Второй. Том 1 бесплатное чтение

Часть I. Пролог

В обсидиановом зеркале посреди круглого стола ветер качал пожухшую за лето траву, истыканную болезненно-лиловыми язвами чертополоха. Обсидиановое зеркало должно было показывать деревеньку на юге Иннсдерре под названием Малое Медное. Увы – здесь никакой ошибки.

София вполне терпеливо ждала, неслышно постукивая каблуком по резной ножке стула. Одного из старинных стульев в Малом зале Башни. Одного из тринадцати, и когда-то Ковен занимал их все. Потом четыре опустели, и занятыми оставались девять. Потом семь – ещë вчера. Сегодня только пять.

В зеркало никто не смотрел. Агда передвигала пальцем изображение в хрустальном шаре перед собой – довольно лениво, потому что делала это уже полдня и не рассчитывала на результат. Остальные трое, узнавшие новость только что, сидели с отрешëнно-сумрачными лицами, касаясь своих Ключей – каждый на свой манер: Григ Макдуф сжимал широкой ладонью, Лиодор оглаживал узловатыми пальцами, Кристина Лин лишь положила кукольную ручку на кобальтовый бархат корсажа.

– Ничего, – признал Лиодор, оставив в покое Ключ и движением головы откинув с лица длинные прямые волосы.

– Что ж, – отмер следом за ним Григ, – раз они не отзываются, значит, нужно скорее осмотреть этот пустырь…

– Нет! – София считала, что превосходно владеет собой, но, возможно, хлопок ладонью по столу вышел излишне громким. – Григ, послушай внимательно и подумай. – Она говорила с нажимом, не давая словам разлетаться, заставляя их лечь прямо в головы последних оставшихся у неё четверых. – Есть – была – ничем не примечательная деревня низших магов, ни одного высшего. С ней происходит инцидент магического толка. Инцидент превышает пределы полномочий старосты соседней деревни и дежурной стражи из города, поэтому туда отправляются маги Ковена. Они исчезают, и их Ключи не отвечают.

Несколько секунд потребовалось, чтобы слова улеглись.

– Если ты видишь это так, – негромко проговорил Лиодор, – не было ли безрассудством их отпустить?

Как всегда, нить разговора вовремя перехватила Агда, не давая Софии вспылить:

– Это всë же беспрецедентно, – Агда погасила изображение в шаре, и хрусталь отразил её спокойное волевое лицо в богатой раме каштановых локонов, – чтобы деревня исчезла, с людьми, домами, скотом и что там у них ещë водилось. Прежние случаи были… лишены недосказанности.

– Да и не случалось ничего почти десять лет, – добавил Григ обескураженно, запустив пальцы в рыжую бороду.

– Так что, – снова заговорила София, – возможно, это не он, и вообще события вокруг Раскола тут ни при чëм. И всë же пока никто из Ковена не приблизится к… – она махнула рукой в сторону зеркала, дразнящегося чертополохом, – …деревне. Искать Филиппа и Риту будем дистанционно – зеркало, шар, стражи допросят соседей… Звать их Ключи – до вечера, потом придëтся деактивировать, нельзя оставлять Ключи неизвестно где.

Неизвестно у кого. Мог ли кто-то напасть на двух магов Ковена? Могли ли они исчезнуть намеренно? Может ли это быть природная аномалия, возникшая без чьего-либо злого умысла?

– А что делать с деревней? – бьющимся хрусталём прозвенел необычный голос Кристины Лин.

София до сих пор будто удивлялась каждый раз, обнаруживая за столом Малого зала вчерашнюю школьницу – возможно, более сильную, чем все, здесь собравшиеся. «Дитя Кометы» и источник свежих идей.

– А что ты хочешь с ней делать?

– Люди пропали, сотня жителей. Их тоже необходимо найти.

Золотые глаза не выражали ничего. Даже Агда говорила, что еë трудно читать, а для Софии путаным клубком несуразицы было всë поколение Кометы – вспышка силы перед новым витком упадка, десятилетие, когда вновь стали рождаться дети с такими способностями, как у магов прошлого. Для чего? Не это ли стало последней каплей для тех, кто верил в будущее высшей магии?

– Разумеется, – согласилась София. – Но пока мы не можем выследить даже наших магов с Ключами Ковена, а найти какие-то дома и незнакомых низших ещё меньше шансов. – Она побарабанила по столу ногтями. – В эту соседнюю деревню, откуда пришëл сигнал, как еë?..

– Большое Медное, – напомнила Агда.

– Да. Отправим стражей, наших. Ночью пусть выставляют дозор, днëм опрашивают жителей, и чтобы поактивнее ходили по округе, мозолили глаза местным. Народ должен видеть, что любое происшествие Ковен берëт под контроль.

Хотя какой уж тут контроль. Поверх сплетённых в замок пальцев София смотрела на проклятые заросли чертополоха.

– Нас здорово избаловали мирные времена. Раскол нас обескровил, но тогда же мы решили, что всë худшее осталось позади и больше нет никого, кто мог бы угрожать Ковену, Низшему правительству или нашему союзу. Всë ещë возможно, что это действительно так и что вечером Рита и Филипп будут здесь, целые и невредимые. Но на случай, если нет, нам пора взять себя в руки. Для начала перепроверим списки высших магов, посмотрим, кто может быть полезен… Григ, ты все эти годы обещаешь мне своих феноменальных детей Кометы, которые у тебя как бы есть, но пока не совсем, – сделай уже что-нибудь!.. Будем поддерживать отношения с Сахом и Треансом, но не слишком на них рассчитывать, у Иннсдерре должны быть свои маги. И наше неожиданное приобретение может оказаться очень кстати…

Задумавшись, она не сразу заметила непонимающие взгляды.

«Ты забыла сообщить им про Оскара», – мысленно подсказала Агда.

Ах, чëрт. Забыла – потому что должен же быть предел числу плохих новостей за один день.

– Мы остались без шпиона в Каэлиде.

– Больше похоже на потерю, нежели на приобретение, разве нет? – заметил Лиодор.

– Как жаль, – искренне огорчился Григ. – Известно, как его раскрыли?

– Его не раскрыли. – София досадливо поморщилась: если уж несчастьям необходимо случаться, могли бы хоть иметь очевидные объяснения! – Раскрыли заговор придворных магов против короны…

– А разве мы… – брови Лиодора изогнулись дугами.

– Нет! Ничего не знаю ни про какой заговор! И Оскар не упоминал. Вроде как эфирный маг, менталист, долгое время незаметно воздействовал на королеву, так что она почти тронулась умом. Но кто-то вовремя спохватился, мага вычислили и казнили. И всех придворных стихийных магов заодно – включая нашего. И всех эфирных магов на островах тоже собирались казнить, но они успели попросить помощи у Саха, и короля убедили ограничить наказание высылкой на материк. Это и есть наше приобретение – каэлидские эфирные маги.

– Каэлид подарил Альянсу всех своих эфирных магов? – переспросил Лиодор.

– Всех – это двух юных девиц, – охладила его София. – Обе – ментального аспекта. Одна достанется Саху, одна – нам. Но всё равно чёрт-те что, надо быть бдительными. Посадим её в такой глуши, куда не доходят никакие новости, но под присмотром. И будем надеяться, что её дар нам никогда не понадобится.

– В глуши, говоришь, – вдруг оживился Григ. – Кажется, есть у меня одна мысль.

Глава 1. Край света

Она ему не понравилась. Сразу, ещё со спины, хотя он не мог сказать почему. Стояла и смотрела между зубцов стены в направлении материка. Худенькая, ветер трепал стриженые светлые волосы.

– Макдуф просил показать тебе замок.

Повернулась, попыталась придержать волосы рукой. Щурила от ветра глаза, в которые не хотелось смотреть. Что-то с ней было ужасно не так. Высокие скулы, острый подбородок – каэлидка? Что с того, он всё равно раньше не встречал никого из Каэлида. Тогда что? Похожа на кого-то? Он не мог вспомнить.

Незнакомка застенчиво улыбнулась.

– Привет, – начала она неуверенно. – Я Офелия. Ты, наверное, Джейсон? Господин Макдуф сказал встретиться с тобой здесь…

Он не счёл нужным что-либо отвечать, поэтому молчал. Ей было заметно неловко под его взглядом. За прошедшие восемь лет он, кажется, ни разу не знакомился с новыми людьми – ученики, конечно, не в счёт – и понятия не имел, какое впечатление производит. Но ещё с собственной школьной поры знал, что у него недобрый вид и, как говорили, «страшный взгляд». Очень, очень кстати.

– Ты здесь преподаёшь? – не сдавалась незнакомка. Она не могла не видеть его настрой, но отважно продолжала излучать дружелюбие. Под порывами ветра, рядом с толстой каменной стеной она выглядела беззащитной и растерянной – и это было так неуместно, так противоречило… чему?

– Да.

– Какой предмет?

– Историю. – Он не собирался посвящать её в подробности своих недавних диспутов с Макдуфом, который после ежегодных уговоров наконец убедил его взять ещё один курс… Кстати, почему у них вообще новая преподавательница? Кто-то помер? Ввели новый предмет? Поддерживать разговор не хотелось, но вопрос вырвался сам собой: – А ты?

Она перестала улыбаться, сразу помрачнев.

– А что, господин Макдуф не сказал?

Нехорошее предчувствие достигло апогея. Он уже не пытался его разгадать, просто ждал неминуемой развязки. Девица на мгновение вздёрнула подбородок, но тут же опустила голову, как бы передумав бросать вызов, и сказала спокойно и почти беззаботно:

– Магию разума. В Каэлиде я несколько лет работала в правосудии. У вас, насколько я знаю, не было постоянного преподавателя со стихией эфира…

– С-с-сукин с-сын, – прошипел он сквозь зубы, не слишком беспокоясь, заглушит ли ветер слова.

Как он сразу не понял? Теперь, когда она сказала, сразу стало очевидно – конечно же, она эманировала эфиром, властью, неотвратимостью, стёртыми в пыль преградами… Вот дерьмо.

Эфирка, сжав губы, напряжённо всматривалась в его лицо, будто ожидая приговора и не думая раскаиваться. Он глубоко вдохнул и медленно выдохнул. Она просто новая преподавательница. Первый день здесь, совсем одна, ничего тут не знает, не знакома ни с кем из своих новых коллег, которые старше её в два-три-десять раз, а половина из них не в своём уме. Он должен был помочь ей если не освоиться, то хотя бы сориентироваться, где тут что…

– Лестница – вот, – тихо сообщил он. – Столовая и библиотека на первом этаже, классные комнаты – на втором. Всего наилучшего.

Коротко поклонившись, он быстрым шагом направился к выходу на винтовую лестницу, куда только что указал.

Прежде чем распахнуть дверь директорского кабинета, Джейсон всё же стукнул в неё ровно один раз, чтобы соблюсти подобие приличий.

– Какого хрена? – с порога спросил он Макдуфа, сидевшего за своим огромным П-образным столом в полкабинета. Директор выпрямился, отложил толстый фолиант, вопросительно поднял рыже-седые брови и тут же нахмурился.

– Джейсон, где девушка?

– Убил и съел! Объяснись.

Такое фамильярное обращение с директором, как всегда, сошло бы ему с рук – если бы в эту секунду из боковой двери, ведущей в смежную комнату, не выплыла похожая на кита госпожа Сорхе – бессменная преподавательница преобразований, помощница директора, его же верная подруга и, говаривали, даже нечто большее, но об этом Джейсон старался не думать.

– Дженкинс, что за истерика? – Она говорила неторопливо, холодным глубоким голосом, как будто волны накатывали на берег – равнодушные, но не отступающие. – Потерял свои таблетки? Вызвать санитаров?

Он не ответил, даже не стал смотреть в её сторону, но отметил для себя неожиданную хорошую новость. Похоже, Макдуф не выбалтывает ей совсем уж всё, когда они – Джейсон не сомневался – перемывают косточки всем сотрудникам и ученикам. Иначе Сорхе знала бы, что таблетки он не принимает уже неделю.

Он упрямо смотрел только на директора.

– Григ.

– Герда, душа моя, оставь нас на минутку.

Сорхе сокрушённо вздохнула:

– С удовольствием, потому что мне больно смотреть, как ты, святое сердце, с ним возишься, всё ждёшь и надеешься, что из него хоть что-то ещё получится, тянешь его из болота и не видишь в своём безграничном человеколюбии, что он не хочет вылезать. И в самом деле – зачем? Живёт в шикарных условиях, работает, не перенапрягаясь, жрёт три раза в день, никто от него ничего не требует, все только нянчатся, а он вечно с недовольной рожей…

Оставалось только ждать, пока она выговорится. Худшее, что можно было сделать, – дать ей повод сказать больше. Стерва имела феноменальную способность прицельно бить даже в такие больные места, о которых оппонент и сам не знал. Ну или он и правда был настолько жалок, что это не составляло труда.

Поэтому он стоял неподвижно, смотрел на пыль, кружившуюся в солнечном луче, и старался не слушать. Когда она уйдёт, нужно будет попросить Макдуфа открыть окно – в кабинете невыносимо душно, до чёрных точек перед глазами.

– …Пусть хотя бы следит за языком, ты слишком много ему позволяешь.

Наконец замолчав, Сорхе ещё немного пошуршала возле стеллажа с документами, потом степенно простучала каблуками по каменному полу в направлении своего кабинета и подчёркнуто тщательно закрыла за собой дверь. Джейсон перевёл дух.

– Как себя чувствуешь? – полюбопытствовал Макдуф.

Оказалось, что оба высоких арочных окна были распахнуты. Значит, опять. Уже несколько раз за прошедшую неделю ему снился огонь, бурлящая магма в бездне глубоко-глубоко под замком, под скалой, под морским дном. А потом днём, как сейчас, он снова как будто раздваивался и был одновременно в замке и в самых недрах земли, где всё было огнём, и становилось жарко и трудно дышать, ладони горели, а если опустить веки, под ними вставала стена пламени. Он понятия не имел, что всё это значит, и ненавидел невозможность это контролировать. Как он себя чувствовал? Посреди океана в дырявой лодке, в полном распоряжении неведомых сил, вот как.

– Нормально.

– Исаак сказал, что первое время после отмены могут ощущаться неприятные эффекты, но они скоро пройдут. В любом случае, это никак не помешает тебе с новым предметом, который ты наконец любезно…

– Не напоминай. Не могу поверить, что я согласился.

– Ты не представляешь, какое одолжение мне делаешь…

– Это ты сделал мне одолжение, я возвращаю долг. Хватит об этом.

Он показал пальцем наверх, напоминая о вопросе, с которым, собственно, пришёл.

– А что? – с наигранно непонимающим видом развёл руками Макдуф. – Я же разъяснил тебе ситуацию. У нас новый человек, из другой страны, причём, видишь ли, она попала к нам не совсем по своей воле и некоторое время не будет иметь возможности покинуть замок. Я всей душой люблю Шаннтог, моё творение, мой дом и мою, если простишь мне такую метафору, волшебную кузню – но не смею тешить себя мыслью, будто это место сразу же произведёт должное впечатление на нашу прекрасную гостью. Поэтому я хотел, чтобы кто-то менее занятой, чем я, показал ей нашу школу с лучшей стороны, помог почувствовать себя как дома…

Джейсон снова ждал, на этот раз когда директор перестанет пороть чушь и доберётся до сути. Он отчего-то вдруг очень устал и больше не хотел сегодня ни с кем спорить – но всё ещё считал, что Макдуф должен объяснить свой поступок.

– …А поскольку наша гостья молода и весьма прелестна, я подумал, что ты составишь ей хорошую компанию. Да и тебе разве не интересно? Когда ты хоть видел последний раз женщину твоего возраста?

Джейсон молчал и сверлил Макдуфа взглядом. Он склонялся к мнению, что директор – хитрый интриган и манипулятор, а идиотом прикидывается специально, чтобы более ловко управлять людьми. Но иногда сомневался – вот как сейчас.

– О первозданная сила, – наконец сдался директор. – Да, Офелия – маг эфира ментального аспекта, ну и что? Она посвятила себя помощи другим, причём преимущественно низшим магам, а знаешь, как низшие боятся эфира? Почему-то высший, который движением пальцев может превратить их в горстку пепла, не пугает их так, как тот, кто может проникнуть в их разум. Подумать только, теперь она решит, что в Шаннтоге, единственной школе исключительно для высших магов, есть место подобным предрассудкам! Мало мне выслушивать обвинения от родителей, чьих детей мы не берём, что наша школа – оплот элитаризма, шовинизма и сегрегации. А теперь мы, оказывается, презираем эфирных магов! – Директор воздел руки к потолку, как бы призывая сотворившую замок стихию в свидетели такой возмутительной несправедливости. – Учитывая происхождение нашей гостьи, скандал практически международный. В общем, немедленно найди её и попроси прощения.

Он не собирался искать оскорблённую барышню, тем более «немедленно». Всё равно разминуться в замке труднее, чем хотелось бы. Остаток утра провёл в библиотеке, но, похоже, новенькая не интересовалась книгами. В столовой во время обеда её тоже не оказалось, и Джейсона стала потихоньку грызть совесть: вдруг правда обиделась? В одном директор был прав: эфирные маги действительно постоянно сталкивались с неприятием и даже открытой враждебностью со стороны низших, а иногда, случалось, и высших. А утренняя встреча на крыше и впрямь выглядела так, как будто Джейсон находился во власти предрассудков. То есть, он, может, и находился, но по другим причинам, которые считал более вескими. И разозлился-то он скорее на Макдуфа, который знал об этом и так его подставил. Хренов экспериментатор.

Но спустившись в столовую к ужину, он её всё-таки увидел. И хмыкнул себе под нос: обиженная изгнанница сидела за его столом. Только он всегда садился спиной к другим преподавателям и всему залу, а она выбрала место напротив и рассматривала дальнюю стену, расписанную банальным, но неплохо исполненным сюжетом – пять стихий и мерцающий шар чистой энергии в центре.

Вооружённый полученным на раздаче месивом из неопознаваемых овощей, а также книгой по мифам лесных народов востока, которая в случае чего могла послужить укрытием, Джейсон подошёл к столу. Девица заметно напряглась, глядя на него вопросительно и немного испуганно.

– Я заняла твоё место? – сразу догадалась она.

– Да, – бросил он, надеясь, что вышло не чересчур грубо. Сел и на всякий случай сразу уставился в книгу.

– Мне пересесть? – Звучало скорее холодно, чем услужливо.

– Как хочешь.

Как ни странно, она осталась.

Завязать разговор никто из них не пытался. Джейсон не знал, в какой момент будет считаться, что он сделал достаточно, чтобы сгладить впечатление от их первой встречи. Про столовую и библиотеку он ей рассказал ещё на крыше, так что данное ему задание, по его мнению, выполнил. Извиняться он точно не станет, и речи быть не может.

Одной рукой держа раскрытую книгу, а другой – вилку, он старался переводить взгляд только между овощами и буквами, не замечая проблемную новую знакомую. Но постоянно чувствовал, что она смотрит на него неотрывно, изучающе. Не выдержал и поднял глаза – действительно смотрит, хмурясь своим мыслям.

– Что? – спросил он, не скрывая раздражения.

– Понять не могу, ты высший маг или нет?

Он промолчал.

– Ты эманируешь… какой-то… – она прищурилась, – пылью, что ли?

– Мне кажется, это не вполне тактично.

– Мне кажется, если магам дано чувствовать чужую стихию, то это сделано, чтобы всем было проще узнавать и понимать друг друга, – невозмутимо заметила она. – Вообще-то, я обычно не задаю неудобных вопросов, потому что использую эфир, чтобы считывать эмоции и намерения. Но в случае с малознакомыми людьми я именно это считаю не тактичным. Я специально сняла свой кристалл, – она ткнула пальцем в вырез блузки, – и приглушаю восприятие, чтобы знакомиться с замком и его обитателями так, как это делают все остальные маги. Так что можешь убрать свой блок.

– Спасибо, – процедил он, – пока оставлю.

– И кстати, если ты не знал, никакой эфирный маг не мечтает в первый же день захлебнуться информацией, которая в новом месте хлещет не только из людей, но даже предметов, – она выразительно похлопала по столу. – Так что поверь, я пока не собираюсь использовать эфир. И если мои вопросы будут казаться тебе бестактными, так и говори или просто не отвечай, ладно?

Джейсон неопределённо пожал плечами. Она как-то очень поспешно начала планировать их дальнейшее общение. Он рассчитывал, что после того, как конфликт будет исчерпан, ему не придётся больше с ней пересекаться.

Он ещё какое-то время наблюдал за эфиркой, опасаясь, что она снова что-нибудь спросит. Глаза у неё оказались орехово-зелёные, слегка раскосые – действительно типичная каэлидка, да и разговаривает смешно и с дурацким акцентом. На светлой коже в декольте, там, куда она себя ткнула, осталось красное пятно.

Она как будто забыла о его присутствии, переключившись на содержимое тарелки, но то и дело бросала взгляд куда-то ему за спину, где сидели остальные учителя, и взгляд этот становился всё более непонимающим. Джейсон вернулся к чтению, но тут же был прерван вопросом:

– Что за тип в зелёном пиджаке?

– Гайр. – Не пришлось оборачиваться, чтобы понять, о ком речь. – Артефактор. Мудак.

– Подожди, – она снова задумчиво нахмурилась, – Адриан Гайр?

– Наверное… – Как будто он должен помнить всех по именам.

– Тот самый Адриан Гайр, известный учёный, создатель артефактов? – окончательно забыв про свою обиду, оживилась девушка – как там её зовут, Оливия? – Мы учились по его книгам в Фаэранте!

– Пишет какие-то монографии, – припомнил Джейсон.

– Он же мировая знаменитость!

– Он мудак.

– Почему?

– А почему ты про него спросила?

Она фыркнула, но потом снова опасливо покосилась в сторону учительского стола:

– У него злобный вид. Не могу понять, он правда на меня смотрит или так кажется. Как будто сейчас бросится и придушит голыми руками! Это как-то обидно… У него, наверное, что-то с мимикой, да?

– Это тоже.

В случае Гайра внешность не была обманчивой. Он мерзко выглядел, имел мерзкий характер и издавал мерзкие звуки в своей комнате. К сожалению, если на наружные стены замка Макдуф не пожалел породы, то о внутреннем делении на помещения, видимо, не подумал заранее, и стены оказались тонкими. В соседи Джейсону достались Гайр и Бертемар, так что если за одной стеной не кряхтел артефактор, то за другой орал кот.

– Расскажи про других учителей? – переключилась каэлидка. – В фисташковом пончо – моя соседка, я видела её, когда выходила. Мы вроде как немного поболтали, но она так и не представилась. Травница, кажется?

– Госпожа Бертемар. Чокнутая, но безобидная. У неё жирный кот.

Он не знал, что ещё сказать о тихой старушке, но собеседнице хватило.

– Да, я видела кота, такой огромный! И его зовут Агенобарб! – Похоже, кот привёл её в восторг. – Он выскочил в коридор, когда госпожа Бертемар открыла дверь, и куда-то умчался, а она страшно ругалась, говорила, что теперь школьники его поймают и будут – как она выразилась – творить с ним непотребства…

– Традиция такая, – не стал вдаваться в детали Джейсон, хотя она смотрела круглыми глазами, явно не зная, что и думать. – С Макдуфом за столом, – продолжил он, по-прежнему не оглядываясь, – Сорхе. Преподаёт преобразования, презирает всех, кто недостаточно одарён. Кто там ещё?

– Импозантный мужчина в фиолетовом камзоле.

– Кайтель, иллюзии. Сравнительно нормальный.

– Вы общаетесь?

– Нет, – удивился Джейсон, – зачем?

Она внимательно на него посмотрела.

– Люди иногда так делают. Ну, знаешь, разговаривают друг с другом, ходят в гости, вместе посещают всякие… – она осеклась. – А здесь есть… что-нибудь? Театр? Музей древностей? Ежегодная ярмарка?

– «Лось форштевня».

– Что?

– Кабак. На острове.

Судя по выражению лица, единственная достопримечательность её не слишком воодушевила.

– На острове – это где деревня со стационарным порталом?

– Да, Шанн-эй. Других тут нет. Там портал, кабак, барахольщик.

– Звучит… – она закусила губу, мучительно подбирая эпитет, – …многообещающе.

Джейсон снова уставился в книгу.

– Добро пожаловать.

***

– Ого, да у нас тут повелитель воздуха!

Высокая женщина в белых одеждах скорбно качает головой.

– Вырождение стихии видеть ещё больнее, чем полную бездарность, – говорит она низким голосом преподавательницы преобразования энергии. – Бросай его к остальным, вот и посмотрим. Если он хоть чего-то стоит, то выберется.

К остальным?..

Плотный дым забивается в горло. Ноги лишаются опоры, он не понимает, где верх, где низ, но где-то рядом – смерть, и его несёт туда, как в водоворот. Он отчаянно молотит по воздуху руками и ногами, не зная, поможет ли это вырваться. Магия – нужно использовать магию! Но он понятия не имеет как. Он может только махать руками, как сумасшедший пловец, в неистовых попытках отбросить себя подальше от опасности.

Вдруг всё прекращается. Неужели получилось? Он на твёрдой земле, смерть где-то позади, ещё близко, но слишком далеко, чтобы достать.

Он поднимает глаза и умирает от ужаса. Чёрная тень стоит прямо перед ним, дышит морозом и ненавистью.

Дождь льётся за шиворот, пронзает кожу миллионом иголок, пробирает холодом до самых костей, не даёт двинуться с места. Зря он не дал бросить себя в огонь. Лучше было сразу умереть. Лучше было…

Тень поднимает единственную руку. Он не знает, что именно произойдёт, но это страшнее всего на свете.

Записывать скучную лекцию не было никакого настроения. С силой нажимая на ручку, Альберт густыми штрихами закрашивал левую половину разворота тетради, представляя, что перечёркивает то зловещую чёрную фигуру, то худое лицо женщины в белых одеждах. Женщину он однажды нарисовал, думал так избавиться от навязчивого образа. Он не мог сказать, похоже получилось или нет, потому что не помнил черты – только длинное белое одеяние, прямые тёмные волосы и исходящую от неё злобу. Вот это ему неплохо удалось передать. Страх, вместо того, чтобы уйти, обрёл физическое воплощение, и листок пришлось сначала порвать, а потом сжечь. С тех пор он не рисовал то, чего боялся.

– И пятого августа пятьсот восемьдесят второго года, – бесцветным голосом вещал господин Дженкинс, – был подписан мирный договор. Условия. За Иннсдерре остаётся территория от Северного моря до Понны на юге…

На доске висела обычная бумажная карта, один уголок отогнулся.

Альберт закрасил уже половину листа.

И кто додумался поставить историю первым уроком в первый учебный день сентября? Хотя и в любой другой день жалко тратить время на немагические предметы. Альберт чуть не с начала летних каникул уже ждал четвёртого курса, когда у них будет наконец боевая магия и ещё что-нибудь новенькое. И что вместо этого? Увидев вчера в расписании историю первым уроком, он решил её проспать, пожертвовав даже завтраком, лишь бы начать год сразу с чего-то более захватывающего. Но кошмар заставил проснуться ещё до будильника, так что проще было пойти на историю, чем искать себе другое занятие на утро.

Сначала он развлекал себя тем, что разглядывал однокурсников, которые днём раньше вернулись с каникул. Он, как всегда, проигнорировал традиционную пьянку в честь начала учебного года, поэтому вчера толком ни с кем не пообщался. Его соседи по комнате, Бренги Тэйг и Леоф Уителл, на пьянке были, и их плану проспать историю ничто не помешало. Неразлучные подружки Уна и Лотта тоже не пришли. Оставалось всего пять человек, не считая самого Альберта.

Томар Хостин загорел, Ве коротко подстригся, оставив только тонкую косичку над шеей, Ян Левин отпустил щетину – может, просто поздно встал сегодня. Черноволосая смуглая Зоя, кажется, никогда не менялась. У Марты Айдер волосы стали заметно длиннее, она частично сколола их на затылке, а дальше они спадали золотисто-рыжими волнами почти до середины спины.

Свежих впечатлений хватило на первые две минуты урока, а дальше пришлось марать тетрадь, пытаясь выдавить из головы уродливые картинки.

– В период с пятьсот восемьдесят второго по пятьсот девяносто девятый годы, – Дженкинс всегда говорил тихо и с паузами, которые иногда означали, что озвученное надо законспектировать, а иногда нет, – мир заключили все остальные страны запада материка и Каэлидские острова. Запишите даты. Тринадцатое октября восемьдесят второго – Сах и Треанс…

Сам Дженкинс ему нравился ничуть не больше, чем его предмет. Он повергал в уныние одним своим видом, даже без лекции о мирных договорах. Вялый и какой-то весь лишённый цвета, одетый всегда одинаково – в чёрные джинсы и чёрную футболку или чёрный свитер зимой. Из-за этого некоторые подозревали, что он из Теней Второго: хотя тёмные секты уже сто лет не преследовали, представители всех прочих конфессий, и особенно низшие, обычно старались избежать недоразумений и выбирали другие цвета в одежде. Но Ян со знанием дела разъяснил, что Тени, как и все тайные общества, обязательно носят особые амулеты, которые служат одновременно опознавательным знаком и способом быстрой связи. Дженкинс вообще не носил никаких артефактов. А ещё никто не видел, чтобы он использовал хотя бы простейшие бытовые заклинания, хотя другие учителя-низшие – Горак по литературе, Коллен по географии, да даже физрук – не упускали случая показать, что они тоже кое-что умеют. Альберт не мог представить, как чувствовали себя низшие маги в школе для высших, – наверное, не очень комфортно, потому и старались почаще применять простые заклинания для всяких мелочей: зажечь свет, раскрыть книгу, поднять упавшую ручку. Но Дженкинсу, который ещё и жил в школе постоянно, в отличие от Горак и Коллена, казалось, не было дела до своего авторитета.

Единственное, что нарушало его образ сушёной мухи на подоконнике, – это глаза самого светлого оттенка серого, почти бесцветные, которые необъяснимо жутко контрастировали с чёрной одеждой и падающими на лоб тёмными волосами. Хотя большую часть времени взгляд у него был отсутствующий, но иногда по ходу лекции Дженкинс неожиданно спрашивал что-нибудь вроде: «Новый закон вступал в противоречие с Мейтским эдиктом… какого года?» – а все молчали, потому что, впав в сонное оцепенение, даже не замечали вопроса, и тогда он как будто включался в происходящее, взгляд фокусировался и становился таким нечеловеческим, что Альберта пробирала дрожь. «Мейтский эдикт, – тихо повторял учитель. – Год», –  и смотрел своими прозрачными глазами, а зрачки как наточенные карандашные грифели втыкались в каждого по очереди. Но потом Ян или Марта наконец называли нужную дату, и Дженкинс тут же возвращался в свой транс.

Сейчас казалось почти смешным, как Альберт испугался его на первом курсе. Из-за снов. Из-за Лихлинна. Потом-то, конечно, стало очевидно, что это не он, не чёрный призрак отмщения, преследовавший Альберта в кошмарах. Сходство-то и было только в чёрной одежде. По правде говоря, больше ничего во внешности человека из Лихлинна Альберт просто не запомнил. Но это точно был высший маг, боевой, скорее всего – стихийный. И он, наверное, убил бы Альберта при следующей встрече – если бы только узнал его. Первые месяцы в приюте госпожи Инген Альберт буквально каждый день ждал, что по его душу явится чёрная тень. Просыпался и ждал, засыпал и надеялся, что тень милосердно убьёт его во сне. Но никто не приходил ему мстить, и со временем Альберт думал об этом всё реже. Поступление в школу должно было ещё сильнее оторвать его от прошлого – и вдруг эта чёрная фигура учителя истории. Глупость же, но как он тогда перепугался! Но и к этому оказалось возможно привыкнуть. Цвет как цвет, и нечего обмирать при каждой встрече в коридоре.

– Восемнадцатого марта шестьсот пятого года вступил в силу Аннерский договор о создании Альянса. Членами Альянса стали. Иннсдерре. Каэлид. Сах…

Альберт посмотрел в тетрадь. Плотное тёмное пятно наползало с левого края, тянулось к случайно разбросанным датам, грозилось покрыть собой всё свободное пространство. Пожалуй, тетрадь по истории тоже придётся сжечь.

– Айдер.

– Здесь!

– Ве.

– Я!

– Дьюри.

– Здесь.

Новенькая преподавательница открыла рот, чтобы произнести следующую фамилию, но только беспомощно уставилась в список, лежавший перед ней на кафедре. Из разных уголков класса раздались сдавленные смешки.

– Зоя, – милосердно подсказала Зоя. Альберт тоже не сдержал улыбку. Её настоящие имя и фамилия состояли соответственно из одиннадцати и шестнадцати букв, в основном согласных. Никто даже не пытался их прочитать, разве что на спор во время студенческих пьянок, но до этого этапа редко кто досиживал. Зато у Ве вообще не было фамилии, у них в горах не принято.

– Зоя, – с облегчением повторила преподавательница, одарив девушку благодарным взглядом, и продолжила зачитывать имена.

– Я бы к ней подкатил, не будь она эфиркой, – громко шепнул сидящий впереди Бренги своему соседу.

– Нужен ей такой малолетка, – откликнулся Леоф. Подкол вышел неуклюжим, потому что сам Леоф был почти на два года младше друга, а выглядел вообще лет на четырнадцать. Бренги, в противоположность ему, был высок, широкоплеч и – если верить его словам – умел обращаться с противоположным полом.

Не похожая ни на кого из остальных преподавателей, блондинка с застенчивой улыбкой и мелодичным голосом, представившаяся госпожой Шенди, казалась совершенно инородной в этих каменных стенах, за пыльной кафедрой, на фоне обшарпанной классной доски. Вряд ли она была намного старше самих студентов, да ещё и одета по моде низших в обычную длинную блузку и узкие брюки, а не в какое-нибудь огромное вычурное платье, как Сорхе.

Закончив перекличку, она вышла из-за кафедры, чтобы быть ближе к первым рядам, и приступила к лекции. Сдержанно жестикулируя и покачивая крупными треугольными серьгами, она начала с рассказа о том, что все и так знали из курса теории стихий:

– …В освоении магического контроля над природными стихиями человечество двигалось от практики к теории. Первым известным случаем применения стихийной магии стал так называемый День огня – переломный момент в Леанно-сахской войне. Хотя вполне возможно, что магия проявляла себя и ранее, но эти эпизоды не привлекли к себе внимания из-за недостаточной зрелищности. Вскоре люди без труда обнаружили, что могут также управлять водой, воздухом, почвой, вызывать молнии. Пока одни с восторгом испытывали новые возможности на полях брани, другие занялись классификацией. Весь предыдущий культурный опыт, включая, скорее всего, и воззрения Первой Эпохи, загонял учёных в рамки четырёх стихий. Действительно, с водой, огнём, воздухом и землёй всё было достаточно очевидно. Молнии и способность повышать температуру предметов поначалу отнесли к огню. Насчёт понижения температуры уже возникли разногласия: если лёд ещё легко было признать ипостасью водной стихии, то незначительное понижение температуры…

Альберт заскучал. Хотя на контрасте с лекцией по истории второй урок его поначалу взбодрил: новый предмет, новая преподавательница, к тому же подтянулись все, кого не хватало на первом часе, и атмосфера заметно оживилась. Но ничего полезного всё ещё не рассказали, и он снова начал чувствовать, что зря теряет время, а четвёртый курс не оправдывает возложенных на него надежд.

– …И только в пятьсот шестидесятом году Аннберандский совет признал эфир пятой стихией. Его определили как… Кто-нибудь скажет?

– Всепроникающая материя, соединяющая все тела и пространство между ними, что позволяет эфирным магам использовать её для получения информации, а также обладающая собственным набором физических свойств.

– Ну, про эфирных магов в изначальном определении не упоминалось, а в остальном всё верно, спасибо, Ян. Расскажите, что вы уже умеете в стихии эфира?

– Зажигать свет…

– …и гасить…

– …создавать тепло…

– …и холод…

– Неплохо, – ободряюще улыбнулась Шенди, хотя вряд ли была впечатлена. – Дело в том, что физическим аспектом эфира на начальном уровне овладеть проще, чем ментальным. Для этого даже не обязательна визуализация. Для магии разума – обязательна. Это отправная точка, однако даже здесь у многих возникают трудности. Поэтому, скорее всего, весь сентябрь мы посвятим исключительно техникам визуализации, пока все не добьются устойчивых результатов. После этого мы перейдём непосредственно к воздействию энергия-человек и начнём с двустороннего взаимодействия – простейшей телепатии. Ну а потом можно будет перейти к одностороннему воздействию и блокам. Начнём с простого – чтения настроения и эмоций, потом попробуем на них влиять, потом сделаем то же самое с воспоминаниями – умеющие обращаться с эфиром могут не только читать чужие воспоминания, но и вызывать нужные им образы и даже их видоизменять…

У только что скучавшего Альберта теперь голова шла кругом. Раньше он как-то не задумывался о том, где в искусстве магии разума проходит грань между школьной программой и тяжким преступлением.

– А в Иннсдерре это точно не запрещено? – мрачно спросила сидевшая за первой партой Уна. Видимо, всех посетили схожие мысли.

– Смотря что конкретно, – невинно улыбнулась госпожа Шенди. – Чтение эмоций запретить фактически невозможно, потому что магам эфира ментальной направленности трудно этого избежать. Разумеется, запрещено любое одностороннее воздействие на сознание мирных жителей без предварительно полученного согласия – точно так же, как запрещено жечь или топить людей. Но вам могут повстречаться не только мирные жители. Отсюда следует самое главное, чему вы должны научиться, – это ментальный блок. Принцип у него один, независимо от вида ментального воздействия, но всё же было бы хорошо представлять себе, что именно пытается сделать ваш противник…

– А стихийные тренировки будут? – поинтересовался Бренги.

– Конечно, со следующей недели по субботам после обеда.

У Альберта защемило сердце. Он должен был порадоваться за Марту, у которой теперь появится стихийный наставник. Должен был. Но это так несправедливо! Вообще-то, на стихийные тренировки имел право прийти любой желающий – не обязательно чтобы отточить все нюансы управления родной стихией, но и наоборот чтобы подтянуть ту, что даётся труднее всего. Или просто для общего развития. Так почти все ходили тренировать землю, хотя магов земли среди учеников не было. На водные тренировки никто, кроме Томара, не ходил, но это в основном из-за тяжёлого характера Сорхе, которого сполна хватало на уроках преобразования три раза в неделю. Ну а ещё потому что Томар действительно показывал выдающиеся успехи в управлении водой и любой другой студент только мешал бы ему и почём зря нервировал суровую наставницу. На эфирные тренировки Альберт, может, и пойдёт, но зачем себя обманывать, ментальным магом ему не быть. Да ему это и не нужно, потому что он сполна одарён воздушной стихией. Их всего-то трое – учеников с достаточно сильным даром, чтобы проявилась стихия: он, Марта и Томар. И пока свой наставник был только у Томара, это было обидно, но терпимо. А теперь Альберт остаётся единственным без наставника. Прекрасно.

– Что ж, если нет вопросов…

– А мой отец говорит, – поднял руку Леоф, – что любое воздействие на разум другого человека аморально, противоестественно и должно быть запрещено.

После озвученной программы курса Альберт был склонен с ним согласиться, но всё-таки, пожалуй, не стоило такое высказывать в лицо магу эфира. Повисла неприятная тишина. Но госпожа Шенди явно слышала подобное не впервые и не выглядела застигнутой врасплох, только кивнула с печальной улыбкой:

– С того самого пятьсот шестидесятого года, когда существование эфира как стихии было официально задокументировано, не угасают споры об этической стороне ментальных воздействий. По какой-то причине это волнует магов больше, чем этичность применения на противнике огня или, скажем, камнепада. Вероятно, это связано… – Её только что грустное лицо вдруг озарилось. – Почему бы вам не написать реферат на эту тему? Это будет ваше первое домашнее задание, – она снова расплылась в очаровательной улыбке. – Объём около десяти листов, и не менее пяти ссылок на источники!

Последовавший за магией разума урок преобразования не изменил настроение Альберта ни в лучшую, ни в худшую сторону. Наконец-то это был магический предмет, в котором они давно оставили позади теорию, и Альберт с искренним рвением принялся за задание. По самые локти подтянув рукава свитера и откинув хвост за спину – он никогда не забывал это сделать после того, как однажды подпалил себе волосы, – он пыхтел над тем, чтобы вывести в воздухе над партой тонкий огненный завиток. Огонь в таком количестве создать несложно, даже если это не твоя стихия. Сложно заставить пламя сжаться в тонкую нить, свернуться в ровную спираль и оставаться в таком положении до тех пор, пока госпожа Сорхе не посчитает задание выполненным. Ну и не дать кончикам пальцев обуглиться.

Как всегда, лучше всех в управлении энергией проявили себя Марта и Ян, созданные ими завитки, на взгляд Альберта, были безупречны. Сорхе только сдержанно кивнула. У остальных линии либо выходили слишком толстыми, либо расплывались, либо узор никак не желал задерживаться дольше пары секунд. Для самого Альберта такие задания становились пыткой: его энергия так и рвалась свистеть вихрем и крушить преграды, а это мелкое, кропотливое изменение формы прямо-таки противоречило всей его природе! Вновь и вновь пытаясь обуздать поток, Альберт совсем не чувствовал себя одарённым и мало чем отличался от бедняги Леофа, который не продвинулся дальше создания бледного светящегося комка, больше похожего на эфирный свет, чем на горячий огонь.

– Что-то я устал учиться, – жалобно простонал Леоф, ложась головой на парту, когда после обеда ученики начали подтягиваться в класс боевой магии.

Все учебные аудитории выглядели похоже: ряды парт смотрели на кафедру и доску за ней, у одного из высоких окон ютился учительский стол, а где-нибудь в углу – шкаф с книгами или наглядными пособиями. Кабинет боевой магии будоражил двумя отличиями. К стене позади парт примыкали пять полукруглых купелей: три в центре были наполнены водой, землёй и огнём, а две по краям выглядели пустыми, но подразумевалось, что в одной из них воздух, а в другой – эфир. Но главное – два ряда парт жались вдоль стен, а посередине между ними прямоугольное углубление в полу образовывало площадку с невысокими бортиками. В бортиках тускло блестели латунные цилиндры, бывшие, вне всякого сомнения, артефактами для автоматического создания барьера. Неужели вот-вот начнётся то, ради чего он и пришёл учиться магии?

Пока Леоф притворялся спящим – или правда спал? – остальные ученики болтали в ожидании преподавателя и начала урока, и Альберт с удивлением узнал, что далеко не все разделяли его энтузиазм по поводу боевой магии.

– Это же тот же преобр, – разводил руками Ян. – Просто более узкое его применение.

– Но в этом и суть, – возражал Альберт. – Если на тебя нападут – ты что, завитушку в воздухе нарисуешь?

– Очнись, Альберт, – встряла Уна, – кто на тебя нападёт? Жрец Артура с проповедью? Тогда и правда хватит показать, что ты высший маг, чтобы он передумал спасать твою душу. Или ты на границе служить собрался?

Вообще-то, именно это Альберт и намеревался делать, когда закончит школу, но в ответ на такой насмешливый тон делиться планами не захотелось.

– Насчёт завитушек ты не прав, – добавил Томар как бы неохотно. – Мы ведь учимся и направлять энергию, придавать потоку любые формы. Делаешь его максимально плотным и острым, как клинок, – вот тебе и боевое заклинание.

– А если уж вводить отдельный предмет для каждой области применения магии, – не отставал Ян, – то почему нам не читают магию цветоводства или архитектурную магию?

Дверь кабинета открылась, прервав разговор. Сидевшие на партах Томар и Бренги тут же спрыгнули на свои стулья, Леоф нехотя оторвал голову от парты, все изобразили готовность внимать. И только потом увидели, что вместо Сорхе, которая вела боевую магию у всех предыдущих поколений, в класс вошёл учитель истории.

У Альберта спутались мысли. Это ещё что значит? Кабинетом ошибся?

Дженкинс, как всегда, не глядя по сторонам, прошёл за кафедру и принялся раскладывать на ней принесённые с собой бумаги.

– А мы вас сегодня уже ви-и-идели, – осторожно протянул Ве.

Учитель рассеянно кивнул, не поднимая головы:

– Расписание так себе.

– А – где госпожа Сорхе? – раздался робкий голос кого-то из девушек.

– Без понятия, – ответил историк, не отвлекаясь от бумажек.

– Вы будете нашим постоянным преподавателем? – решил прояснить Ян, любивший точность.

Дженкинс наконец оставил бумажки в покое и поднял на него взгляд.

– Да. Ещё вопросы?

Если кто-то что-то и спросил, Альберт этого не слышал. Он слышал только оглушительный треск, с которым рушились опоры его душевного спокойствия. Если Дженкинс – боевой маг, то это ещё одно сходство… Стоп, стоп. Спокойно. Не нужно спешить с выводами. Ещё ведь ничего не известно, правда? Мало ли кто что преподаёт. Чтобы стоять и говорить, высшим магом быть не обязательно. А будет ли он делать что-то ещё? Альберт не отрывал взгляда от учителя.

Дженкинс стоял, облокотившись о кафедру и глядя на свои сплетённые пальцы, как будто сам ощущал свою неуместность в этом кабинете.

– В общем-то, – начал он тем же блёклым голосом, каким с утра вещал им про мирные договоры и создание Альянса, – основные необходимые навыки вы получили – и продолжаете получать – на курсе преобразования энергии… – В этот момент Ян повернул голову и выразительно посмотрел на Альберта – мол, что я говорил, – но тому было не до споров. – Разница – в условиях. В частности, в том, с чем взаимодействует ваша энергия. В случае с обычной трансформацией это?..

Он обвёл класс пустым взглядом своих жутких глаз-ледышек.

Альберт не мог сосредоточиться на сути вопроса, потому что был весь поглощён тревожным ожиданием: владеет Дженкинс боевой магией, или ещё может быть какое-то другое объяснение?.. Остальные тоже несколько секунд молчали, наконец Бренги неуверенно развёл руками:

– Ничего?.. Когда мы просто берём энергию и придаём ей форму…

– Либо стихия, – добавил Томар. – Когда это воздействие своей энергией на стихию, находящуюся вовне.

– Стихия всегда вовне, – прикопался Дженкинс. – Но, в общем, верно. На преобразовании вы учитесь контролировать энергию, менять её и направлять. Задавать форму, плотность, скорость потока. С прошлого года – воздействовать энергией на стихию и вплетать стихию в сам поток. На что направлена энергия в боевой магии?

– На противника? – предположил Ян.

– В идеале.

– Ну или на его энергию – чтобы нейтрализовать созданное им заклинание. Отразить атаку или наоборот преодолеть щит.

– Более вероятно. В связи с этим вас ждёт много теории…

Альберт встрепенулся: вот оно! Дженкинс просто будет читать им теорию. А практика… наверное, практика будет с Сорхе.

– …Кто ваш противник, что он умеет и чего от него ждать. Как использовать свои преимущества, окружающее пространство, – учитель скучающе закатил глаза, – и прочее. Но сначала самое простое. Как вообще защититься от атаки, кое-что зная о преобразовании энергии? Зоя?

– Поставить щит, – пожала плечами девушка, – сконцентрировав необходимое количество силы на пути атакующего потока…

– Необходимое – это сколько?

– Ну, – растерялась Зоя, – это зависит от силы атаки…

– Зависит. А как атаковать, Уителл?

Леоф вытянулся в струнку, как будто это помогло бы ему с ответом.

– Сконцентрировать, – он облизнул губы, – необходимое количество силы. И – ну – направить… вперёд.

Дженкинс смотрел на него, не мигая. На помощь товарищу пришёл Бренги:

– Придав сгустку энергии максимально высокую плотность и ускорение!

– Такая базовая атака, – добавил Ян, – называется «снежок», потому что работа с энергией похожа на то, как, к примеру, снег сжимается в твёрдый комок. Но форма может быть и любая другая, и размер тоже…

– Мы делали «снежки» на преобре, – вспомнила Лотта, – и бросали с разной силой…

– Хорошо, – прервал их учитель. – Я не знаком с вашими магическими умениями, так что посмотрим, с чем мы имеем дело. – Он сверился с лежащим на кафедре листком. – Ве, Айдер, выйдите в центр.

– Это будет вроде поединка? – Ве послушно начал вылезать из-за парты, но не торопился, с сомнением косясь на Марту.

– Вроде.

– Тогда почему я против женщины?

Дженкинс поднял брови в немом вопросе, и Ве пояснил:

– Общеизвестно, что у женщин от природы меньше запас энергии и слабее атака. В чём смысл поединка, когда противники изначально неравны?

– Интересная теория, – заметил учитель. – Что о ней сказала госпожа Сорхе?

Раздались сдавленные смешки, Ве небрежно передёрнул плечами, но покрывшая его бледность ясно говорила о том, что он скорее умрёт, чем поделится с госпожой Сорхе подобными теориями.

Когда оба противника оказались в центре аудитории, Дженкинс в своей характерной манере объяснил задание:

– Один атакует, второй ставит щит. Один раз.

Ве демонстративно поправил висевшую на шее целую связку амулетов, широко расставил ноги и закатал рукава рубашки, глядя на Марту так, как будто ему предстояла неприятная, но необходимая работа. Марта была на голову ниже и выглядела совсем не по-боевому в юбке до пола, с рассыпанными по плечам волосами и опущенными руками, но лицо её оставалось спокойным и сосредоточенным.

Время шло, и Альберт вдруг понял, что наблюдает за поединщиками уже довольно долго, а они так и стоят, не шевелясь, словно вмёрзли в прозрачный лёд. На один пугающий миг Альберту показалось, что это для него остановилось время, что он незаметно для себя попал под чьи-то чары и теперь навечно останется в недвижном мороке, пока вокруг продолжается обычная жизнь… Но тут Марта моргнула и чуть улыбнулась уголками губ, возвращая миру движение. Альберт вздохнул с облегчением, он уже видел, что студенты в другом ряду не теряли возможности шевелиться, просто замерли в ожидании поединка. А вот Ве действительно так и не шелохнулся, стоял, чуть ссутулившись, отведя назад правый локоть для замаха…

Ян присвистнул.

Конечно, все знали, что Марта – маг эфира, и на всякий случай побаивались; но в деле видели её только на уроках преобразования, где Марта лучше других справлялась с температурой и светом. Она никогда не применяла магию разума на однокурсниках.

Учитель сделал пометку в своих бумажках.

– Садитесь.

Ве наконец-то как будто оттаял – опустил руки, расслабил плечи, но смотрел как-то странно, в никуда, словно не было никого вокруг.

– Ха-ха! – развеселился Бренги. – Бедняга, тебя опять облапошила женщина! Смирись уже, это твоя доля!

Облапошенный несколько раз хлопнул глазами, и только тогда его лицо приняло человеческое, хоть и не совсем осмысленное, выражение.

– Она что, применила на мне магию разума? – наконец заговорил он.

– Да, дурачина! – продолжал радоваться Бренги.

– Но это нечестно! – Ве повернулся к учителю с негодующим видом. – Ментальные блоки – это совсем другое, мы их ещё не изучали!

– Это и есть «использовать свои преимущества».

– Но у меня тогда вообще не было шанса!

– Так бывает. Сядь на место. Айдер, – окликнул он Марту, которая тоже направилась к своей парте. – Ещё раз так сделаешь без моего разрешения – вылетишь из школы.

Марта только кивнула, сев на место и низко опустив голову. Неуместно строгое замечание проморозило атмосферу в классе, и Альберт, на время отвлечённый поединком однокурсников, снова начал тонуть в тяжёлых мыслях.

– Дьюри, Хостин.

Он вздрогнул, услышав свою фамилию, резко отодвинул стул и поднялся. Отвратительная слабость в коленях дала понять, что он слишком себя накрутил. Надо успокоиться и решать проблемы последовательно. Сейчас ему предстоит поединок с Томаром – это же хорошо, он этого давно ждал, а то сколько можно пассивно соперничать в преобразованиях и рефератах. Драка – вот это способ выяснить наконец, кто сильнее. А Дженкинс, значит, приврал, что не в курсе их способностей, потому что уж точно не случайно поставил в пару двух лидеров.

Вступив в пределы заветной площадки, Альберт невольно одёрнул длинный свитер и едва удержался, чтобы не поправить волосы. У него была собственная теория, согласно которой магическая энергия отражалась во внешности её обладателя. Если точнее, более мощная энергия требовала более совершенной физической оболочки. И хотя Томар выглядел, возможно, привлекательнее Альберта, но не потому что был сильнее, а потому что его магия имела размеренный и аккуратный характер, вот и сам он был весь такой опрятный и ладный, высокий, но не слишком, в тонком джемпере по фигуре, с ровно подстриженными волосами песочного оттенка. Альберт был одного с ним роста, но, пока жил в приюте, привык, что его зовут оглоблей. Одежда на нём вечно висела мешком, а собранные в хвост волосы настойчиво из него выбивались, и их несколько раз на дню приходилось перевязывать заново. И его всё в себе устраивало: когда ты – ветер, какая уж там аккуратная причёска.

– Ну что, я первый? – предложил Томар.

Альберт согласно кивнул, не сводя с него взгляда, светлая голова ярко выделялась на фоне тёмно-коричневой доски. А левее… Дыхание перехватило. За спиной однокурсника стояла чёрная фигура из снов. Неподвижно, выжидая, наслаждаясь его ужасом. Разум робко лепетал, что это всего лишь стоит за кафедрой одетый в чёрное учитель, но Альберт не слушал, он пытался удержаться на подкашивающихся ногах, глотнуть воздуха горлом, на которое будто накинули невидимую удавку, и не провалиться в слепую черноту, где он окажется полностью во власти чёрного человека, на его территории, без единого шанса спастись. Тупой удар в грудь, земля уходит из-под ног – значит, вот так это произойдёт?..

Пронзительная боль в копчике и левом локте развеяла наваждение. Он полулежал посреди класса боевой магии, а стоящий над ним Томар смущённо протягивал ему руку. Альберт тряхнул головой, показывая, что встанет сам. Пришлось сначала неуклюже перевернуться на четвереньки, а потом пытаться выпрямиться, опираясь на не ушибленную руку и преодолевая боль в груди и нижней части спины. Зато это давало повод подольше не поднимать пылающее лицо и ни с кем не встречаться взглядом. Такого позора с ним никогда в жизни не случалось. Теперь бы только не расплакаться от обиды. Эта мысль отрезвила: хуже есть куда, значит, есть стимул держаться. Отчаянно хромая, он поплёлся к своему месту, только бегло посмотрев на учителя. Тот с бесстрастным видом что-то царапал в своих бумажках. Что он там пишет, «ни на что не годен»? Козёл.

За остальными поединками Альберт не следил, поглощённый задачей справиться с унижением, не умереть со стыда и придумать, как реабилитировать себя в глазах одноклассников. В конце концов, впереди целый год. Если их поставили биться друг с другом на первом же занятии, то явно не в последний раз. Он ещё покажет себя – а ему есть что показать. Если только не будет проваливаться в кошмар наяву каждый раз при виде учителя! Чёрт возьми, это же был пройденный этап, ну почему опять! Хотя как раз можно предположить почему: связь Дженкинса с боевой магией – всё ещё, кстати, неясная – пошатнула выстроенную за предыдущие годы систему аргументов, объяснявшую, почему он никак не может быть тем-самым-человеком.

А хоть бы даже и был!

Урок закончился, и Альберт со злостью сгрёб с парты тетрадь и учебник.

Какая, на самом-то деле, разница? Он же его не узнал – вот и всё! Вопрос закрыт!

Он вытолкался из класса вместе с толпой студентов.

Теперь-то что?!

– Да какая разница! – почти крикнул он в лицо Леофу, на ходу соображая, что одноклассник только что задал ему вопрос, а он вместо ответа выпалил то, что вертелось в голове.

Леоф ошарашенно заморгал и пробормотал:

– Да – в общем – никакой… Просто подумал – вдруг ты захочешь с нами. Нет так нет…

И скрылся в коридоре быстрее, чем Альберт смог придумать оправдание своей невольной грубости.

Глава 2. Забытое старое

Ночью выпал снег. Ровным, не истоптанным ещё белым слоем он покрывал двор, лежал на скамейках, на низких бортиках круглого пруда, не успевших до конца пожелтеть рябинах, манекене для отработки заклинаний – студенты прозвали его Рикардо… А ведь ещё даже не ноябрь. В Каэлиде, конечно, тоже иногда выпадал снег, но обычно только после солнцестояния. Офелия и не подумала взять с собой тёплой одежды. Впрочем, согреваться можно и эфиром. Куда хуже то, что выданная ей по прибытии «Памятка преподавателю» гласила: «…форма одежды свободная, однако предпочтение отдаётся традиционному стилю». И Офелия успела заметить, что предпочтение ему ещё как отдаётся! А дома она работала в основном с низшими и не хотела своим видом сразу устанавливать дистанцию, потому носила что попроще и именно это в спешке прихватила с собой в изгнание. И теперь вышло наоборот: привычная одежда отрезала её от нового коллектива. О нет, нашлось среди её вещей одно платье, которое она не надевала ни разу. «Традиционное», как деликатно называлась в памятке мода высших, длиной до пола, из мерцающего мелкими блёстками серого шифона. Как, ну как она умудрилась сунуть в чемодан именно это? Оно было бы слишком нарядным даже для официальных мероприятий, если бы ей таковые предстояли. Платье Офелия затолкала на полку поглубже и каждый раз безуспешно пыталась придумать, как бы по-новому сочетать брюки или юбку с туникой и вязаным кардиганом.

Ситуацию здорово облегчало то, что наряжаться, кроме как на занятия, было решительно некуда. Она узнала, что учеников в школу набирали не каждую осень, а раз в два года, поэтому сейчас в Шаннтоге училось всего двадцать человек – второй и четвёртый курс. Магию разума начинали изучать на четвёртом, так что старшекурсникам она преподавала два урока в неделю, а по субботам вела стихийную тренировку.

В остальное время приходилось непросто.

Она пробовала не выходить из комнаты, на удивление приличной, учитывая общую аскетичность замка. Жгла камин, лежала в постели, смотрела в окно, перебирала свои жалкие пожитки. Без эфира казалось, что уши набиты ватой, и она касалась кончиками пальцев гладкого дерева стола, колючей шерсти покрывала, пыльного камня камина, чтобы ощутить присутствие материального мира. Наверное, в одной небольшой комнате можно было и дать свободу эфиру – едва ли эти предметы рассказали бы слишком много. Но она боялась, что не сможет остановиться, не сможет вынести глухоту, когда выйдет за дверь.

Она пробовала выходить – потому что к вечеру становилось невыносимо, но в коридорах к этому времени уже гасили свет и замок казался необитаемым. Она поднималась на верхнюю площадку – «крышу», – окружëнную массивными квадратными зубцами, и смотрела в чернильную пустоту. Дома она жила довольно далеко от побережья – насколько это возможно на острове, пусть даже таком большом, – и любила иногда бывать на море с друзьями или с парнем, купать босые ноги в прибое, слизывать соль с губ, внутренне вздрагивать от грохота стихии, замирать в восхищении перед огромным и бескрайним.

Оказалось, что два месяца жить лицом в пустой горизонт ни капли не романтично. Набегающие волны будто стачивали что-то в душе, хватали и утаскивали в прожорливую глубину, снова хватали и снова утаскивали, с каждым разом оставляя всё меньше…

Она пробовала думать о доме. Вспоминала Ойса – бархатный голос, тëплые карие глаза, сдержанную улыбку, зачёсанные набок волосы, широкие плечи, крупные мягкие кисти рук… Ничего больше узнать о нëм она не успела. И злилась – на Каэлид, на короля и королеву, на заговор – за то, что вторглись в еë жизнь, которая как раз начинала налаживаться. Что будет, когда она вернëтся? Ждëт ли еë Ойс? Вряд ли: они даже не успели ничего друг другу пообещать. Значит, придëтся ещë раз начинать всë заново. И это ладно, но лучше бы поскорее: отсутствие личной жизни совсем не помогало переносить ссылку.

Она вспоминала Таваса Вальдероя – дело давнее, она знать не хотела, где он сейчас, но в памяти навсегда остались его иллюзии, и теперь они согревали знанием, что порой всё бывает хорошо. Одна из любимых: нагретый солнцем прилавок с фруктами на оживлённом базаре, гул голосов, резкие крики зазывал и ругань, тяжёлый запах благовоний, пряностей и тёмно-розовой малины перед самым лицом. В левую грудь упиралась дыня, под бёдрами перекатывались мандарины. «Груши-то побитые какие», – сетовал кто-то над головой, а она сжимала случайно попавшую в руку сливу, и липкая мякоть текла между пальцев. Или эта: они только вдвоём качались на волнах посреди океана, прямо на воде, она лежала на спине и откуда-то знала, что под ней невообразимая тёмная бездна. Вода плескалась у самого лица, грозясь в любую секунду захлестнуть, залить солью ноздри, утянуть во тьму, куда не достаёт солнце. Грудь леденил настоящий страх, она боялась лишний раз шевельнуться, но когда, не удержавшись, всё-таки запрокидывала голову в холодную зыбь, бездна не нападала, не бросалась в лицо, а растекалась тёплой невесомостью.

В замке тоже был иллюзионист – господин Кайтель, не такой старый, как другие, приятной и ухоженной наружности, но очень уж пресный и равнодушный с виду. Любит ли он выделывать что-то подобное? Фантазировать можно сколько угодно – без эфира её отделяет от людей невидимая толстая стена. О чём они думают, чего хотят? Как здесь оказались и почему не бегут отсюда? Можно ли их об этом спросить? Да и как они, вообще-то, относятся к ментальным магам из недружественной страны?

Одна надежда – весьма хлипенькая – оставалась на Джейсона. Господин Макдуф – милый и заботливый, но очень занятой – сказал: «Он весь в твоём распоряжении, не стесняйся обращаться с любыми вопросами». О, она не стеснялась. Ещё бы он отвечал как следует! Дома она старалась избегать таких – «проблемных», как она их называла: закрытых, больше заинтересованных в своих тёмных тайнах, чем в окружающих людях… Спору нет, есть в них что-то притягательное, но стоит ли ломать голову над загадкой, если разгадка может тебе не понравиться? Ну а сейчас ей в любом случае не хватило бы времени – не будет же она сто лет тут торчать.

– …На второе свидание он пригласил меня посмотреть Пещеру Флейт, слышал про неё? Её стены состоят из колонн такой правильной формы, что она сначала считалась рукотворной, созданной ещё в Первую Эпоху, так что у меня не было шансов её увидеть. Но не так давно установили, что это полностью природное образование, возникшее без магии и техники, хотя в это трудно поверить. Она, конечно, успела побыть популярным местом в Первую Эпоху, но это совсем не то же самое, как с древними храмами, которые сначала в течение многих лет возводились людьми, а потом столетиями служили местом культа, полнились духовными переживаниями, а иногда их разоряли или сжигали, потом отстраивали заново…

Снега нападало несколько сантиметров, невесомого и рассыпчатого. Там, где они ступали – чуть в стороне от кромки прибоя, – снег мешался с песком, теряя белизну.

– …В общем, пещеру получилось экранировать, и вроде бы она безопасна для магов эфира. Очень хотелось там побывать – и вот, он меня позвал, мы договорились встретиться на следующий день. А утром я узнала, что у меня есть два часа, чтобы убраться из страны. Руфорта, придворного эфирного мага, в это время как раз четвертовали.

– Не повезло, – сухо прокомментировал Джейсон, не уточнив, кого из участников истории он имеет в виду.

Всякий раз, когда она «обращалась с любыми вопросами», в том числе: «Покажешь мне окрестности?», он выглядел недовольным, но не отказывал. Похоже, со словом директора ему всё же приходилось считаться.

– Да, я примерно так и подумала, – отозвалась Офелия. – Но если искать положительные стороны, то хорошо, что всё ограничилось одним свиданием, а то ещё пришлось бы страдать из-за оставленного на родине жениха.

Они приблизились к заснеженным мосткам причала. Дальше полоса пляжа тянулась ещё метров пятьдесят, пока не упиралась в очередной утёс, которыми изобиловало побережье. Офелия шагнула на припорошенные доски, прошла почти до самого края – словно желая подобраться поближе к «материку», как здесь называли остальные территории Иннсдерре. Хотя строго говоря, Шаннтог находился на том же материке, но, чтобы добраться до цивилизации по суше, пришлось бы сделать крюк вокруг залива, когда по воде путь прямой и короткий. По крайней мере, таким он выглядел на карте. А на горизонте виднелся только Шанн-эй, расплывчатый в извечной дымке.

– А у тебя как с личной жизнью? – она повернулась к Джейсону, который остановился рядом и медленно провёл ребром ладони по узким перилам, освобождая их от снега, чтобы облокотиться. Белые хлопья полетели в воду, по пути распыляясь облачком. Джейсон бросил на неё косой взгляд.

– Не могу выбрать между Сорхе и Гайром. Ты за кого?

– Ты никогда не бываешь вне замка?

– Почти.

– Почему ты вообще здесь остался?

Она уже успела вытянуть, что Джейсон когда-то сам учился в Шаннтоге. Это-то не удивляло, несмотря на отсутствие у него стихийных эманаций – граница между низшими и высшими давно перестала определяться наличием стихии и продолжала ползти вниз, – но что может заставить кого-то во взрослом возрасте связать свою жизнь с таким местом?

Он молча водил ногтем по сырому дереву перил. Упрямое выражение лица ясно свидетельствовало, что отвечать он не хочет.

Со стороны леса семенила фигурка в знакомом фисташковом пончо, ярком и жизнерадостном на фоне снега и побледневших полуголых деревьев. Офелия энергично помахала, пончо остановилось, помахало в ответ и заспешило дальше к замку. Джейсон не отреагировал, а Офелия, как всегда, не могла сдержать улыбку при виде госпожи Бертемар.

– Она очаровательная!

– Жаль, не в себе.

– Не говори так, – обиделась она за соседку. – Просто она необычная. По-своему видит мир.

– М-м.

– Ты знаешь, что она всех людей сравнивает с растениями?

– А я о чём.

– Мне кажется, она весьма проницательна. Например, господин Макдуф для неё вереск. Разве не здорово? В Каэлиде много легенд о вереске, он ассоциируется с мудростью, долголетием, мужеством и стойкостью к невзгодам. Ты не находишь, что в этом что-то есть?

– То, что Шаннтог стоит в зарослях вереска, конечно, ни при чём.

Офелия пропустила замечание мимо ушей.

– А я знаешь кто? Бессмертник. Похожа?

Впервые за время разговора Джейсон повернулся к ней и окинул оценивающим взглядом – чуть более долгим, чем того требовал шуточный вопрос.

– Подзабыл ботанику, – признался он. – Что за бессмертник?

– Ну, такие мелкие жёлтые цветочки. Скромные, но по-своему красивые, – она улыбнулась, сделав паузу, чтобы он успел обдумать услышанное. – Приятно пахнут, предпочитают сухую почву, не вянут даже срезанными и используются в медицине. А по легенде, в них могут вселяться души умерших, чтобы говорить со своими близкими.

– И как тебе сухая почва?

Офелия только вздохнула. Она всё равно ни на что не рассчитывала.

– Про тебя госпожа Бертемар тоже говорила. Ты у неё знаешь кто?

– Не знаю и не…

– Чёрная осина.

Он переменился в лице, но ничего не сказал, и Офелия продолжила:

– Я не решилась спросить травницу… Чёрная осина – это же мифическое растение, правильно?

Вообще говоря, она была в этом вполне уверена, но обратила внимание, что в классификации травницы реально существующие растения смешались с вымышленными… Но под взглядом Джейсона почувствовала, что сказала глупость.

– Я имею в виду свойства, которые ей приписывают… – поспешила добавить она.

– Чему только учат в вашем Фаэранте?

– Эй, повежливее!

Предаваясь тоскливым мыслям о своей ссылке, Офелия не раз думала, что Фаэрант, где она училась, отличается от Шаннтога, как королевский дворец от коровника. И, кстати, разговаривают там все нормально, и находится он в центре столицы, окружённый парками, музеями, мастерскими…

Джейсон протягивал ей руку:

– Идём покажу.

– Ты – нас телепортируешь? – не поверила она.

– Я сейчас передумаю, – пригрозил он так сурово, что Офелия торопливо схватила пальцами его ладонь.

И провалилась в огонь. Пламя окружило со всех сторон, било нестерпимым жаром, казалось – вдохни и внутренности выжжет в долю секунды…

Вдохнуть она так и не успела – всё закончилось. Огонь исчез, лицо обдало холодным воздухом.

– Это ещё что за чертовщина? – севшим голосом спросила она.

– Не знал, что так будет.

Судя по его потерянному виду, он и правда не знал, и Офелия устыдилась своей несдержанности.

– Придётся пройтись. – Не дав ей собраться с мыслями, Джейсон уверенно выбрал направление и пошёл сквозь заснеженный лес – потому что они оказались в лесу. Таком же высоком и светлом, как рядом со школой, только здесь успело намести целые сугробы. После грохота прибоя тишина давила на уши. Несмотря на то, что в окружении деревьев было теплее, чем на морском берегу, Офелия решила, что они где-то к северу от замка. Но чёрт с этим, её больше интересовало другое.

– Значит, огонь – твоя стихия?

Она следовала за ним по глубокому снегу, перешагивала поваленные стволы и пригибалась под протянувшимися над тропой ветвями подлеска. Вряд ли это популярное место для прогулок.

– Была, – бросил он через плечо, когда она уже думала, что не дождётся ответа.

Была? Это ещё что значит? Стихия может проявиться с возрастом, причём в нынешнее время это случается всё позже, если вообще случается. Но обратного процесса не существует. Сила наполняет тело так же, как его наполняет кровь, от неё невозможно взять и избавиться. Разве что попытаться просто её не использовать, но это чревато неприятными последствиями вроде неконтролируемых выбросов магии, кому это нужно?

Она не выпускала из виду спину в чёрном свитере, теперь присыпанном снегом с деревьев. Что ты за фрукт такой?

Погрузившись в раздумья, Офелия не сразу уловила странное изменение.

Она непонимающе осмотрелась. Среди крепких старых буков появилось кое-что новое: тонкие, рукой можно обхватить, совершенно гладкие и абсолютно чёрные стволы, с редкими ветвями у самых верхушек. Чёрные деревья, подобных которым она никогда прежде не видела, образовывали собственную рощу внутри леса – и Джейсон вёл её прямо туда.

Двуглавый король поднимается с трона, ступает сапогом в мягкий мох, мох сочится тёмной кровью, бронзовые бубенцы в рыжей косе, тонкие чёрные стволы, гладкие, как оструганные колья, тянутся остриями в небо, где огромное косматое солнце перебирает толстыми лапками-лучами. Одноногий чёрный человек с одной рукой и одним глазом крутит в пальцах сорванный цветок. «Теперь другое дело», – улыбается крошечная старушка и откусывает ей фалангу мизинца.

Офелия несколько раз моргнула. Наверное, это приснилось ей сегодня, но она сразу же забыла сон, а сейчас вспомнила. Или увидела только что?

Она застыла, не решаясь войти во владения чёрных деревьев, которые теперь казались зловещими, таящими опасность. А главное, она уже чувствовала, что легендарное свойство чёрной осины вовсе не плод народного воображения. Но остаться здесь одной было страшнее, поэтому она поспешила за ушедшим вперёд Джейсоном.

Осины кольцом окружали небольшую поляну. Может быть, летом здесь росли какие-нибудь диковинные цветы, жуткие под стать деревьям вокруг, но сейчас нетронутый снег делал её подчёркнуто пустой. Пустота проникала под кожу, и плечи опускались от бессилия.

– Кажется, что они высасывают магию, – тревожным шёпотом поделилась Офелия.

– Кажется, – Джейсон то ли согласился, то ли наоборот возразил.

Офелия вытянула перед собой руку ладонью вверх. Заранее не веря тому, что вот-вот произойдёт, она сформировала энергию в светящийся шар, как делала, наверное, миллион раз – первое заклинание, которому она сознательно научилась… Шар не появился. Она глазела на свою раскрытую ладонь, над которой ничего не было. Напряжение вырвалось смешком.

– Свет предвечный, ты видел?

Джейсон смотрел на неё со снисхождением жителя столицы, на глазах которого приезжий из глубинки восторгается чудом городской канализации.

Офелия снова попыталась сотворить заклинание. Действительно, вопреки первому впечатлению, она чувствовала энергию внутри себя, могла её аккумулировать и направлять – но только не выпустить наружу. Что-то будто давило извне, загоняло поток обратно.

– Свет милосердный, – твердила она. – Это невероятно. Это точно безопасно?

Он равнодушно пожал плечами.

Чёрт с ним, даже если опасно, такое стоило испытать хоть раз в жизни. Деревья, которые блокируют магию. Про них слышал каждый – но это считалось выдумкой, байкой, уловкой, чтобы продать простофилям амулеты, которые якобы защитят от любых заклинаний. И вот она стояла на заснеженной поляне посреди леса – и не могла сделать ничего. Совсем ничего. Впервые с тех пор, как в пять лет начала бесконтрольно читать мысли окружающих.

– Тут ещё есть… – отвлёк её Джейсон.

Он подошёл к высокому сугробу на краю поляны, расчистил снег – и сугроб оказался валуном или, возможно, фрагментом скалы, давно вросшей в дёрн. Офелия приблизилась, заинтригованная – и второй раз за пять минут увидела чудо. Сырой гранит, покрытый пятнами лишайника, исчерчивали линии, полустёртые от времени. Их можно было бы принять за естественную шершавость камня, но забившиеся в борозды остатки снега сделали узоры отчётливыми и проявили их неслучайный характер. Офелия опустилась на колени, завороженно глядя на рисунки. Не во всех удавалось распознать конкретные предметы: вот, кажется, просто круг, но вот это уже похоже на солнце с лучами. А рядом лодка. Человек. А это напоминает собаку или кабана.

– Сколько им лет? – чуть слышно спросила Офелия.

– Не знаю, – с деланой скукой отозвался Джейсон. – Тысяч пять? Начало Первой Эпохи.

Офелия прикусила губу, боясь расплакаться от переполнявших её чувств. Она никогда не видела вблизи ни одного памятника Первой Эпохи, хотя их сохранилось немало. Слишком опасно для эфирных магов, слишком много информации за тысячелетия. Преподаватели любили рассказывать истории о тех, кто прикоснулся к древнему артефакту и так и остался навеки застывшей статуей. Этими несчастными были либо самые первые эфирные маги, в ту пору, когда об эфире ещё не знали, либо отчаянные дураки, не внявшие предостережениям.

Но ведь они в кругу чёрных осин, никакая магия здесь не подействует?

Она протянула руку и перестала дышать, глядя на вечный след художника, который вот так же стоял перед этим камнем пять тысяч лет назад, чтобы запечатлеть своих товарищей, плывущих в длинной лодке с загнутым носом. А потом все они умерли, и лодка сгнила, а вместо деревни, где они жили, возник шумный город, а потом он тоже исчез. Увидит ли она всё это, коснувшись рукой рисунков? Станет ли это последним, что она увидит, прежде чем её разум, не вынеся нагрузки, растворится в бесконечности мира?

А, плевать. Замёрзшие пальцы коснулись заполненных снегом очертаний солнца.

Ничего. Чёрные осины делали своё дело. Значит, разум пока останется при ней. Было самую малость обидно.

– Пойдём отсюда? – вернул к реальности Джейсон.

Со вздохом Офелия поднялась, отряхнула снег с колен. Образы сменяющих друг друга цивилизаций, которые она так и не увидела, но живо представила, не спешили отпускать.

– Это же невероятно, – слабым голосом выговорила она.

– Ага. – Джейсон уже шагал сквозь осины туда, откуда они пришли. Последовав за ним, Офелия снова вспомнила о предыдущем чуде.

– Хоть убей, я всё равно не могу поверить, что эти ярмарочные амулеты работают. Что, правда можно так легко защититься от любой магии?

– Нет, конечно.

– И почему же? Амулеты поддельные?

– Обычно да. А если настоящие – слишком мелкие. Тут же целая роща.

– Ну небольшой-то эффект должен быть?

– А толку? Да ещё ветви слабее стволов.

– Тогда почему амулеты не пилят из стволов?

– Они очень твёрдые – как железо. Долго, дорого. Ну и незаконно.

– Почему незаконно?

– Как ты думаешь?

Офелия внимательно смотрела под ноги, на утопленную в глубоком снегу узкую тропку. От быстрой ходьбы стало жарко и слегка сбилось дыхание.

– Понятно, что это мощное оружие против магии. Но ведь и тот, кто вооружён, сам не сможет колдовать, как я понимаю?.. – Она помолчала. – Низшие могли бы использовать его против высших, да? Когда решат, что власть одарённой верхушки им не нужна. Страшно подумать, что это может произойти в любой момент, и удивительно, что не произошло до сих пор.

– Ковен неплохо справляется.

Офелия знала только, что Ковен высших магов Иннсдерре пошёл на компромисс с низшими, которые во всём мире с каждым годом чувствуют себя всё увереннее. В Каэлиде дошло до восстания, его жестоко подавили, и власть высших длилась как ни в чём не бывало – ну, почти. Но у них и не знали чёрной осины. А правители Иннсдерре уступили и разделили власть, и теперь Ковен правил наравне с Низшим правительством, распределив компетенции. Да, наверное, в таких условиях у низших не должно быть причин подниматься против Ковена.

– Но неужели такое чудо природы никак не используют, кроме как на неработающие амулеты?

– Ну, из неё всё-таки делают оружие – под контролем государства и для его нужд. – Джейсон остановился. Офелия плохо ориентировалась, но они возвращались по собственным следам, которые обрывались впереди – значит, они дошли до места, куда перенеслись от школы. – Оборудуют тюрьмы, некоторые лечебницы для высших магов. В фармацевтике тоже.

– У осины есть ещё и целебные свойства?

– Нет, свойство всё то же.

– Обратно могу я, – улыбнулась Офелия, заметив, что он медлит в нерешительности.

– Если хочешь.

В обуви хлюпал подтаявший снег, поэтому она решила вернуться сразу в коридор четвёртого этажа. По счастью, там не оказалось никого, кто мог бы упрекнуть их в невоспитанности.

– Ты не любишь телепортироваться, – заметила она.

– Я много чего не люблю.

– Спасибо, что сделал исключение ради меня.

– Я понимаю, что здесь тухло.

– С тобой сразу намного интереснее. Я как будто в путешествии: узнала много нового, посмотрела достопримечательности – поистине достойные внимания! Я даже рада, что мне выпала такая возможность.

Она пыталась поймать его взгляд, но он всё время смотрел куда-нибудь в сторону… Да не куда-нибудь: на дверь своей комнаты.

Офелия вздохнула:

– Ну, у тебя, наверное, много дел.

– Море.

– Я даже не сомневалась. Ещё раз спасибо за прогулку!

Он как-то невнятно кивнул и, видимо почувствовав долгожданную свободу, устремился прочь по коридору.

Что ж, если и правда представить, что она здесь в отпуске, то свежих впечатлений уже удалось набрать с запасом. Следы погибшей цивилизации, блокирующие магию деревья и убегающие от неё мужчины. Будет о чём рассказать дома.

***

«…Но Лазарь, распалённый пробудившимся в нём могуществом, опьянённый победами, которые оно ему даровало, не удовлетворился посулами Себастьяна, страстно желая подчинить своей власти всю Эририю от моря до моря. И вновь запылали леса и рощи, в диких порывах столкнулись ветры, реки поднялись из берегов своих, озёра кипели, рыбы их погибли от жара, и всюду свирепствовала смерть. Когда же пал второй из вышеупомянутых правителей, и Лазарь овладел вожделенной страною, взору его предстали развалины, ибо необузданною своею схваткой короли опустошили землю, изобиловавшую прежде всякими богатствами. Горы сравнялись с долами, и реки в долах стали струиться кровью. Поля, с которых снимали жатву, превратились в выжженные пустоши, позабыты стояли пастбища, а стада рассеялись. Рухнули преславные города, и не осталось в той стране людей, исполненных силы и доблести…»

Трижды он возвращался к началу абзаца и перечитывал заново, но мозг отказывался правильно понимать слова. Сдавшись, он опустил книгу на кровать рядом с собой, заложив страницу пальцем.

В какой момент всё поломалось?

Всё же было отлажено. Вставать по общему будильнику, пить таблетку, завтракать, проводить уроки, обедать, несколько часов кряду сидеть в библиотеке, ужинать, потом допоздна читать у себя в комнате, пить таблетку перед сном. Здороваться с Бертемар и Кайтелем, не здороваться с Гайром и Сорхе, время от времени поддерживать умеренно вежливую беседу с Макдуфом, если тому вздумалось поболтать. Два раза в год бывать в Отенби, чтобы встретиться сначала с врачом, потом со старым наставником, всегда один и тот же маршрут. Никогда не сходить с привычного пути, не смотреть по сторонам, не взбалтывать хрупкий сосуд с сомнительным содержимым.

Наверное, всё началось с отмены лекарства. Как и обещал доктор Вит, непонятные приступы с огнём случались реже, но было ещё всякое. Невидимая стена, отделявшая его от мира, истончилась, и извне хлынули ощущения. Стали громче звуки, ярче цвета, людей как будто больше. Жара и холод, дождь и ветер, злобная рожа Сорхе, отрыжка Гайра за стеной – всё вдруг вторглось в его пустоту, принуждало реагировать, что-то чувствовать.

Боевая магия пока доставляла меньше всего хлопот. Хотя он восемь лет отпирался. А оказался такой же предмет, как история: лекции, домашние задания… Практическая часть – проблема учеников, а не его, он пока даже не использовал магию. Невероятно, что вчера он сделал это вне урока. Но как можно было не знать про чёрную осину? Нет – как можно было попереться туда?!

Всё потому что она слишком живая для этого места. Такая восторженная, любопытная – надолго ли? Жалко её. Хотя что уж, не только это. Он совсем недавно понял, что все эти годы был избавлен от этой проблемы. Может быть, доктор Вит даже предупреждал о таком побочном эффекте, но он бы всё равно не запомнил. А поскольку мало-мальски симпатичных женщин поблизости не водилось, он даже не задумывался. А теперь… Удачное совпадение? Нет в нём ничего удачного. Больше он ни во что такое не вляпается. Есть огромный плюс в его нынешнем существовании: ничего не иметь, ничего не бояться, ни о ком не тревожиться, никому не быть должным. Пусть так и останется. Он прекрасно проводит вечера со «Сказаниями о королях древности».

Вернуться к чтению он не успел: в дверь позвонили. Не без досады отложив книгу, Джейсон пошёл открывать, уже зная, кого увидит.

– Привет! – Офелия, вряд ли ожидавшая, что он подойдёт прямо к двери, на секунду отшатнулась. – Нечем было заняться, решила заглянуть. Можно?

Что тут ответить? Посторонившись, указал ей на столик с двумя стульями в шаге от входа. Прошёл следом и коснулся светильника над столиком – до этого горел только ночник над кроватью. Легко опустившись на скрипучий стул, Офелия молча смотрела, как зажёгся маленький огонёк, потом начала бросать любопытные взгляды в глубь комнаты.

– Тебе что-нибудь предложить? – проявил гостеприимство Джейсон. – Чай, алкоголь?

– Чай с алкоголем – звучит неплохо, – улыбнулась она.

Отвернувшись, чтобы взять чайник, Джейсон тоже бегло осмотрел комнату. Письменный стол у окна почти во всю ширину стены, слева кровать, справа сервант. Раскрытая книга страницами вниз на примятом покрывале, на столе мешанина из книг и отдельных листков бумаги, ещё две бумажки упали под стол. Учитывая, что гостей он не ждал, вполне прилично. Подойдя к серванту, Джейсон впервые заметил на нём толстый слой пыли. Не открывая дверцу без стекла, взял с полки металлический чайник и сходил в ванную набрать воды. Ставя чайник на стол, коснулся вделанного в донышко артефакта.

– Нагреватель, серьёзно? – всё-таки не сдержалась Офелия.

Он промолчал. Достал с пыльной полки и поставил на стол две кружки, банку с шуршащей внутри смесью и бутылку без этикетки.

– Почему ты не используешь магию?

– Не хочу.

– Как же ты её преподаёшь?

Он насыпал заварку в чайник, уже вскипятивший воду, и пожал плечами.

– Видимо, не очень хорошо.

К счастью, на этом неприятная тема увяла. Джейсон разлил чай по кружкам, сел напротив и с сомнением посмотрел на тёмно-коричневую бутылку. Определённо не то, чем угощают девушек, но ничего другого он не держал. Он осторожно добавил в каждую кружку буквально по капле прозрачной жидкости. Офелия внимательно наблюдала.

– А в чистом виде это можно пить?

– Нет. То есть, да, но нужны годы тренировок.

Офелия поднесла кружку к губам, подула и решилась попробовать. Вскинула брови, пару раз моргнула.

– Необычно… – оценила она, аккуратно ставя кружку на стол. – Это в Шанн-эй такое продают?

– Нет.

– А где?

– В одной таверне в Отенби.

– Часто ты бываешь на материке?

– Раз в полгода. Примерно.

– И когда ты там был последний раз?

– В конце лета. – Он нахмурился. – А что?

– Просто хочу больше о тебе узнать.

– Зачем?

 Она снова взяла кружку обеими руками и как будто пыталась что-то разглядеть на дне. Он успел пожалеть о своëм вопросе: зря дал повод.

– Слышал последние новости из Каэлида? – спросила она неожиданно и к его несказанному облегчению.

– Последние? Я никаких не слышал.

– Это было официальное объявление – редкость, да, насколько я знаю… Сегодня все обсуждают. У королевы после покушения – после ментального воздействия – проснулся дар. Ей теперь повинуется стихия земли. Про это ты знаешь – что впервые в истории у одного из правящих близнецов не было стихийного дара? Ну а теперь всё встало обратно на свои места. Уж не знаю, насколько этому обрадовались простые жители, но двор объявил неделю празднований.

– Здорово.

– Здорово? Про нас там все забыли. Я думала, они расследуют заговор и вот-вот недоразумение прояснится и нас вернут домой! А они и не собирались!

– Если бы и собрались, Ковен бы тебя не отпустил.

Стукнула по дереву кружка. Лужица чая выплеснулась на стол, Офелия нервными движениями вытирала руки друг о друга.

– Я думал, это понятно, – добавил он от необъяснимой неловкости.

– Конечно. – Она мельком улыбнулась и положила руки на колени. – Ну, что ж, это значит – конец прошлому. Да здравствует новая жизнь! Вот я и хотела узнать – как ты тут проводишь время? Пора и мне освоиться.

Да что за безумные у неё вопросы? Как он проводит время? Скупо освещённая комната не давала подсказок: рабочий стол, «Короли древности» на кровати, этот несчастный чай. Ну, вот, как-то так. Что она хочет услышать, что в туалете прячутся бродячие актёры?

– Я сочувствую, – сказал он. – Что всё так сложилось.

Она закусила губу – едва успел заметить, – а в следующую секунду снова улыбнулась:

– Спасибо, но ничего такого уж страшного не произошло. Меня же не четвертовали и даже не бросили в тюрьму… Хотя здесь своеобразно. Довольно… тихо. Море только всё время шумит. И вода в чае солоноватая. Нет привычных развлечений, всяких там многолюдных площадей с фонтанами, да ещё осталась без друзей и личной жизни… Это не делает Шаннтог плохим местом, вы же все тут всё время живёте, по своей воле – я не имею права жаловаться. Нужно только привыкнуть… наладить… разные аспекты жизни…

Она заправила волосы за ухо. Каждый раз, когда она так делала, одна короткая прядь упрямо оставалась у виска, касаясь кончиком бархатистой щеки.

Он отвернулся и бессмысленно уставился в полумрак дальнего угла. Мог бы догадаться, что рано или поздно она придёт. Да он и догадался. Мог бы подготовиться получше: придумать железные аргументы, научиться убедительно изображать незаинтересованность, да не впускать её в конце концов. Как глупо – почему он её впустил?

– И я всё пытаюсь понять, – продолжала она, – а у тебя… всё… налажено?

Он только мысленно выругался. Было! Было налажено! Пока кое-кто не припёрся и всё не сломал.

– У тебя кто-то на материке? Как ты сказал – в Отенби?

– Что? Нет, никого. Не то, что ты подумала.

– И… тебя всё устраивает?

Ничего ведь не стоило сказать: «Да» и навсегда закрыть эту тему. И всё же что-то мешало.

Отсутствие привязанностей – да, оно не просто устраивало, он очень им дорожил. Но… речь ведь и не идëт о привязанностях, правильно? Сколько она уже здесь, пару месяцев? Бедняжка ни о чëм другом думать не может.

А он может?

– Может, мы могли бы выручить друг друга…

Нет же! Нет, нет, нет, нет. Зачем она издевается. Сидит тут, с золотистым светом на щеке, с мягкими губами, тонкими запястьями, быстрыми пальцами убирает за ухо волосы, треугольник серьги трогает шею, острым концом указывает направление – а он должен помнить, что нельзя поддаваться, потому что… потому что…

Почему?..

– …На первое время. Я надеюсь, – выдохнула она с нервным смешком, – мне однажды разрешат хотя бы выбираться на материк. А когда-нибудь, может, и жить туда отпустят, и тогда я по-настоящему обустроюсь… А пока я здесь, нужно что-то решить. Только не подумай, что я прошу об одолжении: я предложила это, потому что ты здесь тоже один и мне показалось, что ты будешь рад такой возможности. Впрочем, если нет… – С оглушительным шелестом одежды она поднялась из-за стола, видимо потеряв терпение.

Он встал следом, будто неотделимая тень.

Она выглядела спокойной и мудрой – не такой, как он всë это время представлял, пока старательно отводил взгляд. Тëплая в свете лампы, пульсирующая жизнью в каменных стенах, она проникла в полумрак каждого угла, и комната мерцала от жара. Чем-то похоже на недавние приступы, но неуловимо иначе.

Она улыбнулась спокойно и мудро:

– Так мне остаться?

– Да. Предложение дельное.

– И какие у тебя планы на сегодняшний вечер?

– Особо никаких.

– Значит, решим этот вопрос прямо сейчас? Знаешь, я уже начала беспокоиться, что со мной что-то не так.

С ней всё на свете было не так, но он скажет ей это потом. Или никогда. А сейчас – момент исполнения желаний, вот только наступил этот момент как-то неправильно. Будь всё правильно, он бы даже не задумался, а теперь стоит перед ней как дурак и не понимает, что делать, как будто телепортировался в самую гущу событий и никак не может их догнать.

Она подошла и коснулась маленькими прохладными ладонями его груди, но через секунду нахмурила красивые брови:

– Послушай, если ты не очень хочешь…

Руки как-то сами легли ей на бёдра, и она замолчала. Он предоставил рукам вспоминать. А может, впервые узнавать. Изучать свалившийся на него с неба незнакомый артефакт, скрытый бесчувственной тканью. Острые лопатки, выступающий позвонок, вышивка по краю выреза, ткань толще всего на самой границе с обнажённой кожей, тонкие ключицы выглядывают из-под блузки. Там, под одеждой, оказалось гладко и приятно, угловато сзади, спереди куда интереснее. Он избегал опасных глаз и манящих губ, прятал лицо в ароматных волосах у виска, над треугольником серьги, она дышала ему в шею и щекотала живот прохладными пальцами, уверенно расправляясь с пряжкой ремня. Уже?.. Он торопливо задрал еë блузку, на миг открыв изумительный вид, ухватил губами волшебно мягкую грудь с волшебно твëрдым соском, нырнул рукой под узкие брюки. Она тихо вскрикнула, и две реальности – правильная и неправильная – наконец совпали, и всë пошло как надо, как задумано, как было всегда. Кровать затерялась невообразимо далеко, где-то в другом мире, их приняла ближайшая стена, прижала друг к другу, и всë растворилось – в горьковато-сладком цветочном запахе – это и есть бессмертник? – в его огне, в еë голосе, беспорядочно проступая прикосновениями: светлые пряди, нежная кожа, руки на его спине, ноги в его руках.

Как всё это могло вдруг появиться в его жизни? И как он только жил без этого?

***

Последняя ночь октября разлилась над столицей сырой тёмно-синей прохладой и щемящим запахом увядшей травы. Воздух, густой от влаги, врывался в окно, покачивал огоньки, колыхал гобелен с изображением коронации Конхора I и трепал разложенные на бордовом плюше дивана страницы отчётов Оскара.

– Ну и холодрыга у тебя тут! – Агда появилась из смежной комнаты, мгновением раньше выдав себя шорохом платья. – Ты ложиться не собираешься?

София упрямо смотрела в исписанный мелким почерком лист, который уже два с лишним месяца не мог сообщить ей ничего нового.

– Ещё почитаю.

– Ждёшь чего-то?

– Жду, что этот день закончится без происшествий, как и Равноденствие.

– Подожду с тобой, – улыбнулась Агда. – Может, вина?

– Почему бы и нет, – без боя сдалась София и устало уронила руку с листом бумаги на диванную подушку.

Агда всем своим видом изобразила торжество и скрылась в дверном проёме.

И в этот момент позвало зеркало.

София встала, пересекла комнату и резким движением сорвала плотное покрывало с изящного столика на трёх ажурных ножках. Огоньки светильников отразились в безупречно гладкой наклонной столешнице из полированного обсидиана. Забыв отложить покрывало, София опустилась на стул, приготовилась к худшему и подтвердила связь.

Надежды не осталось, когда в зеркальной поверхности показалось лицо командира отряда, который уже два месяца квартировал в Большом Медном.

– Госпожа Ангаис.

– Господин Бригте, – вопросительной интонацией София приглашала его говорить.

– Ночной обход обнаружил, что… – Эхан Бригте запнулся, сомневаясь в формулировке. – Малое Медное. Там появились дома.

Следовало спросить, какого дьявола они туда полезли. Стражам было велено охранять Большое Медное и не соваться в Малое. Но язык не повернулся. Это можно потом.

– Спасибо. Ждите указаний.

Она смахнула молодое лицо командира и уставилась в чёрный глянец, высматривая проклятую деревню. И верно. Вместо привычных уже зарослей чертополоха проступили тёмные прямоугольники домов. И кое-что ещё, о чём Эхан не сказал, – не заметили? Не посчитали важным?

Посреди окружённого домами пустого пространства, которое прежде могло быть чем-нибудь вроде деревенской площади, чернел провал. Огромная яма пятиугольной формы. София рывком встала, чуть не опрокинув тонконогий стул, и отвернулась от зеркала, комкая в руках узорную ткань покрывала. Как будто можно было так же запросто повернуться спиной к проблеме, стремительно обретающей совсем иной масштаб. Агда замерла на пороге с двумя кубками и непроницаемым лицом.

– Нашли? – спросила она.

– Сейчас найдут.

Одно хорошо: решение не подпускать других магов Ковена к месту исчезновения оказалось правильным. А всё, что случилось, случилось в один день два месяца назад, и помочь было уже нельзя.

Она уверенно вернулась к зеркалу и снова вызвала Эхана.

– Госпожа Ангаис.

– Идите в Малое Медное и достаньте всех, кого найдёте.

– Достать? – переспросил страж.

– Из ямы. Полагаю, там всё население деревни – и, вероятно, два тела с Ключами Ковена. Сообщишь, когда закончите.

– Понял, приступаем, – не дрогнув, сообщил командир, коротко поклонился и завершил связь.

– Приятный молодой человек, – сказала Агда, подойдя и протягивая Софии кубок. – Вежливый, исполнительный и довольно способный. Зря ты с ним так – мало ли что.

София с отвращением смотрела на вино, в тусклом свете казавшееся чёрным. Она медленно покачала головой:

– Ты прекрасно знаешь, что ничего не случится. Отряду ничто не угрожает, покуда в нём нет никого из Ковена.

Несмотря на хорошее отношение к Эхану Бригте, ей немного хотелось ошибаться.

***

Вечернее солнце на полу общей комнаты, от жара камина клонит в сон. Утопая в слишком мягком истёртом диване, он вертит в руках маленький, почти игрушечный нож, целиком вырезанный из плотной чёрной древесины, – подарок Рыжего. Рыжий потратил на него две недели, хочет сделать второй такой же для Дейма.

Он не успеет.

Матовая, восковая поверхность без единой шероховатости требует прикосновений, не даёт выпустить из рук. Деревянное лезвие остро заточено и режет не хуже стали. Впивается в плоть, красит белую ткань в багрянец.

Шесть минут. Это много, этого хватит…

«Не спеши. Дождись Кристину».

Кристина играет с Селестой в башню, фишки вспыхивают и шипят на столе. Он не вправе её торопить. Но время уходит.

Обжигающе холодные пальцы больно сжимают подбородок, заставляют смотреть в прищуренные зелёные глаза, желтоватые у зрачка, темнеющие к краю радужки. Другая рука такими же твёрдыми пальцами касается его лба, замирает, чуть отдаляется.

Мир опрокидывается. Он – Рыжий, он смотрит в серое небо мёртвыми глазами, прибитый к земле чёрной иглой. Не двинуться, не повернуть головы. Только смотреть на зеленоватый отблеск барьера, на птиц над ним.

Десять секунд, клянусь, десять секунд!

Руки беспорядочно скребут набухшую кровью землю, рвут скользкую траву. Птицы чёрными точками кружат над остриём, вонзившимся в небо.

Девять. Восемь…

Птицы в небе расплываются сквозь бессильные слёзы.

С глухим треском лопается барьер, холодные пальцы острыми кольями входят в мозг, небо падает кровавым ливнем на грудь, ломает рёбра, рвёт лёгкие криком.

Стылый ночной воздух рывками входил в горящее горло, пальцы свело судорогой на скомканной простыне. Было темно и оглушающе тихо. Не светился зелёным барьер, не мешал подняться кол в груди, он больше никуда не опаздывал – и это было хуже всего. Он предпочёл бы навсегда остаться под жгучим дождём, скрести землю в отчаянных попытках освободиться, кричать, если так нужно. Но никогда не преодолеть эту последнюю долю секунды, за которой нет больше ничего. Темно и тихо. Каменный склеп, в котором он снова проснулся, скрючившись поперёк кровати, не веря, что беспомощность бывает такой абсолютной.

– Джейсон…

Он подскочил от неожиданности, поперхнувшись глотком воздуха. Затем длинно и забористо выругался, опустился на подушку, вздрогнув от прикосновения влажной простыни к горящей коже, и прикрыл глаза руками.

– Совсем забыл, что ты здесь.

– Не самое волнующее, что мне говорили в постели. – Офелия сидела рядом, вжавшись в стену и стараясь занимать как можно меньше места. Интересно, как давно?

Ну, он предупреждал, что ей лучше не оставаться. Да что там, он её вообще не звал. Хотя и не возражал. Боже однорукий, на что он рассчитывал? Поиграть в нормальность, представить, что у него что-то есть, что можно просто жить так же, как другие? Прошлое не замедлило отвесить затрещину. Знал же, что так будет.

– Хочешь поговорить? – предложила Офелия.

– Нет.

Он хотел, чтобы её здесь не было. В этой постели, в этой комнате, в замке, в его жизни. Склеп одноместный. Он скрипнул зубами, понимая, что не сможет ей этого сказать.

Она пошевелилась, пошуршав одеялом.

– Часто это с тобой?

И зачем было спрашивать, хочет ли он разговаривать?

– Нет.

– По особым случаям, значит? И в этот раз – из-за меня?

В каком-то смысле – да. Но зачем ей это говорить? Он промолчал.

– Я могла бы помочь…

– Что? – он настороженно приподнялся.

Офелия, верно уловив интонацию, помедлила, прежде чем ответить.

– Это часть моей работы. Эмоции, память, нервные расстройства. Я могла бы…

– Я тебе руки оторву, если протянешь их к моей голове, – прошипел он тихо.

В темноте он видел только её силуэт. Более глубокая чернота на лице обозначала глаза, но он не мог угадать выражение лица. Она не отвечала и не шевелилась.

Он снова лёг и отвернулся. Наверное, получилось грубовато. Но лучше так. Лучше пусть боится и держится подальше.

– Ты считаешь, что маги эфира способны только причинять вред?

Кажется, он переоценил свою силу убеждения. Вряд ли он хотя бы в первой десятке тех, кто ей угрожал. Он повернулся на спину.

– У меня был неприятный опыт.

– Осмелюсь заметить, для человека с подобным неприятным опытом ты очень неплохо держишься.

– Да, ерунда. Ничего особенного. Я вообще склонен драматизировать. Спроси Сорхе, она подтвердит.

– Я совсем не это сказала, зачем ты так? Я подумала, что под неприятным опытом ты имеешь в виду злонамеренные манипуляции с сознанием, а после такого не всем удаётся сохранить здравый рассудок. Значит, или я тебя неправильно поняла, или ты сильный соперник для ментального мага, способный противостоять уже начавшемуся воздействию.

– Нет. Просто повезло.

– Могу я узнать – из профессионального интереса, – кто это был?

Он вздохнул. Глупо отмалчиваться на самом простом вопросе.

– Феба Эйе. Если слышала.

– Слышала. Магов эфира достаточно мало, чтобы мы изучали всех более-менее известных представителей старших поколений. Феба Эйе состояла в Ковене Иннсдерре. Приняла сторону Хадега и погибла с ним в день Раскола.

– Не в день Раскола. Потом.

– Правда? – удивилась она. – А у нас считается, что все маги вашего Ковена, которые взбунтовались против разделения власти, были убиты в тот же день.

– О да, у нас тоже.

– И это неправда?

– Нет.

Она немного помолчала.

– Это же не ты её убил?

– Ты не собираешься спать?

– Здесь? Ты меня не прогоняешь?

– Да что уж.

– Тогда ещё раз спокойной ночи.

– М-м.

***

Когда она проснулась, было ещё темно, в ванной шумела вода, а еë плечо возбуждающе пахло выстиранной тканью. Она довольно улыбнулась, потягиваясь, чувствуя голыми ногами чужую постель, носом – чужую футболку и уже почти не чувствуя себя чужой.

Над дверью робкой точкой разгорался светильник – пять минут до подъёма. Шум воды прекратился, и только тут Офелия вспомнила, что всё прошло не совсем гладко. Она села в постели, натянув одеяло до самого лица. Что они скажут друг другу? «Доброе утро»? Или он спросит, почему она ещё здесь? Может быть, теперь они оба решат поскорее свернуть общение, и она потеряет единственного человека, который мог бы стать ей другом. Но рискнуть стоило. Видят боги, разговаривать с ним словами она пыталась, использовать эфир не имела права – и выбрала то, что казалось честнее всего, потому что предполагало взаимную выгоду.

Дверь ванной открылась, он вышел, с мокрой головой, босой, в одних джинсах, с футболкой в руках. Посмотрел на Офелию воспалёнными глазами.

Звуковой сигнал заставил вздрогнуть от неожиданности. В первое мгновение она подумала, что это общий будильник, – но это был дверной звонок.

Джейсон, успевший только просунуть руки в рукава футболки, замер.

– Кто там? – спросил он настороженно.

В ответ из-за двери донёсся музыкальный перелив, напоминающий то ли о звоне колокольчиков, то ли о весёлом журчании ручья, то ли о ручье, с весёлым журчанием перекатывающем колокольчики. Офелия не сразу распознала в этих звуках человеческую речь, поэтому упустила суть сказанного.

Джейсон выругался одними губами, быстрым движением натянул футболку и несколько раз перевёл взгляд с Офелии на дверь и обратно. Растерянный и невыспавшийся, он выглядел трогательно беспомощным.

– Ты не откроешь? – прозвенело из коридора, на этот раз в минорной тональности.

– Открою, – ответил он, не двигаясь с места. Со вздохом повернулся к Офелии.

– Ничего, если?.. – он указал рукой на дверь.

– Если мой вид никого не оскорбит, – пожала плечами она. Подумав, приспустила одеяло, чтобы было видно, что она одета.

Джейсон ещё раз тяжело вздохнул и с видом осуждённого на смерть пошёл открывать.

– Привет, малышка.

Сначала Офелия увидела только маленькие бледные руки, лёгшие на спину Джейсона, которому пришлось наклониться, чтобы обнять таинственную обладательницу звенящего голоса. Затем он неохотно отступил назад, пропуская гостью в комнату, и девушки уставились друг на друга.

Незнакомка походила на фею из сказки. В первую очередь из-за золотых волос – не золотисто-рыжих, как, скажем, у Марты Айдер, и не соломенных, как у самой Офелии, а в самом деле цвета золота, словно жидкий металл стекал широким потоком от макушки до середины бедра. Одна аккуратная косичка начиналась над правым виском, вилась надо лбом до левого, а дальше терялась в золотом водопаде, струящемся вдоль платья из ежевичного бархата.

И глаза – глаза тоже были золотые. Это могло означать только одно – чистую энергию. Когда маг не проявлял склонности ни к одной из стихий, но от природы владел чистой энергией на таком немыслимом уровне, что его удар не могла выдержать ни одна стихийная защита, – такие, как правило, обладали приметной внешностью. Офелия никогда не встречала магов чистой энергии, очень уж это редкий дар, но ей приятно было думать, что есть сила, которую люди боятся даже больше, чем её магию разума. Неужели эта фея, которую Джейсон назвал малышкой, имела сокрушительный потенциал боевого мага?

Тем временем в изумлённых золотых глазах зажглись озорные искры, а на кукольных губках заиграла улыбка.

– Одно слово – и выставлю за дверь, – предупредил Джейсон.

– Ну познакомиться-то можно? – громким шёпотом спросила фея.

Он раздражённо махнул рукой, отошёл к письменному столу и принялся там что-то искать.

– Я Кристина, – широко улыбаясь, прозвенела девушка.

– Офелия, – представилась Офелия.

– Я знаю, – продолжала улыбаться Кристина. – Мы рассматривали твоё дело в августе.

Мы?.. Эта девочка – член Ковена? Хотя если она маг чистой энергии, то как раз ничего удивительного, но все элементы никак не желали складываться в единую картину.

– А чем вы тут занимаетесь? – невинно поинтересовалась Кристина.

– Опаздываем, – проворчал Джейсон, продолжая шуршать бумажками.

Кристина смешно сморщила нос-пуговку.

– Я знаю, что у тебя первый урок, но до него ещё сорок минут. Я специально пришла пораньше, чтобы увидеться с тобой, пока жду директора.

Джейсон наконец повернулся к ней лицом, скрестив руки на груди и всем своим видом показывая, что не купится на это, но спросил уже мягче:

– Что-то срочное?

Кристина вмиг посерьёзнела. От того, с какой лёгкостью на её лице сменялись эмоции, становилось не по себе.

– Мы заседали рано утром, практически ночью. А господин Макдуф за границей, София не стала его выдёргивать. Он как раз должен вернуться с минуты на минуту, и я вызвалась встретиться с ним лично, в том числе потому что правда давно тебя не видела. Мы могли бы позавтракать все вместе, и я бы рассказала новость сначала вам, – предложила она и снова забавно поморщилась. – Только давайте не в нашей столовой, ладно?

Дав Офелии привести себя в порядок и одеться, Кристина перенесла их к порогу таверны в Шанн-эй. Офелия уже не раз гуляла по острову и хорошо знала цветную вывеску с надписью «Лось форштевня» и рисунком рассекающего кудрявые волны корабля, но внутрь ещё не заходила. Там оказалось светло и просторно, крепкие и чистые деревянные столы ровными рядами стояли вдоль стен справа и слева от входа. Посетителей не было, но из-за двери в дальнем конце зала уже доносился грохот посуды. Как только они расположились за столом у окна с видом на причал, со стороны кухни к ним поспешила худощавая женщина в скромном льняном платье горчичного цвета с закатанными выше локтей рукавами.

– Доброе утро, доброе утро, – поздоровалась она, тепло улыбаясь. – Ничего себе вы рано! Понимаю, понимаю, – ответила трактирщица сама себе, глядя на Кристину, – служба не ждёт! А вы, – она заметила Офелию и всплеснула руками, – наша новенькая, я знаю! Амелия, верно?

– Офелия.

– Ох, прости! – моментально перешла на ты трактирщица. – Меня зови просто Кюне. Ну, ты прямо-таки обязана попробовать что-нибудь из нашей местной кухни. Лучший выбор – островной пирог с рыбьими головами! Его решительно невозможно забыть!

Застигнутая врасплох её прицельной атакой, Офелия перевела взгляд на Джейсона. Он, стараясь не привлекать внимания госпожи Кюне, сделал отрицательный жест головой, исполненный такого трагизма, что Офелия едва сдержала смех.

– Мне бы что-нибудь более традиционное для завтрака, – ответила она уклончиво.

– Овсянку? – поскучнела Кюне.

– На молоке, – вмешалась Кристина, – и с черничным вареньем. Три!

– Я не буду, – подал голос Джейсон.

– Он будет! – строго зыркнула на него Кристина.

Джейсон исподлобья смотрел в спину Кюне, отправившейся на кухню.

– Какого чёрта, Крис? Я могу не есть, когда не хочу?

– Ты опять плохо спишь, – с грустью заметила она.

– Вот это новость!

– Я думала, что тебе лучше.

– Мне лучше.

Офелия чувствовала себя приглашённой в чужой дом на званый ужин, обернувшийся семейной ссорой, и гадала, кем эти двое друг другу приходятся. Они вели себя, как брат и сестра, причём роль старшего принимали по очереди. Но, будь это так, они бы хоть немного были похожи внешне. Пусть необычной мастью Кристина обязана чистой энергии, но ведь и в чертах не найти никакого сходства. И сколько ей может быть лет? С толку сбивала детская округлость лица – пухлые щёки и губы, маленький нос и подбородок без единого острого угла. Но те округлости, что виднелись в декольте, выглядели очень даже по-взрослому. Чуть ниже на фиолетовом бархате платья лежала, натянув витой шнурок, подвеска пятиугольной формы.

Кюне вернулась с тремя плошками исходящей паром каши, держа их на весу при помощи магии, чем заметно гордилась. Офелия посчитала своим долгом изобразить на лице восхищение, и Кюне, довольно улыбаясь, аккуратно и действительно весьма ловко опустила плошки на стол.

– Так что за новости? – Когда они снова остались втроём, Офелия решила сама задать направление разговора, опасаясь развития перепалки.

Кристина, только что погрузившая ложку в круг черничного варенья в центре миски, отпустила её и с печальным вздохом положила руки на стол.

– В августе пропали двое магов Ковена, – сообщила она. – Рита Муин, маг земли, глава Южного региона, и Филипп Латтон, вода. Отправились искать деревню, которая исчезла без следа. Это случилось в Южном регионе, потому вызвали Риту, а Филипп прекрасный иллюзионист, он должен был проверить этот аспект. И они тоже исчезли, не вернулись и не вышли на связь.

– В августе? – переспросил Джейсон. – Свежо.

– Их нашли сегодня ночью. Деревня появилась на прежнем месте, а вместе с ней угадай что?

Джейсон не стал угадывать и вообще всё внимание направил на ложку, которую вертикально поставил на стол и покручивал за рукоятку.

– Пятиугольная яма, – покладисто продолжила Кристина. – С сотней трупов. Точнее, с тем, что осталось за это время. Филиппа и Риту опознали по Ключам, ну и по одежде и волосам. – На один миг её губы дрогнули в улыбке. – По всей стране девочки вплетают в волосы бубенцы вслед за Ритой. Там же, в яме, лежала целая гора сельскохозяйственных орудий. Вилы, топоры, лопаты. Похоже на то, как будто что-то заставило жителей деревни наброситься друг на друга с тем, что попалось под руку.

Джейсон положил ложку на стол, к еде он так и не притронулся. И Офелии тоже есть не хотелось.

– Напоминает что-то, верно? – спросила Кристина, явно намереваясь добиться от Джейсона какой-то реакции.

Офелия попробовала ускорить ход беседы:

– Что напоминает?

Кристина принялась размешивать варенье в каше.

– Когда произошёл Раскол Ковена, те его маги, которые были против разделения власти с низшими, с Хадегом Тисом во главе, потерпели поражение, но не все из них погибли, некоторые бежали. А затем в течение следующего года нападали на деревни, в которых жили только низшие маги, у нас таких много. Там они создавали в земле яму в форме пятиугольника, помещали туда всех жителей деревни и убивали при помощи одной из стихий. Своеобразное жертвоприношение высшей магии, как божеству. Но со временем всех этих отступников удалось уничтожить, и нападения на деревни прекратились.

Когда Кристина говорила долго, в голове начинало звенеть. С трудом удержавшись, чтобы не поковырять пальцем в ухе, Офелия поинтересовалась:

– И кто мог бы сделать такое сейчас?

– Это и есть главный вопрос. Если спрашивать, кто мог заставить крестьян перебить друг друга, а потом на время скрыть деревню, то это мог сделать какой-нибудь неплохой иллюзионист. Последователь идей Хадега, подражатель. Чтобы показать, что его дело живёт. Но если добавить к этому то обстоятельство, что были убиты двое магов Ковена, а остальные не могли обнаружить деревню два месяца… Это кто-то совершенно уникальный. И некоторые считают, что сам Хадег.

– Но он-то погиб в день Раскола! – воскликнула Офелия, невольно обращаясь к Джейсону, который вчера не опроверг эту информацию. Информацию, которая уже почти десять лет перепечатывалась во всех учебниках и биографиях.

– Вообще-то, этого никто не знает, – сказала Кристина. – Известно, что он был ранен. Чёрной осиной. – Она вопросительно посмотрела на Офелию, потом на Джейсона и снова на Офелию, словно сомневаясь, что нужно говорить, а что нет.

Офелия возблагодарила случай за то, что хотя бы про чёрную осину узнала немного раньше и теперь не позорилась с глупыми вопросами. Но Кристина собиралась пояснить другое:

– Стычка в день Раскола произошла во время переговоров, которые проводились «на нейтральной территории», в одной из усадеб под Аннберандом. София заранее разместила там отряд низших магов, вооружённых осиновыми стрелами и копьями. В конце концов, это же всё было ради низших – справедливо, что они сами поучаствовали. Некоторые из выживших теперь в Низшем правительстве…

– Подожди, заранее? – Офелия всё-таки почувствовала себя глупо, но не собиралась упускать возможность пообщаться с кем-то, кто отвечает на вопросы. – Разве это не Хадег поднял бунт против новых порядков?

Кристина мягко улыбнулась.

– Нет. Он не хотел подпускать низших к власти, это так. Но противостояние ещё имело форму жарких споров, хотя становилось понятно, что этим вряд ли ограничится. А Хадега боялись. И София приняла меры. Она назначила очередные переговоры, к которым должным образом подготовилась. С точки зрения обычной морали это был не очень красивый поступок, но София талантливый лидер и умеет правильно оценить ситуацию. Она действовала на опережение, и это дало им шанс. Такого, как Хадег, нелегко застать врасплох, но осина определила ход схватки, это оказалось действительно удачным решением. После первого же ранения чёрной стрелой ментальное воздействие Хадега ослабло, следом в него выпустили ещё несколько стрел. Остальные маги Ковена были примерно равны между собой, поэтому, оставшись без магии Хадега, его люди решили, что лучше отступить. Феба Эйе всех телепортировала – она была в этом мастером.

– А что, чёрная осина не помешала телепортации? – блеснула Офелия свежеприобретёнными знаниями.

– Нет, заклинание сработало, и они все исчезли. Но вообще-то, конечно, так нельзя делать. Никто точно не знает, что будет, если пройти через портал, даже держа осину в руках, а уж когда она пронзает тело в нескольких местах… Наиболее вероятным предположением было, что его, ну… – Кристина совсем по-детски сморщилась, – разорвало. И с тех пор его никто не видел. Последовавшие нападения на деревни низших возглавляли его соратники, сам Хадег ни разу не появился ни тогда, ни когда-либо позже. Все укрепились в мысли, что его больше нет. Собственно, поэтому, когда столько лет спустя понадобилось разобраться с пропавшей деревней, туда отправились два мага Ковена. Никто не вспомнил, что девять лет назад при первом нападении другие двое погибли именно так: бросились спасать деревню от «разбойников», а там люди Хадега уже поджидали своих бывших товарищей. – Кристина улыбнулась странной холодной улыбкой. – В тот год Ковен больше так не подставлялся и никого не отправлял на тревожные вызовы.

Офелия промолчала, задумавшись, как бы она сама поступила.

– Что ты думаешь? – обратилась Кристина к Джейсону, который всё это время оставался безучастным к беседе.

– О чём?

– Если это Хадег, – терпеливо пояснила Кристина, – что ты будешь делать?

– Ничего. Не моё дело.

– А если твоя помощь понадобится Ковену?

– Не понадобится. Хотя с удовольствием послал бы их к чёрту.

– А я? – она очаровательно улыбнулась. – Если мне будет нужна твоя помощь?

– Не будет.

Кристина открыла рот, чтобы задать следующий каверзный вопрос, но вдруг приложила руку к кулону на груди и через мгновение сказала:

– Григ Макдуф вернулся в замок.

Она поднялась, явно сожалея, что приходится прервать разговор.

– Была страшно рада познакомиться. – Кристина улыбнулась Офелии, чмокнула Джейсона в висок и в тот же миг растаяла в воздухе.

Остаться вдвоём было бы неловко, если бы неожиданное знакомство с Кристиной не подкинуло новой темы для разговора. Офелия не стала дольше сдерживать любопытство:

– Не терпится узнать, что вас связывает.

Джейсон вздохнул.

– Она… подруга сестры моего друга. Цепочка сократилась, нас осталось двое. Приходится терпеть.

– Я ведь правильно поняла, что Кристина – член Ковена?

Он кивнул.

– Сколько ей, чёрт возьми, лет?

Ей даже почудилось на миг подобие кривой улыбки, пока Джейсон вспоминал:

– Я привык считать, что двенадцать. На самом деле – хм, получается, двадцать.

– Из школы сразу в Ковен?

– Да. Только школу она закончила года три назад. Ковен уже дождаться не мог, когда её получит.

– Она маг чистой энергии?

Джейсон снова кивнул. Офелия, хоть уже и поняла это раньше, поёжилась.

– Это страшновато, – призналась она.

– Да, она хороша.

– А почему она считает, что им может понадобиться твоя помощь?

– Она не считает. Просто дразнится.

– А ты не любишь Ковен.

– Я много чего не люблю.

– Например, телепортироваться, – вспомнила Офелия с улыбкой. – Если ты не собираешься есть, то давай закину нас в замок, потому что своим ходом ты уже не успеешь.

В следующий раз они увиделись за обедом. К этому моменту Офелия – как ей казалось – окончательно избавилась от угрызений совести, но теперь, глядя, как Джейсон, ещё более усталый и бледный, чем с утра, рассеянно ковыряет вилкой жареные грибы, снова почувствовала тяжесть на душе. Он походил на умирающего моллюска, чью раковину она из любопытства размозжила камнем, и все её рациональные доводы бессильно шмякались в обнажённое мясцо.

– Это каждый раз так будет? – спросила она, накалывая на вилку небольшой опёнок, ровный и красивый, как на картинке. – Приятный вечер – испорченный день?

Он на секунду поднял на неё глаза, покраснел и снова уставился в тарелку.

– Нет, не думаю. Несколько… факторов наложилось.

Офелия украдкой перевела дух. Он её не винит, а договорённость в силе. И всё равно ей было стыдно за свой здоровый аппетит, поэтому она старалась из солидарности есть как можно медленнее, больше посматривая по сторонам. И вдруг заметила господина Гайра. Артефактор, сидя над своей тарелкой, прожигал Офелию ненавидящим взглядом, кривя и без того асимметричный от природы рот и нервно вытирая руки салфеткой. К его специфической мимике, поразившей её в первый день, Офелия почти привыкла, но сейчас присущую учёному недовольную гримасу доводило до гротеска выражение ненависти и презрения. Адресованное ей!

Офелия вопросительно подняла брови: мол, что? Артефактор скривился ещё сильнее, на миг отвернулся как бы в отвращении и снова уставился на неё, двигая губами, как будто собирался сплюнуть, и не прекращая яростно тереть салфеткой руки.

– Мне корчит рожи господин Гайр, – пожаловалась она Джейсону. – На этот раз по-настоящему.

Тот поднял на неё непонимающий взгляд, затем отложил вилку, резко развернулся, оттолкнувшись от стола, и показал Гайру недвусмысленный жест. Знаменитый учёный побагровел, смял салфетку, с силой бросил её в тарелку и порывисто поднялся, чтобы уйти. Только тогда Джейсон опустил руку и повернулся обратно.

– Мудак, – выругался он, с досадой глядя в тарелку с грибами.

– Приятного аппетита! – прокатился над столом зычный голос, и над их головами навис господин Макдуф. Офелия тепло ему улыбнулась, Джейсон только слегка повернул голову. Директор с дежурной улыбкой изображал хорошее настроение и беззаботность, но был в этом мило безуспешен. Скорее всего, новость от Кристины выбила его из колеи.

– Как вы поживаете, всё хорошо? – спросил он, но дожидаться ответа не стал. – Как закончите, зайдите ко мне. Я бы хотел обсудить кое-какие изменения в учебной программе. Надеюсь, что вы простите мне это неудобство и мы вместе придумаем, как бы нам всё быстренько перестроить.

Глава 3. Ночь закончится

Госпожа Шенди мастерски разнообразила свой внешний облик, меняя форму серёг. Альберт уже видел квадратные, треугольные, в форме колец, а сегодня были прямоугольные. И ещё сегодня был день юбки: она исправно чередовалась с брюками через раз.

Поприветствовав класс, преподавательница огорошила их новостью:

– Друзья, у нас сегодня заключительный урок по простой телепатии…

– Как заключительный?

– Он же только второй!

– Мы только начали!

Позволив студентам выплеснуть эмоции – первый урок телепатии всех неслабо впечатлил, – Шенди развела руками:

– Небольшая корректировка программы. Раньше перейдём к одностороннему ментальному воздействию. В любом случае, на пятом курсе вас ждёт ещё много часов сложной телепатии, так что без практики вы не останетесь. Хотя практиковаться вам ничто не мешает и в свободное время, правда? – хитро улыбнулась она. – Ну а пока у нас есть ещё один урок, давайте вспомним основы.

Альберт вздохнул: было бы что вспоминать. Его не меньше, чем других, влекла возможность мысленно общаться на расстоянии – единственное применение магии разума, которое его не пугало и даже казалось очень полезным. Но вот результат обескураживал.

Легко получалось только у Марты. Зато и свои образы она посылала так умело, что их мог считать почти любой. Кроме Леофа – этот отличался в другую сторону. Он единственный не справился даже с подготовительными упражнениями на визуализацию эфира, возмущался, что не понимает, что вообще такое этот эфир и как его отличить от воздуха. Альберт отличал, но этим его превосходство практически исчерпывалось.

На прошлом занятии они учились передавать статичные образы. Это могла быть картинка, эмоция, слово – кому что проще. Отрабатывая технику в парах с одноклассниками, Альберт несколько раз видел всплывающие в голове изображения, но сложность заключалась в том, чтобы понять, действительно ли эти образы ему хотел передать партнёр или Альберт выдумывал их сам. Например, он пытался увидеть, о чём думает Ве, и вдруг у него перед глазами возник капающий кран. Ве, услышав это, пришёл в возбуждение, потому что, как выяснилось, он изо всех сил мечтал о том, чтобы урок преобразований отменили. По его мнению, связь с краном тут была прямая и очевидная, в чём он принялся горячо убеждать Альберта, но у того никак не получалось радоваться таким сомнительным успехам.

Сегодня первым его партнёром оказалась Марта. По заданию, как и в прошлый раз, она сосредоточенно думала о чём-то, вызывающем у неё сильный эмоциональный отклик, а Альберт должен был уловить образ. Он глубоко вдохнул и сконцентрировался, чтобы увидеть краем глаза мерцающие золотом песчинки – считалось, что именно так проще всего визуализировать эфир. Мерцание протянулось от него к Марте, окружая её переливающимся облаком, отчего её светло-рыжие волосы стали золотистыми, почти как у… Он поспешно одёрнул свернувшие не туда мысли и вдруг почувствовал густой запах вишни. Дурманящая сладость пробиралась в самое сердце, заставляя слёзы выступить на глазах. Он зажмурился, отгоняя наваждение, но аромат никуда не делся. Так это Марта думает о вишне? У него получилось? Он открыл рот, чтобы озвучить свою догадку… А что если это не её мысли, а его? Марта напоминает ему о вишнёвом запахе? Или – не Марта? Он запутался, разозлился на себя и покраснел, наверное, как та самая вишня. Марта едва сдерживала улыбку, а глаза её смеялись. Он ведь для неё как открытая книга, а ментальные блоки они ещё не изучали! Ох, вот уж точно скорее бы…

– Как у вас дела?

К ним подошла госпожа Шенди, проверявшая всех по очереди.

– Замечательно, – лучисто улыбнулась Марта. – Альберт здорово справляется!

Он продолжал молча краснеть.

– А у вас как? – Шенди повернулась к стоящим рядом с ними Бренги и Леофу.

Друзья только что поменялись ролями, и Леоф, приняв исполненную пафоса позу и закрыв глаза, изрёк:

– М-м, я чувствую запах… – Он потянул носом. – Запах выпечки… булок – сдобных булок… Вижу юную деву с кудрями чернее ночи… – Он нахмурился, по-прежнему не открывая глаз. – А это что, картошка с мясом? Пузырь морошковой бормотухи… Картошка… Не могу понять, – он потёр висок, – как связаны булки и юная дева…

– Так, всё, остановись! – испуганно прикрикнул на него Бренги. – Этого больше чем достаточно! Ты что, правда это всё увидел?

Леоф покосился на преподавательницу, которая стояла, скрестив руки на груди и улыбаясь одними губами.

– Издеваешься? Ты мне плешь проел с этой дочкой пекаря. А остальное – боже, Брен, как будто я тебя не знаю.

– Между прочим, – заметила Шенди, – близкая эмоциональная связь в самом деле значительно облегчает телепатию.

– Ну разумеется, – с серьёзным видом поддакнул Леоф. – Не мог же я просто угадать.

А когда Шенди отошла к следующей паре, пробурчал:

– Не верится, что за это до сих пор не сжигают на костре.

– А ещё цивилизованное общество! – поддержал Бренги.

Альберт старался не быть таким категоричным, по крайней мере пока у него ещё оставалась надежда научиться телепатии. Но вот с остальными ментальными техниками он бы тоже предпочёл никогда не сталкиваться.

Урок боевой магии начался ещё более необычно – Дженкинс впервые вышел из-за кафедры и шагнул внутрь прямоугольной площадки. Вид при этом он имел такой скорбно-суровый, как будто собирался объявить им какую-то ужасную новость, например что он принял тяжёлое решение уволиться или что госпожа Сорхе лично будет его наказывать за неудовлетворительное усвоение студентами его предмета.

Но он сказал:

– Хостин.

Альберт непонимающе посмотрел на Томара. Тот немного неуклюже поднялся со стула, явно тоже не зная, чего ждать. Дженкинс взглядом указал на середину класса. Пока Томар выходил, учитель снизошёл до неохотного пояснения:

– Проверка успеваемости.

Альберт непроизвольно сглотнул, отчего-то занервничав.

– Всё, что помнишь. Атаки, защиты, с любой стихией или без. Начинай.

Ещё ни на одном занятии им не предлагали применять магию против преподавателя. Тем более, этого до сих пор считали низшим магом. Не все – студенты регулярно об этом спорили, хотя одно было точно: ни за те два месяца, что Дженкинс преподавал боевую магию, ни за предыдущие три года никто ни разу не видел, чтобы он использовал силу, хоть как-нибудь. На боевой магии он только объяснял, что делать, а практиковались ученики в парах. Но некоторые всё же полагали, что директор не мог отдать свой любимый предмет тому, кто в нём не разбирается. Дженкинс, в принципе, тянул на разбирающегося, хоть и не с кем было сравнить. Кое-кто возражал, что боевую магию до сих пор преподают исключительно по старой памяти, а в жизни она никому не нужна, поэтому вполне вероятно, что курс спихнули тому, кто меньше всех загружен. Альберт в спорах не участвовал, но всей душой болел за то, чтобы историк оказался просто историком, без стихийного дара и боевого опыта. Верил ли он на самом деле в такую возможность?..

Томар бросил пробный снежок. Учитель шевельнул рукой, в полуметре от него пространство на миг исказилось, как бы пошло рябью. Отразил. Томар выпустил ещё один снежок и с секундной задержкой – следующий, целясь в максимально удалённые друг от друга точки – в голову и ноги. То же движение рукой, еле уловимое колебание воздуха.

После этого Томар как будто поверил, что можно атаковать всерьёз. Он запустил ещё пару снежков, а потом стал экспериментировать с формой, осыпая учителя непрерывным градом атак. Не все из них Альберт успевал заметить и опознать, но понял, что сначала Томар изменял форму потока чистой энергии, в основном заостряя его – пространство на границе щита колебалось с меньшей амплитудой, – а потом обратился к своей стихии. Вода во второй купели бурлила и плескалась. Томар, хорошо зная свои возможности, не надеялся пробить щит одним сильным ударом и сделал ставку на непрерывность атак, хаотично выбирая цель с расчётом, что однажды щит не успеет появиться в нужном месте. Он взмахивал то одной рукой, то сразу двумя, технично работал корпусом, шагал то назад, то вперёд, то бросался в сторону. Водные атаки было легче увидеть – свет отражался в длинном клинке, выброшенном из кончиков пальцев, как продолжение руки, в десятке мелких снарядов, похожих на сосульки, только из не застывшей воды. Но даже когда заклинание оставалось незримым, из каждого движения исходила сила. Отчасти, конечно, потому что Томар не отличался большим запасом энергии и, чтобы его атаки имели эффект, ему приходилось в каждую вкладываться со всей возможной отдачей, выбрасывая всё без остатка, порой помогая себе даже физической силой. Но вряд ли кто-то, кроме Альберта, об этом думал. Дышащие энергией атаки Томара вызывали восхищение – сродни восхищению буйством летней грозы – и ещё что-то, похожее на зависть. Хотя Альберт знал, что его собственный стихийный дар не уступает дару одноклассника. Только он – полная противоположность Томара и, окажись сейчас на его месте, всё делал бы по-другому, полагаясь на сокрушительную силу и избегая заклинаний, требующих высокой точности. Было бы это так же красиво? Возможно. А более эффективно? Тут Альберт терялся в сомнениях. Все до единой атаки Томара бесследно гасли, коснувшись щита. Почему? И в чём вообще смысл такого задания?

Наконец Томар остановился. Чуть раньше, чем всем стало бы заметно, что он устал.

Без предупреждения учитель коротко взмахнул рукой. Совсем не так, как Томар. Не меняя позы, не меняя даже своего отсутствующего выражения лица, как будто смахнул пыль со стола.

От напряжённых рук Томара разошлись круги по водному щиту. Дженкинс повторил атаку: тем же движением, в то же место – центр корпуса. Щит снова пошёл рябью, более крупной. Альберту показалось, что на лице Томара появилось беспокойство. На третий раз Дженкинс сделал короткий замах. Раздался всплеск.

Томар громко охнул и согнулся пополам, отступив на два шага назад. Дженкинс не продолжал, стоял и смотрел с нечитаемым выражением лица, как его противник пытается вздохнуть.

– Что я сделал не так? – просипел Томар, силясь разогнуться. – Я же поставил щит…

– Слишком слабый.

Томар вскинул голову:

– Какой могу! – Он с трудом втянул носом воздух, после чего смог немного распрямиться, всё ещё прижимая руку к солнечному сплетению. В голосе звенела обида. – Я знаю свою проблему, знаю, что у меня мало энергии. И компенсирую это точечными атаками. Мы же это учим на теории – как учитывать свои слабые и сильные стороны. Я учитываю.

– А со щитом что?

Томар непонимающе пожал плечами:

– Мне просто не хватило силы его удержать.

– Значит, нужно больше силы, – заключил Дженкинс и занёс руку для нового удара, но вмешался Ян.

– Не может быть, – категорично заявил он, – чтобы сила решала всё. А как же интеллект? Стратегия, непредсказуемость?

– О, конечно, – согласился Дженкинс, глядя не на Яна, а на Томара. – Томар может уклоняться телепортацией на малые расстояния. Оказаться у меня за спиной. Атаковать водой сразу со всех сторон, а не только от источника. Или нет, – он издевательски прищурился, – ты не можешь. Значит, ставь щит.

Томар успел только выставить руки перед собой. Сила удара согнула их в локтях, а скрещенные кисти с глухим стуком ударили его в лоб, откинув голову и заставив отступить назад в попытке сохранить равновесие.

Учитель выждал несколько секунд и ударил снова.

На этот раз Томар успел. Щит оставался невидимым, но Альберт чувствовал энергию, которую Томар не просто собрал перед собой, а с яростью бросил вперёд, создавая встречный поток. Если бы они с этого начали, у него бы точно получилось. Но после стольких стихийных атак и пропущенных ударов ни у кого не хватило бы сил…

Его отбросило назад. Альберт уже представил, как он налетает спиной на купель с огнём, но в этот момент вспыхнул латунный цилиндр в полу, и Томар врезался в невидимую стену. Преграда оттолкнула его обратно, он сделал пару шагов вперёд и упёрся ладонями в колени, дыша с видимым трудом. Дженкинс отвёл руку для нового удара.

– Хватит! – почти прорычал Томар сквозь зубы. Альберт хорошо представлял, как тяжело ему далось это слово. – Я понял.

– Что понял?

– Что я ничего не могу.

– Водные стрелы были ничего.

Томар не нашёлся, что ответить на эту похвалу. Дженкинс отвернулся и прошёл за кафедру.

– По понедельникам теперь дополнительные тренировки. Посещение обязательно. На экзамене практическое задание будет из двух частей. Поединок между двумя студентами и противодействие студент – артефакт. Артефакт будет настроен на одно атакующее и одно защитное заклинание. Уровень силы – средний. Это такой, как я сейчас показал. Надо объяснять зачем?

– Да нет, всё понятно, – прервал Бренги воцарившееся было молчание. – Чтобы комиссия могла в своё удовольствие поохать, какой хреновый в наше время пошёл студент – даже до среднего уровня не дотягивает.

Дженкинс только на секунду посмотрел на него, а затем равнодушно отвёл взгляд.

– Рад, что всё понятно. Считайте, что сегодня был сокращённый урок, все свободны.

– Что это вы в такую рань уже празднуете? – весело спросила госпожа Кюне, расставляя на столе запотевшие кружки с пивом.

Кабатчица пользовалась уважением всех студентов в том числе потому, что никогда не позволяла себе нравоучений и исправно подавала всю заказанную выпивку, так что её вопрос служил исключительно проявлением дружелюбия.

– Помилуйте, госпожа Кюне! – с чувством воскликнул Бренги. – Какое там празднуем, сугубо в терапевтических целях!

Не так уж он и лукавил. Томар отказался нести в лазарет свою шишку на лбу, но руки у него так дрожали, что идти на иллюзии не было никакого смысла. Ян и Ве не могли оставить товарища в беде, Бренги и Леоф не хотели идти на урок, который другие прогуливают, а Альберт устал быть белой вороной, поэтому вся мужская половина класса вместо третьего урока отправилась в «Лось форштевня». Женская половина перестала к ним присоединяться после того, как прошлой весной Ве бурно расстался с Уной и отказывался находиться с ней в одной компании. Но сейчас это и к лучшему: за прогул им влетит не так сильно, как за срыв урока, если бы не явился сразу весь класс.

Кабак в середине дня пустовал. Ветер посвистывал в оконной раме, но внутри было тепло, горел камин, с кухни доносилось обычное громыхание, шкворчание и шипение.

Альберт то и дело поглядывал на Томара, который молчал с тех самых пор, как они вышли из замка. Остальные по пути до острова вяло перебрасывались комментариями о погоде, но теперь и эти разговоры сошли на нет. Альберту хотелось как-то поддержать Томара, приободрить – но он боялся ещё сильнее задеть явно растоптанное сегодня самолюбие отличника.

Госпожа Кюне вернулась с блюдом поджаренных колбасок, а как только она снова отошла, Бренги торжественно извлёк из кармана плоскую жестяную флягу и повысил градус разлитого по кружкам пива. Альберт с любопытством отхлебнул облагороженный напиток. Он оказался ледяным, но секунду спустя согрел так, как если бы Альберт укутался в меховое одеяло, только изнутри.

И он решился.

– У тебя впечатляющий арсенал атак, – сказал он Томару, стараясь выдержать нейтральную интонацию с едва уловимой ноткой одобрения.

– Да, – тут же включился Ве, – но я ждал, что ты ему наваляешь, Томар, что за дела?

– Ну, я пытался…

– Да ладно, он что, правда сильнее тебя?

– Нет, я специально решил получить в лоб и под дых, чтобы вас повеселить, – начал злиться Томар.

– Я бы посмотрел, как бы у Альберта пошло дело, – сказал Ян.

– Я думаю, – Альберт попытался скрыть смущение, – теперь с этими дополнительными тренировками нам всем по очереди это предстоит.

– Не-не-не, я не согласен! – заволновался Леоф. – Пусть каждый желающий заключает договор на мордобитие, а то я при поступлении на такое не подписывался!

– Мне кажется, тебе не о чем беспокоиться, – произнёс Бренги, которого Альберт ещё не видел таким недовольным, как сегодня. – По-моему, ему было приятно унизить именно Томара, чтобы показать, что даже лучшие студенты ни на что не годятся.

– Вообще-то, – заметил Ян, почесав нос, – если сегодня он действительно показал усреднённую силу атаки, то это то, с чего стоило начинать. А то получается, что до сих пор мы учились применять щиты, которые не защищают, и атаки, которые не пробивают щиты…

– Погоди, – припомнил Альберт, – а разве не ты говорил, что боевая магия вообще никому не нужна?

– Нет смысла отрицать, – Ян не дал сбить себя с толку, – что область применения боевой магии, мягко говоря, очень ограниченна. И большинству магов не придётся её использовать, может быть, никогда в жизни. Но уж если всё-таки придётся, то тогда в полную силу, а не как получится.

– Я согласен, – кивнул Томар. – Это было позорно, но лучше как можно раньше узнать свой предел, чтобы когда-нибудь его преодолеть.

– А что это вообще за «средний» уровень, – скептически скривился Бренги, – кто его определяет?

Ян пожал плечами:

– Статистически как-нибудь…

– Ты ещё не достаточно много раз услышал, что магия вырождается, каждый первый курс хуже предыдущего и если мы такие бездарные, то на следующий год, видимо, придётся набирать низших? Тогда, по-хорошему, средний уровень должен понижаться каждый год – но я подозреваю, что нам продолжают навязывать устаревшие мерки.

– Погодите, – осенило Ве, – если маги слабеют, значит, никого сильнее нас всё равно уже не будет, так? Зачем тогда становиться ещё сильнее, чтобы одолеть кого? Да ещё в самое мирное время за всю историю.

– Ну, знаешь, всякое возможно, – пробормотал Леоф. – Раскол Ковена случился считай недавно, и поверь, там была жуткая бойня.

– Ковен – другое дело, они сами по себе, и разборки у них были чисто внутрисемейные. Я говорю про весь остальной мир – города и деревни, где обычной жизнью живут высшие и низшие. Там все, кто младше нас, будут слабее нас, хоть бы мы все экзамены завалили, так ведь? Остаются, конечно, ещё те, кто старше, но я не представляю, чтобы кто-то вроде Макдуфа пошёл мочить мирное население.

Альберт, вопреки обыкновению слушать молча, не удержался:

– А что, по-твоему, было в пятьдесят девятом?

– А что в пятьдесят девятом? Это вообще не про магию, чисто произвол. Власти считай что нет, половина Ковена перебита, с половиной непонятно, что дальше. Делай что хочешь – хватай оружие, грабь деревни, и для этого не надо быть крутым магом. Если бы в каждом селе держали хотя бы одного высшего, все разбойники обломались бы…

– Это не были разбойники, – сказал Альберт.

– Ну пусть не разбойники, пусть сектанты, хотя по мне так это бабские сплетни…

– Это были не разбойники и не сектанты, а высшие маги.

– Кто тебе это сказал? – заинтересовался Леоф.

Альберт сразу стушевался. Выпитое развязало язык ровно настолько, чтобы поправить однокурсника в его заблуждении, но не больше. О том, что точку зрения, которая сильно разнится с общепринятой, придётся как-то объяснять, он не подумал.

– Не помню, где-то услышал, – бросил он, торопливо делая ещё глоток, чтобы кружкой отгородиться от неудобного вопроса.

Но Ян уже буравил его проницательными чёрными глазами.

– А напомни, – прищурился он, – ты откуда? Что-то вылетело из головы.

– Из Сухого Ручья. Я же почему каждое лето там помогаю – сам рад навестить госпожу Инген, малышню повидать…

– Это я помню, Сухой Ручей, сиротский приют, под который отдали небольшую усадьбу между Ваной и Лихлинном. А где ты родился?

– Как раз в Лихлинне. Это и правда недалеко…

– В Лихлинне? – недоверчиво переспросил Томар.

– Ты жил в Лихлинне в пятьдесят девятом? Когда напали разбойники?

– Это были не разбойники, – закатил глаза Альберт.

– Боже, ты не рассказывал! Там же всех убили!

– Как же ты уцелел?

Альберт не придумал ничего более содержательного, чем развести руками. Так сразу и не расскажешь.

– Хмеля сказителю! – воскликнул уловивший его колебания Бренги и пододвинул к Альберту одну из пока нетронутых кружек в центре стола, в которую тут же подлил своего чудо-зелья.

– Ты можешь не рассказывать, если не хочешь, – заметил Томар, строго глянув на Бренги, пока Альберт, возведённый в ранг сказителя, пил и собирался с духом.

– Да он хочет, разве не видно!

– Это же, в сущности, историческое событие, – поддержал Ян, – об этом слышал каждый в Иннсдерре, а мы только теперь узнаём, что наш однокурсник – живой свидетель?

– Ну же, рассказывай, – потребовал Ве, – ты там всем навалял своим ураганным ветром?

– Ну скажешь тоже, – сконфузился Альберт. – Я до приюта вообще не учился магии, мог только всё ломать. Но, кстати, это мне как раз помогло.

– Говори уже! – взвыл Бренги.

– Ну… – Альберт почесал за ухом, собираясь с мыслями. Ему было приятно оказаться в центре внимания и заинтересовать всех своей историей, но знал бы он заранее, так хоть порепетировал бы! – За то, что я случайно смёл посуду со стола, тётка отправила меня посидеть в сарае, она каждый раз так делала. Вот я и сидел, когда снаружи поднялась суматоха. Окон-то в сарае не было, только слышно, как все бегали, кричали, дымом потянуло. Я решил, что пожар. В общем, отчасти так оно и было. А дыма всё больше, и я понял, что мой сарай тоже горит, – а я в нём заперт! Я, само собой, запаниковал, стал пытаться вышибить дверь. И тут рухнула крыша, я только голову руками прикрыл, больше всё равно ничего не смог бы сделать. Стою и вдруг понимаю, что ничего на меня не падает, да ещё и дышать стало легче. Оказалось, я стою посреди обломков сарая, всё, конечно, в дыму, но я на воле, цел и невредим.

– И что это значит? – спросил Ян. – Ты непроизвольно защитился воздухом от падающей крыши?

– Да, похоже на то. Когда я взмахнул руками, получилось, что я случайно задействовал воздушный поток, он разметал падающие доски и всё остальное.

– Это очень круто для того, кто ничему не учился, – серьёзно сказал Томар.

– Так и что было, когда ты оказался на улице? – спросил Бренги. – Дал дёру?

– Я-то дал, – Альберт невесело усмехнулся. – Но меня заметили и поймали. Непередаваемое ощущение полёта, когда тебя волокут по воздуху, а потом подвешивают в трёх метрах над землёй. И я вам точно говорю, что никакие разбойники такой магией не владеют. И, кстати, некоторые из них были в белой одежде.

– Ну, кто угодно может вырядиться в белое, – всё ещё не уступал Ве. – Хочешь, я в простыню замотаюсь?

– А сможешь потом меня несколько минут в воздухе удерживать?

– Ну… – Ве посмотрел на него, как будто мысленно взвешивая. – Несколько – не знаю… Допустим, я и не смогу, но ты меня наверняка смог бы.

– То есть, это были как минимум стихийные маги.

– Как скажешь, – сдался Ве, – стихийные так стихийные.

– А яма там была? – спросил Леоф.

– Какая яма? – не понял Томар.

– Мой отец говорит, что те, кто разорял деревни в пятьдесят девятом, убивали жителей не как попало, а сначала согнав всех в одну большую яму. Это вроде бы неофициальная информация, но все и так знают, потому и говорят про сектантов. – Он снова вопросительно посмотрел на Альберта.

– Да, яма была. С огнём. Туда меня и хотели бросить.

– С магическим огнём? – уточнил Ве.

– Надо думать, не лупой разжигали.

– И всех остальных жителей там сожгли?

– Ага.

Томар не дал затянуться траурной паузе:

– Так как ты в итоге сбежал?

– Как в сказке, – Альберт покачал головой, как будто сам не мог поверить в своё чудесное избавление. – Просто, пока я болтался в воздухе, вдруг появились ещё двое высших и спасли меня.

– Да уж, феноменальное везение, – оценил Бренги.

– И кто это был?  – продолжил допрос Леоф. – И как они так вовремя там оказались?

– Да я понятия не имею. Мне показалось, что они не впервые увиделись – те, кто напал на Лихлинн, и те, кто меня спас. Может, у них там встреча была назначена. Ну а мне действительно просто повезло.

– Это кто-то из Ковена?

– Нет, – уверенно возразил Альберт. – Хотя тогда я имел о Ковене очень туманное представление, но теперь-то знаю, кто в нём есть. Никого хоть немного похожего на магов в Лихлинне. Ну то есть… – он оборвал себя, запутавшись в разных фрагментах собственной истории: тех, которыми хотел поделиться, и тех, которые упоминать не собирался.

– Что «то есть»? – не дал ему шанса Ян.

Альберт понял, что если продолжит мяться, то его вообще заподозрят во вранье, и, зажмурившись, выдохнул:

– Вообще-то, под конец там ещё появилась Кристина Лин. Хотя тогда она, конечно, ещё не входила в Ковен.

– О-о-о, ты видел Кристину Лин!

– Это же как увидеть богиню!

– Она и в жизни такая красивая?

– Ты с ней разговаривал?

– Немного…

– Он с ней разговаривал! То есть, вы знакомы? Вы общаетесь?

– Да нет же, нет. Она спросила, как меня зовут, из Лихлинна ли я, есть ли у меня где-нибудь родственники, а когда я сказал, что нет, отвела в приют. И сказала обязательно пойти в школу – она почувствовала мой дар.

– А у неё правда такой голос?

– Да, – Альберт улыбнулся, вспоминая. – Как… как будто звенят на ветру не успевшие опасть листья, скованные внезапным морозом…

– Боже, Альберт, как ты мог никогда нам об этом не рассказывать?

– Мы ему мало наливали…

– Да он вообще редко с нами пьёт. Кстати, почему?

Альберт совсем уже не знал, что ему делать со свалившимся на него вниманием, и только слабо отпирался:

– Да просто… мне казалось, что у вас своя компания, зачем навязываться…

– Да брось, нас всего шестеро парней на курсе, как тут ещё на компании делиться?

– Мы тебя зовём посидеть с нами, но не уговариваем, потому что у тебя обычно такой вид, как будто тебе наше презренное общество даром не сдалось.

– Что? – не поверил Альберт. – Правда? Нет, я никогда такого не думал!

– Ну вот и хорошо, что мы всё выяснили, – подытожил Бренги. – У меня осталось больше половины фляги, нам нужно взять ещё пива.

Как всегда, к середине учебного года от домашних заданий стало не продохнуть, да и занятия в классе требовали всё большей самоотдачи. Сложные преобразования, многомерные иллюзии, зелья, в которые, помимо собственноручно собранных ингредиентов, надо было добавлять энергию. На дополнительных тренировках по боевой магии Альберт вообще начинал сомневаться в своих способностях, и каждое занятие вызывало такую сложную гамму эмоций, что у него уже не оставалось никаких сил терзаться прежней смутной тревогой. Но прошлое напомнило о себе само – и, если бы Альберт не закопался в учёбу по самое темечко, он легко бы предвидел, когда и как это произойдёт.

Одностороннее воздействие они изучали параллельно с ментальными блоками. Точнее, технология блока была в принципе одна для всех видов воздействия, и они учились применять её сначала против чтения эмоций, затем против чтения мыслей, а в середине декабря после короткой лекции о воспоминаниях Шенди дала им несколько предостережений и поставила в пары для отработки. К этому моменту Альберт понял, что тренироваться в паре с Мартой – удача, а не проклятие, ведь только с сильным соперником можно быть уверенным, что твой блок сработал, потому что ты правильно его поставил, а не потому что твой противник даже не смог нащупать эфир. Но с другой стороны, с куда большей вероятностью его жалкий блок будет сметён, поэтому сейчас, стоя напротив Марты и глядя на её мечтательную полуулыбку, Альберт ощущал неприятный комок в животе. Сделав медленный вдох, он дал себе мысленный приказ: «Закрыть ворота!»

Из единственного интересовавшего его раздела истории – истории магических войн – Альберт извлёк для себя полезный образ обороняющейся крепости. Против физических атак это никак не помогало, но вот ментальная магия строилась на визуализации, любым действием получалось овладеть, только подобрав к нему удачную зрительную ассоциацию. Так что сейчас Альберт готовился стать крепостью. Марта чуть заметно улыбалась бледно-розовыми губами – враг коварен и изворотлив, но эти стены так легко не взять!

– Подожди-ка. – К ним подошла госпожа Шенди и тронула Марту за плечо. – Давай лучше я попробую потягаться с Альбертом, а ты иди к Зое.

Марта напоследок ободряюще улыбнулась и отошла, а Альберту пришлось заново собираться с духом и настраиваться. Госпожа Шенди выглядела такой же милой и безобидной, как Марта, но Альберт подозревал, что это характерная черта всех магов эфира – чтобы усыплять бдительность.

На самом краю зрения замерцали первые искорки – на стену крепости вышел великий чародей и начал плести защитное заклинание. Но стоило только взглянуть в глаза преподавательницы – зеленоватые, с чуть задранными кверху уголками, спокойные и понимающие, – и она уже была у него в голове. Да как!

Альберт скрежетнул зубами и усилил блок – сдаваться рано. Ничего, этот раунд он часто проигрывал. Ему не удавалось подчинить эфир настолько, чтобы создать настоящий жёсткий щит, – скорее он размягчал почву вокруг своей крепости, превращая её в болото, в котором замедлялось и вязло вражеское войско. Против одноклассников этого иногда хватало. Шенди смогла добраться до цитадели его сознания, но это ещё не конец. Надо только усилить блок.

Вдруг величественная картина штурма самопроизвольно сменилась совсем другой: заставленная безделушками полка в шкафу, почти как в доме, где он рос. Только у тётки на полке хранились одиночные пуговицы, декоративные свечи, которые никогда не жгли, статуэтки, использованные артефакты, синяя бутылка, маленькая шкатулка с расписной крышечкой – целая сокровищница, как им казалось в детстве, они могли часами перебирать драгоценный хлам, придумывая захватывающие истории старых вещей, когда взрослых не было дома, потому что, застань их за этим занятием тётка, раскричалась бы, что они что-нибудь разобьют или потеряют. А здесь… он никак не мог разобрать, что это были за предметы, но знал, что невидимая рука сейчас возьмёт один из них, тот, что зовёт, будто сам притягивает руку, просит, чтобы его рассмотрели… Нет, только не его. Только не его!

Видение полки с безделушками длилось меньше мгновения. А картина, возникшая следом, была ему слишком хорошо знакома.

Дождь ледяными гвоздями бьётся в макушку, врывается за шиворот, жалит лицо и руки. Так холодно, что он не чувствует ног, иначе бежал бы отсюда, не разбирая дороги, оскальзываясь на крови, пока не рассеялся бы вонючий дым. Но он бы всё равно не убежал. Не от безликой чёрной тени, сотканной из дыма и крови. Тень неподвижно стоит за спиной, просто стоит, а его выворачивает рёбрами наружу, словно так можно вернуть долг, бросить в чёрную пасть всё, что у него есть. Забери, забери то, что я взял, я не хотел, я не хотел!

Его так крупно трясло от холода, что с трудом получалось дышать. Потом он ощутил ласковое поглаживание по плечу, горько-медовый аромат и нежные пальцы, легко сжавшие его ладонь, разливая тепло от места касания по всему телу. Альберт сразу согрелся и смог наконец как следует вдохнуть, окончательно унимая дрожь. Он обнаружил себя сидящим за партой. Страх ушёл, было спокойно и безопасно, только он плохо понимал, что происходит вокруг, все чувства притуплял окруживший его невидимый туман.

Кто-то тормошил его за плечо.

– Эй, Альберт, урок закончился. – Он узнал голос Леофа. – Госпожа Шенди говорит, что тебе нужно отдохнуть, давай отведём тебя в комнату.

– О… спасибо, я дойду.

– Я всё равно забыл там тетрадь по политологии.

– А что, следующая – политология? – добавился недовольный голос Бренги. – Может, ну её? Посидим у себя, чайку попьём. Видно же, что Альберт переутомился.

– Да я…

– И не удивительно, – не дал запротестовать Леоф, – я сам чуть не сплю на ходу, только мысль о каникулах на ногах держит.

– Перед каникулами ещё Солнцестояние! – напомнил Бренги, под руку поднимая Альберта из-за парты.

– На любителя мероприятие. – Леоф подхватил с парты ручку и тетрадь.

– Это потому что ты в непотребствах не участвуешь.

Альберт безропотно позволил тащить себя по коридору.

– А Альберт вообще не приходит отмечать.

– Но в этом-то году придёт, правда, Альберт?

Он кивнул, потому что это казалось проще, чем помотать головой.

Вместо привычного ровного света вечернюю тьму в столовой разгоняли сотни маленьких огоньков под потолком и вокруг высоких окон. Столы сдвинули вдоль стен, освободив середину помещения, и накрыли белоснежными скатертями. Такие нехитрые изменения преображали зал до неузнаваемости.

– Зря ты раньше не ходил, – заметил Бренги, макая наколотую на шпажку фрикадельку в жидкий брусничный соус. – Хоть раз можно пожрать нормально.

И в самом деле, в теснившихся на столах тарелках, блюдах, мисках, розетках и соусницах не обнаружилось ни овсянки, ни тебе омлета или тушёной капусты. Капуста была разве что квашеная, пересыпанная праздничным пурпуром брусники, а соседствовали с ней острый маринованный папоротник, тушёный пастернак, жареный морской язык, креветки, несколько видов мяса, грибы во всех вариантах приготовления, орехи, сушёные фрукты и разнообразные конфитюры. И по три кувшина вина на каждом столе, разбавленного, но никто же и не думал напиваться в столовой вместе с учителями. У четвёртого курса были большие планы на неофициальную часть Зимнего солнцестояния.

На официальную часть Альберт сходил на первом курсе, убедился, что празднование в школе ничем не лучше приютского, и больше не присоединялся, и никто его не уговаривал. А в этот раз уговорили, и он пока не понимал, жалеть об этом или нет.

Зачерпнув из бронзовой вазы горсть кедровых орешков, он разглядывал студентов и преподавателей, собравшихся группками вдоль столов. Никакой особой парадной одежды от студентов не требовалось, но многие принарядились по своему усмотрению. Сам Альберт об этом не подумал, оставшись в свитере и джинсах, которые надел с утра, и был рад, что хотя бы Леоф, Ян и Томар тоже выглядели буднично. Ве не упустил случая впечатлить всех традиционным костюмом своего народа, выглядевшим, по всеобщему убеждению, как платье длиной до щиколоток с богато вышитым фартуком и широкими рукавами. Альберт уже знал, что это одеяние ни в коем случае нельзя называть ни платьем, ни юбкой: Ве серьёзно предупредил, что за это башку свернёт. В ответ на резонный вопрос, а как же тогда его называть, он пытался научить их тмерийскому слову, но половины звуков из него не существовало ни в каком другом языке, поэтому одноклассники решили вовсе обходить его костюм молчанием.

Возле соседнего стола Альберт увидел Марту в свободной кремовой блузке и длинной юбке с несколькими рядами оборок, в серьгах с переливчато-синими перьями, свисавшими ниже плеч. Вместе с Зоей она вежливо улыбалась, глядя на ярко накрашенных Уну и Лотту, которые, перебивая друг друга и покатываясь со смеху, вспоминали какой-то забавный случай. Прислушавшись, Альберт понял, что это давно надоевшая всем история про то, как Леоф и Ве на втором курсе отправились в лес за заячьей кровью по заданию госпожи Бертемар, не зная, что это название травы.

– О боже, это же Шенди! – Бренги в последний момент поймал выпавшую из руки фрикадельку.

– Держись, Брен, – Леоф сжал предплечье друга. – Думай о своей булочнице!

Альберт проследил за их взглядами и несколько секунд пытался осознать, что вошедшая в зал нимфа дождя, облачённая в грозовое облако, сверкающее миллионом капель, – это Шенди в умопомрачительном сером платье с блёстками, с воздушным подолом и облегающим верхом, с глубоким квадратным вырезом и длинными узкими рукавами, которые подчёркивали тонкость рук, а на плечах распускались пышными буфами. Не в силах отвести взгляд, Альберт следил, как она проплыла к столу, окружённому преподавателями, и поздоровалась с Кайтелем и Гайром, которые чинно беседовали, попивая вино, и только вид рассыпавшихся в бурных комплиментах педагогов его наконец немного отрезвил. Сами они были одеты почти как обычно – то есть, так же вычурно, как обычно, – но сменили повседневные ткани жилетов и камзолов на атлас и бархат. В одежде остальных учителей виднелась золотая тесьма и кружевные манжеты, а госпожа Бертемар украсила свою накидку затейливой композицией из листьев и ягод. Не успел Альберт задаться вопросом, где же господин Макдуф, как тот появился посреди зала, моментально обратив на себя всё внимание. Вместо бархата и золотых пуговиц праздничным его облик делала абсолютно белая далматика – символ обладания могуществом, позволяющим избегать малейшего соприкосновения с грязью материального мира. Альберт запретил себе отводить взгляд. Людей в белом он не любил ровно так же, как людей в чёрном, но крепкая фигура директора даже в таком своеобразном одеянии выглядела земной и полной жизни, а вовсе не устрашающе-призрачной.

Коротко поздоровавшись с учителями, директор направился к дальней от входа стене с росписью, у которой сейчас располагался стихийный алтарь.

– О нет, приветственная речь, – приуныл Ян. Но Альберт, пропускавший праздник последние два года, был не против послушать.

– Что ж, без долгих предисловий… – гулко заговорил директор.

– Ага, как же, – вполголоса прокомментировал Леоф.

– …Я счастлив приветствовать всех вас в преддверии середины зимы. Традиция славить этот день уходит корнями в глубокую древность, в тёмные и тяжёлые времена, когда жизнь человека подчинялась капризам природы, как упавший в бурную реку листок оказывается в полном распоряжении подхватившего его потока. Возделывая весенние поля, люди не знали, не погубит ли посевы летняя засуха, или чрезмерно обильные дожди, или нашествие вредителей, пожар или ранние заморозки. Хватит ли заготовленных осенью запасов, чтобы пережить снежную зиму и вновь выйти на поля весной? Наступление самой долгой ночи означает, что следующим утром солнце взойдёт чуть раньше. И с каждым днём оно будет светить всё дольше, прогревая воздух, растапливая снег и пробуждая скрытую под ним жизнь. С того дня, когда мы обрели силу управлять природными явлениями, человек больше не зависит всецело от воли стихий – но наша связь с ними напротив лишь окрепла, переродившись в нечто совершенно новое. Из неразумных детей, способных только просить, мы стали братьями и сёстрами природы, которые, глубоко её уважая, могут сами утолять свои нужды. Мы можем направить ветер, чтобы согнать тучи, можем пролить из них дождь, чтобы земля плодоносила, а из земли сотворить себе кров. Огонь поможет приготовить пищу, эфир принесёт свет и тепло туда, куда не проникают солнечные лучи…

Альберт с небольшим запозданием заметил, что, пока директор говорил, свет в зале постепенно гас, а за спиной Макдуфа наоборот всё ярче разгоралась роспись на стене. В центре сиял белый круг чистой энергии, а вокруг него мерцали в вечном движении изображения пяти первых стихийных магов. Конхор Огненный Смерч, с которого всё началось, с разверстым в боевом кличе ртом, с пылающими волосами и бородой и огненным шаром в занесённой руке – не иначе собирается готовить пищу. Железная Ауд, воздевшая руки к небу, в длинных трепещущих на ветру одеждах и с не менее длинными развевающимися волосами. Элмер Бард, остановивший наводнение в Аннберанде, изящным жестом удерживает нависшую над ним волну. Великолепная Гевисса, самая первая мечта каждого мальчишки, с довольной улыбкой прислонилась к глухой гранитной стене, когда-то спасшей столицу Треанса. И на последнем изображении, едва различимым силуэтом за подрагивающей пеленой снежинок, Хадег Тис.

Видя это панно три раза в день, Альберт не заметил, как перестал каждый раз задерживать дыхание в благоговении. Но теперь ему снова, как когда-то, казалось, что мэтры смотрят прямо на него и это они говорят с ним голосом директора.

– На пороге первого дня нового года мы больше не просим весну скорее прийти и спасти нас, а грядущий год – быть милостивее предыдущего. Мы знаем, что вновь и вновь будут возвращаться времена холодов и тьмы, а иные ночи будут такими долгими, что мы на время забудем, как выглядит солнце. Но мы не бессильны перед невзгодами, нам есть чем осветить себе путь во мраке, усмирить свирепый поток, защититься от холода и ветра и самим создать себе твёрдую почву под ногами. Эта сила уже дана от рождения каждому из вас, осталось научиться в совершенстве ею владеть. Я знаю, как труден порой этот путь, но так уж устроена жизнь: тот, в чьих руках глина, должен слепить горшок и отдать его людям; а кому дана целая гора – тому создавать прекрасный дворец, а это потребует многих знаний, упорства и желания дойти до конца…

Слова отзывались щекоткой в районе диафрагмы. Чёрт возьми, да. Всё, через что он проходит, все трудности, сомнения, придирки преподавателей – это потому что у него есть дар. И есть что с ним делать. Уж конечно, было бы проще стать гончаром, особенно теперь, когда он три с половиной года отучился управлению энергией. Делал бы лучшие горшки в Ване, все наперебой восхищались бы его талантом. Согласился бы он на такую судьбу? Нет, никогда.

– Откроем же праздник, – объявил господин Макдуф, и сотни огоньков снова вспыхнули под потолком, – традиционной зимней песней!

Альберт очнулся от своих вдохновенных мыслей. Песней? Взгляд забегал по залу – не лезть же под стол, в самом деле. Можно улизнуть на время, а когда с песнями будет покончено – вернуться. Его отделял от выхода почти целый зал, но если незаметно пробраться вдоль стены…

– Идём скорее! – Марта схватила его за руку и потащила – о ужас! – в противоположную сторону, туда, где во главе зала вокруг директора собиралась толпа желающих присоединиться к хору.

– Господин Макдуф! – привлёк внимание Бренги. – Позвольте, вступление к «Зимней ночи» сыграет наш давний друг. Он с усердием разучивал ноты и теперь готов поразить всех нас своим мастерством.

Подчёркнуто серьёзный тон не оставлял сомнений, что однокурсник подготовил одно из тех самых непотребств, разнообразивших праздник Солнцестояния. И директор совсем не возражал.

– Разумеется, – сказал он так же серьёзно, – все мы будем рады насладиться игрой вашего друга.

Получив одобрение, Бренги бросился к выходу и через пару мгновений вернулся вместе с одним из второкурсников. С двух сторон они крепко держали под руки растерянного рыжеватого паренька, с трудом переставлявшего ноги. Было даже чересчур очевидно, что это иллюзия, причём слепленная наспех, контуры расплывались, делая лицо паренька нездорово одутловатым, а уж то, что он прижимал к груди скрипку, Альберт углядел только вблизи. Но он специально старался не всматриваться, чтобы не портить себе сюрприз. И когда только Бренги с этим второкурсником успели придумать свою шутку? Подведя скрипача к зрителям, затейники встали по бокам от него, как телохранители, а он, водя по сторонам бессмысленным взглядом, взмахнул смычком и заиграл.

К удивлению Альберта, в разлившихся по залу звуках совсем не было той небрежности, с которой состряпали визуальную часть иллюзии. Хотя в музыке он совершенно не разбирался, но мелодия звучала правильно и стройно, мотив всем известной «Зимней ночи» легко угадывался, а характерный голос скрипки завораживал хрипловатой нежностью.

А контраст всё усиливался: рыхлый скрипач, изначально стоявший скособочившись, чем дальше, тем сильнее вытягивал голову куда-то вбок, заваливаясь на одну сторону, а гриф скрипки хаотично ходил ходуном, что никак не сказывалось на мелодии.

Наконец Бренги и второкурсник не выдержали и сложились пополам от хохота. Скрипач съёжился, обрёл чёткие контуры и оказался стулом, всё сиденье которого – и даже чуть больше – занимал рыжий кот госпожи Бертемар, в исступлении вылизывавший вытянутую вверх заднюю лапу.

– Агенобарб! – вскрикнула травница и бросилась спасать любимца.

Но тот, прервав своё занятие, тяжело перекатился, бухнулся на пол и припустил к выходу, смешно потряхивая толстым задом. Бренги с товарищем важно раскланивались под одобрительные возгласы студентов.

– Эдна, милая, сыграешь нам ещё? – попросил директор, пока госпожа Бертемар причитала, а другие учителя её успокаивали.

Теперь только Альберт обратил внимание на бледную девушку со скрипкой в руках, прятавшуюся позади шутников-иллюзионистов. Так вот откуда шёл звук – это играла второкурсница. Разносторонние личности с ним учатся!

Наконец все снова были готовы, выстроившись в три ряда, и скрипка заиграла прежнюю мелодию. Оказалось, Альберт всё ещё помнил слова.

Зимняя ночь зажигает звёзды,

Снегом укрыты норы и гнёзда.

Мир уснул до нового дня…

Он украдкой рассматривал стоящих поблизости и сперва поразился при виде поющей госпожи Сорхе, но быстро пришёл к выводу, что так она нравится ему гораздо больше, чем обычно. Марта пела с лёгкой улыбкой на губах, Бренги – с торжественно-серьёзным лицом, активно вдыхая воздух широкой грудью. Нигде не было видно госпожу Шенди, хотя в таком примечательном платье она не могла затеряться, – наверное, сбежала с праздника. У низкорослого и откровенно непривлекательного господина Гайра оказался неожиданно глубокий сильный голос, которым он так вдохновенно выводил ноты, прикрыв глаза и подыгрывая настроению песни выражением бровей, что казался прекрасным.

В зимнюю ночь отдохни от дороги,

Заботы оставь в снегу за порогом,

Будем песни петь у огня…

Глава 4. Блудный сын

Каникулы пролетели, будто их и не было. Альберт успел выспаться, написать эссе «Хорлотское владычество: иго или союз?», распить две бутылки морошковой настойки с теми, кто тоже остался в школе, – и вот снова он, утренний будильник.

Как и положено январскому утру, стояла кромешная тьма, только один оранжевый огонёк медленно разгорался над дверью, вторя нарастающей громкости звонка. Вылезать из-под тёплого одеяла не хотелось, и Альберт решил полежать, пока не станет достаточно светло, тем более что соседи по комнате пока не подавали признаков жизни. Постепенно белеющий свет всё отчётливее вырисовывал очертания спальни: громоздкий шкаф, один на всех письменный стол, зеркало на стене, неразобранный рюкзак на полу, две пустые кровати, оставшиеся здесь с тех времён, когда многочисленных учеников приходилось селить по пять человек в одну комнату, а теперь Альберт, Бренги и Леоф сваливали на незанятые спальные места всякий хлам. Когда посветлело настолько, что стало возможно в подробностях рассмотреть изображение полуголой девицы, приклеенное на шкаф, Леоф высунул голову из кокона одеяла и несчастным голосом спросил:

– Что у нас сегодня?

Бренги только перевернулся на другой бок.

Альберт терпеть не мог разговаривать по утрам, но вопрос мигом заставил сесть в постели. Сегодня начинается новый семестр – а это значит новые предметы! Босые ступни обожгло холодом, когда он вскочил, чтобы скорее увидеть расписание, начертанное на стене над столом. С трудом вглядевшись сонными ещё глазами в каллиграфический почерк, заполнявший ровные ячейки, Альберт в первый момент ощутил разочарование. Сегодняшний понедельник был точной копией всех предыдущих понедельников этого учебного года: история, магия разума, преобразования, боевая магия, тренировка по боевой магии… Зато во вторник после культуры и религии сразу два новых предмета – магия частиц и артефакторика, а после обеда преобразования и…

– Что это? – Он ткнул пальцем в расписание.

– А что там? – Леоф так и не удосужился встать или хотя бы сесть.

– Во вторник после обеда… «тренировка воздух»? – Альберт не мог поверить своим глазам.

– А, да. – Оказалось, Бренги уже проснулся, просто не шевелился. – У нас новый наставник, девчонки болтали. Эти всегда всё знают.

– Что? Кто?

Почему он говорит об этом таким будничным тоном?!

– Говорю же, новый. Среди наших-то не было воздуха.

– О боже, у меня будет стихийный наставник. – Альберт плюхнулся на стоящий рядом стул, сомневаясь, что ноги его удержат.

– Интересно, кто такой и откуда, – сказал Леоф таким голосом, как будто ему совсем не было интересно.

– Этого не слышал, – ответил Бренги, – но он вроде бы больше ничего не ведёт, только тренировки. Специально для Альберта, получается. Может, ленточкой перевяжут?

– Ага, с открыткой, – хохотнул Леоф, – «Альберту Дьюри в безраздельное пользование…»

– Как же, в безраздельное, – проворчал Альберт, вставая и торопливо натягивая джинсы. Вообще-то, спешить было некуда, но потрясающая новость так его взбудоражила, что хотелось просто куда-нибудь бежать. – Можно подумать, вы не припрётесь на мою тренировку.

– Само собой припрёмся, – пообещал Бренги и зевнул. – По крайней мере, на первую, а там посмотрим. Вдруг он злобный, как Сорхе, страшный, как Гайр, и тупой, как Харди.

– Это усложнило бы дело, – с грустью признал Альберт, завязывая шнурки. – Хотя важнее всего – чему он сможет меня научить. Я думаю, плохого преподавателя давно бы уже нашли. А раз воздушного наставника столько времени не было и теперь посреди года отыскали кого-то со стороны – должно в нём быть что-то особенное…

– Особенная неспособность ни к чему, кроме преподавания? – предположил Леоф.

– Или ему негде больше жить, – добавил Бренги.

– Ой, да ну вас, вы же просто завидуете! – Альберт схватил зубную щётку и заодно учебники на первую половину дня, чтобы не возвращаться. – За завтраком увидимся!

Альберт сгорал от нетерпения и не мог думать ни о чём другом, но беспощадное время шло своим чередом, вынуждая сначала высидеть все уроки понедельника – как специально, беспросветно унылого. От первого учебного дня в сентябре он отличался тем, что Альберт уже знал, чего ждать, и больше не проваливался в мучительные воспоминания при виде Дженкинса. Зато перед ментальной магией он теперь испытывал лёгкую нервозность, но сегодня обошлось: чтобы не слишком нагружать их сразу после каникул, госпожа Шенди решила на одно занятие вернуться к простой телепатии.

На боевой магии они пол-урока писали тест, потом повторяли блоки, а потом Дженкинс выгнал их на мороз, в смысле во двор, для дополнительного практического занятия.

Они отрабатывали на Рикардо атаки режущего типа, для которых необходимо так сжать поток, чтобы он стал тонким и острым, не теряя при этом силы и скорости. У Альберта всё было отлично с силой и скоростью, и именно поэтому ему было так трудно придавать энергии точную форму. Всё-таки, когда природный запас энергии небольшой, как у Томара, намного проще им управлять. Правда, всем остальным это не помогало: от их ударов Рикардо мотало из стороны в сторону, но редко кому удавалось выбить из его деревянного тела облачко щепок, оставив хотя бы зарубку. От ударов Альберта манекен отбрасывало в стену, но в сегодняшнем задании это не считалось за больший успех. Альберт ненавидел оказываться в подобных ситуациях и чуть приободрился, когда от атак они перешли к блокам.

– В чём сложность защиты от такого удара? – спросил Дженкинс, как будто это не он учил студентов, а они должны были всё ему растолковывать.

Ян не подвёл:

– Против концентрированной атаки нужна концентрированная защита, а это значит, что щит должен быть как можно меньшего размера, потому что на большой площади не удержать максимальную плотность.

– И?

– И надо успеть понять, куда прилетит атака, чтобы поставить щит только там.

– Верно. Это требует…

– Но разве не наоборот? – спросила Лотта. – При сотворении преобразований, требующих сильного сжатия энергии, необходимо двигаться от большей площади к меньшей: сначала создать равномерное поле удобного размера, а потом собрать выделенную энергию в одну точку.

– Бред, – сказал Дженкинс. – Но на экзамене по преобру так и ответишь. На самом деле, никакой противник не даст вам столько времени. Встаньте в пары.

Все завертели головами в поисках партнёров, Альберту достался оказавшийся рядом Бренги.

– Ещё раз, – наставлял учитель, – мы отрабатываем блоки. Атака второстепенна. Не пытайтесь друг друга поубивать. Такой атакой легко ранить, будьте осторожны. Дайте партнёру возможность блокировать…

Альберт, уже начавший замерзать, слушал, изогнув бровь. Что за внезапная забота об их сохранности? Хотя с другой стороны, атаки, которые они изучали до сих пор, могли оставить разве что синяк, ну в самом худшем случае – перелом, но до такого ни разу не доходило. А лезвием, так же, как и настоящим, можно и в самом деле убить. И правда как-то не по себе…

Впрочем, быстро стало понятно, что им всем рановато беспокоиться о том, чтобы слишком сильно навредить партнёру. Острое лезвие всё ещё ни у кого не получалось, и Альберт вскоре поймал себя на том, что, полностью противореча указаниям учителя, усердно пытается собрать энергию в клинок, совершенно не заботясь, сможет ли Бренги отразить удар. Но ведь и блокировать они учатся не любую атаку, а именно режущую, что, по идее, должно быть сложнее. Значит, надо стараться, в том числе и ради напарника. Альберт сделал короткую передышку, только чтобы перевести дух и утереть пот со лба. Скоро им придётся поменяться, и вряд ли Бренги даст ему возможность испытать щит против тонкого лезвия: его атака скорее будет чем-то вроде энергетической дубины. Так что лучше пока ещё попытаться…

Кто-то вскрикнул. Все разом повернули головы на звук, и Альберт увидел, что Лотта прижимает обе руки к правой стороне головы. Между её пальцев струились неприлично красные в такой мороз ручейки, обхватывали запястье, затекали в рукав, тяжёлыми каплями падали на бежевую куртку и белый снег.

– О боже, Лотта, Лотта, прости!.. – Томар шагнул к ней и протянул руку, но так и встал, не зная, что делать дальше.

– Специально, что ли?! – рыкнул Дженкинс с такой злобой, что Альберт испугался, как бы преподаватель не бросился добивать несчастную Лотту.

Но оглянулся и увидел, что Дженкинс вообще на неё не смотрит, отвернувшись в сторону Рикардо, как будто это манекен покалечился на его уроке.

– Хостин, отведи её в лазарет, – бросил он через плечо.

Томар, получив наконец возможность что-то сделать, подскочил к Лотте, обнял её за плечи, осторожно развернул и повёл ко входу в замок, Уна кинулась следом и подхватила подругу с другой стороны. Глядя, как Лотта торопливо семенит, поддерживаемая одноклассниками, Альберт уверился, что ничего страшного не произошло: скорее всего, ухо рассечено. Всё равно неприятный опыт, особенно для девушки, но ничего такого, что госпожа Мэйгин мигом не привела бы в порядок. Ве подчёркнуто сосредоточенно изучал зарубки на Рикардо, Ян с любопытством смотрел в преподавательскую спину, а Бренги более выразительно прожигал её глазами. Остальные тоже явно не паниковали.

Наконец Дженкинс соизволил явить им свой анфас вместе с колючей версией бесцветного взгляда и тихо произнёс:

– Кто не использует уши по назначению – останется без них. Это ясно?

***

Отпустив учеников, Джейсон поправил манекен, убедился, что тренировочный угол в порядке. Не удержался и посмотрел мельком туда, где уже притоптанный снег скрывал ярко-красные капли. Мерещился ползущий из-под снега запах, густой и липкий, першащий в горле, оседающий в лёгких толстым слоем. Он отвернулся и вдохнул полной грудью свежий морозный воздух, который ничем не пах и выветривал вонь, тошноту и муть из головы. Самое удивительное, что больше ничего не было. Он прислушался – совсем ничего. Надо же. Он восемь лет принимал таблетки, потому что ему сказали их принимать. Перестал принимать, когда сказали перестать. Он даже и не думал всерьёз, что в этом был какой-то смысл.

«Джейсон, загляни ко мне, будь добр».

Он обернулся на окна четвёртого этажа, но только зажмурился от болезненно слепящих солнечных бликов. Последний раз обвёл взглядом площадку и пошёл ко входу в холл, стараясь лишний раз не опускать глаза под ноги, хотя до него по дорожке протоптался весь класс. Подъём по лестнице давал время потерзаться догадками, что могло понадобиться Макдуфу. Это из-за Лотты? Что-то ему не понравилось в настроении директора. Хотя нет, ему просто не нравилось, когда директор вызывал к себе: даже если ничего не случилось, будет в лучшем случае утомительно.

К тому моменту, когда он коснулся круглой дверной ручки, его уже переполняли мрачные предчувствия.

Директор смотрел в окно, сложив руки за спиной. Раньше, чем он повернулся, Джейсон увидел человека в кресле для посетителей. Брызнул вихрь чёрных перьев, в лицо дохнуло трупным смрадом, мир покачнулся, прошитый дрожью ударной волны, и захлебнулся в кровавом потоке.

– Джейсон, спасибо, что зашёл, – откашлялся кто-то по ту сторону, и под ноги вернулся твёрдый пол. Показалось. Просто показалось. Сморгнув наваждение, он повторил попытку посмотреть на человека в кресле. Чёрная одежда, тёмные волосы, изучающий взгляд. Полный рот крови, скользкая трава и обжигающий дождь.

Дерек Крес.

Чёрная дыра в мироздании, пробоина, в которую хлестала ядовитая тьма. Которой могло бы давно не быть. Если бы он…

– Хм, что ж, полагаю, нет необходимости вас заново представлять друг другу…

Он с усилием перевёл взгляд на директора. Так хотя бы удалось вздохнуть, но мир продолжал мелко подрагивать.

– …Джейсон, я пригласил Дерека работать здесь, в школе. – Кабинет качнулся широким рывком. – Я рассудил, что тебе нужно сообщить отдельно, чтобы подготовить и чтобы мы могли всё обсудить, потому что, как мне кажется, у тебя могут возникнуть вопросы.

Вопросы?.. Директор пропадал в россыпи чёрных точек, похожих на стаю ворон, а справа, там, куда он ни за что больше не посмотрит, расплывалось уродливой кляксой зло, которое он поленился уничтожить. А вопросы – нет, вопросов не было. Он знал, что сам виноват.

Он нащупал за спиной дверь, которую не успел закрыть, и взялся за ручку. Не слишком надёжная опора, но хоть что-то. Голос Макдуфа накатывал и отступал волнами.

– …Мы долго рассматривали его случай, не самый простой… решили, что так будет лучше всего… лучше для всех, Джейсон… давно пора оставить прошлое в прошлом… двигаться дальше… прошу, дай ему – и себе – шанс…

Надо дать им всем шанс и прекратить это, пока не случилось что-нибудь плохое. Он сжал пальцы – дверная ручка оставалась на месте.

– …Мне кажется, вам найдётся, о чём поговорить. Я ведь могу вас оставить, не опасаясь последствий?

Неясное шевеление там, куда он не смотрел, – страшная догадка: это сейчас заговорит. И будет поздно.

– Джейсон? Ответь что-нибудь.

Он ничего не ответил и просто вышел за дверь, плотно закрыв её за собой. Вот и всё, ничего не было. Только вместо обычной прохлады коридора навалились раскалённые стены. Не раздумывая, он бросился вниз по лестнице. Неважно куда, просто если остановиться или хоть немного замедлить шаг, каменная ловушка схлопнется. Холл первого этажа, тяжёлые двери, скользкое крыльцо. На морозе стало немного легче. Он не думал. Ничего не произошло. Потому что не могло такого быть. Он не думал, не вспоминал, не прокручивал в голове услышанное. Просто дышал. И переставлял ноги. Вниз по извилистой тропе – куда теперь? Как будто много вариантов. Жаль, что пешком никак. Едва не переходя на бег, он дошёл до причала. Чтобы ещё немного потянуть время, прошёл по пирсу до самого края и только там, стиснув зубы и матерясь про себя, телепортировался. Недалеко – на остров. Не сбавляя шага, вышел на площадь, бросил взгляд на будку дежурного возле серебристого овала портала. В сумерках угадывалось его лицо. Пока сообразит, кого увидел, да какое сегодня число… Портал принял его в свою серебряную пустоту.

***

Застывшие снежинки поблёскивали на переднем плане, словно мерцающая завеса между тёплой столовой и ледяной пустошью, на фоне которой художник изобразил стройную фигуру с неразличимым лицом и опущенными, чуть разведёнными в стороны руками.

Из всех мэтров с росписи Хадег был единственным магом одной стихии. Остальные жили намного раньше, в те времена, когда дар высшей магии означал владение всеми стихиями практически в равной степени, но каждого из мэтров прославило какое-нибудь особенно великое деяние, зрелищное явление человечеству мощи огня, воды, земли или воздуха.

У стихии эфира не случилось столь же яркого выхода на сцену, потому что её не сразу распознали. А потом не могли решить, кого назначить самым выдающимся её представителем, пока это право не заслужил Хадег Тис, отвоевав Иннсдерре территорию, ставшую затем Южным регионом, и закончив этим последнюю в истории войну на материке. После Раскола его изображения, конечно, не пользовались почётом и кое-где безжалостно вымарывались, но директор школы не был склонен к таким импульсивным поступкам. Эта роспись изображает сильнейших стихийных магов, объяснил господин Макдуф, и Хадег таковым является до сих пор, несмотря ни на что.

Офелия надеялась, что выглядит всецело поглощённой созерцанием дальней стены или погружённой в задумчивость и не привлекает внимания в стремительно пустеющей столовой, отщипывая по крошечке от давно холодной котлеты. Потому что последние минут пятнадцать она изо всех сил прислушивалась к обрывкам фраз, долетавших от стола господина Макдуфа и госпожи Сорхе.

– …знала, что гадёныш тебя погубит…

– …я совершенно уверен, что…

– …выпрут из Ковена! Ради чего!.. Притащить за шкирку и запереть…

– …обернётся к лучшему… дать ему время…

– …только и делаешь, что что-то ему даёшь! А взамен…

– Ничего, если я присоединюсь?

Офелия чуть не выронила вилку, когда мягкий голос раздался прямо у неё над головой. Подняв глаза, она уставилась на его обладателя в немом замешательстве. Во-первых, от самого факта, что после полугода здесь она вдруг увидела новое лицо, хотя уже начала запоминать даже некоторых жителей Шанн-эй, не работавших в школе. Во-вторых, незнакомец точно был не из Шанн-эй. Хотя бы потому, что носил изысканный длинный камзол, да ещё чёрного цвета, и так ярко эманировал свежим ветром, что перехватывало дыхание.

Ну и в-третьих, она правда не знала, что ответить. Место, на которое он указывал, обычно занимал Джейсон – но его ведь не было.

Она жестом показала, что не возражает.

– Благодарю. – Незнакомец улыбнулся и сел напротив, опустив на стол сразу две тарелки, которые до того держал в руках, и чашку чая, висевшую рядом.

– Меня зовут Дерек, господин Макдуф предложил мне должность стихийного наставника, и я не смог ему отказать, так что с сегодняшнего дня вхожу в преподавательский штат, – дружелюбно сообщил он раньше, чем Офелия успела придумать достаточно вежливый вопрос.

– А я Офелия, первый год преподаю магию разума.

– Рад знакомству, – сказал Дерек. – Я должен бы спросить, как случилось, что такая волшебная улыбка и незаурядный дар пропадают на краю света вместо того, чтобы повелевать сердцами и судьбами в какой-нибудь столице. Но, к сожалению, я уже знаю эту историю. Сочувствую, что жизнь так повернулась. Надеюсь, ты здесь не слишком скучаешь?

– Справляюсь, – сдержанно улыбнулась Офелия. – А тебя, значит, вся жизнь готовила к тому, чтобы быть наставником на краю света?

Он рассмеялся.

– Знаешь, если подумать, так оно и есть! Я ведь здесь учился. А после учёбы ощутил непреодолимую тягу к путешествиям и только недавно вернулся в Иннсдерре, с радостью приняв предложение директора. – Он окинул взглядом столовую. – Не думал, что вернусь в родные стены, а теперь удивляюсь, как не сделал этого раньше.

– В таком случае, поздравляю с возвращением, – сказала Офелия, не переставая разглядывать нового знакомца.

Он был настолько безупречно красив, что это даже отталкивало: какой женщине захочется выглядеть дурнушкой на фоне своего спутника? Собственная внешность Офелию устраивала, при этом она не упускала случая приукрасить себя удачно подобранной одеждой, бижутерией, стрижкой, попробовать косметическую новинку. Но этому был разумный предел. Она с юности коротко стриглась, чтобы не тратить жизнь на уход за волосами и освоение сложных причёсок, – а Дерек, можно не сомневаться, каждое утро укладывал свою короткую бородку дольше, чем Офелия расчёсывалась. И волосы у него были длиннее, лежали на плече ровной косичкой с серебряными бусинами на завязке. И глаза насыщенно-голубого цвета под чёрными ресницами – ей с её болотным цветом глаз и светлыми волосами никаким макияжем не получить такой убийственный контраст. И костюм! Может быть, теперь, когда Офелия почти свыклась с мыслью, что возвращения к прежней жизни не будет, пора и стиль одежды сменить? Потому что в соотношении низших и высших фасонов среди педсостава последних сегодня прибыло. Идеально сидящий чёрный камзол Дерека был застёгнут до последней из длинного ряда серебряных пуговиц, поддёрнутые рукава открывали манжеты чёрной рубашки.

– А что, во времена твоего студенчества здесь все ходили в чёрном?

Дерек снова счастливо улыбнулся, как будто она спросила о чём-то приятном.

– Не так уж чтобы все. Для меня когда-то цвет одежды имел, можно сказать, важное символическое значение. Я смею считать, что с тех пор повзрослел и перестал нуждаться в подобных способах самовыражения, – но теперь это вроде памяти о днях беззаботной юности, ничего не могу с собой поделать.

– Вот как, – пробормотала Офелия.

Не может быть, чтобы они с Джейсоном не были знакомы. Ей вдруг подумалось, что Дерек мог бы быть его двойником в каком-то другом мире, где Джейсон выглядит как высший маг, улыбается, полноценно питается, крепко спит, проводит много времени на свежем воздухе и даже, наверное, бегает по утрам, а потом два часа проводит в ванной, выбривая безукоризненные бакенбарды.

Дерек тем временем подвинул к себе вторую тарелку с картофельным пюре.

– У них закончились котлеты? – сочувственно спросила Офелия.

– О, нет. Просто я не ем мясо.

– Почему? – Она как раз доедала остывшую котлету.

– Жалко зверушек, – улыбнулся он смущённо. – Не могу думать, что их убили ради моего ужина.

Офелия перестала жевать.

– Но я совсем не возражаю, чтобы кто-то ел мясо при мне, – заверил Дерек.

Она благодарно кивнула, не зная, что теперь делать с пережёванной убитой курицей, потому что глотать её расхотелось. В это время господин Макдуф и госпожа Сорхе, продолжая испускать волны напряжения, поднимались из-за стола, и Офелия пожалела, что пропустила остаток разговора.

– Прости, я помешал твоему занятию. – Дерек принял виноватый вид, но казалось, что насмешливая улыбка – такая же постоянная черта его лица, как глаза или нос, и не исчезает никогда. – По-моему, они говорили о том, что Джейсон покинул замок. Но все знают, где он, не волнуйся, я уверен, что всё будет в порядке.

Ну вот он и признался – действительно знакомы. Офелия не понимала, почему она должна волноваться из-за того, что кто-то ушёл с территории Шаннтога после окончания уроков, но, похоже, она в очередной раз была единственной, кто чего-то не понимал. Что ж, не привыкать.

***

В оконное стекло шлёпались мокрые снежинки, свистящие завывания ветра не смолкали уже несколько часов. К утру от снега не останется и следа, а может, пойдёт дождь. Типичная зима в Отенби.

Торк подбивал месячную выручку Обители, рисуя длинные столбцы цифр в тонкой записной книжке при свете пяти свечей, оплывающих воском на стол. Бытовало мнение, что Торк с презрением относится к магии и любым артефактам, даже таким простым, как светильники, но это было не так. Он всего лишь верил, что во всём нужно полагаться на свои силы. Ну и в крайнем случае – уповать на Истинного и Справедливого.

В дверь постучали, Торк мысленно сосчитал до трёх.

– Да восславится Истинный Король, Владыка Бездны! – благоговейно произнёс вошедший ученик – долговязый Гилмартан.

– Да одарит нас мудростью! – отозвался Торк.

– Отец Торк, к вам бывший ученик. Я велел ему ждать в зале.

– Всё правильно, спасибо, Гилмартан.

Поклонившись, юноша вышел.

Торк снова посмотрел на столбики цифр в записной книжке, но мысли уже не могли вернуться к подсчётам.

Сыновья Обители не становились бывшими. Он продолжал с гордостью это повторять, несмотря на единственное исключение. На первый взгляд парадоксальное: его покинули четыре его лучших ученика. Но на самом деле, всё закономерно – этими лучшими учениками стали высшие маги. Высшим не нужна вера – какие могут быть боги, когда твоей воле послушны стихии. Может быть, в юности на какое-то время, когда душа просит стаи. За тридцать лет существования Обители только эти четверо были высшими. Он запрещал им применять магию на тренировках, но с ними всё равно никто не мог сравниться. Сожрали ему сердце, паршивцы, а потом ушли. Может, если бы он их не отпустил, всё бы так не закончилось?

Торк встал, сунул записную книжку в задний карман чёрных брюк. Сейчас тех, кто мог назваться его бывшими учениками, оставалось двое. Возможно. Ему хотелось считать, что двое. Один заходил регулярно, Торк не удивился бы его визиту – вот только не сейчас, когда с их прошлой встречи прошло всего четыре месяца вместо обычных шести. А второй… Второй ни разу не заходил с тех пор, как они ушли. Вестей о нём давно не приносили – но ведь это как раз добрый знак.

Пружинистым шагом спускаясь по скрипучей лестнице, Торк вспомнил, что так уже было. Несколько лет назад он спускался по этой же лестнице и гадал: который из двух? После смерти Рыжего они стали появляться немного чаще, как будто извиняясь. Потом пропали, а потом пошли слухи. Торк ценил и тщательно собирал слухи, но всерьёз полагался только на проверенную информацию, а он таковой не располагал. Пока в дверь кабинета не постучал Хюсе – Торк до сих пор помнил, что это был он, – и не сказал: «К вам бывший ученик». Один, не двое. И он спускался, как сейчас, и думал: «Кто?» Здесь слухам совсем никакой веры не было: только те, кто близко знал эту двоицу, утруждали себя их различать. Двое высших, «дети Кометы», символ славных времён для Ковена и два лучших ученика Обители, которых никогда не встретишь порознь, – какая разница, кто из них кто.

Ступени кончились, приведя в крытый переход, соединявший приватные помещения с таверной. Шаткие доски настила жутко грохотали, если идти по ним неосторожно, но Торк никогда не ходил неосторожно, он всё ещё был профессионалом, хоть и давно отошёл от дел.

Считалось, что Деймар сильнее, но Торк не разбирался в высшей магии до понимания таких нюансов. Зато уж точно только Дейм умел думать, прежде чем делать. Даже Торк чувствовал, какая энергия билась в парне, но отчего-то она не мешала ему быть, когда надо, хладнокровным и рассудительным и находить лучшее решение. А не превращать всё вокруг в кипящую преисподнюю и самому же туда бросаться. Если кому из них и было суждено не дожить даже до окончания школы…

Он тогда обругал себя, что будто бы торгуется, уговаривает Однорукого оставить ему любимчика. Неправда, конечно. Он всех их любил одинаково. Всех сыновей, только ту четвёрку – немного больше.

Взявшись за ледяную ручку, он потянул на себя дощатую дверь в облупившейся краске – пора бы обновить. Навстречу вырвалось тепло и запахи кухни: дыма, тушёной капусты, жареной рыбы.

– Восславится Король-кузнец! – испуганно пискнул чуть не влетевший в него дежурный с подносом – Решка, новенький.

– Несокрушима воля его, – благодушно бросил Торк ему в спину, которая тут же скрылась за грубой шерстяной занавеской. Он направился следом.

Для буднего вечера в тускло освещённом зале было даже людно. Пятеро гостей теснились у камина, среди них Торк узнал бугая Орту – не свой, но завсегдатай, так сказать, публичной части Обители – таверны под благочестивой на первый взгляд вывеской «Наковальня». Остальных не знал – очевидно, непогода застала поблизости, вот и зашли переждать. Два стола занимали сыновья: Энгус и Негорад играли в ножички, Рой, Хорик и Ясень пили, негромко переговариваясь. За барной стойкой самозабвенно точил нож Великан Хеб, один из самых старших учеников. Они с Торком кивнули друг другу.

И – как и в тот раз – всё-таки Огонёк. Сидел за столом в тёмном углу, вдали от сгрудившихся у камина, и делал вид, что не дрожит от холода, хотя вымок насквозь. Ясное дело, пешком шёл, такому если уж что-то втемяшится…

– Вас, как всегда, двое, – протянул Торк, неспешно подходя, – Уголёк и его непроглядная бездна одиночества.

Каждый раз он упрямо совал руку в эту незаживающую рану: в худшем случае, его же самого обожжёт до кости, а так, может, хоть нащупает пульс однажды. Огонёк поднял на него свои злые глаза, но смолчал. Торк сел напротив.

– Не ждал тебя раньше февраля. Тебе разрешили свободно покидать Шаннтог, когда вздумается?

– Нет.

Разговор обещал быть серьёзным.

– Выпьем?

Ученик поколебался секунду.

– Давай.

– Пива, – решил уточнить Торк, – или…

– Или.

Торк немедля махнул рукой Великану. «Наковальня», заведение в целом весьма заурядное, славилась постоянно обновляющимся ассортиментом настоек. Для Торка это была настоящая страсть: находить самые неожиданные ингредиенты, подбирать смелые сочетания, смягчать вкусом крепость или наоборот делать её нестерпимой. И уж конечно, он всегда был рад кого-нибудь напоить, внимательно наблюдая за реакцией. Иногда впечатлившиеся дегустаторы даже выкрикивали удачные названия для новых рецептов.

Подошёл Великан Хеб, поставил на стол бутылку «Сучьего скипидара» и два стакана и вернулся за стойку.

– Ну, рассказывай. – Торк вытащил пробку, воздух наполнил бодрящий аромат хвои с согревающими нотами колюрии и едва уловимой брусничной кислинкой. – Что там у тебя?

– Дерек.

Рука не дрогнула: Торк был профессионалом. Разлив настойку по стаканам, он неторопливо заткнул бутылку пробкой и аккуратно поставил на стол.

– А что с ним? – спросил как бы вскользь, мимоходом. Не надеясь обмануть, просто из уважения.

Огонёк скривился, не оценив.

– Жив и здоров. Такой же кусок говна, как и раньше. Макдуф привёл его в школу наставником.

Торк неопределённо хмыкнул. Любой более развёрнутый ответ выдал бы его чувства. Жив, чертяка, да ещё и неплохо устроился! А Макдуф – каков, а? Старый жук! Как он это провернул?

– Надеюсь, не тайком от Ковена?

– Нет. Кажется… Не знаю. Он говорил что-то, я не слушал.

Торк залпом опустошил стакан, бывший ученик последовал его примеру, зажмурился, но смолчал.

– Что теперь? – спросил Торк.

– А что я могу? – вскинулся Огонёк. – Яду подсыпать?

Сдержав порыв по-отечески врезать ему по лбу, Торк снова наполнил стаканы. Он в жизни не видел более уродливой фантасмагории, чем боевой маг, ноющий, что он ничего не может, и в какой-нибудь другой ситуации кинулся бы его разубеждать. Но сейчас это обрело бы нежелательный смысл.

– Я имел в виду более… глобально. Всё-таки попытаешься его убить или…

– Или что? – прошипел ученик, щуря прозрачные глаза, и Торку почудилось, что багряное свечение пробежало по холодным углям. А ведь мог и сам давно догадаться, что заставит их снова полыхать. – Посоветуешь?

– Тебе не понравится.

– С тобой-то понятно, – махнул рукой Огонёк. – Но Ковен? Им что, без разницы? Скажи мне, Торк, – он резко сменил тон на просящий и впился в Торка взглядом, – я всё придумал? Поэтому шла речь о лечебнице? Поэтому все так себя ведут? Ничего не было, а я придумал?

Он подавил вздох.

– Нет, Огонёк. Хотя ты тот ещё псих, но не в этом смысле. Ты всё правильно помнишь.

– Тогда я не понимаю, что происходит.

– Это вопрос?

– Допустим.

Отпив жгучей жидкости, Торк неспешно перекатывал её на языке, вылавливая каждый оттенок вкуса: хвою, смолу, колюрию, бруснику. Немного мяты напоследок. Дождавшись, когда Огонёк тоже выпьет, он заговорил:

– Давай посмотрим на это глазами Ковена. Кто такой Дерек Крес несколько лет назад? Школьник – талантливый, но попавший в плохую компанию. Вот эта его плохая компания – это серьёзные ребята и жуткий геморрой для Ковена. А то, что к ним прибился, среди многих прочих, какой-то шкет, не имеет никакого значения. Если подумать, то даже для тебя, хоть ты и знал его лично, он никогда не был главным врагом. А теперь он просто остался последним, символом незавершённого дела, и именно это тебя бесит, а не то, насколько он на самом деле виноват. И знаешь что? Если бы ты считал иначе, ты убил бы его сразу.

– Его там не было! – Огонёк с размаху ударил ладонью по столу, стаканы, подпрыгнув, тревожно звякнули. Сидевшие за соседними столами ученики обернулись, как по сигналу, Рой и Энгус вскочили на ноги, готовые защищать наставника. Компания у камина ничего не заметила, хохоча над рассказом Орты. Торк успокоил сыновей взглядом, а затем пристально посмотрел на собеседника.

– Давно я тебя не видел.

– Что?

– Тебя настоящего. Бешеного, как сотня гончих бездны. А почему его не было, когда вы пришли?

– Понятия не имею! Какая разница?

– Не понимаю, к чему это отрицание. Сначала ты получаешь сигнал через бляшку…

– Чёрт, Торк!!! – Он снова грохнул ладонью по столешнице, сыновья снова повскакивали, Торк поднял руку, давая знак, что всё в порядке.

– Не горячись, ребята нервничают.

Огонёк вдруг подался вперёд, навалившись на стол, и многозначительным шёпотом выдохнул:

– Тогда это в их интересах не горячиться.

Торк несколько секунд выдерживал горящий настоящим безумием, но мутноватый взгляд бывшего ученика, потом скосил глаза на его руки, неподвижно покоившиеся на столе. Сколько времени ему бы потребовалось, чтобы превратить здесь всё в липкую сажу? Да нет, он никогда бы не стал причинять вред Обители. Или стал бы? Сложно с высшими.

– Ты пьян, Огонёк, – мягко заметил Торк.

– Хоть какая-то польза от тебя, – слабо огрызнулся тот, откидываясь на спинку стула.

Он снова погас, стал таким же уставшим и потерянным, каким пришёл.

Торк разделил по стаканам всё, что оставалось в бутылке.

– Макдуф сказал… – снова заговорил ученик, но замолчал и сделал медленный вдох, как будто не мог решиться повторить вслух то, что сказал ему директор школы. – Макдуф сказал, что нужно оставить прошлое в прошлом и идти дальше. Ты тоже так думаешь? Куда – дальше, Торк? Я, кажется, даже не поверил до сих пор…

– Я знаю.

Какое-то время они сидели молча, потом Торк сказал:

– Возвращайся в Обитель. Я и сейчас ещё всем про вас рассказываю. Будешь для ребят живой легендой, научишь их всему. Сменишь меня однажды.

Он помотал головой:

– Я не смогу. Даже если бы меня отпустили.

– А Макдуф в курсе, что ты здесь? – спохватился Торк. – У него будут неприятности, если Ковен узнает.

– О, надеюсь.

– Пойдём-ка провожу тебя до выхода.

У двери, в которую ломился с улицы ветер, Торк сказал:

– Если по какой-либо причине ты не сразу что-нибудь предпримешь… я бы не возражал, если бы Дерек навестил меня здесь.

– От меня он этого не узнает.

Торк усмехнулся:

– Ладно, ладно, я так и думал. Я люблю тебя, Огонёк.

– А если я его убью?

– Спасибо, что спросил. Это разобьёт мне сердце. Но ты в своём праве.

– Ты один так считаешь.

– Значит, хорошо, что я у тебя есть.

На обратную дорогу он постарался потратить как можно больше времени. И всё это время спрашивал себя, почему он вообще возвращается. Потому что у него там вещи? Или потому что у него есть обязательства? Нет, Макдуфу он больше ничего не должен, если только в плохом смысле. Но ему не хватало фантазии придумать ответный удар, равноценный такому предательству.

Он возвращался, потому что его засасывало в воронку. Её центр был там, в Шаннтоге, а края не было, и не было смысла пытаться отойти подальше. Один раз она его уже заглотила, но отрыгнула обратно. Второй раз он не выберется. Сколько можно.

Он возвращался в прошлое. Во тьму, разлитую по коридорам и лестницам, когда каждый шаг за порог комнаты был шагом в пропасть. Когда каждая ступенька, каждая дверь, каждый поворот стены неприязненно вздрагивали при виде него. Это ещё кто? – шептались они. Человеческий огрызок… Обманщик! Вот чего ты стоишь на самом деле…

Потом лечение начало действовать, и камень замолчал. А потом старое постепенно стало сменяться новым. В этой новой жизни он уже всегда был один, один жил в новой комнате, один выходил из неё в новый коридор – на четвёртом, учительском этаже, а не на третьем, – один спускался по лестнице, один читал в библиотеке и ел в столовой – тоже за новым столом, в противоположном конце зала. Казалось, замок поверил. Принял его нового, забыл обман.

Казалось.

Зачем ты пришёл? – спросила парадная лестница, когда он пересекал холл.

Это школа, а не вонючая свалка, заворчали светильники.

Кто бы мог подумать, что среди нас скрывалось такое ничтожество, удивилась шершавая стена узкой винтовой лестницы.

Ты же ничего не можешь, разочарованно отмечала каждая ступенька. Ничего не можешь. Ничего не можешь.

Он старался не слушать. Ускорил шаг, торопясь оказаться в своей комнате. Только бы не встретить никого, хорошо, что уже был отбой. Четвёртый этаж. Остался только прямой коридор. Всё ближе безопасность комнаты, всё меньше вероятность натолкнуться на Макдуфа, или Сорхе, или…

Ряд одинаковых тёмных дверей, его – третья. Почти пришёл.

Ближайшая дверь распахнулась, вылив на неразличимый во мраке пол угловатое пятно рыжего света. Маленькие, но уверенные руки схватили его, вырвали из тёмного мира сырого камня, окунули в тепло, мягкий свет и запах странных цветов и впечатали спиной в дверь.

– Что случилось? – возбуждённо зашептала Офелия очень красивыми губами. – Сорхе просто вне себя, где тебя носило? И почему вообще…

Захотелось обнять её и навсегда потеряться в терпко-медовом аромате. Но как раз в этот момент она, оборвав себя на полуслове, отошла на шаг и посмотрела на него, хмуря брови.

– Ты что, пьяный?

– В говно.

Она сразу как-то сникла. Но больше ничего не спросила, и это было очень мило с её стороны.

Отвыкшим глазам больно на него смотреть. Кажется почти таким же, как был. В чёрном, стальная бляшка на шнурке. Аккуратно прикрывает дверь, в которую только что вошёл. Комната сразу становится тесной и душной.

– Рыжий сделает мне нож. – Улыбается почти так же светло, как всегда. Дверь дрожит, как будто что-то напирает с обратной стороны. – Я отвёл его к осинам.

Это звучит неправильно. И чувствует он себя неправильно. Холод пульсирует под рёбрами, вторя биению за дверью.

– Что с Рыжим?

– Ждёт. Ты вообще собираешься его искать? Или ты совсем ничего не можешь?

Он не может отвести взгляд от блестяще-тёмной полосы на полу, протянувшейся от двери к их ногам. Как он не заметил, что вступил в неё? Он пытается отойти, но только размазывает тёмную лужу, она становится больше. Она уже по щиколотку.

Он смотрит на него в поисках поддержки – пытается смотреть, но не может различить ничего выше блика стальной трапеции на чёрной ткани.

Надо скорее увидеть его глаза. Дверь трещит, страх под рёбрами надувается пузырём. Надо только увидеть…

Вены вскипают догадкой.

Это не его лицо.

Дверь не выдерживает.

Миг облегчения при виде знакомого потолка – но где стена?.. Без опоры потолок заваливается вправо, опрокидывая в тёмную лужу, вдох впускает в лёгкие вонючую жидкость. Поздно задерживать дыхание, не откашлять гнилую кровь, не добраться до воздуха…

– Джейсон, слышишь меня?

Голос, которого здесь не должно быть. Твари бездны, лишь бы она ничего не сделала. Скорей бы уже задохнуться.

– Я буду считать до четырёх, а ты делай вдох, ладно? Раз, два, три, четыре. Потом выдох: раз, два, три, четыре. Вдох…

Какой-то частью сознания, сквозь цветные вспышки и примитивный, животный страх, он даже разозлился: делай вдох, надо же! Вот он не догадался! А где взять воздух?!

Но она продолжала считать, и он сдался. Позволил холодной жидкости разлиться в дыхательных путях, наполнить рот железным вкусом. Но, не дождавшись второго счёта, резко выдохнул, дрожа от отвращения, кровь бурно клокотала в горле, ударяя в голову ядовитыми парами.

– Раз, два, три, четыре…

Она считала невыносимо медленно, смешанного с кровью воздуха едва хватало на «раз». Но с каждым выдохом мерзкая жидкость понемногу выветривалась, и каждый следующий вдох был свободнее, пока наконец не дотянул до четырёх счётов. Ещё пару минут ушло на то, чтобы дыхание перестало требовать контроля и продолжалось само.

Он посмотрел на проклятый квадратный потолок, на котором теперь ещё и плясали цветные пятна, и закрыл глаза. Пятна остались. Хотелось сплюнуть металлический привкус, но во рту пересохло.

– Почему я у тебя? – спросил он.

– Ты куда-то исчез вчера после уроков. Господин Макдуф из-за этого очень волновался, а госпожа Сорхе разве что молнии не метала. Потом ты вернулся пьяный, и мне не терпелось узнать, в чём же дело.

Воспоминания о вчерашнем дне заставили снова считать до четырёх. Так похоже на бредовый сон на почве неумеренных возлияний! Но он не мог просто так сорваться в Отенби. Значит, причина была настоящая? Это не укладывалось в голове.

– Пойду к себе.

Он не без труда встал, обнаружил свою одежду на стуле рядом с кроватью.

– Ты не расскажешь, что случилось?

В темноте он нашарил ногами ботинки. Ничего не случилось. Макдуф оказался не безобидным чудаком, а циничным, беспринципным ублюдком. Трудно было поверить и в это, и в то, что это так больно.

– Это из-за Дерека?

Он замер, оглушённый, как будто лопнули барабанные перепонки. Потом медленно повернулся. Офелия сидела на кровати, слабый свет из окна выхватывал мягкие пряди у виска, плечо и тонкую руку. Остальное пожирала чернота, ползущая из углов. Добралась до неё.

– Мы познакомились за ужином, – сказала она изменившимся голосом.

Почувствовала.

Значит, нечего объяснять. Он вышел в гулкую стынь коридора.

Глава 5. Лихлинн, 1259

Утром он долго стоял перед дверью, которую открывал уже тысячу раз, а теперь никак не мог решиться. Казалось, потянешь холодную круглую ручку – и из коридора внутрь хлынет… что-то. Что-то страшное, грязное и мерзкое. Наполнившее весь замок. До урока оставалось всё меньше времени, и он даже подумывал о телепортации – нет, он и так использовал её уже дважды. Чёрт, да нельзя же бояться дверей! Разозлившись, он резко дёрнул ручку на себя. Из коридора дохнуло холодом – и всё. Шагнул за порог – ничего не случилось. Закрыл за собой дверь и направился к лестнице – глаза слезились от равномерно-белого света из узких окон, больше ничего. Вышел на лестницу, спустился на несколько ступенек…

– Дженкинс, остановись.

Голос – как снег за шиворот. Он медленно повернулся. На верху лестницы стояла Сорхе – неподвижная и грандиозная, как статуя самой себя.

– Что, показал, какой ты самостоятельный?

Она говорила тягучим глубоким голосом, с расслабленным лицом, почти с улыбкой. Она была в ярости. Всё, что можно было сделать, – молча ждать, пока пройдёт буря.

– Свинья, – сразу перешла к делу Сорхе. – Господин Макдуф поручился за тебя перед Ковеном, потому что желал тебе добра. Он дал слово, что от тебя не будет проблем. По-хорошему, стоило запереть тебя и обложить чёрной осиной, но он всецело доверил тебе ценность своего слова, убеждённый, что ты не опорочишь её идиотскими выходками. И вот как ты отплатил за доброту.

Джейсон опять начал сомневаться в реальности вчерашней встречи в кабинете Макдуфа. Сорхе говорила так, как будто ничего более дикого, чем его отлучка на несколько часов, не произошло.

– Я тоже не ждал от Грига… выходок, – сказал он не столько из желания ввязаться в безнадёжный для него спор, сколько чтобы убедиться, что Сорхе поймёт, о чём речь.

Она сощурила выпуклые бледно-голубые глаза.

– Кем ты себя считаешь, Дженкинс? Григ Макдуф – директор школы и маг Ковена, у него есть намного более серьёзные дела, чем подтирать тебе сопли. Мог бы вместе со всеми порадоваться, что в такие времена он умудрился отыскать настоящее сокровище, образцового стихийного мага, способного стать и достойным защитником своей страны, если понадобится, и просто хорошим преподавателем, который может чему-то научить, в отличие от тебя. Но ты вместо этого решил гадить Григу из-за личной обиды, которую ставишь превыше любых человеческих ценностей.

Подступила тошнота. Может быть, из-за выпитого накануне. Может быть, из-за понимания, как вывихнуты бывают мозги у людей. У всех или у него.

– Я что-то путаю, – спросил он тихо, – или этот образцовый маг здорово подгадил всей своей стране?

Сорхе цокнула языком.

– Если судить людей по тому, какими они были в детстве или юности, то тебя пришлось бы считать выдающимся представителем магической элиты. – Она несколько раз смерила его взглядом, в который вложила всё своё презрение. – Это самое отвратительное в тебе, Дженкинс. У нынешних учеников не было выбора, они родились слабыми, и мне их жаль. А тебе природа по глупой ошибке отсыпала дара за всё поколение – и ты весь его выкинул на помойку, бросил гнить вместе с трупами…

– Осторожнее, – сказал он раньше, чем подумал.

Сорхе не изменила спокойно-презрительного выражения лица.

– А то что?

Ничего. Конечно, ничего, она это прекрасно знала. Джейсон развернулся, чтобы уйти, потому что, по его субъективным ощущениям, дневную порцию оскорблений он уже получил, даже с учётом вчерашнего побега.

– Кому-то хоть хватило совести подохнуть вовремя, – догнал его холодный голос, – а было б ума побольше, глядишь, и вышел бы толк…

Он не собирался оборачиваться, но окончание фразы заглушил шум в ушах. Мир полыхнул красным, сквозь марево он увидел её глаза навыкате и властное лицо – и рябь прозрачного барьера, принявшего удар. Правая рука онемела до локтя, и это помогло понять, что он сделал.

Сорхе скептически изогнула бровь, хотя из её позы ушла расслабленность, а руки так и остались в защитном жесте.

– О чём я и говорила. Если это всё, на что ты способен, то лучше бы давно сдох и не позорился. Но для этого нужна хотя бы смелость. Тебе её всегда заменяли глупость и дурной характер, и это всё, что ты сохранил.

Глупость и дурной характер требовали её убить. Только что сорвавшаяся с пальцев бесформенная атака и правда была жалкой, она ничего не дала, только вырвала затычку где-то под рёбрами, и теперь от хлынувших чувств кружилась голова и мешали видеть скачущие пятна. По-настоящему, всем сердцем он хотел её убить, выжечь выпученные рыбьи глаза, вырвать лёгкие из груди, забить землёй омерзительный рот. Но он не мог. Не потому что было нельзя. Просто не мог, ничего. И она знала.

– Ты ходишь по краю, – покачала головой Сорхе. – Григ всё ещё испытывает к тебе непонятную мне симпатию, но всему есть предел. Или ты научишься вести себя, как взрослый мужчина, высший маг и воин, или он перестанет выгораживать тебя и тогда ты сам знаешь, где окончишь свои дни.

Она плавно развернулась, демонстрируя, что не боится оказаться к нему спиной, и только потом исчезла.

***

Магия частиц, которую преподавал давно знакомый по иллюзиям господин Кайтель, оказалась довольно многообещающей: к концу года они должны были научиться телепортировать неживые предметы, а на пятом курсе, «если всё пойдёт хорошо», – телепортироваться самим. Перспектива открывалась захватывающая, и Альберт этот час почти не изводился ожиданием своей воздушной тренировки. Но после частиц оставалось отсидеть ещё артефакторику. На ней они впервые познакомились с господином Гайром, который не вёл никаких других предметов, но успел примелькаться из-за своей несимпатичной внешности, да ещё предыдущие поколения студентов когда-то научили нынешних четверокурсников, что именовать преподавателя следует не иначе как «Гайр. Артефактор. Мудак». Теперь же более близкое знакомство окончательно укрепило Альберта в мнении, что Гайр – тип исключительно неприятный. Содержание первой лекции сводилось к тому, какой он видный учёный, как предан своему предмету и какого великого ума требует создание артефактов – наука будущего. Такая увлечённость, в принципе, вызывала уважение, но Альберт понимал, что общий язык с преподавателем он не найдёт. В сущности, артефакторика была прямо противоположна склонностям Альберта, требуя предельной точности и тончайшего контроля над умеренным количеством энергии, – то есть, он был абсолютно непригоден. Хорошо хоть в этом году без экзамена.

– А мой отец говорит, – вырвал его из размышлений голос Леофа, – что артефакты высших магов давно никому не нужны, потому что они дорогие и слишком сложные. Низшие давно делают их сами, причём куда более доступные.

Господин Гайр вперил в него злобный взгляд и пожевал губами, как будто готовясь извлечь изо рта отповедь посуровее.

– Артефакты низших магов, – произнёс он медленно, чётко выговаривая слова, – в целом, весьма примитивны. Однозадачны. Ненадёжны. Недолговечны, в конце концов.

– Ну да, они обычно одноразовые, – не проняло Леофа. – Но и достаточно дешёвые, чтобы можно было каждый раз покупать новый, когда надо.

– Не могу не оценить ваш практичный ум, молодой человек. – Не сводя с него цепкого взгляда, учитель начал раскачиваться с пятки на носок, держа руки за спиной. – Но – осмелюсь заметить с высоты моего жизненного опыта, который несравнимо богаче вашего, – в этом мире есть более достойные ценности, чем практичность или доступность товаров. Качество. Уникальность. Преданность идеалам…

– Но артефакты нужны для того, чтобы люди ими пользовались!

Гайр издал звук, который походил на чихание, но, вероятнее всего, означал насмешку.

– Я сорок восемь лет создаю артефакты. – Он перестал раскачиваться и жёстко посмотрел сначала на Леофа, затем обвёл взглядом весь класс. – Мои артефакты сложные, многофункциональные, дорогие. Их создание требует времени, а использование – магических сил, аккуратности и хотя бы минимальной сообразительности. Они по достоинству оценены высшими магами Иннсдерре, Альянса и всего мира. Каждому, кто пожелает ими воспользоваться, придётся соответствовать. Мой священный долг – поддерживать теплящееся пламя, не дать человечеству впасть в гибельную летаргию, напоминать – ежедневно! – чем мы отличаемся от неразумных тварей, а также что это отличие требует от каждого осознанных усилий. И я продолжу создавать свои артефакты именно такими – сложными, выверенными, безупречными, – даже если останусь последним высшим магом на земле и ни один человек не будет уметь ими воспользоваться. И я счастлив быть учителем в единственной серьёзной школе магии – потому что могу передавать свои знания, опыт и свою философию. И вы на моих уроках будете создавать артефакты такого уровня, какой я посчитаю приемлемым. И если вы, господин?… – Он вопросительно уставился на Леофа.

Тот подрастерял свой бунтарский задор и неохотно признался:

– Уителл…

Гайр приоткрыл кривой рот, как будто собирался протянуть многозначительное: «А-а-а-а…», но сдержался.

– Если вы, господин Уителл, не сочтёте нужным проявить усердие, вам придётся переделывать ваши работы столько раз, сколько потребуется, чтобы вы поняли разницу между настоящим искусством и жаждой быстрой наживы, толкающей профанов создавать низкосортные поделки!

Явно глубоко довольный своей речью, преподаватель важно прошествовал за кафедру и продолжил лекцию, которую никто больше не прерывал вопросами.

Наспех заглотив обед, Альберт выскочил из столовой во внутренний двор, где их уже ждал новый стихийный наставник. При виде него Альберт поперхнулся хрустящим хлебцем, который доедал на ходу, и кашлял, пока его как следует не отдубасил по спине идущий следом Ве.

– Ты как, жить будешь? – заботливо спросил однокурсник.

Альберт только махнул рукой, другой утирая проступившие от кашля слёзы. Тем временем выходившие из столовой студенты обоих курсов образовывали всё более плотное полукольцо перед наставником, который сидел на скамейке, закинув ногу на ногу. Вся его одежда была такого глубокого чёрного цвета, как будто в скамейке открылась брешь прямиком в непроницаемые глубины космоса.

Светлые боги, вот за что?

Но незаметно повернуть назад не казалось удачным решением, хотя бы потому, что пришлось бы потом объяснять однокурсникам своё отсутствие на вожделенной тренировке. И Альберт на негнущихся ногах поковылял в тренировочный угол, где уже собрались оба курса, кажется, в полном составе.

И через каких-то пять минут после того, как преподаватель встал, взглянул поверх студенческих голов на часы на стене и, улыбаясь, представился господином Кресом, Альберту было наплевать на его цвет одежды. Как загипнотизированный, он не отрываясь следил за раскованными движениями, непринуждёнными взмахами и как будто случайными бросками. Отныне ветер больше не принадлежал Альберту, он был неотделимой частью наставника, материализацией его воли; казалось даже, что, когда господин Крес что-то объяснял и одновременно показывал, воздух повиновался звуку голоса, опережая жест. Восхищение Альберта не омрачалось ни ревностью, ни сомнением в собственном таланте, потому что он помнил: наставник здесь для того, чтобы сделать его сильнее. Этот фантастический человек будет его учить.

Будет – но пока не начал. На первую воздушную тренировку действительно пришли все или почти все студенты, а Альберт по-прежнему был единственным из них со стихией воздуха. И если четвёртый курс уже имел солидный опыт и стихийных преобразований, и боевой магии, то для второго господину Кресу пришлось объяснять всё чуть ли не с самых основ. А когда наставник просил всех повторить какое-нибудь заклинание, Альберту было неловко участвовать наравне с остальными, как будто он бахвалился перед неумелыми детьми. И когда, интересно, они смогут перейти к чему-то по-настоящему интересному и сложному? Разве что попросить об индивидуальных тренировках… А что, Томар же занимается индивидуально. Правда, это потому что никто не хочет ходить к Сорхе, но всё равно…

– Что ж, – наставник в задумчивости погладил холёную заострённую бородку, – вижу, уровень у нас тут довольно разнообразный. Надо придумать что-нибудь, чтобы всем было интересно…

– Научите нас полному барьеру! – требовательно выкрикнул невысокий парень в меховом жилете.

– Полному барьеру? – сдерживая улыбку, переспросил преподаватель.

– Им ведь обычно владеют воздушные маги, правильно?

– Чаще других, – уклончиво ответил Крес. – Воздух едва ли может что-то добавить к энергетическому барьеру, поэтому маги воздуха особенно заинтересованы в том, чтобы довести барьер из чистой энергии до совершенства. Некоторые весьма преуспевают.

– А мы делаем не полный? – спросил Леоф.

Парень в меховом жилете прыснул, а наставник невозмутимо объяснил:

– Вы тоже используете чистую энергию для создания щита, но она сконцентрирована в одной плоскости, там, куда вы ждёте удар. Такой щит может быть различной плотности, в зависимости от предполагаемой силы удара. Полным же барьером называют такой энергетический щит, который – в первую очередь! – неуязвим для атаки любой силы и только во вторую – закрывает вас со всех сторон, формируя купол. Именно в такой последовательности. – Он строго глянул на парня в жилете, как будто подозревал, что у того другие сведения.