госпожа Романовская», – устало подумала я и, переодевшись, направилась в ванную комнату.
Противная повязка, похожая на лейкопластырь с антисептическим бинтом внутри, не отлипала. Порез на груди щипал и горел огнём. Я ругалась себе под нос, терзая порядком раскрасневшуюся кожу. Но повязка не желала сдаваться. В какой-то момент даже стало смешно: восковые полоски для депиляции отклеиваются быстрее, чем этот пластырь, создателем которого был, похоже, сам Сатана.
В дверь постучали, и я, бросив бесполезное занятие, направилась к ней.
– Одна? – Ларанский слегка наклонил голову и заглянул мне за спину. Потом, словно опомнившись, добавил: – Добрый вечер, Рика.
Чувствуя себя довольно дико, я перебрала в голове все возможные варианты.
– Любовник спрятался в комод, – я шагнула в сторону, пропуская Дана в номер. – Ну или на балконе.
– Надеюсь, я не помешал?
Я растерянно пожала плечами и прикрыла дверь. На долю секунды показалось, что Ларанский сам смущён своим внезапным визитом.
– А для тебя когда-то имело значение, помешал ты или нет? – брюзгливо заметила я.
– В общем-то, нет, – Дан по-хозяйски окинул взглядом номер и сел в кресло напротив камина. – А почему любовник прячется в комоде?
– Шкаф – это слишком предсказуемо. Кофе и чашки на полочке, вода в чайнике, конфеты на столе. Располагайся. А мне надо закончить с перевязкой.
Из приоткрытой двери я слышала, как зловеще зашипела кофеварка, словно недовольная тем, что потревожили её покой. На барную стойку с клацаньем опустились чашки, а вслед за ними зазвенели ложки: Дан готовил кофе не только для себя.
Я сосредоточилась на повязке. В голове заметались беспорядочные мысли, но ни одна из них сейчас не относилась ни к нападению, ни к пропавшим цветам, ни к воплям из коридора.
К своему вящему удивлению, я поняла, что у меня дрожат пальцы. Тишина напрягала и раздражало одновременно. Хотелось говорить о чём угодно. Главное, не молчать.
– Я так понимаю, что опрос гостей и персонала уже закончился? – наконец спросила я.
Дан появился на пороге ванной комнаты. Он облокотился плечом на дверной косяк, меланхолично размешивая ложкой сахар. Воздух наполнил терпкий аромат кофе.
– Эминеску ещё опрашивает персонал. Что ты делаешь?
– Пытаюсь отодрать повязку, – я фыркнула и перевела взгляд с Ларанского на своё отражение в зеркале. – У меня складывается впечатление, что производители мажут эти повязки суперклеем!
Дан усмехнулся и поставил чашку на столик между антисептиком и ранозаживляющим кремом. Потом взял в полочки полотенце для рук и сунул его под струю тёплой воды.
– На вот, приложи к повязке и не мучайся, – он протянул мне мокрое полотенце.
Раздражённую кожу защипало от воды.
– Врачи сказали, что рану нельзя мочить, – соврала я, чувствуя досаду из-за собственной недогадливости.
Тёплые капли стекали по коже, оставляя тёмные влажные разводы на халате, под которым почти ничего не было. С опозданием я вдруг осознала, какая недвусмысленная интимная сцена получается, но предпочла сделать вид, что ничего особенного не происходит. В конце концов, Дан припёрся без приглашения и оставалось надеяться, что ему хватит такта и сознательности не распускать руки.
– Не всё из того, что говорят врачи, можно применить на практике, – негромко произнёс Ларанский. Плавным движением он скользнул за спину. Губы ласково коснулись мочки уха, отчего по телу пробежала сладкая дрожь.
Дан осторожно развернул к себе лицом. Я как заворожённая смотрела в разноцветные потемневшие глаза и вдруг подумала, что невероятно соскучилась по нему.
Поцелуй оказался настолько нежным, что я зажмурилась от удовольствия. Господи, а ведь я уже практически забыла, как он пахнет кофе, парфюмом и чем-то ещё – терпким и до боли родным.
Полотенце выскользнуло из ослабевших пальцев.
– Я тоже по тебе скучал, – хрипловатым шёпотом проговорил Дан. Прохладная ладонь деликатно скользнула под халат.
Я не успела сообразить, как в глазах сверкнуло от резкой боли.
– Ах ты ж су-у-у-ука! – прошипела я, прижав руку к груди.
– Не благодари, – как ни в чём не бывало отозвался Ларанский возле двери, победно помахав треклятой повязкой. На лице играла лёгкая усмешка. – Заканчивай с перевязкой. У меня к тебе есть пара вопросов.
Камин напротив похрустывал сухими поленьями, и от запаха вишни кружилась голова. В это было что-то уютное, домашнее, как в фильмах, где показывают тихие вечера перед Рождеством.
Дан протянул мне чашку. Чересчур горячий и слишком крепкий. Но зато с тремя ложками сахара, как я и люблю. Я сделала пару глотков и приготовилась отвечать на вопросы.
– Что ты помнишь о нападении на тебя? – Дан опустился в кресло напротив меня. – Я имею в виду из того, что не было озвучено в присутствии Эминеску.
Я задумчиво почесала кончик носа и нахмурилась.
– Мне нечего добавить к сказанному… Хотя, – подняв указательный палец вверх, я бросила на Ларанского быстрый взгляд и сосредоточилась на чашке, – было ещё кое-что. У этого человека были паучьи пальцы. И он говорил с характе́рной хрипотцой. Как если бы у него было повреждено горло.
– Вот как? Ты уверена?
Я кивнула.
– Сначала я подумала, что у него ангина. Но ангина предусматривает, что должна быть высокая температура. А с высокой температурой особо вряд ли будешь напада́ть на людей: рассеянное внимание, ломота в суставах. Можно очень легко проколоться. Вот и вывод: у него или хронический ларингит, или повреждённое горло. Я склоняюсь к последнему варианту.
– Ангина может протекать и без температуры, – заметил Ларанский. – Есть список заболеваний, при которых пропадает голос или появляется хрипота. Ты уверена, что у нападавшего именно повреждено горло? Здесь легко ошибиться.
– Возможно, ошибаюсь. Но в том, что голос был специфический, я более чем уверена. Кстати, – я не сдержала самодовольной улыбки, – я попросила господина Тадеуша списки персонала и гостей. А ещё копии записей с камеры наблюдения. Но всё это будет завтра. Хотя думаю, тебе лучше будет спросить о них у инспектора Эминеску. Наверняка полиция их уже изъяла.
Ларанский улыбнулся ласковой меланхоличной улыбкой, отчего внутри заскреблось чувство, что мои слова восприняты со снисхождением.
– В том месте, где на меня напали, – устало проговорила я, сбрасывая неприятное чувство, – нет камер. Точнее, они есть, но конкретно там – слепое пятно. В отеле на данный момент присутствуют шесть гостей: Алекс Полерецкий, Раду и Алексия Тома, Призрак, Итальянка и я. Обслуживающий персонал составляет десять человек: господин Тадеуш, повар и его помощник, две горничные, два официанта, дворник, два охранника. В нетуристический сезон не имеет смысла держать больший персонал. Алекса и чету Тома я уже отбросила. Мы обедали с ними в столовой. Господин Тадеуш и Итальянка отпадают, поскольку рост слишком маленький. Также отпадают горничные и одна официантка, так как нападающий был мужчиной. Причём довольно высоким. Второй официант заболел, о чём сказал мне управляющий. Вот и остаётся либо Призрак, живущий напротив Итальянки, либо два охранника. Я ставлю на Призрака. Его рост подходит и у него паучьи пальцы.
Дан с нескрываемым уважением покачал головой. Он сложил пальцы домиком под подбородком. В этот момент художник был похож на учёного, решающего сложный математический ребус.
– Впечатляюще. Откуда такие выводы?
Я хмыкнула.
– Ты даже не спросишь, о ком я говорю?
– Вероятно, что Итальянка – это Алессия Сорентино из номера «триста тринадцать». Итальянская журналистка, блоггер и исследовательница паранормальных явлений. Призрак – Карл ван Янсен, инженер, специализирующийся на строительстве домов. Он сбежал в отпуск от своей благоверной. Продолжать?
– Впечатляет, – я принялась задумчиво накручивать локон на палец и иронично приподняла левую бровь. – Семейные отношения они такие. Никогда не знаешь вытащил ты счастливый билет или же пропуск в ад… Кстати, спасибо за цветы на день рождения. Но если решил начать отношения с другой, то этот жест излишен.
Недоумение отразилось на лице Дана буквально на долю секунды. Однако этого хватило, чтобы острая, как игла, догадка кольнула сознание.
Я отставила чашку в сторону и испытывающе уставилась на Ларанского.
– Это не ты прислал белую орхидею, верно? – негромко спросила я, глядя ему в лицо. – Ты ведь даже не знаешь, когда у меня день рождения.
Он молчал, словно не услышал моего вопроса. Усмехнувшись, я поднялась с дивана и принялась нервно расхаживать по гостиной. Ну конечно же! Господи! Какой же дурой надо быть, чтобы не заметить очевидного! Дан никогда бы не прислал цветы. У него была другая жизнь, и в этой жизни не было места прошлому.
Все было очевидно и просто. Но от этого не делалось менее больно. Я чувствовала так, словно душу вывернули наизнанку. Рациональная часть сознания цинично усмехалась: «Ждала принца – принц явился. Но кто сказал, что он тоскует по тебе?»
– Зачем ты приехал?
– Получил твоё сообщение, – ответил Ларанский, наблюдая за моими метаниями с несокрушимым спокойствием.
Захотелось стукнуть его, как следует, чтобы стереть с лица эту невозмутимость. Однако тотчас осадила себя – сделай я так, и напавшему на меня преступнику некого будет добивать.
– Я звонила тебе часа четыре назад. Ты не мог так быстро добраться из Города Грёз. Даже на самолёте. Что и у кого ты украл, Дан? Почему напали на меня, а не на твою новую пассию? Я имею право знать, что происходит.
Дан одним глотком допил кофе и поднялся с кресла.
– Меньше знаешь – крепче спишь, – непринуждённо ответил он, однако взгляд стал леденяще острым. Словно предупреждал, что дальнейшие расспросы бесполезны. – Спасибо за кофе, Рика. Закрывай дверь… Хотя, мне кажется, сегодня ночь пройдёт спокойно.
***
Ранним утром второго декабря мне было ни до романтических образов, ни до трагедий. Несмотря на то что я не проспала завтрак, в голове царил полнейший бардак. Отчасти из-за событий, которые не хотели увязываться в единую картину и порождали беспокойство. Отчасти из-за разговора с Ларанским, который затянулся далеко за полночь.
Дан не спешил делиться ни наблюдениями, ни выводами. Однако ясно было одно: если Ларанский в «Старом Замке», то его привело сюда какое-то дело. Более значительное, чем нападение на меня. Это удручало, но не удивляло.
В столовой царила напряжённая тишина. Супруги Тома предпочли дальний столик возле окна. Итальянка быстро выпила чашку кофе с круассаном и поспешила удалиться, эмоционально разговаривая по телефону. Призрак занял своё любимое место в углу, отгородившись ото всех газетой. Алекс отсутствовал вовсе. Впрочем, как и Ларанский.
Я хмуро поковыряла вилкой в омлете, отгоняя мысли о художнике. Появись Дан на месяц раньше, я почувствовала бы безмерную радость. Но сейчас… сейчас в его появлении мне мерещилось недоброе предзнаменование. И я никак не могла отделаться от смутной тревоги.
После завтрака я отправилась в библиотеку. Здесь было тихо и уютно. «Самое место, чтобы сосредоточиться на книге», – удовлетворённо подумала я и включила ноутбук.
Вскоре сама и не заметила, как заснула за столом, а мысли о судьбе персонажей превратились в тягучую серую массу сна.
Тихий скрип инвалидного кресла сработал как будильник.
– Слава Богу! – выдохнула госпожа Тома. – Честно говоря, я стала переживать, что должно произойти что-то плохое… О Рика! Библиотека не лучшее место, чтобы выспаться, не находите?
Я с трудом оторвала голову от стола и разлепила веки. Надо же! Даже не заметила, как заснула! Шея порядком затекла и теперь болезненно ныла. Из-за налипшего на окнах снега пространство казалось раздражающе светлым, и я недовольно сощурилась. За стенами отеля тоскливо завывал ветер. В этом было что-то поэтическое и грустное одновременно. Ценитель ярких романтических образов сказал бы, что природа предчувствует некую трагедию, которая вот-вот должна развернуться в стенах «Старого Замка».
Алексия лучезарно улыбнулась мне и махнула рукой. Светло-коричневый свитер, в тон клетчатому пледу, скрывающему парализованные ноги, придавал свежесть её бледному лицу.
Лопоухий Алекс уныло толкал кресло, и изо всех сил пытался подавить очередной зевок. Глядя на покрасневшие глаза и подрагивающие губы со шрамом, я с некоторой долей сочувствия отметила, что он не выспался так же, как и я.
Я шумно зевнула, прикрыв рот рукой, и смутилась.
– Честно говоря, надеялась, что две чашки зелёного чая помогут взбодриться. Пришла в библиотеку за вдохновением, но…
– Вместо музы посетил Морфей, – закончил за меня Алекс. Левую сторону его лица исказила едва уловимая усмешка.
Глядя на Полерецкого, я нахмурилась. Что-то изменилось в нём, но что не могла разобрать.
– Ты что? Парфюм сменил? – я вытянула шею и шумно принюхалась.
Он открыл было рот, чтобы ответить, но госпожа Тома торопливо обратилась к нему:
– Алекс, поставь меня, пожалуйста, возле окна. Спасибо, дорого́й. Не знаю, как бы я без тебя справилась, – она благодарственно сжала ладонь Полерецкого и тепло улыбнулась ему.
Я сделала вид, что не придала этому значения. Однако про себя отметила: жест казался куда более дружеским и тёплым, чем полагалось между работодателем и работником. А в голосе Алексии проскользнули покровительственные нотки. Так обычно обращаются или к детям, или к мужчинам, которым делают одолжение.
– Вы ожидали что-то плохое? – спросила я. – Почему вы так решили?
Мне показалось, что неожиданный вопрос удивил госпожу Тома. Она растерянно всплеснула руками.
– Просто так, безо всякой причины. Возможно, на меня подействовали крики бедной Анни. Я вдруг вспомнила легенду о Чёрном Монахе, которого обвинили в колдовстве и связи с Дьяволом и замучили в подвале этого замка. Возможно, сама надпись. «Малефициум». В переводе с латыни означает «колдовство». Знаете, страх бывает иррациональным. Как любит говорить мой муж: «Людям свойственно видеть паранормальное там, где его и в помине нет».
– Другими словами, вы считаете, что инцидент – не более, чем глупая шутка?
На губах Алексии заиграла снисходительная улыбка.
– Разумеется. Вы же не думаете, что про́клятая душа будет рисовать на стенах? – она скептично приподняла брови и перевела взгляд с меня на ноутбук. – Вы что-то пишете?
– Да, пишу, – я машинально поводила мышкой по столу. Монитор высветил экран блокировки. – Что-то вроде хобби.
– А о чём?
– Да так. Последняя книга в жанре детектива. Очень хотелось любовный роман. Но шесть трупов не вяжутся с романтикой.
– Какая убийственная любовь! – съерничал Полерецкий.
Ассистент стоял возле шкафа с историческими очерками и перелистывал толстенный том энциклопедии в бордовой обложке. Серьёзное выражение лица мне вдруг показалось напыщенным до карикатурности.
– Ещё одно слово, – вежливо прошипела я, – и я из тебя прототип сделаю. И убью. В первой же главе. А потом очень долго и нудно буду расследовать убийство твоего персонажа.
– Он будет высокий и очаровательный? – улыбнувшись, Алекс заломил бровь.
– Скорее такой же лопоухий и многоговорящий. Болтовня, знаешь ли, может стать прекрасным мотивом для убийства, – фыркнула я и перевела тему, которая занимала куда больше, чем неуклюжие попытки Полерецкого поддеть меня. – Алексия, вы говорили о Чёрном Монахе? Что это за легенда?
– Орден Дракона, членом которого являлся господарь Влад Второй, – меланхолично отозвалась госпожа Тома и прикрыла глаза, – охотился на ведьм и колдунов. Есть легенда, что одного монаха поймали во время сатанинского обряда. Его бросили в подземелье замка. Судьбу монаха должен был определить суд Святой Церкви. Но, увы, он не дожил до него. Умер той же ночью, когда его схватили. Говорят, что таким образом Дьявол решил прибрать себе его душу. И с тех пор призрак Чёрного Монаха периодически появляется в стенах отеля и пугает постояльцев. Местные поговаривают, что он – предвестник грядущей беды.
– Жуть какая. Не столько пугает призрак, сколько осознание бесконтрольной человеческой жестокости.
Алексия тяжело вздохнула. Похоже, ей тоже неоднократно приходили на ум те же мысли, и я невольно прониклась симпатией к этой женщине.
– Тогда были такие времена. Общество очень похоже на ребёнка, который растёт и развивается. Оно набирается опыта, учится отделять плохое от хорошего и приходит к пониманию что можно, а чего нельзя. Это очень долгий процесс. Если двухлетний малыш тычет вам пальцем в глаз, вы же не побежите в полицию писать заявление о причинении физического вреда, верно? То же и с обществом. И то, что сейчас нам кажется диким и жестоким, в былые времена считалось нормой.
– Цинично, но логично, – я задумчиво покачала головой. – Однако неужели кто-то в наше время поверит в существование привидений и проклятий?
– О да! – подал голос Полерецкий. Он поставил стопку нескольких томов на журнальный столик перед кожаным диваном и сел рядом. – Я утром был в следственном отделе и краем уха услышал разговор между инспектором и одним из его подчинённых. В полиции предполагают, что вчерашний инцидент не больше, чем дурацкая шутка одного из охранников. Дескать, он решил нагнать страху на гостей, чтобы поползли слухи о призраках, обитающих в замке. Купил в мясной лавке свиную кровь и разрисовал стену.
– И зачем это делать?
Алекс снисходительно посмотрел на меня, будто я не понимаю очевидного.
– Ну как же! Мистика отличный товар. Когда все вокруг будут говорить о привидениях в замке, от туристов не будет отбоя. Всем хочется столкнуться с чем-нибудь эдаким… Впрочем, это пока всего лишь предположения следствия. Найти вчерашнего охранника не удалось.
– То есть как? – удивилась я.
– А вот так. Его нет дома. А сегодня он не вышел на смену. Господин Тадеуш был очень разочарован тем, что некому следить за мониторами.
Я задумчиво посмотрела в окно, за которым вырисовывался заснеженный пейзаж Карпатских гор.
Что только не сделают люди, чтобы пробудить интерес в других? Конечно, истории об одержимостях, призраках и прочей нечисти всегда притягивают внимания. Они будоражат сознание, дразнят таинственностью и своей непостижимостью. Должна признаться, простое логичное объяснение вчерашнего происшествия почему-то привело меня в унылое настроение. Наверное, потому что идея с потревоженным духом привлекала больше, чем история с одуревшим от скуки охранником.
Размышляя над этим, я взяла ноутбук и вышла из библиотеки.
***
Говорят, хороший отдых имеет три составляющие: вкусная еда, неплохой сон и яркие впечатления. Что касается последнего, то его оказалось в избытке. Хватит на книгу, даже не на одну.
Я подняла голову и посмотрела на свинцовое небо.
Тяжёлые снежные тучи висели так низко, что, казалось, шпили «Старого Замка» царапают их. Морозный воздух кусал щёки. Дворник в тёмном пуховике энергично раскидывал снег лопатой неподалёку от главного входа в отель. Он недовольно посмотрел на меня, надвинул шапку на глаза и продолжил работу.
Сад, прилегающий к отелю, был огромным, напоминающим парк в Городе Грез. Вечнозелёные фигурки животных припорошил снег, а фонтанные статуэтки казались грязно-серыми на фоне ослепительной белизны.
Я поплотнее закуталась в шарф и медленно направилась в сторону садового лабиринта. Слишком много событий произошло за последние два дня. Невольно подумалось, что я, как магнит, притягиваю к себе неприятности. Они нашли меня даже в полупустом отеле в отдаленном уголке Румынии. И как тут не поверить в мистику?
Впрочем, прогуляться в одиночестве не удалось. На главной подъездной дорожке остановилось такси, и из него появилась грузная фигура профессора Тома. Он махнул рукой и, быстро расплатившись, направился в мою сторону.
По позвоночнику пробежала неприятная дрожь. Меньше всего хотелось пересекаться с профессором и особенно беседовать один на один. «Тем не менее у него сто́ит узнать про книгу и отношения с Алексом», – подумала я, вспомнив, как Полерецкий угрожал убить «чёртового старикашку». – «Интересно, что госпожа Тома нашла в таком отвратительном человеке?» В груди шевельнулось сочувствие к Алексии. Когда-то ей приходилось спать с ним. Невесть откуда в голову пришла мысль, что будь у меня выбор, исполнять супружеский долг с профессором или сесть в инвалидное кресло, я бы предпочла последнее.
Профессор Тома, широко улыбнулся. И без того красное лицо с проступающими сосудами казалось багровым от мороза.
– Сегодня чудесная погода, не находите? Однако местные жители непривычны к внезапному снегопаду. Многие волнуются, как бы ни пришлось закрывать школы и детские сады из-за морозов.
Я равнодушно пожала плечами.
– Минус восемь. Не так уж и холодно. Вы были в городе?
– О да! Навещал своего старинного друга. Он переехал сюда лет десять назад. Интереснейшая личность, между прочим, большой поклонник истории и оккультизма. Где он только не бывал!
«Как-то много приходится любителей истории и оккультизма на одно место», – мрачно подумала я, вспомнив, что Итальянка тоже является исследователем паранормального. Кстати, не потому ли вдруг погас свет и замок огласил нечеловеческий крик? Получился бы неплохой сюжет для сайта сверхъестественных историй. Но вслух спросила:
– Дайте-ка догадаюсь. Случайно, не из-за Дракулы и Ордена Дракона ваш друг переехал в этот городок?
Тома рассмеялся, будто я удачно пошутила.
– Именно! Но и не только из-за этого.
– Чёрный Монах?
– О! Вижу, вы уже узнали историю несчастного монаха, которого замучили в подвалах этого замка.
Я кивнула и медленно зашагала к садовому лабиринту. Профессор подстроился под мой шаг. Какое-то время мы молчали, но даже его простого присутствия хватило для того, чтобы неуютно ежиться и думать о том, что компания привидения пришлась бы мне больше по душе.