Прочь от тебя бесплатное чтение

Прочь от тебя
Айрин Лакс

Пролог

За окном - уже поздний вечер... Всё тело ломит от усталости, а голова гудит словно потревоженный улей. Слишком много впечатлений для последних нескольких  дней. Я не знаю, каким чудом я ещё держусь на ногах. Литры выпитого кофе сделали своё дело? Или энтузиазм вкупе с упрямством и безвыходностью..? У меня просто нет никакого морального права раскисать. Особенно сейчас, когда впереди появился огонёк надежды и обстоятельства начали складываться в мою пользу.

Хочется растянуться на ровном месте, пусть даже на полу, без единого движения, но надо ещё собрать игрушки и вымыть посуду, собравшуюся за целый день. С игрушками я справляюсь в два счёта. Сейчас, когда маленький разбойник спокойно посапывает, убрать безобразие не составляет большого труда. И на автомате мою посуду, не задумываясь о своих действиях. Вытираю руки о полотенце. На сегодня - достаточно, смотрю на экран телефона. 23-45. Нет, усмехаюсь я. Уже даже не вечер, а ночь... Телефон выскальзывает из влажных пальцев и падает на пол. И в открывшемся окне сообщений я вижу текст:

"Ну что, сука, хорошо устроилась на новом месте?"

Меня насквозь прошибает страхом, а лоб покрывается холодной испариной. Я словно наяву слышу его голос и вижу взгляд тёмно-карих глаз: один глаз прищурен чуть больше другого, и этот взгляд не сулит мне ничего хорошего. Я застываю на месте без движения и смотрю на экран телефона, не мигая, до тех пор, пока он не гаснет. Собираюсь с духом и поднимаю его трясущимися пальцами, вдыхаю до боли в груди и открываю сообщение. Буквы перед глазами пляшут как сумасшедшие, и лишь спустя минуту до меня доходит, что это старое сообщение. Я смотрю на дату, раз за разом вглядываясь в цифры, минувшие в прошлое, и облегчённо вздыхаю. Огромный камень падает с моей души. Я думала, что уже стерла все сообщения из памяти телефона. Уничтожила все его гневные послания, матерные, дышащие злобой и ненавистью. Но, оказывается, что среди сообщений о погоде и рекламных рассылок затерялось одно, напугавшее меня, как сквозняк, внезапно распахнувший закрытое окно.

Я удаляю сообщение и пролистываю ленту сообщений вниз, чтобы убедиться - больше ничего. Одно-единственное упущение, досадная невнимательность с моей стороны. Я откладываю телефон в сторону и повторяю про себя, что ему нет никакого дела до меня и Сашеньки. Всё в прошлом. Я убеждаю в правильности этого утверждения себя до тех пор, пока оно не превращается в аксиому, и поправляю сползшее вниз одеяло, которым укрыт спящий сыночек.

Глава 1

Я никогда не испытывала паники или страха перед лицом многолюдных городов. Выросшая в маленьком городке, численность которого едва ли превышала пятьдесят тысяч живых душ, я с любопытством и жаждой нового впитывала в себя шум и ритм большого города, где мне доводилось учиться. Большого... Смеюсь... По сравнению с теми городами, где я бывала ранее, нынешний кажется просто огромным. Больше миллиона жителей. Подумать только... И сейчас я, сошедшая с поезда, стоя на вокзале, испытываю какой-то необъяснимый ужас перед многолюдной равнодушной толпой. Волны торопящихся людей огибают меня, застывшую неподвижно, словно утёс. Страх. Липкий, противный до одури, он взбирается вверх по ногам, проникая под кожу. Я слышу его скрипучий голос и чувствую, как он скребётся внутри меня, выгрызая для себя место. Он нашёптывает мне, что всё бесполезно. Ты совершенно одна... Тебе не кого положиться... Уезжай прочь и забейся в угол, не высовывая своего носа...

- Маааам...

Тёплая ладошка в моей руке сжимается чуть крепче. Сашенька крепко хватается за мои пальцы, одним своим прикосновением выдёргивая меня из жутких лап кошмарного наваждения. Один жест трёхлетнего ребёнка разгоняет прочь тучи и наполняет меня решимостью.

- Пойдём...

Я закидываю рюкзак на спину и подхватываю сумку. Нужно отойти подальше, достать телефон и позвонить двоюродной тётке. Она обещала встретить меня на вокзале. Поезд немного задержался в пути, но я не вижу тётю Надю в собравшейся толпе. Я пристраиваю Сашеньку на лавочку, доставая его любимую игрушку из рюкзака. Он радостно обхватывает синюю полицейскую машину из мультфильма "Робокар Поли" и начинает жужжать себе под нос.

Гудки, гудки, гудки... Я пытаюсь дозвониться уже минут пять, но слышу только равнодушные гудки. Наконец, тётя Надя поднимает трубку.

- Алло...

Голос звучит недовольно, но я стараюсь не обращать на такие мелочи внимания.

- Добрый вечер, тётя Надя. А я приехала, жду вас на вокзале.

- Кать, ты что ли? Ну поздравляю, поздравляю... А я думала, что ты так, шутя, говорила о том, что собираешься переезжать...

- Нет же, - я вымученно улыбаюсь в ответ, - какие шутки? Мы же на прошлой неделе разговаривали...

- Аааа... - тянет тётя Надя. И молчит.

Я матерюсь про себя. Я отдаю себе в отчёт, что тётя Надя не горит желанием видеть на пороге своего дома племянницу с сыном, но разве не она сама согласилась встретить меня, радушно заявив на похоронах, мол, трудно будет - приезжай, чай не чужие мы. Не чужие. Нет. Но иногда родные кажутся дальше и непонятнее самого казалось бы чужого человека. И я ведь приехала не как снег на голову, а заранее созванивалась, заручившись её согласием. Но сейчас понимаю, что то была лишь элементарная вежливость, не более...

Не люблю просить... А в голове слова матери, шепчущей вполголоса: "Просите – и вам дадут, ищите – и найдете, стучите – и вам откроют. Потому что каждый, кто просит, получает, и кто ищет, находит, и тому, кто стучит, откроют." (Св. Евангелие от Матфея 7:7,8)

Пропадите вы все пропадом со своими проповедями!.. Я вдыхаю поглубже и как можно спокойнее произношу:

- Значит  вы не встретите меня, как договаривались? Я с Сашенькой на вокзале сижу...

- Мне бы твои заботы, - нехотя выдавливает из себя тётка, - дел по горло. И сын уже умотал с друзьями гулять...

- Хорошо, - соглашаюсь я и добавляю прежде, чем она отключится, - если у вас не получается, тогда я сама подъеду. Адрес только точный скажите...

Я отметаю в сторону ошмётки своей гордости и заталкиваю куда подальше стеснительность и стыдливость. Мы провели в поезде трое суток. У меня на руках трёхлетний ребёнок. Уже пол-десятого вечера, он голоден и хочет спать.

- Так ты ко мне жить, что ли приехала? - изумляется тётя Надя.

- Не жить, - отвечаю я как можно более миролюбиво, - тёть Надь... Мы же договаривались, что вы встретите меня с сыном на вокзале... Сейчас уже поздно, Сашенька устал. Я совершенно не знаю города и мне негде остановиться кроме как у вас. Надолго я у вас не задержусь. Мне бы только переночевать.

- У меня самой семеро по лавкам... - нехотя выдавливает из себя тётка.

- Мама говорила, что на вас можно положиться, -  не отступаю я. Возможно, не очень хорошо прикрываться словами покойницы, но иного выхода нет.

- Хорошо, - соглашается со вздохом тётя Надя, - пристрою тебя на ночь. Всё же не чужие...

Она называет мне адрес и отключается. Не чужие мы. Нет. Но пороги мне приходится обивать так, словно я паразит или пиявка, желающая присосаться к ней навеки вечные.

Таксист высаживает нас у высотного многоквартирного жилого дома. Новостройка, активно заселяемая жителями. Домофон равнодушным голосом спрашивает, кто мы, и пускает внутрь. Лифт мгновенно возносит нас с сыном на шестой этаж. И мы оказываемся перед дверью квартиры тёти Нади. Она долго не открывает дверь. Словно не слышит трель дверного звонка. Но у меня создаётся впечатление, что она стоит около двери, размышляя пускать нас на порог или нет.

Лязг замка  - дверь открывается.

- Ну здравствуй!..

Торопливый сухой поцелуй в щёку и отстранённые объятия, от которых веет равнодушием. Сашеньке достаётся чуть больше снисхождения, но и ему не особо рады. Сын, словно чувствуя настроение, целпяетя за мою ногу, пряча лицо.

- Такой большой - и нюня, - усмехается тётя Надя, - проходи, располагайся...

Я аккуратно ставлю нашу обувь на полку и пристраиваю как можно незаметнее сумки в коридоре. Умываю Сашеньку, отмечая, какой уставший, немного осоловевший у него взгляд.

- Мы уже поужинали... Гостей не ждали, - немного отрывисто говорит тётя Надя, застыв в коридоре, ведущем в кухню. Она словно боится нашествия двух чужеродных термитов на свою территорию и готовится защищать своё добро от чужаков.

- Спасибо и на том. Можно просто чайник поставить, я хотя бы кашу запарю, покормлю сына.

Тётя Надя согласно кивает, пропуская нас вперёд. Она ставит на стол пару чашек и кружек, достает из хлебницы на тарелку пару кусочков хлеба и так торопливо ныряет в холодильник, загораживая своим  телом дверцы, что мне становится смешно. Я не успеваю подавить смешок и прижимаю к себе Сашку, словно радовалась чему-то сказанному или сделанному им. На столе появляется ещё упаковка молока и маслёнка с парой кусочков сыра под стеклянной крышкой.

- Спасибо...

Я прохожу в коридор и достаю из рюкзака кашу в пачках, которые не требуется варить, а нужно всего лишь залить кипятком.

- Не буду кашу, - хмурится Саша. Он произносит слова так смешно, ещё не выговаривая все буквы. "Не-а бууу кау" - выходит у него.

- Надо, солнышко. А потом ляжем отдыхать...

Сашенька кривится, подбородок начинает дрожать. В карих глазах появляются дрожащие лужицы слёз.

- Капризный? - интересуется тётя Надя, стоящая у окна.

- Уставший, - парирую я. Сашенька не истерит и не орёт благим матом, тихонько похныкивает уткнувшись лицом мне в грудь. Кашу, осточертевшую за эти несколько дней пути, он есть отказывается. Размазывает ложкой по тарелке, ковыряет и едва ли съедает пару ложек.

- Я вам в зале постелю, - вздыхает тётя Надя и отправляется восвояси, долго гремит в кладовой и появляется в коридоре с раскладушкой в руках.

Квартира у тётки трёхкомнатная, просторная. Две большие спальни и огромный зал. Она живет здесь с мужем и тремя детьми, старшему из которых уже исполнилось восемнадцать. Муж тёти Нади, Михаил, судя по её рассказу, сейчас на вахте, вернётся через пару дней... Места - достаточно, но тётя Надя выделяет нам с сыном раскладушку, застеливая её матрасом и тоненьким байковым одеялом.

- В другое место постелить не могу. Девочки спят отдельно. У меня спина больная. А сын обычно на диване в зале спит.

- Мам,  Пашка сказал, что сегодня у Витька заночует, - подаёт голос из ванной средняя дочь Настя.

- Много ты знаешь, - одёргивает её тетя Надя, - он мне ничего такого не говорил...

Я умываю Сашеньку, уже почти спящего на моих руках, и укладываю на раскладушку, а сама ложусь рядом на пол. Еще некоторое время в доме работает телевизор, а потом тётка выключает и его. И квартира тонет в ночной, вязкой тьме, хороня всех под плотным покрывалом.

Глава 2

Пашка так и не заявился ночью. Диван маняще возвышался над полом. Но самовольно занимать территорию я не стала. Обойдусь. Мало ли какая гримаса отобразится на лице тётки, если она заметит самовольного захватчика.

Раннее утро безжалостно врывается в сознание громким перестуком посуды на кухне и звуком работающего миксера. Разбужена оказываюсь не только я одна. На кухню проходит недовольная и заспанная младшая дочь, Анюта, которой недавно исполнилось десять.

- Мама, сейчас же каникулы...

- Конечно, зайчик мой. Иди спи.

- А ты гремиииишь... - капризно тянет Анюта.

- Потерпи. Ты же просила блинчиков вчера.

- Я не уууутром, я вечером хотела...

- Всё, иди в спальню и закрой дверь, если тебе мешает шум...

Следующие слова тётки тонут в рёве мощного миксера. Саша беспокойно вздрагивает во сне. Я в отличие от Анюты, не могу закрыть дверь, чтобы уменьшить уровень шума - в зале двери попросту нет.

- Доброе утро! - как можно более приветливо говорю я тётке. Та делает вид, что не слышит меня, вновь нажимая на кнопку миксера. Я терпеливо дожидаюсь, пока она закончит взбивать тесто и повторяю приветствие.

- Доброе, - усмехается она и поворачивается спиной. На плите уже нагревается сковородка. И через пару минут первая порция теста оказывается вылитой на дно сковороды.

- Как спалось на новом месте? Женихи не снились? - иронизирует тётка.

- Как в колодец провалилась. Не снилось ничего.

Это ложь. Я долго не могла уснуть, лёжа на холодном полу, чувствуя как в тело впиваются жёсткие ворсинки синтетического ковра. Надо мной раз за разом опрокидывалось тёмное ухмыляющееся небо, придавливая меня сверху толщей сомнений. Иногда становилось трудно дышать, воздух становился тяжёлым, словно из прозрачного чугуна и больно давил на грудь. Сон был коротким и нервным, то и дело прерывающимся ощущением, будто подо мной разверзается пропасть и я лечу вниз, будучи не в силах удержаться за острые, словно бритва края реальности. Только спокойное дыхание сына вырывало меня из ледяных лап кошмара и напоминало об иной стороне, светлой стороне, ради которой стоит жить и бороться изо всех сил.

- Значит, хорошо отдохнула и набралась сил... Надолго к нам?

- В Новосиб?.. Пока не решила, но хотела бы осесть на одном месте.

- А жить где собираешься? - резко спрашивает тётка, соскребая первый блин со дна сковороды.

- Буду искать жильё. Надеюсь, снять квартиру в ближайшее время.

- То есть до того момента ты у нас надеешься оставаться? - остатки пригоревшего блина летят в мусорное ведро.

- Не хотелось бы вас стеснять, - улыбаюсь я.

- Конечно. У нас и своих забот полон рот. Чего только тебе не жилось там, на прежнем месте? Ведь всё было...

- Обстоятельства так сложились, тёть Надь.

- Обстоятельства... Вас, богатых, не уразумеешь! - хмыкает себе под нос тётка и продолжает бороться с тестом на блины.

Я игнорирую её укол. Мне нет дела до её мнения, поверхностного и неверного. Я приучаю себя не реагировать на мнение окружающих. Удаётся не всегда, но я стараюсь.

- Так все блины будут гореть. Тесто жидкое слишком. Муки добавь, тёть Надь.

Она недовольно смотрит на меня через плечо, но всё же тянется за мукой, сыпет одну горсть и вновь размешивает. Новый блин опять прижаривается к сковороде.

- Давай я.

Выдержки не хватает смотреть на то, как тётка переводит тесто. Она нехотя отдаёт мне миску и садится за кухонный стол, пристально смотря за моими движениями.

- Квартиру сегодня искать начнёшь? - спрашивает она через пару минут.

-Да, только Саша проснётся, покормлю его и примусь за поиски.

- Будешь с ним на руках по всему городу таскаться?

- Я хотела его здесь оставить. Девочки же всё равно дома сидят?

Тётка недовольно поджимает губы.

- У нас и своих забот хватает, хотели сегодня в магазин съездить...

Я усмехаюсь про себя. Она так не желает видеть меня и сына у себя в квартире. Не проще было бы распахнуть настежь дверь и попросить убраться куда подальше?

- Тебе однокомнатная же квартира нужна? - решает продолжить разговор тётка.

- Конечно, зачем нам двоим хоромы?

Я снимаю со сковороды блин, золотистый, тёплый, с ажурными краями.

- Хорошие у тебя блины получаются. У меня никогда с первого раза не выходят. Кучу теста перевожу...

Тётка молчит, а потом говорит уже чуть более мягко.

- Я квартиру сдаю, от бабушки досталась. Однокомнатная хрущёвка. Район, конечно, не центральный. Она сейчас как раз пустует. Если хочешь, могу сдавать её тебе.

- Спасибо! - я улыбаюсь, одной проблемой меньше. И не у чужого же человека придётся снимать жильё....

- Можем поехать после обеда. Посмотришь, подойдёт или нет. Но говорю сразу - не жди евроремонта. И придётся убраться. Предыдущие жильцы съезжали так, словно на пожар торопились...

- Хорошо, хорошо. А платить сколько придётся?

Тётя Надя называет цену, не колеблясь. Судя по тем объявлениями, что я рассматривала, пока ехала в поезде, цена не ниже рыночного уровня. Даже чуть больше. Тётка верно истолковывает моё замешательство.

-Так тебе же с пропиской надо? С пропиской всегда дороже...

- Да. Мне бы с пропиской.

- Тогда только такой вариант. Сюда, в эту квартиру я вас с сыном вписывать не стану, уж извини. Чем могу, тем и помогаю...

Что ж, спасибо и на том. Я отдаю себе отчет в том, что она могла бы и вовсе не делать даже того мизера, что предлагает мне сейчас. Ведь по сути, мы виделись с тёткой всего несколько раз в жизни, на общих семейных торжествах или похоронах. Потому я принимаю предложенное.

Квартира располагается в одном из спальных районов города, насколько я могу судить. Добираемся мы туда долго, даже несмотря на то, что у тётки свой автомобиль. Тётка не соврала - квартире действительно требуется уборка. Такое ощущение, будто здесь жило стадо неопрятных свиней - в раковине киснет посуда, стол заляпан пятнами, а на полу следы от обуви. Мебель кое-какая имеется, вся ещё с советских врёмен. Такой же древний холодильник и старенькая стиральная машина.

- Телефона и интернета нет. Телевизора тоже, - говорит тётка, смотря как я хожу по квартире, - но так квартира сухая и тёплая, не угловая. Да и этаж нормальный, третий...

Я согласно киваю. Я решаю остаться здесь, как можно скорее вычистить этот гадюшник, выдраить всё и привезти Сашку. Жить на тёткиной милости даже пару-тройку дней совсем не хочется.

- Хорошо, я согласна. Порядок наведу - и будет приятнее здесь находиться.

- Нууу, что есть, то есть, - тянет тётка и поспешно добавляет, - только предоплата за два месяца вперёд нужна...

Иного я и не ожидала, честно говоря. Уже с первого телефонного звонка стало ясно, что тётка просто так помогать не намерена. Мы обговариваем ещё несколько минут детали, а потом покидаем квартиру. Тётка намерена обстряпать всё как можно быстрее, и я поддерживаю её в этом решении...

Глава 3

Я не стала оставлять сына в гостях у тётки. Как только с бумажной волокитой было покончено, забрала сына и поехала осваивать новоё жильё. Придётся ему повозиться со мной, пока я навожу порядок. А ему в радость всё это - довольно бегает по квартире с мокрой тряпкой, возюкая ею по всем поверхностям. Для него весь мир ещё представляется огромной и весёлой игровой площадкой. И поневоле я заражаюсь его хорошим настроением и солнечной улыбкой.

Спустя час-полтора слышится стук по батарее. Кто-то недовольно колотит по чугунным секциям, а  через несколько минут раздаётся стук в дверь. На пороге стоит старушка, недовольно поджимающая губы.

- Квартиранты новые, что ли?

- И вам здравствуйте. Чем обязана?

- Это у вас тут грохот? Будто стадо слонов над головой бегает... Пожалуюсь участковому на незаконно проживающих квартиросъёмщиков, - тычет в мою сторону наманикюренным пальцем старушка.

- Жалуйтесь. Мы здесь прописаны. Проверить не составит большого труда. Это всё? Или вы что-то ещё хотели сказать?

- Не шумите. Мешаете людям спокойно жить.

- В четыре часа дня? Вот если услышите шум в неположенное время, тогда и приходите. А сейчас извините, но мне некогда с вами разговаривать.

Я не слушаю, что ещё собирается высказать соседка, и закрываю дверь. Не люблю многоквартирные дома именно по этой причине. Всегда найдется тот, кому ты мешаешь жить, даже если единственным источником звука в квартире является мерно тарахтящий холодильник. Придется вредной старухе привыкать к новому источнику шума, коим является нормально развивающийся трехлетний ребенок. Я не собираюсь шикать на Сашеньку или велеть ему сидеть без движения только потому что какой-то старухе мешает топот детских ножек, раздающийся не так часто.

День пролетает незаметно. И к десяти часам вечера сынок отключается сидя за кухонным столом с ложкой в руках. Я аккуратно переношу его на диван, укрывая тоненьким стёганым одеялом. И проворачиваю в голове список того, что еще нужно успеть сделать, купить, привести в божеский вид. Список получается огромный. Мне хочется охватить всё и сразу, доведя до совершенства. Но потом я призываю себя остановиться с наполеоновскими планами. Остановиться, перевести дух и сосредоточиться на том, что действительно важно и необходимо в первую очередь.

На короткий миг меня накрывает паникой и волной сомнений. Я никого не знаю в этом огромном городе. Тётка? Не идёт в счёт. Навряд ли от нее можно добиться толкового совета. Удастся ли мне освоиться и прижиться здесь? Не лучше ли было остаться там, в родном городке. И тут же отвечаю сама себе - нет, не лучше. В голове проносятся последние события, предшествующие моему отъезду, и я облегченно вздыхаю. По сравнению с теми проблемами нынешние кажутся пустяком, детским лепетом. Я справлюсь. Хотя бы ради Сашеньки. Не имею никакого права опускать руки и жалеть себя или фантазировать о несбыточном.

* * *

Первым делом я устраиваю Сашеньку в детский сад. Выбор огромный, но мне нужен такой сад, чтобы забирать сына после семи. С расчетом на то, что найду работу. После нескольких дней мотыляний по району я останавливаю свой выбор на частном детском садике. Нужно проехать на автобусе всего пару-тройку остановок. Саша ходил в детский сад раньше, но то было не здесь. Я переживаю, как он устроится на новом месте и понравится ли ему там. Первый день простаиваю недолгие пару часов во дворе детского сада, еле удерживаясь от того, чтобы зайти и посмотреть, как он там. Без слёз и небольших капризов не обходится. Но уже к концу первой недели Сашенька с удовольствием собирается в детский сад по утрам. Он хватает свой рюкзачок и натягивает ботиночки, путая левую ногу с правой, сопит от усердия и смешно утирает нос кулачком.

- Мааа, айда! - он нетерпеливо топчется возле двери и сбегает по лестничным ступенькам едва ли не вприпрыжку. Мне отрадно смотреть на него, такого радостного и беззаботного. Сердце наполняется тихой радостью и верой в лучшее. Наверное, это немного неправильно - черпать силы и уверенность у такого маленького крохи. И я отдаю себе отчет в том, что держусь на плаву только потому что он есть у меня. В противном случае бы прозябала в чёрном тумане депрессии.

В один из дней на квартиру заявляется тётка. Якобы в гости, но сама цепким взглядом окидывает квартиру.

- Хорошо так стало в квартире, чисто... Главное, чтобы Сашка твой на стенах не рисовал. А то обои жалко...

Я усмехаюсь про себя - обои уже давно пора заменить. Они отстают от стены снизу, и кое-где пузырятся.

- Не переживай, тёть Надя. Если Саша изрисует обои, я наклею новые.

- В принципе, если хочешь, можешь хоть сейчас заменить. Ты же надолго квартиру снимаешь, не на пару месяцев. Тебе здесь всё равно жить...

Я согласно киваю и спешу перевести тему, пока тётка не вменила мне в обязательства косметический ремонт. Мне сейчас не до того. Я пытаюсь найти работу, но подходящих вариантов мало. Как и опыта работы у меня. Практически на нуле. Я большую часть времени посвящала семье и на работу времени уже не оставалось...

- А ты со своим сходиться не собираешься? - вопрос тётки выводит меня из своих раздумий.

- Нет, - отвечаю я. Выходит резко, но иначе я не могу, - а почему ты спрашиваешь?

- Да так, просто. Сколько времени прошло с момента развода? Полгода..?

- Семь месяцев, - улыбаюсь я. Добавляя про себя: семь месяцев и одна неделя. С каждым  днём всё дальше и дальше.

- И как? Не соскучилась? Не тянет домой?

- Нет, не тянет. Мой дом - там, где Сашенька.

Я не понимаю, к чему все эти расспросы. Ведь она никогда раньше не интересовалась подобным, дежурно спрашивала "как дела?" и на этом её внимание к моей семейной жизни заканчивалось. А сейчас её прямо-таки распирает от любопытства.

- Много таких, разбегутся по разным сторонам, помыкаются по одиночке, а потом вновь сходятся...

Предложение повисает в воздухе. Интонация задана наполовину утвердительная, наполовину вопросительная. Она словно пытается спросить меня и убедить в правильности своих слов.

- Всё верно, тёть Надя. А еще больше таких, кто не расходятся, а живут и терпят друг друга, взращивая ненависть. Лучше разойтись, пока не стало совсем поздно.

Тётка хмыкает и заводит песню о своей семейной жизни, рассказывая, как у них едва дело до развода не дошло. И посыл опять  тот же самый - стерпится, слюбится, закрой глаза на то, что тебя не устраивает,  и живи дальше.

Я в корне не согласна с ней. Довольно. Слишком долго я закрывала глаза на то, что не следовало. А теперь, когда смогла избавиться от тяготивших меня отношений, я не намерена возвращаться на исходную позицию жертвенного агнца.

Глава 4

Я не знаю, по какому принципу кто-то сверху, именуемый Всевышним, распределяет плюшки и прочие радости жизни. Но иногда мне кажется, что каждый раз, занося руку над коробкой с добрыми сюрпризами для меня, он задумывается на мгновение, неторопливо перебирает содержимое и в итоге машет рукой. Мол, обойдёшься. Зато другой рукой щедро зачерпывает неприятностей и осыпает с головы до ног. Кушай-кушай, только не подавись!..

А может быть всё дело в том, что я слишком сильно уверовала в себя, убедила, что всё пройдёт гладко, без сучка без задоринки. Я перестала оглядываться по сторонам каждые пару минут и дышала так спокойно и свободно, как никогда ранее. И как оказалось, зря. Реальность нагнала парой мощных шлепков по голове, заставив остолбенеть от удивления.

Скорым шагом по двору дома - к подъезду. Мысли витают где-то далеко-далеко. Там, где впервые за несколько лет забрезжил свет надежды. Еще ничего не ясно толком, выйдет ли и хватит ли у меня сил тянуть всё задуманное. Но чертовски приятно перебирать в голове варианты, будто стеклянные шарики на свету, играющие всеми цветами радуги.

В руках у меня игрушка, купленная для Сашеньки. Пожарный грузовичок Рой из мультфильма "Робокар Поли". Ему нравится этот мультсериал, смотрит с удовольствием и даже пытается подпевать весёлым задорным песенкам из него. В голове сразу начинает прокручиваться незатейливая мелодия. Мой шаг лёгок и полон энергии. Перед глазами, словно в калейдоскопе, поворачиваются радужные мысли и планы. Десятки, сотни комбинаций за несколько секунд. Я так увлечена своими мыслями, что не обращаю внимание на машину, припаркованной у самого входа в подъезд. Я настолько была оторвана от реальности в тот момент, что даже не заметила, как следом за мной в подъезд шагнул мужской силуэт. Опомнилась только тогда, когда услышала:

- Привет, котёнок мой. Давно не виделись.

Обманчиво-мягкий, вкрадчивый голос. Я знаю, насколько приятным он может быть, лаская слух, скользя по коже, словно мягкий бархат. Но еще лучше  я знаю, что за этой мягкостью скрывается сталь. Ледяное касание к оголённым нервам, заставляющее застыть на месте без движения. Замереть, зажмуриться и верить, как в детстве, что с закрытием век все кошмары исчезают. Всего пять слов вспарывают мою реальность острым клинком.

Мои пальцы сильнее стискивают игрушку, прижимая её к груди. Дышать. Нужно не забывать дышать. Это элементарное повторяющееся движение, работа лёгких - только и всего. Вдох-выдох. Вдох... И выдохнуть не получается, потому что я чувствую его присутствие всем телом, каждой клеточкой кожи, покрывшейся мурашками.

Тесное пространство подъезда стремительно уменьшается от его присутствия. В подъезде темно, но с его приближением, кажется, становится ещё темнее. Кирилл кладёт руку на плечо и разворачивает меня к себе лицом.

- Не хочешь поздороваться, а? Котёнок...

Большие сильные пальцы оглаживают плечо через блузку. От его ладони исходит жар и проникает через тонкую ткань. Но внутри меня в противовес его горячим рукам всё стынет, покрываясь изморозью страха.

- Привет, - наконец, выдавливаю я.

- Привет - и всё? А как же ласковое прозвище? Нет? Ну может хоть обнимешь и поцелуешь?

Кирилл тянет меня на себя, вжимает в своё тело, обхватывая подбородок одной рукой. Наклоняется и обдаёт тёплым дыханием, немного пахнущим сигаретным дымом, алкоголем и апельсиновой жвачкой. Крупные губы нагло накрывают мои, впиваясь. Я отворачиваю голову и мокрый поцелуй скользит по щеке.

- Что тебе от меня надо?

- А чего так неприветливо? Неужели не соскучилась?

- Мне некогда скучать было.

- Конечно, некогда. Разве бляди могут скучать? У них наверное и между ног не просыхает от весёлой жизни?

- Понятия не имею. Тебе об этом известно больше моего.

Он ослабляет хватку, и я осторожно высвобождаюсь. Боюсь поворачиваться к нему спиной и пячусь назад. Один крошечный шажок. Ещё один. Стоп. Кирилл вновь протягивает руку и хватает меня, дёргает на себя, удерживая несколько мгновений, и тащит в угол подъезда. Я упираюсь ногами в цементный пол, но с таким же успехом могла бы и ничего не делать вовсе. Кирилл много крупнее и сильнее меня. Что ему мои комариные тычки и жалкие попытки остановиться?

- Отпусти.

- Не могу, котёнок. Я, видишь ли, по тебе соскучился.

Он зажимает меня в углу между стеной и своим телом. Мои глаза уже привыкли к темноте, но выражения его лица разобрать не удаётся. Оно кажется мне маской чокве из чёрного дерева. Такое же жуткое и злобное.

- Просто в один прекрасный день я вдруг понял, что моей любимой суки нет во всём городе. Испарилась. Исчезла, как сквозь землю провалилась. Нехорошо сбегать едва ли не на другой конец страны, не предупредив об этом своего мужа.

- Бывшего мужа. Кирилл, мы в разводе. Я вольна поступать как захочу.

- Бывший - это твой ёбарь, нынче - инвалид хромой. А я - к этой категории не относился, не отношусь и никогда не буду. Ни-ког-да, слышишь меня, моя мелкая блядюшка?

Страх скручивает нутро в один тугой узел. Я судорожно пытаюсь сообразить, как можно вырваться из этого плена. На лестничной площадке первого этажа слышится звук открываемого замка.

- Помогите!

Кирилл толкает меня к стене и зажимает рот ладонью. Я вонзаю зубы в мягкую плоть, он злобно шипит и матерится. Запускает пятерню в волосы и прикладывает головой об стенку. Несильно наверное, по его меркам. А у меня зубы клацнули и из глаз искры полетели. Из губ вырывается стон боли и обреченный всхлип, который Кирилл заталкивает вглубь моего рта ладонью. Щёлк-щёлк-щёлк. Замок закрылся. И соседи, живущие на первом этаже, затаились в своих квартирах, как трусливые крысы. Стоят за своими дверьми, отгородившись от всего, прислушиваются, но не сделают ни шагу навстречу, ни телефонного звонка. Делайте, что хотите - избивайте, насилуйте, но за пределами нашего маленького мирка. От собственного бессилия начинают течь горячие слезы. Кирилл шарит рукой по моей талии, прижимаясь всем телом.

- А это что за хрень? - он вырывает из моих рук игрушку и кидает её на пол, наступая ногой. Раздается хруст - пластмасса ломается в два счёта.

- Ты сыну вот эту хуйню дешевую покупаешь, что ли? Есть предложение получше.

Кирилл дёргает ткань блузки на себя. Материя жалобно трещит. Маленькие пуговицы не выдерживают натиска и сыпятся на пол словно горошины из стручка. Я отпихиваю его руки, отбиваюсь от жадных пальцев, больно мнущих грудь через бюстгальтер.

- Давай, как в старые добрые времена, котёнок?

Кирилл втискивает колено между моих ног и тянет юбку вверх. Горло сдавленно хрипит, исторгая едва слышный крик:

- На помо...

Больше ничего не успеваю сказать - Кирилл бьёт в живот одной рукой, а второй всё еще пытается задрать повыше юбку, больно толкается коленом, не давая свести ноги вместе. Ужас накрывает меня с головой. Нет. Нет. Нет. Бьётся в голове одна испуганная мысль. Помогите, хоть кто-нибудь!.. Можно орать до хрипоты или одури - ответом будет лишь тишина и осторожные шаги по ту сторону закрытых дверей.

Глава 5. Денис

- Вот, за два месяца.

Я не пересчитываю купюры, просто сворачиваю их пополам, засовывая в задний карман джинсов. Татьяне я верю - платит вовремя, живёт тихо и спокойно со своим мужем. Идеальные жильцы. Я торопливо прощаюсь и сбегаю по ступенькам вниз. Ещё не дошёл до первого, но уже слышу женские всхлипы и рыдания и озлобленный низкий мужской голос. Я замираю на мгновение. Меня это вообще не касается. Пройти мимо - проще всего. Так поступают сотни, тысячи. Проходят мимо с равнодушным видом, наглухо заткнув уши и крепко сомкнув веки. Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего не знаю. И пусть кто-то истошно вопит от страха и боли - своё спокойствие дороже. Но я никогда не умел поступать так. Что-то всегда заставляло меня замедлить шаг, остановиться, кинуться на подмогу. Грёбаный рыцарь двадцать первого века. Без лат и забрала. Лезешь на рожон - и поплатишься за это, часто говорили мне. И поплатился же однажды...

Но даже это не останавливает меня. Я торопливо сбегаю вниз по ступенькам. В подъезде темно - выбиты все лампочки. Опять. И если на лестничных пролётах еще проникает свет из окон, то на первом этаже - непроглядная темень. И в первом закутке, тесном и утопающим в темноте, слышится возня и ругань, и судорожные рыдания.

- На помо..

Крик обрывается звуком удара и сдавленным стоном. Я едва различаю силуэты двоих в кромешной тьме. Оттаскиваю за шиворот мужчину и толкаю его спиной к стене.

- Блядь! Ты какого хрена лезешь? - его голос вибрирует от злости. Мужчина уже подобрался, напряженная поза говорит о готовности кинуться в драку, - отвали по-хорошему! Я тут с женой своей разговариваю!

- Я тебе не жена, - доносится из угла женский голос, - уходи, Кирилл! Не о чем нам с тобой разговаривать...

- Вот видишь, девушка не желает с тобой разговаривать.

- Тебе какое дело? Иди, куда шёл, целее будешь.

Глаза уже чуть привыкли к темноте. Мужчина немногим выше меня и может быть даже посещает тренажерный зал с невъебенным выражением на лице, считая себя физически развитым и сильным. Конечно, по сравнению с вон той тонкой фигуркой, зажатой в углу, он кажется невероятно внушительным.

- А слабо кулаки почесать не о бабу?

- Что?

Я не отвечаю сам, за меня это делают мои кулаки. Тело само принимает нужную стойку. Удар справа, левый хук, удар справа. Он явно не ожидает столь стремительной атаки. Запоздало поднимает руки, прикрывая корпус и часть головы. Его поза выдаёт любителя, не более того. Иначе бы закрылся как следует и попытался отразить такую элементарную комбинацию. Кирилл, так назвала его девушка, передвигается боком к двери, закрываясь от ударов. Упирается в дверь спиной и торопливо толкается в неё. На улице намного светлее, но я не успеваю разглядеть мудака как следует - он разворачивается и торопится к припаркованному возле подъезда автомобилю. Единым махом взбирается на сиденье и заводит мотор, глядя на меня через стекло. Что-то говорит себе под нос, но слов не разобрать. Только губы кривятся и лицо перекошено от злости.

Адреналин всё ещё бушует в крови, кулаки чешутся, требуя немедленного выброса скопившейся энергии. Чёрт, оказывается, тело скучало по таким простым и понятным движениям. Ничего не похоронено окончательно. Могильный земляной холм оказался лишь кучей наваленной пожухлой листвы, которую размело во все стороны от малейшей встряски.

Я возвращаюсь в подъезд, к всхлипывающей девушке. Она сидит на корточках и что-то подбирает с пола.

- Эй, ты как?

Я не придумываю ничего лучше, кроме как остановиться в двух шагах и присесть рядом. Девушка не оборачивается на звук голоса, только перебирает какие-то обломки, складывает их в ладонях.  А они не удерживают этих обломков и рассыпают их обратно.

- Всё в порядке?

Я аккуратно дотрагиваюсь до плеча девушки. Она дёргается и ведёт плечом, сбрасывая мои пальцы. Да что она там всё подбирает? Я подсвечиваю экраном мобильного телефона, замечаю ярко-красную и желтую пластмассу - сломанная детская игрушка.

- Это твоё, да?

Девушка не отвечает, только согласно кивает головой, всё ещё всхлипывая, и отворачивает лицо. Света от экрана хватает только на то, чтобы выхватить из темноты курчавые русые волосы и узкое бледное лицо.

- Брось это. Уже не починишь...

- Урод... - выдавливает он из себя еле слышно.

Девушка прекращает попытки собрать сломанную вдребезги игрушку и вытирает тыльной стороной ладони глаза. Поднимается немного неловко и отворачивается, стягивая разодранную на груди блузку. Трясущимися руками одёргивает задранную юбку. Её знобит  как от лихорадки. Она мнётся на одном месте, не решаясь сделать ни шагу в сторону. Кажется, такое состояние называют шоковым, когда от пережитого стресса человек на время дезориентируется в пространстве. Уговоры и прочее не помогут, нужно дать ей зацепиться сознанием за что-то знакомое и привычное.

Я подбираю самые крупные части от пластмассовой игрушки.

- Что это была за игрушка?

Я включаю фонарик на телефоне, кладу его на пол так, чтобы он немного освещал тот тёмный закуток, где мы сейчас находимся. Дотрагиваюсь до плеча кончиками пальцев. Она шарахается от меня в сторону. Я предупреждающе выставляю руки:

- Эй, всё хорошо,  да? Я тебя не трону. Не бойся. Тот мудак уже ушёл... Кто он тебе?

- Никто. Уже никто.

- Хорошо. И его уже нет рядом. Не  бойся. Ты куда-то шла?

Отрицательный кивок головы. Ещё одна попытка.

- Ты здесь живёшь?

- Да...

Её взгляд беспомощно мечется по моему лицу, она смотрит мне куда-то за спину. Хочет уйти, но боится сдвинуться с места. Сказала, что живёт здесь.  А я не помню, чтобы видел её ранее. И кажется, что квартиру никто не продавал. Снимает, что ли?

- Пойдём, я провожу тебя. Тебе на какой этаж?

- Нет, не надо. Я сама.

- Конечно, сама. Я просто рядом побуду, о'к? Лампочки перегорели или выбил кто-то. Темень непроглядная. Так будет спокойнее. Пойдём.

Я протягиваю руку. И разумеется, она делает вид, что не заметила протянутой ладони, протискивается сбоку от меня, держа руками обрывки кофточки. Я поднимаю телефон и свечу им под ноги.

- Что это была за игрушка? - спрашиваю я, чтобы не молчать, и хоть немного растормошить девушку.

- Пожарный грузовичок, - отвечает она. Голос всё еще дрожит, но уже не так сильно.

- Какой еще грузовичок?

- Пожарный грузовичок Рой из мультфильма "Робокар Поли". Мой сынишка смотрит этот мультик.

- Я о таком даже не слышал. Интересный хоть?

- Ему нравится.

Третий этаж. Девушка замирает возле лестничных перил, мельком оглядывая меня. Глаза смотрят затравленно. По её взгляду я понимаю, что сейчас выгляжу не самым презентабельным образом. Я скорее напоминаю одного из тех, кто слоняется по дворам, стреляя по мелочи, или отжимает гаджеты у молодёжи. Сколько дней на куреве и энергетическом дерьмовом пойле из жестяных банок? Трое или четверо бессонных суток? Щетина смотрится неопрятным грязным пятном, расползшимся на большую часть лица. Отросшие волосы свисают по бокам, закрывая уши. Я расчесываю их пятерней, откидывая назад.

- Ты здесь живешь? Давно? Не видел тебя раньше.

- Нет, совсем недавно.

- А я - этажом выше. То есть не сам живу, а сдаю квартиру.

Какое ей дело до того, живу я здесь или нет? Она хочет как можно скорее распахнуть дверь и скрыться за спасительным тонким листом из железа.

- Ладно, я пойду, пожалуй...

Но всё ещё стою, словно ноги к месту приросли.

- Меня Денис зовут.

Девушка молча кивает, держась за дверную ручку.

- Спасибо, Денис, - выжидающе смотрит на меня, всё ещё стискивая одной рукой разодранную кофту на груди. Она явно чувствует себя неуютно.

- Береги себя!

Я улыбаюсь на прощание и сбегаю вниз по лестнице. Но не ухожу со двора, а сажусь на лавочку возле детской площадки. Сам не знаю почему, но предпочитаю торчать во дворе, дожидаясь кого-то из знакомых жильцов, с кем еще могу переброситься парой слов.

- Здорово! - по плечу хлопает тяжелая рука. Я поднимаю глаза - Костян. Долговязый, худощавый, с вечной ухмылочкой на лице. Он встает в боксерскую стойку и делает ложный выпад в мою сторону. Костян прекрасно знает как мне не нравится это его типичное приветствие. Но ему плевать - раз за разом одно и то же.

- И тебе не хворать, - я шутя пробиваю ему по корпусу. Он довольно ржёт и только после этого жмёт мне руку.

- Давно тебя не было видно здесь. Месяца полтора?

- Два. Ну как видишь - появился, жив-здоров.

- Чем занимаешься?

Я равнодушно пожимаю плечами:

- Всё тем же, моторы перебираю, а ты?

- Да я что? У меня всё стабильно и тихо, как в морге.

- Костян, что за жильцы в тридцать первой квартире?

- Третий подъезд?

- Ага, тот же, где моя хата. Только этажом ниже.

- Аааа, - понимающе протягивает Костя, - ты про эту... Недавно заселилась, у тётки своей квартиру снимает. Мать-одиночка вроде, только сына видел при ней. Мелкий совсем ещё, трёхлетка. А что?

- Да так, столкнулся случайно.

Костян ржёт.

- Я бы тоже хотел с такой столкнуться пару раз совершенно случайно.

- С какой такой?

- Да ты слепой, что ли? Фигурка, что надо, мордашка такая, как у куколки...

- Не заметил. Зовут-то её как?

Я и на самом деле почти ничего не успел разглядеть в ней. Всё как в тумане.

- Катя-Катерина, маков цвет, - фальшиво тянет Костя,- зато я всё, что надо, заметил. Сам бы с ней замутил, да только у моей выдры любимой на такое чуйка.

- Да ну? А ребёнок?

- А что ребёнок? Я бы к ней подкатил, нахер мне её ребёнок сдался?

- Ты болван, Костян. Даром что твоя выдра тебя терпит. Иди спасибо ей за это скажи.

- Я лучше ей покажу своё спасибо.

- Давай, проваливай отсюда...

Костян перебрасывается со мной еще парочкой фраз и неторопливо уходит, встречать с работы свою выдру - так он любя называет подругу, с которой встречается еще с университета. А у меня из головы нейдёт эта случайная встреча. Надо бы подняться и уйти прочь, а я словно корни пустил на этой лавке. Хотя кого я обманываю? Мне некуда и не к кому спешить. Потому я, накинув на голову капюшон толстовки, сижу уже битый час на лавке, бездумно пялясь на дверь подъезда. Ожидаю, как болван, что она откроется и выйдет та девушка, Катя.

И на самом деле - дверь открывается. Катя выходит из подъезда. Уже переоделась, сменила разодранную блузку на трикотажную футболку персикового цвета и лёгкую белую ветровку. Волосы собраны в высокий хвост на макушке. За плечо перекинута небольшая бежевая сумка-рюкзак. Я стараюсь не пялиться, поглядываю на неё исподтишка, боясь, что заметит меня. Но ей нет никакого дела до сутулой фигуры в чёрном.

Лицо немного бледное и губы сжаты в тонкую линию. В каждом движении - резкость и какая-то отчаянная уверенность. Жесты Кати выдают, что страх еще не отпустил её, а цепко держит в своих объятиях. Я выжидаю немного и потом иду за ней следом, держась позади, ничем не обозначая своё присутствие.

Она доходит до автобусной остановки и садится в маршрутку, подъехавшую минутой позднее. Я несусь изо всех ног и едва успеваю запрыгнуть на лестницу перед тем, транспорт срывается с места. Маршрутку резко бросает вперёд, а всех пассажиров по инерции откидывает назад. И меня на мгновение прижимает к Катерине. Она крепче цепляется за поручень и переводит взгляд на меня. Узнаёт. Брови чуть хмурятся, а губы сжимаются плотнее.

- Привет, - на большее не хватает фантазии.

Она вскидывает на меня недоумевающий, немного изумлённый взгляд. И меня прошибает на месте, пронзает насквозь электрическим разрядом. Необыкновенно светлые глаза с тёмной, почти чёрной каймой. Какие-то невероятные, русалочьи, светло-серые, но с лёгкой зеленцой и поволокой. Утягивают на дно. С головой - как в омут. Манят, словно прохладные воды.

- Ты следишь за мной? - голос чуть недовольный. Безошибочно чувствую, что так она пытается спрятать чувство тревоги.

- Просто приглядываю. Мало ли. Вдруг этот... опять вернётся?

- Я не нуждаюсь ни в чьём присмотре. Тем более в непрошеном. Тебе, Денис, лучше заняться своими делами.

- На сегодняшний вечер я совершенно свободен.

Я улыбаюсь, глядя, как она хмурится и пытается отделаться от меня, прилипшего к ней, словно банный лист к мокрой заднице. Наверняка, последнее сказанное мной звучит как флирт. Чёрт, я на самом деле пытаюсь заигрывать?.. Самому становится смешно от собственной самонадеянности. А не пошёл бы ты на хрен, а, Денис?.. Будь у неё чуть больше смелости, послала бы прямым текстом. А так - просто сторонится, пытается держаться дальше. Но в забитой маршрутке это плохо получается, и её то и дело прижимает боком ко мне. И я млею, как последний болван, улыбаясь про себя и радуясь даже такой непрошеной близости.

Катерина покидает маршрутку через пару остановок. Я вылезаю и неотступно следую за ней, держусь немного позади, но не скрываюсь. Зачем? Она и без того знает, что я иду рядом. Катерина оглядывается время от времени или ловит моё отражение в окнах зданий. Потом останавливается так резко, что я едва не налетаю на неё.

- Тебе заняться нечем?

- Сегодня - нечем.

- Найди себе другое развлечение. А мне некогда играть в гляделки и догонялки.

- А кто сказал, что я развлекаюсь? Я абсолютно серьёзен.

Но против воли мои губы сами расплываются в улыбке.

- Послушай, Денис. Обстоятельства, при которых мы встретились, не самые приятные для меня. И я хотела бы поскорее забыть это происшествие. А ты маячишь у меня перед глазами.

- Тебе неприятен я сам или..?

- Или-или, Денис.

Вот так поговорили. Отшила. А я ведь даже не подкатывал. Или всё же пытался? Чёрт знает что такое. Я останавливаюсь напротив стеклянной витрины магазина, нахлобучиваю глубокий капюшон на голову. Позволяю Катерине идти дальше. Пусть думает, что удачно отбрила меня. А на самом деле - ничего подобного. Я смотрю ей вслед, провожая взглядом тонкую, точёную фигурку, понимая, что буду таскаться следом, даже если она будет гнать меня от себя метлой.

Глава 6. Денис

Я все еще бреду за Катериной. Вижу, как входит во двор детского сада. Костян сказал, что сынишке три годика всего. Вспоминаю эту сломанную пластмассовую игрушку. И оглядываюсь по сторонам в поисках магазина детских игрушек. Мечусь по улице. Как назло - рядом ни одного торгового центра. Мелкие продуктовые магазинчики и уличные палатки торгашей овощами и фруктами. Скорым бегом направляюсь в конец улицы. Кажется, что когда маршрутка выворачивала из-за угла, в окне промелькнул какой-то мелкий торговый дом. Так и есть. Одноэтажное здание с облупленной надписью времен совдепа "универмаг". И внутри все такое же - тесное, видавшее виды. Я прохожу из одного конца магазина в другой, ища отдел с игрушками. Сегодня мне везёт - небольшой закуток, полки которого завалены всевозможными барби, мишками, черепашками-ниндзя и еще бог знает чем. Я впадаю в кратковременный ступор,  теряюсь даже среди этого мизера, рыща глазами по полкам. Самолёты, катера, мотоциклы... Бля, да где же этот грузовик? Взгляд цепляется за жёлто-красный. Присматриваюсь - точно, это он.

За прилавком возится рыжеватая, полная девушка.

- Вечер  добрый. Девушка, дайте мне вон ту красную машинку пожарного. На второй полке стоит.

Девушка бросает в мою сторону хмурый взгляд:

- Молодой человек, я уже закрыла отдел.

- Вы же ещё здесь находитесь!

- Но касса уже закрыта... Я не смогу продать вам товар.

Что за упрямство? Не вижу в упор кассового аппарата. Перед продавщицей - зеркало и тюбик ярко-сиреневатой помады. Она уже накрасила одну губу и собирается мазать вторую губу помадой цвета мертвечины. Злость закипает внутри мгновенно.

- Плевать мне на твою кассу. Завтра доложишь. Вот эту машинку продай мне.

- Я неясно выразилась? Я УЖЕ закрыла отдел...

Вредная сука. Стоит, хлопает своими наращенными опахалами и капризно кривит ярко-накрашенный рот.

- Что тебе стоит протянуть руку и достать с прилавка этот грёбаный красный грузовичок? От тебя отвалится кусок? Ты перетрудишься за эти тридцать секунд?

Я опираюсь локтями на прилавок и загораживаю проход.

- Не надо на меня так смотреть. Ручку протянула и достала необходимое, - во мне во всю кипит недовольство, - ты, мля, пререкаешься со мной дольше, чем требуется. Уже дала бы то, что я прошу, и спокойно отправилась куда глаза глядят.

- Я... Я...

- Если сейчас не продашь мне этот сраный грузовичок, я перемахну через прилавок и возьму его сам.

Девица смотрит на меня испуганно и всё же выполняет мою просьбу. Я отсчитываю ей деньги.

- Сдачу себе оставь. За моральный ущерб.

Прижимаю эту машинку к себе и тороплюсь обратно. На выходе едва не сбиваю с ног заходящего внутрь мужчину, бурчу под нос извинения и спешу к детскому саду. В голове вообще ни одной путной мысли. Криво усмехаюсь - смешно от самого себя. Мне в лицо прямым текстом дали от ворот поворот, а я пытаюсь выудить хоть что-то из сложившейся ситуации. Я успеваю вовремя. Как раз начинают тянуться первые мамашки с радостно галдящими малышами. Я прохаживаюсь по бордюру, не спуская глаз с дверей. Через минут десять появляется Катерина, держа за руку мелкого пацанчика. Смешной такой - маленький крепыш, лицо серьёзное. Что-то рассказывает своей маме. Смотрю попеременно на Катю и на него, пытаюсь понять, на кого он больше похож. Глаза и рот явно не Катины...

Чёрт, пока разглядывал, упустил момент, а бежать вслед и окликать как-то стрёмно. Держусь немного поодаль с этим красным грузовичком под мышкой. Катя полностью увлечена сыном, не смотрит на других прохожих. Улыбается так незаметно, одними уголками губ, но лицо неуловимо меняется от этой лёгкой улыбки. Хочется встать напротив и глядеть до одури на это тонкое лицо, когда оно освещается такой улыбкой. А еще больше хочется стянуть резинку и распустить волосы. Отчего-то кажется, что они мягкие и невесомые, как пушистые белые головки одуванчиков.

Я залезаю в ту же самую маршрутку и вылезаю из неё первым. Катя крепко держит за руку малыша, пока тот с серьёзным видом пытается своими крошечными ножками преодолеть высокие ступени маршрутки. Я подхватываю его на руки, помогая спуститься, и тяну руку следом. Она машинально опирается на мою ладонь.

- Спасибо, - поднимает глаза и осекается, узнав меня.

- Не за что, - улыбаюсь я. Почему-то рот сам по себе расползается в улыбке, едва стоит взглянуть ей в лицо.

- Мама, а кто этот дядя? - подаёт голос малыш.

Я присаживаюсь перед ним на корточки. Да, глаза точно не Катины - карие, чуть более вытянутые.

- Я - Денис, а тебя как зовут?

- Саня, - важно заявляет мальчишка и пожимает мою протянутую ладонь.

- Ну привет, Саня. Как дела у тебя?

- Класс! - он оттопыривает большой палец.

- Здорово. А знаешь, кто это?

Я протягиваю ему машинку.

- Даа!

Глаза Сани сразу загораются огоньком. Он протягивает руку, но потом отдёргивает её и смотрит на Катю. А та всё это время стоит без малейшего движения, словно замершая статуя.

- Маам?

- Ты же знаешь, Саша, что нельзя ничего брать у чужих.

- А мы уже познакомились, правда?

Лицо Кати вспыхивает, она берёт сына за руку.

- Саш, пойдём на качели покатаешься.

В метрах двадцати от остановки - уличная игровая площадка. Ничего особенного - старые железные горки и качели, кое-какие турники и покосившийся грибок. Но в глазах трёхлетки всё выглядит совершенно иначе. Он охотно шагает в том направлении, едва не переходя на бег, и сразу же взбирается на горку.

- Мама, Дени, - машет он сверху и лихо скатывается вниз.

- Молодец, - радостно улыбается ему Катя, потом смотрит на меня. Выражение лица мгновенно меняется, брови чуть хмурятся. Она словно заставляет себя выглядеть более взрослой, чем есть на самом деле.

- Самое время уйти.

Это она уже мне говорит.

- Почему ты меня гонишь прочь?

Она теряется на мгновение от такого вопроса, сцепляет руки замком, переводя взгляд на сынишку.

- Разве это не очевидно?

- Для меня - нет.

- Такой настырный, да?

Я пожимаю плечами. Самому ещё непонятно, отчего прицепился к ней как репейник.

- Да вот нашло что-то...

- Значит, как нашло, так и сойдёт.

- Злая ты, Катя.

- Уже и имя выяснил?

- Так соседи же.

- Ты же сказал, что не живёшь там?

- Сейчас еще нет, но мало ли... Вдруг придётся перебраться на старое место. Вот и станем соседями.

- Спасибо, не надо.

- Ну это уже не тебе решать, - внезапно захотелось пойти и попросить жильцов освободить квартиру. В голове завертелись шестерёнки, запущенные на полную мощность: предложу поменять шило на мыло. Я живу во второй своей однушке, за пару микрорайонов отсюда. Какая разница, где им снимать? А у той хаты и состояние получше, и сам район благоприятнее...

Катя собирается сказать мне что-то в ответ, но подбегает Санька.

- Ладно, я пойду. Не буду тебя смущать. Держи, Саня, это твоё.

Я всё же всовываю в руки малышу эту игрушку.

- Держи, не бойся. Это мама твоя купила, но меня попросила у себя подержать. Сюрприз тебе сделать хотела.

Выполнив задуманное, я торопливо удаляюсь прочь, едва ли не трусцой. Не станет же она гнаться за мной, чтобы вернуть детскую игрушку. Оборачиваюсь и кричу издали:

- Ещё увидимся!

Санька машет мне изо всех своей ручонкой. А Катя молча смотрит мне вслед, едва взмахнув рукой. Хотелось бы верить, что в этот момент она улыбалась хотя бы самую малость. Но издали непонятно  то ли действительно улыбнулась, то ли это просто игра света и моего воображения, сражённого наповал одним точным выстрелом.

Глава 7

Встреча с Кириллом выбила меня из колеи. Я и не думала, что он бросится на мои розыски. Ведь за всё то время, что прошло с момента нашего развода он почти ничем не давал о себе знать. Только в первый месяц после получения заветных бумаг о разводе его штормило и периодически прибивало к нашему берегу. Общение по большей части происходило исключительно в формате телефонной связи: постоянные звонки, смс. Трудно было назвать полноценным общением поток его желчной злобы. Иногда его автомобиль появлялся под окнами дома и во дворе, где я жила. Изредка я сталкивалась с ним, но всегда на расстоянии и при большом скоплении народу, в людных местах. Но сегодня... Как только узнал, куда я уехала и где сняла квартиру? Вариант был только один.

Саша уже спал, утомившийся за целый день, а меня всё ещё мелко потряхивало ознобом от случившегося. Я посмотрела на часы - начало одиннадцатого. Не поздновато ли для звонка? Но всё же набрала номер тёти Нади. Я сложила один плюс один и решила, что это она рассказала бывшему мужу, где меня можно найти. Вспомнила её неподдельный интерес к разрушенной семейной жизни, возникший внезапно.

Удивительно, но трубку она взяла сразу:

- Привет, а ты чего так поздно? Не спите еще с сыном?

- Саша спит, а мне сон нейдёт.

- С чего бы это?

- Может быть с того, что бывший муж внезапно появился на горизонте. Интересно только, откуда он узнал, где я живу.

- Мало ли откуда...

- О нынешнем адресе знают только двое: ты и я. Я никому адрес не называла.

- На что ты намекаешь? - разозлилась тётка.

- Кирилл звонил тебе?

- Знаешь, что, племяшка. Просрала семью - не стоит винить в этом других. И корчить из себя обиженку.

- Я ничего из себя не корчу. Но не хотела бы, чтобы кто-то за моей спиной решал за меня, стоит ли мне видеться с бывшим мужем или нет.

- Послушай, Катя. Меня твои проблемы мало заботят. Своих оболтусов и вечной головной боли от их причуд хватает. И я не виновата, что ты с мужем чего-то не поделила. Он сказал, что ты не даешь ему видеться с сыном... и попросил сказать, где тебя можно найти.

- Спасибо, но не стоило этого делать. О сыне он вспомнил впервые за все те месяцы, что мы не вместе.

Плевать ему на сына, добавила я мысленно. За те несколько минут, что провёл рядом, не поинтересовался им ни разу, только вылил сверху на голову мне ушат дерьма. Но тётке о таком знать ни к чему, потому я просто говорю:

- Дело уже сделано, тёть Надь. Но не стоило ему что-либо сообщать обо мне. Надо было поставить в известность меня, что он объявился здесь.

- У тебя всё? Или ещё за что-то меня отчитаешь, как соплячку? Не доросла ещё жизни меня учить...

- Не в этом дело. Ладно, вижу, что разговора путного у нас не выйдет.

- А ты осмелела, Катенька. Давно ли мои пороги околачивала, прося о помощи? Память настолько короткая?

Я едва не задыхаюсь от возмущения.

- Так не безвозмездная помощь же. За всё заплачено, как и договаривались!

Тётка возмущенно кудахчет на том конце провода.

- Спасибо, племяшка. Теперь ты меня ещё и моей же копейкой заработанной попрекаешь?.. А не хочешь ли съехать? Нет? Может, тогда освободишь мою квартиру, если тебя что-то не устраивает?

Я едва сдерживаю себя, напоминая, что тётка нас прописала в свою квартиру, что я уже нашла детский сад, куда Саша ходит с удовольствием. А изнутри меня сгрызает мыслишка - не единственный же вариант. Но не хочется опять сниматься с места, осложняя тем самым себе жизнь ещё больше. Потому я как можно миролюбивее говорю:

- Меня квартира, как и плата за неё устраивают. Если тебе что-то не нравится, можем разойтись и каждый останется при своём.

Тётка замолкает, понимая намёк. Возвращать  уплаченное ей не хочется, потому она тоже прячет свои копья, торопливо прощаясь и желая напоследок спокойной ночи. Спокойствие. Если бы его разливали на заводе, запечатывая в бутылки, я бы сейчас не отказалась от парочки бокалов чистого, не разбавленного тревогой спокойствия высшего сорта. Вместо этого распахиваю окна, впуская свежий воздух и выхожу на балкон. Дышу остывающим воздухом, уже пропитанным ночной прохладой, разглядываю степенно гуляющих людей и проезжающие мимо машины. Взгляд падает на одинокий мужской силуэт под окнами, выхваченный из ночной темноты фарами проезжающего авто. Яркий сноп света вскользь мазнул по нему. Руки в карманах, капюшон надвинут на голову, чуть сутулится. На какой-то короткий миг мне показалось, будто он смотрит прямо на меня. В этой застывшей фигуре мне чудится сегодняшний новый знакомый. Но потом мужчина разворачивается и не торопясь бредёт прочь. Я устало провожу рукой по лицу - примерещится же всякое. Я заставляю себя идти и лечь спать. Но прежде чем уснуть, встаю раза три для того, чтобы проверить, закрыты ли все замки.

Кто-то перед сном считает овец или составляет списки того, что нужно сделать завтра. А я прокручиваю плёнку своей жизни, разматываю её от начала до конца - и обратно, ставлю на паузу, чтобы разглядеть отдельные моменты, и перематываю на скорости неприятные фрагменты. Если и было что-то хорошее в моей жизни с Кириллом, то это только появление на свет Саши. Иногда я смотрю на лицо сына и вижу в нём Кирилла - так сильно они похожи. Особенно глазами. Санька -маленькая и улучшенная версия того мудака, до недавнего времени бывшего моим мужем. Наверное, мы были обречены с самого начала - нельзя построить крепкие отношения и здоровую семью на почве насилия. Наша утлая и дырявая лодка вообще не должна была пускаться в плавание, но была спущена на воду сильным тычком и грозным окриком "Плывите!". И мы плыли, гребя изо всех сил, вычерпывая воду, заливающую хлипкое и ненадёжное судно, вмещающее в себя двух абсолютно разных людей. Я сошла с его борта, оставив далеко позади всё, что было. Так думалось мне. Но вдруг появляется он и тянет жадные руки, желая вновь вернуть меня обратно, пристегнуть к себе, чтобы тонуть вместе в тёмных водах взаимной неприязни.

- Отпусти.

- Не могу, котёнок. Я, видишь ли, по тебе соскучился.

Котёнок. От этого прозвища меня всегда бросает в дрожь. Так ненавистны мне стали любые производные от него. Всегда мягко и вкрадчиво, а затем - хлёсткая боль и вязкая темнота.

Глава 8

Несколько лет назад

Начальная точка отсчёта. 00-00-00. Место, откуда всё началось. Или то было раньше? Не знаю. Я считаю одним из самых неудачных дней своей жизни тот, когда вернулась в родной городишко после защиты диплома. Красная корочка, бакалавр. Экономический факультет, специальность - финансист. По завету родителей, чтобы не прозябать в нашем небольшом городке, а покорять мегаполисы светлой головой и тонной знаний.

- Молодец, дочка.

Тяжёлая рука опускается на плечо и колкий поцелуй в щеку от отца - язык не поворачивается назвать его "папой", отчимом или "дядей Славой". По большему счёту на эту специальность я пошла по его наставлению. Или вернее сказать - по указанию, не допускающему возражений. Чёткому и ясному приказу, такому, словно я находилась в числе его подчинённых полицейского отделения.

Мама легко и светло улыбается. У неё какая-то особенная улыбка, иногда едва заметная. Но если удастся поймать её, замираешь на месте. Словно скользнули по тебе солнечным лучиком и ласково коснулись живительным теплом.

- Дело за малым, осталось только работу найти, - шучу я, понимая, насколько будет непросто.

- Бог даст, всё сложится, - отвечает мама.

- И как известно, сама не плошай, - громыхает отец, уже находясь на выходе из квартиры, - у меня сегодня внеплановые сборы. Не ждите к ужину. Возможно, только под утро вернусь.

Я еще некоторое время болтаю с мамой о том, о сём, тщательно подбирая выражения. Она у нас верующая, и мне не хочется обижать её лишний раз случайно проскользнувшим бранным словечком или шуткой о божественном.

- Тебя Тамара искала, - вдруг спохватывается мама, - совсем из головы вылетело!

- Тома? Она уже тоже в городе?

Тамара - подруга ещё со школы. После окончания одиннадцатого класса наши дорожки разошлись - я уехала учиться в один город, она - в другой, чуть поменьше. Но связь мы всё равно поддерживали и виделись на каникулах.

- Приехала незадолго до тебя, забегала за тобой.

- Всё понятно, больше ничего не говори. Я сейчас ей сама позвоню...

Тамара берёт трубку почти сразу же.

- Привет, Катюха! А я как раз к тебе направляюсь. Давай, выходи, прогуляемся по местам нашей юности.

- Скажешь тоже, старушка...

Я быстро переодеваюсь, натягивая летний сарафан и сбегаю вниз. Стискиваю подругу в объятиях, вдыхая сладкий ванильный аромат парфюма. От Тамары всегда пахнет как от кондитерской фабрики или булочной - чем-то мягким, сладким и немного душащим. А в целом - она не изменилась, только цвет волос опять подправила - сейчас он тёмно-коричневый, с красноватым отливом против прежнего блонда. Тамара подхватывает меня под локоть и трещит без умолку, вываливая мне на голову ворох новостей. В том числе и об одноклассниках, кто женился, кто ещё учится, кто вовсю вкалывает на работе...

- У тебя с этим как дело обстоит, кстати говоря?

- Да пока никак, Тома... Ещё не искала ничего, но думаю будет то ещё представленьице.

- Ерунда, - машет рукой Тома, - неужели папочка тебя не сможет на первое время в отделение запихнуть? Посидишь скромно в уголку год-полтора, бумажки поперебираешь, а потом начнёшь искать что-то более приличное.

- Не хотелось бы. Ещё и на работе находиться под его неусыпным взором.

- Ха-ха-ха, всевидящее око, - подтрунивает надо мной подруга, иронизируя над постоянным контролем, которым окружает меня отец. Откровенно говоря, колпаком. Прозрачным, но пуленепробиваемым.

- Тебе смешно... А я лучше сама попытаюсь найти что-нибудь.

- Здесь, у нас?

- Нет же. Немного погощу у родителей и опять поеду обратно... Буду пытаться устроиться там.

- Ой ну не знааю... Будешь журавлей в небе ловить? Или просто смыться хочешь подальше, чтобы шить втихаря?

Тамара отчасти права. На самом деле мне претит бумажная волокита и бесконечные столбики цифр, все эти формулы экономического роста, оценки стабильности и рентабельности... Я люблю другое - метры тканей, иглы и ножницы. У меня хорошо получается кроить, я легко и быстро справляюсь с шитьём, чувствуя, что вот  это - моё. Но отец счёл шитьё делом несерьёзным, заявив, что таким образом в жизни далеко не пробьёшься.

- Что тебя ждёт на этом поприще? Будешь сидеть где-нибудь в крошечной каморке и подшивать джинсы или ушивать юбки? Ты этого хочешь? Работать за мизер, тыча иголкой?..

С отцом очень тяжело спорить, практически невозможно. Он подавляет своим голосом и пригвождает к полу тяжёлым взглядом. А мама в такие моменты уповает на волю "Господа нашего". Иногда я не отдаю себе отчёта, что меня раздражает больше - деспотизм отца или молчаливая покорность матери.

- Ладно, не грузись, Катюха. Лучше скажи мне, на дискотеку пойдёшь с нами?

- Пойду, скорее всего. Отец на сборах внеочередных, так что сторожа сегодня при мне не будет.

Смешно. Мне двадцать лет, а отец не отпускает меня гулять позже чем час-два ночи. Но сегодня он будет занят и даже не сможет в положенный час набрать мой номер, чтобы проверить, дома ли я нахожусь. Я соглашаюсь, надо же как-то отметить окончание университета? Мама отпускает меня  с лёгким вздохом. Кто-то из собравшихся вместе знакомых подтрунивает надо мной, как только меня отпустили на непотребное сотрясание телами под богопротивную и похабную музыку? Я смеюсь, стараясь не обращать внимания на подобные смешочки. Сейчас так весело и легко,  просто расслабляюсь, танцуя в небольшом местном клубе. Время уже перевалило далеко за полночь, ноги немного гудят в босоножках от танцев. В клубе душно и мы с Тамарой выходим на свежий воздух, вдыхая ночную тьму.

- Чёрт,  как же классно! - смеётся подруга, вытаскивает из сумочки пачку сигарет и чиркает зажигалкой, - будешь?

- Нет, ты же знаешь, что я не курю.

- Не пьёшь, не куришь в свои двадцать лет, - смеётся подруга, - сексом хоть занимаешься?

Смотрит на моё сконфуженное лицо.

- Да ладно, только не говори, что у тебя ещё ни разу не было! - округляет она глаза, шокированная.

- Почему не было? Было, но как-то не доходило до того самого...

Я смущаюсь. Мне как-то неловко рассказывать о том, что не было у меня ещё такого, чтобы тянуло непреодолимо и было до чёртиков приятно терпеть липкие прикосновения горячих рук, стремящихся поскорее нырнуть под юбку. Какие-то мелкие увлечения на неделю или около того. Казалось, что вот он - нравится и занимает мысли, но проходило несколько дней, и образ выветривался из головы, как дешёвый парфюм.

- Ну ты даёшь... Вернее, наоборот, не даёшь!.. Ну ничего, старушка, ещё все впереди. Тогда тебе точно надо валить из нашей дыры или помрёшь старой девой. Останешься здесь - папочка на тебя железные трусы наденет с замком, а ключ спрячет.

- Ой, всё, молчи уже, гуру раннего секса.

Тома рано приобщилась к плотским утехам, расставшись с невинностью еще лет в четырнадцать, о чём она сразу же поделилась со мной. Мерзко как-то, передёрнулась она, но в следующий раз уже сияла, как лампочка на сто ватт, томно вздыхая. Познакомилась с парнем чуть старше и до сих пор гуляла только с ним, как только дело до свадьбы ещё не дошло?..

- Ты в клуб будешь возвращаться? - спрашивает Тамара, щелчком пальцев отправляя окурок сигареты в урну.

- Честно, не очень хочется. Ноги уже гудят, - поморщилась я, - и ремешок на обуви начал натирать кожу. Еще пару танцев и точно до крови ноги сотру.

- Тогда поехали с нами. Витя на дачу звал, его старший брат сегодня шашлыки жарит там.

- Да как-то не очень хочется тереться в незнакомой компании.

- Брось, - приобнимает меня за плечи Тамара, - все свои. Я, Витя, брат его старший Вовка с другом.. Димой, кажется, зовут. Ещё пару-тройку девчонок из соседнего двора. Таня с Машкой. И Рита под вопросом.

- Мне же до утра вернуться надо.

- Так мы и вернёмся к утру. Я на даче без удобств торчать сутками не собираюсь. Посидим пиво попьём, шашлыки пожуём... Ты - ясное дело соком будешь накачиваться. Ну соглашайся, Кать. Вот упорхнёшь обратно - и мы опять не увидимся долгое время.

- Ладно, - после недолгих сомнений соглашаюсь я, - но к утру мы должны быть дома.

- Конечно, у меня самой пропуск только до утра выписан. Сейчас Витюшка за нами заедет...

Глава 9

Несколько лет назад (продолжение)

Витёк заезжает за нами буквально через минут десять на стареньком BMW, громыхающем при езде так, что кажется, будто он развалится прямо на ходу. Приходится перекрикивать металлическое дребезжание и громкую музыку, что включил парень Тамары. Сама она сидит спереди, рядом с водительским сиденьем. Рука Витька вольготно лежит на её круглом колене, оглаживая его время от времени.

На даче в домике горит свет и слышится пение радиоприёмника. Перед домом ярко потрескивает костёр и жарится мясо.

- Оооо, какие люди к нам пожаловали! Здорово, Витёк... Ты с компанией?

Парень просовывает вихрастую голову в окно автомобиля.

- А что так мало девчонок? На нашем званом вечере ощущается острый недостаток прекрасного пола!

- Отвали, Димон, народ распугаешь, - отпихивает вихрастого в сторону второй подошедший. Его я уже знаю, это Володя, старший брат Витька, - давайте, вылезайте. Как раз вовремя, шашлык уже почти готов. Пивас захватил, мелкий?

Володя шутя обхватывает брата за шею, награждая того щелбаном.

- Конечно, разгружай горючее! - Витька распахивает багажник автомобиля.

- Молодец, вот и тащи его куда следует...

Володя удаляется, предоставив брату право самому нести ящики с пивом к костру. Витька чертыхается, но послушно следует за братом. Компания возле костра собралась намного больше, чем говорила Тамара. Я пробегаюсь глазами по собравшимся. Кроме Витька, Володи и Димы на низких лавочках или просто на траве сидят ещё четверо парней, незнакомых мне. Рядом с ними расположились девчата: Таня и Маша, Рита.

- Еще Марина хотела приехать, но  не смогла. У неё маман в ночную смену вышла, с сестрёнкой приходится сидеть , - объясняет Таня, целуя в щёку.

- А нас? Мы тоже любим поцелуйчики! - шагает ко мне один из парней, раскинув руки в приветственном жесте.

- С незнакомцами не целуюсь.

- Так в чём проблема? Давай познакомимся.

Мне не очень нравится кривоватая улыбка и развязный тон, но Витёк осаждает его:

- Уймись, Антон. А то точно придётся куковать в мужской компании.

Витя скороговоркой выпаливает, имена, представляя всех незнакомых друг другу:

- Саша, Антон, Макс, Женька...

Саша и Антон похожи так сильно, что их едва можно отличить одного от другого. Из разговора становится понятно, что это двоюродные братья. Мгновенное напряжение уходит прочь, и я занимаю место рядом с подругой, вливаясь в общую беседу.

- Народу маловато собралось, - тянет недовольно Макс, - мы мясом на целую роту затарились.

- И пивом, - добавляет Женька, открывая жестяную банку, - придётся есть и пить до усёру, не пропадать же добру!

Антон проходит мимо и суёт мне в руки банку с пивом, усаживаясь рядом, стукает об неё своей:

- За знакомство?

- Я не пью, - стараюсь убрать банку, ища чего-нибудь другого.

- Да ладно, от одного глоточка с тебя не убудет!.. Тем более ничего другого всё равно нет.

- Антоха, ты что приклеился? Запал, что ли? - обращается Тамара. Она сидит поодаль и милуется со своим Витьком, лишь изредка вставляя пару слов в разговор, - там в домике диспенсер с водой, Кать. А то помрёшь от засухи!..

Я поднимаюсь и иду в домик. Щёлкаю выключателем и ищу свободную кружку. Помпа на диспенсере никуда не годится, шипит, пропуская воздух, и выдает воду по капле. На то, чтобы напиться и набрать воды с собой у меня уходит минут десять, не меньше.

Я возвращаюсь к друзьям, сразу понимая, что у костра стало на ещё одного человека больше. Парень оборачивается и улыбается:

- И ты здесь, котёнок?

Я смущаюсь, смотря в тёмно-карие глаза с прищуром. Это сын друга отца, Кирилл. Он часто бывал у нас дома. Так часто, как бывают только близкие родственники. Иногда отец шутил, что сын друга ему самому почти как родной. В особенности часто Кирилл появлялся у нас в то время, как его отец погиб в автомобильной аварии. Потом начал появляться реже, но всё равно у нас дома он чувствовал себя вольготно. А прозвище - котёнок с самого детства, когда на какой-то новогодний утренник я пошла в костюме кошечки. И Кириллу пришлось забирать меня домой, потому что матери стало плохо с сердцем, а отец был на дежурстве. Так и повелось - котёнок, прилипло надолго, несмотря на то, что прошло больше десяти лет с того самого утренника. Сейчас мне - двадцать, Кириллу - немногим больше, двадцать восемь. И я до сих пор - котёнок, а он - что-то вроде друга или двоюродного брата, который нравится самую чуточку больше, чем следовало бы.

- Привет, не знала, что и ты будешь здесь.

- Я просто мимо проезжал, - машет он в сторону внедорожника, припаркованного за забором, -машину Витька увидел, зашёл поздороваться. А ты давно в город приехала?

- Только сегодня утром.

- Ага, и сразу поскакала развлекаться?

Я смущаюсь от его подтрунивания надо мной, кажусь себе всё той же маленькой девочкой с плюшевым хвостом и треугольными ушками, закреплёнными на ободке. А он будто оглядывает меня с головы до ног и посмеивается: "Так ты оказывается, не Катя, а котёнок!". Только сейчас выражение его глаз чуточку иное, полыхает тёмным и заставляет опускать взгляд. И в голову словно что-то стучит "тук-тук", вынуждая неприятно ёжиться от холодных мурашек по коже.

- Отмечаю окончание университета, - улыбаюсь я.

- Красный?

- Само собой.

- С твоим отцом другого и быть не могло, да?

- Что-то вроде того. А ты?

- А что я? Я-то постоянно в этом городе живу. У меня планы... Скоро открытие нового торгового дома.

У Кирилла хорошие "связи", его дядька - губернатор нашего небольшого городка. Хорошее подспорье для молодого и перспективного бизнесмена. Я киваю головой, перебрасываюсь еще парой ничего не значащих фраз с Кириллом. Он опустошает пару банок пива и поднимается, смотрит на меня сверху вниз.

- Ладно, мне пора, а тебя до дома подбросить?

Ему наверняка не очень интересно сидеть среди салаг вроде нас, неоперившихся птенцов, едва окончивших университеты, потому он уезжает, едва высидев полчаса.

- Я с Тамарой, - отнекиваюсь я, отчего-то не желая оставаться с ним наедине, чувствуя смущение.

- Как скажешь. Ещё увидимся.

Через пару минут автомобиль трогается и с места.

Уже скоро близится утро и усталость берёт своё. Димка сидит в глубоком плетеном кресле, прикрыв глаза, и кажется, спит. Все остальные тоже стремятся найти себе место на дачном участке. Тома обжимается с Витьком и вскоре ожидаемо удирают прочь, ища укромное местечко. Макс с Женькой уже давно храпят в домике, лежа валетом на узком диване. Таня трётся неподалёку с Володей и, кажется, эта вновь образовавшаяся парочка вскоре тоже уединится. Так оно и происходит. Непонятно, где бродит Ритка... Возле остывающего костра остаюсь я и два брата, Саша с Антоном. Бренчат на гитаре по очереди и болтают между собой вполголоса. Я поднимаюсь и иду в дом, ища, где бы прилечь отдохнуть. Большое кресло оказывается занято Риткой, свернувшейся в нём калачиком. Приходится возвращаться на улицу. Возле домика с торца стоит еще одно кресло, скрипучее кресло-качалка, я планирую забраться в него.

Парни тоже разбрелись по участку. Я опускаюсь в кресло, обхватывая себя руками от зябкого холода. Жаль только не догадалась взять куртку с собой...

- Чё холодно, красавица?

Антон появляется неожиданно, словно чёрт из табакерки.

- Не жарко, скоро рассвет. Перед рассветом всегда холодно.

- Так может согреемся? Есть парочка способов.

Он стоит, широко раздвинув ноги, чуть покачиваясь. Кто-то явно перебрал с пивом. Я осторожно встаю из кресла и огибаю его по широкой дуге, возвращаясь во двор. Не успеваю сделать пару шагов, как он хватает меня и прижимается мокрыми губами к шее.

- Куда торопишься, маленькая?

Мне хватает сил пихнуть его со всех сил локтём в живот и, развернувшись, пнуть коленом в пах. Он нетвёрдо стоит на ногах, потому отшатывается и ругается, согнувшись. А я тороплюсь прочь. Навстречу попадается Саша, брат Антона.

- Держи сучку! - кричит ему Антон, уже оправившийся от удара. Саша недоуменно смотрит на меня, а потом ухмыляется, бросаясь мне наперерез. Я ныряю ему под руку и выбегаю со двора через пролом в заборе. Надо бы вернуться и растолкать спящих, но для этого нужно обойти двух братьев, нагоняющих меня. Я не придумываю ничего лучше, кроме как нырнуть в салон автомобиля Витька и заблокировать все двери. Антон подбегает и грохает кулаком по боку автомобиля.

- Давай, вылезай.

Руки трясутся, когда я вставляю ключ в замок зажигания.

- Эй, ты чего удумала, дура?

Саша стоит прямо перед капотом. Я проворачиваю ключ зажигания и надавливаю на педаль газа.

- Бля, щас я до тебя доберусь!  - Саша отскакивает в сторону. Автомобиль проезжает всего пару метров и глохнет. В окно с водительской стороны тарабанит кулаком обозлённый Антон. Я нажимаю на автомобильный гудок и сигналю, чтобы разбудить спящих в доме и привлечь внимание ушедших Витьки и Тамары.

Помощь приходит внезапно. Антона за шиворот оттаскивает Кирилл, невесть откуда взявшийся. Пинает его под зад и отшвыривает, словно щенка. Щуплый тощий Антон кажется щепкой по сравнению с Кириллом. Из домика на звук громкого автомобильного гудка высыпают заспанные приятели, и откуда-то сбоку участка спешит раскрасневшаяся Тамара с Витьком, одергивающим одежду на ходу. Кирилл стучит по стеклу и только сейчас я осмеливаюсь открыть дверь. Он загребает меня в охапку, прижимая лицом к груди.

- Что случилось? - недоумевает Тома, переводя взгляд с меня на Антона, потирающего ушибленный зад.

- Дура подруга у тебя, - зло бросает Антон, - чувство юмора на нуле!..

- Кать, что произошло-то?

Объятия чересчур крепкие, мне тяжело дышать. Я высвобождаюсь из захвата Кирилла. Тот крупными шагами направляется к автомобилю, бросая мне издалека:

- Ну что, теперь домой поедешь?

- Да, - согласно киваю я. Хватит с меня отдыха на природе. Хочется поскорее уехать отсюда, очутиться на своей кровати, вдыхая знакомый запах родного дома. Желание настолько сильное, что я плюю на онемение и робость перед Кириллом, причины которых мне неясны. Плюю и соглашаюсь уехать с ним.

- Подожди, сейчас вместе все поедем... Через пару часов, - заискивает Тамара.

Я не соглашаюсь и иду следом за Кириллом, дожидающегося меня у своего авто. Он открывает дверь передо мной и резко стартует с места, проносясь по ухабистой дороге. В салоне повисает неловкая тишина. Несмотря на то, что Кирилла я знаю давно, он кажется каким-то чужим и я не знаю, о чём можно с ним поговорить. Он первым нарушает тишину.

- Какие планы на лето, котёнок?

- Работу буду искать.

- Здесь, у нас?

- Нет, я не хочу оставаться здесь. Перспектив мало.

- Кто тебе такое сказал? Если захочешь хорошо устроиться, пробьёшься всюду. Тем более у нас... Могу подсобить. Всего один-два телефонных звонков и работа у тебя в кармане.

- Спасибо, но... я хотела бы заниматься другим делом, а не торчать в офисе.

- Чем же? - интересуется Кирилл, искоса глядя на меня.

- Своё ателье хотела бы открыть, - смущённо произношу я.

Кирилл морщится:

- Ничего другого придумать не смогла? Кому они нужны, эти ателье? Сейчас вся одежда фабричная. Не страдай глупостями, котёнок. Мы тебя в два счёта пристроим в тёплое местечко.

Я вздыхаю - не нужны мне ваши офисные тёплые местечки. Я пока практику проходила на последнем курсе чуть со скуки не померла, выполняя рутинную работу день за днём. И не могу себе представить, что буду заниматься подобным день ото дня.

- Подожди, куда мы едем? Ты пропустил нужный поворот.

- Не, не пропустил. Сейчас заскочим в одно местечко. Тебе понравится.

В голове опять зудит на повторе: хочу как можно скорее очутиться дома, в своей кровати, а не колесить невесть где, но не выпрыгивать же из машины на ходу. Тем более, это же Кирилл, так ведь?..

Он привозит меня на окраину городу. Там есть пара возвышенностей, издалека напоминающих сердце. "Гора влюблённых", с них открывается хороший вид на наш городок, весь лежит как на ладони. А ещё сюда приезжают парочки, часто устраивая пикники.

- Красиво, да?

Солнце уже вовсю встаёт, озаряя горизонт. И город внизу кажется ненастоящим, игрушечным. Ткни пальцем - развалится как карточный домик. Холодный ветер заставляет кожу покрыться мурашками. Еще пару минут я наслаждаюсь видом.

- Может, поедем?

- Домой торопишься?

Кирилл вдруг привлекает меня к себе, проводит руками по плечам. Горячие ладони оглаживают кожу.

- Ты вся мурашками от холода покрылась.

Он достает с заднего сиденья автомобиля куртку и накидывает мне на плечи. Я утопаю в ней и запахе кожи и парфюма, которым пропитана куртка. Кирилл обхватывает меня со спины, прижимая к себе так тесно, что становится тяжело вздохнуть.

- Ты изменилась, котёнок. Стала совсем взрослой, - шепчет он на ухо, едва касаясь губами мочки уха, - и красивой.

Он разворачивает меня, наклоняется к губам и касается их в поцелуе. Легко и мягко. Должно быть приятно, но вместо этого я лишь ощущаю резкий, ещё не выветрившийся вкус пива и запах сигарет. Я отстраняюсь, отворачивая лицо.

- Ты чего, котёнок? Я же тебе нравлюсь, - прищуривается Кирилл, улыбаясь. Руки ныряют под куртку и ложатся на талию.

- Нравишься, но не так сильно.

- Ха, вот заявленьице. Ты же ещё не попробовала, чтобы быть уверенной.

- Кажется, что и не стоит.

Я упираюсь кулаками в грудь Кирилла, пытаясь отстраниться, но он ещё крепче прижимает меня одной рукой, а второй обхватывает подбородок и впивается в губы жадным поцелуем. Рука держит крепко, не давая отвертеться. Губы скользят мокро и голодно, он втискивается ими в мой рот, прикусывает губы и проникает языком. Глубже и дальше. Я едва не задыхаюсь от глубоких и сильных толчков у себя во рту. Не чувствую ничего, кроме желания, чтобы это побыстрее закончилось. Толкаю Кирилла изо всех сил, но так просто его с места не сдвинуть - стоит как каменная глыба и шарит рукой по телу, поднимаясь от талии и сжимая грудь в ладони. Жадно мнёт её до боли, отрывается от рта.

- Охеренно, котёнок, ты чудо...

Он вновь наклоняется, но на этот раз уже касается шеи губами, засасывая кожу внутрь рта и оглаживая её языком.

- Кирилл, пусти меня...

Он не слышит - тяжело дышит и тянет верх сарафана вниз, обнажая грудь. Накрывает ладонью полушарие и сжимает сосок между пальцами.

- Не, не могу. Сладко так. Тебе понравится.

Мгновение - и он скидывает куртку с моих плеч, опрокидывает меня на неё навзничь, нависает, удерживая своим телом. Губы вновь находят мои, толкается внутрь рта языком. Он тянет подол сарафана вверх. Меня прошибает ужасом.

- Нет, пусти... Я не хочу.

- Ты просто расслабься. Всё будет хорошо.

- Нет, пусти меня. Не буду, не хочу!

Я протискиваю колено и ударяю им. Непонятно куда пришёлся удар, но Кириллу это не понравилось.

- Вот это было зря, котёнок, я же с тобой ласково.

Он стискивает ткань трусиков, стягивая их по ногам.

- Не брыкайся, лошадка необъезженная!..

Я уже не могу сдержать крика и слёз, отбиваюсь. Но для него мои удары - всё равно что комариные укусы. Он  разводит бёдра устраиваясь между ними и стягивает с себя джинсы вместе с бельём.

- Последняя попытка, котёнок, уймись. Иначе будет неприятно.

Его слова едва ли мне понятны, понятно только прикосновение горячего, чуть подрагивающего от возбуждения члена к складкам.

- Тшшш...

Рука Кирилла ложится поперёк горла и сдавливает его.

- Ну же, котёнок, давай...

Одно движение его бёдер, отдавшееся сильной резью и неприятным жжением, сменяется ещё одним и ещё, с каждым толчком проникает всё глубже. Горло сдавлено так сильно, что перед глазами темнеет и из глотки вырывается только сиплое дыхание.

- Такая узенькая...

Он говорит что-то ещё, но сознание улавливает лишь некоторые фразы. Пара мощных рывков - и жгучая боль разливается внутри. Секундная задержка и разорванная преграда не останавливает убыстряющихся толчков, раздирающих нежную плоть. Кирилл вдалбливает себя в меня на бешеной скорости. Минуты агонии и насилия кажутся часами, растянутыми до бесконечности. Наконец, он дёргается в последний раз со стоном и дышит тяжело через стиснутые зубы, поднимается на локтях надо мной.

- Ты первый раз, не так ли?

Кирилл наклоняется, тянется губами к моему рту и накрывает губы, искусанные в кровь. Мне уже всё равно, хочется только уйти и смыть с себя всё произошедшее. Я сажусь и натягиваю сарафан. Между ног саднит и ноет, липко от пролившейся крови и спермы. Кирилл поднимается и застёгивает молнию на джинсах. Он стоит рядом и аккуратно касается плеча рукой.  Я сбрасываю его пальцы.

Он подбирает мои трусики и протягивает их мне, ныряет  за салфетками в салон своего авто.

- Вытрись, ничего страшного не произошло. Потом будет приятнее.

Я поднимаюсь и кое-как отираюсь салфетками, что он протягивает мне. Стоит и наблюдает за моими движениями с каким-то странным, болезненным интересом. Словно ничего особенного не произошло.

- Садись, - он распахивает дверцу рядом с водительским сиденьем. Я игнорирую его приглашение и сажусь сзади на пассажирское сиденье. Слёзы стоят комом в горле и щиплет глаза, но солёная влага не выходит из берегов, душит изнутри, отравляя. Едва автомобиль заезжает в город, я выпаливаю:

- Останови машину.

- До дома твоего еще далеко.

Я хватаюсь за ручку дверцы, нажимаю и держу её открытой:

- Останови или я выпрыгну.

- Да ты совсем с ума сошла!

Но всё же резко жмёт по тормозам. От неожиданности я утыкаюсь головой в спинку сиденья, но тут же вскакиваю и пулей вылетаю из машины. Бегу со всех ног, опасаясь, что Кирилл станет догонять меня. Но он лишь выходит из авто и смотрит мне вслед. Я вижу во дворе дома старенькие Жигули с жёлтой шашечкой на крыше машины и спешно сажусь внутрь, называя домашний адрес. Заспанный водитель испуганно вздрагивает, но всё же заводит мотор.

Квартира полна утренней тиши. Мама спит, а отец ещё не вернулся. Я долго сижу в ванной комнате под струями душа, думая, что хуже быть не может.

Наивная. Хуже быть может всегда. И через некоторое время меня начинает полоскать по утрам. Ужасающая догадка маячит передо мной, словно петля на виселице. Остаётся лишь сунуть в неё голову - тест показывает две яркие полоски.

Глава 10

Несколько лет назад (продолжение)

Паника поселяется внутри меня, маячит перед глазами кричаще-красными полосками. Я не могу поверить и покупаю несколько тестов. И все, как один, упорно подмигивают и полосуют жизнь. Я никому не рассказывала о произошедшем. Не тот случай, когда можно взять и просто сказать кому-то: "А вы знаете, меня изнасиловали и теперь я беременна". С этим надо что-то делать. И я знаю, что. Собираюсь с духом и иду в поликлинику. Мне кажется, что все, сидящие в очереди, догадываются, зачем я здесь. Чувство такое, будто над головой красным горит табличка о моей поганой ситуации.

На приёме у гинеколога меня кидает то в жар, то в холод. Слова врача бьются о черепную коробку будто бы сквозь толстый слой ваты. Я едва лопочу о своём желании сделать аборт. Слова дробятся и никак не желают складываться в одно предложение, я произношу его  через силу. Врач кивает головой и заводит стандартную речь об аборте и его возможных последствиях, зачем-то говорит о размерах плода на таком раннем сроке. Я же отрицательно машу головой. Аборт. И точка. Из здания больницы я выхожу с гудящей головой и  назначенной датой операции. Выскрести из себя тот выброс спермы, решивший разрастись в человеческую особь...

Телефон постоянно дребезжит от телефонных звонков и смс Кирилла. Я не отвечаю на звонки и не читаю сообщения. Стараюсь не выходить на улицу одна или всегда держусь других прохожих, опасаясь, что откуда-то из-за угла возникнет Кирилл. Его присутствие заметно: внедорожник кружит рядом, иногда я замечаю его немного поодаль от меня. Он будто порывается поговорить и выжидает момента, когда я останусь одна. А я всеми силами стараюсь избежать этого. В один из дней, когда отец находится на работе, а мать уезжает в церковь, раздаётся стук в дверь. За ней стоит Кирилл. Я аккуратно поворачиваю замок ещё на один оборот.

- Котёнок, открой дверь. Я знаю, что ты дома. Хватит бегать от меня.

Он вновь тарабанит в дверь, не прекращая стук до тех пор, пока не высовывается на лестничную площадку соседку и ругается, что он мешает спать её шестимесячному сыну. Кирилл уходит, но постоянно тенью кружит где-то поблизости.

Хуже быть не может? Наивная. Хуже может быть всегда. Я понимаю это в один из последующих дней, вернувшись домой из магазина. Мама сидит на диване кухни бледная, со спиной ровной, как натянутая струна. А по комнате мечется отец, бросая мрачные взгляды. Из грохота ора и матов я понимаю, что маме разболтала всё медсестра, приходящаяся ей знакомой, а та в свою очередь рассказала отцу.

- Какой нахрен аборт? Ты чем думала? Пиздой или головой?

Слова матери звучат намного тише, но в одном она согласна с отцом:

- Нельзя делать аборт, такой грех на душу брать.

Она крестится и больше ничего не говорит, предоставляя отцу возможность выплеснуть напряжение и раздражение.

- Какой еще аборт? Нагуляла и в канаву сбросить? Некоторые только о детях и мечтают, но не имеют возможности. А ты, как блядь, понесла и вперёд в больницу ноги раздвигать, чтобы всё выскребли, да?

Отец не может усидеть на стуле. Встаёт и топает по кухне из угла в угол.

- Взрослая она! Трахаться - взрослая. А гондоном воспользоваться не судьба? Двадцатку пожалели или так невтерпёж было?

- Слава, - пытается утихомирить разбушевавшегося отца мама, - не кричи так сильно.

- Как? Как не кричать? Единственная дочь тебе едва в подоле не приволокла...

Он наливает в кружку воды и пьёт, а потом со всего маху запускает ею в раковину. Керамические осколки брызжут во все стороны. Отец останавливается и садится рядом за стол.

- Ревёшь? Сопли размазываешь? Поздно теперь уже... Кто папаша хоть, а? Папашке-то хоть сказала?

Я не в силах вымолвить ни слова, слёзы текут по лицу и в горле саднит до ужаса. Отрицательно машу головой.

- Красотааа... А чего ж ты не обрадовала своего партнёра? Трахались двое, а выгребать тебе одной? Кто папаша?

Я молчу, опустив лицо. Слёзы стекают вниз по подбородку и капают на столешницу.

- Молчишь? Говори по-хорошему, Катя.

Пара минут моего молчания оканчивается тем, что у отца лопается терпение. Он поднимает моё лицо и влепляет пощёчину. Щёку обжигает, но боль мгновенно исчезает, а жгучий стыд - нет.

- Слава! - встаёт со своего стула мама.

- Сядь, - грохочет по столу кулаком отец, - сядь, Таня! Посмотри, кого ты воспитала. А всё твои поблажки и попустительство...

Он переводит дух и хватается за сердце.

- Что такое?

- Ничего, кольнуло просто.

- Погоди, я сейчас пойду в аптечке таблетки поищу.

Мама торопливо встаёт и идёт в ванную за аптечкой.

- Катя, чего молчишь? Говорить разучилась?

Снова пощёчина, но уже с другой стороны.

- Кто? Последний раз спрашиваю.

- Кирилл, - едва слышно  выдавливаю я из себя, но отец услышал.

- Тааак, детки... Нагулять - нагуляли, молодцы... Нечего сказать. Ты же вроде умная девочка, Кать, ну как так-то?

Мама всё ещё возится в ванной.

- Я не хотела,  - вдруг вырывается из меня, - это всё не по моему желанию вышло.

Отец вдруг замирает на месте, его лицо каменеет.

- Слава, вот держи! - мама возвращается с парой таблеток и торопливо наливает воды в стакан. Замечает, как изменилась обстановка на кухне, - что такое?

- Ничего, Таня, ничего... Нам с Катей нужно к одному приятелю заехать. Сейчас.

- Так поздно уж, Слава.

- Для такого никогда не поздно. Так, Катя, иди лицо умой. Сейчас мы с тобой навестим этого красавца...

- Слава, не натвори там ничего! - хватается за рубашку отца мать.

- Успокойся, Таня. Я вообще-то служу для того, чтобы ничего не творили противозаконного. Всё будет хорошо.

Отец заводит свой Volkswagen и едет через весь город на высокой скорости. Стрелка спидометра ползёт все выше, пересекая отметку и в шестьдесят, и в восемьдесят, а отец всё гонит автомобиль, останавливая его возле полицейского участка.

- Зачем мы здесь? - голос от слёз звучит ниже, чем обычно, - я не пойду туда. Я ничего не стану писать... Я никуда не пойду!..

- Успокойся! - обрывает начавшуюся было истерику отец, - никто тебя писать заявление не заставляет. Но вот поговорить с Кириллом в соответствующей обстановке не помешает.

Отец велит вылезать из машины и ведёт меня внутрь. Я частенько бывала у него на работе, по пути встречаются сотрудники, здороваясь едва ли не навытяжку. Начальник, как никак.

- Семёныч, комнату освободи, - просит отец.  В небольшом квадратном помещении - пусто. Стоит только стол со стулом и допотопный компьютер. Из-за стола торопливо встаёт мужчина лет тридцати пяти, - и смотри, чтобы в коридор никто нос не совал. Отвечаешь головой.

Отец достаёт сотовый телефон и набирает номер Кирилла. Голос его спокоен и дружелюбен, словно он не метал молнии всего минут пять назад.

- ... Заедь ко мне в отделение. Нет, ничего срочного. Так, кое-что по вопросу кражи с твоего торгового центра... Но разговор не телефонный...

Мне кажется, что Кирилл не приедет. Нет. Не так. Я не хочу, чтобы он приезжал. Но через минут двадцать он спокойно входит в комнату. Не сразу замечает меня, стоящую сбоку у двери. Но когда увидел, лицо неуловимо изменилось. Понял, что отцу всё известно.

- Садись, - пинает ногой стул к Кириллу отец и закатывает рукава рубашки, - ну расскажи, зятёк, что вы на пару с дочкой учудили?

Кирилл замирает на месте и разворачивается, но отец одним аккуратным движением бьёт его по спине справа. Без размаха и не в полную силу, но ноги у Кирилла подгибаются, а он сам сжимается, делаясь меньше, и без слов шагает в указанном направлении.

- Ты чего, Киря, а? Ты же мне почти как сын родной, в дом мой вхож. Катьку с детства знаешь... Красивая девка, да? Красивая, я тебя спрашиваю?

- Красивая, - соглашается Кирилл, всё ещё морщась от боли.

- Такая, что ты свой хрен в штанах не смог удержать?

- Она и сама хотела. Сказала, что я ей нравлюсь.

Отец поворачивается ко мне, считывает с моего лица невысказанное. Мне кажется, что он вспоминает увиденное им года три назад. На рождество. Тогда я вышла на балкон, чтобы вынести чашки с салатами, не помещающиеся в холодильнике. Осталась подышать немного свежим морозным воздухом и полюбоваться на фейерверки. Некоторые еще не отстрелялись с новогодних праздников. Я и не заметила, что Кирилл тоже стоял на балконе. Наверное, курил до этого. Чуть заплетающимся языком начал что-то рассказывать, а потом вдруг привлёк к себе и мазнул по губам влажным поцелуем. Я опешила всего на мгновение, а потом упёрлась руками в грудь, чтобы отпустил. Скрипнула дверь. И на балкон вышел отец с зажжённой сигаретой. Рука Кирилла скользнула вниз, словно он и не удерживал меня только что, а я отскочила чересчур поспешно. Потом отец сделал мне замечание, нечего, мол, девчонке, что ещё в школе учится, крутиться около взрослых парней...

По глазам отца вижу, что сейчас он вспоминает именно этот момент. Вспоминает и делает свои выводы: сама виновата, не хрен хвостом вертеть.

- Похоже, он правду говорит, да? Нравится - не нравится, хотела - не хотела... Что вы, как дети в песочнице, определиться не можете, зато нового наклепать смогли!

Кирилл изумлёно переводит взгляд на меня.

- Что ты так смотришь, а? Не ожидал? Обрюхатил - так вот теперь расхлёбывай.

- Я не знал...

Между бровей Кирилла пролегает складка.

- Что делать будешь, Киря? Эта дурында в больницу побежала тайком. Догадываешься, зачем?

Кирилл молча кивает головой, что-то обдумывая.

- Что ты киваешь, как китайский болванчик? - взрывается отец, - не знаешь, что сказать или сделать? Зато я знаю... В нашем районе девочку маленькую недавно нашли, мертвую и изнасилованную. А я закину тебя в камеру и стукач по наводке слушок пустит какой надо. Таких там любят... до дыр. К утру тебя выпустят, мол, ошибка... Ведь мы уже вышли на след того педофила... Но к тому времени тебя успеют опустить несчётное количество раз. Так что ходить ты сможешь только на раскоряку.

Я зажимаю уши ладонями, чтобы не слышать всю эту грязь.

- Это ни к чему, - говорит Кирилл и усмехается, - я вернулся за Катей на дачу, чтобы уберечь от двух придурков. И сейчас вы мне лепите невесть что... Наверное, нужно было не возвращаться за ней, вот тогда бы вашу дочку точно изнасиловали.

- Какая ещё дача? - взгляд отца полыхает негодованием, - Катька, ты что творишь? Какая к хренам дача? Ты только приехала после учёбы, а дел наворотила - за год не расхлебаешь. Я уже не знаю, что обо всём этом думать и кто виноват.

Отец ходит по комнате, расстёгивает ворот рубахи ещё на одну пуговицу, смеряет попеременно взглядом то меня, то Кирилла. Кирилл в отличие от меня сидит спокойно, словно всё сказанное его не касается. И это спокойствие странным образом склоняет чашу весов на его сторону. Ведь не станет дёргаться понапрасну человек, ни в чём невиновный. Нет, он будет спокоен и собран, словно Кирилл, сидящий неподалёку.

- Если так вышло, я от ребёнка отказываться не стану, - произносит Кирилл.

- Нет, - выпаливаю я.

- Почему нет? Не выйдешь за меня? - интересуется Кирилл, склонив голову на бок.

- Выйдет, - ставит точку отец и припечатывает меня взглядом, не терпящим никаких возражений.

Глава 11

Неприятное происшествие в подъезде отбросило меня в прошлое, заставив переживать заново давно минувшие события. Мне становится страшно, что теперь Кирилл начнёт преследовать меня, поджидая в каждом тёмном углу. Я едва заставляю себя выходить из квартиры и спускаться вниз. Каждый раз. Стиснув зубы и стараясь держаться спокойно, чтобы ничем не выдавать своего истинного настроения. И не пугать Сашу, который крепко держится за руку и беззаботно топает по ступенькам. Но проходит день, два... И Кирилл больше не объявляется. К концу первой недели я начинаю думать, что его приезд был просто временным помутнением, взбрыкнувшей внезапно прихотью - не больше того.

Но всё же не отпускает ощущение того, что кто-то постоянно трётся рядом. Это чувство сложно описать - когда спина словно немеет от скользящего по ней взгляда. Оборачиваюсь, ища глазами силуэт бывшего мужа, но не замечаю никого похожего на него среди прохожих. Один пожилой мужчина и парень в толстовке немного позади - и никто из них не может быть Кириллом.

Я стараюсь сосредоточиться на другом - устроилась на время в ателье, располагающееся не так далеко от дома. Платить будут копейки, но на первое время даже это лучше, чем ничего. К тому же хозяйка подумывает сдавать ателье в аренду. И я жду момента, когда она окончательно примет решение...

Тётя Надя после неприятного телефонного разговора не появляется вовсе. Отчасти я этому рада - между нами нет и никогда не будет тёплых родственных отношений. С другой же стороны очень тяжело находиться совершенно одной в городе. И единственный, с кем ты говоришь - это трёхлетний малыш. Кто бы что ни говорил, но подобная изоляция и полное одиночество - тяжело. Я болтаю с продавцами из соседних отделов на работе и подбираю крохи от общения с воспитателями детского сада, но иногда хочется просто поговорить по душам. И хочется, и колется. Не вижу среди новых знакомых того, с кем могла бы крепко сдружиться. Возможно потому что боюсь повторения истории с Тамарой, оставившей неприятный след в душе.

Сегодня - короткий день в ателье. Я освободилась ещё во время обеда, вожусь на кухне. На плите уже остывают духовые пирожки с картошкой. Осталось только помыть посуду - поворачиваю допотопный кран барашек. Он прокручивается на месте, но вода продолжает бежать быстрой струёй. Я ругаюсь себе под нос и иду перекрывать вентиль подачи холодной воды. Но тот не срабатывает как надо. Я верчу его и так, и сяк - вода как бежала, так и продолжает бежать на кухне.

Понимаю, что нужно бы перекрыть воду по стояку и обратиться к сантехнику, но не знаю даже, куда обратиться. Недолго думая, стучу в соседнюю дверь. Она немного приоткрывается - в квартире стоит соседка, полная женщина в годах.

- Где можно сантехника найти?

- Нет его у нас, а что случилось?

- Кран сломался, воду бы перекрыть.

Соседка задумывается:

- Поднимись в тридцать пятую квартиру, у них должны быть запасные ключи от подвала. Домуправа сегодня не найдёшь, она уехала. А вот у тех жильцов - спроси...

Я благодарю соседку и торопливо взбегаю наверх, нажимаю на дверной звонок, слушаю птичью трель. Звук шагов - дверь распахивается, вынуждая меня отступить немного назад. В дверном проёме стоит... Денис. Тот самый парень, что оттащил Кирилла. Я смотрю на него и не знаю, что сказать.

- Привет, - улыбается он, - я же сказал, что скоро мы станем соседями. Ты за солью?

Шутник. Я смотрю в смеющиеся зеленовато-карие глаза, не понимая причин его веселья.

- Мне нужно воду перекрыть. Соседка сказала, что в тридцать пятой квартире есть ключи от подвала.

Денис задумывается, отступает внутрь, выдвигая ящики комода один за другим.

- Есть, а что случилось?

- Кран не работает, проворачивается на месте, - нехотя признаюсь я.

- Пошли.

Денис закрывает квартиру и легко сбегает по ступенькам впереди меня.

- Покажи сначала масштаб бедствия, - просит он, останавливаясь возле двери квартиры. Я пропускаю его на кухню. Он подходит к раковине и пытается закрутить кран.

- Денис, я же сказала, что он не работа...

Договорить я не успеваю - кран окончательно ломается - барашек остаётся в руке Дениса, а из трубы начинает хлестать вода.

- Твою мать, - выдает Денис и тянется заткнуть рукой отверстие, воду начинает разбрызгивать во все стороны. От холодных капель воды кожа покрывается мурашками.

- И что ты так и будешь пальцами эту дырку затыкать?

- Придётся потерпеть, пока тут всё будет заливать.

Денис отходит в сторону и двигает меня тоже.

- Не стой тут. Вода брызжет - замерзнешь.

А сам мокрый по пояс и капли воды висят на волосах и ресницах.

- Я мигом.

Он всё же покидает квартиру и перескакивая через несколько ступенек сразу, несётся вниз. Стремительный поток воды прекращает бить в потолок, становясь тонкой струйкой, а потом и вовсе сходит на нет.

- Я перекрыл воду. Теперь надо кран сменить.

Денис откидывает рукой назад мокрые волосы, смотря на меня виноватым взглядом:

- Я тот ещё мастер-ломастер, извини. Теперь у тебя потоп на кухне и потолок будет сохнуть неделю. Но я всё исправлю. Неси ведро с тряпкой.

- Может, лучше мастера позвать? - сомневаюсь я, - а воду собрать я и сама могу.

- Не, я справлюсь. Просто твой кран насквозь проржавел и работал на одном честном слове. Есть чем заменить?

- Не знаю. Кажется, в ящике в коридоре что-то лежало. Сейчас посмотрю.

Я перебираю содержимое ящиков, в них всякая мелочевка по хозяйственной части.

- Ничего нет, - ступаю в кухню и замираю. Денис стащил с себя мокрую футболку и выжимает её над раковиной. Глаза сами скользят по широким плечам и рукам, словно скрученным из тугих жил. Взгляд цепляется за чёрную вязь татуировки на спине. Непонятно - то ли надпись, то ли узор.

- Если нет, значит сейчас схожу, - поворачивается Денис лицом. Встряхивает футболку и натягивает на себя, - подожди, я быстро.

- Ты что вот так в мокром и пойдёшь? - но Денис уже вышел. И дышать стало чуточку легче. В прошлый раз я не заметила ничего примечательного в нём. В память врезались только длинные тёмные волосы, зеленоватые глаза и крепкая хватка шершавой ладони. Кажется, вид у него был тогда словно болезненный или невыспавшийся - темные круги под глазами, сероватый цвет лица и тёмная щетина. А сейчас передо мной словно отредактированная версия нового знакомого...

Я досадую на себя: пялилась так, будто никогда мужчин в глаза не видела, и начинаю собирать воду с пола. Через минут десять Денис появляется на пороге квартиры и начинает менять кран. Кажется, я только недавно дала себе зарок не разглядывать его пристально, но против воли любуюсь линией плеч и ловкими движениями пальцев. Он наклонился над раковиной - хочется подойти и откинуть упавшую на глаза прядь волос. Денис поворачивается - я не успеваю отвести заинтересованного взгляда. Он радостно улыбается, свернув глазами:

- Сейчас будет пробный запуск. Вроде сделал все как следует, но на всякий случай выйди с кухни.

Вопреки его опасениям, кран работает как надо. Денис ещё раз проверяет его, крутит так и сяк.

- Надеюсь, что его не сорвет. Иначе можешь материть меня на чем свет стоит.

- Сколько я тебе за кран должна? -  спохватываюсь я.

- Нисколько.

- Но ты же купил.

- Купил. И что с того?

Денис опирается на дверной косяк плечом, смотря так прямо и пристально, что становится немного неловко.

- Мне неудобно. Я не люблю быть должной.

- Хорошо, - соглашается он, - тогда разреши тебя провожать, когда ты за сыном ходишь в садик. А то надоело следом втихаря красться.

- Так это был ты, - вспыхиваю я, - не стоит больше так делать! Ужасно неприятное ощущение, когда тебе спину взглядом прожигают и тревога не покидает.

- Я просто приглядывал, извини. Не думал, что ты меня заметила.

-Я и не заметила, но почувствовала. Я подумала...

Я не заканчиваю фразу, одёргивая себя внезапно. Какое кому дело до того, что я подумала, будто Кирилл преследует меня? Но Денис кивает головой, словно понял о чём речь. А может и на самом деле понял многое из той безобразной сцены в подъезде. Повисает неловкая тишина. Инструменты Дениса собраны, но он словно ищет повод задержаться ещё ненадолго. Ищет и не находит. Так же, как я и не нахожу причин задерживать его. А потом вдруг посылаю всё к черту. Почему для всего должны находиться разумные причины?

- Садись за стол, я чайник поставлю.

Денис улыбается. Я не помню, чтобы за последнее время видела, чтобы кто-то так часто улыбался, глядя на меня. Накрываю на стол и спрашиваю:

- Что-то не так?

- Почему?

- Может, тебе что-то кажется во мне смешным? Улыбаешься так, словно увидел нечто весёлое.

- Нет же. Просто нравится смотреть на тебя. А улыбка - сама собой появляется. Но если тебе не по нраву, буду контролировать этот процесс.

Он хмурится, делая серьёзный вид, сжимает губы в тонкую линию, ловит мой взгляд и вновь расплывается в улыбке:

- Извини, но выходит плохо.

- Да уж, я заметила, - смеюсь я. И чувствую, как в этот самый момент меня отпускает. Словно вместе с каждым выдохом из меня начинает выходить отрава, до того бушевавшая в токе крови. Становится легко-легко и приятно. Чёрт, до чего же приятно сидеть вот так запросто, за крошечным столом, пить чёрный чай с молоком и болтать о пустяках. Я чувствую себя изголодавшимся узником концлагеря, но голод мой иного рода - мне не хватало простого человеческого участия и общения. А внутренний голос скептически хмыкает, отметая в сторону это заявление, опровергает его с ехидством. Дело не только в этом, говорит он. Тебе приятен ничем не прикрытый интерес, что плещется в зеленоватых омутах глаз мужчины, сидящего рядом.

Глава 12

Я спохватываюсь, что уже пора идти за сыном, взглянув на часы. Чёрт, прошел уже целый час, как Денис устранил поломку. И всё это время мы сидели и болтали за чашкой чая, словно старые знакомые.

- Мне пора в детский сад собираться за сыном.

- Я тебя провожу, - вызывается Денис,- ты обещала согласиться.

Я быстро переодеваюсь и выхожу вместе с ним.

- Давай прогуляемся, тут всего три остановки. Я знаю короткий путь. Через дворы можно срезать.

Я соглашаюсь. Рядом с Денисом отчего-то становится спокойно. Приятное ощущение окутывает с ног до головы словно мягким пушистым одеялом и хочется насладиться им сполна.

- Ты давно тут живёшь?

- Всю свою жизнь. Было время, когда уезжал отсюда. Потом приехал. Думал, что на время, но застрял. И похоже, что надолго. А ты почему сюда приехала?

- Хотелось уехать... подальше. А родственница только здесь у меня.

- Надя которая? - усмехается Денис.

- Она самая, моя тётка.

- Мегера та ещё. Извини. Но найти с ней общий язык тяжело. Мои жильцы как-то раз её затопили. Там пятно на потолке было размером с детский кулачок, а вони от неё - на три года вперёд... Но у неё, наверное, обо мне тоже мнение своё сложилось. Так что мы квиты.

- Чем ты занимаешься?

- Да ничем особенным. Моторы иногда перебираю по просьбе знакомых.

- А по тебе не скажешь. Я думала, что ты спортом увлекаешься.

Я так решила, потому что видела, насколько точны и резки были удары, которыми он наградил Кирилла. Но по большей части моё предположение основано на том, какова его фигура - подтянутая, привычная к тренировкам и физическим нагрузкам. Красивая той особенной мужской красотой, от которой млеешь и чувствуешь себя в безопасности. Хочется прижаться и замереть без движения на несколько мгновений, плюнув на весь крутящийся мир. Но только я не хочу признаваться в этом даже самой себе.

- Да, права. Раньше увлекался. Можно даже сказать довольно серьёзно. Но то - в прошлом. Сейчас я просто живу и занимаюсь, чем придётся. Подвешен в пространстве. Еще не решил, куда двигаться дальше.

Денис ведёт меня коротким путём, мы то перебрасываемся фразами, то замолкаем. Но чувствую я себя одинаково уютно и во время разговора, и во время молчаливых пауз. Вдруг сверху на землю падает пару крупных капель дождя.

- Чёрт, а синоптики обещали, что дождь пройдёт стороной! - недовольно морщусь я, досадуя, что не взяла с собой зонт. А потом вспоминаю, что его у меня нет. Денис снимает с себя толстовку и растягивает над моей головой.

- Я временно побуду твоим зонтом. Эти синоптики всегда врут. Они ошибутся  с прогнозом даже если высунут нос на улицу во время непогоды.

Дождь быстро перерастает из накрапывающего в настоящий ливень. Обрушивает потоки прохладной воды сверху на город и растекается лужами в выщербленном асфальте. Тонкие матерчатые балетки за пару мгновений вбирают в себя воду и намокают. Денис тянет меня куда-то вбок, под полуразрушенный козырёк старой, заброшенной остановки.

- Переждём здесь.

Приходится встать к самой стене, чтобы дождь не заливал сверху.

- Похоже, мне суждено сегодня искупаться с ног до головы.

Дождь вымочил футболку Дениса насквозь. Намокшая, она прилипла к телу, обрисовывая мышцы груди и плоского живота. С волос свисают капли воды. Он собирает их пятерней и отбрасывает назад, запрокидывает голову и всматривается вверх, ловя лицом дождевые капли.

- Ты промокнешь ещё больше.

- Куда уж больше? - переводит на меня взгляд Денис. На мгновение я оказываюсь поймана в ловушку зелёных глаз, подстерегающую меня. Она ловко захлопывается и не отпускает из своего плена. Частокол намокших тёмных ресниц - как ограда, удерживающая внутри. Денис держится на расстоянии, но кажется, что пространство вокруг сжимается, приближая меня к нему. Или это он сам приближается, как в замедленной перемотке. Звуки вокруг затихают и не слышно даже грохота дождевых капель о тонкий жестяной козырёк. Губы Дениса оказываются совсем близко от моих - какой-то жалкий сантиметр между нами, наэлектризованный так, что кажется сейчас произойдёт короткое замыкание и полыхнёт огнём, плавящим провода. Ещё немного, и... Разум перехватывает пульт управления из моих ослабевших пальцев и сам нажимает на кнопочки, заставляя произносить то, чего так не хотелось бы говорить вслух.

- Не стоит.

Мои губы сами произносят эти слова, а ладонь упирается в крепкую мужскую грудь, удерживая на расстоянии.

- Почему? - выдыхает Денис, находясь всё так же непозволительно близко.

- Разве это не очевидно?

- Для меня - нет. Не вижу ни одной причины... Если только у тебя кто-то есть. Муж или парень?

- Нет,- отрицательно машу я головой, - никого нет. Не в этом дело.

- Тогда в чём?

Денис обхватывает ладонями моё лицо, заставляя смотреть прямо в глаза. Я - случайная зевака, попавшаяся на крючок гипнотизёра. Отпусти. Мне боязно от того, что хочется, не отрываясь, вглядываться в прохладную мяту твоих глаз.

- Я - магнит для неприятностей, - пытаюсь обратить всё в шутку, довольно неумелую. Я никогда не умела острословить.

- Тогда понятно, почему меня к тебе тянет, - улыбается Денис и сокращает расстояние, невесомо касаясь губами щеки. Ведёт ими выше, к раковине уха, шепча, - Мы - два сапога пара.

Нега разливается прямо под кожей, рождая приятное ощущение. Хочется закрыть глаза и плыть по мягким волнам его поцелуев. Но происходящее кажется таким нереальным и совершенно не вписывается в картину моего мирка, ограниченного маленькой рамкой.

- У меня - трёхлетний сын, Денис. От другого мужчины.

Он отодвигается и недоуменно смотрит.

- Представь себе, я в курсе. И меня это не отталкивает.

Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Я перевожу взгляд ему за спину.

- Дождь уже идёт не так сильно. Не хочу заставлять Саньку долго ждать меня.

И шагаю в сторону, отходя прочь. Денис молчит, но идёт следом, поправляет толстовку, сползшую ниже по моим плечам.

- И всё равно это не ответ. Тебя же ощутимо сильно тянет ко мне. Но сейчас ты удираешь от меня, как нашкодивший котёнок.

Вот оно - спускает с небес на землю, возвращая меня в реальность, где это проклятое слово звучит так мерзко, словно хлещут мокрой грязной тряпкой по лицу. Я разворачиваюсь и бью Дениса в грудь кулаком:

- Никогда не называй меня "котёнок". Я ненавижу это слово. И тебе лучше уйти.

Я торопливо скидываю толстовку и возвращаю ему, просто пихаю в грудь, не заботясь, поймает он её или нет. Я иду вперёд, но поневоле прислушиваюсь - слышен ли звук его шагов. Но вслед за мной по пятам крадётся только тишина, нарушаемая звуком редких падающих капель дождя.

Возможно, сейчас я оттолкнула единственного человека в миллионном городе, хоть немного заинтересованного во мне и проявившего какую-то чуткость, протянувшего руку помощи тогда, когда я этого не ожидала. Но останавливаться уже поздно. И я иду в насквозь промокших балетках по мокрому асфальту, чувствуя стылый холод, пробирающийся от ступней выше по ногам. Саня уже ждёт меня в раздевалке, сидя на стульчике рядом со своим шкафчиком. Я не устаю поражаться его почти всегда серьёзному выражению лица. Маленький мужичок, по-другому не скажешь. Вот он - мой путеводный лучик света в тёмной комнате.

Я помогаю ему надеть курточку и веду на выход. Но меня перехватывает воспитательница. Ничего особенного - обыкновенная беседа о поведении малыша и очередном сборе средств. Нет большой разницы - частный садик или государственный. И те, и другие снабжены мощным насосом по выкачиванию денежных средств. Дай-дай-дай... И ты покорно раскрываешь кошелёк, отстёгивая необходимую сумму, потому что не хочешь, чтобы твой ребёнок был лишен чего-либо или был хуже прочих.

На выходе замечаю, что дождь припустил с новой силой, льёт сплошной стеной. Я вздыхаю, видя как прочие мамаши распахивают зонты и прячутся под ними. Я ругаю себя на чём свет стоит, потому что не позаботилась о такой необходимой мелочи.

- Дожжик капает, - заявляет Санька и встаёт на самый край крыльца, подставляя ладошку под дождевые капли.

- Переждёшь его? - раздаётся голос Дениса. Я оборачиваюсь - не заметила, что он стоит за дверью, засунув руки глубоко в карманы порванных джинсов.

- Придётся, - спокойно отвечаю и слежу за сыном, чтобы не высовывался слишком сильно и не намок.

- Держи, это тебе.

Денис протягивает мне зонт, срывая бирку, болтающуюся снизу.

- Я, конечно, отвалю сегодня, как ты и попросила. Но мокнуть тебе и сыну явно не стоит.

Он поступает подобно мне - просто всовывает зонт в онемевшие ладони, послушно обхватившие ручку зонта, и поспешно уходит прочь, шагая под ливневое безумство. Он удаляется скорыми перебежками, немного пригнувшись и втянув голову в плечи.

- Это Денис? - спрашивает Саня, обернувшись.

- Да, Саша, это был он. Не успел с ним поздороваться? Скажешь ему привет в следующий раз.

Если он настанет - добавляю я про себя.

Глава 13. Денис

Я не понимаю, что происходит. Изнутри рвётся наружу злость вкупе с разочарованием. Минуту назад всё казалось таким реальным - протяни руку и возьми. Красиво очерченные губы, чуть приоткрытые, словно приглашают к поцелую. Затаённое ожидание во взгляде. Движение ей навстречу - и неожиданно загоревшийся стоп-сигнал, удерживающий на расстоянии. Мигает красным - не подходи.  А мне хочется подойти и взять лицо в ладони, прижать её к себе так, чтобы между нами не осталось бы и миллиметра свободного пространства. Я топаю к остановке, но, едва дойдя до нее, передумываю и бреду в другом направлении. Снимаю капюшон с головы - пусть поливает сверху, будто из шланга, промочит насквозь и остудит дурную башку, забитую мыслями о Кате.

До гаража идти пешком как минимум минут тридцать скорым шагом. Вот и отлично. Когда я добираюсь до него, на мне не остаётся ничего сухого - промокла даже резинка трусов. Я оглядываю пространство гаража, освещённое неяркой лампой. Перебираю железки на полках, верчу инструменты в руках и возвращаю их на место. Кого я собираюсь обмануть? Себя? Мне не удастся избавиться от мыслей такой монотонной работой. Мотор мотоцикла, что притащил мне приятель Ромка, разобран, вычищен и собран раза три, не меньше. Он сверкает так, как не сверкают у кота вылизанные яйца. Завтра Ромка обещал его забрать.

Под тонкой плёнкой стоит мотоцикл Yamaha MT 10 SP. Дорогая красивая игрушка, оставшаяся с того времени, когда я был ещё "на коне", срывал куш и был восходящей звездой спорта. Сейчас моя звезда упала с небес блёклым метеоритом и валялась где-то под ногами, неотличимая от множества других обыкновенных камней. Пускаться в такую погоду гонять на байке - чистой воды самоубийство. И я выкатываю его наружу, срываясь с места через пару минут.

Я еду почти вслепую, потоки воды заливают шлем, ограничивая видимость. Ориентируюсь лишь на расплывчатые огоньки фар встречного транспорта. Лавирую в потоке автомобилей, ускоряясь. Выезжаю за пределы города и несусь по ночной трассе, стрелка спидометра упорно ползёт вверх. Скорость может перевалить за отметку двести. Сейчас стрелка колеблется между ста сорока и ста пятидесятью километрами в час. Байк не едет, а летит над поверхностью мокрого асфальта. Ещё немного  - и сорвётся с привычной орбиты в никуда, полетит под откос. И я вместе с ним. Ревущий шум превращается в шквальное завывание ветра. Меня отпускает понемногу от скорости и ощущения дороги под колёсами. Разворачиваюсь и еду обратно. Стало ли легче? Кажется, что да, но стоит только сбросить обороты, повинуясь установленному правилами скоростному режиму города, как вновь меня топит мыслями. Они никуда не делись. Дурак. Это безнадёжно.

Побег на байке от самого себя был удачен только пока скорость заставляла лететь. Я завожу байк обратно в гараж, не зная, чем ещё себя занять. Возвращаться домой - значит пройти мимо двери, за которой находится она, отгородившаяся от меня стеной. В одном из углов гаража я вдруг замечаю боксерскую грушу, заваленную всяким хламом. Старая, пыльная, залатанная. Помнится, подвешивал её здесь же и лупил до одури. Через несколько минут она легонько покачивается в подвешенном состоянии. Как в старые добрые времена. Разминаю пальцы. Где-то должны быть шингарты [1], но искать их не хочется. Просто колочу грушу. Внутренний таймер привычно отсчитывает раунды. Маленький звоночек внутри - пора сделать минутную передышку и вновь влиться в ритм, но я не делаю пауз. Комбинации сменяют одна - другую, в голове становится пусто и только тупые звуки ударов отдаются звоном...

После опускаюсь на пол - взмокший и уставший. Костяшки пальцев раскраснелись и надсадно ноют, но боль эта приятная и знакомая, позволяющая отвлечься. Удивляюсь самому себе, как только мог обходиться без вот этого всего так долго. Возвращаюсь домой и мгновенно отрубаюсь на диване, даже не раздеваясь.

На следующий же день ноги сами меня несут туда, где я не был уже больше года. Старый спортивный зал, откуда всё начиналось. За это время он ничуть не изменился. Всё та же краска на стенах и запах, знакомые снаряды и звуки лупцевания. Я замечаю среди тренирующихся нескольких знакомых. Стараюсь держаться чуть поодаль, для начала - просто понаблюдать за происходящим, но один из парней оборачивается и салютует мне перчаткой, крича через весь зал:

- Здорово, Молот!

От его ора в мою сторону оборачиваются тренирующиеся: от мелкой пацанвы до взрослых парней. Теперь точно не удастся остаться незамеченным. Я прохожу вперёд, здороваясь с местными.

- Как жизнь, Тимоха? - спрашиваю у коренастого приятеля, отошедшего от груши.

- Ничего, пойдёт. Сам как? Вылез из своей норы? Я уж думал, что нет тебя в городе.

- Брал кратковременный отпуск.

- Возвращаешься к тренировкам? - спрашивает он и тут же осекается, - бля, совсем из головы вылетело.

Я всё ещё чувствую противный укол внутри от осознания того, что мне перекрыт путь сюда. Остаётся только осторожно ползти вдоль стеночки и колотить грушу один на один, опасаясь даже встать в спарринг. Не говоря уже о проведении полноценного боя.

К нам подходит тренер Иван Палыч. И он всё тот же, под стать спортивному залу - потрёпанный, морщинистый, но всё ещё крепко держащийся на ногах. Он без лишних слов поднимает мои руки, взвешивая их в своих ладонях.

- Ты же не новичок, какого хрена костяшки сбиты? Забыл про перчатки или бить разучился как следует?

Костяшки на руках припухли и кое-где лопнула кожа от вчерашнего дурного лупцевания по старой груше. Я усмехаюсь:

- Нет, ничего не забыл. Но шингарт под рукой не оказалось.

-  Эй, - поворачивается тренер, свистит и машет рукой, - малец, перчатки притащи...

Его просьбу кидается исполнять один из мелких пацанов, безошибочно определяющий, что тренер обращается именно к нему.

- Я даже без тренировочной одежды. И мне это ни к чему, - пытаюсь отвертеться, повышенное внимание мне неприятно. Отвык, что ли? Я бы лучше приходил сюда поздно вечером, перед самым закрытием, когда в огромном зале едва ли можно насчитать пятерых.

- Про это ты мамке своей расскажи, а не мне, - обрывает меня тренер и толкает в спину, - давай, поработай немного. Сегодня без разминки, так уж и быть. Заодно пацаны мелкие посмотрят, как надо.

Возле меня уже крутится вихрастый пацан, протягивающий шингарты. Делать нечего - скидываю толстовку и иду к снаряду. Напряжение, охватившее меня, быстро выходит, словно воздух из проколотого воздушного шарика, с первыми же ударами. Рядом стоит тренер и вполголоса комментирует мои движения, растолковывая что-то собравшимся рядом подросткам.

- Ладно, хватит, - обрывает меня тренер. Во мне ещё горит запал, но от настойчивого "довольно", сказанного резким тоном, не терпящим возражений, я сдаюсь и послушно стягиваю шингарты с запястий. Рядом царит оживление, а потом ко мне подходит один из пацанов с вопросом:

- Можно с вами сфотографироваться?

Я замечаю его горящий взгляд.

- Давай, Молот, не жмись! Ты же у нас звезда! - подначивает меня Тимоха.

Звезда. Скатившаяся вниз раньше времени и потухшая, а ныне прозябающая в подвешенном состоянии, не знающая, куда двинуться дальше. Тренер безошибочно считывает моё настроение, и становится рядом.

- Давай иди сюда, мелкий. Кто ещё? Коллективное фото...

Через час-полтора я покидаю спортивный зал, но тренер окликает меня:

- Когда придёшь?

- А надо? - усмехаюсь я.

- У себя спроси. Зачем-то же ты сюда пришёл сегодня.

Я киваю головой и разворачиваюсь, слыша слова, доносящиеся мне в спину.

- Если свободен, жду тебя завтра. Тебе здесь всегда рады.

[1]шингарты - это тренировочные перчатки с «обрезанными пальцами», предназначенные для отработки ударов и комбинаций по спортивным снарядам – грушам, мешкам и макиварам, они не используются ни в ринге, ни во время спарринга.

 Глава 14. Денис

Я стараюсь сдержать своё слово. Попросили отвалить? Отвалил. Но невыносимо вечерами сидеть в квартире и знать, что этажом ниже, всего около трёх метров - она. Ходит по квартире, занимается сыном, живёт своей жизнью, в которую не хочет впускать меня. Когда поднимаюсь к себе, перепрыгиваю разом через три ступеньки, чтобы не зависать под её дверью, борясь с желанием постучаться и увидеть тонкую, точёную фигурку.

Нет, я не ищу встречи с ней. Но в один из дней, когда возвращаюсь к себе окольными путями после посещения спортзала, вдруг замечаю её слева от себя, на уличной игровой площадке. Одна из тех, что город с гордостью презентовал своим жителям: огороженная сеткой, искусственный газон, комплекс горок и качелей... Катя сидит прямо на газоне, с улыбкой смотря на сына, лихо скатывающегося с горки. Нет, я не хочу идти навстречу и вновь получать болезненный щелчок по носу, но всё равно иду, притягиваемый словно магнитом.

Она первой замечает меня и на мгновение замирает. Я замечаю ее изменившуюся напряженную позу и от увиденного хочется развернуться и уйти прочь. Свалить на хрен с этой планеты. Но она поднимает руку и машет мне.

- Привет! Как дела, сосед?

Смертнику дали острочку - подхожу и скидываю сумку на газон, снимаю с плеч перчатки и сажусь рядом.

- Привет, Катерина. Давно не виделись... Санька как?

- Доволен и носится как вертолёт, дожди кончились, можно и погулять подольше. А у тебя как дела?

- Хорошо.

Она переводит взгляд на боксёрские перчатки, улыбается:

- Ты же говорил, что спорт остался в прошлом?

- Это я остался в прошлом. Сейчас просто хожу и колочу грушу, ничего особенного. Это даже не спарринг...

- Почему?

Я усмехаюсь:

- Тебе действительно интересно или ты из вежливости спрашиваешь, чтобы не молчать? Просто если за твоим вопросом стоит элементарная вежливость, то не стоит и отвечать.

Наверное, прозвучало слишком резко. Болван, по-другому не скажешь. Я опираюсь на локти, отставленные назад и запрокидываю голову. Небо сегодня какое-то особенное. Синеватое и глубокое до невозможности. Или это рядом с ней всё становится чуточку иным?

- Ты злишься на меня, Денис? За тот раз?

- Нет, не злюсь. Просто ты дала понять, что навязываться не стоит. Вот и не навязываюсь, держусь в стороне.

Она смотрит на меня, скользит взглядом по рукам и губам, чуть краснеет, отворачиваясь:

- Мне на самом деле сейчас не до того, Денис. Непростой период. Я только переехала в город, пытаюсь обосноваться и начать жить заново... Мне и без того тяжело.

- Может, я помочь тебе хочу?..

- Помоги, - просит она. Я успеваю взлететь на три метра над землёй и тут же падаю камнем вниз, - как друг...

- Друг, - пробую это слово на вкус. Дружить с тобой? Сумасшедшая. Я не дружить хочу, а наслаждаться близостью и пробовать твои губы на вкус. Но вслух говорю иное:

- Тогда я хочу быть единственным... другом.

- Ты и без того единственный. Кроме тебя и тётки я мало кого знаю в городе... Сотоварки по работе - не в счёт.

Я улыбаюсь. Какие-то крохи - и только, но хоть так. Солнце хорошо припекает. Я откидываюсь на спину, укладываюсь головой ей на колени.

- Не стоит так дёргаться, - говорю я, когда чувствую, как едва уловимо задрожали её колени, - я по-дружески, больше ни на что не претендую.

Я закрываю глаза от слепящего солнца и наслаждаюсь теплом её ног и едва уловимым свежим ароматом парфюма.

- Так что у тебя со спортом? Расскажешь?

Мне не очень хочется говорить на эту тему. Она всё еще неприятно царапает нутро. И, посещая спортивный зал, я чувствую себя долбаным мазохистом - хожу вокруг желанного, пробуя его с краю, растравливаю себя. Почти так же как с Катей. Почему всё желанное мне сейчас недоступно? Вдруг чувствую, как на голову ложится её рука, а пальцы зарываются в волосы, оглаживая кожу головы. Медленно и осторожно. Я млею от этой ласки кончиками пальцев. Наверняка со стороны напоминаю домашнего питомца, ластящегося к своей хозяйке. Плевать.

- У тебя вот здесь шрам.

Она легонько проводит кончиком ногтя по коже, очерчивая контуры шрама. Под волосами его не видно, но он хорошо чувствуется на ощупь.

- Да, верно. Было дело... Поэтому я сейчас и не могу активно заниматься. Хожу в зал, словно инвалид на костылях.

- Расскажи?

Я на мгновение приоткрываю глаза, перехватывая взгляд, скользящий по моему лицу.

- Тебе интересно?

Она отнимает руку от моей головы, я перехватываю её и кладу себе на грудь, накрывая пальцами.

- Интересно. Должна же я знать, чем живёт единственный друг во всём городе.

Я бы предпочёл просто единственный. Но сейчас не о том речь. Я задумываюсь, что стоит рассказывать, а что опускать в своём рассказе.

- После того, как узнаешь мою историю, начнешь считать меня неудачником. Дай сохранить лицо хотя бы в том виде, каком ты меня знаешь.

- Неудачником? Большим, чем я?

Не успеваю ответить, потому что подбегает Санька. Вспотевший, но жутко довольный. Он выхватывает из сумочки Кати бутылку с водой и просит, чтобы её открыли. Сейчас, когда влажные волосы немного кучерявятся, а глаза прикрыты, пока он жадно пьёт воду, он больше похож на Катю.

- Спасибо.

Взгляд Саньки падает на мои боксёрские перчатки и загорается интересом.

- Дай, -  протягивает он ладошку.

- Саня, сначала нужно поздороваться, а потом уже просить, - поправляет его Катерина.

- Привет.

- Привет, а помнишь как меня зовут?

- Да, - нетерпеливо кивает головой Саня, - Денис. Дай?

Я поднимаюсь и натягиваю перчатки на руки малыша. Они тонут в огромных перчатках по локоть, но малыш при этом выглядит настолько важным и невероятно довольным, что я не могу удержаться от смеха. Санька тычет в меня перчаткой, спадающей с его руки. Смех становится ещё громче и за это я получаю ощутимый тычок по носу от трёхлетки. Глядя на меня, оторопевшего от неожиданности, Катя звонко хохочет и даже утирает выступившие на глазах слёзы.

- Похоже, бокс у тебя на самом деле остался в прошлом. Тебя уделал мой сынишка.

Она обнимает малыша, целуя его в щеку. Я замираю на миг, но потом становится смешно от самого себя, чувствительного к малейшим намёкам, словно кисейная барышня. Уверен, что она не хотела поддевать меня. И не смогла бы, потому что не знает всей подноготной.

- Я требую реванша, - выдавливая через смех, произношу я.

Мы дурачимся и весело проводим время, возвращаясь вместе. Я провожаю их до дверей и поднимаюсь к себе, полный воодушевления и какого-то небывалого подъёма. Чертовски приятно было играть с малышом, не заботясь ни о чём. Воображение уносится куда-то далеко-далеко, рисуя радужные картины совместного будущего, где хватает места всем троим. Нет, ты серьёзно? Постой! Но его несёт, словно сильным ветром, и ему совершенно плевать на голос разума.

Глава 15

Иногда небо над головой такое щемяще-красивое и безоблачное, что кажется, будто ничего плохого в этот день или вечер точно не произойдёт. Но всего несколько произнесенных слов разуверяют в обратном. Сегодня вопреки сложившейся привычке я забираю Сашу из садика одна.

- Катерина, постойте, - окликает меня нянечка детского сада, - вы сегодня пришли позднее, чем обычно...

- Да, на работе пришлось задержаться.

- За Сашей заходил мужчина.

Денис? Мелькает в моей голове. А говорил, что сегодня не сможет идти со мной. Но нянечка произносит:

- Представился Кириллом, отцом ребёнка. Саша сказал, что это его папа. Но я не стала отдавать вашего сына, потому что видела его впервые.

Пальцы немеют и против воли я крепче стискиваю ладошку Саши.

- Спасибо, что предупредили, Лидия. И вы всё правильно сделали. С отцом ребёнка мы не общаемся.

Говорю как можно твёрже, стараясь выглядеть уверенной в себе и в своих силах. Но внутри меня всё сжимается от тревоги. Неужели ты всерьёз решила, что всё обойдётся одним-единственным его появлением? Что не получив желаемого, он молча развернется и уйдёт? Нет, ничего подобного. Он просто затаился на время в этом городе-миллионнике и вновь выполз, едва ты расслабилась и начала верить в лучшее. Это его любимая игра - дать глотнуть свободного воздуха и следом перекрыть доступ кислорода нажатием сильных пальцев на гортань. Вкрадчивым низким голосом:

Котёнок, ты знаешь, что такое скарфинг[1]?

Нет, не знала до того, как оказалась в его власти. И я бы хотела никогда не знать его самого со всеми привычками, цвета ночной тьмы. Паника быстро разрастается внутри меня буйным цветом, словно сорняк. В голове пульсирует только одно: Денис. Капля спокойствия, которой так не хватает именно сегодня. Рука сама сжимает сотовый телефон, но мы не обменивались номерами. Мне казалось - незачем, и без того живём очень близко. Но сейчас я бы отдала многое, только чтобы позвонить и услышать его голос. Я прощаюсь с нянечкой и веду за собой Сашу.

- Я видел папу, - сообщает мне Саша, впрочем без особой радости. Немудрено. Некоторые психологи утверждают, что нелюбовь отцов к своим детям - довольно распространённое явление. На примере Кирилла можно было сказать, что это действительно так. Он был равнодушен к сыну настолько же, насколько маниакально привязан ко мне. После развода все месяцы, что мы жили в том городке, он ни разу не справился о здоровье ребёнка, но зато щедро награждал меня самыми разнообразными эпитетами. А дети - они не такие глупые, как может казаться. Они всё чувствуют и понимают своим маленьким сердечком... Первое время Саша часто спрашивал "где папа", но вскоре перестал. И сейчас я вижу, что встреча с отцом не принесла ему огромной радости. Он тебя не стоит, Сашенька...

Я иду к остановке, оглядываясь по сторонам. В каждом массивном чёрном автомобиле мне чудится сидящий за рулём Кирилл. Нервное напряжение охватывает всё тело и заставляет трястись кончики пальцев от мелкой дрожи. Мы стоим на остановке уже минут пятнадцать, но автобуса всё нет. А в нашу сторону идёт один-единственный маршрут - и больше ничего. Саша уже начинает терять терпение.

- Мааам, пойдём, - тянет он меня за руку. Я пытаюсь удержать его на месте, но он упрямится, дует губы и начинает капризничать.

- Женщина, вы давно тут стоите? Давно ли был седьмой маршрут?

Женщина в ответ на вопрос пожимает плечами.

- Ой не знаю даже, девушка. Уже полчаса тут торчу - ничего. Может, сломался?

- Может, - соглашаюсь я и решаю пройтись пешком. Настроение маленького хитреца моментально улучшается - на лице появляется улыбка, и он едва ли не вприпрыжку топает рядом со мной, лопоча о том, как прошёл его сегодняшний день. Раздаётся звонок сотового телефона. Номер неизвестен. Вдруг кто-то из клиентов по поводу заказа? Я отвечаю на входящий вызов:

- Вечер добрый, котёнок.

Телефон падает из ослабевших пальцев. Он скользит вниз и я едва успеваю его поймать.

- Хорошо выглядишь. Тебе идёт светлый. И юбка. Так соблазнительно покачивается при ходьбе, что хочется её задрать повыше и пристроиться к тебе сзади.

Он где-то здесь. Наблюдает за мной. Я верчу головой, пытаюсь найти его.

- Что тебе нужно, Кирилл? Не хочешь оставить меня в покое?

- Я много чего хочу. И всё желаемое мной идёт вразрез с твоим "оставь меня в покое". Как раз таки наоборот. Я хочу...

- Мне неинтересно. Всего хорошего тебе.

- Не стоит отключаться...

Но я уже сбросила вызов и ускорила шаг, стремясь как можно быстрее добраться до квартиры. Закрыться на все замки, спрятаться за бетонными стенами, почувствовать себя в безопасности. Наверняка она будет мнимой. Кажется, что сейчас вокруг шеи обвилась петля и стягивается всё сильнее... Саша едва поспевает за мной, часто-часто перебирая ножками. Впереди маячит угол дома - остаётся только завернуть за него и пройти три подъезда.

- Я же говорил, что не стоит отключаться, - доносится сбоку. От неожиданности я оступаюсь, неловко подвернув ногу. Небольшой укол боли - только и всего, уйти бы поскорее. Но Кирилл уже подошёл вплотную. С неизменной мягкой улыбкой на пухлых губах. Его фигура возвышается надо мной, отбрасывая гибельную тень.

-  Привет, Саша, - треплет он сына по голове, не сводя с меня напряженного взгляда, - уже виделись сегодня, да? Как дела?

- Класс, - отвечает Саша, оглядывая своего папу снизу вверх тёмно-карими глазами, один в один как у Кирилла.

- А у тебя как дела? - обращается Кирилл ко мне, двигаясь навстречу, - обнимемся?

- Саша, иди поиграй на горке, - отправляю я сына прочь. Он послушно идёт на детскую площадку во дворе. Кирилл прижимает меня за талию к себе, стискивая так крепко, что становится трудно дышать.

- Что тебе надо? Зачем ты здесь?

- Я уже сказал, что соскучился. Ты хочешь услышать это ещё не один раз, да? Я очень-очень соскучился по своей милой, маленькой  и покладистой жёнушке.

- Мы больше не женаты, - выдыхаю я, а он не торопится разжать объятий или уменьшить силу захвата.

- Это легко исправить, - усмехается Кирилл.

- Нет.

- Твоё "нет"меня не интересует. Тем более, что оно так легко превращается в "да" при должном усилии.

- Тебе не было никакого дела до нас полгода, даже больше. Пусть всё остаётся именно так и сейчас.

- Может, это были самые тоскливые полгода в моей жизни? Я хочу вернуть тебя себе.

- Ты забыл спросить, хочу ли я этого.

- Твоё упрямство возбуждает, - шепчет Кирилл на ухо, вжимая меня в себя так, что я чувствую его эрекцию, - суки любят повилять хвостом. А ты оказалась той ещё сукой. С виду тихая и покладистая, но на деле... Я хочу доказать тебе, что ты ошиблась, связавшись с тем мудаком. Это было самой большой ошибкой в твоей жизни. А ошибки надо исправлять. За ошибки просят прощения. Не хочешь попросить прощения у меня?

- Самой большой ошибкой было связываться с тобой, Кирилл. Отпусти, мне пора домой.

- Твой настоящий дом находится за тысячи километров отсюда, котёнок. И я хочу увезти тебя. Может ты не будешь зря тратить моё драгоценное время?

- Маам, - доносится голос Саши со стороны детской площадки.

- Пусти, - пихаю я кулаком Кирилла, - ребёнок проголодался. А ты задерживаешь нас. Лучше тебе отпустить меня по-хорошему, иначе я начну кричать.

- Кричи. Тебе это не поможет.

- Ты так думаешь? Во дворе достаточно людно, кто-нибудь отреагирует как надо...

Кирилл оглядывается, замечая неспешно вышагивающую семейную пару и парочку мамаш в песочнице.

- Хорошо, - нехотя соглашается он, - иди, корми нашего сына.

- Моего сына. От тебя там только выброс спермы.

- Ты отрастила зубки, котёнок? Мне нравится. Тем интереснее будет смотреть, как они крошатся о нерушимые преграды.

Он наконец разжимает объятия. Я шарахаюсь от него в сторону и хватаю за руку Сашу, спешно удаляясь.

- Я подожду. Но терпение у меня не железное...

Жди. Можешь ждать хоть до второго пришествия Христа. Я ни за что не вернусь в клетку. Я поворачиваю за угол дома и вижу, как с противоположной стороны идёт Денис. Он замечает меня и Саньку и спешит навстречу.

- Что случилось? На тебе лица нет, - встревожено вглядывается в моё лицо. Я отрицательно машу головой. Не хочу поднимать эту тему при сыне. Не хочу вообще даже думать... Денис идёт следом, маячит за спиной, когда я достаю ключи. Руки трясутся, я не могу попасть в замочную скважину. Он накрывает мою руку своей, помогая справиться с замочной скважиной. Сашка радостно забегает в квартиру первым. Денис собирается что-то сказать, но словно передумав, разворачивается.

- Побудь со мной, - прошу я.

Глава 16. Денис

Вот, стою перед дверью твоею,

Не дано мне иного пути,

Хоть и знаю, что не посмею

Никогда в эту дверь войти.

Николай Гумилёв

- Может, всё-таки расскажешь, что произошло? - спрашиваю я ещё раз. Половина одиннадцатого. Саша спокойно сопит в зале, а я сижу на кухне, наблюдая за тем, как Катя прибирает со стола. Жесты немного угловатые, резкие, выдают волнение и её истинное состояние.

- Кирилл. Бывший муж, - глухо произносит она, - поджидал на углу дома.

Она вытирает руки о полотенце и упирается ладонями в столешницу, повесив голову. Больно видеть её такой, словно из неё разом выкачали все жизненные силы. Встаю и тяну её к себе, разворачивая лицом. Она послушно обвивает мой торс руками и утыкается лицом в грудь. Её тонкие плечи под моими пальцами подрагивают. Катя стоит без движения несколько коротких мгновений, потом глубоко вздыхает и отстраняется. Я удерживаю её в плену рук.

- Подожди, не торопись. Успокойся, слышишь? Всё будет хорошо...

Она поднимает голову и смотрит на меня. Глаза кажутся огромными на внезапно заострившемся лице.

- Не знаю, Денис. Мы не виделись достаточно долго. И я уехала едва ли не на другой конец страны, считая, что он оставил меня в покое. Но вот опять... Я не знаю, что мне делать. Вновь срываться с места, но куда?

- Не надо никуда уезжать. Ты не должна быть одна - только и всего.

Катя усмехается:

- Кому - что, а лысому - бантик, да?

Упирается острыми кулачками мне в грудь и пихает:

- Отпусти.

- Не хочу, Кать. Друг, приятель - это всё бред сивой кобылы. Я с тобой быть хочу.

- Отпусти, - чуть тверже говорит она, а в глазах появляется вдруг затравленное выражение. От которого меня накрывает волной ярости, отдающейся гулом в ушах. Хочется забить до смерти того мудака, что запугал её настолько сильно, что даже невинное объятие вдруг рождает в ней чувство паники.

- Я - не он. Я не причиню тебе боли или вреда.

- Когда-то я думала, что и Кирилл, которого я знала с детства, тоже не причинит. Спокойный, уверенный в себе... Всё оказалось не так. И наш брак - самая большая ошибка в моей жизни.

- Почему вы расстались? - спрашиваю я.

Катя отходит к окну и смеётся каким-то отчаянным смехом:

- Я ему изменила. И после этого мы развелись.

- Я не верю тебе. Мне кажется, причина была в другом. Ты не из таких...

- Из каких?

- Ты - совершенно другая. Не могла ты так поступить.

- Знаешь, я тоже так думала. Мол, несмотря ни на что, не смогла бы. Но пришлось. А теперь - иди к себе. Уже довольно поздно. Я устала и хочу забыться сном.

Катя покидает кухню и открывает входную дверь, стоит около неё, сверкая глазами, ожидает, пока я свалю прочь.

- Отлично. Вновь убегаешь от ответа. Надоест бегать - дашь знать.

Я аккуратно закрываю входную дверь. Стараюсь не сорваться, хотя хочется громыхнуть ею изо всех сил и крушить стены кулаками. В особенности те, что так старательно возводит между нами Катя. Сама. Кирпичик за кирпичиком, оставляя лишь маленькое узенькое окошко, через которое можно только протиснуть ладонь. Вместо того, чтобы подняться к себе, спускаюсь вниз, выходя во двор. Вдалеке слышны голоса гуляющих и лёгкий смех. От земли ещё исходит тепло, но воздух всё ещё свеж. Я слоняюсь по двору, обхожу дом кругом, глядя на окна. На кухне Катиной квартиры всё ещё горит свет и тонкая фигурка мечется по замкнутому пространству. Она меряет шагами крохотную кухню хрущёвки, а я кружу вокруг дома. Ноги не стоят на месте. Очередной круг - свет на кухне уже не горит, замечаю неподвижную тень на балконе.

Наверняка, она видит меня, освещённого тусклым светом фонаря, но не подаёт виду. Застыла, словно каменное изваяние, вновь спряталась в свою раковину - и достать её оттуда против воли не представляется возможным. Я изнываю от бурлящего негодования и злости, энергия бьёт ключом. Её совершенно некуда девать. Я подхожу к допотопному турнику во дворе дома и хватаюсь за него руками. Подтягиваюсь, замираю  без движения, и перекидываю ноги. Вишу, словно летучая мышь вниз головой, скрестив руки на груди пару минут, пока кровь не начинает приливать к голове. Затем - подтягиваю корпус. Вдох-выдох. Спокойный, монотонный ритм. Прикрываю глаза, чтобы ночное звёздное небо не опрокидывалось на меня каждый раз, когда подтягиваюсь кверху.

Потом чувствую движение рядом. Всей своей кожей. Её колет ощущением, что кто-то находится в полушаге от меня. Открываю глаза.

- Мне не спится, - просто произносит Катя, проводит пальцами по моему лицу, - я не хочу обижать тебя. Но получается совсем наоборот.

Я подтягиваюсь и хватаюсь руками за перекладину, перекидываю ноги и спрыгиваю вниз.

- Просто разреши помочь тебе.

Я тяну её за собой на лавочку, держа её ладони в своих. Не претендую на большее. Удивительно только как она вообще спустилась ко мне. Неужели что-то чувствует или просто боится остаться в этом городе совсем одна?..

- Я не хотела выходить замуж, - резко начинает она, уставившись взглядом в землю под ногами. Голос звучит отрывисто и то становится громче, то тише от эмоций, бурлящих под тонкой кожей.

Глава 17

Я не хотела всего этого. Нежеланный ребёнок, зачатый насильно, навязанный брак... У меня было ощущение, что я вдруг из двадцать первого века перенеслась в средневековье, где царят суровые патриархальные законы. Я пыталась поговорить с мамой, чтобы она убедила непреклонного отца. Но она была глуха ко мне.

- Ребёнок - это счастье...

- Нельзя убивать божье дитя...

Да не убивать, но хотя бы не выходить замуж насильно. Опять и опять головой о нерушимую стену, твёрдо стоящую на месте. Но родители упёрлись в своё, как и Кирилл. Я не хотела оставаться с ним наедине по вполне понятным причинам, всегда стараясь сделать так, чтобы рядом был кто-то посторонний. Неглупый, он быстро смекнул, что к чему. И вскоре мой телефон начал постоянно вибрировать от бесконечного числа смс или постоянных звонков.

Ты избегаешь меня, котёнок? Не стоит...

Сегодня ты убежала от меня, но долго бегать не удастся.

Жду не дождусь, когда мой непокорный котёнок окажется у меня в руках.

От его посланий мне становилось страшно: в них чудился призрачный образ клетки, дверцы которой сомкнутся с громким лязгом за моей спиной. Надёжный, спокойный Кирилл, знакомый мне с детства, повернулся ко мне неизведанной, тёмной стороной Луны.

- И повезло же тебе, Катька, - завистливо вздыхала Тамара, - такого парня себе отхватила...

- Какого такого?

- Статный, красивый. Не как смазливая картинка, но всё равно... Перспективы какие - может после ухода дядьки с поста он займёт его место.

- И что с того?

- Я понять тебя не могу! Такое счастье привалило! Мне бы такого. Я бы ух...

- А как же Витёк, Тома?

- Витёк, - улыбается Тамара, - Витёк - синичка в руке, а ты себе журавля отхватила. Ещё и нос воротишь. Поругались вы с ним, что ли?..

Знала бы ты, Тома, какие полёты у этого журавля. Ей я не рассказывала. Потом, позднее, я всё же не выдержала и в двух словах описала, с чего вдруг заговорили о свадьбе и начали бурную подготовку к ней. Не знаю почему, но она так спокойно слушала, будто ничего ужасного не произошло. Будто насилие было дело привычным, рутинным. Все вокруг твердили о плюсах и выгоде нашего союза, а у меня было ощущение, будто меня готовят к похоронам. Вот сейчас уложат в гроб и заколотят крышку гвоздями...

Приготовления свадьбы и сама она, поставленная на широкую ногу, прошли для меня словно во сне. Я двигалась, словно заведённая механическая игрушка, ела и пила, не чувствуя вкусов и запахов. Зато отчётливо чувствовала его губы, впивающиеся в мои под громкие выкрики: "Горько!"

Какая ирония - мне на самом деле было горько. Было горько в начале и не стало ничуть слаще потом. Поначалу Кирилл пытался быть нежным и внимательным в его понимании. Но внутри меня что-то треснуло тогда, когда он взял меня силой. Треснуло и никак не хотело склеиваться обратно. Каждое прикосновение, даже самое аккуратное и волнующее отзывалось во мне какой-то болезненной дрожью и вызывало отторжение. Я не поверю в сказки, что можно полюбить своего насильника. У меня не получилось. Ни ради себя, ни ради сына, ни ради сохранения семейного союза...

Ты такая ледышка в постели, котёнок... Может, пора оттаивать?

Перестань лежать подо мной с таким жертвенным видом, давай, подвигай бёдрами...

Иди сюда, милая, есть работа для твоего ротика и язычка.

Не получая желаемого в полном объёме он злился. Недостаточно усердия, страсти и отдачи. Мало, мало, мало... Я была рада поздним срокам беременности и вынужденному кесареву сечению, после которого врачи запретили заниматься сексом на протяжении двух месяцев.

До рождения Саши я не воспринимала его как своего ребёнка. Свой собственный огромный живот казался чем-то чужеродным, а движения и толчки внутри - больше настораживали, чем умиляли меня. И даже когда он родился, то не была любовь с первого взгляда. Нет, не с первого взгляда и не с первого касания. Он постепенно приручал меня к себе. Настойчивым требовательным криком, крепкой хваткой маленький пальчиков, особенным младенческим запахом...

Едва нас выписали из роддома, всё своё внимание и любовь я сосредоточила на Саше. А Кирилл кружил вокруг хищным коршуном, выжидая момента, когда можно будет заполучить котёнка в своё единоличное пользование. Не выйдет. И да, не выходило. Появление детей в корне меняет жизнь. Иногда я задавалась вопросом, был бы наш брак счастливее, если бы Кирилл не был так напорист и упёрт в своей маниакальной одержимости? Стала бы клетка желанным местом пребывания для меня?.. И тут же сама себе отвечала - нет. Просто потому что он не умел быть иным. Он хотел много и сразу, злился, если не получал желаемого, не прекращал постоянного прессинга и желал контролировать все сферы жизни.

Саша рос, а я словно наоборот уменьшалась день ото дня. От меня самой уже мало что осталось. Иногда я чувствовала себя снегом, тающем на солнце. Ещё немного - и останется только грязноватая талая лужица. Я пыталась уходить к маме на день или полтора вместе с сыном, пыталась достучаться до неё, что не могу жить вот так. Но итог был один:

Бог терпел - и нам велел.

- Стерпится - слюбится.

- Семья должна быть полной...

И к концу дня приезжал Кирилл с неизменно мягкой улыбкой на пухлых губах:

- Я соскучился...

Нежно прижимал меня к себе и душил своей больной любовью, в которой со временем становилось всё больше яда и злости. Вскоре можно было передвигаться только по заданной им траектории, обязательно так, чтобы оправдать его ожидания.

Всё начало быстрее катиться под откос после трагической гибели моих родителей. У отца отказало сердце, когда он был за рулём и машина на полной скорости выехала на встречную прямо под огромный Камаз. Камазу - хоть бы что, а старенький Volkswagen разбился в лёпешку, лишив меня единственной опоры, на которую я могла рассчитывать. И после этого всё начало лететь под откос с космической скоростью. Словно со смерть родителей устранила сдерживающий фактор для Кирилла. Отношения между нами портились день ото дня. И разве могут быть здоровыми отношения тюремщика и заключённого?

Я поняла, что терпеть больше нельзя под Новый Год, когда к нам собралась куча его приятелей с со своими пассиями. Просторный дом, толпы народа, множество знакомых лиц, среди которых попадались даже те, кого и я могла бы назвать своими друзьями...

Я просто зашла в ванную комнату и обомлела - Кирилл обжимался с какой-то девушкой. Не просто обжимался, но уже переходил к более активным действиям - задрал платье и мял руками задницу. А та довольно льнула к крепкому телу, постанывая. Она обернулась, и моё удивление достигло невероятных размеров. Это была Тамара.

- Тома? - не поверив своим глазам, спросила я. Подруга смутилась, но самую малость, одёрнула вниз платье и без единого слова покинула ванную комнату.

- Давай без истерик, котёнок. Ты не уделяешь мне достаточно внимания, только и всего.

- Отлично. Значит, я избавлена от твоих поползновений  в мою сторону.

- Нет, - рассмеялся Кирилл, - твоя подруга уже не первый раз крутит своей жопой перед моим носом, почему бы не помять её немного. Так, быстрый трах, перекус перед основным блюдом. Которое всегда холодно. Но оно мне всё равно по вкусу.

- Этому не бывать.

- Ошибаешься.

Я на самом деле ошибалась. Кирилл доказал мне это той же ночью, беря меня жадно и исступлённо, до саднящей боли в промежности и синяков на запястьях. Но то было всего лишь скрытое за закрытыми дверьми нашей спальни. А днём... Днём заявилась Тамара, будто ни в чём не бывало. Поначалу я не хотела пускать её даже на порог, но потом передумала.

- Зачем пришла?

- Ты бы сама не заявилась ко мне. Гордость бы не позволила.

- Да, не позволила бы. А у тебя её нет совсем, если отираешься с чужим мужем и имеешь наглость заявляться к нам домой. Как ты могла, Тома? Ты же знаешь, что у нас с Кириллом и без того непростые отношения... Ты же знаешь, что..

- Может хватит, Катюш? Тебе не надоело обманывать саму себя? Ладно, допускаю, что тогда ты как цветочек-одуванчик постеснялась признаться, что тебе просто хотелось потрахаться, как всем нормальным людям. Прикрылась сказочкой о свершившемся насилии... А как залетела, так не знала куда деваться, да? Папочка помог свадебку устроить... Но сейчас-то можно не врать себе самой. А Кирилл мне всегда самой нравился. Непонятно только что он так в тебя вцепился... Но сейчас может быть что-то изменится?..

- Проваливай, Тома. Трахайся с ним сколько душе угодно, но не надо приходить и выливать на меня вёдра дерьма. Видеть тебя не желаю на пороге этого дома.

- Если я того захочу и Кирилл не будет против, я приду. А ты ещё и чаю мне нальёшь, улыбаясь. Потому что всё здесь принадлежит Кириллу, а ты - просто приложение.

Я открыла входную дверь и вытолкала "подругу", поражаясь открывшейся вдруг правде о ней. Никогда не знала, что она такая... А потом вдруг вспомнила, сколько раз она говорила о том, что мне повезло с браком, что Кирилл лучший из наших знакомых, кто мог бы достаться мне в мужья, что он - как журавль в небе. Неужели всё время она копила в себе вот это всё? А я отчасти сама виновата. Иногда откровенничала с ней, рассказывая, что не всё у нас ладно, что мне страшно и противно находиться ним в постели. Дооткровенничалась. Нет, я всё так же хотела покинуть стены дома Кирилла, но наивно полагала, что можно обойтись без грязи.

- Развода не будет, - заявил мне Кирилл, когда я сказала ему о желании разойтись.

- Почему?

- Я не хочу. Меня всё устраивает.

- Меня - нет.

- Когда ты уже полюбишь меня? - Кирилл крепко сжал мою талию, сажая на колени, - рано или поздно тебе надоест противиться и ты сдашься...

Нет. Не выйдет. Я пыталась примириться и проникнуться какими-то чувствами. Не ради себя, но ради сына. Чтобы он рос в полной семье. Но не смогла. И начала искать выход из клетки. Кирилл сам повесил замок и сам же дал мне ключ от него...

К тому времени я подавала документы, собираясь заочно поступать на второе высшее образование, на этот раз юридическое. Не потому что хотела сама, а потому что ОН так велел, говоря, что иметь одну степень бакалавра - не престижно. А у его жены всё должно соответствовать его высоким запросам.  Иногда я усмехалась - тирания отца сменилась тиранией мужа. Но именно это и позволило мне в конечном счёте избавиться от гнёта.

В университете я познакомилась с преподавателем. Немногим старше меня, всего на пару лет. Симпатичный большеглазый паренёк, как оказалось, жил неподалёку и вызвался мне помочь с поступлением. Я сразу поняла, что за его инициативой крылась заинтересованность мной, как женщиной. Он тоже был приятен мне. По крайней мере меня не трясло от случайного касания локтей или колен и общаться с ним было легко и приятно. Нужно было только попасться на глаза Кириллу вместе с этим парнем - только и всего. Зная привычку Кирилла возвращаться домой одним и тем же маршрутом в одно и то же время, всё устроилось довольно быстро. Просьба проводить меня до дома, рука на его локте, призывная улыбка и лёгкое касание бедром. И он уже тянется за объятиями и порцией поцелуев. Кирилл в тот день задержался всего лишь на несколько минут, а поцелуи уже успели перейти от лёгких и кокетливых к проникновенным, объятия стали откровеннее, и так приятно звенело в голове...

Дальнейшее происходило так стремительно, что слилось в один единый миг. Визг тормозов и матерная ругань, хлёсткая оплеуха. Парню досталось намного больше. Взбешенный Кирилл отмутузил парня так, что тот пару месяцев не мог даже вставать с кровати. Деньги заткнули возмущённую глотку его родственников. Разборка со мной переросла в безобразную сцену дома при его родственниках. Мне перепало столько презрения, сколько не выпадало никогда ранее. И всё-таки то была большая удача. Кирилл был настолько взбешен, что вытолкал меня из дома вместе с сыном поздним вечером, прорычав о разводе с "блядью". И злоба не отпускала его, подпитываемая разговорами его родственников, считавших меня недостойной их семьи. Спасибо большое им за это.

Бракоразводный процесс и жизнь после стали непростым испытанием. Даже на расстоянии он умудрялся пить мою кровь и изводить присутствием, никак не интересуясь при том своим сыном. А потом я решила уехать. Собрала всё самое необходимое, сняла все деньги, что мама с отцом собирали на "чёрный день" и сорвалась с места. Думая, что всё осталось позади...

Глава 18. Денис

В голове от услышанного пульсирует только одна мысль. Увижу этого мудака - забью насмерть. Катя дёргает руку на себя.

- Прости, сам не заметил, как сжал сильнее... Ты - смелая. Не побоялась отстоять себя и бросить всё.

- Смелая? Скорее наоборот, трусливая.

- Нет, ты... Чёрт. И этот поступок ты назвала "изменой"?

- Кирилл подумал, что за увиденным стояло нечто большое. И я не стала его разубеждать. Так было проще. И я не смелая. Ни капли. Была бы смелая - ещё в самом начале отстояла бы свою точку зрения и не шла бы на поводу у других...

- Как бы ты поступила тогда?

- Честно не знаю. Сейчас я не представляю своей жизни без Сашки. А он не появился бы без всего этого. Всё так сложно, переплелось в один клубок и не знаешь, за какую ниточку дёрнуть, чтобы распутать его.

- У тебя получится. Только не надо отталкивать тех, кто хочет помочь.

- Мне сложно довериться. Я не считаю тебя кем-то вроде бывшего мужа, но знаю совсем недавно. Я только начала свободно дышать и мне ни к чему сейчас эмоциональные американские горки.

- Хорошо, я тебя понял. Пока мы с тобой сидели и разговаривали, на улице стало ощутимо холоднее.  Пойдём, я провожу тебя до квартиры.

- Значит, мир?

- Мир, - улыбаюсь я, - мне незачем с тобой воевать. Чем планируешь заниматься завтра?

- Ничем особенным. Всё как всегда - Сашку в сад, я - на работу.

- Может, уйдёшь немного пораньше?

- Завтра у меня и без того короткий день, до четырёх. Куда уж раньше?

- Отлично. Я заеду за тобой к ателье.

- Зачем?

- Не скажу, иначе это не станет сюрпризом. И лучше тебе прийти на работу в джинсах.

- Ладно, - соглашается она, стоя уже у самой двери. Не могу удержаться от того, чтобы обнять её напоследок. Осторожно и легко. Сердце пропуска�

Пролог

За окном – уже поздний вечер… Всё тело ломит от усталости, а голова гудит словно потревоженный улей. Слишком много впечатлений для последних нескольких дней. Я не знаю, каким чудом я ещё держусь на ногах. Литры выпитого кофе сделали своё дело? Или энтузиазм вкупе с упрямством и безвыходностью..? У меня просто нет никакого морального права раскисать. Особенно сейчас, когда впереди появился огонёк надежды и обстоятельства начали складываться в мою пользу.

Хочется растянуться на ровном месте, пусть даже на полу, без единого движения, но надо ещё собрать игрушки и вымыть посуду, собравшуюся за целый день. С игрушками я справляюсь в два счёта. Сейчас, когда маленький разбойник спокойно посапывает, убрать безобразие не составляет большого труда. И на автомате мою посуду, не задумываясь о своих действиях. Вытираю руки о полотенце. На сегодня – достаточно, смотрю на экран телефона. 23-45. Нет, усмехаюсь я. Уже даже не вечер, а ночь… Телефон выскальзывает из влажных пальцев и падает на пол. И в открывшемся окне сообщений я вижу текст:

"Ну что, сука, хорошо устроилась на новом месте?"

Меня насквозь прошибает страхом, а лоб покрывается холодной испариной. Я словно наяву слышу его голос и вижу взгляд тёмно-карих глаз: один глаз прищурен чуть больше другого, и этот взгляд не сулит мне ничего хорошего. Я застываю на месте без движения и смотрю на экран телефона, не мигая, до тех пор, пока он не гаснет. Собираюсь с духом и поднимаю его трясущимися пальцами, вдыхаю до боли в груди и открываю сообщение. Буквы перед глазами пляшут как сумасшедшие, и лишь спустя минуту до меня доходит, что это старое сообщение. Я смотрю на дату, раз за разом вглядываясь в цифры, минувшие в прошлое, и облегчённо вздыхаю. Огромный камень падает с моей души. Я думала, что уже стерла все сообщения из памяти телефона. Уничтожила все его гневные послания, матерные, дышащие злобой и ненавистью. Но, оказывается, что среди сообщений о погоде и рекламных рассылок затерялось одно, напугавшее меня, как сквозняк, внезапно распахнувший закрытое окно.

Я удаляю сообщение и пролистываю ленту сообщений вниз, чтобы убедиться – больше ничего. Одно-единственное упущение, досадная невнимательность с моей стороны. Я откладываю телефон в сторону и повторяю про себя, что ему нет никакого дела до меня и Сашеньки. Всё в прошлом. Я убеждаю в правильности этого утверждения себя до тех пор, пока оно не превращается в аксиому, и поправляю сползшее вниз одеяло, которым укрыт спящий сыночек.

Глава 1

Я никогда не испытывала паники или страха перед лицом многолюдных городов. Выросшая в маленьком городке, численность которого едва ли превышала пятьдесят тысяч живых душ, я с любопытством и жаждой нового впитывала в себя шум и ритм большого города, где мне доводилось учиться. Большого… Смеюсь… По сравнению с теми городами, где я бывала ранее, нынешний кажется просто огромным. Больше миллиона жителей. Подумать только… И сейчас я, сошедшая с поезда, стоя на вокзале, испытываю какой-то необъяснимый ужас перед многолюдной равнодушной толпой. Волны торопящихся людей огибают меня, застывшую неподвижно, словно утёс. Страх. Липкий, противный до одури, он взбирается вверх по ногам, проникая под кожу. Я слышу его скрипучий голос и чувствую, как он скребётся внутри меня, выгрызая для себя место. Он нашёптывает мне, что всё бесполезно. Ты совершенно одна… Тебе не кого положиться… Уезжай прочь и забейся в угол, не высовывая своего носа…

– Маааам…

Тёплая ладошка в моей руке сжимается чуть крепче. Сашенька крепко хватается за мои пальцы, одним своим прикосновением выдёргивая меня из жутких лап кошмарного наваждения. Один жест трёхлетнего ребёнка разгоняет прочь тучи и наполняет меня решимостью.

– Пойдём…

Я закидываю рюкзак на спину и подхватываю сумку. Нужно отойти подальше, достать телефон и позвонить двоюродной тётке. Она обещала встретить меня на вокзале. Поезд немного задержался в пути, но я не вижу тётю Надю в собравшейся толпе. Я пристраиваю Сашеньку на лавочку, доставая его любимую игрушку из рюкзака. Он радостно обхватывает синюю полицейскую машину из мультфильма "Робокар Поли" и начинает жужжать себе под нос.

Гудки, гудки, гудки… Я пытаюсь дозвониться уже минут пять, но слышу только равнодушные гудки. Наконец, тётя Надя поднимает трубку.

– Алло…

Голос звучит недовольно, но я стараюсь не обращать на такие мелочи внимания.

– Добрый вечер, тётя Надя. А я приехала, жду вас на вокзале.

– Кать, ты что ли? Ну поздравляю, поздравляю… А я думала, что ты так, шутя, говорила о том, что собираешься переезжать…

– Нет же, – я вымученно улыбаюсь в ответ, – какие шутки? Мы же на прошлой неделе разговаривали…

– Аааа… – тянет тётя Надя. И молчит.

Я матерюсь про себя. Я отдаю себе в отчёт, что тётя Надя не горит желанием видеть на пороге своего дома племянницу с сыном, но разве не она сама согласилась встретить меня, радушно заявив на похоронах, мол, трудно будет – приезжай, чай не чужие мы. Не чужие. Нет. Но иногда родные кажутся дальше и непонятнее самого казалось бы чужого человека. И я ведь приехала не как снег на голову, а заранее созванивалась, заручившись её согласием. Но сейчас понимаю, что то была лишь элементарная вежливость, не более…

Не люблю просить… А в голове слова матери, шепчущей вполголоса: "Просите – и вам дадут, ищите – и найдете, стучите – и вам откроют. Потому что каждый, кто просит, получает, и кто ищет, находит, и тому, кто стучит, откроют." (Св. Евангелие от Матфея 7:7,8)

Пропадите вы все пропадом со своими проповедями!.. Я вдыхаю поглубже и как можно спокойнее произношу:

– Значит вы не встретите меня, как договаривались? Я с Сашенькой на вокзале сижу…

– Мне бы твои заботы, – нехотя выдавливает из себя тётка, – дел по горло. И сын уже умотал с друзьями гулять…

– Хорошо, – соглашаюсь я и добавляю прежде, чем она отключится, – если у вас не получается, тогда я сама подъеду. Адрес только точный скажите…

Я отметаю в сторону ошмётки своей гордости и заталкиваю куда подальше стеснительность и стыдливость. Мы провели в поезде трое суток. У меня на руках трёхлетний ребёнок. Уже пол-десятого вечера, он голоден и хочет спать.

– Так ты ко мне жить, что ли приехала? – изумляется тётя Надя.

– Не жить, – отвечаю я как можно более миролюбиво, – тёть Надь… Мы же договаривались, что вы встретите меня с сыном на вокзале… Сейчас уже поздно, Сашенька устал. Я совершенно не знаю города и мне негде остановиться кроме как у вас. Надолго я у вас не задержусь. Мне бы только переночевать.

– У меня самой семеро по лавкам… – нехотя выдавливает из себя тётка.

– Мама говорила, что на вас можно положиться, – не отступаю я. Возможно, не очень хорошо прикрываться словами покойницы, но иного выхода нет.

– Хорошо, – соглашается со вздохом тётя Надя, – пристрою тебя на ночь. Всё же не чужие…

Она называет мне адрес и отключается. Не чужие мы. Нет. Но пороги мне приходится обивать так, словно я паразит или пиявка, желающая присосаться к ней навеки вечные.

Таксист высаживает нас у высотного многоквартирного жилого дома. Новостройка, активно заселяемая жителями. Домофон равнодушным голосом спрашивает, кто мы, и пускает внутрь. Лифт мгновенно возносит нас с сыном на шестой этаж. И мы оказываемся перед дверью квартиры тёти Нади. Она долго не открывает дверь. Словно не слышит трель дверного звонка. Но у меня создаётся впечатление, что она стоит около двери, размышляя пускать нас на порог или нет.

Лязг замка – дверь открывается.

– Ну здравствуй!..

Торопливый сухой поцелуй в щёку и отстранённые объятия, от которых веет равнодушием. Сашеньке достаётся чуть больше снисхождения, но и ему не особо рады. Сын, словно чувствуя настроение, целпяетя за мою ногу, пряча лицо.

– Такой большой – и нюня, – усмехается тётя Надя, – проходи, располагайся…

Я аккуратно ставлю нашу обувь на полку и пристраиваю как можно незаметнее сумки в коридоре. Умываю Сашеньку, отмечая, какой уставший, немного осоловевший у него взгляд.

– Мы уже поужинали… Гостей не ждали, – немного отрывисто говорит тётя Надя, застыв в коридоре, ведущем в кухню. Она словно боится нашествия двух чужеродных термитов на свою территорию и готовится защищать своё добро от чужаков.

– Спасибо и на том. Можно просто чайник поставить, я хотя бы кашу запарю, покормлю сына.

Тётя Надя согласно кивает, пропуская нас вперёд. Она ставит на стол пару чашек и кружек, достает из хлебницы на тарелку пару кусочков хлеба и так торопливо ныряет в холодильник, загораживая своим телом дверцы, что мне становится смешно. Я не успеваю подавить смешок и прижимаю к себе Сашку, словно радовалась чему-то сказанному или сделанному им. На столе появляется ещё упаковка молока и маслёнка с парой кусочков сыра под стеклянной крышкой.

– Спасибо…

Я прохожу в коридор и достаю из рюкзака кашу в пачках, которые не требуется варить, а нужно всего лишь залить кипятком.

– Не буду кашу, – хмурится Саша. Он произносит слова так смешно, ещё не выговаривая все буквы. "Не-а бууу кау" – выходит у него.

– Надо, солнышко. А потом ляжем отдыхать…

Сашенька кривится, подбородок начинает дрожать. В карих глазах появляются дрожащие лужицы слёз.

– Капризный? – интересуется тётя Надя, стоящая у окна.

– Уставший, – парирую я. Сашенька не истерит и не орёт благим матом, тихонько похныкивает уткнувшись лицом мне в грудь. Кашу, осточертевшую за эти несколько дней пути, он есть отказывается. Размазывает ложкой по тарелке, ковыряет и едва ли съедает пару ложек.

– Я вам в зале постелю, – вздыхает тётя Надя и отправляется восвояси, долго гремит в кладовой и появляется в коридоре с раскладушкой в руках.

Квартира у тётки трёхкомнатная, просторная. Две большие спальни и огромный зал. Она живет здесь с мужем и тремя детьми, старшему из которых уже исполнилось восемнадцать. Муж тёти Нади, Михаил, судя по её рассказу, сейчас на вахте, вернётся через пару дней… Места – достаточно, но тётя Надя выделяет нам с сыном раскладушку, застеливая её матрасом и тоненьким байковым одеялом.

– В другое место постелить не могу. Девочки спят отдельно. У меня спина больная. А сын обычно на диване в зале спит.

– Мам, Пашка сказал, что сегодня у Витька заночует, – подаёт голос из ванной средняя дочь Настя.

– Много ты знаешь, – одёргивает её тетя Надя, – он мне ничего такого не говорил…

Я умываю Сашеньку, уже почти спящего на моих руках, и укладываю на раскладушку, а сама ложусь рядом на пол. Еще некоторое время в доме работает телевизор, а потом тётка выключает и его. И квартира тонет в ночной, вязкой тьме, хороня всех под плотным покрывалом.

Глава 2

Пашка так и не заявился ночью. Диван маняще возвышался над полом. Но самовольно занимать территорию я не стала. Обойдусь. Мало ли какая гримаса отобразится на лице тётки, если она заметит самовольного захватчика.

Раннее утро безжалостно врывается в сознание громким перестуком посуды на кухне и звуком работающего миксера. Разбужена оказываюсь не только я одна. На кухню проходит недовольная и заспанная младшая дочь, Анюта, которой недавно исполнилось десять.

– Мама, сейчас же каникулы…

– Конечно, зайчик мой. Иди спи.

– А ты гремиииишь… – капризно тянет Анюта.

– Потерпи. Ты же просила блинчиков вчера.

– Я не уууутром, я вечером хотела…

– Всё, иди в спальню и закрой дверь, если тебе мешает шум…

Следующие слова тётки тонут в рёве мощного миксера. Саша беспокойно вздрагивает во сне. Я в отличие от Анюты, не могу закрыть дверь, чтобы уменьшить уровень шума – в зале двери попросту нет.

– Доброе утро! – как можно более приветливо говорю я тётке. Та делает вид, что не слышит меня, вновь нажимая на кнопку миксера. Я терпеливо дожидаюсь, пока она закончит взбивать тесто и повторяю приветствие.

– Доброе, – усмехается она и поворачивается спиной. На плите уже нагревается сковородка. И через пару минут первая порция теста оказывается вылитой на дно сковороды.

– Как спалось на новом месте? Женихи не снились? – иронизирует тётка.

– Как в колодец провалилась. Не снилось ничего.

Это ложь. Я долго не могла уснуть, лёжа на холодном полу, чувствуя как в тело впиваются жёсткие ворсинки синтетического ковра. Надо мной раз за разом опрокидывалось тёмное ухмыляющееся небо, придавливая меня сверху толщей сомнений. Иногда становилось трудно дышать, воздух становился тяжёлым, словно из прозрачного чугуна и больно давил на грудь. Сон был коротким и нервным, то и дело прерывающимся ощущением, будто подо мной разверзается пропасть и я лечу вниз, будучи не в силах удержаться за острые, словно бритва края реальности. Только спокойное дыхание сына вырывало меня из ледяных лап кошмара и напоминало об иной стороне, светлой стороне, ради которой стоит жить и бороться изо всех сил.

– Значит, хорошо отдохнула и набралась сил… Надолго к нам?

– В Новосиб?.. Пока не решила, но хотела бы осесть на одном месте.

– А жить где собираешься? – резко спрашивает тётка, соскребая первый блин со дна сковороды.

– Буду искать жильё. Надеюсь, снять квартиру в ближайшее время.

– То есть до того момента ты у нас надеешься оставаться? – остатки пригоревшего блина летят в мусорное ведро.

– Не хотелось бы вас стеснять, – улыбаюсь я.

– Конечно. У нас и своих забот полон рот. Чего только тебе не жилось там, на прежнем месте? Ведь всё было…

– Обстоятельства так сложились, тёть Надь.

– Обстоятельства… Вас, богатых, не уразумеешь! – хмыкает себе под нос тётка и продолжает бороться с тестом на блины.

Я игнорирую её укол. Мне нет дела до её мнения, поверхностного и неверного. Я приучаю себя не реагировать на мнение окружающих. Удаётся не всегда, но я стараюсь.

– Так все блины будут гореть. Тесто жидкое слишком. Муки добавь, тёть Надь.

Она недовольно смотрит на меня через плечо, но всё же тянется за мукой, сыпет одну горсть и вновь размешивает. Новый блин опять прижаривается к сковороде.

– Давай я.

Выдержки не хватает смотреть на то, как тётка переводит тесто. Она нехотя отдаёт мне миску и садится за кухонный стол, пристально смотря за моими движениями.

– Квартиру сегодня искать начнёшь? – спрашивает она через пару минут.

–Да, только Саша проснётся, покормлю его и примусь за поиски.

– Будешь с ним на руках по всему городу таскаться?

– Я хотела его здесь оставить. Девочки же всё равно дома сидят?

Тётка недовольно поджимает губы.

– У нас и своих забот хватает, хотели сегодня в магазин съездить…

Я усмехаюсь про себя. Она так не желает видеть меня и сына у себя в квартире. Не проще было бы распахнуть настежь дверь и попросить убраться куда подальше?

– Тебе однокомнатная же квартира нужна? – решает продолжить разговор тётка.

– Конечно, зачем нам двоим хоромы?

Я снимаю со сковороды блин, золотистый, тёплый, с ажурными краями.

– Хорошие у тебя блины получаются. У меня никогда с первого раза не выходят. Кучу теста перевожу…

Тётка молчит, а потом говорит уже чуть более мягко.

– Я квартиру сдаю, от бабушки досталась. Однокомнатная хрущёвка. Район, конечно, не центральный. Она сейчас как раз пустует. Если хочешь, могу сдавать её тебе.

– Спасибо! – я улыбаюсь, одной проблемой меньше. И не у чужого же человека придётся снимать жильё....

– Можем поехать после обеда. Посмотришь, подойдёт или нет. Но говорю сразу – не жди евроремонта. И придётся убраться. Предыдущие жильцы съезжали так, словно на пожар торопились…

– Хорошо, хорошо. А платить сколько придётся?

Тётя Надя называет цену, не колеблясь. Судя по тем объявлениями, что я рассматривала, пока ехала в поезде, цена не ниже рыночного уровня. Даже чуть больше. Тётка верно истолковывает моё замешательство.

–Так тебе же с пропиской надо? С пропиской всегда дороже…

– Да. Мне бы с пропиской.

– Тогда только такой вариант. Сюда, в эту квартиру я вас с сыном вписывать не стану, уж извини. Чем могу, тем и помогаю…

Что ж, спасибо и на том. Я отдаю себе отчет в том, что она могла бы и вовсе не делать даже того мизера, что предлагает мне сейчас. Ведь по сути, мы виделись с тёткой всего несколько раз в жизни, на общих семейных торжествах или похоронах. Потому я принимаю предложенное.

Квартира располагается в одном из спальных районов города, насколько я могу судить. Добираемся мы туда долго, даже несмотря на то, что у тётки свой автомобиль. Тётка не соврала – квартире действительно требуется уборка. Такое ощущение, будто здесь жило стадо неопрятных свиней – в раковине киснет посуда, стол заляпан пятнами, а на полу следы от обуви. Мебель кое-какая имеется, вся ещё с советских врёмен. Такой же древний холодильник и старенькая стиральная машина.

– Телефона и интернета нет. Телевизора тоже, – говорит тётка, смотря как я хожу по квартире, – но так квартира сухая и тёплая, не угловая. Да и этаж нормальный, третий…

Я согласно киваю. Я решаю остаться здесь, как можно скорее вычистить этот гадюшник, выдраить всё и привезти Сашку. Жить на тёткиной милости даже пару-тройку дней совсем не хочется.

– Хорошо, я согласна. Порядок наведу – и будет приятнее здесь находиться.

– Нууу, что есть, то есть, – тянет тётка и поспешно добавляет, – только предоплата за два месяца вперёд нужна…

Иного я и не ожидала, честно говоря. Уже с первого телефонного звонка стало ясно, что тётка просто так помогать не намерена. Мы обговариваем ещё несколько минут детали, а потом покидаем квартиру. Тётка намерена обстряпать всё как можно быстрее, и я поддерживаю её в этом решении…

Глава 3

Я не стала оставлять сына в гостях у тётки. Как только с бумажной волокитой было покончено, забрала сына и поехала осваивать новоё жильё. Придётся ему повозиться со мной, пока я навожу порядок. А ему в радость всё это – довольно бегает по квартире с мокрой тряпкой, возюкая ею по всем поверхностям. Для него весь мир ещё представляется огромной и весёлой игровой площадкой. И поневоле я заражаюсь его хорошим настроением и солнечной улыбкой.

Спустя час-полтора слышится стук по батарее. Кто-то недовольно колотит по чугунным секциям, а через несколько минут раздаётся стук в дверь. На пороге стоит старушка, недовольно поджимающая губы.

– Квартиранты новые, что ли?

– И вам здравствуйте. Чем обязана?

– Это у вас тут грохот? Будто стадо слонов над головой бегает… Пожалуюсь участковому на незаконно проживающих квартиросъёмщиков, – тычет в мою сторону наманикюренным пальцем старушка.

– Жалуйтесь. Мы здесь прописаны. Проверить не составит большого труда. Это всё? Или вы что-то ещё хотели сказать?

– Не шумите. Мешаете людям спокойно жить.

– В четыре часа дня? Вот если услышите шум в неположенное время, тогда и приходите. А сейчас извините, но мне некогда с вами разговаривать.

Я не слушаю, что ещё собирается высказать соседка, и закрываю дверь. Не люблю многоквартирные дома именно по этой причине. Всегда найдется тот, кому ты мешаешь жить, даже если единственным источником звука в квартире является мерно тарахтящий холодильник. Придется вредной старухе привыкать к новому источнику шума, коим является нормально развивающийся трехлетний ребенок. Я не собираюсь шикать на Сашеньку или велеть ему сидеть без движения только потому что какой-то старухе мешает топот детских ножек, раздающийся не так часто.

День пролетает незаметно. И к десяти часам вечера сынок отключается сидя за кухонным столом с ложкой в руках. Я аккуратно переношу его на диван, укрывая тоненьким стёганым одеялом. И проворачиваю в голове список того, что еще нужно успеть сделать, купить, привести в божеский вид. Список получается огромный. Мне хочется охватить всё и сразу, доведя до совершенства. Но потом я призываю себя остановиться с наполеоновскими планами. Остановиться, перевести дух и сосредоточиться на том, что действительно важно и необходимо в первую очередь.

На короткий миг меня накрывает паникой и волной сомнений. Я никого не знаю в этом огромном городе. Тётка? Не идёт в счёт. Навряд ли от нее можно добиться толкового совета. Удастся ли мне освоиться и прижиться здесь? Не лучше ли было остаться там, в родном городке. И тут же отвечаю сама себе – нет, не лучше. В голове проносятся последние события, предшествующие моему отъезду, и я облегченно вздыхаю. По сравнению с теми проблемами нынешние кажутся пустяком, детским лепетом. Я справлюсь. Хотя бы ради Сашеньки. Не имею никакого права опускать руки и жалеть себя или фантазировать о несбыточном.

***

Первым делом я устраиваю Сашеньку в детский сад. Выбор огромный, но мне нужен такой сад, чтобы забирать сына после семи. С расчетом на то, что найду работу. После нескольких дней мотыляний по району я останавливаю свой выбор на частном детском садике. Нужно проехать на автобусе всего пару-тройку остановок. Саша ходил в детский сад раньше, но то было не здесь. Я переживаю, как он устроится на новом месте и понравится ли ему там. Первый день простаиваю недолгие пару часов во дворе детского сада, еле удерживаясь от того, чтобы зайти и посмотреть, как он там. Без слёз и небольших капризов не обходится. Но уже к концу первой недели Сашенька с удовольствием собирается в детский сад по утрам. Он хватает свой рюкзачок и натягивает ботиночки, путая левую ногу с правой, сопит от усердия и смешно утирает нос кулачком.

– Мааа, айда! – он нетерпеливо топчется возле двери и сбегает по лестничным ступенькам едва ли не вприпрыжку. Мне отрадно смотреть на него, такого радостного и беззаботного. Сердце наполняется тихой радостью и верой в лучшее. Наверное, это немного неправильно – черпать силы и уверенность у такого маленького крохи. И я отдаю себе отчет в том, что держусь на плаву только потому что он есть у меня. В противном случае бы прозябала в чёрном тумане депрессии.

В один из дней на квартиру заявляется тётка. Якобы в гости, но сама цепким взглядом окидывает квартиру.

– Хорошо так стало в квартире, чисто… Главное, чтобы Сашка твой на стенах не рисовал. А то обои жалко…

Я усмехаюсь про себя – обои уже давно пора заменить. Они отстают от стены снизу, и кое-где пузырятся.

– Не переживай, тёть Надя. Если Саша изрисует обои, я наклею новые.

– В принципе, если хочешь, можешь хоть сейчас заменить. Ты же надолго квартиру снимаешь, не на пару месяцев. Тебе здесь всё равно жить…

Я согласно киваю и спешу перевести тему, пока тётка не вменила мне в обязательства косметический ремонт. Мне сейчас не до того. Я пытаюсь найти работу, но подходящих вариантов мало. Как и опыта работы у меня. Практически на нуле. Я большую часть времени посвящала семье и на работу времени уже не оставалось…

– А ты со своим сходиться не собираешься? – вопрос тётки выводит меня из своих раздумий.

– Нет, – отвечаю я. Выходит резко, но иначе я не могу, – а почему ты спрашиваешь?

– Да так, просто. Сколько времени прошло с момента развода? Полгода..?

– Семь месяцев, – улыбаюсь я. Добавляя про себя: семь месяцев и одна неделя. С каждым днём всё дальше и дальше.

– И как? Не соскучилась? Не тянет домой?

– Нет, не тянет. Мой дом – там, где Сашенька.

Я не понимаю, к чему все эти расспросы. Ведь она никогда раньше не интересовалась подобным, дежурно спрашивала "как дела?" и на этом её внимание к моей семейной жизни заканчивалось. А сейчас её прямо-таки распирает от любопытства.

– Много таких, разбегутся по разным сторонам, помыкаются по одиночке, а потом вновь сходятся…

Предложение повисает в воздухе. Интонация задана наполовину утвердительная, наполовину вопросительная. Она словно пытается спросить меня и убедить в правильности своих слов.

– Всё верно, тёть Надя. А еще больше таких, кто не расходятся, а живут и терпят друг друга, взращивая ненависть. Лучше разойтись, пока не стало совсем поздно.

Тётка хмыкает и заводит песню о своей семейной жизни, рассказывая, как у них едва дело до развода не дошло. И посыл опять тот же самый – стерпится, слюбится, закрой глаза на то, что тебя не устраивает, и живи дальше.

Я в корне не согласна с ней. Довольно. Слишком долго я закрывала глаза на то, что не следовало. А теперь, когда смогла избавиться от тяготивших меня отношений, я не намерена возвращаться на исходную позицию жертвенного агнца.

Глава 4

Я не знаю, по какому принципу кто-то сверху, именуемый Всевышним, распределяет плюшки и прочие радости жизни. Но иногда мне кажется, что каждый раз, занося руку над коробкой с добрыми сюрпризами для меня, он задумывается на мгновение, неторопливо перебирает содержимое и в итоге машет рукой. Мол, обойдёшься. Зато другой рукой щедро зачерпывает неприятностей и осыпает с головы до ног. Кушай-кушай, только не подавись!..

А может быть всё дело в том, что я слишком сильно уверовала в себя, убедила, что всё пройдёт гладко, без сучка без задоринки. Я перестала оглядываться по сторонам каждые пару минут и дышала так спокойно и свободно, как никогда ранее. И как оказалось, зря. Реальность нагнала парой мощных шлепков по голове, заставив остолбенеть от удивления.

Скорым шагом по двору дома – к подъезду. Мысли витают где-то далеко-далеко. Там, где впервые за несколько лет забрезжил свет надежды. Еще ничего не ясно толком, выйдет ли и хватит ли у меня сил тянуть всё задуманное. Но чертовски приятно перебирать в голове варианты, будто стеклянные шарики на свету, играющие всеми цветами радуги.

В руках у меня игрушка, купленная для Сашеньки. Пожарный грузовичок Рой из мультфильма "Робокар Поли". Ему нравится этот мультсериал, смотрит с удовольствием и даже пытается подпевать весёлым задорным песенкам из него. В голове сразу начинает прокручиваться незатейливая мелодия. Мой шаг лёгок и полон энергии. Перед глазами, словно в калейдоскопе, поворачиваются радужные мысли и планы. Десятки, сотни комбинаций за несколько секунд. Я так увлечена своими мыслями, что не обращаю внимание на машину, припаркованной у самого входа в подъезд. Я настолько была оторвана от реальности в тот момент, что даже не заметила, как следом за мной в подъезд шагнул мужской силуэт. Опомнилась только тогда, когда услышала:

– Привет, котёнок мой. Давно не виделись.

Обманчиво-мягкий, вкрадчивый голос. Я знаю, насколько приятным он может быть, лаская слух, скользя по коже, словно мягкий бархат. Но еще лучше я знаю, что за этой мягкостью скрывается сталь. Ледяное касание к оголённым нервам, заставляющее застыть на месте без движения. Замереть, зажмуриться и верить, как в детстве, что с закрытием век все кошмары исчезают. Всего пять слов вспарывают мою реальность острым клинком.

Мои пальцы сильнее стискивают игрушку, прижимая её к груди. Дышать. Нужно не забывать дышать. Это элементарное повторяющееся движение, работа лёгких – только и всего. Вдох-выдох. Вдох… И выдохнуть не получается, потому что я чувствую его присутствие всем телом, каждой клеточкой кожи, покрывшейся мурашками.

Тесное пространство подъезда стремительно уменьшается от его присутствия. В подъезде темно, но с его приближением, кажется, становится ещё темнее. Кирилл кладёт руку на плечо и разворачивает меня к себе лицом.

– Не хочешь поздороваться, а? Котёнок…

Большие сильные пальцы оглаживают плечо через блузку. От его ладони исходит жар и проникает через тонкую ткань. Но внутри меня в противовес его горячим рукам всё стынет, покрываясь изморозью страха.

– Привет, – наконец, выдавливаю я.

– Привет – и всё? А как же ласковое прозвище? Нет? Ну может хоть обнимешь и поцелуешь?

Кирилл тянет меня на себя, вжимает в своё тело, обхватывая подбородок одной рукой. Наклоняется и обдаёт тёплым дыханием, немного пахнущим сигаретным дымом, алкоголем и апельсиновой жвачкой. Крупные губы нагло накрывают мои, впиваясь. Я отворачиваю голову и мокрый поцелуй скользит по щеке.

– Что тебе от меня надо?

– А чего так неприветливо? Неужели не соскучилась?

– Мне некогда скучать было.

– Конечно, некогда. Разве бляди могут скучать? У них наверное и между ног не просыхает от весёлой жизни?

– Понятия не имею. Тебе об этом известно больше моего.

Он ослабляет хватку, и я осторожно высвобождаюсь. Боюсь поворачиваться к нему спиной и пячусь назад. Один крошечный шажок. Ещё один. Стоп. Кирилл вновь протягивает руку и хватает меня, дёргает на себя, удерживая несколько мгновений, и тащит в угол подъезда. Я упираюсь ногами в цементный пол, но с таким же успехом могла бы и ничего не делать вовсе. Кирилл много крупнее и сильнее меня. Что ему мои комариные тычки и жалкие попытки остановиться?

– Отпусти.

– Не могу, котёнок. Я, видишь ли, по тебе соскучился.

Он зажимает меня в углу между стеной и своим телом. Мои глаза уже привыкли к темноте, но выражения его лица разобрать не удаётся. Оно кажется мне маской чокве из чёрного дерева. Такое же жуткое и злобное.

– Просто в один прекрасный день я вдруг понял, что моей любимой суки нет во всём городе. Испарилась. Исчезла, как сквозь землю провалилась. Нехорошо сбегать едва ли не на другой конец страны, не предупредив об этом своего мужа.

– Бывшего мужа. Кирилл, мы в разводе. Я вольна поступать как захочу.

– Бывший – это твой ёбарь, нынче – инвалид хромой. А я – к этой категории не относился, не отношусь и никогда не буду. Ни-ког-да, слышишь меня, моя мелкая блядюшка?

Страх скручивает нутро в один тугой узел. Я судорожно пытаюсь сообразить, как можно вырваться из этого плена. На лестничной площадке первого этажа слышится звук открываемого замка.

– Помогите!

Кирилл толкает меня к стене и зажимает рот ладонью. Я вонзаю зубы в мягкую плоть, он злобно шипит и матерится. Запускает пятерню в волосы и прикладывает головой об стенку. Несильно наверное, по его меркам. А у меня зубы клацнули и из глаз искры полетели. Из губ вырывается стон боли и обреченный всхлип, который Кирилл заталкивает вглубь моего рта ладонью. Щёлк-щёлк-щёлк. Замок закрылся. И соседи, живущие на первом этаже, затаились в своих квартирах, как трусливые крысы. Стоят за своими дверьми, отгородившись от всего, прислушиваются, но не сделают ни шагу навстречу, ни телефонного звонка. Делайте, что хотите – избивайте, насилуйте, но за пределами нашего маленького мирка. От собственного бессилия начинают течь горячие слезы. Кирилл шарит рукой по моей талии, прижимаясь всем телом.

– А это что за хрень? – он вырывает из моих рук игрушку и кидает её на пол, наступая ногой. Раздается хруст – пластмасса ломается в два счёта.

– Ты сыну вот эту хуйню дешевую покупаешь, что ли? Есть предложение получше.

Кирилл дёргает ткань блузки на себя. Материя жалобно трещит. Маленькие пуговицы не выдерживают натиска и сыпятся на пол словно горошины из стручка. Я отпихиваю его руки, отбиваюсь от жадных пальцев, больно мнущих грудь через бюстгальтер.

– Давай, как в старые добрые времена, котёнок?

Кирилл втискивает колено между моих ног и тянет юбку вверх. Горло сдавленно хрипит, исторгая едва слышный крик:

– На помо…

Больше ничего не успеваю сказать – Кирилл бьёт в живот одной рукой, а второй всё еще пытается задрать повыше юбку, больно толкается коленом, не давая свести ноги вместе. Ужас накрывает меня с головой. Нет. Нет. Нет. Бьётся в голове одна испуганная мысль. Помогите, хоть кто-нибудь!.. Можно орать до хрипоты или одури – ответом будет лишь тишина и осторожные шаги по ту сторону закрытых дверей.

Глава 5. Денис

– Вот, за два месяца.

Я не пересчитываю купюры, просто сворачиваю их пополам, засовывая в задний карман джинсов. Татьяне я верю – платит вовремя, живёт тихо и спокойно со своим мужем. Идеальные жильцы. Я торопливо прощаюсь и сбегаю по ступенькам вниз. Ещё не дошёл до первого, но уже слышу женские всхлипы и рыдания и озлобленный низкий мужской голос. Я замираю на мгновение. Меня это вообще не касается. Пройти мимо – проще всего. Так поступают сотни, тысячи. Проходят мимо с равнодушным видом, наглухо заткнув уши и крепко сомкнув веки. Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего не знаю. И пусть кто-то истошно вопит от страха и боли – своё спокойствие дороже. Но я никогда не умел поступать так. Что-то всегда заставляло меня замедлить шаг, остановиться, кинуться на подмогу. Грёбаный рыцарь двадцать первого века. Без лат и забрала. Лезешь на рожон – и поплатишься за это, часто говорили мне. И поплатился же однажды…

Но даже это не останавливает меня. Я торопливо сбегаю вниз по ступенькам. В подъезде темно – выбиты все лампочки. Опять. И если на лестничных пролётах еще проникает свет из окон, то на первом этаже – непроглядная темень. И в первом закутке, тесном и утопающим в темноте, слышится возня и ругань, и судорожные рыдания.

– На помо…

Крик обрывается звуком удара и сдавленным стоном. Я едва различаю силуэты двоих в кромешной тьме. Оттаскиваю за шиворот мужчину и толкаю его спиной к стене.

– Блядь! Ты какого хрена лезешь? – его голос вибрирует от злости. Мужчина уже подобрался, напряженная поза говорит о готовности кинуться в драку, – отвали по-хорошему! Я тут с женой своей разговариваю!

– Я тебе не жена, – доносится из угла женский голос, – уходи, Кирилл! Не о чем нам с тобой разговаривать…

– Вот видишь, девушка не желает с тобой разговаривать.

– Тебе какое дело? Иди, куда шёл, целее будешь.

Глаза уже чуть привыкли к темноте. Мужчина немногим выше меня и может быть даже посещает тренажерный зал с невъебенным выражением на лице, считая себя физически развитым и сильным. Конечно, по сравнению с вон той тонкой фигуркой, зажатой в углу, он кажется невероятно внушительным.

– А слабо кулаки почесать не о бабу?

– Что?

Я не отвечаю сам, за меня это делают мои кулаки. Тело само принимает нужную стойку. Удар справа, левый хук, удар справа. Он явно не ожидает столь стремительной атаки. Запоздало поднимает руки, прикрывая корпус и часть головы. Его поза выдаёт любителя, не более того. Иначе бы закрылся как следует и попытался отразить такую элементарную комбинацию. Кирилл, так назвала его девушка, передвигается боком к двери, закрываясь от ударов. Упирается в дверь спиной и торопливо толкается в неё. На улице намного светлее, но я не успеваю разглядеть мудака как следует – он разворачивается и торопится к припаркованному возле подъезда автомобилю. Единым махом взбирается на сиденье и заводит мотор, глядя на меня через стекло. Что-то говорит себе под нос, но слов не разобрать. Только губы кривятся и лицо перекошено от злости.

Адреналин всё ещё бушует в крови, кулаки чешутся, требуя немедленного выброса скопившейся энергии. Чёрт, оказывается, тело скучало по таким простым и понятным движениям. Ничего не похоронено окончательно. Могильный земляной холм оказался лишь кучей наваленной пожухлой листвы, которую размело во все стороны от малейшей встряски.

Я возвращаюсь в подъезд, к всхлипывающей девушке. Она сидит на корточках и что-то подбирает с пола.

– Эй, ты как?

Я не придумываю ничего лучше, кроме как остановиться в двух шагах и присесть рядом. Девушка не оборачивается на звук голоса, только перебирает какие-то обломки, складывает их в ладонях. А они не удерживают этих обломков и рассыпают их обратно.

– Всё в порядке?

Я аккуратно дотрагиваюсь до плеча девушки. Она дёргается и ведёт плечом, сбрасывая мои пальцы. Да что она там всё подбирает? Я подсвечиваю экраном мобильного телефона, замечаю ярко-красную и желтую пластмассу – сломанная детская игрушка.

– Это твоё, да?

Девушка не отвечает, только согласно кивает головой, всё ещё всхлипывая, и отворачивает лицо. Света от экрана хватает только на то, чтобы выхватить из темноты курчавые русые волосы и узкое бледное лицо.

– Брось это. Уже не починишь…

– Урод… – выдавливает он из себя еле слышно.

Девушка прекращает попытки собрать сломанную вдребезги игрушку и вытирает тыльной стороной ладони глаза. Поднимается немного неловко и отворачивается, стягивая разодранную на груди блузку. Трясущимися руками одёргивает задранную юбку. Её знобит как от лихорадки. Она мнётся на одном месте, не решаясь сделать ни шагу в сторону. Кажется, такое состояние называют шоковым, когда от пережитого стресса человек на время дезориентируется в пространстве. Уговоры и прочее не помогут, нужно дать ей зацепиться сознанием за что-то знакомое и привычное.

Я подбираю самые крупные части от пластмассовой игрушки.

– Что это была за игрушка?

Я включаю фонарик на телефоне, кладу его на пол так, чтобы он немного освещал тот тёмный закуток, где мы сейчас находимся. Дотрагиваюсь до плеча кончиками пальцев. Она шарахается от меня в сторону. Я предупреждающе выставляю руки:

– Эй, всё хорошо, да? Я тебя не трону. Не бойся. Тот мудак уже ушёл… Кто он тебе?

– Никто. Уже никто.

– Хорошо. И его уже нет рядом. Не бойся. Ты куда-то шла?

Отрицательный кивок головы. Ещё одна попытка.

– Ты здесь живёшь?

– Да…

Её взгляд беспомощно мечется по моему лицу, она смотрит мне куда-то за спину. Хочет уйти, но боится сдвинуться с места. Сказала, что живёт здесь. А я не помню, чтобы видел её ранее. И кажется, что квартиру никто не продавал. Снимает, что ли?

– Пойдём, я провожу тебя. Тебе на какой этаж?

– Нет, не надо. Я сама.

– Конечно, сама. Я просто рядом побуду, о'к? Лампочки перегорели или выбил кто-то. Темень непроглядная. Так будет спокойнее. Пойдём.

Я протягиваю руку. И разумеется, она делает вид, что не заметила протянутой ладони, протискивается сбоку от меня, держа руками обрывки кофточки. Я поднимаю телефон и свечу им под ноги.

– Что это была за игрушка? – спрашиваю я, чтобы не молчать, и хоть немного растормошить девушку.

– Пожарный грузовичок, – отвечает она. Голос всё еще дрожит, но уже не так сильно.

– Какой еще грузовичок?

– Пожарный грузовичок Рой из мультфильма "Робокар Поли". Мой сынишка смотрит этот мультик.

– Я о таком даже не слышал. Интересный хоть?

– Ему нравится.

Третий этаж. Девушка замирает возле лестничных перил, мельком оглядывая меня. Глаза смотрят затравленно. По её взгляду я понимаю, что сейчас выгляжу не самым презентабельным образом. Я скорее напоминаю одного из тех, кто слоняется по дворам, стреляя по мелочи, или отжимает гаджеты у молодёжи. Сколько дней на куреве и энергетическом дерьмовом пойле из жестяных банок? Трое или четверо бессонных суток? Щетина смотрится неопрятным грязным пятном, расползшимся на большую часть лица. Отросшие волосы свисают по бокам, закрывая уши. Я расчесываю их пятерней, откидывая назад.

– Ты здесь живешь? Давно? Не видел тебя раньше.

– Нет, совсем недавно.

– А я – этажом выше. То есть не сам живу, а сдаю квартиру.

Какое ей дело до того, живу я здесь или нет? Она хочет как можно скорее распахнуть дверь и скрыться за спасительным тонким листом из железа.

– Ладно, я пойду, пожалуй…

Но всё ещё стою, словно ноги к месту приросли.

– Меня Денис зовут.

Девушка молча кивает, держась за дверную ручку.

– Спасибо, Денис, – выжидающе смотрит на меня, всё ещё стискивая одной рукой разодранную кофту на груди. Она явно чувствует себя неуютно.

– Береги себя!

Я улыбаюсь на прощание и сбегаю вниз по лестнице. Но не ухожу со двора, а сажусь на лавочку возле детской площадки. Сам не знаю почему, но предпочитаю торчать во дворе, дожидаясь кого-то из знакомых жильцов, с кем еще могу переброситься парой слов.

– Здорово! – по плечу хлопает тяжелая рука. Я поднимаю глаза – Костян. Долговязый, худощавый, с вечной ухмылочкой на лице. Он встает в боксерскую стойку и делает ложный выпад в мою сторону. Костян прекрасно знает как мне не нравится это его типичное приветствие. Но ему плевать – раз за разом одно и то же.

– И тебе не хворать, – я шутя пробиваю ему по корпусу. Он довольно ржёт и только после этого жмёт мне руку.

– Давно тебя не было видно здесь. Месяца полтора?

– Два. Ну как видишь – появился, жив-здоров.

– Чем занимаешься?

Я равнодушно пожимаю плечами:

– Всё тем же, моторы перебираю, а ты?

– Да я что? У меня всё стабильно и тихо, как в морге.

– Костян, что за жильцы в тридцать первой квартире?

– Третий подъезд?

– Ага, тот же, где моя хата. Только этажом ниже.

– Аааа, – понимающе протягивает Костя, – ты про эту… Недавно заселилась, у тётки своей квартиру снимает. Мать-одиночка вроде, только сына видел при ней. Мелкий совсем ещё, трёхлетка. А что?

– Да так, столкнулся случайно.

Костян ржёт.

– Я бы тоже хотел с такой столкнуться пару раз совершенно случайно.

– С какой такой?

– Да ты слепой, что ли? Фигурка, что надо, мордашка такая, как у куколки…

– Не заметил. Зовут-то её как?

Я и на самом деле почти ничего не успел разглядеть в ней. Всё как в тумане.

– Катя-Катерина, маков цвет, – фальшиво тянет Костя,– зато я всё, что надо, заметил. Сам бы с ней замутил, да только у моей выдры любимой на такое чуйка.

– Да ну? А ребёнок?

– А что ребёнок? Я бы к ней подкатил, нахер мне её ребёнок сдался?

– Ты болван, Костян. Даром что твоя выдра тебя терпит. Иди спасибо ей за это скажи.

– Я лучше ей покажу своё спасибо.

– Давай, проваливай отсюда…

Костян перебрасывается со мной еще парочкой фраз и неторопливо уходит, встречать с работы свою выдру – так он любя называет подругу, с которой встречается еще с университета. А у меня из головы нейдёт эта случайная встреча. Надо бы подняться и уйти прочь, а я словно корни пустил на этой лавке. Хотя кого я обманываю? Мне некуда и не к кому спешить. Потому я, накинув на голову капюшон толстовки, сижу уже битый час на лавке, бездумно пялясь на дверь подъезда. Ожидаю, как болван, что она откроется и выйдет та девушка, Катя.

И на самом деле – дверь открывается. Катя выходит из подъезда. Уже переоделась, сменила разодранную блузку на трикотажную футболку персикового цвета и лёгкую белую ветровку. Волосы собраны в высокий хвост на макушке. За плечо перекинута небольшая бежевая сумка-рюкзак. Я стараюсь не пялиться, поглядываю на неё исподтишка, боясь, что заметит меня. Но ей нет никакого дела до сутулой фигуры в чёрном.

Лицо немного бледное и губы сжаты в тонкую линию. В каждом движении – резкость и какая-то отчаянная уверенность. Жесты Кати выдают, что страх еще не отпустил её, а цепко держит в своих объятиях. Я выжидаю немного и потом иду за ней следом, держась позади, ничем не обозначая своё присутствие.

Она доходит до автобусной остановки и садится в маршрутку, подъехавшую минутой позднее. Я несусь изо всех ног и едва успеваю запрыгнуть на лестницу перед тем, транспорт срывается с места. Маршрутку резко бросает вперёд, а всех пассажиров по инерции откидывает назад. И меня на мгновение прижимает к Катерине. Она крепче цепляется за поручень и переводит взгляд на меня. Узнаёт. Брови чуть хмурятся, а губы сжимаются плотнее.

– Привет, – на большее не хватает фантазии.

Она вскидывает на меня недоумевающий, немного изумлённый взгляд. И меня прошибает на месте, пронзает насквозь электрическим разрядом. Необыкновенно светлые глаза с тёмной, почти чёрной каймой. Какие-то невероятные, русалочьи, светло-серые, но с лёгкой зеленцой и поволокой. Утягивают на дно. С головой – как в омут. Манят, словно прохладные воды.

– Ты следишь за мной? – голос чуть недовольный. Безошибочно чувствую, что так она пытается спрятать чувство тревоги.

– Просто приглядываю. Мало ли. Вдруг этот… опять вернётся?

– Я не нуждаюсь ни в чьём присмотре. Тем более в непрошеном. Тебе, Денис, лучше заняться своими делами.

– На сегодняшний вечер я совершенно свободен.

Я улыбаюсь, глядя, как она хмурится и пытается отделаться от меня, прилипшего к ней, словно банный лист к мокрой заднице. Наверняка, последнее сказанное мной звучит как флирт. Чёрт, я на самом деле пытаюсь заигрывать?.. Самому становится смешно от собственной самонадеянности. А не пошёл бы ты на хрен, а, Денис?.. Будь у неё чуть больше смелости, послала бы прямым текстом. А так – просто сторонится, пытается держаться дальше. Но в забитой маршрутке это плохо получается, и её то и дело прижимает боком ко мне. И я млею, как последний болван, улыбаясь про себя и радуясь даже такой непрошеной близости.

Катерина покидает маршрутку через пару остановок. Я вылезаю и неотступно следую за ней, держусь немного позади, но не скрываюсь. Зачем? Она и без того знает, что я иду рядом. Катерина оглядывается время от времени или ловит моё отражение в окнах зданий. Потом останавливается так резко, что я едва не налетаю на неё.

– Тебе заняться нечем?

– Сегодня – нечем.

– Найди себе другое развлечение. А мне некогда играть в гляделки и догонялки.

– А кто сказал, что я развлекаюсь? Я абсолютно серьёзен.

Но против воли мои губы сами расплываются в улыбке.

– Послушай, Денис. Обстоятельства, при которых мы встретились, не самые приятные для меня. И я хотела бы поскорее забыть это происшествие. А ты маячишь у меня перед глазами.

– Тебе неприятен я сам или..?

– Или-или, Денис.

Вот так поговорили. Отшила. А я ведь даже не подкатывал. Или всё же пытался? Чёрт знает что такое. Я останавливаюсь напротив стеклянной витрины магазина, нахлобучиваю глубокий капюшон на голову. Позволяю Катерине идти дальше. Пусть думает, что удачно отбрила меня. А на самом деле – ничего подобного. Я смотрю ей вслед, провожая взглядом тонкую, точёную фигурку, понимая, что буду таскаться следом, даже если она будет гнать меня от себя метлой.

Глава 6. Денис

Я все еще бреду за Катериной. Вижу, как входит во двор детского сада. Костян сказал, что сынишке три годика всего. Вспоминаю эту сломанную пластмассовую игрушку. И оглядываюсь по сторонам в поисках магазина детских игрушек. Мечусь по улице. Как назло – рядом ни одного торгового центра. Мелкие продуктовые магазинчики и уличные палатки торгашей овощами и фруктами. Скорым бегом направляюсь в конец улицы. Кажется, что когда маршрутка выворачивала из-за угла, в окне промелькнул какой-то мелкий торговый дом. Так и есть. Одноэтажное здание с облупленной надписью времен совдепа "универмаг". И внутри все такое же – тесное, видавшее виды. Я прохожу из одного конца магазина в другой, ища отдел с игрушками. Сегодня мне везёт – небольшой закуток, полки которого завалены всевозможными барби, мишками, черепашками-ниндзя и еще бог знает чем. Я впадаю в кратковременный ступор, теряюсь даже среди этого мизера, рыща глазами по полкам. Самолёты, катера, мотоциклы… Бля, да где же этот грузовик? Взгляд цепляется за жёлто-красный. Присматриваюсь – точно, это он.

За прилавком возится рыжеватая, полная девушка.

– Вечер добрый. Девушка, дайте мне вон ту красную машинку пожарного. На второй полке стоит.

Девушка бросает в мою сторону хмурый взгляд:

– Молодой человек, я уже закрыла отдел.

– Вы же ещё здесь находитесь!

– Но касса уже закрыта… Я не смогу продать вам товар.

Что за упрямство? Не вижу в упор кассового аппарата. Перед продавщицей – зеркало и тюбик ярко-сиреневатой помады. Она уже накрасила одну губу и собирается мазать вторую губу помадой цвета мертвечины. Злость закипает внутри мгновенно.

– Плевать мне на твою кассу. Завтра доложишь. Вот эту машинку продай мне.

– Я неясно выразилась? Я УЖЕ закрыла отдел…

Вредная сука. Стоит, хлопает своими наращенными опахалами и капризно кривит ярко-накрашенный рот.

– Что тебе стоит протянуть руку и достать с прилавка этот грёбаный красный грузовичок? От тебя отвалится кусок? Ты перетрудишься за эти тридцать секунд?

Я опираюсь локтями на прилавок и загораживаю проход.

– Не надо на меня так смотреть. Ручку протянула и достала необходимое, – во мне во всю кипит недовольство, – ты, мля, пререкаешься со мной дольше, чем требуется. Уже дала бы то, что я прошу, и спокойно отправилась куда глаза глядят.

– Я… Я…

– Если сейчас не продашь мне этот сраный грузовичок, я перемахну через прилавок и возьму его сам.

Девица смотрит на меня испуганно и всё же выполняет мою просьбу. Я отсчитываю ей деньги.

– Сдачу себе оставь. За моральный ущерб.

Прижимаю эту машинку к себе и тороплюсь обратно. На выходе едва не сбиваю с ног заходящего внутрь мужчину, бурчу под нос извинения и спешу к детскому саду. В голове вообще ни одной путной мысли. Криво усмехаюсь – смешно от самого себя. Мне в лицо прямым текстом дали от ворот поворот, а я пытаюсь выудить хоть что-то из сложившейся ситуации. Я успеваю вовремя. Как раз начинают тянуться первые мамашки с радостно галдящими малышами. Я прохаживаюсь по бордюру, не спуская глаз с дверей. Через минут десять появляется Катерина, держа за руку мелкого пацанчика. Смешной такой – маленький крепыш, лицо серьёзное. Что-то рассказывает своей маме. Смотрю попеременно на Катю и на него, пытаюсь понять, на кого он больше похож. Глаза и рот явно не Катины…

Чёрт, пока разглядывал, упустил момент, а бежать вслед и окликать как-то стрёмно. Держусь немного поодаль с этим красным грузовичком под мышкой. Катя полностью увлечена сыном, не смотрит на других прохожих. Улыбается так незаметно, одними уголками губ, но лицо неуловимо меняется от этой лёгкой улыбки. Хочется встать напротив и глядеть до одури на это тонкое лицо, когда оно освещается такой улыбкой. А еще больше хочется стянуть резинку и распустить волосы. Отчего-то кажется, что они мягкие и невесомые, как пушистые белые головки одуванчиков.

Я залезаю в ту же самую маршрутку и вылезаю из неё первым. Катя крепко держит за руку малыша, пока тот с серьёзным видом пытается своими крошечными ножками преодолеть высокие ступени маршрутки. Я подхватываю его на руки, помогая спуститься, и тяну руку следом. Она машинально опирается на мою ладонь.

– Спасибо, – поднимает глаза и осекается, узнав меня.

– Не за что, – улыбаюсь я. Почему-то рот сам по себе расползается в улыбке, едва стоит взглянуть ей в лицо.

– Мама, а кто этот дядя? – подаёт голос малыш.

Я присаживаюсь перед ним на корточки. Да, глаза точно не Катины – карие, чуть более вытянутые.

– Я – Денис, а тебя как зовут?

– Саня, – важно заявляет мальчишка и пожимает мою протянутую ладонь.

– Ну привет, Саня. Как дела у тебя?

– Класс! – он оттопыривает большой палец.

– Здорово. А знаешь, кто это?

Я протягиваю ему машинку.

– Даа!

Глаза Сани сразу загораются огоньком. Он протягивает руку, но потом отдёргивает её и смотрит на Катю. А та всё это время стоит без малейшего движения, словно замершая статуя.

– Маам?

– Ты же знаешь, Саша, что нельзя ничего брать у чужих.

– А мы уже познакомились, правда?

Лицо Кати вспыхивает, она берёт сына за руку.

– Саш, пойдём на качели покатаешься.

В метрах двадцати от остановки – уличная игровая площадка. Ничего особенного – старые железные горки и качели, кое-какие турники и покосившийся грибок. Но в глазах трёхлетки всё выглядит совершенно иначе. Он охотно шагает в том направлении, едва не переходя на бег, и сразу же взбирается на горку.

– Мама, Дени, – машет он сверху и лихо скатывается вниз.

– Молодец, – радостно улыбается ему Катя, потом смотрит на меня. Выражение лица мгновенно меняется, брови чуть хмурятся. Она словно заставляет себя выглядеть более взрослой, чем есть на самом деле.

– Самое время уйти.

Это она уже мне говорит.

– Почему ты меня гонишь прочь?

Она теряется на мгновение от такого вопроса, сцепляет руки замком, переводя взгляд на сынишку.

– Разве это не очевидно?

– Для меня – нет.

– Такой настырный, да?

Я пожимаю плечами. Самому ещё непонятно, отчего прицепился к ней как репейник.

– Да вот нашло что-то…

– Значит, как нашло, так и сойдёт.

– Злая ты, Катя.

– Уже и имя выяснил?

– Так соседи же.

– Ты же сказал, что не живёшь там?

– Сейчас еще нет, но мало ли… Вдруг придётся перебраться на старое место. Вот и станем соседями.

– Спасибо, не надо.

– Ну это уже не тебе решать, – внезапно захотелось пойти и попросить жильцов освободить квартиру. В голове завертелись шестерёнки, запущенные на полную мощность: предложу поменять шило на мыло. Я живу во второй своей однушке, за пару микрорайонов отсюда. Какая разница, где им снимать? А у той хаты и состояние получше, и сам район благоприятнее…

Катя собирается сказать мне что-то в ответ, но подбегает Санька.

– Ладно, я пойду. Не буду тебя смущать. Держи, Саня, это твоё.

Я всё же всовываю в руки малышу эту игрушку.

– Держи, не бойся. Это мама твоя купила, но меня попросила у себя подержать. Сюрприз тебе сделать хотела.

Выполнив задуманное, я торопливо удаляюсь прочь, едва ли не трусцой. Не станет же она гнаться за мной, чтобы вернуть детскую игрушку. Оборачиваюсь и кричу издали:

– Ещё увидимся!

Санька машет мне изо всех своей ручонкой. А Катя молча смотрит мне вслед, едва взмахнув рукой. Хотелось бы верить, что в этот момент она улыбалась хотя бы самую малость. Но издали непонятно то ли действительно улыбнулась, то ли это просто игра света и моего воображения, сражённого наповал одним точным выстрелом.

Глава 7

Встреча с Кириллом выбила меня из колеи. Я и не думала, что он бросится на мои розыски. Ведь за всё то время, что прошло с момента нашего развода он почти ничем не давал о себе знать. Только в первый месяц после получения заветных бумаг о разводе его штормило и периодически прибивало к нашему берегу. Общение по большей части происходило исключительно в формате телефонной связи: постоянные звонки, смс. Трудно было назвать полноценным общением поток его желчной злобы. Иногда его автомобиль появлялся под окнами дома и во дворе, где я жила. Изредка я сталкивалась с ним, но всегда на расстоянии и при большом скоплении народу, в людных местах. Но сегодня… Как только узнал, куда я уехала и где сняла квартиру? Вариант был только один.

Саша уже спал, утомившийся за целый день, а меня всё ещё мелко потряхивало ознобом от случившегося. Я посмотрела на часы – начало одиннадцатого. Не поздновато ли для звонка? Но всё же набрала номер тёти Нади. Я сложила один плюс один и решила, что это она рассказала бывшему мужу, где меня можно найти. Вспомнила её неподдельный интерес к разрушенной семейной жизни, возникший внезапно.

Удивительно, но трубку она взяла сразу:

– Привет, а ты чего так поздно? Не спите еще с сыном?

– Саша спит, а мне сон нейдёт.

– С чего бы это?

– Может быть с того, что бывший муж внезапно появился на горизонте. Интересно только, откуда он узнал, где я живу.

– Мало ли откуда…

– О нынешнем адресе знают только двое: ты и я. Я никому адрес не называла.

– На что ты намекаешь? – разозлилась тётка.

– Кирилл звонил тебе?

– Знаешь, что, племяшка. Просрала семью – не стоит винить в этом других. И корчить из себя обиженку.

– Я ничего из себя не корчу. Но не хотела бы, чтобы кто-то за моей спиной решал за меня, стоит ли мне видеться с бывшим мужем или нет.

– Послушай, Катя. Меня твои проблемы мало заботят. Своих оболтусов и вечной головной боли от их причуд хватает. И я не виновата, что ты с мужем чего-то не поделила. Он сказал, что ты не даешь ему видеться с сыном… и попросил сказать, где тебя можно найти.

– Спасибо, но не стоило этого делать. О сыне он вспомнил впервые за все те месяцы, что мы не вместе.

Плевать ему на сына, добавила я мысленно. За те несколько минут, что провёл рядом, не поинтересовался им ни разу, только вылил сверху на голову мне ушат дерьма. Но тётке о таком знать ни к чему, потому я просто говорю:

– Дело уже сделано, тёть Надь. Но не стоило ему что-либо сообщать обо мне. Надо было поставить в известность меня, что он объявился здесь.

– У тебя всё? Или ещё за что-то меня отчитаешь, как соплячку? Не доросла ещё жизни меня учить…

– Не в этом дело. Ладно, вижу, что разговора путного у нас не выйдет.

– А ты осмелела, Катенька. Давно ли мои пороги околачивала, прося о помощи? Память настолько короткая?

Я едва не задыхаюсь от возмущения.

– Так не безвозмездная помощь же. За всё заплачено, как и договаривались!

Тётка возмущенно кудахчет на том конце провода.

– Спасибо, племяшка. Теперь ты меня ещё и моей же копейкой заработанной попрекаешь?.. А не хочешь ли съехать? Нет? Может, тогда освободишь мою квартиру, если тебя что-то не устраивает?

Я едва сдерживаю себя, напоминая, что тётка нас прописала в свою квартиру, что я уже нашла детский сад, куда Саша ходит с удовольствием. А изнутри меня сгрызает мыслишка – не единственный же вариант. Но не хочется опять сниматься с места, осложняя тем самым себе жизнь ещё больше. Потому я как можно миролюбивее говорю:

– Меня квартира, как и плата за неё устраивают. Если тебе что-то не нравится, можем разойтись и каждый останется при своём.

Тётка замолкает, понимая намёк. Возвращать уплаченное ей не хочется, потому она тоже прячет свои копья, торопливо прощаясь и желая напоследок спокойной ночи. Спокойствие. Если бы его разливали на заводе, запечатывая в бутылки, я бы сейчас не отказалась от парочки бокалов чистого, не разбавленного тревогой спокойствия высшего сорта. Вместо этого распахиваю окна, впуская свежий воздух и выхожу на балкон. Дышу остывающим воздухом, уже пропитанным ночной прохладой, разглядываю степенно гуляющих людей и проезжающие мимо машины. Взгляд падает на одинокий мужской силуэт под окнами, выхваченный из ночной темноты фарами проезжающего авто. Яркий сноп света вскользь мазнул по нему. Руки в карманах, капюшон надвинут на голову, чуть сутулится. На какой-то короткий миг мне показалось, будто он смотрит прямо на меня. В этой застывшей фигуре мне чудится сегодняшний новый знакомый. Но потом мужчина разворачивается и не торопясь бредёт прочь. Я устало провожу рукой по лицу – примерещится же всякое. Я заставляю себя идти и лечь спать. Но прежде чем уснуть, встаю раза три для того, чтобы проверить, закрыты ли все замки.

Кто-то перед сном считает овец или составляет списки того, что нужно сделать завтра. А я прокручиваю плёнку своей жизни, разматываю её от начала до конца – и обратно, ставлю на паузу, чтобы разглядеть отдельные моменты, и перематываю на скорости неприятные фрагменты. Если и было что-то хорошее в моей жизни с Кириллом, то это только появление на свет Саши. Иногда я смотрю на лицо сына и вижу в нём Кирилла – так сильно они похожи. Особенно глазами. Санька -маленькая и улучшенная версия того мудака, до недавнего времени бывшего моим мужем. Наверное, мы были обречены с самого начала – нельзя построить крепкие отношения и здоровую семью на почве насилия. Наша утлая и дырявая лодка вообще не должна была пускаться в плавание, но была спущена на воду сильным тычком и грозным окриком "Плывите!". И мы плыли, гребя изо всех сил, вычерпывая воду, заливающую хлипкое и ненадёжное судно, вмещающее в себя двух абсолютно разных людей. Я сошла с его борта, оставив далеко позади всё, что было. Так думалось мне. Но вдруг появляется он и тянет жадные руки, желая вновь вернуть меня обратно, пристегнуть к себе, чтобы тонуть вместе в тёмных водах взаимной неприязни.

– Отпусти.

– Не могу, котёнок. Я, видишь ли, по тебе соскучился.

Котёнок. От этого прозвища меня всегда бросает в дрожь. Так ненавистны мне стали любые производные от него. Всегда мягко и вкрадчиво, а затем – хлёсткая боль и вязкая темнота.

Глава 8

Несколько лет назад

Начальная точка отсчёта. 00-00-00. Место, откуда всё началось. Или то было раньше? Не знаю. Я считаю одним из самых неудачных дней своей жизни тот, когда вернулась в родной городишко после защиты диплома. Красная корочка, бакалавр. Экономический факультет, специальность – финансист. По завету родителей, чтобы не прозябать в нашем небольшом городке, а покорять мегаполисы светлой головой и тонной знаний.

– Молодец, дочка.

Тяжёлая рука опускается на плечо и колкий поцелуй в щеку от отца – язык не поворачивается назвать его "папой", отчимом или "дядей Славой". По большему счёту на эту специальность я пошла по его наставлению. Или вернее сказать – по указанию, не допускающему возражений. Чёткому и ясному приказу, такому, словно я находилась в числе его подчинённых полицейского отделения.

Мама легко и светло улыбается. У неё какая-то особенная улыбка, иногда едва заметная. Но если удастся поймать её, замираешь на месте. Словно скользнули по тебе солнечным лучиком и ласково коснулись живительным теплом.

– Дело за малым, осталось только работу найти, – шучу я, понимая, насколько будет непросто.

– Бог даст, всё сложится, – отвечает мама.

– И как известно, сама не плошай, – громыхает отец, уже находясь на выходе из квартиры, – у меня сегодня внеплановые сборы. Не ждите к ужину. Возможно, только под утро вернусь.

Я еще некоторое время болтаю с мамой о том, о сём, тщательно подбирая выражения. Она у нас верующая, и мне не хочется обижать её лишний раз случайно проскользнувшим бранным словечком или шуткой о божественном.

– Тебя Тамара искала, – вдруг спохватывается мама, – совсем из головы вылетело!

– Тома? Она уже тоже в городе?

Тамара – подруга ещё со школы. После окончания одиннадцатого класса наши дорожки разошлись – я уехала учиться в один город, она – в другой, чуть поменьше. Но связь мы всё равно поддерживали и виделись на каникулах.

– Приехала незадолго до тебя, забегала за тобой.

– Всё понятно, больше ничего не говори. Я сейчас ей сама позвоню…

Тамара берёт трубку почти сразу же.

– Привет, Катюха! А я как раз к тебе направляюсь. Давай, выходи, прогуляемся по местам нашей юности.

– Скажешь тоже, старушка…

Я быстро переодеваюсь, натягивая летний сарафан и сбегаю вниз. Стискиваю подругу в объятиях, вдыхая сладкий ванильный аромат парфюма. От Тамары всегда пахнет как от кондитерской фабрики или булочной – чем-то мягким, сладким и немного душащим. А в целом – она не изменилась, только цвет волос опять подправила – сейчас он тёмно-коричневый, с красноватым отливом против прежнего блонда. Тамара подхватывает меня под локоть и трещит без умолку, вываливая мне на голову ворох новостей. В том числе и об одноклассниках, кто женился, кто ещё учится, кто вовсю вкалывает на работе…

– У тебя с этим как дело обстоит, кстати говоря?

– Да пока никак, Тома… Ещё не искала ничего, но думаю будет то ещё представленьице.

– Ерунда, – машет рукой Тома, – неужели папочка тебя не сможет на первое время в отделение запихнуть? Посидишь скромно в уголку год-полтора, бумажки поперебираешь, а потом начнёшь искать что-то более приличное.

– Не хотелось бы. Ещё и на работе находиться под его неусыпным взором.

– Ха-ха-ха, всевидящее око, – подтрунивает надо мной подруга, иронизируя над постоянным контролем, которым окружает меня отец. Откровенно говоря, колпаком. Прозрачным, но пуленепробиваемым.

– Тебе смешно… А я лучше сама попытаюсь найти что-нибудь.

– Здесь, у нас?

– Нет же. Немного погощу у родителей и опять поеду обратно… Буду пытаться устроиться там.

– Ой ну не знааю… Будешь журавлей в небе ловить? Или просто смыться хочешь подальше, чтобы шить втихаря?

Тамара отчасти права. На самом деле мне претит бумажная волокита и бесконечные столбики цифр, все эти формулы экономического роста, оценки стабильности и рентабельности… Я люблю другое – метры тканей, иглы и ножницы. У меня хорошо получается кроить, я легко и быстро справляюсь с шитьём, чувствуя, что вот это – моё. Но отец счёл шитьё делом несерьёзным, заявив, что таким образом в жизни далеко не пробьёшься.

– Что тебя ждёт на этом поприще? Будешь сидеть где-нибудь в крошечной каморке и подшивать джинсы или ушивать юбки? Ты этого хочешь? Работать за мизер, тыча иголкой?..

С отцом очень тяжело спорить, практически невозможно. Он подавляет своим голосом и пригвождает к полу тяжёлым взглядом. А мама в такие моменты уповает на волю "Господа нашего". Иногда я не отдаю себе отчёта, что меня раздражает больше – деспотизм отца или молчаливая покорность матери.

– Ладно, не грузись, Катюха. Лучше скажи мне, на дискотеку пойдёшь с нами?

– Пойду, скорее всего. Отец на сборах внеочередных, так что сторожа сегодня при мне не будет.

Смешно. Мне двадцать лет, а отец не отпускает меня гулять позже чем час-два ночи. Но сегодня он будет занят и даже не сможет в положенный час набрать мой номер, чтобы проверить, дома ли я нахожусь. Я соглашаюсь, надо же как-то отметить окончание университета? Мама отпускает меня с лёгким вздохом. Кто-то из собравшихся вместе знакомых подтрунивает надо мной, как только меня отпустили на непотребное сотрясание телами под богопротивную и похабную музыку? Я смеюсь, стараясь не обращать внимания на подобные смешочки. Сейчас так весело и легко, просто расслабляюсь, танцуя в небольшом местном клубе. Время уже перевалило далеко за полночь, ноги немного гудят в босоножках от танцев. В клубе душно и мы с Тамарой выходим на свежий воздух, вдыхая ночную тьму.

– Чёрт, как же классно! – смеётся подруга, вытаскивает из сумочки пачку сигарет и чиркает зажигалкой, – будешь?

– Нет, ты же знаешь, что я не курю.

– Не пьёшь, не куришь в свои двадцать лет, – смеётся подруга, – сексом хоть занимаешься?

Смотрит на моё сконфуженное лицо.

– Да ладно, только не говори, что у тебя ещё ни разу не было! – округляет она глаза, шокированная.

– Почему не было? Было, но как-то не доходило до того самого…

Я смущаюсь. Мне как-то неловко рассказывать о том, что не было у меня ещё такого, чтобы тянуло непреодолимо и было до чёртиков приятно терпеть липкие прикосновения горячих рук, стремящихся поскорее нырнуть под юбку. Какие-то мелкие увлечения на неделю или около того. Казалось, что вот он – нравится и занимает мысли, но проходило несколько дней, и образ выветривался из головы, как дешёвый парфюм.

– Ну ты даёшь… Вернее, наоборот, не даёшь!.. Ну ничего, старушка, ещё все впереди. Тогда тебе точно надо валить из нашей дыры или помрёшь старой девой. Останешься здесь – папочка на тебя железные трусы наденет с замком, а ключ спрячет.

– Ой, всё, молчи уже, гуру раннего секса.

Тома рано приобщилась к плотским утехам, расставшись с невинностью еще лет в четырнадцать, о чём она сразу же поделилась со мной. Мерзко как-то, передёрнулась она, но в следующий раз уже сияла, как лампочка на сто ватт, томно вздыхая. Познакомилась с парнем чуть старше и до сих пор гуляла только с ним, как только дело до свадьбы ещё не дошло?..

– Ты в клуб будешь возвращаться? – спрашивает Тамара, щелчком пальцев отправляя окурок сигареты в урну.

– Честно, не очень хочется. Ноги уже гудят, – поморщилась я, – и ремешок на обуви начал натирать кожу. Еще пару танцев и точно до крови ноги сотру.

– Тогда поехали с нами. Витя на дачу звал, его старший брат сегодня шашлыки жарит там.

– Да как-то не очень хочется тереться в незнакомой компании.

– Брось, – приобнимает меня за плечи Тамара, – все свои. Я, Витя, брат его старший Вовка с другом.. Димой, кажется, зовут. Ещё пару-тройку девчонок из соседнего двора. Таня с Машкой. И Рита под вопросом.

– Мне же до утра вернуться надо.

– Так мы и вернёмся к утру. Я на даче без удобств торчать сутками не собираюсь. Посидим пиво попьём, шашлыки пожуём… Ты – ясное дело соком будешь накачиваться. Ну соглашайся, Кать. Вот упорхнёшь обратно – и мы опять не увидимся долгое время.

– Ладно, – после недолгих сомнений соглашаюсь я, – но к утру мы должны быть дома.

– Конечно, у меня самой пропуск только до утра выписан. Сейчас Витюшка за нами заедет…

Глава 9

Несколько лет назад (продолжение)

Витёк заезжает за нами буквально через минут десять на стареньком BMW, громыхающем при езде так, что кажется, будто он развалится прямо на ходу. Приходится перекрикивать металлическое дребезжание и громкую музыку, что включил парень Тамары. Сама она сидит спереди, рядом с водительским сиденьем. Рука Витька вольготно лежит на её круглом колене, оглаживая его время от времени.

На даче в домике горит свет и слышится пение радиоприёмника. Перед домом ярко потрескивает костёр и жарится мясо.

– Оооо, какие люди к нам пожаловали! Здорово, Витёк… Ты с компанией?

Парень просовывает вихрастую голову в окно автомобиля.

– А что так мало девчонок? На нашем званом вечере ощущается острый недостаток прекрасного пола!

– Отвали, Димон, народ распугаешь, – отпихивает вихрастого в сторону второй подошедший. Его я уже знаю, это Володя, старший брат Витька, – давайте, вылезайте. Как раз вовремя, шашлык уже почти готов. Пивас захватил, мелкий?

Володя шутя обхватывает брата за шею, награждая того щелбаном.

– Конечно, разгружай горючее! – Витька распахивает багажник автомобиля.

– Молодец, вот и тащи его куда следует…

Володя удаляется, предоставив брату право самому нести ящики с пивом к костру. Витька чертыхается, но послушно следует за братом. Компания возле костра собралась намного больше, чем говорила Тамара. Я пробегаюсь глазами по собравшимся. Кроме Витька, Володи и Димы на низких лавочках или просто на траве сидят ещё четверо парней, незнакомых мне. Рядом с ними расположились девчата: Таня и Маша, Рита.

– Еще Марина хотела приехать, но не смогла. У неё маман в ночную смену вышла, с сестрёнкой приходится сидеть , – объясняет Таня, целуя в щёку.

– А нас? Мы тоже любим поцелуйчики! – шагает ко мне один из парней, раскинув руки в приветственном жесте.

– С незнакомцами не целуюсь.

– Так в чём проблема? Давай познакомимся.

Мне не очень нравится кривоватая улыбка и развязный тон, но Витёк осаждает его:

– Уймись, Антон. А то точно придётся куковать в мужской компании.

Витя скороговоркой выпаливает, имена, представляя всех незнакомых друг другу:

– Саша, Антон, Макс, Женька…

Саша и Антон похожи так сильно, что их едва можно отличить одного от другого. Из разговора становится понятно, что это двоюродные братья. Мгновенное напряжение уходит прочь, и я занимаю место рядом с подругой, вливаясь в общую беседу.

– Народу маловато собралось, – тянет недовольно Макс, – мы мясом на целую роту затарились.

– И пивом, – добавляет Женька, открывая жестяную банку, – придётся есть и пить до усёру, не пропадать же добру!

Антон проходит мимо и суёт мне в руки банку с пивом, усаживаясь рядом, стукает об неё своей:

– За знакомство?

– Я не пью, – стараюсь убрать банку, ища чего-нибудь другого.

– Да ладно, от одного глоточка с тебя не убудет!.. Тем более ничего другого всё равно нет.

– Антоха, ты что приклеился? Запал, что ли? – обращается Тамара. Она сидит поодаль и милуется со своим Витьком, лишь изредка вставляя пару слов в разговор, – там в домике диспенсер с водой, Кать. А то помрёшь от засухи!..

Я поднимаюсь и иду в домик. Щёлкаю выключателем и ищу свободную кружку. Помпа на диспенсере никуда не годится, шипит, пропуская воздух, и выдает воду по капле. На то, чтобы напиться и набрать воды с собой у меня уходит минут десять, не меньше.

Я возвращаюсь к друзьям, сразу понимая, что у костра стало на ещё одного человека больше. Парень оборачивается и улыбается:

– И ты здесь, котёнок?

Я смущаюсь, смотря в тёмно-карие глаза с прищуром. Это сын друга отца, Кирилл. Он часто бывал у нас дома. Так часто, как бывают только близкие родственники. Иногда отец шутил, что сын друга ему самому почти как родной. В особенности часто Кирилл появлялся у нас в то время, как его отец погиб в автомобильной аварии. Потом начал появляться реже, но всё равно у нас дома он чувствовал себя вольготно. А прозвище – котёнок с самого детства, когда на какой-то новогодний утренник я пошла в костюме кошечки. И Кириллу пришлось забирать меня домой, потому что матери стало плохо с сердцем, а отец был на дежурстве. Так и повелось – котёнок, прилипло надолго, несмотря на то, что прошло больше десяти лет с того самого утренника. Сейчас мне – двадцать, Кириллу – немногим больше, двадцать восемь. И я до сих пор – котёнок, а он – что-то вроде друга или двоюродного брата, который нравится самую чуточку больше, чем следовало бы.

– Привет, не знала, что и ты будешь здесь.

– Я просто мимо проезжал, – машет он в сторону внедорожника, припаркованного за забором, -машину Витька увидел, зашёл поздороваться. А ты давно в город приехала?

– Только сегодня утром.

– Ага, и сразу поскакала развлекаться?

Я смущаюсь от его подтрунивания надо мной, кажусь себе всё той же маленькой девочкой с плюшевым хвостом и треугольными ушками, закреплёнными на ободке. А он будто оглядывает меня с головы до ног и посмеивается: "Так ты оказывается, не Катя, а котёнок!". Только сейчас выражение его глаз чуточку иное, полыхает тёмным и заставляет опускать взгляд. И в голову словно что-то стучит "тук-тук", вынуждая неприятно ёжиться от холодных мурашек по коже.

– Отмечаю окончание университета, – улыбаюсь я.

– Красный?

– Само собой.

– С твоим отцом другого и быть не могло, да?

– Что-то вроде того. А ты?

– А что я? Я-то постоянно в этом городе живу. У меня планы… Скоро открытие нового торгового дома.

У Кирилла хорошие "связи", его дядька – губернатор нашего небольшого городка. Хорошее подспорье для молодого и перспективного бизнесмена. Я киваю головой, перебрасываюсь еще парой ничего не значащих фраз с Кириллом. Он опустошает пару банок пива и поднимается, смотрит на меня сверху вниз.

– Ладно, мне пора, а тебя до дома подбросить?

Ему наверняка не очень интересно сидеть среди салаг вроде нас, неоперившихся птенцов, едва окончивших университеты, потому он уезжает, едва высидев полчаса.

– Я с Тамарой, – отнекиваюсь я, отчего-то не желая оставаться с ним наедине, чувствуя смущение.

– Как скажешь. Ещё увидимся.

Через пару минут автомобиль трогается и с места.

Уже скоро близится утро и усталость берёт своё. Димка сидит в глубоком плетеном кресле, прикрыв глаза, и кажется, спит. Все остальные тоже стремятся найти себе место на дачном участке. Тома обжимается с Витьком и вскоре ожидаемо удирают прочь, ища укромное местечко. Макс с Женькой уже давно храпят в домике, лежа валетом на узком диване. Таня трётся неподалёку с Володей и, кажется, эта вновь образовавшаяся парочка вскоре тоже уединится. Так оно и происходит. Непонятно, где бродит Ритка… Возле остывающего костра остаюсь я и два брата, Саша с Антоном. Бренчат на гитаре по очереди и болтают между собой вполголоса. Я поднимаюсь и иду в дом, ища, где бы прилечь отдохнуть. Большое кресло оказывается занято Риткой, свернувшейся в нём калачиком. Приходится возвращаться на улицу. Возле домика с торца стоит еще одно кресло, скрипучее кресло-качалка, я планирую забраться в него.

Парни тоже разбрелись по участку. Я опускаюсь в кресло, обхватывая себя руками от зябкого холода. Жаль только не догадалась взять куртку с собой…

– Чё холодно, красавица?

Антон появляется неожиданно, словно чёрт из табакерки.

– Не жарко, скоро рассвет. Перед рассветом всегда холодно.

– Так может согреемся? Есть парочка способов.

Он стоит, широко раздвинув ноги, чуть покачиваясь. Кто-то явно перебрал с пивом. Я осторожно встаю из кресла и огибаю его по широкой дуге, возвращаясь во двор. Не успеваю сделать пару шагов, как он хватает меня и прижимается мокрыми губами к шее.

– Куда торопишься, маленькая?

Мне хватает сил пихнуть его со всех сил локтём в живот и, развернувшись, пнуть коленом в пах. Он нетвёрдо стоит на ногах, потому отшатывается и ругается, согнувшись. А я тороплюсь прочь. Навстречу попадается Саша, брат Антона.

– Держи сучку! – кричит ему Антон, уже оправившийся от удара. Саша недоуменно смотрит на меня, а потом ухмыляется, бросаясь мне наперерез. Я ныряю ему под руку и выбегаю со двора через пролом в заборе. Надо бы вернуться и растолкать спящих, но для этого нужно обойти двух братьев, нагоняющих меня. Я не придумываю ничего лучше, кроме как нырнуть в салон автомобиля Витька и заблокировать все двери. Антон подбегает и грохает кулаком по боку автомобиля.

– Давай, вылезай.

Руки трясутся, когда я вставляю ключ в замок зажигания.

– Эй, ты чего удумала, дура?

Саша стоит прямо перед капотом. Я проворачиваю ключ зажигания и надавливаю на педаль газа.

– Бля, щас я до тебя доберусь! – Саша отскакивает в сторону. Автомобиль проезжает всего пару метров и глохнет. В окно с водительской стороны тарабанит кулаком обозлённый Антон. Я нажимаю на автомобильный гудок и сигналю, чтобы разбудить спящих в доме и привлечь внимание ушедших Витьки и Тамары.

Помощь приходит внезапно. Антона за шиворот оттаскивает Кирилл, невесть откуда взявшийся. Пинает его под зад и отшвыривает, словно щенка. Щуплый тощий Антон кажется щепкой по сравнению с Кириллом. Из домика на звук громкого автомобильного гудка высыпают заспанные приятели, и откуда-то сбоку участка спешит раскрасневшаяся Тамара с Витьком, одергивающим одежду на ходу. Кирилл стучит по стеклу и только сейчас я осмеливаюсь открыть дверь. Он загребает меня в охапку, прижимая лицом к груди.

– Что случилось? – недоумевает Тома, переводя взгляд с меня на Антона, потирающего ушибленный зад.

– Дура подруга у тебя, – зло бросает Антон, – чувство юмора на нуле!..

– Кать, что произошло-то?

Объятия чересчур крепкие, мне тяжело дышать. Я высвобождаюсь из захвата Кирилла. Тот крупными шагами направляется к автомобилю, бросая мне издалека:

– Ну что, теперь домой поедешь?

– Да, – согласно киваю я. Хватит с меня отдыха на природе. Хочется поскорее уехать отсюда, очутиться на своей кровати, вдыхая знакомый запах родного дома. Желание настолько сильное, что я плюю на онемение и робость перед Кириллом, причины которых мне неясны. Плюю и соглашаюсь уехать с ним.

– Подожди, сейчас вместе все поедем… Через пару часов, – заискивает Тамара.

Я не соглашаюсь и иду следом за Кириллом, дожидающегося меня у своего авто. Он открывает дверь передо мной и резко стартует с места, проносясь по ухабистой дороге. В салоне повисает неловкая тишина. Несмотря на то, что Кирилла я знаю давно, он кажется каким-то чужим и я не знаю, о чём можно с ним поговорить. Он первым нарушает тишину.

– Какие планы на лето, котёнок?

– Работу буду искать.

– Здесь, у нас?

– Нет, я не хочу оставаться здесь. Перспектив мало.

– Кто тебе такое сказал? Если захочешь хорошо устроиться, пробьёшься всюду. Тем более у нас… Могу подсобить. Всего один-два телефонных звонков и работа у тебя в кармане.

– Спасибо, но… я хотела бы заниматься другим делом, а не торчать в офисе.

– Чем же? – интересуется Кирилл, искоса глядя на меня.

– Своё ателье хотела бы открыть, – смущённо произношу я.

Кирилл морщится:

– Ничего другого придумать не смогла? Кому они нужны, эти ателье? Сейчас вся одежда фабричная. Не страдай глупостями, котёнок. Мы тебя в два счёта пристроим в тёплое местечко.

Я вздыхаю – не нужны мне ваши офисные тёплые местечки. Я пока практику проходила на последнем курсе чуть со скуки не померла, выполняя рутинную работу день за днём. И не могу себе представить, что буду заниматься подобным день ото дня.

– Подожди, куда мы едем? Ты пропустил нужный поворот.

– Не, не пропустил. Сейчас заскочим в одно местечко. Тебе понравится.

В голове опять зудит на повторе: хочу как можно скорее очутиться дома, в своей кровати, а не колесить невесть где, но не выпрыгивать же из машины на ходу. Тем более, это же Кирилл, так ведь?..

Он привозит меня на окраину городу. Там есть пара возвышенностей, издалека напоминающих сердце. "Гора влюблённых", с них открывается хороший вид на наш городок, весь лежит как на ладони. А ещё сюда приезжают парочки, часто устраивая пикники.

– Красиво, да?

Солнце уже вовсю встаёт, озаряя горизонт. И город внизу кажется ненастоящим, игрушечным. Ткни пальцем – развалится как карточный домик. Холодный ветер заставляет кожу покрыться мурашками. Еще пару минут я наслаждаюсь видом.

– Может, поедем?

– Домой торопишься?

Кирилл вдруг привлекает меня к себе, проводит руками по плечам. Горячие ладони оглаживают кожу.

– Ты вся мурашками от холода покрылась.

Он достает с заднего сиденья автомобиля куртку и накидывает мне на плечи. Я утопаю в ней и запахе кожи и парфюма, которым пропитана куртка. Кирилл обхватывает меня со спины, прижимая к себе так тесно, что становится тяжело вздохнуть.

– Ты изменилась, котёнок. Стала совсем взрослой, – шепчет он на ухо, едва касаясь губами мочки уха, – и красивой.

Он разворачивает меня, наклоняется к губам и касается их в поцелуе. Легко и мягко. Должно быть приятно, но вместо этого я лишь ощущаю резкий, ещё не выветрившийся вкус пива и запах сигарет. Я отстраняюсь, отворачивая лицо.

– Ты чего, котёнок? Я же тебе нравлюсь, – прищуривается Кирилл, улыбаясь. Руки ныряют под куртку и ложатся на талию.

– Нравишься, но не так сильно.

– Ха, вот заявленьице. Ты же ещё не попробовала, чтобы быть уверенной.

– Кажется, что и не стоит.

Я упираюсь кулаками в грудь Кирилла, пытаясь отстраниться, но он ещё крепче прижимает меня одной рукой, а второй обхватывает подбородок и впивается в губы жадным поцелуем. Рука держит крепко, не давая отвертеться. Губы скользят мокро и голодно, он втискивается ими в мой рот, прикусывает губы и проникает языком. Глубже и дальше. Я едва не задыхаюсь от глубоких и сильных толчков у себя во рту. Не чувствую ничего, кроме желания, чтобы это побыстрее закончилось. Толкаю Кирилла изо всех сил, но так просто его с места не сдвинуть – стоит как каменная глыба и шарит рукой по телу, поднимаясь от талии и сжимая грудь в ладони. Жадно мнёт её до боли, отрывается от рта.

– Охеренно, котёнок, ты чудо…

Он вновь наклоняется, но на этот раз уже касается шеи губами, засасывая кожу внутрь рта и оглаживая её языком.

– Кирилл, пусти меня…

Он не слышит – тяжело дышит и тянет верх сарафана вниз, обнажая грудь. Накрывает ладонью полушарие и сжимает сосок между пальцами.

– Не, не могу. Сладко так. Тебе понравится.

Мгновение – и он скидывает куртку с моих плеч, опрокидывает меня на неё навзничь, нависает, удерживая своим телом. Губы вновь находят мои, толкается внутрь рта языком. Он тянет подол сарафана вверх. Меня прошибает ужасом.

– Нет, пусти… Я не хочу.

– Ты просто расслабься. Всё будет хорошо.

– Нет, пусти меня. Не буду, не хочу!

Я протискиваю колено и ударяю им. Непонятно куда пришёлся удар, но Кириллу это не понравилось.

– Вот это было зря, котёнок, я же с тобой ласково.

Он стискивает ткань трусиков, стягивая их по ногам.

– Не брыкайся, лошадка необъезженная!..

Я уже не могу сдержать крика и слёз, отбиваюсь. Но для него мои удары – всё равно что комариные укусы. Он разводит бёдра устраиваясь между ними и стягивает с себя джинсы вместе с бельём.

– Последняя попытка, котёнок, уймись. Иначе будет неприятно.

Его слова едва ли мне понятны, понятно только прикосновение горячего, чуть подрагивающего от возбуждения члена к складкам.

– Тшшш…

Рука Кирилла ложится поперёк горла и сдавливает его.

– Ну же, котёнок, давай…

Одно движение его бёдер, отдавшееся сильной резью и неприятным жжением, сменяется ещё одним и ещё, с каждым толчком проникает всё глубже. Горло сдавлено так сильно, что перед глазами темнеет и из глотки вырывается только сиплое дыхание.

– Такая узенькая…

Он говорит что-то ещё, но сознание улавливает лишь некоторые фразы. Пара мощных рывков – и жгучая боль разливается внутри. Секундная задержка и разорванная преграда не останавливает убыстряющихся толчков, раздирающих нежную плоть. Кирилл вдалбливает себя в меня на бешеной скорости. Минуты агонии и насилия кажутся часами, растянутыми до бесконечности. Наконец, он дёргается в последний раз со стоном и дышит тяжело через стиснутые зубы, поднимается на локтях надо мной.

– Ты первый раз, не так ли?

Кирилл наклоняется, тянется губами к моему рту и накрывает губы, искусанные в кровь. Мне уже всё равно, хочется только уйти и смыть с себя всё произошедшее. Я сажусь и натягиваю сарафан. Между ног саднит и ноет, липко от пролившейся крови и спермы. Кирилл поднимается и застёгивает молнию на джинсах. Он стоит рядом и аккуратно касается плеча рукой. Я сбрасываю его пальцы.

Он подбирает мои трусики и протягивает их мне, ныряет за салфетками в салон своего авто.

– Вытрись, ничего страшного не произошло. Потом будет приятнее.

Я поднимаюсь и кое-как отираюсь салфетками, что он протягивает мне. Стоит и наблюдает за моими движениями с каким-то странным, болезненным интересом. Словно ничего особенного не произошло.

– Садись, – он распахивает дверцу рядом с водительским сиденьем. Я игнорирую его приглашение и сажусь сзади на пассажирское сиденье. Слёзы стоят комом в горле и щиплет глаза, но солёная влага не выходит из берегов, душит изнутри, отравляя. Едва автомобиль заезжает в город, я выпаливаю:

– Останови машину.

– До дома твоего еще далеко.

Я хватаюсь за ручку дверцы, нажимаю и держу её открытой:

– Останови или я выпрыгну.

– Да ты совсем с ума сошла!

Но всё же резко жмёт по тормозам. От неожиданности я утыкаюсь головой в спинку сиденья, но тут же вскакиваю и пулей вылетаю из машины. Бегу со всех ног, опасаясь, что Кирилл станет догонять меня. Но он лишь выходит из авто и смотрит мне вслед. Я вижу во дворе дома старенькие Жигули с жёлтой шашечкой на крыше машины и спешно сажусь внутрь, называя домашний адрес. Заспанный водитель испуганно вздрагивает, но всё же заводит мотор.

Квартира полна утренней тиши. Мама спит, а отец ещё не вернулся. Я долго сижу в ванной комнате под струями душа, думая, что хуже быть не может.

Наивная. Хуже быть может всегда. И через некоторое время меня начинает полоскать по утрам. Ужасающая догадка маячит передо мной, словно петля на виселице. Остаётся лишь сунуть в неё голову – тест показывает две яркие полоски.

Глава 10

Несколько лет назад (продолжение)

Паника поселяется внутри меня, маячит перед глазами кричаще-красными полосками. Я не могу поверить и покупаю несколько тестов. И все, как один, упорно подмигивают и полосуют жизнь. Я никому не рассказывала о произошедшем. Не тот случай, когда можно взять и просто сказать кому-то: "А вы знаете, меня изнасиловали и теперь я беременна". С этим надо что-то делать. И я знаю, что. Собираюсь с духом и иду в поликлинику. Мне кажется, что все, сидящие в очереди, догадываются, зачем я здесь. Чувство такое, будто над головой красным горит табличка о моей поганой ситуации.