Принцесса в башне бесплатное чтение

1

Утро.

Мягкий серо-молочный туман окутывает пространство города, расстилающееся перед глазами. Почти не видно шпиля МГУ. Небо – одна сплошная дымчатая вата без просветов. На стекле дорожки капель.

Я стою с чашкой горячего чая в руках и смотрю на любимый город. Окна во всю стену от потолка до пола, и если приблизиться к ним максимально, упереться лбом и опустить взгляд вниз, то может показаться, будто ты стоишь в пустоте, висишь на высоте двухсот метров над землёй. Наверное, примерно, я не сильна в математике. Я только знаю, что это очень высоко. И одновременно и захватывающе, и страшно.

На улице идёт дождь. Серый прохладный весенний дождь. Можно видеть, как редкие люди там внизу, выходящие из зданий, кутаются в плащи и открывают зонты, чтобы добежать до припаркованных машин. Редкие, потому что сейчас очень раннее утро. Но мир уже несколько часов такой —видимый и светлый. Солнце ближе к лету встаёт очень рано.

А я просыпаюсь всегда вместе с ним, независимо от того, во сколько заснула прошлым вечером. Порой это бывают яркие, ослепляющие рассветы, порой такие, как сейчас – утонувшие в воде. Но уже несколько лет я не пропускаю ни одного. Я их столько пропустила в своей жизни, как и закатов, непоправимые потери, что нельзя восполнить.

Мне кажется, я стою прямо в облаке. И дождь никуда не идёт. Не падает вниз на уже совершенно мокрый асфальт. Дождь прямо здесь. Его капли зарождаются на этой высоте и остаются прильнувшими к моему стеклу с обратной стороны. Я легонько дотрагиваюсь кончиками пальцев до прозрачной стены моего дома, хочу коснуться их. Мокрых маленьких капель. Но не могу. Я внутри, а они снаружи. Тонкие грани моментов – вот что я люблю замечать. Каждый неповторим, каждый максимально важен. Каждый происходит для тебя только тогда, когда ты фокусируешь на нём своё сознание. Мир происходит, жизнь происходит. Здесь и сейчас. И состоит она именно из таких моментов.

Несмотря на ранний час, бойкие машинки внизу на широкой четырёхполосной в обе стороны дороге уже снуют туда-сюда. Точнее только в одну сторону, а в другую —медленно ползут, образуя начало неискоренимых ежедневных утренних московских пробок на дорогах.

Привет, я женщина, мне тридцать три года. И я живу в Москве.

Возраст Христа. Кто доживал до него в своей жизни, тот знает, что это самый необыкновенный год для каждого человека. Не знаю, в чём секрет этого числа. Но тройка сама по себе очень магическая цифра. Тело, психика и душа – так я для себя определяю заветную троицу, которая является основой человеческого бытия. А в двойном размере, видимо, она ещё сильнее усиливает своё влияние. В этот год внутри человека просыпается интуиция. Неумолимый голос бога, который если до этого вам и удавалось как-то заглушать в себе, то теперь не удастся. Он проснётся без спроса и расскажет вам о том, что вы, возможно, сделали не так и насколько не там, где надо, вы оказались. Нужно только слушать! Интересно, что испытывал бы человек, если бы мог дожить до трёхсот тридцати трёх лет? Насколько там все ощущения увеличились бы в размерах? Может, загадать дожить?! Боюсь, что у меня может и сбыться.

Я живу в большой квартире в комплексе Москва-Сити в башне Око на пятьдесят шестом этаже. Она не моя, мне просто разрешили пожить. Я совсем одна. Работаю здесь же. Смотрю на город с высоты, а вместе с ним и на весь мир, и делаю то, что мне заказывают клиенты. Когда не работаю, отдыхаю. Тоже здесь. У меня есть тренажёры, коврик для йоги, стеллаж во всю стену со множеством книг и большое окно во Вселенную, называемое Интернетом. Мне, кажется, в нашей реальности действительно может настать тот день, когда человеку перестанет нужен быть другой человек. Вовсе.

Из дома я практически не выхожу. Последние три года только раз в месяц или даже реже спускалась вниз для разнообразия. И вот уже почти год не делаю этого совсем. Нет, мне не страшно там внизу. Чего там боятся? Там люди. И я тоже человек. Мне просто не хочется, а скорее —и не надо. Сейчас всё, что мне нужно, само может приехать ко мне, стоит только заказать.

Вам это может показаться каким-то снобизмом или высокомерием. Но дело действительно не в том, что люди для меня – это что-то ненужное и мелкое там внизу. Я люблю людей. Всем сердцем. Искренне и откровенно.

Иногда мне бывает страшно, но это не от людей. А от событий, которые со мной происходят. С раннего детства я порой думала, что не доживу и до конца школы, уж столько всего в жизни со мной приключалось. И, к слову, я оказалась права. Я всегда права в своих желаниях. А страхи, открою секрет, – это те же желания. Энергия внутри нас на то и другое выделяется одинаковая, в ней не бывает знака плюс или минус. Только сам посыл. Страхом просто становятся те желания, в которые мы не идём, и энергия, которая должна была быть нами направлена вовне для их реализации, оборачивается внутрь против нас самих. И тогда мы боимся, а уж человек такое существо, что он всегда найдёт, чего ему побояться.

В итоге до конца школы я так и не дожила действительно. Я до сих пор не окончила школу.

2

Наверное, всё, что я вам сейчас сказала, может удивить. Как взрослой женщине прожить в этом современном, бурном и активном мире без образования, общения, контактов?

Возможно, женщине в состоянии мужчины, которая пытается вписаться в эту гонку достижений, демонстрировать свою успешность и вообще включенность в современный мир нельзя. Но мне можно, и у меня получается прекрасно. Я просто с рождения не совсем такая. Я всегда была расслабленной и беззаботной. Умела получать удовольствие от жизни в таких условиях, которые многим показались бы просто адом. Но для меня не так уж и важно было, что происходило вокруг. Насколько моя семья была бедной и чего у меня не было. Мне всего хватало. Я не способна сравнивать себя с другими, думаю, для человека в двадцать первом веке это даже какая-то психическая болезнь. Но я не узнавала, как её лечить, она мне нравится, пусть будет.

Помню, как весной, как только появлялась первая трава и в небе светило уже по-летнему жаркое солнце, я каждый день выбегала на улицу. В чём была: старом, поношенном платьице, только в маечке и трусиках, порой даже голой. И ложилась на этот свежий, новенький природный ковёр. Я трогала его руками, тёрлась об него лицом. Маленькие, ещё мягонькие травинки приятно щекотали кожу моих щёк. И я ловила каждой клеточкой тела лучи солнца, я их ела. Его тепло разливалось у меня внутри, трогая все органы, гладя их и наполняя.

При этом из окон моего старого деревянного дома на втором этаже могла нестись отборная и громкая яростная ругань моих родителей. И знаете, что было у меня внутри? Счастье. Я любила их. Любила себя. Мне казалось, они любят меня и друг друга. И это всегда так и было, только на уровне души. И потому мне человеческий земной уровень был совсем не страшен, что бы и насколько ужасного в нём ни происходило. Да, уровень душ совсем иной. Я знаю о нём не потому, что мне кто-то о нём в детстве рассказали ли я прочитала в книжке. Я была всегда умненькая, конечно. Но не настолько.

Я просто вижу души людей.

С самого рождения. Такая вот у меня особенная, никому не понятная странность.

Они не внутри, в солнечном сплетении, не вокруг, будто аура, как все считают. Они немного как бы сверху и сзади, парят над землей, ходят за нами всюду, как привязанный ниточкой большой воздушный шарик. А когда мы спим, довольно часто улетают, только ниточка не разрывается и растягивается далеко-далеко. Они бродят где-то, и тогда мы видим сны. И души разговаривают, всё время общаются друг с другом, даже на огромном расстоянии, телепатически, им не нужны дополнительные искусственно созданные каналы связи. Они все живут в одном пространстве, окружая Землю своим нежным золотистым светом. И они договариваются заранее обо всё. Что бы в нашей жизни ни случилось – это неслучайно. Они уже это решили, не за нас, а для нас. Потому что они – это мы.

Единственная грусть, которая есть у меня в жизни, – это то, что я не могу видеть свою душу.

Как бы ни оборачивалась, ни смотрелась в зеркало – её там нет. Это не значит, что у меня нет души. Я каждый раз вижу, как другие души тянутся к моей и общаются о чём-то. И она им явно отвечает. Просто для меня она сокрыта, так надо, знать всё заранее неинтересно. И да, я не слышу их, о чём они говорят, только отдалённый шум и отголоски. Так что я не знаю все тайны Вселенной и в точности кому что уготовано. Пусть так. Зато я знаю, что они есть, что они общаются и что всё не просто так. И пусть даже это какие-то галлюцинации или бред, но я в это верю, для меня это реально. И вся моя жизнь подвержена этому волшебному факту.

Мне неизвестно, почему я такая. Но, вероятно, из-за того, что я их вижу, я не тревожусь в этом мире ни о чём. Я знаю, что в нём всё правильно и по плану. И возможно, потому, что у меня нет никакой тревоги, я так умею этой земной жизнью наслаждаться, каждым её самым маленьким моментом. И скорее всего, именно поэтому я могу работать тем, кем я работаю сейчас.

Мама говорила, что у меня всегда всё происходит, что ни захочу. Она не могла этим управлять, заставить меня делать то, что ей бы самой хотелось. Это было бесконтрольно, просто как вспышки импульсов и всё. Она любила меня и просто радовалась от того, что у меня всё так. К примеру, однажды мы шли мимо детского магазина в нашем небольшом городе. Мы редко бывали в центре, жили на окраине, на самом выезде. Основное время я проводила во дворе и в небольшом лесочке через дорогу. Мама всегда боялась, что я её так смело перебегаю, ведь это была достаточно оживлённая трасса в четыре полосы. Но мне было легко, я знала, где сейчас ближайшие машины и чем заняты души их водителей, они не планировали меня давить. За дорогой были посадки – небольшая полоса деревьев, защищающих поле от ветра. На поле ничего уже давно не сажали, и оно зарастало невероятно высокими зарослями сорняков, мелкого кустарника и опасного борщевика. Но между ним и леском была малюсенькая речка, а скорее канавка, с еле текущей, почти стоячей заболоченной водой.

Я бегала туда ловить лягушек. Ну как сказать«ловить». Они сами прыгали ко мне в руки. Я ложилась на живот на мягкую траву и выставляли вперёд руки вверх ладонями. И могла провести так очень много времени, порой даже засыпая, наслаждаясь солнцем и запахом пряных трав. Лягушки скакали по мне, садились бабочки и переливающиеся стрекозы. Я смотрела на них и любовалась. Большие лягушки давали себя погладить, закрывая от лёгких касаний свои круглые глаза и чуть прижимая голову под моим пальчиком. Очень забавно сглатывая горлом.

Так я могла провести целый день. Каждый день весны и лета. В детский сад я не ходила. Соседская бабушка с первого этажа приглядывала за мной. Хотя чаще она просто спала в своей прохладной маленькой спаленке или во дворе в старом выцветшем кресле, а я была, где хотела, и делала, что хотела. Но маме было спокойнее уходить на работу на завод с чувством, что ребёнок с кем-то. Хотя, думаю, в душе она знала, что я одна. И её душа о моей не волновалась. Она доверяла меня миру.

Доверие – ещё одна отличительная черта моего существования. Я доверяю всем людям и миру безусловно. Зная, что всё есть так, как надо, невозможно и не доверять.

Зимой я лепила снеговиков вдоль дороги. Самых разных, несколько десятков. Если в доме были краски, случалось это, к сожалению, не так часто, то я их разукрашивала разными цветами. А потом устраивала себе небольшой уютный трон в сугробе на обочине и наблюдала. Мне нравилось видеть лица людей в машинах, проезжающих мимо них – ровного строя снежных статуй. Дети тыкали пальцем в стекло и смеялись, родители улыбались. Одинокие водители еле заметно краем глаза смотрели на них, стараясь не отвлекаться от дороги. Но самыми красивыми были реакции их душ. Когда им что-то очень нравится, они начинают сиять интенсивнее и ярче. Я знаю, это радость. И нет ничего прекраснее на свете, чем сияние счастливой души.

Так вот, я отвлеклась от истории. Мы шли по городу из поликлиники, где мне должны были сделать плановую прививку, но не сделали, потому что почему-то опять именно на нас закончилась вакцина. Я просто не хотела, вот врачи и не могли сделать то, чего мне не хочется. Мама, поняв это, достаточно скоро перестала меня туда водить совсем. В итоге нет у меня почти ни одной нужной прививки. И карточки тоже нет медицинской, утеряна странным образом. К слову, я ни разу в жизни не болела. Мне не надо было.

И вот, мы идём по тротуару к остановке, чтобы уехать на автобусе домой. И дорога проходит мимо детского магазина, на витрине которого только что установили новую выставку самых прекрасных игрушек. У меня их дома не было почти совсем. Покупать маме их было не на что. Денег, которые она зарабатывала, трудясь в поте лица пять дней в неделю, хватало только на еду и жильё, которое всё время требовало какого-то ремонта. А папа и того меньше приносил и тратил все на самое необходимое – спиртное. Поэтому, сами понимаете, не до игрушек. Для меня в них и не было необходимости. Весь мир для меня был большой игрой.

Но тут меня зацепило. Большая кукла, почти с меня ростом, в красном платье и с таким же ярким большим бантом сидела в самой середине. Гордо, по-королевски подняв голову среди самых разных мишек, клоунов, плюшевых собачек. Искренняя девочкина мечта.

– Я хочу такую! – сказала я маме, остановившись у стекла как вкопанная.

Мне было только три года, но я абсолютно осознанно отследила выражение острой боли на дорогом мамином лице. Я знала, что она не может для меня это желание исполнить, но это совершенно не мешало мне его иметь. Я просто хотела себе эту куклу. Без криков у магазина, просьб купить, подарить, без слёз и жалоб «Дайте, дайте!». Я просто захотела, сказала об этом всем вокруг и пошла дальше. Абсолютно счастливая, как раньше и была.

А через неделю мама принесла мне эту куклу с работы. Удивительным образом её нам подарили. У внучки начальницы был день рождения. И гости, не сговариваясь, принесли два одинаковых подарка среди многих. Девочке хватило и одной. А начальница, которая, к слову, никогда не питала особой любви к моей маме и не обладала потребностью в благотворительности, а была скорее злой мегерой, почему-то вдруг вспомнила, что у одной из её работниц есть маленькая дочь, и решила отдать вторую куклу нам. Мама сказала, что я просто захотела и у меня сбылось, и так всегда бывало. Но я как-то не старалась это отследить, мне просто нравилось жить без всяких пониманий.

Так на несколько лет у меня появилась подруга. Вместе с мамой мы дали ей имя Анюта. Она умела ходить за ручку, переставляя ноги, и говорить «мама», закрывая и открывая глаза. Моя мама сама смотрела на неё каждый раз с восхищением, как маленькая девочка, стирала её платьишко и нежно укладывала спать рядом со мной в кроватке, сделанной своими руками в грубом деревянном ящике из-под яблок. Я никогда не общалась с другими с детьми. В округе их совсем не было, как и детских площадок. А в сад, как помните, меня так и не отдали. Из-за отсутствия прививок и потому, что мама не успевала меня туда довести, не опаздывая на работу.

Вот Анюта и стала для меня образом другого маленького человечка для общения. Именно тогда я научилась отличать живое от неживого. Потому что у моей подруги не было души. Я много говорила с ней, рассказывала разные истории, а она смотрела стеклянными глазами, и за ней не было ничего. Не было того восхитительно приятного сгустка золотого света, который был за каждым человеком. В общении с ней ко мне не тянулись его лучи. А я с самого детства так любила говорить с другой душой. Я знала, она слышит именно меня, то, что я хочу донести, а не как взрослые, что-то своё, что им показалось.

Я любила свою куклу, но не воспринимала её всерьёз. Поэтому, когда папа в порыве гнева однажды разломал её парой сильных ударов об стену, я не плакала. Я утешала маму. Она ревела навзрыд, будто потеряла дорогого человека. А я улыбалась и говорила:

– А всё-таки хорошо, что она у нас была!

– Какая ты бесчувственная! – удивилась тогда мама.

Но, конечно, это было совсем не так. Её горе трогало и волновало меня. Мне так хотелось рассказать ей о том, что я вижу, как их души с папой над ними сливаются в прекрасном танце, каждый раз когда они ссорятся и кричат друг на друга. Их свету было хорошо от того, что они просто вместе, неважно, что при этом делала их человеческая часть. Я пыталась говорить, но это были очень странные речи от маленького ребёнка. Мама волновалась ещё сильнее и боялась показывать меня другим людям. Она думала, что у меня шизофрения и что я больна, с ужасом представляя, что всё раскроется, когда меня надо будет отдавать в школу. Учителя всё поймут и заберут меня у неё, отправив в сумасшедший дом.

Хотя к школьному возрасту я уже научилась никому не говорить об этом. Зачем, если это всех так расстраивает? Достаточно того, что я просто сама вижу и мне от этого хорошо. Поэтому в школе вообще никто и ни о чём не догадался. Только и провела-то я в ней всего три года с небольшим, закончив младшие классы, научившись лишь читать, писать и считать. И знаете, а большего и не надо. Остальное уже частности прогресса, которые мне не совсем нужны.

Все знания о жизни я получила впоследствии из самой жизни и из книг, которые читаю каждый день по несколько часов с огромным удовольствием.

Так кто я такая? И кем я работаю?

Я женщина, которая исполняет мечты.

3

Впервые я осознанно отследила, что случилось именно то, что я загадала, в десять лет. И урок был невероятно жестким, сбылось всё очень быстро.

Мама за пару месяцев умерла от рака.

Сгорела как спичка. Я старалась не плакать, она просила. И всё равно плакала по ночам. Повторяя: «Я этого не хотела! Я хотела не этого! Почему так получилось?». В первый и последний раз в жизни я пожалела о том, что у меня исполняются мечты.

А пожелала я тогда, чтобы моя мамочка перестала так страдать. Ушёл отец. И мама на несколько месяцев погрузилась в непроглядную тоску. Она рыдала ночами в голос, пряча лицо в подушку. Не выспавшись, с большими черными кругами под глазами утром вставала на работу, а вечером опять. Свет её души был также ярок, но казалось, и она уменьшилась в размерах, вся сжалась без него, без его души. Я смотрела на это и щемило в сердце. И мне очень хотелось ей помочь. Я просто не знала ещё тогда, как нужно правильно формулировать свои желания. Я хотела от души, чтобы её перестала мучить эта невыносимая боль потери. И однажды в порыве я это сказала: «Пожалуйста, пусть мамины страдания закончатся».

И она вдруг заболела.

Случился приступ боли внизу живота, такой сильный, что она упала на пол рядом со своим станком на заводе и даже не смогла подняться. Её увезли в больницу на скорой прямо с рабочего места. А там на обследовании в матке и яичниках обнаружили большие участки опухоли и метастазы уже в печени и почках. Врачи ей дали всего несколько месяцев в прогнозе, оперировать не имело никакого смысла, а на химию просто не нашлось бы денег. Да и, скорее всего, она бы не помогла.

Проведя пару недель в больнице, моя мама вернулась домой совершенно другая, высохшая, уставшая. И слегла в постель, из которой больше так и не встала. Я кричала на неё:

– Почему, если ты говоришь, что у меня всё сбывается, что я могу сделать что угодно, у меня не получается вылечить тебя? Почему я не могу вернуть всё назад, чтобы ты была полностью здорова?

– Твои желания должны ещё совпадать с желаниями другого человека,—ответила мне тогда мама.

И я поняла, что в глубине души она очень хочет умереть и что я не справлюсь. И она права. Если твоё желание касается другого человека, то оно должно полностью совпадать с его желанием. И намерением его души. Нельзя загадывать на кого-то и при этом не учитывать его собственный отдельный мир. Запрос на третье лицо означает, что ты будешь с ним бороться, с его судьбой и проживанием жизни. Даже если это из лучших побуждений, например, желание спасти любимого сына от наркотиков или алкоголизма, всё равно не сработает, пока он сам не включится в процесс. Пока желание другого человека не станет созвучным твоему желанию, не получится ничего.

Так и было. Я не справилась. Мама умерла. Потому что она этого хотела.

Трагедия? Конечно. Невероятная трагедия для маленького ребёнка. Но я очень хочу вам объяснить и боюсь, что не смогу. Когда уходила мама, всей моей физике и психике было невероятно больно. Но из глубины души я знала, что всё нормально. Что всё правильно, так и должно быть. И это не фатализм, это про понимание того, что её душа такой путь изначально и выбирала, для неё дорога пройдена и завершена. Моё доверие к миру даже со смертью родной матери не пошатнулось ни на йоту.

Как ещё совсем не взрослый эгоистичный ребёнок может это видеть? Понимать? Необъяснимо. Как ребёнок, который, казалось бы, раз за разом сталкивается с какой-то несправедливостью жизни, может не то что это оправдывать и притворяться, делая вид, что всё хорошо. А истинно понимать, что это просто течение мировых задач, что это вот так и есть и всё и что ещё есть что-то дальше? Для меня это про то, что моя душа изначально пришла сюда не для того, чтобы искать свои осколки в каких-то воспоминаниях, трансперсональных выходах, шаманских практиках, приёмах ЛСД и прочих средств, расширяющих сознание до примерного уровня души. Для меня это про то, что моя душа пришла сюда про цельность и соединение с жизнью на уровне самой жизни, проживание её такой, какая она есть. И именно поэтому я вижу свет других душ, чтобы просто помнить о своей задаче, а не забыть при рождении, как все остальные.

После маминой смерти отец ко мне не вернулся. Даже попрощаться с ней не пришёл. И я осталась совсем одна. Никаких других родственников я никогда не знала. Их не было в живых уже, скорее всего, к тому моменту. Маму похоронили на деньги завода, на котором она работала, скинулись все сотрудники и руководство, на самый минимум хватило. Был поздний морозный ноябрь с жуткой метелью. Высокий глиняный холмик, засыпаемый снегом, и чёрный железный крест без венков. Такой я помню её могилу, которую видела первый и последний раз.

И впервые я тогда видела кое-что другое. Как уходит от нас душа. Какой невероятной свободой и божественной лёгкостью наполнен момент её отрывания от тела. Ровно в тот момент я перестала по ней плакать и больше никогда не начинала. Потому что ещё я видела и ощутила, как небольшая часть её света осталась со мной навсегда, слившись с моей душой. Поэтому моя мама жива для меня до сих пор, хоть и прошло уже очень много лет. Но она рядом, я просто знаю это. Какая-то её часть продолжает жить эту жизнь через меня.

Несколько месяцев я прожила одна, не выходя из дома, питалась старыми запасами в закатанных мамой банках ещё в прошлом году компотов и овощей, грызла сухари. Мама всегда их сушила для соседских коз. У самих у нас хозяйства не было, кроме огорода сзади дома. Где мы выращивали кабачки, огурцы и картошку. Их и ели потом всю зиму, пюре с солёным огурцом или кабачковой икрой.

Достаточно далеко от нашего дома, на расстоянии получасовой прогулки, начиналась весьма густо населённая деревня. Там было всё: и коровы, и козы, и куры, даже лошади. Когда мама разрешала отправиться туда за молоком, это было настоящим счастьем. Я ходила по всем дворам, болтая с местными жителями и гладя их животных. Козьего молока нам давала очень добрая старушка за сухари, которые я приносила. Она казалась мне такой невероятно старой, согбенной, в тончайшей, сморщенной, как пергамент, кожей, с глазами, поблекшими от катаракт. Но её душа по-прежнему сияла, ничуть не меньше, чем у других людей. И была молода и прекрасна. Её соседка всегда приберегала для меня несколько куриных яиц, зная, что когда я приду, мы сядем с нею на крыльцо и будем весело и долго болтать о всякой всячине. А она будет сидеть рядом со мной, слушать моё щебетание и вспоминать своего очень давно, много лет назад, потерянного сынишку. Который утонул в реке за деревней, когда ему было восемь лет. Я обязательно к ней заходила, мне нравилось с ней говорить и наблюдать тайком, как её душа будто рвётся и пульсирует в сторону моей от счастья.

Мама заболела в сентябре и умерла поздней осенью. Урожай мы собрать успели. В кладовой хранилось много заготовок, мне хватило на всю зиму. Иногда ко мне заходил сосед снизу. Бабушка, которая сидела со мной в дошкольном детстве, была его мамой. Но она пару лет назад как умерла. И он тоже остался тоже совсем один. Выпивал, все выпивают, но не до беспамятства, знал меру. Старался пить не часто, держал себя в руках, работал механиком в гаражах за трассой, чинил машины. По выходным тоже занимался своим маленьким огородом, как и мы. Он пытался мне помочь, оставлял немного еды иногда под дверью. Боялся, наверное, что я могу подумать, что ему от меня чего-то надо взамен. Я разговаривала с ним, спрашивала, как прошёл его день, но он отвечал не часто, отдавал мне что-то своё и молча уходил. Я знаю, что он пытался найти моего отца, чтобы тот вернулся. И однажды даже у них состоялся разговор. Ну как разговор, точнее драка. Отец был сильно пьян, когда дядя Толя наконец его нашёл и пришёл к ним домой. Где папа жил с новой гражданской женой. Папа тут же стал обвинять бывшего соседа, что он так волнуется обо мне, наверное, потому, что он был любовником моей мамы, и они сцепились. Больше после этого тот к нему уже не приходил.

Ещё моего доброго дядю соседа беспокоило, хожу ли я в школу. Но так как он уходил на работу раньше, чем я должна была вставать, а приходил позже, то проследить не мог. А просто спрашивал, хожу ли я и что нам задают. И я рассказывала про параграфы и правила, просто брала их по порядку из учебников, которые лежали у меня стопкой нетронутые на столе. Я успела походить в пятый класс в сентябре и октябре и получить учебники в школьной библиотеке. Но открывать я их не стремилась. Это был первый и последний раз в моей жизни, когда я врала кому-то. Я говорила дяде Толе, что хожу каждый день в школу, и он верил мне. А скорее хотел верить, чтобы не разбираться с этим.

Я пропустила четыре месяца с ноября по март. До самой весны сидя в своей комнате, не выходя из дома. Тогда я поняла, что мне очень нравится быть одной.

Мы жилив деревянном доме, а точнее бараке. На втором этаже, достаточно на тот момент для меня высоко от земли. Я сутками сидела у промёрзшего окна в тёплом шерстяном костюме и смотрела, как вечно завывающий на свободном пространстве ветер заносит снегом обочины дороги. Тогда я впервые в жизни почувствовала себя одинокой принцессой в башне, которой и являюсь до сих пор. Наш дом на самом деле был старым полуразвалившимся временным жильем для рабочих, которые строили когда-то давно окраину города и дорожную развязку. Мой папа был в молодости одним из них. Строителям давали здесь жильё, но потом все, конечно, переехали в более хорошие дома и квартиры. А вот мой отец так и не смог «разбогатеть», как он говорил. Конечно, если все средства спускать только на водку, то для накоплений не останется. Но он считал, что дело не в этом, а в том, что все остальные воруют, а он честный – а "честным работягам в этом мире тяжело".

Двухэтажные деревянные постройки из чёрных рассохшихся брёвен совсем не украшали выезд из города. И их потихоньку сносили, была бы эта земля более ценной и в более удобном месте, скорее всего, её давно бы выкупили и расселили всех оставшихся жильцов, куда придётся. Но она была прямо под эстакадой одного из съездов с федеральной трассы в наш городок. И ни для кого лакомым кусочком не являлась. Из всех таких домов, которых раньше было весьма много, остался только наш один. И мы в нём и жили, оставленные и забытые. На счастье нам. Я, мама, папа наверху, соседская бабушка и дядя Толя внизу. А потом со временем остались только мы вдвоём.

И вот весной в моей жизни случилось ещё одно настоящее чудо. Исполнение ещё одного желания. Но об этом чуть позже.

Как так получилось, что меня не хватились в школе столько времени?

Моя учительница, под классное руководство которой мы перешли в сентябре после младшей школы, не очень-то поначалу успевала справляться со всеми обязанностями. Это был её первый год в школе и сразу собственный класс. Учителей, как всегда, не хватало, на кого-то надо было свалить новые никому не нужные заботы в виде подросшего пятого «А». Когда только мама умерла, она приходила ко мне домой, посмотрела, как я живу, ужаснулась. Но разрешила мне некоторое время в школу не ходить, оправиться. Сказала, что оценки перед Новым годом за полугодие поставит по первой четверти. Полугодие было закрыто, все разошлись отдыхать на Новый год. Наверное, она должна бы была обратиться в соцзащиту. Но дядя Толя ей пообещал, что найдёт моего отца и он обязательно меня заберёт к себе. Чтобы меня не отдали в детский дом.

– Она слишком мягкая и тихая по характеру, её в приюте задавят,– просил он.

– Ладно, посмотрим,– ответила моя учительница.

До середины января, до конца праздничных каникул, меня в школе никто не ждал. А в начале третьей четверти случилась новая неприятность: мальчики из нашего класса сильно подрались и у одного из них оказалась сломана рука.

Парня положили в больницу. Родители его были в городе уважаемыми и известными, начались разбирательства. Классную руководительницу обвиняли в недосмотре. Даже обращались в суд. Ей было не до проблем с посещаемостью других учеников. Почти весь февраль бедняжка пролежала в больнице с острым приступом гастрита – от нервов. В школе её замещали другие без системы, кто придётся. И за отсутствующими никто не следил.

Надеюсь только, что всё это с одноклассниками случилось тоже не из-за меня. Потому что я хотела, чтобы учительница про меня забыла и не заставляла вернуться обратно.

В итоге меня не хватились почти аж до самой весны. А когда классная руководительница вернулась и ситуация разрешилась, она стала проверять журнал. И поняла, что меня не было совсем ни одного дня с самого ноября. Она решила серьёзно взяться за это дело. И я, чувствуя, что скоро моей счастливой жизни в затворничестве придёт конец, стала мечтать о спасении.

И оно пришло.

4

Я всё ждала, что за мной кто-то приедет. Не знаю, почему у меня в голове родилась такая мысль. Что точно, как в сказке, прилетит вдруг добрый волшебник и заберёт. Все девочки мечтают о принце, что он прискачет на своём белоснежном коне и увезёт тебя вдаль в счастливую жизнь.

И вот что, дорогие, знаете, все нас, мечтательниц, за эти мысли осуждают. Старшие женщины пытаются спустить с небес на землю, мужчины смеются над глупыми, неспособными к самостоятельной жизни девушками. Но смеются скорее от страха и боли, что сами-то не в состоянии быть этим «принцем». Это ж надо быть героем и подвиги совершать. Да и с потерявшими мечты женщинами тоже всё понятно, в вечном обязательстве «всё сама» и не сбывшихся надеждах нетрудно потерять детскую непосредственность. Но на самом деле истинная суть женщины именно в том и есть, чтобы вот так мечтать и ждать.

Наверное, это может вызвать море негодования в разбитых сердцах тех из нас, кто разучился мечтать о принце. Но посмотрите на мифологию мира. Где вы видели истории о пути героини? Чтобы она куда-то шла.

У мужчины задачи понятны: встать, пойти, спасти, найти, добыть, принести, не умереть, вернуться назад к социуму, стать знаменитым. Путь героя полон перемещений, свершений и приключений. А женщины? Они сидят. Сидят на месте, как точки мировых осей, как столпы мира. У неё нет задачи куда-то идти и даже что-то делать самой, ну кроме как, может быть, каждую ночь ткать полотно, а утром его распускать, чтобы всё начать сначала, или рассказывать сказки, продлевая свою жизнь. Но это только чтобы ждать ещё основательнее и крепче держаться за собственную задачу. Женщина не достигает, не идёт свершать. Женщина верит. И ждёт.

В основе женской энергии нет векторного творческого потенциала, можно даже сказать кощунственное – женщина не творит. Энергия Инь как сама ткань полотна Вселенной. Пространство безграничных возможностей, сцена, на которой актёр может исполнить всё, что угодно. И актёр – это мужской потенциал. Конечно, люди не принадлежат к одной из энергий. В нас есть и то, и то. Мы и творец своей жизни, и среда для творения. Но иногда, а точнее очень часто, женские энергии внутри нас подвергаются гонению. Как это ничего не делать, создавать место для появления чего угодно? Как это просто ждать?

А ждать не просто. Мало кто по-настоящему это умеет. Обычно это перерастает в ожидания с ощущением, раз ты ждёшь, значит, тебе кто-то должен. И это обязательно сбудется, а не сбудется – так весь мир виноват. Вселенная будто обязана дать тебе желанное, раз ты так ожидаешь, а это не так. Никто никому ничего не обязан. Но настоящая вера совсем другая. Ты живёшь свою собственную жизнь, живёшь с интересом и удовольствием. И при этом ждёшь, что в ней может случиться всё что угодно. И самим этим даёшь возможность этому всему произойти.

Мужчина, к слову, в жизнь женщины проходит именно за этим – за пространством. Чтобы быть героем на великой сцене. И широта этой сцены зависит от широты принятия женского внутри нас. Он может только потому, что на него смотрят глаза, лучащиеся верой в то, что он может. И великие гениальные монологи без зрительного зала ничего не стоят. Может, нам, женщинам, порой обидно быть зрительным залом. Но это совсем не так. В паре мы всегда зеркала друг друга, и когда мы видим величие в проявлении нашего партнёра, мы видим наше собственное величие, отражённое в мир через него.

В детстве у меня были самые разные мечты, даже противоречащие друг другу. Моей реальности и моим чувствам. Но это были лишь пространства для игры, сценарии, только и всего. Я знаю, что я в этом совсем не уникальна. Удивитесь, насколько часто у детей бывают мечты, что их семья – не их семья. Мне, например, представлялось, что у меня есть где-то таинственная бабушка аристократка, живущая совсем одна в богатом старинном доме с камином. И что, конечно, она узнаёт обо мне и забирает к себе на воспитание. А ещё я мечтала даже, что я не родная дочь своих родителей, хотя и любила их беззаветно и чётко знала, что это не так. Но мечтать же не запретишь, я играла, что за мной приезжает невероятно обеспеченная семья, мои настоящие папа и мама, и увозят в иную жизнь. Конечно, эти мечты скорее исходили из того ощущения, что я не такая, как все, и здесь я просто чужая. Мне не было страшно, что меня не примут, но всё равно хотелось иметь своих. Таких же, как и я, тех, кто тоже видит души.

Я всегда знала, что я не отсюда. Что это даже не мой родной дом. У детей такое тоже бывает очень часто, ощущение невидимого друга. Или что есть кто-то очень близкий, но он очень далеко. И он заберёт. И вы не представляете, насколько на самом деле в этих мыслях дети правы. Когда-нибудь мы все покидаем эту планету, которая нам не дом. Наш дом там, где живёт душа. И там есть те самые старшие и добрые души. Наши наставники, которые всегда нас ждут.

Не уверена, что могу точно объяснить, как работал тогда в детстве мой механизм исполнения желаний. Возможно, если бы я мечтала о чём-то одном и конкретном, то именно так бы и произошло. Но я в силу детской фантазии в своём промерзающем от ветра зимой маленьком деревянном мире проигрывала в голове очень большое количество самых необыкновенных сценариев. Самым частым, конечно, был принц на летающем коне, спускающийся прямо с небес, чтобы спасти меня из моего первого, но далеко не последнего в жизни заточения в башне.

И практически так оно и произошло.

Прямо с моста эстакады, пробив ограждение, в стену моего дома в окно моей кухни влетела машина на полном ходу, застряв в стене наполовину. Как в кино – в самом настоящем боевике, не иначе. Мне даже до сих пор не верится в реальность той давней картины, если её вспоминать, как будто это был сон. Правда, тогда это совершенно не показалось сказкой. Сама я была в момент аварии в другой комнате и чуть не умерла от страха. Думала, у нас землетрясение и дом вот-вот рухнет. Водитель чудом остался жив. Сработали все системы безопасности, и он беспорядочными движениями пытался освободиться из ремней и отодвинуть в сторону мешающую выбраться надутую подушку. Я вбежала в кухню и помогала ему открыть заклинившую дверь и выйти в мою квартиру прямо с водительского сидения автомобиля.

И тут машина рухнула вниз на наш бывший с мамой огород, совершенно занесённый снегом без её участливых рук, и сразу же загорелась. Пока сосед, который в это время был дома, потому что было воскресенье, оправился от шока, вызванного грохотом событий, выбежал с округлёнными напуганными глазами и огнетушителем в руках и всё потушил, сгорела она почти вся. До чёрного остова за пару минут.

А мы так и стояли и смотрели с удивлением в образовавшуюся в стене дыру. Дядя Толя побежал в дом – вызывать пожарных и скорую помощь. И тут водитель, который оказался приятной наружности молодым человеком с очаровательными тёмно-зелёными глазами, повернулся ко мне, присел, взял за плечи и сказал, что я очень отважная девочка и спасла ему жизнь. Он спросил, мой ли это папа там был у машины. Я сказала, что нет, и вообще рассказала вкратце, что тут живу совсем одна, уместив за пару секунд рассказ всей истории моей жизни.

И мой неожиданный принц предложил мне вдруг убежать, прямо сейчас вместе с ним, пока сосед в своей комнате там внизу и не опомнился, что я в доме и нужно бежать наверх и узнать, как у меня здесь дела. Я моментально согласилась. Мы тихонько спустились по лестнице вниз и выбежали в переднюю дверь с другой стороны дома. Я потащила его за руку через шоссе, чтобы скрыться в деревьях, где так часто играла в детстве.

Когда мимо нас промчались с мигалками пожарные машины, мы были уже достаточно далеко. В город идти мой спаситель запретил, и мы повернули в сторону деревни. Откуда он из автомата на улице, опустив в него пару монет из кармана, кому-то позвонил. Помните, такие грибочки на ножке из бетонного столба, с двух сторон которого крепились красные телефонные аппараты. В деревне тогда ещё не у каждого был телефон в доме и этими пользовались очень активно, поэтому вандализму столь ценные предметы, как например в городах, не подвергались. Примерно через два часа за нами приехала чёрная машина с тонированными стёклами и без номеров и увезла в Москву.

Вот так без вещей, документов и вообще без ничего я переехала в столицу из грязного домика у эстакады на окраине Подмосковья.

Как потом выяснилось, он забрал меня в порыве жалости. Не хотел убивать. А вообще должен был. Я была свидетелем, видела его лицо и могла опознать. Машина, влетевшая в мой дом, была в угоне. По факту мы просто скрылись с места преступления. Больше я никогда не бывала в своём городке. Не знаю, что случилось с домом, подлежал ли он ремонту, переехал ли из него дядя Толя куда-то ещё. Я только уверена, что дело давно закрыли, не найдя ни тело водителя в сгоревшей машине, ни меня на втором этаже, всё как-то само собой затянулось забвением и паутиной.

А тогда мой новоявленный принц, мой "новый роман", так его, кстати и звали, Роман, поселил меня в одной из своих квартир в старинном доме с украшениями из лепнины на фасаде в Леонтьевском переулке. На пятом этаже без лифта. Башня моя подросла, а положение дел не изменилось. Почти всё время я проводила одна. Хотя он иногда меня навещал, оставлял еду и деньги. Приходила также женщина средних лет, молодящаяся, с ярким макияжем на лице, в не по возрасту коротких юбках, следила за тем, чтобы я купалась, меняла бельё. Приносила новую одежду и всё, что нужно для дома, убиралась, стирала, готовила немного. Я называла её Нэни, не зная её имени, сама не помню почему, может, взяла это имя из книги «Унесённые ветром».

Иногда в квартире на несколько дней останавливались неизвестные мне мужчины, бывало даже посреди ночи с аккуратным скрипом открывали входную дверь, неизвестно откуда у них взявшимися ключами. Я их не боялась. На двери в мою комнату был врезан отдельный замок, и на ночь я всегда запиралась на ключ изнутри. Да меня никто и не трогал. Днём мы вместе жарили нам яичницу на скворчащем масле с докторской колбасой, смотрели какие-нибудь смешные передачи по телевизору, развалившись на диване. Больше всего я любила наблюдать, как на сковородке разбухает и готовится в фольге попкорн к очередному выпуску КВНа. Нужно же было чем-то занять дни их пребывания. На улицу они не выходили и всё время занавешивали окна. А через пару дней также неожиданно съезжали.

К некоторым таким незваным гостям, которые мне особенно не нравились, я даже не выходила, проведя пару дней взаперти в своей комнате. Благо у меня в платяном шкафу всегда были запасы разных чипсов и ночной горшок под кроватью на всякий случай.

О своём спасителе, увезшем меня в новую жизнь, я ничего не знала до моих пятнадцати лет.

Почти пять лет я провела на полной воле. Ни обязательств, ни домашних заданий, никого, кто следит за тобой, во сколько ты приходишь и уходишь из дома. Еда, одежда в достатке, денег всегда хватает.

Спросите, что я делала. Что может делать подросток, юная девушка в пубертатном периоде, не обремененная никакими печалями? Я мечтала. Гуляла по маленьким, кривым улочкам Москвы иногда между Тверской и Большой Никитской, сидела в парках на Сретенском бульваре и Чистых прудах, изучала дома в переулках, расходящихся от Мясницкой и Сретенки. И представляла себе, что я где-то в одной из этих квартир живу, у меня семья, муж и дети. Мы открываем свой бизнес, тогда уже это было доступно, например, магазин модной европейской одежды по франшизе, ездим отдыхать в Геленджик. Или представляла, что я пока одна, девушка из богатой семьи, встречаю прекрасного юношу, и мы влюбляемся. И целуемся в первый раз прямо на улице у железной чёрной ограды, за которой цветет сирень.

А ещё я мечтала о том, что, увы, так и не сбылось в итоге, я мечтала стать студенткой. Одной из этих бойких, смелых девушек в шумных компаниях на лавочках в сквере на Моховой, отдыхающих между парами счастливых обладателей студенческого билета МГУ. Мне казалось это так ценно, так успешно и значимо быть студенткой. Но учиться, если честно, мне не хотелось. Только быть в этой среде. Наверное, поэтому и не сбылось. А чуть позже я и гуляла, в больших молодёжных компаниях студентов, где никто не спрашивает, откуда ты, и все друг друга считают своими. Знаете, это очень просто стать своей там, где не ждут чужих. Ты заходишь в порой открытые ворота из толстых железных чёрных прутьев, занимаешь место под сенью какого-нибудь уже распустившего листья дерева и смотришь, как они выходят. С последних экзаменов и зачётов перед летними каникулами, молодые парни и девушки, имеющие большие планы на жизнь. Слетаются со старинных ступеней здания с колоннами на скамейки, как собирающиеся к перелёту птицы, решают, куда пойти отмечать свои успехи или неудачи. Тебе даже не нужно ничего говорить, кто-то сам обязательно подойдёт и спросит:

– Ну что? Сдала?

– Нет,– отвечала я всегда, без зазрения совести, говоря правду. Я ведь и не сдавала.

И все начинают вдруг тебя подбадривать, спрашивать, какой предмет, предлагать помощь в подготовке. Совершенно искренне и откровенно. А сейчас, конечно, нужно выпить. И вот ты уже в шумной компании совершенно не знакомых тебе людей в каком-то затерянном в переулках центра столицы баре. Веселишься и общаешься, заводишь связи. И хотя бы на этот вечер ты – студент.

Отсутствие образования совершенно не мешало мне жить. Да и сейчас, если честно, никак не мешает. Новые тенденции я узнавала быстро из журналов и новостных программ, гаджеты и устройства легко входили в нашу жизнь и расширяли доступ к информации со скоростью света.

У меня практически аристократическое образование, а точнее самообразование. Я предпочитаю классическую музыку и литературу. В моей первой московской квартире был замечательно сохранившийся советский проигрыватель. С многочисленными случайными знакомыми мы часто проводили время на барахолках, где подыскивали мне виниловые пластинки. Классические симфонии Бетховена и Моцарта, вальсы Шуберта и Шопена, ритмы Рея Чарльза, истошные крики Бесси Смит, и конечно же,«Скорпионс», «Квин» и «Битлз», и Владимир Семёнович Высоцкий, без него никак. Сколько у меня их ещё было! Голосов выдуманных звёздных друзей, тех, которые могут поднять настроение и наполнить душу. Я не видела, к сожалению, как она танцует вместе со мной, моя душа, но знала, что в моих подростковых безудержных па она тоже танцует.

Как уже говорила, я люблю читать. В той квартире было очень много книг в большом стеллаже во всю стену, поставленных, положенных и затолканных назад в пыльном беспорядке. Там было всё: от фантастики, напоминающей больше женские бульварные романы, до незыблемой классики школьной программы. Хоть я и не закончила школу, но прочитала весь её нескончаемый список книг на лето и даже больше, не все школьники читают так, как я. А если не было нужной мне книги, я обменивала те, что уже прочла, на другие у уличных стихийных торговцев на книжных развалах. Я любила Булгакова и Достоевского, Хемингуэя и Фицджеральда, новомодный тогда«Гарри Поттер» мне не откликнулся по душе, я читала «Ветер в ивах» и «Алису в Стране чудес» со взрослыми сносками, объясняющими устройство английского парламента в то время.

Многие из тех, кто останавливался в моём доме на недолгий постой, оставляли за моё гостеприимство деньги. А так как в них я не нуждалась, то тратила всё на билеты. В Большой театр. В один сезон, мне кажется, я посмотрела даже все постановки. Я знала наизусть тексты спектаклей Вахтангова, изображала на Арбате у входа в здание театра импровизированные постановки Шекспира с уличными артистами. Мне пророчили большое будущее, советовали поступать в театральный. В дождливые дни пропадала часами в Третьяковке. Если не знала, куда идти, и соскучилась по природе, мои ноги сами меня несли в зал Шишкина. В будние дни, когда все на работе и в школе, в залах совсем никого нет. Сядешь на скамейке у лестницы на первый этаж, прислонишься к перилам и смотришь, смотришь, смотришь. Лес в вечности, тихая умиротворённость. А потом перейдёшь к Верещагину, и белая пыль сама прыгнет в глаза от его песков и заставит смахивать слёзы от лоснящейся красоты отполированных солнцем черепов и знаний тех душ, которые хранились в них, как в сундуках с сокровищами когда-то.

Вы думаете, вам нужна школа, чтобы понимать эту жизнь? Физику, химию, алгебру – законы вселенной. Я за свои годы самообразования научилась её воспринимать совершенно по-другому, искренне, душой. Плакать, когда много эмоций, от счастья, наполняться радостью и красотой. Питаться, как ложкой загребая из металлической банки сгущёнку, сиюминутным восторгом. Порыв – вот что имеет значение, захотела – встала и иди. Увидь, почувствуй, познай то, что хочешь, а не то, что тебя заставляют сегодня по расписанию в 10:00.

Я знаю, вы скажете, не у всех есть возможность управлять своим временем и делам так, как бы хотелось. Но искренне желать —есть возможность у всех. А от неё все остальные возможности и происходят.

Но чаще всего я, конечно, мечтала, что выйду замуж за моего прекрасного принца. Моего спасителя, подарившего мне новую жизнь. Он меня тоже по-своему любил. Когда мог, навещал, кормил, одевал, дарил подарки. Водил в ГУМ есть мороженое и зимой на каток. Не скажу, что тогда в тот период я чётко отслеживала исполнение моих желаний. Но всё, о чём я могла мечтать, у меня было. А чего не было – приходило достаточно скоро и самыми неожиданным и лёгким путём. Я подросла, и во мне играли гормоны, пробуждалась сексуальность. Я мечтала, что у нас с ним будет прекрасный секс и, конечно, после он позовёт меня за него замуж и у нас будут дети.

И как вы уже понимаете, и эта моя мечта сбылась.

5

Не совсем, правда, так, как мне тогда хотелось. Ну тут, как говорится, опять-таки – мечтай конкретнее. И учитывай, чего хотят и другие.

Он благопристойно не трогал меня, пока я не оформилась во взрослую девушку. Общался скорее как старший брат или любящий больше меры дядя с маленьким ребёнком.

А к моему пятнадцатилетию оценил по достоинству мою девичью красоту. И, видимо, решил, что пора. Лишил меня девственности в прекрасном номере отеля «Националь»и оправил работать. Надо же как-то отдавать долг за питание и жильё. В один из его притонов, проституткой.

Мой Роман был бандитом. Краденые машины, наркотики, сутенёрство – чем он только не промышлял. Все его друзья тоже. Временные жильцы моей первой квартиры были такими же, как и он, а у меня скрывались от милиции, когда было нужно.

Надо сказать, моё первое место работы было насколько это возможно приятным заведением. С очень приличной репутацией и обходительными и весьма состоятельными клиентами. Такой сокрытый за задёрнутыми шторами и закрытыми дверьми дом радости и удовольствий.

И не поверите, мне там очень нравилось и несколько лет казалось, что я даже именно этого и хотела. Мой первый сексуальный опыт был невероятно приятным, будоражащим, откровенным и оргазмичным. Почти так я себе это и представляла, реальность даже смогла превзойти мои ожидания. И, конечно, разжигаемая порывами юной страсти и гормонов, бушующих в крови, я хотела теперь только секса. Всё больше и больше.

И он у меня был, в достатке.

Волшебные увеселительные комнаты располагались в одной из частей длинного старинного дома по Тверской улице, окна во двор, напоминающий больше грязные колодцы Петербурга. Я переехала всего на несколько сотен метров из своего предыдущего жилища, но больше там не бывала никогда. Хотя часто проходила мимо, гуляя по изогнутому Большому Гнездниковскому переулку, где, по исследованиям литераторов, предположительно встретились в первый раз Мастер и Маргарита. В тот момент жизни я любила этот роман больше всего. Я представляла себя ею, женщиной удивительной судьбы и необузданной надежды и страсти. В своём, как у неё, весеннем тёмном драповом пальто я шла сначала по Тверской и иногда даже с жёлтыми цветами в руках. Мне кажется, до сих пор все гадают, что это были за цветы, но в моей голове это мимозы. И я считала их, кстати, всегда отвратительными, как и Мастер. Нужно было пройти немного, потом повернуть в арку, обязательно обернуться назад, встретиться с каким-нибудь незнакомым мужчиной глазами и пойти по узенькой, изгибающейся дугой улочке, представляя, как он идёт по другой стороне. Переулок упирается в Леонтьевский, тот, на котором я жила в прошлой квартире. Иногда я шла в сторону моего бывшего дома, иногда поворачивала налево на Тверскую и возвращалась обратно, совершая круг. Когда ни о чём не хотелось думать, я могла ходить так часами, пока людей на улице не становилось больше, завершивших свой рабочий день и спешащих домой. Моя же работа с клиентами к этому времени только начиналась. И я возвращалась назад.

Вопреки стереотипам того времени выходить стоять на Тверской девочкам нашего публичного дома было не надо. Клиенты приходили сами, маркетинг и реклама таким местам не нужны. А ещё в цокольном этаже в подвале располагался небольшой шумный бар, скорее даже рюмочная. Куда девушки могли спуститься и предложить себя мужчинам, а на верхних этажах – комнаты, куда можно было потом отвести согласного для выполнения работы по оказанию требуемых услуг.

Я знаю, что сейчас в моём рассказе и описании вы видите грязь. Грязь на годами не мытых шершавых стенах, исписанных граффити подъездах, грязь на запачканном кафельном полу бара, грязные постели проституток. И грязь в душах моих коллег по цеху. Не скажу вам, что вы ошибаетесь и это всё было не так. Я видела очень много девочек, юных и светлых, порой бесстрашных, порой напуганных до смерти, с влажными горящими глазами, приходящих в этот ночной мир полутонов в первый раз. Некоторые изначально чувствовали своё падение, некоторые были воодушевлены предстоящими приключениями. Но у всех у них после первых рабочих ночей навсегда потухал этот свет. Кто-то сразу пропадал куда-то и больше не возвращался, кто-то оставался, навсегда как-то по-особенному ссутулив плечи и пряча взгляд, уводя его на кончик вечно зажжённой в зубах сигареты. Опыт низости, испытанный однажды, навсегда оседал на их коже, затмевая сияние женской плоти. Превращая их в кусок мяса, не больше. Наполняли который не мысли и состояния лёгкости, а алкоголь и наркотики. На них подсаживались поголовно к концу первого года работы, чтобы забыться и не чувствовать того, какой ты стала. И душа их, что меня огорчало больше всего, тоже переставала сиять и как-то блекла.

Меня это зрелище очень огорчало. Я никогда за всю свою жизнь не испытала ощущения падения от секса за деньги. И ни один мой мужчина, соответственно, не относился ко мне как к падшей женщине. Потому что внешнее – это лишь отражение внутреннего. И то, как ты сама себя ощущаешь, возвращается к тебе назад через взаимодействие с другим человеком. Мои клиенты называли меня «неповторимой куртизанкой», несли цветы ко мне на встречу. Хотя вам, конечно, кажется, что с букетами цветов к проституткам не ходят. А они и не считали, что ходят к проститутке, они переименовали мою скромную квартирку в храм, а меня – в богиню любви и страсти. И всё лишь потому, что я считала, что я продаю не грязь, а лучший товар на свете. Контакт их души с моей душой.

В том доме у меня была своя квартира, небольшая, но опрятная, со всеми удобствами и без подселений других девочек. Некоторые, в отличие от меня, жили втроём и даже вчетвером в таких же. Дверь запиралась: если я никого не хотела пускать, то никто и не мог войти. Хотя такое случалось очень редко. У меня достаточно быстро в первые же месяцы начала моей карьеры сложился плотный круг постоянных клиентов, так что мне даже не приходилось спускаться вечером в бар для охоты за деньгами. С самого начала я выбирала только тех, кого сама визуально и энергетически хотела, кто и без работы привлёк бы моё внимание для знакомства. Конечно, симпатии были взаимны, ведь наши души заранее договаривались о том, что нам какое-то время стоит побыть вместе. Мои клиенты все были в меня по уши влюблены. Они приходили ко мне по расписанию. Каждый говорил: «Ах, если бы не жена!». И каждый раз я мысленно желала им долгого семейного счастья и сама была ему причиной. За свою жизнь я сохранила много браков, и в тот период, наверное, больше всего.

Не было в этом никакой печали и униженности. А только море удовольствий. Контакт с другим живым существом, в котором можно раствориться, отдать себя в руки инстинктов. Люди очень много и очень часто запрещают себе максимально всё, что касается нужд животного мира. И именно эти запреты делают жизнь губительно тревожной. Как ещё можно жить, когда внутри на каждый шаг борьба ненавистного«хочу» со спасительным, но изнуряющим«нельзя». И никто при этом никого не спасает на самом деле. Наоборот, мы закапываем глубже и сильнее внутрь своего тела его позывы. И это не сказывается на его здоровье и счастье, а наоборот.

Вы скажете, как же болезни! Да, они есть. И забота о себе и безопасности невероятно просто снимает все вопросы. Все мои клиенты никаких возражений к предохранению не имели. Порой страх женщины иметь право на своё слово с единственным постоянным партнёром подвергает её опасности куда сильнее.

Нам кажется, что давать мужчине брать себя – это находиться в подчинительном положении, быть ему вечно чем-то должной. Нет, не нам, вам так кажется. Потому что я искренне считаю, что это не так. Даровать право на обладание собой и регламентировать это право по часам, дням и годам – это исключительная женская задача. Суть Иньской энергии – вот бери, ибо я разрешаю, выбирая отдавать все остальные разрешения и запреты ему. Наша главная сила – выбирать мужчину, позволяя ему выбирать всё остальное. И поверьте, если счастливец оказывается рядом с настоящей женщиной, ему будет совершенно неважно, на всю жизнь он рядом с таким источником вседозволенности или на пару минут.

Мои клиенты были рады тем условиям, которые я хотела и могла им предложить. Мой любимый спаситель сам приходил ко мне по назначенным часам, не имея права диктовать свои условия, хотя именно ему я отдавала заработанные деньги. Хозяйкой положения была я, а не он моим сутенёром. Да, когда-то у меня были мечты, чтобы мы составили семью и поженились. Но из них сбылся только регулярный и прекрасный секс. Потому что в этом наши желания совпадали, в остальном нет. Помните, что так всегда работает с запросом на другого человека, ваши мечты должны совпадать с его.

Да и к тому же я очень быстро поняла, что не хочу останавливаться на одном человеке. Мне были дороги все мои мужчины, каждый уникален, совершенно разные источники наслаждений. И совершенно разные истории судеб. Ах, мы могли разговаривать часами с этими серьёзными и взрослыми бизнесменами. А только такими были мои клиенты. Это были сильные мужчины с большими видами на жизнь, пережившие перестройку и оставшиеся в выигрыше с деньгами и своим делом. Бандитов в моём окружении, кроме моего названного хозяина, не было. Они водили меня в рестораны при отелях и элитные мужские клубы, где нас не могли встретить знакомые их жён. Многие из них не раз звали меня лететь с ними в заграничные поездки и на отдых на море. Но у меня не было документов, если помните, и полёты для меня были недоступным желанием.

Они не ограничивали себя в подарках, а я в запросах. И в выборе только одного мужчины. Украшения от «Картье», «Тиффани» и «Ван Клиффа» были постоянными спутниками наших встреч.

Да, я прекрасно понимала, что девушки моей профессии вокруг меня живут совершенно по-другому. Остальные жили как проститутки и были ими у себя в душе. Спивались, подсаживались на наркотики, как я уже говорила. Позволяли себе быть грязными и неопрятными, но эта грязь снаружи не была признаком профессии, она была лишь изначальным отражением того, что у них внутри. Мне не было их жаль, для меня было очевидным, что они сами это выбирают и живут так, как хотят. Конечно, спроси их об этом, они бы рассказали вам совсем иную сторону о вынужденности их положения и трагичности судьбы. У каждого, кто не является автором своей жизни и творцом своих историй, есть долгий и длинный рассказ с перечнем причин, почему в его жизни всё так получилось. Для многих этот рассказ о прошлом дороже, чем возможность что-то изменить в здесь и сейчас. Хотя бы даже не в самих условиях, но во внутреннем восприятии. Они не старались для себя, и я не пыталась им помогать.

Я не общалась с другими девушками, как и они со мной. Собственность хозяина никто не обижал и не трогал, роптать на моё исключительное положение не пытались.

Я прожила и проработала в публичном доме пять лет. Для кого-то это прозвучит ужасно, а я искренне наслаждалась тем временем и ни на секунду не потеряла то самое драгоценное и дорогое, что есть у меня.

Моё доверие.

6

Доверие к миру. Оно было во мне, есть и всегда будет.

Знаете, что это для меня? Доверие – это позволение миру проживать через тебя тот опыт, который ему необходимо прожить. Быть инструментом Вселенной. Даже самой эволюции. Каждый из нас – определённая точка мутации, по которой природа меряет, жизнеспособны какие-то отдельные качества или нет. А для этого нам нужно носить и проживать их, делать из своей уникальности что-то, чтобы посмотреть, на что она в итоге способна. Если она вредна, то эволюция сама нас отбракует, если вдруг окажется полезной, можно внедрять и в других. И где здесь, скажите, наш вездесущий контроль и выбор? Человеческая воля лишь ещё одна мутация, оказавшаяся полезной, но влияния на само устройство Вселенной не имеющая. А в таком раскладе можно только доверять или не доверять. Позволять миру, природе, другим людям проживать через тебя что-то своё или нет. И тогда ты становишься либо нужным элементом потока, либо напряженным элементом борьбы.

Я выбираю первое. И да, несмотря ни на что, что со мной в моей жизни было, я по-прежнему доверяю миру. Безгранично.

Вы наверное думаете:«Она сумасшедшая!». Бедная родительская семья, живущая в бараке, голод, нищета. Вечные скандалы. Уход отца от матери и её скоропостижная смерть от рака в моем раннем детстве. Одиночество. Попадание в руки к бандиту и сутенеру. Работа в публичном доме. Грязь, падение.

Так вам видится история моей жизни, да? И вы думаете, чтобы доверять миру после такого, нужно невероятное терпение, смирение, жертвенность или просто глупость. И очень сильно ошибаетесь. Для доверия к миру кроме самого доверия не нужно больше ничего. Да, иногда что-то из происходящего могло приносить боль, казаться нежеланным. Но я всегда знала, что, значит, так надо моей душе. Что бы ни было, всё было верно. И это не уход в заточение в своей психике в норку: пусть будет так, фатализм, судьба, я в домике и меня ничто задеть не может. Наоборот, я с откровенностью и радостью погружалась в любой опыт, проживая его там, где и когда он происходил, и отпуская в следующий миг.

Люди – очень токсичные существа. А внутреннее отражает внешнее, повторюсь, именно поэтому отходы нашей жизни очень токсичны и отравляют сейчас всю планету. Потому что абсолютное большинство каждодневно отравляет самих себя внутри: своими мыслями, переживаниями, страданиями о прошлом. Что-то могло произойти пару недель назад, а человек всё переваривает это событие в своей ментальной сфере. Это очень долго, желудок справляется с пищей за день. Если задержать её внутри нас на неделю, она начёт гнить, травить нас ядами разложений. Вы считаете, с тем, про что мы думаем, происходит что-то другое? Нет, в этом примере вы живёте две недели новой жизни в прошлом, и оно в вас гниёт. А вместе с ним и вы.

Я могу показаться злой, безжалостной в этих словах и грубой. Пусть так. Но это единственное, что я никогда не понимала в вас. Вашего непонимания, что это происходит. Постоянных запросов о смысле жизни, а что делать и как верно? Укажи мне путь – вопрошают люди к кому-то вечно.

Но единственное, зачем мы здесь, – это быть здесь. И наслаждаться всем, что происходит. Потому что там ничего такого нет. Я знаю, что у нас есть это «там», потому что вижу наши души, вижу, как они приходят и уходят, порой вижу даже во сне «куда». И там всё не такое, там свои задачи, расписания и графики. Там нет эмоций, там всё ровно, просто и понятно. И там нет ничего, что ждёт впереди. Только пересмотры старых жизней или новых, но там нет линейности времени, и всё, что будет, там уже одновременно и произошло. Так для чего нам заниматься этим уже здесь и сейчас, осматривать, что было в прошлом? Мы приходим сюда жить и не живём. А думаем о какой-то вечной жизни, сладкой жизни, жизни полной удовольствий. Где-то там.

А ничего, что более похоже на удовольствие, чем каждая минутка сладкого вдоха наших лёгких здесь на этой материальной планете, нет.

Да, я большую часть своей жизни занималась сексом за деньги. Сейчас занимаюсь продажей сил моей души. Но это никак не мешает мне наслаждаться всем этим процессом. А разве не этого мы все хотим? Дело жизни, которое будет приносить не только финансовое благополучие, но и счастье от того, что ты занимаешься тем, чем хочешь, каждый божий день. Так вот, я всю жизнь занимаюсь только тем, чем я хочу. Ибо это мой выбор. И я верю стопроцентно, что если бы я изменила своё решение и захотела чего-то другого, всё изменилось бы на то, что нужно мне.

Вера – это самое главное. Довериться божественной силе и собственной интуиции. Сильнее неё ничего в нашей жизни нет. Я верю ей безмерно. Скажет прыгнуть с моста – прыгну не задумываясь, значит надо так.

Спросите, кто скажет? Голоса у меня в голове? Нет у меня голосов. И я не сумасшедшая, не поверите, у меня даже заключение есть. Меня лучшие психиатры страны проверяли. По моей собственной воле и инициативе. И ничего болезненного не нашли, только некоторые акцентуации и отклонения от нормы, которые не значатся как требующий лечения недуг в каком-нибудь ДСМ-5.

А кто говорит тогда внутри меня?

Сердце.

Не словами и не голосом – желаниями. Я просто слышу импульс. Каждый раз он как моментальное знание внутри: сейчас я хочу то, сейчас нужно туда-то. И знаю, что это оно. А когда не слышу, то не слышу. Живу как все. Сама решаю, что бы мне хотелось. Но если уж он прозвучал, то нужно действовать незамедлительно. Не завтра, не на следующей неделе. Если родилось что-то внутри сейчас, ему нужно дать свершиться. Это как, знаете, беременность и роды. Если время пришло ребёночку появляться на свет, то никакими уговорами и обстоятельствами вы его обратно на впихнёте. Это должно быть сейчас и всё.

Я слышала эти импульсы всегда. В детстве удавалось им следовать легко, потому что они не были сложными. С возрастом становилось труднее. Научилась я именно действительно действовать здесь и сейчас не сразу. А знаете, когда не умеешь пользоваться своей силой, она может превращаться иногда в беду. Пару раз со мной такое бывало.

Однажды, будучи ещё в том публичном доме, я пару раз отчётливо улавливала желания пойти куда-то: то на определённую улицу, то в определённое кафе. И занятая другими мыслями или делами, я не слушалась этого зова. Думаете, расскажу вам страшную историю о том, что из-за этого случилось? Нет, не расскажу. Я только знаю, что, судя по моему дальнейшему опыту, я потеряла в тех точках какие-то возможности, может, что-то увидеть или кого-то встретить, что могло бы повернуть как-то по-другому мою жизнь. Но мы не замечаем такие моменты в нашей интуиции, ведь у нас нет подтверждения, что из-за этого точно что-то не случилось. Мы верим в неё, только когда опаздываем на самолёт или не хотим лететь и остаёмся на земле, а он разбивается. И вот оно тогда «та-да» – истинное доказательство этой неизвестной силы. А если бы вам сказали, что тогда пять лет назад, когда вы не повернули на ту улицу, которая вдруг вас неожиданно поманила, вы могли бы встретить самую близкую душу в вашей жизни, но не встретили. Поди-ка докажи.

Меня не очень тревожат эти моменты, потому что знаю, что если пропущу одно, обязательно будет что-то другое. А те из душ, которые выбрали встретиться с нами ещё там,«на небесах», обязательно встретятся. Но всё же сейчас стараюсь в жизни таким моментам не изменять. Если один раз не отзовёшься, другой, то со временем они затихают. Их голос всё тише и тише звучит внутри тебя. И ты вдруг неожиданно остаешься один на один с целым миром, проживать свою жизнь только из себя, своих нелепых человеческих сил. Без помощи свыше.

Один раз у меня всё-таки случилось негативное подтверждение тому, что нужно обязательно слушаться своих позывов. Был обычный весенний вечер, мне было почти двадцать лет. Жизнь моя в публичном доме начала для меня становиться уже слегка скучной. Всё чаще я думала о том, чтобы уйти и изменить положение вещей. Хотя, как сами понимаете, если смотреть по факту, идти мне было некуда и не на что. И жить в дальнейшем тоже. Никакой перспективы на будущее. Но я просто верила, что раз я захотела, то обязательно будет и сложится само собой.

Так вот тем вечером мне захотелось выйти, причём в определённое место. Клиентов по записи у меня почему-то не было, спускаться вниз для поиска новых я не собиралась. Меня к этому давно никто не мог принудить. Можно было бы и пойти пройтись. Но стало лениво, и я включила на компьютере новую серию очередного сериала, которые любила смотреть днём, когда ничего не хотелось делать. И тут ко мне вошла старшая из девушек, которая в этот вечер исполняла роль управляющей. И очень аккуратно, без приказов, но и без возможности отказать попросила обслужить одного клиента. Он был из своих.

Конечно, у хозяина была «крыша в органах» и представители милиции часто навещали девушек с визитами, обмен любезностями, так сказать. У меня их в постоянных клиентах не было, и я ими не занималась. Но в этот момент оказалась единственной свободной, а он уже «навеселе и в нужной кондиции», как сказала моя неожиданная гостья. Делать вроде было нечего, пришлось принять.

В первый раз в жизни я действительно этого не хотела. Он был пьян, на вид мне не приятен, энергетически противен. Его душа тянулась ко мне, слишком угрожающе нависая. Я была рассержена, для меня самой это состояние было категорически незнакомо. И начало происходить необъяснимое. Он практически уже повалил меня на кровать и лез целоваться своими мокрыми от водки и пота пухлыми губами, как неожиданно ойкнул, сел, извинился и отпросился в туалет. Его несколько раз вырвало, потом случилась диарея. Моё категорическое внутреннее «нет» вернуло его кишечнику право возразить против всего того, что он в себя уже успел закинуть, в совершенно не перевариваемых пропорциях. Он сидел, сжавшись на унитазе, и стонал и плакал, мне тут же внутри его стало очень жаль. В процессе ему трижды позвонила жена с истерикой, что его нет дома, хотя раньше она себе такого не позволяла. Но опять-таки моё «нет» запустило каскад цепных реакций. В итоге уже он сам не смог сказать «нет» и отказаться, когда позвонил ещё и начальник со срочным заданием вернуться на работу.

Через полчаса он, как-то оправившись и приняв наскоро душ, смог ретироваться. А я подумала, что больше в этом месте находиться не хочу. Спасибо, было очень мило и прекрасно, но с меня хватит. Я хочу иной жизни. И теперь я буду своей интуиции доверять. Было ещё не так поздно, чуть за полночь, и я тут же собралась и пошла туда, куда вечером изначально отказалась внутри себя. В отель «Националь». Почему-то ещё с того первого раза с моим славным сутенёром мне очень запал в душу этот отель. И его прекрасное старинное в духе 19 века лобби.

Я была в Александровском баре в без пятнадцати час. Тогда они ещё работали так поздно. Сидела за столиком, ближайшим к роялю и барной стойке. Одна, с фирменным коктейлем на столе. Она подошла ко мне со спины и аккуратно, тронув за плечо, спросила разрешения присоединиться.

– Что такая девушка делает здесь в одиночестве? Ты на работе? – мягко и вкрадчиво спросила моя незнакомая собеседница.

– Нет, отдыхаю,– откровенно ответила я.

– А хотела бы поработать?

– Я уже работаю.

– Где?

Я назвала адрес и псевдоним работодателя, известный, конечно же, не для всех. Ей он был известен.

– Это место не для тебя! – сказала мне в ответ строгой и утончённой красоты девушка с жёстким железным взглядом и по-хищному заострёнными клыками, выглядывающими при сдержанной улыбке.

– А какое для меня? – в ответ спросила я.

Так я встретила свою новую хозяйку, которая на следующий же вечер меня из моего старого публичного дома забрала, уплатив весомые отступные.

И весьма вовремя, надо сказать. Наставали иные времена. Теневые бизнесы начинали очень демонстративно вскрывать и обезвреживать. Страна взяла курс на налоги и легальность. Многие недавние заступники из правоохранительных органов сами становились палачами для своих криминальных подопечных и сдавали их явки и пароли. Через неделю после того, как я так удачно съехала оттуда, в мой бывший публичный дом пришла облава. И всех накрыли. Если бы я без документов попала в руки милиции, возникло бы невероятно много вопросов.

А так я вновь осталась там, где и хотела, в полной неизвестности.

7

Мою очередную спасительницу звали Натали. Как в старом пошлом фильме про ночных бабочек. Она была вербовщицей и наставницей для девушек сопровождения от уважаемой в этом бизнесе фирмы. И это уже была работа иного рода. Элитный дивизион, эскорт-услуги для богатых. Клиентов присылают заранее с анкетой и фото на согласование. Договоренность полюбовно. Да – так да, а нет – так нет.

Именно она дала мне тогда новое имя, которым я и предпочитаю пользоваться до сих пор. Кира. Приятно познакомиться наконец. Хотя многие мои бывшие клиенты-иностранцы предпочитали произносить его на свой манер с некоторым англоязычным акцентом, как Кейра. Мне нравится и так, и так.

Почему она тогда выбрала меня? Почему подошла?

Я часто у неё спрашивала об этом. И она говорила, что никогда не встречала такого существа, которое настолько умеет наслаждаться собой и отдельным моментом. Она говорила, что то, что я счастлива сама с собой за тем столиком, было очевидно со стороны с первого взгляда. И это не зависело ни от места, ни от времени, ни от вкуса того, что я пью. Ни от того, кем я являюсь. Изначальный кайф от самой жизни, а потом уже от её наполнения, которое, в свою очередь, только добавляет удовольствия и красок. Не заметить со стороны такое было невозможно. Во всяком случае для неё, её профессиональным взглядом.

Она говорила, что умеет видеть таких девушек за версту. Она узнавала их даже по фото. В Москве в то время количество работников из нашей сферы услуг было весьма большое. Симпатичные юноши, смазливого вида молодые люди, подходящие к девушкам на улице знакомиться, с большой вероятностью могли оказаться из вербовки. Они брали контакты, делали маленькие фото на полароид, тогда это было верхом современности. Это сейчас любой может сделать селфи на смартфон за 2 секунды. А в те времена это было целое событие даже на Красной площади. Они дарили надежду глупым девчонкам, что на неё мог обратить внимание такой красавец. А потом их данные могли оказываться в каких-либо не совсем законного рода занятий организациях. Имя Пети Лестермана – это то, что было на слуху и казалось даже вполне приличной деятельностью, а сколько таких агентств, более сомнительных, были за чертой безызвестности на уровне дна.