Корабли уходят без нас бесплатное чтение

© Казанцев А. П., текст, 2023

© Издательство «Союз писателей», оформление, 2023

© ИП Соседко М. В., издание, 2023

Корабли уходят без нас,

В дальний рейс их ведут молодые.

Курс по карте покажет компас

Горизонты открыть голубые.

Ну а ты вспомнишь юность свою,

Как впервые по трапу поднялся,

Обретя экипаж как семью,

И на флоте навек прописался.

По туманам ходить нелегко,

Но локатор буи отбивает,

Эхолот пишет, где глубоко,

Штевень[1] волны, как нож, разрезает.

Бортовая опасна для всех,

Угол рубки в пучине скрывает.

«Течь в машинном, – доложит стармех, —

Дизелек обороты теряет».

Но уверенность в том: догребем,

По-другому у нас не бывает.

Телеграмму с берега ждем!

Наши души теплом согревает

После ночи сто граммов на грудь.

Вахту сдал, вахту принял – по штату.

Почему-то опять не заснуть,

Доверяешь себя агрегату.

В содрогании корпус трещит,

Переборки – свидетели судеб.

Если б судно могло говорить,

То сказало бы, что дальше будет,

Что, оставив земные дела

В подчинении власти металла,

Пусть горит в небе ярко звезда —

Всем удачу в пути предвещала.

Практиканты

Городской маршрут: микрорайоны – центр. Сижу у окна, внимательно разглядываю происходящее. Автобус, притормаживая, подходит к остановке. Слышу, как за спиной на соседнем сидении мужчина обращается к своей спутнице:

– Видишь этого мужика?

– Вижу. И что?

– Это первый штурман парохода «Генерал Черняховский», начинали когда-то свою трудовую деятельность вместе. Сколько лет прошло. Думал, что уже никогда не увижу.

Действительно, все такой же бравый, подтянутый, с флотской выправкой, которая сразу бросается в глаза. На голове – мятая, как прежде, фуражка с крабом, немного натянутая набекрень, придававшая шарм ее обладателю.

– Дорогой Иван Иванович! Пути Господни неисповедимы.

На меня сразу нахлынули воспоминания…

Когда-то в количестве восьми человек нас, первокурсников училища, направили практикантами на колесный пароход. Зайдя на палубу еще стоящего во льду этого плавсредства, мы были изумлены насыщенностью судовых механизмов. Брашпиль[2], буксирная лебедка, рядом с которыми стояли трубные переговорные устройства для связи с машинным отделением и рубкой, и многое другое напоминали кадры из старых кинофильмов. И первый урок Ивана Ивановича. Это была швартовка. Подведя нас к бортовому кнехту[3], с фразой: «Учитесь, салаги! Это ваш хлеб!» – он показал нам навыки крепления стального каната. Дальнейшее ознакомление с судном, подготовка его к навигации были делом чести каждого из нас. Незабываемый момент – размещение всех по каютам. Их было несколько на выбор – вселяйся в любую, хоть в носовой части корпуса, хоть в кормовой. Это объяснялось тем, что ранее пароходы в качестве топлива применяли уголь и, разумеется, штат команды был значительно больше чем в два раза.

Мне посчастливилось занять одноместную каюту по правому борту почти под подзором[4] колеса. Больше всего в убранстве этого помещения впечатляло наличие всяких дельных вещей, искусно выполненных в стиле старины: различные полочки под графины, закрепленные на переборках, журнальные столики с разрисовкой под шахматы и шашки на столешнице, прикроватный письменный стол с орнаментами вырезки ручной работы на выдвижных ящиках и многое другое. Как мне казалось, оставалось только навести порядок и комфорт. Но об этом потом.

Покраска рубки, надстройки – это первое, что нам доверили выполнить самостоятельно. Привезли краску, направили кисти, вальки. Принялись за дело. Чего проще – намазывай и катай. Поправились только к позднему вечеру, с чувством выполненного долга легли отдыхать. Утром, выйдя на палубу, оценили свою проделанную работу. Старпом тоже стоял на берегу. Махнул рукой:

– Идите сюда!

Мы подошли в надежде на похвалу.

– А сейчас любуйтесь! – сказал Иван Иванович.

На фоне первых лучей солнца и голубого неба надстройка со стороны выглядела примерно как секретный замаскированный объект с рисунком мозаичного узора. Разумеется, краску никто не колеровал, и непрокрашенные места выделялись своим первоначальным цветом.

– Что делать будем, салаги? Краска осталась?

– Нет, – ответили мы. – Всю в расход пустили!

– Тогда оставляем так. Пусть будет на вашей совести!

Капитан парохода почему-то этот случай тоже спустил на тормозах. Что взять с пацанов? Утвердил штатное расписание. Мы стали полноправными членами дружной команды.

Я попал в машинное отделение. Знакомство с оборудованием проходило через топку котельного отделения. Вместе со вторым помощником механика в тесном замкнутом пространстве (этой печи) извлекали разрушившиеся кирпичи, меняли на новые, заливая швы жидким стеклом. Ну а в котле паровой машины работы я выполнял в одиночку. Отскребал водогрейные трубы от накипи. Нужно было лазить между пучками, а не каждый габарит телосложения мог это себе позволить. Я был маленького роста, худенький и, как никто другой, с легкостью мог пробраться в тесное пространство и выполнить порученное дело.

Спустя примерно неделю на реке начался ледоход. Механик Владимир Червяков дал команду поднимать пары. С берега притащили приготовленные дрова, разожгли топку, из пароходной тубы пошел черный дым – все как у паровоза. Подняли определенную температуру, включили мазутную форсунку[5]. Языки пламени обняли камеру сгорания. В помещениях заработали батареи отопления. Теплые воздушные массы речного воздуха пьянили сознание в предвкушении будущих рейсов. По трапу на палубу поднялись две девушки. Капитан представил.

– Знакомьтесь: Татьяна, радист, и Светлана, кок[6].

После этих событий жизнь на пароходе оживилась. Завтрак, обед, ужин, и все как должно быть.

Как-то поутру в своей каюте, еще не успев толком протереть глаза, я услышал журчание воды. Соскочив с кровати, поднял слани[7] и увидел полные шпации воды. Тут же доложил капитану. Настроили ручной насос (гарду), откачали воду, установили причину ее проникновения в корпус судна. Коррозия металла днища, напоминающего после зимнего отстоя слоеный пирог. Ржавчину зачистили, забили деревянные клинья в дырки, сделали цементировку. Естественно, наведенный антураж в каюте выглядел как после бомбежки. Но это дело поправимое. Разумеется, мы тогда не знали, что для парохода нынешняя навигация была последней, впоследствии его разрежут на гвозди.

Время летело с дикой скоростью. Вот и первая получка. Как подобает, сбегали в магазин. Такое дело надобно отметить – вступление во взрослую жизнь. В самом большом помещении организовали застолье на предмет выпить чаю. Гитара, песни, анекдоты. И все равно чего-то не хватало. Решили пригласить наших девушек составить нам компанию.

Я отправился для выполнения данной миссии. Их каюта находилась в носовой части судна. Когда постучал в дверь, мне никто не открыл. Выйдя на палубу, посчитал иллюминаторы, диаметр которых был достаточно удобен для визита. В тот момент ребята вышли на свежий воздух покурить. Обсудив детали действий, ухватившись за леерное ограждение[8] борта и привальный брус, я наконец достиг желаемого результата. Дикие раскаты рева разнеслись по всей округе. Мои нижние конечности, нашедшие опору на письменном столе, мертвой хваткой невидимых тисков старпом тащил вниз примерно так, как пойманную лакомую добычу.

Я закричал ребятам:

– Спасайте!

Они за руки потянули меня на палубу. Разбитый деревянный привальный брус усложнял операцию по спасению. Занозы крепко держали, воткнувшись в одежду. Не знаю, сколько бы такое «перетягивание каната» продолжалось, если бы не капитан Анатолий П., увидевший эту картину.

Занозы из живота были благополучно вынуты, но еще долго напоминали о себе.

Подготовка к первому рейсу требовала много трудов и забот: забор провизии, питьевой воды и бункеровка топливом. Бункер-база стоял в конце рейда у берега. Идя вниз по течению, чтобы развернуться, мы применяли излюбленный прием судоводителей для судов этого класса. Отдавался носовой якорь, и происходила сокращенная циркуляция, то есть нос судна оставался в одной точке, а корма летела по кругу, разворачиваясь на триста шестьдесят градусов. Дополнительное маневрирование машиной уже не требовалось.

Выполнив эксклюзивный вираж в безопасном месте, пароход подходил к заправочной барже. Переговорное общение с машинным отделением и рулевой рубкой, как упоминал ранее, тоже было голосовым, через трубу. Капитан крикнул в машину: «Стоп! Полный назад!», но ничего не происходило. Только касательный удар о борт и оборванный привальный брус на заправщике расставил всё по своим местам. Из машинного отделения раздался голос механика, дублирующего команду. «Понял, понял! Полный назад!» Колеса парохода закрутились в обратную сторону с дикой скоростью, компенсируя физическое соприкосновение при классической швартовке. Как говорят, первый блин комом.

Приняв заправочные шланги, все внимательно следили за происходящим процессом. Я подошел к фальшборту[9], спиной облокотился на планширь[10] ограждения. Непонятный шум где-то сверху заставил поднять голову. С буксирных арок на меня летел трос приличной массы. Бежать куда-либо бесполезно. Все решает господин счастливый случай. Так оно было и в этот раз. Мой дружок Валерий Подоксёнов, видя безвыходность положения, бросился мне на помощь, сумев поймать стального монстра с противоположной стороны скольжения. Я же со своей стороны предпринял действия по смягчению удара, вытянув руки перед собой, погасив инертное поступательное движение буксира. Зажатый между бортом и тросом, еле вылез. Отделался небольшим ушибом в районе спины. Техника безопасности («не стой под острыми углами» и многое другое, о чем предстояло узнать) написана кровью других.

При формировании состава из двух барж и одного лихтера[11] финляндской постройки тоже не обошлось без казуса. День катился к вечеру. На берегу речного порта зажигались огни. Старпом послал меня за шкимушгаром[12], что висит на пожарном щите. Подойдя к щиту, долго соображал, что именно надо снять. Взял в руки пожарный топор и бросился назад.

– Принес! – говорю. – Возьмите!

Не оборачиваясь ко мне, старпом проговорил:

– Тебя только за смертью посылать! Уже не надо, обошлись!.. А вообще, давай! Еще в двух местах прихватить трос надо.

Я подаю ему в руки.

– Ты что принес?

– Шкимушгар.

– Но это же топор! Понаберут, понимаешь, тут! – услышал я привычное бурчание Ивана Ивановича. – А сейчас всем отдыхать! Кроме вахты. С рассветом снимаемся!

Рано утром, выйдя на палубу, я увидел, что пароход до сих пор стоит на якорной бочке и никаких движений не происходит. Вахтенного матроса, у которого должен был принять обязанности, нигде не было. Зато неожиданная находка правой рабочей рукавицы, потерянной накануне вечером, меня обрадовала. В голове прочно поселились слова старпома: «На вас не напасешься варежек, швабр, ведер». С радостью подняв пропажу у швартового кнехта, сунул туда руку. Что-то неприятное и мягкое на ощупь заставило быстро скинуть найденное приобретение. Фаланги пальцев выпали на палубу. Мне стало дурно. Оказывается, при выполнении швартовых работ при отходе судна мой напарник, как он потом сам объяснил, не сумел быстро скинуть огон[13]. В этот момент произошло натяжение швартового троса на кнехте, и все усилия предотвратить несчастный случай оказались тщетными.

На пароходе, как и на всем флоте, соблюдались традиции и негласные порядки. К примеру, чтобы пополоскать швабру, нужно было привязать ее за линь[14] и спустить за борт. Волны, идущие от колес, выполняли функцию стиральной машины. Спецодежда стиралась таким же образом, только в карманы клали кусок хозяйственного мыла. И если ты не забыл про этот процесс, сохранность имущества была обеспечена. Палуба в кормовой части мылась только каустической содой, так как дым из пароходной трубы плотным слоем ложился по поверхности. Рабочие прогары[15], выданные в училище, не выдерживали такого химического состава. Подошва отлетела уже через месяц. Блеск металла палубы был сравним с листом нержавеющей стали.

В один из дней я проснулся рано. Забота, где взять швабру для наведения порядка, после того как на кануне вечерней вахты утопил свою, не давала покоя голове целую ночь. Быстро одевшись, вышел на свежий воздух. Снег в июне метровым слоем в носовой части судна ровненько лежал на палубе. Зачем тут швабра?! Надо найти лопату. Старпом открыл свою кандейку[16], вручил мне в торжественной обстановке орудие труда со словами: «Вернешь обязательно!» На душе сразу появилось какое-то облегчение, а в мыслях – «Пронесло!» Однако сама работа по сбрасыванию снега за борт была трудоемкой. Но мне опять повезло. К полудню выглянуло солнце, и остатки снежной массы растаяли на глазах.

Все было впервые. Любопытство и любознательность, восхищение брали верх. В шестидесятых годах, когда на севере открывались богатые месторождения нефти, эти пароходы использовали для толкания нефтеналивных барж. Над основным центральным постом управления надстраивали дополнительную рубку для лучшего обзора видимости и маневрирования. В этой надстройке, которую мы прозвали «голубятней», был штурвал большого размера, нам нравилось забираться туда и наблюдать сверху за мелькающими по ходу берегами, заливными лугами и незнакомыми поселками.

Как-то раз на вахте Иван Иванович спросил:

– В училище вам преподают специальную лоцию?

Разумеется, нам, первокурсникам, это слово было знакомо. Хотя конкретики в голове никакой не было. Но мы все же задали уточняющий вопрос:

– А что это?

– Ну вот, к примеру, – продолжал Иван Иванович, – видите с правой стороны устье реки?

И объявил ее название. Мы переглянулись и в один голос с гордостью ответили:

– Это наша река! Мы на ней выросли!

– Значит, – продолжал старпом, – вы будете судоводителями!

Взяв в руки бинокли, мы еще долго разглядывали заросшее кустарниками русло впадения родной речушки, пока она не скрылась за поворотом.

Помнится, при сдаче утренней вахты капитан поднялся в рубку. Первый вопрос его, обращенный к старпому, был: «Где потеряли лихтер?» Вопрос поставил всех в тупик. Действительно, посмотрев на корму, мы заметили, что в буксируемом составе не хватало одной единицы. Видимо, где-то на повороте в тумане произошел обрыв швартовы. Выполнив оборот, поставив состав на якорь, вышли на поиски. Пройдя вверх километров десять, обнаружили пропажу. Лихтер стоял далеко от судового хода в кустах тальника. Шкипер бегал по палубе с метрштоком, активно с борта по всей длине корпуса делал замеры глубин. Мы спустили шлюпку; подойдя к борту, подали бросательный конец. Затем завели уже основной буксир, сняли лихтеровоз с мели.

Туман к тому времени уже совсем рассеялся. На противоположном берегу перед нами открылся красивейший пейзаж заливного озера. Соблазн рыбалки возник сразу. С небольшим бреднем прошли мимо кустов, выгоняя боталом рыбу. Результат был налицо, щуки и карася поймали много. Светланакок и Татьяна-радист нажарили нам котлет из щуки. Вся неделя в обед и ужин у нас была рыбная. В каждом отрицательном случае, оказывается, есть свой плюс.

Рейс продолжился. Идя по пролету борта, особенно на ночной вахте, я всегда думал, что попал в другое измерение времени. Такое впечатление создавалось из-за паровой машины, стоящей в центральной части корпуса и приводящей в движение колеса левого и правого борта. Дыхание девятнадцатого века в момент вращения маховика, приводящего в движение шатун, визуально производило фантастическую картину воображения чего-то большого и вечного. Сбросной клапан, защищающий от избыточного давления в цилиндре (золотник), своим шипением дополнял историческую миссию.

Однажды после окончания вахты мы с Валерием Подоксёновым договорились идти в баню. Почему-то она называлась у нас финская. Температура помещения парилки нагонялась открытием вентиля на паровой трубе. Надо сказать, что Валерий любил рассказывать анекдоты, его голос, пародирующий персонажей, веселил всю команду. А на этот раз анекдот получился вживую.

Я постучал в дверь сауны.

– Валера, открывай!

– Нет его здесь! – послышался женский голос.

– Кончай шутить! Открывай! – настойчиво требовал я.

Но дверь не открывалась. Выйдя на открытую палубу, решил выяснить причину поведения моего друга, прошелся по привальному брусу, держась за поручни с внешней стороны надстройки. Внизу подо мной – крутая волна, работающее колесо, встречный ветер. Дойдя до намеченной цели, сунул голову в открытый иллюминатор. Дикий визг радистки и кокши привел меня в эмоциональное оцепенение. Пар из трубы был направлен в мое лицо. Чуть не свалившись за борт от такого радушного приема, тем же ходом очутился на палубе. И тут откуда ни возьмись на моем пути возник стармех. Сцена вратаря и летящего меча – как в футболе. Или, как у нас говорят на флоте, мы не сумели разойтись левыми бортами, и произошло столкновение. На шум выскочила вся команда. За обедом в кают-компании долго хохотали над случившимся. Светлана в качестве примирения вынесла персонально мне с камбуза дополнительную кружку компота.

Рутинная работа каждодневных вахт в этот период несла с собою неизвестность происходящих событий. Однажды мой любимый старпом, чтобы служба медом не казалась, выдал задание убрать воду в шпациях[17] в Красном уголке. Дело обычное. Взяв ведро, совок, спустился в трюм жилых помещений. На свое удивление, подняв слань у носовой переборки, водички я не обнаружил. Хотя точно знал: присутствие таковой ранее имелось. «Видимо, кто-то уже убрал», – подумал я. Со спокойной душой лег на диван и задремал. Стук по трапу чьих-то ног пробудил сознание.

– Показывай свою работу! – произнес Иван Иванович.

Подойдя к кормовой переборке, поднял слань.

– Почему не сделал?

Сказать было нечего: факт налицо. В терминологии имеется понятие «дифферент судна»[18]. Разумеется, когда наш пароход стоял у берега, наклон корпуса судна был на нос. Когда на буксир был взят состав, градус плоскости изменился в кормовую часть, соответственно, и вся вода скатилась в нужном направлении. Урок, усвоенный на практике, запомнился. И, как бывает, на выпускном экзамене мне попался именно этот билет – с вопросом о дифференте судна.

Стоянки между рейсами были недолгими. Необходимость проведения технического осмотра и предупредительного ремонта – дело важное. Особенно это касалось колес. Стармех всегда использовал эту возможность. И мы подтягивали ослабившие ржавые болты гайки, которые крепили плицы[19]. Бывало, в процессе движения при попадании топляка[20] лопасть получала деформацию. Естественно, требовался демонтаж. Вес каждой – семьдесят килограммов. Но работа есть работа, что делать. Опыт приходил со временем. Научились симулировать, создавая вид, что выполняем служебные обязанности. «Держишь болт?» – «Держу!» – «Тогда кручу!» Сами же на деле лежали на плицах и отдыхали. Микроклимат данного отсека в знойный день был единственным местом, где можно было спрятаться от жары. Ключи были больших размеров, и – понятное дело – в наших еще не окрепших руках выскальзывали, с мелодичным звуком «буль-буль» уходили безвозвратно на дно в водяное царство. Стармех был запасливый, выдавал новый инструмент, только на этот раз связующим звеном между рукой и ключом была веревка.

Преимущество движителя колеса, свободно закрепленного и вращающегося на оси, – древнее изобретение человеческих рук. Коэффициент полезного действия в два раза выше, чем у винтов. Примеров можно привести множество, но один из них видел своими глазами. В весенний период река разливается. Судоходная обстановка береговых знаков ориентиров повреждена. Частенько в таком деле можно принять неверное решение, проходя по затопленному участку. Результат: посадка судна на мель или, того хуже, когда оно вылетает на бровку яра.

Так случилось с одним сухогрузом. На помощь неудачнику вызвали буксир мощностью две тысячи лошадиных сил. Однако дело не увенчалось успехом. На счастье всем, нашему пароходу это удалось без труда. Завели буксир через кормовой клюз[21], вышли на буксир, дали малые обороты колесам, и самоходка через промежуток какого-то времени оказалась на плаву.

Мощность паровой машины – четыреста пятьдесят лошадиных сил. Что касается буксирной лебедки, мощность та же. В меженный период навигации на перекатах становится мелко. Несмотря на это, движение на реке не прекращается. Мелко сидящие суда продолжают выполнять свою работу. Пароход плоскодонный, имеет большую площадь своего корпуса, соответственно, и осадка у него то же небольшая, что позволяет ему работать в таких условиях. В отношении буксируемого состава – барж грузоподъемностью три тысячи тонн, груженных ниже установленных глубин, – помогает вот эта самая лебедка. Колесник носом подходит к берегу, швартуется за стоящие крепкие деревья. По команде подается пар на лебедку. Барабан медленно начинает свое вращение. Буксирный трос подбирается, баржа протаскивается по песчаному дну русла, как по мылу.

Мой первый пароход ушел за горизонт

Мой первый пароход

Ушел за горизонт,

Осталась в сердце пустота.

А по ночам все тот же сон,

Где я на вахте у руля.

В тельняшке, худенький такой,

Безусый паренек

Свою судьбу связал с рекой

Совсем не на денек —

Азы науки постигать,

В котлах держать пары,

Команды четко исполнять.

В машине – сорок пять жары!

А на стоянке в знойный день —

Ремонт колес, замена плиц.

Порой бывало очень лень

Болты крутить без рукавиц.

На понизовой разворот.

На якоре одном

Вот это чудо – пароход

Пронзает всех гудком.

Травить буксир и подбирать,

Затем его крепить.

Здесь каждый волен выбирать,

Кому на флоте жить.

Увидеть устье в первый раз

Родной своей реки —

И это тоже высший класс,

Скажу вам, мужики!

Радистка, кок – одна семья,

Гармония души.

А капитан – он бог, судья.

Попробуй согреши!

От блеска палуба горит —

Старпом косяк найдет,

На боцманюгу накричит,

А мне триндец придет.

На шкерте[22] тащатся штаны

На волнах от колес —

Стирать не надо до зари,

Ровнее был бы плес.

В каюте полный антураж —

Заправленный шконарь[23],

В иллюминаторе пейзаж,

На стенке календарь.

На нем тот семьдесят шестой —

Начало всех дорог,

Где я тельняшке, молодой,

Безусый паренек.

А. Казанцев. Фото из архива автора

Новый буксир

В организацию пришел новый буксир. Команда подобралась быстро, молодой капитан Владимир, старпом, мотористы и, конечно же, повар Любовь Ивановна. Судно было прикомандировано на северный участок в Заполярье. Свежесть окрашенных помещений, включая машинное отделение, бодрила, поднимала настроение.

Снабжение теплохода, как принято, было в полной комплектации – от постельного белья и до разного рода инструмента. Пройдя ходовые испытания, отработав маневрирование и предъявление всем контролирующим органам, наше судно вышло в первый рейс.

На берегу, как это бывает у речников, остаются родной город, семья, друзья. Самое уникальное заключается в том, что, отдав швартовы от причала, с этого момента ты принадлежишь только судну. Все береговые проблемы уходят далеко на второй план. Каждый член экипажа занимается своими обязанностями, становится частью единого организма жизнедеятельности теплохода. Только с годами приходит осознание этого. Ты уходишь в первый рейс очередной навигации и задаешь себе вопрос: почему так? На берегу теплый воздух ласкает только что распустившуюся зеленую листву на деревьях, природный ландшафт быстро преображается в предвкушении долгожданного лета. А ты, чем дальше спускаешься вниз по течению, тем чаще видишь совершенно другую картину. В излучинах реки под яром, у уреза воды, где-то до сих пор лежит прошлогодний снег. Серое небо на горизонте сливается в одну сплошную размытую полосу, колючий ветер гоняет на безграничном просторе запоздалую снежницу.

Сплочение нового коллектива команды происходит не сразу. На это нужно время. И все же общее дело объединяет всех быстро. Очень редко бывают исключения.

За кормой – реки Тура, Тобол, Иртыш. Идем по реке Обь. В один из дней поутру стол кают-компании оказался ненакрытым. Капитан распорядился выяснить почему. Это входит в обязанности старпома, так что иду на разборки.

– В чем дело, Любовь Ивановна?

– Варить не буду!

– Может, заболели?

– Да! – И добавляет: – Меня угнетает одиночество.

Сказанная фраза до моей головы сразу не доходит. Я продолжаю процесс убеждения:

– Даже если болеете! Камбуз два квадратных метра. Почему бы не поставить на плиту хотя бы чайник?

Ближе к обеду приятный запах с камбуза всех радует. Видимо, воспитательная работа подействовала, но ожидания не оправдались. Приготовленные макароны «по-флотски», с тушенкой, были отправлены нами через иллюминатор за борт. Хруст песка на зубах на голодный желудок – это уже не весело.

Ближайшая пристань стала решением вопроса для кока. Обязанности распределили между собой, варить обеды стали по очереди – кто что умеет. И все же продолжение имело место быть.

Личная гигиена – залог хорошего настроения, особенно когда побреешься после недельной забывчивости. И финальный штрих такой процедуры – одеколон, но в каюте его почему-то не оказалось. Поднимаюсь в рубку, задаю вопрос кэпу:

– Не видел одеколон?

– Вроде дней несколько назад какие-то пустые фунфырики вылетали из иллюминатора, – ответил тот.

Дело ясное, против фактов не попрешь. Тема про коков задевает за живое и развивается дальше.

В разговор влезает моторист Василий с продолжением интригующих историй. В шестидесятых годах на судах рыбной промышленности был такой проект буксира, где гальюн[24]