Елизавета Петровна в любви и борьбе за власть бесплатное чтение

© Шахмагонов Н. Ф., 2022

© ООО «Издательство «Вече», 2022

Венчалась ли императрица Елизавета?

Начну необычно, начну не с самой императрицы Елизаветы Петровны, а с её преемницы, Екатерины Великой, фактически преемницы, поскольку Пётр Третий, по словам историков, лишь «мелькнул на троне», то есть явился этакой странной прокладкой между двумя царствованиями двух великих женщин.

Итак, позади кончина императрицы Елизаветы Петровны, позади циничная радость и едва ли не пляска у гроба, затеянная облагодетельствованным ею племянником, позади попытка этого племянника заточения в Шлиссельбургскую крепость своей супруги Екатерины Алексеевны и своего мнимого сына, поскольку, как уже доказано, к рождению Павла Пётр Фёдорович не имел никакого отношения, ввиду того что и не мог иметь по состоянию здоровья. 28 июня 1762 года свершился государственный переворот и начался поистине золотой век Екатерины Великой – в те дни, конечно, ещё просто Екатерины Второй.

Но началось её царствование сложно, и одной из проблем из тех, с которыми пришлось встретиться Екатерине Алексеевне, была её личная проблема.

Известно, что своим восшествием на престол она в значительной степени обязана братьям Орловым – своему возлюбленному Григорию Григорьевичу и его братьям, в первую очередь Алехану – Алексею Григорьевичу – ну и Фёдору.

И вот братья, о которых она позднее прямо говорила Потёмкину, что «оне мне друзья», решили, что пришло время новоиспечённой государыне стать супругой Григория Орлова. А что? Ведь он показал ей свою безраздельную преданность в делах государственных и демонстрировал, тут надо добавить: пока ещё – преданность в любви. У них рос сын Алексей, впоследствии достаточно известный в истории как граф Алексей Бобринский, и, по мнению некоторых историков, ещё и дочь Наталья, впоследствии в замужестве графиня Буксгевден.

Какие же могут быть препятствия? Любовь, дети… Фактически налицо семья. Началось всё с намёков, поначалу осторожных, но постепенно более настойчивых.

Но вот тут всё дело в одном важном обстоятельстве: императрицу Екатерину Алексеевну убеждали в том, что ей пора стать супругой Григория Орлова!

Екатерина II у гроба императрицы Елизаветы. Художник Н. Н. Ге

В государственных делах – а личная жизнь императрицы тоже ведь во многом дело государственное – большое значение имеет прецедент, то есть, как трактует словарь, «случай или событие, имевшее место в прошлом и служащее примером или основанием для последующих действий в настоящем».

Так вот, на такой случай и попытались сослаться братья Орловы, чтобы убедить государыню в возможности супружества. Они указали на то, что вот, мол, поговаривают, будто императрица Елизавета Петровна была тайно венчана с Алексеем Григорьевичем Разумовским, никаким не принцем заморским и даже не вельможей российским, а самым обычным малороссом, привезённым в Россию для определения в дворцовую хоровую капеллу. Вот, мол, ей то можно, а почему же Екатерине нельзя, тем более претендент на руку и сердце изначально гораздо выше по статусу, нежели Разумовский. Григорий Орлов был сыном новгородского губернатора!

Императрица Екатерина Вторая оказалась в весьма щекотливом положении. С одной стороны, она понимала, сколь опасно разжигать протест в обществе, особенно после того, как эйфория, вызванная свершением переворота, спала и обнажились огромные проблемы в государстве, которое целых полгода разрушалось продавшимся прусскому королю Фридриху муженьком. Да и к Орловым в обществе, несмотря на их несомненный авторитет, отношение было разным. Тут ещё и извечная зависть вельмож добавилась.

Мудрая императрица поняла, что Государственный совет выступит против её замужества, а потому не постеснялась вынести столь, казалось бы, личный вопрос на заседание этого важного органа управления, который она хоть и собиралась полностью взять в свои руки, но понимала, что и на это нужно время.

Как и предполагала, мнение членов Государственного совета было единогласным и выразилось в одной фразе:

– Государыне Екатерине Второй готовы повиноваться, но супруге графа Орлова – нет.

Важно теперь было ещё не обидеть Орловых, которые действительно были верными её сподвижниками. Они же продолжали говорить о том, что вот, мол, Елизавета Петровна не побоялась и венчалась тайно.

– Откуда же это ведомо? – спрашивала императрица Екатерина.

И получала ответ:

– Граф Алексей Григорьевич хранит документы, свидетельствующие о венчании.

Что ж, решение могло быть одно:

– Привезите мне эти документы!

К Алексею Григорьевичу отправилась целая делегация. Братья Орловы привлекли к этому визиту и некоторых своих сподвижников, дабы доказательнее было то, что надеялись узнать.

Граф Разумовский принял радушно, даже попотчевал гостей в непринуждённой обстановке. Сам же сел в кресло у камина, в котором плясали языки пламени.

Вопросы Алексея Орлова выслушал внимательно. Поинтересовался:

– Откуда же у вас такая информация? – не спеша отвечать ни да ни нет. – Кто же это всё рассказывает?

Кто рассказывает? Орловы понимали, что пользуются фактами, не имеющими твёрдых подтверждений. Свидетельства очевидцев. Но очевидцев ли? Если венчание тайное, то много ли может тому быть свидетелей? Разве что очень узкий круг придворных.

Неизвестно, был ли предупреждён Разумовский о таком визите самой государыней и получил ли от неё какие-то инструкции. Но вёл себя крайне осторожно.

А потому Григорий Орлов не выдержал и прямо спросил относительно венчания:

– Скажите граф, так венчаны ли вы с покойной императрицей Елизаветой Петровной? Многие говорят, что венчаны, что вы законный супруг государыни.

– А зачем вам это? – пожал плечами Алексей Григорьевич. – Дела дней давно минувших. И какое теперь имеет значение? Покинула нас матушка императрица. – И он даже непроизвольно смахнул набежавшую слезу, с уверенностью можно сказать, что искреннюю.

– Хотелось бы взглянуть на документы о венчании! – прямо заявил Григорий Орлов.

– Документы?

– Так есть они у вас? – продолжал Орлов и тут же убеждённо прибавил: – Ведь есть же…

Граф Разумовский привстал, протянул руку и снял с полки шкатулку. Красивая резная шкатулка из красного дерева с вензелями привлекла всеобщее внимание. Вот сейчас откроется великая тайна.

Все замерли в ожидании.

Граф какое-то время перебирал бумаги, задерживая своё внимание на некоторых из них, и на лице его то появлялась добрая улыбка, то оно становилось мрачнее тучи.

Наконец часть бумаг вернул в шкатулку, которую закрыл и поставил на столик возле камина. Алексей Григорьевич догадался о цели визита, а быть может, его тайно оповестила императрица, что́ надо Орлову и его соратникам выяснить, только он оставался всей душой на стороне молодой государыни и прекрасно понимал, сколь трудно будет ей управлять страной, если она станет супругой Григория Орлова, пусть и достойного человека, но не принятого обществом в таком качестве.

Он ещё раз перелистал оставшиеся бумаги, а потом проговорил, обращаясь к гостям:

– Венчались ли, спрашиваете? – и после паузы уже громко заявил: – Я не был ничем более, чем верным рабом её величества, покойной императрицы Елизаветы Петровны, осыпавшей меня благодеяниями превыше заслуг моих… Теперь вы видите, что у меня нет никаких документов…

Не успели посетители и глазом моргнуть, как он взмахнул рукой и швырнул в огонь целую стопку бумаг. Огонь подхватил их и стал стремительно пожирать, заставляя корчиться, крутиться и скукоживаться, словно это были не листы бумаги, а живые существа.

Немая сцена. Орловы поняли всё. Их план трещал по швам, но не оценили до конца главного: они останутся лучшими друзьями государыни, останутся опорой трона только в том случае, если будут в тени, если не станут раздражать знать, ибо их авторитет в гвардии на всё столичное общество не распространялся, а порой просто вызывал зависть.

Оставалось поблагодарить, скрипя зубами, графа Разумовского за гостеприимство и удалиться восвояси.

Решено было, что о результате визита доложит императрице граф Воронцов. Императрица выслушала доклад внимательно, а потом проговорила как о само собой разумеющемся:

– Мы друг друга понимаем. Тайного брака не существовало, хотя бы и для усыпления боязливой совести. Шёпот о сём всегда был для меня неприятен. Почтенный старик предупредил меня, но я ожидала этого от свойственного малороссиянину самоотвержения.

А что она ещё могла сказать! Весь смысл ведь отразился в словах о самоотвержении малороссиянина.

Так закончилась история любви и тайных отношений императрицы Елизаветы Петровны и малороссийского тенора, ставшего видным вельможей Российской империи. В Русском биографическом словаре осталась такая запись: «Разумовский пробежал указ [о признании за ним титула Императорского Высочества] глазами, тихо встал с кресел, подошёл к комоду, на котором стоял ларец чёрного дерева, окованный серебром и выложенный перламутром, отыскал в комоде ключ, отпер ларец и вынул из потаённого ящика бумаги, обвитые в розовый атлас. Он развернул бумаги и стал их с благоговейным вниманием читать, не прерывая молчания. Прочитав бумаги, он их поцеловал, подошёл к образам, перекрестился со слезами на глазах и с приметным волнением подошёл к камину, бросил бумаги в огонь и опустился на кресло».

А начало трагедий и драм елизаветинского царствования надо искать гораздо раньше, начало нисходит к тем событиям, которые предшествовали рождению императрицы, к тем, что вершились в её детские годы и годы молодости, ведь до того, как привезли в Петербург Алексея Разумовского, в ту пору ещё по фамилии Розум, ей довелось выдержать немало испытаний, в том числе и на любовном поприще, пережить немало трагедий и драм, в том числе и любовных.

Хорошо известно, что на личную жизнь любого человека, хоть из самой простой семьи, хоть из семьи великосветской или даже государевой, огромное влияние оказывает то, в каких условиях он родился и в какой обстановке вырос. Говорят, что даже разводы случаются чаще в тех семьях, в которых, к примеру, у одного из супругов разводились родители и прародители.

А. Г. Разумовский. Неизвестный художник

В какой же среде оказалась маленькая Елизавета, родившаяся 18 декабря 1709 года в знаменитом царском дворце в Коломенском, где впервые взглянули на свет многие знаменитые русские монархи, в том числе и великий государь Иван Васильевич, наречённый Грозным.

Я не случайно упомянул имя этого незаслуженно оклеветанного государя, поскольку именно после его отравления крамольными боярами по наущению тёмных сил, – как бы сейчас сказали, коллективного Запада, – Россия покатилась по наклонной плоскости, потеряла сыновей Грозного: Фёдора, ставшего царём, и царевича Дмитрия, судьба которого окутана тайной, и упала в Смуту. Вот тогда-то и родилась династия Романовых, которая претерпела много трагедий и драм в период своего становления, а потом и вовсе – не по оглашению, а по умолчанию – прекратила своё существование. Но об этом мы поговорим в конце книги, а пока кратко коснёмся начала начал. Кратко, потому что тема любовных драм первых Романовых достойна самостоятельного, увлекательного, хоть и исполненного трагедий повествования.

Драмы первых Романовых

Некоторые историки, несколько склонные к мистике, полагали, что изначально на династии Романовых лежало родовое проклятие. Оно вызвано тем, что в июле 1614 года был казнён сын польской авантюристки Марины Мнишек, после чего она прокляла род Романовых. Сама нисколько не сожалея прежде о бесконечных казнях русских людей поляками, которым служила, казнях всех подряд – от детей до стариков, теперь была разгневана, когда её злобесие повернулось в её сторону, и предсказала, что в избранной в 1613 году династии Романовых все государи будут умирать не своей смертью – все, вплоть до самого последнего царя. Казнь была именно вынужденной. Ведь останься в живых этот отпрыск свергнутых самозванцев, его сделали бы знаменем в борьбе тёмных сил коллективного Запада против России. Враги и крамольные бояре-изменники не щадили детей, но государственная власть России таких казней никогда не позволяла.

Впрочем, на Западе-то как считали, так и считают: «Нам всё можно, а русским – нет…» Не будем останавливаться на этом. Фактов сегодня достаточно.

Вернёмся к самой династии, которая оказалась на царском троне не случайно. Первый Романов, Михаил Фёдорович, был избран во многом именно потому, что являлся внучатым племянником царицы Анастасии Романовны, первой и горячо любимой супруги великого государя Ивана Васильевича Грозного. Много лет прошло со времени гибели от отравления царицы Анастасии, а память о ней жила в народе как о милостивой к простому народу государыне, справедливой, доброй, нищелюбивой. Несмотря на молодые годы, в народе почитали её матушкой для подданных.

Оказавшись в юном возрасте на престоле – ему шёл семнадцатый год, – Михаил Фёдорович после долгих перипетий и драм, после смерти первой жены, был, наконец, венчан, причём выбор стал неожиданным. Во время смотра невест в 1626 году он, бездетный вдовец, которому шёл тридцатый год, выбрал свою сужоную (правильно – именно сужоную, а не суженую) не из шестидесяти невест знатных родов, а прислужницу одной из них, Евдокию Стрешневу, дочь простого мещерского дворянина.

Отец, патриарх Филарет, возражать не стал в силу того, что уж сын был в возрасте, а наследников так и не имел. Сам и обвенчал. Брак оказался не только счастливым, но и многодетным.

Поначалу родились две дочери – Ирина и Пелагея, умершая в младенчестве. Лишь третьим родился сын, которого нарекли Алексеем. Он-то и стал наследником престола и после кончины отца заступил на царский трон.

А всего детей было десять, из них три сына и семь дочерей; правда, пятеро из них умерли в младенчестве или в детстве.

Алексею Михайловичу, ровно как и его отцу, суждено было вступить на престол в 16 лет, а когда ему исполнилось 18 лет, был устроен смотр невест. Царю негоже быть холостым.

Портрет царицы Евдокии Лукьяновны, рожденной Стрешневой, второй жены царя Михаила Федоровича. Художник Т. А. Нефф

Вот тут-то и начались события, не лучшим образом отразившиеся не только на судьбе самого царя, но и на всей России. Игры с бракосочетаниями государей никогда не приводили к добру.

На смотре невест Алексей Михайлович выбрал дочь мелкопоместного дворянина Евфимию Всеволожскую. Всё вершилось по традиции. Царь тут же отправил избраннице в знак обручения кольцо и платок. Но таковой выбор царя ломал планы его воспитателя – боярина Морозова. Морозов сделал свой собственный выбор – царицей должна стать Мария Милославская, а её сестра Анна – супругой самого Морозова. Замысел вполне понятен!

Морозову удалось подкупить царского парикмахера. Тот нашёл решение вопроса. Так сильно затянул волосы царской невесты, что она упала обморок.

Тут же Морозов и объявил всенародно, что невеста, увы, больна «тяжкой падучей». За «сокрытие заболевания» её вместе с родителями сослали в Тюмень. Морозов, не теряя времени, представил огорчённому царю Марию Ильиничну Милославскую. Аккуратно представил. Указал на неё во время церковной службы. Алексею Михайловичу она приглянулась, ну и дело было сделано. 16 февраля 1648 года состоялось бракосочетание. Ну а спустя буквально 10 дней и сам Морозов венчался с сестрой царицы Анной.

Брак царя оказался удачным и, что важно, многодетным. Тринадцать детей принесла Мария Милославская своему державному супругу. Из них пережили отца будущие цари Фёдор и Иван V, а также дочери Софья, будущая правительница, Екатерина, Марфа, Мария и Феодосия. Остальные дети умерли ещё при жизни царя. Мария Ильинична была старше супруга на 5 лет.

Умерла царица 3 марта 1669 года, как сообщалось, от родильной горячки, то есть заболевания, которое в ту пору нередко сопровождало роды и представляло собой послеродовой сепсис – инфекционное заражение. Было ей всего 44 года. Брак их с Алексеем Михайловичем продолжался 21 год.

Снова надо было искать невесту, причём искать, как тогда вошло в обычай, с помощью смотра самых ярких красавиц царства. Но в данном случае поиск был облегчен тем, что царь приметил свою будущую супругу заранее. Это была дочь небогатого, как тогда говорили – мелкопоместного – дворянина Кирилла Полиектовича Нарышкина (1623–1691).

Царь часто бывал в доме Артамона Сергеевича Матвеева (1625–1682), звался который «великого государя ближний боярин» и фактически руководил правительством во второй половине царствования. В семье Матвеева воспитывалась будущая царица.

Беда же для России в том, что был он, как отмечали историки, одним из первых западников, то есть деятелем, ставившим западную культуру, западный образ жизни, да и вообще всё западное выше отечественного.

Наталья Кирилловна воспитывалась в доме Артамона Матвеева и всё это прозападное впитала в себя с ранних лет.

Сам царь западником не был, но не по этим принципам выбирал он невесту. Приглянулась, ну и решил, что женится на ней. А смотр невест на сей раз был простой формальностью. Положено собирать – собирайте, а выбор уже сделал. О результатах его царь и объявил сразу после смотра.

Венчание состоялось 22 января 1671 года. И вот после супруги, которая была старше на 5 лет, обрёл он супругу моложе себя на 22 года. Причём совсем юную – было ей всего 19 лет, а ему уж 41 год.

Несмотря на разницу в возрасте, впрочем, в ту пору довольно обычную, отношения между супругами сложились самые добрые. Омрачала обстановку разве что вражда между родственниками первой и второй жён, между Милославскими и Нарышкиными. Конечно, у Нарышкиных были преимущества, поскольку Наталья Кирилловна здравствовала, а Мария Ильинична уже покинула сей мир. Но ведь от неё остались дети, родные дети царя, а это значило многое. И наследник престола был именно от первого брака. Да и дочь Софья по характеру своему выросла весьма и весьма деятельной и обладала сильной волей.

Царица Наталья Кирилловна, урожденная Нарышкина. Неизвестный художник

А между тем Наталья Кирилловна тоже спешила упрочить своё положение. Она родила царю троих детей – сына, которого назвали Петром, и двух дочерей – Наталью и Феодору. Феодора умерла в возрасте трёх лет. Высокой была в ту пору детская смертность даже в семьях царских.

Алексей Михайлович ушёл из жизни в 1676 году. На трон вступил старший его сын от Марии Ильиничны Милославской – пятнадцатилетний Фёдор III Алексеевич (1661–1682). Милославские сразу расправили плечи, а Нарышкины вынуждены были уйти в тень. Но Наталья Кирилловна своё положение при дворе сохранила, поскольку её сын Пётр был крестником царя Фёдора Алексеевича, своего единокровного брата. Мало того, Фёдор Алексеевич со вниманием относился к Петру и, поскольку сам был весьма образованным человеком, даже в столь молодые годы одним из создателей Греко-славянского типографского училища при Заиконоспасском монастыре, старался влиять на его образование и воспитание, но, к сожалению, очень недолго. Он умер в 1682 году, не дожив до 21-летнего возраста.

Наследников он тоже, тут уж можно твёрдо сказать, что к большому сожалению, не оставил. Не повезло в этом плане с супругами. Первая, с которой венчался 18 июля 1680 года, дочь смоленского дворянина Агафья Грушецкая, принесла ему сына и наследника престола Илью Фёдоровича, который родился 11 июля 1681 года, но прожил всего десять дней. Вторая попытка обрести наследника окончилась смертью самой царицы Агафьи от родовой горячки.

Царь глубоко переживал потерю. Но интересы престолонаследия требовали, и уже менее через год, 15 февраля 1682 года, он венчался с Марфой Матвеевной Апраксиной. Она была сестрой будущего адмирала Фёдора Матвеевича Апраксина. Детей и вовсе не успели завести, поскольку вскоре после заключения брака царь Фёдор умер, по мнению одних биографов – от цинги, а других – от «ослабления организма», неведомо чем вызванного. То есть не исключено отравление. Слишком резво взялся молодой царь отстаивать интересы русского государства. Да ведь и детей-то, как считают исследователи, многих травили. Не нравилось тёмным силам коллективного Запада, что не становилась новая династия проевропейской.

Снова смуты, снова волнения. Группировки Милославских и Нарышкиных не смогли добиться решительного превосходства одна над другой и пришли к компромиссному решению – на царство посадили сразу двух единокровных братьев – сыновей Тишайшего. Ивана, который был сыном Марии Милославской, и Петра, сына Натальи Нарышкиной. Ивану было шестнадцать лет, и его провозгласили старшим на троне, а Петра, которому исполнилось десять, – младшим. Правили же они при регентстве 25-летней Софьи Алексеевны.

В результате всех этих событий обстановка только накалилась, поскольку Милославские вновь получили преимущества.

Все эти перипетии отразились и на жизни государства, и на судьбе самого царя Петра и его потомства, именно поэтому я счёл необходимым кратко остановиться на них.

И ещё есть одна существенная причина.

До Петра русские великие князья и цари обычно не брали в жёны иноземок. И браки получались в большинстве славными, добрыми, приносящими пользу земле Русской.

Исключения случались не так уж часто.

Вот, к примеру, одна из жён святого благоверного князя Андрея Боголюбского, из иноземок, приняла участие в заговоре и жестоком убийстве супруга. А вот Иван Третий взял в жёны Софию Палеолог, и ему повезло с ней. Брал и Иван Грозный вторую жену, но не с Запада, а с Кавказа – дочь кабардинского князя Темрюка Марию Темрюковну (1545/46–1569). До православного крещения звалась она княжной Кученей («Глаза княжны»). Доброй оказалась царица, за что и отравили её крамольные бояре.

Так что гораздо больше ярких примеров, когда, выбирая жён в своём Отечестве, русские цари были по-настоящему счастливы.

Взять хотя бы брак Дмитрия Ивановича, великого князя московского, получившего за победу над Ордой прозвание Донского. Счастливым был брак его с Евдокией Суздальской. Да и брак родителей Грозного царя оказался счастливым, хотя Елена Васильевна являлась дочерью литовского князя.

Зачем же царю Петру понадобилось ломать вековые традиции?

Ведь и его старший брат Иван Алексеевич женат был на русской, на Прасковье Фёдоровне Салтыковой (1664–1723). Брак был плодороден. Пять дочерей, но ни одного сына. Старшая дочь, Мария, умерла трёхлетней, следующая – Феодосия – и вовсе пожила меньше года.

Правда, Екатерина Ивановна прожила более сорока лет и оставила след в русской истории благодаря дочери Анне Леопольдовне, матери печально известного императора Ивана VI Антоновича, мелькнувшего на троне в младенчестве. А вот четвёртая дочь, Анна Иоанновна, стала императрицей Российской империи в 1730–1740 годах, и о ней, о её жизни и её отношениях с Елизаветой Петровной мы ещё подробно поговорим в книге.

Была и пятая дочь, Прасковья Ивановна (1694–1731), царевна, которую выдали замуж за генерал-аншефа Ивана Ильича Дмитриева-Мамонова (1680–1730). Род не простой, восходящий к Рюриковичам – правда, утративший своё былое значение и даже лишившийся княжеского титула.

Как видим, двух дочерей царя Ивана выдали уже за инородцев, но пятую дочь всё же за русского.

Да и сам Пётр первым браком женился на русской, на Евдокии Фёдоровне, урожденной Лопухиной (1669–1731), дочери стряпчего при дворе царя Алексея Михайловича – Иллариона Авраамовича Лопухина, ставшего впоследствии, в царствование царя Фёдора Алексеевича, полковником и стрелецким головой, а позднее государевым стольником и окольничим. После свадьбы Петра с его дочерью был возведён в чин боярина.

Но после поездки в Европу царь Пётр полностью изменился сам и поломал старые порядки и традиции.

Начал эту ломку царь со своих племянниц, дочерей своего старшего брата Иоанна, к тому времени уже покинувшего сей мир. В 1710 году он выдал Анну за герцога Курляндского Фридриха Вильгельма, в 1716 году Екатерину Ивановну – за герцога Карла Леопольда Мекленбург-Шверинского.

Портрет царицы Евдокии Фёдоровны, урожденной Лопухиной. Неизвестный художник

Да и сына своего царевича Алексея Пётр женил на иноземке – принцессе Шарлотте Вольфенбюттельской. О желании не спрашивал. Выбрал перспективную невесту, в чём не ошибся. Сестра её стала в последующем императрицей Австрии. Свадьба состоялась 14 октября 1711 года. В браке родились дочь Наталья (1714–1728), прожившая всего 14 лет, и Пётр (1715–1730), будущий император Пётр II. Но Шарлотта прожила недолго. После рождения сына умерла. Ну а царевич Алексей доказал, что хочет видеть рядом с собой соотечественницу, и взял в любовницы крепостную девушку Ефросинью. С ней он ездил в путешествие в Европу, с ней связаны и многие коллизии его несчастной и рано оборванной отцом жизни.

Вот мы и подошли к судьбе нашей героини – Елизаветы Петровны, будущей императрицы России. И не только к её судьбе. Детей у Петра было много.

О первом сыне, царевиче Алексее Петровиче, мы уже говорили. Следующим родился Александр Петрович (1691–1692), второй сын Петра I от Евдокии Лопухиной, который умер, а может, был умерщвлён, младенцем.

Ну а затем Пётр, заточив в монастырь свою законную жену, взял девку из солдатского обоза, и началась новая эпопея.

От рода немецкого, но по духу русская

Императрица Елизавета Петровна оставила по себе в памяти народной всё-таки больше положительного. Об этом мы ещё поговорим. А вот о её родителях такого не скажешь. Но правду о них всё-таки сказать необходимо, иначе будет непонятно, почему же выпало на долю будущей государыни столько трагедий и драм.

О происхождении Петра упомянуто в предыдущей главе, но из того, что нам известно о его детстве и юности, нельзя определить, почему он вырос лютым садистом. Да, именно садистом показал себя позднее, после возвращения из зарубежной поездки. Перенял изуверское отношение к подданным на Западе? Для изощрённых казней Пётр Первый привёз из Европы машинку для выдирания ноздрей, применял дыбу, колесование, выворачивание рук и ног, усечение языка и прочие невиданные прежде на Русской земле мерзости. А может быть, не перенял, может быть, таковым и вырос в Европе?

После возвращения царя Петра из Европы поползли по стране слухи о том, что подменили его и прибыл совсем другой субъект, очень мало похожий на того, кто уезжал на две недели с огромной свитой именитых вельмож, а пробыл за границей более года и вернулся с одним Алексашкой Меншиковым. Ещё на возвратном пути направил распоряжение о заточении в монастырь законной своей супруги Евдокии. Почему такая спешка? Любовницу никакую с собой не вёз. Приехал бы и на месте дело решил, если вину какую за ней усмотрел. Но ведь кто, как не жена, сразу заметит подмену. Подрос за год почти на 10 сантиметров, а прибыв в Московский Кремль, путался в переходах да встречавшихся вельмож, хорошо прежде знакомых, не узнавал, словно видел впервые. Кроме того, и говорить стал с акцентом.

Так или не так, до сих пор спорят историки, но это не тема книги, и мы не будем включаться в споры, поскольку тут нужен аргументированный, серьёзный взгляд, основанный на множестве свидетельств современников, которые, как ни уничтожали, всё-таки дошли до нас. И тем не менее вкратце коснёмся того, что понадобится для рассмотрения становления Елизаветы Петровны и воспитания характера будущей императрицы.

О том, как начиналось царствование её отца, нельзя не сказать, ведь это была обстановка, в которой она родилась, делала первые шаги по земле и проходила свои университеты. Удивительно то, что впоследствии она сумела при внешнем почитании отца отбросить многие его вредные начинания и вернуть в значительной степени русскость в европеизированную русскую жизнь.

Страшно начинался восемнадцатый век. Жестоко начинался. Потрясло землю Русскую событие, известное благодаря картине художника Василия Сурикова, получившей название «Утро стрелецкой казни». Часто можно слышать, что после этого «утра» опустилась на Россию чёрная ночь. Но только ли стрелецкая казнь ужасала современников?

Утро стрелецкой казни. Художник В. И. Суриков

Знаменитый историк Сергей Платонов писал:

«Дружба Петра с иноземцами, эксцентричность его поведения и забав, равнодушие и презрение к старым обычаям и этикету двора вызывали осуждение. В Петре видели большого греховодника».

Василий Ключевский сделал свой вывод, что из Петра «вырастал правитель без правил, одухотворяющих и оправдывающих власть, без элементарных политических понятий и общественных издержек».

Всё это сказано мягко.

А вот отзыв Ивана Солоневича, мыслителя, вскоре после революции покинувшего Россию, но оставшегося патриотом:

«Ненависть к Москве и ко всему, что связано с Москвой, которая проходит через всю реформаторскую деятельность Петра, дал, конечно, Кокуй. И Кокуй же дал ответ на вопрос о дальнейших путях. Дальнейшие пути вели на Запад, а Кокуй был его форпостом в варварской Москве.

Нет Бога, кроме Запада, и Кокуй пророк его…

Именно от Кокуя технические реформы Москвы наполнились иным содержанием: Москву надо было послать ко всем чертям со всем тем, что в ней находилось, с традициями, бородами, с банями, Кремлём и с прочим».

Мыслитель русского зарубежья Борис Башилов в фундаментальном труде «История русского масонства» писал:

«Брадобритие, по понятию русских, было грехом. Сам Христос носил бороду, носили бороды и апостолы, бороду должны носить и все православные. Только еретики бреют бороду. Пётр, вернувшись из Европы, приказал насильно брить бороды и носить иноземное платье. У городских застав находились специальные соглядатаи, которые отрезали у прохожих и проезжих бороды и обрезывали полы у длинной национального покроя одежды. У сопротивлявшихся бороды просто вырывались с корнем».

Представляете, что значит вырвать бороду с корнем! Ну что ж, это мелочи по сравнению с пилкой голов стрельцам ножовками и двуручными пилами, как делал это сам царь со своими сатрапами в дни жестокой стрелецкой казни. Но о этом дальше…

«4 января 1700 года, – продолжает далее Борис Башилов, – всем жителям Москвы было приказано одеться в иноземные платья. На исполнение приказа было дано два дня. На седлах русского образца было запрещено ездить. Купцам за продажу русского платья милостиво обещали кнут, конфискацию имущества и каторгу».

Жестокость со своим народом, если, конечно, принять, что он был своим, и раболепие перед иноземцами зашкаливали.

Русский и советский историк Сергей Фёдорович Платонов писал:

«Не понимая происходящего, все недовольные с недоумением ставили себе вопрос о Петре: “какой он царь?” и не находили ответа. Поведение Петра, для массы загадочное, ничем не походило на старый традиционный чин жизни московских государей, приводило к другому вопросу: “никакого в нашем царстве государя нет?” И многие решались утверждать о Петре, что “это не государь, что ныне владеет”. Дойдя до этой страшной догадки, народная фантазия принялась усиленно работать, чтобы ответить себе, кто же такой Пётр или тот, “кто ныне владеет?” Уже в первые годы XVIII в. появилось несколько ответов. Заграничная поездка Петра дала предлог к одному ответу; “немецкие” привычки Петра создали другой. На почве религиозного консерватизма вырос третий ответ… Во-первых, стали рассказывать, что Петр во время поездки за границу был пленён в Швеции и там “закладен в столб”, а на Русь выпущен вместо него царствовать немчин, который и владеет царством».

По словам Сергея Платонова, «Вариантами к этой легенде служили рассказы о том, что Пётр в Швеции не “закладен в столб”, а посажен в бочку и пущен в море. Существовал рассказ и такой, что в бочке погиб за Петра верный стрелец, а Пётр жив, скоро вернётся на Русь и прогонит самозванца-немчина».

Ну что же… Дыма без огня не бывает. Историки, конечно, осторожно касаются факта возможной подмены царя, ведь, по точному определению Льва Николаевича Толстого, «история есть ложь, о которой договорились историки». Кто же будет по собственной инициативе опровергать то, что писал ранее?! Иные, даже увидев свои ошибки, стояли насмерть ради того, чтобы не признать лживость прежде сочинённого.

Вот потому что основные работы историков, не просто дошедшие до нас, а ставшие как бы учебниками или основой для подготовки учебников, на все лады твердят о величии царя, умышленно исключая факты о том, что царь не только плотник, но живодёр, а всякий живодёр, кстати, патологический трус. Что, кстати, доказали и так называемый Нарвский позор, когда Пётр бежал, бросив тридцати с лишним тысячное войско, при первом известии, что к крепости с двухтысячным гарнизоном идёт на выручку шведский король Карл XII с отрядом, по разным данным, от шести до восьми тысяч штыков. Доказал он своё полководческое мастерство, где, попав в окружение, утопил артиллерию и поспешил скрыться. Ну и позорный Прутский мир с турками ещё одно свидетельство.

Ну и далее: «На чём основалось такое объяснение происхождения Петра, высказывали наивно сами рассказчики легенды: “велит носить немецкое платье знатно, что родился от немки"». По словам историка, в среде, кажется раскольничьей, выросло убеждение, что Пётр антихрист, потому что гонит православие, «разрушает веру христианскую».

Пётр жестоко расправлялся со старообрядцами. К примеру, в одном только Палеостровском скиту сожгло себя 2700 человек, а в Пудожском погосте одновременно сгорело 1920 человек. Это сами. А сколько было уничтожено петровскими сатрапами, и не счесть.

Словом, ещё при жизни Петра возникло немало легенд, «спутывались, варьировались без конца и соединялись в одно определение Петра: “он не государь – латыш: поста никакого не имеет; он льстец, антихрист, рожден от нечистой девицы”.

Цирюльник и раскольник. Лубок

“…Мироед! – говорили в народе. – Весь мир переел: на него, кутилку, перевода нет, только переводит добрые головы”. “С тех пор как он на царство сел, красных дней не видно, все рубли да полтины”».

Ну а ныне, когда по законам времени многое тайное становится явным, прошлые выдумки, составляющие основу для лжи, «о которой договорились историки», быстро тают. Недаром сибирский старец Феодор Козьмич говаривал в своё время: «Чудны дела твои, Господи… нет тайны, которая не откроется». О тайне же самого старца подробно и доказательно рассказано в моей книге «Александр I в любви и супружестве. Судьба победителя Наполеона».

Сильно мешали царю перекроить русскую жизнь на иноземный лад стрельцы. Стрелецкое войско, созданное ещё Иваном Грозным, было опорой государства. Не желая признавать жестокое чудовище царём, стрельцы подняли бунт.

До тех пор Пётр проявлял себя как богоотступник. Теперь проявил себя как палач. Он уже успел позаимствовать в Европе новый вид казней и с большим удовольствием применял.

Во главе Преображенского розыскного приказа Пётр поставил Фёдора Ромодановского, собутыльника по «всепьянящему собору».

Современник писал, что это был человек «собою видом как монстр, нравом как злой тиран, превеликий нежелатель добра никому, пьяный во все дни».

Пётр лидировал в производстве казней. Из него получился ловкий палач.

Он лично рубил головы стрельцам и заставлял бояр следовать своему примеру.

Вот лишь некоторые факты, которые запечатлены в исторических трудах. Их на самом деле гораздо больше. В главе «Робесьпьер на троне» в книге «История русского масонства» Борис Башилов писал:

«17 сентября (1698 года), в день именин царевны Софьи, в селе Преображенском начались пытки, которые отличались неслыханной жестокостью.

30 сентября совершилась первая казнь: в селе Преображенском Пётр собственноручно отрубил головы пятерым стрельцам…

30 сентября было повешено у Покровских ворот 196 человек.

11 октября было казнено 144 человека,

12 октября – 205,

13 октября – 141.

195 стрельцов были повешены у ворот Новодевичьего монастыря и перед кельей царевны Софьи; трое из повешенных подле самих окон, так что Софья могла легко достать до них рукой, держали в руках челобитные.

Целых пять месяцев трупы не убирались с места казни».

И далее ужасающие факты, приведённые знаменитым историком Сергеем Михайловичем Соловьёвым:

«17 октября приближённые царя рубили головы стрельцам: князь Ромодановский отсёк четыре головы; Голицын по неумению рубить увеличил муки доставшегося ему несчастного; любимец Петра, Алексашка (Меншиков), хвалился, что обезглавил 20 человек…

Каждый боярин должен был отсечь голову одного стрельца.

27 октября для этой цели привезли сразу 330 стрельцов, которые и были казнены неумелыми руками бояр.

Пётр смотрел на это зрелище, сидя в кресле, и сердился, что некоторые бояре принимались за дело трепетными руками».

Вот ещё факты из книги В. Мавродина «Пётр I»:

«Пётр самолично присутствовал при допросах и пытках стрельцов, когда скрипела дыба и свистели батоги, когда хрустели кости, рвались жилы и шипело мясо, поджигаемое калёным железом… Всюду по Москве висели посиневшие и распухшие трупы повешенных, валялись отрубленные головы, изуродованные тела колесованных. Этот новый вид казни – колесование – Пётр вывез из “заморских” стран.

Всего казнено 799 стрельцов. На протяжении казней Пётр находился в состоянии сильного душевного возбуждения и нервного расстройства. На одном из пиров у Лефорта, раздражённый чем-то, он выхватил шпагу и, не сознавая, что делает, начал колоть и рубить направо и налево. Его еле успокоил “Алексашка” Меншиков. На другом пиру сам “Алексашка” был избит до крови Петром за то, что танцевал, не сняв сабли…

В стрелецком розыске Пётр проявил исключительную жестокость. Кровь и слёзы лились ручьями».

Но и этого было мало. Пётр сам усовершенствовал отсечение головы. По его приказу укладывались брёвна, на них бросали стрелков, головами ровненько в одну сторону, на стрельцов укладывали снова брёвна, так чтобы только головы стрельцов торчали. И так несколько рядов. Этакий страшный слоёный пирог. После этого Пётр брал пилу и вместе с боярами, у которых руки при этом дрожали, отпиливал головы русским воинам, верно служившим своей стране и своему народу.

А чего стоил всешутейский и всепьянящий собор, пародия на русскую веру и русские обряды!

Таков отец будущей императрицы. А кто же её мать? Как ни поразительно, была она обычной обозной девкой для «справления» солдатских нужд. Прачкой её называли, но уж больно красивых прачек подбирали, якобы для стирки белья солдатского, а на самом деле для солдатских развлечений.

Однажды генерал-фельдмаршал Борис Петрович Шереметев увидел эту «прачку», Марту Самуиловну Скавронскую, в солдатском обозе, а поскольку сразу приглянулась она ему, забрал себе, чтобы лично ему «бельё стирала».

А вскоре побывал у Шереметева царь Пётр, которого тоже впечатлила теперь уже холёная, дородная «прачка». А если что Петру глянется, неминуемо должно прилипнуть к его рукам. Отнял у своего полководца по праву царскому. Но и этого мало – взял да женился на ней, сделав девушку, образно говоря, с панели сначала царицей, а потом и императрицей. Большего надругательства над державой Российской и представить себе невозможно.

Вот в такой семье и появилась на свет Елизавета Петровна. Если принять во внимание законы РИТА, которые ныне широко известны, но которые напрасно игнорируются, – законы, которые доказывают, что каждый новый мужчина в жизни женщины – при известных отношениях – оставляет образ духа и крови, влияющий на потомство, что уж там намешано было в крови новорождённой, и сказать страшно.

Но так уж сложилась судьба будущей императрицы российской Елизаветы Петровны. А ведь стала она, несмотря на столь ужаснейшую родословную, государыней, проявлявшей заботу о России, скрупулёзно восстанавливавшей православие после петровского и бироновского разгрома. Как удалось ей стать такой, какой стала она? Вопрос сложный. Постараюсь ответить на него в этой книге.

Портрет императрицы Екатерины I. Художник А. П. Антропов

«Ничего не может быть несчастнее российской великой княжны»

Именно так писала в своё время императрица Екатерина Великая, именно так характеризовала судьбы своих внучек, коих было у неё пять. Но вывод она сделала не только по ним, вывод напрашивался из судеб и Софьи, и Анны, и Елизаветы.

Но почему такие напасти обрушились на Елизавету? Ведь она дочь царя. Казалось бы, чем не жизнь. Да только по заведённому Петром порядку ей предстояло выйти замуж за иноземца. Всё это уже скверно. Бывали порой удачны и браки с иноземцами, даже залётными из опустившейся в безверие и мерзость Европы, но Елизавете не повезло, потому что сделалась она разменной монетой в игре политиков. Они, эти политики, стали смотреть на неё как на наследницу престола российского.

Почему же её прочили в наследницы престола? Ведь был же вполне законный наследник – старший сын Петра, царевич Алексей. Да вот одно не нравилось «преобразователю» – он был сыном изгнанной им и заточённой в монастырь царицы Евдокии.

А о причине этого лучше всего сказал историк Николай Иванович Костомаров. Послушаем его:

«Преобразовательные намерения Петра I возбуждали множество недовольных, готовых противодействовать царю всеми мерами внутри России; но из всех противников его духа первое место, по достоинству породы, занимал его родной сын, цесаревич Алексей. Он был рождён от первой супруги Петра, Евдокии Лопухиной, 18 февраля 1690 года».

Далее историк рассказал, что Пётр не любил свою жену Евдокию и изменял ей с Анной Монс из Немецкой слободы. Он с отвращением глядел на супругу. Любовь к иноземщине, ко всему западному привела к тому, что он возненавидел всё русское – русские традиции, русскую культуру, старинные обряды.

Евдокия не желала и не собиралась потворствовать ему в этом. Она назло демонстрировала свою любовь к национальным традициям, причём при поддержке всей семьи Лопухиных. Она могла назло станцевать русский народный танец или сплясать народную пляску.

Пётр избавился от законной жены. Избавился спешно. По пути из заграничной поездки, как уже говорилось, отдал распоряжение отправить её в монастырь. К чему такая спешка? Некоторые историки вполне обоснованно полагают, что уж кто-кто, а жена не признала бы в возвратившемся из путешествия царе, точнее якобы царе, своего мужа. Так или не так, в документах ответа мы не найдём. Да ведь и очень, очень многое невозможно найти в архивах, поскольку и писались архивные документы людьми, людьми и подчищались, а то и вовсе уничтожались. Недаром же британский писатель, журналист и публицист Джордж Оруэлл (1903–1950), противник тоталитаризма и убеждённый сторонник социализма, отметил:

«Тот, кто контролирует прошлое, тот контролирует будущее, а тот, кто контролирует настоящее, тот контролирует прошлое».

А что это означает? Да то, что те, кто захватывает власть, немедленно спешат переписать историю, переписать под себя, чтобы узурпировать будущее.

Петровское царствование извращено невероятно, извращено и подстроено под нужны различных властей, в различные эпохи. И долгое время было крайне сложно сказать хоть какую-то правду.

До сих пор идут споры о старшем сыне Петра Первого, Алексее Петровиче, законном наследнике престола. Иные историки пытаются убедить, что он связался с иноземцами и как бы предал царя. И забывают, что ведь Екатерина Первая – Марта Скавронская – и вовсе была иноземкой, что императрица Анна Иоанновна и вовсе натащила в Россию кучу иноземцев во главе с Бироном и служила Западу, а Анна Леопольдова тем паче.

Упрёки в адрес царевича Алексея звучат на этом фоне более чем странно.

Вот в какое время родилась Елизавета Петровна. Это было сложное, жестокое, противоречивое время. И ей пришлось в этом времени жить, а порой просто-напросто выживать.

Это были годы, когда жизнь человеческая не стоила ломаного гроша. Да и не только простолюдина, но и вельможи, и человека царских кровей.

Царя не устраивал наследник престола, а потому были сочинены необходимые мотивы для его ликвидации. Царь был западником, если и не вовсе не инородцем, а царевич Алексей – сыном Евдокии Лопухиной, сосланной за русскость.

Избавиться от старшего сына нужно было, чтобы открыть дорогу к престолу дочерям от обозной девки Марты Скавронской, наречённой Екатериной. Не будем вдаваться в подробности провокации против царевича. О них много споров, но нас в данном случае интересует итог.

Петр I допрашивает царевича Алексея Петровича в Петергофе. Художник Н. Н. Ге

В 1718 году Пётр Первый казнил царевича Алексея в Петропавловской крепости. Причём изобрёл жестокую и изощрённую казнь. А ведь это был сын. Или, может быть, всё-таки как бы сын? Вот тут мы видим ещё одно косвенное доказательство того, что Пётр Алексеевич, сын Тишайшего, был подменён во время зарубежной поездки. Мог ли русский человек, рождённый от русского отца и русской матери – в ту пору цари очень редко мешали кровь с инородцами, – мог ли с бесчеловечной жестокостью пилить головы русским людям и мог ли садистски издеваться над сыном? А ведь многие историки высказывали сомнения, что со стороны царевича была измена. Она не доказана. Уж гораздо большей изменой можно считать деятельность Анны Иоанновны, развязавшей бироновщину, или Петра Третьего, открыто низвергнувшего в угоду врагу победу русской армии в Семилетней войне.

Просто царь хотел устранить русского наследника престола за то, что он был русским – рождён настоящей русской женщиной. И уж точно русским отцом, коим тот, кто скрывался под именем Петра, не был судя по многим фактам.

Обратим внимание на такой парадокс. Одно время было довольно много публикаций, в которых говорилось, что, мол, Иван Грозный – это не один царь, что под его именем скрывалось по меньшей мере два человека. Один – хороший, в начале царствования, второй – плохой. Это когда государь ввёл опричнину, чтобы бороться с предателями. Охотно рассуждают таковые историки и о Смутном времени. Самозванец на самозванце. Это всё реально, это всё возможно, и в это охотно верят. Взяли да забросили с Запада Лжедмитрия. Так и было на самом деле. А что здесь такого? Запросто. Но вот стоит кому-то заикнуться о подмене Петра в период путешествия в тогда уже погрязшую в преступлениях Европу, сразу протест. Нет, не может такого быть! То же самое можно сказать и о старшем, внебрачном сыне Павла Первого – Симеоне Афанасьевиче Великом, который правил Россией под именем Александра Первого. Тоже официальные историки не хотят принимать вопиющие факты. Подробно я рассказал об этом в ряде книг, в том числе и в серии «Любовные драмы»: «Александр I в любви и супружестве. Судьба победителя Наполеона» (издательство «Вече», 2020 год) и «Павел I. Драмы любви и трагедия царствования» (издательство «Вече», 2022 год).

И ещё. Выдумали мерзкую ложь об убийстве царём Иваном Грозным своего сына, ложь, ничем не подтверждённую, а запущенную в обиход папским легатом Антонио Поссевино. И вот почём зря обвиняют невиновного государя. Что же касается реального, документально подтверждённого убийства Петром царевича Алексея, то здесь полное оправдание. Ну а то, что казнь была жестокой до крайности, так то ж царь-западник казнил. И кого казнил! Русского. Это можно.

А то, что народ горько оплакивал цесаревича, не является ли косвенным свидетельством его невиновности?

И какой контраст! Горячая любовь к дочерям – Елизавете и Анне – и патологическая ненависть к сыну. Так ведь сын, повторяю, от русской женщины, если вообще это его сын, а дочери от Марты Самуиловны, точно не установленной принадлежности, но зато точно установленного поведения.

Представители церкви обращались к царю:

– Государь! Помилуй царевича! Помилуй Россию!

Не помиловал. У него были иные планы. А между тем столь грубое нарушение традиций не могло не повлиять на ход исторических событий.

Говорят, что история не имеет сослагательного наклонения, говорят, что нельзя расписывать, что могло быть, если бы…

Но разве мы не можем с уверенностью сказать о том, что вряд ли бы было хуже для России, если бы не заправляла в ней иноземка Марта Скавронская, с помощью явно продажного Меншикова, или не бесчинствовал Бирон, а стоял на престоле законный внук Тишайшего царя, принесшего Русской земле только пользу?

Все перечисленные ужасы, о которых сказано выше, не касались дочерей «преобразователя». Дочери пользовались безграничной любовью отцовской, хотя очень трудно представить себе, что такой жестокий человек, как царь Пётр, мог вообще кого-то любить. Отношение к Марте Скавронской – это другое. Просто отнял у своего полководца, кстати единственного, как свидетельствуют историки, талантливого полководца его царствования, Шереметева, ну и забавлялся с нею, не пропуская мимо и многих других женщин не по причине любви – по причине совсем иного чувства. А когда выяснилось, что у его любвеобильной супруги появился любовник, он жестоко расправился с ним. Существует легенда, что Пётр не только казнил Виллима Монса, брата своей любовницы, причём казнил в присутствии неверной жены, но и повелел заспиртовать его голову и поставить на столе в комнате Екатерины-Марты.

И при всём при этом души не чаял в дочерях от Марты Самуиловны, превратившейся в императрицу Екатерину. К примеру, новой двухмачтовой шняве – небольшому парусному судну – дал имя «Лизетка» в честь Елизаветы. Требовал, чтобы, где бы ни находился, Меншиков сообщал ему о том, «как растут детки», ну а уж тот старался писать восторженные известия.

Заботился царь и об образовании дочерей. И учителей хороших дал, и следил за успехами. А однажды, как вспоминала Елизавета впоследствии, зашёл к ней в комнату, посмотрел на учебники, с которыми сидела она за столом, и заявил, как показалось ей, с горечью: «Эх, если б меня так в детстве учили».

Портрет царевен Анны Петровны и Елизаветы Петровны. Художник Л. Каравакк

Тоже весьма странное замечание. Сын ли царя Алексея Михайловича, получившего прозвание Тишайший, мог сказать такое?

О Тишайшем историк Сергей Платонов писал: «Алексея Михайловича приучили к книге и разбудили в нём умственные запросы. Склонность к чтению и размышлению развила светлые стороны натуры Алексея Михайловича и создала из него чрезвычайно привлекательную личность. Он был один из самых образованных людей московского общества того времени: следы его разносторонней начитанности, библейской, церковной и светской, разбросаны во всех его произведениях. Видно, что он вполне овладел тогдашней литературой и усвоил себе до тонкости книжный язык».

Как-то не вяжется… Отец, Алексей Михайлович, начитан, грамотен, а сын, Пётр Алексеевич, по словам историка Николая Костомарова, «не умел правильно написать ни одной строки и даже не знал, как отделить одно слово от другого, а писал три-четыре слова вместе с беспрерывными описками и недописками». Пожалуй, письму-то вполне могли научить даже недолгие занятия, которые устраивал для него старший брат, царь Фёдор Алексеевич, рано покинувший сей мир.

Между тем историк Платонов назвал и многие другие удивительные качества царя Алексея Михайловича Тишайшего:

«Видно, что он вполне овладел тогдашней литературой и усвоил себе до тонкости книжный язык. В серьёзных письмах и сочинениях он любит пускать в ход цветистые книжные обороты, но вместе с тем он не похож на тогдашних книжников-риторов, для красоты формы жертвовавших ясностью и даже смыслом.

У царя Алексея продуман каждый его цветистый афоризм, из каждой книжной фразы смотрит живая и ясная мысль. У него нет пустословия: всё, что он прочёл, он продумал; он, видимо, привык размышлять, привык свободно и легко высказывать то, что надумал, и говорил притом только то, что думал. Поэтому его речь всегда искренна и полна содержания».

И какой же контраст! Пётр издевался над православной верой, издевался изощрённо, преследовал духовенство, своим распоряжением превратил в посмешище и фискальство тайну исповеди. А что же его отец? Если, конечно, отец…

Сергей Платонов отметил: «Чтение образовало в Алексее Михайловиче очень глубокую и сознательную религиозность. Религиозным чувством он был проникнут весь. Он много молился, строго держал посты и прекрасно знал все церковные уставы. Его главным духовным интересом было спасение души. С этой точки зрения он судил и других. Всякому виновному царь при выговоре непременно указывал, что он своим проступком губит свою душу и служит сатане. По представлению, общему в то время, средство ко спасению души царь видел в строгом последовании обрядности и поэтому сам очень строго соблюдал все обряды…»

По-иному, нежели Пётр, относился Алексей Михайлович и к постепенно заполонявшим Русскую землю иноземцам, хотя и терпел их опять-таки в силу своей религиозности: