Многоликая Франция. Портретная галерея бесплатное чтение

Александр Артамонов
Многоликая Франция. Портретная галерея

Посвящаю своей крёстной дочери и племяннице Франсуаз-Мари-Ирэн Компуэн


© Артамонов А.Г., 2022

© ООО «Наше завтра», 2022

Преамбула

Когда-то древние философы-перипатетики утвердили интересный литературный жанр диалогов. Наиболее известная форма подобных произведений – «Диалоги Платона». Изначально это было связано с утверждением письменного жанра, постепенно вытеснявшего устный. Поэтому в ту эпоху нередко писцы просто стенографировали разговоры философов (возможно, этим занимались и сами философы).

Устный жанр позволял также мудрецам спорить и постепенно оттачивать свои умозаключения. На мой взгляд, в современном мире очень много теорий, компиляционной литературы, которая, по сути, тот же «спор» экспертов и знатоков, но только без прямого контакта сторон. Нередко того, кто цитирует, и того, кто написал, разделяют столетия. Представляется, прямой диалог с носителем информации гораздо интереснее, так как он основывается на опыте непосредственного общения. Естественно, собеседник не может быть случайным человеком – он должен быть знатоком той области знаний или жизни общества, о которой идёт речь.

Моё произведение – попытка донести «живую Францию» до россиян: не книжную пыль тысячелетий, а мой диалог с носителями своего национального «Я», желающими делиться с нами своей позицией по поводу той или иной стороны жизни. Эта книга не преследует цели произвести на кого-либо впечатление бесконечными цитатами (хотя некоторые теории в ней разбираются, и, думается, не все из них известны широкому кругу читателей). В общем и целом, получилась портретная галерея современной нам Франции – страны неимоверно притягательной не только для россиян, но и для всего мира. Надеюсь, что в этой книге, как писал когда-то Бродский, «слышен рваный пульс», так как иначе понять мощное государство, обладающее ядерным оружием, собственной успешной космической программой, ракетным вооружением, независимым самолёто- и вер-толётостроением, атомной промышленностью, удивительной по богатству культурой во всех её проявлениях, самым широким спектром традиций, каждая из которых – нематериальный актив всеобщего достояния человечества, – так вот, понять эту страну и её отношение к России невозможно.

И так как речь не идёт о монументальной академической монографии, в ней, естественно, не затронут весь круг межстрановых интересов и аспектов жизни этой страны. Пожалуй, это одна из фракталий, мелкий элемент мозаики, который может быть интересен тем, кто пытается понять французов и французскую жизнь, а также их отношение к России.

Вступление

Париж никогда не был для меня праздником. Он был повседневностью, судьбой, местом, в котором, я думал, что пройдёт моя жизнь, детством, юностью и зрелостью, а потом и местом борьбы за существование и борьбы за выполнение определённых возложенных на меня задач. Париж был всем, и прежде всего самой жизнью, а Франция – миром, осознанным мной в 10 лет, после младенчества в Швейцарии и детства в Москве.

Я приехал во Францию, когда отец получил сюда назначение в Торгпредство СССР. Говорят, что первые шаги на новой земле определяют судьбу на годы вперёд. Наша семья пересекла границу Французской Республики летом 1978 года. Если бы мы приехали всего лишь на сутки позже, то в моей судьбе никогда не было бы этой страны, а сам я никогда бы не стал тем, кем стал. Дело в том, что тогда, в разгар холодной войны и накануне нашего вступления в Афганистан, Париж в отношениях с Москвой закрутил все гайки до упора. Только что прошла массированная высылка советских дипломатов и работников Торгпредства. На Родину отправилось около ста человек. Как потом стало известно, отец тоже должен был попасть в этот список, не успев даже появиться во Франции. Случись это по задуманному французской разведкой сценарию, вряд ли потом ему удалось бы получить назначение в другую капиталистическую страну, так как он автоматически стал бы считаться раскрытым советским разведчиком. И работать бы ему до окончания карьеры в стане «демократов», но где-то в небесной канцелярии была выдана другая разнарядка. И так, ничего не зная об этих тайных шестерёнках, мы пересекли Буг, а потом спустя полдня въехали на территорию Западной Европы. Стрелки путей моей жизни сдвинулись и навсегда определили направление движения. Всё остальное было прямым следствием того дипломатического казуса.

Первые недели мы балансировали на грани высылки и сидели безвылазно на территории Торгпредства на улице Фэзандри, где в годы фашистской оккупации находилось местное отделение гестапо. В здании старинного особняка, смыкавшегося дворами с резиденцией Валери Жискар д’Эстена, тогдашнего президента Франции, оглушительно громко ворковали голуби, одуряюще пахли розы, а двор украшала (и, наверное, украшает и сегодня) беломраморная статуя Дианы-охотницы с гончей, льнувшей к её ногам. Мы сидели в блоке на первом этаже, в однокомнатной квартире гостиничного типа, соединявшейся коридорчиком с помещением охраны при входе в Торгпредство, и ожидали своей участи.

Единственным развлечением тех дней для меня была возможность спуститься в глубокий подвал, где когда-то располагались камеры подследственных, пройти по нему до бильярдной и погонять шары. Моя мама замечательно играла в бильярд и показала мне базовые удары и как правильно держать кий. Я проводил в этом подземном зале многие часы, и меня, некрещёного советского мальчишку, ни разу не побеспокоили тени нацистских офицеров, когда-то отдыхавших здесь между допросами. А ещё в Торгпредстве, в другом подъезде, если пройти через двор и завернуть за угол, был автомат с кока-колой. В 1978 году мне этот напиток казался нереально вкусным, и поэтому я тайком перебирался по двору к этому подъезду и покупал бутылку, наслаждаясь не только американской сладкой шипучкой, но и видом иностранных денег и самим автоматом, выдававшим бутылку без помощи человека. Мой неумеренный восторг от этого священнодействия современным детям вряд ли можно понять.

Наконец, настал день, когда мы получили право прогулки по кварталу и отправились бродить по шестнадцатому аррондисману всей семьёй. Мы, естественно, заблудились, так как сотовых с навигаторами тогда ещё не придумали. Долго плелись вдоль длинного здания с бюстами на фасаде, пока не вышли к книжному магазину «Lamartine». Спустя совсем немного времени я поступил в это казарменное бесконечное здание на правах ученика. Это был престижный в те годы лицей Janson de Sailly, который, кстати, окончил и сам Жискар д’Эстен. Когда мы возвращались с той первой вечерней прогулки по Парижу в компании с нашим пекинесом Тингом, то зашли в местную булочную рядом с Торгпредством. С тех пор аромат французского багета и свежей сдобы стал для меня одним из самых любимых запахов, твёрдо связанных со счастливым, хотя и очень непродолжительным и трудовым детством.

Так для меня началась Франция.

Глава 1

Франция – котёл противоречивых интересов

Согласно результатам, объявленным в 8 часов вечера по парижскому времени 24 апреля 2022 года, Эмманюэль Макрон вышел победителем из второго тура президентской гонки во Франции с результатом 58 % голосов. Марин Ле Пен ожидаемо набрала меньше – 42,40 % голосов.

Когда 10 апреля состоялись выборы первого тура, действующий на тот момент президент Макрон получил 27,84 % голосов, а глава партии «Национальное объединение» (до 1 июня 2018 года «Национальный фронт») Марин Ле Пен – 23,15 %. Ультраправый популист, глава партии «Реконкиста» Эрик Земмур собрал не более 7,07 %. Лидер левой партии «Непокорившаяся Франция» и движения левых «Народный союз» Жан-Люк Меланшон стал третьим по результатам голосования (21,95 %).

Получается, что Эмманюэль Макрон ухудшил свои результаты пятилетней давности, когда за него в 2017 году проголосовало 66,1 % электората, в то время как Ле Пен в тот год отдали свои голоса 33,9 %. Впрочем, около 40 % французских избирателей так и не подошли к урнам: общий электорат второго тура составил чуть более 63 % от числа граждан, имеющих право явиться на избирательные участки.

Французский институт статистики – IFOP – всячески занижает это количество «громогласно промолчавших» и говорит о «только» 28 % воздержавшихся, но подтасовка голосов такая, что в Тулузе, например, на центральном муниципальном избирательном участке № 130 были вынуждены вообще обнулить результаты голосования первого тура и не учитывать их в общенациональном подсчёте. По некоторым данным, до полутора миллионов голосов были вообще незаконно приписаны Макрону за счёт электронного голосования, с трудом поддающегося (если вообще поддающегося) контролю.

Но всё-таки как президенту Франции удалось в очередной раз победить? В чём была «изюминка» его избирательной кампании? Аналитики отмечают, что, несмотря на позднее официальное вступление в гонку (в марте 2022-го), Макрон умудрился набрать от 8 до 10 % голосов за счёт хитроумной игры на спецоперации России на Украине. Политологи считают, что французам очень понравилась его непримиримая позиция относительно Москвы с осуждением «военной агрессии» при одновременно разумном меркантильном подходе: «Давайте остановим военные действия, потому что нам конфликт невыгоден!»

Избирателям явно понравилась политика челночной дипломатии с Кремлём, вылившаяся в едва ли не ежедневные звонки Владимиру Путину при одновременно ультражёстких заявлениях на собственной национальной площадке («Я превращу противодействие России в один из основных пунктов своей политической линии в рамках исполнения моего нового президентского мандата»).

Естественно, «французская улица» массово считает, что стоит заигрывать с Россией во имя сохранения поставок газа, причём желательно по приемлемым ценам.

С точки зрения формальной логики, победа во втором туре Эмманюэлю Макрону была обеспечена за счёт голосов Жан-Люка Меланшона (левая партия «Непокорившаяся Франция» – «La France Insoumise»). Мелкие лидеры и представляемые ими партии – экологи (Янник Жадо – 4,7 %), Валери Пекресс (умеренно правое движение «Республиканцы» – «Les Republicains» – 4,8 %), Анн Идальго (1,7 %) – также выступили на стороне Макрона.

А вот Марин Ле Пен, со своей стороны, смогла привлечь только электорат Эрика Земмура (партия «Реконкиста» – «Reconquete») и небольшой партии Николя Дюпон-Эньяна «Вставай, Франция!» («Debout la France!» – чуть более 2 %, входящей в объединение «Республиканцы»).

Интересно, что накануне выборов в высшей элите мнения о возможной победе молодого президента разошлись. Так, в личной беседе со мной Николя Дюпон-Эньян сказал, что не верит в победу Марин Ле Пен, так как фактически её партия – договорная. Но честь мундира заставляет его призвать к голосованию за этого кандидата.

А вот банкир и общественный деятель Жак Аттали, один из мощных теневых деятелей французского политического закулисья, во всеуслышание и неоднократно заявлял, что Францией, мол, скоро «будет прясть лилия». Это переделанная цитата о борьбе «женской» партии за власть в эпоху короля Филиппа Красивого в XIII веке. С тех пор выражение стало крылатым. Кстати, у Аттали слава настоящего политического снайпера, который ни разу не промахнулся в своих политических прогнозах. Видимо, не на этот раз.

Невысоко оценивал шансы на победу Марин и её бывший советник и евродепутат, а ныне промышленник Эймерик Шопрад.

Он ещё после первого тура заявил мне, что считает шансы Ле Пен на победу ничтожными, так как «в течение двух недель колоссальная пропагандистская машина устроила настоящий прессинг на мозги французов, скандируя два лозунга: “Марин в Елисейском дворце – это катастрофа для национальной экономики!”, а также “Марин в Елисейском дворце – это ставленник Путина!”».

Любопытно, что все ставки в развернувшейся перед нами политической баталии были сделаны 5 лет назад – в момент получения Макроном его первого мандата. Уже тогда наметились тенденции, которые привели страну к её нынешнему положению. О том, как это было, предлагаю вспомнить с известным специалистом в области европейской дипломатии – Николаем Витальевичем Литваком. Мы беседовали с ним в 2017 году, когда шла предыдущая президентская кампания. Любопытно оценить, насколько и как сбылись прогнозы и ожидания.

Николай Витальевич Литвак – специалист по Западной Европе, профессор кафедры философии МГИМО, доктор социологических наук. Он – автор многочисленных публикаций и монографии по истории дипломатии на примере Франции. Эксперт внимательно следил как за той, первой для Макрона, проходившей 5 лет назад президентской гонкой, так и за последней.

– Президентская гонка во Франции удивляет…

Николай Литвак: Мир меняется, и идёт эволюция. Интерес как раз в том, что результаты выборов неизвестны заранее. Считаю, что сильнее всего шансы были у Марин Ле Пен. Аргументы, которые принимаются прежде всего во внимание, касаются внутренней французской политической жизни. На муниципальных выборах в 2017 году победу одержал «Национальный фронт» (НФ). Так что, если бы выборы во Франции проходили в один тур, то победила бы Марин Ле Пен.

– Считаете ли вы, что «Национальный фронт» постепенно утратил протестный запал и обуржуазился?

Н.Л.: Фронт стал полноценной партией, а не личным делом семейства Ле Пен. Ценности, которые провозглашает эта партия, соответствуют ценностям многочисленных французов, относящих себя к среднему классу. Это, кстати, и заявляет сама госпожа Ле Пен, когда говорит, что является рупором «французского большинства».

– В «Готском альманахе» французских политиков, помимо самой Марин Ле Пен, есть ещё и депутат Национального собрания Франции Марион Марешаль-Ле Пен, её племянница. Существует мнение, что, в отличие от своей именитой тетки, эта самая молодая депутат Парламента Франции не боится высказываться на деликатные темы – отношение к религии (католицизму), чувства, которые она питает к армии, и проч. Поэтому на перспективу многие избиратели связывают именно с ней надежды на будущее. Ваш комментарий?

Н.Л.: Она слишком молода. Её время – это будущее, а не сегодняшний день. Надо элементарно относиться к более возрастному поколению, чтобы иметь самостоятельный взгляд по таким серьёзным вопросам, как оборона или экономика…

– Всё же есть и такой аспект: речь идёт не о победе на президентских или парламентских выборах, но об искусстве управления страной. Есть ли у Марин достаточно компетентности, чтобы, может быть, в дальнейшем быть главой страны?

Н.Л.: Считаю, что у неё есть необходимая квалификация. Возможно, это не всегда принимается во внимание, но возьмём «казус Брекзит». Пресса считает, что Ле Пен предложила выход Франции из общей зоны. Но на самом-то деле она предложила проведение референдума, то есть сказала, что это относится к сфере народного волеизъявления, а не к компетенции Брюсселя или Парижа.

В том, что касается республиканцев или социалистов и их кандидатов, то тут народ будет судить по результатам, когда избранный президент предложит свою программу на рассмотрение сенату или парламенту страны.

– Не думаете ли, что в случае теоретического избрания Марин когда-нибудь в дальнейшем она встретится с обструкцией со стороны международной общественности, как это пытались в своё время проделать с Трампом?

Н.Л.: Международный фактор, конечно, важен. Если Марин однажды станет президентом, всем остальным придётся ответить себе на вопрос: мы сотрудничаем с Францией или нет? Думаю, что подавляющее большинство стран будет сотрудничать.

– Французы обладают взрывным характером. Мы видим, что из-за политики последнего президента политическая конъюнктура Франции крайне сложная. Некоторые считают, что такого положения не было начиная со времён последней войны. Вместе с тем, многие принимают г-жу Ле Пен за чародея, которая по мановению волшебной палочки справится со всеми проблемами…

Н.Л.: Французы вовсе не такие взрывные, как вы говорите. Нынешнее положение вещей во Франции не является результатом управления только французской политической элиты. Франция находится отнюдь не в безвоздушном пространстве. Дело в том, что социалистические идеи, которыми вдохновились французские правители, оказались утопией. Марин же руководствуется здравым смыслом. Невозможно в нынешней ситуации придерживаться прежнего курса. Видимо, надо начать общий диалог, чтобы выковать всенародно правильное решение. Франции надо научиться любить себя. Французы должны перестать быть административной нацией и вновь стать нацией по велению сердца, а не по документам. Надо понять, какими ценностями руководствуешься, когда управляешь своей страной. Вряд ли французы согласны с тем, чтобы пришла какая-нибудь внешняя сила и уничтожила их модус вивенди.

В любом случае мы увидим, что произойдёт. Останется ли г-жа Ле Пен верной своей программе, когда её когда-нибудь изберут, покажет жизнь. Кроме того, когда ты кандидат, то не располагаешь всей полнотой информации.

Теперь в том, что касается безопасности, я считаю, что надо начинать со школы, с правильного воспитания. В том же, что касается рынка труда и иммиграции, то вопросы эти взаимосвязаны. Если у вас нет работы (а новоприбывших всё больше), то вы, естественно, можете развернуться в сторону преступного мира.

Но если рассмотреть программы других партий, то интересна позиция той же социалистической. Её теоретики считают, что экология – это очень важная проблема, даже, можно сказать, ключевая. Но всё-таки надо правильно ставить задачи. Надо оценить реальную стоимость того или иного предложения. То есть понять, во сколько Франции обойдётся экологическая программа «Зелёная Европа», требующая, по замыслу французских социалистов, вложения около 1000 миллиардов евро, понимаете? Готовы ли европейцы тратить такие средства на эти благие цели?

То же, что касается программы вооружений… Понятно, что во многом поставка вооружений в войска зависит от внешних поставок иностранным клиентам. Так было всегда, начиная с эпохи Франсуа Митеррана. Чем больше заказов исполняется для заграницы, тем больше оружия будет поставляться в войска. Так что надо искать новые рынки, и тогда появятся средства, чтобы провести перевооружение собственных вооружённых сил.

Насчёт эмиграции: налицо манипуляция общественным мнением. СМИ, говоря об эмиграции, любят показывать плачущего ребёнка и т. д. Но давайте оценим, кто реально составляет современную иммиграцию во Францию. Все новоприбывшие требуют предоставления им соцстраха, квартир, зарплату. Не стоит заставлять нацию содержать иммигрантов. Благотворительность должна оставаться добровольным делом и не становиться оброком.

Итак, последние 5 лет неизменно возникают и противостоят друг другу 2 силы: Макрон, олицетворяющий, казалось бы, мир глобалистов и крупного капитала, и партия Марин Ле Пен, выступающая за исконные французские почвенные ценности.

И всё же такое видение проблемы несколько примитивно, так как значительную часть электората Макрона составляют избиратели мусульманского происхождения, потомки эмигрантов, прибывшие в страну за лучшей долей – во многом, по вине французских колонизаторов и миссионеров. Не обратив внимания на эту среду, мы рискуем вообще не понять того, что происходит в настоящее время во Франции. Я контактирую с некоторыми мусульманскими деятелями во Франции и Европе. Поэтому за разъяснениями я решил обратиться к одному из признанных авторитетов умеренных французских мусульман, идущих на контакт и готовых беседовать с политологом.

Али Дани является главным редактором «Журналь дю Форкан», франко-арабского периодического медиаиздания, издающегося в Париже и пользующегося широкой популярностью в сообществе франкоязычных мусульман. По просьбе журнала «Международная жизнь» он дал оценку миграционного кризиса и проблеме распространения терроризма в мусульманской среде.

– Франция и Ближний Восток… Какими вам видятся взаимоотношения Парижа и этого региона мира?

Али Дани: Важно подчеркнуть роль, которую сыграли в борьбе за свободу Сирии Россия и Иран. Со стороны западных государств несколько раз были сформулированы угрозы в адрес сирийского руководства. Можно напомнить хотя бы публичные призывы Франсуа Олланда и Николя Саркози, открыто требовавших нанести бомбовые удары по резиденции Башара Асада. Я также не могу не отметить активную поддержку России, оказанную её военно-воздушными силами. Сегодня мы видим, что террористы прижаты к стенке, и ожидаем окончательного освобождения города Дейр эз-Зор.

– Мы также надеемся на это от имени всех людей, стремящихся к миру. Удивительно также, что американцы открыто оказывают поддержку экстремистам, как это доказали российские вооружённые силы. Хотел бы задать вам вопрос о мусульманском мире. Недавно на страницах вашего журнала вышла передовица «Ислам под угрозой». Вы приводите в своей статье слова Пророка Мухаммеда, который говорил, что даже если весь мир ополчится на мусульман, то он всё равно не сумеет справиться с ними, пока мусульмане едины. На сегодня существует несколько течений ислама в Европе. Некоторые мусульмане, живущие в ЕС, рассматривают Евросоюз как «Дар-аль-харб», то есть, согласно исламской богословской терминологии, как «территорию войны». Другие, наоборот, желают мирного сожительства с христианами. Ваш комментарий?

А.Д.: Сегодня в ЕС проживают 45 миллионов мусульман. Мы расцениваем, что Европа оказала нам приём, то есть это та часть Света, которая приняла нас. Нет смысла рассматривать ЕС как «территорию войны», потому что никто не нападает здесь на мусульман. Соответственно, термин «Дар-аль-харб» не может быть применён к этим обстоятельствам. Кроме того, исламские богословы постановили, что этот термин относится к той эпохе, когда ислам претерпевал экспансию. Теперь мы стабильно проживаем столетиями в заданной политической географии. Поэтому общая рекомендация духовных авторитетов – это интеграция в местный контекст, поиск общих мест между двумя религиями – исламом и христианством. Тем более, что предписания обеих религий одинаковы: сохранять целомудрие, уважать семью, молиться Богу и т. д. Не существует проблем взаимопонимания на высоком религиозном уровне. Ислам не является внешним враждебным Европе агентом.

Но если в некоторых случаях мы и наблюдаем обратное, то это связано с историями отдельных неудачников, не более того. Также речь идёт о безработных, которые, как правило, были мелкими уголовниками ещё до прибытия в Европу, то есть в странах своего происхождения. Так что для большинства мусульман это не характерно.

Мы же пытаемся добиться равновесия и взаимопонимания с местным населением.

На самом деле, Али Дани прав: история мира знает много примеров удачного сосуществования двух великих религий. В Западной Европе наиболее интересный пример – это, бесспорно, Кордовский Халифат, создавший самый высокий центр образования за всю историю Средневековья. В университетах Андалусии учились порой инкогнито даже представители правящих христианских европейских династий.

Но как бы то ни было, если примерно ясно, что мусульмане надеются на неторопливое и постепенное слияние с исконным французским населением, то последнее не всегда приветствует подобную, навязанную ему правителями инициативу. И тут самое время поговорить о противостоящих Макрону политических движениях.

«Национальное Объединение»

Знакомьтесь: «Национальное Объединение». Официально НО, «Национальное объединение» (в прошлом – «Национальный фронт»), занимает самую крайнюю позицию на правом фланге политического мира Франции. Во главе партии до недавнего времени стояла Марин Ле Пен. В 2021 году она заявила, что более не является лидером только «НО», а выступает от лица всей Франции. В своё время Марин восприняла партийное лидерство от своего отца, Жана-Мари Ле Пена, проведшего молодость во французских вооружённых силах, в том числе в составе подразделения парашютистов. Жан-Мари Ле Пен – выходец из небогатой бретонской семьи, исповедовал традиционные взгляды, присущие французским армейским кругам эпохи шестидесятых, отмеченных скандальным делом «ОАС» и разногласиями с голлистами.

В партийной программе «Национального фронта» на первой стадии его существования значились отстаивание суверенной политики Франции и её независимой роли в составе Совета Безопасности ООН, а также борьба за сохранение исконной французской культуры, исповедование католицизма как основной религии большинства французских граждан и т. д. По этим признакам «Национальный фронт» был немедленно квалифицирован как ультраправая националистическая партия, в составе которой присутствовал многочисленный контингент отставных военных. В число отцов-основателей, наряду с Ж.-М. Ле Пеном, вошёл и Роже Олендр, которому были присущи даже определённые высказывания, выдержанные в духе антисемитизма. Был замечен в экстремистских взглядах и сам глава партии, приговорённый в конце восьмидесятых за неуважительные и даже кощунственные высказывания в адрес антисемитских погромов, организованных во Франции в период нацистской оккупации. Вопрос о погромах и концлагерях стоит во Франции особенно жёстко ввиду того, что историческая память нации глубоко пострадала от добровольного порой сотрудничества правительства Виши во главе с генералом Петэном в деле вывоза евреев в фашистские концлагеря.

С учётом вышесказанного становится понятно, насколько болезненно реагировала французская общественность на выходки Жана-Мари Ле Пена. Тем не менее определённый оттенок «фронтизма» (общепринятый термин в политическом бомонде Франции) был присущ «Национальному фронту» вплоть до самого недавнего времени.

Несмотря на жёсткую и даже непримиримую позицию, занятую «Национальным фронтом» по вопросу иммиграции и другим ключевым проблемам, с которыми столкнулась Франция (безработица, вывод производства за рубеж, обеднение фермерства, уход населения в города и проч.), никаких созидательных решений «Национальный фронт» не предлагал. Постепенно в политической среде появилось мнение, которое лучше всего резюмируется следующим крылатым высказыванием – «Жан-Мари Ле Пен умеет ставить правильные вопросы, но не умеет давать на них ответы».

Определённую тень в девяностые годы бросило на руководство партии и проведённое тогда журналистское расследование о возможности финансирования этой политической организации из Латинской Америки, от местных фондов, близких идеям нацизма (Чили) или даже созданных потомками выходцев из Третьего рейха. И, хотя информация не подтвердилась, категорически опровергнута она также не была – лишь публично дезавуирована лично Жаном-Мари Ле Пеном.

С учётом вышеизложенного можно понять, что большое потрясение в 1991 году вызвал опрос общественного мнения, по которому уже тогда около 30 % французов сознались (без указания имени, в анонимной анкете) в близости своих взглядов к идеям «Национального фронта». Результаты были опубликованы рядом газет – в том числе и авторитетным периодическим изданием «Ле Монд». Такая перемена общественного мнения, сделавшая достаточно маргинальную ультраправую партию популярной, во многом связана с политикой Франсуа Миттеррана, активно расселявшего в предместьях французских городов выходцев из мусульманских стран региона бывших франкоязычных колоний – от Ливана до Мали и Конго. Тогда министром по делам интеграции был назначен африканский иммигрант, получивший французское гражданство Кофи Ямнян (он же мэр Нанта по мандату тех лет).

Дальнейший рост популярности «Фронта» сопряжён с последовательной политикой мультикультурализма в духе сопредельной Германии, что вызвало естественное отторжение у исконных французов. Сыграл свою роль и постепенный вывод французских промышленных предприятий (кроме сферы высоких технологий – таких как космическая промышленность, информатика, самолётостроение, ВПК, железные дороги) в Китай. «Национальный фронт» с умом воспользовался ситуацией для восхождения на политический Олимп, а г-н Ле Пен традиционно значился кандидатом на всех президентских выборах за период последних 30 лет политической истории страны.

Смена власти в верхах «Фронта» привела к приходу на пост руководителя дочери Жана-Мари – Марин Ле Пен, хорошо известной российским политическим кругам. Марин Ле Пен порвала со «старой гвардией» и с остатками традиционного ультраправого электората, обособившегося в дальнейшем в отдельное политическое движение (партию) с ревизионистски-католическим духом «Сивитас». Руководство этого франко-бельгийского движения «Сивитас» в лице своего руководителя бельгийца Алэна Эскада продолжает контактировать с «Национальным фронтом», но не пользуется существенной поддержкой.

Чистка партийных рядов и косметический ремонт, проведённый Марин Ле Пен, коснулись и самого «отца-основателя», который, в свою очередь, публично отрёкся от дочери и торжественно вышел из партии. Новой руководительнице удалось избежать внутрипартийного раскола, но ряд сторонников её отца – в том числе и Роже Олендр – покинули ряды «Национального фронта», а некоторые (Брбно Голльниш) оказались отодвинутыми от ключевых постов. Так, Б. Голльниш отправился в почётную ссылку в Европарламент. Его выход из партии не был принят Марин Ле Пен «во имя сохранения преемственности поколений».

Новая политика Марин Ле Пен по-прежнему строится на протестной линии относительно нынешнего руководства страны. Так, конкретики в программе немного, а лучшие программные идеи нередко заимствуются умеренно правой мажоритарной (до недавнего времени) оппозиционной партией Франции СНД или «Республиканцы» (смена названия была проведена в 2015 году по настоянию нового старого лидера Николя Саркози).

«Национальный фронт» утратил ярко выраженную антииммиграционную направленность. Марин Ле Пен предлагает различать новых и старых иммигрантов, причём старые, в ее глазах, уже французы. Конечно, «Фронт» выступает за восстановление миграционного контроля на границах страны и за суверенность в области обороны при сохранении Франции в военной части блока НАТО (Франция стала вновь частью военного блока Альянса в эпоху президентства Н. Саркози). Вопреки общепринятому мнению, никакого выхода из Евросоюза Марин Ле Пен не предлагает. Также она избегает вопроса размежевания позиций Европы и США. Полностью отсутствует в речах главы «Фронта» религиозная составляющая во имя толерантности.

У ряда людей, работавших в составе руководства этой политической партии (в том числе евродепутат Эймерик Шопрад), возникла мысль о неподготовленности «Национального фронта» к приходу к власти. Непонятно, что конкретно и силами какой опытной в делах управления государством команды «Фронт» может предложить стране. По этой причине тот же Эймерик Шопрад официально вышел из состава «Фронта» до его переформатирования, отказавшись от положения советника Марин Ле Пен.

Во внешней политике бывший «Национальный фронт», а теперь уже респектабельная партия «Национальное объединение», давно исповедует голлистскую платформу, выступая за контакты с Москвой. Таким образом, с учётом его постепенно дрейфующей в сторону центра позиции, а также смены названия он имеет шансы по-прежнему остаться на будущий президентский срок правления «партией протестного голосования» до очередной смены власти в стране.

Более умеренные по своим взглядам «Республиканцы» достаточно близки к президенту Макрону, хотя он не склонен ассоциировать себя с правыми или левыми. Тем не менее правый центр достаточно популярен в стране, славящейся своей расчётливостью и умением находить золотую середину.

О хитросплетениях и внутренней борьбе в партии «Республиканцы» и их политическом весе относительно бывшего «Национального фронта» (а ныне «Национального объединения») мне ещё 5 лет назад поведал ныне покойный французский политик, бывший в своё время и евродепутатом, и депутатом Национального собрания (Парламента) Франции, и руководителем службы собственной безопасности МВД этой страны в ранге префекта Иван Бло. Он считал, что у взвешенного и серьёзного политика Франсуа Фийона, обладающего большим опытом правления и отличающегося непредвзятым отношением к России, шансов было гораздо больше, чем у того же Макрона. О том, как Фийона убрали с дороги Макрона в ходе выборов на первый президентский мандат Макрона, покойный Бло мне тогда и рассказал.

– Господин Бло, вы французский политик и консультант при фонде ИСЭПИ (Института социально-экономических и политических исследований; учреждён в 2012 году) по проекту международного аналитического центра Rethinking Russia. Вы также бывший евродепутат и депутат Национального собрания Франции. Не могли бы вы поделиться с нами вашим взглядом на французских политиков и фаворитов прошедших президентских выборов?

И.Б.: Франсуа Фийон потерял существенно в опросах общественного мнения в связи со скандалом, связанным с его женой и фальшивым обоснованием получения зарплаты при Парламенте Франции, куда она попросту фактически никогда не входила. Тем не менее он остаётся очень серьёзным кандидатом на предстоящих президентских выборах, так как представляет правоцентристскую французскую партию «Ле Репюбликэн» («Республиканцы»). Не думаю, что он исчезнет просто так, буквально завтра. Он ещё будет бороться, хотя вряд ли поднимется до прежних высот.

– Тем не менее, если мы хорошо знакомы с программой Франсуа Фийона, то вот его отношение к России остаётся неясным. Между тем в свою бытность премьер-министром он поработал с Владимиром Путиным, который тогда также занимал кресло премьер-министра России. Каков ваш комментарий?

И.Б.: У него, в целом, достаточно доброжелательное отношение к вашей стране. Тем не менее он предпочёл проявить некоторую сдержанность, чтобы избежать обвинений в русофильстве. Думаю, что речь идёт о тактике. Когда мы встречались в последний раз, около месяца назад, он сказал мне: «Ты знаешь, для меня Россия крайне важна! Надо прекратить историю с санкциями!»

Среди всех возможных кандидатов на пост президента Франции и Фийон, и Марин Ле Пен настроены положительно к Кремлю. Не могу сказать то же самое по поводу Эмманюэля Макрона, который мне представляется близким американцам.

Франсуа Фийона я помню ещё по голлистской партии, в шестидесятые. Я тогда был депутатом от департамента Па-де-Калэ, а он – от департамента Сарт. Он воплощает консервативный здравый смысл, присущий старой Франции. Умеренные французы явно будут за него. Он – патриот. Он верит в необходимость суверенности Франции. Он, кстати, добрый католик, как и Николя Саркози, что достаточно редко для современного контекста. В области экономики это воплощённый здравый смысл. Он пользуется серьёзной поддержкой крупного бизнеса. Так что, до того как с ним приключилась эта история с женой, он был самым сильным кандидатом. Думаю, что у него есть шансы победить, если он дойдёт до второго тура и сразится с Марин Ле Пен.

Кстати, за Ле Пен сейчас отдают около 40 процентов голосов французского электората. Любое правительство вынуждено будет с этим считаться. Более всего к «Национальному фронту» идут голоса из-за иммиграционной проблемы и безработицы. Другие партии по этому поводу не высказываются.

– Вы знаете, ещё в 1988 году, будучи молодым политологом, я читал в газете «Ле Монд», что, согласно опросам, около 30 % французов симпатизируют «Национальному фронту». Но всё же до 40 % раньше никогда не доходило. Но, тем не менее, у Ле Пен нет серьёзной команды, чтобы управлять страной…

И.Б.: Я отвечал за безопасность МВД Франции и, будучи посвящённым в гостайну, знаю, что определённая часть высших управленцев Франции, вплоть до самых высоких инстанций, тайно сотрудничают с «Национальным фронтом». Они никогда в этом не признаются, но в случае победы «Национального фронта» у него будут квалифицированные специалисты.

Тем не менее «Национальный фронт» в современной Франции настолько же «нерукопожатен», как, допустим, коммунистическая партия 30–40 лет назад. Высшие политические круги Франции считают недопустимым даже упоминать о нём на своих политических сборищах.

– Николай Литвак, российский дипломат, пишущий о Франции – у него ряд книг, а сам он преподаёт в МГИМО и говорит по-французски, как-то сказал, что втайне Марин Ле Пен может даже радоваться победе Эмманюэля Макрона, так как в результате его правления число недовольных только увеличится, причём все они вольются в ряды «Национального фронта». Ваш комментарий?

И.Б.: Это возможно. Мне кажется, что в настоящее время Марин Ле Пен не может собрать 50 % голосов в свою пользу.

Франсуа Фийон, кстати, предлагал когда-то правильные решения по экономической реформе, в которой так нуждается Франция. В том же, что касается Макрона, он сам говорит, что не нуждается в программе. Я недавно купил его книгу «Революция». На обложке – увеличенное изображение его улыбки. И всё! Похоже, эта обложка и соответствует его программе. Я подсчитал, что на первых 43 страницах его книги личное местоимение «я» использовано 252 раза. А слово «Франция» – только один раз! Это настоящий нарцисс. У него патологическая любовь к самому себе. Мало того, он явно не определяет себя как француз. Он мог бы говорить на любом языке и жить где угодно.

– То есть ему не присущи традиционные французские ценности и определение себя по праву крови и месту рождения плюс культура и язык?

И.Б.: Да, ему важнее деньги и успех. Корни ему не нужны, так как они мешают зарабатывать, так же как и семья. Корни замещаются на любовь к научно-техническому прогрессу и экономике. Значительная часть электората так думает. Отсюда в нашем обществе отсутствие национального консенсуса.

Теперь могу сказать, что в своё время проводился опрос общественного мнения по поводу твёрдости выбора кандидата. Когда избирателей «Национального фронта» спрашивали: «Уверены ли вы, что хотите голосовать именно за “Национальный фронт?”», более 90 % избирателей подтверждали своё намерение. В случае с Франсуа Фийоном твёрдость своего выбора в те годы подтверждали около 80 % избирателей. А вот относительно Макрона – только 30 % избирателей изъявили окончательную готовность безоговорочно следовать за ним. Так что, видите ли, он всё же не занимает такие же твёрдые позиции, как другие политики.

Его книга пуста. В ней нет ни программы, ни глубоких мыслей. Примечательна глава, которую он посвятил своей семье. Там, в частности, он клянется в любви своей жене. Тут я провёл в точности такое же исследование, как и относительно его нарциссизма. И вот выяснилось, что и здесь у него на первом месте стоит «эго». В главе о своей жене он гораздо больше говорит о самом себе, чем о ней. Для меня это достаточно красноречиво.

– Я несколько затрудняюсь понять, почему Франция выбрала Макрона: он, получается, не чувствует себя французом, не имеет чёткой программы, выступает за либеральную экономическую политику… Какая-то сплошная загадка получается!

И.Б.: В глазах французов он воплощает направление мысли, которое называется социал-демократия. А Макрон, он выступает за самую откровенную глобализацию. Он за мировую экономику, за отказ от национальных условностей. Так кто запустил Макрона? Пресса! А за прессой стоят её владельцы – франк-масоны. Во Франции это мощное направление мысли. Им был нужен именно социал-демократ глобалистского разлива.

– В своё время Валери Жискар д’Эстен, будучи президентом Франции, говорил, что во Франции, мол, существует 2 группы, с которыми необходимо уметь договариваться, чтобы быть во власти: это католики и франк-масоны…

И.Б.: Да! И в высказываниях самого Макрона франк-масонские взгляды читаются предельно ясно. Так, он ненавидит религию. До дрожи и до икоты буквально! Он считает, что Республика символизирует освобождение человеческого существа от тёмных религиозных суеверий.

– В чём-то это напоминает высказывания В.И. Ленина…

И.Б.: Согласен с вами. С другой стороны, Ле Пен во Франции никогда не пройдёт. Я уже изложил свои соображения по поводу нестабильности Макрона. Есть ещё и другие интересные обстоятельства. Он далеко не первый кандидат, позиционирующий себя как социал-демократ. Возьмём, например, такого крупного французского политика, как Симону Вей. Она тоже баллотировалась от социал-демократов, то есть центра социалистической партии. Её рейтинг был очень высок накануне выборов. До 70 % говорили, что испытывают к ней симпатию. И вот она выставляет свою кандидатуру на европейские выборы. Неожиданно обнаруживается, что в действительности за неё отдают свой голос не более 15 % избирателей. Тогда говорили, что её голоса ушли правым. Так что люди говорят, что любят социалистические идеи, а голосуют за правых. То же произошло в семидесятые и с кандидатом Шабаном-Дельмасом. То же произошло и с АлэномЖюппе: его победил более правый кандидат. Это происходит всегда с кандидатом от социалистов-центристов. У Макрона очень волатильный электорат, так как он и не правый, и не левый. Ещё раз подчеркиваю, что во Франции социалист-центрист – это непроходная позиция.

В том же, что касается франко-российских отношений, Макрон уже достаточно себя проявил, обвиняя россиян накануне своего первого мандата в желании повлиять на результаты президентских выборов во Франции.

– Остаётся крайне левый политик Меланшон. Он показал неплохие результаты на выборах…

И.Б.: Не исключено, но роли это не играет. Вы знаете, у меня есть один приятель, французский аристократ, считающий себя сталинистом, но он работает на «Национальный фронт», потому что, как он с грустью говорит, рабочие сейчас голосуют за «Национальный фронт», а он хочет трудиться на благо рабочего класса. Понимаете, каков парадокс? В «Национальном фронте» сейчас слились все тенденции – бывшие голлисты, выходцы из коммунистов, там полно рабочих, армия и полиция также голосуют за «Национальный фронт». Это действительно первая партия Франции на сегодня.

Возможно, покойный правый политик, автор многочисленных монографий Иван Бло был прав: «Национальный фронт» – он же «Национальное объединение» – переступил традиционный порог ультраправого электората и сумел завоевать симпатии самых широких масс. Вот только хитрые избирательные технологии Французской Республики он не учёл. Как показывают практика и возмущение многочисленных французских политиков, власти этой страны беспардонно и часто прибегают к подобной тактике.

Так, 25 апреля 2022 года один из крупнейших французских ТВ-каналов «France 2» открыто заявил о подлогах на президентских выборах. По самой скромной оценке аналитиков канала, не менее 200 тысяч голосов были попросту отобраны у Марин Ле Пен и зачислены в копилку Эмманюэля Макрона. Причём речь идёт только о крупнейших избирательных участках страны. Что творилось с голосами французов за рубежом, например, или с электронным голосованием, даже трудно себе представить. В то же время французские власти максимально цензурировали гражданскую жизнь. Так, в своей публикации «Франция – первый цензор твитов в мире» французский портал «La Tribune» сообщает, что 87 % запросов медиаторов Твит-сети с просьбой уничтожить комментарии как «неподобающие», поступают к ним именно из Франции.

Получается, если верить Ивану Бло, французы тяготеют к правым партиям – и если не к столь крайним проявлениям правой мысли, как «Национальное объединение» (оно же «Национальный фронт» по своему старому названию), так, по крайней мере, к союзу умеренных правых партий под общим названием «Республиканцы».

Умеренные «Республиканцы», наследники правоцентристского блока

Ещё один человек из пасьянса французской власти – Валери Пекресс, которой в 2022 году исполняется 55 лет. Она была министром бюджета в правительстве Франсуа Фийона при президенте Николя Саркози. С 2015 года Валери возглавляет регион Иль-де-Франс, самое сердце Франции, её центральную часть. Пекресс позиционирует себя как центристско-правый политик. Она лидер партии «Республиканцы».

Любопытно, что до осени 2016 года наиболее вероятным кандидатом на пост президента от правоцентристов считался бывший глава Республики Николя Саркози. Но он достаточно быстро вышел из игры, убедившись, что проигрывает другому возможному кандидату от «Республиканцев» – мэру города Бордо Алэну Жюппе. Тот же уступил пальму первенства Франсуа Фийону, попавшему в скандал с подозрением на создание фиктивной должности для собственной супруги Пенелопы (так называемое дело «Пенелопа-Гейт»).

Партия «Республиканцы» (Les Republicains) является объединением умеренных французских правых партий и на сегодня считается крупнейшей оппозиционной партией во Французской Республике. Партия была существенно реформирована бывшим президентом Франции и нынешним неформальным лидером «Республиканцев» Николя Саркози. Ее предыдущее название – «Союз за народное движение». Только что переизбранный президентом партии Лоран Вокье намерен и далее поддерживать хорошие отношения с российской политической элитой в преддверии возможного возвращения «Республиканцев» к власти. В России существует отдельное представительство партии. Вот уже несколько лет его возглавляет Алексис Таррад.

Я встретился с ним и переговорил накануне выборов, чтобы лучше понять сопряжение различных тайных пружин политической власти в Париже.

– Вы представитель мажоритарной французской партии «Республиканцы» в России. Ваша партия хорошо известна на вашей Родине. Но всё же несколько непонятно, в чём заключается ваша деятельность в России.

Алексис Таррад: Наша партия является первой во Франции. Она вобрала несколько правоцентристских партий-предшественниц, таких как UMP («Союз за народное движение») или RPR («Объединение за Республику»). В России мы работаем с французскими гражданами, зарегистрированными в вашей стране.

– То есть вы не работаете с российскими гражданами…

А.Т.: 20 % нашего контингента всё же представлены российским населением, ощущающим определённую близость к идеям «Республиканцев». Остальные – выходцы из Французской Республики.

– Но посольство Франции вас не поддерживает?

А.Т.: Перед посольством такие задачи не стоят. Ни одна французская партия не поддерживается местным дипломатическим представительством. Французские дипломаты, естественно, отчитываются перед своим

правительством, обеспечивая передачу информации российским властям.

– А много ли у вас за рубежом, то есть не во Франции, подобных представительств вашей партии?

А.Т.: Да, у нас около сотни организаций за пределами Франции. В целом, они образуют отдельную федерацию «Французы за границей». А во главе стоит генеральный секретарь партии сенатор Кристоф-Андре Фрасса, который периодически бывает в Москве. Его следующий приезд намечен на январь 2018 года. Сенатор отвечает перед партией подобно тому, как если бы все зарубежные партийные отделения составляли отдельную административную единицу – департамент – в составе Французского государства. Это большая работа! В каждой стране СНГ есть свои собственные представители нашей партии. Но не во всех бывших республиках: в Казахстане, Армении, Грузии, а также в восточноевропейских государствах. В Таджикистане, Узбекистане и т. д. у нас соответственных представительств нет ввиду малочисленности французских сообществ. Я отвечаю только за Россию.

Второй задачей, поставленной перед нашими представителями, является, помимо информирования французских избирателей о новостях нашей партийной жизни, передача информации между российскими органами власти и органами власти нашей партии «Республиканцы».

– Таким образом, если я правильно понял, вы способствуете тому, чтобы был постоянный контакт с отдельными политическими деятелями России, интересующимися Францией в России. Слава Богу, таких у нас хватает: к примеру, Сергей Евгеньевич Нарышкин, ушедший теперь на другую работу, в свою бытность в Государственной Думе Российской Федерации с удовольствием демонстрировал владение французским языком. То же можно сказать и о сенаторе Алексее Константиновиче Пушкове, также великолепно владеющем вашим языком.

А.Т.: Нашей целью не является исключительный диалог с франкоязычным населением. Благодаря переводчикам, языковый барьер преодолён. Нам существенную помощь оказывает Тьерри Мариани, который сохранил все свои контакты в России и передал их нам. Так же поступает и сенатор Фрасса. У нас 2 недели назад, как вы знаете, был переизбран президент нашей партии. В ближайшем будущем он, естественно, пребывая уже в своих подтверждённых прерогативах, вновь установит контакты с российскими властями.

Так что, идя вразрез с вашим первым высказыванием, ещё раз подчёркиваю, что мы работаем от лица именно нашей партии, а не президента Макрона и не его правительства.

– Собственно, я вам только задал наводящий вопрос, а не настаивал на своей правоте.

А.Т.: Когда Николя Саркози приехал в Москву в конце 2015 года, он совершенно не был согласен с Франсуа Олландом по поводу эмбарго на продажу вертолётоносцев «Мистралей». Так что руководство «Республиканцев» далеко не всегда придерживается взглядов нашего посольства. Мы просто готовим почву для возвращения нашей партии во власть.

– Вы говорите по-русски?

А.Т.: Не так хорошо, как вы по-французски.

– То есть вы очень хорошо понимаете Россию, что должно облегчить ваш контакт с местным населением.

А.Т.: Я не более не менее всего лишь представитель. Моя жизнь в России и моё восприятие России, конечно, важны, но прежде всего я рупор позиции штаб-квартиры моей партии, находящейся во Франции.

Но должен сказать, я часто сталкиваюсь с пробелами в культуре взаимного общения. Дело в том, что наши страны общаются столетиями. Мы не можем прервать сегодня диалог с такой международной единицей, как Россия. В особенности когда наблюдаешь тот путь, который она прошла с эпохи девяностых. Кстати, президент Путин сказал, что если посмотреть на восприятие мира, идеологию, проблемы безопасности, экономику, семейные ценности, то, на его взгляд, французская партия «Республиканцы» и российская партия «Единая Россия» имеют общее стратегическое видение проблем. Так что диалог должен продолжаться.

– А каков взгляд «Республиканцев» на политику России на данном этапе развития в свете отвратительных отношений с Западным блоком?

А.Т.: Отмечу, что уже в 2015 году Н. Саркози хотел продолжения диалога для у становления точек расхождения в нашем восприятии мира для проверки обоснованности позиций каждой стороны по этим пунктам.

Тьерри Мариани продолжил диалог с российскими властями от имени нашей партии. У нас в рядах партии хватает лидеров, подобных нашему президенту партии Лорану Вокье. Он всегда относился с большим интересом и открыто к России.

– А каково ваше отношение к Крыму?

А.Т.: Эту тему трудно обсудить за несколько минут. Опять затрону историю, так как она очень важна для правильного восприятия крымской проблематики. Надо понять, что достаточно сложно себе представить, как Крым был отдан несколько десятилетий назад Украине. С учётом истории вполне очевидно, что местное население более тяготело к России, чем к Украине, которой полуостров был передан 50 лет назад.

Тьерри Мариани говорит, что нужно придерживаться духа Минских соглашений. Но ни одна из сторон не следует договорённостям. Что также отражает и политику Украины, которая сама по себе представляет некий «казус белли» (то есть повод к войне – примечание автора). Мне представляется, что поддержка конфликта на Украине не входит в приоритетные направления ни для Евросоюза, ни для Франции.

Отмечу, что россияне с большим уважением относятся к мемориалу на месте захоронения французских солдат, павших в эпоху Севастопольской кампании. Эта проблематика не разъединила, а даже объединила наши народы, как ни странно это звучит. То же касается и эпохи наполеоновских войн.

Несмотря на формальные заявления о дружбе и сотрудничестве с государствами, входившими в состав СССР, время от времени Пекресс позволяет себе достаточно скандальные… выходки. Например, она неожиданно для всех, без каких-либо согласований с Россией, или с Азербайджаном, или с кем-либо ещё, посетила Степанакерт в Карабахе. Зачем было появляться на территории, признанной частью Азербайджана, хоть и находящейся под временным контролем российских миротворцев и с компактным проживанием армянского населения? Но она это сделала, и данный инцидент вызвал серьёзные трения между Парижем, Баку, Ереваном, Анкарой и Москвой. Я не берусь что-то в данной связи обсуждать, но подобный жест не укладывается в рамки продуманной дипломатической стратегии.

Для того, чтобы иметь полное и законченное представление о том, что такое правоцентристский блок, традиционно наиболее влиятельный и респектабельный во Франции (пусть и не всегда находящийся у власти), я решил побеседовать с одним из первых лиц «Республиканцев», о котором упомянул мой предыдущий эксперт, а именно с сенатором Фрасса.

Сенатор Кристоф-Андрэ Фрасса, бывший советником главы французской партии «Республиканцы» Лорана Вокье (Laurent Marie Wauquiez) с 2017-го по 2019 год. Он также традиционно близок к лидеру этой оппозиционной французской партии, бывшему президенту Республики Николя Саркози. В ходе своей поездки в Россию сенатор провёл переговоры в Совете Федерации с целью наметить путь для возможного выхода из политического кризиса, порождённого санкционной политикой Евросоюза относительно России.

– Господин Фрасса, вы сенатор и отвечаете за работу с французскими гражданами за границей. Это ваше первое посещение России?

Кристоф-Андрэ Фрасса: Нет. После возобновления моего мандата я уже совершил несколько поездок в вашу страну, так как Россия входит в число стран, которые я курирую в рамках моей профессиональной деятельности.

– А так ли много французов в действительности проживает за рубежом?

К.-А.Ф.: Их становится всё больше и больше, потому что, согласно последним правдоподобным статистическим отчётам национальной службы статистики, нас, зарубежных французов, где-то порядка 3 миллионов 300 тысяч человек.

– Это впечатляет, так как недалеко по численности от населения Финляндии.

К.-А.Ф.: Вы правы. Если брать по удельному весу населения, то французы за границей выделяются нашей партией в отдельную административную территориальную единицу, которая по численности населения входит в число первых 10 департаментов Франции!

– И если я правильно понял, в вашу зону ответственности входят без изъятия все страны проживания французов, включая Латинскую Америку и т. д.?

К.-А.Ф.: Абсолютно верно. На всех 5 континентах! То есть в нижней палате парламента депутаты делят ответственность по разным странам, в которых проживают наши соотечественники, а вот курирующий сенатор – то есть ваш покорный слуга – отвечает за все страны мира.

– Я хотел бы перейти к вашей политической карьере, господин сенатор! Похоже, вы всегда избирались от правого крыла парламента… Вы начали свой путь в рядах RPR («Объединение в поддержку Республики»), потом перешли в UMP («Союз за народное движение»)…

К.-А.Ф.: Вы правы. Я выходец из традиционной семьи, придерживавшейся принципов голлизма. В 1990 году, в возрасте 20 с небольшим лет, я вошел в ряды RPR. Я всегда оставался верен моей политической семье и, находясь в ней, перешёл в момент объединения правых партий в UMP. То есть партия всегда оставалась всё та же – она просто поменяла своё название.

– И ваша политическая позиция близка позиции Николя Саркози, полагаю?

К.-А.Ф.: Да, в своё время я принимал участие в его избирательной кампании и всегда поддерживал его политику.

– Следующий вопрос – и надеюсь, с учётом того, что вы политический деятель, а не чиновник, – вы ответите мне со всей присущей вам откровенностью… Каков ваш взгляд на политику президента Франции и на его политическую партию? Знаете, из-за границы иногда трудно разобраться в оттенках некоторых идей и предпочтениях. Насколько можно судить, правящая партия Франции равноудалена и от левых, и от правых?

К.-А.Ф.: На самом деле, таков был политический выбор президента Республики. Прежде всего, он замыслил своё движение «Вперёд, Республика!» (En marche! – Прим. пер. полное название – «Ассоциация за обновление политической жизни») по другому образцу, чем традиционная политическая партия. Он решил, что это движение не будет принадлежать ни правому, ни левому крылу. И, как бы сказал наш знаменитый актёр Пьер Дак: «И обратного он тоже не желал!» (Смеется.) Так что, по правде говоря, Макрону вполне удался его политический манёвр. Он пригласил в свою партию как правых, так и левых политических деятелей, и центристов тоже. Но сегодня стало очевидным, что настоящая природа французов такова – во всяком случае, так как мы её определяем сами после Французской революции – что мы всё равно себя мыслим либо правыми, либо левыми. Так, внутри новообразования Эмманюэля Макрона уже выделилось левое крыло из представителей левых партий, которых он пригласил. Я говорю о представительной части партии «Вперёд».

Так что желание устроить некую политическую революцию и отказаться от традиционного деления на правых и левых вряд ли продуктивно. Сильно сомневаюсь в этом!

Французам необходимо видеть столкновение идей, а не симбиоз политических взглядов, где берёшь немного от правых, немного от левых, а потом пытаешься выстроить из этого некую политическую линию по рецепту немецких коалиций.

– А как обстоят дела у правящей партии в Сенате?

К.-А.Ф.: Мы все почувствовали определённую грубость власти по отношению к местным политическим организациям. В конечном счёте стал очевидным разрыв между движением «Вперёд, Республика!» и местной жизнью людей, их чаяниями и интересами. Так что движение «Вперёд, Республика!» является городской задумкой, которую не поддерживает сельская среда. Наша деревня не примкнула к тем взглядам, которые распространяет партия Макрона. Если он хочет преуспеть, то ему ещё предстоит серьёзная работа.

– Следует ли полагать, основываясь на том, что вы нам очень доходчиво объяснили, что движение «Вперёд, Республика!» не соответствует политическим взглядам подавляющего большинства французов, будь то в среде фермеров или в провинциальных городах? Но ведь и в Париже, насколько мне представляется, тоже большинство людей разделяет взгляды оппозиционной партии «Республиканцы»?

К.-А.Ф.: На сегодня «Республиканцы» являются политической силой, предлагающей настоящую альтернативу. Дело в том, что французская политика в том виде, в котором она была в своё время замыслена, и так, как она в норме функционирует, соответствует следующему устройству: должно быть большинство. Именно его и представляют движение «Вперёд» и его союзники. Но ведь нужна и настоящая оппозиция! И вряд ли она будет состоять из приверженцев господина Меланшона, который по ряду позиций выступает всё же как экстремист. Так что «Республиканцы» – единственная политическая структура, способная предложить альтернативу на выборах любого уровня – будь то переизбрание в парламент или муниципальные выборы, согласно нашему политическому календарю.

– Что вы думаете по поводу «Национального фронта»? На самом деле «Национальный фронт» очень популярен в России. Не буду от вас этого скрывать! В подсознании ряда экспертов, изучающих политическую жизнь вашей страны, эта партия почему-то считается едва ли не самой представительной во Франции. Я говорю о бытующих в России представлениях о взглядах французской глубинки. Я отдаю себе отчет, господин сенатор, что мой вопрос с лёгким оттенком провокации, но всё же хочу вам его задать.

К.-А.Ф.: Да, «Национальный фронт» завоевал голоса и сумел привлечь на свою сторону широкие круги, потому что ему удалось сыграть на страхах и ощущении абсолютной усталости от власти очень многих французов. Он сумел найти дорогу к сердцу той Франции, которая изверилась в том, что традиционные партии, включая «Республиканцев», на самом деле стоят на правых позициях. Так что он сумел осуществить прорыв на территорию электората, который не относится к традиционному срезу его сторонников. «Национальный фронт» сумел сыграть на популизме и на эмоциях тех наших граждан, которые чувствовали себя неуютно в стране и которых всё просто достало! Эти люди великолепно поняли, что любая политика, испробованная до сей поры левыми, правыми, центристами, нисколько не изменила их жизнь к лучшему. Повседневность осталась прежней. Так что, так как другим ничего не удалось, рассуждали эти люди, давайте предоставим свой шанс и этой политической партии! Но, в конце концов, «Национальный фронт» потерпел поражение.

Да, Марин удался настоящий подвиг в ходе той её президентской кампании, которую мы, традиционные правые, расценили как очень опасную. Она была опасной для нас, так как проявила опасную для других правых партий эффективность. Но потом – бах! – она проваливается, полностью, разочаровав тот электорат, который от отчаяния мог пойти за ней. В конечном счёте все поняли, что она настолько же плоха, как и её отец, возглавлявший до неё «Национальный фронт». Так что в результате все эти люди, которые, находясь в соответствующем состоянии духа, а может быть, некоторые из них, движимые отчаянием, выбрали в избирательном бюллетене «Национальный фронт», увидели истину. Они голосовали не из-за того, что примкнули к программе «Национального фронта», а просто им хотелось выразить своё недовольство теми партиями, которым они отдавали раньше свои голоса, будь то мы, «Республиканцы», или другие правые политические движения. Так что, в конце концов, мы видим, что теперь эти люди предпочитают спокойно, даже прямо-таки безмятежно вернуться к более взвешенной правой партии, которая действительно стоит на правых, но всё же республиканских позициях. Тем более, что теперь все поняли, что «Национальный фронт» не желает власти. Потому что Марин Ле Пен всё показала в ходе дебатов с Эмманюэлем Макроном. Она занимается популизмом. Если бы она реально, хоть сколько-нибудь хотела быть во власти, то выбрала бы совсем другую линию, чем то, что она нам явила, столкнувшись с Эмманюэлем Макроном.

Вы видите, что сейчас её партия несколько не здорова – там идёт ротация управляющего состава; кто-то покинул её ряды… Так что, скорее всего, «Национальный фронт» находится в нестабильном положении.

Вынужден заключить, что Ле Пен подорвала свой собственный успех!

– Что вы думаете – попытаюсь несколько ограничить поле моего вопроса – о франко-российских отношениях на нынешнем их этапе развития?

К.-А.Ф.: Предлагаю сначала затронуть вопрос двусторонних отношений, а затем перейти к Евросоюзу и его политике относительно вашей страны. В том, что касается франко-российской составляющей международных дел, признаюсь, что нынешние шаги Эмманюэля Макрона кажутся мне интересными, так как он решил покончить с тем очень плохим периодом в отношениях, который начался в 2014–2015 годы, в эпоху предыдущего президентского мандата. В конечном счёте нынешний президент Франции предпочёл встать на прагматичные позиции относительно России.

Так что тут мы возвращаемся к естественным, исконным взаимоотношениям между Францией и Россией. Мы сейчас переживаем с этими санкциями очень неблагополучный момент, так как Франция великолепно отдаёт себе отчёт, что первой жертвой этой политики, навязанной ЕС, стал весь наш французский агропром.

– Бретонские фермеры, прежде всего…

К.-А.Ф.: Они – да! По не только они. Не будем забывать об Оверни, да и вообще о всех крупных сельскохозяйственных районах страны. Все от этого страдают! И мы хорошо это понимаем. После ввода санкций экспорт сельхозтоваров из Евросоюза в Россию упал где-то вдвое. А Россия этого даже особо и не заметила, просто переориентировавшись на других партнёров – Иран, Китай и другие азиатские государства. Эти другие партнёры сумели развить отношения с Россией, пока Евросоюз занимался санкциями.

Кстати, в области санкционной политики существуют 2 раздела – экономические санкции и ограничительные меры, направленные против физлиц. Последнюю часть я всегда считал абсурдной и контрпродуктивной. Потому что нельзя сидеть за столом переговоров, имея напротив себя пустые стулья. Потому что для того, чтобы выработать решение о выходе из этого кризиса, необходимо обсуждать эту ситуацию с теми лицами, которые как раз и не могут приехать ввиду того, что против них и выработаны санкционные ограничения на перемещение. И сегодня очевидно, что речь идёт о ключевых фигурах.

В ходе моего визита в Москву я уже провёл встречу с председателем Комитета по международным делам Совета Федерации России Константином Косачёвым. В ходе обсуждения мы затронули сложившуюся ситуацию. Я также рассказал ему о подготовленном нами в Сенате заключении для Евросоюза. Совет Федерации России хотел ознакомиться с нашими выводами и дать свои комментарии. Мы сопоставили документы и позиции для того, чтобы между нашими институтами власти возник диалог. Так что думаю, что, согласно законам формальной логики, настал момент, когда мы должны постепенно начать движение в сторону выхода из кризиса.

Думаю, что в области экономической санкционной политики необходимо проявить положительную инициативу с европейской стороны. По для этого необходим позитивный шаг со стороны российской.

Диалог – крайне важная вещь. Так уж политически сложилось, что в бытность у власти предыдущего французского президента у нас возникла блокировка для решения указанного вопроса. В его эпоху диалога не было – был только обмен мнениями. Каждый оставался в своём окопе. Теперь, сразу же с первой встречи, когда президент Путин прибыл в Версаль – где, кстати, территориально и находится Трианон, – мы почувствовали очень положительное начало этого процесса диалога.

Я верю в политику маленьких, но последовательных шагов. Потому что когда шагаешь слишком широко, то велик риск упасть и разбить себе лицо. Вернее делать мелкие шаги.

В речах французских политиков правоцентристского умеренного толка нередко звучит определение партии «Республиканцы» как некоего конгломерата, вобравшего в себя очень многие политические образования и прежде независимые движения. Одной из таких малых, но любопытных партий является «Вставай, Франция», во главе которой многие годы находится Николя Дюпон-Эньян. И пусть малые партии не играют на уровне Высшей Лиги, но, входя в различные союзы и объединения, нередко именно они решают, за кем останется победа.

Чтобы добавить немаловажный штрих в наш коллективный портрет французского политического класса, я побеседовал со вторым лицом партии «Вставай, Франция!» Стефани Жибо. Её жизненный путь достаточно красноречиво свидетельствует о бедах среднего французского избирателя и людях, вкладывающих свои надежды в правоцентристское объединение. В отличие от сенатора Фрасса и представителя его партии в России Таррада, эти граждане не парят в эмпиреях – они обречены на ежедневную борьбу за существование, за кусок хлеба, за очередной транш на многогодовой кредит. Именно поэтому свидетельство Стефани и её борьба за справедливость против банковского капитала для нас тоже очень важны.

Стефани Жибо возглавляет комитет общественной поддержки французской политической партии «Вставай, Франция!» (Debout la France!).

Эта политическая партия голлистского направления возникла в 1999 году на правах политического движения в составе голлистской партии RPR (СНР – «Союз за Новую Республику»), далее в составе мажоритарного правоцентристского блока Франции UMP (СНД – «Союз за народную демократию») под названием «Вставай, Республика!» («Debout la Republique!»). Партия входит в общеевропейский альянс политических движений ЕС за прямую демократию в Европе.

Стефани Жибо стала известна во французском политическом бомонде своей борьбой с банковской коррупцией и утечкой капиталов, что и привело её в большую политику. Ранее она работала в составе руководства одного из крупнейших швейцарских банков UBS (Союз швейцарских банков). Около 15 лет назад она была вынуждена покинуть свою должность, отказавшись участвовать в банковских махинациях по перекачке денег из Франции в налоговый рай Швейцарии, то есть покрывать то, что можно банально определить как «бегство капиталов». Стефани решила поделиться своим личным и профессиональным опытом и выпустила книгу под названием «Одна женщина, которая слишком много знала».

– Стефани, расскажите, пожалуйста, что за история с вами приключилась на самом Олимпе швейцарских банковских корпораций?

Стефани Жибо: Я рассказываю в этой книге долгую и запутанную историю тех лет, когда я отвечала за маркетинг и систему коммуникаций в составе Швейцарского союза банков (UBS). В июне 2008 года генеральный директор UBS France дал мне указание срочно стереть картотеку данных на привилегированных клиентов нашего банка, выводящих свои средства за границу через нашу сеть. Я тогда отказалась подчиниться, после чего начался 3-летний период жестоких преследований и остракизма со стороны руководства и коллег. Тогда-то я и поняла, что реально участвую в установлении отношений между филиалами банка за рубежом и клиентскими счетами во Франции. То есть на 90 % речь шла об оффшорах. Поверенные в делах крупных клиентов нашего банка незаконно переводили счета, главным образом в Швейцарию. Иными словами, я не хотела оказаться замешанной в том самом бегстве капиталов и отмывании средств по сговору нескольких лиц, так как ни одна из этих операций не была должным образом декларирована французским финансовым властям. У меня тогда и возник вопрос о моей личной ответственности. Я должна была представлять наш бренд потенциальным клиентам. В 2009 году я решила подать в суд против UBS. Собственно, у моего бывшего работодателя, швейцарского банка, есть альтернатива: или ответить по всей строгости закона, либо согласиться на сотрудничество со следствием и заплатить штраф, формально не признав себя виновной стороной. То есть речь идёт о полюбовном разрешении конфликта. Думаю, что если бы кто-нибудь снял фильм по моей истории, то его обвинили бы в нездоровом воображении.

– Мы знаем, что для того, чтобы добиться справедливости, да и просто иметь средства к существованию, вы были даже вынуждены продать свою квартиру в дорогом шестнадцатом квартале Парижа…

С.Ж.: Истории подобного рода разрушают вашу жизнь. Сначала мне показалось, что речь идёт о некоем частном, моём, конфликте с работодателем и что мы сможем договориться. Но в конечном счёте я поняла, что речь идёт о государственном деле. Не могу не упомянуть по этому поводу бывшего министра бюджета Франции Жерома Каюзака (2012–2013), схваченного с поличным при переводе собственных средств в Швейцарию. Это том самый Каюзак, который призывал наших сограждан потуже затянуть пояса из-за неблагоприятной финансовой конъюнктуры! Тот самый человек, который поднял на щит свою программу по борьбе с утечкой капиталов за рубеж! И вот этот человек открывает в моём банке собственные незаконные счета в Женеве! Вы понимаете, что масштабы этого расследования далеко выходят за пределы моей личной судьбы. Я была обыкновенной служащей, матерью семейства – не более того! И вот тут я столкнулась с машиной, не ведающей усталости и жалости, перемалывающей вас… Когда я покинула мой банк, я была в депрессивном состоянии, и мне было сложно из него выйти. А потом я неожиданно оказалась в сфере внимания СМИ. Начиная с 2013 года я стала известной персоной во Франции. Но в результате моей деятельности я получила волчий билет в профессии: ни один банк больше не желал иметь со мной дела!

– Не хотелось бы задавать вам навязчивые вопросы, но всё же: почему вы на это пошли, подставившись под удар, бросив в топку собственную карьеру, растратив всё своё достояние и скомпрометировав собственное профессиональное будущее? Вы же понимаете, что вы в том числе, возможно, и жизнью рисковали!

С.Ж.: Можно по-разному ответить на этот вопрос… Сначала я думала, что столкнулась только с UBS. Мне казалось, что, соблюдая закон, следуя статьям Уголовного и Административного кодексов, я смогу чувствовать себя под защитой. Но я поняла, что само государство и не соблюдает, в первую голову, собственные законы. Служащие же банка стали доказывать, что я всё придумала. Мне пришлось столкнуться со сговором первых лиц ряда отраслей – банка, высшей администрации страны, СМИ…

И вот я узнаю, что г-н Московией, министр финансов Франции (2012–2014), назначает в состав Счётной палаты, занимающейся банковским аудитом, представителя французского филиала моего бывшего банка UBS! Так что с 2012 года я без работы. Все мои накопления окончились. Мой бывший банк подал на меня в 2010 году в суд за клевету, чтобы заткнуть мне рот. Они проиграли процесс. Я подала встречный иск, возбудив дело за преследования против меня. Я выиграла. Они были приговорены к небольшому штрафу – где-то 30 тысяч евро. Сами банкиры делают вид, что ни в чём особом они не замечены. Кстати, в 2007 году они уже были приговорены к миллиарду долларов штрафа за незаконные сделки в США. Два года назад они оплатили штраф в Германии на общую сумму в 300 миллионов евро за аналогичный проступок. Самое интересное, что они каждый раз уходят от правосудия, идут на полюбовное решение вопроса и, согласно показаниям швейцарских граждан, банкиры всем рассказывают, что ни разу не были приговорены по решению суда. Но, к сожалению, по нашим законам, банки могут идти на сделку и уплачивать штраф ещё до передачи дела на рассмотрение суда и вынесения определения.

– И именно так вы и пришли к политической карьере и стали одним из руководителей партии «Вставай, Франция!». Вы – глава комитета поддержки этой умеренной правой партии, входящей в Альянс за прямую демократию европейских партий. Мы помним, что президентом партии является Николя Дюпон-Эньян.

С.Ж.: Да, всё именно так и есть! Только наша партия выступает за людей, желающих бороться с финансовыми преступлениями. Я удивлена сговором на уровне Парламента и Сената Франции. Иначе как объяснить деятельность таких господ, как Каюзак и Московией? Только сейчас я поняла, насколько наша страна подвержена коррупции.

– Можно ли сказать, что в вашей политической деятельности вы в какой-то степени вдохновляетесь голлистскими идеями?

С.Ж.: Эти идеи я впитала с молоком матери. Часто говорят о политической идеологии. Но не это важно в моих глазах. Гораздо более страшно наблюдать за тем, как наша страна вошла в затяжное пике… Как постепенно пропадают наши ценности. Я мать. Я вижу, как уходят, пропадают наши устои, как нам не удаётся передавать их новому поколению, как постепенно у нас воцарилось царство лжи…

– Один французский политик мне сказал, что самое страшное – это не узнавать себя в своих детях. Я понимаю, что вам бы хотелось, чтобы молодые французы тоже были носителями тех идей, которые в своё время сделали Францию центром притяжения и великой страной.

С.Ж.: Мы в нашей партии пытаемся объединить всех разделяющих наши идеи. Мы хотим, чтобы наши сограждане более заинтересованно относились к своему будущему и будущему своих детей. Николя Дюпон-Эньян интересуется проблемой коррупции на верхах, которую, в частности, вскрыла моя история с Швейцарским союзом банков (UBS). Наша партия «Вставай, Франция!» выступает за честных людей, пусть и не входящих в высшую политическую лигу, за тех, которым дорога наша страна.

И всё же правоцентристские «Республиканцы» более всего подходят под определение В.И. Ленина, который как-то назвал центристов в Думе «болотом». Союз за социальную справедливость – это, несомненно, благое начинание, но именно благими намерениями – и начинаниями – как говорят, выложена широкая дорога в ад. Опять-таки те, кто во все века, времена и народы брали в руки власть, представляли незначительное хищное меньшинство, которое потом организовывало большинство, перерабатывая во благо или во зло (как нам ныне академически доказал это украинский пример) идеи социума.

Во Франции уже давно не просто назрел кризис, но и появилась категория тех, кто чётко и хорошо знает, в кого и когда надо стрелять. Такие избиратели нашли себе своего идола – им стал Эрик Земмур, создавший партию с говорящим названием «Реконкиста», вряд ли нуждающимся в дополнительных пояснениях о сути предлагаемой этим политиком платформы.

Неистовый Земмур и его «Реконкиста»

С ростом недовольства в кругах армии и разведки связывают следующий факт: в конце 2021 года мы наблюдали резкий подъём популярности такого кандидата в президенты, как журналист и политик Эрик Земмур, основатель скандальной ультраправой партии «Реконкиста». Его политическое формирование выступает за насильственное обращение в европейскую цивилизацию всех новоприбывших мусульман вплоть до замены их имён на французские, высылку из страны «непоко-рившихся» и другие кардинальные меры, которые, по словам самого Земмура, могут привести к противостоянию в обществе двух сил.

В ходе прошедшей в 2022 году президентской избирательной кампании во главе избирательного штаба Земмура стоял генерал Бертран Уит де Ля Шенэ. Тут ключевая комбинация слова «генерал» и титулации «де ля», то есть он является представителем старой французской элиты и членом военной элиты одновременно. В число ближайших советников Земмура также входит один из популярных в широких кругах преподавателей Французской общевойсковой академии Каролин Галактерос.

Справка. «Четырёхзвёздный» генерал (высший ранг) Бертран Уит де Ля Шенэ (Bertrand Houitte de La Chesnay) – убеждённый католик, отец пятерых детей, придерживается ультраправых взглядов. Официально 63-летний генерал не в отставке, а числится «в резерве» (продолжает получать довольствие и значится в номенклатуре президента Республики).

И вот эти круги, получается, сделали ставку на Земмура, который не скрывает ни своего еврейского происхождения, ни своих достаточно экстремистских и непримиримых взглядов. Так, например, политик призывает ни много ни мало к массовой репатриации мигрантов. А таковых во Франции около 20 миллионов человек, то есть чуть ли не треть населения! И что, эти 20 миллионов должны собрать чемоданы и куда-то уезжать, где их не ждут, где уровень жизни гораздо ниже, чем во Франции?

Кстати, Эрик Земмур готов к полновесному сотрудничеству с Россией. Юсеф Хинди, французский политолог и эксперт, изучивший партию «Реконкиста», считает, что Земмур действительно способен оседлать ситуацию во время грядущего кризиса и обеспечить немедленный переход Франции к масштабным репрессиям и, как следствие, к тоталитаризму.

Не все французские военные выступают – тайно или явно – в поддержку Земмура. Но большинство людей, имеющих отношение к силовому блоку, очень недовольно нынешней политикой властей. А когда армия не солидарна со своим главнокомандующим, это опасно лично для самого главнокомандующего. О состоянии духа высшей элиты французских военных вполне свидетельствует моя беседа с одним из представителей этого закрытого сообщества – Кзавье Моро, постоянно живущим в России. Его свидетельство, возможно, даёт ключ к пониманию, почему французская армия последовательно выступает за союз с Россией и разрыв с американцами.

Выпускник общевойсковой Военной академии Франции Сен-Сир Кзавье Моро уже много лет живёт и работает в России. Он известный у себя на Родине политолог, писатель и член Торгово-промышленной палаты Франции. Кзавье также активно участвует в политической жизни своей страны. Проживая постоянно в России, Моро ведёт портал «Центр политико-стратегического анализа» («Stratpol»). Как человек, глубоко погружённый в дипломатическую и деловую составляющие франко-российских отношений, Моро имеет свой оригинальный взгляд на будущее своей страны и перспективы франко-российских деловых отношений.

Роль Франции – не только относительно России, но и США, и Китая – это хранить мировое равновесие. Франция должна поддерживать равновесие в мире. А Париж должен оставаться привилегированным местом проведения международных переговоров. Наша цель – избегать любых обострений международного положения, через которые мы уже прошли.

– Существует такая тенденция – представлять Францию, умаляя её достоинства, подчеркивая определённую утрату её суверенитета. Хотя Франция по-прежнему постоянный член Совбеза ООН, у неё сильнейшая в Западной Европе армия, сильный военно-морской флот, независимый стратегический щит, кстати, не переданный под объединённое командование НАТО. То есть речь идёт о развитой стране, с собственной космической программой и собственной элементной базой, в отличие от других стран Западной Европы, где цифровые технологии отданы на откуп американцам. Согласны?

Кзавье Моро: В вашем вопросе содержится сразу несколько подвопросов. Я считаю, что вхождение в объединённое военное командование НАТО не имеет такое уж самодовлеющее значение. Мы так или иначе были в НАТО! Думаю, что это стоило нам дорого – где-то около 12 миллиардов евро, потраченных впустую. Речь идёт о необходимости для Франции вообще выйти из НАТО, как этого и хотел генерал де Голль. Тогда, когда он это проделал, в 1963 году, это имело большой смысл, так как на территории Франции на тот момент присутствовали 183, насколько мне помнится, американские военные базы. Мы их закрыли тогда и избавились от иностранного ядерного оружия. Вопрос о том, чтобы просто покинуть организацию, окончательно изжившую себя. И не платить за наших генералов, шастающих со своей свитой по Норфолку. Нам надо построить европейскую систему обороны.

Вы знаете, когда генерал де Голль пришел к власти, он вовсе невраждебно относился к НАТО. Он попытался даже реформировать Северо-Атлантический альянс до того, как принял решение о выходе Франции из него. Он пытался добиться передачи управления Югом Европы в рамках этого блока в руки Парижа. А потом, как он это и заявил в своей речи в момент выхода из НАТО, он понял, что американский авантюризм – опасная вещь, а также что НАТО нельзя реформировать. Он также заявил, что советская угроза значительно уменьшилась и что он более не видит смысла в агрессивном Альянсе. По тем же причинам, думается, нам надлежит выйти из этого блока сегодня. Я подтверждаю, что американский политический авантюризм опасен для Европы и что никакой русской угрозы на сегодня уже нет! Кроме того, НАТО нам обходится в копейку. Так что пора нам уже покинуть эту структуру, что позволит приступить, наконец, к строительству правильных отношений с Россией. Для меня НАТО – старая рухлядь! Кстати, все историки согласны с тем, что Первая мировая война началась именно из-за автоматического включения в конфликт стран-участниц различных военных альянсов. Именно по этой причине министр Талейран враждебно относился к идее военных союзов, которые он считал дикостью. На самом деле, НАТО – это реликт времён холодной войны и даже более того: его корни уходят в XIX век. Так что так или иначе блок просто обречён на исчезновение, хотя сейчас трудно точно предсказать, когда это произойдёт. И я хотел бы, чтобы Франция стала первым государством, которое покинет его.

– Думаю, что вы правы. Так как, согласно той информации, которой я располагаю, когда в Чехии провели опрос общественного мнения, пойдут ли граждане воевать в том случае, если в рамках НАТО будет атакована другая страна, то большинство населения ответило «нет». Во Франции результаты опросов были схожими: французы готовы воевать за свою территорию, но не за другие страны – не за Венгрию, не за Прибалтику и т. д.

К.М.: Во всяком случае 5-я статья Устава НАТО мало сковывает страны-участницы. Согласно этому пункту соглашения, каждое государство самостоятельно выбирает, в каком виде оно будет оказывать помощь стране, подвергшейся агрессии. Можно даже ограничиться декларативными действиями. Но всё же всё это достаточно серьёзно. Если, к примеру, завтра Эстония обвинит Россию в бомбёжке своей территории, то мы автоматически окажемся ангажированными в этот альянс, хотя мы и знаем, что прибалтийские государства и Польша – политически нестабильные страны и что они готовы пойти на что угодно против России. В частности, это относится к Прибалтике, которая притесняет значительную часть собственных русскоязычных жителей, лишённых всех прав. Так что нам вовсе не улыбается мысль находиться в Альянсе с автоматическим запуском сценария при том, что в этом блоке находятся прибалтийские страны. Это может даже стать опасным для самой Франции. Если же Прибалтика решила повоевать с Россией – в добрый час! Но давайте, вы это будете делать без нас! Нам это неинтересно!

– НАТО, кстати, также ещё и хороший насос по выкачиванию средств из богатых западных стран в пользу бедных восточноевропейских родственников. В той же Прибалтике подавляющее большинство населения трудоспособного возраста выехало на заработки в Западную Европу. Военные же базы служат источником жизненных доходов для многочисленных граждан этих государств. Так что российская угроза превращена в некий экономический фактор.

К.М.: Да, всё это гротескно! Вот, например, наш банк «Париба» имел сделки с Ираном. Американцы наложили санкции. Мы – нет! Но нам пришлось заплатить штраф в размере 9 миллиардов долларов. Причём бывший тогда премьер-министром Франции Манюэлъ Валльс никак не отреагировал на ситуацию. У нас отобрали крупнейший промышленный холдинг «Альстом Турбин», а французское правительство это молча проглотило! Когда болгары должны были построить «Южный поток», то Мак-Кейн прогулялся в эту страну, сформулировал ряд угроз, и болгары отказались от проекта и т. д. Так что если мы избавимся от этого давления, то будет гораздо удобнее править страной и достигнуть суверенности.

И если США выйдут из игры, то противником Франции в Европе становится Германия. Так что если Парижу придётся политически уравновесить Берлин, то история нас учит, что Россия представляет великолепную альтернативу для нас.

– Получается, что вы проявляете политический прагматизм, как и Иван Бло. Он считает, что французы по своему духу центристы. Они не любят крайности, экстремум, харизматических лидеров, указывающих им путь к вершинам коммунизма.

К.М.: Соглашусь с этим высказыванием. Тем более, что Иван Бло знает, о чём говорит. Мне всё же не нравится термин «центрист». Для меня это отдаёт левым направлением. Поставим тут точки над «и»! Но что правда, то правда: французы – мирный народ, очень трудовой, и думаю, что крайности нам не подойдут. Это очень хорошо видно хотя бы потому, что всякие там популисты с пеной у рта редко превышают во Франции 20 %-ный барьер на президентских выборах. Мы старая нация и давно живём – много чего видели.

В моих глазах, Россия – идеальная светская модель. Да, в западном христианском мире произошло разделение Церкви и государства. Кстати, во Франции это относится к григорианской реформе, которой уже тысяча лет. То, что произошло в 1905 году, касалось только окончательного разграничения Церкви и государства (прим, ред.: до 1905 года приходские священники получали во Франции материальное вспомоществование от государства). Там был ряд законов, принятых людьми, которые все были христианами. Речь шла о сведении счетов между различными политическими элитами и Церковью. У вас произошло то же самое в эпоху большевистской революции. В дальнейшем вы опять стали православной державой. Для вас это также естественно, как для Франции быть католической страной. Франция – это не только вкусная колбаса, красное вино и Версальский замок. Франция, прежде всего, католическая страна. Каждый француз не обязан быть католиком, но дух страны – католический! Речь идёт о нашей системе ценностей, о нашей международной системе отношений, о нашем обществе. Так было всегда вплоть до того момента, когда социалисты решили избавиться от всего нашего культурного и исторического наследия. Мы – глубоко католическая страна, но с разделением духовного авторитета и светской власти, в лучшем духе «Князя» Макиавелли.

Мне кажется, в России та же форма светской власти. Безусловно, Церковь всегда может высказаться по тому или иному поводу, будь то по поводу социальных отношений или организации жизни общества в целом… Но в то же время Церковь не участвует в заседании кабинета министров и не присутствует в международных государственных отношениях. Она также не занимается экономикой государства Российского.

Тот же Флориан Филиппо (прим, ред.: заместитель Марин Ле Пен) заявил, что желает запретить ношение чадры, кипы и больших крестов поверх одежды. То есть он решил уравнять насильственно всех. По мы-то знаем, что такие кресты носят панки и прочие маргиналы. В любом случае «Пациональный фронт» пытается уравнять все религии. По это абсолютно ненормально, так как католицизм занимает совершенно особое место в нашей стране. Так что если бы кому-то взбрело в голову носить большой крест, то это должно рассматриваться как абсолютно законная вещь! По в отличие от России, в современной Франции существует религия атеизма. Это государственная воинствующая антихристианская религия. История с крестами достаточно хорошо вскрывает эту проблематику.

В дополнение к позиции Моро можно было бы вспомнить демографические данные, которые мне в своё время были предоставлены Жан-Полем Гуревичем, одним из ближайших советников Марин Ле Пен. Этот человек – статистик «Национального фронта», автор многочисленных книг. Лет ему сейчас уже хорошо за 80, но ясности мысли он не утратил. Он доказал, что в ряде регионов Франции, в центре и на юге страны, рождается более половины детей неевропейского происхождения. То есть традиционная Франция просто генетически прекращает своё существование.

Возникает ситуация «двух населений одной страны», из которой неясно, как выходить. Поэтому реакция французских мусульман на «гремучую смесь», то есть союз еврея Земмура, который называет Путина «папой», с французскими военными, вполне логична и предсказуема. Земмур, наряду с Марин Ле Пен, сидит на запасной скамье. Во французской большой политике он не более чем третий-четвёртый номер, которого держат про запас, на всякий случай, чтобы в случае необходимости спустить с цепи. Его мало знают в России, в отличие от Марин, которую в нашей стране олицетворяют со старой Францией. Но шансы этих фигур сесть в кресло президента Франции минимальны. Если только действительно не грянет гражданская война.

А что старая Франция? Та самая, которую мы знали по романам Дюма, Бальзака, Золя и Стендаля? Неужели французы перестали быть католиками, отрясли со своих подошв пыль тысячелетней истории, забыли после того, как первая голова полетела в корзину под ножом гильотины в 1793-м и «адские колонны» пошли на Вандею, о чести и достоинстве, о королевской власти и славной «эпохе соборов»?

Как ни странно, лучше всего ответить на эти вопросы мне смогла российский писатель Елена Чудинова. Монархист и католик, она глубоко погружена в историю и культуру Франции, постоянно ездит туда, живёт этой страной. Думаю, её мнение точно будет не лишним в моей портретной галерее.

Елена Чудинова выпустила роман-антиутопию «Мечеть Парижской Богоматери», где предупреждала более 10 лет назад о возможности воцарения во Франции халифата. Также писатель работает и в области исторического романа, каждый раз рассматривая острые, ключевые моменты как российской, так и зарубежной истории. Среди книг, пользующихся всеобщим признанием и переведённых на несколько европейских языков, можно назвать её романы «Ларец», «Лилея»… Не менее популярен в России и «Держатель знака», и другие, досконально проработанные с точки зрения исторической точности художественные книги автора. Кроме того, Елена ещё и общественный деятель, уделяющий много времени непростой в современных обстоятельствах теме монархии. По существу, этой теме и посвящена последняя, весьма нашумевшая книга Е. Чудиновой «Победители», где рассматривается альтернативный ход истории России и Франции, счастливо избежавших краха самодержавия и ужасов Гражданской войны.

Монархия и возрождение полноценного христианства в Европе как мощной политической силы – целое течение паневропейской философской и общественной мысли – стали темой нашей беседы с автором.

Сама Елена Чудинова так определяет своё кредо: «Корни моих убеждений уходят в толщу эпох. Я очень люблю эпоху раннего Средневековья, Киев, Новгород, Псков и т. д. В те времена церковь христианская летела на двух крылах… И для меня вопрос выбора между католицизмом и православием был очень сложный.

Я считаю, что современники тех средневековых перемен просто не заметили, как раскол 1054 года прошёл мимо них. И только потом они поняли масштаб и всю эпохальность этого события. Тогда они думали, как говорится, милые бранятся, только тешатся. Поэтому в те годы людей больше заботил очередной сбор винограда и то, с кем в этом году придётся в очередной раз воевать. Но я вообще-то категорически не изоляционистка. Изоляционизм возник в те времена, когда пять шестых суши были для советского человека недоступны. Изоляционизм не соответствует зову российской души. Имперское российское сознание всегда было развёрнуто в мир, в отличие от советского. Уже при Алексее Михайловиче Тишайшем шли процессы преодоления изоляционизма. Я же сторонник нового Священного Союза, провозглашённого русским государём Александром Благословенным, согласно принципу «Христианин не воюет с христианином!». Это сквозит в моей новой книге «Победители». После чудовищного бедствия бонапартовских войн и ужаса Французской революции именно наш государь спас Францию от разорения союзниками. Очень жаль, что девятнадцатый век не пошёл этим путём.

– Помимо блестящего владения русским языком, о котором свидетельствуют ваши книги «Лилея», «Ларец», «Держатель знака», «Победители» и другие, вы занимаетесь и большой общественной деятельностью и не скрываете своих монархических взглядов. Но думается, вы понимаете, что столь дорогие вам две страны – Франция и Россия – далеки от монархии?

Е.Ч.: Россия – такая, какая она есть! И мы обязаны быть с нею. Она, наша страна, пытается сейчас залечить чудовищные раны от стратоцида. Ибо геноцид – это уничтожение по национальному, а стратоцид – это уничтожение людей по сословному признаку. Прежде всего, когда он имел место, под корень уничтожалось царское офицерское сословие. Это была особая стать, которая держала на себе Империю. Как их умерщвляли, мы с вами знаем! Недавно вышла книга моего друга и молодого автора Дмитрия Соколова «Железная метла метёт по-новому». Там всё описано. Также уничтожалось и духовенство, а вместе со священниками – и вера в Христа. Вслед за ними вырезалось и купеческое сословие. Об этом много знает поборник восстановления традиций и по совместительству мой хороший друг Дмитрий Петрович Абрикосов, из рода тех самых купцов Абрикосовых. И наконец, была победно проведена люмпенизация крестьянства.

– В том, что касается Западной Европы, следует упомянуть, что почти половина государств там монархического уклада…

Е.Ч.: Согласна. Кроме того, я знакома и с исследованиями, доказывающими, что монархические страны обладают лучшей экономикой, чем их так называемые демократические соседи. Но вот почему-то наши некоторые эксперты спокойно говорят о том, что восстановление монархии пройдёт опереточно именно в России. А почему, допустим, в Испании, где монархию восстановили, никто не говорил об оперетте? Меня вообще поражает степень неграмотности даже наших медийных фигур! Когда мне говорят, например, что конфедераты защищали рабство (что написал, между прочим, не последний человек в российском сообществе), я ему напоминаю, что и после победы Севера генерал Грант оставался рабовладельцем. А он мне отвечает: «Вот именно!» Человек явно не в курсе, за кого воевал Грант. Между прочим, южанин генерал Ли всех своих рабов отпустил. Так что то была борьба не против рабства, а война экономических интересов! Но какой-нибудь профессор Зубов сейчас выбежал бы перед камерой и заявил, что и у нас, мол, рабство было в царские времена. Причём у наших либералов наблюдается оксюморон. Они говорят: «Слабый царь, прозванный Кровавым!» Это как? Кроме того, ещё вообще-то государь Николай Первый начинал реформу за освобождение крестьян от крепостного права, а его сын дело уже завершил.

Во Франции монархическая партия политически слаба. Но неизменно присутствует за сценой. Католическое же политическое лобби представлено традиционалистами и галликанской церковью, отвергающими – первые «Ватикан-2», вторые – власть папы Римского при сохранении чина католического богослужения.

Католическая франко-бельгийская партия «Civitas» работает под началом Алэна Эскады (Alain Escada). Её популярность во Франции не превышает 2–3%. Поэтому говорить о возможности возрождения сильной монархической партии, пронизанной религиозными идеями, во Франции не приходится. Сам Эскада, с которым я неоднократно беседовал, не заблуждается по поводу будущего своего движения и, подобно Чудиновой, считает, что потребуются многие десятилетия для «возвращения блудного сына в дом», то есть возрождения нормального порядка вещей в стране, сделавшей в своё время нож гильотины едва ли не национальным символом (до сих пор гимн Франции – революционная «Марсельеза», а национальный праздник – день взятия Бастилии, хотя, кроме убийства семьи коменданта, это уголовное событие от 14 июля 1789 года ничем не ознаменовалось). Степень одичания французских революционеров была столь высока, что сразу после отсечения головы королю Франции Людовику XVI дикари бросились на помост, чтобы обмакнуть в кровь, сочившуюся из обрубка шеи, свои платки. Потом эти «сувениры» сохранялись в семьях.

Глава 2

Франция может стать федерацией

Силой, реально противостоящей эмиграции, можно было бы признать региональные националистические движения. Наиболее сильное из них – бретонское. Культурная ассоциация «Диван» является видимой частью айсберга достаточно мощной и разветвлённой полуподпольной сети, которая изредка проявляет свою активность. Одним из недавних всплесков можно было бы счесть движение «Красных колпаков», зародившееся на почве протестов против введения дополнительной транспортной пошлины на транзитные грузы, проходящие через провинцию Бретань.

На самом деле противостояние центра и мятежной провинции проходит красной нитью через весь прошлый – XX – век. Когда летом 1978 года в Версале прогремели взрывы, современное французское общество впервые столкнулось с проблемой бретонского национализма. Древняя провинция Бретань полтора тысячелетия была независимым государством, вплоть до её аннексии Французским королевством в XVI веке.

Бретонцы до сих пор не простили Парижу отобранные у них земли вдоль реки Луары, впадающей в Атлантический океан. Часть территорий бывшего герцогства прирезали соседней провинции, отличающейся полной лояльностью республиканскому центру. Часть земель Бретани была возвращена, но отнюдь не в полном объёме отчуждения. Также бретонцы настаивают на возрождении областного парламента. Подобная привилегия была у этой земли при королевской власти. Наполеон же разрезал Францию на безликие департаменты, уничтожив былые свободы и кутюмы. Всё это, естественно, не способствует национальному примирению, равно как и упорное гонение на местные языки. Можно сказать, что Франция исповедовала принципы, обратные российским: любыми путями здесь искоренялась местная самобытность. Если в школе 50–70 лет назад кто-то из детей начинал говорить на перемене на своём наречии, то его подвергали наказанию.

Отметим, что в первой половине двадцатого столетия в ряде провинций Франции плохо знали французский. Это относится в равной мере к Бретани, Провансу, Лангедоку, Савойе, району Лилля, Эльзасу… Список далеко не полон. В свете вышеизложенного становится ясно, почему Вандейское восстание 1793–1795 годов, известное нам по «Девяносто третьему году», бессмертному роману Виктора Гюго, было подавлено с беспримерной жестокостью «адскими колоннами» республиканского генерала Луи-Мари Тюрро.

В провинции был применён настоящий геноцид, включая показательные убийства женщин и детей, утопление священников, массовое святотатство, планомерное разорение крестьян и рыбаков. Причём ошибки прошлого по-прежнему не исправлены: центральное французское правительство так и не извинилось за содеянное. Бретонские националисты создали специальную страницу на полях интернета, где неустанно щёлкают часы, отмеряя века, годы, часы, минуты и секунды с момента учинённой кровавой резни в Вандее. Они требуют извинений от Парижа, но Елисейский дворец безмолвствует. Именно таким противостоянием центра и провинции объясняется и взрыв павильона Версаля в июне 1978 года. Он был произведён бретонцами, требующими признания своих свобод.

Доктор юридических и исторических наук Луи Меленнек – специалист по истории Франции и, в частности, Бретани. Он рассказал мне о некоторых правовых и исторических аспектах произошедшего объединения двух стран, отголоски которого слышны ещё и поныне.

– Доктор Луи Меленнек, вы известны своими работами в области истории Бретани, а также своей правозащитной деятельностью. Недавно в региональной бретонской прессе вышла ваша очередная статья под названием «Франция – отнюдь не страна прав Человека». Не могли бы вы подробно рассказать о сути вашей публикации?

Луи Меленнек: Я готов доказать, что, вопреки расхожему мнению, Франция вовсе не является страной соблюдения прав человека. Речь идет о выгодном коммерческом бренде, который, образно говоря, Франция запустила в оборот начиная с 1789 года. Париж также упорно распространяет мнение, что именно благодаря Франции человечество узнало о том, что такое права человека. Тогда же Францию начали называть «страной свободы».

В то же время наша провинция, Бретань, является истинной родиной прав человека, так как именно на этой земле равноправие между мужчиной и женщиной, например, соблюдалось уже с античных времен. Причём речь не идёт о каких-либо предположениях, но о точно установленных объективных исторических фактах. Подтверждение оным можно найти, в частности, в трудах Гая Юлия Цезаря. Уже тогда, в первые века нашей эры, бретонская женщина имела право владеть имуществом наравне с мужчиной. Она обладала правом приобретать и продавать. Кроме того, даже в браке она сохраняла право распоряжаться своим приданым, а также обращаться к правосудию и свидетельствовать перед судом. Также женщина обладала правом проходить воинскую службу и занимать руководящие должности вплоть до главы государства. Так как по роду своей деятельности я сочетаю исследования в области истории и социологии, то должен отметить, что положение женщины, как правило, свидетельствует о цивилизованности того или иного общества.

В то же время в большинстве западноевропейских государств женщины в те века подвергались систематической сегрегации. Трудно не заметить, насколько лучше был их правовой статус на территории государства Бретань. Конечно же, бретонцы справедливо гордятся этим историческим достижением. Тем не менее мы не склонны считать себя исключительными, так как в те давние времена, наряду с нашей цивилизацией, существовали и другие матриархальные культуры. В том числе могу назвать, например, некоторые государства, существовавшие тогда на юге Китая. Естественно, ничего подобного не было тогда на территории остальной Франции. Кстати, на мой взгляд, половое неравенство не полностью преодолено французским правительством даже в 2017 году.

Теперь, беря тематику прав человека несколько шире, можно сказать, что, к сожалению, Французская революция 1789 года привела к прямо обратному эффекту: массовым убийствам, попранию традиционных прав и свобод населения. Я не являюсь сторонником монархии. Как историк, я понимаю, что в конце XVIII века французская монархия изрядно обветшала и нуждалась в явном обновлении. Но революция этому отнюдь не поспособствовала – более того, только усугубила существовавшее положение вещей. Последовавшие же после 1789 года режимы, то есть Наполеоновское правление и Реставрация, так и не смогли развить во Франции институт прав человека. Отметим, тем не менее, что в эпоху Наполеона I ещё предпринимались робкие попытки наделить население некими гражданскими правами, но эти намеченные реформы не удались, а их автор был изгнан за пределы Франции.

И только в 1870 году очень робко права человека наконец-то заявляют о себе. Считаю, что и в 2017 году правозащитникам есть чем заняться у нас, так как права человека по-прежнему не соблюдаются полномасштабно.

– Но, дорогой доктор, пока что мы с вами затронули только равенство между мужчиной и женщиной. Не могли бы вы как-нибудь проиллюстрировать вашу мысль о соблюдении со стороны средневековой власти гражданских прав простолюдинов? Под простолюдинами я понимаю сословия, входившие в Генеральные штаты, то есть крестьян, коммерсантов и других представителей неблагородных сословий. И так как вы настаиваете на более высокой правовой культуре вашей провинции, не могли бы вы провести сравнительный анализ между Бретанью и Францией в эпоху Средних веков?

Л.М.: Ну что же, я ещё раз настаиваю, что между X и XV веками Бретань представляла собой, безусловно, более развитое государство, чем тогда ещё отдельная от неё Франция. В конце XV века социальный прогресс был насильственно прерван четырьмя последовательными нашествиями французских войск, что в дальнейшем привело к аннексии этого герцогства. Остановимся на этих моментах несколько более подробно.

Вся история Средневековья проходила под знаком централизации власти. Процесс был запущен в эпоху Людовика XI. Постепенно Париж пришёл к абсолютной монархии, при которой никто не имел права оспаривать субъективные решения государя. Он обладал даже правом единоличного утверждения смертных приговоров. Тем временем в Бретани правовой механизм работал совершенно иначе.

Не исключено, что исторические и социальные различия между двумя культурами напрямую связаны с островным происхождением бретонского этноса, который пришёл на материковую часть Европейского континента с юга Англии. Таким образом, наша бретонская цивилизация разделяет социальную эволюцию нордических европейских цивилизаций, а не французской континентальной культуры.

В ту эпоху, о которой мы говорим, во главе Бретани стоял правитель, который в течение двух веков носил королевский титул. В дальнейшем королевский титул был отменён. После этого правитель Бретани назывался герцогом. На латыни это означает «выборный руководитель». В те времена Бретань ещё была суверенным государством и субъектом международного права. Герцог был высокой договаривающейся стороной в отношениях с королём Франции.

– Можно ли было уточнить, идёт ли речь о герцоге как военачальнике? Так как на латыни «dux» означает именно выборного или назначаемого военачальника.

Л.М.: Я бы не придерживался столь строгой терминологии, так как обозначение должности претерпело за века существенную эволюцию. Дериватами от «dux» являются и венецианский дож, и итальянский дуче и т. д. Часто люди, носившие этот титул, действительно имели воинские прерогативы. Но, тем не менее, это не было обязательным условием занятия должности. В то же время герцог Бретани был также и верховным главнокомандующим герцогства.

Возвращаясь к сути вопроса, следует уточнить, что тогда герцог получал верховную должность, но не власть. Он имел право первого голоса при принятии судьбоносных решений и, бесспорно, олицетворял государство, но опирался на кабинет министров и его руководителя, канцлера. Также любопытно отметить, что в основе власти правительства лежал национальный консенсус. В генеральные советники, как тогда называли в Бретани министров, избирались исключительно квалифицированные кадры – как правило, юридического профиля. Все решения правительства проходили обязательное одобрение у мэрий городов страны, духовенства и крупных землевладельцев. Если провести сравнительный анализ, то можно отметить, что в те времена во Франции парламент отсутствовал. На мой взгляд, и сейчас эта инстанция работает довольно пристрастно, в отличие от древнебретонского аналога. Бретонский парламент обязательно собирался на генеральную ассамблею каждый год или один раз в два года. Заметьте, что речь идёт о Средних веках!

Необходимо отметить, что после аннексии Французским королевством герцогства Бретань произошёл некий откат назад, от цивилизованности в дикость, приблизительно на 5–6 веков. До того, как произошло объединение двух субъектов международного права, в Бретани властвовал полный аналог аристократической демократии. Так, например, за 2 года до аннексии, в 1485 году, герцог Бретани лишился права назначать судей. Фактически судейское сословие принудило его выбирать из списка кандидатов, который судьи представляли правителю. Здесь вполне виден эмбрион современной демократической системы.

– Насколько мне известно, даже после аннексии Бретани в этой исторической провинции сохранялся собственный территориальный парламент вплоть до Французской революции 1789 года?

Л.М.: Вы правы. Если же обратиться собственно к истории произошедшего тогда территориального объединения, то более всего оно напоминало завоевание самой Франции Германией в 1940 году. Вплоть до самой аннексии, которая была осуществлена вопреки воле большинства бретонцев, Французское королевство традиционно занимало враждебную позицию относительно Бретани. В 1532 году после состоявшегося объединения было всё же достигнуто соглашение о сохранении за Бретанью ряда привилегий и традиций, свойственных этому герцогству. Но далее, в течение многих столетий Париж пытался ограничить автономию своей новой провинции и её режим самоуправляемости. Так, изначально Бретань даже оговорила себе право оставить собственных герцога, канцлера и региональное правительство. В дальнейшем династическая линия герцогов была упразднена, равно как и должность. Потом пришёл черёд и местного режима самоуправления.

Тем не менее парламент провинции Бретань был сохранён и функционировал вплоть до 1789 года. Национальное собрание Бретани включало представителей всех сословий. В прерогативы парламента, собиравшегося один раз в 2 года, входило голосование законов Французского королевства для их утверждения на территории Бретани, равно как и утверждение режима налогообложения. Конечно, французский королевский двор пытался всячески ограничить эти свободы, но бретонцы жестко отстаивали свою территориальную автономию.

Необходимо также отметить, что, согласно отчёту министра центрального французского правительства Неккера от 1788 года, Бретань платила в центральную казну налогов в 2 раза меньше, чем другие французские земли. Всё это было плодом постоянной борьбы бретонских политиков за право на самоопределение. Кроме того, после кончины Короля-Солнце, Людовика XIV, правление которого отличалось авторитаризмом, бретонцы сумели отвоевать и оговорить дополнительные привилегии. Так, начиная с 1715 года они фактически превращаются в территориальную автономию с местным правительством.

После прихода к власти революционеров в 1789 году, Бретань была разгромлена и поставлена на колени: у неё отобрали правительство и парламент. Бретань лишилась также особого режима налогообложения. Начались систематические гонения, направленные против языка и самобытной культуры этой древней области Европы. Подобно североамериканским индейцам, бретонцы были подвергнуты настоящему промыванию мозгов: им запретили не только изучение родной истории и культуры, но их также лишили права говорить народном языке! Такое правило неукоснительно соблюдалось ещё в XX столетии. Если в школе дети говорили на национальном языке, то их подвергали наказанию. Духовенству также запретили использовать бретонский язык в ходе богослужения. Так был реализован культурный геноцид, плоды которого мы продолжаем пожинать уже в XXI веке.

Подобные бретонцам партии есть и на Корсике, и в Окситании, и в Эльзасе и Лотарингии, и даже Савойе. Я встречался с лидерами сепаратистских движений, со многими до сих пор поддерживаю контакты. По мере роста эмиграционного фактора сопротивление на местах растёт.

Окситания – яркий пример многовековой борьбы за самоопределение. До эпохи Альбигойских войн (1209–1229 годы) эта область Европы и близко не признавала себя частью Франции. Для искоренения катарской ереси (центр находился в Тулузе и скалистом неприступном районе Кабардес в предгорьях Пиренейского хребта) папа Римский объявил настоящую войну, стоившую югу нынешней Франции его независимости. 800 лет, конечно, очень длинный срок, но до сегодняшнего дня можно найти в окситанских деревушках дома с надписью на фасаде: «В моём доме ни варвара, ни француза». То есть французы приравнивались к дикарям, и, собственно, для просвещённого края, где женщины обладали в раннем Средневековье правом голоса и наследовали землю (неслыханно для Европы того исторического периода), северные бароны, налетевшие, как саранча, на богатства тёплого Юга, кровожадными дикарями и являлись. На языке Окситании когда-то писал Петрарка. Здесь окончили свои земные дни Мария-Магдалина и семейство Иисуса Христа. Но прошедшимся по краю огнём и мечом воинственным французам не было дела до красот, истории и свобод. Так начался закат Окситании, а в конце XX века национальные движения вновь подняли голову. В Тулузе в университете ведётся преподавание на местном языке – издаются учебники по грамматике, есть курсы и кружки; ожила традиция трубадуров с песнями на окситанском языке… А как-то раз, покупая в городке Ле Милль, что под Экс-ан-Провансом, продукты в супермаркете, я услышал объявление по громкой связи: «Потерялась 6-летняя девочка, говорит только на окситанском. Родителей просят подойти к администрации».

Всё чаще во французских провинциях поднимается на щит лозунг, что Европа спасётся не нынешним государственным строем, а подъёмом провинций – земель, как в Германии. Возможно, это будет действительно спасением для Старого Света.

Лаэтиция Баррьера является активисткой движения, выступающего за признание культурных прав малых народов. Она – жительница Ниццы и один из создателей ассоциации «За самобытный уклад и язык Ниццы и региона». На сегодня в этом мирном общественном движении состоит несколько тысяч человек. Они считают, что со временем во Французской Республике произойдёт переход от унитарной формы правления, введённой во времена Наполеона, к федеральной, свойственной Швейцарии, Германии и, в числе многих других государств, России.

– Вы выступаете за сохранение культурного наследия Ниццы, города Лазурного Берега Франции.

Лаэтиция Баррьера: Прежде всего хотела бы заметить, что мы провели изыскания по поводу истории вхождения княжества Пиццы в состав Французской Республики. Официальная история несколько отличается от ряда интересных фактов, которые нам удалось обнаружить, так что мы бы просто хотели, чтобы наши исследования были учтены на официальном уровне. Пам также хотелось бы развить местное самоуправление, потому что во Франции сейчас во многих областях есть проблемы с организацией оказания первой медицинской помощи, трудоустройством и т. д. Паш ответ: необходимо широко привлекать население к обсуждению и решению этих проблем. По профессии я шеф-повар и могу также отметить, что необходимо улучшить надзор в области хранения продуктов. Нас также интересует участие в решении вопросов, связанных с общественной безопасностью.

Естественно, речь идёт не о сепаратизме, но всего лишь о привлечении населения к вопросам, касающимся распределения местного бюджета и улучшения условий нашей повседневной жизни.

– Может быть, вы хотели бы также развить отношения с княжеством Монако?

Л.Б.: Всё возможно… Почему бы и нет, если наши взгляды на проблемы и задачи совпадают.

– Вы говорите о людях, населяющих регион Ниццы. Вы их выделяете в какую-то отдельную этническую категорию? Можно ли говорить о существовании исконного населения края с присущими ему особенностями?

Л.Б.: На сегодня только 10 % местного населения могут считаться носителями генов местных жителей. У нас нет понятия местного генотипа. Мы все – люди, живущие и работающие в Ницце, связанные общими интересами и стремящиеся к процветанию нашего края.

– То есть вы, как движение, придерживаетесь не немецкого определения этноса, а именно французского. Вы считаете, что люди, связанные совместными интересами, проживающие на одной земле и вместе работающие, солидарные с позицией большинства, – это и есть соль местной земли. Правильно? И получается, вы стремитесь к системе местного самоуправления калифорнийского образца, где население может решать вопросы на локальном уровне. Разумеется, общенациональные вопросы при этом – прерогатива центральной власти.

Л.Б.: Мы, жители Ниццы, – обитатели предгорий. От нашего скалистого края начинаются Альпы. Поэтому думаю, что мы должны сами решать вопросы, связанные с местным самоуправлением, потому что мы лучше себе представляем географические и культурные особенности нашего края и как нам лучше организовать решение локальных вопросов. В то же время нам и в голову не придёт интересоваться тем, какие решения надо принимать в морской французской провинции Бретань, выходящей на Атлантическое побережье. Таму них свои сложности с рыбной ловлей, ураганами и организацией местной жизни. Мы просто хотим иметь право решать собственные вопросы, не более того; а также растить детей в духе наших традиций. Для этих целей, в частности, мы даже создали на частные пожертвования традиционную ферму со скотом, чтобы подрастающее поколение могло познакомиться с историческим местным крестьянским бытом.

– За вашей спиной я вижу, похоже, местный исторический флаг с надписью на вашем языке?

Л.Б.: Да. Мне его подарили женщины, которые его вышили своими руками лет десять назад…

– На нем написано «Libera Nice», да?

Л.Б.: Да! Знамя соответствует нашему желанию возрождения режима региональной автономии в рамках единого Французского государства. Оно отвечает нашим взглядам. Подчеркну, что знамя нашей культурной корпорации не имеет ничего общего с Лигой местных активистов, связанных с «Национальным фронтом», которая, на мой взгляд, очернила представление о патриотах нашего края. Наш дух – это миролюбие, солидарность всех живущих и трудящихся на одной земле и умение делиться друг с другом…

– А ваше движение многочисленно?

Л.Б.: У нас много сторонников, но так как мы отвергаем сепаратизм, то мы не стремимся причислять к своей ассоциации тех, кто находится в оппозиции по отношению к властям. Изначально в наших рядах числилось около 6 тысяч человек, что, мне кажется, весьма неплохо. Сегодня мы пытаемся расширить круг интересующихся, не создавать закрытых сообществ, а рассказывать всем людям, которым дороги местный уклад, язык и традиции, о том, что мы делаем для нашего края. Мы говорим с людьми, рассказываем им, как лучше организовать диалог с администрацией по поводу здравоохранения; мы выступаем за то, чтобы часть средств оставалась здесь, «на земле», для наших нужд и т. д. Мы также внимательно следим за финансовой дисциплиной, чтобы не было правонарушений у чиновников.

– Таким образом, ваше движение интересуется вопросами, которыми призваны заниматься местные депутаты. Но власти уже вступили с вами в диалог? Они учитывают ваши наказы и пожелания?

Л.Б.: Пока ещё нет, так как сейчас готовится общегосударственная республиканская реформа по вопросу лучшей организации управления на местах. Но мы продолжаем нашу работу: в прошлом году четыре человека из наших рядов были избраны на местные политические посты. Один из них стал мэром в горной части нашего региона, в небольшом поселении. Тем не менее администрация хорошо знает о нашей ассоциации. У нас идёт созидательный диалог. Речь о реальной проблематике, о решении конкретных вопросов «в поле», причём весьма острых вопросов.

– Получается, что постоянный контакт с представителями центральной власти приносит свои плоды. У вас сложилось не противостояние, а продуктивное сотрудничество. Но у меня есть вопрос по поводу сохранения вашего языка. Как вы решаете эту задачу? Я так понял, что местные жители говорят на диалекте окситанского языка – нисаре.

Л.Б.: В деле сохранения нашей культуры, хочу отметить, у нас появилось много сторонников. Есть даже люди, интересующиеся возрождением наших старинных народных инструментов. Мы также восстанавливаем блюда местной традиционной кухни. Я горжусь тем, что смогла возродить один старинный рецепт. Мы также подписали ряд петиций касаемо сохранения всего богатства нашего традиционного уклада.

– Бретонцы также занимаются подобными вещами. У них есть своя культурная ассоциация, возрождающая бретонский язык.

Л.Б.: Я бы хотела сказать, что наша основная задача – жить в мире со всеми и сохранять свою самобытность, что соответствует духу Хартии Земли. Это проект, который в своё время запустил Михаил Горбачёв, выступавший в защиту культурного богатства малых народов. Таких этнических групп, как мы, наверное, на Земле много. Мы – маленькая песчинка от общего целого.

В общем и целом, борьба провинций с центром с последующей федерализацией Франции, похоже, является единственной возможной альтернативой постепенно сдающейся исламу стране. Но подобный выбор проходит только через гражданскую войну.

Макрон и возможное начало гражданской войны

Как бы то ни было, в настоящее время на политическом Олимпе страны по-прежнему доминирует Эмманюэль Макрон. Это действительно уникальная фигура, его нередко называют «король-найдёныш». Макрон – это не просто партия «Вперёд, Франция». Кстати, чисто французским политиком его и не назовёшь. В жизни любого человека есть такие моменты, которые характеризуют его лучше всего. Так вот, Макрон за рубежом почти не говорит по-французски, предпочитая английский язык. Это неким образом пощёчина собственному народу – великому народу, который он сейчас возглавляет и мандат доверия от которого получил. Но Макрон, похоже, не считает Францию великой страной, стесняется не только её языка, но и её истории. И прямо говорит, что готов извиняться за прошлое Франции. Выступая в 2019 году в Алжире, он об этом открыто заявил…

Эмманюэль Макрон не является политиком – он стал им незадолго до начала своего первого президентского срока, в 2013 году. До этого он был министром экономики, промышленности и цифровых технологий, а по своей предыдущей карьере – сотрудник инвестиционного банка «Ротшильд». Сам по себе этот факт уже достаточно удивителен, так как Макрон не финансист по образованию. Он окончил Парижский институт международных отношений, а потом престижную Высшую академию управления (ENA) в 2004 году.

По профессии Макрон, скорее, политолог. Чтобы стать серьёзным политиком, он прошёл через техническое поднятие рейтинга и выстраивание имиджа при помощи дружественных ему СМИ. Между тем вопрос, кто оплачивал счета по этому проекту, остаётся до сих пор открытым. Следует заметить, что «медиа-запуск» нынешнего президента сопровождался небывалой шумихой.

Эмманюэль Макрон настаивает, что не выступает ни за правых, ни за левых. Он позиционирует себя лидером движения «Вперёд!» (En marche!). Тем не менее свою политическую карьеру он начал в рядах социалистического президента Франсуа Олланда в 2012 году. Был он в течение трёх лет и членом социалистической партии. Тут интересно отметить, что Макрон покинул ряды социалистов в 2009 году, но это не помешало ему стать фактически заместителем главы администрации Олланда в 2012-м, а потом и получить портфель одного из ключевых министерств, опять-таки, из рук социалистов.

Макрон – мастер политического эпатажа. Так, он неоднократно заявлял, что не нуждается в программе. Всё же 2 февраля 2017 года, вслед за изданной им предварительно программной книгой «Республика» (где на первых 50 страницах более 200 раз использовано личное местоимение «я» и только один раз слово «Франция»), он всё же стал делиться через прессу базовыми положениями предлагаемых им реформ.

Поэтому есть определённые основания полагать, что Макрон всё-таки выступает не от группы каких-либо французских деятелей: у него явно международная группа поддержки. И эта группа сделала очень и очень многое для того, чтобы он «пошёл на второй срок». Однако противоречия «двух Франций» никуда не исчезнут после президентских выборов – они неминуемо проявят себя на парламентском уровне. И рано или поздно эти противоречия должны разрешиться. Каким образом это произойдёт и когда, прогнозов делать не буду. Просто призываю вглядеться в ситуацию внутри и вокруг Франции, а также в ту роль, которую эта страна играет применительно к России. И понять, что всё там происходящее неминуемо отразится и на нас с вами.

Известный политолог, дипломат и специалист по новейшей истории Франции, а также автор многочисленных публикаций профессор Юрий Ильич Рубинский дал своё заключение о плодах правления в рамках его первого мандата самого молодого президента Франции за всю истории Пятой Республики.

«Президент Франции ещё даже моложе, чем был пришедший к власти в своё время Наполеон. Результаты правления очевидны: утверждённые и уже идущие реформы были, в целом, приняты большей частью общественного мнения, несмотря на сопротивление и недовольство достаточно большой группы лиц, голосовавших за него во втором туре президентской гонки. Эти люди не смирились с тем, что их интересы были более или менее нарушены президентской программой Эмманюэля Макрона и теми реформами, которые были утверждены им. Это недовольство выразилось в снижении приблизительно на треть рейтинга президента, согласно опросам общественного мнения. Но сегодня, похоже, наблюдается инверсия тренда и рост популярности. Это вполне вписывается в планы главы государства, который призывает судить его по результатам пятилетнего мандата. Возможно, даже по результатам и следующего мандата.

Что уже сделал Макрон? Он провёл достаточно сомнительную и противоречивую реформу в области Трудового кодекса. Эта реформа значительно урезала возможности профсоюзов вести переговоры с работодателями. Это вызвало в принципе ограниченные протесты на страницах масс-медиа и немассовые уличные манифестации, если, конечно, сравнивать с пятилеткой Франсуа Олланда и его реформами, в частности в области семейного права.

Но определяющим пунктом программы нового президента стала проводимая им политика в области бюджета. Она заточена на сокращение расходов на общественные нужды с учётом упорного дефицита французского бюджета с 1974 года. Эта ситуация характеризуется ростом общей государственной задолженности. На сегодняшний день она соответствует 97 % французского ВВП.

Причём президент подчеркивает, что намерен сменить не только политику в области трат на общественные нужды, но и точку равновесия в бюджете, что также означает смену структуры и объёмов налогообложения. Эта бюджетная реформа затронет интересы департаментов и отдельных мэрий, а также некоторых категорий физических лиц-налогоплательщиков – в особенности людей пожилого возраста.

Но на самом деле целью президента является оздоровление бюджета в целях возобновления экономического роста, что в достаточно близком будущем должно привести к сокращению безработицы, уровень которой стал абсолютно неприемлемым для французских политики и экономики. Можно сказать, что общий тренд в области экономического роста выглядит многообещающе. В 2017 году рост составил +1,9 % ВВП. Что является существенным прогрессом относительно предыдущего, депрессивного периода, который начался Великой рецессией 2008–2009 годов. Мы видим, что обстоятельства за нынешнего президента Франции.

В том же, что касается политической ситуации, перед лицом оппозиции он обладает достаточно весомым большинством голосов в Национальном собрании Франции. Партии оппозиции сильно разобщены и миноритарны. Причём эта тенденция характерна и для правых, и для левых, и для “Национального объединения* (“Национального фронта”)… Самая многочисленная партия оппозиции – “Республиканцы” – провела переизбрание своего президента, но новый руководитель пока не сумел выработать чёткую и устойчивую позицию для ближайшего будущего. В настоящее время глава государства готовится провести новые реформы – в частности в области образования (это необходимо, но непременно вызовет взрыв в обществе); целесообразно также будет внести некоторые поправки в Конституцию (тут надлежит сократить общее количество парламентариев и мандатов и т. д.). Нет сомнений, что все эти реформы столкнутся с определёнными трудностями, связанными с их внедрением. Но никакие последующие выборы – в том числе предстоящие выборы в парламент – не заставят президента свернуть с намеченного им пути.

Теперь о том, что касается внешнеполитического курса Эмманюэля Макрона. Как и для любого другого президента, его политика неразрывно связана с общей президентской программой. Речь идёт о реновации и модернизации Евросоюза на основе франко-немецкого тандема. Эта программа действий была анонсирована в ходе речи президента в университете Сорбонна около пяти лет назад. И до этого она была достаточно хорошо известна. Предстоят значительные реформы. Тем не менее открытым вопросом остаётся консенсус с другими государствами касаемо вопроса их готовности следовать по французскому пути. В Германии стратегический союзник Эмманюэля Макрона канцлер ФРГ ослаблен. Суметь сочетать внутренние реформы с изменениями, которые президент Франции намерен принести в структуру Евросоюза – это, возможно, самая важная, но и самая тяжёлая задача для президента Франции.

Также необходимо рассмотреть и французскую политику за пределами Евросоюза – в Африке, на Среднем и Ближнем Востоке, а также в других странах. Тут преобладает желание президента поставить Францию во главе ряда международных инициатив, в том числе в области проблемы изменения климата. Заметно, что президент США не разделяет энтузиазма своего более молодого коллеги, президента Франции, относительно климата.

Второй важной проблемой для Макрона является Иран и его ядерная политика. Всё это создаёт некую неясность, довлеющую над международной линией французского президента. В этих условиях диалог с Россией представляется важным элементом для достижения равновесия, которого так не хватает другим пунктам программы президента страны.

Диалог с Россией был открыт в Версале, по случаю приезда во Францию на переговоры президента России Владимира Путина. Тогда в Версале был намечен путь для того, чтобы изыскать способы преодоления некоторых конфликтов, накопившихся со времен Арабских вёсен, в период военных действий в Ливии и, в особенности, в Сирии! П тут до последнего времени наблюдались пока ещё скромные, но определённо положительные сдвиги.

Есть, наконец, и украинский вопрос, и связанное с ним будущее “нормандского формата”, который был разработан предшественником Эмманюэля Макрона на президентском посту. По этому вопросу положительных сдвигов пока нет, но диалог продолжается.

В этих условиях можно выразить надежду, что франко-российские отношения станут неким стабилизирующим фактором в области международных отношений и, в частности, в Европе, а также в “горячих точках ”. То есть таких странах Ближневосточного региона, как, в частности, Сирия. Возможно, удастся добиться прогресса и по украинскому вопросу».

В чём интерес России?

Однако в принципе Россию не столько интересуют хитросплетения политической подковёрной борьбы в Париже, сколько влияние на общеевропейскую политику относительно нашей страны. И тут вполне уместно заметить, что, даже если победу одержала бы Марин, она вряд ли была бы способна изменить курс французского корабля. Она, конечно же, могла смягчить позицию Франции по вопросу поставки энергоносителей из России, но ряд макрополитических вопросов уже давно отдан на откуп Брюсселю, где всем заправляет такой ярый русофоб, как председатель Евросовета Шарль Мишель. Позиция европейских государств исторически направлена на постоянную конфронтацию с нашей страной, и Франция не выбивается из общего хора: именно поэтому вдоль российской береговой линии в Чёрном море упорно крейсируют корабли РЭБ французского ВМФ «Овернь» и «Шевалье Поль», а эскадрильи истребителей палубного базирования авианосца «Шарль де Голль» постоянно облетают по контуру наши южные границы.

Франция – страна, с которой у нас после окончания Второй мировой войны сложились очень странные и, я бы сказал, зачастую двусмысленные отношения. Россияне не до конца отдают себе отчёт, насколько много Франция весит на мировой геополитической карте. Даже тот же Захар Прилепин, рассуждая о Франции в ходе полемики со мной в передаче «Большая Игра», поставил её в один ряд с «Италией, Германией и прочими европейскими государствами». Общероссийское понимание такое: где-то там существует себе на карте Европы и мира Франция.

Однако россияне, в общем и целом, жестоко ошибаются: Французская Республика продолжает играть первостепенную роль в мировом раскладе. Она, кстати, обладает достаточно большой территориальной протяжённостью, если брать её заокеанские владения, до сих пор достаточно многочисленные… Это не США, не Великобритания, не Германия, не Польша и даже не Украина… Франция не граничит с Российской Федерацией и вроде бы достаточно далека от нас. Будут там выборы или даже гражданская война – напрямую России это не коснётся. Но сами французы постоянно напоминают России о себе: всё время хитрят, то с вертолётоносцами «Мистраль», то с «нормандским форматом», то с Ливией, а потом и в сложных и запутанных отношениях на африканской земле с российским ЧВК «Вагнер».

Франция – очень хитрая страна, чей реальный вес в мировой политике и мировых финансах значительно больше видимого. Ограничусь очевидными фактами. Это единственный постоянный член Совета Безопасности ООН с правом вето из числа всех других государств Западной и Центральной Европы. Это страна – лидер по уровню развития своей атомной энергетики. Это космическая держава, использующая собственные технологии. Это государство, обладающее атомным, термоядерным и уже фактически гиперзвуковым оружием и имиджем «прекрасной Франции», что чрезвычайно важно. То есть мозги там свои. Они не заёмные и не покупные.

И помимо всего прочего, это очень древняя страна. Для тех, кто об этом не знает, напомню, что Верденский договор 843 года, действующий и поныне, делает её второй после Китая старейшей страной мира, существующей практически в одних и тех же границах. То есть в лице Франции мы имеем дело с традицией и знаниями, накопленными с незапамятных времён. И надо сказать прямо: это не дружественная нам традиция и не дружественное нам знание.

Приведу в данной связи один факт, малоизвестный даже специалистам, касающийся входа советских войск в Афганистан. Во многом он был запрограммирован… Францией. Не Америкой, не Великобританией или какими-то другими странами, а Францией. Александр де Маранш, глава французских внешних служб, а затем советник президента США Рональда Рейгана, в рамках заседания созданного им «Клуба Сафари» в 1978 году сделал доклад о том, почему необходимо втянуть Советский Союз в Афганистан и как это можно сделать.

Результат нам известен. Мозги – нематериальная вещь, но, по сути, они решают всё! Не пушки, не танки, не новейшее вооружение, которым мы гордимся по праву, а именно мысль! Франция силу нематериальных активов учитывала и учитывает всегда, причём свои действия строит с долгосрочным расчётом, сильно экономя на материальных средствах и всегда преследуя исключительно и только свою выгоду. Россияне привыкли, что такая мораль соответствует британской политической линии, но на самом деле само Соединённое королевство

– производное, отпочковавшееся вместе с Плантагенетами от франкского древа. Кроме того, у англосаксов на сегодня есть хозяева – США, а Франция остаётся по-прежнему формально независимой.

Так, она поставляет на Украину тяжёлые вертолёты Eurocopter Hl25 и H225s, САУ CESAR, гранатомёты APILAS и активно задействует свои средства радиоэлектронной борьбы, лучшие в Европе и в НАТО, сопоставимые с российскими. В акватории Чёрного моря благодаря конвенции Монтрё постоянно сменяются на боевом дежурстве в непосредственной близости от наших берегов фрегаты «Овернь» и «Шевалье Поль» проекта FREMM (Fregates European Multi Mission), с соответствующим оборудованием. Фрегат «Аквитания» того же класса и под тем же флагом – частый гость в Баренцевом море.

При этом мы неожиданно наблюдаем и обратную картину: замечательная платная дорога «Москва – Санкт-Петербург» построена в значительной степени на деньги французской корпорации «Vinci». Проект «Ямал СПГ» создан с участием французского капитала

– замечательной корпорации «Total», чей глава Кристоф де Маржери погиб в 2014 году на взлёте в аэропорту Внуково и чьим именем назван наш СПГ-танкер. «Total» – единственная, кстати, корпорация из континентальной Европы, которая входит в число крупнейших нефтегазовых корпораций мира. Остальные – из США или Великобритании.

Про ядерную энергетику я уже говорил: сейчас во Франции функционируют 56 реакторов, хотя с отработанными ТВ ЭЛами (тепловыделяющие элементы) ситуация складывается в центре Европы весьма непростая. Пока в основном идёт захоронение радиоактивных отходов – в частности, в провинции Бретань. И в случае каких-либо потрясений внутри Франции – например, такого экстремального сценария, как гражданская война и захват власти исламскими террористами – эти французские АЭС могут стать угрозой всей Европе, да и всему миру тоже. Об этом не говорят, но отказ от ядерной энергетики имеет и такое измерение.

Скажу больше: Франция вполне учитывает эту опасность, как в своё время её учла ЮАР, которая поняла, что будет после смены режима апартеида на власть чёрного большинства, и разобрала своё ядерное оружие. Франция точно также 20–25 лет назад размонтировала своё Альбионское плато, район шахтового базирования стратегических ядерных ракет на юге страны, примерно в ста километрах к северу от Марселя, неподалёку от города Экс-ан-Прованс и заповедника Камарг. Теперь у Франции остались только мобильные носители ядерного оружия – подводные лодки и самолёты. То есть речь идёт уже не о стратегической ядерной триаде, а о некоем «дуэте». Очевидно, потенциальным экстремистам теперь добраться до стратегического щита Франции стало значительно труднее.

Мало кто в российском политическом бомонде обратил внимание и на то, что в конце апреля 2021 года 20 отставных генералов и больше тысячи отставных офицеров опубликовали в еженедельнике «Valeurs Actuelles» открытое письмо к нации, предупредив президента и народ об опасности гражданской войны, нависшей над их отечеством. Тогда эта публикация вызвала большой скандал, а авторам грозили арестами и прочими неприятностями. Но их в мае того же 2021-го поддержало более 2 тысяч действующих генералов и офицеров рангом ниже. В итоге дело замолчали, тихо спустили на тормозах, потому что стало понятно: это позиция армии в целом, выраженная клубом Интер-Арми (Club Inter-Armees) и «Часовыми Агоры» (и та, и другая армейские организации существуют полулегально). Образованные военными, эти структуры нередко адресуют французскому правительству и президенту Франции свои заявления об угрозах, которые те должны рассматривать и учитывать. Но месяца три назад, осенью, массовые аресты французских военных, которые якобы участвовали в заговоре против власти, всё-таки были проведены, причём формальной причиной Елисейский дворец назвал заговор французских военных против антиковидных мер (!).

В сухом остатке

Стоит всё-таки заметить, что очередной мандат, завоёванный Макроном, бывшим министром экономики правительства эпохи Франсуа Олланда, этим старым новым молодым президентом, способен вызвать затяжной кризис во Франции, лишившейся своей энергетической автономии и живущей в постоянном ожидании зреющего конфликта смешанного генезиса. И тут как никогда важна позиция французской армии, которую принято называть в Париже «Великой Молчуньей».

Капитан в отставке французской военной разведки Пьер Плас (один из тайных лидеров Союза правых сил Западной Европы и генеральный секретарь портала «Остановите русофобию!») рассматривает следующий сценарий. Ситуация, связанная с присутствием французских действующих военных в окружении в Мариуполе («Азовсталь») в случае сдачи их в плен может привести к крупному политическому скандалу, к которому явно не готова группа поддержки Макрона (банк Ротшильдов). Именно на это, рассуждает Плас, похоже, и надеется Марин Ле Пен, готовая, фигурально выражаясь, снять бенефис вопреки результатам президентских выборов на выборах парламентских.

Подобный крупный скандал падёт на уже подготовленную почву, так как только что вскрылось дело о взяточничестве в кабинете Макрона (так называемое «дело McKinsey», а также «прививочный» скандал в рамках борьбы с COVID-19) и нарушение Елисейским дворцом гостайны.

В случае, если России удастся получить неопровержимые доказательства присутствия французских военных из действующего состава армии на территории Украины, будет доказано фактическое вступление Франции в войну (в чётком соответствии с секретной директивой главы французского Генштаба Тьерри Буркхарда). Подобное дело вкупе с энергетическим голодом и ростом цен способно вызвать политический кризис в Париже.

Дело в том, что пригороды недовольны как Ле Пен, так и Макроном. В этой ситуации волнения могут спровоцировать новоприбывшие украинские эмигранты, к которым африканские и ближневосточные беженцы относятся крайне враждебно, считая, что «белые» французы потакают своим «братьям по крови» в ущерб интересам эмигрантов из других географических ареалов.

Парадоксально, но такая программа может вполне устроить крупный международный капитал, нуждающийся в войне.

Тех же взглядов придерживается и Валери Бюго, международный экономист и протестный деятель, автор многочисленных книг и публикаций, которая заявила, что глобалисты заинтересованы в войне во Франции, как и, собственно, в сценарии начала Третьей мировой войны.

Она считает, что Земмур – это запасной вариант начала крупномасштабного конфликта. Основной вариант перехода к войне реализует сам Эмманюэль Макрон.

Как ни странно, нестабильность в единственном европейском государстве НАТО, обладающем собственным стратегическим потенциалом и мощной армией, будет только на руку Москве. Земмур идеально подходит на эту роль. Он опирается, как и Макрон, на международные капиталы, а также – как это ни парадоксально! – на поддержку армии.

Таким образом, если в результате перевыборов Макрона и роста цен на энергоносители в стране в течение одного-двух лет вспыхнет острый кризис, Земмур может призвать к гражданскому сопротивлению и попытаться взять ситуацию в свои руки, опираясь на армейские круги. Если же кризиса не произойдёт, Франция будет всё больше превращаться в новую колонию США и активно разжигать конфликт на Украине.

Положение во Франции крайне нестабильно из-за резкого ухудшения уровня жизни населения. В настоящее время президент страны считает необходимым:

– жёстко бороться с хулиганством и правонарушениями в предместьях;

– снизить налоги на крупный бизнес;

– освободить 80 % французов от налога на жильё;

– повысить среднюю пенсию на 100 евро (без пересмотра возраста выхода на пенсию);

– отказаться от специального пенсионного режима для парламентариев;

– провести территориальную реформу, отказавшись от административных единиц некоторых департаментов в районах мегаполисов;

– смягчить режим применения так называемой 35-часовой недели (средняя продолжительность рабочей недели во Франции);

– аннулировать пособие по безработице кандидатам, два раза отказавшимся от мест, предоставленных биржей труда.

Отметим, что по основным положениям внешней политики позиции Макрона можно вполне охарактеризовать как жёстко проамериканские при ярко выраженном неприятии России и её политики. Макрон неоднократно выступал с крайне резкими заявлениями против так называемой «пропаганды» со стороны Кремля и «попыток влиять на президентские выборы во Франции».

Между тем некоторые обстоятельства жизни Эмманюэля Макрона удивляют даже его сторонников. Так, согласно независимому экономисту Шарлю Санна (сайт INSOLENTIAE), за последние годы он приобрёл квартиру площадью 98 квадратных метров, в дорогом квартале Парижа. Такая недвижимость явно не вписывается в возможности ещё недавнего банковского служащего с зарплатой порядка двух-трех тысяч евро, или до вычета налогов 3500–3600 евро. (Согласно французскому закону, Макрон имел право на заём или на кредит, не превышающий 30 % его дохода, то есть приблизительно выплаты должны были составлять 1000 евро в месяц. Таким образом, Макрон был должен платить по кредиту в течение 25–30 лет.)

В ответ на нередкие вопросы по этому поводу со стороны СМИ президент непринуждённо поведал, что неизвестное широкой общественности лицо предоставило ему ссуду в размере 500 тысяч евро под непонятное обеспечение. Напомним, что это произошло в его бытность министром экономики, что, конечно, невольно бросает тень на безупречность его профессиональной репутации.

В целом, большинство французов считают Эмманюэля Макрона навязанным или «искусственным» президентом, эдакой креатурой политтехнологий, законченным продуктом политтехнологий, ставленником крупного капитала и зависящей от него официальной прессы французской Пятой Республики. Достаточно упомянуть тот факт, что крупнейшие периодические издания Франции – «Libération» (Либерасьон), «l’Obs» (ОБС), «le Monde» (Ле Монд) и «L’Express» (Л‘Экспресс) – в период первой президентской кампании Макрона и подготовки к ней – с января 2015-го по январь 2017-го – опубликовали совокупно около 8 тысяч статей (!) с положительными отзывами по политической и административной деятельности этого политика.

Похоже, что все ставки уже сделаны и Франция, подобно колоссальному маятнику, колеблется между двумя сценариями – постепенного сползания в правление исламистов или затяжной кризис с последующей гражданской войной.

Глава 3

О хлебе насущном

Во Франции более 80 % энергетики обеспечивается при помощи АЭС. Собственные запасы уранового сырья исчерпаны ещё в первые годы нового столетия. Последний рудник в Жуак-ле-Бернардэн закрылся в мае 2001 года. Тогда было добыто всего 195 тонн ценной руды. В следующем году было выдано на-гора ничтожных по меркам экономики 18–20 тонн.

А африканские страны фактически прекратили широкомасштабную поставку Парижу тепловыделяющих элементов. В настоящее время большую часть своего урана Франция берёт именно у Казахстана (подтверждённые запасы у этой страны – 432 800 тонн урана, а у Франции – 12 500 тонн), обладающего самыми большими запасами этого минерала в Евразии. Ресурса ныне действующих 19 АЭС французам постоянно не хватает – приходится закладывать новые.

В этой связи становится очевидно, что для Франции речь идёт о выживании, так как без энергетики ни одна экономика по определению существовать не может. Между тем Франция не только производит электричество за счёт АЭС для собственных нужд, но и в значительной степени экспортирует его в Германию, где «зелёная» энергетика покрывает не более 20 % от национальных нужд (во Франции – 5 %). Поэтому очевидно, что бесконтрольный доступ к дешёвому урану «стоит мессы», то есть участия в любых попытках организации революции.

Впрочем, в новейшей истории у Франции уже есть аналогичный опыт: это участие в ливийской операции (хотя львиная доля дивидендов от свержения Каддафи досталась отнюдь не французам, а американцам и итальянцам). Там тоже речь шла о доступе к дешёвым источникам сырья, хотя ситуация была не настолько критичной, как с поставками урана.

Тут для понимания интриги стоит напомнить, что во Франции получил убежище Мухтар Аблязов, бывший министр Республики Казахстан, обвинявшийся по ряду статей Уголовного кодекса и активно поддержавший беспорядки в январе 2022 года в Республике Казахстан.

Вот уже не один месяц аналитики от энергетики крупных структур, секретных и официальных, безрезультатно ломают себе голову: как Франция намерена выйти из грядущего кризиса в области производства электричества и своего стратегического сектора обороны. Ведь ни для кого не секрет, что Париж попал в энергетическую зависимость от Вашингтона, продав ему транснационального гиганта и гордость французской промышленности «Alstom», производивший турбины для французских АЭС. Теперь необходимые механизмы могут быть поставлены во французские теплоцентрали только новым владельцем – американским «General Electric».

А потом новые бедствия обрушились на «головы беспечных парижан»: теперь Францию вежливо просят уйти из некоторых африканских стран – в частности Мали, где надменные галлы привыкли себя чувствовать как дома. И в данном случае вопрос не в национальной гордости, а в уране, то есть том сырье, которое этот постоянный член Совбеза ООН привык щедрой рукой черпать из закромов Чёрного континента. Причём уйти просят не только африканцы – на помощь себе жители Африканского континента призвали российские ЧВК.

До этого французы уже протестовали, а министр иностранных дел Жан-Ив Ле Дриан в Нью-Йорке в сентябре текущего года едва ли не хватался за лацканы пиджака главы внешнеполитического ведомства России Сергея Лаврова, темпераментно требуя вывести из Мали и 4 стран региона Сахель ЧВК «Вагнер» и угрожая России «тяжёлыми последствиями». Но россияне… не вняли. Поэтому, похоже, им и назначили рандеву в Париже, чтобы всё понятийно и жёстко обсудить. Ведь за месяц до прибытия нашей делегации, то есть в октябре 2021 года, Ле Дриан в интервью для канала «France 5» заявил, что Москва, мол, делает «попытки дестабилизации наших (западных) обществ, ценностей, демократий». То есть, скорее всего, россияне ударили по самому что ни на есть французскому подбрюшью – по урану, сиречь энергетической безопасности Пятой Республики.

Как выяснилось теперь, после возможной утраты Африки в качестве альтернативного поставщика рассматривается даже… Украина.

Париж стоит урана

Если посмотреть на запасы урана в мире, то неожиданно выясняется, что у Незалежной они значительно больше, чем у той же Франции: у Парижа 12 500 тонн, а у Украины, между прочим, 42 700 тонн (для сравнения: у России 138 тысяч тонн, а у Казахстана – вообще 432 800). При этом экономика (в том числе и оборона) Франции не может обойтись без радиоактивного сырья. Эти данные взяты из французского источника – труда Самюэля Фэрфари (Samuele Furfari) «Le Monde et l’Energie. Enjeux géopolitiques».

Похоже, французы всё-таки предприняли попытку договориться с россиянами по разделу сфер влияния на Африканском континенте. Конечно, прежде всего их интересуют Мали, Нигер, Габон и ЦАР. В некоторых из этих стран уже отметились доблестные российские ЧВК, а другие (Нигер, Намибия и Габон) больше не сотрудничают с Францией в сфере добычи полезных ископаемых. Как иначе, чем жизненно важной для Пятой Республики проблемой, объяснить совсем не попавшую в прессу деловую встречу министров обороны и иностранных дел России, которые побывали с визитом в Париже (формат «2+2», 12 ноября) в конце осени? Скорее всего, речь шла о «консультациях» и глубоком зондаже. Как бы то ни было, о результатах переговоров французские СМИ молчат как немые. Но неожиданно во Франции прорезался резкий интерес к событиям на Украине, а в речах Эмманюэля Макрона появилась воинственная риторика.

Справка:

Украина обладает урановыми месторождениями и горно-обогатительным комбинатом в Жёлтых Водах. Всего у неё 21 месторождение (крупнейшие – Первомайское и Желтореченское) – в том числе прямо под городом Кировоград. В 2017 году Киев разрешил частный оборот урановых рудников, а с 2019-го, по некоторым сведениям, владельцем ООО «Атомные энергетические системы Украины» стал бизнесмен, близкий к Арсену Авакову.

Иными словами, как сказал в далёком 1593 году тогда ещё будущий французский король-протестант Генрих Наваррский (будущий Генрих IV), когда ему в обмен на корону предложили стать католиком: «Париж стоит мессы». Перефразируя: спасение французской энергетики стоит даже контакта с таким нерукопожатным для западных чистоплюев персонажем, как главный покровитель официально запрещённого в Евросоюзе «Айдара».

Впрочем, в Африке французские колонизаторы тоже привыкли общаться отнюдь не с мальчиками из хора. Касаемо Украины французская специализированная в атомном бизнесе корпорация «Огапо» (в прошлом Areva) уже делала заход на цель в 2014 году. Тогда речь шла о Сафоновском месторождении (разведанные запасы – порядка 3 тысяч тонн руды). Но что-то не срослось. Теперь призрак энергетического краха громко стучится в дверь Елисейского дворца.

Между тем предварительные контакты с Киевом уже были установлены в 2015-м и, в дальнейшем, в 2018 году. Шесть лет назад украинский «Энергоатом» подписал соглашение с Огапо на поставку урана для своих реакторов, а тремя годами позже – на переработку отработанного топлива на заводе в Гааге. Неудачные тепловыделяющие элементы (ТВЭЛы не соответствовали типу реакторов) от американского Westinghouse, должно быть, только укрепили «сердечное согласие» на французском направлении.

К сожалению, для бесконтрольной промышленной разработки украинских недр ничто не может быть лучше, чем небольшая война – например, в Донбассе. Вооружённый конфликт создаёт хаос, а под шумок можно начать операцию по добыче в привычном для Парижа формате, где под охраной штыков Иностранного легиона дело было налажено достаточно хорошо. Может быть, как знать, и легионеры в скором времени появятся в восточных весях нашей славянской соседки…

Как бы то ни было, доступ к австралийскому урану для французов после дела AUKUS надолго, если не навсегда, закрыт. До этого кризиса Австралия занимала третье место среди привилегированных французских поставщиков урана – сразу после Нигера и Казахстана. Выбирать, как говорится, Парижу не приходится. Тем более, что, по оценкам специалистов, ежегодно местным АЭС требуется до 8 тысяч тонн урановой руды для получения тысячи двухсот тонн необходимого топлива. По некоторым данным, в настоящее время потребность уже возросла до рекордных 12 тысяч тонн руды в год.

Конечно, Казахстан гораздо важнее для Франции, чем Украина. Однако в обстановке развала и вседозволенности в стране, передавшей торговлю урановыми рудниками в частные руки, вполне естественно ожидать авантюрных ходов сильных зарубежных игроков. Россию же это не может не беспокоить, так как строить шахты и добывать опасное сырьё будут в непосредственной близости от наших границ.

Жиль Реми является председателем совета директоров и генеральным директором CIFAL – одной из крупнейших французских компаний, работающих в области внешней торговли. Приоритетными направлениями деятельности компании являются нефтегазовый сектор, а также атомная промышленность. Именно в этих областях Реми добился за время своего правления и сотрудничества с «Росатомом» наиболее зрелищных успехов, став мажоритарным акционером своей группы компаний. Его сотрудничество с Россией началось почти тридцать лет назад.

– Господин Реми, вы патрон одного из самых удачных французских международных предприятий, входящих в десятку по обороту в общем зачёте. В то же время вы ещё и мажоритарный акционер вашей компании. Россию вы знаете, наверное, очень хорошо, так как, помнится, ещё мой отец лет 35 назад работал с вами по линии «Техсна-бэкспорта»…

Жиль Реми: Вы правы. CIFAL – это частная компания с 75-летней историей. Компания была основана после Второй мировой войны талантливым инженером, а уже с 50-х годов мы активно присутствуем на рынке советско-французских внешнеторговых отношений. Мы великолепно изучили советский рынок. Так что в момент, когда СССР распался, я уже был во главе предприятия и сумел продолжить нашу деятельность в абсолютно иных, относительно предыдущего этапа, условиях. Считаю также большим у спехом удавшийся мне проект внедрения CIFAL в бывшую советскую Центральную Азию, а также в Азербайджан. Таким образом, мы – единственная западная внешнеторговая организация, работающая со странами по обе стороны Каспийского моря.

– Вы работаете в области, так сказать, «сборки» крупных нефтегазовых и атомных международных проектов, подбирая финансы, осуществляя общее руководство и технический надзор и т. д.?

Ж.Р.: Да, нас вполне можно назвать интегратором по крупным промышленным проектам – в том числе в области атомной энергетики, в которой всегда сильна правительственная составляющая. Способности CIFAL лучше всего проявляются в комплексных проектах.

У нас также существуют определённые центры деятельности, работающие на местности – в частности, в России. Очень часто мы строим проекты на расширенный регион: например, контракты, объединяющие Россию и Центрально-Азиатский регион. Наша деятельность в России включает в себя и кадровую работу, то есть подбор персонала для выполнения конкретных задач под проект. Мы также занимаемся инфраструктурными проектами в Туркменистане, и не только. Таким образом, нас интересуют длительные по времени реализации проекты, связанные с оценкой и выработкой необходимого подхода в зависимости от ожиданий наших визави.

– То есть, если я крупное французское предприятие класса фирмы THALES (производство бортовых панелей для экспортной версии типоразмерного ряда СУ-30), или же SAGEM (производство «горячей» части двигателей для Сухой СуперДжет-100), или же ALCATEL (контракты в области электроники), или же СОМЕХ (европейская фирма, работающая в области атомной энергетики), то для выбора правильного российского партнёра мне проще всего обратиться к Группе компаний CIFAL?

Ж.Р.: Почти все крупные французские предприятия, участвующие во внешнеторговой деятельности, прошли этап сотрудничества с CIFAL или продолжают сотрудничество с нами на постоянной основе. Так, в начале 90-х, после выделения из состава СССР новых суверенных государств в Центральной Азии, многие французские фирмы нуждались в лоцмане, способном правильно сориентировать их, изучив рынок, и сопровождать проекты.

Тогда нам удалось развить бизнес для ряда компаний первой величины – таких гигантов, как BOUYGUES (крупнейший строительный холдинг Франции), или VINCI (один из основных над структурных банков, кредитующих сверхкрупные проекты по строительству автострад, заводов и npoz.), или же THALES, о котором вы упомянули, или THOMSON (электронная промышленность в области самолётостроения и космоса). Мы продолжаем работу с этими компаниями на постоянной основе и оказываем точечные услуги другим предприятиям.

– Участвуете ли вы в проекте строительства скоростной автомагистрали, финансовую схему которой разработал VINCI, частично финансирующий это проект?

Ж.Р.: Нет. Конкретно в этом проекте нет. Но мы хорошо знаем эту компанию, мы её привели в Туркменистан и много работаем с ней в Туркменистане.

– Возвращаясь к Центрально-Азиатскому региону… Наверное, трудно найти партнёров на этом рынке, отличающемся особым менталитетом?

Ж.Р.: Поставить бизнес-процессы всегда сложно. Мы хорошо знаем Россию и Центральную Азию, но в те годы, когда шло развитие – в 90-е – всё было особо сложно и для России, и для международного бизнеса. Я нисколько не жалею, что то время ушло в прошлое.

Мы многого тогда добились в области атомной и нефтегазовой отраслей. Так, CIFAL стала представителем компании COGEMA (КОЖЕМА) – компании первого уровня в области обработки урана. Нам удалось организовать правильную кооперацию с Минатомом России, а потом уже и с «Росатомом».

– И вы, конечно же, лично знаете господина Кириенко?

Ж.Р.: Конечно! У нас всегда было образцовое сотрудничество с российской промышленностью. Могу только сам себя поздравить с тем, что атомный сектор стал большим промышленным успехом для нас за эти последние 20 лет. Я хорошо помню те трудности, с которыми столкнулась российская атомная промышленность в 90-е. В те годы никто даже себе представить не мог, какого успеха добьётся «Росатом» и какой глубокой реструктуризации подвергнется вся его работа. Сегодня на международном рынке российская атомная промышленность, бесспорно, занимает первое место.

– Нам было бы очень важно услышать ваше профессиональное заключение об уровне ваших российских коллег и, в целом, об их успехах. Не секрет, что сейчас нередко создается чёрный пиар, направленный против России. Нередко слышишь такие комментарии: россияне работают плохо, безопасность у них хромает и т. д.

Ж.Р.: Конечно, в области мирного атома глубокий след оставил после себя Чернобыль, но страница давно перевёрнута. Технология поменялась: больше не строятся реакторы по технологии РБМК, применённой на Чернобыльской АЭС. Новые реакторы работают на других принципах. У них повышенный уровень безопасности. Россия производит высококонкурентную продукцию на экспорт. Мы же, французы, от этого несколько даже страдаем, потому что мы не в состоянии противостоять в этом секторе россиянам – у нас продукция этого типа просто отсутствует.

«Росатом» также научился комплексному подходу и пакетным предложениям по строительству реакторов, их обслуживанию и по топливному обеспечению. Речь идёт о контрактах под клюк, начиная со стадии инвестирования и заканчивая послепродажной поддержкой в период эксплуатации объекта. На сегодня объём заказов у «Росатома» составляет порядка 130 миллиардов долларов.

– Представляется, что такой принципиаль�

Скачать книгу

© Артамонов А.Г., 2022

© ООО «Наше завтра», 2022

Преамбула

Когда-то древние философы-перипатетики утвердили интересный литературный жанр диалогов. Наиболее известная форма подобных произведений – «Диалоги Платона». Изначально это было связано с утверждением письменного жанра, постепенно вытеснявшего устный. Поэтому в ту эпоху нередко писцы просто стенографировали разговоры философов (возможно, этим занимались и сами философы).

Устный жанр позволял также мудрецам спорить и постепенно оттачивать свои умозаключения. На мой взгляд, в современном мире очень много теорий, компиляционной литературы, которая, по сути, тот же «спор» экспертов и знатоков, но только без прямого контакта сторон. Нередко того, кто цитирует, и того, кто написал, разделяют столетия. Представляется, прямой диалог с носителем информации гораздо интереснее, так как он основывается на опыте непосредственного общения. Естественно, собеседник не может быть случайным человеком – он должен быть знатоком той области знаний или жизни общества, о которой идёт речь.

Моё произведение – попытка донести «живую Францию» до россиян: не книжную пыль тысячелетий, а мой диалог с носителями своего национального «Я», желающими делиться с нами своей позицией по поводу той или иной стороны жизни. Эта книга не преследует цели произвести на кого-либо впечатление бесконечными цитатами (хотя некоторые теории в ней разбираются, и, думается, не все из них известны широкому кругу читателей). В общем и целом, получилась портретная галерея современной нам Франции – страны неимоверно притягательной не только для россиян, но и для всего мира. Надеюсь, что в этой книге, как писал когда-то Бродский, «слышен рваный пульс», так как иначе понять мощное государство, обладающее ядерным оружием, собственной успешной космической программой, ракетным вооружением, независимым самолёто- и вер-толётостроением, атомной промышленностью, удивительной по богатству культурой во всех её проявлениях, самым широким спектром традиций, каждая из которых – нематериальный актив всеобщего достояния человечества, – так вот, понять эту страну и её отношение к России невозможно.

И так как речь не идёт о монументальной академической монографии, в ней, естественно, не затронут весь круг межстрановых интересов и аспектов жизни этой страны. Пожалуй, это одна из фракталий, мелкий элемент мозаики, который может быть интересен тем, кто пытается понять французов и французскую жизнь, а также их отношение к России.

Вступление

Париж никогда не был для меня праздником. Он был повседневностью, судьбой, местом, в котором, я думал, что пройдёт моя жизнь, детством, юностью и зрелостью, а потом и местом борьбы за существование и борьбы за выполнение определённых возложенных на меня задач. Париж был всем, и прежде всего самой жизнью, а Франция – миром, осознанным мной в 10 лет, после младенчества в Швейцарии и детства в Москве.

Я приехал во Францию, когда отец получил сюда назначение в Торгпредство СССР. Говорят, что первые шаги на новой земле определяют судьбу на годы вперёд. Наша семья пересекла границу Французской Республики летом 1978 года. Если бы мы приехали всего лишь на сутки позже, то в моей судьбе никогда не было бы этой страны, а сам я никогда бы не стал тем, кем стал. Дело в том, что тогда, в разгар холодной войны и накануне нашего вступления в Афганистан, Париж в отношениях с Москвой закрутил все гайки до упора. Только что прошла массированная высылка советских дипломатов и работников Торгпредства. На Родину отправилось около ста человек. Как потом стало известно, отец тоже должен был попасть в этот список, не успев даже появиться во Франции. Случись это по задуманному французской разведкой сценарию, вряд ли потом ему удалось бы получить назначение в другую капиталистическую страну, так как он автоматически стал бы считаться раскрытым советским разведчиком. И работать бы ему до окончания карьеры в стане «демократов», но где-то в небесной канцелярии была выдана другая разнарядка. И так, ничего не зная об этих тайных шестерёнках, мы пересекли Буг, а потом спустя полдня въехали на территорию Западной Европы. Стрелки путей моей жизни сдвинулись и навсегда определили направление движения. Всё остальное было прямым следствием того дипломатического казуса.

Первые недели мы балансировали на грани высылки и сидели безвылазно на территории Торгпредства на улице Фэзандри, где в годы фашистской оккупации находилось местное отделение гестапо. В здании старинного особняка, смыкавшегося дворами с резиденцией Валери Жискар д’Эстена, тогдашнего президента Франции, оглушительно громко ворковали голуби, одуряюще пахли розы, а двор украшала (и, наверное, украшает и сегодня) беломраморная статуя Дианы-охотницы с гончей, льнувшей к её ногам. Мы сидели в блоке на первом этаже, в однокомнатной квартире гостиничного типа, соединявшейся коридорчиком с помещением охраны при входе в Торгпредство, и ожидали своей участи.

Единственным развлечением тех дней для меня была возможность спуститься в глубокий подвал, где когда-то располагались камеры подследственных, пройти по нему до бильярдной и погонять шары. Моя мама замечательно играла в бильярд и показала мне базовые удары и как правильно держать кий. Я проводил в этом подземном зале многие часы, и меня, некрещёного советского мальчишку, ни разу не побеспокоили тени нацистских офицеров, когда-то отдыхавших здесь между допросами. А ещё в Торгпредстве, в другом подъезде, если пройти через двор и завернуть за угол, был автомат с кока-колой. В 1978 году мне этот напиток казался нереально вкусным, и поэтому я тайком перебирался по двору к этому подъезду и покупал бутылку, наслаждаясь не только американской сладкой шипучкой, но и видом иностранных денег и самим автоматом, выдававшим бутылку без помощи человека. Мой неумеренный восторг от этого священнодействия современным детям вряд ли можно понять.

Наконец, настал день, когда мы получили право прогулки по кварталу и отправились бродить по шестнадцатому аррондисману всей семьёй. Мы, естественно, заблудились, так как сотовых с навигаторами тогда ещё не придумали. Долго плелись вдоль длинного здания с бюстами на фасаде, пока не вышли к книжному магазину «Lamartine». Спустя совсем немного времени я поступил в это казарменное бесконечное здание на правах ученика. Это был престижный в те годы лицей Janson de Sailly, который, кстати, окончил и сам Жискар д’Эстен. Когда мы возвращались с той первой вечерней прогулки по Парижу в компании с нашим пекинесом Тингом, то зашли в местную булочную рядом с Торгпредством. С тех пор аромат французского багета и свежей сдобы стал для меня одним из самых любимых запахов, твёрдо связанных со счастливым, хотя и очень непродолжительным и трудовым детством.

Так для меня началась Франция.

Глава 1

Франция – котёл противоречивых интересов

Согласно результатам, объявленным в 8 часов вечера по парижскому времени 24 апреля 2022 года, Эмманюэль Макрон вышел победителем из второго тура президентской гонки во Франции с результатом 58 % голосов. Марин Ле Пен ожидаемо набрала меньше – 42,40 % голосов.

Когда 10 апреля состоялись выборы первого тура, действующий на тот момент президент Макрон получил 27,84 % голосов, а глава партии «Национальное объединение» (до 1 июня 2018 года «Национальный фронт») Марин Ле Пен – 23,15 %. Ультраправый популист, глава партии «Реконкиста» Эрик Земмур собрал не более 7,07 %. Лидер левой партии «Непокорившаяся Франция» и движения левых «Народный союз» Жан-Люк Меланшон стал третьим по результатам голосования (21,95 %).

Получается, что Эмманюэль Макрон ухудшил свои результаты пятилетней давности, когда за него в 2017 году проголосовало 66,1 % электората, в то время как Ле Пен в тот год отдали свои голоса 33,9 %. Впрочем, около 40 % французских избирателей так и не подошли к урнам: общий электорат второго тура составил чуть более 63 % от числа граждан, имеющих право явиться на избирательные участки.

Французский институт статистики – IFOP – всячески занижает это количество «громогласно промолчавших» и говорит о «только» 28 % воздержавшихся, но подтасовка голосов такая, что в Тулузе, например, на центральном муниципальном избирательном участке № 130 были вынуждены вообще обнулить результаты голосования первого тура и не учитывать их в общенациональном подсчёте. По некоторым данным, до полутора миллионов голосов были вообще незаконно приписаны Макрону за счёт электронного голосования, с трудом поддающегося (если вообще поддающегося) контролю.

Но всё-таки как президенту Франции удалось в очередной раз победить? В чём была «изюминка» его избирательной кампании? Аналитики отмечают, что, несмотря на позднее официальное вступление в гонку (в марте 2022-го), Макрон умудрился набрать от 8 до 10 % голосов за счёт хитроумной игры на спецоперации России на Украине. Политологи считают, что французам очень понравилась его непримиримая позиция относительно Москвы с осуждением «военной агрессии» при одновременно разумном меркантильном подходе: «Давайте остановим военные действия, потому что нам конфликт невыгоден!»

Избирателям явно понравилась политика челночной дипломатии с Кремлём, вылившаяся в едва ли не ежедневные звонки Владимиру Путину при одновременно ультражёстких заявлениях на собственной национальной площадке («Я превращу противодействие России в один из основных пунктов своей политической линии в рамках исполнения моего нового президентского мандата»).

Естественно, «французская улица» массово считает, что стоит заигрывать с Россией во имя сохранения поставок газа, причём желательно по приемлемым ценам.

С точки зрения формальной логики, победа во втором туре Эмманюэлю Макрону была обеспечена за счёт голосов Жан-Люка Меланшона (левая партия «Непокорившаяся Франция» – «La France Insoumise»). Мелкие лидеры и представляемые ими партии – экологи (Янник Жадо – 4,7 %), Валери Пекресс (умеренно правое движение «Республиканцы» – «Les Republicains» – 4,8 %), Анн Идальго (1,7 %) – также выступили на стороне Макрона.

А вот Марин Ле Пен, со своей стороны, смогла привлечь только электорат Эрика Земмура (партия «Реконкиста» – «Reconquete») и небольшой партии Николя Дюпон-Эньяна «Вставай, Франция!» («Debout la France!» – чуть более 2 %, входящей в объединение «Республиканцы»).

Интересно, что накануне выборов в высшей элите мнения о возможной победе молодого президента разошлись. Так, в личной беседе со мной Николя Дюпон-Эньян сказал, что не верит в победу Марин Ле Пен, так как фактически её партия – договорная. Но честь мундира заставляет его призвать к голосованию за этого кандидата.

А вот банкир и общественный деятель Жак Аттали, один из мощных теневых деятелей французского политического закулисья, во всеуслышание и неоднократно заявлял, что Францией, мол, скоро «будет прясть лилия». Это переделанная цитата о борьбе «женской» партии за власть в эпоху короля Филиппа Красивого в XIII веке. С тех пор выражение стало крылатым. Кстати, у Аттали слава настоящего политического снайпера, который ни разу не промахнулся в своих политических прогнозах. Видимо, не на этот раз.

Невысоко оценивал шансы на победу Марин и её бывший советник и евродепутат, а ныне промышленник Эймерик Шопрад.

Он ещё после первого тура заявил мне, что считает шансы Ле Пен на победу ничтожными, так как «в течение двух недель колоссальная пропагандистская машина устроила настоящий прессинг на мозги французов, скандируя два лозунга: “Марин в Елисейском дворце – это катастрофа для национальной экономики!”, а также “Марин в Елисейском дворце – это ставленник Путина!”».

Любопытно, что все ставки в развернувшейся перед нами политической баталии были сделаны 5 лет назад – в момент получения Макроном его первого мандата. Уже тогда наметились тенденции, которые привели страну к её нынешнему положению. О том, как это было, предлагаю вспомнить с известным специалистом в области европейской дипломатии – Николаем Витальевичем Литваком. Мы беседовали с ним в 2017 году, когда шла предыдущая президентская кампания. Любопытно оценить, насколько и как сбылись прогнозы и ожидания.

Николай Витальевич Литвак – специалист по Западной Европе, профессор кафедры философии МГИМО, доктор социологических наук. Он – автор многочисленных публикаций и монографии по истории дипломатии на примере Франции. Эксперт внимательно следил как за той, первой для Макрона, проходившей 5 лет назад президентской гонкой, так и за последней.

– Президентская гонка во Франции удивляет…

Николай Литвак: Мир меняется, и идёт эволюция. Интерес как раз в том, что результаты выборов неизвестны заранее. Считаю, что сильнее всего шансы были у Марин Ле Пен. Аргументы, которые принимаются прежде всего во внимание, касаются внутренней французской политической жизни. На муниципальных выборах в 2017 году победу одержал «Национальный фронт» (НФ). Так что, если бы выборы во Франции проходили в один тур, то победила бы Марин Ле Пен.

– Считаете ли вы, что «Национальный фронт» постепенно утратил протестный запал и обуржуазился?

Н.Л.: Фронт стал полноценной партией, а не личным делом семейства Ле Пен. Ценности, которые провозглашает эта партия, соответствуют ценностям многочисленных французов, относящих себя к среднему классу. Это, кстати, и заявляет сама госпожа Ле Пен, когда говорит, что является рупором «французского большинства».

– В «Готском альманахе» французских политиков, помимо самой Марин Ле Пен, есть ещё и депутат Национального собрания Франции Марион Марешаль-Ле Пен, её племянница. Существует мнение, что, в отличие от своей именитой тетки, эта самая молодая депутат Парламента Франции не боится высказываться на деликатные темы – отношение к религии (католицизму), чувства, которые она питает к армии, и проч. Поэтому на перспективу многие избиратели связывают именно с ней надежды на будущее. Ваш комментарий?

Н.Л.: Она слишком молода. Её время – это будущее, а не сегодняшний день. Надо элементарно относиться к более возрастному поколению, чтобы иметь самостоятельный взгляд по таким серьёзным вопросам, как оборона или экономика…

– Всё же есть и такой аспект: речь идёт не о победе на президентских или парламентских выборах, но об искусстве управления страной. Есть ли у Марин достаточно компетентности, чтобы, может быть, в дальнейшем быть главой страны?

Н.Л.: Считаю, что у неё есть необходимая квалификация. Возможно, это не всегда принимается во внимание, но возьмём «казус Брекзит». Пресса считает, что Ле Пен предложила выход Франции из общей зоны. Но на самом-то деле она предложила проведение референдума, то есть сказала, что это относится к сфере народного волеизъявления, а не к компетенции Брюсселя или Парижа.

В том, что касается республиканцев или социалистов и их кандидатов, то тут народ будет судить по результатам, когда избранный президент предложит свою программу на рассмотрение сенату или парламенту страны.

– Не думаете ли, что в случае теоретического избрания Марин когда-нибудь в дальнейшем она встретится с обструкцией со стороны международной общественности, как это пытались в своё время проделать с Трампом?

Н.Л.: Международный фактор, конечно, важен. Если Марин однажды станет президентом, всем остальным придётся ответить себе на вопрос: мы сотрудничаем с Францией или нет? Думаю, что подавляющее большинство стран будет сотрудничать.

– Французы обладают взрывным характером. Мы видим, что из-за политики последнего президента политическая конъюнктура Франции крайне сложная. Некоторые считают, что такого положения не было начиная со времён последней войны. Вместе с тем, многие принимают г-жу Ле Пен за чародея, которая по мановению волшебной палочки справится со всеми проблемами…

Н.Л.: Французы вовсе не такие взрывные, как вы говорите. Нынешнее положение вещей во Франции не является результатом управления только французской политической элиты. Франция находится отнюдь не в безвоздушном пространстве. Дело в том, что социалистические идеи, которыми вдохновились французские правители, оказались утопией. Марин же руководствуется здравым смыслом. Невозможно в нынешней ситуации придерживаться прежнего курса. Видимо, надо начать общий диалог, чтобы выковать всенародно правильное решение. Франции надо научиться любить себя. Французы должны перестать быть административной нацией и вновь стать нацией по велению сердца, а не по документам. Надо понять, какими ценностями руководствуешься, когда управляешь своей страной. Вряд ли французы согласны с тем, чтобы пришла какая-нибудь внешняя сила и уничтожила их модус вивенди.

В любом случае мы увидим, что произойдёт. Останется ли г-жа Ле Пен верной своей программе, когда её когда-нибудь изберут, покажет жизнь. Кроме того, когда ты кандидат, то не располагаешь всей полнотой информации.

Теперь в том, что касается безопасности, я считаю, что надо начинать со школы, с правильного воспитания. В том же, что касается рынка труда и иммиграции, то вопросы эти взаимосвязаны. Если у вас нет работы (а новоприбывших всё больше), то вы, естественно, можете развернуться в сторону преступного мира.

Но если рассмотреть программы других партий, то интересна позиция той же социалистической. Её теоретики считают, что экология – это очень важная проблема, даже, можно сказать, ключевая. Но всё-таки надо правильно ставить задачи. Надо оценить реальную стоимость того или иного предложения. То есть понять, во сколько Франции обойдётся экологическая программа «Зелёная Европа», требующая, по замыслу французских социалистов, вложения около 1000 миллиардов евро, понимаете? Готовы ли европейцы тратить такие средства на эти благие цели?

То же, что касается программы вооружений… Понятно, что во многом поставка вооружений в войска зависит от внешних поставок иностранным клиентам. Так было всегда, начиная с эпохи Франсуа Митеррана. Чем больше заказов исполняется для заграницы, тем больше оружия будет поставляться в войска. Так что надо искать новые рынки, и тогда появятся средства, чтобы провести перевооружение собственных вооружённых сил.

Насчёт эмиграции: налицо манипуляция общественным мнением. СМИ, говоря об эмиграции, любят показывать плачущего ребёнка и т. д. Но давайте оценим, кто реально составляет современную иммиграцию во Францию. Все новоприбывшие требуют предоставления им соцстраха, квартир, зарплату. Не стоит заставлять нацию содержать иммигрантов. Благотворительность должна оставаться добровольным делом и не становиться оброком.

Итак, последние 5 лет неизменно возникают и противостоят друг другу 2 силы: Макрон, олицетворяющий, казалось бы, мир глобалистов и крупного капитала, и партия Марин Ле Пен, выступающая за исконные французские почвенные ценности.

И всё же такое видение проблемы несколько примитивно, так как значительную часть электората Макрона составляют избиратели мусульманского происхождения, потомки эмигрантов, прибывшие в страну за лучшей долей – во многом, по вине французских колонизаторов и миссионеров. Не обратив внимания на эту среду, мы рискуем вообще не понять того, что происходит в настоящее время во Франции. Я контактирую с некоторыми мусульманскими деятелями во Франции и Европе. Поэтому за разъяснениями я решил обратиться к одному из признанных авторитетов умеренных французских мусульман, идущих на контакт и готовых беседовать с политологом.

Али Дани является главным редактором «Журналь дю Форкан», франко-арабского периодического медиаиздания, издающегося в Париже и пользующегося широкой популярностью в сообществе франкоязычных мусульман. По просьбе журнала «Международная жизнь» он дал оценку миграционного кризиса и проблеме распространения терроризма в мусульманской среде.

– Франция и Ближний Восток… Какими вам видятся взаимоотношения Парижа и этого региона мира?

Али Дани: Важно подчеркнуть роль, которую сыграли в борьбе за свободу Сирии Россия и Иран. Со стороны западных государств несколько раз были сформулированы угрозы в адрес сирийского руководства. Можно напомнить хотя бы публичные призывы Франсуа Олланда и Николя Саркози, открыто требовавших нанести бомбовые удары по резиденции Башара Асада. Я также не могу не отметить активную поддержку России, оказанную её военно-воздушными силами. Сегодня мы видим, что террористы прижаты к стенке, и ожидаем окончательного освобождения города Дейр эз-Зор.

– Мы также надеемся на это от имени всех людей, стремящихся к миру. Удивительно также, что американцы открыто оказывают поддержку экстремистам, как это доказали российские вооружённые силы. Хотел бы задать вам вопрос о мусульманском мире. Недавно на страницах вашего журнала вышла передовица «Ислам под угрозой». Вы приводите в своей статье слова Пророка Мухаммеда, который говорил, что даже если весь мир ополчится на мусульман, то он всё равно не сумеет справиться с ними, пока мусульмане едины. На сегодня существует несколько течений ислама в Европе. Некоторые мусульмане, живущие в ЕС, рассматривают Евросоюз как «Дар-аль-харб», то есть, согласно исламской богословской терминологии, как «территорию войны». Другие, наоборот, желают мирного сожительства с христианами. Ваш комментарий?

А.Д.: Сегодня в ЕС проживают 45 миллионов мусульман. Мы расцениваем, что Европа оказала нам приём, то есть это та часть Света, которая приняла нас. Нет смысла рассматривать ЕС как «территорию войны», потому что никто не нападает здесь на мусульман. Соответственно, термин «Дар-аль-харб» не может быть применён к этим обстоятельствам. Кроме того, исламские богословы постановили, что этот термин относится к той эпохе, когда ислам претерпевал экспансию. Теперь мы стабильно проживаем столетиями в заданной политической географии. Поэтому общая рекомендация духовных авторитетов – это интеграция в местный контекст, поиск общих мест между двумя религиями – исламом и христианством. Тем более, что предписания обеих религий одинаковы: сохранять целомудрие, уважать семью, молиться Богу и т. д. Не существует проблем взаимопонимания на высоком религиозном уровне. Ислам не является внешним враждебным Европе агентом.

Но если в некоторых случаях мы и наблюдаем обратное, то это связано с историями отдельных неудачников, не более того. Также речь идёт о безработных, которые, как правило, были мелкими уголовниками ещё до прибытия в Европу, то есть в странах своего происхождения. Так что для большинства мусульман это не характерно.

Мы же пытаемся добиться равновесия и взаимопонимания с местным населением.

На самом деле, Али Дани прав: история мира знает много примеров удачного сосуществования двух великих религий. В Западной Европе наиболее интересный пример – это, бесспорно, Кордовский Халифат, создавший самый высокий центр образования за всю историю Средневековья. В университетах Андалусии учились порой инкогнито даже представители правящих христианских европейских династий.

Но как бы то ни было, если примерно ясно, что мусульмане надеются на неторопливое и постепенное слияние с исконным французским населением, то последнее не всегда приветствует подобную, навязанную ему правителями инициативу. И тут самое время поговорить о противостоящих Макрону политических движениях.

«Национальное Объединение»

Знакомьтесь: «Национальное Объединение». Официально НО, «Национальное объединение» (в прошлом – «Национальный фронт»), занимает самую крайнюю позицию на правом фланге политического мира Франции. Во главе партии до недавнего времени стояла Марин Ле Пен. В 2021 году она заявила, что более не является лидером только «НО», а выступает от лица всей Франции. В своё время Марин восприняла партийное лидерство от своего отца, Жана-Мари Ле Пена, проведшего молодость во французских вооружённых силах, в том числе в составе подразделения парашютистов. Жан-Мари Ле Пен – выходец из небогатой бретонской семьи, исповедовал традиционные взгляды, присущие французским армейским кругам эпохи шестидесятых, отмеченных скандальным делом «ОАС» и разногласиями с голлистами.

В партийной программе «Национального фронта» на первой стадии его существования значились отстаивание суверенной политики Франции и её независимой роли в составе Совета Безопасности ООН, а также борьба за сохранение исконной французской культуры, исповедование католицизма как основной религии большинства французских граждан и т. д. По этим признакам «Национальный фронт» был немедленно квалифицирован как ультраправая националистическая партия, в составе которой присутствовал многочисленный контингент отставных военных. В число отцов-основателей, наряду с Ж.-М. Ле Пеном, вошёл и Роже Олендр, которому были присущи даже определённые высказывания, выдержанные в духе антисемитизма. Был замечен в экстремистских взглядах и сам глава партии, приговорённый в конце восьмидесятых за неуважительные и даже кощунственные высказывания в адрес антисемитских погромов, организованных во Франции в период нацистской оккупации. Вопрос о погромах и концлагерях стоит во Франции особенно жёстко ввиду того, что историческая память нации глубоко пострадала от добровольного порой сотрудничества правительства Виши во главе с генералом Петэном в деле вывоза евреев в фашистские концлагеря.

С учётом вышесказанного становится понятно, насколько болезненно реагировала французская общественность на выходки Жана-Мари Ле Пена. Тем не менее определённый оттенок «фронтизма» (общепринятый термин в политическом бомонде Франции) был присущ «Национальному фронту» вплоть до самого недавнего времени.

Несмотря на жёсткую и даже непримиримую позицию, занятую «Национальным фронтом» по вопросу иммиграции и другим ключевым проблемам, с которыми столкнулась Франция (безработица, вывод производства за рубеж, обеднение фермерства, уход населения в города и проч.), никаких созидательных решений «Национальный фронт» не предлагал. Постепенно в политической среде появилось мнение, которое лучше всего резюмируется следующим крылатым высказыванием – «Жан-Мари Ле Пен умеет ставить правильные вопросы, но не умеет давать на них ответы».

Определённую тень в девяностые годы бросило на руководство партии и проведённое тогда журналистское расследование о возможности финансирования этой политической организации из Латинской Америки, от местных фондов, близких идеям нацизма (Чили) или даже созданных потомками выходцев из Третьего рейха. И, хотя информация не подтвердилась, категорически опровергнута она также не была – лишь публично дезавуирована лично Жаном-Мари Ле Пеном.

С учётом вышеизложенного можно понять, что большое потрясение в 1991 году вызвал опрос общественного мнения, по которому уже тогда около 30 % французов сознались (без указания имени, в анонимной анкете) в близости своих взглядов к идеям «Национального фронта». Результаты были опубликованы рядом газет – в том числе и авторитетным периодическим изданием «Ле Монд». Такая перемена общественного мнения, сделавшая достаточно маргинальную ультраправую партию популярной, во многом связана с политикой Франсуа Миттеррана, активно расселявшего в предместьях французских городов выходцев из мусульманских стран региона бывших франкоязычных колоний – от Ливана до Мали и Конго. Тогда министром по делам интеграции был назначен африканский иммигрант, получивший французское гражданство Кофи Ямнян (он же мэр Нанта по мандату тех лет).

Дальнейший рост популярности «Фронта» сопряжён с последовательной политикой мультикультурализма в духе сопредельной Германии, что вызвало естественное отторжение у исконных французов. Сыграл свою роль и постепенный вывод французских промышленных предприятий (кроме сферы высоких технологий – таких как космическая промышленность, информатика, самолётостроение, ВПК, железные дороги) в Китай. «Национальный фронт» с умом воспользовался ситуацией для восхождения на политический Олимп, а г-н Ле Пен традиционно значился кандидатом на всех президентских выборах за период последних 30 лет политической истории страны.

Смена власти в верхах «Фронта» привела к приходу на пост руководителя дочери Жана-Мари – Марин Ле Пен, хорошо известной российским политическим кругам. Марин Ле Пен порвала со «старой гвардией» и с остатками традиционного ультраправого электората, обособившегося в дальнейшем в отдельное политическое движение (партию) с ревизионистски-католическим духом «Сивитас». Руководство этого франко-бельгийского движения «Сивитас» в лице своего руководителя бельгийца Алэна Эскада продолжает контактировать с «Национальным фронтом», но не пользуется существенной поддержкой.

Чистка партийных рядов и косметический ремонт, проведённый Марин Ле Пен, коснулись и самого «отца-основателя», который, в свою очередь, публично отрёкся от дочери и торжественно вышел из партии. Новой руководительнице удалось избежать внутрипартийного раскола, но ряд сторонников её отца – в том числе и Роже Олендр – покинули ряды «Национального фронта», а некоторые (Брбно Голльниш) оказались отодвинутыми от ключевых постов. Так, Б. Голльниш отправился в почётную ссылку в Европарламент. Его выход из партии не был принят Марин Ле Пен «во имя сохранения преемственности поколений».

Новая политика Марин Ле Пен по-прежнему строится на протестной линии относительно нынешнего руководства страны. Так, конкретики в программе немного, а лучшие программные идеи нередко заимствуются умеренно правой мажоритарной (до недавнего времени) оппозиционной партией Франции СНД или «Республиканцы» (смена названия была проведена в 2015 году по настоянию нового старого лидера Николя Саркози).

«Национальный фронт» утратил ярко выраженную антииммиграционную направленность. Марин Ле Пен предлагает различать новых и старых иммигрантов, причём старые, в ее глазах, уже французы. Конечно, «Фронт» выступает за восстановление миграционного контроля на границах страны и за суверенность в области обороны при сохранении Франции в военной части блока НАТО (Франция стала вновь частью военного блока Альянса в эпоху президентства Н. Саркози). Вопреки общепринятому мнению, никакого выхода из Евросоюза Марин Ле Пен не предлагает. Также она избегает вопроса размежевания позиций Европы и США. Полностью отсутствует в речах главы «Фронта» религиозная составляющая во имя толерантности.

У ряда людей, работавших в составе руководства этой политической партии (в том числе евродепутат Эймерик Шопрад), возникла мысль о неподготовленности «Национального фронта» к приходу к власти. Непонятно, что конкретно и силами какой опытной в делах управления государством команды «Фронт» может предложить стране. По этой причине тот же Эймерик Шопрад официально вышел из состава «Фронта» до его переформатирования, отказавшись от положения советника Марин Ле Пен.

Во внешней политике бывший «Национальный фронт», а теперь уже респектабельная партия «Национальное объединение», давно исповедует голлистскую платформу, выступая за контакты с Москвой. Таким образом, с учётом его постепенно дрейфующей в сторону центра позиции, а также смены названия он имеет шансы по-прежнему остаться на будущий президентский срок правления «партией протестного голосования» до очередной смены власти в стране.

Более умеренные по своим взглядам «Республиканцы» достаточно близки к президенту Макрону, хотя он не склонен ассоциировать себя с правыми или левыми. Тем не менее правый центр достаточно популярен в стране, славящейся своей расчётливостью и умением находить золотую середину.

О хитросплетениях и внутренней борьбе в партии «Республиканцы» и их политическом весе относительно бывшего «Национального фронта» (а ныне «Национального объединения») мне ещё 5 лет назад поведал ныне покойный французский политик, бывший в своё время и евродепутатом, и депутатом Национального собрания (Парламента) Франции, и руководителем службы собственной безопасности МВД этой страны в ранге префекта Иван Бло. Он считал, что у взвешенного и серьёзного политика Франсуа Фийона, обладающего большим опытом правления и отличающегося непредвзятым отношением к России, шансов было гораздо больше, чем у того же Макрона. О том, как Фийона убрали с дороги Макрона в ходе выборов на первый президентский мандат Макрона, покойный Бло мне тогда и рассказал.

– Господин Бло, вы французский политик и консультант при фонде ИСЭПИ (Института социально-экономических и политических исследований; учреждён в 2012 году) по проекту международного аналитического центра Rethinking Russia. Вы также бывший евродепутат и депутат Национального собрания Франции. Не могли бы вы поделиться с нами вашим взглядом на французских политиков и фаворитов прошедших президентских выборов?

И.Б.: Франсуа Фийон потерял существенно в опросах общественного мнения в связи со скандалом, связанным с его женой и фальшивым обоснованием получения зарплаты при Парламенте Франции, куда она попросту фактически никогда не входила. Тем не менее он остаётся очень серьёзным кандидатом на предстоящих президентских выборах, так как представляет правоцентристскую французскую партию «Ле Репюбликэн» («Республиканцы»). Не думаю, что он исчезнет просто так, буквально завтра. Он ещё будет бороться, хотя вряд ли поднимется до прежних высот.

– Тем не менее, если мы хорошо знакомы с программой Франсуа Фийона, то вот его отношение к России остаётся неясным. Между тем в свою бытность премьер-министром он поработал с Владимиром Путиным, который тогда также занимал кресло премьер-министра России. Каков ваш комментарий?

И.Б.: У него, в целом, достаточно доброжелательное отношение к вашей стране. Тем не менее он предпочёл проявить некоторую сдержанность, чтобы избежать обвинений в русофильстве. Думаю, что речь идёт о тактике. Когда мы встречались в последний раз, около месяца назад, он сказал мне: «Ты знаешь, для меня Россия крайне важна! Надо прекратить историю с санкциями!»

Среди всех возможных кандидатов на пост президента Франции и Фийон, и Марин Ле Пен настроены положительно к Кремлю. Не могу сказать то же самое по поводу Эмманюэля Макрона, который мне представляется близким американцам.

Франсуа Фийона я помню ещё по голлистской партии, в шестидесятые. Я тогда был депутатом от департамента Па-де-Калэ, а он – от департамента Сарт. Он воплощает консервативный здравый смысл, присущий старой Франции. Умеренные французы явно будут за него. Он – патриот. Он верит в необходимость суверенности Франции. Он, кстати, добрый католик, как и Николя Саркози, что достаточно редко для современного контекста. В области экономики это воплощённый здравый смысл. Он пользуется серьёзной поддержкой крупного бизнеса. Так что, до того как с ним приключилась эта история с женой, он был самым сильным кандидатом. Думаю, что у него есть шансы победить, если он дойдёт до второго тура и сразится с Марин Ле Пен.

Кстати, за Ле Пен сейчас отдают около 40 процентов голосов французского электората. Любое правительство вынуждено будет с этим считаться. Более всего к «Национальному фронту» идут голоса из-за иммиграционной проблемы и безработицы. Другие партии по этому поводу не высказываются.

– Вы знаете, ещё в 1988 году, будучи молодым политологом, я читал в газете «Ле Монд», что, согласно опросам, около 30 % французов симпатизируют «Национальному фронту». Но всё же до 40 % раньше никогда не доходило. Но, тем не менее, у Ле Пен нет серьёзной команды, чтобы управлять страной…

И.Б.: Я отвечал за безопасность МВД Франции и, будучи посвящённым в гостайну, знаю, что определённая часть высших управленцев Франции, вплоть до самых высоких инстанций, тайно сотрудничают с «Национальным фронтом». Они никогда в этом не признаются, но в случае победы «Национального фронта» у него будут квалифицированные специалисты.

Тем не менее «Национальный фронт» в современной Франции настолько же «нерукопожатен», как, допустим, коммунистическая партия 30–40 лет назад. Высшие политические круги Франции считают недопустимым даже упоминать о нём на своих политических сборищах.

– Николай Литвак, российский дипломат, пишущий о Франции – у него ряд книг, а сам он преподаёт в МГИМО и говорит по-французски, как-то сказал, что втайне Марин Ле Пен может даже радоваться победе Эмманюэля Макрона, так как в результате его правления число недовольных только увеличится, причём все они вольются в ряды «Национального фронта». Ваш комментарий?

И.Б.: Это возможно. Мне кажется, что в настоящее время Марин Ле Пен не может собрать 50 % голосов в свою пользу.

Франсуа Фийон, кстати, предлагал когда-то правильные решения по экономической реформе, в которой так нуждается Франция. В том же, что касается Макрона, он сам говорит, что не нуждается в программе. Я недавно купил его книгу «Революция». На обложке – увеличенное изображение его улыбки. И всё! Похоже, эта обложка и соответствует его программе. Я подсчитал, что на первых 43 страницах его книги личное местоимение «я» использовано 252 раза. А слово «Франция» – только один раз! Это настоящий нарцисс. У него патологическая любовь к самому себе. Мало того, он явно не определяет себя как француз. Он мог бы говорить на любом языке и жить где угодно.

– То есть ему не присущи традиционные французские ценности и определение себя по праву крови и месту рождения плюс культура и язык?

И.Б.: Да, ему важнее деньги и успех. Корни ему не нужны, так как они мешают зарабатывать, так же как и семья. Корни замещаются на любовь к научно-техническому прогрессу и экономике. Значительная часть электората так думает. Отсюда в нашем обществе отсутствие национального консенсуса.

Теперь могу сказать, что в своё время проводился опрос общественного мнения по поводу твёрдости выбора кандидата. Когда избирателей «Национального фронта» спрашивали: «Уверены ли вы, что хотите голосовать именно за “Национальный фронт?”», более 90 % избирателей подтверждали своё намерение. В случае с Франсуа Фийоном твёрдость своего выбора в те годы подтверждали около 80 % избирателей. А вот относительно Макрона – только 30 % избирателей изъявили окончательную готовность безоговорочно следовать за ним. Так что, видите ли, он всё же не занимает такие же твёрдые позиции, как другие политики.

Его книга пуста. В ней нет ни программы, ни глубоких мыслей. Примечательна глава, которую он посвятил своей семье. Там, в частности, он клянется в любви своей жене. Тут я провёл в точности такое же исследование, как и относительно его нарциссизма. И вот выяснилось, что и здесь у него на первом месте стоит «эго». В главе о своей жене он гораздо больше говорит о самом себе, чем о ней. Для меня это достаточно красноречиво.

– Я несколько затрудняюсь понять, почему Франция выбрала Макрона: он, получается, не чувствует себя французом, не имеет чёткой программы, выступает за либеральную экономическую политику… Какая-то сплошная загадка получается!

И.Б.: В глазах французов он воплощает направление мысли, которое называется социал-демократия. А Макрон, он выступает за самую откровенную глобализацию. Он за мировую экономику, за отказ от национальных условностей. Так кто запустил Макрона? Пресса! А за прессой стоят её владельцы – франк-масоны. Во Франции это мощное направление мысли. Им был нужен именно социал-демократ глобалистского разлива.

– В своё время Валери Жискар д’Эстен, будучи президентом Франции, говорил, что во Франции, мол, существует 2 группы, с которыми необходимо уметь договариваться, чтобы быть во власти: это католики и франк-масоны…

И.Б.: Да! И в высказываниях самого Макрона франк-масонские взгляды читаются предельно ясно. Так, он ненавидит религию. До дрожи и до икоты буквально! Он считает, что Республика символизирует освобождение человеческого существа от тёмных религиозных суеверий.

– В чём-то это напоминает высказывания В.И. Ленина…

И.Б.: Согласен с вами. С другой стороны, Ле Пен во Франции никогда не пройдёт. Я уже изложил свои соображения по поводу нестабильности Макрона. Есть ещё и другие интересные обстоятельства. Он далеко не первый кандидат, позиционирующий себя как социал-демократ. Возьмём, например, такого крупного французского политика, как Симону Вей. Она тоже баллотировалась от социал-демократов, то есть центра социалистической партии. Её рейтинг был очень высок накануне выборов. До 70 % говорили, что испытывают к ней симпатию. И вот она выставляет свою кандидатуру на европейские выборы. Неожиданно обнаруживается, что в действительности за неё отдают свой голос не более 15 % избирателей. Тогда говорили, что её голоса ушли правым. Так что люди говорят, что любят социалистические идеи, а голосуют за правых. То же произошло в семидесятые и с кандидатом Шабаном-Дельмасом. То же произошло и с АлэномЖюппе: его победил более правый кандидат. Это происходит всегда с кандидатом от социалистов-центристов. У Макрона очень волатильный электорат, так как он и не правый, и не левый. Ещё раз подчеркиваю, что во Франции социалист-центрист – это непроходная позиция.

В том же, что касается франко-российских отношений, Макрон уже достаточно себя проявил, обвиняя россиян накануне своего первого мандата в желании повлиять на результаты президентских выборов во Франции.

– Остаётся крайне левый политик Меланшон. Он показал неплохие результаты на выборах…

И.Б.: Не исключено, но роли это не играет. Вы знаете, у меня есть один приятель, французский аристократ, считающий себя сталинистом, но он работает на «Национальный фронт», потому что, как он с грустью говорит, рабочие сейчас голосуют за «Национальный фронт», а он хочет трудиться на благо рабочего класса. Понимаете, каков парадокс? В «Национальном фронте» сейчас слились все тенденции – бывшие голлисты, выходцы из коммунистов, там полно рабочих, армия и полиция также голосуют за «Национальный фронт». Это действительно первая партия Франции на сегодня.

Возможно, покойный правый политик, автор многочисленных монографий Иван Бло был прав: «Национальный фронт» – он же «Национальное объединение» – переступил традиционный порог ультраправого электората и сумел завоевать симпатии самых широких масс. Вот только хитрые избирательные технологии Французской Республики он не учёл. Как показывают практика и возмущение многочисленных французских политиков, власти этой страны беспардонно и часто прибегают к подобной тактике.

Так, 25 апреля 2022 года один из крупнейших французских ТВ-каналов «France 2» открыто заявил о подлогах на президентских выборах. По самой скромной оценке аналитиков канала, не менее 200 тысяч голосов были попросту отобраны у Марин Ле Пен и зачислены в копилку Эмманюэля Макрона. Причём речь идёт только о крупнейших избирательных участках страны. Что творилось с голосами французов за рубежом, например, или с электронным голосованием, даже трудно себе представить. В то же время французские власти максимально цензурировали гражданскую жизнь. Так, в своей публикации «Франция – первый цензор твитов в мире» французский портал «La Tribune» сообщает, что 87 % запросов медиаторов Твит-сети с просьбой уничтожить комментарии как «неподобающие», поступают к ним именно из Франции.

Получается, если верить Ивану Бло, французы тяготеют к правым партиям – и если не к столь крайним проявлениям правой мысли, как «Национальное объединение» (оно же «Национальный фронт» по своему старому названию), так, по крайней мере, к союзу умеренных правых партий под общим названием «Республиканцы».

Умеренные «Республиканцы», наследники правоцентристского блока

Ещё один человек из пасьянса французской власти – Валери Пекресс, которой в 2022 году исполняется 55 лет. Она была министром бюджета в правительстве Франсуа Фийона при президенте Николя Саркози. С 2015 года Валери возглавляет регион Иль-де-Франс, самое сердце Франции, её центральную часть. Пекресс позиционирует себя как центристско-правый политик. Она лидер партии «Республиканцы».

Любопытно, что до осени 2016 года наиболее вероятным кандидатом на пост президента от правоцентристов считался бывший глава Республики Николя Саркози. Но он достаточно быстро вышел из игры, убедившись, что проигрывает другому возможному кандидату от «Республиканцев» – мэру города Бордо Алэну Жюппе. Тот же уступил пальму первенства Франсуа Фийону, попавшему в скандал с подозрением на создание фиктивной должности для собственной супруги Пенелопы (так называемое дело «Пенелопа-Гейт»).

Партия «Республиканцы» (Les Republicains) является объединением умеренных французских правых партий и на сегодня считается крупнейшей оппозиционной партией во Французской Республике. Партия была существенно реформирована бывшим президентом Франции и нынешним неформальным лидером «Республиканцев» Николя Саркози. Ее предыдущее название – «Союз за народное движение». Только что переизбранный президентом партии Лоран Вокье намерен и далее поддерживать хорошие отношения с российской политической элитой в преддверии возможного возвращения «Республиканцев» к власти. В России существует отдельное представительство партии. Вот уже несколько лет его возглавляет Алексис Таррад.

Я встретился с ним и переговорил накануне выборов, чтобы лучше понять сопряжение различных тайных пружин политической власти в Париже.

– Вы представитель мажоритарной французской партии «Республиканцы» в России. Ваша партия хорошо известна на вашей Родине. Но всё же несколько непонятно, в чём заключается ваша деятельность в России.

Алексис Таррад: Наша партия является первой во Франции. Она вобрала несколько правоцентристских партий-предшественниц, таких как UMP («Союз за народное движение») или RPR («Объединение за Республику»). В России мы работаем с французскими гражданами, зарегистрированными в вашей стране.

– То есть вы не работаете с российскими гражданами…

А.Т.: 20 % нашего контингента всё же представлены российским населением, ощущающим определённую близость к идеям «Республиканцев». Остальные – выходцы из Французской Республики.

– Но посольство Франции вас не поддерживает?

А.Т.: Перед посольством такие задачи не стоят. Ни одна французская партия не поддерживается местным дипломатическим представительством. Французские дипломаты, естественно, отчитываются перед своим

правительством, обеспечивая передачу информации российским властям.

– А много ли у вас за рубежом, то есть не во Франции, подобных представительств вашей партии?

А.Т.: Да, у нас около сотни организаций за пределами Франции. В целом, они образуют отдельную федерацию «Французы за границей». А во главе стоит генеральный секретарь партии сенатор Кристоф-Андре Фрасса, который периодически бывает в Москве. Его следующий приезд намечен на январь 2018 года. Сенатор отвечает перед партией подобно тому, как если бы все зарубежные партийные отделения составляли отдельную административную единицу – департамент – в составе Французского государства. Это большая работа! В каждой стране СНГ есть свои собственные представители нашей партии. Но не во всех бывших республиках: в Казахстане, Армении, Грузии, а также в восточноевропейских государствах. В Таджикистане, Узбекистане и т. д. у нас соответственных представительств нет ввиду малочисленности французских сообществ. Я отвечаю только за Россию.

Второй задачей, поставленной перед нашими представителями, является, помимо информирования французских избирателей о новостях нашей партийной жизни, передача информации между российскими органами власти и органами власти нашей партии «Республиканцы».

– Таким образом, если я правильно понял, вы способствуете тому, чтобы был постоянный контакт с отдельными политическими деятелями России, интересующимися Францией в России. Слава Богу, таких у нас хватает: к примеру, Сергей Евгеньевич Нарышкин, ушедший теперь на другую работу, в свою бытность в Государственной Думе Российской Федерации с удовольствием демонстрировал владение французским языком. То же можно сказать и о сенаторе Алексее Константиновиче Пушкове, также великолепно владеющем вашим языком.

А.Т.: Нашей целью не является исключительный диалог с франкоязычным населением. Благодаря переводчикам, языковый барьер преодолён. Нам существенную помощь оказывает Тьерри Мариани, который сохранил все свои контакты в России и передал их нам. Так же поступает и сенатор Фрасса. У нас 2 недели назад, как вы знаете, был переизбран президент нашей партии. В ближайшем будущем он, естественно, пребывая уже в своих подтверждённых прерогативах, вновь установит контакты с российскими властями.

Так что, идя вразрез с вашим первым высказыванием, ещё раз подчёркиваю, что мы работаем от лица именно нашей партии, а не президента Макрона и не его правительства.

– Собственно, я вам только задал наводящий вопрос, а не настаивал на своей правоте.

А.Т.: Когда Николя Саркози приехал в Москву в конце 2015 года, он совершенно не был согласен с Франсуа Олландом по поводу эмбарго на продажу вертолётоносцев «Мистралей». Так что руководство «Республиканцев» далеко не всегда придерживается взглядов нашего посольства. Мы просто готовим почву для возвращения нашей партии во власть.

– Вы говорите по-русски?

А.Т.: Не так хорошо, как вы по-французски.

– То есть вы очень хорошо понимаете Россию, что должно облегчить ваш контакт с местным населением.

А.Т.: Я не более не менее всего лишь представитель. Моя жизнь в России и моё восприятие России, конечно, важны, но прежде всего я рупор позиции штаб-квартиры моей партии, находящейся во Франции.

Но должен сказать, я часто сталкиваюсь с пробелами в культуре взаимного общения. Дело в том, что наши страны общаются столетиями. Мы не можем прервать сегодня диалог с такой международной единицей, как Россия. В особенности когда наблюдаешь тот путь, который она прошла с эпохи девяностых. Кстати, президент Путин сказал, что если посмотреть на восприятие мира, идеологию, проблемы безопасности, экономику, семейные ценности, то, на его взгляд, французская партия «Республиканцы» и российская партия «Единая Россия» имеют общее стратегическое видение проблем. Так что диалог должен продолжаться.

– А каков взгляд «Республиканцев» на политику России на данном этапе развития в свете отвратительных отношений с Западным блоком?

А.Т.: Отмечу, что уже в 2015 году Н. Саркози хотел продолжения диалога для у становления точек расхождения в нашем восприятии мира для проверки обоснованности позиций каждой стороны по этим пунктам.

Тьерри Мариани продолжил диалог с российскими властями от имени нашей партии. У нас в рядах партии хватает лидеров, подобных нашему президенту партии Лорану Вокье. Он всегда относился с большим интересом и открыто к России.

– А каково ваше отношение к Крыму?

А.Т.: Эту тему трудно обсудить за несколько минут. Опять затрону историю, так как она очень важна для правильного восприятия крымской проблематики. Надо понять, что достаточно сложно себе представить, как Крым был отдан несколько десятилетий назад Украине. С учётом истории вполне очевидно, что местное население более тяготело к России, чем к Украине, которой полуостров был передан 50 лет назад.

Тьерри Мариани говорит, что нужно придерживаться духа Минских соглашений. Но ни одна из сторон не следует договорённостям. Что также отражает и политику Украины, которая сама по себе представляет некий «казус белли» (то есть повод к войне – примечание автора). Мне представляется, что поддержка конфликта на Украине не входит в приоритетные направления ни для Евросоюза, ни для Франции.

Отмечу, что россияне с большим уважением относятся к мемориалу на месте захоронения французских солдат, павших в эпоху Севастопольской кампании. Эта проблематика не разъединила, а даже объединила наши народы, как ни странно это звучит. То же касается и эпохи наполеоновских войн.

Несмотря на формальные заявления о дружбе и сотрудничестве с государствами, входившими в состав СССР, время от времени Пекресс позволяет себе достаточно скандальные… выходки. Например, она неожиданно для всех, без каких-либо согласований с Россией, или с Азербайджаном, или с кем-либо ещё, посетила Степанакерт в Карабахе. Зачем было появляться на территории, признанной частью Азербайджана, хоть и находящейся под временным контролем российских миротворцев и с компактным проживанием армянского населения? Но она это сделала, и данный инцидент вызвал серьёзные трения между Парижем, Баку, Ереваном, Анкарой и Москвой. Я не берусь что-то в данной связи обсуждать, но подобный жест не укладывается в рамки продуманной дипломатической стратегии.

Для того, чтобы иметь полное и законченное представление о том, что такое правоцентристский блок, традиционно наиболее влиятельный и респектабельный во Франции (пусть и не всегда находящийся у власти), я решил побеседовать с одним из первых лиц «Республиканцев», о котором упомянул мой предыдущий эксперт, а именно с сенатором Фрасса.

Сенатор Кристоф-Андрэ Фрасса, бывший советником главы французской партии «Республиканцы» Лорана Вокье (Laurent Marie Wauquiez) с 2017-го по 2019 год. Он также традиционно близок к лидеру этой оппозиционной французской партии, бывшему президенту Республики Николя Саркози. В ходе своей поездки в Россию сенатор провёл переговоры в Совете Федерации с целью наметить путь для возможного выхода из политического кризиса, порождённого санкционной политикой Евросоюза относительно России.

– Господин Фрасса, вы сенатор и отвечаете за работу с французскими гражданами за границей. Это ваше первое посещение России?

Кристоф-Андрэ Фрасса: Нет. После возобновления моего мандата я уже совершил несколько поездок в вашу страну, так как Россия входит в число стран, которые я курирую в рамках моей профессиональной деятельности.

– А так ли много французов в действительности проживает за рубежом?

К.-А.Ф.: Их становится всё больше и больше, потому что, согласно последним правдоподобным статистическим отчётам национальной службы статистики, нас, зарубежных французов, где-то порядка 3 миллионов 300 тысяч человек.

– Это впечатляет, так как недалеко по численности от населения Финляндии.

К.-А.Ф.: Вы правы. Если брать по удельному весу населения, то французы за границей выделяются нашей партией в отдельную административную территориальную единицу, которая по численности населения входит в число первых 10 департаментов Франции!

– И если я правильно понял, в вашу зону ответственности входят без изъятия все страны проживания французов, включая Латинскую Америку и т. д.?

К.-А.Ф.: Абсолютно верно. На всех 5 континентах! То есть в нижней палате парламента депутаты делят ответственность по разным странам, в которых проживают наши соотечественники, а вот курирующий сенатор – то есть ваш покорный слуга – отвечает за все страны мира.

– Я хотел бы перейти к вашей политической карьере, господин сенатор! Похоже, вы всегда избирались от правого крыла парламента… Вы начали свой путь в рядах RPR («Объединение в поддержку Республики»), потом перешли в UMP («Союз за народное движение»)…

К.-А.Ф.: Вы правы. Я выходец из традиционной семьи, придерживавшейся принципов голлизма. В 1990 году, в возрасте 20 с небольшим лет, я вошел в ряды RPR. Я всегда оставался верен моей политической семье и, находясь в ней, перешёл в момент объединения правых партий в UMP. То есть партия всегда оставалась всё та же – она просто поменяла своё название.

– И ваша политическая позиция близка позиции Николя Саркози, полагаю?

К.-А.Ф.: Да, в своё время я принимал участие в его избирательной кампании и всегда поддерживал его политику.

– Следующий вопрос – и надеюсь, с учётом того, что вы политический деятель, а не чиновник, – вы ответите мне со всей присущей вам откровенностью… Каков ваш взгляд на политику президента Франции и на его политическую партию? Знаете, из-за границы иногда трудно разобраться в оттенках некоторых идей и предпочтениях. Насколько можно судить, правящая партия Франции равноудалена и от левых, и от правых?

К.-А.Ф.: На самом деле, таков был политический выбор президента Республики. Прежде всего, он замыслил своё движение «Вперёд, Республика!» (En marche! – Прим. пер. полное название – «Ассоциация за обновление политической жизни») по другому образцу, чем традиционная политическая партия. Он решил, что это движение не будет принадлежать ни правому, ни левому крылу. И, как бы сказал наш знаменитый актёр Пьер Дак: «И обратного он тоже не желал!» (Смеется.) Так что, по правде говоря, Макрону вполне удался его политический манёвр. Он пригласил в свою партию как правых, так и левых политических деятелей, и центристов тоже. Но сегодня стало очевидным, что настоящая природа французов такова – во всяком случае, так как мы её определяем сами после Французской революции – что мы всё равно себя мыслим либо правыми, либо левыми. Так, внутри новообразования Эмманюэля Макрона уже выделилось левое крыло из представителей левых партий, которых он пригласил. Я говорю о представительной части партии «Вперёд».

Так что желание устроить некую политическую революцию и отказаться от традиционного деления на правых и левых вряд ли продуктивно. Сильно сомневаюсь в этом!

Французам необходимо видеть столкновение идей, а не симбиоз политических взглядов, где берёшь немного от правых, немного от левых, а потом пытаешься выстроить из этого некую политическую линию по рецепту немецких коалиций.

– А как обстоят дела у правящей партии в Сенате?

К.-А.Ф.: Мы все почувствовали определённую грубость власти по отношению к местным политическим организациям. В конечном счёте стал очевидным разрыв между движением «Вперёд, Республика!» и местной жизнью людей, их чаяниями и интересами. Так что движение «Вперёд, Республика!» является городской задумкой, которую не поддерживает сельская среда. Наша деревня не примкнула к тем взглядам, которые распространяет партия Макрона. Если он хочет преуспеть, то ему ещё предстоит серьёзная работа.

– Следует ли полагать, основываясь на том, что вы нам очень доходчиво объяснили, что движение «Вперёд, Республика!» не соответствует политическим взглядам подавляющего большинства французов, будь то в среде фермеров или в провинциальных городах? Но ведь и в Париже, насколько мне представляется, тоже большинство людей разделяет взгляды оппозиционной партии «Республиканцы»?

К.-А.Ф.: На сегодня «Республиканцы» являются политической силой, предлагающей настоящую альтернативу. Дело в том, что французская политика в том виде, в котором она была в своё время замыслена, и так, как она в норме функционирует, соответствует следующему устройству: должно быть большинство. Именно его и представляют движение «Вперёд» и его союзники. Но ведь нужна и настоящая оппозиция! И вряд ли она будет состоять из приверженцев господина Меланшона, который по ряду позиций выступает всё же как экстремист. Так что «Республиканцы» – единственная политическая структура, способная предложить альтернативу на выборах любого уровня – будь то переизбрание в парламент или муниципальные выборы, согласно нашему политическому календарю.

– Что вы думаете по поводу «Национального фронта»? На самом деле «Национальный фронт» очень популярен в России. Не буду от вас этого скрывать! В подсознании ряда экспертов, изучающих политическую жизнь вашей страны, эта партия почему-то считается едва ли не самой представительной во Франции. Я говорю о бытующих в России представлениях о взглядах французской глубинки. Я отдаю себе отчет, господин сенатор, что мой вопрос с лёгким оттенком провокации, но всё же хочу вам его задать.

К.-А.Ф.: Да, «Национальный фронт» завоевал голоса и сумел привлечь на свою сторону широкие круги, потому что ему удалось сыграть на страхах и ощущении абсолютной усталости от власти очень многих французов. Он сумел найти дорогу к сердцу той Франции, которая изверилась в том, что традиционные партии, включая «Республиканцев», на самом деле стоят на правых позициях. Так что он сумел осуществить прорыв на территорию электората, который не относится к традиционному срезу его сторонников. «Национальный фронт» сумел сыграть на популизме и на эмоциях тех наших граждан, которые чувствовали себя неуютно в стране и которых всё просто достало! Эти люди великолепно поняли, что любая политика, испробованная до сей поры левыми, правыми, центристами, нисколько не изменила их жизнь к лучшему. Повседневность осталась прежней. Так что, так как другим ничего не удалось, рассуждали эти люди, давайте предоставим свой шанс и этой политической партии! Но, в конце концов, «Национальный фронт» потерпел поражение.

Да, Марин удался настоящий подвиг в ходе той её президентской кампании, которую мы, традиционные правые, расценили как очень опасную. Она была опасной для нас, так как проявила опасную для других правых партий эффективность. Но потом – бах! – она проваливается, полностью, разочаровав тот электорат, который от отчаяния мог пойти за ней. В конечном счёте все поняли, что она настолько же плоха, как и её отец, возглавлявший до неё «Национальный фронт». Так что в результате все эти люди, которые, находясь в соответствующем состоянии духа, а может быть, некоторые из них, движимые отчаянием, выбрали в избирательном бюллетене «Национальный фронт», увидели истину. Они голосовали не из-за того, что примкнули к программе «Национального фронта», а просто им хотелось выразить своё недовольство теми партиями, которым они отдавали раньше свои голоса, будь то мы, «Республиканцы», или другие правые политические движения. Так что, в конце концов, мы видим, что теперь эти люди предпочитают спокойно, даже прямо-таки безмятежно вернуться к более взвешенной правой партии, которая действительно стоит на правых, но всё же республиканских позициях. Тем более, что теперь все поняли, что «Национальный фронт» не желает власти. Потому что Марин Ле Пен всё показала в ходе дебатов с Эмманюэлем Макроном. Она занимается популизмом. Если бы она реально, хоть сколько-нибудь хотела быть во власти, то выбрала бы совсем другую линию, чем то, что она нам явила, столкнувшись с Эмманюэлем Макроном.

Вы видите, что сейчас её партия несколько не здорова – там идёт ротация управляющего состава; кто-то покинул её ряды… Так что, скорее всего, «Национальный фронт» находится в нестабильном положении.

Вынужден заключить, что Ле Пен подорвала свой собственный успех!

– Что вы думаете – попытаюсь несколько ограничить поле моего вопроса – о франко-российских отношениях на нынешнем их этапе развития?

К.-А.Ф.: Предлагаю сначала затронуть вопрос двусторонних отношений, а затем перейти к Евросоюзу и его политике относительно вашей страны. В том, что касается франко-российской составляющей международных дел, признаюсь, что нынешние шаги Эмманюэля Макрона кажутся мне интересными, так как он решил покончить с тем очень плохим периодом в отношениях, который начался в 2014–2015 годы, в эпоху предыдущего президентского мандата. В конечном счёте нынешний президент Франции предпочёл встать на прагматичные позиции относительно России.

Так что тут мы возвращаемся к естественным, исконным взаимоотношениям между Францией и Россией. Мы сейчас переживаем с этими санкциями очень неблагополучный момент, так как Франция великолепно отдаёт себе отчёт, что первой жертвой этой политики, навязанной ЕС, стал весь наш французский агропром.

– Бретонские фермеры, прежде всего…

К.-А.Ф.: Они – да! По не только они. Не будем забывать об Оверни, да и вообще о всех крупных сельскохозяйственных районах страны. Все от этого страдают! И мы хорошо это понимаем. После ввода санкций экспорт сельхозтоваров из Евросоюза в Россию упал где-то вдвое. А Россия этого даже особо и не заметила, просто переориентировавшись на других партнёров – Иран, Китай и другие азиатские государства. Эти другие партнёры сумели развить отношения с Россией, пока Евросоюз занимался санкциями.

Кстати, в области санкционной политики существуют 2 раздела – экономические санкции и ограничительные меры, направленные против физлиц. Последнюю часть я всегда считал абсурдной и контрпродуктивной. Потому что нельзя сидеть за столом переговоров, имея напротив себя пустые стулья. Потому что для того, чтобы выработать решение о выходе из этого кризиса, необходимо обсуждать эту ситуацию с теми лицами, которые как раз и не могут приехать ввиду того, что против них и выработаны санкционные ограничения на перемещение. И сегодня очевидно, что речь идёт о ключевых фигурах.

В ходе моего визита в Москву я уже провёл встречу с председателем Комитета по международным делам Совета Федерации России Константином Косачёвым. В ходе обсуждения мы затронули сложившуюся ситуацию. Я также рассказал ему о подготовленном нами в Сенате заключении для Евросоюза. Совет Федерации России хотел ознакомиться с нашими выводами и дать свои комментарии. Мы сопоставили документы и позиции для того, чтобы между нашими институтами власти возник диалог. Так что думаю, что, согласно законам формальной логики, настал момент, когда мы должны постепенно начать движение в сторону выхода из кризиса.

Думаю, что в области экономической санкционной политики необходимо проявить положительную инициативу с европейской стороны. По для этого необходим позитивный шаг со стороны российской.

Диалог – крайне важная вещь. Так уж политически сложилось, что в бытность у власти предыдущего французского президента у нас возникла блокировка для решения указанного вопроса. В его эпоху диалога не было – был только обмен мнениями. Каждый оставался в своём окопе. Теперь, сразу же с первой встречи, когда президент Путин прибыл в Версаль – где, кстати, территориально и находится Трианон, – мы почувствовали очень положительное начало этого процесса диалога.

Я верю в политику маленьких, но последовательных шагов. Потому что когда шагаешь слишком широко, то велик риск упасть и разбить себе лицо. Вернее делать мелкие шаги.

В речах французских политиков правоцентристского умеренного толка нередко звучит определение партии «Республиканцы» как некоего конгломерата, вобравшего в себя очень многие политические образования и прежде независимые движения. Одной из таких малых, но любопытных партий является «Вставай, Франция», во главе которой многие годы находится Николя Дюпон-Эньян. И пусть малые партии не играют на уровне Высшей Лиги, но, входя в различные союзы и объединения, нередко именно они решают, за кем останется победа.

Чтобы добавить немаловажный штрих в наш коллективный портрет французского политического класса, я побеседовал со вторым лицом партии «Вставай, Франция!» Стефани Жибо. Её жизненный путь достаточно красноречиво свидетельствует о бедах среднего французского избирателя и людях, вкладывающих свои надежды в правоцентристское объединение. В отличие от сенатора Фрасса и представителя его партии в России Таррада, эти граждане не парят в эмпиреях – они обречены на ежедневную борьбу за существование, за кусок хлеба, за очередной транш на многогодовой кредит. Именно поэтому свидетельство Стефани и её борьба за справедливость против банковского капитала для нас тоже очень важны.

Стефани Жибо возглавляет комитет общественной поддержки французской политической партии «Вставай, Франция!» (Debout la France!).

Эта политическая партия голлистского направления возникла в 1999 году на правах политического движения в составе голлистской партии RPR (СНР – «Союз за Новую Республику»), далее в составе мажоритарного правоцентристского блока Франции UMP (СНД – «Союз за народную демократию») под названием «Вставай, Республика!» («Debout la Republique!»). Партия входит в общеевропейский альянс политических движений ЕС за прямую демократию в Европе.

Стефани Жибо стала известна во французском политическом бомонде своей борьбой с банковской коррупцией и утечкой капиталов, что и привело её в большую политику. Ранее она работала в составе руководства одного из крупнейших швейцарских банков UBS (Союз швейцарских банков). Около 15 лет назад она была вынуждена покинуть свою должность, отказавшись участвовать в банковских махинациях по перекачке денег из Франции в налоговый рай Швейцарии, то есть покрывать то, что можно банально определить как «бегство капиталов». Стефани решила поделиться своим личным и профессиональным опытом и выпустила книгу под названием «Одна женщина, которая слишком много знала».

– Стефани, расскажите, пожалуйста, что за история с вами приключилась на самом Олимпе швейцарских банковских корпораций?

Стефани Жибо: Я рассказываю в этой книге долгую и запутанную историю тех лет, когда я отвечала за маркетинг и систему коммуникаций в составе Швейцарского союза банков (UBS). В июне 2008 года генеральный директор UBS France дал мне указание срочно стереть картотеку данных на привилегированных клиентов нашего банка, выводящих свои средства за границу через нашу сеть. Я тогда отказалась подчиниться, после чего начался 3-летний период жестоких преследований и остракизма со стороны руководства и коллег. Тогда-то я и поняла, что реально участвую в установлении отношений между филиалами банка за рубежом и клиентскими счетами во Франции. То есть на 90 % речь шла об оффшорах. Поверенные в делах крупных клиентов нашего банка незаконно переводили счета, главным образом в Швейцарию. Иными словами, я не хотела оказаться замешанной в том самом бегстве капиталов и отмывании средств по сговору нескольких лиц, так как ни одна из этих операций не была должным образом декларирована французским финансовым властям. У меня тогда и возник вопрос о моей личной ответственности. Я должна была представлять наш бренд потенциальным клиентам. В 2009 году я решила подать в суд против UBS. Собственно, у моего бывшего работодателя, швейцарского банка, есть альтернатива: или ответить по всей строгости закона, либо согласиться на сотрудничество со следствием и заплатить штраф, формально не признав себя виновной стороной. То есть речь идёт о полюбовном разрешении конфликта. Думаю, что если бы кто-нибудь снял фильм по моей истории, то его обвинили бы в нездоровом воображении.

– Мы знаем, что для того, чтобы добиться справедливости, да и просто иметь средства к существованию, вы были даже вынуждены продать свою квартиру в дорогом шестнадцатом квартале Парижа…

С.Ж.: Истории подобного рода разрушают вашу жизнь. Сначала мне показалось, что речь идёт о некоем частном, моём, конфликте с работодателем и что мы сможем договориться. Но в конечном счёте я поняла, что речь идёт о государственном деле. Не могу не упомянуть по этому поводу бывшего министра бюджета Франции Жерома Каюзака (2012–2013), схваченного с поличным при переводе собственных средств в Швейцарию. Это том самый Каюзак, который призывал наших сограждан потуже затянуть пояса из-за неблагоприятной финансовой конъюнктуры! Тот самый человек, который поднял на щит свою программу по борьбе с утечкой капиталов за рубеж! И вот этот человек открывает в моём банке собственные незаконные счета в Женеве! Вы понимаете, что масштабы этого расследования далеко выходят за пределы моей личной судьбы. Я была обыкновенной служащей, матерью семейства – не более того! И вот тут я столкнулась с машиной, не ведающей усталости и жалости, перемалывающей вас… Когда я покинула мой банк, я была в депрессивном состоянии, и мне было сложно из него выйти. А потом я неожиданно оказалась в сфере внимания СМИ. Начиная с 2013 года я стала известной персоной во Франции. Но в результате моей деятельности я получила волчий билет в профессии: ни один банк больше не желал иметь со мной дела!

– Не хотелось бы задавать вам навязчивые вопросы, но всё же: почему вы на это пошли, подставившись под удар, бросив в топку собственную карьеру, растратив всё своё достояние и скомпрометировав собственное профессиональное будущее? Вы же понимаете, что вы в том числе, возможно, и жизнью рисковали!

С.Ж.: Можно по-разному ответить на этот вопрос… Сначала я думала, что столкнулась только с UBS. Мне казалось, что, соблюдая закон, следуя статьям Уголовного и Административного кодексов, я смогу чувствовать себя под защитой. Но я поняла, что само государство и не соблюдает, в первую голову, собственные законы. Служащие же банка стали доказывать, что я всё придумала. Мне пришлось столкнуться со сговором первых лиц ряда отраслей – банка, высшей администрации страны, СМИ…

И вот я узнаю, что г-н Московией, министр финансов Франции (2012–2014), назначает в состав Счётной палаты, занимающейся банковским аудитом, представителя французского филиала моего бывшего банка UBS! Так что с 2012 года я без работы. Все мои накопления окончились. Мой бывший банк подал на меня в 2010 году в суд за клевету, чтобы заткнуть мне рот. Они проиграли процесс. Я подала встречный иск, возбудив дело за преследования против меня. Я выиграла. Они были приговорены к небольшому штрафу – где-то 30 тысяч евро. Сами банкиры делают вид, что ни в чём особом они не замечены. Кстати, в 2007 году они уже были приговорены к миллиарду долларов штрафа за незаконные сделки в США. Два года назад они оплатили штраф в Германии на общую сумму в 300 миллионов евро за аналогичный проступок. Самое интересное, что они каждый раз уходят от правосудия, идут на полюбовное решение вопроса и, согласно показаниям швейцарских граждан, банкиры всем рассказывают, что ни разу не были приговорены по решению суда. Но, к сожалению, по нашим законам, банки могут идти на сделку и уплачивать штраф ещё до передачи дела на рассмотрение суда и вынесения определения.

– И именно так вы и пришли к политической карьере и стали одним из руководителей партии «Вставай, Франция!». Вы – глава комитета поддержки этой умеренной правой партии, входящей в Альянс за прямую демократию европейских партий. Мы помним, что президентом партии является Николя Дюпон-Эньян.

С.Ж.: Да, всё именно так и есть! Только наша партия выступает за людей, желающих бороться с финансовыми преступлениями. Я удивлена сговором на уровне Парламента и Сената Франции. Иначе как объяснить деятельность таких господ, как Каюзак и Московией? Только сейчас я поняла, насколько наша страна подвержена коррупции.

– Можно ли сказать, что в вашей политической деятельности вы в какой-то степени вдохновляетесь голлистскими идеями?

С.Ж.: Эти идеи я впитала с молоком матери. Часто говорят о политической идеологии. Но не это важно в моих глазах. Гораздо более страшно наблюдать за тем, как наша страна вошла в затяжное пике… Как постепенно пропадают наши ценности. Я мать. Я вижу, как уходят, пропадают наши устои, как нам не удаётся передавать их новому поколению, как постепенно у нас воцарилось царство лжи…

– Один французский политик мне сказал, что самое страшное – это не узнавать себя в своих детях. Я понимаю, что вам бы хотелось, чтобы молодые французы тоже были носителями тех идей, которые в своё время сделали Францию центром притяжения и великой страной.

С.Ж.: Мы в нашей партии пытаемся объединить всех разделяющих наши идеи. Мы хотим, чтобы наши сограждане более заинтересованно относились к своему будущему и будущему своих детей. Николя Дюпон-Эньян интересуется проблемой коррупции на верхах, которую, в частности, вскрыла моя история с Швейцарским союзом банков (UBS). Наша партия «Вставай, Франция!» выступает за честных людей, пусть и не входящих в высшую политическую лигу, за тех, которым дорога наша страна.

И всё же правоцентристские «Республиканцы» более всего подходят под определение В.И. Ленина, который как-то назвал центристов в Думе «болотом». Союз за социальную справедливость – это, несомненно, благое начинание, но именно благими намерениями – и начинаниями – как говорят, выложена широкая дорога в ад. Опять-таки те, кто во все века, времена и народы брали в руки власть, представляли незначительное хищное меньшинство, которое потом организовывало большинство, перерабатывая во благо или во зло (как нам ныне академически доказал это украинский пример) идеи социума.

Во Франции уже давно не просто назрел кризис, но и появилась категория тех, кто чётко и хорошо знает, в кого и когда надо стрелять. Такие избиратели нашли себе своего идола – им стал Эрик Земмур, создавший партию с говорящим названием «Реконкиста», вряд ли нуждающимся в дополнительных пояснениях о сути предлагаемой этим политиком платформы.

Неистовый Земмур и его «Реконкиста»

С ростом недовольства в кругах армии и разведки связывают следующий факт: в конце 2021 года мы наблюдали резкий подъём популярности такого кандидата в президенты, как журналист и политик Эрик Земмур, основатель скандальной ультраправой партии «Реконкиста». Его политическое формирование выступает за насильственное обращение в европейскую цивилизацию всех новоприбывших мусульман вплоть до замены их имён на французские, высылку из страны «непоко-рившихся» и другие кардинальные меры, которые, по словам самого Земмура, могут привести к противостоянию в обществе двух сил.

В ходе прошедшей в 2022 году президентской избирательной кампании во главе избирательного штаба Земмура стоял генерал Бертран Уит де Ля Шенэ. Тут ключевая комбинация слова «генерал» и титулации «де ля», то есть он является представителем старой французской элиты и членом военной элиты одновременно. В число ближайших советников Земмура также входит один из популярных в широких кругах преподавателей Французской общевойсковой академии Каролин Галактерос.

Справка. «Четырёхзвёздный» генерал (высший ранг) Бертран Уит де Ля Шенэ (Bertrand Houitte de La Chesnay) – убеждённый католик, отец пятерых детей, придерживается ультраправых взглядов. Официально 63-летний генерал не в отставке, а числится «в резерве» (продолжает получать довольствие и значится в номенклатуре президента Республики).

И вот эти круги, получается, сделали ставку на Земмура, который не скрывает ни своего еврейского происхождения, ни своих достаточно экстремистских и непримиримых взглядов. Так, например, политик призывает ни много ни мало к массовой репатриации мигрантов. А таковых во Франции около 20 миллионов человек, то есть чуть ли не треть населения! И что, эти 20 миллионов должны собрать чемоданы и куда-то уезжать, где их не ждут, где уровень жизни гораздо ниже, чем во Франции?

Кстати, Эрик Земмур готов к полновесному сотрудничеству с Россией. Юсеф Хинди, французский политолог и эксперт, изучивший партию «Реконкиста», считает, что Земмур действительно способен оседлать ситуацию во время грядущего кризиса и обеспечить немедленный переход Франции к масштабным репрессиям и, как следствие, к тоталитаризму.

Не все французские военные выступают – тайно или явно – в поддержку Земмура. Но большинство людей, имеющих отношение к силовому блоку, очень недовольно нынешней политикой властей. А когда армия не солидарна со своим главнокомандующим, это опасно лично для самого главнокомандующего. О состоянии духа высшей элиты французских военных вполне свидетельствует моя беседа с одним из представителей этого закрытого сообщества – Кзавье Моро, постоянно живущим в России. Его свидетельство, возможно, даёт ключ к пониманию, почему французская армия последовательно выступает за союз с Россией и разрыв с американцами.

Выпускник общевойсковой Военной академии Франции Сен-Сир Кзавье Моро уже много лет живёт и работает в России. Он известный у себя на Родине политолог, писатель и член Торгово-промышленной палаты Франции. Кзавье также активно участвует в политической жизни своей страны. Проживая постоянно в России, Моро ведёт портал «Центр политико-стратегического анализа» («Stratpol»). Как человек, глубоко погружённый в дипломатическую и деловую составляющие франко-российских отношений, Моро имеет свой оригинальный взгляд на будущее своей страны и перспективы франко-российских деловых отношений.

Роль Франции – не только относительно России, но и США, и Китая – это хранить мировое равновесие. Франция должна поддерживать равновесие в мире. А Париж должен оставаться привилегированным местом проведения международных переговоров. Наша цель – избегать любых обострений международного положения, через которые мы уже прошли.

– Существует такая тенденция – представлять Францию, умаляя её достоинства, подчеркивая определённую утрату её суверенитета. Хотя Франция по-прежнему постоянный член Совбеза ООН, у неё сильнейшая в Западной Европе армия, сильный военно-морской флот, независимый стратегический щит, кстати, не переданный под объединённое командование НАТО. То есть речь идёт о развитой стране, с собственной космической программой и собственной элементной базой, в отличие от других стран Западной Европы, где цифровые технологии отданы на откуп американцам. Согласны?

Кзавье Моро: В вашем вопросе содержится сразу несколько подвопросов. Я считаю, что вхождение в объединённое военное командование НАТО не имеет такое уж самодовлеющее значение. Мы так или иначе были в НАТО! Думаю, что это стоило нам дорого – где-то около 12 миллиардов евро, потраченных впустую. Речь идёт о необходимости для Франции вообще выйти из НАТО, как этого и хотел генерал де Голль. Тогда, когда он это проделал, в 1963 году, это имело большой смысл, так как на территории Франции на тот момент присутствовали 183, насколько мне помнится, американские военные базы. Мы их закрыли тогда и избавились от иностранного ядерного оружия. Вопрос о том, чтобы просто покинуть организацию, окончательно изжившую себя. И не платить за наших генералов, шастающих со своей свитой по Норфолку. Нам надо построить европейскую систему обороны.

Вы знаете, когда генерал де Голль пришел к власти, он вовсе невраждебно относился к НАТО. Он попытался даже реформировать Северо-Атлантический альянс до того, как принял решение о выходе Франции из него. Он пытался добиться передачи управления Югом Европы в рамках этого блока в руки Парижа. А потом, как он это и заявил в своей речи в момент выхода из НАТО, он понял, что американский авантюризм – опасная вещь, а также что НАТО нельзя реформировать. Он также заявил, что советская угроза значительно уменьшилась и что он более не видит смысла в агрессивном Альянсе. По тем же причинам, думается, нам надлежит выйти из этого блока сегодня. Я подтверждаю, что американский политический авантюризм опасен для Европы и что никакой русской угрозы на сегодня уже нет! Кроме того, НАТО нам обходится в копейку. Так что пора нам уже покинуть эту структуру, что позволит приступить, наконец, к строительству правильных отношений с Россией. Для меня НАТО – старая рухлядь! Кстати,

Скачать книгу