Синдром Дездемоны бесплатное чтение

Евгения Михайлова
Синдром Дездемоны
Роман

События и персонажи романа вымышленные. Все совпадения с реальными фактами случайны.

* * *

Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.

© Михайлова Е., 2021

© Оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2021

Часть первая

Утро

Даша выбиралась из сна, как из густой и липкой тины на дне реки. Это было так тяжело, что ей не хватало дыхания. Она уже просыпалась, ощущала влажную кожу, тяжесть спутанных волос, но какая-то часть сознания оставалась еще там, в таинственной беспросветной глубине. И ей казалось, что испарина на лбу – это капли крови.

Она уже была тут, на своей подушке, под скомканной простыней, но не хотела поднимать ресницы. Грозовой, гибельный омут ее сна казался сейчас важнее и предпочтительнее, чем тоска неприбранной обыденности, которая сейчас набросится на нее со всех сторон, как стая голодных бездомных кошек. Двоюродная сестра Светлана, боец по жизни, обладательница стойкого и жизнеутверждающего характера, пару раз приехала к ней утром, понаблюдала тягостный процесс возвращения к действительности. Мгновенно сформулировала вывод и сделала его программным в отношениях с Дашей. Она повторяет это при любом разговоре с терпением и металлической настойчивостью робота:

– Даша, преодолей себя только один раз, и это станет привычкой. Нет, это станет твоим спасением. Не ложись спать, пока не вымоешь как следует всю квартиру. И для здорового сна полезно, и проснешься, как нормальная ухоженная женщина, в комфортной обстановке. И все сразу пойдет по-другому. Ты мне поверь: я на пятнадцать лет старше тебя, и нет у тебя такой проблемы или вредной привычки, с которой я бы не умела бороться.

Даша или кивала, или меняла тему. При всей логичности и справедливости советов Светы на Дашу они действовали как удар лопатой по голове. Эти жуткие слова: преодолей, умей бороться… Даша хочет не уметь всего этого. Она хочет не бороться и не преодолевать.

К вечеру Даша всегда чувствовала себя уставшей и выжатой как лимон. Даже если большую часть дня пролежала на диване с ноутбуком на животе. Это была утомленность души, мозга, совести и всего остального. С этим всем пол не моют! С этим или сладко страдают, или находят фильм, который попадает в настроение, так что легко преодолеваешь границы разных существований и становишься героиней, жертвой, пленницей киношной судьбы. Как это все объяснить Светлане, которая кино вообще не смотрит, оно ей кажется причудой лентяев и глупостью, засоряющей упорядоченную жизнь. Как и умозрительные страдания, тоска ума или совести. Светлана – врач. Стоит Даше заикнуться обо всем этом, как кузина начнет предлагать ей лекарства и постарается затащить в лучшем случае к психотерапевту, в худшем – к психиатру.

В какой-то степени, конечно, не обойтись без преодолений. Даша повернула голову, чтобы взглянуть на холодный свет электронных часов. Ну да. Труба зовет. Она сунула ноги в тапки, сделала пять шагов к окну и раздвинула шторы на такое расстояние, какое может вынести, начиная день обязательств и поступков. Каждое утро она видит тот же кусочек двора, то же черное дерево и ту же или очень похожую соседку, которая тяжело тащит два пакета из магазина. Серый воздух, белый снег и отражение в стекле собственной встрепанной головы со стрижкой «лесенка». Даша вспомнила картинку из интернета: карикатурный ежик стоит на двух тонких задних лапках у окна, и все его иголки растопырились от страха или недоумения, так уныло то, что он видит. И подпись: «Я проснулась не в Париже, и на завтрак не коньяк».

В теплой ванне Даша уже была в состоянии думать о неумолимой последовательности действий. Что-то приготовить, проглотить, выпить кофе и дочитать последние страницы романа модного автора детективов. Найти или придумать особый смысл всей этой длинной истории с поиском убийцы и написать короткий текст, который заставит всех людей, умеющих читать, искать именно эту книгу. Иначе не видать им ни истины, ни покоя. Даша – пиарщица издательства. Текст должен заинтриговать читателя, устроить руководство и не вызвать жестокого сарказма у автора, мрачноватого человека с тяжелым взглядом и насмешливой складкой сухих твердых губ. Этот Масленников когда-то был экспертом-криминалистом следовательской группы по особо важным делам, и теперь он без слов дает понять всем, в частности Даше, что на свете нет более важных дел, чем он сам и его романы.

Голубой свет монитора, любимая мелодия, запах кофе очень быстро создавали Дашину рабочую атмосферу. Финал романа был неожиданным и показался достаточно сильным. И знал бы этот Масленников, сколько справочного материала Даша может перелопатить, чтобы написать три абзаца, лишь бы не показаться автору дурой! Впрочем, она не знает, читал ли он хоть один ее текст. Просто говорят, что он скандалит даже из-за ошибки корректора.

День

Даша отправила работу. Перешла к следующему пункту плана на сегодня. Это проще – маленький коллективный сборник рассказов. Но сначала она позвонила маме, выслушала перечень симптомов, которые могут быть, на мамин взгляд, проявлениями вялотекущего ковида. Даша попросила маму успокоиться и час читала все, что могла найти в поиске по этому поводу. Причем старательно выписывала фамилии авторов-медиков. Потом задала пару вопросов специалистам и просто знатокам на своей странице «Фейсбука». Получила исчерпывающие ответы. Все передала маме с цитатами, фамилиями и званиями.

– Вот спасибо, доченька, – бодро сказала мама. – У меня все прошло, пока мы говорили. Даже есть захотела. Хорошо, что ты позвонила. А то я собиралась нашей Свете звонить. А ты знаешь, как она умеет закошмарить. Как ты думаешь, Светлана хороший врач?

– Слышала, что ее ценят в клинике. Но я бы, конечно, к ней лечиться не пошла, даже если бы было от чего. Просто потому что родственница. Болезнь – это очень личное, интимное дело. Легче довериться чужому, безразличному человеку, чем родне, которая потом не отстанет от тебя с этим знанием.

– Может, ты и права. Хотя само сознание, что в семье есть врач, как-то успокаивает. Но не профессия, конечно, главное достижение нашей Светланы. Главное – ее муж. Точнее, способность женщины сделать верный выбор, а свою жизнь устойчивой, защищенной, благополучной…

В этом месте Даша всегда сообщала маме, что в ее дверь звонят, и прерывала контакт. Потому что все, что касается чужих удачных замужеств и устойчивых судеб, – это на самом деле тоскливые баллады о Даше, у которой ничего этого нет. По крайней мере, так кажется маме.

После паузы Даша перезвонила маме, сообщила, что ей в дверь звонила соседка, просила разменять пять тысяч.

– Мама, мне еще сегодня нужно поработать. Но если получится, попробую к тебе заехать. Не сегодня, так завтра.

– Хорошо, – обрадовалась мама. – Я тогда пойду тесто месить для пирожков с капустой. Но очень прошу: если до темноты не успеешь, лучше давай отложим. У нас ничего срочного, а я очень не люблю, когда ты по вечерам ездишь.

– Договорились. Мам, слушай, я у тебя давно спросить хотела. Мы с тобой когда-то бежали в темноте? Может, когда я была совсем маленькой?

– Какой странный вопрос, – мама ответила не сразу. – Мне трудно вспомнить. У детей бывает такое яркое восприятие. Ты что-то запомнила как событие, а для меня, возможно, это был какой-то обычный вечер, когда я торопилась домой, чтобы тебя покормить. Наверное, из садика забрала.

– Я не запомнила. Мне снится один и тот же сон. Ерунда, конечно. Но это не о том, как меня вели из садика.

– Может, и не о том… – голос мамы прозвучал глухо, как будто она резко отодвинулась от телефона. – Звони, как соберешься.

Даша с удивлением слушала гудки отбоя. Мама никогда не обрывала разговор первой. И сейчас Даша впервые четко сформулировала для себя мысль, которую обычно задвигала на задний план. Они с мамой никогда не говорили о прошлом, которое Даша не могла отчетливо помнить. До школы… О том, как мама была молодой, а Даша маленькой. Об отце, которого Даша помнит смутно: ни слов, ни поступков, ни даже четких деталей внешности. Лишь тяжелое облако каких-то опасений и тревог. Конечно, можно задать вопросы маме и все понять даже в том случае, если она не ответит. Но это гораздо большее преодоление, чем решиться на вечерню уборку по совету Светланы. Нужно ли это кому-то из них или обеим?.. Вряд ли. Людям достаточно тех проблем, какие им готовит каждый день.

Даша завершила работу, запланированную на сегодня. Сделала несколько гимнастических упражнений и как следует потрясла головой, чтобы избавиться от тяжести лишней информации. Вернулась к своей действительности: что она собиралась сделать сегодня? Поездка к маме отменяется, поскольку за окном уже сумерки. Надо бы сходить в магазин за продуктами. И еще вызвать слесаря, наконец, по поводу текущего крана. И, значит, добежать до банкомата, чтобы расплатиться с ним наличными. И… И… И… Количество этих необходимых пунктов превратилось в неисполнимое качество. Даша просто не справится с такой уймой дел. А выбрать одно – это нечестно и вообще недемократично. Конечно, она выбрала бы магазин: купить что-то вкусное. И окончательно загубила бы оставшийся день. Зачем он ей нужен, кусочек дня, освобожденный от всех дел и мыслей?

– Затем, что он мой, – решительно ответила себе Даша. – И больше ничей. Обниму, прижму, сердцем успокоюсь, как говорят гадалки.

Она отправилась на кухню и поставила вариться перловую кашу.

И тут раздался звонок телефона. Светлана говорила, как всегда, командирским тоном.

– Даша, привет. Надеюсь, ты дома? Сегодня в восемь у меня. Это не обсуждается. Будут только очень приятные люди. Я мчусь сейчас домой с огромным гусем, клубникой и пирожными. Никита занимается выпивкой. Повод возник внезапно, час назад. Друг Паша награжден орденом «За заслуги перед Отечеством». Не знаю, помнишь ли ты его, но для нас он очень важен. И он один: отметить событие ему больше не с кем.

– Ты что…

– Да нет, я тебе его не сватаю. У него уже внуки есть. Просто вся семья за границей живет. Короче, постарайся одеться миленько, как ты умеешь. И не забывай: ты самая молодая и красивая в нашей семье. Я горжусь тобой и хочу, чтобы ты не сидела одна, как мышка в норе. Жду, отговорки не принимаю. Если не приедешь – не прощу.

Вот так и является незапланированная проблема. Есть расхотелось. Даша посмотрела на градусник за окном. Какой ужас: там же минус двадцать пять! Идеальная температура, чтобы залезть под два пуховых одеяла и смотреть сериал с видами Калифорнии. Но главное преодоление даже не заснеженная дорога к дому Светланы. Основные раздражители как раз там, в этой огромной, с большим вкусом обставленной квартире. Гости Светланы… Вот где настоящая головная боль. Но отказать близкому человеку нет никакой возможности. Особенно если это кузина, способная стены снести во имя своей идеи.

Вечер

Тот самый верный выбор Светланы, о котором без конца говорит Дашина мама, – это муж Никита, его положение, деньги и вытекающий из всего этого образ жизни.

Никита Городецкий возглавляет министерство со сложным названием, которое Даша запоминать не стала. Ей понятно в его деятельности только одно: Никита может оказывать очень полезные услуги серьезным людям. Они и являются друзьями дома. Состав часто меняется, но солянка остается настолько сборной и пестрой, что Даша уже не удивляется никаким встречам в квартире Светланы. Там может быть посол экзотической страны, генерал ФСБ, начальник полиции, известный хирург, раскрученный певец и даже откровенный наркоман с общипанной девицей, которые оказываются отпрысками нужных людей.

Все жены чаще всего домохозяйки. И все они, как и Светлана, в шикарных нарядах известных дизайнеров. Одно это могло бы стать жестоким комплексом и барьером для Даши: у нее просто не могло быть таких денег, чтобы соответствовать. В самом начале резкого взлета Никиты и Светланы на высокий уровень благосостояния и светскости, как это понимают люди после определенных доходов, Даша позволила Светлане привести себя в ее бутик с модными брендами и безумными ценами. Не согласилась взять у нее деньги. Бабахнула все свои скромные сбережения на стильное, как сказала Света, маленькое черное платье. На самом деле оно было никакое не стильное, а достаточно убогое. Просто единственное, на которое денег хватало. В общем, пару званых вечеров у кузины можно было в этом платье изображать бедную, но благородную родственницу. Потом это было уже смешно и неприлично. Какая-то бесприданница сидит посреди развеселого нарядного сборища, как черная галка на ветке. Надо было или кончать с этой пыткой, или что-то придумывать.

Придумать получилось у единственной Дашиной подруги Лиды. Благодаря ее таланту и неутомимой выдумке Даша и выглядит сейчас на приемах у Городецких так миленько, как сказала Светлана.

Даша и Лида учились вместе в школе, а теперь работают в одном издательстве. Лида художник-иллюстратор. Она окончила институт Сурикова, причем сразу оказалась и главой большой семьи. Сделала, как сказала бы Дашина мама, выбор, вот только верным его не каждый назовет. Муж у Лиды не только практически гениальный изобретатель, он еще и немыслимый красавец. Лида родила от него одного мальчика и двух девочек, и это не дети, а ангелы. Дима еще и добрый, преданный, тонкий и понимающий. Один у него недостаток, который, конечно, является продолжением достоинств. Диме совершенно безразличны деньги. Он работает – много и плодотворно – во имя прогресса и собственного вдохновения. У него всегда есть работодатели, которые себя бы не уважали, если бы не обманывали настолько бескорыстного человека. Короче, добытчик, опора и защита семьи – это Лида. Она же опекун матери-инвалида. У нее всегда куча подработок, идей по усовершенствованию существования всего ковчега. Одна из таких идей и стала спасением для Даши. По сути, Даша вошла в круг забот Лиды. Им обеим под тридцать, но Даша все еще выпутывается из подростковых представлений, иллюзий и страхов. И Лида по-матерински жалеет ее уже за то, что у нее нет такого бесценного в самом прямом смысле слова сокровища, как Дима и их общий выводок прелестных птенцов, хлопающих синими папиными глазами. А Даша жалела Лиду, тщательно это скрывая. Она сильная женщина, творческий человек, – и вся без остатка растворилась в одном деле жизни. Вьет гнездо, в котором тепло и уютно должно быть всем, кроме нее самой. У Лиды нет минуты в целых сутках, когда бы она думала только о себе. Дышала бы для себя. Даша не видит в ее жизни уголка для себя. А Дашина жизнь – это именно уголок, только свой.

Дашину проблему с нарядами Лида решила быстро, просто и, как всегда, талантливо. У ее мамы всегда были тяжелые проблемы с двигательным аппаратом, поэтому она и трудилась на дому портнихой. Лида с детства ей помогала, потом стала главной мастерицей, и они с мамой поменялись местами. Начинала мама с того, что копировала фасоны из модных каталогов, находила дешевые аналоги тканей. Лида пошла дальше. Она сейчас не копирует, а просто деликатно заимствует идеи самых известных дизайнеров мира, причем никогда не весь фасон. Она соединяет отдельные детали нарядов разных мастеров в своем порядке и по собственной мелодии. Получается иногда удивительно, причудливо, ни на что не похоже. А ткани сейчас можно найти очень недорогие и вполне хорошие, если ориентироваться на рынке распродаж.

Дети Лиды одеты, как куклы с витрины. А теперь и шкаф Даши заполнен чудесными вещами. Они точно ее – по духу, стилю, цветовым решениям. И застенчивая по жизни Даша чувствует себя в них уверенно в какой угодно ситуации, на любом фоне. Лида открыла ее мягкую женственность, нежную и строгую прелесть.

Даша выбрала для этого вечера блузку из темно-красного шелка в крошечную черную крапинку. Воротник стойка, с одной стороны боковая застежка на антикварные, обтянутые черным кружевом пуговицы, с другой – оборка до талии. Рукав – буф до локтя, а до кисти он обтягивающий, застегнутый на такие же пуговицы. Юбка до щиколоток из черного крепа, облегающая до колен, затем немного расклешенная. Закрытые лодочки с пряжкам под черненое серебро. Даже черное шерстяное пальто английского покроя сшила Лида.

Даша и сама не любила опаздывать, знала, в какое негодование способна впадать Светлана, когда приходится задерживать из-за кого-то ужин. Но ей пришлось простоять в пробке около получаса. Когда Даша вошла в огромную гостиную, все уже сидели за столом. Светлана, одобрительно посмотрев на Дашу, поворчала вполне добродушно. Ее муж Никита выдвинулся из-за стола всем своим огромным туловищем, взял Дашу за руку, по-отечески притянул к себе и представил гостям:

– А вот и наша Дарья-краса. Моя свояченица и просто родной и дорогой человечек. Света, быстро налей ей штрафной бокал.

Он усадил ее рядом с собой. Даша спокойно улыбнулась навстречу двенадцати взглядам. Кажется, только гости Светланы всегда смотрят так прямо, бесцеремонно на человека, как будто товар выбирают. Опять новый состав. Даша никого не узнает.

– Мы с вами не встречались раньше? – вдруг произнес довольно яркий блондин, сидящий напротив.

– Точно нет, – ответила Даша. – У меня хорошая память на лица.

– У меня тоже, – серьезно ответил блондин. – И я не мог перепутать ваше лицо ни с каким другим.

– Не обращайте внимания, Дашенька, – высоким и слишком звонким голосом произнесла дама в черном, сильно декольтированном платье. – У моего мужа есть свои приемы для знакомства с красивыми девушками. Они примитивны, но он их принципиально никогда не меняет. Слава, – она любовно потрепала мужа по загривку, – прекрати смущать человека.

Никита добродушно рассмеялся и обнял Дашу за плечи:

– Ты не права, Зина, – сказал он декольтированной даме. – Нельзя смутить женщину восхищенным вниманием. А у Славы еще и профессиональный навык. Он полковник МВД, Дашенька. Начинает знакомство, как допрос.

– Отстаньте все от моей сестры, – велела Светлана. – Дайте ей хотя бы поесть как следует. Думаю, она между моими ужинами питается только бутербродами.

Света хлопотала вокруг стола, почти не присаживаясь. Все было очень вкусно, Никита и сосед с другой стороны подливали Даше в бокалы вино, шампанское, коньяк. Она не то чтобы опьянела, а как-то разогрелась, расслабилась в атмосфере сытости, праздности, бездумного ублажения плоти.

Потом были пирожные и кофе. Никита включил музыку, кто-то танцевал. Две гостьи заинтересовались Дашиной блузкой. Прошло несколько часов, и Даша во время еды и разговоров с разными людьми ни на минуту не переставала ощущать на себе светлый, пристальный взгляд полковника Славы. Сама она старалась не смотреть в его сторону. Но его глаза, как два серебристых луча, прожигали ее кожу.

Это так утомляло, что Даша стала разглядывать танцующих. Всех затмевал, конечно, Никита, в его па слоновьей грации было даже что-то очень привлекательное. И вдруг партнерша – высокая, знойного вида брюнетка – обвила его шею руками и стала страстно целовать. У Даши даже рот открылся от изумления. Собеседницы, проследив за ее взглядом, тоже уставились на пару, но их реакция была почти радостной.

– Ну, Валька, дает, – шепнула одна.

– Маньячка, – ответила другая. – И напилась, наверное. Больше негде прилипнуть к хозяину дома, только на глазах его жены.

Дальше была просто сцена из ужастика. Светлана в своем изысканном облегающем жемчужно-сером платье налетела на знойную брюнетку. Кто-то выключил музыку, и гостиная наполнилась грубыми, хриплыми ругательствами, произнесенными голосом Светланы, который недавно был мелодичным и нежным. Все застыли, глядя, как Светлана оттаскивает соперницу от мужа и пинками подгоняет к холлу. Изгоняемая дама, побагровев, все же пыталась нетрезво хихикать, чтобы все подумали, что это у них шутка такая. Тем временем кто-то нашел ее сумку, длинную соболью шубу, сунул вещи ей в руки. Через минуту даму легко и технично вытеснили из квартиры. Здесь собрались люди, которые умеют решать проблемы. Никита стоял посреди опустевшей части гостиной, которая только что была танцполом, и просто смотрел на происходящее, как будто оно не имело к нему никакого отношения. Затем взял со стола бутылку виски и неторопливо, важно прошествовал в свой кабинет. Через какое-то время туда влетела Светлана. Музыку вновь включили, гости вернулись к выпивке и пирожным. Даша встала со страстным желанием бежать отсюда поскорее, прошла мимо закрытой двери кабинета Никиты и, к своему ужасу, услышала там звенящий от рыданий голос Светы, который вдруг оборвался звонкой пощечиной и странным стуком.

Даша заметалась: то ли войти туда без спросу, то ли все же бежать. Но вдруг Светлане плохо?

– Не вмешивайтесь, – произнес спокойный мужской голос прямо ей в ухо. – Они разберутся. Не первый раз. И никому не будет приятно, если мы дадим понять, что что-то вообще заметили.

Светлые глаза Славы смотрели на Дашу с неотвратимостью стали в состоянии белого каления. Какой-то холодный пожар. Она подумала, что именно так может смотреть маньяк-убийца. Глаза полковника задержали Дашин взгляд, и он вдруг хорошо, заразительно рассмеялся.

– Ты сейчас как Красная Шапочка рядом с Серым Волком. Мне кажется, ждешь, что я вытащу наручники и начну тебя истязать. И что вообще тут логово извращенцев. А это нормальный семейный дом, где любящие муж и жена временами хотят поубивать друг друга. Это очень освежает чувства супругов. Подожди, не убегай, и ты опять увидишь семейную идиллию.

– Ну уж нет, – запальчиво ответила Даша. – Мне кажется, он ударил Свету. Она никогда такое не простит.

– А давай пари? Если будет по-моему – ты оставляешь мне свой телефон. Если нет… Я навязываю тебе свой.

– Давай, – улыбнулась Даша.

Ночь

Даша послонялась по квартире кузины. Было уже очень поздно, но гости не расходились. Хотя на их месте было бы так естественно и тактично исчезнуть по-английски во время жесткой ссоры хозяев дома. И оставить, к примеру, милую прощальную записку, как будто ничего и не произошло, просто спать пора. Но всем, кажется, как Славе, было интересно посмотреть, чем у супругов закончится. Может, тут все пари заключили? Может, у них есть такая регулярная забава? Похоже, одна Даша была не в курсе проблем сестры. Никита – и романы с посторонними знойными дамами? Как странно. Светлана не просто никогда на это не намекала, весь ее облик был отрицанием подобного предположения. Она была уверенной в себе, говорила о муже уважительно-покровительственно: такой серьезный и влиятельный человек в быту совершенно беспомощен, как огромный ребенок Светланы. Так оно и выглядело со стороны, по крайней мере для Даши. Света – яркая, стильная, деятельная и эмоциональная женщина. Она больше чем красивая, считала Даша. Худое страстное лицо: впалые щеки, большие голубые глаза, подвижный, нервный рот с узкими губами и крупный нос с горбинкой. Лоб, как корона, украшает высокое, нарочито небрежное сооружение из роскошных темно-рыжих волос. Это их естественный цвет. Когда Светлана их распускает, они закрывают ее поясницу. Фигура у Светы очень стройная и женственная. Она со своей копной волос достает мужу до плеча, и это смотрится так мило, женственно и трогательно. А Никита… Он, конечно, и есть ее каменная стена по всем физическим параметрам: рост под два метра, а вес наверняка далеко за сотню килограммов. И при этом такое добродушное круглое лицо, доверчивый и ласковый взгляд…

Да, Даша точно ничего не понимает ни в мужчинах, ни в женщинах. Тут надо советоваться с Лидой, наверное. У Даши горели от усталости глаза, отяжелели плечи и ноги, но спать не хотелось совершенно. Она бы после всего и дома не уснула. Так что лучше на самом деле что-то досмотреть.

Ее негромко окликнули, она повернулась и увидела на пороге комнаты Славу. Он выразительным жестом явно приглашал ее в кухню, которая была в конце холла. Даша кивнула, а затем любопытства ради посмотрела на гостей: она искала жену Славы. Зинаида с каким-то типом в очках сидела за шахматным столиком и явно была занята игрой.

Даша вошла в бело-золотую кухню Светланы, жадно вдохнула запах только что сваренного кофе и со стоном предвкушения рухнула в мягкое кресло.

– Кофе… Умираю, хочу.

– Немного коньяка необходимо для полного эффекта, – убежденно произнес Слава, – и кусочек «Праги». Мы все заказываем этот торт в такой кондитерской, что это уже не торт, а целительный бальзам.

– Почему-то я его ни разу у Светы не пробовала.

– Вот видишь, какой познавательный вечер у тебя получился. Сколько новой информации и впечатлений.

– Я бы предпочла без них, – ворчливо произнесла Даша. – Без похабщины, семейного насилия и без дурацкого торта во втором часу ночи. Да и без ваших ненормальных намеков на то, что мы где-то виделись.

– Мы уже на «ты», если ты забыла. Мы раньше не виделись, конечно, в противном случае я давно бы уже стал твоей тенью. Но это и не мой примитивный прием, как объяснила Зина. Я просто узнал тебя… Как что-то очень свое, как мечту, как придуманный образ… Если ты понимаешь, о чем я.

– Да, – устало произнесла Даша. – Понимаю. Я, кстати, редактор, немного стилист. И я узнаю с полпинка банальность номер два на тему встречи с мечтой или даже детским идеалом. Читаю это в рукописях через день. Давай закроем эту часть светской беседы и просто посидим, попьем кофе, я разберусь, что такое особенное в этой «Праге». И я точно тебе не совру, если скажу, что молчать с тобой не то чтобы очень приятно, но лучше всего остального этой ночью в этой квартире.

– За эти слова спасибо, – сказал Слава серьезно, даже строго.

И чуть сжал Дашину руку очень горячей ладонью.

Даша на самом деле на какое-то время выпала из действительности. Как будто попала в уютное убежище во время стихийного бедствия. Тепло, вкус, запах… Внимательный взгляд, который окутал ее, как защитный плащ-невидимка.

А потом вновь зазвучали оживленные голоса, даже музыку или телевизор кто-то включил.

– Вот и хеппи-энд, – подмигнул Даше Слава. – Пошли смотреть?

В гостиной все вернулось до момента скандала. Как будто монтажер вырезал кусок пленки. Гости болтали громко, непринужденно, временами со смехом прятали зевки и смотрели на часы. Как мы, мол, засиделись в такой приятной компании, пора и честь знать. На двухместном диванчике в специально выделенной нише сидели Никита и Светлана. Сестра была уже в другом, мягком просторном платье пудрового цвета.

Даша подошла к родственникам на деревянных ногах, чтобы попрощаться. Но Света притянула ее за руку и втиснула между собой и мужем.

– Посмотри, Дашунь, на него. Какое же у него доброе и милое лицо. Иногда я так на него злюсь, потом посмотрю – и понимаю: вот кто за меня жизнь отдаст, если надо.

Никита добродушно рассмеялся:

– Какие страсти у тебя, Светик. Отпусти Дашу, у нее, кажется, уже глазки слипаются.

Даша пристально смотрела на лицо Светланы, отчетливо видела кровоподтек на виске, замазанный тоном, свежую ранку поверх губной помады в уголке рта. А когда Света откинулась на высокую спинку дивана, она охнула от боли. Неизвестно, что там на затылке, если стук головы о шкаф или стену Даша услышала через дверь.

– Да, засыпаю, – сказала Даша и встала. – Засиделась на вашей кухне за кофе и тортом. Все супер. Так я поехала, Света?

– Обязательно позвони из дома, – сказала сестра.

В холле Даша нашла свои пальто и сумку, открыла входную дверь и наткнулась на Славу. Он «случайно» вышел покурить на площадку. Молча протянул ей свой телефон и пожал плечами в ответ на ее взгляд. Ах да, пари. Даша набрала свой номер, кивнула на прощание, вызвала лифт. Перед тем как его двери съехались, она увидела нос и острые глаза Зинаиды, которая выглядывала из квартиры.

Дома Даша была в половине четвертого утра. По крайней мере, эта чудовищная ночь закончилась. Она разделась, налила горячую ванну, и вдруг раздался телефонный звонок с незнакомого номера. Ответила и услышала короткие гудки. И сразу пришло сообщение с того же номера: «Это мой телефон. Если что-то понадобится – я тут. Слава».

Часть вторая

Рассвет Валентины

Потолок с позолоченной лепниной загадочно мерцал над огромной люстрой на толстых цепях с плафонами-свечами. Валентине люстру продали как антикварную и осовремененную. Так это или нет, но такая массивная люстра вынесет многое. И не разлетится на хрупкие кусочки от выпущенных на свободу яростных стонов хозяйки, ее тяжелой брани, изощренного и умелого мата.

Знойная брюнетка металась по квартире, отшвыривая крупными босыми ступнями все, что попадалось на пути. А попадалось ей многое: стулья, пуфики, коробки с новой обувью, столики с косметикой и украшениями и даже подносы с коньячком, виски и рюмками. Валентина не была хорошей хозяйкой. Она вообще не была хозяйкой, убиралкой, полотеркой и клушей с тряпкой и пылесосом. Она не баба, не подстилка, не содержанка и не убогая «яжеженщина» с большой буквой «Ж» наперевес. Валентина – личность. Она деятель, востребованный обществом. Она женщина в том высоком и важном смысле, что несет в своем теле потребность и способность осчастливить особого избранника. Того, который способен ее оценить и ответить на ее призыв с готовностью и благодарностью. И такой особый человек в ее жизни появился. Год назад Никита Городецкий принял ее на должность главврача поликлиники своего министерства. Они сразу поняли, что созданы друг для друга. Во всяком случае, Валентина прочитала это в его взгляде без слов. Никита долго оттягивал их сближение. Он явно не был новичком в науке страсти и ждал момента безудержного притяжения. Это случилось совсем недавно в рабочем кабинете Валентины. Это было потрясающе, незабываемо и неповторимо. Повторимо лишь на еще более высоком уровне.

И Валентина пришла на званый ужин к Городецким с горячей надеждой и твердой уверенностью в том, что они вдвоем поставят всех перед фактом – не адюльтера, не флирта или романа, а уникальных отношений, перед которыми тают жалкие нормы домостроя. Кроме Валентины и Светланы, на этих вечерах все женщины в основном домохозяйки, приживалки и содержанки. Да и Светлана – рядовой врач в муниципальной клинике, крайняя справа на групповом фото серого, замученного коллектива. Наверняка Никита не снимает ее с работы, чтобы не мозолила постоянно ему глаза дома. И чтобы не осталась без своего гроша, если он захочет развестись. Должно же это когда-то произойти.

Валентине вдруг показалось, что тончайшее кружево ручного плетения на лифе ее узкого платья впечаталось или вросло в ее горящую воспаленную кожу, как прутья металлической клетки. Она начала расстегивать платье на спине, через секунду потеряла терпение, рванула застежку, требующую исключительно нежного обращения. Когда затрещали и кружево, и тонкий шелк, Валентина почувствовала яростное возбуждение. Она рвала платье, которое ей обошлось в целое состояние, как будто расправлялась со страшным унижением, пережитым в доме Никиты, со всем тем, что видели глаза этих проклятых зевак и сплетников. Она бы и глаза всем выжгла своим гневом… Ничего, она еще ответит всем и каждому.

Валентина переступила через бесформенное облако уничтоженного платья и оказалась перед большим зеркалом на стене. Она увидела на предплечье багровое пятно. Да это же она, Светка, вцепилась ей в руку своими костлявыми пальцами! Валентина задохнулась от ненависти. Перед глазами поплыла лента ярких мгновений: голубой исступленный взгляд жены Никиты, ее растрепанная рыжая копна волос, как огонь войны… То ли растерянное, то ли испуганное лицо Никиты, алчущие зрелищ рожи зрителей, оживленные и обрадованные, как в зоопарке. И ее собственный позорный путь, когда она, не сопротивляясь, подчинилась страшному изгнанию. Светка что-то орала, толкала, тащила. И ни один человек не возмутился, не посочувствовал Валентине. А точнее, ее не защитил тот единственный человек, который должен был это сделать, и потому вся свора его гостей с удовольствием приняла участие в расправе над Валей, любимой женщиной Никиты. Это не Светка собирала ее вещи, не она распахнула входную дверь перед тем, как ее вытолкнуть, не она вызвала лифт…

Валентина крепко сжала свои крупные, сильные ладони. Да она их всех могла бы запросто раскидать там… Если бы не пустой взгляд Никиты, если бы был хоть крошечный лучик поддержки. Пальцы Валентины хрустнули в стальном переплетении. Как легко бы сломалась тощая шея Светланы, если бы она сейчас оказалась рядом! Но Валя хорошо усвоила истину о том, в каком виде подают месть. Валя вспыльчива, но терпение у нее закаленное, как у полководца. Она свою месть достанет не просто холодной, а замороженной. Когда они все забудут: и зеваки, и Никита, и даже сама Светлана… И никто не поймет, что свежий ветерок рядом – это не весна в окно, а месть Валентины, оттаивая, наполняется свежей кровью. Да, только кровью!

На рассвете Валентина постояла под холодным душем, растерла тело до багрового цвета. Выпила полный стакан виски и даже почувствовала его вкус, затем потеплело сердце и пришло облегчение. В ней по-прежнему жива была уверенность в чувстве Никиты, пусть он даже и показал себя полным трусом. Валя взяла со столика телефон, набрала его номер. Он ответил через восемь гудков. Голос был то ли сонным, то ли недовольным:

– Зачем ты звонишь, Валя? Шесть утра.

– Я должна была голос услышать… Неужели непонятно.

– Понятно – непонятно, какая разница. Мы что, беседовать сейчас будем? Мне нужно выспаться. Днем поговорим. Я позвоню. Да, только без глупостей, ладно?

– Не знаю, о чем ты говоришь. До встречи. И… обнимаю.

Валя отложила телефон. Она была почти спокойна. Да, так действует на нее сам звук его голоса. И это вовсе не значит, что она доверит хоть кому-то те решения, которые принимает только самостоятельно.

День Никиты

Голова была тяжелой, мучила изжога, подташнивало и, несмотря на все это, требовательно и властно заявляло о себе чувство голода, основной инстинкт Никиты Городецкого. Его голод – это не примитивная потребность в еде. Так ощущает он всю полноту существования. Да, это утоление голода, с каким младенец упивается грудным молоком, чтобы стать сильнее матери. Поглощение самых вкусных, бодрящих и укрепляющих блюд, зажигающих кровь напитков – как высокое наслаждение и источник оптимизма. Голод как непреодолимая сила, которая влечет к женскому телу. Голод, который могут утолить только деньги. И голод – власть… Самая упоительная его разновидность. Никите не требуется ею злоупотреблять, чтобы почувствовать себя князьком-самодуром. Ему хватает ума и полноценности просто быть настоящим, уважаемым руководителем. Который может себе позволить любое отступление от норм и законов ради дружбы, к примеру, или любви. Ему простят, его любят, он заслужил.

Эта ночь все сбила к чертям. Как можно было предположить, что эти две идиотки, оказавшись в одном пространстве, поведут себя как подзаборные малолетки. Светские дамы, извините за выражение.

Утром Никита проснулся в спальне один. Светлана легла спать в комнате для гостей. И это правильно: меньше всего им обоим нужна была общая постель. Но после душа Никита не обнаружил на кухне обычного обильного горячего завтрака. В холодильнике не оказалось его минеральной воды. А он за время супружеской жизни даже кофе себе разучился варить. Зачем? Дома жена, на работе секретарши.

Светлана не могла проспать. Это исключено. Так выглядит ее демонстрация. Никита прислушался к себе, пытаясь обнаружить чувство вины. Знать бы, что оскорбило жену больше: приставания к нему Валентины или то, что ему пришлось вывести ее из истерики единственно возможным действенным способом. Не так чтобы первый раз. Но это никогда не сказывалось на порядке их жизни. Его завтрак – это начало его плодотворного дня, его работы, их благополучия… Ее денег, тупая бабья башка.

У Никиты ничего не получилось с поисками вины, лишь жгучее раздражение распространилось от желудка по всему телу, заполнило вены на висках. Что они себе позволили обе! В его доме, на глазах его друзей и нужных партнеров.

Никита приехал на работу голодным, прошел по коридору, не отвечая на приветствия, вошел в кабинет. Он нажал кнопку вызова секретарши, хмуро посмотрел на кокетливую Катю с вызывающе разрисованным лицом. С каждым днем мажется все более жутким образом. Ее кукольное личико уже похоже на рожи из фильмов про ведьм и вурдалаков. Никита чуть было не выпалил это, но вовремя сдержался: ему самому было ясно, что дело не в Кате, а в его раздражении и в том отвращении, которое поднимается в нем сегодня при виде любой женщины. А Катю он выбрал сам не так давно из сотен соискательниц исключительно по фото.

– Свари кофе, Катя, – сказал он. – Нет, не вари сама. Мне нужен нормальный кофе, а не бурда твоей кофемашины. Сходи в пищеблок к шеф-повару. И что-то поесть, он знает, что я люблю. Не было утром времени дома позавтракать. – Никита постарался добродушно улыбнуться. – А пока налей мне что-то выпить. Встречи немного передвинь.

Катя достала из бара, замаскированного под сейф, бутылку водки и графин с виски, показала: «Что налить?»

– Поставь на стол, дай стакан, я сам разберусь.

Когда Катя, виляя сразу всем телом, поставила перед ним поднос с бутылками и стаканами, он приобнял тоненькие косточки ее бедер. Чувство голода нужно тренировать в любой ситуации. Иначе до отмирания рукой подать.

Когда Катя вышла, Никита закрыл дверь изнутри, сделал несколько жадных глотков из стакана с водкой, прислушался к себе, затем выпил виски, уже смакуя. Кажется, немного отпустило, и можно, наконец, переключиться на работу.

Он посмотрел на свой мобильный, который лежал с отключенным звуком, увидел среди пропущенных вызовов звонок от Петрова, своего заместителя, и перезвонил.

– Привет, Коля. Ты хотел зайти? Давай через сорок минут. У меня тут одно срочное дело.

Завтрак от шеф-повара был скромным, простым и изысканным. После такого точно не отяжелеешь и не отупеешь. Несколько ломтиков черного хлеба особой выпечки, который у шефа называется «деревенским», поджаренных так, как он один умеет. Несколько кусочков малосольной рыбы собственного приготовления, немного паюсной икры, кусочки авокадо и малосольного огурца, который пахнет укропом. И все это в обрамлении золотистого желе, которое повар Женя готовит лишь для министра – оно из шампанского с добавлением каких-то специй, секрет которых не раскрывается даже Никите. И, конечно, кофе, от одного запаха которого сердце бьется чаще и сильнее.

У Петрова дело было важное и деликатное. Нужно заказать для особого круга людей ряд продуктов и препаратов в обход санкций и под благородным соусом милосердия. Они просматривали список фондов и благотворительных организаций, которые спонсировали, долго выбирали.

– Одни и те же, – произнес Петров своим суконным голосом без выражения. – Бросается в глаза. Я вообще никому из них особенно не доверяю. Даем повод для вымогательства, которым некоторые уже пользовались. Намекают, что какая-то проверка может поискать получателей. И речь, конечно, о том, что сами наведут, если мы не пойдем навстречу. Я всегда вхожу в положение, а сам ищу решение. У меня тут мысль одна есть. Открыть нам свой центр, скажем, для особых пациентов при нашей больничке. Под него создать свой благотворительный фонд. И полностью содержать, заказывать, получать, что понадобится, без лишних глаз и одолжений. Директор у нас, я считаю, готовый. Валя Давыдова – наш человек.

Никита долго молчал. Идея была блестящая. Еще вчера он ухватился бы за нее с радостью. Но сегодня, после всего… Она же вообще ему на голову сядет.

– Неплохо, – осторожно произнес он. – Давыдова только немного беспокоит. Ты, наверное, и сам заметил: стала заноситься.

– Да ладно, – хихикнул Петров. – Осадим, если что. Не первая, не последняя. Замену всегда найдем. Главное, дело поставить. А она это умеет.

– Тогда решили. С ней надо поговорить, чтобы все оформила грамотно. Что за болезни, как, где и все такое. Не могу сегодня сам с ней все обсудить. Но когда профиль выберете, прикинете масштабы, суммы – пусть позвонит и доложит.

Валентина позвонила ему по служебному телефону в конце рабочего дня.

– Добрый вечер, Никита Евгеньевич, – доложила она казенным тоном, каким всегда говорила в расчете на то, что Катя подслушивает. – Докладываю по вашему поручению. Все обсудили. Решили: пусть будет центр аутизма. Над полной докладной с расчетами работаю.

– Жду в конце недели, – ответил Никита. – Благодарю вас, Валентина Игнатьевна.

Он был уже совершенно спокоен. У него есть дело. И у каждого дела есть высокий смысл – усовершенствование жизни. Своей и чужой.

Ночь Светланы

Светлана любила эту комнату для гостей, которая находилась дальше всех от супружеской спальни. Она была идеально продумана и обустроена. Особая звукоизоляция, как в тайной лаборатории, прочная удобная мебель темного дерева, глухие черные бархатные шторы, множество разных светильников. В алькове – маленькая ванная комната со всем необходимым в шкафчиках. Тяжелая дверь изнутри запиралась на ключ и на толстую медную цепочку. Гости знали: ни один звук или запах не пробьется сквозь эти стены и запертую дверь. Все в этой уютной комнате было гарантией тайны. В большой аптечке были полки для всего: препараты на случаи разных проблем со здоровьем, средства другого рода – возбуждающие или успокаивающие. И качественные наркотики. Нет, у них в гостях не бывает обдолбанных наркоманов. Это просто люди, утомленные тревогами, очень напряженной, ответственной работой и сложностями самых разных отношений. Каждый имеет право расслабиться в безопасности тем способом, какой ему или ей больше подходит.

Не знали гости лишь о том, что в ванной, за яркой красивой панелью прячется дверь, в которую хозяева смогут войти в случае крайней необходимости. И такие случаи были уже дважды. Оба раза дело шло о спасении жизни, никак не меньше. Об этом никто не узнал, кроме Никиты, Светланы и тех безрассудных гостей, которые позволили себе слишком расслабиться. Кстати, тогда, во время спасательных операций, Светлана и узнала, что звукоизоляция в комнате для гостей не такая уж совершенная. Никита воспользовался прослушкой, о которой не счел нужным раньше сказать жене.

Светлана нередко ночевала в этой комнате. Это был ее отдых в главной работе жизни – нести бессонную ответственность за порядок и внешнюю картинку своей семейной жизни. Это всегда должны быть покой, позитив, абсолютная гармония без накладок в мелочах. Они с Никитой вместе двадцать лет, и все темное, острое и опасное надежно спрятано под глубокими стоячими водами, которые Светлана, как богиня лицедейства, создавала из своих слез и скрытых стонов.

Она всегда уверена в том, что категорически не несчастлива. Наоборот: огромное количество женщин даже мечтать не может о такой полной жизни, какая выпала ей. А горести есть у всех, но не каждой дана такая компенсация. И это не только деньги, любые связи, что делает супружество особым родом высокого, интимного и стремящегося только к успеху бизнеса. Нет, конечно же, нет. Деньги и связи – это всего лишь следствие очень сложного, редкого и плодотворного союза двух людей, выбравших друг друга не для банальной семьи, а для особого пути. Для миссии значительной и богатой во всех отношениях жизни. Светлана любит Никиту. Ей на самом деле кажется благородным и добрым его красивое, породистое лицо. Она способна принять, понять его гнев, его потребность как-то спалить токсичные эмоции – досаду, разочарование, раздражение, которые отравляют его разум, отнимают силы, нужные для стольких дел. О том, чтобы что-то ему прощать, не может быть и речи: Светлана не считает его виноватым ни в чем. Она не позволяет себе так считать: это разрушило бы всю ее теорию особой миссии на двоих.

Но… Но, но и но! Она тоже живой человек и ничего не может поделать со своим горячим сердцем и взрывающейся от ревности кровью. Только женщина, точнее, женщины, которые претендуют на Никиту, способны довести ее до истерики и непотребного поведения. Она надеется, что Никита это понимает и тоже принимает как оборотную сторону ее преданной любви.

Света плотно закуталась в пуховое одеяло: ее бил озноб. Не помогли ни горячая ванна, ни успокоительная таблетка. Это привычный «отходняк» организма, который рвался на пределе самых тяжелых ощущений и эмоций. Да, речь и о физической боли. О том, что она опять подвергалась страшному унижению насилия. И ей пока еще не удалось справиться с потрясением и утешиться привычной мыслью: он просто такой. Он полон силы, которая порой руководит своим обладателем.

Двадцать лет назад вчерашняя выпускница мединститута, работающая на «скорой», увидела мужчину, который полностью соответствовал ее представлениям об идеальном муже. Приятная внешность, отличные манеры, прекрасная речь образованного человека. И чудесные, интеллигентные родители – два профессора математики. Светлана тогда приехала на вызов к матери Никиты: у Екатерины Городецкой случился инфаркт.

Они жили в трехкомнатной квартире старого дома на Бауманской. Очень простая, дешевая мебель, простенькие занавески и во всех комнатах стеллажи от пола до потолка, заставленные книгами. Никита и тогда был склонен к полноте, но это лишь придавало его облику обаяние основательности, надежности и что-то бесконечно уютное, домашнее: взрослый человек, который остается маминым сынком и не хочет иначе.

Ему тогда было тридцать два года, Светлане двадцать восемь. Никита волновался. Хлопотал вокруг матери, утешал седого, явно очень больного отца. А Свету терзала одна мысль: он женат? Если сейчас нет, то был ли он женат?

Они тогда повезли Екатерину Городецкую в больницу, сына она попросила остаться с отцом.

Через день Светлана навестила ее с мандаринами и ананасным соком. Екатерина Ивановна сразу узнала ее, обрадовалась. Ей было уже лучше, и она легко пошла на контакт. Рассказала, почему ей стало плохо с сердцем.

– Понимаете, моего сына просто так, на ровном месте, бросила жена. Ничего не предвещало, мы все к ней замечательно относились, я ее искренне любила. А она вдруг ушла.

– У нее появился другой? – с жгучим любопытством спросила Света.

– Мы ничего не знаем. Вообще ничего о ней не знаем. В том-то и дело. Она как будто исчезла. Никто из общих друзей, ее подруг тоже не знает, где она. У нее родители и сестра в Самаре. Никита туда звонил. Но она там не появлялась. Такая дикая история, я не могу это пережить.

– Да, – задумчиво произнесла Света. – А она вообще нормальная?

– Совершенно. Немного нервная, довольно ранимая, но всегда была способна объяснить свои поступки и эмоции.

– Она не работает?

– Вера учительница. После того как они с Никитой поженились, мы все вместе решили, что она оставит работу. Мы с мужем болеем, а Никита с утра до ночи в своем НИИ, по вечерам приходит, поест и опять к своим делам.

Эта Вера так никогда и не появилась в жизни Светланы и Никиты. Перед свадьбой он сказал, что пытался ее искать, писал заявления. Ничего. Света высказала предположение, что его бывшая жена уехала с кем-то за границу. «Так бывает». Веру выписали из их трешки как «без вести пропавшую». Светлана переехала к Городецким. И первого очень нужного и влиятельного человека познакомила с мужем именно она. У нее было немало необычных знакомств во время работы на «скорой». Особенно, если вызов был связан с последствиями перепоя. Стоило откачать интересного, явно непростого мужчину, как он обращал внимание на яркую девушку с шикарными рыжими волосами и огромными голубыми глазами. Знакомство часто продолжалось, а после того, как Света вышла замуж, она всем рассказывала, какой талантливый, практически гениальный у нее муж, который торчит в своем НИИ нефти и газа. Вроде как почетно и все такое, но ни настоящих денег, ни карьеры.

И однажды Никита получил предложение, которое так изменило их жизнь. Она стала такой, в которой больше нечего и желать…

– Нечего желать, – шепнула себе Светлана и расплакалась горькими, безнадежными слезами.

Часть третья

Особый случай

День оказался полностью сумасшедшим. С утра необходимо было приехать в офис на планерку. А Даша именно на рассвете глубоко уснула. Вскочила, когда времени оставалось в обрез. За окном лукаво светило едва ли не первое солнышко этой поздней весны. Захотелось надеть что-то легкое, светлое, нежное. Больше всего подходила новая белая блузка из тонкого шелка. С ней идеально сочеталась юбка из темно-синей шерсти. Блузка еще лежала в пакете, надо бы погладить. В этом месте Даша всегда тормозила и чаще всего передумывала. Как-нибудь потом, когда будет больше времени. Гладить она ненавидела, потому чаще всего влезала в синтетику, которая никогда не подведет.

Но в это утро так захотелось чертову белую блузку… Такое заманчивое и обманчивое солнце светило за окном. Короче, блузку Даша сожгла, утюг в гневе швырнула на пол. Впала на пару минут в жуткое отчаяние. Потом рассмотрела блузку, позвонила Лиде, описала повреждение. Лида рассмеялась:

– Да я тебе из этой дырки сделаю такое украшение, такой дизайн, изыск и восторг, что в ней только на подиум. А ты вроде реветь собралась… Приезжай вечером. Сейчас мне некогда. Обнимаю.

Совершенно успокоенная, Даша решила больше не стремиться к внешним эффектам. Выпила чашку растворимого кофе с маминым немного подсохшим кексом, влезла в джинсы и серый синтетический пуловер. По крайней мере, она в этом себя отлично чувствует. Доехала почти без пробок в своей машинке-картинке. Долго искала и нашла самый маленький экземпляр в семействе «Ситроенов». Выбрала темно-оранжевый цвет, как у божьей коровки.

Приехала впритык, влетела в кабинет заведующей. Все уже сидели за длинным столом, а заведующая говорила по телефону.

– Да, конечно, – она посмотрела на Дашу. – Вот она как раз пришла. У нас совещание продлится недолго, а потом она сразу приедет к вам. Я поняла, что это важно.

Заведующая положила трубку и сказала Даше:

– Автор хочет с тобой пообщаться. Это по поводу твоего пиаровского текста.

– Что-то не так? Какой автор?

– Сложный. Масленников. Я не стала пока вникать. Да и к чему. Он скажет тебе, что не так, и ты переделаешь. Я, честно, не поняла, к чему такие церемонии. Мог бы написать в мейле. Но автор всегда прав. Он просит тебя приехать к нему домой: у него растяжение связок на ноге. Ко всему прочему.

Даша сидела на совещании как на иголках. Как же она не любила претензий! А этот Масленников с его саркастической складкой у губ, с его способностью говорить вежливые гадости… Да ему даже ничего говорить не надо, чтобы человек почувствовал себя умственно отсталым ничтожеством.

Через сорок минут она уже входила в квартиру на Старом Арбате. В ней пахло старыми книгами, табаком и тайнами преступлений.

– Здравствуйте, Александр Васильевич! – с порога выпалила Даша. – Что-то очень серьезное? По телефону никак?

– Никак, – улыбнулся Масленников, который на самом деле опирался на палку. – Захотелось с вами познакомиться. Не хотите чаю?

Даша хотела. В голове вихрем проносился табун предположений. Это что-то жутко серьезное, если он хочет ее лично предупредить… О чем? Возможно, о жалобе. Как честный человек. Наверняка о жалобе. Причем сразу директору. Он же такой нелюдимый, старается ни с кем не встречаться. Они даже перестали пытаться организовать встречи журналистов с ним. Его биография, громкие дела, связанные с его именем, многих интересовали. Но Масленников никогда не говорил о себе во имя популярности своих книг. Это требование основной профессии, видимо, да еще щепетильность, порядочность… Вот из порядочности он и решил ей сообщить какую-то гадость.

Он налил чай в чашки из старинного сервиза. Поставил блюдо с печеньем. И вдруг посмотрел на нее почти весело глубоко посаженными темно-серыми глазами.

– Мне вечером попался на глаза ваш текст. Он так меня заинтересовал, что я нашел все, что вы писали к моим книгам. Дарья, вы читали мои монографии и работы в научных журналах?! Для того чтобы написать короткий текст к роману! Я удивлен. И я прав?

– Ну да, иногда смотрю… А как вы догадались?

– Легко. Вы привели в последнем тексте мою фразу из одной старой публикации. Вот это место: «Как написал в одной работе автор, самый честный и надежный свидетель убийства – это покойник».

– Я что-то нарушила? Это закрытый материал? – Даша была в ужасе.

– Да нет, конечно. Вы просто меня заинтриговали. Вы – какой-то особый случай. Это практически научный поиск – так много узнавать об авторе беллетристики. Вы так поступаете с каждым автором?

– Фу-у-у-у, – выдохнула с великим облегчением Даша. – Нет, конечно, не с каждым. Это вы особый случай. В большинстве случаев просто нечего искать. А вы так скрываете свое прошлое, что мне ужасно жалко… Такое богатство пропадает. Не работает, и читатель не знает, что детектив написан настоящим профессионалом, экспертом… А это все меняет, хотя мы и пишем для безопасности, что все выдумано.

– Вы заметили, что мы обменялись комплиментами? – хорошо, заразительно рассмеялся Масленников. – Предлагаю выпить по рюмочке коньяка, чтобы отпраздновать наше знакомство.

– Мне крошечный глоточек. Я за рулем. Но я очень рада, что мы так поговорили.

Даша сделала свой глоточек из рюмки-наперстка после того, как Масленников произнес тост:

– Будем.

Ей вдруг стало в этой чужой квартире тепло и безопасно. И этот человек… У нее никогда не было таких знакомых. Эксперт-криминалист! С ума сойти. Он даже внешне больше ни на кого не похож.

– Дашенька, – вдруг произнес Александр Васильевич, – можно вас так называть? Я предлагаю обменяться мобильными телефонами. Объясню зачем. Иногда в жизни происходит что-то такое, в чем человеку, далекому от происшествий, невозможно разобраться самому. А получить совет у нас не так просто. Я очень желаю, чтобы у вас ничего тревожного не происходило. Но если вдруг – звоните мне. Как, собственно, и по любому поводу, если будет желание.

Дашу прямо в жар бросило, глазам стало горячо. Так захотелось выпалить тут же, не отходя от этого стола, все, что кажется в жизни непонятным и тревожным. Хорошо, что у нее тормоза сработали. В машине ей было почти смешно. Какой же ерундой показались бы такому серьезному, крутому, как герой детективного романа, человеку ее нелепые сомнения и переживания, ее страхи. А так бы хотелось рассказать о вечере и ночи у Светланы, о шокирующих открытиях… Об этом подозрительном, настойчивом, нагловатом и в то же время капельку притягательном Славе… Как хорошо, что в ее простенькой жизни не может произойти ничего такого, о чем Масленников пишет в своих книгах. Но еще лучше, что у нее теперь есть особый человек на случай: а вдруг.

Царство Валентины

Валентина работала над проектом неделю. За все это время она ни разу не позвонила Никите. Его звонка она не ждала. Валентина – не самый чувствительный человек, но это, пожалуй, тот самый случай, когда она перегнула палку. Ярость и ненависть немного улеглись, и Валентина посмотрела на ситуацию в доме Никиты с его точки зрения. Да, она хотела продемонстрировать не только праздной публике, но прежде всего жене Никиты свою власть над ним, их откровенную близость. Острая и болезненная реакция Светланы ей сначала даже польстила. Значит, приняла всерьез, испугалась до приступа безобразного бешенства. Она ведь обычно такая вся из себя томная, манерная, изысканная. Проблема была в том, как повел себя Никита. Его отстраненность, подчеркнутое безразличие и стали сигналом для этой чертовой толпы. Они все только изображают добрых друзей, веселых собутыльников. На самом деле это никогда не пьянеющие и ни на секунду не забывающие о своих мутных делах просители, которые пришли к своему решале. Если бы Никита изобразил притворное оскорбление своей невинности, его гости могли бы растерзать Валентину физически. Это если усугубить реальную ситуацию.

Выводы? Их несколько, и все обнадеживающие. Она сделала то, что хотела: продемонстрировала особые отношения с Никитой его жене и кругу всех, кто вхож в его дом. Это вызвало бурный ответ, как все настоящее. Значит, все было верно, жалеть не о чем. Следующий вывод: Никита имел право на растерянность и даже потрясение. Именно потому, что тоже понял: речь идет о возможной и главной перемене в его жизни. Они никогда об этом не говорили, он не готов, ему нужно время. И можно понять его раздражение против нее, Валентины, которая взорвала спокойное течение событий. Никита имеет право на любую реакцию, на то, чтобы демонстративно поставить ее на место обычной подчиненной далеко не первого ряда. Но если она сумеет сделать верно первые шаги, то все преодолеет. Ведь он при всей своей обиде дал ей такой шанс. Это настоящее дело, в котором они будут связаны столь многим: деньгами, тайной, особым доверием и общими планами на будущее.

Валентина вспомнила, как на следующий день после вечеринки встретилась с холодным, даже недоброжелательным отношением Никиты, и испугалась до боли в сердце, что он ее уволит. Теперь точно не уволит. Она довольно рассмеялась и позвонила Кате, чтобы та записала ее к Городецкому на прием. Она тоже умеет демонстрировать чисто служебную отстраненность.

В шесть часов, когда Валентина уже сидела в приемной, Никита задерживал у себя сотрудника, которого пригласил именно с этой целью. В двадцать минут седьмого сотрудник ушел. Начальник позвонил Кате почти в семь часов:

– Давыдова пришла? Пусть заходит.

Валентина старалась спокойно, неторопливо идти по ковру его огромного кабинета, ощущая на себе его пристальный и, кажется, недоброжелательный взгляд, как прикосновение холодных металлических прутьев. Что это? Вдруг все, включая заманчивое предложение, планы и невероятные суммы, озвученные его замом по финансированию, – это просто издевательство, такая изощренная месть? И сейчас он скажет, что на пост руководителя центра решил взять кого-то другого. Еще и отберет ее идеи.

Никита на самом деле испытывал к этой женщине сейчас лишь раздражение. Да, у него нет более подходящего исполнителя для необходимого и достаточно опасного замысла. Опасного только в случае предательства, нечестности или шантажа кого-то из соратников. Но разве Валентина не та, которая способна на все это? К тому же она унижена и оскорблена тем, что ее выдворили из его дома.

Он смотрел на высокую, худощавую, слишком костлявую на его вкус фигуру, замкнутое лицо с выражением решимости и неукротимости и сравнивал Валентину со Светой. Насколько его жена изящнее, благороднее, женственнее. И эта дикая кофта Валентины с огромными цветами. Что за деревня. Света никогда бы к такой тряпке близко не подошла. Никита привык гордиться внешностью своей женщины, нежной, яркой, стильной, как экзотический цветок.

– Садитесь сюда, Валентина Игнатьевна, – указал он ей на стул рядом. – Вы же принесли свои разработки? Надеюсь, они пока не в компьютере. После утверждения решим, что, где и как хранить.

– Конечно, Никита. Все у меня. И, конечно, все пока только мои предложения до того, как ты утвердишь.

Валентина села рядом с ним, открыла папку. Она сразу дала ему понять, что не принимает его спектакль с отчествами, переходом на «вы», начальственными интонациями. Или они в одном деле и все у них серьезно – или они не могут друг другу доверять и затея пустая, обреченная. Они встретились взглядами, и ей стало ясно, что он понял ее без слов.

– Кофе хочешь? – спросил он прежним голосом близкого человека.

– Нет, – ответила она. – Давай поработаем не отвлекаясь. Потом. Но Катю отправь. И рабочий день закончился, и слишком много тут интересного для ее оттопыренных ушей.

Они даже немного поговорили о погоде, пока Катя собиралась. Потом Валентина разложила материалы на столе.

Через час Никита устало откинулся на спинку кресла. Он смотрел на Валентину совсем другим взглядом. В нем были восхищение и даже вожделение. В нем был страх. Да, такие раздирающие эмоции вновь в нем вызывала опальная любовница. Никита не знает ни одного мужчины, способного сразу придать идее настоящий масштаб. И во всех планах такая сила, уверенность, дерзость. Финансовую основу проверит Коля Петров. Но нет сомнения в том, что у Валентины все учтено. Рассчитано до мелочей: и вложения, и результат.

А страх… Он доверяет дело настоящему бойцу, который не станет трястись и мелочиться. Этого бойца не остановит никакой риск. И он доверяет себя такой женщине-вамп. Руководитель по-прежнему он. Его ответственность. И теперь Валентине достаточно пальцем шевельнуть, чтобы его сдуло с этого кресла в неизвестном направлении. Почему-то именно это Никиту и возбуждало.

– Предлагаю обойтись без кофе. За успех положено выпить. Ты как? – спросил он.

– Я – за.

Никита открыл свой бар-сейф, достал бутылки, стаканы. Поставил поднос на журнальный столик у дивана.

– Иди сюда, Валя. Да, забыл спросить: количество больных… Сколько там реальных?

– Не бери в голову. Они просто есть. Потом разберемся. Я как-то устала.

Никита смотрел на ее лицо с острыми скулами и крепким подбородком, сильные, почти мужские плечи, на жадный и хищный рот и думал о том, что настоящая, а не декоративная женщина наверняка должна выглядеть именно так.

Когда они разложили мягкий и упругий диван, Никита испытал прилив адского сплава могущества и зависимости. Он ощущал себя вулканом, который борется с собственным извержением…

– У тебя бывает так с женой? – спросила Валентина через два часа, сгоревших в момент.

Он посмотрел на нее еще туманными глазами, не понимая. А потом рассмеялся:

– Ну, о чем ты. Там совсем другое.

И Валентина почувствовала, как мир вокруг засиял огнями, чудесными странами, дивными замками, драгоценностями и всеобщим поклонением. Здесь, на этом служебном диване, начиналось ее настоящее царство. Ее власть и могущество. Для начала над этим крупным, рыхлым, изнеженным и покоренным телом.

Мальчик сам по себе

Несколько солнечных и теплых дней поздней весны съежились, а потом и совсем исчезли в серых волнах дождя и пронизывающих порывах ветра. Конец апреля был похож на февраль.

Мама позвонила Даше как-то к вечеру и, покашливая, виновато призналась:

– Сейчас скажешь, что я глупость сделала. Я теплые вещи уже почистила и повесила в шкаф. Не хотелось опять доставать. Думала, это ненадолго – похолодание… В общем, поехала на рынок в плаще… И что-то мне сейчас нехорошо. Наверное, простуда, но как-то хуже, чем обычно.

– Ты температуру измерила?

– Да нет… По правде, встать не могу, чтобы градусник найти.

Даша примчалась к матери, обнаружила ее в горячке и почти в беспамятстве. Первое, что пришло в голову, – ковид. Второе – пневмония. Третье – то и другое.

Вызвала «скорую». Позвонила Светлане и Никите. Когда они с мамой приехали на «скорой» в городскую больницу, их уже ждал человек от Никиты. Повезли в небольшой закрытый стационар для сотрудников министерства. Там они и застряли на неопределенное время: до улучшения. С ковидом пролетели. У мамы оказалась тяжелая пневмония. На ее фоне возникла сердечная недостаточность.

Домой Даша вернулась через две недели. Мама еще оставалась в больнице. Даша помыла руки, сполоснула лицо и сразу бросилась к ноутбуку – читать сообщения в имейле. Господи, сколько всего она пропустила. И сколько призывов к ней с работы.

– Даша, как только появишься, срочно звони. У нас караул, многие болеют, план сорван…

– Дашенька, я болею, возьми моего автора, это ждут…

Даша, Даша… А Даша собиралась проспать три дня подряд. Кому звонить? За что хвататься? Да что тут думать. Вот приглашение на важный форум, который начинается послезавтра.

Даша посмотрела в зеркало на свои отросшие и торчащие в разные стороны русые лохмы: какой ужас, за столько лет ее волосы не обрели взрослого порядка и торчат так же непокорно, беспорядочно, как в детстве. Парикмахерская? Но это же столько времени убить, а ей нужно придумать, что надеть. В интернете сказано, что послезавтра будет тепло. Больше всего подойдет белая блузка… Да она же у Лиды, которая должна из дырки сделать шедевр изыска.

– Конечно, приходи сейчас, – сказала по телефону Лида. – Рада, что ты вернулась. У нас действительно многие болеют, и немного караул. Блузку я сделала, с волосами разберемся.

Голос у Лиды был какой-то глухой, как после слез или от насморка.

– Лидусь, а ты сама здорова? Говоришь странно.

– Я не больна, – ответил Лида. – Но устала на самом деле до смерти. Придешь – попьем чай, поговорим, отдохнем. У меня уже все спать легли.

Блузка привела Дашу в восторг. На месте бывшей дырки возникло нежное украшение из розовато-жемчужного кружева, которое тонкими стебелькам протянулось до плеча. Таким же кружевом Лида отделала манжеты и обтянула пуговицы.

Сама Лида показалась Даше бледной, осунувшейся, с покрасневшими глазами. Она, конечно, ужасно перерабатывает, все тащит на себе. Но так было всегда. А сейчас что-то еще, но Даша никогда не задавала прямых вопросов подруге. Лида – сложный человек, расскажет сама, если решит, что так надо.

Лида сварила им какао на молоке, как делала детям на ночь. Поставила блюдо с крошечными теплыми пирожками с вишней и малиной. В кухне чистота, как всегда.

Они говорили сначала только о Дашиной маме, о том, что Даша увидела, услышала в больнице: оттуда любой выносит тяжкий груз новой информации.

– В этой больнице хорошие условия? – спросила Лида.

– Конечно. Она же для чиновников. Практически санаторий.

– Я тут прочитала в одной газете, что твой зять вообще заботится о больных людях. Благотворительный фонд в помощь аутистам создал, – Лида произнесла эту фразу, с трудом подбирая слова.

Даша посмотрела на нее с удивлением.

– Ты читаешь такие вещи? Ну, им всем нужно что-то такое придумывать, чтобы не называли коррупционерами, – рассмеялась она.

– Я читаю об этом, – серьезно произнесла Лида. – Беда у нас, Дашенька. Вася. Он всегда был немного сам по себе. А пошел в садик – обнаружилась большая проблема. Он не выносит ничьих прикосновений. Реакция резкая, болезненная. Не может терпеть не только замечаний, но просто прямых обращений. Предположительный диагноз – аутизм. Он сейчас дома, но даже с нами у него проблемы. Маленький ребенок, а его просто так не помоешь, не покормишь, не оденешь по погоде. Самое страшное в том, что он, мне кажется, все время страдает. Ни от чего, по сути.

– Господи, я слушаю, и у меня волосы шевелятся. Не могу себе представить. Васенька, мой синеглазый любимчик! Он не такой, как все, но ведь у него и отец сам по себе гений.

– Да, они похожи. Разница в том, что все моральные и физические проблемы Димы – компенсированные. Он способен все сам определить, сформулировать, обратиться к близким людям за помощью, скорректировать. Я всегда знаю: если у Димы появились сложности, он какое-то время перемолчит, поборется. А потом расскажет мне. И мы вместе все преодолеем. Дима все воспринимает как решение сложной задачи. То, что у Димы, – уникальные особенности, у Васи – болезнь. От слова боль. Я погибаю от этого. – Лида заплакала, закрыв лицо руками.

– Лида, я поняла, о чем ты. Успокойся, умоляю. Видишь, как все сложилось. У Никиты этот самый центр. А он – отзывчивый человек, ты же видишь, как он маме помог. Я поговорю с ним, он мне не откажет. Все будет хорошо. Я вообще считаю, что у Васеньки это какая-то оборотная сторона красоты и ума. Маленький организм не справляется с великими достоинствами. Но мы найдем всех специалистов. Ты только сама не разваливайся.

И Даша тоже заплакала обильными слезами, так ей стало обидно, что несчастья нападают на лучших и самых родных ей людей. А Васенька такой малюсенький, легкая игрушка для любой неприятности. А тут такая грозная беда.

Часть четвертая

Перемены

Прошло время, и очень многое изменилось в жизни Валентины Давыдовой, в ее отношениях с начальником и возлюбленным, в самом масштабе всех ее дел, проблем и даже эмоций. Перемены коснулись и продуманного, устойчивого, казалось, незыблемого порядка в доме Городецких. На первый взгляд вроде бы все то же, но любой постоянный гость, переступая порог дома, ощущал очевидные, серьезные и, возможно, тревожные изменения.

Детали, из которых состояло новое качество дружеских встреч, невозможно было не заметить. Поведение хозяев, их общение друг с другом, сама атмосфера званых ужинов и даже меню… Иногда гости практически не сомневались, что блюда доставили из ближайшего ресторана. Они сильно отличались от того, что вдохновенно и часто экспромтом готовила Светлана. В самих вечерах появилось что-то натужное, искусственное, и в то же время хозяева растягивали их и держались за них, как за плот посреди шторма. Как будто Никита и Светлана боялись остаться наедине. Да без всяких «как будто». Они боялись, и их наблюдательным, опытным знакомым это было ясно.

– Черт, – произнес однажды Слава, выходя из подъезда после вечеринки у Городецких. – Или они сейчас пытают друг друга паяльником, подсыпают яд в травяной чай от бессонницы, или я – не полковник Слава, а четвертый маленький лебедь в балете.

– Ты полковник, – сказал с пыхтением обжоры начальник таможенной службы. – Тут все непросто. Я бы сказал, нечисто. А я никогда не ошибаюсь: наркотики в желудках вижу без рентгена за версту.

– Только у этих людей не наркотики в желудке, старик, – печально ответил Слава. – Тут похороны если не любви, то по крайней мере вменяемого договора о сотрудничестве. Не хотелось бы накаркать, но хорошего – ноль. Для них двоих, разумеется, или одного из них. Есть опасения и по поводу нашей регулярной кормежки с такой качественной выпивкой. Других радушных хозяев, которые при этом не окончательные мешки с краденым, а вполне интеллигентные люди, нам не найти.

– Да хрен бы с ней, с кормежкой, – сплюнул таможенный начальник. – Главное, мы всегда могли с Никитой решить какие-то дела в уютной и неформальной обстановке, точно не под запись. А сегодня я пять раз ловил его на кухне, чтобы один вопрос обсудить, а он реально не врубался. При этом не пьяный. Потом сказал, чтобы я к нему с утра в офис заехал. Как ты думаешь, Слава, он не боится, что жена на него стукнет или чем-то шантажнет? У дружных пар такое бывает: ссора, измена – и все, они уже скрытые враги не на жизнь, а на смерть. Особенно если есть что делить.

Слава остановился и какое-то время смотрел в потное лицо собеседника почти с восторгом. Потом сказал задушевно:

– Мой дорогой эпизодический друг, ты уж меня прости: я все время забываю твое имя. Но только сейчас я понял, с каким сокровищем временами сижу за одним столом. Такая проницательность у такой, казалось бы, заурядной личности. Да ты не только в желудках видишь, ты же в сердцах читаешь. И в психологии шаришь. Дай пожму твою руку.

– Да ладно, – засмущался таможенник, сунув Славе пухлую ладонь. – Костя я. На всякий случай.

Никита стоял у окна и смотрел, как расходятся по двору к своим машинам гости. Это тягостный момент. Светлана сейчас домоет посуду и пойдет принимать ванну. Потом он будет стоять под душем столько, на сколько хватит терпения. А дальше нужно войти в супружескую спальню. У них сегодня нет повода разойтись по разным комнатам: они не ссорились. Никита понимает одно: для того чтобы в доме был покой, нужно согревать близостью общую постель. И в нем есть желание. Он по-прежнему любит смотреть на Светлану, на ее изящную фигурку, нежное и нервное лицо, выражение которого постоянно меняется в зависимости от того, что Света чувствует. Но так просто, как было, больше не бывает. Они оба так напряжены, так старательно делают вид, что ничего необычного не происходит, что это уже не наслаждение, а тяжкая повинность. Света – вообще не самая страстная женщина, для нее близость важна тем фактом, что она желанна мужу. Так было раньше. А теперь Никита, обнимая ее, чувствует тиканье перепуганного сердца. Как будто между ними взрывной механизм и она боится, что все сейчас взорвется. Да он и сам… Есть ощущение, что все рассыпается и вот-вот навернется. Что-то, как-то и где-то.

Никита вышел в холл, чтобы убедиться, что Светлана уже в ванной. Затем вернулся в гостиную и набрал номер Валентины. Она очень просила его звонить по вечерам. А ее просьбы часто напоминают требования. Поговорили коротко ни о чем, Валя знала, что его жена сейчас в ванной. Никита начал прощаться, но она его перебила:

– Я вообще-то сказать тебе хотела… У меня сюрприз. Не уверена, что тебе понравится, но для меня это без вариантов…

– Извини, я больше не могу, – успел сказать Никита.

Он оглянулся на шорох и попал в голубой луч почти сумасшедшего взгляда жены.

Надо было как-то ее успокоить, подавить свое раздражение по поводу всех эти неловкостей, которые он никак не может исключить. И лишь на рассвете, засыпая, он вдруг вздрогнул от бессмысленного слова «сюрприз». Только Валя с ее отсутствием вкуса к тряпкам и словам могла его произнести. Наверняка какая-то ерунда, но почему ему так не по себе… Интонация была странная.

Сюрприз

Довольно долгое время Никита только приветствовал активность Валентины в делах фонда. Тот конкретный результат, ради которого все затевалось, был легко и в полной мере получен. Они заказывали для своего избранного круга все, что хотели. Фонд требовал все больших вложений: они построили закрытую клинику, затем два санатория. А капитал фонда, несмотря на расходы, увеличивался с не очень естественной быстротой. Заместитель Коля Петров говорил, что по финансам для проверки все в порядке. А сам Никита предпочитал во все это не вникать: он не любил темы болезней, даже если это просто единственно возможный предлог удобного бизнеса.

Однажды Никита обнаружил, что в числе добровольных спонсоров фонда появились фамилии известных бизнесменов, живущих не только в России. Затем стало ясно, что Коля Петров давно уже практически отстранен от большого количества проектов Валентины Давыдовой. И вскоре стало понятно, что Валентину все воспринимают как единственную руководительницу центра и, собственно, фонда.

Вечером Никита подъезжал к новому дому, в котором Валентина недавно купила себе квартиру, и думал, что он, возможно, выпустил джинна из бутылки. Валентина по своей сути не способна быть просто доверенным лицом, соратницей, подчиненной и обычной любовницей. Она из породы захватчиц, у нее волчий аппетит ко всему – к любви, деньгам, власти, жизни. В моральном плане Валентина гораздо сильнее, чем он, Никита, и прекрасно это понимает. И что это за выходка с каким-то сюрпризом, который она собирается сейчас ему предъявить? Бесполезно даже гадать, от нее всего можно ожидать.

Он вошел в богато, броско и безвкусно отделанный холл более чем хорошей квартиры. Нет сомнения, что в таком стиле она изуродовала все. Валентина встречала его в темно-красном платье-балахоне. Платье было одновременно домашним и вечерним, и Никита по нему сразу определил, что у Валентины появился нормальный дизайнер. В этом он научился разбираться за годы брака со Светланой, для которой одежда – едва ли не главный приоритет в личной жизни.

Валентина приветствовала Никиту очень сдержанно, без обычных прикосновений и объятий. Провела его в гостиную и только там произнесла:

– Познакомься с моей дочерью. Ее зовут Вероника, ей четырнадцать лет. И она теперь будет жить со мной. Бабушка, у которой она была все это время, сейчас при смерти в больнице. Они жили в Туле. Такие у нас перемены.

Никита в полной заторможенности смотрел на неуклюжего подростка с черными, как у Валентины, глазами. Какая странная девчонка. В ее позе робость смешана с наглостью и вызовом, а во взгляде вообще что-то вроде блудливости. Тонкие губы растянулись в улыбку, похожую на насмешку. В отличие от Никиты эта дочь-сюрприз явно знала, что он существует и кем приходится матери.

Было сильное искушение сказать им обеим что-то холодно-едкое и отправиться ужинать… Нет, только не домой, а в хороший ресторан. И утопить свое раздражение в том количестве алкоголя, которое для такой задачи потребуется. Ясно, что надо напиться. Но он не успел даже рот открыть. Валентина что-то прочитала в его взгляде и ответила своим – твердым и, как Никите показалось, угрожающим. Да, он своими руками дал ей материал для самого отмороженного шантажа. И даже не знает, сколько злоупотреблений там может совершаться от его имени. Он просто подписывал ее документы не глядя.

Их ужин был пародией на семейный. Женщина, о которой он практически ничего не знал, ее внезапная дочь неизвестно от кого – жуткая смесь блюд. На столе стояли хрустальные вазочки с черной зернистой и паюсной икрой, а рядом кошмарная пицца с кусками подозрительно красной колбасы, сосиски, торчащие из теста, тоже явно покупные, банка с маринованными огурцами. Бутылки с водкой и коньяком.

Мать и дочь все это поглощали, Валентина даже что-то налила и в рюмку Вероники. Никита в основном пил и не мог опьянеть.

– Ты останешься на ночь? – спросила Валентина, когда Вероника вышла из комнаты.

– Ты что! – потрясенно произнес Никита. – В общем, так. Я ухожу, тихо прощаемся, хотелось бы без твоей дочки.

Он уже открыл дверь, когда Валентина его догнала. Сначала проводила до лифта, потом до машины, благо погода стояла теплая и можно было прогуляться в платье. Затем она как-то оказалась рядом с ним в салоне. Решительно произнесла:

– Я понимаю, как тебе хочется сейчас сбежать, не задавая вопросов, которые, я уверена, кажутся тебе унизительными. Но я и без них все объясню. Постараюсь коротко. У меня есть дочь, мы существовали параллельно, в разных городах, ей хватало моей матери. Я не собиралась тебя грузить этим. Думала, Ника станет совершеннолетней, как-то ее жизнь устроится. За ее отцом я не была замужем. Наших с тобой отношений все это могло никак не коснуться. Я знаю, что ты не любишь детей. Но вот случилось. Мать умирает, я пыталась договориться со школой о том, что Ника поживет одна. Квартира на нее записана. Она самостоятельная, со всем может справиться. Но они возникли, как идиоты, опеку привлекли. У Ники были какие-то проблемы с детской комнатой, как у многих подростков. Короче, стали угрожать детдомом. Но это все же моя кровь. Вот и вся проблема. Она только моя, и я постараюсь, чтобы ты никогда от нее не зависел. Сегодняшний вечер, конечно, вышел комом. Не уходи так.

– Я все же задам один вопрос: ты не могла мне все это сказать на работе или по телефону до того? Без маразматического сюрприза.

– Нет, не могла.

– Почему?

– Потому что ты никогда бы к нам не пришел. А теперь мы все же посидели за одним столом. Ты отойдешь и поймешь, что все совсем не страшно. А квартира теперь у меня настолько большая, что мы в ней спокойно все разойдемся. Не захотим – неделями не будем встречаться с Никой. И ты будешь приходить, как раньше, когда тебе удобно.

Разговор стал бесполезным. Никита даже не понял, когда он согласился поехать с Валей в сквер неподалеку. И там, в сырой темноте под кустами, они – не любили, нет, – они брали, использовали и насиловали друг друга. И в уродливой похоти Никита находил тот риск и смысл естественного существования, ради которого стоило терпеть и жизнь в принципе.

Кровь и судьба

После разговора с Лидой Даша не успела поговорить о помощи Васе со своим родственником. Один работодатель Дмитрия договорился, организовал и оплатил пребывание ребенка в хорошем санатории в Черногории. Затем Лиде издательство помогло поехать с сыном в оздоровительный центр в Болгарии на два месяца. Все понимали страстное желание родителей не привлекать к проблеме врачей и больницы. После этого любая психологическая проблема станет диагнозом.

Вася после путешествий и отдыха стал таким невероятным красавцем, что Даша, увидев его с Лидой на улице, ахнула:

– Боже, я прямо ослепла от его красоты. Лида, я правильно понимаю, что у вас все налаживается?

– Да, у нас все прекрасно, – бодро сказала Лида. – Я позвоню тебе из дома.

И позвонила, когда мальчик ее не слышал:

– Дашенька, Вася окреп, похорошел, как ты сама видела. Но все его проблемы в силе. То есть о том, чтобы пойти в первый класс, на данном этапе не может быть и речи. Мы можем вернуться к теме твоего зятя и его центра? Я слежу, о них хвалебные отзывы. Конечно, это просто пиар, но…

– Я все поняла, – торопливо проговорила Даша. – Надо было, наверное, сразу. Сделаю, конечно. Все будет в порядке.

Даша позвонила Светлане, чтобы договориться о встрече. Ей не хотелось о проблеме Васеньки говорить по телефону. И лучше, если с Никитой сначала поговорит Света. Таким был обычный порядок: Светлана гордилась своей ролью жены влиятельного мужа, который ей ни в чем не откажет.

Время было рабочее, но Светлана оказалась не в клинике, а дома. Сказала, что неважно себя чувствует.

Она открыла дверь, и Даша не сдержала потрясенного «ой».

Света была в каком-то старом ситцевом халате и выглядела ужасно. Волосы темного золота были явно немытыми, закрученными на макушке. Лицо смертельно бледное. На левой скуле синяк, над правым глазом опухшее багровое веко. На губах темная, как будто кровавая корочка.

– Только не надо так меня рассматривать, – нервно сказала она сестре. – Пойдем на кухню, выпьем кофе. И я, наконец, перестану строить из себя благородную даму на облаке. Я расскажу тебе про свою жизнь. Про обычную, не лакированную жизнь женщины и мужчины. Ее редко показывают, о ней не рассказывают. Но тебе пора узнать. У тебя все впереди. – Она притянула к себе Дашу, и та почувствовала запах спиртного.

Ничего себе. Она приехала с одной проблемой, а ее встретила другая, совершенно невозможная. Даша вызвалась сама сварить кофе. Когда повернулась с двумя чашками к кухонному столу, увидела, как Света, сидя в совершенно для нее невозможной, некрасивой и неизящной позе, в расстегнутом халате, который открывал ее худые, белые до голубизны ноги, выливает в стакан остатки спиртного из разных бутылок.

– Хочешь? – спросила она у Даши.

– Эту смесь, что ты набуровила в свой стакан, ни за что. Но если есть что-то нормальное, приличное, я бы выпила. Света, я немного в шоке от всего.

– Конечно, – Света вскочила и сделала что-то вроде реверанса. – Сейчас обслужу. Ты же, как все, только к этому и привыкла.

Даша спокойно села, подождала, пока Света вернется к ней от бара с красивой бутылкой французского коньяка, выпила немного жаркой и благоуханной жидкости. Глубоко вздохнула и произнесла:

– Давай, Света, начинай. Тебе нужно выговориться, а мне, наверное, выслушать все, чего мне не говорили всю мою жизнь.

Света заговорила. Она не выбирала слова, не смягчала детали, не корректировала жесткий смысл. Даша давно заметила: люди, которые испытали унизительное, жестокое обращение с собой, в качестве защитной реакции часто выбирают грубость. И она адресована не обидчикам, а всему остальному миру. Повествование Светы заставляло Дашу сжиматься от боли, содрогаться от отвращения. И она просто давила собственную стыдливость. Это надо дослушать, это как операция.

История великолепного замужества Светланы с изнанки была, в общем, короткой и до безобразия простой. Очень крупному, физически сильному мужчине понравилась хрупкая, изящная женщина. Они эффектно смотрелись вместе, у них обнаружились общие взгляды, они быстро пришли к общим целям. И было то, что неопытная Света приняла за несокрушимую страсть. Речь, скорее, о примитивной физиологии, мало зависящей от партнерши. Измены Никиты внесли в их супружество новое качество. Скандалы, примирения…

– Ты понимаешь, – настойчиво смотрела Света сестре в глаза, – если нет ссор и выяснений, значит, люди равнодушны друг к другу. Да, он поднимает на меня руку. Иногда и ногу. Да, это бывает больно и страшно. Но что он может поделать со своей вспыльчивостью, со своей силой, с тем, что я настолько слабее?

– Боже! – выдохнула Даша. – Ты находишь этому оправдание?! Это же преступление: избивать женщину только потому, что она слабее.

– По-твоему, Отелло – преступник? – запальчиво произнесла Света, схватив Дашу за плечо и дыша ей в лицо. – По-твоему, Дездемона – тупая дура, которая дала себя убить?

– Это нелепо, Света. – Почти брезгливо отодвинула Даша свою уже довольно пьяную сестру. – Это не Отелло и не Дездемона. Это все Шекспир придумал. Не начнем же обсуждать. А в жизни, в твоей собственной жизни, которая мне небезразлична, это ужасно, на самом деле страшно. Мое мнение: это нужно как-то решить.

– Решить – это как? Развод и отдать его другой бабе, оставшись на бобах? Я думала, ты умнее.

– Света, – постаралась рассудительно и мягко сказать Даша, – ты убедила себя, что так у всех, что все просто скрывают. Но это бред. Я знаю сколько угодно пар, которые все решают по-человечески. Не руками и ногами. Моя лучшая подруга, к примеру, и ее муж.

– Подруга, говоришь? – Света почти хрипела и смотрела на Дашу чуть ли не с ненавистью. – А ты про свою маму ничего не знаешь? Или она с тобой чем-то делилась? Как мы с соседкой по кусочком собирали ее в луже крови, волоком на одеяле из дома тащили, чтобы твой папаша не догнал, а потом я бежала за «скорой»… Вижу, что не делилась. Так поинтересуйся. Тебе было четыре года, и ты оказалась запертой в кладовке, ничего не видела и, наверное, не слышала, твоя мать сказала, что никогда не кричала, чтобы тебя не испугать. А я тогда многое узнала о любви и, пардон, страсти. И вот что я скажу: в тебе тоже течет такая кровь, с которой судьбу не выбирают. И дай бог, чтобы ты не узнала подробности того, о чем я и твоя мама могли бы рассказать.

Даша на ватных ногах шла к входной двери, а Света что-то продолжала кричать ей вслед. Только одна фраза врезалась Даше в мозг:

– Ты – старая дева, синий чулок. Ты даже не способна понять, что женщина, у которой мужик из тряпок, не знает, что такое настоящий оргазм. Это вещи одного порядка…

В машине Даша не разрешала себе думать, доехала на автопилоте. И лишь в квартире, закрыв дверь на все ключи, она отдала себя на растерзание мыслям, образам, холодным клинкам понимания. Ее сны, мамины тайны, жертвенная кровь и судьбы с хищным оскалом…

Лишь к ночи она вспомнила, что не попросила Свету насчет Васи. Да кого там было просить. Надо ехать к Никите. Она с ним сумеет поговорить. Она ему не Дездемона. Какой же ужас прокричала Света напоследок. Садизм и оргазм – она это связывает. Но разве это уже не диагноз? Синдром жертвы точно.

Центр Валентины

Никита встретил ее в своей приемной, обнял по-родственному, провел в кабинет. Секретарю Кате сказал, чтобы пока никого не пускала и ни с кем не соединяла.

– Как я тебе рад, – сказал Никита, расставляя на журнальном столе перед Дашей разные соки и напитки. – Кажется, сто лет не виделись. Понимаю, почему ты перестала к нам приходить на вечера: идея стала себя изживать. Мы устали, людям скучно. А кое-кто о тебе всегда спрашивает. Догадываешься кто?

– Ну да. Никита, давай не отвлекаться, у меня очень серьезная к тебе просьба. Речь о ребенке моей подруги. Это необыкновенный ребенок и… такая напасть… – Даша неожиданно для самой себя всхлипнула.

– Боже, Дашенька! – Никита вскочил со стула, подошел, обнял ее за плечи, стал ласково гладить по волосам, лицу, промокать салфеткой глаза. Прямо отец родной.

Даша видела, что это не игра, не поза, что он реально опечален и встревожен, жалеет ее. И у него на самом деле, как любит говорит Света, такое хорошее лицо, оно кажется таким добродушным. Какая-то чертова ловушка для людей. А может, для него самого. Может, он не знает, когда и почему в нем взорвется эта черная сила и превратит доброго человека в жестокого монстра. Даша отстранилась, улыбнулась.

– Извини, что раскисла. Они мне все как родные. Давай начнем сначала. Только ты садись за свой стол, а я постараюсь все четко изложить.

Удалось изложить все по порядку, спокойно, внятно. Никита слушал очень хорошо. И только на мгновение, в самом начале, Даше показалось, что в его взгляде мелькнула растерянность и была неловкая пауза. Когда она закончила, он был сосредоточен и серьезен.

– Конечно. Какие могут быть просьбы. Я получил полную картину, и сейчас мы все решим. Все, что смогу. Единственно, о чем я хотел бы тебя предупредить: я сам, как говорится, в теме – не Копенгаген. Но руководитель центра – профессионал, у нас отличные условия, и я отслеживаю показатели и отзывы. Все довольны.

Он нажал кнопку связи с Катей:

– Срочно узнай, Давыдова на месте? Если нет, найди ее, она очень нужна именно на месте. Я зайду к ней через пять минут.

Катя доложила через две минуты:

– Никита Евгеньевич, Валентина Игнатьевна сейчас идет в свой кабинет. Ждет вас.

Даша и Никита поднялись на лифте на верхний этаж и оказались в прекрасно обставленном офисе, полном света и воздуха. Они шли по широкому коридору, и вдруг Никита остановился, придержал Дашу за локоть и произнес:

– Я должен предупредить… Короче, директор центра Валентина Давыдова прекрасный специалист и организатор. Наш проверенный работник… Даша, она та самая дама, из-за которой у нас с твоей сестрой был скандал на одном из вечеров. Ты, наверное, помнишь… Как ее просто выгнали, а Света закатила истерику.

– Ничего себе, – еле выговорила Даша. – Конечно, помню. Никита, но я как-то засомневалась…

– Никаких сомнений, – четко произнес он. – То было одно, а сейчас совсем другое. Сейчас дело. Для Валентины это главное. А я ей голову снесу, если что-то пойдет не так.

– Хорошая шутка, – пробормотала Даша. – Ладно, раз ты говоришь… Пошли.

Та самая знойная брюнетка встретила их в кабинете, который затмевал роскошью кабинет Никиты. И все здесь было явно чрезмерным. Похоже, это ее стиль. Но сама она была в элегантном черном костюме, с гладко причесанными и собранными на затылке волосами. Дашу, скорее всего, узнала, но виду не подала.

Провела их к столу. Выслушала, делая пометки в блокноте. Заключила:

– Да, судя по всему, это наш случай. Мы сделаем все возможное. У нас есть штат консультантов, экспертный совет. Общаться с матерью, конечно, лучше напрямую. Потом обследуем ребенка. Перед тем как принять решение, обсудим план действий с Никитой Евгеньевичем. Дарья, я пишу вам свои личные телефоны, пусть мать мне звонит.

Даша была в жутком напряжении, ей казалось, что от точности каждого ее слова зависит жизнь Васи. Расслабилась она только в кабинете Никиты.

– Вроде ничего прошло? Я не глупости говорила?

– Все было отлично. Ты очень разумно все изложила. Перестань так нервничать, моя дорогая. Я понял, как ты переживаешь за этого ребенка.

– Ты б его видел… Вот, посмотри у меня его фото. – Даша нашла снимок Васи в телефоне.

– Я так и представлял себе, – улыбнулся Никита. – Ты же сказала, что он ангел.

Даша сначала поехала к Лиде, все пересказала. Передала телефоны. Умолчала о пикантных подробностях первого знакомства с той, которая оказалась директором центра. Это потом как-нибудь, когда все обойдется. Ей многое нужно с Лидой обсудить. Голова кругом.

Она приехала домой и начала без конца прокручивать в памяти разговор с Никитой и Валентиной Давыдовой. Все, до единого слова, до каждого мимолетного выражения.

А вечером, ближе к полуночи, Даше вдруг позвонил Никита и спросил:

– Светлана не у тебя?

– Конечно, нет. Уже очень поздно. А она что, собиралась ко мне?

– Я не знаю. Даша, у нас опять кое-что произошло. Ссора. Я только что вернулся домой – на работе задержался. А Светы нет! Такого никогда не было. Звоню, телефон сначала не отвечал, сейчас вне доступа. Я подумал, что она может быть у тебя, телефон отключила назло, чтобы я переживал.

– Ты знаешь, у кого она еще может быть?

– Она ни у кого в такое время не может быть, – резко ответил Никита. – Но я позвоню всем знакомым.

– Я могу тебе перезвонить и узнать?

– Да, разумеется.

Даша позвонила в начале второго ночи.

– Ничего, – мрачно произнес Никита. – Ее нигде нет. И не звонила никому.

– Теперь что? В полицию?

– Пока есть варианты лучше. Своя полиция. Позвоню полковнику Славе. Он в МВД заведует отделом убийств и похищений.

– Господи.

– Такое название. Но для постоянного знакомого и собутыльника может поискать и жену, которая просто свихнулась.

Часть пятая

Метод полковника Славы

Даша уснула только утром, а в восемь часов раздался звонок Никиты.

– Разбудил? Извини. Мне без тебя сейчас не обойтись. Короче, Светы нет. Мне сейчас необходимо буквально на час-полтора приехать в офис, очень важная встреча, человек ради нее приехал из Иркутска на день. А к тебе просьба: Света в свою больницу обычно приезжает к девяти. Ты же знаешь больничные телефоны. Звони, пожалуйста, спрашивай ее, говори, что сестра, что это важно.

– Да, хорошая мысль. Ночь можно провести в какой-то гостинице, к примеру, а на работу надо приехать в любом случае. Я буду их бомбить. У меня есть все телефоны. Не скажу, конечно, что не ночевала дома. Просто, что у меня большая неприятность, а у нее мобильный недоступен.

– Да, умница. Созваниваемся в одиннадцать, если ты не найдешь Свету раньше. Тогда сразу звони.

Даша приняла душ, выпила кофе и принялась за дозвон. Это оказалась непростая задача, все телефоны были подолгу заняты, потом приходилось уговаривать, умолять сотрудников искать Светлану. Она занималась телефонным терроризмом до одиннадцати часов. К этому времени ее, похоже, все возненавидели, но результат был: точная и проверенная информация о том, что Светлана не появлялась на работе и никому не позвонила.

Никита в одиннадцать позвонил сам.

– Что-то узнала?

– Да. Что Света не приходила и не звонила руководству. Удалось это проверить.

– Так. Звоню Славе. Хотя, если честно, есть великое желание послать эту интриганку ко всем чертям и поменять в квартире замки, чтобы уже никогда не явилась.

– Никита, что ты несешь… Ты можешь злиться, но не можешь не допускать, что со Светой что-то случилось. Да она могла выйти в магазин, сломать ногу и попасть в другую больницу. А телефон потерять. Попасть под машину… Вариантов миллион. А ты думаешь только о своем самолюбии.

– Да ясно. Не обращай внимания. До связи. Ты хотя бы не исчезай, пожалуйста.

– Буду дома.

Никита позвонил около двух часов дня и попросил приехать к ним.

– Тут у меня полковник Слава. Ему надо определить, взяла ли Света вещи для того, чтобы уехать не на один день или, может, вообще в другой город. А я толком и не знаю, что у нее есть. Короче, требуется женский глаз.

Через сорок минут Даша влетела в квартиру Городецких и сразу наткнулась на измученный взгляд Никиты. Он стоял в холле, как гора посреди землетрясения, которая собирается рухнуть. И Даша замерла в ужасе. Он так переживает? Он чувствует себя виноватым в их ссоре? А вдруг… Как страшно это сказать даже себе: а вдруг он виноват в чем-то более ужасном?

Полковника Славу Даша, конечно, узнала, и в то же время это был совсем другой человек. Не тот развязный, иронично-насмешливый и настойчиво-прилипчивый бездельник-ходок, а серьезный, сосредоточенный следователь.

– Несмотря на тревожность ситуации, признаюсь все же, что очень рад тебя видеть, Даша. А теперь давайте поработаем. Требуется решить почти невозможную задачу: в чем Светлана покинула дом, если покинула, какие вещи в какой сумке могла взять с собой. Понимаю, что вы постоянно не находились вместе, но почему-то уверен в твоей уникальной женской наблюдательности. Требуется именно она, Никита в этом смысле оказался бесполезным.

– Да, я постараюсь… Сейчас соберусь, – Даша сжала руки, чтобы не было заметно, как они трясутся. – Но сначала можно вопрос?

– Разумеется.

– Вы, то есть ты сказал: «если она его покинула». Что ты имел в виду?

Слава какое-то время сочувственно смотрел на Дашино перепуганное лицо, затем произнес подчеркнуто казенным тоном, который, по его мнению, должен был ее успокоить и вернуть в активное состояние:

– Задача нашего отдела – проверять любые версии, даже те, которые в конкретном случае кажутся невероятными. Речь о похищениях и убийствах. Даша, прошу не реагировать так болезненно на дежурные термины. Просто держи в голове мысль: нам надо понять, как поступила Светлана, зачем и почему, что с собой взяла, что надела… Так мы приблизимся к ответу: где она может быть.

– Спасибо, – невольно улыбнулась Даша. – Объяснил доступно, как слабоумной.

Даша неплохо ориентировалась в гардеробной комнате сестры. Света часто ей демонстрировала новинки, иногда, разочаровавшись в какой-то покупке или решив, что это не ее стиль, предлагала вещь Даше. Они встречались в разных местах: на работе Светы, в издательстве Даши, на улице, в кафе, потому что Света очень контролировала Дашин быт и здоровье. По любому поводу привозила набор лекарств и витаминов, соответствующую еду. То есть Даша прекрасно знала, как и куда Света одевается.

Она работала долго и сосредоточенно. Напрягала свою память до треска в черепе. Вспомнила практически все вещи в шкафах гардеробной. К счастью, Света была идеальной хозяйкой, все держала в продуманной системе: тут вечерние наряды, тут повседневные, рабочие, тут домашние, тут – выскочить на пятнадцать минут из дома. Но какая же уйма всего, господи боже мой. Даша сейчас поняла, что тряпки для Светы не просто слабость, даже больше, чем страсть. Это уход в мир прекрасного и осязаемого, созданного для комфорта и радости и точно подчиненного только ей. Уход от того кошмара, о котором Даша узнала во время их последней встречи.

Через пару часов Даша в изнеможении вышла в гостиную и упала в кресло. Мужчины там ее ждали. Они явно уже исчерпали тему и молча курили.

– Есть что-то? – спросил Слава. – Какие-то выводы?

– Какие-то ужасные, – тихо произнесла Даша. – Надеюсь, у меня просто голова уже сломалась. Но дело вот в чем. Все вещи, которые Света могла бы надеть на выход, – в гости, театр и так далее, – на месте. Рабочая одежда – тоже. Но самое плохое: у Светы восемь пар джинсов, из них три – расхожие: выскочить в магазин, просто во двор что-то вынести в мусорный бак и тому подобное. Так вот: они все на месте. На месте все ее косметички, косметика, духи. Уехать совсем без всего она не могла. В сумках я не смогла разобраться, их очень много. Но я нашла большую косметичку, в которой Света носила документы и деньги. Там ее карточки, права и какое-то количество наличных. Без этого она не могла выскочить и в магазин, пусть даже и в том жутком халате.

– Не понял тебя, Даша, – насторожился Никита. – В каком еще жутком халате? Ты виделась со Светой перед этим?

– Да. Я была у вас накануне встречи с тобой в министерстве.

– Но почему ты мне до сих пор об этом не говорила?! – Никита вскочил в гневе.

– Почему? – Даша тоже встала, выпрямилась, как для произнесения важной речи. – Почему? Ты на самом деле хочешь, чтобы я это сказала в присутствии еще одного человека? Да я и с тобой не могла бы об этом говорить! Света была не просто в старом, практически рваном ситцевом халате. Она была избита в кровь, истерзана… Так бывает с женщинами только в случае, если они живут с подонками. И да, Света пила. Допускаю, что она пила и на следующий день. Неизвестно, насколько много она выпила и не умерла ли она где-то от передоза. Потому что с тем, что с ней сделали и делали не раз, не живут!!!

– Слава, – произнес Никита. – Останови эту истеричку или у нас все в превратиться в бабский вздор и базар.

– Да нет, Ники, – лениво произнес Слава. – Продолжайте выяснять то, что вы видели оба, но рассмотрели по-разному. Это и есть путь поиска и ключ к разгадке. Таков мой метод: помолчать и послушать. Участники драмы всегда выложат друг другу то, что в разговоре со мной никогда бы не сказали. А теперь уже поздно что-то прятать. Если вы будете честными друг с другом, может, и я что-то пойму. Самое главное, что ты должен держать в голове: я тут друг. Дела нет. Никакого официального сыска. И мы все хотим, чтобы это не понадобилось.

После тяжелейшего разговора, рассказов Даши и Никиты всем стало понятно, что расхождения в одном: Даша рассказывала о жертве, Никита о разъяренной фурии. Слава без устали фиксировал лишь конкретные детали, оценки и мнения его не интересовали.

– А теперь займитесь, пожалуйста, каждый своим делом. Можете просто посидеть и подумать. Я тут кое-что захватил, попробую поискать отпечатки пальцев, какие-то улики, следы крови. Не смотри на меня такими страшными глазами, Никита. Мы ищем избитую женщину. Способы одни. Просто пока это все между нами. Но, если не найдем, через три дня максимум ты должен подать заявление о пропаже жены.

– Три дня? – воскликнула Даша. – Да за это время со Светой могут сделать что угодно. И кто угодно. Даже если она просто выбежала в халате из дома и где-то упала.

– Ты не поняла, Даша, – терпеливо сказал Слава. – Я уже ищу. Все, что мне покажется интересным, уже сегодня отдам в лабораторию. Заявление не ускоряет события, оно просто включает для нас прожектор закона. А по закону главным подозреваемым станет тот, кто видел Светлану последним. И это муж. Восстановим события. Даша приехала к сестре и обнаружила ее избитой. Позавчера вечером, как ты, Никита, сказал, Светлана была дома. Но вы после ссоры не разговаривали. На следующее утро, то есть вчера, Даша приехала к Никите в министерство. Решали свои дела, о Светлане не говорили. Вечером Никита вернулся домой и не обнаружил жену. Какой она тебе показалась утром, Никита?

– Вообще не показалась. Она спала в комнате для гостей и храпела. Так бывает, когда она напивается.

– Тогда я сейчас с комнаты для гостей и начну.

Слава что-то упаковывал в маленькие пластиковые пакеты, складывал в свой портфель. Даша и Никита больше ничем не интересовались. Они сидели рядом, старались ни о чем не думать. Они больше не знали, кем приходятся друг другу – врагами или союзниками в общей беде.

– Держись, – сказал Слава на прощание Никите. – Сразу звони, если что, в любое время.

Они вышли с Дашей в темный и ветреный двор. Дошли до ее машины.

– Не знаю, что тебе сказать, чтобы немного утешить, – сказал он. – Ты выглядишь ужасно несчастной. Если что-то сильно мучает – спроси.

– Мучает. Слава, а ты не думаешь… Такое может быть… Не могу выговорить. Слава, Никита не мог убить Свету и спрятать?

– Детективные сериалы. Даша, забудь. Найди себе сегодня комедию.

– Ответь.

– Хорошо. Все может быть в принципе. Но сейчас этого ничего нет. И если ты будешь выкручивать себе мозги до безумия, это только все усугубит. Ты Светлане близкий человек, ты всем сейчас будешь очень нужна. И Никите. При всей его незавидной ситуации. Знаешь, что я хочу тебе сказать? Ты была такой хорошенькой, когда кричала про подонков и про то, что после такого надо напиваться и умирать. У тебя такие красивые глаза, такие нежные, беззащитные губы… Одним словом, воительница. Имей в виду: ты ничего не должна предпринимать сама. Только вместе, я поддержу тебя, какую бы ты дичь ни придумала. Но ты, кстати, сегодня работала как профессионал.

– Я редактор профессионала, – улыбнулась Даша. – У меня автор – бывший гениальный эксперт. Масленников.

– Да ты что! Александр Васильевич?! Так это точно гений. Нам всем без него тяжело. А расскажи ему эту историю. Он иногда берется нам помогать. В том случае, если Светлана в ближайшие часы не вернется. Ему сюжет, мне, быть может, звездочка на погоны. Насчет погон – шутка.

– Договорились. Я поехала, а то глаза уже слипаются.

– Телефон положи у подушки. Я буду там.

Интуиция Масленникова

На следующее утро Даша бросилась звонить Никите в какой-то потусторонней уверенности, что все уже в порядке. Света приехала ночью, сейчас спит, Никита не звонит сам, потому что злится. То ли Даше это приснилось, то ли она поверила в свою интуицию после слов Славы о том, что она работала как профессионал.

Никита долго не отвечал, потом недовольно произнес:

– Даша, я в это время всегда в машине, у меня была вторая линия. Чего ты хочешь?

– Господи, что с тобой… Я хочу знать, как дела?

– Никак. Раз я сам тебе не позвонил, значит, никак. Давай не будем отнимать друг друга время попусту.

– Ужасно.

– И не надо больше ничего оценивать. Я сыт твоими оценками. Ладно, без обид. До связи.

Даша посидела, в замешательстве глядя на телефон. Это все, что она может придумать, – звонить и спрашивать. Но она уже начала раздражать Никиту, не хватало вызвать такие чувства у Славы. Тот вообще не будет церемониться, перестанет отвечать, и все. Но это же невозможно: ничего не делать. Даша сознательно не рассказывала своей маме о случившемся, у нее больное сердце, она ничего о Светлане прояснить не сможет, только расстроится.

И все же… Речь о жизни, а в случае всеобщего бездействия – и о возможной смерти близкого человека. Даша не знает, чем занимается сейчас Слава, скорее всего, теми делами, которые ведет официально, а не по просьбе друзей. Никита на работе. Она тут сидит в тепле и безопасности. А время идет. И в этот момент, не исключено, Света рядом с похитителем, может, одна, раненая, истерзанная…

Даша позвонила маме и сказала, что едет к ней. Вошла и выпалила:

– Света пропала. Два дня назад. Ой, мама, мне как-то плохо. Голова кружится и затошнило.

Даша так боялась причинить вред здоровью мамы, а в результате все получилось наоборот. Мама хлопотала вокруг нее, чем-то поила, утешала, обнимала, гладила, целовала рядом с ухом, как Даша с детства любила. Вот это ей и требовалось, понимала Даша. За этим она и приехала. Она, наверное, начинала уже умирать из-за этих страшных событий и наслоений бурных эмоций. Раздражение, злоба, ненависть, рождающая насилие, – и как результат исчезновение Светланы. Изящной, хрупкой, синеглазой, рыжеволосой женщины, созданной для любви.

– Мама, ты знала, что Никита бьет Светлану?

– Как ты грубо сказала… Просто иногда срывается, может ударить. Да, она мне говорила как-то.

– Интересно: Света близка со мной, мы дружим, видимся. А о таком она сказала тебе…

– О таком мне. У нас со Светланой особые отношения.

– Вот ты это и сказала, – Даша сжала мамину руку. – Я знаю о ваших отношениях. Света мне рассказала как раз перед тем, как пропала. «Я с соседкой собирала твою маму в луже крови, по кусочкам…» Давай поговорим?

– Хорошо, – сказала мама после длинной паузы. – Только прошу: пойми и пощади меня. Не интересуйся подробностями. Я и так уже которую ночь не сплю из-за того, что ты мне рассказала о своих снах. До сих пор была почти спокойна и уверена, что у тебя не осталось ни воспоминаний, ни последствий.

– Так у меня и не осталось ничего, мама, просто что-то вроде темного облака, которое настигает во сне. И тут Света… Она сидела передо мной, вся избитая, и рассказывала, как будто со злостью. Чтобы я не думала, будто она другая, хуже. Сказала, что у нас одна судьба. И о тебе… А я, говорит, в кладовке была заперта. Мне было четыре года.

– По фактам верно. Выводы больные: никакой общей судьбы. У меня просто несчастный случай. Нет, я неправильно сказала. Я встретила человека, который многим отличался от других людей. У твоего отца были отличный ум и хорошая внешность, он из нормальной семьи, но у него оказалась какая-то ушибленная, раненая душа. Когда она начинала болеть, ему требовалось страдание другого человека. А кроме меня, он был никому не нужен. Света очень похоже описала последствия. Я об этом больше не скажу ни слова. Только факты. Мы с Владимиром, к счастью, даже не успели расписаться. Прожили вместе полгода, потом договорились: он уйдет. Чтобы не убить меня, беременную, не навредить ребенку, когда тот родится. Вот и вся история нашего союза. Другой вопрос, что он много лет приходил… Приходил с добром, любовью, рыдал… А потом все как всегда. Бил, истязал. Я убегала, иногда с тобой на руках. Или закрывала тебя в кладовке, чтобы ты не могла его даже увидеть. И молчала, как бы ни было больно. Ты ничего не должна была услышать. Света однажды мне жизнь спасла. Правду она тебе сказала.

Мама взяла со стола пластиковую бутылку с водой, открыла крышку, приложила горлышко в губам, а вода вдруг полилась по ее подбородку, шее, груди. Она не могла глотать! А глаза сухие, страшные, как будто изнутри их уже лижет пожар.

– Боже мой, мама…

Даша прижалась лицом к ее мокрому рту и горящим глазам. Она притянула к себе худенькое тело, и ей казалось, что это ее ребенок. Родной, слабый, только что рожденный. И что она причинила ему боль.

– Мамочка ты моя дорогая. Что же я натворила. Ты как будто оправдывалась передо мной. Ты оправдывалась, моя нежная, невинная мученица. Я такая бесчувственная, я стала рядом с твоими мучителями. Я не должна была, я не могу себе это простить.

И опять все произошло наоборот. Мама утешала Дашу. Ей пришлось уложить ее в свою постель и баюкать, как в детстве.

Через час Даша сидела за столом и ела мамин омлет, который больше ни у кого и нигде так не получался.

– Если бы ты с вечера сказала, что приедешь, я бы испекла пирожки, сварила компот из свежих ягод, – говорила мама.

– Испеки, свари сегодня вечером. А я завтра опять приеду.

– Хорошо. Я так рада, что мы это сделали. Вместе переступили через тот ужас.

– Да. Можно не возвращаться никогда. – Даша глубоко, прерывисто вздохнула.

– Так что со Светланой? – спросила мама.

– Ее ищут. Есть у Никиты друг, он полковник МВД. Ищет так, не заводит дела. А у меня есть один автор, он бывший эксперт-криминалист, очень известный. Я хочу ему рассказать. Мама, можно только один вопрос?

– Попробуй.

– Ты и сейчас считаешь, что Света сделала верный выбор по жизни, когда вышла за Никиту? Ты так говорила, зная, что у них бывает…

– Да, считаю. Обиженная женщина обычно все преувеличивает. Света все смешала в одну кучу, когда рассказывала обо мне в связи с их ссорой с Никитой. Это совершенно разные вещи. Да, мужчина может сорваться, но важно, что это за мужчина. Никита создал для Светы прекрасные условия жизни. А твой отец отбирал у меня копейки, которые я зарабатывала как могла после твоего рождения. Это не просто разные люди, они из других миров. И про судьбу Света тебе ерунду сказала. Все наоборот. Я – твоя мать, ты – моя жизнь. И я приняла на себя не только свои, но и все твои возможные несчастья. Иначе нет смысла в материнстве.

– Моя ты дорогая. – Дашино сердце, наконец, совсем оттаяло, размякло. – Я люблю тебя, и ты, конечно, права.

Она встала, поцеловала маму, вышла из квартиры и побежала к машине, как будто куда-то опаздывала. Ей на самом деле так казалось. Мама ни в чем не права, кроме своей любви, но Даша несет, как драгоценность, ее святую неправоту. Она защита и оберег сама по себе. А теперь надо увидеть человека, у которого нет сомнений в природе человеческой порочности, опасности. И есть доказательства всему.

Она позвонила Масленникову, и тот пригласил ее к себе.

Даша никогда не встречала человека, который умел так слушать, как Александр Васильевич. Без уточняющих вопросов, настойчивых взглядов, эмоций. Про себя Даша сказала: «Он слушает, как бог».

Она рассказала все, что могла, и даже то, чего, наверное, не должна была. Замолчала, ждала вердикта или хотя бы какого-то предположения.

– Хорошо, что делом занимается Слава Земцов, – сказал Масленников. – Это сильный профессионал и порядочный человек. Даша, вы уверены, что ничего не украдено: деньги Светланы, драгоценности, вещи, другие ценности из квартиры?

– Карточки в сумке, все вещи точно на месте, драгоценности я тоже пересмотрела. Но вещи Светы – не самое дорогое в доме. У Никиты много всяких антикварных вещиц, он любитель. Да и денег у него в ящике стола всегда довольно много. С моей точки зрения. Он щедрый человек. Наличными расплачивается с приходящими помощниками по дому. Света тоже в его ящик заглядывает, когда ей нужно. Короче, Никита не обнаружил никакой пропажи.

– Понятно. У них общий счет в банке?

– Да. Один точно общий. Кажется, у Никиты есть и другие.

– А свой счет у Светланы есть?

– Нет, она говорила, что зарплату получает на карту.

– Слава видел карту, проверял счет?

– Не знаю. Александр Васильевич, – почти с упреком произнесла Даша. – Нам не важно, украли ли у Светы деньги. Нам нужно знать, что она жива.

– Мне кажется, жива, – спокойно ответил Масленников. – Наберите, пожалуйста, Славу, скажите, что вы со мной и что я в курсе. Потом передайте телефон мне.

Через две минуты Даша слушала их разговор как завороженная.

– Привет, Слава. Да, вот такие бывают интересные повороты… Да. Даша ввела меня в курс… Ты проверил общий счет супругов и деньги на карте Светланы? Еще нет? Проверь, пожалуйста. Попроси мужа помочь… Жду. Так, понятно, я так и думал. Больше онлайн снять нельзя. Телефон не засекли? Марьина Роща? Уже теплее. Я тут кое-что посмотрю и перезвоню тебе.

Он разъединился и посмотрел на Дашу.

– Вы нам очень помогли, Даша. Слава с мужем проверили счета. С общего сняли четыреста пятьдесят тысяч. Поскольку Никита не делал этого, значит, Светлана заходила со своим паролем. С ее карты тридцать пять тысяч. Операции с чужого компьютера. Полагаю, что ее заставил похититель. Телефон обнаружили в мусорном баке в районе Марьиной Рощи. Это очень полезная информация. У меня есть соображения.

– Что это значит? – потрясенно спросила Даша.

– Что это не маниакальное убийство и не несчастный случай. Как вариант: это похищение с целью кражи. Другой вопрос, как эти люди поступят потом. Времени мало.

Светлана

Полковник Слава приехал к Масленникову через час. Они как-то умудрились в нескольких фразах вспомнить прошлое и определить текущую ситуацию.

– Так ты понял, о чем я? – спросил Масленников. – Восемь лет назад. Дело Костиной. Второй Вышеславцев переулок, там полуподвальная квартира…

– А. Владелец сидит, но у него какой-то незаконный сын… Короче, Костину там нашли.

– Да. Так поехали?

– Ребят вызвать? – Слава полез за телефоном.

– Да не надо. Ты же вне дела. А мы просто посмотреть.

Они вышли из дома втроем, и Масленников начал прощаться с Дашей.

– Вы не на машине? Тогда метро вон там, сразу за углом сквера. Обязательно созвонимся.

– Вы собираетесь ехать – искать Свету без меня? – потрясенно уточнила Даша. – Так я все это… Я вас связала, рассказала…

– Да мы вроде на работу, – улыбнулся Слава.

– Неправда, вы сейчас не работаете, просто по дружбе помогаете Никите. И мне – немножко, из жалости. Я еду с вами, иначе не вынесу и пяти минут. Не возьмете – побегу за машиной. Я слышала адрес.

– Знаете, Александр Васильевич, – повернулся Слава к Масленникову. – Я как увидел впервые эту девушку – она сидела напротив за столом, – так сразу сказал: вы мне знакомы, мы встречались. На самом деле, конечно, нет. Но именно сейчас я понимаю: я узнал тогда свою потерянную совесть. Берем ее, если вы не возражаете.

– Я – только за. Тем более от нее зависит продвижение моих книг.

– Я в восторге от того, как вы говорите обо мне в третьем и не очень одушевленном лице, – Даша попыталась съязвить, но была почти счастлива, что ее не бросили. Этого она действительно не вынесла бы.

Даша плохо перенесла и свою первую боевую операцию. Ей такими страшными показались места, по которым они бродили, ее чуть не стошнило от запаха мусорного бака, который ее спутники с интересом разглядывали. Именно тут засекли телефон Светланы. Но они его не нашли. Если бы Слава временами не дергал Дашу за руку, не поддерживал под локоть, не подталкивал сзади, она, наверное, упала бы или убежала.

Мужчины с кем-то разговаривали, звонили по телефонам. В запущенном безлюдном дворе к ним присоединился человек в рабочей униформе. Они вошли в какой-то подъезд, спустились по темной лестнице, рабочий поковырял в замочной скважине деревянной двери… И после минутного обморока, в течение которого Даша умудрялась стоять и даже смотреть на все с видом вменяемого человека, она увидела в комнате на страшном, рваном и грязном диване женщину, накрытую чем-то вроде пледа. Это была Светлана. Даша смотрела на нее, а она не двигалась и не дышала. И тут Даша услышала собственный голос:

– Она неживая. Они убили ее! – кричал этот сумасшедший голос.

– Успокойтесь, Дашенька, – Масленников сунул ей какую-то таблетку в рот. – Ваша сестра жива. Это тяжелое алкогольное опьянение, вероятно, с добавлением наркотика. Сейчас мы ее тихо вынесем, молча, чтобы не привлекать внимания. Разбираться будем потом.

В квартире Городецких оторопь Даши сразу прошла. Сейчас все зависело только от нее. Масленников влил Свете в рот какие-то микстуры, сделал укол. И Даша принялась за дело. Самым страшным врагом ей казался жуткий запах от одежды, тела и волос Светланы. Светы, ангела чистоты, которая всегда благоухала, как цветок.

Светлана уже на все реагировала, понимала, сумела встать и с Дашиной помощью добраться до ванной.

Они вышли оттуда через час. Даша гордилась результатом своих трудов. Света благоухала и была вновь чиста, как ангел. Как растоптанный, истерзанный и пропущенный сквозь валики стиральной машины ангел. В комнате уже был Никита. Он смотрел на жену недоуменно, почти с ужасом. О радости и нежности нет и речи, поняла Даша. Никита, конечно, считает, что у него забрали идеальную жену, а вернули безнадежно испорченный, уцененный товар. И в чем-то его можно понять. Никита – продукт порядка, который иногда заменяет людям смысл существования. Лучше сейчас не задумываться о качестве порядка именно в этом доме. Свету нашли, она жива, и это главное.

– А сейчас мы пойдем на кухню и поедим, – сказала Даша, как будто речь шла о маленьком ребенке, всех умиляющем.

Света произнесла что-то не совсем понятное, но явно одобрительное. Мужчины продолжали молчать, как истуканы. И они вдвоем отправились на кухню. Даша усадила сестру в кресло, а сама вынула из холодильника самые полезные продукты. Света их заказывает у фермеров. Она стала взбивать в чашке блендера творог, сметану, сливки, добавила немного сахарной пудры и ванильного сахара. Такое каждому младенцу понравится.

Повернулась – Светлана стояла у бара и пила коньяк прямо из горлышка бутылки.

– Вот здорово! – произнесла Даша бодро и по возможности радостно. – Это как раз то, что тебе нужно: коньяк расширяет сосуды, снимает стресс. Только дай мне бутылку, я разолью по стаканам и сама с удовольствием выпью с тобой. Я в такой панике прожила это время, да и Никита…

– А если мне плевать, как тут Никита! Да и ты… Знаешь, Дашуль, иногда человеку нужен только глоток свободы. Хоть в подвале, хоть на помойке, хоть на краю могилы. И я не хочу идти туда, к ним, и все объяснять, как на допросе.

Светлана поставила бутылку и впилась пальцами в руку Даши над локтем. Взгляд у нее был настойчивый, нездоровый и страшно несчастный. Даше было больно: у Светы сильные пальцы врача. Но она не шевелилась, мучительно искала какие-то правильные слова, но их, таких, которые были бы сейчас к месту, просто не существует. Разве что эти…

– Так давай выпьем, Света, вместе за нашу встречу. Только за это. А потом я покормлю тебя с ложечки, хочешь?

Что-то у них получилось. Света вроде отошла, проглотила немного творожного пюре. Никита позвал жену из гостиной, Света напряглась и отказалась расстаться с бутылкой. Так они и вошли: Даша держала сестру за одну руку, а в другой та несла бутылку с коньяком.

Даша усадила сестру на диван, поставила на журнальный столик стакан, отобрала у Светы бутылку и поставила рядом. Света тут же демонстративно хлебнула опять из горлышка.

– Какого черта ты творишь? – шагнул к жене Никита. – Ты должна как можно быстрее изложить людям факты. Мы все убили на тебя столько времени и нервов, а ты тут сидишь, напиваешься, издеваешься.

– Спокойно, Никита, – подошел к нему Слава. – Светлана, ты должна понять, что это у него просто от перенапряжения.

– Я понимаю, Слава, – вдруг произнесла Света своим обычным мелодичным голосом. – Мне все известно о напряжении Никиты. Так какие факты вас интересуют?

– Кто похититель, как это произошло, с кем тебе пришлось контактировать. Каким образом они добились, чтобы ты сняла деньги со счета и карты. Угрозы, шантаж, быть может, насилие… Может, вспомнишь какие-то детали, чтобы мы вычислили, кому перевела деньги, – Слава старался говорить медленно и тихо, чтобы настроить Светлану на сотрудничество после окрика мужа.

– Да никто меня не заставлял. И не похищал, – заявила Света, налила себе полный стакан, подняла его жестом тамады: за ваше, мол, здоровье. – Просто позвонили в дверь приятные ребята. Не помню уже, что им было надо: то ли попить, то ли сигареты. Я впустила. Решили немного посидеть. Выпили, конечно… А потом я как-то опять не помню, но мы оказались там, у них. Деньги, говорите? Да, я переводила деньги. Сначала не получалось, потому что мы потеряли мой телефон, потом они его нашли на улице. Кому? Понятия не имею. Там был парень, который сказал, что у него дедушка болеет, он даже плакал. Наверное, ему.

Никита решительно отодвинул Славу со своего пути и поднял Светлану с дивана, схватив ее за халат на груди. Даша рванулась к ним, но Светлана спокойно произнесла:

– Не беспокойся, Дашенька. Пусть он поступит, как всегда. Этим людям будет интересно. А ты не переживай. Мне уже давно не бывает по-настоящему больно, все атрофировалось. Мне только интересно, когда, наконец, лопнет мое терпение, как гнойный пузырь, в которой все превратилось, и я его убью. Да, вспомнила. Ребята обещали мне пистолет. Но и они меня кинули.

– Никита Евгеньевич, – произнес Масленников незнакомым Даше стальным голосом. – Сию минуту оставьте жену в покое и отойдите от нее как можно дальше. Я уже понял, в чем особенность данных событий. Домашнее насилие. Это тревожный, опасный диагноз. Женщина в таком состоянии, что все на самом деле могло закончиться трагически. А началось это не в том подвале, а здесь, в ее доме. Началось без всяких похитителей.

– Господи, – вдруг застонал Никита, закрыв лицо руками. – Она говорит со мной как со злодеем. Вы смотрите на меня как на чудовище. А я люблю ее. Я так страдал, что слышал треск своего сердца. У меня есть недостатки, я псих, я срываюсь… Но я просто такой слабый человек. Мне жаль, Света, что они не дали тебе пистолет.

– Прекращаем это все, – решительно сказал Слава. – Мы сейчас ничего не выясним, не решим. Я уйду из этой квартиры только в одном случае: если Александр Васильевич своими руками сунет под языки этой пары снотворные таблетки, а мы с Дашей разведем их по разным комнатам. Я столько лет приходил в этот дом, здесь были красивые, добрые, приветливые люди. Я в ужасе, если честно. Нет большего зла, чем семья. Она убивает все человеческие чувства, оставляет только вражду и мстительность. Да, я впервые так подумал, но здесь и сейчас согласен сам с собою.

Это была единственно возможная программа. Когда Даша со Славой вышли из спальни, в которой оставили Свету, бледный Никита с покрасневшими, мокрыми глазами что-то говорил Масленникову, а тот слушал, иногда кивал. Затем произнес:

– Неудобная вещь – боль души. Ее невозможно ни передать другому, ни принять от кого-то. При всем желании. Никита, вам придется справиться одному. Мы со Славой – практики и в меньшей степени теоретики. И точно не жилетки для слез.

У Никиты было такое трагическое лицо, что Даша не выдержала:

– Никита, ты все же не один. Есть еще я, ты знаешь, как я тебя ценю, как благодарна за то, что ты помогаешь моим друзьям в беде. При том, как ты бываешь не прав и как я тебя осуждаю, сам знаешь, за что.

Никита бросился к Даше, как к своему спасению. Обнял, прижал, посмотрел в ее лицо с такой признательностью… И вдруг… Она сама не поняла, как это произошло. Даша вырвалась и как будто стряхнула с себя его прикосновения. Ее лицо исказила гримаса отвращения, брезгливости и страха.

– Боже мой, – только и смог произнести Никита.

– Прости меня, – сдавленно сказала она. – От меня это не зависит. Я просто с чем-то не справилась. Мы постараемся… Все пройдет… Потом.

Семья полковника

Даша выбралась из сна и даже не вспомнила, а мысленно едва прикоснулась к событиям прошедшего дня. Вздрогнула и произнесла вслух: «Это ужас. И кошмар».

И потом, как-то собрав в относительный порядок свои мысли и чувства, она никак не могла придумать, что с этим всем делать. С тем, что произошло, с тем, как они все проявились, с тем, что натворила она сама. Сегодня ей казалось, что она убила Никиту. Можно сколько угодно считать кого-то мерзавцем, называть за глаза подонком и уродом, даже прокричать все это ему в лицо. И это останется всего лишь выяснением отношений, ссорой, попытками что-то исправить. Но в один миг окончательную правду скажут твоя кровь, твоя кожа и взгляд. Не принимаю. Не могу терпеть. Ты враг.

Она на самом деле считает, что Никита враг? Видимо, да, раз его прикосновение вызвало такой шквал протеста и ненависти. Она в тот миг ненавидела его руки, которые истязали Свету, его глаза, которые радовались страданиям беззащитной женщины. Но как он простонал: «Боже мой». Какое отчаяние было в его глазах, каким безутешно-горестным стало его лицо. То самое, которое всем казалось таким приятным и добродушным.

А Света… Сестра-идеал, женщина-картинка, жена-мечта… Ее внешность, слава тебе господи, не пострадала ни от домашних истязаний, ни от контактов с каким-то криминалом. Даже синяки и кровоподтеки, с которыми она исчезла из дома, прошли. Но как ужасно проявилась искалеченность души! Светлана всегда любила выпить хорошего вина, но она от этого становилась только беспечнее, веселее, забавнее. Счастливая женщина хочет стать на время еще счастливее, если это возможно. Так это выглядело раньше. И вдруг эта откровенность, грубость, вызов и потребность отомстить.

Возможно ли теперь разобраться: Свету похищали или она просто ушла с каким-то отребьем, чтобы оскорбить тех близких, которые не сумели и не захотели пощадить ее личный мир, дверь в который она так доверчиво открыла для них? Этих близких – да их всего двое: Никита и она, Даша. Остальные просто гости на пиру. Даше кажется, что протест Светланы относится и к ней.

И есть еще мама Даши, которой именно Света всегда бросается на помощь. И есть золотой мальчик Васенька, которого могут спасти, если Никита сдержит слово. Получается, что одна Даша ни на что не способна. Ни спасти, ни поддержать, ни утешить, ни преданно любить… Никого!

Позвонил телефон.

– Привет. Как дела, как настроение? – спросил Слава.

– А можно я не стану об этом рассказывать? – горько произнесла Даша.

– Понятно. Я так и подумал, что тебе захочется с кем-то позавтракать. Я сам не успел, вызвали в четыре утра на срочное дело. А сейчас случайно оказался в магазине рядом с твоим домом. Взял пиво, креветки в банке и смотрю на макароны. А они смотрят на меня. Так брать их?

– Бери. – У Даши даже горло перехватило от благодарности. Это же практически спасение от себя и от своей способности страдать без просвета в полном непонимании всего. – А я только сейчас сообразила, что есть хочется, а нечего.

Она успела не только выбраться из халата и влезть в джинсы и майку, но даже причесалась и провела щеточкой с почти высохшей краской по ресницам.

Он вошел в ее квартиру, протянул пакет. И не увернуться от того факта, что этот странный полковник очень хорош собой. Этот женатый полковник, который с утра пришел к ней с макаронами, а она со сна, наверное, выглядит как бледное пятно с мутными разводами вместо человеческих черт.

Пиво он сразу сунул в морозилку, к приготовлению макарон Дашу не допустил:

– Да ты что! Даже не касайся. Большинство людей считают макаронами или пастой клейкую червеобразную массу. И это преимущественно женщины. А это должно быть произведение, я бы сказал, искусства.

Оказывается, он купил еще сыр и помидоры. Приготовил на самом деле необыкновенно вкусное блюдо. Во всяком случае, Даше так показалось. А ледяное пиво даже как-то промыло измученные мозги.

– А ты жену тоже не допускаешь к приготовлению макарон? – спросила она, впервые упомянув его супругу, хотя эти вопросы не раз висели на кончике языка.

– Помнишь Зину? – весело произнес он. – И что ты в ней запомнила?

– Декольте, – пожала плечами Даша. – Ревнивый взгляд, когда ты слишком близко ко мне подошел. Смех не очень естественный. Это все.

– Образ достаточно выразительный, – подвел итог Слава. – Зина – не очень сложный и неплохой человек. Понимаешь: не плохой и не хороший. Она – идеал частицы отрицания. Не красивая и не уродливая, не злая и не добрая. Не подлая, но и не надежная. Вот поэтому официально она мне не жена уже десять лет. Но с ней живет мой сын, ему двенадцать. Поэтому для него мы с Зиной никогда не будем чужими людьми. Развод – формальность. Как и брак, впрочем.

– И вы ходите вместе в гости? – Дашу почему-то больше всего изумило это.

– Конечно. И отдыхаем в мои выходные втроем в моем бывшем загодном доме, теперь он ее и сына. И ездим по магазинам и рынкам за покупками. И… И… И… Это все часть моих обязательств перед сыном. Обязательства Зинаиды – не работать, не слишком развлекаться и отвлекаться, а смотреть за сыном как следует. Поэтому и в гости вместе, и в театры, концерты, рестораны, если ей захочется. Нормальный договор?

– С ума сойти, если честно. Можно мне еще пива? И такой вопрос. Вывод о том, что семья – зло, которое убивает человеческие чувства и оставляет только ненависть и мстительность… Это на основании собственного опыта?

– Что ты, конечно, нет. На то я и профессионал, чтобы не допустить подобного. Считаю, что лучше вовремя прервать всякую эмоциональную зависимость и постараться сохранить то, из чего состоит долг.

– По отношению к сыну – тоже долг?

– Денис – малыш, – не сразу ответил Слава. – Тут просто с долгом не выходит. Тут немыслимая жалость, постоянный страх за него и… Первый раз это произношу вслух: временами приступами убийственная тоска по его голосу, глазам, ручкам-ножкам и запаху.

– Прости меня, я так бестактно…

– Все нормально. Я сам сделал неожиданное признание. Для себя неожиданное. Сын – это боль, из которой может родиться и много добра, и зло. Упаси бог Зину встать между мной и Денисом. Запретить видеться, настроить против, забивать его голову своими предрассудками и бреднями… Дело в том, что все это было. И была такая гремучая смесь эмоций, что, если бы я решал проблему, как Никита, от бывшей жены и пятна бы на стене не осталось. Но я знаю главное: физическая сила, которую не сдержал, – это всегда преступление. Даже если речь о легкой пощечине. Продолжение следует, закончится плохо всегда. Чего и кого я только не видел… Ладно, сменим пластинку. Не хочешь прогуляться по свежему воздуху? У меня есть еще примерно час.

Они доехали до ближайшего сквера, походили там под солнышком, которое вдруг разогрелось, растеклось и разнежилось, как летнее, сказали друг другу по паре фраз, не больше. Через сорок минут Даша была опять дома. А как будто вернулась из волшебного путешествия. Лицо горело, под прогретыми солнцем волосами какая-то блаженная чушь вместо мыслей. Слава ей сказал:

– До чего же ты хорошенькая.

– Только не надо комплиментов, – отмахнулась Даша. – С этого всегда начинается вранье. Я все знаю о себе.

– Да нет, не знаешь, конечно. У тебя глаза, как серый бархат, у тебя губы, как бледно-розовый секрет. У тебя в морщинке между бровями столько ума, сколько не наберется в сотне трудов ученых мужей. Это не гениальные открытия, это способность чувствовать и понимать. Ты редкая женщина. Просто знай это. Как факт. Я тут вообще ни при чем.

Даша упала на свой диван, прижала ладони к лицу и рассмеялась. Да, почти счастливо… Ее, кажется, вообще никогда так не хвалили. А еще макароны, пиво. Завтрак богов.

И тут раздался звонок.

– Привет, – сухим, жестким голосом произнесла Светлана. – У меня новости. Никита съехал из нашей квартиры. С вещами.

– Ничего себе. Куда, не сказал?

– Я не спрашивала и не давала возможности самому говорить. Подтолкнула в зад, как говорится. Но я узнавала, люди ведь всегда в курсе. К той твари, говорят, переехал, которая тогда у нас на нем висла. Ее еще выгнали. Она у него стала большой миллионершей вроде. Вот такие дела, дорогая.

– Света, тебе чего-нибудь нужно?

– Да нет, все есть. И не вздумай утешать. Это выход, ей-богу. Я никогда тебя не понимала: как это – быть все время одной. Теперь начинаю понимать. Это не слишком здорово, но это лучше, чем все остальное.

Часть шестая

Ее дочь

Только так в мыслях Никита называл Веронику. Ее дочь. И это с абсолютной полнотой определяло его отношение к обеим. Они теперь для него одно целое и часть его жизни. Валентина – женщина, с которой он разделил бизнес и страсть (в таком порядке), и этот странный, тяжелый подросток, в котором можно уже прочесть и человеческую недобрую суть, и женское мутное, порочное начало.

Решение переехать к ним было вынужденным. Светлана после своего то ли похищения, то ли бегства была настолько невыносимой, она так откровенно его провоцировала на грубость и срывы, что Никита стал просто бояться оставаться с ней наедине. Он реально не чувствовал в себе сил предотвратить то, что может произойти. Начнется как всегда, а закончится вдруг как-то страшно. А у них теперь столько видимых и невидимых свидетелей. Его уже раз прикрыли, больше никому это не сдалось. Званые вечера закончились. Полковник Слава произнес перед тем, как уйти из их дома:

– Человек может спасти себя только сам. Думай, пожалуйста, об этом. Но если что, обращайся, конечно.

Через пару дней после возвращения Светы он заехал к Валентине. Выпили, он не сдержался и все ей рассказал. Она тут же приняла решение, даже перечислила ему, в каком порядке нужно все делать. И Никита не сразу сообразил, что Валя не поинтересовалась его мнением. Даже формального вопроса не задала. Но в тот момент у него и не было никакого мнения. Хозяйка новой ситуации его устроила.

И вот теперь у них что-то вроде семьи. То, что нормальную семью и близко не напоминает. Семья – это мама и папа. Семья – это нежная, покорная, во всех отношениях удобная и к тому же прелестная жена. Пусть все это даже в промежутках между ужасными срывами и их последствиями.

Вечером они вернулись с Валентиной вместе. Никита уже привычно сдерживал раздражение при виде того, как она подает ужин. Хлеб в какой-то жуткой плетенке. Не говоря о том, что этот хлеб в принципе ужасен. Светлана пекла его сама, и это было вкуснее любого торта. Основное блюдо – опять пельмени. Никита так их любил в доме мамы, которая сама готовила фарш и тесто, лепила ночами. Валя их даже не варит, а заказывает в дорогом ресторане. Но то, что хорошо в ресторане, то дома пахнет казенной столовкой, это проверенный эффект. Блюдо с красной рыбой она выставляет из холодильника, кажется, третий вечер подряд. Несчастная рыба, конечно, не кажется съедобной. Никиту мутит от ее запаха. Зато Валентина умеет выбирать спиртное. Виски самого высокого качества. Впрочем, у нее устойчивая слабость и к дешевой водке. Говорит, что она ей напоминает веселую юность.

Валя в последнее время говорит только о делах фонда. Никита делает вид, что слушает, изредка кивает, произносит одобрительные междометия. Он прекрасно понимает: все, что рассказывает ему Валентина, самое заинтересованное лицо, – совершенно не факты. По-хорошему надо было давно послать серьезную проверку финансов, там какие-то нереальные суммы расходов и поступлений. Но как теперь ему об этом заикнуться: они живут вместе, а он прячет в себе панику перед любыми разборками и скандалами. Валентина – это не Светлана, если что, она возникнет, как ураган, а у него пока нет идеи о собственном убежище от обеих.

– Да, – произносит Валентина. – Насчет того мальчика, за которого просила твоя свояченица, Васи Степанова. Ты меня вообще слушаешь?

– Конечно. И для меня это важная информация. Как там дела?

– Мы его обследовали. Мальчишка красивенький, как игрушка. А случай тяжелый, запущенный, конечно. Я прикинула все, что может потребоваться для лечения, – получается космическая сумма. Я к тому, чтобы ты сказал своей свояченице: пусть и родители участвуют в оплате. Мы вообще-то никому не можем помогать на сто процентов, и никто на такое и не рассчитывает. А мама этого Васи, кажется, удивилась и напряглась, когда я ей озвучила цены на препараты, занятия и прочее… Так ты ей позвонишь? Если они совсем не будут платить – мы откажем.

Никита медленно налил себе в стакан виски, долго пил, не отрываясь. Затем поднялся и стукнул кулаком по столу, так что с него полетели тарелки на пол.

– Я слушаю тебя уже час, не прерывая. А теперь послушай меня пару минут. У моей свояченицы есть имя, которое ты прекрасно знаешь. У матери этого ребенка тоже есть имя, даже я его запомнил. Она Лидия. И этих людей к тебе прислал я. Я – твой работодатель, который сдуру пустил козлиху в огород. Так вот: ты делаешь все, что ребенку требуется, на все сто процентов за наш счет. И регулярно мне докладываешь. Письменно. А потом именно этот случай у тебя проверит комиссия моих специалистов. Это все. И не открывай больше сегодня рот. Ты знаешь, какие у меня проблемы с нервами.

Он хлопнул дверью кухни и вошел в спальню с чувством странного облегчения. Об него в последнее время кто только не вытирал ноги. Каким дерьмом заставляли его себя чувствовать те, кто раньше перед ним стелились. И, наконец, он хотя бы произнес в форме диктата то, что несомненно правильно. То, в чем он уверен и чего на самом деле собирается добиться. Хорошо, конечно, что он стукнул кулаком только по столу, а не по чему-то другому.

Никита почти спал, когда обнаженная Валентина прижалась к его спине и начала даже не страстно, а грубо ласкать. Они, кажется, не были близки с тех пор, как он переехал. Он был в депрессии, ее это не вдохновляло. А ссора с его хамством – это как раз то, что требуется для возбуждения женщине с животным инстинктами.

Ну, что же. Они вернули себе, по крайней мере, это. Подтвердили наличие их достаточно крепкого и совершенно неформального союза. А то в нем уже были сомнения.

Никита проснулся среди ночи от нестерпимой жажды. Валентина не ставила на его столик, как Светлана, стакан с водой. Он натянул трусы и пошел на кухню. Там горел свет, а за столом сидела Вероника. Она выставила на стол, кажется, все, что было в холодильнике. Бутылки тоже стояли рядом с ее тарелкой. Она уставилась на него с веселым нахальством.

– Опаньки, наш папик в труселях пришел. Налить тебе выпить?

– Спасибо, не надо. Я за минералкой, которой у тебя на столе нет. А ты что, только что пришла? Я думал, ты давно спишь. Твоя мать, кажется, тоже была в этом уверена.

– Вот как вы промахнулись, – хихикнула Вероника. – Да, только пришла, ужинаю.

– Сейчас три часа ночи. Это уже завтрак, – заметил Никита. – И где же ты была?

– Где-где… Просто тусила.

– Точнее нельзя? Где именно, с кем? Это Москва, тут можно нарваться на большие неприятности.

– Ой-ой-ой. Как страшно. А что тут со мной сделают? Неужели изнасилуют?

– Вероника, ты нетрезвая, как мне кажется. Это во-первых. И ты крайне невоспитанная. Это во-вторых. Меня твое поведение, твой вызывающий тон не устраивают. Придется перестраиваться, если хочешь остаться в Москве.

– А если не перестроюсь, то что ты мне сделаешь? В угол поставишь или отшлепаешь? – она смотрела на него откровенно блудливыми глазами.

– В детский дом. В Тулу! – рявкнул он и второй раз за ночь хлопнул дверью кухни, забыв попить.

Пил он из крана в ванной, захлебывался, давился, и вода казалась ему горько-соленой. Как же он попал. В такое полымя, какое нарочно не придумаешь. Он не может выносить ее дочь. Это слишком.

Особый эксперт

Лида позвонила Даше и сообщила, что Вася в совершенно необыкновенном стационаре-санатории. Там бассейн, огромный сад, тренажерные залы, у него отдельная комната. Огромное количество персонала, какие-то специалисты занимаются только им.

– Я знаю, сколько это стоит, только олигархам такое по карману. И даже этот фонд никому не помогает на сто процентов, так сказала директриса сначала. А потом твой Никита отдал распоряжение, чтобы Васе все за их счет. Там такое меню, такие фрукты, которых он никогда не видел… Я побывала у него, а потом ревела три часа. Так хочется, чтобы он научился радоваться хорошим условиям, вкусной еде. Он там за несколько дней стал просто загляденьем. Но в глазках все еще то пустота, то печаль… Не знаю, когда ему возвращаться к нам, в наши суровые будни… Ладно, я уже не о том. Я хочу, чтобы ты от меня поблагодарила Никиту. Я все время мозги выкручиваю, как это сделать. Думала приехать с цветами, но он же не женщина.

– Тут и я бы ничего не придумала, – рассмеялась Даша. – Что можно подарить Никите, если у него все есть, а он сейчас ничего не хочет. Он бросил Светлану, я тебе говорила. Об остальном не по телефону. Все сложно.

– Тогда просто найди слова, чтобы рассказать, как мы все ему благодарны.

– Постараюсь. А ты мне лучше фото Васеньки сбрось, ты же его там фотографировала?

– Конечно. Есть просто чудо-планы. Я хочу сделать настоящие, большие портреты. Кто знает, не перерастет ли он свою красоту.

– Дима же не перерос. Жду фотки. Обязательно съездим к Васе вместе. Пока поработаю для разнообразия. Я все еще переживаю историю с пропажей Светланы.

Даша не меньше часа рассматривала и пересматривала фотографии чудо-ребенка со странным недугом. Что-то невероятное, до чего хорош. А взгляд огромных синих глаз на детском личике такой взрослый, отстраненный, даже подозрительный. Как будто он видит опасность, которая где-то рядом коварно прячется от всех, кроме него. Но как же хорошо, что о нем сейчас по-настоящему заботятся. Что Никита при всех своих кошмарных недостатках все же в главном порядочный человек. Правда, Свету это мало утешит. Странная история с ней никак не закончилась, но Даша никому не хотела задавать вопросов. Ей понятно одно: это тот случай, который не стоит ворошить, как говорится. Вот и весь ее ум, который щедрый Слава рассмотрел в морщинке между бровями. Надо, кстати, купить крем от морщин.

Позвонил Масленников по рабочим делам. В конце разговора спросил:

– Не хотите попить кофе у меня? У меня такое впечатление, что вы стесняетесь задавать какие-то вопросы. Во время и после истории с вашей сестрой в вас появилась растерянность, что ли. И я это понимаю.

Еще бы он не понимал, эксперт в ранге ясновидящего. В одной статье о нем сотрудница его лаборатории так и говорит: «Он ясновидящий». Только не особенно хочется, чтобы тебя рассматривали насквозь. Конечно, хорошо бы он просветил других и рассказал ей. К примеру, про Никиту, Славу, даже Свету. Но сама Даша к такому рентгену не готова. В ней так уютно спят родные комплексы, страхи и наивные, смешные надежды, что пусть так и будет. Не надо им света.

Но пить кофе с Масленниковым она, конечно, помчалась. Ни одна встреча с ним не проходила для нее без открытий, новой информации и ответов на самые мучительные вопросы.

У него к кофе были еще и пирожные. Даша так разогрелась и расслабилась, что говорила обо всем, что приходило в голову. И обо всех тех, кто из ее головы просто не выходил. Лида, Вася, Света, Никита и… Да, она и о Славе что-то рассказала. Если честно, то почти все, что узнала: о его семье, об отношении к ней. О том, что они завтракали вместе и гуляли в сквере. Выложила, потом пошла в ванную умыться, посмотрела в глаза своему отражению и спросила: «Ну и на фига ты все это болтала? Нет слов, какая глупость».

Даша вернулась к очередной чашке кофе и последнему пирожному, а Александр Васильевич ей сказал:

– Даша, я понял, как тебя мучает незавершенный детективный сюжет из жизни родственников. Вроде бы ты сделала все, что могла: привлекла профессионалов, а тебя оставили без ответа. А он прост до безобразия. Все есть, просто это потребовалось оставить до поры. Таковы желание и даже необходимость Никиты. Расследование, суды и публичный скандал обрушит его жизнь, которая и без того пошатнулась. Да, он совершил преступление, за которое отвечают по суду, но суды бывают разными. И пока вообще речь о другом. Что произошло со Светланой. Я практически вычислил круг людей, которые участвовали в ее похищении, а оно было, что бы Светлана ни говорила. Мы найдем ее деньги и вернем их. Но мы не можем сейчас никого ни задержать, ни допросить, пока Светлана и Никита не дадут добро. Таков формальный порядок: требуется их заявление. И таков кодекс чести Славы по отношению к друзьям. Остался один вопрос, на который я пока не нашел ответа. Как они вышли именно на Светлану? Почему именно в такой критической для нее ситуации?

– А вот как, действительно? Это же невероятно. Случайно в их дом просто так никто чужой не войдет. Надо узнать код, пройти мимо консьержа…

– Не так чтобы невероятно, но до сих пор необъяснимо. Мы проверяли: в другие квартиры дома в тот день больше никому в дверь не звонили. Светлана по телефону ни с кем не договаривалась. Даже, к примеру, с курьером какого-то магазина, под видом которого могли бы прийти мошенники. Нет объяснения ни в каком случае. Кроме одного. Если не… Если не было связующего звена между бандой и семьей Городецких. Причем очень осведомленного звена. Я имею в виду целевую слежку за этой семьей, информацию об отношениях супругов и выбранный объект… Жена, чтобы прижать, скомпрометировать или уничтожить мужа. Уничтожить, надеюсь, только как бизнесмена и деятеля. Такое возможно. Я не вижу больше ни одной причины устраивать все это похищение Светланы ради небольшой суммы со счета достаточно богатого человека. И тут нужен неспешный поиск такого профессионала, как Земцов.

Юбилей

Даша в последние дни все время держала в голове одну дату. У Никиты двадцать седьмого мая не просто день рождения, а юбилей. Ему исполнится пятьдесят. И как его поздравит семья – то есть они со Светланой? Осталась неделя.

Даша выбрала момент, когда Светлана поговорила с ней по телефону, почти как раньше. Спокойно, доброжелательно, участливо. Задавала вопросы о здоровье мамы, о настроении Даши, о том, что у нее на работе. Даша охотно и подробно отвечала, радовалась советам сестры. А затем набралась храбрости и спросила про юбилей. Сказала:

– Я подумала, что бы у нас ни происходило, у Никиты из родных людей есть только мы с тобой. Что и как сейчас у него – в этом нам не разобраться. Но это все не продуманные и не счастливые перемены, ты сама понимаешь. Он не захотел уйти к этой женщине, он не смог оставаться дома, с тобой и с твоей ненавистью.

– Ты к чему это клонишь? – сухо и подозрительно спросила Света.

– Я скажу… Я часто думаю о нашем последнем разговоре перед тем, как ты пропала… Ты была в ужасном состоянии, избита, я была потрясена. А ты фактически защищала Никиту, говорила, что так у всех и только такая старая дева, как я, этого не понимает. Ты даже сказала, что без насилия со стороны мужа у женщины нет настоящего оргазма. Помнишь?

– Это я тебе такого наговорила? По пьяни, конечно.

– Да нет, Света, ты была вполне адекватной. И, по сути, ты этот пласт вашей жизни скрывала от всех не один десяток лет. Только моей маме, оказывается, рассказала, как большой секрет. Ты его любила, целовала, старалась порадовать постоянно, угождала. Что-то случилось с тобой во время этого похищения или что это было. Ты вернулась другой. С этой агрессией, решительностью.

– Что ты задумала, Даша? Ты взялась мне читать морали и воспитывать? Ты так много узнала обо мне, что решила и сама потоптаться на том, что осталось у меня от самолюбия и самоуважение? А не пошла бы ты…

– Света, дорогая, только не начинай злиться и хамить. Я просто не могу как следует выразить, с какой болью обо всем этом думаю. Ты не можешь объяснить мне, как тупой: что и почему в тебе так резко изменилось?

– Легко, – вдруг совершенно спокойно произнесла Светлана. – Пуповина оборвалась. Я поняла, что могу оторваться от того, кто стал для меня всем. Я даже могу рассмотреть его, как постороннего. Как зарвавшегося, жестокого эгоиста, откормленного моими стараниями. Я могу самостоятельно страдать, не рассчитывая на него, могу надеяться, что мне без него станет легче.

– Вот теперь понятно. Сложная и тяжелая тема, но я всегда на твоей стороне. Просто знай. А теперь давай решим такой несложный вопрос, как этот юбилей. Никита был с тобой чуть ли не половину своей жизни, а ты с ним точно половину своей. Как мы его поздравим?

– Никак. Ни-как! – отрезала Света. – Никита для меня не только стал посторонним, он на вражеской территории. Впрочем, если ты захочешь его поздравить у этой бабищи, я не обижусь. Не бойся.

– Я, конечно, туда тоже не хочу, – облегченно сказала Даша, разговор стал почти выносимым. – Но поздравить Никиту должна. Кроме всего прочего, он очень помог дорогому мне ребенку, сыну подруги. Тогда я подумаю, ладно? Может, с букетом на работу, может, просто позвоню. Расскажу тебе обязательно.

– Договорились, – положила трубку Светлана.

Даша выкручивала себе мозги, потом поступила самым глупым образом: набрала в поисковике фразу «какие цветы дарят мужчине на юбилей». Начиталась ерунды всласть, посмеялась. Что-то узнала о цветах и мужчинах. А ближе к дате Никита позвонил ей сам.

– Привет, Дашенька. Чем занимаешься?

– Скажу честно: думаю, как и где поздравить тебя с юбилеем.

– Отлично. Я об этом. Понимаешь мы тут, у Вали… то есть у меня… то есть у нас… Запутался вообще. Мы решили отметить в очень узком кругу, без гостей и ресторанов. Посидеть на кухне за бутылкой, как говорится. У нее сейчас живет ее дочь, которой на следующий день, двадцать восьмого, исполнится пятнадцать лет. Мы решили совместить. А я… Мне нужно, чтобы был и мой человек. Кроме тебя, из семьи никого и не осталось. Ты сможешь приехать? Только очень прошу: без всяких подарков.

– Ох. Как неожиданно. Такое даже не приходило в голову. Никита, мне, конечно, будет не по себе. С непривычки. А что, если мы приедем с Лидой, мамой Васи? Она только и думает, как тебя поблагодарить.

– Ну, если ты так хочешь… Только без всяких благодарностей. Девице нашей можете что-то привезти. Пятнадцать лет – это не пятьдесят. Ее, кстати, Вероникой зовут.

– Тогда так и сделаем.

– Ок. Спасибо. Я пришлю за вами машину с водителем, чтобы ты не боялась выпить. Буду ждать.

Даша позвонила Лиде, и оставшиеся дни они были заняты обсуждениями, выбором нарядов для визита и поиском подарка для Вероники.

– Слушай, а ты заметила, как похудела? – Лида покрутила Дашу перед собой, как манекен. – На тебе же все вещи сейчас будут висеть, как на вешалке.

– Да ладно, мы же не на подиум. Надену черные эластичные джинсы, темный пуловер – сойдет. Задача как раз такая: выглядеть достойно, но скромно, в какой-то степени благородно. Я эту Давыдову видела в вечернем платье на приеме у Городецких, ну, я тебе рассказывала. Надеюсь, что она замечательный профессионал, но тетка вульгарная. Тут без вопросов. Думаю, она оденется и накрасится соответственно. Нам нужно все наоборот. Пусть Никита сравнит. Пусть погрустит о Светлане.

– Поняла твою мысль. Даша, мы сделаем вот что. Вот смотрю я на тебя и вижу одну вещь. Запала в память на одном показе хорошего дизайнера, но я, конечно, по-своему сделаю.

– Ты хочешь мне сшить что-то новое? Я в шоке. У тебя нет времени поесть и поспать. Нет, не надо.

– Это мое желание. Это будет мое удовольствие. Нет у меня другого человека, который бы такое дело продвинул ради меня и Васи. Нет у меня сестры, и я часто смотрю на тебя как на свою взрослую дочь. Так бывает у ровесников.

– Я кажусь тебе настолько наивной, инфантильной?

– Нет. Просто родной. Так вот: сейчас я тебя измерю. А сделаю без примерки. Для того фасона особенно и не требуется. И у меня есть заветный кусок роскошной английской шерсти – темно-серой в полоску. А перед вечером я тебя постригу и покрашу волосы, чтобы был законченный образ. Да, черные узкие джинсы тебе пригодятся тоже.

– Не расскажешь?

– Ни за что. А насчет подарка Веронике я вот что придумала. Есть такие роскошные наборы парфюмерно-косметические именно для подростков. Япония, может быть, и Корея. Это целый сундук для ухода за кожей. В пятнадцать лет «молодая и здоровая» кожа – чаще всего миф. Местами блестит, местами сухая, постоянные воспаления, прыщи и черные точки, короче, гормоны бесятся. И в этом наборе все предусмотрено, поэтапный уход, с инструкциями. И есть отделение косметики, которая выглядит естественно.

– Никогда такого не встречала.

– Я в магазинах тоже. Но в интернете можно найти.

– Очень дорого?

– Прилично. Но это же вместо подарка Никите. Мне кажется, ему будет приятно, что мы – люди из другой его жизни – окажем такое внимание его падчерице.

– Ой, я даже содрогнулась. Ну, какой падчерице. Я не верю, что вся эта история надолго. Это не его люди.

– Ладно, не будем спорить. Я вообще о том, как это должно выглядеть со стороны. Как уважение и благодарность ему.

В день юбилея для Даши очевидным было одно: ее подруга гениальна во всех отношениях. Подарок Веронике был потрясающим и дорогущим. Наряд для Даши оказался чудом элегантности и раскованного демократизма. Короткая асимметричная стрижка из осветленных волос была заключительным аккордом.

Нарядом оказался кардиган-платье, свободный, произвольно расклешенный книзу, с асимметричными полами – до и ниже колен, которые распахивались до пояса. Выше – молния до овального выреза под шею, рукава с буфами до локтя. Под него Даша и надела черные эластичные джинсы. Даша себя не узнавала в этом образе элегантной и непринужденной светской победительницы. Лида ее еще и подкрасила так, что она сама себе почти понравилась.

Водитель Никиты должен был приехать примерно через час. Лида тоже приедет к этому времени. А Даша металась по квартире в смятении. Ее распирало желание кому-то обо всем рассказать. Но она страшно боялась. Позвонишь маме – та выскажет столько опасений, придумает такие сложности, что с этим грузом из дома не выйдешь. Свете? От такой мысли Даша мысленно упала в обморок. Тут начнется просто бомбежка по самым уязвимым местам. И Даша позвонила Славе. Услышала его голос и поняла, что только ему и хотела все рассказать.

– Интересная затея, – заключил Слава, внимательно выслушав весь рассказ с подробностями. – Говоришь, подруга тебе наряд смастерила и постригла? В таком случае я обязан взглянуть как объективный ценитель и отвезти тебя оттуда домой. Подругу, конечно, тоже. Обещай, что позвонишь мне, как соберетесь обратно. Но так позвони, чтобы Ники со своими женщинами не заметил, разумеется. Он сам мне ничего об этом событии не сообщил. Но я не в обиде. Новый состав близких людей – проблема деликатная и болезненная.

Когда они вошли в большую, аляповато обставленную и украшенную квартиру Валентины, Даше показалось, что она вся стала глазами. Она пристально и даже жадно хватала каждую деталь в облике людей, в обстановке вокруг них. Она, наверное, более консервативна и зависима, чем Светлана. Всю свою сознательную жизнь она наблюдала Никиту в его родном доме, с очень близким человеком. В какой-то степени то был и ее дом. Сейчас там пепелище и обожженная в боях сестра с условным ружьем наперевес. А он, все еще ее формальный муж, принимает гостей в чужой квартире, совершенно в другом составе. Здесь даже воздух не такой, другие запахи и незнакомые голоса.

Валентина была в облегающем лиловом платье с глубоким узким вырезом. Черные волосы по плечам, красная помада. В ней ничего нового, кроме привычки демонстративно и постоянно касаться то плеча Никиты, то его волос с целью пригладить их, расстегнуть и правильно застегнуть пуговицы рубашки. Похоже на нервный тик. Раздражает, но Даша, конечно, не подаст вида. А ее дочь выкатилась из своей комнаты в ярко-розовых бермудах, белой бесформенной кофте, расписанной дурацкими надписями, кажется, на китайском языке. Одно плечо с черной бретелькой лифчика обнажено. Стрижка с почти бритыми висками. Глаза густо обведены черной тушью, на шее татуировка в виде какого-то гада. В общем, достаточно типичный подросток, даже настороженно-враждебный взгляд – на всякий случай – это тоже симптом не очень счастливого возраста.

Все рассматривали друг друга придирчиво и не слишком доброжелательно, но это длилось пару секунд. А потом все дружно и по мере возможностей радостно улыбнулись. Историческое событие, к которому все не один день готовились, началось.

Лида как-то очень деликатно и трогательно коснулась сначала руки Валентины и вложила в ее ладонь белую розу, шепнула слова благодарности. Потом взяла из деревянных рук Даши тот самый букет для мужчин по случаю юбилея, который они составили, пробираясь по сотням советов и даже наказов в интернете. Получилось солидно, красиво и даже мужественно. Лида протянула букет Никите и молча склонила перед ним голову, нет, она почти поклонилась. И это было гениальное решение. Глаза Никиты даже повлажнели.

И только после этой церемонии Даша вынула из большого пакета подарок для Вероники: этот набор девчачьих радостей и утех был в крупном сундучке под старину. Вероника сначала покраснела, потом схватила подарок, поставила на стол, открыла, ахнула и даже рассмеялась от восторга.

– Ух ты! Я даже не верила, что такое бывает. Мне говорили. Я прям не знаю.

И она порывисто обняла Дашу, благодарно пофыркала ей в ухо и испачкала щеку дешевой помадой.

Естественная радость Вероники все изменила. Они уселись за круглый стол в гостиной. Что-то ели, пили, говорили только общие слова, стараясь, как на мостике посреди болота, не шагнуть в сторону. Ни в прошлое, ни к реальности настоящего, ни, не дай бог, в сторону будущего.

Вероника сидела между Дашей и Никитой. Перед ней стоял бокал, в который Никита наливал шампанское, поздравляя девушку с пятнадцатилетием. После этого она сама пару раз наливала туда себе из разных бутылок, все делали вид, что не замечают этого. Вроде сказали тосты и выпили за ее взрослость. Она сидит за столом со всеми, как равная.

Когда Валентина пошла за тортом, Вероника дернула Дашу за рукав и спросила:

– Слышь, Даша, а свой прикид ты где взяла? Дорого?

– Я не покупала, – ответила Даша. – Лида мне сшила. Увидела такой кардиган на одном показе дизайнера.

– Да ты что! А ты не попросишь, чтобы она и мне…

– Нет, извини. Она очень занята: работа, большая семья.

– А ниче, что ее ребенка моя мать у себя лечит бесплатно? – Вероника произнесла эту фразу достаточно громко.

Никита дернулся, повернулся к ним и скомандовал:

– А ну, вон из-за стола! Ты пьяная, у тебя локти на столе, а рукава балахона в тарелке! Пошла спать.

– Да ты что! Я у своей матери за столом сижу! – Вероника поднялась и начала фразу сразу со слов с базарной интонацией.

Но к ней подлетела Валентина и вытащила за руку из-за стола, затем из комнаты.

После этого милого эпизода все старательно делали вид, что увлечены тортом, но по молчаливому согласию завершили ужин за пять минут. И в полнейшей тишине услышали, как громко хлопнула входная дверь. Вероника ушла из дома. Валентина сначала дернулась, возможно, чтобы ее догнать, но передумала и вернулась с каменным лицом. Гости встали, начали прощаться и говорить дежурные, уже совсем не искренние слова. Даша сходила в ванную – привести себя в порядок, и позвонила Славе, сказав, что они выходят.

– Мы доедем сами, я раньше не смогла позвонить. Все закончилось стремительно.

– Понятно, – ответил Слава. – Я допускал подобное развитие. Выходите. Я тут, у подъезда.

Скандал

Той ночи не было. Был странный кусочек жизни без часов, без темноты и солнечного света, без всякого сходства с событиями и ощущениями Дашиного реального бытия.

Слава привез ее домой, проводил до двери квартиры, даже начал прощаться и вдруг шагнул за ней в прихожую. И Даша потом не вспомнила, позвала она его или нет. Ничего не было. Никаких громких слов и ярких свершений. Просто в обычной, привычной до самых крошечных мелочей обстановке Дашу вдруг окутало теплое облако покоя, защищенности. И что совсем невероятно – неизведанной ранее уверенностью в том, что она сейчас уместна, приятна и хороша, как никто другой. Никто другой в течение тех минут на планете не был так обласкан влюбленным взглядом. Никому на свете не сказали молча так много. И она услышала то, о чем не было слов.

Нет, он, конечно, сказал и вслух, но скупо и как будто нехотя:

– Ох, какая ты сегодня. У меня просто нет сил это ни выразить, ни вынести… Не привык говорить комплименты. Но это не комплимент. Это факт.

Слава провел ладонью по Дашиной стильной стрижке, погладил ее по щеке, взял за руку и предложил:

– А давай сейчас заключим пакт об искренности. Как два суверенных и больше никому не доверяющих государства. Только правда, и ничего, кроме правды. По любому поводу. У меня никогда не было та�

Часть первая

Утро

Даша выбиралась из сна, как из густой и липкой тины на дне реки. Это было так тяжело, что ей не хватало дыхания. Она уже просыпалась, ощущала влажную кожу, тяжесть спутанных волос, но какая-то часть сознания оставалась еще там, в таинственной беспросветной глубине. И ей казалось, что испарина на лбу – это капли крови.

Она уже была тут, на своей подушке, под скомканной простыней, но не хотела поднимать ресницы. Грозовой, гибельный омут ее сна казался сейчас важнее и предпочтительнее, чем тоска неприбранной обыденности, которая сейчас набросится на нее со всех сторон, как стая голодных бездомных кошек. Двоюродная сестра Светлана, боец по жизни, обладательница стойкого и жизнеутверждающего характера, пару раз приехала к ней утром, понаблюдала тягостный процесс возвращения к действительности. Мгновенно сформулировала вывод и сделала его программным в отношениях с Дашей. Она повторяет это при любом разговоре с терпением и металлической настойчивостью робота:

– Даша, преодолей себя только один раз, и это станет привычкой. Нет, это станет твоим спасением. Не ложись спать, пока не вымоешь как следует всю квартиру. И для здорового сна полезно, и проснешься, как нормальная ухоженная женщина, в комфортной обстановке. И все сразу пойдет по-другому. Ты мне поверь: я на пятнадцать лет старше тебя, и нет у тебя такой проблемы или вредной привычки, с которой я бы не умела бороться.

Даша или кивала, или меняла тему. При всей логичности и справедливости советов Светы на Дашу они действовали как удар лопатой по голове. Эти жуткие слова: преодолей, умей бороться… Даша хочет не уметь всего этого. Она хочет не бороться и не преодолевать.

К вечеру Даша всегда чувствовала себя уставшей и выжатой как лимон. Даже если большую часть дня пролежала на диване с ноутбуком на животе. Это была утомленность души, мозга, совести и всего остального. С этим всем пол не моют! С этим или сладко страдают, или находят фильм, который попадает в настроение, так что легко преодолеваешь границы разных существований и становишься героиней, жертвой, пленницей киношной судьбы. Как это все объяснить Светлане, которая кино вообще не смотрит, оно ей кажется причудой лентяев и глупостью, засоряющей упорядоченную жизнь. Как и умозрительные страдания, тоска ума или совести. Светлана – врач. Стоит Даше заикнуться обо всем этом, как кузина начнет предлагать ей лекарства и постарается затащить в лучшем случае к психотерапевту, в худшем – к психиатру.

В какой-то степени, конечно, не обойтись без преодолений. Даша повернула голову, чтобы взглянуть на холодный свет электронных часов. Ну да. Труба зовет. Она сунула ноги в тапки, сделала пять шагов к окну и раздвинула шторы на такое расстояние, какое может вынести, начиная день обязательств и поступков. Каждое утро она видит тот же кусочек двора, то же черное дерево и ту же или очень похожую соседку, которая тяжело тащит два пакета из магазина. Серый воздух, белый снег и отражение в стекле собственной встрепанной головы со стрижкой «лесенка». Даша вспомнила картинку из интернета: карикатурный ежик стоит на двух тонких задних лапках у окна, и все его иголки растопырились от страха или недоумения, так уныло то, что он видит. И подпись: «Я проснулась не в Париже, и на завтрак не коньяк».

В теплой ванне Даша уже была в состоянии думать о неумолимой последовательности действий. Что-то приготовить, проглотить, выпить кофе и дочитать последние страницы романа модного автора детективов. Найти или придумать особый смысл всей этой длинной истории с поиском убийцы и написать короткий текст, который заставит всех людей, умеющих читать, искать именно эту книгу. Иначе не видать им ни истины, ни покоя. Даша – пиарщица издательства. Текст должен заинтриговать читателя, устроить руководство и не вызвать жестокого сарказма у автора, мрачноватого человека с тяжелым взглядом и насмешливой складкой сухих твердых губ. Этот Масленников когда-то был экспертом-криминалистом следовательской группы по особо важным делам, и теперь он без слов дает понять всем, в частности Даше, что на свете нет более важных дел, чем он сам и его романы.

Голубой свет монитора, любимая мелодия, запах кофе очень быстро создавали Дашину рабочую атмосферу. Финал романа был неожиданным и показался достаточно сильным. И знал бы этот Масленников, сколько справочного материала Даша может перелопатить, чтобы написать три абзаца, лишь бы не показаться автору дурой! Впрочем, она не знает, читал ли он хоть один ее текст. Просто говорят, что он скандалит даже из-за ошибки корректора.

День

Даша отправила работу. Перешла к следующему пункту плана на сегодня. Это проще – маленький коллективный сборник рассказов. Но сначала она позвонила маме, выслушала перечень симптомов, которые могут быть, на мамин взгляд, проявлениями вялотекущего ковида. Даша попросила маму успокоиться и час читала все, что могла найти в поиске по этому поводу. Причем старательно выписывала фамилии авторов-медиков. Потом задала пару вопросов специалистам и просто знатокам на своей странице «Фейсбука». Получила исчерпывающие ответы. Все передала маме с цитатами, фамилиями и званиями.

– Вот спасибо, доченька, – бодро сказала мама. – У меня все прошло, пока мы говорили. Даже есть захотела. Хорошо, что ты позвонила. А то я собиралась нашей Свете звонить. А ты знаешь, как она умеет закошмарить. Как ты думаешь, Светлана хороший врач?

– Слышала, что ее ценят в клинике. Но я бы, конечно, к ней лечиться не пошла, даже если бы было от чего. Просто потому что родственница. Болезнь – это очень личное, интимное дело. Легче довериться чужому, безразличному человеку, чем родне, которая потом не отстанет от тебя с этим знанием.

– Может, ты и права. Хотя само сознание, что в семье есть врач, как-то успокаивает. Но не профессия, конечно, главное достижение нашей Светланы. Главное – ее муж. Точнее, способность женщины сделать верный выбор, а свою жизнь устойчивой, защищенной, благополучной…

В этом месте Даша всегда сообщала маме, что в ее дверь звонят, и прерывала контакт. Потому что все, что касается чужих удачных замужеств и устойчивых судеб, – это на самом деле тоскливые баллады о Даше, у которой ничего этого нет. По крайней мере, так кажется маме.

После паузы Даша перезвонила маме, сообщила, что ей в дверь звонила соседка, просила разменять пять тысяч.

– Мама, мне еще сегодня нужно поработать. Но если получится, попробую к тебе заехать. Не сегодня, так завтра.

– Хорошо, – обрадовалась мама. – Я тогда пойду тесто месить для пирожков с капустой. Но очень прошу: если до темноты не успеешь, лучше давай отложим. У нас ничего срочного, а я очень не люблю, когда ты по вечерам ездишь.

– Договорились. Мам, слушай, я у тебя давно спросить хотела. Мы с тобой когда-то бежали в темноте? Может, когда я была совсем маленькой?

– Какой странный вопрос, – мама ответила не сразу. – Мне трудно вспомнить. У детей бывает такое яркое восприятие. Ты что-то запомнила как событие, а для меня, возможно, это был какой-то обычный вечер, когда я торопилась домой, чтобы тебя покормить. Наверное, из садика забрала.

– Я не запомнила. Мне снится один и тот же сон. Ерунда, конечно. Но это не о том, как меня вели из садика.

– Может, и не о том… – голос мамы прозвучал глухо, как будто она резко отодвинулась от телефона. – Звони, как соберешься.

Даша с удивлением слушала гудки отбоя. Мама никогда не обрывала разговор первой. И сейчас Даша впервые четко сформулировала для себя мысль, которую обычно задвигала на задний план. Они с мамой никогда не говорили о прошлом, которое Даша не могла отчетливо помнить. До школы… О том, как мама была молодой, а Даша маленькой. Об отце, которого Даша помнит смутно: ни слов, ни поступков, ни даже четких деталей внешности. Лишь тяжелое облако каких-то опасений и тревог. Конечно, можно задать вопросы маме и все понять даже в том случае, если она не ответит. Но это гораздо большее преодоление, чем решиться на вечерню уборку по совету Светланы. Нужно ли это кому-то из них или обеим?.. Вряд ли. Людям достаточно тех проблем, какие им готовит каждый день.

Даша завершила работу, запланированную на сегодня. Сделала несколько гимнастических упражнений и как следует потрясла головой, чтобы избавиться от тяжести лишней информации. Вернулась к своей действительности: что она собиралась сделать сегодня? Поездка к маме отменяется, поскольку за окном уже сумерки. Надо бы сходить в магазин за продуктами. И еще вызвать слесаря, наконец, по поводу текущего крана. И, значит, добежать до банкомата, чтобы расплатиться с ним наличными. И… И… И… Количество этих необходимых пунктов превратилось в неисполнимое качество. Даша просто не справится с такой уймой дел. А выбрать одно – это нечестно и вообще недемократично. Конечно, она выбрала бы магазин: купить что-то вкусное. И окончательно загубила бы оставшийся день. Зачем он ей нужен, кусочек дня, освобожденный от всех дел и мыслей?

– Затем, что он мой, – решительно ответила себе Даша. – И больше ничей. Обниму, прижму, сердцем успокоюсь, как говорят гадалки.

Она отправилась на кухню и поставила вариться перловую кашу.

И тут раздался звонок телефона. Светлана говорила, как всегда, командирским тоном.

– Даша, привет. Надеюсь, ты дома? Сегодня в восемь у меня. Это не обсуждается. Будут только очень приятные люди. Я мчусь сейчас домой с огромным гусем, клубникой и пирожными. Никита занимается выпивкой. Повод возник внезапно, час назад. Друг Паша награжден орденом «За заслуги перед Отечеством». Не знаю, помнишь ли ты его, но для нас он очень важен. И он один: отметить событие ему больше не с кем.

– Ты что…

– Да нет, я тебе его не сватаю. У него уже внуки есть. Просто вся семья за границей живет. Короче, постарайся одеться миленько, как ты умеешь. И не забывай: ты самая молодая и красивая в нашей семье. Я горжусь тобой и хочу, чтобы ты не сидела одна, как мышка в норе. Жду, отговорки не принимаю. Если не приедешь – не прощу.

Вот так и является незапланированная проблема. Есть расхотелось. Даша посмотрела на градусник за окном. Какой ужас: там же минус двадцать пять! Идеальная температура, чтобы залезть под два пуховых одеяла и смотреть сериал с видами Калифорнии. Но главное преодоление даже не заснеженная дорога к дому Светланы. Основные раздражители как раз там, в этой огромной, с большим вкусом обставленной квартире. Гости Светланы… Вот где настоящая головная боль. Но отказать близкому человеку нет никакой возможности. Особенно если это кузина, способная стены снести во имя своей идеи.

Вечер

Тот самый верный выбор Светланы, о котором без конца говорит Дашина мама, – это муж Никита, его положение, деньги и вытекающий из всего этого образ жизни.

Никита Городецкий возглавляет министерство со сложным названием, которое Даша запоминать не стала. Ей понятно в его деятельности только одно: Никита может оказывать очень полезные услуги серьезным людям. Они и являются друзьями дома. Состав часто меняется, но солянка остается настолько сборной и пестрой, что Даша уже не удивляется никаким встречам в квартире Светланы. Там может быть посол экзотической страны, генерал ФСБ, начальник полиции, известный хирург, раскрученный певец и даже откровенный наркоман с общипанной девицей, которые оказываются отпрысками нужных людей.

Все жены чаще всего домохозяйки. И все они, как и Светлана, в шикарных нарядах известных дизайнеров. Одно это могло бы стать жестоким комплексом и барьером для Даши: у нее просто не могло быть таких денег, чтобы соответствовать. В самом начале резкого взлета Никиты и Светланы на высокий уровень благосостояния и светскости, как это понимают люди после определенных доходов, Даша позволила Светлане привести себя в ее бутик с модными брендами и безумными ценами. Не согласилась взять у нее деньги. Бабахнула все свои скромные сбережения на стильное, как сказала Света, маленькое черное платье. На самом деле оно было никакое не стильное, а достаточно убогое. Просто единственное, на которое денег хватало. В общем, пару званых вечеров у кузины можно было в этом платье изображать бедную, но благородную родственницу. Потом это было уже смешно и неприлично. Какая-то бесприданница сидит посреди развеселого нарядного сборища, как черная галка на ветке. Надо было или кончать с этой пыткой, или что-то придумывать.

Придумать получилось у единственной Дашиной подруги Лиды. Благодаря ее таланту и неутомимой выдумке Даша и выглядит сейчас на приемах у Городецких так миленько, как сказала Светлана.

Даша и Лида учились вместе в школе, а теперь работают в одном издательстве. Лида художник-иллюстратор. Она окончила институт Сурикова, причем сразу оказалась и главой большой семьи. Сделала, как сказала бы Дашина мама, выбор, вот только верным его не каждый назовет. Муж у Лиды не только практически гениальный изобретатель, он еще и немыслимый красавец. Лида родила от него одного мальчика и двух девочек, и это не дети, а ангелы. Дима еще и добрый, преданный, тонкий и понимающий. Один у него недостаток, который, конечно, является продолжением достоинств. Диме совершенно безразличны деньги. Он работает – много и плодотворно – во имя прогресса и собственного вдохновения. У него всегда есть работодатели, которые себя бы не уважали, если бы не обманывали настолько бескорыстного человека. Короче, добытчик, опора и защита семьи – это Лида. Она же опекун матери-инвалида. У нее всегда куча подработок, идей по усовершенствованию существования всего ковчега. Одна из таких идей и стала спасением для Даши. По сути, Даша вошла в круг забот Лиды. Им обеим под тридцать, но Даша все еще выпутывается из подростковых представлений, иллюзий и страхов. И Лида по-матерински жалеет ее уже за то, что у нее нет такого бесценного в самом прямом смысле слова сокровища, как Дима и их общий выводок прелестных птенцов, хлопающих синими папиными глазами. А Даша жалела Лиду, тщательно это скрывая. Она сильная женщина, творческий человек, – и вся без остатка растворилась в одном деле жизни. Вьет гнездо, в котором тепло и уютно должно быть всем, кроме нее самой. У Лиды нет минуты в целых сутках, когда бы она думала только о себе. Дышала бы для себя. Даша не видит в ее жизни уголка для себя. А Дашина жизнь – это именно уголок, только свой.

Дашину проблему с нарядами Лида решила быстро, просто и, как всегда, талантливо. У ее мамы всегда были тяжелые проблемы с двигательным аппаратом, поэтому она и трудилась на дому портнихой. Лида с детства ей помогала, потом стала главной мастерицей, и они с мамой поменялись местами. Начинала мама с того, что копировала фасоны из модных каталогов, находила дешевые аналоги тканей. Лида пошла дальше. Она сейчас не копирует, а просто деликатно заимствует идеи самых известных дизайнеров мира, причем никогда не весь фасон. Она соединяет отдельные детали нарядов разных мастеров в своем порядке и по собственной мелодии. Получается иногда удивительно, причудливо, ни на что не похоже. А ткани сейчас можно найти очень недорогие и вполне хорошие, если ориентироваться на рынке распродаж.

Дети Лиды одеты, как куклы с витрины. А теперь и шкаф Даши заполнен чудесными вещами. Они точно ее – по духу, стилю, цветовым решениям. И застенчивая по жизни Даша чувствует себя в них уверенно в какой угодно ситуации, на любом фоне. Лида открыла ее мягкую женственность, нежную и строгую прелесть.

Даша выбрала для этого вечера блузку из темно-красного шелка в крошечную черную крапинку. Воротник стойка, с одной стороны боковая застежка на антикварные, обтянутые черным кружевом пуговицы, с другой – оборка до талии. Рукав – буф до локтя, а до кисти он обтягивающий, застегнутый на такие же пуговицы. Юбка до щиколоток из черного крепа, облегающая до колен, затем немного расклешенная. Закрытые лодочки с пряжкам под черненое серебро. Даже черное шерстяное пальто английского покроя сшила Лида.

Даша и сама не любила опаздывать, знала, в какое негодование способна впадать Светлана, когда приходится задерживать из-за кого-то ужин. Но ей пришлось простоять в пробке около получаса. Когда Даша вошла в огромную гостиную, все уже сидели за столом. Светлана, одобрительно посмотрев на Дашу, поворчала вполне добродушно. Ее муж Никита выдвинулся из-за стола всем своим огромным туловищем, взял Дашу за руку, по-отечески притянул к себе и представил гостям:

– А вот и наша Дарья-краса. Моя свояченица и просто родной и дорогой человечек. Света, быстро налей ей штрафной бокал.

Он усадил ее рядом с собой. Даша спокойно улыбнулась навстречу двенадцати взглядам. Кажется, только гости Светланы всегда смотрят так прямо, бесцеремонно на человека, как будто товар выбирают. Опять новый состав. Даша никого не узнает.

– Мы с вами не встречались раньше? – вдруг произнес довольно яркий блондин, сидящий напротив.

– Точно нет, – ответила Даша. – У меня хорошая память на лица.

– У меня тоже, – серьезно ответил блондин. – И я не мог перепутать ваше лицо ни с каким другим.

– Не обращайте внимания, Дашенька, – высоким и слишком звонким голосом произнесла дама в черном, сильно декольтированном платье. – У моего мужа есть свои приемы для знакомства с красивыми девушками. Они примитивны, но он их принципиально никогда не меняет. Слава, – она любовно потрепала мужа по загривку, – прекрати смущать человека.

Никита добродушно рассмеялся и обнял Дашу за плечи:

– Ты не права, Зина, – сказал он декольтированной даме. – Нельзя смутить женщину восхищенным вниманием. А у Славы еще и профессиональный навык. Он полковник МВД, Дашенька. Начинает знакомство, как допрос.

– Отстаньте все от моей сестры, – велела Светлана. – Дайте ей хотя бы поесть как следует. Думаю, она между моими ужинами питается только бутербродами.

Света хлопотала вокруг стола, почти не присаживаясь. Все было очень вкусно, Никита и сосед с другой стороны подливали Даше в бокалы вино, шампанское, коньяк. Она не то чтобы опьянела, а как-то разогрелась, расслабилась в атмосфере сытости, праздности, бездумного ублажения плоти.

Потом были пирожные и кофе. Никита включил музыку, кто-то танцевал. Две гостьи заинтересовались Дашиной блузкой. Прошло несколько часов, и Даша во время еды и разговоров с разными людьми ни на минуту не переставала ощущать на себе светлый, пристальный взгляд полковника Славы. Сама она старалась не смотреть в его сторону. Но его глаза, как два серебристых луча, прожигали ее кожу.

Это так утомляло, что Даша стала разглядывать танцующих. Всех затмевал, конечно, Никита, в его па слоновьей грации было даже что-то очень привлекательное. И вдруг партнерша – высокая, знойного вида брюнетка – обвила его шею руками и стала страстно целовать. У Даши даже рот открылся от изумления. Собеседницы, проследив за ее взглядом, тоже уставились на пару, но их реакция была почти радостной.

– Ну, Валька, дает, – шепнула одна.

– Маньячка, – ответила другая. – И напилась, наверное. Больше негде прилипнуть к хозяину дома, только на глазах его жены.

Дальше была просто сцена из ужастика. Светлана в своем изысканном облегающем жемчужно-сером платье налетела на знойную брюнетку. Кто-то выключил музыку, и гостиная наполнилась грубыми, хриплыми ругательствами, произнесенными голосом Светланы, который недавно был мелодичным и нежным. Все застыли, глядя, как Светлана оттаскивает соперницу от мужа и пинками подгоняет к холлу. Изгоняемая дама, побагровев, все же пыталась нетрезво хихикать, чтобы все подумали, что это у них шутка такая. Тем временем кто-то нашел ее сумку, длинную соболью шубу, сунул вещи ей в руки. Через минуту даму легко и технично вытеснили из квартиры. Здесь собрались люди, которые умеют решать проблемы. Никита стоял посреди опустевшей части гостиной, которая только что была танцполом, и просто смотрел на происходящее, как будто оно не имело к нему никакого отношения. Затем взял со стола бутылку виски и неторопливо, важно прошествовал в свой кабинет. Через какое-то время туда влетела Светлана. Музыку вновь включили, гости вернулись к выпивке и пирожным. Даша встала со страстным желанием бежать отсюда поскорее, прошла мимо закрытой двери кабинета Никиты и, к своему ужасу, услышала там звенящий от рыданий голос Светы, который вдруг оборвался звонкой пощечиной и странным стуком.

Даша заметалась: то ли войти туда без спросу, то ли все же бежать. Но вдруг Светлане плохо?

– Не вмешивайтесь, – произнес спокойный мужской голос прямо ей в ухо. – Они разберутся. Не первый раз. И никому не будет приятно, если мы дадим понять, что что-то вообще заметили.

Светлые глаза Славы смотрели на Дашу с неотвратимостью стали в состоянии белого каления. Какой-то холодный пожар. Она подумала, что именно так может смотреть маньяк-убийца. Глаза полковника задержали Дашин взгляд, и он вдруг хорошо, заразительно рассмеялся.

– Ты сейчас как Красная Шапочка рядом с Серым Волком. Мне кажется, ждешь, что я вытащу наручники и начну тебя истязать. И что вообще тут логово извращенцев. А это нормальный семейный дом, где любящие муж и жена временами хотят поубивать друг друга. Это очень освежает чувства супругов. Подожди, не убегай, и ты опять увидишь семейную идиллию.

– Ну уж нет, – запальчиво ответила Даша. – Мне кажется, он ударил Свету. Она никогда такое не простит.

– А давай пари? Если будет по-моему – ты оставляешь мне свой телефон. Если нет… Я навязываю тебе свой.

– Давай, – улыбнулась Даша.

Ночь

Даша послонялась по квартире кузины. Было уже очень поздно, но гости не расходились. Хотя на их месте было бы так естественно и тактично исчезнуть по-английски во время жесткой ссоры хозяев дома. И оставить, к примеру, милую прощальную записку, как будто ничего и не произошло, просто спать пора. Но всем, кажется, как Славе, было интересно посмотреть, чем у супругов закончится. Может, тут все пари заключили? Может, у них есть такая регулярная забава? Похоже, одна Даша была не в курсе проблем сестры. Никита – и романы с посторонними знойными дамами? Как странно. Светлана не просто никогда на это не намекала, весь ее облик был отрицанием подобного предположения. Она была уверенной в себе, говорила о муже уважительно-покровительственно: такой серьезный и влиятельный человек в быту совершенно беспомощен, как огромный ребенок Светланы. Так оно и выглядело со стороны, по крайней мере для Даши. Света – яркая, стильная, деятельная и эмоциональная женщина. Она больше чем красивая, считала Даша. Худое страстное лицо: впалые щеки, большие голубые глаза, подвижный, нервный рот с узкими губами и крупный нос с горбинкой. Лоб, как корона, украшает высокое, нарочито небрежное сооружение из роскошных темно-рыжих волос. Это их естественный цвет. Когда Светлана их распускает, они закрывают ее поясницу. Фигура у Светы очень стройная и женственная. Она со своей копной волос достает мужу до плеча, и это смотрится так мило, женственно и трогательно. А Никита… Он, конечно, и есть ее каменная стена по всем физическим параметрам: рост под два метра, а вес наверняка далеко за сотню килограммов. И при этом такое добродушное круглое лицо, доверчивый и ласковый взгляд…

Да, Даша точно ничего не понимает ни в мужчинах, ни в женщинах. Тут надо советоваться с Лидой, наверное. У Даши горели от усталости глаза, отяжелели плечи и ноги, но спать не хотелось совершенно. Она бы после всего и дома не уснула. Так что лучше на самом деле что-то досмотреть.

Ее негромко окликнули, она повернулась и увидела на пороге комнаты Славу. Он выразительным жестом явно приглашал ее в кухню, которая была в конце холла. Даша кивнула, а затем любопытства ради посмотрела на гостей: она искала жену Славы. Зинаида с каким-то типом в очках сидела за шахматным столиком и явно была занята игрой.

Даша вошла в бело-золотую кухню Светланы, жадно вдохнула запах только что сваренного кофе и со стоном предвкушения рухнула в мягкое кресло.

– Кофе… Умираю, хочу.

– Немного коньяка необходимо для полного эффекта, – убежденно произнес Слава, – и кусочек «Праги». Мы все заказываем этот торт в такой кондитерской, что это уже не торт, а целительный бальзам.

– Почему-то я его ни разу у Светы не пробовала.

– Вот видишь, какой познавательный вечер у тебя получился. Сколько новой информации и впечатлений.

– Я бы предпочла без них, – ворчливо произнесла Даша. – Без похабщины, семейного насилия и без дурацкого торта во втором часу ночи. Да и без ваших ненормальных намеков на то, что мы где-то виделись.

– Мы уже на «ты», если ты забыла. Мы раньше не виделись, конечно, в противном случае я давно бы уже стал твоей тенью. Но это и не мой примитивный прием, как объяснила Зина. Я просто узнал тебя… Как что-то очень свое, как мечту, как придуманный образ… Если ты понимаешь, о чем я.

– Да, – устало произнесла Даша. – Понимаю. Я, кстати, редактор, немного стилист. И я узнаю с полпинка банальность номер два на тему встречи с мечтой или даже детским идеалом. Читаю это в рукописях через день. Давай закроем эту часть светской беседы и просто посидим, попьем кофе, я разберусь, что такое особенное в этой «Праге». И я точно тебе не совру, если скажу, что молчать с тобой не то чтобы очень приятно, но лучше всего остального этой ночью в этой квартире.

– За эти слова спасибо, – сказал Слава серьезно, даже строго.

И чуть сжал Дашину руку очень горячей ладонью.

Даша на самом деле на какое-то время выпала из действительности. Как будто попала в уютное убежище во время стихийного бедствия. Тепло, вкус, запах… Внимательный взгляд, который окутал ее, как защитный плащ-невидимка.

А потом вновь зазвучали оживленные голоса, даже музыку или телевизор кто-то включил.

– Вот и хеппи-энд, – подмигнул Даше Слава. – Пошли смотреть?

В гостиной все вернулось до момента скандала. Как будто монтажер вырезал кусок пленки. Гости болтали громко, непринужденно, временами со смехом прятали зевки и смотрели на часы. Как мы, мол, засиделись в такой приятной компании, пора и честь знать. На двухместном диванчике в специально выделенной нише сидели Никита и Светлана. Сестра была уже в другом, мягком просторном платье пудрового цвета.

Даша подошла к родственникам на деревянных ногах, чтобы попрощаться. Но Света притянула ее за руку и втиснула между собой и мужем.

– Посмотри, Дашунь, на него. Какое же у него доброе и милое лицо. Иногда я так на него злюсь, потом посмотрю – и понимаю: вот кто за меня жизнь отдаст, если надо.

Никита добродушно рассмеялся:

– Какие страсти у тебя, Светик. Отпусти Дашу, у нее, кажется, уже глазки слипаются.

Даша пристально смотрела на лицо Светланы, отчетливо видела кровоподтек на виске, замазанный тоном, свежую ранку поверх губной помады в уголке рта. А когда Света откинулась на высокую спинку дивана, она охнула от боли. Неизвестно, что там на затылке, если стук головы о шкаф или стену Даша услышала через дверь.

– Да, засыпаю, – сказала Даша и встала. – Засиделась на вашей кухне за кофе и тортом. Все супер. Так я поехала, Света?

– Обязательно позвони из дома, – сказала сестра.

В холле Даша нашла свои пальто и сумку, открыла входную дверь и наткнулась на Славу. Он «случайно» вышел покурить на площадку. Молча протянул ей свой телефон и пожал плечами в ответ на ее взгляд. Ах да, пари. Даша набрала свой номер, кивнула на прощание, вызвала лифт. Перед тем как его двери съехались, она увидела нос и острые глаза Зинаиды, которая выглядывала из квартиры.

Дома Даша была в половине четвертого утра. По крайней мере, эта чудовищная ночь закончилась. Она разделась, налила горячую ванну, и вдруг раздался телефонный звонок с незнакомого номера. Ответила и услышала короткие гудки. И сразу пришло сообщение с того же номера: «Это мой телефон. Если что-то понадобится – я тут. Слава».

Часть вторая

Рассвет Валентины

Потолок с позолоченной лепниной загадочно мерцал над огромной люстрой на толстых цепях с плафонами-свечами. Валентине люстру продали как антикварную и осовремененную. Так это или нет, но такая массивная люстра вынесет многое. И не разлетится на хрупкие кусочки от выпущенных на свободу яростных стонов хозяйки, ее тяжелой брани, изощренного и умелого мата.

Знойная брюнетка металась по квартире, отшвыривая крупными босыми ступнями все, что попадалось на пути. А попадалось ей многое: стулья, пуфики, коробки с новой обувью, столики с косметикой и украшениями и даже подносы с коньячком, виски и рюмками. Валентина не была хорошей хозяйкой. Она вообще не была хозяйкой, убиралкой, полотеркой и клушей с тряпкой и пылесосом. Она не баба, не подстилка, не содержанка и не убогая «яжеженщина» с большой буквой «Ж» наперевес. Валентина – личность. Она деятель, востребованный обществом. Она женщина в том высоком и важном смысле, что несет в своем теле потребность и способность осчастливить особого избранника. Того, который способен ее оценить и ответить на ее призыв с готовностью и благодарностью. И такой особый человек в ее жизни появился. Год назад Никита Городецкий принял ее на должность главврача поликлиники своего министерства. Они сразу поняли, что созданы друг для друга. Во всяком случае, Валентина прочитала это в его взгляде без слов. Никита долго оттягивал их сближение. Он явно не был новичком в науке страсти и ждал момента безудержного притяжения. Это случилось совсем недавно в рабочем кабинете Валентины. Это было потрясающе, незабываемо и неповторимо. Повторимо лишь на еще более высоком уровне.

И Валентина пришла на званый ужин к Городецким с горячей надеждой и твердой уверенностью в том, что они вдвоем поставят всех перед фактом – не адюльтера, не флирта или романа, а уникальных отношений, перед которыми тают жалкие нормы домостроя. Кроме Валентины и Светланы, на этих вечерах все женщины в основном домохозяйки, приживалки и содержанки. Да и Светлана – рядовой врач в муниципальной клинике, крайняя справа на групповом фото серого, замученного коллектива. Наверняка Никита не снимает ее с работы, чтобы не мозолила постоянно ему глаза дома. И чтобы не осталась без своего гроша, если он захочет развестись. Должно же это когда-то произойти.

Валентине вдруг показалось, что тончайшее кружево ручного плетения на лифе ее узкого платья впечаталось или вросло в ее горящую воспаленную кожу, как прутья металлической клетки. Она начала расстегивать платье на спине, через секунду потеряла терпение, рванула застежку, требующую исключительно нежного обращения. Когда затрещали и кружево, и тонкий шелк, Валентина почувствовала яростное возбуждение. Она рвала платье, которое ей обошлось в целое состояние, как будто расправлялась со страшным унижением, пережитым в доме Никиты, со всем тем, что видели глаза этих проклятых зевак и сплетников. Она бы и глаза всем выжгла своим гневом… Ничего, она еще ответит всем и каждому.

Валентина переступила через бесформенное облако уничтоженного платья и оказалась перед большим зеркалом на стене. Она увидела на предплечье багровое пятно. Да это же она, Светка, вцепилась ей в руку своими костлявыми пальцами! Валентина задохнулась от ненависти. Перед глазами поплыла лента ярких мгновений: голубой исступленный взгляд жены Никиты, ее растрепанная рыжая копна волос, как огонь войны… То ли растерянное, то ли испуганное лицо Никиты, алчущие зрелищ рожи зрителей, оживленные и обрадованные, как в зоопарке. И ее собственный позорный путь, когда она, не сопротивляясь, подчинилась страшному изгнанию. Светка что-то орала, толкала, тащила. И ни один человек не возмутился, не посочувствовал Валентине. А точнее, ее не защитил тот единственный человек, который должен был это сделать, и потому вся свора его гостей с удовольствием приняла участие в расправе над Валей, любимой женщиной Никиты. Это не Светка собирала ее вещи, не она распахнула входную дверь перед тем, как ее вытолкнуть, не она вызвала лифт…

Валентина крепко сжала свои крупные, сильные ладони. Да она их всех могла бы запросто раскидать там… Если бы не пустой взгляд Никиты, если бы был хоть крошечный лучик поддержки. Пальцы Валентины хрустнули в стальном переплетении. Как легко бы сломалась тощая шея Светланы, если бы она сейчас оказалась рядом! Но Валя хорошо усвоила истину о том, в каком виде подают месть. Валя вспыльчива, но терпение у нее закаленное, как у полководца. Она свою месть достанет не просто холодной, а замороженной. Когда они все забудут: и зеваки, и Никита, и даже сама Светлана… И никто не поймет, что свежий ветерок рядом – это не весна в окно, а месть Валентины, оттаивая, наполняется свежей кровью. Да, только кровью!

На рассвете Валентина постояла под холодным душем, растерла тело до багрового цвета. Выпила полный стакан виски и даже почувствовала его вкус, затем потеплело сердце и пришло облегчение. В ней по-прежнему жива была уверенность в чувстве Никиты, пусть он даже и показал себя полным трусом. Валя взяла со столика телефон, набрала его номер. Он ответил через восемь гудков. Голос был то ли сонным, то ли недовольным:

– Зачем ты звонишь, Валя? Шесть утра.

– Я должна была голос услышать… Неужели непонятно.

– Понятно – непонятно, какая разница. Мы что, беседовать сейчас будем? Мне нужно выспаться. Днем поговорим. Я позвоню. Да, только без глупостей, ладно?

– Не знаю, о чем ты говоришь. До встречи. И… обнимаю.

Валя отложила телефон. Она была почти спокойна. Да, так действует на нее сам звук его голоса. И это вовсе не значит, что она доверит хоть кому-то те решения, которые принимает только самостоятельно.

День Никиты

Голова была тяжелой, мучила изжога, подташнивало и, несмотря на все это, требовательно и властно заявляло о себе чувство голода, основной инстинкт Никиты Городецкого. Его голод – это не примитивная потребность в еде. Так ощущает он всю полноту существования. Да, это утоление голода, с каким младенец упивается грудным молоком, чтобы стать сильнее матери. Поглощение самых вкусных, бодрящих и укрепляющих блюд, зажигающих кровь напитков – как высокое наслаждение и источник оптимизма. Голод как непреодолимая сила, которая влечет к женскому телу. Голод, который могут утолить только деньги. И голод – власть… Самая упоительная его разновидность. Никите не требуется ею злоупотреблять, чтобы почувствовать себя князьком-самодуром. Ему хватает ума и полноценности просто быть настоящим, уважаемым руководителем. Который может себе позволить любое отступление от норм и законов ради дружбы, к примеру, или любви. Ему простят, его любят, он заслужил.

Эта ночь все сбила к чертям. Как можно было предположить, что эти две идиотки, оказавшись в одном пространстве, поведут себя как подзаборные малолетки. Светские дамы, извините за выражение.

Утром Никита проснулся в спальне один. Светлана легла спать в комнате для гостей. И это правильно: меньше всего им обоим нужна была общая постель. Но после душа Никита не обнаружил на кухне обычного обильного горячего завтрака. В холодильнике не оказалось его минеральной воды. А он за время супружеской жизни даже кофе себе разучился варить. Зачем? Дома жена, на работе секретарши.

Светлана не могла проспать. Это исключено. Так выглядит ее демонстрация. Никита прислушался к себе, пытаясь обнаружить чувство вины. Знать бы, что оскорбило жену больше: приставания к нему Валентины или то, что ему пришлось вывести ее из истерики единственно возможным действенным способом. Не так чтобы первый раз. Но это никогда не сказывалось на порядке их жизни. Его завтрак – это начало его плодотворного дня, его работы, их благополучия… Ее денег, тупая бабья башка.

У Никиты ничего не получилось с поисками вины, лишь жгучее раздражение распространилось от желудка по всему телу, заполнило вены на висках. Что они себе позволили обе! В его доме, на глазах его друзей и нужных партнеров.

Никита приехал на работу голодным, прошел по коридору, не отвечая на приветствия, вошел в кабинет. Он нажал кнопку вызова секретарши, хмуро посмотрел на кокетливую Катю с вызывающе разрисованным лицом. С каждым днем мажется все более жутким образом. Ее кукольное личико уже похоже на рожи из фильмов про ведьм и вурдалаков. Никита чуть было не выпалил это, но вовремя сдержался: ему самому было ясно, что дело не в Кате, а в его раздражении и в том отвращении, которое поднимается в нем сегодня при виде любой женщины. А Катю он выбрал сам не так давно из сотен соискательниц исключительно по фото.

– Свари кофе, Катя, – сказал он. – Нет, не вари сама. Мне нужен нормальный кофе, а не бурда твоей кофемашины. Сходи в пищеблок к шеф-повару. И что-то поесть, он знает, что я люблю. Не было утром времени дома позавтракать. – Никита постарался добродушно улыбнуться. – А пока налей мне что-то выпить. Встречи немного передвинь.

Катя достала из бара, замаскированного под сейф, бутылку водки и графин с виски, показала: «Что налить?»

– Поставь на стол, дай стакан, я сам разберусь.

Когда Катя, виляя сразу всем телом, поставила перед ним поднос с бутылками и стаканами, он приобнял тоненькие косточки ее бедер. Чувство голода нужно тренировать в любой ситуации. Иначе до отмирания рукой подать.

Когда Катя вышла, Никита закрыл дверь изнутри, сделал несколько жадных глотков из стакана с водкой, прислушался к себе, затем выпил виски, уже смакуя. Кажется, немного отпустило, и можно, наконец, переключиться на работу.

Он посмотрел на свой мобильный, который лежал с отключенным звуком, увидел среди пропущенных вызовов звонок от Петрова, своего заместителя, и перезвонил.

– Привет, Коля. Ты хотел зайти? Давай через сорок минут. У меня тут одно срочное дело.

Завтрак от шеф-повара был скромным, простым и изысканным. После такого точно не отяжелеешь и не отупеешь. Несколько ломтиков черного хлеба особой выпечки, который у шефа называется «деревенским», поджаренных так, как он один умеет. Несколько кусочков малосольной рыбы собственного приготовления, немного паюсной икры, кусочки авокадо и малосольного огурца, который пахнет укропом. И все это в обрамлении золотистого желе, которое повар Женя готовит лишь для министра – оно из шампанского с добавлением каких-то специй, секрет которых не раскрывается даже Никите. И, конечно, кофе, от одного запаха которого сердце бьется чаще и сильнее.

У Петрова дело было важное и деликатное. Нужно заказать для особого круга людей ряд продуктов и препаратов в обход санкций и под благородным соусом милосердия. Они просматривали список фондов и благотворительных организаций, которые спонсировали, долго выбирали.

– Одни и те же, – произнес Петров своим суконным голосом без выражения. – Бросается в глаза. Я вообще никому из них особенно не доверяю. Даем повод для вымогательства, которым некоторые уже пользовались. Намекают, что какая-то проверка может поискать получателей. И речь, конечно, о том, что сами наведут, если мы не пойдем навстречу. Я всегда вхожу в положение, а сам ищу решение. У меня тут мысль одна есть. Открыть нам свой центр, скажем, для особых пациентов при нашей больничке. Под него создать свой благотворительный фонд. И полностью содержать, заказывать, получать, что понадобится, без лишних глаз и одолжений. Директор у нас, я считаю, готовый. Валя Давыдова – наш человек.

Никита долго молчал. Идея была блестящая. Еще вчера он ухватился бы за нее с радостью. Но сегодня, после всего… Она же вообще ему на голову сядет.

– Неплохо, – осторожно произнес он. – Давыдова только немного беспокоит. Ты, наверное, и сам заметил: стала заноситься.

– Да ладно, – хихикнул Петров. – Осадим, если что. Не первая, не последняя. Замену всегда найдем. Главное, дело поставить. А она это умеет.

– Тогда решили. С ней надо поговорить, чтобы все оформила грамотно. Что за болезни, как, где и все такое. Не могу сегодня сам с ней все обсудить. Но когда профиль выберете, прикинете масштабы, суммы – пусть позвонит и доложит.

Валентина позвонила ему по служебному телефону в конце рабочего дня.

– Добрый вечер, Никита Евгеньевич, – доложила она казенным тоном, каким всегда говорила в расчете на то, что Катя подслушивает. – Докладываю по вашему поручению. Все обсудили. Решили: пусть будет центр аутизма. Над полной докладной с расчетами работаю.

– Жду в конце недели, – ответил Никита. – Благодарю вас, Валентина Игнатьевна.

Он был уже совершенно спокоен. У него есть дело. И у каждого дела есть высокий смысл – усовершенствование жизни. Своей и чужой.

Ночь Светланы

Светлана любила эту комнату для гостей, которая находилась дальше всех от супружеской спальни. Она была идеально продумана и обустроена. Особая звукоизоляция, как в тайной лаборатории, прочная удобная мебель темного дерева, глухие черные бархатные шторы, множество разных светильников. В алькове – маленькая ванная комната со всем необходимым в шкафчиках. Тяжелая дверь изнутри запиралась на ключ и на толстую медную цепочку. Гости знали: ни один звук или запах не пробьется сквозь эти стены и запертую дверь. Все в этой уютной комнате было гарантией тайны. В большой аптечке были полки для всего: препараты на случаи разных проблем со здоровьем, средства другого рода – возбуждающие или успокаивающие. И качественные наркотики. Нет, у них в гостях не бывает обдолбанных наркоманов. Это просто люди, утомленные тревогами, очень напряженной, ответственной работой и сложностями самых разных отношений. Каждый имеет право расслабиться в безопасности тем способом, какой ему или ей больше подходит.

Не знали гости лишь о том, что в ванной, за яркой красивой панелью прячется дверь, в которую хозяева смогут войти в случае крайней необходимости. И такие случаи были уже дважды. Оба раза дело шло о спасении жизни, никак не меньше. Об этом никто не узнал, кроме Никиты, Светланы и тех безрассудных гостей, которые позволили себе слишком расслабиться. Кстати, тогда, во время спасательных операций, Светлана и узнала, что звукоизоляция в комнате для гостей не такая уж совершенная. Никита воспользовался прослушкой, о которой не счел нужным раньше сказать жене.

Светлана нередко ночевала в этой комнате. Это был ее отдых в главной работе жизни – нести бессонную ответственность за порядок и внешнюю картинку своей семейной жизни. Это всегда должны быть покой, позитив, абсолютная гармония без накладок в мелочах. Они с Никитой вместе двадцать лет, и все темное, острое и опасное надежно спрятано под глубокими стоячими водами, которые Светлана, как богиня лицедейства, создавала из своих слез и скрытых стонов.

Она всегда уверена в том, что категорически не несчастлива. Наоборот: огромное количество женщин даже мечтать не может о такой полной жизни, какая выпала ей. А горести есть у всех, но не каждой дана такая компенсация. И это не только деньги, любые связи, что делает супружество особым родом высокого, интимного и стремящегося только к успеху бизнеса. Нет, конечно же, нет. Деньги и связи – это всего лишь следствие очень сложного, редкого и плодотворного союза двух людей, выбравших друг друга не для банальной семьи, а для особого пути. Для миссии значительной и богатой во всех отношениях жизни. Светлана любит Никиту. Ей на самом деле кажется благородным и добрым его красивое, породистое лицо. Она способна принять, понять его гнев, его потребность как-то спалить токсичные эмоции – досаду, разочарование, раздражение, которые отравляют его разум, отнимают силы, нужные для стольких дел. О том, чтобы что-то ему прощать, не может быть и речи: Светлана не считает его виноватым ни в чем. Она не позволяет себе так считать: это разрушило бы всю ее теорию особой миссии на двоих.

Но… Но, но и но! Она тоже живой человек и ничего не может поделать со своим горячим сердцем и взрывающейся от ревности кровью. Только женщина, точнее, женщины, которые претендуют на Никиту, способны довести ее до истерики и непотребного поведения. Она надеется, что Никита это понимает и тоже принимает как оборотную сторону ее преданной любви.

Света плотно закуталась в пуховое одеяло: ее бил озноб. Не помогли ни горячая ванна, ни успокоительная таблетка. Это привычный «отходняк» организма, который рвался на пределе самых тяжелых ощущений и эмоций. Да, речь и о физической боли. О том, что она опять подвергалась страшному унижению насилия. И ей пока еще не удалось справиться с потрясением и утешиться привычной мыслью: он просто такой. Он полон силы, которая порой руководит своим обладателем.

Двадцать лет назад вчерашняя выпускница мединститута, работающая на «скорой», увидела мужчину, который полностью соответствовал ее представлениям об идеальном муже. Приятная внешность, отличные манеры, прекрасная речь образованного человека. И чудесные, интеллигентные родители – два профессора математики. Светлана тогда приехала на вызов к матери Никиты: у Екатерины Городецкой случился инфаркт.

Они жили в трехкомнатной квартире старого дома на Бауманской. Очень простая, дешевая мебель, простенькие занавески и во всех комнатах стеллажи от пола до потолка, заставленные книгами. Никита и тогда был склонен к полноте, но это лишь придавало его облику обаяние основательности, надежности и что-то бесконечно уютное, домашнее: взрослый человек, который остается маминым сынком и не хочет иначе.

Ему тогда было тридцать два года, Светлане двадцать восемь. Никита волновался. Хлопотал вокруг матери, утешал седого, явно очень больного отца. А Свету терзала одна мысль: он женат? Если сейчас нет, то был ли он женат?

Они тогда повезли Екатерину Городецкую в больницу, сына она попросила остаться с отцом.

Через день Светлана навестила ее с мандаринами и ананасным соком. Екатерина Ивановна сразу узнала ее, обрадовалась. Ей было уже лучше, и она легко пошла на контакт. Рассказала, почему ей стало плохо с сердцем.

– Понимаете, моего сына просто так, на ровном месте, бросила жена. Ничего не предвещало, мы все к ней замечательно относились, я ее искренне любила. А она вдруг ушла.

– У нее появился другой? – с жгучим любопытством спросила Света.

– Мы ничего не знаем. Вообще ничего о ней не знаем. В том-то и дело. Она как будто исчезла. Никто из общих друзей, ее подруг тоже не знает, где она. У нее родители и сестра в Самаре. Никита туда звонил. Но она там не появлялась. Такая дикая история, я не могу это пережить.

– Да, – задумчиво произнесла Света. – А она вообще нормальная?

– Совершенно. Немного нервная, довольно ранимая, но всегда была способна объяснить свои поступки и эмоции.

– Она не работает?

– Вера учительница. После того как они с Никитой поженились, мы все вместе решили, что она оставит работу. Мы с мужем болеем, а Никита с утра до ночи в своем НИИ, по вечерам приходит, поест и опять к своим делам.

Эта Вера так никогда и не появилась в жизни Светланы и Никиты. Перед свадьбой он сказал, что пытался ее искать, писал заявления. Ничего. Света высказала предположение, что его бывшая жена уехала с кем-то за границу. «Так бывает». Веру выписали из их трешки как «без вести пропавшую». Светлана переехала к Городецким. И первого очень нужного и влиятельного человека познакомила с мужем именно она. У нее было немало необычных знакомств во время работы на «скорой». Особенно, если вызов был связан с последствиями перепоя. Стоило откачать интересного, явно непростого мужчину, как он обращал внимание на яркую девушку с шикарными рыжими волосами и огромными голубыми глазами. Знакомство часто продолжалось, а после того, как Света вышла замуж, она всем рассказывала, какой талантливый, практически гениальный у нее муж, который торчит в своем НИИ нефти и газа. Вроде как почетно и все такое, но ни настоящих денег, ни карьеры.

И однажды Никита получил предложение, которое так изменило их жизнь. Она стала такой, в которой больше нечего и желать…

– Нечего желать, – шепнула себе Светлана и расплакалась горькими, безнадежными слезами.

Часть третья

Особый случай

День оказался полностью сумасшедшим. С утра необходимо было приехать в офис на планерку. А Даша именно на рассвете глубоко уснула. Вскочила, когда времени оставалось в обрез. За окном лукаво светило едва ли не первое солнышко этой поздней весны. Захотелось надеть что-то легкое, светлое, нежное. Больше всего подходила новая белая блузка из тонкого шелка. С ней идеально сочеталась юбка из темно-синей шерсти. Блузка еще лежала в пакете, надо бы погладить. В этом месте Даша всегда тормозила и чаще всего передумывала. Как-нибудь потом, когда будет больше времени. Гладить она ненавидела, потому чаще всего влезала в синтетику, которая никогда не подведет.

Но в это утро так захотелось чертову белую блузку… Такое заманчивое и обманчивое солнце светило за окном. Короче, блузку Даша сожгла, утюг в гневе швырнула на пол. Впала на пару минут в жуткое отчаяние. Потом рассмотрела блузку, позвонила Лиде, описала повреждение. Лида рассмеялась:

– Да я тебе из этой дырки сделаю такое украшение, такой дизайн, изыск и восторг, что в ней только на подиум. А ты вроде реветь собралась… Приезжай вечером. Сейчас мне некогда. Обнимаю.

Совершенно успокоенная, Даша решила больше не стремиться к внешним эффектам. Выпила чашку растворимого кофе с маминым немного подсохшим кексом, влезла в джинсы и серый синтетический пуловер. По крайней мере, она в этом себя отлично чувствует. Доехала почти без пробок в своей машинке-картинке. Долго искала и нашла самый маленький экземпляр в семействе «Ситроенов». Выбрала темно-оранжевый цвет, как у божьей коровки.

Приехала впритык, влетела в кабинет заведующей. Все уже сидели за длинным столом, а заведующая говорила по телефону.

– Да, конечно, – она посмотрела на Дашу. – Вот она как раз пришла. У нас совещание продлится недолго, а потом она сразу приедет к вам. Я поняла, что это важно.

Заведующая положила трубку и сказала Даше:

– Автор хочет с тобой пообщаться. Это по поводу твоего пиаровского текста.

– Что-то не так? Какой автор?

– Сложный. Масленников. Я не стала пока вникать. Да и к чему. Он скажет тебе, что не так, и ты переделаешь. Я, честно, не поняла, к чему такие церемонии. Мог бы написать в мейле. Но автор всегда прав. Он просит тебя приехать к нему домой: у него растяжение связок на ноге. Ко всему прочему.

Даша сидела на совещании как на иголках. Как же она не любила претензий! А этот Масленников с его саркастической складкой у губ, с его способностью говорить вежливые гадости… Да ему даже ничего говорить не надо, чтобы человек почувствовал себя умственно отсталым ничтожеством.

Через сорок минут она уже входила в квартиру на Старом Арбате. В ней пахло старыми книгами, табаком и тайнами преступлений.

– Здравствуйте, Александр Васильевич! – с порога выпалила Даша. – Что-то очень серьезное? По телефону никак?

– Никак, – улыбнулся Масленников, который на самом деле опирался на палку. – Захотелось с вами познакомиться. Не хотите чаю?

Даша хотела. В голове вихрем проносился табун предположений. Это что-то жутко серьезное, если он хочет ее лично предупредить… О чем? Возможно, о жалобе. Как честный человек. Наверняка о жалобе. Причем сразу директору. Он же такой нелюдимый, старается ни с кем не встречаться. Они даже перестали пытаться организовать встречи журналистов с ним. Его биография, громкие дела, связанные с его именем, многих интересовали. Но Масленников никогда не говорил о себе во имя популярности своих книг. Это требование основной профессии, видимо, да еще щепетильность, порядочность… Вот из порядочности он и решил ей сообщить какую-то гадость.

Он налил чай в чашки из старинного сервиза. Поставил блюдо с печеньем. И вдруг посмотрел на нее почти весело глубоко посаженными темно-серыми глазами.

– Мне вечером попался на глаза ваш текст. Он так меня заинтересовал, что я нашел все, что вы писали к моим книгам. Дарья, вы читали мои монографии и работы в научных журналах?! Для того чтобы написать короткий текст к роману! Я удивлен. И я прав?

– Ну да, иногда смотрю… А как вы догадались?

– Легко. Вы привели в последнем тексте мою фразу из одной старой публикации. Вот это место: «Как написал в одной работе автор, самый честный и надежный свидетель убийства – это покойник».

– Я что-то нарушила? Это закрытый материал? – Даша была в ужасе.

– Да нет, конечно. Вы просто меня заинтриговали. Вы – какой-то особый случай. Это практически научный поиск – так много узнавать об авторе беллетристики. Вы так поступаете с каждым автором?

– Фу-у-у-у, – выдохнула с великим облегчением Даша. – Нет, конечно, не с каждым. Это вы особый случай. В большинстве случаев просто нечего искать. А вы так скрываете свое прошлое, что мне ужасно жалко… Такое богатство пропадает. Не работает, и читатель не знает, что детектив написан настоящим профессионалом, экспертом… А это все меняет, хотя мы и пишем для безопасности, что все выдумано.

– Вы заметили, что мы обменялись комплиментами? – хорошо, заразительно рассмеялся Масленников. – Предлагаю выпить по рюмочке коньяка, чтобы отпраздновать наше знакомство.

– Мне крошечный глоточек. Я за рулем. Но я очень рада, что мы так поговорили.

Даша сделала свой глоточек из рюмки-наперстка после того, как Масленников произнес тост:

– Будем.

Ей вдруг стало в этой чужой квартире тепло и безопасно. И этот человек… У нее никогда не было таких знакомых. Эксперт-криминалист! С ума сойти. Он даже внешне больше ни на кого не похож.

– Дашенька, – вдруг произнес Александр Васильевич, – можно вас так называть? Я предлагаю обменяться мобильными телефонами. Объясню зачем. Иногда в жизни происходит что-то такое, в чем человеку, далекому от происшествий, невозможно разобраться самому. А получить совет у нас не так просто. Я очень желаю, чтобы у вас ничего тревожного не происходило. Но если вдруг – звоните мне. Как, собственно, и по любому поводу, если будет желание.

Дашу прямо в жар бросило, глазам стало горячо. Так захотелось выпалить тут же, не отходя от этого стола, все, что кажется в жизни непонятным и тревожным. Хорошо, что у нее тормоза сработали. В машине ей было почти смешно. Какой же ерундой показались бы такому серьезному, крутому, как герой детективного романа, человеку ее нелепые сомнения и переживания, ее страхи. А так бы хотелось рассказать о вечере и ночи у Светланы, о шокирующих открытиях… Об этом подозрительном, настойчивом, нагловатом и в то же время капельку притягательном Славе… Как хорошо, что в ее простенькой жизни не может произойти ничего такого, о чем Масленников пишет в своих книгах. Но еще лучше, что у нее теперь есть особый человек на случай: а вдруг.

Царство Валентины

Валентина работала над проектом неделю. За все это время она ни разу не позвонила Никите. Его звонка она не ждала. Валентина – не самый чувствительный человек, но это, пожалуй, тот самый случай, когда она перегнула палку. Ярость и ненависть немного улеглись, и Валентина посмотрела на ситуацию в доме Никиты с его точки зрения. Да, она хотела продемонстрировать не только праздной публике, но прежде всего жене Никиты свою власть над ним, их откровенную близость. Острая и болезненная реакция Светланы ей сначала даже польстила. Значит, приняла всерьез, испугалась до приступа безобразного бешенства. Она ведь обычно такая вся из себя томная, манерная, изысканная. Проблема была в том, как повел себя Никита. Его отстраненность, подчеркнутое безразличие и стали сигналом для этой чертовой толпы. Они все только изображают добрых друзей, веселых собутыльников. На самом деле это никогда не пьянеющие и ни на секунду не забывающие о своих мутных делах просители, которые пришли к своему решале. Если бы Никита изобразил притворное оскорбление своей невинности, его гости могли бы растерзать Валентину физически. Это если усугубить реальную ситуацию.

Выводы? Их несколько, и все обнадеживающие. Она сделала то, что хотела: продемонстрировала особые отношения с Никитой его жене и кругу всех, кто вхож в его дом. Это вызвало бурный ответ, как все настоящее. Значит, все было верно, жалеть не о чем. Следующий вывод: Никита имел право на растерянность и даже потрясение. Именно потому, что тоже понял: речь идет о возможной и главной перемене в его жизни. Они никогда об этом не говорили, он не готов, ему нужно время. И можно понять его раздражение против нее, Валентины, которая взорвала спокойное течение событий. Никита имеет право на любую реакцию, на то, чтобы демонстративно поставить ее на место обычной подчиненной далеко не первого ряда. Но если она сумеет сделать верно первые шаги, то все преодолеет. Ведь он при всей своей обиде дал ей такой шанс. Это настоящее дело, в котором они будут связаны столь многим: деньгами, тайной, особым доверием и общими планами на будущее.

Валентина вспомнила, как на следующий день после вечеринки встретилась с холодным, даже недоброжелательным отношением Никиты, и испугалась до боли в сердце, что он ее уволит. Теперь точно не уволит. Она довольно рассмеялась и позвонила Кате, чтобы та записала ее к Городецкому на прием. Она тоже умеет демонстрировать чисто служебную отстраненность.

В шесть часов, когда Валентина уже сидела в приемной, Никита задерживал у себя сотрудника, которого пригласил именно с этой целью. В двадцать минут седьмого сотрудник ушел. Начальник позвонил Кате почти в семь часов:

– Давыдова пришла? Пусть заходит.

Валентина старалась спокойно, неторопливо идти по ковру его огромного кабинета, ощущая на себе его пристальный и, кажется, недоброжелательный взгляд, как прикосновение холодных металлических прутьев. Что это? Вдруг все, включая заманчивое предложение, планы и невероятные суммы, озвученные его замом по финансированию, – это просто издевательство, такая изощренная месть? И сейчас он скажет, что на пост руководителя центра решил взять кого-то другого. Еще и отберет ее идеи.

Никита на самом деле испытывал к этой женщине сейчас лишь раздражение. Да, у него нет более подходящего исполнителя для необходимого и достаточно опасного замысла. Опасного только в случае предательства, нечестности или шантажа кого-то из соратников. Но разве Валентина не та, которая способна на все это? К тому же она унижена и оскорблена тем, что ее выдворили из его дома.

Он смотрел на высокую, худощавую, слишком костлявую на его вкус фигуру, замкнутое лицо с выражением решимости и неукротимости и сравнивал Валентину со Светой. Насколько его жена изящнее, благороднее, женственнее. И эта дикая кофта Валентины с огромными цветами. Что за деревня. Света никогда бы к такой тряпке близко не подошла. Никита привык гордиться внешностью своей женщины, нежной, яркой, стильной, как экзотический цветок.

– Садитесь сюда, Валентина Игнатьевна, – указал он ей на стул рядом. – Вы же принесли свои разработки? Надеюсь, они пока не в компьютере. После утверждения решим, что, где и как хранить.

– Конечно, Никита. Все у меня. И, конечно, все пока только мои предложения до того, как ты утвердишь.

Валентина села рядом с ним, открыла папку. Она сразу дала ему понять, что не принимает его спектакль с отчествами, переходом на «вы», начальственными интонациями. Или они в одном деле и все у них серьезно – или они не могут друг другу доверять и затея пустая, обреченная. Они встретились взглядами, и ей стало ясно, что он понял ее без слов.

– Кофе хочешь? – спросил он прежним голосом близкого человека.

– Нет, – ответила она. – Давай поработаем не отвлекаясь. Потом. Но Катю отправь. И рабочий день закончился, и слишком много тут интересного для ее оттопыренных ушей.

Они даже немного поговорили о погоде, пока Катя собиралась. Потом Валентина разложила материалы на столе.

Через час Никита устало откинулся на спинку кресла. Он смотрел на Валентину совсем другим взглядом. В нем были восхищение и даже вожделение. В нем был страх. Да, такие раздирающие эмоции вновь в нем вызывала опальная любовница. Никита не знает ни одного мужчины, способного сразу придать идее настоящий масштаб. И во всех планах такая сила, уверенность, дерзость. Финансовую основу проверит Коля Петров. Но нет сомнения в том, что у Валентины все учтено. Рассчитано до мелочей: и вложения, и результат.

А страх… Он доверяет дело настоящему бойцу, который не станет трястись и мелочиться. Этого бойца не остановит никакой риск. И он доверяет себя такой женщине-вамп. Руководитель по-прежнему он. Его ответственность. И теперь Валентине достаточно пальцем шевельнуть, чтобы его сдуло с этого кресла в неизвестном направлении. Почему-то именно это Никиту и возбуждало.

– Предлагаю обойтись без кофе. За успех положено выпить. Ты как? – спросил он.

– Я – за.

Никита открыл свой бар-сейф, достал бутылки, стаканы. Поставил поднос на журнальный столик у дивана.

– Иди сюда, Валя. Да, забыл спросить: количество больных… Сколько там реальных?

– Не бери в голову. Они просто есть. Потом разберемся. Я как-то устала.

Никита смотрел на ее лицо с острыми скулами и крепким подбородком, сильные, почти мужские плечи, на жадный и хищный рот и думал о том, что настоящая, а не декоративная женщина наверняка должна выглядеть именно так.

Когда они разложили мягкий и упругий диван, Никита испытал прилив адского сплава могущества и зависимости. Он ощущал себя вулканом, который борется с собственным извержением…

– У тебя бывает так с женой? – спросила Валентина через два часа, сгоревших в момент.

Он посмотрел на нее еще туманными глазами, не понимая. А потом рассмеялся:

– Ну, о чем ты. Там совсем другое.

И Валентина почувствовала, как мир вокруг засиял огнями, чудесными странами, дивными замками, драгоценностями и всеобщим поклонением. Здесь, на этом служебном диване, начиналось ее настоящее царство. Ее власть и могущество. Для начала над этим крупным, рыхлым, изнеженным и покоренным телом.

Мальчик сам по себе

Несколько солнечных и теплых дней поздней весны съежились, а потом и совсем исчезли в серых волнах дождя и пронизывающих порывах ветра. Конец апреля был похож на февраль.

Мама позвонила Даше как-то к вечеру и, покашливая, виновато призналась:

– Сейчас скажешь, что я глупость сделала. Я теплые вещи уже почистила и повесила в шкаф. Не хотелось опять доставать. Думала, это ненадолго – похолодание… В общем, поехала на рынок в плаще… И что-то мне сейчас нехорошо. Наверное, простуда, но как-то хуже, чем обычно.

– Ты температуру измерила?

– Да нет… По правде, встать не могу, чтобы градусник найти.

Даша примчалась к матери, обнаружила ее в горячке и почти в беспамятстве. Первое, что пришло в голову, – ковид. Второе – пневмония. Третье – то и другое.

Вызвала «скорую». Позвонила Светлане и Никите. Когда они с мамой приехали на «скорой» в городскую больницу, их уже ждал человек от Никиты. Повезли в небольшой закрытый стационар для сотрудников министерства. Там они и застряли на неопределенное время: до улучшения. С ковидом пролетели. У мамы оказалась тяжелая пневмония. На ее фоне возникла сердечная недостаточность.

Домой Даша вернулась через две недели. Мама еще оставалась в больнице. Даша помыла руки, сполоснула лицо и сразу бросилась к ноутбуку – читать сообщения в имейле. Господи, сколько всего она пропустила. И сколько призывов к ней с работы.

– Даша, как только появишься, срочно звони. У нас караул, многие болеют, план сорван…

– Дашенька, я болею, возьми моего автора, это ждут…

Даша, Даша… А Даша собиралась проспать три дня подряд. Кому звонить? За что хвататься? Да что тут думать. Вот приглашение на важный форум, который начинается послезавтра.

Даша посмотрела в зеркало на свои отросшие и торчащие в разные стороны русые лохмы: какой ужас, за столько лет ее волосы не обрели взрослого порядка и торчат так же непокорно, беспорядочно, как в детстве. Парикмахерская? Но это же столько времени убить, а ей нужно придумать, что надеть. В интернете сказано, что послезавтра будет тепло. Больше всего подойдет белая блузка… Да она же у Лиды, которая должна из дырки сделать шедевр изыска.

– Конечно, приходи сейчас, – сказала по телефону Лида. – Рада, что ты вернулась. У нас действительно многие болеют, и немного караул. Блузку я сделала, с волосами разберемся.

Голос у Лиды был какой-то глухой, как после слез или от насморка.

– Лидусь, а ты сама здорова? Говоришь странно.

– Я не больна, – ответил Лида. – Но устала на самом деле до смерти. Придешь – попьем чай, поговорим, отдохнем. У меня уже все спать легли.

Блузка привела Дашу в восторг. На месте бывшей дырки возникло нежное украшение из розовато-жемчужного кружева, которое тонкими стебелькам протянулось до плеча. Таким же кружевом Лида отделала манжеты и обтянула пуговицы.

Сама Лида показалась Даше бледной, осунувшейся, с покрасневшими глазами. Она, конечно, ужасно перерабатывает, все тащит на себе. Но так было всегда. А сейчас что-то еще, но Даша никогда не задавала прямых вопросов подруге. Лида – сложный человек, расскажет сама, если решит, что так надо.

Лида сварила им какао на молоке, как делала детям на ночь. Поставила блюдо с крошечными теплыми пирожками с вишней и малиной. В кухне чистота, как всегда.

Они говорили сначала только о Дашиной маме, о том, что Даша увидела, услышала в больнице: оттуда любой выносит тяжкий груз новой информации.

– В этой больнице хорошие условия? – спросила Лида.

– Конечно. Она же для чиновников. Практически санаторий.

– Я тут прочитала в одной газете, что твой зять вообще заботится о больных людях. Благотворительный фонд в помощь аутистам создал, – Лида произнесла эту фразу, с трудом подбирая слова.

Даша посмотрела на нее с удивлением.

– Ты читаешь такие вещи? Ну, им всем нужно что-то такое придумывать, чтобы не называли коррупционерами, – рассмеялась она.

– Я читаю об этом, – серьезно произнесла Лида. – Беда у нас, Дашенька. Вася. Он всегда был немного сам по себе. А пошел в садик – обнаружилась большая проблема. Он не выносит ничьих прикосновений. Реакция резкая, болезненная. Не может терпеть не только замечаний, но просто прямых обращений. Предположительный диагноз – аутизм. Он сейчас дома, но даже с нами у него проблемы. Маленький ребенок, а его просто так не помоешь, не покормишь, не оденешь по погоде. Самое страшное в том, что он, мне кажется, все время страдает. Ни от чего, по сути.

– Господи, я слушаю, и у меня волосы шевелятся. Не могу себе представить. Васенька, мой синеглазый любимчик! Он не такой, как все, но ведь у него и отец сам по себе гений.

– Да, они похожи. Разница в том, что все моральные и физические проблемы Димы – компенсированные. Он способен все сам определить, сформулировать, обратиться к близким людям за помощью, скорректировать. Я всегда знаю: если у Димы появились сложности, он какое-то время перемолчит, поборется. А потом расскажет мне. И мы вместе все преодолеем. Дима все воспринимает как решение сложной задачи. То, что у Димы, – уникальные особенности, у Васи – болезнь. От слова боль. Я погибаю от этого. – Лида заплакала, закрыв лицо руками.

– Лида, я поняла, о чем ты. Успокойся, умоляю. Видишь, как все сложилось. У Никиты этот самый центр. А он – отзывчивый человек, ты же видишь, как он маме помог. Я поговорю с ним, он мне не откажет. Все будет хорошо. Я вообще считаю, что у Васеньки это какая-то оборотная сторона красоты и ума. Маленький организм не справляется с великими достоинствами. Но мы найдем всех специалистов. Ты только сама не разваливайся.

И Даша тоже заплакала обильными слезами, так ей стало обидно, что несчастья нападают на лучших и самых родных ей людей. А Васенька такой малюсенький, легкая игрушка для любой неприятности. А тут такая грозная беда.

Часть четвертая

Перемены

Прошло время, и очень многое изменилось в жизни Валентины Давыдовой, в ее отношениях с начальником и возлюбленным, в самом масштабе всех ее дел, проблем и даже эмоций. Перемены коснулись и продуманного, устойчивого, казалось, незыблемого порядка в доме Городецких. На первый взгляд вроде бы все то же, но любой постоянный гость, переступая порог дома, ощущал очевидные, серьезные и, возможно, тревожные изменения.

Детали, из которых состояло новое качество дружеских встреч, невозможно было не заметить. Поведение хозяев, их общение друг с другом, сама атмосфера званых ужинов и даже меню… Иногда гости практически не сомневались, что блюда доставили из ближайшего ресторана. Они сильно отличались от того, что вдохновенно и часто экспромтом готовила Светлана. В самих вечерах появилось что-то натужное, искусственное, и в то же время хозяева растягивали их и держались за них, как за плот посреди шторма. Как будто Никита и Светлана боялись остаться наедине. Да без всяких «как будто». Они боялись, и их наблюдательным, опытным знакомым это было ясно.

– Черт, – произнес однажды Слава, выходя из подъезда после вечеринки у Городецких. – Или они сейчас пытают друг друга паяльником, подсыпают яд в травяной чай от бессонницы, или я – не полковник Слава, а четвертый маленький лебедь в балете.

– Ты полковник, – сказал с пыхтением обжоры начальник таможенной службы. – Тут все непросто. Я бы сказал, нечисто. А я никогда не ошибаюсь: наркотики в желудках вижу без рентгена за версту.

– Только у этих людей не наркотики в желудке, старик, – печально ответил Слава. – Тут похороны если не любви, то по крайней мере вменяемого договора о сотрудничестве. Не хотелось бы накаркать, но хорошего – ноль. Для них двоих, разумеется, или одного из них. Есть опасения и по поводу нашей регулярной кормежки с такой качественной выпивкой. Других радушных хозяев, которые при этом не окончательные мешки с краденым, а вполне интеллигентные люди, нам не найти.

– Да хрен бы с ней, с кормежкой, – сплюнул таможенный начальник. – Главное, мы всегда могли с Никитой решить какие-то дела в уютной и неформальной обстановке, точно не под запись. А сегодня я пять раз ловил его на кухне, чтобы один вопрос обсудить, а он реально не врубался. При этом не пьяный. Потом сказал, чтобы я к нему с утра в офис заехал. Как ты думаешь, Слава, он не боится, что жена на него стукнет или чем-то шантажнет? У дружных пар такое бывает: ссора, измена – и все, они уже скрытые враги не на жизнь, а на смерть. Особенно если есть что делить.

Слава остановился и какое-то время смотрел в потное лицо собеседника почти с восторгом. Потом сказал задушевно:

– Мой дорогой эпизодический друг, ты уж меня прости: я все время забываю твое имя. Но только сейчас я понял, с каким сокровищем временами сижу за одним столом. Такая проницательность у такой, казалось бы, заурядной личности. Да ты не только в желудках видишь, ты же в сердцах читаешь. И в психологии шаришь. Дай пожму твою руку.

– Да ладно, – засмущался таможенник, сунув Славе пухлую ладонь. – Костя я. На всякий случай.

Никита стоял у окна и смотрел, как расходятся по двору к своим машинам гости. Это тягостный момент. Светлана сейчас домоет посуду и пойдет принимать ванну. Потом он будет стоять под душем столько, на сколько хватит терпения. А дальше нужно войти в супружескую спальню. У них сегодня нет повода разойтись по разным комнатам: они не ссорились. Никита понимает одно: для того чтобы в доме был покой, нужно согревать близостью общую постель. И в нем есть желание. Он по-прежнему любит смотреть на Светлану, на ее изящную фигурку, нежное и нервное лицо, выражение которого постоянно меняется в зависимости от того, что Света чувствует. Но так просто, как было, больше не бывает. Они оба так напряжены, так старательно делают вид, что ничего необычного не происходит, что это уже не наслаждение, а тяжкая повинность. Света – вообще не самая страстная женщина, для нее близость важна тем фактом, что она желанна мужу. Так было раньше. А теперь Никита, обнимая ее, чувствует тиканье перепуганного сердца. Как будто между ними взрывной механизм и она боится, что все сейчас взорвется. Да он и сам… Есть ощущение, что все рассыпается и вот-вот навернется. Что-то, как-то и где-то.

Никита вышел в холл, чтобы убедиться, что Светлана уже в ванной. Затем вернулся в гостиную и набрал номер Валентины. Она очень просила его звонить по вечерам. А ее просьбы часто напоминают требования. Поговорили коротко ни о чем, Валя знала, что его жена сейчас в ванной. Никита начал прощаться, но она его перебила:

– Я вообще-то сказать тебе хотела… У меня сюрприз. Не уверена, что тебе понравится, но для меня это без вариантов…

– Извини, я больше не могу, – успел сказать Никита.

Он оглянулся на шорох и попал в голубой луч почти сумасшедшего взгляда жены.

Надо было как-то ее успокоить, подавить свое раздражение по поводу всех эти неловкостей, которые он никак не может исключить. И лишь на рассвете, засыпая, он вдруг вздрогнул от бессмысленного слова «сюрприз». Только Валя с ее отсутствием вкуса к тряпкам и словам могла его произнести. Наверняка какая-то ерунда, но почему ему так не по себе… Интонация была странная.

Сюрприз

Довольно долгое время Никита только приветствовал активность Валентины в делах фонда. Тот конкретный результат, ради которого все затевалось, был легко и в полной мере получен. Они заказывали для своего избранного круга все, что хотели. Фонд требовал все больших вложений: они построили закрытую клинику, затем два санатория. А капитал фонда, несмотря на расходы, увеличивался с не очень естественной быстротой. Заместитель Коля Петров говорил, что по финансам для проверки все в порядке. А сам Никита предпочитал во все это не вникать: он не любил темы болезней, даже если это просто единственно возможный предлог удобного бизнеса.

Однажды Никита обнаружил, что в числе добровольных спонсоров фонда появились фамилии известных бизнесменов, живущих не только в России. Затем стало ясно, что Коля Петров давно уже практически отстранен от большого количества проектов Валентины Давыдовой. И вскоре стало понятно, что Валентину все воспринимают как единственную руководительницу центра и, собственно, фонда.

Вечером Никита подъезжал к новому дому, в котором Валентина недавно купила себе квартиру, и думал, что он, возможно, выпустил джинна из бутылки. Валентина по своей сути не способна быть просто доверенным лицом, соратницей, подчиненной и обычной любовницей. Она из породы захватчиц, у нее волчий аппетит ко всему – к любви, деньгам, власти, жизни. В моральном плане Валентина гораздо сильнее, чем он, Никита, и прекрасно это понимает. И что это за выходка с каким-то сюрпризом, который она собирается сейчас ему предъявить? Бесполезно даже гадать, от нее всего можно ожидать.

Он вошел в богато, броско и безвкусно отделанный холл более чем хорошей квартиры. Нет сомнения, что в таком стиле она изуродовала все. Валентина встречала его в темно-красном платье-балахоне. Платье было одновременно домашним и вечерним, и Никита по нему сразу определил, что у Валентины появился нормальный дизайнер. В этом он научился разбираться за годы брака со Светланой, для которой одежда – едва ли не главный приоритет в личной жизни.

Валентина приветствовала Никиту очень сдержанно, без обычных прикосновений и объятий. Провела его в гостиную и только там произнесла:

– Познакомься с моей дочерью. Ее зовут Вероника, ей четырнадцать лет. И она теперь будет жить со мной. Бабушка, у которой она была все это время, сейчас при смерти в больнице. Они жили в Туле. Такие у нас перемены.

Никита в полной заторможенности смотрел на неуклюжего подростка с черными, как у Валентины, глазами. Какая странная девчонка. В ее позе робость смешана с наглостью и вызовом, а во взгляде вообще что-то вроде блудливости. Тонкие губы растянулись в улыбку, похожую на насмешку. В отличие от Никиты эта дочь-сюрприз явно знала, что он существует и кем приходится матери.

Было сильное искушение сказать им обеим что-то холодно-едкое и отправиться ужинать… Нет, только не домой, а в хороший ресторан. И утопить свое раздражение в том количестве алкоголя, которое для такой задачи потребуется. Ясно, что надо напиться. Но он не успел даже рот открыть. Валентина что-то прочитала в его взгляде и ответила своим – твердым и, как Никите показалось, угрожающим. Да, он своими руками дал ей материал для самого отмороженного шантажа. И даже не знает, сколько злоупотреблений там может совершаться от его имени. Он просто подписывал ее документы не глядя.

Их ужин был пародией на семейный. Женщина, о которой он практически ничего не знал, ее внезапная дочь неизвестно от кого – жуткая смесь блюд. На столе стояли хрустальные вазочки с черной зернистой и паюсной икрой, а рядом кошмарная пицца с кусками подозрительно красной колбасы, сосиски, торчащие из теста, тоже явно покупные, банка с маринованными огурцами. Бутылки с водкой и коньяком.

Мать и дочь все это поглощали, Валентина даже что-то налила и в рюмку Вероники. Никита в основном пил и не мог опьянеть.

– Ты останешься на ночь? – спросила Валентина, когда Вероника вышла из комнаты.

– Ты что! – потрясенно произнес Никита. – В общем, так. Я ухожу, тихо прощаемся, хотелось бы без твоей дочки.

Он уже открыл дверь, когда Валентина его догнала. Сначала проводила до лифта, потом до машины, благо погода стояла теплая и можно было прогуляться в платье. Затем она как-то оказалась рядом с ним в салоне. Решительно произнесла:

– Я понимаю, как тебе хочется сейчас сбежать, не задавая вопросов, которые, я уверена, кажутся тебе унизительными. Но я и без них все объясню. Постараюсь коротко. У меня есть дочь, мы существовали параллельно, в разных городах, ей хватало моей матери. Я не собиралась тебя грузить этим. Думала, Ника станет совершеннолетней, как-то ее жизнь устроится. За ее отцом я не была замужем. Наших с тобой отношений все это могло никак не коснуться. Я знаю, что ты не любишь детей. Но вот случилось. Мать умирает, я пыталась договориться со школой о том, что Ника поживет одна. Квартира на нее записана. Она самостоятельная, со всем может справиться. Но они возникли, как идиоты, опеку привлекли. У Ники были какие-то проблемы с детской комнатой, как у многих подростков. Короче, стали угрожать детдомом. Но это все же моя кровь. Вот и вся проблема. Она только моя, и я постараюсь, чтобы ты никогда от нее не зависел. Сегодняшний вечер, конечно, вышел комом. Не уходи так.

– Я все же задам один вопрос: ты не могла мне все это сказать на работе или по телефону до того? Без маразматического сюрприза.

– Нет, не могла.

– Почему?

– Потому что ты никогда бы к нам не пришел. А теперь мы все же посидели за одним столом. Ты отойдешь и поймешь, что все совсем не страшно. А квартира теперь у меня настолько большая, что мы в ней спокойно все разойдемся. Не захотим – неделями не будем встречаться с Никой. И ты будешь приходить, как раньше, когда тебе удобно.

Разговор стал бесполезным. Никита даже не понял, когда он согласился поехать с Валей в сквер неподалеку. И там, в сырой темноте под кустами, они – не любили, нет, – они брали, использовали и насиловали друг друга. И в уродливой похоти Никита находил тот риск и смысл естественного существования, ради которого стоило терпеть и жизнь в принципе.

Кровь и судьба

После разговора с Лидой Даша не успела поговорить о помощи Васе со своим родственником. Один работодатель Дмитрия договорился, организовал и оплатил пребывание ребенка в хорошем санатории в Черногории. Затем Лиде издательство помогло поехать с сыном в оздоровительный центр в Болгарии на два месяца. Все понимали страстное желание родителей не привлекать к проблеме врачей и больницы. После этого любая психологическая проблема станет диагнозом.

Вася после путешествий и отдыха стал таким невероятным красавцем, что Даша, увидев его с Лидой на улице, ахнула:

– Боже, я прямо ослепла от его красоты. Лида, я правильно понимаю, что у вас все налаживается?

– Да, у нас все прекрасно, – бодро сказала Лида. – Я позвоню тебе из дома.

И позвонила, когда мальчик ее не слышал:

– Дашенька, Вася окреп, похорошел, как ты сама видела. Но все его проблемы в силе. То есть о том, чтобы пойти в первый класс, на данном этапе не может быть и речи. Мы можем вернуться к теме твоего зятя и его центра? Я слежу, о них хвалебные отзывы. Конечно, это просто пиар, но…

– Я все поняла, – торопливо проговорила Даша. – Надо было, наверное, сразу. Сделаю, конечно. Все будет в порядке.

Даша позвонила Светлане, чтобы договориться о встрече. Ей не хотелось о проблеме Васеньки говорить по телефону. И лучше, если с Никитой сначала поговорит Света. Таким был обычный порядок: Светлана гордилась своей ролью жены влиятельного мужа, который ей ни в чем не откажет.

Время было рабочее, но Светлана оказалась не в клинике, а дома. Сказала, что неважно себя чувствует.

Она открыла дверь, и Даша не сдержала потрясенного «ой».

Света была в каком-то старом ситцевом халате и выглядела ужасно. Волосы темного золота были явно немытыми, закрученными на макушке. Лицо смертельно бледное. На левой скуле синяк, над правым глазом опухшее багровое веко. На губах темная, как будто кровавая корочка.

– Только не надо так меня рассматривать, – нервно сказала она сестре. – Пойдем на кухню, выпьем кофе. И я, наконец, перестану строить из себя благородную даму на облаке. Я расскажу тебе про свою жизнь. Про обычную, не лакированную жизнь женщины и мужчины. Ее редко показывают, о ней не рассказывают. Но тебе пора узнать. У тебя все впереди. – Она притянула к себе Дашу, и та почувствовала запах спиртного.