Записки старого моряка. Калейдоскоп воспоминаний бесплатное чтение

Первые рейсы

Старик долго и пристально смотрел в окно, за стеклом которого неиствовствала непогода. Снег стал гуще и уже не косо летел под действием набиравшего силу ветра, а стелился почти параллельно земле. Буря быстро набирала силу. Когда видимость за окном совершенно упала и ничего кроме снежной массы различить было нельзя, он неторопливо вернулся к источавшему приятное, комфортное тепло камину. Сухие поленья, которые он полчаса назад подбросил в огонь, уже наполовину прогорели. Поворошив витой, фигурной кочергой уже образовавшиеся угли, он поближе придвинул к камину уютное кресло-качалку. Неторопливо подошёл к настенному стеллажу, где стояла бутылка с любимым напитком, настоящим американским «Бурбоном» и, плеснув в стакан «на три пальца» ароматной жидкости, старик вернулся к креслу. Удобно расположился в нём, вытянул поближе к огню ноги и с удовольствием сделал глоток любимого виски. Где-то вверху, в дымоходе глухо завывал ветер. Вся эта обстановка: уют хорошо прогретой комнаты, потрескивание горевших в камине поленьев и, на контрасте, метель за окном, глухие звуки ветра в дымоходе, располагали к неге и спокойствию.

Через минуту старик почувствовал, как алкоголь маслянистым теплом растекается по пищеводу и внутренне улыбнулся себе. У ног человека, рядом с креслом беспокойно заворочался во сне его маленький друг – цвергшнауцер, лежавший в классической собачьей позе сфинкса, положив голову на передние лапы. Во сне цверг поскуливал, временами даже повизгивал, переживая, видимо, что-то своё, собачье. Но вот он перевернулся на бок и непроизвольно вытянул все свои четыре лапы в сторону камина, поближе к теплу.

– Что, Крис, дружище? … зябко тебе, к теплу тянешься? – с лёгкой усмешкой тихо произнёс Кондауров. Да, это был именно старый отставной капитан дальнего плавания Игорь Васильевич Кондауров.

– увы, друг, постарели мы с тобой … почему так жизнь не справедлива? Почему так короток собачий век – пробормотал тихо Игорь Васильевич. …

Ведь, казалось, совсем недавно, каких-то десять лет назад, Крис неугомонно и озорно носился ураганом по дому, оглашая комнаты задорным щенячьим повизгиванием, а теперь вот, старый и притихший, но всё такой же хороший и желанный, умиротворённо лежит на коврике, у ног старшего товарища.

Кондауров отпил ещё глоток, отставил бокал на столик и, не удержавшись, протянул руку и погладил верную собаку. Не открывая глаз, цверг, почувствовав человеческую ласку, сладко потянулся и, как показалось старому моряку, улыбнулся во сне.

– Спи-спи, дружище, … у тебя такая работа, … радовать людей своим существованием.

Кондауров взял со стола недочитанную книгу и откинулся на спинку кресла, занимая удобную позу. Это был сборник научно-фантастических рассказов «Миры Клиффорда Саймака». Игорь держал её в руках, однако к чтению приступать не торопился. Его внимание переключилось на звуки снежной бури за стенами дома.

Они невольно напомнили ему то время, когда он стоял на мостике траулера и с тревогой вглядывался через стекло иллюминатора в бушующий океан. Сейчас, сидя в уютной, комфортной обстановке, он, нет-нет, а возвращался к тем далёким славным «боевым» временам. Фрагментарно его сознание самым немыслимым образом выхватывало целыми кусками эпизоды из прошлой жизни.

Вот он «штормуется» в зимнем Баренцевом море, готовит к повороту обледеневший траулер.

А вот, уже в Тихом океане, на промысле ставриды в ЮВТО (Юго-восточная часть Тихого океана) в ожидании улучшения погоды в районе «ревущих сороковых», на «неистовых пятидесятых» третьим штурманом пробирается на верхний мостик, чтобы замерить силу ветра анемометром.

Вдруг, совершенно неожиданно, словно «машиной времени», сознание перенесло его в далёкий 1975 год, когда первокурсник кадет Кондауров во время плавательской практики на барке «Крузенштерн» попал в свой первый шторм в Северном море. Старик невольно улыбнулся, вспоминая своё «оморячивание». И шторм-то, не бог весть какой, не более 4-5 баллов по шкале Бофорта, но ему и этого тогда хватило.

Весь зелёный, на ватных ногах во время парусной вахты на палубе парусника, «салага» Кондауров то и дело перегибался через фальшборт судна, «отдавая рыбам» недавний обед. Его «травило» по-чёрному. Правда, не только его одного, но от этого было не легче. Голова была словно из чугуна, а мышцы рук и ног словно из ваты. Хотелось просто лечь на палубу, ни о чём не думать, а ещё лучше, просто умереть. Выбрав укромное непродуваемое место за надстройкой шкафута, молодой парень обессилено уселся на палубу и закрыл глаза, чтобы не видеть на фоне штормовых волн, ритмично подымающиеся и опускающиеся борта парусника. Однако, боцман фок-мачты, к которой был приписан кадет, и здесь высмотрел «сачка». От острого взгляда бывалого моряка не ускользнуло состояние «салаги».

– Так, Кондауров, хорош прохлаждаться. Встал, и за мной!

Нехотя, с большим трудом, пересиливая себя, Игорь поднялся, и на ватных ногах поплёлся за боцманом. Тот привёл его под полубак судна. Из боцманской кандейки (служебное помещение), поковырявшись в куче разных «полезных» вещей, он вытащил пустую пятилитровую банку из-под нитрокраски и вручил её, почти торжественно, курсанту.

– До конца вахты очистить банку так, чтобы её внутренние стенки блестели, как у кота яйца… Уяснил, … студент?

Здесь, под полубаком судна, укрытый от ветра и брызг курсант Кондауров подобрав соответствующий инструмент – скребки, металлические щётки, принялся за дело. Оборотной стороной укромного и относительно тихого места было то, что оно совершенно не продувалось ветром и было заполнено характерными, специфическими запахами просмолённых тросов, пеньковых канатов и ядовитыми миазмами нитрокрасок и растворителей. Тут-то и в тихую, спокойную погоду человеку могло стать дурно от разнообразия «ароматов», а в шторм и подавно. Казалось, что всё здесь было пропитано ими.

Не выдержав всех этих «прелестей», Игорь, собрав последние силы подобрался и выскочил на открытую палубу. Минут пять он приходил в себя, подставив лицо ветру, вдыхая полной грудью свежий морской воздух.

Но, делать нечего, приказ нужно было выполнять. Подавляя рвотные позывы, курсант уселся на палубу и принялся усердно выскребать остатки краски со стенок банки. Сердце билось в груди как бешеное, в висках стучало от напряжения. «Травить» было уже нечем, даже желчь пропала. Слёзы отчаяния заволакивали глаза.

– Ну что, романтик, херов… моря тебе захотелось, приключений, бля? Получи по полной, мудак… Нет, видимо море не для меня… Придётся уходить из мореходки – мысленно разговаривал сам с собой молодой парень.

Как пролетело время вахты Игорь не помнил. Всё было словно в полузабытьи. Появившийся на склянках боцман, взял из ослабевших рук курсанта банку. Повертел её и, словно принюхиваясь к чему-то, внимательно осмотрел со всех сторон.

– Всё, свободен. Отдыхай.

Как Кондауров добрался до кубрика и забрался на второй ярус коек, он не помнил. Он никак не мог избавиться от ощущения запаха нитроэмали. Игорь был словно пропитан им изнутри. Как рыба, выброшенная на берег, он открытым ртом глубоко и часто дышал. Сердце словно маленький испуганный зверёк, пыталось выскочить из груди.

Затем был провал в тёмную пустоту. Полное забытьё. Из темноты его выдернул сигнал подъёма. Кондауров соскочил с койки и дальше действовал автоматически, подчиняясь поступавшим командам. Только на пути в столовую он, вдруг, неожиданно понял, что чувствует себя нормально. От удивления он на мгновение замер, прислушиваясь к своим ощущениям. Сердце билось ровно и спокойно, тошноты не было. Куда что девалось? Но, … сомнений не было, морская болезнь отступила!

Радостный и счастливый, он почувствовал вдруг «бешеный» голод. Жадно, с большим аппетитом, проглотил не только свою «пайку», но и соседнюю. Нетронутых паек на столе было много. Видимо не все курсанты ещё «оклемались». Сытый и счастливый молодой моряк выскочил на открытую палубу. С большим удовольствием полной грудью вдохнул свежий морской воздух, наполненный солью Северного моря. На наветренном борту, подставив лицо ветру и брызгам, он дышал и дышал. Казалось, с каждым новым вдохом жизнь и силы вливаются в молодое сильное тело юноши. Жизнь была прекрасна! Ещё одним моряком на Белом Свете стало больше. На построении боцман мельком взглянул на Кондаурова и, как показалось курсанту, удовлетворительно ухмыльнулся.

Размышления старого капитана приняли вполне определённое направление. Воспоминания о первом рейсе невольно в уме коснулись темы «морской болезни» и, в связи с этим, накрученных вокруг этой, безусловно проблемы, былях и небылицах. Кондауров встал и снял с книжной полки томик избранных произведений Максима Горького. Раскрыв книгу, он нашёл нужную выдержку из «Песни о буревестнике»:

«Ветер воет… Гром грохочет… Синим пламенем пылают стаи туч над бездной моря. Море ловит стрелы молний и в своей пучине гасит. Точно огненные змеи, вьются в море, исчезая, отраженья этих молний. – Буря! Скоро грянет буря! Это смелый Буревестник гордо реет между молний над ревущим гневно морем; то кричит пророк победы: – Пусть сильнее грянет буря !..» – последние слова он произнёс вслух. Поставив книгу на место, моряк вернулся в кресло и задумался.

Конечно, описывая поэтически бурю, классик, безусловно, имел в виду другую бурю, политическую. А так, по жизни, по существу, ни один нормальный человек, ни один здравомыслящий моряк не будет желать наступление шторма, бури, … урагана.

Иногда Кондаурову приходилось читать, а то и слышать восхищения людей непогодой, а скорее всего, «не нюхавших по-настоящему» истинных штормов. Непогода, шторм, буря, ураган не могут нравиться нормальному человеку. И все, абсолютно все люди подвержены «морской болезни». И если кто-то говорит, что он ею не страдает, то, либо он кокетничает и бессовестно врёт, либо имеет в виду только острую её форму – тошноту и рвоту.

Недаром, одним из названий областей низкого давления, характеризующих шторма, есть «область атмосферной депрессии». Вся суть этого явления выражена в ключевом слове «ДЕПРЕССИЯ»! А здесь всё: и плохое самочувствие, иногда головные боли, повышенная апатия, иногда, телесная слабость, сонливость. У некоторых моряков она может проявляться в нездоровом, повышенном аппетите. У других, напротив, в его отсутствии.

Ну не может нормальному, здоровому человеку нравиться качка и связанные с ней все неудобства: невозможность нормально поесть, – обязательно надо следить за тем, чтобы не расплескать жидкое, тарелка не поехала по столу к соседу. Необходимость следить за тем, чтобы не удариться о конструкции судна и не покалечиться. Даже спать приходится так, чтобы не вылететь из койки. Всё потому, что нахождение в зоне шторма, бури, урагана на судне – это противоестественно самой природе человека.

Кондауров ещё после того, памятного ему первого рейса на «Крузенштерне», когда силой своей воли и грамотными действиями опытного боцмана, он сумел преодолеть её острую фазу, заинтересовался темой «морской болезни». Он «перелопатил» массу литературы. Выводы специалистов примерял на себя, сравнивая их со своими ощущениями. И абсолютно согласился с основными из них.

Специалисты по физике моря установили совершенно достоверно, что все эти неприятные проявления вызваны явлением, называемым «голосом моря». Это определение ввёл русский учёный, академик Василий Шулейкин ещё в середине прошлого века. В результате тщательных, долгих исследований и экспериментов он установил, что в результате мощных перемещений воздушных масс над обширными морскими просторами, за гребнями разогнанных волн образуются некие завихрения, генерирующие инфразвуковые колебания, которые с огромной скоростью распространяются на сотни и тысячи миль. Это и есть «голос моря». Эксперименты других исследователей физики моря впоследствии подтвердили гипотезу русского учёного. Был создан даже прибор, который за несколько часов предупреждал о надвигающемся шторме.

Учёные установили, что сверхнизкие колебания для человека смертельно опасны. Люди, облучаемые инфразвуком, порой впадают в панику, страдают от нестерпимой головной боли и могут даже терять рассудок. При частоте 7 Гц наступает резонанс всего организма: желудок, сердце, лёгкие колеблются «как сумасшедшие». Иногда мощные звуки даже разрывают кровеносные сосуды. В истории известен эксперимент англосаксов, когда в начале века, во время спектакля в одном из Лондонских театров, желая усилить у зрителей эффект тревоги, они включили устройство, излучающее инфразвук. Ребята перестарались. Зрители в панике и ужасе бежали из зала.

Академик Шулейкин полагал, что разгадал таинственные случаи с некоторыми судами, когда их обнаруживали совершенно целыми, но покинутыми своими экипажами. Например, трагедию с парусником «Мария Целеста» в 1872 году, обнаруженной английским бригом в 600 милях к западу от Гибралтарского пролива, безвольно дрейфовавшего по воле ветра и волн. Судно было оставлено экипажем. Поднявшись на борт, моряки обнаружили, что в капитанской каюте на столе лежали карты и лоции. В матросском кубрике царил порядок, все койки были аккуратно застелены, все сундуки с нехитрым матросским скарбом целы, а на столе лежали недокуренные трубки. Создавалось впечатление, что моряки совсем недавно и ненадолго куда-то вышли. К тому же на камбузе обнаружили большой запас пресной воды, муки, солонины, картофеля, овощей и испечённый хлеб. Однако спасательных шлюпок на судне не было. Шулейкин полагал, что могло произойти совпадение резонансной частоты колебаний корпуса судна и его рангоута с частотой воздействующих на него инфразвуковых волн. В этом случае судно могло усилить сигнал, от которого моряков охватил ужас, и они покинули судно.

Аналогичная трагедия произошла и с американским парусником «Сиберд» в 1880 году близ Ньюпорта. И в настоящее время такие случаи происходят с завидной частотой. В океане встречают совершенно целые яхты, оставленные по неизвестной причины своими экипажами.

Встав с кресла, старик поворошил в камине тлеющие угли и подбросил в его зев пару сухих поленьев. На кухне приготовил себе большую кружку свежего ароматного чая и вернулся на место, к уютному очагу. Непогода за окном продолжалась и, на взгляд старого моряка, постепенно перешла уже в стадию снежного шторма. Оконные стекла вздрагивали от порывов ветра, гул от которого в каминной трубе стал сильнее и тревожнее. Зябко передёрнув плечами, Игорь с большим удовольствием устроился в кресле и сделал большой глоток ароматного горячего напитка. Мысли опять плавно и спокойно заскользили в его голове, перенося старого моряка в далёкие беспокойные, но счастливые годы юности.

В 1978 году после третьего курса кадетам надлежало пройти длительную шестимесячную производственную практику. Кондауров попал на БМРТ (Большой морозильный рыболовный траулер) «Персей-3» Управления «Севрыбпромразведки».

Рейс был, в так называемый район СЗА (Северо-Западной Атлантики). По рейсовому заданию экипаж и научная группа специалистов ПИНРО (Полярный научно-исследовательский институт рыбного хозяйства и океанографии) должны были выполнить исследования, провести разведку рыбных запасов у берегов Канады на БНБ (Большой Ньюфаундлендской банке). Рейс был интересным и познавательным во всех отношениях. Кондауров «сотоварищи» по высшей мореходке в полной мере освоил тяжёлую и, подчас, опасную профессию матроса промыслового судна. Ребята «ставили» и поднимали тралы, чинили сетное полотно, учились плести тросы. Опыта и практики курсанты получили достаточно и по праву в конце рейса получили звание «матросов первого класса».

В конце августа, в середине плавания «Персей-3» покинул штормовые районы негостеприимной Северо-Западной Атлантики и, согласно программы, спускался юго-восточнее, поближе к Азорским островам. Район плавания предполагал в скором времени хорошую погоду. Моряки надеялись даже позагорать. Так оно и было вначале. Уже через сутки, после того, как они покинули затянутый плотным туманом район Большой банки, океан озарило яркое летнее солнце. Соскучившиеся по жарким лучам моряки скинули тёплую верхнюю одежду. Наиболее смелые обнажились до торса.

Настроение само собой поднималось. Три месяца напряжённой работы были позади. Позади был и плановый трёхдневный заход на отдых в канадский Сент-Джонс на Ньюфаундленде, и пополнение запасов свежей провизии. Осознание того, что работа была уже наполовину выполнена, а также яркое жаркое летнее солнце, всё это вместе способствовало хорошему настроению команды. Однако надеждам их на стабильно хорошую погоду не суждено было сбыться. Уже через трое суток солнечной погоды, вопреки ожиданиям моряков она неожиданно начала портиться. Небо заволокло плотными тучами. Воздух сгустился и наполнился влагой настолько, что появилось ощущение его вязкости. Ветер, как ни странно, стих. С юго-запада покатила очень крупная зыбь. Вместо улучшения погоды, она заметно стала ухудшаться.

На переходах курсантов, как будущих штурманов, привлекали к вахтам на мостике в качестве рулевых. Во время своей вахты Кондауров отметил тревожное настроение штурманов. Он невольно случайно перехватил часть разговора капитана с начальником радиостанции:

– Как это не проходит карта?! … Пробуйте, … попытайтесь через другие станции. Нужна свежая факсимильная карта погоды… Очень мне не нравится всё это… Безветрие, зыбь… Пробуйте-пробуйте… ещё раз…– раздражённо требовал мастер (master – капитан по-английски) от «маркони» (одно из прозвищ радистов – морской сленг).

На следующий день факсимильная карта погоды была всё же получена. Качество не ахти какое, но главное понять было можно – «Персей-3» оказался на пути очень мощного урагана. Это было очень опасно. Одним из решений избежать столкновения с ним, было укрыться в ближайшем порту. Таким портом в 12 часах пути был португальский порт Понта-Делгада на самом крупном острове Сан-Мигель в Азорском архипелаге. Началась усиленная переписка капитана с Мурманском. Как чуть позже морякам стало известно от комиссара (первый помощник капитана – в советское время на всех судах МРХ и ММФ существовал такой институт политических заместителей капитанов) на Азорских островах, буквально неделю назад португальские власти пресекли попытку государственного переворота, спровоцированную правой террористической сепаратисткой организацией ФОА (Фронт освобождения Азорских островов), выступавшей за отделение Азор от метрополии. В Понта-Делгада было введено военное положение. Переписка велась очень долго, заход судна согласовывался с Москвой. Москва, в свою очередь через МИД Португалии решала эту проблему. А судно, между тем, полным ходом спешило в убежище. Капитан проложил курс в Понта-Делгада. Кроме как укрыться в порту, другого решения не было. Ураган приближался стремительно. Это уже ощущалось во всём. Безветрие сменилось шквалами штормового ветра, порывы которого усиливались с каждым часом. Волны стали закручиваться «белыми барашками» и заметно выросли в размерах. Из-за всех этих факторов ход траулера упал на 2 узла. Но, по расчётам штурманов, «Персей» всё ещё успевал к укрытию. Чуть-чуть, но он опережал приближающийся ураган. Всё возможное было сделано. Капитан Сенатор (фамилия такая) вовремя среагировал и принял правильное решение. Теперь оставалось только положиться на господа бога и молиться. Палубная команда во главе с боцманом заканчивала крепление всего, что возможно на верхней палубе, «по-штормовому». А ответа из Мурманска на разрешение захода всё не было. Берег молчал. Капитан на мостике курил одну сигарету за другой, он нервничал, но был полон решимости всё же зайти в порт, несмотря на разрешение властей. Просто другого выхода у него не было. Надо было спасать людей и судно.

Наконец, когда до входа в порт оставалось три часа хода, из Мурманска пришёл положительный ответ. Все вопросы по линии МИД были согласованы и «Персей-3» получил разрешение укрыться в португальском порту.

При заходе на акваторию порта Кондауров испросил разрешение вахтенного штурмана присутствовать на мостике, несмотря на то, что это была не его вахта. Поэтому мог собственными глазами наблюдать весь этот процесс. Особых трудностей сам заход не вызвал. Встречающий судно португальский лоцман передал со своего катера указание капитану следовать до самого брекватера (искусственно сооружённый мол, прикрывающий гавань от океанских волн). Судно уже вошло на акваторию гавани и моряки перестали ощущать воздействие волн. Всё вдруг, как по мановению руки, стихло. Сбавили ход до самого малого и на борт по штормтрапу живо вскарабкался молодой подвижный португалец. Лоцман быстро прошёл на мостик и начал деловито распоряжаться, отдавая команды рулевому. Идти к причалу далеко не пришлось. Ошвартовались с обратной стороны защитного мола, примерно в трёхстах метрах от места приёмки лоцмана на борт. "Привязались" надёжно, с учётом усиливающегося ветра. На всякий случай завели дублирующие концы, и капитан отдал распоряжение держать машину в постоянной 20-ти минутной готовности. Место стоянки было очень хорошим. Траулер защищала высокая стена на краю мола. Она только-только прикрывала верхушки судовых мачт с антеннами главного передатчика, но всё же была чуть выше их. А ураган, тем временем набирал силу. Ветер над защитной стеной мола уже просто ревел. Грохот разбивающихся волн с наружной стороны мола не давал возможности переговариваться на открытой палубе мостика. Их брызги, подхваченные гудящим ветром перелетали через стену, и мелкой водяной солёной пылью оседали на надстройках. Этот мол и сегодня виден на фотографиях гавани Понта-Делгада, которые старый капитан рассматривал в своём Ноутбуке, сидя в удобном кресле напротив камина.

Капитан со старпомом стоя на крыле мостика, оценивали надёжность и безопасность стоянки.

– Кажется, вовремя мы встали…

– Это точно, только-только успели…. Ещё бы час, … и всё…

– Александр Фёдорович, я в каюту… Займусь с агентом оформлением прихода. Для команды передай по громкой связи, сход на берег до утра закрыт. Всем быть на борту. А утром, посмотрим, … по погоде. В конце концов, мы сюда не на отдых зашли, а по нужде.

– Ой, я Вас умоляю, какой сход на берег… Посмотрите, что творится… Это же светопреставление какое-то…

Действительно, ветер был, не менее 40-50 м/сек. На противоположном берегу бухты, в стороне города моряки могли разглядеть в косых струях дождя поваленные, вырванные с корнем деревья и сорванные кое-где крыши строений.

Не известно, по какой причине, но «Персей» поставили в самом уединённом месте. Ближайшее судно было ошвартовано не менее, чем в километре от советского траулера. Для того чтобы выйти из порта, надо было по причальной линии обогнуть всю внутреннюю гавань. А это, по прикидкам Кондаурова, было не менее двух километров. Никаких военных или полицейских постов властями выставлено не было. На противоположном конце бухты, ошвартованные у причалов мелкие рыболовные суда португальцев, мирно вздымались на плавной зыби – следствии бушевавшего за брекватером урагана. Словом, порт как порт. Ничего необычного. Ничто не свидетельствовало о каком-либо военном положении в порту.

Вахта матроса Кондаурова у трапа по стояночному расписанию совпадала с вахтой второго штурмана, то есть, с нуля до четырёх утра судового времени. Заступив как обычно, Игорь для себя отметил неистовство непогоды. Ураганный ветер продолжал реветь, свистеть и гудеть. Шквалы рассекали пространство холодными струями плотного дождя. Но это было где-то там, … далеко вверху. К судну, казалось, это не имело никакого отношения. Стоянка траулера была настолько удобной и безопасной, что он стоял, даже, не пошелохнувшись. Парадный трап на берег ввиду позднего времени, был для безопасности приподнят над причалом на полтора – два метра. Необходимости находиться непосредственно у него не было, поэтому вахтенный матрос был на мостике, обозревая с крыла окружающую обстановку. Второй штурман здесь же, на крыле мостика безмятежно курил первую после сна сигарету, облокотившись на фальшборт.

– Игорь, а что у нас с чаем? …завари-ка свеженького.

Через десять минут, когда Кондауров ещё занимался чайником в штурманской рубке, «колдуя» с заварником, раздался взволнованный голос штурмана:

– Матрос! Бля, …Кондауров, ты где? … Ко мне, живо!

Обеспокоенный Игорь, бросив всё, споро, буквально скачком оказался рядом с вахтенным начальником.

– Ты посмотри. – вытянутой рукой штурман указывал куда-то на причал – Нет, ты видел что-либо подобное? – Волновался он.

Как ни старался, но первое время Игорь ничего не мог разглядеть. Он лишь отметил для себя какую-то большую тень, мелькнувшую в свете лихорадочно качавшихся и дрожавших от напряжения под напором ураганного ветра, неоновых плафонов фонарных столбов.

– Иваныч, … ничего не вижу. Где? – Да вот же. … Вон-вон, смотри – рука штурмана указала как раз на большую тень, вновь мелькнувшую у стены брекватера и пропавшую тот же миг у сточного колодца причала. Спустя мгновение, когда эта «тень» снова показалась на причальной линии, Кондауров всё же успел рассмотреть, что это, собственно совсем и не «тень», а огромная туча крыс! Их были сотни. Его аж передёрнуло от омерзения. Такого количества крыс он никогда ещё не видел. Минут через двадцать, эта куча мелких хищников вновь появилась в поле зрения вахты. Только теперь она перемещалась в обратном направлении, в сторону «Персея». Обеспокоенный штурман перегнулся через фальшборт мостика и внимательно рассматривал швартовные концы. По правилам любого порта, швартовные концы должны быть оборудованы специальными приспособлениями, так называемыми «накрысниками», которые, якобы, должны препятствовать проникновению крыс с берега по швартовным концам на борт судна. Спокойствию на вахте пришёл конец. Теперь надо было бдительно следить за концами и, если надо, отпугивать этих мерзких тварей. Несколько раз за вахту Кондаурову пришлось бамбуковым шестом (был такой у боцмана в кандейке) сбивать крыс, пытавшихся преодолеть преграду «накрысника». Та ещё была вахта….

Утро наступившего дня никаких изменений не принесло. Ураган продолжал свирепствовать на просторах Атлантики. Однако ветер несколько уменьшил свой напор, но оставался всё ещё очень сильным, не менее 15-20 м/сек. Тоскливо оценив обстановку, моряки после завтрака разбрелись по каютам. Ближе к вечеру появились первые признаки того, что ураган миновал остров, ветер ещё больше стих, и буря перешла в фазу «жёсткого шторма».

На третий день стоянки погода, наконец-то стала устанавливаться. Но разрешения на выход Port Control всё ещё не давал. Капитан разрешил увольнение в город группами, не менее 4-5 человек.

Кондауров оказался в группе второго помощника капитана. И в 16.30 местного времени моряки сошли на берег.

Город потихоньку приводил себя в порядок. Тут и там трудились группы горожан, устраняя последствия пронёсшегося урагана. Особо крупных разрушений моряки не заметили. Город и порт жили своей жизнью. О подавленном властями путче свидетельствовали многочисленные военные и полицейские патрули. К морякам особого внимания они не проявляли, провожая группу равнодушными взглядами. Стены домов и витрины магазинов кое-где были исписаны какими-то лозунгами на португальском языке. Бросались в глаза начертанные краской большие буквы FLA A Frente de Libertação dos Açores – латинская аббревиатура ФОА – Фронта освобождения Азорских островов. Моряки просто прогуливались по улицам города, наблюдая жизнь островитян. Валюту они истратили ещё в Сент-Джонсе, так что магазины для них тоже не представляли интереса. На руках, правда, оставалась кое-какая мелочь, но это так, на всякий случай. Бродя по узким улочкам типично португальского городка, моряки забрели в парк и заметили группу военных, расположившихся, судя по всему, на отдых. Игорю пришла в голову мысль сфотографироваться с ними на память о пребывании на Азорах. Он направился к ним быстрым шагом. Солдаты с любопытством рассматривали приближавшегося к ним моряка. Подойдя к португальским военным, Игорь на английском обратился к ним, объясняя, что они советские моряки и зашли в порт из-за урагана. Попросил разрешения сфотографироваться вместе с ними. Молодые ребята, практически ровесники Кондаурова, солдаты плохо понимали английский язык, но суть просьбы уловили и благосклонно, доброжелательно согласились попозировать.

Ближе к вечеру, когда уже начинало темнеть, моряки почувствовали, что явно проголодались. Пересчитали оставшуюся у них валюту. На четверых получилось 15 полноценных североамериканских долларов!

– Да это целое богатство…ребята – радостно воскликнул второй штурман.

– Быть на Азорах и не попробовать местного португальского вина, … да это просто преступление какое-то, – неожиданно подал идею сокурсник Кондаурова по мореходке.

– Ну, худо-бедно, но на полторашку сухого вина тут точно хватит – вставил свои «пять копеек» Игорь… И может даже на кусок какого-нибудь мяса … Вот, только поздно уже, полдевятого вечера, ни один разменный пункт не работает.

– Ммм-да, … это проблема. – задумчиво произнёс старший группы, второй помощник капитан.

– Иваныч, и почему такая здравая мысль пришла Вам только сейчас, нет, чтобы часа три назад….

– Ладно, пойдём найдём какую-нибудь забегаловку, может примут доллары – принял решение старший – а нет, …так, … так мы ничего и не теряем… как были голодными, так и останемся. Только надо куда-нибудь свернуть в сторону. Тут в центре наверняка всё дороже.

Дружной и заметно повеселевшей толпой, моряки свернули в первый попавшийся переулок и зашагали по узкой тёмной и пустынной улочке по булыжной мостовой, держа путь, неизвестно куда. Мрачная улица петляла и вела куда-то в гору. Ярко освещённый центральный проспект Понта-Делгада остался уже давно позади. Моряки уже подумывали, не повернуть ли обратно, когда впереди услышали звуки какой-то незнакомой, приятной и спокойной музыки, скорее всего, португальские мотивы, решили они. А через несколько минут и увидели цветовую рекламу какого-то местного бара, траттории или таверны. Никто из моряков не знал, как в Португалии называются подобные места. Спустились по узким ступенькам вниз, в полуподвальное помещение. Это было именно то, что было нужно морякам. В полупустом уютном зале было всего несколько человек, мирно ужинавших за столиками. Интерьер был оформлен в морском стиле. Повсюду в стенных нишах были расставлены деревянные модели парусников, на стенах развешены литографии старинных морских карт – портоланов.

Но самое главное, – запахи! Божественные ароматы кухни просто сводили с ума. У Кондаурова заурчало в животе так, что он даже испуганно оглянулся, не слишком ли громко.

– Это будет большое свинство, если мы уйдём отсюда, голодными, не солоно хлебавши … – пробормотал чуть слышно второй помощник. Он подошёл к стойке заведения и вступил в диалог с хозяином, или кто он там был… Моряки, между тем, выбрали столик в углу и расселись, с любопытством рассматривая интерьер таверны. Морская атрибутика была подобрана явно со вкусом. Всё по делу, ничего лишнего. Внимание Игоря привлёк старинный штурманский прибор – астролябия.

– Не может быть! …Неужели настоящая!!?? – Он встал и прошёл в противоположный конец помещения, внимательно всматриваясь в закреплённый на стене навигационный прибор. Это оказалась искусно сделанная поделка, под астролябию. Надо отдать должное мастеру, модель внешне ничем не отличалась от подлинника.

Он вернулся к столику одновременно со вторым штурманом.

– Ну, что, Иваныч? …

– Всё в порядке. Вначале заартачился, подавай, мол, только эскудо. … Но когда увидел настоящие «баксы» … глаза загорелись…. В общем, договорились. Заказал всем по две порции сардин на гриле и полтора литра красного вина. Как раз на всю сумму … В общем, живём. Сардины, кстати, посоветовал хозяин. … Быть в Португалии, да ещё, на Азорах, и не попробовать местную настоящую еду …

Через некоторое время к их столику быстро подошёл бармен с подносом блюд. Стол был безукоризненно быстро накрыт. Перед голодными моряками оказались тарелки с sardinhas grelhadas и два литровых кувшина прохладного красного португальского вина. Большая плетёная корзина душистого мягкого белого хлеба, нарезанного крупными ломтями, завершала этот великолепный натюрморт. Это было божественно! – от приятных воспоминаний, старый капитан улыбнулся.

– Ээххх, … молодость-молодость. … Жаль, не вернуть те годы. – С сожалением подумал он с грустной улыбкой на лице.

Моряки, как ни старались себя сдерживать и соблюдать приличия, но голод и молодость взяли своё. Тарелки были опустошены стремительно. Съеден был даже вкуснейший хлеб. Сыто откинувшись на спинки стульев, они медленно цедили приятное прохладное вино и предавались приятным размышлениям, лениво обмениваясь впечатлениями от увиденного за день.

Неожиданно для моряков они увидели поднявшегося из-за дальнего столика крупного мужчину, на вид лет сорока пяти. Пошатываясь, с бутылкой спиртного в руках, он явно направлялся к их столику. Выражение его свирепого на вид лица, не предвещало ничего хорошего. Когда он приблизился, моряки увидели, что свирепость ему придаёт глубокий шрам, пересекающий всю правую половину лица от глаза до подбородка. По внешнему виду, это был типичный моряк из таверны, прямо как из оперетты «Вольный ветер», невольно пришло Кондаурову на ум. Рубаха в ковбойскую клетку была расстёгнута на волосатой груди, а на мускулистой, борцовской шее была повязана пиратская косынка неопределённого цвета. Подойдя к столу он заговорил на вполне сносном английском языке.

– Привет, ребята, …я Боргес – представился «опереточный моряк» – Хочу выпить с вами, … угощаю…– поставил на стол ополовиненную бутылку «Gordon’s Dry Gin» – Услышал вашу речь, … вы кто? …поляки, сербы …Хотя, что это я, …– икнул он пьяно – вы русские, … да-да, русские. Эту речь я уже слышал …три года назад, – опять пьяно икнул Боргес – … в Мозамбике. … Крепко вы там вместе с черномазыми всыпали нам …– усмехнулся он и широкая улыбка расплылась по его лицу.

Боргес оказался солдатом, а не моряком. Сержантом войск специального назначения, коммандос. Мозамбик – бывшая португальская колония в 1975 году получила независимость.

– Боргес, ты что-то путаешь… Русских не могло быть в Мозамбике, … мы там не воевали – поддерживая тему лениво прокомментировал тираду португальца второй помощник.

Сержант плотно сжав губы, пристально уставился пьяным взором на штурмана … и, вдруг неожиданно громко расхохотался… – Как же, не было их там… – он хохотал и стучал обеими руками по коленям. – вот это, … – неожиданно стихнув и зло ткнул себе в лицо, показывая на шрам …– это сделали ваши вместе с кубинцами, которых там было до чёрта … не было их там … затихнув, тихо произнёс Боргес. Мы взяли в плен вашего офицера, … русского, … одетого в кубинскую форму… – поняв очевидно, что затрагивает неприятную тему о судьбе русского солдата, он встал, прошёл к стойке бара и вернулся с четырьмя стаканами…разлил в них джин. – Ладно, парни, … всё это в прошлом… Давайте выпьем, лучше. Выпьем за русских солдат… отличные воины.

Моряки разобрали стаканы и поддержали тост Боргеса. Выпили и замолчали, переваривая информацию португальского коммандос. А он, между тем не унимался и продолжал пьяный монолог:

– Три года я маюсь здесь … в Делгада. Работаю таксистом… но разве это работа, спрашиваю я вас? Разве это жизнь? … Правительство предало нас три года назад. Дали этим черномазым ублюдкам свободу… обезьяны чёртовы… за что мы кровь там проливали, а?! За что я получил это? – опять пальцем указал на шрам…

Игорь усмехнулся про себя, подумав – за деньги, за хорошие деньги, Боргес. Вам там неплохо платили, наверняка. – Но вслух, конечно, он это благоразумно не произнёс.

– Поэтому здесь, на Азорах, всё и затеялось… ну, в том числе и поэтому…

Поняв, что тема приобретает нежелательное направление, – неудавшегося путча и вечер перестаёт быть томным, штурман, показав на часы, сказал

– Боргес, ты, друг извини, но нам пора. Пора на судно. Завтра по утру уходим в море. Ураган стих и нам пора рыбу ловить…

– Хорошо, – разлил он по стаканам остатки джина – вы мне понравились, … русские хорошие парни… за вас!

Вышли из таверны. Сытые и немножечко пьяные, моряки направились в порт. По дороге они спорили, может или не может быть, что русские воевали в Мозамбике. В те далёкие советские времена информация о зарубежных конфликтах, в которых принимали участие советские, а потом и русские солдаты, была под большим секретом. Советские правители почему-то считали, что простым гражданам знать об этом не нужно.

Никто из моряков не жалел о потраченных долларах. Впечатления от ужина и неожиданной, но интересной встречи с португальским сержантом, стоили того.

На следующий день, получив разрешение властей на выход, «Персей» покинул гостеприимный Понта-Делгада. Этот заход Кондауров воспринял как подарок судьбы. Никогда больше впоследствии ему не приходилось бывать на Азорских островах.

А «Персей-3», между тем, проложил курс в открытую часть Северной Атлантики, в районы Срединно-Атлантического хребта за пределами 200-мильной экономической зоны Азорских островов. По программе рейса экипажу научно-поискового судна необходимо было обследовать подводные возвышенности в той части океана. Изучить возможность промышленной добычи малоизвестного и малоизученного на тот период объекта – рыбы Берикс. Берикс, рыба внешне похожая на морского красного окуня, но на этом все их совпадения заканчиваются. На самом деле, это абсолютно разные рыбы, принадлежащие к различным отрядам и семействам. Начиная с 1974 года, прибрежные государства одно за другим стали вводить 200-мильные экономические зоны, постепенно вытесняя иностранцев из своих вод. Привычные традиционные места промысла в Северной и Северо-Западной Атлантике пришлось частично покинуть и промысловому флоту СССР. Рыбаки озаботились поиском новых районов и новых объектов добычи. Вот, в этом рейсе «Персей-3» и решал эту задачу.

В запланированное время судно вышло в районы так называемых, поднятий, подводных скал Атлантис и Плейто на глубинах 450-650 метров к югу от Азорских островов. По сравнению с окружающими эти места океаническими глубинами свыше 3500 метров, их действительно, можно было считать поднятиями. Трудились там долго, упорно, но безрезультатно. Потеряли на тех скалах все свои тралы вместе с траловыми досками. Лов рыбы в тех районах требует современного, точного навигационного оборудования и мощных промысловых судов. Ни того ни другого у «Севрыбпромразведки» в то время не было. Спутниковые системы GPS появятся чуть позднее, примерно лет через пять. А это очень важно выйти почти точечно на цель – крошечную точку скалы в открытом океане. Надо иметь современный траулер с мощными двигателями и могучим траловым комплексом, способными своей мощью вовремя сманеврировать тралом над опасными острыми скалами на больших глубинах. Ни тем, ни другим «Персей-3» также не обладал. Но, любой неуспех, в конечном случае, закладывает предпосылки к будущим победам. Вывод о том, какими должны быть суда для работы «на бериксе» и необходимость точной навигации, вот этот полезный опыт и вынесли моряки из того рейса. То есть, при правильной расстановке акцентов, можно сделать вывод это было не поражение экипажа, а приобретённый бесценный опыт. Этот опыт впоследствии, а это старый капитан знал доподлинно, учитывался промысловиками, и они-таки добились успехов при облове этой ценной, полезной и очень вкусной рыбы.

О Тихом океане и тропическом вине

Начало 80-х… Совсем недавно, три года назад Игорь Кондауров закончил Мурманскую «Вышку» (Высшее инженерное морское училище) и дослужился уже до 3-го помощника капитана, т. е. повысился по службе, вырос из четвёртых (во времена Советского Союза существовал институт четвёртых помощников капитана). Карьера штурмана складывалась вполне удачно. Вот и сейчас он трудился третьим штурманом на БАТе-0062 «Алексей Генералов» Мурманского тралового флота (БАТ – большой автономный траулер). За плечами были уже три шестимесячных рейса в ЮВТО (Юго-Восточная часть Тихого океана). Гоняли ставриду от 35-го до 42-го градусов южной широты, в открытой части океана за пределами Чилийской экономической зоны. Базировались на Перуанский порт Кальяо – город-спутник столицы Перу – Лимы.

В том рейсе, начавшемся как всегда и не предвещавшем ничего необычного, всё проходило в устоявшемся порядке. Вышли из Кальяо с грузом провизии, снабжения и почтой для других судов большой группы промыслового флота Союза. Это было обычной, устоявшейся практикой, когда следующие из Кальяо на промысел суда, брали такой попутный груз, который с большим нетерпением ждали на промысле рыбаки Советского Союза (хорошее и великое было время, однако), особенно почту из далёкого дома. Позади шесть суток перехода по открытой части океана, в обход 200-мильной экономической зоны пиночетовской, фашистской Чили. Прошли так называемые «Чилийские яйца» (очень меткое название, данное моряками этой части Чилийской зоны) – если циркулем провести от островов Хуан Фернандес двести миль, то очертания и будут напоминать эти самые яйца.

Добрались до района промысла в районе 42-го градуса южной широты, раздали на траулеры привезённый груз и вполне успешно и привычно втянулись в промысел. Набрали полный груз и по указанию Берега (Управление Тралфлота) пошли к японскому транспорту на выгрузку курсом на север, в сторону экватора, т. е. в более спокойный относительно погоды район, подальше от «ревущих сороковых», как эти широты издавна называют моряки всего мира.

С каждым днём и каждой милей, по мере продвижения на север, погода становилась всё лучше, океан всё спокойней. Моряки уже скинули тёплую «спецуху» и подставили яркому, даже жаркому солнцу свои белые лица и спины. Что не преминуло тотчас сказаться на их здоровье. Уже через день после вхождения в солнечные широты к судовому врачу выстроилась очередь из перегревшихся, получивших солнечные ожоги моряков. Но и это не портило настроения команде. Переход в благоприятные широты воспринимался ими как неожиданный отпуск в чистом, так сказать, виде, как награда за напряжённые дни промысла в суровых погодных условиях… В самом деле, ни в какое сравнение не идут условия напряжённой работы на промысле, когда каждая вахта оценивается как бой, в буквальном смысле. Когда с мостика Кондауров уходил в мокрой от пота рубахе и не потому, что ему приходилось рубить дрова или таскать тяжёлые мешки, а от нервного и морального напряжения. На промысловой вахте приходилось следить не только за горизонтом хода трала, своевременно маневрируя им. Опускать или подымать по показаниям быстрой и манёвренной ставриды.

Вот сейчас! … Вот когда траулер прямо над ней и поисковый эхолот показывает глубину хода косяка, а вахтенный штурман выводит на этот горизонт пелагический трал… Ну, ещё чуть-чуть!.. Ну вот же, через мгновение он должен встретиться с косяком! … Ну же! Давай! … Ну! … И, … мимо. Разочарование и недоумение. Там, где по всем расчётам должна быть ставрида, её и в помине нет. В одном случае юркая рыба метнулась метров на 70–100 глубже хода трала, а в другом – вообще в сторону, испугавшись импульсов поискового прибора траулера. Куда и как она ринется, и в какой горизонт необходимо вывести трал, это вопрос опыта штурмана, который нарабатывается только практикой. Если траление прошло успешно, и на палубу поднят улов в 30–50 тонн (а то и больше), то моряки на палубе говорят:

– Наловил трёшник (третий штурман)! Или:

– Старпом наловил!

Признаюсь, джентльмены, что большей похвалы судоводителю и не требуется. Когда так говорят, то это вполне заслуженно. Ключевое слово здесь – «наловил».

После вахты, пообедав, и, если не было подвахты на рыбофабрике, Игорь возвращался на мостик, наблюдая за действиями 2-го помощника, т. е. перенимая опыт старшего товарища. Кстати, на поведение ставриды влияет и время суток, поэтому, по возможности, он заходил и к старпому, чья вахта выпадает на вечер (с 16:00 до 20.00 судового времени). А вообще, скажу я вам, промысел ставриды в открытом океане это «отдельная песня». Это очень увлекательная и азартная работа, я бы сказал, даже не работа, а охота. Охота на рыбу. Траулер идёт средним ходом, обшаривая горизонт гидролокатором по направлению и глубине. Электрорадионавигатор, а на «Генералове» он был в прошлом гидроакустиком на «кошельковистах» (суда, занимающиеся ловом кошельковыми неводами), так вот, гидроакустик в наушниках следит за прибором. Прислушивается… И вдруг внезапно отключает автоматический ход гидролокатора и вручную переводит вибратор прибора в определённое направление. Плавными, даже нежными и аккуратными движениями точечно уточняет направление на эхосигнал, который он услышал в стороне от курса судна. Отметки сигнала ещё не видно на экране дисплея или бумаге «Саргана» (модификация поискового прибора, ныне устаревшего), а он его уже услышал (тонкий, музыкальный слух, мля). Ещё несколько минут, и отметка цели появилась на бумаге. Гидроакустик сообщает штурману её азимут. Вокруг поисковика столпились капитан, вахтенный штурман, тут конечно же и «майор» (старший мастер добычи на морском сленге) с кружкой чая или кофе, всегда готовый действовать и нестись на палубу по сигналу к постановке трала.

Мгновение. … Штурман и капитан окидывают взглядом горизонт в направлении, куда указал акустик, и если там всё чисто, т. е. никто не мешает (нет других судов), меняют курс траулера по направлению к цели.

Подчас в плотной группе можно наблюдать картину, когда на тот же косяк нацелился другой промысловик. И тут уже судоводителям необходимо оценить ситуацию – успеваем ли первыми поставить трал, или нет. Сумеем ли опередить конкурента? Нет, значит бросаем этот косяк и ищем следующий. Если успеваем, сигнал «колокола громкого боя». «Майор» понёсся на палубу! На мачту вздымается флаг «Z» (ZULU) – «Я вымётываю сети, держитесь в стороне от меня» (согласно Международному своду сигналов), на баке подымаются конуса вершинами друг к другу – всё это знаки, говорящие другим судам, что БАТ-0062 «Алексей Генералов» начал постановку трала, и никто не должен ему мешать (есть такие Правила совместного плавания и промысла судов, ПСПП-72 года). Очень многое зависит от слаженных, грамотных действий палубной команды. Ни одной заминки быть не должно, ни малейшей! Иначе проскочим, пропустим косяк и шансов вернуться на него очень мало, так как вокруг стая «голодных волков» – других промысловиков.

Кроме определений «увлекательная» и «азартная», применительно к рыбалке, есть и сопутствующие – нервная и изматывающая. Потому что с судоводителей, кроме всего прочего, никто не снимал ответственности по безопасности мореплавания. Промысловые группы в ЮВТО, в которых довелось работать Игорю Кондаурову, были многочисленными и очень плотными, иной раз до пятидесяти, а то и до ста судов (со всех морских бассейнов Советского Союза плюс иногда и кубинские суда – ну эти вообще безбашенные ребята).

Работая в группе, траулер стремится занять наиболее выгодное положение. Впереди и чуть в стороне, в 3–4 кабельтовых, идёт промысловик по отличным показаниям. Его приборы контроля фиксируют прекраснейшие заходы рыбы в трал, о чём вахтенный штурман с удовольствие рассказывает на УКВ-канале своему другу, идущему рядом (судя по радостному голосу, он очень доволен. Видимо, что-то вкусненькое жуёт, гад такой, запивая чаем или кофе). А приятель его злится, нервничает. Уточняет у первого горизонт хода, раскрытие трала, потому что… Потому что у него ни хрена нет! Нет и всё тут. Поо-чем-ммуу, мля?!… Как так?!… У него есть, а у меня нет? Ведь всё то же самое? В результате, за три часа траления первый подымает 60 тонн! А рядом идущий – тонн десять, или вообще ничего. Почему, мля? Вопрос, кстати, до сих пор для Кондаурова так и не выясненный, оставшийся большой загадкой.

Потом, уже на берегу, Игорь спрашивал мнение других штурманов – своих друзей, «научников» из ПИНРО (Полярный научно-исследовательский институт рыбного хозяйства). Так вот, для них, как оказалось, это тоже было большой загадкой (ENIGMA, мля, да и только!). На всевозможных конференциях, в научных трудах они, конечно же, с «умняком» на лице объясняют возможное поведение пугливостью рыбы, запутывая аудиторию разными наукообразными терминами. Но за бутылкой водки, на берегу, откровенно говорят:

– Честно, Игорь, …хер его знает… почему так.

Почему в отдельные месяцы она держится плотно в одном горизонте, а в другое время, по причинам, неизвестным как для самих «научников», так и для науки в целом, вдруг «сигает» вглубь или вверх, а то и в сторону, хотя все сопутствующие признаки одни и те же. Вот уж загадка так загадка!

Так вот, на промысле суда идут плотно в группе, и штурман помимо задач рыбалки, следит за окружающей обстановкой и маневрирует так, чтобы не столкнуться, не приведи Господь, и не сцепиться орудиями лова (а такое тоже нередко бывает). Группа дружно следует в обоих (параллельных) направлениях (если погода позволяет), а иные (кубинцы, мля, особенно) и поперёк!

Всё это Игорь с содроганием вспоминал на переходе к транспорту, блаженно расслабившись на мостике – вокруг на десятки миль никого (даже радар выключил за ненадобностью (а пусть его… пусть отдохнёт). Ярко светит жаркое солнце (это после пасмурно-дождливых и штормовых дней), работ особых никаких, разве что судовой журнал заполнить в конце вахты. Попивая ароматный, крепкий чай (кофе уже давно закончился), он лениво прокручивал в голове отдельные эпизоды промысла. Вспоминал подвахты после больших подъёмов в 80–120 тонн (что, кстати, не редкость в ЮВТО, ну, по крайней мере, было в те годы), когда после вахты штурмана, как и другие специалисты, выходят в рыбцех на «уборку» рыбы (подготовка рыбы к заморозке в специальных камерах), т. е. выполняют черновую, тяжёлую работу простых матросов, когда надо, шкерят (потрошат), набивают рыбой специальные формы (противни) для последующей заморозки в больших камерах, разбитых на ячейки для этих самых противней, упаковывают в картонные короба блоки с мороженной или отгружают в трюма уже сформированные ящики с готовой рыбой, поскольку рыбообработчики физически не успевают обработать большой улов. Если этого не сделать и вовремя не убрать улов, рыба просто протухнет и будет непригодна к заморозке в пищевых целях. Поэтому-то и существуют подвахты на промысловых судах. На подвахтах задействованы все, кроме «маркони» (прозвище радистов), шеф-повара (кашеварит для команды), «айболита» (доктора, заработок которого не зависит от улова: жалованье он получает в береговой медсанчасти, которой был послан в море), ну и конечно же капитана. Все остальные – вниз, мля, на «монетный двор» (так на судах называют рыбцех. Кстати, хорошие капитаны тоже выходят на подвахту: в том смысле, что заступают на вахту вместо штурмана, а того посылают в рыбцех. Вот так вот. Лишних рук на промысловиках нет.

На отдых после подвахты остаётся четыре часа. Валишься с ног, иной раз раздеться просто сил нет. Далее по кругу… напряжёнка на вахте… подхвата… И так в течение долгих недель, пока трюма траулера не заполнятся готовой продукцией.

Поэтому нынешний переход к японскому транспорту воспринимался экипажем как подарок судьбы. Кто работал в том районе и широтах, тот поймёт моряка, пишущего эти строки.

Вахта второго помощника (с 12:00 до 16.00 судового времени) Миши Демчишина, тоже выпускника МВИМУ, приятеля Игоря Кондаурова. Мерная зыбь спокойно, плавно вздымала и столь же осторожно опускала идущий на север в сторону экватора большой автономный траулер. Это мерное движение вверх–вниз нельзя было даже назвать качкой. Океан, в понимании моряков, был спокоен. Он просто дышал!

Неспокойный океан в понимании Кондаурова – это свистящий, временами даже ревущий штормовой ветер. Низко стелющиеся над водой тучи. Срываемая с огромных волн бешенным ветром пена. «Ревущие сороковые» как никак! Взвесь из водной пыли и холодного воздуха, скрывающая горизонт… Волны в океане, как говорится, «выше колокольни» (интересное, кстати, определение). Первый раз такое определение высоты волн Игорь услыхал во время плавательской практики на НИС (научно-исследовательское судно) «Персей-3» от капитана по фамилии Сенатор (запоминающаяся фамилия) в 1977 году. Матрос 1-го класса Кондауров стоял тогда на руле. БМРТ (большой морозильный траулер) попал в жёсткий шторм в Северной Атлантике. Бросало и мотало судно тогда изрядно. Капитан Сенатор, сидя в своём капитанском кресле на мостике, спросил тогда Игоря:

– Курсант Кондауров, а ты знаешь, откуда пошло выражение «волна выше колокольни»? Так вот, – не дожидаясь ответа продолжил он, – в патриархальной, крестьянской царской России в морской флот набирали парней из деревень. Попав в первый в их жизни шторм и отписывая домой свои впечатления, они сравнивали высоту волны (чтобы их родные могли себе представить) с самым высоким в их селе сооружением, а это и была как раз колокольня. Вот отсюда и повелось – «выше колокольни».

А сейчас шла мерная океанская зыбь, становившаяся, по мере продвижения на север, всё ближе к экваториальным широтам, всё более пологой.

Солнце ярко светит. На голубом небе «кучевые облака хорошей погоды» (есть такое определение в метеорологии). Кондауров и Демчишин, друзья и почти ровесники, попивали из больших кружек чай, вспоминая курсантские годы и знакомых им преподавателей, офицеров-воспитателей. Время от времени мостик оглашал их звонкий смех после рассказанных случаев из жизни в училище.

Вдруг, неожиданно, двери рубки распахиваются, и на мостик лёгким прыжком буквально вскакивает старпом Саша Козлов, однокашник Демчишина. Лёгкий, по-спортивному сложенный молодой парень. Все штурмана делали уже совместный третий шестимесячный рейс на «Генералове». Знали друг о друге почти всё. Все были коллегами и друзьями.

Неделю назад получили с берега радиограмму (РДО – по-морскому) о награждении их капитана Ажогина Вячеслава Васильевича орденом «Знак почёта». Весь экипаж был искренне рад за него. Общее мнение было – вполне заслужил награду. Отличный, опытный промысловик. С ним всегда траулер, что называется, «был на рыбе». Ну, поздравили и поздравили, но… поздравили-то «на сухую», шутливо намекали капитану штурмана.

– Василич, а когда простава будет? – смеясь подзуживал капитана второй штурман.

Смущаясь, Ажогин уходил от ответа…

– Ну не время… потом… на берегу…

Сегодня на мостике старпом, пользуясь тем, что все заинтересованные, так сказать, лица собрались на мостике, опять поднял тему «обмыть награду», широко улыбаясь обратился ко второму:

– Парни, я думаю, пора брать инициативу в свои руки! Вы как?

– Чиф, как скажешь. Кто бы против, только не мы!

Сказав это, второй помощник в штурманской рубке выдвинул верхний ящик стола с листами карт, аккуратно уложенных там заботливыми руками Игоря. А там… там, словно готовые к бою снаряды, лежали две бутылки «тропического» сухого вина. Любовно обмотанные листами писчей бумаги, прихваченной скотчем, чтобы предательски не звякали на зыби.

Тут надо пояснить, что в стародавние времена великого Советского Союза на судах морского и промыслового флотов, работающих в тропических широтах, по нормам Министерства здравоохранения полагалось выдавать по 200 граммов сухого вина в сутки на человека. Естественно, что каждый день вино не выдавалось, а, как правило, копилось моряками, и выдача «божественной амброзии» приурочивалась к банным дням. То есть каждые 10 суток каждый член команды получал по две бутылки «нектара». Но подчёркиваю, что речь идёт именно о тропических широтах, т. е. об условном поясе на географической карте в промежутке между 30-тью градусами северной и южной широты. «Генералов» уже день назад пересёк 30-й градус южной широты курсом на север и отсчёт «благодатных» дней начался.

Ещё два года назад перед выходом из Мурманска в районы ЮВТО, второй штурман получил на продовольственных складах «Тралфлота» два сорта сухого вина. Это были прекрасные молдавские вина: красное – «Каберне» и белое – «Алиготе». В те далёкие времена молдавские вина были ещё качественными и высоко ценились истинными гурманами. Получил он вино из расчёта двух лет нахождения судна в тропиках. Специально предназначенные для его хранения провизионные кладовые на судне («Провизионные кладовые напитков» – имелись и такие на БАТах) были забиты ящиками с вином под завязку, под подволок (по-морскому – потолок). Ну а каждый опытный второй штурман, а Мишель Демчишин, безусловно, относился к таковым, знал, как «списать на бой» некоторое количество бутылок вина (штормовые условия… и всё такое…). На сегодняшний день, как сообщил по секрету второй, у него было списано по акту более 10 ящиков первоклассного вина. Ключ от «пещер Али Бабы» находился только у второго штурмана, и он зорко следил за тем, чтобы никто и близко к этим провизионкам не приближался. В банные же дни, преисполненный собственной значимости, вместе с артельным (из особо доверенных матросов палубной команды) он священнодействовал: с тетрадкой и карандашом в руках, похожий на обычного берегового кладовщика, выдавал морякам бутылки с вином.

– Давай-ка для начала, снимем пробу, – предложил второй штурман, любовно поглаживая бутылку «Каберне».

Заготовленные бутылки вина, конечно же, не предназначались для грядущего торжественного события – обмывания награды капитана. Второй и третий штурмана, пользуясь прекрасной погодой и спокойными вахтами на океанском переходе, приготовились было испить по бокалу-другому (бокалами они по благородному называли простые стаканы), но появление старпома нарушило программу действий и внесло свои коррективы. Но не пропадать же добру… Разлив на троих бутылку красного вина, с удовольствием выпив его, затеяли разговор о береге, предстоящем отпуске после рейса, до окончания которого было ещё долгих 4 месяца. Спустя некоторое время старпом Козлов напомнил о своём предложении отметить награду Ажогина.

– Но ведь одной оставшейся бутылки для такого серьёзного мероприятия на четверых, нет, на пятерых – сейчас майор поднимется на мостик, будет явно недостаточно, – задумчиво произнёс второй, почёсывая затылок. И только он это произнёс, как дверь рубки распахнулась и на мостик поднялся слегка заспанный старший мастер добычи Мишка Ромашов, тёзка второго.

– А что это вы тут делаете?

Он повёл носом по ветру.

– Никак тропическое распечатали, изверги. А майора, конечно же, забыли пригласить. Ну да, зачем вам майор, он вам нужен только на палубе, а как что-либо вкусненькое, так ну его. – Ворчал Ромашов.

– А чего тебя приглашать? Ты ж за версту чуешь, когда и где наливают.

И громкий хохот огласил мостик.

– Ладно-ладно. Что празднуем, бродяги?

Демчишин в двух словах объяснил Ромашову, что они задумали. Сонное выражение тут же слетело с рябоватого, обветренного ветрами всех широт лица опытного моряка.

– Это дело!.. Обмыть, конечно же, нужно! А иначе, как он награду носить будет, а? Сколько у вас вина? Чтооо? Всего бутылка? Смотрите не упейтесь, зверюги!

– Согласен, явно маловато будет, – серьёзно ответил старпом.

– Ну так я мигом! Ща вернусь! Вы тут побдите… и вперёд повнимательней глядите.

– Мишель, давай я сгоняю, – смеясь предложил Кондауров.

– Да, щщаззз, разбежался! … Вперёд смотри, штурман!

Через десять минут Мишель вернулся на мостик. Под рубахой навыпуск явно проглядывали заткнутые за ремень две бутылки вина. Третью бутылку белого вина он торжественно нёс в руках.

– Ну вот, готово! Можно звать Василича. Чиф, звони кэпу.

– Шо, вот так, без закуски, что ли? – Брезгливо сморщил лицо старший мастер.

– Погодите! Я мигом!

Вернулся Ромашов через некоторое время с толстыми ломтями свежеиспечённого судовым пекарем душистого и вкуснейшего хлеба и свёртками пергамента в руках. На специально смонтированном в штурманской рубке самодельном столике он нарезал замороженный рулет из ставриды, завёрнутый до этого в тот самый пергамент.

Рулет из ставриды – это деликатес, требующий отдельного описания. Из свежей потрошёной и обезглавленной рыбы извлекаются кости вместе с хребтом. Оставшееся мясо солится, перчится, в рыбу закладывается душистый перец горошком, дольки чеснока и лавровый лист. Далее мясо со специями сворачивается в плотный рулончик, заворачивается в пергамент и замораживается в холодильнике. Лучшей закуски, предварительно нарезанного «пятаками» замороженного рулета, уложенного на свежий душистый ломоть хлеба с маслом на завтрак, да с кружкой крепко заваренного сладкого чая, пожалуй, нет.

Все эти деликатесы были любовно и быстро приготовлены. Вино откупорено и разлито по стаканам.

– Вот теперь можешь звонить. Давай! – почти скомандовал майор старпому.

Чиф позвонил капитану и наигранно-взволнованным голосом попросил его срочно подняться на мостик, не объясняя причин. Спустя пару минут Вячеслав Васильевич с недоуменно-тревожным лицом, в майке и спортивных «трениках» почти влетел в рубку. Бедняга, он уже третьи сутки отсыпался, восстанавливая силы после тревожных треволнений промысла.

– Что случилось?! Что, тревога?!

Мгновение спустя, окинув взглядом собравшихся на мостике офицеров и накрытый в штурманской рубке столик с выставленными бутылками и наполненными стаканами вина, всё оценил и понял.

– Тааак… – протянул он наигранно-серьёзно, хотя уже догадался, в чём причина сбора его ближайших помощников

– А это что?..

– Василич, … – перебил его старпом, – если Вы, товарищ капитан, «зажали» свою награду, то это ещё не значит, что мы забыли про неё. Как говорится, если гора не идёт… ну и далее по тексту. Одним словом, Вячеслав Васильевич, от всей души!..

Далее последовали соответствующие случаю слова тоста. Все дружно выпили и закусили приготовленными вкусными бутербродами. Повторили и ещё раз закусили… На столике уже закипел чайник. Разобрали кружки с чаем и закурили у открытых дверей мостика. И… потекли разговоры, воспоминания… Обо всём!

Окружающая обстановка благоприятствовала. Судно шло «на автомате», т. е. на автопилоте. Рулевого матроса не было. Ещё раньше, в начале перехода рулевые были переведены старшим помощником в команду боцмана на палубу – для приведения судна в порядок. Таких работ на судне всегда хватает: шкрябка ржавчины на надстройках и механизмах, засуричивание очищенных мест и покраска. Расхаживание «барашков» на дверях и иллюминаторах и т. п. Работы на судне всегда хватает, как на барском дворе, одним словом.

Ярко светило солнце. Огромные бирюзовые волны океанской зыби мерно вздымали траулер, рассекавший воды в сторону экватора. На небе ни облачка. Видимость прекрасная.

Вся эта картина живо стояла перед глазами Игоря Кондаурова, через десятилетия вспоминавшего те славные дни. Когда все были живы, здоровы, молоды и счастливы. Нет уже давно славного капитана Мурманского Тралфлота Вячеслава Ажогина. После тяжёлой болезни недавно "ушёл в свой последний рейс" капитан дальнего плавания Миша Демчишин, славный весельчак и некогда второй штурман «Генералова».

Спустя много лет врачи отлучили и капитана Кондаурова от моря, но он всё помнил… Помнил тот счастливый день перехода к транспорту… Помнил те весёлые лица дорогих и близких ему людей. Замечательных, умных и умелых моряков, его друзей, учителей и наставников… Он помнил ВСЁ!

РАБОТА В ПЕРУАНСКИХ ВОДАХ

В следующий раз на «Генералов» Кондауров попал после продолжительного отпуска, спустя полгода. Капитаном был уже другой человек. Ажогин перешёл на береговую работу, его назначили заместителем начальника Мурманского тралового флота. Игоря Кондаурова повысили в должности до второго помощника капитана. Перелетев через Атлантику из Москвы, новый экипаж сменил в порту Кальяо убывающих на отдых моряков. Получив снабжение и продукты, траулер собрался было уже следовать по привычному маршруту в район сороковых широт «гонять ставриду». На промысле, со слов убывающих в Мурманск моряков, обстановка осложнилась. Уловы упали, было такое ощущение, что рыбаки попросту потеряли эту очень подвижную рыбу. По мнению опытных капитанов, она ушла далеко на Запад. И искать её следовало уже чуть ли не в районе острова Пасхи. Да, именно такие разговоры возникали на промсоветах всё чаще и чаще.

Господи, сколько таинственного, волшебного и заманчивого слышалось Игорю в названии «остров Пасхи!». В те далёкие времена гремела по Свету слава известного норвежского учёного-путешественника Тура Хейердала. И молодые люди зачитывались его книгой «Путешествие на Кон-Тики». Имя Хейердала было напрямую связано с этим таинственным островом, потому что, по его предположению, он был заселён народами, приплывшими туда из Южной Америки и блестяще доказал такую возможность своим путешествием на бальсовом плоту. Жажда приключений будоражила молодую кровь. В своём воображении Игорь представлял уже работу в том загадочном районе…Остров Пасхи !!!

Но, жизнь, как всегда, внесла свои коррективы. Неожиданно, перед отходом рейсовое задание «Генералова» было изменено. Капитан получил указание руководства Тралфлота, принять в порту Чимботе двух перуанских инспекторов-наблюдателей и в паре с другим Тралфлотовским БАТом, название которого за давностью лет уже стёрлось из памяти Кондаурова (кажется, это был «Капитан Телов»), поработать в прибрежной зоне Перу. Лицензия на работу в территориальных водах Перу была получена в тот же день, на борт её доставил из Лимы работник советского консульства. По совместной советско-перуанской программе необходимо было оценить рыбные запасы в экономической зоне Перу. Своего океанического промыслового флота страна не имела и поэтому привлекла к исследованиям советские Большие автономные траулеры (БАТы). Как впоследствии, из бесед с инспекторами Игорю стало известно, экспедиция преследовала две цели: оценка рыбных запасов и возможности промыслового флота Советского Союза по их вылову, с тем, чтобы затем продавать лицензии на вылов промысловым судам СССР.

Ночью, подняв якорь, «Алексей Генералов» снялся с рейда и взял курс на Север. На рейде порта Чимботе на борт были приняты два перуанца: чиновник Министерства рыболовства Перу – Альберто де Васкес, и научный сотрудник НИИ рыбного хозяйства Анибал-Игнасио Кабрера. Оба молодых парня, практически ровесники Игоря.

К промыслу «Генералов» приступил уже через 12 часов после того, как они отошли от Чимботе. Наткнулись на такие плотные показания, каких никто из судоводителей в Тихом океане прежде никогда и не видел. Рыба толстым слоем лежала на грунте. Высота показаний была метров 20. Что это была за рыба, никто не знал. Не могли внести ясность и перуанцы, приглашённые капитаном на мостик. Они честно признались, что эти районы им не известны. Глубина моря была 160 метров. «Генералов» средним ходом прошёлся поисково-разведочными курсами по показаниям, определили их протяжённость – 8 миль. Начали готовить трал к постановке. В распоряжении команды траулера были только разноглубинные тралы, не приспособленные к работе на грунте. Характер грунта был тоже неизвестен. Промысловых планшетов, естественно также не было. Но делать нечего, приходилось рисковать. Слава Богу, хоть погода благоприятствовала: яркое Солнце, жара плюс 30, на небе ни облачка, море, вернее океан – как колхозный пруд. Ни ветерка, ни ряби. Видимость очень плохая, не более 3 – 5 миль. Очень большая влажность. Над водой, скрывая линию горизонта, висело какое-то желтоватое марево. С недалёкого берега (не более 20 миль) тянуло болезнетворной гнилостью. Воздух, в буквальном смысле был насыщен, по определению старпома, «ядовитыми миазмами». Одним словом, тропики, во всей своей красе, что называется, «в полный рост». Через два часа трал был готов к постановке и ещё через сорок минут ушёл в воду. Постановка пелагического или разноглубинного (что одно и то же) трала это вообще сложная процедура, а с учётом того, что это был первый трал в этом рейсе, и палубная команда ещё не сработалась, отсюда и вполне естественные заминки при постановке. Ну да ладно, с горем пополам трал всё-таки ушёл в воду. И, о чудо, раскрылся, судя по приборам контроля, полностью, да ещё и с вертикальным раскрытием устья в 70 м…. Слава старшему мастеру добычи (майору – морской сленг)! На мостике столпились все заинтересованные лица, т.е. капитан, все судоводители, начальник радиостанции, перуанцы и даже дед (старший механик – тоже морской сленг). Майор на палубе выполнял распоряжения мостика.

– Дед, а ты чего прискакал?

– Не, ну интересно же

Далее манёврами с тралом командовал капитан. Орудие лова осторожно приблизили к грунту…тревожность момента нарастала…

– Так, … момент, … на лебёдке, внимание, … потравим ещё метров двадцать.

Трал коснулся грунта…

– Начинаем вдавливать в грунт, …травим ещё двадцать метров, …продолжаем…так, стоп.

Трал вдавили в грунт так, что от первоначального вертикального раскрытия в 70 метров осталось только 40. Риск был неимоверный. Район не исследованный. Полагались только на предварительное приборное обследование района. Эхограмма поискового прибора «Сарган» выписывала плавный ход грунта, без резких перепадов. Что и говорить, волновались все, придёт ли целым трал и что наловит…Поэтому, с учётом всего сказанного плюс отличнейшие показания, решили на первый раз тащить не более получаса. Наш же напарник, систершип «Капитан Телов», также с инспекторами из Чимботе на борту, благоразумно дожидался в стороне на расстоянии 4 кабельтовых, ожидая наших результатов. Начали подъём трала…через некоторое время, метрах в 200-х по корме зазеленела вода, и мешок полный рыбы всплыл. Осторожно начали подтягивать его к слипу траулера. «Колбаса», другого сравнения мешка, полного рыбы, Кондауров в данном случае не мог подобрать, извиваясь, плавно приближалась к корме судна. Когда его отчётливо разглядели, все были просто поражены, …улов за 30 минут траления был не меньше 100 тонн! Такого никому из присутствовавших на мостике в Тихом океане до этого видеть не приходилось. Это, во истину, было поразительно.

Ещё минут 40 брали мешок на борт, наконец, он на борту. Начали выливку рыбы в бункера под промысловой палубой. Капитан с мостика заторопился вниз, посмотреть, что же всё-таки наловили, хотя и так было видно, что это была отличнейшая крупная ставрида. Первый успех. Улов отличный, но чрезмерно большой. Больше трети пойманной рыбы пойдёт на муку, в такую жару улов полностью не сохранить. «Генералов» лёг в дрейф, «пережёвывая» свой успешный подъём. А его напарник «Капитан Телов» заторопился повторить подвиг собрата. Правда, учитывая наш опыт, вполне благоразумно решил пройти с тралом 15 минут и поднял в результате вполне удобоваримый улов в 50 тонн.

Со временем экипажи обоих судов наловчились и делали в сутки не более двух тралений. В промежутках, между которыми валялись в дрейфе, перемалывая (смысле перерабатывая) поднятую рыбу. Погода этих широт баловала. На море полный штиль. Жарит тропическое солнце. В большинстве случаев самого солнца не было видно, его скрывала дымка или, правильнее сказать, марево от испарявшейся воды океана. Но это отнюдь не делало его менее жарким и коварным. Уже через пару дней с начала промысла большая часть команды выстроилась в очередь к судовому врачу с обгорелыми спинами, руками и ногами. Наш лекарь хватался за голову…

– Придурки, ну право слово, придурки…Первый раз, что ли в тропиках? Бл@ть.

А через неделю буквально все уже загорели с ног до головы. Но на этом неприятности не закончились…С начала рейса на судне была включена установка кондиционирования воздуха во внутренних помещениях. Из-за перепада температур наружного и внутри судового воздуха команда начала болеть…простыли, с@ка! А на судне ведь как? Заболел один… и понеслось, как по цепочке… механизм понятен… кондишен всасывает для охлаждения воздух внутренних помещений, в том числе и заражённый бациллами простуженных моряков… фильтры, знамо дело, никто отродясь не чистил… и… пошло-поехало, … заражённый воздух пошёл по всем помещениям. …Чтобы пресечь эту беду, капитан приказал вообще вырубить кондиционеры в жилые помещения на несколько дней, пока судовой лекарь не искоренит заразу. Слава Господу, и её изжили. За это время механики, как могли, почистили фильтры установки, по трансляции была прочитана лекция о правилах грамотного пользования судовым кондиционером, подготовленная совместно врачом и старшим механиком. А прочёл её наш комиссар, первый помощник капитана Дука Владимир Фёдорович.

Дни проходили однообразно и, по мнению Игоря, даже скучно. Вахта, подхвата на рыбе в цеху, сон 4 часа или загорание на верхнем мостике. … Скукота, одним словом. … Уже через неделю все были по горло сыты этими самыми тропиками. Сыты этим влажным, вязким воздухом, насыщенным ядовитыми испарениями болот, тянувшихся с берега. Надо отметить, что спустя неделю «Генералов» и «Телов» мигрируя за рыбой на восток, оказались уже в 12 – 15 милях от перуанского берега, чуть севернее Чимботе, примерно на 7 градусе южной широты. Из-за этой дымки и берег не было видно. Вообще, все эти дни видимость составляла не более 5-6 миль. Полёты летучих рыбок, убегающих не понятно от какого хищника, стаи пеликанов (вот такая экзотика), вперемешку с чайками осаждавших траулеры, помечая их своим гуано, всё это первое время как-то развлекало моряков, но со временем стало рутинным, обыденным. Днём можно было наблюдать, как моряки у борта подкармливают рыбёхой прожорливых птиц, нагло бросающихся на угощение, выдирая его, буквально из глоток друг у друга. Одним из развлечений свободных от вахт моряков одно время была ловля пеликанов «на живца». К тонкому линю привязывали самодельный крюк, на который цеплялась в качестве приманки рыба, и самодельное орудие закидывалось через борт. Варварский способ, несомненно. Никакие увещевания на молодых, здоровых оболтусов не действовали. Положил конец ловли птиц случай с одним из молодых моряков, делавшим первый рейс в море. Сколько не говори придуркам – не наматывайте линь на пальцы, когда ловите рыбу, всё равно делают по-своему.

– Видимо, каждый должен сам пройти свой путь ошибок и наступить на свои собственные грабли – сделал философский вывод Кондауров, мрачно наблюдая с крыла мостика, как этот молодой болван, морщась от боли, зажав остатки вырванного из сустава пальца, нёсся к судовому врачу. Жалости, как ни странно, не было. Игорь испытывал почти садистское чувство удовлетворённой мести и был рад, что бедная птица наказала садиста. Жаль было пеликана, заглотившего наживку и вырвавшего линь у матроса. Бедняга, вероятно, был обречён, если не сумеет исторгнуть проглоченного живца из своего желудка. Этот случай и положил конец безобразной охоте за бедными птицами, виноватыми только лишь в том, что они тоже хотят есть и жить.

Дни текли однообразно. Большую часть времени Игорь, как и остальные специалисты, проводил на рыбофабрике, помогая матросам убирать, а другими словами, обрабатывать богатые уловы.

Выполняя программу научных исследований, по настоянию перуанцев траулеры через неделю покинули этот благословенный Господом район, и пошли поиском вначале на север до широты порта Чиклайо. На пятом градусе южной широты, ничего не встретив, направились параллельно берегу на юг. Миновали широты портов Трухильо, Чимботе, Лимы и добрались до широты порта Писко, где на 13 градусе опять наткнулись на показания ставриды. Но уже на глубинах 100 м. «Клондайк» был аналогичен предыдущему богатому району. Опять понеслось… вахта, подхвата, четырёх часовой отдых и далее всё по новой… по кругу.

В этом районе к лежавшему в дрейфе «Генералову» после очередного большого подъёма повадилось в гости семейство морских львов – отец и мать с детёнышем. Они подплывали ближе к корме судна, высовывали из воды свои головы и призывно глядели на моряков своими, почти человеческими глазами, выпрашивая угощение. В их глазах читался укор совести людям, в них, словно в зеркале отражалась мировая скорбь всех животных мира, когда-либо обиженных людьми. Ходячая, вернее плавающая совесть, бл@ть.

Но скоро, и они покинули район промысла «Генералова». А произошло после одного случая. Надо сказать, что этот район в восьми милях от берега был явно облюбован этими замечательными, умными морскими животными. Львы постоянно кружили вокруг советских судов, составляя им конкуренцию, охотясь за вкусной ставридой. Их головы и элегантные обтекаемые тела мелькали то тут, то там. Они дожидались подъёма трала, и когда мешок с уловом всплывал и подтягивался лебёдками к слипам судов, устремлялись к нему, пристраивались и ловко вытаскивали из объячейки рыбу. Иные, наиболее смелые, даже взбирались на него и плыли на траловом мешке прямо до судна. Лишь у самой кормы соскальзывали в воду, оглашая окрестности недовольным рёвом, чем весьма забавили моряков, внося разнообразие в монотонные будни.

В один из дней, когда мешок с уловом был уже на палубе и куток развязан, …когда поток ставриды хлынул в рыбные бункера траулера…о чудо, вместе с рыбой на промысловую палубу, буквально вывалился огромный морской лев. Он недовольно рычал. Гордо подняв голову, предостерегающе издавал громкие, должные напугать людей звуки. Он сам был явно испуган и обалдевал от того что увидел и от того, где он оказался.

Под хохот, свист и улюлюканье моряков, бедное животное испуганно озиралось по сторонам, не зная, куда бежать от этих непонятных вопящих двуногих существ. Двумя брандспойтами, под сильным напором воды, хищник был оттеснён постепенно к слипу траулера и смыт, к большому разочарованию публики, за борт. А как же… ведь бесплатный цирк. Животное не задохнулось под водой в траловом мешке только лишь потому, что траления были непродолжительными, не более 30 минут. А как много раз впоследствии, в других районах промысла и других морях Кондауров наблюдал бедных животных, попавших по неосторожности в трал и задохнувшихся в нём. Этому льву просто повезло.

Так вот, история имела продолжение, потому что, буквально на следующий день у кормы траулера оказалось то самое семейство морских львов. Майор уверял, что отец семейства был тот самый хищник, которого моряки накануне смыли за борт. Он, якобы заприметил у того зверя отчётливый шрам на голове. И действительно, Игорь, наблюдая за этой семейкой, видел на голове крупного самца большой «боевой» шрам, полученный им, видимо в брачных играх. Вероятно, благодарный людям за спасение хищник понял, что этих странных двуногих бояться не надо. А теперь он привёл с собой самку с детёнышем, словно требуя у людей компенсацию за пережитый стресс. Зверей подкармливали с борта. Моряки и львы до того наловчились, что последние принимали вкусную ставриду прямо из рук. Постепенно семейка наглела и уже не просто призывно вглядывалась в глаза моряков, но и в буквальном смысле требовала дармовое угощение, оглашая окрестности недовольным рычанием, когда люди, замешкавшись, вовремя не подавали им рыбу. Изо дня в день, в одно и то же время, часы можно было по ним сверять, львы приплывали к траулеру за данью. Так продолжалось три – четыре дня. Затем, вероятно решив, что самолюбие отца семейства полностью удовлетворено или по какой-либо другой причине, но они внезапно исчезли, чем весьма огорчили моряков, успевших уже привязаться к этим милым животным. А возможно их спугнули, появившиеся в этом районе акулы, острые плавники которых замелькали неподалеку от промысловых судов. Отдельные моряки уверяли, что рассмотрели даже больших белых акул, самых свирепых морских хищников Мирового океана, в чей рацион как раз и попадают морские львы. Так это или нет, а скорее всего именно так, но морские львы исчезли из района промысла, уступив место кровожадным хищникам.

Вслед за львами из района исчезла и ставрида. Расслабившиеся было штурмана обоих траулеров, вновь озаботились поиском скоплений рыбы. Разведочными курсами суда двинулись на запад, северо-запад. Обшаривая поисковыми приборами различные глубины. «Генералов» наткнулся на более или менее приличные, на взгляд судоводителей, показания в ложбине, глубиной 400 м. Показания на этот раз «сидели» не на самом грунте, а отдельными крупными косяками держались в пелагиале, метрах в 50 от дна. С одной стороны, это внесло некоторое психологическое облегчение, и было очень кстати, так как не нужно было сажать дорогостоящее орудие лова на грунт, не зная, поднимешь ли ты его целым или он придёт, разодранный в клочья. Характер показаний разреза дна тоже изменился. На этой глубине поисковик траулера выписывал резкие перепады дна, порой до 20 и более метров, на бумаге прибора вырисовывались острые пики скал и глубокие впадины между ними. Сажать трал на такой грунт было бы чистым безумием. И рыба, как бы чувствуя это, «оторвалась» от дна, что облегчало задачу предстоявшего траления.

Район обследовали. Определили направление и протяжённость показаний, и в конце концов запустили трал. Поведение ставриды также изменилось. Она начала вести себя нервно, непредсказуемо. Очевидно, её пугали излучающие импульсы поисковых приборов. В этом случае применили другую тактику лова. Определив предварительно основные глубины залегания показаний, и выведя трал в нужный горизонт, выключили поисковый прибор. Таким образом, прошли «вслепую», протащив трал в течение двух часов. Выбранная тактика оказалась успешной и принесла свои плоды. Подняли порядка 80 тонн. Вместе с «полезной» рыбой трал неожиданно принёс диковинную рыбу.

Такого чуда никому и никогда ранее видеть не приходилось. Ихтиолог Анибал Кабрера в недоумении пожимал плечами, твердя, что эта «тварь» ему не известна. По его настоянию провели замеры, сфотографировали её во всех ракурсах и по просьбе перуанского учёного поместили в морозильный трюм судна. Он намеривался сохранить её до берега с целью дальнейших исследований.

По прошествии многих лет, когда появился Интернет, Игорь Кондауров, просматривая старые фото, случайно наткнулся в своём архиве на этот снимок. Заинтересовавшись, он перешерстил в поисковиках все возможные варианты, но так и не нашёл приемлемое изображение, увиденной советскими моряками в далёкие 80-е годы рыбы. Правда, один реконструированный рисунок из Сети отдалённо напоминал то «чудо-юдо»:

Но это было невероятно, чтобы быть правдой, ведь на реконструкции было изображение гигантской планктоноядной рыбы Bonnerichthys, жившей на Земле 89 – 66 млн. лет назад. Хотя, … ведь истории известен случай с пресловутой Латимерией, цилокантом или, по-другому – кистеперой рыбы, тоже считавшейся вымершей миллионы лет назад, но благополучно обнаруженной живой и здоровой в 30-е годы 20 века у берегов Мадагаскара. Судьба выловленного экземпляра Кондаурову была не известна. По окончании совместной работы с перуанцами, их высадили в порту Кальяо. Рыбу они забрали с собой. Дальше тишина. По крайней мере, спустя десятилетия, старый моряк, ковыряясь в Сети, так и не обнаружил никаких упоминаний об этом. Тайна так и осталась тайной.

Но вернёмся к промыслу в тропических водах Перу. Потерянную и вновь обнаруженную на широте Лимы ставриду советские траулеры продолжили успешно добывать на глубинах 250 – 300 метров. Режим работы оставался прежним, два – три трала в сутки, остальное время – лежание в дрейфе для экономии топлива. Напарник наш держался рядом, не более чем в 4 – 5 кабельтовых. В один из обычных дней капитан вызвал Кондаурова с подвахты в рыбцехе. На палубе у расчехлённого рабочего катера копошились боцман с палубными матросами и четвёртый механик, проверяющий его движок. Время от времени механик пытался запустить двигатель плав средства. Катер недовольно фыркал, выпуская клубы чёрного дыма, пыхтел и после нескольких неудачных попыток – таки запустился и был готов к работе.

– Василич, – обратился капитан ко второму штурману, – сгоняешь на «Телов», забросишь инспекторов в гости к их коллегам, …отвезёшь и вернёшься за ними чуть позже, заберёшь их обратно. Чего-то им там надо, говорят, посовещаться. А скорее всего, наскучило им тут, вот и хотят расслабиться.

Инспекторов вполне можно было понять. Ведь, если наши моряки были заняты вполне конкретным делом, этим двоим, в общем-то нечем было заняться. Перуанцы добросовестно присутствовали на мостике при каждом подъёме трала, фиксировали уловы, сверяя свои данные с нашим промысловым журналом. Вдвоём спускались на палубу, выборочно потроша ставриду, рассматривали наполняемость желудков и определяли, чем та питается. В общем, делали свою обычную работу. Занимало это у них не более 2 – 3 часов в сутки. Остальное время было у них свободным, и они слонялись по судну, проводя большую часть времени в своей каюте. Одно время, они, было начали выходить на фабрику на 4-х часовую вахту с тем, чтобы хоть чем-то занять себя. Но эта затея продолжения не получила, и они от неё отказались.

Ну, так вот, второй штурман без всяких приключений доставил инспекторов на борт нашего компаньона, вернулся обратно, а поскольку его подвахта уже закончилась, пока он развозил людей, то Игорь ушёл в каюту отдыхать перед вахтой, стремясь урвать хотя бы три часа сна. Вечер…суда продолжали дрейфовать с заглушенными главными двигателями. Наступила вахта второго помощника капитана Кондаурова с 16 часов судового времени. Тропическое Солнце катилось к закату. Рыба на фабрике заканчивалась, необходимо было готовиться к очередной постановке трала. Капитан по УКВ (ультракоротковолновой) радиостанции поторопил коллег с «Телова», чтобы те не задерживали наших инспекторов и дали тем пинка под зад, чтобы они поживее собирались обратно. Вздохнув, Игорь стал собираться на катер. Всё прошло в штатном режиме. Он принял инспекторов на борт катера, отметив про себя, что координация их движений была несколько нарушена. При посадке в катер Альберто де Васкес, спускаясь по штормтрапу, чуть не сорвался, но вовремя был подхвачен в катере матросом «Генералова». От них явно попахивало спиртным, поводив носом, Игорь спросил:

– Что пили? Виски, да?

– Да сэр, «Джек Дениелс».

– Ну, не самый лучший сорт, между нами говоря…– засмеялся Кондауров. – Ладно, поехали…

На подходе к борту своего судна, переносная радиостанция штурмана зашипела, видимо с какого-то из судов пытались связаться с Кондауровым. Разобрать ничего было нельзя из-за громкого тарахтения движка катера. Прокричав по рации, что он ничего не понимает о чём на другом конце «провода» говорят, Игорь взглянул на мостик траулера. На крыле третий помощник капитана размахивал руками и жестами на что-то указывал, стремясь, очевидно привлечь к чему-то внимание Кондаурова. Игорь оглянулся, но ничего необычного не увидел. В досаде на третьего и радиостанцию махнул рукой и уверенно подвёл катер к штормтрапу, спущенному с борта судна. Сверху спустили страховочные пояса на линях для инспекторов. Те с помощью моряков неумело с горем пополам надели их и по очереди поднялись на борт. Второй штурман, матрос и механик закрепили катер на шлюп-тали и споро по штормтрапу также поднялись на борт. Игорь зашагал на мостик, расстёгивая на ходу спас-жилет.

– Чего ты там орал с крыла и ластами своими размахивал… Что за шум и переполох? Ни черта не слышно по радио… движок тарахтит, и всё такое… Чего надо было?

Третий оборвал монолог Кондаурова, и взволновано схватив его за руку, поволок на крыло мостика… – Быстрее, быстрее, сам посмотри…

Вместе они перегнулись через релинги и глянули вниз, на воду. От увиденного Игорь слегка опешил и удивлённо замолчал. Там, внизу прямо под штормтрапом, который моряки ещё не успели поднять на борт, уткнувшись головой в борт, лениво шевеля хвостом, стояла, да именно стояла, как бы бодая траулер огромной головой здоровенная акула-молот. Такового крупного, да что там крупного, просто-таки огромного экземпляра акулы морякам до сих пор видеть не приходилось. На крыле появился капитан и тоже пристально уставился вниз

– Твою же мать…– только и произнёс он…

Акула была явно соизмерима по размерам с их катером и стояла, сука, прямо под трапом, как бы ожидая, что кто-то свалится к ней на обед, вернее ужин, учитывая время суток. Это был монстр среди акул. Её длина была никак не меньше 4 – 5 метров. Она хитро погрузилась так, чтобы её спинного плавника не было видно на поверхности.

– Караулит, бл@ть, ждёт, сука…– бормотал себе под нос Игорь.

Передёрнув плечами, второй штурман подумал, что эта тварь, если бы захотела, вполне могла атаковать катер, и вполне успешно атаковать.

– Вы не представляете, – взволнованно говорил трёшник,– эта херня сопровождала катер от самого борта «Телова». Первыми её заметили на их судне и сообщили мне. Я пытался с тобой связаться и предупредить…но… Она держалась позади катера, примерно в двух метрах, чуть левее кормы. Шла так, чтобы её спинного плавника не было видно на поверхности. Не дай Бог, если бы кто-то из перуанцев оступился. Да и вообще, кто знает, что у неё в голове. Вполне могла напасть и на катер…– произнёс третий. От этой фразы, высказанной штурманом вслух и совпавшей с теми же мыслями Игоря, он ещё раз непроизвольно передёрнул плечами, как бы сбрасывая наваждение.

Тем временем, постояв у борта, ещё несколько минут и не дождавшись «подарка», акула медленно и степенно погрузилась и ушла в глубину в неизвестном направлении.

– Да уж…– только и произнёс Кондауров, – По крайней мере, будет, что вспомнить на берегу…

Далее ничего примечательного в том рейсе не случилось. Суда благополучно проработали так чуть больше месяца, сдали груз на подошедший транспорт. В Кальяо распрощались с инспекторами и далее продолжили рейс в своём привычном районе промысла, на сороковых широтах….

Океан небрежности не прощает

БАТ «Алексей Генералов» прибыл из Кальяо в район промысла в ЮВТО в начале июля 198… года. А за две недели до этого, команда после трёхнедельного «отдыха» в Мурманске вновь оказалась на борту родного судна. Впереди ждал очередной шестимесячный рейс в районе «ревущих сороковых», да ещё в зимний период. В Южном полушарии в это время самый разгар зимы. Настроение у всех было под стать началу длительного рейса. Второго помощника Кондаурова в Кальяо ожидал «маленький» сюрприз. Заказ на продукты с пяти судов промысловой группы: с двух «южан» (то ли керчяне, то ли севастопольцы, сейчас уже не вспомнить), РТМСов – рыболовных траулеров морозильных (супертраулер), типа «Прометей», двух «мурманчан» – Тралфлотовских БАТов и одного дальневосточника, тоже РТМСа. Вот уж, действительно, SURPRISE! Капитан, посмотрев на принесённые заявки агента, только пробормотал что-то еле слышно. Должно быть, выразил свою нечаянную «радость» известными флотскими выражениями. Но делать нечего, надо исполнять заявки товарищей с промысла. Потому что в следующий раз на их месте можешь оказаться и ты. Заказ продуктов на отходящий из порта на промысел траулер было уже давней и устоявшейся традицией. Выполнение этих заявок заняло ещё двое суток у моряков «Генералова».

К данному процессу второй штурман должен подходить творчески и заказывать для других, точно также, как если бы он заказывал для себя. Во-первых, сам процесс заказа, для начала состоял в грамотном выборе шипчандлера (поставщика продуктов на суда). В то время в Кальяо было куча шипчандлерских фирм. Из десятка фирм, предлагавших свои услуги и рекомендованных «Берегом», надо было выбрать одну или две. Здесь штурман и капитан руководствовались только одним принципом – «цена-качество». По цене понятно. Смотришь, сравниваешь прайс-листы и делаешь выводы. А вот по качеству, – тот ещё вопрос. Тут, как угадаешь. Не исключено, что можешь нарваться на неприятности. Ведь продукты ты увидишь только тогда, когда их привезут. А привозят их, как правило, прямо на рейд большими плашкоутами, называемыми в тех краях «барками». Если уж совсем плохого качества окажутся, скажем, овощи или фрукты, то, в принципе можно и поругаться, заставить заменить. Но такое происходило редко. Ну, потому что, уж совсем гнилые овощи они не привозили, а кроме того, через своих информаторов в Капитании порта (морская администрация) они точно знали день и время отхода судна, а потому выполняли заказ за пару часов до отхода, надеясь на то, что связанные временем, моряки особо сопротивляться не будут и примут то, что им привезли. Во-вторых, большое значение играл опыт капитана и второго штурмана. Насколько хорошо они знали лично того или иного шипчандлера.

Была в заказах и ещё одна тонкость и хитрость, известная всем вторым штурманам, работавшим в ЮВТО. Поясню. В то далёкое советское время по каким-то неведомым законам и инструкциям на советские суда было запрещено закупать в качестве «скорпорта» (скоропортящихся продуктов) мясные и колбасные изделия. Овощи, фрукты, даже птицу, пожалуйста. А вот, мясо и колбасы – нельзя. Нет, какой-то мизер дозволялось, ну а вот так, как говорится, от души—не моги. Почему?! Не понятно. Какими соображениями руководствовались составители инструкций, одному господу известно. Кстати, до сих пор, старый капитан Кондауров, так этого и не понял. Ну, да ладно. Дело прошлое.

Так вот, чтобы обойти эти инструкции, в РДО (радиограммах) с промысла, подписанных капитанами подавались условные, можно даже сказать, кодированные слова. Скажем, с судна шла заявка на картофель – четыре тонны! Подчёркиваю, четыре тонны! Такое количество картошки ни один нормальный экипаж в принципе, сожрать не сможет. А означало это только то, что судно заказывает мясо и дальнейший расчёт довольно прост. Штурман, выполняющий заявку включает всё своё воображение. Он заказывает поставщику, скажем, килограммов 200 картошки, а дальше на сумму, полагающуюся на четыре тонны полезного овоща заказывает по своему усмотрению (как, если бы для себя) говядину, свинину и колбасы, стараясь пропорционально уложиться в сумму. Накладные же, на привезённый товар оформлялись «чин по чину», как и было указано в заявках, – картошкой! Об этой особенности знали и во всех бухгалтериях флотов Союза. Знали и закрывали глаза на явные нарушения экипажами положения, потому что понимали, что без мяса морякам ну, никак. Какая «мудрая голова» придумала такой порядок и, повторяю, чем она при этом руководствовалась, не известно. По крайней мере, здравому смыслу это не поддавалось.

Кроме того, в Кальяо, впрочем, как и во многих портах мира, практиковался 5% «презент» от шипчандлера на сумму заказа. То есть, на 5% от суммы заказа «шип» (шипчандлер) привозил спиртное. В Кальяо это была, как правило, низкосортная местная водка. До сих пор Кондауров с содроганием вспоминал местную «Санта Марту», на бутылочных этикетках которой был изображён чёрный Мальтийский крест. Это была всем водкам водка, по-другому, у моряков она называлась – «смерть ближнему». Потому что, после употребления, человек в буквальном смысле становился «дурным», а похмелье, так, то вообще, лучше не вспоминать, … голова просто раскалывалась.

По промыслу среди штурманов гуляла «байка», что некий второй штурман буквально воспринял заказы судов и привёз из Кальяо на промысел то, что просили. Написано в РДО 6 тонн картошки, так вот и привёз шесть тонн. Но, скорее всего, это действительно просто «байка». Потому что такого придурка в принципе быть не могло. Так как старшие товарищи (капитан, старпом) всегда бы вовремя подсказали.

Шипчандлеры (ship chandler) выбраны. Товар доставлен первой баркой в день отхода, одним словом, – ну всё как полагается, никаких неожиданностей! Барка с наваленными горой на её палубу продуктами подошла к борту траулера в полдень. Заказы на все суда были свалены в одну большую кучу. О том, чтобы при перегрузке на борт судна был соблюдён порядок, и заказы сразу бы сепарировались, не могло быть и речи. Тем более, перуанцы торопили – Давай – давай! … Ещё две барки должны подойти…

Кондауров с тоской взглянул на весь этот бардак, созданный поставщиками специально, тяжело вздохнул – Ладно, грузим всё во второй трюм, потом разберёмся.

С полудня до вечера палубная команда перегружала с подходивших плашкоутов продукты прямо во второй трюм траулера. С палубы через открытую горловину трюма второй штурман с грустью наблюдал как куча неразобранных мешков, ящиков и коробок громоздилась горой на пайолах, и с каждым новым плашкоутом гора становилась всё больше и больше. И по мере её роста настроение Кондаурова падало всё ниже и ниже.

На следующее утро, уже в открытом море, старпом выделил под команду второго штурмана шестерых матросов для работы в трюме по сепарации заказов. Нужно было всю эту большую свалку разгрести на отдельные партии, предназначенные для промысловых судов, согласно их заявок. Над решением этой проблемы трудились четверо суток. Наконец, всё было закончено. Продукты в трюме рассортированы и аккуратно уложены. Дело оставалось за малым – раздать их.

Между тем, большой автономный траулер полным ходом следовал в район промысла, до которого из Кальяо было около 7- 8 дней хода в обход «Чилийских яиц». Чтобы наверстать упущенные двое суток, потраченные на погрузку продуктов, капитан пошёл на риск и решил срезать участок пути.

Дело в том, что, учитывая сложные отношения СССР и Чилийского государства, в котором продолжал свирепствовать режим диктатуры генерала Пиночета, советским судам, во избежание возможных провокаций, категорически запрещалось заходить в 200-мильную зону, являвшуюся одновременно, с одной стороны экономической, а с другой – территориальными водами Чили (страны Латинской Америки, забабахали себе, ни много ни мало, вот такие вот тер. воды). Если неукоснительно следовать этим предписаниям, и идти по кромке тер. вод Чили, то путь удлинялся из-за архипелага Ислас – Десвентурадас, куда входят острова Сан-Амбросио, и Сан-Феликс и архипелага Хуан Фернандес, принадлежавших Чили. Вокруг них тоже была установлена 200-мильная зона тер. вод.

«Морской народ» прозвал их «Чилийскими яйцами», меткое определение, отражающее их местоположение на морских картах, – два полукружья, нарисованные красным цветом. Капитан, наплевав на инструкции, проложил курс так, что судно напрямую пересекало зону «Чилийских яиц», проходя в 110 милях от архипелага. Опуская все подробности перехода, сразу скажем, что в результате рискованных, но, по мнению штурманов, оправданных действий «Генералов» выиграл около двух суток пути.

С названием судна «Алексей Генералов» связана одна комичная, казусная история, участниками которой на берегу стали жена и маленькая дочь Кондаурова. Приводя и забирая дочь из детсада, жена стала замечать особое отношение к себе со стороны персонала учреждения. Она отметила пристальное внимание воспитательниц и нянь. При её появлении женщины как-то особенно смотрели на неё оценивающими взглядами, шушукались, и всё такое. Это напрягало и раздражало. Наконец, она прямо задала вопрос заведующей, чем вызвано такое внимание к её скромной персоне. Смущаясь, женщина в свою очередь, задала ей вопрос

– Извините, пожалуйста, а правда, что Ваш муж – генерал?

– с чего это Вы так решили? Неужели я похожа на генеральшу? – рассмеялась жена.

– Вот и я говорю этим дурам, что здесь что-то не то…А они, нет-нет, так её дочь говорит, …такая молодая, и уже генеральша, надо же, повезло как!

В результате стремительно проведённого тут же, на месте оперативного расследования, недоразумение было выяснено и устранено. Оказалось, что на вопрос нянечки:

– Юлечка, а где твой папа? Почему тебя всё время приводит и забирает мама?

Девочка ответила – Мой папа – генерал!

Всё объяснялось, на самом деле, просто. Когда с моря приходили письма от мужа, жена штурмана показывала их ребёнку и говорила – Вот, Юлечка, папа написал нам с «ГЕНЕРАЛОВА». Воспринимая искажённо информацию, ум ребёнка трансформировал словосочетание «папа с Генералова», в «папу – генерала». Вот и всё. Бывает же!

Прибыли на промысел и в первую очередь занялись раздачей продуктов адресатам. Положа руку на сердце, дело в тех широтах Тихого океана, с учётом, погоды, не простое. Заблаговременно известив получателей груза радиограммами о своём подходе в промысловый район, моряки попросили, как можно быстрее получить свои продукты, так как овощи и фрукты уже начали подавать признаки порчи, несмотря на заботу о них моряков «Генералова».

С подходом к месту, мурманчан уже ожидали четыре траулера. Выбрав благоприятный просвет в погоде, продукты оперативно были выданы морякам. Оставалось одно судно – РТМС с Дальнего Востока. Названия, которого Кондауров за давностью лет, уже не помнит. Пусть это будет «Н……». Так вот, очень долго траулер дальневосточников не выходил на связь. Наконец, он отозвался, и оказалось, что он в 120 милях (район промысла в ЮВТО – очень обширный) от «Генералова». Очень неохотно дальневосточный капитан провёл радиопереговоры с мурманчанами и «так и быть» (сделал одолжение, сука), согласился на рандеву в условной точке. И ту, он обозначил как раз посередине отрезка пути между ним и «Генераловым». Ну, вот такой, чудак – капитан попался! Делать было нечего. Спорить с дураком не хотелось (он ведь сам, в первую очередь, должен быть заинтересован в получении продуктов). Капитан «Генералова» рассуждал примерно так:

– Морякам нужны были продукты, в конце концов, значит, надо было им их дать. Они-то не виноваты, что у них такой капитан.

Спустя сутки оба судна находились рядом. Они легли в дрейф в двух кабельтовых (примерно, 370 метров) друг от друга и моряки «Генералова» стали ждать катер с «Н……». Через сорок минут ожидания, когда мурманчане уже начали терять терпение, дальневосточники, вдруг, сообщили, что их катер не на ходу. Нет, они не извинились, а просто поставили в известность. Кулаки капитана «Генералова» только сжались, а скулы на лице заходили желваками. Глаза от гнева потемнели. Но, Кондауров, поразился его сдержанности. Ни единым жестом кэп не выдал своего возмущения.

На «Н……» моряки даже не пытались что-либо сделать со своим рабочим катером или спасательными шлюпками. Никаких признаков оживления или какого-либо движения на палубе дальневосточников не наблюдалось. Вот не было, и всё, как ни высматривали штурмана в бинокли, пытаясь обнаружить признаки жизни на судне.

– Да, что там, чёрт побери, происходит!? – не выдержал уже старпом.

– Ладно, – констатировал спокойным голосом капитан – Игорь, давай собирайся, повезёшь им харчи. В конце концов, это твоё заведование, тебе и накладные с них получать, … так что это «твой ваер», как говориться. Чиф, готовим рабочий катер! Чуть, задумавшись, добавил – в катере механиком пойдёт третий, так будет лучше.

Процедура подготовки рабочего катера была отработана, казалось, до мелочей. Но и здесь случилась накладка. Куда-то запропастился контейнер со шлюпочной пиротехникой. Искать не было времени. А шлюпочный компас, чтобы не путался под ногами в катере, Кондауров сам отодвинул в сторону. С учётом хорошей погоды, лимита времени и спокойной обстановки вокруг лежащих в дрейфе судов, второй штурман небрежно махнув рукой, решив – Ладно, обойдётся. Давай, спускаем на воду.

Ещё через полчаса рабочий катер, прикрытый высоким бортом «Генералова», мирно покачивался на воде.

– Хоть с погодой повезло – отметил вслух старший помощник, руководивший погрузкой продуктов. Кондауров, третий механик и палубный матрос в это время в катере принимали мешки и коробки.

С погодой действительно повезло. Океан был тих и спокоен, что было очень большой редкостью в тех широтах. Что ни говори – всё-таки, «ревущие сороковые»! И на тебе, такая удача! Только мелкий моросящий дождик изредка накрывал район хозяйственных работ (в ежесуточных сводках на берег о временных затратах судна данное мероприятие, которым экипаж занимался сейчас так и именовалось – «хоз. дела»). Моряки «Генералова» старались как можно быстрее скинуть с себя бремя последней отгрузки заказа и приступить скорее уже к их непосредственной работе – лову ставриды.

Нагруженный катер приткнулся к борту дальневосточника. Наверху, на палубе никого не было. Никто не подавал бросательные концы. Реверсируя ходами, Кондауров пытался удержать катер у борта.

– Ээ-эй, на борту! – пытаясь голосом перебить звук катерного движка, прокричал второй штурман. – Никого. Тишина – На шху-уне! Эээ-ге-гей! – повторил свой призыв штурман.

Наконец, наверху, поверх фальшборта показалась голова моряка.

– Чего надо? Чего кричишь?

– Нет, ну нечего себе, …бросательный конец будете подавать? Или как? Продукты ваши привезли. Давай, шевелитесь там! Ещё пару ходок надо сделать, это ещё не все продукты.

Ещё через пять минут на борту супертраулера наметилось какое-то оживление и на катер подали бросательный конец. Катер у борта закрепили фалинями, и работа по приёму продуктов началась. Сверху подавали конец (любая верёвка на флоте называется «конец», «кончик»), моряки на катере обвязывали им мешки с овощами, и по очереди отправляли на борт дальневосточника.

Катер, управляемый вторым штурманом ещё дважды поработал челноком между лежащими в дрейфе судами и, наконец, на третьей ходке подошёл к борту «Н …» с последней партией продуктов. Когда перегрузка закончилась, сверху спустили штормтрап, и Кондауров с документами вскарабкался на борт дальневосточника.

Только здесь, на палубе он разглядел поближе матросов. С первого взгляда, обычные моряки, но вот экипировка, внешний вид рыбаков, резали взгляд. Одетые в какую-то несуразную робу и замызганные фуфайки моряки были хмуры и неприветливы.

– Эй, штурман, а презент привёз, в смысле, водку из Кальяо?

– Привёз, привёз. Но перегружать буду только в присутствии второго штурмана или старпома. Где они? Зовите сюда…

– Через пять минут у места высадки Кондаурова «нарисовался» здоровенный бугай, лет сорока пяти. Это, воистину, был великан. Ростом, не менее двух метров, широкоплечий, могучий моряк. Протянул Игорю руку для рукопожатия и ладонь Кондаурова «утонула» в могучей длани.

– Второй штурман – пробасил он.

– Голос под стать внешности, – отметил про себя Игорь – вот же природа-мать, наделяет же людей такими данными – искренне восхитился он.

Под наблюдением штурмана матросы перегрузили из катера три коробки «Санта Марты».

– Ко мне в каюту – коротко скомандовал своим матросам великан – и смотрите у меня, там! … Если хоть одна бутылка пропадёт … ну, … вы меня знаете… – и для убедительности продемонстрировал морякам здоровенный кулак.

Моряки познакомились. – Ну, Игорёша, ты меня удивил, ей-богу, удивил. … Мне ещё никто презент коробками не передавал… Правда, продукты привозили свои, в смысле суда нашего флота… Вот, суки, … две-три бутылки, и всё… А ты, молодец, целых три ящика. Спасибо!

Говорили они на ходу, по пути к каюте штурмана, куда направлялись для подписания накладных. По ходу Кондауров рассматривал судно. Внутри оно было не лучше, чем снаружи. Уж простите автора, друзья-моряки дальневосточники, но из песни, как говорится, слов не выкинешь. Общее впечатление – грязь и запустение. Похоже, последняя большая приборка на судне была не менее месяца назад, а то и более.

– Это надо ещё постараться, довести судно до такого состояния. – думал Игорь, следуя за великаном.

В своей каюте, дальневосточник подписал, не проверяя накладные и проштамповал их судовой печатью.

– Не проверяю по количеству. Верю. Раз «презент» доставил как надо, то и с продуктами не обманул (там, конечно же, было другое неблагозвучное слово, вместо «не обманул», но оно бы наверняка, покорёжило бы слух уважаемого читателя).

Ящики с водкой принесённые моряками с палубы, стояли тут же, рядом. Великан достал одну. Распечатал и предложил Игорю

– Будешь?

– Спасибо, но мне ещё обратно.

– Ну, как знаешь, – и прямо из горлышка он сделал солидный глоток. Игорь аж передёрнул плечами, наблюдая за действиями моряка.

– Чего так долго не принимали катер?

Игнорируя вопрос, штурман просто небрежно махнул рукой.

Тогда молодой Кондауров вслед первому, бестактно задал второй вопрос – Стесняюсь спросить, коллега, а чего это Вы вторым здесь? По возрасту, вроде как, уже чифом или кэпом пора бы быть. Уж извините.

– а я и есть чиф, – улыбнулся великан – … в прошлом, правда. …Меня из чифов во вторые «смайнали» … Вот и отбываю наказание на галерах. Такие вот дела, брат. Ладно, раз не будешь, пойдём, провожу до катера. – и сделал ещё один солидный глоток из бутылки. После которого, как отметил Игорь, бутылка опустела наполовину. Стало понятно, за что его понизили в должности, в том числе и за «это».

Когда Кондауров спустился в катер к ожидавшим его морякам «Генералова» погода начала портиться. Над океаном появился туман и ветерок, вроде как, начал свежеть. Своего судна он не видел, потому как оно находилось с другой стороны дальневосточника. По переносной рации Игорь передал, что все дела он закончил, и они отходят в сторону «Генералова». Третий механик запустил движок. Моряки отдали фалини, и второй штурман направил катер в обход кормы дальневосточника, в сторону «Генералова». Когда он обогнул по корме «Н ……», то не увидел своего судна там, где ожидал. А туман уже сгустился внезапно настолько, что только что бывшая, казалось, рядом корма дальневосточника, пропала из виду. А ведь до него было не более 70 – 100 метров. Туман клубился и сгущался, он стал ещё плотнее. Лёгкое неприятное чувство беспокойства охватило штурмана. По рации он вызвал «Генералов».

– Мостик – катеру. Ванька (была вахта 3-го штурмана) вы где? Туман, я вас не вижу. …

– Катер – мостику. Мы дали ход. Обходим «Н…» по носу, пока он в дрейфе, чтобы поближе к вам подойти.

Выматерившись на несогласованные действия, Кондауров развернул катер, намереваясь вернуться обратно. А куда обратно? Бл@ть, они даже шлюпочный компас с собой не взяли, так торопились. Рукояткой реверса он уменьшил ход до малого, а затем и совсем заглушил движок. В самом деле, куда плыть-то? По рации он сообщил на «Генералов» о своих действиях и попросил по локатору определит, где они наблюдают катер и самим идти к нему.

Через пять минут третий штурман сообщил, что из-за сплошных помех они не наблюдают катер Кондаурова. Дальше трубку радиотелефона взял капитан.

– Так, Игорёша, не суетись. Мы застопорили ход. Погасили инерцию. Сейчас мы дадим гудок. Вот и ориентируйся на него.

Действительно, из тумана раздался мощный продолжительный рёв туманного гудка «Генералова». Направление, откуда он прозвучал, было понятно. Игорь с облегчением перевёл дыхание.

– Давай, запускай – скомандовал он третьему механику.

«Чихнув» пару раз и испустив шлейф чёрного дыма, движок весело завёлся и, чихнув ещё раз, …неожиданно замолчал.

– Что? Что такое? – механик, не отвечая на вопрос штурмана, поднял кожух двигателя и зарылся с головой в его внутренностях. Копошился он там несколько минут, потом повернул голову к Игорю, растерянно произнёс:

– Игорь, сам не понимаю, …ща будем смотреть пристальней.

Подавив готовые вырваться матерные слова, Кондауров, беря пример с капитана, тоже, поначалу спокойным голосом произнёс

– Миша, успокойся, … не суетись под клиентом, как говорила тётя Циля из Одессы. Давай спокойно, без суеты – но тут его терпение закончилось – …запускай, бл@ть! Заводи эту … чёртову гравицапу (фильм «Кин-дза-дза» был одним из любимых фильмов моряков «Генералова»).

О случившемся он сообщил на судно

– Хорошо, – раздался голос капитана, – давай по-другому. Туман висит низко над водой. Поэтому, дай красную ракету, мы её увидим и подойдём к вам сами.

– Чуть помедлив, Игорь смущённо передал на судно – Дмитрий Борисович, блин, нечем ракету дать. … Нету у нас пиротехники, … не взяли, сука. Торопились так.

В эфире повисло тягостное молчание. Кондауров ясно представлял себе, что сейчас говорит на мостике капитан, какими эпитетами награждает второго и старпома, если тот рядом с ним, не дай бог, на мостике.

– Так, ладно, – раздался через минуту всё также спокойный голос капитана. – вы там не суетитесь, спокойней. Главное, не пугайтесь. Пытайтесь разобраться и запуститься. Если получится, мы опять погудим. Мы тоже легли в дрейф.

Катер мерно качался на воде Тихого океана. Туман словно вата обложил моряков со всех сторон. Он был настолько плотным, что в пяти метрах ничего не было видно. Свежий ветерок, который они почувствовали было у борта дальневосточника при отходе, окончательно стих. Силуэт матроса на носу катера (весь катер 4,5 метра в длину) выглядел размытым. Механик молча продолжал ковыряться в двигателе, пытаясь выяснить причину неисправности.

– Дааа, Василич, зря мы им всю водку отдали. Ща по глотку бы не помешало, … для успокоения нервов. Надо было одну заныкать. Ведь была же в голове такая мысль. – Прокомментировал ситуацию матрос.

А положение моряков было по настоящему тревожным. Туманы в этих широтах тоже были не редкость. Порой, они могли висеть над водой днями, а то и неделями.

Три часа продолжалось вынужденное безделье Кондаурова и матроса. Один механик, бормоча себе что-то под нос, ковырялся в движке катера. Моряки изрядно продрогли на сыром морском воздухе, за исключением механика, занятого работой. Это при полном безветрии над океаном. Одежда стала противно влажной, волглой и никак не спасала от холода. Как ни кутались, не обжимали они сами себя руками, это не помогало. Всё равно было холодно. Изредка Кондауров обменивался информацией с мостиком «Генералова». Он поинтересовался, что с «Н ……». С моста ответили, что тот продолжает лежать в дрейфе неподалёку от них. На связь не выходит.

– Похоже, Игорь, ты вывел их из строя своим «презентом» – прокомментировал с мостика ситуацию третий штурман.

Была ещё одна опасность, что находящиеся в дрейфе судно и катер разнесёт далеко в стороны ветер и течение. И хотя видимого ветра не было, но всё же большая парусность бортов и надстроек траулера всё равно способствовала, хоть и не большому, но дрейфу. И только Игорь подумал об этом, как почувствовал на лице дуновение ветра.

– Вот – вот, я как раз об этом, – промолвил он себе под нос. Но в этом был и положительный момент. Ветер мог развеять туман. Вопрос только в том, развеет ли он туман раньше, чем их разнесёт с «Генераловым» далеко друг от друга.

– Ну, что, Василич, пробуем ещё раз…. Если и сейчас не получится, тогда я не знаю – сказал третий механик, вытирая влажной ветошью руки.

Чихнув несколько раз и выпустив клубы чёрного дыма, двигатель заработал на холостом ходу.

– Тааак, – радостно комментировал третий мех – давай, родной, давай. Василич, только подожди, не давай ход сразу. Пусть на холостом поработает.

Игорь не спешил докладывать на судно радостную весть, боясь спугнуть удачу. Наконец, третий механик разрешил.

– Давай, пробуем. Кондауров включил в схему муфту и катер на малом ходу заскользил по воде. Тотчас, связавшись с судном, он бодрым голосом отрапортовал о готовности и устранении неисправности и попросил «Генералова» обозначить себя гудком.

Из тумана раздался грозный протяжный «голос» судна. Направление на сигнал моряки определили. На него второй штурман и направил катер. Судно периодически обозначало себя гудками, и уже через десять минут Игорь увидел прямо по курсу большое тёмное пятно. Это был их родной «Генералов». Ещё через двадцать минут моряки были на борту судна. Никогда ещё Кондауров не был так рад увидеть знакомые лица коллег.

– Господи, ребята, если бы вы знали, как я рад вас видеть! – В сердцах воскликнул он, поднявшись на борт по штормтрапу.

Объяснения с капитаном, дорогой читатель, оставим в стороне. Можно сказать, только, что «встреча в верхах протекала в тёплой и дружеской атмосфере». Второй штурман выслушал всё, что о нём думает капитан. Старпом, при этом, благоразумно «слинял» с мостика заранее. Но он ещё раньше получил свою порцию малоприятных определений.

Для себя Кондауров сделал соответствующий выводы. На всю оставшуюся жизнь он буквально зарубил у себя в голове – собираясь в открытом море на катере даже на короткое время, даже при самой солнечной погоде и штилевом море, никогда не пренебрегай безопасностью. Впоследствии, став старпомом, и отправляя моряков на катере, он всегда сам проверял наличие пиротехники и шлюпочного компаса. А капитан Кондауров неизменно требовал соблюдения этого правила от своих старших помощников. С морем шутить не надо, господа. Оно ошибок не прощает! Для Игоря Кондаурова оно сделало исключение, вероятно, только лишь для того, чтобы эту истину он усвоил сам и донёс её до других моряков.

ПЕРЕХОД ИЗ ЮВТО В МУРМАНСК С ЗАХОДОМ В ГАВАНУ

Начало 80-х годов прошлого века. Очередной рейс подходил к концу. Трудный, напряжённый шестимесячный рейс в Тихом океане в промысловом районе более известном всем морякам Советского Союза, как ЮВТО – Юго-Восточная часть Тихого океана. Это очень обширный район от параллели 05° S на севере до 50° S на юге и от тихоокеанского побережья Южной Америки до 100 ° меридиана западной долготы. Промышляли ставриду. Успешный для БАТа-0062 «Алексей Генералов» (Большой автономный траулер) рейс завершался и с 1200 т. мороженной рыбопродукции траулер по указанию руководства Мурманского Тралфлота своим ходом пошёл в родной порт через Панамский канал.

Настроение команды было под стать успехам. Все предвкушали спокойный переход через тропические воды Атлантики, и долгожданный заход в один из иностранных портов по пути следования для отоваривания «колониальными» товарами. Позади уже остался Панамский канал и впереди призрачно маячил родной Мурманск, когда из Управления Тралфлота неожиданно получили радиограмму следовать в Гавану и выгрузить там весь груз мороженой рыбы.

Капитан был искренне озадачен, никогда ранее суда Тралфлота не выгружались в кубинских портах. Но, приказ есть приказ. Гавана – так Гавана. Это всего лишь отдаляло приход в родной порт на пару недель, и только. Настроения команде это отклонение от генерального курса не испортило.

Рейд порта Колон, где «Генералов» сдал лоцмана канала остался позади. И вот уже 14 часов траулер полным ходом следовал в сторону Юкатанского пролива курсом 350° со скоростью 11 узлов. В 01.30 судового времени пересекли параллель 12 градусов северной широты. Погода отличная, вокруг никого, поэтому судно шло на «автопилоте».

Второй помощник капитана Игорь Кондауров на вахте с 00 – 04.00 судового времени. Середина вахты. Два часа ночи, Тропики. Полная Луна. Лунная дорожка, отбрасываемая ночным светилом, серебрит воды Карибского моря чуть левее курса большого автономного траулера. На ходовом мостике царит умиротворение. Море пустынно.

С последним встречным судном, следовавшим, очевидно в сторону канала, разошлись ещё в начале вахты. Рулевой матрос занят приготовлением чая. Он по-особому его заваривает. К концу рейса у Виктора, неизменного рулевого на вахте Кондаурова, сохранился заветный запас луговых трав – смеси мелиссы, зверобоя и мяты. И заварка, действительно, получалась ни на что не похожей. Божественный аромат распространился по всему мостику. Игорь вальяжно-расслабленной походкой, не торопясь прошёл в закуток штурманской рубки, где моряки ещё два года назад соорудили «фирменный» столик для чайных принадлежностей. Электрочайник с заварником были размещены на нём в специальных штормовых гнёздах. Здесь же находились и большие кружки. У каждого штурмана своя. И по не писанным «морским законам» никто из моряков не смел пользоваться не принадлежащей ему «огромной» ёмкостью для чаепития, привезённой из далёкого дома. Так было заведено, …мм-даа, такой уж порядок…

– Ну, что там у тебя? … Аромат такой, что, помяни моё слово, сейчас все сбегутся – рассмеялся Кондауров, – вот увидишь…

Только-только поспел…Можно наливать, …всё готово. Василич, а ты был когда-нибудь на Кубе?

– Не-а, ни разу не приходилось…Вот и побываем, посмотрим, …что, да как…

Наполнив большую кружку ароматным напитком и с удовольствием отхлебнув из неё, второй штурман неспешно проследовал к середине мостика, обогнув громоздкий пульт управления траулером, расположенный посередине рулевой рубки. Он окинул взглядом бескрайний горизонт моря. Видимость по ходу судна была изумительной, несмотря на тёмную тропическую ночь.

– не меньше 20 миль – отметил про себя Кондауров. С кружкой вышел на крыло мостика по правому борту.

Хотя берега Панамского перешейка остались уже в 160 милях по корме, тем не менее, ему казалось, что он чувствует ароматы берега до сих пор.

Нет, ну это надо же, он, Игорь Кондауров стоит сейчас на мостике Большого автономного траулера, полным ходом «шурующего» через тропические воды Карибского моря. Над головой звёздное небо, какого нигде, кроме как в тропиках, увидеть невозможно. Особенно впечатлял Млечный Путь (Milky Way). Мечтательный штурман не мог оторвать от него заворожённого взгляда. Если отрешиться от всего, то можно подумать, что ты один во Вселенной. Да, во истину, божественное зрелище. Мог ли он подумать ещё десять лет назад, что, вот так будет стоять на мостике океанского судна и с восхищением смотреть на тропическое звёздное небо. Кто бы сказал ему об этом тогда, никогда бы не поверил и, тем не менее, сегодня и сейчас второй штурман Кондауров пересекает воды Карибского моря. Невероятно!

– Что, Василич, балдеешь? – прервал мечтательные размышления Игоря рулевой.

– Да, и есть от чего, ВиктОр…– именно так, Кондауров называл рулевого по имени с ударением на «О», переиначивая имя на французский лад.

– Ты только подумай, ВиктОр, люди платят бешеные деньги за круизы в тропики. А мы с тобой пересекаем их совершенно бесплатно, так мало того, нам ещё за это и заплатят. – рассмеялся счастливо Кондауров. – Нееет, что ни говори, а жизнь прекрасна! Да, ВиктОр? – вопрос был риторическим, …ответа не требовалось, …и так всё было понятно.

Ещё раз, глубоко вдохнув свежего морского тропического воздуха, Игорь всё той же вальяжной походкой проследовал внутрь рубки. Подойдя к штурманскому столу, с любопытством, в который раз посмотрел на генеральную карту перехода. Это была «двухмиллионка» (1: 2 000 000). «Западная часть Карибского моря» – гласило название в левом нижнем углу карты № 30120.

Кондауров отметил про себя романтические названия на ней: банка Розалинд! Остров Провиденсия! Большие Антильские острова! Остров Большой Кайман (наверное, там до чёрта крокодилов, судя по названию), Юкатанский пролив! …Романтика, блин! В правой части карты, южнее Кубы, расположилась Ямайка!

Все названия словно сошли со страниц пиратских романов Сабатини про капитана Блада, которыми подросток Кондауров зачитывался в детстве. В его воображении эти названия звучали словно волшебная музыка.

Ещё час назад штурман Кондауров закончил заполнять ежесуточную сводку «Океан», которую начальник радиостанции утром передаст на берег. И сейчас делать было в общем-то нечего, что было очень непривычно для второго помощника. На промысле-то не забалуешь. Вахта пролетает так, что и время не замечаешь. Носишься по мосту как «раненая в задницу рысь», откуда пошло это выражение Кондауров уже не помнил, но очень нравилось ему, потому что было образным и точно выражало состояние вахтенного штурмана.

– Тааак, «чаи – сахары» пьёте? … понятно… – в проёме открытой двери на крыле мостика стоял второй механик. – мы, значит, в машине, «жопа в мыле», а вы тут чайком балуетесь, …мне-то нальёте?

– Коля, проходи, наливай сам, …вестовых здесь нет. Какую кружку брать, сам знаешь (для гостей мостика были специальные кружки) …

– Хорошо тут у вас, …на мосту. Красота! Можно даже сказать, лепота…не то что у нас….

– Ой, да ладно тебе. Не прибедняйся. Особенно у тебя, в мыле…– рассмеялся Игорь. – а вообще, сколько раз я тебе говорил, что на судовода надо было учиться, а не на маслопупа (сленг – шутливое прозвище механиков и мотористов на флоте).

Спустя ещё десять минут на мостике обозначился и старший электромеханик. Собралась обычная для этого времени, компания приятелей. Что ни говори, переход из района промысла был светлой отдушиной для моряков. Так, пикируясь и подшучивая, друг над другом, моряки коротали ходовую вахту. Смех и веселье царило на мостике. Из громкоговорителя судового радиопеленгатора «Рыбка-М», настроенного Кондауровым на широковещательные частоты, доносилась лёгкая латиноамериканская музыка.

За этими разговорами, шутками и музыкой время летело незаметно. Вместе с тем, Кондауров не забывал смотреть вперёд и по сторонам. Служба есть служба. В очередной раз он подошёл к экрану локатора. Бросил взгляд на пробегающий по кругу луч электронной развёртки. Кругом никого. Море было пустынным. Он подвинул кожаное кресло поближе к пульту управления судном. Закинул на него ноги, скрестил их по-ковбойски и, облокотившись на спинку, стал мерно раскачиваться на двух задних ножках кресла.

Через некоторое время из-за пережатой вены одна нога к него затекла. Чуть приподнявшись, он решил сменить положение ног, но та, что затекла, соскользнула (он её просто не чувствовал) неожиданно на пульт. А ещё мгновение спустя судно и окрестности огласил рёв туманного горна. Один продолжительный гудок!

От неожиданности, Кондауров вместе с креслом грохнулся на палубу мостика. Попытался вскочить, но затёкшая нога не слушалась, она подломилась, и он опять упал на четвереньки. А гудки туманной сирены продолжались. Не сообразив сразу, что это такое, второй штурман, всё-таки поднявшись на ноги, бросился, приволакивая ногу на крыло правого борта.

– Виктор, на левый борт…смотри, что там!

– Где? Что? Где встречное судно? Ведь если гудок такой громкий, значит встречный пароход, где-то рядом! Но где же он? Море было чистым. Кругом никого. А гудки всё продолжались…Блин, что же это такое? Непонятно. … И тут он неожиданно сообразил…Нога, …блин, затёкшая нога соскользнула и включила нечаянно автомат подачи звуковых сигналов. Включился режим подачи туманного сигнала – «СУДНО НА ХОДУ». А моряки на мостике приняли его за сигнал встречного судна!

Игорь подскочил к пульту и отключил автомат. Гудки прекратились. Из динамиков радиопеленгатора продолжала звучать лёгкая музыка, как теперь показалось Кондаурову, издевательски громко звучать…

– … твою мать…– зло выругался он и только успел выключить приёмник, как дверь в рубку с грохотом кремальерных задвижек распахнулась, и на мостик ворвался полуголый капитан, одетый только в спортивные треники с пузырями на коленях. Волосы на голове были всклокочены. На левой щеке отпечатались следы подушки. Спал, видать, бедолага.

– Что? … Где? … Что случилось? Где встречное судно? Как допустили такое сближение, что он уже гудит нам, бля?

Электромеха со вторым механиком, как ветром сдуло. Они постыдно ретировались через крылья мостика, оставив Кондаурова один на один с капитаном.

– Виноват, Вячеславович, … всё нормально, извините. Нет никакого встречного судна. Это я, …случайно включил автомат подачи туманных сигналов…Он, сука, когда надо никогда с первого раза не включается, …а тут, бля, как специально, …сука, с первого раза включился, блин. Ну, виноват, простите.

Успокоившись, приходя в себя, капитан Ажогин дрожащими от волнения руками зажёг сигарету. Сунув её в рот он уставился на валявшееся на палубе кресло и всё понял.

– Тааак, значит, так ты вахту несёшь, …понятно…

Рулевой, от греха подальше, забился в угол на левом крыле мостика.

Некоторое время капитан задумчиво курил и молчал. Затем, подойдя к чайнику, потрогал его руками – остыл уже…Тут он неожиданно рассмеялся.

– Что? Сильно грохнулся? …Поделом, …будешь знать…Ну, так будет горячий чай или нет? Где вперёдсмотрящий?

– Тут я, …вот он я, Вячеслав Васильевич…Щас, момент, ща сделаем… – засуетился Виктор.

Инцидент на этом был исчерпан. Весь оставшийся до конца рейса переход в Мурманск Кондауров так и не присаживался в это кресло. Урок он усвоил. Только иногда, нет-нет, а бросал на него недобрый взгляд.

Далее, отрезок пути до Гаваны прошли без всяких происшествий. На следующую ночь, опять же, на вахте Игоря миновали опасный участок в районе банки Розалинд. Пройдя которую, подвернули на курс 320° и 22 июля вошли в Юкатанский пролив. Обогнули мыс Сан-Антонио – самую крайнюю западную точку побережья Кубы в 30 милях и днём 23 июля 1983 года вошли в бухту Гаваны.

Из особенностей стоянки на Кубе следует отметить оформление прихода. Судовой агент потребовал от капитана более 20 экземпляров судовых ролей. Третий помощник капитана, на которого возложена обязанность подготовки документов натурально пришёл в ужас:

– Сколько-сколько?! …Вы не ошиблись?! … Куда столько ролей? … Мне надо будет сутки, не меньше, печатать их на машинке (компьютеров-то тогда не было).

Выручили представители советского консульского отдела посольства. Они взяли один экземпляр судовой роли, смотались к себе в офис и отксерили нужное количество экземпляров. Через час все роли представили кубинским властям. Такое большое количество объяснялось тем, что, с их слов, роли предназначались во все полицейские участки Гаваны.

– Мммм-да, дела…. Ну, хозяин – барин.

Портовые власти поднялись на борт целой гурьбой. Их было никак не меньше 10 – 12 человек. Это и представители Капитании порта, санитарные инспектора, пограничные власти, даже представители мэрии (если переложить на современные понятия). И все они непременно старались попасть в каюту капитана и каждому из них нужно было уделить внимание. Мест там на всех не хватало. По правилам морского гостеприимства капитан распорядился накрыть большой стол в кают-компании и разместить всех гостей. Выручили здесь, опять же представители нашего посольства. Они переговорили с капитаном тет-а-тет и объяснили, что именно надо кубинцам.

– Капитан, Вы же привезли ценный груз – мороженую рыбу. Куба очень бедная страна. Они все явились за «данью». Поделитесь с ними рыбой, и всё у вас будет Тип-Топ. Все проблемы снимутся, как бы, сами собой.

Сказано – сделано. На всю эту «гурьбу» приготовили рыбу. Одарили их щедро. Кому по одному коробу рыбы (30 кг.), кому два (тем, кто поважнее). В общем, "всем сёстрам – по серьгам". Это зрелище нужно было видеть, когда через три часа после приёма в кают-компании гости спускались по трапу с помощью наших моряков и выносили с борта на плечах короба с рыбой. Дамам, которые были в составе «представительной» делегации отгрузить и доставить рыбу по месту назначения помогли представители нашего посольства.

Полицейские и пограничники на берегу провожали гостей внешне равнодушными взглядами. Видимо, такая процедура была им не в новинку. А после их убытия пришла очередь и более мелких чиновников – тех самых рядовых полицейских и пограничников. Этим уже «отстёгивали» помалу. Мороженые брикеты моряки разламывали и потрошили на борту, насыпая им в пакеты рыбу «на развес». Руководили этой «отгрузкой» второй штурман и технолог. Наконец, все удовлетворились. На эти мероприятия было затрачено не менее тонны мороженой ставриды. А она ведь была уже учтена во всех судовых документах и коносаментах на груз. Технолог хватался за голову.

– Господи, как же я её спишу? Что делать то? – нудил старший «рыбкин» (сленг – морское прозвище технолога).

– Степаныч, да не бзди, …первый раз что-ли? Прорвёмся. – успокаивал его Кондауров – Ты же тёртый калач…бой, порванная тара, разломанные стропа на выгрузке…утряска, усушка, что там у тебя ещё на такие случаи предусмотрено? … – смеялся Игорь. Заактируем, … и порядок.

После оформления всех формальностей и убытия властей судно получило, так называемую «свободную практику», т.е. морякам разрешался сход на берег. Но перед этим женщина из советского посольства довела до экипажа информацию по правилам и особенностям поведения советских моряков на Кубе. Она рекомендовала не выходить в город в шортах (температура в июле в Гаване была + 30 – 35°С). Не использовать одежду белого цвета. Всё это объяснила особым отрицательным отношением кубинцев к такой экипировке. Якобы, такие наряды напоминали им времена засилья Острова американцами, «янки», как их они называли. Пробковые шлемы, шорты, белая форма – это, по мнению кубинцев, атрибуты колонизаторов. Надевать их было рискованно, можно было нарваться в городе на большие неприятности со стороны местных жителей. Кроме того, женщина из посольства предупредила, что практически через одного, кубинцы являлись членами «Комитетов защиты революции» – местных аналогов нашей госбезопасности времён революции (ВЧК). Всё это следовало учитывать. Инструктаж дама проводила вместе с первым помощником капитана («комиссаром» – сленг, прозвище политработников на флоте). После её ухода комиссар сообщил всем, что судно прибыло на Кубу в канун юбилея – 30 летия празднования штурма казарм Монкада. Далее информация из Сети:

«26 июля 1953 года казармы Монкада – военный гарнизон в городе Сантьяго-де-Куба были атакованы революционерами во главе с Фиделем и Раулем Кастро. Штурм казарм Монкада является одной из славных страниц мирового революционного движения. Это нападение положило начало Кубинской революции. Дата боя дала имя революционной организации Фиделя Кастро – «Движение 26 июля». Героический штурм казармы Монкада группой революционеров во главе с Фиделем Кастро, несмотря на свою неудачу, вписан в историю революции Кубы как начало освободительной борьбы, послужившей прологом революционной войны 1956 – 1959 гг., завершившейся свержением диктатуры Батисты, установлением народной власти, достижением подлинной независимости на Острове Свободы».

Комиссар сообщил, что властями города экипаж «Алексея Генералова» приглашён на празднование этого события, и желающие посетить площадь Революции, где будет выступать вживую легендарный Команданте, могут у него записаться. Записались почти все. На борту должна была остаться только вахта.

26 июля 1983 года команда была поднята в пять часов утра местного времени. Автобусы уже стояли под бортом. Дружно погрузились и через 40 минут уже выходили на Площади Революции (Plaza de la Revolución). Моряков провели на трибуны. Народу уже собралось достаточно, и люди всё прибывали. Начало митинга и парада было назначено на 07 часов утра. Такое раннее время начала, очевидно, было связано с особенностями погоды. К 10 утра, т.е. к тому времени, когда в Москве обычно начинаются парады, в Гаване будет уже очень жарко. Сбоя в расписания начала не было, и 06.55 на трибуну поднялся Фидель Кастро. Моряки стояли группой примерно в 200 м. от главной трибуны и поэтому могли слышать и видеть Фиделя, практически рядом, как считал Кондауров. Это была невероятная удача, видеть и слышать вживую легендарную личность – Команданте Кубинской Революции.

Запомнилось и само выступление Кубинского лидера. В отличие от наших последних генсеков СССР Брежнева и Андропова, команданте выступал без всяких бумажек. Он говорил живо, никуда не заглядывая и, судя по всему интересно, хотя никто из наших моряков по-испански не понимал. Но для того, чтобы понять слова «американа», «империализмо», от которых он и сам заводился, особых познаний испанского было не нужно. Чем больше он говорил, живо жестикулируя и выбрасывая кулаки вверх, тем больше заводилась и сама толпа народа.

Время от времени люди дружными криками приветствовали его слова. Были моменты, когда площадь, буквально, неиствовала и восторженно ревела. И чем больше он ораторствовал, тем больше заводил сам себя. Словом, это был настоящий оратор и лидер. Это было очень ярко и запомнилось Кондаурову на всю жизнь. Выступление Фиделя продолжалось, чуть ли не более часа. Далее был военный парад кубинских вооружённых сил.

В двенадцать часов дня моряки были уже на борту судна. Усталые и измученные, но полные впечатлений, по прибытии на судно, завалились спать, благо на Кубе был выходной и никаких грузовых работ не предусматривалось.

Праздники на Кубе закончились. Наступили трудовые будни. Выгружали мороженую продукцию кубинские докеры.

Дааа, это были ещё те, грузчики. Выгруженные из трюмов стропы, они лениво, не торопясь разбирали и уносили с причала чуть поодаль, складывая в другие кучи уже в 100 м. от причальной линии. Они формировали новые стропа, размером чуть поменее тех, что «вышли» из трюмов, которые затем увозили автопогрузчики. В общем, какая-то бестолковая работа. Никакие советы моряков по улучшению и ускорению выгрузки ими не принимались. Даже слушать не хотели. Когда строп был уже почти разобран, и оставалось пару рядов у земли, то чтобы не наклоняться, кубинцы вдвоём брали тридцати килограммовый короб, ловко цепляя его за проволочные завязки специальным самодельным приспособлением с крюками на конце, и также, не торопясь вдвоём шагом переносили в другое место. Словом, «работа кипела»!

Для сравнения, при перегрузках в море моряки делают эту работу бегом. Иной раз, подхватывая на плечи даже по два тридцати килограммовых ящика! Кроме того, в лексиконе советских моряков появились два устойчивых испанских выражения: «фиеста» (fiesta) и «трабаха маньяна» (trabaja manyana).

Эта знаменитая ФИЕСТА! – Послеобеденный двух часовой отдых, как правило, с 14 до 16 часов. Докеры, как по команде, бросали любую работу, которой были заняты на момент наступления долгожданной для них минуты и направлялись куда-нибудь в тень. Перекусив нехитрой едой, принесённой с собой, укладывались спать тут же, в тени портовых строений или кустов. Могли даже не донести ящик с рыбой, бросив его на пути следования к автокару. ФИЕСТА!!! – это для кубинцев святое.

Моряки возмущались, подхватывали брошенные короба с рыбой и укладывали в стропы. Один раз, когда работяги оставили недогруженный кар на солнцепёке, уселись за рычаги машины и отвезли в морозильные камеры порта, чем вызвали раздражение и ругань со стороны бригадира грузчиков (формена – морской сленг).

Кубинцы к концу рабочего времени в 18.00 бросали работу, даже если она была недоделана. Скажем, строп с ящиками вышел из трюма и повис над «просветом», но, …конец же рабочего дня, мля, и лебёдчик (к слову, на судовых грузовых устройствах работали тоже докеры) возвращал строп обратно в трюм. На возмущённые замечания технолога, матросов – «рубщиков» (учётчики, счётчики), учитывающих выгруженную с судна рыбу, отвечали односложно – «Трабаха маньяна» (работа завтра). И ничто, … ничто не могло их смутить. Никакие увещевания на кубинцев не действовали. За неделю выгрузили только половину груза. Если бы выгрузкой занималась судовая команда, то судно было бы разгружено за три дня! Но это не позволялось, советские моряки не могли отбирать работу у братского кубинского народа!

С учётом таких темпов грузовых работ офицерский состав траулера перешёл на суточное несение вахт. Сутки на вахте и двое суток свободен. Уже в первые дни стоянки моряки осмотрели город и местные достопримечательности. Смотреть, собственно, было не на что.

Местных денег, кубинских песо моряки не получали, всё равно купить здесь на Кубе было нечего. В то далёкое время Куба была очень бедной страной (собственно, она и теперь такая же). Прилавки магазинов были абсолютно пусты. В продуктовых лавках на стеллажах рядами стояли, внимание, трёх литровые банки солёных и маринованных огурцов! Доставленных из братской Страны Советов. Кубинцы – и советские солёные (маринованные) огурцы! Смешно. В общем, всё было бедно и убого.

Бродя по узким, запущенным улицам Гаваны моряки ощущали себя существами из другого мира, словно переброшенными машиной времени из 80-х в пятидесятые годы. Особенно ярко свидетельствовали об этом легковые машины в городе. Все модели были из далёких пятидесятых. Но внешний вид машин был безупречен – все они были ярко выкрашены. Помятые старые кузова тщательно отрихтованы. Чувствовалось, что кубинцы с любовью относятся к ним.

Всё это было объяснимо. Близкий сосед через Флоридский пролив – Соединённые штаты Америки «заботливой рукой» наложил на страну торговое эмбарго в рамках борьбы с «мировым злом» – коммунизмом. Об этом много трудов написано экономистами, социологами и другими экспертами, поэтому останавливаться на этом не будем.

Моряки просто и беззаботно осматривали город, познавая наглядно быт и нравы кубинцев. Несмотря на все внешние негативные впечатления о столице Кубы и об отношении к работе местных докеров, советские моряки не могли не отметить добродушный и весёлый нрав аборигенов.

Абсолютно все кубинцы, с которыми знакомились моряки, выражали своё доброжелательное отношение к ним. Местные жители считали своим долгом «затащить» моряков к себе домой, где щедро «выкатывали» на стол всё, что у них было и обязательно неизменный бутыль тростникового самогона – «кубинского рома». Мутная жидкость желтоватого цвета была «убийственно» крепкой, не менее 50 градусов, а то и все 70! Она быстро развязывала языки собеседникам, и, несмотря на языковый барьер, каким-то немыслимым образом моряки и кубинцы уже через десять минут после «принятия на грудь» живо жестикулируя, весело общались друг с другом. И что характерно, понимали собеседника. Десять минут – это как раз то время, через которое алкоголь начинает действовать.

Особое место в воспоминаниях Игоря оставили фрагментарные сюжеты из жизни вечерней Гаваны. Уже в 18 часов рабочий день заканчивался и многочисленные мелкие магазинчики, и лавчонки закрывались. Это было время, когда спадала утомительная изнуряющая жара и кубинцы мелкими группами собирались в различных подворотнях узких улочек старой Гаваны. Из распахнутых настежь окон домов доносились мелодии латиноамериканской самбы. Пожилые кубинцы сидели за вынесенными из домов столиками, перегораживающими в иных местах проезжие части улиц. У ног, сидящих стояли бутылки местного вина или самогона. Обязательным атрибутом у них, конечно же, были неизменные дешёвые сигары, которыми они неустанно дымили. Курили даже женщины. За столиками на тротуарах шло сражение в домино, и велись неспешные беседы.

Тут же, в квартале молодые парни с девушками подпирали плечами обшарпанные стены домов. Подростки и малышня с громкими криками и смехом гоняли по проезжей части улицы мяч. Словом, домашняя обстановка. Собрались соседи, знавшие друг друга уже много лет.

Но вот, кто-то в доме сделал звук радио чуть громче. Переулок и окрестности огласили громкие звуки латиноамериканских мелодий. Молодёжь оживилась. Тела юношей и девушек начали извиваться в такт зажигательной музыки, сначала чуть-чуть, как бы нехотя, но вот, одна пара не выдержала и выскочила на середину дороги и ритмично извиваясь, закружилась в танце. Почин тотчас подхватили другие, и вот уже три – четыре пары выписывали пируэты на дороге и тротуарах. Сидящие за столиками пожилые кубинцы, отставили своё домино и ритмичными хлопками в ладоши с одновременным притопыванием, не вставая со стульев, поддерживали танцоров.

Постепенно танец превратился в своеобразный конкурс – кто лучше и красивее. Вокруг танцующих, теперь уже по очереди, пар образовался круг зрителей. Подбадривающие крики неслись со всех сторон. Смех, крики, веселье царило в квартале. Эти сцены времяпровождения кубинцев отложились в памяти Кондаурова навсегда. Замечательный, не унывающий народ – кубинцы.

Советские моряки, прогуливающиеся по улицам Гаваны и ставшие невольными свидетелями этих домашних, на ходу импровизированных сцен, воодушевлённые зажигательной латиноамериканской музыкой дружно захлопали в конце очередного танца и прокричали дружно: Viva Cuba libre! Viva la revolucion! Viva Fidel! Что тут стало вдруг! Кубинцы повскакивали со своих мест за столиками, все тут же переключили своё внимание на моряков. Обступили их. Загалдели, хлопали по плечам, пожимали руки. Весёлые, смеющиеся, счастливые лица были повсюду.

Мгновение спустя в руках моряков оказались уже стаканы с вином. Пили за дружбу, за Россию, за Фиделя! Не отпускали моряков до позднего вечера. Когда уже душная, влажная тропическая ночь окутала Гавану, счастливых моряков дружно сопроводили в порт и ещё долго у проходной прощались. Обнимали, жали руки, девушки целовали! Нет, этот народ не победить!

Отметили моряки и потрясающую красоту кубинок. Смесь европейских и африканских кровей за столетия произвела потрясающий эффект. Моряки заинтересованными взглядами провожали молодые, полные жизни фигуры кубинок. Шоколадная, чёрная, но не как у коренных африканок, а какая-то чуть осветлённая, скорее, даже дымчатая кожа, проходящих мимо женщин, кокетливо поглядывающих на группу русских моряков, заставляла невольно провожать их взглядами. Кубинки тоже чувствовали внимание молодых мужчин, и походка их тут же менялась. Они подтягивались, начинали по-особенному переставлять стройные ноги так, что их бёдра начинали, как казалось морякам, призывно «играть». Несомненно, они осознавали свою сексуальность и привлекательность.

Что ещё отметил Кондауров во время пребывания в Гаване, так это полное отсутствие, где бы то ни было портретов здравствующего на тот период Фиделя. Баннеров с героями революции Че Геварой и Камилом Сьенфуэгосом было везде предостаточно. Они были и на стенах домов, и в витринах магазинов, и в офисах Капитании порта, везде. А вот портретов Фиделя нигде не было видно. Это в какой-то степени поразило Игоря, привыкшего к советской действительности на Родине, где портреты членов Политбюро и генсека были выставлены там и сям, к месту и не к месту. Здесь же, на Кубе, народ отдавал дань памяти только павшим героям революции. Это было ново и не привычно.

Стоянка в Гаване и выгрузка продолжалась ни шатко, ни валко. Дни текли, прогулки по Гаване наскучили. И моряки открыли для себя новое развлечение – пляжи Кубы!

В самой Гаване пляжей нет. Со временем моряки узнали, что к востоку от столицы расположилась цепочка пляжей, общей протяжённостью около 20 км. Они так и называются – «восточные пляжи» (Playas del Este). В первые же дни моряков на автобусе, любезно предоставленном обществом «Кубинско-Советской дружбы» отвезли на пляж Бакуранао (Bacuranao), расположенному в 12 км. от Гаваны. Пляж морякам понравился однозначно, благо сравнить всё равно было не с чем, других-то мест им не предлагали. Кубинцы ещё говорили что-то про пляж Варадеро, который моряки посетили чуть позже.

Так что приходилось довольствоваться тем, что есть. Забирали на пляж их от борта судна в 10 часов, а обратно доставляли в 17.00. С учётом того, что кубинских денег на этом заходе они не получали, а, следовательно, и купить что-либо съедобное на побережье было не на что, а по жизненному опыту все знали, что после водных процедур, да ещё на свежем воздухе обычно очень хочется есть, то еду предусмотрительно брали с собой. Обычно это были варёные яйца, хлеб, иногда мясо.

Как ни странно, несмотря на купальный сезон, народу на пляже было мало, по крайней мере, в середине недели. Возможно это объяснялось тем, что в 80-е годы туризм на Кубе был ещё в зачаточном состоянии, сервиса абсолютно никакого не было. И за пляжем, очевидно не следили. Песок был грязным, непросеянным. Повсюду валялись окурки, обрывки бумаги, огрызки фруктов, в общем, отходы человеческой жизнедеятельности.

Что ещё бросалось в глаза, так это бетонные сооружения ДОТов (долговременных огневых точек), расположенных по берегу, примерно в 200 – 300 метрах друг от друга. По виду им было никак не менее 20 лет, то есть, в те далёкие 60-е годы, когда они были построены, кубинцы готовились к отражению возможных атак своего близкого, но агрессивного соседа – Соединённых Североамериканских Штатов, которые не могли смириться с тем, что у них под боком образовалось молодое коммунистическое государство. Смотровые щели укреплений были направлены в сторону океана, точнее Флоридского пролива, откуда можно было ожидать нападения.

С течением времени ДОТы за ненадобностью старели, постепенно разрушались, превращались в отхожие места. Внутри и снаружи их стены были разукрашены характерными для таких случаев заброшенности надписями и скабрёзными рисунками.

Атлантика со стороны берега, а Флоридский пролив Игорь относил к Атлантическому океану, запомнилась тем, что морская вода была исключительно солёной. Вообще это была фантастика! Купаться в водах Атлантики на пляжах некогда всемирно знаменитого курорта, это было что-то невообразимое! Волны океана набегали чередой одна за другой на пологие пляжи Бакуранао. Моряки с наслаждением ныряли под них. Над водой разносились их радостные крики и смех. Дурачились, веселились. Пытались плыть в сторону открытого Океана. Но не далеко. Ещё в самом начале Кондауров обратил внимание и предупредил всех об опасности нападения акул. В подтверждение своих слов указал на вышки спасателей, расставленных вдоль уреза воды на расстоянии 100 – 200 метров друг от друга. У вышек, безлюдных теперь, по случаю отсутствия многочисленных купающихся, но актуальных, вероятно в другие дни, были воткнуты в песок таблички с надписями на двух языках, испанском и английском: «Осторожно, акулы»! («Сon cuidado, tiburones!» или «Вe careful, sharks!»).

Это возымело должное действие. Ребята, действительно, старались быть осторожными. Далее, чем по грудь, не заходили в тёплые воды Океана. Плескались, купались, ныряли в набегавшую волну до одурения. Через несколько минут, по выходу из воды, когда тропическое жаркое солнце высушивало тела, на коже, волосах на голове и бородах проступала морская соль. На теле она образовывалась белыми разводами, а на волосах проступала серебром. Молодые парни стряхивали с себя морскую соль Океана, вытряхивали её из волос. Соль реально, словно песок, сыпалась из волос и с разгорячённых тел. Всё это сопровождалось весёлым смехом и подначками друг друга. Молодость!!! Что с неё возьмёшь.

Дааа, … есть что вспомнить! Вернуть бы то время вспять, но, … к сожалению, людям этого не дано. Как говориться, «…нельзя ступить в одну и ту же воду дважды…» О минувших временах, можно было только вспоминать, … и сожалеть, что всё так быстро заканчивается. Счастливая юность, которой, увы, не вернуть назад…

Кубинцы, как могли, старались скрасить пребывание моряков в Гаване. Игорю запомнилась экскурсия в известный всему миру, благодаря своему владельцу, дом – музей Хемингуэя, расположенный в пригороде Гаваны в Сан-Франциско-де-Паула. В поместье «Финка Вихия» знаменитый на весь мир американский писатель жил около 20 лет. В этом доме он был свободным и счастливым. Здесь он творил, отдыхал, наслаждался жизнью. Действительно, это был во истину райский уголок. На экскурсии Игорь в группе, среди друзей шутил:

"Как говорят в Одессе, Эрнест Хемингуэй «понимал на хорошее», знал, какое место выбрать…"

Ну, это так, к слову. Посещая дом – музей воистину, великого писателя, Кондауров узнал, что в трёх из восьми романов Хемингуэя «Старик и море», «Острова в океане», «Иметь и не иметь» главное место действия – это Куба. В судовой библиотеке имелся сборник Эрнеста Хемингуэя, куда как раз и входил роман про старого рыбака, описывающий его сражение с марлином и последующую борьбу с акулами за сохранение добычи. Игорь, по возвращению на судно, в который раз перечёл книгу. Надо сказать, что Хемингуэй входил в число любимых писателей Кондаурова, предопределивших его судьбу – моряка.

Игорь также зачитывался романами Джека Лондона, кстати, это был первый серьёзный писатель, рекомендованный к прочтению старшим братом Игоря, который сыграл большую роль в его воспитании, как человека, и как личности…

Отвлекаясь, много лет спустя, вспоминая морские походы, Игорь никак не мог не вспомнить своего брата, который был старше его на семь лет и в глазах младшего, был безусловным авторитетом. Для него не существовало большего авторитета, нежели старший брат. Ни отец, ни мать не оказали на него такого влияния, как он. Его слово – это было законом для Игоря. Как-то раз, когда десятилетний Игорь, лёжа на диване, читал роман Фенимора Купера про индейцев, старший брат, на тот момент выпускник десятого класса школы, войдя в комнату, бросив портфель, спросил:

– Ну, и что читаем? …Понятно, …Купер, … ясно…. В твои годы я читал Джека Лондона, Хемингуэя, Вениамина Каверина. Кстати, ты знаешь, что наш отец был знаком с Кавериным, а, пацан? …

– в его годы, … надо же … – с иронией подумал тогда Кондауров.

– всего-то, на семь лет старше, … тоже мне, поц, … в его годы – продолжал про себя Игорь, но, тем не менее, ни преминул вечером спросить отца, был ли тот знаком с Кавериным, автором романа «Два капитана», который на тот момент, Игорь ещё не прочёл, но название которого услышал от старшего брата, и оно его заинтриговало.

– а ты, что, читал Каверина? – В свою очередь, поинтересовался отец…

– вот, когда прочтёшь, …тогда поговорим….

Игорь прочёл книгу. Он, что называется, «проглотил» её. Потом, когда ему было уже 15 лет, ещё раз, а затем, не единожды перечитывал и смотрел экранизацию, которая, как и сама книга, вдохновила его на принятие решения поступления в мореходку. Надо сказать, что на долгие годы она стала-таки путеводителем по жизни Кондаурова. Он во всём хотел быть похожим на капитана Татаринова, одного из героев повествования. И образ его и лётчика Сани Григорьева стали, своего рода вехами в его жизни. Он всегда в последующем соизмерял свои поступки с поступками героев Вениамина Каверина.

Так вот. Что касается Эрнеста Хемингуэя, то, прочитав повесть «Старик и море» по рекомендации старшего брата, Игорь стал просто-таки боготворить и брата, и писателя Хемингуэя. Сражение старика Сантьяго за жизнь с большой морской рыбой потрясли его, в буквальном смысле. Жажда жизни человека! Его воля и упорство! Стремление доказать всем, а в первую очередь, самому себе, что он всё ещё борец, что он способен сражаться и победить, побудили подростка Кондаурова всерьёз заняться собой, воспитанием воли и упорства.

Рекомендация брата, познакомиться с творчеством Вениамина Каверина, Джека Лондона и Эрнеста Хемингуэя была настолько своевременна, что Игорь, прочитав, буквально взахлёб, книги этих писателей, тут же записался в «Клуб юных моряков». Это решение предопределило его дальнейшую судьбу на всю жизнь. Он поступил в высшее морское училище и стал-таки капитаном дальнего плавания. Мечта детства и юности сбылась!

Всему хорошему рано или поздно приходит конец. Всё хорошее когда-то заканчивается. Вот и стоянка с выгрузкой на Кубе также завершалась. Вся мороженая рыба была уже выгружена. Трюма и твиндеки были зачищены. На палубах наведён абсолютный порядок. Грузовые стрелы были уложены, такелаж закреплён по-походному. Судно было готово к выходу в море и к дальнейшему переходу в Мурманск через Океан.

Неожиданно к причалу рядом с траулером ошвартовался ничем не примечательный буксир, через борт которого на берег перепрыгнули четверо явно военных моряков в голубой тропической униформе. Моряки поднялись на борт «Генералова» и попросили встречи с капитаном. Это были советские военморы, «квартировавшие» в военной закрытой части порта. На их тропических рубашках не было ни погон, ни других знаков различия. Но по их возрасту и манере общения чувствовалось, что это были всё-таки офицеры флота.

На тот момент ни для кого уже не было секретом, что на Кубе была советская военно-морская база. Советских военных радушно встретили. От души накормили. Они с удовольствие отведали флотского густого, наваристого борща. Целью их визита была просьба обменять на тушёнку обычную пшеничную муку. По воле случая, на военных вспомогательных судах базы оказался дефицит муки. Такое случается из-за нерадивости снабженцев. Отведав судового хлеба, они попросили также испечь для моряков базы хлеб, немного, буханок пять, не более. Да, да, да …обычный хлеб, в форме «кирпичиков». На судне в рейсе хлеб моряки выпекали сами. В судовых ролях каждого судна дальнего плавания была даже должность – «повар-пекарь». И счастьем для моряков было, если пекарь оказывался умелым. Хлеб тогда выходил душистым, со свежей хрустящей корочкой. В день выпечки, когда его только вытряхивали из форм и накрывали влажной белой простынею для охлаждения, запах, и дух свежей выпечки распространялся по всем внутренним помещениям. Это было божественно! И, напротив, горем было, если в рейс вышел неумеха-пекарь. Непропечённая мякина тяжёлым балластом ложилась в желудки моряков, вызывая изжогу.

К счастью, на «Генералове» повара оказались очень умелыми, мастерами своего дела, и свежевыпеченный хлеб настолько понравились офицерам, что они не удержались и попросили несколько буханок хлеба с собой.

О сделке – «мука на тушёнку», которая для моряков «Генералова» лишней никак не была, договорились, и военные покинули траулер, обещав вернуться на следующее утро. Работа на камбузе закипела. Повара всю ночь не отходили от печей, выпекая для наших военных моряков хлеб. Что там несколько буханок. … Готовились к предстоящему обмену ответственно и основательно. Решили сделать им подарок не в несколько буханок, а насколько позволят мощности судовой пекарни. Надо сказать, что военно-морской флот Советского Союза (а сейчас – России) пользовался всеобщим уважением и любовью. Поэтому и старались угодить ВМФ. На следующее утро, как и договаривались, военморы вернулись с ящиками тушёнки и были поражены, когда вместо нескольких буханок им на причал начали выгружать джутовые мешки со свежее выпеченным душистым хлебом. Удивления и радости не было предела. Такого подарка они явно не ожидали. Да, во истину, флот в России у нас любили!

Так вот, стоянка в Гаване подошла к концу. Как говорится, «пора бы и честь знать!». Прошёл прощальный вечер с кубинцами в Интерклубе. На полдень следующего дня был заказан лоцман для отхода от причала и вывода судна из акватории порта. Но, как оказалось, приключения продолжались. За пять часов до отхода к борту судна подошли авторефрижераторы. Докеры подогнали погрузчики. Появившиеся кубинские военные оцепили пространство перед судном.

– Что такое? Что случилось? – задавали вопросы моряки друг другу, тревожно переглядываясь. Подъехали представитель советского посольства и судовой агент, и поднялись в каюту капитана. Через десять минут по общесудовой трансляции раздалась команда старшего помощника:

– Внимание команде! Срочные грузовые работы! Боцману, – настраиваем грузовые стрелы на первый трюм. Открываем крышку трюма и по готовности начинаем погрузку того, что к нашему борту доставили кубинцы. Приступить к работе!

– Чего того? …Что за секретность? …Оружие, что ли повезём? …Тогда почему в рефрижераторах? – все эти вопросы без ответов крутились в головах моряков.

Приказ выполнили. И уже через сорок минут автопогрузчики начали разгружать машины и выставлять на причал паллеты с аккуратными ящиками, размерами метр на метр. «Chicken lobsters» – прочли моряки название на ящиках. Понятно, повезём молодых омаров в Мурманск. Кубинцы контролировали погрузку омаров вплоть до трюма. Погрузили аж целых пять тонн! Трюм закрыли и опечатали. После чего рефрижераторы и охрана покинули причальную линию. Поскольку второй помощник, Игорь Кондауров считался одновременно и грузовым помощником, то в коносаментах на груз (грузовые документы) должен был поставить свою подпись. В накладных он прочёл пункт назначения груза – «Холодильник № 1, город Москва» !!! Даааа, …хотелось бы взглянуть на этот холодильник и на то, что в нём храниться. Теперь стала понятна и цель незапланированного захода на Кубу. Собственно, ради этих лобстеров «Генералов» и загнали в Гавану.

Наконец, грузовые стрелы опять уложили по-походному и приготовились к отходу. Вдруг, у трапа, появились утренние гости рыбаков – советские военные моряки. С улыбками они волокли по причалу пять тяжёлых мешков, набитых чем-то бесформенным. Было непонятно, что в них было. Кубинские пограничники на берегу, охранявшие судно с носа и кормы, предупредительно отвернулись, якобы они ничего не видят. Видимо и они тоже уважали советских военных моряков!

– Вот, ребята. Это вам. Примите в знак благодарности за свежий хлеб…От души…Это сувениры для вас с Кубы…морские раковины…Должно на всех хватить.

Подарок, действительно был неожиданным и приятным…. Дело в том, что ещё в самом начале стоянки представители советского посольства предупредили моряков, что морские раковины, точного названия которых Кондауров не знал и называл их по аналогии с черноморскими ракушками – рапанами, являются национальным достоянием Кубы и вывоз их из страны категорически запрещён.

Ладно, нельзя, так нельзя. Однако, через несколько дней, освоившись и подружившись с местными жителями, моряки время от времени выходили с ними в море на их «джонках», в общем-то довольно утлых баркасах порыбачить удочками и понырять за «рапанами». Раковины доставали с глубин до трёх метров на банках, куда их доставляли кубинцы. За вояжи расплачивались нехитрыми вещами – хозяйственным мылом, стиральным порошком, иногда судовыми продуктами.

Старпом и боцман, конечно же ворчали, но серьёзных препятствий не чинили. Так что, к концу стоянки практически у всех членов экипажа скопилось изрядное количество таких «сувениров». Помня предостережение официальных властей, принесённая «контрабанда» раковин пряталась моряками по всем укромным местам судна. Но, после того, как моряки увидели реакцию пограничников на доставку мешков с раковинами, поняли, что каких-либо репрессий за ракушки со стороны властей не последует. И оказались правы. Все таможенные формальности на отходе ограничились только лишь подписанием и оформлением судовых документов в каюте капитана.

Ну вот, 14 августа наконец вышли из Гаваны, сдали лоцмана на катер и Флоридским проливом пошли на выход в Атлантику, точнее в Саргассово море. Довольно напряжённый участок пути Флоридским проливом с интенсивным движением и многочисленными отмелями Большой Багамской банки по правому борту тоже миновали без приключений, и в полдень 16 августа, пройдя остров Большой Багама и окружающие его мели, легли на курс 70°, прицелившись на пролив Ла-Манш с таким расчётом, чтобы Бермудские острова оставить по левому борту.

Для отдыха команды, отоварки моряков после рейса руководство Тралфлота разрешило по пути в Мурманск официальный заход в Великобританию, в порт Абердин (Шотландия) и двухдневную стоянку. Настроение команды по этому случаю было приподнятым. Ну, а как иначе? Ведь впереди такой желанный заход в цивилизованный европейский порт. Впереди беготня по магазинам и напряжённый выбор джинсов, курток, дефицитных в СССР, «настоящих» магнитофонов и радиоприёмников. Конечно же, жвачек, «полезных» шипучих напитков, типа «Кока-Колы», «Фанты», «Пепси», способных поразить воображение простых советских обывателей – родных и близких членов экипажа советского траулера. Молодым людям, рождённым в конце 80-х годов и читающим эти строки (если конечно они их прочтут), не понять того, что перечислено. В СССР был страшный дефицит на товары ширпотреба, увы.

В это время года, в Северном полушарии лето, поэтому вплоть до Британских островов ожидалась благоприятная погода. И прогнозы не подвели. Всё так и случилось. Радостное, приподнятое настроение и предчувствие какого-то счастья, охватило моряков. Благодушие сквозило во всём. Забылись обиды и ссоры, накопившиеся более чем за полгода тяжёлой работы на промысле. На промысловой палубе моряки сварганили волейбольную площадку. Сделали самодельную сетку из дели (мелкоячейная сеть), и днём развлекались игрой, перебрасывая через неё волейбольный мяч, привязанный, на всякий случай, тонким шнуром (штертом, по-морскому) к конструкции судна.

На баке (в носу судна) из досок и брезента соорудили бассейн три на три метра для принятия ванн. Одним словом, к длительному переходу через южные воды Атлантики всё было готово.

Но, распорядок есть распорядок. Все матросы были разбиты на две группы, выделенные, в так называемые «рабочие команды». Одной, самой большой, командовал боцман – они занимались покраской надстроек и конструкций судна, «расхаживанием» и смазыванием крутящихся, завинчивающихся частей, «закисших» от постоянных солёных ветров и брызг Океана. Несколько моряков были выделены в помощь старшему мастеру добычи («майору», опять же, по-морскому, от слова major-старший) и приводили в порядок промысловое вооружение, проводя его ревизию. А, так как в Мурманске предполагался длительный ремонт с постановкой в док, то офицеры судна занимались также ревизией своих заведований и составлением ремонтных ведомостей. Вахтенные – несли вахты на мостике и в машине. Одним словом, делом были заняты все или делали вид, что заняты) … но, как правило, всё это происходило до 16 часов. Далее, когда жара спадала, моряки «выползали» на палубу. Часть команды лениво перебрасывала мяч через сетку изображая волейбол. Другие, на верхнем мостике загорали или беззаботно принимали ванны в самодельной купальне.

Опять, очередная вахта Кондаурова с 00.00 до 04.00 судового времени. Середина вахты. На мостике, как обычно в это время собрались основные действующие лица: третий помощник, которого Игорь сменил в 00.00 часов и которому не спалось после «трудной вахты», старпом – ему на вахту через два часа, он сменит второго штурмана и вроде как тоже нет смысла ложиться в койку, электромеханик – этому всё равно, у него график работ свободный, начальник радиостанции, также со свободным графиком работ, что означает – заняты целые сутки и могут выкроить время для сна в любой, удобный для них момент.

Все собравшиеся на мостике наслаждаются ароматным заварным кофе сорта «Арабика», 5 литровую жестяную банку которого им подарили советские военные моряки в Гаване. Атмосфера и обстановка располагала к неторопливой беседе. Океан, точнее, Саргассово море, пустынно. Абсолютная чернота субтропической ночи. Ночного светила нет. Только безбрежное звёздное небо с неизменным Млечным путём над головой. Кондиционер выключен и двери рубки с обоих бортов распахнуты настежь. Море, как и полагается в этих широтах, абсолютно спокойно, слышен только шелест рассекаемой форштевнем воды. И запахи! … Эти тропические пряные запахи казалось преследовали Кондаурова с самого выхода из Гаваны.

– Это только мне кажется или кто-нибудь тоже чувствует эти запахи тропиков? …Какая-то смесь непонятных пряных ароматов…Или это у меня уже крыша едет…– произнёс второй штурман.

Разговор стих и все будто принюхивались. Старпом даже вышел на крыло мостика.

– Нет, вроде что-то есть…Непонятно только, что именно…но вроде аромат какой-то…– произнёс электрон (сленг, – прозвище электромеханика).

– Это аромат счастья, предстоящего захода и отпуска – рассмеялся радист.

На некоторое время все затихли, предавшись своим мыслям. Постепенно неспешная беседа возобновилась. Заварили очередной кофейник «Арабики» …

– Между прочим, мы вошли в так называемый «Бермудский треугольник», господа… – произнёс Кондауров и сделал глоток крепчайшего напитка… – всякое здесь, говорят, случается …

– Да ерунда всё это. Я уже третий раз пересекаю его и ничего никогда необычного, и загадочного не видел. – досадливо промолвил чиф, занявший место в капитанском кресле у правого борта. – Пишут невесть что, …ерунду всякую…

Разговор плавно перетёк на тему загадочных, необычных случаев, происходивших с моряками и судами в море. Вспомнили и случай с «Марией Целестой» и легенду о «Летучем голландце» и много других таинственных происшествий в Океане. Тема была интересна всем.

Третий штурман стоял у экрана локатора «Океан» и переключал шкалы дальности радара.

– Серёга, что ты там щелкаешь? Или увидел, чего? Вокруг же никого… видимость, правда, как у негра в заднице, хоть глаз выколи… И Луны, вот на небе нет (было новолуние). Но огни судна всё равно увидели бы, если бы оно было… – громко и почти раздражённо сказал старший помощник. Третий помощник продолжал упорно всматриваться в голубоватую развёртку луча, обегающую экран радара по кругу.

– Да вы понимаете, …какая-то херня, … какая-то цель, …отметка на экране, …нет-нет, а проскакивает. Не могу понять, что за хрень…То есть, …то опять пропадает, … вот и сейчас пропала …

– Разыгрываешь, поди, … Специально, да? …По теме разговора, да? -

Сказал Кондауров, но всё-таки подошёл к локатору и встал рядом с третьим. Некоторое время он молча всматривался в экран прибора. И, вдруг, действительно увидел отметку цели. … Какая то «штука» перемещалась с левой стороны экрана в правую на дистанции около шести миль. Перемещалась довольно быстро, быстрее, чем судно, быстрее чем катер.

– Действительно, что это? – промолвил Игорь удивлённо, и взяв бинокль вышел на крыло мостика вглядываясь по азимуту в сторону предполагаемой цели. Он долго всматривался, но так ничего разглядеть и не смог.

– Ну, что там у тебя? Продолжает отбивать её? … Всё ещё есть? – Заглянул он в рубку, обращаясь к третьему штурману.

У радара столпились кучей уже все, кто был на мостике. Теперь главным был старпом. Теперь уже он переключал шкалы локатора и варьировал ручкой дальности.

– Ты понимаешь, действительно, что-то есть. … А у тебя что? Видел что-нибудь?

– Нет ни черта. В бинокль ничего не видно… Во, дела … Вот тебе и «Бермудский треугольник», … не бывает, …не бывает. А это что? Что это такое?

Под впечатлением недавно затронутой темы таинственного и невероятного в море и того, что сейчас моряки видели, с одной стороны на экране радара, а с другой, ничего визуально не наблюдали в натуре, обстановка на мостике становилась напряжённо-таинственной. С биноклями на крыльях мостика теперь уже стояли старпом и второй штурман, упорно обшаривая горизонт по ходу судна. У локатора их действия корректировал третий штурман, выдавая, время от времени пеленги предполагаемой цели.

Громко сработали задвижки кремальер, и в отворившуюся дверь рубки неожиданно изнутри поднялся на мостик капитан.

– Ну, и что здесь происходит? Что за столпотворение? Та-аак, все штурмана здесь, …что, чёрт побери, здесь вообще творится? Туда – сюда, туда-сюда, … топают и топают ногами, как стадо слонов на мостике у меня над головой (каюта капитана прямо под мостиком с правого борта). Может мне всё-таки кто-нибудь объяснит? – Окинул ходовую рубку недовольным взглядом. Спустя мгновение, капитан взял себя в руки и уже миролюбиво добавил – Кофе-то мне налейте, больно ароматно тут у вас пахнет…. – Ажогин воткнул в рот сигарету (заядлый курильщик) и выжидательно уставился на вахтенного штурмана. Кондауров объяснил капитану суть происходящего…

– … Вот так, Вячеслав Васильевич, здесь видно, а здесь нет. – рассмеявшись, закончил он.

Молча выслушав вахтенного, прихлёбывая из кружки кофе и затягиваясь сигаретами «ТУ-134» (был такой сорт сигарет в СССР), капитан подошёл к локатору. Как раз в это время отметка цели пропала.

– Надо же, Вячеслав Васильевич, это как специально. Называется «эффект адмирала». Это, когда все на корабле готовятся предъявить готовность к действию адмиралу. Когда всё до последнего момента происходило нормально, штатно. А когда дошло до показа, то, всё идёт не так…случается, однако.

Ажогин ещё минут пять пристально всматривался в экран радара, но так ничего не увидев, жестом потребовал себе бинокль. Долго всматривался в темноту горизонта, но ничего не высмотрев, вернул его на штатное место, и ничего не говоря, допив кофе, покинул мостик.

Моряки ещё некоторое время всматривались то в экран локатора, то в темноту субтропической ночи. Но всё, судя по всему, закончилось. Странная цель так больше и не появилась. Вахта второго штурмана подходила к концу. Начинался рассвет. Небо на востоке начинало понемногу светлеть.

– Ну, и что же это могло быть? – ни к кому не обращаясь, задал риторический вопрос старпом.

– Что это было, а? Как думаешь? – теперь уже конкретно спросил он Кондаурова.

– Не знаю, …смотри сам, …вот, объект двигался отсюда до сюда на дистанции шесть миль от нас – он пальцами показал старпому траекторию движения неизвестной цели на экране радара.

– Я по секундомеру засекал время его движения из одной конечной точки в другую. Получается, … его скорость 2500 км/ час. !!!…Что так может двигаться?! Я не знаю…Вот тебе и НЛО…А что же ещё? …Мммм, …Дааа, …загадка, мля, … однако.

На следующий день старший механик выпросил-таки разрешение капитана лечь в дрейф и заняться неотложным профилактическим ремонтом. Он давно уже просил кэпа остановиться примерно на четыре часа и «поковыряться» в машине. Делать то было нечего. Раз надо, так надо. И вот, на широте 30° N «Алексей Генералов» в 11.00 судового времени застопорил ход и лёг в дрейф.

Работа в машине закипела. На авральные работы были брошены все механики и мотористы. Остальные члены команды, пользуясь моментом, обратились к старпому с просьбой разрешить купание в Саргассовом море, когда ещё представится им такой случай!

Чиф, в свою очередь испросив разрешение капитана, приказал боцману подготовить и спустить парадный трап с правого борта до воды, с тем, чтобы люди могли относительно комфортно спускаться в воду и подниматься на борт. Также, на всякий случай, спустили дежурную шлюпку. Старшим в катер отрядили второго помощника. Катер, по разумению капитана, должен был, во-первых, быть готовым оказать, если потребуется, помощь купающимся, во-вторых, отпугивать акул, если бы те вдруг появились вблизи дрейфующего судна. Хотя вероятность встречи с акулами в открытом море была и минимальна, но меры предосторожности всё же, необходимо было принять. С этой же целью на верхнем мостике были выставлены наблюдатели, вооружённые биноклями. В их обязанности входило внимательно осматривать воды вокруг траулера и вовремя предупредить купающихся о появлении характерных треугольных плавников.

Дело сделано, катер в воде, трап спущен. Купание началось.

Сколько радостных возгласов, счастливого смеха, громких криков наслушался голый по пояс Игорь, патрулирующий на катере чуть поодаль от природной купальни. Он внимательно наблюдал за людьми и окружающей обстановкой вокруг. Всё было спокойно.

Молодые, здоровые моряки купались, плескались, не заплывая далеко от спущенного трапа. Наиболее смелые прыгали с борта в воду, примерно с высоты 5 – 6 метров. Акул вокруг не было, но опасность пришла, откуда не ждали.

Игорь обратил внимание на характерные «гребешки» физалий, или, так называемых, «португальских корабликов». Выглядят эти «кораблики» внешне безобидно, и даже, привлекательно. Эдакие, морские обитатели, с «парусом» (поэтому и «кораблики») на поверхности воды.

Далее приводится информация из Сети об этих интересных морских животных:

«На самом деле, «парус» – это пузырь, пневматофор, а внутри него находится смесь газов, такое свойство физалий позволяет им держаться на плаву. Кстати одним из веществ, содержащимся в сифонофоре является весьма токсичный угарный газ. Далее вниз от пузыря идут отростки – зооиды, похожие на щупальца медуз. «Португальский кораблик» – это не один организм и не медуза, а целая колония полипов, каждый из которых выполняет определённые задачи, но, тем не менее, все организмы работают слаженно. Ловчие щупальца – улавливают жертву, стрекательные клетки – парализуют, пузырь способен удерживаться на плаву и не тонуть, есть также полип, который поглощает пищу и размножается. Для купающихся они, несомненно, представляет реальную угрозу, так как резко увеличивается число людей, поражённых стрекательными клетками физалий. Человек при контакте с физалией получает сильный ожог. К счастью, яд физалий для человека не смертелен, однако, он приводит к падению кровяного давления, учащению пульса и нередко к потере сознания».

Игорь предупредил об осторожности купающихся моряков и, кажется, вовремя. Один из них – матрос палубной команды, заметив красивый «парус», коротким энергичными «саженками» устремился к опасности. Игорь громким криком остановил его.

Появление физалий изменило планы. Загнав командами всех купающихся на борт, Игорь сам окунулся с борта катера и на этом сезон купаний в открытом море был закрыт, от греха подальше. Но искупаться в Саргассовом море успели все без исключения моряки «Генералова», даже механики, трудившиеся во главе с дедом в недрах машинного отделения. Те, также по очереди отметились в знаменитом море.

Кстати, вопреки громкому названию и информации, почерпнутой из приключенческих книг, больших зарослей водорослей-саргассов моряки так и не встретили. Попадались отдельные, хилые экземпляры, длиной 10-12 метров и только. А таких полей густых и плотных водорослей, в которых увязали бы корабли, как в романе Александра Беляева «Остров погибших кораблей» моряки, так и не видели.

Ремонт был закончен и траулер продолжил свой путь по направлению к проливу Ла-Манш без приключений и, к всеобщему удовлетворению, без штормов. Лето не обмануло моряков. Первые признаки плохой погоды они ощутили только уже у самого входа в пролив. Повезло, однако.

Что ещё вспоминается морякам, ходившим в рейсы в отдалённые районы промысла, так это сеансы связи с берегом. Которые надёжно обеспечивал радиопередающий центр Мурманского Тралфлота. Это сейчас, прости господи, всякие там «Вайберы», «Скайпы» и прочее, а тогда каждому судну выделялось определённое время и сроки на радиотелефонию с берегом. Такое время было выделено и БАТу – «Алексей Генералов». Моряки на борту знали о времени начала и заранее записывались у радистов, подавая им номера телефонов, по которым могли связаться со своими родными и близкими, не только в Мурманске, но и во всех городах Советского Союза, если на момент сеанса на берегу была возможность дозвониться до них. Со слов работников радиоцентра, Игорь знал, что магические слова – «С вами будет говорить море», действовали безотказно. Всегда такую связь с другими городами пропускали вне всякой очереди. Оно и понятно, везде ведь работали люди!

Моряки шли на заход в инпорт, а затем домой в Мурманск и хотели получить последние перед заходом наказы родных им людей, что из подарков привезти им из-за границы. Кроме того, чем ближе был дом, тем с большим нетерпением моряки ожидали встреч, это Кондауров и сам ощущал на себе. Ему хотелось уже прямо завтра, нет, сегодня обнять жену и дочь.

В день предстоящих телефонных переговоров нетерпение объятий родных ему людей ощущалось Игорем буквально на физическом уровне, как будто они были здесь, рядом, и невозможность сделать это сию минуту раздражало и угнетало штурмана. Да, это и была одна из оборотных сторон длительных рейсов и долгих разлук. Поэтому на связь с домом стремились попасть все. Начальник радиостанции был завален заявками моряков «Генералова». Он по-честному предупредил, что именно в этот день не все сумеют переговорить. Время, выделенное их судну, ограничено. Часть заявок удовлетворит в следующий раз.

Время сеанса наступило. Частота мощного судового радиопередатчика была настроена на волну Мурманского радиоцентра.

Моряки столпились в закутке рядом с радиорубкой. Толпа была плотной и мест всем не хватало. Двери помещения были широко распахнуты для притока свежего воздуха. Особенность такой связи в том, что моряк говорит с берегом в телефонную трубку, а ответ приходит в том числе и через динамики, так что переговоры слышат все, кто рядом. Кроме того, переговоры судна с берегом слышат все суда, настроенные на эту частоту. Сейчас заканчивались переговоры другого тралфлотовского судна, находящегося на промысле в районе Намибии. Но вот, настало время и «А. Генералова».

«Генералов», … Алло! Алло! «Алексей Генералов», …ответьте Мурманскому радиоцентру, … как меня принимаете? Приём?!

Далее последовала более точная настройка на частоту и переговоры начались. Моряки говорили с домом, … сменяя друг друга. Толпа за открытой дверью слушала и шёпотом комментировала диалоги, понимая, что точно также обсуждать будут и их.

Вот, рыбмастер занял кресло перед радиопередатчиком. Номер телефона был передан ещё раньше на радиоцентр. В трубку и динамики шли долгие гудки. Явно, что на той стороне, на берегу никого не было. Трубку телефона там, на берегу никто не снимал. Переговоры так и не состоялись. Разочарованный, грустный и озадаченный он покинул радиорубку. Разница во времени с Москвой составляла для этого района шесть часов, то есть, если на судне было 17 часов, то в Мурманске – 23.00 мск.

– Где же она шляется? … Где её черти носят в это время? – бормотал себе под нос рыбкин (сленг – морское прозвище рыбмастеров).

– Да не расстраивайся, друг, может, собаку пошла, выгуливать… – подбадривали его ожидающие своей очереди моряки.

– Да нету у нас собаки, блин…Ну, я ей устрою, суке такой, … ну будет знать.

– Да не бери в голову, может у подруги засиделась. Да мало ли что, не огорчайся, всё образуется.

Каждый из очереди примеривал такую ситуацию на себя, и от чёрных мыслей лица моряков суровели и грустнели. Да, уж, не весело, товарищ. Когда тот уже прошёл и не мог слышать, боцман произнёс:

– Вот, поэтому, когда прихожу с моря, всегда стараюсь точно указать точное время прихода, не хочу, сука, непредвиденных сюрпризов дома.

Вот такие переговоры «Моря с берегом»! … Бывает!

Ладно. Судно пришло в Абердин, как и запланировали, без приключений. Погода до последнего благоприятствовала морякам. Только у самого входа в Ла-Манш ветер посвежел, появилась волна. Но, дело сделано. Атлантику проскочили, слава тебе, Господи и Святой Николай!

Два дня стоянки в порту, беготня по магазинам. По приходу из увольнения на берег разбор в каютах «колониальных» товаров. Демонстрация друг другу, обсуждение, примерка новых вещей.

– Не, ну как я их мерил в магазине? Блин. Где, сука, были мои глаза? Там вроде было всё нормально, а сейчас, мля не сходятся.

– Да ладно, время ещё завтра есть, обменяешь.

– Ты думаешь, я запомнил, где этот грёбанный магазин? Где я его найду?

– Ну, в Мурманске продашь кому-нибудь. С руками оторвут, уверяю.

Вот, примерные типовые диалоги в каютах по приходу из города.

Ну, вот и стоянка в Великобритании подошла к концу. Наконец, всё позади. Судно взяло курс на Мурманск. Ещё неделя и «Алексей Генералов», наконец ошвартовался первым корпусом у 35 причала Севрыбхолодфлота. Рейс закончился.

Долгий, почти семимесячный рейс закончился. Моряки ещё толком не осознали это. Вроде бы дом, а всё равно чувствуешь себя пока ещё гостем. Всё непривычно. Забыто. Но, главное, – дома!

Но нет, не закончился рейс. По крайней мере, для капитана, старпома, технолога и грузового помощника Игоря Кондаурова. Через час после швартовки к причалу, порт неожиданно огласили звуки милицейских сирен. К борту подошла кавалькада черных волг в сопровождении двух милицейских машин. Одновременно с ними подъехал и автобус с вооружёнными милиционерами, которые тут же оцепили судно.

Поднявшиеся на борт представители порта и, что удивительно, чиновники Мурманского Обкома партии, прошли в каюту капитана. Через 10 минут тот вызвал старпома и второго помощника и «обрадовал», что рейс не закончен. Надо немедленно организовать выгрузку груза из Гаваны. Тех самых пяти тонн лангустов, сука, предназначенных для «Холодильника №1 города Москва»!

– Бля, хорошо, что боцман с технологом ещё не покинули судно. Повезло, что задержались на борту. – со злостью бросил старпом.

Пломбы трюма, где хранился груз, вскрывали под запись в журналах. Всё было очень строго. Уже были готовы портальные краны и бригада докеров. Выгрузили быстро и умело. Каждую кару с брикетами «ценного» груза сопровождал вооружённый милиционер. Вот ведь!

Но, всему приходит конец. Закончилась и эта канитель. Вот теперь, рейс окончен. Капитан пригласил старпома, Кондаурова и технолога к себе в каюту. На столе стояла бутылка армянского коньяка. Жена капитана предупредительно нарезала лимоны и выложила их на блюдце. Ароматная жидкость была разлита по рюмкам, красиво составленных в кучу на столике.

– Ну, что ребята. С приходом в родной порт! Завтра можете отдыхать. После завтра всем быть на борту в 09.00…Ну, …поехали! За приход!

Первый рейс в ЮЗА – Юго-Западную Атлантику

В 1980 году Игорь Кондауров закончил шестой курс Мурманской высшей мореходки, получил рабочий диплом ШМП (штурмана малого плавания) и распределился в Мурманский траловый флот. Год для него был примечательным, насыщенным значительными событиями: у него в июле родилась дочь, он закончил «Вышку» и стал штурманом (очень, между прочим, этим гордился), сходил первый рейс 4-м помощником капитана к берегам Канады на БНБ – Большая Ньюфаундлендская банка, но, … не очень удачно. Планируемый на шесть месяцев рейс закончился через два. На промысле их Большой морозильный траулер «мотанул на винт» и был отбуксирован спасателем в канадский порт Сент-Джонс. Намотка оказалась серьёзной, повлёкшей неисправность вала главного двигателя, ну и все сопутствующие этому случаю проблемы. Руководством «Тралфлота» было принято решение снять «ненужную» в ремонте часть команды, в числе которой оказался и 4 штурман Игорь Кондауров. В декабре он уже оказался в Мурманске.

Но, по правде говоря, он был не очень огорчён этими событиями, во-первых, впереди светила перспектива встречи Нового Года в кругу семьи, и он смог обнять и, как минимум, месяц понянчиться с уже полугодовалой дочерью, а во-вторых, он был аттестован после рейса на 3-го штурмана (в 4-х помощниках штурмана долго не задерживались. Рейс, – и вперёд, сдавай аттестацию на третьего).

Так что он был счастлив и полон радужных надежд. Однако, надежды на встречу Нового Года на берегу не сбылись. Сразу по прилёту в Мурманск, его в Управлении Тралфлота попросили поторопиться с аттестацией на третьего помощника капитана. И в самом конце декабря он получил направление третьим помощником на БАТ – 0062 «Алексей Генералов» на рейс в ЮВТО (Юго-Восточная часть Тихого океана) на промысел ставриды. На «Генералове» сделал два шестимесячных рейса, после которых получил долгожданный длительный отпуск. Далее, опять рейсы в ЮВТО третьим, а затем и вторым помощником капитана. В январе 1984 года, после очередного отпуска «безлошадный» второй помощник капитана Кондауров прочно и надёжно встал в резерв, то есть в ожидание назначения на судно.

Уже полтора месяца Кондауров находился в резерве и ждал своего назначения. По заведённым в «Тралфлоте» порядкам, все моряки, находящиеся в резерве, должны были ежедневно, дважды в сутки (утром и вечером) отмечаться у своих инспекторов в Отделе кадров «Тралфлота». И, если лица рядового состава, отметившись, могли «слинять» по своим делам, то командный состав должен был находиться в пределах досягаемости инспекторов. Но этого мало, весь день комсостав должен был носить форму, предполагавшую белую рубашку. В результате рубашки не успевали стирать. День поносил, и всё, привет. На следующий день она уже не годна (воротники, …манжеты), – в стирку! Ну, и много таких стирок она выдержит?! Необходим был комплект, минимум из трёх рубашек. Выход был найден. Комсостав промыслового флота воспользовался услугами магазина «Военторг», в котором для офицеров ВМФ продавались замечательные форменные кремовые рубашки и повседневные военно-морские клифты. Оставалось только прицепить к ним погоны гражданского флота.

Время от времени штурмана флота назначались, в так называемый, «ночной резерв» – это когда офицер (штурман, механик, электромеханик) находился в состоянии постоянной готовности к возможному внезапному выходу в море. У него дома уже был собран так называемый походный чемодан или спортивная сумка с вещами и документами. После 18 часов и до 08 часов утра он должен был неотлучно находиться дома (мобильников ведь не было!), быть совершенно трезвым, здоровым и бодрым. В любой момент за ним могла прийти дежурная машина и доставить на борт отходящего в рейс судна вместо загулявшего, заболевшего, пропавшего (не известно куда) члена экипажа. Какой продолжительности мог быть тот рейс, никто не знал. Положительным моментом "ночного резерва" было только то, что, отметившись следующим утром, штурман отпускался домой. В резерв ставились на неделю. Не избежал этой участи и Кондауров. Пару раз он попадал в подобную очередь и оба раза бог миловал его. Проносило.

В начале февраля он, наконец, получил направление вторым штурманом на ППР (промышленно-производственный рефрижератор) «Ван Дейк». На нём по болезни списывался его предшественник.

Судно пришло в Мурманск «по зелёной». Понятие «по зелёной» означало «зелёную улицу» судну, то есть упрощённый порядок оформления прихода-отхода судна и первоочередную выгрузку в порту.

Шла мойвенная путина. Судно, доставившее груз в порт, должно было без проволочек, как можно быстрее выгрузиться, получить необходимое снабжение и вновь устремиться на промысел. Иногда моряки, при этом, могли побыть в семьях не более нескольких часов. Обнялись, поцеловались, … если повезёт, переночевали – и снова в море, на работу.

Второй помощник капитана, это вам не третий штурман. Он несёт самостоятельную вахту с нуля до четырёх утра, и с двенадцати до шестнадцати часов. Ответственность уже выше.

Кондауров впервые выходил на мойвенную путину в Баренцево море. Это отчасти напрягало и волновало его. Но, как говорится, «глаза боятся, а руки делают». Что он, хуже и глупее других, что-ли? Справимся!

Только-только вышли из Кольского залива и, … перед глазами штурмана открылась не виданная доселе картина: начиная от входного буя, и далее в Мотовский залив расположился … «город»! Десятки, … сотни огней! Это работал промысловый флот на мойве. В тот год рыба подошла прямо к входу в Кольский.

Глаза штурмана разбегались. Несмотря на свой опыт работы в промысловых группах в Тихом океане на ставриде, он, заступив на вахту, поначалу растерялся: со всех сторон огни. Огни, …огни, …огни! Там,– судно на свободном ходу выбирает место для постановки трала, рядом, в нескольких кабельтовых навигационные огни поднимающего трал судна. Прямо под носом какой-то ухарь, вдруг включил огни постановки трала, и ты, по правилам, не должен ему мешать…А куда свернуть? … если там, куда ты наметил, вдруг включил проблесковые огни «кошельковист» (судно, занимающееся ловом с использованием кошелькового невода). Не мудрено растеряться.

Капитан, спокойный умный моряк, конечно же, понимал состояние молодого парня. Поэтому он был рядом. Командовал и распоряжался спокойным голосом. Грамотно оценивая обстановку, маневрировал в этом сонме судов. Через полчаса Игорь уже успокоился и стал вникать в суть происходящих событий, понимать значение команд капитана, его замысел. «Ван Дейк» включился в напряжённую повседневную работу. Обстановку осложнял ещё и налетевший зимний шторм. Шквалистый ветер нёс заряды снега, ухудшающих иногда видимость почти до нуля. На мостике работали локаторы обоих бортов. В радиоэфире творился дурдом:

– … «К....», бл@ть, ну куда ты лезешь?! …Глаза раскрой, …не видишь, я поднимаю трал…

– судно, справа от «Памира» в полутора кабельтовых, моргаю тебе "Ратьером"(сигнальный фонарь, по-простому) … бери правее… Правее бери, я тебе сказал! … Я через пять минут начинаю выборку трала.

– Расходимся правыми бортами…Да, …по моим расчётам пройдём в трёх кабельтовых друг от друга.

– Очень опасно приблизился ко мне…у нас уже меньше двух кабельтовых, …можем зацепиться досками…. «Га-…в» ?! … Давай, я вправо на три градуса, и ты, возьми правее, …

– Что за кошельковист начинает замёт по носу у «Вышгорода» …Ты что, сука, не видишь, что будешь мешать мне? … Другого места не нашёл, бл@ть? … Ну ты и мудак…

Неудобство заключалось ещё и в том, что «Ван Дейк» был промысловиком уже устаревшей конструкции, всё-таки 1965 года постройки. Дело в том, что пульт управления траловой лебёдкой находился в помещении, так называемой, кормовой рубки, то есть вне ходового мостика судна. Поэтому, при выборке или постановке трала штурман должен был с мостика мчаться туда. А подвахтенный штурман, в это время, оставался на мостике, занимаясь маневрированием траулера, и наблюдал за обстановкой вокруг судна. Но, в основном, на мостике руководил сам капитан. Так, что, скучать не приходилось. После вахты, Игорь оставался на мосту, помогая старпому с постановкой, или подъёмом трала. Мойва ловилась очень хорошо. Уловы достигали порой 50 – 80 тонн.

Когда трал был на борту, и палубная команда выливала улов в бункера, судно наполнялось запахом свежих огурцов. Да-да-да! Именно так пахнет свежая мойва. Словно на овощных развалах рынка, когда ты оказался рядом с прилавками свежих огурцов!

Столпотворением судов, плотной группой Кондаурова после ЮВТО, казалось было не удивить. Но такой огромной группы, работающей в ограниченном пространстве Мотовского залива, он ранее не видел и получал ни с чем не сравнимый опыт работы, учась у старших товарищей – капитана и старпома. С мостика он уходил с мокрой спиной. Первые дни, когда он добирался до своей койки в каюте, едва закрывал глаза, как тотчас, перед его внутренним взором мелькали огни-огни и огни. Он мысленно ещё и ещё раз прокручивал эпизоды прошедшей вахты, оценивая свои действия, выискивая ошибки. Несмотря на усталость, сон сразу не приходил. Возбуждение спадало постепенно. Со временем всё это прошло. Игорь научился правильно оценивать происходившие события. Выделять главное, определять наиболее опасные цели, представляющие для «Ван Дейка» потенциальную угрозу. Спокойно анализируя обстановку, он ставил себя на место штурмана встречного судна, в результате, предвидя его реакцию, Кондауров заранее предпринимал действия для безопасного маневрирования. Словом, опыт пришёл со временем.

Судно быстро набрало груз и вернулось в порт на выгрузку. На следующее утро после прихода, когда Игорь поднялся на борт. Он узнал новость. Рейс на мойву прерывается. После окончания выгрузки судно перешвартовалось на дальние причалы, освобождая место следующему, подошедшему с моря траулеру, а экипаж начал готовится к длительному рейсу в Южную Атлантику, в район Аргентины и Фолклендских островов. Где «Ван Дейку» надлежало заняться промыслом кальмара.

Третьему помощнику капитана предписывалось получить в навигационной камере порта актуально откорректированные комплекты карт и книг на предстоящий переход в отдалённые районы промысла. Длительность рейса предполагалась шесть-семь месяцев. Кроме того, капитан дал указание получить также карты, книги и планшеты района АЧА (Антарктической части Атлантики), а именно, района острова Южной Георгии (South Georgia) и Южных Сандвичевых островов (South Sandwich). Он не исключал варианта, что их могут перенацелить на другие объекты промысла. Такое в «Тралфлоте» иногда случалось. И поэтому экипаж, на всякий случай, должен быть готов к изменению рейсового задания. Второй помощник обязан был согласовать заявку на продукты и обеспечить их погрузку на борт. Кроме того, в зоне его ответственности был и расчёт с экипажем за прошедший рейс. А это означало составление денежных ведомостей, подачу бумаг и справок в расчётно-кассовый отдел флота, получение непосредственно самих денег и выдачу их членам экипажа. Ну и суточных вахт также никто не отменял. Так что воспользоваться всеми прелестями кратковременного пребывания на берегу второму штурману так и не пришлось. Рано утром, в семь часов он уходил из дома и возвращался к семье ближе к полуночи.

Экипаж энергично готовился к предстоящему плаванию и промыслу. Получалась провизия, сухое тропическое вино, картонная тара, промысловое вооружение. Запасались свежей водой, и получали полный бункер топлива. Словом, забот хватало.

Рейс представлялся Кондаурову интересно-захватывающим. Воображение молодого штурмана будоражил предстоящий переход через тропики и работа в отдалённых районах промысла. Как много интересного и захватывающего ждало его впереди. Вот она, профессия моряка, рыбака! Ради этого стоило учиться шесть лет в «Вышке». Приключения манили его!

В суматошных днях подготовки к выходу неделя пролетела незаметно. Вот уж, воистину, когда Кондауров понял и на своей шкуре испытал ощущение, что в море легче, чем на берегу. До сих пор, выражение «дом моряка – море», он воспринимал, не более, чем кокетство бывалых моряков. А сейчас сам рвался побыстрее выйти в рейс, оставив позади все береговые заботы. В море всё было размерено, привычно и понятно. Вахта, подвахта, отдых и далее – по кругу.

Наконец,15 марта «Ван Дейк» вышел из Кольского залива. Обогнув Нордкап, с разбегу воткнулись в сильный шторм, двигавшийся от Исландии в сторону континентальной Европы. Через трое суток тяжелейшего штормования, наконец, вырвались из объятий циклона на траверзе южной оконечности Лофотен (Лофотенские острова). И на широте маяка Скомвер проложили курс в открытую Атлантику, с расчётом оставить Британские острова слева по борту, а Фареры (Фарерские острова) справа. Отрезок пути до Британии преодолели без всяких приключений.

Игорь давно уже хотел заняться практической мореходной астрономией, поупражняться с секстаном. Он давно полюбил это исконно морское искусство. Да-да, именно искусством он считал умение определять местоположение судна астрономическими способами. Будь то взятие высот звёзд в навигационные сумерки или определение линий положения по Солнцу. С почти мистическим благоговением он подходил к этим упражнениям и готовился к наблюдениям светил: выставлял звёздный глобус по приблизительному месту судна и подбирал звёзды, высоты которых собирался измерять секстаном. Выверял сам секстан. И, наконец, когда всё было готово, выходил с мореходным инструментом на крыло мостика, брал высоту и далее погружался в вычисления.

Штурман испытывал вполне заслуженное удовлетворение, когда в результате вычислений местоположение судна близко совпадало с местом, выданном аппаратурой GPS. У Кондаурова в училище были хорошие преподаватели по мореходной астрономии и сумели привить любовь курсанту к этому дисциплине. С большим удовольствием он внеурочно, факультативно постигал азы мореходного дела, засиживаясь вечерами допоздна в пустых аудиториях по окончании занятий самоподготовки (ежедневные обязательные занятия курсантов в высшем инженерном морском училище по закреплению знаний, полученных на лекциях. Работа в лабораториях, выполнение практических заданий и пр.). В совершенствовании своих знаний по мореходному искусству второй помощник капитана неизменно был строг и требователен к себе. Это отношение к любимому делу он пронёс через годы и уже старшим помощником, а затем и капитаном требовал от своих штурманов практических упражнений с мореходными инструментами, когда это было возможным. Он всегда считал, что умные, современные приборы навигации могут выйти из строя в любой момент, и как всегда, внезапно. Как показывал жизненный опыт капитана Кондаурова, обычно так и случается. И тогда у штурмана под рукой окажется только один неизменно надёжный помощник и друг – секстан. А раз так, то надо уметь правильно и грамотно им пользоваться.

– Поймав себя на этой мысли, старый моряк тяжело вздохнул. С большим сожалением, к концу своей работы в море, он с горечью констатировал тот факт, что приходящие на флот молодые штурмана иной раз даже толком не знают, с какой стороны подойти к этому прибору. Не говоря уж о том, чтобы провести измерения, а затем и математические вычисления. Старик внутренне усмехнулся – … прогресс доведёт до того, что скоро, и считать, пожалуй, разучимся.

Игорь Васильевич встал с кресла и подошёл к стеллажу. Снял с него старый надёжный секстан, фирмы Kelvin & Hughes. Любовно осмотрел его со всех сторон и осторожно вернул на место.

Этот секстан старший помощник Кондауров в своё время «позаимствовал» у одного из капитанов. Тому он был без надобности. Всё равно им никогда не пользовался.

Он неизменно брал его с собой в рейсы. Как и все моряки, Игорь был суеверен, и секстан стал для него, нечто вроде талисмана. Он всегда приносил ему удачу в рейсах. А старый капитан Кондауров, не желая терять форму, когда позволяли условия, выходил на крыло мостика и брал высоту светила, чем неизменно удивлял молодых моряков.

– Чудит старик!

Игорь вернулся к камину. Поворошил кочергой угли и вновь уютно устроился в своём кресле. Небольшим напряжением воли он снова мысленно вернулся к тому рейсу на «Ван Дейке».

Как только оставили слева по корме острова Великобритании и пересекли 50° северной широты, откорректировали курс в Южную Атлантику с таким расчётом, чтобы пройти между Азорами и островом Мадейра. Погода уже заметно улучшилась. Солнце всё чаще появлялось среди туч. Стало ощутимо теплее. А когда миновали Бискайский залив, оставив его далеко по левому борту, на широте Испании вошли в настоящее лето.

Волнение моря окончательно стихло. Пропала даже океанская крупная зыбь. А на подходе к Азорам команда разделась по пояс, подставляя белые тела жарким лучам солнца. Люди быстро забыли зимнюю погоду на промысле и ранние весенние жестокие штормы северных широт. Азоры не подвели. Традиционный стационарный антициклон над островами определял хорошую погоду на обширных просторах Атлантического океана.

– Ну вот Мишель, – вслух произнёс второй штурман, адресуя обращение рулевому, – вот и «Конские широты», … пересекли 35 градус широты…дальше на Юг гарантированно хорошая погода…

– Почему конские, Василич? – «Конские широты», или Horse latitudes по-английски, это условное название районов Атлантики между 35 и 30 градусами широты. Когда-то в Х VII веке, во времена паруса, когда европейцы начали активно колонизировать Вест-Индию и Африку, они перевозили в свои поселения лошадей. В этих широтах парусные суда попадали в зону слабых переменных ветров, порой, безветрия. Неделями, а то и месяцами выбирались из этого района. Понятно, что из-за дефицита воды и корма животные погибали. Туши лошадей выкидывали за борт. Вот отсюда и пошло это название – «Конские широты». А потом, по аналогии "конскими" стали называть широты 30—35° сев. и южн. полушарий во всех океанах.

Солнце не просто стало уже летним. Оно-таки «жарило» и «пекло». Свободные от вахт и работ моряки разбрелись по открытым палубам, выбирая удобные места для загорания. Тёплыми вечерами, когда солнце уже не так припекало, моряки на промысловой палубе натягивали волейбольную сетку, припасённую комиссаром ещё на берегу и, разбившись на команды, разыгрывали спортивные матчи. Привязанный длинным тонким линём за шнуровку (чтобы не вылетел за борт) волейбольный мяч живо летал над палубой. Люди развлекались, как могли.

Как и следовало ожидать, уже после первого дня принятия солнечных ванн, часть команды обгорела и озадачила тем самым судового врача. Работы доктору заметно прибавилось. Забот ему хватало и по другой причине. На траверзе Азор заработал судовой кондиционер. От перепада температур: прохладного воздуха в судовых помещениях и душного, жаркого на открытых местах, треть команды заболела банальной простудой. Обычное, в общем-то, дело. Особого беспокойства у капитана и доктора эти малые неприятности не вызвали. Моряки – это здоровые, закалённые люди и лёгкая простуда не должна была принести большие неприятности.

– Само рассосётся. …– по-философски комментировал эти «неприятности» доктор.

Другим развлечение, вносящим некоторое разнообразие в монотонные будни упорно стремящегося на Юг судна, были летучие рыбы. Они появились ещё на подходе к Азорским островам. Первое время, когда стало возможным наблюдать этих необычных созданий, моряки с большим любопытством смотрели на выпархивающие из воды стайки или одиночных рыб, пролетавших иной раз до 20 – 30 метров над водой, вспугнутых форштевнем судна, или какими-то хищниками, охотящимися на них, вероятней всего, тунцами. Но, со временем, и это прискучило.

Наконец, случилось событие, которое моряки ждали с большим нетерпением. «Ван Дейк» пересёк Северный тропик, или тропик Рака – одну из основных параллелей на картах Земли, расположенную на 23° 26' северной широты. При пересечении этой широты у моряков наступало легальное право на употребление «тропического вина». С этого момента они были в тропиках!

Пару слов об этих условных линиях на картах. Северный тропик, или тропик Рака определяет наиболее северную широту, на которой Солнце в полдень может стоять в зените, то есть, прямо над головой наблюдателя во время летнего солнцестояния. Аналогичная широта в южном полушарии называется тропиком Козерога. И, соответственно, область между этими широтами и называется собственно тропиками. Слово «тропик» – греческого происхождения (τροπή – поворот) описывает процесс «разворота» движения Солнца в солнцестояние.

Выдачей сухого вина, запасы которого на «Ван Дейке» были достаточные (на берегу позаботились перед выходом в рейс), заведовал, как раз второй помощник капитана Кондауров. С этого момента он стал наиболее уважаемым человеком на судне.

– Добрый день, Игорь Васильевич, … как Ваше драгоценное здоровье? …Хорошо ли Вам спалось нынче? … Ой-ой-ой, Вы берегите себя, Игорь Васильевич, не переутомляйтесь – в шутливо-весёлой форме моряки, подчёркнуто-вежливо общались со вторым штурманом.

Но выдачу вина каждый день придержали. Впереди всех ждало событие – пересечение Экватора. К этому празднику и берегли запасы. До Экватора оставалось 1440 миль, то есть десяти узловым ходом (больше из «старичка» выжать не удавалось) шесть суток хода, или, другими словами, на Экваторе каждому моряку полагалось по две бутылки вина!!! Ради этого стоило потерпеть. К предстоящему празднованию пересечения Экватора начали готовиться загодя. Моряки охотно мастерили маскарадные костюмы, вырезали из картона и других подручных материалов соответствующую случаю атрибутику, разукрашивали их, словом, относились к этому важному событию со всей ответственностью.

Неприятность случилась на следующий день. На вахте второго штурмана, когда капитан находился на мостике, неожиданно на мостик поднялся судовой врач

– Прошу разрешения подняться на мостик – обратился доктор к капитану.

– Да, конечно, проходите, Дмитрий Николаевич. Что случилось? Вид у Вас встревоженный….

– Есть от чего Павел Николаевич, подозрения на аппендицит у моториста Белова. Всё очень серьёзно. Нужна срочная госпитализация, …операция. Я не хирург, как Вы знаете….

Приступ у моториста был реальный. Человек корчился в лазарете от боли. Доктор вполне обоснованно опасался самого худшего – перитонита. Надо было срочно принимать решение по доставке больного в ближайший порт. Таким местом были только Острова Зелёного Мыса, находившиеся в стороне от маршрута траулера в 480 милях, то есть в двух сутках хода. Капитан немедленно, изменил курс судна в сторону островов. Начальник радиостанции срочно связался с берегом, с Управлением «Тралфлота». Капитан доложил о ситуации на борту и запросил рекомендации, на какой именно остров из архипелага ему целить. После капитана с Медсанчастью главка «Севрыба» переговорил доктор, доложил анамнез и получил необходимые рекомендации по уходу за больным.

Через шесть часов с берега пришла срочная радиограмма, предписавшая капитану «Ван Дейка» идти к острову Сан-Винсенте, в порт Минделу (Mindelo). Была ещё одна проблема. На борту не было ни путевых карт архипелага Кабо-Верде (другое название Островов Зелёного Мыса), ни лоции побережья. Была только одна генеральная карта № 30052 масштаба 1: 5 000 000 «Атлантическое побережье Южной Америки и Африки от Малых Антильских островов до острова Святой Елены».

– Это, всё равно, что идти по Политической карте – усмехнулся штурман.

Но, делать нечего. Всё равно других карт не было.

– Пойдём уж, по какой есть – задумчиво, нахмурив лоб, произнёс капитан.

К берегу подходили очень осторожно. На подходе к Сан-Винсенте связались с лоцманской станцией, сообщили, что не имеют на борту крупномасштабных карт и попросили выслать катер с лоцманом заблаговременно. Получили указание «Port Control» следовать в условную точку в двух милях от берега. Власти сообщили, что капитан порта пошёл навстречу советским морякам и организовал доставку больного этим же лоцманским катером.

На борт вместе с лоцманом поднялся врач. Это был русский, советский врач! В Минделу работала большая группа советских врачей по линии ЮНЕСКО. С его слов, в городе образовалась довольно большая колония специалистов из СССР и Кубы, в основном врачей. Пока лоцман вёл судно к месту якорной стоянки, оба эскулапа осмотрели больного и констатировали серьёзность ситуации. Температура моряка была около сорока градусов. На лице у него выступила испарина. Временами, он начинал уже впадать в забытьё, терять сознание. Нужно было торопиться. Встали на якорь в заливе Порту-Гранде в 400 метрах от берега. Опустили до воды парадный трап и со всеми возможными мерами предосторожности спустили по нему носилки с больным, и перегрузили на лоцманский катер. Ещё на подходе к месту якорной стоянки капитан по УКВ-радиостанции согласовал вопрос о сопровождении больного в госпиталь двумя членами экипажа: вторым штурманом и судовым врачом.

На берегу уже ждала машина «Скорой помощи». Больного общими усилиями (помогали даже матросы лоцманского катера) осторожно вынесли на берег и переложили на госпитальные носилки, погрузили в машину и все вместе отправились в госпиталь, включив сирену.

Моторист вёл себя очень мужественно. Кондауров, когда-то в детстве, испытал приступы болей воспалённого аппендицита и отчётливо представлял себе те мучения, которые испытывал больной. Моряк, плотно сжав губы, очень тихо стонал.