Нюрнберг. Главный процесс человечества бесплатное чтение

Миллионы людей земли тогда хотели бы видеть на скамье подсудимых в Нюрнберге главного виновника трагедии ХХ века – фюрера Германии Адольфа Гитлера. Однако он избежал Суда народов, сведя счеты с жизнью во время штурма Берлина советскими войсками. Смерть от яда выбрали и некоторые его высокопоставленные приспешники. О других, например о Мартине Бормане, в то время достоверных сведений не было…

ГИТЛЕР Адольф (1889–1945) – фюрер и канцлер Третьего рейха. Участник Первой мировой войны – ефрейтор. С 1919 г. – член Рабочей партии Германии (ДАП), впоследствии, с 1920 г., – Национал-социалистской рабочей партии Германии (НСДАП). Создав штурмовые отряды (СА) и охранные отряды (СС), предпринял в 1923 г. попытку государственного переворота – «Пивной путч». В тюрьме провел девять месяцев, где написал книгу «Майн кампф» («Моя борьба»). В 1930 г. НСДАП становится второй по величине партией в стране, получая финансовую поддержку промышленников. С 1933 г. – канцлер. В 1934 г. объединил посты канцлера и президента, объявив себя фюрером. Внутри страны проводил политику репрессий. На международной арене сделал ставку на агрессию (выход из Лиги Наций в 1933 г., создание вермахта в 1935 г., захват Рейнской демилитаризованной зоны в 1936 г., присоединение Австрии и захват Чехословакии в 1938 г., нападение на Польшу в 1939 г., оккупация Европы в 1940 г., нападение на СССР в 1941 г.). В развязанной им войне погибли десятки миллионов людей, в том числе мирных граждан. Огромные потери понесло хозяйство оккупированных территорий и стран. Покончил жизнь самоубийством 30 апреля 1945 г. при взятии Берлина Советской армией. Труп Гитлера был облит бензином и сожжен во дворе имперской канцелярии.

Мероприятие «Архив»: окончательное решение по останкам Адольфа Гитлера

После войны циркулировало немало легенд о том, что обожженный труп принадлежал двойнику, а самому Гитлеру удалось скрыться. Время от времени появлялись «очевидцы», «встречавшиеся» с фюрером в разных уголках планеты.

На самом деле останки Гитлера были идентифицированы с абсолютной точностью, их тайно захоронили и перезахоронили на территории советских военных городков в Восточной Германии. Вместе с ними дважды предавались земле тела Евы Браун, Йозефа Геббельса, его жены Магды и шестерых детей. Второе захоронение было сделано 21 февраля 1946 г. в Магдебурге. В апреле 1970 г. захоронение вскрыли, и все останки были окончательно уничтожены.

Сов. секретно

Экз. №

Серия «К»___

«УТВЕРЖДАЮ» _____________

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОМИТЕТА

ГОСУДАРСТВЕННОЙ БЕЗОПАСНОСТИ

ПРИ СОВЕТЕ МИНИСТРОВ СССР

АНДРОПОВ

26 марта 1970 года

ПЛАН

проведения мероприятия «Архив»

Цель мероприятия: изъять и физически уничтожить останки захороненных в Магдебурге 21 февраля 1946 года в военном городке по ул. Вестендштрассе возле дома № 36 (ныне ул. Клаузенерштрассе) военных преступников.

К участию в проведении указанного мероприятия привлечь: начальника ОО КГБ в/ч п/п 92626 полковника КОВАЛЕНКО Н. Г., оперативных сотрудников того же отдела… В целях осуществления мероприятия:

1. За два-три дня до начала работ над местом захоронения силами взвода охраны ОО КГБ армии установить палатку, размеры которой позволили бы под ее прикрытием производить предусмотренные планом работы.

2. Охрану подходов к палатке, после ее установления, осуществлять силами солдат, а в момент производства работ – оперсоставом, выделенным для проведения мероприятия «Архив».

3. Организовать скрытый пост для контрнаблюдения за близлежащим от места работы домом, в котором проживают местные граждане, с целью обнаружения возможной визуальной разведки. В случае обнаружения такого наблюдения принять меры к его пресечению, исходя из конкретно сложившейся обстановки.

4. Раскопки произвести ночью, обнаруженные останки вложить в специально подготовленные ящики, которые на автомашине вывезти в район учебных полей саперного и танкового полков ГСВГ в районе Гнилого озера (Магдебургский округ ГДР), где сжечь, а потом выбросить в озеро.

5. Исполнение намеченных планом мероприятий задокументировать составлением актов:

А) акт о вскрытии захоронения (в акте отразить состояние ящиков и их содержимого, вложение последнего в подготовленные ящики);

Б) акт о сожжении останков.

Акты подписать всем перечисленным выше оперативным работникам ОО вч пп 92626.

6. После изъятия останков место, где они были захоронены, привести в первоначальный вид. Палатку снять через два-три дня после проведения основных работ.

7. Легенда прикрытия: поскольку мероприятие будет осуществляться в военном городке, доступ в который местным гражданам воспрещен, необходимость объяснения причин и характера производимых работ может возникнуть только в отношении офицеров, членов их семей и вольнонаемных служащих штаба армии, проживающих на территории городка.

Существо легенды: работы (установка палатки, раскопки) производятся в целях проверки арестованного в СССР преступника, по данным которого в этом месте могут находиться ценные архивные материалы.

8. В случае, если первая раскопка вследствие неточных указаний о местонахождении «Архива» не приведет к его отысканию, организовать командировку на место находящегося ныне в отставке и проживающего в Ленинграде генерал-майора тов. ГОРБУШИНА В. Н., с помощью которого осуществить мероприятия, предусмотренные данным планом.

Начальник 3 Управления КГБгенерал-лейтенант Федорчук20 марта 1970 г.Ф. К-1ос, оп. 4, д. 98, л. 2–3(подлинник)

Прах фюрера унесла река Бидериц

В течение ночи и утра 4 апреля 1970 г. оперативники вскрыли тайное захоронение «военных преступников» возле дома № 36 по Клаузенерштрассе и обнаружили пять истлевших ящиков, «поставленных друг на друга накрест». Дерево сгнило и превратилось в труху, останки перемешались с грунтом. От тел детей почти ничего не осталось. По подсчету наиболее сохранившихся берцовых костей и черепов, в захоронении находилось 10–11 трупов. На другой день, 5 апреля, все тщательно собранные кости были уничтожены.

«Мероприятие» обошлось без чьего-либо нежелательного внимания. Наблюдение за близлежащим домом, в котором проживали немецкие граждане, не выявило «подозрительных действий с их стороны». Никак не отреагировали на секретную акцию и советские люди, находившиеся в военном городке: «…прямого интереса к проводимым работам и установленной на месте раскопок палатке не проявлялось».

После изъятия останков территорию привели в прежний вид…

Вх. № 1759

10.4.70

Совершенно секретно

Экз. единственный

Серия «К»

г. Магдебург (ГДР)

в/ч п/п 92626

5 апреля 1970 г.

АКТ

(о физическом уничтожении останков военных преступников)

Согласно плану проведения мероприятия «Архив» оперативной группой в составе начальника ОО КГБ при СМ СССР в/ч п/п 92626 полковника Коваленко Н. Г. и сотрудников того же отдела… произведено сожжение останков военных преступников, изъятых из захоронения в военном городке по ул. Вестендштрассе возле дома № 36 (ныне Клаузенерштрассе).

Уничтожение останков произведено путем их сожжения на костре на пустыре в районе г. Шенебек в 11 км от Магдебурга.

Останки перегорели, вместе с углем истолчены в пепел, собраны и выброшены в реку Бидериц, о чем и составлен настоящий акт.

Начальник ОО КГБ в/ч п/п 92626полковник КоваленкоСотрудники ОО КГБ в/ч п/п 92626(подписи)5 апреля 1970 г.Ф. К-1ос, оп. 4, д. 98, л. 7–8(подлинник)

Впереди было предъявление веских доказательств по всем пунктам обвинения – судебный марафон длиною в год, в ходе которого даже у людей безразличных либо прежде сочувствовавших нацизму не осталось сомнений в преступном характере как всей фашистской власти, так и ее руководства. Документов, показаний свидетелей, улик имелось огромное множество. Важно было правильно ими распорядиться, согласовав подходы представителей разных юридических систем.

Уставом и Регламентом трибунала были установлены следующие виды доказательств:

а) показания свидетелей (устные и письменные);

б) показания и объяснения подсудимых (устные и письменные);

в) документы;

г) вещественные доказательства.

Таким образом, Устав и Регламент трибунала почти целиком, за вычетом экспертизы, воспроизводили систему доказательств, принятую в советском доказательственном праве. Однако фактически на Нюрнбергском процессе применялась и экспертиза – судебно-психиатрическая и судебно-медицинская. Ходатайство защиты об экономической экспертизе было трибуналом отклонено.

Главную роль в работе трибунала играли трофейные документы. Преступная деятельность лидеров гитлеровской Германии отражалась на бумаге с чисто немецкой педантичностью. Свидетельские же показания представляли ценность живого слова, когда речь шла о событиях большого политического масштаба или о конкретных фактах преступлений – военных и против человечности. Непосредственно в суде было допрошено 116 свидетелей и принято 143 письменных показания свидетелей, а документальных доказательств принято около 2500, то есть в десять раз больше.

Защита чаще, нежели обвинение, прибегала к свидетельским показаниям. На процессе было допрошено 33 свидетеля, вызванных обвинением, и 61 свидетель, вызванный защитой.

В обычном судопроизводстве свидетели именуются либо свидетелями обвинения, либо свидетелями защиты. На Нюрнбергском процессе порой бывало, что свидетель защиты в результате перекрестного допроса становился свидетелем обвинения. Яркий пример – допрос фельдмаршала Мильха.

Поскольку процесс был международным, возник вопрос о разных видах присяги. 21 ноября 1945 г., на второй день после открытия процесса, трибунал вынес дополнительное постановление о присяге, в котором указывалось: «Каждый свидетель должен быть приведен к своей национальной присяге по той форме, которая существует в его стране. В случае возражения, базирующегося на религиозных принципах, он может дать клятву в форме, приемлемой для трибунала».

Для свидетелей, признающих религиозную присягу, был выработан такой текст: «Клянусь Богом всемогущим и всеведущим, что я буду говорить правду, только правду и ничего, кроме правды. Да поможет мне Бог!» Граждане СССР давали торжественное обещание: «Я, гражданин Советского Союза, вызванный в качестве свидетеля по настоящему делу, торжественно обещаю и клянусь перед лицом Высокого Суда говорить все, что мне известно по данному делу, и ничего не прибавлять и не утаивать».

В этот же день со вступительной речью выступил Главный обвинитель от США Роберт Х. Джексон. Затем выступили: 4 декабря 1945 г. – Главный обвинитель от Великобритании Хартли Шоукросс, 17 января 1946 г. – Главный обвинитель от Франции Франсуа де Ментон. По договоренности с союзниками Главный обвинитель от СССР Р. А. Руденко выступал 8 февраля 1946 г., как бы резюмируя и давая правовые оценки событиям и фактам.

Но вернемся к документам. В качестве доказательств трибуналу были представлены:

● официальные правительственные документы – ноты, сообщения, доклады, отчеты, письма, донесения, телеграммы, тексты законов и постановлений, инструкции, приказы, директивы, протоколы, договоры, соглашения, декларации;

● личные письма и заявления;

● дневники и мемуары;

● записи публичных выступлений в рейхстаге, на съездах, собраниях, заседаниях, по радио;

● записи бесед;

● газетные и журнальные статьи, книги;

● географические карты, схемы, планы;

● кинокартины и фотографии;

● приговоры судебных органов.

Особую ценность, несомненно, представляли официальные немецкие документы. Их число было огромно. Только американцами было просмотрено более 100 тысяч материалов, отобрано до 4000 и 1400 представлено трибуналу в качестве доказательств.

Исходя из требования Устава о том, что суд не должен быть связан формальностями при приеме доказательств, трибунал допускал представление фотографий не только для идентификации, как было принято, например, в английском законодательстве, но в качестве самих доказательств. Советские обвинители предъявили суду многочисленные снимки, на которых запечатлены зверства гитлеровцев на территориях СССР, Польши, Чехословакии и Югославии.

Многочисленные фотодокументы представила советская Чрезвычайная государственная комиссия по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников. Трибунал беспрепятственно принимал в качестве доказательств карты, диаграммы и схемы, изготовленные обвинением, а также документальные кинофильмы.

На судебном заседании демонстрировались кинофильмы, выпущенные в свое время гитлеровцами, и кинофильмы союзников. При демонстрации этих фильмов обвинители предоставляли доказательства достоверности кинолент: свидетельства об источнике фильмов, справки, при каких обстоятельствах киноленты были смонтированы, или удостоверения кинооператоров и лиц, монтировавших документальное кино.

На процессе в качестве доказательства применялась и экспертиза, как судебно-психиатрическая, так и судебно-медицинская. Например, судебно-медицинской экспертизе был подвергнут Крупп фон Болен унд Гальбах для выяснения, может ли он по состоянию здоровья предстать перед судом. Судебно-психиатрической экспертизе подвергли также подсудимых Гесса и Штрейхера. Оба они были признаны вменяемыми.

Нюрнбергский процесс вошел в историю как процесс документов. Именно документальные доказательства здесь были решающими. Союзники захватили важнейшие архивы гитлеровской Германии, например архив германского Генерального штаба со всей оперативной документацией, раскрывающей подготовку и развязывание войн.

Действующая с ноября 1942 г. в СССР Чрезвычайная государственная комиссия по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников внесла огромный вклад в доказательную документальную базу трибунала. В соответствии со ст. 21 Устава трибунала акты Чрезвычайной государственной комиссии подлежали принятию трибуналом без дальнейших доказательств. Уже сами по себе эти материалы представляли большую доказательственную ценность и обеспечивали поддержание обвинения от имени Союза ССР против главных немецких военных преступников. Аналогичные материалы представили Франция, Польша, Чехословакия, Югославия, Греция, Норвегия.

В распоряжении суда оказались огромные собрания немецких документов. Были захвачены правительственные и личные архивы некоторых главарей фашистской Германии, например: архив штаба оперативного руководства гитлеровского Верховного главнокомандования во Фленсбурге; архив Риббентропа; архив Розенберга (документы были замурованы в потайном хранилище в его замке в Баварии); архив Франка. 485 тонн архивов нацистского МИДа были захвачены 1-й американской армией.

Чтобы переработать такой массив материалов, был создан документальный отдел. Одно из отделений его собрало большое число официальных изданий с законодательными и ведомственными материалами, газет, публицистической литературы, принадлежавшей перу лидеров нацистской партии. Эти доказательства сыграли на процессе немаловажную роль. Другой отдел – допросный, его возглавлял полковник Эймен, – в составе группы следователей, их помощников, переводчиков и стенографов вел допросы обвиняемых и свидетелей.

Перед советским обвинением стояла задача максимального использования всех документальных материалов из найденных фашистских архивов. Для этого была создана следственная часть, в обязанность которой входила подготовка документальных доказательств, в том числе материалов из архивов, захваченных англо-американскими войсками, допрос обвиняемых и некоторых гитлеровских генералов и руководителей ведомств, которые на процессе фигурировали как свидетели.

Советские следователи обнаружили особо ценные документы, в частности подлинный план «Барбаросса». Существование этого плана предполагало наличие различного рода дополнительных документальных данных, которые гитлеровский Генеральный штаб должен был разрабатывать для реализации плана военного нападения на СССР. На поиски этих документов, перевод на русский язык и систематизацию были направлены большие усилия. Собирались материалы, подтверждающие виновность главных военных преступников по всем пунктам предъявленного им обвинения. Документы систематизировались по отдельным видам преступлений и по каждому из обвиняемых. Одновременно изучались протоколы допросов обвиняемых и свидетелей, которые производились американскими следователями.

Кроме того, нашими следователями были допрошены почти все обвиняемые и значительное число свидетелей.

Допрос велся обязательно через переводчика и под стенограмму. По наиболее значимым вопросам стенограмма велась одновременно на русском и немецком языках. Расшифрованная немецкая стенограмма на следующий день давалась на подпись допрошенному и таким образом превращалась в официальный протокол допроса, имеющий силу судебного доказательства.

В составе советской делегации документы изучала специальная следственная группа во главе с государственным советником юстиции 3-го класса Г. Н. Александровым.

Главный советский обвинитель Р. А. Руденко назначил руководителем документальной части профессора Д. С. Карева, достойной помощницей которого на протяжении всего процесса являлась Татьяна Александровна Илерицкая. Такая же документальная часть была организована и в аппарате советских судей в Международном трибунале. Здесь систематизацией доказательств занимались майор юстиции А. С. Львов и Г. Д. Бобкова-Басова.

Форма не всегда дисциплинировала содержание

Особо хотелось бы остановиться на работе переводчиков. Это был сложный и ответственный труд. Ведь именно от умения квалифицированно, быстро и абсолютно адекватно перевести услышанное во многом зависел успех обвинения. Следует отметить, что синхронный перевод сразу на несколько иностранных языков начал применяться лишь в 40-х годах. Но только, пожалуй, после Нюрнбергского процесса, где он прошел серьезную обкатку, синхронный перевод вышел на широкую дорогу. Затем он был применен на Токийском процессе, а потом уже и в Организации Объединенных Наций.

Из воспоминаний советских переводчиков, участвовавших в Нюрнбергском процессе, видно, насколько непросто делались ими первые шаги. Сын одного из руководителей наших переводчиков – Илья Евгеньевич Гофман – любезно предоставил автору этого издания как документы того времени, так и рукописные мемуары своего отца, Евгения Абрамовича Гофмана, который с февраля 1946 г. возглавлял группу советских переводчиков в Нюрнберге. Вот что он пишет: «Впервые мне пришлось выступать в роли синхронного переводчика в 1946 году в Нюрнберге. Когда я направлялся в этот старинный город, приковавший в то время внимание миллионов людей всего мира, следивших за работой Международного военного трибунала, я не имел ни малейшего представления о задачах, которые мне предстояло выполнять. И вот я в мрачном сером здании Дворца юстиции. Видавший виды, дышащий Средневековьем, главный зал выглядит необычно…»

Дальше идет описание зала. Он детализируется Гофманом под углом зрения переводчика и, естественно, немного отличается от тех, которые ранее давались в научной и художественной литературе. И это неудивительно еще и потому, что он почти год сидел в метре от подсудимых. Если бы не высокая стеклянная перегородка, он мог бы рукой дотянуться до этих извергов.

Евгений Абрамович, в частности, пишет: «Слева, в два ряда, скамьи подсудимых, огороженные массивной дубовой оградой, справа, на возвышении, длинный судейский стол, в центре столы защитников и стенографисток, в глубине зала четыре стола обвинения от СССР, США, Англии и Франции, еще дальше места прессы, над которыми навис балкон для немногочисленных гостей. В левом углу мое внимание привлекло странное сооружение из стекла, похожее на соты из четырех ячеек с чернеющими за стеклом микрофонами. Это и были кабины переводчиков…»

Наибольший интерес в его воспоминаниях, конечно же, представляют истории, касающиеся непосредственной работы переводчиков. И вот как все тогда начиналось: «На другой день после приезда американцы, возглавлявшие группу переводчиков, устроили проверку новым переводчикам. Из зала в микрофон читался немецкий текст, который нужно было переводить на остальные рабочие языки (русский, французский, английский). Проверка прошла благополучно, и уже на другой день я сидел в кабине рядом со своими коллегами. Председательствующий предоставил слово немецкому адвокату, защитнику подсудимого гроссадмирала Редера. На меня посыпался дождь юридических толкований различных законов, сформулированных в сложнейших синтаксических периодах. С огромнейшим трудом я продирался через эту чащу, старался ухватиться за малейшие проблески здравого смысла… Когда я вышел из кабины, в голове у меня был сплошной туман…»

Как же был организован синхронный перевод на Нюрнбергском процессе?

«Каждая делегация обеспечивала перевод на свой родной язык. Перевод на немецкий язык делали американские переводчики. В каждой из четырех открытых сверху кабин одновременно сидели переводчики с английского, немецкого и французского языков. На столе кабины, перед стеклом, за которым сразу же начинались скамьи подсудимых, был установлен переносной микрофон, которым завладевал один из переводчиков, в зависимости от того, выступал ли оратор на английском, немецком или французском языке. Случалось и так, что за 6 часов работы французскому переводчику ни разу не пришлось произнести ни слова. Зато когда выступали подсудимые и их защитники, немецким переводчикам приходилось «жарко». Часто они работали без отдыха всю смену (1,5 часа), а когда один из коллег выбывал из строя по болезни, то и две и даже три смены… Непосвященного человека, входившего в зал, поражал многоголосый гул, доносившийся из кабин…»

Гофман уточняет, что среди иностранных переводчиков преобладали американцы. В основном это были «люди солидного возраста и с большим переводческим стажем. Значительная часть из них были эмигранты, проживающие много лет в Англии или США». При знакомстве они представлялись: «князь Серебрянников», «князь Васильчиков», «граф Толстой…».

В иностранных делегациях между синхронными и письменными переводчиками было проведено строгое размежевание. Синхронные переводчики не занимались письменными переводами, и наоборот. У нас же таких разграничений, судя по записям Евгения Абрамовича, не было. Ну это на работе и отношениях никак не сказывалось. Жили дружно. «По вечерам после работы и в перерывах между сменами мы сверяли свои стенограммы с оригиналами, правили их и считывали после перепечатки на машинке, переводили документы и речи, выступали в роли устных переводчиков при переговорах с представителями других делегаций. Так незаметно прошел почти год. Процесс закончился, но мы продолжали трудиться сначала в Нюрнберге, а затем в Лейпциге над обработкой стенограмм. Эта работа была завершена лишь в 1947 году».

Возвращаясь опять к работе трибунала, надо признать, что процесс не всегда шел ровно. Гофман вспоминал случаи, когда во время заседаний вдруг все стопорилось – переводчики (в основном американцы, наши, естественно, себе такого не позволяли) вскакивали, срывали с себя наушники, отказывались переводить. Заседание трибунала прекращалось. Происходило это в основном тогда, «когда оратор, несмотря на сигналы переводчиков, мчался, закусив удила… Оратору делалось внушение, он просил извинения у переводчиков», и трибунал опять продолжал работу.

Но были моменты и покруче. Однажды трибунал по вине «иностранных стенографисток» вообще несколько дней не заседал. «Стенографистки объявили забастовку, требуя повышения заработной платы». И их требования были частично удовлетворены…

Справедливости ради настало время сказать, что не все ладилось и в работе советской делегации. Прошли те времена, когда наши авторы идеализировали действия советских людей за рубежом, выставляя носителями отрицательных черт только граждан капиталистических государств. Представители же СССР, застегнутые на все пуговицы, делали все абсолютно верно. И им были чужды всякие человеческие слабости.

Видимо, чтобы подчеркнуть это обстоятельство, члены советской делегации в Нюрнберге, как правило, показывались в военной форме, тогда как союзники – в штатском.

Видимо, считалось, что «форма дисциплинирует содержание».

Но люди – с Запада или с Востока – порой одинаково далеки от совершенства. Даже в Нюрнберг, несмотря на строгий отбор, в состав советской миссии попали офицеры не без недостатков. В связи с чем в достаточно слаженной работе нашей делегации порой возникали непредвиденные сложности, конфликты, иногда доходило даже до чрезвычайных происшествий. Так что форма не всегда дисциплинировала содержание…

Вот только один пример. Классическая ситуация соперничества в Нюрнберге однажды обернулась неприятными инцидентами. Следствием во время процесса занималась прокурорская группа во главе с Г. Н. Александровым. Она находилась в подчинении Главного обвинителя от СССР Р. А. Руденко. Оперативные вопросы решала специальная бригада Главного управления контрразведки «Смерш». Руководил ею М. Г. Лихачев.

Между ними существовали трения. Некоторые работники группы питали подозрения друг к другу, обменивались упреками, а иногда дело заходило еще дальше. Как-то, еще до начала процесса, контрразведчики донесли в Москву, что Г. Н. Александров якобы «слабо парирует» антисоветские выпады обвиняемых. Александрову пришлось письменно оправдываться перед прокурором СССР Горшениным, что никаких выпадов со стороны обвиняемых ни против СССР, ни против него лично не было и что беспочвенные обвинения мешают работе.

Однако этим история не закончилась. Помощник Главного обвинителя от СССР Л. Р. Шейнин, который в дальнейшем сам оказался подследственным в органах МГБ, в своих показаниях утверждал, что одной из причин его ареста стал именно конфликт с Лихачевым.

По свидетельству Шейнина, Лихачев с первых дней пребывания в Нюрнберге показал себя заносчивым человеком, чем вызвал к себе крайне негативное отношение окружающих. «И вот дошло до того, – писал Шейнин, – что Лихачев вовлек в сожительство молоденькую переводчицу, проживавшую в одном с нами доме, и она забеременела. Лихачев принудил ее сделать аборт и, найдя немца-врача, заставил его провести операцию, прошедшую неудачно».

8 декабря 1945 г. был смертельно ранен один из водителей советской делегации, дожидавшийся своего начальника возле «Гранд-отеля». Поползли слухи о попытке покушения на Руденко, однако более вероятной целью был Лихачев. Миссия, возглавляемая им, проводила в Нюрнберге очень большую и весьма полезную работу. Были все основания считать, что кто-то хотел запугать контрразведчиков, одновременно устранив их руководителя.

Вот как вспоминала об этом эпизоде переводчица Лихачева О. Г. Свиридова: «Многие вечера мы проводили в ресторане «Гранд-отеля»… Однажды мы – а именно Лихачев, Гришаев, Борис Соловов и я – собрались, как обычно, поужинать в «Гранд-отеле», но у меня возникли какие-то дела, и я решила остаться дома.

Лихачев вместе с компанией поехал в Нюрнберг на очень заметном лимузине – на черно-белом «Хорьхе» с салоном из красной кожи, про который говорили, что он из гаража Гитлера. У Лихачева была привычка садиться впереди, справа от шофера. Не доезжая до «Гранд-отеля», Гришаев и Соловов попросили остановить машину, поскольку остаток пути решили пройти пешком. Поколебавшись несколько секунд, к ним присоединился и Лихачев.

Минутой позже кто-то в форме рядового американской армии рывком распахнул переднюю правую дверь остановившейся у «Гранд-отеля» машины и в упор выстрелил в шофера Бубена. Лично я считаю, что жертвой нападавшего должен был стать Лихачев, поскольку он наверняка думал, что Лихачев, как всегда, сидит на своем обычном месте. Смертельно раненный Бубен успел сказать: «В меня стрелял американец».

По словам Шейнина, о всем, что происходило в Нюрнберге, в особенности о скандале вокруг Лихачева, Руденко сообщил прокурору СССР Горшенину, в то время находившемуся в Нюрнберге, Горшенин передал информацию в ЦК партии и начальнику «Смерша» Абакумову. Лихачева отозвали из Нюрнберга и посадили на десять суток под арест.

По прошествии времени Лихачев стал заместителем начальника следственной части по особо важным делам МГБ СССР и, занимаясь делом Еврейского антифашистского комитета, выместил зло на Шейнине, выбив на него, как считал сам Шейнин, компрометирующие показания, после чего он был арестован.

Правда, и Лихачев вскоре превратился из охотника в дичь. В декабре 1954 г. он вместе с Абакумовым и другими руководителями МГБ СССР за допущенные злоупотребления был осужден и расстрелян.

К сожалению, это был не единственный драматический эпизод в работе советской делегации. 22 мая 1946 г. в своем номере был найден мертвым помощник Главного обвинителя от СССР на Нюрнбергском процессе Николай Дмитриевич Зоря. По поводу его смерти по сей день существует несколько версий. Официальная – неосторожное обращение с оружием. Ее пока никто доказательно не опроверг. Сын Зори, Юрий Николаевич, при жизни высказывал автору этой книги сомнения по поводу причин кончины отца. Он считал, что в свое время она не была тщательно расследована.

Напряженно работала советская делегация на Нюрнбергском процессе. Ее руководителям все время приходилось держать «руку на пульсе». Особенно велика была степень ответственности Р. А. Руденко. Ему приходилось скрупулезно вникать не только в процессуальную составляющую рассматриваемого трибуналом дела, детально изучать документы, готовиться к выступлениям, но и организовывать всю работу нашей миссии, улаживать возникающие вызовы и угрозы, решать задачи и проблемы, которые могли иметь большой международный резонанс. И такие проблемы возникали постоянно. И не только внутри нашей делегации…

20 ноября 2006 г. на Международной научной конференции, посвященной 60-летию Нюрнбергского процесса, проходившей в Академии наук Российской Федерации, профессор Джон К. Баретт[6] вспоминал, как «однажды зимним вечером американские солдаты вытащили из советского грузовика, который доставлял к зданию суда захваченные документы нацистов, и сожгли их, чтобы согреться…».

Случай, конечно, не только интересный, но и возмутительный. Однако еще более интересно было узнать о реакции на этот произвол Главного обвинителя от СССР на Нюрнбергском процессе Романа Андреевича Руденко. Как повел он себя в этой ситуации? Ведь речь шла о документах, которые, как раньше было уже отмечено, играли весьма важную роль в системе выстраивания доказательств обвинения против нацистских преступников и их обличения в совершенных злодеяниях.

Назревал большой скандал. Джексон нервничал. Руденко, напротив, спокойно разбирался с ситуацией. Вероятно, советовался с Москвой. И когда он понял, что сожженные документы не представляют особой ценности, ему достало мудрости, чтобы не раздувать пламя ссоры, и благородства, чтобы не портить нервы своему коллеге. Хорошо понимая, что Джексон переживает по поводу случившегося, Руденко по-мужски и весьма дипломатично успокоил его, доброжелательно сказав: «Мы можем забыть об этом инциденте». Джексон был приятно удивлен. После этого случая отношения между двумя прокурорами стали более доверительными. И как ответственно заметил Джон Баретт во время беседы, состоявшейся у меня с ним в кулуарах конференции, «Джексон тепло и искренне относился к Руденко и симпатизировал представителям СССР…». Он также «уважал завершающее заявление, которое сделал Советский Союз в конце процесса».

Представляется, что это были не пустые слова. В своих мемуарах Джексон действительно записал: «Несогласие представителей СССР с оправданием Шахта, фон Папена и Фриче и то, что нам не удалось объявить генералитет и Верховное командование преступниками, является сдержанным, но значимым мнением, которое не только не ослабляет, но подтверждает правовые принципы, изложенные в приговоре трибунала».

О Нюрнбергском процессе, его обвиняемых, а также судьях и обвинителях со стороны США, Великобритании, Франции написано за рубежом много статей и даже книг, благодаря которым участники суда превратились в своих странах в главных действующих лиц и героев Суда народов. Они этого достойны. Но ведь в работе трибунала по изобличению нацистских преступников участвовали не они одни. Пора восстановить историческую справедливость и более подробно рассказать о судьбах тех, кто представлял в Международном военном трибунале Советский Союз. О них почти ничего не известно. А ведь эти люди внесли немалый вклад и в работу трибунала, и в укрепление правопорядка в нашем Отечестве.

В первую очередь это касается Романа Андреевича Руденко. Конечно, он был продуктом сложной исторической эпохи. И не только он… Но ведь, как сказал поэт, «времена не выбирают, в них живут и умирают».

Главный обвинитель от СССР

РУДЕНКО Роман Андреевич (1907–1981) – государственный и общественный деятель, действительный государственный советник юстиции.

Р. А. Руденко, дольше всех находившегося на посту Генерального прокурора СССР, называли человеком блестящей карьеры. Ведь роль Главного обвинителя в Международном военном трибунале, которую он исполнил с блеском и достоинством, во многом предопределила его судьбу. Советская пресса периода перестройки утверждала, что Руденко был обласкан властью. Еще до войны ему, молодому и способному юристу, явно благоволили такие видные политические деятели, как Н. С. Хрущев и А. Я. Вышинский.

Однако ни в одном официальном документе или публикации не сообщалось о том, что всего за шесть лет до Нюрнбергского процесса будущий Главный обвинитель попал в такую ситуацию, что не знал, чем и когда закончится его жизнь.

В работе прокуратуры Сталинской области, которую он возглавлял, были выявлены недостатки. В основном речь шла о том, что областная прокуратура надлежащим образом не реагировала на заявления граждан. Руденко получил партийный выговор и был снят с должности. По тем временам, а это случилось в 1940 г., нужно было ждать ареста и более суровых мер.

Рассчитывать на помощь покровителей не приходилось. Руденко знал недавнюю историю П. Н. Малянтовича – последнего генерал-прокурора во Временном правительстве Керенского, подписавшего в 1917 г. постановление о задержании Ленина по делу о шпионаже. Ранее Малянтович был адвокатом и очень самоотверженно защищал в суде социал-демократов. В помощниках его ходили А. Я. Вышинский и А. Ф. Керенский. Вышинский считал Малянтовича своим учителем, до революции бывал у него дома и даже столовался.

После ареста Малянтовича его жена, Анжелика Павловна, не раз обращалась к Вышинскому, доказывая, что муж ни в чем не виноват. Но высокопоставленный ученик ничем не помог учителю и даже не сообщил Анжелике Павловне о его расстреле.

Более года Руденко был без работы, находясь в постоянном плену тягостных мыслей, однако духом не пал и использовал это время для продолжения образования. Начавшаяся война, видимо, списала его грехи, и Роман Андреевич был вновь востребован на профессиональном поприще.

Назначение прокурора Украины, имевшего «черную метку» в биографии, Главным обвинителем от СССР было неожиданным и стремительным взлетом к вершине мировой юриспруденции. Оно вовсе не вытекало из логики тогдашнего мышления. Можно представить волнение и трепет Романа Андреевича, которому предстояло выполнить историческую миссию.

Родился он 17 (30) июля 1907 г. в селе Носовка Черниговской губернии в многодетной семье крестьянина-бедняка. Кроме Романа у родителей было еще пятеро сыновей: Николай, Иван, Федор, Петр и Антон, а также две дочери – Нина и Надежда. До революции его отец имел лишь одну четверть десятины земли и, чтобы прокормить большое семейство, работал по найму, в основном плотничал, а мать, как это часто бывало у малоземельных крестьян, батрачила. После Октябрьской революции Андрей Руденко получил от советской власти немного земли, но семья жила так же трудно. В 1929 г. вступили в колхоз.

Роман рос сметливым и бойким, любил верховодить, за что товарищи дали ему прозвище «ватажок». Окончив в 1922 г. школу-семилетку в Носовке, работал в родительском крестьянском хозяйстве, летом пас скот по найму. В 1924 г. поступил на сахарный завод чернорабочим, на предприятии стал комсомольским активистом.

Старший брат, Николай Андреевич, рассказывал автору этой книги, что еще в детские и юношеские годы Роман имел неуемную тягу к знаниям, отмечал его собранность и дисциплинированность. Видимо, именно эти черты характера позволили ему пройти путь от чернорабочего до Генерального прокурора СССР и Главного обвинителя от Советского Союза в Международном военном трибунале.

В декабре 1925 г. Романа Руденко избрали членом Носовского райкома комсомола. На пленуме райкома он вошел в состав бюро и стал штатным комсомольским работником, заведующим культурно-пропагандистской деятельностью. Одновременно работал инспектором в райисполкоме. После вступления в партию (декабрь 1926 г.) возглавил райотдел культуры.

Следующим шагом была должность инспектора окружного комитета рабоче-крестьянской инспекции в городе Нежине. Здесь Руденко познакомился с юриспруденцией, выступая общественным обвинителем в суде, приобрел и журналистский опыт, сотрудничая с местными газетами.

Плоть от плоти крестьянин, Роман Андреевич безоговорочно разделял политику большевистской партии, и, как сам писал в анкетах, у него «колебаний не было, в оппозициях не участвовал». Такие люди в те времена ценились, и партийные комитеты их нещадно эксплуатировали, бросая на самые трудные участки работы. Так произошло и с Руденко.

В 1922 г. была образована советская прокуратура. Она остро нуждалась в кадрах. Грамотных людей в стране было не так уж и много, а юридически подкованных – тем более. В ноябре 1929 г. окружной комитет партии принял решение о мобилизации молодого коммуниста Романа Руденко в прокуратуру. Так он оказался в должности старшего следователя окружной прокуратуры в Нежине.

Руденко оказался из тех, кто схватывает все на лету, и через семь месяцев его перевели помощником окружного прокурора в Чернигов. А спустя еще четыре месяца Роман Андреевич в возрасте 23 лет возглавил Бериславскую районную прокуратуру в Николаевской области.

Росту способствовали незаурядные личные качества Руденко – высокая работоспособность, вдумчивость, принципиальность, умение отстаивать свою точку зрения. Окружающим были симпатичны его скромность, доброжелательность, умение располагать к себе, создавать теплую обстановку в коллективе.

Быстрое выдвижение способных людей было характерной чертой того бурного времени. В 1931 г. Руденко – помощник Мариупольского городского прокурора. В 1932 г. – старший помощник областного прокурора в Донецке. В 1933 г. – прокурор города Макеевка… В конце 1937 г. мы видим его на посту прокурора Донецкой области, а затем, после разделения ее на Сталинскую и Ворошиловградскую, – прокурором Сталинской области.

Роман Андреевич стал заметной политической фигурой. В 1939 г. он присутствовал с правом совещательного голоса на XVIII съезде ВКП(б). Его знал и ценил Н. С. Хрущев, избранный в феврале 1938 г. первым секретарем ЦК компартии Украины.

Роман Андреевич был на особом счету и в Прокуратуре Союза ССР. Ходили слухи, что, когда в июне 1939 г. встал вопрос о назначении нового Прокурора СССР, Вышинский, уходивший на должность заместителя председателя Совнаркома СССР, предложил оставляемое им кресло Руденко, но Хрущев «заартачился», не желая отпускать толкового областного прокурора, и назначение тогда не состоялось.

Однако очень скоро перспективного прокурора постигло увольнение, о котором упоминалось выше. Проведенная в 1940 г. проверка выполнения постановления ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 17 ноября 1938 г. о перестройке работы по надзору за органами НКВД установила, что прокурор Сталинской области этого постановления не выполнил. Например, спецотдел прокуратуры оказался неукомплектованным – вместо пяти человек по штату работали только двое. Также на день проверки в спецотделе прокуратуры имелось 3603 жалобы, из них 1839 жалоб лежали, по существу, не разрешенными с 1939 г. Отдельные жалобы волокитились с 1938 г. Истребованные еще в январе 1940 г. из УНКВД 305 дел были не рассмотрены.

Не будем искать у этой проверки двойного дна – скорее всего, эти недостатки действительно были. Прокурора области, которому было от роду 33 года, сняли с работы и объявили выговор по партийной линии. Решение об этом принималось в Москве. Заведующий отделом управления кадров ЦК ВКП(б) Бакакин и инструктор управления кадров Гришин подписали заключение, в котором было предложено ЦК КП(б) Украины и Прокуратуре СССР освободить Руденко от занимаемой должности. В августе 1940 г. такое решение состоялось. Обычно в те годы увольнением дело не заканчивалось, и за ним вполне мог последовать арест.

Надо полагать, много бессонных ночей провел тогда Роман Андреевич, тем не менее устоял и даже не оставил мыслей продолжить прокурорскую службу. Правда, об этой горькой странице своей жизни он никогда и никому не говорил. 15 сентября 1940 г. Роман Андреевич стал слушателем Высших академических курсов Всесоюзной правовой академии. Одновременно его зачислили в экстернат Московской юридической школы Наркомата юстиции РСФСР. Таким образом, учиться ему пришлось на «два фронта».

Выпускные экзамены на Высших курсах совпали с началом Великой Отечественной войны. Свидетельство об окончании курсов Руденко получил 27 июня 1941 г. Оценки почти по всем предметам у него были отличные. А еще через три дня, 1 июля, Роман Андреевич успешно выдержал экзамены в юридической школе. В том же 1941-м Руденко поступил на экстернат Московского юридического института, однако продолжить учебу помешала война.

26 июня 1941 г. судьба вновь улыбнулась Руденко. Приказом Прокурора СССР он назначается начальником отдела Прокуратуры СССР по надзору за органами милиции. В коллективе Роман Андреевич прижился довольно быстро. Сослуживцы уважали его за выдержанность, спокойствие и трудолюбие. В Москве Роман Андреевич оставался до начала весны следующего года.

В феврале 1942 г. встал вопрос о направлении Руденко в Прокуратуру Украинской ССР на должность заместителя Прокурора республики вместо Ф. А. Беляева, поставленного Прокурором Узбекской ССР. Наверное, это было сделано не без инициативы тогдашнего первого секретаря ЦК компартии Украины Н. С. Хрущева, хотя официально вопрос согласовывался с секретарем республиканского ЦК Спиваком. 25 февраля 1942 г. Прокурор СССР В. М. Бочков обратился с соответствующей просьбой к секретарю ЦК ВКП(б) Г. М. Маленкову. В союзном ЦК партии не возражали, и 12 марта 1942 г. Бочков издал приказ о назначении Руденко заместителем Прокурора Украинской ССР по общим вопросам.

Аппарат Прокуратуры Украины, большая часть территории которой была оккупирована, располагался в то время в Ворошиловграде. При невеликом штате – всего 23 человека вместе с техническими работниками – задач по прокурорскому надзору непочатый край: выполнение оборонных заказов, ремонт боевой техники, строительство оборонительных сооружений и т. д. В числе главных направлений работы было также укрепление трудовой дисциплины и предупреждение эпидемических заболеваний. Работникам прокуратуры приходилось выезжать в прифронтовые районы, помогать районным прокурорам. Добираться до места обычно приходилось на попутных машинах, а то и пешком.

В конце июля 1942 г. военная обстановка осложнилась и советские войска полностью оставили Украину. На территории РСФСР продолжила деятельность оперативная группа Прокуратуры республики во главе с исполняющим обязанности Прокурора Украины Р. А. Руденко.

В 1943 г. началось освобождение украинской земли, которое было завершено в октябре 1944 г. Оперативной группе Прокуратуры УССР предстояло восстановить все звенья прокурорского надзора. В начале 1943 г. группа базировалась в очищенных от врага районах Ворошиловградской области, затем – Харьковской, а с августа 1943 г. – в самом Харькове.

23 июня 1943 г. Р. А. Руденко назначается на пост Прокурора Украинской ССР, сменив Л. И. Яченина, находившегося в Красной армии на должности прокурора фронта.

Забот у руководителя прокуратуры второй по величине советской республики, серьезно пострадавшей от фашистского нашествия, было предостаточно. Прокурорский надзор был направлен на выполнение директив правительства о восстановлении народного хозяйства, соблюдение прав военнослужащих и членов их семей, инвалидов войны, трудящихся предприятий и колхозов, борьбу с детской беспризорностью. Р. А. Руденко лично возглавил работу по расследованию фактов злодеяний, бесчинств и террора нацистов против мирных жителей. Собранные по этому вопросу материалы передавались в созданную правительством СССР Чрезвычайную государственную комиссию.

Незадолго до освобождения Киева, 4 октября 1943 г., Руденко своим приказом создал специальную группу. В приказе говорилось: «1. Группе войти в Киев в день его освобождения. 2. Под руководством и при содействии партийных и советских органов обеспечить соблюдение в нем социалистической законности и советского правопорядка».

Прокуроры вошли в город 6 ноября, вслед за боевыми порядками войск. Член группы К. Н. Гавинский вспоминал: «…Оставив позади пылающую Дарницу, наша группа вышла к Днепру. Нашли лодку без весел и поплыли по течению, подгребая к правому берегу обломком доски. Нас снесло к разрушенному мосту. По его фермам добрались до берега. Среди руин Крещатика шла узкая тропа. По безлюдным улицам, промокшие и озябшие, но бесконечно счастливые, мы вышли на площадь Калинина.

Было шесть часов вечера. Неожиданно из репродуктора, установленного воинской частью на одной из стен полуразрушенного здания городского Совета, раздался голос диктора: «От Советского информбюро….» Прозвучало сообщение об освобождении Киева.

На следующий же день мы приступили к делу. Прежде всего установили связь с прибывающими в город партийными и советскими работниками. Каждый из нас, возглавив одну из прокуратур района, обязан был немедленно организовать ее деятельность».

Следом в столицу республики, еще дымящуюся военными пожарами, переместился Р. А. Руденко и весь аппарат прокуратуры.

Гавинский рассказывал автору книги, что Роман Андреевич проявил тогда большие организаторские способности и умение работы в экстремальных условиях. Был очень доступным для общения руководителем и исключительно трудоспособным человеком. Все вопросы решал быстро, четко и профессионально.

В начале 1944 г. на освобожденной территории Украины уже действовала 321 районная прокуратура. Кадры собирались по всей стране. По состоянию на июнь 1944 г. в распоряжение Прокурора УССР прибыло две тысячи человек. Их, конечно, было недостаточно, и по распоряжению Р. А. Руденко в шести городах были созданы краткосрочные юридические курсы.

Профессионал своего дела, он часто выступал в судах в качестве государственного обвинителя, в том числе и в Москве. Например, с 20 по 22 июня 1945 г. Военная коллегия Верховного суда СССР рассматривала дело по обвинению генерала Л. Б. Окулицкого и других (всего 15 человек), руководивших польским подпольем в тылу Красной армии (так называемой Армией Крайовой). В ходе террористической деятельности этой «армии» только с июля 1944-го по май 1945 г. было убито и ранено около 500 советских солдат и офицеров.

Основным обвинителем был утвержден Главный военный прокурор Н. П. Афанасьев. Когда при обсуждении этого дела у Сталина возник вопрос о том, кто будет помогать обвинителю, Афанасьев назвал Прокурора Украинской ССР Р. А. Руденко. Сталин с ним согласился.

Процесс был громким, его широко освещала советская и зарубежная пресса, некоторые заседания транслировались по радио на всю страну. Роман Андреевич показал себя на процессе настойчивым и находчивым обвинителем, ярким, красноречивым оратором, что было замечено вождем и сыграло роль при его назначении в Нюрнберг Главным обвинителем от СССР.

Надо сказать, Прокурор Украинской ССР блестяще справился с трудной задачей. Участие Руденко в Нюрнбергском процессе – ярчайшая страница в его биографии.

Он прославился как юрист высочайшей квалификации, человек твердых принципов, великолепный оратор. Стиль допроса Руденко отличался наступательностью, в нем превалировала четкая аргументация и убийственная логика преподнесения факта, которую невозможно опровергнуть.

Характерную деталь привел участник Нюрнбергского процесса А. Полторак. Он писал: «Геринг и его коллеги по скамье с самого начала прибегали к весьма примитивному приему, для того чтобы посеять рознь между обвинителями четырех держав. Держась в рамках судебного приличия в отношениях с западными обвинителями, они сразу же пытались подвергнуть обструкции советского прокурора. Как только Руденко начал вступительную речь, Геринг и Гесс демонстративно сняли наушники. Но продолжалось это недолго. Стоило только Руденко назвать имя Геринга, как у рейхсмаршала сдали нервы, он быстренько опять надел наушники и через минуту-две уже стал что-то записывать».

По его же словам, когда Руденко закончил допрос Риббентропа, Геринг с жалостью посмотрел на бывшего министра иностранных дел и лаконично подвел итог: «С Риббентропом покончено. Он теперь морально сломлен».

«С не меньшим основанием, – писал А. Полторак, – Риббентроп мог сказать это и в отношении Германа Геринга, когда он возвращался на свое место после допроса советским обвинителем. В Нюрнберге в то время распространился нелепый слух, будто Руденко, возмущенный в ходе допроса наглостью Геринга, выхватил пистолет и застрелил нациста № 2. 10 апреля 1946 г. об этом даже сообщила газета «Старз энд страйпс». Такая дичайшая газетная «утка» многих из нас буквально ошеломила. Но меня тотчас же успокоил один американский журналист: «Собственно, чего вы так возмущаетесь, майор? Какая разница, как было покончено с Герингом? Как будто ему легче пришлось от пулеметной очереди убийственных вопросов вашего обвинителя…»

Молодого советского прокурора (ему было тогда 38 лет) узнал и услышал весь мир. Его выступления вошли в учебники для юридических вузов как образцы доказательности, логики и ораторского искусства.

Заключительную речь Главный обвинитель от СССР Руденко произносил два дня, 29 и 30 июля 1946 г. Конечно, эта речь – коллективное творчество советской делегации, но произнес ее Роман Андреевич мастерски. Об этом единодушно говорят все очевидцы событий тех лет.

30 августа 1946 г. Руденко произнес заключительную речь по делу преступных организаций. В конце ее Руденко сказал: «Обвинение выполнило свой долг перед Высоким Судом, перед светлой памятью невинных жертв, перед совестью народов, перед своей собственной совестью. Да свершится же над фашистскими палачами Суд народов – Суд справедливый и суровый!»

После завершения Нюрнбергского процесса Роман Андреевич продолжал руководить Прокуратурой Украинской ССР, по праву считаясь одним из лучших юристов страны.

В начале 50-х гг. должность Генерального прокурора СССР занимал Г. Н. Сафонов, который не пользовался большим уважением у руководства страны. Великолепный практик и исполнитель, он был хорош на вторых ролях, а вот обязанности первого лица были для него трудны. Претензии к Сафонову накапливались, но он оставался на своем посту. Ход событий ускорил арест Берии, произведенный группой высокопоставленных военных на заседании Президиума ЦК КПСС 26 июня 1953 г.

У Н. С. Хрущева и Г. М. Маленкова, вершивших тогда дела в стране, возникла необходимость в авторитетном и умелом прокуроре, облеченном должностью союзного масштаба. В Москву был срочно вызван Прокурор УССР Руденко.

В воспоминаниях Хрущева об этом сказано так: «Тут же мы решили, назавтра или послезавтра, так скоро, как это было технически возможно, созвать пленум ЦК, где и поставить вопрос о Берии. Одновременно было решено освободить Генерального прокурора СССР, потому что он не вызывал у нас доверия и мы сомневались, что он может объективно провести следствие. Новым Генеральным прокурором утвердили товарища Руденко и поручили ему провести следствие по делу Берии».

Роман Андреевич отправился в Москву из Киева 29 июня 1953 г. Скорее всего, в тот момент он еще не знал о цели вызова. В командировочном удостоверении было указано, что он едет в столицу «по служебным делам» на семь дней. Однако недельная командировка растянулась на 27 лет напряженной работы на посту главного законника страны.

События развивались с ошеломительной скоростью. В тот же день на заседании Президиума ЦК КПСС Руденко был утвержден Генеральным прокурором СССР вместо смещенного Сафонова. 29 июня вышел соответствующий указ Президиума Верховного Совета СССР. На том же заседании Президиума ЦК было принято Постановление «Об организации следствия по делу о преступных антипартийных и антигосударственных действиях Берии».

Ведение следствия поручалось Руденко. Ему предлагалось в суточный срок подобрать следственный аппарат, доложив о его персональном составе Президиуму ЦК КПСС, и немедленно приступить, «с учетом данных на заседании Президиума ЦК указаний», к выявлению и расследованию «фактов враждебной антипартийной и антигосударственной деятельности Берии через его окружение (Кобулов Б., Кобулов А., Мешик, Саркисов, Гоглидзе, Шария и др.)».

1 июля 1953 г. работников Прокуратуры СССР срочно собрали в Мраморном зале. Перед ними появился Р. А. Руденко – один, без обычного в таких случаях представителя ЦК, и объявил, что он назначен Генеральным прокурором.

Следственная работа закипела. Однако, как в былые времена крупных сталинских процессов, ей была свойственна заданность. Еще до начала следствия были опубликованы партийные и государственные решения по делу Берии, в которых он уже был назван преступником. Следствию, а затем и суду лишь предстояло облечь в юридическую «упаковку» партийные и советские директивы. Вновь назначенный Генеральный прокурор при всем желании не смог бы сломать этот порядок вещей.

Нарушений юридических норм и традиций было немало. Проект обвинительного заключения рассматривался и дорабатывался не в прокуратуре, а на заседании Президиума ЦК. Более того, «для усиления партийного влияния» к шлифовке этого документа был приставлен секретарь ЦК КПСС М. А. Суслов. Кандидатов в состав специального присутствия Верховного суда СССР был обязан предложить Р. А. Руденко, то есть прокурору предстояло определить судей по делу, по которому он вел следствие. Вдобавок Президиум ЦК решил, что дело Берии и его соучастников должно рассматриваться в закрытом судебном заседании, без участия сторон, то есть на него не допускались ни обвинители, ни защитники.

Из восьми назначенных судей только двое имели отношение к органам юстиции – первый заместитель председателя Верховного суда СССР и председатель Московского городского суда Л. А. Громов. Остальные являлись партийными и профсоюзными функционерами, военными. Один судья – К. Ф. Лунев – был первым заместителем министра внутренних дел СССР.

Генерал армии Москаленко, участвовавший в аресте Берии, оказался в нескольких ипостасях. Он был в составе следственной бригады, затем оказался в числе судей и, наконец, участвовал в расстреле Берии. Чтобы один и тот же человек арестовывал, вел следствие, судил и приводил приговор в исполнение – такого не случалось даже во время репрессий 1930-х гг.

Все преданные суду лица обвинялись по статьям Уголовного кодекса, предусматривающим ответственность за государственные преступления (измена Родине, совершение террористических актов, активная борьба против рабочего класса и революционного движения и т. д.). Судебное заседание открылось 18-го и закончилось 23 декабря 1953 г. вынесением смертного приговора всем подсудимым. В день окончания суда приговор был приведен в исполнение в присутствии Генерального прокурора СССР.

Далее Роману Андреевичу пришлось заняться и другими одиозными материалами. Именно ему поручили провести следствие по делу B. C. Абакумова, бывшего министра государственной безопасности СССР, инициатора так называемого «Ленинградского дела». Подход к нему также трудно назвать правовым. На заседании Президиума ЦК КПСС 15 сентября 1954 г. был фактически предрешен приговор, утверждена судебная коллегия.

Судя по всему, Генеральный прокурор в какой-то степени действовал в той же системе координат, поскольку выступал за слушание дела Абакумова в закрытом судебном заседании (как и дела Берии), однако его предложение не прошло.

На суде, начавшемся 14 декабря 1954 г., Абакумов виновным себя не признал, утверждая, что дело его сфабриковано Берией, Кобуловым и Рюминым. Тем не менее Абакумов и некоторые его соучастники были приговорены к расстрелу. Приговор был приведен в исполнение незамедлительно. Абакумову даже не дали возможности его обжаловать.

В 1955–1956 гг. Руденко участвовал и в процессах над бывшими грузинскими «друзьями» Берии – Рапавой, Рухадзе, Церетели, Савицким, Кримяном, Надария, Хазаном и Парамоновым, а также «соратником» Берии – бывшим первым секретарем ЦК компартии Азербайджана и председателем Совета министров республики Багировым. Вместе с Багировым на скамье подсудимых оказались еще пятеро руководителей органов внутренних дел Дагестана, Армении и Азербайджана.

Однако времена менялись, и Р. А. Руденко чувствовал императив к приоритету права. Роман Андреевич начал постепенно расчищать авгиевы конюшни, в которые фактически превратились органы правопорядка, да и сама законность в стране. Именно Руденко осуществил мероприятия по восстановлению в своих правах прокурорского надзора после долгих лет диктатуры и произвола. И не просто восстанавливал, а создавал гарантии социалистической законности, соответствующей духу перемен.

Он подчеркивал обязательность советских законов для всех, недопустимость противопоставления законности и целесообразности, неразрывную связь законности с культурностью. Эти идеи он проводил в жизнь, конечно, в тех пределах, которые допускались руководством страны. Однако и в этой ситуации перемены к лучшему были хорошо заметны. Например, при нем в центральном аппарате появилась стабильность кадров – чехарда, свойственная предыдущим годам, исчезла.

Ранее безликие и, по существу, бесправные прокуроры стали наиболее активными проводниками социалистической законности. Слово «закон» стало, наконец, употребляться в связке с такими понятиями, как справедливость, порядочность, честность. Началось постепенное, пока еще медленное и нерешительное, исправление недостатков и преступлений, имевших место в сталинское время.

Одной из причин произвола при расследовании преступлений, пусть не главной, был низкий уровень следственной работы, недостаточная квалификация следователей. Приказ Руденко «О мероприятиях по повышению квалификации следователей органов прокуратуры» от 14 октября 1953 г. был одной из его первых директив. По всей стране началась учеба кадров, улучшалось техническое оснащение следствия.

После июльского (1953 г.) Пленума ЦК КПСС повеяло «оттепелью» и какой-то, пусть урезанной, ограниченной определенными рамками, но все же свободой. Прежде всесильные органы внутренних дел и государственной безопасности были поставлены в рамки закона и играли уже не ту роль, что прежде, в жизни общества. Восстанавливались в своих правах суды и прокурорский надзор. Внесудебные расправы ликвидировались.

Вскоре после назначения Генеральным прокурором Р. А. Руденко подписал первые документы, касающиеся реабилитации лиц, невинно привлеченных к уголовной ответственности. Раньше других справедливость была восстановлена в отношении высшего командного состава Красной армии. 19 марта 1954 г. Руденко, министр внутренних дел Круглов, председатель КГБ Серов и министр юстиции Горшенин направили в Президиум ЦК записку с предложением образовать Центральную комиссию по пересмотру дел осужденных за «контрреволюционные преступления», содержащихся в лагерях, колониях, тюрьмах (467 946 человек) и находящихся в ссылке на поселении (62 462 человека). Кроме Центральной, предлагалось создать соответствующие комиссии в республиках, краях и областях. 4 мая 1954 г. такие комиссии были образованы и вскоре приступили к работе.

Первая кампания по пересмотру дел была довольно осторожной. Примерно каждый второй из осужденных получал отказ в реабилитации. Характерен такой пример. Поэтесса А. А. Ахматова обратилась к К. Е. Ворошилову с просьбой пересмотреть дело ее сына, Льва Николаевича Гумилева, молодого ученого-востоковеда, вторично арестованного органами МГБ СССР в 1949 г. и приговоренного особым совещанием к 10 годам лишения свободы. На письме имеется резолюция Ворошилова: «Руденко Р. А. Прошу рассмотреть и помочь». Тем не менее в своей записке на имя Ворошилова Руденко сообщил, что Гумилев занимался антисоветской деятельностью, осужден правильно и что Центральная комиссия по пересмотру дел 14 июня 1954 г. приняла решение отказать Ахматовой в ее ходатайстве.

Но тенденция к расширению процесса реабилитации была очевидной. Р. А. Руденко подчеркивал: «Всем нам придется столкнуться с тем, что оценки некоторых событий и их участников, казавшиеся неизменными, нужно будет пересмотреть. Сделать это надо во имя истины, справедливости и правды истории».

Важно было также не делать новых ошибок. 4 августа 1955 г. Генеральный прокурор Союза издал приказ, который касался усиления прокурорского надзора за соблюдением законности при задержании, аресте и привлечении граждан к уголовной ответственности. Р. А. Руденко потребовал от подчиненных ювелирной точности при решении этих вопросов.

В приказе прямо предписывалось применять арест в качестве меры пресечения лишь при совершении тяжких преступлений, тогда как многие прокуроры прибегали к нему по незначительным поводам. Как пример Р. А. Руденко привел действия прокурора одного из районов Баку, который за единичный случай обвеса покупателя арестовал продавщицу, на иждивении которой находилось девять человек, из них семь малолетних детей. В Московской области районный прокурор арестовал трех подростков за кражу голубей.

С другой стороны, Роман Андреевич активно боролся с волокитой, которую демонстрировали некоторые прокуроры при привлечении к ответственности лиц, совершивших тяжкие преступления.

В начале 1957 г. была реформирована структура Прокуратуры СССР, а затем и прокуратур республик, краев и областей. Этими мерами руководство стремилось подчеркнуть изменения, наметившиеся в правоохранительной системе, показывая, что с прошлым покончено раз и навсегда. Менялось судопроизводство, уголовное, уголовно-процессуальное и даже гражданское законодательство. Прокуратура СССР и Р. А. Руденко, как ее руководитель и одновременно депутат Верховного Совета СССР, деятельно участвовали в подготовке законопроектов, обсуждая и шлифуя каждую статью новых нормативных актов.

Улучшению деятельности прокурорской системы способствовало образование в феврале 1959 г. в Прокуратуре СССР и в прокуратурах союзных республик коллегий. Коллегиальность была хорошим средством снизить число поспешных, необоснованных и субъективных решений. Первыми членами коллегии Прокуратуры Союза стали: Р. А. Руденко (председатель), A. T. Горный, П. И. Кудрявцев, В. В. Куликов, A. M. Мишутин, Г. Н. Новиков, И. Е. Савельев, Д. Ш. Салин, Г. А. Терехов.

При Руденко изменилась не только форменная одежда прокурорских работников, но что самое главное, содержание служебной деятельности стражей законности. Прокуроры, оставаясь главными защитниками государственных интересов, теперь были ориентированы в неизмеримо большей степени, чем раньше, на обеспечение прав и законных интересов граждан.

Занятый государственными делами, Руденко уже не так часто, как в первые годы, поднимался на судебную трибуну. Однако, как только возникло громкое уголовное дело, Генеральный прокурор взялся поддерживать по нему обвинение. Это было дело американского летчика-шпиона Ф. Г. Пауэрса, сбитого над территорией СССР 1 мая 1960 г.

Процесс над Пауэрсом показал большой прогресс, достигнутый советской правоохранительной системой, и высочайшую квалификацию Р. А. Руденко. После окончания судебного следствия и исследования всех доказательств Роман Андреевич произнес исключительно аргументированную, взвешенную и обстоятельную обвинительную речь. По оценкам западных юристов, Руденко был предельно справедлив по отношению к Пауэрсу.

«Я не думаю, что если бы Пауэрса судили в США, то к нему отнеслись бы так же вежливо и внимательно», – подчеркнул американский юрист В. Холлинен. Английский же юрист Л. Дейчес заметил, что ему было «приятно отметить вежливую, сдержанную манеру допроса обвиняемого Генеральным прокурором. Его допрос не оскорблял и не задевал Пауэрса. Именно такой стиль допроса обвиняемого любят в Англии».

19 августа 1960 г. Военная коллегия Верховного суда СССР приговорила Пауэрса к 10 годам лишения свободы, причем первые три года он должен был находиться в тюрьме. Два года спустя по решению советского правительства Пауэрс был обменен на задержанного в США советского разведчика Абеля.

Материалы следствия и судебного процесса над летчиком-шпионом Пауэрсом, а также вся история с этой подрывной акцией, разработанной под руководством небезызвестного директора ЦРУ Даллеса, легли в основу двухсерийного художественного фильма, снятого в 1985 г. режиссером-постановщиком народным артистом СССР Т. Левчуком по сценарию Б. Антонова и И. Менджерицкого. Но фильм «Государственный обвинитель» был посвящен все же Генеральному прокурору СССР Руденко, чью роль блестяще исполнил киноактер С. Яковлев.

В конце 1950 – начале 1960-х гг. Роман Андреевич Руденко достиг вершины, на которую до него не поднимался ни один союзный прокурор. Руденко внес живую струю не только в содержание прокурорского надзора, но, что не менее важно, и в атмосферу прокурорских коридоров. Бывший Генеральный прокурор Сафонов мог «не заметить» при встрече не только рядового работника, но и начальника отдела. С Романом Андреевичем никогда такого не случалось.

При всей своей требовательности и взыскательности он был неизменно корректен, доброжелателен и доступен для всех. Прокурор отдела мог прийти к нему на прием и доложить свою точку зрения на тот или иной решаемый вопрос. Единственное, на чем настаивал Руденко, так это на соблюдении прокурорской иерархии. Роман Андреевич требовал, чтобы ему докладывали о делах, по которым состоялись решения его заместителей. Руденко не только уважал и ценил процессуальную независимость любого работника, но и насаждал ее, добивался, чтобы каждый был ответствен за свое решение. Он был непримирим, когда дело касалось очищения органов прокуратуры от нечистоплотных работников, злоупотребляющих своим высоким положением. Многие современники, хорошо знавшие Романа Андреевича, отзывались о нем как о действительно государственном человеке.

Но даже явные достоинства, большие заслуги и то, что он был вхож к первому секретарю ЦК КПСС Н. С. Хрущеву, не гарантировали Руденко безоблачной карьеры. Интриги начал плести заведующий отделом административных органов ЦК КПСС Н. Р. Миронов. И над Романом Андреевичем вновь сгустились тучи…

Партийное руководство тогда поставило авантюрную задачу – в кратчайшие сроки ликвидировать преступность. За сверхбыстрое решение «эпохальной» задачи рьяно взялся Миронов, а подыгрывал ему тогдашний министр внутренних дел Щелоков. Победить преступность одним махом можно было только путем сокрытия преступлений. Но на пути стояли работники прокуратуры, в первую очередь Генеральный прокурор, требовавший от подчиненных регистрации всех преступлений.

Миронов многое успел предпринять: открыто критиковал Руденко, подготовил почву для смены Генпрокурора в ЦК и даже внедрил в заместители Романа Андреевича своего ставленника – М. П. Малярова, которого прочили на главное место. Но ход событий резко изменился. 19 октября 1964 г. погибает в авиационной катастрофе Миронов, а за несколько дней до этого, 14 октября, на заседании Пленума ЦК был освобожден от должности Н. С. Хрущев. Центральный Комитет возглавил Л. И. Брежнев, с которым у Руденко были неплохие отношения.

Однако Роман Андреевич, хотя и был по натуре большим дипломатом, уже тогда поднимался до открытых возражений.

Во времена Брежнева развернулась настоящая битва за следствие. Право прокуратуры расследовать уголовные дела ставилось под сомнение. Особенно усердствовал в критике министр внутренних дел Щелоков, добивавшийся передачи всего следствия в МВД.

Большой поддержки он не получил и, наконец, поставил вопрос в урезанном виде – передать в подследственность МВД хотя бы дела несовершеннолетних. На свою сторону он заранее склонил Леонида Ильича, который неожиданно для всех вынес предложение Щелокова на заседание Политбюро. Гром вновь грянул над головой Романа Андреевича.

Руденко, безусловно, знал об особых, дружеских отношениях Брежнева и Щелокова. Однако в ходе заседания Роман Андреевич пошел ва-банк – он решительно и аргументированно выступил против предложения Щелокова. К сожалению, «бунт» Генерального прокурора никто из членов Политбюро не поддержал и все, даже те, кто на самом деле был против, послушно проголосовали за то, что предложил генсек.

Авторитет Руденко был столь велик, что его выступление осталось без последствий. Сознавая, видимо, неловкость ситуации, Брежнев развел руками и сказал, словно извиняясь перед Руденко: «Вот видите, Роман Андреевич, никто вас не поддерживает», – и добавил еще несколько слов о том, как Политбюро уважает и ценит Генерального прокурора.

Будучи абсолютно преданным слугой Советского государства, Роман Андреевич совершенно искренне отрицал «всякое диссидентство». Именно он, например, приложил руку к выдворению из страны А. И. Солженицына и ссылке академика А. Д. Сахарова.

Но чаша добрых дел на весах истории несравненно больше. Особенно весом вклад Романа Андреевича в укрепление прокурорских кадров. Когда он только пришел в Генеральную прокуратуру СССР, высшее юридическое образование имели лишь 30 % прокуроров и следователей. Менее чем через 20 лет их стало уже 70 %, а в 1981 г. – почти 99 %. Две трети районных и городских прокуроров, основного звена прокурорской системы, имели стаж работы свыше 10 лет, то есть были умелыми и опытными руководителями. Среди них было немало и тех, кто занимал должности три, а то и четыре конституционных срока подряд.

Стараниями Романа Андреевича Руденко в 1970 г. были созданы Высшие курсы повышения квалификации руководящих кадров Прокуратуры СССР, впоследствии преобразованные в институт, который существует и поныне.

Р. А. Руденко был награжден шестью орденами Ленина, орденом Октябрьской Революции, орденом Трудового Красного Знамени, многими медалями, являлся депутатом Верховного Совета СССР нескольких созывов, на четырех партийных съездах избирался в Центральный Комитет КПСС.

Р. А. Руденко скончался в Москве 23 января 1981 г. и был похоронен на Новодевичьем кладбище.

Помощники Главного обвинителя от СССР

ПОКРОВСКИЙ Юрий Владимирович (1902–1953) – специалист в области права, полковник юстиции. Участник Гражданской войны. Работал в военной прокуратуре и прокуратуре на железнодорожном транспорте. Участвовал в Нюрнбергском процессе в качестве заместителя Главного обвинителя от СССР. Выступал по разделам обвинения «Агрессия против Чехословакии, Польши и Югославии» и «Преступное попрание законов и обычаев войны об обращении с военнопленными», участвовал в допросах подсудимых и свидетелей. Далее работал начальником правового отдела советской части Союзнической комиссии в Австрии. Награжден орденами Красного Знамени, Трудового Красного Знамени, Красной Звезды.

ЗОРЯ Николай Дмитриевич (1907–1946) – специалист в области права, государственный советник юстиции 3-го класса. Отца не помнит, мать умерла в 1921 г. Жил в Киеве. В детстве был обучен французскому языку, живописи, игре на фортепиано. После смерти матери беспризорничал, затем попал в детский дом. В 1927 г. окончил юридическое отделение факультета общественных наук Московского университета.

Поначалу работал следователем районной прокуратуры в Пятигорске, потом в органах прокуратуры в Тамбове, Воронеже. Затем был назначен на должность заместителя главного прокурора на железнодорожном транспорте.

Отличительные черты Н. Д. Зори – принципиальность, точность и предельная честность.

С началом Великой Отечественной войны служил в действующей армии помощником, а затем заместителем прокурора фронта, прокурором армии. Участвовал в Керченско-Феодосийской, Сталинградской, Орловско-Курской операциях. В августе 1944 г. он был назначен советником по правовым вопросам Н. Булганина, возглавлявшего советское представительство при польском комитете национального освобождения. Это было сложное время Варшавского восстания, стоившее Зоре сильнейшего психологического напряжения. Он вышел в отставку и год оставался без работы. В мае 1945 г. его назначили помощником Прокурора СССР, а 28 декабря 1945 г. направили в Нюрнберг помощником Главного обвинителя от СССР. Грамотный юрист и великолепный оратор, он произнес речи по разделам обвинения «Агрессия против СССР» и «Принудительный труд и угон в фашистское рабство», участвовал в допросах свидетелей.

Как уже ранее отмечалось, 22 мая 1946 г. произошла трагедия: Н. Д. Зоря был найден мертвым в своем номере…

Награжден орденами Красного Знамени и Красной Звезды.

РАГИНСКИЙ Марк Юрьевич (1903–1991) – известный юрист, государственный советник юстиции 2-го класса, доктор юридических наук. В 1923 г. начал работать следователем в органах прокуратуры Петроградской губернии, затем в Гомеле, Ленинграде, Ростове-на-Дону и Москве. В 1934 г. переведен в Прокуратуру СССР прокурором отдела.

Затем он – следователь, следователь по важнейшим делам, помощник Прокурора СССР.

Во время Великой Отечественной войны руководил оперативной группой прокуратуры по контролю за производством боеприпасов. В мае 1942 г. назначен уполномоченным Государственного Комитета Обороны на один из уральских заводов Наркомата боеприпасов. Объемы выпуска продукции на предприятии постоянно росли, а рабочих не хватало. Для пополнения кадров Рагинский использовал свои прокурорские полномочия. «Мне было известно, что на территории области отбывают наказание лица, осужденные за самовольный уход с предприятий, – вспоминал он. – В течение нескольких дней вместе с работниками областной прокуратуры мы ознакомились с материалами на этих осужденных, со многими из них побеседовали. Получив по телефону разрешение Прокурора СССР В. М. Бочкова, я отобрал несколько сотен человек, приостановил в отношении их исполнение приговора и направил их на завод. Эти люди самоотверженным трудом искупили свою вину, в установленном порядке были помилованы, а по окончании войны многие из них награждены орденами и медалями».

В военное и послевоенное время участвовал в подготовке и проведении судебных процессов над фашистскими преступниками и их пособниками. Был помощником Главного обвинителя от СССР на Нюрнбергском процессе. Выступал по разделам обвинения «Ограбление и уничтожение культурных ценностей», «Разрушение и уничтожение городов и сел», допрашивал свидетелей.

С 1950 г. работал во Всесоюзном институте юридических наук, с 1963 г. – во Всесоюзном институте проблем укрепления законности и правопорядка Прокуратуры СССР. С 1968 г. – доктор юридических наук, профессор.

Автор около двухсот научных работ и многих книг. Среди них: «Ни давности, ни забвения…», «Милитаристы на скамье подсудимых (по материалам Токийского и Хабаровского процессов)», «Нюрнберг: перед судом истории. Воспоминания участника».

Награжден орденом Ленина, двумя орденами Трудового Красного Знамени, орденами Красной Звезды и «Знак Почета».

СМИРНОВ Лев Николаевич (1911–1986) – видный юрист, государственный и общественный деятель. Начал трудиться с 15 лет: сотрудник молодежной газеты, лектор, инспектор-методист отдела культурно-просветительной работы Ленинградского горисполкома.

С 1934 г. работал в органах прокуратуры. Занимал должности старшего следователя Ленинградской областной и Мурманской окружной прокуратур, прокуратуры Петроградского района Ленинграда, старшего следователя-методиста Ленинградской городской прокуратуры.

С 1941 г. на фронте – следователь военной прокуратуры. В 1943 г. переведен в аппарат Прокуратуры СССР – следователь по важнейшим делам, прокурор следственного отдела, прокурор для особых поручений при Прокуроре СССР.

Выполнял специальные поручения по расследованию и поддержанию обвинения по ряду дел о злодеяниях фашистских захватчиков, в частности в качестве государственного обвинителя выступал на Смоленском процессе. Участвовал в Нюрнбергском процессе в качестве помощника Главного обвинителя от СССР. Представлял доказательства по разделам обвинения «Преступления против мирного населения», «Преступления против человечности», а также о преднамеренном убийстве 50 пленных офицеров британских воздушных сил, расстрелянных после неудачного побега из концлагеря.

Л. Н. Смирнов был помощником советского обвинителя на процессе в Токио над главными японскими военными преступниками, поддерживал государственное обвинение на Хабаровском процессе, который осудил японских милитаристов, виновных в подготовке бактериологической войны.

С 1957 г. Л. Н. Смирнов – заместитель председателя Верховного суда СССР. С 1962 г. – председатель Верховного суда РСФСР. В 1972–1984 гг. он возглавлял Верховный суд СССР.

Входил в Советский комитет защиты мира, был членом совета Международной ассоциации юристов-демократов, председателем Ассоциации советских юристов.

Награжден тремя орденами Ленина, орденами Октябрьской Революции, Отечественной войны I степени, Трудового Красного Знамени, Красной Звезды. В 1981 г. ему было присвоено звание Героя Социалистического Труда.

КАРЕВ Дмитрий Степанович (1908–1972) – специалист в области права, доктор юридических наук, полковник юстиции. На юридическом факультете МГУ преподавал курс судопроизводства и уголовного процесса. Автор учебников и учебных пособий для студентов и практиков. На Нюрнбергском процессе был помощником Главного обвинителя от СССР. Ведал документальной частью обвинения, докладывал на заседаниях суда порядок представления доказательств. Автор брошюры «Нюрнбергский процесс».

ШЕЙНИН Лев Романович (1906–1967) – специалист в области права, государственный советник юстиции 2-го класса, писатель и драматург. Родился 12 марта 1906 г. в поселке Брусованка Велижского уезда Витебской губернии в семье служащего. В 1921–1923 гг. учился в Высшем литературно-художественном институте им. В. Я. Брюсова.

С 1923 г. по комсомольской мобилизации работал следователем в органах прокуратуры Орехова-Зуева, Москвы, Ленинграда. С 1935 г. – начальник следственного отдела Прокуратуры СССР.

На способного молодого работника обратило внимание руководство. Тогдашний Прокурор Союза ССР Акулов (позднее один из подследственных Шейнина) по рекомендации Вышинского взял его с собой в Ленинград, где проводилось расследование убийства С. М. Кирова. Поскольку следствие «вершил» лично Сталин со своими подручными Ягодой, Ежовым, Аграновым, роль Акулова была там второстепенной, а уж Шейнина – тем более. Тем не менее участие в этом деле дало ему возможность выдвинуться – скоро он стал правой рукой Прокурора Союза ССР А. Я. Вышинского. Видимо, это и спасло Шейнина от участи многих прокуроров, попавших в жернова сталинских репрессий конца 1930-х гг. То и дело «ставили к стенке» то одного, то другого очередного «заговорщика» – неудивительно, что имя Льва Шейнина тоже фигурировало в некоторых протоколах допросов. Но ход этим показаниям сразу почему-то не дали.

Следственным отделом Прокуратуры Союза ССР Шейнин руководил более 12 лет и слыл большим «спецом» по политическим делам.

С октября 1945 г. принимал участие в работе Нюрнбергского трибунала, был помощником Главного обвинителя от СССР. Выступал по разделу обвинения «Разграбление и расхищение государственной, частной и общественной собственности». Участвовал в освещении процесса в печати.

Благосклонность к нему власти предержащей была поразительна – правительственные награды, в том числе орден Ленина, загранкомандировки (даже во время войны!), материальное благополучие. Возможно, дело было в том, что кто-то из сотрудников госаппарата высших партийных органов высоко ценил его писательский талант. Его имя было широко известно, особенно в начале 1950-х гг. Тогда у нас практически не печатали детективную литературу – ни Агату Кристи, ни Жоржа Сименона, – поэтому его непритязательные «Записки следователя» стали очень популярными. Он писал пьесы (в соавторстве с братьями Тур), киносценарии, ставил спектакли. Знаменитый фильм «Встреча на Эльбе» принес ему Сталинскую премию.

Он был вхож в тогдашние «звездные круги» – вращался среди писателей, артистов, художников, ученых, спортсменов, политиков. Гонорары получал немалые – хватило и на машину «Победа», доступную для немногих избранных, и на двухэтажную дачу в Серебряном Бору, и на богатый гардероб. Образ жизни вел довольно свободный, хотя был женат. Меж московских интеллектуалов после войны ходила стихотворная байка: «На берегах литературы пасутся мирно братья Туры, и с ними, заводя амуры, Лев Шейнин из прокуратуры».

Тучи над его головой начали сгущаться в конце 1940-х гг. В 1949 г. его освобождают от должности, не объясняя причин. Обещали поставить директором Института криминалистики, но назначение так и не состоялось. Шейнин выжидает, сидя дома, занимается литературой, но почву зондирует постоянно. Наверняка он знал, что ему грозит, – на одной из вечеринок подвыпивший сотрудник «органов» сболтнул: «Эх, Лева, Лева, старый уголовник, умная у тебя башка, но все же мы за тебя взялись». Незадолго до ареста то же самое он услышал от знакомого драматурга – один из сотрудников госбезопасности посоветовал тому держаться подальше от Шейнина, «которого скоро посадят».

В то время, особенно после гибели Михоэлса, власти усиленно будировали так называемый еврейский вопрос. Для того чтобы его раскрутить, следовало найти «заговорщиков». Шейнин оказался очень кстати – прокурор, писатель, он имел весьма обширные связи в еврейской среде. К тому же все знали, что хитрый и осторожный Шейнин был изрядно труслив. Не было секретом, что этот «любитель ночных бдений» сам панически боялся допросов с пристрастием. По свидетельству знакомых, человеком он был нестойким, ненадежным, способным изменить взгляды и привязанности в любой момент.

Его арестовали 19 октября 1951 г. В постановлении на арест указывалось: «Шейнин изобличается в том, что, будучи антисоветски настроен, проводил подрывную работу против ВКП(б) и Советского государства. Как установлено показаниями разоблаченных особо опасных государственных преступников, Шейнин находился с ними во вражеской связи и как сообщник совершил преступления, направленные против партии и советского правительства». Арест санкционировал Генеральный прокурор Союза ССР Г. Н. Сафонов.

Шейнин не возлагал надежд на то, что Прокуратура СССР поможет ему вырваться из тюрьмы. Поэтому он пошел путем, казавшимся ему наиболее эффективным, – стал строчить заявления лично первым лицам государства: Сталину, Берии, Игнатьеву, Поскребышеву и другим. Язык у литератора был подвешен неплохо. В письме Сталину, написанному в июле 1952 г., хитрый Шейнин сообщал: «У меня нет чувства обиды за свой арест, несмотря на перенесенные физические и нравственные страдания. Скажу больше: тюрьма помогла мне многое осознать и переоценить. И если мне вернут свободу, этот процесс нравственного очищения и глубокого самоанализа даст мне как писателю очень многое. Слишком легко мне раньше удавалась жизнь».

После смерти Сталина многие дела стали прекращаться, но Льва Романовича продержали в тюрьме еще более восьми месяцев. Он резко изменил свои показания, многое из сказанного стал отрицать. Писал многостраничные заявления руководству МВД: «Я «признавал» факты, в которых нет состава преступления, что я всегда могу доказать. Следователей же в тот период интересовали не факты, а сенсационные «шапки» и формулировки. Чтобы сохранить жизнь и дожить до объективного рассмотрения дела, я подписывал эти бредовые формулировки, сомнительность которых очевидна… Я не перенес бы избиений».

Дело было прекращено только 21 ноября 1953 г.

С 1950 г. Шейнин занимался только литературной работой. Выступил организатором движения «Явка с повинной».

Награжден орденами Ленина, Трудового Красного Знамени, Красной Звезды.

Члены Международного военного трибунала

НИКИТЧЕНКО Иона Тимофеевич (1895–1968) – деятель советской военной юстиции, генерал-майор. Участник Первой мировой и Гражданской войн. Председателем военного трибунала стал в годы Гражданской войны. Занимал руководящие посты в судебных органах СССР, неоднократно избирался членом Верховного суда СССР.

В июне 1945 г. возглавлял советскую делегацию на переговорах в Лондоне о создании Международного военного трибунала, участвовал в выработке его Устава. Как представитель СССР входил в число членов Нюрнбергского суда.

Среди судей пользовался большим уважением. На процессе его называли «судьей жесткого курса». И. Т. Никитченко корректно, но решительно пресекал попытки подсудимых и их адвокатов извращать истину, задавать свидетелям наводящие вопросы, представлять сомнительные доказательства, затягивать процесс.

Выступал за наказание военных преступников в полную меру их доказанных злодеяний. В Нюрнберге выступил с особым мнением, касающимся оправдания Шахта, Папена, Фриче, неприменения смертной казни к Гессу, непризнания преступными организациями гитлеровского правительства, Верховного командования и Генерального штаба вермахта.

Награжден орденом Ленина, двумя орденами Красного Знамени, орденом Красной Звезды.

ВОЛЧКОВ Александр Федорович (1902–1978) – специалист по международному праву, подполковник юстиции. Занимал должности следователя, прокурора. С 1931 г. работал в наркомате иностранных дел, в годы войны – в Наркомате юстиции. На Нюрнбергском процессе был заместителем члена трибунала от СССР, получил признание как квалифицированный и принципиальный юрист. В 1960–1970 гг. возглавлял Инюрколлегию. Занимался преподавательской деятельностью, написал ряд работ по международному праву. Награжден орденами Трудового Красного Знамени, Красной Звезды, «Знак Почета».

Следственная группа при Главном обвинителе от СССР

АЛЕКСАНДРОВ Георгий Николаевич (1902–1979) – специалист в области права, государственный советник юстиции 3-го класса. Участник Гражданской войны. С 1934 г. работал в Прокуратуре СССР на ответственных должностях. С сентября 1945 г. был в составе следственной группы при Главном обвинителе от СССР. В ходе процесса допрашивал Шахта, Шираха, Заукеля, свидетелей. В дальнейшем много занимался организацией розыска и осуждения скрывающихся нацистских преступников.

Г. Н. Александров являлся ученым секретарем Научно-методического совета при Прокуратуре СССР. Ему принадлежат многие публикации по вопросам уголовного права и криминалистики. Он автор книги «Нюрнберг вчера и сегодня» и других произведений, разоблачающих преступления нацистов.

Награжден орденами Октябрьской Революции, Трудового Красного Знамени, Отечественной войны I степени.

ОРЛОВ Николай Андреевич (1908–1970) – специалист в области права, государственный советник юстиции 3-го класса. С 1933 г. работал в органах прокуратуры. На Нюрнбергском процессе входил в состав следственной группы при Главном обвинителе от СССР. В дальнейшем плодотворно трудился в сфере прокурорского надзора за исполнением законов и постановлений по борьбе с детской беспризорностью, безнадзорностью и правонарушениями среди несовершеннолетних. Награжден орденом «Знак Почета».

ПИРАДОВ Сергей Каспарович (1893–1974) – специалист в области права, полковник юстиции. С 1923 г. работал в органах прокуратуры. Занимал ответственные должности в военной прокуратуре и прокуратуре на железнодорожном транспорте. На обоих участках внес заметный вклад в укрепление законности и правопорядка. Участвовал в работе Международного военного трибунала в Нюрнберге в составе следственной группы при Главном обвинителе от СССР. Награжден орденами Ленина, Красного Знамени, Красной Звезды.

РОЗЕНБЛИТ Соломон Яковлевич (1897–1969) – специалист в области права, кандидат юридических наук, полковник юстиции. Участник Гражданской войны. Затем работал военным следователем. С 1929 г. – военный прокурор. С 1941 г. – на руководящих должностях в Главной военной прокуратуре. На Нюрнбергском процессе входил в следственную группу при Главном обвинителе от СССР. В 1946 г. был помощником заместителя обвинителя от СССР на Токийском процессе над японскими военными преступниками. С 1950 г. – научный сотрудник Института криминалистики Прокуратуры СССР. Автор научных трудов и практических пособий для юристов. Награжден орденом Ленина, двумя орденами Красного Знамени, орденом Отечественной войны II степени.

Консультант

ТРАЙНИН Арон Наумович (1883–1957) – специалист в области права, член-корреспондент Академии наук СССР, профессор МГУ. Во время Нюрнбергского процесса был консультантом советской делегации. Автор монографий, книг, статей по проблемам ответственности нацистских военных преступников. Награжден двумя орденами Трудового Красного Знамени.

Судьи от стран-союзниц

ЛОРЕНС Джеффри (1880–1947) – видный специалист в области права, лорд-судья Великобритании. С 1906 г. – адвокат высшей квалификации (барристер). Участник Первой мировой войны. С 1925 г. – королевский советник. В 1924–1946 гг. – мировой судья (рикордер) в Оксфорде, одновременно судья по допросу свидетелей по делам, связанным с церковным правом. Генеральный атторней при принце Уэльском.

В сентябре 1945 г. назначен членом Международного военного трибунала в Нюрнберге. В октябре 1945 г. избран председателем суда. Пользовался уважением коллег из стран антигитлеровской коалиции. Строго следил за соблюдением Устава трибунала.

БИДДЛ Фрэнсис (1886–1968) – специалист в области права, государственный деятель США. С 1912 г. – член Ассоциации юристов штата Пенсильвания. В 1922–1926 гг. – помощник Генерального атторнея США в восточном округе штата Пенсильвания. Работал в частных юридических фирмах, в том числе в фирме «Барнс, Биддл и Майерс». С 1940 г. – заместитель министра юстиции США, с 1941 г. – министр юстиции.

Был членом Международного военного трибунала в Нюрнберге от США.

Доктор права Бостонского университета. Автор книг.

ДЕ ВАБР Анри Доннедье (1886–1964) – специалист в области уголовного и международного права, профессор Парижского университета. Участвовал в разработке Устава Международного военного трибунала. В октябре 1945 г. назначен членом трибунала от Франции. Автор книг и публикаций по юридическим вопросам.

Помощники судей

БИРКЕТТ Уильям Норман (1883–1963) – специалист в области права, политический деятель. Был членом парламента Великобритании. С 1924 г. – королевский советник. С 1941 г. – судья отделения Королевской скамьи Высокого суда. В 1950–1957 гг. – лорд-судья Высокого апелляционного суда. В сентябре 1945 г. был назначен заместителем члена Международного военного трибунала от Великобритании. Являлся почетным доктором права университетов Лондона, Бирмингема, Кембриджа, Халла.

ПАРКЕР Джон Джонстон (1885–1965) – специалист в области права, политический деятель. С 1923 г. – специальный помощник министра юстиции США. С октября 1925 г. – окружной федеральный судья, член сенатской комиссии по подготовке новой редакции конституции штата Северная Каролина. В сентябре 1945 г. назначен заместителем члена Международного военного трибунала от США.

ФАЛЬКО Робер (1897–1979) – видный специалист в области права. Участник Первой мировой войны. На протяжении многих лет – судья-магистрат. Член Высшего кассационного суда Франции. В составе французской делегации участвовал в разработке Устава и Регламента Международного военного трибунала. В октябре 1945 г. назначен заместителем члена трибунала от Французской Республики. На процессе занимал твердую, активную позицию и действовал в строгом соответствии с Уставом трибунала.

Главные обвинители

ДЖЕКСОН Роберт Хауорт (1892–1954) – видный специалист в области права, государственный деятель. Родился 13 февраля 1892 г. в штате Пенсильвания. В 1913 г. занялся частной юридической практикой в Джеймстауне, штат Нью-Йорк, и довольно быстро стал заметной фигурой в нью-йоркских апелляционных судах. Отличался независимостью и прямотой суждений. В 1934–1938 гг. – генеральный советник Департамента налогов и сборов, помощник министра юстиции США. Поддерживая политику президента Рузвельта, активно проводил антимонопольные мероприятия. С 1938 г. – заместитель министра юстиции. В январе 1940 г. назначен министром юстиции и помощником президента Рузвельта. Джексон становился популярной фигурой. Пресса называла его в числе возможных кандидатов в президенты. С июля 1941 г. – член Верховного суда США.

Джексон возглавлял делегацию США на встрече союзников в Лондоне по созданию Международного военного трибунала. В Нюрнбергском процессе участвовал как Главный обвинитель от США. В ходе заседаний занимал активную позицию, демонстрировал четкие представления о правосудии и справедливости.

Джексон предупреждал, что никакие судебные процессы не обезопасят человечество, если в новых условиях будет проводиться старая политика в германском вопросе. Во вступительной речи на процессе, произнесенной 21 ноября 1945 г., он отметил: «Преступления, которые мы стремимся осудить и наказать, столь преднамеренны, злостны и имеют столь разрушительные последствия, что цивилизация не может потерпеть, чтобы их игнорировали, так как она погибнет, если они повторятся».

Почетный доктор права университетов Брюсселя, Варшавы, Дортмунда, Сиракуз.

ШОУКРОСС Хартли Уильям (1902–2004) – видный юрист, политический деятель. В 1945–1958 гг. – член парламента Великобритании от лейбористской партии. С 1944 г. – член консультативного совета министра внутренних дел по обращению с правонарушителями. С 1945 г. занимал пост Генерального атторнея страны.

На Нюрнбергском процессе выступал Главным обвинителем от Великобритании. Назначение Шоукросса в Нюрнберг совпало с началом его деятельности на посту Генерального прокурора Великобритании. Видимо, поэтому он ненадолго отлучался с родины и находился на процессе незначительное время. Выступил со вступительной и заключительной речами. Фактически английскую делегацию возглавлял заместитель Главного обвинителя сэр Дэвид Максуэлл-Файф.

В 1945–1949 гг. – постоянный представитель Великобритании в ООН. В 1951 г. – министр торговли. В 1962 г. – руководитель Королевской комиссии по прессе и Международной торговой палаты. В 1950–1967 гг. – член Арбитражного суда в Гааге. В 1956–1973 гг. – председатель британского отделения Международной комиссии юристов и член совета Ассоциации международного права.

ДЕ МЕНТОН Франсуа (1900–1962) – политический и государственный деятель. Избирался президентом ассоциации мэров Верхней Савойи. В 1943–1944 гг. – комиссар юстиции во Французском комитете национального освобождения. После войны – министр юстиции, министр национальной экономики, президент Европейской консультативной ассамблеи, вице-президент комиссии по иностранным делам Национального собрания Франции.

На встрече союзников в Лондоне участвовал в создании Международного военного трибунала, выработке его Устава и Регламента. На процессе в Нюрнберге был Главным обвинителем от Франции. Здесь он находился непостоянно. В его отсутствие работу вел заместитель Шарль Дюбост. В январе 1946 г. де Ментон вернулся во Францию. В Нюрнберге его заменил Шампетье де Риб.

В соответствии с соглашением между обвинителями о распределении труда французские обвинители представляли суду материалы о преступлениях германского фашизма также против Бельгии, Голландии, Люксембурга. Несомненный вклад сделали они в раскрытие таких тяжких злодеяний, как расправы над участниками движения Сопротивления и заложниками, насильственное использование труда покоренных народов, экономическое разграбление оккупированных территорий.

ДЕ РИБ Шампетье (1882–1947) – политический и государственный деятель. Председатель Французской демократической народной партии. С 1934 г. – член парламента Франции, неоднократно занимал министерские посты. Кабинет министров, в составе которого был де Риб, в 1939 г. объявил войну Германии. В дальнейшем, в 1940 г., выступил против маршала Петена. За оппозиционную деятельность против правительства Виши был интернирован. В августе 1944 г. – вице-президент Комитета освобождения Нижних Пиренеев. С ноября 1944 г. – член Временной консультативной ассамблеи. С января 1946 г. – Главный обвинитель от Франции на Международном военном трибунале в Нюрнберге.