Фронтовик не промахнется! Жаркое лето пятьдесят третьего бесплатное чтение

Юрий Корчевский
Фронтовик не промахнется! Жаркое лето пятьдесят третьего

© Корчевский Ю. Г., 2016

© ООО «Издательство «Яуза», 2016

© ООО «Издательство «Эксмо», 2016

Глава 1. Возвращение в столицу

Прошло два года, за которые произошло много событий. Во-первых, Андрей женился. Свадьба скромная была. Для молодой девушки свадьба едва ли не главное действо в жизни. Мария расстаралась, к торжеству платье новое пошила. Андрей обручальные кольца купил. Не самые дорогие и шикарные, но всё же золотые, по талонам из ЗАГСа. Со стороны жениха была пара – Феклистов с женой да тётка Маня.

А со стороны невесты – трое подружек из института да мама. После того, как расписались, радостное событие рождения новой советской семьи отмечали дома у Марии. Хоть и не хотелось Андрею примаком идти, а пришлось перебраться в дом Марии. В общежитии милицейском комната уж очень мала и «удобства» в коридоре, один на этаж с неизменной очередью. Но пообтёрся, привык. Служба неплохо шла, понемногу вал преступлений стихал.

Но жизнь не может не подбрасывать сюрпризы. После нескольких стычек с начальником милиции капитаном Щегловым, Феклистов перевёлся по службе в Москву. Да не на равную должность, а начальником отдела уголовного розыска крупного городского района. Знали Николая Ивановича в Главке, ценили. Устроил Феклистов для сослуживцев, которых уважал, отходную. Когда гостей, изрядно поддатых, провожал за калитку, Андрею сказал:

– Жаль, что расстаёмся. Сработался я с тобой. Но помни. Освоюсь на новом месте – к себе перетащу. Не даст тебе Щеглов толком работать, ему бы только показатели давать, чтобы перед начальством отчитаться. Не любит он службу и не понимает. Ты как?

– Да я не против.

Оно и в самом деле. Щеглов Андрея терпел, после перевода Феклистова поставил Андрея начальником угро. Не за деловую хватку, а просто некого было. На место Андрея нового опера приняли – младшего лейтенанта Савицкого, только что окончившего школу милиции. Молод, опыта нет, всему учить надо. И какой из него опер получится, пока сказать нельзя. А с Феклистовым они друг друга с полуслова понимали. Это как у лётчиков-истребителей слётанность пары.

И Марии приходилось в Москву на учёбу в институт каждый день на электричке мотаться. Было ещё одно обстоятельство, о чём месяца через три сообщил по телефону Феклистов.

– Не забыл ещё Петра Вениаминовича?

Как же, забудешь его. Отец бывшей возлюбленной Валентины, ставивший палки в колёса, из-за чего Андрей из прославленного МУРа ушёл.

– Как его забыть? А что с ним?

– На пенсию с почётом проводили.

– Да ну?

– Баранки гну. У меня в отделении место скоро освободится. Опера бандиты ранили, в больнице сейчас, поправляется уже. Но к службе не пригоден будет, если только в паспортный стол или в архив. Постараюсь начальству тебя сосватать.

В принципе, в Балашихе Андрей уже освоился, как-никак два с половиной года срок изрядный. И преступления громкие были, которые расследовать смогли, да и начальство из областного Главка отмечало премиями или, что чаще – грамотами.

В трубке только шорохи слышны. Андрей переваривал услышанное.

– Так я не понял, ты согласен? – спросил Николай.

– Согласен, согласен.

– Тогда бывай, жди приказ о переводе.

В трубке короткие гудки. Министерство одно, но Главки разные, по переводу потребуется согласование. Андрей представил, как вытянется лицо у начальника милиции Щеглова, когда увидит приказ о переводе Андрея. Сам виноват, что фактически выжил из отделения Феклистова. Шли дни, Андрей никому, даже Марии, о телефонном разговоре не сообщал. Дело может не выгореть, а у женщин языки длинные.

Видимо, не всё у Феклистова удачно получалось, время шло, а приказа не было. Андрей решил – правильно сделал, что Марии не сказал. А через месяц события пошли чередом. В милицию соседка тёти Мани позвонила с печальным известием.

Скончалась тётка в одночасье. Для Андрея удар под дых. Старенькая была, прихварывала, возраст всё же. Но чтобы вот так внезапно? Андрей Щеглову заявление написал – три дня без содержания, и на электричку. С Курского вокзала Николаю позвонил. Не оставил сослуживец и приятель в беде, дал опера с мотоциклом. Без его помощи совсем бы зашился. Москва большая, пока все справки соберёшь, с местом на кладбище определишься, железные набойки на туфлях сотрёшь. На похороны Феклистов пришёл, соседи по коммуналке. Выпили на поминках. Андрей досадовал на себя. Мало внимания тётке уделял. Поговорить бы с ней по-людски, не спеша. А всё служба, времени не было. Единственная родная кровь была. Не она, так и про корни свои не знал бы, думал, что из пролетариев.

Три дня, как в Балашиху вернулся, Феклистов звонит.

– Есть приказ на тебя. Так что через день будет он у Щеглова. Можешь дела в порядок приводить.

Дома Андрей Марии о приказе сказал. Жена обрадовалась.

– На первое время в комнате тётки жить будем. Ты ведь там прописан?

– Тесновато.

– Как освоишься на службе, заявление подашь на расширение жилой площади.

Щеглов, как приказ получил, метал громы и молнии.

– Исподтишка провернул? Дружок помог?

А против приказа не попрёшь. Андрей оружие сдал, передал текущие дела молодому оперу. Пусть теперь Щеглов сам замену ищет. Не он бы, так до сих пор Феклистов в районном угро работал.

Утром уже входил в райотдел милиции. Здание осмотрел с интересом, всё-таки новое место службы. Феклистов представил нового сотрудника сослуживцам. Отдел уголовного розыска побольше, чем в Балашихе. Одних оперов семь человек.

Так и район больше, и население по численности раз в восемь-десять, чем в Балашихе вместе с районом. О Фролове сотрудники понаслышке знали, всё же в одной структуре служили, приняли хорошо. День ушёл на оформление документов, получение оружия. А ещё по карте границы района изучал. Непростой район – рынок, вокзал, промышленные предприятия. Что рынок, что вокзал – точки притяжения криминала. Ворьё, жулики всех мастей. Хотя старожилы отдела заявили, что за семь лет после войны порядок навели. Часть преступников посадили, другие в разборках погибли, в перестрелках с милицией. Кроме того, количество оружия на руках у населения поубавилось. Стволы изымались – у задержанных на месте преступления, при обысках подозрительных лиц. Изъятое оружие уничтожалось, а подпитки не было, если только из старых схронов.

Андрея к одному опытному оперу прикрепили. Службу Андрей и сам знал, но район новый, своя специфика есть. В свободное время изучал фото лиц, находившихся в розыске. А ещё тех, кто вскорости освободиться должен. После отсидки селиться ближе ста километров от Москвы им запрещалось. Да только матёрые уголовники плевать хотели на Указы. Когда милиция таких останавливала, отговаривались – проездом я, с вокзала на вокзал. Оно-то и в самом деле так могло быть. В Москве сходились пути-дороги со всех областей страны – шоссейные, железнодорожные, воздушные. Захочешь – миновать трудно. У милиционеров глаз намётан, в толпе бывших сидельцев вычисляли быстро – по наколкам, по взгляду, по бледно-землистой коже лица. А если недавно вышел, то и по запаху. Тюремный запашок не скоро выветривался, как ни мойся. Уголовников в столицу привлекали два обстоятельства. Первое – город многомиллионный, в толпе затеряться проще. А второе – столица всегда богаче, зажиточней жила, чем провинция, есть чем поживиться. Кроме того, в Москве дома огромные, много подъездов и этажей, жильцы не все друг друга знают, домушникам на руку. Бандитизм на убыль пошёл, зато вал квартирных краж.

И новые преступления появились – фарцовка. В столице после войны много посольств открылось. Ушлые люди через посольскую обслугу вещи зарубежные покупали, продавали втридорога. И за руку поймать их сложно. Чтобы обвинить в спекуляции, надо знать цену товара, а как её узнать, если в СССР данная вещь официально не поступала?

Облегчало жизнь домушников ещё то обстоятельство, что дверные замки к дверям выпускали артели. Из-за примитивного оборудования замки простенькие были, железо скверного качества. Замки больше для честного человека, во вновь сданных домах половину квартир в подъезде можно было одним ключом открыть. Домушникам раздолье, иной раз на дело отмычки не брали, всё же улика, случись задержание. Открывали куском изогнутой проволоки, дамскими шпильками. Отмычка – для суда аргумент весомый, воровское приспособление, а шпильки в кармане любой иметь вправе. Вот на квартирные кражи Андрея со старожилом отдела Ватутиным и бросили.

Самое неблагодарное дело, раскрываемость таких краж низкая. Домушника если на месте преступления не застал, то выйти на след можно только через спекулянтов краденого, да и то редко. У барыг швеи есть, краденые вещи перешивают, тут же сбытчикам на толкучке отдают. Вещь слегка ношена, зато цена вполовину меньше, чем в магазине. Вещи влёт уходили, для многих низкая цена – факт решающий. Ватутин на столе целую стопку тощих уголовных дел собрал, по три листка.

Заявление о краже потерпевшего, перечень украденного, заключение эксперта по осмотру замка. Все кражи, как под копирку, впрочем – как и заявления. Трудящиеся на работу уходили, а возвратившись, обнаруживали обворованную квартиру. Воры забирали всё, что имело хоть какую-то ценность. Деньги и ценности – это в первую очередь, затем носильные вещи – пальто, шубы, платья, обувь. Не брезговали фотоаппаратами и радиоприёмниками. Порой в обворованной квартире оставалась только пустая мебель. Граждане порой сигнализировали по телефону о подозрительных личностях с баулами. Да только с транспортом у милиции плохо было. Пока доберёшься, воров след простыл. А расхлёбывать уголовному розыску, им всё недовольство обворованных доставалось.

Ватутин в сердцах сказал Андрею:

– Это ещё что, зима сейчас. А летом граждане на дачи выезжали или к родне в Подмосковье. Неделями в городских квартирах не бывали. А вернутся – обокрали, и когда – неизвестно.

Задействовали всю агентуру – скупщиков и сбытчиков выявить да шайки воровские. То, что действовал не одиночка, а группы, было понятно изначально. Стоит посмотреть на список украденного, сразу ясно – одному не унести, даже будь у вора четыре руки.

А кражи квартирные если не каждый день, то через день, а то и несколько краж за день. Андрей сразу уяснил – не одна группа действовала. Сначала наводчик должен определиться, в какой квартире зажиточно живут, когда дома не бывают. На подготовку несколько дней уйти должно. А кражи – как на конвейере. Нескольких сбытчиков удалось задержать на толкучках, с крадеными вещами, уверяли – сами купили. Обыски в жилищах сбытчиков не дали ничего. Все дела грозили стать «висяками». Городской Главк и районное начальство напирали – плохо работаете, раскрываемость низкая, совсем мышей ловить перестали. Начальство понять можно, пострадавшие жалобами забросали прокуратуру, районные власти, в первую очередь исполкомы.

Андрей на пару с Ватутиным обходили квартиры. Не должно быть так, чтобы никто воров не видел, тем более белым днём. Надо только разговорить людей, найти правильный подход. Один из дедушек вспомнил, что выходил из подъезда военный, молодой, в руке чемодан держал.

– Точно военный?

– Да что я, слепой совсем? – обиделся дед. – Форма как у вас, только околыш на фуражке чёрный.

Чёрный околыш – технические войска. И насчёт формы не всё в масть. Потому как приказом министра МВД № 895 от девятого сентября 1952 года форменная одежда и звания у сотрудников милиции поменялись. Галифе стали зелёного цвета, а кители синие, околыши фуражек красные при васильковом верхе. Часть милиционеров ещё в старой форме ходила, часть в новой. Дед мог ошибиться. Настойчивыми расспросами о цвете обмундирования кое-что выяснили. Всё-таки армеец. Хотя дед видел его со спины.

После войны демобилизованные ходили в армейском обмундировании, но без погон. А кроме того, бойцы военизированной охраны имели такую же форму, только околыши фуражек тёмно-красные. А дед погоны видеть со спины не мог. Но всё же какая-то зацепка. Больше из жильцов подъезда никто о военном не вспоминал, да и не проживали здесь военнослужащие. Люди так устроены, что обслуживающий персонал – сантехников, слесарей, электриков не замечают, вернее не обращают внимания. Так же и на людей в форме. Если и был кто-то, значит, по службе. Проверять всех военных, не зная примет, – пустой номер. На заметку оперативники данный факт взяли. Тем более только что по сводкам прошла ликвидация банды Павленко. Дезертировав в 1941 году, он сколотил преступное сообщество под видом военно-строительного управления, изготовил поддельные печати. Костяк банды занимался грабежами, мародёрством, расстрелами, причём все в военной форме. Нанятые на стороне настоящие строители на самом деле возводили объекты, причём хорошего качества. Павленко ворочал миллионами. На след его вышла госбезопасность, банду в конце 1952 года повязали. Но многие «птенцы» Павленко успели податься в бега, занимались привычным воровским делом.

Через неделю, на очередной краже, при обходе квартир одна женщина тоже упомянула о военном.

– Молодой, лет тридцати, вот только в званиях я не разбираюсь.

Андрей вцепился в свидетельницу, как клещ. Какого цвета брюки были, гимнастёрка, были ли награды, значки, нёс что-нибудь в руках, особые приметы. Маловато подробностей было – брюнет, карие глаза, и всё. Но, как и в первом случае, нёс чемодан. Причём в правой руке. Обычно военнослужащие правую руку имеют свободной – отдать честь офицеру встречному или патрулю. Мелочь, но кадровый военный так не сделал бы.

Пару недель о военных на местах краж никто не упоминал. А потом Андрей с ним столкнулся, неожиданно, лицом к лицу. Подходил к подъезду многоэтажки, дверь распахнулась, вышел военный. На плечах погоны старшины, на груди две медали, брюнет. И чемодан в руке. Андрей в штатском был и без напарника.

– Гражданин, милиция! – преградил дорогу военному Андрей.

Вытянул из кармана удостоверение, показал.

– Ваши документы!

– Вы не военный патруль, я не обязан.

– Обязан, я представитель власти. Что у вас в чемодане?

Военный чемодан поставил на землю. Полез в нагрудный карман за документами, достав – протянул. Только Андрей за них взялся, как мужчина ударил левой рукой в кадык оперативника и бросился бежать. Андрей закашлялся, удар был сильным. Из глаз слёзы, воздуха не хватает. А как отошёл немного, мужчины след простыл. Чёрт, неудачно получилось. Вора видел, а задержать не смог. На себя досадовал. Расслабился, давно в серьёзные переделки не попадал. А если бы вор ножом ударил, а не кулаком? Андрей поднял чемодан, уложил на лавку у подъезда. Шуба, меховая муфта, только входившая в моду, добротные мужские туфли, почти не ношенные. Наверняка в квартире деньги были, ювелирные изделия. Воры рыжьё и деньги по карманам прятали. В случае опасности, вот как сегодня, бросали баулы или чемоданы и делали ноги. Андрей на лавку уселся. Телефонировать в отдел смысла нет, вор наверняка район успел покинуть. Сейчас заляжет на дно на какой-нибудь «малине», затихарится. Знает, что спалился, опер его в лицо видел. А может, и из города уедет, больших городов в Союзе много. Чтобы квартиру обворованную осмотреть, надо заявление потерпевших. Тогда уже эксперт отпечатки пальцев снимет, замки осмотрит. Андрей вздохнул, поднял чемодан. Надо его в уголовный розыск отвезти. Увидел на асфальте оброненный военный билет, поднял. Лицо на фотографии точно вора, но если присмотреться, видны следы клея. Наверняка документ потерян был или украден. Вор таких за день по несколько штук заиметь может. Люди документы дома хранят. У самого Андрея так же, при себе только удостоверение сотрудника уголовного розыска. В отделении, когда объяснил появление у него чемодана с крадеными вещами, выслушал от Феклистова поток ругательств.

– Андрей! Я тебя не узнаю! Вора, можно сказать, в руках держал и упустил. В Балашихе вооружённых бандитов, убийц задерживал. Как же ты домушника проворонил?

Отдали экспертам документы, увеличили фотографию, чтобы утром на разводе постовым и операм раздать. Они на земле работают, вполне могут столкнуться. Таких оплошностей Андрей давно не допускал. Вечером на квартиру пришёл, а Мария уже немудрящий ужин приготовила.

– Маш, водка есть? Я бы выпил.

– По какому поводу?

– Ляп допустил сегодня, вор-домушник сбежал от меня.

Мария слова не сказала, выставила из шкафчика бутылку, рюмку. Андрей расстроен был, накатил соточку, поужинал. Отпустило немного. Мария рядом подсела, по плечу погладила.

– Не переживай ты так. Сегодня упустил, завтра поймаешь.

– Правильно – задержишь.

– Не придирайся к словам. У меня последний семестр остался, скоро выпуск, три месяца осталось.

– Ты это к чему?

– Москвичек в городе оставят.

– Ты место себе уже присмотрела?

– В историко-архивном институте. Перед новым годом покупатели приходили, разговаривала я с начальником отдела.

– Хм, покупатели! Как в армии, в запасном полку. Давай спать ложиться, устал я что-то.

А утром Андрея Мария разбудила, вся заплаканная.

– Что случилось? – испугался Андрей.

В таком состоянии молодую жену он ещё не видел.

– Сейчас по радио передали о тяжелой болезни товарища Сталина.

У Андрея сон как рукой сняло. С самого рождения, как себя помнить стал, со Сталиным на устах жили. Во время войны безграничная вера и слепая любовь к вождю померкли, как у многих фронтовиков. Если Сталин настолько прозорлив был, почему проморгал войну с немцами? Перед войной пакт с врагами подписал. Уже в преддверии войны внушали – врага шапками закидаем, на его территории воевать будем. А на деле немцы до Москвы дошли, до Сталинграда. Без малого огромной кровью наши удержались от катастрофы. А когда красноармейцы прошли по Венгрии, Чехословакии, Германии, да и другим европейским странам, поневоле сравнивать стали уровень жизни в СССР и на Западе. Сравнение было не в пользу социалистического строя.

Сталина обнаружила охрана первого марта 1953 года лежащим на полу в своей комнате. Сотрудник охраны Лозгачёв сообщил начальству. Почти всё Политбюро собралось на даче. И только второго марта у постели Сталина собрались врачи, констатировали инсульт с поражением правой стороны тела.

Только 4 марта было объявлено о тяжёлой болезни вождя, стали передавать информацию о состоянии здоровья. Прожив в коме несколько дней, Сталин скончался 5 марта в двадцать один час пятьдесят минут. Объявление о смерти по радио дали в 6 часов утра 6 марта. Страна была в неописуемом горе. Прощались с телом вождя с 6 по 9 марта в Доме Союзов. Уже с 16 часов 6 марта проститься с вождём пошли потоки людей, организованно, с предприятий. Сталин лежал в гробу на высоком постаменте среди роз. На нём был повседневный мундир. Хрустальные люстры в Доме Союзов были затянуты чёрным шёлком. Знамя СССР было склонено над изголовьем Сталина. Перед гробом, на атласных подушечках, лежали награды вождя, маршальская звезда. В почётном карауле стояли члены ЦК – Г. М. Маленков, Л. П. Берия, В. М. Молотов, К. Е. Ворошилов, Н. С. Хрущёв, А. А. Булганин, Л. М. Каганович, А. И. Микоян.

Все спецслужбы были задействованы. Внутри и снаружи Дома Союзов сотрудники МГБ и МВД. Милиции полно на улицах. К зданию Дома Союзов пытались пройти неорганизованные толпы. Андрей, как и все милиционеры райотдела милиции, был задействован в оцеплении. На Трубной площади произошла страшная давка, погибло несколько сот человек. Трупы увозили грузовиками, задействовав военных.

Когда гроб с телом вождя занесли в Мавзолей, был дан артиллерийский салют, на заводах по всей стране загудели прощальные гудки, объявили пять минут траурного молчания.

Люди искренне переживали, горевали. Андрей, как и все сотрудники, предположить не мог, что похороны вождя обернутся для страны и милиции сущим бедствием.

28 марта 1953 года объявили амнистию. Указ подписал Климент Ворошилов, так как стал председателем Президиума Верховного Совета СССР. По Указу амнистии подлежали те, кому суд определил меру наказания менее пяти лет, все осуждённые за экономические преступления, беременные женщины и матери детей до 10 лет, несовершеннолетние, мужчины старше 55 лет и женщины – 50 лет. Указ предусматривал сокращение срока наполовину всем заключённым, кроме политических и уголовников за предумышленные убийства. В считаные недели из тюрем и лагерей освободились один миллион двести тысяч заключённых. Большая часть из них – закоренелые преступники – воры, бандиты, насильники, грабители. Сроки уголовникам давали небольшие. По статье 153 за изнасилование – до 5 лет, за кражу ст. 162 от 3 месяцев до 5 лет, за грабёж ст. 165 до 3 лет, за разбой ст. 167 до 5 лет. А по ст. 58 за измену Родине 10 лет или расстрел. Уголовники вышли, политические остались в лагерях.

И поехали на поездах с северов, Камчатки по Транссибирской магистрали толпы уголовников. Города захлебнулись в преступлениях. В ряде городов ввели комендантский час, в Казани для усмирения беспорядков применили воинские части. Не все из освобождённых успели вдохнуть воздух свободы. Так, в Магадане был сформирован и отправлен пароходом во Владивосток этап из бывших зэков. Конечно – без охраны. Заключённые захватили пароход, потребовали плыть за границу. Радист, успевший запереться в радиорубке, успел отбить в пароходство радиограмму. Судно перехватили в Охотском море наши военные корабли. Бывших зэков высадили на берег и расстреляли.

Мало кто из освобождённых ехал в родные города и сёла провинции. Большинство тянулись в крупные города и на юг. Как же, намёрзлись на северах, тем более многие страдали туберкулёзом. А в Крыму и на Черноморском побережье Кавказа все условия – тепло, курортники с толстыми лопатниками, как называли кошельки. Отдыхать на юг ехали люди не бедные – директора предприятий, партполитработники, заведующие продовольственными и промтоварными базами, барыги всех мастей. Для щипачей-карманников самое раздолье.

Все освободившиеся имели ограничение – не имели права селиться в Москве и Ленинграде. Но когда уголовники соблюдали закон? После войны начали набирать силу воры в законе, организовывали сообщества воровские с общаками, своеобразной кассой. Новые воры в законе начали конфликтовать с ворами старой закваски, разворачивались воровские войны.

Причём войны в натуральном смысле, с применением оружия, с убитыми. Власти на воровские войны смотрели сквозь пальцы. Чем больше воров перебьют друг друга, тем лучше. Воры начинали делить территории, крышевать направления. Кто-то смотрел за рынками, другие за цеховиками.

Сил милиции противостоять хлынувшим ордам уголовников не хватало. Почти каждый день в городе десятки грабежей, убийств, изнасилований. Это с учётом, что не все потерпевшие заявляли в милицию. Ведь при кражах или разбое надо писать список украденного. А откуда у скромного мастера мясокомбината большие деньжищи при официально скромной зарплате или у директора райпо полная шкатулка золотых изделий? У милиции могут возникнуть вопросы о происхождении. Грабили богатых по наводке и серьёзные бандиты. На улицах бесчинствовала шпана мелкая. Но гражданам от этого легче не было.

Через несколько дней Андрей ехал на трамвае «А» со службы.

Трамвай после остановки только тронулся, набирал скорость. Опер увидел на тротуаре знакомое лицо. Вор, который сбежал от него, бросив чемодан. Правда, был он сейчас не в военной форме, а в цивильном пиджаке, галифе, хромовых сапогах гармошкой. Андрей долго не думал, спрыгнул с трамвая. Ходили они медленно, особенно на поворотах, двери не закрывались. Многие запрыгивали на ходу или покидали трамвай таким образом. Вор беседовал с каким-то мужчиной, покуривая папиросу. Андрей решил проследить за вором. Похищенного при воре уже нет, и арестуй он его, что предъявить? А проследить стоило, где-то же он обретается, скорее всего на «малине». Андрей встал за угол дома, поглядывал. Мужчины разошлись. Андрей шёл метрах в пятидесяти от домушника. Плохо, что тот знал его в лицо. Да и одежда на Андрее была прежняя. Вор чувствовал себя в безопасности, отпускал скабрезные шутки проходящим девушкам, не оглянулся ни разу. Домушник свернул в арку, прошёл во внутренний двор.

Андрей успел заметить, как вор вошёл в подъезд, мелькнул за окнами между первым и вторым, затем вторым и третьим этажами. Дом старой, дореволюционной постройки, с широкими лестничными пролётами, высокими потолками, и обязательно имел второй, чёрный выход для прислуги. Раньше такие дома были доходными, квартиры в них снимали чиновники средней руки, учителя, врачи. Для бандитов или для конспиративных квартир спецслужб такие дома привлекательны, просто находка. Вошёл в один подъезд, вышел с другой стороны дома.

Андрей немного выждал, вор мог вернуться, и ему бы не хотелось, чтобы они столкнулись на лестнице. Домушника не было, и Андрей зашёл в подъезд. Вор зашёл в какую-то из трёх квартир на третьем этаже. Андрей приник ухом к двери. Полная тишина. За другой дверью слышны детские голоса, потом женский.

Из-за третьей слышались мужские, да не один, разноголосица. Спорили о чём-то, слов не разобрать, двери добротно сделаны, толстые. Опер задумался. Проверить документы у обитателей квартиры? Там несколько мужчин, и они вполне могут оказать вооружённое сопротивление.

А если документы в порядке, визит его зряшным будет. Хорошо бы наблюдение за подозрительной квартирой установить, да где топтунов взять? У них в райотделе один только по наружному наблюдению и задействован на серьёзных делах. Андрей на куске бумаги адрес записал, стоит квартиру в паспортном столе проверить – кто прописан, с участковым поговорить, нет ли данных на жилище. Начал спускаться с этажа, вышел во двор, а из арки выворачивают двое блатных. Кепки-восьмиклинки, прикид характерный, пальцы в наколках, взгляд наглый. Видно – опытные, поскольку в Андрее сразу опера распознали. Сразу повернули назад. Андрей крикнул:

– Стоять! Милиция!

Уголовники кинулись убегать. Один на ходу револьвер выхватил, пальнул в Андрея, промазал. Ага, нападение на представителя власти, можно самому оружие использовать. «ТТ» в кармане, патрон в стволе. Выхватил, большим пальцем курок взвёл, выстрелил сначала в бандита с оружием, в грудь. Бандит рухнул, а второй вот-вот арку минует. Надо не дать ему уйти, выскочит на улицу, там стрелять невозможно, можно случайных прохожих зацепить, потом заморишься объяснительные писать. Андрей выстрелил убегавшему в ногу, мужчина рухнул, заблажил:

– Мусор поганый, ты чего же это делаешь? Я только от хозяина откинулся, чистый.

– А убегал зачем, стрелял?

– Это не я, я его не знаю, в первый раз вижу.

Раздалась трель свистка. Под арку вбежал дворник. Когда случалось происшествие, таким сигналом вызывали постовых милиционеров.

– Кто стрелял?

– Я из уголовного розыска.

Андрей показал удостоверение.

– Звони в райотдел милиции, пусть подъедут. И скажи – раненый есть, «Скорая» нужна.

Он обыскал труп, во внутреннем кармане пиджака обнаружил справку об освобождении, Иркутлаг. Стало быть из Сибири добирался, судя по дате справки – две недели. Андрей подошёл к раненому, обыскал.

– Ты чего творишь? – заорал бандит.

– Будешь орать, вторую ногу прострелю, – пообещал Андрей.

Оружия при раненом не оказалось, зато справка об освобождении была и тоже из Иркутской зоны.

– Говоришь – в первый раз его видел? Да вы сидели вместе!

– Наверное, в разных бараках. Начальник, в больничку бы мне.

– Не сдохнешь, а и сдохнешь, невелика потеря. Куда шёл?

– Бирюк говорил, знакомые у него в этом доме есть, туда шли. Ночевать где-то надо.

В справке у убитого написана именно такая фамилия – Бирюк.

– Вам обоим запрещено ближе ста километров от Москвы появляться!

– Не помню, запамятовал.

– В какую квартиру шли?

– Не знаю, он вёл.

Послышался шум мотора, к арке подъехала милицейская полуторка. Из кабины выпрыгнул Феклистов, а из крытого брезентом кузова двое оперативников.

– Чего у тебя, Фролов, опять стрельба?

– Вон тот в меня первым стрелять начал. Револьвер рядом с телом лежит.

– Откатаем пальчики, проверим.

– Оба две недели назад освободились из Иркутлага.

Феклистов к раненому обратился:

– Куда направлялись?

– Я вашему оперу говорил уже, у Бирюка знакомые здесь. Начальник, кровью истекаю.

К милицейской полуторке подкатила «Скорая помощь».

– Пименов, едешь с раненым в больницу. Пусть заштопают, сам при нём останешься.

– Чистый я, начальник, только приехал. За что конвой? – заблажил.

Андрей Николая в сторону отвёл.

– Помнишь случай, когда я домушника упустил, только чемодан с наворованным в отдел доставил?

– Конечно.

– Я случайно встретил его, проследил. Он в тот подъезд зашёл, семьдесят четвёртая квартира. Не туда ли эти двое направлялись?

– Пойдём, проверим.

В «Скорую» уже грузили на носилках раненого уголовника. Поднялись оперативники на этаж, позвонили в дверь.

– Кого принесло? – голос из-за двери.

– Открывайте, милиция.

Дверь открыли, на пороге пенсионер.

– Проверка документов! Паспорт! Есть кто в квартире?

– Один я, можете проверить.

Хозяин отошёл в сторону, оперативники вошли, осмотрели квартиру. Никого не было, но на столе стояли четыре стакана, несколько тарелок с остатками еды, пустые бутылки из-под водки и пепельница, полная окурков, причём от папирос разных марок.

– Гости у меня были, разве запрещено?

– Нет, конечно, – кивнул Феклистов.

Он просмотрел паспорт хозяина квартиры. Прописка в порядке, вернул. Когда вышли на лестничную площадку, Феклистов сказал:

– Сидел хозяин-то, паспорт особой серии. А гости его разбежались после выстрелов. Я видел дверь к запасному выходу. Через неё выскочили. Занятная квартирка.

– Полагаю, убитый сюда и направлялся.

– Участковому скажу, чтобы присмотрелся да заглядывал сюда почаще.

У оперов руки чесались квартиру обыскать, наверняка кое-что интересное обнаружили бы – вещички ворованные, что по сводкам проходили, или оружие. Да ордера на обыск нет.

Машина с опером и трупом уже уехала. Рабочее время уже закончилось, и оперативники разъехались по домам на трамвае. Утром, по обыкновению, на планёрку собрались в маленьком кабинетике Феклистова.

Обычно начальник угро зачитывал сводку о криминальных происшествиях, ориентировки, потом определял задачи. Феклистов начал сводку зачитывать, как затрезвонил телефон, причём не городской, а внутренний. Николай Иванович послушал, ответил:

– Понял, выезжаем.

Планёрку сразу прервал.

– Всем с оружием в машину! В Можайском тупике склад грабят. Вахтёр успел в отдел телефонировать.

Сотрудники повскакивали с мест, кинулись в комнату оперативников – куртки набросить, пиджаки, чай, не лето ещё. Оружие обычно при себе держали, в кобурах, в карманах, кому как нравилось. И бегом, перескакивая ступеньки, во внутренний двор. Водитель Соломенцев уже мотор завёл. С ходу в кузов, Феклистов в кабину на пассажирское сиденье. Полуторка сразу рванула с места. На грузовичке обозначений нет, Соломенцев на перекрёстках проскакивал лихо, сигналя клаксоном. Оперативники оружие проверяли. Если отважились грабить белым днём, то не один человек, как правило, большая банда и наверняка с оружием. После нескольких поворотов грузовик резко затормозил.

– Приехали, из машины!

Феклистов возник у заднего борта, оперативники повыпрыгивали. В тупике жилых зданий нет, одни склады. Обычно сюда возили товары с Москвы-Товарной Киевской, что была недалеко от Киевского вокзала. А со складов товары развозили уже по магазинам. Завидев машину, к ним засеменил дед. Пустой рукав левой руки под ремень заправлен.

– Милиция? Я телефонировал. Два выстрела из склада слышал. И внутренний телефон не отвечает.

– Понял, веди.

На территории базы несколько длинных кирпичных зданий ещё дореволюционной постройки из красного кирпича.

– Посторонние на склад заходили? – поинтересовался Феклистов.

– Каждый день заходят – товароведы, директора магазинов.

– Подозрительные граждане были?

– Никак нет. Вон из того склада выстрелы были.

– Спасибо, отец. Дальше мы сами.

У склада двое ворот для погрузки-разгрузки товара настежь распахнуты, и ни одной машины.

– Мартынов, Пименов – снаружи. За входом смотреть. Остальные за мной.

Оперативники оружие к стрельбе приготовили, к воротам подошли. Внутри темно, ни одна лампочка не горит, хотя освещение должно быть. Тихо зашли внутрь, сразу от ворот в стороны, иначе из темноты складской видны хорошо будут. Мишенями быть никто не хотел.

Феклистов крикнул:

– Эй, есть кто-нибудь?

Кладовщик никогда ворота открытыми не бросит, если уходит. На нём материальная ответственность, ценности на сотни тысяч, а то и на миллионы рублей. Откликнуться должен, а в ответ на вопрос Феклистова тишина.

– Парни, по-тихому вперёд!

Двинулись между стеллажами, кто-то из оперов зацепился за какую-то железяку, громыхнуло. Тут же вспыхнул свет, и сразу раздались выстрелы. Палили несколько бандитов с дальнего конца склада. Ловушку устроили, рассчитывая перебить милиционеров. Явно наблюдатель был, сообщивший о прибытии оперативников, на блатном жаргоне – на шухере стоял. Не убежали бандиты, понадеялись на равенство сил и оружие, в ответ оперативники стрельбу открыли. В закрытом помещении звуки выстрелов били по ушам, грохот стоял сильный. Оперативники народ тёртый, не в одной перестрелке участвовали, сразу на бетонный пол попадали, а бандиты стоя стрельбу вели, красовались друг перед другом. За что и поплатились сразу. У оперов периодические стрельбы в тире, навыки отработаны и практика.

Трое бандитов убиты, двое ранены, на пол свалились, кричат от боли. Это хорошо, поскольку вопли их других бандитов деморализуют. Оперативники без команды вперёд продвигаться стали короткими перебежками. Выстрел, бросок вперёд, ещё выстрел. Бандюки за тюками с товаром попрятались. Один из них, осознав угрозу уничтожения банды, кинулся в распахнутые ворота. Снаружи грохнули два выстрела. Это сработали опера, оставленные Феклистовым.

Андрей приметил бандита, похоже – главаря. Высунется из-за тюка, сделает выстрел, другим команды отдаёт. Андрей поднял пистолет, выждал. Как только показалась голова бандита, выстрелил. Бандит вывалился из-за укрытия, рухнул на пол. Один из его подручных закричал истерично:

– Лома убили!

И сам выскочил из-за стеллажа. В рост стоит, палит с двух рук беспорядочно, кричит:

– Волки позорные! Мусора!

И тут же рухнул замертво, получив несколько пуль от оперов. Минутная тишина. Потом голос из-за тюка:

– Не стреляйте, сдаёмся!

– Бросьте оружие, чтобы я видел. И вставайте, руки поднимите, – скомандовал Феклистов.

Поднялись два бандита, отшвырнув пистолеты.

– Три шага вперёд, на колени!

Один бандит выполнил приказ, другой кинулся в ворота. Всего-то четыре-пять метров до них, а не добежал. По бандиту одновременно выстрелили Андрей и Феклистов. К стоявшему на коленях подбежали оперативники, надели наручники, подняли, обыскали. Во внутреннем кармане обнаружили двое золотых часов с браслетами. Видимо – уже ограбили кого-то.

– Парни, осмотреть склад!

Убитых кладовщика и завскладом обнаружили сразу в конторке, но поиски продолжили, и не зря. На самом верху одного стеллажа обнаружили бандита. Прятался, затаился. Полагал – уйдут опера и он выберется незамеченным.

– Слазь и не дёргайся, башку продырявлю, – предупредил Андрей. – И оружие на пол брось.

Звякнул о бетонный пол револьвер, бандит спустился. А физиономия знакомая, его Андрей арестовывал за кражи ещё в Балашихе три года назад.

– Гражданин начальник! – осклабился бандит. – Опять свиделись!

– Всю жизнь бы тебя не видеть. Да теперь побольше срок получишь. Незаконное ношение оружия, убийство, сопротивление представителям власти. Червонец тебе светит, не меньше.

Один из оперативников сбегал за грузовиком. Туда поместили задержанных бандитов. Кроме того, вызвали «Скорую» для раненых и группу из прокуратуры. Все же тяжкое преступление.

Феклистов остался на складе, отправив Ватутина и Фролова с бандитами в отдел для допроса. Бандитов надо допрашивать сейчас, на «горячую». Андрей допрашивал Петьку – хромого, который прятался на стеллаже. Он освободился по амнистии, ещё в дороге, в поезде, главарь сколотил банду из амнистированных. Обосновались в Люберцах, у знакомого одного из банды. Достали оружие, по наводке решили ограбить склад. Первое же дело оказалось провальным. Андрей дело завёл, заполнил протокол допроса. Это было его первое столкновение со столь крупной бандой в Москве после амнистии. Освободился к вечеру, оружие вычистил, снарядил патронами. Первейшее дело, ибо не знаешь, когда оно потребуется.

Из райотдела вышел, направился к остановке трамвая. На остановке на него какая-то женщина пялится, улыбается.

– Андрей, ты меня не узнаёшь? Неужели я так сильно изменилась? Или обиду держишь?

Голос знакомый, бывшей возлюбленной Валентины. Это её папаша выдавил Андрея из Москвы.

– Валя? Ты в самом деле изменилась, прости, не узнал.

А в сердце уже ничего не колыхнулось. Это раньше переживал, а теперь перегорело всё, пеплом покрылось.

– Ты по-прежнему в милиции?

– Да, другого-то ничего не умею.

– Не хочешь спросить, как я живу?

– Нет, дело прошлое, зачем ворошить?

– Ты женат?

– Да, встретил прекрасную девушку.

Подошёл трамвай.

– Прости, Валя, мой номер.

Андрей вошёл в вагон. Времени после расставания много прошло, пять лет, а как Валентина изменилась. Потолстела, из стройной девушки в тётку превратилась, как-то постарела. Да, годы не красят никого.

В разговорах между собой оперативники обсуждали амнистию и резко возросший вал преступности. Те, кто работал на земле, понимали – зря. Захотят изменить свою жизнь единицы, в основном те, кто был осуждён по мелочи – бытовые драки по пьяной лавочке, за аварии, за «три сорванных колоска». Большую часть преступников, выбравших такую жизнь, лагерь или тюрьма не перевоспитают. Они, едва выйдя из-за колючей проволоки, сразу взялись за старое – воровали, грабили, насиловали.

Замполиты всех районных отделений милиции стали проводить всякие политзанятия, объясняя, что государство явило к оступившимся акт милосердия, дало ещё один шанс к исправлению, началу новой жизни. Андрей искренне был уверен в обратном. Преступники, те, кто имел не одну судимость, чувства жалости и сострадания к жертвам своим лишены начисто. И являть милосердие к «оступившимся пролетариям» негуманно по отношению к потерпевшим. Тем более большинство уголовников никогда не работало и не имело трудовых книжек. Какие же они пролетарии? Люмпены, маргиналы, отбросы. Но мнение своё никому не высказывал, дойдёт до замполита, пришьют непонимание линии партии со всеми вытекающими последствиями.

Днём столица жила как обычно. По улицам машины сновали, на тротуарах прохожих полно. Но с наступлением темноты город пустел. И это было заметно. Редкие прохожие старались быстрее добраться до своего дома или квартиры, полагая – «мой дом – моя крепость».

Однажды Андрей задержался на службе, по причине позднего времени редкие трамваи шли в депо. Он вскочил на подножку трамвая, а кондуктор встала на площадке, руки раскинула.

– В парк едем, гражданин!

– Мне хоть немного подъехать!

Он показал удостоверение. Милиционеры ездили в общественном транспорте бесплатно. Половину пути проехал, как вагон остановился. Вагоновожатый стал ломиком стрелки переводить. Пришлось покинуть трамвай. Уже хорошо, что часть пути ехал, а не на своих двоих шёл. На улицах темно, фонари не горят. Шаги гулко раздаются. Проходя мимо подворотни, подозрительную возню услышал, вроде сдавленный писк. Мимо пройти совесть не позволила, хоть и устал.

– Кто тут? Всем стоять, милиция! – крикнул он, выхватил пистолет из кармана.

Сразу топот ног, две тени кинулись от Андрея в другую сторону арки.

– Стой! Стрелять буду!

По уставу сначала положено сделать предупредительный выстрел вверх. А как вверх стрелять под аркой? Пуля срикошетить может. Андрей за убегавшими кинулся, запнулся о кого-то. Едва на ногах устоял. Видимо – потерпевший. Грабители во дворе разделились. Один влево, другой прямо бежал. Наверняка знали, где проходы имеются. Андрей вверх выстрелил. В замкнутом пространстве двора из четырёх домов звук выстрела прозвучал громко. Грабитель молодой, мчится быстро, можно упустить. Андрей пистолет вскинул, остановился. Силуэт убегавшего смутно маячит, а ни прицела, ни мушки совсем не видать. Выстрелил по ногам. Сразу вскрик, звук падения. Андрей, держа оружие наготове, подбежал. Молодой парень за простреленную часть держится. Опер одежду обыскал, обнаружил нож-бабочку, переложил в свой карман.

– Вставай!

– Не могу, – простонал раненый.

– Думаешь – пожалею? Пинками катить буду.

Матерясь и охая, раненый поднялся.

– Иди к арке.

Сейчас для Андрея главное, чтобы пострадавший не ушёл. Уйдёт, воспользовавшись моментом, и попробуй докажи грабёж! А нет пострадавшего и заявления, стало быть, и преступления не было. Тогда самому бы оправдаться за применение оружия. Но пострадавший был на месте. Пожилой мужчина сидел, привалившись к стене, вытянув ноги, держась за голову.

– Вы ранены? – обратился к нему опер.

– По голове ударили, болит.

«Скорую» надо обоим. Андрей из кармана свисток достал. Хотел сигнал подать для милицейского патруля или постового. А уже топот ног слышен, у входа в арку двое милиционеров возникли.

– Кто стрелял?

– Я!

Андрей удостоверение предъявил. Милиционер фонарик зажёг, документ изучил.

– Что случилось?

– Грабёж. «Скорую» вызовите. У потерпевшего голова разбита, а грабителю я ногу прострелил.

– Лучше бы башку, – буркнул милиционер. – Федькин, ищи телефон.

– Есть!

Второй милиционер убежал. По прибытию «Скорой» пришлось ехать в больницу, оформлять заявление пострадавшего, протоколы допроса, а после оказания помощи подстреленному грабителю звонить в райотдел, вызывать машину, доставлять бандита в камеру предварительного заключения.

Глава 2. Банда

Пока занимался задержанием, потом больницей, документы оформлял в дежурной части на задержанного, времени ушло много. Посмотрел на часы – четыре утра.

Домой идти смысла нет, даже через проходные дворы, сокращая путь, раньше пяти часов пешком не доберётся. Пристроился вздремнуть на диванчике в кабинете оперов. Заснул крепко, разбудили оперативники, прибывшие на службу. Успел лицо ополоснуть перед планёркой.

Феклистов, войдя, поздоровался, был озабочен, хмур. Зачитал сводку.

– Фролов, твой задержанный в КПЗ?

– Мой, ночью привёз, сто шестьдесят пятая и сто сорок третья статьи.

– Оформляй, и в суд.

– Надо ещё заключение из больницы. Хирург сказал – через несколько дней, когда стабилизируется состояние пациента.

– Держи на контроле. К сведению всех. Поступили сведения от информаторов, что на нашем участке, предположительно между «Студенческой» и «Киевской», укрывается банда из амнистированных. Прошу озадачить свою агентуру. Банда вооружена, главарь Васька Каин.

Среди оперативников гул голосов. Кличка известная, как в уголовном мире, так и среди оперативников. Каин начал преступную деятельность ещё до войны, в сорок первом получил первый срок. Был крайне жесток, изворотлив, физически силён. К 1953 году имел уже три ходки на зону. Если информация о Каине верна, уголовный розыск ждут беспокойные дни.

После войны силами пленных немцев и наших строителей Москва отстраивалась. Открывались новые станции метро, торжественно открылось новое, величественное здание МГУ на Ленинских горах. Производство с военных рельсов уже перевели на выпуск гражданской продукции. В магазинах расширяли ассортимент товаров. Народ чувствовал – полегче жить стало, оправдывались надежды на лучшую послевоенную жизнь. А бандиты, грабители, как плесень, пачкали всё. У трудящихся могло сложиться впечатление, что власти не в силах обуздать преступность.

Андрей пока был единственным, кто не успел обзавестись информаторами из уголовной среды. Для этого требовался стаж работы на новом месте. Опера в отделении опытные, не один год в отделении, имеют не по одному стукачу, а иные – и поболее десятка. Да, неприятно общаться с блатными, делать им послабления, смотреть сквозь пальцы на их криминальные делишки. Но и без таких контактов не обойтись. Без информаторов ни одна полиция мира не обходится. Имела их и царская полиция и жандармерия, имела советская. Конечно, оперы не с убийцами контактировали, им одна дорога – в лагерь на нары, а с барыгами, спекулянтами, напёрсточниками и прочим приближённым к уголовному миру людом. Знали они не так много, но из малых сведений, собираемых в одном месте – уголовном розыске, иной раз складывалась занятная картина.

Андрей занялся бумагами. Дел много, чтобы передать их в суд или прокуратуру, требовалось соблюсти формальности. В отделе остались он и Феклистов. А в десять утра начальнику угро звонок от начальства.

– Николай Иванович, зайди срочно.

Оказалось, придя на работу, сотрудники сберкассы, что на Большой Дорогомиловской, обнаружили в стене хранилища пролом и два вскрытых сейфа. Кража дерзкая, убыток государству большой.

Феклистов прихватил Андрея, на служебном грузовичке выехали на место происшествия. У сберкассы народ толпится, сотрудники. К операм тут же заведующий сберкассой подошёл.

– Это я телефонировал. Позвольте представиться – Крутов Илья Савельевич, заведующий.

– Начальник уголовного розыска района Феклистов, мой сотрудник Фролов. Кто первый обнаружил взлом?

– Кассир Шуклеина.

– Пройдёмте внутрь, пригласите кассира.

В небольшом холле все на местах, не скажешь, что происшествие произошло. Следом за операми и заведующим вошла молодая женщина.

– Вы кассир?

– Да. Утром пришли на работу как положено, перед тем, как клиенты зайдут, я деньги из хранилища достать должна. Открыла дверь, а там ужас!

– Проводите.

Из помещения кассира дверь вела в хранилище. Дверь железная, не взломана.

– Вы своим ключом открывали?

– Да, замки целые были, как и пломбы.

Перед уходом двери опечатывались пластилиновыми пломбами на бечёвке. Кассир распахнула дверь. М-да! В стене справа зияла дыра размером полметра на полметра. Человек нормального телосложения пролезть вполне может. У обоих сейфов дверцы вскрыты автогеном. Для такого оборудования машина нужна для перевозки. Феклистов сразу поинтересовался:

– Пролом в стене куда выводит?

– Чёрный ход, им давно не пользуются.

Феклистов кивнул.

– Фролов, посмотри.

Андрей осторожно в пролом пролез. Пыльная лестница вверх, следы кирпичной пыли, обломки кирпичей в углу свалены. Видимо, те, кто стену ломал, отбрасывали их в сторону, чтобы не мешали. Андрей спустился к двери, толкнул локтем. Дверь открылась свободно. Замок открыт, петли смазаны маслом, чтобы не скрипели, даже потёки есть. Недалеко, у соседнего подъезда, старушки на лавке сидят. Андрей подошёл, поздоровался, представился. Одна из старушек тут же поинтересовалась:

– Много забрали?

– Не знаю пока. Подскажите, недавно – вчера, позавчера, ремонт в квартире или подъезде никто не делал?

– Как же, делали в подвале. Машина грузовая стояла, сварка.

– Откуда про сварку знаете?

– У меня зять сварщик. Баллон кислородный лежал, шланги.

– Откуда рабочие были?

– Не знаем, человек пять, все в рабочем.

Так, значит, надо проверить жилконторы, посылал ли кто ремонтников в этот дом.

– Стук был?

– Стучали, а как ремонт без этого? Приезжали утром, били-колотили, а часов в десять уезжали. Говорили – на другой объект.

Не на объект уезжали, понял Андрей.

Пробивали стену, рубили кирпич, а после десяти работы бросали, поскольку приходили сотрудники сберкассы.

– Кто-нибудь номера машины запомнил?

– И, милок! Какая в наши годы память? Я вот уже не помню, что вчера было.

Андрей попытался разговорить – как выглядели рабочие? А никак, кто их разглядывал? Работяги и работяги, обыкновенные. Но всё же зацепки были. Андрей через пролом вернулся в хранилище, отвёл Николая в сторону, доложил.

– Мысли есть? – спросил Феклистов.

– В жилконтору наведаться. Направляли сюда рабочих или нет?

– Я не провидец, но скажу сразу – нет. Бандюки были.

– Для обращения с автогеном навык нужен. В лагере его не приобретёшь.

– Это да.

– А ещё надо поднять в кадрах дела на всех, кто работал в этой сберкассе.

– Ты мои мысли читаешь. Знать, что здесь хранилище, могли только те, кто работал здесь. Ведь очень точно вышли на него. А помещение маленькое, метр в сторону – и промахнулся. Значит, так. Я эксперта вызываю, пусть пальчики отработает, фото сделает. А ты в кадры, потом в жилконтору.

– Николай, в кадрах архив поднимать надо, быстро не управлюсь.

– Надо, Андрей. Думаю – эта кража не последняя. Наверняка новое место присматривают. Хапнули в двух-трёх местах и в Сочи или в Крым.

Пришлось Андрею в отдел кадров тащиться. О краже там уже знали. Часть личных дел сотрудников представили сразу, тех – кто сейчас работал. Сберкасса на этом месте ещё с довоенных времён была, их личные дела хранились в архиве. Пока кадровики в подвале искали, Андрей личные дела изучал, в блокнот записывал установочные данные – фамилии, адреса, стаж работы. Особенно интересовали его те, кто недавно уволился. Список получился внушительный – сорок шесть человек. И каждого проверить на причастность надо. Пожилая кадровичка сразу на три личных дела указала.

– Вот этих нет в живых. Двое на фронт ушли и погибли, а вот этот от инфаркта умер три года назад.

Андрей вычеркнул их из списка. Всё меньше проверять надо. Любой из оставшихся сорока трёх мог быть наводчиком. Для проверки требовалась уйма времени. А как это сделать? Никто о себе не скажет, что он о хранилище рассказал. Время уже к трём часам приближалось, когда он вышел из отдела кадров. Надо поторапливаться в жилконтору, они работают до пяти, до конторы ещё час добираться надо.

Повезло, потому как в жилконторе оказался мастер участка.

– На Большой Дорогомиловской? Нет, за последнюю неделю ремонтов там не было и наши сотрудники там не работали.

– У вас грузовик есть? Ну – материалы подвезти, рабочих, сварочный аппарат.

– На больную мозоль наступили. Нет у нас машины. Сотрудники пешком ходят, инструменты в сумке носят. Из рабочих у нас электрик и сантехник. Если ремонт посерьёзней нужен, обращаемся в ремонтно-строительное управление.

– Можно адрес взять?

– Это пожалуйста.

Мастер написал адрес. Андрей прочитал.

«Улица 1905 года».

– А до скольки они работают?

– До восемнадцати.

Андрей посмотрел на часы. Пешком не успеть, а транспорта у него не было, придётся визит отложить до завтра. А пока можно проверить несколько адресов из списка бывших сотрудников сберкассы. Тем более два адреса по соседству.

Дверь на одном открыла пожилая женщина.

– Мне бы Валентина Ивановича.

– Вы из собеса?

– Извините, нет. Из милиции.

– Да? – удивилась женщина. – Пройдите. Только поговорить с ним не получится. Уже года три парализован после инсульта, не говорит.

Андрей всё-таки прошёл в комнату. Сильный запах лекарств, на постели худой мужчина, кожа бледная. Андрей поздоровался, но ответа не получил. Мужчина медленно повернул голову на звук голоса. М-да, этот бедолага точно никому ничего не скажет.

– Простите за беспокойство, – развернулся к двери Андрей.

И на втором адресе неудача.

– Ниночку? Она два года как вышла замуж и живёт в Горьком. Дочку недавно родила, – сказала женщина.

Андрей с лёгким сердцем вычеркнул два адреса. На часах семь вечера, ещё бы можно проверить пару адресов, но устал, не ел сегодня, да после почти бессонной ночи. Отправился домой, передохнуть надо, не железный. А дома Мария наготовила вареников с творогом.

– Ты бы хоть позвонил вчера, что не придёшь.

– Честно говорю – шёл домой, да на происшествие попал.

– Так тебе и поспать не удалось?

– Вздремнул под утро пару часов в кабинете. А вот есть хочу как волк.

Андрей накинулся на вареники, пока Мария после мыла посуду, присел на диван, да так и уснул сидя. Не чувствовал, как Мария, вернувшись из кухни, раздела его, уложила.

Утром после планёрки Андрей доложил результаты.

– Сорок один адрес? Да ты один неделю проверять будешь. Даю в помощь Чумакова. За два дня проверьте все адреса. Думаю – это единственная на сегодняшний день зацепка, которая выведет на воров.

Андрей переписал на листок половину адресов из блокнота, вручил Чумакову. Сам по адресам направился. Одно плохо – рабочий день, фигуранты из списка могут быть на работе. По адресам проверять лучше вечером. Но выбирать не приходилось.

На первых двух адресах не повезло, двери никто не открыл. На третьем позвонил, слышно было, как за дверью звонок трезвонит. И тишина. Наверное – никого нет дома. Андрей повернулся уходить, локтём случайно дверь задел, а она приоткрылась. Забыли закрыть?

Андрей рукой дверь толкнул, распахнулась она, он крикнул.

– Есть кто дома? Хозяева!

Ни отклика, ни движения. Андрей решил зайти в квартиру. На кухне пусто, как и в коридоре и двух комнатах. Уходить собрался, но ещё в ванную решил заглянуть. Распахнул дверь, а там женский труп. Сидит на полу, голова запрокинута, по халату капельки крови из единственной раны в области сердца. Ну ничего себе сюрприз! Не банда ли расправилась с наводчицей, чтобы все связи оборвать? Он увидел в коридоре на стене телефон. Вытащив носовой платок, обернул им трубку телефона, набрал номер уголовного розыска.

– Феклистов у аппарата, – послышалось в трубке.

– Николай, это Фролов. Фигурантка, что по списку работников сберкассы, убита. Нужна опергруппа, прокуратура, труповозка. Диктую адрес.

Николай Иванович выслушал, выматерился. Банда опередила оперативников. Теперь Андрею надо сидеть в квартире, охранять место происшествия, дожидаться бригады. Приехали сотрудники уголовного розыска быстро, одной машиной. Эксперт сделал фото, потом начал искать отпечатки пальцев, коих нашлось множество. За дело взялся судмедэксперт.

Осмотрев, сказал:

– Убийство произошло часа четыре назад, убили заточкой, судя по ране. Точнее скажу после вскрытия.

Подъехал дежурный прокурор.

– Второе убийство за утро.

– Заточкой? – поинтересовался Феклистов.

– Выстрел в затылок, почти в упор. Похоже на криминальные разборки. Убитый из сидельцев, от наколок синий.

Дело прокуратуры – дать поручения уголовному розыску, осуществлять надзор за действиями оперативников.

– Фролов, опрашивай соседей. Не видел ли кто посторонних, с кем жила убитая, знакомства. Ну, не мне тебя учить.

С одной стороны, после убийства уже понятно, что женщина каким-то образом связана с криминалом. Убийцу явно знала, иначе не впустила бы в квартиру. Замки на дверях не взломаны, открывала сама. Только непонятно, как молодая женщина, работавшая в серьёзном учреждении, могла связаться с уголовниками? Принудили? Угрожали? Могла позвонить в милицию. На долю в украденном позарилась? Вполне вероятно. Но версии строить рано, мало исходных данных. Началась муторная работа, которую Андрей не любил. Понимал разумом – надо, а не любил.

То старушка словоохотливая попадётся, расскажет многое, но к делу отношения не имеющее, то полусумасшедший старик, вещающий о близком конце света, о пришествии дьявола. А всех надо выслушать, задать наводящие вопросы. Это как искать крупицу золота в горе пустой породы. Но удача улыбнулась, она любит упорных.

– Да хахаль ейный приходил утром, – поведала желчного вида тётка, проживающая над квартирой убитой. Я в магазин утром ходила, так он навстречу по лестнице поднимался.

– Во сколько это было?

– Часов в восемь.

Андрей дотошно выспросил – как выглядел подозреваемый, во что одет был да как давно появляться у Лагутиной стал? Лагутина – это была фамилия убитой.

– Верка-то строгих правил была, как с мужем развелась, никого из мужчин я рядом не видела. А недели три назад вот этот объявился.

– А где работает или живёт, она не говорила?

– Дайте припомнить.

Тётка задумалась.

– Не вспомню. А только не нравился он мне. Зенками зыркает противно.

Это к делу не пришьёшь.

– А какие-нибудь приметы есть? Скажем – шрамы, коронки золотые?

– На двух пальцах левой руки перстни наколоты.

Опа! Сиделец! За каждую ходку на зону перстень накалывают. Надо проверить по картотекам. Таких примет у уголовников полно, но можно отбросить мужчин моложе двадцати и старше тридцати пяти. Тётка оказалась единственной в подъезде, кто видел утром постороннего.

Андрей сразу в отдел, доложил Феклистову.

– Примета интересная, только знаешь, сколько бывших и настоящих уголовников её имеют? Полагаю – несколько тысяч. И где они после амнистии – неизвестно. Ориентировку оперативникам и постовым дам, пусть приглядываются. Ты грамотное описание дай – рост, телосложение, всё, что нарыл. Я другие отделения города оповещу. Глядишь – кто-нибудь в раскинутые сети попадётся.

Андрей описал всё, что тётка рассказала. Но данные приблизительные, во многом субъективны. Одного и того же человека разные люди непохоже описать могут. Надежды на ориентировку было мало, но через сутки пришла телефонограмма из тридцать второго отделения милиции. Мелькнул на их территории похожий фигурант. Андрей сразу туда поехал, встретился с постовым. Старшина в предпенсионном возрасте, начал службу ещё до войны.

– Я, как ориентировку зачитали, сразу о Валете вспомнил. Пётр Коровин. Первый раз сел в сороковом, по пьяной драке мужика ножом порешил. Второй раз в сорок седьмом, снова убийство. Обстоятельств не знаю, судили в Краснопресненском суде. А недавно я его видел в трамвае. Либо освободился по окончании срока, либо по амнистии.

– Где живёт, не знаешь?

– Раньше с матерью жил, безотцовщина он. Мать в сорок восьмом умерла, а где сейчас обитает, не знаю.

– Можешь информаторов напрячь?

– Попробую. Если что нарою, куда звонить?

Андрей дал номер телефона уголовного розыска, откланялся. Снова ниточка появилась, но пока зыбко. Но на следующий день на утренней планёрке доложил.

– Все слышали? – сказал Феклистов. – Дело серьёзное – сумма похищенного большая, думаю – убийство бывшей сотрудницы имеет отношение к делу. Задействуйте всех информаторов.

Когда оперативники разошлись, Феклистов сказал Андрею.

– А тебе дорога на Красную Пресню, в суд. В деле фото должно быть. Надо сделать копию и показать соседке убитой.

Оперативника, как и волка, ноги кормят. Через час Андрей уже был в суде. Помощник судьи архивные дела принесла, пожелтевшие, пылью покрытые. Андрей нашёл дело Коровина. Под честное слово вернуть пообещал через несколько часов. А сам рванул на Ростовскую набережную, где произошло убийство. Тётка, видевшая предполагаемого убийцу, оказалась дома. Андрей, как вошёл в квартиру, сразу фото показал.

– Он?

Женщина очки надела, пристально разглядывала фото.

– Он. Только здесь он без головного убора, а я видела его в кепке.

– Спасибо, вы нам помогли.

Любое действие протоколировать надо. Андрей с разрешения хозяйки на кухню прошёл, записал показания свидетельницы, откланялся. А потом почти бегом в своё отделение, к эксперту.

– Срочно надо копию фото сделать и размножить.

– В уголовном розыске всегда срочно, не как в других службах, – проворчал эксперт.

Но через полчаса фото вернул.

– Отпечатки сушатся, зайди часа через два.

– Годится.

Андрей снова на Красную Пресню, в суд. Фото вернуть надо и дело просмотреть. Вполне может статься – подельники есть, адреса. На всякий случай записал фамилии и адреса всех фигурантов дела. Информация лишней не бывает. И к себе в отделение. Фотокопии забрал и к Феклистову.

– Николай Иванович, соседка на фото из уголовного дела опознала Коровина. Со слов старшины Табакова, этого Коровина за убийство судили. И второе дело, что в Краснопресненском суде, тоже сто сорок вторая статья. Пролистал я дело – удар ножом в сердце.

– Аналогия явная. Надо искать этого Коровина, через него на банду выйдем, что сберкассу ограбила.

– Я такого же мнения.

– Завтра на планёрке операм фото раздам и постовым.

Несколько дней Андрей занимался текущими делами, которым не было конца – карманные кражи, грабежи, пьяные драки. С драками полегче, обе стороны присутствуют, как правило. Никто не помнит, из-за чего конфликт начался, кто первым удар нанёс.

Оформлял дело по статье 143 «Лёгкие телесные повреждения» и в суд передавал. Положа руку на сердце, за счёт таких происшествий улучшалась статистика раскрываемости. Одним днём, около полудня, задребезжал телефон. Андрей был в кабинете один, все опера в бегах. Снял трубку.

– Уголовный розыск?

– Он самый, Фролов у аппарата.

– Старшина Табаков беспокоит из тридцать второго отделения.

– Внимательно слушаю.

– Вы интересовались Валетом, так вот, есть информация, правда непроверенная, что он на Десятилетии Октября обитает, двадцать второй дом.

– Спасибо, старшина, помог. Всё?

– Покамест – да.

– Удачи.

Андрей сразу к Феклистову.

– Адрес Коровина известен. Только что телефонировал старшина Табаков, дал наводку. Десятилетие Октября, двадцать два.

Николай Иванович к карте подошёл, Андрей за спиной у него встал.

– Почти на окраине. Вот что, Андрей, езжай туда, выбери подходящее место наблюдения. Если фигурант объявится, звони в отдел. Сам на рожон не лезь, люди нужны, чтобы все пути отхода перекрыть. Коровин этот убийца, кровь пролить не побоится.

– Понял, убываю.

Добирался Андрей до искомого адреса с пересадками, сначала трамваем, потом автобусом. Нашёл дом, прошёлся вокруг. Дом двухэтажный, кирпичный, два подъезда. Запасных выходов, как в доходных домах, не наблюдается. Ничего удивительного, такие дома для рабочих строили, на окраине.

Это после войны столица активно строиться начала, из прежних границ внутри кольцевой железной дороги вышла, за неё перешагнула. Некоторые окраины, вроде Воробьёвых гор, так вовсе престижными стали. Как же, университет там, киностудия «Мосфильм», рядом Лужники и стадион, отрада футбольных болельщиков. Дом на углу Десятилетиялетия Октября и Ефремова, зайти во двор можно с двух сторон, для наблюдения неудобно. Со двора оба подъезда видны отлично, как на ладони, но тогда сам Андрей будет привлекать внимание. Во дворе детские качели да стол, где пенсионеры-доминошники козла забивают, укрыться негде. Выбрал себе позицию на углу улиц, за газетным киоском.

Ждать долго не пришлось, через полчаса Коровин вышел из дома, осмотрелся, да и двинулся к Новодевичьему монастырю. Периодически проверялся, но топорно, Андрей успевал спрятаться то за тумбой для объявлений, то за пивным киоском. Вот уже монастырь виден, но фигурант оставил его в стороне, свернул на Погодинскую. Остановился, закурил, явно кого-то поджидая. Успел сальную шутку отпустить проходящим девушкам. К Коровину подошли двое, явно блатные, и вместе направились к одноэтажному, явно частному дому. Очень интересно! Сходка там или сборище по поводу удачной кражи? Раздумывать некогда, Андрей побежал искать телефон. А телефонов-автоматов не видно, зашёл в ведомственную поликлинику, показал удостоверение.

– Мне срочно позвонить надо.

– Пожалуйста.

Андрей набрал номер Феклистова, тот снял трубку после первого гудка.

– Фигурант не один, трое вошли в дом.

– Ты не один, рядом кто-то есть? – догадался Николай Иванович.

– Угадал.

– Диктуй, куда подъехать. Сам поеду и троих оперов прихвачу.

– Угол Погодинской и Абрикосовой.

– Жди, конец связи.

Андрей, уже не спеша, остановился на перекрёстке. Сам дом, где фигурант был, не виден, но тротуар просматривается хорошо. Прохожих почти нет, для наблюдения удобно. Через четверть часа рядом остановилась знакомая полуторка. На пассажирском месте в кабине сам Феклистов.

– Номер дома?

– Погодинская, двадцать четыре, дом под черепицей. Зашли трое, думаю – гости.

– Если с хозяином считать, уже четверо. Едем.

Андрей в кузов забрался. Тут и езды-то две минуты. Грузовичок проехал мимо дома, остановился у следующего. Оперативники без команды покинули кузов.

– Так, парни. Заходим во двор. Ватутин – твоё дело смотреть за окнами. Черепанов – на задний двор. Фролов – со мной, попробуем войти под предлогом проверки паспортов.

Андрей сразу передёрнул затвор пистолета, сунул его за пояс, прикрыв полой пиджака. Калитка во двор открыта, и собаки нет. Ватутин сразу за угол дома встал. Черепанов пробежал мимо крыльца к хозяйственным постройкам. Феклистов, а за ним Андрей, поднялись по ступенькам. Николай Иванович в дверь постучал – кулаком, требовательно.

– Кто там?

Дверь распахнулась, в прихожей мужчина в брюках и майке. На руках и плечах многочисленные наколки. Мужчина попытался дверь сразу закрыть, но Феклистов успел ногу подставить. Мужчина заорал:

– Мусора! Атас!

В доме послышался шум. Николай и Андрей навалились на дверь, сбили мужика с ног. Андрей сразу заломил ему руки назад, защёлкнул наручники. Феклистов в комнату вбежал, и сразу выстрел, затем звон разбитого стекла и снова выстрел, только уже с улицы. Андрей выхватил пистолет, ворвался в комнату. Феклистов лежал на полу, боролся с бандитом. Ещё один лежал на диване, на груди его расплывалось кровавое пятно. Андрей подскочил к борющимся, врезал бандиту по затылку рукоятью пистолета. Уголовник обмяк, Андрей стащил его с Феклистова, завёл руки назад.

– Николай, наручники дай.

– Нет.

Пришлось связать руки ремнём, выдернутым из брюк бандита. Андрей обыскал связанного, во внутреннем кармане обнаружил толстую пачку денег, выложил на стол, щедро заставленный бутылками водки, тарелками с закуской.

– Денежки-то из сберкассы, похоже, – сказал Николай. – Там как раз говорили о пачках по пятьдесят рублей. Я обыщу убитого, ты глянь, что за стрельба на улице была.

В небольшом палисаднике с цветами лежал бандит, на правом бедре кровь. Рядом Ватутин стоит с револьвером в руке.

– Стекло разбил и выпрыгнул. Я ему – стоять, он на меня с заточкой кинулся.

Андрей нагнулся.

– Повернись и назовись.

– Да пошёл бы ты, мусор поганый.

Андрей с размаху рукоятью пистолета по зубам бандиту врезал.

– Ещё раз про мусора услышу, башку прострелю.

Бандит рукавом пиджака окровавленный рот вытер. А рожа-то знакомая.

– Фамилия? – повторил Андрей.

– Коровин.

Ага, тот, которого видела соседка убитой. Можно очную ставку проводить для опознания.

– Ватутин, ты обыскивал?

– Не успел.

– Заточку аккуратно подними, через платок. Наручники есть?

– Есть.

– Давай сюда.

Андрей наручники защёлкнул на запястьях, поднял бандита. Тот заныл.

– Больно, начальник! Мне бы в больничку.

– А убитой тобой Лагутиной больно не было? Заткнись и не зли меня.

Андрей обыскал задержанного. И тоже вынул пачку денег в банковской упаковке, только купюры поменьше – по двадцать пять рублей.

– Где деньги взял?

– Где взял, там нет уже, начальник.

Андрей завёл раненого бандита в дом. Захват получился не совсем гладкий. Один бандит убит, один ранен, двое целы, показания смогут дать хоть сегодня. Понятно, что всё валить на убитого будут, паровозом пустят. Типа мы не знали, пришли в дом поиграть в картишки, выпить-закусить. У всех задержанных вместо паспортов справки об освобождении по амнистии. Лагеря разные, но в Сибири. Не иначе – в поезде снюхались.

– Андрей, зови понятых, будем дом обыскивать. И позови Черепанова, пусть задержанных в машину грузят.

– А труп?

– Туда же.

– Чего я, с мертвяком поеду? – заныл Коровин.

– Перебьёшься, – жёстко сказал Феклистов. По тебе тюрьма плачет, дождаться не может, а ты выкобениваешься.

Ватутин в кузов грузовика забрался, пока Черепанов бандитов поодиночке водил. Потом водитель и Черепанов труп убитого забросили. У всех бандитов при себе деньги оказались, солидные суммы. Откуда бы им взяться, если недавно освободились и нигде не работали?

Но из сберкассы были похищены не четыре пачки, на целый баул хватит. Андрей понятых привёл – из соседнего дома, пожилую пару. Начали обыск. Искали сразу Николай и Андрей. Сначала Андрей наткнулся на тайник в диване – увесистый свёрток. Развернули при понятых, а в тряпице оказались золотые изделия, довольно много, по прикидкам – килограмма полтора. И все изделия не новые – с царапинами, потёртостями. Или при ограблениях с граждан сняли, либо ломбард ограбили. Понятые при виде ценностей только головами качали. Столько золота они только в ювелирных отделах универмага видели. Затем Николай в шкафу под одеждой оружие обнаружил в коробке из-под обуви. Два почти новых «ТТ» и трофейный «Вальтер», все со снаряжёнными обоймами. Когда перешли к обыску подвала, в оцинкованной ёмкости из-под технического вазелина обнаружили деньги. Все в банковской упаковке.

При понятых пересчитали, записали в протокол, под роспись. Деньги и ювелирные изделия забрали, дом опечатали. Теперь предстояли допросы. Надо было установить роль каждого в банде, её состав. Оперативникам не верилось, что бандиты сами смогли работать сварочным аппаратом, специалист нужен. А ещё грузовик и водитель, тоже подельники. И состав банды легко мог перевалить за десяток. После захвата банды неплохо отдохнуть, да нельзя, допрашивать по горячему надо. В уголовном розыске Феклистов к допросам всех оперов привлёк.

Допрашивали одновременно. Феклистов от комнаты к комнате переходил. Послушает, пару строк на бумаге напишет и уходит. А на бумажке вопросы. Один из уголовников оговорился, другой обмолвился. Спохватился, а слово вылетело уже, не вернёшь. Не сговариваясь, бандюги убитого главарём сделали. Они-де люди подневольные, исполнители. Но выплыл некий Паша, сварщик строительного управления. Его руками сейфы вскрыты были, и наверняка свою долю получил. А ещё водитель из райпотребсоюза, что баллон с кислородом да ацетиленовый аппарат к сберкассе подвозил.

Феклистов решил их арест на завтра отложить, а сегодня потрошить бандитов до полного изнеможения. Раненому Коровину вызванный врач перевязку сделал, его допрашивали наравне с другими. Упорный, отрицал факты очевидные. В доме Лагутиной не был, в квартиру не заходил, никого не убивал. У задержанных отпечатки пальцев взяли, и два отпечатка совпали с теми, что обнаружили в квартире убитой. Для суда показания свидетельницы и отпечатки пальцев – улики неоспоримые. А вкупе с кражей из госучреждения, да учитывая, что Коровин рецидивист, свои пятнадцать лет заключения он заработал. Андрей доволен был, по убийству Лагутиной всё понятно. Как же Коровину удалось через убитую схему сберкассы достать, это другой разговор. Феклистов на бумажках советовал упор на золотые изделия сделать. Откуда золото, почему в доме хранилось?

Под давлением улик, главная из которых – деньги в банковской упаковке, бандиты сознались в краже из сберкассы. Тем более деньги в половине пачек новые, с нанесёнными на фабрике Гознака номерами. И номерочки эти фигурировали в деле. По убийству наводчицы тоже понятно. Коровин отрицал знакомство и убийство, но неоспоримые доказательства тоже были. А вот по золоту все молчали – не знаем, не видели. Валили находку на убитого в перестрелке хозяина дома. В принципе – такое быть могло. Обычно после удачно проведённого дела грабители или бандиты считали добычу, делили по справедливости, в зависимости от вклада каждого. Естественно – главарю больше. Если бы арестованные сознались в кражах или ограблениях граждан, в уголовное дело добавилась бы статья, но не срок, поскольку за кражу у граждан срок давали значительно меньше, чем за кражу государственного имущества, тем более в составе организованной группы с применением технических средств, коим являлся сварочный аппарат.

Феклистов этим же вечером сделал запрос в главное управление по факту краж или ограблений граждан, где фигурировали золотые изделия. Судмедэксперт тем временем откатал отпечатки пальцев убитого уголовника. По ним можно установить личность, судимости. Найденные золотые изделия могли быть своеобразным общаком. Феклистов в этом сомневался. Держатель общака – личность в криминальных кругах известная и уважаемая, привечать у себя бандитов на дому не будет, чтобы не привлекать внимания милиции. Часто такие люди малоприметны, в кражах, разбоях, грабежах не участвуют. Оперативники разошлись из отдела поздним вечером, а утром Феклистов разбил их на пары, старшему вручил бумажку с указанием фамилии и адреса проживания. Данные взяли из показаний арестованных.

Андрею вместе с Ватутиным выпало арестовать Пашу – сварщика. Если официальным языком выражаться – задержать для допроса. Для ареста нужно постановление прокурора или суда. Но то, что оно последует, опера́ не сомневались. В строительное управление успели к началу рабочего дня, рабочие расходились после разнарядки. Оперативники сразу к прорабу, удостоверения предъявили.

– Нам бы сварщика увидеть, звать Павел, – сказал Ватутин.

– Михеева? Он три дня как на больничном, телефонировал.

– Тогда адрес его дайте.

– Пройдите в кадры, я позвоню.

Одно хорошо, фамилию узнали. В уголовной среде всё больше по кличкам называют. Женщина-кадровичка дала адрес. Жил Михеев Павел Антонович у чёрта на куличках – в Курьяново, во втором Курьяновском проезде. То ли деревня, то ли дачный посёлок. Андрей название слышал, но сам там не был никогда. Ватутин пояснил:

– Лучше всего добраться до Курского вокзала, а там электричкой до Перервы, а далее пешочком.

– А Михеева как в отделение повезём?

– Да так же, электричкой. Или у тебя есть предложение получше?

Пока добирались до Курьяново, два часа прошло. А ещё в самом посёлке путаница.

Курьяновский бульвар, улица Курьяновская, а ещё 1-й, 2-й, 3-й, 4-й Курьяновский проезды. Небогатая у чиновников фантазия! Благо, кадровичка чётко написала. Домик искомый небольшой, вокруг него участок с деревьями. Во дворе двое мальчишек лет по двенадцати с велосипедом возятся.

– Мальчики, Михеев Павел Антонович здесь живёт?

– Здесь, это папка наш! Заходите.

Мальчишки проводили оперативников к дверям. Один из них вбежал в дом.

– Папа, к тебе гости.

Оперативники переглянулись. Думали увидеть приблатнённого человека, близкого воровскому миру. А здесь – семейный человек, свой дом. Воры не обзаводились семьями, недвижимостью. С их, преступников, точки зрения, это уязвимость, гири на ногах. Вора ничего не должно держать – ни квартира, ни женщины. Награбил, промотал красиво по ресторанам, и на новое дело. А если за спиной чувствует дыхание оперативников, то недолго в другой город перебраться. И фамилии меняли, жили по поддельным документам. Жили по трём принципам – не верь, не бойся, не проси.

Пока мальчики вели по комнатам, осмотрелись – обстановка скудная. Диван потёртый, две деревянные кровати для детей, домотканые половики на полу. Чувствуется – скромно живут. А как же участие и пособничество в краже? Или оговорили воры честного человека?

Такое тоже бывало. Истинного исполнителя покрывали, указывали на невиновного, как говорили – переводили стрелки. Пока милиция разбиралась, настоящий преступник успевал скрыться, прихватив наворованное.

Михеев лежал на железной кровати, вид нездоровый, на лбу влажная тряпка. Так делали, когда была высокая температура.

– Здравствуйте, – поздоровались оперативники.

Михееву лет тридцать пять – тридцать семь. На нём синяя застиранная майка, носков нет. На бывшего сидельца не похож, у оперативников глаз намётан.

Михеев глаза открыл.

– Вы из милиции?

– Как вы догадались?

– Давно жду.

– Собирайтесь, поедемте с нами для допроса.

Прежде чем Михеев оделся, Ватутин прощупал одежду, не прячет ли оружие.

– Я готов.

– Не хотите выдать в добровольном порядке деньги, полученные преступным путём?

Сотрудничество со следствием может смягчить наказание. Михеев молча открыл дверцу тумбочки, вытащил газетный свёрток, развернул. Пачка купюр по пятьдесят рублей в банковской упаковке.

– Павел Антонович, не стоили эти деньги потерянного честного имени. Как в глаза детям смотреть будете?

– Чего душу бередить, ведите.

– Вернуться можете не скоро. Жена где?

– Где ей быть, на работе. А я вот с высоким давлением слёг.

– Выходите. Наручники надевать не будем, чтобы внимание не привлекать.

– Могу я детей обнять?

Ватутин старший, ему решать.

– Можете.

Во дворе Михеев детей обнял.

– Не балуйтесь, со двора не уходите, ждите мамку. Скажете ей – в милиции я.

Пока к электричке шли, Михеев сказал:

– Говорили – работы на четверть часа. Белый день, я не заподозрил ничего. А как сейфы увидел, понял – крупно попал. Отказаться хотел, да мордоворот один к груди заточку приставил. Или делай, что велено, или умрёшь. Получишь пять тысяч и иди на все четыре стороны, никто тебя не найдёт. Нашли всё-таки.

– Надо было сразу после происшествия в милицию идти. Явка с повинной, чистосердечное признание, хорошая характеристика с места работы. Посадили бы как пособника, но дали меньше. А сейчас по полной катушке получишь.

– Это сколько же, граждане милиционеры?

– От семи до десяти.

– Ох ты…

Михеев не сдержал матерных слов. Андрею мужика по-человечески жалко стало. В трудную ситуацию попал и сломался. За жизнь испугался, а ещё соблазн деньгами. Отсидит срок и выйдет другим человеком. Зона мало кого исправляет.

Дошли до остановочного пункта электрички. Подождали немного на платформе. Постепенно люди стали подходить, большинство дачники. Раздался гудок, показалась электричка. Когда до неё оставалось несколько метров, Михеев неожиданно толкнул оперативников, а сам бросился на рельсы, под электропоезд. Короткий вскрик, сразу оборвавшийся. И следом вопль ужаса у всех, кто видел случившееся. Оперативники стояли в оцепенении. Такого исхода никто не ожидал. Зачем? Молодой мужчина, и такая нелепая, страшная смерть. Совесть замучила?

Ватутин сказал Андрею:

– Ох и влетит нам! По правилам наручники надеть надо было.

– И что? Это его остановило бы? Спрыгнул бы в них.

Электропоезд задержали, пока транспортная милиция занималась смертельной травмой. Ватутин у транспортников справку взял, для уголовного дела. Андрей сознался себе, что сам бы до справки не додумался, если только задним числом. Явились в уголовный розыск, как побитые собаки. Феклистов сразу в лоб:

– Упустили?

– Арестовали. Сам под поезд бросился, вот справка. – Ватутин выложил на стол справку, пачку денег в банковской упаковке.

– Может, толкнул кто? – усомнился Феклистов. – Концы зачищают?

– На наших глазах, не толкал никто. Сам решил свести счёты с жизнью.

– Ну, это его выбор. Всё, дело можно считать законченным. Шофёра грузовика уже доставили, допрашивают. Оформляем все бумаги, и к прокурору на подпись. Можете сегодня отдыхать.

Хм, отдыхать! Времени уже четыре часа, через два часа заканчивается рабочий день.

Своё дело Андрей сделал, но настроение после самоубийства Михеева было пакостным. Вышли с Ватутиным из райотдела, а тот вдруг предложил:

– Мерзко на душе. Вроде преступник он, а жалко. Заблудился, сломался, оступился. Таким колонии-поселения давать надо. Как говорит наш замполит – «оступившийся пролетарий». Пойдём, выпьем за упокой!

– Идём.

Вот от кого Андрей не ожидал таких слов, так от опытного опера. Полагал – только у него на душе плохо. С виду Ватутин кремень, прожжённый опер, много чего повидавший, которого пронять до печени ничего не может. Выходит – ошибся Андрей. Служба опером романтизма не предполагает, жёсткая работа, тем более с не самым лучшим человеческим материалом – маргиналами, отбросами, негодяями. Но не все душевно озлобились, ожесточились. Зашли в пельменную, заказали по порции.

Ватутин пошептался с шеф-поваром, вернулся с двумя стаканчиками чая.

– Водочка это, подкрашена для вида. Давай за Михеева. Руки на себя наложил, не по-христиански это. Говорят – в аду мучиться будет.

Выпили не чокаясь, заели пельменями. Ели молча и разошлись быстро. Андрея и водка не взяла. Только спать захотелось.

Глава 3. Святоша

Во время утренней планёрки зазвонил телефон внутренней связи. Феклистов снял трубку.

– У аппарата. Да, понял, сейчас буду.

Николай Иванович поднялся.

– Никому не расходиться, я к начальству.

Начальник районного отдела милиции Сухов Никита Анисимович прекрасно знал, что в подразделениях идут летучки, оперативки, планёрки. И если вызывал, были серьёзные основания. Феклистов вернулся быстро.

– На проспекте Калинина труп. Выезжают Фролов, старший группы, Чумаков. Брать эксперта и медика.

Медиком для краткости называли судмедэксперта. Голому собраться – только подпоясаться. Грузовичок уголовного розыска стоял во дворе райотдела. Через пять минут уже выезжали. Ехать недалеко, три квартала. Дом пятиэтажный, сталинской постройки. У подъезда толпятся несколько соседей. Андрей сразу спросил:

– Кто обнаружил тело?

– Я.

– Пройдёмте в квартиру. Чумаков, опроси остальных, может – кто что видел, слышал.

Опергруппа вошла в подъезд. Квартира на первом этаже. Эксперт сразу принялся снимать отпечатки пальцев с дверной ручки, осматривать замок. Потом мотнул головой:

– Чисто.

Это плохо. Преступник либо в перчатках работал, либо после преступления стёр. Стало быть – не новичок, имеет понятие об отпечатках пальцев и хладнокровен. Не каждый способен после убийства убрать за собой следы. Многие стараются как можно быстрее покинуть место преступления.

И в квартиру первым зашёл эксперт. Пока стояли в подъезде, Андрей стал расспрашивать свидетельницу:

– Как вы обнаружили тело?

– Я раз в неделю хожу убираться. Свой ключ есть, утром отперла дверь, смотрю – свет в комнате горит. Непорядок, на улице светло уже. Окликнула хозяйку, думаю – проспала. Не отвечает. Прошла в комнату, а там…

Женщина всплакнула. В это время вошёл эксперт.

– Можно. Фото я сделал, отпечатки снял. Сразу скажу – посторонних отпечатков нет.

Опергруппа вошла в квартиру. Однокомнатная, с большой прихожей. Обстановка скромная. На полу тело молодой женщины, лет тридцати, в домашнем халате. Судмедэксперт сразу к ней. Андрей уселся за стол, свидетельницу напротив себя посадил, достал бланк допроса.

Сначала формальности – фамилия, адрес, занятие, потом фабула.

– Вы узнаёте убитую?

– Узнаю, Орлова Нина Михайловна.

– Не подскажете, где работала?

– Корреспондентом в газете.

– В какой?

– Ой, говорила же она мне! То ли «Гудок», то ли «Комсомолец». Батюшки, запамятовала.

– Что можете сказать об убитой?

– Ничего плохого. Жила одиноко, мужчин не водила, пьяной не видела ни разу. Иной раз в командировки уезжала на два-три дня, меня предупреждала.

Воровать в квартире или грабить на первый взгляд нечего. Стало быть – должен быть мужчина. Андрея подозвал судмедэксперт.

– Пойдём на кухню, пошушукаемся.

Андрей, зайдя на кухню, дверь за собой прикрыл.

– Смерть наступила около двенадцати часов назад, предположительно в девять вечера, от огнестрельного ранения. Только странность есть.

– Не тяни кота за хвост, Семён Ильич!

– Пуля в левое плечо вошла, выходного отверстия нет. Жизненно важных органов задеть не могла.

– Может, ещё ранение есть?

– Я осмотрел. Поверхностно, конечно, но не нашёл.

– Удар по голове?

– Исключено.

– Занятно. Ребус какой-то.

– После вскрытия скажу точно.

– Насчёт пули не забудь, всё-таки вещдок.

– Андрей Михайлович, я уже двадцать лет судмедэкспертом!

– Простите, просто напомнил.

Труп унесли, Андрей окончил допрос свидетельницы. С улицы зашёл Чумаков.

– Глухо. Никто ничего сказать не может.

– Или не хочет. Ищи понятых, квартиру осмотреть надо.

Андрей надеялся, что времени на осмотр уйдёт не много. Вот когда дом частный, другое дело. В доме, кроме комнат, ещё подвал, чердак, дворовые постройки, сад или огород. Чумаков понятыми пенсионеров привёл из соседней квартиры. Андрей поручил ему досмотреть кухню, сам за комнату принялся. Пошёл по часовой стрелке, методично. Уделял внимание полу, заглянул под стол, под шифоньер. Если был выстрел, должна быть гильза. Дошёл до подоконника – и сюрприз! В двойном стекле пулевое отверстие, довольно низко, почти над нижней частью рамы.

– Эксперт уехал?

– Вместе с медиком.

– Звони, вызывай, надо фото сделать. Товарищи понятые, прошу обратить внимание на отверстие в стекле.

Дырочка была маленькой, но явно пулевой. Камень из рогатки, если пацаны баловались, имеет небольшую начальную скорость и неровные очертания. И стреляли не из комнаты, а с улицы в комнату, судя по мелким осколкам стекла. Пока дожидались эксперта, Андрей оторвал четвёртую часть газетного листа, свернул трубочкой, просунул в отверстие, приник глазом. Выстрел был сделан от скамейки перед домом. Андрей выскочил из квартиры, подбежал к скамейке, стал осматривать землю. Есть! В траве жёлтым блеснуло. Андрей понятых позвал, указал на гильзу. Поднимать её не стал, дождались эксперта. Сразу фото сделали с разных ракурсов, потом гильзу подняли.

– Не из нашего оружия стреляли. Гильза от патрона калибра 7,65 мм. Скорее всего, немецкая.

Эксперт взял гильзу, осмотрел дотошно. Там клеймо заводское и год выпуска.

– Патрон бельгийского производства, сорок второго года выпуска. Тогда пистолет может быть «браунинг» или «байярд».

– Ага, или «вальтер» полицейский. Или куча других. И всё железо трофейное, отголоски войны.

– Девять лет после войны прошло, а до сих пор о себе напоминает!

– Думаю – ещё долго напоминать будет.

Гильзу приобщили к делу. Эксперт сделал фото пробоин в стекле. И больше интересного для следствия в квартире не обнаружили. По возвращению в райотдел Андрей сразу в паспортный стол отправился и через несколько минут имел установочные данные на убитую. О находках доложил Феклистову.

– Версии есть? – спросил он, выслушав.

– Пока никаких.

– Узнай, в какой редакции работала погибшая, езжай. Может, был с кем-то конфликт на работе, счёты свели.

– Маловероятно. Творческие люди подсидеть могут, ушат помоев вылить, но чтобы убить?

– Не теряй времени, Андрей. Чую – начальство давить будет, на контроль возьмут.

– Намекаешь, что дело политическим быть может?

– Для нас бы оно лучше, соседям отдали.

В милиции соседями называли госбезопасность. Андрей взялся за телефонный справочник. Прежде чем бегать, надо редакции обзвонить. На столе в квартире убитой лежали газеты, но разных издательств. Начал с «Гудка», железнодорожной газеты. Вроде соседка, что обнаружила труп, эту редакцию упоминала. Набрал номер, осведомился – работает ли у них Орлова Нина Михайловна? И получил утвердительный ответ.

– Можно её к телефону?

– Её сегодня нет на работе.

Андрей выяснил адрес редакции и каким транспортом добраться лучше. «Гудок» была газетой ведомственной, но статьи были интересные и на разные темы, далёкие от железной дороги. В киосках Союзпечати газета раскупалась быстро, читалась многими.

Андрей доехал до редакции. Беготня сотрудников с гранками грядущего номера, оглушительный треск пишущих машинок. Сумасшедший дом какой-то! Как люди здесь работают? Прошёл к главному редактору, предъявил удостоверение.

– Садитесь. Чем могу?

– Сегодня обнаружили тело убитой Орловой Нины Михайловны. Ваша сотрудница?

Редактор вскочил.

– Как убитой?

– Из пистолета.

– Боже мой, мы не знали! Когда она работала над статьёй, бывало – по два-три дня на работу не приходила. Я и сейчас полагал – пишет дома. У нас в редакции, сами видите – бедлам.

– Родственники у неё есть? Сообщить бы надо. И редакции с похоронами помочь.

– Да-да, непременно сделаем. Сейчас позвоню в профком. Ай-яй-яй! Беда какая! Хорошая журналистка, въедливая, всегда до истины докопается.

– Простите. Мне бы хотелось осмотреть её рабочий стол и поговорить с теми, кто близко общался. Были же у неё подруги?

– Конечно! Я проведу.

Вышли в общий зал, редактор подошёл к столу, на котором лежали стопки газет, исписанные листки. Главред махнул рукой девушке:

– Лариса, подойди.

Когда девушка подошла, он представил Андрея.

– Товарищ из милиции, поговорить хочет. И стол Орловой покажи.

– Так вот он!

– Записи просмотреть надо, – вмешался Андрей.

Редактор ушёл. Девушка посмотрела на Андрея неприязненно.

– И что предосудительного Нина натворила? Дорогу в неположенном месте перешла?

– Не ёрничайте. Убили её вчера вечером.

Вроде Андрей негромко сказал, а услышали все. В зале наступила тишина. К Андрею люди подошли, стали интересоваться.

– Товарищи, пока ничего сообщить не могу в интересах следствия. Как задержим убийцу, обещаю посетить редакцию и всё подробно рассказать.

Новость сотрудников оглушила. Лариса вообще сидела с отсутствующим видом.

– Лариса, может, поговорим где-то в тихом месте?

– Да, так лучше будет.

После первоначального шока в зале снова треск пишущих машинок, телефонные звонки, шелест бумаги. Лариса вышла на лестницу запасного хода, достала из сумочки папиросу, закурила.

– Вы не курите? Простите! Такая новость! Я просто в шоке!

– Скажите, у неё был мужчина?

– Жених на фронте погиб, за неделю до победы. И больше мужчин у неё не было. Это я точно знаю, мы дружили.

– Какие-нибудь враги у неё были?

– У кого их нет? Не поздоровался утром с соседом по подъезду, уже враг. Но таких, чтобы убить – нет.

– Был кто-то, о ком вы не знаете. Убил же! Она давно в редакции работает, вернее – работала.

– Странно слышать о Нине в прошедшем времени. Она на месяц позже меня пришла, с декабря сорок седьмого года.

– В последний месяц не замечали – может, угнетена чем-то, озабочена?

– Всё как всегда.

– Какое-нибудь журналистское расследование опасное вела?

– Ой, я вас умоляю! Какое в «Гудке» опасное расследование? Как обходчик Иванов украл две шпалы? Даже не смешно.

– Врагов не было, мужчин тоже. Почему убили? Причина быть должна, кому-то помешала.

– Против фактов не попрёшь.

– Я бы хотел просмотреть все бумаги, записные книжки в её столе.

– Это запросто.

– Скажите – острых статей она не писала? Очерков, фельетонов. Обидеть кого-то могла.

– Нина? Да она про экономику писала. Передовики производства и всё такое.

Тогда газеты с её статьями можно не смотреть, а записные книжки – обязательно. Могло что-нибудь промелькнуть. Фамилия, фактик, знакомство.

В столе ящики полны старыми ежедневниками, записными книжками. Всё то, чего Андрей не видел дома у убитой. Быстро пролистал. Некоторые записи датированы сорок восьмым, пятидесятым годом. Такие ежедневники его не интересовали. Если убийство как-то связано с профессиональной деятельностью журналистки, то искать надо записи этого года, последние три-четыре месяца. Если Орлова нарыла нечто компрометирующее на человека, он попытается любым способом не дать выйти статье. Андрей изъял из стола ежедневник с записями встреч и толстую записную книжку. Вот её начал читать с последней страницы. Наткнулся на слово «Святоша», причём подчёркнутое, с восклицательным знаком. Андрей показал запись Ларисе.

– Не знаете, кто это такой?

– Что-то она говорила. Но это было месяца полтора-два назад.

– Это кличка, фамилия? Он на железной дороге работает?

– Хоть убейте, не помню.

И в испуге прижала ладошку к губам. Не упокоена пока Орлова, а она об убийстве.

– Постарайтесь вспомнить. Для начала – где состоялся разговор, какие-то незначительные детали.

– Точно, говорили о новых туфлях, она как раз купила. Потом сказала, что придётся ехать ещё раз на разъезд. И фамилию назвала.

Андрей молчал, боясь отвлечь от мысли Ларису.

– Нет, крутится что-то, но не могу.

– Хорошо. Я забираю записную книжку и ежедневник. Повнимательнее посмотрю. А вы после работы попытайтесь ещё раз вспомнить разговор. Если получится, вот телефон уголовного розыска.

Андрей написал на бумажке номер. Из редакции сразу в отдел направился. Только вошёл, а Ватутин ему:

– Тут судмедэксперт телефон уже оборвал, тебя разыскивая.

– Понял.

Андрей позвонил эксперту.

– Есть интересующие данные, не для телефона. За час успеете до нас добраться?

– Уже еду.

Андрей положил в свой стол бумаги из редакции, ринулся в судмедэкспертизу. Семён Ильич был слегка подшофе. На взгляд Андрея, работать трезвому в этом заведении невозможно. В экспертизу привозят трупы, на которые и смотреть-то страшно – после автокатастроф, обгорелые после пожара, расчленённые. Выдержать это может только человек с сильной психикой.

– Подсаживайтесь, Андрей Михайлович! Выпить не хотите? Конец рабочего дня, чистый спирт.

– Мне ещё работать.

– Так вот, перейдём к делу. Ранение вашей Орловой пулевое, жизненно важные центры не задеты. Незначительное оперативное вмешательство, неделю, от силы десять дней больничного. Но!

Семён Ильич вскинул указательный палец. Эффекты он любил. Надев на правую руку резиновую перчатку, выудил из ящика стола стеклянную чашку Петри, в которой лежала пуля.

– Что вы видите?

Андрей протянул руку, желая взять пулю, рассмотреть её. Семён Ильич резким движением отвёл чашку в сторону.

– А вот брать в руки не рекомендую. Что-нибудь необычное замечаете?

– Головка пули надпилена крест-накрест.

– Правильно. А для чего?

– Полагаю – нанести наибольшие повреждения.

– Чушь! Это утверждение верно только для высокоскоростных пуль, скажем – винтовочных. Тогда от удара в тело или любую преграду она сильно деформируется. А эта пуля не потеряла формы. Надпилы эти сделаны для яда.

– Что вы хотите этим сказать? Пуля была отравленной?

– Именно! И не играет роли, куда она попала – в палец, в ухо или живот. Жертва умрёт в обязательном порядке.

– Какие-то шпионские страсти!

– Почти угадали. Это не самоделка. Во время войны я встречался с такими, когда немцы забрасывали к нам диверсантов с заданием уничтожить видных военных или политических деятелей.

Андрей несколько минут молчал, переваривая услышанное. Выходит – убийство не совсем уголовное. Сообщить в госбезопасность? Шпионы – это их профиль. Но был ли шпион? Не исключено, что Орлова наткнулась на диверсанта, не обезвреженного нашей контрразведкой и осевшего после войны среди мирного населения.

В конце концов, пистолет с отравленными пулями мог попасть случайно в недобрые руки и диверсанты здесь вообще ни при чём? Сразу множество версий крутилось в голове. Очнулся от булькания льющейся жидкости. Семён Ильич из стеклянного пузатого флакона наливал в мензурку спирт.

– Плесните и мне, – попросил Андрей. – Что-то в голове мысли роятся.

– Я же сразу предлагал. Спирт раньше пили? Знаете как?

– Употреблял.

Андрей взял мензурку, выдохнул, выпил. Не дыша, налил в мензурку воды из графина, выпил и выдохнул. Семён Ильич наблюдал за ним внимательно, кивнул.

– Наш человек!

– Вы мне скажите, что за яд и как долго он может сохранять свои свойства.

– Не сказал разве? Старею! Цианистый калий. Немцы часто его применяли, зашивали ампулы с ядом в воротнички. В случае опасности захвата НКВД агент раскусывал ампулу, и всё, допрашивал его уже апостол Пётр.

Семён Ильич хихикнул.

– Хранится яд долго. Лучше в герметичной посуде, конечно. Но, как видите, через девять лет после окончания войны своих смертоносных качеств не потерял.

– Акт вскрытия готов?

– А как же!

Семён Ильич достал из стола оформленный акт, с подписью и печатью.

– Пулю заберу на баллистическую экспертизу. Вдруг повезёт и этот ствол когда-то раньше засветился.

– Большой, а в сказки веришь. И сами пулю берите в резиновой перчатке, и баллистикам обязательно скажите.

Семён Ильич взял перчаткой пулю, вывернул перчатку наизнанку.

– Держите!

Андрей взял перчатку, как ядовитую змею. Семён Ильич засмеялся:

– Смело в карман! Яд большей частью растворился в теле убитой, но осторожность не помешает. Будьте здоровы!

Семён Ильич плеснул спирта в мензурку. Андрей же поехал в райотдел. Надо посоветоваться с Феклистовым по вновь открывшимся обстоятельствам. За всё время своей службы в милиции Андрей сталкивался с ядами в первый раз.

Дело вообще какое-то нестандартное. Уголовник почти всегда хочет что-то материальное, весомое от жертвы получить. Деньги, ювелирные украшения, часы, шубу. Бывают и исключения, скажем – изнасилования. Но убить отравленной пулей? Ограбления точно не было, все вещи в квартире, дверь заперта. Маньяк-убийца? Сомнительно.

Феклистов ещё был в кабинете, несмотря на вечернее время. Андрей доложил всё, что удалось узнать, пулю показал.

– Кажется мне, что здесь не уголовщина. И соседям передать нельзя, ни одного доказательства нет, что дело их принадлежности. Сколько работаю, с таким не встречался. Ты пулю баллистикам отдай. Надежды мало, но может, помогут чем-нибудь.

С утра, не заезжая в райотдел, Андрей направился в МУР. Давненько он здесь не был. Сразу к экспертам прошёл, выложил на стол заявку и пулю в резиновой перчатке.

– Пуля отравлена, просьба брать только в перчатке.

Эксперт удивился.

– Давно с такой не сталкивался. Во время войны пару случаев было, и вот снова. Подождите немного, я позову Фёдора Алексеевича. Он ещё с довоенных лет работает.

Через несколько минут вошёл седой мужчина, поздоровался. Натянув перчатки, взял пулю в руку, осмотрел через лупу.

– Видел я такие. Немцы использовали, но не строевые части, а диверсанты. Да и то не все, наиболее подготовленные. Чаще всего использовался пистолет «вальтер-ППК». Причём я сам отстреливал пистолеты для экспертизы, все с глушителями были.

Андрей ладонью себе по лбу хлопнул. Так вот почему никто в доме выстрела не слышал! А он всё голову ломал – почему?

– Пулю мы осмотрим, попробуем сравнить с данными пулегильзотеки. Гильзу нашли?

– У меня в сейфе, как вещдок.

– Надо к нам доставить.

– Сегодня же сделаю.

– Результат быстро не обещаю, архив поднимать надо. Телефон оставьте.

– Спасибо.

Андрей в отдел поехал. Оперативники все в кабинете, уголовные дела просматривают.

– Андрей, тебе какая-то девушка звонила, Ларисой назвалась.

– Номер телефона оставила?

– Я записал. Если красивая, познакомь.

– Она с убитой Орловой работала.

Андрей взялся за телефон. Лариса трубку сняла после первого гудка.

– Товарищ Фролов? – переспросила журналистка. – Вспомнила я разъезд. Названия нет, только цифры: триста семьдесят восьмой километр.

– Спасибо, а фамилию она называла?

– Не помню.

Андрей поблагодарил. Что за разъезд? Может, он вообще никакого отношения к убийце не имеет? И на каком он направлении? На ярославском ходу, южном, казанском? Одни загадки. Решил позвонить в управление Московской железной дороги, но его сразу отшили:

– По телефону справок не даём. Присылайте официальный запрос.

Андрей чертыхнулся, но сел за пишущую машинку, трофейный «Ундервуд». Тюкая одним пальцем, мучался с полчаса, потом на подпись Феклистову, в канцелярию печать поставить, исходящий номер. В управление дороги поехал сам. И тут его огорошили:

– Таких разъездов два. Вам по какому направлению?

– Пишите оба.

Через несколько минут держал в руке ответ.

Разъезды в диаметрально противоположных направлениях от Москвы. Печёнкой чувствовал – ехать придётся. А это поездом половину суток в один конец. И не факт, что разъезды эти, вернее люди, проживающие там, имеют отношение к убийству. Вполне может статься – пустышка, а времени уйдёт много.

Андрей отправился к дому убитой. Надо опросить жильцов. Вечером могли гулять «собачники», видеть человека на лавке. А ещё поспрашивать, не слышали ли фамилию, скорее прозвище – Святоша. Три часа убил, потому как результат нулевой. Поехал к экспертам в МУР, гильзу отдать, которую забрал из сейфа. В экспертном отделе его огорошили:

– А мы в уголовный розыск вам телефонировали. Фёдор Алексеевич, это к вам.

Седой эксперт провёл его в свой кабинет. Почти на всех стенах фотографии и рисунки пуль, гильз, всевозможного оружия.

– Я гильзу привёз с места убийства.

– А я вам интересную информацию. Всего таких пуль обнаружилось четыре, ваша пятая. Думаю, на самом деле убийств с применением таких пуль было больше. Но сами понимаете – война. Не всегда вскрытие делали, пули на экспертизу отдавали. Так вот, аналогичные следы оставила ещё одна пуля, произошло это в 1944 году в селе Красная Горка Смоленской области. Убит был старшина милиции Ерёменко. Наши войска уже область от немцев освободили. Подробностей не знаю, надо связываться со смоленским Управлением внутренних дел. Дело не быстрое, уголовное дело наверняка в архиве, всё же десять лет прошло.

– А гильзу тогда обнаружили?

– Сведений не имею. Не сомневайтесь, оружие явно то же самое, характерные следы от нарезов, а ещё распил головки заводской. Хоть и однотипный, но особенности совпадают.

– Спасибо.

Андрей отдал гильзу, сопроводительные бумаги. Выйдя из МУРа, уселся в сквере напротив. Чем сильнее вникал он в расследование, тем больше вопросов возникало и дело выглядело всё запутаннее. Поехал в отдел к Феклистову.

Доложил о ходе расследования. Николай Иванович сразу понял.

– Утром получишь командировочное и официальный запрос, поедешь в Смоленск.

– Я предполагал.

– Какая-то связь между тем, давним убийством, и убийством Орловой должна быть. Не сильно удивлюсь, если в итоге расследования узнаю, что преступления совершил один и тот же человек.

– Мелькала такая мысль, когда эксперт сказал, что оружие одно и то же было.

Дома предупредил Марию, что уезжает в командировку в Смоленск. Хоть и недалеко, но неизвестно, на сколько он там задержится.

С утра в райотделе получил командировочные и проездные документы, деньги авансом.

Феклистов напутствовал:

– Ты не суетись, с людьми поговори. Лучше один раз тщательно проверить, чем несколько раз ездить. Но это я так, к слову. Ты парень цепкий, опытный, сам знаешь. Если что – телефонируй.

– Есть.

На поезд ближайший свободных мест не было, но Андрей прошёл в отделение транспортной милиции. Коллеги помогли, посадили в общий вагон скорого поезда. Скорый хотя бы не стоял у каждого столба. Андрей появился в областном управлении МВД только к концу рабочего дня. Экспертное отделение небольшое.

Андрей эксперту запрос предъявил.

– Помню я это дело, сорок четвёртый год. Сначала убийство старшины милиция расследовала, а как пулю из тела извлекли, дело передали соседям. Сам понимаешь – убийство представителя власти, террористический акт. Если хочешь концы найти, иди в госбезопасность.

Не хотелось бы Андрею с ГБ общаться. Те больше сами расспрашивают, чем информируют. А деваться некуда. Здание МГБ по Смоленску и области недалеко было, несколько минут ходьбы. Дежурный на входе сначала расспрашивал, к кому он хочет пройти, потом звонил несколько раз. К посту дежурного гэбэшник вышел в штатском, провёл в свой кабинет. Андрей коротко изложил суть. Чекист поднялся.

– Вам придётся в коридоре подождать. Я в сорок четвёртом здесь не работал, надо со старожилами отдела поговорить.

Ждать пришлось долго, около часа.

Андрей уже, грешным делом, подумал, что о нём забыли, но гэбэшник вернулся, да не один. С ним ещё сотрудник, возрастом и званием постарше, под мышкой папку держит, пожелтевшую от времени.

– Простите, что долго ждать заставили.

Зашли в кабинет. Который постарше попросил повторить суть дела. Андрей рассказал.

– Мы нашли в архиве дело об убийстве старшины милиции Ерёменко, вот оно.

Дело было тощеватое. Андрея так и подмывало пролистать его, но хозяева предусмотрительно положили его на дальний угол стола.

Старший из чекистов ладонью хлопнул по делу, подняв небольшое облачко пыли.

– Следствие тянулось около года. Сменилось два следователя, но убийцу и оружие не нашли. Сами понимаете – война, опытных сотрудников не хватает. В освобождённых районах не успевшие уйти с немцами предатели, пособники, а то и специально оставленные агенты разведслужб Германии, диверсанты. Дело за нерозыском преступника списали в архив. Оказывается, убийца жив, вновь проявил себя. Только вопрос возникает. Как убитая Орлова, если я не ошибаюсь, могла выйти на него?

– Полагаю – не специально. Она журналист отраслевой газеты, освещает жизнь работников железной дороги. Статей-расследований не писала, больше о передовиках, новаторских методах работы, рационализаторских предложениях.

– Но где-то наступила убийце на хвост? Причём он боялся, что она куда-либо сообщит о нём, потому и убрал.

– Можно мне дело посмотреть?

– Под нашим контролем.

Старший кивнул. Младший чекист подвинул к Андрею дело. Описание тела убитого – лежал на спине, ранение в переднюю часть грудной клетки, убитого обнаружили случайно рабочие станционных складов, утром. По заключению судмедэкспертизы смерть наступила двенадцать часов назад. Далее допросы старшего следователя капитана Овчинникова. Не видел, не слышал, старшина не употреблял. Выстрела, как и в случае с Орловой, никто не слышал. Андрей добрался до закладки среди листков. Младший чекист положил руку на дело.

– Дальше нельзя.

Дело забрали, захлопнули. Ничего существенного, что могло помочь в расследовании, Андрей не увидел. И стоило за этим тащиться в Смоленск?

– Товарищ Фролов. Мы бы хотели, чтобы вы информировали нас о ходе расследования. Не исключено, что убийца один и тот же. Если будет так, мы дело заберём к себе.

Ага, нашли дурака. Он расследует, найдёт убийцу, а дело на финишной черте заберут чекисты. Но Андрей заверил, что так и сделает, встал, хотел попрощаться. И дёрнуло же его за язык! Спросил:

– Кличка или фамилия Святоша вам не встречалась?

Гэбэшники переглянулись. Они явно знали про этого Святошу. Наверное, решали, стоит ли сказать приезжему москвичу.

– Откуда вам известно это прозвище?

Ага, темнили чекисты, потому дело до конца пролистать не дали.

– В записной книжке убитой Орловой оно записано и подчёркнуто, с двумя восклицательными знаками. Думаю – не просто так. Чем-то этот Святоша её заинтересовал.

– Хорошо, лейтенант, дайте Фролову дело, пусть досмотрит.

Чёрт, вечно у гэбэшников всё секретно. Чекист подтолкнул папку. Андрей открыл на закладке, перевернул страницу. Небольшая чёрно-белая фотография, на ней мужчина в немецкой форме, без головного убора.

– Фамилия – Святошин, прозвище Святоша, производное от фамилии. Двадцатого года рождения, уроженец Архангельской области. В сорок втором сдался немцам в плен, стал полицаем. Служил в карательном отряде, руки по локоть в крови. Потом внезапно исчез. Карательный отряд был почти полностью уничтожен. Те, кто остался в живых, были допрошены органами НКВД. На вопросы о Святоше никто ничего сказать не мог. Мы предполагаем, что немцы могли перевести его в школу диверсантов в Сулевейке, в Польше. Часть архива школы удалось захватить органам «СМЕРШ». Документов на Святошу там нет, но есть фотография, где сняты несколько курсантов школы, по-видимому на Рождество. Один из курсантов напоминает Святошу. Снимок не очень чёткий, поэтому уверенности нет. Сведений о дальнейшем местопребывании или службе фигуранта нет. Характерная особенность – левша.

– Спасибо за откровенность.

– Если случайно выйдете на него, никаких мер самостоятельно не предпринимать, срочно связаться с нами. Лейтенант, дайте номер телефона для связи товарищу Фролову.

Андрей сунул бумажку с номером телефона в карман. Лейтенант проводил его до выхода. Андрей постоял немного на тротуаре. Посещение ГБ не вышло зряшным. Теперь он знал, кто такой Святоша и как выглядит. Понятно, с тех пор прошло десять лет, Святоша мог сильно измениться – постареть, полысеть, потолстеть, но черты лица должны быть узнаваемы. Только где его искать? Пожалел, что помощников у него нет. Сейчас бы проверить места всех командировок Орловой. Где-то же она пересеклась с убийцей. И ещё вопрос мучал. Если Святоша живёт в Союзе, явно не под своей фамилией, по поддельным документам, сфабрикованными немцами, то как Орлова узнала его прозвище? Почему в записной книжке не написано Иванов, Петров, Сидоров, а именно Святоша? Или она встречалась с ним до войны или во время неё? На момент убийства Орловой было тридцать два года. Стало быть, к началу войны – восемнадцать. По возрасту вполне могли встречаться. Но до призыва в армию Святошин проживал в Архангельской области.

Стоп! А почему он решил, что Орлова москвичка? Работа в редакции с сорок седьмого года, это он знал со слов Ларисы, сослуживицы убитой. А до сорок седьмого года? Надо возвращаться в Москву, понадобится узнать, где жила и работала Орлова. Его упущение, но кто знал, что нити преступления могут тянуться так далеко в прошлое.

Вернувшись в Москву, Андрей сдал билеты и командировочное удостоверение с отметками прибыл-убыл в бухгалтерию. Потом к Феклистову. Как начальник уголовного розыска он наблюдал за ходом расследования уголовных дел, которые вели подчинённые. В случае необходимости поправлял, наставлял, помогал. И не только словом, прикреплял помощников в виде оперативников или дружинников. Словам Андрея о Святоше, служившем у немцев, не удивился.

– Не исключал я такую возможность. Что думаешь предпринять дальше?

– Хочу в редакцию газеты пойти. Где-то пересекалась Орлова со Святошей, похоже, во время войны.

– А почему не до неё?

– Святошин родился в Архангельской области.

– А кто сказал, что она там не была? Ладно, у тебя есть чем заняться. Ты поактивнее, дел полно, оперативники с ног сбиваются, на каждом по нескольку дел.

– Так у них кражи, угон велосипедов, драки. А у меня сто тридцать шестая статья.

– Потому не трогаю пока, цени. Но сам знаешь – сроки поджимают.

Андрей поехал в редакцию газеты, сразу в отдел кадров. Удостоверение предъявил.

– Мне нужно посмотреть трудовую книжку Орловой.

Кадровичка, пожилая благообразная женщина, трудовую книжку журналистки нашла сразу.

– Можно, я за стол присяду?

– Пожалуйста.

Стол и стул перед ним были явно для посетителей – заявление написать, другие бумаги. Андрей сначала перелистал трудовую книжку. Записей не много. Оказывается, Орлова родилась в Курске, но проживала с родителями до войны в посёлке Барань, что под Оршей в Белоруссии. Андрей попросил кадровичку найти анкету и автобиографию. При поступлении на работу каждый собственноручно заполнял такие бумаги. При изучении оказалось, что Орлова была в оккупации, под немцем. Замужем не была, детей не имела, в графе родители указано – погибли во время войны. Андрей спросил кадровичку:

– Орлова писала, что родители погибли. А причину смерти не знаете?

– Знаю. Она спрашивала, как написать. Расстреляли их, отец её коммунистом был, кто-то донёс. Самой Ниночке повезло, её дома не было, когда полицаи приходили. Так и спаслась.

Стоп! Полицаи! Святошин полицаем сначала у немцев служил, потом в диверсанты подался. Не там ли она его видела? А после войны случайно встретила и узнала? Цепочка выстраивалась прямо в цвет. Андрей задумался на несколько минут, очнулся от голоса кадровички.

– Как раз из командировки вернулась и сама не своя, лица на ней нет.

– Простите, я задумался. Повторите, что вы сказали?

– Месяц назад из командировки вернулась в расстроенных чувствах. Я в коридоре издательства её встретила. Попыталась разговорить, вдруг беда у человека, помочь надо.

– И что Нина?

– Говорит – с прошлым встретилась. Больше ничего не сказала.

– А куда ездила?

– Я не спросила. Так в бухгалтерии можно узнать, по командировочному удостоверению и билетам. У нас с этим строго. За каждый рубль отчитаться надо.

– Спасибо, вы мне помогли. Где бухгалтерия у вас?

– Этажом ниже.

Андрей сразу в бухгалтерию, представился, попросил отчёт бухгалтерский по последним командировкам Орловой. Ему выделили стол и дали две огромные подшивки документов. Мама моя! Да здесь день копаться надо! А деваться некуда, засел. Часа через два в глазах цифры мельтешить стали. Показалось – душно в кабинете. К исходу четвёртого часа обнаружил искомое. Три раза Орлова ездила по стране по заданию газеты. Горький, Ростов и Смоленск. Опять Смоленск выплывает. Похоже – не простое совпадение. Убийство давнее старшины, командировка Орловой, разъезд Триста семьдесят восьмой километр тоже на территории Смоленской области. Надо туда ехать. Что и где искать, он не знал, но с разъездами связана какая-то тайна, а может, и разгадка убийства.

Обеденное время давно прошло, желудок уже требовал еды. Андрей на часы посмотрел. Если идти в столовую, упустит много времени, надо в райотдел, говорить с Феклистовым, ехать в Смоленскую область.

Николай Иванович оказался на месте, выслушал Андрея.

– Пойду к начальству. Сам знаешь – есть лимит на командировочные расходы.

– Жалко, что лимита на преступления нет, – грустно пошутил Андрей.

– Ты поосторожней, услышит замполит, скажет – не понимаешь политику партии и правительства.

Феклистов ушёл, а вернувшись, положил на стол командировочные документы.

– Если на убийцу выйдешь, не геройствуй. Если он по ведомству соседей, сообщи им. Сам говоришь – про Святошу они в курсе, дело не раскрыто.

Андрей направился домой. Уже семь вечера, он устал, сильно хотел есть. Дома Мария посетовала:

– У других мужья как мужья. В театры ходят, в парках гуляют. А ты как гончий пёс. В зеркало на себя посмотри – похудел, хотя дальше некуда. А всё работа твоя. Язву желудка заработаешь с таким питанием.

– Она у меня уже есть, – пошутил Андрей. – Марией звать.

– Да ну тебя! Я серьёзно, а ты зубы скалишь.

– Служба у меня такая, пойми.

– Другие тоже служат, от восьми до восемнадцати, в выходные дома. А я тебя не каждую ночь вижу, не то что днём.

– Кто-то же должен бандитов задерживать, с преступностью бороться?

– Молодых полно, кто не воевал, пороха не нюхал. Ты своё Родине отдал, ранен был на фронте и в милиции.

– Хочешь сказать – надо другую работу искать? Вот мне тридцатник, а что я умею? Только бандитов ловить. Не печник я, не электрик, не токарь, не шофёр. Уйду из милиции, куда пойду? В дворники податься? Так ты сама будешь стесняться со мной по улице пройти! Как же! У тебя высшее образование, а муж дворник.

– У тебя в управлении наверняка есть другие места для службы – ОБХСС или при штабе кем-нибудь.

– Есть. Но не могу я бумажки перекладывать. Опер я по жизни!

– Андрей, ты непробиваемый, для тебя работа – всё. А ты ещё и муж, внимание мне уделять должен.

Такой разговор Мария заводила не первый раз. Андрей её понимал, но и службу свою бросить уже не мог. Да, трудная, опасная профессия, но по-настоящему мужская. Да и не всякий мужчина способен её достойно потянуть. Но служба Андрею нравилась, при всех её негативных моментах.

С утра Андрей на вокзал, к обеду в Смоленске был. Всё же медленно поезда ходили, через каждые сто километров бункеровка водой, а то и углём. Знакомые говорили, на Ленинград электровозы пустили. Быстро идут, копоти и сажи нет. А как же, так и должно быть, после войны девять лет прошло, страна почти отстроилась после разрухи. И как Андрей представлял, впереди светлое будущее, без войн, в достатке. Нацизм в самом его логове удавили, откуда ему вновь взяться? Полагал, все страны антигитлеровской коалиции угрозу нацизма осознали, не позволят подняться вновь.

Для начала в отделение железной дороги направился. Узнать надо, где этот разъезд. А ещё хотел просмотреть личные дела сотрудников железной дороги, кто на разъезде работает. Вахтёр в форме и с револьвером на ремне вход преградил, но удостоверение произвело должное впечатление. Андрей сразу в кадры, представился.

– Чем могу?

Начальник отдела, бывший фронтовик, на пиджаке орденские планки. Свой человек. Андрей питал к прошедшим войну особые чувства, как к родне, пусть и далёкой.

– Мне бы личные дела сотрудников просмотреть, работающих на Триста семьдесят восьмом километре.

– Это можно. Там всего тридцать два человека, много времени не займёт.

По распоряжению начальника сотрудница принесла папки. Женщин – стрелочниц, нормировщицу, начальницу разъезда, Андрей сразу в сторону отложил. Оперативного интереса они не представляли. А вот личные дела мужчин изучал, особенно фотографии. Некоторые фото сразу после войны сделаны, люди изменились, постарели. Андрей искал кого-то похожего на Святошина. Понятно, что он не под своей фамилией жил, год рождения и место сменил. Убил час и ничего подозрительного не обнаружил. Сердце упало, как и настроение. Была надежда, даже предчувствие, интуиция – и пусто!

– Вам только работающих надо было или нужны те, кто уволился?

– Нужны! – подскочил на стуле Андрей.

Женщина принесла две папки. Андрей перевернул картонную обложку и замер. Он боялся поверить в удачу. На него смотрело то лицо, что он видел в деле об убийстве старшины в управлении МГБ. Андрей был готов расцеловать кадровичку.

– Когда он уволился?

– Четыре дня назад.

– На пенсию ему рановато вроде.

– Сказал – уезжает и работу более денежную себе нашёл. Он стрелочником работал у нас.

Андрей старательно списал все данные из личного дела – фамилия, адрес, номер и серия паспорта. Если у Святоши паспорт, сделанный немцами, то запасного нет. Для агентуры немцы использовали настоящие советские бланки паспортов, военных билетов, трудовых книжек, захваченные в качестве трофеев. И печати, штампы тоже настоящие были. В первые месяцы войны неразбериха была. По радио сводки передают, кажется – немцы ещё далеко, а утром немцы в город входят. И первым делом к государственным учреждениям. Документы захватывали, деньги и ценности в банках, вооружение на складах.

И даже если Святоша уедет, при любой проверке паспорта, при прописке, получении посылки или заказного письма на почте паспорт засветится, задержание – только вопрос времени. Но не факт, что Святоша не приготовил себе запасные документы на всякий случай. В послевоенное время на толкучке можно было задёшево купить украденные или утерянные документы, затем найти умельца, кто фото сменит, а то и в фамилии буковку исправит. И будет вместо Старинова Стариков.

Андрей спросил, как добраться до разъезда. Оказалось, это железная дорога в сторону Ельни, а не Московское направление, как думалось Андрею.

Он стоял на тротуаре и раздумывал. Позвонить в управление МГБ лейтенанту, который оставил номер телефона, или ехать самому? Расследовал дело он, и на преступника вышел тоже он. Конечно, назвать Святошу преступником может только суд. Но судя по кровавому следу, что оставил за собой этот человек, Андрей был уверен в том, что это и не человек вовсе. Предатель, кровавый монстр. Позвони или сообщи он в ГБ, они сразу выедут группой захвата на машине. Все лавры достанутся им, по-человечески обидно. Он начал, он и завершить должен.

Глава 4. Схватка

Но всё-таки склонился к сотрудничеству с чекистами, взвесив «за и против». Святоша уже уволился и собирается уезжать, может быть, в этот самый момент. Пока Андрей доберётся на перекладных, уйдёт время, и Святоша может улизнуть, осесть на бескрайних просторах Союза. Ищи его потом вновь!

И он отправился к управлению МГБ по Смоленской области. Город, сильно разрушенный в войну, практически руинированный, отстроился, по крайней мере в центре. По дорогам бегали не только старые полуторки и «захары», но и «Москвич-400» и «ГАЗ-51». И ничего, что «Москвич» – это «Опель-Кадет» образца 1938 года и сделан на оборудовании, вывезенном по репарации из Германии. Не велика машина, а глаз радует. Для населения раньше легковых машин не выпускали. «М-1» знаменитая – для госструктур, «ЗИС-110» для правительства. Знак хороший, люди жить стали лучше, раз машины покупают.

И в одежде прохожих, особенно женщин, появились жизнерадостные цвета. Раньше уныло – однообразные, серый и чёрный, разбавленные воинским зелёным.

К управлению поторапливался, но успел к обеду. Снова на пути дежурный встал.

– Товарищ, у меня срочное дело, можно сказать – государственной важности. Позвоните лейтенанту, фамилию не знаю, вот номер.

Андрей предъявил бумажку с цифрами.

– Перерыв, обеденное время, – бубнил дежурный.

Андрей разозлился.

– Я преступника нашёл, предателя Родины и бывшего полицейского. Он сейчас чемоданы собирает, а ты – обед! Есть же в управлении кто-то, кому служба дороже жратвы?

По лестнице спускался мужчина в штатском, услышал перебранку, остановился. Дежурный честь ему отдал, понятно – служит здесь и, судя по возрасту, чинов изрядных.

– Что тут происходит?

– Оперуполномоченный уголовного розыска Фролов из Москвы. У меня по делу фигурант проходит. Оказалось – из бывших предателей, полицейский. У него руки по локоть в крови. Установил я его, а этот гад с работы днями уволился, явно уехать собирается. Брать его надо срочно!

– У нас на него дело есть?

– Есть, мне лейтенант показывал. Кличка фигуранта Святоша.

– Дежурный, срочно разыскать майора Самохина, хоть из-под земли и сюда!

– Есть!

Дежурный за телефон схватился.

– Я здесь побуду, брось телефон, сам беги в столовую, в кабинет.

Дежурный бросил трубку, стремглав выскочил из-за барьера.

– И где сейчас фигурант? – спросил чекист.

– Если не сбежал, на разъезде Триста семьдесят восьмой километр, это под Ельней.

– Далеко, прямой дороги нет. Если через Дорогобуж, почти полторы сотни километров получится.

Чекист снял трубку, набрал местный номер, судя по тому, что цифр было три всего.

– Михайлов, готовь машину, срочно. Полный бак, ехать будем на Ельню, и к подъезду.

К посту дежурного примчался сам дежурный, за ним незнакомый Андрею Самохин, следом лейтенант. Все в штатском.

– Быстро собираете группу. Трёх человек, я думаю, хватит. С вами оперуполномоченный Фролов поедет. Детали по дороге обсудите.

Лейтенант сразу Фролова спросил:

– Вышел на Святошу?

– Вышел, уезжать он собирается.

– Жди.

Офицеры убежали, чекист постарше остался.

– Настырный ты, Фролов!

– Не для себя, для дела стараюсь.

– Ты на месте не лезь никуда. Мои офицеры сами его возьмут.

Несколько минут прошло, к подъезду управления серая «Победа» подкатила, посигналила. Почти сразу к посту дежурного офицеры прибежали уже знакомый лейтенант, майор Самохин и ещё один, здоровенный, как шкаф. У всех под пиджаками кобуры с оружием, полы приподнимают.

– Аккуратно там, живым взять!

– Так точно, товарищ подполковник!

Майор Самохин, как старший, уселся рядом с водителем, Андрея посередине на заднее сиденье посадили, по обе стороны от него – чекисты. Справа лейтенант, слева амбал. Неуютно Андрею, тесно. А ещё ощущение, как будто его под конвоем везут, как арестованного. Машина с места лихо рванула, движок явно форсированный. Перед перекрёстком водитель сирену включал. Орудовцы сразу движение останавливали. Водитель опытный, по улице ловко лавировал между машинами, а уж как на трассу вышли, газу поддал. Деревья на обочине так и мелькали.

– Ну, Фролов, делись, чего нарыл?

– Святошин, по кличке Святоша, работал стрелочником на разъезде 378-й километр. Понятно – под чужой фамилией. По крайней мере в отделе кадров железной дороги числится как Никоненко Николай Иванович, двадцать первого года рождения. Четыре дня назад уволился по собственному желанию, кадровичке сказал – уезжает, работу поденежнее нашёл. Опасаюсь, как бы уехать не успел.

– А что же раньше не оповестил? – спросил майор.

– Сам полчаса назад узнал, боялся, что сам добираться долго буду, а он по вашему ведомству проходит тоже.

– В Москве что натворил?

– Женщину молодую убил, журналистку. Она во время войны под Оршей жила, родителей её расстреляли. Я так думаю – видела она его там. А как сюда приехала статью писать – опознала. Видимо – неосторожно себя вела, поговорить с ним пыталась. Вот он её и застрелил. Всё это догадки, сами понимаете – она уже ничего не скажет.

– Если не сбежал ещё, возьмём! – прогудел басом амбал слева.

– Молодчина ты, Фролов. Такого гада вычислил, можно сказать – из-под коряги вытащил, где приютился он.

За разговорами домчались до Дорогобужа, откуда шоссе в три стороны вело, повернули на Ельню. Здесь дорога хуже, булыжная. Трясло сильно, не до разговоров, язык бы не прикусить. Майор перед Ельней по карте сориентировался.

– Нам теперь вдоль железной дороги направо. Там грунтовка идёт.

Как к разъезду подъезжать стали, чекисты пистолеты достали, затворы передёрнули, на предохранители поставили. Андрей о новых пистолетах Макарова слышал, но видел впервые. Позавидовал.

– Значит, так, Фролов. Ты сидишь в машине, мы сами возьмём, – напомнил майор.

– Чтобы под ногами не мешался, – поддакнул амбал.

– Как скажете, – не стал спорить Андрей.

Для него так даже и лучше. Посмотрит со стороны, как чекисты действуют. Может быть, поучится чему-нибудь, это всегда полезно, знания за плечами не носить. Разъезд оказался маленьким, одна улица, три десятка домов. Навстречу мужчина идёт, в тёмно-синем плаще, серой кепке. В правой руке чемодан. Как сблизились, Андрей лицо опознал.

– Он это, Святоша!

– Тормози, – приказал водителю майор. – Парни, берём!

Машина немного миновала фигуранта. Но Святошин понял – за ним приехали. Пять мужиков в «Победе». Такие машины сроду на их разъезд не приезжали. Интуиция звериная была, почувствовал. Лейтенант и амбал одновременно дверцы распахнули, выскочили. Андрей полуобернулся, через заднее стекло смотрел. События разворачивались стремительно. Фигурант чемодан фибергласовый, коричневый, с металлическими уголками, на землю бросил, левой рукой из кармана пистолет выхватил. Андрей вспомнил – левша он. Негромко хлопнули два выстрела. Амбал осел первым, видимо, Святоша посчитал его более опасным. За ним лейтенант. События разворачивались не по сценарию чекистов.

Майор ещё не осознал до конца, что, даже не начав захвата, его группа потеряла двоих сотрудников. Выматерившись, он выхватил пистолет, стал выбираться из машины. Андрей понял – надо срочно вмешиваться, иначе Святоша уйдёт. Выхватил «ТТ», взвёл пальцем курок, упал на сиденье, только голову и руку с пистолетом в дверной проём высунул. Фигурант уже руку с пистолетом вскинул, целясь в майора, как Андрей выстрелил ему в левое плечо. Одновременно Святоша успел нажать на курок, но прицел сбился, пуля ударила в корпус машины, звякнув и отскочив. Бывший каратель выронил оружие.

В секунду Андрей выбрался из машины, вскинул оружие. Сразу крик майора:

– Отставить! Запрещаю стрелять на поражение! Живым возьмём!

Тьфу ты! Только для того, чтобы судить? Захват уже закончился смертью двух чекистов. Святоша, как скорпион, жалил насмерть даже в самый последний момент. Если бы не окрик майора, предатель уже валялся бы бездыханным. И ни один человек не смог бы осудить Андрея. Собаке – собачья смерть! Святоша выхватил правой рукой из кармана нож с выкидным лезвием, нажал кнопку. Клинок со щелчком встал на фиксатор, а предатель сделал шаг вперёд. Он тоже слышал слова майора и понял – у него есть шанс. Лицо страшное в полуоскале, глаза полыхают ненавистью. Неподготовленный человек застыл бы в ужасе, оцепенел. Но Андрей и не таких видел. Выстрелил Святоше в ногу. Точно попал, потому что предатель споткнулся, захромал, но продолжал надвигаться на Андрея. Майор выстрелил дважды в воздух. Пугать матёрого и кровавого убийцу вздумал? Выстрелы Святошу не напугали, но на мгновение отвлекли. Воспользовавшись моментом, Андрей сделал прыжок вперёд, пнул полицая в раненую ногу. Тот взвыл от боли, но нож не выпустил. Более того, успел полоснуть Андрея по бедру. Правую ногу оперативника обожгло болью.

Андрей отпрянул и дважды выстрелил из «ТТ» в левую ногу Святоши. И только тогда убийца рухнул, выронив нож. Лицо немецкого пособника исказилось от боли, от ненависти, страха.

– Ненавижу вас, отродье большевистское!

– Руки!

Предатель протянул правую руку, левой из-за ранения он уже не владел. Андрей, не церемонясь, схватил левую руку убийцы, защёлкнул наручник, затем силой перевернул Святошу на живот, подоспевший майор помог завести назад правую руку, на запястье защёлкнули второй наручник. Майор достал из кармана носовой платок, поднял с земли пистолет, обернул его, крикнул:

– Михайлов, пакеты мне, быстро!

Водитель бегом поднёс два бумажных пакета. В один опустили пистолет, а в другой нож, тоже с предосторожностью, чтобы не стереть отпечатки пальцев.

– Михайлов, посмотри, что с парнями.

Андрей подумал, что смотреть бесполезно. Если ранения были не смертельными, чекистов убил яд из отравленных пуль. Андрей пошарил по своим карманам. Ничего подходящего, чтобы перевязаться.

– Товарищ майор, оба убиты.

– Неси сюда перевязочные пакеты.

– Есть.

Водитель принёс два пакета.

– Перевяжи арестованного, – приказал майор.

– Мне бы тоже пакет, ногу перевязать, – попросил Андрей.

– В первую очередь арестованного! – прикрикнул майор.

Андрей сплюнул. За этим негодяем куча убитых, озеро слёз, по нему верёвка плачет давно, а его перевязывают в первую очередь. Доковылял до машины. Дверцы все нараспашку, крышка перчаточного ящика открыта. Он наклонился, увидел индивидуальные перевязочные пакеты, достал один, зубами разорвал упаковку, как на фронте делал. Задрав, насколько мог, штанину, перевязал рану. Уселся на сиденье. Пистолет за поясом мешал, он переложил его во внутренний карман пиджака. Всё, он своё дело сделал. То, что обратился к чекистам, сэкономило время. Добирался бы сам на перекладных – опоздал. Улизнул бы в очередной раз Святоша, и неизвестно, сколько времени пришлось бы его искать.

Напряжение отпустило, Андрей на спинку сиденья откинулся. Есть майор, он старший, ему думать, что делать. Андрея вообще в машину взяли балластом. А получается, он работу группы сделал. Конечно, Святоша враг опытный, жестокий. В диверсионной школе стрелять научился отменно, но сейчас исход решили отравленные пули.

Пока Михайлов перевязывал арестованного, к машине подошёл майор.

– Фролов, ты как?

– Живой пока.

– Не знаешь, телефоны на разъезде есть?

– Железнодорожные точно есть, наверняка можно с городской сетью соединяться.

Майор направился к станционному зданию. Ну да, ему сейчас перед начальством отчитываться. И рапорт не совсем победный будет, двое погибших. Андрей подумал, что неудачу майор попробует на него свалить. Де, вовремя фигуранта не заметил или сам стрелять начал, когда его просили не вмешиваться. У победы отцов много, а неудача всегда сирота.

Да плевать, он за собой вины не чувствовал.

Майор вернулся быстро.

– Из Ельни сейчас машины подойдут, подполковник распорядился.

– Машины-то зачем?

– А как же? Арестованного в спецбольницу, погибших сотрудников в морг. Тебе-то, Фролов, в больницу надо?

– Полагаю – швы накладывать придётся, разрез длинный, рана зияет.

– Ах, неприятность какая! А мне разборка предстоит на всю ночь.

Вот же сука! Его товарищи убиты, а он про разборку сожалеет. Гниловатый майор-то. Через полчаса на разъезд прибыла целая автоколонна. Впереди «Победа» из местного отделения МГБ, за ней карета «Скорой» на базе грузовика «ГАЗ-51», а следом грузовик-кунг, из которого выпрыгнули трое бравых парней. Двое переложили тела убитых чекистов на носилки и стали грузить в кунг. Один обыскал арестованного, дал знак. У «санитарки» уже стояли наготове медики. Шустро переложили с земли на носилки раненого, погрузили в машину. Чекист из прибывших уселся туда же, и «санитарка» стала разворачиваться. Следом – грузовик с убитыми сотрудниками госбезопасности.

С майором уже разговаривал сотрудник МГБ, что прибыл в «Победе». Потом подозвали Андрея, до того стоявшего в стороне.

– Поясните, как происходили события. А вы, майор, пока сядьте в мою машину.

Андрей пересказал коротко и чётко.

– Так вы знали, что у Святошина может быть оружие с отравленными пулями?

– Знал, из этого пистолета он убил журналистку Орлову. Но также об этом знал убитый лейтенант и подполковник из областного управления МГБ.

Андрей понял, что стрелки за неудачу хотят перевести на него. А как же? Он из Москвы, да ещё из другой службы, вот пусть оперу шею намылят.

– Мы выясним. Вам придётся проехать с нами, дать письменные объяснения.

– Сначала в больницу. Мне надо рану зашить.

– Простите, майор Самохин мне об этом не сказал. Конечно, обязательно отвезём.

Андрея вместе с майором усадили в машину чекиста из Ельни, сам он сел впереди. Михайлов на «Победе» областного управления ехал за ними. Обратная дорога показалась короче. Машина подъехала к приёмному покою, местный чекист проводил Андрея, показал дежурной медсестре удостоверение.

– Дежурного хирурга, быстро!

Уже через несколько минут Андрея уложили на каталку, завезли в предоперационную, где сняли туфли, стянули порезанные штаны и пиджак. В одних трусах завезли в операционную. Хирург спросил:

– Крови много потеряли?

– Не могу знать.

– Аллергии на анестетики нет?

– Раньше не было.

Медсестра разрезала пропитавшийся кровью бинт. Хирург нажал на края раны, вышло много тёмной крови.

– Шить! И новокаин.

Обкололи рану обезболивающим. Хирург наложил пять швов, бедро щедро намазали зелёнкой, перебинтовали.

– Несколько дней придётся полежать у нас.

– Не могу.

– Ну как знаете. Но на перевязки ходить надо.

Врач осмотрел тело Андрея.

– Это, похоже, осколок, а это пулевое. Так?

– Сзади на спине и на левом боку ещё ножевые.

– Воевали?

– И на фронте, и уже после войны.

– Выпить хотите? Как обезболивающее? Сто грамм спирта не повредит.

– Налейте.

– Только закусить нет.

Андрей уселся на операционном столе. Доктор поднёс мензурку и стакан с водой. Андрей выпил и запил. Хирург сказал:

– Я справку пока напишу. Чувствую – не у нас швы снимать будете, так пусть хоть знают, что сделано и когда.

Доктор вышел из операционной, медсестра помогла одеться.

– Брюки бы вам сменить. Эти порезаны и в крови.

– Конечно, только не сейчас. Я же из Москвы.

– Из столицы? И на Красной площади были?

– Даже товарища Сталина видел, когда на демонстрации мимо Мавзолея проходил.

Прихрамывая, Андрей доковылял в приёмный покой. Хирург уже дописывал справку.

– Держите. И слово дайте – через два дня обязательно к врачу. Это если беспокоить не будет. Если температура поднимется или будет кровить, рану дёргать, то немедленно.

К хирургу подошёл чекист.

– Насколько ранение серьёзное?

– Дней десять нетрудоспособен, я настаивал на госпитализации, ваш сотрудник отказался. Говорит – служба.

– Спасибо.

Чекист не обмолвился, что Андрей не из их конторы, а из милиции.

Обе машины поехали в Смоленск. Уже стемнело, а когда въехали в город, на улицах оказалось пустынно, фонари уличные не горели, как и многие окна домов. В Москве спать позже ложатся. Но в управлении МГБ многие окна освещены. Его и майора развели по разным комнатам, под приглядом офицеров Андрей написал подробную объяснительную. Привирать смысла не было, как и кого-то обвинять, выгораживать. Никаких оценок, только свои действия. В конце поставил подпись и точку, ещё раз прочитал текст. У себя в райотделе придётся писать рапорт о задержании, надо, чтобы расхождений и разночтений не было. Протянул исписанные листки офицеру, тот прочитал, кивнул, протянул руку.

– Ваше оружие!

– Это ещё зачем? Казённое имущество.

– Опер, а забыли? Баллистическая экспертиза. Отстреляем, сравним с пулями из тела Святошина и погибших офицеров.

У Андрея кровь к голове прилила. То, что он в полицая стрелял, он и сам признавал. Его что, подозревают, что и офицеров-чекистов он? Противно на душе стало. Но баллистическая экспертиза для расследования нужна. И не столько ему, как чекистам. Вытащил «ТТ», вручил офицеру.

– Расписку, пожалуйста.

Чекист молча написал расписку об изъятии пистолета, с номером оружия, датой, подписью.

– Можете быть свободны. Если понадобится, вызовем. До свидания.

– Уж лучше прощайте.

Андрей вышел на улицу. На вокзал идти или в гостиницу? Решил – на вокзал. Вид у него непотребный, ночью прохожих меньше, он не так в глаза бросаться будет. Пешком недалеко, добрёл не спеша. Машину просить постеснялся, а чекисты не предложили. Ходьбой рану потревожил, да и обезболивающее прошло. Рана ныла, периодически дёргала. Ладно, не первый раз, заживёт. В кассе билет купил, до проходящего поезда час. Уселся в зале ожидания, а к нему сразу милиционер.

– Гражданин, ваши документы!

Андрей удостоверение показал.

– Извините, вид у вас… э… как после драки! Штаны разорваны, в крови.

– На задержании был, не совсем удачном.

– Понятно. Пойдёмте в отдел, там иголка с ниткой есть, заштопаете.

И верно, что время попусту терять. Постовой в транспортный отдел его провёл, объяснил ситуацию. Вручили катушку чёрных ниток, иглу. Андрей зашёл за перегородку дежурного, брюки снял. Неудобно в присутственном месте и без штанов. Как мог, разрез на брючине зашил, брюки надел. Дежурный оглядел критически.

– Если постирать, так и неплохо получится.

– Боюсь, не отстираются, времени уже часов десять прошло.

– А что случилось-то?

– С ножом бандит кинулся, пришлось оружие применять. Успел полоснуть по ноге.

– Надо было сразу на поражение стрелять, в башку или грудь. Поразвелось после амнистии бандитов!

– Согласен, старшина. Спасибо за помощь, мне на поезд пора.

– К Никонову подойди, это постовой, что сюда привёл. Он посадит, проводника попросит нижнюю полку предоставить.

– Старшина! Ночь, проходящий поезд, все нижние заняты.

– Да хоть в служебном купе! Человек на службе пострадал.

Никонов в самом деле Андрея к вагону проводил, поговорил тихо с проводником.

– Товарищ лейтенант, всё в порядке, нижняя полка.

– Спасибо, сержант.

– Не за что, одно дело делаем.

Поезд пришёл в Москву утром. Андрей сразу в отдел направился, как раз к планёрке успел. Оперативники на штанину его покосились. А когда разошлись, Феклистов подвинул лист бумаги.

– Пиши всё как есть. Опять стрелял?

– Фигурант начал первым. Двух чекистов наповал и в третьего стрелял. А пули отравленные. Мне пришлось четыре раза выстрелить. Ранил гниду, он меня ножом успел достать. Но взял я его тёпленького.

– Ты в больнице был?

– Соседи отвезли. Пять швов наложили. Теперь мне на перевязки ходить надо. Тем более пистолет мой изъят, вот расписка.

Андрей положил на стол бумагу.

– Можно считать дело закрытым задержанием подозреваемого.

– Николай Иванович, зуб даю, соседи дело у нас заберут и объединят со своим.

– Кто бы сомневался. Палка за раскрытие им пойдёт, как всегда.

Зазвонил телефон. Феклистов трубку снял.

– Слушаю. Да, был, только что вышел. Звонили из Смоленска? Нет, ранен он, дней десять нетрудоспособен будет.

Андрей справку из больницы о ранении Феклистову подвинул.

– Нет, справка из больницы передо мной. К тому же у него соседи оружие изъяли на экспертизу.

Николай Иванович несколько минут начальственный голос слушал, потом сказал:

– Так точно. Как появится, сразу к вам отправлю. Рапорт он написал, дело можно закрывать задержанием подозреваемого. Да, да, я понял.

Феклистов положил трубку на аппарат.

– Начальство тебя видеть хочет.

– Я уже понял.

– Быстро сматывайся и десять дней занимайся лечением. Ты мне здоровым в угро нужен. Дома-то был?

– Не успел ещё.

– Брюки постирай, может, не заметит?

Добрался до дома. Да разве от Марии укроешь что-нибудь? И штаны, замоченные в тазу, увидела, и бинт на ноге.

– Опять рисковал? Что на этот раз?

– Убийцу задержал. Девушку-журналистку несколько дней назад убил, а вчера двух чекистов. Бывший немецкий прихвостень, полицай.

Мария ругаться передумала, отправилась в ванную стирать. Следующим днём Андрей отлёживался в тишине и покое, а затем в поликлинику пошёл, на перевязку. Хирург бинты снял, рану осмотрел.

– Где вас так?

– Бандит ножом.

Хирург посыпал на рану стрептоцида, вокруг зелёнкой помазал, перебинтовал.

– Через три дня на осмотр. От службы освобождаю.

– Есть.

Эти десять дней как маленький отпуск были. Восстановился, рана зажила, швы сняли. Боль при ходьбе чувствовалась, это да. Но Андрей полагал – время нужно. При других ранениях было так же. Как выписали, на следующий день на службу. Соскучился по парням. Николай Иванович обрадовал.

– Два дня назад пистолет твой вернули.

Знак хороший, стало быть – невиновен ни в чём. Правда, Андрей в этом не сомневался.

– Теперь к начальству перед светлые очи.

– Дело надо взять.

– Эка, хватился! Его соседи забрали.

Начальник райотдела рапорт уже прочитал давно, сейчас попросил рассказать. В некоторых местах повествования уточняющие вопросы задавал. Когда Андрей закончил, кивнул.

– Действовал правильно, грамотно. Дело огласку получило, до министерства дошло.

– До нашего?

– И до МГБ тоже. Полагаю – совместное совещание по разбору будет.

Андрей мысленно чертыхнулся. Каждое из министерств будет тянуть одеяло на себя и недочёты сваливать на другого. А недоработки найдут всегда, это Андрей уже чётко знал. Сидя в кабинете, в тишине, читая рапорт, легко найти нарушения инструкций, приказов. А когда в тебя преступник стреляет и каждое мгновение может стать последним в жизни, желание одно – выжить самому и убить противника. Но потом выясняется при опросе свидетелей, что оперативник не крикнул – стой, стрелять буду. А ещё не сделал предупредительного выстрела в воздух. Только человек, писавший должностные инструкции в кабинете, скорее всего в огневых скоротечных контактах не участвовал.

А ещё надо брюки покупать. Одни порезаны, причём лучшие были и теперь годятся только для субботника, другие поношены изрядно. Выходит – опять прореха в семейном бюджете.

Видимо – начальник знал о совместном совещании, из управления городского шепнули. Потому что через три дня на ковёр вызвали троих – начальника райотдела милиции, начальника уголовного розыска и самого Фролова.

В зале сотрудников полно – в форме и штатском. Добрая половина знакома по службе, кивали, здороваясь. Андрей хотел сзади сесть, он рядовой опер, а в зале полковники, майоры. Но его попросили сесть в первом ряду, рядом со своими начальниками.

В зал вошло высокое начальство – два генерала, несколько полковников расселись за столом, покрытым красным кумачом, атрибутом непременным. Совещанию было кратко доложено дело об убийстве Орловой. Потом поднялся полковник МГБ, коротко доложил суть дела по убийству старшины. Он же подвёл итог:

– Оказалось, убийца один и тот же человек, предатель Родины, полицейский и диверсант, некий Святошин. Поэтому оба дела объединили в одно. На задержание выехала объединённая группа МГБ и МВД. Доложу о просчётах.

Полковник почти поминутно сделал расклад. Ошибки МГБ не скрывал, что Андрею понравилось. В итоге спросил:

– У присутствующих какие будут замечания, поправки?

Тишина в зале. И дёрнуло же Андрея, он поднял руку.

– Прошу.

– Я думаю, против нас действовало два обстоятельства – жёсткий цейтнот и непредсказуемая встреча на улице с фигурантом дела. Этот момент предугадать и подготовиться невозможно. А потери обусловлены отравленными пулями.

– Спасибо.

Андрей сел. Присутствующие в зале в подавляющем большинстве деталей дела не знали, потому помалкивали. Встал генерал МГБ.

– То, что потеряли двух чекистов – очень плохо. Убийцу взяли благодаря активным действиям оперативника уголовного розыска Фролова, который тоже был ранен. В дальнейшем при захвате столь опасного противника предлагаю увеличивать численность группы. А перед командованием МВД буду ходатайствовать о досрочном присвоении очередного звания оперуполномоченному Фролову. Он вёл следствие, вышел на Святошина и фактически задержал. Вот яркий пример отличной работы. Если вопросов нет, все могут быть свободны.

В фойе многие из МУРа, других отделов, подходили к Андрею, жали руку, ободряюще хлопали по плечу. Феклистов шепнул:

– Ну, теперь жди приказ на новое звание.

– Лучше бы премию дали.

За звание в милиции тогда не платили, только за должность. Через несколько дней вышел приказ по управлению.

«За высокие показатели в борьбе с преступностью… присвоить очередное звание старшего лейтенанта».

Обмывали в уголовном розыске. Всё как положено – звёздочку в стакан с водкой, тостами. Конечно, после службы и втихую. На ресторан после покупки новых штанов денег не было. А ещё через день телефонограммой его вызвали на Лубянку. У дежурного при входе уже готов пропуск на его имя. Нашёл нужный кабинет, постучал, вошёл. Ба! Знакомое лицо! Владимир Васильевич, чекист из Балашихи. В последний раз Андрей его видел год назад.

– Здравия желаю, Владимир Васильевич!

– День добрый, Андрей Михайлович, присаживайтесь. Вот и свиделись.

– Выходит – вы на новом месте?

– Как и вы. В Москву перебрались, геройствуете. Читал приказ по управлению, и вдруг фамилия знакомая, а главное – методы прежние.

– На стрельбу намекаете?

– Не намекаю, в открытую говорю.

– Если бы стрелять не начал…

– Стоп! Я говорил с действующими лицами, ситуацию не понаслышке знаю. Действовали правильно, согласно обстановке. Кстати, поздравляю с очередным званием.

– Спасибо. Но полагаю – вызвали меня не за этим?

– Правильно думаете. Генерал поручил провести с вами беседу.

Андрей вздохнул. Воспитывать будут? Так его уже не переделать. Чекист по кабинету прошёлся. Кабинет невелик, с неизменным сейфом в углу и портретом Ф. Э. Дзержинского на стене.

– Мне поручено предложить вам перейти на службу в наше министерство.

– По-моему, год назад мы об этом вели речь.

– Тогда это была моя инициатива, а сейчас сверху исходит. Генерал сказал – готовый опер для нашей службы.

– В милиции тоже работы по горло после амнистии, сами знаете.

– Знаю. Тех, кого выпустили, скоро снова в лагеря вернут. А у нас дела серьёзнее, не карманники какие-нибудь.

– А мне кошелёк какой-нибудь бабушки не менее значим, чем серьёзное преступление. Попробуйте ещё того же карманника с поличным задержать.

– Я не обидеть хотел, показать разницу в масштабе дел. У нас преступления против государства и народа. Тем более что так получается, вы часто нашему ведомству помогаете.

– Я к своей службе привык. Даже не в этом дело. Я знаю уголовный мир. А приди я к вам, кто буду? Новичок!

– Ну! Не преувеличивайте. В оперативно-разыскном деле вас учить не надо, сами любому фору дадите. Я же вас зову не на кабинетную работу.

– Вы говорили только что – амнистированные, кто за старое взялся, вернутся в лагеря.

– Было, говорил.

– После войны девять лет прошло. Кто-то из предателей, пособников, полицаев естественной смертью умер, других разыскали, сроки дали. Пройдёт два-три года, кого искать?

– Хм, необычный взгляд на проблему. Другие дела будут. Империалисты развернули против СССР холодную войну. Шпионов засылают, радиостанции открыли, вещающие на русском языке. А всё для чего? Разлагать страну изнутри. По причине скрытности не могу рассказать или вживую свести с нашими сотрудниками, кто не одного разведчика иностранного задержал. Вот где ваши способности пригодятся.

Чекист был настойчив, находил всё новые доводы перехода в их министерство.

Андрей сталкивался с чекистами, в своё время министерство их называлось НКВД. Не нравились они ему и, как он подозревал, многим фронтовикам. Высокомерные, заносчивые, жестокие. В ошибках армейцев видели проявление трусости или измену Родине. Стряпали дела, передавали в трибуналы. А у них разговор короткий. И про репрессии знал. Правда, многих из тех, кто проводил чистки, самих в живых не было, начиная с наркома Ежова. Не пощадил их молох.

– Фролов, давай на «ты».

– Давай.

– Пришёл ты с фронта, направили тебя в милицию. А как жил в коммуналке, в крохотной комнатушке, так и живёшь. А стаж у тебя семь лет. Подозреваю, на пенсию по выслуге лет выйдешь и там же проживать будешь. А детишки пойдут?

Жилищный вопрос для послевоенной страны стоял остро, это верно. Особенно для больших городов – Москвы, Ленинграда, Ростова, Минска, да всех не перечислить. Предприятиям и заводам нужна рабочая сила, а селить их некуда. В небольших городах строили на скорую руку бараки. В крупных начали возводить многоэтажки, но дело это долгое. Цемент и кирпич требовались заводам, на жилищное строительство ресурсы выделялись по остаточному принципу.

Ведь изучил чекист личное дело, всё досконально знал, на больные места давил.

– Возьми меня. В конторе поменьше твоего на год, а уже капитан, в Москве, в управлении – год, а уже квартиру дали. И денежное довольствие выше. А ты старлея на днях получил, да и то известные события получение звания ускорили.

– На материальные блага купить хочешь?

– Не вижу в этом ничего плохого. Твоя добросовестная служба государству нужна? Нужна! Вот государство заботится о своих защитниках.

Беседовали ещё с полчаса. Видимо, чекист получил задание – склонить Андрея к переходу на службу в МГБ. Если Андрей служить в милицию пошёл по разнарядке райкома комсомола, то поступление в органы госбезопасности было обставлено условиями. Человек с улицы, пожелай он устроиться, получал от ворот поворот. «Инициативщики», как называли их чекисты, сразу отвергались. Чекисты комплектовали свою структуру сами. Как минимум двое действующих сотрудников должны были указать подходящего по деловым качествам человека, поручиться за него. А ещё первые отделы на заводах и предприятиях, где сидели чекисты на пенсии, отбирали из сотрудников завода подходящие кандидатуры, изучали биографию, подноготную – характеристики из армии, отсутствие судимостей даже у дальних родственников, членство в комсомоле или партии. Как тогда говорилось, чекисты – это вооружённый отряд партии.

Владимиру Васильевичу позвонили. Он построжал, подтянулся, трубку снял.

– Слушаю. Так точно, сейчас буду. – Положив трубку, сказал. – Извини, Фролов, начальство к себе требует. А тебе пропуск отмечу, а ты подумай. К этому разговору мы ещё вернёмся обязательно.

Андрей вышел на Лубянку, вздохнул глубоко. В центре площади стоял бронзовый Дзержинский. Разумом Андрей понимал – чекист говорил правильные слова, а душа не лежала. На службу не поехал, хотя время рабочее. Направился домой. Мария раннему приходу мужа удивилась.

– Случилось что-нибудь?

– У нас выпить есть?

– Вроде была бутылка неполная. Сейчас посмотрю.

Андрей налил из принесённой бутылки половину стакана, выпил не закусывая. Такого раньше он себе не позволял. Мария погладила его по плечам.

– Выгнали? Не переживай, хомут на шею всегда найдётся.

– В МГБ вызывали на беседу.

Мария побледнела. Аббревиатура НКВД, а потом МГБ, вызывала у людей страх.

– По какому поводу?

– Как ни странно, предлагают перейти к ним на службу.

– Фу!

Мария опустилась на стул.

– Испугал ты меня. Согласился?

– Отказался. Разговор долгим был, соблазняли высокой зарплатой, в перспективе квартира.

Мария задумалась, тряхнула головой.

– Правильно сделал. С голоду не помираем, голые не ходим, всех денег не заработаешь.

Слова ли жены подействовали, либо водка, а может, вкупе всё, но напряжение отпустило. Переход в другое министерство шаг серьёзный, тем более особого желания не было.

Утром после планёрки доложил Феклистову об итогах вызова на Лубянку.

– И что ты ответил?

– Отказался. А знаешь, кто беседовал? Помнишь Владимира Васильевича, чекиста из Балашихи? Вот он, капитан уже.

– Хм, быстро продвигается. Ну ладно, забудем про соседей. Ты как?

– В порядке.

– Банда появилась. Сначала думали – единичные случаи. Два гопника вечером прохожих грабили. Почерк всегда похож. В проходных дворах один на входе, другой на выходе. По описаниям потерпевших – похожи. Через месяц третий член банды появился. Этот понахальнее, пожёстче, два раза в ход нож пускал. Ранил легко, но я думаю – это начало. Это как зверь, почувствовавший вкус крови. Делом этим Чумаков занимается, но пока серьёзных подвижек нет. Так что подключайся, изучи показания потерпевших. Есть один свидетель, но зыбко. Сам понимаешь – темно, испуг. Начальство уже давит.

– А где сейчас Паша?

– В больнице, должен потерпевшего допрашивать. Кошелёк отдавать не хотел, а там пять рублей всего было. Побили его сильно бандюки.

Феклистов на часы посмотрел.

– Где-то через час должен вернуться Паша, отдыхай пока. Дал бы дело для изучения, так оно у Чумакова в сейфе.

Сейф на самом деле в угро был один, у Феклистова в кабинете. У оперов – металлические ящики, где хранились уголовные дела, вещдоки ценные. У каждого опера свой ящик и личные ключи.

Андрей, чтобы не терять попусту время, спустился к дежурному, просмотрел все сводки о происшествиях по Москве. Выбирал похожие, случившиеся в разных районах города. О, да банда действовала не только в их районе. Обнаружились ещё четыре очень схожих по описанию. Он переписал на листок даты и места. Вернувшись в кабинет, подошёл к карте города. Обычно преступники действуют в одном-двух знакомых районах. Надо знать проходные дворы, возможность скрыться быстро после грабежа. При спонтанных действиях очень быстро можно «спалиться». Получалось – действовали бандиты в их р

Глава 1. Возвращение в столицу

Прошло два года, за которые произошло много событий. Во-первых, Андрей женился. Свадьба скромная была. Для молодой девушки свадьба едва ли не главное действо в жизни. Мария расстаралась, к торжеству платье новое пошила. Андрей обручальные кольца купил. Не самые дорогие и шикарные, но всё же золотые, по талонам из ЗАГСа. Со стороны жениха была пара – Феклистов с женой да тётка Маня.

А со стороны невесты – трое подружек из института да мама. После того, как расписались, радостное событие рождения новой советской семьи отмечали дома у Марии. Хоть и не хотелось Андрею примаком идти, а пришлось перебраться в дом Марии. В общежитии милицейском комната уж очень мала и «удобства» в коридоре, один на этаж с неизменной очередью. Но пообтёрся, привык. Служба неплохо шла, понемногу вал преступлений стихал.

Но жизнь не может не подбрасывать сюрпризы. После нескольких стычек с начальником милиции капитаном Щегловым, Феклистов перевёлся по службе в Москву. Да не на равную должность, а начальником отдела уголовного розыска крупного городского района. Знали Николая Ивановича в Главке, ценили. Устроил Феклистов для сослуживцев, которых уважал, отходную. Когда гостей, изрядно поддатых, провожал за калитку, Андрею сказал:

– Жаль, что расстаёмся. Сработался я с тобой. Но помни. Освоюсь на новом месте – к себе перетащу. Не даст тебе Щеглов толком работать, ему бы только показатели давать, чтобы перед начальством отчитаться. Не любит он службу и не понимает. Ты как?

– Да я не против.

Оно и в самом деле. Щеглов Андрея терпел, после перевода Феклистова поставил Андрея начальником угро. Не за деловую хватку, а просто некого было. На место Андрея нового опера приняли – младшего лейтенанта Савицкого, только что окончившего школу милиции. Молод, опыта нет, всему учить надо. И какой из него опер получится, пока сказать нельзя. А с Феклистовым они друг друга с полуслова понимали. Это как у лётчиков-истребителей слётанность пары.

И Марии приходилось в Москву на учёбу в институт каждый день на электричке мотаться. Было ещё одно обстоятельство, о чём месяца через три сообщил по телефону Феклистов.

– Не забыл ещё Петра Вениаминовича?

Как же, забудешь его. Отец бывшей возлюбленной Валентины, ставивший палки в колёса, из-за чего Андрей из прославленного МУРа ушёл.

– Как его забыть? А что с ним?

– На пенсию с почётом проводили.

– Да ну?

– Баранки гну. У меня в отделении место скоро освободится. Опера бандиты ранили, в больнице сейчас, поправляется уже. Но к службе не пригоден будет, если только в паспортный стол или в архив. Постараюсь начальству тебя сосватать.

В принципе, в Балашихе Андрей уже освоился, как-никак два с половиной года срок изрядный. И преступления громкие были, которые расследовать смогли, да и начальство из областного Главка отмечало премиями или, что чаще – грамотами.

В трубке только шорохи слышны. Андрей переваривал услышанное.

– Так я не понял, ты согласен? – спросил Николай.

– Согласен, согласен.

– Тогда бывай, жди приказ о переводе.

В трубке короткие гудки. Министерство одно, но Главки разные, по переводу потребуется согласование. Андрей представил, как вытянется лицо у начальника милиции Щеглова, когда увидит приказ о переводе Андрея. Сам виноват, что фактически выжил из отделения Феклистова. Шли дни, Андрей никому, даже Марии, о телефонном разговоре не сообщал. Дело может не выгореть, а у женщин языки длинные.

Видимо, не всё у Феклистова удачно получалось, время шло, а приказа не было. Андрей решил – правильно сделал, что Марии не сказал. А через месяц события пошли чередом. В милицию соседка тёти Мани позвонила с печальным известием.

Скончалась тётка в одночасье. Для Андрея удар под дых. Старенькая была, прихварывала, возраст всё же. Но чтобы вот так внезапно? Андрей Щеглову заявление написал – три дня без содержания, и на электричку. С Курского вокзала Николаю позвонил. Не оставил сослуживец и приятель в беде, дал опера с мотоциклом. Без его помощи совсем бы зашился. Москва большая, пока все справки соберёшь, с местом на кладбище определишься, железные набойки на туфлях сотрёшь. На похороны Феклистов пришёл, соседи по коммуналке. Выпили на поминках. Андрей досадовал на себя. Мало внимания тётке уделял. Поговорить бы с ней по-людски, не спеша. А всё служба, времени не было. Единственная родная кровь была. Не она, так и про корни свои не знал бы, думал, что из пролетариев.

Три дня, как в Балашиху вернулся, Феклистов звонит.

– Есть приказ на тебя. Так что через день будет он у Щеглова. Можешь дела в порядок приводить.

Дома Андрей Марии о приказе сказал. Жена обрадовалась.

– На первое время в комнате тётки жить будем. Ты ведь там прописан?

– Тесновато.

– Как освоишься на службе, заявление подашь на расширение жилой площади.

Щеглов, как приказ получил, метал громы и молнии.

– Исподтишка провернул? Дружок помог?

А против приказа не попрёшь. Андрей оружие сдал, передал текущие дела молодому оперу. Пусть теперь Щеглов сам замену ищет. Не он бы, так до сих пор Феклистов в районном угро работал.

Утром уже входил в райотдел милиции. Здание осмотрел с интересом, всё-таки новое место службы. Феклистов представил нового сотрудника сослуживцам. Отдел уголовного розыска побольше, чем в Балашихе. Одних оперов семь человек.

Так и район больше, и население по численности раз в восемь-десять, чем в Балашихе вместе с районом. О Фролове сотрудники понаслышке знали, всё же в одной структуре служили, приняли хорошо. День ушёл на оформление документов, получение оружия. А ещё по карте границы района изучал. Непростой район – рынок, вокзал, промышленные предприятия. Что рынок, что вокзал – точки притяжения криминала. Ворьё, жулики всех мастей. Хотя старожилы отдела заявили, что за семь лет после войны порядок навели. Часть преступников посадили, другие в разборках погибли, в перестрелках с милицией. Кроме того, количество оружия на руках у населения поубавилось. Стволы изымались – у задержанных на месте преступления, при обысках подозрительных лиц. Изъятое оружие уничтожалось, а подпитки не было, если только из старых схронов.

Андрея к одному опытному оперу прикрепили. Службу Андрей и сам знал, но район новый, своя специфика есть. В свободное время изучал фото лиц, находившихся в розыске. А ещё тех, кто вскорости освободиться должен. После отсидки селиться ближе ста километров от Москвы им запрещалось. Да только матёрые уголовники плевать хотели на Указы. Когда милиция таких останавливала, отговаривались – проездом я, с вокзала на вокзал. Оно-то и в самом деле так могло быть. В Москве сходились пути-дороги со всех областей страны – шоссейные, железнодорожные, воздушные. Захочешь – миновать трудно. У милиционеров глаз намётан, в толпе бывших сидельцев вычисляли быстро – по наколкам, по взгляду, по бледно-землистой коже лица. А если недавно вышел, то и по запаху. Тюремный запашок не скоро выветривался, как ни мойся. Уголовников в столицу привлекали два обстоятельства. Первое – город многомиллионный, в толпе затеряться проще. А второе – столица всегда богаче, зажиточней жила, чем провинция, есть чем поживиться. Кроме того, в Москве дома огромные, много подъездов и этажей, жильцы не все друг друга знают, домушникам на руку. Бандитизм на убыль пошёл, зато вал квартирных краж.

И новые преступления появились – фарцовка. В столице после войны много посольств открылось. Ушлые люди через посольскую обслугу вещи зарубежные покупали, продавали втридорога. И за руку поймать их сложно. Чтобы обвинить в спекуляции, надо знать цену товара, а как её узнать, если в СССР данная вещь официально не поступала?

Облегчало жизнь домушников ещё то обстоятельство, что дверные замки к дверям выпускали артели. Из-за примитивного оборудования замки простенькие были, железо скверного качества. Замки больше для честного человека, во вновь сданных домах половину квартир в подъезде можно было одним ключом открыть. Домушникам раздолье, иной раз на дело отмычки не брали, всё же улика, случись задержание. Открывали куском изогнутой проволоки, дамскими шпильками. Отмычка – для суда аргумент весомый, воровское приспособление, а шпильки в кармане любой иметь вправе. Вот на квартирные кражи Андрея со старожилом отдела Ватутиным и бросили.

Самое неблагодарное дело, раскрываемость таких краж низкая. Домушника если на месте преступления не застал, то выйти на след можно только через спекулянтов краденого, да и то редко. У барыг швеи есть, краденые вещи перешивают, тут же сбытчикам на толкучке отдают. Вещь слегка ношена, зато цена вполовину меньше, чем в магазине. Вещи влёт уходили, для многих низкая цена – факт решающий. Ватутин на столе целую стопку тощих уголовных дел собрал, по три листка.

Заявление о краже потерпевшего, перечень украденного, заключение эксперта по осмотру замка. Все кражи, как под копирку, впрочем – как и заявления. Трудящиеся на работу уходили, а возвратившись, обнаруживали обворованную квартиру. Воры забирали всё, что имело хоть какую-то ценность. Деньги и ценности – это в первую очередь, затем носильные вещи – пальто, шубы, платья, обувь. Не брезговали фотоаппаратами и радиоприёмниками. Порой в обворованной квартире оставалась только пустая мебель. Граждане порой сигнализировали по телефону о подозрительных личностях с баулами. Да только с транспортом у милиции плохо было. Пока доберёшься, воров след простыл. А расхлёбывать уголовному розыску, им всё недовольство обворованных доставалось.

Ватутин в сердцах сказал Андрею:

– Это ещё что, зима сейчас. А летом граждане на дачи выезжали или к родне в Подмосковье. Неделями в городских квартирах не бывали. А вернутся – обокрали, и когда – неизвестно.

Задействовали всю агентуру – скупщиков и сбытчиков выявить да шайки воровские. То, что действовал не одиночка, а группы, было понятно изначально. Стоит посмотреть на список украденного, сразу ясно – одному не унести, даже будь у вора четыре руки.

А кражи квартирные если не каждый день, то через день, а то и несколько краж за день. Андрей сразу уяснил – не одна группа действовала. Сначала наводчик должен определиться, в какой квартире зажиточно живут, когда дома не бывают. На подготовку несколько дней уйти должно. А кражи – как на конвейере. Нескольких сбытчиков удалось задержать на толкучках, с крадеными вещами, уверяли – сами купили. Обыски в жилищах сбытчиков не дали ничего. Все дела грозили стать «висяками». Городской Главк и районное начальство напирали – плохо работаете, раскрываемость низкая, совсем мышей ловить перестали. Начальство понять можно, пострадавшие жалобами забросали прокуратуру, районные власти, в первую очередь исполкомы.

Андрей на пару с Ватутиным обходили квартиры. Не должно быть так, чтобы никто воров не видел, тем более белым днём. Надо только разговорить людей, найти правильный подход. Один из дедушек вспомнил, что выходил из подъезда военный, молодой, в руке чемодан держал.

– Точно военный?

– Да что я, слепой совсем? – обиделся дед. – Форма как у вас, только околыш на фуражке чёрный.

Чёрный околыш – технические войска. И насчёт формы не всё в масть. Потому как приказом министра МВД № 895 от девятого сентября 1952 года форменная одежда и звания у сотрудников милиции поменялись. Галифе стали зелёного цвета, а кители синие, околыши фуражек красные при васильковом верхе. Часть милиционеров ещё в старой форме ходила, часть в новой. Дед мог ошибиться. Настойчивыми расспросами о цвете обмундирования кое-что выяснили. Всё-таки армеец. Хотя дед видел его со спины.

После войны демобилизованные ходили в армейском обмундировании, но без погон. А кроме того, бойцы военизированной охраны имели такую же форму, только околыши фуражек тёмно-красные. А дед погоны видеть со спины не мог. Но всё же какая-то зацепка. Больше из жильцов подъезда никто о военном не вспоминал, да и не проживали здесь военнослужащие. Люди так устроены, что обслуживающий персонал – сантехников, слесарей, электриков не замечают, вернее не обращают внимания. Так же и на людей в форме. Если и был кто-то, значит, по службе. Проверять всех военных, не зная примет, – пустой номер. На заметку оперативники данный факт взяли. Тем более только что по сводкам прошла ликвидация банды Павленко. Дезертировав в 1941 году, он сколотил преступное сообщество под видом военно-строительного управления, изготовил поддельные печати. Костяк банды занимался грабежами, мародёрством, расстрелами, причём все в военной форме. Нанятые на стороне настоящие строители на самом деле возводили объекты, причём хорошего качества. Павленко ворочал миллионами. На след его вышла госбезопасность, банду в конце 1952 года повязали. Но многие «птенцы» Павленко успели податься в бега, занимались привычным воровским делом.

Через неделю, на очередной краже, при обходе квартир одна женщина тоже упомянула о военном.

– Молодой, лет тридцати, вот только в званиях я не разбираюсь.

Андрей вцепился в свидетельницу, как клещ. Какого цвета брюки были, гимнастёрка, были ли награды, значки, нёс что-нибудь в руках, особые приметы. Маловато подробностей было – брюнет, карие глаза, и всё. Но, как и в первом случае, нёс чемодан. Причём в правой руке. Обычно военнослужащие правую руку имеют свободной – отдать честь офицеру встречному или патрулю. Мелочь, но кадровый военный так не сделал бы.

Пару недель о военных на местах краж никто не упоминал. А потом Андрей с ним столкнулся, неожиданно, лицом к лицу. Подходил к подъезду многоэтажки, дверь распахнулась, вышел военный. На плечах погоны старшины, на груди две медали, брюнет. И чемодан в руке. Андрей в штатском был и без напарника.

– Гражданин, милиция! – преградил дорогу военному Андрей.

Вытянул из кармана удостоверение, показал.

– Ваши документы!

– Вы не военный патруль, я не обязан.

– Обязан, я представитель власти. Что у вас в чемодане?

Военный чемодан поставил на землю. Полез в нагрудный карман за документами, достав – протянул. Только Андрей за них взялся, как мужчина ударил левой рукой в кадык оперативника и бросился бежать. Андрей закашлялся, удар был сильным. Из глаз слёзы, воздуха не хватает. А как отошёл немного, мужчины след простыл. Чёрт, неудачно получилось. Вора видел, а задержать не смог. На себя досадовал. Расслабился, давно в серьёзные переделки не попадал. А если бы вор ножом ударил, а не кулаком? Андрей поднял чемодан, уложил на лавку у подъезда. Шуба, меховая муфта, только входившая в моду, добротные мужские туфли, почти не ношенные. Наверняка в квартире деньги были, ювелирные изделия. Воры рыжьё и деньги по карманам прятали. В случае опасности, вот как сегодня, бросали баулы или чемоданы и делали ноги. Андрей на лавку уселся. Телефонировать в отдел смысла нет, вор наверняка район успел покинуть. Сейчас заляжет на дно на какой-нибудь «малине», затихарится. Знает, что спалился, опер его в лицо видел. А может, и из города уедет, больших городов в Союзе много. Чтобы квартиру обворованную осмотреть, надо заявление потерпевших. Тогда уже эксперт отпечатки пальцев снимет, замки осмотрит. Андрей вздохнул, поднял чемодан. Надо его в уголовный розыск отвезти. Увидел на асфальте оброненный военный билет, поднял. Лицо на фотографии точно вора, но если присмотреться, видны следы клея. Наверняка документ потерян был или украден. Вор таких за день по несколько штук заиметь может. Люди документы дома хранят. У самого Андрея так же, при себе только удостоверение сотрудника уголовного розыска. В отделении, когда объяснил появление у него чемодана с крадеными вещами, выслушал от Феклистова поток ругательств.

– Андрей! Я тебя не узнаю! Вора, можно сказать, в руках держал и упустил. В Балашихе вооружённых бандитов, убийц задерживал. Как же ты домушника проворонил?

Отдали экспертам документы, увеличили фотографию, чтобы утром на разводе постовым и операм раздать. Они на земле работают, вполне могут столкнуться. Таких оплошностей Андрей давно не допускал. Вечером на квартиру пришёл, а Мария уже немудрящий ужин приготовила.

– Маш, водка есть? Я бы выпил.

– По какому поводу?

– Ляп допустил сегодня, вор-домушник сбежал от меня.

Мария слова не сказала, выставила из шкафчика бутылку, рюмку. Андрей расстроен был, накатил соточку, поужинал. Отпустило немного. Мария рядом подсела, по плечу погладила.

– Не переживай ты так. Сегодня упустил, завтра поймаешь.

– Правильно – задержишь.

– Не придирайся к словам. У меня последний семестр остался, скоро выпуск, три месяца осталось.

– Ты это к чему?

– Москвичек в городе оставят.

– Ты место себе уже присмотрела?

– В историко-архивном институте. Перед новым годом покупатели приходили, разговаривала я с начальником отдела.

– Хм, покупатели! Как в армии, в запасном полку. Давай спать ложиться, устал я что-то.

А утром Андрея Мария разбудила, вся заплаканная.

– Что случилось? – испугался Андрей.

В таком состоянии молодую жену он ещё не видел.

– Сейчас по радио передали о тяжелой болезни товарища Сталина.

У Андрея сон как рукой сняло. С самого рождения, как себя помнить стал, со Сталиным на устах жили. Во время войны безграничная вера и слепая любовь к вождю померкли, как у многих фронтовиков. Если Сталин настолько прозорлив был, почему проморгал войну с немцами? Перед войной пакт с врагами подписал. Уже в преддверии войны внушали – врага шапками закидаем, на его территории воевать будем. А на деле немцы до Москвы дошли, до Сталинграда. Без малого огромной кровью наши удержались от катастрофы. А когда красноармейцы прошли по Венгрии, Чехословакии, Германии, да и другим европейским странам, поневоле сравнивать стали уровень жизни в СССР и на Западе. Сравнение было не в пользу социалистического строя.

Сталина обнаружила охрана первого марта 1953 года лежащим на полу в своей комнате. Сотрудник охраны Лозгачёв сообщил начальству. Почти всё Политбюро собралось на даче. И только второго марта у постели Сталина собрались врачи, констатировали инсульт с поражением правой стороны тела.

Только 4 марта было объявлено о тяжёлой болезни вождя, стали передавать информацию о состоянии здоровья. Прожив в коме несколько дней, Сталин скончался 5 марта в двадцать один час пятьдесят минут. Объявление о смерти по радио дали в 6 часов утра 6 марта. Страна была в неописуемом горе. Прощались с телом вождя с 6 по 9 марта в Доме Союзов. Уже с 16 часов 6 марта проститься с вождём пошли потоки людей, организованно, с предприятий. Сталин лежал в гробу на высоком постаменте среди роз. На нём был повседневный мундир. Хрустальные люстры в Доме Союзов были затянуты чёрным шёлком. Знамя СССР было склонено над изголовьем Сталина. Перед гробом, на атласных подушечках, лежали награды вождя, маршальская звезда. В почётном карауле стояли члены ЦК – Г. М. Маленков, Л. П. Берия, В. М. Молотов, К. Е. Ворошилов, Н. С. Хрущёв, А. А. Булганин, Л. М. Каганович, А. И. Микоян.

Все спецслужбы были задействованы. Внутри и снаружи Дома Союзов сотрудники МГБ и МВД. Милиции полно на улицах. К зданию Дома Союзов пытались пройти неорганизованные толпы. Андрей, как и все милиционеры райотдела милиции, был задействован в оцеплении. На Трубной площади произошла страшная давка, погибло несколько сот человек. Трупы увозили грузовиками, задействовав военных.

Когда гроб с телом вождя занесли в Мавзолей, был дан артиллерийский салют, на заводах по всей стране загудели прощальные гудки, объявили пять минут траурного молчания.

Люди искренне переживали, горевали. Андрей, как и все сотрудники, предположить не мог, что похороны вождя обернутся для страны и милиции сущим бедствием.

28 марта 1953 года объявили амнистию. Указ подписал Климент Ворошилов, так как стал председателем Президиума Верховного Совета СССР. По Указу амнистии подлежали те, кому суд определил меру наказания менее пяти лет, все осуждённые за экономические преступления, беременные женщины и матери детей до 10 лет, несовершеннолетние, мужчины старше 55 лет и женщины – 50 лет. Указ предусматривал сокращение срока наполовину всем заключённым, кроме политических и уголовников за предумышленные убийства. В считаные недели из тюрем и лагерей освободились один миллион двести тысяч заключённых. Большая часть из них – закоренелые преступники – воры, бандиты, насильники, грабители. Сроки уголовникам давали небольшие. По статье 153 за изнасилование – до 5 лет, за кражу ст. 162 от 3 месяцев до 5 лет, за грабёж ст. 165 до 3 лет, за разбой ст. 167 до 5 лет. А по ст. 58 за измену Родине 10 лет или расстрел. Уголовники вышли, политические остались в лагерях.

И поехали на поездах с северов, Камчатки по Транссибирской магистрали толпы уголовников. Города захлебнулись в преступлениях. В ряде городов ввели комендантский час, в Казани для усмирения беспорядков применили воинские части. Не все из освобождённых успели вдохнуть воздух свободы. Так, в Магадане был сформирован и отправлен пароходом во Владивосток этап из бывших зэков. Конечно – без охраны. Заключённые захватили пароход, потребовали плыть за границу. Радист, успевший запереться в радиорубке, успел отбить в пароходство радиограмму. Судно перехватили в Охотском море наши военные корабли. Бывших зэков высадили на берег и расстреляли.

Мало кто из освобождённых ехал в родные города и сёла провинции. Большинство тянулись в крупные города и на юг. Как же, намёрзлись на северах, тем более многие страдали туберкулёзом. А в Крыму и на Черноморском побережье Кавказа все условия – тепло, курортники с толстыми лопатниками, как называли кошельки. Отдыхать на юг ехали люди не бедные – директора предприятий, партполитработники, заведующие продовольственными и промтоварными базами, барыги всех мастей. Для щипачей-карманников самое раздолье.

Все освободившиеся имели ограничение – не имели права селиться в Москве и Ленинграде. Но когда уголовники соблюдали закон? После войны начали набирать силу воры в законе, организовывали сообщества воровские с общаками, своеобразной кассой. Новые воры в законе начали конфликтовать с ворами старой закваски, разворачивались воровские войны.

Причём войны в натуральном смысле, с применением оружия, с убитыми. Власти на воровские войны смотрели сквозь пальцы. Чем больше воров перебьют друг друга, тем лучше. Воры начинали делить территории, крышевать направления. Кто-то смотрел за рынками, другие за цеховиками.

Сил милиции противостоять хлынувшим ордам уголовников не хватало. Почти каждый день в городе десятки грабежей, убийств, изнасилований. Это с учётом, что не все потерпевшие заявляли в милицию. Ведь при кражах или разбое надо писать список украденного. А откуда у скромного мастера мясокомбината большие деньжищи при официально скромной зарплате или у директора райпо полная шкатулка золотых изделий? У милиции могут возникнуть вопросы о происхождении. Грабили богатых по наводке и серьёзные бандиты. На улицах бесчинствовала шпана мелкая. Но гражданам от этого легче не было.

Через несколько дней Андрей ехал на трамвае «А» со службы.

Трамвай после остановки только тронулся, набирал скорость. Опер увидел на тротуаре знакомое лицо. Вор, который сбежал от него, бросив чемодан. Правда, был он сейчас не в военной форме, а в цивильном пиджаке, галифе, хромовых сапогах гармошкой. Андрей долго не думал, спрыгнул с трамвая. Ходили они медленно, особенно на поворотах, двери не закрывались. Многие запрыгивали на ходу или покидали трамвай таким образом. Вор беседовал с каким-то мужчиной, покуривая папиросу. Андрей решил проследить за вором. Похищенного при воре уже нет, и арестуй он его, что предъявить? А проследить стоило, где-то же он обретается, скорее всего на «малине». Андрей встал за угол дома, поглядывал. Мужчины разошлись. Андрей шёл метрах в пятидесяти от домушника. Плохо, что тот знал его в лицо. Да и одежда на Андрее была прежняя. Вор чувствовал себя в безопасности, отпускал скабрезные шутки проходящим девушкам, не оглянулся ни разу. Домушник свернул в арку, прошёл во внутренний двор.

Андрей успел заметить, как вор вошёл в подъезд, мелькнул за окнами между первым и вторым, затем вторым и третьим этажами. Дом старой, дореволюционной постройки, с широкими лестничными пролётами, высокими потолками, и обязательно имел второй, чёрный выход для прислуги. Раньше такие дома были доходными, квартиры в них снимали чиновники средней руки, учителя, врачи. Для бандитов или для конспиративных квартир спецслужб такие дома привлекательны, просто находка. Вошёл в один подъезд, вышел с другой стороны дома.

Андрей немного выждал, вор мог вернуться, и ему бы не хотелось, чтобы они столкнулись на лестнице. Домушника не было, и Андрей зашёл в подъезд. Вор зашёл в какую-то из трёх квартир на третьем этаже. Андрей приник ухом к двери. Полная тишина. За другой дверью слышны детские голоса, потом женский.

Из-за третьей слышались мужские, да не один, разноголосица. Спорили о чём-то, слов не разобрать, двери добротно сделаны, толстые. Опер задумался. Проверить документы у обитателей квартиры? Там несколько мужчин, и они вполне могут оказать вооружённое сопротивление.

А если документы в порядке, визит его зряшным будет. Хорошо бы наблюдение за подозрительной квартирой установить, да где топтунов взять? У них в райотделе один только по наружному наблюдению и задействован на серьёзных делах. Андрей на куске бумаги адрес записал, стоит квартиру в паспортном столе проверить – кто прописан, с участковым поговорить, нет ли данных на жилище. Начал спускаться с этажа, вышел во двор, а из арки выворачивают двое блатных. Кепки-восьмиклинки, прикид характерный, пальцы в наколках, взгляд наглый. Видно – опытные, поскольку в Андрее сразу опера распознали. Сразу повернули назад. Андрей крикнул:

– Стоять! Милиция!

Уголовники кинулись убегать. Один на ходу револьвер выхватил, пальнул в Андрея, промазал. Ага, нападение на представителя власти, можно самому оружие использовать. «ТТ» в кармане, патрон в стволе. Выхватил, большим пальцем курок взвёл, выстрелил сначала в бандита с оружием, в грудь. Бандит рухнул, а второй вот-вот арку минует. Надо не дать ему уйти, выскочит на улицу, там стрелять невозможно, можно случайных прохожих зацепить, потом заморишься объяснительные писать. Андрей выстрелил убегавшему в ногу, мужчина рухнул, заблажил:

– Мусор поганый, ты чего же это делаешь? Я только от хозяина откинулся, чистый.

– А убегал зачем, стрелял?

– Это не я, я его не знаю, в первый раз вижу.

Раздалась трель свистка. Под арку вбежал дворник. Когда случалось происшествие, таким сигналом вызывали постовых милиционеров.

– Кто стрелял?

– Я из уголовного розыска.

Андрей показал удостоверение.

– Звони в райотдел милиции, пусть подъедут. И скажи – раненый есть, «Скорая» нужна.

Он обыскал труп, во внутреннем кармане пиджака обнаружил справку об освобождении, Иркутлаг. Стало быть из Сибири добирался, судя по дате справки – две недели. Андрей подошёл к раненому, обыскал.

– Ты чего творишь? – заорал бандит.

– Будешь орать, вторую ногу прострелю, – пообещал Андрей.

Оружия при раненом не оказалось, зато справка об освобождении была и тоже из Иркутской зоны.

– Говоришь – в первый раз его видел? Да вы сидели вместе!

– Наверное, в разных бараках. Начальник, в больничку бы мне.

– Не сдохнешь, а и сдохнешь, невелика потеря. Куда шёл?

– Бирюк говорил, знакомые у него в этом доме есть, туда шли. Ночевать где-то надо.

В справке у убитого написана именно такая фамилия – Бирюк.

– Вам обоим запрещено ближе ста километров от Москвы появляться!

– Не помню, запамятовал.

– В какую квартиру шли?

– Не знаю, он вёл.

Послышался шум мотора, к арке подъехала милицейская полуторка. Из кабины выпрыгнул Феклистов, а из крытого брезентом кузова двое оперативников.

– Чего у тебя, Фролов, опять стрельба?

– Вон тот в меня первым стрелять начал. Револьвер рядом с телом лежит.

– Откатаем пальчики, проверим.

– Оба две недели назад освободились из Иркутлага.

Феклистов к раненому обратился:

– Куда направлялись?

– Я вашему оперу говорил уже, у Бирюка знакомые здесь. Начальник, кровью истекаю.

К милицейской полуторке подкатила «Скорая помощь».

– Пименов, едешь с раненым в больницу. Пусть заштопают, сам при нём останешься.

– Чистый я, начальник, только приехал. За что конвой? – заблажил.

Андрей Николая в сторону отвёл.

– Помнишь случай, когда я домушника упустил, только чемодан с наворованным в отдел доставил?

– Конечно.

– Я случайно встретил его, проследил. Он в тот подъезд зашёл, семьдесят четвёртая квартира. Не туда ли эти двое направлялись?

– Пойдём, проверим.

В «Скорую» уже грузили на носилках раненого уголовника. Поднялись оперативники на этаж, позвонили в дверь.

– Кого принесло? – голос из-за двери.

– Открывайте, милиция.

Дверь открыли, на пороге пенсионер.

– Проверка документов! Паспорт! Есть кто в квартире?

– Один я, можете проверить.

Хозяин отошёл в сторону, оперативники вошли, осмотрели квартиру. Никого не было, но на столе стояли четыре стакана, несколько тарелок с остатками еды, пустые бутылки из-под водки и пепельница, полная окурков, причём от папирос разных марок.

– Гости у меня были, разве запрещено?

– Нет, конечно, – кивнул Феклистов.

Он просмотрел паспорт хозяина квартиры. Прописка в порядке, вернул. Когда вышли на лестничную площадку, Феклистов сказал:

– Сидел хозяин-то, паспорт особой серии. А гости его разбежались после выстрелов. Я видел дверь к запасному выходу. Через неё выскочили. Занятная квартирка.

– Полагаю, убитый сюда и направлялся.

– Участковому скажу, чтобы присмотрелся да заглядывал сюда почаще.

У оперов руки чесались квартиру обыскать, наверняка кое-что интересное обнаружили бы – вещички ворованные, что по сводкам проходили, или оружие. Да ордера на обыск нет.

Машина с опером и трупом уже уехала. Рабочее время уже закончилось, и оперативники разъехались по домам на трамвае. Утром, по обыкновению, на планёрку собрались в маленьком кабинетике Феклистова.

Обычно начальник угро зачитывал сводку о криминальных происшествиях, ориентировки, потом определял задачи. Феклистов начал сводку зачитывать, как затрезвонил телефон, причём не городской, а внутренний. Николай Иванович послушал, ответил:

– Понял, выезжаем.

Планёрку сразу прервал.

– Всем с оружием в машину! В Можайском тупике склад грабят. Вахтёр успел в отдел телефонировать.

Сотрудники повскакивали с мест, кинулись в комнату оперативников – куртки набросить, пиджаки, чай, не лето ещё. Оружие обычно при себе держали, в кобурах, в карманах, кому как нравилось. И бегом, перескакивая ступеньки, во внутренний двор. Водитель Соломенцев уже мотор завёл. С ходу в кузов, Феклистов в кабину на пассажирское сиденье. Полуторка сразу рванула с места. На грузовичке обозначений нет, Соломенцев на перекрёстках проскакивал лихо, сигналя клаксоном. Оперативники оружие проверяли. Если отважились грабить белым днём, то не один человек, как правило, большая банда и наверняка с оружием. После нескольких поворотов грузовик резко затормозил.

– Приехали, из машины!

Феклистов возник у заднего борта, оперативники повыпрыгивали. В тупике жилых зданий нет, одни склады. Обычно сюда возили товары с Москвы-Товарной Киевской, что была недалеко от Киевского вокзала. А со складов товары развозили уже по магазинам. Завидев машину, к ним засеменил дед. Пустой рукав левой руки под ремень заправлен.

– Милиция? Я телефонировал. Два выстрела из склада слышал. И внутренний телефон не отвечает.

– Понял, веди.

На территории базы несколько длинных кирпичных зданий ещё дореволюционной постройки из красного кирпича.

– Посторонние на склад заходили? – поинтересовался Феклистов.

– Каждый день заходят – товароведы, директора магазинов.

– Подозрительные граждане были?

– Никак нет. Вон из того склада выстрелы были.

– Спасибо, отец. Дальше мы сами.

У склада двое ворот для погрузки-разгрузки товара настежь распахнуты, и ни одной машины.

– Мартынов, Пименов – снаружи. За входом смотреть. Остальные за мной.

Оперативники оружие к стрельбе приготовили, к воротам подошли. Внутри темно, ни одна лампочка не горит, хотя освещение должно быть. Тихо зашли внутрь, сразу от ворот в стороны, иначе из темноты складской видны хорошо будут. Мишенями быть никто не хотел.

Феклистов крикнул:

– Эй, есть кто-нибудь?

Кладовщик никогда ворота открытыми не бросит, если уходит. На нём материальная ответственность, ценности на сотни тысяч, а то и на миллионы рублей. Откликнуться должен, а в ответ на вопрос Феклистова тишина.

– Парни, по-тихому вперёд!

Двинулись между стеллажами, кто-то из оперов зацепился за какую-то железяку, громыхнуло. Тут же вспыхнул свет, и сразу раздались выстрелы. Палили несколько бандитов с дальнего конца склада. Ловушку устроили, рассчитывая перебить милиционеров. Явно наблюдатель был, сообщивший о прибытии оперативников, на блатном жаргоне – на шухере стоял. Не убежали бандиты, понадеялись на равенство сил и оружие, в ответ оперативники стрельбу открыли. В закрытом помещении звуки выстрелов били по ушам, грохот стоял сильный. Оперативники народ тёртый, не в одной перестрелке участвовали, сразу на бетонный пол попадали, а бандиты стоя стрельбу вели, красовались друг перед другом. За что и поплатились сразу. У оперов периодические стрельбы в тире, навыки отработаны и практика.

Трое бандитов убиты, двое ранены, на пол свалились, кричат от боли. Это хорошо, поскольку вопли их других бандитов деморализуют. Оперативники без команды вперёд продвигаться стали короткими перебежками. Выстрел, бросок вперёд, ещё выстрел. Бандюки за тюками с товаром попрятались. Один из них, осознав угрозу уничтожения банды, кинулся в распахнутые ворота. Снаружи грохнули два выстрела. Это сработали опера, оставленные Феклистовым.

Андрей приметил бандита, похоже – главаря. Высунется из-за тюка, сделает выстрел, другим команды отдаёт. Андрей поднял пистолет, выждал. Как только показалась голова бандита, выстрелил. Бандит вывалился из-за укрытия, рухнул на пол. Один из его подручных закричал истерично:

– Лома убили!

И сам выскочил из-за стеллажа. В рост стоит, палит с двух рук беспорядочно, кричит:

– Волки позорные! Мусора!

И тут же рухнул замертво, получив несколько пуль от оперов. Минутная тишина. Потом голос из-за тюка:

– Не стреляйте, сдаёмся!

– Бросьте оружие, чтобы я видел. И вставайте, руки поднимите, – скомандовал Феклистов.

Поднялись два бандита, отшвырнув пистолеты.

– Три шага вперёд, на колени!

Один бандит выполнил приказ, другой кинулся в ворота. Всего-то четыре-пять метров до них, а не добежал. По бандиту одновременно выстрелили Андрей и Феклистов. К стоявшему на коленях подбежали оперативники, надели наручники, подняли, обыскали. Во внутреннем кармане обнаружили двое золотых часов с браслетами. Видимо – уже ограбили кого-то.

– Парни, осмотреть склад!

Убитых кладовщика и завскладом обнаружили сразу в конторке, но поиски продолжили, и не зря. На самом верху одного стеллажа обнаружили бандита. Прятался, затаился. Полагал – уйдут опера и он выберется незамеченным.

– Слазь и не дёргайся, башку продырявлю, – предупредил Андрей. – И оружие на пол брось.

Звякнул о бетонный пол револьвер, бандит спустился. А физиономия знакомая, его Андрей арестовывал за кражи ещё в Балашихе три года назад.

– Гражданин начальник! – осклабился бандит. – Опять свиделись!

– Всю жизнь бы тебя не видеть. Да теперь побольше срок получишь. Незаконное ношение оружия, убийство, сопротивление представителям власти. Червонец тебе светит, не меньше.

Один из оперативников сбегал за грузовиком. Туда поместили задержанных бандитов. Кроме того, вызвали «Скорую» для раненых и группу из прокуратуры. Все же тяжкое преступление.

Феклистов остался на складе, отправив Ватутина и Фролова с бандитами в отдел для допроса. Бандитов надо допрашивать сейчас, на «горячую». Андрей допрашивал Петьку – хромого, который прятался на стеллаже. Он освободился по амнистии, ещё в дороге, в поезде, главарь сколотил банду из амнистированных. Обосновались в Люберцах, у знакомого одного из банды. Достали оружие, по наводке решили ограбить склад. Первое же дело оказалось провальным. Андрей дело завёл, заполнил протокол допроса. Это было его первое столкновение со столь крупной бандой в Москве после амнистии. Освободился к вечеру, оружие вычистил, снарядил патронами. Первейшее дело, ибо не знаешь, когда оно потребуется.

Из райотдела вышел, направился к остановке трамвая. На остановке на него какая-то женщина пялится, улыбается.

– Андрей, ты меня не узнаёшь? Неужели я так сильно изменилась? Или обиду держишь?

Голос знакомый, бывшей возлюбленной Валентины. Это её папаша выдавил Андрея из Москвы.

– Валя? Ты в самом деле изменилась, прости, не узнал.

А в сердце уже ничего не колыхнулось. Это раньше переживал, а теперь перегорело всё, пеплом покрылось.

– Ты по-прежнему в милиции?

– Да, другого-то ничего не умею.

– Не хочешь спросить, как я живу?

– Нет, дело прошлое, зачем ворошить?

– Ты женат?

– Да, встретил прекрасную девушку.

Подошёл трамвай.

– Прости, Валя, мой номер.

Андрей вошёл в вагон. Времени после расставания много прошло, пять лет, а как Валентина изменилась. Потолстела, из стройной девушки в тётку превратилась, как-то постарела. Да, годы не красят никого.

В разговорах между собой оперативники обсуждали амнистию и резко возросший вал преступности. Те, кто работал на земле, понимали – зря. Захотят изменить свою жизнь единицы, в основном те, кто был осуждён по мелочи – бытовые драки по пьяной лавочке, за аварии, за «три сорванных колоска». Большую часть преступников, выбравших такую жизнь, лагерь или тюрьма не перевоспитают. Они, едва выйдя из-за колючей проволоки, сразу взялись за старое – воровали, грабили, насиловали.

Замполиты всех районных отделений милиции стали проводить всякие политзанятия, объясняя, что государство явило к оступившимся акт милосердия, дало ещё один шанс к исправлению, началу новой жизни. Андрей искренне был уверен в обратном. Преступники, те, кто имел не одну судимость, чувства жалости и сострадания к жертвам своим лишены начисто. И являть милосердие к «оступившимся пролетариям» негуманно по отношению к потерпевшим. Тем более большинство уголовников никогда не работало и не имело трудовых книжек. Какие же они пролетарии? Люмпены, маргиналы, отбросы. Но мнение своё никому не высказывал, дойдёт до замполита, пришьют непонимание линии партии со всеми вытекающими последствиями.

Днём столица жила как обычно. По улицам машины сновали, на тротуарах прохожих полно. Но с наступлением темноты город пустел. И это было заметно. Редкие прохожие старались быстрее добраться до своего дома или квартиры, полагая – «мой дом – моя крепость».

Однажды Андрей задержался на службе, по причине позднего времени редкие трамваи шли в депо. Он вскочил на подножку трамвая, а кондуктор встала на площадке, руки раскинула.

– В парк едем, гражданин!

– Мне хоть немного подъехать!

Он показал удостоверение. Милиционеры ездили в общественном транспорте бесплатно. Половину пути проехал, как вагон остановился. Вагоновожатый стал ломиком стрелки переводить. Пришлось покинуть трамвай. Уже хорошо, что часть пути ехал, а не на своих двоих шёл. На улицах темно, фонари не горят. Шаги гулко раздаются. Проходя мимо подворотни, подозрительную возню услышал, вроде сдавленный писк. Мимо пройти совесть не позволила, хоть и устал.

– Кто тут? Всем стоять, милиция! – крикнул он, выхватил пистолет из кармана.

Сразу топот ног, две тени кинулись от Андрея в другую сторону арки.

– Стой! Стрелять буду!

По уставу сначала положено сделать предупредительный выстрел вверх. А как вверх стрелять под аркой? Пуля срикошетить может. Андрей за убегавшими кинулся, запнулся о кого-то. Едва на ногах устоял. Видимо – потерпевший. Грабители во дворе разделились. Один влево, другой прямо бежал. Наверняка знали, где проходы имеются. Андрей вверх выстрелил. В замкнутом пространстве двора из четырёх домов звук выстрела прозвучал громко. Грабитель молодой, мчится быстро, можно упустить. Андрей пистолет вскинул, остановился. Силуэт убегавшего смутно маячит, а ни прицела, ни мушки совсем не видать. Выстрелил по ногам. Сразу вскрик, звук падения. Андрей, держа оружие наготове, подбежал. Молодой парень за простреленную часть держится. Опер одежду обыскал, обнаружил нож-бабочку, переложил в свой карман.

– Вставай!

– Не могу, – простонал раненый.

– Думаешь – пожалею? Пинками катить буду.

Матерясь и охая, раненый поднялся.

– Иди к арке.

Сейчас для Андрея главное, чтобы пострадавший не ушёл. Уйдёт, воспользовавшись моментом, и попробуй докажи грабёж! А нет пострадавшего и заявления, стало быть, и преступления не было. Тогда самому бы оправдаться за применение оружия. Но пострадавший был на месте. Пожилой мужчина сидел, привалившись к стене, вытянув ноги, держась за голову.

– Вы ранены? – обратился к нему опер.

– По голове ударили, болит.

«Скорую» надо обоим. Андрей из кармана свисток достал. Хотел сигнал подать для милицейского патруля или постового. А уже топот ног слышен, у входа в арку двое милиционеров возникли.

– Кто стрелял?

– Я!

Андрей удостоверение предъявил. Милиционер фонарик зажёг, документ изучил.

– Что случилось?

– Грабёж. «Скорую» вызовите. У потерпевшего голова разбита, а грабителю я ногу прострелил.

– Лучше бы башку, – буркнул милиционер. – Федькин, ищи телефон.

– Есть!

Второй милиционер убежал. По прибытию «Скорой» пришлось ехать в больницу, оформлять заявление пострадавшего, протоколы допроса, а после оказания помощи подстреленному грабителю звонить в райотдел, вызывать машину, доставлять бандита в камеру предварительного заключения.

Глава 2. Банда

Пока занимался задержанием, потом больницей, документы оформлял в дежурной части на задержанного, времени ушло много. Посмотрел на часы – четыре утра.

Домой идти смысла нет, даже через проходные дворы, сокращая путь, раньше пяти часов пешком не доберётся. Пристроился вздремнуть на диванчике в кабинете оперов. Заснул крепко, разбудили оперативники, прибывшие на службу. Успел лицо ополоснуть перед планёркой.

Феклистов, войдя, поздоровался, был озабочен, хмур. Зачитал сводку.

– Фролов, твой задержанный в КПЗ?

– Мой, ночью привёз, сто шестьдесят пятая и сто сорок третья статьи.

– Оформляй, и в суд.

– Надо ещё заключение из больницы. Хирург сказал – через несколько дней, когда стабилизируется состояние пациента.

– Держи на контроле. К сведению всех. Поступили сведения от информаторов, что на нашем участке, предположительно между «Студенческой» и «Киевской», укрывается банда из амнистированных. Прошу озадачить свою агентуру. Банда вооружена, главарь Васька Каин.

Среди оперативников гул голосов. Кличка известная, как в уголовном мире, так и среди оперативников. Каин начал преступную деятельность ещё до войны, в сорок первом получил первый срок. Был крайне жесток, изворотлив, физически силён. К 1953 году имел уже три ходки на зону. Если информация о Каине верна, уголовный розыск ждут беспокойные дни.

После войны силами пленных немцев и наших строителей Москва отстраивалась. Открывались новые станции метро, торжественно открылось новое, величественное здание МГУ на Ленинских горах. Производство с военных рельсов уже перевели на выпуск гражданской продукции. В магазинах расширяли ассортимент товаров. Народ чувствовал – полегче жить стало, оправдывались надежды на лучшую послевоенную жизнь. А бандиты, грабители, как плесень, пачкали всё. У трудящихся могло сложиться впечатление, что власти не в силах обуздать преступность.

Андрей пока был единственным, кто не успел обзавестись информаторами из уголовной среды. Для этого требовался стаж работы на новом месте. Опера в отделении опытные, не один год в отделении, имеют не по одному стукачу, а иные – и поболее десятка. Да, неприятно общаться с блатными, делать им послабления, смотреть сквозь пальцы на их криминальные делишки. Но и без таких контактов не обойтись. Без информаторов ни одна полиция мира не обходится. Имела их и царская полиция и жандармерия, имела советская. Конечно, оперы не с убийцами контактировали, им одна дорога – в лагерь на нары, а с барыгами, спекулянтами, напёрсточниками и прочим приближённым к уголовному миру людом. Знали они не так много, но из малых сведений, собираемых в одном месте – уголовном розыске, иной раз складывалась занятная картина.

Андрей занялся бумагами. Дел много, чтобы передать их в суд или прокуратуру, требовалось соблюсти формальности. В отделе остались он и Феклистов. А в десять утра начальнику угро звонок от начальства.

– Николай Иванович, зайди срочно.

Оказалось, придя на работу, сотрудники сберкассы, что на Большой Дорогомиловской, обнаружили в стене хранилища пролом и два вскрытых сейфа. Кража дерзкая, убыток государству большой.

Феклистов прихватил Андрея, на служебном грузовичке выехали на место происшествия. У сберкассы народ толпится, сотрудники. К операм тут же заведующий сберкассой подошёл.

– Это я телефонировал. Позвольте представиться – Крутов Илья Савельевич, заведующий.

– Начальник уголовного розыска района Феклистов, мой сотрудник Фролов. Кто первый обнаружил взлом?

– Кассир Шуклеина.

– Пройдёмте внутрь, пригласите кассира.

В небольшом холле все на местах, не скажешь, что происшествие произошло. Следом за операми и заведующим вошла молодая женщина.

– Вы кассир?

– Да. Утром пришли на работу как положено, перед тем, как клиенты зайдут, я деньги из хранилища достать должна. Открыла дверь, а там ужас!

– Проводите.

Из помещения кассира дверь вела в хранилище. Дверь железная, не взломана.

– Вы своим ключом открывали?

– Да, замки целые были, как и пломбы.

Перед уходом двери опечатывались пластилиновыми пломбами на бечёвке. Кассир распахнула дверь. М-да! В стене справа зияла дыра размером полметра на полметра. Человек нормального телосложения пролезть вполне может. У обоих сейфов дверцы вскрыты автогеном. Для такого оборудования машина нужна для перевозки. Феклистов сразу поинтересовался:

– Пролом в стене куда выводит?

– Чёрный ход, им давно не пользуются.

Феклистов кивнул.

– Фролов, посмотри.

Андрей осторожно в пролом пролез. Пыльная лестница вверх, следы кирпичной пыли, обломки кирпичей в углу свалены. Видимо, те, кто стену ломал, отбрасывали их в сторону, чтобы не мешали. Андрей спустился к двери, толкнул локтем. Дверь открылась свободно. Замок открыт, петли смазаны маслом, чтобы не скрипели, даже потёки есть. Недалеко, у соседнего подъезда, старушки на лавке сидят. Андрей подошёл, поздоровался, представился. Одна из старушек тут же поинтересовалась:

– Много забрали?

– Не знаю пока. Подскажите, недавно – вчера, позавчера, ремонт в квартире или подъезде никто не делал?

– Как же, делали в подвале. Машина грузовая стояла, сварка.

– Откуда про сварку знаете?

– У меня зять сварщик. Баллон кислородный лежал, шланги.

– Откуда рабочие были?

– Не знаем, человек пять, все в рабочем.

Так, значит, надо проверить жилконторы, посылал ли кто ремонтников в этот дом.

– Стук был?

– Стучали, а как ремонт без этого? Приезжали утром, били-колотили, а часов в десять уезжали. Говорили – на другой объект.

Не на объект уезжали, понял Андрей.

Пробивали стену, рубили кирпич, а после десяти работы бросали, поскольку приходили сотрудники сберкассы.

– Кто-нибудь номера машины запомнил?

– И, милок! Какая в наши годы память? Я вот уже не помню, что вчера было.

Андрей попытался разговорить – как выглядели рабочие? А никак, кто их разглядывал? Работяги и работяги, обыкновенные. Но всё же зацепки были. Андрей через пролом вернулся в хранилище, отвёл Николая в сторону, доложил.

– Мысли есть? – спросил Феклистов.

– В жилконтору наведаться. Направляли сюда рабочих или нет?

– Я не провидец, но скажу сразу – нет. Бандюки были.

– Для обращения с автогеном навык нужен. В лагере его не приобретёшь.

– Это да.

– А ещё надо поднять в кадрах дела на всех, кто работал в этой сберкассе.

– Ты мои мысли читаешь. Знать, что здесь хранилище, могли только те, кто работал здесь. Ведь очень точно вышли на него. А помещение маленькое, метр в сторону – и промахнулся. Значит, так. Я эксперта вызываю, пусть пальчики отработает, фото сделает. А ты в кадры, потом в жилконтору.

– Николай, в кадрах архив поднимать надо, быстро не управлюсь.

– Надо, Андрей. Думаю – эта кража не последняя. Наверняка новое место присматривают. Хапнули в двух-трёх местах и в Сочи или в Крым.

Пришлось Андрею в отдел кадров тащиться. О краже там уже знали. Часть личных дел сотрудников представили сразу, тех – кто сейчас работал. Сберкасса на этом месте ещё с довоенных времён была, их личные дела хранились в архиве. Пока кадровики в подвале искали, Андрей личные дела изучал, в блокнот записывал установочные данные – фамилии, адреса, стаж работы. Особенно интересовали его те, кто недавно уволился. Список получился внушительный – сорок шесть человек. И каждого проверить на причастность надо. Пожилая кадровичка сразу на три личных дела указала.

– Вот этих нет в живых. Двое на фронт ушли и погибли, а вот этот от инфаркта умер три года назад.

Андрей вычеркнул их из списка. Всё меньше проверять надо. Любой из оставшихся сорока трёх мог быть наводчиком. Для проверки требовалась уйма времени. А как это сделать? Никто о себе не скажет, что он о хранилище рассказал. Время уже к трём часам приближалось, когда он вышел из отдела кадров. Надо поторапливаться в жилконтору, они работают до пяти, до конторы ещё час добираться надо.

Повезло, потому как в жилконторе оказался мастер участка.

– На Большой Дорогомиловской? Нет, за последнюю неделю ремонтов там не было и наши сотрудники там не работали.

– У вас грузовик есть? Ну – материалы подвезти, рабочих, сварочный аппарат.

– На больную мозоль наступили. Нет у нас машины. Сотрудники пешком ходят, инструменты в сумке носят. Из рабочих у нас электрик и сантехник. Если ремонт посерьёзней нужен, обращаемся в ремонтно-строительное управление.

– Можно адрес взять?

– Это пожалуйста.

Мастер написал адрес. Андрей прочитал.

«Улица 1905 года».

– А до скольки они работают?

– До восемнадцати.

Андрей посмотрел на часы. Пешком не успеть, а транспорта у него не было, придётся визит отложить до завтра. А пока можно проверить несколько адресов из списка бывших сотрудников сберкассы. Тем более два адреса по соседству.

Дверь на одном открыла пожилая женщина.

– Мне бы Валентина Ивановича.

– Вы из собеса?

– Извините, нет. Из милиции.

– Да? – удивилась женщина. – Пройдите. Только поговорить с ним не получится. Уже года три парализован после инсульта, не говорит.

Андрей всё-таки прошёл в комнату. Сильный запах лекарств, на постели худой мужчина, кожа бледная. Андрей поздоровался, но ответа не получил. Мужчина медленно повернул голову на звук голоса. М-да, этот бедолага точно никому ничего не скажет.

– Простите за беспокойство, – развернулся к двери Андрей.

И на втором адресе неудача.

– Ниночку? Она два года как вышла замуж и живёт в Горьком. Дочку недавно родила, – сказала женщина.

Андрей с лёгким сердцем вычеркнул два адреса. На часах семь вечера, ещё бы можно проверить пару адресов, но устал, не ел сегодня, да после почти бессонной ночи. Отправился домой, передохнуть надо, не железный. А дома Мария наготовила вареников с творогом.

– Ты бы хоть позвонил вчера, что не придёшь.

– Честно говорю – шёл домой, да на происшествие попал.

– Так тебе и поспать не удалось?

– Вздремнул под утро пару часов в кабинете. А вот есть хочу как волк.

Андрей накинулся на вареники, пока Мария после мыла посуду, присел на диван, да так и уснул сидя. Не чувствовал, как Мария, вернувшись из кухни, раздела его, уложила.

Утром после планёрки Андрей доложил результаты.

– Сорок один адрес? Да ты один неделю проверять будешь. Даю в помощь Чумакова. За два дня проверьте все адреса. Думаю – это единственная на сегодняшний день зацепка, которая выведет на воров.

Андрей переписал на листок половину адресов из блокнота, вручил Чумакову. Сам по адресам направился. Одно плохо – рабочий день, фигуранты из списка могут быть на работе. По адресам проверять лучше вечером. Но выбирать не приходилось.

На первых двух адресах не повезло, двери никто не открыл. На третьем позвонил, слышно было, как за дверью звонок трезвонит. И тишина. Наверное – никого нет дома. Андрей повернулся уходить, локтём случайно дверь задел, а она приоткрылась. Забыли закрыть?

Андрей рукой дверь толкнул, распахнулась она, он крикнул.

– Есть кто дома? Хозяева!

Ни отклика, ни движения. Андрей решил зайти в квартиру. На кухне пусто, как и в коридоре и двух комнатах. Уходить собрался, но ещё в ванную решил заглянуть. Распахнул дверь, а там женский труп. Сидит на полу, голова запрокинута, по халату капельки крови из единственной раны в области сердца. Ну ничего себе сюрприз! Не банда ли расправилась с наводчицей, чтобы все связи оборвать? Он увидел в коридоре на стене телефон. Вытащив носовой платок, обернул им трубку телефона, набрал номер уголовного розыска.

– Феклистов у аппарата, – послышалось в трубке.

– Николай, это Фролов. Фигурантка, что по списку работников сберкассы, убита. Нужна опергруппа, прокуратура, труповозка. Диктую адрес.

Николай Иванович выслушал, выматерился. Банда опередила оперативников. Теперь Андрею надо сидеть в квартире, охранять место происшествия, дожидаться бригады. Приехали сотрудники уголовного розыска быстро, одной машиной. Эксперт сделал фото, потом начал искать отпечатки пальцев, коих нашлось множество. За дело взялся судмедэксперт.

Осмотрев, сказал:

– Убийство произошло часа четыре назад, убили заточкой, судя по ране. Точнее скажу после вскрытия.

Подъехал дежурный прокурор.

– Второе убийство за утро.

– Заточкой? – поинтересовался Феклистов.

– Выстрел в затылок, почти в упор. Похоже на криминальные разборки. Убитый из сидельцев, от наколок синий.

Дело прокуратуры – дать поручения уголовному розыску, осуществлять надзор за действиями оперативников.

– Фролов, опрашивай соседей. Не видел ли кто посторонних, с кем жила убитая, знакомства. Ну, не мне тебя учить.

С одной стороны, после убийства уже понятно, что женщина каким-то образом связана с криминалом. Убийцу явно знала, иначе не впустила бы в квартиру. Замки на дверях не взломаны, открывала сама. Только непонятно, как молодая женщина, работавшая в серьёзном учреждении, могла связаться с уголовниками? Принудили? Угрожали? Могла позвонить в милицию. На долю в украденном позарилась? Вполне вероятно. Но версии строить рано, мало исходных данных. Началась муторная работа, которую Андрей не любил. Понимал разумом – надо, а не любил.

То старушка словоохотливая попадётся, расскажет многое, но к делу отношения не имеющее, то полусумасшедший старик, вещающий о близком конце света, о пришествии дьявола. А всех надо выслушать, задать наводящие вопросы. Это как искать крупицу золота в горе пустой породы. Но удача улыбнулась, она любит упорных.

– Да хахаль ейный приходил утром, – поведала желчного вида тётка, проживающая над квартирой убитой. Я в магазин утром ходила, так он навстречу по лестнице поднимался.

– Во сколько это было?

– Часов в восемь.

Андрей дотошно выспросил – как выглядел подозреваемый, во что одет был да как давно появляться у Лагутиной стал? Лагутина – это была фамилия убитой.

– Верка-то строгих правил была, как с мужем развелась, никого из мужчин я рядом не видела. А недели три назад вот этот объявился.

– А где работает или живёт, она не говорила?

– Дайте припомнить.

Тётка задумалась.

– Не вспомню. А только не нравился он мне. Зенками зыркает противно.

Это к делу не пришьёшь.

– А какие-нибудь приметы есть? Скажем – шрамы, коронки золотые?

– На двух пальцах левой руки перстни наколоты.

Опа! Сиделец! За каждую ходку на зону перстень накалывают. Надо проверить по картотекам. Таких примет у уголовников полно, но можно отбросить мужчин моложе двадцати и старше тридцати пяти. Тётка оказалась единственной в подъезде, кто видел утром постороннего.

Андрей сразу в отдел, доложил Феклистову.

– Примета интересная, только знаешь, сколько бывших и настоящих уголовников её имеют? Полагаю – несколько тысяч. И где они после амнистии – неизвестно. Ориентировку оперативникам и постовым дам, пусть приглядываются. Ты грамотное описание дай – рост, телосложение, всё, что нарыл. Я другие отделения города оповещу. Глядишь – кто-нибудь в раскинутые сети попадётся.

Андрей описал всё, что тётка рассказала. Но данные приблизительные, во многом субъективны. Одного и того же человека разные люди непохоже описать могут. Надежды на ориентировку было мало, но через сутки пришла телефонограмма из тридцать второго отделения милиции. Мелькнул на их территории похожий фигурант. Андрей сразу туда поехал, встретился с постовым. Старшина в предпенсионном возрасте, начал службу ещё до войны.

– Я, как ориентировку зачитали, сразу о Валете вспомнил. Пётр Коровин. Первый раз сел в сороковом, по пьяной драке мужика ножом порешил. Второй раз в сорок седьмом, снова убийство. Обстоятельств не знаю, судили в Краснопресненском суде. А недавно я его видел в трамвае. Либо освободился по окончании срока, либо по амнистии.

– Где живёт, не знаешь?

– Раньше с матерью жил, безотцовщина он. Мать в сорок восьмом умерла, а где сейчас обитает, не знаю.

– Можешь информаторов напрячь?

– Попробую. Если что нарою, куда звонить?

Андрей дал номер телефона уголовного розыска, откланялся. Снова ниточка появилась, но пока зыбко. Но на следующий день на утренней планёрке доложил.

– Все слышали? – сказал Феклистов. – Дело серьёзное – сумма похищенного большая, думаю – убийство бывшей сотрудницы имеет отношение к делу. Задействуйте всех информаторов.

Когда оперативники разошлись, Феклистов сказал Андрею.

– А тебе дорога на Красную Пресню, в суд. В деле фото должно быть. Надо сделать копию и показать соседке убитой.

Оперативника, как и волка, ноги кормят. Через час Андрей уже был в суде. Помощник судьи архивные дела принесла, пожелтевшие, пылью покрытые. Андрей нашёл дело Коровина. Под честное слово вернуть пообещал через несколько часов. А сам рванул на Ростовскую набережную, где произошло убийство. Тётка, видевшая предполагаемого убийцу, оказалась дома. Андрей, как вошёл в квартиру, сразу фото показал.

– Он?

Женщина очки надела, пристально разглядывала фото.

– Он. Только здесь он без головного убора, а я видела его в кепке.

– Спасибо, вы нам помогли.

Любое действие протоколировать надо. Андрей с разрешения хозяйки на кухню прошёл, записал показания свидетельницы, откланялся. А потом почти бегом в своё отделение, к эксперту.

– Срочно надо копию фото сделать и размножить.

– В уголовном розыске всегда срочно, не как в других службах, – проворчал эксперт.

Но через полчаса фото вернул.

– Отпечатки сушатся, зайди часа через два.

– Годится.

Андрей снова на Красную Пресню, в суд. Фото вернуть надо и дело просмотреть. Вполне может статься – подельники есть, адреса. На всякий случай записал фамилии и адреса всех фигурантов дела. Информация лишней не бывает. И к себе в отделение. Фотокопии забрал и к Феклистову.

– Николай Иванович, соседка на фото из уголовного дела опознала Коровина. Со слов старшины Табакова, этого Коровина за убийство судили. И второе дело, что в Краснопресненском суде, тоже сто сорок вторая статья. Пролистал я дело – удар ножом в сердце.

– Аналогия явная. Надо искать этого Коровина, через него на банду выйдем, что сберкассу ограбила.

– Я такого же мнения.

– Завтра на планёрке операм фото раздам и постовым.

Несколько дней Андрей занимался текущими делами, которым не было конца – карманные кражи, грабежи, пьяные драки. С драками полегче, обе стороны присутствуют, как правило. Никто не помнит, из-за чего конфликт начался, кто первым удар нанёс.

Оформлял дело по статье 143 «Лёгкие телесные повреждения» и в суд передавал. Положа руку на сердце, за счёт таких происшествий улучшалась статистика раскрываемости. Одним днём, около полудня, задребезжал телефон. Андрей был в кабинете один, все опера в бегах. Снял трубку.

– Уголовный розыск?

– Он самый, Фролов у аппарата.

– Старшина Табаков беспокоит из тридцать второго отделения.

– Внимательно слушаю.

– Вы интересовались Валетом, так вот, есть информация, правда непроверенная, что он на Десятилетии Октября обитает, двадцать второй дом.

– Спасибо, старшина, помог. Всё?

– Покамест – да.

– Удачи.

Андрей сразу к Феклистову.

– Адрес Коровина известен. Только что телефонировал старшина Табаков, дал наводку. Десятилетие Октября, двадцать два.

Николай Иванович к карте подошёл, Андрей за спиной у него встал.

– Почти на окраине. Вот что, Андрей, езжай туда, выбери подходящее место наблюдения. Если фигурант объявится, звони в отдел. Сам на рожон не лезь, люди нужны, чтобы все пути отхода перекрыть. Коровин этот убийца, кровь пролить не побоится.

– Понял, убываю.

Добирался Андрей до искомого адреса с пересадками, сначала трамваем, потом автобусом. Нашёл дом, прошёлся вокруг. Дом двухэтажный, кирпичный, два подъезда. Запасных выходов, как в доходных домах, не наблюдается. Ничего удивительного, такие дома для рабочих строили, на окраине.

Это после войны столица активно строиться начала, из прежних границ внутри кольцевой железной дороги вышла, за неё перешагнула. Некоторые окраины, вроде Воробьёвых гор, так вовсе престижными стали. Как же, университет там, киностудия «Мосфильм», рядом Лужники и стадион, отрада футбольных болельщиков. Дом на углу Десятилетиялетия Октября и Ефремова, зайти во двор можно с двух сторон, для наблюдения неудобно. Со двора оба подъезда видны отлично, как на ладони, но тогда сам Андрей будет привлекать внимание. Во дворе детские качели да стол, где пенсионеры-доминошники козла забивают, укрыться негде. Выбрал себе позицию на углу улиц, за газетным киоском.

Ждать долго не пришлось, через полчаса Коровин вышел из дома, осмотрелся, да и двинулся к Новодевичьему монастырю. Периодически проверялся, но топорно, Андрей успевал спрятаться то за тумбой для объявлений, то за пивным киоском. Вот уже монастырь виден, но фигурант оставил его в стороне, свернул на Погодинскую. Остановился, закурил, явно кого-то поджидая. Успел сальную шутку отпустить проходящим девушкам. К Коровину подошли двое, явно блатные, и вместе направились к одноэтажному, явно частному дому. Очень интересно! Сходка там или сборище по поводу удачной кражи? Раздумывать некогда, Андрей побежал искать телефон. А телефонов-автоматов не видно, зашёл в ведомственную поликлинику, показал удостоверение.

– Мне срочно позвонить надо.

– Пожалуйста.

Андрей набрал номер Феклистова, тот снял трубку после первого гудка.

– Фигурант не один, трое вошли в дом.

– Ты не один, рядом кто-то есть? – догадался Николай Иванович.

– Угадал.

– Диктуй, куда подъехать. Сам поеду и троих оперов прихвачу.

– Угол Погодинской и Абрикосовой.

– Жди, конец связи.

Андрей, уже не спеша, остановился на перекрёстке. Сам дом, где фигурант был, не виден, но тротуар просматривается хорошо. Прохожих почти нет, для наблюдения удобно. Через четверть часа рядом остановилась знакомая полуторка. На пассажирском месте в кабине сам Феклистов.

– Номер дома?

– Погодинская, двадцать четыре, дом под черепицей. Зашли трое, думаю – гости.

– Если с хозяином считать, уже четверо. Едем.

Андрей в кузов забрался. Тут и езды-то две минуты. Грузовичок проехал мимо дома, остановился у следующего. Оперативники без команды покинули кузов.

– Так, парни. Заходим во двор. Ватутин – твоё дело смотреть за окнами. Черепанов – на задний двор. Фролов – со мной, попробуем войти под предлогом проверки паспортов.

Андрей сразу передёрнул затвор пистолета, сунул его за пояс, прикрыв полой пиджака. Калитка во двор открыта, и собаки нет. Ватутин сразу за угол дома встал. Черепанов пробежал мимо крыльца к хозяйственным постройкам. Феклистов, а за ним Андрей, поднялись по ступенькам. Николай Иванович в дверь постучал – кулаком, требовательно.

– Кто там?

Дверь распахнулась, в прихожей мужчина в брюках и майке. На руках и плечах многочисленные наколки. Мужчина попытался дверь сразу закрыть, но Феклистов успел ногу подставить. Мужчина заорал:

– Мусора! Атас!

В доме послышался шум. Николай и Андрей навалились на дверь, сбили мужика с ног. Андрей сразу заломил ему руки назад, защёлкнул наручники. Феклистов в комнату вбежал, и сразу выстрел, затем звон разбитого стекла и снова выстрел, только уже с улицы. Андрей выхватил пистолет, ворвался в комнату. Феклистов лежал на полу, боролся с бандитом. Ещё один лежал на диване, на груди его расплывалось кровавое пятно. Андрей подскочил к борющимся, врезал бандиту по затылку рукоятью пистолета. Уголовник обмяк, Андрей стащил его с Феклистова, завёл руки назад.

– Николай, наручники дай.

– Нет.

Пришлось связать руки ремнём, выдернутым из брюк бандита. Андрей обыскал связанного, во внутреннем кармане обнаружил толстую пачку денег, выложил на стол, щедро заставленный бутылками водки, тарелками с закуской.

– Денежки-то из сберкассы, похоже, – сказал Николай. – Там как раз говорили о пачках по пятьдесят рублей. Я обыщу убитого, ты глянь, что за стрельба на улице была.

В небольшом палисаднике с цветами лежал бандит, на правом бедре кровь. Рядом Ватутин стоит с револьвером в руке.

– Стекло разбил и выпрыгнул. Я ему – стоять, он на меня с заточкой кинулся.

Андрей нагнулся.

– Повернись и назовись.

– Да пошёл бы ты, мусор поганый.

Андрей с размаху рукоятью пистолета по зубам бандиту врезал.

– Ещё раз про мусора услышу, башку прострелю.

Бандит рукавом пиджака окровавленный рот вытер. А рожа-то знакомая.

– Фамилия? – повторил Андрей.

– Коровин.

Ага, тот, которого видела соседка убитой. Можно очную ставку проводить для опознания.

– Ватутин, ты обыскивал?

– Не успел.

– Заточку аккуратно подними, через платок. Наручники есть?

– Есть.

– Давай сюда.

Андрей наручники защёлкнул на запястьях, поднял бандита. Тот заныл.

– Больно, начальник! Мне бы в больничку.

– А убитой тобой Лагутиной больно не было? Заткнись и не зли меня.

Андрей обыскал задержанного. И тоже вынул пачку денег в банковской упаковке, только купюры поменьше – по двадцать пять рублей.

– Где деньги взял?

– Где взял, там нет уже, начальник.

Андрей завёл раненого бандита в дом. Захват получился не совсем гладкий. Один бандит убит, один ранен, двое целы, показания смогут дать хоть сегодня. Понятно, что всё валить на убитого будут, паровозом пустят. Типа мы не знали, пришли в дом поиграть в картишки, выпить-закусить. У всех задержанных вместо паспортов справки об освобождении по амнистии. Лагеря разные, но в Сибири. Не иначе – в поезде снюхались.

– Андрей, зови понятых, будем дом обыскивать. И позови Черепанова, пусть задержанных в машину грузят.

– А труп?

– Туда же.

– Чего я, с мертвяком поеду? – заныл Коровин.

– Перебьёшься, – жёстко сказал Феклистов. По тебе тюрьма плачет, дождаться не может, а ты выкобениваешься.

Ватутин в кузов грузовика забрался, пока Черепанов бандитов поодиночке водил. Потом водитель и Черепанов труп убитого забросили. У всех бандитов при себе деньги оказались, солидные суммы. Откуда бы им взяться, если недавно освободились и нигде не работали?

Но из сберкассы были похищены не четыре пачки, на целый баул хватит. Андрей понятых привёл – из соседнего дома, пожилую пару. Начали обыск. Искали сразу Николай и Андрей. Сначала Андрей наткнулся на тайник в диване – увесистый свёрток. Развернули при понятых, а в тряпице оказались золотые изделия, довольно много, по прикидкам – килограмма полтора. И все изделия не новые – с царапинами, потёртостями. Или при ограблениях с граждан сняли, либо ломбард ограбили. Понятые при виде ценностей только головами качали. Столько золота они только в ювелирных отделах универмага видели. Затем Николай в шкафу под одеждой оружие обнаружил в коробке из-под обуви. Два почти новых «ТТ» и трофейный «Вальтер», все со снаряжёнными обоймами. Когда перешли к обыску подвала, в оцинкованной ёмкости из-под технического вазелина обнаружили деньги. Все в банковской упаковке.

При понятых пересчитали, записали в протокол, под роспись. Деньги и ювелирные изделия забрали, дом опечатали. Теперь предстояли допросы. Надо было установить роль каждого в банде, её состав. Оперативникам не верилось, что бандиты сами смогли работать сварочным аппаратом, специалист нужен. А ещё грузовик и водитель, тоже подельники. И состав банды легко мог перевалить за десяток. После захвата банды неплохо отдохнуть, да нельзя, допрашивать по горячему надо. В уголовном розыске Феклистов к допросам всех оперов привлёк.

Допрашивали одновременно. Феклистов от комнаты к комнате переходил. Послушает, пару строк на бумаге напишет и уходит. А на бумажке вопросы. Один из уголовников оговорился, другой обмолвился. Спохватился, а слово вылетело уже, не вернёшь. Не сговариваясь, бандюги убитого главарём сделали. Они-де люди подневольные, исполнители. Но выплыл некий Паша, сварщик строительного управления. Его руками сейфы вскрыты были, и наверняка свою долю получил. А ещё водитель из райпотребсоюза, что баллон с кислородом да ацетиленовый аппарат к сберкассе подвозил.

Феклистов решил их арест на завтра отложить, а сегодня потрошить бандитов до полного изнеможения. Раненому Коровину вызванный врач перевязку сделал, его допрашивали наравне с другими. Упорный, отрицал факты очевидные. В доме Лагутиной не был, в квартиру не заходил, никого не убивал. У задержанных отпечатки пальцев взяли, и два отпечатка совпали с теми, что обнаружили в квартире убитой. Для суда показания свидетельницы и отпечатки пальцев – улики неоспоримые. А вкупе с кражей из госучреждения, да учитывая, что Коровин рецидивист, свои пятнадцать лет заключения он заработал. Андрей доволен был, по убийству Лагутиной всё понятно. Как же Коровину удалось через убитую схему сберкассы достать, это другой разговор. Феклистов на бумажках советовал упор на золотые изделия сделать. Откуда золото, почему в доме хранилось?

Под давлением улик, главная из которых – деньги в банковской упаковке, бандиты сознались в краже из сберкассы. Тем более деньги в половине пачек новые, с нанесёнными на фабрике Гознака номерами. И номерочки эти фигурировали в деле. По убийству наводчицы тоже понятно. Коровин отрицал знакомство и убийство, но неоспоримые доказательства тоже были. А вот по золоту все молчали – не знаем, не видели. Валили находку на убитого в перестрелке хозяина дома. В принципе – такое быть могло. Обычно после удачно проведённого дела грабители или бандиты считали добычу, делили по справедливости, в зависимости от вклада каждого. Естественно – главарю больше. Если бы арестованные сознались в кражах или ограблениях граждан, в уголовное дело добавилась бы статья, но не срок, поскольку за кражу у граждан срок давали значительно меньше, чем за кражу государственного имущества, тем более в составе организованной группы с применением технических средств, коим являлся сварочный аппарат.

Феклистов этим же вечером сделал запрос в главное управление по факту краж или ограблений граждан, где фигурировали золотые изделия. Судмедэксперт тем временем откатал отпечатки пальцев убитого уголовника. По ним можно установить личность, судимости. Найденные золотые изделия могли быть своеобразным общаком. Феклистов в этом сомневался. Держатель общака – личность в криминальных кругах известная и уважаемая, привечать у себя бандитов на дому не будет, чтобы не привлекать внимания милиции. Часто такие люди малоприметны, в кражах, разбоях, грабежах не участвуют. Оперативники разошлись из отдела поздним вечером, а утром Феклистов разбил их на пары, старшему вручил бумажку с указанием фамилии и адреса проживания. Данные взяли из показаний арестованных.

Андрею вместе с Ватутиным выпало арестовать Пашу – сварщика. Если официальным языком выражаться – задержать для допроса. Для ареста нужно постановление прокурора или суда. Но то, что оно последует, опера́ не сомневались. В строительное управление успели к началу рабочего дня, рабочие расходились после разнарядки. Оперативники сразу к прорабу, удостоверения предъявили.

– Нам бы сварщика увидеть, звать Павел, – сказал Ватутин.

– Михеева? Он три дня как на больничном, телефонировал.

– Тогда адрес его дайте.

– Пройдите в кадры, я позвоню.

Одно хорошо, фамилию узнали. В уголовной среде всё больше по кличкам называют. Женщина-кадровичка дала адрес. Жил Михеев Павел Антонович у чёрта на куличках – в Курьяново, во втором Курьяновском проезде. То ли деревня, то ли дачный посёлок. Андрей название слышал, но сам там не был никогда. Ватутин пояснил:

– Лучше всего добраться до Курского вокзала, а там электричкой до Перервы, а далее пешочком.

– А Михеева как в отделение повезём?

– Да так же, электричкой. Или у тебя есть предложение получше?

Пока добирались до Курьяново, два часа прошло. А ещё в самом посёлке путаница.

Курьяновский бульвар, улица Курьяновская, а ещё 1-й, 2-й, 3-й, 4-й Курьяновский проезды. Небогатая у чиновников фантазия! Благо, кадровичка чётко написала. Домик искомый небольшой, вокруг него участок с деревьями. Во дворе двое мальчишек лет по двенадцати с велосипедом возятся.

– Мальчики, Михеев Павел Антонович здесь живёт?

– Здесь, это папка наш! Заходите.

Мальчишки проводили оперативников к дверям. Один из них вбежал в дом.

– Папа, к тебе гости.

Оперативники переглянулись. Думали увидеть приблатнённого человека, близкого воровскому миру. А здесь – семейный человек, свой дом. Воры не обзаводились семьями, недвижимостью. С их, преступников, точки зрения, это уязвимость, гири на ногах. Вора ничего не должно держать – ни квартира, ни женщины. Награбил, промотал красиво по ресторанам, и на новое дело. А если за спиной чувствует дыхание оперативников, то недолго в другой город перебраться. И фамилии меняли, жили по поддельным документам. Жили по трём принципам – не верь, не бойся, не проси.

Пока мальчики вели по комнатам, осмотрелись – обстановка скудная. Диван потёртый, две деревянные кровати для детей, домотканые половики на полу. Чувствуется – скромно живут. А как же участие и пособничество в краже? Или оговорили воры честного человека?

Такое тоже бывало. Истинного исполнителя покрывали, указывали на невиновного, как говорили – переводили стрелки. Пока милиция разбиралась, настоящий преступник успевал скрыться, прихватив наворованное.

Михеев лежал на железной кровати, вид нездоровый, на лбу влажная тряпка. Так делали, когда была высокая температура.

– Здравствуйте, – поздоровались оперативники.

Михееву лет тридцать пять – тридцать семь. На нём синяя застиранная майка, носков нет. На бывшего сидельца не похож, у оперативников глаз намётан.

Михеев глаза открыл.

– Вы из милиции?

– Как вы догадались?

– Давно жду.

– Собирайтесь, поедемте с нами для допроса.

Прежде чем Михеев оделся, Ватутин прощупал одежду, не прячет ли оружие.

– Я готов.

– Не хотите выдать в добровольном порядке деньги, полученные преступным путём?

Сотрудничество со следствием может смягчить наказание. Михеев молча открыл дверцу тумбочки, вытащил газетный свёрток, развернул. Пачка купюр по пятьдесят рублей в банковской упаковке.

– Павел Антонович, не стоили эти деньги потерянного честного имени. Как в глаза детям смотреть будете?

– Чего душу бередить, ведите.

– Вернуться можете не скоро. Жена где?

– Где ей быть, на работе. А я вот с высоким давлением слёг.

– Выходите. Наручники надевать не будем, чтобы внимание не привлекать.

– Могу я детей обнять?

Ватутин старший, ему решать.

– Можете.

Во дворе Михеев детей обнял.

– Не балуйтесь, со двора не уходите, ждите мамку. Скажете ей – в милиции я.

Пока к электричке шли, Михеев сказал:

– Говорили – работы на четверть часа. Белый день, я не заподозрил ничего. А как сейфы увидел, понял – крупно попал. Отказаться хотел, да мордоворот один к груди заточку приставил. Или делай, что велено, или умрёшь. Получишь пять тысяч и иди на все четыре стороны, никто тебя не найдёт. Нашли всё-таки.

– Надо было сразу после происшествия в милицию идти. Явка с повинной, чистосердечное признание, хорошая характеристика с места работы. Посадили бы как пособника, но дали меньше. А сейчас по полной катушке получишь.

– Это сколько же, граждане милиционеры?

– От семи до десяти.

– Ох ты…

Михеев не сдержал матерных слов. Андрею мужика по-человечески жалко стало. В трудную ситуацию попал и сломался. За жизнь испугался, а ещё соблазн деньгами. Отсидит срок и выйдет другим человеком. Зона мало кого исправляет.

Дошли до остановочного пункта электрички. Подождали немного на платформе. Постепенно люди стали подходить, большинство дачники. Раздался гудок, показалась электричка. Когда до неё оставалось несколько метров, Михеев неожиданно толкнул оперативников, а сам бросился на рельсы, под электропоезд. Короткий вскрик, сразу оборвавшийся. И следом вопль ужаса у всех, кто видел случившееся. Оперативники стояли в оцепенении. Такого исхода никто не ожидал. Зачем? Молодой мужчина, и такая нелепая, страшная смерть. Совесть замучила?

Ватутин сказал Андрею:

– Ох и влетит нам! По правилам наручники надеть надо было.

– И что? Это его остановило бы? Спрыгнул бы в них.

Электропоезд задержали, пока транспортная милиция занималась смертельной травмой. Ватутин у транспортников справку взял, для уголовного дела. Андрей сознался себе, что сам бы до справки не додумался, если только задним числом. Явились в уголовный розыск, как побитые собаки. Феклистов сразу в лоб:

– Упустили?

– Арестовали. Сам под поезд бросился, вот справка. – Ватутин выложил на стол справку, пачку денег в банковской упаковке.

– Может, толкнул кто? – усомнился Феклистов. – Концы зачищают?

– На наших глазах, не толкал никто. Сам решил свести счёты с жизнью.

– Ну, это его выбор. Всё, дело можно считать законченным. Шофёра грузовика уже доставили, допрашивают. Оформляем все бумаги, и к прокурору на подпись. Можете сегодня отдыхать.

Хм, отдыхать! Времени уже четыре часа, через два часа заканчивается рабочий день.

Своё дело Андрей сделал, но настроение после самоубийства Михеева было пакостным. Вышли с Ватутиным из райотдела, а тот вдруг предложил:

– Мерзко на душе. Вроде преступник он, а жалко. Заблудился, сломался, оступился. Таким колонии-поселения давать надо. Как говорит наш замполит – «оступившийся пролетарий». Пойдём, выпьем за упокой!

– Идём.

Вот от кого Андрей не ожидал таких слов, так от опытного опера. Полагал – только у него на душе плохо. С виду Ватутин кремень, прожжённый опер, много чего повидавший, которого пронять до печени ничего не может. Выходит – ошибся Андрей. Служба опером романтизма не предполагает, жёсткая работа, тем более с не самым лучшим человеческим материалом – маргиналами, отбросами, негодяями. Но не все душевно озлобились, ожесточились. Зашли в пельменную, заказали по порции.

Ватутин пошептался с шеф-поваром, вернулся с двумя стаканчиками чая.

– Водочка это, подкрашена для вида. Давай за Михеева. Руки на себя наложил, не по-христиански это. Говорят – в аду мучиться будет.

Выпили не чокаясь, заели пельменями. Ели молча и разошлись быстро. Андрея и водка не взяла. Только спать захотелось.

Глава 3. Святоша

Во время утренней планёрки зазвонил телефон внутренней связи. Феклистов снял трубку.

– У аппарата. Да, понял, сейчас буду.

Николай Иванович поднялся.

– Никому не расходиться, я к начальству.

Начальник районного отдела милиции Сухов Никита Анисимович прекрасно знал, что в подразделениях идут летучки, оперативки, планёрки. И если вызывал, были серьёзные основания. Феклистов вернулся быстро.

– На проспекте Калинина труп. Выезжают Фролов, старший группы, Чумаков. Брать эксперта и медика.

Медиком для краткости называли судмедэксперта. Голому собраться – только подпоясаться. Грузовичок уголовного розыска стоял во дворе райотдела. Через пять минут уже выезжали. Ехать недалеко, три квартала. Дом пятиэтажный, сталинской постройки. У подъезда толпятся несколько соседей. Андрей сразу спросил:

– Кто обнаружил тело?

– Я.

– Пройдёмте в квартиру. Чумаков, опроси остальных, может – кто что видел, слышал.

Опергруппа вошла в подъезд. Квартира на первом этаже. Эксперт сразу принялся снимать отпечатки пальцев с дверной ручки, осматривать замок. Потом мотнул головой:

– Чисто.

Это плохо. Преступник либо в перчатках работал, либо после преступления стёр. Стало быть – не новичок, имеет понятие об отпечатках пальцев и хладнокровен. Не каждый способен после убийства убрать за собой следы. Многие стараются как можно быстрее покинуть место преступления.

И в квартиру первым зашёл эксперт. Пока стояли в подъезде, Андрей стал расспрашивать свидетельницу:

– Как вы обнаружили тело?

– Я раз в неделю хожу убираться. Свой ключ есть, утром отперла дверь, смотрю – свет в комнате горит. Непорядок, на улице светло уже. Окликнула хозяйку, думаю – проспала. Не отвечает. Прошла в комнату, а там…

Женщина всплакнула. В это время вошёл эксперт.

– Можно. Фото я сделал, отпечатки снял. Сразу скажу – посторонних отпечатков нет.

Опергруппа вошла в квартиру. Однокомнатная, с большой прихожей. Обстановка скромная. На полу тело молодой женщины, лет тридцати, в домашнем халате. Судмедэксперт сразу к ней. Андрей уселся за стол, свидетельницу напротив себя посадил, достал бланк допроса.

Сначала формальности – фамилия, адрес, занятие, потом фабула.

– Вы узнаёте убитую?

– Узнаю, Орлова Нина Михайловна.

– Не подскажете, где работала?

– Корреспондентом в газете.

– В какой?

– Ой, говорила же она мне! То ли «Гудок», то ли «Комсомолец». Батюшки, запамятовала.

– Что можете сказать об убитой?

– Ничего плохого. Жила одиноко, мужчин не водила, пьяной не видела ни разу. Иной раз в командировки уезжала на два-три дня, меня предупреждала.

Воровать в квартире или грабить на первый взгляд нечего. Стало быть – должен быть мужчина. Андрея подозвал судмедэксперт.

– Пойдём на кухню, пошушукаемся.

Андрей, зайдя на кухню, дверь за собой прикрыл.

– Смерть наступила около двенадцати часов назад, предположительно в девять вечера, от огнестрельного ранения. Только странность есть.

– Не тяни кота за хвост, Семён Ильич!

– Пуля в левое плечо вошла, выходного отверстия нет. Жизненно важных органов задеть не могла.

– Может, ещё ранение есть?

– Я осмотрел. Поверхностно, конечно, но не нашёл.

– Удар по голове?

– Исключено.

– Занятно. Ребус какой-то.

– После вскрытия скажу точно.

– Насчёт пули не забудь, всё-таки вещдок.

– Андрей Михайлович, я уже двадцать лет судмедэкспертом!

– Простите, просто напомнил.

Труп унесли, Андрей окончил допрос свидетельницы. С улицы зашёл Чумаков.

– Глухо. Никто ничего сказать не может.

– Или не хочет. Ищи понятых, квартиру осмотреть надо.

Андрей надеялся, что времени на осмотр уйдёт не много. Вот когда дом частный, другое дело. В доме, кроме комнат, ещё подвал, чердак, дворовые постройки, сад или огород. Чумаков понятыми пенсионеров привёл из соседней квартиры. Андрей поручил ему досмотреть кухню, сам за комнату принялся. Пошёл по часовой стрелке, методично. Уделял внимание полу, заглянул под стол, под шифоньер. Если был выстрел, должна быть гильза. Дошёл до подоконника – и сюрприз! В двойном стекле пулевое отверстие, довольно низко, почти над нижней частью рамы.

– Эксперт уехал?

– Вместе с медиком.

– Звони, вызывай, надо фото сделать. Товарищи понятые, прошу обратить внимание на отверстие в стекле.

Дырочка была маленькой, но явно пулевой. Камень из рогатки, если пацаны баловались, имеет небольшую начальную скорость и неровные очертания. И стреляли не из комнаты, а с улицы в комнату, судя по мелким осколкам стекла. Пока дожидались эксперта, Андрей оторвал четвёртую часть газетного листа, свернул трубочкой, просунул в отверстие, приник глазом. Выстрел был сделан от скамейки перед домом. Андрей выскочил из квартиры, подбежал к скамейке, стал осматривать землю. Есть! В траве жёлтым блеснуло. Андрей понятых позвал, указал на гильзу. Поднимать её не стал, дождались эксперта. Сразу фото сделали с разных ракурсов, потом гильзу подняли.

– Не из нашего оружия стреляли. Гильза от патрона калибра 7,65 мм. Скорее всего, немецкая.

Эксперт взял гильзу, осмотрел дотошно. Там клеймо заводское и год выпуска.

– Патрон бельгийского производства, сорок второго года выпуска. Тогда пистолет может быть «браунинг» или «байярд».

– Ага, или «вальтер» полицейский. Или куча других. И всё железо трофейное, отголоски войны.

– Девять лет после войны прошло, а до сих пор о себе напоминает!

– Думаю – ещё долго напоминать будет.

Гильзу приобщили к делу. Эксперт сделал фото пробоин в стекле. И больше интересного для следствия в квартире не обнаружили. По возвращению в райотдел Андрей сразу в паспортный стол отправился и через несколько минут имел установочные данные на убитую. О находках доложил Феклистову.

– Версии есть? – спросил он, выслушав.

– Пока никаких.

– Узнай, в какой редакции работала погибшая, езжай. Может, был с кем-то конфликт на работе, счёты свели.

– Маловероятно. Творческие люди подсидеть могут, ушат помоев вылить, но чтобы убить?

– Не теряй времени, Андрей. Чую – начальство давить будет, на контроль возьмут.

– Намекаешь, что дело политическим быть может?

– Для нас бы оно лучше, соседям отдали.

В милиции соседями называли госбезопасность. Андрей взялся за телефонный справочник. Прежде чем бегать, надо редакции обзвонить. На столе в квартире убитой лежали газеты, но разных издательств. Начал с «Гудка», железнодорожной газеты. Вроде соседка, что обнаружила труп, эту редакцию упоминала. Набрал номер, осведомился – работает ли у них Орлова Нина Михайловна? И получил утвердительный ответ.

– Можно её к телефону?

– Её сегодня нет на работе.

Андрей выяснил адрес редакции и каким транспортом добраться лучше. «Гудок» была газетой ведомственной, но статьи были интересные и на разные темы, далёкие от железной дороги. В киосках Союзпечати газета раскупалась быстро, читалась многими.

Андрей доехал до редакции. Беготня сотрудников с гранками грядущего номера, оглушительный треск пишущих машинок. Сумасшедший дом какой-то! Как люди здесь работают? Прошёл к главному редактору, предъявил удостоверение.

– Садитесь. Чем могу?

– Сегодня обнаружили тело убитой Орловой Нины Михайловны. Ваша сотрудница?

Редактор вскочил.

– Как убитой?

– Из пистолета.

– Боже мой, мы не знали! Когда она работала над статьёй, бывало – по два-три дня на работу не приходила. Я и сейчас полагал – пишет дома. У нас в редакции, сами видите – бедлам.

– Родственники у неё есть? Сообщить бы надо. И редакции с похоронами помочь.

– Да-да, непременно сделаем. Сейчас позвоню в профком. Ай-яй-яй! Беда какая! Хорошая журналистка, въедливая, всегда до истины докопается.

– Простите. Мне бы хотелось осмотреть её рабочий стол и поговорить с теми, кто близко общался. Были же у неё подруги?

– Конечно! Я проведу.

Вышли в общий зал, редактор подошёл к столу, на котором лежали стопки газет, исписанные листки. Главред махнул рукой девушке:

– Лариса, подойди.

Когда девушка подошла, он представил Андрея.

– Товарищ из милиции, поговорить хочет. И стол Орловой покажи.

– Так вот он!

– Записи просмотреть надо, – вмешался Андрей.

Редактор ушёл. Девушка посмотрела на Андрея неприязненно.

– И что предосудительного Нина натворила? Дорогу в неположенном месте перешла?

– Не ёрничайте. Убили её вчера вечером.

Вроде Андрей негромко сказал, а услышали все. В зале наступила тишина. К Андрею люди подошли, стали интересоваться.

– Товарищи, пока ничего сообщить не могу в интересах следствия. Как задержим убийцу, обещаю посетить редакцию и всё подробно рассказать.

Новость сотрудников оглушила. Лариса вообще сидела с отсутствующим видом.

– Лариса, может, поговорим где-то в тихом месте?

– Да, так лучше будет.

После первоначального шока в зале снова треск пишущих машинок, телефонные звонки, шелест бумаги. Лариса вышла на лестницу запасного хода, достала из сумочки папиросу, закурила.

– Вы не курите? Простите! Такая новость! Я просто в шоке!

– Скажите, у неё был мужчина?

– Жених на фронте погиб, за неделю до победы. И больше мужчин у неё не было. Это я точно знаю, мы дружили.

– Какие-нибудь враги у неё были?

– У кого их нет? Не поздоровался утром с соседом по подъезду, уже враг. Но таких, чтобы убить – нет.

– Был кто-то, о ком вы не знаете. Убил же! Она давно в редакции работает, вернее – работала.

– Странно слышать о Нине в прошедшем времени. Она на месяц позже меня пришла, с декабря сорок седьмого года.

– В последний месяц не замечали – может, угнетена чем-то, озабочена?

– Всё как всегда.

– Какое-нибудь журналистское расследование опасное вела?

– Ой, я вас умоляю! Какое в «Гудке» опасное расследование? Как обходчик Иванов украл две шпалы? Даже не смешно.

– Врагов не было, мужчин тоже. Почему убили? Причина быть должна, кому-то помешала.

– Против фактов не попрёшь.

– Я бы хотел просмотреть все бумаги, записные книжки в её столе.

– Это запросто.

– Скажите – острых статей она не писала? Очерков, фельетонов. Обидеть кого-то могла.

– Нина? Да она про экономику писала. Передовики производства и всё такое.

Тогда газеты с её статьями можно не смотреть, а записные книжки – обязательно. Могло что-нибудь промелькнуть. Фамилия, фактик, знакомство.

В столе ящики полны старыми ежедневниками, записными книжками. Всё то, чего Андрей не видел дома у убитой. Быстро пролистал. Некоторые записи датированы сорок восьмым, пятидесятым годом. Такие ежедневники его не интересовали. Если убийство как-то связано с профессиональной деятельностью журналистки, то искать надо записи этого года, последние три-четыре месяца. Если Орлова нарыла нечто компрометирующее на человека, он попытается любым способом не дать выйти статье. Андрей изъял из стола ежедневник с записями встреч и толстую записную книжку. Вот её начал читать с последней страницы. Наткнулся на слово «Святоша», причём подчёркнутое, с восклицательным знаком. Андрей показал запись Ларисе.

– Не знаете, кто это такой?

– Что-то она говорила. Но это было месяца полтора-два назад.

– Это кличка, фамилия? Он на железной дороге работает?

– Хоть убейте, не помню.

И в испуге прижала ладошку к губам. Не упокоена пока Орлова, а она об убийстве.

– Постарайтесь вспомнить. Для начала – где состоялся разговор, какие-то незначительные детали.

– Точно, говорили о новых туфлях, она как раз купила. Потом сказала, что придётся ехать ещё раз на разъезд. И фамилию назвала.

Андрей молчал, боясь отвлечь от мысли Ларису.

– Нет, крутится что-то, но не могу.

– Хорошо. Я забираю записную книжку и ежедневник. Повнимательнее посмотрю. А вы после работы попытайтесь ещё раз вспомнить разговор. Если получится, вот телефон уголовного розыска.

Андрей написал на бумажке номер. Из редакции сразу в отдел направился. Только вошёл, а Ватутин ему:

– Тут судмедэксперт телефон уже оборвал, тебя разыскивая.

– Понял.

Андрей позвонил эксперту.

– Есть интересующие данные, не для телефона. За час успеете до нас добраться?

– Уже еду.

Андрей положил в свой стол бумаги из редакции, ринулся в судмедэкспертизу. Семён Ильич был слегка подшофе. На взгляд Андрея, работать трезвому в этом заведении невозможно. В экспертизу привозят трупы, на которые и смотреть-то страшно – после автокатастроф, обгорелые после пожара, расчленённые. Выдержать это может только человек с сильной психикой.

– Подсаживайтесь, Андрей Михайлович! Выпить не хотите? Конец рабочего дня, чистый спирт.

– Мне ещё работать.

– Так вот, перейдём к делу. Ранение вашей Орловой пулевое, жизненно важные центры не задеты. Незначительное оперативное вмешательство, неделю, от силы десять дней больничного. Но!

Семён Ильич вскинул указательный палец. Эффекты он любил. Надев на правую руку резиновую перчатку, выудил из ящика стола стеклянную чашку Петри, в которой лежала пуля.

– Что вы видите?

Андрей протянул руку, желая взять пулю, рассмотреть её. Семён Ильич резким движением отвёл чашку в сторону.

– А вот брать в руки не рекомендую. Что-нибудь необычное замечаете?

– Головка пули надпилена крест-накрест.

– Правильно. А для чего?

– Полагаю – нанести наибольшие повреждения.

– Чушь! Это утверждение верно только для высокоскоростных пуль, скажем – винтовочных. Тогда от удара в тело или любую преграду она сильно деформируется. А эта пуля не потеряла формы. Надпилы эти сделаны для яда.

– Что вы хотите этим сказать? Пуля была отравленной?

– Именно! И не играет роли, куда она попала – в палец, в ухо или живот. Жертва умрёт в обязательном порядке.

– Какие-то шпионские страсти!

– Почти угадали. Это не самоделка. Во время войны я встречался с такими, когда немцы забрасывали к нам диверсантов с заданием уничтожить видных военных или политических деятелей.

Андрей несколько минут молчал, переваривая услышанное. Выходит – убийство не совсем уголовное. Сообщить в госбезопасность? Шпионы – это их профиль. Но был ли шпион? Не исключено, что Орлова наткнулась на диверсанта, не обезвреженного нашей контрразведкой и осевшего после войны среди мирного населения.

В конце концов, пистолет с отравленными пулями мог попасть случайно в недобрые руки и диверсанты здесь вообще ни при чём? Сразу множество версий крутилось в голове. Очнулся от булькания льющейся жидкости. Семён Ильич из стеклянного пузатого флакона наливал в мензурку спирт.

– Плесните и мне, – попросил Андрей. – Что-то в голове мысли роятся.

– Я же сразу предлагал. Спирт раньше пили? Знаете как?

– Употреблял.

Андрей взял мензурку, выдохнул, выпил. Не дыша, налил в мензурку воды из графина, выпил и выдохнул. Семён Ильич наблюдал за ним внимательно, кивнул.

– Наш человек!

– Вы мне скажите, что за яд и как долго он может сохранять свои свойства.

– Не сказал разве? Старею! Цианистый калий. Немцы часто его применяли, зашивали ампулы с ядом в воротнички. В случае опасности захвата НКВД агент раскусывал ампулу, и всё, допрашивал его уже апостол Пётр.

Семён Ильич хихикнул.

– Хранится яд долго. Лучше в герметичной посуде, конечно. Но, как видите, через девять лет после окончания войны своих смертоносных качеств не потерял.

– Акт вскрытия готов?

– А как же!

Семён Ильич достал из стола оформленный акт, с подписью и печатью.

– Пулю заберу на баллистическую экспертизу. Вдруг повезёт и этот ствол когда-то раньше засветился.

– Большой, а в сказки веришь. И сами пулю берите в резиновой перчатке, и баллистикам обязательно скажите.

Семён Ильич взял перчаткой пулю, вывернул перчатку наизнанку.

– Держите!

Андрей взял перчатку, как ядовитую змею. Семён Ильич засмеялся:

– Смело в карман! Яд большей частью растворился в теле убитой, но осторожность не помешает. Будьте здоровы!

Семён Ильич плеснул спирта в мензурку. Андрей же поехал в райотдел. Надо посоветоваться с Феклистовым по вновь открывшимся обстоятельствам. За всё время своей службы в милиции Андрей сталкивался с ядами в первый раз.

Дело вообще какое-то нестандартное. Уголовник почти всегда хочет что-то материальное, весомое от жертвы получить. Деньги, ювелирные украшения, часы, шубу. Бывают и исключения, скажем – изнасилования. Но убить отравленной пулей? Ограбления точно не было, все вещи в квартире, дверь заперта. Маньяк-убийца? Сомнительно.

Феклистов ещё был в кабинете, несмотря на вечернее время. Андрей доложил всё, что удалось узнать, пулю показал.

– Кажется мне, что здесь не уголовщина. И соседям передать нельзя, ни одного доказательства нет, что дело их принадлежности. Сколько работаю, с таким не встречался. Ты пулю баллистикам отдай. Надежды мало, но может, помогут чем-нибудь.

С утра, не заезжая в райотдел, Андрей направился в МУР. Давненько он здесь не был. Сразу к экспертам прошёл, выложил на стол заявку и пулю в резиновой перчатке.

– Пуля отравлена, просьба брать только в перчатке.

Эксперт удивился.

– Давно с такой не сталкивался. Во время войны пару случаев было, и вот снова. Подождите немного, я позову Фёдора Алексеевича. Он ещё с довоенных лет работает.

Через несколько минут вошёл седой мужчина, поздоровался. Натянув перчатки, взял пулю в руку, осмотрел через лупу.

– Видел я такие. Немцы использовали, но не строевые части, а диверсанты. Да и то не все, наиболее подготовленные. Чаще всего использовался пистолет «вальтер-ППК». Причём я сам отстреливал пистолеты для экспертизы, все с глушителями были.

Андрей ладонью себе по лбу хлопнул. Так вот почему никто в доме выстрела не слышал! А он всё голову ломал – почему?

– Пулю мы осмотрим, попробуем сравнить с данными пулегильзотеки. Гильзу нашли?

– У меня в сейфе, как вещдок.

– Надо к нам доставить.

– Сегодня же сделаю.

– Результат быстро не обещаю, архив поднимать надо. Телефон оставьте.

– Спасибо.

Андрей в отдел поехал. Оперативники все в кабинете, уголовные дела просматривают.

– Андрей, тебе какая-то девушка звонила, Ларисой назвалась.

– Номер телефона оставила?

– Я записал. Если красивая, познакомь.

– Она с убитой Орловой работала.

Андрей взялся за телефон. Лариса трубку сняла после первого гудка.

– Товарищ Фролов? – переспросила журналистка. – Вспомнила я разъезд. Названия нет, только цифры: триста семьдесят восьмой километр.

– Спасибо, а фамилию она называла?

– Не помню.

Андрей поблагодарил. Что за разъезд? Может, он вообще никакого отношения к убийце не имеет? И на каком он направлении? На ярославском ходу, южном, казанском? Одни загадки. Решил позвонить в управление Московской железной дороги, но его сразу отшили:

– По телефону справок не даём. Присылайте официальный запрос.

Андрей чертыхнулся, но сел за пишущую машинку, трофейный «Ундервуд». Тюкая одним пальцем, мучался с полчаса, потом на подпись Феклистову, в канцелярию печать поставить, исходящий номер. В управление дороги поехал сам. И тут его огорошили:

– Таких разъездов два. Вам по какому направлению?

– Пишите оба.

Через несколько минут держал в руке ответ.

Разъезды в диаметрально противоположных направлениях от Москвы. Печёнкой чувствовал – ехать придётся. А это поездом половину суток в один конец. И не факт, что разъезды эти, вернее люди, проживающие там, имеют отношение к убийству. Вполне может статься – пустышка, а времени уйдёт много.