Анютка едет в гости бесплатное чтение

***

– Старик, ты обязан меня выручить!

– Обязан? Тебя?.. Вот еще! Кого угодно, только не тебя.

– Конечно, обязан. Хотя бы ради нашего прошлого.

– А что такого было в нашем прошлом? Лично я ничего такого не помню.

– Как же, а детский сад! Забыл, как мы сидели на соседних горшках?!

Витек вонзил в меня умоляющий взгляд и сложил брови домиком. Когда он так смотрит, любое сердце тает, как масло под раскаленным ножом. Конечно, чаще всего под натиском этого шалопая тают женские сердца, я бы даже сказал, девичьи. Но если Витек постарается, то может растопить любое сердце, даже самое черствое и не самое девичье. Мой же мотор являл собой двигатель среднестатистического сгорания. Не девичий, но не чуждый чужим страданиям и способный сопереживать. К тому же я обладаю мягким характером, что скорее мешает, чем помогает в жизни. Многие говорят, что мягкосердечие – мой основной недостаток. По мне, иметь мягкое сердце не так уж и плохо, но если о нем знают окружающие, то это не так уж и хорошо. Для карьеры, по крайней мере.

Секретов от Витька у меня нет, поскольку он, безусловно, прав относительно общего прошлого. Росли мы в одном дворе, хотя я, конечно в этом не виноват. Просто так пожелали небеса. Выбора у меня не было, и потому мы с Витьком ходили в один детсад и в одну школу, занимались в одних секциях и даже в драках обычно участвовали одних и тех же. Виновником боестолкновений обычно выступал Витек. А меня в них втягивал круговорот событий, к которым он обязательно оказывался причастен. Мало кто упрекнет моего закадычного дружка в поведении, достойном джентльмена. Если под руку подворачивается возможность похулиганить, Витек ее не упускает.

Мы выросли, и судьба вознаградила нас профессиями, достойными характеров. Я окончил исторический факультет, но устроиться сумел лишь в областной краеведческий музей. Иногда провожу экскурсии, это обязан уметь делать каждый музейный работник. Однако большей частью сижу над архивными документами, изучаю мемории и чужие труды, попутно кропаю то, что когда-нибудь, надеюсь, признают ценным научным трудом. Моя рабочая жизнь была неимоверно скучна, и частная жизнь тоже наверняка была бы скучной, если бы не Витек. Он даже сам себе скучать не дает, не говоря уже об окружающих. Впрочем, нет, забыл важную деталь, существует ведь еще и Владик, третий наш друг, который тоже не дает нам скучать, хотя большей частью, как у многих известных убийц, получается это у него непредумышленно. Владик, как и Витек, когда-то восседал в нашем детсаду с задумчивым видом на соседнем горшке. А чуть позже с обычно рассеянным видом постигал вместе с нами основополагающие знания, сидя за соседней школьной партой и иногда глубокомысленно ковыряя в носу. Жаль, но те счастливые дни давно миновали.

Если бы мне предложили выбрать человека-катастрофу, чемпиона мира в данной категории, я бы растерялся. Мой голос пришлось бы разделить поровну между Витьком и Владиком. Первый хоть и стал бизнесменом, но как был в детстве неуемным и бесшабашным, таким им и остался. Он их тех вечно активных парней, кто держит нос по ветру. Стоит его чуткому обонянию уловить хотя бы признак авантюры, как Витек срывается с места и с головой погружается в пучину неизвестности, регулярно наживая неприятности даже не столько для себя, сколько для других. Владик отнюдь не холерик, но и спокойным его не назовешь. Природа не наградила его выдающимися умственными способностями, но парня это не беспокоит. Возможно, он даже об этом не догадывается.

У Владика нет конкретной цели в жизни и заветной мечты, в то время как у Витька жизненная цель только за день может поменяться несколько раз. Возможно, это связано с финансовым вопросом. Когда бюджет у тебя набит банкнотами, под кроватью надежно спрятан золотой запас, а в сейфе припасен на черный день золотовалютный запас, сложно мечтать о чем-то труднодостижимом. Если у тебя появляется мечта или заветная цель, ты просто немного сокращаешь профицит своего личного бюджета, отсчитываешь пачки купюр заинтересованным лица, и вот уже в своем ежедневнике поставленную цель можно зачеркивать, как достигнутую. В отличие от Витька, и уже тем более от меня, дефицита средств у Владика не имеется. Его кошелек всегда туго набит наличными. Вернее, банковскими картами, потому что такие люди, как Владик, наличные с собой не таскают. Денег у него столько, что если бы ему взбрело в голову таскать наличность, то вместо портмоне ему пришлось бы использовать грузовик, а то и целую автоколонну. Владик в этом, конечно, не виноват, родителей не выбирают, а его непосредственный предок по мужской линии много лет уже трудится заместителем губернатора, считай вице-губернатором.

Мама Владика, передавшая сыну гены успеха по женской линии, в чиновники не пошла, зато она успешно руководит сотней, если не тысячей, фирм, которые папа, как подозревает неугомонная оппозиция, оформил на подставных людей. Оно и понятно, ведь чиновникам заниматься бизнесом запрещено. А если один предок сидит в высоком кабинете, а другой в поте лица на бирже управляет финансовыми потоками, то рано или поздно интересы могут совпасть, и благодаря таким совпадениям Владик катается как сыр в масле, хотя это и накладывает негативный отпечаток на его устремления. Родители спят и видят, чтобы отпрыск пошел по их стопам. То есть, чтобы ревностно работал на государство, не забывая наполнять при этом свой собственный карман. Однако Владик пока их ожиданий не оправдывает, потому что он, чего уж таить, откровенный лодырь и лентяй. У него никогда ни в чем не было недостатка, поэтому и к жизни он относится легко и удивляется, как наивное дитя, когда перед ним внезапно восстают труднопреодолимые преграды. Случается, что в такие моменты Владик начинает паниковать. Наверное, будь его воля, он уехал бы на живописный тихоокеанский остров, устроился бы навеки в шезлонге, да и возлежал бы, изредка благодарно принимая из рук крутобедрой, смуглой и белозубой официантки освежающий коктейль. Но в таком случае родители лишили бы его финансирования, а Владик не из тех деляг, кто спокойно может отмахнуться от финансовых санкций и сказать: «И это все, на что вы способны?» Словом, такие вот у меня друзья, и мне они, как братья. Владик и Витек часто бесстыдно пользуются этим, зная, что я не смогу отказать им в просьбе. Когда такое происходит, корабль моей размеренной жизни резко меняет курс и уверенно направляется в сторону ближайшего десятибалльного шторма, отыскивая по пути подходящие рифы. Предвидя подобное развитие событий, на этот раз я твердо решил Витьку отказать, о чем бы он ни попросил. И, как всегда, события развернулись по избитому сценарию, который обещал мне неблагоприятные последствия и новую прядь седых волос.

– Так ты не встретишь на вокзале мою тетю? – буравя меня подозрительным взглядом, который, вероятно, должен был что-то означать, с напором повторил Витек.

– Нет, я же сказал. Не буду никого встречать, в моем расписании сегодняшнего дня не запланировано ни одной встречи, ни с одной тетей. Будь она даже тетей президента, я бы не стал ее встречать.

– Только она не тетя президента, тетю президента и я бы не стал встречать, – возразил Витек, недовольно пошевелив бровями. – Ее бы встречали губернатор и его свита, а меня бы затерли в толпе. Ты, наверное, меня не так понял. Объясняю еще раз: мне сегодня обязательно надо встретить мою тетю. Я ее безумно люблю. Можно сказать, обожаю, не чаю в ней души. Если хочешь знать, именно она несла меня домой из роддома и по пути сюсюкала, тетешкала и щекотала.

– В таком случае, ты совершишь преступление, если не встретишь ее лично. Причем тут я? И вообще, представь, что она сгорает от нетерпения в предвкушении встречи с тобой, что она захочет тебя пощекотать и потетешкать сразу, как ступит на перрон? Когда она увидит, что встречать ее явился не любимый племяш, а его дешевый заменитель, то может начать тетешкать и щекотать меня, пока запал не прошел. А я не люблю и не хочу, чтобы меня щекотали и тетешкали. Вот тебе еще одна веская причина для отказа.

– Все правильно говоришь, Юрик, прямо все расставил по своим местам. Вот и я этому оболтусу все утро твержу. Говорю, давай встретим твою тетю вместе, мы же официальная пара. А он в ответ бормочет нечто невразумительное насчет того, что его тетя, мол, тонкая натура, не готова еще к встрече с его невестой, как будто невесту он выписал по почте прямо из ада. Дескать, для его нежной тетушки внезапное известие о нашей свадьбе может стать ударом, а она не из тех, кто способен пережить такой удар без серьезных последствий. Она, мол, старая дева и не одобряет девиц, которые в молодости безрассудно выскакивают замуж за кого ни попадя. Уперся, как баран.

Читатель, вероятно, уже догадался, что последние слова принадлежат не Витьку. Ну и не мне, конечно. Ведь я и есть Юрик. Автор скороговорки – Даша, которая совершенно искренне считает себя невестой Витька. Могу заметить, что она не первая девушка, совершившая подобную ошибку. Я же не сказал о Витьке еще самого главного. Мой друг – жуткий ловелас, не рекордсмен мира, конечно, но мастер спорта, это точно, если такое занятие когда-нибудь ранжируют в статусе вида спорта. Влюбляется он буквально на каждом шагу с тех самых пор, когда в упомянутом уже мною детсаду встретил девочку по имени Настя и с ходу предложил ей выйти за него замуж. Не удивлюсь, если выросшая Настя до сих пор вздрагивает и нервно подпрыгивает на месте, когда солидные женихи предлагают то, от чего ей достало ума отказаться еще чуть ли не в младенческом возрасте.

Витек, вероятно, влюбляется даже во сне, когда ему грезятся разнообразные девицы. Достаточно сказать, что к своим двадцати пяти годам Витек уже трижды был разведен, а еще шесть раз ему приходилось делить свой бизнес, потому что претендовали на него не только законные жены. В трех случаях часть бизнеса он отдал женам при разводе. А в трех оставшихся произошло то же самое, только развод был неофициальным, и доля бизнеса доставалась, с позволения сказать, нелегальным спутницам или полуженам, как называет их сам Витек. Наверное, он давно стал бы олигархом, если бы не любовные похождения. Как человек, в глубине души благородный по отношению к прекрасному полу, Витек при расставании не спорит и соглашается на любые условия, выдвинутые ушлыми девицами. Однажды официальный и неофициальный разводы совпали по времени. Витек выкрутился только чудом, а так вполне мог оказаться и на паперти.

Увы, он ничего не может с собой поделать. Витек ровно миллион и один раз давал клятву женам, невестам, любовницам и нам, его друзьям, что никогда больше не влюбится и никому не изменит. Но затем ровно миллион и один раз извинялся за то, что нарушил клятву. Ведь он из тех людей, что ярко переживают любовные волнения, кто искренне кается и пускает нефальшивую слезу. Но он и из тех, кто быстро все забывает и кого невзгоды не могут положить на лопатки. Кажется, все, он уже проиграл свою очередную схватку, а имя его теперь навеки будет покрыто позором. Однако смотришь, на следующий день Витек вновь лучезарно и беззаботно улыбается жизни, словно не было кошмара вчерашнего дня, и жизнь, что еще более необъяснимо, отвечает ему тем же. Умеет он как-то уйти и от позора, и ответственности. Наверное, Витьку от рождения был придан опытный ангел-хранитель, оберегающий уже не первого ловеласа в своей небесной истории.

В тот период времени, о котором идет повествование, Витек официально встречался с Дашей, дамой серьезной, хотя и нашей сверстницей. К своим годам она усердием и наглостью добилась положения в обществе. Даша – успешная бизнес-леди. Состоит в политической партии, не знаю в какой, и время от времени выступает перед обществом, обрушивая на бедные головы, выбранные ею в виде мишени, ушаты критики. У нее имеется собственная галерея, а деньги она поистине каким-то загадочным образом зарабатывает на культуре. Как она это делает, ума не приложу. Мне этого не понять. Я тоже тружусь в сфере культуры, но моей зарплаты хватает лишь на то, чтобы поддерживать мой вес на уровне 65 килограммов при росте в 175 сантиметров, раз в два года менять туфли и раз в три года покупать новые штаны.

– Встретишь тетю или нет? – прорычал, теряя терпение, Витек и, украдкой покосившись на Дашу, злобно пнул меня ногой под столом.

Я не взвыл лишь потому, что Витек и раньше пинал меня под всевозможными столами, так что у меня выработался иммунитет. Мы сидели в музее, в моем небольшом кабинетике, за моим рабочим столом, заставленным археологическими ценностями, которые на самом деле были дешевым хламом. Обстановка, вероятно, сама располагала к тому, чтобы кто-то кого-то незаметно пнул ногой. Витек не мог упустить такую возможность. Но поскольку я решил хранить твердость и отказать, то набрался смелости и пнул Витька в ответ. Согласно моему расчету, получив такой отпор, он должен был охнуть от боли, прийти в себя, извиниться, откланяться и уйти ни с чем. Но вместо этого по ту сторону стола раздался пронзительный и возмущенный вопль Даши, а из ее ноздрей вырвались языки пламени, глаза яростно засверкали, и это сияние не предвещало мне ничего хорошего. Она вскочила со стула резче, чем баллистическая ракета уходит со старта.

– Витя, он меня пнул! – с негодованием воскликнула Даша, и надо признать, что ее слова не были лишены правды.

– Что?! – подскочил со стула Витек и свирепо уставился на меня.

– Ч-что?… – спросил я внезапно осипшим голосом и, раз все поднялись со стульев, тоже поднялся со стула.

– Что у тебя за друзья такие? – кипела Даша, во взгляде которой не было и тени дружелюбия. – Один плюется, другой – пинается!

– Плюется? – изумился я; если она имеет в виду меня, то обвинение голословно, ведь да, я пнул ее маленько, но уж точно в нее не плевался. Это была чистой воды клевета в мой адрес.

– Да это она про Владика, – невозмутимо объяснил Витек, по моему ввиду понявший, что я все обвинения принял на собственный адрес. – Понимаешь, ему недавно выбили передний зуб, или даже пару клыков, точно не помню. И он по недоразумению считает, что произошло это по моей вине. Долгая история, не хочу утомлять. Словом, пересеклись мы с ним после того недоразумения в кафе. Он шел к стоматологу и заглянул в бар, чтобы как любой крепкий мужчина перехватить рюмку-другую обезболивающего перед тем, как услышать бормашину. А мы с Дашей зашли туда же выпить кофе. Увидев нас, он сделал стойку, уши так и встали торчком. Затем накинулся, как коршун на цыплят, и давай на нас орать. А зубов-то у него больше нет! В результате мы с Дашкой попали в зону влажного поражения. Неловко получилось. Я-то ничего, утерся и забыл, а вот Даше увлажнение не понравилось, до сих пор забыть не может.

Видимо, вспомнив об инциденте, Даша фыркнула, как лошадь, которой на ладошке подсунули гнилое яблоко, а сказали, что это деликатес.

– Не волнуйся, с Владиком уже можно общаться, – продолжал Витек. – Зубы ему, вроде, вставили, клыки заменили, так что он больше не плюется. По крайней мере, без веского повода. Погоди, а зачем ты все-таки пнул мою невесту?

– Хотел проверить, настоящая ли она, – прошипел я.

Златовласая Даша с подозрением взглянула на меня, нахмурила, а затем разгладила чистый белый лобик и вновь демонстративно фыркнула, все еще пародируя несчастную обманутую лошадь, которой неизвестно кто и неизвестно зачем подсунул гнилое яблоко. К счастью, Даша, видимо, быстро пришла к заключению, что в моем роду не обошлось без умалишенных. Данное обстоятельство как-то оправдало меня в ее глазах. Она грациозно поднялась со стула, на который снова приземлилась, когда Витек рассказывал о Владике, фыркнула еще раз, видимо, на случай, если предыдущие подобные попытки не произвели должного эффекта, и направилась к выходу из кабинета, подчеркнуто сухо сообщив жениху, что подождет его внизу, у входа в музей.

– На улице, по крайней мере, полно приличных людей, – объяснила она, остановившись в дверях и стараясь по максимуму охлаждать слова, чтобы жалили острее. – Там трудно встретить человека, который при каждом удобном случае пинает тебя и плюется. Не то, что здесь.

– Прости, я же случайно, – пробормотал я в смущении. – К тому же я не плевался…

– Не удивлюсь, если узнаю, что ты десятками поставляешь в травмпункт клиентов музея. Может, тебя даже специально этому обучили.

– Посетителей…

– Что?!

– В музее не клиенты, а посетители.

– Он еще и хамит, – возмущенно заключила Даша, гордо вскинула подбородок и ушла, на этот раз окончательно и бесповоротно.

– Уф, – выдохнул Витек, довольно похоже изображая напоровшийся на гвоздь футбольный мяч, из которого начал выходить воздух. – Кажется, пронесло. Надеюсь, она ни о чем не догадалась.

– Не догадалась? Даже я не догадался и не могу догадаться, о чем она не догадалась. Догадаешься тут с тобой. А ну, рассказывай, что ты задумал! Какая еще тетя? Тем более любимая?! Я знаю тебя всю жизнь и еще не видел у тебя ни одной любимой тети.

– Конечно, нет у меня никакой любимой тети, – огрызнулся Витек, щелкнув зубами и опасливо покосившись на дверь за своей спиной. – Откуда у меня любимая тетя? Есть у меня, конечно, пара теть, но они меня не любят, и я их тоже не очень. Мы не общаемся. Скажешь тоже. Это я так, для конспирации тетю приплел.

– В таком случае, вокзал отменяется? Зачем же ты целый час ездил мне по ушам какой-то тетей, которая якобы сегодня скоропостижно прибывает в наш древний провинциальный городок, чтобы почтить его высочайшим визитом.

Вместо ответа Витек порылся во внутреннем кармане пиджака и выудил оттуда фотографию. Качество было не очень, должно быть, ее скачали из интернета, а затем распечатали на простеньком принтере. Подозреваю, что Витек лично выступил в роли печатника. Но все же не могу не признать, что с фото смотрела симпатичная мордашка. Возможно, девица с изображения и не выиграла бы конкурс «Мисс Вселенная», но лишь по той причине, что жюри конкурса было бы подкуплено конкурентками. При взгляде на такую девушку у любого мужчины, в целом с одобрением относящемуся к противоположному полу, затрепыхается сердце, угрожая проломить грудную клетку и вырваться на свободу. Вот и у меня затрепыхалось, хотя я всего лишь смотрел на фото, причем не лучшего качества.

– Эй, тише, сбавь обороты, – встревожился Витек, перехватив мой взгляд и узрев в нем лихорадочный блеск. – Хватит пялиться на мою тетю!

– Боишься, что стану твоим дядей? – съязвил я.

– Нет, то есть, никакая это не тетя. Это Анютка.

– Кто?

– Анютка!

– Ах, Анютка, – с притворным пониманием протянул я. – как же я сразу не догадался! Ну и кто она такая? Если это не твоя тетя, то, наверное, двоюродная сестра?

– Сарказм? Прости, но у меня совершенно нет времени на шутки. Анютка – моя невеста!

– До сих пор я думал, что Даша твоя невеста.

– Даша тоже так думает, – задумчиво ответил он и, громко сглотнув и приведя в движение кадык, рефлекторно обернулся на дверь кабинета. – Ты ведь меня знаешь. Не люблю, когда нет выбора.

– Никто не любит, когда нет выбора. Однако на свете не так много мужиков, которые меняют невест чаще, чем другие – носки. Ты просто уникум, тебя надо показывать за деньги.

– Только не надо читать лекций, – скривился Витек, будто вместе с ложкой варенья проглотил немного плесени. – С Анюткой я познакомился по интернету, на сайте знакомств.

– Что-то новенькое, на тебя не похоже. Обычно ты пристаешь к ним на улице. А когда улица пуста, просто вламываешься в первый попавшийся дом, лишь бы там была женщина.

– Да, вот решил попробовать что-то новое. На самом деле подсмотрел на работе за одним… э-э-э… подчиненным. Вместо того, чтобы работать, он переписывается с девицами. Хотел его уволить. А потом разговорились, то да се, и вдруг он мне заявляет: откуда, мол, ты знаешь, что твоя суженая живет в нашем городе? Может, не в нашем городе она живет, говорит, и даже не в соседнем. И даже не в нашей стране! Вот я и задумался: а вдруг он прав? Я тут бегаю, как дурак, по всему городу, ищу избранницу, а она, оказывается, ждет меня в соседней стране. Может, поэтому, думаю, все мои браки разваливаются? Не там искал, не в том городе?

Он всерьез задумался над философским вопросом, а я затеребил его за рукав.

– Постой, что значит «даже не в нашей стране»? Неужели Анютка иностранка?

– Ага, из Бендер.

– Из Бендер?!

– Да, Бендеры, город такой в Приднестровье. А что тебя удивляет? В Бендерах тоже, между прочим, люди живут. И среди них попадаются первоклассные красотки. Взгляни на фото, если не веришь.

Не поспоришь, красотка первоклассная. С тех пор, как я впервые кинул взгляд на фото, запечатленная там девушка ничуть не подурнела.

– Короче, э-э-э… мой подчиненный, перед тем, как я его все-таки уволил, научил меня пользоваться сайтами знакомств. Я полистал странички, просмотрел сотни фоточек и нашел Анютку. Написал ей, она ответила, потом мы начали активно переписываться и вскоре поняли, что созданы друг для друга.

– Интересно, сколько времени у вас на это ушло…

– Часа полтора, наверное, – припомнил Витек. – Но с тех пор прошла целая вечность. Мы же позавчера познакомились. Можно сказать, что я знаю ее всю свою жизнь. Наши отношения успешно прошли испытание временем.

– Ничего себе скорость, слишком быстро даже для тебя, – присвистнул я, и тут меня осенило. Причина любви с первого взгляда, вернее, с первого слова могла иметь меркантильный фундамент. – Слушай, а ты, случайно, не сказал этой своей Анютке, что занимаешься бизнесом, зарабатываешь много денег, но при этом одинок и несчастен?

– А как же? Всегда с этого начинаю. Да все с этого начинают.

– Ну, не знаю. Я, например, стараюсь не говорить при знакомстве, что тружусь в краеведческом музее.

– Ты и с девушками-то никогда не знакомишься, – хохотнул Витек, дружески подмигнув.

– Ну, не то, чтобы никогда…

– Короче, старик, мне нужна помощь. Понимаешь, я планировал встретиться с Анютой на нейтральной территории, может, в соседнем городе. Через неделю, может, через две. Но она так воспылала страстью, что позвонила мне утром (я сгоряча дал ей свой номер) и сообщила, что уже находится в пути и приезжает сегодня проходящим поездом. Он прибывает через два часа. И обязательно остановится в нашем городе. А значит, Анютка обязательно из поезда десантируется. Сам понимаешь, я не могу ее встретить. Даша кандалами висит на руках и ногах и копит яд ревности, а зубы у нее сам знаешь какие острые. Я пытался от нее на время избавиться, но кажется, она что-то заподозрила. Сказал ей, что приезжает моя любимая тетя, но Даша как будто мне не поверила. Ты не замечал, что у некоторых женщин очень развито чутье? Вот с какой стати Даша сегодня пошла не на работу, а решила сопровождать меня, чтобы, как она сказала, удача улыбнулась мне в делах? Ничего себе удача! Удача была бы, если бы она спокойно побрела в свою галерею и пропала бы там дня на три. Или уехала бы на неделю на партийную конференцию. Вот это я понимаю, была бы удача.

– Ладно, твоя взяла, – вздохнул я, поняв, что в очередной раз не смогу отказать другу. – Встречу твою Анютку. Только что с ней потом делать?

– Не знаю, выгуляй ее, накорми, – нахмурился Витек, и видно было, что эту часть плана он не продумал. – Короче, держи на коротком поводке до вечера, а в девять часов приведешь ее по этому адресу.

Он протянул клочок бумаги. Я взглянул и присвистнул – это был адрес престижной гостиницы, совсем не дешевой.

– Буду ждать вас там. Передашь ее мне с рук на руки, как особо ценный и хрупкий груз. В награду получишь крепкое братское рукопожатие и тысячу слов благодарности. Могу еще в щечку лизнуть. Потом ты нас оставишь, и мы предадимся грезам о будущей совместной жизни.

– К чему такие сложности? Раз у вас уже совместные грезы о будущем, скажи Даше, что бросаешь ее, а сам иди и встречай свою ненаглядную. А Даше потом просто отдашь половину бизнеса, как ты это обычно делаешь.

– Нет, нельзя, – вздохнул Витек, предварительно взвесив в уме предложенный вариант. – Во-первых, у Даши тяжелый характер и рука не легче. Однажды в галерее она швырнула в меня штуку, напоминающую помесь вазы с биде, за которую потом мне же пришлось отстегнуть владельцу тысячу баксов. Если она начнет швырять вазы направо и налево, я за вечер разорюсь на одной только битой посуде. Во-вторых, я еще не до конца уверен в своих чувствах к Анюте. Надо встретиться, поговорить, а там уже и решим. Если она окажется хороша, тогда, возможно, я позволю Даше разбить еще пару-тройку десятков ваз. Ну, что, старик, да что там старик, ну что, брат, могу на тебя рассчитывать?

– Можешь, – обреченно выдохнул я, проклиная свое мягкосердечие…

***

…Одно из преимуществ работы в музее заключается в том, что я могу незаметно покидать рабочее место и также незаметно возвращаться. От моего кабинета до внутреннего дворика всего пара шагов. А там, в заборе, имеется дыра, которую наш дворник старательно прикрывает от бдительного ока директрисы куском старого шифера. С моей комплекцией ничего не стоит просочиться сквозь лаз и вынырнуть на боковой улице в стороне от бдительных музейных окон, не то, что нашей директрисе. Ее массивным телом дыру вполне можно было бы закупорить. О моих побегах знал только дворник, но я оплачивал его молчание дешевыми сигаретами.

Чтобы никто не заподозрил, что меня нет на месте, я оставлял на своем столе головной убор. Летом это была бейсболка, весной и осенью – кожаная кепка, а зимой – шапка. Кабинет оставлял открытым. Директриса заходила, видела головной убор и уходила, думая, что я нахожусь в рабочем движении. Музей у нас большой, закоулков в нем, хоть кино снимай про привидения. Заблудишься, неделю будут искать и не факт, что найдут. Говорят, пара-тройка скелетов, что стоят в музее в темных углах, появились не просто так. Словом, сдать меня мог только дворник, но он мне предан, по крайней мере, до тех пор, пока не бросит курить. Да и в этом случае я, наверное, найду другой способ купить его молчание. Человек он отзывчивый и понимающий. Главное, не располнеть, чтобы не пришлось расширять дыру в заборе. Впрочем, с моей зарплатой набрать лишний вес – задача непростая.

Итак, «час Ч» подошел, и я незаметно улизнул, наказав дворнику, также выполнявшему функции сторожа, по окончании рабочего дня закрыть мой кабинет на замок. До вокзала добрел пешком, отказавшись от услуг общественного транспорта и сэкономив приличную сумму, нашел на электронном табло нужный мне поезд и отправился на перрон. Душа моя трепетала, как попавшая в силок перепелка. Я жутко волновался, ведь предстояло встретить писаную красавицу. Витек-то к таким дамам привык, он красавиц не то, что встречал, бросал пачками. А в моей жизни это был товар дефицитный. При встрече с красавицами у меня обычно начинает першить в горле, руки потеют, а лицо покрывается красными пятнами.

Удивительным образом поезд южного направления не опоздал и подкатил к перрону тютелька в тютельку, по расписанию. Я даже пожалел об этом. Волнение сделало мои ноги ватными. Было бы неплохо, думал я лихорадочно, глядя на проплывающие мимо вагонные окна, если бы состав опоздал, хотя бы на сутки. Скрипнув от старости, вагоны остановились. Затем резко вздрогнули, дернулись, проехали вперед еще пару метров, вновь остановились, дернулись и заскрежетали так, словно поблизости шла битва двух рыцарских армий. Но потом все-таки замерли. Замерло и мое сердце. Букет, а ведь я прихватил из музея букет, один из тех, что иногда приносят директрисе посетители, а она их передаривает гардеробщице, так вот, букет мелко затрясся в моей руке. Подозреваю, что вместе с ним затряслась и рука. А может, это дрожал перрон, и его дрожь передалась моему телу. Хотя, не исключено, что перрон дрожал из-за меня.

Из сведений, полученных от Витька, я знал номер вагона. Быстро подгреб к нему, боясь разминуться с Анюткой. Впрочем, я бы наверняка нашел ее по очарованным «охам» и «ахам». Их, несомненно, испускают все мужчины всех возрастов, в поле зрения которых целиком или частями попадает Анютка. Одни видят в ней маму, другие – дочь, третьи – сестру. Ну а такие, как Витек, видят в ней что-то другое. Я добежал до нужного вагона и, подняв шлагбаум с букетом, замер в ожидании грандиозного явления красавицы. Время шло, часики тикали, сердце колотилось, а из вагона никто красивый грациозно не спускался. Оттуда спрыгнул лишь лысый хмурый тощий мужик. Он с неодобрением взглянул на букет, будто цветы предназначались ему, и отошел в сторону. Видимо, решил размять на перроне руки-ноги.

Затем из вагона выпрыгнула проводница, женщина неопределенных лет с измятым лицом. Я поймал себя на мысли, что некоторые проводницы будто уже рождаются с помятыми лицами. И, наконец, с шумом и двумя баулами вывалилась баба, тоже неопределенных, как и проводница, лет. Но, вроде бы, молодая. Приземлившись, она, первым делом, надежно установила баулы, удостоверилась в том, что они не завалятся на бок, а затем огляделась. Взгляд у нее был тяжелый, но любопытствующий. Такой бывает у людей, впервые оказавшихся в незнакомом месте. Баба перекатывала во рту жвачку. А может, жареную курицу или целый арбуз, не знаю. Что еще о ней сказать? Центнер, не меньше, веса, рост под метр семьдесят. Выбеленные перекисью водорода волосики, небрежно стянутые на макушке в небольшой, но вызывающе торчащий вверх хвостик. Круглые алые щечки, на которых лежат узкие глазки – словом, личность колоритная. Этакий воин Чингисхана, только прекрасного, так сказать, пола. Для полного сходства не хватало доброго коня и крепкого лука с меткими стрелами. Я старался на нее не смотреть, хотя, поверьте, подобные женщины привлекают взгляд не хуже красавиц.

Шла третья декада августа, и многие ходили в легких куртках. Однако эта представительница рода крупных человеческих особей была облачена в легкое летнее платье, светлое в крупный черный горошек. Полагаю, оно должно было при ходьбе развеваться во все стороны и привлекать внимание мужчин, причем не только крупным черным горошком. Наверное, оно развевалось бы во все стороны и на той бабе, если бы могло. Не знаю, как она вообще умудрилась втиснуться в такой узкий клочок ткани. Помните нашу директрису? Так вот, эта баба гораздо плотнее нее смогла бы закупорить дыру в заборе. Впрочем, легкое летнее платье миссию отчасти выполняло, так как привлекало внимание, факт, как говорится, бесспорный. Даже лысый мужик, вышедший на разминку, пялился на бабу с любопытством натуралиста, и во взгляде его читалось облегчение. Вероятно, его не огорчал тот факт, что дальше он поедет без такой попутчицы, которую, безусловно, в пути успел немного изучить.

Я уже говорил, что погода была ближе к осенней. По перрону гулял легкий, колючий, холодноватый ветерок. Но бабе было жарко. Пот градом катил у нее по лбу и струился по вискам. Она то и дело отирала его тыльной стороной ладони. Девица с надеждой вглядывалась вдаль. А когда поезд тронулся, предварительно поглотив проводников и лысого мужика, и на перроне, кроме скучающего носильщика, остались только мы с бабой, она стала странно поглядывать в мою сторону. Мне это не понравилось, хотя обычно я не возражаю, чтобы на меня глазели девицы. Она ощупывала меня взглядом. Мне казалось, я чувствую это физически. Затем девица сфокусировалась на букете, и взгляд ее стал по-настоящему хищным.

Приезжие глаза озарились пониманием, губы расплылись в улыбке. Зловеще сверкнула металлическая фикса на переднем зубе, после чего я услышал то, что больше всего на свете боялся услышать:

– Ты – Витек?

У меня было полное право ответить отрицательно. Любой суд мира оправдал бы меня за это. И я почти сказал правду. Но в последний момент слова застряли в зубах. Я вспомнил о Витьке, вспомнил его молящие глаза и брови домиком. А еще мне стало жаль невинную девушку, ставшую жертвой недоразумения. Она ни капли не походила на красотку с фотографии, но я не сомневался, что передо мной стоит долгожданная Анютка.

– Нет, не Витек, но я от него, – сказал я, слегка запинаясь то ли от волнения, то ли от страха. – А вы, надо полагать, Анюта?

– Ну, можно и так сказать, – булькнула она и расплылась в широченной улыбке, такой, от уха до уха. – Это мне?

Не дожидаясь ответа, девица вырвала у меня букет с такой силой, что едва не позаимствовала и кисть правой руки. Даже если бы я сказал, что букет предназначен не для нее, вернуть его было бы задачей непростой. Я сразу смекнул, что с такой дамой лучше не спорить. Весовые категории разные. Ну и прочие категории тоже. Анютка явно не посещала высших учебных заведений. Может, в шахте работала? Или в руднике? Толкала вагонетки? Она поднесла букет к лицу и вдохнула запах цветов, а это были какие-то садовые ромашки, с таким шумом и силой, что я испугался, как бы цветы не застряли у нее в легких.

– Хорошо пахнут, приятно, – пробасила она и с умилением взглянула на меня. – Тебя как зовут-то, милый?

– Ю… Юрик.

– Работаешь на Витька, Ююрик?

– Да, выполняю его поручения. Мальчик на побегушках. Виктор Иванович просил извиниться за то, что не смог встретить вас лично. У него важные деловые переговоры, которые он не может пропустить. Виктор Иванович поручил встретить вас и показать город. Один из древнейших и красивейших городов в стране, как выражается наш мэр, когда выступает по телевидению. А вечером вы встретитесь с Виктором Ивановичем, чтобы, как он сказал, погрезить о совместном будущем.

– Так и сказал? – изумилась баба, и жвачка (или курица?) едва не выскочила у нее изо рта.

– Да, так и сказал – о совместном будущем.

– Да нет, я не про будущее, – скривилась она, и мне показалось, что ее мнение о моих умственных способностях заметно изменилось и не в лучшую для меня сторону. – Так и сказал – погрезить?

– В каком смысле – погрезить? Ах, погрезить… Да, так и сказал, выразился буквально. Я лишь его цитирую.

– Какой же он умный, – вздохнула она и мечтательно сложила руки на груди, смяв несчастный букет; на асфальт, словно слезы, посыпались белые лепестки.

– Так что, может, пойдем? – предложил я за неимением других предложений; к тому же, надо было что-то сказать, дабы разрядить атмосферу.

Она не стала возражать, и спустя несколько минут мы бодро шагали по путепроводу к ступеням, ведущим на привокзальную площадь. Баба шла впереди, чем-то напоминая атомный ледокол и приковывая взгляды редких прохожих. А я, не по погоде обливаясь холодным потом, тащился следом, волоча по асфальту два тяжеленных баула. Что она туда насовала? Камни, что ли, привезла?

– А у вас тут хорошо, приятно, – заметила она, басом перекрыв радостный гудок проходящего под путепроводом тепловоза, взволнованного прибытием.

– Да, некоторые тоже так считают, – согласился я, безмолвно проклиная Витька и его отчаянные любовные похождения.

Цветы она, конечно, выбросила, не попав, правда, в урну, так как букет быстро утратил товарный вид. После двух-трех мощных вдохов от него остались лишь сломанные стебельки. Не было смысла тащить его дальше. Букет, от которого остались одни стебельки, теряет привлекательность. Баба, судя по ее беззаботному виду, пока не догадалась, что произошло. Я же понял все мгновенно, лишь только выяснилось, что Анютка выглядит не так, как на фотографии. Сам-то я никогда не знакомился по интернету, однако наслышан о процессе от тех, кто в нем участвовал. Многие сходятся во мнении, что минусом такого способа знакомства является неопределенность. Все равно, что купить кота в мешке. Не все стремятся выкладывать в Сеть свои настоящие фотографии. Снимки можно позаимствовать, что, видимо, и сделала Анютка. Для приманки, так сказать.

Сходства между ней и красоткой с фото, которое показал мне Витек, не было никакого. Даже если предположить, что это было старое фото, времен юности Анютки, когда она порхала с цветка на цветок, аки бабочка, все равно возникали сомнения. Слишком разные черты лица, цвет глаз, волосы, форма носа и прочее, не говоря уже о количестве подбородков. У красотки с фото был всего один изящный подбородочек, а реальная Анютка, полная мяса и крови, явно разделяла мнение о том, что для счастья в жизни человеку нужно иметь не менее трех подбородков, и с годами их число должно приумножаться.

– Что же ты отстал? – поинтересовалась Анютка и капризно топнула ножкой – так, что путепровод содрогнулся и простонал.

– Бегу, бегу, – процедил я сквозь зубы и, собрав остаток сил и рискуя нажить грыжу, с трудом оторвал баулы от асфальта…

***

… Ну что, встретил?!

– Конечно, разве я когда-нибудь тебя подводил?

– И как она?

Я взглянул на Анютку. Из всех достопримечательностей, предложенных ее вниманию, девица выбрала привокзальную забегаловку, о которой я обмолвился лишь в том плане, что интерьер, меню и уровень обслуживания там не менялись с начала 1990-х. Баба сидела за грязным столиком и жадно и торопливо поглощала жареный куриный окорочок подозрительно черного цвета. В другой лапе она держала маленькое зеркальце, сродни тем, которыми пользуются женщины, и что-то сосредоточенно в нем разглядывала. Возможно, для успешного усвоения пищи ей надо лицезреть окорочок одновременно со всех сторон, чтобы ни кусочка не прошло мимо рта. Куриный жир сочился по ее губам и спускался по подбородкам.

К счастью, все это я наблюдал сквозь мутное окно. Я вышел на улицу, чтобы поговорить по телефону с Витьком. Меня подмывало сказать ему правду и выразить возмущение. Оно меня и остановило. Внутренний голос заманчиво предложил оставить все, как есть. Пусть Витек сам разбирается, намекнул внутренний голос. Друг попросил встретить Анютку, я встретил. А то, что товар оказался бракованным, не моя забота. Пусть заказчик сам предъявляет претензию производителю, в рамках закона о защите прав потребителей.

Правда, в обществе Анютки мне предстояло провести еще около трех часов, что, конечно, душу не грело. Зато стоило только представить себе вытягивающееся от потрясения лицо Витька, когда он увидит Анютку, и душа моя тут же наполнялась злорадным теплом. Вот уж когда я буду отмщен за все шишки, что достались мне в жизни по вине бесшабашного друга. А он, тем временем, сгорал от нетерпения, и голос его неприлично дрожал и срывался, словно его попеременно замораживали и били током.

– Не молчи, какая она? Такая же, как на фото?

– Не совсем…

– Ясно, в жизни она еще прекраснее, я так и думал. Анютка говорит, что на сайт знакомств залила свое старое фото, годичной давности. И там она, к тому же, без косметики.

– Она и сейчас, по-моему, без косметики, – ответил я, взглянув пристальнее на лицо Анютки, по которому она размазывала салфеткой куриный жир.

Мелькнула мысль: можно ли считать куриный жир косметикой? Кто поймет этих женщин? Некоторые из них фанатично украшают лицо (и не только) продовольствием, стоит им услышать, что какой-нибудь огурец или фейхоа благотворно влияет на кожу. Может, жареные окорочка тоже благотворно влияют на кожу? Мне-то откуда знать…

– Где вы сейчас? – продолжал наводить справки Витек.

– Да так, почти что в ресторане…

– Она соблазнительная, да?

– Наверное, именно про таких говорят – пальчики оближешь, – философски ответил я, наблюдая за тем, как приезжая облизывает пухлые пальцы и огорченно поглядывает на обглоданные кости, лежавшие на тарелке, явно жалея, что заказала всего одну порцию. – Ты ведь знаешь, соблазнительные женщины – не мой конек. За неимением опыта я в них не разбираюсь.

– Да-да, конечно. А я тут сгораю от страсти. Жду, не дождусь встречи. Ты не забыл, куда ее надо привести?

– К счастью, нет. В стойло, которое ты заказал. Только знаешь, номер, наверное, надо было выбрать побольше. Я бы даже сказал, надо было брать самый большой номер, какой у них только есть.

– Думаешь? – озабоченно спросил он, не уловив в моих словах неприкрытой иронии, настолько беднягу ослепила страсть. – Пожалуй, ты прав, для такой роскошной женщины ничего не жалко. Ладно, придумаю что-нибудь уже на месте. Возможно, удастся поменять номер на президентский люкс. Только смотри, не влюбись там в Анютку, я не погляжу, что ты мой друг, так тебе врежу, если что.

– Не беспокойся, – очень уверенно ответил я. – Анютку отбивать я не собираюсь. К тому же она, на мой взгляд, из тех роковых женщин, которые сами выбирают кавалера.

Спустя полчаса барышня, после некоторых колебаний все же решившаяся на заказ еще одной порции окорочков, закончила «легкий перекус», как она назвала свою трапезу, и заявила, что готова к экскурсии по городу. Но прежде поручила мне охрану баулов, а сама отправилась в привокзальный туалет. Благодаря этому удалось выиграть еще полчаса. Уж не знаю, что она там делала, но когда Анютка вернулась, в воздухе уже жужжали те комары, что надевают приборы ночного видения и вылетают на охоту в густых сумерках, а я успел немного состариться. Она поинтересовалась, чем займемся. Я подробно посвятил ее в планы. Баба осталась довольна. Сторговавшись, мы наняли частного извозчика (Витек обещал компенсировать расходы) и около часа просто катались по городу. Баба разместилась на заднем сидении, заняв его полностью, я расположился на переднем и исполнял роль гида. Частник помалкивал и лишь изредка бросал на меня сочувственные взгляды. Впрочем, расплачиваясь за проезд, я успел ему шепнуть:

– Троюродная сестра. Из Бендер приехала погостить, впервые в нашем городе.

Частник радостно кивнул, как человек, с плеч которого свалился тяжкий груз. Помахав на прощание рукой с зажатыми в ней купюрами, секундами ранее лежавшими в моем кармане, он укатил в темноту, а мы огляделись. Перед нами мигала неоновая вывеска, под которой располагался вход в гостиницу. Было еще рано, и мы расположились в лобби. Я плюхнулся в кресло, баба – на диван. Но Витька мы так и не дождались. Он позвонил и сообщил, что немного задержится на переговорах (в переводе это означало: Дашка внезапно явилась к нему на работу и не желает идти домой одна, но он ее как-нибудь да спровадит). Друг попросил оформить номер на себя и заселить Анютку.

– Дождись меня, только не забывай, что Анютка – любовь всей моей жизни, – строго напомнил он.

– Не забуду, – заверил я, сказав чистую правду…

…К счастью, у меня был при себе паспорт. Я оформил гостиничный номер на свое имя, успешно проведя финансовые переговоры с портье. Оформить его на Анютку было сложнее, так как она представляла гражданство сопредельного государства. Закон обязывает гостиничных служащих сообщать о каждом таком постояльце в миграционную службу. А типы из миграционной службы, как я слышал из осведомленных источников, из прессы, в основном, только и делают, что шастают по гостиницам и вынюхивают, кого бы куда депортировать. Лично я не возражал бы, если бы Анютку решили депортировать. Но я ведь дал другу слово, что доставлю ее в гостиницу в целости и сохранности и в таком виде продержу ее как минимум до его прихода. А слово свое я всегда стараюсь держать.

Оформив номер на себя, я избавил Анютку от возможных неприятностей, а заодно избавил друга от лишних хлопот. Дежурный администратор, приятная женщина средних лет, вышколено сдерживая улыбку, протянула мне ключ и карточку гостя. Последняя давала право на бесплатное питание в гостиничном ресторане. Узнав об этом, Анютка вырвала карточку и ринулась на поиски местной кухни. А я схватил баулы и поволок их на третий этаж, где нам отвели номер.

Внутри я нашел мини-бар, оказавшийся платным, но вспомнив, что Витек берет все расходы на себя, с чистой совестью опустошил стограммовую бутылочку коньяка под успокоительный звук включенного телевизора. Что передавали, не помню. Да это и не важно. Бутылочка и телевизор взбодрили меня и придали уверенности. Жизнь как будто стала прекраснее. Увы, всему хорошему приходит конец. Через час явилась Анютка, вроде бы, не вполне удовлетворенная.

– Здесь плохо кормят, – мрачно буркнула она с порога. – Порции какие-то мелкие. Не то, что у нас в Бендерах, в муниципальной столовой. Там чебурек на тарелку не помещается, свешивается, а тарелки побольше ваших будут.

Она присмотрелась ко мне, словно оценивая, помещусь ли я на тарелку из муниципальной столовой или буду свешиваться, и в глазах ее мелькнул слабый интерес.

– А ты чего делаешь? – спросила она.

– Сижу в кресле, пью коньяк, – объяснил я, хотя это и так было видно невооруженным взглядом.

– А-а… – протянула Анютка, задумчиво осмотрев меня с ног до головы. – Тогда я в душ. Здесь есть душ?

Я кивнул, а про себя подумал, что ее сподручнее было бы завезти по пути сюда на автомойку. Мысль позабавила, я не удержался и хихикнул. Только за девицей закрылась дверь в ванную, как раздался осторожный стук в дверь входную.

– Да-да, войдите, открыто!

Вошел Витек и огляделся, как оголодавший волк в поисках овечки.

– Аккуратнее, не закапай слюной ковер, – предупредил я, приветливо помахав ему крохотной бутылочкой коньяка, вернее, из-под коньяка, потому что благородного напитка в ней уже не осталось.

– Где она? – нетерпеливо выдохнул визитер и закрыл дверь на замок.

– В душе, моется, наверное. Не слышишь разве, песню поет.

– Песню? Так это она? А я думал, где-то ремонт, что-то сверлят и долбят.

– Нет, это у Анютки такой голос. Ничего, привыкнешь. Я же привык. Правда, поначалу болели уши, раскалывалась голова.

Витек вытаращился на меня.

– Что ты мелешь?

– Правду и ничего, кроме, правды, как говорят в мыльных операх. Скоро сам все увидишь. Думаю, на полную помывку тела такой кубатуры уйдет не меньше часа. Можешь скоротать время за бутылочкой коньяка, в баре еще осталось. Кстати, настоятельно рекомендую заглянуть в бар. Тебе стоит укрепить нервы.

Друг, которого явно насторожили мои слова, присел на краешек аккуратно заправленной двуспальной кровати. Его вид выдавал гигантскую работу мысли. Витек что-то подозревал. Возможно, на подозрения его натолкнули не только мои загадочные фразы, но и рев, продолжавший доноситься из ванной. Девица обладала мощным голосом, который дал бы фору гудку тепловоза, и не стеснялась его демонстрировать. Она вообще не была похожа на женщину, способную стесняться. В комнате вздрагивала люстра, когда моющаяся баба брала высокие ноты, а штукатурка грозила осыпаться с потолка. Репертуар не отличался разнообразием. В основном, это были нехитрые, но звонкие творения братьев Меладзе, изложенные в свободной форме. Я бы на месте Витька похолодел и задал бы стрекоча. Но он всегда шел до конца и не признавал поражение до тех пор, пока меч противника не пронзал ему сердце в десятый раз подряд. Хотя и тогда поражения он не признавал.

– Упс, пардоньте!

Как бы точнее это описать? Бывали ли в вашей жизни моменты, когда перед глазами возникало нечто невообразимое и также неожиданно скрывалось? А потом вы в течение многих лет гадали, что это было? Если подобное с вами не происходило, то не расстраивайтесь, вы ничего не потеряли. Скорее, даже сберегли. Так вот, мы с Витьком одновременно попали в такую ситуацию. Когда он хотел что-то сказать, дверь в ванную распахнулась, и из нее вывалилось нечто огромное, круглое и розовое. Оно сказало «Упс, пардоньте!» и столь же внезапно скрылось, захлопнув за собой дверь. Мы, разинув рты, остолбенели.

С Витька что взять, он вживую видел Анютку впервые. А вот я мог бы вести себя более мужественно. Оправданием мне служит только тот факт, что Анютка выскочила из ванной в одном лишь банном розовом полотенце, которое сливалось с цветом ее натертой мочалками кожи. Полотенце было обмотано вокруг торса, который без летнего платья выглядел еще внушительнее. Оно было большим, это полотенце, большего размера в гостиницах не держат. Анютке его хватило, чтобы едва прикрыть самые интимные места. В общем, это было одно из тех явлений, которые принято называть незабываемыми.

Первым пришел в себя я. Привычным маршрутом сбегал к бару за добычей и глотнул так жадно, как не глотнул бы воды путник, весь день бредший по пустыне в поисках водокачки. Постепенно начал приходить в себя и Витек. Его остекленевшие глаза увлажнились и заблестели. Отвисшая челюсть стала подрагивать, пытаясь вернуться на привычное место. Обычная реакция на Анютку при первой встрече. Подобная случилась и со мной на перроне. Прошла минута-другая, и Витек выдавил фразу. Она не отличалась оригинальностью. Трудно требовать оригинальности в экстремальных условиях.

– Что это было?.. – прохрипел он.

– Не что, а кто, – вежливо поправил я. – Это Анютка. Не узнал любовь всей своей жизни?

Витек судорожно сглотнул и расстегнул две верхние пуговицы на рубашке. Выглядел он щегольски, во всем черном. Зорро, пришедший на помощь несчастной девушке, на невинность которой посягнули злодеи. В любой стране во все времена найдутся злодеи, решившие посягнуть на невинность девушки. Витьку и самому в ту минуту не помешала бы помощь батальона Зорро. Но, как я уже говорил, он обладает поразительной способностью к реанимации. Поэтому справился без батальона сказочных супергероев. Витек лишь немного поглотал воздух, выпучив глаза, и пришел в чувство. Его можно повалить, но заставить валяться невозможно. Он все равно поднимется на ноги и снова ринется в бой.

– Это что, розыгрыш? – холодно поинтересовался он, взглянув на меня глазами змеи, недовольной тем, что на нее в миг неги наступил рассеянный грибник.

– Розыгрыш? Ты же знаешь, я не шутник. Съязвить могу, но розыгрыши у меня никогда не получались.

– Кто у тебя там?

Он выразительно кивнул в сторону ванной.

– Анютка.

– А моя Анютка где?

– Там же, в ванной.

– Их что, там две?

– Нет, одна, хотя из нее можно нарубить две-три таких Анютки, какие тебя устроят.

– Да, я заметил, что эта крупновата. Так зачем ты привел сюда эту деваху?

– Ты попросил привести, я и привел.

– Я просил привести другую деваху.

– Ну, извини, какая прибыла поездом из Бендер, ту и приволок. Кстати, с тебя тысяча двести рублей.

– За что?!

– Тысяча за экскурсию по городу, мы нанимали частника, и он все стонал, что из-за нас ему придется перебирать подвеску. А двести рублей – за легкий перекус в привокзальной тошниловке. Два окорочка и два бокала того мутного вещества, которое там подают под видом пива, обошлись в двести рублей с копейками.

– Не дам ни рубля.

– Как это?

– А так, потому что это не моя Анютка!

– Что, мальчики? Вы меня звали?

Большой розовый шар на мгновение выглянул из открывшейся двери. К счастью, мы проявили находчивость и одновременно крикнули: «Ничего! Не звали!», после чего успокоенный шар закатился обратно.

– Подождите еще минутку, я только губы накрашу, – попросил он перед исчезновением.

– Хочешь сказать, что это она приехала из Бендер? – с ужасом просипел Витек, глядя на дверь в ванную так, как смотрел бы на ворота мрачного замка трансильванский крестьянин, которому сказали, что граф Дракула примет его с минуты на минуту.

– Не знаю, из Бендер или нет, но ее выплюнул именно тот вагон, номер которого ты мне дал. И именно из того поезда, о котором ты говорил. А еще она спросила у меня, не Витек ли я. По-моему, доказательств достаточно.

– Надеюсь, ты ответил ей отрицательно?

– Конечно. Я сказал, что меня зовут Юрик, но пришлось сознаться, что работаю на тебя. Иначе она превратила бы меня в отбивную. Такие девицы приходят в ярость, если их приглашают в гости и забывают встретить. А сто кило женской ярости, да еще разогнавшиеся по перрону – это, знаешь ли, огромная мощь, сродни волне от ядерного взрыва. Ну, пора прощаться. Я и так нарушил режим дня.

– Ты куда? – насторожился Витек, шевельнул ушами и взволнованно бросился к входной двери, перекрывая мне путь.

– Домой. Я свою невыполнимую миссию выполнил, пора и честь знать. Не буду больше мешать, вам же еще надо погрезить о совместном будущем.

– С ней?! Ты что, оставишь меня наедине с Обеликсом?

– Плохой я буду друг, если не дам тебе уединиться с девушкой. Не волнуйся, Даше я ничего не скажу.

– Ах да, Даша, – нахмурился Витек, вспомнив о чем-то важном. – Я сказал ей, что тетя не приехала. Она еще посмеялась над тем, что ты напрасно сходил на вокзал. А потом я сказал, что уезжаю на неделю в командировку.

– Отлично, значит, неделя у тебя есть. Думаю, хватит. Мне четырех часов в обществе любви всей твоей жизни хватило, чтобы какое-то время даже не мечтать о своей личной жизни. Все, пока!

– Нет, ты не уйдешь!

– Еще как уйду!

– Не уйдешь, пока не скажешь, где моя Анютка. Хватит меня разыгрывать! Где ты ее прячешь? Под кроватью?

Он ловко рухнул на пол и заглянул под кровать, словно всю жизнь тренировался падать и заглядывать под кровати.

– В шкафу?

Витек вскочил и распахнул створки шкафа.

– За шторами?

Посмотрел и там. Потом выскочил на балкон, свесился с него и внимательно оглядел окрестности.

– Где ты ее прячешь?!

– Так в ванной же она!

– А вот и я, мальчики!

Наивно было надеяться на то, что хрупкая Анютка, способная голыми руками задушить некстати оказавшегося у нее на пути голодного медведя, останется в ванной навечно. Она, как могла, привела себя в порядок. Нанесла на лицо боевую раскраску и стала напоминать тех девиц, которых показывают в телесюжетах о ликвидации подпольных борделей. Летнее платье сменила на легкий однотонный розовый халатик, размера на три меньше, чем ему положено было быть. Хорошо еще, что он не просвечивал, как штора, за которой Анютку парой минут ранее безуспешно искал Витек. Я с ужасом взирал на хлипкие пуговицы, едва сдерживавшие натянутую ткань. Что, если они не выдержат и начнут отрываться, автоматными очередями выстреливая в разные стороны? Я похолодел.

– Пупсик, а почему ты меня не обнимаешь, не целуешь? – раздалось довольно капризно.

Витек с покруглевшими глазами ткнул себя рукой в грудь, уточняя, к нему ли она обращается, и взглянул на меня, сверкнув недобрым взором. У меня тут же засосало под ложечкой. Так всегда бывает, когда ко мне подбираются крупные неприятности. Мой сигнализатор опасности никогда не ошибается.

– Послушай… те, – нашелся Витек, видимо, обескураженный еще и тем, что его назвали пупсиком. – Кажется, вы забыли накрасить нижнюю губу.

– Ой, – взвизгнула Анютка, прикрыла рот ладошкой и скрылась в ванной, захлопнув за собой дверь.

– Или правильно говорить – покрасить? – спросил Витек, обращаясь ко мне.

– Выкрасить, – ощетинился я. – Что ты задумал?

– Ничего, – ответил Витек с опасной интонацией в голосе и шаркнул ножкой.

– Не ври. Я давно тебя знаю. Ты что-то задумал.

– Хорошо, скажу. Но ты должен поклясться, что это та самая Анютка, которая должна была приехать из Бендер.

– Клянусь, – торжественно присягнул я и церемониально вскинул одну руку вверх, вторую руку приложив к сердцу.

– Хорошо, – кивнул он. – Тогда для начала объясни, почему она так выглядит.

– Ты задаешь вопрос, ответить на который может только матушка-природа. Я-то откуда знаю, что я, врач-диетолог? В детстве ела много каши. Вообще в детстве ела много, да и сейчас лопает не меньше. Видел бы ты, как она работает вилкой и ложкой.

– Как? Держит особым хватом?

– В том-то и дело, что никак. С едой расправляется голыми руками, а столовый нож ей заменяют первобытные резцы. На соревнованиях по разделке туши мамонта на скорость она дала бы фору стае саблезубых тигров.

– На фотографии Анютка выглядит совсем по-другому.

– Это я сразу понял, как только она ступила на нашу грешную землю. Все это заметили, потому что наша грешная земля содрогнулась, когда Анютка на нее ступила. А на фотографии она выглядит иначе, потому что это не ее фотография.

– Как не ее? В смысле, теперь-то я понимаю, что не ее. А чья?

– Не знаю. Покопайся в интернете, наверняка найдешь настоящую Анюту, только звать ее будут по-другому. Ты клюнул на фото актрисы или певички. Их в последнее время столько развелось, что за всеми не углядишь.

Витек погрузился в мрачные раздумья, и я проникся к нему сочувствием. Что поделать, такой уж я, мягкосердечный. Едва удержался, чтобы не погладить друга по голове.

– Люди редко выставляют на сайте знакомств свою фотографию, – утешал я. – Признайся, ты бы не клюнул на Анютку, если бы она поместила в разделе «Ищу мужа» настоящую картинку?

– Шутишь? Да я бы неделю спать не мог!

– Девица не промах, выложила чужую фотку и поймала на крючок одинокого бизнесмена. В следующий раз будь осторожнее.

– Следующего раза не будет.

– Сегодня, возможно, не будет, а завтра ты вновь сделаешь охотничью стойку на какую-нибудь стройную лисичку в мини-юбке. Я тебя давно знаю.

Судя по выражению лица Витька, раздумья его стали еще более мрачными. Затем он глотнул коньяка и заявил, что придумал, как уладить дело. Выудил из кармана телефон, вернее, мобильное устройство, представляющее собой помесь суперкомпьютера, космического корабля, телевидения и станции связи. Это мы, скромные работники культуры, пользуемся старыми добрыми простенькими телефонами. А такие молодцы, как Витек, таскают с собой разные там айфоны, на которые рядовому человеку накопить сложнее, чем на машину. Так вот, вытащил он айфон, поколдовал над ним, тыча пальцем в экран, и, наконец, сунул мне его под нос, показав результат своей кропотливой деятельности.

Как человек продвинутый и чрезвычайно догадливый, я моментально смекнул, что он вышел в интернет и зашел на тот самый сайт знакомств, на котором втюрился в великолепную Анютку. Витек открыл свою персональную страничку. Я взглянул и глазам не поверил. Многое там было верно. Например, то, что зовут обладателя странички Виктор Иванович, что ему 25 лет и что он бизнесмен. Однако с экрана взирал отнюдь не Витек. С его странички на окружающий мир счастливо смотрел… я. То был кадр из фотографии, где мы позируем втроем: я, Витек и Владик. Все встало на свои места. Коварный Витек вырезал мою физиономию из общей фотографии и вставил в рамку на своей страничке.

– Господи помилуй! – неожиданно вырвалось у меня, у атеиста, когда ко мне вернулся дар речи.

– Ты прав, никто на сайте знакомств не выкладывает свою настоящую фотку, – сиял Витек.

– Но почему мое фото? Поставил бы фото Киркорова или Галкина.

– На них только старухи клюют. Ладно, позже поговорим.

Я тоже умолк, так как состоялось возвращение Анютки. Она вплыла в комнату с грацией танкера, и остановилась в шаге от нас. Всем своим видом девица выражала дружелюбие. Улыбалась во весь рот, обнажив не менее сорока шести зубов, на одном из которых красовалась уже виденная мною металлическая фикса, коронка, другим словом.

– Пупсик? – скорее спросила, чем позвала она.

Мы переглянулись. В свете новых обстоятельств требовалось срочно выяснить, кто из нас пупсик. Я склонялся к мысли, что Витек более пупсик, чем я, несмотря на наличие моего фото на его страничке. Но Витек, видимо, склонялся к мысли, что пупсик скорее я, чем он, так как ему не улыбалась перспектива провести двое суток с такой неординарной девушкой, как Анютка. Витек незаметно для девицы пихнул меня рукой в бок.

– Ну… – шепнул он.

– Что – ну? – шепнул я в ответ.

– Действуй!

– О чем шепчетесь, мальчики? – заинтересовалась Анютка, показывая, что внимательно относится к любым новостям, поскольку информация лишней не бывает.

Витек, на мою беду, опомнился первым и взял инициативу в свои руки.

– Да вот, мой верный друг стесняется признаться, что он – это он. Видите ли, вы настолько его поразили своей кросотой, что он, от волнения и смущения, конечно, на вокзале случайно назвался чужим именем. Если быть совсем точным, то моим.

– Ой, а то я сразу не догадалась, – улыбка ее стала еще шире, хотя казалось, это физически невозможно. – Я ж его сразу по фотографии узнала, еще на вокзале. Только вида не подала. Думала, хочет ко мне присмотреться. Забавный такой, веселил меня, о грезах говорил.

– О грезах? – живо откликнулся Витек, настоящий Витек, пока я разевал рот в бесплодной попытке разбавить становившийся для меня крайне опасным диалог. – О грезах говорить он умеет. Мой друг о грезах знает все. Профессионал, так сказать, в данной сфере. Мы, его друзья, всегда, когда надо что-нибудь узнать о грезах, обращаемся к нему, спрашиваем, что и как.

– Но я не Витек, я – Юрик! – отчаянно взвыл я.

– Как же, как же, знаем мы таких, – ухмыльнулась кокетка. – А вообще, мне по барабану, Витек ты или Юрик. Главное, чтобы человек был хороший.

И здесь в мою судьбу вмешались новые непредвиденные обстоятельства. Ох уж эти роковые обстоятельства, которые так любят поворачивать течение спокойной и размеренной жизни самых прекрасных людей. Только я собрался открыть Анютке глаза и поведать правду, разоблачив коварство того, кого искренне считал другом, как в дверь номера стукнули чем-то тяжелым. Мне показалось, что стукнули как минимум кадкой с фикусом, которую я приметил в коридоре, когда волочил в номер приезжие баулы. Но скоро выяснилось, что это был всего лишь маленький кулачок, образованный совместными усилиями изящных девичьих пальчиков.

– Сапожников, открывай, я знаю, что ты там! – донеслось из-за двери и прозвучало весьма угрожающе.

Здесь стоит сделать небольшое отступление и объяснить читателю, что Сапожников – это фамилия Витька. Его полное имя, которое можно найти на его же фирменных визитках с золотыми вензелями, – Виктор Иванович Сапожников. Звучит, может, и не очень благородно, но впечатляюще, имидж бизнесмена такое имя не портит. А моя фамилия – Медведев. Самая обычная, в общем-то, фамилия, правда, получившая некоторую популярность благодаря одному из руководителей нашей страны, не стану говорить, какому именно. Фамилию Анютки я тогда не знал. Впрочем, не знаю и сейчас. А теперь продолжим повествование.

– Сапожников, если не откроешь дверь, я сломаю сначала ее, а потом – твой гнусный позвоночник.

Каждая влюбленная пара общается между собой по-своему, и этот стиль я узнал мгновенно. Из всех моих знакомых в подобном тоне между собой общаются только Витек и его очередная невеста Даша. Не было сомнений в том, что за дверью находится именно она. Как ей удалось нас выследить, ума не приложу. Наверное, Витек был прав, когда говорил, что женщины рождаются со встроенным спутниковым навигатором. Я взглянул на друга. Тот лишь слегка изменил цвет лица, оно стало белее. В остальном не выдал волнения, которое наверняка его охватило.

Мне показалось, что дверь треснула под натиском хрупкой Даши. Еще немного, и ее сорвет с петель. Понял это и Витек. Он бросился к двери и открыл замок. В номер ворвалась Даша. Не знаю, как выглядели разъяренные фурии, о которых столько говорят исследователи мифов. Но Даша выглядела так, как могла бы выглядеть разъяренная фурия. Она стреляла молниями и лязгала зубами, требуя свежей крови. Взгляд ее поймал в прицел Витька и сфокусировался на нем. Тонкие дужки бровей грозно сошлись у переносицы. Для полноты ощущения не хватало дубины в ее руке. Впрочем, такой пустяк, как отсутствие в девичьей ручонке верной палицы расстановку сил не менял. Я не видел Дашу в деле, но был уверен, что такие бойцы, как она, запросто могут одолеть армию и без дубины. Возможно, дубина бы ей даже помешала.

– Сапожников, – выдохнула она вместе с пламенем, едва не спалив гостиничный ковер. – Как это понимать?

Сердце у меня оборвалось и ухнуло в бездонную пропасть. Я лихорадочно соображал, как помочь попавшему в безвыходное положение другу и самому при этом остаться в живых. В голову не приходило ни одной дельной мысли. Анютка, плюхнувшись в кресло, взирала на незваную гостью с неодобрением, что вызывало опасения. Если она бросится в кавалерийскую атаку с намерением затоптать Дашу ножищами, как минимум одна из невест Витька падет на поле боя. И только Витек сохранял поразительное хладнокровие.

– Даша? – деланно удивился он, в порядке самозащиты сложив брови домиком. – Что ты здесь делаешь?

– Это ты что здесь делаешь?

– Я? – эхом отозвался Витек и взглянул поочередно на присутствующих с таким выражением, будто Даша была единственным человеком на Земле, не знавшим, что он тут делает. – Помогаю другу.

– Помогаешь другу? – изумилась Даша, и пыл ее как будто начал угасать.

В моей голове пронесся тот же вопрос. Я заподозрил, что под другом Витек подразумевает меня.

– Именно, помогаю другу, – подтвердил он с видом адвоката, настаивающего в суде на том, что его подзащитный задушил лишь семнадцать, а не восемнадцать женщин, как утверждает безжалостное обвинение.

– Погоди, ты же должен быть в командировке! – вспомнила Даша и нахмурилась, пытаясь вернуть своей ярости первоначальный накал.

– Я ее отменил, – высокомерно парировал Витек, продолжая исполнять роль непримиримого с клеветой адвоката, и пафосно добавил. – Отменил ради своего лучшего друга, потому что сегодня он встретил любовь всей своей жизни.

Даша еще немного поостыла и кинула недоверчивый взгляд на Анютку.

– Ее, что ли? – на всякий случай уточнила она.

– А что, меня и полюбить, по-вашему, нельзя? – не удержалась «любовь всей моей жизни», и в голосе ее предостерегающе прозвучал лязг металла.

С таким звуком, должно быть, средневековый рыцарь вытаскивал из ножен добрый меч, между делом интересуясь у незнакомого голого мужчины, как тот оказался в постели его жены, пока он доблестно сносил головы сарацинам в крестовом походе.

– Почему же, можно, наверное, – промычала Даша, оглядывая Анютку с видом ребенка, впервые увидевшего в зоопарке бегемота. – Но вы и он… Он же такой, а вы – такая…

– Какая – такая? – уже совсем не на шутку напряглась Анютка.

Глазки ее злобно сверкнули, и я с ужасом заметил, что бицепсы у нее вспухли, как у Шварценеггера в том эпизоде фильма, когда он, посмеиваясь, тащил на плече огромное бревно. Показалось, что в номере запахло озоном с примесью серы.

– Такая красивая, – к счастью, нашлась, что сказать, Даша. – А он такой… ну, обычный, рядовой, что ли, парень. Ничего стоящего.

– Не тебе решать, какой он, – отрубила Анютка, переходя на ты, и на том спор невест, к счастью, был закончен.

– Понимаешь, милая, друг попросил помочь ему встретить невесту, она приехала сегодня из Бендер, – заворковал Витек, превратившись в саму обходительность. – Ты же знаешь, какой Юрик у нас стеснительный. Не знаешь? Так знай, он стеснительный. Я не мог ему отказать. Мы, Сапожниковы, столетиями приходим на выручку стеснительным друзьям. Это качество передается от отца к сыну, от деда к отцу, от прадеда к деду, ну и так далее. Не веришь? У тебя такой вид, будто ты принимаешь меня за пустобреха.

– Странно все это, – с сомнением сказала Даша и вопросительно взглянула на меня. – Должна была приехать твоя любимая тетя, а приехала невеста твоего друга. И твой друг, что очень странно, даже словом об этом не обмолвился, когда мы заходили в музей.

– Говорю же, он очень стеснительный, – упрямо повторил Витек.

Даша задумчиво хмыкнула. Бойцовских качеств она не утратила. Ее взгляд грозил просверлить дыру сначала в моей голове, а затем в стене позади меня. От таких взглядов даже сильным личностям становится не по себе. Я же никогда не относился к сильным личностям, мягкосердечие виновато. Словом, я поступил так, как поступил бы на моем месте если не каждый второй, то каждый третий, то есть, поежился и начал стремительно уменьшаться в размерах. Даша требовала ответа, а мне нечего было ей сказать.

Как уже, вероятно, догадался читатель, Юрик Медведев неожиданно попал в пикантную и затруднительную ситуацию. Если открыть правду, могут пострадать все. Даша и Анютка не из тех, кто прощает обиду. А повод для обиды у них, если узнают правду, несомненно, появится. Анютка с полным правом может вырвать у Витька хребет, а Даша с полным правом может переломить его пополам. Потом обе с полным правом могут припечатать к стене меня, а затем выцарапают друг другу глаза и вырвут волосы.

Но если солгать, в числе пострадавших окажусь разве что я. Для Анютки, судя по всему, нет разницы, какой из присутствующих мужчин выписал ее из Бендер. Даша успокоится и разве что покрутит пальцем у виска, оценивая перед сном в разговоре с любимым мой выбор спутницы жизни. Но ведь всегда можно сказать, что любовь зла. Сколько раз и скольких достойных людей эти слова выручали из беды. Бремя ответственности за судьбу Анютки автоматически ляжет на мои плечи. Не лучшая перспектива, что и говорить, зато спасу друга! Это и решило дело.

– Даша, Витек говорит правду, – запинаясь, пробормотал я, с опаской косясь на Анютку, в глазах которой разгорался хищный огонь. – Это, действительно, Анюта. По крайней мере, отзывается на это имя. Мы познакомились по интернету. Ты уж прости, но сегодня она без предупреждения приехала из Бендер, и это факт, с которым не поспоришь. Решила сделать мне сюрприз.

– И теперь им надо остаться вдвоем и погрезить о будущей совместной жизни, – добавил Витек и, взяв более легковесную из своих невест под руку, осторожно потянул ее к выходу.

Однако Дашу все еще терзали сомнения. Витьку не удалось сдвинуть ее с места, как он ни старался.

– Хотелось бы больше доказательств, – тихо, но неумолимо потребовала она.

– Доказательств? Ха, да пожалуйста! – заявила Анютка.

Она порылась в одном из баулов и выудила планшетный компьютер. Поколдовав, торжествующе протянула устройство Даше. Я даже смотреть не стал. И так было ясно, Анютка проделала тот же трюк, что и Витек чуть ранее. Открыла сайт знакомств и зашла на страничку Витька. На Дашу взглянуло мое приветливое и открытое лицо, зафиксированное фотокамерой в те счастливые дни, когда оно еще могло позволить себе быть приветливым и открытым. Увиденное тут же успокоило Дашу. Однако затем ее взгляд напоролся на знакомое имя.

– Виктор? – удивленно воскликнула она, прочитав подпись под фотографией, и адресовала очередной вопрошающий взгляд кавалеру, за которого рано или поздно планировала выскочить замуж.

Витек, реальный Витек, а не виртуальный с сайта знакомств, тут же с силой поволок ее к выходу, понимая, что удачно разыгрываемая комбинация близка к провалу. Счет шел на секунды.

– Ну да, Виктор, а что тут удивительного? – увещевал он по пути тоном бывалого гипнотизера. – На сайтах знакомств никто не называет своих настоящих имен. Юрик назвался моим именем. Понимаешь, он же музейная крыса, а я солидный бизнесмен. Выдал себя за меня. Или меня за себя. Я говорил, что он стеснительный? Да? Нет? Не помню. Ну, идем, идем, им надо грезить…

Одна пара ушла, другая осталась. Ситуация разрешилась относительно благополучно. Однако меня снедало тревожное чувство. И более всего беспокоил плотоядный взгляд Анютки, с которой я остался наедине, беззащитный, безоружный и безнадежно легкий…

***

…Говорят, мудрый бизнесмен не держит яйца в одной корзине. В том смысле, что вкладывает средства в разные отрасли, чтобы не прогореть. Если в одной отрасли разразится кризис, и разорившиеся воротилы стаями начнут выбрасываться из окон небоскребов с криком «Все пропало!», то в другой вложения не только сохранятся, но приумножатся. Витек, при всех его недостатках, в делах отличается хваткой и прозорливостью, и потому до сих пор не прогорел. Он много раз делил бизнес с любовницами и бывшими женами, но это не довело его до паперти. Хоть мы и близкие друзья, я доподлинно не знаю, чем он занимается. Мы почти не говорим о делах. Он лишь мимолетно спрашивает, не прибавилось ли в музее скелетов и черепков, а я в том же вежливом тоне, насколько хватает познаний в экономике, интересуюсь уровнем рентабельности за прошедший квартал. Затем следует пара-другая дежурных шуток, которыми обычно обмениваются при встрече друзья, и деловой разговор заканчивается. Настоящим друзьям всегда есть, о чем поговорить, кроме работы.

В общем, я точно не знаю, что за бизнес держит Витек, но догадываюсь, что предприятий у него немало. Может, оно и к лучшему. Ведь не исключено, что однажды ночью меня выдернут из теплой постели, поволокут на допрос к следователю, который начнет пытать о делах Витька, садистски направив мне в глаза яркий свет от настольной лампы. А я-то человек мягкосердечный. Наверняка расскажу все, что знаю, и положу голову друга на плаху. Лучше ничего не знать, так спокойнее всем, кроме, конечно, следователя и его лампы. Однако кое-что мне доподлинно известно, а именно – адрес главного офиса Витька, где он проводит изрядную часть рабочего времени. Туда-то следующим утром я и направил стопы перед тем, как направить их в музей, на работу.

Молоденькая брюнетка-секретарша, уже вторая у Витька за последние полгода, узнала меня, улыбнулась и милостиво разрешила пройти в кабинет босса. Его логово – это среднестатистическая конура среднестатистического мелкобуржуазного шефа, в меру уставленная стандартной офисной мебелью. Стены обшиты белым сайдингом. Их украшают яркие сертификаты и дипломы, которые Витьку каким-то чудом удалось заполучить на свое имя. А может, он их просто где-то купил. Те участки стен, на которые не хватило сертификатов и дипломов, увешаны черно-белыми картинками в позолоченных рамках под стеклом, то ли графика, то ли фотография. Не понимаю ценности такого искусства, громко именуемого современным и прогрессивным. На мой взгляд, это всего-навсего мрачные картинки, на которых нечто непостижимо бледное судорожно пытается вырваться из чего-то непостижимо темного. Другое дело – «Три богатыря» Васнецова. Вот где хватает и красок, и смысла.

Но, говорят, такие картинки стоят бешеных денег, а в кабинете торгаша должно присутствовать что-то неприлично дорогое. Картинки, лишенные сюжета, в наше время выглядят неприлично дорого. Хотя век назад их без сожаления выбросили бы на свалку, а автора забили бы камнями. Возможно, наши потомки будут поступать так же, как поступали наши предки. Однако эффект картинки производят, этого у них не отнимешь. Помню, я и сам вздрогнул и ослаб желудком, когда впервые увидел одно из таких творений. И не удивительно, ведь едва войдя в кабинет, узрел, что из стены тянется бледная обнаженная нога. И тут же инстинктивно принял стойку каратиста, подсмотренную в фильмах Брюса Ли. Витек объяснил, что автор специально добивался такого эффекта. Сюжет картинки, сказал он с видом тонкого ценителя высокого искусства, заключается в том, что тощая бледная нога любовницы автора с потаенной целью высовывается из-за черного куба, который непросто разглядеть в общем мраке картины. Наверное, пытается его соблазнить, в смысле, любовница при помощи бледной ноги пытается покорить сердце автора картинки.

Ноги, руки, клювы, кубы, круги и конусы присутствовали в кабинете Витька в изобилии и тянулись к посетителю со всех сторон. С непривычки непосвященного и неподготовленного человека вполне может пробрать дрожь. Возникает ощущение, будто участвуешь в съемках фильма ужасов. Но Витек в такой атмосфере чувствует себя прекрасно. Возможно, даже не замечает, что картинки на нормальную психику действуют угнетающе.

Когда я вошел, он мирно дремал за столом, сидя в уютном кожаном кресле с высокой спинкой и положив ноги на стол. Его глаза скрывали темные очки, вроде тех, что носят герои американских боевиков – ну, те хорошие парни, что без суда и следствия сотнями убивают плохих парней. А потом объявляют перепуганному мирному населению, мол, они хорошие парни только потому, что убили плохих парней. И в доказательство украшают грудь шерифскими звездами, снятыми с плохих парней. Мирное население, конечно, им верит. Как не поверить, когда из ствола кольта хорошего парня еще вьется дымок, а в барабане осталась пара неразряженных патронов? Стать плохим парнем не так уж и трудно – достаточно не понравиться парню, считающему себя хорошим.

Обычно Витек солнцезащитные очки не носит даже при ярком свете дня, и потому меня охватили подозрения.

– Привет, мой друг, привет! – возликовал я от порога, узрев воочию парня, которому мне было, что сказать; слова так и рвались наружу, и далеко не все были приятными. – Что я вижу – темные очки! По какому поводу? У Даши закончились вазы, и она атаковала тебя врукопашную?

– Что? Кто? – от звука моего голоса, подобного звукам горна, поднимающего войска в атаку, Витек вздрогнул и пришел в себя.

Он опустил ноги на пол, выпрямился в скрипнувшем кресле и взглянул на меня, однако очки даже не подумал снимать. Еще более сильные подозрения овладели мною.

– Ах, ты об этом, – он понимающе тронул рукой дужку, когда пришел в себя и сообразил, что перед ним находится не фаланга злобных спартанцев, а скромный музейный работник.

– Прячешь фингал? – предположил я.

– Нет, что ты, старик, – рассмеялся Витек, но смех прозвучал натужно – так смеется в лицо судьбе человек, потерявший выигрышный лотерейный билет. – Нет никакого фингала. Да что там, сам посмотри.

Он стянул очки, и моему взору предстали его глаза. То были глаза уставшего человека, не спавшего ночь, испещренные красными жилками. Фингала, однако, не было. Поймав мой вопросительный взгляд, Витек устало махнул рукой, как древний боян, которому осточертело рассказывать одну и ту же былину.

– Не выспался. Последствия ночи, полной буйных страстей.

– Не ври, – спокойно ответил я, вытаскивая козырь из рукава. – Меня не проведешь. Я тебя давно знаю.

– Ты о чем?

– О том, что не было у тебя ночи, полной буйных страстей. После буйных страстей ты выглядишь не так.

– Это как же я выгляжу?

– Как?! Приходишь ко мне на работу или домой, тут все зависит от дня недели и времени суток, приносишь бутылку виски. Говоришь, что впервые влюбился. Потом начинаешь нести чушь, вроде того, что, наконец, нашел спутницу жизни. Ну и за разговором в одиночку уговариваешь бутылку виски. После чего уходишь в магазин за другой бутылкой и не возвращаешься.

– Да?..

– Да. А спустя какое-то время приходишь с бутылкой водки и заявляешь, что любовь умерла, а ты разочаровался в женщинах. Рассказываешь о разводе, говоришь, что отдашь этой дряни все, что имеешь, потому что ты благородный человек, выпиваешь водку и уходишь за другой бутылкой. А в следующий раз вновь стучишь в мою дверь бутылкой виски. Такой вот круговорот спиртного и любви в природе. Так что я знаю, когда у тебя есть буйные страсти, а когда их нет.

– Хм… – глубокомысленно промычал он, словно корова, наткнувшаяся на лугу на редкий вид травы и застывшая в раздумье, проглотить ее и забыть или поголодать, но передать траву науке. – Ладно, признаюсь. Ночь, действительно, была полна буйных страстей, только это были не те страсти, к которым я привык.

И Витек рассказал душераздирающую историю. Оказывается, накануне во время бурной встречи в номере, где теснится Анютка, нам с Витьком так и не удалось усыпить подозрения Даши. Ей бы сыщиком работать. В машине, по дороге домой, она пришла в себя и поразмыслила немного. Свела концы с концами, что-то у нее не сошлось, и она учинила Витьку такой допрос с пристрастием, что он мгновенно похудел из-за резкого обезвоживания организма и был близок к тому, чтобы седина скоропостижно тронула его виски. Бедняга отбивался, как мог. Но что может поделать такой мужичок, как Витек, с разъяренной фурией, вроде Даши? Ему пришлось, так сказать, пролить масло на бушующие волны, чтобы утихомирить разбушевавшиеся страсти. Иначе до дома он бы не доехал с неповрежденным лицом и не выпитой кровью. Витек практически всегда находит, что сказать в стрессовой ситуации, хотя слова в такие мгновения редко идут от разума. Вот он и ляпнул, что собирается сделать Даше предложение руки и сердца. Мы-то, конечно, знаем, что никакого предложения Даше он делать пока не собирался. Но когда жизнь висит на волоске, скажешь и не такое.

Даша – тоже женщина. И как любой женщине, слова о браке ей пришлись по душе. Они пролили бальзам на ее компактные розовые ушки и живительным снадобьем разлились по ее стройному тельцу, достигнув кончиков ногтей на пальцах ног. Гневные страсти сменились страстями воркующими. Витек быстро сообразил, что попал из огня в полымя, и прикусил губу. Но обратный путь уже был закрыт. Даша обрадовалась и сменила тему, да так удачно, что до утра не давала Витьку заснуть. Она ворковала и грезила о будущей совместной жизни, а Витек понуро и молчаливо грезил о том, чтобы она перестала грезить и дала ему поспать. Под утро Даша заявила, что устала от разговоров и устраивает себе выходной. Она, конечно, уснула, а Витек отправился на работу. Устроился в кресле и дремал до тех пор, пока я не нарушил его тревожный сон, полный криков «Горько!».

– Теперь твоя очередь, – печально выдохнул он, закончив рассказ на самой минорной ноте, какую только можно себе представить.

– Моя?

– Конечно. Рассказывай, как провел ночь с тем борцом сумо, которого вчера ты пытался выдать за Анютку.

– Ах да, Анютка. Кстати, за этим я и пришел. Позволь выразить глубочайшее возмущение. Иными словами, ты гад последний, потому что подставил лучшего друга. Наверное, в мире бизнеса это в порядке вещей, и людей, которые регулярно не подставляют друзей, просто вышвыривают из вашего круга. Но в нашем кругу…

– В кругу музейных крыс?..

– Нет, в кругу добропорядочных людей. Так вот, в нашем кругу не принято…

– Прости, в кругу или в круге?

– Что? – растерялся я и зло воззрился на друга. Умеет же вести диалог, негодяй.

– Ладно, не кипятись, – сказал он и миролюбиво поднял вверх руки. – Ты должен меня понять, ведь я оказался на пороге гибели. Еще бы чуть-чуть, и Даша сняла бы с меня скальп. Можешь считать, что спас мою жизнь.

– Только тем и занимаюсь, что спасаю тебе жизнь. На свою жизнь времени не остается.

– Кстати, о твоей жизни, вернее, о твоей личной жизни. Хорошо, что ты сам об этом заговорил. Я все не мог придумать, как бы начать непростой разговор. Итак, что ты планируешь делать?

– Я? Когда?

– Ну, вообще, что будешь делать с бомбовозом?

– С чем?..

– Ну, с Анюткой.

– Я?!

– Конечно, ты.

– Постой, но ведь это не я познакомился с ней по интернету и заманил в наш древний город, прекрасный, как никакой другой, если верить нашему мэру, когда он выступает по телевидению. Мне твоя девица не нужна. Она мне не нравится. Такие девицы не в моем вкусе. Нет, ты не подумай, я совершенно не имею ничего против дам с лишним весом. Ты же помнишь Галю, с которой я крутил на втором курсе? Она была не меньше Анютки по размерам, но у нее была прекрасная душа, заключенная в роскошное тело. И это она меня бросила, а не я ее. А у твоей Анютки заводская комплектация совершенно другая. Производитель позаботился о внешнем облике, но совершенно забыл о начинке.

– Это уже дискриминация…

– Дискриминация? С чего бы это?

– Мне кажется, ты предвзято относишься к Анютке только из-за ее внешности. Ну да, она не такая стройняшка, как моя Дашка, но разве это повод для критики? Бог не случайно создает всех нас разными, – пафосно выпалил Витек.

Я изумленно вытаращил на него глаза – неужели он не слышал того, что я сказал буквально минуту назад? Да будь Анюта девушкой подходящей мне духовной настройки я бы и внимания не обратил на ее габариты.

– Дело не в объемах, объемистые девушки бывают очень даже миленькие, – повторил я. – Но ее характер, воспитание, уровень культуры, образования, уважения к окружающим, гигиены, в конце концов! Она – сама вульгарность! А еще, если хочешь знать, я ненавижу, когда навязывают то, что мне не по душе. Ты же поступил именно так. И вчера я не набил тебе морду только потому, что вовремя пришла Даша.

– А, так, значит, это Даша меня спасла? – язвительно прошипел Витек и горько усмехнулся, как усмехаются люди, внезапно познавшие глубокое разочарование. – Я-то, дурак, думал, что она меня хочет погубить.

– Именно, спасла! – бушевал я, и глас мой грохотал так, что способен был перекрыть шум морского прибоя, если бы наш чудесный город внезапно перенесся бы на морское побережье. – Иначе я выложил бы там всю правду-матку, и Анютка превратила бы тебя в котлету. А Даша посолила бы, поперчила и сожрала бы живьем.

– По-моему, ты преувеличиваешь. Во-первых, это не моя Анютка. Во-вторых, ты сам вчера сказал, в присутствии Даши, кстати, что именно ты познакомился с ней по интернету и пригласил к нам погостить. Гостиничный номер записан на твое имя. Ну и ко всему прочему ты остался с ней на ночь, а это тоже кое-что да значит.

– Ничего я ни с кем не оставался.

– То есть, как это не оставался?

– Как-как, сбежал я оттуда, как еще. Неужели ты думаешь, что у меня хватило бы духу провести ночь с твоей благоверной? Я не из тех, кто предает друзей. Кстати, ты грозился мне врезать, если я попытаюсь увести у тебя Анютку. Так вот, ответственно заявляю: у нас с ней ничего не было. Сразу после того, как вы с Дашей ушли, я сбежал из номера.

– Но как? Я же закрыл дверь на ключ, – опешил Витек.

– А, так это ты закрыл дверь? – я задохнулся от возмущения. – А я-то думал, что она сама захлопнулась.

– Может, и сама захлопнулась, поди теперь разберись…

– Из-за тебя мне пришлось прыгнуть с балкона!

– Да ну?! Там же третий этаж! Ты просто Бэтмен какой-то.

– Вот именно! К счастью, я приземлился на козырек гостиничного входа, а с него спрыгнул на тротуар и задал деру. А к тебе зашел только для того, чтобы выразить свое возмущение и ответственно заявить, что больше никогда и ни при каких обстоятельствах не стану тебе помогать.

– Не станешь же ты отрицать, что между тобой и Анюткой пробежала искра.

– Если будешь продолжать в том же духе, я позвоню Даше.

– Зачем? Чтобы она тоже послушала твою забавную историю?

– Скажу ей правду. Она меня, конечно, недолюбливает, но это не помешает ей мне поверить. Мое слово против твоего.

– Мое слово крепче, – злорадно рассмеялся Витек, как, вероятно, смеется дьяволенок, обманом заставивший доверчивого землянина скрепить кровью договор купли-продажи пропащей души. – Она ведь уверена, что выходит за меня замуж.

– Ах так! Тогда я звоню ей немедленно, чтобы она немедленно раздумала. Посмотрим, как она после этого выйдет за тебя замуж.

Я выудил телефон и притворился, будто набираю номер. Я блефовал, ведь телефонный номер Даши был мне неизвестен. Но трюк удался. Витек изумленно выпучил глаза, как лягушка, которой воткнули в зад соломинку прежде, чем надуть, и бросился на меня, словно футбольный вратарь, в отчаянном прыжке пытающийся отбить мяч, летящий в угол ворот.

– Стой! – завопил он. – Не звони!

– Почему?

– Ты не знаешь Дашу! Она овдовеет раньше, чем выйдет замуж, если ты ей все расскажешь.

– Меня такой вариант устраивает.

– Меня на твоем месте тоже бы устраивал. Ладно, согласен, ты в чем-то прав.

– В чем-то?

– Хорошо, прав во многом, – смирился Витек, опасливо косясь на телефон в моей руке. – Прими извинения. Теперь доволен?

– Теперь – да, – удовлетворенно кивнул я и зачехлил телефон с видом ковбоя, до смерти запугавшего другого ковбоя незаряженным кольтом.

– Давай забудем об этом маленьком недоразумении. Ты сбежал, и это прекрасно. Даже я не расставался с девушками удачнее. Не припомню, чтобы мне приходилось прыгать с третьего этажа. Виски будешь?

– Виски? – насторожился я, вспомнив, по какому поводу Витек обычно предлагает мне этот напиток. Больше подошла бы водка.

– Да, виски, – подтвердил Витек и кивнул головой, чтобы я был уверен в том, что речь идет о виски, а не о водке, хотя мне было все равно – лакать спиртное спозаранку я не планировал. – Предлагаю, как другу. Не было никаких буйных страстей. Просто у меня в сейфе больше ничего нет. Ну что, мир?

– Мир, – благодушно ответил я и торжественно пожал его протянутую руку.

– И не было никакой Анютки, – провозгласил он после того, как нырнул под стол, выудил початую бутылку виски и два стакана, наполнил их и один из стаканов протянул мне.

– Не было, – согласился я, чокнулся с ним и поставил стакан не пригубленным на стол, ведь было еще утро, а я как раз направлялся на работу.

Возможно, у нашей директрисы полно недостатков, но недостатка обоняния у нее точно нет.

– Можно забыть об Анютке, как о страшном сне, – разглагольствовал Витек.

– Согласен, забудем.

– Ты выпей, выпей.

– Не хочу, утро же.

– А я выпью, – решил Витек и мигом выполнил обещание.

Осушив стакан, он снова его наполнил, но пить не стал, а одарил меня странным взглядом. Я поежился. Мой внутренний, встроенный от рождения сигнализатор опасности снова ожил и начал попискивать. Чем дольше и выразительнее смотрел на меня Витек, тем быстрее и громче пищал сигнализатор.

– Что? – не выдержал я.

– Прости меня, друг, – ответил Витек, сочувствующе глядя на меня, и едва не всхлипнул.

– Ну что еще? Опять надо кого-то встретить? Кого на этот раз? Бабушку или племянницу? Может, внучку?

– Не надо никого встречать, – ответил Витек и глотнул из стакана, решив, очевидно, отныне накачивать себя алкоголем более умеренными дозами, чтобы растянуть удовольствие. – Понимаешь, мужчины – слабые люди. Особенно когда девушки обращаются к ним с просьбами.

– Я бы, конечно, не обобщал, но отчасти ты прав. Продолжай.

– Видишь ли, с полчаса назад мне позвонила твоя Анютка, ты ведь в курсе, что она знает мой номер телефона. На самом деле она звонила тебе. Пришлось сказать, что я – твой личный помощник.

– Т-так… – предчувствуя недоброе, прошипел я, если только можно, конечно, прошипеть слово «так». Мне показалось, что я его прошипел.

– Она очень-очень-очень просила подсказать ей, как тебя найти. Я упирался, как мог, сопротивлялся, можно сказать, до последнего. Но девушки бывают очень-очень-очень настойчивыми. А ты ведь знаешь, как я отношусь к девушкам. Не смог отказать в малюсенькой просьбочке и…

– И-и-и… – столь же зловеще прошипел я, как ранее прошипел слово «так».

– И подсказал, как тебя найти.

– Что?! – я подпрыгнул до потолка и только чудом не оставил в нем вмятину своей головой.

– Сказал, где ты работаешь. Подумал, а вдруг это судьба, и я, если не сообщу твой адрес, разлучу два любящих сердца, разрушу две молодые жизни…

Я и не заметил, как схватил стакан и проглотил его содержимое. Витек наблюдал за мной восхищенным и одобряющим взглядом. Так смотрит тренер на штангиста, поднявшего рекордный вес, хотя рекорда от него никто не ждал.

– Вот это правильно, – похвалил он, и тоже, в знак солидарности, отхлебнул заморское пойло.

– Надеюсь, ты понимаешь, что я имею полное право тебя задушить?

– Да, конечно. Но у меня есть оправдание – я же не знал, что ты сбежал от Анютки, спрыгнув с балкона, как человек-паук.

– Не ври, ты решил сбить ее со своего следа.

– Ну, может и так, – беззастенчиво улыбнувшись, согласился Витек. – Но я бы на твоем месте не волновался. Подумаешь, велика беда – Анютка знает место твоей работы. Сотни людей знают, где ты работаешь, но клиентов из-за этого в вашем музее не прибавляется. Кстати, ты ведь можешь в любой момент уволиться!

– Что?!

– Ничего, просто предлагаю варианты. Думаю, боятся нечего. Тебе надо затаиться и отсидеться в темном углу. До отъезда твоей благоверной осталось всего пять дней.

– Пять? Откуда знаешь?

– Я оплатил гостиницу на неделю. Потом ее вышвырнут. Если ты, конечно, не перевезешь ее к себе домой или не оплатишь следующую неделю в гостинице.

– Хочешь сказать, что она еще целую неделю проведет в нашем городе?!

– Нет, всего пять дней, не считая сегодняшнего. Потом точно уедет, потому что ей негде будет жить, а денег на гостиницу у тебя нет. Только не вздумай ее приютить, этого я никогда не пойму.

– Думаешь?

– Конечно, а что ей здесь делать? Меня ей не захомутать, ты от нее трусливо сбежал. Девушки обычно понимают такие сигналы. Боятся нечего.

– И все же не надо было ей говорить, где я работаю.

– Прости, старик, иначе я поступить не мог. К тому же твой бесшабашный и необдуманный прыжок с балкона спутал все карты. Предупреждать надо о таких прыжках.

Я кивнул, с сожалением взглянул на стакан, который еще держал в руке, с сожалением в том смысле, что сожалел о том, что опустошил его. Надо было проявить твердость духа, мне же еще на работу идти.

– Девица тебя больше не побеспокоит, – успокаивал меня Витек. – Даже музей твой не найдет, она же не местная.

– Да, ты прав, больше половины местных жителей даже понятия не имеют, где находится наш музей, – соглашаясь, заметил я.

– Тем более. Ну что, опрокинем еще по стопочке?

– Нет… – решительно отказался я, но продолжить не успел, так как завибрировал мой телефон. Я взглянул на экран – звонила директриса. Волнение тронуло струны моей души. По пустякам она меня не беспокоит.

– Да? – ответил я, насторожив уши, как охотничий пес, которому показалось, будто километрах в трех к юго-западу в канаве шевельнулся дремавший кабанчик, заподозривший, что в лесу, пока он спал, начало твориться что-то неладное.

Чутье меня не подвело.

– Звонила начальница, – с прискорбием сообщил я Витьку, который, верно угадав по моему лицу характер вести, предупредительно, будто был действующим чемпионом мира среди барменов-любителей, наполнил мой стакан. – Велела срочно бежать в музей.

– Неужели подвезли свежий труп мамонта?

– Нет, – бесцветно ответил я, отрешенно глядя в пространство перед собой, быстро заполнявшееся туманом. – В музей явилась беспардонная особа и заявила, что она – моя невеста. Требует встречи со мной. В противном случае обещает разнести в пух и прах экспозицию девятнадцатого века, а на ее создание ушло почти четыре года.

– Почему именно девятнадцатого?

– Потому что она ближе всех к выходу. Не надо далеко ходить, чтобы разнести ее в пух и прах.

– Понимаю, это очень удобно. Погоди, ты только что сказал – твоя невеста?.. У тебя что, есть невеста?

– Полагаю, что только одна особа на нашей планете могла явиться в музей, назваться моей невестой и пригрозить разнести в пух и прах экспозицию девятнадцатого века.

– Анютка? – осенило Витька.

– Анютка, – сокрушенно ответил я, чувствуя, что пол под ногами превращается в зыбучий песок.

– В таком случае, беги, друг, беги, – выдохнул Витек и сочувствующе протянул мне стакан с виски на дорожку…

***

…Многие любят рассказывать о передрягах, в которые заводит их жизненный путь. И гордятся тем, как им удалось выкрутиться. Хотя, наверное, чаще привирают. Редко кто рассказывает истории, заканчивающиеся для них плачевно. Рассказчик обычно выходит победителем из любой неожиданной и неприятной ситуации, а слушатели восторженно ему аплодируют. В моей жизни передряги тоже случаются. Но я нечасто рассказываю о них, ибо выпутаться из передряг лично мне бывает крайне сложно. Настолько нелегко, что вспоминать о них неприятно. Обычно я укладываю очередную историю на дальнюю полку памяти и выуживаю ее на свет, предварительно отряхнув от пыли, только в крайнем случае. Вот и сейчас я рассказываю вам эту историю только потому, что уже начал ее рассказывать, не задумываясь о последствиях, и было бы нетактично прервать повествование в зародыше.

Итак, волею судьбы я стал жертвой самых странных обстоятельств, которые только может представить себе человек, человек моего круга, по крайней мере. Трудно вообразить, что размеренная жизнь рядового обывателя может перевернуться лишь от того, что лучший друг попросит его встретить на вокзале прибывающую товарным поездом любимую тетушку. Тетушка на поверку оказывается девушкой, а девушка – помесью борца супертяжелой весовой категории с таким же боксером, да еще и обладающей сверхтяжелым характером. Поймите, я снова повторюсь: проблема Анютки заключалась вовсе не в весе. У меня были и есть подруги, которые и сами мечтают о том, чтобы скинуть двадцать-тридцать килограммов, и все же они вызывают у меня искреннюю симпатию. Просто потому, что люди они хорошие, этакие душки.

Дело все-таки в характере, в воспитании. Будь свалившаяся на мою голову особь тонкой, как шест стриптизерши, ее манера общения все равно оттолкнула бы и меня, и Витька, и многих других мужчин нашего круга. Самое ужасное в такой ситуации то, что особь имеет на вас виды. А вы на нее видов не имеете. Исход борьбы противоречий при таких обстоятельствах во многом зависит от твердости характера и крепости бицепсов. И в том, и в другом я значительно уступал своей названной невесте. И мысли об этом не покидали моей головы.

Оставив Витька в офисе, я прогалопировал шесть кварталов, изумляя прытью прохожих и обгоняя троллейбусы и маршрутки, и ворвался в двери музея в тот момент, когда Анютка начала терять терпение. Она стояла у гардероба, охраняемая цепким взглядом нашей гардеробщицы бабы Клавы. Анютка нетерпеливо притоптывала ножкой, отчего в старых деревянных оконных рамах жалобно позвякивали стекла.

Рядом, воинственно втянув голову в плечи, с ноги на ногу переминалась директриса. Начальница напоминала бульдога, поглядывающего на влезшего в форточку вора и раздумывающего над тем, в какую часть пришельца впиться мертвой хваткой. Она неприязненно взирала на Анютку, но Анютка отвечала ей взаимностью. Так смотрят друг на друга борцы перед финальной схваткой. Анютка была чуть выше директрисы, но директриса – чуть шире Анютки. Однако при взвешивании перед боем, на мой взгляд, Анютка оказалась бы на пару килограмм тяжелее моей начальницы. С другой стороны, на стороне директрисы имелся опыт прожитых лет, а на стороне Анютки – юношеский задор. Думаю, букмекеры оценили бы их шансы пятьдесят на пятьдесят.

– А вот, наконец, и вы! – возрадовалась директриса так, как никогда еще не радовалась моему появлению на работе, и ее голова приподнялась над плечами на выдвинувшейся телескопической шее.

Она сделала несколько шагов мне навстречу и развела руки в стороны, словно намереваясь обнять, как блудного сына, вернувшегося после тридцати лет скитаний в самый подходящий момент. Впрочем, возможно, она собиралась сомкнуть свои пальцы на моей шее, а потом заявить следователю, флегматично осматривающему мой труп, что действовала в состоянии аффекта. Несмотря на улыбку облегчения, вид у нее был не особенно дружественным. Наверное, Анютка успела ей порядком надоесть. А поскольку она назвалась моей невестой, то, по логике ситуации, вина в происходящем ложилась на меня. Анютка тоже возрадовалась, узрев жениха в полном здравии, но и в ее взгляде не было особого дружелюбия. Наверное, не забыла еще мой прыжок с балкона, который я совершил, когда она неосмотрительно отвернулась к бару и принялась искать что-нибудь расслабляющее. И поделом ей. Впредь будет знать, что кавалера следует надежно привязать к батарее отопления, прежде чем отворачиваться к бару.

Две мощные женщины надвигались на меня, словно грозовые тучи на солнце жарким июньским днем, и ничего хорошего мне это не сулило. Я инстинктивно отступил на пару шагов. Нащупал ручку входной двери и собрался было бежать, но тут вспомнил об экспозиции девятнадцатого века. Наш коллектив работал над ней почти четыре года. Было бы преступлением отдать труд на разграбление варваров. Вернее, варварки, от чьей поступи содрогалась земля и подпрыгивали на рельсах проходящие трамваи, вызывая у пассажиров приступы морской болезни. Я принял непростое, но верное решение, и отказался от побега.

– Пришла ваша невеста и ультимативно потребовала встречи с вами, – процедила сквозь зубы директриса тоном генерала, которому сообщили о прекращении войны в тот миг, когда он собирался выкинуть белый флаг и сдать свою доблестную армию превосходящим силам противника. – Правда, она почему-то называет вас Витьком. Впрочем, это не мое дело, может быть, сейчас у молодежи принято называть друг друга витьками. Помню, во времена моей молодости были некие митьки. Что ж, я рада, что вы изволили явиться на работу, потому что экспозиции девятнадцатого века угрожала реальная опасность. Надеюсь, теперь угроза миновала.

Выдохнув, директриса величаво обернулась к Анютке. Профессионально ошпарила «невесту» взглядом, от которого за долгие годы пострадало немало невинных деятелей культуры, и удалилась по лестнице на второй этаж, где располагается ее кабинет, важно покачивая крупной кормой. Я подскочил к девице, мрачно что-то жевавшей, схватил за локоть и попытался вытащить ее на улицу. Но с тем же успехом можно собственноручно тащить из леса бревно, вытесанное из векового дуба. Еще немного, и я заработал бы себе грыжу. К счастью, Анютка возложила длань свою на мое плечо. Меня перекосило. Ноги подогнулись, и я оставил попытки вытащить ее на свет божий. Близко перед глазами возникло личико «невесты».

– Это была кто? – выдохнула она, и по характерному аромату алкогольных паров я сообразил, что в мое отсутствие девушка позволила себе пропустить пару-другую стопочек чего-то крепкого.

На ее месте я, вероятно, поступил бы точно так же, поэтому Анютка не удостоилась моего осуждения. Да и вообще, она относится к тому типу женщин, которых лучше не осуждать с расстояния менее километра. Поэтому я тактично промолчал насчет исходящего от нее аромата.

– Кто? А, это моя начальница. Очень строгая женщина.

– Она странно смотрела на тебя.

– Она так смотрит на всех, кто опаздывает. К тому же у нее сегодня есть повод так смотреть.

– Какой такой повод? – насторожилась Анютка, с подозрением впившись в мои глаза.

– Можно сказать, что большой. Впрочем, долго объяснять. Погоди, а почему ты об этом спрашиваешь?

– Ну… Если у нее есть на тебя виды, только скажи, я ей голову откушу.

– Ах, вот оно что, – понимающе протянул я и мысленно прикинул, что за такой поступок многие музейные работники осыпали бы Анютку благодарностями. В закоулках музея давно зрели революционные планы по смене власти. – Не стоит. Нет у нее на меня никаких видов.

– Точно?

– Абсолютно.

– Хм… А кто это?

Она стрельнула гаубичным взглядом в сторону гардероба, и баба Клава, слышавшая, несомненно, наш разговор, юрко нырнула под стойку, спасая свою жизнь.

– Это? Это баба Клава. У нее тоже нет на меня видов. Можно сказать, у нас с ней это взаимно.

– Ладно, верю, – произнесла Анютка тоном неверующего человека. – Тогда пойдем, поговорить надо.

Я согласился с тем, что надо поговорить и предложил провести переговоры за пределами музея, выразив надежду на то, что они будут мирными. В ответ Анютка мрачно хмыкнула, давая понять, что предложенные условия ее не устраивают.

– У вас тут что, типа музей? – заинтересовалась девица, осматриваясь так, будто это не она, а какой-нибудь зарвавшийся Наполеон недавно грозил разрушить экспозицию девятнадцатого века.

– Типа, да, – ответил я, все еще придавленный к полу ее могучей рукой.

– Так веди меня на экскурсию, – велела она, и баба Клава охнула под стойкой гардероба, услышав ее слова.

Я тоже охнул, но не столько от слов, сколько от того, что девица сжала мое плечо. Ощущение было такое, будто его зажали в тиски и проверяют на прочность.

– На экскурсию? – ошарашенно переспросил я, ибо ожидал чего угодно, даже апокалипсиса, но только не этого.

– Во-во, на экскурсию. Сто лет в музее не была, с первого класса. Мне же интересно узнать, чем занимается мой жених.

– Жених? – обреченно повторил я, испытав чувство, которое обычно описывают словами «внутри все оборвалось», и понуро повел избранницу по музейным залам, естественно, не взяв с нее ни гроша.

Анютка показала пытливый ум и регулярно интересовалась, сколько стоит та или иная безделушка под стеклом, можно ли ее продать на рынке или непременно надо нести к барыге. К счастью, серьезные экспонаты, имеющие огромную историческую, культурную и материальную ценность, мы обычно напоказ не выставляем. Такие мемории, как называем их мы, профессионалы, или черепки и скелеты, как называет их Витек, хранятся в закрытых фондах, в помещениях со специальным микроклиматом. Публике ценности предъявляют лишь в особых случаях, например, на выставках по случаю юбилейных дат. Конечно, особым случаем можно назвать и посещение музея Анюткой. Но все же я не решился открыть перед ней двери, за которыми хранится сокровенное. Девице же вполне хватило того, что она увидела. Особенно мою спутницу заинтересовал макет, выполненный в натуральную величину и представляющий сюжет средневековой казни. Палач задумчиво стоит, проверяя остроту топора пальцем. А два дюжих стрельца неторопливо ведут к плахе несчастного, которому за какое-то прегрешение по чьему-то повелению вот-вот отделят голову от туловища, после чего земные проблемы перестанут его волновать в отличие от таких несчастных, как я.

– На тебя похож, – Анютка кивнула в сторону приговоренного к казни счастливчика.

Я пригляделся и вздрогнул: а палач-то своей статью походил как раз на Анютку. Стало быть, два стрельца – это Витек и Владик. Помотав головой, я прогнал неприятное видение и вежливо, но настойчиво предложил продолжить экскурсию. Вскоре мы добрели до дальнего зала, где у нас располагается природный уголок – этнографический зал. Там представлены образцы флоры и фауны нашей области. Его украшением считается чучело медведя, в натуральную, естественно, величину. Могучий обитатель лесов стоит со вскинутыми лапами, вооруженными мощными когтями. Пасть распахнута, огромные клыки приводят в трепет, так и ждешь, что с них вот-вот хищно закапает слюна. В общем, зрелище впечатляющее. Реально кажется, что медведь вот-вот на тебя нападет. Поверьте, ноги сами поворачиваются к выходу, а мочевой пузырь начинает постанывать.

Я не единожды видел чучело и должен был привыкнуть к эффекту, который оно производит, но каждый раз все равно испытываю легкое чувство первобытного страха перед могучим хищником. Анютка же совершенно не испугалась, подошла к чучелу и деловито ткнула в него пальцем, проверяя, настоящий ли это медведь. Презрительно фыркнула, поняв, что ее опередили, и кто-то лишил зверя жизни задолго до нее. Затем ей в голову пришла оригинальная идея сфотографироваться на фоне медведя, рядом с медведем, в обнимку с медведем, с медведем, будто бы стоящим на ее на отставленной в сторону ладошке, позади медведя и сидя перед медведем на корточках. Она вооружила меня планшетным компьютером, и я минут десять послушно исполнял функции ее личного биографа, старательно запечатлевая для потомков оригинальные изображения Анютки и медведя, просьба не путать, кто справа, а кто – слева. Когда же ей наскучило это занятие, она перешла к делу, то есть, стала вершить мою несчастную судьбу.

– Милый, сколько гостей будет с твоей стороны? – поинтересовалась она, поставив меня в тупик.

– Гостей?! – удивился я, похолодев, ибо течение намечавшегося разговора мне не понравилось.

– Ну, твои родственники, друзья, – терпеливо объяснила она, явно перебарывая желание влепить мне затрещину за непонятливость. – Я же пока не знаю, кого ты хочешь пригласить на свадьбу.

– Н-на к-какую свадьбу? – с трудом проглотив невесть откуда взявшийся в горле ком, спросил я и почувствовал, что хладное тело мое начало трястись, словно его подключили к вибромассажеру.

Глаза у нее округлились, превратившись в два огромных, пустых блюдца.

– На нашу свадьбу, конечно, на какую же еще, – удивилась девица, и сразу стало ясно, что я, должно быть, все еще сплю и вижу кошмар. – После того, что ты со мной сделал, ты просто обязан на мне жениться.

– А что я сделал-то? – жалобно проблеял я, в то время как мой разум боролся с моими ногами – они никак не могли решить, что делать.

Разум приказывал ногам немедленно начать работать и унести меня как можно быстрее и как можно дальше. Ведь за тем ноги и были дарованы Всевышним. Однако ноги отказывались выполнить приказ и вообще заявляли, что провели референдум, вышли из подчинения и отныне будут жить самостоятельно. Сердце, которое могло бы выступить в споре третейским судьей, само бешено носилось по телу, пытаясь найти хоть какой-то выход и сбежать.

– Как это что? – прохрипела Анютка, и мне показалось, что чучело медведя от звука ее голоса вздрогнуло и тоже попыталось сорваться с места и сигануть в окно. – Сначала заманил на сайт, потом наобещал подарков с три короба, заманил сюда, обещал жениться, напоил, накормил, в гостиницу заселил, соблазнил…

Я молча смотрел на нее, стремительно утрачивая то ли разум, то ли слух. Словно кто-то закладывал мои уши ватой и ею же обволакивал сознание. А глаза мои, должно быть, начали расти и постепенно завоевывали все большую площадь лица. Анютка, судя по тому, как она загибала пальцы, перечисляла мои прегрешения, то есть, причины, по которым я должен на ней жениться. Мне стало жалко мать. Что она скажет, когда я приведу в дом такую невесту? Наверное, не скажет ничего, а молча рухнет и никогда не поднимется. А отец? У него и так больное сердце. Я также подумал, что на устранение всей моей семьи, включая семиюродных братьев и сестер, у Анютки с ее способностями вряд ли уйдет больше месяца, да и то лишь потому, что семья разбросана по необъятной стране. Надо спасать семью.

– Погоди, – прервал я, когда Анютка начала загибать пальцы по третьему кругу. – Мне надо позвонить. Выйду в соседний зал, а ты побудь здесь, я быстро.

– Э, нет, – замотала она головой, напоминая быка, которому осведомленные источники сообщили, что завтра его отведут не на пастбище, как обычно, а на бойню. – Второй раз меня не обманешь. Звони отсюда.

– Отсюда? – растерялся я и с надеждой взглянул на медведя, ища у него поддержки.

– И, кстати, не думай, что раз я такая хрупкая и нежная, ты сможешь мной воспользоваться. Я рассказала все отцу, а он знаешь какой? Он раньше, до переезда, на шахте работал.

– Переезда?

– Да, мы же раньше под Донецком жили, на Украине, а потом в Бендеры перебрались, к родне. У меня и братья на шахте работали. А сейчас на судоремонтном заводе.

– Братья?.. Отец… Никогда бы не подумал, что у тебя отец – шахтер, – пробормотал я, слабея. – Я думал, он у тебя артист, пианист или кто-то в этом роде.

– Если ты на мне не женишься, он приедет и намотает твою душу на кулак, пообещала Анютка, задумчиво окидывая меня взглядом снизу доверху. – С ним, кстати, приедут мои старшие братья Степан и Семен, они знаешь какие?!

– Это которые в шахте работают?

– Работали, – деловито поправила Анюта. – Семена-то недавно отпустили из тюрьмы. А еще приедет кум Петро, он быка кулаком убивает.

– И что, никак не убьет? – брякнул я, нервно хихикнув.

– Ладно, иди в свой зал, – разрешила Анютка, решив, что в случае чего вызовет подкрепление прямо из Бендер, и ее кровные родственники, которыми, видимо, кишат зарубежные тюрьмы, рано или поздно, но достанут меня из-под земли. – И помни – не только батя приедет, но и старшие братья и кум Петро.

– Как же, как же, такое забудешь, – хмуро отозвался я, все еще отказываясь верить в то, что мой жизненный путь так внезапно подошел к концу.

Вообще-то, я не из пугливых, хотя и к числу записных храбрецов меня не отнести. Но когда девица с тяжелым характером и весом в центнер говорит, что пожалуется бате, старшим братьям и куму Петро, каждый из которых, должно быть, во время семейных пирушек для забавы с легкостью перебрасывает ее с ладошки на ладошку, поневоле начинаешь трястись, как заяц под кустом. Ситуация осложнялась, и меня бесило то, что виновник, тот, кто заварил всю эту кашу, сейчас сидит себе в тепле и в ус не дует, лениво разглядывая сквозь темные стекла очков неприлично дорогие картинки на стенах своего офиса.

Я вышел в соседний зал, оставив Анютку наедине с медведем, и, кипя от возмущения, набрал номер Витька. Он ответил после второго гудка. Значит, не спал. Я кратко обрисовал ему ситуацию, не забыв рассказать о бате, старших братьях и куме Петро, который не дает быкам спокойной жизни. Они приедут, если я откажусь ходить у их родственницы на коротком поводке и не оплачу свадьбу, попутно вырядившись в костюм счастливого жениха.

– Положение тревожное, – взволнованно констатировал я, добавив, что сегодня же напишу завещание, но Витька в него не включу.

– Да она блефует, – решил, подумав, Витек, а я подумал – ему-то что, это ведь не на его голову вот-вот свалится многотонная родня из Бендер.

– Думаешь, у нее нету бати, старших братьев и кума Петро?

– Может, и есть, но она точно блефует. Я уверен, что никто из них не приедет сюда по твою душу.

– А если она не блефует? Если они приедут? Вот ты бы поехал, если бы твоя дочь оказалась в чужом городе, а жених обманул бы ее и отказался жениться?

– Не знаю, я вообще не представляю себя в такой ситуации. Может, и поехал бы. Но они не приедут, точно тебе говорю. Наверное, и без того все семейные сбережения потратили на билет для Анютки от Бендер до нашего города. Небось, даже заложили фамильное серебро. Это же провинция, им не на что купить билет. Сам посуди, откуда у шахтеров деньги?

– Они бывшие шахтеры, – уточнил я. – А сейчас они работают на судоремонтном заводе. А кум Петро, наверное, трудится на бойне. Так, и что же мне делать?

– Да ничего. Поводи Анютку по музею, покажи ей ваши черепки и скелеты. Потом выведи на улицу, заведи в кафе, угости ведром мороженого и смойся через черный ход. Если погонится за тобой, просто прибавь ходу, поддай газку. Главное, чтобы она тебя в первые сто метров не догнала. А когда она устанет, уйдешь в отрыв. Как окажешься в безопасности, позвони начальнице, скажись больным и на неделю спрячься.

– А если Анютка узнает, где я живу?

– Как она узнает?

– Например, мой лучший друг проболтается об этом по телефону и продиктует ей мой адрес, потому что он, видите ли, не в силах отказать девушке в исполнении малюсенькой просьбочки.

– На что это ты намекаешь?

– Просто к слову пришлось.

– А-а… Тогда найди берлогу, которую она найти не сможет.

– Легко сказать, найди берлогу, – грустно отозвался я.

– Короче, старик, не бойся, будь сильным, будь мужиком. Пойди и скажи ей, что ты еще не созрел для брака, что ты еще слишком молод, что ты ее недостоин, что она когда-нибудь найдет свое настоящее счастье. Намекни, что ваши дорожки тут и расходятся. Если она будет рыдать, покажи ей эти ваши черепки и скелеты, выведи на улицу и далее по плану, ведро мороженого, охапка роз, цистерна водки и все такое прочее. Как сбежишь, позвони, хочу знать подробности. Пока-пока!

Он отключил связь, и я понуро поплелся в зал к Анютке. Она все еще топталась рядом с медведем, и на ее фоне лесной зверь не казался таким внушительным и страшным, как обычно. Я захлебнул максимальное количество воздуха, которое была способна вместить моя отнюдь не богатырская грудь, и на одном дыхании выложил Анютке все, что посоветовал выложить Витек. И про расходящиеся дорожки, и про то, что я не созрел для брака, и про счастье, которое она обязательно найдет, и даже про то, что я не верю в визит ее бати, старших братьев и кума Петро.

Выслушав меня, Анютка изменилась в лице. Губы ее скривились, одна щека поползла вверх, другая вниз, вместе с ними изменили месторасположение уши и брови. И только хвостик на макушке, вызывающе смотрящий в потолок, остался на месте. Мне показалось, что она вот-вот всхлипнет и заплачет, и я машинально запустил руку в карман брюк, где у меня лежал носовой платок. Тут раздался странный звук, вроде хлопка взрыв-пакета. Я с удивлением заметил, что Анютка не рыдает, как полагается порядочной невесте в такой ситуации, а ржет, как тот самый сивый мерин, о котором то и дело в обиходе упоминают русские люди.

Звук, похожий на хлопок взрыв-пакета, на деле оказался начальной фазой смеха. Про другую девицу сказали бы, что она прыснула и залилась хрустальным перезвоном. Но Анютка хлопнула, взорвалась и заржала. Если и было что-то колокольное в исторгаемых ею звуках, то это был набат по моей потерянной молодости и загубленной жизни. Что обычно делает человек, когда в его присутствии другой человек вдруг беспричинно начинает смяться? Правильно, тоже начинает смеяться. Вот и я заржал. Сначала потихоньку, попискивая, а затем перешел на нервный рев, органично дополняя Анютку. Мы так смеялись, что не сразу услышали вопрос, заданный кем-то за моей спиной.

– Еще раз спрашиваю: что здесь происходит? – спросил чей-то строгий голос, повторив вопрос, предположительно, в третий или четвертый раз.

Вздрагивая всем телом, Анютка невероятным усилием подавила смех и начала успокаиваться, а вместе с тем спокойствие стало охватывать и меня. Когда она окончательно успокоилась и протерла заслезившиеся глаза пудовым кулаком, вопрос незнакомца прозвучал еще раз, и она ответила:

– Батя! Это ты?! Как я рада тебя видеть. Батя, только что этот паря отказался на мне жениться!

– Чего?! – взревел незнакомый голос, и мне послышался в нем приговор. Как вы, наверное, понимаете, вердикт этот не был оправдательным.

Остатки веселости моментально испарились из меня. Я резко обернулся, и шерсть вздыбилась на моем загривке. На пороге стояли несколько крепких, бритоголовых мужчин, смотревших так, словно они были бандой коллекторов, которым я задолжал бесстыже много денег.

– Знакомься, – приветливо пробасила Анютка. – Это – батя. За ним стоят мои старшие братья Степан и Семен. А позади – кум Петро.

– Здрасьте, – пролепетал я и попытался потерять сознание…

***

…Как человек творческий, я не страдаю отсутствием фантазии. И потому воображение мигом нарисовало мне приятную картину. Я, этакий могучий и бесстрашный Юрий Медведев, стою себе спокойно и насмешливо смотрю в налитые кровью глаза бати, старших братьев и кума Петро. Что, говорю им, не на того напали? Попробуйте хоть пальцем меня тронуть, мало не покажется. Бать, можно я ему вдарю, вдруг просит брат Степан. И я, и я, требуют брат Семен и кум Петро. Но батя, старый и закаленный боец, участник не одной крупной драки, разгоравшейся в шахтерских кабаках в восьмидесятые, понимает, что силы неравны, и трубит сигнал к отступлению. Семейка срывается с места и дружно драпает, прихватив с собой Анютку. Она печально машет мне на прощание рукой, второй рукой смахивая предательски набежавшую слезу. А я остаюсь и в одиночестве торжествую среди скелетов и черепков. Но приятная картина недолго стояла перед моими глазами.

– Бать, че это с ним? Он хоть дышит?

– Не знаю… Вдарь-ка ему!

– Ща!

Горячая оплеуха обожгла мою щеку и едва не оторвала голову. Мера помогла, и я пришел в чувство. Щека пылала, но это был не главный минус. Хуже было то, что Юрий Медведев в который уже раз за неполные сутки угодил в пикантную ситуацию. Оглядевшись по сторонам, я без труда идентифицировал местность. Это был мой кабинет, я сидел на своем стуле, за своим столом. Кабинетное пространство заполняло стадо диких бизонов, в одном из которых я узнал Анютку. Вид у нее был встревоженный, глазки неотрывно следили за мной, будто я был банкой варенья, которую она планировала вылизать досуха, стоило только взрослым выйти в другую комнату. Кроме нее, в кабинете в большем, чем хотелось бы, количестве толпились батя, старшие братья Степан и Семен, и, конечно, кум Петро, куда же без него.