Террариум смертных грехов бесплатное чтение

Впусти в себя сказку

В жизни всегда есть место сказке. Смерть здесь – лишь выдумка, ее не стоит страшиться. Пойдем, я покажу.

Возьми меня за руку и открой глаза, что столь долго оставались слепыми. Это не посеревшие от пыли бетонные коробки, а башни, где томятся прекрасные, но несчастные принцессы. Злые мачехи и жестокие короли таскают их за длинные волосы, колотят шипастыми плетьми, отвешивают пощечины. Девушки кричат, пока не падают без сил. На их боли работает тревожная машина желаний, она порождает все трагедии мира и первобытные инстинкты. Она – мать самой магии.

Не оглядывайся и не жалей понапрасну. Спасения царевнам придется подождать до совершеннолетия, таков закон. Однако стоит ли оно ожидания? Девицы могут выбраться из западни и сами, ведь принцы нынче слабы, на них полагаться не стоит. Смазливых мальчуганов растят будто на убой: кому удалось хоть раз победить дракона, просто повезло. Они остаются калеками и колотят на досуге своих жен.

Остерегайся. Старуха-колдунья тоже пытается извлечь выгоду, соблазняя наивных юнцов. Она не желает добра ни одной живой душе, ее интересуют лишь драконьи богатства. Ей мнится, что с помощью золота можно получить вечную молодость. Ведунья притворилась юной девой, вкачав в себя тонны волшебных препаратов. Умастив тело ароматными маслами, она избавилась от уродливых ястребиных когтей. Однако эта старая птица выцарапает глаза любому, кто встанет на ее пути. Обойдем ее стороной, пока она делает очередной приворот.

Не смотри. В сумерках каменные изваяния оживают. Если ты встретишься взглядом с одним из них, то окаменеешь и сам. Днем на их лицах ни единой эмоции. Они закостенели, застыли в одной позе, к которой их приучили с детства. Лишь когда никто не видит, они позволяют себе мимолетную улыбку или скупую слезу, а с восходом жестокого солнца снова замирают в мертвецком оцепенении.

Обрати лучше взор к небесам. Отвечают ли они тебе? Однако будь осторожен: по темно-синему полотну плывут не облака, а заблудившиеся эфирные существа, потерявшие тела. Они обречены скитаться, пока не найдется милосердная душа, которая их пожалеет. Тогда они отберут у нее желанную плоть и закутаются в содранную кожу, как в теплое одеяло. Не слушай тихий шепот листьев, на самом деле это их голоса. Нежные увещевания вкрадчиво пробираются в самое сердце, пытаясь превратить тебя в безумца. Но я знаю, что ты сильнее.

Приглядись получше и обойди стороной. В старинных кварталах с глухими переулками обитают кирпичные тролли с большими светящимися глазами. Они могут видеть даже затылком. Великаны курят гигантские трубки, и дым поднимается ввысь, к обещанному раю, где кашляют и задыхаются ангелы. Исполины проглотили уже множество измученных работяг, которые не перестают трудиться у них в желудках, печени и легких. У троллей нет сердец, но порой замечтавшийся отрок может выглянуть на несколько секунд наружу через пылающее око гиганта. Поняв, что его удел – лишь кропотливый бессмысленный труд, он возвращается к работе и становится как остальные – горбатым, уставшим, полупереваренным.

Не торопись. Даже самому удачливому путешественнику предстоит дальняя дорога, усеянная рвами, ямами и колдобинами. Магического коня трудно приручить, он привык показывать свой норов и бить копытом оземь. Лишь смельчак возьмется его оседлать, рискуя быть втоптанным в пыльный асфальт. Многоглазые звери снуют в панике туда-сюда, останавливаясь лишь по велению колдовского света. Гигантские черви роют тоннели под землей, где похоронены кости чужаков, чьи-то мечты и надежды. Над головами суетливых муравьишек летают величественные грифоны.

Слушай, пока мы направляемся навстречу огненному закату. Это не просто музыка, а заклинания. Дай им пройти сквозь тело, чтобы укрепить дух. Так ты станешь могущественным колдуном, и даже завывания жестокого урагана, ломающего деревья, не смогут тебя испугать. Мы сами будем петь песни природе, и она нас вознаградит.

Замедли шаги. Представь, что ты – мгновение, и живи собой. Ведьма остановила время, но ты сможешь снова запустить его, если скажешь правильные слова. Однако прежде подумай, действительно ли это тебе нужно. Может, само твое имя – бесконечность?

Протяни ладонь. Обменяй пиратское золото, добытое в грозной схватке, на ритуальный фимиам. Мы станем красивыми, смелыми и ловкими, принеся его аромат в жертву ветру. Развей пепел, словно прах лучшего друга. Станцуй на могилах врагов, чтобы обрести веселье. Смотри, ворон сидит на тоскливом кресте, наблюдая за обрядом, и вертит головой. Мудрая птица надеется, что и ей перепадет лакомый кусочек. Ее череп расскажет нам обо всех таинствах, которые она видела собственными глазами.

Видишь? Полчища деревьев стоят на страже человеческого уединения. Это не безмятежный парк, а заколдованный лес. По ночам здесь можно увидеть пылающие огоньки, сопровождающие случайных путников, заблудившихся в собственных мыслях. Но не советую навещать их в темное время суток. Тьма – время мрачного волшебства. В чаще водятся грязные друиды со спутавшимися волосами и нечистыми помыслами. Неуемные вампиры с жуткими хоботками, вечно голодные и жадные до сладкой крови, ждут новую жертву. Старые оборотни жаждут полакомиться молодой плотью. Ночью они становятся сильнее. Впрочем, самые кровожадные звери здесь – мы с тобой.

Помнишь, как мы сидели на скамейке – а быть может, на жертвенном алтаре? – и пытались неловкими фразами вызволить солнце из-за туч, а потом неуклюже целовались под дождем из лягушек? Все, чего они касались, покрывалось волдырями. С каким оглушительным и задорным хлопком они взрывались! Воспоминания об этом наполняют меня радостью.

Созерцай. Вместо заляпанного рекламного щита я вижу картину. По ней можно прочитать будущее. Оно может быть таким, как ты захочешь. Сотри дорожную грязь твердой рукой, она не стоит сожалений, зато приоткроет завесу. Однажды и мы не умрем, но превратимся в пыль, оседающую на остановках, земле и чужих надгробиях. Скажи, будем ли мы вместе вечно?

Обними меня. Я чувствую себя совсем маленькой в этом городе. Зато иногда за моей спиной вырастают крылья. Шаловливый ветер сдувает с них пыльцу, и она оседает блестящими крошками на земле. Там, где она упала, вырастают белоснежные цветы надежд. Но сегодня я не в силах взлететь, поэтому не хочу возвращаться домой. Посидим возле реки еще немного? Может, бурный поток унесет с собой все фальшивые тревоги, как некогда прославленную нимфу. Иначе я снова буду ворочаться в холодной постели часами, прежде чем сон накроет долгожданным полотном небытия и набьет голову липкой сахарной ватой.

Останься со мной в сказочном мире, несмотря на то, что я привыкла держать нож под подушкой. Это моя волшебная палочка, но обещаю, что не буду тебя привораживать. Между нами не будет секретов.

Уходи, если хочешь. Однако тогда не оборачивайся, иначе умрешь навсегда. Ведь так ты больше не будешь принадлежать этому миру. Призраки прошлого видят тебя и готовы утащить за собой в преисподнюю. Разъяренные менады, жадные до любви, желают отведать свежего мяса. Хмурые небеса ждут сотворения нового созвездия. Все, что ты видишь периферийным зрением, реально.

Живи только будущим. Былые печали и тревоги улетят, словно пушинки одуванчиков. Они рассеются по миру и станут чем-то новым. Из некоторых семян вырастет радость, что расцветет яркими пышными однодневками. Из других произрастет горе, окропленное безудержными слезами. Третьи станут гневливо разжигать в людях пылающий огонь. Отвар из четвертых подарит долгожданное спокойствие. Что взрастить, решаешь только ты.

А теперь вспомни. Меня не существует, и ты все выдумал. На рассвете я растворюсь в утренней росе, стану единой с бушующей стихией и унесусь в новую сказку, где есть место человеческому счастью. Может быть, однажды я приснюсь тебе и пришлю весточку оттуда. Наутро все равно обо всем забудешь.

Башня

Длинные волосы трудно расчесать. Но мне больше нечего делать в комнате с единственным окном, без двери наружу. Матушка говорит, что внешний мир жесток, и не позволяет выходить. Я ей верю, ведь больше спросить не у кого. Но все равно чувствую себя скворцом в клетке, который скоро превратится в живой скелет без голосовых связок.

Птицы поют, чтобы привлечь других птиц. Я пою, чтобы не начать кричать. Мне кажется, что белоснежный потолок вот-вот обрушится на голову, а стены двигаются, готовые слиться в каменном поцелуе. Все знают, что у стен есть уши, но многим невдомек, что у них также имеются миллионы глаз и ртов. Они всегда наблюдают и в любую минуту готовы сожрать зазевавшегося жильца. Так что я начеку днем и ночью, и мы часто играем в гляделки.

Еще иногда я люблю читать матушкины книги. Это единственное напоминание о том, что есть жизнь за пределами башни. Когда забываю, кто я такая, они помогают вспомнить. От воспоминаний порой становится не по себе, но если отречься от них, можно сгинуть навеки. Древние тексты гласят, что все это – не моя жизнь, учат превращению чернильных орехов в животных.

Матушка постоянно находится рядом, даже когда ее нет. От нее не сбежать и не скрыться. Когда она уходит, ее голос эхом раздается по башне и не замолкает, пока не приходит хозяйка. Затем уже она сама начинает говорить, говорить и говорить. Слова становятся эхом в моей голове, а затем и вовсе превращаются в шум.

Я мечтаю о тишине. Колдунья забирается по моим нервам наверх, ближе к мозгам. Потянет за ниточку – начинает дергаться глаз. Рванет за другую – в пляс пускается скула. Ей доставляет это немыслимое удовольствие, но я не понимаю, почему. Все мои вопросы она пропускает мимо ушей. Наверное, просто так надо.

Несмотря на постоянное присутствие матушки, мне все равно одиноко. Чтобы не слушать скрипучий старческий голос, снова затягиваю песню. Или повторяю немудреные речи колдуньи слово в слово – кажется, ей это нравится. У меня отличная память на незначительные вещи.

Книги научили меня, что жить с людьми сложно, но я все равно продолжаю грезить о встрече с ними. Когда имеешь дело со сказочным принцем, как правило, есть два исхода. Либо получается вытащить его к облакам, либо он обрекает тебя на жизнь в мрачном болоте. Рутина засасывает даже царственных особ. Мир всегда грозит схватить тебя, словно лягушачий язык мошку.

Вы будете счастливы, если поставишь на карту все. Но есть риск, что рано или поздно начнешь верить, будто твои собственные действия были бесполезными, а убеждения – ложью. Я готова к этому. В конце концов, в старинной книге написано, что встреча с тем единственным неизбежна.

Однажды моя мечта сбылась: вместо матушки ко мне в башню забрался прекрасный мальчик. Он спас меня от одиночества, когда вскарабкался к моему сердцу, как на высокую башню. Не жалея моих волос, он хватался за них, выдирал и снова тянул руки. Моя шея хрустела, а голова, казалось, желает покинуть насиженное место и укатиться в лес. Глаза вылезали из орбит от напряжения, из них текла волшебная вода.

Наконец принц добрался до цели, а затем достигал ее снова и снова. Однако каждая башня имеет секреты и готовит испытания непосвященным. Мотылек, обманываясь, летит к своей любви на свет. Но что, если ему оторвут крылья? Что будет, если после этого внезапно придется прыгать вниз? Если сама любовь – лишь иллюзия? Нужно быть готовым, что однажды вместо принцессы тебя встретит ведьма – вовсе не злая, просто осторожная – и спустит с небес на землю. Тогда молись, несчастный возлюбленный, чтобы падение смягчили колючие кусты. Даже если они выколют глаза, неважно.

Смазливый мальчик оказался слепцом, который видит лишь себя, и даже мои живительные слезы не помогут ему посмотреть на жизнь по-новому. Но отчего же вода продолжает течь, мешая внимательно следить за новыми кознями каменных стен?

Когда я поняла, что связала себя сама, сама же и разорвала связь, будто в порыве отрезала косы ножницами. Из-за этого я заболела. Теперь остается только нервно жевать волосы, надеясь, что они не забьют кишечник. Почему же живот продолжает раздуваться, но никак не лопается?

Глупый принц свалился в терновый куст и больше не вернулся, испугавшись моей заботливой матушки. Я думаю, что это даже к лучшему. Но когда вижу его волос между книжных страниц, начинаю кричать от боли. Это единственное, что от него осталось, ведь он никогда ничего не дарил.

Древняя башня стоит посреди леса, будто выросла среди мудрых деревьев. Когда придет время, я покину ее. Но пока рано, рано… Сначала мне нужно стать превосходной ведьмой.

Розовый куст

Иногда отсутствие внешней красоты искупается красотой внутренней. Однако так бывает не всегда. Облик Чудовища, жившего в лесной чаще, соответствовал содержанию его отвратительной души. Просто оно умело притворялось.

Но сначала я думала иначе и по своей воле пришла в жуткое логово, будучи в бегах от другого страшного монстра, зовущегося отчаянием. Люди осудили меня за инаковость, и теперь мне был уготован один удел – вечно пребывать в движении, иначе – смерть.

Замок, заросший диким плющом, казался нежилым. Он возвышался над окутанной туманом землей, как нечто ей чуждое, неправильное. Повсюду были разбросаны коробки, остатки сгнившей еды, наполовину обглоданные кости. Однако чуть дальше, выбиваясь из общей картины затхлости и убогости, находился ухоженный сад с пышными розами. Я залюбовалась ими и прекратила бежать. Ноги гудели, а дыхание сбилось. Глазам, повидавшим множество лишений и несправедливости, тоже требовалось отдохновение.

Стоило остановиться, до ушей донесся рокочущий голос невидимого хозяина: «Тебе не всегда предстоит быть несчастной. Здесь ты получишь ту награду, в которой тебе было несправедливо отказано».

Голос затронул струнки уставшей души, играя на моей боли, словно на арфе. Не знаю, почему, но я ему поверила и решила остаться. «Быть может, здесь я обрету счастье?» – одолевали меня иллюзии. Но счастье никогда не достается легким путем. И скоро я в этом убедилась.

Обладатель голоса скрывался. «Разгадай загадку», – напутствовал он меня каждую ночь, но сам не появлялся. Я гуляла по множеству комнат, где под окнами устроили гнезда дикие птицы, и вела с ними беседы. Они приносили мне семечки и мясистых червей. Звери, устроившие себе жилища в темных грязных углах, предостерегали меня: «Не все, что кажется, на самом деле реально». Они делились со мной свежей крольчатиной, орехами и ягодами, но я им не верила. Ведь несмотря на неухоженный вид замка, на самой вершине башни мне была уготована теплая постель, а скудной пищи хватало, чтобы не протянуть ноги. Долгожданное спокойствие разливалось по телу, а стрекот кузнечиков-скрипачей убаюкивал.

Прошло несколько дней в праздности и отдохновении. Я уже не скучала по временам, когда кружилась на балах и вкушала изысканные яства. Меня никогда не понимали. Все думали, что одеяние мое слишком вычурно, а поведение неподобающе. В глазах прохожих, с которыми мы даже не были знакомы, читалось осуждение. Люди изгнали меня из общины еще задолго до моего стремительного побега.

Единственное, о чем я тосковала – отсутствие доброй подруги, лесной ведьмы. Я помню, как убегала к ней на опушку, принося в качестве подарков пряности и благоуханные травы. Мы сидели на поляне, сплетая венки, радуясь солнцу и отплясывая вокруг костра. К сожалению, когда вечно бежишь, приходится чем-то жертвовать. В пылающей гриве костра я ее потеряла. А сама едва ускользнула, но до сих пор помню ее последние слова: «Добродетель скучна. Оставайся собой, в этом твое предназначение». Пепел сыпался на голову, предостерегая, что пора снова пуститься в дорогу.

«Следуй велению сердца». Но что, если даже оно может обмануть?

Однажды прогуливаясь по саду возле замка – единственному оплоту красоты в этой обители грязи и мерзости, – я захотела снова сплести венок в память об ушедших временах. Но лишь стоило мне сорвать колючую розу, на кончике пальца выступила кровь, а из ниоткуда появилось Чудовище.

Облик его был ужасен. Жирное рыхлое тело еле держалось на по-слоновьи огромных ногах. Лапищи с острыми грязными когтями – одна больше другой – деловито скрещены на мохнатой груди. Косматой коричневой шерстью заросло все его тело, но она едва скрывала мерзкое рыло. На меня смотрели крохотные, похожие на свиные, глазки, а в лицо тыкался пятачок.

«Я сам поведаю тебе разгадку. Я прекрасный принц. И буду любить тебя вечно, ведь посадил эти цветы в твою честь», – сказало Чудовище, источая зловоние изо рта.

И мне некуда было деваться, ибо тело тут же сковало то ли от страха, то ли от радостного осознания, что больше я не одинока.

Уродливый принц больше не скрывался, и мы начали жить вместе. Скоро я победила отвращение: к чему угодно можно привыкнуть, если видишь это каждый день. Мы кружились под кислотным дождем, а затем, промокшие насквозь, стучали зубами у камина. Валялись в траве, как плешивые собаки. Разглядывали облака, представляя, как плывем по небосводу в хлипкой лодке – у каждого по веслу, управляющему силой воображения.

Он сказал, что мне стоит присмотреться, и облик его не страшнее одиночества, а я была рада живой душе рядом, пусть даже он косноязычен и немногословен. Чудовище стало мне другом и верным товарищем. Сначала я ему верила и была благодарна за кров и дом, но вскоре убедилась в своей ошибке. Оно желало иной связи, нежели дружба.

Потом в стену летели белоснежные тарелки с присохшей пищей, немытые стаканы. Бились зеркала, будучи не в состоянии стерпеть чудовищный образ и еще больше искажая его. Осколки застревали в моем рту, глазах и ушах.

Я заболела, однажды уснув на улице под ливнем, лишь бы не делить с чудовищем ложе. А оно прятало от меня кухонные ножи, боясь, что я начну лечиться кровопусканием.

«Не ты ли ела мою еду? Не ты ли сладко спала в моей постели?» – ревел моривший меня голодом монстр, похрюкивая, и даже хищные звери стремились скрыться, услышав его визгливый голос.

Чудовище жило, руководствуясь единственной истиной: «Хочешь обладать – ломай, а затем собери по-своему». Зато оно приносило мне дары: ветошь, холодный гранит и клочки шерсти.

Однажды кошмарное страшилище меня опоило, принеся воды из фонтана с протухшей водой, и заставило танцевать перед ним ритуальный танец. Оно возомнило себя божеством, а меня – недостойной. А потом, видя, что я еще могу кружиться в ведьмовской пляске, начало навешивать на мое исхудавшее тело все больше якорей. Они тянули вниз, сковывая неловкие движения. «Ты сама околдовала меня», – говорила тварь, пытаясь вызвать у меня чувство вины. Лучше бы меня сожгли заживо.

Все стены замка были в крови. Они буквально сочились кровью, оплакивая мою горькую участь, когда принц снова и снова называл меня неблагодарной дрянью, базарной девкой и распутницей. «Одной рукой ты меня обнимаешь, а другой вонзаешь нож в спину», – жаловался он, втягивая сопли пятачком. А я бы и рада, если это воплотится в реальность, но на кухне все еще не было ни одного ножа. Мне приходилось есть руками крохи, принесенные моими друзьями-животными. Только благодаря им я была еще жива, хоть и двигалась с трудом.

Однажды, спустившись в подвал в поисках убежища, я нашла человеческие кости. Маленькая мышка рассказала мне, что здесь нашла последнее пристанище мать Чудовища, знаменитая добрая Фея. Когда-то она защитила королевство от вторжения лютых варваров, победила тысячекрылого дракона и добыла волшебные семена цветов, прекраснее которых не видел белый свет. Но героиня была беспощадно растерзана собственным сыном. Чудовище только и умело, что поглощать. А мать его так любила, что позволила обглодать даже свои косточки. В наследство ему достались заколдованные кусты роз – единственное, что невозможно было обезобразить в угрюмом логове.

Узнав правду, я снова не спала всю ночь и бродила, не находя себе места, хоть ноги и передвигались с трудом. Но так и не смогла найти выход.

Я старалась скрыться, страшась, что однажды потеряю контроль и задушу чудовище голыми руками. Однако не убегала. Дорога заросла, и я не знала, куда бежать на сей раз. И цепи, сковывавшие тело, оказались прочны – особенно те, что опутали неблагодарное сердце. Я искала укрытия от людских глаз. Что же, получила сполна.

Но однажды цепи покрылись ржавчиной, с треском лопнув, и я все же решила продраться сквозь терновник. Колючки царапали кожу, оставляя занозы. Однако это было несравнимо с венцом, который монстр заставлял меня носить. Ветки хлестали по лицу, но он колотил меня пуще. Солнечные лучи, едва пробивавшиеся сквозь листву, дразнили.

Вдруг до меня донесся вой. «Не уходи, иначе я умру», – стенал невидимый голос, рокотавший на весь лес. И цепь снова чуть не сомкнулась на моем горле.

Я с трудом увернулась и оглянулась, глотая воздух. Чудовище упало замертво посреди чудесного розового сада. За его ухом красовался увядший цветок – такой же сухой и бесчувственный, как хозяин замка. Я знала, что он притворяется, поэтому как можно быстрее рванула прочь. «Не жертвуй своим счастьем ради других», – звучал в голове голос моего почившего доброго друга. Я знала, что поступаю правильно. Лесная ведунья меня никогда не обманывала.

Неважно, если от одного чудовища я попаду к другому. Возможно, такова судьба беглеца. Имеет значение только то, что сейчас я наконец-то свободна.

Ожидание Морфея

В давние времена существовало одно королевство, названия которого уже никто не помнит. Жила в нем принцесса дивной красоты, с огромными глазами цвета сверкающей лазури и локонами чернее шерсти ведьминой кошки. Росла она без родной матери, что часто случается со сказочными красавицами, и была у нее мачеха с сердцем, испещренным кратерами ненависти да зависти.

И вот мачеха задумала падчерицу извести. Она знала, что девушка любит прясть долгими вечерами, предпочитая одиночество и труд веселым возлияниям и праздности, и отравила острие веретена. Уколола девица палец, и так сильно ей спать захотелось в тот же миг – мочи нет. Но хоть веки готовы были сомкнуться, работа еще не доделана, и трудолюбивая пчелка подумала, что бросать ее негоже.

В те времена существовало одно зелье, о котором поговаривали, что оно спать не дает, придавая бодрость телу и духу. Бутылочка с ним как раз хранилась в замке на всякий случай, хотя никто его до сих пор не испробовал – то ли из опаски, то ли из бережливости. Решила принцесса волшебного снадобья испить. И действительно, как только глотнула она немного живительной жидкости, вмиг спать расхотелось.

Только вот беда: с тех пор бедняжка не могла спать вовсе. Впали в глазницы чарующие очи, осунулось миловидное личико. Не могла она больше есть, исхудала изрядно, стала кожа да кости. И работала, не щадя себя нисколько, пряла да пряла, ткала да распускала, представляя себя Пенелопой, а Морфея – своим Одиссеем. Только Одиссей все не приплывал. Прошло пять лет, десять, двадцать. Уж злая мачеха померла давно, Морфей к принцессе не идет да не идет, а она все прядет да прядет. И ни один принц не смог бы разбудить ее от затянувшегося сна жизни.

Вот принцесса и сама стала старенькой да дряхлой. Не счесть дней, сколько молилась она богам, и молила она уже не о сне, но о смерти. Однако смерть – это лишь бесконечный сон, поэтому он тоже никак не наступал.

Когда совсем постарела принцесса, настолько, что не могла уж веретено удержать в морщинистых трясущихся руках, приказала она подданным соорудить гроб хрустальный да легла в него. И отнесли ее в зеленый лес, чтобы своими незакрывающимися глазами, похожими на самую глубокую бездну, могла смотреть она на бесконечное лазурное небо.

А королевство то кануло в Лету. Наследника трона принцесса не родила, и перебили друг друга граждане, пытаясь захватить власть. Покрылся каждый домишко мягкой пылью, словно гусиными перышками, а пауки сплели мрачные логова в каждом удобном уголке. Может быть, и сейчас лежит где-то королевство в руинах, а в лесу, недвижима, лежит и гниет заживо в хрустальном гробу принцесса Бессонницы, устремив свой взор к небу и молясь мысленно несуществующим богам.

Dance macabre

Давным-давно жила семья, которая была счастлива. Но на то счастье и великий дар, что не всегда человек им может владеть. Если уж схватил – держи обеими руками и ни на что не полагайся, кроме собственной силы. Но если не уверен в себе, готовься к перемене погоды заранее – даже если небо еще не заполонили тучи, нужно прислушиваться к звукам. В один день грянет оглушительный гром – такой, что заложит уши, заставит забиться в заросший паутиной темный угол, закрыть глаза и больше никогда их не открывать. Он попробует ввергнуть в иллюзии и сделать тебя собственным врагом.

Однажды с добрыми людьми случилась беда. Все они погибли от страшного проклятья, хоть в последние мгновения и молили пуще прежнего богов о пощаде. Проклятие то звалось Безропотностью. Не стоит описывать предсмертные корчи, стоны и неуслышанные молитвы. Смерть никогда не бывает милосердна.

Никто не знал, кто был повинен в этом, ибо семья была праведной и богобоязненной, зла никому не делала и жила себе мирно в хлипкой, но гостеприимной лачуге, готовой принять любого путника. Может, они позволили войти в свое жилище не тому человеку. А может, впустили в свои сердца слабость и немощь.

Все умирают, таков злой рок, довлеющий над нами. И не пустословят же некоторые, говоря, что лучшие уходят первыми? Пусть так: возможно, сейчас они пьют за нас вино на небесах, а возможно, жарятся на адской жаровне.

Осталась в живых лишь одна девушка, юная и крепкая телом, но уже начавшая падать духом. Звали ее Наина, и у нее больше ничего не осталось: ни крыши над головой, ни плеча верного друга, чтобы пролить горькие слезы. Пока сидела она в тени деревьев, скрываясь от солнца, или пряталась от грозы под мощными кронами, задавалась сиротка вопросами: почему смерть не забрала ее вместе с родными? Быть может, небеса на нее обозлились? Ведь иначе они не послали бы ей эту кару, не обрекли на одиночество.

Столь долго Наина прокручивала в голове бессмысленные свои думы, что длинные косы поседели, хоть и не стали менее мягкими и шелковистыми, а соленая водица так и блестела яркими бриллиантами, застыв в уголках огромных, как у молоденького олененка, глаз. Все горожане жалели сиротку, но помочь не хотели. Они знали лишь одну истину: хочешь добиться высот – не бойся однажды прыгнуть с обрыва в пучину.

Бесполезно лить слезы, только если не желаешь ими напиться. И всем известно, что беда не приходит одна. Отчаяние часто толкает на безрассудные поступки, а судьба наносит удары под дых в самый неподходящий момент. Тоска и одиночество, первая мнимая любовь и первые пустые обещания. Глупая наивная вера, тоже пустая. Ничего хорошего не происходит, если протягиваешь руку не тому человеку.

Однажды сиротка шла по базару, выпрашивая скупую милостыню, и ее увидел купец, прибывший из-за далекого моря. Да так засмотрелся – взгляд не оторвет от белых, как первый снег, кос, и грустных глаз-самоцветов. Решил он, что хочет эту диковинку увезти. Да уж не так добры оказались его помыслы. Статный и приличный с виду мужчина на самом деле был пресытившимся и избалованным. Он любил ухватить самый лакомый кусочек с тарелки, прожевать, а затем с отвращением выплюнуть – как черт, сотворивший болото.

«Пойдем со мной, милое создание! Расчешу твои косы, умащу кожу благоухающими маслами, дам лучшее платье, а сама будешь купаться в серебре да злате, и дождь с солнцем больше не будут портить твою красу», – уговаривал хитрый купец девушку. Да на что ей были сказочные богатства? Помани он лишь пальцем – все равно бы пошла, ведь один сияющий взор его уже был для ее безропотной души усладой.

Жизнь любит давать жестокие уроки. И, как правило, она не любит ждать. Счастье было жарким, но мимолетным, словно лето. Однако и за мгновение может многое произойти.

Корабль вышел в море, нагруженный роскошными товарами. И было на борту действительно много серебра и злата, которое блестело, словно морские воды на рассвете. Но когда стрелки часов пробили полночь, иллюзия рассеялась. Игрушка, что поначалу была столь желанна, надоела капризному ребенку, лишь только была получена. Одарив напоследок Наину лживыми обещаниями, что вернется за ней, купец оставил ее на чужбине.

Долго девушка ждала любимого на пустынном берегу. Дни и ночи простирала руки, прося у солнца и луны послать весточку, скоро ли приплывет суженый. Однако небеса не внимали ее просьбе, лишь орошая хрупкое тело дождем и сжигая горячими лучами белоснежную кожу.

Однажды мимо проходила старушка – с виду приветливая и добродушная, как божий одуванчик. Но сердце ее заполонили колючие сорняки злости и зависти, которые не искоренил бы самый умелый садовник.

«Что кручинишься, славный ангел? Что понапрасну воздеваешь руки?» – спросила она девушку, приметив, что лицо ее прелестно, а взгляд доверчив и полон надежды. «Пойдем со мной, обретешь ты приют, добрых друзей и подруг. Но ничего не бывает задаром», – сладко увещевала старая ведьма, протягивая костлявую длань. И девушка с радостью согласилась на уговоры, прилипшие к ней, как засахарившийся мед.

Старуха держала гостиницу, зарабатывая этим на жизнь. В услужении у нее находились хитрые девицы и заносчивые юноши – одни других стоили. Слабость человеческую они почитали самым страшным грехом, считая, что боль закаляет тело. Поэтому, лишь завидев Наину, они отвернулись от нее, сморщив носы, будто увидели мерзкую гусеницу. Однако девушка не роптала и принимала словесные уколы да щипки как должное, уповая, что душа ее однажды излечится, как кожа от солнечных ожогов.

С первого дня хозяйка, полная зависти к красе Наины, заставляла выполнять ее самую трудную работу. Сиротка, ставшая почти что рабыней, постоянно чувствовала себя грязной, но помнила: задаром ничего не бывает. Эти мысли утешали ее в тяжелый час. Однако больше всего она страдала от того, что, даже когда была измазана с ног до головы в золе и пыли, мужчины, приходившие найти кров и пищу под покосившейся крышей, не гнушались ее схватить за косы или ударить. У нее не выходило очиститься ни слезами, ни молитвами от позора. К горлу подступал комок.

Некоторые гости и вовсе вели себя как животные: они рычали, хрюкали и визжали, пугая дитя своими звериными воплями, заставляли ее бегать от них на четвереньках и собирать с пола осколки разбитых в порыве ярости стаканов голыми руками. Стекло впивалось в кожу, становящуюся от тяжелой работы все грубее, а раны не переставали кровоточить.

Старуха не соврала, и крышу над головой Наина действительно получила. Но жить ей приходилось в холодном темном подвале, где оголодавшие крысы пели песни своими писклявыми голосами, мешая закрыть глаза даже на пару минут. Они жаждали отведать хотя бы кусочек юного тела.

Пыль осела на ее сердце, когда-то любящем и добром. Но что было, то быльем поросло, как мхом на стенах одинокой темницы. Взгляд помутнел, как протухшая вода, а рассудок грозил помутиться. Если плоть долго умерщвлять, она уже никогда не оживет. Если долго умерщвлять душу, с ней произойдет то же самое. Время порой не лечит, а лишь разрушает. Если даже вода точит камень, что же беспощадные стрелки часов творят с человеком?

Но вот, когда уже, казалось, не было никакой надежды на спасение, прошел слух о приезде в город особы королевской крови, которая устроит бал такого размаха, что прогремит на всю страну. А лучших девушек, говорили в народе, заберут во дворец, где не будут знать они ни бедности, ни печали.

Дом ожил. Служанки, отбросив свои предрассудки, начали судорожно готовиться к приему важных гостей, то и дело подзывая к себе Наину, чтобы та помогла. Они знали: есть возможность – бери ее, лишь протяни руку. Когда пришло время, все нарядились в лучшие платья и выстроились в ряд, выставив напоказ лучшее, что у них было, но жалкая рабыня была все так же в пыли и золе, не успев потратить на себя и минутки.

Заплаканная, она работала весь день за тех, кто вскоре сможет покинуть дом, ставший ей тюрьмой, и проклятия срывались с нежных уст.

С последним ее бранным словом пламя свечи вдруг заколыхалось и погасло. Комната опустела. Остался лишь один господин в черном плаще и широкополой шляпе. Лицо незнакомца было окутано мраком, но даже тьма не могла полностью скрыть его красоту своей мягкой вуалью.

– Хочешь ли ты покинуть это место? – вопросил он.

Девушка кивнула, не в силах вымолвить и слова в ответ на чарующий звон его голоса.

– Хочешь, хочешь, – повторило громогласное эхо.

– Обещаешь быть во всем послушной? – молвил мужчина, взяв Наину за грязную руку.

И снова робкий, как серая мышка в погребе, кивок в ответ. Не испытывая ни толики отвращения, он увлек ее к выходу.

Щелчок пальцами. Вспышка. Вместо рваного испачканного платья на девушке появилось пышное и роскошное, а грязь будто сама собой смылась с ее тела. Комната озарилась светом и исчезла, не успели они отворить дверь. Вместо нее явилась зала огромного дворца, освещенного тусклыми люстрами. Между колонн кружились элегантные юноши и стройные девушки, с каждым новым танцем меняясь партнерами. Маски, обрамленные пышными перьями, блестками и драгоценными камнями, скрывали их лица.

– Танцуй только со мной, – нежно шептал на ухо господин в черном, прижимая к себе очарованную Наину, и все вокруг любовались изяществом их движений.

Подали вино и яства. Мужчина легким жестом протянул партнерше бокал, но едва она вкусила содержимое, рассудок ее затуманился. Маски снова замельтешили, люди растворились в неистовстве танца. Девушка перестала разбирать, кто есть кто в толпе, потеряла своего принца, потеряла себя, заблудилась во дворце, хоть далеко и не отступала.

Протянутая рука оказалась чужой, но мягкой, теплой, такой приятной, что закружилась голова, и закружилась сама девушка в ведьмовской пляске. Все вокруг стало вихрем, уносящим столы, стулья, ветер потушил свет свечей и обрушил люстры. Пол провалился, образуя воронку. Танцующие тела во время падения совокуплялись друг с другом, а лица, с которых упали маски, становились все уродливее, омерзительнее.

Потом все погрузилось во тьму, что так же вертелась, крутилась, засасывая в самое себя. Дьявольский смех звучал со всех сторон. Вместо потолка зияло чернотой ночное небо, откуда доносился колокольный звон и насмешливое хлопанье крыльев.

«Схватил один раз – держи и не отпускай, – смеялся голос из темноты, и ему вторило эхо, – Бери, что дают, и будь счастлива».

«Слабость, слабость! – выкрикивал появившийся из ниоткуда ворон. – Ну потерпи еще немного!»

Небытие объяло Наину, напоминая в последний раз, что в адском шабаше нельзя отпускать руку Дьявола, если уж попробовала за нее ухватиться.

Может быть, ты будешь осторожнее в следующей жизни?

Одинаковые лица в толпе

Девушка в блестящем красном платье с боковым разрезом спускалась все ниже и ниже по ступенькам эскалатора, поглядывая мельком на вездесущие рекламные плакаты и не обращая внимания на предупреждения, доносящиеся из динамика. Прическа растрепалась, и длинные рыжие волосы развевались на ветру. Рука скользила по поручню, как вертлявая ящерка по камням.

Нельзя было не бежать: если замешкаешься, обязательно нарвешься на знакомого. Мир тесен, это непреложная истина. Сегодня Катерине не хотелось никого видеть даже краем глаза. Не смотри, тогда и на тебя не посмотрят. Не обращай внимания, и тебя никто не заметит. Закрой лицо ладонями, как в детстве, и станешь невидимой, это обязательно сработает.

Опаздывать тоже было нельзя. Вечеринка закончилась позднее, чем она думала. Мать придет в ярость, если узнает. Она снова в отместку заставит ее заниматься какой-нибудь бессмысленной работой. Поди-ка, отдели горох от фасоли! Или того хуже, не пустит домой.

Добежав до конца движущейся лестницы, девушка ловко спрыгнула с последней ступени и оказалась в переполненном людьми вестибюле. Толстая дежурная неодобрительно посмотрела на нее исподлобья, но быстро отвела взгляд, чтобы продолжить наблюдение за остальными пассажирами. Ей казалось, было в них что-то чужеродное, но что именно – непонятно: не спешат, спокойно стоят друг за дружкой, синхронно перелистывая газеты и уставившись в смартфоны. Обычные благовоспитанные граждане – тихие, как мыши, смирившиеся, что попали в мышеловку однообразия.

«Ну и толпа», – недовольно подумала Катя, прикидывая, сможет ли втиснуться в приближающуюся электричку, что вполне могла оказаться последней. Даже странно, что столько народу до сих пор не дома.

Наконец она с трудом впихнула себя в душный вагон. Лампы на потолке, похожие на женские груди, мигали. Они вскормили слишком многих, теперь же желали погаснуть и уйти на покой. Потный, воняющий дохлой псиной мужик справа от Катерины держался рукой за поручень, выставляя на всеобщее обозрение мокрую подмышку. Стоящие поблизости люди морщили носы и старались отвернуться, но зловоние уже распространилось повсюду, да и подвинуться было некуда. Слева примостилась сухонькая бабушка, пахнущая старостью и кладбищем. Она мертвой хваткой держала тележку обеими по-крысиному цепкими ручонками, но та все равно перекатывалась из стороны в сторону, насколько позволяло место. Колесики старательно пытались превратить ноги стоящей рядом девушки в лепешку. Сзади хотел протолкнуться кто-то костлявый, больно упираясь Кате в спину локтем, и дышал ей в затылок. Из его рта воняло дешевым табаком. Еще откуда-то доносился запах овощей – переспелых, кислых, с гнильцой.

Но даже в таких некомфортных условиях проехать удалось всего пару остановок. Скоро толпа выходящих выпихнула Катерину из вагона прочь и понесла за собой, оставив ехать до конечной лишь одну из ее туфель. Когда девушка вырвалась из людского потока, было уже поздно – поезд ушел.

Через пару мгновений толпа магическим образом рассосалась, будто ее и не было. Катя даже не заметила, как оказалась на платформе одна. Мысленно выругавшись, она посмотрела на табло, чтобы узнать время, однако экран не работал. На нем, словно огни праздничной гирлянды, загорались и исчезали непонятные символы. Телефона в сумочке девушка тоже не нащупала – видимо, забыла его на столе, когда стремительно уносилась прочь, даже ни с кем не попрощавшись.

Зал будто стал темнее, хоть лампы, как и прежде, освещали пространство. Пустота огромного помещения нагоняла жути. Катя никогда не видела метро, где нет ни одного человека. Она невольно поежилась, вспоминая истории о гигантских крысах и призраках, обитающих под землей. Ей всегда нравились страшилки, но становиться героиней одной из них одна не собиралась. Странные мысли начинали вертеться в голове, а сердце – выворачивать кульбиты, как цирковой акробат. Придется надеяться, что это была не последняя электричка. В противном случае ее выведут отсюда сотрудники метрополитена. Не оставят же человека ночевать в подземке, в конце концов.

Прошла целая вечность. Голая нога мерзла. Однако когда девушка уже начала трястись от беспокойства, люди снова потихоньку начали собираться на платформе. Значит, та электричка не могла быть последней. Все в порядке, обязательно все должно быть в порядке, у ее страшной сказки будет счастливый конец.

Между тем людей становилось все больше, они послушно подходили к краю платформы, не заходя за желтую линию, и в ожидании смотрели в темноту тоннеля – все как один. Оттуда раздавался нарастающий гул, но поезд не прибывал. Это было странно. Еще страннее было их гробовое молчание. Они не переговаривались между собой и даже… не дышали? Казалось, если Катя что-нибудь прошепчет, по бесконечному вестибюлю ее шепот разнесется громовыми раскатами.

Едва справившись с комком тошнотворного страха, девушка решила покинуть зал. Запоздало сняв оставшуюся туфлю, она на цыпочках устремилась к эскалатору, чтобы подняться. «Только не смотри им в глаза, не смотри на них, – говорила она себе, стараясь дышать ровнее. – Пока ты не смотришь, они не видят». Но оказавшись возле своей цели, девушка начала впадать в панику. Все перекрыто, выхода нет, входа тоже. Откуда же тогда взялись люди, если не спустились сверху? Помещение продолжало заполняться, но невозможно было уловить, откуда появлялись новые пассажиры. Они стали частью зала, как белоснежные колонны или желтые линии по краям, которые нельзя пересекать.

Бежать было некуда, разве что в темный тоннель, откуда доносился гул приближающегося поезда. Но спасение ли это? Впрочем, выбор отсутствовал.

Застывшие, как манекены, люди смотрели в сторону звука. Катя снова должна была пройти к платформе через толпу, если хотела уехать отсюда. «Не смотри, только не смотри», – повторяла она, однако невольно ее взгляд все же упал на лицо одного из пассажиров. А затем на другое, третье… Она не могла оторвать глаз от людей из толпы. Похожие, как если бы все они приходились друг другу братьями и сестрами, обладатели ничего не выражающих лиц краем глаза будто следили за ней – чужой в этой подземке, слишком яркой, настоящей. Они не выдавали своих намерений ни случайной ухмылкой, ни движением зрачка, ни наморщиванием лба – застыли в одной неживой, нечеловеческой гримасе.

Звук все еще шел из темноты, однако никакого поезда не было и в помине. Катя пятилась, не замечая, что скоро переступит желтую, как сочная тыквенная мякоть, линию. Не отводя глаз от одинаковых лиц, она медленно придвинулась к краю и, запнувшись о собственные ноги, с истошным криком резко рухнула на пути.

Никто не протянул руку помощи. Жестокий урок: страшны не одинаковые лица в толпе, а человеческое безразличие. Самый же главный твой враг – это ты сам.

***

Прибыл поезд. Толпа погрузилась в вагоны, такая же молчаливая и бесстрастная. Иногда ожидание людей с одинаковыми лицами длилось годы – мука, но не смерть. Наконец-то они покинут платформу. Теперь осталось доехать до конечной.

Электричка тронулась. «Следующая станция…» – монотонно продекламировал голос из динамика.

Возможно, теперь все не повторится с начала.

Метаморфозы

Что ты видишь, когда смотришь в зеркало? Вот я вечно разглядываю не свое отражение, а чье-то чужое, уродливое и полупрозрачное. Иногда в глаза и вовсе взирает лишь пугающая пустота, напоминая, что существование несущественно, оно – лишь видимость, ведь первоначала никогда не было. Было только небытие, хаос, к нему все и стремится.

За окном мельтешат люди, спешащие навстречу неизвестности, поглощающие и перерабатывающие, неугомонные и суетливые. В комнате тоже всегда кто-то есть: разговаривает, копошится, резко контрастируя с моим стремлением к невесомости и забвению. Я привык не обращать на них внимания, в голове шум от суматошной беготни превращается в похоронный марш.