Прости и спаси бесплатное чтение

Пролог

На часах почти двенадцать — засыпаю под сериал по телевизору. Меня будит звонок в дверь. Пугает то, что звонят не в домофон, а именно в дверь. В последнее время у меня развилась паранойя. Вскакиваю с дивана с колотящимся сердцем, и медленно иду к двери. От неконтролируемого страха потеют руки, и по спине бежит холодок. Очередной звонок раздается эхом в ушах. На цыпочках подхожу к двери, заглядываю в глазок и выдыхаю, когда вижу соседку бабу Машу. И что ей не спится, я вроде негромко смотрю телевизор? Открываю двери, но все равно осматриваю лестничную клетку, сама не знаю, что хочу увидеть. Мне просто страшно жить.

— В обед приходил почтальон и просил передать тебе вот это, — она протягивает мне пакет, похожий на те, которые приходят из интернет-магазинов. Я вроде ничего не заказывала, да и не отдают такие посылки соседям.

— А кто приходил? Люда?

— Нет, парнишка какой-то, сказал, что он новенький, — она настойчиво трясет пакетом, а я боюсь его брать.

— Да возьми ты его наконец! — впихивает мне в руки пакет, смотря на меня как на ненормальную. — Делать мне тут нечего по ночам чужие посылки разносить.

— Так не разносили бы! — захлопываю дверь перед носом старушки, и закрываюсь на все замки. Ощупываю пакет, понимая, что там что-то мягкое. Странная посылка, поскольку на ней написан только мой адрес и фамилия, а данных отправителя нет. Может, баб Маша перепутала и это был не почтальон, а курьер? Становится холодно, тело бьет озноб, и кожа покрывается мурашками. Прохожу в комнату, натягиваю кардиган, кутаюсь в него, иду вместе с посылкой на кухню и ставлю чайник. Разрезаю ножом пакет и вынимаю оттуда красную шелковую полупрозрачную комбинацию. Растерянно осматриваю сексуальный предмет белья и не помню, чтобы такое заказывала, да и мне ни к чему, не перед кем в таких вещах ходить. Откидываю прозрачную тряпочку на стул и завариваю себе чай с мятой. Рассматриваю пакет, заглядываю внутрь и нахожу простой белый листок, сложенный вдвое. Вынимаю записку, разворачиваю, отпивая немного чая, и первое, что бросается в глаза, это красивый каллиграфический почерк.

«Тебе не идет вытянутая застиранная футболка БЫВШЕГО мужа! Надень эту комбинацию. Выкинь старые воспоминания и замени их новыми. Хочу смотреть, как ты наносишь крем возле туалетного столика, одетая в красный шелк или пьешь кофе из чашки в красный горошек по утрам, поправляя тонкие лямки. Надень комбинацию прямо сейчас, порадуй меня, Вероника. Это мое желание, и помни про наказание»

Сглатываю и сжимаю свою любимую старую чашку в красный горошек. Горячий чай жжет ладони, но я не чувствую боли, потому что по позвоночнику ползет холодок ужаса. Οн наблюдает за мной! Наблюдает, когда я дома! ОН где-то рядом! Медленно перевожу взгляд на окно с незадернутыми шторами и леденею от страха. Дыхание перехватывает, а сердце начинает колотиться как сумасшедшее. Моя квартира была единственным местом, где я чувствовала себя в безопасности. Выхожу из ступора, чувствуя, как меня начинает трясти от леденящего ужаса, и встает дыбом каждый волосок. Он не просто псих, ОН маньяк, который знает обо мне все, ему нравится мой страх.

Записка выпадает из рук, и я в панике вылетаю из кухни в коридор, подальше от окон. Я живу на первом этаже, на окнах решетки, но мне от этого не легче. Сползаю по стене на пол, понимая, что не могут находиться в квартире одна, иначе сойду с ума. Дашка в Турции, но и ее присутствие не решит проблем. ОН останется! Стягиваю с тумбы свою сумку, включаю телефон и набираю номер Марка. Я не звонила ему со дня нашего развода, но он единственный, кто может мне помочь. «Телефон отключен или находится вне зоны доступа». Смотрю на время и усмехаюсь, когда понимаю, что Марк никогда не меняет свой уклад жизни, он всегда отключает телефон на ночь, а домашний я не знаю. Я в таком отчаянии что, мне уже все равно, что обо мне думает Марк, готова молить его о помощи.

Вызываю такси, надеваю пальто, кроссовки, и вновь спускаюсь на пол в ожидании сообщения о прибытии машины. Есть время переодеться, но я боюсь пройти в комнату. Кажется, я схожу с ума, теперь я боюсь смотреть в окна. Такси прибывает, и я выхожу из квартиры в старой футболке бывшего мужа, кардигане и ңаспех накинутом длинном пальто. Дрожащими руками закрываю двери, прячу ключи в кармане и вылетаю из подъезда. Быстро сажусь в такси и изо всей силы захлопываю дверцу.

— Девушка, можно полегче! — бурчит таксист, а мне становится немного легче, потому что я теперь не одна. Таксист срывается с места, увозя меня далеко от дома, и я немного расслабляюсь на заднем сидении. Я не знаю, куда мне идти, если Марка не окажется дома. Возможно, ОН следит за мной — от этой мысли волосы становятся дыбом, я оглядываюсь и в каждой едущей за нами машине высматриваю психопата, который не дает мне покоя. Съезжаю на сидении вниз, тереблю ремешок сумки, и тихо молюсь, чтобы Марк был дома.

Таксист останавливается возле подъезда, быстро расплачиваюсь и выхожу на улицу. Звоню в домофон, постоянно оглядываясь по сторонам. Один звонок, второй, третий, никто не открывает. В темном палисаднике что-то шуршит, и я начинаю нервно дергать железную дверь. Из темноты что-то выпрыгивает, и я, будто умалишенная, вскрикиваю, подпрыгивая на месте. Это всего лишь серая уличная кошка, которая начинает тереться об мои ңоги, а из моих глаз брызжут слезы от испуга.

— Да! — в домофоне раздается сонный голос Марка.

— Марк, открой, пожалуйста! — голос срывается, начиная дрожать.

— Ника? — непонимающе переспрашивает он.

— Да, это я, пожалуйста, открой! Впусти! Мне страшно! — слышу его голос и начинаю плакать в голос, чувствуя, как трясется подбородок. Раздается характерный звук, дверь открывается, и я несусь бегом на четвертый этаж, утирая слезы. Марк встречает меня на пороге своей квартиры. Хочется кинуться ему на шею, сильно прижаться и почувствовать себя защищенной. Но я сдерживаю порыв, растерянно останавливаясь.

— Ника, что случилось? — он сонный, в одних серых спортивных штанах, щурится от яркого света желтой лампочки. Такой домашний, мягкий, ещё не отошедший от сна, смотрит на меня взволнованно, как когда-то раньше. И мне хочется рыдать от понимания того, что он вышел из постели, в которой спал с другой женщиной. Открываю рот, а сама не могу сказать и слова, меня шатает и ноги подкашиваются от стресса. Пошатываюсь, цепляюсь за перила, чтобы не упасть.

— Помоги мне. Спаси меня! — голос срывается, дрожь усиливается, и я уже не могу сдержать поток слез…

Глава 1

Марк

Когда моя жена спит, у неё всегда приоткрыт рот, а губки — припухшие ото сна. Обожаю целовать её сонную. Мне безумно нравится утренний секс. Я люблю будить ее таким образом. Сегодня выходной, так почему бы нам не провести его в постели, я соскучился по ее оргазмам. Последнее время все как с цепи сорвались и у меня был аврал с утра до ночи, иногда до поздней ночи, и Ника обижалась, что мало меня видит. Надо восполнять пробелы и отдавать супружеский долг. Как мне нравится отдавать эти долги и забирать у неё свои.

Вероника переворачивается на живот и закидывает на меня ножку, оголяя бедро и упругую попку. Ее комбинация сползает с плеча, открывая мне вид на грудь и персиковый сосок. Черт, мы вместе уже почти три года, а у меня всегда встает на нее как в первый раз. Моя хитрая Лисичка подсадила меня на себя как на самый сильный наркотик и стерла для меня всех остальных баб. Ну невозможно было не подсесть на эти лисьи сладкие губы, вздернутый носик и шикарные длинные волосы с медовым оттенком.

Веду пальцем по ее бедру, стягиваю одеяло, полностью обнажая мою жену. Ρoт наполняется слюной, скулы сводит, когда смотрю на ее пышную грудь.

— Доброе утро, Лисичка, — шепчу ей на ушко, и уже в наглую тискаю жену. Сжимаю бедра, поглаживаю попку, немного сползаю, ложусь боком и всасываю манящий сосочек, играя с ним языком. Моя вкусная девочка просыпается, прогибается и сонно стонет. Спускаюсь ещё ниже, переворачиваю Нику на спину, а она делает вид, что спит, хотя на губах играет легкая улыбка. Целую живот, веду языком ниже к гладенькому лобку, и резко развожу её ноги в стороны сгибая в коленях.

— Ммм, вот она моя вкусная девочка, — целую нежные складочки, лаская их языком, а Ника смеётся, пытаясь сжать ноги. Не позволяю ей это сделать, вновь раздвигаю ноги и немного покусываю клитор. — Сегодня я тебя всю съем, — всасываю клитор, обвожу двумя пальцами вход и медленно проскальзываю внутрь.

— А-а-а-а, Марк, — обхватывает мою голову, стонет, шире разводя ноги, ещё больше подставляя мне себя. Веду языком вверх-вниз, облизывая ее всю и вновь всасываю клитор, начиная двигать пальцами и чувствуя, как она сжимается и течет.

— Только ты можешь так искусно и умело просить прощения, — усмехается Вероника и вновь выгибается, немного содрогаясь, поскольку я снова прикусываю сладкую вершину.

— В смысле «только я так могу»? А что есть ещё с кем сравнить?! — рычу и вновь сильно всасываю клитор, начиная трахать мою жену пальцами. Я знаю, что я её единственный мужчина и она никогда меня не предаст, но все равно ревную. Безумно ревную, иногда до сумасшествия, к каждому косому взгляду, к каждому слову, сказанному в её сторону мужчинами, и ничего не могу с собой поделать. Сколько скандалов я устраивал моей Лисичке из ничего, только потому что она улыбнулась кому-то. А иногда мне кажется, что она делает это намеренно, провоцируя меня, выводя на эмоции и жесткий секс, где я самоутверждаюсь, доказывая, что она принадлежит мне.

Выхожу из душа и иду в кухню на запах свежего кофе, тостов и омлета. На часах уже полдень — мы задержались в постели. Я постарался полностью рассчитаться за почти недельный завал на работе. Моя жена раскладывает омлет по тарелкам и соблазнительно крутит попой под музыку из телевизора. Лисичка никогда не носит дома халатов или домашней одежды, только мои футболки, рубашки и это всегда заводит больше, чем кружевное белье. Не удерживаюсь, шлепаю по виляющей попке и сажусь за стол, отпивая свежего кофе со сливками.

— Может, все-таки сходим ненадолго на корпоратив? Неудобно, начальник уверен, что такие мероприятия сближают и делаю из его сотрудников сплоченную команду, — просит Ника, ставит передо мной омлет и садится напротив.

— Может, я не хочу, чтобы моя жена так тесно сближалась с коллективом, — злобно усмехаюсь. Мңе достаточно ее постоянных улыбочек начальнику-самодуру.

— Даже не начинай, если не хочешь опять извиняться, — Лисичка откусывает тост с медом и облизывает припухшие от моих поцелуев губы. — Мы давно никуда вместе не выходили. Корпоратив будет в клубе. Я хочу напиться и танцевать с тобой, — заявляет Ника, а я скептически усмехаюсь. Заскучала моя Лисичка, и ее можно понять, я старше на десять лет. Веронике всего двадцать четыре, девочка совсем, и ей хочется погулять. Беру пульт, прибавляю ритмичную музыку на телевизоре и подмигиваю жене.

— Танцуй! — шучу я, а на самом деле обдумываю программу на выходные. Если бы не дело Сурикова, по которому меня могут вызвать в любой момент, я бы, наверное, взял отпуск за свой счет и увез бы Веронику куда-нибудь отдыхать. Свожу ее сегодня по магазинам, в ресторан сходим, в кино, да куда она хочет, только не на сборище ее сослуживцев, иначе наши выходные закончатся скандалом. Я же психану от ревности, когда на нее будут смотреть голодными глазами, а я обещал ей больше не устраивать сцен на людях. С ней я чувствую себя истеричкой.

— Ну, Миронов, давай пойдём, я хочу, как в наше первое свидание. Помнишь? — игриво прикусывает пальчик, унося меня в ту сумасшедшую ночь, когда я влюбился. — Помнишь, как мы вместе отожгли и завели всю толпу?

— Это ты отжигала, радость моя, а я просто страховал тебя сзади, чтобы никто не пристроился.

— Ага, и пристроился сам, — смеется Лисичка. — Ну, Миронов, — кидает в меня салфеткой. — Умеешь ты испортить воспоминания.

— Ладно, будут тебе таңцы. Только мы пойдём в клуб к Назару. Там и потанцуем, — прищуриваю глаза, а сам планирую взять у Назара випку для привата с панорамным окном на зал и заставить мою Лисичку танцевать для меня. Черт, я только что трахал её в разных позах, а от этой мысли у меня вновь встает.

— Хорошо, — вздыхает Ника, — придётся позвонить начальнику и сказать, что заболела, иначе он не поймёт.

— Позвони, позвони, — я был бы рад, если б Веронику вообще уволили с этой работы. Не нравятся мне сальные взгляды ее начальника. Но моя жена борется за независимость, а я, как всегда, ни в чем не могу ей отказать. Кому скажи не поверят, что майор юстиции следственного отдела Миронов под каблуком у жены. Пусть ещё немного побудет «независимой» женщиной, самореализуется, а через годик я заделаю моей Лисичке сына и посажу дома, а потом дочку…

Все планы на день полетели к черту уже после обеда. Иногда я ненавижу свою работу и амбиции. Но и отказаться от карьеры не могу, иначе не смогу чувствовать себя состоявшимся мужиком. В деле Сурикова появились новый обстоятельства, поймали его подельника и мне нужно было срочно, мать их, присутствовать при допросе. И никого, бл*дь, не волнует, что я обещал молодой жене на этот вечер! Будь, сука, неладен этот Суриков. Я сгною эту падаль на зоне! Но мои психи никак не решат вопрос с обиженной Вероникой, которой я уже пообещал обширную вечернюю программу. Ника хмурится и смотрит в окно машины, водя по нему пальчиком. Не разговаривает со мной, потому что вместо ресторана и клуба я везу ее домой.

— Ну, не дуйся, я сам не рад, — пытаюсь как-то оправдаться, но Ника не реагирует. На светофоре, накрываю eе колено рукой и немного сжимаю. — Можешь высказать мне вслух все, о чем думаешь.

— Я вот думаю, что мне делать этим вечером в четырёх стенах нашей квартиры. Выпить вина и поговорить с телевизором, или просто лечь спать. Ну хоть высплюсь, а может генеральную уборку устроить? Как думаешь? — не смотря на меня, кидает Вероника. Злюсь, сжимая челюсть и продолжая движение, но скорей на себя.

— Пойми, работа у меня такая! Сейчас это дело передадим в суд, и я возьму отпуск. Франция, Италия, Острова, полетим куда захочешь.

— Тебе дадут отпуск, а мне нет! Я работаю только полгода!

— Да и нахрен тебе эта работа! — срываюсь, повышая голос. — Я в состоянии обеспечить тебя сам!

— Мне это нужно! У меня тоже амбиции, я не хочу быть простым менеджером, я хочу чего-то достичь! Я не для этого получаю второе высшее, чтобы сидеть дома! Мы, кажется, уже говорили об этом и все решили!

— В первую очередь женщина должна реализовать себя в семье, как жена и мать. Карьера второстепенна! — мы сами не замечаем, как переходим на повышенные тона. — Да мы говорили об этом, но мое мнение не изменилось. Я просто даю тебе время…

— Ну спасибо, — театрально кланяется Ника, смотрит на меня и кусает губы, начиная часто моргать, а это верный знак того, что сейчас хлынут слезы. И все, я таю, считая себя мудаком. Не могу выносить ее слез. Паркуюсь возле дома, отстегиваю ремень безопасности, хватаю мою Лисичку за кофточку и тяну на себя и целую обиженные губы.

— Ну прости, — стираю большими пальцами слезы. — Самому тошно, но…

— Да я поңимаю все…, — шмыгает носиком, прекращая плакать, — просто мне так тебя не хватает. Мы видимся только за завтраком и то несколько миңут. А мне хотелось сегодня больше тебя. Ты обещал…

— Если тебе мало, я могу всю ночь быть в тебе, что утром ходить не сможешь, — шучу я, пытаясь разрядить обстановку.

— Я не об этом! — толкает меня в грудь, пытаясь вырваться.

— Я понял, — тяну её назад прижимая к себе, зарываясь в волосы и глубоко вдыхаю такой любимый легкий цитрусовый аромат ее духов. — Если хочешь, сходи на свой корпорат, только ненадолго, — приходится идти на уступки, хотя мне очень не нравится эта идея. — Потанцуй, только с девочками, попой не крути, и сильно не напивайся, — Лисичка смеется мне в грудь. — А я за тобой заеду, как освобожусь. Хорошо? — кивает мне в грудь и уже сама обнимает, утыкается в шею, глубоко вдыхает и целует, посылая по моему телу волны блаженства.

Сам отпустил Нику на корпоратив, сам же себя и накручиваю, навязчивыми мыслями. Нет, моя Лисичка никогда не давала мне весомых поводов в ней сомневаться. Всему причина мой характер. Я собственник и до безобразия ревнив. Хотя, до Вероңики не отличался маниакальной ревностью. Наверное, потому что я и не любил никого до моей Лисички. Οна очень много для меня значит, именно в ней я вижу свое продолжение.

Допросы, показания, бумаги, давление на обвиняемого, все это занимает слишком много времени. До этого момента я не тревожил Нику, стараясь не быть маниакально навязчивым и контролирующим. Мы договорились, что она позвонит сама, как только натанцуется. Но на часах двадцать минут первого, а на моем телефоне нет даже сообщения от жены.

Выхожу на улицу, прикуриваю последнюю сигарету, и глубоко затягиваюсь, одновременно набирая номер Ники. «Абонеңт отключен». Набираю ещё раз — то же самое. Спокойно, допустим, у нее сел телефон. Сажусь в машину и выдвигаюсь к клубу, где должна была проходить их вечеринка. По пути набираю номер ее подружки, но трубку берет ее муж, сообщая что Даша спит, и уже как час вернулась домой. Паникую и злюсь одновременно. Может, Вероника тоже дома, просто, как всегда, забыла зарядить телефон. Звоню на домашний, но трубку никто не берет. Хорошо. Все можно объяснить. Моя паника и волнения безосновательны — внушаю сам себе, подъезжая к клубу.

Недолго общаюсь с охраной, показывая удостоверение, которое развязывает всем языки. Парни сообщают, что их компания уже как час назад разъехалась и все были основательно пьяны. Но я все равно прочесываю клуб, проверяя каждый закуток. Вероники нигде нет! Мчусь домой, в надежде, что Ника просто спит и не слышит моих звонков. Οх, и отшлепаю я ее прелестную попку за мое волнение. В прямом смысле отшлепаю! Покупаю по дороге пачку сигарет, выкуриваю две подряд травя себя никотином, поскольку внутри зарождается очень нехорошее чувство. Моя Лисичка всегда была очень ответственная и никогда не заставляла меня так волноваться.

Открываю дверь своим ключом, и уже на пороге понимаю, что ее здесь нет. Обхожу все комнаты, включая везде свет и так и не нахожу свою жену. По позвоночнику прокатывается холодок и меня начинает потряхивать от волнения. Какого черта я отпустил ее на это сборище?! Пусть бы злилась на меня, обижалась, но была бы сейчас дома!

Глава 2

Вероника

Он украл меня, в прямом смысле этого слова. С Марком мы познакомились в фитнес-клубе, я занималась пилатесом, а он просто ходил туда несколько раз в неделю поддерживать форму. С первого взгляда он мне не понравился, я даже не обратила на него особого внимания. Потому что красивых накаченных тел в клубе было предостаточно, да и Марк был старше меня на десять лет, а я больше общалась со сверстниками. Мы заочно знали друг друга около месяца, так выходило, что время наших тренировок всегда совпадало.

Однажды я повредила ногу, ничего страшного, но ходить было больно. Марк поднял меня на руки и, под мои возмущенные вопли, посадил в свою машину. По дороге он купил мне обезболивающую мазь, буквально насильно намазал больную ногу и привез в кафе с отдельными кабинами и удобными диванами. С этого дня и завязались наши стремительные отношения. Наверное, я влюбилась в его наглость, настойчивость и заботу, которой он меня окружил. В первое же наше настоящее свидание он заявил, что я влюблюсь в него и мы поженимся максимум через полгода. Так и вышло, через пять месяцев я стала его женой, и была счастлива, не представляя больше жизни без этого человека.

Марк — настоящий мужчина, немного властный и все важные решения остаются за ним. Он умеет любить и заботиться, и как никто чувствует меня. Кажется, он знает мое тело и душу лучше меня самой. Он никогда ни в чем мне не отказывает, Марк умеет выслушать, поговорить и убедить меня в своей правоте. Ругаемся мы только из-за его безумной безосновательной ревности. Марк — собственник до мозга костей и мне это тоже нравится.

Я люблю просыпаться с ним по утрам и смотреть на него спящего. Люблю будить его, водя кончиками пальцев, очерчивая скулы, немного неровный нос и гладить морщинки вокруг глаз. Люблю целовать его шрам на плече, обводит черную татуировку в виде надписи на латыни на его груди, где написано «Моя жизнь — мои правила». Люблю смотреть, как он бреется, ест, сосредоточенно работает или расслабленно и уверенно водит машину. Люблю, когда он готовит, хозяйничая на кухне. Иногда мне нравится намеренно выводить его из себя, чтобы страстно и сладко мириться. Обожаю, когда он просит прощения, без слов — языком тела. Я люблю в нем ВСЕ. Иногда мне становится страшно от того, что мы могли бы никогда не встретиться, и Марк мог бы сейчас любить другую женщину. Я полностью принадлежу этому мужчине, он в наглую присвоил меня себе и мне хорошо в его руках.

Марк Миронов — я люблю каждую букву в его имени, потому что из этих букв складывается имя самого главного человека в моей жизни. Иногда мне кажется, что я помешалась на этом мужчине, но мне хорошо в моем сумасшествии.

Голова тяжелая, перед глазами туман и все плывет. Χочу подняться с кровати, но нет сил, руки, ноги ватные, почти не слушаются. Мысли заторможены, ничего не соображаю. Где я? Сколько сейчас времени? Эти мысли мелькают в голове, но почему-то особо не волнуют. Вместе со слабостью меня одолевает непонятная апатия и безразличие ко всему.

Какой странный в этой комнате потолок. Там изображена женщина с обнаженным мужчиной на огромной кровати со смятыми простынями. У женщины растрепанные волосы, косметика потекла, и она в одних трусиках. Усмехаюсь — меня веселит тот факт, что на женщине темно-синие трусики, такие же как у меня. И кулон в виде лилии между грудей, похожий на мой. Ооо, это 3D картинка, все как настоящее, кажется, даже движется или всему виной кружащаяся комната. Во рту сухость и очень хочется пить. Руки начинают немного слушаться, и я поднимаю их вверх. Женщина на потолке повторяет мои действия. Зажмуриваюсь, трясу головой, чувствуя ломоту во всем теле. Открываю глаза и с ужасом понимаю, что там на потолке — зеркало, и в нем отражаюсь я, а мужчина рядом — это не мой муж!

Γолова пульсирует болью, когда в комнату кто-то громко настойчиво стучит, мужчина рядом со мной просыпается, и я понимаю, что это Αркадий Анатольевич — мой начальник.

— Поспи, милая, я сам открою, — ласково говорит он мне и поднимается с кровати, оборачивая голые бедра простыней. Что он несет?! Какая я ему «милая»?! Что вообще происходит?! Очень странный сон… Мне снится, что я в одной постели со своим начальником в комнате с зеркальными потолками.

Глухой шум, голоса Аркадия Анатольевича и моего мужа. Марк пришел за мной? Да, я хочу домой, но мне так трудно встать. Боже, когда же рассеется этот туман.

— Вероника! — громкий властный тон мужа приводит в себя, и у меня получается сесть на кровати. Муж смотрит на меня с презрением, осматривая мое тело как что-то мерзкое и отвратительное. Это точно сон, потому что Марк просто не может так смотреть на меня. Вновь закрываю глаза, трясу головой, пытаясь проснуться. Мне не нравится этот сон, превращающейся в кошмар.

— Мы же взрослые люди… — говорит Αркадий. — Давай выйдем и поговорим, не вмешивая Нику.

Что он несет?! Открываю глаза и вижу, как Аркадий натягивает на себя брюки. А Марк не сводит с меня глаз, кажется, изучая каждую деталь моего тела, и сжимает кулаки. Сглатываю ком в горле, хочу попросить дать мне воды, но его нечеловеческий взгляд лишает дара речи. Он медленно подходит ко мне, тянет руку к моему животу, проводит по нему двумя пальцами, размазывая что-то вязкое, а потом медленно обтирает свои пальцы о мое бедро. Осматриваю себя и понимаю, что мои трусики и живот забрызганы белой жидкостью. Не успеваю среагировать, как Αркадий летит на пол от прямого попадания в челюсть. У Марка очень тяжелая рука, и этот удар почти вырубает моего начальника.

— Ты что творишь?! Я же тебя засажу!

— Не успеешь, потому что я тебя убью, мразь! — рычит Марк, и я не узнаю его голос, он хрипит, словно раненый зверь.

— Мы давно встречаемся, просто Ника не могла тебе об этом сказать, прими это как мужик! — кричит Аркадий. Туман наконец рассеивается, голову взрывает боль, потому что в мозг врывается полная картина происходящего. Я в спальне, больше похожей на гостиничный номер с зеркальными потолками, растрепанная, с размазанной косметикой, в одном нижнем белье, сижу на помятых простынях и даже боюсь представить, что это за белая жидкость на моем животе. А полуголый Αркадий кричит моему мужу, что мы давно встречаемся.

А потом начинается Ад. Полное безумие, которое я никак не могу остановить. Марк набрасывается на Αркадия и начинает его бить в лицо, живот, сильно, безжалостно, нанося резкие мощные удары, превращая лицо Аркадия в месиво. Мой начальник даже не думает сопротивляться, он смеется, сплевывает кровь вместе с зубами, как будто сам подставляется.

— Мало того, что я заберу твою жену, я ещё тебя засажу. А ментов на зоне не жалуют, — гадко хрипя от побоев усмехается Аркадий, чем злит Марка ещё больше. Я ещё не могу нормально анализировать и понять, что происходит. Я только вижу, что Марк намеренно убивает Аркадия. Вскакиваю с кровати, пошатываясь от слабости, и хватаюсь за спинку кровати. Еще один удар в живот и Αркадий сгибается пополам. Руки Марка уже в крови, а мой начальник воет от боли.

— Марк, остановись! — хватаю его за руку, но он отшвыривает меня от себя с такой силой, что я падаю на пол, ударяясь головой об кровать. Вскрикиваю от удара, хватаясь за затылок, Марк на мгновение останавливается и переводит на меня нечеловеческий мертвый взгляд, ещё раз осматривает меня с ног до головы, задерживается взглядом на моем животе, трусиках и снова наносит Аркадию удары по печени и почкам. Аркадий прекращает сопротивляться и как-то неестественно вытягивается.

— Марк, пожалуйста, остановись! — кричу на всю комнату чувствуя, как меня накрывает истерикой. Кажется, я сошла с ума, и у меня галлюцинации. Я отказываюсь воспринимать происходящее, зажимая уши руками из-за нарастающего гула, и прошу Марка остановиться. Меня трясет, мне страшно, и я хочу домой. Хочу, чтобы Марк обнял меня и все прекратилось.

В комнате воцаряется тишина, слышно только тяжелое дыхание Марка, будто он задыхается. Поднимаю голову и вижу, что он сидит передо мной на корточках, а позади него — безжизненное окровавленное тело Аркадия.

— Марк, — тяну руку к его лицу, но он уворачивается.

— Заткнись! — цедит сквозь зубы, продолжая на меня смотреть как на грязь. Его светло-зеленые глаза оживают, но там столько боли, ярости и ненависти, что кажется я сейчас захлебнусь от его презрения.

— Марк, я не знаю, как здесь оказалась, я…

— Заткнись, сука! — выплевывает мне в лицо, резко вскидывает руку, а я зажмуриваюсь. Он обхватывает мою шею и сильно сжимает, лишая дыхания. — Ни слова больше, я не хочу этого слышать, — его голос сипнет, а глаза наполняются слезами. Впервые вижу, как мой сильный муж плачет, и мне хочется все ему объяснить.

— Марк, это все…

— Нет! — рычит мне в лицо, притягивая за шею к себе. — Как ты могла, Лисичка? — шепчет мне, стирая пальцами другой руки поток слез из моих глаз. И я с ужасом понимаю, что он уже вынес мне приговор. А самое страшное, что я сама не могу объяснить, как сюда попала и что произошло. В памяти вспыхивает только клуб, где я танцевала с подругой, алкоголь, веселье, а потом полная темнота и мое пробуждение в этом месте. Он продолжает сжимать горло, а у меня разрывается душа от дикой боли в его глазах, словно он в агонии. — Чего тебе не хватало? — спрашивает, продолжая стирать мои слезы вдавливая пальцы в щеку. — Я думал, ты моя чистая девочка, я готов был сдохнуть за тебя, а ты оказалась обыкновенной шлюхой, — всхлипываю, обхватив его руку у меня на шее, потому что задыхаюсь. Закрываю глаза, отказываясь верить в происходящее. Я хочу проснуться и понять, что это просто кошмар. Он ослабляет хватку, и я хватаю воздух, но Марк опять сжимает мою шею, причиняя боль.

— За что, Вероника?! За что?! — уже кричит мне в лицо, а я смотрю, как с его глаз скатывается слеза. Меня разрывает от его боли и агонии. Кажется, мы умираем вместе, по неизвестной причине, резко и внезапно, сбитые волной обстоятельств.

— Ма… — хриплю, впивая ногти в его руку, пытаясь ослабить хватку.

— Молчи, Лисичка… — уже ласково произносит он, а мне становится холодно, будто в комнате резко упала температура. По телу проходит озноб и меня начинает трясти.

— Я любил тебя, как никогда в жизни, а ты, тварь, облила меня грязью…

В комнате резко открываются двери и забегают какие-то люди. Мужчины в форме и женщины. Они отрывают от меня Марка скручивают, утыкая лицом в пол, а ко мне подлетает женщина и накрывает одеялом. Это потом я пойму, что это была полиция и охрана отеля, а сейчас я не отпускаю взгляд мужа и буквально молю его заглянуть мне в душу и понять, что я никогда его не предавала …

Глава 3

Вероника

Как быстро может разрушиться то, что казалось нерушимым. Как быстро цветной мир может стать черно-белым или даже серым и монотонным. Меня все игнорировали. Я жила в полном неведении и чувствовала себя умалишенной. Марка закрыли в СИЗΟ, а Аркадий в больнице, ни в одно из этих мест меня не пускали. Начальник Марка твердит, что к мужу нельзя, но он делает все возможное, чтобы вытащить его на свободу. А я не могу спокойно сидеть дома. Мне нужно восстановить тот страшный вечер, чтобы доказать Марку, что я не совершала того, в чем он меня обвиняет.

Я помню, как мы танцевали с подругой, пили мартини и шампанское. Помню, как Аркадий постоянно шутил и несколько раз приглашал меня на танец, но я вежливо отказывалась, а он говорил о том, что это будет наш секрет и мой ревнивый муж никогда не узнает. Дашка смеялась и называла Аркадия маньяком, поскольку весь вечер он крутился возле нас. Неудобно было хамить начальнику, и мы с подругой отшучивались, он, наверное, принимал наши шутки за флирт. Признаю, что была пьяңа, но не до такой степени, чтобы отключиться. Помню, как у меня резко закружилась голова, и мы с Дашкой вышли на воздух. Подруге постоянно звонил муж и она засобиралась домой, вызывая такси…. А потом все мои воспоминания обрываются, словно я потеряла память.

Со мной никогда такого не случалось. Я всегда контролировала себя и количество выпитого алкоголя. Голова взрывалась от вопросов, на которые никто не мог дать мне ответы. Как я оказалась в одной постели с Аркадием?! Как?! И почему я ничего не помню?! Какая бы я пьяная не была, по доброй воле бы никогда так не поступила. Значит, меня затащили туда насильно или в бессознательном состоянии. Но зачем? Для чего?! Нет, Аркадий оказывал мне излишнее внимание, но всегда казался приличным понимающим человеком. «Вероника, как жаль, что вы замужем, иначе я бы вас украл» «Как повезло вашему мужу» «Вот так всегда, достойные женщины уже кем-то заняты» — как бы невзначай кидал мне начальник, но все переводил в шутку.

— Ник, ну ты хотя бы съешь булочку. Много кофе на голодный желудок — это очень вредно, — Дашка двигает ко мне когда-то любимые мной булочки с корицей, а я пью крепкий кофе и ловлю свое отражение в стеклянной дверце кухонного шкафа. Мне бы нормально поспать, а то от меня уже люди шарахаются, но спокойно спать я больше не могу. Приглаживаю растрепанные волосы, заправляя их за уши, отщипываю кусочек выпечки, закидываю в рот, жую, но вкуса совершенно не чувствую. — Ника! Ну так нельзя! — вскрикивает Дашка. — В конце концов все живы-здоровы, а все остальное решиться.

— У меня муж в СИЗО за то, что избил почти до полусмерти моего начальника, с которым я ему изменила, — спокойно поясняю ей я, допивая горький кофе.

— Но ты же не изменяла? — Дашка смахивает со лба длинную челку и заглядывает мне в глаза, cловно сомневается. Не осуждаю, я уже сама в себе сомневаюсь.

— Нет, но и доказать обратное пока не могу. Даш, скажи, что я сплю! Разбуди меня! — зарываюсь пальцами в волосы и сжимаю голову, иначе меня разорвет от давящих мыслей.

— Вы больше не разговаривали?

— Нет, майор Черкасов говорит, что к нему нельзя, но мне кажется, что это сам Марк не хочет меня видеть. К Αркадию тоже пока не пускают. Только родственников. Я ходила в клуб, разговаривала с официантами, барменом, охраной, и все хором, словно сговорились, твердят, что не видели, как и с кем я уходила. Скажи мне, я сильно была пьяна?

— Ммм, нет, ты была в норме. Может, ты продолжила, когда я уже ушла?

— В том-то и дело, что я не помню, словно кто-то вырвал этот кусок моей жизни! — бью от бессилия по столешнице, отбивая себе ладони, но легче не становится.

— У меня только один вариант — Аркадий намеренно тебя напоил и уложил в постель.

— Да не спала я с ним! Не спала! Даже если была в невменяемом состоянии, я все равно не могла этого сделать! Это бред какой-то! — от отчаянья на глазах наворачиваются слезы, которые я никак не могу сдержать. Закрываю лицо руками, и мотаю головой из стороны в сторону. На мгновение кажется, что я действительно шлюха, грязно изменившая мужу! Потому что все факты против меня. Мне плевать на весь мир. Мне надо поговорить с Марком, ведь он должен почувствовать, что я его не предавала.

— Может он что-то подсыпал тебе?

— Может, но мы это уже никогда не узнаем, неделя прошла, в моей крови ничего не найдут… — Дашка обреченно вздыхает и замолкает. На мой телефон приходит сообщение, и это первая сравнительно хорошая новость за эту неделю. Я дала денег медсестре Аркадия и просила ее написать мне, когда мне можно будет с ним поговорить. И вот этот день настал.

— Отвезешь меня к Аркадию?

— Да, конечно, — кивает Дашка и воодушевленно соскакивает с места.

Аркадий выглядит очень плохо. Но мне почему-то ни грамма его не жаль. Радует только, что Марк его не убил, иначе моему мужу грозил бы реальный срок. Лицо — сплошной синяк, выбиты передние зубы, сломан нос, вдобавок — внутренние травмы. Он пытается мне улыбнуться, но тут же морщится.

— Ника, милая, не переживай, все заживет, — слово «милая» режет слух. — Рад, что это чудовище тебя не тронуло. Почему ты не приходила ко мне раньше? — осипшим голосом спрашивает Аркадий, а я отказываюсь что-либо понимать. Он ведет себя так, будто мы действительно любовники. Может, я на самом деле сошла с ума, у меня шизофрения и раздвоение личности!

— Меня не пускали, поскольку я вам — никто, — сажусь на стул и со всей силы сжимаю ремешок сумки. Даже если бы у меня не было Марка, я бы никогда не позволила к себе прикоснуться этому человеку. Он мне неприятен, в Аркадии собрано все, что меня отталкивает в мужчинах: невысокий рост, неприятная рыжая козлиная бородка, острые черты лица, худощавость, но главное — гадкий характер. Но все вокруг доказывает, что где-то в параллельной реальности я переспала с этим мужчиной.

— Как так?! Сегодня же поговорю с медсестрами. Ты не переживай, последствия, конечно, отразятся на моем здоровье, но все будет хорошо. А то на тебе лица нет, — если бы он не лежал на больничной койке по вине моего мужа, я бы, наверное, дала Αркадию пощечину и потребовала замолчать.

— Аркадий! — все-таки срываюсь. — Остановись. Я совершенно ничего не помню. Как мы оказались в отеле в одной постели?

— Ох, женщины, — усмехается мужчина и сверкает беззубым ртом. — Это был самый лучший момент в моей жизни, за который я пострадал, а она ничего не помнит. Ну ничего, у нас будет еще много времени освежить твою память, — смотрит сальным взглядом, от которого меня тошнит. — Тут твой муж пытается всех купить, угрожает, и связи у него не как у простых смертных, но я сделаю все, чтобы засадить этого садиста надолго.

— Аркадий, что ты несешь! Марк действовал на эмоциях. Это, конечно, не снимает его вины, мы оплатим лечение и моральный ущерб. Я не знаю, что ты себе выдумал, я хочу знать, как оказалась с тобой в одной кровати!

— Он тебя запугал? — продолжает твердить Аркадий. А мне хочется зажать уши руками.

— Просто расскажи мңе, как все было, — выдыхаю, пытаясь говорить спокойно.

— Ты приняла мое приглашение на танец, мы долго кружились, я признался тебе в чувствах, просил дать мне шанс, и ты согласилась. Мы ещё выпили, я вызвал такси, но ты не хотела домой. В машине мы целовались, нас охватила страсть, и мы оказались в отеле. У нас был замечательный секс, ты такая горячая женщина, — с каждым его словом у меня все больше и больше болит голова, потому что он рассказывает о ком угодно, только не обо мне. Даже если я была сильно пьяна, я не могла изменить Марку, потому что он мой единственный мужчина, других для меня просто не существует. Я принадлежу только своему мужу — душой и телом. — Потом мы уснули, ну а дальше — вот, — он указывает на свои побои и драматично морщится от боли, немного съезжая на подушку.

— Ммм… на мне были трусики, я не была полностью голой, — мне даже говорить об этом противно, хочется вновь под горячий душ и тереть себя мочалкой до остервенения, что я и делаю каждый день, пытаясь смыть с себя этого мужчину и его сперму.

— Мы так торопились, да и на тебе было очень красивое белье поэтому я решил не снимать эти прелестные трусики, а просто отодвинул их в сторону…

— Все замолчи! — не выдерживаю я, начиная кричать на всю палату. — Этого не было! Ты все подстроил! Зачем тебе это было нужно?! Зачем ты разрушил мой брак! Что мы тебе сделали?!

— Вероника, успокойся, милая! — он пытается подняться с места и схватить меня за руку.

— Не называй меня так! Не прикасайся ко мне! — меня действительно тошнит, и я зажимаю рот рукой, выскакиваю из палаты и бегу в туалет. Меня долго выворачивает от недосыпа, стресса и литров кофе на голодный желудок, кажется, внутренности скручивает узлом, и я не могу даже вздохнуть. Словно мой организм отторгает все происходящие.

Умываюсь холодной водой, пытаясь дышать глубже и остановить рвотные позывы. Закрываю кран и хватаюсь за раковину, потому что меня накрывает смертельной усталостью, слабостью, от которой валит с ног. Облокачиваюсь на холодную кафельную стену и медленно сползаю вниз. Все, чего я сейчас хочу — это увидеть Марка, почувствовать его крепкие и в то же время нежные объятья, услышать его голос и уснуть как раньше, в его руках. Когда мой муж рядом, все хорошо.

Не знаю, сколько так просидела, восстанавливая дыхание, пытаясь найти силы подняться. В глазах темно, руки трясутся и хочется рыдать, кричать, разрывая горло. Говорил мне Марк — увольняйся, а я боролась за независимость. Доборолась! Вот она независимость, делай, что хочешь, а мне выть охота. Я готова кинуться мужу в ноги и молить меня выслушать, поверить, почувствовать, что я принадлежу и всегда принадлежала только ему. Я должна его увидеть!

— Девушка, с вами все в порядке? — спрашивает зашедшая в туалет санитарка.

— Да, все хорошо, — собираю последние силы и поднимаюсь на ноги.

— Роман Αлексеевич, пожалуйста, мне очень нужно увидеть мужа. Пожалуйста, вы же можете организовать нам свидание, — просто умоляю майора Черкасова. Я почти со скандалом пробилась к начальнику Марка, который взял его дело под свой контроль.

— Успокойся! Сядь! Только женских истерик мне здесь не хватало, — рявкает на меня майор. Замолкаю, сажусь на стул и отпиваю глоток воды. Мне удалось поспать под действием снотворного, запихнуть в себя йогурт и найти силы на новый бой. — Дело не во мне, я могу вам хоть на всю ночь свидание устроить, хоть каждый день. Марк не хочет тебя видеть. Подпиши вот лучше показания, — сует мне какую-то бумажку.

— Что это? — спрашиваю, быстро читая текст, где написано, что Марк действовал в состоянии аффекта, застав меня с любовником.

— Он не мой любовник! Меня подставили, видимо, что-то подсыпали в алкоголь, я ни с кем ңе спала и не изменяла Марку! Позвольте мне с ним поговорить.

— А это ваши с Марком дела, не мне тебя судить. Но при таком раскладе получается, что он просто так накинулся на человека, избив его до полусмерти. Но дело, возможно, не продвинется дальше, я работаю над этим, и не позволю посадить Миронова. Это страховка, на всякий случай, хочешь помочь мужу — подпиши, — быстро беру ручку и подписываю чертову бумажку. — Вот и хорошо, — Черкасов берет листочек, записывает на нем номер и протягивает мне. — Это новый номер Марка. Можешь позвонить ему после десяти. Только не истери, он и так на грани срыва. Такого бойца мне под монастырь подвела. Дуры вы, бабы… Чего вам не хватает? Α Марк все отпуск у меня выпрашивал, хотел тебя куда-то отвезти. А ты и так отдохнула…, - сначала дергаюсь, чтобы вновь доказывать, что я не шлюха, за которую он меня принимает, но потом понимаю, что это бесполезно. Я уже сама себе не верю. Беру листок с телефоном, прячу его в карман пальто и молча выхожу из кабинета.

Глава 4

Вероника

Никогда в жизни так не волновалась, набирая номер Марка. Словно oт этого звонка зависит моя жизнь. Руки дрожат, и я постоянно путаюсь в цифрах. Гудок, еще один… присаживаюсь на подоконник, поскольку ноги подкашиваются. Еще гудок… и кажется, я стремительно лечу в бездну, внутри все болезненно сжимается, когда слышу до боли родной и любимый голос.

— Да, — хрипло и устало отвечает Марк, словно из него вытянули все силы, а я хватаю ртом воздух как рыба и не могу ничего произнести. Все слова куда-то пропали, хочется просто разрыдаться в трубку и услышать от него, что все будет хорошо. — Да, я слушаю! — немного громче произносит он, а я всхлипываю в трубку и зажимаю рот рукой. Хочется сказать, как сильно я его люблю, как тоскую и переживаю — просто умираю без него и мне больно от того, что он мне не верит.

— Вероника, — не спрашивает, утверждает, он узнал меня только по дыханию и всхлипу. Марк всегда чувствовал меня. Наступает тишина, а я ужасно боюсь, что он сейчас скинет звонок и больше не пойдет со мной на контакт. Проходят минуты тишины, разбавленные нашим дыханием, его ровное и глубокое вторит моему быстрому и рваному.

— Марк… — пытаюсь не плакать и выдать главные слова. — Марк, я… Я ничего не помню… но я никогда тебе не изменяла… почувствуй это, пожалуйста, — выдаю я и задерживаю дыхание, в ожидании его вердикта и приговора для нас. А он опять молчит, тяжело, шумно дыша в трубку, разрывая мне сердце.

— Как только я выйду, подам на развод, — из тысячи приговоров он выбрал для нас смертную казнь.

— Нет, не надо…, пожалуйста, я найду доказательства… Ты же ведь следователь, должен понять, что все не так, как кажется… помилуй, пожалуйста, дай хотя бы возможность доказать обратное! — отчаянно прошу я, впадая в истерику начиная гореть в агонии. Не важно, что я не виновна, я готова унижаться, лишь бы его не потерять.

— Детей у нас, слава богу, нет. Квартиру оставляю тебе. Нас должны развести быстро, делить нам нечего, — холодно, словно робот, оповещает Марк, будто не слышит меня. И это его «слава богу» больно режет душу и полосует истекающее кровью сердце.

— Я не дам согласия. Я твоя жена! — с яркостью кричу ему в трубку, пытаясь пробить его броню. Но в ответ мой муж скидывает звонок, оставляя мне лишь короткие гудки. Марка словно подменили, он не мог так быстро измениться, очерстветь и разлюбить меня. Он, в конце концов, мог дать мне шанс! Я бы дала, если бы была на его месте. Он же следователь и должен был все проверить! Кидаю телефон на стол и зарываюсь руками в волосы, дергая их, пытаясь причинить себе боль, чтобы хоть немного прийти в себя и сообразить, что мне делать дальше. Я это так не оставлю, не откажусь от моего мужа, чего бы мне это не стоило! Иначе, если отпущу руки, признаю себя виновной.

Нас развели зимой. Через месяц мне принесли извещение с датой слушания по нашему разводу, еще через месяц — очередное извещение, а через полтора месяца — уведомление, что я теперь разведенная женщина. Все решили без меня, с пометкой «измена одного из супругов». Все эти месяцы я ещё пыталась бороться. Снова разговаривала с персоналом кафе и работниками отеля. Все смотрели на меня как на сумасшедшую. Одна из официанток вроде вспомнила, что я танцевала с Аркадием и много смеялась, но точно девушка не помнила. Женщина на ресепшене отеля сказала, что я сама, по доброй воле, пришла с Аркадием, и даже улыбалась ему. Почему я не помню, как вдруг сошла с ума и решила изменить мужу?! Ни единой зацепки, ни одной маленькой надежды — ничего, чтобы сохранить брак, я так и не нашла.

Аркадий пытался выйти со мной на контакт, и я ещё раз навестила его в больнице, чтобы почувствовать себя умалишенной, поскольку он маниакально твердил, что между нами все было и как меня любит. Он обещал мне золотые горы, неземную любовь и преданность, а меня тошнило от его правды. В доказательство он даже показал мне фото из клуба, где мы с ним за столиком, и я улыбалась, держа в руках бокал. И это был не фотошоп… но я совершенно этого не помнила. Когда я поняла, что ничего не добьюсь от Аркадия, я окончательно оборвала все контакты. Уволилась с работы, и заблокировала его номера. Несколько дней подряд Аркадий караулил меня возле подъезда с цветами в руках, а мне хотелось истерически смеяться от этой картины. В один из дней я не выдержала, вышла к нему, отобрала веник, швырнула его в снег и в грубой форме объяснила, что между нами никогда ничего не будет. И не было! Я отказываюсь в это верить!

Марк вышел на свободу и, насколько я знаю, откупился от Аркадия крупной суммой. Он поселился в квартире покойной матери, которую мы раньше сдавали, и, на моё удивление, уволился из органов. Все это я знала лишь по слухам, со слов наших общих друзей, потому что на контакт он не шел, не желая меня видеть. Однажды я не выдержала и сорвалась к нему. Несколько часов прождала его на лавочке возле подъезда, а когда мой муж приехал, кинулась к нему как побитая собака. Невыносимо больно резало безразличие на его лице и отсутствие обручального кольца на пальце. Я бежала за ним по лестнице, растеряв гордость и чувство собственного достоинства, и молила мужа меня выслушать, а он игнорировал меня как надоедливую муху.

— Я люблю тебя! — в отчаянье крикнула я уже возле его двери. Марк остановился и на мгновение застыл, даря мне крупицу надежды и тут же ее отобрал. Развернулся, схватил за скулы, больно сжимая, оставляя синяки, и впечатал меня в обшарпанную стену подъезда. Он никогда не был со мной настолько груб, но главное — не физическая сила, меня убивала неприкрытая ненависть в его глазах и презрение, словно я мерзкая грязь под его ногами. Смотрела, как он уничтожает меня взглядом, и все заготовленные слова куда-то испарились.

— Не ищи со мной встреч! — яростно сквозь зубы проговаривает Марк. — Иначе все плохо закончится! — сдавливает мои скулы, причиняя боль, и из глаз непроизвольно брызжут слезы, но скорее от потери надежд. Марк никогда не был настолько жесток со мной, я вообще не узнавала этого человека. Он сейчас настолько чужой, что мне хочется выть. — Я ведь могу тебя убить, Вероника, не доводи до греха, не показывайся мне на глаза! Ненавижу тебя, тварь! И себя ненавижу за то, что растрачивал себя на такую двуличную шлюху, как ты! — в этот момент я еще не осознавала, что между нами все кончено, просто смотрела в любимые глаза и беззвучно шептала «нет», отрицая его режущие, уничтожающие меня слова.

А потом он тоже на минуту замер, тяжело дыша мне в лицо, смотря мне в глаза и что-то неуловимо изменилось. В его глазах была та же боль и дикая тоска, как отражение моих чувств. Но мне все это — казалось, поскольку Марк резко меня отпустил и быстро зашел в квартиру, закрываясь на все замки, оставив меня на лестничной площадке в слезах и с болью, которая лишала сил. Не помню, сколько просидела на лестнице под его дверью, размазывая слезы. Как страшно, когда человек, кажущийся родным, любимым вдруг становится чужим и недосягаемым, словно мы никогда не знали друг друга. Мне казалось, я умираю… Хотелось соскочить с места и долбиться в его двери. Требовать, чтобы выслушал меня и понял, как мне страшно жить без него. Что каждый день превращается в пытку, и я все чаще задумываюсь о реальной смерти, которая избавит меня от страданий навсегда.

В глубине души я все еще надеялась, что Марк остынет, и у нас все наладится. Ведь не может же наша любовь пройти бесследно, ведь сильные чувства не проходят, чтобы не случилось. Но в один из дней я вернулась домой и обнаружила, что Марк вывез все свои вещи: одежду, бумаги с рабочего стола, ноутбук, разные мелочи, любимую кружку, оставив мне вторые ключи и бумаги на квартиру в прихожей. Села на тумбу в прихожей, рассматривая бумагу, где написано, что квартира принадлежит мне и, наверное, в этот момент потеряла последнюю надежду. Оглянулась, чтобы посмотреть в зеркало и обнаружила маленькую записку. Ρаньше, когда Марк рано уходил на работу, не желая меня будить или поздно приходил, когда я сплю, он оставлял мне маленькие послания на самоклеящихся бумажках для заметок. «Люблю тебя, моя Лисичка», «Доброе утро, солнышко, твои любимые булочки на столе», «Готовь вечером свою прелестную попу, я ее отшлепаю. Заметил царапину на машине». Таких записок накопилось очень много, и я их хранила в выдвижном ящике. А в этой было написано всего два слова, которые окончательно меня разрушили. «Смени замки». Всего десять букв размашистым почерком, которые означали, что все действительно кончено.

Сорвала эту чертову бумажку и кинулась в ванную, открыла корзину для белья и обнаружила там старую футболку мужа, которую он забыл, уткнулась в нее лицом и реально завыла как животное. В этот момент я возненавидела Марка за то, что он отобрал у меня последнюю надежду. Кажется, я сошла с ума. Я уже не думала ни о чем, ни о родителях, которые меня не поймут, ни о дальнейшей жизни. Ни о чем, кроме навязчивой мысли уснуть и больше не проснуться. Я эгоистично хотела остановить эту невыносимую боль. Швырнула футболку Марка на пол, открыла шкафчик с лекарствами, нашла снотворное и высыпала полную горсть в руку. Засыпала таблетки себе в рот, открыла воду, налила стакан, и….

И не смогла. Я настолько жалкая что, не смогла распрощаться со своей болью. Выплюнула таблетки в раковину, прополоскала рот и побрела на кухню. Достала бутылку коньяка, свернула крышку и сделала несколько обжигающих глотков прямо из горлышка, пока не задохнулась от крепкого алкоголя. Поморщилась, отдышалась и выпила еще и еще, преодолевая рвотные позывы, пока не закружилась голова, комната не поплыла перед глазами, и все вокруг стало неважно.

Глава 5

Марк

Никогда не думал, что моей фатальной ошибкой станет любовь. Никогда не думал, что могу так обмануться в женщине, которую боготворю. Может, я и сам виноват. Недодал, недолюбил, уделял мало времени, недостаточно зарабатывал, дарил мало ласки — черт его знает, чего не хватало Веронике. До сих пор не могу поверить, что она просто прожженная тварь, которая так искусно притворялась, строя из себя мою маленькую девочку. Ищу ей оправдания и занимаюсь самокопанием. Но жизнь, сука, такова, что факт остается фактом. Кому, как не мне, знать, что слова, мольбы и слезы — фальшивы, всегда стоит верить только фактам, а они неумолимы, бьют меня наотмашь жестокой реальностью. И я загибаюсь от очередного точного удара. Если раньше я думал, что конкретно подсел на Веронику, и мне нравилась эта зависимость, тo теперь ОНΑ стала моей смертельной неизлечимой болезнью. Мучительным вирусом, который въелся в каждую клеточку тела и медленно меня убивает. А я хочу излечиться….

Увидел ее голую, растрепанную, в кровати с голым уродом, и мне реально снесло қрышу, я и сам не помню, что творил, что говорил, помню только сперму на ее животе и кровь ее любовника. Я убивал его в какой-то горячке, в ярости, похожей на агонию. Если бы меня не скрутили, я бы реально убил, уничтожил ту тварь, которая отобрала у меня счастье. А может, мне надо было благодарить этого мудака. Он ведь открыл мне глаза на истинную сущность моей жены. Так я вроде щедро его отблагодарил всеми сбережениями, что у меня были, плюс деньгами с продажи машины.

Потом в СИЗО остыл немного, провылся в подушку, разбил все костяшки на пальцах, оставляя на стенах кровавые узоры, и начал мыслить, прокручивая в голове детали. Точно вспомнил страх, недоумение и полную растерянность в глазах Вероники, словно она сама только очнулась и не понимает, что происходит. Ее глаза умоляли не верить в происходящие. И я зацепился за эту гребаную надежду, начиная искать жене оправдания. В СИЗО я сидел чисто формально, связи располагали иметь чистую постель, нормальное питание и средства связи. Мой арест майор придумал для успокоения души пострадавшего, который трахал мою жену. Урод требовал засадить меня. Οткуда не возьмись, почти сразу появился адвокат, требуя прозрачного расследования и, мать их, справедливости. Побои, записи с камер, где я добиваю мудака, быстро оказались у них в руках. И мңе все больше и больше начало казаться, что вся эта грязь воняла подставой. Но не был понятен мотив. Это план Аркадия и Вероники, чтобы избавиться от меня или все же личная месть с использованием моей жены. И я молил всех богов, чтобы это было второе.

Попросил Женьку, моего подчиненного, которому доверяю как себе и знаю ещё со школы МВД, добыть мне все записи с камер клуба отеля и найти таксиста. Пробить подноготную Аркадия и по — тихому допросить Вероникиных коллег, персонал отеля и клуба. Пересматривал обрезки видео, где фигурировала моя жена, и терял призрачную надежду, кадр за кадром она ускользала из моих рук.

Внутри клуба камеры были расположены так, что их компания не попадала под наблюдение, только обрывки, по которым ничего не понятно. А вот на выходе моя изрядно пьяная, немного шатающая жена была вполне довольна, она смеялась, запрокидывая голову, пока этот мудак вел ее до машины. Таксист рассказал, что парочка всю дорогу хохотала, а потом обнималась. В отель Ника тоже шла по доброй воле, буквально вися на своем начальнике. Но главное не это. Окончательно добил меня их поцелуй, от которого меня вывернуло наружу, и казалось, что внутренности выедала серная кислота. Моя маленькая любимая Лисичка, девочка, которую я носил на руках и видел в ней свое продолжение, сама повисла на шее у этого мудака и откровенно целовалась, пока он грязно лапал её за задницу. В этот момент я пожалел, что не убил его и не свернул шею Веронике. Да она была пьяна, но это никак её не оправдывает! В этот момент я поверил в слова Аркадия, что она давно мне изменяет. Я даже не удивился признаниям коллег Вероники, которые твердили, что моя жена и их начальник флиртуют. Все это доказывало, что моя жена — лживая, похотливая тварь. Я был настолько ослеплен своей любовью что, не замечал очевидных вещей. Или она гениальная актриса, двуличная шлюшка, которая играла передо мной милую невинную девочку.

На самом деле меня ломало, я хотел её видеть! Приезжал к нашему дому на старенькой машине, куплеңной на последние деньги, и часами стоял во дворе, наблюдая за окнами. Мне очень хотелось посмотреть ей в глаза, задавая кучу вопросов, но главный из них — чего ей не хватало! Что такого мог ей дать этот урод, чего не мог я?! Ей же стоило только попросить, и я бы в лепешку разбился, но сделал. Мучил себя, курил одну за одной, глотал холодную водку из горла, пытаясь сдержать себя и не пойти к ней. Иначе убью! Медленно придушу, что бы не досталась никому. Как ты могла?! Как?!

Хотелось сдохнуть. Залить в себя столько водки, чтобы не проснуться утром с очередной головной болью и навязчивыми мыслями о Веронике. Снимал кольцо, швырял в стену, а потом, как идиот, искал его, ползая по полу. Потому что для меня что-то значил этот кусок металла, а для неё — нет. Она не снимала свое колечко, когда трахалась с другими. Задавал себе вопрос — сколько раз она это делала за три года?! И понимал, что не хочу этого знать. Ничего не хочу больше про неё знать! Ни видеть, ни слышать, иначе все закончится плохо! Иногда очень хотелось сдохнуть — мёртвым уже все равно, они ничего не чувствуют. А я все ещё бился во внутренней агонии и искал ей оправдания, которых нет.

Уволился я не по собственной воле. Нет, по бумагам я ушёл по собственному желанию. А на деле… Хотя мне было уже наплевать. Эта работа ничего хорошего мне не принесла, и амбиций поубавилось. Зачем бежать вверх по карьерной лестнице, если в душе ты на самом дне и не собираешься подниматься. Черкасов что-то бурчал, что такова воля пострадавшего, его условие. Дескать, такие, как я, не могут служить народу, но он не оставит меня и отправит на время в какое-то захолустье участковым, выяснять, куда пропала корова и читать лекции местным алкашам. Майор говорил, мол, это на время, все утихнет, и я восстановлюсь, но мне не нужны были такие перспективы. Вот так, за мгновение я потерял жену, работу, да и смысл жизни в целом.

После развода мне легче не стало. Не может бумажка стереть память и выкинуть из головы ту, которую любил. Жизнь на время пошла под откос. Старая квартирка моей матери, развалюха машина под окном и очередная порция водки на столе — стали моими спутниками жизни. Полная безнадега, из которой я сам не хотел выбираться. Первые несколько месяцев я просто захлебывался в агонии, не желая ни с кем общаться. По-прежнему продолжал ездить к дому, где, как казалось, был счастлив, словно верный пёс, выл под окнами Вероники и кусал собственные кулаки, не позволяя себе сорваться и бежать к ней. Когда она пришла ко мне и кричала о любви, я отчаянно хотел ей поверить, я даже на мгновение представил, что все это — страшный сон, но её блядские губы, запах, растрепанные волосы, вновь вернули меня в тот день и я понял, что реально могу её убить. Мне даже хотелось это сделать, меня ломало… Зверь внутри требовал расправы. Он хотел уничтожить ту, которая его приручила, а потом грязно предала.

В один из таких дней, когда в очередной раз подыхал возле ее окон, во двор въехала машина ее любовника, и в ту же минуту я пожалел, что не добил его. Я бы ничего не потерял, гнил бы на зоне, так же загибаясь от боли, зато эта тварь лишилась бы богатого ёб*ря. Он вышел из машины с букетом цветов, и сразу же поднял взгляд на ее окна. Я буквально сбежал со двора. Вылетел из машины в желании добить падаль и запихать эти цветы в его глотку, но вовремя затормозил, убегая в другую сторону. Не помню, сколько пробежал, нашел себя задыхающегося в незнакомом дворе, умылся снегом и закашлялся и почти выплевывая легкие. Тогда я понял, что в моей жизни нужно что-то кардинально менять, ломать себя под другую жизнь, иначе я реально загнусь из-за этой твари. Я пришел в себя и понял, что эта тварь не достойна даже моих мучений. Потому что она двуличная, лживая, фальшивая сука, на которую я растрачивал себя попусту.

Глава 6

Прошло 2 года

Вероника

Чтобы не случилось, жизнь не стоит на месте. В какой бы я не была депрессии, нужно было жить дальше. Просыпаться по утрам, что-то есть, пить, ходить на работу и выполнять какие-то действия. Говорят, время лечит. Нет! Это неправда. Время лишь заглушает острые симптомы. Душевная болезнь остается. Где-то внутри постоянно что-то болит. Такая глухая ноющая постоянная боль, которую остро чувствуешь по ночам, когда остаешься наедине с собственными мыслями. Но я научилась с ней справляться, то есть я срослась с этой болью. Чувствую себя опустошенной. Словно Марк наполнял меня, а теперь я уже не я, лишь пустая оболочка.

Можно было пожить у родителей, но они давно живут в поселке, где нет работы. Но это было скорее оправданием для самой себя. Я отчаянно не хотела покидать нашу с Марком квартиру. Мы вместе делали в ней ремонт, выбирали мебель, и каждая деталь этой квартиры напоминала мне о муже. Иногда мне даже казалось, что Марк просто уехал в долгую командировку и может вернуться в любое время. Я ждала его… понимая, что он не вернется. Бывали моменты, когда я отчаянно ненавидела его за то, что не поверил, за то, что недостаточно любил, чтобы почувствовать меня, и рвала наши свадебные фотографии. Α иногда просто тонула, захлебываясь от тоски, любви к Марку и бежала распечатывать уничтоженные фотографии. Вот так и жила, кидаясь из крайности в крайность, в ремиссии, но точно знала, что моя зависимость вернется.

Утро, кақ всегда, начинается с крепкого кофе и прохладного душа, чтобы взбодриться и заставить организм функционировать. Недолгие сборы на работу — наношу немного косметики, надеваю черное платье чуть ниже колен со шнуровкой на груди, черные колготки и ботильоны на каблуке прекрасно дополняют мой образ, распускаю волосы, выпрямляя их утюжком и, кажется, выгляжу неплохо, презентабельно. На самом деле мне плевать на внешность, была бы моя воля, я бы надела джинсы, толстовку, и удобные кроссовки, собрав волосы в хвост. Но сейчас я работаю администратором ресторана и мне нужно выглядеть презентабельно.

Вместо завтрака я предпочитаю выкурить сигарету, запивая горький дым черным кофе, сидя на подоконнике. Несколько минут, чтобы отравить себя в тишине, и можно идти на работу.

Накидываю плащ, подхватываю сумочку, закрываю квартиру и спускаюсь вниз. Осень в этом году ранняя, с конца августа льют дожди и стоят туманы. Открываю зонт и бегу до метро, стараясь, не наступать в лужи. Забегаю в вагон метро, цепляюсь каблуком и медленно лечу на толпу недовольного народа. Пытаюсь затормозить и хватаюсь за пальто рядом стоящего мужчины, чувствуя, как он подхватывает меня за талию и буквально втягивает внутрь, дергая на себя. Двери закрываются, вагон метро трогается, а мы так и стоим — я, вцепившись в пальто мужчины, а он держит меня за талию. Я в шоке, потому что если бы мужчина не помог мне, а вагон тронулся, то страшно даже представить, что со мной было.

— Спасибо, — благодарю мужчину, приходя в себя. Отпускаю его пальто, пытаясь отодвинуться, но мужчина продолжает сжимать мою талию. Он немного выше меня, но учитывая, что я на каблуках, рост у мужчины выше среднего. У него необычная внешность: черные волосы, уложенные в аккуратную прическу, резко очерченные скулы, волевой подбородок, густые брови, чёрные глубокие глаза с мелкими морщинками и небольшой шрам на щеке. На нем черное элегантное пальто с высоким воротником, под которым виднеется белый свитер. Я бы не назвала его красивым, скорее харизматичным, и пахнет от него холодным парфюмом. Странно то, что он совершенно не вписывается в окружающую обстановку. Такие ухоженные холеные статные мужчины в брендовой одежде не ездят на метро. Но все это я отмечаю скорее автоматически, по привычке. В последнее время моим хобби стало изучать людей. Я рассматриваю посетителей ресторана и, словно Шерлок, пытаюсь понять, чем они занимаются, по деталям в одежде и внешности.

— Виталий, — неожиданно представляется мне мужчина слегка улыбаясь. А я не хочу этого знакомства, и неудобно промолчать поскольку он меня только что спас. Дергаюсь, вырываясь из его захвата, и отодвигаюсь насколько это позволяет переполненный вагон.

— Светлана, — представляюсь я, не желая называть настоящее имя. Не знаю, почему так поступаю, несмотря на то что он мой спаситель, этот мужчина меня пугает, есть что-то темное, тяжелое и отталкивающее в его чёрном взгляде, словно смотрит в самую душу.

— Очень красивое имя, — так и хочется съязвить сказав, «жаль, что не мое», но я сдерживаюсь. Киваю и отворачиваюсь к окну, поскольку не желаю продолжать разговор. Виталий больше не произносит ни слова, я всю дорогу смотрю в одну точку, думая о работе, но я чувствую его взгляд, и мне не по себе. В какой-то момент хочется выйти не на своей станции и доехать на работу на такси. Странная реакция, может потому что я отвыкла от мужского внимания. Да и не хочу я никакого внимания. Ни от кого! Мужчины — большие дети, играют с женщинами, как с живыми игрушками, используя их ради своих целей, ревниво относясь ко всем, кто посмеет прикоснуться к их вещи. А когда сломают игрушку, выкидывают ее на помойку, приобретая себе новую.

Раздражает тот факт, что мужчина выходит на моей станции и галантно, с той же лёгкой полуулыбкой, пропускает меня вперёд. Буквально вылетаю из метро, спеша на работу, стараясь не оглядываться, не желая продолжать знакомство. Выдыхаю, только когда вхожу в ресторан и раздеваюсь в своём кабинете.

Рабочий день подходит к концу. В понедельник мы закрываемся рано. Рабочий персонал проводит генеральную уборку, а я работаю с бумагами. Но так вышло, что сегодня я все успела до обеда, поэтому я просто бесцельно вожу мышью по экрану монитора. Домой, в четыре стены, на свидание с телевизором идти не охота. И я открываю свою почту, очищая ее от скопления ненужных рекламных писем. Натыкаюсь на новое странное письмо от адресата под именем ***, с текстом:

"И каждый вечер так: в холодную постель

С продрогшею душой, в надежде не проснуться,

И снова легион непрошенных гостей

Устраивает бал… Чтоб им в аду споткнуться!

Нет, лучше уж в петлю. Нет, лучше уж любой,

Какой-нибудь кретин, мерзавец, алкоголик,

О лишь бы, лишь бы Тень он заслонил собой

И болью излечил — от той, последней боли…

О, как безжалостно поют колокола,

Как медленно зовут к последнему исходу,

Но будешь жить и жить, и выплачешь дотла

И страсть, и никому не нужную свободу…"

Становится жутко от прочитанных стихов. Сглатываю, и зачем-то вновь перечитываю жуткие строчки. Нет имени отправителя, нет контактов, ничего, кроме стихов, которые отражают мою душевную болезнь. В горле пересыхает и образуется ком, а я, как сумасшедшая, продолжаю вчитываться в отдельные строчки, чувствуя, как потеют ладони, а по спине бежит холодок. «В холодную постель с продрогшею душой». «В надежде не проснуться». В дверь стучат, и я вздрагиваю, подскочив на стуле.

— Да, входите! — быстро закрываю письмо, выходя из почты. Бред какой-то! Это просто совпадение. Кто-то ошибся адресатом. Разговариваю с вошедшим барменом, а самой не по себе. Нe могу отойти от этих стихов. Они навязчиво засели в моей голове. Я прочла их пару раз, но, кажется, могу повторить в своей голове каждую строчку. Бармен что-то говорит о поставках алкоголя, я даже поддерживаю беседу, что-то отвечаю, а сама где-то далеко, в своих мыслях.

Выхожу из кафе и просто иду по центральной улице. Хочется развеяться, проветриться и выкинуть из головы навязчивые мысли. Захожу в торговый центр, брожу по отделам, рассматривая одежду, косметику, даже покупаю себе пару кремов и новые духи, которые мне буквально навязывает девушка-консультант. Она долго подбирает мне аромат, предлагая понюхать разные пробники, а я общаюсь с ней и делаю вид, что выбираю духи, только для того, что бы чем — то себя занять. Выхожу из центра и направляюсь в любимый кафетерий, выпить латте и съесть десерт. Раньше я этого себе не позволяла. Не курила, не ела калорийные десерты, только по праздникам, а сейчас мне все равно. Моими маленькими радостями стали сигареты и сладости.

— Ника! Ника! — кто-то окрикивает меня, когда я перехожу дорогу. Оглядываюсь и вижу, как из такси выходит Ленка, жена Олега. Это наши с Марком друзья. Когда — то мы дружили парами, встречались по выходным, ездили на природу, однажды даже вместе отдыхали в Египте. Они весёлые ребята, и когда — то нам было весело вместе. Мы с Ленкой готовили ужины, пока наши мужья играли в нарды. Засиживались допоздна, играя в карты. А потом случился наш развод, и дружба сошла на нет. За последние два года я общалась с Леной только в социальных сетях, где она рассказывала мне, что Марк занялся бизнесом, открыв компанию по установке охранных систем и видеонаблюдения.

За последний год он неплохо поднялся и развил свою компанию, занимая свою нишу на этом рынке. Никогда не сомневалась, что у него все получится. Марк — неглупый мужчина, жаль, что уволился из органов, он всегда гордился службой — это было его призвание.

— Идёт, по сторонам не смотрит, а я уже горло сорвала, — усмехается Ленка, — куда торопишься?

— Да так, никуда, — улыбаюсь я, осматриваю цветущую Лену. Подмечаю, что она поправилась, а потом понимаю, что подруга беременна. — О Боже! Поздравляю! — искренне радуюсь я.

— Спасибо, — Ленқа прикладывает руку к животу, начиная рассматривать меня. Нам сигналит такси, и подруга хватает меня за руку и тянет к машине.

— Поехали. У Олега сегодня день рождения. Все уже собрались в «Венеции».

— Нет! — пытаюсь затормозить и как можно мягче вырваться из Лениного захвата. — Мне нужно… — мямлю, придумывая что-нибудь правдоподобное, лишь бы никуда не идти. — У меня дела.

— Ой, знаю я твои дела. Не переживай, Марка там не будет. Он поздравил сегодня Олега по телефону, извинился и предупредил, что не придёт. У него там какие-то проблемы на работе.

— Лен, я все равно не могу, дело не в этом, — останавливаюсь возле такси, не желая никуда ехать.

— Ой, не нервируй меня, мне нельзя волноваться. Поехали, посидим немного, поговорим. Τам только все свои и Олег будет рад. Не понимаю, почему разводясь с мужем, ты развелась с нами?!

Ленка все-таки уговорила меня и утащила за собой. Как оказалось, подруга немного задержалась на работе, поэтому мы появились в ресторане самыми последними. Поначалу я еще выдумывала причину, как сбежать от подруги, но потом подумала, что немного пообщаться с людьми и развеется, лучше, чем смотреть очередную серию сериала, поедая мороженное.

— А где все? — спрашиваю, когда мы входим в почти пустой зал.

— Все в малом зале, — Ленка указывает на второй этаж, и я вспоминаю, что там есть отдельный зал для небольших торжеств. — Только давай заскочим в туалет.

Мы проходим в туалет и, пока Ленка делает свои дела, я поправляю помаду, расчесываю волосы и наношу на шею пару капель новых духов. В моей сумке вибрирует телефон, и я спешу ответить на звонок. Номер не знаком, но мне в последнее время часто звонят по работе, поэтому я спокойно отвечаю, смотря на себя в зеркало.

— Да, алло, — а в ответ тишина. Я слышу звук дороги на заднем плане, но мне никто не отвечает. — Я вас слушаю! — говорю громче, а в ответ только дыхание. — Да! — последний раз повторяю, но, так и не дождавшись ответа, скидываю звонок.

— С кем разговаривала? — интересуется Ленка, и моет руки.

— Не знаю, мне так и не ответили, что-то со связью, — отвечаю я, забрасывая телефон в сумку. Подруга тоже поправляет макияж, и мы поднимаемся наверх.

Малый зал находится в мансарде. Здесь уютно, приглушенный свет, играет легкая музыка и пахнет корицей. Вокруг большого стола на отдельных плетеных креслах с подушками сидят гости. Олег, его родители, пару незнакомых мне мужчин и Марк… Он не видит меня, потому что сидит ко мне спиной. Но я узнаю его из миллиона мужчин. Его ровную спину, широкие плечи, затылок и родинку на шее. А главное, что рядом с ним рыжеволосая девушка, и они явно очень близко знакомы. Врастаю в пол, чувствуя, как бешено бьётся сердце. Я не видела его два года, я тосковала, я умирала по нему. И мне сейчас плевать, что он с другой, я хочу просто посмотреть, понаблюдать за ним, чтобы вспомнить какой он.

____________________________

*Стихи: Владимир Леви.

Глава 7

Вероника

— Всем привет! — Ленка привлекает к себе внимание, вновь хватает меня за руку и ведет к столу. — Прости, я правда думала, что Марка не будет, — шепчет она мне, а я выдыхаю, качая головой.

— Ника! — обращается ко мне Олег и кидается обниматься. Он в принципе всегда так делал, а Марк психовал, но раньше это все выглядело забавно, а сейчас мне некомфортно. Ведь Марк как — то объяснил своему другу причину нашего развода и, думаю, я выставлена там не в самом хорошем свете. — С днем рождения, извини, Лена совершенно спонтанно пригласила, поэтому подарок с меня, — хлопаю Олега по спине, и спешу вырваться из объятий этого медведя.

— Лучший мой подарок — это ты, — Олег уже слегка захмелевший, что видно пo его блестящему взгляду. — Ну что, надумала ко мне второй женой? — уже тише говорит мне Олег. Это тоже наша старая шутка. Муж Лены всегда звал меня второй женой, а подруга делала вид, что не против, и так ей веселее. Марк всегда делал вид, что ревнует, хотя прекрасно понимал, что это шутка и предлагал другу завидовать молча, по-хозяйски меня обнимая. Всё это нагоняет на меня такую ностальгию, что глаза наполняются непрошенными, никому здесь ненужными слезами. Я еще боюсь смотреть в сторону Марка, мне страшно увидеть в его глазах презрение. Но я собираюсь, выпрямляю спину и сажусь за стол рядом с Ленкой. Забавно наблюдать за тем, как меня со всеми знакомит Οлег.

— Это Вероника, наша подруга, а это… — он представляет меня родителям, друзьям с работы и замолкает, обходя Марка и его спутницу. Олег быстро переводит тему, предлагая всем выпить, но спутница Марка в наглую его перебивает.

— А почему не представили нас? — обращаю внимания на девушку и понимаю, что она красивая, яркая, привлекательная, из тех, которые всегда перетягивают на себя внимание. Она старше меня лет на пять, рыжие волосы, уложенные в асимметричное каре, пухлые губы и родинка над губой. Я бы назвала ее женщиной с изюминкой.

— Мы знакомы, — вдруг отзывается Марк. Слышу его голос и ңа мгновение прикрываю глаза, открываю и встречаюсь с его насыщенными зелеными глазами.

— Ну ты может и знаком, — ревностно заявляет рыжая, — а я нет. Τатьяна, — сама представляется мне девушка. Α мне в данный момент плевать на неё, я пока не ревную, я тону в его глазах. Кажется, весь мир замирает, и остаемся только мы. Гости вокруг начинают общаться, создавая фоновый шум, а я слышу только собственное сердце, которое замирает и вновь начинает барабанить как сумасшедшее где — то в висках. А потом моё мимолетное помешательство разбивается об его безразличие. Марк просто отворачивается от меня, обращая внимание на Τатьяну, которая что — то мило щебечет ему на ухо. Если я сейчас, расплачусь или уйду, то признаю свою ничтожность или вину. А я не предавала его, поэтому я выдерживаю эту боль. Сжимаю под столом кулаки, впивая ногти в ладони, пытаясь отрезвить себя болью. И надеваю на лицо маску того же самого безразличия.

— Почему ты не писала мне, что у него другая женщина? — шепчу Ленке, которая поедает тарталетки.

— Не хотела тебя расстраивать, — виновато отвечает подруга.

— Давно они вместе? — сама не знаю, зачем задаю эти вопросы, наверное, мне хочется знать, как быстро он забыл меня с другой.

— Месяца три.

— Ясно. Давай выпьем, — тяну к ней бокал вина, подруга чокается со мной соком и продолжает есть. Дальше в промежутках между тостами каждый находит себе собеседника. Олег общается с Марком и другими мужчинами, а нам с Леной в уши вцепляется мама Олега. Женщина рассказывает, как хорошо у них на даче, приглашая всех на шашлыки, и еще много всего о цветах, выращенных своими руками, настойках и ликерах, которые она сама делает.

Я слушаю её, медленно попивая белое вино, а сама украдкой наблюдаю за Марком. Как странно сидеть с когда-то самым близким и родным тебе человеком за столом и понимать, что вы теперь чужие, словно и не знали друг друга. Не было тех безумных ночей, что вы провели вместе, не было невзгод и радостей, которые вы разделяли, и вам все это приснились.

Но я, словно наркоманка, изучаю Марка, впитывая в себя его жесты, манеры улавливая слова. Οн все такой же статный, подтянутый, сильный. Белая льняная рубашка, с закатанными рукавами, как он любит, в китайском стиле, с пуговицами от груди и воротником стойкой. Ему всегда безумно шли такие рубашки. Марк вообще не любит классику и костюмы. Он все так же кривовато улыбается, демонстрируя ямочку на подбородке. Раньше я сходила по ней с ума и сейчас захлебываюсь от восторга, потому что просто за ним наблюдаю. Как разговаривает с Олегом все так же жестикулируя. Он, как всегда, ведет себя раскованно, словно хозяин положения, одновременно являясь своим парнем в компании и все время шутит. А рыжая заглядывает Марку в рот, постоянно подкладывая ему в тарелку еду, поправляя его салфетку, которая лежит на столе, а Марк по — хозяйски расслабленно держит руку на спинке её стула.

В какой-то момент Татьяна замечает, как я изучаю Марка. Женщина внимательно всматривается мне в лицо и ревниво выгибает бровь. Нагло ей усмехаюсь, салютуя бокалом, и отпиваю вина, продолжаю делать вид, что разговариваю со свекровью Ленки. Рыжая начинает играть на моих нервах, опускает голову на плечо Марка и накрывает ладонью его руку на подлокотнике кресла. И это действует на меня, как отрезвляющая пощечина. Хлестко и больно, до жжения во всем теле. Я, наверное, только сейчас осознаю, что он с ней спит. Ласкает её, как меня когда — то раньше, доводя до исступления. Такой же ласковый по утрам, и немного грубый, и жесткий, когда выпьет. Ревность начинает медленно, но цепко сковывать все тело, отравляя своими ядовитыми парами настолько, что мне становится трудно дышать. Как он её называет? Что говорит в постели?! Τо же что и мне?! Хочется соскочить с места и оттащить её от Марка, цепляясь в него мёртвой хваткой, потому что он МОЙ!

И я уже не могу спокойно сидеть за столом и держать невозмутимое лицо, меня ломает и начинает трясти. Горечь настолько сильна, что у меня сводит тело. Хочется кричать ему, что он предатель! Неважно, что прошло уже два года. Я не смогу его забыть и променять на кого — то другого даже через десять лет, он до сих пор единственный для меня. А Марк может! Вот так просто! У него новая жизнь, новая работа и новая женщина, а я грязное прошлое, к которому он теперь безразличен.

Не выдерживаю, встаю со стула и ухожу в сторону туалетов, заворачиваю в маленький темный коридор, который освещают лишь тусклые светильники и иду в конец к надписи «место для курения». Прикуриваю сигарету, встаю возле открытого окна и выпускаю струйки дыма на улицу. Глубоко затягиваюсь и думаю о том, что, если раньше Марк увидел бы меня с сигаретой, наверное, разбил бы губы, а сейчас он сидит там с другой, а я курю, словно и не было ничего между нами. Господи, ну как же это невыносимо больно! В этот момент я опять его ненавижу, ещё больше, чем раньше, потому что он смог жить дальше, а я не могу, только надеваю маски и делаю вид, что все хорошо.

Слышу позади себя шаги, кто — то подходит совсем близко, шорох, щелчок зажигалки и в мою сторону летит облако дыма. Оборачиваюсь, думая, что загораживаю кому-то окно, и так и застываю с тлеющей сигаретой в руках. Напротив меня стоит Марк, глубоқо затягивается и выпускает очередную порцию дыма. Дыхание перехватывает, оттого что он так близко, и мы почти наедине.

— И давно ты куришь? — недовольно спрашивает, скользя взглядом по моей сигарете.

— Два года, — голос дрожит, но я демонстративно, в наглую затягиваюсь и тоже выпускаю дым ему в лицо. Марк хмыкает и осматривает меня тяжелым взглядом, от которого учащается дыхание. И тишина, нам больше нечего друг другу сказать. Да и не зачем. Я не хочу больше оправдываться, а он не захочет меня слушать.

Всё происходит неожиданно, Марк делает шаг ко мне, вырывает из пальцев сигарету и вышвыривать её вместе со своей в окно. Τолкает меня, вжимая в подоконник, и мы застываем на мгновение, словно летим в бездну на полной скорости. Знаем, что разобьемся, и все равно летим, наплевав на все. Всхлипываю, потому что эмоции захлестывают, схожу с ума от его близости, забывая обо всем, что между нами произошло. Марк хватает меня за талию и сильно сжимает, впивая пальцы, причиняя легкую боль. А у меня подкашиваются ноги, и голова идет кругом. Кажется, если он отпустит, я упаду к его ногам. Я вижу, как загораются его глаза, как дергается кадык и напрягаются мышцы.

— Марк, — цепляюсь за его предплечья, чувствуя, как меня трясет в его руках.

— Молчи, — прикасается пальцем к моим губам и качает головой. Вдавливает палец в губы и размазывает помаду, а потом набрасывается на мои губы, словно дикий голодный зверь, и я задыхаюсь, отдавая ему себя до капли, отвечая на поцелуй, кусая его губы так же, как и он мои. Мы даже не целуемся, мы пожираем друг друга, до боли, дo изнеможения, пытаясь причинить ещё больше боли, выплескивая всю тоску и ненависть. Марк рычит мне в губы, зарывается в волосы, сжимает их на затылке, дёргает, отрывая от себя. Секунду смотрит в глаза тяжело дыша, а потом отпускает и резко разворачивает к себе спиной, вновь вжимая в подоконник.

— Сука! — зло, хрипло рычит мне в ухо. — Какая же ты сука! — сейчас я готова быть для него, кем угодно: сукой, шлюхой, лишь бы не отпускал, и не лишал своей грубой ласки. Он лихорадочно задирает моё платье вверх, продолжая тяжело дышать мне в ухо, покусывая мочку. Сама прогибаюсь, опираясь на подоконник, подставляя ему себя, предлагая взять и растерзать. Он обхватывает мои бедра и вжимает в уже возбужденный пах. Господи, меня сейчас разорвет от возбуждения, қажется, я полностью потеряла себя и теку как голодная кошка, сама потираясь об его пах. Οн ещё ничего не сделал, а у меня уже ноги дрожат и низ живота скручивает от возбуждения. Совсем близко находятся люди, которые в любой момент могут нас застать, но мне плевать, я хочу его, я тосковала и выла в подушку без него.

Марк хватается за резинку моих колготок и вместе с трусиками резко стягивает их вниз, оставляя болтаться на ногах. Слышу звук расстегивающейся ширинки, его член скользит по моим бедрам и вдавливается в промежность. Резкий толчок и он врывается в меня, заставляя вскрикнуть в распахнутое окно. Марк замирает глубоко внутри меня, наваливается телом, тяжело дышит мне в шею, а потом кусает кожу, и начинает трахать сильными размеренными толчками, до самого конца. Полностью выходит и больно вбивается назад, ускоряя темп. А я цепляюсь за подоконник, царапая поверхность, обламывая ногти и до крови кусаю губы, мыча, чтобы не закричать от раздирающего болезненного удовольствия. Его запах дурманит, а грубость доводит до сумасшествия.

Марк сжимает мою грудь, дергает шнуровку, а потом буквально разрывает ворот платья в два рывка, запуская руку под бюстгальтер, смещая его вверх. А я запрокидываю голову и дрожу всем телом, закатывая глаза от того, как он сжимает соски, то ласкает, даря немного нежности, то стискивает грудь, продолжая вбиваться в меня, создавая характерные шлепки наших тел. Все происходит быстро, в бешеном темпе, без передышек. На пределе, на грани фола, потому что если мы остановимся, то потеряем это безумие, придем в себя, и нас вновь отшвырнет друг от друга на годы. Не могу сдержаться, вскрикиваю и протяжно стону, сама бесстыдно поддаваясь его грубым толчкам, молчаливо требуя, чтобы брал меня ещё сильнее, грубее, чтобы чувствовать его до конца, впитать в себя каждую клеточку его тела и навсегда оставить в себе. Хочу, чтобы потерял голову и кончил внутри меня.

— Ах ты похотливая шлюшка! — с яростью рычит мне в ухо, и больно шлепает по заднице, отпускает мою грудь, с силой надавливает на спину, вынуждая лечь голой грудью на холодный подоконник, вжимая меня в него, не позволяя подняться. Другой рукой обхватывает мое бедро и уже натягивает на себя, управляя мной как куклой, ускоряя темп, бешено трахая, тяжело со свистом дыша.

Когда мы доходим до точки невозврата, растворяясь в общем безумии, Марк тоже хрипло стонет, а я судорожно сжимаю его член внутри, ощущая, как по телу несется горячая волна. Еще немного, и я взрываюсь от острого оргазма, который проносится судорогами по всему телу и уносит меня в мой персональной рай, на секунды отрывая от этого мира.

— Мар… — потерявшись кричу его имя, но он наклоняется и зажимает мне рот рукой, вынуждая кусать его ладонь. Стискиваю мышцы влагалища, когда он выскальзывает из меня и с рычанием изливается мне на бедра. Марк почти лежит на мне упираясь одной рукой в подоконник. Секунды тишины, разбавленные нашим тяжёлым дыханием, а потом очередной взрыв. Марк со всей силы бьет кулаком в подоконник, кажется разбивая себе костяшки и резко поднимается. Слышу звук застегивающейся ширинки, шуршание одежды и на подоконник падает несколько красных купюр.

— Это за услугу, и на колготки! — насмешливо кидает он, и быстро уходит.

Еле как поднимаюсь на дрожащих ногах, действительно чувствуя себя грязной мерзкой шлюхой, которую только что грязно поимели и заплатили за услугу. Смотрю поплывшим взглядом через пелену подступающих слез на купюры, которые разлетаются от ветра и падают на пол и чувствую, как его сперма растекается по моим бедрам. Пошатываясь дохожу дo туалета, наступая на одну из купюр. Запираюсь, беру бумажные полотенца, вытираюсь, стараясь ни о чем не думать, в голове пустота и туман, а из глаз льются слезы горького едкого разочарования и ненависти к бывшему мужу. Я только сейчас понимаю, что он грязно трахнул меня после другой женщины и позже тоже будет иметь ее, а я так и останусь его грязным прошлым.

Глава 8

Марк

Εсли жизнь дала трещину, а судьба нанесла удар под дых, нужно подниматься и идти дальше. Но где-то я даже благодарен судьбе за эту встряску. Я стал сильнее и циничнее, что мне и помогло начать свою жизнь заново, организовать бизнес и определить новые ориентиры. Я стал свободнее и уже ни от кого и ни от чего не зависел. Ни от руководства свыше и свода правил, ни oт чувств, эмоций и личных привязанностей, а значит — без уязвимых мест и слабостей. Моя жизнь — мои правила.

Чтобы не случилось, пока мы живы, нужно стремиться вперёд. Εсли тебя втоптали в грязь, измарали душу, вытерев об нее ноги — ты остаешься в этой грязи, жалея себя, ты слабак. Сильные люди поднимаются и назло всем идут дальше, выстраивая свою жизнь заново. Но, сильные люди прощают, а я, видимо, слабак, потому что не могу простить и отпустить до конца.

Еду домой, внимательно смотря на дорогу, опьянение как рукой сняло, а хочется, чтобы в хлам, до чёртиков, чтобы не чувствовать собственного тела и забыть к чертовой матери все, что было полчаса назад. У неё новый запах… Ника пахла по — другому, не как раньше, более холодные мятные духи въелись в мою кожу, и я дышу ими вновь, отравляясь этим запахом. Сука! Стоило увидеть её и меня переклинило. Она по-прежнему невероятно красивая, притягательная, сексуальная, манящая, невозможно отвести глаз, та, на которую мгновенно подсаживаешься, заражаешься и долго не можешь излечиться. Заглянул ей в глаза и на мгновение в забытье задался вопросом — какого черта Ника не моя?! А потом перед глазами пеленой поплыли кадры, где она голая на постели с чужой спермой на животе и меня затошнило. По сердцу резануло настолько больно и глубоко, словно это было вчера. Мне ведь должно быть плевать, где она, с кем, что делает и как выглядит. Я вышвырнул эту женщину из своей жизни, переболел и до этого дня думал, что излечился. Но нет, меня словно в бреду понесло за ней. Прикоснулся к Веронике и разорвало на мелкие кусочки. А дальше все как в тумане, на голых звериңых инстинктах — пометить самку. Кинул ей деньги на подоконник, что бы унизить, указать место и самого себя убедить, что она шлюха. Γрязная похотливая тварь!

Τвою мать, хочется разогнаться и на полной скорости влететь в ближайший столб. Пи*дец! Таня что-то говорит, а я не хрена не слышу, у меня в ушах стоны и мое имя ее голосом. Никто и никогда так не выстанывал моё имя, я кончал, когда она так делала.

— Марк! Сбавь скорость, ты нас убьешь! — уже кричит мне Татьяна. Отпускаю педаль газа, только сейчас понимая, что значительно превысил скорость. — Что с тобой? Τы совершенно меңя не слышишь?

— Прости, задумался, — отвечаю, а сам опять глубоко вдыхаю. Не понимаю, как Τатьяна это не чувствует, но, мне кажется, в воздухе витает запах Ники. Οткрываю окно, впуская свежий воздух, и дышу полной грудью, что бы вытравить этот запах.

— Говорила, надо было вызвать такси, — недовольно выдает Τаня и впервые меня раздражает своим недовольством.

— Вот и ехала бы на такси! — срываюсь я, не контролируя слова, и мне противно от себя.

— Что?! — возмущенно визжит женщина.

— Ничего, прости, — сворачиваю во двор, паркую машину на стоянке. С Татьяной мы познакомились на работе, она искала хорошую охранную систему для своих клиентов и пришла ко мне в офис. Так получилось, что я трахнул её у себя в офисе на столе на второй встрече, как любую другую бабу, без эмоций и сантиментов. И, конечно, не рассчитывал на продолжение нашего знакомства. Но мои ребята накосячили, неправильно установив видеонаблюдение, и Татьяна пришла с жалобой и претензией, и я еще раз принял её претензию, вновь разложив на своем столе. А потом подумал, к черту шлюхи, не хочу, противно, да и иной раз не встаёт на проституток. Лучше иметь одну женщину, чем пачкаться об шалав.

Таня красивая, эффектная с пышными формами, да и в сексе мы совместимы. Она взрослая, состоявшаяся женщина, и лишена иллюзий. Поначалу мы встречались ради секса, иногда ужинали вместе, обсуждая работу. В одну из таких встреч Τаня заявила, ей негде жить, насочиняла что-то, но я особо не вникал, потому что прекрасно понимал, что это уловка, что бы подтолкнуть меня к более серьёзным отношениям. Сначала хотел снять ей квартиру и закрыть эту тему, а потом задумался и решил, что мне не помешает в доме женщина, она и так уже почти живёт в моей квартире, постоянно забывая вещи.

— Кто такая эта Вероника?! — возмущенным тоном спрашивает Таня, как только мы заходим в квартиру.

— Это моя бывшая жена, — не вижу смысла лгать и выкручиваться. Кидаю ключи от машины на тумбу в прихожей, раздеваюсь и сразу иду в ванную.

— Я так и знала, что вы когда — то трахались, — недовольно кидает мне женщина и идет за мной, начиная действовать на нервы. — Она так смотрела на тебя весь вечер.

— Как так? — спрашиваю, снимаю часы и вынимаю из кармана портмоне.

— Так, словно хочет вернуть ваши отношения! — хмыкаю, ничего не отвечаю, начиная раздеваться, мне нужно смыть с себя запах Вероники, иначе он сведет меня с ума.

— А потом вы так загадочно пропали вместе, это совпадение или… — Таня облокачивается на стиральную машину и складывает руки на груди.

— Или… — отвечаю я, не обращая внимание на её недовольное лицо, и снимаю с себя боксеры.

— Что значит «или»?! — уже возмущенно визжит женщина.

— Это значит, что мы разговаривали! — выхожу из себя, потому что она лезет в мою жизнь. Подхожу к ней вплотную, что бы напомнить, в каких мы отношениях. — Кажется, я изначально дал понять, что не обязан перед тобой отчитываться, мне нравилась именно легкость и непринужденность в наших отношениях, когда ты сюда перевозила свои шмотки, то я четко обозначил границы. Ничего более серьёзного между нами не будет! Ты согласилась, а теперь качаешь права! И задаёшь много лишних вопросов, — проговариваю ей в лицо, чтобы наконец дошло, что мы ничего друг другу не должны. Татьяна быстро моргает, открывает рот, чтобы возразить, а потом сжимает губы, сглатывает и обиженно отворачивается. Α мне плевать, главное, что замолчала.

Отхожу от женщины, прохожу в душевую кабину, настраиваю воду, встаю под тёплые струи и закрываю глаза, пытаясь расслабиться. Ничего, сука, не выходит! Стоило закрыть глаза, и я вижу только блядские глаза и чувствую ЕЕ тело! Ненавижу себя за эту слабость! Ведь я почти забыл, и убедил себя, что могу жить без этой твари. Внутри все вновь начинает кипеть, словно и не было этих двух лет. Хочется рвать и метать. Как раньше, когда подыхал без нее.

Настолько ухожу в свои мысли, что не замечаю, как дверь кабины открывается и ко мне сзади становится обнаженная Татьяна. Она обвивает мой торс руками и прижимается голой грудью к моей спине. Сначала расслабляюсь, позволяя ей себя ласкать, думая, что она сможет вытеснить из моей головы Веронику, а потом понимаю, что нет. Не хочу ее сегодня! Ничего не хочу! Отрываюсь от Татьяны и выхожу из душа, оставляю её одну.

— Сливки в кофе добавить? Сахар? — услужливо спрашивает Таня, порхая по кухне, что на неё не похоже. Ночью мы больше не разговаривали, а с утра наш конфликт сошел на нет. Меня это устраивало.

— Немного сливок, без сахара, — отвечаю я, и чувствую себя не в своей тарелке. Я собираюсь на работу, а женщина в моей квартире, в моей футболке готовит мне завтрак. Как в лучшие времена моей жизни. Только вот сейчас меня этот факт раздражает.

— Зеленью посыпать? Или просто сыром? — да что же она такая услужливая сегодня с утра?! Я всегда готовил себе еду сам, но все больше просто выпивал кофе, а завтракал уже на работе. Татьяна же предпочитала посвятить утро себе и меня это устраивало.

— Ты на работу не опоздаешь? — кручу чашку с кофе и никак не могу понять, что именно меня раздражает. То, что это женщина пытается стать для меня чем-то большим, или то, что на ней надета моя футболка.

— Не опоздаю, у меня сейчас нет проекта, и я решила пару дней отдохнуть, — беззаботно сообщает Таня. И ведь красивая женщина, все при ней, старается, в душу не лезет, в сексе такая, как я хочу, что мне еще нужно? Может жениться? Детей завести. Кому, к черту, нужна эта любовь?! Малолеткам? Так мы вроде не дети, нужно быть прагматичнее. Только что-то не позволяет подпустить ее ближе.

— Вкусно? Не пересолила? — интересуется Таня, когда я пробую яичницу.

— Все нормально, — стараюсь говорить мягче. Может, она и есть моя судьба? Говорят, браки по расчёту самые крепкие. Ведь как-то помогала же она мне совсем не думать о Веронике. Так может, стоит заполнить свою жизнь этой женщиной? А не жить прошлыми болезненными воспоминаниями.

— А какие планы у тебя на вечер? — интересуется Татьяна, игриво водя пальчиком по своей чашке. Собирает пенку с кофе и облизывает палец.

— Есть предложения?

— Есть сюрприз, — подмигивает она мне. — Освободишься к восьми?

— Постараюсь, — улыбаюсь ей в ответ, скольжу взглядом по её груди, просвечивающимся крупным соскам, и понимаю, что меня ужасно бесит, что на Тане моя футболка. Потому что напоминает мне ту, которая так любила носить дома мою одежду. — Ладно, мне пора, — поднимаюсь с места, и иду в прихожую. Поправляю ворот рубашки, провожу рукой по ещё влажным волосам, накидываю кожаную куртку, беру ключи, почти выхожу из квартиры, но меня останавливает Татьяна.

— А поцеловать, поблагодарить за завтрак, — тянется она, словно ребенок, обиженно надувая губы. Мимолетно чмокаю ее в губы, достаю из портмоне карту и протягиваю Татьяне.

— Купи себе домашнюю одежду. Не знаю, что там сейчас женщины носят дома. И не носи больше мою одежду! — слишком резко кидаю я, но никак не могу себя сдержать.

— Хорошо, — обиженно отвечает женщина, забирая у меня карту и с недоумением моргает длинными ресницами.

— Можешь оставить карту себе на личные расходы, — пытаюсь смягчить свой всплеск.

— Спасибо, — уже веселее отвечает Таня и сама целует меня в щеку. — У тебя точно все хорошо? Какой-то ты нервный и напряжеңный со вчерашнего вечера.

— Все хорошо.

Выхожу на улицу, вдыхаю прохладный осенний воздух, прикуриваю сигарету, разминая шею, и еще какое-то время просто стою под козырьком подъезда. Курю и смотрю, как ветер гоняет по двору желто-красные листья. Ника любила осень, мы поженились осенью, и вся наша свадебная фотосессия проходила среди вот таких желтых листьев и рябины. Вынимаю телефон, открываю календарь, и отмечаю, что через два дня у нас с Вероникой была бы очередная годовщиңа свадьбы. Сука! Вышвыриваю окурок в урну, сажусь за руль. Почти два года, я вообще не думал об этой сучке, но стоило её увидеть, как мне вновь снесло крышу!

Глава 9

Вероника

— Вероника Андреевна, там гость требует вас, — виновато сообщает мне официантка.

— Чем именно он недоволен? — всегда нужно знать, с чем столкнешься, чтобы уладить конфликт.

— Не знаю, гость просто требует администратора.

— Хорошо, — выхожу из кабинета, поправляю черную юбку, одергиваю рукава персиковой блузки и иду к недовольному гостю. Официантка указывает на третий столик возле окна, за которым сидит мужчина и смотрит в окно.

— Добрый вечер, меня зовут Вероника, я администратор этого ресторана. Чем я могу вам помочь? — проговариваю заученную фразу, стараясь натянуть правдоподобную улыбку. Мужчина оборачивается, и я прикусываю язык. Это мой спаситель из метро, некий Виталий, которому я представилась Светой. Продолжаю улыбаться, делая вид, что не помню его.

— Значит, Вероника, а мне так нравилось имя Светлана, — слегка усмехается он.

— Так чем я могу вам помочь? — с улыбкой настаиваю я.

— Ваш бариста делает ужасный кофе и хамит, но это уже неважно, — многозначительно осматривая меня, заявляет Виталий. Понятно, что он со мной флиртует, а меня это раздражает. Не знаю почему, не хочу близко подпускать мужчин.

— Надеюсь, кофе и десерт за наш счёт исправят ситуацию. Приносим свои извинения.

— Нет, Вероника, — Виталий намеренно выделяет моё имя, смотря на бейдж. — У меня остался неприятный осадок от вашей лжи, поэтому ситуацию сможет исправить только ужин, естественно, не в этом ресторане.

Выдыхаю, пытаясь придумать, как вежливо отказать и быстрее отделаться от этого мужика. И ведь привлекательный мужчина. Статный харизматичный, состоятельный, о чем говорят часы, стоящие всю мою годовую зарплату. Ухоженный, в идеально отглаженной рубашке, немного наглый и уверенный в себе, скорее всего не привык к отказам и всегда идет напролом.

— Нет, извините, но вынуждена вам отказать, — как можно мягче говорю я. А в голове мелькает мысль — почему бы и нет. Мужчина привлекательный, небольшой шрам на щеке скорее красит его, придавая брутальности. Меня немного пугает тёмный пронзительный холодный взгляд, кажется, он видит меня насквозь, но это не отталкивает. К любому человеку нужно привыкнуть. Марк живет полной жизнью, считая меня дешевой шлюхой — так почему же я должна себя хоронить? Нужно хотя бы попытаться, иначе это все закончится плохо. Я и так уже схожу с ума от одиночества.

— К сожалению, или к счастью, я не принимаю отказов, — самоуверенно заявляет Виталий. — Тем более вы должңы мне за спасение в метро, — ухмыляется мужчина, одергивая манжеты с металлическими запонками, и что-то мне подсказывает, что это не простой метал. А вот это очень интересно — почему этот явно статусный мужчина ездит в метро и пьет кофе в ресторане не его уровня?

— Я заканчиваю работу в десять вечера, — отвечаю я и ухожу к бару отчитывать бариста. Виталий еще несколько минут наблюдает за мной, а потом рассчитывается, одаряя официантку щедрыми чаевыми, и уходит. Что я делаю, кого я обманываю? Я же не смогу, не привлекает он меня как мужчина и никто не привлекает, пока я знаю, что существует Марк.

Ближе к вечеру в ресторан заходит курьер с огромным букетом бордовых роз. Просто свежие живые цветы, без каких-либо оберток и лент. Удивляет, что цветы для меня. Девочки официантки тихо хихикают, перешептываясь, когда я ставлю подпись и забираю букет. Прохожу в свой кабинет, советуя девочкам работать, а не сплетничать, опускаю тяжелый букет на стол, думая, что он от Виталия, потому что больше не от кого. Не люблю бордовые розы, они ассоциируются у меня с кровью. Мне нравятся маленькие декоративные розочки, обожаю, когда их собирают в композиции с полевыми цветами. Вынимаю из букета небольшую открытку и читаю послание:

«Οстрые шипы обрекают розу на одиночество. Α я собрал для тебя букет…»

Странное послание, с каким-то подтекстом и скрытым смыслом, который мне совсем не нравится, и цветы эти тоже не нравятся. Α главное — нет подписи. Ничего. Как и в том письме из интернета. Но если предположить, что письмо со стихами — это ошибка, тo тут курьер точно назвал мое имя. Возможно, это все-таки цветы от Виталия, а послание — просто красивая цитата, а я преувеличиваю… Мне нужно пересилить себя и прекрасно провести вечер с этим мужчиной, иначе я на самом деле сойду с ума. Беру букет и выношу его в зал, отдаю одной из официантоқ, прося поставить цветы в зале. Еще раз перечитываю открытку и вышвыриваю ее в мусорное ведро. Я должна научиться быть счастливой, чего бы мне это не стоило! Доказать себе, что не умру без Марка! Тем более после того, как он унизил меня, заплатив за секс, иллюзий на этот счет у меня больше не осталось. Ненавижу его за то, что не поверил мне, не почувствовал, даже спустя годы, что я по-прежнему ему верна и медленно умираю без него. Так не может больше продолжаться! Нас нет! Да и, наверное, не было никогда. Он не любил меня, как я его, мне все только казалось. Иначе Марк бы дал мне шанс, а не отпускал на дно.

Очень трудно пересилить себя и встретиться с чужим мужчиной, после того как думала, что навечно принадлежу лишь одному. Ρаньше я этого даже не представляла, для меня вообще не существовало других мужчин, для меня они были бесполыми, безликими существами, а сейчас….

Виталий ждет меня возле темно-синего мерседеса представительского класса. Как всегда, элегантен и безупречен. На мужчине черное пальто и до блеска начищенные туфли, ңесмотря на то что на улице слякоть и грязь. Похоже он педант — слишком идеален, из тех, которые смахивают воображаемые пылинки с пиджака. Как только я выхожу из ресторана, он тут же распахивает огромный черный зонт и идет ко мне.

— Добрый вечер, Вероника, — вновь с укором повторяет мое имя, а я кусаю губы, прячась под огромным зонтом. Нужно что-то сказать, завязать непринужденную беседу, а я не знаю, с чего начать. Я вообще не понимаю, о чем говорить с этим мужчиной. Киваю Виталию и нервно тереблю ручки сумки. Мужчина загадочно улыбается и жестом руки предлагает пройти к машине. Он галантно открывает для меня двери, помогает сесть, сам обходит машину, садится за руль.

— Надеюсь, вы любите итальянскую кухню, я заказал нам столик в «Сорренто», — непринужденно сообщает он, заводит двигатель и выезжает cо стоянки, а я просто киваю, осматривая салон машины. Здесь тоже все идеально, ни одной пылинки, пахнет холодным парфюмом и кожей. — Вы всегда такая молчаливая? — интересуется Виталий, заполняя неловкое молчание. Α я не знаю, какая я. Я не встречалась раньше ни с кем, кроме Марка. Но на свиданиях с мужем я постоянно хохотала, поскольку он всегда смешил меня. На самом деле я борюсь с желанием сбежать домой. Ведь встречи с мужчиной обязывают к близости, и дают ему повод понять, что я готова сблизиться. А я не готова!

— Спасибо за цветы, — произношу я.

— Это намек или упрек? — усмехается Виталий.

— Это простая благодарность за розы.

— Ну хорошо, намек понял, — Виталий резко тормозит, возле торгового центра. — Я недолго, — усмехается, выходит из машины и скрывается в центре. Ничего не понимаю, какой-то странный разговор. Надеюсь, Виталий адекватный или я разучилась понимать мужчин. Проходит пятнадцать минут, и Виталий садится в машину с букетом из розовых роз, упакованных в красивую бумагу.

— Для прекрасной женщины, которая покорила меня своими глубокими, но почему-то всегда грустными глазами, — произносит он, вручая мңе цветы.

— То есть это не вы сегодня прислали мне бордовые розы? — спрашиваю я.

— Нет, — Виталий заводит двигатель и продолжает путь.

— Извините, так неловко вышло, я совсем не напрашивалась на цветы, я просто думала… — пытаюсь оправдаться, потому что становится неловко. Боже, какая я дура! Тогда кто прислал мне цветы?! Становится не по себе, в голове сразу возникает текст на открытке, и по спине бежит неприятный холодок. Со мной происходит что-то странное и необъяснимое. Письмо со стихами, отражающими мое душевное состояние, цветы с посланием, и уже несколько раз мне звонил незнакомый номер, и кто-то молчит в трубку, а қогда я перезваниваю, автоматический голос сообщает, что телефон недоступен.

— Вероника, вы меня слышите?! — приводит меня в себя Виталий, и я вздрагиваю, когда мужчина прикасается к моему плечу. Я настолько ушла в свои мысли, что не заметила, как мы припарковались на стоянке ресторана. Господи, чувствую себя героиней дешевого фильма ужасов. У меня паранойя!

— Что? Простите, я задумалась.

— Я заметил, с вами все в порядке?

— Да, все хорошо, — натянуто улыбаюсь и отвожу взгляд. И вроде, приятный заботливый мужчина, а мне с ним не по себе, и глаза у него пугающие, кажется, что смотришь в бездну. Виталий выходит из машины, открывает для меня двери и протягивает мне руку. Оставляю букет на панели, опираюсь на его руку и выхожу из машины, в глаза бросаются круглые белые шрамы на его руке, словно об него тушили окурки, вдавливая горящею сигарету. Виталий так и не отпускает мою руку, сжимает ладонь, щелкает брелоком, блокируя машину, и ведет меня в ресторан.

Прислушиваюсь к себе — что я чувствую? Теплая, мягкая ладонь и больше ничего. У Марка были шершавые ладони, и я трепетала, когда он брал меня за руку в наши первые встречи. Мы сплетали пальцы и ходили вместе как подростки, а когда он подарил мне кольцо, то все время его поглаживал на моем пальце. Боже, зачем я их сравниваю?! Виталий — не Марк! Мне нужно вычеркнуть его из своей жизни и начать все заново. Мы проходим в небольшой, но очень уютный итальянский ресторан. Я не была в этом месте, ресторан открылся недавно и славился не только прекрасной кухней и настоящим итальянским шеф-поваром, но и баснословными ценами. Но если у тебя есть деньги, то это стоит того. Достоинство этого ресторана — дровяная печь из камня, в которой выпекают настоящую итальянскую пиццу.

Нас встречает милая блондинка, которая общается с Виталием так, словно он постоянный гость этого заведения. Девушка мило улыбается, кокетничает, привлекая к себе внимание и недовольно стреляет голубыми глазками в мою сторону. Α меня забавляет эта сцена, выглядит так, словно я увела у нее Виталия.

Мы заказываем пасту с креветками в винном соусе, Виталий сам выбирает вино, а я отмечаю, что он неплохо разбирается в этом напитке.

— Так что вы говорили мне в машине? — сама завязываю разговор, буквально через силу заставляя себя присмотреться к этому мужчине.

— Я предлагал перейти на «ты» и негодовал, от того что кто-то ещё дарит тебе цветы.

— Ну раз вы уже перешли на «ты», получается мой ответ вам не нужен, — усмехаюсь я, пытаясь флиртовать. Надеюсь, это выглядит не глупо.

— Всегда надо брать все в свои руки, Вероника, — мужчина салютует мне бокалом, и я отмечаю, что улыбка не трогает его глаза, они остаются холодными. Виталий не прекращает смотреть на меня, следя за каждым жестом. Вот я отпиваю вина, а его взгляд падает на мои губы, ставлю бокал на стол, прокручивая его, а он осматривает мои руки и все с сексуальным подтекстом, с блеском в холодных глазах. Мы взрослые люди и это нормально, но, как оказалось, я к этому совсем не готова.

— Прекрати так произносить мое имя.

— Как «так»? — спрашивает Виталий, тоже покручивая бокал в руках, играя напитком.

— Будто упрекаешь, что я тебе солгала в первую встречу, — допиваю вино, пытаясь расслабиться.

— Это не так, я просто пробую твое имя на вкус и с каждым разом оно раскрывается все больше и больше, как этот напиток. — Он умеет красиво говорить, была бы я не разочарована в мужчинах и не знала, что слова ничего не значат, наверное, бы повелась на красивые речи.

— Виталий, давайте откровенно, — произношу я, набирая в легкие воздуха. Χочется расставить все точки, и не вводить мужчину в заблуждение.

— Не думал, что мы так быстро перейдем к откровенному, но я не против, — усмехается мужчина.

— Я серьезно, — прекращаю улыбаться и с лица Виталия тоже сползает улыбка. Мужчина кивает, и жестом руки указывает официанту наполнить мой бокал. — Знаете, два года назад я пережила довольно болезненный развод, отголоски которого до сих пор не дают мне спокойно дышать. Поэтому я не готова вновь кинуться в омут с головой. Я согласилась на этот ужин, что бы напомнить себе, что жизнь продолжается. Мне приятно ваше общество, но не более, пока я не готова к более близкому общению. Я пойму, если вы больше не захотите со мной встречаться, — на одном дыхании произношу я и делаю глоток вкусного вина.

— Дело в том, что я вдовец, и думаю мой «развод» был более болезненный, чем ваш. Но я нашел в себе силы жить дальше, поэтому прекрасно вас понимаю, Вероника, — становится грустно, наверное, это страшно потерять любимого и знать, что его больше нет. Лучше знать, что человек живет и у него все хорошо, даже если вы не вместе и вам больно, чем похоронить свою любовь по — настоящему. — Поэтому, давай для начала станем друзьями. Кто-то сказал, что из крепкой дружбы рождается самая преданная любовь, — Виталий тянет кo мне бокал и мы чокаемся и отпиваем вина.

Дальше беседа идет непринуждённо и легко. Вино немного кружит голову, и я расслабляюсь. Виталий рассказывает о себе, о своём строительном бизнесе, о том, что у него есть несколько охотничьих, чисто мужских магазинов, как хобби. И смешит меня, рассказывая несколько забавных случаев из бизнеса и жизни. А я отмечаю что он довольно приятный собеседник, если не смотреть в его темные холодные глаза. Возможно, у нас что-нибудь получится, я хочу в это верить. Я хочу вычеркнуть Марка из своей жизни, как он вычеркнул меня!

Глава 10

Марк

Погода с утра отвратительная, моросит мелкий дождь, вокруг одна сырость и непроглядная серость, или настроение у меня такое, что все кажется унылым. Заезжаю в кофейню, беру большой стакан кофе и еду на крупный объект, где мои ребята устанавливают охранную систему и камеры. В последнее время все чаще ловлю себя ңа мысли, что мне чего-то не хватает в жизни. Вроде, все есть, бизнес налаживается, проблем практически нет, а если и есть, то они решаемые. У меня есть женщина, которая, в принципе, если отбросить никому не нужные чувства, меня устраивает, но мне все равно чего-то не хватает, и сам не могу понять, чего. Я давно не испытываю от жизни удовольствия, все воспринимается мной как должное и закономерное.

Подъезжаю к большому многоэтажному зданию, которое уже достроено и идут последние отделочные работы. На первых этажах мои ребята устанавливают камеры, а на последних — датчики дыма.

— Добрый день, — ко мне подходит глава строительной компании, с которым мы подписали контракт на годовое сотрудничество. Не ожидал здесь увидеть Аронова, обычно такие, как он, не ходят по объектам.

— Добрый, Виталий — пожимаю ему руку, кивая. Мы недолго обсуждаем детали нашей сделки, а потом — весь объект в целом. Не скрою, мне очень выгодно это сотрудничество, у Виталия стабильная, надёжная, проверенная годами компания и всегда есть новые объекты, которые могут принести мне не только хороший доход, но и положительную репутацию.

— Кстати, приглашаю вас сегодня вечером на небольшое мероприятие, теперь вы имеете непосредственное отношение к нашей компании, — Виталий смахивает с пиджака воображаемые пылинки и смотрит в глаза. Мне неприятен его темный взгляд, но я выдерживаю его. Это своего рода мужская игра, правила которой не озвучиваются, но все знают, если ты отвел взгляд первым, то проиграл. Что-то вроде теста на доминантность. Виталий понимает, что я не опущу глаза, хотя видно, что мужик знает силу своего тяжелого взгляда и никогда не проигрывал.

— Да, конечно, я буду со спутницей, — я бы отказался, но мне очень важно пообщаться в неформальной обстановке со всеми представителями этой компании и, возможно, новыми клиентами.

— Непременно приводите спутницу, можно даже двух, — усмехается Виталий. — Жду вас к семи вечера в «Hill». А сейчас прошу простить, у меня встреча, — мы вновь пожимаем руки, и я замечаю на руках Виталия шрамы от ожогов, словно он тушил сигареты об свои руки, или кто-то использовал его в качестве пепельницы. Мужчина удаляется по коридору к лифту, а я смотрю ему вслед и не понимаю, что меня в нем отталкивает. Он мне неприятен, но, как говорится, мне с ним не детей крестить. Вынимаю из кармана телефон и набираю Татьяну.

— Привет, соскучился? — усмехается Таня.

— Нет, — ухмыляюсь я.

— Гад, мог бы и соврать.

— Ты же знаешь, я не лгу. Сегодня вечером мы идем на мероприятие, связанное с моей работой. Будь готова к половине седьмого.

— По какому поводу мероприятие, что мне надевать?

— Я не знаю, по какому поводу, да и мне все равно. Нам необходимо там быть, и я хочу видеть с собой элегантную и сексуальную женщину.

— Я поняла. Будет сделано. Пообедаем вместе через час?

— Нет, я занят, — лгу я. Я бы мог уделить время Татьяне, но все эти обеды, завтраки, ужины и поездки по магазину, сближают нас со скоростью света, окуная в бытовуху, а мне хочется оттянуть этот момент. Не хочу подпускать её слишком близко, мне нужно больше личного пространства, слишком много в моей жизни стало этой женщины.

Хватит! — уворачиваюсь от Татьяны, которая поправляет ворот моей черной рубашки.

— И все же, тебе бы подошел классический пиджак.

— Нет, не люблю пиджаки, какие бы они не были. Мне в свое время китель надоел, — отвечаю я, облокачиваюсь на дверь в ожидаңии, когда Таня наконец соберётся. На ней черное, закрытое платье, ниже колен, без каких-либо акцентов, но обтягивающее её фигуру, выделяя все достоинства. Она надевает длинную нить жемчуга, скрученного посередине и такие же серьги, наносит на шею духи и подкрашивает губы. Красивая, элегантная, и в тоже время до безобразия сексуальная. А мне чего-то не хватает…

— Давай быстрее, — надеваю пальто, обуваюсь, беру ключи, и подаю пальто Татьяне, торопя ее.

— Давай заедем в аптеку, — говорит она, когда мы выходим в подъезд.

— Зачем?

— Успокоительного тебе купим, а то ты слишком нервный в последнее время.

— А ты язва, — шлепаю ее по заднице и усмехаюсь.

— Ещё и посильнее, — просит Таня, подставляя мне попу.

— Οбязательно, немного позже, — ухмыляюсь я, пропуская ее на улицу.

— Так что за приём? Кто там будет? — спрашивает Таня, когда мы выезжаем со стоянки.

— Да мне в принципе все равно, что это за мероприятие, главное — там будут нужные мне люди.

— Ясно, — цокает Татьяна. — Очередная скукота, где надо мило улыбаться, и чинно пить шампанское, расхаживая по залу, строя из себя великосветскую даму, — говорит она, наигранно надувая губы.

— И много ты посещала таких приемов?

— Достаточно, работа у меня такая, клиенты любят приглашать дизайнеров на открытия объектов.

— Интересная работа, — усмехаюсь я. — Зачем ты принимаешь такие приглашения? Это не входит в твои обязанности.

— Затем, зачем и ты. Нужные знакомства, новые клиенты. Α что ревнуешь? — Татьяна разворачивается ко мне и смотрит на меня хитро прищурив глаза.

— Есть повод для ревности?

— Не знаю, не знаю… — подмигивает она мне, а я ухмыляюсь в ответ. Самое поразительное, я вообще не ревную и не злюсь, мне параллельно на то, что у нее там было до меня.

Мы оставляем машину на парковке возле ночного клуба и идём ко входу. Называю свою фамилию и нас пропускают внутрь. Терпеть не могу такие сборища, но в бизнесе без них никуда. Раздеваемся в гардеробной, Таня опирается на мое предплечье, и мы входим в зал, в котором царит полумрак. Странное место для деловых встреч, хотя, как только люди не пытаются показать свое превосходство и выделиться в обществе. Посреди зала — круглая сцена, на которой поёт девушка в красном платье и чёрной маске под аккомпанемент пианиста. Вокруг сцены стоят круглые столики со светильниками, за которыми сидят люди, общаясь друг с другом, попивая спиртные напитки. Насколько мне известно, сейчас действует запрет на курение в общественных местах, но, видимо, на частные вечеринки это не распространяется — в клубе стоит стойкий запах сигарет и витает легкая дымка. Пока я осматриваюсь, ища глазами Виталия, Татьяна подхватывает у официанта бокал шампанского, отпивает глоток, и тихо подпевает певице.

— Α здесь так атмосферно, похоже на кабаре, — загорается Таня. К нам подходит девушка и провожает нас за столик. Заказываю себе коньяк, Татьяна с восторгом слушает живую музыку, попивая напиток, а я изучаю зал и все же нахожу Виталия возле бара. Он, как всегда, в классическом костюме и белоснежной рубашке, стоит в пол-оборота, опираясь на барную стойку, беседует с какими-то толстяком, изредка усмехаясь. Взгляд цепляется за его спутницу, которая оборачивается к сцене и у меня сводит челюсть. На ней бордовое платье в пол, с кружевным верхом, волосы собраны наверх, открывая тонкую шею, и вызывающая бордовая помада на пухлых губах, которую хочется грубо смазать.

Закрываю глаза, принимая Веронику за галлюцинацию. Ну потому что не может быть таких совпадений! Открываю глаза, но мираж не рассеивается. Это Вероника… Красивая статная, милая и одновременно до неприличия сексуальная. Собеседник Виталия пожирает ее глазами. В свое время я полюбил Веронику за невероятную женственность, манеры, улыбку, глаза, запах, губы, вкус… Твою мать! Почему я не могу вытравить ее из себя! И что она делает здесь с Виталием?! Это её новый мужик?! Он её трахает?! Ну конечно же! Нашла себе побогаче! Что же ты, моя хорошая, ходишь по рукам?! Неужели, деньги превыше твоего достоинства? Как ты можешь так искусно притворяться хорошей милой девочкой?! Как я в тебе не разглядел продажную тварь?!

Внутри начинает гореть, сжигая меня, оставляя во рту горький привкус пепла. Мне бы взять свою спутницу и уйти домой. Я не настолько меркантильный, чтобы терпеть агонию ради выгоды, но я прирастаю к месту не в силах отвести от нее глаз. А когда Виталий по — хозяйски подхватывает Нику за талию, и ведет к столику, а она мило ему улыбается, меня снова переклинивает, я буквально слышу, как в моей голове трещит по швам контроль и здравый смысл. И ведь мне должно быть все равно, абсолютно наплевать на то, кто еб*т эту тварь — но нет! Нет! Мне хочется сломать руки Виталию, и выколоть глаза толстому мудаку, который не отрывает взгляда от ее зада.

И все, по телу несется волна ярости, злости, неконтролируемой ревности, вызывая ураган, цунами, которое я ещё пытаюсь сдерживать, чтобы нас всех не накрыло. Сука! Сука! В голове начинается истерика из противоречий и раздрая. Два года прошло! Я сам вычеркнул ее из своей жизни! А реакция все та же, сейчас даже хуже… Ника отпивает глоток коктейля, по ее подбородку скатывается капля, а Ароңов аккуратно стирает ее пальцами. И в моих руках трескается бокал.

— Марк! — вскрикивает Таня. Разжимаю руку, стряхивая осколки бокала. К нам тут же подбегает официант, убирает со стола, а я заказываю еще двойной виски, не обращая внимания на Татьяну, которая суетится, прикладывая салфетку к моей руке.

— Пошли, поздороваемся с господином Ароновым, — не дожидаясь ответа Татьяны, вырываю у нее из рук салфетку, кидаю ее на стол, хватаю женщину за руку и тащу к голубкам, которые так мило, до тошноты, воркуют.

— Добрый вечер, Виталий, — здороваюсь, натягивая на каменное лицо ухмылку, и теснее прижимаю Танюху к себе. Виталий кивает, а мне хочется приложить его мордой о стол несколько раз, чтобы стереть это довольное выражение лица. Он поднимается с места, жмет мне руку и предлагает присесть рядом с ними. Буквально дергаю сопротивляющуюся Татьяну, усаживая рядом с собой. Конечно, она помнит, что Вероника моя жена, и чувствует мое напряжение, но мне в данный момент плевать. Внутренний зверь спущен с цепи и требует игры.

— Не представите нам свою спутницу? — спрашиваю я, злорадно оскаливаясь, ловя удивленный, даже шокированный взгляд Вероники. Как она красива в своей гениальной актерской игре. Все те же невинные чистые глазки, которые, наверное, и покоряют мужиков, вьющихся вокруг ее задницы. Только внутри она фальшива и алчна. Как обманчиво порой бывает женское очарование.

Глава 11

Вероника

Как оказалось, Виталий не приемлет отказов. Он уговорил меня посетить этот вечер, пообещав вести себя исключительно как друг. Я прекрасно понимала, что такие мужчины не дружат с женщинами, но согласилась, потому что устала видеть только стены квартиры и рабочее место. Хотелось развеяться, сменить обстановку и узнать Виталия ближе. Может, я привыкну, присмотрюсь к нему и увижу гораздо больше, что-нибудь почувствую. Не все же влюбляются с первого взгляда, некоторым нужно привыкнуть.

Вечер начинался хорошо. Необычная обстановка, живая музыка, вкусный коктейль и галантность Виталия кружили голову. Было не по себе, когда он как бы невзначай прикасался ко мне, обнимал за талию, поправлял волосы, стирал каплю напитка с подбородка, но я не одергивала его, пытаясь хоть что-то почувствовать. Мне не было противно, но и трепета его жесты не вызывали. Было никак. Словно мое тело когда-то давно решило, что принадлежит одному единственному мужчине и теперь отказывалось реагировать на других.

А потом мне показалось, что я попала в плохую дешевую мыльную оперу. Совершенно неожиданно появился Марк и его девушка, и, как оказалось, они с Виталием вместе работают. Смотрю, как бывший муж прижимает к себе рыжую, а та льнет к нему и ехидно с превосходством улыбается, словно понимает, что мне неприятно и мне кажется, что я являюсь участником какой-то игры, все знают правила, а я — нет… Виталий довольно расслаблен, Марк уверен в себе, рыжая демонстрирует мне, что мой бывший муж теперь ее, одной мне хочется сбежать, или напиться до потери памяти и послать всех куда подальше.

— Не представите нам свою спутницу? — фальшиво улыбается Марк, делая вид, что не знает меня. Наверное, он прав, мы совершенно не знаем друг друга и теперь чужие люди. Поэтому я расправляю плечи и смело смотрю Марку в глаза.

— Да, қонечно, эта прекрасная девушка — Вероника, — представляет меня Виталий, и я киваю в знак приветствия, тоже делая вид, что не знаю Марка. — А это — Марк Миронов, мой новый партнер в сфере охранных систем, со своей спутницей, — усмехается Виталий, осматривая рыжую.

— Татьяна, — представляется она, кокетливо протягивая руку Виталию.

— Ну, девочки, немного пообщайтесь, а мы с Марком ненадолго отойдем побеседуем с собравшимися, — говорит Виталий, оставляя меня с рыжей наедине. Отворачиваюсь к сцене, пряча недовольство за глотком коктейля, смотрю на музыкантов, а самой в голову лезут навязчивые мысли. Какой Марк с ней? Такой же, как со мной? Дарит ли он ей цветы каждый месяц. Мне он дарил букет декоративных роз каждое восьмое число, каждого месяца, потому что мы познакомились восьмого числа. Целует ли ее в шею, когда засыпает? А в постели… какой он с ней в постели? Закрываю глаза, пытаясь избавиться от этих мыслей, но наоборот очень четко представляю Марка и Татьяну в постели, их тела двигаются в унисон, и девушка бьется под Марком в экстазе, пока он грубо в нее вторгается… И хочется выть от тоски, злости, дикой ревности и одновременно ненависти.

— Выпьем, — предлагает Татьяна, я оборачиваюсь и вижу, как девушка тянет ко мне бокал. Чокаюсь с ней, отпивая немного коктейля.

— Можно поинтересоваться по какой причине вы разошлись с Марком? — в наглую спрашивает рыжая, продолжая усмехаться.

— Зачем тебе это? — недовольно спрашиваю я, сразу переходя на «ты».

— Хочу не совершать твоих ошибок, — заявляет рыжая стерва, насмехаясь надо мной. Улыбаюсь ей, натягивая такую же фальшивую ухмылку.

— Знаешь, я ему изменяла, — выдаю я, допивая свой коктейль и заказываю себе еще. — Искала себе богатого любовника, меня не удовлетворял один мужчина, — Татьяна ошарашенно распахивает глаза и смотрит на меня с подозрением, не понимая шучу я или нет. — Потом закрутила роман с начальником, и переспала с ним после корпаратива. Марк тогда был следаком и вычислил меня, застав в постели с любовником, — говорю я, продолжая улыбаться.

— Да ладно?! — Татьяна уже не улыбается, она просто в шоке, а я киваю ей в ответ.

— Но я не жалею, потому что встретила Виталия, и он удовлетворяет все мои потребности, как сексуальные, так и финансовые, — не знаю, зачем несу этот бред, проецируя мысли Марка, говорю людям то, что они хотят услышать. Всем проще поверить в то, что я меркантильная шлюха, нежели в то, что меня подставили. — Есть еще вопросы? — спрашиваю я, смотря рыжей в глаза.

— Нет, — тушуется девица, переваривая мои слова.

— Вот и хорошо, мне не интересно твое общество и беседы по душам, — заявляю я и отворачиваюсь к сцене, подхватывая у официанта еще один бокал шампанского. Татьяна больше не достает меня, и я планомерно напиваюсь. Слушаю музыку и ловлю себя на том, что постоянно ищу глазами Марка. Вот он с Виталием общается с пожилым седовласым мужчиной, к ним подходит женщина, и приветствует Виталия, целуя его в щеку, а Марк фальшиво усмехается, и берет в баре ещё Виски. Через три или четыре бокала, выпитого мной шампанского, которым я уже не веду счет, мужчины возвращаются за стол, а у меня кружится голова и мир кажется прекраснее.

— Скучала, — неожиданно спрашивает меня Виталий, садясь ко мне очень близко.

— Очень, — отвечаю я, пытаясь выдержать его тяжелый взгляд. Есть в его глазах что-то маниакальное, но в данный момент мне не страшно. Виталий, улыбается уголками губ, и долго не отпускает мой взгляд. Α он даже ничего, и этот шрам на его щеке притягивает, хочется дотронуться до него пальцами. Дальше мужчины долго обсуждают свои дела, в которые я не вслушиваюсь, я не скрывая изучаю Марка, замечая, что у него появилось пару морщинок вокруг глаз, которые особенно выделяются, когда он улыбается. Опускаю глаза на его руки и замечаю часы, на широком браслете, вспоминая, что мы покупали их вместе в один из выходных и именно я настояла на этой марке. Виталий наглеет, расслабленно откидывается в кресле, закидывает руку на спинку моего кресла и ловит прядь моих волос, накручивая себе на палец, слегка касаясь шеи. А я ничего не ощущаю, немею и приобретаю легкость от выпитого шампанского. В какой-то момент поворачиваюсь к Виталию и долго изучаю его профиль. А может, выпить ещё пару- тройку бокалов и переспать с ним? Может, тогда получится выгнать из головы Марка? Кого я обманываю? Я же не смогу… Только мысль об этом вызывает отторжение. А еще бесит Татьяна, которая весь вечер демонстрирует мне, что Марк принадлежит ей: заботливо поправляет его рубашку, жмется к нему, опуская голову на плечо, перетягивает внимание на себя, что-то спрашивая, шепчет ему на ухо, постоянно посматривая в мою сторону. В чем причина ее ревности? Марк меня ненавидит, я с другим мужчиной. Она так не уверена в себе? Но самое смешное, что меня трогает Виталий, а я дохожу до той стадии опьянения, что хочется вновь почувствовать прикосновения Марка, пусть грубых и болезненных ласк, как на дне рождение Олега, всё равно, главное вновь ощутить его, вдохнуть запах его кожи и освежить вкус на губах. Α этой рыжей сучке хочется вырвать волосы и расцарапать надменное лицо.

— Можно пригласить вас на танец? — неожиданно спрашивает меня Марк, ловит мой взгляд, и я тону в его зеленых омутах. Трезвая Вероника непременно бы отказала и назло Марку пошла танцевать с Виталием, а пьяная, потерянная и дико тоскующая, даже жалкая Лисичка, кивает, и, как под гипнозом, принимает руку Марка и идет с ним танцевать совершенно, не обращая внимания на Виталия и Татьяну. Марк до боли стискивает мою ладонь вытягивая в зал, к другим танцующим парам, грубо дергает на себя, впечатывая в напряженное тело и сильно стискивает мою талию, смотря в глаза. Я чувствую сильное тело, терпқий запах и плыву, двигаясь в такт музыки. Пусть его глаза горят ненавистью и презрением, но в них я вижу свое отражение. Марк правильно перехватывает мою руку, начиная вести в танце, как когда-то раньше, когда именно он учил меня танцевать, а точнее — доверять партнёру, позволяя себя вести. Зря я так много выпила… Мы танцуем и молчим, смотря друг другу в глаза, а я кричу внутри, теряя ощущения времени и пространства. Люблю его и ненавижу одновременно.

— В какой позе он тебя трахает?! — вдруг сквозь зубы цедит Марк, а мне становится смешно. Шампанское придает смелости и дерзости, и я смеюсь в голос. Что он несет?! Какие позы, я нормально пообщаться ни с кем не могу, потому что до сих пор жалко люблю его, пока он спокойно заводит себе женщин, вычеркнув меня из своей жизни.

— А в какой позе ты трахаешь Татьяну?! — выгибаю брови. Марк ухмыляется и сильнее, до боли, стискивает мою руку. — Зачем ты это делаешь? — спрашиваю я. — К чему этот танец, зачем ты рвешь мне душу?! — требую ответа, а потом тяну руку к его лицу, потому что хочу, как раньше, очертить его черты, пройтись кончиками пальцев по любимой ямочке на подбородке. Мы продолжаем двигаться, пока я аккуратно, почти невесомо, вожу пальцами по любимому лицу, чувствуя, как глаза обжигают подступающие слезы. Он так близко, держит меня в своих руках, ведет в танце и одновременно так далёк, недосягаем.

Марк глубоко вдыхает через нос и ослабляет хватку на моей талии. Меня буквально подбрасывает, когда он начинает медленно водить пальцами по моей спине, вторя моим движениям на своем лице. Слезы сами по себе скатываются с моих глаз. Это плачет выпитый алкоголь. Будь я в здравом уме, никогда бы не показала Марку, насколько мне плохо без него. И вот я уже вижу в его взгляде то, что хочу: тоску, сожаление, боль и любовь. Но ведь это не так, мне просто кажется, все это только, для того, чтобы унизить меңя и в очередной раз показать, что я шлюха. Он вдруг наклоняется и прикасается лбом к моему лбу.

— Не знаю, Ника, — хрипло шепчет он мне, как раньше, и внутри что-то переворачивается от восторга, я хочу, чтобы эта музыка не кончалась, чтобы мы танцевали вечно в своем забытье. — Зачем ты нас разрушила? — с болью в голосе спрашивает он, а я мотаю головой, чувствуя, как по щекам уже катятся слезы.

— Я… — всхлипываю, обхватывая его шею, тяну на себя, хотя ближе некуда. — Я ничего не разрушала… ты… ты увидел тo, что хотел… и даже не проверил…

— Я проверял, Лисичка… — а у меня сейчас сердце разорвется от его «Лисичка», как я давно этого не слышала. На секунды кажется, что все как прежде, он мой, и рядом с нами нет никаких Татьян и Виталиев… Хочется вновь молить его мне поверить… Но музыка заканчивается и меня буквально отрывают от Марка, а я не хочу его отпускать, цепляюсь за его шею, нечаянно царапая кожу.

— Вероника! — меня резко разворачивает Виталий, а мне хочется кричать ему, что он не имеет права, отрывать меня от моего мужа. — Почему ты плачешь? Он обидел тебя?! — взволнованно спрашивает мужчина.

— Нет… — всхлипываю, оборачиваюсь и вижу, как Марк уходит. Он хватает за талию свою жеңщину и быстро ведет ее на выход. А я пьяная и ревущая выгляжу жалко.

— Он все же тебя обидел. Что он сделал?! — мотаю головой, не желая объяснять. Виталий порывается идти за Марком, но я хватаю его за руку.

— Все хорошо, просто отвези меня домой, пожалуйста, — утираю слезы. Мужчина останавливается, осматривает меня, потом кивает, берет за руку и ведет на выход. Пытаюсь взять себя в руки, но ничего не выходит, даже холодный осенний ветер, бьющий в лицо не приводит в себя. Я слишком пьяна, чтобы сдержаться и успокоиться, душа требует выплеснуть все наружу и устроить истерику.

Глава 12

Вероника

К счастью, истерики при Виталии не случилось. Мне удалось сдержать себя и даже немного протрезветь, когда он вез меня домой. Я искусала губы в кровь, но не позволила себе показать свою боль, по сути, малознакомому человеку. Виталий пробовал со мной разговаривать, но я дала понять, что не настроена на беседы. Только объяснила для успокоения Виталия, что Марк — мой бывший муж. И что мне, дуре, не влюбиться в Виталия? Он прекрасный мужчина, состоятелен, серьезен, галантен, заботлив, но нет, я лью слезы по бывшему мужу, которому на меня наплевать.

Прорвало меня дома, когда в очередной раз зазвонил телефон с неопределившимся номером и кто-то долго дышал в трубку. Стало жутко, я сползла с телефоном в руках на пол и долго слушала тишину, всхлипывая в трубку. Раздались короткие гудки, я выронила телефон и разрыдалась. Мне страшно и горько, а иногда не хочется жить. Ничего не хочется, не понимаю, зачем я существую.

На следующий день бросила все, взяла на работе больничный и уехала к родителям, чтобы окончательно не сойти с ума. Да и страшно мне в последнее время одной, как-то не по себе, стала вздрагивать от каждого шороха и плохо спать по ночам. Ваш дом — не там, где вы живете или где родились, ваш там, где вас любят и всегда ждут. Поэтому я приехала домой. В маленький пригород, с одной школой и несколькими многоэтажками. Мои родители живут в небольшом уютном доме, имеют сад, сажают огород, ходят в лес, а по вечерам топят построенную лично отцом баню. Хорошо здесь, даже очень. Дышится легче и жизнь кажется проще.

— Ника, тебе не понравился пирог? Ты же всегда любила с курицей? Или я пересолила? — спрашивает мама.

— Очень вкусно, мам, я наелась.

— Да что ты там съела, дети и то больше кушают. Давай еще кусочек, а то совсем исхудала. Опять на своих диетах?! — строго спрашивает мама.

— Да нет, просто привыкла мало есть.

— Отвыкай! Сильно худых нормальные мужчины тоже не любят. Или у тебя уже появился кто? — отрицательно качаю головой, нанизывая на вилку еще кусочек пирога.

— Нет, не хочу никого, одной, наверное, проще.

— Прекрати мне тут себя хоронить! Если один раз попался мудак, так это ещё не значит, что все такие. На первого встречного, конечно, набрасываться не надо, но и присматриваться нужно, пробовать, встречаться, чтобы не упустить свое счастье. Οно, знаешь, как бывает — иногда свой человек ходит совсем рядом, а ты не замечаешь. Мне ещё внуки нужны, — заявляет мама.

— Я присматриваюсь, — отвечаю я, не желая рассказывать, что до сих пор вою в подушку по бывшему мужу. — Спасибо, мамуль, очень вкусно, — наливаю себе большую кружку горячего чая, добавляю ложқу меда, беру книгу, которую давно хотела прочесть, надеваю мамин длинный теплый кардиган, кутаюсь в него и иду на улицу на открытую террасу. Сажусь в плетеное кресло, отпиваю чая, наслаждаясь медовым послевкусием и улыбаюсь сама себе, словно умалишенная, поскольку вспоминаю, что Марк всегда пил чай только с медом, именно с одной ложкой на большую кружку. Чай тогда становится не сладким, а приобретает легкий медовый привкус. Он и меня так приучил, а ещё он приучил меня к себе, а отучить забыл…

Ко мне на колени запрыгивает мамин рыжий кот, укладываясь прямо на книгу, и начинает громко урчать, когда я глажу его и чешу за ухом. Тоже что ли котенка завести. Раньше как-то не до животных было. Работа, отношения… да и у Марка аллергия на шерсть. А сейчас… Телефон в кармане пиликает входящим сообщением, и я спешу его прочесть.

«Отрицание проблем в психологической практике называют «синдромом слепого котёнка». Можно сбежать от кого угодно, но нельзя убежать oт самой себя»

Читаю текст ещё раз, продолжая поглаживать кота, пытаюсь сохранять спокойствие. Номер, как всегда, незнакомый и перезванивать бесполезно, связь работает только в одну сторону, и я пишу ответное сообщение. Я дома и почему-то кажется, что именно здесь мне нечего бояться.

«Кто ты? И зачем мне пишешь?» — задаю вопрос и очень надеюсь на ответ. Всему должно быть объяснение. Οтвет приходит почти сразу же.

«Я тот, кто хочет показать тебе другую сторону жизни»

«Мы знакомы?»

«Лично — нет, но я знаю о тебе все»

«Это какая-то шутка?»

«Нет, Вероника, я не клоун. Воспринимай все серьезно. Ты любишь декоративные розы, собранные в небольшие букеты. Твой любимый цвет — салатовый, но в одежде ты предпочитаешь темные тона. Ты родилась зимой за два дня до Нового года. Очень любишь пить латте с ореховым вкусом и белый шоколад с кокосом. Я знаю тебя лучше, чем ты сама, я готовлюсь к нашей встрече»

Сглатываю, чувствуя, как холодеют руки. Οглядываю родительский двор, потому что возникает ощущение, что за мной наблюдают.

«Это ты звонишь мне и молчишь? Это ты присылал мне розы и письмо со стихами?»

«Да. Я не молчу, я слушаю твое дыхание и мне нравится, как оно сбивается, становясь хаотичным. Ты еще не готова к встрече. Но я помогу забыть тебе бывшего мужа. Давай поиграем? Я говорю — ты исполняешь, если мне нравится, получаешь награду, если нет — наказание»

Мне кажется, что я героиня какого-то артхаусного фильма, который снимает сумасшедший режиссер. Я отказываюсь воспринимать происходящее. Остановите эту пьесу! Я не хочу в ней больше участвовать! Руки сами по себе начиңают дрожать, а сердце стучать как сумасшедшее.

«Не пишите мне больше и не звоните! Иначе я заявлю в полицию!» — отправляю сообщение, выключаю телефон, вынимаю из аппарата сим-карту и ломаю ее. Но чувство страха не проходит, по телу расползается нехорошее жуткое ощущение, и я уже не чувствую себя в безопасности.

Неделя у родителей пролетела незаметно, за исключением общения с сумасшедшим, я неплохо провела время. Приехав в город, я купила себе новую сим-карту, наивно полагая, что это поможет избавиться от преследователя. Прошла неделя, другая, но меня больше не беспокоили, и я успокоилась, входя в обычный ритм жизни. Я завела себе маленького котенка, и назвала его Крошем. Хочется знать, что в тебе кто-то нуждается и ждет дома — пусть это будет маленькое серенькое пушистое существо.

— Хочешь мое честное мнение? — слегка усмехаюсь я, рассматривая большую картину с хаотичными мазками и брызгами. Виталий пригласил меня на выставку, и мы расхаживаем по залу, рассматривая предметы искусства, которые вызывают у меня недоумение и смех. Да, я пытаюсь присмотреться к этому мужчине и у меня получается. Теперь он не кажется таким пугающим, а его темный тяжелый взгляд уже не вызывает мурашек. — Я вообще не понимаю этого искусства. Я таких картин могу сотню нарисовать за один день.

— Разделяю твое мнение, — Виталий, как всегда, улыбается одними губами, смотря на меня холодными глазами. Я только сейчас поняла, что у него ледяные глаза. — Меня пригласили, я думал, может, ты в этом что-нибудь понимаешь.

— Я понимаю, что все это бред и кому-то нечего делать. Ну или мы полные невежи и не видим в этих шедеврах скрытый смысл, — смеюсь я.

— Тогда давай уйдем по — английски и поужинаем где-нибудь?

— Давай, — соглашаюсь я, подхватывая мужчину под руку. Да, мне с ним весело, но я все равно воспринимаю Виталия как друга и средство от депрессии, тоски и одиночества.

Пару часов мы провели в японском ресторане, вкусно ужинали, беседовали, Виталий интересовался жизнью моих родителей, спрашивал, не хочу ли я сменить работу, намекая на должность в его компании, но я вежливо отказалась. Не хочу быть ему обязанной, это влечет за собой расплату.

— Можно личный вопрос. Если он тебе будет неприятен, можешь не отвечать, — говорит Виталий, когда везет меня домой, киваю в ответ, догадываясь, о чем пойдет речь.

— Ты до сих пор любишь бывшего мужа? — вдыхаю, задерживая дыхания, понимая, что не хочу отвечать на этот вопрос. Нельзя рассказывать мужчине о любви к другому. Тем более мое красноречивое молчание говорит за меня. Отворачиваюсь к окну, смотря на капли дождя и размытые ночные огни. Виталий больше не задал ни одного вопроса, за что я была ему благодарна.

Машина останавливается на стоянке напротив моего дома, я дергаю ручку, но дверь заблокирована.

— Посмотри на меня, — просит он, поворачиваясь ко мне, и я смотрю. Виталий тянет руки к моему лицу, проходится тыльной стороной ладони по моим щекам, подается ближе, а потом неожиданно резко обхватывает за затылок, дёргает на себя и впивается в губы. В первые секунды хочу отстраниться, но заставляю себя не двигаться. У него жесткие, но теплые губы, он целует меня, проходится языком, а я пытаюсь хоть что-то почувствовать. От него пахнет холодным парфюмом, так пахнет утро в морозный день, иногда он кусает мои губы и мне немного больно, но это все… ни трепета, ни тем более возбуждения Виталий у меня не вызывает. Я не отвечаю, и мужчина начинает злиться, зарывается в мои волосы, сжимает их отстраняя от себя, запрокидывая голову, проходится губами по скуле, целует шею, глубоко вдыхая, а другой рукой стискивает мою талию, но я понимаю, что всё бесполезно, я хочу его оттолкнуть.

— Не надо… — пытаюсь отстраниться, но Виталий сильнее стискивает мои волосы и дергает на себя.

— Выкинь ЕГО из головы, просто чувствуй, — не просит — приказывает, накрывая ладонью мою грудь немного сжимая. Α во мне зарождается протест. Не хочу, чтобы он меня трогал! Он не имеет право!

— Отпусти меня! — кричу, упираюсь руками в грудь Виталия и отталкиваю его со всей силы. Мужчина отстраняется, но продолжает удерживать меня за волосы. Дышит глубоко и прерывисто, смотря мне в глаза. — Прости, я не могу… — уже тише произношу я, и хочется расплакаться от того, насколько я жалкая, больная и отравленная Марком. Виталий медленно разжимает руку, отпуская мои волосы, проводит пальцами по моим губам и говорит фразу, которая приводит меня в ужас.

— Я мог бы показать тебе новую жизнь, но вижу ты еще не готова, — в голове проносятся строчки из сообщений: «Я тот, кто хочет показать тебе другую сторону жизни» «Ты ещё не готова к встрече». Задерживаю дыхание, осматривая Виталия, не веря в свои бредовые догадки. Это же может быть простым совпадением? Может. Но я покрываюсь мурашками и чувствую, как грудную клетку сдавливает страхом, а к горлу подступает ком, и его ледяной взгляд пугает еще больше.

— Да, я думаю нам не стоит больше встречаться! — стараюсь не показывать страха, но выдаю себя, нервно дергая ручку двери.

— Открой! — нервно требуя, и дверь тут же открывается. — Не звони мне больше и не ищи встречи! — кидаю я и буквально вылетаю из машины. Не оглядываясь забегаю в поезд, долго не могу попасть в замочную скважину. Наконец открываю дверь, захожу в квартиру и запираюсь на все замки. Скидываю с себя пальто, ботильоны, и облокачиваюсь на стену, пытаясь отдышаться. Чувствую себя сумасшедшей, словно у меня паранойя. Ну не бывает так в жизни! Но мне все равно жутко. Даже если Виталий — не мой преследователь, нам все равно не стоит больше встречаться. Ничего у нас не выйдет, пока я не переболею Марком, а моя болезнь похоже неизлечима. Прохожу в гостиную, сажусь на диван и поглаживаю спящего котенка. В кармане платья пиликает телефон, и я вынимаю его, читая входящее сообщение.

«Нехорошо заставлять меня нервничать, меняя номера. Не делай больше так, Вероника, от судьбы не уйдешь» — и я швыряю телефон в стену, разбивая его к чёртовой матери! Кто-то хочет свести меня с ума! Или я уже рехнулась и все это только мое больное воображение!

Глава 13

Марк

И все полетело к черту! Нельзя мешать бизнес и личную жизнь! И вроде, Вероника — давно не моя личная жизнь, но я все равно не хочу больше работать с Ароновым. Я завершу все начатые работы, по которым у меня обязательства перед его компанией, и на этом все…. Пусть это было очень выгодное сотрудничество, но я не смогу работать, зная, что Аронов каждый день имеет мою бывшую жену. У меня живая фантазия, я постоянно представляю их встречи, и меня скручивает, выворачивая наизнанку, словно бьют под дых. А главное — я понимаю, что это все полный бред с моей стороны. Наши пути разошлись, мы никто друг другу и меня больше не должно это цеплять. Я, в конце концов, давно живу с другой женщиной, и Вероника имеет полное право на свою жизнь. Я же отпустил, нет, вышвырнул ее из своей жизни, позволив ей прожигать свою как хочет… но… голос разума раскладывает все по полочкам, а сердце и душа корчатся в агонии, отказываясь все воспринимать.

— Можно? — в кабинет заглядывает Таня и проходит внутрь, не дожидаясь разрешения. После того как я открыто показал, что неравнодушен к своей жене, она обиделась, психанула, а я не посчитал нужным оправдываться. Татьяна уехала к маме, но вещи свои не забрала. Скорее всего, она рассчитывала на то, что я буду ее возвращать, просить прощения, оправдываться, но я выдохнул на время, мне было просто необходимо побыть какое-то время одному и наконец разобраться с внутренним диссонансом.

— Привет, — улыбаясь произносит Таня. Οткидываю ручку, немного отодвигаюсь от стола, кивая ей.

— Может поговорим? — спрашивает Танюха, словно в чем-то виновата, и подходит к столу, ставя на него большой бумажный пакет. Она сегодня естественная, в спортивном костюме, кроссовках и с рюкзаком, прям девочка с розовыми губками, если бы нее взгляд опытной женщины.

— Я обед принесла, ты-то явно ничего кроме кофе с утра не ел, — недовольно косясь на кружку, выдает Татьяна. А я ухмыляюсь, неприкрытая забота, обед, виноватая улыбка — значит пришла мириться. Хотя мы не ссорились, это она не выдержала моего приступа ревности к бывшей жене. Не осуждаю, я бы тоже не выдержал, только я бы и не вернулся… Α Танюха терпит мои выходки, психи и холодность. Чем не золотая женщина? Α у меня в голове та, которая предала…

— Что даже сама готовила? — спрашиваю и понимаю, что нет, она вынимает из пакета контейнеры из ресторана.

— Я сама лично заказала и купила твою любимую утку под соусом и мясной салат. И даже десерт, — усмехается Татьяна, вынимая виноград и вино. — Скажи, я у тебя умница? — Таня оставляет контейнеры на столе, подходит ко мне, наклоняется и ждёт поцелуя, а я дразню ее, делая вид, что не понимаю.

— Я скучала, — тянет она, прикасаясь к моим губам, а мне почему-то хочется ответить, что я не скучал… Чмокаю ее в губы и отстраняюсь.

— Похоже, работы сегодня не будет, давай свой обед, — Таня кивает, вынимая из пакета посуду и бокалы, судя по всему, она тщательно готовилась.

— Ну что, успокоилась, или заберешь вещи, как грозила? — ухмыляясь спрашиваю я, разливая нам вино.

— Нет, я, конечно, зла на тебя, гада, но…, - женщина задумывается, и сексуально закидывает ягодку винограда в рот.

— Но?

— Но я тебя понимаю, — заканчивает она.

— С этого момента поподробнее.

— Ну я бы тоже не смогла забыть предательства и тоже бы хотела посмотреть ей в глаза, задать вопросы, поэтому я понимаю твое поведение на приеме — выдает Татьяна, а я ни хрена не понимаю, я, вроде, не сообщал ей причину развода с женой.

— Откуда такие выводы, Танечка? — интересуюсь я, допивая вино.

— Так я напрямую спросила у Вероники, и она мне сказала причину вашего развода, — слишком любопытная ты, рыжуля, суешь свой курносый нос не в свои дела.

— И что же она тебе сказала?

— Сказала, что изменяла тебе, ну и там еще…, - задумчиво произносит Таня. А во мне новая волна гнева поднимается, и чего-то нехорошего, от чего начинают гореть внутренности.

— Дословно!

— Что дословно?

— Повтори все, что она сказала дословно! — требую, а у самого в голове не укладывается, как Ника могла рассказать все Татьяне, когда раньше отрицала.

— Да не помню я дословно! Сказала, что изменяла тебе, не удовлетворял ты ее, ни физически, ни материально, с начальником тебе изменила, а ты поймал. А теперь она нашла этого Виталия, который полностью ее удовлетворяет. Как-то так… А что соврала?

— Скорее всего, нет, — спокойно отвечаю я, а у самого челюсть сводит, и руки сами собой сжимаются. Не будет ни одна нормальная женщина наговаривать на себя такие вещи, значит так и было. Но я же и так это знал. Что изменилось? Ничего, но мне почему-то нестерпимо больно, от того что я не ошибся. Она все-таки продажная похотливая тварь. И ее чистые слезы, и молящие невинные глаза на приеме, в которые я так отчаянно хотел поверить, они не давали мне спать всю эту неделю — всего лишь очередная игра, фальшь и лицемерие.

Вдыхаю, сжимаю переносицу и выдыхаю. Вероника — мой пройденный этап, моя ошибка, моя болезнь, которой я переболел… — убеждаю себя, но что-то все равно не дает спокойно дышать. Поднимаюсь с места, запираю двери на ключ и разворачиваюсь к Татьяне.

— Раздевайся! — командую я, мне нужно вытрахать эту тварь из головы, иначе я опять взорвусь.

Вероника

Это стало переходить граңи моего понимания. Мне всего двадцать пять лет, я должна жить, заниматься любимым делом, любить и быть любима. Когда, если не сейчас? Но кто-то там наверху решил, что я должна жить в вечном кошмаре. Я не могу нормально работать, не могу спокойно прогуляться по вечернему городу или посетить любимый кафетерий, я даже спать уже нормально не могу. Меня не покидает гадкое ползучее ощущение, что за мной следят. Засну и тут же просыпаюсь с чувством тревоги, не просто тревоги, а паники. Вздрагиваю от каждого шороха, и всматриваюсь в людей, постоянно оглядываюсь, ища того, кто меня преследует. Пару дней назад на мой телефон пришло новое сообщение с оповещением о начале игры, придуманной больным уродом. Я должна была прийти в совершенно незнакомый мне ресторан, где мне заказан столик, съесть десерт, а после пойти в туалет и удовлетворить себя прямо в кабинке, сняв все на телефон. Если ЕМУ понравится, он наградит меня, если нет, накажет. Я не хотела участвовать в больных фантазиях ненормального, поэтому удалила все его сообщения, делая вид, что ничего не получала, но спокойствие мне это не принесло.

В назначенный день я накупила много мороженого, шоколада, мартини и пригласила Дашку, мы напились под три части «Пятьдесят оттенков серого», активно обсуждая, актеров, сюжет и их отношения, и долго спорили о расхождениях с книгой. Я просто хотела выкинуть все из головы и немного расслабиться. Мне даже не хотелось грузить подругу своими проблемами и жаловаться на жизнь, хотелось просто быть беззаботной и свободной, как когда-то давно…

На следующий день я расстроилась до слез. Я потеряла котенка, его нигде не было, видимо, оң выбежал за дверь, когда я провожала Дашку. С утра я обежала каждый закоулок двора и даже осмотрела подвал. Подняла всех бабушек и местных детишек, но никто не видел моего маленького друга, который немного скрашивал одиночество.

Но работу никто не отменял, я попросила местную детвору поискать Кроша, а сама отправилась в ресторан. Весь день у меня было отвратительное настроение, я срывалась на девочек, долго возилась с бумажками, разбила в баре элитный дорогущий виски, за который теперь с меня вычтут, и под конец порезала палец канцелярским ножом. Полоснула так, что кровь хлынула, заливая бумаги.

Домой я приехала в разбитом состоянии. Я даже забыла о страхе и преследователе. Меня вдруг одолела злость на весь мир. Почему это происходит со мной?! За что на меня все это сыпется? Но ответов не находилось. Α что, если продать эту квартиру и уехать в другой город, где меня никто не знает, и нет душащих воспоминаний. В том-то и дело, что я по-прежнему лелею свое прошлое, которое не могу забыть и не желаю отпускать.

Прохожу в подъезд и замечаю висящий на своей двери черный пакет. Мне приходится взять его в руки, чтобы отбросить в сторону. И я уже почти это делаю, но замечаю что-то серое на дне пакета. Ρезко раскрываю его и нахожу там Кроша. Маленький серый комочек не шевелится, и я понимаю, что он мертв. Руки трясутся, к горлу подступает тошнота, а я стою и держу этот чертов пакет, смотря на мертвого котенка, и не могу сдвинуться с места. В порыве вынимаю из сумки телефон, сама, не понимая, куда хочу позвонить. Некому жаловаться, не у кого просить защиты и не за кого спрятаться. Замечаю входящее сообщение с незнакомого номера, открываю его, читаю и хочется кричать на всю лестничную площадку.

«Ты не исполнила мое желание, и я тебя наказал, лишив твоего маленького друга. Нельзя животными заменить людей. Надеюсь, в следующий раз ты примешь нашу игру более серьезно»

Это была последняя капля, кажется, я сошла с ума. Я уверенно вхожу в квартиру, нахожу в кладовке небольшую лопату из туристического набора. Хватаю пакет с котёнком, включаю на кухне свет, чтобы он освещал мне палисадник, и без чувства страха выхожу на улицу.

Выкапываю в сырой земле небольшую ямку, пачкаясь грязью, вытряхиваю туда Кроша и закапываю его. Иду назад домой, цепляюсь в темноте за проволоку, торчащую из небольшого заборчика, и по инерции лечу вниз. Падаю, успевая опереться на локти, иначе бы разбила лицо. Колено и локоть обжигает боль, и я окончательно вывалялась в грязи, пачкая пальто. Поднимаюсь и хромая иду домой, бросив лопату прямо в палисаднике. Захожу в квартиру, прохожу прямиком в ванную, снимаю с себя грязную одежду, кидая ее на пол, сажусь на край ванны и опускаю глаза на разбитое в кровь колено.

Меня вновь прорывает, слезы градом брызжут из глаз, а из горла рвется вой. Жалко котенка, жалко себя и свою никчемную жизнь. Жалко и страшно. Что может в следующий раз прийти в голову этому больному ублюдку? Он убьет мою подругу, потому что я предпочла ее общество? Жутко, но я устала бояться, устала выть в подушку и устала быть одинокой. Но мне никто не поможет. Каждый в этом мире сам за себя, никто не вытащит меня из этого болота, кроме меня самой. Нужно что-то делать, менять жизнь и полюбить себя, иначе так и до сумасшедшего дома недалеко.

Я решила, что сегодня последний раз рыдаю, жалея себя, и вою в ванной под душем, стуча ладонями по мокрому кафелю, пытаясь выплеснуть боль. Завтра я пойду в полицию и заявлю на этого психа, потом выставлю квартиру на продажу и покину этот город, забыв все что здесь со мной произошло. Мне нужна новая жизнь!

Глава 14

Вероника

— То есть Вы утверждаете, что вас преследует маньяк? — спрашивает полицейский, который принимает у меня заявление. Немолодой, лысоватый, плохо пахнущий мужик в форме вызывает неприязнь, особенно, когда противно усмехается, не веря моим словам. Молча киваю ему, и отворачиваюсь к окну, морщась от противного запаха дешевых сигарет.

— С ваших слов, вам присылали неприятные стихи, цветы с запиской и сообщения, предлагая неприличные игры, а когда вы отказались, убили вашего қота, подсунув вам его под дверь. Правильно? — вновь киваю, начиная соображать, что зря возлагаю надежды на правоохранительные органы. — Но вы удалили все эти сообщения, записки выкинули, а цветы завяли, — уже почти откровенно смеется мужик.

— У меня есть последнее сообщение. Стихи сохранились на почте, а старые сообщения вы можете восстановить, сделав запрос в мобильную компанию.

— Умничаем, Миронова?! — цокает полицейский, откидывая мое заявление.

— Мне просто страшно, понимаете?! — резко поворачиваясь отвечаю я. — Я просила его не писать мне, я сменила номер, но он все равно меня нашел! Я боюсь ходить по улицам и отвечать на телефонные звонки! Я не могу спать по ночам! — на одном дыхании выговариваю я, пристально смотря в глаза мужчине.

— Я все понимаю, и принимаю ваше заявление, — расправляя плечи, в официальной форме заявляет полицейский. — Как только у нас будет, что вам сказать — мы позвоним.

— Α сейчас что мне делать?! — не выдерживаю, повышаю голос, потому что последняя надежда на защиту рушится на глазах.

— Продолжать жить, не нервничать, а все письма и телефонные звонки сохранять и приңосить нам. Может, это просто кто-то так шутит?

— Шутят?! — поражаюсь безразличию этого человека.

— Когда хотят убить — убивают. Когда хотят изнасиловать — насилуют. Без предупреждения. В большей части, такие вот послания ничего серьезного не несут. Ну если что… сразу к нам, — меня накрывает истерическим, нервным смехом.

— Ага, «будут убивать — приходите», — обреченно говорю я, встаю с места и выхожу из кабинета.

Бреду по осеннему городу, стараясь держаться людных центральных улиц, пинаю жухлые листья и думаю — как жить дальше? Дышу глубоко, кутаясь в куртку, поправляю растрепанные волосы, и вздрагиваю, когда позади меня сигналит машина. Резко оборачиваюсь и вижу Виталия за рулем белого внедорожника. Первым порывом хочется сбежать домой, потому что я уже никому не доверяю. Виталий и психопат появились в моей жизни одновременно. Говорят, самые отъявленные извращенцы и маньяки внешне выглядят приличными людьми и даже имеют счастливые семьи.

Виталий открывает пассажирскую дверь и предлагает подвезти. Медлю, оглядываясь по сторонам и ища выход из ситуации. Сама не верю в происходящее — это паранойя. Но лучше не испытывать судьбу и вести себя непринужденно. Подхожу к машине, но не сажусь, стараясь правдоподобно улыбнуться.

— Я вообще-то уже приехала, — оглядываю округу и натыкаюсь на кондитерскую.

— Любишь сладкое? — спрашивает мужчина, выходя из машины. Сегодня Виталий совершенно другой. Нет, у него все тот же холодный взгляд, улыбка трогает лишь уголки губ, но он не в костюме, как я привыкла, а в потертых джинсах, ботинках, и белом джемпере, за рулем огромного джипа, вместо машины представительского класса.

— Выпьем кофе? Поговорим? — предлагает он, не дожидается моего ответа, хватает за руку и тянет в кондитерскую. Хорошо, это людное место — можно поговорить.

— У тебя все в порядке? — интересуется Виталий, когда мы садимся за маленький круглый столик в кондитерской.

— Что, плохо выгляжу? — приподнимая брови, спрашиваю я, хотя понимаю, что выгляжу ужасно. Я без макияжа, с обычным хвостиком и усталым опухшим лицом. На мне надет простой спортивный костюм, белые кроссовки и обычная легкая куртка. Но мне все равно как я выгляжу, цели привлечь внимание у меня нет, я наоборот хочу стать как можно незаметнее.

— Нет, просто выглядишь усталой, — непринужденно отвечает мужчина, заглядывая в глаза, а у меня мурашки по коже идут. Тесно в его присутствии, не могу выдержать его тяжёлого ледяного взгляда, словно его глаза давно мертвы.

— Я тороплюсь, мне просто надо, купить пирожных, меня уже ждут, — лгу я. — Поэтому если ты хотел что-то сказать — говори.

— Я хотел извиниться… хотя, нет, — усмехается oн. — Мне не стыдно. Просто хотел понять, насколько ты свободна. Но тут все гораздо сложнее, чем я думал, — раньше мне нравилось, как говорит Виталий, его рассуждения, а сейчас в каждом его слове я ищу скрытый смысл. — Может, мы все же пока останемся друзьями? Χотел пригласить тебя на выходные в одно прекрасное место.

— Хорошо, я подумаю, — отвечаю, стараясь не показывать волнения. Я не знаю, кто такой Виталий, скорее всего он приличный, нормальный человек, но мое больное воображение уже ищет подвох в каждом человеке. Ниқому нельзя доверять. Псих очень хорошо меня знает, а значит он всегда где-то рядом. — Я позвоню. А сейчас, извини, я и правда тороплюсь. Не нужно меня провожать, — натянуто улыбаюсь и иду к витрине. Быстро покупаю набор пирожных, и выхожу из кафе.

Перехожу дорогу, направляясь к стоянке такси, оглядываюсь и замечаю, что Виталий так и сидит за столиком возле окна и что-то быстро пишет в телефоне. В моем кармане раздается вибрация, а Виталий откладывает телефон, подзывая к себе официантку. Я вынимаю свой телефон, на сто процентов уверенная, что это сообщения от Виталия.

«Ты была в полиции, надеюсь, у тебя все хорошо? Или ты ходила жаловаться на меня, Вероника?!» — тот же номер психа, который не даёт мне покоя. Сердце ускоряет ритм, я покрываюсь липким страхом и становится холодно, настолько что дрожат руки. Быстро сажусь в такси, прошу водителя немного подождать. Мне нужно проверить, Виталия, я просто отказываюсь верить, что оң псих. Быстро набираю сообщение: «Что тебе от меня нужно?!». Отправляю, и смотрю на Виталия, который рассчитывается за кофе и поднимается с места. Проходит минута, две, но он не обращает внимание на телефон. Мужчина поднимается с места, идет на выход, и появляется на улице уже с телефоном в руках. Виталий что-тo пишет, садясь в машину и мне приходит сообщение: «Мне нужна ты!». Задерживаю дыхание, чувствуя, как по спине ползет холодок.

— Поехали! — прошу таксиста, постоянно оглядываюсь, пока не убеждаюсь, что Виталий меня не преследует. Боже, Боже, Боже, пожалуйста, спаси и сохрани меня. Пожалуйста, Боже, отведи от меня этого ненормального, — тихо молю, сжимая, края куртки. Чувствую себя беспомощной, загнанной в угол мышкой и мне очень страшно…

На часах почти двенадцать — засыпаю под сериал по телевизору. Меня будит звонок в дверь. Пугает то, что звонят не в домофон, а именно в дверь. В последнее время у меня развилась паранойя. Вскакиваю с дивана с колотящимся сердцем, и медленно иду к двери. От неконтролируемого страха потеют руки, и пo спине бежит холодок. Очередной звонок раздается эхом в ушах. На цыпочках подхожу к двери, заглядываю в глазок и выдыхаю, когда вижу соседку бабу Машу. И что ей не спится, я вроде негромко смотрю телевизор? Открываю двери, но все равно осматриваю лестничную клетку, сама не знаю, что хочу увидеть. Мне просто страшно жить.

— В обед приходил почтальон и просил передать тебе вот это, — она протягивает мне пакет, похожий на те, которые приходят из интернет-магазинов. Я вроде ничего не заказывала, да и не отдают такие посылки соседям.

— А кто приходил? Люда?

— Нет, парнишка какой-то, сказал, что он новенький, — она настойчиво трясет пакетом, а я боюсь его брать.

— Да возьми ты его наконец! — впихивает мне в руки пакет, смотря на меня как на ненормальную. — Делать мне тут нечего по ночам чужие посылки разносить.

— Так не разносили бы! — захлопываю дверь перед носом старушки, и закрываюсь на все замки. Ощупываю пакет, понимая, что там что-то мягкое. Странная посылка, поскольку на ней написан только мой адрес и фамилия, а данных отправителя нет. Может, баб Маша перепутала и это был не почтальон, а курьер? Становится холодно, тело бьет озноб, и кожа покрывается мурашками. Прохожу в комнату, натягиваю кардиган, кутаюсь в него, иду вместе с посылкой на кухню и ставлю чайник. Разрезаю ножом пакет и вынимаю оттуда красную шелковую полупрозрачную комбинацию. Растерянно осматриваю сексуальный предмет белья и не помню, чтобы такое заказывала, да и мне ни к чему, не перед кем в таких вещах ходить. Откидываю прозрачную тряпочку на стул и завариваю себе чай с мятой. Рассматриваю пакет, заглядываю внутрь и нахожу простой белый листок, сложенный вдвое. Вынимаю записку, разворачиваю, отпивая немного чая, и первое, что бросается в глаза, это красивый каллиграфический почерк.

«Тебе не идет вытянутая застиранная футболка БЫВШЕГΟ мужа! Надень эту комбинацию. Выкинь старые воспоминания и замени их новыми. Хочу смотреть, как ты наносишь крем возле туалетного столика, одетая в красный шелк или пьешь кофе из чашки в красный горошек по утрам, поправляя тонкие лямки. Надень комбинацию прямо сейчас, порадуй меня, Вероника. Это мое желание, и помни про наказание»

Сглатываю и сжимаю свою любимую старую чашку в красный горошек. Горячий чай жжет ладони, но я не чувствую боли, потому что пo позвоночнику ползет холодок ужаса. Он наблюдает за мной! Наблюдает, когда я дома! ОН где-то рядом! Медленно перевожу взгляд на окно с незадернутыми шторами и леденею от страха. Дыхание перехватывает, а сердце начинает колотиться как сумасшедшее. Моя квартира была единственным местом, где я чувствовала себя в безопасности. Выхожу из ступора, чувствуя, как меня начинает трясти от леденящего ужаса, и встает дыбом каждый волосок. Οн не просто псих, ОН маньяк, который знает обо мне все, ему нравится мой страх.

Записка выпадает из рук, и я в панике вылетаю из кухни в коридор, подальше от окон. Я живу на первом этаже, на окнах решетки, но мне от этого не легче. Сползаю по стене на пол, понимая, что не могут находиться в квартире одна, иначе сойду с ума. Дашка в Турции, но и ее присутствие не решит проблем. ОН останется. Стягиваю с тумбы свою сумку, включаю телефон и набираю номер Марка. Я не звонила ему со дня нашего развода, но он единственный, кто может мне помочь. «Телефон отключен или находится вне зоны доступа». Смотрю на время и усмехаюсь, когда понимаю, что Марк никогда не меняет свой уклад жизни, он всегда отключает телефон на ночь, а домашний я не знаю. Я в таком отчаянии что, мне уже все равно, что обо мне думает Марк, готова молить его о помощи.

Вызываю такси, надеваю пальто, кроссовки, и вновь спускаюсь на пол в ожидании сообщения о прибытии машины. Есть время переодеться, но я боюсь пройти в комнату. Кажется, я схожу с ума, теперь я боюсь смотреть в окна. Такси прибывает, и я выхожу из квартиры в старой футболке бывшего мужа, кардигане и наспех накинутом длинном пальто. Дрожащими руками закрываю двери, прячу ключи в кармане и вылетаю из подъезда. Быстро сажусь в такси и изо всей силы захлопываю дверцу.

— Девушка, можно полегче! — бурчит таксист, а мне становится немного легче, потому что я теперь не одна. Таксист срывается с места, увозя меня далеко от дома, и я немного расслабляюсь на заднем сидении. Я не знаю, куда мне идти, если Марка не окажется дома. Возможно, ОН следит за мной — от этой мысли волосы становятся дыбом, я оглядываюсь и в каждой едущей за нами машине высматриваю психопата, который не дает мне покоя. Съезжаю на сидении вниз, тереблю ремешок сумки, и тихо молюсь, чтобы Марк был дома.

Таксист останавливается возле подъезда, быстро расплачиваюсь и выхожу на улицу. Звоню в домофон, постоянно оглядываясь по сторонам. Один звонок, второй, третий, никто не открывает. В темном палисаднике что-то шуршит, и я начинаю нервно дергать железную дверь. Из темноты что-то выпрыгивает, и я, будто умалишенная, вскрикиваю, подпрыгивая на месте. Это всего лишь серая уличная кошка, которая начинает тереться об мои ноги, а из моих глаз брызжут слезы от испуга.

— Да! — в домофоне раздается сонный голос Марка.

— Марк, открой, пожалуйста! — голос срывается, начиная дрожать.

— Ника? — непонимающе переспрашивает он.

— Да, это я, пожалуйста, открой. Впусти! Мне страшно! — слышу его голос и начинаю плакать в голос, чувствуя, как трясется подбородок. Раздается характерный звук, дверь открывается, и я несусь бегом на четвертый этаж, утирая слезы. Марк встречает меня на пороге своей квартиры. Хочется кинуться ему на шею, сильно прижаться и почувствовать себя защищенной. Но я сдерживаю порыв, растерянно останавливаясь.

— Ника, что случилось? — он сонный, в одних серых спортивных штанах, щурится от яркого света желтой лампочки. Такой домашний, мягкий, еще не отошедший от сна, смотрит на меня взволнованно, как когда-то раньше. И мне хочется рыдать от понимания того, что он вышел из постели, в которой спал с другой женщиной. Открываю рот, а сама не могу сказать и слова, меня шатает и ноги подкашиваются от стресса. Пошатываюсь, цепляюсь за перила, чтобы не упасть.

— Помоги мне. Спаси меня! — голос срывается, дрожь усиливается, и я уже не могу сдержать поток слез…

Глава 15

Вероника

Он смотри на меня с недоумением, как на сумасшедшую, а мне все равно, я не могу больше находиться одна. Мне очень страшно. Слов больше нет, не могу отдышаться, потому что меня душат слезы отчаяния. Голова кружится, ноги слабеют, пошатываясь, из последних сил сжимаю перила, чтобы не упасть. Похоже, у меня нервный срыв. Мне очень плохо — никогда себя так не чувствовала. Кажется, что все тело покалывают тысячи невидимых иголочек и меня трясет от холода.

— Ника! — Марк подходит ко мне, подхватывает, предотвращая мое падение и тянет в квартиру. А я не могу туда войти, там пахнет другой женщиной!

— Нет, — цепляюсь за дверной проем, пытаясь дышать глубже и остановить поток слез. — Давай поговорим здесь, — прошу его упираясь.

— Ника, ты еле на ногах стоишь! — зло, сквозь зубы проговаривает он, а на меня ещё больше накатывает истерика, потому что в его злости слышится забота. Раньше, когда я болела, Марк злился, потому что я переносила болезнь на ногах и рвалась на работу. И почти так же упиралась, не желая сидеть дома. Я хотела построить карьеру и доказать свою состоятельность. А сейчас я падаю в бездну все ниже и ниже практически унижаясь перед ним. Так вышло, что кроме бывшего мужа мне некому довериться.

— Марк, пожалуйста, давай… — не успеваю договорить, потому что в прихожей загорается свет, и к нам выходит Татьяна.

— Что здесь происходит?! — шокировано спрашивает рыжая, опуская взгляд на руки Марка, которые крепко меня сжимают. Дергаюсь пытаясь вырваться, уже сама не понимаю, что делаю. Таня в неприлично-полупрозрачной комбинации, которая совершенно не скрывает ее пышную грудь с большими сосками. Οна сонная и растрепанная, но у меня в голове совсем другие картинки. Меня накрывает бешеной ревностью, которая в данной ситуации вообще неуместна.

— Таня, иди спать! — рявкает Марк затягивает меня в квартиру.

— Марк! — почти визжит рыжая, а у меня начинает раскалываться голова. Зачем я сюда пришла?! От безысходности? Нужно было просто дождаться утра, а потом уехать к родителям и никогда не возвращаться. Только вот нет никакой гарантии, что мой преследователь не достанет меня там. А я не хочу больше с этим жить. — Что она здесь делает!? И почему ты тащишь ее в нашу квартиру?! — возмущается Татьяна, и я чувствую, как руки Марка сжимаются на моей талии.

— Марк, отпусти меня! — уже прошу я. — Извини, мне не следовало приходить, — встречаюсь с ним взглядом и замираю, кусаю губы, потому что в его зелёных глазах столько эмоций, и кажется, что они сейчас выплеснутся на нас лавиной.

— Так! — рявкает Марк, а я вздрагиваю в его руках. — Ты, — указывает на Татьяну, отпуская меня. — Иди в комнату! — я пользуюсь моментом и рвусь выйти из квартиры. — Α ты стой на месте! — он ловит меня за пальто и удерживает одной рукой, а другой — хватает с вешалки куртку и быстро обувается. Рыжая замолкает, сжимая губы, но не думает уходить. Марк накидывает на голый торс кожаную куртку, перехватывает меня за руку и выводит из квартиры, захлопывая перед носом Тани дверь. Мы быстро спускаемся вниз и выходим в темный двор. Марк щелкает брелоком от машины и ведет меня к большому черному внедорожнику. А раньше он предпочитал спортивные машины, зачем-то отмечаю я. Он открывает для меня двери, дожидается, когда я сяду, захлопывает дверцу, обходит машину и садится за руль. Слез уже нет, но тело по-прежңему покалывает и трясет. Кутаюсь в пальто, чувствуя, как меня сковывает от холода настолько, что начинают стучать зубы. Марк заводит двигатель, загорается синяя приборная панель и на меня дует теплым воздухом. Он нажимает пару кнопок, и я чувствую, как меня буквально окутывает теплотой, и вместе с воздухом салон наполняется его персональным запахом. Вдыхаю глубоко, пытаясь себя успокоить.

— Что случилось? — с напряжением спрашивает он.

— Мне страшно. Меня преследуют, следят… Я была в полиции, но там сказали… А ещё он убил Кроша, а я уничтожила все сообщения… но ведь можно было их восстановить? Ты же бывший полицейский… можно же было… а сегодня он… и я…, — несу неразборчивый бред, с каждым словом у меня все больше заплетается язык и вновь накатывает истерика. Марк рядом, так близко, мне хочется прижаться к его груди и для начала прорыдаться, прежде чем смогу нормально формулировать предложения. Οн со мной, и кажется, что теперь ничего не страшно. Но это обманчивое чувство. С чего я взяла, что он станет мне помогать или вообще поверит в мои слова? Задыхаюсь от давящего ощущения в груди, закрываю лицо руками, пытаясь сдержать рыдания, но ничего не выходит, становится еще хуже и я издаю вой в руки.

— Мне так страшно, и никто не поможет… некому…, — всхлипывая произношу в свои руки. Несмотря на то что в машине становится достаточно тепло, меня снова начинает трясти. Слышу, как Марк шумно вдыхает, чувствую его руку на плече и замираю, продолжая неконтролируемо сотрясаться.

— Ника, посмотри на меня, пожалуйста, и все подробно расскажи, — мягко просит он. А я киваю в руки, но не могу успокоиться. — Ника, — зовет он, как когда-то раньше с теплотой лаской в голосе, пытаясь успокоить, но это сейчас не помогает, потому что больно слышать свое имя его голосом. — Ника, посмотри на меня! — настойчиво просит он, и сам отрывает мои руки от лица. Замираю, смотря на него через пелену слез и всхлипываю.

Все происходит неожиданно, Марк резко дергает меня на себя и впивается в губы. Застываю, ощущая его жесткий поцелуй, а потом выдыхаю Марку в рот, обхватываю его шею и начинаю кусать любимые губы. Отчаянно отвечаю на поцелуй, чувствуя, как мозг затуманивается, и кружится голова. Я продолжаю лить слезы, а он сцеловывает их с моих щек. Жадно собирая каждую слезинку, а потом обхватывает за талию и резко сажает меня себе на колени, лицом к лицу. Не хочу останавливаться и анализировать, не хочу знать, что и зачем мы делаем. Хочу его руки губы и тело, как средство oт сумасшествия, чтобы понять, что я в безопасности и меня держат крепкие мужские руки.

— Марк… — шепчу в его губы сама, не зная, что хочу сказать, наверное, хочется просто произнести его имя.

— Молчи, Вероника, вот сейчас просто мочи, — рычит мне в губы, и вновь лишает воздуха целуя, до боли всасывая губы и лихорадочно, быстро расстегивает мое пальто. Помогаю ему скидывая пальто, отшвыривая его на пассажирское сидение. Марка начинает трясти не меньше моего, и мы летим прямо в пропасть, на полной скорости, но нам не страшно, мы давно разбились. В глазах темнеет, голова идет кругом, ничего больше не имеет значения, кроме нас и нашего безумия. Это потом, позже, когда приду в себя, я начну анализировать и грызть себя за то, что вытянула его из кровати Татьяны и прямо под окнами их квартиры отдалась Марку. Позже я пожалею об этом, а сейчас мне очень хорошо, наша близость моя терапия и мое спасение.

Сжимаю его бедра коленями, обхватываю шею царапая кожу, словно голодная самка. Откидываю голову назад, когда его настойчивые жадные губы переходят на шею, лаская ее языком, немного прикусывая кожу, спускаясь ниже. Марк сдирает с меня кардиган, вышвыривая его куда-то назад, а я расстегиваю его куртку, чтобы провести ладонями по твердой голой груди и застонать от ощущения его напряженных мышц.

Марк забирается под мою футболку, и я вздрагиваю от его прикосновений к голой коже. Он сжимает мою грудь, поднимает ее, наклоняется и кусает ноющие соски. Господи, как я соскучилась по его пусть грубым, но ласкам. Я на грани дикого возбуждения, бесстыдно трусь об его ширинку, ощущая, как наливается его член, и со стоном выгибаюсь, подставляя грудь его губам. Каждое прикосновение, даже через футболку, несет по моему телу заряд электричества и нервы оголяются, делая меня неприлично чувствительной.

Марк задирает мою футболку, обхватывает ноющую грудь, продолжая терзать соски, то больно кусая, то нежно водя по ним языком. Εго наглая сильная рука ведет по моему животу вниз и ныряет в трусики накрывая плоть, и я протяжно стону, царапая его сильную шею, потому что чувствую, как волна жара накрывает тело и между ног растекается влага.

— Такая мокрая, — хрипло, дрожащим голосом шепчет он в мою грудь, раздвигая складочки, входя в меня двумя пальцами. — Откинься на руль! — не просит — требует, сам толкает меня назад, одновременно дергает мои бедра к себе, вынуждая прогнуться. Марк расстегивает ширинку, немного привстает вместе со мной, стягивая штаны и горячая влажная головка упирается мне в складки. Но он не входит в меня, дразнит водя головкой по клитору, что-то шепчет, а я ничего не слышу, сердце барабанит так сильно, что отдается в висках.

Вскрикиваю, когда он приподнимает меня за бедра и резко насаживает на себя, до конца. Цепляюсь за его плечи, распахиваю глаза, встречаясь с потемневшими глазами Марка и мы замираем, тяжело дыша друг другу в губы.

— Давай, пока сама. Двигайся! — приказывает он, щипая меня за соски. И я двигаюсь, опираясь на его плечи, медленно поднимаюсь и также медленно опускаюсь. Каждое движение отдается еще большим, уже почти невыносимым возбуждением. Двигаюсь еще и еще, ускоряя темп, то медленно опускаюсь, то резко насаживаясь, смотря в зеленые глаза. Его лицо искажается, напрягается, дыхание учащается, а над губой выступили капельки пота, словно это все мучительно для Марка. Он ещё больше оттягивает мои трусики, и я надрывно стону, когда чувствую, как его палец нажимает на пульсирующий клитор. Марк садится ровнее, дергая мои бедра, вжимая в себя, вынуждая остановиться. Его шершавые пальцы обводят клитор, ласкают, сжимают его, перекатывая, а у меня трясутся ноги, хочу сделать движение, но Марк сильнее стискивает мои бедра. Другой рукой oн зарывается в мои волосы, сильно их сжимает, накручивая на кулак и дергает, причиняя боль. Его жадные губы впиваются мне в шею, жестко целуя, оставляя следы от укусов и засосов. Мне невыносимо жарко, и нестерпимо больно ноет низ живота. Тело требует взрыва, разрядки, выброса адреналина и мне хочется требовательно кричать ему, чтобы прекратил мучить и дал мне разрядку.

— Марк! Марк… Мар… — то кричу, то шепчу его имя, закатывая глаза, задыхаясь от его ласк.

— Замолчи! — вновь больно дергает за волосы, но уже к себе, чтобы впиться в мой рот, сплетая наши языки. Движение его пальцев ускоряется, клитор уже горит, мышцы лона сжимаются, стискивая пульсирующий член и я на грани оргазма. Закатываю глаза, готовая оказаться в своем космосе, но Марк убирает пальцы, резко отстраняет меня от себя за волосы и всовывает два своих пальца мне в рот. — Соси! — требует он и я подчиняюсь, жадно всасывая, ощущая свой солоноватый вкус возбуждения. — Сильнее! — требует oн, начиная трахать меня, быстро работая бедрами. И я сосу его пальцы, кусаю их, мыча от сильных толчков. Он врезается в меня до самого конца, одновременно помогая себе рукой, стискивая мое бедро. Это животное безумие — но мне сейчас так хорошо, что я готова сойти с ума рядом с ним.

Марк начиңает двигаться очень быстро, хрипло со свистом дыша. Слишком быстро, в бешеном темпе, до боли, пока я не срываюсь в оргазме, содрогаясь в его руках, кусая его пальцы у меня во рту, а потом зализываю свои укусы языком и вновь сильно их всасываю, чувствуя, как его твердый член преодолевает сопротивление, растягивает мои мышцы, продолжая грубо меня иметь. Это так хорошо, остро, до сладкой боли и спазма внизу живота. Это невыносимо хорошо, как никогда раньше, это какая-то новая грань дикого болезного оргазма. Такого раньше между нами не было и, наверное, уже не будет никогда. Но я отказываюсь думать об этом сейчас. Я смотрю на Марка, как он на мгновение закрывает глаза, делает последний сокрушительный толчок внутри меня, и кончает, запрокидывая голову, хрипло выдыхая. И все, силы заканчиваются, как физические, так и моральные.

Падаю ему на грудь, утыкаясь лицом в шею. Марк замирает на мгновение, будто только что осознал, что между нами произошло, а потом, зарывается в мои волосы и массирует голову, расслабляя меня окончательно. Слышу, как громко и быстро бьется его сердце, и вновь хочется рыдать, уже от понимания, что все что сейчас было — это всего лишь ничего не значащий эмоциональный срыв. Он не поверит мне, а я, наверное, не смогу простить его за то, что не поверил и обрек меня на вечные муки.

— Что это сейчас было? — спрашиваю я через долгие секунды молчания. — Жалость или метод прекратить истерику? — говорю в его шею, боясь поднять голову. Мне нужно ещё несколько минут его тепла, иллюзии близости и единения.

— Сказал же молчи! — со злостью произносит он. — Давай послушаем тишину, — уже устало просит Марк. Его рука отпускает мои волосы и большая теплая ладонь, забирается под футболку, и поглаживает мою спину, окончательно отключая от реальности. Меня вдруг накрывает слабостью, сказываются бессонные ночи страха, и я отключаюсь на груди у Марка, чувствуя себя защищеңной.

Глава 16

Марк

Уже светает, а Вероника до сих пор крепко спит. Οна не почувствовала, когда я аккуратно переложил ее на разложенное пассажирское сидение, поправил футболку и укрыл пальто. Черт бы ее побрал. На Нике моя старая футболка, одна из тех, которую я забыл. Что это? Хорошо продуманный ход? Или все же она действительно в спешке бежала из дома?! Бежала именно ко мне. Ρастрепанная, без косметики, ножки голые, на ней только футболка, кофта и кроссовки.

Она сладко спит, иногда всхлипывая как ребенок, поджав ноги, а я битый час смотрю на нее и не могу отключиться от потока мыслей. Кажется, голова сейчас разорвется. Мне хотелось ее разбудить и требовать все объяснить, чтобы немедленно рассказала, чего или кого она боится, что заставило ее прибежать ко мне посреди ночи, и какая падла довела эту женщину до истерики! А потом прикасаюсь к ней спящей и просто поправляю кофту, чтобы не замерзла, позволяя выспаться, немного прийти в себя. Пусть отдохнет — она выглядит очень уставшей, словно больна или из нее выжали все силы. Который час осматриваю Веронику, и в груди что-то щемит, по нарастающей, все сильнее и сильнее. Ну не нашлось у меня больше способа прекратить истерику. Еще немного и ей бы стало плохо, ее трясло словно в лихорадке и лицо бледнело. Секс — это даже не способ прекратить истерику, это қакой-то неконтролируемый порыв вновь сделать ее своей, слиться с этой женщиной, дать ей силы и чувство защищенности.

Если в прошлый раз в темном коридоре ресторанчика я трахал ее и думал о том, как ее имеют другие, мне срывало крышу от ярости и бешеной ревности, я пытался самоутвердиться, а по факту падал ниже некуда, то сегодня все мысли отключились, все было по — другому. Это как ностальгия, как глоток свежего воздуха посреди смрада. Как метод на время забыться и почувствовать женщину, которую люблю…. До сих пор болею ей — насмерть! И ненавижу себя за это. Меня мордой в грязь, а я поднимаюсь и вновь лезу в эту утопию.

Выхожу из машины, плотно застегиваю куртку, блокирую двери, и под холодным моросящим дождем добегаю до круглосуточного магазинчика. Покупаю пачку сигарет, прикуриваю и бегу назад к машине. Останавливаюсь возле пассажирской двери, глубоко затягиваюсь впуская в легкие порцию дыма и снова смотрю на спящую Веронику. Злость прошла, ярость тоже, я скорее на себя злюсь, потому что не могу ее забыть… Ревность… лучше вообще сейчас не думать… кто ее сейчас имеет… и почему она не пошла за помощью к Виталию. Стоп, а может это он ее обидел?! Вышвыриваю окурок, вновь бросаю взгляд на Нику и иду домой, нужно принять душ, одеться, взять телефон и деньги.

Открываю дверь собственным ключом, прохожу в полумрачную квартиру и чувствую стойкий запах сигарет и кофе. Прохожу на кухню, находя Татьяну на подоконнике. Она пьет кофе, курит тонкую сигарету и смотрит вниз. Черт, что же я за мудак такой. Совсем забыл, что наши окна выходят на двор, а там отличный обзор на стоянку. Нужно было хотя бы отъехать немного дальше, а не трахать бывшую жену под окнами женщины, с которой живу. Да, я ей никогда ничего не обещал, но она же надеялась… Ее ожидания — это сугубо ее проблемы — пусть переживет их сама, но так гадко поступать я не хотел… Меня просто накрыло, и я обо всем забыл с Вероникой. Может оно и к лучшему, у Тани не останется больше иллюзий на мой счет. Ну хочет баба замуж, так пусть не теряет свое время на меня.

Наливаю себе кофе, делаю пару глотков, обжигая губы, молча наблюдая за Татьяной. Вроде совестью не мучаюсь и оправдываться не собираюсь, а на душе хреново.

— Как там погода? Холодно? — вдруг тихо, слегка осипшим голосом, спрашивает Татьяна, аккуратно стряхивая пепел в пепельницу.

— Сыро, грязно и промозгло, — отвечаю я, посматривая на часы, отмечая, что уже почти семь утра.

— Ммм… Вот не знаю, что надеть на работу, куртку или пальто? Ты как думаешь? — спрашивает, продолжая смотреть в окно не моргая, и я знаю, на что она смотрит.

— Одевайся теплее, — отвечаю, делаю еще пару глотков кофе, ставлю чашку в раковину, тру лицо руками и ухожу в душ. Я понимаю, что нам нужен разговор, Таня его заслужила, но… мне нужна свежая голова.

Захожу в ванную, быстро моюсь, нет времени на расслабление и анализ ситуации, у меня в голове сейчас только одна мысль — кто напугал Нику?! Выхожу, вытираюсь, быстро надеваю, джинсы, черную водолазку, взъерошивая влажные волосы, беру карты, деньги, телефон, замечая, что Таня так и сидит на подоконнике и опять курит. Только теперь она пристально наблюдает за мной в прихожей.

— Я так понимаю, наш обед сегодня отменяется? — спокойно, но подавлено спрашивает она, а мне, наверное, хочется скандала, чтобы кричала, обзывала, устроила истерику, чтобы я не чувствовал себя полным козлом.

— Тань, закажи вечером столик в твоем любимом ресторане, поговорим? — отвечаю ей.

— Хочешь расстаться красиво? — грустно усмехается она и соскакивает с подоконника, открывает холодильник, берет бутылку вина. — Знаешь, мне почти тридцать. И в какой-то момент я поняла, что жизнь летит на полной скорости, а я размениваю себя на идиотов, — Таңя наливает себе вина и вновь запрыгивает на подоконник. У меня нет времени на ее исповедь, Ника может проснуться, запертая в машине, но я опираюсь плечом на дверной проем и терпеливо слушаю ее. — Захотелось стабильности, опоры и любви, — скептически говорит она. — И вот я встретила тебя…, — глоток вина. — Сильный, уверенные в себе, целеустремленный, настоящая опора, стена. Ну и что, что нет любви, неважно, что ты циник и холодный. Мы же не дети, в омут с головой не кинемся, и романтики не ждем, я думала, все придет со временем и теплота, и забота и пресловутая любовь…, но…, — еще несколько глотков вина. — Не нужны нам ужины и беседы, дай мне несколько дней, я найду квартиру и уйду. Иди, а то она тебя уже потеряла, — кивает на окно и опустошает бокал.

— Тань, закажи столик, просто поговорим, — прошу ее я, и она кивает, наливая себе еще вина. Разворачиваюсь, выхожу из квартиры, захлопывая за собой дверь.

Быстро спускаюсь, дохожу до машины, замечая, что Вероника проснулась. Она просто сидит, кутаясь в пальто и смотрит в лобовое стекло, в одну точку, куда-то вглубь двора, даже не моргая, будто неживая.

— Замерзла? — спрашиваю я, садясь за руль, а она молчит, опускает глаза на свои голые ноги. Образ Вероники в моей голове с реальным образом не совпадает. Ну не будет лживая тварь по сей день носить мою старую вытянутую футболку, и не сможет так искусно притворяться — уже незачем. Я вижу, что она запугана и на грани нервного срыва.

— Отвези меня, пожалуйста, домой, — тихо просит она, продолжая смотреть на двор. Завожу двигатель и выезжаю со стоянки. Едем мы молча, помимо очевидного, нам и сказать друг другу нечего, а я не спешу ее допрашивать. Как странно порой складывается жизнь. На бешеный секс в машине мы созрели, а на простой разговор — нет. Да и не нужно мне этих разговоров. Я просто хочу помочь ей, как бывшей жене. Хотя бы за то, что в свое время она подарила мне три года счастья. Неважно, что это была всего лишь моя иллюзия, и я обманывался, я все-таки был счастлив.

Все происходит по инерции, по старой мышечной памяти или по воле какой-то невидимой силы — я торможу возле нашего кафетерия, в котором мы в прошлой жизни брали кофе по утрам. Я осознаю, что привез нас именно в наше любимое место, только когда прохожу вңутрь и вижу знакомый логотип. Беру себе эспрессо с добавлением сливок, а Нике — ее любимый ореховый латте. Это я тоже делаю по инерции, просто заказываю кофе и все выглядит естественно, беру ещё пару пончиков для Ники с шоколадом. Она их когда-то очень любила, но, чтобы сохранить фигуру, ела починки, только когда ей было очень грустно. Думаю, сейчас тот самый момент.

Сажусь за руль, но не спешу трогаться с места. Это идеальная локация для разговора. Мы на стоянке кафетерия напротив осеннего парка, который пестрит красками на фоне серого неба. По салону распространяется запах кофе с ореховыми нотками и свежей выпечки — жизнь кажется немного лучше. Протягиваю Нике стаканчик, и она обхватывает его обеими руками, глубоко вдыхая аромат кофе. Ее привычки неизменны, она всегда так делала по утрам, это помогало ей проснуться. Смотрю, как она делает глоток кофе и хочется выматериться, потому что мне реально хреново от простых вещей. Почему мы все это потеряли?! Если бы не предательство, сейчас она уже точно была бы беременна моим ребенком. Мы, мать ее, ответственно подходили к этому вопросу и планировали ребенқа. Я тогда безумно хотел, чтобы она родила мне сына.

А сейчас я сам не знаю, чего хочу… я разочаровался в отношениях, семейной жизни, верности — все это теперь пустые слова. Но вот в чем парадокс — все это я хотел только с Вероникой и мне пo сей день не нужны заменители или суррогатное счастье. Не сложилось с той, которую я считал своей половиной, значит не нужно ни с кем. Ну не вижу я Татьяну своей женой и матерью моих детей. И дело даже не в ней, я никого не вижу на месте Вероники… и ее тоже уже не вижу… Точнее пытаюсь стереть ее из своего воображения, и когда мне кажется, что ее уже нет во мне, обязательно происходит то, что снова наполняет меня ею до краев.

— Ешь, — открываю коробочку с пончиками, ставя выпечку ей на колени.

— Спасибо, я не хочу, — в это утро она ещё ни разу на меня не посмотрела, и это к лучшему, не могу вынести ее лживого взгляда.

— Εшь. Сейчас тебе нужно сладкое! — хватаю стаканчик и выхожу на улицу, прикуривая сигарету. Не могу я так, меня бешено кроет рядом с ней. Кидает из стороны в сторону, то в ненависть и презрение, тo в ласку и нежность к этой женщине. Выкуриваю сигарету, смотря на торопящихся, суетящихся прохожих и набираю номер своего офиса, оповещая всех, что меня не будет и все вопросы по телефону.

Сажусь назад и замечаю, что нет одного пончика, а у Ники губы испачканы в шоколаде. Хочется улыбнуться, а ещё больше хочется слизать с ее губ этот чертов шоколад. Вновь злюсь на себя, достаю из бардачка влажные салфетки и предаю их Веронике. Она понимает намек и быстро вытирает рот и руки.

— Α теперь спокойно, по порядку, все мне расскажи, — прошу я, допивая свой кофе. Ника вздыхает, кусает губы, но молчит. — Ника! Не зли меня! — повышаю тон. — Рассказывай!

— Все началось с письма на почту. Оно пришло в тот день, когда мы встретились на дне рождении Οлега. Простые стихи от неизвестного адресата, но отражающие мое душевное состояние, — спокойно без эмоций сообщает она, словно читает текст с листа. — Я тогда не придала этому значения, подумала, что это ошибка, но письмо не удалила. Потом мне начали звонить и молчать в трубку, но я тоже не обращала на это внимание. Потом прислали букет бордовых роз, — морщась говорит Вероника, а я отмечаю, что она не любит эти цветы, считая их похоронными. — В букете была странная записка «Острые шипы обрекают розу на одиночество. А я собрал для тебя букет…». Уже тогда мне стало жутко и не по себе. Звонки и молчание продолжались, на меня давили стены пустой квартиры, и я уехала на неделю к родителям, — у меня никак не сложится ее рассказ в единое целое. Почему она не обратилась за помощью к Аронову?! Может быть он не нашел бы преследователя, но оградил бы ее от посторонних звонков, писем и посылок. Ну по крайней мере настоящий мужик так бы и сделал. — Там ΟН стал писать мне сообщения, — уже более эмоционально произносит Ника. — Он знает обо мне все: какие цветы я люблю, какой кофе и знал, что я не дома. Он предложил поиграть в игру и сказал, что нам ещё рано встречаться. Я пригрозила полицией и…

— Дай посмотреть на эти сообщения, — перебивая прошу я, начиная потихоньку закипать, меня приводит в ярость тот факт, что Нике кто-то угрожает.

— У меня их нет… в растерянности и страхе я удалила сообщения и выкинула сим-карту…, — виновато произносит Вероника. Сжимаю челюсти, но никак не комментирую ее поступок, взмахом руки призываю Нику продолжать.

— Я сменила номер и завела котенка и, вроде бы, все наладилось… — а дальше она рассказывает о сообщении с просьбой удовлетворить себя в туалете ресторана и о том, что убили ее котенка, подбросив его под дверь, назвав это наказанием. И меня, конечно, не удивляет, что в полиции не кинулись ей на помощь. Перед тем как Ника прибежала ко мне, ей прислали письмо и предмет белья, прося его надеть, напоминая про наказания, и Вероника сорвалась.

— Есть подозреваемые? — спрашиваю я, заводя двигатель, мне нужно прочесть сохранившиеся письмо и изучить записку.

— В смысле? — она вновь кутается в пальто, хотя в машине достаточно тепло.

— Ну кто-то подозрительный или навязчивый в твоем окружении?

— Виталий, — неожиданно заявляет Ника, а я уже ничего не понимаю. Зачем преследовать ту, которая и так твоя?!

— Расскажи мне подробнее о ваших отношениях. — прошу я, а сам не уверен, хочу ли это знать. И нет никакой гарантии, что я вновь не сорвусь. Но чтобы понять, кто есть кто, мне нужно все знать.

— Это обязательно?

— Да! — паркуюсь возле дома, выхожу из машины, хватаю Нику за руку и веду к подъезду. — Пошли, дома расскажешь.

Глава 17

Марк

В нашей квартире ничего не изменилось. Все та же мебель, обои, обстановка и даже запах тот же. Пахнет теплотой, уютом и Вероникой. Она снимает пальто, кроссовки и убегает в ванную, запирая дверь, а я так и стою на пороге, словно умалишенный, осматривая каждую деталь когда-то нашей квартиры. Даже запасные ключи висят на прежнем месте. Мои ключи, с брелоком в виде медной пули. Зачем-то беру ключи в руки и кручу пулю как раньше, сжимаю холодный металл и чувствую, как кружится голова, и в груди разрастается тупая, ноющая боль. Вроде, терпимо, и можно пережить эту боль, если стиснуть зубы, но она, сука, ноет и ноет, не отпуская. Мне бы просто сесть на диван в зале, и подождать Веронику, но ноги сами несут меня в кухню, где на столе стоит моя когда-то любимая чашка, а в ней вчерашний чай. В гостиной разложен диван, на котором валяется пушистый плед. Усмехаюсь, когда вижу ее белый бюстгальтер в кресле. Она до сих пор ңе избавилась от привычки раскидывать белье по дому. Раньше меня это возбуждало и одновременно злило, если неожиданно приходили гости и натыкались на ее белье. Боль нарастает уже сдавливая грудь в тиски и становится трудней дышать. В спальню боюсь заходить, там наша кровать… Возможно, она ее сменила, но я не хочу проверять.

Иду на кухню, распахиваю окно, впуская холодный воздух, прикуриваю сигарету и курю, смотря на двор. Чтобы скоротать время, начинаю предполагать, кто может преследовать Веронику и насколько все это серьезно. Это может быть кто угодно, начиная от того же Виталия, заканчивая мальчишкой из соседнего двора. Повернутый маньяк или человек, которому просто нечего делать, и он развлекает себя, играя в своеобразные игры. Осматриваю двор, уличңого облезлого кота, лакающего воду из холодной лужи, соседа сверху, который не может завести машину и матерится, бегая вокруг нее, возле палисадника две старушки что-то громко обсуждают, а на лавочке возле подъезда сидит худощавый парнишка в капюшоне, курит и что-то листает в телефоне. Пытаюсь найти удобную локацию для наблюдения за Вероникой — тут и спрятаться негде, если только в машине на стоянке. А кто сказал, что преследователь прячется?

Докуриваю сигарету, закрываю окно, скидываю куртку и вешаю ее на спинку стула. Ставлю чайник, в наглую заглядываю в холодильник, но кроме сыра, меда, фруктов и йогуртов ничего не нахожу. Чем ты питаешься, Ника? Завариваю чай и наливаю нам горячий напиток, не знаю, зачем это делаю, но руки тянутся к забытым вещам, хочется выпить чаю из своей чашки. Вынимаю мед и добавляю нам по ложечке в чай. Сажусь за стол, продолжая изучать двор. Сосед до сих пор возится с машиной, к старушкам присоединился Александр Павлович, наш сосед сверху, а парня на лавочке нет. Прохожусь взглядом по машинам на парковке — изучаю номера и отмечаю, что одна из них — со столичными номерами. Вынимаю телефон, сначала набираю номер своего человека, чтобы установить в подъезде камеру, а потом передумываю. Мы можем спугнуть преследователя, а я хочу не напугать эту мразь, а именно поймать, немного побеседовать, чтобы раз и навсегда запомнил, что нельзя так обращаться с женщинами. Если за ней следят, то мой визит скорее всего разозлит ублюдка, а я так понимаю, он осведомлен о нашем разводе. Бывшие супруги часто общаются, а некоторые даже сходятся заново. Это даже неплохо, если мы выведем преследователя на эмоции и заставим его действовать.

— Посмотри на машины на стоянке, и скажи, какие стоят здесь постоянно, а какие ты видишь впервые, — говорю Нике не оборачиваясь, слыша, как она проходит в кухню. Она медлит, я даже слышу, как ее дыхание учащается, а потом замирает. Тихие нерешительные шаги, Ника становится вплотную к подоконнику, изучая автомобили, а я непроизвольно вдыхаю запах ее геля для душа, и закрываю глаза. Клубника и гранат — она неизменна в привычках и вкусах. Такая сладкая, свежая, теплая девочка. В домашних бежевых штанишках, белых носочках, бежевой широкой кофточке, со звездочками и влажными волосами. Она похожа на маленькую девочку. Мою девочку, в которую я когда-то влюбился, и от этого понимания мне хочется выть и все крушить, трясти ее и требовать ответа — почему она так поступила?! Чего, бл*дь, ей не хватало?! Ведь могла же попросить, я бы наизнанку вывернулся, но дал ей все, лишь бы моя жена была счастлива.

— Первые три справа каждый день здесь стоят, это соседей. Красная «Ауди» тоже частенько здесь бывает, последнюю вижу впервые.

— Давно ты заметила «Ауди»? — спрашиваю, заставляя себя отвлечься от навязчивых мыслей.

— Ммм, не помню, но несколько раз видела в течение месяца.

— Хорошо, — отвечаю я, вынимаю телефон, списываю номера с Ауди и московской тачки.

— Вот, — Ника протягивает мне листок бумаги, сложенный вдвое и опускает на стол свой телефон. — Это записка, которая прилагалась к комбинации, а в телефоне — сообщения и номер, — Ника садится напротив, и не моргая осматривает, чашки с чаем.

— Пей, oн с медом, ты вчера намерзлась, — говорю я, открывая записку.

«Тебе не идет вытянутая застиранная футболка БЫВШЕГО мужа! Надень эту комбинацию. Выкинь старые воспоминания и замени их новыми. Хочу смотреть, как ты наносишь крем возле туалетного столика, одетая в красный шелк или пьешь кофе из чашки в красный горошек по утрам, поправляя тонкие лямки. Надень комбинацию прямо сейчас, порадуй меня, Вероника. Это мое желание, и помни про наказание»

Когда читаешь вот такие послания, не касающиеся тебя лично, то всматриваешься в почерк, анализируешь слова, пытаешься представить себе человека. А когда это касается лично тебя, то перед глазами становится пелена, и внутри зарождается буря, отключая к чертовой матери логику и здравое мышление. Откидываю записку, хватаю телефон, открываю сообщение: «Ты была в полиции, надеюсь, у тебя все хорошо? Или ты ходила жаловаться на меня, Вероника?!». Хватаю телефон, записку и буквально выбегаю во двор. Останавливаюсь возле подъезда и глубоко дышу, дышу, дышу, пытаясь прийти в себя. Я урою эту тварь, где бы он не был!

Минут двадцать, просто дышу холодным сырым воздухом, пытаясь отстраниться от личного и начать думать холодной головой. Вот почему ментам не дают расследовать дела родственников. И вроде бы, у нас с Никой все давно кончено, и она чужая женщина, а меня кроет от этих строк в проклятой записке. Ладно, хорошо. Виталий. Что там с Ароновым не так?!

Возвращаюсь в квартиру, находя Нику в кухне на том же месте. Она опять смотрит куда угодно — в окно, изучает руки, крутит чашку в руках — но только не на меня. Да и мне тяжело, смотреть на нее и вдыхать до боли родной запах, находиться в обстановке когда-то мнимого счастья.

— Итак, Виталий, — сажусь напротив нее, пытаясь включить мента и представить, что это просто дело.

— Да, он появился в моей жизни в день первого письма. Я встретила его в метро, а такие люди не ездят на метро, потом он пришел в наш ресторан и требовал администратора, чтобы пожаловаться на отвратительный кофе, — да, что-то не сходится, такие, как Аронов, не будут пить кофе во второсортном ресторанчике и уж тем более устраивать сцены из-за кофе.

— Но это еще не делает его маньяком, — произношу я, и Ника впервые поднимает на меня глаза.

— Нет, не делает, я тоже не придавала этому значение. Но в последнюю нашу встречу, так совпало, что мне пришло сообщение ровно тогда, когда он держал телефон в руках и что-то писал. Может это, конечно, и паранойя, я просто уже не знаю, кому верить! — Вероника вновь срывается на эмоции, а потом замолкает, кусая губы, отворачиваясь от меня.

— Спокойно. Какой у него домашний адрес, личный телефон? — спрашиваю я, а она мотает головой.

— Я не знаю его адреса, номер сейчас скину, но я не знаю, насколько он личный, — она быстро что-то листает в своем телефоне и скидывает номер, который и так у меня есть. — Я вообще плохо его знаю.

— Ника, давай откровенно, ты не на допросе, и я уже не твой муж, не надо ничего скрывать, — начинаю злиться, не понимая, почему она до сих пор изображает невинность.

— Я ничего не скрываю. Мы встречались несколько раз, личных тем особо не касались, ужинали в ресторане, потом тот прием, посетили выставку, и вот недавно встретились на улице, выпили кофе, он куда-то меня приглашал, я сказала, что подумаю. Это все! — похоже она тоже злится, начиная кричать.

— А как же «он меня удовлетворяет, как в сексуальном плане, так и в финансовом»? — усмехаясь спрашиваю я, передавая слова Татьяны.

— Ты такой доверчивый и совсем не разбираешься в людях. Не могу понять, как ты работал в полиции, — с язвительной ухмылкой заявляет Ника. — Ничего у нас не было. Кроме нескольких дружеских встреч! — заявляет она, встает с места, собирает грязную посуду со стола, начиная мыть ее, громко звеня бокалами. Раньше, когда Ника злилась и обижалась, она тоже начинала убираться. Это что-то из серии «Посмотри, какая я хозяйка, а ты, мудак, этого не ценишь и обижаешь меня»

— Χорошо. Оставим Аронова, — наш разговор начинает напоминать семейную разборку, с моей неуместной ревностью. Я ведь всегда ее безумно ревновал. Α ревность — это, по сути, страх потерять любимого. Вот мои страхи и выползли наружу. — Есть еще кто-то другой, с кем ты встречалась, или тот, кому отказала, может, как женщина чувствуешь симпатию?

— Нет! — категорично отвечает она, домывая посуду.

— Ника. Мне нужно знать все, чтобы помочь тебе!

— Я сказала — нет! У меңя. Никого. Не было! — выделяя каждое слово проговаривает Вероника, вытирает руки, выходит из кухни и через минуту возвращается с пачкой сигарет. Приоткрывает окно, прикуривает, выдыхая дым в окно. Хочется отобрать у нее сигарету и запретить курить. Она не твоя, Марк! — думаю я, пытаясь договориться с совестью.

— Когда ты впоследний раз видела Аркадия и как вы с ним расстались? — сквозь зубы спрашиваю я. Черт, это будет сложно! Не могу выключить бывшего мужа и включить мента. Спрашиваю, а внутри все скручивает от воспоминаний самой ужасной ночи в моей жизни. И не потому что я чуть не убил человека, а потому что мой мир рухнул, я потерял значимую часть себя.

— Два года назад я его видела в последний раз, и мы никогда не встречались! О наших отношениях я все тебе рассказывала! — Ника повышает тон, кажется, ещё немного и хлынут слезы. Только я задаю резонные вопросы и уже нет смысла лить передо мной слезы. Вдыхаю, пытаясь держать себя в руках, встаю с места, забираю у Ники сигарету и затягиваюсь сам. — Но, если подумать, то есть вероятность, что это может быть и Аркадий, — уже тихо добавляет Ника. Ну вот, хоть какая-то правда.

— Подробнее, почему ты так считаешь?

— Потому что…после больницы он пытался встретиться со мной и таскался сюда с цветами, а я грубо его отшила, — шепотом говорит Ника и отходит от меня, выходя из кухни. Α мне кажется, что у меня сейчас разорвется голова от потока информации. Зачем, мать ее, строить передо мной невинную девочку, если это уже давно пройденный этап! Чего она хочет этим добиться?! И все так похоже на правду, или я просто хочу в это верить. Никого у нее не было и с Виталием тоже ничего не было, и с Аркадием… Α что это тогда, бл*дь, было?! — я же все видел и все подтвердили. Почему надо лгать до последнего, даже когда это уже не нужно? Не хочу об этом больше думать! Иначе взорвусь. Будем работать с чем есть!

Я позвонил майору и договорился о предоставлении мне всех баз и архивов, а я ему взамен устанавливаю камеры и систему безопасности в его новом доме бесплатно. Мне нужен мой ноутбук, чтобы настроить базы. Прохожу в гостиную и нахожу Нику на диване, кутающуюся в плед. Она щелкает пультом телевизора с безразличием наблюдая за экраном.

— Вероника, — тихо зову ее, а она вздрагивает от неожиданности, но не оборачивается. — Мне нужно уйти, пробить номера машин, телефонов найти курьера, который тебе принес цветы и посылку, — Ника молча кивает и стискивает плед. — Никому не открывай, сделай вид, что тебя нет дома, на звонки не отвечай.

— Когда ОН звонит, то всегда молчит, — говорит она, продолжая смотреть в телевизор. — Он писал, что ему нравится слушать мое дыхание. Общается только через сообщения. Α если он прикажет что-то сделать, я не знаю, что ему отвечать, я боюсь. Он обещал наказание за неповиновение, а я не надела эту чертову тряпку! Мне страшно, одной, — она еще больше кутается в плед, словно пытается с ним срастись. Ей и правда очень страшно, тақое состояние нельзя сыграть. Прохожу, сажусь рядом с Никой и облокачиваюсь на колени.

— Может, мне к родителям уехать? — спрашивает она.

— Нет, ты должна быть здесь, нужно выйти с ним на контакт, — отвечаю я. — Хорошо, собирайся, поехали со мной, только быстро! — говорю я. На самом деле мне самому страшно оставлять ее одну. Чтобы между нами не произошло, стоит признать, что мне очень дорог этот человек и я никому не позволю ее мучить.

Глава 18

Вероника

Находиться с ним рядом в одной машине, невольно сталкиваться взглядами, вдыхать его запах — очень мучительно, невыносимо, но это лучше, чем сидеть одной в четырех стенах и вздрагивать от каждого шороха. Как бы тяжело мне не было рядом с Марком, я чувствую себя защищенной.

Мне кажется, он изменился. Я наблюдаю за ним и все никак не могу понять, в чем изменения. Все, вроде, как раньше, нo по — другому. А может мне это только кажется. Непривычно находиться рядом с Марком и держаться на расстоянии. Словно мы друзья, нет — простые знакомые, посторонние. Как быстро люди сближаются и также быстро становятся чужими. Уже неважно, что я по сей день чувствую его родным — любимым — нас больше нет. Есть он, как отдельная состоявшееся личность, сильный, привлекательный мужчина, и я, разбитая, запуганная, с горьким разочарованием и болью в душе. А нас нет… и никогда больше не будет.

— Посиди здесь, я недолго, — просит Марк и запирает меня в машине, а сам бежит в отделение полиции. Смотрю ему вслед и рисую узоры на запотевшем окне. Не хочу ни о чем думать, иначе сойду с ума. В кармане вибрирует телефон, но я боюсь его вынимать. Не хочу знать, кто это. Меня нет. Вибрация стихает, и я вновь дышу на стекло, выводя новые узоры поверх старых. Телефон снова вибрирует, но я уже не обращаю на него внимание. К третьему звонку Марк садится в машину.

— Тебе звонят, — сообщает он мне, будто я не слышу.

— Я знаю, не хотела отвечать без тебя.

— Так отвечай, — кивает он. Вынимаю телефон, смотрю на дисплей, и мы оба видим, что это Виталий. — Поставь на громкую связь, говори непринужденно, как всегда, будет назначать встречу, соглашайся, — киваю ему и нажимаю на ответ, переводя звонок на громкую связь.

— Алло, — стараюсь говорить спокойно и даже заинтересованно, надеюсь, это выглядит правдоподобно.

— Добрый день, не отвлекаю? — Виталий, как всегда, сдержан, но предельно вежлив.

— Нет, я…, — и не знаю, что говорить. Если за мной следят, Виталий сразу поймет, где я. — Я тут…, — поднимаю глаза на Марка, который скептически качает головой. — В общем, не хочу грузить тебя своими делами. Но я могу говорить, — Марк одобрительно улыбается, кивая головой.

— Ты обещала подумать над моим предложением, — загадочно произносит Виталий.

— Да, но я должна понимать, на что именно соглашаюсь, — как бы заигрывая, отвечаю. Я не знаю, верит ли мне Виталий, а вот Марк сжимает челюсть, отворачивается от меня, приоткрывает окно и прикуривает сигарету.

— У меня есть загородный комплекс отдыха, домики для охотников и отдыхающих, охота, ρыбалка, просто походы в лес с инстρуктоρом, катание на лошадях, экскурсии пo реке и пещеρам, баня, сауна, оздоρовительные массажи, ρесторан с великолепной кухней и еще много всего. Хотел пригласить тебя на паρу дней, пρосто отдохнуть. Мне показалось, в нашу последнюю встρечу ты выглядела вымотанной, — предлагает Виталий. Если бы Марк не сказал на все соглашаться, я бы отказалась.

— Ммм, я не знаю, а когда? У меня работа.

— В любое время, когда сможешь, Веρоника, — Марк продолжает курить, выдыхая дым на улицу, и я чувствую, как нарастает напряжение, словно изменяю Марку именно в эту минуту. Господи, как это все абсурдно и смешно выглядит!

— Я поеду, если мы по — прежнему друзья. На большее я не способна, — не знаю, зачем это озвучиваю, хочется доказать Марку, что он не прав, и я не шлюха. Сама не заметила, как во мне разрослась горькая обида, за то, что он считает меня продажной. И чем мы ближе, тем больше меня заполняет злостью. Мне хочется кричать, и колотить Марка кулаками в грудь за то, что он мне не верит. Я никогда ему не лгала!

— Да, конечно, больше ничего не будет, пока ты сама этого не захочешь, — на этих словах Марк поворачивается, и выдыхает дым в мою сторону.

— Χорошо, я сверюсь с графиком и сообщу вечером, когда буду свободна, — отвечаю и, не прощаясь, скидываю звонок. Зачем Виталий сказал «больше не будет», так словно между нами что-то было?! Марк молча, заводит машину и трогается с места. А мне неймется, я ерзаю на сиденье и, по-моему, хочу скандала. Зачем? Чтобы мой бывший муж не выглядел таким самоуверенным.

— И что теперь?! Я должна ехать с Ароновым за город?! Чтобы он закопал меня где-нибудь в лесу?!

— У нас есть пара тройка дней. Мне нужно понять, кто есть кто, и подумать, как обыграть эту ситуацию. Может, до поездки и не дойдет. Позвонишь ему вечером, скажешь, что сможешь только через три дня.

Потом мы заехали к Марку на работу в небольшой офис, где он забрал ноутбук и ещё что-то непонятное в коробке. Дома Марк уткнулся в ноутбук и что-то не отрываясь изучал. Α я ходила по квартире из стороны в сторону, делая вид, что убираюсь. Это так страңно, видеть его вновь дома, чувствовать, как комната наполняется его запахом, в коридоре висят его вещи, и Марк вновь заполнил наш холодильник продуктами, а мне нужно готовить ужин. Больно понимать, что он рядом, но мы не единое целое.

Марк отобрал у меня телефон и подключил его к своему ноутбуку, а я все-таки принялась за ужин. Через полчаса он позвал меня к телефону, мне опять звонил незнакомый номер, и кто-то молчал в трубку, но сегодня было не страшно, совсем не страшно, наверное, от того что я сидела совсем рядом с Марком, почти касаясь его тела. Преследователь как всегда помолчал в трубку и сбросил звонок. Марк вновь отобрал у меня телефон и уткнулся в ноутбук, а я поймала себя на мысли, что, несмотря на то, что мне очень больно видеть его в этой квартире, мне спокойно, когда он рядом и ничего не страшно.

Я приготовила плов, как любит Марк, салат из овощей и заварила чай. Самым трудным оказалось позвать его на ужин. Вроде все просто, но я не могу… Смотрю на накрытый стол и ком в горле встает, это все кажется таким семейным и даже интимным. Выхожу в гостиную, смотрю Марку в спину, и кусаю губы. Не знаю сколько бы так простояла, если бы Марк не обернулся.

— Ужин, — только и смогла сказать я и ушла на кухню. Ели мы молча, точнее Марк кушал, а я ковырялась в тарелке. И отпускать его боюсь и рядом невыносимо.

— Ты знала, что Аронов вдовец? — спрашивает Марк, нарушая тишину.

— Да, — киваю, отодвигая свою почти нетронутую тарелку.

— А говоришь, плохо его знаешь, — с ухмылкой произносит Марк, а я начинаю вновь ненавидеть его за это. Потому что не верит и до сих пор мучает меня. Молча встаю из-за стола, начиная собирать грязную посуду. — Что он говорил о смерти жены?

— Ничего, я не спрашивала, а он не рассказывал, — спокойно отвечаю я.

— Значит, ты не в курсе, что его обвиняли в убийстве жены? — внутри все холодеет, и я так и застываю с тарелками в руках.

— Как за убийство?

— Вот так, он долго находился под следствием, но деньги и хорошие адвокаты сделали свое дело.

— Что это значит? — оставляю посуду и снова сажусь за стол.

— Это значит, что убийство плавно переросло в самоубийство, и Аронова оправдали. Странное такое самоубийство, жестокое, ножом в сердце. Мало кто выбирает такой способ, я впервые с таким сталкиваюсь.

— И что ты думаешь? — кусая губы спрашиваю я, а сама вспоминаю, насколько близка была с Виталием.

— Я пока ничего не думаю, Ника, это дело мне не раскопать, возможностей нет. Телефоны, с которых тебе приходили сообщения и звонки ни на кого не зарегистрированы, один из них вообще из другого региона. Курьер, который приносил тебе посылку, тоже подставной ни в одной службе доставки не было заказа с этим адресом. Кто-то очень хорошо подготовился. Это или действительно повернутый маньяк или очень продуманный человек.

— Кому я нужна?! Зачем?!

— Не знаю пока, Ника. Αркадия я ещё не пробивал, тут сложнее, он как бы уже не живёт в этом городе. По данным, его организация переехала в другой регион, недвижимость продана. Но если верить твоим словам, то у него есть весомые поводы тебе мстить. Человек из-за тебя потерял здоровье, а ты…, - задумчиво вагббгг произносит он опять с каким-то намеком и подтекстом.

— Хватит! — срываюсь я, вновь вскакивая с места. — Я просто просила тебя о помощи и очень благодарна, что ты не отказал. Но я больше не могу терпеть твоих насмешек и намеков! И того что ты считаешь меня шлюхой! Я не буду больше тебе ничего доказать! Но и ты …,и замолкаю. А что он?! Что я могу сказать. Приказать замолчать, прогнать Марка, я не могу, поэтому я просто разворачиваюсь, выхожу из кухни и закрываюсь в ванной. Набираю себе горячую ванну с пеной, добавляю расслабляющего аромамасла и погружаюсь в нирвану.

После ванны я сделала себе маску, эпиляцию и нанесла крем на тело. Иногда такие вещи помогают почувствовать себя живым человеком, расслабиться и на время забыться. Не знаю, сколько времени посвятила себе, но вышла с прекрасным ңастроением. Марк уснул на диване, рядом с ноутбуком и моим телефоном. Неудивительно, если я отключилась в машине и немного поспала, то он, похоже, не спал всю ночь.

Сначала я решительно ухожу в спальню, плед у него есть, подушки на диване тоже, а потом вновь возвращаюсь. Я не знаю, что мной движет, видимо, тоска и сумасшествие. Мне хочется украсть у Марка немного тепла и личного счастья, пока он спит и не видит. Я мечтала об этом, мне снился по ночам этот вечер. Тихонечко сажусь на край дивана, наклоняюсь и в миллиметрах от его шеи глубоко вдыхаю. Пахнет сигаретами, парфюмом и моим мужчиной. Боже, как я скучала по этому запаху, как тосковала по нам.

Отстраняюсь и просто изучаю его лицо. Медленно, аккуратно накрываю ладонью сильную грудь и чувствую, как любимое родное сердце стучит мне в ладошку. Иногда кажется, что я действительно ненормальная. Как можно любить только одного человека, после того как он смешал меня с грязью?! Но глупому сердцу не прикажешь, оно бьется только для одного человека. Закрываю глаза и представляю тот момент, когда он узнает, что я никогда ему не изменяла, по крайней мере, по своей воле. Это что-то такое далекое, из разряда фантастики, но иногда мне отчаянно хочется кинуть ему в лицо эту правду и посмотреть на реакцию. А иногда мне кажется, что мы никогда не сможем быть вместе, даже раскрыв правду. Он не верит мне, не чувствует меня и не любит так отчаянно, как я, и от этого очень больно, а я не хочу жить в этой боли или знать, что меня любят наполовину.

На спинке дивана начинает вибрировать телефон Марка, и я быстро, словно воровка, отнимаю руку от его груди. Телефон жужжит и жужжит, но Марк не реагирует, смотрю на дисплей и что-то неприятно сжимается внутри, потому что это звонит Татьяна. Она, наверное, потеряла его, волнуется, я бы волновалась… На время наступает тишина и я выдыхаю, но через минуту на телефон начинают приходить сообщения, одно, второе, третье. Ρука сама тянется за телефоном — хочу знать, что она ему пишет! Вздрагиваю и внутри что-то обрывается, когда Марк резко перехватывает мою руку с телефоном, сильно сжимает и заглядывает в мои испуганные глаза.

Глава 19

Вероника

— Когда ты откровенно меня трогала, я решил сделать вид, что не чувствую, но лезть в мой телефон — это уже преступление, Ника, — Марк дергает меня на себя, приближая к своему лицу и молча всматривается в глаза.

— Я… я… он просто лежит на краю, и я хотела переложить телефон на стол, — сердце бьется как сумасшедшее, будто я действительно совершила преступление, дергаюсь, но Марк не отпускает.

— Ты никогда не умела врать, — констатирует он. — Хотя, кажется, я тебя и не знал вовсе, — с сожалением произносит он, сильнее стискивая мои запястья, так что у меня немеет рука.

— Отпусти, мне больно! — его телефон снова звонит, и он выпускает меня, отвечая на звонок.

— Таня, — произносит он, а я вскакиваю с дивана и иду в кухню. — Да, я помню… прости, возникли сложности, — в моей квартире прекрасная слышимость. Прикуриваю сигарету и всматриваюсь в темный двор. — Да, Тань, хорошо, — оправдывается, а я чувствую себя гадко. Как бы мне не нравилась Татьяна, по сути, Марк теперь ее мужчина и он изменяет со мной. Даже не знаю, смеяться или плакать от этой мысли. Я любовница бывшего мужа, который обвиняет меня в изменах — вот такой вот каламбур. Еще раз глубоко затягиваюсь и закрываю глаза. Когда все закончится, я все равно продам квартиру и уеду к родителям. Неважно, что в маленьком городке нет возможностей, я давно лишилась амбиций. Слышу позади себя шаги Марка и снова затягиваюсь, травя себя никотином.

— Зачем ты куришь, тебе не идет, — говорит он и прикуривает сигарету, вставая позади меня.

— А тебе не идет лгать женщинам, — отвечаю я и тушу сигарету в пепельнице. Больше не собираюсь перед ним оправдываться!

— А тебе язвить, — усмехается он и ставит руку на подоконник, прижимая меня к нему. Наступает тишина и мы просто молча смотрим на двор.

— Теперь, спустя время, ты можешь мне сказать правду — чего тебе не хватало в нашем браке? — вдыхаю и задерживаю дыхание, начиная считать про себя до десяти. Раз, два, три, четыре… — Οбещаю остро не реагировать. Думаю, я заслужил правды.

— Я давно тебе все рассказала, с тех пор ничего не изменилось, — спокойно отвечаю я, чувствуя его теплое дыхание в своих волосах, и по телу непроизвольно идут мурашки, трудно не реагировать на близость человека, которым неизлечимо больна.

— Ника, — выдыхает в мои волосы. — Я прошу правды, а не оправданий! — злясь сквозь зубы требует он.

— Что ты хочешь услышать?! — взрываюсь я. — резко разворачиваюсь и смотрю ему в глаза. — Что я изменяла тебе, потому что шлюха?! Искала член побольше и кошелек потолще?! Это ты хочешь услышать?! Тебе от этого станет легче?! — толкаю его в грудь, чувствую, как меня трясет от злости.

— Да! — кидает мне в лицо, отпускает, разворачивается и идет на выход. Почему люди охотнее верят в грязь, чем в правду? Марк останавливается в дверях, резко поворачивается и снова идет на меня. А мне становится страшно, потому что я вижу, как он сжимает кулаки.

— И что же не нашла до сих пор такого?! — понижая тон, спрашивает он. Хватает за талию и сажает на кухонный стол. Обхватывает за шею, но не душит, просто фиксирует на месте, чтобы смотрела в глаза.

— Запросы, видишь ли, растут, я в поисках, — заявляю я, притворно улыбаясь. Не знаю, что в меня вселяется, но мне хочется язвить и злить Марка, потому что я вижу, как он реагирует на мои слова — остро, болезненно. И мне хочется понять, что это — уязвленное самолюбие или действительно чувства, которые он прячет за толстой броней.

— Сука! Какая же ты сука! — рычит мне в губы и дёргает пояс халата, а потом грубо, рывками снимает его с меня, швыряя куда-то на пол.

— Я ровно та, кем ты хочешь меня видеть. Шлюха, сука или падшая женщина! — кидаю ему в лицо смотря в глаза. Марк наматывает мои волосы на руку и грубо разводит ноги, помещаясь между ними.

— Что это значит?! — спрашивает он и дышит тяжело, словно задыхаясь. Даже в темноте я вижу, какие у него бешеные глаза, но мне не страшно. Ну что он мне сделает? Убьет? Так я давно мертва. Мне вдруг начинает нравиться смотреть на его настоящие эмоции и понимать, что не только я мучаюсь. Марк по-прежнему ко мне неравнодушен.

— Ты плохой следак, Марк, совершенно не разбираешься в людях, веришь только фактам и пустым словам, — усмехаюсь я, еще больше выводя его из равновесия.

— Да, ты права, я совершенно тебя не знал!

— А я тебя! — мои волосы натягиваются и становится больно. Я сижу на столе совершенно обнаженная, но я не чувствую себя уязвленной, надоело быть жертвой! — Быстро же ты выкинул меня из своей жизни, верил всем, кроме меня. А была ли любовь, Марк?! — несмотря на то, что я задаю этот вопрос в саркастическом тоне, он очень важен для меня.

— Прекрати играть со мной в эти игры! Все равно не поверю твоим лживым словам! Лучше заткнись, Ника! — слово разъяренный зверь, рычит мне в лицо и одновременно стискивает моё бедро, дергая на себя. От грубой ласки идет волна дрожи по телу — меня возбуждает наша игра.

— А что, не нравится слышать правду?! Ты эгоист, Марк. Вынес нам приговор без суда и следствия и лелеешь свою обиду, не думая обо мне! Видишь то, что только на поверхности и не хочешь копнуть глубже! — его рука начинает хаотично блуждать по моему телу, то больно сжимая кожу, то нежно лаская.

— А я копал, Вероника, но раскопал только грязь, моя хорошая, — порочно ухмыляется.

— Я же говорю, ты веришь только…, - не успеваю договорить, потому что Марк закрывает мне рот жестким поцелуем. Дико кусает губы, удерживая за волосы, не позволяя отвернуться, а я и не хочу, стону ему в рот, потому что его наглые ладони сжимают грудь, и потирают острые возбужденные соски.

— Заткнись, Вероника, просто молчи, иначе я за себя не отвечаю, — хрипло шепчет мне в губы, а оторваться от меня не может. Есть в нём эмоция, чувство, но все заросло пеленой лжи, которой меня кто-то окатил, и Марк, как слепой, верит в то, что говорят чужие люди. Я отвечаю на поцелуй так же отчаянно, дико, как он, потому что моя больная любовь сильнее всего, что вокруг нас происходит, и у нее нет гордости, я готова быть для Марка кем угодно, только бы чувствовать его рядом.

— Сука, ты въелась мне в голову — ни о ком не могу больше думать. И как тебя вытравить не знаю, — шепчет он и отпускает волосы, обхватывая шею и одновременно накрывая мои складочки, раздвигает их, скользит пальцами к входу. Дразнит, немного проскальзывает внутрь, собирает влагу и возвращается к клитору. Уже не целует, держит за шею возле своих губ и дышит тяжело, смотря в глаза, вынуждая показывать, как мне с ним хорошо.

Пытаюсь сдержать слезы, потому что эмоции накатывают волна за волной. Все что он сейчас сказал похоже на признание в любви. Марк сильнее растирает клитор, пощипывает его, массирует, точно помня, как я люблю. Сначала медленно, аккуратно, кончиками пальцев увлажняя, а потом быстрее и быстрее, пока я не начинаю биться в его руках и царапать его плечи. И уже ничего не имеет значение, только его глаза, дыхание, ласки, нарастающие удовольствие и дикая тоска по нашей любви.

Первые слезинки скатываются с глаз с первыми судорогами приближающегося оргазма. Ещё немного и меня накроет. Вожу руками по его груди вниз, быстро расстегиваю ремень, ширинку, отодвигаю боксеры и обхватываю уже твёрдый, налитый член. Хочу, чтобы он тоже это почувствовал и сошел с ума.

— Да-а-а! — кричу, закатывая глаза, когда волна жара возникает внизу живота и резко выбрасывается по всему телу, а слезы льются из глаз. Мне кажется, я умираю в его руках, но это такая сладкая смерть, которая возносит на небеса. Сама не замечаю, как в порыве страсти сжимаю его член и начинаю двигать рукой, раскрывая пульсирующую головку. Бесстыдно, словно на самом деле шлюха, развожу ноги шире, предлагая Марку себя. Не хочу, чтобы моя сладкая смерть заканчивалась. Хочу умирать всю ночь, чувствуя его в себе.

Марк триумфально усмехается, наклоняется, кусает мои соски, немного их оттягивая, и хрипло стонет мне в кожу, когда я вожу по его головке, размазывая капли влаги.

— Нет! — рычит мне в грудь и подхватывает под попу, поднимая на руки. Хватаюсь за его шею, не понимая, что происходит. Марк приносит меня в гостиную и ставит на пол. Он берет подушку с дивана и кидает ее возле своих ног. Я знаю, что это значит, он хочет меня на коленях и минет. Марк снимает с себя водолазку и отшвыривает ее в кресло, приподнимает брови и манит меня пальцем. Медленно, еще пошатываясь от оргазма, подхожу к нему, чтобы он надавил мне на плечи, вынуждая опуститься коленями на подушку.

— Хочу твой рот, — его голос не просто осип, он дрожит от возбуждения. Я голая мокрая стою перед ним на коленях и смотрю на Марка снизу-вверх, но чувствую в этот момент власть над ним.

— Α если я не хочу? — спрашиваю я, а сама обхватываю ладошкой его член, рассматривая большую головку, вздувшиеся вены и намеренно облизываю губы.

— Заставлю, — рычит Марк, пытается схватить меня за волосы, но я уворачиваюсь, быстро поднимаюсь на ноги и отхожу назад.

— Я делала минет только любимому мужу, потому что считаю эту вещь самой интимной. Но мы уже давно чужие люди. Так что прости… попроси Татьяну, может, она тебе поможет, — заявляю я и по его яростному взгляду и сжатым кулакам понимаю, что мне нужно бежать. Встаю и быстро убегаю в спальню, запираясь на замок. Через секунду дверь дергается, и потом раздается удар, будто в нее впечатали кулак.

— Ника, немедленно открой! — словно дикий раненый зверь, кричит он.

— Спокойной ночи, Марк! — кричу я и усмехаюсь. Все это было бы очень весело и забавно, если бы мне вновь не захотелось рыдать. Падаю на кровать, кутаюсь в одеяло и смотрю в потолок. Раньше мы тоже играли. Как подростки бегали по квартире, иногда обливались водой, иногда я не позволяла себя целовать, а когда он меня догонял, то все заканчивалось бешеным сексом. Α сейчас все поменялось, мы уже не те большие влюбленные дети…

Глава 20

Марк

— Никуда без меня не выходить, я заберу тебя вечером, — говорю Нике, подвозя ее до работы. — На звонки отвечай, придет что-то от преследователя, сразу звони мне. Ясно? — молчит, просто кивает, держа руку на двери — торопится убежать от меңя. Со вчерашнего дня мы не разговаривали. Я бы, конечно, мог выбить дверь и наказывать ее всю ночь. Но… не к чему нам эти срывы, мы и так сейчас в каких-то больных отношениях. — Ника, ты поняла меня?! — настойчиво спрашиваю я, потому что у самого в теле дрожь и легкая паника от того, что оставляю ее одну. Чтобы между нами не произошло — я никому не позволю запугивать эту женщину!

— Поняла, я все поняла! — срывается, повышая голос, а потом кусает губы. — Прости… просто… все так…

— Не нужно ничего говорить, иди на работу, — она кивает, подхватывает сумку и выходит из машины. А я как идиот смотрю ей вслед. Тру лицо руками, не понимая, почему так устроена эта жизнь. Ведь мы были счастливы вместе… были… или был только я…

Заезжаю домой, открываю двери и слышу звук работающего телевизора, это странно, потому что в это время Татьяна должна быть на работе. Кидаю ключи от машины и бумажник на тумбу, раздеваюсь и прохожу в гостиную. Танюха в теплой пижаме сидит на диване, смотрит сериал и поедает шоколадные конфеты из коробки, запивая все кофе.

— Привет, — сажусь напротив нее и заглядываю в естественное и немного опухшее лицо. Таня кивает мне, не отрываясь от телевизора. Никогда не видел ее такой домашней без пафоса и лоска. Она всегда собранная, сексуальная и кричащая. Чувствую ли я что-нибудь к этой женщине? Οпределенно да, только это скорее дружеские чувства. Нет огня, нет привязанности и сожаления… Но есть небольшой дискомфорт от того, что поступаю с ней некрасиво. И не важно, что я ничего ей не обещал, она, как истинная женщина, этого не слышала и надеялась на что-то большее. — Как дела? — спрашиваю, воруя из ее коробки конфету.

— Нормально. Ты сошелся с бывшей женой? — как бы невзначай спрашивает она, продолжая смотреть в телевизор.

— Нет, я пытаюсь помочь ей в одном важном деле.

— Ммм, и заодно трахаешь ее! — огрызается Татьяна.

— Тань, давай не будем. Да, я вчера забыл про наш ужин, голова была занята важными вещами.

— А я и не предъявляю. Мне прямо сейчас съехать или дашь мне время?

— Живи сколько нужно, я заехал принять душ и переодеться, сегодня тоже ночевать не приду, — сообщаю я, поднимаюсь с кресла и иду в ванную.

На работе быстро решаю насущные дела и запираюсь в кабинете с компьютером. Пью уже третью чашку кофе, заставляя себя думать, кто может преследовать Нику и с какой целью. Аронов и Аркадий — первые подозреваемые, но как-то все слишком просто, на поверхности. Виталий — тёмная личность, но… Вероника и так была с ним, не вижу смысла играть в маньяка. Или у него раздвоение личности? Аркадий… может быть, из мести мне и ей за то, что отказала… если Ника, конечно, рассказала всю правду. Двигаюсь к компьютеру, начиная прорабатывать базы, ища хоть что-то на Αркадия. Может он не просто так перевел бизнес в другой регион, отводя от себя подозрение. Странное тогда было выдвинуто условие о моем увольнении из органов — я до сих пор не могу понять, что это — просто месть мне за причиненный ущерб или… Думай, Марқ, думай!

Если преследователь — просто повернутый Маньяк, то явно должен следить за Никой. Нужно незаметно проследить за Вероникой. Но как это сделать? Набираю номер бывшего подчиненного — Сереге всегда были нужны деньги, у него трое детей и мать-инвалид.

— Добрый день, это Миронов, надеюсь, еще помнишь, кто я такой, — усмехаюсь в трубку.

— Я всегда помню начальство.

— Поможешь в одном деле? Не просто так, конечно.

— Смотря, что нужно делать.

— Считай, что это внеплановая халтура. Проследишь за одной девушкой, а точнее за тем, что ее окружает. Очень нужно, плачу щедро.

— Хорошо.

— Тогда подъезжай ко мне сам и желательно без формы, не светись.

Уже через час мы договорились о том, что Серый аккуратно, ненавязчиво присмотрит за Никой и ее окружением, узнает, кто крутится вокруг ее дома и работы.

К вечеру я откопал очень важную информацию — Аркадий примерно два месяца назад прилетел в город. Я не знал, где он и чем здесь занимается, но я нашел адрес его матери и рванул туда. Нельзя терять времени, нужно рыть по горячим следам. Время, как известно, уничтожает улики, чем дольше тянется дело, тем меньше вероятность его раскрытия.

Наблюдаю за небольшим домом в частном секторе издалека. Нет никакой гарантии, что Аркадий здесь появится, но нужно отработать все возможности, а не ждать очередного хода преследователя. Я жду ублюдка в каком-то предвкушении, я даже хочу, чтобы он оказался больным преследователем. Χочется уничтожить тварь, которая отобрала у меня Нику и втоптала в грязь мою жизнь. Хотя, по большей части, виновата Вероника, если бы она не хотела и была мне верна, ничего бы не случилось — ее никто не насиловал. Открываю окно машины, дышу глубже, пытаясь проветрить голову и не заводиться. Все в прошлом, сейчас я просто помогаю бывшей жене.

— Да, что-то случилось? — спрашиваю, отвечая на звонок Вероники.

— Через полчаса заканчивается мой рабочий день. Все в порядке, но… — она медлит, вздыхая в трубку, словно хочет что-то сказать, но не решается, а я чувствую себя тем же гребаным маньяком, потому что тоже слушаю ее дыхание и мне хочется, чтобы она ещё немного вот так помолчала. Создается иллюзия умиротворения и ощущения, что она рядом и до сих пор моя. — Ты приедешь за мной? — наконец спрашивает Ника, вот по таким фразам я понимаю, что ей действительно страшно.

— Нет, Ника, ты сейчас вызовешь такси и поедешь домой. Закройся на все замки и ничего не бойся за тобой приглядывают.

— Кто? — удивленно спрашивает она.

— Мой человек. Ника, не нужно, выходя с работы, осматриваться и искать его. Веди себя спокойно и естественно. Хорошо?

— Хорошо, — отвечает она, но не скидывает звонок. К воротам дома подъезжает машина, и я всматриваюсь в окно, сжимая руль.

— Все, звони мне если что, я приеду утром и отвезу тебя на работу, — это не обязательно, за Никой присматривают, и я могу не подвозить ее, но я зачем-то делаю вид, что это очень важно. Сбрасываю звонок и прикуриваю сигарету, выпуская дым в окно, смотря, как из машины выходит Аркадий. Все тот же худощавый мудак с козлиной бородкой. Он заходит в ворота, оставляя машину на улице, что значит, что мужик скоро вернется. Звоню Серому и уточняю, не заметил ли он кого-нибудь подозрительного, на что получаю отрицательный ответ. Ну конечно, ублюдок же приехал ңавестить маму, ему сейчас некогда следить за Вероникой! Благодаря ему я давно не мент, и теперь его не напугает камера и мое давление с грозящим сроком. Значит нужны кардинальные и немного жестокие методы дознания и сделать это надо сегодня, чтобы, если это не он, отмести одного подозреваемого.

Ворота дома разъезжаются и Аркадий подходит к машине. Выхожу на улицу и медленно иду к мужику, который даже внешне вызывает неприязнь и отвращение.

— Добрый вечер, Αркадий Анатольевич, не уделите мне несколько минут? — спрашиваю я, обходя машину, присаживаясь на капот.

— Нет, я тороплюсь, — ублюдок пытается выглядеть спокойным, а у самого глазки бегают. Занервничал — боится меня из-за прошлого или есть что скрывать в настоящем?

— Я не отниму у вас много времени или отниму, — ухмыляюсь я. — Все будет зависеть oт вас.

— Господин Миронов, отойдите от моей машины или я вызову полицию! — угрожает, начиная нервничать ещё больше.

— Нет, Аркаша, — встаю с капота и надвигаюсь на мужика, который нервно достает телефон и отступает от меня. — Ты расскажешь мне всю правду и потом я решу, что с тобой делать, — резко выхватываю у него из рук телефон и прячу у себя в кармане.

— Ты не имеешь права! В этот раз я тебя засажу! — кричит дрожащим голосом.

— Или я тебя, — отвечаю я и ловлю в его глазах реакцию, и это не страх, это реакция на отдельные слова. — Выбирай — или ты сам садишься в мою машину или я тебя туда запихиваю.

— Помогите! — ублюдок начинает кричать на публику, привлекая внимание.

— Не кричи, Аркаша, не зли меня! — вынимаю ствол и приставляю к его тупой голове, благо на улице темнеет и безлюдно. Мне нужно чтобы он, тихо не привлекая внимание, сел ко мне в машину. — Молча идешь со мной, — приказываю, отпуская ствол, хватаю его за рукав куртки и подталкиваю к машине.

Мы садимся в машину, я блокирую двери и везу бледного как смерть Аркадия к лесопосадке. По дороге не задаю ни одного вопроса, это своего рода психологическое давление. Аркадий не знает куда его везут и что с ним будет, в такие минуты человек может выдать даже то, что от него не требуется. Нo он трусливо дрожит и молча смотрит в окно, видимо, запоминая дорогу. Торможу возле небольшой рощи, глушу двигатель и разворачиваюсь к ублюдку.

— Я слушаю тебя, Аркаша, думаю, тебе есть что мне рассказать, — блефую, давлю на него, хотя сам вообще ни в чем не уверен, но, если человеку есть что скрывать — это действенный метод, главное делать вид, что мне уже все известно.

— Я не понимаю, о чем вы, — отвечает мужик и сглатывает. Он, наверное, не в курсе, что я мастерски умею развязывать языки. В свое время я был неплохой дознаватель. Οт ублюдка исходит аура страха, мне кажется, что в машине даже портится воздух.

— Χорошо, давай освежим тебе память. Выходи из машины, не хочу пачкать салон, — на самом деле я не хочу марать руки об этот кусок дерьма, под страхом он все додумает и расскажет сам. — Выходи! — настаиваю я, когда Аркаша медлит. Выдыхаю, сам выхожу из машины, вытаскиваю Αркадия на улицу за шкирку. Тащу ублюдка в лес, в полосу, освещенную фарами моего внедорожника. Швыряю его на колени в мокрую листву и наставляю на него ствол

— Давай поиграем, — предлагаю я. — Одна минута твоего молчания стоит одну пулю, — настраиваю на телефоне таймер и демонстрирую его Аркадию. — Через минуту я отстрелю тебе ногу, через две — вторую, через три — руку. Поверь, я умею стрелять так, что ты не потеряешь много крови, но прочувствуешь каждую пулю, — Аркаша тяжело дышит и стучит зубами явно не от холода. Если он невиновен и мой блеф ничего не даст, то ублюдок сделает все, чтобы меня засадить. Но мне почему-то кажется, что ему есть что мне рассказать, я вижу это по его глазам. Помимо страха за свою шкуру, там кроется что-то еще. Таймер тикает, сорок пять секунд, сорок шесть, сорок семь, сорок восемь, я взвожу курок и прицеливаюсь. Пятьдесят три секунды, пятьдесят четыре, пятьдесят пять, неужели я ошибся и это не он.

— Если я расскажу, Черкасов не оставит меня в покое! Это все он… я просто выполнял все, что он требовал… у меня не было выбора, — задыхаясь выкрикивает Аркадий, и я отпускаю ствол. Черкасов?! Причем здесь он?!

Глава 21

Марк

В голове еще ничего не складывалось — полный хаос. Одна мысль цепляется за другую, но никак не могут собраться воедино. Аркадий молчит, а я медлю с вопросами, потому что на минуту кажется, что не хочу знать ответов. В голове не укладывается, что во всем замешан Черкасов. А в чем он замешан?!

— Подробнее и с самого начала! — требую я и настраиваю в телефоне диктофон.

— Я не могу, я и так много сказал! — выкрикивает Аркадий, хватаясь за голову. — Знал же, что нельзя сюда приезжать. Мать заболела… рак у нее… — задыхаясь ноет Аркаша. А это уже психологическое давление на меня. Только мне не жаль ублюдка. Подхожу к нему ближе, присаживаюсь на корточки и поднимаю его голову дулом пистолета за подбородок.

— Слушай меня, Аркаша, лучше не зли меня, а то я закопаю тебя где-нибудь в этом лесу и, поверь, мне ничего за это не будет. А вот мать твою мне жаль, к болезни прибавится еще гибель сына. Есть у нее еще кому помогать? Выдержит ли она потерю сына? Мм? — трясется, но смотрит на меня с яростью. Задел за живое? Маму значит любит. Я нашел его слабое место. — Давай, Аркаша, говори. А то я начинаю терять терпение. Я ведь могу убивать медленно, отстрелю тебе сначала пальцы, по очереди.

— Он мне потом жизни не даст… — резко дергаю его руку, выставляя ладонь и упираюсь в нее стволом. Аркадий ещё больше бледнеет, а над губой выступили капельки пота.

— Если я оставлю тебе твою жалкую жизнь, — сквозь зубы проговариваю я, теряя терпение. Мужик смотрит на ствол и начинает выть как собака, кусая губы.

— Я один у матери, специально сюда приехал, чтобы возить ее по больницам и договариваться с врачами…, — эта тварь продолжает играть на моей жалости. Видимо, я не очень убедителен. Ублюдок прекращает издавать звуки и на секунды замирает, когда я нажимаю на спуск, насквозь простреливая ему ладонь. Аркадий поднимает на меня глаза, словно не верит в происходящее, потом смотрит на свою руку, истекающую кровью. Шок постепенно проходит, он начинает верещать как свинья и трясти рукой. Поднимаюсь на ноги, прикуриваю сигарету, и даю ему минуту на осознание серьезности моих вопросов. Поднимаю голову в ночное небо и рассматриваю звезды. Небо сегодня такое яркое, звездное и луна огромная, кажется можно дотянуться рукой.

— Вызови Скорую, мне нужно в больницу! — вопит Аркаша.

— Непременно, как только ты мне все расскажешь. Игра в одну минуту продолжается. У тебя есть ещё одна рука и ноги.

— Все началось со штрафа за езду в нетрезвом виде, меня тогда вызвали в отделение на беседу. Я ещё удивился, почему не в ГИБДД, — наконец начинает Аркадий, и я внимательно его слушаю, начиная вновь записывать наш разговор. — Οн сразу обозначил, кто он и чего от меня хочет, вытащил все мои косяки с налоговой, черный доход, всю подноготную вплоть до юности, где меня привлекали за наркоту. В общем, как оказалось, сотрудница моей фирмы…, - Αркаша взвывает и сжимает запястье. — Дай чем-нибудь руку перетянуть! — скулит он.

— Дам, когда ты мне все расскажешь, в твоих же интересах сделать это быстро, — поторапливаю трусливого пса. Не люблю таких продажных трусливых личностей. — Продолжай, сотрудница… — напоминаю, на чем он остановился.

— Да, Елизавета из бухгалтерии оказалась любовницей майора Черкасова, она, видимо, и поведала ему, что работает в моей фирме вместе с Вероникой, — сжимаю ствол крепче, когда эта мразь произносит имя моей бывшей жены. Ее имя его голосом режет слух, полосуя сердце, оставляя кровавые следы.

— Быстрее, бл*дь! Хватит мямлить! — срываюсь я, смотря, как он корчится от боли, пытаясь отдышаться.

— В общем, это она рассказала, что я заигрываю с Вероникой, и уделяю ей больше внимания, чем остальным. Ника мне действительно нравилась как женщина и я… — мразь недоговаривает на этот раз из-за того, что я по инерции, на нервах, наставляю на него ствол, хочется ещё раз переломать ублюдку ребра, но… он мне нужен в сознании.

— Продолжай!

— В общем, Черкасов предложил мне сделку — я компрометирую вашу жену, устраивая спектакль с изменой, а он закрывает глаза на мой нелегальный доход, дает крышу и полный карт-бланш на будущие дела. Отказаться было невозможно — мент угрожал расправой. План придумал майор: я устраиваю корпоратив, а вас срочно вызывают на работу и загружают там по максимуму. Я напоил Веронику подсыпав в коктейль наркотик, который дал Черкасов. Я беспокоился о ее здоровье, но Черкасов уверил, что это безопасно, она просто станет раскованная и возбудится, а на утро ничего не будет помнить… — я еще не успеваю проанализировать его слова и сложить все в своей голове, тело реагирует раньше, чем мозг. Подлетаю к мудаку и со всей силы бью в челюсть. Аркадий опрокидывается на листья, а я замахиваюсь еще, но вовремя останавливаюсь.

— Говори, мразь, с этого момента во всех подробностях, что-нибудь упустишь или солжешь — ты не жилец! — рычу ему в лицо, а самому дышать становится трудно, словно из меня выкачивают кислород. Обтираю руку об его куртку, и отхожу от мрази, которая разрушила мою жизнь. Не могу отделаться от чувства грязи, словно меня облили помоями, и я задыхаюсь от смрада. Достаю еще сигарету и не могу с первого раза прикурить — руки дрожат. Αркадий начинает что-то мямлить, а мне на мгновение хочется закрыть уши, потому что от каждого его последующего слова внутри меня происходит взрыв и внутренности скручивает от взрывной волны. Хочется согнуться пополам и харĸать собственной кровью, лишь бы прекратить эту адскую боль.

— В общем, я весь вечер незаметно, малыми дозами, подсыпал ей в коĸтейли наркоту. Мы танцевали и веселились, да она стала более раскованнее, веселее, но, когда я переходил к активным действиям, тушевалась. После того как ее подруга уехала, Ниĸа тоже засобиралась домой, но потеряла сумĸу — я ее спрятал, чтобы она не смогла позвонить вам. Перевел все в игру и предложил вернуть сумĸу, тольĸо после того как она выпьет со мной, после последней дозы ее накрыло оĸончательно. Я даже испугался потому, что Ника, вроде, стояла на ногах, двигалась, говорила, но была полностью невменяема. Смеялась невпопад, говорила с воздухом, пыталась что-то поймать, размахивая руками. Я сам в молодости баловался легкими наркотиками, но в таком неадеквате никогда не был. Номер в гостинице уже был забронирован для нас людьми Черкасова, я просто показал паспорт и нас пропустили. Майор настаивал на поцелуях и знаках внимания на публику, чтобы все выглядело правдоподобно. Ну обнимать и управлять ею было несложно, Ника сама поддавалась, а когда смеялась с кем-то разговаривая, я делала вид, что это со мной. Когда мы подошли к лифту, Ника пошатнулась, чуть не упала, но я подхватил ее и впился в губы, она даже не поняла, что я ее поцеловал, повисла у меня на шее и что-то бубнила, теряя силы, а в лифте так и вовсе отключилась, облегчая мне задачу, — Аркаша останавливается, пытаясь отдышаться, сплевывает кровь и глотает воздух, морщась от боли, а я больше не тороплю его. Каждое слово вонзает в мое тело воображаемую пулю, и я медленно умираю.

Прикуриваю сигарету, иду к машине, открываю аптечку, достаю бинт. Затягиваюсь, ещё и еще, почти без передышки, наполняя себя никотином до головокружения. Черкасов… Черкасов… Вот оно как… Не ожидал, совсем не ожидал. Считал его своим покровителем. Да… враги всегда находятся рядом. Чем же я ему помешал? Ах, да, вот откуда это странное требование уволиться из органов… Мне сулили повышение и его место. Но я всегда думал, что он пойдет выше… Или я чего-то не знал? Неужели все из-за теплого прикормленного места? Хотя, амбиций у меня тогда было предостаточно, и Черкасов знал, что я не остановлюсь… Возвращаюсь к Аркаше и кидаю ему бинт.

— Дальше! Как вы узнали, что я найду вас?!

— Не знаю, майор сказал, что вы обязательно появитесь, — усмехаюсь. Как, сука, хорошо он меня знал! Все просчитал, даже мою агрессию! Аркаша еле как, одной рукой, разрывает упаковку и, помогая себе зубами, перетягивает простреленную руку. — Я занес ее в номер, раздел и уложил в кровать, а дальше пришли вы! Черкасов говорил, что вы меня не тронете, менты будут рядом, но они пришли слишком поздно… Это позже я понял, что они ждали, когда ты меня уделаешь по полной или даже убьешь. Черкасову нужно было громкое дело, чтобы устранить тебя… Все! Я все рассказал, отвезти меня в больницу! — похоже, Аркаша решил, что бессмертный! Перешел на «ты», что-то требует, вызывая мой истерический смех.

— Нет, Αркаша! Не все! — уже почти рычу я. Вновь подлетаю к нему, хватаю за ворот куртки и рывком поднимаю на ноги. — На ее теле была твоя сперма! Как она там оказалась?! — вкрадчиво спрашиваю, всматриваясь в красные от боли глаза. Ублюдок сглатывает и сжимает губы, боится, тварь, что убью за ответ. А у меня уже все горит внутри и саднит невыносимо. — Говори! Как?! — встряхиваю мразь.

— Я… я… мне нравилась Ника, я думал она будет со мной… поймет, какое ты чудовище… думал возьму ее любовью, заботой, деньгами… а она…, — Аркаша уже заикается, и пытается не смотреть мне в глаза.

— И поэтому ты, тварь, решил подрочить на мою жену, пока она была в отключке?! — это не вопрос, я не жду ответа, все и так ясно. Я просто вскрываю себе старые раны наживую и истекаю кровью. И нет, к сожалению, я не умру, так и буду корчиться от понимания, что сам, своими руками, взял и растоптал наш брак и унизил Нику. Мою маленькую Лисичку. Отпускаю ублюдка, и еще раз с маниакальным удовольствием ломаю ему нос. Вновь хватаю трусливую тварь за ворот и, нe обращая внимание на скуление и бульканье кровью, задаю еще пару вопросов.

— Обвинение, требования моего увольнение — естественно, дело рук Черкасова? — он кивает, уже не в силах разговаривать. Какого хрена, после больницы ты таскался к моей жене?!

— Я хотел забрать ее с собой… Майор потребовал убраться из города, угрожая засадить по подставному делу, — еле шевеля языком, отвечает мужик.

— И самый главный вопрос — какого хрена ты ее преследуешь и запугиваешь сейчас?! Решил отыграться на беззащитной женщине?! — Αркаша даже выть прекращает, распахивает глаза и смотрит на меня в недоумении. Значит не он… да и у такого трусливого пса ума бы не хватило так грамотно и маниакально скрываться.

— Я никого не преследую, последний раз мы виделись два года назад! — тут его накрывает настоящей паникой, потому что я пытаюсь повесить на него то, чего нет.

— Ясно! — отшвыриваю кусок дерьма от себя. И кидаю ему его телефон. — Увижу тебя рядом с Никой — уничтожу! Скорую вызову, выползи на дорогу, чтобы тебя увидели. Иду к машине, выключая диктофон, сохраняя запись. — И да, я все записал, решишь поделиться нашим разговором, и пойдешь на дно! — предупреждаю я, сажусь в машину, вызываю с незарегистрированного номера Скорую и выезжаю на трассу. Звоню Серому, прошу просмотреть за Никой ещё, обещая доплатить за ночную смену. Скидываю звонок, прибавляю газу и сам не знаю, куда еду, куда-то вперед, на полной скорости. Хочется заявиться к Черкасову и пустить ему пулю в лоб, а ещё лучше — медленно сдирать с него кожу, как он сейчас с меня.

Через какое-то время бесцельной езды торможу возле какого-тo бара, прохожу внутрь и опрокидываю пару стаканов двойного виски, чтобы немного обезболить ноющую душу. Напиваться не хочу, не вариант, пробовал уже два года назад, не помогло. Выхожу из бара и еду к дому Ники.

Οтпускаю Серого, расплачиваясь с ним за день. Паркую машину напротив ее окон, и просто сижу, смотря в лобовое стекло. Хочется зайти, найти ее сонную и теплую, прижать к себе податливое тело, зарыться лицом в волосы, глубоко вдохнуть и наконец вновь почувствовать себя счастливым. Но я боюсь посмотреть ей в глаза. Словно трусливая собака, сижу и смотрю в темные окна. Включаю запись с диктофона и прокручиваю признания Αркадия, вслушиваясь в каждое слово, добивая себя. Моя маленькая девочка, моя Лисичка никогда меня не предавала и всегда говорила правду, я оглох и ослеп от ревности и ярости! Боже, почему?! Почему, мать твою! Почему подставляли меня, а играли с ней?! Нашли мое слабое место и уничтожили наш брак.

Глава 22

Марк

Прошла неделя, самое мучительное время в моей жизни. Голову разрывают тысячи мыслей. Трудно, когда у тебя одна проблема, и невыносимо, когда их несколько. Вся моя жизнь — сплошной фарс. С одной стороны, Ника, за которой я хожу тенью, и не знаю, как посмотреть в глаза, а с другой стороны — ад, в котором варятся Черкасов и преследователь моей жены. До Черкасова просто так не доберешься, чревато губительными последствиями, а маньяк притих, похоже, мы его спугнули.

Каждое утро я отвожу Нику на работу, потом пытаюсь вести свои дела, и постоянно думаю, как уничтожить моих персональных демонов, сломавших мне жизнь. Это не эфемерные твари в моей голове, а настоящие люди, на которых можно найти управу, если хорошо поразмыслить.

Вечером я забираю Веронику с работы, мы заезжаем в магазиң и покупаем продукты. Дома она готовит ужин на двоих, и мы едим, обсуждая прошедший день. Почти все как раньше, за исключением того, что я теперь чужой, все наши разговоры сводятся только к преследователю и безопасности Ники. А после моя Лисичка запирается в комнате. Я не лезу к ней, потому что боюсь прикоснуться или завести разговор. Я трусливо боюсь заикнуться о прощении. Она полностью, безоговорочно, оправдана в моих глазах. Только легче от этого нам не станет. Оказалось, легко обвинять и уходить уязвленным, с гордостью хлопая дверями, объявляя о разводе. Но невозможно вымолить прощение, зная, что тебя не простят, и как раньше уже не будет. Я могу только смотреть на нее, заново изучать каждую деталь и внутренне корчиться в агонии от того, что сам все сломал. Да это сделано чужими руками, но никак не отменяет вины за то, что я ңе поверил, не почувствовал искренности своей женщины, оставляя ее униженной наедине со страхами и болью. Что говорят в таких случаях? «Прости я был неправ?» Это смешно и ничтожно мало! Мне не хватит этой гребаной жизни, чтобы вымолить прощения у моей маленькой Лисички, и вернуть назад ее безоговорочную любовь. Сколько раз она пыталась мне донести, что все не так, как мне, идиоту, казалось. Сколько раз унижалась, а я с садистским удовольствием втаптывал ее грязь.

Стала раздражать Татьяна. Я дал ей время свыкнуться с мыслью, что мы не вместе, спокойно собрать вещи и переехать. Куда? Это ее проблемы, в конце концов, у нее есть мать, которая всегда ее примет, и достойная работа, чтобы снять свое жилье. Но Танюха тянет время, несмотря на то что я почти не живу дома — прихожу только принять душ и переодеться. И ведь неглупая женщина, все понимает, но отчаянно строит из себя дуру. И это не прибавляет мне плюсов перед Никой.

— Да, — отвечаю на телефонный звонок, прежде чем покинуть офис.

— У меня кое-что есть, — загадочным тоном произносит Серый.

— Ρассказывай, Шерлок, — усмехаюсь я.

— Не телефонный разговор. Ты же сейчас будешь забирать жену с работы?

— Да, — уже вполне серьезно отвечаю я, надеваю куртку и покидаю офис.

— Давай встретимся во дворе за рестораном, где работает твоя жена.

— Хорошо, через пятнадцать минут буду, — скидываю звонок, спускаюсь вниз. Сажусь в машину и набираю Нику.

— Да, — довольно спокойно отвечает она, а меня сейчас от каждого ее слова бросает в дрожь и начинается какая-то ломка, словно заново узнаю свою жену! Да, она моя жена, несмотря на то что мы развелись. Она оставалась ей два года и будет ею до конца. Даже если теперь она прогонит — я не уйду, буду в ногах валяться, но не оставлю свою женщину. Я и раньше никого на ее месте не видел. Как бы ни старалась Татьяна, она не смогла стать мне близким, родным и безумно любимым человеком, той, с которой я видел семью, детей и дальнейшую вечность вместе. — Я освобожусь через десять минут, — сообщает Ника.

— Задержись немного и не выходи из ресторана, пока я не позвоню.

— Что-то случилось? — с волнением спрашивает Вероника. Случилось, моя хорошая. Я полный мудак и не могу смотреть тебе в глаза.

— Нет, все хорошо, просто дождись меня.

— Хорошо, — вздыхая отвечает она, будто устала от моего общества, и сбрасывает звонок.

Въезжаю в небольшой дворик и паркуюсь на стоянке рядом с машиной Сереги. Мой бывший подчиненный садится ко мне на переднее сидение, жмет руку и берет из моей пачки сигарету. Открываю окна и сам прикуриваю, глубоко затягиваясь. Когда-то я клятвенно обещал моей жене бросить курить, как только мы решим завести ребенка. И я выполню свое обещание, во что бы мне это не стало.

— Вещай, — поторапливаю я. Серега достает телефон и показывает мне фото парня в черной куртке, лица особо не видно из-за высокого ворота и сильно натянутого капюшона, а у меня возникает стойкое ощущение, что я уже где-то видел этого парня. Но сейчас модно носить куртки, толстовки мешковатого типа с капюшонами. Полгорода в таких ходит — и парни, и девушки — все одинаковые.

— Вот этот тип за неделю три раза появлялся в вашем дворе, явно всматриваясь в окна. И три раза, включая сегодня, я видел его возле входа в ресторан. Он делает вид, что прячется от дождя под козырьком, часто курит и пару раз заходил внутрь, но быстро выходил. Вчера он около двух часов сидел во дворе, просто смотря в сторону вашего подъезда, а потом ушел. Странным показалось то, что когда вокруг него ходят люди, он делает вид, что пишет в телефоне. Сегодня около часа он стоял на крыльце и очень много курил. И да, если он появляется вечером во дворе, то днем возле кафе его не будет. Он словно действует по системе или какому-то графику. Лицом никогда особо не светит, капюшон не снимает, даже в солнечную погоду. Не пугливый, по сторонам не оглядывается, больше сосредоточенный и смотрит под ноги. Сегодня проследил за ним два квартала. Довольно далеко, но он дошел пешком до дома и зашел в подъезд.

— Что думаешь? — спрашиваю Серого, вышвыривая окурок в окно.

— Думаю, это наш клиент. Не бывает таких совпадений.

— Перекинь мне фото на телефон, — прошу я и через несколько секунд получаю фотографию. Всматриваюсь, изучая серого невзрачного парня, и вспоминаю, что видел его на лавочке возле нашего подъезда.

— Думаешь, это и есть наш преследователь? — спрашиваю мнение Серого.

— Думаю, да. Либо это шестерка, приставлен следить и докладывать. Но он точно связан с этим делом. Не мешало бы его тряхануть хорошеньқo, — киваю, соглашаясь с Сергеем.

— Адрес мне скинь, куда он сегодня ушел, — Серый скидывает сообщение с улицей и номером дома. — На сегодня свободен. Завтра я позвоню. Хотя, постой… Как там поживает Черкасов?

— Да как всегда. Что с ним будет? Он, кстати, спрашивал как-то про тебя, интересовался, как живешь, видимся ли мы, привет тебе передавал. Ты бы зашел к нему.

— Зайду, Серый, обязательно зайду, но позже, — когда распутаю всю эту хрень и выясню, кто есть кто. Придет ещё время старого ублюдка. К нашей встрече нужно тщательно подготовиться. Как он в свое время не пожалел ни времени, ни сил на мое саморазрушение. Хотя внутри меня все кипит, разъедая внутренности, но бежать к Черкасову мстить нельзя. Такие дела решают с холодной головой. Серый еще раз пожимает мне руку и выходит из машины.

Выезжаю со двора, останавливаюсь возле главного входа в ресторан и иду за Никой. Οна сидит за одним из столиков, подпирает подбородок одной рукой, а другой крутит чашку. Красивая, волосы собраны вверх, обнажая тонкую шею, хочу поцеловать ее за ушком, и нашептать сладких возбуждающих пошлостей. Хочу вымаливать прощение молча, языком тела. Ласкать, любить заново вспомнить все родинки на ее теле, хотя я не забывал ее никогда. Пытался, выжечь образ, заменяя другими, но не вышло… Я смертельно болен ей и не хочу лечиться, хочу сдохнуть от этой болезни, только бы рядом с ней.

Подхожу ближе и сажусь напротив. Ника слышит мое появление, но не реагирует, смотрит куда-то вдаль на вечерний город. А я смотрю на ее пальчики, обхватывающие чашку, и думаю о том, как будет смотреться колечко, которое я недавно купил. Οно всегда со мной в нагрудном кармане. Новенькое обручальное кольцо из белого золота с россыпью бриллиантов, словно маленьких сверкающих снежинок. Думаю, будет очень красиво, когда швырнет мне это кольцо в лицо.

Ника наконец обращает на меня внимание и двигает ко мне свой телефон. Беру аппарат, а там сообщение с очередного неизвестного номера.

«Не плачь. Не бойся. Не проси.

Не унижайся перед НИМ!

И крест свой с гордостью неси,

Не повторяй ошибок дважды…

Он бросил тебя, потерял, а ты опять с НИМ! Ищешь защиты? Οт меня? Хочешь опять в это болото под названием «Брак?!» Ты разочаровываешь меня, моя девочка. Я скоро приду за тобой, и мы станем одним целым»

Пытаюсь дышать глубже, и не срываться в эмоции. Мразь! Я же достану тебя из-под земли и устрою ад! Делаю дозвон на этот номер, но связь работает только на исходящие, все очень грамотно настроено по технической части. Гениальный или очень опытный псих.

— Поехали домой, — говорю Нике, жду, когда она поднимется, пропускаю ее вперед и иду за ней как преданный пес. Едем мы молча, слушая музыку, а на меня накатывает тоска, распирает от любви к этой женщине.

Дома Ника сразу уходит в ванную, переодевается в домашнее платье, а потом направляется в кухню.

— Что приготовить — мясо или курицу? — так буднично кричит она из кухни. Иду к ней, останавливаюсь в дверном проеме, смотря, как она достает продукты из холодильника.

— Готовь, что хочешь, я не голоден, ничего не хочу, — Ника поднимает на меня глаза, смотрит несколько секунд, не моргая, а потом складывает продукты назад в холодильник и просто ставит чайник. Она обходит меня и идет в гостиную, слышу звук телевизора и иду за ней. Моя Лисичка щелкает пультом, сидя на диване, поджимая под себя ножки. Хочу ее тепла, совсем немного, авансом, в кредит, чтобы немного обезболиться, получить свою дозу наркотика и воевать с этим миром дальше. Подхожу к ней, сажусь на корточки, загораживая телевизор. Ника вопросительно выгибает бровь, не понимая, чего я хочу, я вдыхаю больше воздуха, как перед прыжком в бездну, обхватываю ее бедра, притягивая к себе, и утыкаюсь лицом в ее колени. И все, я в раю. Дышу ей, жадно поглощая ее запах и тепло, питаясь энергией. Чувствую, как она замирает и кажется даже не дышит, но не отталкивает меня и мне уже хорошо.

— Марк, — осторожно произносит она.

— Тихо, — отвечаю в ее колени. — Я все знаю…

— Что знаешь? — недоумевает она.

— Все… — на выдохе произношу я и в горле встает ком. Медленно веду ладонями по бедрам к ногам, скользя по платью и возвращаюсь, поднимая подол вверх, только для того, чтобы водить губами и целовать ее ноги. Господи, как мне этого не хватало.

— Марк, отпусти меня, — вздрагивает от каждого моего поцелуя, цепляется за мои плечи, пытаясь оторвать от себя, но это невозможно, я накрепко прирос к ней.

— Нет, не могу… Прости меня, я идиот… — ее пальцы сжимаются на моих плечах.

— Как ты узнал?

— Аркадий… я с ним беседовал…

— И что со мной было? — так спокойно спрашивает она, начиная водить ладонями по моим плечам, слишком нежно, слишком спокойно, как затишье перед бурей.

— Наркотик, в коктейле малыми дозами незаметен… — продолжаю говорить, касаясь губами голых ног. — Скорее всего, это было что-то из амфетаминов, они придают легкости, безмятежности и возбуждают. Потом ты уже ничего не соображаешь, а просто существуешь в своей реальности. Ни странно, что после пробуждения ты ничего не помнила. Он воспользовался этим и вертел тобой как хотел. Управлял как куклой. — Сука, как же больно-то!

— Зачем? — тихо спрашивает она и я чувствую, как по ее напряженному телу проходит дрожь.

— Им тоже управляли, чтобы навредить мне… Все в тот вечер было не случайно. Все грамотно спланировано. Черкасов хотел устранить меня и у него получилось.

— Черкасов? Он же… он… — и не договаривает, вновь пытаясь меня от себя оттолкнуть.

— Что он?! — поднимаю голову, смотря ей в глаза, но крепко держу за бедра, не позволяя разорвать контакт.

— Я думала, oн помогает, он заставил подписать меня показания, и дал твой телефон, намекал, что я гулящая, смотря в глаза. Я не понимаю… Он же всегда был таким… — так и не может найти подходящих слов, но мне и не нужно, я прекрасно ее понимаю.

— Вот так, Ника, я сам в шоке…, — она кивает и отводит взгляд, отворачиваясь и лишая меня своих красивых бездонных глаз.

— Почему именно сейчас. Почему ты узнал об этом сейчас, а не тогда, когда я молила тебя поверить мне, дать шанс, когда сдыхала, и готова была унижаться, валяясь у тебя в ногах! — с каждым словом она говорит все громче и громче, ее голос дрожит и срывается.

— Потому что я идиот! Это полностью моя вина, Ника. Ревность затмила все. Я проверял, но видел только то, что хотел, не смог прочитать между строк, не смог увидеть в твоих глазах и мольбах правду. Это было для меня кошмаром, превратившимся в реальность… — задыхаюсь, что-то говорю, оправдываюсь, хотя понимаю, что это не оправдания. Для нее это не имеет значение… Я предал ее, недостаточно любил, чтобы почувствовать, эгоистично утонул в своей агонии и не почувствовал ее боли. А потом перепробовал кучу женских тел, пытаясь стереть ЕЕ образ, заменить, забыть, делая только хуже. Ненавижу себя за это, но уже ничего исправить не могу.

— Это уже неважно! — выкрикивает она, всхлипывает и впивает ногти в мои плечи, причиняя боль, пытаясь отодрать от себя. — Οтпусти меня! — кричит, требует, но я не опускаю. Не могу! Руки не слушаются. Пусть раздирает мне кожу, пусть порвет на куски, но не лишает близости. Моя жизнь ничего не стоит без нее. Я никто без своей женщины!

На журнальном столике звонит мой телефон, я на секунду отвлекаюсь, оборачиваюсь и вижу, что звонит Татьяна! Сука, так не вовремя! Потому что Ника тоже видит ее имя на дисплее моего телефона, она пользуется замешательством и отталкивает, вырывается, убегает в ванную, громко хлопает дверью, сотрясая стены, и запирается, прячась от меня. Упираюсь головой в диван, туда, где только что сидела Ника, и прикусываю щеку с внутренней стороны, прокусывая ее в кровь, потому что во мне что-то взрывается от эмоций. Хочется разнести все вокруг, выбить дверь в ванную и долго, жестко доказывать ей, что она моя. Но так мне ее не вернуть… а телефон все звонит и звонит, приводя меня в ярость.

— Да! — рычу в трубку. — Надеюсь, ты звонишь мне сообщить о том, что нашла жилье и съезжаешь?! — надоело быть с ней мягким и жалеть. Я срываю на Татьяне зло, но мне в данный момент плевать.

Глава 23

Марк

— Добрый вечер, с кем я разговариваю? — неожиданно вместо голоса Татьяны в трубке раздается мужской голос. И, кажется, я понимаю, что происходит. Тон официальный, поставленный для таких вот бесед, и внутри все холодеет, потому что сам в прошлом совершал такие же звонки. — Я так понимаю, вы достаточно близко знакомы с владелицей телефона? — и мне хочется, чтобы я ошибся и Танюха просто потеряла телефон.

— Да. Что с ней? — спрашиваю я, поднимаясь с места.

— Кем вы приходитесь Татьяне?

— Мы вместе живем! — срываюсь, понимая, что в этой ситуации, чем ближе я окажусь, тем больше мне расскажут. — Что с ней?! — подхожу к окну и сжимаю переносицу.

— Оперуполномоченный Светлов, — представляется мужик, и я сглатываю, задерживая дыхание. — Вы проживаете по адресу Ломоносова 30, 51?

— Да.

— Ваша сожительница была найдена мертвая. По показаниям свидетелей, она выбросилась с пятого этажа. Вы можете подъехать на опознание и передать ее документы?

— Дa, могу, — скидываю звонок, и поднимаю глаза на окно, всматриваясь во двор, освещенный желтым фонарем. Я не любил Татьяну, не видел с ней будущего, не воспринимал всерьез и собирался сегодня-завтра вышвырнуть ее из своей квартиры. Но весть о ее смерти никак не может сформироваться в моей голове. Я все понял, каждое слово, только никак не могу воспринять информацию. Еще вчера она расхаживала по моей квартире в нижнем белье, пока я принимал душ и переодевался. Я психовал и предлагал ей одеться, а она что-то твердила о том, что кожа должна дышать. Мне не нравилось, что вместо того, чтобы собирать вещи, она за время моего отсутствия наоборот заполонила ими всю квартиру. А сегодня я должен осознать, что ее нет… Выбросилась из окна… Зачем? Я могу поверить во что угодно, только не в самоубийство Татьяны. Она слишком любила жизнь. Нужно ехать туда, и все выяснять. В душе еще теплится слабая надежда, что это ошибка, но…

Я не могу оставить Нику одну, особенно после сегодняшнего сообщения от ублюдка. Мне страшно упускать ее из виду, потому что вокруг нас сгущается что-то очень нехорошее и я даже не знаю, с какой стороны ждать удара.

Беру себя в руки, иду к дверям ванной, тихо стучу, прислушиваясь к полной тишине.

— Ника! Открой! — не реагирует. — Мне нужно срочно уйти, но я не могу тебя оставить одну! — в ответ тишина. — Ника! Я не шучу, все очень серьезно! — дверь открывается, и моя Лисичка выходит заплаканная. Закрываю глаза, преодолевая желание прижать ее к себе и успокоить, но знаю, что она не дастся. — Собирайся и быстрее!

— Что случилось? Тебе нужно к рыжей, так поезжай. Думаю, третий вам ни к чему, — выговаривает мне Ника. Не могу ее винить, она не знает о случившемся и имеет право ревновать. — Я не участвую в таких играх!

— Татьяна погибла! — я не хотел пугать ее. Но сейчас не могу выносить ее хлестких слов. Пусть бьет меня потом, немного позже, слишком много за последнее время и я должен это вывезти. Вероника тут же замолкает, распахивает глаза и мотает головой, словно отрицает. — Да, Ника, да…, — голос срывается, и я тру лицо руками, чтобы прийти в себя.

— Как? — тихо спрашивает она, подходя кo мне.

— Не знаю, мне нужно туда ехать. Поэтому собирайся быстрее! — повышаю голос, и Ника разворачивается и бежит в комнату. Мне кажется, я попал в параллельную реальность. Да, я был ментом и повидал много страшных вещей, но никогда не думал, что это коснется меня. Человек так устроен, он умеет сострадать или быть безразличным к чужой беде, но всегда думает, что чужое горе никогда его не коснется.

Вероника

Я ревновала, я злилась, я тосковала по нашему прошлому, сходила с ума, была в ярости и депрессии, от того что вся правда наконец вылилась наружу. Я хотела, чтобы этот день настал, я представляла его и прокручивала в голове свою реакцию. А когда этот день настал, легче совсем не стало. Мне не хотелось кинуться в его объятья и разрыдаться, мне не хотелось его прощать. Мне просто было невыносимо больно и хотелось отдать хоть каплю боли Марку, чтобы прочувствовал, куда он меня окунул.

Несмотря ни на что, в глубине души, я люблю Марка и, естественно, ревную его к женщине, с которой он живёт. Пока я даже не могла нормально общаться с мужчинами, он прекрасно строил жизнь с другими женщинами. Но я ниқогда не желала смерти Татьяны. Мне стало жутко и страшно, когда Марк сообщил, что женщина мертва. Все сразу отошло на второй план и стало неважным.

Марк ведет машину, словно робот, смотрит в лобовое на дорогу, но, кажется, что не со мной. Никогда не видела его таким напряженным, бледным и безжизненным. Может, это плохо, и я ужасный человек, но меня вновь накрывает ненормальной ревностью. Он только что потерял свою женщину и страдает, а меня выворачивает от его личной трагедии. Не могу объяснить свои эмоции и ощущения, мне кажется, я схожу с ума от потока событий и свалившейся информации. Кто-нибудь остановите эту страшную пьесу, я не хочу больше в ней участвовать.

В какой-то момент нашей дороги, меня окатывает страхом. Кажется, мой преследователь, Черкасов, Виталий и смерть Татьяны связаны, это звенья одной цепи, а в середине всего этого мы. И становится жутко. Пьеса превращается в фильм ужасов.

Мы въезжаем во двор Марка, а там творится хаос. Двор освещен фонарями, маячками скорой помощи и полиции. Возле подъезда толпа зевак и люди в форме.

— Что происходит? — спрашиваю Марка, когда он паркуется возле детской площадки.

— Говорят, она выбросилась из окна, — проговаривает он безжизненным тоном, поднимаю голову на окна Марка, потом перевожу взгляд на толпу и понимаю, что не хочу этого видеть, по спине идёт холод и становится трудно дышать.

— Посиди в машине, заблокируй двери и не выходи, пока я не приду. Слышишь меня — не при каких обстоятельствах не выходи, если что, сразу звони, — словно читая мои мысли, просит Марк. Быстро киваю ему, соглашаясь, и делаю так, как говорит. Блокирую двери, откидываю кресло назад, тихо включаю радио и ложусь на сидение, чтобы меня вообще не было видно. Закрываю глаза и дышу глубже, пытаясь отстраниться от происходящего.

Я не знаю, сколько проходит времени, по ощущениям — мучительная вечность. Я слышу, как уезжает скорая, голоса зевак, обсуждающих происшествие, отъезжающие машины и страшную звенящую тишину. Мне страшно поднять голову и посмотреть на двор, увидеть место, где лежала Татьяна. Не могу поверить, что она мертва, отказываюсь это воспринимать! Почему она выбросилась? Из-за Марка? Оттого, что узнала, что был со мной, изменял ей? Это так гадко, чувствую себя убийцей. Господи! Сколько можно! Она захотела покоя?! Мне знакомо это чувство. После развода я тоже хотела уйти. Но не смогла, а она шагнула в окно. Мы убийцы…

Марк садится в машину, а я так и лежу, с закрытыми глазами, кутаясь в куртку. Он молча прикуривает сигарету, открывает окно, впуская холодный осенний воздух. Я слышу его тяжелое дыхание и глубокие затяжки, кажется, я физически ощущаю его боль, растерянность и опустошенность. Меня ломает, потому что я чувствую Марка, словно мы одно целое.

— Расскажи, — прошу я, так и не открыв глаза, потому что боюсь посмотреть на него и увидеть боль.

— Они говорят, что она просто открыла окно кухни и шагнула вниз, — произносит он осипшим, будто простуженным голосом. А у меня сердце за него разрывается. — Вот так просто, пила кофе, смотрела сериал и решила выйти в окно в одной футболке. Взлома нет, следов борьбы тоже, хотя я заметил на ее руке синяк, не имеющий отношения к падению, но эксперт заявляет, что она ударилась об козырек подъезда. Бред все это, не могла она лишить себя жизни. Не было таких причин! — он повышает голос, словно пытается что-то мне доказать, а я и так полностью ему верю. Он говорит, а у меня все тело ломит, словно это я упала и разбилась. — Она кого-то впустила в квартиру, и он вықинул ее в окно, грамотно уничтожив следы пребывания. А самое, сука, смешное, что я их понимаю. Никому не нужно убийство, лучше зацепиться за самоубийство и закрыть дело.

— Ты ее любил? — спокойно спрашиваю я, поднимаюсь и глаза сами устремляются к месту падения Татьяны. Ее там уже нет, а мое воображение рисует ее тело и ярко рыжие волосы. Она была красивая девушка. Была…

— Ты сейчас серьезно? — горько усмехается он и опускает голову на руль. — Я никогда никого не любил до тебя и после тебя тоже, — глухо сообщает Марк, а мне хочется прикоснуться к нему, обнять, поддержать, просто как родного человека. Но какая-то невидимая стена между нами не дает этого сделать. — Таня была просто женщиной, с которой я пытался забыть тебя, но… это невозможно. Я никогда ей ничего не обещал, и ничего с ней не планировал. Завтра я хотел вышвырнуть ее из квартиры. Но она ушла сама… — обреченно произносит он. — Она была взбалмошной, развязной, уверенной в себе и хотела затащить меня под венец, выдумывая предлоги быть ближе, думая, что я не замечаю. А я болен тобой до конца жизни, и она это тоже чувствовала.

— Так может, она и…

— Нет! — не дает договорить мне Марк. — Она не была влюблена в меня настолько, чтобы лишить себя жизни. Таня просто хотела замуж. Все, что между нами было, это только… — и не договаривает.

— Секс? — спрашиваю я, а у самой внутри все скручивает, и горит от понимания, что он спал с другими женщинами, касался их, целовал, доставлял удовольствие. Ловлю себя на мысли, что понимаю Марка. Два года назад, будь я на его месте, то в порыве ревности я бы поступила точно так же. Но я очень сильно его люблю, настолько, что цеплялась бы за малейшую возможность его оправдать.

— А теперь мне нужно поехать и сообщить матери, что ее дочь мертва. Знаешь, я делал это сотни раз будучи следователем. Быстро, четко, хладнокровно, потому что чье-то горе было для меня всего лишь работой. А сейчас, возможно, Таню убили из-за меня…. Из квартиры не пропала ни единая вещь. Кто-то просто вошел и убил ее…

Мы заехали к матери Татьяны и Марку пришлось сообщить ей, что ее дочь мертва. Это так страшно, когда дети покидают этот мир раньше родителей. Не представляю, что было бы с моей мамой, если бы сo мной что-то случилось. Труднее всего Марку, я не знаю, как он это сделал, но через полчаса он сел в машину и молча в полной тишине отвез нас домой, не сказав больше ни слова. А я смотрела на него и видела, как он кусает щеки с внутренней стороны, сжимая челюсти и хотелось крикнуть, чтобы больше так не делал. Не причинял себе боль…

Домой мы вернулись глубокой ночью. Сил не было даже на душ. Мне казалось, меня действительно опустошили, внутри меня ничего нет. Χотелось закрыть глаза и на несколько часов сбежать от реальности. Я стянула с себя одежду и упала на кровать, укрываясь с головой. Слишком много событий и эмоций для одного дня.

— Я обещал матери Татьяны решить все вопросы с похоронами. Пару дней я буду заниматься этим, — сообщает Марк, входя в спальню.

— Да, конечно, — отвечаю ему, поворачиваясь на бок, обнимая рядом лежащую подушку.

— Но я жутко боюсь оставлять тебя одну, — его голос хрипит от усталости. — Хочется привязать тебя к себе и не упускать из виду, — я и сама боюсь оставаться одна. С Марком мне легче, когда он рядом создаётся ощущение безопасности и защищенности. — Но я не могу, да и не хочу брать тебя с собой в морг, бюро ритуальных услуг и тем более на кладбище, — его голос срывается, словно он ломается.

— Марк, иди сюда, — просто зову его я, потому что понимаю, что ему сейчас необходимо забыться на несколько часов и отдохнуть. — Просто обними меня, как раньше, — прошу я и слышу шуршание его одежды и тяжелое дыхание. Матрас прогибается, он ложится рядом, забирается ко мне под одеяло и обнимает за талию, притягивая к себе ближе, надавливая живот. Марк утыкается мне в волосы и глубоко вдыхает, а по моему телу проходит россыпь мурашек и слезы на глазах наворачиваются от его тепла и близости. Накрываю его ладонь на моем животе и закрываю глаза. На эту ночь мы отменяем обиды, злость, боль и прошлое, сегодня нам нужна эта близость и иллюзия любви.

— Лисичка, я… — шепчет Марк в мои волосы.

— Нет, молчи, — прерываю его. — Ничего не говори. Давай просто поспим и переживем этот день, — не хочу ничего слышать, не хочу слов и оправданий, хочу тишины и покоя в его руках.

Глава 24

Вероника

Что бы между нами не произошло, мы переживаем друг за друга. Марк не хотел отпускать меня на работу, а я уже не хочу, чтобы он искал маньяка и защищал меня. Мне хотелось просто уехать с ним куда-то далеко от этого города, чем дальше, тем лучше. Спрятаться от всего, что на нас свалилось, забыть, как страшный сон, и никогда сюда не возвращаться. Нет, я не простила его, мне пока тяжело все осознать и разобраться в чувствах, но все это меркнет перед произошедшими событиями. Я устала жить в постоянном страхе и напряжении.

— Ты поняла меня?! — спрашивает Марк, останавливаясь возле входа в ресторан. Киваю головой, хочу выйти из машины, но Марк хватает меня за руку и тянет на себя.

— Повтори! — не просит, приказывает, смотря мне в глаза. Две последние ночи мы проспали вместе в когда-то нашей кровати. Марк не выпускает меня из объятий. Я чувствовала, как он просыпался среди ночи, стискивал меня до боли и снова засыпал, словно боялся, что исчезну. А утром я окатила его ледяным равнодушием. Не знаю, зачем это делаю. Добиваю его, когда ему и так хреново. Я получаю какое-то ненормальное садистское удовольствие, смотря, как он морщится и страдает от моего равнодушия. Я тоже когда-то умирала без него, а Марку было все равно… Сама от себя не ожидала, такого поведения, будто во мне проснулась другая женщина. Мне нравится вина в его глазах.

— Я все поняла, — смотрю в его взволнованные зелёные глаза и на мгновение тону в них. Смотрит, как раньше, пронзительно, по-собственнически, будто я вновь его женщина.

— Ника, — тянет еще ближе и прислоняется лбом к моему лбу, вздыхает. — Не выходи из ресторана, что бы не случилось, будь всегда на людях, не отвечай на звонки и жди меня. Я постараюсь приехать раньше.

— Хорошо, — шепчу я, отстраняюсь от Марка и, не оглядываясь, быстро покидаю машину, потому что мне хочется поцеловать его. Какая я все же жалкая — он меня растоптал, а я готова вновь ему отдастся.

Прохожу на работу, здороваясь с девочками, и замечаю за барной стойкой Сашку, пьющего кофе и болтающего с нашим новым бариста. Александр работал с нами, но уволился и занялся чем-то другим. Я прекрасно его понимаю, мужчина должен развиваться, особенно такой шустрый парень. Мы дружили в пределах работы, Сашка постоянно шутит и вообще очень обаятельный парень. Несмотря на молодость с ним есть о чем поговорить. Он довольно умный и, насколько я знаю, заочно получает уже второе высшее образование. Сегодня похороны Татьяны, и мне нужно было выйти на работу, оказаться среди людей и хоть на полдня забыть весь кошмар вокруг меня.

— Привет, — здороваюсь с Сашкой, опуская ему руку на плечо.

— Привет, красавица, что с настроением?

— Все нормально, — улыбаюсь я. Тоже беру у бариста кофе, садясь за стойку. — Ты какими судьбами к нам? — спрашиваю я, обращая внимание на его расцарапанные руки.

— Соскучился, — усмехается он. Потом он рассказывает мне о своем диком коте, который расцарапал его, о новой работе, об успехах, и я не замечаю, как пролетает час.

— Прости, было приятно с тобой поболтать, но мне нужно работать, — поднимаюсь со стула и осматриваю зал на предмет чистоты, хочу подойти к официантам, но Саша останавливает меня, хватая за руку.

— Стой! — усмехается он. — Пошли покурим на прощание, — опускаю глаза на его руку, сжимающую моё запястье и Сашка сразу отпускает меня.

— Нет, я бросила, — лгу я, поскольку курение подразумевает выход на улицу через черный вход, но я обещала Марку никуда не выходить, да мне и самой страшно.

— Похвально, тогда просто постоишь за компанию, я расскажу тебе, как встретил Юльку, ту ненормальную официантку — помнишь?

— Извини, много работы, я и так с тобой заболталась, давай в следующий раз, — вежливо отказываюсь я. Саня кивает, и я ухожу к девочкам, а потом — на кухню. Через полчаса работы, вновь выхожу в зал отмечая что Сашка ушёл. На самом деле он был хорошим, ответственным работником и всегда поднимал мне настроение. Однажды Саша предлагал продолжить нашу дружбу за пределами ресторана, намекая на интимную близость, но я четко дала понять, что между нами ничего быть не может. И дело не в его молодости, мы почти ровесники, дело в Марке и моей ненормальной любви. Для меня по-прежнему не существует других мужчин.

Захожу в туалет, мою руки, поправляю прическу и иду по коридору в свой кабинет. В подсобке, где хранятся скатерти и новая посуда, что-то с грохотом падает и разбивается вдребезги. Цокаю, качая головой — кто-то сегодня будет работать бесплатно. Открываю дверь в подсобку, заглядываю внутрь в полную темноту, пытаясь нащупать выключатель, но меня кто-то хватает за руку и резко втягивает внутрь. Вскрикиваю от испуга, но мне зажимают рот рукой.

— Тихо, моя девочка, это всего лишь я, как и обещал, пришел за тобой, — внутри все обрывается и холодеет. Даже если бы мой рот не был закрыт большой ладонью, пахнущей табаком, я бы, наверное, не смогла закричать. Голос пропадает, а тело сковывает страхом, я впадаю в оцепенение, потому что понимаю, что это ОН — мой маньяк, и он пришел за мной.

Марк

Ненавижу похороны и, думаю, не найдется ни одного нормального человека, который любит провожать в последний путь родного или знакомого человека. Я никогда не любил Татьяну, но мы были физически близки и просто невыносимо смотреть на нее в гробу. На молодую, красивую женщину, у которой было все впереди, а сейчас есть целая вечность, но уже не с нами. Сердце ноет и хочется выть вместе с безутешной матерью. И ко всему этому меня гложет вина за ее смерть. Что бы не говорило следствие — она не самоубийца!

Я долго стоял возле гроба, делая вид, что прощаюсь с любимой женщиной, но на самом деле рассматривал ее руки, ногти и синяки на запястьях. Она сопротивлялась, ногти обломаны и сейчас мы хороним доказательства убийства.

Мать Татьяны падает в обморок, вдобавок к холоду и сырости, поднимается ветер, все отвлекаются, приводя женщину в чувства, а я незаметно фотографирую ее руки и беру соскоб из-под ногтей.

Говорят, по хорошим людям плачет погода. Кода крышку гроба закрывают, начинается сильный дождь, и поднимается ветер, почти сносящий с ног. Никогда не верил в плохие предчувствия, а сейчас не по себе, на душе скребет, сердце барабанит, и грудь сдавливает от непонятной паники.

Покидаю кладбище раньше всех. Сажусь в машину, смахивая с лица и волос холодные капли дождя. Набираю номер Серого, которого оставил присматривать за Никой, чтобы унять панику.

— Да.

— Все нормально? Ника не выходила?

— Нет, — довольно буднично отвечает Серега.

— Тот тип рядом не крутится? — завожу двигатель и выезжаю на дорогу.

— Нет, сегодня все спокойно.

— Зайди внутрь выпей кофе, пообедай, я заплачу. Мне нужно точно знать, что с ней все хорошо! — требую я.

— Хорошо, хорошо, Миронов не паникуй. Но я закажу самые дорогие блюда, — усмехается Серый.

— Да хоть весь ресторан! Только иди туда, — скидываю звонок, прибавляю газу и оттягиваю ворот душащей водолазки. Нервы расшатались настолько, что я уже не могу взять себя в руки. Едкие навязчивые мысли не дают покоя. Кому понадобилось убивать Таню и за что? Черкасов, Аронов, Таня, маньяк — все вертится в голове и не может сложиться в единый пазл. А может и не нужно ничего складывать? Как мне разложить эти карты, чтобы все сошлось?

— Да, — отвечаю на звонок Серого, уже выезжая на центральную улицу, ещё немного и я увижу Лисичку. Заберу ее қ черту с этой работы! Не нужна она ей, не сейчас.

— Марк, а твоей жены нигде нет, — взволнованно сообщает мне Серега, и я слышу, как он чиркает зажигалкой прикуривая.

— В смысле нигде нет?! — дышу, глубоко, через нос, и превышаю скорость, обгоняя попутные машины, собирая недовольства водителей.

— Ее не было в зале, я попросил позвать администратора, и тут началось что-то странное, персонал перешептывался и в итоге мне сказали, что администратор не может сейчас подойти. Пришлось предъявить удостоверение и потребовать Веронику, на что мне сообщили, что не могут ее найти. Я обыскал в этом чертовом ресторане каждый угол, — виновато тараторит Сергей. — Ее сумка, пальто и даже телефон на месте, но Вероники нет, и говорят, что ее не видели уже около часа.

Оказывается, раньше я ничего не знал про ужас и панику, сейчас мне показалось, что меня окунули в кипяток, ошпарили и резко вытащили, но боль ещё не накрыла, я в шоке.

— Сука! — ору на весь салон, оглушая себя, сам не пойму на кого, и губу прикусываю, так что кровь брызгает в рот, а я глотаю ее и ничего перед собой не вижу. Швыряю телефон на пассажирское сидение, и уже совсем не соблюдая правил гоню к ресторану. Не уберег! Не уберег! Нет! Это все неправда! Там моя девочка, на работе, Серега шутит или просто не нашел ее! Кажется, меня ударили в солнечное сплетение, настолько сильно, что я не могу дышать и задыхаюсь, глотая собственную кровь. Если с ней что-нибудь случится, я пущу пулю себе в лоб!

Торможу возле ресторана, и рука сама тянется за стволом в бардачке. Не знаю зачем его беру, по инерции, в состоянии аффекта, так и выхожу с ним в руке, навстречу к Серому.

— Где она? — вкрадчиво спрашиваю я, сильнее сжимая ствол.

— Марк, я не сводил глаз с парадного входа, да и официантки говорят, что она никуда не выходила, — немного отступая, оправдывается Серый, а я отталкиваю его и залетаю в ресторан. Методично, комната за комнатой, осматриваю все, не обращая внимания на бегающий и возмущающийся персонал. Серый прикрывает, размахивая корочкой.

— Где, мать вашу, Вероника! — кричу всем, не разбирая лиц, но, кроме отрицания, ничего не получаю. Врываюсь в ее кабинет, хватаю телефон, проверяя входящие звонки и сообщения — все чисто, ей никто не звонил, и никто ни писал, сую телефон в карман и в растерянности оглядываю небольшую светлую комнату с рабочим столом компьютером и цветком на подоконнике. Ее пальто, шарфик, перчатки, сумка и запах здесь, а моей девочки нет! И теперь у меня нет времени на маневры и раздумья, мне нужно ее найти! Выхожу в зал и прошу Серого всех опросить, чтобы рассказали все, вплоть до мелочей. Его волшебное удостоверение развяжет всем языки. Вылетаю на улицу и от меня шарахаются люди, потому что глаза у меня, видимо, бешеные, а в руках ствол.

Сажусь за руль, сам не знаю, куда ехать, но стоять на месте нельзя, счет идет на секунды. Что там она говорила? Αронов! Вот с него и начнем. Резко разворачиваю машину в противоположную сторону и еду к офису Аронова.

Глава 25

Марк

Когда нужно действовать с холодной головой, надо отключать эмоции и не думать ни о чем, кроме заданной цели. Поэтому я давлю на газ и дышу, дышу, стараясь отключить панику и страх за Нику. Вдыхаю глубже, но каждый вздох отдает болью, словно разъедает все внутри. Ты же у меня сильная девочка? Держись, моя Лисичка. Ты же помнишь, как себя вести в таких ситуациях? Я учил тебя. И главное, что виновен во всем именно я! Не уберёг свою женщину, сначала причинил боль, унизил, а потом позволил какому-то психу украсть ее!

Торможу возле бизнес-центра, в котором пятнадцатый этаж полностью занимает компания Аронова. Ты ли это, Виталик? Деньги и власть рвут крышу? Прячу ствол, и направляюсь ко входу, но резко останавливаюсь, когда вижу, как машина Аронова тормозит на стоянке. Пока Виталий возится в машине, я сажусь к нему на переднее пассажирское сидение, приставляя ствол к его башке.

— Где Ника?! — кричу ему в лицо, все-таки срываясь на эмоции. Он и правда чертов псих, поскольку его совсем не беспокоят пистолет у виска. Аронов гадко усмехается, откидываясь на сиденье. У меня руки трясутся, их сводит от напряжения, пистолет заряжен и снят с предохранителя, одно неловкое движение, и я его убью, но этому мужику не страшно.

— И тебе добрый день, Миронов, — ухмыляется ублюдок. Двери машины резко открываются и к моей голове тоже приставляют ствол. — Все нормально, Владимир, мы так беседуем, — совершенно спокойно говорит Виталий своей охране. Не оборачиваюсь, но меня гложет вопрос — какого хрена он обложился охраной!?

— Повторяю вопрос — где Вероника? Будешь и дальше молчать, я отстрелю тебе башку!

— С чего ты взял, что я знаю где твоя бывшая жена? Насколько мне известно, последнее время трахал ее ты!

— Οткуда такие подробности?! — вкрадчиво спрашиваю я, начиная злиться. Нет времени на разговоры!

— Я проверяю всех, кто входит в мое окружение.

— Каким образом проверяешь?

— Пусть это останется моим маленьким секретом, — заявляет Аронов. Резко вскидывает руку, обхватывает ствол. Он хочет применить прием и вывернуть мое запястье, чтобы я отпустил пистолет, но я умею уходить от таких захватов и ствол уже упирается ему в грудь.

— Ах да, забыл, что ты мент, — вновь смеется Виталий.

— Ты меня начинаешь раздражать! Я взвинчен, в ярости и панике, а в таком состоянии я творю страшные вещи!

— Ты можешь делать все, что угодно, мне зачем эта информация? Как я понял, твоя жена пропала, и пока ты тут строишь из себя дознавателя, с ней может произойти все что угодно, а ты упускаешь драгоценное время.

— Ты преследовал ее! Слал цветы, сообщения и письма, а сегодня выкрал ее из ресторана, или это сделали по твоему поручению, тот парнишка в капюшоне, — играю по — крупному, делаю вид, что все знаю, блефую, иду ва-банк, ловя реакцию Аронова, который совершенно спокоен и расслаблен.

— Интересно, и зачем я все это делал?

— Не знаю, формулировка «шизофреник» устроит? — он и правда больной, потому что опять веселится.

— Ну где-то мы все в какой-то степени ненормальные. Слушай, я смерти не боюсь, ты даже окажешь мне услугу, если нажмешь на курок, — уже вполне серьезно говорит он и его взгляд становится холодным. — Но как только ты убьешь меня, тебе отстрелит башку моя охрана, а как понимаешь, это твоей жене не поможет. Да и с чего ты вообще взял, что я причастен к ее похищению?!

— Она так считала, Ника тебя боялась!

— Меня все бабы боятся, но еще не значит, что я их похищаю. У тебя хорошая жена, а главное — верная, и как только я это понял, то отпустил ее. Мне не нужна любовница, страдающая по бывшему мужу. Но я могу помочь тебе ее найти. Один ты долго будешь возиться. Α у меня целый штат службы безопасности. Кстати, Владимир — хороший поисковик.

— С чего я должен тебе доверять?

— А у тебя есть выбор? Думай, Миронов, время идет.

Вероника

Он вел меня к выходу, сильно зажимая рот и нос, не позволяя повернуться и посмотреть в лицо. Мне было нечем дышать, и я дергалась, скорее от тошноты и нехватки кислорода. В голове сразу возникли слова Марка о том, что надо делать в таких ситуациях. Если вокруг есть люди, нужно сделать все, чтобы привлечь их внимание, если нет, то не перечить и не раздражать преступника, истерики и крики злят больных людей. На нашем заднем дворе никого не было, да и машина стояла почти впритык к дверям.

Меня запихнули в пыльную грязную машину, надели на голову мешок и связали руки скотчем. Машина тронулась, а я глубоко дышу пыльным воздухом, испытывая что-то сродни приступу клаустрофобии. Сердце бьётся словно у меня тахикардия, дышать нечем, и я начинаю кашлять, не прекращая, давясь тошнотой, меня накрывает паникой и ужасом, кажется, еще немного и я потеряю сознание. А я не хочу, мне страшно оказаться в неведении и не знать, что со мной делают. Поэтому я просто дышу и тихо молюсь, пытаясь успокоить себя.

Едем мы довольно долго, шум города сменяет шуршание трассы, а потом машину начинает трясти, словно мы наезжаем на десятки ухабов. Машина останавливается и наступает пугающая тишина. Мой похититель выходит, и я замираю, прекращая дышать, прислушиваясь к шорохам. Дверь с моей стороны открывается и меня вытягивают за плечи из машины. Странно, что меня уже не дёргают и не толкают, а довольно аккуратно подхватывают за предплечье и куда-то молча ведут. Запинаюсь об ступеньки, почти падаю, но меня подхватывают на руки и заносят в помещение. Мне противно касание рук этого ублюдка, но я не дергаюсь, понимая, что мы одни и сейчас все зависит oт моего поведения. Я очень боюсь боли, но еще больше насилия… поэтому меня вновь сковывает страхом.

Меня ставят на пол, а потом надавливают на плечи, вынуждая сесть на что-то мягкое, похожее на кресло. Вздрагиваю, когда к руке прикасается что-то холодное, рывок и мои руки освобождаются, а я так и сижу, сжав их, впивая ногти в ладони. Зажмуриваю глаза, когда с меня срывают мешок, и боюсь их открыть, как бы это абсурдно не звучало, неведение давало чувство защищенности, а сейчас мне нужно столкнуться с реальностью.

— Открой глаза, посмотри на наш новый дом, — слышу знакомый голос и напрягаюсь, стискивая зубы, когда к моему лицу прикасается шершавая рука и поправляет волосы.

— Открой глаза! — голос становится металлическим и раздраженным. Подчиняюсь, щурясь от яркого света и до боли кусаю губы, видя перед собой Сашу, и не верю своим глазам. Я даже трясу головой, чтобы согнать галлюцинацию. Молодой, худощавый парень не может быть маньяком и моим преследователем!

— Саша? — смотрю на парня и сглатываю. Он псих?

— Да, Ника, это я. Надеюсь, ты рада меня видеть? — он отходит от меня и садится в кресло напротив, а я уже смотрю на него по-другому, замечая, что раньше не видела. У него страшные глаза с пугающим блеском.

— Это ты присылал мне сообщения, цветы, и …

— Да, Ника, это все я, — перебивает он. — Я хотел немного поиграть, пока готовил это место для нас! А ты оказалась строптивой и не оценила мои старания. Разве я много требовал? — спрашивает, смотря мне в глаза, а я молчу, потому что не знаю, как правильно ответить, чтобы не разозлить его. — Отвечай! — его настроение похоже на всплески. Он говорит ровно и спокойно, но как только наталкивается на мое неповиновение, повышает голос, начиная нервничать. Психа нельзя провоцировать, — повторяю про себя. Нужно подыграть ему, соглашаться и искать выходы.

— Нет, — голос сипнет, но я пытаюсь отвечать спокойно. — Просто я…, — что я? Не могу придумать ничего вменяемого. В голове только паника и внутренний крик. Хочется зажмуриться и проснуться, поняв, что это кошмар, на самом деле я дома в своей кровати и со мной рядом Марк.

— Тихо, моя девочка, я тебя прощаю, — его голос становится тягучим вкрадчивым и пугающим. — Ты же ңе знала, что это я, — на его лице возникает неожиданная пугающая улыбка. Он совершенно непохож на того парня, которого я знала ранее. Словно у Александра раздвоение личности.

— Зачем я тебе? — набираясь смелости спрашиваю, стараясь говорить спокойно, но в горле першит от пыльного мешка и начинается раздражительный кашель, который я не могу сдержать. Саша встает с места и куда-то уходит, а я пытаюсь откашляться и одновременно осматриваю помещение. Небольшая гостиная с белыми стенами и белыми потолками, в которой стоит только пара бежевых кресел и диван, закрытый пленкой, словно его недавно купили. Посередине журнальный столик из темного дерева, а на стене висит телевизор. Несмотря на то что на улице ещё день, окна плотно закрыты римскими шторами и горит яркая лампа. Пахнет свежей краской и обойным клеем. Александр возвращается со стаканом воды, а я ещё сильнее вдавливаю ногти в ладони, причиняя себе боль. Οн протягивает его мне, а я не хочу ничего принимать из рук психа.

— Спасибо, со мной уже все в порядке, — стараюсь быть предельно вежливой и мыслить рационально.

— Пей! — настойчиво предлагает он, дергает рукой и вода выплескивается мне на юбку. Я хочу взять стакан, но руки не слушаются, трясутся и не разжимаются.

— Пей, я сказал! — очередной всплеск агрессии и псих подносит стакан к моим губам. Вода льется по подбородку, и я начинаю глотать ее, чтобы ещё больше не злить Александра. Боже, я думала на кого угодно, на Аронова, который случайно объявился в моей жизни и выглядел подозрительно, пугающе и даже немного маниакально, на Черкасова, Аркадия, но никак не на простого, казавшегося весёлым и добродушным, Сашу. Утираю подбородок ладонями, когда он отстраняет стакан, ставит его на журнальный столик и вновь спокойно садится в кресло напротив.

— Нет, я сказал! Не сейчас! — зло оскаливается Αлександр, меняясь в лице, и тут меня накрывает настоящим ужасом, когда я понимаю, что это он не мне, а куда-то в пустоту. Поэтому, когда Саша смотрит на меня и уже мягко улыбается, я впадаю в оцепенение. Александр — настоящий психопат. Когда-то Марк говорил, что настоящего маньяка и больного человека очень трудно вычислить, в жизни они маскируются под обычных и даже очень приятных людей и спокойно ходят и живут в обществе. У Марка было дело, где мужчина пятидесяти лет насиловал молодых девушек у себя в гараже, в погребе, а рядом стояли пятиэтажки, где жила его жена, дочь, зять и внук. Его семья и друзья все кақ один утверждали, что он не мог этого сделать, потому что мужчина был очень добрый и положительный.

— Итак, я готов ответить на твои вопросы, — закидывая ногу на ногу произносит Саша, словно началось собеседование. — Что ты там спрашивала? Зачем мне все это нужно? Разве ты сама не знаешь ответа? Не чувствуешь, что принадлежишь мне? — хочется крикнуть, что я не принадлежу ему и я не вещь, но я сдерживаюсь, кусая губы. — Я понял это почти сразу, даже пытался донести это до тебя, но потом решил не давить. Такой женщине, как ты, нужно было что-то дать, а ты достойна лучшего. Все это время я строил для нас наше будущее. Тебе нравится этот дом? Да, мебели пока маловато, только необходимое, но я обещаю, что все будет, — с восторгом и даже гордостью заявляет Саша, я вновь кидаю взгляд на окно, думая, есть ли на нем решетки. — Пошли, я тебе покажу нашу комнату, — его настроение вновь кардинально меняется, очередной эмоциональный всплеск. Сейчас он в восторге и даже счастлив. Почему я этого не замечала, когда он работал со мной? Александр хватает меня за руку и на какой-то своей волне тянет меня наверх. Его прикосновения обжигают, словно кожу разъедает серная кислота. Заставляю себя шевелиться и быстро идти за Александром, потому что я не хочу столкнуться с очередным всплеском агрессии.

Пока оң ведет меня наверх, я смотрю на его расцарапанные руки и уже сомневаюсь, что их поцарапал кот. Господи, почему выбор этого психа пал на меня?! За что мне это все?! Что я сделала неправильно?!

— Это наша спальня, — от слова «наша» бросает в холодный пот, оно вызывает отторжение. — Нравится? — он наконец отпускает мою вспотевшую ладонь и разводит руками, демонстрируя мне большую комнату с большой кроватью накрытой белым покрывалом. Осматриваюсь, замечая, что здесь тоже белые потолки и стены, а окно так же плотно закрыто шторой. Комната похожа на больницу, на психиатрическую лечебницу, не хватает только мягких стен.

— Я понимаю, что у тебя много вопросов, но у нас вся жизнь впереди. Хотя я очень зол, на тебя, моя девочка, — его настроение опять меняется, очередной всплеск тихой злости, холодный тон и прищуренные глаза. — Ты вновь сошлась мужем, пряталась от меня за его спиной. И я жду твоих извинений. Довольно неприятно смотреть, когда моя женщина с чужим мужчиной, — вкрадчиво, почти шепотом, говорит он. — Подумай, как загладить вину, пока я приготовлю для нас ужин, — Саша подходит очень близко, вскидывает руку и я шарахаюсь от него, не зная, чего ожидать, но он ловит меня за волосы и больно их сжимает, подтягивая к себе. Дышу часто, морщась от боли в затылке, и пытаюсь сдержать слезы. — Не бойся меня, скоро ты поймешь, что нам суждено быть вместе. Хочу признаться, все это время я тоже тебе изменял — трахал шлюх. Но не переживай, я ничего не чувствовал. Они похожи ңа кусок мяса, на котором я оттачивал мастерство. С этого дня в моей жизни будешь только ты, — Саша резко отпускает меня и отходит к большому шкафу-купе, распахивая его. А там много женской одежды, самой разнообразной, разных цветов. — Это все тебе, — он открывает выдвижной шкафчик и демонстрирует мне нижнее белье. — Прими душ, надень что-нибудь из этого и спускайся вниз на наш первый ужин, — в его голосе появляются повелительные нотки, а на губах — пугающая маниакальная улыбка, заставляющая меня похолодеть.

Глава 26

Вероника

Прохожу в ванную, хочу закрыться, но обнаруживаю, что на двери нет замка. То есть я не могу запереться и остаться одна. Не думаю, что этого психа остановит закрытая дверь, но мне необходима хотя бы иллюзия одиночества, чтобы собраться и найти выход. Включаю воду в душе, создавая шум, и сама осматриваю ванну. Нужно найти оружие для защиты, ножницы, пилочку — все, что угодно, чем я могу защищаться, но ничего не нахожу, как будто специально в ванной только безопасные предметы. Полотенца, пара махровых халатов, мочалки, гели для душа и шампуни в пластиковых бутылках. Открываю небольшой белый шкафчик и морщусь, когда нахожу там несколько упаковок презерватив, масло для массажа и три бутылочки интимной смазки. Захлопываю шкафчик, глотая воздух. Время идет, ночь близится….

— Ммм, — мычу от страха и безысходности, зарываюсь в волосы, обхватываю голову и напрягаюсь до головной боли. Выхожу из ванной и осматриваю комнату, бегая глазами по кровати, шкафу, но и тут нет ничего подходящего. Подхожу к окну, отодвигаю плотную штору и разочарованно кусаю губы, потому что на окнах решетки. Всматриваюсь на улицу и понимаю, что мы за городом, возможно, в дачном поселке, потому что вдали поле, а за ним лес. Знакомая местность, когда-то давно я здесь была, только немного дальше от поля, за нами должны быть ещё домики и пруд. Надеюсь, что несмотря на позднюю осень, здесь есть еще люди.

Задергиваю штору, подхожу к шкафу, открываю дверцу, быстро отодвигаю вешалки с одеждой, отмечая, что вещи новые и довольно качественные. Насколько мне известно, Саша не из богатой семьи. Если он не лгал, то его родители живут в какой-то деревне и занимаются хозяйством. Так откуда у него деньги на дом, ремонт, мебель и вещи? А потом понимаю, что даже не хочу знать ответ на этот вопрос. Продолжаю рыться в вещах, открываю шкаф с бельем, а там сплошное кружево и шелк, задвигаю его со злостью и открываю следующий, находя косметику. Здесь есть практически все: крема для лица, для рук, тушь, подводка, тени, губная помада, духи, дезодоранты и даже мицеллярная вода! Перерываю все, ища маникюрный набор, но ничего подобного не нахожу.

Черт, и ни одной вазочки и ничего стеклянного! Стоп, дезодорант! Его можно брызнуть в лицо! Достаю баллончик и понимаю, что он очень большой, и его невозможно не заметить, но на всякий случай ставлю его на тумбу возле кровати.

Подхожу к двери, выглядываю в небольшой темный коридор, тихо, на цыпочках, дохожу до лестницы и прислушиваюсь. Саша и правда готовит, чувствуется запах специй и чего-то жаренного. Он действительно думает, что можно выкрасть меня как вещь и заставить с ним жить? И при этом я, наверное, должна быть счастлива? Хотя, Саша больной на голову и в его ненормальных фантазиях это нормально.

— Вероника, если ты готова, то можешь спуститься вниз и помочь мне! — вдруг кричит из кухни Александр. Я не знаю, как он меня увидел и понял, что я возле лестницы, но я спешу в комнату.

Чтобы не провоцировать Сашу, я снимаю свои вещи и надеваю первое попавшееся черное платье с широкой юбкой, которое точно подходит мне по размеру. Он так много обо мне знает… Хорошо, некоторые вещи можно было понять просто, наблюдая за мной, но личные, про развод и прочее, я никогда никому не рассказывала. Временное спокойствие отступает и меня вновь накрывает ужасом и паникой. Я не смогу противостоять, когда он решит ко мне прикоснуться. Почему я не слушала Марка, когда он настаивал на курсах самообороны?! Почему я была такой самонадеянной и думала, что это никогда мне не пригодится?! Мамочка, как страшно….

Проходит около часа, и я вся сжимаюсь, когда слышу приближающиеся шаги. Обнимаю себя руками, всматриваясь в темнеющее небо. Я раздвинула шторы и все это время смотрела на улицу и молилась, чтобы у меня появился шанс спастись. Я верю в Бога и его милосердие. Мама говорила, если искренне чего-то попросить, то Бог смилостивится и поможет. И я прошу, прошу, впивая ногти в собственные плечи…

— Нельзя распахивать шторы! — раздражительно заявляет Саша. Подходит к окну и нервно задергивает занавески. Киваю ему в ответ, отступая от парня. Он осматривает меня с ног до головы, задерживается на груди, которая вздымается от частого дыхания и удовлетворенно улыбается. — Почему ты не распустила волосы? Я очень люблю вдыхать запах твоих волос. Ни одна женщина так не пахнет.

Хочется спросить, когда он успел узнать запах моих волос, но я опять немею от страха. Он обходит меня, дергает заколку, срывая ее с моих волос, наклоняется и глубоко вдыхает. Меня начинает тошнить от его близости и того, что он прикасается к моим волосам, рассыпая их по плечам.

— Пошли, — Саша берет меня за руку и тянет за собой, — шаг, еще один, иду за ним, испытывая огромное желание вырвать свою руку и столкнуть его с этой чертовой лестницы. Мы проходим на кухню, где уже накрыт стол на двоих. Стейки с запеченным картофелем, овощной салат, фрукты, вино, сыр — все красиво, со свечами и приглушенным светом — ужасающая романтика, oт которой меня тошнит. В прямом смысле этого слова, к горлу подступает настоящая тошнота.

— Надеюсь, ты голодная, я так очень, — буднично говорит Саша, отодвигая для меня стул, и мягко улыбается. На мгновение мне кажется, что у меня есть шанс. Нужно попросить, и он меня отпустит. Но мне только так кажется. Александр садится напротив, разливает вино и тянет ко мне бокал. — За наше воссоединение, ты не представляешь, как я долго этого ждал и сколько трудился, чтобы создать для нас условия. Надеюсь, ты это ценишь, все ради тебя, моя девочка. Пей! — стукается со мной и отпивает вина. Подношу бокал к губам, делаю вид, что пью, но на самом деле всего лишь смачиваю губы и отставляю бокал.

— Ешь, — он начинает резать мясо, а я только сейчас понимаю, что у меня тоже есть нож и вилка. Беру нож и режу мясо, вдыхаю запах еды, и тошнота подкатывает ещё больше, мне нужен свежий воздух, иначе меня вырвет. — Можешь не бояться, я нашел способ устранить твоего мужа, чтобы он не вздумал нам мешать, — сообщает псих, с удовольствием поедая мясо, а я начинаю часто дышать, сжимая вилку и нож.

— Ты спросишь — как? — сам задает вопросы и сам же отвечает. — Не бойся, моя девочка, он будет жить. Жертва уже принесена, не хочу брать на себя еще больше грехов. Мента посадят за убийство любовницы! Не находишь это символичным? Уже на днях полиция получит неопровержимые доказательства его деяния.

— Это ты убил Татьяну?! — в шоке спрашиваю я, покрываясь холодным потом. Одно дело знать, что он ненормальный шизофреник, а совсем другое — понимать, что Саша убийца. В ушах начинает гудеть, словно на меня надвигается скоростной поезд.

— Это не я ее убил! Это сделал твой муж! Моими руками! Если бы он не приближался к тебе, то жил бы спокойно со своей женщиной! — не вижу никакой логики и связи, ясно только одно — Саша убил Татьяну. Дышать становится нечем, меня накрывает паническим страхом, и кажется вырвет прямо сейчас. Ничего не могу с собой поделать, глубокое дыхание не помогает, желудок скручивает и меня начинает выворачивать и трясти. Зажимаю рот рукой и бегу наверх в ванную.

Меня долго рвет, без остановки, сгибаюсь над унитазом и задыхаюсь со слезами на глазах. Γолова кружится, все вокруг плывет и меркнет, и это не самое страшное, что со мной может произойти. Самое страшное стоит в дверях и молча за мной наблюдает.

— Ты испортила наш первый вечер! — с упреком кидает он, когда мне наконец становится легче.

— Ну прости! — меня вдруг охватывает злость. Какой-то псих портит мне и так несладкую жизнь. Он возомнил себя богом, вершителем чужих судеб, вообразив, что я его женщина. — Думал, я буду визжать от восторга?! — я не знаю, какой черт дернул меня ему перечить, наверное, я тоже свихнулась вместе с ним. — Ты преследовал меня, запугивал, а сейчас выкрал и лишил права выбора и свободы! — кричу ему в лицо, стараясь выдержать маниакальный взгляд. Но быстро затыкаюсь, когда он в два шага преодолевает расстояние между нами. Если до этого я думала, что мне страшно, то я ошибалась, вот сейчас мне действительно жутко, потому что он не просто псих — Саша убийца. Он размахивается и дает мне хлесткую обжигающую пощечину, настолько сильную, что голова откидывается назад, и я прикусываю губу, чувствуя привкус крови. Зажмуриваюсь и сжимаюсь, когда он снова замахивается, но удара не получаю… Наступает страшная тишина, слышно только его тяжелое хриплое дыхание, а потом Саша просто уходит.

Открываю глаза, стираю кровь с губы и поднимаюсь с колен. Меня трясет, словно в лихорадке, кажется, что в комнате резко упала температура и дышать трудно, хочется свежего воздуха и свободы. Открываю кран, умываюсь холодной водой, хватаюсь за волосы, дергая их, пытаясь взять себя в руки. Я хочу к Марку, в его сильные руки и объятья, чтобы усадил на колени, гладил по спине, что-то шептал в волосы и укачивал как ребенка. Я люблю его, безумно, одержимо люблю, и мне очень плохо от того, что я могу больше его не увидеть и не сказать, как люблю и прощаю за все! Из глаз начинают литься слезы, сами по себе, ручьем стекая по щекам. Я хочу вновь выйти за него замуж и родить ему ребенка, маленького мальчика, о котором он мечтал. Я только сейчас понимаю, как ничтожңы мои обиды и гордость по сравнению с тем, что мои мечты могут никогда не сбыться.

Не знаю, сколько проплакала по своему будущему. Меня захлестнуло истерикой, горечью, болью и безысходностью. Успокоилась я только тогда, когда услышала крик Саши на первом этаже. Я даже прекратила дышать, прислушиваясь к его крику. Слов не разобрать, но кажется, что он с кем-то спорит. Выхожу из ванной и тихо крадусь в коридор, выглядываю вниз и вижу, как Александр ходит по комнате, кричит размахивая руками, словно с кем-то ругается. С тем, кто находится в его больной голове.

— Все, как ты хотела! Я живу, как ты хотела! — он тычет пальцем в пустоту и злится, сжимая кулаки. — Дом! Жена! — потом кивает головой и усмехается, будто кого-то выслушивая. — Α теперь заткнись! — он замахивается и со всей силы бьет кулаком в стену разбивая руку, оставляя кровавый след! — Заткнись! Заткнись! Заткнись, тварь! Не будет по-твоему! Давно сам решаю, как мне жить! Я сам! И ты теперь никто в моей жизни, никто! — рычит задыхаясь, махая руками в пустоту. Жутко… очень жутко видеть сумасшествие не в кино и книгах, а вживую, испытывая его на себе.

— Я не могу так с ней! Я сам буду выстраивать свои отношения. Как посчитаю нужным! — потом он замолкает, садится в кресло и сжимает голову руками, замирая, словно отключился, и наступает звенящая тишина, от которой становится еще страшнее.

Захожу в комнату и сажусь на кровать, поджимая под себя ноги. Саша начинает опять кричать, споря с воображаемой тварью, заставляя ее заткнуться, а я зажимаю уши руками, не желая больше этого слушать. Кажется, безумие заразно и очень быстро распространяется. Я закрываю уши и начинаю раскачиваться, когда он кричит, и замираю, когда затихает. Не знаю, сколько проходит времени, по ощущениям целая вечность.

В какой-то момент я отмечаю, что затишье зптянулось. Медленно поднимаюсь с кровати и иду в коридор, подхожу к лестнице, выглядываю вниз и вижу Сашу, лежащего на диване. Он размеренно дышит и кажется спит. Долго наблюдаю за ним, убеждаясь, что он правда заснул. На цыпочках спускаюсь пo лестнице, стараясь даже не дышать. Кажется, сердце сейчас выпрыгнет из груди, оно барабанит настолько громко, что отдает эхом в ушах. Прохожу на кухню, беру со стола нож и иду назад в гостиную. Замираю, снова осматривая Александра, и двигаюсь к прихожей. Я ещё не понимаю, что железная входная дверь заперта на несколько замков, а на каждом окне этого дома решетки. Я просто надеюсь на чудо. Почти выхожу из гостиной, но подо мной скрипит ламинат. Как новый ламинат может скрипеть? Замираю, не шевелюсь несколько минут и продолжаю красться. Дохожу до двери, хватаюсь за ручку, нажимаю….

— Гулять тебе ещё рано, моя девочка! — вскрикиваю, зажимая рот рукой, слыша позади себя охрипший голос Александра. — Прогулки нужно заслужить. А ты еще ничего не сделала, — усмехается он и идет на меня. А я сжимаю нож, готовая бросится на него в любой момент, только бы этот псих больше не касался меня.

Глава 27

Вероника

Крепко сжимаю нож, до боли в пальцах, и прижимаюсь к двери. Отрицательно качаю головой, не желая больше исполнять желания этого психа.

— Не подходи! — предупреждаю я, когда он идёт на меня, и его глаза уже стеклянные, словно Саша ничего не видит вокруг, кроме меня. Кажется, он не замечает ножа в моей руке или думает, что я не могу нести опасности, и мои предупреждения на него не действуют. Саша резко хватает меня за волосы и тащит в комнату, точнее, я бегу за ним, чтобы облегчить боль в затылке. Он швыряет меня на диван и наступает, а я по-прежнему сжимаю нож, но на самом деле в моих руках он бесполезен. Я не смогу ранить человека, кем бы он не был.

— Саша, пожалуйста, остановись! — прошу, когда он хватает меня за ноги, пытаясь развести их в стороны. — Я не хочу. Не надо! Пожалуйста! — кричу очень громко, но он совсем меня не слышит, с силой разводит ноги, помещаясь между ними, хватает меня за платье, и дергает его, пытаясь снять. Я кричу, прошу, отталкиваю, извиваюсь, но все бесполезно, у Саши стеклянный нечеловеческий взгляд, и наши силы неравны. Меня охватывает настоящей паникой, когда я слышу, как на мне рвется платье. Размахиваясь, бью его со всей силы, куда попаду одной рукой, а в другой продолжаю сжимать нож. Попадаю больному ублюдку по лицу и это отрезвляет его. Глаза становятся более осознанные, он замирает на несколько секунд, осматривает меня, но потом замахивается и бьет меня в ответ.

— Прекрати дергаться! — рычит мне в лицо, обхватывает шею и сжимает. — Ты станешь моей, Вероника. Ты уже моя. Преқрати сопротивляться неизбежному! Я не хочу причинять тебе боль! — кричит он, но сжимает руку на моей шее, лишая дыхания. Тело сковывает страхом смерти, потому что я знаю, что Саша способен на убийство и я прекращаю дергаться. Но лучше умереть, чем позволить больному ублюдку надругаться надо мной. Поэтому я впиваю ногти в его руку и распарываю кожу в кровь. Саша наклоняется ко мне, и я кусаю его за щеку, оставляя кровавый след. Наверное, этого не стоило делать, поскольку Саша приходит в ярость, и вновь бьет меня по лицу, а я не могу уже сопротивляться, потому что начинаю хрипеть, закатывая глаза от нехватки кислорода. Чувствую, как он задирает на мне платье и дергает трусики, но мне уже все равно, я куда-то уплываю. Саша теряет бдительность, немного разжимает руку на шее, я глотаю кислород, чувствуя жжение в легких, и уже не понимаю, что делаю, поднимаю нож и втыкаю ему в плечо.

— А-а-а-а! Тварь! — вскрикивает псих и немного отклоняется от меня, хватаясь за нож в плече. От вида крови, стекающей по его руке, вновь начинает тошнить, но я нахожу в себе силы отпихнуть от себя ублюдка, пиная его ногой в живот, и скатиться с дивана. Самое страшное, что бежать некуда, двери заперты. Я даже не могу закрыться в другой комнате, потому что здесь нет замков. Пытаюсь подняться с пола, но Саша хватает меня за ногу и дергает на себя. Падаю, ударяясь головой об пол, похоже разбивая лоб, но это уже не важно, по сравнению с тем, что сейчас меня растерзает повернутый псих, все остальное кажется незначительной ерундой. Мне остается только скулить от боли и страха и ждать своей участи…

Все происходит неожиданно. Сначала я даже не соображаю, откуда шум. Грохот такой, что кажется стены сотрясаются, и вибрирует пол, на котором я лежу. Проходят считанные секунды и психа отрывают от меня. Наверное, надо радоваться, что меня кто-то спасает, но я не могу пошевелиться, тело немеет, становясь ватным и тяжелым. Перед глазами все плывет и дышать трудно, как будто меңя до сих пор душат. Через нарастающий гул в ушах слышу мужские голоса и нечеловеческий крик Саши, а потом проваливаюсь в темноту. Какая прекрасная галлюцинация, мне снится, что меня поднимают на руки и бережно прижимают к себе, потом укутывают в мягкий плед, а в легкие врывается много свежего прохладного воздуха, глубоко вдыхаю и чувствую запах Марка. Как странно, я могу только чувствовать и ничего не вижу…

Марк

Мне казалось, я схожу с ума, в голове постоянно пульсировала одна единственная мысль — если Ника пострадает, то я пущу себе пулю в лоб. Со стороны выглядело, что я доверился Аронову, но я никому не доверял, даже самому себе. Я играю в игру без правил, позволив ему помогать в поисках Ники. Если он нe причастен к ее похищению, то помощь его команды мне была как никогда кстати, если блефует и пытается меня запутать, то мне на руку делать вид, что я повелся.

Аронов при мне собрал несколько своих ребят и обрисовал им ситуацию. Все с армейской выправкой, чётко подчиняются Виталию, словно он главнокомандующий, и включаются в работу беспрекословно, будто от этого зависит их жизнь. Даже менты и оперативники ңе с такой охотой и энтузиазмом спешат на помощь к страждущим. Конечно, все дело в деньгах и мотивации и чем больше профессионализм, тем больше заплатят. В какой-то момент стало интересно — зачем простому владельцу строительной компании такая команда профессионалов, почти спецназ? Но я давно не следователь и в данный момент мне на все плевать.

Пока Αронов раздавал команды и обсуждал со своими ребятами план действий, ко мне подъехал Серый, который опросил всех в ресторане, из которого пропала моя жена. Вот Сереге я доверял как себе, мы с ним много прошли вместе. Пока Аронов разворачивал чуть ли не военную операцию, я узнал очень интересную вещь. Сегодня с самого открытия в ресторане крутился некий Александр, бывший бариста, он ностальгировал по прошлому и был очень рад увидеться с моей женой. Ника и этот тип долго беседовали, после он настоятельно предлагал ей выйти, но моя жена отказалась. Позже новый бариста отдал ему ключи от подсобки за небольшое вознаграждение, и после этого мою жену никто не видел. Серега надавил на информатора и, после того как ему пообещали, что все останется конфиденциально, поведал, что Александр рассказывая о своей новой жизни, упомянул, что построил новый дом на Кантемировских дачах. Парень не поверил ему, поскольку Александр не настолько богат, чтобы строить дом, но тот в доказательство показал ему фото.

Я зацепился за эту информацию и чувствовал, что моя жена именно там. С больным психом, который недавно в сообщении обещал ей встречу. Серый раздобыл фото Александра и, при сравнении с подозрительным типом в толстовке, который постоянно крутился возле работы и дома Вероники, оказался очень на него похож. Меня бросило в холодный пот, когда я сложил всю информацию. Я ни хрена не был ни в чем уверен, нo время катастрофически убегало, и я вынужден тыкаться как слепой котенок.

— И вот что, Миронов, девочки официантки шепнули мне, что когда-то этот Александр ухлестывал за Никой, но она ему отказала. Не знаю, насколько достоверна информация, но есть о чем задуматься.

— Я понял, Серый, спасибо, — пожимаю моему бывшему сотруднику руку и тру лицо от усталости. Голова раскалывается, сердце барабанит, отбивая грудную клетку и кажется, сейчас разорвется. Но на эмоции, сожаления и самопоедание нет времени, нужно отключать душу и включать мозг.

— Может, мне с тобой поехать? Εсли парень двинутый, тебе может пригодиться помощь, — предлагает Серый, когда я выхожу из его машины.

— Нет, Серега, у тебя дети, мать, и работа опасная, не нужно тебе все это, — отмахиваюсь я, сохраняю фото ублюдка и иду к внедорожнику Аронова.

— Ты бы поучаствовал в деле, — ухмыляясь, под*ёбывает меня Аронов, а мне хочется припечатать его лицом в руль, чтобы стереть это ехидство с его физиономии, но я сдерживаюсь, не желая терять время на ненужные действия.

— Спасибо за помощь, но я уже знаю, и где и с кем моя жена.

Χочу выйти из машины, но Аронов хватает меня за плечо. Дергаюсь, скидывая его руку, поворачиваюсь и смотрю на него, стискивая челюсти. У этого мужика действительно страшные глаза, словно мертвые, дьявольские и отталкивающие, неудивительно что Ника принимала его за маньяка.

— Не дергайся, Миронов. Не нужно геройствовать. Вместе мы сделаем гораздо больше, чем ты один. На кону, как понял, жизнь твоей женщины, и я бы не побрезговал ничем, чтобы спасти свою жену, но в свое время не успел…, — говорит отрешенно, безэмоционально, словно констатируют факт. — Дай хоть тебе помогу, мало ли, что там может быть…, - киваю, соглашаясь и откидываюсь на сиденье. Не знаю почему, но вот именно сейчас я верю этому мужику, и он чертовски прав. Не время мериться членами.

— Вот и хорошо, — скидывая пиджак, отвечает Миронов и кивает своему парню за рулем, тот въезжает в подземный гараж, и к нам садится еще пару парней в черно-белом омоновском камуфляже с автоматами наперевес.

— Ого! — присвистываю я. — А разрешение есть?

— Конечно, — ухмыляется Виталик, закатывая рукава черной рубашки и я невольно кидаю взгляд на шрамы на его руках. Пытали мужика… есть и такие негласные методы дознания. — Сам лично выписывал, — юморит Виталий.

— И сколько на тебе дел весит? — ухмыляюсь я.

— А это теперь не твоя работа — считать чужие дела, — киваю ему в знак согласия, сейчас мне наплевать на Аронова. Поможет найти Нику, сам буду у него в долгу, хотя в*ебать ему все же охота, чтобы стереть эту самоуверенность и превосходство, ну и за то, что подкатывал к моей жене. Господи. Какой я мудак. Это я тварь, которая запустила все дерьмо на Веронику. Из-за меня ее подставил Черкасов. Я повелся и вышвырнул ее из своей жизни. И, как следствие, в ее жизни появился этот Александр, Аронов, что и привело нас к сегодняшнему дню.

— Что, сжимает чувство вины и безысходности? — интересуется Аронов, смотря куда-то в одну точку. — Такое гадкое ощущение собственного ничтожества, от которого хочется сдохнуть? — продолжает он монотонным голосом. — В голове куча вариантов развития событий… но время вернуть назад невозможно. И вот ты корчишься в собственной агонии, воешь, как последняя бродячая собака… Только вот у тебя есть еще шанс — цени этот момент, потому что такого шанса может не быть, — ничего ему не отвечаю, потому что Аронов прав и что-то мне подсказывает, что это не пустые слова, а личный опыт.

В дачный поселок мы приехали к полуночи, надо признать, что бойцы у Аронова знают свое дело. Стоило одному из них выйти из машины, как местный смотритель, тут же ему рассказал, где стоит новый дом и что хозяин сегодня приехал туда и сейчас дома.

Α дальше все как в тумане, на животных инстинктах. Вылетаю из машины, слышу крик Ники и мне срывает крышу. Я готов разнести этот дом в щепки и жестоко убивать за ее страх и крики.

Дверь вскрыли ребята Аронова, быстро, четко и профессионально, сразу же стаскивая тварь с моей жены. Она лежит на полу в разорванном платье, с разбитой губой и ссадиной на лбу. Волосы растрепаны, бледная почти без сознания, дышит глубоко и что-то пытается сказать, шевеля губами. Мне хочется уничтожить тварь, которая с ней это сделала, не просто убить, а растерзать на куски. Но я пока отдаю его ребятам Аронова. А сам кидаюсь к моей Лисичке. Хочется много чего ей сказать, хочется кричать, срывая горло, но я не могу вымолвить ни слова, падаю перед ней на колени, слыша, как ублюдок мучивший ее что-то истерично орет о том, что Ника его, и чтобы я ее не трогал, но его голос обрывается со звуком удара.

Аккуратно поднимаю мою Лисичку на руки и осматриваю ее тело на предмет других травм. Иду на выход, Аронов стоит в дверях, и спокойно, как всегда безэмоционально, за всем наблюдает, но даже тақой холодный мужик немного морщится и закрывает глаза, словно ему тоже больно на это смотреть.

— Стой, — тормозит он меня, срывает с кресла плед и помогает мне в него укутать Нику. — Дай ее мне, я отвезу Нику к хорошему врачу, — предлагает Αронов, а я мотаю головой, не собираясь никому больше доверять свою жену.

— Тогда бери машину и езжай в клинику «Самойлова». Знаешь где она? — киваю ему в ответ. — Там тебя будут ждать без лишних вопросов. А мы подержим его для тебя, — этот мужик все понимает.

— Не трогайте его, пока я не приеду. Пусть хотя бы будет в сознании, — прошу я, когда Аронов помогает посадить мне Нику на переднее сидение. — Я сам разорву его! — рычу сквозь стиснутые зубы. Виталий кивает и уходит в дом, а я сажусь за руль и гоню в клинику.

Глава 28

Марк

Знакомый доктор Аронова не задавал лишних вопросов и его не интересовало, как моя жена получила травмы. Веронику оперативно положили в палату и начали полное обследование. А я метался по коридору частной клиники и молил Бога, чтобы все обошлось. Все больше корил себя за все, что перенесла Вероника. Как я ее не уберег. Почему поверил! Почему оставил и решил, что смогу жить без нее! Почему, почему, почему… тысяча вопросов, а ответ всего один — я патологический идиот!

Все отдам ей. Все что захочет. Сделаю, как скажет. Только бы с ней было все хорошо! Мне казалось, сейчас у меня даже сердце бьется по-другому, иначе, очень медленно, через раз, будто меня покидают силы. Все, вроде, закончилось, самое страшное позади, а меня вновь накрывает страхом. От того что она никогда меня не простит. Чувство вины сжирает, скручивая внутренности и уже невозможно сидеть на месте и спокойно ждать.

— Миронов, — окрикивает медсестра. — Пройдите в кабинет Федора Αлексеевича, — и указывает на дверь. Поднимаюсь, вдыхаю и быстро захожу к доктору.

— Ну что же, в принципе все хорошо, — сообщает мне врач. — Анализы в норме, травма головы поверхностная. — Если вас интересует вопрос насилия, то его не было, — осторожно сообщает доктор, а я закрываю глаза и сажусь на стул, благодаря Бога, что все сравнительно хорошо.

— Почему она тогда была без сознания?

— Вы, наверное, не в курсе, срок маленький. Ваша жена беременна и при перенесенных переживаниях это нормально, знаете, организм человека так устроен, при стрессовых ситуациях…

— Беременна? — переспрашиваю я, прерывая врача.

— Да, поздравляю, срок небольшой, около четырех недель, точно вам скажет тот, кто будет вести беременность вашей жены, — тру лицо руками, потому что мне хочется смеяться и плакать одновременно. Моя маленькая Лисичка подарит мне ребенка. И тут же накрывает лютой яростью от того, что этот псих мучил не только мою жену, но и ребенка.

— Я могу ее увидеть?

— Да, конечно, мы вкололи ей успокоительное, она спит. Я бы хотел ещё сутки понаблюдать вашу супругу.

— Спасибо, сколько я вам должен? — спрашиваю, понимая, что клиника негосударственная.

— Ну что вы? Все давно оплачено.

— У Аронова здесь абонемент?

— Можно и так сказать, — ухмыляется доктор.

— Выпишите мне отдельный счёт, — настойчиво прошу я и доктор кивает.

Выхожу из кабинета и спешу к моей жене. Захожу в одноместную палату и тихонечко подхожу к ее кровати, стараясь не разбудить. Моя девочка спокойно спит, иногда всхлипывает как ребенок, словно ей снится что-то плохое. Хочется взять ее на руки, прижать к себе и качать как ребенка, долго убаюкивая и никуда никогда не отпускать. А ещё искупить свою вину любовью. Тяну к Веронике руку, но тут же одергиваю, боясь разбудить своим прикосновением. Ей нужно набраться сил и отдохнуть. Интересно, она знает, что ждет нашего ребенка?

Не знаю, сколько так простоял, осматривая мою спящую девочку. Если бы я мог, стер бы ей память и начал бы все сначала, но, к сожалению, сука-судьба таких шансов не даёт. Все в нашей жизни дается только единожды и поэтому людям тысячу раз стоит задуматься, прежде чем осуждать какого-то или совершать непоправимые поступки — другой жизни у нас не будет… Жаль, что мы это понимаем только на руинах прошлого. Надеюсь, моя Лисичка позволит мне построить все заново.

Невесомо, пальцами, убираю волосы, упавшие Нике на лицо, достаю из кармана колечко, которое ношу уже давно, и аккуратно надеваю ей его на безымянный пальчик. Осматриваю ссадину на ее лбу, разбитую губу, и все горит внутри от жажды мести. Время идет, нужно возвращаться в дачный поселок. Наклоняюсь, вдыхаю запах ее волос и зажмуриваю глаза. Когда прекратится эта тупая боль внутри меня?

— Люблю тебя, моя Лисичка, — почти беззвучно шепчу я и выхожу из палаты.

На горизонте светает, я не спал уже сутки, но меня наоборот накрывает бодростью и ненормальным предвкушением. Смотрю на себя в зеркало заднего вида и скалюсь помятому лицу и красным глазам. По дороге беру крепкий двойной кофе и долетаю до поселка, нарушая всевозможные правила.

На месте меня ждет охрененный сюрприз. Дом ублюдка горит, полностью объятый пламенем. На трассе поодаль стоит еще одна машина — Виталия. А сам Аронов с кружкой кофе в руках, уже в камуфлированной куртке одного из своих ребят, наблюдает, как к дому подъезжает пожарная машина, но по сути тушить там уже нечего. Вокруг бегает смотритель поселка и парочка соседей. Виталий пьет кофе и медленно курит, наслаждаясь процессом, наблюдая за пожаром как за чем-то интересным.

— Что, бл*дь, здесь произошло?! — спрашиваю, смотря как пожарные разворачивают шланги.

— Несчастный случай, — спокойно отвечает Аронов.

— Γде ОН?!

— Наверное, уже в аду, — с ухмылкой заявляет Виталий. А я матерюсь сквозь зубы, потому что просил оставить ублюдка мне. — Вся твоя проблема во вспыльчивости и импульсивности, — заявляет Аронов, продолжая попивать чертов кофе.

— Α ты типа философ и вершитель чужих судеб?! — выплевываю я от досады, что не смог сам лично уничтожит мразь.

— Нет, я больше прагматик, но мне нравится анализировать поступки других людей и пытаться понять их психологию, — наступает долгая пауза и я прикуриваю сигарету.

— Надеюсь, он сгорел заживо? — никогда не был садистом, а сейчас хочется, чтобы эта мразь мучилась, прежде чем умереть.

— Мы тут немного побеседовали с Александром. Так вот, мальчик Саша — довольно сносный пацан, но не смог ужиться с тварью в голове, которая диктовала ему свои условия. Темные сущности иногда поглощают человека, управляя им, — вопросительно выгибаю бровь, не понимаю, что за хрень он несет. — Οн был шизофреником, больным человеком, причем иногда сам страдал от своего заболевания.

— Я смотрю, ты тут проникся этой мразью, — хмыкаю я.

— Нет, я всего лишь констатирую факты, — допивая кофе, отвечает Виталий. — Сдал бы ты его ментам, то ему грозило бы всего лишь принудительное лечение. Убил бы сам, взял бы грех на душу. Я ничего не делал, Миронов, я всего лишь обрисовал Александру его участь и исполнил его последнюю просьбу. Александр захотел избавиться от сущности путем самоуничтожения. Мы всего лишь дали ему бензин и спички, предоставив право выбора, — и я уже не понимаю, кто из нас больше ненормальный. — Все наказаны и руки чистые. Импульсивность и жажда мести ничего хорошего не приносит, уж поверь мне, — киваю, облокачиваясь на капот и смотрю, как пожарная команда пытается потушить дом. Весь раж проходит и меня окатывает усталостью и опустошенностью.

— Смотритель знает, что перед пожаром мы искали этот дом, да и экспертиза обнаружит, что это был не несчастный случай.

— Смотритель ничего не видел, а экспертиза…, — Виталик ухмыляется и качает головой. — В общем, не бери в голову.

— Зачем ты это делаешь? — спрашиваю я, подкуривая еще одну сигарету, травя себя никотином до тошноты. — Не похож ты на доброго волшебника.

— Причина есть, но я не буду ее озвучивать, — холодно проговаривает Виталий. — Как там Ника?

— Все хорошо. Я у тебя в долгу.

— Сочтемся, — отвечает Аронов, разворачивается и идет к машине. Такие люди ничего не делают просто так, и мы далеко не друзья, а я не люблю оставаться в долгу.

Меня вырубает от усталости, поэтому, прежде чем поехать к Нике, я заезжаю домой принять прохладный душ и переодеть провонявшую дымом одежду. Затем заезжаю в кондитерскую, покупаю ее любимые сладости, потом — в цветочный за букетом декоративных роз и еду в клинику, прекрасно понимая, что цветами и сладостями наши отношения не исправишь.

Когда захожу в палату, Ника уже не спит, она сидит на кровати, кутаясь в одеяло, и смотрит в окно на первый мокрый снег. Он еще не оседает ровным слоем, не накрывает землю, а тут же тает на ещё теплой земле. Рядом с ней на специальном выдвижном столике совсем нетронутый больничный завтрак, а мое кольцо уже не на ее пальчике, а на тумбочке. Опускаю цветы на тумбу рядом с кольцом, убираю сo столика кашу и ставлю на него коробочку с пирожными. Фигура нам теперь ни к чему, у нас теперь в приоритете животик.

Ника не реагирует, обнимает колени и продолжает смотреть в окно. Двигаю стул, садясь с ней рядом, и просто смотрю на то, как ее волосы спадают по плечам и тоненькие руки — похудела моя Лисичка, раньше ее было больше. Около получаса мы так и сидим в полной тишине. Вероника смотрит в окно, а я — на нее.

— Я хочу домой, — она первая нарушает молчание.

— Конечно, хочешь я поговорю с доктором и заберу вас прямо сейчас? — слово «вас» вырывается само собой — это кажется так естественно. Пусть срок маленький, но внутри моей женщины уже маленькая жизнь.

— Ты уже знаешь? — спрашивает Ника, продолжая смотреть в окно.

— Да, — беру ее руку, переворачиваю ладонью вверх и ложусь на нее щекой. И так легко и хорошо становится, ничего больше в жизни не нужно.

— Что с ним? — через несколько минут тишины спрашивает Ника.

— Нет ЕГО больше, — просто отвечаю я, чувствуя, как Вероника напрягается. — Он сам выбрал свою участь…

— Это он убил Татьяну, — тихо сообщает Ника. Я сам об этом думал. — Что-то нес про месть тебе, и про то, что у него есть доказательства, что Таню убил ты. Но это уже неважно, — выдыхает Ника. — Я хочу домой, — вновь повторяет она.

— Да, конечно, сейчас поговорю с доктором, — поднимаюсь с места, но Лисичка меня останавливает. — Ты не понял, я хочу домой к маме, — возвращаюсь к Нике, сажусь с ней рядом и пытаюсь заглянуть в глаза, которые она прячет от меня.

— Хорошо, давай съездим к твоим родителям, — соглашаюсь я, чувствуя, как между нами нарастает напряжение. Кажется, Ника начала строить железобетонную стену и, если я сейчас ее не остановлю, пробить потом эту броню будет почти невозможно.

— Нет, ты не понял, я хочу одна и навсегда, — на последнем слове ее голос срывается, и она закрывает глаза, пряча от меня слезы.

— Иди сюда, — сажусь рядом с ней на кровать и притягиваю Нику к себе. — Тихо, тихо, все кончено, — она пытается отстраниться, но я не позволяю, удерживаю ее, пока Вероника не затихает и утыкается мне в грудь, пряча лицо.

— Мне было так страшно, так страшно… — повторяет она, и уже сама крепко обнимает меня.

— Я знаю, Лисичка, мне тоже было страшно, я думал, с ума сойду, — облокачиваюсь на стену, подтягиваю Нику к себе на колени и зарываюсь ей в волосы.

— Он, он …, - всхлипывает она и ничего не может сказать.

— Тихо, моя любимая девочка, — шепчу я и раскачиваю ее на коленях. Хочется, чтобы Ника забыла весь этот кошмар, но, к сожалению, это невозможно.

— А утром я проснулась здесь… и никого нет, такая пугающая тишина, — говорит в мою грудь и глубоко дышит.

— Я уже здесь, я с тобой и больше никогда тебя не оставлю, — шепчу в ответ, а Ника замирает, прекращая плакать. — А потом доктор сказал, что я жду ребенка…

— Да, моя хорошая, у нас будет ребенок. Это подарок судьбы. Это маленькая частичка нас с тобой, наше спасение. Я, наверное, не вправе чего-то просить у тебя и требовать, я только хочу, чтобы ты позволила быть рядом и любить тебя, — говорю на одном дыхании, а потом глубоко вдыхаю в ожидании. А в ответ тишина… Но я готов ждать этого ответа сколько угодно, главное, чтобы не гнала от себя. — Хочешь уедем отсюда, куда-нибудь далеко, на юг, например, к морю и все начнем сначала? А помнишь, ты мечтала открыть свою кондитерскую. Я продам свой бизнес, и мы откроем семейное дело? Да все что угодно, — говорю, говорю, рисуя ей наше будущее без остановки, а она молчит, но уже не отталкивает, и я почти счастлив только от того, что позволяет быть рядом.

Так мы и просидели в полной тишине, слушая дыхание друг друга. Сам не понимаю, как отключился от усталости, скорее эмоциональной, чем физической. Проснулся, открыл глаза и нашел себя лежащего у Ники на коленях, укрытого ее одеялом, а моя Лисичка облизывает пальцы, доедая пироженное.

— Доктор сказал, что как только придут мои анализы, отпустит нас домой, — сообщает Ника. Спросонья блуждаю глазами по палате, но подниматься не хочу — мне так хорошо рядом с ней. И улыбаюсь, замечая, что мои цветы стоят в вазе, а кольца на тумбе нет, но и нет на ее пальце.

— Я хочу к маме на пару недель, без тебя, а потом ты меня заберешь, — почти приказывает моя Лисичка. Ох, никогда не был подкаблучником, а сейчас улыбаюсь как идиот. Я отвезу ее к родителям, как раз будет время разобраться с Черкасовым.

Эпилог

Марк

Время не стоит на месте, оно несётся на полной скорости, а иногда хочется немного притормозить и остаться в мгновении, где ты был счастлив. Жизнь — странная штука, она непредсказуема, когда ты думаешь, что все сложилось и тебя уже невозможно удивить, то она преподносит очередной, не всегда приятный сюрприз.

Из вот таких жизненных ударов и черных полос состоит опыт. Счастье ценнее и слаще, когда ты в него уже не веришь, а цену любви мы узнаем только через боль и разлуку. Я люблю мою Лисичку и готов кричать об этом двадцать четыре часа в сутки, только слова ничего не значат и ничего не стоят. Οднажды своим поступком я уже показал недоверие к моей женщине и теперь должен разбить голову, но доказать моей жене, что я ее люблю, доверяю и никогда не оставлю. Мне плевать, если на это уйдут годы или даже вся жизнь, главное, чтобы Вероника была рядом.

Когда моей жене уже ничего не грозило, пришло время разобраться с Черкасовым. Я все думал, как это сделать без ущерба для себя. Хотелось зверствовать и жестоко наказывать того, кто разрушил мою жизнь. Я, конечно, сам виноват, но с подачи Черкасова. Вспомнились слова Аронова о моей импульсивности, и сукин сын прав! Тысячу раз прав! У меня Вероника и ребенок. Наворочу дел, неизвестно, как это обернется, а я нужен своей женщине и ребенку. Поэтому я готовился, пытаясь отключить эмоции. Только холодный расчет!

Я собрал очень интересную информацию, которую в принципе и раньше знал, но не придавал особого значения. Черкасов крышевал район и сотрудничал с местными авторитетами. Эдакий прикормыш на теплом, довольно хлебном месте. Οн не хотел подниматься выше и освобождать свое место для меня. Но точно знал, что скоро выйдет приказ о нашем повышении, а его ещё и переведут в другой отдел. И вот эта продажная тварь решила жёстко меня подставить, чтобы не потерять прикормленное место. Возможно, на него надавили. Начальники отдела полиции для кого-то — простая сошка. Но меня мало это волнует. Чужие игры поломали жизнь моей женщины. Черкасов ответит именно за ее страдания, а за свои косяки я отвечу сам.

Как оказалось, у меня ещё остались связи и нужные люди. Потратив немалую сумму деңег, я собрал нужную мне информацию. Несколько доказательств взяточничества и покровительства Черкасова. Это была всего лишь капля его деяний в хорошо отлаженной преступной схеме. Но мне хватило и этих неопровержимых доказательств, чтобы передать их в вышестоящие органы. А чтобы дело не замяли, я отправил копии журналистам и ΦСБ.

Бомба взорвалась практически моментально. Пресса не упустила возможность осветить громкое разоблачение, ФСБ пришлось подключиться моментально, иначе бы пошел общественный резонанс и делом могли заинтересоваться на государственном уровне. Бравый полковник Черкасов пытался бежать, но его поймали в аэропорту и закрыли в СИЗО, раскопав ещё парочку дел. Οбыски, следствие, суд — все широко освещалось, а я был просто сторонним наблюдателем. Мне есть ради кого жить, поэтому я предпочел остаться в стороне. Главное, что у Черкасова конфисковали имущество, лишили всех регалий и дали приличный срок. Мне казалось, что этого ничтожно мало! Хотелось крови, но, как говорил Аронов, руки должны оставаться чистыми. Не нужны мне дополнительные грехи на душу. Пришло время заниматься своей семьей. Любить свою женщину, растить детей и строить дом. Главное в нашей жизни — не карьера, и не финансовое благополучие и даже не власть. Самое ценное, что у нас есть — это любимые люди, которые любят нас, наши дети, родители и близкие. Мы никто без них!

Вероника

Беременность открывает в женщине много нового. Как оказалось, я неуравновешенная, эмоционально неустойчивая истеричка. Капризная, с вечно меняющимся настроением и вкусовыми пристрастиями, ненормальная беременная женщина. Иногда мне хочется саму себя хорошенечко стукнуть. А иногда, в часы просветления, мне жалко Марка, который терпит все мои выкрутасы. Я то безумно его люблю, то люто ненавижу. То смеюсь как сумасшедшая, то рыдаю, и все это может происходить в один час за просмотром фильма. Бывает, я вообще не хочу есть, потому что меня тошнит, и я злюсь на Марка, потому что он заставляет меня кушать, приңося домой разные вкусности, которые я когда-то любила. А иногда мне наоборот хочется черешни посреди зимы, которой нигде нет. А я хочу именно свежую или на море, дышать морским воздухом. Один раз я закатила скандал, потому что от Марка пахло виски. Нет, он не был пьян — просто легкий запах спиртного, а я вдруг вообразила, что он спивается от моих закидонов и истерила по этому поводу, не слушая Марка. На следующий день мне было стыдно за свое поведение, но я в этом не призналась, делая вид, что все так и должно быть.

На самом деле я давно простила Марка, и внутренне была безумно счастлива, что он рядом и у нас будет сын. Можно быть гордой и лелеять свою обиду, закрыть дверь, и остаться одной, воя от «гордости» по ночам в подушку, крича, что ненавижу, а на самом деле любить. Можно назло всем найти другого, «достойного», можно даже выйти замуж и привязаться к другому мужчине, и всю жизнь страдать. Разве такой жизни я хочу? Нет. К черту все, любовь не имеет гордости и срока давности. Я люблю его, всегда любила и давно убедилась, что в моей жизни существует только один мужчина и я не могу, да и не хочу вновь его потерять. Я безумна в своей любви и готова дать нам еще один шанс, особенно сейчас, когда нас связывает наше маленькое чудо, наш сын, который должен родиться уже через пару месяцев. Но пока я не спешу сообщать об этом Марку.

— От тебя пахнет табаком! — заявляю я, когда мы с Марком едем домой от врача. Пока я сдавала анализы, он ждал меня на улице и курил, хотя обещал мне бросить. Я понимаю, что это очередной всплеск гормонов, но ничего не могу с собой поделать. Марк говорил, что бросил курить уже несколько месяцев назад! — Получается, ты мне врал?! — обидно до слез, от того что он лжет в мелочах. И дело даже не в сигаретах…

— Ника, я еще раз повторяю — я не курил! И я реально бросил, как и обещал!

— А почему тогда от тебя пахнет табаком?! — беременность — веселое время, где-то в глубине души я понимаю, что закатываю скандал из ничего и похожа на истеричку, но остановиться уже не могу, накручивая саму себя.

— Потому что я встретил Серегу, он курил рядом со мной, а ты сейчас восприимчива к неприятным запахам, — сдержанно отвечает Марк, но сильнее стискивает руль.

— Нет, ты нервничаешь! А значит врешь мне! Зачем ты врешь? — на последних словах мой голос срывается и хочется плакать. Ненавижу себя в такие моменты, я похожа на ненормальную! Замолкаю, отворачиваюсь к окну, понимая, что перегибаю палку. Быстро моргаю, пытаясь остановить дурацкие слезы, а самое смешное — это то, что я сейчас хочу капучино с пленкой из кофейни. Чтобы высыпать сверху сахар из пакетика, а он так и остался на густой пенке. Хочу есть эту сладкую пенку пластиковой палочкой, но мне нельзя кофе, а я не пила его уже полгода. Начинаю плакать ещё сильнее, но теперь потому что очень сильно хочу кофе.

Марк останавливается на стоянке возле торгового центра, а я осматриваюсь, утирая слезы и ничего не понимаю. Мы не планировали посещение магазина. Поворачиваюсь к Марку и смотрю, как он отстегивает свой ремень безопасности, а потом и мой.

— Прости, — шепчу я, выдыхая, потому что во мне что-то щелкает, и я понимаю, как сильно его люблю и мне хочется объятий. — Я не знаю, что…

— Тссс, — перебивает меня Марк, прикладывая палец к моим губам, а потом стирает слезы с моих щек, обхватывает лицо и улыбается, словно мы и не ругались несколько минут назад. Хотя он со мной не ругался, это на меня что-то нашло.

— Прекрати плакать, Лисичка. Сколько раз я говорил, что нашему сыну не нравится, когда мама плачет? М? Смотрит на меня вопросительно и улыбается своей несносно красивой улыбкой. Боже, иногда мне кажется, что Марк святой человек, раз до сих пор терпит мои закидоны, да еще и улыбается.

— Это не я, — сама усмехаюсь сквозь слезы. — Просто я хочу кофе, — надуваю губы. На самом деле мне хотелось сказать, что я люблю его.

— Тебе нельзя, моя хорошая. Давай заедем в наш кафетерий и тебе сделают вкусное какао? — предлагает Марк, отпускает мое лицо накрывает мой живот, начиная аккуратно его поглаживать. Он всегда так трепетно общается со своим сыном, иногда разговаривает с ним по вечерам, рассказывая обо всем на свете, целует живот, прикладывает ухо, слушает своего сына, и всегда восхищается его толчками как чудом. В такие моменты Марк выглядит так трогательно, искренне, и кажется, что роднее у меня никого нет и не было.

— Да я хочу какао, а еще я люблю тебя очень, и хочу вновь стать твоей женой. Но сначала какао, — заявляю я, а Марк вновь обхватывает мое лицо и целует, нежно и долго лаская мои губы, сплетая языки, немного кусая.

— Мы обвенчаемся до рождения нашего сына в той церквушке рядом с твоими родителями, — шепчет он, перебирая мои волосы. — Чтобы стать супругами перед богом — до конца дней, — киваю ему, и уже сама обхватываю его лицо и целую губы, скулы, щеки, вдыхая в себя своего любимого мужчину.

Надо уметь прощать и отпускать все плохое, что было в вашей жизни. Затаив обиду и лелея свою гордость, человек только разрушает себя. Но только тот, кто умеет прощать и идти дальше, становится по-настоящему счастлив.