От 350 до 0 бесплатное чтение

ПОСВЯЩЕНИЕ

Памяти А. В. К. 03.11.2021

«Тля капустная.

Чешуя рыбная.

Матрёшка.»

Я помню. И буду помнить. Спасибо за всё, что ты сделал для меня. Что невидимой нитью прошло через мою жизнь и оставило твой след в ней.

Надеюсь, чувство вины когда-нибудь уйдет. А пока… Прости, что не нашла нужных слов и не смогла помочь тебе. Теперь ты в вечности. Больше нет боли. Прощай…

Книга закончена 7 ноября 2021 года. В годовщину смерти одного моего любимого человека и спустя несколько дней, после потери ещё одного дорогого для меня человека. Она не имеет никакого отношения ни к одному из этих людей. Просто так совпало, что она была дописана в трудный для меня период. И это мой способ сохранить память о человеке, которому она посвящена, ещё где-то, кроме моих воспоминаний.

ПРЕДИСЛОВИЕ

События книги разворачиваются в городе Аннаполис, штат Мэриленд, США.

Сэм – Саманта Льюис – хирург-трансплантолог, ищет новое место работы. На пути в другую жизнь, она встречает новые испытания, и, кое-кого, совершенно неожиданного, из своего прошлого.

Саманта уже немало пережила. Стоит ли ждать милости от судьбы, или испытания ещё не окончены? И какова роль человека из прошлого, в будущем Сэм?

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Паркуюсь у медицинского центра Анны Арундел в Аннаполисе.

Это довольно крупный госпиталь. Шестой по величине, среди госпиталей Мэриленда. Поэтому, я возлагаю большую надежду на то, что тут будет вакансия для меня.

Мне уже отказали в предыдущих четырёх местах. Но те госпитали были небольшими, в маленьких городках, по пути от Балтимора к Аннаполису. Поэтому, здесь у меня больше шансов. По крайней мере, я на это надеюсь.

Аннаполис – меньше, чем в часе езды от Балтимора. Не слишком далеко, но и не слишком близко.

«Это не Балтимор, и здесь не будет напоминать об Алексе каждое здание, улица, магазин, да, вообще всё…» – снова настраиваю я себя.

Мне совсем не хочется уезжать ещё дальше от дома. Я надеюсь, что спустя время, мы с Ники, сможем вернуться…

Беру шлем под мышку, и направляюсь к зданию госпиталя.

«Отделение неотложной помощи» – гласят крупные, красные буквы, над входом в приёмное отделение.

Я – Сэм. Саманта Льюис. Мне тридцать три года. Я – хирург. У меня есть дочь Ники, ей шестнадцать. Вообще-то, я ей мачеха. Мы стали жить с её отцом, когда Ники было восемь. Её родная мать бросила их, когда Ники было шесть. Подсела на наркоту и сбежала с каким-то торчком. Сейчас мы собираемся переехать в другой город. Я приехала найти работу и обустроиться, потом Ники приедет ко мне.

Подхожу ко входу приёмного отделения скорой помощи. Тут, как всегда, кипит работа – привезли пострадавшего, и его, как раз выгружают из скорой. Я слышу отрывки сообщения парамедика, который докладывает о состоянии пациента:

–… давление девяносто на пятьдесят, открытая черепно-мозговая травма…

Пострадавшего завозят внутрь, и я захожу следом за ними.

«Надеюсь, здесь меня возьмут на работу…» – снова, с надеждой, думаю я.

Не без труда, я нахожу того, кто сообщает мне, как найти администратора госпиталя. Иду в указанный кабинет. Стучу.

– Войдите, – раздаётся из кабинета женский голос.

– Здравствуйте, – вхожу я, и вижу рыжеволосую, средних лет женщину, которая сидит за своим столом.

– Здравствуйте. Что вы хотели? – сразу переходит она к делу.

– Я ищу работу… – тоже не теряя времени, отвечаю я. И опять вижу этот оценивающий взгляд. В предыдущем месте тоже так смотрели. Женщина в косухе, и со шлемом в руках не воспринимается всерьёз, пока дело не доходит до моей квалификации и опыта работы. На этом этапе я шокирую людей повторно.

– Какого рода? – интересуется она, впрочем, без намёка на упрёк.

– Я – хирург, – отвечаю я, и жду.

Она осматривает меня с ног до головы, а затем переводит взгляд на шлем.

– Присаживайтесь, – указывает она на стул, напротив своего стола. Я с облегчением сажусь.

– Это моя лицензия и рекомендации.

Я протягиваю ей бумаги.

– Я – Джулия Рэй, – представляется она, забирая мои документы.

– Саманта Льюис. Но все зовут меня Сэм, – с лёгкой улыбкой произношу я последнюю фразу, давая понять, что так меня и нужно называть, в личном общении.

– Очень приятно, – улыбается она мне, приняв мою безмолвную просьбу к сведению.

– Взаимно.

На этом наше знакомство заканчивается, и она начинает смотреть мои документы. Её брови приподнимаются.

– Вы закончили Университет Джонса Хопкинса и работали в одноименном госпитале?

– Да.

– Рекомендации у вас отличные. Почему ушли оттуда? – она с интересом смотрит на меня.

Я знала, что будут задавать этот вопрос. И даже решила отвечать как можно более обобщенно. Но мне нужна эта работа. А ещё нужно решить вопрос с жильём. На это тоже нужно время. Лучше, чтобы Ники быстрее переехала.

– Мой муж погиб месяц назад, – затрагиваю я непростую для себя тему. Вообще-то, мы с Алексом не были женаты. Но вдаваться сейчас в такие детали я не хочу. – Нам с дочерью нужно сменить обстановку, – говорю я, как есть, не уклоняясь и не пытаясь что-то скрыть.

– О, я сожалею, – с сочувствием произносит она.

– Спасибо… – глотаю я комок подступивших чувств.

Следующие несколько минут, она молча просматривает мои документы. За это время я успеваю успокоиться и прийти в себя.

– У вас говорящие сами за себя рекомендации и характеристики, и ваша квалификация выше той, на которую вы претендуете, так что ваше собеседование – это чистая формальность… – говорит она, отложив мои бумаги в сторону, и смотрит на меня. Я киваю.

Следующие пол часа мы общаемся исключительно на медицинские темы: общая медицина, общая хирургия, трансплантология. Всё проходит довольно просто и непринуждённо. К моему удивлению и восхищению, Джулия оказывается не только первоклассным администратором и собеседником, но и коллегой. Её специализация – абдоминальная хирургия. Эту область мы затрагиваем детальнее всего, и даже обсуждаем с ней вероятность лечения аппендицита без оперативного вмешательства, исключительно с помощью антибиотиков. Сходимся на том, что это наше неминуемое будущее.

– Значит, переезжаете вдвоём с ребёнком? – возвращается она к формальным вопросам, и снова берёт мои бумаги.

– Ей шестнадцать, – поясняю я.

– Хорошо, – не отрываясь от бумаг, произносит она. – Уже нашли жильё? – подняв на меня взгляд, спрашивает она.

– Нет, ещё нет.

– Идите в отдел кадров, там вас оформят и спросите список риелторов. Мы сотрудничаем с некоторыми, чтобы наши доктора жили недалеко от работы. Она протягивает мне мои документы.

– О, это отлично. Спасибо!

Я забираю свои бумаги.

– Вам на десятый этаж и налево из лифта, – объясняет она мне, куда мне следовать дальше.

– Поняла. Спасибо.

Я уже встаю, и собираюсь выходить, когда она вдогонку спрашивает:

– Ещё один вопрос, если позволите? Не относящийся к делу, но это не даст мне теперь покоя… – с улыбкой говорит она.

– Да. Спрашивайте.

– Неужели ваша копна волос помещается в этот шлем? – почти с задором спрашивает она, глядя сначала на мои длинные, чёрные, кудрявые волосы, а затем указывая на шлем.

– Просто нужен шлем чуть побольше, – со смехом отвечаю я. Она тоже смеётся.

Я выхожу от неё с улыбкой и хорошим настроением.

«А она мне нравится…» – заключаю я.

Подхожу к лифту и нажимаю кнопку, жду несколько минут. Дверь открывается.

В лифте есть пассажир. Мужчина, моего возраста. Высокий, спортивное телосложение, карие глаза, короткая, стильная стрижка, брюнет. Правильные черты лица – пожалуй, отвечающие правилу «Золотого сечения», выдающиеся скулы, лёгкая одно-двухдневная щетина. Он тоже врач, так как он в халате, поверх униформы, и со стетофонендоскопом на шее.

– Наверх? – спрашиваю я.

– Да, – отвечает он, каким-то странным, как мне показалось, тоном.

Я захожу в лифт. Десятый этаж уже нажат.

– Какими судьбами? – обращается ко мне мой попутчик. Я смотрю на него непонимающе.

«Спрашивает так, будто мы знакомы, но я его не знаю» – осмысливаю я ситуацию.

– Мы знакомы? – тут же уточняю я у него, и всматриваюсь в его лицо.

– О, Сэм, как ты могла меня забыть? – уже с нескрываемой улыбкой обращается он ко мне, повернувшись. А я вспоминаю эту интонацию и тембр голоса. Мысленно чертыхаюсь: «Эрик долбанный Крейн…»

– Эрик, кажется? – пытаюсь я придать голосу полнейшую беззаботность. Но перед глазами у меня, тем временем, картинками, всплывают фрагменты прошлого, от которых мне становится тревожно и тяжело в груди, будто я опять в университете.

Вот этот парень со мной на лекции, вот мы встретились в кампусе… Да где угодно… Достаточно было, просто оказаться рядом. И каждый раз, я слышала от него насмешку или издёвку в свой адрес. А затем, следовали испепеляющие взгляды всей женской части моего потока, или тех, кто был рядом в этот момент. Плавно это распространилось вообще на всех девушек в университете. И я негласно стала всеобщим, женским объектом ненависти. Словно неприязнь этого парня, передавалась девушкам, преумножалась, а затем выливалась в порой совершенно неадекватные поступки с их стороны.

Из воспоминаний меня возвращает его голос:

– Всё-таки помнишь… – улыбаясь, говорит он.

«Конечно, помню. Как мне забыть говнюка, который выпил столько моей крови в университете?» – содрогаюсь я внутренне. Отворачиваюсь от него, и смотрю перед собой, ничего ему не ответив. Просто надеюсь, что он поймёт, что разговор на этом закончен. Но это же долбанный Крейн.

– Так какими судьбами? – не унимается он.

Я снова мысленно чертыхаюсь. Наяву же делаю самый спокойный вид. Этому человеку лучше не показывать слабость, он тут же ухватится за неё и будет использовать её против тебя. Это я усвоила ещё в университете.

– Устраиваюсь на работу, – спокойно и с безразличием отвечаю я ему.

От его удивленного вида отвлекают открывшиеся двери лифта. Он галантно выставляет руку, пропуская меня вперед. Не знай я его раньше, могла бы решить, что он джентльмен. Выхожу. Он идёт следом.

– А как же Хопкинс? Ты же была ботанкой и зубрилой не ради рядового госпиталя в Аннаполисе? – продолжает интересоваться он.

«Вот и его сущность. Снова старый, «добрый» Эрик долбанный Крейн…» – ругаюсь я про себя.

– И чем же плох этот госпиталь? – спрашиваю я, почти с издёвкой.

– Не твой уровень, – серьёзно отвечает он. Я начинаю злиться.

– Тебе обязательно идти за мной? – почти огрызаюсь я, и чувствую себя, в этот момент, будто я снова в университете. Только на этот раз я отвечаю Крейну не в своих мыслях, а вслух.

– О, Сэм стала злюкой? – задирает он меня с усмешкой.

Почему-то мне не удаётся сохранять хладнокровие, наверное, прошлый опыт «общения» с этим человеком оставил бОльший отпечаток в моей памяти и эмоциональном состоянии, чем я предполагала. Тем не менее, я напоминаю себе, что мы уже не студенты, и отвечаю ему спокойно, но твёрдо:

– Ты травил меня в университете, потому что я была тихой и спокойной. Но теперь я изменилась. Теперь я могу постоять за себя. Так что отстань, – решительно заявляю я.

Вижу боковым зрением, как его оценивающий взгляд пробегается по мне.

– Да, ты изменилась… Но что за байки о травле? Я подшучивал над тобой иногда. И только.

Меня будто током прошибает от его слов.

– О, да… Ты только подшучивал, а вся твоя орда поклонниц травила меня за тебя. Дохлые мыши в шкафчике, пропавшие конспекты… – эмоционирую я, вспоминая прошлое, и замечаю, что он уставился на меня.

– Я не знал… – растерянно произносит он. Я хмыкаю:

– Угум, – специально громко, чтобы слышал. Тут он берет меня за руку и останавливает. Поворачивает лицом к себе.

– Я правда не знал, – говорит он, глядя мне прямо в глаза. И кажется абсолютно искренним.

– Ну, конечно, – не скрываю я свой скепсис, кажется, даже, закатив глаза, и уже собираюсь продолжить свой путь. Но он не даёт мне этого сделать, придерживая меня, и подходит совсем вплотную ко мне. Это вынуждает меня отступить.

– Послушай… – начинает он, вкрадчиво. И внимательно смотрит мне в глаза, при этом, снова приближаясь ко мне. Я делаю ещё шаг от него, и чувствую спиной стену, к которой он меня прижал. На мгновение я утрачиваю контроль и снова чувствую себя беззащитной студенткой, над которой он «подшучивал». Но затем я всё-таки беру себя в руки, и прерываю его, не давая продолжить:

– Отвали. Или твои яйца поплатятся за твою наглость, – говорю я, решительно, глядя ему в глаза, и поднимаю колено в направлении его паха. Он не удивляется моей дерзости, только пару секунд медлит, а затем отступает на шаг, и даёт мне пройти. Я опускаю ноги, и прохожу мимо него, а он добавляет, уже в спину мне:

– Я бы на твоём месте был по-вежливее. Нам вместе работать…

Я зажмуриваю глаза и прикусываю губу.

«Чёрт! Чёрт! Чёрт!» – сокрушаюсь я мысленно.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Иду и думаю: «Интересно, кем он работает? Насколько часто мы будем пересекаться? Надеюсь, не хирургом…»

Я захожу в нужный мне кабинет, он заходит следом за мной.

«Ну, конечно, ему тоже сюда. Ещё не начала работать, уже Крейн доканывает. Опять.» – бубню я мысленно.

– О, Крейн, привет! – раздаётся звонкий, воодушевлённый голос симпатичной блондинки. Она даже со своего места поднялась, и вышла из-за стола, чтобы поприветствовать Крейна.

Крейн стоит за моей спиной. И я, как пустое место между ними, потому что девушка пялится мимо меня, на него.

«Да уж, ничего не изменилось. Девушки, как и раньше, ведутся на его личико. Хоть бы узнали его лучше, прежде, чем вешаться.» – размышляю я.

– Привет, Джил, – приветствует он блондинку, без особой заинтересованности, впрочем. – Думаю, сначала девушка, – имея ввиду меня, говорит он ей, – она первая пришла. Я подожду. Когда он заканчивает, в кабинете повисает неловкая тишина. Джил нехотя переводит на меня взгляд.

– Добрый день. Я вас слушаю.

У неё такой взгляд, будто я из под венца её жениха увела.

– Здравствуйте. Я – доктор Льюис. Меня к вам отправила доктор Рэй, – представляюсь я. – Я устраиваюсь к вам на работу.

Во взгляде блондинки появляется нескрываемое удивление.

– Вы – хирург? – с почти обвинительным недоверием спрашивает она.

– Не похожа? – парирую я, с улыбкой.

Она, видимо, осознаёт свою бестактность и замолкает, смущаясь. Выдерживает паузу, и продолжает говорить:

– Джулия звонила насчёт вас. Ваши документы, пожалуйста, – она идёт на своё место. Я следую за ней, и протягиваю ей свои документы. И одновременно спрашиваю:

– Доктор Рэй сказала, я могу взять у вас список риелторов, с которыми вы сотрудничаете. Можно мне получить его сейчас?

– Да, минутку, – отвечает она, взяв мои бумаги, и отложив их в сторону. А затем она поворачивается к своему ноутбуку и распечатывает листок. – Первое имя в списке – у неё сейчас точно есть свободная квартира, – поясняет она, протягивая мне листок. – Однокомнатная, насколько я знаю. Ваш преемник там жил.

– А, так это по соседству со мной… – с весёлым комментарием влезает Крейн в наш разговор, оказавшись за моей спиной.

Девушка только что зубами не скрипит. На её лице заметен активный мыслительный процесс, едва ли не панический, глаза то и дело «бегают» между мной и Крейном.

– Может быть, она не подойдёт… – начинает она, не скрывая надежду в голосе, и заглядывает в мои документы, посмотреть моё имя. – Саманте – заканчивает она.

– Саманте? – снова подаёт голос неугомонный Крейн, уже встав рядом со мной.

– Да, это моё имя, – поясняю я для него.

Он широко улыбается. Девушка переводит взгляд с меня на него, видимо, залюбовавшись этим зрелищем.

– Мне бы что-то попросторнее… – говорю я ей, пытаясь вернуть её внимание.

Она чуть не захлёбывается от радости, и почти тараторит:

– Наверняка, у других риелторов будет что-то подходящее для вас… – ей даже приходится глубоко вдохнуть, из-за нехватки воздуха от перевозбуждения.

– Что-то ещё нужно от меня, или я могу идти? – спрашиваю я, не желая более слушать её нескрываемое воодушевление.

Она заглядывает в документы.

– Вижу ваша специализация Уже, чем предлагаемая должность, – задумчиво говорит она.

– Да, моя специализация – трансплантология. Но общая хирургия также в моей компетенции, – объясняю я.

– Хорошо, – соглашается она с какой-то грустью что ли. – Когда вы готовы приступить?

– Как только разберусь с квартирой. Можно ваш номер, чтобы созвониться насчёт этого? – прошу я её.

Она записывает свой номер на листочек, и протягивает его мне. Я кладу его во внутренний карман куртки, вместе со списком риелторов.

– Спасибо. До свидания, – прощаюсь я с ней. – Крейн, – прощаюсь я и с ним, предельно сдержанно.

– Пока, Саманта, – с улыбочкой отвечает он мне, глядя в глаза. Меня аж передернуло внутренне.

– Называй меня Сэм, пожалуйста, – с невозмутимым видом прошу я. Он ничего не отвечает. И я иду на выход.

По дороге на парковку, начинаю звонить риелторам. Первого пропускаю. «Не хватало ещё жить рядом с Крейном…» – решаю я. Звоню по списку дальше. Первые три отказывают мне, так как у них нет для меня предложений. Появляется некоторая тревога. Но четвёртый риелтор соглашается показать двушку. Называет мне адрес. Когда я заканчиваю с ней разговор, то смотрю дорогу до предполагаемого нового жилья. Это совсем недалеко. Надеваю шлем, и боковым зрением замечаю, как Крейн выходит из госпиталя, останавливается и смотрит на меня. Я сажусь на байк, завожу мотор и уезжаю.

Доезжаю до места назначения быстро, за пять минут. Оказывается действительно близко. С первого взгляда замечаю, что район не очень. И школа далеко. Но, всё-таки решаю посмотреть квартиру.

Квартира оказывается на цокольном этаже. В спальнях, окна под потолком, как в подвале. И запах сырости в ванной, и даже, плесень в углах на ванне. «Без вариантов» – решаю я. Отказываюсь, отпускаю риелтора, звоню оставшимся. У них вообще никаких предложений не оказывается: ни однушек, ни двушек.

Я стою у байка и думаю: «Можно поискать самой, но это время… А Ники лучше переехать как можно скорее, тем более, она сейчас там одна…»

Быстро набираю первого риелтора из списка, пока не утратила свою решительность. Договариваемся с ней на просмотр квартиры через пятнадцать минут, потому что, затем у неё показы на несколько часов. Она называет мне адрес, и отключает звонок. «Быстрая дама…» – решаю я про себя.

Я смотрю адрес в навигаторе, квартира оказывается в другой стороне города, и ехать мне до неё явно дольше пятнадцати минут, но я успеваю.

Когда подъезжаю к нужному дому, риелтор уже ждёт меня.

– Здравствуйте. Я – Дина, – представляется она довольно торопливо, и также спешно идёт к квартире.

– Здравствуйте. Я – Сэм. Очень приятно, – приветствую я её уже в спину.

Поднимаемся в квартиру по лестнице. Дом на четыре квартиры: две сверху, две снизу. Квартиры сверху – на одной площадке, но с двумя лестницами. Мы поднялись по той, что справа.

Дина открывает квартиру, и одновременно говорит:

– Как видите, район отличный. До вашей больницы – пятнадцать минут на транспорте. До школы – десять минут пешком. Магазины, прачечная, спортзал – всё рядом.

Район мне и правда понравился. Отметила это, ещё, когда ехала.

Мы заходим в квартиру. «Однокомнатная…» – констатирую я про себя. Она замечает моё разочарование.

– Вам нужна квартира побольше? – уточняет она.

– Да, я с дочерью. Подростком, – говорю я, всё-таки осматривая квартиру.

– Ааа, понятно, – с пониманием отзывается она, и добавляет: – Обидно, соседняя квартира, как раз двуспальная, тоже сотрудник вашей больницы снимает. Один… А вы знаете… можно попробовать договориться поменяться? – неожиданно для меня, предлагает она с таким азартом, будто эта мысль ей вот-вот пришла в голову и она готова её реализовать немедленно.

– Не надо, – пытаюсь остановить её я.

«Ещё Крейна о чём-то просить…» – даже от мысли меня передёрнуло, не говоря уже о том, чтобы просить его об этом лично.

– Подумайте… – начинает убеждать она меня. – В этом районе больше квартир не найдёте. Да, и в городе сейчас трудно что-то приличное найти, тем более со школой и всем необходимым. Кризис на рынке недвижимости, сами знаете…

– Дадите минуту подумать? – прошу я.

– Да, конечно, – соглашается она, и отходит к столу.

Я обдумываю свои варианты, которых собственно и нет. И мои раздумья заканчиваются меньше, чем за минуту.

«Что называется, вариантов нет… Может, появится что-то другое, а пока, видимо, берём, что есть. Ники переедет, а там посмотрим…» – решаю я.

– Хорошо, беру эту квартиру, – с решительностью говорю я Дине.

– Я бы на вашем месте, всё-таки попросила вашего коллегу поменяться. Ему одному и этой хватит, – снова предлагает она.

– Я подумаю… – пытаюсь я «отвести» её от этой идеи. Но Дина оказывается человеком действия.

– Я ему позвоню, – совершенно игнорируя меня, отвечает она, будто себе.

– Не надо… – пытаюсь я остановить её, но она уже набирает его и выходит из квартиры.

Я остаюсь стоять, сгорая от стыда, что приходится Крейна о чём-то просить, да ещё через другого человека.

– Он согласен, – ошарашивает она меня, вернувшись назад в квартиру буквально через минуту.

У меня челюсть чуть не падает на пол.

– Я зайду вечером, оформим договоры. Обменяетесь ключами, – быстро забирая свой портфель со стола, говорит она.

– Хорошо. Спасибо, – как в прострации отвечаю я. Она уже выходит и дверь за ней закрывается.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Стою посреди квартиры, уже предвкушаю издёвки Крейна. Набираю Ники.

– Ало, – отвечает мне всё тот же безрадостный голос, что ударяет меня прямо в сердце, в очередной раз.

– Привет. Я устроилась. Работа, квартира. В Аннаполисе. Бери билет на завтра. Я оформлю доставку наших вещей. Только поставь свои коробки к остальным, чтобы транспортная компания их не оставила, – выдаю я всю информацию залпом. Она молчит. – Ты тут? – интересуюсь я.

– Аннаполис? – совсем невоодушевлённо спрашивает она.

– Да, а что? – я начинаю нервничать, зная, что это совсем нелегко для неё.

– Может всё-таки тут останемся? – с надеждой предлагает она.

– Мы же вместе с тобой решили, что надо сменить обстановку… – напоминаю я ей. Она ничего не отвечает, и просто молчит. – В Балтиморе всё напоминает о папе… – добавляю я.

«Об Алексе…» – болью в сердце отзывается мне воспоминание о нём.

– Но тут у меня школа и друзья… – начинает снова аргументировать она своё желание остаться.

– Знаю. Для меня это тоже трудно. Но мы месяц живём без твоего папы. И легче не становится, – с горечью заключаю я.

– Знаю… – тихо соглашается она, и вздыхает. – Сейчас оформлю билет, – добавляет она, и кладёт трубку.

После разговора с Ники, я звоню в кадры.

– Ало, – отвечает Джил. Довольно дружелюбно.

– Добрый день ещё раз. Это доктор Саманта Льюис. Я нашла квартиру. Могу выйти завтра, – сообщаю я ей. На секунду воцаряется молчание, а затем она отвечает:

– Хорошо. Завтра в девять приступаете к работе. Будьте в госпитале за полтора часа, – совсем безрадостно говорит она мне. – Всего доброго, – произносит она в конце, хотя, по тону, это больше напоминает «что б ты сдохла».

– До свидания, – говорю я, но понимаю, что на том конце уже никого.

Закончив этот странный разговор, я решаю объехать район и зайти где-нибудь поесть. Так и поступаю.

Район оказывается действительно приятным: тихим, зелёным. Как и говорила Дина, всё необходимое рядом: спортзал, прачечная. Ещё я обнаруживаю бассейн, буквально по соседству, и парк, всего в квартале от дома. Супермаркет тоже недалеко, вполне можно дойти пешком. Заезжаю в школу, чтобы обсудить с директором приём Ники. Это занимает около часа, но всё проходит хорошо. Затем я еду ужинать. В гриль-бар. И всё ради шикарного краба.

Подъезжаю к квартире, Крейн выходит на лестничную площадку. «Будто ждал меня…» Снимаю шлем, иду к своей квартире. Морально готовлюсь выслушивать его издёвки.

– Ты не говорила, что у тебя есть дочь. Сколько ей? – сразу без церемоний спрашивает он.

Открываю квартиру, захожу. Он заходит за мной. Я уставилась на него.

– Мне же надо посмотреть свою новую квартиру, – отвечает он на мой немой вопрос: «Какого чёрта?»

Жестом пропускаю его. Он входит, с довольным видом. Начинает ходить по квартире, всё рассматривать.

– Так сколько ей? – предпринимает он новую попытку удовлетворить своё необъятное любопытство.

– Шестнадцать, – отвечаю я, решив, что он всё равно узнает.

Он остановился, посмотрел на меня очень внимательно.

– Получается, ты в школе родила? – впечатляет он меня своим новым вопросом.

– Тебе-то какое дело? – серьёзно, глядя ему в глаза, спрашиваю я. Он прерывает зрительный контакт и идёт дальше по квартире.

– Просто по-соседски интересуюсь… – непринуждённо отвечает он.

«Ага. Соседи всегда интересуются когда я родила…» – с сарказмом огрызаюсь я мысленно.

– Всё посмотрел? Можно я теперь тоже посмотрю твою… То есть, мою квартиру? – спрашиваю я, переводя разговор на тему, из-за которой мы вообще находимся тут вместе.

– Да, конечно, – соглашается он и галантно пропускает меня вперёд при выходе.

Заходим в его/мою квартиру, в гостиную. Я осматриваюсь. «Мне нравится. Уютно и светло…» – оцениваю я свои впечатления от этой квартиры. Иду смотреть спальни. Крейн остаётся в гостиной. «Эта будет Ники…» – решаю я. Себе выбираю с ванной. «Если ночью вызовут или вернусь, чтобы не шуметь в общей ванной…» – размышляю я. Возвращаюсь в гостиную.

– Ну, как? – сразу интересуется Крейн.

– Мне нравится, – честно отвечаю я, продолжая осматривать гостиную, только уже более детально.

– Какую спальню выбрала? – с улыбкой спрашивает он.

– С ванной, – без задней мысли отвечаю я. Его улыбка становится шире.

– Будешь спать в моей спальне, в моей постели… – произносит он чуть не мурлыкая, как котяра. Я глаза закатила. Тут раздаётся стук в дверь. Крейн идёт открывать.

– Ну, что оформим всё? – с порога спрашивает Дина, и вихрем проносится прямиком к столу. Мы с Крейном только кивнули.

Минут пятнадцать уходит на подписание договоров и оформление всех формальностей. И Дина, так же молниеносно, как появилась, исчезает.

– Ладно, мне вещи пора собирать, – направляясь в спальню, говорит Крейн.

– Подожди, – останавливаю я его. Пара секунд у меня уходит на то, чтобы собраться с духом, Крейн ждёт. – Я хотела сказать тебе спасибо. Что согласился поменяться… – чувствуя смущение, благодарю я его.

– Застенчивость тебе к лицу, – с улыбкой говорит он. – Впрочем, как и всегда…

Я начинаю краснеть ещё больше, чувствую как вспыхивают щёки.

– Не за что, – добавляет он с улыбкой, но на этот раз, какой-то доброй что ли, совсем не издевающейся. – А можно вопрос? – спрашивает он вдогонку.

– Спрашивай, – соглашаюсь я.

– А где твой муж? – ошарашивает он меня вновь. «А, нет, показалось… Всё тот же Крейн…» – заключаю я про себя. – Раз есть ребёнок, то и муж должен быть… – рассуждает он вслух, глядя на меня.

Я молча прохожу мимо него и иду, в пока ещё свою, пустую квартиру. Так как собирать мне нечего, я просто сижу на диване. Не замечаю, как засыпаю.

Просыпаюсь от прикосновения к лицу. Ещё в полудреме шепчу:

– Алекс…

– Так значит Алекс? – раздаётся задумчивый голос Крейна надо мной.

– Что ты тут делаешь? – быстро проснувшись и садясь, спрашиваю я.

– Ну, это как бы теперь моя квартира, – говорит он посмеиваясь. Я замечаю коробки по всей квартире. «Крепко же я спала…» – понимаю я. – Квартира свободна. Можешь пойти лечь, поспать по-человечески. Я сменил постельное и оставил футболку чистую, если вдруг у тебя сменки нет. Отдашь потом, – говорит он мне, продолжая заниматься своими делами. Я, конечно, против, и собираюсь возразить. Но не успеваю, так как он с улыбкой добавляет, протягивая мне ключи: – Это по-соседски…

Беру ключи из его руки и отвечаю:

– Твои ключи на столе, – указываю я на стол. Беру рюкзак, и иду в свою новую квартиру.

Захожу, звонит телефон.

– Ало, – отвечаю я Ники, проходя в гостиную.

– Взяла билет. Буду в девять вечера. Встретишь? – говорит она всё тем же безрадостным голосом.

– Да. Коробки поставила к порогу?

– Да. Я же не маленькая, – с упрёком и, даже немного с обидой, говорит она.

– Я не хочу потом мучиться с транспортниками и, чтобы ты ждала свои вещи неизвестно сколько, – объясняю я свою чрезмерную озабоченность.

– Хорошо, – соглашается она. А я слышу по интонации, что она закатила глаза. Игнорируя, спрашиваю:

– Миссис Данлаб уже пришла? – я ещё не успеваю договорить, как в трубке раздаётся её раздражённый выдох. «Подростковый возраст, смерть отца, переезд…» – напоминаю я себе. «Это пройдёт…» – медитирую я мысленно.

– Я ещё вчера сказала ей, что она может не приходить… – я уже хочу возмутиться, тем, что она без моего ведома спровадила соседку, которую я попросила ночевать вместе с Ники, чтобы она не была одна, но Ники добавляет: – Я переночую у Сидни. Это наша последняя ночь вместе… – с грустью заканчивает она, и у меня снова становится тяжело на сердце. Даже появляется чувство вины, что я разлучаю Ники с друзьями, лучшей подругой, привычным окружением, школой.

– Ладно, – соглашаюсь я. – Тогда, до завтра? – вместо прощания выходит вопрос, и я надеюсь услышать её хоть немного повеселевший голос.

– До завтра, – уныло прощается она и кладёт трубку. «Всё наладится…» – успокаиваю я себя снова.

Даю себе несколько минут, прийти в себя после разговора с Ники, и звоню в транспортную компанию, договариваюсь, чтобы завтра забрали коробки. Называю новый адрес, и надеюсь, что транспортники доставят всё быстро, без потерь и ущерба.

Затем я осматриваю своё новое жильё более внимательно. Без пристального взгляда Крейна это делать приятнее.

В прихожей встроенный в стену шкаф для одежды. Левее расположена гостиная, совмещённая с кухней и обеденной зоной. Гостиную с кухней разделяет перегородка барной стойки. Кухня не очень большая, но уютная – в серо-белых тонах. Обеденный стол стоит в гостиной и рассчитан на шесть персон, но так как он стоит у стены, то способен принять лишь четверых. «Нам с Ники хватит…» – размышляю я.

В гостиной стоит светлый диван, перед ним стоит кофейный столик, на стене висит телевизор. Вообще обстановка гостиной умиротворяет, здесь я чувствую себя спокойно.

Я иду в спальню Ники. Она расположена сразу за гостиной, слева. Большая, двуспальная кровать, прикроватная тумбочка, комод, шкаф, стол: всё, что нужно подростку. Обстановка комнаты выполнена в светлых тонах, мебель тёмная. Но здесь большое окно, так что, при дневном освещении, комната будет выглядеть «парящей». «Ей понравится…» – с надеждой думаю я. «Она добавит свои вещи, привнесёт свою индивидуальность, и комната станет ярче…» – уже вижу я, как Ники обустраивает свою новую комнату, в своём воображении. Выхожу из её спальни и иду в свою. Она напротив спальни Ники, только дверь расположена ближе к гостиной. «Будь двери друг напротив друга, Ники бы не понравилось.» – остаюсь я удовлетворена расположением наших комнат.

Обстановка в моей спальне почти такая же, как в спальне Ники, только чуть темнее, больше мужская что ли. В этот момент я думаю о Крейне. Как он и говорил, кровать застелена, сверху лежит футболка. Я складываю её и кладу на комод. «С чего это Крейн такой добрый?» – задаюсь я вопросом. Достаю из рюкзака небольшой запас вещей , который взяла с собой на первое время, и убираю их в комод. Достаю пижаму, зубную щётку и пасту, и иду умываться в свою ванную.

Когда ложусь спать, за стенкой стоит грохот и топот, Крейн обустраивается. «Надо было спросить кем он работает…» – с этой мыслью я засыпаю, даже не замечая, как погружаюсь в сон.

Под утро снится бьющееся сердце в руке. Просыпаюсь с шёпотом на губах:

– Алекс…

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

В семь утра выхожу из квартиры и одновременно из своей квартиры выходит Крейн.

– Доброе утро, доктор Льюис, – здоровается он первым. «Как официально…» – удивляюсь я мысленно.

– Доброе утро, доктор Крейн, – вторю я его вежливости.

«Проклятье! Почему он себя так ведёт?» – настораживаюсь я, всё ещё не веря в то, что этот человек мог измениться. «Наверняка, за этой «добротой» и «вежливостью» кроется какой-то подвох, которого я снова не буду ждать и окажусь в дурах… Работать вместе, да ещё и жить рядом. Вот уж не везёт. Может, будет вариант в другом месте? Буду уточнять у Дины…» – решаю я на ходу к байку. «Здесь всё хорошо: район, квартира, работа недалеко, школа рядом, но Крейн…»

– Тебя может подвезти? Я на машине, – предлагает мне Крейн, стоя у своей машины – двухдверной ауди, ярко-синего цвета.

– Нет, спасибо. Сама доеду, – отказываюсь я, снова размышляя о его мотивах. Сажусь на свой алого цвета байк и отъезжаю.

По дороге размышляю о причинах его поведения: «Может он изменился? Мы уже не студенты… Да и, когда я сказала ему о травле, он выглядел удивлённым…». Вот только инстинкт отказывается принять мои мысли за чистую монету, я по-прежнему чувствую внутреннее напряжение при виде него, или даже при мыслях о нём. «Годы его идиотского поведения не дадут мне просто взять и поверить, что он изменился и теперь ему можно доверять…»

Приехав к госпиталю, иду ко входу, когда Крейн паркуется. «Надо узнать кем он работает…» – размышляю я.

Захожу в госпиталь. Спрашиваю у медсестры, где раздевалка и где взять ключ от шкафчика. Оказывается, у них коды на шкафчиках, последние четыре цифры лицензии, а ящики подписаны.

Иду в раздевалку. На моем шкафчике табличка с моим именем. Кладу свои вещи. Переодеваюсь. Выхожу. Из двери напротив выходит Крейн. «Надеюсь, наши графики будут редко совпадать…» – с надеждой думаю я.

– Уже узнала своё расписание на сегодня? – спрашивает он, идя рядом со мной.

– Ещё нет. Как раз иду узнавать, – отвечаю я, и сворачиваю к кабинету Джулии. Стучу.

– Входите, – слышу я её ответ. – А, доктор Льюис, то есть Сэм, доброе утро. Я как раз хотела идти к вам, – приветствует она меня, и встаёт из-за стола.

– Доброе утро, доктор Рэй. Я узнать расписание… – начинаю я, но она уже идёт навстречу мне.

– Идёмте. Я по дороге всё расскажу и покажу, – жестом предлагает она мне выйти первой.

Идём вместе с ней по госпиталю. Она показывает где что.

– Сегодня у вас с девяти до тринадцати приём в клинике. Час на обед. С четырнадцати – две операции. Вот истории болезней по операциям. Папки для больных из клиники – в лотке с вашим именем, – инструктирует она меня.

– Хорошо, – соглашаюсь я, беря папки по операциям.

– Ещё у вас будут смены, тоже по пол дня, в приёмной на скорой, – продолжает она.

– Поняла.

– Ну, всё. Хорошего дня. Если что, обращайтесь ко мне или к главной медсестре, – она жестом указывает в сторону стойки, где сидит главная медсестра. Я оборачиваюсь, чтобы посмотреть и снова поворачиваюсь к Джулии.

– Ладно. Спасибо, – благодарю я её и она уходит.

До начала приёма ещё час. Иду в кафетерий читать истории болезней по операциям. Беру кофе, сажусь за столик.

«Итак, мужчина пятьдесят пять лет. Холецистэктомия1.» – проговариваю я про себя. Решаю сразу вторую посмотреть, а потом уже по анамнезам пройтись. «Женщина, сорок лет. Диагностическая лапаротомия2 на левом яичнике. Ладно. Курс и объем понятны…» Возвращаюсь к первой папке, читать анамнез, тут напротив меня буквально «плюхается» Крейн.

– Узнала расписание? – снова спрашивает он. «Да что ж такое!?» – восклицаю я про себя.

– Да. Холецистэктомия и диагностическая лапаротомия, – отвечаю я ему, уже не в силах скрыть раздражение от его назойливости.

– Да. На них и встретимся, – беззаботно выдаёт он.

– Не поняла… – растерянно произношу я, хотя, уже предчувствую что-то неприятное. «От него только такого и жди…»

– Ну, без анестезиолога нельзя оперировать, – не менее беззаботно поясняет он, и подмигивает мне. Мне так захотелось упасть головой на руки, которые, как у примерной ученицы, были сложены на столе.

– В больнице есть ещё анестезиологи, кроме тебя? – с надеждой спрашиваю я. Он смеётся.

– Ещё не начала работать, уже пытается меня избегать, – вместо ответа, говорит он, посмеиваясь. – Да, есть, – отвечает он таки на мой вопрос. – Но я работал в паре с Грегсоном, так что перехожу в наследство тебе, – с лукавым огоньком в глазах и не менее лукавой улыбкой, заканчивает он. Я издаю протяжный, жалобный стон. И не со всем про себя, как того хотела.

– Да, ладно тебе! Я не такой подонок, каким ты меня считаешь. Я квартиру тебе уступил… – с упрёком реагирует он на мой стон. Я сижу и молчу. – Ладно, пойду возьму кофе. Я сегодня на скорой. До после обеда, – прощается он, покидая меня.

– Пока, – отвечаю я, почти с облегчением.

Он уходит, а я пытаюсь вернуться к чтению историй болезни, но сразу не получается. «Это ещё хуже. Будь он хирургом, мы бы пересекались, но не постоянно. А с анестезиологом нужно работать всё время…» – размышляю я. И снова издаю жалобный стон, осознавая степень нашего с Крейном рабочего взаимодействия. И в этот момент он как раз проходит мимо.

– Приятно, что ты думаешь обо мне. Да ещё и со стоном… – говорит он мне с улыбочкой. Я готова сквозь землю провалиться, становлюсь красная, как помидор. Он на выходе оборачивается и смотрит на меня. Я одними губами говорю ему:

– Придурок… Он только ухмыляется мне, и уходит.

Я сижу несколько минут в полной прострации от того, что Крейн анестезиолог. «Это просто невероятно, из пяти госпиталей, в которых я побывала, попасть в тот, где работает Крейн, да ещё и в пару к нему…» – буквально ною я про себя. Но потом беру себя в руки, так как время уже поджимает, и скоро начнётся приём в клинике, читаю анамнезы, допиваю кофе и иду в клинику.

Заглядываю в свой лоток, там куча папок.

– Привет. Я – Сэм, доктор Льюис – новый хирург, – обращаюсь я к главной медсестре, которая сидит за компьютером .

– Привет. Лиз – главная медсестра, – отрываясь от своих дел, отвечает мне круглолицая, миловидная женщина, лет сорока, с каштановыми волосами, заделанными в пучок на затылке.

– Все мои, на четыре часа? – указываю я на почти полный лоток.

– Что не успеете, пойдет к доктору, что будет после обеда, – отвечает она. Киваю ей, и иду в смотровую. Вызываю первого пациента.

За четыре часа успеваю принять десять пациентов. У кого-то быстрая перевязка, у кого-то – вросший ноготь, фурункул и прочее. Закончив приём, выхожу из кабинета, и спрашиваю у медсестры, где можно пообедать.

– Почти все обедают в кафетерии. Есть ещё кафе недалеко от госпиталя. Но там цены выше, чем в кафетерии, – делится она полезной информацией.

– Поняла. Спасибо, – благодарю я её, и иду в кафетерий.

И правда, все обедают тут. Почти все места заняты. Пока беру еду, мест уже нет. Из–за углового столика мне машет Крейн. «Где я столько нагрешила, что расплачиваюсь общением с этим человеком?» – стону я про себя. Осматриваю кафетерий, мест вообще нет. Только за его столиком. Обречённо иду к нему.

– У тебя такой вид, будто ты бы предпочла есть за одним столом с бешеной собакой, чем со мной, – говорит он мне, когда я сажусь к нему за стол.

«Вообще, он хорошо уловил суть. Но надо бы взять себя в руки. Нам работать вместе. Надо быть профессионалом…» – настраиваю я себя.

– Спасибо, что оставил мне место, – пытаюсь я притворить в жизнь свои намерения.

– Да, претендентов вообще-то было много, – говорит он. Я замечаю, что большинство женских глаз устремлено на меня. «Ещё не хватало в этот змеиный клубок попасть… Опять…» – чертыхаюсь я мысленно. – Так кто такой Алекс? – совершенно неожиданно для меня спрашивает Крейн. Вилка падает из моих рук с грохотом на кафельный пол.

ГЛАВА ПЯТАЯ

У меня вся кровь ухает в ноги. Поворачиваюсь поднять вилку, на нас смотрит уже весь кафетерий. «Отлично! Первый рабочий день, уже столько внимания…» – «радуюсь» я мысленно. Наклоняюсь поднять вилку, одновременно обдумываю отмазку, чтобы свалить от Крейна. Выпрямляюсь. Открываю рот, чтобы начать говорить, но не успеваю ничего сказать.

– Кажется, я перешёл черту, – говорит он, глядя мне в глаза.

– Да, не в первый раз, впрочем, – отвечаю я прямо.

– Ладно, забудь. Давай просто пообедаем? – предлагает он и начинает есть.

– Я… Мне… – пытаюсь я придумать быстро причину, чтобы уйти от него.

– Обещаю, больше никаких бестактных вопросов, – говорит он серьёзно. – По крайней мере, за обедом, – добавляет он, ухмыляясь.

«Опять его чертова ухмылка.» – злюсь я. Но всё-таки остаюсь, так как поесть надо, впереди долгий день, операции, и вечером Ники встречать. Но ем очень быстро, чтобы быстрее избавиться от его компании.

– Даа, сильно я тебя достал… Смотри не поперхнись, – говорит он, глядя на то, как быстро я ем.

– Не переживай так за меня, – отвечаю я ему. Он уставился на меня так внимательно, что не по себе. – Просто хочу успеть ещё раз пройтись по историям болезней… – лгу я о причинах своей расторопности. Доела. – Спасибо за обед, – благодарю я его, вставая из-за стола.

– Да, не за что… – непринуждённо отвечает он.

Иду готовиться к операциям. В предоперационной Крейн встаёт мыть руки у соседней раковины. Но, к моему счастью, молча.

Холецистэктомия проходит без сюрпризов. Готовимся к лапаротомии. Я ещё раз мысленно пробегаюсь по анамнезу больной. Что-то не даёт мне покоя. Всё идёт по расписанию, пациентка под наркозом. Начинаю операцию. И замираю.

– Что? – спрашивает Крейн.

– Позовите мужа, – прошу я медсестру. Она вызывает мужа в смотровую над операционной. – Будь готов добавить наркоз, – говорю я Крейну.

– Л–ладно, – отвечает протяжно он.

Максимально спокойно объясняю мужу пациентки, что на левом яичнике опухоль с локальными метастазами, которая была не заметна на УЗИ и при обследовании. Что требуется его согласие на удаление всех тканей, задетых метастазами. Мужчина в ужасе. Не может ответить. Говорю, что удалять буду левый яичник и левую фаллопиеву трубу. Что матка и правый яичник с правой трубой не задеты метастазами. Муж не выдерживает такой новости и скоротечности происходящего, губы дрожат, на глазах слёзы.

– Нужно ваше согласие, – настаиваю я, не из бессердечности, просто знаю, что лучше для пациентки решить это сейчас. – Мы уже в процессе операции. Лучше удалить опухоль сейчас. Понадобится химиотерапия и обследования каждый год, но то, что мы обнаружили опухоль сейчас, пока метастазы не пошли в другие органы – удача, – говорю я мужу, пытаясь убедить. Он наконец подтверждает своё согласие, сначала кивая, а затем тихо произнеся: «Согласен, согласен…». Даю знак Крейну, чтобы добавил наркоз.

Всё проходит хорошо. Пациентку увозят в реанимацию. Я оформляю бумаги по операциям и захожу в реанимацию спустя час. Встаю у кровати женщины. Просто молча стою и смотрю на неё.

– Все хорошо? – обращается ко мне Крейн, чем пугает меня, появившись неожиданно из-за моей спины.

– Да, – отвечаю я ему.

– Но ты здесь… – подразумевает он какой-то вопрос, видимо. Я мгновение молчу, решая, стоит ли ему объяснять свой приход сюда.

– Она шла на диагностическую лапаротомию, а проснётся и узнает, что у неё рак… – озвучиваю я ему свои мысли и причину моего прихода сюда.

– Ты всё сделала, чтобы помочь ей. Ты спасла её, – он кладёт свою руку на мою.

– Не надо, – прошу я его.

– Что? – делает он вид, что не понял. Или действительно не понимает.

– Вот это не надо, – киваю я на наши руки. Он убирает свою руку, но продолжает смотреть на меня. Я это чувствую. Но, к моему счастью, он молчит. Мысленно прошу его не задавать мне вопросов. Откровенничать сейчас не хочется, тем более с ним. Он, уходит. Я стою ещё какое-то время у постели пациентки, затем, доделываю дела и выхожу из больницы. Заезжаю за продуктами. Так как холодильник пуст. Успеваю приготовить ужин и еду на такси встречать Ники.

Автовокзал переполнен людьми, каждую минуту объявляют о прибытии или отправлении нового автобуса. Я пробираюсь сквозь суетящихся людей к информационному табло, чтобы посмотреть к какому выходу приедет Ники. Её автобус прибывает по расписанию, ждать остаётся ещё десять минут. Я иду к нужному выходу и осматриваюсь в поисках свободного места, но все заняты. Так что моё ожидание проходит стоя. И волнительно. Мысли одолевают меня: понравится ли Ники здесь, понравится ли ей её новая комната, как она вольётся в коллектив нового класса, сколько пройдёт времени, прежде чем она найдёт новых друзей, заведёт лучшую подругу, или нескольких…

Когда объявляют о прибытии автобуса Ники, я уже успеваю перебрать все возможные варианты: хорошие и плохие. Но заставляю себя думать о хорошем.

– Привет, – здоровается Ники, выходя из автобуса. И, вроде, не выглядит ужасно расстроенной. Глаза кажутся немного заплаканными, а в остальном всё та же Николь: красивая блондинка, с длинными волосами, среднего роста, стройная, спортивная и подтянутая. Вообще, она – вылитая Алекс. У неё, его пухлые губы, красивые серо-зелёные глаза, изогнутые брови. Только нос достался ей от матери: небольшой и вздёрнутый. Но он, наоборот подчёркивает её красоту.

– Привет, – обнимаю я её. – Как доехала? – интересуюсь я.

– Нормально, – коротко отвечает она. – Надеюсь, ты не на своём средстве самоубийства? – спрашивает она, чуть раздражённо.

– Нет, на такси…

– Отлично. Поехали, – говорит она и уже торопится со своим чемоданом на стоянку такси.

Когда приезжаем домой, я показываю квартиру Ники.

– Это твоя комната, – заходим мы вместе. Она никак особо не показывает нравится ей или нет. Просто ставит свой чемодан к шкафу, и поворачивается ко мне. Я смотрю на неё внимательно, мне не хочется вытягивать это из неё клещами, но хочется знать, что ей здесь хотя бы терпимо. – Как тебе? – спрашиваю наконец я, потому что она так ничего и не говорит.

– Нормально, – оглядывается она по сторонам, что я принимаю за хороший знак.

– Показать тебе мою комнату? – спрашиваю я. Она мгновение медлит, а затем кивает как-то нерешительно. Мы доходим до моей комнаты молча и также молча осматриваем её. Только в ванной я объясняю ей свой выбор: – Взяла себе комнату с ванной, чтобы не шуметь и не будить тебя, если вернусь с дежурства ночью…

– Да, я поняла, – коротко отвечает она. – Может поедим? – спрашивает она и идёт на кухню. Я иду за ней. Садимся ужинать.

– Я надеюсь, тебе здесь понравится… – начинаю я. – Школа в десяти минутах пешком. Тебе там понравится. Я была там и говорила с директором… – пытаюсь я приободрить её.

– Правда? Думаешь, понравится? – с вызовом смотрит она на меня, и я слышу ироничный тон в её голосе. – В Балтиморе остались мои друзья. А тут у меня никого…

– Я понимаю… – начинаю я.

– Понимаешь?! – перебивает она, чуть не взрываясь. – Если бы не ваши грёбаные мотоциклы, папа был бы жив! – уже злясь, восклицает она, и резко встав, выходит из–за стола, и идёт в свою комнату.

Я заканчиваю ужин в одиночку.

Ночью мне снова снится бьющееся сердце в моих руках. Открываю глаза с чувством такой тоски, что горло сжато подступившим комком.

– Алекс, как же я по тебе скучаю…

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Несколько месяцев пролетают незаметно. Ники ходит в школу, завела новых друзей. Крейн больше не таскается везде за мной. Мы даже отлично сработались. Слышала, как медсёстры шушукались, что он стал какой-то тихий. «Мне же лучше. Так спокойнее…» – обрадовалась тогда я.

В один из вечеров, выхожу из больницы, иду на стоянку, звонит телефон. Это – Крис – сотрудница службы опеки, с которой мы работали, когда встал вопрос опекунства над Ники.

– Сэм, добрый вечер, – здоровается она.

– Привет, Крис, – приветствую я её. Мы даже сдружились с Крис, пока я оформляла опеку над Ники.

– Сегодня к нам обратилась Мэг, заявляет свои права на Ники. Собирается идти в суд за возвращением прав себе, – сообщает она мне.

– Ты сказала, что мы переехали? – настораживаюсь я, зная, что от Мэг ничего хорошего ждать не приходится.

– Да. Я уже передала ваше дело в Аннаполис, так что мне пришлось ей сообщить, – немного виноватым тоном отвечает Крис.

– Поняла, – отвечаю я, очень мягко, потому что не могу винить Крис за её работу. – Спасибо, что сообщила, – благодарю я её за то, что она предупредила меня. О приходе Мэг лучше знать заранее.

Мэг – это мать Ники. За восемь лет она появлялась регулярно. Нет, Ники её не интересовала. Всегда она приходила ради денег. Они разведены с Алексом, но родительских прав она не лишена, ограничена, но не лишена. У меня опека над Ники до её восемнадцатилетия. Теперь Мэг, наверняка будет манипулировать опекунством, чтобы получить денег. Наркотики для Мэг дороже дочери, наверное, дороже вообще всего.

– Если позволишь, дам тебе совет… – с осторожностью говорит Крис. – Удочери Ники. Тогда Мэг лишится всяких прав, – предлагает она. Я на мгновение зависаю.

– Поговорю с Ники, и решим вместе с ней. Спасибо за совет. Это важно для меня, – благодарю я её. Мы прощаемся и я еду домой в раздумьях: «Я с Ники восемь лет, она мне, как дочь. Но последние потрясения сказываются на её состоянии. И она только-только стала приходить в себя…». Вопрос о том, как она воспримет новость, что я хочу её удочерить, я даже мысленно не могу задать самой себе.

– Я дома, – говорю я громко, войдя в квартиру.

– Привет, – здоровается Ники, выходя мне навстречу из своей комнаты. – Друзья позвали меня погулять. Могу я сходить на пару часов? – спрашивает она.

– Да. Но сначала нам надо поговорить, – говорю я, проходя в квартиру.

– О чём? – интересуется она, тоже проходя в гостиную.

– Объявилась Мэг, грозится судом о возвращении себе родительских прав, – говорю я, внимательно глядя на Ники.

– Но, ведь, мой опекун ты? – растерянно спрашивает она.

– Да, но мои права временные. Мэг может через суд попробовать аннулировать мои права. Это, конечно, не сработает, да, и, думаю, ей это не надо. Просто пытается вымогать деньги…

– И что нам делать? – с надеждой спрашивает Ники.

– Вообще-то… – начинаю я, и запинаюсь. Такое волнение накатывает на меня, что дыхания не хватает закончить фразу. – Я хочу удочерить тебя, – с замиранием в сердце, произношу я.

– Удочерить? – снова растерянно спрашивает она.

– Да. Тогда Мэг лишится прав совсем, – твёрдо говорю я. Ники молчит. От этого мне не по себе. – Подумай, и потом вернёмся к этому… – предлагаю я ей.

– Да, нет. Я согласна, – как-то торопясь, отвечает она.

– Отлично, – говорю я с улыбкой. И чувствую такую радость, что, кажется, вот-вот меня разорвёт. «Хоть Ники и держит дистанцию, но для меня она стала родной за эти годы…» – с невероятной теплотой думаю я.

Следующий день – мой выходной. Так что я еду в опеку, подавать документы на удочерение. Ожидание в очереди, затем долгая процедура оформления, много бумаг, вопросов и разъяснений, занимает это не один час. Но, когда я отдаю заполненные и оформленные документы специалисту, то чувствую какое-то предвкушение, будто это станет для нас с Ники новым этапом. Это и радует, и пугает меня одновременно.

Когда я возвращаюсь назад, по пути домой, я издалека замечаю аварию на дороге. На обочине лежит байк, метрах в трёх, на спине лежит тело в экипировке и шлеме.

– Дерьмо… – ругаюсь я. Останавливаюсь, и бегу к нему. Приземляюсь на колени рядом с ним. Лица не видно, чёрное стекло шлема закрывает его. Аккуратно поднимаю стекло. Мужчина. Глаза закрыты, кожа бледная, испарина на лице. Он без сознания. Наклоняюсь, и слушаю. Дыхание поверхностное и учащенное. Прощупываю пульс, он высокий. Набираю девять один-один.

– Оператор девять один-один. Что у вас случилось?

– Авария с участием мотоциклиста. Мы на пересечении Северн-Гровроуд и Кингсвуд-роуд. Пришлите скорую, – быстро, но чётко говорю я.

– Поняла, скорая уже в пути, – отчеканивает она, и я слышу, как она стучит по клавишам клавиатуры. Я включаю громкую связь, а сама начинаю поверхностный осмотр мужчины. Мысленно хвалю его, что он в хорошей экипировке и шлеме. Видимых повреждений нет. Шлем не трогаю, травмы позвоночника у мотоциклистов – обычное дело.

– В каком состоянии пострадавший? – спрашивает оператор девять один-один.

– Без сознания. ЧСС – сто. Дыхание поверхностное и учащенное. Кожа лица бледная и мокрая. Начинаю осмотр, – говорю я.

– Не нужно, – пытается остановить она меня. – Дождитесь скорою, – строго говорит она мне.

– Я – хирург, – одновременно с этими словами, я очень аккуратно расстегиваю куртку и рубашку под ней. Шрам от торакотомии3 на груди, примерно, пятимесячной давности. Слева, в районе седьмого ребра гематома, возможен перелом рёбер. Внутри такое нехорошее предчувствие появляется. Аккуратно ощупываю ноги и руки. Переломов нет.

– Сколько до прибытия скорой? – спрашиваю я оператора девять один-один.

У мужчины начинается озноб. Я прощупываю пульс, он учащается.

– Две минуты, – отвечает она.

Тем временем, я пытаюсь нащупать пульс на запястье мужчины – ничего.

– У него начинается шок, – говорю я оператору, и возвращаюсь к осмотру живота и грудной клетки. Гематома стала больше, а живот вздулся. – Признаки кровотечения в брюшную полость… – сообщаю я оператору. Слышу вой приближающейся сирены скорой.

– Почти на месте, – говорит мне оператор.

– Да, слышу. В какую больницу его повезут? – спрашиваю я её.

– Медицинский центр Анны Арундел, – сообщает она мне.

– Отлично. Я там работаю, – говорю я, отключаю звонок, и встаю, чтобы дать знак скорой – машу им руками.

Пока мужчину стабилизируют и готовят к транспортировке, беру его рюкзак. Нахожу историю болезни, медицинские документы. Его уже грузят в скорую, а я кричу парамедикам:

– У него первая положительная группа крови…

– Принято. Вы с нами? – кричит мне парамедик, в дверях скорой.

– За вами, – отвечаю я, указывая на свой байк. Он кивает. В момент, когда мой взгляд снова возвращается к медицинским документам мужчины, я столбенею. «Не может быть…» – проносится у меня в голове, а моё тело покрывает полотно мурашек. Боковым зрением вижу, как парамедик закрывает дверь и скорая отъезжает. А я остаюсь стоять с бумагами в руках. Торакотомия проводилась этому мужчине в связи с пересадкой сердца… А дата пересадки сердца – это дата смерти Алекса…

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Стою с открытым ртом, мысли несутся. «Не может быть! Какова вероятность, что именно этому человеку пересадили сердце Алекса?» – спрашиваю я саму себя.

Когда прихожу в себя, скорой уже нет. Я забираю его рюкзак с собой. Набираю Джулию, по пути к байку.

– Ало, – отвечает она.

– Джулия, в нашу больницу везут пострадавшего в ДТП мотоциклиста. Свободные хирурги есть? – даже не поздоровавшись, быстро спрашиваю я.

– Нет, – отвечает она, сразу включившись в ситуацию.

– Приготовьте, пожалуйста, операционную. Я еду, – быстро говорю я, и не дожидаясь её ответа, кладу трубку. Завожу мотор и мчусь. Обгоняю скорую. Подъезжаю ко входу приемной скорой помощи. Быстро вхожу, говорю дежурному врачу:

– Сейчас приедет скорая с пострадавшим в ДТП мотоциклистом. Держите его стабильным и сразу поднимайте в операционную. Вот его история, – протягиваю я папку с медицинскими записями. Получаю подтверждение и бегу готовиться к операции.

Мою руки, в предоперационную входит Крейн.

– Привет. Мне сказали у тебя сейчас срочная операция? – спрашивает он серьёзно.

– Да. ДТП, мотоциклист. Кровотечение в брюшную полость… – не отрываясь от своего дела, отвечаю я.

– Ясно, – только говорит он, и тоже начинает готовиться. «Откуда он здесь? Сегодня не наша смена?» – думаю я. Но мысленно радуюсь его присутствию, сейчас мне нужна хорошая команда.

Входим в операционную мы вместе. Пострадавшего завозят. Дежурный врач скорой информирует:

– В брюшной полости примерно литр свободной жидкости, но причину кровотечения установить не удалось.

– Поняла. Спасибо, – киваю я ему.

Я начинаю лапаротомию. Подозреваю селезёнку. Так и выходит. Осколок сломанного ребра пробил орган. К счастью, разрыв единичный. Сгусток крови заблокировал кровотечение. Когда начинаю ушивать рану, орган снова кровит. Прикладываю гемостатическую губку4 и накладываю шов на рану. Проверяю, что больше ран нет и не кровит. Тут начинают пищать мониторы.

– Давление сто шестьдесят на сто, ЧСС – сто тридцать, – говорит Крейн.

«Черт!» – ругаюсь я мысленно.

– Остановка! – объявляет Крейн.

– Дефибриллятор на двести… – командую я. Крейн подкатывает реанимационную укладку и подаёт мне электроды.

– Разряд! – восклицаю я, производя кардиоверсию5.

«Ничего…» – констатирую я данные кардиомонитора.

– Триста! – не сдаюсь я. – Разряд!

И снова ничего…

– Не смей умирать! Триста шестьдесят! – почти в отчаянии восклицаю я. «Только не сейчас, когда я тебя уже спасла!» – не то в отчаянии, не то в злости, восклицаю я про себя.

– Стой! – останавливает меня Крейн. – Есть синусовый ритм!

– Вот так… Даже не думай умирать… – говорю я, отдавая электроды.

Я проверяю ещё раз брюшную полость пациента на предмет кровотечений. Чисто. Зашиваю. Его увозят в реанимацию. Я остаюсь стоять в операционной. Руки чуть подрагивают. По лицу скатываются капли пота.

– Ничего, он жив, всё хорошо… – произношу я, успокаивая себя. Снимаю операционную одежду, иду заполнять бумаги по операции.

Через два часа иду в реанимацию. Подхожу к кровати мужчины. «Просто невероятно – встретить человека, которому пересадили сердце Алекса.» – всё ещё поражаюсь я такому совпадению, в своих мыслях. Стою, рассматриваю мужчину.

Он, примерно, моего возраста, может, чуть старше. Тёмные, короткие волосы, приятное, доброе лицо, пухлые губы и выдающийся подбородок. Есть лёгкая щетина. Мужчина стройный и высокий. Глядя на него, у меня складывается впечатление, что это добрый и отзывчивый человек. «Алексу бы понравился… Он был бы рад, что его сердце спасло этому человеку жизнь…» – прихожу я к мысленному выводу.

– Он твой знакомый? – снова неожиданно рядом оказывается Крейн. Встаёт с другой стороны кровати, проверяет показатели пациента.

– Нет, – отвечаю я. «Я и имени его не знаю. Во всей этой суматохе даже не посмотрела в папке…» – понимаю я.

– Но, мне показалось, ты говорила с ним, как со знакомым… – вопросительно смотрит он на меня.

– Я говорила не с ним, – отвечаю я, спустя пару минут молчания. Крейн смотрит на меня, будто у меня на голове павлиний хвост вырос. Я молчу, он ждёт.

– Этому мужчине пересадили сердце Алекса… – зачем-то говорю я это Крейну. У него уходит пара секунд на осмысление.

– А Алекс это? – с осторожностью спрашивает он.

– Мы жили вместе восемь лет, Ники его дочь, – объясняю я.

– Откуда ты узнала, что сердце пересадили именно ему? – с нотами сомнения, спрашивает он.

– Я изымала сердце… Запрос был отсюда. В его документах я увидела дату, вот и сопоставила… – тихо отвечаю я.

– Ты? – с нескрываемым изумлением, спрашивает он.

Его удивление заставляет меня опустить глаза. Смотрю на этого человека, в котором бьётся сердце моего Алекса.

– Да, – всё-таки отвечаю я, сама не знаю зачем. – Когда Алекс поступил, мозг уже был мёртв. Запрос на сердце пришёл моментально, свободных хирургов не было, моё промедление могло стоить другому человеку жизни… «Этому человеку жизни…»

– Ясно… – произносит он, слегка растягивая слово, словно сомневаясь, но затем всё-таки спрашивает: – Значит, в твоём понимании, сейчас ты спасала Алекса? – вкрадчиво говорит он. У меня встаёт ком в горле.

– Я не могла позволить умереть ему… Снова, – с огромной печалью в голосе, говорю я.

– Но это не Алекс, – поправляет меня Крейн.

– Это сложно объяснить… – не глядя на него, говорю я. И молчу, но он не уходит.

– Выговорись, станет легче, – предлагает он мне. Я глубоко вздыхаю.

– Понимаешь… – начинаю я, пытаясь сформулировать свои мысли и чувства так, чтобы Крейн смог понять это, или, хотя бы, чтобы не посчитал меня выжившей из ума. – Я не могла спасти его тогда, я уже не могла ему помочь. Но его сердце – это часть него и оно живёт в другом человеке. Это… – перевожу я дух. – Это значит, что его смерть не была напрасной, он спас другому человеку жизнь. И Алекс, будто продолжает жить… В нём, – указываю я на мужчину, который несколько часов назад был на моём операционном столе. Глаз на Крейна не поднимаю. Вряд ли он сможет меня понять. А о том, что Алекс мёртв и этот человек не Алекс, я не хочу слышать.

– Мне очень жаль, – говорит он в конце концов с сочувствием, и уходит.

Я стою неподвижно какое-то время, а потом замечаю на тумбочке медицинскую папку пациента. Решаю посмотреть как проходил послеоперационный период и как приживалось сердце.

«Майкл Эванс» – произношу я мысленно его имя, глядя в документы.

– Ну, здравствуй, Майкл… – говорю я уже вслух, но самой себе.

– Здравствуйте… – раздаётся снизу, еле слышно, хриплый голос пациента.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Сознание к пациенту после наркоза возвращается волнами. Глаза то открываются, то снова закрываются. Через пару минут к нему приходит понимание, что он не дома, а в незнакомом месте. Он пытается подняться. Мониторы начинают пищать.

– Майкл, успокойтесь. Вы попали в аварию, вы в Медицинском центре Анны Арундел. С вами всё хорошо, – объясняю я ему спокойным голосом и аккуратно возвращаю его в лежачее положение. Тут заходит Крейн. Сразу начинает записывать показатели в карту.

– Сердце? – спрашивает пациент, заметно нервничая.

– С сердцем всё хорошо, – снова успокаивая его, отвечаю я. Заметное облегчение отражается на его лице, он успокаивается и ложится на подушку. А я продолжаю:

– Что последнее вы помните? Он задумывается.

– Я еду.... А потом… Будто удар… И… – он зажмуривается от воспоминаний, которые накатывают на него.

– Всё хорошо, – успокаиваю я его, и кладу руку ему на плечо. – Вы были в шлеме и хорошей экипировке. Из повреждений – перелом седьмого ребра, осколочное ранение селезёнки. Сейчас уже всё хорошо. «Можно сказать, ему повезло.» – заключаю я про себя. А в мысли ко мне приходит Алекс.

– Зачем я сел на этот чёртов мотоцикл? – сокрушается Майкл.

– У вас не было противопоказаний, вы могли вернуться к привычному образу жизни, – говорю я ему.

– Да я вообще не люблю мотоциклы! Не любил… – произносит Майкл, сначала раздражаясь, а потом, кажется, огорчаясь. Я смотрю на него непонимающе. – После операции это, как наваждение. Мимо проезжает байк и внутри все трепещет. Я держался несколько месяцев. Потом не выдержал. Пошёл на курсы, сдал экзамен. И вот я еду на мотоцикле. А внутри двоякое чувство – эйфория и страх. Я понимаю, что подвергаю себя опасности, но не могу ничего с этим поделать, – рассказывает он. А я стою, как громом поражённая.

– С тобой всё нормально? – вмешивается Крейн. Я не сразу возвращаюсь к реальности и понимаю, что он обращается ко мне, пристально, и даже как-то взволнованно, глядя на меня.

– Да, – отвечаю я, как в прострации.

«Я слышала о том, что у реципиентов после пересадки донорского органа, появляются воспоминания, привычки, которые были у донора. Но это откровение Майкла всё равно повергает меня в шок. Алекс был одержим мотоциклами, это была его страсть. Таких, как он, среди байкеров, называют «летчиками». Пугает и то, что Алекс погиб в результате хайсайда. Это, когда заднее колесо теряет сцепление с дорогой, теряет траекторию. Когда сцепление восстанавливается, от возникшего толчка, байкер перелетает через руль. Алексу не повезло. Он ударился головой о бетонное ограждение, когда приехала скорая, он был в коме четвёртой степени. А, когда его привезли в больницу, мозг был мёртв. И, кажется, Майкл попал в аварию именно в результате хайсайда, судя по его рассказу…» – от осознания последнего мне становится жутко. Я стою, смотрю на этого мужчину и не могу произнести ни слова.

– Вы не против, мы отойдем? – спрашивает Крейн у Майкла, и протягивает ко мне руку. Затем Крейн выводит меня из палаты под руку, потому что я вообще не осознаю, что я делаю. Он даёт знак медсёстрам, чтобы они пошли к пациенту.

– Что с тобой происходит? – спрашивает он, и терпеливо ждёт моего ответа, внимательно вглядываясь в моё лицо.

– Алекс… – тихо произношу я. – Алекс любил мотоциклы… Погиб, разбившись на мотоцикле… – говорю я машинально, и перевожу взгляд из ниоткуда на Крейна. Не знаю, что он видит на моём лице, но выглядит он встревоженным. А я чувствую внутри столько эмоций, что невозможно их все разобрать. Моё тело просто трусит мелкой дрожью под воздействием обрушившейся на меня информации. Крейн подходит ближе, пытаясь положить свою руку мне на плечо. Но я останавливаю его движением руки. Понимаю, что, если он это сделает, то мои чувства будет уже не остановить, меня прорвёт, как дамбу. Он даёт мне пару минут прийти в себя.

– Всё хорошо, я в порядке, – говорю я ему наконец. Он не отвечает и ничего не предпринимает, но всё ещё выглядит обеспокоенным. Я закрываю глаза, и делаю глубокий вдох, а затем решаю вернуться в палату к пациенту.

Когда мы заходим в палату, с Майклом разговаривают полицейские. Один из офицеров идёт к нам.

– Добрый день, – обращается он к нам с Крейном. Мы здороваемся с ним. – Из рапорта парамедиков следует, что на месте аварии был врач. Кто из вас доктор Льюис? – спрашивает офицер.

– Я, – отвечаю я.

– Вы обнаружили пострадавшего? – спрашивает он и готовится записывать мои ответы в свой бланк.

– Да, – киваю я. Офицер делает пометки в своих бумагах, а Крейн отходит в сторонку, чтобы не мешать нашему разговору.