Алан Тьюринг и тайная комната бесплатное чтение

Лес рубят, щепки летят

«Комната 40» была создана в составе английского адмиралтейства в течение десяти дней с начала Первой мировой войны. За это время на столе начальника военно-морской разведки Англии уже успела скопиться внушительная кипа перехваченных шифровок противника. Однако изначально у сотрудников «Комнаты 40» не было ни опыта, ни плана действий, ни знаний касательно того, как обращаться с этой кипой.

Для засекречивания своих сообщений военно-морские силы Германии использовали три кода. С августа по ноябрь 1914 года английское адмиралтейство сумело заполучить в свое распоряжение все из них. Это позволило «Комнате 40» не только в короткие сроки приступить к чтению перехваченных военно-морских шифровок Германии, но и в конечном итоге взломать ее дипломатические шифры.

Первый военно-морской код Германии был захвачен 11 августа 1914 года на борту немецкого парохода «Хобарт» в заливе Порт-Филлип, недалеко от австралийского города Мельбурн. Моряки на «Хобарте» не знали, что Англия объявила войну Германии. Поэтому они ничего не заподозрили, когда к их пароходу подошла лодка, на которой находились одетые в гражданскую одежду люди. Они представились сотрудниками австралийской карантинной инспекции. На самом деле это была абордажная команда военных моряков. Ею командовал капитан военно-морских сил Австралии Джеймс Ричардсон. После того как ему и его подчиненным было разрешено подняться на борт «Хобарта», он объявил, что пароход арестован. Сам Ричардсон остался на «Хобарте» на ночь, рассчитывая, что капитан парохода попытается уничтожить припрятанные им секретные документы и тем самым выдаст их местонахождение. Расчет оправдался. На рассвете капитан «Хобарта» прокрался в свою рубку и извлек из-под обшивки кодовую книгу, а также пачку принятых и отосланных с ее помощью радиограмм. Ричардсон проследил за капитаном и под дулом пистолета заставил его отдать их. Захваченный Ричардсоном «Коммерческий транспортный код» («КТК») использовался для связи кораблей немецкого торгового флота с адмиралтейством и военными кораблями Германии. Похоже, что сам Ричардсон и его руководство не придали должного значения секретным документам с «Хобарта», поскольку военно-морской комитет Австралии сообщил в Лондон об этих документах только 9 сентября 1914 года. Копия немецкого кода попала в «Комнату 40» и того позже – в конце октября 1914 года. Но к этому времени у дешифровальщиков из «Комнаты 40» уже был другой, более важный и секретный немецкий «Военно-морской сигнальный код» («ВСК»).

25 августа 1914 года два немецких крейсера «Магдебург» и «Аугсбург» в сопровождении нескольких миноносцев осуществляли боевую разведку около входа в Финский залив под общим командованием контр-адмирала Элера Беринга. Посылать «Магдебург» с разведывательной миссией в район, находившийся недалеко от Кронштадта, где находилась основная военно-морская база России на Балтийском море, было ошибкой. Хотя «Магдебург» был построен всего три года назад, на нем была демонтирована одна из трех турбин, недавно вышедшая из строя, что негативно сказалось на его боевых характеристиках. Да и команда «Магдебурга» была подобрана в спешке и не отличалась слаженностью действий.

В сгустившемся тумане корабли немецкой разведывательной группы потеряли друг друга. После чего рано утром 26 августа 1914 года «Магдебург» сел на мель вблизи острова Оденхольм у российского побережья. Все попытки сдвинуть «Магдебург» с мели не принесли желаемого результата. Тогда капитан «Магдебурга» приказал взорвать крейсер сразу после того, как члены экипажа и секретные документы будут переправлены на борт немецкого эсминца «В-26», подоспевшего на помощь «Магдебургу». Однако прежде чем этот приказ удалось должным образом исполнить, туман рассеялся, и сидящий на мели «Магдебург» был замечен русскими. Вскоре к нему приблизились два российских крейсера – «Паллада» и «Богатырь». На «Магдебурге» началась паника. Взрывные устройства были приведены в действие преждевременно, и от них пострадали не только «Магдебург», но и находившиеся на нем люди. «В-26» спешно ретировался еще до того, как туда успели перебраться все моряки с «Магдебурга». В результате и капитан «Магдебурга», и 57 членов его команды попали в плен к русским, а от секретных документов, находившихся на борту «Магдебурга», немцам не удалось избавиться так, чтобы они не оказались у противника.

Как именно кодовая книга с «Магдебурга» попала к русским, до конца непонятно. Согласно официальной немецкой версии, самые секретные документы на «Магдебурге», включая кодовую книгу, были выброшены за борт. А менее секретные остались в брезентовом мешке в кормовой части «Магдебурга».

Уинстон Черчилль, занимавший должность первого лорда адмиралтейства Англии[6], в своих мемуарах, посвященных Первой мировой войне, написал, что старшина, отвечавший на «Магдебурге» за уничтожение кодовой книги в случае угрозы захвата противником, погиб и упал за борт. На следующий день русские выловили его труп из моря. Окостеневшими руками мертвец крепко прижимал к груди кодовую книгу с «Магдебурга».

Один из экземпляров «ВСК» хранится в государственном архиве Англии в Лондоне. И любой желающий может лично убедиться, что у него нет никаких признаков того, что он побывал в морских водах Финского залива. Как это могло случиться?

Константин Бенкендорф, сын российского посла в Англии, в Первую мировую войну состоял на службе в военно-морских силах России. В своих мемуарах он написал, что немецкая кодовая книга была найдена на «Магдебурге» там, где ей и следовало находиться – в штурманской рубке. Вместе с ней лежали текущие ключевые установки, карта Балтийского моря с нанесенной топографической сеткой, вахтенный журнал и журнал боевых действий.

Скорее всего, на борту «Магдебурга» находились несколько копий «ВСК». Одну из них русские военные моряки выловили из Финского залива, другую нашли целой и невредимой на борту «Магдебурга» и потом передали англичанам. А немецкая официальная версия произошедшего была намеренно изложена так, чтобы избежать наказания за попадание «ВСК» в руки противника.

Немецкий император Вильгельм II по поводу событий, связанных с «Магдебургом», сказал:

«Ну что ж, в такие времена, как сейчас, щепки обязательно будут лететь».

Он и не предполагал, какой огромный вред Германии в самом скором времени причинят эти «щепки».

Россия поступила с секретными документами с «Магдебурга» в полном соответствии с союзническими отношениями, связывавшими ее с Англией. Российский военно-морской атташе в Лондоне проинформировал английское адмиралтейство о готовности России передать Англии захваченные немецкие секретные документы, если последняя соизволит прислать за ними свой корабль.

7 сентября 1914 года английский корабль «Тесей» пришвартовался в порту города Александровск (ныне – город Полярный) на берегу Кольского залива в Баренцевом море. «Тесей» должен был забрать у русских секретные немецкие документы с «Магдебурга». В обратный путь «Тесей» отправился только 30 сентября 1914 года. Задержка произошла из-за того, что англичанам пришлось ждать, пока в Александровск привезут шесть сундуков с одеждой, принадлежавшей принцессе Луизе Баттенберг. Дело в том, что в 1914 году она посетила Россию. Но поездку пришлось прервать с началом Первой мировой войны. В спешке покидая Россию, Луиза Баттенберг была вынуждена передать сундуки с одеждой на хранение своей тете – российской императрице Александре Федоровне. С прибытием «Тесея» в Александровск представился удобный случай вернуть эту одежду ее владелице.

Константин Бенкендорф впоследствии утверждал, что именно он доставил кодовую книгу и прочие секретные немецкие документы в Англию на военно-морском корабле добровольческого флота[7]. Возможно, что это была какая-то другая кодовая книга. А может быть, Бенкендорфа без его ведома использовали, чтобы отвлечь внимание немцев от «Тесея». В английском военно-морском архиве сохранился документ, в котором говорится, что секретные документы с «Магдебурга» были доставлены в Англию двумя русскими военными моряками – капитаном 1‑го ранга Кредовым и капитаном 3‑го ранга Смирновым. Они прибыли из Александровска в гавань Скапа-Флоу[8] 10 октября 1914 года на борту корабля «Тесей». 13 октября 1914 года Кредов и Смирнов лично вручили привезенные ими немецкие секретные документы первому лорду адмиралтейства Англии Черчиллю. По своей ценности для англичан этот подарок со стороны русских может сравниться лишь с копией немецкого шифратора «Энигма», изготовленной поляками и подаренной английским дешифровальщикам незадолго до Второй мировой войны.

17 октября 1914 года капитан Сесил Фокс получил приказ отправиться на своем легком крейсере «Неустрашимый» в сопровождении эсминцев «Ланцет», «Леннокс» и «Верный» к морскому побережью Голландии. На подходе к голландскому острову Тексель они встретили четыре немецких эсминца старой постройки, двигавшихся друг за другом. Перед ними была поставлена задача заминировать рейд Даунс[9]. Силы были неравными, и немецкие эсминцы обратились в бегство. Два из них вскоре были подбиты и начали тонуть. Такая же участь чуть позже постигла оба других немецких эсминца, которые вернулись, чтобы прийти на помощь своим тонущим боевым товарищам. Старший морской офицер на одном из подбитых немецких эсминцев успел сложить все имевшиеся на его борту секретные документы в сундук и выбросил его за борт.

30 ноября 1914 года английский траулер, ловивший рыбу недалеко от Текселя, достал с морского дна сундук с немецкими секретными документами. 3 декабря 1914 года эти документы были доставлены в «Комнату 40». Среди них был немецкий «Транспортный код» («ТК»). Как он оказался на борту одного из эсминцев до конца неясно, поскольку обычно использовался высшим военно-морским командованием Германии. В «Комнате 40» выловленные из моря немецкие документы окрестили «чудесным уловом» по аналогии с известным библейским сюжетом.

Наличие двух немецких кодов – «ВСК» и «КТК» позволило сотрудникам «Комнаты 40» снабжать военно-морской штаб Англии уникальной разведывательной информацией о текущих и планируемых передвижениях кораблей противника. А получив в свое распоряжение третий код – «ТК», в «Комнате 40» смогли приступить к чтению всех без исключения шифрованных военно-морских радиограмм противника. Таким образом, уже в самом начале Первой мировой войны немцы потерпели настолько сокрушительное поражение в области разведки средствами связи, что так и не смогли от него оправиться.

Рождение

В 1914 году военно-морской штаб являлся в Англии недавно созданной организацией и находился в процессе формирования. На протяжении сотен лет английские военно-морские силы отличались сугубо централизованным управлением. Ими руководили первый морской лорд – моряк, который занимался решением профессиональных вопросов, и первый лорд – политический деятель, который выступал в качестве советника правительства Англии по всем делам, связанным с военно-морскими силами.

В 1911 году морским лордом стал Уинстон Черчилль. Одна из задач, поставленных перед ним правительством, состояла в том, чтобы создать в адмиралтействе эффективно функционирующий военно-морской штаб. Этому всячески препятствовал первый морской лорд, с презрением относившийся к штабной работе. Потому что, по его мнению, было в корне неверно, чтобы капитаны разного ранга вырабатывали стратегию ведения боевых действий на море, когда это должны были делать исключительно первый морской лорд и главнокомандующие. В результате в начале Первой мировой войны, как заметил Черчилль, у Англии было намного больше капитанов кораблей, чем морских военачальников. Решения в большинстве случаев принимались централизованно высшим военно-морским командованием, которое напрямую управляло даже второстепенными операциями, а делегирование полномочий напрочь отсутствовало. В состав высшего военно-морского командования входили первый лорд, первый морской лорд и начальник военно-морского штаба.

В ноябре 1914 года начальником военно-морского штаба был назначен пятидесятилетний контр-адмирал Генри Оливер. До этого назначения, начиная с августа 1913 года, он руководил военно-морской разведкой. В Оливере было мало обаяния. Одет он был крайне небрежно, и за молчаливость сослуживцы прозвали его манекеном. Но зато Оливер был весьма умен и отличался очень высокой работоспособностью. Высокие умственные способности и трудолюбие он сохранил до глубокой старости. Умер Оливер в возрасте ста лет. Его первым заместителем на посту начальника военно-морского штаба и по совместительству начальником оперативного отдела был Томас Джексон, излишне самоуверенный и хамоватый.

Помимо Оливера и Джексона, еще одним морским военачальником, имевшим отношение к работе «Комнаты 40», был адмирал Артур Уилсон, бывший первый морской лорд, а до этого командующий флотом Английского канала[10]. Он был моряком по призванию, упорным и прагматичным. Уилсон вышел в отставку в 1912 году в возрасте семидесяти лет, но в ноябре 1914 года вернулся обратно в качестве консультанта Оливера на общественных началах. Уилсон был его близким другом и такой же молчаливый.

У военно-морских сил Англии была всего одна собственная станция перехвата. Она находилась в городе Стоктон в графстве Дарем. Помимо этой станции, с началом Первой мировой войны перехватом немецких радиограмм стали заниматься как на радиостанциях, принадлежавших английскому почтовому ведомству, так и на частных радиостанциях. Перехваченные радиограммы поступали в распоряжение начальника военно-морской разведки адмиралтейства.

Однажды в первой половине августа 1914 года Оливер в сопровождении своего друга Альфреда Эвинга, начальника службы общеобразовательной подготовки личного состава военно-морских сил, направлялся на обед в лондонский клуб для старшего офицерского состава. Эвингу тогда было 59 лет. Невысокого роста и плотного телосложения, голубоглазый, с проницательным взглядом, лохматыми бровями и тихим голосом он походил на доброго доктора или простодушного школьного учителя. Его отец был священнослужителем. В молодости Эвинг получил право на стипендию для обучения инженерному делу в Эдинбургском университете. По окончании обучения он несколько лет проработал в английских телеграфных компаниях, а потом вернулся в Эдинбургский университет для проведения научных инженерных исследований. Эвинг преподавал машиностроение в Токийском университете и в университете Данди[11]. В 1890 году он возглавил кафедру машиностроения в Кембриджском университете. В 1895 году Эвинг был награжден золотой медалью Королевского общества[12] за научные публикации, посвященные магнитной индукции в железе.

В 1902 году Фишер стал первым морским лордом и вместе с тогдашним морским лордом Уильямом Селборном занялся радикальной реформой системы набора военно-морских офицеров, их образования и переподготовки. Фишер пригласил Эвинга занять недавно созданную должность начальника службы общеобразовательной подготовки личного состава военно-морских сил. За успехи, достигнутые на этой должности, Эвинг был награжден орденами – в 1906 и 1911 годах. Именно ему в первой половине августа 1914 года во время обеда в лондонском клубе для старшего офицерского состава Фишер поручил организовать дешифровальную службу в адмиралтействе.

После Первой мировой войны Эвинг признался, что изначально не обладал достаточной подготовкой в области криптологии, дабы справиться с задачей, возложенной на него Фишером. Эвинг посетил английскую страховую компанию «Ллойд», главное почтовое управление Англии и Британский музей[13], чтобы взглянуть на хранившиеся там кодовые книги и составить общее представление о кодах.

Среди первых добровольцев, которые поступили на временную, как им поначалу казалось, работу в «Комнату 40», а потом прослужили в ней всю Первую мировую войну, был шотландец Аластер Деннистон. До «Комнаты 40» он преподавал немецкий язык в военно-морской академии в Осборне. Деннистону было 33 года. Он не отличался высоким ростом, но имел атлетическое телосложение и выступал на Олимпийских играх за сборную Шотландии по хоккею на траве. Высшее образование Деннистон получил в Парижском и Боннском университетах. Он был немногословен и обладал своеобразным чувством юмора. Благодаря образованию и умственным способностям Деннистон вскоре стал вторым по старшинству сотрудником «Комнаты 40» после Эвинга.

Помимо Деннистона, еще два сотрудника «Комнаты 40» прослужили в ней всю Первую мировую войну. Роберт Нортон прежде работал в Министерстве иностранных дел Англии, а потом рекламным агентом. 38‑летний Ричард Хершелл, сын лорда-канцлера[14] Фаррера Хершелла, который дважды занимал этот пост во времена премьерства Уильяма Гладстона[15], изучал иностранные языки в Итонском колледже[16] и колледже Магдалины в Оксфорде. Он работал личным секретарем у своего отца и у лорда-наместника Ирландии[17], а также камергером во время правления Эдварда VII и Георга V. Хершелл много путешествовал, в том числе в малопосещаемых районах Персии, и собрал любопытную коллекцию персидского оружия и доспехов. Он увлекался музыкой и играл на рояле на любительском уровне. Доподлинно неизвестно, почему и как Хершелл получил приглашение на работу в «Комнату 40». Возможно, что основную роль тут сыграло знание иностранных языков.

В первые несколько недель персонал «Комнаты 40» насчитывал менее двух десятков сотрудников. К работе в «Комнате 40» привлекались преподаватели военно-морских академий в Дартмуте и Осборне, пока там в конце сентября 1914 года не начались учебные занятия. В числе этих преподавателей был и начальник военно-морской академии в Осборне Чарльз Годфри. Некоторые из них потом периодически возвращались на работу в «Комнату 40» во время каникул. Но очень и очень немногие насовсем оставили преподавательскую деятельность и перешли на постоянную работу в «Комнату 40». Сотрудникам «Комнаты 40» по мере возможности помогали и непосредственные подчиненные Эвинга. Но только когда они не были заняты исполнением своих прямых служебных обязанностей.

Быстро достичь какого-либо заметного прогресса во взломе немецких кодов в «Комнате 40» не удалось – даже при наличии копии немецкой кодовой книги, которую передала «Комнате 40» английская разведка. Эта копия, как выразился Деннистон, на поверку оказалась сродни большой куче самого отвратительного дерьма.

С началом Первой мировой войны перехваченные немецкие шифровки стали поступать не только в «Комнату 40», но и в Военное министерство Англии. В конце августа 1914 года Эвингу позвонил начальник военной разведки Джордж Макдонах и предложил свою помощь в налаживании сотрудничества между «Комнатой 40» и дешифровальным подразделением Военного министерства. Этим подразделением руководил бригадир[18] Томас Андерсон. По долгу службы ему приходилось иметь дело с криптографией во время англо-бурской войны[19]. Вахтенными дежурными, отвечавшими за оперативную связь с военной разведкой, Эвинг назначил Деннистона, Нортона и Хершелла.

Тем временем в «Комнате 40» сумели идентифицировать код, использовавшийся для шифрования радиограмм, которые отправляла мощная радиостанция, находившаяся в немецком городе Науэн. Однако процедура этого радиообмена в «Комнате 40» была неизвестна. С помощью инженера «Беспроводной телеграфной компании Маркони» сотрудники «Комнаты 40» начали понемногу определять используемые немцами радиопозывные.

Дешифровальщики в Военном министерстве тоже испытывали трудности. Они путали военно-морские радиограммы противника с армейскими, радовались, когда удавалось перехватить радиограммы, посланные открытым текстом, пытались анализировать и каталогизировать коды, а также отличать их от шифров.

В середине сентября 1914 года Военное министерство Англии получило из Франции описание немецких военных шифров Германии и ключи к ним. У английских дешифровальщиков впервые с начала войны появилась возможность оперативно читать немецкие шифровки.

Деннистон позднее вспоминал, что в малочисленной «Комнате 40», составленной из людей различных гражданских профессий, царил дух безудержной конкуренции с коллегами из Военного министерства. Перехваченные немецкие шифровки касались событий на Западном фронте. Их содержание представляло огромный интерес для разведывательного отдела Генерального штаба сухопутных сил Англии. Связь с ним поддерживалась по телеграфу и с помощью курьеров. Сотрудники «Комнаты 40» страстно желали, чтобы в Генеральном штабе осознавали, что поступавшие туда для ознакомления немецкие шифровки были прочитаны и переведены именно в «Комнате 40». Соперничество достигло наивысшей точки, когда до сведения высшего руководства страны была доведена разведывательная информация огромной важности, добытая в «Комнате 40». Это случилось прежде, чем о ней узнал от своих дешифровальщиков тогдашний военный министр Англии Герберт Китченер. Особую радость от этого события испытал бывший младший офицер гусарского полка Черчилль, ставший к тому времени морским лордом. Он сумел опередить Китченера и первым доложить содержание прочитанных немецких шифровок высокопоставленным правительственным чиновникам.

В сентябре 1914 года наблюдался неуклонный рост количества перехватываемых немецких сообщений. К станциям перехвата английского почтового ведомства, «Беспроводной телеграфной компании Маркони» и собственной станции перехвата военно-морских сил в Стоктоне добавились еще несколько, находившихся в частном владении. В начале сентября 1914 года адвокат Эдвард Рассел-Кларк, приятель Эвинга, позвонил ему и сказал, что занимается перехватом немецких радиограмм в своих домовладениях в Лондоне и Уэльсе. По этому поводу Деннистон заметил, что ему непонятно, почему почтовое ведомство и полиция не конфисковали радиоприемную аппаратуру Кларка. По мнению Деннистона, скорее всего, какой-нибудь чиновник опрометчиво попытался это сделать, но, натолкнувшись на ожесточенное сопротивление Кларка, понял всю бесперспективность своих попыток и оставил его в покое.

Кларк убедил Эвинга, что при благоприятных условиях сможет быстро нарастить объемы перехвата. Вскоре Кларк организовал перехват немецких радиограмм на станции береговой охраны в приморском городе Ханстентоне в графстве Норфолк в Восточной Англии. Там наблюдались благоприятные условия для радиоприема, и станция береговой охраны уже была оснащена необходимым оборудованием. В результате, начиная с сентября 1914 года, военно-морские силы Англии вместе с почтовым ведомством Англии и «Беспроводной телеграфной компанией Маркони» фиксировали практически весь немецкий радиообмен, включая военно-морские, дипломатические, консульские и торговые радиограммы Германии.

В конце сентября 1914 года большинство преподавателей, временно работавших в «Комнате 40», вернулись в свои военно-морские академии, где начался новый учебный год. В «Комнате 40» остались всего трое постоянных сотрудников – Деннистон, который взял отпуск в Осборне, Хершелл и Нортон. Еще три человека работали в «Комнате 40» по совместительству. Совместители немного разбирались в математике, но не знали немецкого языка. Остальные сотрудники были германистами, но ничего не понимали в математике. Естественно, что добиться успеха во взломе немецких шифров им не удалось. И вот 13 октября 1914 года они неожиданно получили от русских ценный презент – кодовую книгу с «Магдебурга».

Однако даже при наличии кодовой книги прочесть удавалось только немецкие погодные сообщения. В отличие от них подавляющее большинство перехваченных радиограмм, помимо кодирования, подвергалось еще и перешифровке. Это обстоятельство ставило в тупик Эвинга и его подчиненных, которые не знали, как снимать перешифровку. Выход из сложившейся затруднительной ситуации нашел казначей флота[20] Чарльз Джон Эрхард Роттер, эксперт-германист из военно-морской разведки. Его коллеги отмечали, что английским военным контрразведчикам, по-видимому, было неизвестно третье немецкоязычное имя Роттера. А иначе они не допустили бы его к службе в военно-морской разведке. Незадолго до этого в военном призыве в Англии было отказано гражданскому лицу по фамилии Сандбах. Но потом его все-таки призвали на военную службу, когда выяснилось, что это название английской деревни.

Роттер был переведен на службу в «Комнату 40» в сентябре 1914 года. Эвинг поручил ему чтение перехваченных немецких радиограмм, пользуясь захваченной на «Магдебурге» немецкой кодовой книгой. Естественно, что в результате у Роттера получалась белиберда, поскольку после кодирования немецкие радиограммы еще и перешифровывались.

Роттер в совершенстве владел немецким языком и знал военно-морскую терминологию, а также процедурные правила радиообмена немцев. Пользуясь своими знаниями, он проанализировал перехваченные немецкие военно-морские шифровки, транслировавшиеся мощной радиостанцией в Норддайхе[21]. Роттер определил, что для перешифрования своих кодированных сообщений немцы применяли довольно несложный алгоритм. Он научил коллег, как снимать перешифровку. В результате выяснилось, что в радиограммах из Норддайха содержалась разведывательная информация об английском флоте, но мало что сообщалось интересного про немецкий флот.

Однажды, зайдя в кабинет к Эвингу, Роттер заметил на его рабочем столе стопку перехваченных немецких шифровок, недавно поступивших В «Комнату 40» для прочтения. Роттер заявил Эвингу, что в короткие сроки мог бы наладить ежедневный перехват сотен военно-морских радиограмм Германии, но не в средневолновом, как сейчас, а в коротковолновом диапазоне. Эвинг поначалу не поддержал эту идею Роттера, поскольку опасался лишиться имевшегося источника пусть и не слишком обильного перехвата, поменяв его на «кота в мешке». В конце концов, после уговоров Роттера Эвинг разрешил на неделю перенастроить радиоприемники и антенны на станции перехвата в Ханстентоне для работы на коротких волнах.

Идея Роттера оказалась плодотворной. И вскоре в «Комнате 40» оказались в состоянии отслеживать местонахождение любых военно-морских кораблей Германии при условии, что они использовали одни и те же процедуры радиообмена, ключи и кодовые книги. Теперь, благодаря достигнутому успеху, сотрудники «Комнаты 40» могли сосредоточить свои усилия исключительно на перехвате и чтении военно-морских сообщений Германии. Вахтенное дежурство для поддержания оперативной связи с Военным министерством было отменено. Высвободившимся сотрудникам было поручено вахтенное дежурство в «Комнате 40» в целях отслеживания изменений в организации военно-морской связи Германии.

К этому времени отношения между «Комнатой 40» и дешифровальным подразделением Военного министерства стали довольно натянутыми. В первую очередь на этих отношениях негативно сказалось соперничество за первенство в добывании разведывательной информации. Потом они ухудшились еще больше, когда в Ханстентоне был прекращен перехват сообщений сухопутных войск Германии без объяснения Военному министерству, почему это было сделано.

6 ноября 1914 года сотрудники «Комнаты 40» переехали в комнату на первом этаже одного из зданий адмиралтейства, покинув наконец тесное помещение, которое делили с Эвингом и его подчиненными из службы общеобразовательной подготовки личного состава военно-морских сил. Неподалеку, в этом же здании, находились зал заседаний адмиралтейского совета[22], кабинет первого морского лорда и резиденция первого лорда. Переезд состоялся сразу после того, как парламентский и финансовый секретарь адмиралтейства[23] не смог попасть в кабинет к Эвингу, поскольку заранее не договорился о своем визите.

Через некоторое время и это новое помещение стало тесным для возросшего числа сотрудников «Комнаты 40». В остальном же оно было вполне пригодным для сосредоточенной и вдумчивой работы: выходило окнами в тихий двор и располагалось в стороне от шума и сумятицы, царивших в остальной части адмиралтейства. Такое расположение способствовало соблюдению режима секретности и позволяло спрятаться подальше от любопытных глаз.

Черчилль и Фишер, несомненно, знали от Оливера обо всем, что происходило в «Комнате 40». Они сразу же поняли, какой разрушительный потенциал в отношении военно-морских сил Германии таила в себе разведывательная информация, поступавшая из «Комнаты 40». И как важно было избежать малейших подозрений со стороны немцев, что криптографическая защита их линий связи была взломана англичанами.

Поэтому 8 ноября 1914 года Черчилль собственноручно написал инструкцию, которой в своей работе должна была следовать «Комната 40». Эту инструкцию он снабдил грифом «исключительно секретно» и передал на ознакомление Оливеру, занимавшему пост начальника военно-морского штаба, и Эвингу. В инструкции говорилось:

«Из числа военного персонала должен быть назначен офицер, желательно из военный разведчик, чтобы изучать все перехваченные и дешифрованные сообщения, не только текущие, но и прошлые, и чтобы постоянно соотносить их содержание с тем, что произошло на самом деле, ставя перед собой цель проникнуть в замыслы противника и доложить о них. Весь перехват должен храниться в особой папке под замком вместе с дешифровками, а все другие их копии должны быть собраны воедино и сожжены. Все новые сообщения должны помещаться в эту папку, и распоряжаться ею должен только начальник военно-морского штаба.

Назначенный офицер не должен исполнять никакие другие обязанности.

Я буду признателен, если сэр Альфред Эвинг примет участие в этой работе».

Инструкция была подписана инициалами УСЧ[24] и Ф[25]. Первая подпись была сделана от руки красными чернилами, а вторая – зелеными.

Получив инструкцию от Черчилля, Оливер сразу же распорядился, чтобы ее отправили для ознакомления Реджинальду Холлу, недавно назначенному начальником военно-морской разведки. Холл ответил Оливеру:

«Я проконсультировался с Эвингом и предлагаю назначить казначея флота Роттера для выполнения только этой работы и никакой более (ведь именно он взломал немецкий шифр). В настоящее время работа организована следующим образом. Весь перехват сразу же по получении подвергается дешифрованию и переводу. Немецкие сообщения подшиваются в дело и хранятся под замком. Туда же попадают их переводы. Они копируются в двух экземплярах – один доставляется курьером лично начальнику военно-морского штаба, другой – начальнику военной разведки. Таким образом, обеспечивается немедленная доставка полученной разведывательной информации людям, наделенным соответствующими полномочиями. Начальник военно-морского штаба может сразу же предпринять необходимые действия, а начальник военной разведки – сравнить ее с информацией из других источников. Копия, переданная начальнику военной разведки, хранится под замком и предназначена только для его ознакомления. В ближайшее время эта копия будет отправляться ему в запечатанном конверте с надписью «Подлежит вскрытию только адресатом». Подчеркиваю, что передача для ознакомления начальнику военно-морского штаба и начальнику военной разведки всего дела с перехватом и переводами вместо копий отдельных сообщений приведет к существенным задержкам и, ввиду большого количества поступающих сообщений, не избавит от необходимости делать их копии. Поэтому я предлагаю продолжить эту работу под руководством сэра Альфреда Эвинга в том виде, как описано выше».

Описанная Холлом схема работы с немецкими дешифровками прекрасно устраивала Черчилля и Фишера, поскольку позволяла им оперативно знакомиться с разведывательной информацией, полученной в «Комнате 40», и хранить ее в строжайшем секрете. Но имелись у этой схемы и существенные недостатки, которые с течением времени становились все более заметными.

Во-первых, согласно инструкции Черчилля, Эвинг и сотрудники «Комнаты 40» фактически делались подотчетными только Оливеру. А их взаимоотношения с Холлом, наоборот, никак не конкретизировались, хотя было бы вполне естественно подчинить «Комнату 40» военно-морской разведке. Оливер был слишком занятой человек, чтобы полноценно руководить «Комнатой 40» и следить за эффективностью ее работы. Да и сам он заявил, что такую выдающуюся личность, как Эвинг, было бы неправильно подчинять даже начальнику военно-морского штаба. В результате Эвинг ни перед кем не отчитывался за свою работу, что не шло на пользу делу и могло привести к возникновению разногласий с Холлом, который непосредственно отвечал за сбор военно-морской разведывательной информации из разных источников. Ситуацию дополнительно осложнял тот факт, что в военно-морской разведке никто, кроме Холла, не должен был знать о существовании немецких дешифровок. Это лишало военно-морскую разведку ценного источника информации, каким было чтение немецких шифрованных сообщений.

Во-вторых, в своем стремлении держать в строжайшем секрете работу, которая выполнялась в «Комнате 40», Черчилль и Оливер зашли слишком далеко. Согласно их распоряжению, о «Комнате 40» знали только первый лорд, первый морской лорд, второй морской лорд, парламентский и финансовый секретарь адмиралтейства, начальник военно-морского штаба, его консультант, начальник военно-морской разведки, начальник оперативного отдела военно-морского штаба, его заместитель и три вахтенных военно-морских офицера. Возможно, что Черчилль рассказал про «Комнату 40» тогдашнему премьер-министру Англии. Но вряд ли в курсе ее существования были члены военного комитета английского кабинета министров[26]. Ведь по мнению кадровых военных, политикам и дипломатам никогда не стоило доверять подобного рода секреты.

C другой стороны, даже самая ценная разведывательная информация не была способна принести пользу, если ей не удавалось найти практическое применение. Поэтому было большой ошибкой возложить на высших чинов английского адмиралтейства, обремененных решением тысяч других, не менее важных задач, ответственность за использование содержания перехваченных и прочитанных военно-морских шифровок Германии. Эти люди были не в состоянии уделять достаточно внимания «Комнате 40». В результате вместо того, чтобы стать полноценной разведывательной организацией, «Комната 40» непозволительно долго оставалась в личном распоряжении верховного военно-морского командования Англии.

Вносить изменения в схему работы с немецкими дешифровками начали практически сразу после того, как Черчилль написал свою инструкцию. От идеи заставить Роттера единолично изучать весь прочитанный военно-морской шифрперехват Германии для оценки его значимости быстро отказались. Роттера решили оставить там, где его работа приносила наибольшую пользу – взламывать немецкие шифры. Холл нашел замену Роттеру в лице коммандера[27] Герберта Хоупа. До этого назначения Хоуп вместе с двумя другими коммандерами занимался нанесением на карту координат немецких военных кораблей по имевшимся разрозненным сведениям, полученным из разных источников. Эта работа была скучной и однообразной, и, как сказал сам Хоуп, с ней вполне могли бы справиться три канцеляриста весьма средних способностей. Впоследствии Хоуп вспоминал:

«Для начала Холл внушил мне, что я должен хранить все в строжайшей тайне, а затем проинформировал, что в адмиралтействе читают сообщения немецкой телеграфной радиосвязи, и что первый лорд приказал назначить военно-морского штабного офицера для анализа этих сообщений и извлечения из них полезной информации. И я получил это назначение. Мне выделили маленький кабинет в западном крыле здания адмиралтейства и сказали, что будут приносить туда немецкие сообщения для анализа. В последующие несколько дней мне поступало по шесть сообщений ежедневно. Они были малозначительными и не очень понятными. Я постарался как следует их изучить и со своими пометками отправил капитану Холлу. Позднее я узнал, что от Холла они попали к морскому лорду, а от него начальнику военно-морского штаба. Сейчас я понимаю, что на этой ранней стадии мои пометки были очень непрофессиональными и не по существу, они только прибавили хлопот начальнику военно-морского штаба и заставили его с предубеждением (в дополнение к другим побудительным причинам) относиться к моей работе и ко мне. Я понял, что если хочу сделать свою работу полезной, то абсолютно необходимо установить тесный контакт с теми, кто присылал мне немецкие дешифровки, и попасть в святая святых, где производилось дешифрование. По этому поводу я обратился к капитану Холлу, и хотя он согласился со мной, но ничем не смог мне помочь, поскольку не руководил процессом чтения немецких шифровок, а те, кто руководил, сочли это нецелесообразным, учитывая необходимость соблюдать величайшую секретность. Некоторое время я провел в одиночестве, но однажды дверь в мой кабинет открылась и вошли лорды Фишер и Хершелл. Выяснилось, что последний хотел передать мне для анализа очередное немецкое сообщение, но не знал, где меня найти, и бродил по коридорам здания адмиралтейства, пока случайно не встретил лорда Фишера, который, когда узнал, в чем дело, сказал: «Ага, я в курсе, где сидит Хоуп, сейчас я вас туда провожу». Прежде я никогда не встречался с лордом Фишером. Он спросил про мою работу. Я воспользовался представившейся мне возможностью и сказал, что хотел бы установить более тесный контакт с дешифровальщиками. Лорд Фишер вполне со мной согласился и пообещал распорядиться, где и когда это произойдет. А еще он приказал мне ежедневно по два раза приносить ему немецкие сообщения с моими пометками. Я продолжал эту практику в отношении его преемников – Генри Джексона и Джона Джеллико. Наконец, 16 ноября 1914 года я приобщился к заветной тайне. Так я начал свою работу в сфере, которая, пожалуй, была уникальной, завораживающе интересной и вступил в тесный контакт с самыми прекрасными людьми, каких только можно было встретить».

Хоуп идеально подходил для своей новой должности. Он был спокойным, тихим и непритязательным. Хоуп не знал немецкий язык, не разбирался в криптологии и в радиосвязи. Но, как позднее вспоминал Уильям Кларк, в начале 1916 года поступивший на службу в «Комнату 40», если кто-то приносил Хоупу новый вариант немецких радиопозывных, то даже при особой тщательности проработки вопроса он часто не соглашался с этим вариантом и предлагал свою версию. И практически всегда оказывался прав. Его оценки ситуации никогда не вызывали возражений у коллег. И если бы высшее военно-морское командование не пренебрегало этими оценками в угоду собственных суждений, то, возможно, что морские сражения Англии с Германией имели бы значительно больший успех.

Будучи военно-морским штабным офицером, Хоуп обладал профессиональными знаниями, которых не было у гражданских служащих «Комнаты 40». Он стал первым аналитиком в «Комнате 40», занимавшимся обработкой разведывательной информации, которая содержалась в немецких дешифровках. В 1917 году Хоуп получил новое назначение – на военный корабль в Адриатическом море и был награжден орденом за боевые заслуги, а впоследствии дослужился до звания контр-адмирала. Он являлся фактическим руководителем «Комнаты 40». Признавая большой вклад Эвинга, Деннистона и гражданских служащих в достижения «Комнаты 40», следует учитывать, что эти достижения были бы невозможны без трех кадровых военно-морских офицеров – Холла, Хоупа и Роттера.

29 ноября 1914 года Черчилль подписал еще одну инструкцию, которой должна была руководствоваться «Комната 40»:

«Перехваченные телеграммы не должны копироваться, за исключением случая, когда делается единственная копия для циркулярной рассылки, о чем ставится отметка в секретном деле. Коммандер Хоуп должен изучать телеграммы с целью выявления обобщенной схемы действий противника и для отслеживания, насколько добытые разведывательные сведения в прошлом подтверждались проверенными фактами. Но ему не следует в письменном виде делиться своими соображениями по поводу каждой полученной телеграммы и излагать ее основное содержание. Перехваченные телеграммы должны направляться напрямую начальнику военно-морского штаба, который будет помечать, кто с ними будет знакомиться дальше – первый морской лорд или сэр Артур Уилсон. Подразумевается, что доставка перехваченных телеграмм адресатам не задерживается в случае их временного отсутствия на рабочем месте».

В своей инструкции Черчилль опять сделал упор на соблюдении секретности и на ограничении доступа к содержанию прочитанной немецкой шифрпереписки – всего тремя высшими должностными лицами в иерархии верховного военно-морского командования. Это было продиктовано пониманием ее неоценимого значения и необходимостью сохранить ее источник в целости и сохранности. Недаром Черчилль собственноручно писал инструкции о том, как надо обращаться с немецкими дешифровками, настаивал, знакомился с ними в полном объеме и никогда не делегировал эти обязанности никому из своих подчиненных.

Таким образом, уже к середине ноября 1914 года «Комната 40» сумела наладить бесперебойное снабжение Черчилля, Фишера и Оливера достоверной и беспрецедентной по достоверности и объему разведывательной информацией о перемещениях военных кораблей Германии. «Комната 40» функционировала в непрерывном режиме, хотя и была не доукомплектована персоналом и не могла похвастаться специалистами, имевшими большой опыт работы и обладавшими высоким мастерством. Но как показали дальнейшие события, все эти недостатки со временем вполне можно было устранить.

Немецкие военно-морские шифры в Первую мировую войну

На протяжении всей истории современной цивилизации конкурентный дух враждебности заставлял различные государства яростно соревноваться между собой. В любом соревновании всегда побеждал тот, кто заранее узнавал о намерениях конкурентов. И для этого существовало тысячелетиями проверенное средство – разведка.

В начале XX века к традиционным разведывательным методам добавилась разведка средствами связи. К ней стали относить целенаправленные действия по перехвату (то есть документированию и воспроизведению) сообщений, которыми обмениваются между собой люди при помощи средств проводной и эфирной связи (телефон, телеграф, радио). Но просто получить в свое распоряжение текст сообщения зачастую оказывается недостаточно для того, чтобы ознакомиться с его содержанием. Еще в незапамятные времена люди научились прятать смысл своих сообщений с помощью шифрования. При этом само существование шифрованного сообщения, как правило, не скрывалось. Ведь чтобы его прочитать, необходимо знать, как его расшифровать. Поэтому разведка средствами связи подразумевает умение не только перехватывать сообщения, но и преодолевать их защиту в виде шифрования.

Наука о шифровании называется криптологией. Она делится на криптографию, которая учит, как надежно прятать содержание сообщений от посторонних с помощью шифрования, и на криптоанализ, который описывает, как читать чужие шифрованные сообщения. Метод шифрования именуется шифром. Расшифровать сообщение означает, что оно преобразуется в обычный текст для прочтения адресатом, а дешифровать – что такое преобразование выполняет постороннее лицо, чтобы прочесть самому. И если ему удается дешифровать сообщение почти сразу после перехвата, то говорят, что дешифрование выполнено оперативно.

Разновидностью шифра является код. В этом случае, чтобы засекретить сообщение, его отправитель пользуется своим экземпляром кодовой книги, а ее второй экземпляр находится у получателя сообщения. Кодовая книга напоминает двуязычный словарь. Она разделена на две части. Первая часть позволяет закодировать сообщение. В ней в алфавитном порядке перечислены слова, числа, даты и фразы, а напротив приведены кодовые группы, составленные из цифр или букв, для замены слов, чисел, дат и фраз в открытом (то есть незашифрованном) тексте сообщения. Вторая часть кодовой книги нужна для обратного преобразования – раскодирования сообщения. В ней содержатся кодовые группы и их эквиваленты в виде слов, чисел, дат и фраз. Кодовые группы следуют в алфавитном порядке, если это буквенный код, или в числовом, если это цифровой код.

При шифровании открытый текст сообщения подвергается математическому преобразованию, которое делает это сообщение нечитаемым для посторонних. Результатом преобразования является шифрованное сообщение. Его вид зависит от секретного ключа, который имеется и у отправителя, и у получателя. Отправитель использует ключ для зашифрования сообщения, а получатель – для расшифрования. Иногда для большей надежности кодированные сообщения дополнительно подвергаются шифрованию. Это называется перешифровкой. Все три кода Германии – «Коммерческий транспортный код» («КТК»), захваченный на немецком корабле «Хобарт» у побережья Австралии, «Военно-морской сигнальный код» («ВСК») с немецкого крейсера «Магдебург» и «Транспортный код» («ТК»), выловленный английским траулером со дна Северного моря – использовались совместно с перешифровкой.

«ВСК» являлся самым секретным из трех немецких кодов. Им оснащались всего лишь несколько самых крупных военно-морских соединений Германии, и он использовался только в ходе проведения важных боевых операций и при их подготовке. Это был трехбуквенный код. Например, приказ кораблям «построиться в боевом порядке» обозначался кодовой группой «ODI».

В «ВСК» соответствие между кодовой группой и словом, числом, датой или фразой было взаимно-однозначным. Если какое-то слово отсутствовало в «ВСК», то оно кодировалось по буквам и перед ним в закодированном сообщении ставилась специально выделенная кодовая группа. «ВСК» содержал кодовые группы для всех букв немецкого алфавита, дополненного умлаутами[28], а также для букв греческого алфавита – «альфа», «бета», «гамма», «дельта» и «эпсилон». Названия кораблей в открытых текстах сообщений заменялись на их порядковые номера из отдельного списка. Для кодирования радиопозывных использовались двухбуквенные кодовые группы с префиксом «бета». «ВСК» был весьма объемистым в основном за счет включения в него больших разделов, связанных с подачей военно-морских сигналов с помощью флагов, ламп и семафоров.

Изначально «ВСК» создавался для ускорения подачи военно-морских сигналов в чрезвычайных обстоятельствах с соблюдением правил безопасной связи. Для этой цели в нем присутствовали более тридцати четырех тысяч трехбуквенных кодовых групп. Однако многие из них уже успели утратить актуальность к началу Первой мировой войны. Например, в «ВСК» имелась кодовая группа «GUK», означавшая команду «таранить вражеский корабль». Но не было кодовой группы для обозначения аэроплана. По мнению сотрудников «Комнаты 40», «ВСК» был неудобным и сложным. Из-за этого немецкие шифровальщики нередко допускали ошибки, которые облегчали чтение сообщений, закодированных с помощью «ВСК». В «Комнате 40» даже пошутили, что если бы Белый рыцарь[29] из «Алисы в Зазеркалье» изобрел кодовую книгу, то она была бы именно такой, как «ВСК».

Частая смена кодов является очень важной для их защиты от взлома. Однако «ВСК» был слишком громоздким, и это делало изготовление нового кода для его замены делом весьма трудоемким. В результате «ВСК» использовался слишком долго – целых 2 года и 10 месяцев с момента начала Первой мировой войны вплоть до мая 1917 года. Были у «ВСК» и другие недостатки. Например, в нем отсутствовали альтернативные кодовые группы для обозначения одного и того же слова, а также не было фиктивных кодовых групп, которые ничего не обозначали. Все это облегчало английским дешифровальщикам взлом «ВСК».

Немцы возлагали большие надежды на перешифровку. Ее метод оставался неизменным до 1916 года. Все это время ключи к перешифровке менялись всего лишь раз в месяц и вскрывались в «Комнате 40» без особого труда. Приказы о смене ключей немцы передавали по радио. Нередко возникали ситуации, когда новые ключи начинали использоваться еще до того, как необходимая информация о замене старых ключей на новые доходила до всех немецких военных кораблей, или они не знали, как им следовало действовать на основе этой информации. Тогда приказы о смене ключей приходилось передавать повторно с использованием старого ключа или даже другого кода. Все это облегчало жизнь английским дешифровальщикам.

Но главной слабостью «ВСК» стало нежелание немецкого адмиралтейства признать, что он мог быть скомпрометирован в результате захвата противником на «Магдебурге». О потенциальной компрометации «ВСК» первым в конце августа 1914 года сообщил Беринг. Потом, 17 сентября 1914 года, на заседании немецкого военного трибунала, посвященном «Магдебургу», также было заявлено о возможной компрометации «ВСК», ключа для перешифровки и других секретных документов, находившихся на «Магдебурге». По итогам разбирательства немецкое адмиралтейство приказало изготовить и разослать новый ключ для перешифровки. Он был введен в действие 20 октября 1914 года и использовался в течение последующих трех месяцев. Что же касается «ВСК», то в отношении него немецкое адмиралтейство продолжило придерживаться мнения, которое оно выразило через 2 дня после потери «Магдебурга»: «Здесь мы не боимся никаких опасных последствий из-за вероятной утраты кодовой книги».

У Генриха Прусского[30] была совершенно иная точка зрения по этому вопросу. 19 февраля 1915 года он написал главнокомандующему немецким флотом:

«Очень тщательное судебное расследование этого вопроса показало, что, по крайней мере, несколько используемых военно-морских карт были утрачены; с полной уверенностью можно предположить, что они были выловлены русскими, которые сразу прибыли на место. Вполне вероятно, что ключ к «ВСК» попал к русским; наконец, надо принять во внимание тот факт, что русские ныряльщики могли извлечь с морского дна кодовую книгу, замеченную ими на небольшой глубине сквозь прозрачную воду. Русские могли также захватить журнал боевых действий…»

Тем не менее от внесения серьезных изменений в систему обеспечения безопасности связи в военно-морских силах Германии воздержались. Генрих Прусский предложил было заменить «ВСК» на новый более надежный код, но его предложение было отвергнуто адмиралтейством и не нашло поддержки на флоте. Смена ключей перешифровки на протяжении всего 1915 года по-прежнему осуществлялась редко – всего 6 раз за период с начала марта и до конца 1915 года.

Лишь начиная с 1916 года ключи перешифровки стали меняться чаще. В закодированные тексты сообщений добавлялись фиктивные кодовые группы, хотя вплоть до 1918 года они использовались по-дурацки: вставлялись в закодированный текст сообщения с фиксированным интервалом. В 1916 году немецкое адмиралтейство разработало совершенно новый «Военно-морской код для радиопереговоров» («ВКР»). Но на флоте поначалу отказались им пользоваться в силу его громоздкости и сложности. Полная смена «ВСК» на «ВКР» произошла только в 1918 году. Но за 4 года, истекшие с начала Первой мировой войны, в немецком адмиралтействе так и не смогли придумать перешифровку с ключами, которые более четырех дней противостояли бы взлому со стороны английских дешифровальщиков. А должны были противостоять, по крайней мере в течение десяти дней с момента рассылки, пока эти ключи использовались немецкими военными кораблями на Балтийском и Северном морях. Сам же «ВКР» продолжал применяться на протяжении года после ввода в действие, хотя на его реконструкцию в «Комнате 40» потребовалось всего 2 месяца.

В 1934 году корветтен-капитан[31] Густав Клейкамп подвел итог событиям Первой мировой войны, связанным с «ВСК» и «ВКР». В своей секретной статье под названием «Влияние радиоразведки на военные операции в Северном море в 1914–1918 годах» он написал:

«На войне всегда надо помнить о том, что контроль над кодовыми книгами может быть утрачен. Потеря кодовой книги с «Магдебурга» привела нас к катастрофе огромного масштаба, поскольку из-за нашей неподготовленности к войне никаких действенных мер после этой потери предпринято не было, несмотря на высокую вероятность попадания потерянной кодовой книги к противнику».

Немецкий «Коммерческий транспортный код» («КТК») изначально предназначался для кодирования сообщений, которыми обменивались корабли торгового флота с адмиралтейством и военными кораблями. С 1913 года им начали оснащаться все военные корабли с радиосвязью, военно-морские командные пункты и береговые радиостанции, а также головные офисы немецких судоходных компаний. Последние в свою очередь стали использовать «КТК» на всех своих кораблях с радиосвязью и в самых крупных зарубежных представительствах.

Если сообщение подлежало передаче по радио, то для его кодирования с помощью «КТК» задействовались четырехбуквенные кодовые группы. Например, слову «кайзер» в открытом тексте сообщения при кодировании ставилась в соответствие кодовая группа «SCZR». А при отправке сообщений по телеграфу они кодировались десятибуквенными кодовыми группами (предположительно, чтобы соблюдать правила, установленные телеграфными компаниями). Тогда слово «кайзер» превращалось в «MUKOPEMARI».

«КТК» получился примерно таким же объемистым, как и «ВКР». В «КТК» присутствовали кодовые группы для имен собственных и названий кораблей, а также альтернативные кодовые группы для обозначения одного и того же слова. А еще в составе «КТК» имелось приложение, в котором были собраны силуэты всех основных немецких и иностранных судов.

«КТК» активно использовался всеми военно-морскими кораблями Германии, включая всякие маломерные типа патрульных лодок и минных тральщиков. С помощью «КТК» и последующей перешифровки засекречивались приказы о включении и выключении береговых огней, а также об открытии и закрытии прохода через сетевые заграждения и другие противолодочные средства. Перешифровка была несложной, и ключи к ней неизменно менялись через определенные промежутки времени. В «Комнате 40» научились снимать перешифровку и реконструировали «КТК». А потом благодаря чтению шифрованной переписки маломерных кораблей Германии стали добывать огромное количество ценной разведывательной информации о немецких военно-морских силах на Балтийском и Северном морях.

«КТК» также находился на вооружении у немецких подводных лодок и дирижаблей. В Первую мировую войну и те и другие постоянно участвовали в боевых действиях. Поэтому риск попадания находившихся на их борту кодовых книг в руки врага был очень велик. В качестве дополнительной защитной меры на немецких подводных лодках применялась своя более сложная перешифровка. Однако ключи к ней действовали в течение длительных периодов времени. А их смена редко производилась одновременно с вводом в действие новой перешифровки. Прежний же ключ еще некоторое время продолжал применяться подводными лодками, которые продолжительное время находились на боевом задании. Благодаря этому новый ключ к перешифровке почти сразу вскрывался в «Комнате 40».

А еще у немцев периодически возникала путаница со старыми и новыми ключами. В результате сообщения, зашифрованные с помощью одного ключа, приходилось перешифровывать на другом и передавать повторно, что облегчало английским дешифровальщикам взлом перешифровки. Но даже когда впоследствии немцы усовершенствовали перешифровку, она еще достаточно долгое время использовалась в тестовом режиме при шифровании малозначительных сообщений, закодированных с помощью «КТК». За это время в «Комнате 40» успели взломать перешифровку, что позволило потом читать другие, более важные немецкие шифровки.

Удивительно, что «КТК» так и не был заменен вплоть до 1916 года, хотя о его компрометации немцам стало известно еще двумя годами ранее. 25 ноября 1914 года на имя немецкого губернатора Юго-Восточной Африки поступила радиограмма. В ней содержалось предупреждение о том, что и сам «КТК», и ключ к его перешифровке имелись у противника. А между 22 и 27 ноября 1914 года немецкий крейсер «Карлсруэ», находившийся в южной части Атлантического океана, неоднократно получал радиограммы, в которых сообщалось о компрометации «КТК». В них также говорилось, что, по всей вероятности, противнику не удалось вскрыть ключ перешифровки.

В начале 1916 года на смену «КТК» пришел «Универсальный радиограммный код» («УРК»). Его получили немецкие береговые службы на Ближнем Востоке, в Турции и Болгарии, а также маломерные корабли, дирижабли и подводные лодки. «УРК» был двухбуквенным. К примеру, кодовая группа «UP» обозначала словосочетание «береговые батареи». «УРК» был больше по объему, чем «КТК». Самый первый экземпляр «УРК» был захвачен англичанами на немецком дирижабле, а остальные – на подводных лодках.

«Транспортный код» («ТК») был пятизначным и состоял примерно из ста тысяч цифровых кодовых групп. Например, слову «эмбарго» в нем соответствовала кодовая группа «38256». Он в основном использовался для связи по телеграфу с немецкими военно-морскими атташе, послами, консулами, зарубежными агентами и в редких случаях – военными кораблями при нахождении на них высшего военно-морского командования Германии. В 1917 году немецкие главнокомандующие получили вместо «ТК» свой собственный код, который в «Комнате 40» назвали «НЕРДО» – сокращение для «нет радио». И хотя с помощью «НЕРДО» было послано всего порядка семидесяти сообщений, английские дешифровальщики сумели взломать и его.

«ТК» в неизменном виде прослужил вплоть до самого конца Первой мировой войны. Сообщения, закодированные с помощью него, перешифровывались посредством хитроумного шифра перестановки. Цель этой перешифровки состояла в том, чтобы переставить кодовые группы сообщений в порядке, определяемом секретным ключом. Для каждого сообщения использовался свой ключ, который всякий раз получался из трех коротких элементов в соответствии с условленной процедурой. В 1918 году в эту процедуру были внесены изменения: все 3 элемента для составления ключа остались прежними, но изменился порядок их следования.

Профессор филологии Уолтер Бруфорд занимался в «Комнате 40» чтением сообщений, закодированных с помощью «ТК» и циркулировавших между командованием в Берлине и немецким военно-морским атташе в Мадриде. Он сумел понять, в чем состояла суть внесенных изменений в процедуру составления ключа для перешифровки. Произошло это после того, как немецкий шифровальщик в Берлине допустил грубую ошибку, послав в Мадрид 2 одинаковых сообщения, одно из которых было зашифровано на ключе, составленном с помощью старой процедуры, а второе – новой.