Любовь. Перезагрузка. Что делать, когда отношения закончились бесплатное чтение

Мари Луизе Фишер
Поздняя любовь

Был теплый вечер, приближались сумерки.

Осталась позади сумятица уличного движения центральной части Мюнхена, и она, покрутив ручку, опустила боковое стекло кабины своего юркого кабриолета. Возникший сквозняк разбросал в стороны локоны ее светлого с рыжеватым оттенком вечернего парика, но силы дуновения не хватило на то, чтобы испортить ей настроение.

Глубоко вздохнув, она постаралась расслабиться. Этим вечером состоялся важный прием у потенциального заказчика, с которого она ушла задолго до того, как гости собрались покинуть зал. Излучая во все стороны шарм и расточая любезные улыбки, она удалилась без долгих прощаний, уверенная в том, что все намеченное сделала и долг свой выполнила. Обычно, если только предоставлялась хоть малейшая возможность, она именно таким ранним уходом избегала необходимости напрямую отказывать и особенно назойливым, и даже благонамеренным мужчинам: опыт научил ее, что всегда найдется некто, желающий ее проводить, пригласить на ужин или куда-то еще. А все эти подвыпившие мужички с их вечным флиртом вызывали у нее лишь чувство скуки, особенно потому, что сама-то она оставалась трезвой как стеклышко: ограничивалась апельсиновым соком, даже без примеси шампанского.

Первоначально она намеревалась сразу же после приема еще раз заехать в офис, поскольку ей пришла в голову одна идея, которую хотелось немедленно зафиксировать на бумаге. Но теперь ощутила какое-то странное побуждение направиться в сторону зоопарка. Детей у нее никогда не было, но иногда она думала, что матери, наверное, испытывают к своим малышам такое же чувство, какое и она к своим стройкам. Даже занимаясь совсем другими делами, она всегда беспокоилась об их состоянии. Артур Штольце, ее милейший компаньон и коммерческий директор, считал эту ее заботу чрезмерной и имел обыкновение подтрунивать над компаньонкой, да и сама она временами улыбалась по тому же поводу. Но такова уж ее натура, и нет ни возможности, ни необходимости что-то менять.

На улице Вольфратсхаузерштрассе она остановила машину на незастроенной стороне, опустила стекло кабины и взглянула на еще не законченную постройку. На специальной доске яркими черными буквами рядом с эмблемой фирмы были написаны имена создателей нового дома: застройщика, подрядчика, ответственного за оборудование, техника отопительной системы, художника, ответственного за настил паркета и кафеля, и — не в последнюю очередь — ее собственное имя — «Архитектор Д. Бек». Это она — Доната Бек, и ей всегда было радостно видеть на доске свое имя. А путь к этой цели был долгим и тернистым. Ей уже сорок два, а ведь прошло всего несколько лет с той поры, когда ей удалось добиться авторитета в ее профессиональных кругах.

Чуть подумав, она выключила мотор и вышла из машины, чтобы получше осмотреть стройку. Пока что нет еще почти ничего, кроме внешних стен, так что дилетанту эта коробка сказала бы не слишком много. Но она в своих мыслях уже видела облик всего дома: как спроектировала его на бумаге, как ему предстояло красоваться вот здесь во всех его совершенных гармонических пропорциях, с почти квадратными окнами, величественным входом и широкими, пригодными даже как жилые помещения балконами.

Но что-то ее смущало, что-то было не так.

Она решительно открыла дверь автомобиля, опустила боковое стекло, вытащила ключ зажигания и вынула из ниши для перчаток складной деревянный метр. Быстрым движением скинула с плеч палантин древнеиндийского фасона, бросила его на сиденье рядом с местом водителя и замкнула дверь на ключ. При этом она даже не осознавала, что выставила на обозрение свои точеные плечи и безупречные руки во всей их красоте, а действовала с чисто практическими намерениями. Ее черное платье отличалось утонченной простотой, держалось на плечах благодаря напоминающим спагетти бретелькам, а на талии было украшено лентой таких же блестяще-пестрых тонов, что и палантин.

Легкими шагами, не столь размашистыми, как обычно, — ведь на ногах у нее были лодочки на шпильках — она пересекла проезжую часть улицы. Узкая дощатая калитка в заборе вокруг стройки были открыта, так как несколько человек еще занимались уборкой территории.

Не обращая внимания на то, что черные вечерние туфли стали серыми от цемента, она пересекла холл нижнего этажа, в котором еще не было запроектированной деревянной винтовой лестницы, вскарабкалась, балансируя на каблуках, вверх по стремянке, а потом поднялась на второй и третий этажи по еще не оснащенным перилами внутренним лестницам, зажав сумочку и метр под мышкой.

На чердаке, осторожно обойдя лежащую на полу проволочную решетку, она вышла к парапету и раскрыла сложенный до этого звеньями метр, чтобы заняться промерами.

— Эй, девушка, — раздался резкий мужской голос, — чем это вы тут занимаетесь?

Доната ничуть не испугалась и не прекратила начатого дела.

— На тридцать сантиметров выше, чем по проекту, — констатировала она. — Я словно предчувствовала!

— Да что все это значит? — снова накинулся на нее обладатель резкого голоса.

Теперь она повернулась к нему лицом и не спеша сложила метр.

Мужчина беззастенчиво разглядывал ее, а в его темно-синих, но казавшихся почти черными глазах светилось изумление. Он был молод, высок, силен. Защитная каска сидела набекрень на его каштановых кудрях, грязные брюки были крепко затянуты ремнем, а на голой гладкой груди смешались цемент и пот.

— Если вы, девушка, ищете квартиру, — проговорил он уже мягче и не сдерживая улыбки, — то следует обратиться к маклеру или дать объявление. Нельзя же вот так просто болтаться по новостройкам. Это строго запрещено, и к тому же опасно.

— Благодарю за наставление, — холодно парировала она.

— Перестаньте дерзить! — Он угрожающе вытянул руку в ее направлении.

Ее зеленые, обрамленные черными ресницами глаза сверкнули гневом.

— Не смейте!

Но это произошло. Он грубо схватил ее за руку, и тут случилось нечто странное. Ее словно пронзило током. Так внезапно, что она растерялась. «Спасибо, что хоть не покраснела», — пронеслось в голове. Но уже через пару секунд — так, по крайней мере, ей показалось — она пришла в себя.

— Я — архитектор!

Он хотел импульсивно что-то возразить, уже открыл было рот, но тут его ясное лицо выразило сомнение, недоверие, насмешку над смелостью ее заявления. Потом он осознал, что она ведь могла сказать и правду, а если так, то он не вправе ее обижать. Сглотнув набежавшую слюну, он с трудом выдавил:

— Вот уж не подумал бы!

Она наслаждалась его смущением, была близка к тому, чтобы унизить его еще больше, но потом запретила это себе.

— Я вас понимаю, — только и заметила она, сунула складной метр в свою вечернюю сумочку и хотела пройти мимо него.

Но он преградил ей путь.

— И часто вы вот так поступаете? Я имею в виду — в туфлях на шпильках инспектируете новостройки?

— Да, — спокойно ответила она.

— И с вами никогда ничего не случалось?

— Но я хожу осторожно. — У него был все еще такой смущенный вид, что она позволила себе дополнительное объяснение. — Не всегда находишь время переодеться.

— Тогда следовало бы иметь с собой еще хоть пару туфель на смену.

— Отличная идея. Если мне еще когда-нибудь понадобится совет, я обращусь только к вам.

Насмешка на него не подействовала.

— Мое имя — Тобиас Мюллер, — объявил он с легким поклоном, что выглядело крайне комично при его полуголом виде.

— Прекрасно, — ответила она. — Значит, мы оба теперь знаем, с кем пришлось иметь дело. Но, пожалуйста, пропустите меня. А то в темноте я и впрямь сверну себе шею.

— Я вас провожу, — вызвался он.

— О нет. Не надо. Найду дорогу и сама.

Она двинулась на него с высоко поднятой головой, выставив вперед свой крепкий круглый подбородок и помахивая сумочкой, словно готовясь использовать ее при необходимости в качестве оружия.

Он был куда выше ее ростом, вдвое сильнее, но ему оставалось только пропустить ее, если он не хотел вступать врукопашную.

Она засеменила, стуча шпильками, к внутренней лестнице и пошла по ступенькам вниз, даже не пытаясь их разглядеть в полумраке, полагаясь только на осязание.

При этом она ощущала, что он следует за ней взглядом, и у нее, кажется, побежали мурашки по телу.

На стремянку ей пришлось становиться спиной к спутнику, и когда она повернулась, то увидела, что он идет к ней. Тобиас протянул ей руку, чтобы она могла опереться, но помощи Доната не приняла, отклонив ее сверкнувшим взглядом.

«Занялись бы вы лучше своей работой», — чуть не вымолвила она, но отказалась от такого наставления, сочтя его слишком плоским.

— Ну как можно быть настолько упрямой! — заметил он, качая головой, а потом, когда она ступила на землю, добавил: — Счастливо добраться до дому, госпожа Бек… Вы ведь госпожа Бек, да? — Он последовал за ней вниз по ступенькам стремянки и одним рывком догнал внизу.

У Донаты не было никакого желания беседовать с ним. Сердце выпрыгивало из груди, она боялась, что он это заметит, как только она скажет хоть слово. Доната молча отошла от него и поспешила к своей машине.

Открыв дверцу и сев за руль, она облегченно вздохнула. «Еще раз пронесло», — мелькнуло в голове.

Но, уже запустив мотор, она не могла ответить себе на вопрос, что же, собственно, произошло. Как это столь молодой человек смог привести ее в сильнейшее замешательство? Кто он такой вообще? Строительный рабочий? По виду — да, но не по речи. Она, скорее, могла бы принять его за студента, решившего подзаработать во время каникул. Но кто бы он ни был, нет нужды о нем размышлять. Больше она его не увидит.

Но чего Доната не могла так быстро забыть, так это ту слабость, которая ее охватила. Ничего подобного она раньше не испытывала, даже девчонкой, а ведь она — ох как давно — уже не в таком возрасте, хотя он и назвал ее «девушкой». Наверное, его обманула ее фигура, да еще полумрак сделал свое дело. Но она — зрелая женщина, самостоятельная женщина, и если хочет выжить в этих джунглях борьбы за существование, то должна держать свои чувства в узде.

А испугал ее вовсе не этот симпатичный и, несомненно, обладающий мужским обаянием молодой человек; она должна себе признаться, что испугалась не его, а собственной реакции. До сих пор никогда не предполагала, что придется опасаться себя самой. Но, надо надеяться, опыт пойдет на пользу. Она предупреждена.

В доме, где располагался офис, на улице Шлирзеештрассе, в такое время едва ли можно уловить признаки жизни. Когда Доната поднималась на лифте из подземного гаража на шестой этаж, она очень явственно ощущала пустоту вокруг себя. Но одиночество ей было как раз по душе: по опыту знала, что оно серьезнейшим образом помогает сосредоточиться.

Она отомкнула дверь, тронула выключатель, и приемная залилась резким дневным светом. Но эта почти слепящая яркость была ей приятна. Она прошла мимо прибранных чертежных досок своих сотрудников и положила сумочку и палантин на левую стойку, позади которой были установлены электронные приборы и другая оргтехника — пишущая машинка с дисплеем, телефоны и телефакс с принтером.

Доната собиралась уже войти в свой собственный кабинет, но потом передумала и направилась в ванную комнату. Помещения шестого этажа первоначально проектировались как квартиры-мансарды, но Доната еще в период строительства заказала их реконструкцию для своих собственных целей, оставив при этом по практическим соображениям ванную и кухню. Временами она здесь и ночевала, особенно зимой и в распутицу.

Впрочем, ванная комната была устроена без особого комфорта. Имелись ванна для купания, душ, два умывальника да еще на узкой стене встроенный шкаф из светлого дерева. Туалеты были от ванной отделены.

Перед большим зеркалом, равным по ширине обоим рядом расположенным умывальникам, Доната сняла с головы парик и надела его на установленную для этой цели пластмассовую подпорку. Собственные ее волосы были гладкими и такими светло-белесыми, что, как ей казалось, первые седые пряди будут даже и незаметны. Сейчас она даже не дала себе труда разворошить их пальцами. На секунду задумалась, стоит ли снимать с лица макияж, но решила, что сделает это по возвращении домой.

Механически, по привычке, она, сняв платье, вынула из шкафа халат и скользнула в него. Если обычно это делалось, чтобы не испачкать платье за работой, то сегодня можно было бы его и не снимать, ведь оно и так было уже далеко не безупречным и явно требовало чистки.

У Донаты было шесть париков различных оттенков светлого тона. Уже не один год она находила для себя более удобным украшать голову париками, подходящими к любому ее костюму, чем самой бегать в парикмахерскую. Терпения у нее хватало только на то, чтобы каждые три недели подрезать свои волосы у специалиста, которому на всю процедуру отпускалось не более двадцати минут.

Взяв в руки сундучок с париками, она выключила свет, вышла из ванной и поставила его рядом с другими своими вещами на стойку.

Слева располагался ее собственный рабочий кабинет. Он был обставлен скромно и строго функционально, поскольку Доната использовала его лишь для обдумывания предстоящих дел, записей, подсчетов и вычерчивания проектов. Для переговоров с клиентами предназначалась роскошная комната с огромным письменным столом из тикового дерева и черной кожаной мебелью, где гостей принимал коммерческий директор.

Здесь же, в ее собственном царстве, господствующее положение занимала чертежная доска. А еще стояли узкая кушетка, удобная качалка, письменный стол с пишущей машинкой и телефоном да низкая полка со специальной литературой. Никаких картин. Единственное «новшество» составлял расположенный под потолком остекленный плафон, какими были оснащены и другие помещения архитектурного офиса. Никаких шторок под ними не было, они освещали помещения в течение всего дня. Впрочем, этой цели служили прежде всего растровые светильники и бра.

Доната порылась в бумагах на письменном столе и вытащила лист с ранее сделанными пометками об одном строительном проекте.

Супружеская чета Палленберг приобрела отличный участок земли на окраине города и заказала изготовить проект дома с гаражом. Доната сделала карандашом от руки первый самый приблизительный эскиз проекта, наметив на плане первого этажа прихожую-холл, туалет для гостей, гардероб, гостиную, столовую и кухню, а также показав расположение улицы, чтобы сориентировать набросок относительно четырех сторон света.

В первом приближении был уже сделан и набросок фасада, а также и примыкающего к дому гаража. Было бы преувеличением сказать, что Палленберги пришли в восторг от этого предложения, но они были в общем довольны, и им уже назначили срок для первого совместного осмотра строительной площадки.

Лишь после этого Донате пришло в голову, что она слишком поддалась влиянию чужих представлений. Теперь ей казалось гораздо более целесообразным, да и более удобным для заказчиков, соорудить гараж под землей. Благодаря этому было бы расширено использование и площади, и недр участка. Видимо, это позволило бы выиграть место для террасы на южной стороне дома.

На чертежной доске уже была натянута калька. Доната установила доску наклонно, чтобы не очень напрягать спину — ведь позади был насыщенный день, — и укрепила на ней первоначальный набросок. Потом с помощью чертежного механизма — двух скрепленных между собой под прямым углом линеек, свободно передвигаемых слева направо и сверху вниз — она начала проводить первые линии, учитывая заданные размеры. Сначала вид сверху: гараж на две машины (правда, сейчас у Палленбергов была только одна, но это могло вскоре измениться), котельная, кладовая, пандус. Чертила она быстро и уверенно, лишь изредка стирая кое-что резинкой. Закончив, тут же написала под наброском: «План подземной части дома Палленбергов».

Потом она сняла с доски первоначальный эскиз, с которого брала размеры, и кальку с новым чертежом, аккуратно свернув ее в трубку. Затем изготовила два чертежа с поперечным разрезом подземного помещения, что было значительно труднее, поскольку пришлось обдумывать и рассчитывать диагональ, по которой пройдет въезд в подземный гараж.

Так она завершила все то, что наметила на этот вечер. Идея перенесена на бумагу. Как правило, Доната не брала никакую работу домой, так как нередко не могла из-за этого спокойно уснуть. Завтра она займется первым и вторым этажами, а если останется время, то с помощью рапидографа обведет карандашные линии черной тушью. Ей нравилась четкость исполнения такой работы, но все же не исключалось, что ее придется поручить одному из сотрудников: ведь у нее самой слишком много неотложных дел, а, собственно, творческая часть чертежа выполнена уже в карандаше.

Доната аккуратно убрала рабочие инструменты, но халат сбросила прямо на пол: завтра утром уборщица положит его в грязное белье. Она собрала свои вещички, выключила все светильники, замкнула помещение и спустилась на лифте в гараж.

Управляя на улице своим кабриолетом, она ощутила огромную усталость, которой, однако, еще не имела права поддаться. Доната опустила пониже боковое стекло, так что встречный ветер стал обдувать ее коротко остриженные волосы, охлаждая лоб и затылок.

Проехав ярко освещенный центр города, она свернула на шоссе Тегернзее в сторону дачного предместья Грюнвальд.

Ее дом располагался на некотором расстоянии от шоссе, словно спрятанный среди могучих старых деревьев. Очертания его едва просматривались в темноте: горели только лампы внешнего освещения над входной дверью и гаражом. Машина Донаты въехала в ворота.

Это был первый спроектированный ею дом, она строила его для себя и мужа, Филиппа Бека, который был значительно старше ее и умер семь лет тому назад. Она и сейчас гордилась своим творением, хотя теперь сделала бы кое-что иначе. Но как-никак именно этот дом стал основанием для ее репутации архитектора.

В то время — а она после окончания средней школы сначала училась столярному делу и лишь позднее архитектуре — ее приводило в совершенный восторг все сделанное из дерева. Ни въезд в гараж, ни пешеходную дорожку к двери дома она не асфальтировала и не покрывала гравием, а замостила толстыми брусьями из старого выдержанного дерева. Много дерева использовала и для фасада, так что в целом дом — даже помимо ее желания — вызывал в воображении времена первых поселений на американском Диком Западе. На такое решение ее вдохновили уже имевшиеся на участке деревья — кряжистые дубы и стройные буки, сохраненные в значительной мере и при строительстве. Кое-кто посмеивался над ней, но ей и сегодня дом нравился в его прежнем виде, а Филипп всегда соглашался с ее проектами.

Филипп был преуспевающим биржевым маклером, и именно его денежные средства вообще позволили осуществить строительство, хотя она настаивала на том, чтобы внести в дело и ее скромное, полученное по наследству состояние.

Но недоставало ей ныне не денег его, даже не глубокого понимания и не моральной поддержки, которую он ей оказывал. Недоставало его самого. Очень недоставало.

Въезжая по идущей в горку дорожке в гараж, она, как и всегда, испытывала удовольствие от потрескивания деревянного настила. Из гаража можно было пройти прямо в дом. Она сгребла в кучу свои вещи, поднялась по лесенке и остановилась, прислушиваясь. Из комнаты, в которой они обычно завтракали, доносились звуки музыки и шагов — значит, дома Сильвия Мюнзингер, сестра, которая старше Донаты на шесть лет. Доната выключила внешнее освещение и вошла внутрь дома.

Сильвия смотрела телепередачу. Очень худая, очень ухоженная, тонкие волосы окрашены в каштановый цвет и уложены в сложную прическу. Ее элегантное красное платье было, на вкус Донаты, слишком ярким.

— Хэлло, Сильвия! — поздоровалась, входя, Доната. — Я только чуть освежусь и приду к тебе. Не помешаю?

— Как ты можешь помешать? В конце концов, это же твой дом!

Доната знала склонность сестры воспринимать даже самое невинное слово как обиду и потому приняла ее ответ спокойно.

— Я только хотела спросить, очень ли увлекательная передача?

— Нет, ничуть. Во всяком случае, по сравнению с твоими ежедневными переживаниями.

— Тогда я сразу же приду посидеть с тобой, — совершенно хладнокровно заметила Доната.

Ее спальня — когда-то супружеская — располагалась на первом этаже. И Филипп, и сама Доната, бывало, еще до завтрака охотно прыгали в плавательный бассейн, примыкавший к террасе с тыльной стороны дома. Доната поступала так и теперь. Большая комната при входе в бассейн с ее простой, незамысловатой мебелью отвечала скорее мужскому вкусу, но все равно мягкие сиденья, занавески, выдержанные в желтых и серых тонах, определенно создавали приподнятое настроение. В общем эта комната скорее облегчала ранний подъем, чем способствовала позднему отходу ко сну. Примыкающий к ней бассейн, отделанный белым мрамором и бронзовой арматурой, был очень большим по размерам и роскошным на вид.

Доната воспринимала это все без критики, но и без восхищения. Для нее бассейн был чем-то само собой разумеющимся, частью всей той обстановки, в которой она жила. Она очень быстро разделась, сунула платье, чулки, белье в предназначенный для этого медный ящик, туда же положила и свой палантин. Потом тщательно сняла весь макияж, встала под душ и помылась с головы до ног.

Накинув на себя легкий, сизого цвета домашний костюм и сунув ноги в бархатные тапочки, еще не высушив волосы, она вскоре опять вошла в комнату для завтраков, взяла с полки серванта рюмку и удобно устроилась около сестры в одном из обтянутых светлой кожей кресел.

— Надеюсь, можно? — спросила она и взяла со стола уже наполовину опустошенную бутылку с вином.

— Это ведь из твоего подвала.

— Не имеет никакого значения. Прошу тебя, брось ты мелочиться! — Доната наполнила свою рюмку и вдохнула аромат вина, прежде чем сделать глоток. — Во всяком случае, недурно!

— Ты имеешь право упрекнуть меня, что я могла бы и из собственных средств запасаться всякими напитками…

Доната прервала ее.

— Прошу тебя, не начинай ты сызнова играть роль бедной родственницы. Это тебе не идет. Обе мы знаем, что Лео очень хорошо о тебе заботится, снабжая всем необходимым. А с другой стороны, для меня не составляет никаких проблем поделиться с тобой тем, что у меня есть. На что же тебе сетовать?

Сильвия после скандальной ссоры с мужем сбежала к сестре, и Доната приняла ее с распростертыми объятиями. Предполагалось, что такое решение будет временным. Однако после развода прошли месяцы, потом и годы, а Сильвия все так и жила у Донаты. Та была этому очень рада, ощущая, что для нее одной дом слишком велик. И хотя Сильвия составляла хозяйке не самое лучшее общество, но все же и со всеми своими выкрутасами она была Донате ближе, чем любой другой человек на свете.

Сильвия опять закурила сигарету, хотя пепельница на стеклянной крышке столика, опиравшейся на причудливый кусок дерева, отпиленный от сплавного бревна, была уже полна пепла и окурков. Сильвия чуть приглушила телевизор.

— Я и не сетовала, я только защищалась.

— Но и для этого нет причин.

Сильвия пожала плечами и отрешенно махнула рукой.

— Я кажусь себе совсем лишней на этом свете.

— Чепуха. Во-первых, я рада, что ты здесь, а, во-вторых, никто тебе не мешает подыскать какое-нибудь занятие. Впрочем, все это уже говорено-переговорено.

— Я и не подумаю облегчать финансовые обязательства Лео в отношении меня. А если буду зарабатывать, ему будет разрешено отчислять меньше.

— Но ведь существует сколько угодно неоплачиваемых почетных дел, хотя бы в области благотворительности.

— Подобные вещи мне не по душе. Доната подавила в себе желание зевнуть.

— Да, я знаю. Будь добра, дай и мне сигарету. Сильвия пододвинула к ней пачку и щелкнула зажигалкой.

— Спасибо! — Доната глубоко вдохнула табачный дым; в отличие от сестры, она курила редко, но зато с наслаждением.

— Ты хоть развлеклась? Хорошо было?

Доната не сразу ее поняла.

— Как? Что ты имеешь в виду?

— Кажется, прием был довольно долгим?

— А, вот ты о чем. Нет, я бы не сказала. Думаю, не больше двух часов. А я сбежала еще до окончания.

— Почему?

— Ну, Сильвия, ты же знаешь. Вся эта болтовня про оперные премьеры, да вернисажи, да встречи в ресторанах меня не интересуют. Я раздражаюсь, когда приходится все это выслушивать, самой ввертывать острое словцо — все это для меня словно акт насилия.

— Ах, не притворяйся! Никто не владеет этой салонной болтовней лучше тебя.

— Я вынуждена была этому научиться, Сильвия. — Доната аккуратно стряхнула пепел с сигареты. — Это ведь часть моей профессии: мазать медом губы возможных заказчиков.

— С Миттермайером пообщалась?

— Да. Мы очень мило побеседовали и даже, если это можно так назвать, пофлиртовали.

— Ты — как раз то, что ему надо. Я всегда это говорила.

— Ну и что с того? Конечно, с края кровати Миттермайер меня бы не столкнул, это верно. Но дать мне заказ? Ни за какие коврижки.

— Все же следовало бы попытаться.

— Ты его плохо знаешь. Он считает, что женщины годятся только для кухни, постели и деторождения. А мне вовсе не хотелось бы приниматься за выполнение подобных обязанностей. Он же глубоко убежден, что женщина вообще не может быть архитектором.

— Но ты ведь, в конце концов, доказала обратное.

— Никогда не докажешь того, против чего человек восстает всем своим существом, чему просто не желает верить. Впрочем, и мне-то он вовсе не нужен. У меня в данный момент есть отличные заказы, а на очереди несколько интересных конкурсов. Уж что-нибудь из всего этого да получится.

— Но ведь в строительстве он — настоящий лев, так? Поистине царь в своей области.

— Это верно. Но именно поэтому я для него не более, чем ничтожная серая мышка.

Сильвия внимательно посмотрела на сестру.

— Ну уж, серой-то тебя никак не назовешь. С твоими-то глазами! Тебе бы еще только заняться прической…

Доната придавила выкуренную сигарету к пепельнице.

— И эта тема уже давно исчерпана.

— Может быть, решишься как-нибудь его пригласить к себе?

Доната задумалась.

— А что, возможно! Совсем недурная идея. Вопрос только в том, придет ли? Он ведь лев не только в строительном деле, но и в светском обществе.

Сильвия оживилась.

— Так когда? — спросила она. — Когда устроим наш очередной прием?

Когда был жив муж, да и после, уже будучи вдовой, Доната всегда через определенные промежутки времени устраивала вечерние приемы для узкого, но постоянно меняющегося круга людей. Это было необходимо для дела. Ее красивый дом, отборные блюда и напитки, свобода общения всегда приводили к желанной цели. Сильвия, с тех пор как жила здесь, взяла в свои руки организацию вечерних приемов, а Доната не возражала, поскольку сестра знала толк в подобных предприятиях, между тем как у хозяйки дома было достаточно других задач, куда больше ее интересовавших.

Безразлично было Донате и то, что Сильвия стремилась стать на приемах центральной фигурой. Ведь что представляла собой эта женщина? Разведенная жена со светскими амбициями, которые невозможно осуществить. Действительную проблему составляло лишь то, что за столом из-за ее присутствия женщин всегда было на одну больше, чем мужчин, тогда как полагалось, чтобы их было поровну. Приходилось прибегать к помощи ее сына Христиана, одного из бесчисленных мюнхенских студентов, изучающих науку о методах управления предприятием. Тот справлялся со своей ролью на приемах умело, хотя и чрезвычайно неохотно.

— Ну, ответь же! — настаивала Сильвия. — Почему ты молчишь?

— Дай подумать! Пожалуй, надо подождать, когда станет теплее, чтобы использовать и террасу.

— Да зачем? В доме и так места много.

— Вообще-то верно, — признала Доната. Ей не хотелось объяснять сестре в сотый раз, что терраса, сложенная по ее замыслу на манер паркета из толстых деревянных плашек, представляет собой нечто из ряда вон выходящее, что производит большое впечатление на впервые явившихся гостей.

— Ну, так назови, пожалуйста, срок, чтобы мне начать готовиться заблаговременно.

— Назову, не сомневайся. — Доната допила свою рюмку и поднялась. — Но, как ни жаль, я не могу решить этого сейчас же, немедленно.

— Почему же?

— У меня голова занята другим. — Она улыбнулась сестре примирительно. — Прости меня, пожалуйста. У меня был трудный день.

Сильвия наконец выключила телевизор с его музыкальной передачей. «Почему ты не сделала этого раньше?», — подумала Доната, чувствуя облегчение.

— Я тоже иду спать, — объявила Сильвия. Доната знала, что без бутылки виски отход Сильвии ко сну не состоится, но удержалась от высказываний по этому поводу, поскольку в глубине души признавала, что это ее не касается.

— Может быть, вместе позавтракаем, — заметила она. — Я поставлю будильник.

Но Сильвия к завтраку, конечно, не вышла. Доната этого и не ожидала, поэтому не чувствовала никакой досады. Сестра обычно спала до середины дня, между тем как сама Доната вставала очень рано и прежде всего проплывала несколько кругов в чуть подогретой воде бассейна.

Бассейн находился под домом, и когда в теплое время года открывали его шлюз, то вода доходила до самого пола и даже выливалась в сад. Соседняя с бассейном комната была оборудована для занятий гимнастикой, о чем позаботился покойный муж Донаты. И только после его смерти она сама привыкла сюда заходить, сначала, впрочем, лишь для того, чтобы хоть как-то эту комнату использовать, а позднее потому, что на собственном опыте ощутила улучшение самочувствия от занятий гимнастикой. Поначалу она лишь выполняла некоторые упражнения на обтянутом кожей мате, потом — на шведской стенке, а с недавнего времени — на велосипедном тренажере.

Сделав все упражнения, Доната направилась в душ и, таким образом, зарядилась на целый день. На утреннюю гимнастику ей потребовался целый час, но она на нее времени не жалела.

После этого, надев брюки и блузку, перекинув через руку жакет, без парика, как всегда на высоких каблуках, чтобы казаться выше, она вошла в комнату для завтраков.

Вчера вечером был освещен только тот угол комнаты, где стоит телевизор, зато теперь, светлым утром, все обширное помещение, в которое спускались три ступеньки, сияло свойственным ему величием. Перед дверью террасы был накрыт стол, занавески высоко подняты; застекленные двери открывали вид на декорированный паркет террасы, виднелись деревья и кусты, растущие вдоль ближнего края сада. Снаружи была еще одна постройка с ванной, но она не попадала в перспективу, если смотреть через стеклянные двери комнаты. Доната любила наслаждаться видом молодой зелени.

Как и всегда, стол был накрыт на двоих, но Доната очень обрадовалась, что завтракать предстоит в одиночестве.

Госпожа Ковальски, экономка, вошла и приветливо поздоровалась. Она внесла поднос с кофейником и стаканом свежевыжатого апельсинового сока.

— Отличное утро, — заметила она. — Сразу видно, что скоро весна.

— К счастью, так оно и есть, — согласилась Доната. — И это хорошо как для души, так и для строительного дела.

— Ах, госпожа Бек, да вы же всегда в радостном настроении!

— Лучше сказать, в довольно беззаботном. В моем возрасте привыкаешь принимать вещи такими, какими они тебе являются, госпожа Ковальски.

Экономка поставила стакан на стол перед Донатой и налила в него кофе.

— Ах, ну что это вы такое говорите! В сущности вы еще совсем молоды.

Слушая это не без удовольствия, Доната засмеялась.

— Вам достаточно поглядеть на себя в зеркало, — продолжала экономка. — Вас можно принять скорее за маленького юношу, чем за зрелую женщину.

— Ну, зачем же преувеличивать!

— Может быть, открыть дверь в сад? Правда, я уже хорошо проветрила, но…

— Можно попробовать.

Ковальски чуть-чуть приоткрыла дверь, и в комнату сразу же хлынул поток свежайшего воздуха.

— Благодарю, госпожа Ковальски, — произнесла Доната. — Очень хорошо.

— Не будет ли слишком прохладно?

Доната улыбнулась такой предусмотрительности.

— Тогда я просто притворю дверь.

Госпожа Ковальски прижала пустой поднос к груди.

— Что-нибудь приготовить на сегодняшний вечер?

— Нет, спасибо. Никаких особых желаний у меня нет.

— Тогда позвольте пожелать вам хорошего дня.

— Спасибо, госпожа Ковальски.

Экономка вышла за дверь. Она вместе с мужем, оба уже в предпенсионном возрасте, обслуживали дом и сад и, насколько знала Доната, вовсе не собирались в ближайшее время уходить на покой. У Донаты они чувствовали себя хорошо, да и она была рада их присутствию. Обязанности Оскара Ковальски состояли в том, чтобы содержать в порядке плавательный бассейн, деревянные сооружения, автомобиль и сад, следить за температурой воды и воздуха в помещениях. Его жена убирала комнаты, следила за бельем и закупала продукты. Варить ей приходилось только в особых случаях, поскольку Доната была не слишком большим гурманом и что-нибудь жевала, только ощущая голод. Бывая дома, она обычно сама себе кое-что готовила. Но когда назначался прием, то Ковальским цены не было. Экономка вызывала тогда на помощь племянницу и готовила стол, используя свой большой опыт и проявляя изобретательность, а ее муж, надев белые перчатки и придав лицу выражение окаменелости, прислуживал за столом. Оба жили в подвальном этаже рядом с большой кухней.

Доната выпила две чашки черного кофе и стакан апельсинового сока, съела пару кусков ржаного хлеба, обильно смазанных маслом, а затем позволила себе побаловаться сигаретой.

Перед отъездом она еще раз осмотрела свой незаметный макияж, отметила, что ее зеленые, лишь чуточку подведенные глаза смотрят на мир смышлено и бодро, и подкрасила губы.

Потом она накинула жакет, вытащила из гардероба дипломат с бумагами, взяла на всякий случай еще свою светлую кожаную куртку и села в машину.

Начинался новый день, и она была этому рада.

На строительной площадке, расположенной на улице Вольфратсхаузерштрассе, работа шла уже полным ходом. На какой-то миг в голове Донаты промелькнула мысль, не встретится ли ей тут снова тот молодой человек, с которым она столкнулась вчера вечером. Но она сразу же отбросила ее прочь.

Тяжелый серый лимузин производителя работ свидетельствовал о его присутствии на стройке. Доната, припарковав машину, вышла из нее и остановилась в ожидании. Она знала, что Петер Блюме ее увидит и подойдет, но не сомневалась и в том, что он специально выдержит какое-то время, чтобы показать и ей, и своим людям, что не собирается плясать под ее дудку.

Наконец он вылез из строящегося корпуса здания и, криво улыбаясь, поздоровался. При своем поэтическом имени («блюме» означает «цветок») это был коренастый человек, с фигурой, напоминающей быка, с маленькими, глубоко посаженными глазками и с лысиной, занимающей уже значительную часть головы. На нем были рабочий костюм и защитная каска.

— Доброе утро, господин Блюме! — Они обменялись рукопожатием. — Есть проблемы?

— Не беспокойтесь, госпожа Бек, все идет по плану.

— Я вижу, дело продвигается великолепно.

— Пожалуй, так.

Можно было заметить, что чувствует он себя не слишком уютно. Он не относился к тем людям, которые легко переносят главенство женщины. К тому же он знал, что высота постройки превышает проектную, и, конечно, опасался, что она это уже заметила.

Доната постаралась быть дипломатичной.

— Застройщик-то вам уже, наверное, все уши прожужжал, так ведь? Не слишком приятная для вас ситуация.

Петер Блюме смотрел в землю и рисовал круги носком сапога.

— Как это вы узнали?

— Ну, по-моему, это очевидно. Ведь и он, и его жена особенно настаивали на увеличении высоты чердака.

— Да, это верно. Но ведь их просьба была отвергнута.

— Трудно мириться с запрещением, когда в голове засело другое решение.

— Но вам ведь не разрешили увеличить высоту чердака, так о чем же тут говорить?! — взорвался вдруг Блюме.

— Вы находите, что не о чем? Тогда взгляните чуточку внимательнее на соседние дома. Они построены в самое разное время, начиная с рубежа веков и по сегодняшний день, демонстрируют различные архитектурные стили и все-таки имеют все, как один, равную высоту. Очевидно, это оказалось приемлемым для всех строителей, не так ли? Только наш не достроенный еще дом оказался выше.

— Как это вы определили?

— Это видно и невооруженным глазом, господин Блюме.

— Значит, вы видите больше, чем я!

— К тому же я еще и промерила высоту. Господин Блюме, прошу вас, не упорствуйте! Вы хотели сделать одолжение заказчику. Это же совершенно ясно.

Он поднял голову и посмотрел на нее с вызовом.

— Не понимаю, кому помешает, если дом будет на пару сантиметров выше.

— Ансамблю, господин Блюме! И даже если бы это было не так, решаем не мы. Мой проект с повышенным чердаком был отклонен. Мы должны придерживаться предписаний.

Блюме снял каску и потер лоб тыльной стороной ладони.

— Я обратил внимание господина Крамера на то, что ему придется, видимо, заплатить штраф. А он сказал, что ему плевать. Дом, говорит, все равно обойдется во столько, что можно приложить еще какую-то сумму дополнительно. Для него это уже проблемы не составляет.

— А известно ли ему, что денежным штрафом дело не ограничится? Что власти вправе потребовать снижения высоты дома?

— Ну уж, когда дом стоит, то его не сдвинешь.

— Вы же сами не верите тому, что говорите, господин Блюме! До окончания строительства дело даже не дойдет. Уже при следующем промежуточном контроле мы займемся промерами и получим соответствующие данные. Если мы подадим властям наши возражения, то строительные работы будут приостановлены. Тогда не исключено, что здесь месяцами никто ничего делать не будет, а о заселении дома осенью и думать нечего. Судя по всему, господину Крамеру придется капитулировать. У начальства рычаги всегда длиннее.

— А я говорю вам, что это позор! В конце концов, мы живем в свободной стране… — Он пришел в страшную ярость, которую, впрочем, скорее изображал, чем ощущал.

Доната дала ему возможность повозмущаться, хотя и подумала, что его тирада больше подходит для пивной, чем для их разговора.

— Я понимаю вашу точку зрения, — сказала она успокаивающе, когда наконец смогла вставить слово. — Дополнительное пространство было бы, разумеется, делом полезным. Но мы не имеем права добиваться этого противозаконным путем. Уверяю вас, я сделала все возможное, чтобы начальству проект пришелся по вкусу. Но именно поэтому оно будет в данном случае особенно бдительным. Оно получило предупредительный сигнал.

— Что же мне теперь делать?

— Придерживаться проекта, господин Блюме. Ведь пока что отклонения невелики. Прикажите снести лишнюю кладку. И не обязательно делать это именно сегодня.

— Но я ведь обещал господину Крамеру… — Блюме покрутил каску в руках и не закончил фразу.

— Отошлите его ко мне! Уж я-то ему разъясню ситуацию. — Она одарила собеседника ободряющей улыбкой. — Это ведь, наверное, не последний проект, над которым мы работаем совместно, правда? Значит, нам нельзя портить себе репутацию. Если пойдут разговоры о том, что, мол, Блюме и Бек не придерживаются предписаний, что за ними, мол, нужен глаз да глаз, то это нанесет вред не только нам, но и нашим заказчикам.

— Это понятно, — признал он.

Она могла бы еще сказать ему, что в конечном итоге не он, а она отвечает за стройку, но воздержалась, чтобы не задевать его мужского самолюбия.

— Ведь может быть, что ситуация еще и изменится, — пояснила она. — Всеобщее расширение чердачных помещений уже стоит на повестке дня. Я эту крышу спроектировала так, что можно будет и впоследствии без особых трудностей и затрат установить ее повыше, а для сооружения пола проложен на всякий случай каменный настил, как это у нас и предусмотрено.

— Я объясню это господину Крамеру.

— Буду очень признательна, если вы снимете с меня это бремя, господин Блюме. Но при необходимости можете спокойно посылать его ко мне.

Они обменялись рукопожатием.

— Если хорошенько поразмыслить, — произнес он, — то я ведь могу и сразу убрать эти лишние сантиметры.

Если у нее и были какие-то сомнения в целесообразности такого решения, то лишь по одному-единственному соображению: ей не хотелось, чтобы рабочие сразу же поняли, что Блюме пришлось дать распоряжение разобрать кладку по ее указанию.

— Было бы недурно, — согласилась она, — ведь я уже сказала, что все видно и невооруженным глазом.

— Только вам, госпожа Бек!

Этот комплимент, стоивший ему больших усилий, не принес ей радости.

— Не вздумайте мне льстить, господин Блюме, — ответила она, — а то я стану еще и недоверчивой.

Но перед тем как повернуться и уйти, она ему дружески улыбнулась.

Как это часто бывало и раньше, Доната этим утром вошла в свой офис первой. Но едва только она повесила жакет в длинный стенной шкаф и натянула на себя свежий халат, появились и сотрудники: Розмари Сфорци — секретарша, Гюнтер Винклейн — немолодой архитектор, работавший в фирме с самого ее основания, и Артур Штольце.

Взаимные приветствия были короткими и товарищескими.

— Зайдешь на секунду ко мне, Доната? — попросил Штольце.

Ей не терпелось продолжить работу над проектом «Палленберг», так что приглашение Артура показалось несвоевременным. Но она сразу же последовала за ним в кабинет, поскольку коммерческий директор никогда не отнимал у нее времени понапрасну.

Кабинет, как ему и надлежало, производил большое впечатление. Перед огромным письменным столом лежал старинный, выдержанный в красных тонах персидский ковер. Черное кресло около стола, с высокой спинкой, выглядело строгим; другие кресла, стоявшие рядом, были тяжелые и удобные, с достаточно высокими сиденьями, так что, садясь на них, можно было свободно расположить ноги, не утопая при этом в пружинах. Настольная лампа с пестрым стеклянным абажуром была типична для стиля «модерн» конца века и служила не столько для освещения, сколько для украшения. Помещение было угловым, в нем находились три красивых остекленных потолочных плафона.

— Есть новости? — спросила Доната, опускаясь в одно из кресел.

Артур Штольце, высокорослый господин, казавшийся из-за своей худобы еще выше, ответил не сразу. Сидя в кресле, он держался очень прямо, поглаживая безымянным пальцем узкую щеточку своих усиков.

Доната знала, что это — один из его жестов, который демонстрирует самодовольство.

— Ну, говори же, — поторопила она Артура. Ее любопытство доставляло ему удовольствие.

— Один человек, побывавший в Розенгейме, шепнул мне на ушко… — начал он и остановился, делая искусственную паузу.

— Кто? — спросила она.

— Ты же знаешь, разлюбезная моя Доната, что имен информаторов я не разглашаю принципиально.

— Боже мой, ты разговариваешь так, будто мы вылавливаем торговцев наркотиками! — нетерпеливо воскликнула она.

— Так ведь и в нашей столь заурядной профессии не обходится без острых углов!

— Знаю, знаю! Речь идет о проекте банка «Меркатор», да? И что же ты узнал?

— Директор Польт распорядился устроить выставку поступивших проектов.

— А дальше?

— Вчера состоялось нечто вроде предварительного просмотра.

Доната попыталась расслабиться, откинулась на спинку кресла и положила ногу на ногу.

Заметив, что она перестала спрашивать, он продолжил речь уже по собственному почину:

— Твой проект, Доната, вызвал особый интерес. Господа перед ним останавливались и обсуждали его.

— Ну, это еще ничего не значит, — трезво рассудила она.

— Не говори! Мой информатор уверен, что мы проходим, по меньшей мере, в следующий тур конкурса.

Речь шла об одном из тех конкурсных заданий, при которых проекты подаются анонимно, и Доната спросила:

— Каким образом он вообще узнал, что этот проект — мой?

Его безымянный палец снова скользнул по усикам, значительно более темным, чем густые и уже седеющие волосы Штольце.

— Мне удалось передать этому человеку некоторые секретные данные.

— Хорошая работа, Артур!

— Да ну, пустяки.

— Скажи, а твой информатор не имеет влияния на окончательное решение?

— К сожалению, нет.

— Я бы сказала, что это даже лучше, — произнесла Доната. — Как бы я ни жаждала осуществления проекта (Боже ты мой, семь разных вариантов, ох и работка!), все же мне никак не хочется прослыть пронырливой мошенницей.

— У тебя слишком чувствительная совесть, Доната. Ты помнишь конкурс проектов гостиницы для фирмы «Штиммбок»?

— Еще как помню! Коллега Клюге подал проект, на котором за массой деревьев и кустов вообще невозможно ничего разобрать…

— …И все же получил заказ, — добавил Штольце, — потому что, как выяснилось позже, был сокурсником менеджера этого мероприятия.

Хотя Штольце знал существо дела не хуже, чем она, Донате не хотелось ограничивать разговор сказанным.

— А верхом бесстыдства было то, что он еще и нагло скопировал мой проект! — воскликнула она, сверкая глазами.

— Причем ввел в него так много пустяковых изменений, что никогда не удалось бы доказать факт плагиата, — продолжал Штольце. — Вот я и хочу заметить, разлюбезная моя Доната: с какой же гадостью приходится сталкиваться представителям нашей профессии!

— Никогда не перестану вспоминать об этом без возмущения.

— Было бы жаль, если бы перестала. Видеть тебя в бешенстве — это ведь особое наслаждение.

Оба расхохотались.

— Скажи, Артур, ты действительно думаешь, что в деле с банком «Меркатор» у нас есть шансы?

— Разве я иначе посоветовал бы тебе горбатиться над проектом? Я не сторонник напрасных денежных затрат, как и напрасной траты времени. Тебе это хорошо известно.

— Конечно, Артур… Только за последнее время у нас из рук уплыло так много заказов…

— Так ведь в одном Мюнхене несколько тысяч архитекторов, чего же ты ждешь?

— Ты прав, Артур. Мне жаловаться не на что: ведь я никогда не работаю совсем уж даром. Те проекты, которые не удается реализовать немедленно, почти всегда можно предложить в других обстоятельствах и в том же или измененном виде вновь выставить на обсуждение.

— Ну, вот видишь, — суховато заметил он.

— Но иногда мне бывает страшно, — призналась Доната.

— На тебя это совсем не похоже.

— Да, я очень неохотно и сама себе в этом признаюсь. — На ее губах появилась слабая улыбка.

— Ты что же, боишься, что у нас вообще не будет заказов? Нет, дорогая Доната, это все химеры. Во всяком случае, нам уже не раз удавалось благополучно преодолевать безводные пустыни.

— Да. Благодаря твоим деньгам.

Она сразу же пожалела, что произнесла эти слова. И без того Штольце был более чем уверен в своем значении для фирмы и в праве на благодарность Донаты.

Он взглянул на нее своими карими, чуть грустными глазами удивленно и очень внимательно.

— Что же тут такого?

— Ничего, пока ты это выдерживаешь. Но ведь тебе может прийти в голову (или Алина внушит тебе такую мысль), что надежнее и удобнее было бы вкладывать деньги в ценные бумаги.

Он удивленно поднял свои темные брови.

— Ты подозреваешь, что я поддамся искушению жить с удобствами?

— Нет, конечно! Ты трудишься ради фирмы не жалея сил. Но именно это может показаться тебе рано или поздно чрезмерным. Алина мне уже жаловалась, что ты уделяешь ей мало внимания.

— Если бы я перестал вести трудовую жизнь, ей бы это было еще менее по нраву, не говоря уже о том, что трата денег — одна из ее главных страстей. Конечно, Доната, ценные бумаги и муниципальные облигации гарантируют твердый доход, это верно. Но проценты с них составляют едва ли половину того, что я зарабатываю в фирме. Поэтому тебе, Доната, беспокоиться не о чем. Уже потому, что у меня такая дорогостоящая жена, как Алина, я не могу себе позволить изъять мои деньги из нашего предприятия.

Доната вздохнула с облегчением.

— Я рада этому разговору.

Он обнажил в улыбке свои удивительно совершенные зубы.

— Я тоже. — Потом сунул руку под крышку письменного стола. — По такому случаю надо бы глотнуть вот этой жидкости, как ты считаешь? — Он поставил на стол бутылку выдержанного коньяка.

Доната вскочила.

— В такую рань? Я не могу, Артур, право, не могу.

Он засмеялся.

— Ничего другого я от тебя и не ждал. Но я-то могу позволить себе глоток?

Она подбежала к нему, чуть коснулась губами его лба и сразу же направилась к двери.

— Ты можешь себе позволить все, что тебе заблагорассудится! Ведь именно ты — тот человек, которому принадлежит здесь решающее слово!

Но не успела она выйти из комнаты, как в голове мелькнула мысль, что коммерческий директор за последнее время частенько прикладывается к бутылке. Конечно, до алкоголика ему далеко, он выбирает только самые благородные вина, а при деловых переговорах всегда абсолютно трезв и солиден. Но его желтоватые белки вызывали опасение. «Вот об этом-то, — подумала она, — я на месте Алины тревожилась бы побольше, чем о том, что он редко бывает дома».

Тридцатилетняя Розмари Сфорци была еще чуть ниже ростом, чем Доната, и на первый взгляд не очень хороша собой. Нос, подбородок, губы и зубы были вполне заурядны, но зато очень впечатляли ее лучистые большие карие глаза и каштановые локоны. В отличие от своих шефов она держалась очень по-деловому, подчас даже неприветливо, но зато на потенциальных клиентов и заказчиков просто излучала шарм. Зная, что является ревностным и надежным сотрудником, она ощущала себя незаменимой, а Доната и Артур не пытались ее в этом разубедить. Если бы она уволилась, фирма, правда, не оказалась бы на грани краха, но делу это бы повредило значительно. Шефам не было необходимости что-либо диктовать госпоже Сфорци, она могла, выполняя общую установку, самостоятельно вести деловую корреспонденцию. Это удавалось ей с тем большим успехом, что она накопила целый арсенал всевозможных форм переписки.

Особенно же важным было то, что она обладала организаторскими способностями. Она вела учет календарных сроков различных мероприятий, точно знала, где в данный момент находится или должен находиться каждый сотрудник, когда может состояться то или иное совещание. Доната неохотно отрывалась от дела на телефонные переговоры и находила полезным, что их ведет Сфорци.

Сейчас, когда Доната хотела пройти через приемную в свой рабочий кабинет, госпожа Сфорци ее задержала.

— Один момент, госпожа Бек!

Доната остановилась.

— Да?

— Звонил господин Палленберг — Она произнесла это со столь мрачным выражением лица, что Доната испугалась, уж не обратился ли этот заказчик к другому архитектору.

— Он освободил себе послеобеденные часы, — возвестила госпожа Сфорци все с тем же похоронным выражением лица. — Он и его жена хотят встретиться с вами на участке будущей стройки. В три часа. Я дала согласие.

— Очень хорошо, госпожа Сфорци, — произнесла Доната и подумала: «И отчего это у нее всегда такое плохое настроение?! Наверное, поскандалила с мужем».

— Вы знаете, как проехать в Крайллинг? — продолжала Сфорци.

— Примерно представляю себе. Направление на Штарнберг, так?

— Я уже сверилась с планом города и выписала названия улиц.

Протянув руку через стойку, она подала Донате записку.

— Вы поистине бесподобны, госпожа Сфорци.

Эта похвала никак не изменила мрачного выражения лица секретарши.

— Конечно, где тут направления объезда и улицы с односторонним движением, я не знаю. Это вам придется выяснить в пути.

— Да уж справлюсь, — приветливо ответила Доната.

— Я и не сомневалась, — заметила секретарша таким тоном, словно ее обидели.

Доната улыбнулась.

— Пожалуйста, позаботьтесь, как всегда, чтобы были цветы в совещательной комнате, госпожа Сфорци.

— Закуску тоже приготовить? — осведомилась госпожа Сфорци чуть более бодро.

— Хорошая мысль. Если посетителей не будет, сами поедим. Впрочем, я еще даже не знаю, когда вернусь. Если после конца рабочего дня, то можете не ждать. Я уж сама сервирую стол.

Госпожа Сфорци не ответила, а лишь скептически поджала губы. Это означало, что сервировка стола не входит в обязанности шефши и что Сфорци не очень верит в то, что Доната с этим справится.

— Наверное, Вильгельмина еще будет в офисе, — успокоила ее Доната и прошла в свой кабинет, чтобы взять рулоны с заготовленными вчера вечером проектами. Она перенесла их на чертежную доску Гюнтер а Винклейна.

Он поднял на нее глаза.

— Могу я тебе помочь?

— Ты правильно понял, Гюнтер. Как мне тебя ни жаль, я должна попросить тебя обвести мне тушью вот эти эскизы. Только не говори, что я сама просто не хочу тушью руки пачкать.

Он засмеялся.

— Боже, до чего же ты злопамятна! И все только потому, что я однажды ради шутки позволил себе подобное замечание!

Она знала, что ее просьба действительно создает ему неудобства.

— Пожалуйста, отнесись к этому серьезно, Гюнтер! Мне и правда жаль отрывать тебя от твоих собственных заданий. Но сразу после полудня мне надо обязательно иметь готовый эскиз всего дома хотя бы в общих чертах. Как вообще твои дела? Он помедлил с ответом.

— Не слишком хороши, а? — попыталась помочь ему Доната.

Он взял на себя обязательство, связанное с перестройкой здания одной конторы, сооруженного в безвкусном стиле пятидесятых годов. С помощью специальной пристройки предстояло его не только увеличить, но и облагородить.

— Подобные задания всегда замысловаты, — заметил Гюнтер. Его светло-голубые глаза за очками без оправы приняли трепетное, почти умоляющее выражение. — Взглянешь потом на этот мой проект?

Сколько раз уже он вызывал у Донаты чувство удивления. Гюнтер Винклейн был архитектором вовсе не без воображения и к тому же отличным знатоком статики. Но он был начисто лишен уверенности в своих силах. Когда Доната приняла его на работу, еще в самом начале своей карьеры, то и она, и он полагали, что занимаемая им должность будет лишь переходной в его дальнейшей службе. Но он остался на месте.

Иногда, особенно немного выпив, он говорил о желании открыть самостоятельное дело, но ему уже никто не верил. Он даже отклонил предложение Донаты войти в ее фирму в качестве компаньона, хотя этот отказ стоил ему тяжелой внутренней борьбы с самим собой. А принял он такое решение, вероятно, после разговора с матерью, в доме которой и жил. Он не мог решиться на риск, предпочитая ему свой твердый месячный оклад.

При этом должность его в архитектурной фирме вовсе не означала обеспеченности на всю жизнь. Как и большинство ее самостоятельных коллег, владельцев собственных фирм, Доната имела обыкновение расширять штат своих сотрудников, если конъюнктура с заказами складывалась благоприятно, и сокращать его, если наступал застой. Но этот стройный маленький человек с постепенно редеющими светлыми волосами был ей симпатичен, и она просто не могла выбросить его в неизвестность. На это Гюнтер и полагался. Конечно, он практически вряд ли что-нибудь потерял, если бы в течение скольких-то месяцев получал пособие по безработице. Но Доната опасалась, что он, при его неуверенности в себе, мог в этом случае совсем растеряться.

— Не сомневаюсь, — произнесла она ободряюще, — что никто не выполнит этого задания лучше тебя.

— И все же, — настаивал он, — прошу тебя взглянуть на мой проект, когда он будет готов.

— Будет сделано, — пообещала она. — Как только справлюсь со своим домом. — Она имела в виду Палленбергов.

Доната положила на маленький красный ящик около его чертежного стола рулоны своей кальки и пошла в кабинет.

Лишь выводя свой кабриолет из гаража, Доната заметила, что накрапывает дождь. Конечно, не идеальная погода для осмотра участка предстоящего строительства, но она не должна помешать Палленбергам, восхищающимся приобретенным куском земли, приехать на место. Доната же сможет оценить его достоинства даже в самых неблагоприятных условиях.

Чтобы защитить себя от дождя, она, остановившись под крышей ближайшей заправочной станции, сменила жакет на кожаную куртку, а лодочки — на резиновые сапожки, лежавшие в багажнике.

Во время езды дождь усилился, дворники-стеклоочистители качались из стороны в сторону все чаще, но потом капать стало меньше, а когда она подъехала к месту назначения, дождь и совсем перестал.

Крайллинг был раньше деревней, но за последние годы стал превращаться в предместье Мюнхена и был связан с ним электричкой. Здесь все еще было множество крестьянских домов, ветхих хозяйственных построек и вспаханных участков земли. Но между ними уже выросли современные односемейные и двухсемейные дома. Никакого хоть сколько-нибудь единообразного стиля обнаружить в новостройках не удалось, но, к счастью, не было здесь и многоквартирных домов-муравейников и высотных зданий.

Доната некоторое время кружила по деревне, прежде чем ей удалось найти участок Палленбергов. Оказалось, что это заброшенное садовое хозяйство. Посадки одичали, стекла с оранжерей сняты или разбиты, а домик на краю, в котором жили прежние владельцы, дошел до состояния почти полного обветшания.

Когда наконец появились Палленберги, уже выглянуло из-за туч солнце. Они опоздали на целых двадцать минут.

Герберт Палленберг, темноволосый, элегантно одетый мужчина лет тридцати, извинялся за опоздание не слишком усердно. Он сказал, что задержался на службе.

— Ничего страшного, — ответила Доната, — такое бывает.

Жена Палленберга, маленькая и изящная, почти красивая, с соразмерно вылепленными природой чертами лица, добавила:

— Мы искренне сожалеем, госпожа Бек. Сам-то он терпеть не может, если приходится ждать. — Она так крепко уцепилась за мужа, что, казалось, сейчас повиснет на нем.

— Да ладно тебе, — цыкнул он на жену. — Это сейчас не тема для разговора.

— Вы приобрели прекрасный участок, — заметила Доната, радуясь тому, что в данном случае нет необходимости преувеличивать. — Поздравляю!

— Это обошлось недешево, — произнес господин Палленберг.

— Могу себе представить. За последние годы цены здорово прыгнули вверх. А этот участок действительно великолепен.

— К нему уже подведены водопровод и электричество.

— Замечательно. Это благоприятно отразится на расходах.

Некоторое время они втроем обходили участок, что в общем-то было совершенно бесполезно. Доната уже увидела все, что требовалось. Но она проявляла понимание к оправданной гордости владельцев.

Обождав еще некоторое время, она, наконец, произнесла:

— Именно в таком роде я по вашему описанию и представляла себе строительную площадку. Прошу вас, подойдем к моей машине! Я сейчас покажу вам первые эскизы.

Она двинулась к своему автомобилю. Палленберги следовали за ней, жена все так же висла на муже. Оба молчали, что возбудило у Донаты недоброе предчувствие. Она ожидала какого-то словесного выражения напряженности, но молчание не нарушалось.

Доната взяла из машины тщательно обведенные тушью эскизы и развернула их. Она подробно разъяснила преимущества подземного гаража и столь же подробно планы отдельных этажей. По ходу этих объяснений она периодически бросала подбадривающие взгляды на Палленбергов, ожидая их согласия, и ясно заметила, что глаза Ирены Палленберг заблестели. Но молодая женщина то и дело вопросительно смотрела на мужа, словно не смея выразить свое мнение без его разрешения.

— Все это хорошо и красиво, — промолвил он, когда Доната свернула в трубку последний эскиз.

— Действительно, то, что вы для нас задумали, просто прекрасно, — добавила его жена с явным облегчением, поскольку получила наконец возможность высказаться.

— Да, но мы за это время решили, что нам нужно нечто совсем иное.

«О, черт, целый день работы коту под хвост», — пронеслось в голове Донаты. Но она, и глазом не моргнув, заявила:

— Ну что же! Пока что мы свободны в принятии любого решения.

Глаза Ирены Палленберг округлились.

— Значит, вы так на это смотрите? Тогда у меня гора с плеч. — Она сжала руками локоть мужа.

— Разумеется, — добавила Доната, — мы должны придерживаться местных строительных предписании. Но это единственное ограничение, которому приходится подчиняться. В остальном ни для каких фантазий пределов нет.

— Мы за эти дни тщательно продумали то, что нам желательно получить… Быть может, следовало бы сделать это раньше…

«Это уж да, точно», — подумала Доната, но не произнесла ни слова, а лишь с приветливым вниманием посмотрела ему в глаза.

— …Но мы поспешили; видно, потому, что уж очень хочется поскорее иметь собственный дом для себя и наших будущих детей.

— Думаю, вам такое желание понятно, не так ли, госпожа Бек, — добавила его жена почти умоляюще.

— Ну, конечно, — согласилась Доната, — мне это кажется вполне естественным.

— И вот не сразу, а только через некоторое время нам пришло в голову, что значительно разумнее строить не односемейный, а двухсемейный дом, — пояснил он.

— Муж имеет в виду, что доходы от сдачи части дома внаем помогли бы нам расплатиться по ипотечным займам.

Он взглянул на жену с явной досадой.

— Вряд ли это интересно госпоже архитектору, Ирена.

— Нет, тут я должна все же решительно вам возразить, господин Палленберг, — промолвила Доната, почувствовав облегчение от того, что появилась возможность вздохнуть свободнее. — Меня интересует не только строительство дома как таковое, но и расходы, которые с ним связаны. Мне важно знать, как справятся с ними владельцы дома и как они будут жить в дальнейшем. Для меня все это — единый комплекс взаимосвязанных проблем.

— Вот так, Герберт, — сказала Ирена Палленберг с чувством скромного торжества.

— Полагаю, вы хотели бы жить на первом этаже, — продолжала Доната, — при входе в сад, чтобы иметь его в своем распоряжении. Это было бы нормально. При общей площади этажа в сто сорок квадратных метров (а можно сделать и больше) он предоставлял бы достаточно жилого пространства для семьи от двух до четырех человек.

— Но тогда съемщики будут топтаться у нас над головой, — засомневалась Ирена.

Доната в ответ улыбнулась.

— Можно сделать потолки звуконепроницаемыми, тогда вы ничего не будете слышать, госпожа Палленберг. Но я понимаю вашу мысль: вам будет недоставать ощущения, что весь дом в вашем распоряжении.

— Так мы ведь сами решили пойти на условия, связанные с жизнью в двухсемейном доме, — напомнил он.

— Возможно еще одно решение: так называемый «двойной дом», — предложила Доната. — Тогда вы живете как бы в отдельном доме, с собственной входной дверью, отдельным входом и…

— Но я хотел бы через какое-то время, когда мы расплатимся с самыми неотложными долгами, иметь большой дом для себя и семьи. У меня нет желания ютиться всю оставшуюся жизнь в коробке площадью в сто сорок квадратных метров.

— А как раз двойной дом, — терпеливо разъяснила Доната, — можно очень здорово заранее спроектировать так, что впоследствии обе половины поддаются объединению без больших трудов и расходов. Но, может быть, удобнее обсудить это у меня в кабинете?

Доната высказала это предложение настолько вскользь, насколько это вообще возможно, но при этом учитывая, что наступает решающий момент: если Палленберги примут приглашение, то заказ уже, можно считать, в кармане; если же уклонятся, то сомнительно, что разговор вообще когда-нибудь будет продолжен. Но знал это и господин Палленберг, который медлил с решением.

Помогла Донате его жена.

— Пожалуйста, поедем, дорогой! — попросила она. — Давай вернемся в город, а то у меня уже ноги мерзнут.

Доната открыла дверь своей машины, бросила футляр с эскизами на заднее сиденье.

— Значит, решено! — выкрикнула она. — Через двадцать минут у меня! — И, не ожидая ответа, села за руль.

Но, тронувшись с места, она сначала поехала медленно и вздохнула с облегчением, увидев в зеркале заднего вида, что машина Палленбергов едет за ней следом.

В офисе их встретила просто-таки расцветшая Розмари Сфорци. Она помогла Палленбергам снять пальто и провела их в комнату совещаний, между тем как Доната быстро сменила обувь — в своих лодочках на шпильках она сразу же почувствовала себя гораздо вольготнее — и воспользовалась подвернувшейся возможностью чуть освежиться в ванне. Потом пригладила щеткой коротко остриженные белые волосы и при этом отметила про себя, что ее зеленые глаза с чуть косоватым разрезом слишком явно светятся гордостью по поводу достигнутого успеха. Пока договор не оформлен, следовало подавить хотя бы победоносную улыбку. Зато не могут повредить проявления всякого усердия.

Когда она вошла в совещательную комнату, Палленберги уже сидели на предложенных им местах, на широкой стороне продолговатого стола.

Доната выбрала себе кресло на узкой стороне.

— Давайте, перегруппируемся, — предложила она. — Если вы, господин Палленберг, сядете от меня слева, а вы, любезная госпожа Палленберг, справа, то сможете оба лучше видеть мои наброски.

Госпожа Сфорци принесла чертежный блокнот, карандаши и резинки для стирания, а Доната поблагодарила ее с особой сердечностью. Невысказанной, но подразумеваемой была при этом и похвала за то, что секретарша красиво расположила в серой напольной вазе три блестящие желтые крепкие ветви форситии^[1] очень изящных на фоне белых стен и черной мебели, придававших официальной обстановке помещения оттенок приветливости.

— Сразу и начнем, так? — спросила Доната и перевела взгляд с госпожи Палленберг на ее мужа; ведь когда имеешь дело с супружеской четой, всегда трудно определить, чье желание имеет решающее значение. — Или хотелось бы сначала перевести дух? Полагаю, напитки нам сейчас подадут.

— Нет, давайте сразу же и начнем, — решил господин Палленберг.

— Мы ведь для этого сюда и явились, — добавила его жена.

— Двойной дом или недвойной — таков, видимо, главный вопрос. Я сейчас буду набрасывать эскизы, чтобы показать вам, как это может выглядеть. — Ловко работая пальцами, она начала водить карандашом по бумаге. — Фасад, конечно, должен иметь две двери; можно их расположить рядом, тогда впоследствии будет легче объединить две лестничные клетки в одну. Или можно расположить их вдалеке друг от друга, тогда будет меньше помех от соседей при входе и выходе. Но общее впечатление от фасада определяется не одними дверями, а распределением дверей и окон в целом.

— А впоследствии, — спросила госпожа Палленберг, — что если мы захотим совместить обе половины дома?

— Хороший вопрос! Тогда у нас несколько возможностей…

Вошла Вильгельмина Бургер с подносом, на котором красовались напитки; госпожа Сфорци последовала за ней и расставила на столе кофейные чашки, сливочник и сахарницу. Перед Донатой она поставила высокий бокал со свежевыжатым апельсиновым соком.

— Господин Штольце в курсе дела, — сообщила секретарша.

— Очень хорошо, госпожа Сфорци. — Доната взглянула на свои ручные часы, хотя и без того приблизительно знала, сколько они показывают. — Ваш рабочий день приближается к концу, можете собираться домой.

— Я вам больше не нужна?

— Ну, конечно же, она вам больше не нужна! — воскликнула Вильгельмина. — Все остальное я беру на себя.

Госпожа Сфорци бросила на нее скептический взгляд, яснее слов говоривший: «Да, только дай Бог, чтобы все прошло без запинки!»

— Тут же нет ничего такого уж особенного, — произнесла Вильгельмина. Это была крупная сильная девушка со светлыми вьющимися волосами, голубыми глазами и пухлыми, всегда готовыми рассмеяться губами.

Госпожа Сфорци попрощалась со всеми и исчезла. Вильгельмина же не двинулась с места.

— Можно мне остаться, госпожа Бек? — попросила она.

Доната познакомила ее с Палленбергами.

— Фрейлейн Бургер изучает архитектуру, — пояснила она, — и стремится быть нам полезной так часто, как только может. Впрочем, не знаю, покажется ли вам желательным ее присутствие в данный момент.

— Ах, пусть остается, — предложила госпожа Палленберг.

Вильгельмина извлекла из кармана точилку для карандашей и подняла над головой.

— Я тоже могу кое-что делать. Доната подала ей карандаши.

— Ну ладно, садитесь и делайте что-нибудь. Но только держите рот на замке.

Господин Палленберг предложил всем сигареты, но закурила только его жена.

— Если мы решимся строить двойной дом, — возобновила разговор Доната, — то следовало бы всю горизонтальную плоскость обустроить с большим размахом. — Она взяла у Вильгельмины заточенный карандаш. — План нижнего этажа каждой половины примерно таков: холл при входе с гардеробом и туалетом для гостей, большое жилое помещение, кухня, столовая…

— А детская? — спросила госпожа Палленберг. — Вдруг понадобится!

— Ее можно поместить на втором этаже. — Карандаш Донаты мелькал по бумаге. — Вы хотите иметь одну спальню или две?

Так продолжалось еще не меньше часа, после чего Палленберги решили строить большой двойной дом.

— Разумеется, большую роль играет финансовый вопрос, — отметила Доната. — По одной ванной комнате в каждой половине, это минимум. А по две было бы, конечно, лучше. Это удорожило бы строительство, но одновременно намного повысило бы стоимость дома. Прошу вас, Вильгельмина, пригласите господина Штольце!

Вильгельмина, до этого момента напряженно слушавшая весь разговор, хотела убрать со стола.

— Нет, — покачала головой Доната, — это потом! — Она торопилась привлечь к акции своего коммерческого директора. Правда, ей и самой было отлично известно, какова стоимость дома того или иного размера, но знала она и то, что оглашение суммы предоплаты из уст мужчины вызывает большее доверие. Кроме того, она вообще неохотно вела разговор о деньгах.

Вильгельмина пулей вылетела из комнаты, и сразу же появился Артур Штольце, который поздоровался с Палленбергами, уже знавшими его по первому посещению офиса.

Вильгельмина унесла поднос с посудой.

— Оставьте нас наедине с клиентами, — распорядилась Доната ей вдогонку.

Еще с добрый час шел разговор о расходах, материалах и возможных возражениях общины и строительной администрации. После этого у Артура Штольце появилась возможность извлечь из своего элегантного дипломата формуляры с рубриками о предусматриваемой оплате и о порядке надзора за ходом строительства.

Палленберг потребовал гарантии того, что предусмотренная смета будет точно соблюдаться и расходы ни в коем случае не будут превышены.

Доната разъяснила ему, что это невозможно:

— Всегда могут возникнуть непредусмотренные дополнительные затраты. Поручиться за то, что их не будет, я никак не могу, господин Палленберг, и готова вас заверить, что вы не найдете такого архитектора, который возьмет на себя подобную ответственность. Вы должны предоставить мне зазор хотя бы в десять процентов.

— Я просто не могу себе этого позволить.

— Но считаться с этим придется. Не исключено, что мы затратим и на десять процентов меньше, чем предусмотрено.

— Я могу принять решение только после того, как увижу подробную предварительную смету.

— Значит, вы мне не доверяете!

— Что вы, госпожа Бек, конечно же, доверяем, — быстро произнесла Ирена Палленберг.

— Но?

— Мой муж просто боится взять на себя непосильные обязательства.

Он бросил на жену колючий взгляд.

— Прошу тебя, не выставляй меня идиотом.

— Не сердись, дорогой, я лишь хотела объяснить…

— У меня есть предложение! Как вы можете заключить из правил «Порядка оплаты работы архитекторов и инженеров» (ПОРАИ), — сказала Доната и положила перед господином Палленбергом формуляр договора, — я получаю определенный процент от стоимости всего строительства. Чем выше расходы, тем больше получает архитектор.

— Именно это мне и не по душе.

— В таком случае, как вам понравится, если я откажусь от возможного повышения моего гонорара? Дело в Том, что я охотно пойду на это. Я претендую только на ту сумму, которая рассчитывается из общих расходов на строительство согласно сегодняшней смете.

— То есть без учета возможного повышения расходов на десять процентов?

Доната ответила утвердительно.

— Итак, оформляем договор?

Артур Штольце поднялся со своего места. — Я подготовлю соответствующий текст. Нужно всего несколько минут.

— Будь добр, пошли сюда Вильгельмину. — Доната повернулась к Палленбергам. — Думаю, мы уже заслуживаем небольшого подкрепления.

Вильгельмина подала на стол аппетитные бутерброды на ржаном поджаренном хлебе, а к ним на выбор вино, воду или сок. Потом она удалилась, чтобы напечатать на машинке дополнение к стандартному тексту договора и передать формуляры Штольце. Палленберги налегли на закуски, да и Доната ощутила голод и принялась откусывать от бутерброда с огурцами.

— Должна вам заметить, господин Палленберг, что вы чертовски крепкий орешек при ведении переговоров! — заявила она, хотя на практике не раз имела дело с куда более трудными клиентами.

— Я и не знала, что ты можешь быть таким, — поддержала Донату его жена.

— Бизнесмен есть бизнесмен, — ответил Палленберг с наигранной скромностью.

— Раз так, вы, конечно, уже подумали о том, почему фактические расходы могут превысить смету?

— Из-за преднамеренной расточительности архитекторов и строительных фирм… Простите столь резкую формулировку.

Доната рассмеялась.

— Ну, теперь-то вы поставили перед ними непреодолимый заслон.

Он самодовольно улыбнулся.

— Разве я поступил неправильно? Теперь ведь вы можете признать мою правоту.

Вошел Артур Штольце. Выглядел он так, словно использовал передышку, чтобы причесаться и освежиться. Заняв место за столом, он стянул нарукавники со своей белой рубашки.

— Вот и готово, — промолвил он.

Вильгельмина шла за ним следом с папкой, в которой лежали готовые для подписания тексты договора. Она раскрыла папку перед Палленбергом и подала ему шариковую ручку.

— Можете не спешить подписывать, — заметил Штольце. — Сначала внимательно прочитайте текст договора. Вильгельмина, передайте, пожалуйста, один экземпляр также нашей любезной клиентке, чтобы и она могла сориентироваться в тексте.

— Разрешите? — Вильгельмина вытащила второй экземпляр договора из папки и протянула через стол госпоже Палленберг.

Доната взяла сигарету, а Артур Штольце встал, чтобы поднести ей зажигалку, и при этом подмигнул с видом заговорщика.

— Спасибо, Артур, — поблагодарила она и добавила в тоне светской беседы, вполне сознательно нарушая наступившее выжидательное молчание. — Я как раз только что пыталась выяснить, какие обстоятельства ведут чаще всего к превышению предусмотренных сметой расходов.

— Как бы мне хотелось это узнать! — воскликнула Вильгельмина.

— Особые пожелания хозяина строящегося здания. То потребуется мрамор вместо планировавшегося кафеля, то открытый камин на пятьсот марок дополнительного расхода. Говорят, что это ведь пустяки! Ну и так далее.

— Всего лишь обычное свойство человека, — заметил Штольце. — Если уж начал сорить деньгами, то обычно трудно остановиться.

Палленберг наконец подписался под договором.

— А большинство архитекторов, — продолжала Доната, — и тут вы правы, господин Палленберг, совсем не обращают внимание клиентов на эти дополнительные расходы или говорят о них без особой настойчивости.

Госпожа Палленберг, прочитав экземпляр договора, вернула его Вильгельмине, которая вложила его в папку для передачи господину Палленбергу. После этого она, взяв экземпляр у него, обошла длинный стол кругом и положила раскрытую папку перед клиенткой.

— Я, — заявила Доната, — считаю для себя делом чести не удорожать стройку, даже если это принесет мне барыш.

Вильгельмина, положив в папку подписанные экземпляры, передала ее господину Штольце, а тот поднялся с места, чтобы их раздать: один — госпоже Палленберг, второй — ее мужу, третий же вложил в свой дипломат.

— Ну вот, дело сделано, — произнес он и механически провел безымянным пальцем по своим темным усикам.

— За доброе сотрудничество! — Доната обменялась рукопожатием сначала с госпожой Палленберг, потом с ее мужем. — Обещаю вам построить кое-что очень-очень красивое.

Нередко она при заключении договора распоряжалась подать шампанского (местного или французского). Но имея дело с недоверчивым господином Палленбергом, она сочла это неуместным. Он, несомненно, подумал бы, что в конечном счете эти ненужные расходы будут отнесены на его счет.

Тут Палленберги, получив от Донаты обещание, что она в ближайшее время свяжется с ними вновь, сразу же распрощались.

Вильгельмина убрала со стола; ей разрешалось забирать оставшиеся бутерброды домой. А Доната и Артур Штольце перешли в его кабинет.

— Уф! — выдохнула Доната и бросилась в кресло перед письменным столом.

— Поистине недюжинные люди, — усмехнулся он.

— А не так уж они и плохи. Для Палленберга важно, что он имеет возможность вложить в этот дом целую кучу денег. Что ж, по такому случаю ему можно простить желание немного похорохориться.

— Ты еще с ним намучаешься.

Доната покачала головой.

— Нет, не думаю. В конце концов, цель у нас с ним одна.

Он обошел письменный стол, наклонился и вытащил бутылку коньяка.

— По глоточку?

— Нет, спасибо, Артур. Но вот рюмку вина я бы выпила.

Наклонившись над письменным столом, он нажал на кнопку внутреннего переговорного устройства. Послышался голос Вильгельмины.

— Да?

— Прошу вас, принесите рюмку вина госпоже Бек… Да, светлого, белого, которое она любит. — Сам он наполнил коньяком пузатый фужер. — Как-никак, а дело мы сделали.

— Да, — согласилась Доната. — Текущий год обеспечен.

Уже стемнело, когда Доната выехала в Грюнвальд. Лампы внешнего освещения ее дома горели. Автомобиля Сильвии в гараже не было. Доната вспомнила: сестра ведь собиралась в послеобеденные часы съездить к знакомым на партию бриджа. Видимо, их игра затянулась.

Доната сейчас охотно перекинулась бы парой слов с Сильвией, но подумала, что все же лучше, что ее нет дома. Госпожа архитектор достаточно набегалась за день, чтобы сейчас же прилечь и почитать в постели перед сном какую-нибудь книжку.

15 апреля, в субботу, ожидалось решение жюри по конкурсу проектов «Поселок Меркатор». Заседание проходило в филиале банка — в Розенгейме. Здесь, в кассовом зале, проекты были выставлены на обозрение также и для публики. После того как жюри вынесет решение, предстояло вскрытие конвертов с именами лауреатов. Доната об этом знала и очень нервничала. Раз за разом она, сидя дома, подавляла в себе желание позвонить Артуру Штольце. Она отказывала себе в этом потому, что видела в своем любопытстве слабость, которой поддаваться не хотела. Если дело решилось положительно, то он ведь и сам даст о себе знать.

Каждый раз, когда звонил телефон, она бросалась к аппарату. Но звонили только знакомые, как и обычно в конце недели. От Штольце никаких сообщений не было.

— Ты что-то очень нервничаешь, — констатировала сестра.

— Жду важного звонка.

— Какого-нибудь симпатичного мужчины?

— Плохо же ты меня знаешь!

— Но ведь могло быть и такое?

Доната не вдавалась в объяснения. Ничто не заставляло ее откровенничать с сестрой. Сильвия вообще проявляла мало интереса к заботам и успехам Донаты. Если та окажется среди перечисляемых в рубрике «Кроме того, в конкурсе участвовали…» (а к этому, кажется, и шло), то Сильвия станет ее жалеть. А Доната ненавидела знаки сочувствия и потому стремилась не выдать своего разочарования.

Правда, она и не надеялась получить заказ на строительство целого поселка, но все же рассчитывала на вторую или третью премию. Тогда работа оказалась хотя бы не напрасной.

В воскресенье она распростилась со своими надеждами и стала спокойнее. Целый день они с сестрой провели в безделье и уюте, долго лежали утром в постели. Доната читала журналы по архитектуре. Ведь в будние дни времени на это не оставалось почти никогда.

После обеда пришли в гости дети Сильвии — Христиан и его сестра, моложе его на два года, которую назвали в честь матери тоже Сильвией. В семье, чтобы не путать мать и дочь, последнюю называли «Крошка Сильви». Она тоже училась в Мюнхене, изучала театроведение. И брат, и сестра были светловолосые, симпатичные на вид и казались совсем беззаботными, чему, впрочем, Доната не очень-то доверяла. Ей представлялось, что проблем у них хватает, но просто они не хотят посвящать в них ни мать, ни тетку. Доната предполагала, что для Крошки Сильви театроведение только завеса, втайне же она мечтает стать актрисой. А Христиан определенно решил изучать методы управления предприятиями только потому, что его аттестат с низкой средней оценкой был недостаточен для большинства прочих специальностей. В его действительном интересе к будущей профессии она сильно сомневалась. Отношений с представителями противоположного пола, без которых, судя по обычным меркам, дело не обходилось, брат и сестра никогда не касались ни единым словом.

Как бы то ни было, посещение двумя молодыми существами двух одиноких женщин было для Сильвии и Донаты приятной сменой обстановки. Госпожа Ковальски испекла торт, на который все набросились с хорошим аппетитом, в том числе и Доната, пропустившая и завтрак и обед. В этот день все вместе плавали в бассейне, потом подурачились в гимнастическом зале, а в заключение еще раз прыгнули в воду.

— Ах, Доната, хорошо у тебя! — вздохнула Крошка Сильви, когда они подсушились.

— Мне бы такое сооружение в самый раз, — поддержал ее брат.

Доната засмеялась.

— Тогда у вас один путь, такой же, как у меня: брак по расчету. — Она сознательно умолчала о том, что дом строился под ее руководством и что ей пришлось трудиться не покладая рук, чтобы содержать такое хозяйство.

— В наши молодые годы, — включилась в разговор Сильвия-старшая, — мы радовались, когда удавалось наскрести денег на билет в «Народные купальни Мюллера».

— Ох, до чего же вы были бедны, невзыскательны и скромны! — насмешливо произнес Христиан.

— Кстати, я еще не чувствую, что молодость прошла, — задумчиво промолвила Доната.

— Это в твои-то сорок два? — удивилась Сильвия. — Пора бы уже и почувствовать.

— Я считаю, Доната права! — решил Христиан. — С ее фигурой она может составить конкуренцию любой молодой девчонке.

— И мне в том числе? — поинтересовалась Крошка Сильви.

— Уж тебе-то во всяком случае.

Между тем девушка была так молода, что сохраняла еще и некоторые детские черты.

— Фу, пошляк! — крикнула она и запустила в брата мокрым мохнатым полотенцем.

Он ловко перехватил его на лету.

— Fishing for compliments^[2],— произнес он, — всегда опасно.

— Разве я первая начала? — возмутилась Крошка Сильви. — Не я, а Доната!

— Это еще не значит, что ты должна следовать ее примеру.

— Немедленно перестаньте вздорить из-за меня! — крикнула Доната.

Ее явный испуг рассмешил молодых.

— Ну что ты, тетечка, мы же шутим, — улыбнулся Христиан и поцеловал ее в щеку.

— Ой, тетечка, мы и не думали ссориться! И вообще, что бы мы делали без тебя?! — воскликнула Крошка Сильви.

Желая подразнить Донату, брат и сестра называли ее тетей или с еще большим удовольствием — тетечкой.

Доната поняла, что они действительно шутят, и засмеялась.

— Вы для меня тоже кое-что значите, — промолвила она, и мир был восстановлен.

Потом они играли в карты в столовой, а когда проголодались, то принесли из кухни и доели торт, а также приготовленный экономкой ужин.

День с гостями прошел беззаботно и весело. Но Доната все же никак не могла избавиться от чувства напряженности. Ночью она плохо спала и думала, что бездействие ей никак впрок пойти не может.

На следующий день Артур Штольце пришел в офис очень поздно. Доната внимательно присматривалась к нему, но он вел себя совершенно обычно. Она чувствовала, что подтверждается ее предположение о провале на конкурсе.

Окончательно поверив в это, она ощутила раскованность. Ей удалось заставить себя смириться со случившимся и полностью сосредоточиться на проекте дома Палленбергов — пришлось снова вносить изменения по особому желанию застройщиков. До вечера дело было сделано, а Винклейн уже обвел тушью карандашные линии. Теперь у них лежало двенадцать готовых чертежей: планы каждого этажа и несколько планов всего дома в разрезе.

— Хорош будет домик, — уважительно произнес Винклейн.

— Теперь надо ввести данные в компьютер, — потребовала Доната.

— На это у меня уйдет не менее восьми дней! А как же быть с порученной мне перестройкой?

— Мы будем сменять друг друга, — решила Доната, — а вечером с компьютером может поработать Вильгельмина. Она ведь уже разбирается в нем, а сейчас остались только уточнения.

— Черт бы побрал все эти компьютеры!

— Не говори! Конечно, возни с ним много, но ведь он приносит нам и массу пользы.

В компьютер можно было закладывать отдельные чертежи, и он после введения данных сам выдавал изображения с такой перспективой, что вручную — карандашом или тушью — это давалось лишь с большим трудом. Получались и пространственные изображения в трех измерениях, каких на бумаге не вычертишь. Доната пропустила через компьютер и свои проекты по поселку Меркатор, а затем получила их изображения с помощью принтера. В результате получились виды отдельных сооружений и домов, выполненные столь тонко, что напоминали фотоснимки.

— Палленберги ведь не архитекторы, — пояснила она Винклейну, — они не в состоянии, подобно нам, по одному лишь чертежу представить себе вид здания. А с помощью компьютера я им эту задачу облегчу.

— Да еще и поставишь перед фактом, — добавил Гюнтер с чуть циничной улыбкой.

— Верно, — с готовностью согласилась Доната, — я ведь уже столько времени потратила, столько провозилась над всякими вариантами! Хочу, наконец, заставить их принять определенное решение.

— Энергия в тебе просто кипит, Доната.

«Жаль, что нельзя того же сказать о тебе», — подумала она, но слов этих не произнесла.

— Это не значит, что я хочу загнать их в угол, — уточнила она. — Компьютерное изображение, в конце концов, всего лишь плод нашей мысли. Его тоже можно менять по желанию. Но давай взглянем, как у тебя дела с заданием по перестройке. А потом сядем за компьютер.

На следующий день у Донаты был крупный разговор с Петером Блюме. График работ на новостройке, что на улице Вольфратсхаузерштрассе, не соблюдался, отставание насчитывало уже несколько дней — и это несмотря на благоприятную погоду. Когда Доната спросила его о причинах, он попытался оправдаться, утверждая, что не хочет выполнять работу халтурно — ведь ей это тоже не понравилось бы.

В тот день, когда она обнаружила отставание работ по срокам, Доната не нашла Блюме на этой стройке, так что ей пришлось звонить в разные места, разыскивая его, пока он наконец не нашелся на улице Шванталерштрассе — на строительстве дома, предназначенного для сдачи квартир внаем. В прорабской и состоялся крупный разговор.

— Полагаю, вы слишком много на себя берете. Как бы не надорваться, господин Блюме, — холодно заметила она.

— Что это вы имеете в виду?

— Я, правда, не взяла на себя труд пересчитать рабочих по штатным спискам, да и не хотелось вас подводить, господин Блюме… Но впечатление такое, что на Вольфратсхаузерштрассе их явно мало.

Он пожал плечами.

— У нас ведь не хватает квалифицированных кадров. Вам это должно быть известно, госпожа архитектор. Что же мне делать? С улицы что ли нанимать? Вас бы это устроило?

— Срок торжественного банкета по случаю окончания строительства должен быть выдержан.

— А кто будет платить штраф, если я найму леваков, а меня поймают? Может, вы?

— Только не приписывайте мне, что это я толкала вас на что-то подобное или хотя бы намекала на возможность нанимать вспомогательную рабочую силу без соответствующего оформления. Это идея ваша, и только ваша. Но леваки вовсе и не требуются. Достаточно снять людей отсюда и перебросить в соответствии с ведомостями распределения рабочей силы.

Лицо Петера Блюме налилось кровью.

— Я обязался… Она перебила его:

— У вас обязательства прежде всего по отношению ко мне. Я не только желаю, я требую, чтобы вы выполняли наш договор. — Она повернулась, чтобы идти своей дорогой. — Всего вам наилучшего.

— Черт бы тебя побрал, баба проклятая! — выругался он не очень громко, но все же так, чтобы она услышала.

Доната только молча ухмыльнулась.

Этому Блюме, раздумывала она, направляясь в свой офис, не следует доверять строительство дома Палленбергов, что она предполагала сделать. Возникла неожиданная проблема. Следовало подыскать другого производителя работ, по возможности в Крайллинге или в ближайших окрестностях. В данный момент это важнее всего. Ведь работы по рытью котлована можно уже начинать, хотя конструкция двойного дома все еще не окончательно согласована с Палленбергами. Доната собиралась сразу же заняться этим делом.

Когда она вошла в офис, Розмари Сфорци, сидевшая за столом в приемной, вскочила и воскликнула куда более весело, чем это было обычно ей свойственно:

— Поздравляю, госпожа Бек!

— Доброе утро, госпожа Сфорци! — поприветствовала ее Доната, снимая куртку. — Доброе утро, Гюнтер!

Коллега осклабился, рот до ушей, и это усилило подозрение Донаты, что с ней собираются сыграть какую-то шутку.

— С чем же это вы меня поздравляете? — холодно спросила она.

Сфорци протянула ей исписанный лист бумаги.

— Вот! Прочитайте сами! Вы — победительница; конкурса «Меркатор»!

В обязанности Сфорци входило распечатывать и сортировать ежедневно поступающие почтовые отправления. Доната все еще не верила.

— Правда? — скептически спросила она.

— Господи, до чего же ты cool^[3],— воскликнул Гюнтер Винклейн.

«Надеетесь, что я попадусь на ваши плоские шуточки», — подумала Доната и взяла у секретарши лист с каким-то текстом. На нем стоял фирменный штамп «Меркатор-Банка». Она пробежала глазами текст, потом прочитала его еще раз более внимательно — и оказалось, что Сфорци сказала правду. Проекты Донаты были отмечены первым призом, и, следовательно, она должна получить заказ на строительство поселка.

Голова у нее закружилась.

— Ой, как вы побледнели! — испуганно воскликнула госпожа Сфорци. — Сядьте же! Дайте стул, господин Винклейн! Я принесу стакан воды.

Доната присела, выпила одним махом полстакана воды и наконец смогла улыбнуться. Из своего кабинета вышел Штольце. Доната не поняла, то ли Сфорци уже известила его, то ли он сам решил проявить к ней внимание.

— Ну, каковы ощущения, когда знаешь, что победила? — спросил он и обнажил в улыбке свои безупречные зубы.

— Судя по письму, они считают, что я — мужчина, — пролепетала она.

— Но ведь это не имеет никакого значения! — заверила ее секретарша. — Все равно большинство поступающих писем адресовано «Господину архитектору Д. Беку».

— Да, но в данном случае, — промолвила Доната, — дело совсем другое.

— Может быть, откажешься? — спросил Артур Штольце. — Ведь и при отказе ты могла бы получить кругленькую сумму…

Доната вскочила.

— Нет! И не подумаю!

— Так-то лучше, девонька моя, — поддержал ее решение Штольце.

Доната почувствовала себя уязвленной такой снисходительностью. Когда же это в последний раз ее называли «девонькой»?

— Как ты смеешь говорить со мной в таком тоне? — возмутилась она.

Он, ухмыляясь, провел безымянным пальцем по своим усикам.

— Не забывай, что я тебе по возрасту в отцы гожусь.

— Ерунда какая-то, — произнес совершенно сбитый с толку Винклейн. — У меня есть предложение: пусть госпожа Сфорци позвонит в банк, устранит все недоразумения и согласует срок встречи с этими господами.

— Срок установить, конечно, надо, — согласилась Доната, — но этим я займусь сама. Лично.

Через несколько дней Доната направилась на своем кабриолете в Розенгейм. Рядом с ней сидел Артур Штольце. День был весенний, солнечный, небо голубое, как на картинке, а белые вершины гор казались совсем близкими. Но ни Доната, ни Артур не обращали на них никакого внимания.

Она вела машину сосредоточенно и спокойно и была ему благодарна, что он не задает никаких вопросов и не лезет с советами. Разговаривать ей вовсе не хотелось.

У поворота на Розенгейм они съехали с автомагистрали и вскоре оказались в городе. Здешний филиал банка располагался на площади Макс-Йозеф-Платц, в границах пешеходной зоны, так что сначала нужно было найти место, где припарковать машину. Оставив ее, они пошли пешком. Было без четверти одиннадцать, а поскольку их пригласили ровно к одиннадцати, они не спешили. Сначала побродили по кассовому залу, на стенах которого были развешаны проекты поселка — красиво оформленные и на достаточном расстоянии друг от друга. Над чертежами Донаты красовался щиток с надписью: «Архитектурная фирма Д. Бек. Первая премия». Доната глубоко вздохнула, прежде чем они ступили на лестницу и поднялись на второй этаж. Штольце напустил на лицо непроницаемое и чуть насмешливое выражение.

В приемной сидела молодая девушка, которой удавалось совмещать работу на компьютере с наблюдением за лестничной клеткой.

— Архитектор Бек, — представилась Доната. — Нас ожидает директор Мёснер.

— Да, верно. — Девушка, считавшая архитектором Артура, бросила на него взгляд, полный почтения. — Третья дверь налево, господин Бек.

Они не стали ничего уточнять и зашагали в указанном направлении.

Готовясь к переговорам, Доната особенно тщательно позаботилась о своей внешности. Она наложила на лицо очень скромный макияж, надела светло-серый костюм и шелковую блузку, особенно подчеркивавшую зеленый цвет ее глаз, туфли на высоком каблуке и простой парик цвета ее собственных волос. Артур был одет с иголочки: темный костюм с соответствующего цвета жилеткой, белая рубашка с запонками и серебристый галстук.

Девушка из приемной уже известила начальство об их приходе: дверь кабинета директора открылась изнутри еще до того, как они к ней подошли. Стройный темноволосый человек с почти черными глазами, придававшими ему вид выходца из южных стран, встречая их, широко улыбался.

— Добро пожаловать, господин Бек! — Он посторонился, пропуская их в кабинет. — Прошу вас, входите! Разрешите представить вас господину директору Мёснеру?

Тяжеловесный лысый господин в роговых очках встал из-за письменного стола и протянул мясистую руку Артуру Штольце.

Штольце ее пожал. Лишь после этого он внес поправку:

— Я не архитектор!

— Нет? — растерялся директор банка. — Но мне доложили… я ожидал…

— Это я, — сказала Доната.

— Кто?

— Я — архитектор Доната Бек. — Она протянула ему руку.

Он коснулся ее таким быстрым движением, будто боялся обжечься, и, словно онемев, бухнулся в свое кресло.

В этой ситуации не растерялся молодой человек, похожий на южанина.

— Георг Пихлер, — представился он с легким поклоном, — ассистент господина директора Мёснера. Садитесь, пожалуйста. — Он пододвинул Донате кресло около письменного стола.

Мёснер между тем, кажется, оправился от неожиданности. Почти умоляюще он заглянул в чуть погрустневшие глаза Штольце.

— А кто вы? Видимо, тоже архитектор?

— Должен вас разочаровать, — ответил Штольце и осторожно выпустил из рукавов манжеты. — Я — коммерческий директор, отвечаю за финансовую сторону дела.

— Да, но тогда, значит… — В явной растерянности Мёснер повернулся к Донате. — …Значит вы хотите убедить меня в том, что это вы… — Он запнулся и попытался указательным пальцем распросторить ворот рубашки, который его стеснял.

Зеленые глаза Донаты смотрели на него с вызовом. — Премированные проекты выполнены мною.

— Хм, они милы, просто даже обаятельны, против этого не поспоришь…

— Вы можете спокойно признать, что они хороши, — уточнила Доната, — иначе, видимо, они не были бы премированы.

Пихлер поворачивал голову, глядя то на своего шефа, то на Донату, словно следил за полетом мяча на состязании по теннису.

— Ладно, что ж, чертежи отличные, признаю. Разумеется, мы заплатим вам гонорар, госпожа Бек.

— Я хочу строить поселок!

— Вы? Женщина? — Мёснер рассмеялся отнюдь не весело. — Это невозможно.

— Это вовсе не первый заказ в моей практике, господин директор. Я работаю как глава самостоятельной архитектурной фирмы уже более десяти лет. Я строила жилые дома, один высотный, фабричные корпуса, гаражи. Поскольку вы, господин Мёснер, видимо, не наводили обо мне справок, я всегда готова представить вам документы о моих предшествующих проектах.

— Но в данном случае речь идет о поселке — жилом комплексе на тридцать пять домов с гаражами и… — Встретившись с ледяным взглядом Донаты, он умолк. — Ну, вы ведь и сами все это знаете.

Она вытянула свои стройные ноги и положила одну на другую.

— Именно так я и работала. Директор Мёснер тяжело вздохнул. Теперь взял слово Штольце.

— В условиях конкурса сказано буквально, что строительство поселка будет поручено тому архитектору, который является автором проектов, отмеченных первой премией.

«Ну и формулировочка!» — подумала Доната, но и сама не нашла слов, которыми можно было бы проще выразить сказанное.

— Вы нас ввели в заблуждение! — Директор Мёснер побарабанил своими толстыми пальцами по крышке стола. — Да, можно, несомненно, говорить о намеренном введении нас в заблуждение.

Доната знала, что иногда можно добиться цели просто женским обаянием. Иногда, да. Но сейчас она была просто не в состоянии задействовать это средство по отношению к такому человеку. Слишком часто за последние годы ей приходилось воевать с подобными типами, и теперь она уже знала, что с ними такая тактика успеха не принесет.

— Я даже не могу понять, о чем идет речь, — произнесла она ледяным тоном.

— Ой, только не считайте меня идиотом! Вы же преднамеренно проставили на конверте только инициалы вашего полного имени.

— Вы сейчас изрекли бессмыслицу и знаете это! — Почувствовав, что высказалась слишком резко, Доната пробормотала еще: —…Господин директор, — и продолжала: — Первая премия и тем самым заказ на строительство были мне присуждены еще до того, как члены жюри знали мое имя. Что же им оставалось делать, когда выяснилось, что победителем является женщина? Аннулировать решение о присуждении мне приза? Подобное возможно только путем мошенничества.

— Во всяком случае, я бы… мы бы, госпожа Бек, не попали в столь щекотливое положение. Мы бы выкупили у вас проект, да я и сейчас готов пойти на это, и поручили бы строительство другой архитектурной фирме.

— Только потому, что я — женщина? Это противоречит закону о равноправии.

Директор Мёснер тяжело вздохнул. Он поднял руки и прижал их к груди.

— Надеюсь, вы не собираетесь угрожать мне, что напишете жалобу?

— Я, разумеется, использую все правовые средства.

— Ну, вот, пожалуйста! — Выразив жестом свое отчаяние, он опустил руки. — Как удивительно верно сказал наш великий поэт: «И женщины становятся гиенами». — Когда Доната выказала намерение вскочить с кресла, он поспешно добавил: — Это всего лишь небольшая шутка. Надеюсь, вы не воспримете се как обиду?

— Ваша цитата совершенно не к месту. Если бы вы действительно знали «Колокол» Шиллера, то не допустили бы такой ошибки, господин Мёснер. — Доната заставила себя улыбнуться. — Но я очень хорошо понимаю, что вы имеете в виду. Если уж женщины решат бороться, то делают это столь же безоглядно, как и мужчины. В этом пункте я с вами согласна. Сомнений нет: процесс я выиграю.

— Да, возможно, — признал Мёснер, — но он будет длиться годы, а, когда подойдет к концу, поселок будет уже давно построен.

— Рада это от вас услышать. Вы, значит, отказываете мне в заказе, полностью сознавая, что неправы. Это тоже заинтересует судью.

— Дорогая госпожа Бек… — Он снял очки и начал протирать их кончиком своего белоснежного носового платка.

— Да, слушаю.

— Не станете же вы в самом деле затевать тяжбу в связи с этой глупой историей? — Он посмотрел очки на свет, проверяя чистоту стекол. — Вы и я сможем, конечно, прийти к мирному решению, я в этом совершенно уверен.

— И как бы оно могло выглядеть?

Он надел очки и взглянул на Донату с фальшивой приветливой улыбкой.

— Мы передадим вам заказ, госпожа Бек, имея в виду, что вы будете его выполнять вместе с одним из коллег. У нас здесь в городе есть несколько хороших архитекторов, я могу…

— Нет, — заявила Доната и, сняв одну ногу с другой, опустила на пол.

— Похоже, вы становитесь жертвой какой-то навязчивой идеи. Почему вы отказываетесь от помощи?

— Потому что она мне ни к чему. У меня самой в фирме есть один архитектор…

— Ага!

Доната не позволила себя прервать и закончила:

— …Очень толковый человек. Можете с ним познакомиться.

— Это, конечно, меняет дело. Это тот, который будет…

Доната поняла, что ему хотелось бы навести мост согласия между ними, но не была готова на него вступить.

— Нет, — возразила она. — Главой фирмы являюсь я. Проект составлен мною. И я же буду руководить возведением поселка и вести наблюдение за строительными работами.

Директор Мёснер вышел из себя:

— Этого-то вы делать как раз и не будете! — прорычал он.

Доната не теряла спокойствия.

— Если вы откажетесь дать мне заказ, то вашему банку это дорого обойдется. Последует иск о возмещении морального ущерба на сумму в миллионы марок, не говоря уже об отрицательных откликах в прессе.

У директора Мёснера был такой вид, словно он готов броситься на Донату с кулаками.

— Если разрешите, я внесу предложение, — промолвил вдруг Пихлер.

Директор Мёснер откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.

— Давайте свяжемся с начальством в Мюнхене. Шеф злобно взглянул на Пихлера.

— Вы считаете, что сам я не в силах принять правильное решение?

— Вовсе нет, господин директор, конечно же, нет. Только мне кажется, когда дело идет о суммах такого порядка, то совсем не помешает небольшая страховка.

На это никто не сказал ни слова. Пихлер поднялся.

— Так я позвоню?

— Предоставьте это мне! — Директор Мёснер вновь вытащил свой носовой платок и стер пот со лба. — Вы пока что займите господ беседой, ведь дело затеяли нешуточное. И ошибочно предполагали, что как раз сегодня будет повод отпраздновать его начало. — Усталым жестом он дал понять Донате, Артуру и своему ассистенту, что им пора покинуть кабинет.

Прошел добрый час, прежде чем директор Мёснер снова появился перед их взорами.

Пихлер между тем дал знак, чтобы в совещательную комнату принесли дымящуюся миску с белыми колбасками, сладкую горчицу, корзинку с хрустящими крендельками и пиво. Доната попросила минеральной воды. Она немного перекусила только за компанию: ей пришлось отгонять от себя мысль, что колбаса — продукт переработки мяса мертвых животных.

Иногда в комнату на короткое время заходили и другие господа. Пихлер представлял их Донате, они вежливо осведомлялись о положении дел и удалялись. Видимо, по офису уже пронеслась весть, что лауреатом конкурса стала дама. Доната улыбалась, благодарила за поздравления, а в остальном говорила мало. Присутствующие приписывали такую сдержанность естественному в создавшемся положении нервному напряжению.

На самом же деле она чувствовала себя совершенно спокойно. Сражение закончилось. Доната сделала все, что могла. Если предстоит судебный процесс, думала она, то он станет объектом обсуждения и будет ей, по самой меньшей мере, столь же полезен, как и сам заказ.

Потом дверь с шумом отворилась, и директор Мёснер появился со столь помпезным видом, словно ему предстояло выступить со сцены: он сиял всем своим расплывшимся лицом, и казалось, что даже очки излучают радостную удовлетворенность.

— Дорогая и уважаемая госпожа Бек, — протрубил он, — мне только что удалось решить дело в соответствии с вашими пожеланиями! Заказ на строительство ваш, притом без всяких «если» и «но»!

Штольце и Пихлер на секунду онемели от такого радикального поворота.

Иначе реагировала Доната.

— Это вы провернули поистине великолепно, господин директор! — восхищенно воскликнула она. — Не знаю даже, как вас и благодарить!

— Правда, господа в Мюнхене были в первый момент несколько смущены, как, должен признаться, был и я сам. Но мне удалось проскочить с этим делом не хуже, чем чёрту сквозь игольное ушко. — Мёснер присел к столу. — Надеюсь, вы мне оставили штучку-другую белых колбасок?

— Разумеется, господин директор! — заверил его Пихлер. — Вот только, наверное, уже не очень горячие.

— Пустяки, пустяки! — Мёснер засунул за воротник салфетку. — Как раз обеденное время, и у меня, признаться, разыгрался волчий аппетит. — Он выловил из миски две колбаски и принялся работать ножом и вилкой. Пихлер услужливо подлил ему в стакан пива.

— Я вам так глубоко признательна, господин директор, — промолвила Доната.

Он поднял глаза от тарелки и посмотрел на нее чуть недоверчиво: может, эта баба хочет его разыграть?

— Правда-правда, — заверила она, и взгляд ее выражал самую сердечную благодарность. — Вы дали мне стимул изменить название нашей фирмы. Теперь она будет именоваться «Доната Бек».

Мёснер с облегчением мазанул колбаску горчицей и отправил в рот.

— Ты не возражаешь, Артур?

— Разумеется, нет! Считаю эту идею блестящей.

— Подписываясь «Д. Бек», я вовсе не думала выдавать себя за мужчину, господин директор, — продолжала Доната. — Ведь все равно подобная мистификация способна ввести кого-то в заблуждение лишь на самое короткое время. Я же просто думала: «Что кратко, то гладко». Название фирмы «Д. Бек», как мне казалось, может очень хорошо сочетаться с чуть закругленными инициалами «Д. Б.» на нашей эмблеме. Только благодаря вам, господин директор, я поняла, что краткость может быть ложно истолкована.

Мёснер, усердно пережевывая колбаски, промычал в ответ, что согласен со сказанным.

— Если бы вы с самого начала знали, — продолжала Доната, — что за именем «Д. Бек» скрывается женщина, то не было бы никаких неприятностей. Мы бы моментально договорились.

Мёснер одним махом проглотил здоровенную порцию пива.

— Вы очень, очень умная женщина, — произнес он уважительно. — Только почему вы ничего не пьете?

— Я за рулем, — пояснила Доната.

— Кроме того, раз уж мы в Розенгейме, — добавил Штольце, — нам было бы предпочтительно именно сегодня связаться с одной из здешних строительных фирм. Возможно, даже с двумя. Задача достаточно серьезная. Кого бы вы нам предложили, господин директор?

Мёснер вытащил салфетку из-за воротника и вытер ею губы.

— Это такой вопрос, в решение которого мне бы вмешиваться не хотелось. Это может быть ложно истолковано.

— Ваша сдержанность делает вам честь, господин директор! — отметила Доната. — Но, может быть, вы согласитесь сделать нам хоть какой-то намек. Мы были бы благодарны за любое напутствие.

Мёснер со значением посмотрел на своего ассистента.

— Весьма заслуживает доверия фирма «Оберманн», — не раздумывая заявил Пихлер. — Она производительна и абсолютно платежеспособна, что ведь тоже очень важно.

— Совершенно верно! — поддержал его Мёснер. — Мы не можем пойти на риск, чтобы подрядчик попал в финансовые затруднения в период строительства. Тогда ведь именно нам пришлось бы спасать положение. — Он закурил и извинился перед Донатой. — Дурная привычка!

— Которую разделяю и я, — улыбнулась она, вытаскивая из сумочки собственную пачку сигарет. Он поспешил поднести ей зажигалку.

— Простите, я ведь не знал…

— Курение — один из моих пороков, — призналась Доната, — но боюсь, у меня есть и худшие.

Штольце тоже воспользовался случаем, чтобы закурить.

— Мое предложение, разумеется, не означает, — уточнил свою только что сделанную рекомендацию Пихлер, — что Зервациус Оберманн является единственным достойным доверия подрядчиком в нашем городе.

— Начнем с Оберманна, — решила Доната, которой стало уже совершенно ясно, кого они хотели бы протащить на роль исполнителя строительных работ. — Убедимся прежде всего в том, что у него достаточно производственных мощностей. Если же результат будет отрицательным, то поищем и другие адреса.

С этого момента пошел только деловой разговор. Мир был, наконец, полностью восстановлен. После перекура все снова перешли в кабинет Мёснера. Когда все было оговорено и Доната положила в свою сумку первый платежный чек, Штольце позвонил в фирму «Оберманн».

С шефом фирмы его соединили так быстро, словно Зервациус Оберманн уже ожидал звонка. Но Мёснер, учитывая интересы других клиентов банка, среди которых «Оберманн» была не единственной строительной фирмой, не хотел, чтобы первая встреча Донаты с Зервациусом проходила в стенах банка. Поэтому договорились встретиться у Оберманна в этот же день после обеда.

Часы показывали восемь вечера, когда Доната со своим коммерческим директором опять вела машину по автомагистрали Зальцбург — Мюнхен. Зервациус Оберманн не упустил случая пригласить их к себе домой, где представил им жену и сына, тоже работавшего на отцовском предприятии.

Сам Зервациус Оберманн производил впечатление человека серьезного и компетентного. Доната сочла, что работать с ним будет приятно. Хотя они не один час потратили на обсуждение планов предстоящей работы, еще не все вопросы были решены. Комплекс из тридцати пяти домов плюс гаражи, плюс открытая и закрытая детские площадки предстояло строить годами, даже если Оберманн найдет субподрядчиков. Потребуется два, а то и три года, так как при всяких скоростных методах недоделки и небрежности разного рода неизбежны. А с другой стороны, нельзя предполагать, что застройщику будет приятно годами бродить по строительной площадке — ведь дома строятся на продажу. Так что еще предстояло решить этот вопрос в организационном плане.

— Во всяком случае, — произнес Штольце, когда они ехали по магистрали, — ты, Доната, можешь принимать поздравления.

У Оберманна он хватанул водки и теперь тяжело ворочал языком.

— Не я, а мы! — поправила она.

— Нет, заслуга принадлежит только тебе. Даже несмотря на то, что ты, как мне кажется, могла бы разговаривать с Мёснером чуть дипломатичнее. А иначе, зачем тебе дано твое женское обаяние?

— С такими типами расточать обаяние — пустое дело. Им можно только зубы показывать, другие средства здесь не подойдут.

— А как ты потом-то его умасливала! Мне показалось, что уж тут ты переигрывала без всякого стыда!

— Ты что, читаешь мне лекции по тактике маневрирования?

— Вовсе нет. Просто так болтаю. Для расслабления. Она не отрываясь смотрела на дорогу.

— Я вполне сознательно хотела сделать ему приятное.

— А зачем? — сонно спросил он. — Ведь к этому моменту все уже было решено.

— Он честно заработал себе порцию деловой лести. Не забудь, ведь он совершил поворот на сто восемьдесят градусов. Это не каждому дано.

— А что еще ему оставалось делать?

— Не столь гибкий человек, как он, лишь подчинился бы, ворча, решению своего начальства. А нахально утверждать, что решение мюнхенской администрации вполне соответствовало его желаниям и что он сам к нему стремился, это же просто шедевр!

— Для тебя результат в любом случае, как бы он себя ни вел, был бы тем же самым.

— Не говори! Есть нечто значительное в том, что он заключил со мною мир. В противном случае мне бы пришлось в течение всего периода стройки ожидать от него всяких подвохов.

— Ты уверена, что теперь их не будет?

— Да. Он перепрыгнул через себя. Вторично он проделать такой трюк не в состоянии. Это стоило бы ему слишком больших усилий, да и не имело бы смысла.

— Что ж, если таково твое мнение, то ладно, — миролюбиво согласился он.

Доната была еще совершенно бодра, ощущала даже особый подъем.

— Надеюсь, банк развернет теперь достаточно энергичную рекламу для осуществления проекта.

— Будь спокойна, он ведь собирается эти дома пустить в продажу. Относительно конкурса было достаточно и говорено и написано. А это уже первый шаг в рекламной кампании. — Штольце закрыл глаза. — Ты говори, — промямлил он, — не бойся, я не сплю.

— Видно, надо бы подбросить тебя прямо до дома.

— Нет необходимости. Высади меня в Рамерсдорфе. Там я возьму такси.

— Можно и так. — Она не стала ему говорить, что и в этом случае ей придется сделать крюк. Ведь чтобы попасть в Грюнвальд, вовсе не обязательно ехать до окраины города, можно было бы свернуть у Бруннтальского треугольника. — Независимо от того, — продолжала она, — сколько времени останется у нас на проектирование поселка, потребуется дополнительная рабочая сила в фирме. Прошу тебя, позаботься, пожалуйста, о решении этой проблемы.

Он не ответил.

Она слегка ущипнула его за левое колено.

— Ты слышишь, Артур? Понял, что я сказала?

— Да, дополнительную рабочую силу, — повторил он. — Будет сделано. — А потом, судя по легкому храпу, заснул.

Доната не могла не сердиться на него. Дело не в том, что он пьет вообще. Но почему надо пить на работе? Ведь переговоры с Оберманном — это работа. Неужели нельзя было подождать до ее окончания?

«Мужчины, — подумала она с презрением. — Мужчины!»

Еще добрый час она добиралась до Грюнвальда. Конечно же, ей пришлось везти сладко посапывающего Артура до самого его дома. Подъезжая к своим владениям, она радовалась предстоящему разговору с сестрой. Большой дом был освещен снаружи, что, впрочем, еще ни о чем не говорило, поскольку здесь ожидали саму Донату. В комнате для завтраков света не было, не работал и телевизор. Но подойдя к двери на террасу, Доната увидела, что в воде плавательного бассейна отражается свет из комнаты Сильвии.

Доната испытала искушение сразу же ворваться к ней наверх, но решила, что будет разумнее сначала снять макияж, принять душ и облачиться во что-нибудь домашнее.

Так она и сделала. Потом выключила внешнее освещение, прихватила с собой стакан и двинулась наверх. Она постучала сначала легонько, потом сильнее в дверь комнаты Сильвии. Оттуда доносилась музыка — исполнялась одна из симфоний Брамса, которую Доната, прислушиваясь, узнала. «А что если сестра там не одна?» — пронеслось в голове Донаты. Правда, никогда еще не случалось, чтобы Сильвия привела друга, но ведь могло же быть и такое? Донате показалось вдруг неестественным, что Сильвия живет столь замкнуто. Подумать о самой себе в этом же плане Донате и в голову не пришло.

Потом она решила, что если бы Сильвия хотела, чтобы ее не тревожили, то обязательно оставила бы где-то записку. Поскольку такой записки не было, Доната нажала на ручку двери и вошла в комнату.

Сильвия удивленно подняла глаза.

— А, это ты? — Она сидела в своем удобном кресле с сигаретой в руке, положив ноги на скамеечку. Стакан виски и чаша с кубиками льда стояли рядом на столике. Встретив сестру, она сама над собой рассмеялась. — Глупый вопрос, а? Но я не ждала тебя так рано. Хорошо, что ты дома.

Как и всегда, у Сильвии было очень тщательно подкрашено лицо. К приходу Донаты она уже переоделась ко сну. На ней был шелковый, отливающий красным блеском домашний халат, накинутый на ночную рубашку. В не очень большой комнате, первоначально предназначавшейся для гостей, висели облака табачного дыма.

Доната невольно поискала глазами какую-нибудь книгу, но ничего такого не обнаружила.

— Чем ты занята?

— Слушаю музыку. Впрочем, нет, по правде говоря, я в раздумье.

«Вот это да!» — подумала Доната, которая охотно поделилась бы с сестрой собственными переживаниями.

— Выпьешь глоток виски? — спросила Сильвия.

— В эту пору ты обычно еще находишься в стадии легких вин. — Доната протянула ей свой стакан для вина.

— Только не сегодня. — Сильвия налила в него виски и, зная вкусы сестры, щедро подбросила кубики льда. — Это из моих собственных запасов, — объявила она.

— Ну, это-то мне известно. Спасибо.

Доната подтащила ближе к Сильвии мягкий пуфик, села и взяла в руку стакан. Она пригубила напиток, но алкоголь еще не перемешался с ледяной водой и был слишком крепок. Доната поставила стакан на стол.

— Сигарету? — предложила сестра.

— Спасибо, пока нет. После.

— Вышла новая книга.

— Неужели?

— Не спеши со своими насмешками и послушай меня. Автор — женщина — предлагает рекомендации по проблемам секса. Книга называется «Как я делю своего мужа с другой женщиной» или что-то в этом роде.

— Если это тебя так интересует, надо бы купить книгу.

Читать ее я не хочу. Ведь теперь она мне понадобиться уже не может. Но все же это удивительно: мне никогда не приходило в голову делить Лео с Надиной. Донату эти слова ошеломили.

— Это было бы действительно совсем на тебя непохоже.

— Ты мне тоже никогда ничего подобного не советовала.

— Я?? — Теперь Доната все же схватила сигарету. — С какой стати? Вмешиваться в твои супружеские дела?

— Но я ведь тебе всегда все рассказывала.

— Конечно, рассказывала. Тебе нужен был человек, перед которым можно выплакаться. Вот и все.

— Если бы я не возражала против его связи с Надиной, он бы давно уже вернулся ко мне обратно. Ты ведь знаешь, какова эта Надина. Она для него слишком молода, да и готовить даже не умеет.

Это замечание Доната нашла столь глупым, что отвечать на него не стала; она молча наблюдала, как кружатся в ее стакане кубики льда.

— С моей стороны было глупо пойти на развод, — продолжала Сильвия, не останавливаясь. — Этим я ввергла и его в несчастье, и сама счастливой не стала.

— Если мне не изменяет память, — возразила Доната, — не ты, а он настоял на разводе.

— Да, но только потому, что я тогда непрерывно устраивала ему сцены. Если бы я прикусила язык…

— Ты отлично знаешь, что именно это я тебе не раз советовала! — прервала ее Доната.

— У меня была как раз дурная полоса. Мне надо было бы проявить терпение. В конце концов, Лео не такой уж плохой мужик.

— Что бы там ни было, все это уже позади. — Доната прижала к пепельнице лишь чуть надкуренную сигарету. — Нет никакого смысла сейчас заново раздумывать об этом. Он, наверное, не столь несчастен, как тебе это кажется.

— А я говорю тебе, что несчастен! У Крошки Сильви, когда она в последний раз была у него, создалось именно такое впечатление.

«Это ты из нее вытянула, потому что тебе хочется такое услышать», — подумала Доната и промолвила:

— Если бы это было действительно так, кто помешал бы ему прийти к тебе? Он ведь знает, где тебя искать.

— Это все его гордость! Мужчине нелегко признать свою ошибку.

— Тогда почему бы тебе ему не позвонить? Договорись с ним о встрече! Тогда и увидишь, как обстоит дело в действительности.

— На это я пойти не могу, Доната, ведь это выглядело бы так, будто я за ним гоняюсь.

Доната была уверена, что Сильвия фантазирует. Бывший муж, конечно же, не имел ни малейшего желания встретиться с ней. Но знала Доната и то, что слышать это Сильвия не желает.

— Ну а что, если я приглашу его сюда на следующее воскресенье вместе с детьми? Я-то ведь при этом свое достоинство уж никак не уроню.

— А где будет Надина?

— Ее я, конечно, тоже приглашу. На поистине прекрасное торжество семейного примирения! При этом создам ему и тебе возможность переговорить наедине. Тут уж вы сможете наговориться сколько душе угодно.

Сильвия не знала, что ответить. Она закурила очередную сигарету.

— Ну, как тебе кажется? — настаивала Доната. — Я охотно все это устрою.

— Я не знаю.

— Ох, Сильвия, ты же отлично знаешь, что на самом деле вовсе этого не хочешь. Признайся!

— Ну, конечно, могут быть осложнения.

— А ими-то ты сыта по горло. Вполне понятно. Тогда перестань сходить с ума. Все уже пережито. Будь этому рада.

— Но я же чувствую… — Сильвия театральным жестом приложила к груди левую руку. — …Я чувствую, вот здесь, сердцем, что он раскаивается.

Доната сомневалась в правильности такой интуиции, но спорить не стала.

— Может, и раскаивается, — заметила она, — но ведь и поделом ему, черт бы его побрал, правда?

— Как же ты бессердечна!

Доната рассмеялась.

— Если Надина ему действительно стоит поперек горла, если он хочет развестись, он ведь может это сделать. Кто ему помешает? Один раз он уже развелся, не слишком много при этом потеряв, и я держу пари, что сможет сделать это еще раз. Так что нет никаких причин его жалеть, даже если Надина ежедневно обрабатывает его скалкой.

— Доната!

Прекрати наконец все эти раздумья о нем! Тебе от них легче не станет. Лучше поразмысли над тем, как будешь жить дальше!

— Да, как?

— Мне кажется, я уже давала тебе достаточно советов. Но ты ведь меня не слушаешь. Может, это и правильно. Идея должна, видимо, исходить от тебя самой.

— Чем может заниматься одинокая женщина?

— Ты не одинока. У тебя есть я и твои дети.

— Ты этого не испытала. На разведенную женщину смотрят искоса. Каждому известно, что Лео меня бросил… И потому все считают, что я ни на что не гожусь.

— Тогда, быть может, — заметила Доната, не вникая особенно в смысл своих слов, — тебе следовало бы уехать жить в другое место. — Она сразу же пожалела, что произнесла эти слова.

Сильвию передернуло.

— Значит, ты хочешь от меня избавиться?

— Нет, конечно же, нет! Сильвия, прошу тебя…

— Значит, я уже и тебе действую на нервы!

— Нет, нет, Сильвия, нет, я не это имела в виду. Просто тебе могла бы быть полезной смена обстановки. Ну, представь себе: ты живешь в отеле. По утрам идешь на теннис, в середине дня — в бассейн, вечером — в бар…

— Если хочешь, я могу хоть сейчас, ночью, перебраться в гостиницу!

Доната глубоко вздохнула. Случилось именно то, чего она весь вечер старалась избежать: вспыхнула ссора. Разумеется, Сильвия, как и всегда, пойдет на примирение. Но это будет стоить сил, которые Доната могла бы применить с куда большей пользой в другом месте. Доната любила сестру и охотно давала ей приют, но всем сердцем хотела, чтобы Сильвия перестала наконец копаться в своем прошлом. Сильвию занимала прежде всего расстроившаяся семейная жизнь, а еще и их совместное детство, когда старшие, по мнению Сильвии, постоянно отдавали предпочтение Донате, которая была любимицей отца и предметом сердечной привязанности матери. Сильвию же всегда отодвигали на второе место. На эту тему она распространялась тоже весьма охотно, и Донате ни разу не удалось убедить ее в том, что это бесполезно.

«Я ведь вовсе не требую, чтобы она интересовалась моими делами, — думала Доната, — лишь бы повернулась наконец лицом не к прошлому, а к настоящему и будущему!»

Днем в офисе, за чертежной доской, в разговорах с клиентами и предпринимателями домашние неурядицы были вскоре забыты; если они и вспоминались, то лишь мимоходом, и казались Донате не слишком важными.

Дел было много.

Однако в последующие вечера, даже не осознавая этого до конца, она избегала разговоров с сестрой. Сильвия же предполагала, что Доната намеренно ее сторонится, и при следующей встрече повела себя с меньшей эгоцентричностью. Ничто не казалось ей менее желательным, чем такое положение, которое вынудило бы ее отказаться от удобной жизни в доме сестры.

Доната, правда, заметила, что Сильвия стала меньше причитать, но особого внимания на это не обратила. Куда важнее было для нее все связанное с работой. А то, что и сама она из-за этого вела себя не самым лучшим образом по отношению к Сильвии, ей и в голову не приходило.

В офисе атмосфера стала более оживленной, чем обычно. Входили и уходили женщины и мужчины, которых Доната не знала. Она представляла себе, что это, наверное, новые кадры, желающие устроиться к ней на работу, но в детали не вдавалась. Заинтересовалась она ими лишь тогда, когда Артур Штольце отобрал группу кандидатов на зачисление в штат.

Была принята молодая чертежница, умевшая работать с компьютером и выразившая готовность принять на себя соответствующие достаточно скучные обязанности. Пришел также архитектор, обладавший большим опытом, но оставшийся без работы после краха одной фирмы. Доната приняла его не без сомнений. Для специалиста, оторвавшегося от дела на девять месяцев, будет не очень-то просто вновь привыкать к строгому распорядку дня. Но поскольку он произвел хорошее впечатление на Штольце, Доната решила не лишать его возможности доказать свою пригодность. Он и действительно трудился изо всех сил.

Однажды в первой половине дня Штольце против своего обыкновения заглянул в ее кабинет.

— Доната!

Она подняла голову от чертежей доски.

— Ты похож на кота, который только что вылакал горшок сметаны, — удивленно молвила она.

— Очень точное наблюдение! Я нашел одного парня, который подойдет тебе на все сто процентов. Динамичный, изобретательный, способный гореть на работе.

— Звучит недурно, — отозвалась она, впрочем подумав при этом «Я и сама изобретательная».

— Зайди сейчас ко мне, взгляни на него!

— Прямо сейчас? Сразу?

— Я уже прощупал его со всех сторон, у меня нет больше повода его задерживать.

— Ты мог бы просто посадить его в совещательную комнату, чтобы он там подождал, — заметила она, но все же отложила в сторону свой карандаш и поднялась с места.

— Ну, идем же! — торопил Штольце. — Ведь это не в твоем обычае — подвергать людей пыткам.

Он приоткрыл дверь, и она прошла мимо него в приемную. Тут он ее обогнал и, спросив в духе присущей ему несколько старомодной вежливости: «Вы разрешите?», вошел впереди нее в свой кабинет. Молодого человека она увидела только после того, как Штольце занял место за своим письменным столом.

Юноша при ее появлении вскочил с места, и она моментально узнала в нем того, с кем столкнулась на стройке, припомнив, к своему ужасу, даже его имя — Тобиас Мюллер. При этом выглядел он совершенно иначе, чем тогда, на строительной площадке. На нем был серый костюм обычного покроя, белая рубашка и синий галстук. Свои каштановые волосы он зачесал назад, открыв лоб, и смазал добротным бриолином. Но темно-синие, почти черные глаза встретили ее взгляд все с тем же любопытством и веселой заинтересованностью, что и тогда.

Разумеется, на этот раз он знал, с кем имеет дело, но Доната невольно спросила себя, узнал ли бы он ее в нейтральной обстановке, а потом сразу же отбросила эту мысль, как совершенно неуместную для данного момента.

— Тобиас Мюллер, — представил его Штольце, — молодой архитектор, о котором я тебе говорил, Доната. А это — глава фирмы госпожа Доната Бек.

Он поклонился, но она руку ему не протянула, а, наоборот, засунула ее поглубже в карман своего рабочего халата, после чего села на стул.

— Господин Мюллер, — пояснил Штольце, — только что закончил Технический университет. Он может предъявить свой блестящий диплом.

Доната молчала. Штольце потеребил манжеты и выпустил их из-под рукавов пиджака. Возникло короткое неприятное замешательство.

Тобиас Мюллер ухватил быка за рога.

— О том, что у меня есть опыт работы на стройке, вы ведь знаете, госпожа Бек.

Теперь ей, смотревшей до того на коммерческого директора, пришлось все же обратить взгляд на молодого человека. Он улыбался и, как ей показалось, довольно дерзко.

— Ах, вот как? — ошеломленно вскрикнул Штольце. — Вы, значит, знакомы? А мне об этом ничего не сказали, господин Мюллер.

— Видимо, он не считал это достойным предметом для разговора, — произнесла Доната. — И правильно.

— Я копошился на стройке не просто так, — докладывал Тобиас Мюллер, — а проходил практику после окончания курсов обучения на каменщика.

— У него действительно есть все предпосылки стать хорошим архитектором, — поддержал Тобиаса Штольце.

Доната вскинула голову.

— Меня бы одно интересовало, господин Мюллер. Вы ведь, конечно, во время студенческих каникул работали или, скажем, были стажером в каких-то архитектурных фирмах.

— Совершенно верно.

— И где же?

— Преимущественно у Хелльмесбергера.

— Это дельный и преуспевающий специалист. А почему он не зачислил вас в свой штат после окончания университета?

— Я сам не захотел.

— Придется вам рассказать об этом поподробнее.

— Эта фирма для меня чересчур велика. Мне показалось, что там я буду лишь пешкой.

Ее зеленые глаза сверкнули на него неодобрительно.

— А у меня, вы полагаете, продвигаться будет легче? Он выдержал ее взгляд и без обиняков признался:

— Да.

— Тут вы заблуждаетесь.

— Я знаю, что вы — шеф фирмы и нуждаетесь не в компаньонах, а только в сотрудниках, и я вовсе не собираюсь сталкивать вас с вершины…

— До чего же вы великодушны, — вставила она.

— Я лишь подумал, что у вас, госпожа Бек, в вашем небольшом предприятии, я бы мог большему научиться. Что вы имеете против меня?

— Ничего. Абсолютно ничего.

— Доната… — начал было Штольце. Она не дала ему договорить.

— Господин Мюллер, — предложила она, — если вы сейчас оставите нас на пять минут вдвоем… Наша секретарша, госпожа Сфорци, устроит вас в совещательной комнате.

Он встал, поклонился ей и так посмотрел на нее сверху, что у нее возникло опасение, не выглядит ли ее поведение смешным.

— И правда, Доната, — спросил Штольце, когда они остались вдвоем, — что ты имеешь против него? Не можешь же ты всерьез думать, что он здесь будет рваться к штурвалу управления? Он же еще щенок!

— Позвони Хелльмесбергеру!

— Прямо сейчас?

— Именно для этого я и попросила его выйти. Штольце, не прикасаясь к телефону, задумчиво закурил сигарету.

— Насчет этого звонка тебе следовало бы подумать посерьезнее.

— Я знаю, что делаю!

— Очень жаль, но у меня впечатление иное. — Он порылся под крышкой письменного стола и вытащил бутылку коньяка и стакан. — Будешь?

Как он и ожидал, она отказалась.

— Не сомневаюсь, что Хелльмесбергер даст отличную характеристику, — сказал он, наполняя стакан.

— Почему же ты не звонишь ему? — Она встала, подошла к телефону и сняла трубку. — Я попрошу госпожу Сфорци…

Он нажал на рычаг.

— Ты ничего такого не сделаешь, Доната. Этот молодой человек хотел бы поступить к нам. Но, судя по всему, он все же не захлопнул за собою дверь в фирму Хелльмесбергера, а оставил себе маленькую щелку, на самый крайний случай. Ведь он имеет полное право на это, не так ли?

— Я не понимаю…

— Ну-ну, все ты отлично понимаешь, ты ведь не глупышка, Доната. — Своими чуть помутневшими глазами он посмотрел на нее почти умоляюще. — Если Хелльмесбергер сейчас узнает, что Мюллер пытается устроиться к нам, он вполне может это истолковать в дурном смысле и обрушиться на невинного. Ты же знаешь повадки шефов, Доната, ты и сама принадлежишь к этой категории.

Доната снова села.

— Кажется, я сейчас не отказалась бы от глотка.

— О, наливаю тебе с удовольствием.

Он, словно фокусник, извлек из своего письменного стола второй стакан, наполнил его до краев и пододвинул к ней по столу.

— Спасибо. А сигаретка найдется?

— В любой момент! — Он протянул ей пачку и поднес горящую зажигалку. — Можешь его зачислить, можешь и не зачислять. Это дело только твое. Но тебе же не к лицу портить ему карьеру. Скажу проще: наводить справки у Хелльмесбергера можно только в том случае, если ты решила парня принять; но тогда ведь и звонок-то ни к чему.

Она глотнула коньяку и вдохнула дым сигареты.

— Логика у тебя прямо несокрушимая, Артур, — промолвила она, как будто с насмешкой, которая, однако, и самой ей показалась наигранной.

— Я не прошу тебя объяснять мне, почему ты не хочешь его принимать. Наверное, все равно я твоих доводов не понял бы. Существуют чисто женские эмоции, которые недоступны нашему мужскому восприятию.

— Тут нет ничего общего с эмоциями, — попыталась защищаться Доната. «А с чем же еще? — мысленно спросила она себя. — Почему мне так не по душе перспектива ежедневно встречаться с этим парнем? Какое это может иметь для меня значение?»

— С моей точки зрения, — продолжал Штольце, — он отлично подготовлен для работы в нашей фирме. А кроме того, у него хорошие манеры, недурная внешность, так что на него определенно будут заглядываться жены наших клиентов.

— Тут ты, конечно, прав!

— Если ты отклоняешь его кандидатуру, можешь ничего не объяснять, Доната. Скажи просто: «Я не хочу!», — и вопрос исчерпан. Можешь даже больше с ним не разговаривать, я возьму это на себя.

— И что ты ему скажешь?

— Ну, может быть… что он тебе несимпатичен.

— Это не так, — возразила она.

— Но дело ведь не в этом, Доната. Любое объяснение будет звучать фальшиво. Главное, что парня у нас не будет.

— А чего это ты улыбаешься? — встревоженно спросила она.

— В сущности, мне бы надо огорчаться, что ты не хочешь принимать на работу подходящего человека, хотя он нам крайне необходим. Но я не хочу… как бы это выразить… впадать в уныние и разочарование; от этого ведь толку нет… Поэтому я предпочитаю смотреть на все это как на происшествие комическое.

— Чего же тут смешного?

— Ну, Доната, где же твое чувство юмора? Держу пари, не позже, чем через три недели, если мы снова заведем разговор об этом событии, ты и сама будешь смеяться.

— Да, — согласилась Доната, гася сигарету, — почему бы и не посмеяться? — Она встала с кресла. — Ну так зачисли его, Бог с ним. Но только при условии, что он согласится на трехмесячный испытательный срок.

Штольце тоже встал, поводя при этом безымянным пальцем по усикам.

— Это уж совсем ни к чему, Доната. — Он проводил ее до двери.

— Мне все же кажется, что смысл в этом есть. Но ты парнем заинтересовался, а на твое мнение я ведь всегда могла положиться.

«Я должна выстоять, — думала она за своей чертежной доской, — и я в состоянии это сделать. Однажды он привел меня в замешательство, пусть так. Но ведь это не значит, что он будет выбивать меня из колеи постоянно. Если я стану видеть его ежедневно, то привыкну. Он станет для меня всего лишь исполнителем моих поручений, как Гюнтер Винклейн или Артур Штольце. Я не позволю ему оказывать на меня влияние ни в каком смысле. Он ведь не более чем дерзкий дебютант, а по возрасту едва ли старше моего племянника».

На следующее утро накрапывал дождь, но такой мелкий, что на стройках, вероятно, можно было работать. Однако выезжать на стройплощадки было бы неприятно, да пришлось бы еще и шастать по грязи на размокшем участке. «Пошлю-ка я Мюллера», — подумала Доната, не желая, однако, признаваться себе в том, что испытывает чувство злорадства.

Перед выездом из дома она очень тщательно оделась, выбрав легкое зелено-серое шерстяное платье, которое облегало ее стройную фигуру и подчеркивало тон ее зеленых глаз. Стоя перед большим зеркалом в своей гардеробной, она рассматривала себя с удовлетворением.

Потом осознала, что никогда еще не появлялась в офисе в этом очень обаятельном женском наряде. И что это на нее нашло? Какую цель она этим преследовала? Просто идиотизм какой-то! Не хватало еще нахлобучить на свои коротко остриженные волосы один из тех самых париков.

Энергичным движением она расстегнула молнию на спине, стряхнула с себя платье прямо на пол и, перешагнув через него, надела один из костюмов строгого покроя и закрытую блузку, а потом стерла помаду с губ и макияж с глаз.

На работу Доната прибыла чуть позже других, что случалось исключительно редко: дома она заставила себя еще и не торопясь позавтракать.

Когда она вошла, сотрудники стояли за своими чертежными досками. Штольце был, наверное, в своем кабинете, а, может быть, и нет, это не имело значения. Но Тобиаса Мюллера на месте не было.

— Где господин Мюллер? — сразу же спросила она.

— Новенький зачислен только с начала следующего месяца, — ответила Розмари Сфорци.

— Но ведь это же еще четырнадцать дней! Если уж он мне потребуется, то именно сейчас.

— У меня есть номер его телефона. Позвонить? Доната колебалась. Она боялась себя скомпрометировать. Вместо нее ответил Гюнтер Винклейн:

— А что, хорошая мысль. Вызовите паренька сюда. А то через четырнадцать-то дней мы и без него все перелопатим. — Он взглянул на Донату. — И о чем только думает Артур?

— Артур не так хорошо знает наши потребности, как мы сами. — Доната подошла к гардеробу, сняла куртку и скользнула в свежий халат.

Она провела за работой еще совсем немного времени, когда ей позвонила госпожа Сфорци.

— Я его нашла, — доложила она и, хмыкнув, добавила: — Похоже, он еще валялся в постели.

Доната не поняла, почему это последнее сообщение ее рассердило: ведь он еще не вступил в должность, так что имел полное право поспать подольше.

— Он придет?

— О да, немедленно. Он был в совершенном восторге, как будто на него свалилось нежданное счастье. — Сфорци опять хмыкнула.

Доната не находила в этом ничего смешного.

— Спасибо, госпожа Сфорци, — сдержанно сказала она. — Тогда, значит, все в порядке.

— Известить вас, когда он появится?

— Да, ведь иначе он вряд ли узнает, с чего начинать работу.

Лишь положив трубку, Доната почувствовала, что разговаривала с Розмари не слишком приветливо; сердилась она на нее и за глупое хихиканье.

Всего через полчаса Тобиас Мюллер был уже в офисе. Оделся он не столь элегантно, как накануне, но все же выглядел ослепительно в своих серых фланелевых брюках, в синем с высоким облегающим шею воротником пуловере, под которым обозначались широкие плечи. Он явно не посчитал возможным тратить время на бритье, так что подбородок и щеки отливали каштановой порослью. Доната встретила его в приемной.

— Простите, пожалуйста, — промолвила она, проводя рукой по стерне своих коротко остриженных волос, — но я подумала, что хорошо было бы сразу же вас вызвать…

На этот раз Доната имела время подготовиться к встрече с ним, и все же ее опять охватило чувство беспокойства, приводившее в нервное состояние.

— Хорошо, что вы появились так быстро, — произнесла она, стараясь быть приветливой, — мы сейчас просто задыхаемся от обилия работы.

— Я об этом не знал, а то бы…

— Хорошо, хорошо, — жестом остановила его Доната, — ведь теперь-то вы уже здесь.

— Что я могу сделать? — Его юношеское рвение все же заставило ее улыбнуться. — Съездить на стройку?

Она подумала, что утром уже проигрывала эту идею, но приводить ее в исполнение означало бы проявить мелочное и бесплодное стремление причинить неприятность ни в чем не повинному человеку.

— Нет, нет, господин Мюллер. Сначала я должна довести до вас программы нашей работы. Это я сейчас и сделаю, поскольку мы должны завершить последние приготовления по программе «Поселок Меркатор» — он, впрочем, будет носить другое название, а пока что мы его так называем для простоты. Вы знаете, о чем идет речь?

— Я читал об этом в газете. Тридцать пять односемейных домов, семь различных прототипов. Я считаю изумительным достижением вашу победу в том конкурсе!

— Спасибо, — промолвила Доната и спросила себя, не ошиблась ли она в своем первоначальном мнении о нем: его восхищение казалось искренним. — На бумаге поселок вычерчен уже во всех деталях, — продолжала она, — но я ведь не могла с самого начала исходить из того, что получу этот заказ. Поэтому я работала чуть-чуть напоказ, вы меня понимаете?

Он просиял.

— Разумеется!

— Господин Винклейн — полагаю, вы с ним уже знакомы? — приступает ко вторичной тщательной проверке статистических данных. А мы должны заняться и отдельными зданиями, и всем комплексом в целом, чтобы выяснить, осуществимо ли строительство практически в том виде, как я представляла это себе первоначально. Вам лучше всего взять на себя дома шестой и седьмой. Сначала представьте себе общую картину с помощью компьютера. Если вы пройдете через совещательную комнату… — Доната прервала свою речь. — Ах, да что тут говорить, проще всего будет, если я сама вам все это покажу. — Она прошла вперед, потом еще раз обернулась к нему. — Возьмите себе халат.

Шагая перед ним, она размышляла, не задумаются ли ее служащие, почему это вдруг глава фирмы собственной персоной вводит Мюллера в курс его обязанностей. Но по существу в этом не было ничего особенного. Она вспомнила, скольких усилий стоило ей подключить к работе Вильгельмину. Девушка, придя к ним, вообще ничего не понимала в практической архитектуре, имея лишь теоретические знания и массу доброй воли. Почему же ей, Донате, не проявить аналогичное внимание к Тобиасу Мюллеру?

Компьютер, имевший два дисплея — графический и алфавитно-цифровой, — стоял в особом помещении, где кроме того находились принтер и чертежная доска.

Доната, поработав с клавиатурой, вывела на дисплей дом.

— Теперь вы можете получить любое нужное вам изображение — вид спереди, вид сбоку, план, разрезы, увеличенную проекцию того или иного элемента конструкции. Для этого нужно лишь использовать дистанционное управление — мы называем этот блок «мышкой».

— Да, — подтвердил он, — в этом я разбираюсь.

Она, повернувшись, взглянула на него и невольно рассмеялась. В рабочем халате он выглядел как школьник-переросток. Он, хотя и чуть смущенно, присоединился к ее смеху.

— Немного маловат, да? Завтра принесу мой собственный.

— В этом нет необходимости. Мы берем халаты напрокат у фирмы, которая их также стирает и гладит. Сообщите госпоже Сфорци ваш размер, и все будет в порядке.

— Спасибо, госпожа Бек.

— Ну, давайте сразу же и начнем! — Она указала ему на кресло перед компьютером, дала в руку «мышку» и пододвинула стул для себя.

Он хотел уступить ей кресло.

— Нет, сидите! Я только на пару минут, посмотрю, что у вас получается.

Тобиас Мюллер вызывал на дисплее одно за другим соответствующие изображения дома и, просмотрев, переходил к следующему.

— Ну, заметили что-нибудь?

— Здесь нет двери на улицу.

— Совершенно верно. А почему я от нее отказалась?

— Потому что хотите, чтобы дом был, так сказать, обращен к саду. Горизонтальная проекция имеет очень ограниченную площадь. Если планировать двери и с фасада, и с тыла, то пришлось бы еще предусмотреть тамбур, а это означало бы потерю еще части пространства.

— Да, — согласилась Доната, — примерно так рассуждала и я.

— По этой же причине прямо из парка вход ведет в жилое помещение без всякого вестибюля, а туалет расположен по другую сторону.

— Верно, — подтвердила Доната. — Конечно, можно было бы без особых хлопот выделить место для гардероба, если так пожелает заказчик. Но мое решение кажется мне масштабнее и изящнее.

— Так оно и есть. — Он повернулся в кресле лицом к ней. — И чтобы выиграть пространство, вы разместили кухню в подвале, так?

— Да. У всех домов поселка большую роль играют подземные помещения. Здесь можно размещать кухни, любительские мастерские или даже плавательный бассейн.

— Гениально! — воскликнул он, и в его взгляде уже не было и следа насмешки.

— Ну, не преувеличивайте! — охладила его пыл Доната, хотя и невольно почувствовала себя польщенной.

— Мне только одно непонятно…

— Да? — Ее тон побуждал собеседника к откровенности.

— Как будут доставляться в дом вещи при переезде в него новых хозяев? Или даже обыкновенные почтовые отправления? Ведь вы же определенно не сочли возможным прокладывать автомобильную дорогу через маленький парк?

— Нет. Вместо этого пройдут две замощенные дорожки, параллельные друг другу, мимо входов и вокруг всего парка. Почтовые машины по ним пройдут, а в определенные часы и со специальным разрешением — также и малогабаритные грузовые.

Тобиас Мюллер так напряженно задумался, что сморщил лоб от напряжения.

— А в остальное время они будут служить пешеходными дорожками, которые ведут из поселка к гаражам, понятно. А почему две? Потому что иначе машины по ним не прошли бы. Минутку, не подсказывайте! Я вот-вот и сам додумаюсь. Одна из дорожек предназначается для детей!

— Да, внутренняя. Чтобы они могли без помех и не обременяя взрослых кататься на роликах, роликовых досках и велосипедах.

— Великолепно! А в плохую погоду?

— К задней стенке гаражей примыкает остекленная пристройка с душевой и туалетами.

— Да там же можно разместить целый детский сад!

— Не исключено. Я об этом уже думала. Но такое решение остается все же за владельцем дома или съемщиками. Наша задача не в том, чтобы организовывать их быт; мы лишь хотим им предложить привлекательную среду обитания. А как они ее используют, это уж их дело.

Доната поднялась со стула. Ее обрадовало, что он так быстро схватывает ее замыслы. Гюнтер Винклейн обычно лишь воплощал в жизнь ее идеи, не будучи, однако, убежден в их правомерности.

— Прежде чем начать, — заметил Тобиас Мюллер, — я бы охотно взглянул на весь поселок в целом.

— Да, так и сделайте, господин Мюллер. — После паузы она добавила: — Думаю, мы отлично сработаемся.

Она тронула рукой его плечо. Это было совсем мимолетное движение, легкое, как прикосновение крыла бабочки, и все же Доната ощутила нечто похожее на удар тока. Ее рука отпрянула назад.

Он с улыбкой смотрел на нее, сидя в кресле.

Почувствовал ли что-то и он? Не может быть. Не должно быть. «Если я буду видеть его изо дня в день, — думала она, — это пройдет. Я к нему привыкну».

И Доната действительно привыкла к Тобиасу Мюллеру, но иначе, чем ожидала. Живой интерес, высказываемый им при всех обсуждениях, доставлял ей радость. Правда, его собственные предложения не всегда казались ей бесспорными, но побуждали к размышлениям.

Она была также рада ездить в его сопровождении на различные стройки, карабкаться вместе с ним по остовам сооружений, знать, что он всегда беспокоится о ней. Он никогда не предлагал ей опереться на его руку, зная, что она этого не любит, но всегда готов был прийти на помощь, если она вдруг оступится.

Он хорошо ладил с представителями строительных фирм, с рабочими и ремесленниками. Иного она и не ожидала: он знал, как разговаривать с этими людьми.

Через какое-то время дело дошло до того, что она смело могла бы посылать его в инспекционные поездки одного. Пришлось ей признаться себе, что не делала этого лишь потому, что не хотела лишать себя удовольствия, ставшего для нее столь притягательным.

В офисе он был со всеми в хороших отношениях, особенно с дамами. Донату не беспокоило, что он с ними шутит, особенно с молодой Вильгельминой, которая всегда проявляла готовность к флирту. Донате это казалось вполне естественным.

Коммерческий директор гордился своим знанием людей и, оставаясь наедине с Донатой, часто спрашивал:

— Ну, ты довольна молодым Мюллером? Он старается, а? — И когда она отвечала утвердительно, добавлял: — Я это знал с самого начала. Твое счастье, что ты меня послушалась.

Гюнтер Винклейн не то чтобы видел в Тобиасе соперника (для этого ему самому недоставало честолюбия), но ощущал себя несколько отодвинутым в сторону.

Подчас он делал таинственные замечания:

— Тебе будет тяжело, Доната, когда он уйдет.

— А зачем ему уходить?

— А зачем оставаться? Он не захочет все свои лучшие годы проработать под началом женщины.

Доната рассмеялась.

— Как это сделал ты?

— Я совсем другое дело, и ты это знаешь. Я доволен тем, что есть.

— Может, и он тоже?

— Ни в коем случае. Ему только одно важно: подсмотреть все, что ты делаешь. А потом, в один прекрасный момент — тю-тю! Только его и видели!

— Поживем, увидим.

Доната говорила себе, что утверждения Винклейна бессмысленны. Но так ли это на самом деле? Разве человек со способностями Мюллера не должен испытывать желания стать самостоятельным? Она планировала рано или поздно полностью доверить ему работу над одним из проектов. Но пока что делать это было рановато, она не могла перекладывать на него свою ответственность.

Пришло жаркое лето. Строительные замыслы Донаты осуществлялись хорошо. Она устроила два успешно прошедших приема в своем собственном доме, во время которых ей удалось собрать интересных людей. Правда, привлечь Антона Миттермайера, этого льва архитектуры и высшего света, не удалось. Иногда, стоя на своей красивой террасе или плавая с Крошкой Сильви и Христианом наперегонки, она испытывала желание видеть рядом и Тобиаса Мюллера. Но храбрости пригласить его у нее не хватало.

При этом нельзя было не заметить, что он проявляет о ней особую заботу. Раньше она нередко покидала офис последней. Теперь же таких случаев больше не стало. Тобиас оставался до самого ее ухода. Если она спрашивала о причине, у него всегда находилось убедительное объяснение. Он утверждал, что ему как раз нужно завершить ту или иную работу или всего лишь заняться какими-то старыми планами строительства, которые давно лежат на полке. Но было ясно, что ему не хочется оставлять ее одну в офисе. И никогда он не упускал случая проводить ее в подземный гараж, где стояла ее машина.

Тобиас ее не беспокоил, никогда не входил без вызова в ее кабинет, но, если раздавался поздний телефонный звонок, всегда отвечал на него.

Когда она выходила из кабинета, он справлялся:

— Может быть, сварить кофе на двоих? Или чаю? То и другое он готовил отлично. Для приготовления чая он использовал два чайника, чтобы напиток получался не слишком темным и имел как раз нужную крепость, а, приготовляя кофе, всегда настаивал на необходимости смолоть свежие зерна.

— Вы меня балуете, Тобиас, — говорила она, когда он в очередной раз ставил на ее рабочий стол чашку с ароматным напитком.

Он отвечал: «Так и полагается, госпожа шефша», «та ков обычай» или еще что-нибудь в этом роде.

Иногда, впрочем, случалось, что они сидели вдвоем — в совещательной комнате или в элегантном кабинете Штольце — и болтали друг с другом. Но разговор шел всегда только о делах профессиональных. Он мог уже приблизительно представить себе, какова ее жизнь, поскольку немало эпизодов становилось достоянием общественности. А ей даже в голову не приходило, что она не знает о нем почти ничего.

Однажды осенним вечером, помогая ей снять рабочий халат и надеть пальто, он заметил:

— Завтра утром нам ехать в Розенгейм, госпожа шефша.

Она повернулась к нему.

— Разве? Как же так? Мы ведь собирались ехать к дому Палленбергов.

— Да, я знаю. Но только что позвонил директор Мёснер. Он там установил срок встречи с одним солидным покупателем.

— Без согласования со мной? Ну и нравы!

Его лицо изобразило смущение.

— Сожалею, госпожа шефша, я дал согласие. Он был так настойчив.

— Этого вам делать не следовало бы.

— Клиент хочет внести какие-то изменения, так что глава строительной фирмы Оберманн не может вести дальнейшую работу, пока не получит новых указаний.

— Ну, что же делать, тогда возьмите это на себя, Тобиас.

— Самостоятельно?

— Почему бы и нет? Мою установку вы знаете, известны вам и границы ваших полномочий. А мне обязательно надо быть в Крайллинге, чтобы решить вопрос с черепицей.

— Может быть, удастся объединить оба объекта? И Крайллинг, и Розенгейм?

— Когда надо быть в Розенгейме?

— В десять.

— Видите, не получается. В Крайллинге мы можем до десяти управиться, но, чтобы доехать до Розенгейма, потребуется еще час. А сдвигать все сроки завтра утром не получится.

— Тогда, прошу вас, пошлите меня к дому Палленбергов, а сами поезжайте в Розенгейм.

Она удивленно подняла свои светлые брови.

— Не вижу причины. Разве вы недостаточно уверены в себе, чтобы провести разговор в Розенгейме?

— Нет, дело не в этом… — Он запнулся, в глазах его уже не было и следа обычной веселости, только обеспокоенность; могло даже показаться, что он покраснел.

— В чем дело, Тобиас? Ну, говорите же!

— Мне не по душе, когда вы рискуете собой, лазая по стенкам новостроек, — выдохнул он.

— Ну, Тобиас, я же всегда это делала.

— Если бы вы хоть надели туфли, предусмотренные техникой безопасности…

— Эти штуки мне слишком неудобны, вы это знаете. Я балансирую на каблуках, и все проходит отлично. Со мною никогда еще ничего не случалось.

— Но меня это беспокоит.

— Ну так послушайте, Тобиас, — энергично начала она свой ответ, но остановилась, не зная, что сказать дальше. — С вашей стороны очень мило, — произнесла она мягче, — что вы беспокоитесь обо мне. Я к таким вещам не привыкла, но ценить их умею. Но право же, мне не требуется опекун, уверяю вас.

— Прошу простить меня, госпожа шефша, — подавленно проговорил он. — Я не хотел быть навязчивым.

— Неужели вы никак в толк не возьмете, что я и сама способна за собой проследить? Я — взрослая женщина, можно сказать, и более чем взрослая, а вы опекаете меня как малого ребенка.

Он смотрел в пол.

— Может, это оттого, что вы очень напоминаете мне мою маленькую сестру.

— Сестру? — растерянно повторила Доната и подумала: «Глупая гусыня, чего ты еще-то ожидала? Будь довольна, что он хоть не сравнивает тебя с матерью!»

— Вы этого, естественно, понять не можете. Да я и сам не понимаю, в чем тут дело.

Доната двинулась уже было к двери.

— И сколько же лет вашей сестре?

— Сейчас было бы девятнадцать. Но она дожила только до семи.

Пораженная услышанным, Доната остановилась. Она молчала. Все слова утешения, приходившие ей в голову, казались столь банальными, что произносить их не хотелось.

— Она погибла в результате аварии, — продолжал он сдавленным голосом. — А за рулем сидела моя мать.

— И мать тоже? Что стало с ней? — спросила Доната, все еще не глядя на него.

— Тоже погибла. Умерла по дороге в больницу. И отец всего этого не перенес. Как раз перед аварией у него с матерью была отвратительная ссора.

Теперь она все-таки оглянулась. Подошла к нему. Увидела слезы в его глазах. Нежно обняла его. Она не могла иначе.

— Я возьму на себя Розенгейм, Тобиас, — проговорила она. — И обещаю вам: в будущем стану носить эти проклятые туфли, предусмотренные техникой безопасности.

— Спасибо, Доната. — Он крепче прижал ее к себе. От его поцелуя у нее закружилась голова.

Ей стоило большого усилия над собой высвободиться из его объятий.

— Я бы не сказала, что ты поступил со мной совсем уж по-братски, — заметила она с чуть грустным юмором.

— Да ведь ты тоже уже не маленькая девочка, — ответил он, как бы оправдываясь.

— Это уж точно. И даже не большая. Мне сорок два.

— Я же знаю; почему ты мне об этом напоминаешь?

— Чтобы не сглаживать острые углы.

— Никаких острых предметов, Доната, между нами не будет никогда.

Отношения между Донатой и Тобиасом Мюллером становились день ото дня все более сердечными. Совершенно инстинктивно они стремились это скрыть от окружающих, но, разумеется, не могли достигнуть в этом полного успеха. Уже многим бросилось в глаза, что Тобиас никогда не уходит из офиса сразу по окончании рабочего дня, вечно находя предлоги, чтобы задержаться еще на какое-то время. Предположение, что это делается ради Донаты, напрашивалось само собой. Еще до того, как их отношения стали интимными, в офисе уже шептались об этом, причем предполагалось, что именно для любовных утех они и остаются вдвоем по вечерам на работе. И взгляды, и некоторые недвусмысленные улыбки сотрудников, сдержать которые им не удавалось, отчетливо свидетельствовали о сложившемся мнении.

Однажды компаньон Донаты вызвал ее на откровенный разговор.

— Ты вступила в интимную связь с Тобиасом Мюллером, — без обиняков заявил он.

Перед этим он пригласил ее в свой кабинет, и она — в самом радужном настроении, как и всегда за последнее время, — ничего не подозревая, зашла к Штольце. Его слова оглушили ее. Она взвилась:

— Как ты смеешь…

Он не дал ей договорить.

— Уж не собираешься ли отпираться?

— Я запрещаю тебе разговаривать со мной в столь вульгарном тоне.

— Вульгарно это или нет, но так оно и есть. Уже всем известно. Винклейн и Сфорци обеспокоены, Вильгельмина вне себя от ревности…

— На ревность она не имеет права!

— Чувства

Дорогой Читатель!

Искренне признателен, что Вы взяли в руки книгу нашего издательства.

Наш замечательный коллектив с большим вниманием выбирает и готовит рукописи. Они вдохновляют человека на заботливое отношение к своей жизни, жизни близких и нашей любимой Родины. Наша духовная культура берёт начало в глубине тысячелетий. Её основа – свобода, любовь и сострадание. Суровые климатические условия и большие пространства России рождают смелых людей с чуткой душой – это идеал русского человека. Будем рады, если наши книги помогут Вам стать таким человеком и укрепят Ваши добродетели.

Мы верим, что духовное стремление является прочным основанием для полноценной жизни и способно проявиться в любой области человеческой деятельности. Это может быть семья и воспитание детей, наука и культура, искусство и религиозная деятельность, предпринимательство и государственное управление. Возрождайте свет души в себе, поддерживайте его в других. Именно это усилие создаёт новые возможности, вдохновляет нас на заботу о ближних, способствуют росту как личного, так и общественного благополучия.

Приглашаю Вас принять участие в деятельности Центра сознательного развития «Автор Жизни»: www.av-z.ru

Искренне Ваш,

Владелец Издательской группы «Весь»

Пётр Лисовский

Bruce Fisher, Robert Alberti

Rebuilding When Your Relationship Ends

Перевод с английского Анны Водопьян

Опубликовано с согласия New Harbinger Publications, 5674 Shattuck Avenue, Oakland, CA 94609

Эта книга посвящена…

…тысячам людей, которые, когда я пытался учить их на занятиях по восстановлению, научили меня большему, чем я изложил в этой книге;

…моим детям, Робу, Тоду и Шейле, которые зачастую своей любовью давали мне больше реализма, обратной связи и правды, чем я готов был услышать;

…моим родителям, Биллу и Вере, потому что чем больше я понимаю жизнь, семью и самого себя, тем больше ценю дар жизни и любви, который они подарили мне; а также

…мою жену Нину, которая часто с любовью давала мне то, в чем я нуждался, вместо того, что я хотел.

Наконец, благодарю своего соавтора, редактора и издателя Боба Альберти, который помог книге стать такой, как я хотел.

Брюс Фишер (1931–1998)

…моим родителям, Карите и Сэму, которые показали мне – задолго до того, как я начал серьезно изучать психологию, – что развод, даже болезненный, может стать фактором роста для взрослых и детей и что все мы можем в конце концов стать здоровее и счастливее; а также

…Брюсу, который показал нам всем, как сделать, чтобы это случилось.

Боб Альберти

Благодарности

Это четвертое издание книги «Любовь. Перезагрузка» – первое, где я больше не являюсь редактором и издателем. Моя великолепная команда в New Harbinger Publications – литературный редактор Синди Никсон, редакционный секретарь Клэнси Дрейк и менеджер по закупкам Тесилия Ханауэр – сделала для меня переход от роли издателя к роли автора гораздо проще и приятнее, чем я мог вообразить. Они показали мне, как можно улучшить книгу после трех успешных изданий, вышедших тиражом более миллиона экземпляров. Вместе с вами, уважаемые читатели этого издания, я очень им благодарен!

Предисловие

Вирджиния М. Сатир, магистр социального обеспечения

Развод – как хирургическая операция, которая влияет на все сферы жизни человека. Я часто говорю, что корни развода лежат в обстоятельствах и надеждах в период заключения брака. Многие, очень многие женятся или выходят замуж с мыслью, что их жизнь от этого станет лучше. Наверно, только глупец может решиться на брак, думая, что это не так. Глубина разочарования во время развода будет зависеть от того, насколько больше человек хочет получать от жизни или насколько он будет чувствовать необходимость включить кого-то в свою жизнь, чтобы она стала стоящей.

Для многих развод – это неудавшийся опыт, и прежде чем они продолжат жить, им нужно суметь собрать осколки. Это время часто наполнено чувством глубокого отчаяния, разочарования, желания отомстить, безнадежности и беспомощности. Людям нужно построить новые ориентиры в будущей жизни. Им нужно время, чтобы оплакать свои надежды и осознать, что они не сбудутся.

Во многих книгах о разводе говорится только о проблемах. Конечно, они есть – это раненое эго, сниженная самооценка, постоянно мучающие вопросы о том, что было не так, и страх перед будущим. Доктор Фишер дал нам очень практичную и полезную систему, в рамках которой можно исследовать период проживания горя, оценить свое состояние и определить направления на будущее. Он дает пошаговые инструкции, как начать получать радость от жизни после развода. Он представляет это как время, когда можно извлечь уроки из прошлого, лучше узнать себя, а также развить в себе новые, ранее неизвестные качества. Удачная аналогия для этого – выздоровление, которое наступает после операции.

Эмоциональные этапы, которые надо проработать во время и после развода, очень схожи со стадиями, через которые человек проходит после смерти близкого. Сначала произошедшее событие отрицается, из-за чего появляется потребность отстраниться от всей ситуации. Потом – гнев, когда человек обвиняет в произошедшем кого-то другого. Третий этап – торг, когда человек хочет взвесить плюсы и минусы, чтобы убедиться в балансе интересов. Часто это выражается в решении вопросов о том, с кем будут жить дети, и дележе имущества во время развода. Затем наступает период депрессии, во время которого человек испытывает ненависть к себе, самобичевание и ощущение провала. Наконец, после всего этого человек приходит к принятию ситуации и себя самого. Из этого рождается надежда на будущее.

Книга Брюса Фишера дает читателям возможность проработать эти уровни шаг за шагом. Для восстановления необходимо время, чтобы пробудить те качества личности, которые были парализованы, подавлены или доселе неизвестны. Пусть каждый человек – в нашем случае человек разведенный – войдет в следующий этап своей жизни с надеждой, а не с ощущением провала!

Менлоу Парк, Калифорния, сентябрь 1980

Примечание редактора. Вирджиния Сатир (1916–1988) была одним из самых любимых и почитаемых авторов, внесших вклад в терапию пары и семьи. Она считается основательницей теории семейных систем. Многие ее книги, включая бестселлер «Как строить себя и свою семью», повлияли на становление семейной терапии и в настоящее время составляют теоретическую основу этой профессии в том виде, как она сейчас существует. Сатир написала это предисловие для первого издания «Построй себя заново».

Предисловие к четвертому изданию

Роберт Е. Альберти, доктор философии

Если вы начали читать эту книгу, вы, вероятно, страдаете из-за недавно окончившихся близких отношений. Возможно, вы много лет были в браке. Или же у вас были постоянные отношения, не имевшие официального оформления. У вас могут быть дети, а может не быть. Вы могли быть инициатором разрыва или же сами получили скупое сообщение. Ваш бывший партнер мог быть чудесным человеком или ничтожеством.

Какой бы ни была ваша личная история, сейчас вам очень больно.

Мы знаем, каким непреодолимым это кажется, но вы можете пройти трудный и болезненный процесс выздоровления после разрыва близких отношений. Это нелегко и произойдет не за один день. Но вы можете сделать это. «Любовь. Перезагрузка» покажет, как это сделать с помощью отработанного алгоритма из 19 шагов. Он уже помог более чем миллиону читателей выздороветь и заново построить свою жизнь после перенесенной боли развода, расставания или потери партнера.

Мы много раз слышали от разведенных мужчин и женщин, которые прошли этот путь, что они глубоко благодарны своим друзьям, сказавшим: «Ты разводишься? Тебе непременно надо прочитать „Построй себя заново!“».

Это займет некоторое время

Конечно, вы можете прочесть эти страницы за несколько часов. Но процесс восстановления после развода – это совершенно другое дело. Используйте эту книгу постоянно, может быть, в течение года или больше – сколько потребуется. Может быть, вы сделаете несколько шагов вперед, а потом шаг назад. Большинство продвигаются быстрее, если участвуют в семинаре по восстановлению после развода, разработанному на основе этой книги (семинары «Построй себя заново после развода»). Но что бы еще вы ни делали, отведите столько времени, сколько будет необходимо для проживания того, что Брюс Фишер называет «процессом развода». Его исследования показали, что это может занять два года или даже больше.

Подождите… Что? Два года? Вы не это ожидали услышать, верно? Правда состоит в том, что вы не можете стать из семейного человека разведенным и затем независимым за несколько недель или даже несколько месяцев. Это займет некоторое время.

Это похоже на восхождение на гору

Начав свой путь по построению себя заново, вы сразу заметите, что мы описали этот процесс как восхождение на гору. (Вероятно, в этом нет ничего удивительного, поскольку Брюс провел большую часть своей взрослой жизни в Боулдере, штат Колорадо, у подножия Скалистых гор.) Это подходящая метафора; процесс выглядит медленным и трудным. Вы, вероятно, обнаружите, что на пути встречаются повороты; как на горной дороге, это не будет прямой тропинкой к вершине.

Девятнадцать шагов представлены здесь в том порядке, в котором они чаще всего, но не всегда, делаются в жизни. Вероятно, вы испытаете отступления и перепады, а случайные боковые тропинки будут сбивать вас с пути. Пусть вас это не останавливает. Каждый шаг преподносит ценные жизненные уроки, через которые стоит пройти. Дайте себе достаточно времени, чтобы понять свою боль и заново обрести способность продвигаться вперед.

Вы, наверное, уже обнаружили, что написаны тонны книг о том, как справиться с разводом. Большинство из них говорят о законах, финансах, родительстве и опекунстве или о том, как найти новую любовь. «Любовь. Перезагрузка» представляет другой подход. Наша цель – помочь вам справиться с почти неизбежными эмоциональными трудностями, когда вы заново собираете по частям свою жизнь после разрушения.

В начале этой книги мы рассмотрим весь процесс, затем дадим руководство на первые месяцы, когда вы, скорее всего, столкнетесь с депрессией, гневом и одиночеством – это будет как темнота перед рассветом. Со временем мы поможем вам освободиться от багажа прошлого, который вы несете.

Когда вы начнете осознавать свои сильные стороны и свою ценность, вы снова рискнете доверять другим и открываться новым отношениям. В конце концов, продолжая восхождение, вы обнаружите жизнь, полную целей и свободы. Возможно, процесс будет идти не очень гладко, но в каждой точке пути, когда вам понадобится поддержка, это руководство будет у вас под рукой.

Если вы будете читать «Любовь. Перезагрузка», принимая участие в семинаре Фишера по восстановлению после развода, то обнаружите, что занятия структурировали вашу жизнь, и многое узнаете из обсуждений с другими членами группы. Если вы читаете эту книгу самостоятельно, можете установить свой алгоритм действий и сосредоточиться на том, что происходит в этот момент в вашей жизни. В любом случае вы, скорее всего, обнаружите, что перечитываете некоторые важные для вас места, когда восходите на гору.

Как появилась эта книга

Брюс Фишер был, по его словам, «сельским мальчиком из штата Айова», который после колледжа служил инспектором по надзору за малолетними нарушителями. Этот опыт привел его в магистратуру, где он хотел больше узнать о силе эмоций, влияющих на человеческую жизнь. Затем развод поменял фокус его исследований и всю его карьеру. Он стал изучать то, как люди справляются с разводом, и в результате разработал шкалу – тест на тип характера, позволяющую исследовать этот процесс. Работа Фишера с первой версией «Шкалы по измерению уровня адаптации к разводу» позволила открыть 15 (а позже – 19) основных шагов, которые наблюдаются с заметным постоянством (хотя не всегда в том же порядке) в жизни людей, проживающих эмоциональную боль, обычно сопровождающую развод. Вы можете воспользоваться онлайн-версией «Шкалы Фишера по измерению уровня адаптации к разводу» на сайте http://www.rebuilding.org/assessment.

Когда Брюс использовал свою модель при организации семинара, проводя других через процесс восстановления после развода, он начал облекать свои идеи и опыт в книгу. Его ранний труд, изданный собственными силами («Когда ваши отношения заканчиваются»), я обнаружил в 1980 году, будучи редактором и издателем в Impact Publishers (и при этом лицензированным терапевтом). Мы с Брюсом год работали вместе, чтобы подготовить коммерческое издание книги. Она вышла в Impact Publishers в 1981 году как первое издание «Любовь. Перезагрузка». Брюс к тому времени начал учить других использованию своей модели и вести семинар, так что его 10-недельная программа распространилась по всем Соединенным Штатам и за границей.

Сотни методистов, которых Брюс подготовил в течение своей 30-летней карьеры, приводят неоценимые свидетельства того, как хорошо влияет процесс на пришедших к ним в группы. Эти результаты – опыт десятков тысяч участников семинара – обеспечили эмпирическую базу, которая позволила продолжить совершенствование модели и этой книги. К моменту смерти Брюса от рака в 1998 году его модель «Любовь. Перезагрузка» расширилась с 15 до 19 шагов, книга выдержала три издания с почти миллионным тиражом, переведена на множество языков, а программа была использована в сотнях семинаров в местных центрах, церквях, клиниках, терапевтических кабинетах, а также в частных домах по всему миру.

Не только личный опыт читателей и участников семинара подтверждает ценность этого процесса в их жизни. Профессорами, магистрантами и терапевтами были проведены десятки исследований, многие из которых опубликованы в рецензируемых научных журналах. Эти исследования показывают, что большинство участников семинаров по модели «Любовь. Перезагрузка» добиваются более значительных результатов в самоуважении, принятии развода, надеждах на будущее, отпускании закончившихся отношений, осознании гнева и построении новых социальных связей. Таким образом, «Любовь. Перезагрузка» – это хорошо разработанный, основанный на свидетельствах и апробированный подход, а не просто еще одна книга по популярной психологии.

Отношения меняются

Мы знаем, что отношения в наши дни значат очень много. Традиционный брак стал менее популярным, все меньше молодых людей официально оформляют отношения, да и те, кто регистрирует их, стали дольше ждать. Большинство разведенных людей женятся снова, но повторные браки длятся немногим дольше предыдущих. Этнические и религиозные границы часто нарушаются, поскольку пары ищут счастья и в погоне за ним переходят эти традиционные барьеры. Бывшие священники женятся. Статус «не женат» больше не звучит уничижительно для людей среднего возраста. Добытые в качестве трофея мужья стали таким же обычным делом, как и завоеванные жены, поскольку разница в возрасте больше не является препятствием, как раньше.

Мало что известно о разводах среди гомосексуальных пар, поскольку Верховный суд США узаконил в стране гомосексуальные браки только в 2015 году. Хотя некоторые все еще считают это грехом, такие союзы становятся обычным делом, и нам всем придется привыкнуть к этой реальности. Хотя «Любовь. Перезагрузка» явным образом не говорит о разводе гомосексуальных пар, мы знаем, что такие браки распадаются (имеющаяся статистика свидетельствует, что количество разводов такое же, как и у гетеросексуальных пар), и мы полагаем, что процесс восстановления по большей части тот же самый. Когда история позволит бросить ретроспективный взгляд на опыт гомосексуальных разводов, возможно, мы обнаружим значимые отличия. Пока же мы считаем, что эта работа является ценным ресурсом для пар любой сексуальной ориентации или гендерной идентичности, которые испытывают боль при окончании отношений. Все мы знаем, что у нас гораздо больше сходства, чем различий.

Многие из элементов процесса построения себя заново также помогают справиться с болью из-за смерти партнера. Хотя эта книга глубоко не рассматривает этот личный кризис, мы всегда понимали, что вдовы и вдовцы должны пройти большинство шагов по построению себя заново. Раздел для этой группы читателей был создан овдовевшими участниками семинара, и этот материал мы прибавляем к последнему изданию (см. Приложение 4). Мы искренне сочувствуем и верим, что на этих страницах вы найдете утешение, приводя в порядок свою жизнь.

Мы постарались сделать книгу «Любовь. Перезагрузка» настолько полной, насколько смогли, но просим снисхождения, если вы не найдете полного сходства с вашими отношениями. В любом случае вы увидите, что делать в вашем случае!

Несколько слов о словах (простите за тавтологию)

На протяжении всей книги вы будете встречать частые отсылки к программе групповых занятий по восстановлению после развода, которую создал Брюс. Мы постарались последовательно называть ее «Семинар Фишера по разводу», но иногда вы увидите названия «10-недельные занятия», «Семинар Фишера по разводу и личностному росту», «Занятия „Построй себя заново“», «Семинар Фишера», а иногда просто «Занятия» – это разные названия, но смысл тот же.

Помогите!

Иногда по мере продвижения вы можете почувствовать потребность в дополнительной помощи. Мы советуем вам найти лицензированного профессионального психотерапевта, если вы страдаете сильной тревогой, депрессией или гневом. Да, в конечном счете переживать этот процесс вам придется самостоятельно, но, как и в любом сложном проекте, вы лучше справитесь, используя правильные инструменты, которые помогут вам в работе. Если вы застряли, профессиональная поддержка может стать одним из ценнейших инструментов.

Однако у вас есть все, чтобы начать уже сейчас. Я настоятельно рекомендую вам читать каждую главу, даже если поначалу кажется, что к вам это не относится; вести личный дневник вашего прогресса; честно отвечать на вопросы «Как ваши успехи?» в конце глав; не бросаться в новые отношения слишком рано; найти семинар Фишера по разводу, если это возможно (см. сайт http://www.rebuilding.org), а также, повторюсь еще раз, дать себе необходимое для прохождения этого пути время.

Приготовьтесь к путешествию. Соберите свою энергию, оптимизм и надежду на будущее. Отбросьте ненужный багаж. Наденьте крепкие ботинки. Скалистые горы Колорадо были важной частью жизни Брюса. Сьерра-Невада в Калифорнии была важной частью моей жизни. А перед вами лежит гора построения себя заново. Давайте начнем совместное восхождение.

Глава 1

Блоки для построения себя заново

Вероятно, вы испытываете боль, которая всегда приходит, когда заканчиваются близкие отношения. Перед вами испытанный 19-шаговый процесс адаптации к утрате любви. В этой главе дается обзор и краткая характеристика блоков для построения себя заново, которые формируют процесс (рис. 1).

Вам больно? Если недавно вы пережили разрыв отношений, то да. Те, кому не больно, когда закончились близкие отношения, либо уже справились с тяжелыми переживаниями, либо еще почувствуют горечь утраты. Так что продвигайтесь, признав, что вам больно. Это естественно, ожидаемо, даже нормально, когда вам больно. Боль – это способ нашего организма сказать нам, что что-то внутри нас нужно исцелить, так что давайте начнем исцеление.

Можем ли мы помочь? Думаем, что можем. Мы можем поделиться с вами некоторыми знаниями из семинаров Брюса Фишера по восстановлению после развода, которые он вел больше 25 лет. Примечателен внутренний рост участников в течение 10-недельного семинара. Может быть, делясь некоторыми идеями и поддерживая обратную связь с сотнями тысяч читателей предыдущих изданий этой книги, мы поможем вам узнать, как пройти через боль.

После развода происходит процесс приспособления – цепь последовательных этапов на пути к внутренним изменениям. Когда вы чувствуете боль, вам не терпится скорее узнать, как исцелиться. Как и большинство людей вокруг, долгие годы, возможно, с самого детства, вы использовали деструктивные модели поведения. Перемены – тяжелая работа. Возможно, вы чувствовали себя комфортно в близких отношениях и не осознавали необходимости меняться. Но теперь есть эта боль. Что же делать? Вы можете использовать боль как мотивацию учиться и расти. Это непросто. Но вы справитесь.

Шаги процесса адаптации образуют пирамиду «восстановительных блоков», которая символизирует гору. Построение себя заново означает восхождение на нее, а для большинства из нас это трудное путешествие. Некоторым не хватает силы и выносливости, чтобы дойти до вершины; они останавливаются где-нибудь на полпути. Некоторые соблазняются новыми отношениями, не научившись всему, чему можно научиться благодаря боли. Они тоже выбывают, не дойдя до вершины, и упускают потрясающий вид на жизнь, который открывается в процессе восхождения. Некоторые находят убежище в пещере, в своем маленьком мирке, и наблюдают за восхождением других – это еще одна группа, которая так и не дойдет до вершины. И как это ни печально, некоторые выбирают саморазрушение, прыгая с первой же скалы, которая попадается на пути.

Позвольте уверить вас, что восхождение стоит того! Награда, которая ждет на вершине, оправдывает все тяготы путешествия.

Сколько времени нужно, чтобы взойти на гору? Судя по исследованиям, проведенным с помощью «Шкалы по измерению уровня адаптации к разводу», в среднем уходит около года, чтобы подняться выше зоны деревьев, пройдя самые болезненные стадии, а чтобы добраться до вершины – еще больше. Кто-то справится быстрее, кто-то будет идти дольше. Некоторые исследования сообщают, что есть те, кому потребуется от 3 до 5 лет. Пусть это вас не смущает. Главное – закончить восхождение, а не выяснять, сколько времени на это потребуется. Просто помните, что вы поднимаетесь в своем темпе, и не волнуйтесь, если кто-то обгоняет вас. Как и сама жизнь, процесс восхождения и роста – источник огромных преимуществ!

Мы многое узнали о том, через что вам предстоит пройти, слушая людей на семинарах и изучая сотни писем от читателей. Иногда люди спрашивают: «Вы что, подслушивали, когда мы с бывшим разговаривали на прошлой неделе? Откуда вы знаете, о чем мы говорили?» Ну, хоть каждый из нас имеет уникальный опыт, все мы проходим через одинаковые паттерны[1], когда наши любовные отношения заканчиваются. Когда мы говорим о паттернах, вы, скорее всего, обнаруживаете, что у вас происходит приблизительно то же самое.

Эти паттерны одинаковы не только для окончания близких отношений, но и для любого кризиса, когда в жизни что-то заканчивается. Фрэнк, участник семинара, рассказывал, что следовал тем же паттернам, когда снял с себя сан и ушел из церкви. Нэнси обнаружила у себя те же паттерны, когда была уволена с работы, Бетти – когда овдовела. Может быть, одно из самых важных личностных умений, которые мы можем в себе развить, это адаптация к кризису. Возможно, в нашей жизни будут еще кризисы, и научиться сокращать время переживания боли – очень ценный опыт.

В этой главе мы коротко опишем путь, по которому будем подниматься в гору. В следующих главах разберемся с эмоциональными уроками самого восхождения. Мы предлагаем вам прямо сейчас начать вести дневник, чтобы сделать путешествие более осмысленным. По его завершении вы сможете перечитать свои записи, чтобы лучше увидеть изменения в себе и свой рост во время восхождения. (Подробнее о дневниках см. с. 42 в конце главы.)

Модель восстановительных блоков графически представляет 19 особых чувств и установок, сложенных в форме пирамиды, символизирующей гору, на которую нужно забраться. Процесс принятия может быть таким же трудным путешествием, как и восхождение на гору. Поначалу задание кажется невыполнимым. Откуда начать? Как забираться? Будет ли у нас проводник с картой, чтобы помочь нам забраться на эту неприступную гору? Для этого и нужны восстановительные блоки: это проводник и карта, приготовленные другими, уже прошедшими этот путь.

По мере продвижения к вершине вы обнаружите, что, несмотря на эмоциональные травмы, перенесенные вами из-за разрыва отношений, это восхождение делает возможным огромный внутренний рост.

В первом издании книги, вышедшем в 1981 году, Брюс описал всего 15 восстановительных блоков для построения себя заново. С тех пор благодаря работе с тысячами людей, прошедших через процесс развода, он прибавил четыре новых блока и слегка изменил первоначальные 15. Он был благодарен тем, чьи жизни соприкоснулись с его жизнью через эту книгу и занятия. Он многое узнал от них, и мы поделимся с вами этим опытом.

На протяжении всей книги вы будете находить конкретные способы работы с каждым из блоков, чтобы он не стал камнем преткновения. (Вероятно, вы уже достаточно спотыкались!) Люди часто говорят, что сразу же узнают свои блоки, требующие проработки. Другие не способны увидеть проблемные блоки, потому что подавляли свои чувства и отношение к ним. На более высокой точке восхождения они смогут обнаружить и изучить блоки, которые сначала проглядели. Кэти, помощник-волонтер на одном из семинаров неожиданно обнаружила один из них во время вечернего занятия: «Я все это время торчала на блоке вины/отвержения, не замечая этого!» В течение следующей недели она сделала значительные успехи благодаря тому, что обнаружила проблему.

Оставшаяся часть этой главы – инструктаж перед путешествием на вершину по поводу блоков, которые мы встретим на пути. Поднимаясь, мы пройдем отрицание и страх – два болезненных блока, которые попадаются в начале процесса адаптации. Эти чувства могут так переполнять вас, что вам не захочется начинать восхождение.

Отрицание: «Не могу поверить, что это происходит со мной»

Хорошая новость заключается в том, что мы, люди, обладаем чудесным механизмом, позволяющим нам чувствовать только такую боль, с которой можем справиться. Слишком сильная боль попадает в наш «мешок отрицания» и лежит там, пока мы не станем достаточно сильными, чтобы прожить ее и извлечь урок.

Плохая новость в том, что некоторые из нас испытывают столько отрицания, что нам даже не хочется пытаться выздороветь – забраться на гору. На это есть много причин. Некоторые не способны увидеть и осознать, что они чувствуют, им трудно приспособиться к любому изменению. Они должны понять, что «то, что мы можем чувствовать, мы можем исцелить». У других такая низкая самооценка, что они не верят в свою способность забраться на гору. А некоторые так боятся, что им страшно туда подниматься.

А как у вас? Какие чувства скрываются за вашим отрицанием? Нона сомневалась, стоит ли ей записываться на 10-недельный семинар, и наконец смогла объяснить свои сомнения: «Если бы я пошла на семинар по разводу, это бы означало, что мой брак разрушился, а я до сих пор не хочу этого признавать».

Страх: «Его слишком много!»

Вы когда-нибудь попадали в зимнюю пургу? Ветер такой сильный, что воет в ушах. Снег такой густой, что вы видите всего на несколько футов впереди себя. Если у вас нет укрытия, кажется – и так может быть на самом деле – что жизнь в опасности. Это очень страшный опыт.

Страх, который охватывает вас, когда вы разводитесь впервые, похож на пургу. Где спрятаться? Как найти дорогу? Вы решаете не забираться на эту гору, потому что даже у подножия чувствуете себя поверженным. Как вы можете найти дорогу наверх, если верите, что путь станет еще более ослепляющим, угрожающим, страшным? Вы хотите спрятаться, найти ложбинку, в которой можно свернуться калачиком и укрыться от страшной бури.

Мэри несколько раз звонила, чтобы записаться на семинар, но каждый раз он начинался и проходил без нее. Как выяснилось, она пряталась в своей пустой квартире, выходя только в магазин, когда еда заканчивалась. Она хотела спрятаться от бури, от своих страхов. Ее переполнял страх; прийти на первое занятие по разводу было для нее слишком страшно.

Как вы справляетесь со своими страхами? Что вы делаете, обнаружив, что страх парализовал вас? Можете ли вы найти в себе смелость встретиться с ним и быть готовым к восхождению на гору? Каждый страх, который вы преодолели, даст вам силу и смелость продолжать путешествие по жизни.

Адаптиция: «Но это работало, когда я был ребенком!»

В каждом из нас есть много здоровых качеств: любознательность, творчество, заботливость, чувство собственной значимости, адекватный гнев. Пока мы росли, наши здоровые качества не всегда одобрялись нашей семьей, школой, религиозным сообществом или другими значимыми авторитетами, такими как фильмы, книги и журналы. Результатом этого часто становились стресс, травма, дефицит любви и другие факторы, не способствующие здоровью.

Люди, которые не могут удовлетворить свои потребности в заботе, внимании и любви, находят способы приспособиться, но не все виды адаптивного поведения являются здоровыми. В качестве примера адаптивных реакций можно привести чрезмерную ответственность за других, перфекционизм, попытки всегда угождать людям или настоятельную потребность помочь. Слишком сильно развитые нездоровые адаптивные реакции выводят вас из равновесия, и вы можете пытаться восстановить его через отношения с другим человеком.

Например, если я гиперответственный, я буду искать безответственного партнера. Если человек, которого я нашел, недостаточно безответственный, я научу его быть безответственным!

Это приведет меня к «поляризованной» ответственности: я становлюсь все более и более гиперответственным, а другой – все более и более безответственным. Такая поляризация является особым видом созависимости и часто становится фатальной для успешных любовных отношений.

Джилл хорошо описала это: «У меня четверо детей – и я замужем за старшим из них». Она возмущена тем, что вся ответственность лежит на ней, например следить за банковскими расходами и оплачивать счета. Вместо того чтобы обвинять Джека в неспособности следить за счетами, ей нужно понять, что отношения – это система, и пока она гиперответственна, Джек будет безответственным.

Адаптивное поведение, которому вы научились в детстве, не всегда будет приводить к здоровым отношениям в зрелом возрасте.

Теперь вы понимаете, почему вам нужно забраться на эту гору?

Следующие несколько блоков представляют «ямы развода» – одиночество, потеря дружеских отношений, вина и неприятие, горе, гнев и отпускание. Эти блоки затрагивают сложные чувства и довольно тяжелый период в жизни. Понадобится время, чтобы пройти через них, прежде чем вы снова начнете чувствовать себя хорошо.

Одиночество: «Я еще никогда не чувствовал себя таким одиноким»

Когда заканчиваются близкие отношения, вы чувствуете такое сильнейшее одиночество, которого еще никогда не ощущали. Когда партнер ушел, многие повседневные привычки приходится менять. Пока вы были парой, какое-то время вы могли проводить раздельно, но ваш партнер был все еще в отношениях с вами, даже если не присутствовал физически. Когда отношения заканчиваются, партнера больше нет в вашей жизни. Внезапно вы оказываетесь совершенно один.

Вас оглушает мысль: «Я теперь всегда буду таким одиноким». Кажется, что больше не будет дружеского общения, которое у вас было в любовных отношениях. С вами могут жить дети, рядом с вами могут быть друзья и родственники, но тень одиночества сильнее, чем все теплые чувства ваших близких. Уйдет ли когда-нибудь это ощущение пустоты? Сможете ли вы почувствовать себя в одиночестве нормально?

Джон очень часто тусовался по барам. Он взглянул на это и решил: «Я убегал, пытаясь утопить чувство одиночества. Думаю, попробую сидеть дома один, делая записи в своем дневнике, посмотрим, что могу узнать о себе». Он начал заменять чувство одиночества удовольствием от уединения.

Дружба: «Куда все делись?»

Как вы поняли, восстановительные блоки, которые появляются в начале процесса, весьма болезненны. По этой причине особенно важна поддержка друзей, которые помогут вам справиться с эмоциональной болью, преодолеть ее. К сожалению, многие друзья теряются, когда вы проходите процесс развода, и эта проблема особенно актуальна для тех, кто уже физически отделился от партнера. Атмосфера становится еще напряженнее из-за прекращения социальных контактов вследствие эмоциональной боли или страха быть отвергнутым. Развод угрожает дружеским связям, ведь часто чувствуешь себя некомфортно рядом с разводящимися супругами.

Бетси говорит, что ее прежняя компания, состоящая из женатых пар, устроила на прошлой неделе вечеринку, но ни она, ни ее бывший не были приглашены. «Я была очень задета и рассержена. Что они думали – что я собираюсь соблазнить одного из мужей или что-нибудь в этом роде?» Социальные связи придется перестраивать вокруг друзей, которые поймут вашу эмоциональную боль, не отвергая вас. Постарайтесь удержать некоторых старых друзей – и найти новых, которые могут поддержать и выслушать.

В наши дни так легко связаться онлайн, что появляется искушение заменить живое общение виртуальным – мобильным телефоном, планшетом или компьютером. Интернет – прекрасный ресурс во многих отношениях, но мы настоятельно рекомендуем вам не позволять СМС, «Твиттеру» или «Фейсбуку» изолировать вас от личного общения.

Вина/неприятие: Бросившие: 1; Брошенные: 0

Вы слышали слава «бросивший» и «брошенный»? Тем, кто пережил разрыв отношений, не нужно объяснять, что это значит. Обычно кто-то один берет на себя больше ответственности за решение прекратить отношения; этот человек становится бросившим. Тот, кто вынужден подчиниться, оказывается брошенным. Многие бросившие чувствуют вину за то, что причинили боль когда-то любимому человеку. Брошенные с большим трудом признают, что их отвергли.

Процесс адаптации для бросившего и брошенного проходит по-разному, поскольку поведение бросившего в большей степени определяется чувством вины, а поведение брошенного – чувством отвергнутости. Пока мы на семинаре не обсудили эту тему, Дик считал, что его отношения закончились взаимно. Он пошел домой, думая об этом, и наконец признался себе, что его бросили. Сначала он очень рассердился. Потом начал осознавать свое чувство отверженности и понял, что надо справиться с ним, прежде чем он сможет продолжать восхождение.

Горе: «У меня ужасное чувство потери»

Проживание горя – важная часть процесса выздоровления. Страдаем ли мы от потери любви, от разрыва отношений, от смерти любимого человека или от потери дома, мы должны оплакать эту потерю. В самом деле ситуация развода иногда описывается как процесс проживания горя. Горе приносит невыносимую печаль, смешанную с чувством отчаяния. Оно лишает нас энергии, заставляет верить, что мы беспомощны, бессильны что-то изменить в нашей жизни. Горе – это важнейший восстановительный блок.

Один из тревожных симптомов – потеря веса, хотя некоторые в период проживания горя набирают вес. Ничего удивительного, что Бренда сказала Хезер: «Мне надо сбросить вес, иначе я погублю еще одни отношения!»

Гнев: «Да пошел к черту этот сукин сын!»

Сложно представить себе силу гнева, который охватывает в это время, если только вы сами не побывали в ситуации развода. История, которая была опубликована в газете Des Moines Register, описывает различные реакции разведенных и женатых людей: проезжая на машине мимо парка, женщина увидела бросившего ее мужчину лежащим на покрывале с новой подружкой. Она заехала в парк и направила машину на своего бывшего супруга и его девушку! (К счастью, они серьезно не пострадали, машина была маленькой.) Разведенные люди в ответ восклицают: «Правильно! Она рассердилась на них?» Люди, состоящие в браке и не понимающие гнева развода, ахают: «Боже, какой ужас!»

Большинство разведенных людей не осознавали, что способны на такой гнев, потому что раньше они никогда так не сердились. Этот особый вид гнева направлен именно на бывшего партнера, и если им грамотно управлять, это может быть очень действенно для вашего исцеления и избавления от прошлого, поскольку помогает создать необходимую эмоциональную дистанцию.

Отпускание: «Освободиться очень сложно»

Сложно отпустить сильную эмоциональную связь, которая остается от распавшегося любовного союза. Однако важно перестать эмоционально вкладываться в отжившие отношения.

Стелла пришла на семинар почти через четыре года после разрыва и развода. Она все еще носила обручальное кольцо! Вкладываться в мертвые отношения, «эмоциональный труп», значит не иметь ни единого шанса получить что-то назад. Вместо этого нужно начать вкладываться в продуктивный личностный рост, который поможет вам выбраться из процесса развода.

Самооценка: «Может быть, я не так уж и плох?!»

Чувство собственной значимости и самооценка очень влияют на поведение. Низкая самооценка и поиск более сильной личности – основные причины развода. Развод, в свою очередь, понижает самооценку и способствует потере индивидуальности. Для многих людей, когда у них заканчиваются отношения, самовосприятие ухудшается. Они вложили столько душевных сил в эти отношения, что, когда происходит разрыв, их чувство собственной значимости и самооценка разрушаются.

«Я чувствую себя такой ненужной, я даже не могу встать с постели сегодня утром, – записала Джейн в своем дневнике. – Я не знаю, зачем что-то делать. Я просто хочу быть маленькой и не вылезать из постели, пока не найду причину встать. Никто даже не будет скучать по мне, так зачем вставать?»

Когда поднимете самооценку, вы получите возможность выбраться из «ям развода» и лучше относиться к себе. Вместе с повысившейся самооценкой также приходит смелость, которая нужна для грядущего путешествия к себе.

Переход: «Я просыпаюсь и выбрасываю пережитки прошлого»

Вы хотите понять, почему ваши отношения закончились. Может быть, вам следует побыть психологом для самого себя по поводу ваших отживших отношений. Если вы сможете вообразить, почему они закончились, то сможете поработать над изменениями, которые позволят создать и построить в будущем другие отношения.

На стадии перехода вы начнете понимать влияние семьи ваших родителей. Вы обнаружите, что практически вышли замуж за человека, похожего на родителя, с которым так и не примирились, и что задачи взросления, не завершенные в детстве, вы пытаетесь проработать во взрослых отношениях.

Вы можете решить, что устали от всевозможных установок, которым всегда следовали, а вместо этого хотите сами делать выбор, как проживать свою жизнь. С этого может начаться бунт, разбивание вашей «скорлупы».

Любой камень преткновения, с которым вы не разобрались, может стать причиной конца серьезных, зрелых отношений.

Пора извлечь свой балласт, выбросить остатки прошлого, предыдущих отношений и ваших детских лет. Вы думали, что оставили все это позади; но, когда завязываются новые отношения, обнаруживаете, что все это еще с вами. Как сказал на одном из семинаров Кен: «Эти проклятые неврозы следуют за мной повсюду!»

Переход представляет собой период трансформации, когда вы учитесь новым способам общения с окружающими. Это начало свободы быть самим собой.

Следующие четыре блока сложны для проработки, но дают огромное удовлетворение, поскольку вы встречаетесь с собой, узнаете, кто вы есть на самом деле, и заново строите фундамент для здоровых отношений. Открытость, любовь и доверие поведут в путешествие к самим себе. Связь поможет вам вернуться к близкому контакту с другими.

Открытость: «Я скрывался за маской»

Маска – это чувство или образ, который вы транслируете, пытаясь заставить других верить, что это вы и есть. Но это не позволяет людям узнать, кто вы на самом деле, а иногда даже мешает узнать самого себя. Брюс вспомнил соседа из своего детства, который все время улыбался: «Когда я подрос, обнаружил, что улыбка скрывала спящий вулкан гнева внутри человека».

Многие из нас боятся снять маски, потому что мы думаем, что другим не понравится наше истинное лицо, скрывающееся за созданным образом. Но когда мы снимаем маску, часто ощущаем большую близость и более тесную связь с друзьями и любимыми, чем могли представить.

Джейн по секрету сообщила группе, что устала все время носить счастливое лицо в стиле Барби. «Я бы хотела, чтобы люди знали, что я на самом деле чувствую, вместо того чтобы все время казаться счастливой и радостной». Ее маска становилась тяжелой, а значит, она была готова ее снять.

Любовь: «Неужели кто-то мог бы действительно любить меня?»

Типичная фраза разведенного человека: «Я думал, что знаю, что такое любовь, но, кажется, ошибался». На этой стадии может появиться чувство, что вы недостойны любви. Леонард сказал об этом так: «Я не просто чувствую, что недостоин быть любимым, я боюсь, что меня никто никогда не полюбит!» Этот страх может стать невыносимым.

Христиан учат возлюбить ближнего своего, как самого себя. Но что происходит, если вы не любите самого себя? Многие из нас помещают центр своей любви в другого человека, а не в себя. Когда приходит время развода, центр нашей любви удаляется, усугубляя травму потери. В процессе построения себя заново важно научиться любить себя. Если вы не любите себя, принимая себя как есть, со всеми недостатками, – как вы можете ожидать, что вас будет любить кто-то другой?

Доверие: «Моя любовная рана начинает исцеляться»

Блок доверия, помещенный в центр пирамиды, символизирует тот факт, что базовый уровень доверия внутри вас является центром всего процесса адаптации. Разведенные часто показывают пальцем на других, говоря, что не могут доверять никому из представителей противоположного пола. Есть одна старая поговорка, которая прекрасно подходит к этому случаю: если вы показываете пальцем на другого, три пальца показывают на вас. Когда разведенные говорят, что не доверяют противоположному полу, они больше говорят о себе, чем о других.

Нередко разведенный страдает от болезненной любовной раны, душевной травмы, нанесенной прекращением отношений, и эта рана мешает ему полюбить другого человека. Должно пройти достаточно времени, чтобы человек рискнул снова стать уязвимым, эмоционально близким. Между прочим, сохранение дистанции тоже может быть опасным! Лоис говорит, что, когда она вернулась домой с первого свидания, у нее на боку остался след от дверной ручки авто: она пыталась быть как можно дальше от мужчины!

Связи: «Развивающиеся отношения помогают мне построить себя заново»

Часто после окончания близких отношений человек находит другие, в которых, как ему кажется, есть всё, чего недоставало в прежних. При этом он думает примерно так: «Мне кажется, что нашел ту единственную, с которой проживу всю жизнь. Похоже, эти новые отношения решат все мои проблемы, так что буду крепко за них держаться. Полагаю, моя новая девушка сделает меня счастливым».

Этому человеку нужно осознать, что он так хорошо себя чувствует, потому что становится тем, кем хотел бы быть. Ему нужно вернуть себе свою силу и принять на себя ответственность за свои добрые чувства.

Новые отношения после разрыва часто называют рикошетными, что отчасти так и есть. И расставание часто еще больнее, чем конец прежних отношений. Один из симптомов этой боли: около 20% людей приходят на семинар по разводу не после распада своего брака, а после окончания рикошетных отношений.

Может быть, вы пока не совсем готовы думать о следующем блоке. Но пора.

Сексуальность: «Хочу, но боюсь»

О чем вы думаете, когда произносят слово «секс»? Многие из нас реагируют скорее эмоционально и иррационально. Наше общество придает сексу слишком большое значение и идеализирует его. Семейные пары часто думают, что в жизни разведенных много секса и они свободны «играть и развлекаться на лугу сексуальности». На самом деле одинокие люди часто считают сексуальные проблемы одной из самых неприятных сторон развода.

В любовных отношениях сексуальный партнер был доступен. Даже если он ушел, сексуальные потребности остаются. В действительности во время развода сексуальное желание в некотором роде даже сильнее, чем раньше. Однако многие с большим или меньшим ужасом думают о том, чтобы ходить на свидания, чувствуя себя снова подростками, – особенно когда им кажется, что кто-то поменял правила со времени их последнего свидания. Многие ощущают себя несовременными, непривлекательными, неуверенными в себе и боятся быть неуклюжими. А для многих моральные ценности господствуют над сексуальными желаниями. У некоторых родители говорят, что им следует делать, а собственные дети-подростки с удовольствием опекают их. («Возвращайся домой пораньше, мам».) Таким образом, у многих поход на свидание вызывает смущение и неуверенность. Ничего удивительного, что раздражение на сексуальной почве так часто встречается!

Ближе к концу нашего восхождения оставшиеся блоки предлагают успокоение и удовлетворение от работы, которую вы проделали, чтобы дойти до этого места: одиночество, цель и свобода. Вот наконец возможность сесть и насладиться видом с вершины горы!

Уединение: «Вы хотите сказать, что это нормально?»

Люди, которые перешли к семейному очагу прямо из родительского дома, не испытав уединения, часто полностью пропускают важный период взросления. У некоторых даже учеба в колледже иногда проходит под контролем родительских норм и правил.

Однако независимо от вашего предыдущего опыта период уединения – роста независимой личности – будет сейчас ценным. Такая адаптация к окончанию отношений позволит вам действительно отпустить прошлое, научиться быть целостным и вкладываться в себя. Уединение не просто нормально, оно необходимо!

Джан просто ликовала после семинарского занятия, посвященного уединению: «Мне так нравится быть одной, что казалось, будто со мной что-то не так. Вы помогли мне почувствовать себя нормальной, что я счастлива в одиночестве. Спасибо!»

Цель: «Теперь у меня есть цели на будущее»

Есть ли у вас представление о том, как долго вы собираетесь прожить? Брюс был очень удивлен во время развода, когда понял, что в свои 40 лет он, может быть, прожил только половину жизни. Если у вас впереди еще много лет жизни, каковы ваши цели? Что вы собираетесь делать после того, как адаптируетесь к разрыву близких отношений?

Полезно нарисовать линию жизни, чтобы взглянуть на паттерны в вашей жизни и возможные задачи, которые можете ставить перед собой в течение жизни. Планирование настоящего помогает приблизить будущее.

Свобода: «Из куколки – в бабочку!»

Вот наконец и вершина горы!

Этот шаг к вершине имеет два аспекта. Первый – свобода выбора. Когда вы прошли все восстановительные блоки, которые были для вас камнями преткновения, вы свободны и готовы войти в другие отношения. Вы можете сделать их более плодотворными и осмысленными, чем прошлые отношения. Вы свободны выбрать счастье в одиночестве или в новых отношениях.

У свободы есть и другая сторона: свобода быть собой.

Многие из нас носят бремя неудовлетворенных потребностей, которые могут влиять на нас, не давая свободы быть теми, кем мы хотим быть. Когда вы снимаете с себя эту ношу и учитесь удовлетворять потребности, которые раньше были не удовлетворены, вы становитесь свободными быть самими собой. Это, может быть, самая важная свобода.

Глядя назад

Мы рассмотрели процесс адаптации к окончанию близких отношений. Забираясь на гору, вы можете случайно соскользнуть назад, к тому блоку, с которым уже имели дело. Блоки пронумерованы от 1 до 19, но не обязательно осознавать и прорабатывать их в этом порядке. На самом деле лучше работать со всеми одновременно. Серьезный спад, такой как судебное разбирательство или разрыв новых отношений, может привести к тому, что вы соскользнете назад, тогда восхождение придется начинать сначала.

Воссоединение с вашей верой

Некоторые спрашивают, как религия относится к восстановительным блокам. Многим людям, переживающим развод, по некоторым причинам трудно сохранить принадлежность к религиозному сообществу, в котором они состояли, будучи в браке. Некоторые сообщества все еще смотрят на развод как на грех или в лучшем случае как на выпадение из благодати. Многие чувствуют себя виноватыми, даже если их вера не порицает их. (Стоит заметить, что в 2016 году папа Франциск подарил луч надежды разведенным католикам: не меняя церковных установлений, он отметил, что разведенные не отлучаются от церкви автоматически и должны быть приветливо встречены в своих приходах.)

Многие церкви, храмы, мечети и синагоги сильно ориентированы на семью, поэтому родители-одиночки и дети разведенных родителей могут почувствовать себя исключенными. Многие люди далеко отходят от своего религиозного сообщества, поскольку не могут найти утешения и понимания, проходя через бракоразводный процесс. Эта дистанция заставляет их чувствовать одиночество и неприятие еще сильнее.

К счастью, многие сообщества активно направлены на нужды людей, находящихся в процессе развода. Если такая программа вам недоступна, настоятельно рекомендуем высказать свои потребности. Пусть люди знают, что вы чувствуете себя отвергнутым и одиноким. Организуйте группу для таких же одиноких, поговорите с группой или спросите, как вы можете просветить других по поводу потребностей людей, переживающих окончание отношений.

Образ жизни каждого из нас отражает нашу веру, а вера очень сильно влияет на наше благополучие. Брюс любил говорить об этом так: «Бог хочет, чтобы мы развивались и росли до полной реализации своего потенциала». Именно для этого нужны восстановительные блоки – чтобы достичь полной реализации потенциала. Обретение умения приспосабливаться к кризису – это духовный процесс. Качество наших отношений с окружающими, мера любви, участия и заботы, которые мы можем проявить по отношению к другим, – хорошие индикаторы наших отношений с Богом.

Детям тоже нужно строить себя заново

«А как насчет детей?» Многие спрашивают, какое отношение восстановительные блоки имеют к детям. Процесс приспособления к серьезным переменам у детей почти такой же, как и у взрослых. Восстановительные блоки необходимы и детям (как и другим родственникам, таким как бабушки и дедушки, тети и дяди, а также близким друзьям). Многие родители так стараются помочь своим детям пройти процесс адаптации, что забывают удовлетворить собственные потребности.

Если вы родитель, отправляющийся в путешествие по построению себя заново, рекомендуем научиться заботиться о себе и самому пройти процесс адаптации. Вы обнаружите, что в результате ваши дети легче адаптируются. Лучшее, что вы можете сделать для своих детей, – это разобраться с собой. Дети обычно застревают на тех же блоках, что и родители, так что, работая над собой, вы заодно поможете своим детям. Обсуждая каждый из блоков в последующих главах, мы затронем влияние каждой стадии на детей. Кроме того, если вы хотите получить более структурированный способ помочь вашим детям приспособиться к разводу, то этому аспекту специально посвящено Приложение 1.

Домашнее задание: учитесь в действии

Миллионы людей читают книги по самосовершенствованию в поисках ответов на вопросы о жизни и отношениях. Они узнают новые понятия и начинают больше понимать, но не всегда получают опыт на глубоком эмоциональном уровне. Эмоциональный багаж включает опыт, который создает шаблоны чувств, например: матери обычно успокаивают; некоторые виды поведения влекут наказание; конец отношений причиняет боль. То, что мы узнали на уровне эмоций, сильно влияет на наше поведение, поэтому значительная часть столь важного обучения по адаптации к кризису – это обучение другим эмоциям.

Многие вещи, в которые вы верили всю свою жизнь, могут оказаться неверными, и придется переучиваться. Но интеллектуальное обучение – мысли, факты и идеи – ценно, если только вы усвоили и эмоциональные уроки, позволяющие всему этому обрести смысл в вашей жизни. Поскольку эмоциональное восприятие так важно, мы включили в эту книгу упражнения, которые помогут вам пройти его заново. Многие главы содержат специальные упражнения, которые нужно делать до того, как вы продолжите восхождение на гору.

Вот для начала первые задания.

1. Ведите дневник, в котором записывайте свои чувства. Используйте планшет, компьютер или ноутбук – что вам подходит. Вы можете делать записи ежедневно, еженедельно или когда выпадает свободное время. Большинство предложений в дневнике начинайте со слов «Я чувствую» – это поможет лучше сосредоточиться на чувствах. Ведение дневника – это не только новый эмоциональный опыт, который ускорит ваш личностный рост, это также предоставит инструмент для его оценки. Часто люди возвращаются к написанному спустя несколько месяцев и с удивлением отмечают перемены, на которые оказались способны. Все те, кто вел дневник, описывали это как ценный опыт. Мы предлагаем вам начать писать, как только закончите читать эту главу. Может быть, вы захотите делать записи после чтения каждой главы, или раз в неделю, или по какому-то другому расписанию. Будет ли это регулярно или нет, сделайте ведение дневника частью процесса построения себя заново.

2. Найдите человека, которому вы доверяете и которого можете попросить о помощи, и научитесь просить. Позвоните кому-нибудь, кого хотели бы узнать лучше, и завяжите дружбу. Используйте любой повод, чтобы начать. Если хотите, скажите этому человеку о домашнем задании. Вы учитесь выстраивать систему поддержки от друзей. Сохраняйте эту связь, даже когда чувствуете себя в безопасности, так что, когда попадете в яму (сложно выбраться, когда вы уже внизу!), будете знать, что у вас есть как минимум один друг, который может бросить вам эмоциональный спасательный круг.

3. Создайте для себя группу поддержки. Поскольку система поддержки так важна, это ключевое задание вашей первой домашней работы. Мы предлагаем вам найти одного или нескольких друзей, предпочтительно обоего пола, и обсудить с ними восстановительные блоки, с которыми у вас возникают трудности. Вам может быть легче поделиться с теми, кто сам проходит или уже прошел через развод, потому что многие из тех, кто состоит в браке, с трудом поймут ваши сегодняшние чувства и взгляды. Однако самое важное – это ваше доверие к этим людям. Если вы решите сформировать дискуссионную группу поддержки, эта книга может стать полезным руководством. Имейте в виду, что не все такие группы действительно поддерживают. Тщательно выбирайте тех, с кем проходить через этот процесс. Они должны быть заинтересованы в росте так же, как и вы, и готовы соблюдать конфиденциальность информации.

4. Ответьте на вопросы чек-листа. В конце каждой главы вы найдете ряд утверждений, многие из которых взяты из «Шкалы по измерению уровня адаптации к разводу» Фишера. Мы включили их для вас как чек-листы (полная версия шкалы доступна на сайте http://www.rebuilding.org/assessment). Найдите время, чтобы ответить на них, и пусть ваши ответы помогут решить, насколько вы готовы перейти к следующему блоку.

Как ваши успехи?

Вот первый чек-лист, который надо заполнить, прежде чем перейдете к следующей главе. Оцените свой ответ на каждое утверждение как «удовлетворительно», «требует улучшения» или «неудовлетворительно».

✓ Я определил(-а) восстановительные блоки, над которыми мне надо поработать.

✓ Я понимаю процесс адаптации.

✓ Я хочу начать прорабатывать процесс адаптации.

✓ Я хочу использовать боль из-за этого кризиса, чтобы больше узнать о себе.

✓ Я хочу использовать боль из-за этого кризиса в качестве мотивации для личностного роста.

✓ Если я сопротивляюсь росту, постараюсь понять, какие чувства удерживают меня.

✓ Я буду держать свои мысли и чувства открытыми, чтобы обнаружить любые блоки, на которых мог(-ла) сейчас застрять.

✓ Я надеюсь и верю, что могу построить себя заново и трансформировать этот кризис в творческий обучающий опыт.

✓ Я обсудил(-а) модель восстановительных блоков с друзьями, чтобы лучше понять, в какой точке процесса нахожусь.

✓ Я заинтересован(-а) в том, чтобы понять некоторые причины окончания моих отношений.

✓ Если у меня есть дети, независимо от их возраста, я постараюсь помочь им пройти процесс адаптации.

Как пользоваться этой книгой

Самостоятельно. Большинство читателей книги «Любовь. Перезагрузка» недавно развелись и читают эту книгу самостоятельно. Если это про вас, мы предлагаем начать с самого начала и брать каждый раз по одной главе. Прежде чем перейти к следующей главе, выполните домашнее задание. Главы выстроены примерно в том порядке, в каком большинство людей проходят восстановительные блоки, хотя можете обнаружить, что ваша жизненная ситуация не повторяет в точности эту последовательность.

С другой стороны, мы обнаружили, что многие предпочитают сначала проглотить всю книгу, а затем вернуться и прорабатывать стадии, выполняя все задания. Какой бы подход вы ни выбрали, мы предлагаем использовать при чтении книги маркеры, чтобы лучше усваивать информацию. Для некоторых читателей оказалось полезным использовать разноцветные маркеры, потому что каждый раз вы будете находить все новые и новые мысли, которые пропустили раньше. Вы слышите только то, что готовы услышать, в зависимости от того, где вы находитесь в процессе своего личностного роста.

Разные люди, читающие эту книгу, реагируют на нее по-разному. Некоторые не справляются с какой-то информацией. Вы можете, например, осознать, что слишком быстро вышли из отношений и теперь нужно вернуться, чтобы проработать со своим партнером какие-либо незавершенные дела. Один из участников семинара по имени Джордж рассказал, как после прочтения первой главы испытал такой гнев, что изо всей силы бросил книгу об стену!

В группе. Даже лучше, чем читать книгу самостоятельно, создать маленькую группу, чтобы вместе обсуждать по одной главе в неделю. Для этого нужен минимум организационных действий, и вы с удовольствием обнаружите, как много поддержки получаете и насколько больше узнаёте из книги, обсуждая ее с другими.

На самом деле эксперименты и исследования показали, что лучший личностный рост и трансформация происходят в группе. Многие бывают изумлены изменениями, происходящими во время участия в групповой программе по исцелению, где обучают управлять своей жизнью и делать «выбор любви». Когда вы заново собираете свою жизнь по кусочкам после окончания близких отношений, такой подход может быть даже полезнее, чем индивидуальная психотерапия. Так что посмотрите, что доступно в вашем окружении.

Предостережение. Приятно видеть, что многие религиозные и светские организации создали программы по исцелению после развода. Однако в некоторых таких программах обучающие тексты каждую неделю сопровождаются лекциями «эксперта» на близкую тему. С таким подходом вы каждую неделю должны будете приспосабливаться не только к своему кризису, но и к новой точке зрения. Вместо того чтобы дать вам возможность активной дискуссии и обучения с одногруппниками – это «лаборатория» того, как управлять своей жизнью, – лекционный подход заставляет вас пассивно слушать. Поэтому мы рекомендуем программу, в большей степени основанную на участии, чем на лекционном методе, чтобы члены группы могли устанавливать между собой значимые связи.

Не поймите нас превратно. Нет ничего плохого в том, чтобы собрать информацию о разводе. Есть множество превосходных книг – вы найдете список компетентных источников в конце книги, и мы советуем вам прочитать их и расширить свои знания о сложностях процесса. Но сама по себе информация просто наложит пластырь на вашу рану; но не позволит действительно исцелить и изменить вашу жизнь.

Мы не утверждаем, что у нас есть все ответы, но знаем, что программа, предложенная в этой книге, работает. Она помогла сотням тысяч людей, проходящих через развод, и она может помочь вам эффективно справиться с кризисом и управлять своей жизнью.

Мы верим, что вы найдете на страницах этой книги сильную практическую поддержку своему желанию учиться, расти, исцеляться, становиться ближе к тому человеку, каким вы хотели бы быть.

Мы желаем вам всяческих успехов в покорении горы!

Глава 2

Отрицание

«Не могу поверить, что это происходит со мной!»

Финал близких отношений может оказаться самой большой эмоциональной травмой, которую вы когда-либо переживали. Боль так сильна, что вы можете отреагировать отрицанием или неверием. Это только мешает вам задать себе важный вопрос: почему мои отношения закончились? Ответ редко бывает простым, потребуются время и усилия. Пока вы не сможете принять окончание отношений, вам трудно будет приспособиться и построить себя заново.

• Сова одиноко кричит в темноте,
• Вчера я слышала, как она звала своего друга.
• Я ожидала вместе с ней услышать знакомый ответный крик,
• И мое сердце упало вместе с ее сердцем,
• Когда тишина обрушилась громче любого крика.