ЗАКЛЕЙМЁННАЯ
“Самый сильный тот, у кого есть сила управлять самим собой”. Сенека
– Сегодня утром стало известно, что группой заключённых был совершён побег из тюрьмы строгого режима на севере нашей страны.
Сердце пропускает удар, нож соскакивает, и острая боль пронзает палец. Но я не обращаю на это никакого внимания, потому что я могу только смотреть на экран телевизора, могу только внимать каждому слову дикторши, надеясь, что в этот раз чутьё подводит меня. Дурное предчувствие сжимает внутренности, стягивает узлом кишки, заставляя задохнуться, вмиг стать проколотым воздушным шариком, в котором за секунду не осталось ничего.
А девушка тем временем продолжает:
– Как сообщает наш источник, среди сбежавших числится некий Ветров Никита Игоревич – серийный убийца, также известный по прозвищу Ван Гог. Сейчас вы можете видеть на экране кадры с задержания этого особо опасного преступника.
С колотящимся сердцем смотрю на то, как его скручивают, укладывают на пол, заломив руки за спину. На пол нашей квартиры. Последний взгляд тёмно-синих, как морская пучина, глаз направлен будто бы в камеру. Но нет. За снимающим стояла я. Ван Гог тогда смотрел на меня.
Я чувствую, как тошнота подкатывает к горлу. Ровно, как и тогда. После того как его забрали, я, стоя на коленях, почти час не могла успокоить свой желудок, который всё скручивало и скручивало спазмами.
– Напомню, на счету Ван Гога числится более двадцати доказанных жертв, – слова гвоздями врезаются в виски. – Сколько их на самом деле, остаётся только гадать. Наш корреспондент уже на месте событий. Виктор, скажите, что говорит администрация тюрьмы? Как они допустили, чтобы этот зверь оказался на свободе?
– Да, Елена, я нахожусь… – начинает Виктор, но я уже не слушаю, дрожащими пальцами нажимаю кнопку на пульте, зажимаю рот ладонью и беззвучно кричу.
Бросаю взгляд на стол и в ужасе отшатываюсь. Вся разделочная доска в крови, как и сыр, который я нарезала для завтрака, как и кнопки пульта. Откуда она? Откуда? Долю секунды я захлёбываюсь паникой, пока до меня не доходит, что это моя собственная кровь из раны, которую я сама себе сделала. Из-за него. Опять из-за него.
Слышу шаги в коридоре и стараюсь взять себя в руки. Прячу за суетливыми действиями дрожащие пальцы, набираю в лёгкие побольше воздуха и задерживаю дыхание.
– Милая? – голос Сергея встревожен. Он тоже это видел. – Ты как?
– В порядке, – лгу я. – А ты? Уже звонили сверху?
– Да, – муж трёт переносицу, цепляется взглядом за пятна крови, которые я не успела стереть. – Боже, Стася, ты поранилась?
Он бросается ко мне, но я инстинктивно прячу порезанную руку за спину.
– Ничего, – скрываю это неправильное движение за улыбкой. – Кровь уже остановилась. Всё хорошо.
В другой ситуации Сергей, возможно, и был бы более чутким, но сейчас я вижу, что его мысли тут же улетают куда-то далеко.
Побег Ван Гога – его головная боль. Теперь начальство не слезет с него, пока Ветрова не поймают. А мы с Серёжей оба знаем, как сложно ловить такого человека. Практически невозможно.
– Ты бы… – он мнётся, и я уже знаю, что он хочет сказать. Он просто не может не предложить. – Ты бы, может, отпуск взяла? Давно же не была. В Турцию, может?
– Сереж, всё нормально будет, – я подхожу ближе, кладу здоровую ладонь на его грудь, встаю на носочки и целую его в уголок губ. – Нет никакой гарантии, что он возвращается. С его деньгами он может уже лететь в любую страну мира. Ну подумай сам, зачем ему сюда?
– Я не хочу, чтобы всё это опять происходило с нами, – Сергей утыкается лбом в мой лоб, качает головой. – Мы только жить начали нормально. Только в себя пришли. И опять он.
– Его поймают, – я не чувствую той уверенности, которая слышится в моём голосе. Потому что я знаю, что второй раз он не попадётся так легко. Второй раз поймать его будет возможно, только если он сам захочет быть пойманным. – А если он вернётся… тогда поймаем его мы. Вместе. Как и в прошлый раз, помнишь?
Боль тупой иглой пронзает сердце. Хочется сейчас орать и стрелять в тире, а не строить из себя хорошую жену. Хочется увидеть его и вмазать в это идеальное лицо и хоть раз получить хотя бы какой-то ответ, кроме кривой улыбки и насмешки в грозовых глазах с чёрным ободком вокруг радужки. Ненавижу. Ненавижу! Если бы было можно, я бы убила его сама. Клянусь, я нажала бы на курок, чтобы больше никогда не чувствовать этой чёртовой боли.
– Ты идеальная, – улыбается муж, выдёргивая меня за шиворот из своих мыслей. Сергей притягивает меня ближе, ласково мурлыча: – Самая красивая, – сладкий поцелуй в шею, заставляющий меня с улыбкой запрокинуть голову, – самая умная, – еще один поцелуй под ключицей, – самая…
Звонок смартфона Сергея, как это часто бывает, разрушает и без того шаткую иллюзию романтического настроя. Он глядит на экран, сразу подбирается, отвечает звонящему слишком уважительно, а значит, звонят совсем уж сверху:
– Здравия желаю, товарищ… – лицо мужа тускнеет на глазах. – Да. Да. Нет, мне ещё не докладывали. Виноват, Виктор Фёдорович. Да. Мы выезжаем. Станислава? Да, хорошо. Вас понял.
– Что? – пульс подлетает в долю секунды, и я нетерпеливо дёргаю его за рукав.
– Труп на складах, – по его лицу понимаю всё и сразу. На складах всегда кого-то находят, но сейчас я вижу по его залёгшей между бровей глубокой складке, что это не просто убийство.
– Он бы не успел, – одними губами произношу я, беспомощно качая головой.
– Не знаю, Стась, – муж чмокает меня в щеку, нет, скорее просто бездумно проскальзывает по коже сухими, горячими губами, и подхватывает со спинки стула свой пиджак. – Поезжай разберись. А меня на совещание вызывают. Все на ушах стоят, сама понимаешь.
– Понимаю, – проговариваю ему уже в спину.
– Люблю тебя, детка, – кричит он из коридора, и я слышу, как за ним захлопывается входная дверь.
– И я тебя…
Заклеиваю порез на пальце и быстро одеваюсь. Чёрные джинсы и такая же чёрная майка, кобура и табельное, кроссовки на высокой подошве – на складах всегда грязь. Чёрные прямые волосы до пояса собираю в свободную косу, пару раз взмахиваю щёточкой туши, чтобы бледное лицо хоть немного перестало выглядеть болезненным, накидываю на плечи кожанку и тоже выхожу из дома.
“Не объясняй свою философию. Воплощай её”.
Эпиктет
Я успеваю сделать всего один шаг из подъезда, когда прямо передо мной на бешеной скорости пролетает чёрная птица, и, не притормаживая, врезается прямо в землю. Я торможу, словно налетев на невидимую стену. В ужасе гляжу на разбившуюся о землю небольшую птичку, когда неподалёку падает ещё одна, и ещё… Единственное, что я делаю, – это пячусь под козырёк подъезда, спотыкаюсь и чуть не падаю, глядя на жуткий птичий дождь.