Бобры добры бесплатное чтение

Глава 1

– Так, Бобровы, во избежание хоть каких-то недосказанностей или непонимания повторюсь еще раз: дело, которое я намерен вам поручить, сугубо конфиденциальное и исключительно личное. Никакого отношения к охранному агентству «Орион», возможному трудоустройству в нем и вашей будущей там карьере не имеет. Отказ от данного дела так же никоим образом не повлияет на…

– Кхм… – прочистил горло Лёха, и я мысленно закатил глаза. С момента, как Корнилов позвонил нам по поводу поручения особого свойства, у него свербело в ж*пе неслабо, мне мозг предположениями проклевал. И тут, только пришли, уже изъерзался. – Я дико извиняюсь, Михаил Константинович, но мы с братом не тупари тормозящие, чесс слово. Все поняли, можно уже к делу? А то у меня от любопытства яй… э-э-э… ног… зубы, ага, зубы свело.

– Алексей, а не пойти бы вам к… стоматологу в таком случае? – насупился моментально будущий шеф, сверкнув грозными очами.

Чего-то он дерганый какой-то. В первый раз мне невозмутимым, даже, бля, помороженным показался. Такой стопудовый «костюм» фээсбэшный до мозга костей. Смотрит, как дыры в тебе вертит и насквозь будто, до самого глубинного дерьма видеть может. Сейчас не так. Похоже, случилось чего и мужик весь в себе и на реальном нервяке таком. А такое когда случается? Когда нашему брату баба дорогу перебегает или мозг как-нибудь выносит. Не наш с брателой вариант, бог миловал пока всерьез встрять в кого-нибудь, но наблюдений за окружающими и их реакциями хватает. Бомбит мужика чуть что – диагнозы просты: недо*б длительный вкупе с нездоровым давлением спермы на мозг либо жесткий вы*б того же мозга. И тому и другому причина – бабы. Вероятность – процентов восемьдесят. Вон как этот пыхает, а был ведь что удав. Но и Лешка вечно в своем репертуаре. Вода в ж*пе у него никогда не держится. Три секунды лишних не помолчит. Не, когда он весь в работе, то всей этой клоунской херни как не бывало. И обычно мне плевать на его выпендреж. Но иногда прям подбешивает. Как сейчас.

– Не-е-е, мне туда не надо, – нарочно выставил братан на просушку свой идеальный зубной ряд. Нет, ну вот же дебила кусок, Корнилов тебе девка, что ли, чтобы ты его лыбами своими лучезарными сразил. – Но прошу прощения, Михаил Константинович, все осознал и язык прикусил.

Корнилов смотрел на нас добрых полминуты, походу, прикидывая в голове, не послать ли нас сразу на х*р. Я отвечал ему пристальным спокойным взглядом. Мне, само собой, тоже дико интересно, чего там такого от нас он хочет, но не прыгать же перед ним на задних лапах, выпрашивая инфу.

– Итак, объект вашего внимания – Рубцова Оксана Александровна. – Хм, вот говорил же, что дело в бабе. – Двадцать четыре года. – Во-во, еще и молодая. Сколько нашему Корнилову? За тридцатник уже. Ага, самый возраст, когда на конфеток молоденьких тянет. – Учительница. – Ой, бля, прямо классика жанра, да?

Смазливенькая училка в очочках, небось, тесной блузочке и юбочке в облипку. У нас была одна такая с Лёхой. В девятом классе сколько на нее отдрочено было, мама не горюй и никогда не узнай. Если учесть, что не только мы с брательником однозначно на ее светлый образ своих змеев одноглазых по три раза на дню душили, то могла бы наша Наталья Сергеевна к концу года по колено в сперме по классу выхаживать.

Лёха вдохнул, уже почти раскрыв пасть ляпнуть нечто, на его взгляд, остроумное, но я предупреждающе зыркнул на него, и он затух.

– Круг задач? – вместо этого уточнил сам.

– Надо понаблюдать за ней для начала суток несколько. Походить следом, обеспечивая безопасность, но ни в коем разе не давая себя засечь. Последнему уделить особое внимание, так как объект проявляет и так признаки повышенной нервозности и при обнаружении слежки может запаниковать.

Ого, это чего у нас вытанцовывается? Неужто юная преподша бросила Корнилова, и он решил с нашей помощью контроль над ней установить. Незаконно это, однако, и вообще против нормальных мужских принципов.

– Э-эм-м-м… Михаил Константинович, опять же дико извиняюсь, если подумал о вас дурно, но участвовать в преследовании женщины мы с братом не готовы. – Всю бесшабашность с Лёхи как ветром сдуло, и он глянул на Корнилова мрачно. – И вот за это извиняться не намерен.

– Это хорошо, что не намерен, – нисколько не разозлившись, скупо кивнул мужик. – Преследовать девушку в планах не имею. Ваша задача несколько иная. Есть у меня предположение, что в ближайшее время гражданка Рубцова попытается связаться с криминалом. Будет искать возможность приобрести оружие или даже нанять киллера.

– Х*расе! – вырвалось у брата.

Ага, согласен. Ничего себе училки в наше время пошли.

– Поэтому вашим основным заданием, – продолжил чеканить ЦУ Корнилов, – и будет предотвратить ее пересечение с настоящими криминальными элементами. При фиксации ее действий в данном направлении вы должны выйти с ней на контакт под видом оных и даже при необходимости принять заказ. Естественно, все должно фиксироваться и обо всем мне докладываться. Задача ясна?

– Да чего уж тут неясного, – пожал плечами Лёха. – Но разве такими делами не должны официальные органы заниматься?

– А они сильно прямо рвутся заниматься? – впер тяжелый взгляд в него шеф. – И к ним разве сунешься без каких-либо доказательств, с одним только моим подозрением, что девушка что-то такое замыслила?

Тоже верно. Ментам и без всяких домыслов и предположений работы в наше время выше крыши. Вот замочат кого или будет хотя бы факт приобретения огнестрела или заказа в реале, и тогда другой разговор.

– Вводные приняты, – кивнул я. – Когда приступать?

– Желательно еще вчера, – буркнул Корнилов и плюхнул перед нами тоненькую папку. – Вот ознакомьтесь. Основная инфа по Рубцовой.

– Разрешите исполнять? – подорвался с места Лёха, демонстрируя бешеное рабочее рвение. Ну как есть дебил же.

– Исполняйте, Бобровы.

– А ничо такая училка вроде, – хмыкнул Лёха, рассматривая фотку нашего объекта, пока я выруливал с чоповской парковки. – Белобрысенькая, губешки бантом. Интересно, вживую не окажется, что страшная? Они же вечно штукатурятся да марафет наводят для фоток. Там, может, умоешь – и крокодил прыщавый, конопатый, и лохмы жидкие сосульками, а не кудри.

– Тебе не пофиг? – поморщился я. – Это работа.

– Вот не скажи, Лекс. Куда как приятнее следить за смазливым котенком, а не за конопатым крокодилом.

– Чего ты к конопатым-то прицепился? Бывают девки с веснушками охрененно симпотные.

– Фу-у-у, не-е-е, терпеть не могу. Как мухи по лицу нагадили, – скорчил он брезгливую рожу.

– Дебил ты, где таких еще делают.

– А вот это тайна, покрытая мраком! – сквозь всегдашнюю насмешливость брата проглянула застарелая горечь, и я обматерил себя. В отличие от меня, он не знал, кто его биологические производители. Мы их давно уже родителями называть отказались. Наши родители – мама Света и папа Максим. Мои были банальными алкашами. Буйными и скандальными. Мать, бухая, ткнула отца ножом, он откинулся, а она вздернулась в сарае. Меня, едва не насмерть замерзшего в стылом доме, нашли через двое суток соседи, когда заметили, что дым из трубы давно не идет. Лёху же нашли вообще на стройке заброшенной. Завернутым в окровавленную тряпку, выброшенным, как мусор. Его тамошняя дворняга щенная от других собак отбила и типа усыновила, грела, пока, на его счастье, бомжи какие-то писк не услышали и ментов не вызвали. Собака, выходит, добрее твари, родившей его, оказалась. Надо же было ляпнуть. Это у Лёхи больное, пусть он всегда и пыжится перед всеми показать, что плевать он хотел. И вслух он об этом не говорил. Только раз, давненько, когда нажрались мы с ним в зюзю на выпускном.

– А вот это мы прямо удачно подкатили! – заерзал на сиденье брат, пока я высматривал, где припарковаться так, чтобы выход со школьного двора хорошо просматривался. – Ути-пути, мелкая-то какая наша убивица возможная. Эй, дрыщ, а ну посторонись, дай рассмотреть нормально.

Его приказ был адресован тощему пацану лет шестнадцати, что заступил дорогу блондинке ниже его на полголовы, что, очевидно, и была нашим объектом. Одета в серый строгий костюм с юбкой ниже колена и немного мешковатым пиджаком. Лица пока не нормально рассмотреть, вертлявый вьюноша закрывал обзор. Но вот блонди явно сказала ему что-то резкое, решительно рубанув по воздуху ребром ладони, и быстро пошла прочь. Парень остался стоять, глядя ей вслед и сразу ссутулившись.

– Зуб даю, он на нее до мозолей кровавых на ладонях обдрочился уже, – прокомментировал это Лёха. – А задок-то вроде у нее ничо так. Да и вообще вся ладная такая. Только какого рядится так уродски? Хм… и смотри, как озирается. Будто боится чего.

Девушка действительно часто озиралась, пока быстро шла, практически неслась к трамвайной остановке. Взгляд тревожный, плечи напряжены, губы сжаты в тонкую белую линию, брови нахмурены. Но брат прав, фигурка как у куколки, тут ни ему, ни мне ее костюм балахонистый не помеха. Хрупковата, мелковата, но изгибы что надо.

Пока ждала транспорт, какой-то мудень сначала тщательно облапал ее сзади зенками, а потом и попытался подкатить. Она слушала его наверняка тупые пробросы с каменным лицом и не ответила ни словом. В итоге дебил отвалил, и я четко прочел по его губам «сука тупая», когда он отходил.

Ага, есть такая категория псевдомужиков, что утешаются оскорблением женщины, которая не повелась на них. Типа не он лох, а она дура и овца, да еще и уродина и это было вообще одолжение с его стороны. Тупой козлище.

Возле дома наш объект нас развлекла интересным фортелем. Мало того что с остановки до подъезда чуть ли не кралась по-шпионски, заглядывая под каждый куст и за каждый угол, так еще и топталась минут пятнадцать перед входом, пока к дому не подошли сразу несколько жильцов, и вот только в этой компании она и шнырнула внутрь.

– Видал? – покосился на меня брат, и я кивнул. – Чё-то мне это все не нравится.

– Согласен. Корнилов вроде мужик нормальный, но явно не все нам сказал. Есть предложение порыть вокруг этой Оксаны. Не думаю, что нас подставляют, но как-то все пованивает.

Глава 2

Я привычно в трамвае проскользнула на заднюю площадку и встала там, прижавшись к перилам спиной, чтобы все три двери и салон просматривались. Уже на автомате, каждый раз как тяжелые двери дребезжа отъезжали, я впивалась глазами во всех входящих, просеивая их в поисках одного единственного лица. И совсем не потому, что мечтала его узреть, найти среди тысяч незнакомцев. С точностью до наоборот. Никогда, никогда больше я бы не хотела его видеть. Никогда касалось и прошлого, что, к сожалению, не имеет обратного хода. И каждый шрам, ожог и ноющее место сросшегося перелома напоминали мне почему. Как будто я и вправду в этом нуждалась или могла бы забыть.

Фирсанова, мальчишку из одиннадцатого «в» я отшила максимально резко, не стесняясь в выражениях, и плевать мне на его подростковую нежную душевную организацию. Куда как больше она и он весь вцелом может пострадать, если проклятый монстр уже на свободе и увидит его, отирающимся со своими написанными прямо на прыщавом лбу чувствами рядом со мной. Хватит. Одного, за чью жизнь я невольно несу ответственность, мне хватило. И это не считая тех, чьи разбитые лица, выбитые зубы, сломанные кости тоже, можно сказать, на моей совести. Он так всегда говорил. Что это все я. И та позорная часть моей души, которую я отчаянно прятала ото всех, с ним всегда соглашалась.

Вытягивая до предела шею, я заглядывала за угол во двор, пока не убедилась, что никто меня там не подстерегает. Ждать у подъезда сегодня пришлось, как назло, дольше обычного, я даже настолько раздергалась торчать перед дверью, что не заметила и расчесала тонкую полоску ожога на безымянном пальце до крови.

Наконец мне повезло, и к дому подошла большая компания, веселая и шумная. Судя по разговорам, направлялись ребята на день рождения к моему соседу двумя этажами выше. В лифте все стояли тесно, шутя и переговариваясь, а я старалась не подать виду, что всю потряхивает от перспективы выхода на своем этаже. Поэтому просто взяла и доехала с ними, а потом, осторожно выглядывая возможную опасность, спустилась к себе. И только когда уже плюхнулась на старенький диван и со стоном облегчения вытянула ноги, стала замечать, как же бешено тарабанит в груди сердце. И так каждый день уже два последних месяца, как только ублюдок написал мне, что он вскоре выходит по УДО. Но с меня хватит.

– Гражданка Рубцова, вы чего от меня хотите? – закатил с «как ты меня достала» видом глаза майор Васильев, следователь, что вел дело Матвея.

– Вы прекрасно знаете чего – точно знать когда он выйдет, – упрямо уставилась на него я. На самом деле, чтобы мерзавец сгнил в тюрьме. А с ним и те вечно голодные демоны похоти, которых он взрастил во мне.

Я Васильеву не нравилась. С самого начала. Я это все время чувствовала, еще когда шло следствие. За каждым его косым взглядом и вопросом я читала это «сама виновата». Такое же, как у отчима. Как у многих общих знакомых. Да уж, мужская солидарность – это вещь за пределами моего понимания. Такое чувство, что для большей части представителей этого мира женщина виновата всегда, во всем и по умолчанию. Орет на тебя муж – что-то не так делаешь, не беси его, будь умнее и гибче. Ревнует – повод дала, вела себя фривольно, даже если и близко такого не было. Руки распустил – довела, смолчать не могла, что ли, прощения попросить, хоть не знаешь за что, подлизаться, задобрить. Напал на постороннего человека, что просто имел несчастье идти рядом по улице и говорить о учебе, – ты спровоцировала, стравила мужчин. И как апофеоз, когда вылезают наружу все издевательства и насилие – сама дура, зачем столько терпела, а раз терпела, значит нравилось, держалась за мужика до последнего, выходит, не плох он. Он не плох, а ты во всем крайняя. Хотя опять же, вся природа его неприязни, может, в том, что у мужиков действительно звериное чутье на таких, какой меня считал мой бывший. На безотказных прирожденных шлюх.

– Нет у меня такой информации, гражданка Рубцова, – отрезал следователь. Но я видела – врет. И не сильно-то стремится скрыть это. – А если и была бы, то с какой стати я должен вам ее предоставлять? Вы осужденному Швецу кто? Бывшая супруга. Бывшая! То бишь по закону никто. Посторонний человек.

– Я – пострадавшая! – вздернула я подбородок, игнорируя искривившую его рот презрительную усмешку.

– Формально – свидетель, гражданка Рубцова. Так что…

– Послушайте, Степан Семенович, но я же вам показывала письма. – Господи, как же это все унизительно! – Он мне угрожает!

– Да неужели? А я вот там не увидел никаких угроз.

– Вы издеваетесь? Вот тут же написано… – Руки мои тряслись от гнева и обиды, пока я нашаривала глазами нужные строчки. – «Я приеду к тебе. Не пытайся уезжать. Наши судьбы связаны, и мы будем вместе, и все будет точно так же, как и раньше. Ты, наконец, научишься быть правильной моей девочкой, а я буду и дальше ограждать тебя от пороков этого мира и твоих собственных».

– И? Где здесь угрозы? Вам что, эти опусы романтичные некому почитать и вы мне решили досаждать?

Романтические? Серьезно? С какой стати то, как раньше у нас было, это романтика. Хотя… да, она была. Была те пару месяцев, пока мы с Матвеем встречались перед нашей стремительной свадьбой, будь она проклята. Ведь во что-то в нем я влюбилась… Наверное, в созвучность той самой моей врожденной порочности. А потом…

– Нет, черт возьми! – выкрикнула я, не выдержав уже этого откровенного издевательства над моим достоинством. – Я хочу знать, когда этот монстр выйдет на свободу и как и кто меня защитит от него.

– Никто, гражданка Рубцова. – Васильев откинулся на стуле, слишком явно наслаждаясь моим срывом, чтобы это можно было скрыть. – А знаете почему? Потому что ваш бывший муж и не подумает возвращаться к вам. Я достаточно общался с ним и его родителями в процессе следствия и могу сказать: он считает, что достаточно натерпелся от такой по меньшей мере ветреной и склонной к некрасивым провокациям особы из-за которой его жизнь пошла под откос.

– Его жизнь? Его?! Разве это он просыпается от кошмаров? У него в двадцать пять ноют на дождь ломанные кости?

– Не надо на меня голос тут повышать и давить на жалость, – рявкнул он на меня.

Снова этот извечный избирательный слух, с которым я сталкиваюсь повсюду. Просто проклятье какое-то! Каким таким образом Матвей мог влиять на людей, если всех умудрялся убедить, что это именно он жертва? А я просто смазливая сластолюбица, в зависимость от которой он попал и чье распутное поведение и довело до беды.

– А у вас есть на что давить? – горько спросила я, поднимаясь. – Сомневаюсь.

– Думайте что хотите. А для меня очевидно другое – вы живете припеваючи на свободе, а ваш бывший супруг в тюрьме. И засадили его туда вы. И парень еще и выйти не успел, а вы уже бегаете, кляузничаете, требуете защиты какой-то на пустом месте, гадости рассказать пытаетесь. А между тем, лично от Швеца я о вас ни одного дурного слова не слышал.

Безнадежно. Вот так все время и было. Матвей виртуозно умел это – создать образ любящего, заботливого, идеального семьянина, человека с прекрасными манерами, адекватного и выдержанного. О да, он был выдержанным. Вежливым. С великолепными манерами. Чудный собеседник. Душа любой компании. На работе, с родителями, с посторонними людьми, с общими знакомыми. Потому что потом срывал всю скрывающуюся в нем дьявольскую злобу на весь мир на мне. Любящий? Одержимый. Заботливый? Контролирующий каждый шаг, вдох, взгляд. А еще и каждый оргазм. Идеальный семьянин? Психованный параноик и вечно сексуально ненасытный монстр, требующий удовлетворения всех его нынешних прихотей, безостановочно генерировавший новые и добивающийся еще и получения мной удовольствия от этого. Пусть через практически насилие и чисто физические манипуляции, но всегда добивавшийся. Он мог разбудить меня посреди ночи, если ему вдруг причудилось, что мне приснилось нечто «запрещенное», и принудить ублажать его, а потом практически истязать стимуляцией, удерживая на краю, и клясться в любви к нему. Завистливый, вечно недооцененный, презирающий и ненавидящий всех и вся, но вечно скрывающий это. От всех. Кроме меня. Потому что я была «его девочкой». Его женой, от которой ничего не нужно скрывать. Ведь какие тайны между супругами, правда? И все это он спускал в меня. Именно так. Сливал, как поступают с одновременно жизненно необходимым и бесконечно презираемым сосудом. Ненависть, зависть, злобу, сперму, жажду насилия и желание владеть кем-то безраздельно. Владеть как вещью. И все это я должна была принимать, принимала, чтобы после он мог являть окружающим эту свою личину несуществующего хорошего парня и идеального семьянина. Принимала и не уходила, не бежала. Не могла.

Узнав о досрочном освобождении Матвея из очередного письма, которыми он меня заваливал, я всерьез задумалась о том, чтобы бросить все к чертям. Собрать самое необходимое, взять свои не слишком великие накопления и податься из города хоть куда. Но навязанное старшими коллегами в обязаловку посещение приболевшей Елены Валерьевны перевернуло во мне все. Я на нее смотрела, а видела себя. Запуганную, в синяках, с то и дело останавливающимся взглядом от постоянного ухода в себя и свой личный кошмар взглядом. Женщину, что не видит выхода. Женщину, с которой ублюдок, зовущийся законным мужем, может обращаться как угодно, и нет никого, кто захотел бы защитить. Человека, в котором страх стал главенствующей и сковывающей крепче любых кандалов эмоцией, как было когда-то и со мной. Гнев захлестнул меня с головой. Почему, почему этим нелюдям такое позволено? Потому что они сильнее? Это круто – самоутверждаться, унижая и оставляя такие ужасные следы, что были на лице и шее Елены? И я прекрасно помню такие же свои. Сначала синяки. Потом ожоги. Сломанные пальцы. После – два ребра. Сотрясения мозга. Кровь в унитазе после ударов в живот. Почему никто вокруг ни черта с этим не делает? Почему это безнаказанно? А если ты привлекаешь закон для наказания за такое скотство, то внезапно изгой для друзей, подлая предавшая тварь и шалава, что сама во всем виновата.

Ведь Матвей – «такой чудный человек»! Да-да, они все знают. Они же с ним жили.

Я поняла тогда, что защищаться надо самой. Любой ценой. И не только защищаться. Если только отбиваться, то ничего не изменится. Мерзавцев нужно уничтожать. Иначе не станет меньше их. А значит, не станет меньше тех, кого они заставляют страдать, калеча морально, истязая физически, глумясь сексуально, вбивая кулаками свое право творить что угодно.

Встав с дивана, я прошла на кухню, распахнула дверцу холодильника, достала полупустой пакет кефира. Ну, собственно, можно его уже отключать за ненадобностью. Шаром покати. Еще бы. Я же попросту забываю зайти в магазин, все мысли заняты тем, удастся ли конкретно сегодня добраться до квартиры и не встретить урода. Пока я не готова к этой встрече. Но дальше так продолжаться не может. Завтра пойду на рынок и буду искать где купить оружие. Я видела в выпусках криминальных новостей, что именно там его и можно купить. Понятное дело, что не в открытую. Но можно. А значит, я его куплю.

Глава 3

– Чувствую себя * баной разряженной елкой, – буркнул Лекс, дернув рукой с увесистым золотым браслетом цепью, что я раздобыл «для антуражу».

– Ой, не выделывайся! – отмахнулся я и сам поморщился, подвигав на шее не менее широкую цепь, да еще и с увесистым крестом, и перешел к тому, что обязательно взбесит брательника.

– Да иди ты на х*р! – прорычал Лекс при виде того, как я медленно извлекаю из черного мешка с молнией малиновый пиджак. – Нет! Слышишь, Лёха? Ни, бл*дь, за, с*ка, что!! Ты меня не обрядишь в это у*бство! Сам пяль на себя!

– Ой да ла-а-адно! Это же для дела! – глумился я над его бешенством. Редкая, кстати, возможность. Обычно братан – скала, вывести из равновесия почти без вариантов. Разве что на азарт на раз заводится, когда дело касается нашей вечной конкуренции «кто первый опрокинет телку на спину».

– Все, отвали! Выходим! – рыкнул Лекс, натянув свою черную потертую косуху.

– А знаешь, ничо так, – хмыкнул я, оглядев брата. Черная водолазка и свободные штаны – точно как в ходу у всяких гопников – идеально дополнили образ. – Вполне себе такой уголовный элемент. Не забывай еще пальцы веером держать.

– Я это тоже тебе оставляю, – огрызнулся Лекс. – Как раз самое то в твоем обезьяньем прикиде.

– Гопота неотесанная, – фыркнул я, одергивая полы вырви глаз пиджака.

– Индюк крашеный! – не остался в долгу брат.

– Лёха, бл*дь, держи дистанцию! – раздраженно зашипел Лекс мне в ухо.

– М? – очнулся я и действительно мысленно отвесил себе подзатыльника. Чуть не спалился, практически притершись к объекту.

А все почему? Потому что кто-то за каким-то хером вместо мешковатого серого костюма напялил сегодня джинсы, что обтянули такую съедобную жопку, что у меня слегка клинануло. Каюсь-каюсь, бабские задницы – моя огромная слабость. Во всех смыслах этого слова. Я тащусь на них смотреть, лапать, кусать и облизывать и совать в них все предназначенные для этого в мужском организме части тела. От языка до члена. Последний – особенно. Я большой мальчик и уже в курсе, что у всех свои загоны, особенно в плане секса, и вот анал – мой. Нет, я люблю женщин во всех позах и всеми способами. Старая добрая классика и минет идет на ура. Но, бл*дь! При мысли именно об анале у меня начинает косить крышняк, болезненно сладко потягивать в паху и член подтекает мигом. Именно от таких фантазий я кончаю при ручной работе в душе чуть ли не на раз. Хотя, честно признаться, другие фантазии у меня редко бывают, только если нарочно, чтобы оттянуть момент оргазма рисую в башке сюжет классической порнушки. Поцелуи, оральные взаимные ласки, долгий обстоятельный трах в сочную горячую вагину. Но под конец все равно подвисаю, в момент, когда оно уже вот-вот, от затылка до колен все окаменело и яйца поджались, а в башке грохочет, но нет той самой последней капли, что прорвет плотину. Вот тогда оно и вылезает. Видение-ощущение проникновения туда, где адски туго, настолько, что для тебя самого это тоже почти боль, как и для партнерши, но боль дико сладкая. И в этом моя проблема. Потому что если даже ты парень, которому дают все жертвы твоей секс-охоты практически без осечек, то это совсем не значит, что дают так, как я хочу. Ибо двадцать один сантиметр по классике это чаще всего «ох, да-да-да, еще!», а только заикнись о черном входе – и «ты с ума сошел? Ни за что!» Неужели и правда от анала кайфуют только мужики, и у меня башка где-то от природы сломана, если я постоянно мечтаю о том, чтобы мою партнершу тоже так перло от этого? Или все дело тут в размере? Хотя вон Лекс тоже считает этот мой, мягко выражаясь, пунктик извращенской хренью. Ему вон передка вполне хватает, а минет – это уже щедрость от девушки сказочная, и ему выше крыши. Главное не куда, а как можно чаще. Хотя и говорили мы об этом всего пару раз и вдатыми.

При первом же взгляде на задницу нашего объекта у меня такие картинки живописные в башке замелькали, что никакие отвлекающие факторы не могли предотвратить возникновение жесточайшего стояка. Ее ягодицы искусать захотелось так, что аж зубами заскрипел и яйца окаменели. Уткнуться лицом между упругими половинками, вылизать, заводя и вынуждая расслабиться и увлажнив хорошенько, скользнуть в тугое колечко сначала одним пальцем. Заболтать, заласкать если дернется, зажмется. Не торопиться, потому что проникать в жаркое и тугое, ощущая, как потихоньку подаются, расслабляются не привыкшие к такому вторжению мышцы, само по себе дикий кайф. Добавить еще палец, сцеловав с губ всхлипы возражения, жалобы, что немного жжется и страшно. Вбуравливать их все увереннее, не забывая ласкать клитор, чутко ловя тот самый нужный мне момент, когда из «стыдно-больно-боюсь» начнет рождаться «да-да-хочу».

Лекс остановил мои фантазии как раз на этом моменте. И слава богу. Еще чуток – и я реально бы уже спалился. Ага, такой, мать его, супершпион, хромающий на обе ноги из-за выпирающей свинцовой трубы в штанах и с безумным голодным взглядом. Хотя взгляд все же от братана скрыть не удалось.

– Лёха, какого, сука, хера? Мы на работе, а не на съем телок вышли. – Чё поделать – от него ничего не скроешь, знаем друг друга как облупленных.

– За собой следи, – огрызнулся я. – Чё злой-то такой?

– Да эта дура уже два раза к носатым подходила и «шепталась». Нет, какой бестолочью надо быть, чтобы впрямую спрашивать о стволе, да так, что даже я услышал? Не засек, что ли? Сейчас только и смотри, чтобы они ее куда за контейнеры не потянули. Пялятся на овцу эту белобрысую как на кусок мяса. Вслед аж зубами как волчары клацают. И явно уже движняк вокруг нее затевают.

Рубцова действительно только отошла от очередного прилавка с продавцом отчетливо кавказской наружности, что ей указал как раз на стоящих неподалеку кружком земляков с однозначно криминальными рожами. И только она отошла, быстро прошептал что-то на ухо мальчишке подростку и пихнул его в плечо, отправляя в толпу.

– Ну так телка-то что надо, – пробурчал я, проследив за пацаном. Моему члену она точно самое то.

– Не телка, Лёха! Объект, и никак, мать его, иначе!

– Угу, правильный ты наш. Походу, пора вмешиваться.

Я ускорился и через десяток шагов догнал девчонку и аккуратно прихватил ее за локоток ровно за мгновение до того, как она заговорила с носачами. Она сдавленно вскрикнула и подпрыгнула на месте, рванув у меня локоть. Кавказцы развернулись, тут же вцепившись в нее сальными взглядами.

– Тихо, красавица! – прошептал я ей на ухо, угрожающе оскалившись сделавшим стойку бандюкам. – Я слышал, девушка ищет что-то особенное?

– Э-э-э! Слышь, чудило! Девочку-то отпусти! – вякнул один из них и шагнул за нами и схватил меня за плечо. – Мне тут начирикали – она к нам.

– Граблю убрал и съ*бался с дороги! – рыкнул я.

– Ты чё борзый такой? Бессмертный разве? Под кем ходишь, смелый такой?

– Я не шлюха, чтобы ходить под кем-то или ложиться под кого.

Я, не говоря больше ни слова, поволок Рубцову оттуда, обменявшись взглядами с Лексом. Он заступил попытавшим нас преследовать дорогу и ненавязчиво отвел полу куртки, светанув рукояткой ствола.

– Отпусти меня, нахал! – прошипела она, дергаясь. – Я сейчас на весь рынок заору!

– Ты и так уже сегодня на рынке звезда эфира, – хмыкнул я, направляясь к нашей машине. – Это же додуматься надо было ходить по барахолке и ствол во всеуслышание искать.

– Что такого? – и не подумала смутиться, по-крайней мере внешне, засранка и прожгла меня таким злобным взглядом, что до печенок и, чего уж там, и яиц пробрало. Личико идеальным сердечком, волосенки светлые выбились из гульки колечками, губки чуть обветренно припухшие, будто часами кто исцеловывал, ресницы густые, длинные, что крылья-опахала у мотылька, на скулах розовые пятна, по контрасту с которыми ее кожа цвета сливок еще безупречее кажется. Глазищи синие-синие, нереально просто яркие. Короче, гребаный херувимчик во плоти, а зыркает как бешеная дьяволица. Привет опять, железобетонный стоячище! – Я слышала, что люди так и делают!

– Ишь ты глазками сверкаешь как, а на первый взгляд – прям одуванчик, – хохотнул я, смиряясь с тем, как странно она на меня действует. – Это где же ты такой инфой-то разжилась, куколка?

– Не смейте так со мной разговаривать! Я вам не куколка!

Ее аж потряхивать начало, но я решил забить на то, что явно бесится от сюсюканья, и стал выводить ее дальше. Когда кто-то психует, до него легче легкого добраться.

– Так на черта тебе ствол, кукленочек сладенький? Разве такая милая девочка умеет с ним обращаться?

Я ее уже доволок до тачки и, распахнув дверь, сделал приглашающий жест, давая шанс сесть добровольно.

– Я вам не… Да ты рехнулся, если думаешь, что я сяду в машину к незнакомцу, да еще такому! – принялась она выворачивать руку из моего захвата. Ноздри заиграли, между бровей складочки, губешку прикусила от старания, дышит бурно, сиськи аж подпрыгивают от этого и ее усилий вырваться. П*здец! Так и искушает навалиться, грудью в тачку вжать и притереться стояком к заднице этой вкусной, чтоб угомонилась.

– Хм… – я аж башкой мотнул. Вот это вставляет девочка то! – Как быстро мы сблизились и перешли на ты, сладенькая, но я не против. И что со мной не так?

– Да у тебя же морда реально уголовная! И здоровый какой! – озвучила она свои смехотворные доводы.

– Это у меня-то морда уголовная? – деланно оскорбился я, прижав ладонь к сердцу. – А там, на рынке, ты собиралась подкатить прямо к чистым ангелочкам, да?

– Это не тво… – начала она снова, но тут рядом нарисовался Лекс.

– Ствол нужен? – без реверансов рыкнул он ей в лицо, аки злой лев. – Нет – вали давай, ищи дальше на жопу проблем. Если да – садись в машину и не вы*бывайся. Но прежде, чем решить, что ответить, глянь вон туда. – Брат указал на толпу черноглазок голов эдак в двадцать пять, что бодро и с вполне очевидными намерениями перли в нашу сторону из ворот рынка. – Мы дожидаться их не намерены. А ты?

Само собой, сработало безотказно. Хотя и было грубовато исполнено, на мой взгляд. Но Рубцова впорхнула живенько в тачку, светанув опять своей роскошной попой, и это главное. Ну и славненько.

Глава 4

Страх и гнев – плохие советчики, а обоих во мне с утра плескалось в достатке. Все потому, что мне почудилось, что на подходе к остановке я увидела бывшего мужа. Вспышка ужаса была такой мощной и внезапной, что у меня в глазах на секунду темнота наступила, а ноги едва не подогнулись. В голове будто что-то взорвалось, и пусть я и осознала спустя эту самую секунду, что это не он, все равно накрыло ощущением, что сейчас кровь носом пойдет от подскочившего давления и бешеного сердцебиения. А потом я взбесилась и продолжала злиться и злиться, твердя себе, что меня уже достало бояться. И, маршируя по рынку, я держала эту мысль в голове, запрещая себе бояться всех возможных последствий этих своих хождений и вопросов с откровенно криминальной окраской. Ну и дозапрещалась – потеряла любое чувство самосохранения и прозевала двоих уголовников, что, оказывается, наблюдали за мной чуть ли не с самого начала. А может, и не наблюдали, а сказал им кто, что я оружие ищу. В любом случае почему я просто не рванула со всех ног с рынка от них и от тех кавказцев, которых явно накликала на свою голову, я не понимаю. Ведь это же было бы самым логичным – бежать сломя голову. Но вот она я, сижу на заднем сиденье машины схватившего меня белобрысого здоровяка в одном из этих жуткого цвета модных сейчас пиджаков и с цепями, на каких можно волкодава держать, на шее и запястье. И будто мало было его одного, так на пассажирском еще и восседает его дружок-хам. Первый-то пугал меня до икоты, но он хоть не грубил, только буквально облизывал откровенно похотливым взглядом, на который по какой-то абсолютно безумной причине отзывалась сто раз клятая шлюшья часть моей натуры, сдохнуть которой я желала каждый божий день последние годы. А второй… практически в ноль бритый брюнет с широчайшими плечами и мускулистой шеей, почти классической квадратной челюстью и таким холодно-злющим взглядом темных-темных прищуренных глаз, что мне его даже в зеркале заднего вида на мгновение встречать жутко.

На светофоре я осторожно подергала ручку двери. Я, конечно, слышала щелчок блокировки, но вдруг повезет.

– Под колеса кому-то кинуться собралась? – Я вздрогнула, услышав низкий голос с отчетливыми нотками презрения. Брюнет насмешливо пялился на меня в зеркало, не оборачиваясь. Аж мурашки холодные по спине промчались. Ну натуральный гопник же. Да людоед вообще, куда там шпане какой-то вот так зыркать. – Любишь портить жизнь окружающим всеми доступными методами?

– Вы о чем?

– Выскочишь под колеса – собьют насмерть или покалечат. Бедолагу какого-то за это судить будут. Может, даже посадят. А если и нет, ему потом с этим до конца дней жить.

– Ну тогда почему бы вам меня не высадить нормально, чтобы такого не случилось, – огрызнулась я. Что он на меня рычит? Что я ему сделала? Ишь ты, еще один желающий обвинить во всех грехах на мою голову. Чья бы мычала, у самого вон руки небось в крови, а все туда же, мне вину выдумывать.

– Вот сейчас остановимся около во-о-о-он той забегаловки и высадим, – ответил с широкой улыбкой, которую в других обстоятельствах я бы назвала дружелюбной и обаятельной, вместо злобного демона уголовник-весельчак. – Перекусим и поболтаем.

– Я не голодна, спасибо.

– А я вот что-то внезапно оголодал, – подмигнул он мне, паркуясь.

– Кончай это, – рыкнул на него второй, и я опять вздрогнула.

– Всенепременно, – хохотнул белобрысый.

– Прошу! – распахнул мою дверцу он же, галантно подавая руку. Я же выскочила, проигнорировав ее, и сразу отшагнула назад.

– Знаете, я пойду, – попятилась еще.

– Что, куколка, планы резко поменялись? – Блондин продолжал вроде бы расслабленно и легкомысленно лыбиться, но меня этим не обманешь. Жизнь с бывшим научила меня на раз засекать изменение языка тела. Когда каждая ошибка стоит тебе боли, урок усваиваешь моментально. Этот юморист белозубый на самом деле напрягся весь, будто атаковать меня собрался.

– Ничего у меня… – С какой стати я буду ему что-то объяснять! – Не ваше дело. Так что спасибо и до свиданья.

– Что, свалишь сейчас от нас, а потом опять попрешься по торгашам ствол искать? – грубо вмешался хамовитый брюнет, приваливаясь задом к машине и скрещивая ноги. И я почему-то тут же обратила внимание на то, какие у него мощные бедра. Ткань джинсов обрисовала их в таком положении слишком отчетливо. Наверняка качается часами напролет. Сейчас-то думать об этом на черта?! – Ну-ну. Хочешь знать, чем это закончится в итоге? Хочешь знать, чем бы это СЕГОДНЯ закончилось, если бы не мы? Те кавказцы бы заманили, а то и, не заморачиваясь, затащили бы тебя за контейнеры. Дали п*здюлей, если бы дергалась, и отобрали бабки, если они у тебя с собой. Отодрали бы по очереди, а то и вертолетом. Если лавэ не при тебе, то били бы и трахали до тех пор, пока не согласилась бы отвести их к себе домой, или где там ты их хранишь. А потом бы при бо-о-ольшом твоем везении и покладистости отпустили бы с миром и слегка порванными дырками. Сказать, каким был бы исход при отсутствии у тебя везения?

Мне мигом подурнело от описанной им перспективы. А ведь он прав, тут не поспоришь. И да, я обдумывала риски, решаясь на это, но, если честно, не допускала мысли, что все может обернуться настолько ужасно. Но сейчас, когда он описал все в своей беспардонной и беспощадной манере, осознала – все так бы и было. У меня колени мигом ослабли, и захотелось опереться на что-нибудь или присесть.

– Тормози, – буркнул блондин, но грубиян только на него злобно зыркнул.

– А с вами у меня прямо гарантия благополучного исхода, да? – с трудом я нашла силы огрызнуться.

– Так и есть, – заступил весельчак, перекрывая мне вид на своего мрачного дружка. – Если ты честно нам расскажешь, куколка, зачем тебе ствол и нам это понравится, то ты не только его получишь по чесноку, но и пару уроков стрельбы дадим. Или ты у нас снайпер?

– Я… я не буду ничего вам рассказывать.

– Свободна! – рявкнул брюнет, мигом выходя из себя. – Давай, у*бывай!

– Эй, тормозни, я сказал! – В голосе блондина впервые тоже лязгнул металл.

Пристально с пару секунд он смотрел на своего подельника-грубияна в кожанке, а потом повернулся ко мне и снова натянул улыбочку. – Куколка, все же пойдем для начала перекусим. Отказ не принимается. Поговорим на сытые желудки.

Я хотела отказаться. Честно. Но тут потянуло запахом дымка и шашлыка, и мой желудок заурчал так громко, что даже уличный шум этого не заглушил. Черт, я ведь последний раз ела вчера в обед в школьной столовке и даже не помню что. А весь вечер и утро так нервничала перед предстоящим судьбоносным походом за оружием, что ни разу про пищу и не вспомнила. Легкий ветерок донес новую порцию головокружительно аппетитного аромата, я резко вдохнула. Меня замутило, качнуло, перед глазами потемнело.

– Тихо-тихо, куколка, ты чего это? – В мозгу начало проясняться, и я осознала, что вцепилась намертво в рукав того самого пиджака непотребного цвета и чуть не упираюсь носом в грудь уголовника-весельчака. – Чё побледнела-то так? Не сожрем мы тебя. А и сожрем, тебе это понравится.

Как так, он же только что был в нескольких шагах от меня?! Я шарахнулась, но тут же наткнулась на мрачного грубияна, что, оказывается, почти подпер мне спину и нависал надо мной давящей на психику скалой. Два абсолютно разных, но так одинаково мощно насыщенных мужской сутью аромата мгновенно окутали меня, ударяя в беспощадно опять в то самое мое порочное, истово скрываемое ото всех нутро.

– Ела сегодня? – в своей обычной манере спросил брюнет. И я почему-то мотнула отрицательно головой, не поднимая на него глаз. – А когда ела?

– Это не…

– Наше дело, ага, – перебил он меня, властно обхватил за плечи, отрывая от своего дружка, и потащил ко входу в заведение, не забыв, само собой, отдать приказ: – Топай давай.

Мужское прикосновение. Сила, тяжесть, тепло чужой кожи. Как же давно этого у меня не было и насколько же остро ощущалось! Я дернулась, его пальцы на моем плече превратились в железные клещи, а мышцы на руке едва ли не окаменели. Чтобы вырваться, придется реально драться. Я никогда не побеждала, пытаясь драться с Матвеем. Он научил меня, что сражаться – себе же дороже. Во всех смыслах. Все равно было всегда, как он хотел. Меня тряхнуло от секундного отчаяния, но я смирилась. Ну в самом деле, не будут же они делать со мной ничего такого в полном людей зале кафе. Ограбить прямо там не выйдет, я же не круглая дура и денег с собой не носила и дома тоже, между прочим, не держала. Они были надежно припрятаны на работе в закрывающемся на ключ ящике стола. А избить… черт знает почему, но мне показалось, что ни блондин-весельчак, ни мрачный демон руку на женщину не поднимут. Буду в это пока верить, несмотря на то что ошибиться уже случилось. Хотя бы потому, что каждый из этих громил даже не мой бывший. Раз врежет кто из них – и от меня собирать нечего будет.

– Сюда! – распорядился брюнет, и прежде чем я успела и рот открыть и возразить, он аккуратно, но уверенно запихнул меня на мягкое сидение углового столика. Сам он плюхнулся рядом, а блондин уселся на испуганно взвизгнувший под его мускулистой тушей стул напротив. И я, по сути, оказалась заперта. Позади и слева глухие стены, впереди и справа они.

– Мне место у окна больше… – начала я, но брюнет коварно ухмыльнулся, перебивая, и это скорее уж на оскал походило.

– Они здесь все равно не открываются.

– При чем тут… – не слушая меня, он звонко свистнул, привлекая внимание мужчины за стойкой, и тот заулыбался и помахал им. Явно знакомый. В ответ грубиян сделал ему несколько знаков, очевидно заказывая, и получил в ответ кивок. И еще он улыбался при этом. По-настоящему, а не кровожадно скалился, как мне. И… ну не такой уж он на самом деле жуткий, и черты лица не топорно резкие, и подбородок не квадратный прямо, каким сразу показался. Оксана, дура такая, прекрати пялиться!

– Какого хера голодная шатаешься? А если бы ты прямо там на рынке вырубилась? – повернулся он ко мне, опять становясь мрачным демоном.

– Судя по расписанным вами ужасам, это мало бы что поменяло в ожидающих меня перспективах, – не сдержавшись, опять огрызнулась я. Почему я отвечаю на его агрессию? Разве не научена уже тому, что для меня это только проблемами и болью оборачивается?