Реба бесплатное чтение

Так жить нельзя. Сколько можно умирать с похмелья, винить себя и окружающих, пугать страшными звуками унитаз и соседей и терять, терять, терять самое драгоценное. Жизнь.

Женя приняла решение. Решение было не совсем волевое, но шло из самой глубины души и сознания. Решение звучало так: Надо что-то делать. Так жить нельзя. Как жить можно – Женя ответить не могла.

Собрали «семейный совет» и постановили. Сначала отправить Евгению в клинику для детоксикации, а потом в реабилитационный центр на неопределенный срок. Слова звучали угрожающе «детокс», «клиника», «срок»… Но еще серьезнее выглядели перспективы жить с этим опухшим лицом, дрожащими руками, бешено колотящимся сердцем и пустой тупой головой. На совете присутствовали отец Женьки, муж, свекровь, сын и дочь. Гарик, муж, сам страдал от похмелья, но держался мужественно. Андрей – сын, обнимал мать и выказывал всяческую поддержку. Анатолий Семёнович и мама Гарика обещали оплатить, поддержать, присмотреть и все в таком духе. По Саньке – дочке, которой на днях должно было исполниться 12 лет, сказать было ничего нельзя. Мама уезжает в больницу? – Ну, ок, чё.

Едем. Евгению в такси в город сопровождал сын. Великовозрастный, но такой юный и непутевый. А еще на священника выучился. Он всю дорогу пытался поддержать Женю и рассказывал ей какие-то умные вещи, от которых ее тошнило. Она мужественно держалась и ни разу не попросила остановить проклятый джип, который шатало и болтало как уазик. Когда Жене попадалось отражение в зеркале бокового вида собственное лицо, еще сложнее было не вырвать. Едем.

Дочь, муж, родители, работа – обрывками мысли наслаивались и теснились. Надо сообщить, нужно организовать, не забыть. Господи, когда мы уже приедем. Наконец, показалось огромное красное здание клиники. Сигарета показалась горькой и тошнотворной, как весь мир вокруг. Серое январское небо, лужи и грязь, мрачное лицо водителя, с которым сын пытался договориться о дороге назад. Её же ждала только дорога в никуда.

В клинике пахло деньгами. Женю проводили к главврачу. Аранбек Казематович или Ахалай Матерщиннович – непонятно. Да и неважно. С серьезным лицом проверил пульс, давление, заполнил бумажки и начал раскручивать взволнованного парня и его еле живую мать.

– Капельница, которая четыре с половиной, это, конечно, хорошо. Но, та, что за семь – она и токсины лучше выводит, и печень чистит. А анализ на выходе? Всего то три тыщи. Позвоните, конечно, узнайте. А я – да, я врач с 30летним стажем, знаю, что говорю…

Отец Жени был непреклонен. Договорились по четыре с половиной, и нечего тут. По телефону дал внуку четкие инструкции. Не на того напали. Ишь, гиппократы-бизнесмены. Нас не проведешь!

Андрей расплатился и поцеловал Женьку.

–Держись, мам. Восприми все это как испытание воли. Будь сильной.

Ушел. Уехал. Совсем одна. Женя поплелась за медсестрой в палату.

– Телефон отдать. Сумку открыть. Раздеться до трусов.

Жене было абсолютно все равно. И даже не стыдно своих распластавшихся по кровати грудей. Какой-то паренек истыкал всю руку, пытаясь найти вену и поставить катетер. «Практикант,» – вяло думала Женька, – «За четыре с половиной тысячи в день могли бы и не проводить на мне опыты. Ну да, сама заслужила.»

Мысль о том, что сама виновата, посещала впоследствии Женю бесчисленное количество раз.

Капельница не принесла облегчения, но Женя осмотрелась. Всего в палате было две кровати. Одну теперь занимало тело Жеки с торчащими из него трубками, а на второй с любопытством глазела на Женьку какая-то тетка неопределенного возраста.

– Да, не холодно, и не душно. А скоро дети приедут. Но, я не знаю, я их боюсь. Твари, телефон мой отобрали и сломали. Ты кто? Я вот тут ненадолго. Тут не холодно, и не душно.

Зашла медсестра, зыркнула на тетку и пожала плечами, глядя на Женю.

–Не слушайте ее. Алкашка она.

«А я-то кто? Она самая и есть», – пронеслось в голове женщины. Говорить не хотелось, да и не было сил.

Гудение тетки раздражало. Не усыпляло. Было душно. Не холодно, но душно. Окна открывать нельзя. Женя лежала и пыталась думать. Хотя бы небольшой план составить. Минимальный. На день. Смешно. Было бы смешно, если бы не было так грустно.

Позвали есть. На кухне сидело человек десять мужчин. Ну как мужчин – опухших, корявых, хромающих и вонючих получеловеков. Из женщин – Женя, тетка и медсестра. Есть не хотелось. Тарелку с каким-то супом Женя брать побоялась – разольет же – сто процентов. Взяла кашу и попросила уйти в палату. Добрая медсестра вроде бы поняла истинный мотив пациентки и разрешила.

День тянулся, как сопля. Тухлая и вонючая. Вечером опять капельница. И из событий – выпускали всех хором курить во двор. Женя забыла дома зажигалку. «Дома». Звучало как «на другой планете». Приходилось у этих вонючих просить огня. Женя старалась просить у кого-то одного. Но, почему-то получеловеки выходили курить не оптом. Ну да ладно, какое-никакое разнообразие. Выходили раз пять за день.

Тетку к вечеру забрали. Твари-дети, наверное. Женя решила, что это здорово и одной будет лучше. Но, свято место – пусто не бывает. Появилась шумная и пьяная молодая девушка. Татарка Ильмира.

– В смысле, отдай телефон? В каком это смысле? Нет, я не отдам! С какой стати! Вы знаете, сколько он стоит? С чего я буду его отдавать? Шайтан алгыры!

– Успокойся, кызым. Ляг. Такие правила. Сейчас сделаем капельницу – поспишь.

– Я боюсь. Мне никогда не делали то. Это как? Больно? Мне надо позвонить…Алло, улым, мама скоро приедет. Спи. Да, ай бет, нет, да,…

Это продолжалось, пока медсестра не отобрала телефон, и бормотание Ильмиры не сменилось тихим довольным храпом.

Женя смотрела в потолок и думала.

Двадцать лет жизни прошло почти в постоянном вечернем опьянении. Оно не давало удовлетворения, не давало эйфории, алкоголь приносил безразличие и чувство защищенности. Муж – Гарик– потерял к Жене интерес. Он, конечно, привык к ней и любил. Но, как женщина, как человек – она его не очень интересовала. Дочь относилась к Жене, как к источнику знаний или, скорее, прибору для выполнения домашних заданий, ну и в принципе, как к необходимой в хозяйстве вещи. Сын давно стал взрослым и самостоятельным. Оставалась работа. Женя любила свою работу. У нее был свой кабинет психологической помощи. Странно, но люди верили ей, обращались и никогда не предавали.

Года два назад у Жени началась депрессия, сопровождаемая патомимией. Патомимию – самоповреждение кожи спины, шеи и лица – Женя диагностировала у себя сама. Как и депрессию. Будучи неплохим психологом, она нещадно занималась самокопанием и прекрасно понимала причины и следствия селфхарма, депрессии и алкоголизма. Но, выхода не видела. Именитые психиатры и психотерапевты подтверждали диагнозы Евгении, но тоже не могли дать инструкцию или хотя бы дельный совет по выходу из этой ямы.

Со стороны казалось, что Женя зажралась. Имея прекрасную семью, любящего мужа, чудесную и доходную работу, она страдала и пила. У Жени было два кота и два состояния души. Мейн-кун Остап был веселым, энергичным и ласковым активистом, а Яков – британец – хмурым, сонным и негативным товарищем. Точно так же кидало и женщину. То жизнь была светла и безоблачна, а то вдруг (каждый день, вообще-то, а не вдруг) наступало состояние тоски, сплина и меланхолии. Женя читала и о эмоциональном выгорании, и о гормональных изменениях, и о врожденной нехватке серотонина, и еще кучу умной и профессиональной литературы. Ничего не могло поставить ее мышление и отношение к жизни на нужные рельсы. Самое обидное было то, что будучи «такой умной», Евгения была «такой несчастной».

Многие причины Женя находила в отношении к ней мужа. Она любила Игорька, видела много плюсов и замечательных качеств в своем мужчине. Он был прекрасным отцом, трудолюбивым добытчиком и юморным собеседником. Но, Жене нужен был постоянный «конфетно-букетный» период, восхищение и признание, страсть и забота, прикосновения и взгляды. Короче, зажралась. Муж тоже любил приложиться к бутылке после работы. Он же мужчина – ему можно, в конце концов. Женя не воспринимала эту привычку как оскорбление, но Гоша становился раздражительным и очень агрессивным в состоянии опьянения. Придирался к жене, оскорблял ее и мог даже ударить.

Женя винила себя и входила в замкнутый круг. Вина – алкоголь – стыд – депрессия – алкоголь – саморазрушение – вина… Не было света в конце туннеля. И это тоже у Жени вызывало отвращение. Посмотрите на эту страдалицу! Руки – ноги – есть, родители живы, дети – здоровы, семья, работа…А смысл то в чем?

Утро пробилось в затемненные окна. Ожившая Ильмира что-то рассказывала и строила планы. Она ничего не спрашивала, и Женя была ей за это благодарна. Еще один день прошел в том же режиме. Завтрак, капельница, перекур, обед, капельница, перекур…

На третий день Жене удалось позвонить домой и выяснить дальнейший план действий.

– Тебя заберет Виталий и отвезет в центр. Там ты пробудешь столько, сколько посчитаешь нужным. Да, и не торопись. – сказал отец.

Женю еще пошатывало, и координация движений была не очень. Она с удовольствием вдохнула свежий воздух и села рядом с водителем в старенький «Ниссан». Невысокий, темноглазый Виталий был разговорчив. Бывший наркоман, он работал в центре и рассказывал всякие милые вещи о нем. Женя слушала вполуха. Она не успевала отвечать на звонки мужа, мамы, сына, друзей. Виталий уверял, что, хоть телефон в центре и заберут, Женя всегда сможет быть на связи с родными через консультантов и через непосредственно самого Виталия.

– Мы живем дружно, сами готовим, сами развлекаемся. Восемь девушек разного возраста и сорок мужчин. Дружная семья. Все необходимое есть, не волнуйся.

Женя не волновалась. Она постепенно впадала в знакомое состояние безразличия. Попросила заехать в магазин. Купила блок сигарет, зажигалку (наконец-то), полотенце, шампунь и носки. Спросила, что может понадобиться.

–Может, я книжку куплю?

–У нас прекрасная библиотека! – уверил Виталий.

Центр города остался позади. Пошла какая-то промзона. Грязь, заборы, ухабы. Через минут сорок подъехали к двухэтажному зданию, огражденному высоким забором с колючей проволокой. Окна зарешечены. Женя не очень удивилась. Все равно, вообще.

Виталий кликнул кого-то по имени Иван. Тот оказался высоким худым парнем лет тридцати-пяти. Иван взял сумку Жени и жестом пригласил женщину следовать за собой. Они вошли в здание. Сразу же Женя уткнулась взглядом в рукописный плакат, который гласил:

«ПРАВИЛА ДОМА»

Наедине с противоположным полом не оставаться

На корточках не сидеть, сленг не использовать, прозвищами не называть

Короткие футболки и шорты – не носить

Косметика и краска девушкам – не разрешается

Прием дома осуществляет ХД, прием столовой – ШК

Время РПЗ использовать по назначению (подготовка к МГ и т.д.)

Прием пищи в не столовой – не разрешается

Вход к К без стука и ответа – не разрешается

Нарушение Стоп-Линии – 20 Своеволий

До подъема и после отбоя – не вставать

Соблюдать решим РНТ

ГРАНИЦЫ БЕЗОПАСНОСТИ – НЕ НАРУШАТЬ!

Женя просканировала все орфографические и пунктуационные ошибки, вздохнула и стала подниматься на второй этаж за Иваном.

В комнате под названием «Консультантская» Женю встретил субтильный паренек в очках и со стильной прической – Алмаз. Женя устало плюхнулась на стул и стала отвечать на вопросы. Кто, откуда, почему, сколько, как…Телефон, зарядное устройство к нему и к зубной щетке, паспорт, зажигалку (блин), ботинки – забрали, сумку проверили и Женя поплелась за Иваном дальше.

Из комнаты с любопытством выглядывала молодая коротко-стриженная девчонка.

– Эльвирка, как себя чувствуешь? – поинтересовался Иван.

– Уже нормально. – Эльвира принялась глупо хихикать. – Хочется вниз, ну да что делать. Посижу уж с новенькой.

Женя сообразила, что сидеть нужно с ней. Она прошла в комнату, в которой находилось восемь кроватей, стол и что-то вроде полок. Заметила дверь в туалет. Спросила – можно ли воспользоваться.

– Конечно! Хотите – помойтесь. Сейчас все внизу, в групповой. Так что, никто мешать не будет.

Женька бросила вещи возле своей (по указанию Эльвиры) кровати, прошла в туалетную комнату, разделась и с удовольствием встала под душ. «Не так уж все и плохо» – подумала она. Вода шла теплая, было тихо и как-то спокойно.

После душа Женя улеглась на кровать и завела разговор с соседкой.

– Можно на «ты»?

– Конечно! Здорово, что вы приехали. Девчонок у нас мало. Я вот, тут у нас – Диля, тут – Лена и Вера. Здесь спит Джамиля, над ней – Лениза, а рядом с вами будет Руфина.

– А ты давно здесь?

– Четыре месяца. Я вообще-то, из Москвы. Меня сюда сестра сдала. Я-наркоманка. Конченная. Ага. И сидела два раза. За кражи. Люблю воровать.

Женя постаралась не выражать удивления. Ну, подумаешь, сидевшая наркоманка. Эка невидаль!

– А сколько тебе лет, Эльвир?

– Двадцать семь.

– Моему сыну столько же.

Вечером пришли остальные жилички. Диля – молчаливая худенькая девушка с лицом, избитым оспой. Лена – маленькая и без шеи. Наркоманки. Алкоголиками представились Джамиля, которая выглядела намного старше своих сорока пяти лет, Вера, которой, напротив, никак нельзя было дать ее шестьдесят, Лениза – надменная и молчаливая, и Руфина – симпатичная молодая девчонка, которой оказалось тридцать три года. У всех были дети, про которых они не уставали говорить.

Джамиля взяла неофициальное руководство над Женей.

– Смотри, надо написать сразу список, что тебе необходимо и отдать консультантам или психологу. Садись, будем писать.

Куда садиться – непонятно. Женя присела на краешек своей кровати.

–Конфеты, печенье, халва, зефир…

– Но, я не..

– Так надо. Пиши. Теплые носки, прокладки, мыло и шампунь, так…ножнички у тебя есть, Нет? Пиши и их – но, отдашь маникюрные принадлежности консультантам – они подпишут и будут выдавать по необходимости. Так, что еще…Крем для рук напиши и гигиеничку. Ужас, как здесь кожа сохнет. А, штаны у тебя не в обтяжку то есть? Напиши. Подумай еще.

– Книжку напишу.

– Пфф…Книжку нельзя. Ты еще телевизор напиши.

Лена и Лениза захихикали. Диля легла на свою койку и повернулась ко всем спиной. Эльвира уже минут десять занимала туалет, а Вера что-то писала в тетради.

– Ты будешь завтра спускаться в семью? – спросила Джамиля.

– Ну да, – ответила Женя не совсем понимая, что это значит, но догадываясь, что по крайней мере, не будет сидеть в комнате одна (или с Эльвирой, что не очень отличалось).

Кто-то в коридоре закричал: «Отбой будет через пять минут!» Все стали спешно укладываться в кровати.