Светоч разума. Рациональное мышление в XXI веке бесплатное чтение

Глава 1

Непредвзятый взгляд на мир

Инструментарий и компас, необходимые при поиске знаний

Суди о человеке больше по его вопросам, чем по его ответам.

Франсуа-Мари Аруэ(известный как Вольтер)

Будь небо над нами всегда покрыто тучами, интересовали бы так же людей окружающий мир и Вселенная? Я задаю себе этот вопрос. Скорее всего, главные экзистенциональные вопросы сформулировал человек, смотревший на небо в звездную ночь. Что там есть еще? Откуда взялся я? Почему я существую? Почему вместо ничто есть что-то? Что значит быть человеком? Во что я должен верить? Как я собираюсь решить, что является моими моральными ценностями? И наконец, в чем смысл жизни?

Каждый человек заново сталкивается с этими вечными вопросам на тернистом пути от детства к взрослой жизни и продолжает размышлять о них все отведенное ему время.

Ребенком я любил читать сказки и фантастику. Одной из моих любимых книг была “Алиса в стране чудес” Льюиса Кэрролла (1832–1898)[12]. Страна чудес – это фантастическое место, где может происходить все что угодно, но Алиса – скептик. Я всегда думаю о том эпизоде, где Алиса встречается с Белой Королевой. Алиса невинно замечает: “Нельзя поверить в невозможное!”, – на что Белая Королева немедленно возражает: “Просто у тебя мало опыта. В твоем возрасте я уделяла этому полчаса каждый день! В иные дни я успевала поверить в десяток невозможностей до завтрака!”[13]

Когда я был маленьким, Алиса казалась мне скучной занудой. Ведь очевидно: в невозможное надо верить! Уже тогда мною двигало любопытство.

В детстве я думал, что могу передвигать вещи силой мысли. Этим я обязан израильскому фокуснику Ури Геллеру. В 1972 году Геллер появился на экранах американских телевизоров, и миллионы телезрителей увидели, как изгибаются ключи и неожиданно останавливаются часы, к которым он даже не прикасался. Ему удалось убедить многих, что он действительно обладает парапсихологическими способностями, позволяющими ему, концентрируя внимание, передвигать вещи. Но научные скептики[14], в частности психолог Рэй Хайман и иллюзионист Джеймс Рэнди, сумели разоблачить трюки Геллера. Однако это не стало достоянием широкой публики, и уж, конечно, мне, ребенку, их доводы были неизвестны.

Я ясно помню Ури Геллера, и в детстве я, конечно, верил в его магическую силу. Много раз я сидел, уставившись на коробок спичек, и, напрягшись изо всех сил, пытался усилием воли сдвинуть его с места – хоть чуть-чуть, хоть на самую капельку, хоть на миллиметр! Как я мечтал, чтобы это произошло! Возможно, мне просто хотелось почувствовать себя не совсем обычным, чем-то отличающимся от всех остальных. Почему в это я не должен верить, если я хочу верить? Но у меня так ничего и не получилось. В какой-то момент я начал подозревать, что событие не становится истинным только потому, что я хочу, чтобы оно было таковым. Сегодня я знаю, что Ури Геллер был жуликом. Он просто морочил мне голову.

Когда я подрос, то начал с жадностью, одну за другой, проглатывать книги по физике и другим точным наукам. Я много читал фэнтези и научно-фантастические романы и считал трилогии “Основание” Айзека Азимова и “Властелин колец” Дж. Р. Р. Толкина шедеврами. Но постепенно я все больше узнавал о мире, и эти знания начали конкурировать с увлечением сверхъестественным. Ребенок во мне всей душой хотел верить в чудеса, парапсихологию, богов, но я неотвратимо становился все старше и старше.

Я вырос в крошечном шведском городке (на самом деле это просто деревня) Мариефред, расположенном в 30 милях к западу от Стокгольма. Кроме обычной спортивной активности, детям там практически нечем было заняться. Но спорт – это не для меня. Я никогда в жизни не играл в футбол или хоккей. Когда мне исполнилось двенадцать, я увлекся математикой, стал просто одержим ею. Пока другие ребята играли в футбол, я сидел один в своей комнате и чертил графики на миллиметровой бумаге. Вскоре я начал писать программы для карманного калькулятора Texas Instruments TI59, а затем и для персонального шведского компьютера ABC 80. На самом деле я был одержимым занудой.

Когда мне исполнилось пятнадцать, я наткнулся на труды британского философа Бертрана Рассела (1872–1970). Сначала я прочел его мемуары, которые произвели на меня сильное впечатление. Рассел был не только философом, но и политическим активистом – он хотел воздействовать на других. Когда я был подростком, его влияние, несомненно, была решающим при выборе моего жизненного пути. В какой-то момент, прочтя книгу Рассела “Почему я не христианин” (1958), я заинтересовался философией. Это книга пробудила во мне интерес к обществу и политике. В 1950 году Рассел получил Нобелевскую премию по литературе как “один из самых блестящих представителей рационализма и гуманизма, бесстрашный борец за свободу слова и свободу мысли на Западе”[15].

Примерно в этом возрасте я, скрепя сердце, начал подозревать, что интеллектуально нечестно считать что-то истинным только потому, что тебе так хочется. Кроме того, я стал осознавать, что иногда даже аморально верить чему-то без основательных на то причин. Если можно верить во все, во что только хочется, отношение к другим людям может оказаться полностью произвольным.

Я начал понимать, что человек должен уметь обосновывать то, во что он верит. У него должны быть веские основания для того, чтобы считать утверждение истинным. Так постепенно я перестал верить в чудеса и парапсихологию. Однако я до сих пор люблю показывать фокусы и по-прежнему иногда этим занимаюсь.

В моем сознании место магического мышления[16] заняло новое открытие: окружающий мир полон удивительных тайн. Нерешенные загадки в мире науки завораживали сильнее, чем все попытки выдать желаемое за действительное. Тайны математики, физики, химии и биологии интересовали меня гораздо больше, поскольку существовали в реальности. Они были ничуть не менее волшебными, хотя и в более абстрактном смысле этого слова.

Никогда не забуду, как я первый раз столкнулся с логическим парадоксом. Это было 1 апреля, в День смеха. Тем утром мой старший друг, любивший математику так же, как и я, сказал: “Сегодня 1 апреля! Я разыграю тебя так, как тебя еще никто не разыгрывал!” Это звучало несколько вызывающе и пугающе. Поэтому весь день я приглядывался и прислушивался ко всему, что он делал и говорил, но вроде нигде не видел подвоха. Наконец наступил вечер. Я перебирал в голове все события прошедшего дня, стараясь понять, где и когда он пытался надо мной подшутить, но не мог вспомнить ничего подозрительного. Я все вспоминал и вспоминал, а когда пришло время ложиться спать, с трудом заснул. На следующий день, встретившись с другом, я сказал ему раздраженно, что не спал всю ночь из-за того, что он нарушил свое обещание разыграть меня.

Тогда он победоносно заявил:

– Значит, вчера ты ожидал, что я тебя разыграю?

– Да.

– Но я не разыграл тебя?

– Нет.

– Но ты поверил, что я собираюсь это сделать?

– Да.

– Ну вот, значит, я одурачил тебя, не так ли? Ты попался на удочку и поверил в то, что я сказал тебе утром!

Услышав это, я понял, что действительно до того никто меня так не разыгрывал: он просто не разыграл меня. Много лет спустя я выяснил, что он читал книгу американского философа и логика Рэймонда Смаллиана, откуда и позаимствовал этот парадокс.

Подростковый кризис привел к тому, что мне захотелось перестать быть умником и, по крайней мере в каких-то вопросах, выглядеть крутым, особенно с девочками. Я нашел выход: надо научиться играть на гитаре и организовать рок-группу. В старших классах я главным образом именно этим и занимался. В то время мы жили в небольшом, но все же чуть большем городке Стренгнес в 10 милях на северо-запад от Мариефреда. Достаточно часто, пропуская уроки, я отправлялся на пригородном поезде в Стокгольм. Увлекшись музыкой, я проводил много времени в ночных клубах.

В возрасте двадцати лет я, гитарист рок-группы, был абсолютно уверен, что буду музыкантом. Наша группа, называвшаяся Heroes, записала альбом. В то время, пытаясь завести контакты в музыкальном мире, я часто ездил в Лондон, где надеялся подписать контракт на запись диска. (Если в названии нашей группы вам слышится влияние Дэвида Боуи, вы не ошиблись.) Однако, в конце концов, я обнаружил, что жизнь ночных клубов Лондона и шоу-бизнес мне не по вкусу, что я теряю ориентиры. Ничего хорошего в этом не было, и спустя некоторое время я решил вернуться в Швецию.

По пути домой я случайно купил книгу Дугласа Хофштадтера “Гёдель, Эшер, Бах: эта бесконечная гирлянда”, выпущенную издательством Basic Books в 1979 году[17]. Всю дорогу домой и еще несколько недель после я не мог оторваться от нее. В этой книге контрапунктом, на примере работ и биографий великих людей, рассказывалось об основах искусства, музыки, математики и философии. Она открыла мне глаза на совершенно новый мир. Именно такой я хотел бы видеть свою жизнь! Вернулось мое подростковое увлечение математикой, и я немедленно решил, что буду изучать математику, философию и вычислительную математику в Упсальском университете. И еще я понял: я хочу свести эти интересующее меня вещи воедино, а музыка должна остаться только увлечением, просто хобби. И действительно, после прочтения книги Хофштадтера становится понятно, что быть умником тоже достаточно круто.

Сегодня я должен признать, что, умничая, временами мог и перегнуть палку, но я невероятно благодарен за те инструменты мышления, которыми я овладел, учась в университете. (Можете оценить мое утверждение “умничая, временами я мог и перегнуть палку” по вашей реакции на утверждение: “В мире есть десять типов людей: те, кто знает двоичную систему счисления, и те, кто не знает”. Если вы засмеялись – определенно, вы умник.)

Самое интересное путешествие, которое может предпринять человек, – это путешествие за знаниями и сущностными смыслами, на поиск которых его толкают любознательность и чувство прекрасного. В этом путешествии самое удивительное то, что чем дальше ты продвигаешься, тем больше обнаруживаешь того, что еще предстоит выяснить. Чем больше ты понял, тем яснее осознаешь, как мало из того, что принципиально возможно понять, в настоящее время понято.

К такому путешествию надо хорошо подготовиться, правильно сложить рюкзак. Потребуется специальное оборудование, чтобы не попадать в ловушки и не сбиваться с пути, но больше всего нужен компас, указывающий правильное направление. Эта книга про те инструменты, которые должны быть в рюкзаке. А еще мы попытаемся снабдить читателей компасом, который, надеемся, им поможет. Кроме того, в книге пойдет речь о западнях и тупиках, в которых так легко оказаться.

Один из важных инструментов – непредвзятость. Люди должны быть восприимчивы. Но что на самом деле означает “быть восприимчивым”? Я много дискутировал на эту тему с разными людьми и знаю, что часто понятие “восприимчивость” интерпретируется неправильно. Так что позвольте мне привести пример.

Вы с приятелем смотрите по телевизору передачу о доме, где якобы водятся привидения. В шоу участвует медиум, устраивающий спиритический сеанс, во время которого он, по его словам, говорит с умершими – с людьми, перешедшими на “другую сторону”. После окончания программы вы ее обсуждаете. Ваш друг настаивает, что привидения и духи умерших людей действительно существуют и что есть люди, умеющие с ними общаться.

Вы отвечаете, что не верите в существование привидений и духов и что так называемые медиумы – или шарлатаны, или сами себя обманывают. На что ваш друг заявляет: “Да брось! Тебе следует мыслить шире! Не будь таким зашоренным! Просто постарайся отнестись непредвзято к вопросу о существовании привидений”.

Как часто в такой момент я не мог сдержаться! Иногда это происходило на телевизионных дебатах, иногда во время обычной дружеской болтовни. Но есть что-то странное в подобных разговорах. Кто из вас двоих менее предвзят? Можете ли вы ответить на этот вопрос, исходя только из того, во что верит каждый из нас? Ведь степень объективности не должна определяться тем, во что человек верит, не так ли? Не следует ли, наоборот, считать мерой непредвзятости готовность изменить свое мнение на основании новых фактов и свидетельств?

Конечно, скептик, настаивающий на том, что духов нет, может оказаться более предвзятым. Такой человек будет упрямо твердить: “Я никогда, ни в коем случае не поверю в духов, даже если своими глазами увижу их среди бела дня!” Это явно достаточно односторонняя позиция. Но ведь скептики могут изменить свое мнение и начать верить в беседы с умершими, если однажды будет доказано, что человеческие души продолжают существовать в потустороннем мире после смерти и что с духами можно устанавливать каналы связи.

Однако может оказаться, что более предвзятым является человек, уверенный в существовании духов. Просто представьте, что кто-то говорит: “Однажды я стал свидетелем одного очень странного происшествия. Я никогда не поверю, что есть научное объяснение тому, что я видел. Я всегда буду верить в духов!” В таком случае вы резонно можете сказать, что этот человек слишком догматичен, а это противоположно непредвзятости.

Предположим, мы с приятелем обсуждаем возможность существования жизни на других планетах. Я считаю, что жизнь на других планетах есть, а мой приятель объявляет это глупостью. Кто из нас менее предвзят? Ясно, что ответить на этот вопрос, основываясь на мнении каждого из нас, невозможно.

Давайте рассмотрим другой пример. Предположим, у меня на коленях закрытый маленький черный ящик, и я говорю своим двум друзьям, Адаму и Еве: “Как вы думаете, в этом ящичке есть яблоко? Попытайтесь просто угадать, исходя из вашей интуиции и здравого смысла… Ну, так как вы думаете, есть там яблоко?”

Адам клянется, что он уверен, что яблоко в ящике есть, тогда как Ева убеждена, что ящик пустой. Зная только то, что один верит, что яблоко есть, а другой – что его там нет, нельзя решить, кто из них менее предвзят. Суммируем: степень непредвзятости определяется не тем, во что человек верит, а тем, насколько он готов изменить свое мнение, когда появляются новые данные и факты.

Однако сегодня часто сталкиваешься с людьми, утверждающими, что если человек A верит в духов, летающие тарелки и похищения инопланетянами, то он, ясное дело, менее предвзят, чем человек B, скептически относящийся к подобным вещам. Что скрывается за такой точкой зрения? Неужели лавры за непредвзятость достаются только потому, что человек верит в неправдоподобные, безумные идеи? Конечно, это бессмысленно.

Давайте проведем еще один мысленный эксперимент, отчетливо показывающий, что, выясняя степень непредвзятости, нельзя ориентироваться только на чьи-то убеждения. В современной Европе много людей, придерживающихся ультраправых позиций. Доходит до того, что некоторые из них отрицают, что во время Второй мировой войны имел место холокост. Это абсолютно недостоверная точка зрения. Но должны ли мы сказать, что в сравнении с нами эти люди менее предвзяты лишь потому, что они верят в это, тогда как мы, наивные простачки, убеждены, что холокост действительно был? Нет: подобное рассуждение не просто неправильно, оно абсолютно лишено здравого смысла.

Насколько непредвзяты люди, которые твердо настаивают на том, что нога человека никогда не ступала на Луну и что предполагаемая высадка – обман, фильм, снятый в Голливуде? Эту позицию вряд ли можно считать менее предвзятой, чем уверенность в том, что человек на Луне действительно был.

Такая черта, как открытость, во многом сродни любопытству. Быть непредвзятым – значит относиться с вниманием к происходящему, быть всегда готовым пересмотреть свои ценностные предпочтения и гипотезы в свете новых фактов или представлений.

Однако больше, чем просто непредвзятость, необходимо умение всесторонне и тщательно обдумывать предложенную тебе идею. Кроме того, необходим критерий, позволяющий разумно определить то, что, возможно, является истиной. Шведский философ Ингемар Хедениус сформулировал очень простой, но полезный принцип, названный им “интеллектуальной честностью”:

Верь в идею тогда и только тогда, когда у тебя имеется достаточно оснований полагать, что она истинна.

Это предполагает готовность рассмотреть все мыслимые альтернативы, что позволяет выбрать среди них наиболее правдоподобную или разумную. Такой подход – самый лучший и самый правильный тип открытости в противоположность радостному “заглатыванию” любой случайной вброшенной идеи. Едва ли подобная наивная легковерность заслуживает называться открытостью. Это просто симптом, указывающий на незрелость мышления. В Америке говорят: “Такой открытый разум, что мозг вываливается”. Кому захочется быть обладателем столь непредвзятого, столь открытого разума?

И все же многие люди верят в то, что не имеет разумного или правдоподобного обоснования. Некоторые иррациональные идеи просто ассоциируются с высоким социальным статусом, другие “щекочут нервы” или воспринимаются как нечто таинственное. Это одна из причин, почему сегодня столь популярна “духовность нью-эйдж”. Но если кто-то испытывает потребность быть интеллектуально честным с самим собой и с другими, подобные “доводы” никак не соотносятся с принятием решения об истинности или ошибочности идеи.

Есть очень старый фундаментальный философский принцип, согласно которому из конкурирующих объяснений явления следует выбрать наиболее простое. Приведем пример.

Предположим, вернувшись домой и зайдя к себе в квартиру, я замечаю, что окно разбито и пропал телевизор. Объяснений того, что я вижу, сколько угодно. Например, такие:

1. Инопланетяне, прилетевшие на Землю в летающем чайнике, вломились в мою квартиру и убрались оттуда с телевизором.

2. В мою квартиру забрался грабитель и унес телевизор.

3. Секретные агенты ЦРУ телепортировали мой телевизор в другое измерение, используя технологию, неизвестную современной науке.

Самое простое, самое разумное и, следовательно, самое лучшее объяснение дает вариант № 2. (Если только у нас не появилась новая информация, на основании которой мы можем серьезно рассматривать вариант № 1 или № 3.)

Тот же метод рассуждений применим к явлениям, считающимся сверхъестественными или паранормальными. Рассмотрим, например, два утверждения:

1. Я верю, что объяснить действия человека, представляющиеся паранормальными, проще всего, если постулировать наличие седьмого чувства, позволяющего передавать информацию и сведения, иначе недоступные.

2. Я верю, что объяснить действия человека, представляющиеся паранормальными, проще всего, исходя из научных разъяснений исследователей в данной области. Такие объяснения включают в себя…[18]

Какое еще решение может быть более безобидным и здравым, чем выбор научного объяснения как самого простого и правдоподобного и потому самого лучшего?

Идея, в соответствии с которой хорошие объяснения являются простыми, – методологический принцип, обычно называемый “бритва Оккама”[19].

Иногда можно услышать, например, такие утверждения: “Наука никогда не сможет объяснить X!”, – где под X может подразумеваться природа сознания, происхождение жизни или происхождение Вселенной. Но подобные шапкозакидательские заявления одновременно и догматичны, и ограничены. Как можно предсказать, что со временем человечество сможет (или не сможет) объяснить? Тот факт, что мы не можем объяснить что-то сегодня, не означает, что нам не удастся понять это когда-нибудь.

Часто подобные безапелляционные высказывания вызваны путаницей между тем, что уже объяснено, и тем, что в принципе объяснимо. Природа сознания – хороший пример. Многие ломали головы над тем, как сознание зарождается в мозге, и выдвигали весьма правдоподобные теории, но завершенной, общепризнанной теории, с которой согласны все ученые, все еще нет. Однако это не говорит нам ничего о том, сможем ли мы в будущем объяснить, что такое сознание. Просто, когда об этом заходит речь, надо скромно и непредвзято сформулировать свою мысль как-то так: “Сегодня наука не может полностью объяснить природу сознания, но, возможно, в будущем ей это удастся. Сейчас мы этого просто не знаем”.

Часто от сторонников движения нью-эйдж можно услышать утверждения вроде “Я присутствовал при событии, которое объяснить не могу, поэтому, наверное, оно сверхъестественное”. Но почему тот факт, что кто-то не может что-то объяснить самостоятельно, должен означать, что этому вообще нет, никогда не было и не будет научного объяснения? Более здраво было бы предположить, что если вы сами не можете что-то объяснить, то не исключено, что это сможет сделать кто-то другой, обладающий большими знаниями или более квалифицированный. Очень самонадеянно полагать, что большее доверие заслуживает ваше собственное неумение объяснить загадочное явление, чем проверенная временем традиция исследований, в результате которых, может быть, удастся найти истинное объяснение. Отрицать ценность научных изысканий и ставить во главу угла свой личный опыт – значит просто не страдать от избытка скромности.

Исходить только из своего ограниченного жизненного опыта и отрицать весь массив данных, накопленных в результате научных исследований, – позиция, редко ведущая к новым открытиям. Тот, кто говорит “Я там был и не смог этого понять, следовательно, это понять невозможно!”, просто путает свою способность (или неспособность) разгадать тайну, с которой он столкнулся, и более общее, вневременное понятие “объяснимость”. По сути, он говорит: “Если я не смог понять, что произошло, то, клянусь Богом, никто не сможет”. Это, в конце концов, просто дерзость, нужно быть скромнее.

Сократ был очень мудр, заметив, что не следует считать, что тебе что-то известно, когда на самом деле ты этого не знаешь. Защищаясь в суде, на котором он был приговорен к смерти, Сократ говорил (по крайней мере, так нам рассказал об этом Платон):

…этого-то человека я мудрее, потому что мы с ним, пожалуй, оба ничего в совершенстве не знаем, но он думает, что что-то знает, а я коли уж не знаю, то и не думаю, что знаю. На такую малость, думается мне, я буду мудрее, чем он, раз я, не зная чего-то, и не воображаю, что знаю эту вещь[20].

Не следует переоценивать свои знания, и нет ничего хорошего в том, чтобы идти на поводу чьих-то суждений. Английский философ Фрэнсис Бэкон (1561–1626) был одним из первых, кто указал на ловушки мышления, в которые очень легко попасть. Бэкон считал, что наука должна быть организована так, чтобы она приносила пользу. Результаты исследований следует накапливать и распространять, в частности, через академии и журналы, чтобы избежать повторения раз за разом одних и тех же ошибок. В своей книге “Novum Organum”, опубликованной в 1620 году, он писал:

Ум человека уподобляется неровному зеркалу, которое, примешивая к природе вещей свою природу, отражает вещи в искривленном и обезображенном виде[21].

Бэкон писал о четырех “идолах” (этим словом он называет не истуканов – “ложных богов”, а “ложные идеи”), которые часто уводят мысли в сторону, так что путь к знаниям может резко оборваться в тупике. Ниже я своими словами опишу идолов Бэкона.

1. Idola tribus (“Идолы племени”). Первая когнитивная ловушка – чрезмерное обобщение. Мы интерпретируем факты на основании привычных способов осмысления ситуации, используя привычные подходы. Мы приписываем природе тот порядок, которого в ней может и не быть. Мы категоризируем и классифицируем и при этом верим, что если нечто, принадлежащее данной категории, обладает определенным свойством, значит, и все, что попадает в эту категорию, несомненно, тоже должно им обладать. В этой когнитивной ловушке источник предрассудков относительно женщин, немцев, гомосексуалов, африканцев или любой другой категории или группы, в своих размышлениях о которой мы решили перейти от частного к общему.

2. Idola fori (“Идолы рыночной площади”, или “Идолы форума”). Вторая когнитивная ловушка состоит в том, что мы позволяем нашим мыслям руководствоваться модными словечками, шаблонными фразами и популярными воззрениями. Язык, на котором говорит человек, не точен, свои мысли мы выражаем недостаточно ясно. Важно однозначно определить, о чем идет речь, поскольку в противном случае это может привести к совершенно ненужному, абсолютно неправильному толкованию, и язык возьмет верх над мыслями. Пример – обсуждавшееся выше понятие “непредвзятость”. Часто оно трактуется ошибочно, направляя наши мысли по ложному пути.

3. Idola specus (“Идолы пещеры”). Третья когнитивная ловушка – взгляд на мир, основанный только на своей собственной точке зрения, что позволяет выдавать желаемое за действительное и мешает видеть истину. Кроме того, пределы возможностей человека, врожденные или приобретенные, определяют его способность интерпретировать то, что он наблюдает. Здесь мы сталкиваемся с так называемыми когнитивными отклонениями, стремлением найти подтверждение тому, во что мы уже верим, а не попытаться обнаружить факты, способные поставить под сомнение то, что мы заранее считаем правильным. Пример, обсуждавшийся в этой главе выше, – высказывание: “Я не могу объяснить это, а значит, это объяснить невозможно”.

4. Idola theatri (“Идолы театра”). Четвертая когнитивная ловушка – некритическая вера в авторитет власти или популярные учения, доктрины или традиции. Таким авторитетом может быть духовный наставник, построивший всеобъемлющую теорию всего вокруг, которой слепо следуют его последователи. Авторитетно властвовать над умами может и нечеткая, не выверенная логически теологическая система взглядов, строящаяся, как пьеса в театре, целиком на воображении. Некоторые люди утверждают, что подобная система основывается на почитаемых древних традициях, но вряд ли это повод относиться к ней некритически. На самом деле именно этот факт – хороший повод присмотреться к ней особенно пристально.

Что значит быть рациональным и мудрым? Под рациональным мышлением я понимаю связное, непротиворечивое, логически выверенное рассуждение. По определению, рациональная аргументация – последовательная совокупность правдоподобных рассуждений, иначе говоря – ряд логических шагов (хотя исходные положения могут быть как разумными, так и глупыми). Противоположное понятие – иррациональное мышление – означает спутанную, способную завести куда угодно цепочку утверждений, в которых логика отсутствует.

Преимущество рационального мышления состоит в том, что верный результат получается механически. Это означает, что при правильных исходных данных последовательные логические рассуждения всегда приводят к правильному выводу. Но выводы, полученные путем рациональной аргументации, не обязаны быть верными. Действительно, если, по крайней мере, одна из посылок неверна, результат рационального аргумента будет неверен[22].

Например, возьмем в качестве посылок такие суждения:

(a) Все животные – как живущие сейчас, так и вымершие – были созданы 6000 лет тому назад.

(b) Динозавры – вымершие животные.

Логический вывод, следующий из этих посылок, таков:

(c) Динозавры были созданы 6000 лет тому назад.

Несмотря на то что способ рассуждения безупречен, посылка (a) неверна, и поэтому неверен вывод. Неправильные посылки неминуемо ведут к неправильным выводам!

Хм-м-м… Дорогие читатели, мне интересно узнать, удалось ли вам заметить серьезную логическую ошибку, которую я допустил в нескольких последних предложениях. Если удалось, поздравляю! Если нет, у вас есть возможность отыскать ее. Подсказка: действительно ли логическое рассуждение, использующее, по крайней мере, одно неверное исходное предположение, должно привести к неправильному заключению?

Ответ – нет. Я ошибся. На серьезный изъян моих рассуждений указал Дуглас Хофштадтер, переводчик этой книги. Я ему признателен, но особо благодарен за то, что он предложил четыре контрпримера, показывающие, насколько я был неправ:

Посылка 1: 1 + 1 = 1 (неверно)

Посылка 2: 2 + 2 = 5 (неверно)

Вывод (складываем): 3 + 3 = 6 (правильно)

Посылка 1: Кристер Стурмарк родился в Китае. (неверно)

Посылка 2: Все китайцы бегло говорят по-шведски. (неверно)

Вывод: Кристер Стурмарк бегло говорит по-шведски. (правильно)

Посылка 1: Барак Обама родился в Кении. (неверно)

Посылка 2: У всех кенийцев есть пупок. (верно)

Вывод: У Барака Обамы есть пупок. (верно)

Посылка 1: Барак Обама родился на Гавайях. (верно)

Посылка 2: Каждый, рожденный на Гавайях, становится американским президентом. (неверно)

Вывод: Барак Обама стал американским президентом. (верно)

Эти четыре забавных примера ясно показывают, что мое утверждение “…если, по крайней мере, одна из посылок неверна, результат рационального аргумента будет неверен” несправедливо целиком и полностью. Идея, несомненно, была заманчивая, и, возможно, вы подумали, что она абсолютно разумна. Да я и сам попался на эту удочку, зато теперь, читатель, вы знаете, что все несколько сложнее. А для меня это прекрасный урок: век живи, век учись. Таким путем мы можем медленно, но верно научиться лучше, четче и логичнее мыслить рационально.

Вывод рационального аргумента не должен быть правильным или корректным с точки зрения морали. В рациональном доказательстве морали места нет. Однако это относится только к тем случаям, когда моральные ценности не содержатся в посылках. Поскольку моральные ценности могут варьироваться от человека к человеку, результат, основанный только на рациональных рассуждениях, будет восприниматься неодинаково разными людьми, так как в посылки они вкладывают разные представления о морали. Более того, что с одной точки зрения кажется рациональным, представляется иррациональным с другой. Следовательно, рациональность зависит от контекста.

Если взрослый человек собирается написать письмо Санта-Клаусу, его действие можно описать как иррациональное и глупое. Но вполне разумно, если письмо Санта-Клаусу пишет пятилетний ребенок. Ребенок действительно верит, что Санта-Клаус существует и что его письмо может повлиять на то, какой подарок тот оставит под новогодней елкой.

Чтобы рационализм был морально справедлив, в дополнение к нему необходима еще и мудрость. Мудрость не является следствием одного только рационализма. Что же тогда это за понятие – мудрость? И что отличает мудрое поведение от просто рационального? Быть рациональным – значит делать выводы, не противоречащие известным фактам логически. Рациональный вывод должен быть логическим следствием исходных предположений и не содержать противоречий. Но мудрость – нечто большее.

Мудрость человека имеет отношение не только к средствам, но и к цели. Мудрость соотносится с тем, что хорошо с точки зрения морали, а что нет. Мудрость требует рациональности, но рациональность не требует мудрости. Рациональное рассуждение – механическая последовательность логически правильных шагов, тогда как мудрость включает в себя моральные суждения и пристальное внимание к тому, к чему приводят сделанные выводы. Мудрость – понятие более многогранное, чем рационализм, но именно по этой причине определить, что это такое, гораздо труднее.

Мудрое рассуждение рационально, но рациональное рассуждение не всегда мудро.

Что представляет собой мир и как мне в нем жить? Что на самом деле важно? В течение жизни мы все рано или поздно задаем себе подобные вопросы. Все мы стараемся построить непротиворечивую, по крайней мере для себя, картину мира и нашего места в нем. Кончается это тем, что каждый из нас создает себе свою собственную жизненную философию.

Иметь жизненную философию означает иметь субъективное представление о природе реальности, о том, как следует в ней жить, как относиться к себе, к другим людям и другим живым существам, к окружающей среде. Любой философии жизни присущи два аспекта: один из них описательный (стремление определить, что происходит), а второй нормативный (стремление сформулировать, как, по-нашему, должно быть). Описательный аспект – попытка достичь понимания того, как устроена Вселенная, тогда как нормативный аспект направлен на установление системы ценностей и восприятие природы человека. Все религии и жизненные философии включают в себя эти два измерения.

Нелегко настолько всеобъемлюще описать такое явление культуры, как религия, таким образом, чтобы с этим согласились все. Не мудрствуя лукаво, можно сказать, что религия – это “вера в высшую, сверхъестественную силу, с которой связаны люди и которая связана с людьми”. Часто основой религии является концепция существования одного или нескольких богов или других сверхъестественных созданий. Многие религиозные люди говорят о “личностном и сознательном боге”, тогда как другие имеют более расплывчатое представление о том, что такое бог.

Разумеется, жизненная философия может основываться на концепции реальности, в которой нет места богам и сверхъестественным силам. Философия жизни просто предоставляет человеку обширную, ясно сформулированную непротиворечивую систему убеждений относительно как жизни как таковой, так и ее нормативной стороны. Чудодейственные существа для этого не требуются; боги и сверхъестественные способности – необязательные опции. Таким образом, хотя каждая религия по своему смыслу есть жизненная философия, не каждая жизненная философия есть религия.

Как вы знаете, отрицание существования бога обычно называют атеизмом. Его противоположность – теизм, вера в существование одного (или нескольких) богов. Составляют ли теизм или атеизм сами по себе жизненную философию? Так вот, шведская энциклопедия определяет понятие “жизненная философия” следующим образом:

…совокупность теоретических и ценностных представлений, которые порождают или имеют основополагающее влияние на формирование общих представлений о человеческой природе и Вселенной; характеризует мировоззрение и включает в себя систему ценностей.

По этой причине нельзя сказать, что каждая старая система взглядов представляет собой жизненную философию. Положим, я верю, что на других планетах есть жизнь. Это только мнение по отдельному вопросу. Оно не имеет моральных последствий (в нем нет нормативного аспекта).

То же самое справедливо, если я атеист, то есть убежден, что бога не существует. И в этом случае это мнение просто отражает точку зрения на один отдельно взятый вопрос и “не дотягивает” до того, чтобы стать целостной жизненной философией со всевозможными нормами поведения и многим другим. Практически то же самое справедливо и в случае теизма. Теизм – вера в бога – не заключает в себе все разнообразие жизненной философии. Это может быть просто одним из убеждений.

Желание положить конец жестоким опытам на животных, или запретить аборты, или установить равную для всех оплату труда – ничто из этого, отдельно взятое, не представляет собой жизненную философию. Однако каждое может быть позицией, проистекающей из жизненной философии человека и, следовательно, принадлежащей к системе его моральных ценностей. Короче говоря, жизненная философия – это широкая и достаточно согласованная совокупность взглядов.

Описательная составляющая жизненной философии содержит в себе не только взгляд на то, что представляет собой истинное знание и каким образом его лучше всего использовать (в философии это называется эпистемологией), но и теории, относящиеся к бытию и действительности (это называется онтологией).

Нормативная составляющая жизненной философии включает в себя основополагающие представления о человеческих ценностях и правах человека. Кроме того, обычно сюда входят и взгляды на такие вещи, как расизм или антирасизм, феминизм, права животных, проблемы окружающей среды и так далее. Вся наша иерархия ценностей относится к этой составляющей философии жизни.

В жизни большинства людей наступает такой момент, когда они начинают задумываться о сути бытия. Правда, для некоторых это важный вопрос, а для других – не слишком. Но, независимо от того, насколько серьезно вы к этому относитесь, у всех есть какие-то соображения по этому поводу. Без хотя бы примитивной жизненной философии нам было бы трудно ориентироваться в мире и согласованно воспринимать происходящее вокруг нас.

Каковы основные вопросы философии жизни? Конечно, эти вопросы можно сформулировать по-разному, но список наиболее важных из них должен быть примерно таким:

1. Вопросы, связанные со знанием и познаваемостью. Можем ли мы знать что-либо о реальности? Если да, то что можно знать и как глубоко? Что в конечном счете представляет собой знание? Каковы методы получения знания? Это эпистемологические вопросы, относящиеся к теории познания.

2. Вопросы о том, что существует, и о природе реальности. Это онтологические вопросы. Сюда входят вопросы, связанные с возможным существованием бога или богов, осмысление понятия “бог” и совместимость или несовместимость этого понятия со всем остальным знанием или представлением о мире. Такого рода вопросы относятся к теологии или философии религии.

3. Вопросы, связанные с моралью – о ее природе, существовании и правомерности. Что характеризует действия, хорошие с точки зрения морали? Как можно решить, морален ли данный поступок или нет? Существует ли объективная мораль, не зависящая от наших представлений и желаний? Этот аспект философии называется этикой.

4. Вопросы, касающиеся природы гуманизма, включая представления о добре и зле, сознании, смерти и бессмертии. Обладаем ли мы свободой воли? Является ли сознание чем-то, выходящим за рамки химических процессов в мозге? Существует ли зло? Если да, то что это такое? Эти вопросы относятся к метафизике.

5. Вопросы о том, как следует организовать социальную жизнь и какими должны быть условия жизни. Каковы функции или роль общества? Как человек должен взаимодействовать с властями и законом? Каковы наши права и обязанности в отношении других людей и живых существ? Чаще всего эти вопросы рассматриваются политической философией (а иногда и этикой).

Почему вам (или кому-то другому) вообще следует задумываться над подобными вопросами? Скажем так, одна из веских причин – обычное любопытство. Только будучи равнодушным ко всему вокруг, можно не проявлять интереса к тому, каков мир или каким он должен быть. Другая причина состоит в том, что, размышляя над такими вопросами, вы делаете свою жизнь интереснее. Чем больше вы узнаете, тем удивительнее становится мир.

Возможно, еще вам будет интересно понять, действительно ли идеи, которыми вы руководствуетесь, являются результатом ваших независимых размышлений или это бездумное приятие представлений, внушенных вам родителями, друзьями, членами сообщества, в котором вы выросли, – ваше “культурное наследие”. Если в каком-то вопросе вы, не прекословя, согласились с набором догм, ценностей и идей о человеке и окружающем его мире, то, по существу, это не ваши собственные идеи, а значит, есть риск стать марионеткой, которой легко манипулируют другие люди. В этом случае было бы не вредно, по крайней мере раз в жизни, усомниться в такой системе ценностей и выработать свою собственную жизненную философию. Сделать это никогда не поздно.

У каждого из нас есть своя точка зрения – позиция, основываясь на которой мы смотрим на мир.

Я родился в 1964 году в достаточно однородной в расовом и экономическом отношении стране, где материальное положение большинства людей было вполне приличным. Считалось, что и извне нам ничего не угрожает: уже 200 лет наша страна не воевала. Когда я был ребенком, большинство женщин были домохозяйками, хотя многих эта роль не устраивала, и действительно вскоре началось движение за эмансипацию женщин. Теперь, оглядываясь назад, я вижу, что с тех пор произошел целый ряд глубоких социальных изменений, связанных с равенством и гендерными ролями. К тому же я рос в условиях демократии и свободного рынка: у нас частное предпринимательство сочеталось с сильным государственным сектором. Шли годы, и иммиграция, в основном из Европы, Азии и Африки, которую раньше можно было уподобить струйке, превратилась в поток. И наконец, что немаловажно, в 1990-х я был участником великой цифровой революции, в результате которой Швеция стала одной из ведущих стран по насыщенности компьютерами и распространенности интернета. Современная Швеция находится в числе самых глобализированных стран мира и, в отличие от времен моего детства, этнически очень неоднородна. Короче, огромные перемены в социальной, экономической и политической жизни своей страны я видел изнутри.

Когда мне было около двадцати и все в стране так существенно менялось, я осознал, что у меня светское мировоззрение. Это значит, что, во-первых, концепцию бога я считаю мифом, созданным человеком, и, во-вторых, я придерживаюсь гуманистической точки зрения на то, что значит быть человеком. Таким я остался и сегодня. Эта точка зрения – основа, на которой строится аргументация в этой книге.

Мы живем в мире, где люди с очень разными жизненными философиями, идеологией и системой ценностей должны быть способны сосуществовать и сотрудничать. Для меня светский гуманизм представляет собой тщательно продуманное мировоззрение, включающее не только представление о природе реальности, но и здравую, проработанную систему ценностных установок, которая поможет обеспечить совместное существование людей.

Подобная позиция разумна как с рациональной, так и с моральной точки зрения, соответствует требованиям и разума, и сердца.

Так что же такое на самом деле секулярный гуманизм? Понятие “секулярный”, как я уже говорил выше, происходит от латинского прилагательного saecularis, означающего “мирской”, в отличие от понятия “клерикальный” (или “церковный”). В современном смысле слово “секулярный” относится к точке зрения, согласно которой не следует увязывать (не говоря уже о том, чтобы контролировать) деятельность человека с религиозными представлениями и правилами.

Что же касается слова “гуманизм”, на самом деле по-шведски оно имеет три совершенно разных значения[23]:

1. Гуманизм как цель обучения. По-шведски человек может назвать себя гуманистом[24], если он изучал главным образом гуманитарные науки, такие как история искусства или сравнительное литературоведение.

2. Гуманизм как забота о благе человечества в широком смысле этого слова. По-шведски можно сказать, что человек – гуманист, если он всецело посвятил себя людям и решительно привержен правам человека. (Конечно, при этом он может быть атеистом, христианином, мусульманином, буддистом или кем-нибудь еще.)

3. Гуманизм как нерелигиозная философия жизни.

Напротив, в английском языке этим трем значениям соответствуют три разных слова. Первому значению соответствует словосочетание “гуманитарные науки”. Второму – “человеколюбие”. По-английски слово “гуманизм” (иногда – “светский гуманизм”) употребляется только в третьем значении.

Таким образом, сами по себе слова “светский” и “гуманизм” имеют разные значения. Светский человек может быть верующим. Эти люди рассматривают веру в бога как сугубо личное дело и считают, что общество не должно защищать или отдавать предпочтение какой-либо определенной религиозной конфессии.

Когда эти два слова стоят рядом, как в словосочетании “светский гуманизм”, они означают общую систему философских представлений о жизни, в которую не входят боги и сверхъестественные силы, а их место занято людьми и людскими заботами.

Объясняя реальность, светский гуманизм конструирует мир, исходя из представления о его естественной, а не сверхъестественной природе. Мир состоит из материи, энергии и законов природы. Нет причин верить в существование как сверхъестественных богов и духов, так и вообще каких-либо чудодейственных сил.

Поэтому светский гуманизм – не религия, а философия жизни. Есть большое число других философий жизни, не испытывающих необходимость в богоподобных существах. К подобным нерелигиозным, или атеистическим, взглядам на жизнь можно отнести такое этико-философское учение, как конфуцианство в Китае, а также дзен-буддизм, тхераваду и даосизм[25].

Светский гуманизм затрагивает проблемы, связанные с отношениями людей друг к другу и к миру, в котором мы живем, акцентируя внимание на личной свободе человека, его автономности, ценности и ответственности. Он строится на вере в стремление людей к знаниям, в их способность обучаться исходя из своего опыта[26].

Я сталкивался с тем, что многие люди сводят воедино светский гуманизм и атеизм. Ниже мы подробно обсудим, что собой представляет концепция атеизма. Здесь же я хотел бы объяснить, как атеизм связан со светским гуманизмом.

Атеист – человек, верящий, что богов нет. Атеизм ограничивается ответом только на один вопрос: “Есть ли бог?” Поскольку атеизм занимается только этим вопросом, он не представляет собой всеобъемлющую философию жизни. Напротив, светский гуманизм – широкое и всестороннее мировоззрение, включающее в себя систему ценностей. Атеизм – только одна из граней естественно-научного подхода светского гуманизма. Поэтому светский гуманист – всегда атеист, но атеист не обязательно светский гуманист.

Поясним это на примере. Связь между атеизмом и светским гуманизмом можно сравнить с тем, как соотносится утверждение интеллектуала о том, что “Иисус не был Мессией”, с отношением к этому вопросу в таких религиях, как иудаизм и ислам. Обе религии, представляющие собой сложные жизненные философии, согласны с этим утверждением. Действительно, верующие евреи и мусульмане считают, что Иисус не был Мессией, но, очевидно, вы не обязаны быть евреем или мусульманином, если и вы с этим согласны.

Интерлюдия. О духовности и потоке

Приходилось ли вам испытывать экзистенциальное вертиго?

Иногда вечером я со своим сыном Лео выхожу на террасу. Мы ложимся рядышком и смотрим на звезды. Конечно, предпочтительно, чтобы кругом не было ни уличных огней, ни вообще искусственного света. И лучше всего подходят холодные зимние ночи, поскольку они самые ясные.

Если нам с Лео повезет, мы можем увидеть Юпитер, а с помощью пары обычных биноклей удается обнаружить четыре или пять его лун. Мы видим мириады звезд, и центр Млечного Пути образует молочно-белую дорожку высоко в небе над нами. (Между прочим, по-шведски Млечный Путь называют Vintergatan, что значит “зимняя улица”.) Итак, вот они мы, Лео и я, два крошечных обитателя Земли, где-то на внешнем краю нашей галактики, одной из миллиардов других галактик.

Однажды нам пришло в голову, что, возможно, мы смотрим вниз, а не вверх: в конце концов, что такое направление “вверх” во Вселенной? Кто или что определит это? Иногда в такие моменты я чувствую, что захвачен врасплох, и обнаруживаю, что кружусь, подхваченный “экзистенциальным вертиго”. Я ощущаю себя крошечной частичкой чего-то огромного, бесконечно большого по сравнению со мной. Тогда мы с Лео практически перестаем существовать, оставаясь лишь двумя пылинками в необъятном космическом пространстве. Может быть, это и называется духовным опытом[27]?

Мои религиозные друзья убеждают меня, что бог неизменно присутствует в любом духовном опыте. Но меня на эту удочку не поймаешь. Когда я погружаюсь в бескрайнее звездное небо, в непостижимые глубины Вселенной, я испытываю чувство восторга и благоговения, вызывающее во мне гораздо более сильный духовный отклик, чем мифы или легенды о чем-то сверхъестественном.

Такого рода ощущения могут возникать при самых разных обстоятельствах. Я музыкант-любитель, и когда, сидя за пианино, я музицирую вместе друзьями, мне приходится попотеть, чтобы нажать на нужную клавишу и не пропустить важнейшее созвучие. Но иногда происходит нечто очень необычное: я теряю представление о том, что делаю, и внезапно ощущаю себя частью музыкального “потока”. Я становлюсь частью чего-то, что больше меня – в данном случае музыкального события, ощущаемого мною как нечто большее, чем сумма его отдельных частей. Для меня это тоже сильное духовное переживание, но никаких религиозных или мистических обертонов в нем нет.

Некоторые люди говорят, что религия нужна каждому человеку. Неужели это так? А кто будет решать, что считать религией?

Что, если то, что нам действительно нужно, – это жизненная философия без догм и богов, без чувства вины и страха перед адом, без необходимости принуждать других людей жить в соответствии с “установлениями Господними”, без бесконечных ожесточенных сражений за то, что истинно, а что ложно? Что, если мы нуждаемся в жизненной философии, которая утверждает открытость и поиск, поощряет способность восхищаться и удивляться, глубоко чувствовать искусство, музыку, литературу, природу, космос, реальность и других людей.

Для меня духовность не соотносится со сверхъестественностью, но напрямую связана с природой. Мы все – крохотные частички чего-то гораздо большего. Мы малые части человечества, крохотные частички Вселенной, микроскопическая доля реальности. Сама эта мысль пьянит меня, и я не чувствую необходимости “приправлять” ее божествами или магическими силами.

Глава 2

Я верю, что я знаю

О реальности, знании и истине

Человека науки характеризует не то, во что он верит, а то, как и почему он в это верит. Его убеждения не окончательны, не догматичны: они основываются на фактах, а не на авторитетах или интуиции.

Бертран Рассел

Чтобы иметь возможность сформулировать собственную точку зрения на реальность, вам потребуются инструментарий и словарь терминов. Вам надо будет разобраться в том, что такое истина, обучение, обоснованность и знание. Вам также предстоит решить, каковы будут ваши исходные посылки. Действительно ли реально то, что кажется, или это только сон? Может ли все вокруг быть просто плодом вашего воображение? Или существуют бесспорная истина и подлинная недостоверность? И вообще, есть ли веские причины быть рационалистом[28]?

Рационалист не претендует на то, что он способен определенно и исчерпывающе ответить на все вопросы относительно природы окружающего мира. Современная наука и понимание природы еще не достигли уровня, позволяющего объяснить все явления на нашей планете и во Вселенной, и почти наверняка сделать это никогда не удастся. Поэтому придерживаться рационалистической точки зрения – значит быть интеллектуально скромным. Иначе говоря, быть самокритичным, часто проверять идеи и концепции, воспринимаемые как не требующие доказательства, особенно те, которые вы считаете значимыми. Это сильно контрастирует с традиционными религиозными представлениями.

Многие религиозные интерпретации реальности характеризуются основанным только на религиозных писаниях и традициях, абсолютистским подходом к фактам или утверждениям. В этом случае то, что сегодня наука объяснить еще не может, якобы объясняется ссылкой на бога, и это равносильно замалчиванию проблемы, отказу ее обсуждать. Например: “Мы не знаем, как зародилась жизнь, значит, должен быть создавший ее бог”. Или: “Мы не знаем, как зародилась Вселенная, поэтому она должна быть результатом творения божьего”. Или еще: “Мы не знаем, что собой представляет сознание в нашей черепной коробке, следовательно, оно должно исходить от бога”. И так далее.

Но к этому можно отнестись совсем по-другому. Постараюсь на простом примере иносказательно пояснить то, что я имею в виду.

Я не понимаю, как строятся дома вроде того, в котором живу я. Меня можно назвать безруким: я с трудом могу заменить перегоревшую лампочку. Но это не означает, что мой дом выстроен богом. Пока что просто следует признать: я не знаю, как это удалось сделать. Тот факт, что в данный момент нечто представляется мне таинственным, не обязательно означает, что это навсегда останется тайной для всех людей. Может, просто я этого не понимаю! Может, просто у меня еще нет для этого требуемых ментальных инструментов!

Как и в рассказанной выше истории, надо просто согласиться с тем, что сегодня многие тайны не раскрыты, что нет ответа на многие глобальные вопросы. Возможно, когда-нибудь наука на них ответит, а возможно, и нет.

Что есть знание? Что можно знать? Что есть истина? Как выяснить, что истинно, а что ложно? Как уже говорилось выше, философская дисциплина, пытающаяся ответить на эти вопросы, называется эпистемологией, или теорией знания. Ниже мы познакомимся с некоторыми основными инструментами, позволяющими нам наилучшим образом использовать возможности нашего разума.

Я знаю название столицы Швеции. Следовательно, в этом специальном случае я обладаю знанием. Но разве в большинстве случаев знание не бывает гораздо более сложным, чем в этом тривиальном примере? На основании какого строгого критерия мы можем сказать, что знаем что-то? Что на самом деле означает “знать”?

Когда речь идет о знании, мы должны придерживаться трех критериев, а именно верить, считать реальным и иметь веские основания. В моем понимании знать что-то (назовем это X), означает, что выполняются следующие условия:

1. Я верю в X.

2. X истинно.

3. У меня есть веские основания верить в X.

Легко понять, почему должно выполняться первое условие. Я не могу знать что-то без того, чтобы верить в это. Если я не верю, что Париж находится во Франции, я, конечно, не знаю, что он во Франции.

Можно представить себе ситуацию, когда X истинно и у меня есть веские основания полагать, что X истинно, но первое условие не выполнено: я просто отказываюсь верить, что X истинно. Скажем, мой приятель говорит что-то не слишком приятное у меня за спиной, мне об этом сообщили несколько независимых и надежных источников (у меня есть веские основания доверять им). Но я по-прежнему не хочу верить этому и решительно отказываюсь прислушаться к ним. В таком случае я, конечно, не знаю, что обо мне злословили: как я могу знать, если даже не верю, что такое было? С моей стороны подобное поведение нерационально, но психологически объяснимо.

Что можно сказать о втором условии? Очевидно, то, что мы хотим знать, должно быть истинным. У нас может быть некая идея и веские основания верить, что она правильна, но все-таки мы можем ошибаться, поскольку сама идея неверна.

Предположим, я прочел несколько книг о каком-то историческом событии и, кроме того, поговорил на эту тему с большим количеством осведомленных людей. Тогда у меня есть веские основания полагать, что об этом событии я осведомлен. Но легко может случиться, что книги, которые я читал, содержат ложную информацию, что люди, с которыми я говорил, были дезинформированы или даже попросту лгали мне. Некоторые из моих идей, в которых я был уверен, неверны. Поэтому я не знаю их, даже если у меня есть веские основания верить в их справедливость.

Наконец, мы добрались до третьего условия: веские основания. Знание X – нечто большее, чем то, что X истинно, и то, что я верю в X. Крайне важно, чтобы у меня были веские основания верить в X. Позвольте привести пример. Предположим, однажды тоненький внутренний голосок, идущий откуда-то с ясного голубого неба, начнет нашептывать мне, что в корзине на кухонном столе лежит 213 миндальных орехов. И предположим, что совершенно случайно их там оказалось ровно столько. Это утверждение я считаю истинным, но мою интуитивную догадку нельзя считать знанием.

Дело в том, что у меня нет веских оснований в поддержку моей гипотезы. Я орехи не считал, даже не оценил разумно их число на основании здравого смысла. Я просто попал в точку. В корзинке действительно 213 миндальных орешков. Я просто сказал наугад, и мне повезло, что я оказался прав. Конечно же, я не знал, что в корзине 213 орехов. В конечном счете требуются веские основания, чтобы считать подлинную веру знанием.

Слова “вера” и “знание” часто противопоставляют друг другу. Но в повседневной речи слова “я знаю X” просто означают, что у меня есть веские причины верить в X. Говоря, что я “знаю”, что Земля круглая, а Париж во Франции, я подразумеваю только то, что я в этом убежден, я этому верю и у меня есть для этого веские причины. Конечно, в принципе, может оказаться, что я ошибаюсь даже в таких основополагающих представлениях, возможно, с самого детства мне систематически лгали об этом.

С теоретико-познавательной точки зрения “вера” и “знание” – не противоположные понятия. Однако смысл слова “вера”, о котором мы говорим сейчас, противоречит религиозному смыслу слова “вера”, означающему “я принимаю это за истину без каких-либо доказательств или свидетельств”. Если вы верите во что-то просто потому, что хотите верить, и ваша вера поддерживает вас, дает надежду на будущее – это еще не достаточное основание называть подобное убеждение знанием. Тем не менее часто люди верят во что-то просто потому, что эта вера позволяет им чувствовать себя лучше или обнадеживает.

Давайте на мгновение взглянем на основные принципиальные вопросы, касающиеся наших убеждений. Всякий, кто видел фильм “Матрица”, по крайней мере, рассматривал возможность того, что весь наш мир – просто иллюзия.

Насколько мы знаем, наш мозг, эволюционировавший миллионы лет в результате естественного отбора, теперь может обрабатывать информацию, поступающую к нему от органов чувств. Мозг позволяет нам ориентироваться в мире, поскольку эволюция отобрала для нас именно тот мозг, который лучше всего способен снабжать нас необходимой для выживания информацией. Но на каком основании мы можем верить, что информация о мире, поставляемая нам мозгом, правдива, что это не просто информация, помогающая выжить в окружающей нас среде? Какой эволюционной цели могло бы соответствовать адекватное отражение мира у нас в мозгу? В конце концов, эволюция отбирала мозг, руководствуясь только его способностью к выживанию, а не умением распознавать истину.

И все же у нас, людей, выработалась – фактически как побочный результат эволюции – уникальная способность отыскивать и распознавать даже очень глубоко спрятанную истину. Лучше всего это видно на примере математики. Большое количество математических результатов получено вне всякой связи с материальным миром, но, несмотря на это, гораздо позднее одна за другой эти “ни к чему не привязанные” математические модели оказывались необходимы для описания физических законов, управляющих материальным миром[29].

Веками философы размышляли о том, могут ли вообще люди знать что-нибудь о вещах, выходящих за пределы их собственного тела. На каком основании мы можем полагаться на информацию, поступающую к нам в мозг от органов чувств? Действительно, все мы знаем, что иногда наши ощущения могут сыграть с нами злую шутку. Не могут ли они всегда просто дурачить нас? Может быть, все только сон, галлюцинация? Продолжает ли стоящий передо мной стол существовать, когда я закрываю глаза? Могу ли я вообще быть уверен, что он существует, даже если глаза у меня открыты?

Эти философские дилеммы вполне правомерны. Мы не можем быть на сто процентов уверены, что существует реальность, не зависящая от нашего мозга. Точно так же мы не можем быть уверены до конца, что завтра утром взойдет солнце или что на самом деле мы существуем дольше трех минут. Возможно, мир был создан с нуля ровно три минуты назад, а все наши детские воспоминания заранее имплантированы в наш мозг…

Так же мы не можем быть на сто процентов уверены, что существует какое-либо сознание, кроме нашего собственного. Может ли быть так, что все другие люди и живые существа – просто плод нашего воображения? Философская доктрина, отстаивающая такую позицию, называется солипсизмом. Бертран Рассел иронически возражал против солипсизма:

Чтение книги – совсем другое переживание, чем ее сочинение. Хотя, если бы я был солипсистом, то должен был бы предположить, что мною созданы работы и Шекспира, и Ньютона, и Эйнштейна, поскольку они являются составной частью накопленного мною опыта. Понимая, насколько их книги лучше моих собственных и насколько меньше труда мне пришлось затратить, чтобы прочесть их, с моей стороны было бы глупо потратить столько времени на то, чтобы создать их пером, а не глазами[30].

Чем на практике (то есть в повседневной жизни) может обернуться неопределенность, которую философы приписывают реальности? Должна ли она влиять на повседневные дела и мысли разумных людей? Единственный осмысленный ответ на этот вопрос: нет.

Даже если, строго говоря, мы не можем знать то, что реальность существует, мы можем считать это крайне вероятным. Вот три простых аргумента, поддерживающих такую точку зрения:

1. В основном реальность кажется стабильной, не меняясь в главном от момента к моменту. Стол остается там же и после того, как я закрыл глаза, мой дом день ото дня выглядит примерно одинаково. Все это не предполагает, что в каждый конкретный момент мы сталкиваемся с чем-то случайным. Больше похоже на то, что мы имеем дело с ситуацией существования надежных закономерностей, то есть законов природы.

2. Если существую я и существует мое сознание, тогда почему и для других то же самое не должно быть справедливо? Не есть ли это самое простое из возможных предположений?

3. Эволюция сформировала нас для выживания. А с точки зрения выживания лучше воспринимать окружающее правильно, а не ошибочно. Если, переходя улицу, я замечу мчащуюся на меня машину, для выживания гораздо полезнее, если я верю, что машина может переехать меня, чем если я буду считать иначе.

Философские рассуждения, даже те, которые грешат радикальным скептицизмом, всегда занимательны. Однако нужно быть начеку, когда подобные соображения используются в обычной жизни (“Откуда мне знать, взяла ли она машину? Знать наверняка ничего нельзя!”). Даже если в строго философском смысле ни в чем нельзя быть абсолютно уверенным, это еще не значит, что все воображаемые возможности одинаково вероятны.

Вооружившись разумом и живой любознательностью, мы можем отправиться в путешествие, цель которого – достоверное знание о реальности. Возможно, нам никогда не удастся достичь конечного пункта нашего путешествия, но, мысля ясно, мы можем подбираться к нему все ближе и ближе.

Относящиеся к реальности вопросы можно разделить на две группы: фактологические вопросы (объективные) и вопросы вкуса (субъективные). К этим вопросам следует подходить немного по-разному. Фактологические вопросы имеют однозначные ответы, эти ответы либо правильны, либо ложны. Но с вопросами вкуса дело обстоит иначе.

Вот пример утверждения, относящегося к установлению факта: “В корзине есть три яблока”. Число яблок в корзине не зависит от наблюдателя. В корзине либо три яблока, и это значит, что утверждение истинно, либо их больше или меньше, и тогда утверждение ложно. Итак, в этом случае мы имеем дело с фактологическим вопросом, а не с вопросом вкуса.

Впрочем, есть промежуточные случаи. Например, считать ли яблоком сгнившее, незрелое или надкушенное яблоко? Так что в определенных обстоятельствах при подсчете яблок два разумных человека могут и не согласиться друг с другом. Кроме того, неоднозначно и толкование слов “в корзине”. (Пусть, например, корзина такая узкая, что яблоки можно только втиснуть в нее, поставив одно на другое, причем центр тяжести самого верхнего яблока располагается выше края корзины. Значит ли это, что верхнее яблоко “в корзине”?) И подобная неопределенность может еще больше запутать дело. Если читателю так спокойнее, можно заменить приведенное выше устанавливающее факт утверждение на более, надеюсь, однозначное: “3 – простое число”.

Другой пример утверждения, относящегося к установлению факта: “Земля плоская”. Это утверждение как фактологическое лживо.

А что можно сказать об утверждении: “На других планетах есть жизнь”? Это фактологический вопрос или вопрос вкуса? Кажется, что такое утверждение относится к фактам, и оно должно быть либо истинным, либо ложным. Однако мы не знаем, что выбрать, и, возможно, никогда не сможем узнать. Тем не менее либо жизнь где-то там есть, либо ее нет. Из того факта, что мы не знаем ответа и даже можем никогда его не узнать, еще не следует, что само утверждение менее объективно.

Такие утверждения, как “В этом доме обитают привидения”, “После смерти нас ждет загробная жизнь” и “Бог существует”, тоже касаются установления фактов, каждый из которых может быть либо истинным, либо ложным. Бесспорно, перед тем как устанавливать истинность этих утверждений, следует договориться об определении таких понятий, как “обитают привидения”, “жизнь” и “бог”.

Когда речь идет о фактологических вопросах, есть общепринятые методы, позволяющие отличить истину от лжи. Сюда входит и научный метод, о котором будет подробно рассказано ниже. Подобные методы позволяют принять обоснованное решение о том, какие из фактов истинны, а какие ложны.

Совсем другое дело, когда речь заходит о вкусах. Если я заявляю: “Леди Гага лучше Бейонсе”, а вы мне возражаете: “Бейонсе лучше Леди Гаги”, кто из нас говорит правду? Конечно, никто! У нас просто разные вкусы и предпочтения, и все. Так что это вопрос вкуса. Я могу любить что-то, что вам не нравится, и наоборот.

Даже если нет объективного ответа на вопрос, кто лучше: Леди Гага или Бейонсе, – после нашего разговора можно сформулировать много истинных утверждений. Например, фактом является то, что я люблю Леди Гагу больше Бейонсе. Поэтому если вы мне скажете: “Нет, Леди Гага тебе нравится не больше, чем Бейонсе!”, – мне это не понравится, поскольку это утверждение ложно.

Несогласие относительно фактов (или вкуса) на поверку часто оказывается несогласием мнимым. Пусть речь идет о существовании бога. Предположим, вы говорите: “Бог существует”, – тогда как я говорю: “Бога нет”. Только если под словом “бог” мы понимаем одно и то же, мы действительно не будем согласны друг с другом. Если же выяснится, что, говоря “бог”, вы подразумеваете “любовь”, то оказывается, что оба мы согласны: бог действительно существует. Но если я имел в виду, что “бог” – это сидящий на облаке древний старик с всклокоченной бородой, а вы по-прежнему считаете, что слова “бог” и “любовь” равнозначны, мы оба сходимся на том, что на самом деле бога нет.

Многое из сказанного относится и к вопросам вкуса. Если мы действительно не согласны относительно того, кто лучше – Леди Гага или Бейонсе, расхождение в оценке должно быть не только на лингвистическом уровне. В частности, под словом “лучше” мы оба должны подразумевать одно и то же. Однако неясно, что это слово означает в отношении музыки. Для меня слово “лучше” может значить, что песни “более оригинальны с точки зрения музыки”, тогда как для вас это, возможно, значит, что они “больше нравятся публике”. В этом случае наше несогласие не является реальным, поскольку и ваша, и моя точки зрения могут соответствовать истине одновременно.

Многих ненужных споров можно было бы избежать, если бы нас научили различать, что относится к фактологии, а что определяется вкусом. Слишком много дискуссий затевается на пустом месте только из-за того, что их участники, используя достаточно распространенные выражения, подразумевают совсем разное.

Было предпринято много попыток описать, что представляет собой истина. Наиболее разумной считается так называемая корреспондентная теория. Эта теория предполагает, что существует соответствие (отсюда ее название: на латыни correspondentia значит “соответствие”) между тем, что говорится о мире, и миром как таковым. Утверждение “яблоко находится вот тут” истинно тогда и только тогда, когда тут действительно есть яблоко. Аристотель (384–322 до н. э.) придерживался именно такой точки зрения. В своей книге “Метафизика” он писал:

…говорить о сущем, что его нет, или о не-сущем, что оно есть, – значит говорить ложное; а говорить, что сущее есть и не-сущее не есть, – значит говорить истинное[31].

В рамках философского направления, обычно называемого реализмом, трактовка истины в русле корреспондентной теории принимается без доказательства. При таком взгляде на реальность постулируется, что реальность существует и в определенном смысле не зависит от нашего ранее сформированного мнения о ней. Противоположная позиция – убежденность в том, что реальности, независимой от человеческого разума, нет, – носит название “антиреализм”.

Реалистическое представление о реальности нам нужно для того, чтобы мы могли ориентироваться в повседневном мире, не говоря уже о мире научной лаборатории. При отсутствии реалистического взгляда на мир просто невозможно соотнести себя с тем, что происходит вокруг.

Корреспондентная теория и философский реализм не так просты, как кажутся. Рассмотрим утверждение:

На моем обеденном столе лежит светло-голубой бриллиант.

Это утверждение истинно? В соответствии с корреспондентной теорией оно истинно тогда и только тогда, когда на моем обеденном столе действительно лежит светло-голубой бриллиант. Но что значит “бриллиант”? Что значит “светло-голубой”? Есть понятия, сконструированные человеком. Слово “голубой”, как и все другие слова, обозначающие цвет, относится к тому, как наши глаза и мозг выполняют работу датчиков света, а о том, какой “голубой” определяет слово “светло” в сложном прилагательном “светло-голубой”, можно спорить до скончания веков.

А что можно сказать про “бриллиант”? Это тоже понятие, изобретенное человеком. Какой из камней считать “бриллиантом”? Есть всевозможные необработанные алмазы, относительно которых ювелиры могут спорить, являются ли они бриллиантами или нет. А еще английское слово diamond (алмаз или бриллиант) употребляют в значении ромбовидной метки на графике. А еще в карточной игре слово diamond означает бубны – одну из четырех мастей.

А что значит “на”? Что, если стол покрыт скатертью? Предметы, поставленные на скатерть, тоже лежат на столе? А свечу в керамическом подсвечнике, стоящем на скатерти, которая лежит на столе, можно считать лежащей на столе? А пламя свечи – оно тоже на столе?

Мы конструируем образы и слова так, чтобы иметь возможность говорить о мире и чтобы другие люди понимали, что мы имеем в виду, когда говорим с ними. Но это не значит, что словесные формулировки, использующие знакомые всем понятия, всегда строго определены. Как будет видно ниже, даже утверждения, составленные только из общеупотребительных слов, могут быть далеко неоднозначными.

Другой вопрос: как данное понятие соотносится с окружающим нас миром? Поговорим о понятии “Санта-Клаус”. Хотя мы, взрослые, знаем, что Санта-Клауса не существует, каждый год мы видим его в торговых центрах и на рождественских представлениях. Итак, как мы используем это слово? Что оно значит? Какой смысл оно имеет во множественном числе, если всем известно, что есть только один Санта-Клаус (и, чтобы еще больше запутать, если мы к тому же знаем, что этого уникума вообще не существует)?

Когда я ходил в школу, нас учили, что атомы – это крошечные солнечные системы, с ядром в центре и электронами, вращающимися по орбитам вокруг ядра, как планеты вокруг Солнца.

На самом деле эта картинка имеет мало общего с реальностью. Да, атомы состоят из ядер и электронов, располагающихся на “орбитах” вокруг ядер. Но понятие “орбита” для атомов совсем не такое, как для планет, поскольку, согласно квантовой механике, электроны атома в определенный момент времени не локализованы в определенной точке. Скорее следует говорить, что каждый электрон с разными вероятностями “размазан” по всем возможным точкам пространства. Планетарная модель помогает просто и наглядно представить атом, особенно тогда, когда понятие “атом” впервые вводится в школе. Но никогда не следует путать такую учебную модель реальности с “действительной” реальностью.

Квантовая механика – замечательная наука: ее уравнения и выполненные на их основании расчеты позволяют с удивительной точностью предсказать результаты самых разных экспериментов. В этом смысле мы можем сказать, что наши квантово-механические модели реальности истинны и функционируют почти идеально. И тем не менее для квантово-механической системы (такой как атомы) у нас нет словесного образа, совместимого со словесными образами окружающих нас предметов. Возможность квантово-механических частиц находиться в разных местах в один и тот же момент времени – на самом деле в неограниченно большом количестве мест! – полностью противоречит обыденным представлениям, сформированным нами на протяжении жизни.

То же можно сказать (но еще труднее в это поверить) и о том, что две квантово-механические частицы могут быть перепутаны. Это означает, что, установив квантовое состояние одной из двух перепутанных частиц (скажем, ее спин направлен вверх), одновременно мы определяем, что вторая частица находится в противоположном квантовом состоянии (следовательно, ее спин направлен вниз). И этот вывод не зависит от того, как далеко частицы находятся друг от друга. Возникает ощущение, что, даже находясь в разных концах Вселенной, эти частицы связаны через космос. Квантовая перепутанность – одно из самых мистических явлений квантовой механики. Альберт Эйнштейн относился к квантовой перепутанности очень подозрительно. Известно, что подобную возможность он называл “жутким дальнодействием”[32].

Поскольку в квантовой механике очень много кажущихся мистическими явлений, она невероятно популярна в кругах последователей нью-эйдж. К сожалению, эти люди очень редко имеют хоть малейшее представление о том, что такое на самом деле квантовая механика. В их писаниях я ни разу не встречал каких-либо связанных с квантами идей, в которых можно было бы что-то понять – они просто смакуют странно звучащие словечки. Если бы только квантовая механика была настолько простой!

Означает ли сказанное выше, что мы вообще не можем точно и достоверно описать реальность? Совсем нет, определенно можем. Не все описания реальности одинаково хороши: одни лучше, другие хуже. Когда на столе лежат три яблока, правильнее сказать: “на столе три яблока”, а не “на столе четыре яблока”, или “на столе три апельсина”, или “три яблока под столом”, или “три яблока на диване” и так далее. Даже когда речь идет о понятиях, полностью придуманных или сконструированных нами, мы не можем просто выдумать кучу разных случайных утверждений и считать, что все они в равной степени истинны.

В точных науках всегда можно попытаться выяснить, какие утверждения об окружающем мире лучше. Для этого надо провести эксперимент и проверить эти утверждения. Модели или описания, позволяющие описать эксперимент наиболее точно, в действительности и являются “самыми истинными”.

Кроме того, наши модели реальности можно использовать в технике, изготавливая механизмы и инструменты. Если они работают, то работают независимо от природы теорий, на которых базируются. Возьмем, например, создание голубых светодиодов, за что в 2014 году была вручена Нобелевская премия по физике. Благодаря их изобретению и существовавшим уже давно светодиодам красного и зеленого диапазона, стало возможно изготовление белого светодиода (красный + зеленый + синий = белый). Этот технологический успех не означает, что наша теория природы света соответствует точному и полному описанию природы света. Но она настолько точна, что позволяет нам изготовить белый светодиод. Иногда научные приложения прекрасно работают, даже если остаются нерешенные вопросы к научным моделям, на которых они основаны.

Представление о том, что существует истинная реальность, о природе которой мы можем узнавать все больше и больше, но которую, вероятно, до конца не постигнем никогда, обычно называют критическим реализмом. Однако в последние десятилетия появилась совсем другая, ставшая очень популярной в академических кругах, точка зрения на истину. Согласно этой гипотезе, истина – понятие относительное. Что это значит?

Так вот, рассмотрим распространенное утверждение: “То, что истинно для меня, не обязано быть истинным для тебя”. Это предполагает, что ничего нельзя описать объективно, нет объективных истин, все зависит только от человека, имеющего дело с конкретной ситуацией. Таким образом, утверждения человека относительно реальности не имеют ничего общего с тем, каков мир на самом деле. Это только средство для выражения собственных мыслей, для описания социальных связей, идеологии и возможностей, которыми обладает человек.

Этот радикальный взгляд на истину восходит к философской концепции, которая, в известном смысле, полностью противоположна корреспондентной теории. Она носит название “когерентная теория истины” и, как ни странно, восходит к логике и математике. Согласно этой теории, высказывание является истинным внутри определенной системы при условии, что оно согласуется с набором других высказываний, которые имеют отношение к понятиям внутри той же системы и взаимно совместимы. Другими словами, высказывание, принадлежащее данной системе, можно назвать истинным при условии, что эта система обладает внутренней самосогласованностью: нет необходимости, чтобы входящие в нее высказывания были в согласии с внешним миром.

Я хотел бы рассказать о своем личном опыте. Никогда не забуду, как глубоко был потрясен, когда подростком узнал о существовании двоичной системы счисления, где основанием служит два, а не десять. Оказалось, что, например, число пятнадцать имеет вид “1111”, поскольку это сокращенная запись выражения 12³ + 1•2² + 1•2¹ + 1•2⁰, или 8+ 4 + 2 + 1. Так же как число девять имеет вид “1001”, поскольку это сокращенная запись выражения 1•2³ + 0•2² + 0•2¹ + 1•2⁰, или 8 + 1. Я научился складывать и перемножать числа в двоичной системе. Например, я обнаружил, что 10 x 10 = 100. Вам может показаться, что это мое открытие не представляет никакого интереса, поскольку я и так это знал! Десять, помноженное на десять, равно сто! Но в двоичной системе это равенство означает совсем другое: оно значит, что два, помноженное на два, равно четырем (то есть [2¹ + 0•2⁰] × [2¹ + 0•2⁰] = 2² + + 0•2 ¹ + 0•2⁰).

В обоих случаях словосочетания, выделенные курсивом, правильны, но в последовательности символов “10 × 10 = 100”, отражающей оба эти высказывания, один раз используется двоичная запись цифр, а другой раз – десятичная. Когда все самосогласованно, подходит любой вариант. Двоичная система счисления – это одно, а десятичная – другое. Каждая из них внутренне самосогласована.

А затем я понял, что равенство “10 + 10 = 100” справедливо (истинно) в двоичной, но неправильно (ложно) в десятичной системе счисления. Конечно, в двоичной системе оно означает “два плюс два равно четырем”, тогда как при десятичной записи чисел получается “десять плюс десять равно ста”. Нет ничего более истинного, чем первое из этих двух утверждений, и ничего более ложного, чем второе!

Для меня, ребенка, это было очень поучительное открытие. Яснее, чем когда-либо прежде, я увидел, насколько символы соответствуют идеям и как их связь, хотя бы и произвольную, можно последовательно детализировать настолько, что полностью независимые наборы идей, выраженные с использованием одних и тех же символов, могут относиться к совсем разным вещам! Это глубоко потрясло и раскрепостило меня!

Впервые когерентная теория истины появилась около 1830 года, когда была открыта неевклидова геометрия. Она отличалась от евклидовой геометрии тем, что один из ее постулатов, сформулированный примерно за две тысячи лет до того, был заменен его отрицанием. Этот постулат, часто называемый евклидовой аксиомой параллельности, звучит так: “Пусть есть прямая l и точка P не на этой прямой, тогда существует одна и только одна прямая, проходящая через P, которая параллельна l”. Это высказывание истинно в рамках системы, известной как геометрия Евклида, но ложно в рамках системы, известной как неевклидова геометрия. Итак, попросту говоря, истинное в одной системе высказывание оказалось ложным в другой, и наоборот. Похоже, это сильный аргумент за то, что истина – понятие относительное!

Да, но не будем слишком торопиться… Оказалось, что термин “линия”, использовавшийся в аксиоме параллельности (и при отрицании ее истинности), в этих двух мирах относится к разным понятиям. Так что на самом деле это не тот случай, когда одно и то же высказывание истинно для одной группы людей и ложно для другой. Например, две евклидовы параллельные прямые всегда находятся на одном расстоянии друг от друга, тогда как расстояние между двумя неевклидовыми параллельными прямыми меняется. Короче, евклидова прямая совсем не одно и то же, что неевклидова прямая, и именно поэтому так увлекательно сравнивать эти две геометрии. Значит, термин “линия”, который используется в обеих геометриях, не относится к одному и тому же понятию. В неевклидовом мире евклидовых прямых не существует, а в мире Евклида нет неевклидовых прямых!

Это не более странно, чем тот факт, что равенство “10 + + 10 = 100” может быть истинным в двоичной системе счисления и ложным в десятичной. Равно как и утверждение “Чикаго на восток отсюда” может быть истинным для одних людей и ложным для других. Причина очень проста: слово “отсюда”, когда его произносит житель Сан-Франциско, не относится к тому же месту, к какому относится, когда его произносит человек в Бостоне – точно так же, как “10” в двоичной системе счисления не означает то же самое число, что “10” в десятичной системе.

Благодаря открытию неевклидовой геометрии (а позднее и других экзотических геометрий) математики и логики свыклись с идеей, что в разных концептуальных вселенных выглядящие одинаково выражения могут иметь разный смысл. Отсюда не следует, что подобные мыслители считали истину относительной – они понимали, что значения некоторых терминов могут разниться в зависимости от контекста: утверждение может быть истинным в одной системе аксиом и ложным в другой. Но эти два утверждения не относятся к одному и тому же. На первый взгляд это напоминает относительность истины, но это не та ситуация, когда истина становится чем-то ненадежным, зависящим от наблюдателя. На самом деле в математике истинность остается понятием центральным и незыблемым.

К слову сказать, открытие разнообразных “конкурирующих” геометрий показало возможность существования самых разных внутренне самосогласованных математических систем, которые необязательно соответствуют физической Вселенной. Тогда встал вопрос: какая из “конкурирующих” геометрий применима к реальному миру. По прошествии времени стало понятно, что огромный космос, в котором мы существуем, описывается неевклидовой геометрией, хотя, когда речь идет о наших земных, человеческих масштабах, мир можно считать евклидовым.

Математики приходят в восторг, когда удается сконструировать конкурирующие системы, где, как кажется, имеют место “разные истины”. Однако они понимают, что это не делает истину относительной: это только означает, что в конкурирующих теориях подобные математические объекты, хотя и называются одинаково, означают разное.

Несмотря на то что когерентная теория истины помогает математикам разобраться с “конкурирующими” непересекающимися аксиоматическими системами, вне математики она неприменима. Математики долго бились и наконец пару веков назад справились со сложным уроком об истине и непротиворечивости. Однако их выводы не должны беспечно применяться вообще ко всему миру, поскольку мир не аксиоматическая система и уж никак не набор конкурирующих аксиоматических систем.

Отрицать, что истина объективна, – не только наивно и неправильно, но и, хуже того, проблематично с точки зрения морали. В политике такое отрицание чревато серьезными последствиями: когда что-то совпадает с личными целями человека, он верит тому, во что ему хочется верить, а не тому, во что он по здравому размышлению должен был бы верить.

Если вы считаете, что в лесу рядом с вами живут тролли, а я этому не верю, то все просто: один из нас прав, а другой неправ. Даже если нам не удастся договориться, не обследуя тщательно лес, хочется надеяться, что мы все-таки сойдемся на том, что прав может быть только один из нас. Вы можете утверждать, что гипотеза о скрывающихся в лесах троллях занимает центральное место в целостной мировоззренческой картине (или космологии), которая соответствует давним культурным традициям вашего народа, и поэтому должна быть правильной. Но это абсурдная и необоснованная аргументация. Предположим, кто-то ударил вас по лицу, а затем сообщает вам: “В моей реальности пощечины не было, так что и говорить не о чем”. Вы согласитесь с таким своеобразным толкованием относительности истины?

Если бы люди сошлись на том, что истина относительна, на Нюрнбергском процессе Герман Геринг мог бы быть признан невиновным, заявив, что его реальность отличается от реальности судей. Если бы такая точка зрения восторжествовала в судах, ни один преступник никогда не мог бы быть признан виновным ни за одно преступление. Все предыдущие показания следовало бы принимать за чистую монету, поскольку ни одно высказывание нельзя было бы считать более правдивым или более соответствующим истине, чем любое другое.

Точка зрения приверженцев относительности истины – “все одинаково правильно” – легко может привести к общественному строю, где люди принципиально отказываются от нравственных норм поведения. Примером таких сообществ являются распространившиеся по всему миру объединения религиозных фундаменталистов, где высокомерно считается, что их представление об истине несомненно и является единственно верным. И слишком часто члены таких сообществ готовы убивать тех, кто с ними не согласен.

Любопытно, что концепция относительности истины внутренне противоречива. Если подобные представления действительно верны, утверждение “все истины относительны” само является истинным только для тех, кому оно нравится, и ложным для тех, кто в него не верит. А это явный абсурд. Короче говоря, релятивизм истины – противоречивый, не выдерживающий критики философский принцип.

Есть лингвистические феномены, которые на первый взгляд имеют отношение к релятивизму истины. Вспомним упомянутое выше высказывание “Чикаго на востоке отсюда”. Это утверждение может быть истинным или ложным в зависимости от того, кто его произнес. Если король Швеции говорит: “Я живу в Стокгольме”, он говорит правду, но когда Алиса Эпплтри, живущая в Энн-Арборе, сообщает: “Я живу в Стокгольме”, это явная ложь. Одно и то же высказывание и истинно, и ложно! Да, но, очевидно, это не демонстрирует релятивизм истины. Просто два человека делают разные утверждения, хотя и выражают их одним и тем же набором слов. Когда шведский король говорит “я”, он говорит об одном человеке, а Алиса Эпплтри, употребляя “я”, говорит о ком-то другом.

Или если я говорю: “Цветы справа от пианино”, это может быть правдой, если я сижу лицом к клавиатуре и приготовился играть. Однако если я повернусь на вращающемся стуле и буду смотреть в другую сторону, это утверждение становится ложным. Слово “справа” зависит от системы отсчета, которая не была определена, а значит, данное утверждение чревато двусмысленностью. Но как только система координат выбрана, утверждение перестает быть двусмысленным и становится либо истинным, либо ложным.

Движение и скорость тоже относительны. Нам всем это знакомо. Скажем, вы сидите в вагоне поезда, стоящего на станции, и смотрите в окно на поезд на соседних путях. Вдруг этот поезд начинает двигаться. Или это поехал ваш поезд? Бывает трудно сказать! Скорость любого объекта всегда задается относительно какого-то фиксированного базиса (то есть системы координат). Исключение составляет свет, который всегда движется с одной и той же скоростью относительно любого наблюдателя независимо от того, в какой системе координат этот наблюдатель находится. Эта противоречащая здравому смыслу идея является основой (специальной) теории относительности Эйнштейна (1879–1955), выдвинутой им в 1905 году.

Эйнштейн родился в Германии, в городе Ульме, затем стал швейцарцем, а после – американцем. Его теория относительности явилась обобщением гораздо более раннего “принципа относительности”, сформулированного Галилео Галилеем (1564–1642). Согласно принципу относительности Галилея, в физике все системы отсчета равноправны (во всех выполняются одни и те же законы). На самом деле, принцип Галилея относится лишь к так называемым инерциальным системам отсчета, которые движутся с постоянной скоростью по отношению друг к другу, и к экспериментам, связанным с механикой (во времена Галилея только механика и составляла физику). Однако Эйнштейн предположил, что принцип Галилея распространяется как на механические, так и на электромагнитные явления (имея в виду, в частности, свет). Это кажущееся не слишком существенным предположение привело к великой революции в физике в XX столетии.

А через несколько лет Эйнштейн пошел еще дальше и обобщил классический принцип Галилея так, что теперь он выполнялся во всех системах отсчета, независимо от того, как они движутся. Вполне понятно, почему эта “сверхобобщенная” теория получила название “общей теории относительности”, а теория, окрещенная ранее “теорией относительности”, была переименована в “специальную теорию относительности”. Говорят, когда Эйнштейн ехал в поезде, он любил пошутить, задавая кондуктору вопрос: “Извините пожалуйста, останавливается ли Чикаго у этого поезда?”

В последние годы в академических кругам одним из наиболее известных философов, отстаивающих релятивизм истины, был американец Ричард Рорти (1931–2007)[33]. Рорти считал, что все представления об истине основываются на наших постулатах относительно реальности и методах, которые мы выбираем, анализируя и изучая мир.

Классический пример – обвинение в ереси Галилея в 1615 году. Галилей опубликовал результаты астрономических наблюдений, несовместимые с учением католической церкви, согласно которому Солнце вращалось вокруг Земли. Ватикан на суде представлял кардинал Роберт Беллармин. Галилей предложил кардиналу проверить его утверждения, посмотрев на небо в телескоп. Этот телескоп Галилей сделал сам. Однако Беллармин отказался смотреть в зрительную трубу, заявив, что Библия может предоставить ему более весомые аргументы, чем любой научный прибор[34]. Галилей выбрал метод объективных наблюдений, а Беллармин – Священное Писание.

Итак, Земля вращается вокруг Солнца, или Солнце вращается вокруг Земли? Согласно Ричарду Рорти, выступающему за релятивизм истины, все зависит от того, какое отношение к реальности вы выбираете. Он верил, что нет неопровержимых фактов, нет объективного способа выяснить, какое из звездных тел вращается относительно другого.

Еще один радикальный поклонник релятивизма истины – французский философ Бруно Латур, родившийся в 1947 году. Он считал, что объекты не существуют до тех пор, пока их не заметят[35]. В качестве примера он приводил бактерии, утверждая, что они не существовали до тех пор, пока их не открыли исследователи.

Ошибка Рорти и Латура в том, что они путают описание явления с самим явлением. Конечно, люди не могли обсуждать бактерии и их свойства до того, как те были открыты. Существовали другие теории, объясняющие почему умирают от болезней. Но это не значит, что бактерии появились только тогда, когда мы, люди, узнали о них[36].

Объективная реальность, включая атомы, существует. В то же время научные модели не бывают окончательными и подлежат пересмотру. Это значит, что научные модели не являются абсолютной истиной в том смысле, что они не “совершенны и вечны”. Ученые не догматики, они внимательно относятся к новым данным. (К слову сказать, свидетельством принципиальной беспристрастности научного подхода служит откровенное признание ученых, что их результаты не являются абсолютной и окончательной истиной даже тогда, когда имеется огромное количество свидетельств, подтверждающих их гипотезы.) Но самые рьяные последователи релятивистского подхода к истине идут еще дальше, прямо отрицая как само понятие “истина”, так и существование реальности. К сожалению, такая позиция часто сопровождается научным невежеством и даже презрением к науке.

Понятие истины не может быть релятивизировано. С другой стороны, очень разумно считать, что разные факторы, такие как политика и экономика, влияют на наши предпочтения и взгляды, например, в социологии и других общественных дисциплинах, а также, возможно, на некоторые идеи в области естественных наук. В частности, эти факторы могут в очень значительной степени определять, какого рода исследования будут профинансированы правительством и другими фондами. Но это еще не причина сомневаться в самом понятии истины. Если теория работает, это происходит независимо от того, что может заставить людей поверить в нее.

Хотя теория социального конструктивизма по многим причинам весьма сомнительна, исходит она из вполне разумного предположения, а именно: условия, в которых живут люди, оказывают воздействие на их отношение к окружающему миру и, в частности, на отношение к его изучению и научному анализу. Такие факторы, как раса, пол, класс и политическая идеология, влияют на то, какого рода исследования ведутся и какие результаты воспринимаются обществом как существенные.

Классический пример – советский генетик[38] Трофим Лысенко (1898–1976). В 1930-е годы Лысенко, критикуя теорию эволюции Дарвина, выдвинул альтернативную, идеологически окрашенную теорию происхождения видов. Среди прочего он утверждал, что наследственность не определяется генами или хромосомами, а может быть изменена под воздействием окружающей среды. Его теории были в основном ошибочны, но они были новыми и идеологически соответствовали марксизму-ленинизму, поэтому импонировали Сталину. Зато принятое на Западе научное учение о наследственности Менделя окрестили “буржуазной псевдонаукой”. (Сегодня мы понимаем, что некоторые идеи Лысенко были не столь уж антинаучны. Исследования в области так называемой эпигенетики показывают, что окружающая среда действительно может оказывать большее влияние на генетически наследуемые признаки, чем считалось раньше.)

Социальный конструктивизм, появившийся под влиянием таких мыслителей, как французский философ Мишель Фуко (1926–1984), утверждает, что научный поиск знаний – совсем не то, чем он кажется. Действительно, Фуко считал науку орудием зла, созданным специально для того, чтобы помочь белым мужчинам, гетеросексуалам и хорошо обеспеченным буржуа среднего возраста маргинализировать необеспеченных людей, женщин, гомосексуалов, представителей этнических меньшинств и всех неевропейских культур.

К сожалению, история показывает, что иногда наука именно так и использовалась. В XIX и части XX столетия биология и антропология помогали оправдать расовое неравенство; с помощью медицины обосновывали необходимость содержания в сумасшедших домах и проведения лоботомии людям с девиантными формами поведения. (Лоботомия – хирургическая операция на мозге, разработанная португальским нейрохирургом Эгашем Монишем. В ходе операции перерезаются нейронные связи фронтальных долей мозга с остальной его частью. Лоботомия рассматривалась как способ успокоить людей с серьезными тревожными или психотическими расстройствами. Однако в результате такой процедуры происходило существенное изменение личности пациентов, их эмоциональной жизни. Теперь эта операция не проводится нигде.) Женщин, поведение которых рассматривалось как отклонение от принятых в обществе норм морали, подвергали насильственной стерилизации. Подобные примеры показывают, что в нашей истории имели место злоупотребления наукой и “социальной инженерией” и как часто это становилось инструментом подавления и разделения людей на классы в соответствии с желанием находящихся у власти людей.

Социально-конструктивистский анализ часто бывает полезен и правомерен. Нам важно разобраться в социальных конструкциях, когда мы пытаемся понять, что происходит вокруг нас. В таких случаях подобный анализ может быть очень существенен. Социальные конструкции окружают нас фактически все время. Например, расплачиваясь монетами в продуктовом магазине, мы используем социальную конструкцию. Ведь монетка – просто штампованный кусочек металла, ценность и функция которого в ежедневных финансовых операциях не составляют внутреннюю сущность этого объекта – они просто сконструированы обществом.

Однако сомнительно, что вся реальность может представлять собой социальный конструкт. Яркий тому пример – традиционные социальные конструкции “маскулинность” и “феминность”, нормативные представления о поведенческих свойствах, характерных для мужчин и для женщин и связанных с дифференциацией половых ролей. С незапамятных времен женщины ассоциировались с чувствами, а мужчины – с рассудком и интеллектом. Эти древние социальные конструкции широко распространены и сегодня, но они не только неправильны, но и очень существенно ограничивают потенциальные возможности и перспективы индивидуума.

Другие вредные социальные конструкции – нормы, относящиеся к сексуальной ориентации, сексуальным отношениях и природе семьи, а также бесчисленные представления о консюмеризме, успехе и статусе[39].

Часто считают, что социальный конструктивизм и релятивизм в отношении истины принадлежат к доминирующему идейному тренду – постмодернизму. (Постмодернизм – очень широкое понятие, не имеющее четкого определения. Часто под постмодернизмом понимают признание существования только субъективной и личностной истины, равно как и отказ от веры в возможность спасения человечества путем развития науки, технологии и рационального мышления.) Словосочетание “социально сконструированный” – лишь небольшая часть словаря современного социологического жаргона, относящегося к постмодернистскому синдрому. Он включает в себя также культурный релятивизм и тесно связанное с ним понятие “ценностный релятивизм”.

Постмодернизм стал источником серьезных эпистемологических, моральных и политических проблем. В большинстве наиболее радикальных версий постмодернизма утверждается, что естественные науки – просто социальная конструкция, случайная “сказка”, ценность которой не превышает ценности любой другой подобной сказки, и ее в соответствии со своим вкусом может “написать” и рассказать каждый.

В 1996 году в бой с постмодернизмом вступил его ярый критик американский физик Алан Сокал. Он направил в модный научный журнал Social Text абсолютно бессмысленную статью, которую редакторы приняли и опубликовали. Статья формально была похожа на критику попыток объединения общей теории относительности Эйнштейна с квантовой механикой с позиций социального конструктивизма. У этого смешного творения, представлявшего собой пародию на “деконструктивистский” стиль письма, было чудесное малопонятное название: “Нарушая границы: к трансформативной герменевтике квантовой гравитации”. Сокал, изображая высокомерного интеллектуала, использовал набор стандартных терминов постмодернистского жаргона для виртуозной атаки на так называемый научный метод.

Так, например, постмодернистский двойник Сокала писал, что представление о “внешнем мире, свойства которого не зависят от индивидуального человека” – просто “догмат, навязанный длительной гегемонией эпохи Просвещения западному интеллектуальному мировоззрению”. Дальше этот герой, ратующий за относительность истины, настаивает, что научные исследования “не могут подтвердить свой привилегированный эпистемологический статус в сравнении с контргегемонистскими нарративами, предлагаемыми диссидентскими или маргинализированными сообществами”. (Проще говоря, наука не может мотивированно претендовать на истину – любой человек обладает своей собственной истиной.) С пеной у рта, на жаргоне, Сокал продолжал в том же духе, используя псевдонаучную аргументацию и даже не гнушаясь идеями ньюэйджеров, которые он позаимствовал у экстрасенсов и адептов паранормальных явлений. И все это для того, чтобы создать впечатление яростной, дискредитирующей мужчин атаки на то, что редакторы журнала назвали бы “фаллоцентрической наукой”. В точном соответствии с расчетом Сокала редакция купилась на его розыгрыш. Алан Сокал блестяще рассказал об этой знаменитой афере и о последовавшем за ней скандале в своей книге “За пределами мистификации”[40].

Еще один наглядный пример постмодернистского абсурда можно обнаружить в моей родной Швеции. Несколько лет назад я участвовал в дебатах о школах, где на одном из семинаров выступал профессор педагогики. Он утверждал, что научная теория эволюции и библейская картина сотворения мира – просто две разные “легенды”, или парадигмы, относящиеся к истории человечества. Дискуссии о том, какая из них имеет большее отношение к истине, не было. С моей точки зрения, такая позиция интеллектуально нечестна. Если все только дело вкуса, то какой смысл обсуждать что-то?

В качестве еще одного впечатляющего примера подобной позиции можно привести заявление шведского профессора педагогики Мойры фон Вригт. В 1998 году она написала отчет для шведского министерства образования о преподавании физики в школе, в котором утверждала, что “ради равенства” следует изменить научные материалы курсов физики. Профессор фон Вригт мотивировала необходимость отказа от научного подхода следующим образом:

Представление о приоритете научного мышления несовместимо с идеалами равенства и демократии… В научном сообществе определенный тип мышления и аргументирования поощряется больше, чем другие… Если не замечать этого, есть риск прийти к неверным выводам – например, автоматически согласиться с идеей о том, что научное мышление более рационально, и решить, что оно должно заменить обыденное мышление[41].

Дальше в том же отчете фон Вригт пишет:

Как соотносятся с равенством наши учебники физики, написанные так, как если бы самым важным было представить ученикам механистическую и детерминистскую картину мира, подчеркнув ее превосходство? С провозглашенной нашими школами идеей равенства несовместимо навязывание столь односторонних взглядов, предлагающих только одно определенное толкование. Тем не менее именно к этому подталкивает большинство учебников физики, внося тем самым вклад в асимметричное и иерархическое взаимоотношение между мужским и женским началом в научном мире. Представляя некритически физику как единственную истину, мы прививаем ученикам наукообразный взгляд на мир, оказывая тем самым (отрицательное) символическое влияние на процесс приобретения ими знания[42].

Учитывающая гендерный фактор и гендерную специфику, физика должна включать в себя реляционную концепцию. Более того, следовало бы убрать большую часть стандартных научных материалов по физике[43].

Вывод в отчете фон Вригт таков:

Возможно, надо начать с того, чтобы по-новому спросить себя: как сделать так, чтобы девочек больше интересовала научная карьера. Например, вместо старого как мир вопроса о том, как заинтересовать физикой девочек, можно посмотреть на это по-другому и поставить вопрос по-новому: как заставить физику больше интересоваться полом и женской точкой зрения?[44]

Положения отчета фон Вригт не просто антиинтеллектуальны – они антинаучны. Кроме того, этот отчет унижает женщин, поскольку в нем предполагается, что они менее способны мыслить рационально, чем мужчины. И все же с 2010 по 2019 год Мойра фон Вригт была ректором университетского колледжа Седертёрн в Стокгольме.

Еще тревожнее, когда мировоззрение, строящееся на относительности истины, прокладывает себе путь в политику. Предположим, статистические данные указывают на то, что в Швеции средний заработок женщин ниже, чем мужчин (а это действительно так). А теперь представьте себе обсуждение этого вопроса в шведском парламенте, где на трибуну поднимается политик и заявляет: “Хорошо, возможно вы считаете, что результаты этих исследований соответствуют истине, но для меня это не так. Согласно моей истине женщины зарабатывают даже больше мужчин!”

Любого политика, не признающего существование объективных фактов, ждут большие неприятности. Очевидно, дискутируя об обществе и политике, трудно добраться до истины, поэтому политикам часто приходится решать, какой аспект реальности они собираются представить публике. Они осмотрительно отбирают, на что хотят обратить внимание, а что могут игнорировать. И делают это особенно тщательно, когда речь идет о числах и статистике. Если проблема достаточно сложная, практически невозможно решить, являются ли статистические данные тенденциозными, допускающими только определенную интерпретацию.

Вопреки распространенному мнению, статистика не лжет (по крайней мере, до тех пор, пока она намеренно не фальсифицируется), но человек может тщательно отбирать ту информацию, которая поможет ему подчеркнуть конкретный аспект реальности. В этом смысле статистика может быть использована в качестве инструмента манипуляции. Политики и другие влиятельные люди также хорошо умеют представлять факты с позиции тех или иных ценностей. То, что представляется ими как голый факт, может нести в себе существенный скрытый идеологический подтекст.

Статистика – способ описания действительности, но она ничего не говорит о том, как сложно все в ней взаимосвязано. И на этом часто играют политики, “подкручивая” данные. Представители одной партии могут утверждать, что занятость населения пошла вверх, а представители другой – что безработица растет. Обе партии подтверждают свои заявления статистикой, и данные обеих партий одновременно могут соответствовать истине. Чтобы понять, как такое возможно, требуется тщательный анализ. Но даже тщательный анализ может не учесть существенные факторы. Другими словами, противостояние релятивизму в политике – дело сложное, но победа здесь жизненно необходима, поскольку настаивать на том, что истины не существует, одновременно и нечестно, и аморально. Утверждать подобное – все равно что погружаться в бурный, коварный поток.

Интерлюдия. О трех великих тайнах

Станет ли нам когда-нибудь известно, как все началось?

На тумбочку возле кровати я всегда кладу три книги. Они о том, что я считаю тремя величайшими тайнами бытия. Первая тайна – происхождение Вселенной, вторая – зарождение жизни, третья – загадка нашего сознания. Сами книги, как и их авторы, время от времени меняются, но всегда на моей тумбочке лежат книги об этих трех таинственных событиях.

Эти три загадки завораживали меня еще тогда, когда я был маленьким мальчиком. Едва ли в этом есть что-то удивительное – это величайшие из известных нам тайн, и мы, люди, задавались этими вопросами с тех пор, как обрели способность удивляться.

Во все времена вдумчивые исследователи, философы и мыслители выдвигали различные теории, пытаясь ответить на вопросы о происхождении Вселенной, зарождении жизни и природе сознания, но и в настоящее время консенсуса по поводу ответов на них нет. Наше врожденное любопытство толкает нас все дальше и дальше, не давая остановиться на этом пути.

Некоторые люди считают, что научно обоснованные ответы получить никогда не удастся. Эти загадки лежат за пределами научного познания, и поэтому, говорят они, их невозможно разрешить. Разгадать их – священный долг религии, а не науки.

К сожалению, я, хоть убей, не могу принять эту аргументацию. Мне абсолютно чужд образ мыслей, при котором заранее отбрасывается способность науки однажды ответить на те вопросы, ответы на которые сегодня нам неизвестны. Почему следует отрицать существование новых путей к знанию? Почему мы должны закрывать глаза, когда можем смотреть на мир широко открытыми глазами?

Подобный негативный настрой перекрывает все возможности двигаться дальше. Мне так трудно сказать: “Этого никогда не удастся сделать, мы никогда этого не узнаем, это невозможно!” В течение столетий наука раскрыла несметное количество тайн, казавшихся людям безнадежно неразрешимыми. Мы научились летать, выяснили, как лечить болезни, узнали, из чего состоят невообразимо далекие звезды и в чем источник их энергии, мы поняли, как разглядеть новые явления на невероятно крошечных (буквально микроскопических!) и невообразимо огромных (буквально астрономических!) масштабах. Благодаря теории естественного отбора мы объяснили природу неимоверного разнообразия сложных и прекрасных созданий. Явления, когда-то совершенно необъяснимые, уже перестали быть таинственными. Почему же так не может происходить снова и снова?

Мне хочется, чтобы мы все заняли более открытую позицию и спокойнее относились к тому, чего мы еще не понимаем. Может, когда-нибудь мы с легкостью ответим на вопрос, как в результате деятельности миллиардов и миллиардов нейронов (и триллионов и триллионов синапсов), составляющих наш мозг, возникает сознание.

И возможно, однажды мы объясним, как в неживой природе зародилась жизнь в результате химических процессов и большого количества тепла, попадающего к нам издалека, исходящего от того, что мы называем Солнцем. Возможно, в отдаленном будущем нам удастся понять, как происхождение Вселенной (чего-то, появившегося чудесным образом из ничего) можно связать с удивительными скачками квантовой физики, или, может быть, потребуется какая-то совсем другая космологическая теория, о которой мы сейчас даже не подозреваем.

Или, возможно, что нам никогда не удастся раскрыть эти тайны. Но сейчас мы этого не знаем. И уж, конечно, я не хочу заранее сбрасывать что-нибудь со счетов. В конце концов, наше ограниченное знание постоянно совершенствуется. Беспристрастность и непредубежденность требуют, чтобы я сказал: “Возможно, когда-нибудь мы наконец разгадаем эти тайны”.

А до того я буду продолжать читать эти три книги, лежащие на тумбочке возле кровати. Они всегда будут написаны новыми авторами, всегда будут рассказывать о новых идеях. Когда я читаю эти книги, у меня возникает ощущение, что мои мысли устремляются куда-то очень высоко. Это головокружительное чувство. И, возможно, в один прекрасный день на моей тумбочке останется только одна книга – та, которая даст разумные и хорошо обоснованные ответы на все эти вопросы.

Глава 3

Убежденность, для которой есть веские основания

Относительно обоснованности наших убеждений

Проблема этого мира в том, что глупцы и фанатики слишком уверены в себе, а умные люди полны сомнений.

Бертран Рассел

Когда мы пытаемся разобраться, какова природа реальности и что значит истина, возникает огромное количество вопросов. Во что следует верить? Почему я должен в это верить? Что на самом деле означает во что-то верить?

Слово “вера” имеет множество значений. Когда речь заходит о том, который сейчас час или как называется столица Кении, часто говорят что-то вроде “Я думаю, около пяти часов” или “Я полагаю, что это Найроби”. Это одна из форм веры. Для сравнения: фраза “Я верю в Генри” означает не только убежденность в существовании Генри, но и уверенность в Генри, доверие к нему. Можно также сказать: “Я верю в справедливость”, что означает желание видеть мир вокруг себя справедливым.

Словосочетание “У меня есть вера” часто предполагает религиозную убежденность в существовании одного или нескольких богов, но его можно использовать без всякого религиозного подтекста в значении “У меня есть вера в тебя”.

Что же тогда значит верить во что-то? Имеет смысл различать два типа веры.

Первый тип можно назвать когнитивной верой (от латинского cognitio – знание). Ее характеризует уверенность в том, что нечто ведет себя определенным образом или обладает определенными свойствами. Типичные примеры – фраза “Я уверен, что сейчас пять часов” и высказывания вроде “Я верю, что завтра утром будет дождь” или “Я уверен, что на других планетах есть жизнь”. Когнитивная вера – это утверждение истины.

Вера второго типа сходна с религиозными чувствами. Здесь речь идет об убежденности, верованиях, доверии и расчете. Это относится скорее к вере во что-то или кого-то, чем к вере в то, что дело обстоит именно так. Слова “Я верю в вас” означают не то, что “Я верю в ваше существование” (хотя, конечно, это предполагается), а скорее то, что “Я знаю, что всегда могу на вас положиться и доверяю вам”.

Все мы во многое верим, причем наша вера может быть как результатом когнитивного познания, так и убежденностью, которая сродни религиозной вере.

Большинство наших представлений о мире основано на когнитивной вере. Мы верим, что стоящий перед нами стол существует. Мы верим, что существуем мы сами. Мы верим, что мир существовал всю прошлую неделю и будет существовать на следующей. Мы верим, что завтра утром взойдет солнце (хотя, возможно, и нет, если 21 декабря мы окажемся на самом севере Швеции!). Мы верим, что Земля вращается вокруг Солнца. В эпистемологическом смысле ни одно из этих утверждений не может быть окончательно, раз и навсегда доказано, тем не менее у нас есть веские причины утверждать, что они истинны.

Чтобы ясно понимать природу наших убеждений, следует различать свидетельство и доказательство. Мы часто слышим, как говорят, что нельзя доказать истинность каких-то научных теорий, например теории эволюции. Это действительно так. В своем самом точном значении слово “доказательство” относится только к математике. (В математике доказательство – это рассуждение, проведенное с помощью последовательности чисто логических шагов. Эта последовательность начинается с постулатов (аксиом), продолжается по строго определенным формальным правилам (правилам вывода) и приводит к окончательному выводу (теореме).)

Вне математики такого рода строгих доказательств не существует. Поэтому с чисто эпистемологической точки зрения мы никогда не сможем логически доказать не только то, что теория гравитации Эйнштейна правильна, но и то, что Земля круглая. Однако тот факт, что вне математики утверждения не могут быть доказаны в узком и строгом смысле, совсем не значит, что вне математики все когнитивные утверждения одинаково хорошо (или одинаково плохо) обоснованы. Хотя наука не может и не дает нам абсолютных и неопровержимых доказательств, ее сила в том, что она предоставляет нам доказательства или свидетельства (одни более сильные, другие более слабые) в пользу тех или иных теорий.

Люди верят во все что угодно. Воспринимая одни идеи и отрицая другие, мы все, сознательно или нет, создаем свой собственный облик реальности.

Пытаясь объяснить, как устроен окружающий нас мир (иными словами, занимаясь точными науками), мы выдвигаем теории (или гипотезы, или предлагаем модели), описывающие поведение объектов. По причинам, изложенным выше, построить неопровержимо доказуемую теорию нельзя. Тем не менее можно собрать вещественные доказательства, которые позволят тщательно проконтролировать справедливость различных гипотез, поддержат как теорию, так и следующие из нее выводы. Каждый раз, проверяя обоснование и выводы теории, мы повышаем ее достоверность. Мы также можем опровергнуть теорию (то есть показать, что лежащие в ее основе идеи не работают). Это происходит тогда, когда эксперименты, призванные подтвердить наши догадки, расходятся с нашими же предсказаниями.

Убедиться, что теория верна, – значит быть уверенным, что определенные объекты ведут себя определенным образом или обладают определенными свойствами. Конечно, у нас могут быть сомнения относительно справедливости теории, и мы можем сказать: “Я не слишком уверен, но подозреваю, что…” Или может быть очень сильная убежденность в своей правоте: “Вне всяких сомнений, я уверен, что…” Но в любом месте этого непрерывного спектра мнений мы по-прежнему имеем дело только с правдоподобием, а не с абсолютной достоверностью. Когда имеется несколько конкурирующих теорий, мы обычно верим той, которую считаем наиболее убедительно доказанной.

Когда мы говорим, что знаем нечто, мы имеем в виду, что не только верим в это, но у нас есть на то веские основания.

Помимо когнитивных представлений, у большинства из нас есть убеждения, напоминающие религиозную веру. Так, мы верим своим друзьям и близким. Мы уверены в своих силах. Мы можем объявить, что верим в любовь, в такую политическую идею, как демократия, что означает нашу уверенность в могуществе и конкурентном преимуществе этих абстракций.

Мы постоянно бессознательно полагаемся на наши чувства. Такая уверенность похожа на веру. Если наши глаза говорят нам, что в саду растет дерево, то мы верим, что оно там есть. Конечно, если у нас остаются некоторые сомнения в том, что дерево существует, мы можем пойти в сад и потрогать его, но, чтобы сделать какие-либо заключения из этого действия, нам все равно придется положиться на наше осязание, по сути, поверить в него. Без веры в собственные чувства нам было бы очень трудно выживать и перемещаться по земле. Если бы у нас не было такой веры, нам было бы очень трудно жить.

Часто мне задают вопрос: “Тогда во что веришь ты? Ведь наверняка ты должен во что-то верить!” – при этом обычно в голосе спрашивающего слышится раздражение.

Я никогда до конца не мог понять, что стоит за этим вопросом, ведь, конечно, как всякий нормальный взрослый человек, я верю во множество разных вещей. Я только не верю ни в какого бога. Но одно это неверие не означает, что я не верю ни во что! В конце концов, я человек. Оставим это и двинемся дальше. Каковы мои убеждения?

Итак, вот несколько типичных примеров – с когнитивного конца этого бухгалтерского реестра – моих верований. Я верю, что 10 + 10 = 100 (в двоичной системе счисления!); я верю, что ладья на шахматной доске ходит по горизонтали и по вертикали, но не по диагонали. Еще я верю, что у моей машины руль, а не киль, что материя состоит из атомов; я верю, что носителями наследственной информации являются гены, представляющие собой участки ДНК. Я верю, что единороги бывают только в сказках, я верю, что на других планетах есть жизнь, я верю, что теория эволюции Дарвина корректно описывает происхождение видов. Так же я верю, что “бог” – понятие, сконструированное человеком, и что это слово не относится ни к чему конкретному и не соответствует какой-либо реальности во внешнем мире.

И там, где ведется учет моих основанных на доверии убеждений, тоже есть масса вещей, в которые я верю. Конечно, я не верую ни в какого бога, поскольку это в первую очередь потребовало бы от меня когнитивной веры в бога (нельзя полагаться на что-то, во что абсолютно не веришь!). Но я могу указать и положительные примеры моих внутренних убеждений, то, во что я действительно верю. Я верю в большие возможности человечества, в способность людей рассуждать, в нашу готовность брать на себя ответственность. А еще я верю в равенство, не-расизм, не-сексизм и права человека.

Так я сам отвечаю на вопрос, вынесенный в заголовок этой главки.

Широко распространено ложное представление о том, что вера человека в науку сравнима с верой других людей в бога. Дело в том, что словосочетание “вера в науку” сбивает с толку. Верить в науку разумно, то есть разумно испытывать доверие к методам, позволяющим строить научные теории. Научные гипотезы существенно отличаются от религиозных утверждений, которые человек принимает на веру, хотя они могут быть ошибочными или даже мошенническими. Когда дело доходит до вопросов, относящихся к окружающему миру, научные ответы строятся на рассуждениях и тестировании, которые за прошедшие столетия зарекомендовали себя как гораздо более надежные, чем утверждения пророков, откровения, мечты или Священное Писание.

Как следствие, практическое знание о мире вокруг нас мы строим на хорошо обоснованных научных идеях. Если вечером, выглянув в окно, я не увижу на небе ни одного облачка, а затем прослушаю прогноз погоды, где мне сообщат, что завтра утром будет ясно, то с большой долей уверенности я могу предположить, что, когда я встану утром, будет солнечно. Конечно, это мое мнение, а не твердая, неизменная, догматическая уверенность. До того, как я пойду спать, тучи могут затянуть небо или я услышу обновленный прогноз, где скажут что-то другое, тогда и мои ожидания изменятся. Таким образом, мое мнение о погоде на завтра определяется как выработанной годами осведомленностью об окружающем мире, так и моими сенсорными ощущениями. Если появятся новые данные, моя точка зрения может быстро измениться. Это похоже на то, как ученый – неважно, занимается он физикой, химией, биологией или любой другой точной наукой – приходит к научному результату.

Большинство людей верят в науку в том смысле, что обычно мы все полагаемся на открытия известных и серьезных исследователей. Таким образом, наше отношение к науке основано на доверии, хотя это и не значит, что мы догматически верим каждому прочитанному научному сообщению. В конечном счете большое количество научных идей оказывается неправильными. Однако красота науки в том, что благодаря коллективным действиям тысяч людей, вовлеченных в активный поиск истины, ложные гипотезы в итоге надежным образом отсеиваются, а истинные на законных основаниях остаются.

За последние несколько веков научные методы доказали свою высокую эффективность при описании окружающего мира, объяснении этого мира и предсказании происходящих в нем событий. Подобного нельзя сказать о религиозных верованиях. Как показывает история, священные религиозные тексты и откровения часто содержат представления о мире, входящие в прямое противоречие с тем, что нам о нем сегодня известно.

В отличие от религии наука движется вперед путем постоянной верификации своих гипотез, и поэтому наука – самокорректирующийся процесс получения знаний. Несмотря на это, и сегодня есть много людей, относящихся к науке очень скептически. В богословских кругах есть даже те, кто утверждает, что для самодостаточности науке необходима теология. (Хотя, насколько я знаю, ни один богослов не может объяснить, откуда следует подобная зависимость.) Один обладающий чувством юмора ученый раздраженно сказал:

Наука – это не религия. Ах, если бы только она была таковой! Ведь в этом случае получить деньги на исследования было бы гораздо легче…

В современном информационном обществе имеет место бешеная конкуренция обрушивающихся на нас идей. В газетах печатаются гороскопы, в вечерних телевизионных программах рекламируются волшебные лекарства от смертельно опасных болезней, в интернете нам скармливают рецепты чудодейственных диет и так далее, и так далее… Предсказатели и медиумы утверждают, что могут открыть нам будущее или читать наши мысли. Таблоиды переполнены статьями о реинкарнации и индийских гуру, создающих сокровища по мановению пальца. На уличных ярмарках мелкие торговцы предлагают восстанавливающие энергию магнитные браслеты или кристаллы, способные вернуть гармонию в нашу жизнь. А разного рода проповедники предлагают нам (или требуют от нас) уверовать в того или иного бога. Скажите, пожалуйста, каким образом нормальный человек может решить, во что ему верить, когда на него обрушивается такое невероятное количество конкурирующих предложений?

Часто нам преподносят утверждения и идеи или предлагают новые товары, про которые мало что известно или нет серьезных исследований, их подтверждающих. Обычно за этим скрывается просто желание заработать или пропаганда той или иной идеологии. Нам отчаянно нужен разумный и объективный метод для проверки достоверности всей массы этой рекламы.

В научные открытия разумно верить в том случае, когда они в достаточной степени подкреплены экспериментом. По крайней мере, научным результатам можно доверять до тех пор, пока их не заменят новые, более надежно установленные данные. Конечно, это означает, что мы всегда должны быть готовы проверять и пересматривать наши представления.

Увы, нам никогда не удастся неопровержимо доказать математически, что в небе беспорядочно не летают чайники или что нет таких невидимых, ничем не пахнущих, абсолютно безмолвных и неосязаемых слонов, через которых нам все время приходится проходить. Но разве тот факт, что мы не можем с абсолютной непреложностью доказать абсурдность этих глупых идей, означает, что мы должны в них верить? То же самое касается попыток опровергнуть идею о жизни после смерти. Конечно, мы не можем логически безупречно опровергнуть ее, но, с другой стороны, какие основания у нас вообще есть для того, чтобы верить в нее?

Откуда мы знаем, что, подойдя в следующий раз к зеркалу, мы увидим там себя? Может, нас вообще там не будет! И, возможно, когда в следующий раз вы разожмете кулак, в котором сжимали камешек, тот не упадет на землю, а останется висеть в воздухе! А может быть, малюсенькая колибри, порхающая за кухонным окном, неожиданно пролетит сквозь стекло, не разбив его, превратится в летающего дракона и откусит вам голову! Но все мы сомневаемся, что такое может произойти, и у нас есть на то веские основания. Тем не менее доказать это мы не можем. Доказательства – удел математики.

Но если ни в чем нельзя быть уверенным, как мы умудряемся жить? Когда задаешься таким вопросом, следует помнить о принципе интеллектуальной честности Ингемара Хедениуса: “В идею следует верить тогда и только тогда, когда есть веские причины считать, что она истинна”. Хотя звучит он тривиально, это важный принцип, позволяющий ориентироваться в повседневной жизни. Идеи должно проверять, и даже странные утверждения нельзя отвергать с ходу. Можно ли быть более непредвзятым, чем руководствуясь такой установкой? Именно поэтому принцип Хедениуса важен.

Сталкиваясь с чем-то новым в окружающем мире, спросите себя: есть ли веские основания относиться к подобным утверждениям серьезно? Есть ли веские причины с ними не согласиться? Есть ли другой способ объяснить то, что утверждается? Как лучше всего объяснить эти утверждения? Насколько сильны доказательства, их обосновывающие? Как эти утверждения соотносятся с другими утверждениями, которые, как мы знаем, правильны? Это невероятно или правдоподобно? Есть ли скрытые причины считать, что кто-то навязывает эту идею?

Во многих жизненных ситуациях нам приходится полагаться на представления и знания других людей. Мы должны верить тому, что написано в учебниках по физике, поскольку знаем, что они написаны экспертами – профессиональными физиками. И наоборот, мы мало или совсем не доверяем скабрезным и сенсационным заголовкам желтых газет, таких как The Weekly World News в Соединенных Штатах (теперь этот таблоид выходит только онлайн), The Daily Mirror в Англии или Aftonbladet в Швеции. Посмотрите на изумительную подборку заголовков The Weekly World News:

Посмотрев в зеркало, самая уродливая женщина в мире умерла

У дельфина растут человеческие руки

Адольф Гитлер был женщиной!

Охотник на уток подстрелил ангела!

Самолет, пропавший в 1939 году, приземлился!

Череп Сатаны найден в Нью-Мексико!

Телескоп Хаббла сфотографировал рай

Родилась лошадь с человеческим лицом!

Барак Обама – робот!

Девочка-подросток съела 4000 тампонов!

Хиллари Клинтон усыновила ребенка иммигрантов!

Выжившие на “Титанике” обнаружены на спасательном плоту!

НАСА сфотографировало привидений в космосе

В сэндвиче с тунцом обнаружена крохотная русалочка!

5000-летний НЛО найден на берегу озера Чад

Фермер подстрелил кузнечика весом 23 фунта

Лысый человек жарит яйца у себя на голове

Что заставляет нас относиться скептически к этим заголовкам? Что нас в них настораживает?

Скажем так: иногда их полная неправдоподобность. Иногда эти заголовки непристойны. Иногда они гротескны. Иногда они инфантильны. Иногда похожи на волшебную сказку. Иногда слишком шутливы. Иногда причина в том, что мы и раньше видели “нечто подобное”. Другими словами, если прочесть достаточное количество заголовков желтых газет, развивается что-то вроде бессознательного шестого чувства, позволяющего распознать “подобную чепуху”.

Еще один способ – чтение таблоидов в течение достаточно длительного времени, что позволяет постепенно научиться узнавать повторяющиеся штампы. В детстве такого рода заголовки возбуждали любопытство и поражали, но с возрастом становишься подозрительным.

Очевидно, каждое утверждение проверять самому невозможно, и, пытаясь в чем-то разобраться, мы должны полагаться на других. Поэтому каждому из нас необходимо выработать свои критерии, позволяющие решить, каким авторитетам стоит доверять, а какие “авторитеты” вообще таковыми не являются. Можно надеяться, что профессор физики знает физику лучше меня. Газета The New York Times, по-видимому, более надежна, чем The Weekly World News. Но это не значит, что есть определенные источники, на которые следует слепо полагаться всегда и при любых обстоятельствах. Нельзя безоговорочно верить всему, что произносит отдельно взятый профессор физики, нельзя некритически относиться к каждому слову, прочитанному в The New York Times. В конечном счете после достаточной подготовки, набравшись опыта, человек сам должен уметь судить о правдоподобии встречающихся ему утверждений.

Элегантная дама, сидящая рядом с вами на роскошном приеме, рассказывает, как ее похитили пришельцы и две недели держали на космическом корабле. Она добавляет, что дома у нее есть несколько унесенных с корабля предметов, которые она была бы просто счастлива показать вам. Вероятно, вы отнесетесь к рассказу дамы скептически. Но почему вы настроены скептически? Главным образом потому, что ее утверждения противоречат вашему предшествующему опыту и всему, что вы выучили за вашу жизнь про устройство мира. И еще – хотя это менее важно – если бы похищение пришельцами действительно имело место, об этом трубили бы все газеты.

Вы приходите к выводу, что ваша соседка за столом говорит глупости, но можете ли вы доказать, что это глупости? Нет. Вы можете только отнестись к ее рассказу как крайне неправдоподобному.

Поверить в рассказ дамы имело бы смысл, если бы ее реальное похищение космическими пришельцами оказалось самым простым и самым разумным объяснением этой истории. Но в данном случае это не самое простое и не самое разумное объяснение. Гораздо проще и гораздо больше похоже на то, что дама просто вешает вам лапшу на уши, или хочет вас разыграть, или ей ужасно не хватает внимания, или она пьяна, или у нее серьезное психическое заболевание, или она просто хочет заманить вас к себе домой. А может быть, она несколько не в себе или устала. И все эти объяснения представляются вам (или любому другому) гораздо более разумными, чем возможность принять на веру гипотезу о похищении космическими пришельцами.

Когда тебе рассказывают какую-то удивительную историю, разумно поступить согласно прекрасному универсальному правилу и спросить себя: подтверждает ли наиболее правдоподобное объяснение правдивость этой истории? Другое простое и надежное правило – максима Карла Сагана: “Экстраординарные утверждения требуют экстраординарных доказательств”. Карл Саган (1934–1996) – очень авторитетный американский астрофизик и популяризатор науки. Его запоминающаяся фраза перекликаются с более ранним высказыванием великого французского астронома и математика Пьера Симона де Лапласа (1749–1827): “Весомость доказательств экстраординарного утверждения должна быть пропорциональна его необычности” – и со словами английского философа Дэвида Юма (1711–1776): “Мудрый человек соотносит свою веру с доказательствами”.

У вас есть подруга, которая говорит, что завтра должен быть дождь. Вы верите ей, поскольку нет особых причин относиться к ее словам подозрительно. Она добавляет, что только что смотрела по телевизору прогноз погоды, который вы не видели. На следующий день может выясниться, что ее утверждение оказалось неверным, тем не менее с вашей стороны было чрезвычайно разумно поверить ей.

Другой ваш хороший приятель сообщает вам, что при медитации тибетские монахи могут парить в воздухе. Подумав немного, вы приходите к выводу, что данное утверждение абсолютно не соответствует современным научным представлениям. Оно противоречит всему нашему опыту, который предполагает наличие силы тяжести и классических законов, управляющих движением тел под действием сил. Однако это не значит, что со всей математической строгостью вы можете доказать, что утверждение вашего друга ошибочно. Но, подумав еще несколько минут, вы понимаете, что если бы тибетские монахи действительно могли висеть в воздухе, то этот выдающийся научный факт со скоростью лесного пожара распространился бы по всем новостным агентствам. Первый человек, которому довелось бы наблюдать парящего монаха и объяснить это явление, наверняка получил бы Нобелевскую премию по физике. Но ничего подобного не произошло.

Тем не менее, возможно, это совершенно новое явление, которое просто еще не успело попасть в газеты? Правда, ваш друг добавляет, что в Тибете о летающих по воздуху медитирующих монахах известно уже тысячи лет. Кроме того, он ненароком замечает, что сам этого не видел, но слышал от своего приятеля, который знает какого-то очень умного человека, прожившего в Тибете много лет.

Неожиданно вы вспоминаете простое правило: “В идею следует верить тогда и только тогда, когда есть веские основания полагать, что она истинна”. Обдумав рассказ друга со всех сторон, вы принимаете решение: есть веские основания полагать, что сила тяжести действует на всех монахов в мире, включая тибетских (даже если они медитируют), поэтому совсем неправдоподобно, просто на грани фантастики, что они могут парить в воздухе.

Сделанный вывод не означает, что вы слишком скептично отнеслись к рассказу друга или что вы догматически отвергаете все новое. Совсем наоборот! Вы продемонстрировали полную открытость, готовность обдумывать новое, рассматривать утверждения со всех сторон, вы показали, что к экстраординарным утверждениям вы относитесь экстраординарно внимательно. В данном случае после детального рассмотрения вы пришли к заключению, что, скорее всего, вашего друга ввел в заблуждение его друг, или, возможно, в последовательности свидетелей и людей, пересказывающих эту историю, было одно слабое звено – человек, который невольно ошибся или даже намеренно лгал.

Другой прекрасный метод, который можно использовать, обдумывая необычное утверждение, – принцип, называемый reductio ad absurdum – доведение до абсурда. По сути, идея состоит в проведении мысленного эксперимента. Сначала предполагается, что рассматриваемое утверждение истинно, а затем самым тщательным образом исследуется, к каким последствиям это может привести. Не дойдем ли мы до абсурда, признав истинность подобной гипотезы? Если да, то вполне разумно сделать вывод о том, что исходное предположение ложно.

Рассмотрим классический пример такого мысленного эксперимента в физике[45].

Примерно 2300 лет назад Аристотель заявил, что при падении скорости тел с разными массами различны. Он считал, что камень весом в один фунт падает медленнее, чем камень весом в десять фунтов. Прошло около 2000 лет, и Галилей пришел к выводу, что Аристотель был неправ и что на самом деле тела падают (в вакууме) с одинаковой скоростью. (Как мы уже видели, острый конфликт между католической церковью и Галилеем был связан с тем, что он считал ошибочными некоторые утверждения Библии о природе окружающего мира. В частности, согласно Галилею, ошибочным было утверждение о том, что Солнце периодически обращается вокруг Земли, а не наоборот, что считал правильным он сам.) Галилей мог обосновать, каким образом он пришел к выводу об одинаковой скорости падающих тел. Покажем, как он это сделал с помощью метода reductio ad absurdum.

Предположим, что Аристотель прав, и камень весом в десять фунтов падает гораздо быстрее камня весом в один фунт. Теперь представим себе, что до того, как отпустить одновременно оба камня, мы связали их очень легкой веревочкой. Медленнее падающий камень весом в один фунт будет сдерживать падение десятифунтового камня. И наоборот, более тяжелый камень будет тянуть вниз более легкий. Поэтому легкий камень будет падать быстрее, а тяжелый камень – медленнее, чем если бы они не были связаны. Отсюда следует вывод: два связанных вместе камня суммарным весом одиннадцать фунтов падают несколько медленнее, чем падал бы один десятифунтовый камень. Но это противоречит утверждению Аристотеля о том, что более тяжелое тело (одиннадцатифунтовый “составной камень”) падает быстрее более легкого тела (десятифунтовый камень).

Таким образом, путем рассуждений мы пришли к выводу, что составной камень будет падать одновременно и медленнее, и быстрее, чем камень весом в десять фунтов. Но этот вывод абсурден (два противоположных вывода не могут быть справедливы одновременно), а это значит, что мы должны отказаться от заведшего нас в тупик начального утверждения (а именно утверждения Аристотеля).

Итак, действуя по методу reductio ad absurdum, мы сначала “испытываем” утверждение, полагая в порядке рабочей гипотезы, что оно истинно, а затем с помощью логического анализа выясняем, не приводит ли наше предположение к внутренним противоречиям (или к абсолютно немыслимым следствиям). Если так и происходит, следует вернуться назад и отказаться от утверждения, считавшегося условно истинным. Короче, вот “рецепт” метода reductio ad absurdum:

1. Положим, рассматриваемое утверждение X истинно.

2. Рассуждая логически, проверяем, к каким следствиям оно приводит.

3. Если эти следствия безумны или внутренне противоречивы, отказываемся от утверждения X.

Вот еще один пример, показывающий, как работает метод reductio ad absurdum. К вам в дверь стучится бродяга-изобретатель и пытается продать небольшой кристалл. Он говорит, что в кристалле сосредоточена фантастическая энергия, и поэтому носящий его человек прекрасно себя чувствует. Более того, если кристалл положить в машину, расход бензина снизится на 20 процентов. Кристалл стоит всего 99 долларов, поэтому не успеете вы и глазом моргнуть, как он окупится за счет экономии на бензине. Итак… вы этому поверите?

Посмотрим, сможем ли мы воспользоваться принципом reductio ad absurdum. Давайте предположим, что изобретатель говорит правду и кристалл действует именно так, как обещано. Хорошо, но тогда почему такие кристаллы не встроили в свои машины все производители автомобилей? Каждый из них был бы в восторге заполучить устройство, позволяющее сделать его машины на 20 процентов эффективнее, чем у конкурентов. Какой невероятный успех ждал бы их на рынке!

Ладно, возможно, изобретатель просто еще не сообщил никому из производителей машин об этом небольшом устройстве? Хм-м… зачем же изобретателю скрывать столь ценную информацию от всех производителей автомобилей? Предположим, General Motors могла бы купить эксклюзивные права на этот кристалл и, кроме того, получить патент на метод его производства. Если бы машины этой фирмы стали на 20 процентов эффективнее, чем у конкурентов, они получили бы огромное преимущество на рынке автомобилей.

Теперь очень даже похоже, что GM согласилась бы заплатить изобретателю очень большие деньги за такую прекрасную возможность. Так почему же он не предпочел столь просто стать очень богатым? Возможно, он невероятный идеалист, который лишь хочет оказать миру услугу, а денежные вопросы его совсем не волнуют? Но в таком случае почему он пытается продать вам кристалл за 99 долларов? Почему он просто не раздает кристалл всем и вам в том числе? Вы видите, что весь сценарий становится все более и более неразумным, более и более нелепым, более и более дурацким, более и более абсурдным. Итог: мы имеем дело со случаем reductio ad absurdum.

Изначально мы предположили, что скитающийся от двери к двери изобретатель говорит правду, а затем показали, что такое предположение приводит к абсурдным последствиям. Вывод таков: утверждение изобретателя относительно кристалла практически наверняка ложно.

В реальном мире абсолютно надежных методов рассуждений нет. И даже умозаключения поистине блестящих математиков могут содержать существенные ошибки. Остановимся на необычной истории итальянца-иезуита Джованни Джироламо Саккери (1667–1733). Он был незаурядным математиком, считавшим главной целью жизни отстоять честь своего героя – Евклида – и строго доказать справедливость постулата параллельности (о нем мы упоминали выше).

Многие пытались это сделать и до Саккери (хотя всегда безрезультатно), но никто не отважился использовать принцип reductio ad absurdum. Саккери посчитал, что это идеальный путь решения поставленной задачи и, взяв быка за рога, предположил: отрицание постулата о параллельности Евклида верно. Поистине дерзкое предположение. Затем упрямый иезуит, исходя из этого странного нового постулата – отрицания постулата Евклида (сам он считал это неправильным) – начал доказывать одну новую теорему за другой, еще и еще. Хотя каждая новая теорема не соответствовала его интуиции, Саккери, стиснув зубы и исписав несколько сот страниц, продвигался вперед. Наконец однажды у него получился результат, поразивший его своей чрезвычайной странностью и неправдоподобностью: что существует максимально возможная площадь треугольника! Саккери воздел руки к небу и произнес ставшую знаменитой фразу: “Этот результат противоречит природе прямой линии!”

Ему казалось, что это полный абсурд. Но ведь именно этого он и добивался! Аллилуйя! В соответствии с методом reductio ad absurdum Саккери с чувством удовлетворения вернулся назад и отверг изначальное предположение, ответственное за этот “противоречащий разуму” результат. Конечно, этим предположением было отрицание священного постулата Евклида о параллельных прямых. Ведь если отрицание постулата Евклида следует отклонить, то сам постулат Евклида следует принять. Цель достигнута! Ура!

В конце жизни Саккери опубликовал книгу, называвшуюся “Euclides ab omni naevo vindicatus” (“Евклид, очищенный от всех пятен”), где представил свои выводы. Благодаря этой книге и ее убедительному названию какое-то время считалось (по крайней мере, часть математиков с этим соглашалась), что наконец-то постулат о параллельности Евклида строго доказан и Евклид отомщен. Какое счастье для Саккери и Евклида!

Но, к сожалению, “противоречие”, подсказанное Саккери интуицией, не было истинным противоречием или парадоксом. Оно было просто эмоциональной реакцией, внутренним чувством, интуицией. Примерно через сто лет после его смерти несколько других отважных математиков (самые известные из них – венгр Янош Бойаи и русский Николай Лобачевский) последовали по его стопам. Они отвергли постулат параллельности Евклида, заменив его альтернативным утверждением. Однако эти упрямцы не сочли свои результаты абсурдными или противоречащими разуму. Перед их глазами медленно стали вырисовываться контуры новой геометрии, той, где “прямые линии” не были прямыми в том же смысле, в каком были прямыми прямые Евклида, но присущая им внутренняя логика была, хотя и удивительной, тем не менее безупречной. И, несомненно, в рамках этой геометрии существование максимально возможной площади треугольников было совершенно разумно. Так одновременно в двух местах – в Венгрии и в России – родилась неевклидова геометрия.

Бедный падре Саккери слишком упорно придерживался ранее сформированного мнения и упустил свой шанс – не открыл геометрию, которую, безусловно, назвали бы геометрией Саккери. Он был смел, но недостаточно смел. Саккери неправильно использовал принцип reductio ad absurdum. Заявив, что обнаружил долгожданный абсурд, он слегка поторопился и сделал это слишком легко. Его утверждение “Этот результат противоречит природе прямой линии!” не было достаточным основанием выбросить в корзину все выведенные им странные теоремы. Отсюда урок: обдумывая что-то, будьте чрезвычайно осторожны и не позволяйте предвзятому мнению слишком легко увлечь (или, наоборот, отвлечь) вас. Конечно, это проще сказать, чем сделать. В конце концов, во многих отношениях рассудительность и здравомыслие – искусство, а не наука.

Многие склонны считать, что есть редкие люди, обладающие паранормальными способностями, и готовы верить в магическую силу экзотических тибетских монахов и целительные свойства загадочных кристаллов. Выражая скептицизм по поводу подобных явлений, часто сталкиваешься с возражениями: “Ты не можешь доказать, что монахи не парят в воздухе во время медитации! Почему ты такой ограниченный? Отбрось предубеждение! Наука не может объяснить все! Будь чуть более беспристрастным!”

И опять мы сталкиваемся со столь распространенным и нелогичным предубеждением по отношению к рациональному мышлению. В таком сложном контексте тем более важно еще раз обратить внимание на то, что вряд ли человек может быть более беспристрастным, если он готов принять во внимание все гипотезы, рассмотреть их следствия и согласиться с наиболее обоснованными из них. Наоборот, если человек всерьез верит чему-то даже тогда, когда появляются важные свидетельства в пользу конкурирующих идей, назвать его непредвзятым вряд ли можно. На самом деле подобная негибкая, догматическая точка зрения – отличительная черта, указывающая на наличие закоснелых предрассудков.

Частный случай подобных дискуссий – спор о существовании чего-то. Невозможно привести “железобетонное” доказательство несуществования чего-то (например, снежного человека или лох-несского чудовища), но, в принципе вполне возможно убедительно показать, что нечто существует.

Итак, положим, у вас есть приятель, утверждающий, что существуют зеленые лебеди.

– Нет, нет и нет! – протестуете вы. – Зеленых лебедей не бывает!

– Докажи мне это утверждение, – отбривает он вас.

Ну вот вы и попались. Если захотите предоставить неопровержимое доказательство того, что зеленых лебедей не бывает, вам придется объехать всю землю и проверить каждого встретившегося лебедя. Но даже этого будет недостаточно: вам будет необходимо еще и убедительно доказать, что во время поисков ни одного лебедя вы не пропустили. Это уж слишком!

Ваша уверенность в том, что зеленых лебедей не существует, строится на том, что ни ваши наблюдения, ни наблюдения других людей не указывают на их существование. Но вы не можете неопровержимо доказать, что зеленых лебедей нет. У вас есть только отрывочные данные. (И, кстати, предположение, что зеленые лебеди действительно существуют, не приведет к каким-либо абсурдным выводам, так что метод reductio ad absurdum здесь не работает.) С другой стороны, если ваш приятель хочет доказать, что вы неправы, все, что ему требуется сделать, – представить вам одного-единственного зеленого лебедя! Похоже, теперь бремя доказательства лежит на вашем приятеле. Вы можете поудобнее устроиться в кресле и предложить ему отправиться искать своего зеленого лебедя.

Многое из сказанного относится и к разговору о парящих тибетских монахах. Показать, что во время медитации монахи могут летать, проще простого: надо, чтобы один из них проделал это в условиях контроля, а кто-то другой заснял его полет на видео. Вы же можете предоставить только частичное доказательство того, что такие монахи не существуют. Как мы уже говорили, доказательство, подтверждающее невозможность существования чего-то, всегда вынужденно менее строгое – совокупность разрозненных свидетельств указывает только правдоподобную тенденцию. Однако в случае якобы парящих монахов подобное частичное доказательство несуществования все же является веским аргументом (до тех пор, пока не обнаружатся явные свидетельства в пользу того, что они действительно парят).

Во всех случаях, когда разгорается спор о существовании или несуществовании неких гипотетических сущностей (парящих монахов, снежного человека в Гималаях, экстрасенсорного восприятия, бозонов Хиггса, зеленых лебедей, дьявола, духов, темной материи, Атлантиды, бога), бремя доказательства лежит на тех, кто утверждает, что объект, о котором идет речь, существует.

Интерлюдия. Об анализе возможных ходов в шахматах и альтернативных поступках при игре в жизнь

Вы играете в шахматы? Надеюсь, хоть иногда.

Чем лучше вы играете, тем меньшее количество возможных ходов вы будете рассматривать, перед тем как сделать следующий ход. Звучит странно?

На самом деле нет. Задача игрока – отыскать самый лучший ход и сделать это как можно быстрее, поскольку (по крайней мере, во время серьезных соревнований) стрелки шахматных часов неуклонно движутся. Значит, главное – не разбазаривать драгоценное время, перебирая огромное количество бессмысленных ходов. Будет лучше, если вместо этого мозг точно отберет несколько наиболее многообещающих и сфокусируется именно на них. И конечно, главная цель – найти среди этих нескольких ходов самый лучший.

Это во многом справедливо и тогда, когда мы сталкиваемся с вопросами, относящимися к сложному миру, в котором мы живем. Используя накопленные за годы жизни знания, мы можем – и должны – сделать все возможное, чтобы наилучшим образом отделить многообещающие варианты будущего от бесперспективных и, расставив приоритеты, обдумать свои дальнейшие действия (иначе говоря, какой следующий ход нам следует сделать в своей жизненной игре). Только так мы можем достичь более глубокого уровня понимания окружающего мира.

Одна из чрезвычайно важных функций этих обширных, глубоких и сокровенных знаний связана с тем, что они помогают удерживать предварительную “проработку” в разумных пределах. Кстати, отрицательная коннотация, обычно связанная со словом “предел”, здесь неуместна. Совсем наоборот, я имею в виду ограничения, приводящие к весьма позитивным эффектам.

Чтобы объяснить, что конкретно имеется в виду, ниже я использую шахматы как метафору жизни. В большинстве позиций на шахматной доске каждый игрок теоретически может сделать примерно тридцать пять различных ходов. (Это число слегка зависит от того, в какой стадии игры он находится: в начале, миттельшпиле или эндшпиле, – но в общем случае тридцать пять – достаточно точная оценка.) При этом опытный шахматист знает, что почти все эти тридцать пять ходов не слишком хороши. На самом деле большинство из них просто ужасны. И поэтому хороший игрок быстро сосредотачивается только на нескольких ходах – трех, четырех, от силы пяти. А как ему удается отобрать эти несколько перспективных ходов из тридцати пяти? Только благодаря многолетнему опыту!

В сложной ситуации на шахматной доске гроссмейстер, стремясь быстро отделить возможные разумные шаги от бессмысленных, отмечает знакомые комбинации фигур и пытается обнаружить едва заметные аналогии с позициями, которые ему встречались раньше за годы, проведенные за игрой. Доскональное знание шахматных позиций позволяет гроссмейстеру существенно сузить поиск следующего хода. Люди с меньшим опытом игры в шахматы просто не разглядят эти комбинации, не заметят важные аналогии. Из-за недостатка опыта они готовы рассматривать ходы, отбрасываемые гроссмейстером сразу, не чувствуя интуитивно, насколько они ошибочны.

Очевидно, гроссмейстер не будет прислушиваться ни к случайным рекомендациям ребенка, только-только выучившего правила, ни даже к советам энтузиаста-любителя, сыгравшего порядка сотни игр. Выслушивать этих новичков под тиканье шахматных часов – пустая трата драгоценного времени. Жизненно важно не быть уж слишком восприимчивым! В конце концов, игра в шахматы, как и жизнь, конечна!

Но где следует провести разделительную черту? Должен ли гроссмейстер прислушиваться к интуитивным советам двенадцатилетнего юного дарования, выигравшего несколько местных турниров? А если предположить, что этот молодой вундеркинд недавно играл с Магнусом Карлсеном, сегодняшним чемпионом мира, и тот его с трудом победил? В какой момент следует задуматься и прислушаться к идеям, казавшимся до того абсолютно неожиданными и странными? Да… Это сложное субъективное решение, и, очевидно, не может быть однозначного рецепта, позволяющего безошибочно “правильно” ответить на этот вопрос.

В повседневной жизни просто невозможно относиться ко всему беспристрастно. Мы не можем проанализировать все благожелательные советы, которые сыплются на нас со всех сторон. Чтобы быстро сократить число альтернативных вариантов и отделить разумное от неприемлемого, мы должны полагаться на свой собственный (и известный нам чужой) опыт.

Так, вы не должны непредвзято относиться к предложению еще раз попробовать ливерную колбасу, если раньше, каждый раз, когда вы ее пробовали, она вам ужасно не нравилась. Равным образом я не могу заставить себя читать новые книги автора, которого я уже невзлюбил, даже если отзывы на задней стороне суперобложки расхваливают ее на все лады. И Биргитте, несмотря на идущие от самого сердца советы ее подруги Гуниллы, не следует продолжать пользоваться той же онлайн-службой знакомств, если она уже делала это несколько раз и результаты были самыми неутешительными. Доверяйте себе и полагайтесь на свой опыт! (При условии, что у вас его достаточно…)

Если относительно какого-то жизненного вопроса вы хорошо осведомлены и достаточно опытны, можно и должно чувствовать себя уверенно, чтобы быстро отклонять случайные идеи и благие пожелания. Это напоминает гроссмейстера, отказывающегося рассматривать предложения зеленого юнца. Конечно, какие-то случайные посторонние рекомендации могут быть полезны. Хотелось бы надеяться, что у вас (или у гроссмейстера) достанет опыта заметить эти, качественно отличающиеся от других предложения. Но, конечно, стопроцентной гарантии дать нельзя. Понятно, что, отклоняя с ходу большинство чужих советов, вы рискуете пропустить нечто ценное, выплеснуть ребенка с грязной водой, но такова жизнь. Как и шахматы, жизнь всегда игра рискованная, но, будем надеяться, это риск осознанный и обдуманный, опирающийся на многолетний опыт.

Предположим, математик A многие годы решал сложную задачу теории чисел, а потом рассказал о ней математику B, не занимающемуся теорией чисел. Математик B, никогда не слыхавший о задаче, сразу брякнул: “Слушай, я думаю, что, возможно, твоя задача как-то связана с распределением простых чисел. Ты должен это проверить”. Следует ли A немедленно все отбросить и заняться интуитивной догадкой B? Конечно, в такой ситуации многое нам неизвестно, но при прочих равных A, гораздо больше знающему о теории чисел, вообще не имеет смысла сразу менять свой подход только из-за совета B. Скорее всего, то, что сказал B, – наивно и неправильно. Совсем другое дело, если А и B – специалисты в одной области, тогда суждение В тоже основывается на глубоком и обширном знании вопроса.

Хоть и не следует путать жизнь с игрой в шахматы, несомненно, из той удивительной аналогии с жизнью, которую предоставляет нам игра в шахматы, можно почерпнуть многое.

Глава 4

Что есть наука?

О теориях, экспериментах, выводах и сущности науки

Наука есть не что иное, как совершенствование повседневного мышления.

Альберт Эйнштейн

Мы непрерывно накапливаем знания о том, что происходит вокруг нас. Не представляя себе характер окружающего мира, мы бы растерялись – не понимали бы, как вести себя в той или иной ситуации. Поэтому мозг каждого человека напряженно работает, пытаясь как можно лучше разобраться в том, что происходит вокруг него. (В 2014 году Нобелевская премия по медицине была присуждена за открытие, объясняющее, как мозг отслеживает наше местоположение в комнате. Ученые, англичанин Джон О’Киф и норвежцы Мэй-Бритт и Эдвард Мозер, открыли новые типы клеток, которые позволяют человеку ориентироваться в пространстве, – так называемые нейроны места в области гиппокампа и нейроны координатной сетки в энторинальной области коры головного мозга.)

Чем лучше люди понимают, как устроен мир, тем больше их тяга к новому знанию. Разрастающийся как снежный ком процесс начинается в раннем детстве: только подумайте, сколько должен узнать малыш, чтобы уцелеть и не навредить себе. И любопытный ребенок, подобно пытливому ученому, который ставит тщательно продуманный эксперимент, приобретает знания, экспериментируя во время игры. Исследуя окружающий мир, ребенок идет путем проб и ошибок. Он все сует в рот, пробуя вещи на вкус, крутит и вертит, ставит одни предметы на другие, строит башни и наблюдает, как они падают, забирается на столы и скамьи, заползает под кровати, запрыгивает и спрыгивает с дивана – короче говоря, непрерывно все проверяет!

Конечно, дети набивают шишки, режутся ножом, у них бывают царапины и занозы, их бьет электрическим током, но мало-помалу благодаря бесконечному любопытству все эти болезненные эксперименты приводят ребенка к более обширному, более глубокому и полному пониманию того, как устроен мир и какие процессы происходят в нем. Оно включает также отношение к другим людям, к разнообразным животным, деревьям и растениям, к воде, к погоде и ветру, понимание того, что будет плавать, а что утонет, что хорошо на вкус, а что нет… Дети узнают о вагонах, трехколесных велосипедах, мотоциклах и автомобилях; они знают, что такое электричество, провода, вилки и розетки, тостеры, плиты, холодильники и микроволновые печи…

Только небольшую часть знаний о мире ребенку передают родители, когда описывают окружающие предметы и объясняют происходящее. Главным образом он познает мир благодаря тому, что всюду сует свой нос, все исследует, повторяет “испытания” и ошибки. Однако постепенно, по мере того как ребенок растет, приобретаемые знания все больше и больше зависят не от его личного опыта, а от других людей. Столь частые вначале прямые эксперименты становятся все более редкими, все чаще информация поступает благодаря чтению книг, журналов и газет, просмотру телевизионных передач, кинофильмов и видео, настойчивому поиску интересующих ребенка вещей в интернете, где случайно можно наткнуться и на что-то любопытное. Он бесконечно и неконтролируемо общается с приятелями, впитывая сообщенные ими чужие идеи; на просторной арене общественных дискуссий подросток сталкивается с невероятным числом противоречивых мнений, к которым он прислушивается и которые обдумывает…

Конечно, многие противоречащие друг другу заключения – это только мнения, не факты. И большинство из них практически никакой роли в нашей жизни не играют. Действительно, мы можем постоянно читать и обращать внимание на так называемые новости, но до тех пор, пока новость не касается нас непосредственно, нам не надо занимать определенную позицию, решая, истинна поступившая информация или ложна. (Хотя, конечно, из интереса или любопытства иногда может захотеться более детально проанализировать какую-то услышанную нами точку зрения.) Однако когда по тем или иным причинам утверждение или мнение становится важным лично для вас, когда возникает желание использовать его как руководство к действию, именно тогда снова следует вести себя как ребенок – вернуться к методу личных проб и ошибок.

И именно тогда нам необходим научный подход. На самом деле, наука – не что иное, как более систематизированный поиск знаний, где человек использует практически тот же метод, что и маленькие дети: ничего не принимает на веру. Непосредственно взаимодействуя с данной конкретной реальностью, он все проверяет сам: скручивает, поворачивает, касается, пробует на вкус, нюхает…

Наука – хорошо структурированный и систематизированный метод исследования всего на свете путем проб и ошибок. Уже за 2000 лет до нашей эры вавилоняне (а чуть позднее древнегреческие философы) разработали методы исследования и способы мышления, которые, можно сказать, заложили фундамент науки.

Многие считают исламского философа Ибн аль-Хайсама (965–1038) создателем научного метода. Он жил в Басре и Каире и написал “Kitab al-Manaz..ir” (“Книгу оптики”), где среди прочего дал научное описание оптических явлений и зрения. Ибн аль-Хайсаму принадлежит идея подтверждения или отклонения гипотез и теорий путем систематических, повторяющихся экспериментов. Объединив наблюдения, эксперименты и логические построения, он создал теорию зрения, согласно которой световые лучи отражаются от объектов и попадают в глаз, а не наоборот[46].

В науке различают факты, гипотезы и теории. Обычно факт – это конкретное наблюдение или результат эксперимента. Теория – достаточная большая система представлений, необходимая для предсказания или объяснения результатов экспериментов. Термин “теория” используется для описания набора взаимосвязанных идей, объясняющих конкретное событие или ряд явлений из определенной области. Поэтому теории сложнее отдельных суждений. Неочевидное утверждение, выдвинутое без достаточных доказательств, обычно называют гипотезой (от греческого слова, означающего “предположение”).

Когда человек занимается наукой, он, имея целью подтвердить какую-то теорию, предлагает доступные проверке гипотезы. Затем гипотезы проверяют на соответствие различным наблюдениям и экспериментам. В этом смысле гипотеза – первое грубое приближение, призванное объяснить узкий класс наблюдаемых явлений, тогда как теория – более масштабное и серьезное объяснение более широкого класса наблюдаемых явлений.

Научная теория должна быть не только совместима с уже установленными фактами, но и давать возможность предвидеть результаты, по крайней мере, некоторых экспериментов. Теория бессмысленна, если неспособна делать предсказания. Поэтому гипотезы и теории должны быть проверяемы. Это означает, что должен быть какой-то способ доказать, что теория сфальсифицирована (то есть возможность показать, что она неверна). Если теорию или гипотезу нельзя проверить, с точки зрения науки она бесполезна.

Вот эпизод из истории науки, который не только ясно демонстрирует разницу между теорией и гипотезой, но и показывает, как на самом деле “работает” наука. Речь пойдет об открытии планеты Нептун.

В начале XVII века немецкий математик Иоганн Кеплер (1571–1630) опубликовал три закона, описывающие движение планет по орбитам вокруг Солнца. Он, в частности, показал, что планеты движутся не по круговым орбитам и не с постоянной скоростью, выступив тем самым против представлений (или, можно сказать, догм), господствовавших в течение тысячелетий.

Прошло еще несколько десятилетий, и Исаак Ньютон (1642–1727) предложил теорию гравитации, которая сделала законы Кеплера более наглядными и уточнила их. Во многих отношениях теория Ньютона противоречила здравому смыслу. В конце концов, как может небесное тело, такое как Солнце, быть источником некой таинственной силы, которая заполняет все пространство и действует на объекты, находящиеся невероятно далеко от него? Однако это утверждение входило неотъемлемой частью в новую теорию. Многие критики считали ее чем-то сверхъестественным и даже мистическим. Но в начале XIX века теория гравитации Ньютона и законы Кеплера, описывающие движение планет, стали общепризнанными.

Французский астроном Урбен Леверье (1811–1877), профессор университета Сорбонна в Париже, занимался широкомасштабным исследованием движения планет. Его тщательно выполненные наблюдения указывали на некие странности движения по небосводу планеты Уран, которые не удавалось увязать с законами Ньютона и Кеплера. По этой причине Леверье выдвинул гипотезу, согласно которой отклонения траектории Урана обусловлены действием гравитационной силы неизвестной планеты, расположенной за орбитой Урана.

Руководствуясь этой догадкой, он призвал на помощь своих надежных старых друзей – теории Ньютона и Кеплера – и рассчитал теоретически орбиту неизвестной планеты. Это позволило Леверье предсказать конкретно, когда не наблюдавшуюся до того планету массы m, двигающуюся по орбите o, можно будет наблюдать на небосводе в точке p в момент времени t. Его предсказание можно было проверить (конечно, все необходимые данные Леверье указал точно). Затем он отправил письмо в Берлинскую обсерваторию астроному Иоганну Галле, написав, где и когда будет видна эта гипотетическая планета. Галле получил письмо 23 сентября 1846 года и тем же вечером подтвердил вывод Леверье: он обнаружил новую планету именно там, где было предсказано.

Эта история очень наглядно демонстрирует связь между теориями, гипотезами, наблюдениями и возможностью проверки. Тем не менее многие люди думают, что теории менее надежны, чем факты. Они заявляют: “Но ведь это всего лишь теория!” На самом деле их слова означают только то, что они неправильно понимают значение слова “теория” в научном лексиконе.

В повседневном разговоре словом “теория” обычно обозначают выдвинутую кем-то идею, не слишком подкрепленную фактами. Мы часто слышим: “Ох, итак, это ваша теория, именно так драгоценности исчезли из запертого ящика письменного стола!” Или кто-то говорит: “Полиция выдвинула теорию, что в ограблении участвовал не один человек, а двое”. В таких случаях термин “теория” означает правдоподобную догадку, которую можно рассматривать, но пока она ничем серьезно не подтверждена.

Но в научных кругах слово “теория” имеет совсем другое значение. Оно описывает систему тесно переплетенных понятий и представлений, которые не только логически совместимы, но также позволяют объяснить большое количество разнообразных явлений и, более того, дают возможность предсказывать новые. Совокупность идей должна “заслужить” почетное звание “теория”, для чего ее следует подтвердить разными способами, а иначе это не теория, а случайная догадка.

Конечно, непроницаемой границы между обыденным и научным мышлением нет, и термин “теория” в какой-то мере двусмысленный. Иногда он обозначает идею, фактическое обоснование которой почти призрачно, тогда как в других случаях это система идей, тесно связанных друг с другом и поддержанных огромным количеством фактов. И все, что находится между этими двумя предельными случаями, тоже может называться теорией.

Для всякой научной теории принципиально важна возможность изменения и улучшения. Однако, чтобы называться “теорией”, надежность системы понятий и законов заранее должна быть многажды проверена: ее необходимо подтвердить многочисленными доказательствами. Одни доказательства могут быть чрезвычайно сильными, другие – относительно слабыми. Но научные теории всегда в какой-то мере доказаны и обоснованы.

Общая теория относительности Эйнштейна подтверждена очень хорошо: она с успехом выдержала более ста лет экспериментальной проверки. Теорию эволюции Дарвина тоже прекрасно подтверждают всевозможные наблюдения по всему миру. С другой стороны, есть все еще “недостроенные” теории. Например, теории, описывающие темную материю и темную энергию, объясняют одни явления, оставляя другие совсем непонятными.

Есть странное направление в теоретической физике, известное как теория струн. Она включает в себя множество прекрасно самосогласованных математических идей, но до сих пор никаких ее экспериментальных подтверждений нет. По этой причине использование термина “теория” в названии “теория струн” достаточно необычно. Но теория струн имеет право считаться теорией (по крайней мере, по мнению некоторых) благодаря тому, что составляющие ее понятия и уравнения очень тесно взаимосвязаны (для сравнения вспомним о внутренне непротиворечивой системе теорем неевклидовой геометрии), хотя экспериментально и не подтверждены (и даже если никогда не появится и намека на их экспериментальное подтверждение).

Короче, спектр того, что может называться научной теорией, простирается широко: от теорий, подтвержденных очень хорошо, до теорий, достаточно шатко обоснованных. Ученые привыкли к тому, что слово “теория” может подразумевать очень широкий диапазон степеней ее достоверности. Однако непрофессионалы часто используют расплывчатость этого термина, чтобы высмеивать не нравящиеся им и непривычные для них теории. Поэтому-то мы иногда и слышим такие раздраженные возгласы: “Но эволюция – это только теория!” Люди, говорящие такие вещи, не понимают, что теория эволюции – научная теория, подтвержденная большим количеством исследований, и как таковая она принимается в качестве истины, а не предположения.

Тогда что позволяет считать теорию научной? В научном мире есть четкое различие между естественными и социальными науками. Эти два направления исследований сильно отличаются друг от друга, даже если учесть, что люди, не занимающиеся наукой, эту разницу сильно преувеличивают. Основная цель естественных наук – выяснить общие законы природы. Физическая теория элементарных частиц не просто описывает, как вели себя частицы в Южной Дакоте в 1912 году или как вообще ведут себя частицы в Южной Дакоте. Она описывает, как при заданных условиях ведут себя все частицы данного типа в любой момент времени.

В социальных науках обычно большее внимание уделяют отдельным или конкретным событиям. Целью может быть описание тех или иных культурных обычаев и традиций или исследование точки зрения драматурга Августа Стриндберга на природу человека, выраженной в его пьесах. С другой стороны, в некоторых социальных науках, особенно в психологии, задачей является формулировка общих теоретических представлений – например, как влияет зрительное восприятие на работу мозга, или почему люди обычно говорят с иностранным акцентом, если начинают учить язык после определенного возраста, или что заставляет помнить одни вещи и забывать другие.

Одна из причин, по которой важно определить значение слова “наука”, связана с тем, что нам надо уметь отличать настоящую науку от псевдонауки – деятельности, перенимающей только внешние атрибуты, но не методику настоящей науки. Так, псевдоученые могут использовать наукообразную терминологию и выписывать длинные уравнения с большим количеством греческих букв и индексов, поскольку это похоже на то, что делают физики. А еще, имитируя точность и строгость истинной науки, можно нарисовать большое количество графиков и выглядящих сложными диаграмм с кружками и направленными в разные стороны стрелочками. Но за этим кроется несоблюдение главных и необходимых правил, делающих науку тем, чем она является, а именно: применение метода проб и ошибок, установление связи между теорией и экспериментом, подтверждение и опровержение выводов. Короче говоря, жесткая конкуренция разнообразных теорий, из которых “выживает” только наиболее удовлетворительная.

Естественные науки – не просто собрание утверждений, или открытий, или ответов на вопросы, они также включают в себя полную совокупность всех методов исследования мира. Их отличительная черта – надежная проверка всех возможных гипотез и безжалостный отказ от любого предположения, этой проверки не выдержавшего.

Можно сказать, что критерием, позволяющим отличить настоящую науку от лженауки, является постоянное использование такого подхода. Поэтому в естественных науках утверждения, не удовлетворяющие этому критерию, утверждения, которые проверить нельзя, не являются научными. Вот примеры подобных утверждений: “Когда меня никто не видит, я могу ходить по воде”. Или: “На темной стороне Луны есть миллиарды крошечных, невидимых слонов с отрицательной массой, которые живут в алых пещерах на поверхностях антипротонов”. Иногда утверждение, содержащее большое количество технических терминов, на первый взгляд выглядит вполне научным. Но, приглядевшись, убеждаешься, что строго проверить это утверждение нельзя, а это значит, что его следует отнести к категории псевдонаучных.

Иногда науку критикуют за излишние догматичность и уверенность в своей “истинности”. Однако подобная критика основывается на полном непонимании того, как функционирует наука. Суть в том, что безжалостная самокритика “встроена” в научный метод. Это означает, что ученые постоянно пытаются проверить, перепроверить и улучшить свои собственные результаты, как, несомненно, и результаты своих коллег.

Бесспорно, некоторые ученые слишком эмоционально относятся и к проверке, и к подтверждению, и к отстаиванию своих идей, в силу чего они предвзято, не замечая недостатков, относятся и к своим результатам. Но, конечно, другие ученые, не столь приверженные этим идеям, доделают работу за тех, кто необъективен и поражен слепотой. Мир науки суров: никакая ошибочная теория долго в нем не просуществует.

С помощью научного метода, проверяя и модифицируя наши теории, мы накапливаем знания. Так постепенно мы достигаем все лучшего и лучшего описания реальности.

Конечно, случалось, что жизнь грубых научных ошибок длилась веками. Например, идеи о том, что отличительные черты характера человека можно определить по форме его черепа (эта концепция носит название “френология”). Ее автором был врач из Вены Франц Йозеф Галль (1758–1828), полагавший, что мозг состоит из нескольких областей, соответствующих различным ментальным функциям, возможностям и характерным особенностям, таким как цветное зрение, речь, способности к математике, музыкальные способности, половое влечение, застенчивость, общительность, уверенность в себе, честность, вспыльчивость, благородство, альтруизм, религиозность, надежность, преданность, жертвенность и так далее. Идеи френологии просуществовали достаточно долго, тем не менее это была псевдонаука.

Другой пример – так называемые N-лучи, об открытии которых в 1903 году объявил очень уважаемый французский физик Рене Проспер Блондло (1849–1930). Это произошло вскоре после открытия немецким физиком Вильгельмом Рентгеном (1845–1923) X-лучей, которые впоследствии в некоторых странах стали называть рентгеновскими (так, конечно, принято говорить в Германии, но так же называют их и в Швеции). Блондло, проводивший эксперименты с X-лучами, был убежден, что открыл новую форму излучения. Он был профессором Университета Нанси, в честь которого и назвал свои лучи. Многие другие исследователи быстро повторили его эксперимент и с энтузиазмом подтвердили существование N-лучей. На следующий год Блондло и еще около сотни его коллег сообщили, что обнаружили N-лучи, испускаемые самыми разными веществами и телами, включая тело человека. Однако странным образом излучения, исходящего от свежей древесины и некоторых обработанных металлов, обнаружено не было. Некий исследователь по имени Гюстав Лебон так стремился к славе, что утверждал, что именно он, а не Блондло, первым открыл эти лучи. (Несомненно, Лебон рассчитывал получить за свою работу Нобелевскую премию по физике, что привело бы в восторг любителей палиндромов[47]. С грустью замечу, что и Лебон, и любители палиндромов были разочарованы.) В конце концов, выяснилось, что, несмотря на многочисленные подтверждения, таких лучей вообще нет. Спустя некоторое время все эксперименты стали демонстрировать отрицательный результат, и вскоре все развеялось как дым. Как могло случиться, что все исследователи N-лучей совершали одну и ту же ошибку? Дело в том, что они просто обманывались, поскольку хотели что-то увидеть. Это одна из самых знаменитых историй о научном самообмане.

Наверное, сегодня одна из самых нашумевших историй подобного рода связана с “холодным ядерным синтезом”. Это процесс синтеза ядер двух атомов при температуре, равной или близкой к комнатной, сопровождающийся выделением колоссальной энергии (обычно называемой энергией связи). Если бы такое явление действительно имело место, это значило бы, что становится легко доступным неограниченное количество энергии, что есть настоящее благодеяние для всего человечества. При экстремально высоких температурах, как, например, внутри звезд, процесс ядерного синтеза действительно происходит, но предположение о том, что его можно запустить при обычных температурах, крайне спекулятивно. Тем не менее в 1989 году два уважаемых химика из Юты объявили об успешном завершении подобного эксперимента. И в течение целого года в научном мире шли горячие дебаты о том, действительно ли свершилось чудо и имел место холодный термоядерный синтез. В конечном счете это открытие перестали воспринимать всерьез, поскольку надежно воспроизвести результат эксперимента не удалось никому и нигде, и о холодном термоядерном синтезе сообщалось только в работах отдельных лабораторий, деятельность которых не финансировалась из надежных источников, а результаты не публиковались в основных физических журналах, поскольку не удовлетворяли их строгим критериям. Тем не менее и сейчас есть ученые (скорее ученые-маргиналы), которые хотят, чтобы холодный синтез действительно имел место, и все еще стараются его реализовать.

К счастью, подобных историй чрезвычайно мало, и, как и в тех случаях, о которых речь шла выше, каждый псевдонаучный мыльный пузырь раньше или позже лопается. (Хотя, как ни прискорбно, новые поколения псевдоученых раздувают новые мыльные пузыри.) В противоположность этому в науке обычно идут другим путем: первоначальные наблюдения подтверждают, уточняют, расширяют и развивают, и по мере появления новых открытий идеи становятся все глубже и глубже, все плодотворнее и плодотворнее.

Критики науки иногда утверждают: “Рассчитывать на науку нет смысла, ведь каждый день появляются новые факты, которые раньше считались ложными”. Часто как один из наиболее наглядных примеров приводят Исаака Ньютона и Альберта Эйнштейна. Аргументация такова: “В течение двух веков все свято верили в ньютоновскую картину мира, а затем появился Эйнштейн и показал, что великий Ньютон ошибался. И что же, Ньютона просто выбросили в мусорную корзину! Раз – и нет его! Рано или поздно то же самое случится и с Эйнштейном. И так будет продолжаться снова и снова. Поэтому ни на кого и ни на что в науке полагаться нельзя!”

Эта на первый взгляд правдоподобная интерпретация совершенно безосновательна, поскольку дает неверное представление об описанных событиях. Работа Ньютона относится к концу XVII – началу XVIII столетия. Он разработал теоретическую механику, основываясь на трех законах движения и законе всемирного тяготения, которые открыл. Это и была так называемая ньютоновская картина мира. В течение двухсот лет она позволяла с большой точностью описывать движение планет и земных механических систем. Кроме того, она прекрасно объясняла поведение газов (термодинамику), жидкостей (гидродинамику), машин, аэропланов и несказанного числа других механизмов.

Прошло двести лет, и в начале XX столетия Альберт Эйнштейн построил общую теорию относительности, описывающую пространство и время, которая в определенном смысле заменила модель Ньютона. Теория Эйнштейна несколько точнее теории Ньютона, но это не значит, что, согласно Эйнштейну, теория Ньютона далека от истины или бесполезна. Как он вообще мог прийти к такому выводу? В конце концов, теория Ньютона безотказно работала все эти годы!

На самом деле модель Ньютона вовсе не была опровергнута: она просто предстала в ином свете. Выяснилось, что его теория – предельный случай теории Эйнштейна. А именно: в теории Ньютона скорости не должны быть слишком большими, приближающимися к скорости света. Это условие выполняется для всех макроскопических объектов, таких как хоккейная шайба, человек, автомобиль “порше” или планеты. И силы гравитации тоже не должны быть слишком велики. Последнее условие выполняется как для всех земных, так и для всех солнечных гравитационных полей, где сила гравитации, существенно превышающая земную, делает возможным существование солнечной системы. Другими словами, теория Эйнштейна почти в точности совпадает с теорией Ньютона за исключением областей, где выполняются очень необычные для классической физики условия – фантастически велики скорости или невероятно велики гравитационные поля.

Будет правильно сказать, что общая теория относительности Эйнштейна лучше аппроксимирует реальность, чем теория Ньютона. Но также следует помнить, что до тех пор, пока мы остаемся в повседневном мире, предсказания теории Ньютона чрезвычайно точны, практически идеальны. Как мы уже говорили выше, сама теория Ньютона – строгое следствие теории Эйнштейна при “низких” скоростях (которые при этом гораздо больше самой быстрой из когда-либо созданных ракет) и “небольших” гравитационных полях (куда входят гравитационные поля обычных звезд и, конечно, гораздо более слабые поля планет). Теория Ньютона по-прежнему абсолютно надежна в том смысле, что ее всегда используют инженеры при строительстве мостов, ракет, спутников, кораблей и так далее. Только в тех случаях, когда речь идет о чрезвычайно точных измерениях, необходимых, например, в навигационных устройствах с использованием спутниковых систем, инженерам иногда приходится использовать теорию Эйнштейна, а также квантовую теорию, появившуюся несколько позднее.

Научные теории – это хорошая, постоянно улучшающаяся аппроксимация реальности. Теория относительности Эйнштейна и последовавшая за ней квантовая механика – лучшее приближение к реальности, чем теория Ньютона, но, вполне вероятно, что в будущем их “вытеснит” еще более точная теория. Однако даже если это и случится, прежние теории наверняка не будут “вышвырнуты в мусорную корзину”, как туда не была отправлена и теория Ньютона сто лет назад. Это просто заблуждение.

Приведем еще один пример. В XIX веке ни у кого не вызывало сомнения, что свет представляет собой электромагнитную волну. Это было прямым следствием выведенных шотландским физиком Джеймсом Клерком Максвеллом поразительных уравнений: красивая система из четырех уравнений объединяла считавшиеся ранее независимыми теории электричества и магнетизма. Как следствие этого поразительного единения появились радио, телевизор, телефон, электрические двигатели, кинофильмы, микроволновки и несчетное количество других технологических достижений XX века.

Но в 1905 году Альберт Эйнштейн, для того чтобы объяснить закономерности фотоэффекта, предположил, что, возможно, все-таки свет не является электромагнитным излучением, а состоит из частиц (корпускул)! Многие годы никто из физиков не обращал внимания на эту гипотезу. По отношению к этому вопросу Эйнштейн оставался отступником, нонконформистом, одиночкой. Но восемнадцать лет спустя, в 1920-х годах появились экспериментальные данные (главным было открытие эффекта Комптона), которые никак нельзя было объяснить, основываясь на уравнениях Максвелла. И тогда физики задумались: может, в 1905 году Эйнштейн все же был прав? Однако отсюда не следует, что Максвелл ошибался, описывая свет как электромагнитную волну. Это просто означает, что под внешним слоем картины, описывающей распространение света, скрывается еще один, более глубокий слой и что в некоторых очень необычных условиях свет демонстрирует поведение, которое можно объяснить, только приняв его корпускулярную природу. Но во всех ситуациях, где теория света Максвелла работала раньше, она продолжает и будет продолжать работать. А это значит, что эта теория применима практически во всех ситуациях, с которыми мы обычно сталкиваемся.

Еще раз: мы видим, что значения таких слов, как “истинно” и “ложно”, не столь однозначны, как нам представлялось. Теория может быть, строго говоря, неправильной, но совершенно верной для всех практических приложений! Это справедливо как для ньютоновской картины мира, о чем шла речь выше, так и для максвелловской теории световых волн. В какой-то момент каждая из них считалась универсальной, идеальной, окончательной. Но теперь мы понимаем, что данные теории имеют границы применимости. Это, однако, не означает, что они непригодны в обычных ситуациях. Действительно, старые теории лучше всего подходят, когда надо понять, что происходит в обычных ситуациях, и именно поэтому главным образом их изучают во всех курсах физики в старших классах и в университетах, и по-прежнему все инженеры используют именно их.

В настоящее время считается, что свет ведет себя двояко: иногда это волны, а иногда – частицы. Это равновесие шаткое, поскольку в реальной жизни люди не сталкиваются ни с чем, ведущим себя столь неоднозначно. Но приходится примириться с этим, поскольку таково наилучшее описание этого мистического явления. Даже Эйнштейн, создатель современного представления о свете, до конца жизни чувствовал себя обескураженно, глядя на свое создание – квант света или, как мы сейчас говорим, фотон. В 1951 году, всего за четыре года до смерти, он жаловался в письме своему старинному другу Мишелю Бессо:

Пятьдесят лет серьезных раздумий не приблизили меня к ответу на вопрос: “Что же такое квант света?” Конечно, сегодня каждый жулик думает, что знает ответ, но он себе льстит.

Возможно, когда-нибудь в будущем нам удастся прийти к более глубокому и более удовлетворительному пониманию природы света, но это лишь туманная надежда.

Кажется ли нам современное представление о свете удовлетворительным или нет, с точки зрения применений оно удивительно точно и невероятно полезно. Например, даже если точка в этом вопросе не поставлена, наших современных знаний о свете и об атоме достаточно для создания удивительных устройств, которые позволяют получить детальную картину происходящего внутри нашего тела. В частности, стало рутиной использование компьютерных томографов, основанных на методе построения послойных изображений с помощью (ядерного) магнитного резонанса. В больницах таким образом диагностируют опухоли, а в лабораториях изучают различные процессы внутри организма.

Работа компьютерных томографов основана на использовании свойств ядер атомов водорода в постоянном сильном магнитном поле и внешнем поле радиоволн. Тело человека примерно на три четверти состоит из воды; молекула воды (H₂O) содержит два атома водорода и один атом кислорода. Ядро атома водорода, состоящее из одного протона, можно представить себе как совсем крошечный магнитик, ориентированный в зависимости от магнитного поля, в которое он погружен, по-разному. (Магнитное поле можно представить себе как состоящее из силовых линий, вдоль которых “хочет” расположиться протон.) Помещенные в сильное магнитное поле компьютерного томографа мириады крошечных магнитиков-протонов быстро выстраиваются вдоль него. В этот момент на образец начинают подаваться радиоволны, и магнитики-протоны, поглощая энергию радиоволн, меняют свою ориентацию. В момент, когда поле радиоволн выключается, протоны возвращаются к своей исходной ориентации, испуская при этом только что поглощенную энергию в виде исходящих радиоволн. Но теперь эти радиоволны содержат полезную информацию о положении атомов водорода. Пришедшие обратно радиоволны обрабатывают с помощью очень быстрых компьютеров и таким образом удается получить точную картину внутренности тела.

Предположим, Мари страдает от сильной хронической головной боли. Она идет к врачу, который направляет ее на компьютерную томографию. Результат показывает, что в определенном месте в мозге Мари есть что-то, напоминающее небольшое новообразование. Вскоре делают операцию, и когда хирург открывает череп, он видит опухоль именно в том месте, где ожидалось, и она имеет точно те форму и размер, которые следовало ожидать, исходя из изображения, полученного при компьютерной томографии. Хирург вырезает опухоль, Мари вскоре выздоравливает, и теперь головных болей у нее нет. Это значит, что изображение, которое хирург видел перед операцией, было правильным. Какой вывод можно сделать из этой истории?

При создании магнитно-резонансного томографа были использованы теория электромагнитного излучения (магнитных полей), теория элементарных частиц, из которых состоят ядра атомов (в данном случае протонов), и представление о силах, описывающих их взаимодействие. Хирург обнаружил опухоль именно там, где ей и положено было быть. Означает ли этот потрясающий успех (наряду с миллионами других успешных применений этих теорий), что указанные теории идеальны? Конечно, нет.

Предположим на мгновение, что однажды будет доказано посредством различных экспериментов и космологических наблюдений, что теория струн дает гораздо более глубокое понимание природы элементарных частиц, чем у нас когда-либо было. (Теория струн, уже упомянутая нами вскользь, представляет собой очень абстрактную математическую попытку описать мельчайшие строительные блоки материи, но пока еще и не имеет эмпирического подтверждения. Тем не менее многие исследователи считают эту теорию очень многообещающей. Хотя только время покажет, насколько она справедлива.) В частности, предположим, мы узнаем, что протоны и другие элементарные частицы лучше всего рассматривать как бесконечно тонкие “струны”, “вибрирующие” в десяти или одиннадцати измерениях. Если такое произойдет – хотя это и было бы необыкновенным триумфом теории струн, – это ни в коем случае не будет обозначать, что опухоль Мари, обнаруженная при помощи компьютерной томографии (которая базируется на более ранних теориях, а не на теории струн), была иллюзией!

Из этой короткой истории следует важный вывод. У многих современных физических и химических теорий есть технологические приложения: на них основаны измерительные приборы, компьютеры и так далее. И все подобные приборы работают точно так, как задумывали их изобретатели (например, показывают внутренность тела). Никогда ни одна из таких “старых” теорий не будет в каком-либо существенном вопросе противоречить более точным или более “истинным” теориям, которые могут появиться позже, скажем, через пятьдесят или сто лет. (Если бы такое произошло, это значило бы, что устройства, выполненные на основе старых теорий, были не более чем хитроумным обманом или, хуже того, вообще не могли быть изобретены или не работали.) Теории, которые еще появятся в будущем, могут оказаться и более всеобъемлющими, и более глубокими, а значит, более “истинными”, чем сегодняшние теории, но даже если это произойдет, они не обесценят их. Никогда не обнаружится, что используемые сегодня теории неверны, будет только показано, что они – менее точное приближение новых теорий.

Все это доказывает нам, что может быть хорошее, лучшее и еще лучшее научное описание реальности. Все эти “конкурирующие” описания могут обладать разными уровнями точности и качества, но все они в той или иной степени полезны и имеют область применимости. Значит, они скорее “друзья”, чем “конкуренты”: одна из них “подставляет плечо” другой тогда, когда другая оказывается менее точной. И это то, как структурируется наука.

Как работает научный метод? Чтобы объяснить это, я должен рассказать о двух способах рассуждения, позволяющих сделать вывод из имеющихся фактов: дедукции и индукции.

Для занятий наукой требуются правила логических рассуждений, показывающие, как из посылок (предположений) прийти к обоснованному заключению. Эти правила имеют название: правила вывода. Их цель – сохранить истинность. Это значит, что, применяя какое-то правило вывода к одной или нескольким посылкам (или “входным данным”), которые истинны, можно быть уверенным, что “выходные данные” (то есть заключение) тоже будут истинны. Главное свойство любого правила вывода таково: следующий из него вывод должен быть правильным, если правильны посылки.

Правил вывода огромное количество, но я приведу только несколько примеров. Первое правило называется modus ponens, и работает оно так:

Посылка 1. Если конфорка на плите включена, то через какое-то время вода в чайнике, стоящем на этой конфорке, закипит.

Посылка 2. Правая передняя конфорка на моей плите включена.

Заключение. Вода в чайнике, стоящем на правой передней конфорке моей плиты, через какое-то время закипит.

Это логическое заключение из двух посылок, и оно должно быть верным, поскольку истинны обе посылки.

Второе правило вывода, о котором я расскажу, называется modus tollens, и вот как оно работает:

Посылка 1. Если конфорка на плите включена, то через какое-то время вода в чайнике, стоящем на этой конфорке, начнет кипеть.

Посылка 2. Вода в чайнике, стоящем на правой передней конфорке моей плиты, не закипит никогда.

Заключение. Правая передняя конфорка на моей плите не включена.

Точно так же, как и раньше, этот вывод – логическое следствие двух посылок, и, следовательно, он должен быть верен, если посылки истинны.

Первое правило используется, чтобы нечто подтвердить: Если A влечет за собой B и мы знаем A, то мы знаем и B. Второе правило вывода используется, чтобы нечто опровергнуть: Если A влечет за собой B и мы знаем, что B не имеет места, можно сделать вывод, что и A не имеет места.

Третье правило вывода, о котором пойдет речь, называется методом подтверждения. Схематически его можно продемонстрировать так:

Посылка 1. Все X обладают свойством P.

Посылка 2. A – одно из X.

Заключение. A обладает свойством P.

Предположим, что красный цвет – свойство всех спелых ягод земляники (то есть всех X). Пусть нам известно, что некий объект A – спелая ягода земляники. Тогда с полной уверенностью можно утверждать, что объект A красный.

Ниже мы увидим, как эти правила вывода применяются в науке. Важно помнить, что заключение, полученное при использовании одного из правил вывода, не обязано быть в согласии с реальностью. Ведь, в конце концов, реальности могут не соответствовать сами посылки. Вот пример:

Посылка 1. У всех собак восемь ног.

Посылка 2. Фидо – собака.

Заключение. У Фидо восемь ног.

Правило modus ponens мы использовали корректно, однако вывод, логически следующий из посылок, оказался неправилен. Дело в том, что неверна была первая посылка. Но логику “не заботит” истинность посылок; она отвечает только за корректное использование правил вывода, а здесь правило modus ponens было использовано корректно. Мы можем быть уверены, что если обе посылки правильны, то заключение, следующее из правила modus ponens, тоже должно быть правильно.

Еще одно классическое правило вывода известно как tertium non datur (иногда его еще называют “закон исключенного третьего”). Оно констатирует очевидный факт: утверждение и его отрицание не могут быть оба истинны. Например, при игре в шахматы нельзя королю и объявить, и не объявить шах. Это не имеет смысла! Земля не может одновременно быть круглой и некруглой (то есть плоской). Это бессмысленно! Точно так же лох-несское чудовище не может и существовать, и не существовать! Какой в этом смысл? Не слишком много!

Как мы увидим, это правило вывода играет существенную роль как тогда, когда речь заходит о доказательстве существования бога, так и при обсуждении большого числа других гипотез, относящихся к природе реальности.

Выше речь шла о правилах вывода, наиболее важных, когда заключение достигается методом дедукции. Наряду с этим к обоснованному заключению можно прийти и индуктивным путем, то есть, отталкиваясь от утверждений относительно одного или нескольких частных случаев, перейти к более широким обобщениям. Вот пример:

Посылка. Каждый раз, когда я выпускаю из руки камень, он падает на землю.

Это я узнал, разжимая держащую камень руку. Используя индукцию, я прихожу к более общему заключению:

Заключение. Если отпустить камень, он упадет на землю.

В отличие от дедуктивных правил, индуктивные правила вывода не гарантируют, что из правильной посылки следует верное заключение. Посылка может быть правильной, но вывод может оказаться все же ложным. Ниже пример, который с легкой руки Бертрана Рассела стал классическим.

Представьте себе индюшку в птичнике, которую каждый день в полдень кормят. Сначала это кажется ей пугающим и подозрительным. Но так происходит достаточно долго, и индюшка привыкает к этой идее. Она примечает, что каждый день, когда звонят церковные колокола (а это бывает раз в день ровно в полдень), ее кормят. Отсюда посылка: “Вплоть до этого момента всякий раз, когда звонили церковные колокола, меня кормили”. Индуктивное заключение представляет собой переход к более общему случаю: “Всякий раз, когда звонят церковные колокола, я буду получать пищу”. Через какое-то время индюшка уже сама подходит к хозяину всякий раз, когда начинает звонить колокол. Однако накануне Дня благодарения события развиваются не так, как ожидает индюшка: когда ровно в полдень звонят колокола, ее ловят и несут на кухню. Так индюшка узнала (правда, на очень непродолжительное время), что выводы, сделанные с помощью индукции, не всегда надежны. Хотя, как и в случае с камнем, часто сами выводы очень правдоподобны.

Важно не забывать, что в принципе научные выводы всегда являются предварительными. Даже если посылки для индуктивного вывода верны, заключение, как в рассказанной только что истории с индейкой, может оказаться ложным. При появлении новых фактов выводы необходимо корректировать. Строго говоря, мы никогда не сможем показать, что каждый камень, если его отпустить, упадет, но мы можем считать, что этот вывод очень правдоподобен. У нас уже накоплен большой опыт, поэтому без особого беспокойства можно предполагать, что события всегда будут развиваться согласно сценарию: камень падает на землю. Тот факт, что это заключение нельзя считать неопровержимым, полученным путем неоспоримых логических рассуждений, не означает, что относиться к нему надо скептически.

Научные исследования часто основываются на системе теоретически сформулированных проверяемых гипотез, которые можно протестировать, а затем для доказательства справедливости каких-то из них используют как индуктивные, так и дедуктивные правила. Иногда это называют “гипотетико-дедуктивный метод”.

Дедуктивные заключения всегда правильны, если верны посылки и дедуктивные шаги выполнены корректно. Но, пытаясь глубже понять окружающий нас мир, мы часто прибегаем к индуктивным правилам вывода. Поскольку правильность результатов индукции гарантировать нельзя, мы не можем быть уверены, что наши выводы всегда соответствуют реальности, даже если они получены гипотетико-дедуктивным методом.

Описать научный процесс достаточно просто: у нас появляется идея о том, как связаны некие объекты или как они функционируют. Мы предлагаем теорию, объясняющую их поведение, а затем выдвигаем систему проверяемых гипотез. (Гипотеза, имеющая объяснительную ценность, должна быть так или иначе проверяемой.) После этого начинается исследование происходящего в реальности. Согласуются ли результаты экспериментов с тем, что мы ожидали? Наши гипотезы либо подтверждаются, либо отклоняются.

Часто это итеративный, или повторяющийся, процесс. Приходится возвращаться, проверять свои идеи еще раз, улучшать их, а затем проверять снова. Резюмируя, можно сказать, что гипотетико-дедуктивный метод состоит в следующем:

1. Исходим из имеющейся теории или формулируем новую.

2. Предлагаем одну или несколько проверяемых гипотез.

3. Проверяем эти гипотезы путем наблюдений или экспериментов.

4. Результаты проверки либо укрепляют, либо ослабляют достоверность теории.

Какова в этом роль индукции? Обычно индукцию используют на первом шаге при формулировке теории. Например, если все вороны, которых мы до сих пор видели, были черными, основываясь на этом можно предположить, что все вороны в мире черные.

Классический пример использования гипотетико-дедуктивного метода – эксперимент великого французского химика и биолога Луи Пастера (1822–1895), выполненный в середине XIX столетия. Он поставил этот эксперимент для проверки популярной в то время гипотезы о “самозарождении”.

Загадка происхождения жизни всегда ставила людей в тупик. Как на Земле появилась жизнь? Как неживая материя могла стать живой? Многие века господствовала теория “самозарождения” Аристотеля, согласно которой жизнь возникает спонтанно, сама по себе. Плодовые мушки в компостной куче и черви, размножающиеся в гниющем мясе, считались свидетельством самозарождения маленьких живых существ при благоприятных условиях. По крайней мере так полагали некоторые мыслители.

Пастер в этом был не уверен. Он взял два куска мяса. Один кусок он убрал в закрытый ящик стола, а другой оставил лежать на столе не закрытым, так что тот подвергался воздействию окружающей среды. Для проверки теории самозарождения Пастер выдвинул гипотезу: если самозарождение имеет место, черви вскоре появятся в обоих кусках. Произошло следующее: через несколько дней черви появились в куске, лежавшем на открытом воздухе, а в куске, находившемся в закрытом ящике, их не было. Пастер пришел к выводу, что его эксперимент показал ошибочность теории самозарождения. Он использовал правило вывода modus tollens:

Посылка 1. Если теория самозарождения верна, черви должны появиться в обоих кусках мяса.

Посылка 2. Черви не появились в одном из кусков мяса.

Заключение. Теория самозарождения неверна.

Серьезному ученому для окончательного вывода недостаточно одного эксперимента. Поэтому Пастер выдвинул ряд новых предположений и для их проверки поставил новые эксперименты. Со временем эксперименты с кусками мяса заставили Пастера признать теорию самозарождения Аристотеля несостоятельной.

Позднее Пастер сформулировал собственную теорию, согласно которой гниение вызывают бактерии, которые есть в воздухе. Это был первый шаг в направлении современных представлений о бактериях и инфекциях. И эта теория имела очень значимые практические приложения: благодаря ей мы сегодня знаем, как обращаться с продуктами и как избежать инфицирования ран. Последующие научные работы Пастера тоже имели очень существенное значение: например, он создал вакцину против бешенства, спасшую маленького мальчика, который стал первым человеком, выжившим после укуса бешенной собаки. В истории медицины такого еще не случалось.

Этот пример демонстрирует самую суть научного метода поиска знания. Наука старается предоставить нам точное описание реальности. Теории, не подтвердившиеся при проверке, отбрасываются. Теории, которым удалось выдержать проверку, живут дольше, но их следует тестировать и дальше. По крайней мере, именно так в идеале должна функционировать наука.

Когда же разумно принять решение, что теория достаточно адекватно описывает реальность? Ответ таков: когда теория лучше объясняет одно или большее число явлений, чем теории, которые были до того, и когда повторные проверки раз за разом дают одинаковые результаты. Теория постепенно принимается научным сообществом после того, как приходят к выводу, что исчерпаны все возможности поставить ее под сомнение. Если эту теорию к тому же реально использовать для изготовления новых экспериментальных установок и конструирования новых технических устройств, можно сказать, что она продемонстрировала свою целесообразность.

Конечно, есть определенное сопротивление признанию новых научных теорий. Чем более новаторская и удивительная теория, тем больше необходимо свидетельств, чтобы научный мир с ней согласился. В частности, именно поэтому в 1905 году столь недоверчиво была воспринята радикальная идея Альберта Эйнштейна считать свет состоящим из частиц – она была слишком кардинальна и недостаточно подтверждена экспериментально. В истории идей это был досадный эпизод, но, к счастью, такое происходит достаточно редко. На деле же нас очень выручает то, что, как правило, ученые не сразу и не слишком легко принимают любую появившуюся новую идею. Наука была бы просто невообразимой мешаниной истинных и ложных доктрин, если бы те, кто ею занимается, слишком легко, без серьезной проверки соглашались со старыми, “отправленными в отставку”, но вернувшимися как новые идеями[48].

Опыт и эксперименты занимают центральное место в научной деятельности. Но всегда ли мы можем полагаться на эксперименты? Ведь мог экспериментатор не учесть что-то важное, или, возможно, желание получить определенный результат повлияло на его объективность? Очень разумно с сомнением отнестись к единичному результату, особенно в том случае, когда он сильно отличается от результатов, полученных ранее.

Именно поэтому так важно, чтобы в основе тестов и экспериментов была их повторяемость. Исследователи в разных странах должны быть в состоянии повторить данный эксперимент в своих лабораториях и, конечно, получить тот же самый результат. Если теория обоснована, она должна работать, независимо от того, кто ее проверяет. А если теория общепризнана, это означает, что никому (до сих пор) не удалось обнаружить в ней прорехи. По этой причине разумно считать, что теория представляет собой хорошее описание реальности, и ее можно всячески использовать, по крайней мере до тех пор, пока не удастся описать реальность лучше.

В XX веке одним из наиболее известных философов науки был австриец Карл Поппер (1902–1994). Поппер ввел термин “фальсифицируемость” и утверждал, что на самом деле это понятие – основа научного прогресса.

Чтобы теория была фальсифицируемой (или принципиально опровержимой), должна существовать возможность разработать эксперимент или создать ситуацию, которая в принципе могла бы показать, что данная теория неправильна. Иными словами, должен существовать способ с достоверностью доказать ошибочность теории. Если это невозможно, теория лишена научного содержания и не имеет научной ценности.

В этом смысле опровержение – пример дедуктивного правила вывода modus tollens. У нас есть теория A, в рамках которой можно поставить эксперимент, показывающий, что если эта теория верна, то должен получиться результат B. Мы выполняем эксперимент, и оказывается, что вместо B он дает результат не-B. Тогда с помощью дедукции мы приходим к заключению, что должно быть не-A: мы фальсифицировали (опровергли) теорию A.

Согласно Попперу, в этом суть науки. Ни одна научная теория не может считаться истиной в последней инстанции; в лучшем случае она верна условно до тех пор, пока не наступит тот день, когда она будет фальсифицирована. Сам Поппер говорил об этом так:

Научный прогресс состоит в движении по направлению к теориям, которые говорят нам все больше и больше, – теориям с более богатым содержанием. Однако чем более теория говорит, тем больше она исключает или запрещает и тем больше возможности ее фальсификации. Поэтому теория с более богатым содержанием – это теория, которая может быть подвергнута более суровой проверке[49].

Известная игра в двадцать вопросов позволяет проиллюстрировать понятие “фальсифицируемость”. Игрок должен угадать, какой предмет (или животное, или человека) задумал напарник. Он может задать не больше двадцати вопросов, ответами на которые должны быть “да” или “нет”. Конечно, игрок старается выбрать те вопросы, ответы на которые будут наиболее информативны. Таким образом, в идеале каждый вопрос делит все возможные предметы (или животных, или людей) на две примерно равные группы, из которых одна соответствует ответу “да”, а другая – ответу “нет”. Это наиболее выигрышный путь угадать правильный ответ. (Никто не задаст вопрос, ответ на который почти наверняка известен, поскольку так он просто попусту истратит один из разрешенных двадцати вопросов.)

Направленный на проверку научной теории эксперимент – своего рода вопрос о природе реальности. Если нельзя придумать вопрос, ответом на который может быть “нет”, то это не научная теория.

Когда теория, независимо от того, какие экспериментальные вопросы поставлены, отвечает только “да”, она не является фальсифицируемой и, следовательно, не говорит нам ничего об окружающем мире. Цель науки – рассказывать об окружающем нас мире, и “да”-теории – это просто не научные, а псевдонаучные теории[50].

Таким образом, фальсифицируемость – способ отличить науку от псевдонауки. В автобиографии Поппер описывает свои мысли о природе науки еще до того, как он стал просветителем[51]:

В начале этого периода я продолжил развивать свои идеи о демаркации между научными теориями (как теория Эйнштейна) и псевдонаучными теориями (как теории Маркса, Фрейда и Адлера). Мне стало ясно, что то, что делает теорию или утверждение научным, состоит в их способности отвергать или исключать возможность некоторых событий – запрещать или не допускать существование таких событий. Таким образом, чем больше теория запрещает, тем больше она нам говорит[52].

Выдвигая научную теорию, следует указать, при какого рода условиях вы допускаете, что эта теория окажется несостоятельной. Это знаменитый “критерий демаркации” Поппера, позволяющий отличить науку от псевдонауки. (В более общем виде “проблема демаркации” в философии науки относится к тому, как и где следует провести границу, отделяющую то, что можно считать истиной наукой. Такие разделительные линии можно провести между наукой и псевдонаукой, между наукой и религией, между наукой и суеверием.)

Существуют ли абсолютно истинные результаты, иначе говоря, факты, которые никогда не будут опровергнуты, если появятся новые данные? Да, но только в одной области науки – в математике (и в связанных с ней разделах науки, таких как логика). Математика поистине априорная наука. (Априорное знание – от латинского a priori, что значит “из предыдущего” – знание, достоверность которого не зависит от чувственного восприятия или от взаимодействия с внешним миром.)

К априорному выводу можно прийти, даже не покидая уютного кресла: не надо на ощупь выискивать что-то в окружающем мире, проводить какие-то наблюдения. Математическое знание не зависит ни от каких внешних по отношению к нему исследований. В математике все результаты выводятся логически. (Или, в крайнем случае, исходя из опубликованных математических доказательств на интересующую тему. Хотя в реальной жизни математики практически всегда сначала приходят к результату интуитивно, используя аналогии и опуская логические рассуждения. Математики, как и все остальные, часто действуют по наитию, но затем, ловко скрывая даже намек на это, пишут статьи, где отсутствует какое-либо упоминание о первоначальных догадках, все столь логически обосновано, как будто автор – робот, а не живой человек.) Это означает, что любая один раз строго доказанная математическая теорема не может быть опровергнута никакими внешними наблюдениями, измерениями или опытами. (Как уже говорилось выше, математические теоремы – утверждения, полученные из аксиом путем последовательных чисто логических рассуждений. Набор формальных символов плюс набор аксиом плюс набор правил, позволяющих вывести одну формулу из другой, составляют формальную, или аксиоматическую, систему. Теорема, выведенная в рамках такой системы, всегда в этой системе истинна.)

Конечно, даже математики должны быть в какой-то мере самокритичны. Как и всякие другие живые существа, они могут ошибаться. Несмотря на то что никакой эксперимент не может опровергнуть математический результат, доказывая ранее неизвестную теорему, можно совершить логическую ошибку. В мире науки у математики особый статус. Если в доказательстве теоремы нет ни одной ошибки, она хранится вечно в, скажем так, Музее теорем. (Внимание: теорема попадет только в Музей, относящийся к формальной системе, в рамках которой она была доказана. Для других формальных систем могут быть другие Музеи, вход в которые этой теореме воспрещен. Так, в 1931 году молодой австрийский логик Курт Гедель показал, что в любой достаточно сложной аксиоматической системе есть утверждения, которые хотелось бы назвать теоремами, поскольку они истинны, но доказать их в данной системе аксиом невозможно. Другими словами, в данной аксиоматической системе имеется достаточно существенное различие между тем, что истинно, и тем, что доказуемо. Гедель показал, что в достаточно богатой системе аксиом есть бесконечно много истинных, но недоказуемых утверждений. Потребовались десятилетия, чтобы математическое сообщество осознало этот удивительный результат, который называют “теоремой Геделя о неполноте”.)

Как избежать ошибок, исследуя мир научным методом? Конечно, нет волшебного рецепта, гарантирующего отсутствие ошибок. На протяжении веков небрежность, склонность выдавать желаемое за действительное, стремление к блеску и славе сбивали с пути многих исследователей. Но, несмотря на несовершенство человеческой природы, наука как коллективное действие обладает определенным инструментарием, помогающим не расслабляться и не сбиваться с пути истинного. (Конечно, предполагается, что ученый – человек честный.) Здесь особо важную роль, в частности для такой науки, как медицина, играют методы, известные как слепой и дважды слепой тест.

Цель таких тестов – исключить бессознательную необъективность или самообман со стороны исследователя и, когда речь идет об экспериментах с участием людей, со стороны части участников эксперимента. Сегодня мы понимаем, что в ситуациях с тестированием новых лекарств желания и установки человека могут оказать как положительное, так и отрицательное влияние на результат.

Страдающий бессонницей пациент решает обратиться за снотворным к врачу. Он может получить таблетки у врача, но тот, ничего не говоря пациенту, дает ему сахарные пилюли вместо настоящего снотворного. Пациент их принимает, и теперь у него нет никаких проблем со сном. Это называется эффектом плацебо (от латинского placebo – “буду угоден, понравлюсь [вам]”). Дело в том, что психологическое ожидание человека иногда может приводить к тем же медицинским последствиям, что и настоящее лекарство.

Эффект, противоположный эффекту плацебо, называют эффектом ноцебо (от латинского nocebo – “я поврежу”). В этом случае положительные ожидания приводят к отрицательному результату. Наглядный пример дают некоторые африканские религии, в основе которых лежит поклонение явлениям природы. Однажды из хижины в крошечной нигерийской деревушке пропал газовый генератор: кто-то его украл. Деревенский шаман созвал всех жителей деревни и заявил, что наложил проклятие на человека, укравшего генератор, и его действие уже началось: сначала у похитителя появятся проблемы с едой, потом будет сильно болеть живот и постепенно это приведет к серьезной болезни. Через несколько дней генератор неожиданно оказался на месте. Подросток почувствовал себя больным, а потом услыхал о заклинании. Он не мог нормально ни есть, ни пить и в конце концов вернул генератор. Это очень яркий пример эффекта ноцебо. Симптомы вызывает вера в магическую силу заклинания. Эффект плацебо, как и эффект ноцебо, был тщательно исследован и задокументирован.

Если мы хотим выяснить, как действует новое лекарство, необходимо избежать эффекта плацебо, для чего используют так называемый слепой тест. Это значит, что одна группа участников исследования получает настоящее лекарство, тогда как другая – нечто, выглядящее точно так же, как настоящее лекарство, но на самом деле просто пилюлю, в которой лекарства вообще нет. Никто не знает, что он получил – настоящее лекарство или “пустышку”. Другими словами, участники исследования “слепы” в отношении этой информации. Только при таком контроле тест может показать, действительно ли лекарство эффективно, а не просто сработал эффект плацебо или какое-то благоприятное стечение обстоятельств.

При испытании некоторых лекарств часто оказывается, что группа, члены которой получили “пустышки”, демонстрирует хороший положительный результат. В этом случае ясно: это эффект плацебо. При этом есть надежда, что в группе принимавших настоящее лекарство положительный эффект будет сильнее. Различие между двумя положительными результатами показывает, насколько настоящее лекарство эффективно. Если разницы между положительными результатами двух групп нет, лекарство ценности не представляет.

А что, если исследователь предубежден или принимает желаемое за действительное? Не может ли это повлиять на результаты слепого тестирования? Конечно! Именно по этой причине был разработан двойной слепой тест. В этом случае ни экспериментаторы, ни испытуемые заранее не знают, в какой группе лекарство было настоящим, а в какой раздали “пустышки”. Только после статистической обработки результатов эксперимента станет известно, кто что получил.

Слепые и двойные слепые тесты необходимы в научных исследованиях, которые предполагают воздействие на людей. Эти методы особенно важны, когда речь идет о множестве широко распространенных сегодня (особенно среди ньюэйджеров и сторонников альтернативной медицины) разнообразных псевдонаучных методов лечения и лекарств. К сожалению, подобные практики и суррогатные лекарства вводят в заблуждение и привлекают многих людей. Их жертвы не только тратят деньги зря, но и не достигают желаемого результата. Методы лечения и лекарства, обычно ассоциирующиеся с медициной ньюэйджеров и другими вариантами альтернативной медицины, практически никогда не выдерживают тщательного и серьезного тестирования слепым и дважды слепым методом.

Итак, что следует назвать альтернативной медициной, которая действительно помогает? Выходит, что настоящую медицину.

Иногда мы сталкиваемся с представителями науки, ведущими себя по отношению к нам достаточно высокомерно. Возможно, чаще всего так бывает, когда мы имеем дело с врачами. У всех есть опыт похода к врачу, после которого остается ощущение, что вас выслушали недостаточно внимательно. Что бы там ни мелькнуло у врача в голове, все кажется ему существенно более важным, чем то, что мы, людишки, пытаемся ему сказать.

Если вас огорчает, что доктор относится к вам свысока, помните: это вина не науки, а только определенного ее представителя, заранее все решившего и потому не чувствующего необходимости выслушать вас.

Если человек занимается наукой, это еще не гарантия того, что он не мошенник. Очевидно, что как в научной, так и в любой другой культурной среде много людей со своими эмоциональными особенностями и психологическими установками. А значит, есть и исследователи, публикующие сфабрикованные результаты в погоне за успехом и славой.

А еще есть ученые, упорно не желающие признавать новые факты и результаты, поскольку, согласившись с ними, они будут вынуждены отказаться от взглядов, которых придерживались издавна и на которых строилась их карьера. За этим могут скрываться и финансовые интересы, заставляющие людей делать все возможное, чтобы посеять недоверие к новым результатам, поскольку если с ними согласиться, упадут продажи традиционных лекарственных препаратов.

Наглядный пример – исследования язвы желудка. В 2005 году Нобелевскую премию по медицине получили Барри Маршалл и Роберт Уоррен за открытие бактерии, получившей название Helicobacter pylori. (Эта бактерия была впервые обнаружена в 1982 году в слизистой оболочке желудка пациентов, страдающих хроническим гастритом.) Многие годы язва желудка считалась следствием стресса и плохого питания. Но у Маршалла и Уоррена была другая гипотеза. Они полагали, что язву вызывает какая-то бактерия. Через некоторое время Маршаллу удалось это доказать: он решился сам выпить раствор бактерий Helicobacter, и вскоре после этого у него развился тяжелый гастрит. Причинная связь была подтверждена, а затем Маршалл и Уоррен показали, что, принимая антибиотики, язву можно вылечить навсегда. До того, как подтвердилась связь между язвой и бактериальной инфекцией, болезнь обычно принимала хронический характер, и пациенты часто страдали от рецидивов.

Сначала открытие Маршалла и Уоррена было воспринято с большим скепсисом. Уж очень серьезные деньги были поставлены на карту. Поскольку фармацевтическая промышленность получала огромную прибыль от продаж всяческих лекарств от язвы, у ее представителей не было никакого интереса ставить под сомнение господствующую теорию возникновения этой болезни. Не стоит забывать, что для фармацевтической промышленности предпочтительнее, чтобы у пациентов были частые рецидивы, а не болезнь, которую можно вылечить раз и навсегда. Публикацию результатов Маршалла и Уоррена придерживали в какой-то мере и из-за того, что, если бы к их открытию отнеслись серьезно, на кону оказались бы финансовые интересы больших компаний.

Как правило, в конечном счете оказывается, что самая выгодная стратегия – поиск научных знаний. Однако на это может потребоваться гораздо больше времени, чем хотелось бы. Обычно, когда тщеславие, деньги или упрямство пытаются затормозить прогресс, к долгосрочному успеху это не приводит. Иногда ученых обвиняют в том, что они, дружески похлопывая друг друга по плечу, прикрывают чужие ошибки. Но, честно говоря, навряд ли научный мир можно обвинить в протекционизме неудачных теорий. Любой исследователь, которому удастся разнести в пух и прах общепринятую теорию, вероятно, станет и богат, и знаменит, а может, даже получит Нобелевскую премию. Это достаточно сильная мотивация попытаться опровергнуть теории!

Вопрос о том, совместимы ли наука и религия, обсуждается снова и снова. Этот вопрос часто оборачивается поводом для долгих и якобы глубоких размышлений.

Но на самом деле ответить на него не так уж трудно: религия и наука совместимы до тех пор, пока данная конкретная религия не выступает против научных знаний. Можно сказать проще: противоречия нет до тех пор, пока религия не высказывается об окружающем нас мире. Возьмем, например, вопрос о вере в создателя, сотворившего Вселенную из ничего и больше не игравшего никакой роли в ее жизни. На деле вера в такого бога беспредметна. Она не объясняет нам, почему мы здесь, куда движемся, как должны жить, не сообщает ничего о природе реальности.

С другой стороны, ситуация более запутанна, если человек верит в бога взыскательного, обладающего большой властью. Бог, выслушивающий молитвы и творящий чудеса, определенно не совместим с наукой. Как несовместимы и представления о том, что тело умирает, а душа бессмертна, и идея о переселении душ, и вера в другие сверхъестественные явления. И дело не в том, что такого рода идеи заведомо неверны, просто научные данные недвусмысленно указывают на то, что они ошибочны.

Еще один часто задаваемый вопрос: может ли в наши дни теология привнести что-то в науку и, наоборот, может ли наука внести вклад в теологию? На первую часть вопроса я не могу ответить иначе, чем “нет”. Правильны или нет утверждения теологии, никакие теологические вопросы не относятся к области науки (за исключением тех, что прямо противоречат ей). Однако наука может помочь теологии отказаться от некоторых предвзятых суждений, таких как утверждение о том, что люди стоят особняком и не являются результатом естественной эволюции.

Сделала ли религия что-нибудь полезное для науки? На самом деле, “да”; если посмотреть на историю науки, следует сказать, что сделала. Представление о том, что мир познаваем, исторически связано с идеей существования разумного создателя. Нет смысла посвящать себя науке, если не веришь в познаваемость мира. В этом отношении религия проложила дорогу научному прогрессу. Но, хотя идея познаваемости мира и помогла науке сделать первые шаги, гипотеза о существовании бога или какого-то разумного создателя из-за этого не становится более правдоподобной.

Интерлюдия. О пользе науки

Можно ли чересчур полагаться на науку? В конце концов, история учит нас, что наука не всегда права.

Легко отбросить мысль о том, что наука не просто бизнес, который производит большие товарные партии истин, относящихся к окружающему миру. Наука – нечто гораздо большее. Это способ исследования реальности, возможность формировать модели, разрабатывать сценарии и создавать теории о том, как устроена Вселенная. Научную картину реальности часто приходится пересматривать, но мы не знаем лучшего способа приобретения знаний о реальности, чем следовать путем науки. В этом смысле верить в науку слишком сильно невозможно.

На самом деле то, что мы называем наукой, следует оценивать исходя из эффективности ее результатов, когда на их основании изготавливаются медицинские приборы и разрабатываются лекарства для лечения таких болезней, как рак или холера, когда наука дает нам возможность преодолеть такие привычные всем ограничения природы, как сила притяжения, что делает возможным полет человека на Луну, а вскоре, возможно, и на Марс.

Всегда ли наука – сила, творящая добро? Так вот, вспомним, что нитроглицерин – вещество, которое может и спасти человека со слабым сердцем, и взорвать, разорвать его в клочья. И то же самое относится ко всякому знанию. Вопрос о том, моральна наука или нет, сводится к тому, как используются ее результаты. Само по себе знание нейтрально.

Какое значение имеет наука в нашей повседневной жизни? Научные открытия, о которых мы слышим в новостях, часто касаются чего-то совсем абстрактного и отдаленного вроде открытого в 2012 году бозона Хиггса (вряд ли кому-нибудь у себя в офисе придется иметь с ним дело). Возможно, нам расскажут о том, что в 2014 году автоматическая межпланетная станция “Розетта” опустилась на поверхность кометы и это случилось примерно через десять лет после запуска. Но не следует забывать, что в том же 2014 году Нобелевскую премию по физике присудили за создание светодиодов. Это открытие, ставшее результатом многолетних исследований, сделало лучше жизнь сотен миллионов людей по всему миру.

Что касается меня лично, наука с большой долей вероятности увеличила продолжительность моей жизни, дала мне шанс принять участие в существенно большем числе событий. Я, вполне вероятно, смогу прожить вдвое больше, чем мои предшественники всего несколько сот лет назад. Я смогу провести вдвое больше времени со своими горячо любимыми близкими. Я смогу наблюдать, как мой сын растет, читает книги, играет и постепенно, шаг за шагом приобретает знания. Это счастье выпало мне благодаря науке. И я не устаю благодарить науку за такой удивительный подарок.

Глава 5

Призраки в голове

О нашем удивительном мозге, который легко одурачить

Когда я думаю, это думаю не я, это мой мозг думает.

Четырехлетний Лео

Почему, изучая мир, следует использовать научные методы? Разве наш замечательный мозг не настолько хорош сам по себе, и приходится навязывать ему формальные правила?

Ученые часто говорят, что человеческий мозг – “явление, наиболее сложное из всех, известных нам во Вселенной”. И в самом деле, возможности нашего мозга огромны и воистину удивительны. Но при этом есть много способов сбить с толку даже абсолютно здоровый мозг.

Человеческий мозг имеет несколько существенных недостатков. Возможно, некоторые из них – а может, и все – эволюция исправит в течение следующих миллионов лет или около того. Но сейчас нам просто приходится с ними мириться.

Оптические иллюзии – простейший пример того, о чем я говорил. Нас очень легко убедить, что длины двух одинаковых линий различны. Посмотрите, например, на рисунок, где изображены два стола (этот пример оптической иллюзии – один из многих, придуманных блестящим психологом из Стэнфордского университета профессором Роджером Шепардом и опубликованных им в 1990 году). Можно ли сказать, что длина отрезка прямой линии по диагонали – сторона столешницы слева – точно равна длине стороны квадратной столешницы справа? Вероятно, нет. Ведь первый отрезок гораздо длиннее, не так ли?

На самом деле нет. Длины этих двух отрезков равны. Глаза правильно сообщают вам, что, если поставить эти два стола в комнате рядом, то левый стол будет намного длиннее, чем широкий (квадратный) правый стол. Но затем мозг преобразует эту правильную информацию в ложную идею: на рисунке длины этих двух отрезков существенно различны. Неправильный вывод очень убедителен, не так ли? Каждый раз, когда я смотрю на этот удивительный рисунок, я все равно не могу в это поверить, и мне приходится по-настоящему их измерять. А затем у меня просто дух захватывает: какую шутку сыграл со мной мозг.

Другая оптическая иллюзия способна убедить нас, что показанные на рисунке прямые линии ну уж никак не параллельны, хотя на самом деле они идеально параллельны. Ниже один из последних чудесных вариантов знаменитой “Иллюзии стены кафе”, обнаруженной в 1973 году британскими психологами Ричардом Грегори и Стивом Симпсоном на стене кафе в английском Бристоле. Параллельные линии? Ну уж нет!!! Но они параллельны!!!

Кажется, что на рисунке внизу мы видим вращающиеся, как шестеренки, круги. Если очень внимательно присмотреться к одному из них, можно заметить, что он вообще не вращается, но затем вы разочарованно заметите, что вращаются все остальные круги! Это классическая оптическая иллюзия, показывающая, что вашему мозгу – и моему, и мозгу каждого – не удается правильно проанализировать информацию на рисунке.

И еще одна невероятно искусная иллюзия способна убедить нас, что на рисунке изображены два предмета разных цветов, хотя на самом деле они одного и того же цвета. Хотите верьте, хотите нет, но верхняя и нижняя половинки этого объекта, обозначенные буквами A и B, одного цвета. Чтобы проверить, что это невероятное утверждение правильно, потребуется закрыть на рисунке все, кроме объекта (включая середину, где половинки “крепятся” друг к другу), поскольку, если этого не сделать, мозг будет продолжать настойчиво убеждать вас, что эти половинки совершенно разного цвета.

Именно по этим причинам мы нуждаемся в инструментах, помогающих нам понять, каков на самом деле окружающий нас мир, – инструментах, более надежных, чем одни только наши ощущения и наш доверчивый мозг.

Иногда наш мозг совмещает элементы информации и затем, творчески их используя, делает удивительные выводы, не имеющие под собой никакой реального основания. Классический пример – рисунок, на котором изображены две фигуры. Назовем их “Кики” и “Буба” [“Мума”]. Посмотрите на две фигуры и скажите мне, какая из них “Кики”, а какая “Буба”.

Практически каждый, кто смотрит на эти фигуры, убежден: слева “Буба”, а справа “Кики”. Но какие для этого могут быть резоны? На картинке нет и намека на то, с чем мы имеем дело в обычной жизни, и названия фигур – просто бессмысленные слова. Тогда, скажите на милость, что заставляет с такой уверенностью говорить, что одно из слов должно быть названием одной фигуры, а другое – другой?

Рационального объяснения нет. Это связано только с тем, что для всех звук “Буба” звучит мягче и круглее, чем “Кики”, который кажется более колючим и угловатым. И мы склонны видеть слева более мягкую и круглую картинку, а справа – более колючую и угловатую.

Такого рода связь между звуками и формами и является одной из разновидностей синестезии, которая означает смешение ощущений, происходящих от различных органов чувств. Другой пример синестезии – это ощущение наличия связи между отдельными цифрами и цветами, знакомое многим людям. Например, цифра 7 может для вас ассоциироваться с синим цветом, 3 – с желтым и так далее.

Дэниел Таммет – хорошо известный пример человека с синестезией. Он помнит и может воспроизвести иррациональное число π с точностью до 20000 знаков после запятой (3.14159265358979323846264…). В своей книге “Рожденный в синий день”[53] он объясняет, что, для того чтобы запомнить так много цифр, он не думает о самих цифрах, скорее они предстают перед его мысленным взором как последовательности цветов и холмистые пейзажи.

Мозг часто дурачит нас подобным образом, а мы даже не подозреваем об этом. И иллюзии не всегда связаны с сенсорным восприятием. Наш бедный мозг можно одурачить многими разными способами. Это одна из причин, почему столь важно использовать научные методы и двойные слепые тесты.

Даниэль Канеман, израильско-американский психолог, занимался вопросом о том, как мы принимаем решения и как на нас можно влиять в процессе принятия решения. (Сейчас Канеман, родившийся в 1934 году, почетный профессор Принстонского университета. В 2002 году он стал лауреатом Премии по экономике памяти Альфреда Нобеля “за применение психологической методики в экономической науке, в особенности при исследовании формирования суждений и принятия решений в условиях неопределенности”.) Так называемый эффект якоря – один из открытых и изученных им психологических феноменов. Оказывается, всякий раз, пытаясь оценить какие-то числовые значения, мы подсознательно можем “привязать” свой ответ к числам, которые мы видели раньше, даже если эти числа не имеют никакого отношения к рассматриваемому вопросу.

Классический эксперимент с рулеткой – один из примеров, демонстрирующий необъективность такого рода[54]. В этом эксперименте испытуемому задается вопрос, ответ на который должен быть числом между 1 и 100. Например, такой: “Какой процент всех государств мира расположен в Африке?” (При этом принципиально важно, чтобы человек не знал ответ и должен был его угадать.) Прежде чем задать вопрос испытуемому, ему предлагают запустить рулетку (большинство соглашается). Обычная рулетка останавливается на произвольном числе между 1 и 100, однако эта устроена так, что стрелка может останавливаться только на 16 или 45. Эксперимент повторяется много раз с большим числом испытуемых (скажем, 1000 человек). Это значит, что до ответа на вопрос приблизительно у 500 человек, запускавших рулетку, выпадает 16, а у других 500 испытуемых – 45.

Оказывается, что в среднем те, у кого выпадет 16, дают заниженную оценку количества стран в Африке в сравнении с теми, у кого выпадет 45. Такая привязка происходит несмотря на тот факт, что рулетка уж никак не имеет ничего общего с заданным вопросом.

Оценка участников эксперимента бессознательно основывается на числе, которое они видели непосредственно перед тем как угадать ответ. Это показывает, как легко одурачить наш мозг и что далеко не всегда его предположения достаточно обоснованы. Действуя в соответствии со своей интуицией или “внутренним чувством”, следует помнить о подобной незащищенности нашего мозга. Бессознательная предубежденность особо нежелательна при рассмотрении дел в судах или в других ситуациях, когда численные оценки свидетелей могут иметь существенные последствия для заинтересованных сторон.

Нам, людям, присущ еще один недостаток: мы склонны переоценивать себя, создавать свой приукрашенный положительный образ. Яркий пример такого поведения – эксперимент, в ходе которого испытуемому показывают 100 небольших фотографий случайно отобранных лиц, произвольно разбросанных по экрану компьютера[55].

Одна из фотографий на экране “как бы случайно” оказывается фотографией самого участника эксперимента. Экспериментатор замеряет время, необходимое испытуемому, чтобы отыскать на экране свое лицо и указать на него. Затем эксперимент повторяют много раз, всякий раз перемешивая фотографии, так что они появляются на экране в разных местах.

Чего испытуемый не знает, так это того, что после одного или двух раз его собственная фотография заменяется фотоманипуляцией[56], на которой он выглядит более привлекательным (по крайней мере, в соответствии с принятыми стандартами), чем на самом деле. Выясняется, что свою более привлекательную фотографию испытуемые находят быстрее, чем не улучшенную.

Не стоит и говорить, что этот результат вызывает определенное беспокойство. Возможно, когда-то людям было полезно думать, что они выглядят лучше, чем на самом деле, вероятно, людям с таким представлением о себе было легче выжить. Но хорошо ли это сегодня? Часто говорят, что оптимистам живется веселее, чем реалистам, тем не менее мы должны со вниманием относиться к подобной необъективности нашего мозга.

Мы еще и не так наблюдательны, как хотелось бы. Делая доклад о философии и методах, позволяющих трезво оценивать ситуацию, я часто показываю короткую запись знаменитого эксперимента, во время которого испытуемые смотрят видео, где шесть человек ходят туда-сюда, перебрасываясь мячом. Требуется подсчитать, сколько пасов было сделано тремя игроками в белых майках. Результат удивителен: диапазон оценок разных людей, смотревших видео, очень широк. Но есть нечто гораздо более неожиданное. Не хочу сразу раскрывать секрет, но очень рекомендую посмотреть это видео и читать дальше только после того, как вы это сделаете[57]. Просто постарайтесь посчитать как можно точнее, сколько пасов сделали три игрока в белом.

Многие из тех, кто смотрит это видео, не обращают внимания на другие интересные вещи, происходящие одновременно с перебрасыванием мячей, и бывают крайне удивлены, когда смотрят видео второй раз.

Еще один пример недостатков мозга – большинство из нас плохо оценивает риски и вероятности. Наш мозг не слишком хорошо приспособлен для подобных суждений, и результат неправильной оценки может привести к очень серьезным последствиям. Проверьте свои способности с помощью следующего эксперимента:

1. В настоящий момент зомби-вирус быстро распространяется по всей стране. Известно, что 1 из 500 человек подхватывает вирус и заражается. Все заразившиеся люди в течение месяца превратятся в зомби, что, конечно, для них не слишком хорошо.

2. Есть тест, который можно сделать у врача, и проверить, являетесь ли вы вирусоносителем. Но тест не слишком надежен.

3. Установлено, что для вирусоносителей тест дает 100-процентно правильный результат. Другими словами, всякий, у кого есть вирус, сделав тест, узнает, что заражен.

4. Кроме того, установлено, что точность теста для тех, у кого вируса нет, всего 95 процентов. Значит, 5 процентов здоровых людей, прошедших тестирование, получат ложноположительный результат, то есть им скажут, что они инфицированы, хотя они здоровы.

Итак, стать зомби вы не хотите и очень хотите выяснить, заражены вы или нет. Вы идете к врачу, делаете тест и через несколько дней получаете ответ: вы инфицированы!

Конечно, такой результат вас очень огорчает. Но вы знаете, что тест не совсем надежен, и поэтому возникает вопрос: насколько велики шансы того, что у вас действительно есть вирус? Я не прошу дать точный ответ, только грубую оценку. Ваши шансы быть инфицированным больше или меньше 50 процентов? Подумайте немного об этом до того, как узнаете правильный ответ. Его можно найти на сайте: www.sturmark.se/zombievirus.

Кроме того, бывают иллюзии вероятности, в корне противоречащие нашей интуиции. Вот классический пример. Вы участник телевикторины. Раздвигается занавес, и вы видите три большие закрытые двери. Ведущий говорит, что за одной из дверей спортивная машина новой модели. Если вы откроете эту дверь, машина ваша! Но за другими двумя дверьми – козлы, и именно их вы получите, открыв одну из этих дверей. Машину выиграть было бы здорово, но вас не слишком радует перспектива привести домой козла.

Ведущий знает, что находится за каждой из трех дверей. Конечно, проблема в том, что этого не знаете вы. Правила игры просты:

1. Сначала вы должны выбрать дверь, а затем встать рядом с ней, но не открывать ее. После того как вы сделали выбор, ведущий выходит вперед, открывает другую, не ту, которую выбрали вы дверь, и вы видите козла.

Итак, теперь перед вами только две оставшиеся двери; третья дверь открыта, и хорошо видно, что за ней стоит козел.

2. Ведущий задает вам вопрос: хотите ли вы перейти к другой закрытой двери или остановитесь на той, которую уже выбрали? Вы можете согласиться перейти или отклонить это предложение.

Что вы решите? Возрастут ли ваши шансы выиграть машину, если вы перейдете к другой двери, или они останутся точно такими же? Прежде чем читать дальше, подумайте немного.

Большинство людей скажет, что не имеет ровно никакого значения, поменяете вы дверь на этой стадии или нет. Когда в начале игры вы выбирали дверь, шанс выиграть машину был 1 к 3. А теперь у вас новая возможность: вы выбираете только из двух дверей. Кажется очевидным, что 50 процентов за то, что вы уже стоите у “хорошей” двери, и 50 процентов за то, что у “плохой”. Тогда, скажите на милость, ради чего менять дверь в этот момент? Нет никакого смысла, ведь так?

Дело, однако, в том, что это рассуждение хоть и кажется абсолютно правильным, в корне неверно. Действительно, если вы, как было предложено, поменяете дверь, вы удвоите шанс выиграть машину: ваши шансы возрастут с одного к трем до двух к трем! Это утверждение полностью противоречит интуиции, но оно абсолютно правильно[58].

Чтобы лучше понять, о чем мы говорим, прервемся ненадолго. Действительно, мы вступили на довольно любопытную когнитивную территорию: кажется, что во время телевизионной игры была использована неоспоримая аргументация, позволившая принять решение о выборе двери (а именно: на наш шанс выиграть никак не повлияет, поменяем ли мы дверь или нет). Но не о том ли эта книга, что, принимая решение, следует рассуждать логически, а не полагаться на предрассудки, Священное Писание или случайные догадки? Теперь же нам говорят, что наши рассуждения не логичны, что они несовершенны! Нам говорят, что, к сожалению, рассуждения ввели нас в заблуждение! Не значит ли это, что предыдущий разговор скорее заставляет сомневаться в логических выводах, чем доверять им? Но если так, не опровергает ли это основной тезис нашей книги, а именно: решения должны приниматься на основании рассуждений?

Да, нравится нам это или нет, докопаться до истины бывает непросто, и процесс логических рассуждений не является механическим или тривиальным. Рассказывая об игре с тремя дверями, я хотел сказать, что, помимо иллюзий восприятия, бывают также иллюзии рассуждений. Мы, люди, поддаемся не только оптическому обману, нас может обвести вокруг пальца и логика: нас могут дезориентировать красивые слова и аргументация, кажущаяся непоколебимой.

Есть прекрасная книга американского логика Рэймонда Смаллиана “Шахматные тайны Шерлока Холмса”[59]. Многие “шахматные тайны” связаны с позициями фигур на шахматной доске, которые случалось анализировать Шерлоку Холмсу, когда он и его верный друг доктор Ватсон случайно заглядывали в лондонский шахматный клуб, или отдыхали в роскошных загородных поместьях, или даже плыли на пароходе в экзотические страны. Вопросы, на которые надо было ответить, формулировались кратко: “Чей ход был последним – белых или черных?” Или: “Какой фигурой сделали последний ход?” Или: “Какую фигуру взяли последней?” Все подобные шахматные загадки относятся к типу задач ретроспективного анализа в шахматах, когда при анализе шахматной позиции надо, двигаясь в обратном направлении, выяснить, как она могла получиться.

Вот как доктор Ватсон рассказывал об одной из подобных задач:

Холмс заговорил первым: “Первая ретроспективная задача, которую я решил, называлась ‘нельзя рокироваться’”.

– Вы помните ее, – с интересом спросил сэр Рэджинальд.

– О да, – ответил Холмс, – но я боюсь, что она слишком проста для того, чтобы заинтересовать Вас, просто пустяк, знаете ли.

– Почему бы Вам не показать ее сейчас? Нам очень любопытно узнать, что привело Вас к таким задачам и испытать себя в сравнении с Вами в молодости.

– Очень хорошо, – ответил Холмс и установил следующую позицию.

– Ход черных, – сказал он. – Могут ли они рокироваться?

Поскольку Холмс назвал эту задачу “простой”, я подумал, что у меня есть шанс решить ее, и приложил для этого все усилия. С гордостью могу сказать, что был первым, кто смог ответить на вопрос. В объяснениях я допустил ряд ошибок, но они были скорее пропусками, чем неправильными рассуждениями, и поэтому не имели значения. Вот мое решение (с заполнением всех пробелов).

Ясно, что последним ходом белых был ход пешкой. Непосредственно перед этим черные должны были взять белую фигуру, которая только что сделала ход. Этой фигурой был конь, так как ладьи не могли покинуть первую горизонталь. Очевидно, ни одна из черных пешек не брала коня, его не брала и ладья, так как нет поля, с которого он мог попасть под удар. Слон тоже не мог взять этого коня, так как конь мог попасть под удар только с поля d6, откуда был бы шах королю. Следовательно, конь был взят либо королем, либо королевской ладьей. В обоих случаях черные рокироваться не могут.

Эта задача хоть и одна из самых легких в книге, но представляется такой трудной, что, кажется, может поставить в тупик любого. Осознав этот шокирующий факт, читатели книги “Шахматные тайны Шерлока Холмса” могут почувствовать себя обескураженным или даже недалекими. И, словно сыпля соль на рану, Смаллиан во многих задачах мастерски разыгрывает их. Обычно это происходит так. Ватсон обдумывает ситуацию и предлагает очень разумное решение. Читая, как Ватсон анализирует позицию, и рассматривая его аргументацию, мы не обнаруживаем никаких изъянов. Мы убеждены, что он нашел правильное решение. И в некоторых случаях Ватсон действительно прав (как при решении той задачи, о которой шла речь выше): ни убавить, ни прибавить. Но, к нашему удивлению, иногда Шерлок Холмс (как бы направляемый автором) очень спокойно указывает на небольшую неточность в том, что только что сказал Ватсон.

Выясняется, что Ватсон не заметил какую-то необычную возможность, не принял во внимание какую-то незначительную деталь в расположении фигур на доске или забыл какое-то малоизвестное правило. Мгновенно все переворачивается! Ватсон неожиданно осознает, и читатели вместе с ним, что, как бы ни были убедительны его доводы, ситуация совсем не такая, как следует из его анализа. Да, действительно, Ватсон рассуждал логически, он не хватался за случайную догадку, не принимал во внимание необоснованные суеверия или Священное Писание. И при всем том рассуждения Ватсона, хоть и давали надежду на правильное решение и, возможно, были достаточно убедительны, оказались небезупречны.

Смаллиан продолжает дразнить читателей: время от времени Ватсон, не обидевшись и оправившись от когнитивного шока, снова начинает искать решение. Учитывая ту хитрость, на которую указал Холмс, и обдумав все снова, он приходит к не столь очевидным, но совсем другим выводам. А затем Холмс, разбирая новое решение Ватсона, находит недочеты и в нем.

Вот один из таких “шерлокхолмсовских” трюков Смаллиана. Ниже приведен фрагмент шахматной истории, которую Смаллиан назвал “Вопрос направления”:

Мы с Холмсом, прогуливаясь, зашли в шахматный клуб. Он был пуст, если не считать двух посетителей: полковника Мэрстона, которого мы прекрасно знали, и изысканного, интеллигентного вида джентльмена с очень приятными, забавными манерами.

– Ну что же, Холмс, – сказал Мэрстон, поднимаясь со своего места за шахматным столиком, – позвольте представить Вам и доктору Ватсону моего очень близкого друга, сэра Реджинальда Оуэна. Мы только что закончили восхитительно своеобразную причудливую и причудливую партию. С обеих сторон игра была абсолютно беспорядочной, но, разумеется, проходила полностью в рамках правил.

– Как я вижу, – заметил Холмс, – позиция была такой:

– Как это получается, Мэрстон, – продолжал Холмс, – всякий раз, когда я вижу вас за шахматной доской, оказывается, что вы играете белыми?

В ответ Мэрстон рассмеялся, но внезапно его лицо стал серьезным.

– Однако, Холмс, – сказал он, – откуда Вы знаете, что я играл белыми? Я уверен, что последний ход был сделан еще до того, как Вы с Ватсоном вошли в комнату. Так откуда у Вас такая уверенность?

Рассказ продолжается дальше, Холмс отвечает что-то забавное, но ничего не объясняет. Поэтому мы сразу перейдем к тому месту в истории, где происходит вечерний разговор после возвращения Холмса и Ватсона в квартиру Холмса на Бейкер-стрит в доме 221b. Облачившись в свой любимый халат и раскурив любимую трубку, Холмс повернулся к Ватсону и спросил:

– Вы поняли, откуда я узнал, что Мэрстон играл белыми?

– О, нет, – ответил я. – Я поступил, как вы меня учили, использовал все методы, тщательно обследовал всю комнату, но так и не нашел ни единого ключа к разгадке!

Холмс расхохотался.

– Всю комнату, Ватсон, всю комнату! А не проверили ли вы заодно и всю остальную часть здания?

– Мне это в голову не пришло, – кротко признался я.

– Мой дорогой Ватсон, – сказал Холмс, смеясь еще громче, – понимаете ли, я просто шучу. Едва ли необходимо было осматривать все здание, всю комнату и даже стол и игроков. Смотреть надо было только на шахматную доску.

– Шахматную доску? Что же особенного в шахматной доске?

– Так ведь позиция, Ватсон, позиция! Вы не заметили, было ли в этой позиции что-то особенное?

– Я действительно помню, что она показалась мне весьма необычной, но я не вижу, как из этого можно заключить, что Мэрстон играл белыми!

При этих словах Холмс встал.

– Давайте снова установим эту позицию, – сказал он, расставляя фигуры так, как они стояли на доске днем в клубе. – Не могли бы Вы теперь сказать, на какой стороне белые, а на какой черные?

Я долго рассматривал доску, но не мог найти ничего, что могло бы мне помочь.

– Это пример того, что Вы называете ретроспективным анализом? – спросил я.

– Прекрасный пример, – ответил Холмс, – хотя и элементарный. Да перестаньте, неужели Вы не видите хоть какого-нибудь ключа к разгадке?

– Не вижу, – грустно сказал я. – На первый взгляд кажется, что белые на нижней стороне доски. Но это слишком поверхностное заключение. Ясно, что игра в эндшпиле, а на этой стадии король часто оказывается на противоположной части доски. Поэтому, в действительности, белые могут быть на любой стороне.

– Ничто в этой позиции не привлекает Ваше внимание, Ватсон? – безнадежно спросил Холмс.

Я снова посмотрел на доску.

– Я полагаю, Холмс, здесь есть нечто, на что стоит обратить внимание: черному королю объявлен шах слоном. Однако я не вижу, какое отношение это имеет к тому, на какой стороне вначале располагались белые.

Холмс победно улыбнулся.

– Самое прямое отношение, Ватсон. Именно здесь вступает в действие ретроспективный анализ! В ретроанализе необходимо тщательно проанализировать прошлое. Именно прошлое, Ватсон! Поскольку черным объявлен шах, каким же мог быть последний ход белых?

Полагаю, дорогие читатели, у вас есть прекрасная возможность самим исследовать расположение фигур на доске. Если вам что-то придет в голову, возможно, ваши мысли совпадут с тем, что заметил Ватсон, или не совпадут. В любом случае попробуйте перед тем, как продолжить читать.

Я снова посмотрел на доску и ответил:

– Ну, это вполне мог быть ход белой пешкой с e4 на e5, открывающий шах со стороны слона. Из этого, конечно, следует, что белые играют на нижней стороне доски. Однако они могут быть и на верхней стороне, и в таком случае их последний ход был пешкой с d5 на d4. Я не вижу оснований для выбора одной из этих возможностей.

– Очень хорошо, Ватсон, но если бы, как вы сказали, последним, действительно, был ход одной из пешек на e5 или d4, то каким мог быть ход черных непосредственно перед этим?

– Это невозможно! – воскликнул Холмс. – Находясь на этом поле он был бы под двойным шахом со стороны белого слона и ферзя, стоящего на c5. Получается, что белые объявляли шах ферзем, когда черный король уже был под шахом со стороны слона, или шах слоном, когда черный король уже был под шахом со стороны ферзя. В ретроспективном анализе такой невозможный шах известен под названием “воображаемый шах”.

После короткого размышления я понял, что Холмс прав.

– Тогда, – заявил я, – данная позиция просто невозможна!

– Вовсе нет, – засмеялся Холмс, – просто вы не все возможности учли.

– Однако, Холмс, вы сами только что доказали, что возможного последнего хода у черных нет.

– Ничего подобного я не доказывал, Ватсон!

Тут я почувствовал легкое раздражение.

– Перестаньте, Холмс. Только что, к моему полному удовольствию, Вы доказали, что для последнего хода возможности у черного короля нет.

– Правильно, Ватсон. Я доказал, что у черного короля нет возможности для последнего хода, но это вряд ли доказывает, что у черных нет возможности для последнего хода.

– Однако король – единственная черная фигура на доске! – воскликнул я.

– Единственная черная фигура на доске сейчас, – поправил меня Холмс, – однако это не значит, что он был единственной черной фигурой на доске непосредственно перед последним ходом белых!

– Конечно, – ответил я, – как глупо с моей стороны! Белые своим последним ходом могли взять черную фигуру. Однако, – воскликнул я, озадаченный еще больше, – ни одна из белых пешек на e5 или d4 не могла взять фигуру противника своим последним ходом.

– А это доказывает, – усмехнулся Холмс, – что Ваше утверждение о том, что последним ходом белых был ход одной из двух упомянутых пешек, просто неверно.

– Неверно, – воскликнул я, сбитый с толку. – Почему?

Дорогие читатели, прежде чем продолжить рассказ об этой шахматной тайне, я предлагаю вам остановиться и изо всех сил постараться понять, что имел в виду Холмс. Как, казалось бы, безупречный анализ Ватсона мог оказаться ошибочным?

Итак, надеюсь, у вас было достаточно времени, чтобы подумать. Тогда продолжим…

И тут меня осенило.

– Конечно! – заявил я тоном победителя. – Теперь мне все ясно! Как глупо, что я так долго этого не понимал! Последним своим ходом белая пешка с g² взяла черную фигуру на h³. Тем самым одновременно был объявлен шах королю и взята фигура, и именно этой фигурой – какой бы она ни была – черные сделали свой последний ход.

Выражения лица Холмса стало серьезным.

– Логика, – сказал он, – самая деликатная, самая хрупкая вещь. Какой бы мощной она ни была при правильном применении, малейшее отклонение от строгого рассуждения может иметь самые разрушительные последствия. Вы говорите, что можете “доказать”, что данная позиция невозможна. Хотел бы я посмотреть, как Вы попытаетесь строго доказать этот факт. Полагаю, что при этом Вы сможете обнаружить собственную ошибку.

– Очень хорошо, – согласился я, – тогда давайте снова рассмотрим возможности одну за другой. Мы или, скорее, Вы доказали, что пешки на d4 или e5 не могли ходить последними. Правильно?

– Абсолютно.

– Точно так же и пешка, стоящая на h³?

– Правильно, – сказал Холмс.

– Разумеется, слон, стоящий на h1, не мог ходить последним!

– Тоже верно, – сказал Холмс.

– Конечно, стоящий на c5 второй слон, а также белый ферзь не могли ходить последними. И уж, конечно, белый король не мог ходить последним!

– Пока я полностью согласен с Вами, заметил Холмс.

– Ну, – сказал я, – тогда доказательство завершено. Ни одна из белых фигур не могла сделать последний ход!

– Неверно! – с триумфом воскликнул Холмс. – Это завершение non sequitur (нелогично).

– Минуточку, – воскликнул я, уже выходя из себя, – я уже объяснил ситуацию для каждой белой фигуры на доске!

– Да, – сказал Холмс, которого очень забавляло мое замешательство, но не для фигур вне доски.

Теперь я уже начал сомневаться, в своем ли я уме.

– Однако, Холмс, – крикнул я в полном отчаянии, – поскольку последний ход был белых, фигура, которой они ходили, должна быть на доске, так как черные еще не успели взять ее! Знаете ли, фигуры не уходят с доски сами!

Я заморгал и, чтобы убедиться в том, что не сплю, ущипнул себя. Затем, контролируя каждое свое слово, спокойно и медленно сказал:

– Вы действительно говорите мне, Холмс, что в шахматной игре фигура может покинуть доску, не будучи взятой?

– Да, – ответил Холмс. – Есть один и только один тип фигур, которые могут делать это.

– Пешка! – сказал я с глубоким вздохом облегчения. – Конечно, пешка, достигшая восьмой горизонтали, заменяется фигурой. Но, – продолжал я, – не вижу, чем это может помочь нам в данной ситуации. Ведь белый ферзь не стоит на восьмой горизонтали независимо от того, в каком направлении идут белые.

– Есть ли в шахматах правило, согласно которому достигшая восьмой горизонтали пешка должна заменяться именно ферзем? – спросил Холмс.

– Нет, – ответил я, ее можно заменить ферзем, ладьей, слоном или конем. Однако, чем это может помочь нам в данном случае… Ага, конечно же! Ее можно было заменить слоном на h1, а это значит, что белые находились на верхней стороне доски. Но каким образом при этом остается возможность последнего хода для черных? О, я понял! Проходная белая пешка была на g²; она взяла на h1 черную фигуру, которая перед этим и сделала свой последний ход. Следовательно, белые обязательно должны быть на верхней половине доски!

– Очень хорошо, Ватсон! – сказал Холмс тепло улыбаясь

– Однако вот что меня беспокоит, Холмс: почему белые поставили на доску слона, если они могли получить второго ферзя?

– Ватсон, – очень обстоятельно ответил Холмс, – этот вопрос относится к психологии и вероятности, но никак не к ретроспективному анализу, имеющему дело не с вероятностями, а только с абсолютной достоверностью. Мы вовсе не предполагаем, что игрок играл хорошо, а предполагаем только то, что он играл по правилам. Значит, как ни маловероятно, что данный ход был сделан, но если никакой другой ход невозможен, то им должен быть тот, который фактически был сделан. Как я неоднократно говорил Вам – если исключить невозможное, остальное, каким бы невероятным оно ни казалось, должно быть истиной[60].

Разгадывая эту шахматную загадку, Ватсон учится смирению. И, разбираясь глубже в природе логических рассуждений, мы все должны помнить о подстерегающих нас психологических ловушках, в которые можно попасть, даже будучи уверенным, что рассуждаешь крайне осмотрительно. Преподанный Ватсону урок призван несколько умерить наш пыл, но, когда речь идет о жизненных ситуациях, он очень важен. Умение раз за разом выявлять разнообразные психологические ловушки полезно для тех людей, которые хотят иметь дело с миром таким, каким он является в реальности, а не только принимать желаемое за действительное.

Важно не упустить множество разных обстоятельств, которыми легко заморочить вам голову, а вы даже не будете ничего подозревать. Рано или поздно человек начинает разбираться в том, где могут скрываться ловушки для доверчивых людей. Но ничего нельзя гарантировать, нет надежных рецептов или идеальных процедур, обеспечивающих правильный способ рассуждений. Даже самые великие мыслители время от времени попадали в когнитивные ловушки.

Ньютон делал ошибки, Максвелл делал ошибки, Эйнштейн делал ошибки, Фейнман делал ошибки, даже Рэймонд Смаллиан делал ошибки, используя свой любимый ретроградный анализ шахматных позиций. (Действительно, в книге есть один неправильный ответ. Смаллиан был удручен, когда осознал ошибку, однако вскоре утешился.) Errare humanum est[61]. Именно поэтому я раз за разом повторяю в этой книге: даже наука не приводит к абсолютной, неизменной истине. На самом деле, подобная “слабость” – это сила и слава науки: она всегда согласна и способна пересмотреть свое решение, если на то есть веские основания.

Одно из самых удивительных явлений, выявленных в ходе психологических экспериментов, называется слепотой к выбору и часто сопровождается острым желанием рационализировать свое решение после свершившегося события. Обычно эксперимент проводят так: испытуемым дают анкету, где каждый вопрос сложен и очень детален. Ответ надо выбрать из нескольких предложенных вариантов. После того как испытуемые ответили на все вопросы, их просят объяснить свой выбор. Но экспериментаторы показывают не сами анкеты, а копии, которые кажутся сделанными под копирку с оригинала. Однако мало кто замечает, что его обманули: копия на самом деле не идентична оригиналу с помеченными ответами, поскольку ответ на один из вопросов, выбранных испытуемым, заменен на противоположный.

Вот типичное утверждение, которое испытуемый может выбрать в качестве ответа:

Для общества важнее обеспечить неприкосновенность граждан, чем увеличить их благосостояние.

Если испытуемый выбрал такой ответ, на “копии под копирку” он вместо этого увидит:

Для общества важнее увеличить благосостояние граждан, чем обеспечить их неприкосновенность.

Другой типичный пример ответа:

Даже если есть шанс в результате какого-то действия нанести вред невиновному, оно может быть морально оправданным.

Если выбран этот вариант ответа, на “копии, сделанной под копирку” будет отмечено, что выбор был таким:

Если действие может нанести вред кому-то невиновному, оно не может быть морально оправданным.

Беседа экспериментатора и испытуемого о причинах выбора ответов представляет собой самую интересную часть эксперимента. Настоящую заполненную анкету отдают кому-то, кто выходит из комнаты, отрывает оригинал и возвращает испытуемому “копию, сделанную под копирку”. Теперь испытуемого просят объяснить, почему на каждый из вопросов он ответил так, а не иначе. Многие испытуемые не замечают вовсе, что их ответы были изменены, и большая часть таких людей даже изо всех сил старается оправдать выбор, противоположный тому, который они сделали на самом деле.

Естественно, подобные эксперименты заставляют самокритично проанализировать свои действия. Результаты заставляют задуматься: насколько часто мы сначала делаем выбор в пользу определенных ценностных установок и идей и только потом, после свершившегося факта, пытаемся найти этому выбору разумное обоснование? Очевидно, что в идеале все оценочные суждения должны быть следствием веских доводов и убедительных аргументов. Но совершенно ясно, что мир, в котором мы живем, не идеален.

Для решения задач, с которыми наш мозг справляется не слишком хорошо, часто требуются способности, появившиеся на поздних стадиях эволюции. У нас как у вида просто еще не было возможности усовершенствовать их. Возможно, пройдет около миллиона лет, и мы будем гораздо лучше справляться с такого рода мыслительной деятельностью, но сейчас это нам не поможет.

Например, эволюционные психологи утверждают, что в процессе развития нашего мозга способность мыслить абстрактно появилась достаточно поздно. С другой стороны, способность к социальному мышлению гораздо старше. Поэтому мы часто испытываем затруднения, рассуждая логически об абстрактных явлениях, но в обычной жизни принимать решения нам значительно легче. Я расскажу об очень убедительном эксперименте, который недвусмысленно это демонстрирует.

На столе перед вами четыре карточки. На одной стороне каждой из них какая-то буква алфавита, а на другой – число. Вас просят выяснить, для всех ли четырех карточек выполняется следующее правило:

Если на одной из сторон карточки D, то на обратной стороне – 3.

На столе лежат четыре карточки, на видимой стороне которых буквы и числа: на первой – D, на второй – F, на третьей – 3, на четвертой – 7.

Словами этот расклад можно описать так:

На передней стороне первой карточки буква D.

На передней стороне второй карточки буква F.

На передней стороне третьей карточки цифра 3.

На передней стороне четвертой карточки цифра 7.

Какую карточку или карточки надо перевернуть, чтобы понять, всегда ли выполняется указанное правило или нет? Не торопитесь, подумайте.

Даже многим умным людям не всегда удается решить эту задачку. Но, прежде чем сдаваться, пожалуйста, рассмотрите альтернативную версию той же задачи[62]. Вы – офицер полиции, которому надо проверить, выполняется ли в некоем баре закон о распитии спиртных напитков несовершеннолетними. Закон гласит:

Никто моложе 18 лет не может употреблять спиртные напитки в этом баре.

Итак, вы заходите в это заведение и видите у стойки бара четырех человек: первый пьет пиво, второй – сок, третий – женщина 25 лет, четвертый – юноша 16 лет.

И снова мы можем описать ситуацию у стойки словами:

Первый человек пьет пиво.

Второй человек пьет сок.

Третьего человека вы знаете – этой женщине 25 лет.

Четвертого человека вы тоже знаете – ему 16 лет.

Итак, вы знаете, что пьют два человека, но не знаете их возраст. Вы также знаете возраст двух других человек, но не знаете, что они пьют. Вопрос: какого человека или каких людей надо проверить, чтобы убедиться, что хозяин бара добросовестно выполняет закон, регулирующий возраст употребления алкоголя?

Как вам кажется, эта задача легче предыдущей? Большинство людей уверены, что да. Первая, более абстрактно сформулированная кажется намного сложнее, чем та, где речь идет о ситуации взаимодействия с другими людьми. И все же эти задачи полностью идентичны (или “изоморфны”, как говорят математики, имея в виду, что если убрать малозначительные подробности, то абстрактная структура обеих задач совпадает). Просто постановка первой задачи описана в абстрактных терминах, а во втором случае точно та же основная идея встроена в социальный контекст[63].

То, что для нас логическое и абстрактное мышление сложнее мышления социального, – веская причина попытаться усовершенствовать свое абстрактное мышление. На самом деле эта книга – попытка обеспечить вас инструментарием для такой практики.

Вот еще одна загадка, где речь идет о замечательном острове:

Вы на острове Просвещение. На нем живут две семьи: Трулерсы и Трикстерсы. Трулерсы всегда говорят правду, а Трикстерсы всегда лгут.

Вам встретились Ева и Дэн. Они говорят на удивление мало: Ева произнесла только одну фразу, состоящую из трех слов. Основываясь на сказанном, вы делаете вывод о том, что оба они принадлежат одной семье. Вы не уверены, какая это семья, но, исходя из слов Евы, вы уверены, что они происходят из одной семьи. Что же сказала Ева?

Подумайте немножко. Не сдавайтесь совсем уж сразу![64]

Искусство мыслить логически требует подготовки и практики. Классическая загадка, предполагающая умение логически мыслить, звучит так. Человек смотрит на висящий на стене портрет, на котором изображен молодой человек. Другой человек, проходя мимо, спрашивает: “Кто изображен на картине, на которую вы смотрите?”

Человек, который смотрит на портрет, отвечает: “У меня нет братьев и сестер, но отец этого молодого человека – мой отец”. Как вы думаете, кто это? Через некоторое время многие люди приходят к выводу, что человек смотрит на свой собственный портрет. Но это неправильно[65].

Вдобавок ко всему выясняется, что наши интуитивные моральные суждения тоже достаточно противоречивы. Вот классический пример, предложенный английским философом Филиппой Фут (1920–2010) еще в 1967 году. Он получил название “проблема вагонетки”. Представьте, что вы стоите у железнодорожных путей и видите приближающуюся вагонетку. Дальше по ходу вагонетки к рельсам привязаны пять человек, которых вы не знаете. Рядом с вами стрелка. Если ее перевести, вагонетка поедет по боковому пути. К сожалению, на боковом пути к рельсам привязан еще один человек. Вы стоите непосредственно у рычага, переводящего стрелку, и можете прямо сейчас его повернуть. Если не делать ничего, через пять секунд погибнут пять человек. Если перевести стрелку, пятерых вы спасете, но погибнет тот, кто оказался на боковом пути.

Что вы будете делать? Что в этом случае допустимо с точки зрения морали? Каков ваш моральный долг в этой ситуации?

Самый типичный ответ: стрелку следует перевести. Но если несколько изменить формулировку этого же мысленного эксперимента, все выглядит совсем по-другому. Положим, вы стоите на мосту над железнодорожными путями. Как и прежде, вагонетка мчится прямо на привязанных к рельсам, дрожащих от страха людей. Но теперь нет ни бокового пути, ни стрелки, с помощью которой можно было бы направить вагонетку на боковой путь. Однако рядом с вами на перилах моста, беспечно свесив ноги, сидит очень толстый и очень тяжелый человек. Если вы его чуть-чуть толкнете, он свалится вниз, и вагонетка остановится, а значит, пять человек, которые неминуемо погибли бы, будут спасены. С другой стороны, вместо них расстанется с жизнью толстяк.

Каким будет ваш выбор теперь? Наиболее типичный ответ: не следует сталкивать человека с моста навстречу смерти. В чем же разница? В обоих случаях жизнь одного человека приносится в жертву ради спасения пяти человеческих жизней. Но принятые нами инстинктивно моральные решения различны. Они не согласуются друг с другом, поскольку мы почему-то ощущаем, что это две совсем разные ситуации. Нейрологические исследования человеческого мозга показали, что действительно при разрешении этих двух моральных дилемм активируются разные области головного мозга.

Первоочередной задачей эволюции нашего мозга не было выявление абстрактных истин, относящихся к природе Вселенной, или логически последовательное решение моральных дилемм. Многочисленные навыки нашего мозга – неважно, насколько хорошо они сейчас развиты – появились благодаря тому, что для выживания нам необходимо ориентироваться в окружающем мире, понимать, что находится с нами рядом. Именно эти мыслительные способности отбирались и шаг за шагом оттачивались эволюцией. Еще в темные и туманные доисторические времена протолюдей перед ними раз за разом вставали простые вопросы, неизбежно занимавшие центральное место в их жизни: что мне можно есть? Как я могу себя воспроизвести? Как я могу защитить свое потомство? Кто лидер моей стаи? Как мне выжить ночью? Как мне не замерзнуть при морозной погоде?

Современные исследования в области эволюционной психологии (направление современной психологии, пытающееся объяснить поведение человека и других приматов на основе эволюционного подхода) показали, что ряд самых существенных когнитивных функций, присущих нашему мозгу, появился давным-давно и только из-за своего значения для выживания. Эти первичные мозговые процессы могут иметь и некоторое число побочных эффектов, которые не повышают непосредственно наши шансы выжить, но оказывают существенное влияние на нашу повседневную жизнь. Религия – один из таких процессов[66].

Многие несколько неопределенно утверждают, что для людей характерно религиозное влечение, не уточняя, что же это такое. Одни полагают, что религия появилась как способ помочь людям примириться с тем фактом, что они смертны; другие убеждены, что религия – нечто вроде социального “клея”, соединяющего людей друг с другом. Эти утверждения помогают объяснить, почему сегодня так много религиозных людей, но если взглянуть на это с точки зрения эволюции, возникает непростой вопрос: почему есть религия, если бога нет? Как вообще появились религия и религиозное мышление, если они никоим образом не соотносятся с существованием божества?

Происхождение религии – загадка, давно интригующая эволюционных психологов. Неясно, важны ли для выживания сами религиозные верования. Скорее, как считают многие эволюционные психологи, религия вполне может быть естественным побочным эффектом других существенных для выживания людей (и более ранних обитателей Земли, от которых произошел Homo sapiens) когнитивных способностей, эволюционировавших миллионы лет[67]. Иными словами, возможно, религия, как и музыка, – просто побочный эффект других, важных для выживания когнитивных процессов. Неясно только, ценны ли для выживания музыка или религия сами по себе.

Мы, человеческие существа, являемся продуктом долгой эволюционной истории, истории бесчисленных постепенных изменений, происходящих благодаря естественному отбору, и адаптации. Вполне логично предположить, что нашу природу должны определять те особые характерные черты, которые способствуют выживанию. В противном случае они были бы давно и нещадно отброшены. Одна из наиболее важных, способствующих выживанию особенностей – умение выявлять закономерности и их взаимосвязи. Конечно, в какой-то мере это способны делать все животные, но никто из них не может даже близко сравниться в этом с людьми. Такая способность, по-видимому, упрощает сотрудничество между индивидами и тем самым облегчает выживание[68].

Проблема в том, что на самом деле мы замечаем закономерности чуть лучше, чем надо. Наш мозг так хорошо справляется со своей задачей, что видит закономерности и взаимосвязи даже там, где их нет – мозг воображает то, чего не существует. Мы видим животных и какие-то лица в облаках на небе или в чернильных кляксах на бумаге, как в знаменитом тесте Роршаха, используемом с начала XX века для исследования личности. В этом опыте испытуемому предлагают рассмотреть несколько чернильных клякс, симметричных относительно вертикальной оси, и рассказать, что собой представляют эти картинки. Предположительно, испытуемые сопоставляют эти бессмысленные формы с какими-то конкретными образами, всплывающими в их подсознании. (Сомнительно, что тест Роршаха действительно позволяет выявить главное в подсознании человека, но, безусловно, он заставляет нас “видеть” то, чего на самом деле нет.) Глядя на растекшиеся чернильные пятна, мы поневоле узнаем в них привычные формы – возможно, очертания Африки или Австралии или голову лошади, а возможно, летящую птицу или дракона и так далее, и так далее… – даже если кляксы совсем не похожи на то, что “увидели” мы. Мозг всегда хочет видеть что-то осмысленное; он не терпит бессмысленности.

На этом вопросе – умении “видеть” то, чего в реальности нет – имеет смысл остановиться чуть подробнее. Как часто бывает в этой книге, мы опять сталкиваемся с этим каверзными словом “реальность” и расплывчатым представлением о том, что это такое. Чтобы в этом конкретном случае лучше понять, о чем идет речь, вспомним известную игру: мы едем на машине, и нам надо постараться отыскать все буквы алфавита по порядку на вывесках и указателях, мимо которых мы проезжаем. Я заметил “а” в слове “пицца”, затем ты обнаружил буку “б” в слове “бублики”, а кто-то еще – букву “в” в слове “пиво” и так далее. Мы все согласны, что эти буквы реально существуют.

Но что, если правила игры немного изменить? Пусть теперь буквы не обязаны быть нарисованы человеческой рукой на вывесках. Их можно обнаружить в любом придорожном объекте или вообще в том, что можно увидеть. Стоит ли засчитать спортивный турник на детской площадке как “законно” обнаруженную букву “п”? А если ты видишь пересекающиеся на небе конденсационные следы самолета, значит ли это, что ты действительно видел букву “х”? А могут ли колесо машины или округлый камень на дороге действительно означать букву “о”? А замеченный т-образный перекресток действительно может восприниматься как буква “т”? Используя собственное воображение, легко продолжить такую игру. Что способно обозначить букву “н”? Что выступит в роли буквы “в”? И так далее, и так далее.

Теперь возникает вопрос: эти буквы алфавита на самом деле реальны? Колесо машины действительно можно считать буквой “о”? Т-образный перекресток действительно напоминает букву “т”? (А если нет, почему мы называем его буквой “т”?) И не забывайте, что многие буквы на вывесках сильно искажены. (Вспомните, что на эмблеме “Макдоналдса” букву “М” изображают две дуги или что в слове Coca-Cola на этикетке бутылки у букв C закручены хвостики, и это верхушка айсберга всевозможных искаженных букв!) Несмотря на это, мы без тени сомнения говорим, что это реальные буквы. Так почему бы идеально надутой автомобильной шине не быть превосходным примером буквы “о”, так сказать, настоящей буквой “о”? А что мы возразим, если кто-то будет утверждать, что буква “о” – это спущенная шина? Или что стойка ограждения с тремя выступающими горизонтальными перекладинами – это буква “е”? Это реальная “е” или нет? Что на самом деле означает слово “реальная”?

Теперь вернемся к чернильным пятнам или облакам. Если однажды летним днем вы углядите в облаках прыгающую собаку, укажете мне на нее и я тоже увижу ее, то кто может сказать, что “на самом деле” ее там нет? Конечно, ни один художник не станет рисовать на небе прыгающую собаку, но если мы с вами и все наши друзья согласны, что облако выглядит, как собака, тогда все же в некоем объективном смысле на небе есть изображение собаки, хоть и не нарисованное специально и мимолетное. (Ведь через несколько минут облако, которое вы видели, несомненно, изменит форму настолько, что недолговечная собака перестанет, к сожалению, существовать.)

Или предположим, что наша игра – просто соревнование, в котором выигрывает тот, кто первым увидит квадрат. Хорошо, а что собой представляет квадрат? Прямоугольник, у которого взаимно перпендикулярные стороны примерно равны, – это квадрат? Насколько незначительно должны они различаться, чтобы мы все согласились, что это действительно квадрат? Или если цель игры – найти круг, будет ли считаться кругом полная луна? А почти полная луна?

Физики вам скажут, что есть все основания считать звезды, планеты и луны сферами, поскольку сфера – та форма, которую в соответствии с законами физики должны принимать большие тела вследствие гравитационного притяжения составляющих их частей. Изначально планеты могут представлять собой бесформенные сгустки материи, но с течением времени они становятся сферическими и в силу законов природы действительно являются сферами. Значит, мы в определенном смысле совершенно обоснованно считаем, что контур солнца – это истинный круг. Действительно трудно где бы то ни было найти круг лучше! Значит, это только галлюцинация, и мы, люди, воображаем круг, когда видим солнце? Не проецируем ли мы понятие “круглость” на что-то, к чему это понятие вообще не применимо?

А когда не только мы, но и все кругом соглашаются, что облако похоже на собаку, – это галлюцинация? А что, если я скажу, что незнакомец на автобусной остановке очень похож на председателя Мао, в чем со мной согласитесь вы и еще двое наших друзей, стоящих рядом? Мы все – жертвы коллективной галлюцинации? Это неправда, что человек выглядит как председатель Мао? Или мы обоснованно установили некий факт, относящийся к неизвестному человеку? Скорее всего, если я подойду к нему и сажу: “Извините меня, сэр, но знаете ли вы, что вы очень похожи на председателя Мао?” – он посмотрит на меня с досадой и скажет: “Да, уже примерно пятьдесят миллионов человек сообщили мне об этом”. И тут вы почувствуете себя достаточно глупо, поскольку, очевидно, его схожесть с председателем Мао – объективный факт, относящийся к этому человеку.

В совокупности сказанное выше призвано показать, что утверждение о склонности людей находить закономерности там, где их на самом деле нет, не совсем верно. Да, мы замечаем закономерности, существование которых временами сомнительно, но иногда следует признать, что “поблизости” имеются скрытые закономерности, даже если никто не предполагал их существование и даже если они не следуют из законов природы. Это просто интересные случайные факты, но это не делает их нереальными.

Что касается выявления причинно-следственных связей (иначе говоря, ситуаций, в которых одно событие рассматривается как причина, а другое – как следствие), Homo sapiens, несомненно, самое талантливое животное. Но эта же выдающаяся способность людей может завести их слишком далеко. Психологические эксперименты показали, что люди часто воображают причинно-следственные связи там, где их на самом деле нет. Нас обуревает навязчивое желание искать причины событий даже тогда, когда причин у событий нет. Если дурной человек умирает от удара молнии, верующие люди считают, что это заслуженное наказание божье. А если целое семейство прихожан погибает в результате ужасного столкновения с несущимся на большой скорости грузовиком, водитель которого был пьян, религиозные люди скажут, что и это произошло по какой-то неведомой причине, и добавят: “Неисповедимы пути Твои, Господи”. Другими словами, это событие, кажущее случайным, на самом деле тоже было частью божественного плана: была причина, и было следствие, даже если они не ясны для нас, смертных.

Начиная с 1946 года бельгийский психолог Альберт Мишотт (1881–1965), изучавший восприятие причинности, поставил серию ставших классическими экспериментов. Он сконструировал устройство, позволявшее выводить на экран два движущихся “шарика”. Мишотт контролировал размеры “шариков”, их цвета и характер движения. Каждый из них мог двигаться влево или вправо и начинать движение с любой заданной скоростью в выбранный им момент. С помощью этого устройства Мишотт мог изучать, как люди воспринимают движение. Сначала он выяснил, что испытуемые часто описывают движение одного “шарика” как следствие движения другого. Затем Мишотт продемонстрировал, что очень небольшие изменения в характере движения “шариков” приводят к кардинально разной интерпретации причинно-следственных связей. Мы видим причинно-следственные связи даже там, где их нет.

В эксперименте Ицхака Фрейда, Чарлза Уилсона, Кэтрин Макдоналд и Эрика Бенке (см. Nature, www.researchgate.net/publication/13742090_Electric_current_stimulates_laughter) на голову испытуемого надевался шлем, который с помощью электромагнитных полей стимулировал различные участки мозга, вызывая у испытуемого желание смеяться. Как только экспериментатор включал поле, испытуемый начинал громко смеяться. Однако когда его спрашивали, в чем причина смеха, он отвечал что-то несуразное. Например: “В комнату только что вошла женщина, одетая так чудно!” или “А вы что ожидали! У вас такой странный акцент”.

Наш мозг не слишком хорошо справляется с ситуациями, которые кажутся беспричинными. Выиграв в лотерею, часто говорят: “Это рука судьбы!” или “В тот момент, когда я покупал билет, у меня было необычное чувство, что мне повезет”, хотя единственная причина – случайно доставшийся номер.

Джастин Баррет, профессор психологии в Фуллеровской семинарии в Пасадене, штат Калифорния, изучал, как наши когнитивные процессы могут формировать религию. В своей книге “Прирожденные верующие: наука о детской религии” Баррет объясняет, что с самого раннего детства маленькие дети склонны верить: за всем происходящим стоит скорее кто-то, чем что-то[69]. Когда маленькая девочка ударяется головой о стол, она вполне может ударить стол в ответ и сказать ему: “Какой ты вредный!” Девочка рассматривает это событие как нечто специально подстроенное неким агентом, каким-то сознательным существом, а не просто как результат механических физических процессов. (Для наших целей агентом можно считать нечто, обладающее целью или намерениями, другими словами – разумное существо. Мы, естественно, стремимся различать объекты, такие как камни, палки и печи, и агентов, таких как люди, животные и, возможно, пришельцы и/или боги.) Мы, люди, склонны переносить на неодушевленные вещи из нашего окружения человеческие свойства и находить вокруг себя агентов. Баррет полагает, что у нас есть специальная когнитивная способность, которую он называет “сверхчувствительное устройство опознавания агентов”[70].

Я выхожу на крыльцо полюбоваться приближающимся закатом и в тот же момент краешком глаза замечаю какое-то странное дрожание. Это просто колышется на ветру ветка цветущего куста или в сад забрался грабитель? Н-да, даже если я ошибаюсь, то лучше уж буду считать, что в саду какой-то субъект (агент), а не просто неодушевленный объект. Дело в том, что для выживания и безбедного существования в этом мире лучше ошибиться и принять за разбойника подрагивающие ветки куста, чем принять разбойника за куст. Конечно, сотни тысяч лет назад в саваннах этот общий принцип был очень важен. Когда видишь трепещущий на ветру куст, лучше по ошибке принять его за тигра, чем увидеть тигра и подумать, что это просто трепещущий куст. Способность наделять свойствами агентов простые объекты окружающего мира явно важна для нашего выживания.

Можно думать, что это естественный отбор позаботился о такой неотъемлемой части механизма “береженного бог бережет”, как чисто человеческая склонность везде видеть агентов и умысел. Именно поэтому психолог Барретт назвал встроенный в нас детектор выявления агентов “сверхчувствительным”. И точно так же, как маленькая девочка, ударившаяся головой о “вредный” стол, мы все очень легко ошибочно принимаем неодушевленные предметы за одушевленные, имеющие свои собственные цели, но не наоборот (и в этом нам повезло!). Такого рода полезная когнитивная сверхчувствительность, выработанная в процессе эволюции, может отвечать за то, что мы боимся темноты или верим в духов, пришельцев, обитающих в НЛО, и так далее.

Нам нужен “детектор агентов”, чтобы иметь возможность выяснить, кто вблизи нас: агент или только объект. Но для того, чтобы это сделать, мы должны уметь обнаруживать целенаправленность. Любой агент (в противоположность простому объекту) имеет одну или несколько целей: он, так сказать, чего-то хочет. Мы, люди (и определенные наиболее высокоразвитые животные), обладаем тем, что получило название “модель психического состояния человека”[71]. Это означает, что мы постоянно ощущаем и “считываем” агентов (главным образом других людей) в непосредственной близости от нас. Что хочет этот человек? Во что он верит? Что он думает о нас? Модель психического состояния человека – самый важный инструмент для успешного социального взаимодействия и возможности общаться друг с другом. Поэтому она имеет невероятную ценность для нашего выживания.

Конечно, не все умеют “считывать” одинаково, на одном и том же уровне. У некоторых людей, таких как аутисты или люди с синдромом Аспергера, имеются сложности с моделированием психического состояния человека. Есть классический эксперимент, позволяющий выяснить наличие у четырехлетних детей (это возраст начала формирования модели психического состояния человека) аутических особенностей.

В эксперименте участвует двое детей, назовем их Карл и Лиза. Положим, вы хотите выяснить, есть ли у Карла предпосылки аутизма. Вы показываете ему коробку спичек и спрашиваете, что внутри. “Спички”, – отвечает он. После этого вы открываете коробочку, и Карл видит, что там не спички, а стеклянные бусинки. Затем в комнату входит Лиза, подружка Карла. Мы говорим Карлу: “Как ты думаешь, что ответит Лиза, если мы ее спросим, что в коробочке?” Если у Карла синдром Аспергера или аутизм, он, вероятно, ответит: “Стеклянные бусинки”, что свидетельствует, как ограничено он понимает умственную деятельность других людей.

Если у кого-то модель психического состояния человека находится в зачаточном состоянии, он не способен представить, что мнение другого человека может отличаться от его собственного. Особенно трудно приписать кому-то неверное мнение (как то, что в спичечной коробке лежат спички, ведь он только что узнал, что это не так).

Наряду с детектором агентов способность воспринимать мнение других людей, понимать, что они хотят, – важнейший инструмент, помогающий нам выжить и планировать свое взаимодействие с окружающей средой. Но именно эти две наши когнитивные способности, хотя и замечательные, могут иметь в качестве побочного эффекта магическое мышление.

В старейших, уходящих корнями в природу религиях люди часто поклонялись духам или магическим силам, обитающим в камнях, деревьях, речках, горах, облаках и так далее. Все окружающее воспринималось как живое, а природа наделялась душой. Достаточно легко понять, что так можно было думать в те далекие донаучные времена, когда не было рациональных объяснений таких природных явлений, как гром и молния.

Представьте себе, что мы вернулись в доисторические времена первобытных охотников, задолго до появления научного знания. Вы в саванне, живете в хижине. В хижину попадает молния, ее охватывает пламя. И в ту же секунду начинает лихорадочно работать мой сверхчувствительный детектор агентов: “Кто сотворил со мной это ужасное зло? Какая-то невидимая могучая сила, живущая на небесах, решила спалить мою хижину! Должно быть невидимое чудище, которое гораздо сильнее меня. И, кажется, оно очень рассердилось. Поскольку теперь я должен построить хижину заново, мне следует впредь быть умнее и защитить ее от повторного удара. Чтобы умилостивит это страшное существо, я предложу ему какие-нибудь очень вкусные фрукты, а может, даже и козу…”

Так из ниоткуда я сотворил невидимую, устрашающую, похожую на чудище небесную силу, которая гораздо сильнее и сердитее, чем любой человек, агента, которому я должен делать подношения, кому должен демонстрировать преданность, кого должен просить о помощи и поддержке в жизни.

Да, подумать только – я открыл или, возможно, изобрел бога.

Когда-то, когда не существовало научного объяснения окружающего нас мира, подобные рассуждения были понятны и оправданы. В те времена предположение о существовании на небе могущественного, невидимого агента было вполне разумно. Однако подобного рода “рассуждения” начинают казаться подозрительными, когда становится понятно, что есть достаточно веских оснований не доверять им.

Если бы монолог об агенте, ставшем причиной пожара в хижине, был произнесен сегодня студентом университета, он поразил бы нас как совсем ни на чем не основанный, поскольку в наши дни образованные люди гораздо лучше понимают, что приводит к разрушительным ударам молнии.

Однако возможно ли, что и сегодня люди склонны верить в бога – двоюродного брата того, что появился как результат иррационального мышления? Может ли это быть остаточным побочным эффектом сверхактивного поиска агентов? Именно это утверждает в своей замечательной статье “Бог – это случайность?” американский психолог и когнитивист Пол Блум[72].

Если бы бог действительно существовал, было бы совсем не странно, что существует и религия. Но, не предполагая существование бога, наличие религии можно объяснить исходя из когнитивных и эволюционных процессов в нашем мозгу. Короче говоря, широко распространенная вера в бога имеет естественные научные корни, которые легко выявить, даже не предполагая существование самого бога.

Интерлюдия. О царствии небесном и рае

Что значит для вас такое понятие, как царствие небесное?

Концепция царствия небесного, или рая, занимает центральное место как в традиционном христианстве, так и в исламе. Легенды о таком месте или о существовании после смерти возникают в религиозных системах верований по всему миру, и существуют надежные свидетельства, что сходные представления были не только у наших недавних, но и у очень далеких предков. Например, мы знаем, что похоронные ритуалы неандертальцев, живших около 30 000 лет назад одновременно с представителями нашего собственного вида Homo sapiens, были очень похожи на наши похоронные обряды сегодня.

Многие верующие говорят о своих надеждах попасть в царствие небесное, или в рай, но что такое царство небесное, они представляют совсем по-разному. Некоторые христианские религиозные группы, такие как мормоны и свидетели Иеговы, очень живо рисуют на удивление унылую картину места, куда они так стремятся попасть. Скучное описание их представления о рае мало чем отличается от каталога ИКЕА или путеводителя по зоопарку.

Может ли вера в некий рай за пределами земной жизни быть для человечества самой опасной идеей? Люди во всем мире отдают жизнь в “священных войнах”, чтобы стать мучениками и таким образом попасть в рай. Пол Пот, лидер красных кхмеров в Кампучии, старался построить “рай” на земле и постановил, что отныне летоисчисление будет вестись от даты его рождения. Победа Пол Пота стоила жизни миллионам людей. Нынешний лидер Северной Кореи Ким Чен Ын и сегодня пытается сделать что-то похожее. И те молодые мусульмане – их было около двадцати человек, – которые захватили самолеты и врезались в башни Всемирного торгового центра 11 сентября 2001 года, тоже были уверены, что попадут в рай, где каждого ждут семьдесят две “очищенные супруги” для сексуальных утех. Короче, желание попасть в рай или создать рай на земле привело к неисчислимым страданиям.

Что для нас, не верящих в жизнь после смерти, могут означать слова “царствие небесное”?

Допустим, царствие небесное действительно есть – это то, что мы видим над головой, когда смотрим на небо. Иногда там облачно, иногда ясно. Иногда светло, иногда темно. Возможно, именно вглядываясь в ночное небо, люди задумались о более абстрактных вещах, начали задавать вопросы, выходящие за рамки ежедневной заботы о пропитании, тепле и выживании.

Возможно, когда-то очень давно звезды на таинственном, безмолвном ночном небе запустили мыслительный процесс, пробудивший наше коллективное любопытство, и мы заинтересовались реальностью, выходящей за пределы того, что мы непосредственно видим и слышим. Возможно, в этот момент появилась на свет наша любознательность, желание человека совершать открытия, стремление исследовать – и наука.

Если это действительно так, должны ли мы благодарить звезды над головой за нашу способность размышлять об экзистенциальных вопросах? Ответ мы никогда не узнаем, но наверняка звездное небо – минус боги, ангелы и вечная жизнь – может быть источником вдохновения для человека. Это столь же ясно, как ясно виден Млечный Путь холодной зимней ночью.

Глава 6

Мир природы

О натурализме, агностицизме и атеизме

Даже боги умирают, когда в них больше никто не верит.

Жан-Поль Сартр

Вопрос существования бога издавна волновал человечество. Если человек считает мир скорее естественным, чем сверхъестественным явлением, полагает, что им управляют законы природы, а не высшие силы, можно заключить, что человек не религиозен. Вернее, его взгляд на реальность можно назвать натуралистическим.

Одно из следствий натурализма – уверенность в том, что существование бога или богов, как и всяких других сверхъестественных существ, крайне маловероятно. Человек верит, что, скорее всего, это просто представления или верования, появившиеся на плодородной почве человеческого воображения. Короче говоря, человек, который смотрит на реальность с натуралистической точкой зрения, автоматически является атеистом.

В то же время атеизм – только одна из составляющих большой картины натуралистического мира, где невозможны не только божества, но и сверхъестественные силы, оккультные явления и утверждения ньюэйджеров. Однако в качестве компенсации за то, что у него отобрали веру в “магию”, человек, задумавшийся о невероятной изощренности и красоте мира естественного, испытывает трепет и восхищение, и необходимости обращаться к сверхъестественным толкованиям и объяснениям у него нет.

На самом деле натурализм – понятие достаточно сложное и более широкое, чем материализм. Согласно строго материалистическим представлениям все сущее – это материя и энергия, подчиняющиеся законам природы. (Благодаря Эйнштейну мы знаем, что, по сути, материя и энергия – одно и то же, поэтому вместо того, чтобы говорить о материи и энергии, вероятно, следует сказать “материя/энергия” или просто “разные формы энергии”.) Можно, конечно, задаться вопросом, действительно ли существуют законы природы или эти законы – только воображаемое описание реальности, костыли, которые используем мы, люди, когда размышляем об окружающем мире.

Под натурализмом я также понимаю идею, согласно которой, используя методологию науки, можно в принципе все во Вселенной объяснить. Натурализм отрицает возможность существования явлений или существ, не доступных для научного исследования (таких как боги в большинстве религий).

Но натуралистический взгляд на мир также может включать в себя нечто большее, чем исключительно материалистическую точку зрения. Например, некоторые философы верят, что математические объекты (такие как простые числа), не будучи материальными, существуют в природе. Другие же считают, что простые числа – только порождение человеческой мысли. (Простым числом называется число, делящееся только на само себя и на единицу. Вот несколько примеров: 2, 3, 7, 37 и 2011. Напротив, 111, равное произведению чисел 3 и 37, простым числом не является.) Некоторые люди верят, что натуралистическая позиция включает в себя абсолютные моральные ценности, тогда как другие полагают, что моральные ценности не имеют объективного существования.

И в шведском, и в английском языках слово materialism имеет два значения, которые, к сожалению, часто путают. В обычном разговоре слово materialism означает вещизм – желание обладать большим числом материальных благ (шикарными машинами, дорогими произведениями искусства, необыкновенными домами и так далее) и щеголять этим. (Это еще называют консюмеризмом.) Однако к философскому понятию “материализм” это никакого отношения не имеет. Как было сказано выше, в философии материализм означает веру в то, что не существует ничего, кроме “материи/энергии”, подчиняющейся законам природы.

Философ-материалист вполне может принять решение удалиться от мира и, как монах, предаваться размышлениям, не задумываясь ни на миг о материальном благосостоянии. И наоборот, человек, верящий в то, что своим существованием мир обязан некоему мистическому духу, будь то бог или какая-либо иная сила, может быть одержим стремлением к высокому жизненному статусу и материальному успеху. Достаточно вспомнить так называемую теологию процветания, связанную с некоторыми движениями религиозного возрождения в Америке. (Подобная идеология, которую также называют “доктрина преуспевания” и “положительное покаяние”, заключается в убеждении, что христианская вера – это путь к успеху во всех областях жизни.) В Швеции наиболее известной церковью, следующей подобным теологическим традициям, является церковь Livets Ord (“Слово жизни”) – мегацерковь[73] с штаб-квартирой в старинном университетском городе Упсала. По иронии судьбы Ульф Экман, основатель и пастор церкви Livets Ord, недавно перешел в католичество, предоставив своих последователей самим себе.

Сегодня многие, особенно в Америке, воспринимают атеизм как своего рода опасный эпатаж. Дело в том, что вера в того или иного бога глубоко укоренена в западной истории и прочно вошла в западную культуру. Несмотря на то что в настоящее время в Швеции найдется не слишком много людей, проявляющих интерес к церкви, религии или богу, все же большинство шведов все еще с подозрением относятся к атеизму. Отрицательное отношение к атеизму, которое распространено везде в мире, имеет существенные негативные последствия.

Достаточно часто люди, стараясь избежать плохих ассоциаций, заявляют, что им присуща “своего рода вера”, не задумываясь всерьез, что они под этим подразумевают. Конечно, каждый человек имеет полное право на подобное утверждение, но когда кто-то задается такими философскими вопросами, как жизнь и природа Вселенной, необходимо тщательно проанализировать свое отношение к существованию бога и к тому, во что ты действительно веришь, а затем иметь мужество отстаивать свои убеждения.

Есть целый ряд общепринятых возражений относительно атеизма, которые человек, решившийся сказать, что он не верит в бога, слышит, к сожалению, достаточно часто. “Вы атеист просто потому, что не видите или не можете постичь бога? Но, конечно, вы верите в ветер, хотя не можете его увидеть, не так ли? А что, разве вы не верите в любовь, хотя объяснить ее и не можете? Так почему же в бога вы не верите?”

Как следует реагировать на подобную аргументацию? Рассмотрим следующий разговор:

– Скажите, вы верите, что в вашем доме поселился невидимый призрак?

– Что?! Невидимый призрак? Какого дьявола я поверю в подобную ерунду?

– Потому, что я вам это сказал! Почему вы сомневаетесь в существовании призрака только на основании того, что не можете видеть или постичь его? Нет никаких причин сомневаться в его реальности!

Этот довод в пользу веры в существование призрака аналогичен аргументации, относящейся к вере в бога, и, очевидно, к подобным малоубедительным “рассуждениям” нельзя относиться серьезно.

Слово “атеизм” греческого происхождения: префикс “а” означает “нет” или “без”, а слово “теизм” – веру в бога (греческое “теос” значит “бог”). Таким образом, слово “атеизм” просто означает “не верящий в бога”. Ни следа агрессии или чего-то порочного в этом слове нет.

Тем не менее в Соединенных Штатах слово “атеизм” обычно воспринимается как нечто сугубо враждебное религии. Многие религиозные американцы (а возможно, и те, кто не верит в бога) слышат в нем не то, что оно действительно означает – “отсутствие веры в божество”, а придают ему значение “антитеизм” или, иными словами, понимают его как направляемую дьяволом активную борьбу за полное искоренение бога и вообще всех религий (главным образом, христианства).

Таким образом, атеистов в Америке часто принимают за тех, кто нападает на бога, тогда как на деле они просто реализуют фундаментальное право каждого американца на “свободу вероисповедания” (неудачное словосочетание, поскольку неясно, гарантирует ли оно свободу не быть религиозным). Свобода вероисповедания была одним из наиболее важных принципов, фундаментом, на котором строились Соединенные Штаты, когда европейцы из многих стран в отчаянии пересекали Атлантический океан, надеясь избежать преследований за несогласие с навязываемыми религиозными взглядами.

Примерно через восемьдесят лет после американской революции, когда законодательно был утвержден принцип свободы вероисповедания, преподобный Марк Уоткинсон обратился к секретарю казначейства с призывом указать на монетах имя господа. Он писал: “Это избавило бы нас от позора язычества и открыто поставило бы под защиту Бога, на которую рассчитывает каждый из нас”. Секретарю казначейства это предложение пришлось по душе, и он дал указание директору монетного двора подобрать подходящую надпись. Была выбрана фраза “In God We Trust”[74], поскольку она повторяла строчку известной песни “The Star-Spangled Banner”[75], что переводится как “Флаг, усыпанный звездами”. И сегодня этот откровенно религиозный призыв запечатлен как на монетах достоинством в 1 и 10 центов, так и на всех купюрах. А затем, в 1956 году конгресс Соединенных Штатов принял резолюцию, согласно которой фраза “In God We Trust” стала официальным девизом страны, заменив собой латинскую фразу “E pluribus unum” (“Из многих – единое”). Сколь многое изменилось всего за восемьдесят лет!

Американские атеисты не одобряют девиз “In God We Trust”, поскольку он явно подтверждает существование некоего божества и веру в него всех американцев (или, по крайней мере, чистокровных американцев). Это допущение, независимо от того, насколько возвышенно оно звучит для некоторых, полностью противоречит основным принципам, на которых строилась Америка. И то, что эти слова не относятся конкретно к определенной конфессии (католикам, баптистам, иудеям, буддистам и так далее), не означает, что этот девиз не религиозный.

В начале 1950-х годов, в разгар холодной войны между Соединенными Штатами и официально атеистическим Советским Союзом, сенатор Джозеф Маккарти возглавил печально известный своей непримиримостью крестовый поход против “коммунистов-безбожников”. Тогда все американские школьники каждое утро, приложив руку к груди, должны были зачитывать наизусть “Клятву верности американскому флагу”. В этой клятве религия не упоминается, но во времена маккартизма сам американский флаг стал объектом еще большего поклонения, а патриотизм все сильнее напоминал вариант религии.

В те же годы активизируются и становятся все более влиятельными различные патриотические/религиозные организации, такие как “Рыцари Колумба” и Национальная ассоциация евангелистов. Когда в 1953 году Национальная ассоциация евангелистов выпустила “Заявление о семи священных свободах” (по существу, утверждавшее, что основой Соединенных Штатов являются библейские принципы), вновь избранный (и только что крестившийся) президент Дуайт Дэвид Эйзенхауэр был первым, кто подписал его.

Затем те же организации начали агитировать за новый вариант “Клятвы верности американскому флагу”, который следует произносить в школе. В новой версии в стратегически важном месте были добавлены всего два слова: “под Богом”. Теперь клятва звучала так:

Я клянусь в верности флагу Соединенных Штатов Америки и республике, которую он символизирует, одной нации под Богом, неделимой, со свободой и справедливостью для всех.

Ссылка на бога была добавлена для того, чтобы восприимчивые дети считали Америку (в отличие от Советского Союза) государством, которое защищает бог.

В конгресс был внесен законопроект о принятии измененной версии клятвы. В июне 1954 году законопроект стал законом. В день, когда президент Эйзенхауэр подписал закон с добавленными “невинными” словами, он заявил:

С этого дня миллионы наших школьников будут ежедневно провозглашать в каждом городе и поселке, в каждой деревне и сельском школьном доме преданность нашей нации и нашего народа Всевышнему… Таким образом мы подтверждаем превосходство религиозной веры в американском наследии и будущем; так мы будем постоянно укреплять то духовное оружие, которое навсегда останется самым мощным ресурсом нашей страны в мирное или военное время.

Поразительно, что высшее должностное лицо государства, основанного на неприкосновенном принципе религиозной свободы, может с гордостью объявить, что все американцы навечно преданы “Всевышнему”, но именно это и произошло.

По понятным причинам американские атеисты не отнеслись одобрительно к этим возвышенно звучащим словам об “одной нации под Богом”. Было подано большое количество исков с требованием их убрать, но, согласно общественному мнению, подобные “воинствующие атеисты” были опасными антиамериканскими подрывными элементами. Не стоит и говорить, что никто так и не вычеркнул эти два ключевых слова из клятвы.

Одно из последних решений по этому поводу было принято в мае 2014 года. Верховный суд Содружества Массачусетса посчитал, что клятва верности не ущемляет права не верящих в бога людей. Суд пошел еще дальше. Было заявлено, что ежедневное повторение детьми слов об “одной нации под Богом” – это только патриотическое, но не религиозное воспитание. Еще раз: просто удивительно, насколько могут быть слепы люди, не замечая очевидного прямо у себя под носом. Очень трудно понять, почему подобные ханжи не могут называть вещи своими именами.

Широко распространено мнение, что атеисты – холодные или бесчувственные люди, полагающие, что жизнь не имеет смысла. Многие не сомневаются, что духовные жизненные ценности таким людям недоступны.

Например, многие религиозные американцы уверены, что мораль у атеистов отсутствует по определению. В 2012 году Институт Гэллапа провел опрос среди американцев (gallup.com/poll/155285/atheists-muslims-bias-presidential-candidates-aspx). Был задан вопрос: “Кто не может быть президентом?” Из тех, кто ответил, 4 процента сказали, что они не проголосуют за чернокожего президента, 5 процентов – за женщину, 6 процентов – за еврея, 30 процентов не будут голосовать за гомосексуала, 40 процентов – за мусульманина, и 43 процента – за атеиста. Это ясно показывает, насколько сильно у американцев предубеждение в отношении многих, самых разных групп, но сильнее всего они настроены против атеистов.

Поскольку понятия “атеизм” и “агностицизм” часто путают, выясним, в чем их различие.

Слово “агностик” происходит от греческого слова agnostos, что означает “непознанный, нераспознаваемый, спрятанный”. В философии древних греков трактуемые так воззрения агностиков играли основополагающую роль. Вместе с тем в XIX веке в Англии это выражение было впервые использовано Томасом Генри Гексли, коллегой Чарлза Дарвина.

Агностики утверждают, что вообще не следует задумываться о том, существует ли бог: они полагают, что ответа на этот вопрос просто нет. Конечно, очень разумно быть агностиком во всех вопросах, кроме вопроса о существовании бога. Например, когда речь идет о существовании жизни на других планетах, о том, как зародилась Вселенная, как на Земле возникла жизнь, одинаковы ли внутренние ощущения людей, увидевших красный цвет, и знаем ли мы сегодня все, что следует знать о тех или иных явлениях.

Следует различать два варианта агностицизма: жесткий (постоянный) агностицизм и эмпирический (темпоральный) агностицизм.

Жесткий агностицизм – концепция, согласно которой человек не только не обладает достаточным знанием об объекте чувственного восприятия, но и считает его принципиально непознаваемым, а значит, убежден, что в принципе невозможно занять какую-либо позицию относительно этого объекта. Есть некоторые научные вопросы, в отношении которых мы должны согласиться с точкой зрения жесткого агностицизма. Возьмем, например, теорию электромагнитных волн. Если мы спросим себя: “Знаем ли мы сегодня все, что когда-либо может стать известно об электромагнитных волнах?” – ответить нам придется точно так же, как это сделал бы жесткий агностик. Хотя об электромагнитных волнах мы знаем достаточно много, мы в принципе никогда не сможем сказать, знаем ли мы все, что необходимо о них знать. И то же самое относится практически ко всему вокруг нас. Каждый раз, когда мы узнаем что-то новое относительно какого-либо научного явления, мы в результате вынуждены признать, что было что-то, касающееся этого явления, чего мы не знали раньше. Но теперь, когда это новое мы узнали, делу конец? Конечно, в этом мы никогда не можем быть уверены. Нам только и остается, что быть жесткими агностиками по отношению к нашему знанию.

В отличие от этого эмпирический агностицизм означает, что если у нас нет достаточного понимания какого-либо явления, то мы считаем это состояние временным. Мы можем только констатировать, что до сих пор не разобрались с данной проблемой, поскольку наш эмпирический опыт не столь велик и наше знание не настолько глубоко, чтобы с этим справиться. Вопрос, ответить на который разумно с позиции эмпирического агностицизма, может быть, например, таким: “Есть ли жизнь на других планетах?” У нас нет прямых свидетельств существования на других планетах жизни, но у нас также нет и свидетельств того, что ее там нет. (Конечно, предполагается, что есть консенсус относительно того, как мы определяем понятие “жизнь” и как следует использовать это определение. Однако для наших целей достаточно просто считать, что такое, согласованное со всеми определение есть.) Без сомнения, можно строить по этому поводу научно обоснованные догадки, базирующиеся на вероятностных рассуждениях: “Вселенная невообразимо велика, в ней имеются неисчислимые миллионы звезд и планет. Поэтому очень маловероятно, что жизнь существует только на нашей планете”. Но можно стать на точку зрения эмпирического агностицизма: “У меня нет своего мнения по этому поводу, поскольку нет фактов, на которых я мог бы его обосновать”.

Очевидно, что это рассуждение соответствует скорее эмпирическому, а не жесткому агностицизму. Ученые в любой момент могут обнаружить жизнь или следы жизни на других планетах. А тогда появятся веские причины изменить свою точку зрения и отказаться от “временного” агностицизма. (Недавно Европейская организация астрономических исследований в Южном полушарии (www.eso.org) приняла решение о строительстве самого большого в мире оптического телескопа на вершине горы в пустыне на севере Чили. Телескоп будет располагаться на высоте примерно 3 тысячи метров. Ожидается, что это выдающееся устройство – отражательный телескоп с диаметром внутреннего зеркала 39 метров – будет готово к 2022 году. Зеркало так называемого Чрезвычайно большого телескопа – сокращенно ELT – позволит собирать в пятнадцать раз больше света, чем способен сегодня самый большой из существующих телескопов. Это значит, что станет возможно прямое наблюдение планет, вращающихся вокруг других звезд, и изучение атмосферы этих планет. Одна из основных задач ELT – поиск в нашей галактике планет, похожих на Землю. Следите за новостями!)

Что же касается существования бога, агностики говорят, что люди не должны принимать решение по этому вопросу. Если спросить у жесткого агностика: “Существует ли бог?”, он ответит: “Ни сейчас у меня нет ни малейшей идеи, ни в будущем я не смогу сформировать свое мнение по этому вопросу”. Наоборот, ответ эмпирического агностика будет таким: “Сейчас я ничего сказать не могу, но, вероятно, в будущем у меня появится возможность прийти к какому-то мнению по этому вопросу”.

Когда кто-то говорит: “Я не верю в бога”, чаще всего это означает: “Я верю, что бог не существует”. Однако некоторые вместо этого говорят: “Я не верю, что бог существует”.

Обратите внимание на это небольшое различие. Те, кто утверждает “Я не верю, что бог существует”, могут, не противореча себе, утверждать “Я не верю, что бог не существует”. Такой человек просто не верит ни тому, ни другому. Это – мировоззрение агностика. Наоборот, утверждение “Я верю, что бог не существует” соответствует точке зрения атеиста.

Достаточно часто думают, что агностицизм – что-то вроде более “мягкой”, промежуточной позиции между теизмом и атеизмом. Однако агностицизм вообще не позиция. На самом деле это отсутствие какой-либо позиции. Тем не менее многие, называя себя агностиками, а не атеистами, чувствуют себя увереннее. Вероятно, это следствие того дополнительного отрицательного оттенка, которое приобрело слово “атеизм” там, где культура неразрывно связана с религией. По этой причине ошибочно думать, что мировоззрение агностиков в какой-то мере менее “жесткое” и менее догматичное, чем у атеистов.

Люди редко становятся на позицию агностика, когда дело доходит до других сверхъестественных существ, таких как черти или мифические единороги. Действительно, большинство людей настроены очень скептически по отношению к подобным созданиям, как и к богам прежних времен, например Тору, Одину или Зевсу. В отношении к этим богам люди скорее атеисты, чем агностики.

Очевидно, человек с научным мировоззрением должен быть готов изменить свои взгляды, если обнаружится, что реально существует нечто странное и непривычное. Это относится не только к атомам, фотонам, кваркам и так далее, но и к чертям, единорогам, духам, троллям, лох-несскому чудовищу и так далее. Однако по отношению к существованию чертей, троллей и других сказочных существ подобная научно обоснованная непредубежденность еще не повод объявлять себя агностиком (то есть человеком без мнения). В таких случаях атеизм представляется более разумной точкой зрения. По крайней мере, именно это предлагает бритва Оккама, поскольку в этом случае простейшая разумная позиция – позиция атеиста.

Иногда утверждение, что бог существует вне рамок науки, не поддается эмпирической проверке. Действительно, если существование бога нельзя проверить ни научно, ни экспериментально, то мы все должны воздержаться от каких-либо выводов по этому поводу. Хорошо, но нет сомнений в том, что человек может сформулировать устраивающее его представление о боге. Например, ясно, что деистическая теория, постулирующая, что в начале бог создал Большой взрыв, а затем полностью устранился от мира, никак не проверяема.

Однако в этом случае сам вопрос о существовании бога становится неинтересен. Если бог не играет абсолютно никакой роли в нашей Вселенной, почему мы должны морочить себе голову и решать, существует ли он? Впрочем, все современные монотеистические религии видят своих разнообразных богов не такими. Для каждой из них бог – это персона, некто, кто может вмешиваться в происходящее. Бог слышит молящихся. Бог творит чудеса. И если человек представляет себе личностного, прислушивающегося к молитвам, творящего чудеса и вмешивающегося в его жизнь бога, тогда существование бога немедленно становится эмпирически проверяемым и, следовательно, научным вопросом.

Не так уж трудно представить себе эксперименты, результаты которых помогут либо поддержать, либо опровергнуть гипотезу существования бога. Рассмотрим, например, статистические корреляции между молитвами и реальными результатами событий. Эти корреляции измерить можно. Эксперименты такого рода проводились, но никакие корреляции обнаружить не удалось. Конечно, отсутствие корреляций не является неопровержимым доказательством того, что бог – вымысел, созданный по желанию человека, и никак не связан с реальностью, но уверенности в правомерности такой точки зрения добавляет.

Давайте разберемся подробнее, что значит быть атеистом. У многих людей создается впечатление, что атеисты якобы утверждают, что лучше других понимают и больше знают об окружающем мире. Наверняка это справедливо в отношении некоторых атеистов: в конце концов, высокомерие не связано со взглядами. Но нет ничего, свойственного именно атеизму, что делает его приверженцев более самоуверенными, чем последователей теизма (то есть верящих в существование бога).

Другое распространенное заблуждение относительно атеизма: якобы он твердо и категорически утверждает, что доказано, что бог не существует. Да, доказать, в строгом смысле этого слова, невозможность существования бога нельзя. Но по тем же причинам не доказуемо и то, что не существует ничего такого, как, например, единороги или частицы, двигающиеся со скоростью, превышающей скорость света.

Позицию атеиста легче понять на конкретном примере, который мы позаимствуем у Бертрана Рассела. Положим, кто-то утверждает, что вокруг Луны вращается чайник. Представляется разумным отнестись к этому заявлению крайне скептически. Более того, кажется неразумным стать в этом случае на позицию агностика. Готовы ли вы сказать: “Н-да… Возможно и есть чайник, вращающийся вокруг Луны, – откуда я могу это знать?” Подобная нерешительность будет звучать довольно глупо.

Здравомыслящие люди (такие как вы и я) склонны отнестись к вопросу существования такого чайника с “атеистической” точки зрения. Мы уверены, что вращающегося вокруг Луны чайника нет, даже если не можем это доказать. Как бы то ни было, мы не можем полететь в космос и заняться там выслеживанием чайников, летающих в вакууме вокруг Луны. А если бы такой полет был возможен и чайник действительно существовал, мы с легкостью могли бы с ним разминуться. И все же, хотя это нам недоступно, мы верим – на самом деле твердо верим, – что подобного чайника там вообще нет! В конце концов, как он мог туда поспасть? С какой стати ему там быть? Может быть, кто-то из астронавтов взял с собой чайник на Луну? Но даже если так, каким образом чайник покинул поверхность Луны и попал на орбиту?

Заявление о том, что существует чайник, вращающийся вокруг Луны, нельзя хоть как-то правдоподобно обосновать. Теперь сравните это с утверждением, что чайник стоит у меня на кухонном столе. Я верю в это, в частности, потому, что я вижу там чайник. Это веский довод в пользу того, что в этом месте чайник действительно есть. Но никакие подобные факты не подтверждают достоверность существования чайника, летающего вокруг Луны. Отсюда я делаю вывод: подобная возможность очень маловероятна. Бремя доказательства всегда лежит на том, кто утверждает, что нечто действительно существует.

Вера атеиста в то, что бога нет, во много сходна с верой нормального человека в отсутствие вращающегося вокруг Луны чайника. Атеист не может доказать свою правоту, но считает оправданным придерживаться своего мнения до тех пор, пока кто-то не представит ему явных свидетельств обратного. Разумные атеисты не догматики. Они готовы еще раз вернуться к вопросу, если появятся новые свидетельства в пользу существования бога.

На мой взгляд, в наше время согласие с точкой зрения агностиков относительно вопроса о существовании бога – нежелание задумываться о том, может ли хотя бы гипотетически бог существовать, – выдает нерешительность взрослого человека. В конце концов, у каждого из нас есть мнение о реальности или нереальности разного рода явлений в нашей Вселенной:

1. Мы все верим, что Земля круглая (хотя только немногим удалось это проверить на деле).

2. Мы все верим, что нет летающих вокруг Луны чайников.

3. Мы все верим, что если уронить камень, то он всегда падает на землю, даже если мы не можем доказать, что и в следующий раз произойдет то же самое.

Мы верим этим утверждениям, хотя ни одно из них доказать, строго говоря, не можем. Они представляются несомненными практически всем думающим людям. Почему же мы должны робеть, а именно к этому призывают нас агностики, когда встает вопрос о существовании бога? Если приглядеться, позиция агностиков, считающих, что позволить себе во что-то верить можно, только если это абсолютно точно и убедительно доказано, представляется иррационально настойчивым требованием.

С другой стороны, позиция атеистов не столь радикальна. Например, атеисты полностью согласны с верующими современных традиционных религий, что большинства богов, в которых на протяжении веков верили люди, не существует. Верующие основных мировых религий поклоняются разным богам. Индуистский пантеон насчитывает сотни, если не миллионы, богов, и все они являются воплощениями или аватарами одного единого бога. (В индуизме аватара – нисхождение на землю бога Вишну в облике человека или зверя. Это слово приобрело другое значение в мире компьютерных игр, где аватара – графическое представление пользователя при игре онлайн.) Большинство христиан категорически отрицают всех богов, кроме одного – христианского. Скажем так, в этом атеистическая точка зрения очень близка к христианской: просто к общему списку богов, существование которых отрицается, добавляется еще один.

Почему в таком количестве языков есть специальное слово, помечающее тех, кто отрицает существование бога? Естественно-научный взгляд на Вселенную, разумеется, ведет не только к формированию атеистической позиции, но также к непризнанию многих других сверхъестественных существ. В естественно-научном мире не существует никаких сверхъестественных существ, но тогда почему нет специального слова, обозначающего тех, кто не признает подобных созданий?

Греческие мифы рассказывают о сиренах – крылатых девах, завлекавших моряков своим божественным пением на остров Анфемоэсс. Тысячелетиями люди пересказывали и записывали мифы о сиренах. Тем не менее большинство из нас не сомневается, что сирены не существуют. Мы воспринимаем их как вымышленных мифических созданий. Однако для нас, сомневающихся в существовании сирен, никто не вводит специальное слово “асиренист”, напоминающее по своей этимологии слово “атеист”.

Причина, по которой слово “атеист” существует, а слово “асиренист” нет, в том, что с незапамятных времен человеческие сообщества и культуры тесно переплетаются с верой в того или иного бога или богов. И сегодняшняя вера в бога имеет прецеденты в далеком прошлом. Другими словами, вера в бога – историческая норма, позиция человечества “по умолчанию”. С точки зрения истории исключением является неверие в бога. Более того, веками было очень опасно быть атеистом, а во многих частях света это чрезвычайно опасно и сегодня. Идея о сиренах, живущих (или живших) на греческом берегу, сегодня ни для кого, будь то швед, грек или американец, не является нарушением общепринятых верований. Поэтому нет языка, где требовалось бы обозначать специальным словом людей, приверженных идее о существовании сирен.

Существует много предрассудков и ошибочных представлений относительно атеизма, и в этой главе мы рассмотрим достаточно большое их количество (13 – очень хорошее число!). О некоторых уже говорилось выше, но теперь мы подойдем к этому вопросу более систематически. И хотя некоторые из рассмотренных ниже предрассудков в чем-то дублируют друг друга, я считаю, что каждый из них заслуживает отдельного разговора.

1. Атеисты – люди особого сорта

На самом деле атеисты совсем не особый сорт похожих друг на друга людей. Атеисты могут верить во что угодно (кроме бога) и иметь любую, какую только можно вообразить, систему ценностей. Представление о том, что все атеисты одинаковы, сродни представлению о том, что одинаковы все люди, не играющие в бейсбол. Неумение или нежелание играть в бейсбол не раскрывает внутренний мир человека. Чтобы понять конкретного не-игрока в бейсбол, надо с ним пообщаться какое-то время, что позволит постепенно выяснить его предпочтения и антипатии.

На кого похожи все не-католики? На кого похожи все не-феминистки? На кого похожи все не-гомосексуалы? Каковы их ценности? Такие вопросы кажутся странными. Чтобы понять, что представляет собой любой не-католик, не-гомосексуал, любая не-феминистка, не следует ограничиваться поверхностными суждениями. То же относится и к атеистам. Атеист может быть светским гуманистом, и это позволяет хоть в какой-то степени судить о его ценностях и мироощущении. Но атеисты могут быть и совсем другими.

2. Атеизм – жизненная философия

Часто ошибочно полагают, что атеизм – это целостная жизненная философия. Это не так. Быть атеистом – значит придерживаться определенных убеждений в одном частном вопросе. Человек может быть атеистом, но при этом верить в астрологию или гомеопатию, в акупунктуру или летающие тарелки, в духов или единорогов. Во все что хотите.

В некоторых шведских учебниках, рассказывая о религиях, атеизм перечисляют наряду с великими мировыми религиями, такими как христианство, иудаизм, ислам и индуизм. Подобная классификация, хотя и исходит из благих побуждений, основана на недопонимании. Это похоже на учебное пособие для курса по спорту, куда, помимо глав о баскетболе, теннисе, футболе, гольфе и так далее, вставлена глава о людях, вообще не занимающихся спортивными играми с мячом. Какой цели может служить эта глава, если в ней не показано, чем такие люди занимаются вместо этого? Возможно, они участвуют в скачках, соревнованиях по прыжкам в воду или стрельбе из лука. Такие спортивные дисциплины должны классифицироваться отдельно.

3. Атеисты ненавидят бога или сердиты на бога

Англиканский архиепископ Питер Дженсен из Сиднея высказался об атеистах так:

Исходя из очевидной страстности и злобы атеистов, можно сделать вывод, что они, похоже, ненавидят христианского Бога… Атеизм – точно такое же религиозное верование, как само христианство. Это самый новый вариант нападок человека на Бога, порожденный обидой на то, что, в сущности говоря, не мы управляем миром и что Бог призывает нас посвятить ему свою жизнь.

Представление о том, что атеисты сердиты на бога, – общепринятый предрассудок. Но, очевидно, нельзя злиться на того или на то, что ты считаешь несуществующим.

С другой стороны, атеистов, безусловно, могут очень волновать притеснения и акты насилия, совершаемые во имя господа по всему миру. Конечно, ветхозаветный бог – личность не слишком приятная, но атеизм никак не про отношения человека с богом, поскольку для атеиста эти отношения вообще не существуют.

4. Атеисты – экстремисты, спесивцы, они воинственны и нетерпимы…

Если вы атеист, это отнюдь не значит, что вы экстремист или надменный человек. Да, среди атеистов есть экстремисты и спесивцы, но есть и верующие, обладающие теми же качествами. Подобные личностные черты не следуют из теизма или атеизма. Обвинение атеистов в высокомерии может быть связано с религиозными представлениями о том, что никто и никогда не может посметь сравнить себя с господом.

Некоторые критики атеизма говорят о “воинствующих атеистах”. Но слово “воинствующий” обычно применяют к тем, кто жесток или оправдывает насилие. В газетах можно прочесть о воинствующих исламистах, совершающих теракты, или о воинствующих христианах в Америке, которые убивают врачей, делающих аборты. Однако, насколько мне известно, единственным оружием “воинствующих атеистов” являются их ручки и право свободно высказывать свои мысли.

Возможно, слово “воинствующий” – только образное выражение, и претензия состоит лишь в том, что атеисты горячо отстаивают свою точку зрения. Но тогда мы вынуждены будем обвинить в том же и воинствующих теистов различного толка, включая христиан-фундаменталистов, ультраортодоксальных евреев и так далее.

В применении к атеистам слово “нетерпимые” звучит чуть менее резко, чем “воинствующие”, но и это выражение слишком сильное. Ясно, что в нашем мире есть множество вещей, к которым следует относиться нетерпимо. Среди них обрезание девочек, отрубание рук ворам, “убийство чести”, требование от жертв насилия выносить ребенка насильника, побивание камнями за адюльтер, но, вероятно, нетерпимость, которую большинство атеистов проявляют к подобным актам насилия, не больше и не меньше, чем у других людей. Если атеистов огорчают подобные ужасные действия, совершаемые во имя религии, это, вероятно, больше связано с их заботой о соблюдении прав человека, чем с тем фактом, что они не верят в бога.

5. Атеизм – более “твердая” позиция, чем теизм

Атеизм не “тверже” и не “мягче” теизма, и он не более жесткий или гибкий, чем теизм. Каждый из них – зеркальное отражение другого. Теисты верят, что бог существует, атеисты верят, что бог не существует. Это симметричные позиции, поэтому ни одна из них не является ни более жесткой, ни более гибкой, чем другая. Но атеизм по своей природе скромнее: утверждается, что поскольку убедительных причин верить в существование каких-либо богов нет, не следует делать вывод о том, что бог существует. Атеисты верят, что бог не существует до тех пор, пока не появятся веские основания поверить в обратное.

6. Атеизм – это просто еще одна религия

Нет смысла считать, что атеизм – это религия. Такая характеристика не более точна, чем утверждение, что “не собирать марки – это хобби”, или что “не играть в баскетбол – значит заниматься спортом”. В этих случаях значения слов “хобби” и “спорт” выходят далеко за пределы их нормального толкования. Точно так же, называя атеизм религией, мы растягиваем значение слова “религия” далеко за принятые границы.

С другой стороны, если слово “религия” употребляется в его философском смысле (то есть религия – нечто, во что человек верит, но доказать не может), утверждение, вынесенное в заглавие, верно, но тривиально. Оно означает только, что атеизм – гипотеза, и есть люди, убежденные в ее справедливости. Ну да, очевидно, что атеизм – идея, в которую верят некоторые люди, но то же самое можно сказать и о любом другом утверждении, касающемся природы реальности.

Каждая субъективная оценка окружающего сводится к вере, где слово “вера” следует понимать в его простом, обыденном смысле. Атеизм так же выражает веру, как и слова “Я думаю, завтра взойдет солнце”, или “Я верю, что лох-несское чудовище не существует”, или “Я ожидаю, что следующие выборы радикально изменят состав конгресса”. Но ни одна из этих “вер” не имеет никакого отношения к религии.

Формулировка веры может обладать совсем разными степенями достоверности. Одно убеждение может быть в высшей степени неправдоподобным, тогда как другое – совершенно самоочевидным. Сравните два утверждения: “Я верю, что в этих лесах живут тролли” и “Я сомневаюсь, что в этих лесах живут тролли”. Оба утверждения четко определяют отношение к миру, и в этом смысле они оба выражают веру, но по уровню правдоподобия эти “веры” сильно различаются. Поэтому если кто-то говорит вам: “Да, но это только выражение веры!”, – не дайте себя обмануть с помощью такой упрощенной маркировки.

7. Атеисты утверждают, что религия – корень всех зол

Атеисты прекрасно осведомлены о том, что мир полон жестокости и страданий, никак не связанных с религией. Естественные катастрофы – в американских страховых полисах их часто называют “Божий Промысел” – могут принести много горя без какого-либо вмешательства людей. Атеисты знают, что жестокость может проявляться в разнообразных формах, причем одни обусловлены религией, а другие не имеют к ней никакого отношения. И спору нет, присутствие религии в жизни некоторых людей может быть очень позитивно. Атеисты понимают, что вера в бога может дать человеку надежду и утешение. И нет сомнений в том, что иногда религия вдохновляет людей на добрые дела, и атеисты, без сомнения, осознают это.

Кроме того, следует различать религию как личную жизненную философию и религию как социальный институт. Моральная критика религии как института связана с тем, что ее представители очень часто пытаются внушить посторонним свою систему верований, а затем заставить их следовать ее законам и правилам. Именно подобный стиль поведения с полным основанием заслуживает критики со стороны как атеистов, так и теистов.

8. Атеисты в высшей степени аморальны

Некоторые люди считают, что у атеистов вообще отсутствуют какие бы то ни было моральные принципы, и они не верят в человеческую нравственность. Во многих странах, включая Соединенные Штаты, атеист часто воспринимается как лишенный моральных принципов человек. Именно поэтому так мало людей в Америке допускают, что атеист может стать кандидатом в президенты.

Однако представление о том, что все атеисты лишены моральных принципов, далеко от истины. Причина проста: мораль не коррелирует с верой в бога или другое сверхъестественное существо. О морали человека можно судить только на основании его отношения к другим людям и животным. Если обследовать широкий круг людей, выяснится, что атеисты, точно так же как и верующие, могут вести себя морально и аморально. Моральное поведение не прерогатива ни атеистов, ни религиозных людей.

Один из приемов, который позволяет изображать атеизм в мрачном свете и часто используется в религиозных кругах, сводится к утверждению, что поскольку атеисты отрицают божественное происхождение принципов морали, они никак не защищены и могут быть втянуты во что угодно. Этот довод неправомерен. Конечно, атеисты не считают, что моральные принципы даны нам свыше, поскольку не верят, что “свыше” есть кто-то, от кого эти принципы могли бы исходить. Но это не предполагает, что они отклоняют само представление о моральных принципах или полагают, что любое поведение приемлемо. Такой вывод просто не следует из исходных предположений.

9. Атеисты верят только тому, что могут увидеть и измерить

Некоторые люди стараются представить атеиста как человека ограниченного и педантичного, отрицающего все, за исключением того, что можно продемонстрировать в научной лаборатории. Мягко говоря, это заблуждение. Атеист, как и любой другой человек, верит во множество вещей, которые нельзя измерить или увидеть в лаборатории (или где-нибудь еще). Например, многие атеисты привержены правам человека, верят в равенство и любовь. А некоторые могут полагать, что жизнь есть и на других планетах. Секулярные гуманисты (которые, конечно, также атеисты) могут определить более точно, во что верят они: они верят всему, что можно убедительно аргументировать, независимо от того, включает ли в себя эта аргументация измерения или нет.

10. Атеизм – это идеология

Часто атеизм неправомерно обвиняют в том, что это идеология. Но это совсем не так. Атеизм есть не что иное, как тезис о том, что боги не существуют. Вопрос только в том, справедливо ли это утверждение или ошибочно, но оно никак не связано с идеологией. Атеизм сам по себе не позволяет обосновать, что хорошо, а что плохо. По этой причине из того, что человек атеист, нельзя сделать вывод о том, как он относится к другим важным вопросам – исследованиям стволовых клеток, гомосексуальности, абортам, контролем за оружием, экологической безопасности и так далее. Не стоит и говорить, что одно только отрицание существования сверхъестественных существ не обрекает думающего человека на согласие с целым рядом ранее выработанных мнений и ценностей, касающихся всех вопросов жизни. Короче, атеизм – это не идеология.

С другой стороны, религии, проповедующие моральные ценности, несомненно, являются идеологиями в полном смысле этого слова, поскольку предписывают моральные установки и идеи об устройстве мира и общества, задают модель поведения, за рамки которой человек выходить не должен.

11. Атеистический коммунистический режим отвратителен, а значит, отвратителен и атеизм

Преступные деяния коммунистических правительств часто приписываются атеизму, но такая ментальная связь – результат идеологического мышления. Коммунизм – идеология, во многих аспектах напоминающая религию. Этим объясняется культ памятников и поклонение лидерам. (Достаточно посмотреть на современную Северную Корею.) Это правда, что некоторые коммунистические лидеры, такие как Иосиф Сталин, были и атеистами, и массовыми убийцами, но причинно-следственной связи в этом нет. Сталин еще и носил усы, но это не значит, что все люди с усами – массовые убийцы.

Хорошо известно, что большое число массовых убийц не просто, но горячо верит в бога. Один из примеров – зверские преступления, совершенные ИГИЛ за последние несколько лет в Ираке и Сирии. И это только один пример среди многих ему подобных. Однако очевидно, что, исходя из этих примеров, мы не можем сделать вывод, что все верующие – массовые убийцы.

Этот вывод – результат логической ошибки, состоящей в том, что статистическая корреляция двух явлений принимается за причинно-следственную связь. Например, имеется сильная статистическая корреляция между днями, когда необычно велико количество съедаемого мороженого, и днями с большим количеством утонувших. Но причинно-следственную связь эта корреляция не выявляет. Причина, по которой люди тонут, не связана с поглощением мороженого. Дело в том, что из рассмотрения выпал ключевой параметр – жаркая погода. Когда жарко, люди и мороженого едят больше, и купаются больше. Именно поэтому на жаре риск утонуть увеличивается. Во многом похожие непоследовательные рассуждения ложно возлагают вину за зло коммунизма (следствие) на атеизм (причину). Ведь если статистическая корреляция и имеет место, это еще не значит, что есть причинно-следственная связь.

Подобного рода “рассуждения” напоминают броские заголовки желтых таблоидов, кричащие: “Застряла одна в лифте – забеременела!” (На самом деле женщина так надолго застряла в лифте, что не успела вовремя принять противозачаточные таблетки.)

12. Нацизм был атеистической идеологией

Не только коммунизм, но и нацизм часто выставляют напоказ в качестве примера ужасных последствий атеизма. Но, как и в случае коммунизма, это логический non sequitur (ложный вывод). Ведь, по сути дела, нацизм был чем угодно, но не атеистической идеологией! Хотя взаимоотношения самого Гитлера с католической церковью были сложными и не слишком определенными, многие католические священники были нацистами или добровольно сотрудничали с нацистами. В “Майн Кампф” Гитлер описывает свое трепетное отношение к католической церкви:

Здесь католическая церковь дает поучительный пример. Целибат священников заставляет церковь набирать все больше новых служителей не из своих рядов, а из народных масс. Хотя далеко не все понимают, насколько в этом отношении важен целибат. Ведь именно в этом и заключается источник неиссякаемой силы, присущей этому древнему учреждению. Все больше набирая высших церковных служителей из людей низшего класса, церкви удается не только поддерживать связь с массами населения на бессознательном уровне, но и быть уверенной в том, что она всегда может использовать запас энергии, который присутствует в этой форме только среди народных масс. Отсюда удивительная моложавость этого гигантского организма, гибкость его ума и железная сила воли.

Очевидно, Гитлер считал, что у него есть священный мандат на защиту чистоты арийской расы. Вот что он пишет в “Майн Кампф” о евреях:

Систематически эти черные паразиты на теле народа оскверняют неопытных молодых белокурых девушек, тем самым уничтожая нечто, что в этом мире уже ничем заменить нельзя. Обе, да, обе христианские конфессии смотрят с безразличием на осквернение и уничтожение благородного и неповторимого живого существа, появившегося на земле по милости Божией. Для будущего важно не то, победят ли протестанты католиков или католики протестантов, а то, сохранятся ли на земле представители арийской расы или погибнут. Тем не менее эти две конфессии не борются с истребителями арийцев, а стремятся взаимно уничтожить друг друга. В частности, у прихожанина каждой из конфессий есть священный долг заставить людей перестать просто произносить пустые речи о воле Божьей, а на самом деле исполнять волю Бога и не позволять осквернять слово Божье. По воле Бога людям дана их телесная форма, их сущность и их способности. Каждый, разрушающий Его работу, объявляет войну созданию Господнему, Его божественной воле.

Видимо, Гитлер верил, что протестанты и католики должны перестать сражаться друг с другом, а вместо этого вступить в бой с евреями во славу господа. Он был убежден, что действует в согласии с божьей волей.

К сожалению, многие священнослужители следовали инструкции Гитлера. Видный протестантский епископ Мартин Зассе активно призывал к сожжению синагог в Германии. Он считал, что Адольф Гитлер поступает правильно и справедливо, наказывая евреев за убийство Христа. Но некоторые священники все же проявляли большое мужество, сопротивляясь Гитлеру. Один из наглядных примеров – лютеранский пастор Дитрих Бонхеффер, который на протяжении многих лет активно выступал против нацистов. Бонхеффер был участником немецкого движения Сопротивления. Девятого апреля 1945 года, всего за несколько недель до Дня Победы[76] в Европе, он был повешен нацистами.

Религия действительно играла для нацистов, превративших свою идеологию в своего рода новую религию, ключевую роль. На пряжке каждого солдата вермахта было выгравировано “Gott mit uns” (“Бог с нами”), что подозрительно напоминает девиз на купюрах в Соединенных Штатах.

С другой стороны, Гитлер очень скептически относился к некоторым аспектам христианства. Был ли он сам христианином, сказать трудно, но есть много свидетельств тому, что его мировоззрение было религиозным.

И последнее, но тем не менее важное. Нацистская идеология включала в себя много суеверных, псевдонаучных и оккультных элементов. Каждый знает, что “мораль” нацистов недостойна даже презрения, и поэтому крайне нечестно пытаться очернить атеизм, связывая его с нацизмом.

13. Атеисты холодны и неэмоциональны

Есть люди, считающие, что атеисты меньше, чем верующие, способны восхищаться живописью, музыкой и другими видами искусства. Это еще один диковинный non sequitur. В естественно-научном взгляде на Вселенную нет ничего, что могло бы заставить атеиста стать менее восприимчивым к красоте и величию живописи, музыки или природы. На самом деле иногда все бывает наоборот. Тот, кто считает мир нерукотворным, кто стремится постичь внутренние механизмы природы, может глубже оценить окружающие нас удивительные явления.

Изобилующий животными мир африканской саванны ни в коей мере не становится менее увлекательным, если понимаешь, каковы природные условия саванны. Шмель не становится менее удивительным созданием, если понимаешь, как он летает. Музыка не теряет своей красоты и мощи, когда знаешь, как в рамках теории музыки связаны между собой различные ноты и аккорды. Тайны физики невероятны, но они имеют естественную природу. За последние сто лет квантовая физика поставила перед нами множество невероятных загадок, которые еще предстоит решить. Некоторые из них мы пока объяснить не можем, но это не значит, что эти явления имеют сверхъестественную природу. Вселенная, такая, какая она есть, удивительна и таинственна. Не нужны чудеса и сверхъестественные создания, чтобы осознать это.

Сама по себе концепция атеизма не столь уж интересна. Атеизм просто означает отсутствие веры в бога или богов. И все же на протяжении веков это слово стало столь эмоционально окрашенным, приобрело такой дополнительный зловещий смысл, что даже сегодня многие люди рефлекторно реагируют резко отрицательно на его упоминание. Весьма занимательно, что благодаря истории слово может приобретать такую выразительную силу. Однако, возможно, в наши дни понятие “атеизм” постепенно теряет свой зловещий смысл и приобретает, как и следует, нейтральное звучание.

Когда это произойдет, будет самое время отказаться от таких слов, как “атеизм” и “атеист”, поскольку они имеют смысл только в культуре, основой которой является религия. Наступит день, когда наше общество станет действительно светским, и тогда нам не надо будет тратить свою умственную энергию и лингвистические способности на то, в существование чего мы не верим. Когда такой день наступит, лучше переключиться на то, во что мы действительно верим.

Интерлюдия. О суеверии и очковтирательстве

Что такое суеверие? Суеверие – это вера в существование счастливых и несчастливых чисел, в то, что произойдет что-то плохое, если пройти под лестницей, или если черная кошка перебежит дорогу, или если разобьется зеркало, что несчастья чаще происходят в пятницу 13-го, что волшебный талисман (например, лапка кролика) приносит удачу, что, постучав по дереву или скрестив пальцы, можно отвести беду, а втыкая булавки в куклу – навредить кому-то, кто находится далеко. А еще это представление о том, что дома надо строить так, чтобы оптимизировать потоки “хорошей” и “плохой” энергии, что если поместить лезвие бритвы под предмет пирамидальной формы, то за ночь оно заточится, что заветное желание исполнится, если с одного раза задуть все свечки на именинном пироге, что послание в случайно выбранном печенье счастья предсказывает судьбу тому, кто его выбрал, и так далее.

Все эти идеи объединены тем, что нет никаких разумных оснований в них верить, но, несмотря на это, тем, кто в них верит, они дают чувство защищенности и иллюзию подконтрольности хаотического потока происходящих вокруг событий.

Считается, что висящая над дверью подкова приносит удачу (конечно, если она ориентирована правильно!). Есть старая история о журналисте, который заметил подкову над дверью великого датского физика Нильса Бора. Чрезвычайно удивленный, журналист спросил: “Почему вы повесили подкову? Неужели это значит, что вы хоть в малейшей степени верите в это старинное поверье?” Утверждается, что Бор улыбнулся и ответил журналисту: “О, это? Ну конечно же, я не верю ни в какие глупые приметы, но, знаете, некоторые люди утверждают, что эти штуки действуют, даже если вы в них не верите!”

Бертран Рассел очень хорошо понимал, что такое суеверие. Он говорил: “Суеверие – религия других людей”. Рассел имел в виду, что последователи любой системы религиозных верований ни в коей мере не считают суевериями свои взгляды, хотя религиозные представления других людей они, не задумываясь, назовут таковыми, даже если “конкурирующие” идеи столь же обоснованы или столь же не обоснованы, как их собственные.

В начале 1950-х годов неизвестный издатель детского журнала Мартин Гарднер выпустил книгу рассказов под названием “Обман и чудачества под видом науки”[77]. Эта книга, удивительно хорошо написанная, поучительная, глубокая, поражающая воображение и забавная, посвящена искусству развенчания глупостей. В ней непревзойденно мастерски и со знанием дела Гарднер разбирает около двух десятков самых разных псевдонаучных утверждений и суеверий. А в 1957 году в предисловии ко второму изданию этой, ставшей классической, книги, он, выдерживая серьезный тон, пишет:

Первое издание вызвало множество любопытных отзывов. Читатели возмущены. Более всех – поклонники Райха[78], разозленные тем, что я поставил оргоноведение на одну доску с дианетикой[79]. Тем же самым озлоблены поклонники дианетики. Оскорбляются гомеопаты, что поставлены рядом с остеопатами и хиропрактиками. Некий хиропрактик из Кентукки меня пожалел: отвернулся де от огромного божьего дара страждущему человечеству. Несколько любителей Бейтса написали настолько неразборчиво, что, думаю, им стоит воспользоваться очками. Но любопытно, что каждый критик атаковал только одну, свою главу, а все прочие считал отличными. [Курсив мой.]

Как выразительно и незабываемо последнее предложение, насколько оно свойственно человеку!

У традиционных христианских конфессий, особенно тех, которые посылают миссионеров в дальние страны, религиозные верования коренных жителей всегда рассматривались как суеверия. Например, деревья или камни, населенные духами, исполнение танцев, вызывающих дождь, разнообразные жертвоприношения животных и людей, призванные умилостивить богов, которые олицетворяют силы природы, – все это считается суевериями или магическим мышлением, опасным заигрыванием с нечистой силой и демонами.

Но такое направление христианства, как католицизм, включает в себя целый ряд верований, которые иначе как суевериями назвать нельзя. Рассмотрим, например, понятие “пресуществление” (транссубстанция), введенное на Четвертом Латеранском соборе в 1215 году. Согласно учению о пресуществлении, во время таинства Евхаристии “недоступным для понимания образом” происходит превращение хлеба и вина в тело и кровь Христа, хотя их вид, вкус и запах абсолютно не меняются. На церковном соборе в XIII веке было определено, что “тело и кровь Христовы действительно присутствуют в таинстве Евхаристии в виде хлеба и вина, а затем по воле Господа хлеб пресуществляется в тело, а вино – в кровь”. В XVI веке инициатор Реформации Мартин Лютер, посчитав это таинство магическим мышлением и суеверием, отказался от него.

Другой пример традиционных религиозных практик – культ святых, в соответствии с которым части тел исторических личностей хранятся веками, им поклоняются, считают наделенными магической силой.

С точки зрения нерелигиозных людей подобные практики иначе как “фокус-покус” назвать нельзя.

Слова “фокус-покус-филиокус” – магическое заклинание, уходящее корнями по крайней мере в XVII столетие. Все указывает на то, что это словосочетание связано с христианскими обрядами. В частности, католический ритуал причащения включает в себя латинские слова “Hoc est enim corpus meum” (“Это есть тело”) и “filioque” (“это тело сына”). Звучащие таинственно слова “фокус-покус-филиокус” – сокращенный и искаженный вариант (“hoc est… corpus… filioque”) полной фразы из католической молитвы, сложившийся в умах бесчисленного количества посещавших мессу прихожан, которые мессу любят, но не слишком знают или вообще не знают латынь. Сокращенное словосочетание автоматически приобрело восхитительный магический привкус, стало непонятным, предшествующим чуду, каковыми они и были изначально в устах священника, служащего мессу.

То, что мы называем суеверием, со временем меняется. Например, было время, когда многие в Швеции верили в существование гоблинов и эльфов, однако сегодня любой швед, верящий в подобные вещи, будет считаться слегка чокнутым.

Как через сто лет люди посмотрят на то, что сегодня принято верить в призраков и духов или в догмат о том, что Иисус превратил воду в вино и воскрес из мертвых? Или в учение о том, что весь мир был сотворен за шесть дней всего несколько тысяч лет назад? Или в идею о том, что знаки зодиака могут раскрыть нам секреты и рассказать о характере и судьбе человека? Или что судьбу можно предсказать по линиям руки? Или что инопланетяне на летающих тарелках прилетали на нашу планету и вступали в контакт с некоторыми людьми?

Что люди будущего скажут о том, что есть одаренные люди, экстрасенсы, которые могут обмениваться мыслями, находясь на расстоянии в тысячи миль друг от друга? Как они отнесутся к утверждению сторонников телекинеза, что некоторые люди одной лишь силой мысли могут сгибать ключи и ложки? Что подумают об уверенности сторонников так называемой технологической сингулярности, утверждающих, что лет через пятнадцать – двадцать мы все сможем загрузить микросхемы нашего мозга в память компьютера и, таким образом, жить вечно как программные создания?

И, кто знает, возможно, современные методы прогнозирования фондового рынка и чудо-методы похудания со временем будут восприниматься просто как мошенничество? А что через сто лет люди будут думать о современных теориях частиц-суперпартнеров, темной материи и темной энергии? А что они скажут о теории струн и теории бран?[80] Что скажут о Большом взрыве и составляющем ему пару Большом сжатии? Каково будет их мнение о мультивселенных, кротовых норах[81] и путешествиях во времени? Нам остается только подождать и узнать. Если “сингуляристы” правы, многие из нас будут живы не только через сто, но и через тысячу, миллион и миллиард лет…

Глава 7

Быть добродетельным, не веря в бога

О добре, зле и морали

Бог хотел бы предотвратить зло, но не способен сделать это? В этом случае Он не всемогущ. Он может это сделать, но не хочет? Тогда он злой. А если Он и может, и хочет, тогда откуда зло в мире? А если Он и не может, и не хочет? Тогда почему его называют богом?

Трилемма Эпикура

В философии натурализма считается, что в природе, где нет сверхъестественных сил, неизбежно присутствуют и добро, и зло[82]. Люди, придерживающиеся такого взгляда на мир, не будут размышлять о том, насколько существование зла совместимо с божьим милосердием. Для них зло коренится в естественных причинах, и битва со злом в разных его формах никогда не должна прекращаться. Но для верующих людей одновременное существование добра и зла является серьезной проблемой.

Бог умер в Освенциме.

Только через эту метафору можно попытаться понять, как в нацистских концентрационных лагерях оказалось возможным творить такие непостижимые зверства в отношении евреев и других заключенных. Такой масштаб зла верующим во всемогущего и доброго бога кажется совершенно невообразимым. Приведу рассказ об одном ужасном событии, свидетелем которого стал мой друг, каким-то чудом переживший пребывание в Освенциме:

В нашем лагере была женщина, у которой был очень маленький ребенок. Она отчаянно пыталась спасти ребенка от смерти, но у нее не получилось. Когда он умер, она в отчаянии попыталась убежать. Ее быстро схватили, и всех нас, заключенных, заставили выстроиться вокруг нее, а в центре, рядом с беглянкой, встали двое эсэсовцев. Мы должны были наблюдать всю экзекуцию, чтобы понять, как они расправляются с беглецами. Сначала они приковали ее к дереву и избили. Затем переломали ей все суставы на руках и продолжили пытать с такой жестокостью, что в конце концов она потеряла сознание и умерла на наших глазах.

Как можно верить в бога, который допускает такие зверства в нашем мире?

Если есть бог всеведущий и всемогущий, то почему в мире так много зла и страданий? Этот парадокс называется проблемой теодицеи – примерный смысл этого греческого слова можно передать как “оправдание бога”. Богословы и философы бились над этой проблемой с незапамятных времен, и недаром: это один из самых сильных аргументов против существования того бога, который описан в священных книгах трех авраамических религий – иудаизма, христианства и ислама.

Верующие люди, пытаясь оправдать свою веру в бога, придумали множество решений проблемы теодицеи. Одно из них – просто считать, что бог не всемогущ. Поскольку, создавая человека, бог наделил его свободой воли, тем самым он ограничил свою возможность влияния. У каждого человека есть свобода принимать правильные или неправильные в моральном отношении решения. Воспользовавшись своей свободой воли, люди могут вершить злые дела, и бог не в силах им помешать.

Но легко представить мир, в котором люди по-прежнему имеют свободу воли, но бог всемогущ. В таком мире он мог бы при необходимости вмешиваться в человеческие дела и предотвращать злые поступки, которые люди могли бы совершить, пользуясь своей свободой воли. Например, бог мог бы вмешаться и заставить людей не убивать друг друга. А свободой воли люди могли бы пользоваться, когда пришлось бы выбирать между разными морально приемлемыми альтернативными решениями. А если бы кто-то собрался совершить аморальный поступок, всемогущий бог мог бы вмешаться и пресечь злодеяние в зародыше, не дав тем самым злому поступку свершиться.

Бог мог бы также создать Вселенную, в которой все, что бы люди ни делали, увеличивало бы количество добра. В принципе, возможно представить себе мир, в котором люди, у которых есть свобода выбора, всегда действуют во благо окружающих. И в самом деле, такой мир был бы более совершенным, чем мир, в котором выбор иногда делается в пользу добра, а иногда – в пользу зла. Если бы существовал всемогущий бог, способный сделать мир наилучшим из всех возможных, почему бы ему было не создать такой мир?

Подобное решение проблемы теодицеи объясняет только проблему морального зла, то есть проблему злых действий, которые совершаются людьми преднамеренно, таких как убийство, изнасилование, измена и война. Но при этом обходятся стороной проблемы естественного зла, то есть катастроф типа землетрясений, оползней, пожаров, мощных приливов, ураганов, извержений вулканов, эпидемий, возникающих в панике давок, разрушающихся зданий, тонущих кораблей, падений самолетов и так далее – всего того зла, которое возникает не в результате действий людей. В мире много такого рода катастроф, невероятно разрушительных и происходящих по непонятным причинам. Если кого-то ударила молния, или он попал под лавину, или у него образовалась смертельная опухоль головного мозга, или он упал с крыши, помогая соседу ее починить, его смерть, безусловно, трагична, но это никак на объясняется чьими-либо злыми намерениями.

И любой бог, чье влияние ограничено свободой воли, которую он предоставил людям, должен был бы суметь предотвратить такие страдания, как и бог всемогущий. Результатом всех этих рассуждений является вывод о том, что проблема теодицеи не решается, даже если мы допустим существование у людей свободы воли.

Еще одна попытка теологов объяснить причину существования зла в мире звучит примерно так. Мы, люди, никогда не сможем понять причин, по которым бог допускает существование зла. То, что мы считаем злом и страданием, на самом деле служит гораздо более высокой цели, и, если рассматривать события в долгосрочной перспективе, может оказаться, что все, что делалось, делалось к лучшему, хотя прямо сейчас мы не можем понять этого. Всем знакома фраза “Пути Господни неисповедимы!”.

К сожалению, такое объяснение не только несостоятельно, но и аморально. Начнем с того, что было бы глубоко оскорбительно произносить вышеприведенное объяснение в утешение родителям только что убитого дворовым хулиганом или попавшего под автомобиль ребенка. Как объяснить близким человека, чья жизнь была зверски оборвана, что со временем это может обернуться благом? Если кто-то умрет из-за чьей-то жестокости или в результате стихийного бедствия, подобное утешение прозвучит кощунственно. Безусловно, пройдя через ужасные испытания, иногда человек может стать сильнее, но про людей, которые погибают при землетрясении или террористической атаке, такое сказать невозможно.

Некоторые сторонники подобного подхода к проблеме теодицеи могут возразить, что количество добра в одном месте может увеличиться за счет жертв в другом месте. Этот довод кажется довольно циничным. Но, возможно, за наши земные страдания мы будем вознаграждены после смерти, когда попадем на небеса? Только это не решает проблему теодицеи, учитывая, что на земле все еще страдает множество людей.

По-настоящему добрый и всемогущий бог создал бы мир, в котором мы бы не страдали ни до, ни после смерти.

Давайте рассмотрим еще одну попытку оправдать сосуществование зла и бога. Она является развитием первого подхода к решению проблемы теодицеи, и основная идея заключается в следующем.

Моральное зло является естественным компонентом этого мира и результатом наличия свободы воли у людей. А вот природного зла просто не существует. Это не настоящее свойство, а, скорее, отсутствие некоего свойства, а именно добра. Как черный цвет – не цвет в полном смысле этого слова, а отсутствие света и, следовательно, цвета, так и то, что нам кажется природным злом, на самом деле есть просто отсутствие добра.

Такой подход к проблеме теодицеи часто называют теорией лишений, от латинского privatio boni, что означает “лишение добра”. Теория лишений – это своего рода жонглирование словами, а в реальности не что иное, как отчаянная попытка спасти идею бога от коварной проблемы теодицеи.

Предположим, что теория лишений была бы правильной, то есть то, что мы, люди, воспринимаем как естественное зло, на самом деле есть просто отсутствие добра. Хорошо, но какое имеет значение эта семантическая эквилибристика для тех, чья жизнь была разрушена землетрясением или чью семью накрыло цунами? Их страдания в подавляющем большинстве случаев реальны, независимо от того, называем ли мы причины, их вызвавшие, естественным злом или отсутствием добра. Если бы бог действительно существовал и был всемогущим и добрым, он смог бы создать мир, в котором было бы больше добра – или, если хотите, меньше страданий. Такой бог мог бы вмешиваться в тех случаях, когда отсутствие добра причиняет страдания, и освобождать людей (и животных) от ужасных мучений.

Несмотря на всю слабость религиозных попыток объяснить проблему теодицеи, о них часто и одобрительно отзываются представители так называемых свободных церквей, базирующихся как в Швеции, так и в других странах. Однажды я принял участие в дискуссии с одним из ведущих шведских богословов, связанных со шведской ассоциацией свободных церквей, на мероприятии, посвященном освобождению узников Освенцима. Точка зрения этого человека заключалась в том, что зверства нацистов в отношении заключенных в Освенциме можно объяснить тем, что, после того как бог дал людям свободу воли, Он больше не мог вмешиваться в их действия. (Я использую местоимение мужского рода – он, а не она, – так как оно отражает имеющийся почти у всех верующих людей образ бога-мужчины. И в этом конкретном контексте я даже использовал заглавную букву, просто чтобы прояснить, что я не имел в виду богослова.) Другая точка зрения, предложенная им, заключалась в том, что, возможно, у бога была некая более высокоморальная цель, которую понимает только он, и что геноцид, осуществленный нацистами в Освенциме и других лагерях смерти, мог быть той ценой, которую пришлось заплатить за достижение этой более высокой цели.

На мой взгляд, этот подход не только логически ошибочен, но и глубоко циничен. Если бы действительно существовал всемогущий и добрый бог, который бы следил за происходящим в Освенциме, смог ли бы он это предотвратить? Или для предотвращения этого требовалось бы заблокировать свободу воли заключенных или охранников? Решение на самом деле очень простое (по крайней мере, для всемогущего бога). Все, что нужно было бы сделать, это сотворить совсем небольшое чудо – например, сделать так, чтобы ворота лагеря внезапно открылись, что позволило бы заключенным сбежать. Или могло совершиться другое чудо – например, все тюремщики могли бы заразиться желудочным гриппом, и тогда зверские казни было бы некому совершать. Ни одно из этих вмешательств не нарушило бы свободу воли человека, а осуществить любое из подобных мелких чудес для сверхъестественного существа, способного творить настоящие большие чудеса, было бы проще простого.

А как насчет версии о более высокоморальной цели бога, которая оправдала бы массовые убийства в Освенциме и которую наш несовершенный человеческий разум не может постичь? Кажется очевидным, что даже если бы подобная цель существовала, она никак не могла бы оправдать лагеря смерти. Бог, как всемогущее существо, несомненно, мог бы достичь любой поставленной высшей моральной цели, не причиняя невероятные страдания миллионам невинных людей.

Ученый, специалист в области исследования рака, Георг Кляйн, бежавший в свое время из Венгрии от нацизма, сформулировал, как мне кажется, наиболее разумный вывод из проблемы теодицеи: “Бог настолько беспощаден и злобен, что единственное его оправдание состоит в том, что он не существует”.

Что же заставляет людей тем не менее думать, что бог добр? Многие, если не все, верующие верят, что бог абсолютно добр, просто его силы, хотя и огромные, не настолько велики, и их не хватает, чтобы предотвратить все те страдания, которые люди в этом мире причиняют друг другу, используя свою свободу воли не по назначению, то есть не для целей, для которых она была дарована им богом. На самом деле очень немногие верующие вообще высказывают сомнения в том, что бог добр.

А если поставить вопрос иначе? Почему не может быть истинным обратное утверждение? Представьте себе, что бог абсолютно зол, просто его возможности, хотя и огромные, не настолько велики, чтобы искоренить все добро, которым в этом мире люди одаривают друг друга, используя свою свободу воли не для тех целей, для которых она была дана им богом. Картина мира, которую мы видим сегодня вокруг, прекрасно описывается с помощью сочетания свободы воли людей и абсолютно злого бога. В этой версии бог постоянно делает все возможное, чтобы доставить людям как можно больше страданий, но, благодаря наличию свободы воли у людей, в мире все еще остается много доброты и радости.

Эти два описания мира являются зеркальными, и каждое из них не более и не менее вероятно, чем противоположное. Но последний способ описания менее привлекателен. Гораздо более вероятен вывод – и это ясно демонстрирует проблема теодицеи, – что всемогущий и добрый бог не более чем химера.

Британский философ Дерек Парфит в нашем с ним разговоре, состоявшемся в октябре 2014 года, сказал мне, что до восьми лет был настолько набожен, что хотел стать монахом. (Парфит, который родился в 1942 году и умер в 2017-м, был профессором философии Оксфордского университета, и его выдающиеся работы в области философии сознания получили широкое признание. Его самая знаменитая книга “Причины и личности” посвящена вопросам морали и человеческой идентичности[83].) Однако в результате тщательного размышления над проблемой теодицеи он постепенно отказался от своей веры в доброго и всемогущего бога, несмотря на то что эту веру ему всячески старались привить в школе. Он чувствовал себя обманутым и потерял уважение к наставникам, учившим его таким вещам. В девять лет он стал атеистом, а в 2014 году сказал мне, что, по его мнению, мир стал бы лучше, если бы меньше людей верило в бога.

Поставим мысленный эксперимент. Представьте, что вы спросили верующего человека: “Что заставляет вас совершать моральные поступки? Это всевышний научил нас, простых людей, тому, что морально, а что нет?” Если человек ответит: “Да, моральные принципы продиктованы мне свыше”, – то, по-видимому, он должен будет ответить утвердительно и на следующие вопросы: “Если бы бог попросил вас избить или убить человека, вы бы и вправду послушно исполнили эту его просьбу? Или если, допустим, однажды вы внезапно утратите веру в бога, стоит ли мне держаться от вас подальше, поскольку ваши моральные принципы исчезнут вместе с верой?”

Если же человек ответит: “Нет, мои моральные принципы не продиктованы мне всевышним”, – тогда можно надеяться, что он будет совершать нравственные поступки независимо от того, существует бог или нет. Причина его нравственного поведения не будет связана с его верой в существование или несуществование бога.

Мы могли бы переформулировать вопрос следующим образом. Является ли поступок нравственным потому, что так его определил бог, или, наоборот, бог определяет поступок как нравственный, потому что он таковым является? Этот вопрос уже был тщательно исследован Платоном (427–360 до н. э.) в диалоге под названием “Евтифрон”. В нем Сократ, который вот-вот должен предстать перед судом по обвинению в атеизме[84], спорит с Евтифроном, который уверен, что точно знает, что такое благочестие и справедливость. Евтифрон настолько убежден в своей правоте, что собирается отдать под суд своего отца, чьи действия привели к смерти человека.

Сократ. Что же мы скажем, Евтифрон, о благочестивом? Любят ли его все боги, как ты утверждал?

Евтифрон. Да.

Сократ. Но потому ли они его любят, что оно благочестиво, или за что-то другое?

Евтифрон. Нет, именно за это.

Сократ. Значит, его любят потому, что оно благочестиво, а не потому оно благочестиво, что его любят?

Евтифрон. Очевидно.

Сократ. Ну а богоугодное ведь является таковым потому, что оно угодно богам?

Евтифрон. Как же иначе?

Сократ. Значит, богоугодное, Евтифрон, – это не благочестивое и благочестивое – это не богоугодное, как ты утверждаешь, но это две различные вещи.

Евтифрон. Как же так, Сократ?

Сократ. Ведь мы признали, что благочестивое любимо потому, что оно благочестиво, а не благочестиво потому, что оно любимо. Не правда ли?

Евтифрон. Так[85].

Таким образом, Сократ показывает Евтифрону, что совершаемый поступок нравственен не потому, что боги его воспримут благосклонно, на самом деле как раз наоборот: боги отнесутся к этому поступку благосклонно потому, что он нравственен. Отсюда следует, что определение нравственности не зависит от богов.

Британский философ Саймон Блэкберн (р. в 1944) в своей книге “Этика. Краткое введение” написал о диалоге “Евтифрон” следующее:

Дело в том, что нельзя считать, что бога или богов наделяют произвольно выбранными характерами. Они должны разрешать и запрещать правильные вещи. Они должны иметь точно такие же, как и мы, представления о нравственности или справедливости. Не факт, что они делают это просто потому, что они всемогущи или являются творцами всего или что обладают даром карать или осыпать восхитительными подарками за те или иные поступки. Это не делает их добрыми. Более того, подчинение заповедям богов только потому, что они могущественны, сделало бы нас их рабами и корыстолюбцами. Предположим, что я собираюсь сделать что-то неподобающее, например обмануть чье-то доверие. С моей стороны будет не очень красиво взвешивать плюсы и минусы так: “Давай-ка прикинем. Если я поступлю так, я приобрету то-то и то-то. Но я должен учесть и вероятность того, что если я это сделаю, то бог сильно накажет меня. С другой стороны, бог милостив, и есть большая вероятность, что я смогу надуть его на исповеди или при покаянии на смертном одре…” Это не очень благочестивые мысли. Добродетельный человек должен думать иначе: “Я не буду этого делать потому, что это было бы предательством”. Вот и вся история. Заниматься анализом потерь и приобретений с религиозной точки зрения – это уже, по выражению известного современного морального философа Бернарда Уильямса, “перебор”.

Таким образом, ссылка на внешних богов при выборе способа поведения кажется более чем неуместной и, по-видимому, искажает само понятие стандарта поведения[86].

Если поступок признается правильным только потому, что его так оценил бог, это будет означать, что действие было совершено не по причине его внутренней моральной ценности. А следовательно, бог может придумать вообще любые случайные моральные принципы, и с этого момента и навсегда эти принципы будут определять, какие поступки будут называться добродетельными просто потому, что бог их так назвал и продиктовал эти правила человечеству. Ну а если бы бог был злым, разве он не мог бы изобрести набор моральных норм, поощряющих злые поступки? Сценарий, в котором хорошее или нравственное определяется лишь только прихотями бога, абсолютно противоречит нашей врожденной интуиции. Разве мы все не согласимся с тем, что пытки невинных людей должны всегда считаться аморальными и бесчеловечными, даже если некий бог наверху повелел бы нам их совершать?

Религиозные люди наверняка возразят, что бог никогда не прикажет людям совершать жестокие поступки. Они скажут, что бог считает пытки неправедными поступками и поэтому учит нас не пытать других. Они также скажут, что бог считает счастье благом и поэтому призывает нас постараться сделать других счастливыми.

Это звучит очень красиво, но, к сожалению, противоречит идее о том, что моральные принципы заложены в людей всевышним. Фактически это предполагает наличие объективных моральных стандартов, которые должен признавать сам бог. И поэтому даже глубоко религиозный взгляд на нравственные принципы приводит к признанию того, что они не зависят от бога. Глубоко религиозный взгляд на нравственность состоит в том, что бог желает, чтобы мы действовали определенным образом именно потому, что это поведение нравственно правильно, и нет необходимости испрашивать дополнительное божественное одобрение.

Для тех, кто не верит ни в каких богов, приведенное выше рассуждение не вызывает вопросов. Но для верующих в бога оно представляет серьезную проблему, поскольку это рассуждение доказывает, что мораль не зависит от бога и не продиктована свыше. Нравственные принципы существуют в этом мире независимо от того, существует бог или нет.

Давайте немного разовьем эту тему. Предположим, что именно бог определяет, что добродетельно, а что нет. Тогда что означает утверждение, что бог добр? В конце концов, если добродетель заключается в простом подчинении приказам бога, то заявление, что воля бога направлена на сотворение добра, есть тавтология, то есть не что иное, как рассуждение по кругу[87]. Этим просто утверждается, что воля бога согласуется с волей бога, что является пустыми словами. Чтобы иметь возможность наполнить смыслом утверждение о том, что бог добр, нужно выработать независимое понимание того, в чем заключается доброта.

Чтобы проиллюстрировать, насколько абсурдным было бы, если бы нравственная добродетель определялась просто божественным эдиктом, давайте представим себе соревнование между двумя богами – Зевсом и Шивой. (Для индусов Шива – одно из самых важных воплощений бога, а Зевс, сын Кроноса и Реи, – самый главный из всех древнегреческих богов.) Приз победителя – абсолютная власть навсегда. Шива надеется выиграть этот приз, чтобы значительно улучшить жизнь людей. В частности, он хочет принести людям вечный мир, счастье и справедливость. Зевс тоже борется за победу, но намеревается использовать свое могущество совершенно по-другому. Он хотел бы, прежде всего, зверски убить подавляющее большинство людей, а затем всех оставшихся в живых поработить, отправив в гигантский концлагерь, где в невыносимых условиях они трудились бы до самой смерти.

Допустим, волею судеб Зевс победил в соревновании. Естественно было бы думать, что произошло самое невероятное: злое и грозное божество стало всемогущим и теперь собирается принести в мир немыслимые страдания и невероятное зло, причем навсегда.

Хотя первая наша реакция могла бы быть именно такой, мы при этом упускаем ключевой момент. Первым поступком Зевса, в котором он использует свое только что завоеванное всесилие, будет изменение определения моральных принципов, то есть изменение определения того, что считается “хорошим”. Он внушит, что жестокая расправа над невинными людьми есть акт огромной моральной ценности и поэтому такое поведение добродетельно, а причинение случайных страданий невинным людям есть воплощение справедливости. Он внушит людям, что жизнь в рабских оковах наиболее праведна и к ней нужно стремиться. И наконец, что не менее важно, он станет в глазах людей моральным идеалом, и это произойдет не за счет изменения его собственного поведения, а за счет изменения самой природы морали. Таким образом, созданный им мир пыток, рабства и массовых убийств становится, по определению, нравственным, достойным похвалы и весьма желанным.

В этой истории есть только один изъян: она звучит совершенно безумно. Если бы бог являлся единственным возможным источником нравственности, то есть если бы бог был воплощением добродетели, то во Вселенной без бога, по определению, не было бы ни добра, ни зла. А это значит, что во Вселенной без бога не может быть ничего плохого или неприятного, поскольку в ней не может существовать ни нравственного, ни безнравственного. Таким образом, утверждение “Без бога во Вселенной не было бы нравственных принципов, и такая Вселенная была бы ужасно аморальной!” содержит противоречие. Если не существует моральных стандартов, то не может быть и ничего аморального.

Если бог является единственным источником нравственности, то безбожную Вселенную правильнее назвать внеморальной в том смысле, что в такой Вселенной морали не будет. Но “внеморальный” не означает “моральный” или “аморальный”. Рыба не моральна и не аморальна – она просто внеморальна.

Все это, конечно, просто философская “игра в бисер”, поскольку мы прекрасно знаем, что и счастье, и страдание, несомненно, существуют в этом мире. Нам остается сделать только один вывод: бог не может быть источником моральных принципов. Конечно, легко представить, что бог может помочь людям понять смысл моральных принципов и следовать им, но никак не быть источником этих принципов.

Таким образом, ключевой вопрос состоит в следующем: могут ли люди вообще сформулировать моральные принципы без всякой помощи какого-либо бога? Как мы увидим, есть множество свидетельств того, что они вполне могут это сделать. Но сначала давайте посмотрим, как бы все было, если бы все мы на самом деле действовали на основании того, что мы считаем волей божьей.

Все ли люди в глубине души разделяют одинаковые моральные ценности? Достаточно оглядеться, чтобы найти ответ, и он будет однозначно отрицательным. Каждый день множество людей умирает по той простой причине, что им не удалось “правильно” понять божественные инструкции в вопросах морали. Каждый день по “моральным” причинам притесняются женщины, дискриминируются этнические и религиозные меньшинства, преследуются атеисты, а гомосексуалов убивают или бросают в тюрьму. Люди передают друг другу СПИД и заболевают из-за того, что им запретили использовать контрацептивы, поскольку это считается “нечестивым делом”. На самом деле список гнусных поступков, которые люди совершают друг по отношению к другу именем бога, очень длинный.

Но вернемся к вопросу о том, что это реально означает – жить, руководствуясь божественным моральным кодексом. Давайте допустим для простоты, что действительно существует бог, который передал нам свыше божественные законы морали. Морально ли в этом случае жить в соответствии с этими законами? И может ли случиться такое, что кто-то, хотя и ведет себя в соответствии с этими божественными законами, поступает аморально?

Предположим, у меня есть хорошая подруга по имени Ева. Ева не совсем обычная девушка в том смысле, что она утверждает, что всегда все делает правильно. Она искренне верит, что все без исключения ее мнения, взгляды и оценки правильны, и она без тени сомнений говорит об этом всем, кого встречает на своем пути. Но это не всё, я и сам полностью согласен с тем, что мнения Евы, а также ее взгляды и оценки всегда абсолютно правильны. Одним словом, я верю в Еву.

Однажды другой мой друг, которого, естественно, зовут Адам, спрашивает мое мнение по ряду вопросов, касающихся морали. Например, он спрашивает мое мнение относительно прав гомосексуалов и женщин. Когда я ему отвечаю, что я выступаю за равные права для всех людей и, следовательно, считаю, что дискриминации женщин и гомосексуалов быть не должно, Адам интересуется, почему я так считаю. Я говорю, что придерживаюсь такого мнения потому, что так считает моя подруга Ева, которая всегда во всем права. Тогда Адам с некоторым подозрением спрашивает: “А откуда ты знаешь, что твоя подруга Ева всегда права?” Я откровенно отвечаю: “Потому что я прямо спросил ее, и она мне лично сказала, что всегда права. Я помню этот разговор, как будто он был только вчера, и я никогда его не забуду. Он врезался в мою память. Ева всегда права. Я верю в Еву”.

Несмотря на это искреннее признание, Адам не считает это убедительным доводом. Он полагает, что даже если следствием моих моральных принципов будет приумножение добра, они должны иметь под собой более объективные и убедительные основания, чем мнение одной моей подруги. Адам советует мне придумать более веские и универсальные обоснования моих взглядов, чем рассуждения по типу “этого не может быть, потому что не может быть никогда”. Например, я мог бы сравнить установки Евы с моральными принципами, которые вытекают из базовых представлений о человеческом достоинстве и порядочности. Адам говорит, что только если я сам сначала обдумаю все и выберу устраивающие меня базовые моральные принципы (а они вполне могут совпасть с моральными принципами Евы), тогда я смогу с полным основанием называть себя нравственным человеком.

Я соглашусь с этим гипотетическим Адамом. Мне кажется, что моральный агент[88] должен выстраивать структуру моральных установок методом проб и ошибок. Если я собираюсь действовать определенным образом только потому, что моя подруга Ева велела действовать так, я действую не морально. При таком подходе можно ли вообще назвать мой выбор образа жизни осознанным выбором? Если я не хочу или не могу проверить правила, которыми руководствуюсь в своем поведении, я не являюсь самостоятельной личностью, и у меня нет настоящих моральных принципов. Другими словами, я не морален.

Рабски следовать моральному диктату другого человека и не утруждать себя раздумьями и рассуждениями – это своего рода моральное рабство. Беспрекословное преклонение перед чужой мудростью делает из человека запрограммированного робота. Это неразумный способ действий.

И точно такой же глупостью будет постоянное цитирование божественных заповедей и ссылка на считающиеся священными тексты как на основу всех своих моральных принципов. Даже если кто-то верит, что бог говорил непосредственно с ним и объяснил ему, что является правильным с моральной точки зрения, этому человеку все равно следует тщательно сопоставить то, что велел ему всевышний, с интуитивным представлением его самого о том, как нужно вести себя с другими людьми. Настоящие нравственные принципы человеку свойственны, а роботу – нет.

В чем же состоит светский подход к проблеме существования зла в нашем мире? Прежде всего, если никакого бога не существует, то и головоломки с теодицеей нет. Тогда просто считается, что люди сами несут ответственность за свое поведение. Только человеческие существа могут создать систему стандартов морального поведения, в частности, такого стиля поведения, которое делает жизнь окружающих людей лучше.

Более того, развитие логического мышления и постоянное наращивание научных знаний приводит к тому, что в мире становится больше добра. Действительно, благодаря развитию медицины мы учимся лечить все больше болезней. А с помощью новых технологий и точных инженерных решений мы теперь можем конструировать и строить здания, которые не разрушаются при землетрясениях и других природных катаклизмах. Таким образом, наука и технологии позволяют если не избежать, то по крайней мере уменьшить последствия неизбежно присутствующего в нашем мире естественного зла.

Но как насчет зла морального – огромных страданий, причиняемых человеческими существами? Вряд ли мы можем совсем искоренить его. Человек подвержен приступам гнева, и люди в своей жизни всегда совершают недобрые поступки. Тем не менее с развитием демократии, равноправия, образования и уважения прав человека мы можем постепенно, шаг за шагом уменьшать количество морального зла в нашем мире. В сегодняшнем все более глобализованном мире возникают многочисленные международные организации, целью которых является борьба с насилием, голодом и бедностью. В международной политике сейчас редко принимаются односторонние решения, все чаще они вырабатываются на основании многосторонних договоренностей. Все это свидетельствует о несомненном прогрессе, но, естественно, эти позитивные сдвиги могли бы идти значительно быстрее, если бы мы прилагали для этого еще больше усилий.

Если и когда человечество осознает свою ответственность за тот мир, который оно само формирует, если и когда люди поймут, что нет сверхъестественного существа, к которому можно было бы обратиться за советом, тогда светская мораль сможет помочь миру двигаться в правильном направлении.

В дискуссиях о притеснениях со стороны церкви и других нехороших поступках, совершаемых во имя религии, мне часто говорят: “Все плохое исходит не от религии как таковой, просто некоторые люди неверно трактуют ее предназначение”.

Это примечательный аргумент – и не потому, что он ложен, а потому, что это утверждение тривиально, ведь на самом деле религия есть не что иное, как определенные человеческие представления об устройстве мира. Чем еще это может быть? Если человек является религиозным фундаменталистом, он, конечно, убежден, что священные писания были продиктованы самим богом и все написанное в них – абсолютная истина. В этом случае приведенный аргумент мог бы быть значимым. Но, что удивительно, даже многие люди с либеральными и умеренными религиозными взглядами приводят этот аргумент для защиты своей веры от обвинений в том, что она тем или иным образом ответственна за плохие поступки, совершаемые во имя религии.

Еще один распространенный аргумент, используемый для доказательства присущей религии непогрешимости, состоит в том, что оппонентам предъявляется список замечательных истинно религиозных людей. В таких списках часто упоминаются Мартин Лютер Кинг (1929–1968), мать Тереза (1910–1997) и Десмонд Туту (р. в 1931). (Мартин Лютер Кинг, американский баптистский проповедник и лидер движения за гражданские права, всю свою жизнь боролся с сегрегацией и выступал против насилия. За это в 1964 году он был удостоен Нобелевской премии мира. И за это же в 1968-м был убит. Мать Тереза, в миру Агнес Гонджа Бояджиу, – католическая монахиня, родившаяся в албанской семье на территории Македонии, которая в то время входила в Османскую империю. Большую часть своей жизни она прожила в Индии и в 1979 году стала лауреатом Нобелевской премии мира. Десмонд Туту – священник и религиозный лидер из Южно-Африканской Республики, прославившийся своей борьбой против апартеида. В 1984 году он также получил Нобелевскую премию мира.)

Многие христиане говорят: “Десмонд Туту стал достойным человеком, поскольку был глубоко религиозен”. Что ж, Туту и вправду замечательный человек, и его долгая борьба против апартеида в Южной Африке, несомненно, заслуживает похвалы. Но Туту был не единственным христианином, вовлеченным в длительные баталии, бушующие вокруг апартеида. Возьмем, к примеру, голландскую реформатскую церковь – основную протестантскую церковь в Южной Африке. Она, напротив, решительно защищала законы страны, принятые режимом апартеида, используя для этой цели даже цитаты из Библии. Эта церковь, в частности, настаивала на том, чтобы в ЮАР были запрещены межрасовые браки. Ее сторонники считали режим апартеида священным, а его законы – основанными на христианской Библии. Надо сказать, что теперь христиане как бы случайно забывают упомянуть об этом позорном факте, рассказывая, что истинная вера является основой нравственности. Данный факт просто “замели под ковер”.

Эти яркие примеры демонстрируют, что очень часто, когда верующие люди совершают благородные поступки, акцент делается на их религиозности, а когда они совершают ужасные поступки, объявляется, что их подтолкнула к этому не религия, а всего лишь неправильное толкование ее людьми. (Это слегка напоминает американский афоризм об оружии: “Убивает не оружие, а человек”. Просто замените “оружие” на “религию”.) В этой истории трудно отрицать применение двойных стандартов – своего рода выборочного изложения истории: рассказывая о том, как христианство помогло уничтожить апартеид, религиозные люди вспоминают только о Десмонде Туту, то есть демонстрируют лицевую сторону медали, и при этом игнорируют оборотную ее сторону, столь же черную, сколь сторона с Туту белая.

Тут надо действительно определиться: религия либо может подвигнуть людей как на хорошие, так и на плохие поступки, либо не может подвигнуть ни на те, ни на другие.

Если нет бога, определившего принципы нравственного поведения, не получится ли тогда, что нравственность – категория полностью субъективная и каждый понимает ее по-своему? С какой стати в безбожном мире считалось бы безнравственным причинять страдания другому человеку или мучить морскую свинку? Могут ли вообще существовать моральные принципы, если они не ниспосланы нам свыше?

Исходным пунктом рассуждений о морали в светском контексте является триада простых аксиом:

(1) Счастье лучше несчастья.

(2) Свобода лучше неволи.

(3) Не страдать лучше, чем страдать.

Исходя из этих кажущихся примитивными посылок мы можем вывести другие более конкретные моральные нормы. Эти нормы были четко сформулированы во время многочисленных поворотных моментов истории человечества, например, Французской революции, которая дала миру знаменитую триаду – liberté, égalité, fraternité (свобода, равенство, братство). Или во время предшествующей ей американской революции, когда была принята Декларация независимости, в которой было провозглашено “право на жизнь, свободу и стремление к счастью”.

Исследования в области эволюционной психологии недвусмысленно показали, что и животные, например шимпанзе, способны на нравственное поведение[89]. Таким образом, учеными было доказано, что нравственность присуща не только людям.

Но каким образом из ниоткуда возникла мораль?

Исследования показали, что нравственное поведение сформировалось в результате эволюции. Если живые существа руководствовались правильными моральными принципами – вели себя в группе не как эгоисты, а, напротив, проявляли альтруизм – у всей группы шансы на выживание повышались.

Зачатки нравственного поведения наблюдаются и у некоторых других видов животных, особенно у приматов, хотя даже летучие мыши демонстрируют некое подобие морального поведения. (Я здесь имею в виду реальных летучих мышей, а не вампиров из фильмов ужасов, которые, естественно, не являются высоко моральными существами[90].) Если они в некоторых ситуациях ведут себя как альтруисты, их шансы на выживание повышаются. Действительно, летучие мыши охотятся за добычей по ночам, высасывая кровь из коров и других млекопитающих. Поскольку скорость обмена веществ у них высока, они вылетают в поисках пропитания каждую ночь, но не всегда все особи могут это пропитание себе найти. И тогда счастливые охотники делятся едой со своими менее счастливыми собратьями, а те, в свою очередь, в следующий раз делятся с ними.

Есть и еще один способ взаимопомощи: некоторые виды животных, издавая различные звуки, предупреждают друг друга о приближении хищника к их стае. Они делают это, даже несмотря на то что, издавая звуки, привлекают внимание хищника к себе и таким образом повышают шанс быть съеденным. Было бы вполне разумно предположить, что эти животные не религиозны, а из этого следует, что их альтруизм, заключающийся, например, в том, что они предупреждают других, увеличивая при этом риск собственной гибели, коренится в биологии, а не в священных текстах, ниспосланных свыше.

Представители человеческого рода, как и другие виды животных, должны были постоянно бороться за выживание, и кооперация оказалась очень эффективной стратегией в этой борьбе. Похоже, что люди уже на ранней стадии своего развития осознали, что если они объединятся и начнут сотрудничать друг с другом, то смогут браться за более крупные проекты и справляться с ними. Кроме того, при кооперации они смогут лучше защитить друг друга от угроз. Неэгоистичные члены племени жили дольше эгоистичных.

Таким образом, благодаря естественному отбору тенденция к кооперации стала частью стратегии выживания человека, что отразилось на эволюции его генома. Одна из основных функций генов – передать наш набор признаков следующему поколению. Хотя сами гены всегда действуют “эгоистично”, мы, люди, несущие эгоистичные гены, можем, благодаря этому самому свойству, в определенных ситуациях жертвовать собой. Например, мы отдали бы свои жизни, чтобы спасти наших детей, потому что мы “запрограммированы” на то, чтобы сохранить собственные гены, а наши дети – носители наших генов. С чисто эволюционной точки зрения выживание генов индивидуума важнее, чем выживание самого индивидуума.

Ученые, исследующие происхождение моральных принципов, часто говорят о взаимном альтруизме. В основе его может лежать следующая идея: “Если моей группе удастся убить мамонта, у нас возникнет переизбыток мяса. Но нам не часто выпадает такая удача. Если в этот раз мы поделимся едой с соседями, в следующий раз они убьют мамонта и, скорее всего, поделятся с нами”. Общий принцип можно сформулировать следующим образом: “Если я помогу тебе сейчас, то, надеюсь, ты поможешь мне в следующий раз”. Этот тип альтруизма часто встречается в мире животных и чаще всего среди наших ближайших родственников – шимпанзе.

Скептики бы сказали, что поскольку альтруизм встроен в наши гены, это и значит, что альтруизм заложен в нас “высшими силами” (при таком подходе естественный отбор играет роль скрижалей Моисея). Если бы дело обстояло таким образом, можно было бы считать, что, когда мы проявляем доброту и великодушие в отношении других, мы руководствуемся не своим свободным выбором, а поступаем так чисто автоматически, просто потому, что так мы запрограммированы эволюцией. Роль священных книг – Библии и Корана – при таком подходе играет наша ДНК. И в этом случае, возможно, мы, люди, не так уж благородны…

Но есть и другой, совершенно не похожий на этот способ появления в человеческом сообществе альтруизма, великодушия и сострадания, и он напрямую связан с нашим интеллектом. Дуглас Хофштадтер в своей книге “Я – странная петля”, изданной в 2007 году, в главе “Как мы живем друг в друге” описывает порог, который преодолевается, когда один мозг (или разум) становится достаточно развитым в смысле репрезентативной способности на глубоком уровне воспроизводить деятельность другого мозга (или разума). Разум большинства взрослых людей (за исключением социопатов) достаточно развит, чтобы преодолеть этот порог, и это наделяет их свойством, которое Хофштадтер называет “репрезентативной универсальностью”. Вот как он пишет об этом:

После преодоления магического порога универсальные существа, как мне кажется, неизбежно возжаждут познать внутренний мир других универсальных существ. Вот почему мы смотрим фильмы, мыльные оперы, телевизионные новости, просматриваем блоги, телетрансляции с веб-камер, колонки сплетен и в том числе журнал People и таблоид The Weekly World News. Люди стремятся проникнуть в головы других людей, “взглянуть на мир” из других черепов, впитать чужой опыт.

Хотя мое описание звучит несколько цинично, на самом деле от репрезентативной универсальности и порождаемой ею сильнейшей жажды сопереживания рукой подать до эмпатии, которую я считаю самым замечательным отличительным качеством человечества. В глубинном смысле “быть” кем-то другим – значит не только видеть мир таким, каким тот его видит, но и чувствовать, что ты рос и сформировался в тех местах и в то время, где и когда рос и сформировался другой, а это гораздо глубже. Это значит принять его ценности, проникнуться его желаниями, жить его надеждами, прочувствовать его стремления, разделить его мечты, вздрагивать от его страхов, участвовать в его жизни, слиться с ним душой.

Примеры такого рода спонтанной эмпатии – помощи людям, попавшим в тяжелое положение, – можно найти в жизни почти всех людей. Все подобные действия объясняются способностью, а по сути – непреодолимым желанием отождествить себя с другим разумным существом. Вот некоторые довольно случайные, но типичные примеры: мы не убиваем залетевшую в дом жужжащую пчелу, а ловим ее и осторожно выпускаем на улицу; подбираем приблудную собаку, читаем бейджик на ее ошейнике и звоним по указанному на нем номеру; бежим за уронившим кошелек человеком и, вместо того чтобы взять содержимое себе, как поступил бы эгоист, возвращаем кошелек. Или более приземленные поступки: тщательно отмываем отвратительно грязный туалет в самолете или просто при выезде из отеля оставляем большие чаевые горничной, которую в глаза не видели.

Ни в одном из этих случаев нет ни малейшей надежды на то, что ваш добрый поступок позже будет вознагражден. Желание совершить его возникает просто из-за идентификации себя с незадачливой пчелой, или с потерявшейся собакой, или с ее обезумевшим хозяином, или с еще не обнаружившим потерю владельцем кошелька, который вполне мог бы после этого запаниковать, или с безымянным следующим в очереди пользователем туалета, которому, как можно представить, будет противен грязный туалет, или с незнакомой горничной, которой будет приятно получить небольшие дополнительные деньги.

Все эти типы уязвимости, воображаемого страха, шока или потребности в чьей-то поддержке – следствие негативного опыта, который человек пережил в своей жизни. И встречаясь с подобной ситуацией, он думает про себя: “Я точно не хотел бы, чтобы такое случилось со мной!” Именно это и означает отождествление себя с другим существом или, иначе говоря, идентификацию. Можно об этом сказать и так: все эти примеры заботы, радости и облегчения, которыми человек может одарить другое существо, – следствие положительного опыта, который он получил в прежней жизни, и поэтому он думает про себя: “Как бы я был благодарен, если бы со мной поступили так!”

Еще раз: смысл идентификации – в проецировании жизни одного индивидуума на жизнь другого (или наоборот). Идентификация с другими – это глубинная черта нашей человеческой природы, порождающая эмпатию. Она не имеет ничего общего с генетически запрограммированным в нас альтруизмом и еще меньше со “священными” моральными принципами, которые якобы были нам ниспосланы свыше.

Все вышеизложенное ясно показывает, что люди (как и животные) могут быть хорошими, участливыми и нравственными и без высшего божественного существа, которое бы подсказывало им, как нужно действовать в определенных жизненных обстоятельствах.

Интерлюдия. О преступлении, наказании и ответственности

Когда человек отвечает за свои действия? Так и хочется ответить: всегда. Но действительно ли все так просто?

Идея моральной ответственности предполагает, что у нас есть свобода воли или, точнее, у нас есть возможность выбирать действия, которые мы предпринимаем. Если бы все, что мы делаем, было предопределено, мы никогда бы не имели возможности сделать выбор и, следовательно, не могли бы нести ответственность за свое поведение. Итак, давайте предположим, что люди могут выбирать. Всякий раз, когда мы решаем, каким образом действовать, мы несем моральную ответственность за последствия своих действий, если, конечно, мы делаем это не под угрозой расстрела или пыток. Но есть ли исключения из этого правила? Однажды я прочитал о судебном деле, которое заставило меня всерьез и надолго задуматься над тем, действительно ли все так просто, как подсказывает интуиция.

Произошло следующее. Некий добродушный парень, плотник по профессии, сидел на скамейке в парке со своей невестой. Он никогда не совершал никаких преступлений и никогда не был замечен в склонности к насилию. Внезапно, без всякого предупреждения, он начал что-то бессвязно говорить, вскочил, подошел к своей невесте со спины, вытащил нож, который оказался у него в кармане рабочей одежды, и ударил девушку.

Девушка чудом сумела убежать и позвонить в полицию. Ее жених был схвачен и прошел ряд психиатрических и неврологических обследований, в ходе которых у него обнаружили крайне агрессивную опухоль головного мозга. Опухоль оказалась операбельной, и, после того как она была успешно удалена, мужчина снова стал добрым и мягким и больше никогда не был замечен в склонности к насилию. По словам врачей, было практически очевидно, что опухоль стала причиной его ненормального поведения. Итак, следует ли сажать человека в тюрьму за преступление, совершенное по причине опухоли в мозгу?

Но все может быть еще сложнее. Не так давно был открыт ген под названием МАО-А[91], который отвечает за выработку белка, регулирующего скорость накопления серотонина в лобной доле мозга. Крошечный процент людей страдает синдромом Бруннера – заболеванием, которое вызывается определенным типом мутации в гене МАО-A и приводит к огромному перепроизводству серотонина и связанных с ним химических веществ. В результате у таких людей отсутствует способность контролировать свое поведение, и они действуют деструктивно, агрессивно и жестоко по отношению к людям и животным, находящимся поблизости, и часто травмируют сами себя. Такие люди чрезвычайно опасны.

В какой степени больные, страдающие синдромом Бруннера, должны нести моральную ответственность за свои действия? Поскольку они не могут называться душевнобольными, их можно привлечь к суду и осудить. И все же, благодаря научному прогрессу, сегодня мы понимаем, как работает мозг, и, следовательно, можем с уверенностью сказать, что их способность сделать выбор сильно занижена, если не полностью заблокирована генетической мутацией. Как общество должно поступать с такими людьми? По каким законам их следует судить, если они совершили преступление?

Сегодняшний стремительный прогресс в биологии и неврологии ставит перед нами множество подобных этических проблем, причем их число растет, и в будущем мы столкнемся с другими неоднозначными проблемами моральной ответственности. В свете неизбежного роста числа непредсказуемых открытий в области работы мозга и, следовательно, более глубокого понимания сущности человеческой природы многие из наших традиционных представлений о моральной ответственности, часто уходящих корнями в древние религиозные тексты и учения, покажутся упрощенными и неполными. Многие из них будут отвергнуты. Мы все как общество должны научиться переосмысливать понятие моральной ответственности человека за свои поступки. Только освободившись от оков старых догм, можно надеяться взяться за решение задач такого рода и делать это честно и серьезно.

Глава 8

Движение нью-эйдж и кризис разума

О вере людей в странные идеи

Все ошибки возникают из-за внешних факторов (таких как эмоции и образование); сам разум не ошибается.

Курт Гёдель

Теперь давайте сместим фокус с традиционных религий на то, что часто называют “новой духовностью” или более общим термином – религиями нью-эйдж. Не всегда можно провести четкую границу между старыми и новыми разновидностями религий, но в целом по сравнению с традиционной религией идеология нью-эйдж отличается меньшей систематичностью и более слабым теоретическим базисом. Вообще говоря, идеи нью-эйдж можно сравнить со шведским столом (smörgåsbord), где вы вольны выбрать любые понравившиеся вам блюда и не обращать внимания на остальные. Культура нью-эйдж индивидуалистична и, как мы увидим дальше, часто эгоцентрична. Более того, для нее характерен циничный коммерческий подход, поскольку оказалось, что на человеческой потребности во что-то верить зарабатываются большие деньги.

Недавний опрос в США показал, что примерно 32 процента населения верит в привидения, 31 – в телепатию, 25 – в астрологию, 21 – в общение с душами умерших и 20 – в реинкарнацию[92]. Ни одно из этих суеверий не подтверждается ни тем, что уже известно о мире, ни непосредственным опытом взаимодействия с окружающим миром. Обычно они вырастают из непроверенных рассказов и слухов о разного рода событиях и происшествиях. Тем не менее многие люди искренне верят в такие вещи.

Поп-культура изобилует мифами, и многие, не задумываясь, их принимают на веру. Например, говорят, что в полнолуние люди сходят с ума или что шизофреники страдают раздвоением личности, что рак излечивается с помощью позитивного настроя или что дети становятся умнее, если им часто давать слушать Моцарта[93]. Хотя популярная психология изобилует ошибочными или спекулятивными идеями, учебники по самопомощи, в которых эти идеи транслируются, очень востребованы и хорошо продаются.

Но должны ли мы просто верить во все, во что хотим? Конечно, мы можем это делать, ведь у каждого человека есть неотъемлемое право верить во что угодно. Но ключевой вопрос состоит в том: имеет ли смысл выбирать правильные, а не ошибочные идеи и верить в них? Я лично считаю, что это имеет смысл и, для того чтобы достичь этой цели, стоит использовать хорошо разработанные стратегии.

Если кому-то хочется убедиться, что то, во что он верит, достоверно, ему нужно тщательно проанализировать разницу между достоверными и недостоверными убеждениями. Если слегка упростить, она состоит в следующем: в отличие от достоверных убеждений недостоверные – это те, которые не подтверждаются современными знаниями или вообще им противоречат. Приведу типичные примеры недостоверных убеждений.

1. Убеждения, которые большинство экспертов в данной области считают ошибочными.

2. Убеждения, которые противоречат законам логики или крайне маловероятны.

3. Убеждения, которые основываются исключительно на мифах и слухах, а не на научных открытиях.

В кругах ньюэйджеров нередко встречаешь резкое неприятие критического образа мыслей. И при этом они частенько говорят, что нужно в себе развивать позитивное мышление (как будто критическое мышление несовместимо с позитивным подходом к жизни), повторяя: “Не будь так пессимистичен! Не излучай отрицательную энергию! Думай о хорошем!”

Ну кто бы не хотел иметь позитивное мышление? Очень важно быть оптимистичным, и стоит попытаться им быть и мыслить креативно и нетрадиционно. Но это не значит быть некритичным. Отказ человека сформулировать собственное мнение о том, достоверно или нет некое утверждение, вряд ли можно считать позитивным мышлением. Фактически обычно при этом возникает негативное представление о его мыслительных способностях.

Кроме того, выражение “критическое мышление” часто интерпретируется ошибочно. Некоторые считают, что оно означает быть пессимистом, нытиком и оппозиционером. Но это очень неточная характеристика. В этой связи полезно представить, как работает кинокритик, то есть как пишутся рецензии на фильмы. Иногда критик говорит, что фильм замечательный, добавляя восторженные замечания об игре актеров и других достоинствах фильма. Иногда критик пишет, что фильм плохо срежиссирован или что сюжет совершенно не вызывает доверия. Одни фильмы получают высокий рейтинг, другие – низкий. Но быть кинокритиком, естественно, не значит всегда критиковать все фильмы. Если бы дело обстояло так, тогда и от обзоров фильмов было бы мало пользы.

Критически мыслить в ситуации, когда некто слышит определенные утверждения, означает не больше и не меньше, как обдумать их и попытаться составить о них собственное мнение, используя свою способность рассуждать разумно и вдумчиво. Только если утверждение проверено и прошло все внутренние критические проверки, тогда оно будет принято.

Сторонники идеи “новой духовности” игнорируют научный способ проверки идей на достоверность. Они не считают, что их сообщения о чудесах или других странных явлениях нуждаются в лабораторном тестировании. Если подумать, такой подход не так уж глуп, ведь если бы эти явления были тщательно исследованы, выяснилось бы, что они противоречат фактам.

Иногда ньюэйджеры используют язык, который выглядит наукообразно. Они описывают различные явления, ссылаясь, как им кажется, на продвинутые теории и пользуясь такими терминами, как “энергии”, “меридианы”, “зоны”, “чакры” (в индуизме и буддизме чакры, предположительно, являются “центрами жизненной энергии”). Некоторые движения нью-эйдж даже используют приборы для измерения “энергетических полей” и других сил, науке не известных.

Когда кто-то выдвигает утверждение, не основанное на научных фактах, при этом для его описания использует наукообразный жаргон, он занимается лженаукой. На первый взгляд используемый язык звучит как язык научной статьи, но за словами не кроется никакого смысла. Часто эти псевдоученые заимствуют термины у физики, особенно квантовой физики, пытаясь придать своим утверждениям наукообразный смысл. К сожалению, эти дешевые эффекты многих вводят в заблуждение, поскольку научные познания большинства людей находятся на очень низком уровне.

Хорошо известным примером бизнеса, использующего псевдонаучные “открытия”, является японская фирма Nikken (www.nikken.com), основанная в 1975 году. Эта компания специализируется на продаже так называемых научных продуктов различного рода и успешно распространяет их по всему миру, в том числе в Швеции. Стратегия продаж Nikken основана на пирамидальных схемах, в которых каждый франчайз-дилер набирает новых продавцов “более низкого уровня”, создавая таким образом иерархическую сеть. (Пирамидальные схемы продаж, также известные как многоуровневый маркетинг[94], представляют собой печально известный мошеннический метод продаж и маркетинга, при котором продавцов просят не только продавать продукцию компании, но и рекрутировать новых продавцов, за что компания платит им определенный процент.)

Nikken организует встречи, на которых более опытные продавцы выступают с зажигательными речами перед новичками и стараются как можно убедительнее продемонстрировать успешность продаж продуктов фирмы. Атмосфера ажиотажа, царящая на таких собраниях, по степени экзальтации часто напоминает религиозные камлания в фундаменталистских сектах. Я сам участвовал в такой встрече, на которой всем участникам было обещано, что если мы начнем работать с продуктами Nikken, то скоро станем не только намного счастливее, но и намного богаче. Однако, как только я задал несколько скептических вопросов, меня быстро вывели из аудитории.

Один из самых продаваемых продуктов фирмы Nikken – магнитные стельки для обуви KenkoInsoles. Утверждается, что эти стельки обладают целебной силой и излучают различные виды энергии. Давайте посмотрим, как фирма, используя язык, похожий на научный, старается создать впечатление, что целебные свойства ее продукции доказаны серьезными научными исследованиями. Ниже приводится текст, взятый из брошюры, рекламирующей ряд продуктов Nikken.

Магнитная энергия является неотъемлемой частью естественных процессов организма и частью естественной окружающей их среды.

Древний принцип и важный элемент восточных культур и традиционной китайской медицины (ТКМ) состоит в управлении потоками энергии в теле. (Система здравоохранения в Китае и Японии последние несколько тысяч лет базируется в основном на ТКМ.) Этот принцип, например, был оценен на Западе и привел к официальному признанию там альтернативных практик.

Известно, что магнитное поле Земли существенно изменилось со времени появления человека, а с момента образования нашей планеты оно даже много раз меняло свое направление на противоположное. Еще сильнее на эти процессы повлияла современная цивилизация, поскольку с конца XIX века растет использование электромагнитных полей и излучения, которые взаимодействуют с естественными энергетическими полями тела. Официально признано, что приблизительно 3 % населения Швеции страдает функциональными нарушениями, которые вызваны электромагнитными полями, распространяющимися в окружающей среде. Эта проблема все время усугубляется.

Компания Nikken разработала магнитную технологию, призванную уравновесить это воздействие и приблизить окружающее нас магнитное поле к тому естественному магнитному полю, которое защищало людей на протяжении миллионов лет. Магнитные изделия Nikken помогают восстановить условия, в которых людям комфортно жить и в которых они отлично себя чувствуют.

Первым изделием, в котором была применена магнитная технология Nikken, стали магнитные стельки KenkoInsoles® – первый продукт компании, выпущенный в 1975 году. С тех пор исследовательские группы фирмы продолжили изучение и выяснили, что чем сложнее организованы поля, тем эффективнее они воздействуют на организм. В результате появились следующие четыре основные разработки.

Технология градиента поля. В таких изделиях фирмы, как PowerPatch®, Kenkoseat® и KenkoDream® Quilts, используются одиночные биполярные магниты и наборы из нескольких магнитов. Магниты располагаются в определенных местах таким образом, чтобы создать нужную картину магнитного потока (силовых линий) между магнитами, в которой за счет использования многополюсности и магнитного потока возникает сложный градиент поля магнитной энергии.

Магнитная технология EQL. Эта технология использует магниты, расположенные в вершинах равностороннего треугольника. Запатентованная конструкция увеличивает активность магнитной поверхности за счет максимального увеличения количества магнитных линий на плоской поверхности. В ней увеличивается количество положительных и отрицательных полюсов, тем самым создается больше силовых линий, пересекающих эту поверхность. Практический результат в такой конструкции достигается из-за того, что возникает абсолютная однородность магнитного поля на всей площади.

Динамическая магнитная технология. Динамическое магнитное поле устроено более сложно, чем статическое, и именно такое поле используется в изделиях Magboy® (магнитные шарики) и MagCreator® (магнитный валик). Оно образуется с помощью двух вращающихся магнитных шариков. При этом создается глубоко проникающее трехмерное магнитное поле и, как следствие, успокаивающий и расслабляющий массажный эффект!

Технологии магнитного напряжения. Две недавние разработки продукта включают запатентованные фирмой технологии магнитного натяжения, в которых трехмерная сложность Динамической Магнитной Технологии привносится в статическую форму.

RAM® (Радиально-симметричное магнитное поле). Технологические модули представляют собой небольшие высокотехнологичные магнитные сферы, образующие определенную ступенчатую структуру и создающие перекрывающиеся магнитные поля при напряжении. Новейшая технология DynaFlux® была использована в магнитной шашке амулета PowerChipTM.

Вам все стало ясно? Что ж, если нет, не волнуйтесь… Ни один профессор физики тоже не может ничего понять в этих двусмысленных описаниях.

На семинарах по продажам продавцам фирмы Nikken рассказывают, как с помощью простого трюка убедить потенциальных покупателей в фантастически сильном эффекте магнитных стелек.

1. Попросить объект (человека, которого нужно убедить купить товар) снять обувь, встать в носках на пол и заложить руки за спину.

2. Встать позади объекта и осторожно потянуть его руки вниз и на себя. Испытуемый быстро потеряет равновесие и должен будет сделать шаг назад, чтобы не упасть.

3. Повторить эту процедуру, но на этот раз объект должен встать на магнитные стельки, и, ко всеобщему изумлению, теперь он почувствует себя устойчивее, и ему не придется делать шаг назад!

После этого продавец вдохновенно объяснит, что магнитные стельки обеспечивают человека энергией и силой, которые позволяют сохранять равновесие. Это кажется эффективной и надежной демонстрацией, и у всех возникнет ощущение, что магнитные стельки очень хорошо справляются со своей задачей.

Однако есть несколько деталей в этом эксперименте, которые заставляют задуматься.

1. Утверждение о том, что эти магнитные стельки могут создавать или обеспечивать какую-то неизвестную энергию или силу, противодействующую гравитации и позволяющую человеку не терять равновесие, полностью противоречит нашему пониманию законов природы. Нет никаких известных нам сил, способных действовать таким образом.

Это не означает, что мы доказали, что все эти заявления – чушь. На самом деле может оказаться, что существует какое-то совершенно неизвестное новое явление и какая-то новая сила, даже если это крайне маловероятно. В любом случае размышления на эту тему дают нам дополнительный повод критически относится к описанному выше тесту.

2. Эксперимент проводится так, что во втором испытании человек уже подготовлен к тому, что должно произойти, и сознательно или бессознательно настраивает свое тело так, чтобы остаться неподвижным.

3. Мы не можем быть уверены в том, что во второй раз продавец – сознательно или неосознанно – не потянул испытуемого за руки слабее, чем в первый раз.

Такие кажущиеся незначительными факторы могут серьезно повлиять на результат эксперимента. Поэтому мы не можем утверждать, что имел место обман или что это был некий эффект типа эффекта плацебо. Конечно, до сих пор нет убедительных доказательств того, что эксперимент является мошенничеством. Однако если у вас развито критическое мышление, вы, безусловно, должны быть начеку и настаивать на проведении более тщательных проверок, прежде чем соглашаться с утверждением об эффективности этих стелек.

Есть ли способ окончательно установить истину в такой ситуации? Да, есть. Мы можем провести двойной слепой тест. Сначала мы делаем вторую пару стелек, которые выглядят точно так же, как и стельки Nikken, но без магнитов. Затем мы приглашаем человека, проводящего испытание, но не работающего в фирме Nikken. И наконец, приглашаем еще одного человека (опять же не связанного с фирмой), который раздает пары стелек случайным образом, так что ни объект, ни испытатель не знают о том, вставлены в стельки, используемые в данном тесте, магниты или нет. Мы проводим эксперимент несколько раз подряд, всегда случайным образом выбирая, какие стельки выдать объекту.

Если проводить тесты таким образом, мы вскоре обнаружим, что никакого эффекта нет. Во всех случаях объект с одинаковой вероятностью теряет равновесие. По какой причине мог возникнуть эффект до проведения этого двойного слепого теста, не имеет значения. Был ли он результатом эффекта плацебо в сознании объекта? Был ли он бессовестным обманом со стороны продавца? Или продавец мог выдавать желаемое за действительное? Мы не знаем, и это не имеет значения. Все, что мы знаем наверняка, – это то, что эффекта, якобы возникающего из-за действия каких-либо особых сил, создаваемых магнитными стельками, не существует, и это как раз то, что мы пытались установить.

Этот пример иллюстрирует очень важную идею. Скептическое отношение к происходящему в мире не означает, что нужно уметь объяснять с научной точки зрения каждое явление, об открытии которого объявляется. Более простой подход – просто тщательно проверить, действительно ли заявленное явление имеет место.

У нас не будет причин и желания анализировать псевдонаучную чепуху, которая якобы объясняет чудесные свойства магнитных стелек, если при проведении двойного слепого теста окажется, что эти силы полностью исчезли. Такие заумные фразы, как “технология градиента поля”, “технология DynaFlux” и “технологические модули, использующие радиально-осевой магнетизм”, не имеют никакого смысла, если люди с одинаковой вероятностью теряют равновесие в стельках, описываемых этими терминами, и без них.

Продажа магнитных стелек – лишь один из бесчисленных нечистоплотных методов, позволяющих быстро заработать на доверчивых людях. Развивая в себе искусство мыслить здраво, вы сможете избежать подобных ловушек.

Другой пример коммерчески успешного бизнеса, основанного на шарлатанстве в медицине, – один из видов “альтернативной медицины”, известный как гомеопатия. Она основана на теории, созданной немецким врачом Самуэлем Ганеманом (1755–1843). В его время для борьбы с высокой температурой часто использовалась кора растений, например хины. Ганеман заметил, что кора хинного дерева вызывает у здоровых людей симптомы, сходные с ощущениями, испытываемыми больными, которым кора, похоже, помогала. Это наблюдение натолкнуло его на мысль, которая звучала на латыни как Simila similibus curantur (“лечить подобное подобным”), и отсюда возник подход к борьбе с болезнями, который он назвал “гомеопатией” (“подобная болезнь”).

Согласно теории гомеопатии, различные симптомы и заболевания можно вылечить с помощью тех же веществ, которые вызывают эти заболевания, но в очень разбавленном виде. Ганеман считал, что избыточные дозы лекарства могут принести больше вреда, чем пользы. Сама по себе эта идея была очень неглупой. Однако дальше он пошел совершенно в другом направлении и стал утверждать, что чем больше разбавить лекарство, тем эффективнее оно будет. Ганеман ввел термин “потенцирование”, который означал увеличение степени разведения лекарства (и следовательно, по его теории, степени эффективности). Также процесс разбавления должен был проводиться особым образом, и ему должны были предшествовать определенные ритуалы, без которых нельзя получить нужный результат.

Таким образом, чтобы приготовить гомеопатические препараты, исходные вещества нужно снова и снова разбавлять в миллионы раз, и в конечном счете в препарате фактически не остается ни одной молекулы исходной лечебной субстанции. Гомеопаты объясняют, что после полного потенцирования остается вода, но она сохраняет “память” о целебном веществе и таким образом наследует его исцеляющую силу.

Этот вид лечения популярен в таких странах, как Франция, Англия и Германия. В Швеции гомеопатические лекарства можно найти во многих магазинах здорового питания, а также в определенных аутлетах, специализирующихся на продаже товаров для альтернативной медицины.

Единственный эффект, который может оказывать гомеопатическое лекарство, – это эффект плацебо. Он был тщательно исследован и продемонстрирован общественности. Соответствующие двойные слепые тесты проводились как в Европе, так и в США. Защитники гомеопатии часто говорят: “Возможно, наука еще просто не в состоянии доказать, что гомеопатия работает, но это не значит, что она не работает. Мы многого не понимаем”. Но эта логика ошибочна. Напротив, благодаря очень тщательным исследованиям наука смогла доказать, но как раз обратное – что гомеопатия не работает. (Главный принцип гомеопатии – чем более разбавлено вещество, тем сильнее его действие – приводит к некоторым довольно абсурдным выводам. Например, если вам предписано принимать гомеопатическое лекарство каждый день, то вам следует быть крайне осторожными, чтобы не пропустить ни одного приема, потому что если вы пропустите день или два, то можете умереть от передозировки! Такой подход абсолютно бессмыслен.)

Многие теории нью-эйдж, описывающие устройство мира и поведение людей, уходят корнями в древние мифы и суеверия. Сторонники таких теорий охотно ссылаются на многовековые традиции, лежащие в основе этих мифов, как будто ссылка на них каким-то образом делает эти теории уже почти доказанными или, по крайней мере, заслуживающими доверия.

К сожалению, тот факт, что учения и методы имеют вековую историю, не гарантирует автоматически их полезность. Например, очень долго люди пытались лечить все болезни кровопусканием, для чего больным ставили пиявок, которые высасывали кровь, и считалось, что это вылечит болезнь. Широкое распространение этого метода было следствием ошибочных теорий о роли крови в заболеваниях. Однако тот факт, что люди долгое время верили в действенность кровопускания, не означает, что это и в самом деле эффективный метод лечения. Жившим в далеком прошлом людям можно простить то, что они в это верили, поскольку у них не было нашего доступа к медицинской и биологической информации. Не стоит их осуждать за их веру. Но любой, кто сегодня пропагандирует кровопускание в качестве панацеи, делает это вопреки огромному количеству доказательств того, что это не так. (Пиявки все еще применяются в медицине в некоторых достаточно редких случаях, но по совершенно иным показаниям, чем в прежние времена.)

Кроме того, сегодня сторонники движения нью-эйдж при каждом удобном случае стараются использовать в своих целях престиж науки. Адепты этого движения активно насыщают свои речи такими понятиями, как энергия, колебания с определенными частотами, и даже терминами квантовой механики, позаимствованными из научных теорий, о значении которых они не имеют ни малейшего представления. Мир наводнили трактаты, написанные “пророками”, которые пытаются обосновать лженаучные теории с помощью сложных абстрактных понятий (а на самом деле просто терминов), заимствованных у настоящей науки.

Следует отдавать предпочтение методам и процедурам, основанным на истинных знаниях, которыми сегодня мы располагаем. Конечно, это не означает, что современная медицина никогда не ошибается, но методы, которые используются сейчас, по крайней мере, лучше тех, что основаны на невежестве и суевериях.

Иногда псевдоученые используют чисто лингвистические уловки, чтобы ввести публику в заблуждение. Например, в многочисленных книгах сторонников нью-эйдж мы можем прочитать о потребностях клеток в питательных веществах и важности правильного питания. Клеткам требуется энергия (энергия в ее техническом смысле с точки зрения физики и биологии), чтобы они могли выполнять свою работу. Пока все звучит нормально. Но в тех же книгах мы можем прочитать о том, как опасно общаться с людьми, которые “забирают у вас энергию”. Если вы будете проводить много времени рядом с такими людьми, вы “будете терять энергию”. Нам говорят, что мы должны защищаться “не только от утечки энергии из нашего собственного тела, но и от перетекания ее к кому-то, кто пытается нашу энергию украсть” – такого человека авторы называют энергетическим вампиром. Здесь слово “энергия” используется не в каноническом смысле, а как метафора психологической и эмоциональной характеристики.

Аналогичный пример языковой путаницы возникает, когда мы говорим: “После сегодняшней тренировки в тренажерном зале у меня столько энергии!” С точки зрения физики и биологии нельзя получить энергию от упражнений – на самом деле как раз наоборот: во время тренировки энергия расходуется. Правда, после физических упражнений можно почувствовать себя бодрее, энергичнее, счастливее, то есть “наполненным энергией”.

Использование понятия “энергия” в таком образном смысле, вообще говоря, не возбраняется. Однако если поставить знак равенства между этими двумя понятиями – научным и образным, – то из области науки мы перейдем в область лженауки. В сочинениях авторов-ньюэйджеров различие между разными значениями одного и того же термина проводится редко, если вообще проводится. Следовательно, выводы, основанные на таких понятиях, ошибочны и ненаучны. К сожалению, этот тип языковой двусмысленности при использовании терминов очень характерен для культуры нью-эйдж. Концепции, которые кажутся научными, но на самом деле являются просто расплывчатыми метафорами, используются ими систематически, и это вводит в заблуждение многих людей, заставляя поверить в то, что подобные утверждения имеют под собой научный фундамент.

Среди сторонников нью-эйдж принято ссылаться на исследования в области квантовой физики. Основная идея состоит в том, что исследования в областях фундаментальной науки могут подвести основание под такие модные понятия, как “коллективное сознание” и “астральная проекция”, то есть состояние, в котором мы можем покинуть наши физические тела.

В наши дни книг, претендующих на то, чтобы установить глубинную связь между квантовой физикой и идеями нью-эйдж, хоть пруд пруди. В них мы можем прочитать о том, как квантовая физика помогает научиться быть лидером, ясно мыслить, укрепить здоровье, понять работу сознания и много чего еще. Подобные идеи продвигали некоторые писатели, например Дана Зохар и Дипак Чопра, причем их книги имели огромный коммерческий успех, хотя содержание, к сожалению, далеко не научно и представляет собой винегрет из псевдонаучной чепухи и банальных трюизмов.

Квантовая физика имеет дело с основными составляющими материи, и в ней можно найти явления, которые кажутся противоречащими здравому смыслу. Более того, квантовая механика заставила физиков переосмыслить некоторые ключевые предположения о глубинной сущности материи. Но это не значит, что выводы квантовой физики можно механически переносить на объекты, изучаемые другими науками, такими как биология, психология или когнитивные науки.

В квантовой механике не утверждается, что бог с большой вероятностью существует или что в процессе достаточно глубокой медитации человек может оторваться от земли и левитировать. Утверждать, что законы, управляющие бесконечно малыми частицами, применимы и к людям – значит совершать серьезную ошибку. Такие огромные логические скачки неправомерны. Что действительно имеет смысл, так это следить именно за теми новыми теориями, которые основываются на наблюдениях и экспериментах. Люди всегда придумывали теории, базируясь на всякой приходящей им в голову всячине, но если теория не выдерживает проверки экспериментом, то она должна остаться в области чистых домыслов.

В грубом приближении можно считать, что разные уровни реальности образуют иерархию и, соответственно, описываются различными научными дисциплинами. Так, на самом высоком уровне мы формируемся нашей культурой, нашим обществом, нашей экономикой, нашей эстетикой и нашим законодательством. Ниже находится психологический уровень, на котором наша личность формируется под влиянием мыслей и эмоций. Еще ниже идет уровень биологических процессов, которые, в свою очередь, образуются из химических процессов, регулируемых законами молекулярных взаимодействий. Но молекулы состоят из атомов, которые управляются законами физики, и это следующий уровень. Затем идут процессы внутри атомов, которые описываются квантовой механикой, являющейся разделом физики. В целом наша картина мира – это многоуровневая, иерархическая структура, которую схематично можно представить следующим образом:

Конечно, то, что происходит на любом конкретном уровне, зависит от того, что происходит на более низких уровнях. В этом смысле разные уровни связаны между собой. Но на каждом уровне есть явления, которые обладают своей спецификой, и поэтому концепции, разработанные для одного уровня, могут не годиться для другого. Например, то, что у нас, людей, могут быть мысли и опыт, не означает, например, что и у микроскопических объектов – электронов, атомов углерода и молекул ДНК – или макроскопических объектов – университетов, компаний и стран – также могут быть мысли и опыт. Сделать такой вывод – значило бы совершить “категориальную ошибку”. Этот термин можно пояснить на следующем примере.

Предположим, что у нас сохранился очень старый пергамент начала XVIII века. На пергаменте черными чернилами написана Конституция страны. На самом деле этот ценный документ является основой всей правовой системы страны. Предположим далее, что в начале XX века ученые взялись за исследование этого документа и были изумлены тем, что за все это время чернила не выцвели, и текст по-прежнему читаем. Изучив документ с помощью всех доступных им самых современных методов, ученые единогласно пришли к выводу, что причиной стойкости чернил является присутствие в них определенного химического вещества.

А теперь перенесемся в настоящее. Прошло еще сто лет, и наши знания в области химии сильно расширились. Исследователи еще раз проанализировали чернила, которыми написан старый документ. Однако на этот раз они пришли к выводу, что в чернилах нет тех химических веществ, которые находили в них прежние исследователи. Они обнаружили, что секрет того, что чернила остались такими же темными и стойкими, а текст – читаемым, кроется в совершенно другом химическом компоненте, а не в том, о котором люди думали сто лет назад. И следовательно, мы должны полностью пересмотреть объяснение стойкости чернил. Пока все логично.

Новые знания заставили нас пересмотреть наше представление о стойкости чернил, которые использовались для письма на пергаменте. Но означает ли это, что мы также должны пересмотреть наше понимание юридического смысла текста, написанного этими чернилами? Должны ли мы теперь чувствовать себя обязанными полностью пересмотреть нашу правовую систему? Конечно, нет. Сделать такой вывод – значит совершить серьезную категориальную ошибку. Химический состав чернил, которыми написан документ, не имеет никакого отношения к юридическому содержанию документа, которое принадлежит более высокому, более абстрактному уровню.

Понятие категориальной ошибки можно выразить проще и ярче следующим образом: стихотворение не становится менее красивым, если оно написано чернилами другого цвета.

Когда оправдан подход высокого уровня, то есть когда следует рассматривать объект как целое, а не анализировать его основные составляющие по отдельности? Разве не все взаимосвязано? Если мы думаем, что наука представляет собой четкую иерархию уровней, разве это не делает ее чрезмерно жестко структурированной?

Безусловно, очень важно рассматривать исследуемые сущности как единое целое. Мы ясно видим это в медицинских исследованиях, результаты которых постоянно напоминают нам, что разум и тело оказывают влияние друг на друга, что они тесно связаны и фактически представляют собой одно целое. Научные исследования всегда должны включать всесторонний подход к изучаемому предмету и, прежде всего, быть смелыми и творческими.

Человечество все время формулирует новые теории, и среди них зачастую встречаются довольно радикальные. Но чтобы стать полноправной частью науки, они должны пройти экспериментальную проверку. Ни одно научное умозаключение не будет признано истинно научным, если оно не подтверждено многочисленными лабораторными исследованиями. Идея категориальных ошибок имеет отношение к тому, можно или нельзя сделать обоснованные выводы на основании новых научных результатов. Она ничего не говорит о том, какие выводы правильны, а какие нет. Вполне может случиться так, что в одно и то же время ученые-химики совершат открытие, которое позволит нам гораздо лучше объяснить свойства чернил, использованных в старом пергаменте, а ученые-юристы обнаружат обстоятельства, заставляющие нас решительно пересмотреть наше понимание юридического смысла текста на этом пергаменте. Но если это и произойдет, эти два события не будут связаны. Вывод правоведов будет полностью независим от вывода химиков. Эти два открытия, касающиеся пергамента, сделанные на двух очень удаленных уровнях, не имеют ничего общего друг с другом.

Подобные рассуждения применимы и к квантовой физике, и к ситуациям в обычной жизни. Ньюэйджеры с энтузиазмом говорят о квантовой физике и ее “холистическом”[96] подходе. Что ж, в квантовой физике, безусловно, есть много замечательных явлений, которые мы до сих пор не понимаем, но это не означает, что эти загадочные аспекты квантовой физики обязательно помогут объяснить загадочные явления в других областях жизни. Например, квантовое явление, известное как “запутанность”, при которой состояния двух частиц, разошедшихся в пространстве на большие расстояния, оказываются тесно связанными между собой, несомненно, чрезвычайно интересно и загадочно. Но отсюда не следует вывод о том, что все мы – лишь крошечные части одного великого коллективного сознания, или что возможно читать чужие мысли, или что у космоса есть долгосрочные виды на человечество в целом. Если мы согласимся с этими идеями, мы просто сделаем элементарные категориальные ошибки.

Это никак не противоречит тому, что квантовый мир обогатил нас новыми прекрасными метафорами, которые мы можем использовать, говоря о всевозможных повседневных явлениях. Но когда они переносятся на наш человеческий уровень существования, они становятся просто метафорами и ничем больше. К сожалению, ссылками на квантовую физику и другие области науки адепты теорий нью-эйдж часто злоупотребляют. Они любят представлять мир более мистическим и использовать для его описания интригующий читателей язык (причем некоторые из них при этом не прочь заработать на наивных и доверчивых людях). Например, иногда они утверждают, что не существует другой реальности, кроме той, которую нам дают возможность ощутить наши чувства, или что наше сознание управляет всем, что происходит в мире, или что все явления во Вселенной каким-то мистическим образом связаны друг с другом. Все это сформулировано с использованием псевдонаучной тарабарщины, которая для неискушенного уха звучит так, будто эти выводы – следствие глубинных законов квантовой физики.

Псевдоученые часто заимствуют научные концепции, ничуть не беспокоясь о том, что делают это неряшливо и поспешно. И хотя они всего лишь пускают пыль в глаза, их ссылки на научные исследования делают их точку зрения в глазах неопытных в науке людей новой и захватывающей, авторы же не считают нужным подкреплять какие-либо из сделанных утверждений серьезными доказательствами.

Не следует недооценивать притягательность лженауки. Древнейшая теория – астрология – отличный тому пример. Многие люди, читая гороскопы в газетах просто для развлечения, относятся к астрологии с большой долей скепсиса, но для некоторых это очень серьезная тема. Астрологи зарабатывают на жизнь, давая советы, они как бы открывают людям глаза на то, кто они есть на самом деле, что они чувствуют и какая судьба их ждет. Все эти сведения они, естественно, получают от далеких звезд.

Гороскопы – это древний способ предсказаний по положению небесных тел в момент рождения человека. Защитники астрологии называют предсказания будущего по гороскопу наукой, но это как раз, наоборот, один из лучших примеров лженауки.

В ходе опроса, проведенного шведским журналом Vetenskap & Allmänhet (“Наука и общественность”), обнаружилось, что примерно каждый четвертый швед считает астрологию наукой. Этот показатель приблизительно одинаковый для всех западных стран, а в Африке и некоторых областях Азии он даже выше.

В Индии, где верят в астрологию почти повсеместно, на основании астрологических “данных” заключают браки, планируют поездки и принимают деловые решения. На индийском веб-сайте www.csicop.org/si/show/an_indian_test_of_indian_astrology можно найти следующую довольно удивительную новость:

У лоббистов индийской астрологии наступил звездный час, когда в феврале 2001 года Комиссия по присуждению университетских грантов (UGC) решила выделить средства на создание в индийских университетах программ бакалавриата и магистратуры в области астрологии. В решении Комиссии говорилось: “Настоятельно необходимо возродить ведическую астрологию в Индии… и предоставить возможности для распространения идей этой важной науки по всему миру”. В течение девяти месяцев после объявления конкурса 45 из 200 индийских университетов подали заявки на гранты UGC в размере 1,5 миллиона рупий (около 30 000 долларов) на открытие факультетов астрологии.

Люди, верящие в астрологию, иногда защищаются от нападок с помощью следующего довода: “Известно, что Луна влияет на приливы, так почему же она не должна влиять и на людей? В конечном счете наши тела ведь состоят в основном из воды! И почему тогда планеты и звезды не могут влиять на нашу жизнь?” Можно привести самые разные доводы в пользу несостоятельности этого аргумента. Вот четыре из них:

1. Предметом изучения астрологии в первую очередь является не Луна, а расположение планет и звезд на небе, в так называемых знаках зодиака. Планеты и звезды находятся намного дальше от нас, чем Луна, и ни одна из них не имеет ни малейшего влияния на приливы и отливы.

2. Несомненно, в наших телах много воды, но влияние Луны на океаны связано с тем, что в океанах содержится огромный объем воды. Луна не оказывает какого-либо заметного воздействия на крохотное количество воды, которое содержится в наших телах.

3. Даже если допустить, что гравитация Луны влияет на воду, имеющуюся в наших телах так же, как на воду в океане, вызывая приливы, это не имеет никакого отношения к особенностям нашей личности или к событиям, которые будут происходить с нами в течение нашей жизни. В любом случае земное притяжение оказывает на нас гораздо большее влияние, чем лунное.

4. Если Луна все-таки влияет на воду в наших телах и если это влияние каким-то образом определяет нашу личность, почему такое сильное влияние оказывается исключительно в момент нашего рождения, а не в течение всей нашей последующей жизни?

Ссылка на приливы, вызываемые притяжением Луны, как аргумент в поддержку астрологии совершенно несостоятельна. Но астрологи могут попытаться опровергнуть обоснованные с научной точки зрения возражения, сказав: “Мы не знаем всех законов Вселенной. Наука не может объяснить все. Так почему же мы не можем быть правы?”

Этот аргумент, в принципе, не бессмысленный. Астрология могла бы уловить какую-то закономерность в нашей реальности, несмотря на то что выводы астрологов полностью противоречат сегодняшнему пониманию природы Вселенной и несмотря на то что мы даже не смогли найти способ объяснить, почему это могло бы быть правдой. Однако если бы астрологи смогли продемонстрировать хоть крупицу истинного понимания сути вещей, нам пришлось бы глубоко пересмотреть наши взгляды на природу Вселенной. Вероятность того, что астрологам можно верить, практически равна нулю (как говорят, “столько же шансов, сколько шансов у снежка выжить в аду”), но в принципе такое может случиться. Тем не менее, как мы увидим ниже, более правильно было бы не считать астрологию наукой.

Астрология была предметом различных научных исследований на протяжении последних пятидесяти лет. Вот основные вопросы, на которые должно было бы ответить типичное подобное исследование:

1. Уточнить, какую связь астрология находит между конкретным знаком зодиака и парадом планет, с одной стороны, и персональными характеристиками и физическими особенностями человека – с другой.

2. Собрать данные по большому количеству гороскопов и персональных характеристик и физических особенностей людей.

3. Статистическими методами оценить, действительно ли частота, с которой эти свойства и особенности встречаются у людей с “правильным” гороскопом, больше, чем в случайной выборке.

Множество таких исследований действительно было проведено, и все они показывают, что астрологические предсказания не точнее случайных совпадений[97]. Что интересно в этих исследованиях, так это то, что они никоим образом не касаются инструментария, посредством которого работают астрологи, и поэтому их выводы не зависят от того, понимаем ли мы, как астрологи получают свои результаты или нет.

Кроме того, существуют исследования, которые показывают, что люди охотно верят в то, что предсказания астрологов правильны и подтверждают их уже сложившиеся мнения о себе. Например, когда 500 человек получили одинаковые описания личности, основанные на некоем гороскопе, и каждому из них сказали, что это описание сделано конкретно для него, большинство заявили, что узнали себя в этом описании. (Такой эксперимент когда-то проводился во Франции, тогда всем испытуемым выдали гороскоп, составленный на основе данных о рождении печально известного французского убийцы). Подобный результат дает нам еще больше оснований не считать астрологию наукой.

Два британских социальных психолога, Мартин Бауэр и Джон Дюрант, изучили вопрос о том, какие люди склонны верить в астрологию. Как и следовало ожидать, они обнаружили явную статистическую корреляцию между степенью скепсиса у испытуемого и уровнем его научных познаний. Чем более образован был человек, тем меньше была вероятность того, что он поверит в астрологию[98].

Подводя итог, можно сказать, что астрология – это лженаука, которая не просто не находит подтверждения на практике, но фактически решительно опровергается большим количеством экспериментов. Тем самым “научная” теория о том, что астрология способна предсказать людям их судьбу и рассказать об их личности, не выдерживает критики.

С незапамятных времен мы, люди, пытаемся упростить и кодифицировать свою жизнь и отношения с другими людьми, для чего стараемся разделить их на четко определенные категории. Нам кажется, что мы будем гораздо лучше контролировать ситуацию, если сможем наклеить на всех людей ярлычки и поместить их в соответствующие ящички. Возможно, при этом возникает ощущение, что мы точно знаем, с кем имеем дело, и это уменьшает нашу нервозность и придает нам уверенности. На протяжении тысячелетий астрология помогала в этом.

В XIX веке появились новые методики, и люди попытались удовлетворить эту свою психологическую потребность с их помощью. Стала популярной биологическая теория рас, а также френология (учение, согласно которому личность человека можно определить по форме черепа). Сегодня мы знаем, что эти представления не только псевдонаучны и безосновательны, но и аморальны. Тем не менее психологическая потребность людей в том, чтобы категоризировать других, никуда не делась.

Одним из самых популярных сегодня личностных тестов как в Швеции, так и в других странах является индикатор типов Майерс – Бриггс (MBTI). В разных компаниях тест MBTI часто используется для определения психологического состояния сотрудников в коллективе с целью убрать шероховатости в отношениях между ними. Этот тест был разработан в 1940-х годах в Америке двумя психологами-любителями – Изабель Бриггс Майерс и Кэтрин Кук Бриггс, которых вдохновили теории, разработанные швейцарским психологом Карлом Густавом Юнгом. Согласно MBTI, существует шестнадцать различных типов личности (на четыре больше, чем в астрологии, где их двенадцать – по одному для каждого знака зодиака).

MBTI включает четыре шкалы, каждая из которых имеет по два полюса, отвечающих противоположным свойствам, а именно:

Экстраверсия (E) – Интроверсия (I)

Ощущения (S) – Интуиция (N)

Мышление (T) – Чувства (F)

Суждение (J) – Восприятие (P)

Согласно тестам Майерс – Бриггс, существует шестнадцать различных типов личности, что на четыре больше, чем в астрологии. Это означает, что сегодня на Земле насчитывается около 450 миллионов человек каждого типа (при условии, что люди равномерно распределены по ним).

Если выбирать по одному из двух противоположных качеств на каждой из четырех шкал, мы получим соответственно шестнадцать (2 × 2 × 2 × 2) различных типов личности.

В тест MBTI, созданный на основе работ Юнга, включаются такие категории противоположных типов поведения, как “практический/образный”, “рациональный/эмпатичный” и “мыслящий/чувствующий”. Хотя эти характеристики и кажутся на первый взгляд противоположными, на самом деле они таковыми не являются. Например, чтобы успешно делать свое дело, научный работник должен обладать одновременно и образным, и практическим мышлением. Несмотря на то что современные исследователи-психологи уже давно отвергли теории Карла Юнга, похоже, это либо совсем не повлияло, либо мало повлияло на коммерческий успех методики, основанной на тестах MBTI.

Но даже если эти теории, по сути, представляют собой чепуху, как и большинство теорий нью-эйдж, разве нельзя с помощью теста Майерс – Бриггс вскрыть что-то важное в личности человека?

Учитывая, что тест MBTI является одним из самых распространенных в мире среди множества тестов на определение личностных характеристик, независимые эксперты провели тщательное его исследование. Их вердикт: тест не надежен, то есть результаты тестирования не воспроизводятся. Самый простой способ доказать это – протестировать одного и того же человека с помощью одного и того же теста в двух разных ситуациях с достаточно большой разницей во времени (естественно, не предупреждая его заранее о том, что проводится тест). Даже когда интервал между двумя тестами составлял всего пять недель, у половины испытуемых второй тест указывал на другой тип личности, чем в первом тесте. Основой теории, на которой базируется тест, является утверждение о том, что характерные черты личности являются врожденными и не меняются в течение жизни человека[99].

Тест MBTI также не достоверен. Действительно, защитники результативности теста утверждают, что некоторые типы личности, определяемые в тестах MBTI, гораздо чаще встречаются у представителей определенных профессий, например, учителей. Однако обстоятельные исследования показали, что распределение типов личностей у педагогов по классификации MBTI существенно не отличается от распределения типов в любой другой случайно выбранной подгруппе населения[100].

В общем, тест MBTI входит в тот же класс лженаук, что и астрология. И все же шведские корпорации, как и многие корпорации по всему миру, с большим удовольствием платят крупные суммы консультантам, работающим с тестами MBTI.

Вполне возможно, что этот тест действует как плацебо в том смысле, что проведение тестов MBTI среди сотрудников компании способно дать им ощущение того, что за ними наблюдают, и это может побудить их быть более толерантными по отношению друг к другу. Это было бы чудесно! Но, честно говоря, я бы порекомендовал вместо этого использовать гороскопы. Эти методы не только одинаково эффективны (иначе говоря, совсем не эффективны, а в лучшем случае действуют как плацебо), астрология намного дешевле. (В рамках моего исследования этой темы консультант по тестам MBTI проверила мою личность. Когда мы обсуждали этот тест, она заметила мой скептицизм и попыталась объяснить его тем, что у меня просто скептический тип личности. Ей не пришло в голову, что мой скептицизм коренится в том, что в самих этих тестах заложено основание для скептицизма.)

В кругах сторонников нью-эйдж часто упоминается концепция синхроничности (от греческого префикса syn-, означающего “со-“, и chronos, что означает “время”, то есть в переводе с греческого “одновременность”). Нет ничего необычного в том, что кто-то из не особенно сильно увлеченных остальными идеями нью-эйдж считает, что в этом понятии может крыться какой-то смысл.

Так что же такое синхроничность? Суть в том, что два глубинно связанных между собой события не случайно происходят точно в одно или почти в одно и то же время, хотя между ними нет никакой видимой или понятной причинно-следственной связи. Например, однажды я решил найти одноклассницу, с которой я учился в начальной школе, а позже в тот же день она случайно оказалась рядом со мной в автобусе. В этот момент половина меня подумала: “О, какое невероятное случайное совпадение!” Но другая половина решила: “Это слишком невероятно! Это не может быть простой случайностью! В этом совпадении должен быть какой-то скрытый смысл!” Вот что подразумевается под “синхроничностью”.

Подобно тестам MBTI, эта теория восходит к Карлу Густаву Юнгу, и ее с энтузиазмом подхватили коучи на разных курсах “личностного роста” и самопомощи. Однако понятие синхроничности основано на неправильном понимании вероятности. Рассмотрим простой пример: предположим, что в тот момент, когда я думаю о моей подруге, она звонит мне по телефону. Я восклицаю: “Какое совпадение! Синхроничность!” Но ясно, что ключевой вопрос здесь звучит так: “Сколько раз я думал о ней, когда она мне не звонила?” Тот факт, что и в момент ее звонка я думал о ней, не так уж удивителен.

То же самое и с моей встречей с одноклассницей в автобусе. Это может показаться маловероятным, но зададимся вопросом, сколько других невероятных совпадений могло случиться со мной в тот день, но не случилось? В этом смысле встреча в автобусе не была таким уж примечательным событием. На самом деле очень маловероятные события происходят вокруг нас все время, но в подавляющем числе случаев мы даже не замечаем их (да и не должны). Представьте, например, что вы узнали, что комбинация цифр в последнем выигрышном лотерейном билете была такой: 7, 2, 5, 21, 13, 25, 37. Вы воскликнете: “О, какая это невероятная комбинация!” В каком-то смысле вы правы, поскольку выигрыш билета с этой конкретной комбинацией крайне маловероятен, но, конечно, крайне маловероятно, что и любая другая заранее выбранная комбинация выиграет в лотерею. Дело в том, что в лотерее с большим количеством билетов обязательно произойдет нечто крайне маловероятное. И в таких случаях что-то крайне маловероятное не просто возможно, а даже неизбежно!

Мы можем провести мысленный эксперимент, который покажет, почему идея синхроничности неправдоподобна. Давайте определим “крайне маловероятное событие” как такое событие, для которого вероятность произойти составляет один шанс на миллион. То есть его вероятность составляет 1/1000000 или, иначе говоря, 0,0001 %. Конечно, все мы согласны с тем, что событие с такой низкой вероятностью – очень маловероятное событие. В нашем мысленном эксперименте предположим также, что наш мозг может регистрировать примерно один осознанный акт в секунду. То есть наш мозг регистрирует примерно два миллиона отдельных осознанных моментов в месяц (время сна не считается). Таким образом, “крайне маловероятное событие” должно происходить примерно два раза в месяц без какой-либо помощи “синхроничности”.

Почему же тогда так легко и так соблазнительно поверить в синхроничность? Возможно, потому, что она ставит наше собственное эго в центр картины мира. Вы и ваша жизнь оказываются важными для самой Вселенной: “Это не может быть случайным совпадением. Вселенная, должно быть, позаботилась, чтобы я обрел этот опыт именно сейчас. Всемогущие магические силы Вселенной сговорились, и все только ради меня!” Как видно из этого примера, культура нью-эйдж нарциссична, и вера в синхроничность особенно ясно демонстрирует это ее свойство.

Давайте рассмотрим типичный пример того, что можно было бы назвать синхроничностью. У меня есть подруга, которая призналась мне, что ее удивляет то, как часто ей попадаются автомобили, на номерных знаках которых выбиты буквы HUG (именно в этом порядке). Она так часто видит подобные номера, что уверена, что это не может быть случайностью. Почему из всех тысяч и тысяч существующих трехбуквенных комбинаций именно сочетание HUG должно появляться так часто? Она говорит, что в этом должен быть какой-то скрытый смысл, какая-то тайная причина, объясняющая, почему слово HUG преследует ее повсюду. Может, это тайное признание в любви? Ведь любовь и объятия неразрывно связаны!

Что ж, в этом примере соединяются многие когнитивные ошибки. Для начала рассмотрим все номерные знаки, которые моя подруга видит каждый день и которые проходят мимо ее сознания. Большинство из них, конечно, она пропускает, не читая и не думая о них вообще, хотя некоторые машинально прочитываются и немедленно забываются, не оставляя в памяти и следа. Другое дело, если вы зациклились на номерных знаках с буквами HUG. Вы почти наверняка будете фиксировать в сознании все номера с буквами HUG, попадающие в поле вашего зрения. Это прямое следствие природы человеческого восприятия. (Если вы решите купить красную машину, потому что вам кажется, что красные машины встречаются очень редко, первое, что вам бросится в глаза, как только вы ее купите, что, оказывается, все ездят на красных машинах. Вы почувствуете страшную досаду!) Мы не видим того, что нам неинтересно. И поэтому моя наивная подруга, помешанная на HUG-номерах, не обратит внимания на то, что номера с буквами BUG, HAG, HUB и HWG во множестве мелькают у нее перед глазами.

Ответ на вопрос о том, не слишком ли много номеров со словом HUG имеется во всем наборе действующих в настоящее время номерных знаков, легко получить. Нужно просто связаться с официальным государственным органом, выпускающим номера, и спросить об этом. Конечно, всегда возможно, что эта трехбуквенная комбинация на самом деле почему-то встречается на номерах чаще некоторых других. Но если так, то для этого должна быть какая-нибудь прозаическая и абсолютно логичная причина, а это последнее, о чем верящий в синхроничность человек хочет услышать! Такой человек гораздо скорее поверит, что Вселенная (или какая-то космическая сила, или Судьба с большой буквы, или карма, или дхарма, или что-то еще) хочет, чтобы он наталкивался на номерные знаки с надписью HUG неправдоподобно часто. Но если комбинация букв HUG на самом деле встречается чаще других трехбуквенных комбинаций, это не доказательство синхроничности, а просто признак небрежности со стороны государственного учреждения, производящего и выдающего номерные знаки.

Представление о том, что Вселенная “горит желанием” послать любовное письмо мне, маленькому человечку, устроив все так, чтобы, блуждая по улицам, я натыкался на необъяснимо большое количество машин с буквами HUG на номерах, мягко говоря, до крайности эгоцентрично. Если бы Вселенной действительно пришло в голову послать мне, ничтожному существу, сообщение, она могла бы сделать это проще, чем материализовывать из ниоткуда прямо у меня на глазах в нужный момент машины с определенными номерными знаками. Не проще ли Вселенной вместо этого послать мне текстовое сообщение на мобильный телефон? Конечно, это не выглядело бы так загадочно и “космически”, но было бы намного эффективнее.

Каждый из нас должен адекватно оценивать себя, овладеть тонким искусством оценки вероятностей и стараться не видеть несуществующих, кажущихся мистическими связей между вещами, особенно если, уверовав в такие связи, мы придем к тому, что будем себя считать центром и целью мироздания.

Вера людей в реинкарнацию, регрессивную психотерапию, исцеление с помощью кристаллов, астрологию и многие другие учения, подпадающие под определение “новой духовности”, является сегодня скорее правилом, чем исключением, и эта вера во многом определяет поведение людей в жизни и на работе. Людей, которые имеют мужество заявлять, что они не верят в мистицизм, сверхъестественные явления и сверхъестественных существ, часто называют “скучными”, “ограниченными” и “поверхностными”, и делают это те, кто себя считает незашоренным, толерантным и менее высокомерным. Но, к сожалению, в действительности часто сами называющие невежественны и полны предрассудков.

В предыдущих главах мы коснулись их предубеждений, и на следующих нескольких страницах я подробно расскажу о некоторых из них и покажу, как с ними можно бороться. Одно из предубеждений по отношению к неверящим в сверхъестественные силы может звучать следующим образом:

Вы верите только в то, что может объяснить наука. Ваша догматическая точка зрения отвергает любое явление, которое наука объяснить не может. В вашем застывшем, догматическом сознании не находится места ничему необъяснимому или неизвестному.

Ответить на это можно следующим образом. Науке не нужно объяснять, почему утверждение верно. Она требует только представить доказательство этого утверждения, которое бы заставило верить ему. Очевидно, что чем больше утверждение противоречит известным законам природы или стандартным взглядам, тем убедительнее должны быть доказательства, представленные в его пользу, поскольку стандартные научные теории уже накопили огромное количество подтверждающих их свидетельств.

Предположим, я вижу объявление в журнале, в котором рекламируется новое чудесное натуральное средство от храпа. Должен ли я в него поверить? Что ж, сам по себе текст объявления не противоречит никаким известным мне законам природы и моему жизненному опыту. Так что, возможно, я смогу в это поверить! С другой стороны, я знаю много компаний, которые хотят быстро заработать, используя броскую рекламу устройств, действенность которых, к сожалению, совершенно не доказана. Мы уже видели ряд таких примеров. Поэтому было бы наивно с моей стороны поверить этому объявлению только потому, что я увидел его в журнале. Но что мне нужно, чтобы понять, может ли это быть правдой?

В идеале хорошо бы иметь результат простого теста, проведенного беспристрастной и заслуживающей доверия командой, которая бы дала одной группе страдающих от храпа рекламируемое лекарство, а второй – сладкие пилюли, при этом не рассказав никому, какое лечение они получали. Если члены первой группы действительно перестают храпеть, а члены второй группы продолжают это делать, есть, по крайней мере, некоторые основания полагать, что рекламируемое лекарство действительно может быть эффективным.

Короче говоря, мне не нужно знать, почему лекарство от храпа работает; чтобы поверить, что оно действительно работает, мне надо просто получить доказательство этого. Но как только станет известно, что оно работает, перед наукой встанет новая задача – попытаться выяснить, почему оно работает.

Вот еще одно типичное предубеждение ньюэйджеров по поводу рационально мыслящих людей, на которое нужно знать, как отвечать:

Вы недалекие люди, вам недоступен широкий взгляд на вещи. Вы привыкли во всем искать объяснение, и в этом вы не похожи на всех нас. Вы холодны, зашорены и зациклены на анализе. Вы бесчувственны и совершенно не доверяете своим чувствам.

Естественно, между рациональностью и холодностью, ограниченностью и отсутствием эмоций нет никакой связи. Помимо всего прочего, люди, у которых есть продуманные основания их убеждений, гораздо реже становятся жертвами элементарных уловок или афер. Это более безопасный способ поведения в обычной жизни, чем поведение, при котором вы руководствуетесь исключительно своей интуицией.

Важно понимать различие между правдоподобным и желаемым. Возьмем, к примеру, чтение мыслей. Я не верю в чтение мыслей, хотя иногда мне хочется, чтобы это было возможно. Если бы я убедился, что некоторые люди могут читать мысли других людей, я бы счел это фантастическим, чудесным, захватывающим и увлекательным (хотя, конечно, и очень опасным) качеством. Но желать, чтобы такое было возможным, не значит становится сторонником тех, кто верит в чтение мыслей. Верить во что-то просто потому, что этого хочется, неразумно, и если следовать этой логике, можно поверить вообще во что угодно.

Вы, похоже, думаете, что решения следует принимать, руководствуясь только доводами разума, и не понимаете, что на самом деле людьми полностью управляют чувства. Вы обманываете себя, думая, что люди принимают решения и формируют свое мнение исключительно из рациональных соображений.

Конечно, человеческие решения не принимаются лишь на основании доводов рассудка. Многие аккуратно проведенные психологические эксперименты продемонстрировали, что принятие решений определяется эмоциями в гораздо большей степени, чем думает большинство людей. Роль чувств и желаний в принятии человеческих решений трудно переоценить, но здесь очень важно найти золотую середину между непосредственными эмоциями и чистым рассудком. Именно потому, что мы так сильно подвержены эмоциям, нам необходимо культивировать нашу способность рассуждать и стараться планомерно ее развивать.

Благодаря рациональному мышлению и большому опыту врач выбирает определенное лечение и знает, что оно поможет пациенту. Но помимо включения всех своих интеллектуальных ресурсов при выборе лечения, врач также хочет, чтобы в результате его лечения пациент выздоровел, и надеется, что это произойдет. На самом деле как раз основным аргументом в решении многих людей стать врачами является не только интерес к интеллектуальным задачам по выбору правильного лечения, но и сильное желание оказать помощь и облегчить страдания людей.

Рассуждая рационально, политик может понять, что определенное действие приведет к большему социальному равенству. Но само по себе осознание этого не будет достаточной мотивацией для того, чтобы он взялся за его осуществление. Помимо этого, требуется сильное желание политика добиться большего равенства. Без участия эмоций и желаний не принимались бы решения и не предпринимались бы никакие действия. Оптимальный способ реагирования на сложные политические вызовы – в правильной пропорции сочетать эмоции с доводами рассудка, сердце – с разумом. В конце концов, как поэтически заявил Блез Паскаль, “у сердца есть причины, которые разуму не понять” (“Le cœur a ses raisons que la raison ne connaît point”). Но когда эмоции полностью берут верх над рассудком, правильность принятого решения становится сомнительной.

Конечно, есть категория решений, которые следует принимать, руководствуясь исключительно эмоциями, а не логикой. Так, например, решить, какую картину повесить в гостиной или какую музыку слушать, можно, только прислушиваясь к эмоциям. И выбор спутника жизни по большей части является эмоциональным выбором, хотя рассудок тоже может принять участие в этом решении, но он, скорее, играет второстепенную роль. (Что касается выбора супругов, во многих частях света молодые люди полностью лишены этого права, и решение определяется, например, предпочтениями их родителей.)

С другой стороны, есть много типов решений, в принятии которых нельзя давать волю чувствам. Чаще всего это относится к решениям, связанным с судьбами других людей. Как общество будет относиться к врачу, который выбирает способ лечения пациентов по наитию, а не на основании профессиональной подготовки и многолетнего опыта? Или представьте, что законы о правах гомосексуалов в обществе зависели бы исключительно от чувств законодателей.

Еще пара неверных суждений.

Вам всегда кажется, что вы знаете лучше других! Но ни у одного человека не может иметься более веских оснований для своих убеждений, чем у другого – для своих.

Это распространенное мнение, но совершенно неверное. У одного человека может быть гораздо больше оснований для своих убеждений, чем у другого – для своих. Веские причины должны опираться на общедоступные факты. Если ваша точка зрения согласуется с доступной вам информацией, в то время как моя была взята с потолка, значит, ваша точка зрения более обоснованная, чем моя. Люди, утверждающие, что лечение с помощью кристаллов и кристаллотерапия не работают, не более категоричны, чем те, кто утверждает, что эти методы реально работают. Хотя первое утверждение является более обоснованным и, следовательно, более разумным, с такой точкой зрения, по всей видимости, многие не согласны.

Вы, скептики, настроены так потому, что на самом деле боитесь неизвестного, боитесь потерять почву под ногами.

Вряд ли это правда. Тот, чье мировоззрение основывается на фактах, является любознательным человеком, готовым воспринимать новое. На самом деле любопытство, стремление к знаниям и научным исследованиям – качества, присущие деятельному разуму. Новые открытия постоянно меняют нашу картину Вселенной. Но люди, которые просто примыкают к большинству тех, кто придерживается старых убеждений и не принимает новые идеи, но при этом не просит обосновать их, скорее всего, просто боятся иметь свое мнение.

Некоторые понятия движение нью-эйдж присвоило себе из-за их положительной коннотации. Например, ньюэйджеры часто произносят с гордостью фразу “Я исследователь”, подразумевая, что мы, не ньюэйджеры, недостаточно открыты, любопытны, глубоки и духовны. Напротив, мы поверхностны, ограниченны, нас не интересует окружающий мир. Возможно, мы некоторое время пытались найти истину, но сдались. И все же часто все бывает как раз наоборот. Возможно, нам, не сторонникам движений нью-эйдж, следует заявить: “Мы любим узнавать новое, нам нравится общаться с людьми, которые знают то, о чем мы ничего не знаем. Мы уверены, что всегда следует проверять свою точку зрения по любому вопросу, и это правильная позиция. Мы любопытны и жаждем новых знаний. И именно это делает нас исследователями!”

Мы, не сторонники движений нью-эйдж, неуклонно ищем фактов, знаний, понимания сущности вещей и опыта. Мы не хотим, чтобы нас обманывали знахари и шарлатаны. Мы не прикрываемся догмами и иррациональными теориями. Мы не ищем ответов там, где их невозможно найти.

Человеку, поддерживающему движения нью-эйдж, приятно думать о себе как о глубокомысленном человеке, а о нас – как о поверхностных людях. Но почему определение того, кто считается глубоким, а кто поверхностным, является прерогативой сторонников нью-эйдж? Многие из них – исследователи в совершенно ином смысле этого слова, они ищут не правду о реальности, а веру в такое мироустройство, которое принесет им душевный покой, и эта вера отличается от той точки зрения, которая соответствует реальному устройству мира.

Интерлюдия. О загадочной стране Шангри-Ла

Какое место самое красивое на Земле?

Шангри-Ла – это вымышленный рай, описанный в 1933 году британским писателем Джеймсом Хилтоном в романе “Потерянный горизонт”. Согласно ему, Шангри-Ла лежит в некой глубокой долине тибетских Гималаев. Миф о ней был подхвачен массовой культурой и превращен в образ прекрасной райской страны, где люди никогда не стареют и живут в постоянной гармонии с природой и магическими силами. Сам Тибет часто воспринимается как истинная Шангри-Ла – страна, чьи традиции, уходящие корнями в прошлое и исполнены древней мудрости и магии.

Летом 1999 года я провел в Тибете месяц в палатке в горах, куда приехал, чтобы “контрабандой” провезти несколько компьютеров в маленькую деревенскую школу, расположенную на высоком плато. Я очень хотел увидеть своими глазами эту окутанную мифами землю, пока это еще было возможно.

Тибет – самое красивое и экзотическое место, в каком я когда-либо бывал. Солнце, горы, бескрайние просторы, необычные флора и фауна и тибетские монастыри подарили мне чудесные переживания, выходящие далеко за рамки обычных впечатлений. Легко понять, почему в западном мире и культуре нью-эйдж все еще существует романтический образ Тибета как земли обетованной.

Во время поездки я иногда встречал других иностранцев, которые приехали в Тибет, чтобы самореализоваться и развить свои духовные способности. Я особенно хорошо запомнил пожилую женщину, с которой там познакомился. Она попыталась помочь мне решить проблему с разрядившимися батарейками моей фотокамеры: в районе тибетского плато, где мы разбили лагерь (на высоте около 17 тысяч футов над уровнем моря), не было электричества. Эта дама была убеждена, что обладает магической энергией, и более того, по ее мнению, поскольку мы находились в Тибете, эта энергия должна была усилиться. Женщина сидела на берегу живописного горного озера, держа в руках мои батарейки, и пыталась зарядить их своей духовной энергией. Однако по какой-то причине моя камера оказалась невосприимчивой к ее духовной энергии и отказалась работать, несмотря на все усилия. К счастью, пейзаж, освещение и природная красота тех мест остались в моих воспоминаниях, несмотря на то что мне так и не удалось запечатлеть их на фотографиях, и сегодня эти воспоминания так же ярки, как и в тот день.

В 1950 году Тибет был оккупирован Китаем, а в 1959 году религиозный и политический лидер страны далай-лама покинул страну и отправился в город Дхарамсала на севере Индии. Далай-лама больше не политический лидер страны – в 2011 году он передал эту функцию Лобсангу Сангаю, который сегодня является премьер-министром тибетского правительства в изгнании. Однако далай-лама остается религиозным лидером страны.

Тибет отличается несравненной природной красотой, но что касается условий жизни людей, тут все гораздо менее живописно. Тибет – страна крайне бедная. Фактически, уровень ее развития сравним с уровнем развития Швеции в XVII веке. Китай обращается с тибетцами жестоко и грубо.

Во время подготовки к поездке я познакомился с одним тибетцем, который работал с тибетскими беженцами. Много лет спустя он стал министром финансов правительства в изгнании. Несколько лет назад он пригласил нас с женой в Дхарамсалу, чтобы встретиться с членами тибетского правительства. А еще он договорился о нашей встрече там с Гьялвангом (Гьялва) Кармапой (так называемым кармапа-ламой) – тибетским ламой, который жил в изгнании в Индии.

Гьялва Кармапа – лидер школы карма-кагью[102], одной из самых важных школ тибетского буддизма. Каждый новый кармапа-лама считается реинкарнацией своего предшественника. Таким образом, нынешний Гьялва Кармапа считается семнадцатым кармапа-ламой и, следовательно, он “на три реинкарнации старше” четырнадцатого далай-ламы.

Во многих отношениях это была интереснейшая встреча. Человек, растущий в среде, в которой он постоянно слышит уверения в его божественности, не может не начать верить этому. Вопрос в том, будет ли это воздействие положительным или отрицательным.

Поскольку я, в отличие от верующих, не считал его божественным, наш разговор вскоре перешел на политические темы.

Вера в то, что лама такого высокого уровня должен буквально светиться духовной мудростью, очень сильно укоренилась даже на Западе. За несколько недель до поездки за обедом с друзьями у меня состоялся следующий диалог:

– Если у тебя появится шанс встретить это олицетворение бога, этого святого, ты обязательно должен задать ему несколько важных вопросов о духовности, мистических загадках и путешествии внутрь себя.

Что ж, я не мог пропустить эти слова мимо ушей и ответил немного резко:

– Нет, я не планирую задавать пустые и эгоистичные вопросы о самореализации и путешествии внутрь себя. Но я непременно задам ему несколько щекотливых вопросов о политической ситуации, связанной с Китаем и Тибетом, и о том, наметился ли какой-либо прогресс в отношении уважения Китаем прав человека в Тибете.

Эта романтизация Тибета в среде поклонников нью-эйдж на Западе иногда шокирует, и особенно потому, что речь идет об очень далекой стране, страдающей от тирании и бедности.

Но я до сих пор храню память о путешествии в Тибет – том редком, удивительном, почти мистическом опыте, который я там получил.

Глава 9

Религиозный экстремизм

О фанатизме, экстремизме и христианском “талибанизме”

Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; Не мир Я пришел принести, но меч, Ибо Я пришел разделить человека с отцом его, и дочь с матерью, и невестку со свекровью ее. И враги человеку – домашние его.

Евангелие от Матфея Гл. 10: 34–36

В первой половине этой книги я попытался объяснить, что нужно, чтобы мыслить трезво. Я утверждаю, что, для того чтобы ясно мыслить, нам, людям, необходимо определенное понимание природы реальности, истины и веры во что-то. Еще нам важно понимать, как устроена наука, в частности понять ее подходы и методы. Я привел примеры ситуаций, в которых наше сознание оказывается ненадежным и склонным к фантазиям, и высказал доводы в пользу того, что убеждения должны основываться на объективной реальности, вытекающей из законов природы, реальности, в которой добродетель не дается нам свыше, а определяется нашей собственной природой.

И все же многие люди – даже многие нерелигиозные люди – убеждены в том, что религия и мораль непременно взаимосвязаны. Это не так. Религия и мораль могут существовать по отдельности друг от друга. Проще говоря, хорошие люди могут быть как верующими, так и неверующими, и точно такими же могут быть плохие люди. Аналогично, религиозные люди, как и атеисты, могут быть как нравственными людьми, так и аморальными. Осознание этих простых фактов – ключевая предпосылка, открывающая путь к новому просвещению.

Прежде чем наметить предстоящий путь, нам нужно познакомиться с самыми экстремальными религиозными течениями, существующими сегодня в разных точках мира. Как только мы осмелимся честно взглянуть на проблемы религиозного фанатизма, мы поймем, насколько на самом деле остра потребность в новом просвещении.

Даже сегодня часто считается, что религия является источником всех “моральных принципов”, однако в разных странах мира с помощью этих принципов допускается постоянное оскорбление человеческого достоинства.

Повсеместная дискриминация женщин именем религии является наиболее распространенным нарушением прав человека в нашу эпоху. Однако замалчивание этого факта больше всего распространено там, где сильнее дискриминация. Это действительно странная ситуация, ведь всех нас с младых ногтей учат тому, что дискриминация недопустима. Многие из нас все еще помнят режим апартеида в XX веке в Южной Африке, где люди делились по цвету кожи. Тогда во многих странах бушевали протесты против дискриминации чернокожих в Южной Африке. Как же оказалось возможным, что сегодня мы допускаем похожий вид апартеида со стороны религии – апартеид по гендерному признаку и связанное в ним сексуальное угнетение, – который в некоторых отношениях даже более суров, чем апартеид чернокожих в Южной Африке?

В основе большинства религий лежит история сотворения мира, в которой женщина играет второстепенную по отношению к мужчине роль. Отсюда следует, что с мужчинами и женщинами нужно обращаться по-разному, и мужчины всегда получают преимущество. Это приводит к тому, что “право” мужчин управлять обществом и определять его законы полностью поддерживается религией, что означает, что интересы женщин обычно учитываются во вторую очередь.

Это, конечно, больно задевает женщин. Ежедневно мы видим свидетельства того, как тем или иным способом со ссылкой на различные религиозные догмы попирается и подавляется очевидное право женщин на уважение к ним как к людям и гражданам. В большинстве стран мира женщины вообще не имеют прав. Особенно это характерно для стран, где религия управляет жизнью людей и контролирует законодательство или где религия утвердилась недавно. Типичными проявлениями дискриминации женщин в таких странах является запрещение абортов, легализация принудительных браков, потворство изнасилованиям и сексуальному насилию, а также строгие ограничения мобильности женщин. Кроме того, считается, что женщины обладают более низкими умственными способностями, чем мужчины, и поэтому им предоставляется меньше прав распоряжаться своим телом, своей жизнью, своим образованием, своей экономической свободой, своим выбором тех, кого можно любить, и своими детьми.

Наглядный пример подобной дискриминации – отношение к абортам. Во многих уголках мира о праве на аборт не слышали вообще или слышали крайне мало. На приведенной ниже карте, выпущенной Центром репродуктивных прав (ЦРП), страны, в которых аборты находятся под самым строгим контролем, отмечены темными цветами.

Законодательный контроль над абортами приводит к ужасным трагедиям. В 2007 году в католической стране Никарагуа был принят закон, полностью запрещающий аборты. Таким образом, сегодня в Никарагуа, наравне с Чили и Сальвадором, самые строгие в мире законы относительно абортов. Докторов, делающих аборты, приговаривают к тюремному заключению. Это означает, что женщины не только не имеют права сделать аборт, но и не осмеливаются обращаться за медицинской помощью в случае осложнений, связанных с беременностью. В этих странах женщины боятся обвинений в попытке спровоцировать выкидыш, потому что это тоже карается законом.

По состоянию на 4 января 2021 г. Источник: Center For Reproductive Rights

В Сальвадоре некая женщина, у которой во время беременности возникло опасное для жизни осложнение, была признана виновной в попытке вызвать у себя выкидыш, и за это преступление ее отправили в тюрьму на тридцать лет[103].

Организация Human Rights Watch в одном из своих отчетов опубликовала материал, содержащий интервью с матерью молодой женщины:

22-летняя дочь Анджелы М. – яркий пример. В ходе беременности у нее началось кровотечение, и она оставалась в государственной больнице в Манагуа без лечения в течение нескольких дней, и это несмотря на то, что в официальные обязанности врачей, четко прописанные в законе Никарагуа, входит лечение пациента в случае опасности для его жизни. В ноябре 2006 года, всего через несколько дней после принятия закона, строго запрещающего все аборты, Анджела М. рассказала Human Rights Watch о произошедшем с ее дочерью:

“У нее началось кровотечение… и я отвезла ее в отделение неотложной помощи… но врачи сказали, что никакой опасности нет… Потом ей стало хуже (появился жар, кровотечение усилилось), и во вторник ее приняли. У нее было низкое артериальное давление, поэтому ей поставили капельницу… Она сказала: ‘Мама, они меня не лечат’… Они не позаботились о ней, они ничего не сделали”.

На основании отчетов врачей Анджела М. пришла к выводу, что ее дочь врачи не лечили, потому что отказывались лечить все, что связано с проблемной беременностью, боясь, что их могут обвинить в том, что они сделали ей аборт. В конце концов, дочь Анджелы М. перевели в другую государственную больницу в Манагуа, но на тот момент было уже слишком поздно: “Она умерла от сердечной недостаточности… Ее кожа была фиолетового цвета, и ее нельзя было узнать. Как будто это вовсе не моя дочь”[104].

В 2008 году в Иерусалиме на молодую женщину напали несколько ультраортодоксальных молодых евреев. Они ворвались в ее квартиру и потребовали, чтобы она немедленно вышла, выкрикивая, что ее видели в компании неженатого мужчины. Нападавшие заставили ее закрыть глаза, угрожая, что выколют их или прыснут слезоточивым газом, если она их откроет. Затем они вынудили ее назвать имя человека, с которым она встречалась. Молодые люди, ворвавшиеся в ее квартиру, принадлежали ультраортодоксальной “полиции нравственности”[105].

В некоторых ультраортодоксальных районах Иерусалима женщины обязаны сидеть на задних сиденьях автобуса, подальше от мужчин, и им не разрешается ходить по той же стороне улицы, что и мужчинам[106]. Писатель Джеки Якубовски рассказал в своей колонке о растущем влиянии ультраортодоксальных раввинов в Израиле:

Ортодоксальный раввинат стал маленьким израильским папством, которое присвоило себе монополию на иудаизм и претендует на право влиять как на внутреннюю политику (положение женщин и их гражданские права), так и на внешнюю (поселения, оккупация, мирные переговоры). Они обосновывают свои идеи ссылкой на высказывания некоторых ультраортодоксальных раввинов, живших в совершенно другую эпоху.

Короче говоря, всякий раз, когда влияние религии на общество усиливается, женщины неизменно теряют на этом больше всех.

В традиционном исламе и его политическом ответвлении, называемом исламизмом, существует четкое разделение между мужчинами и женщинами. Исламизм оправдывает угнетение женщин посредством так называемых законов шариата. В приблизительном переводе слово “шариат” означает “божественные законы”. Он состоит из Корана и сунн (традиций) пророка Мухаммада, которые представляют собой собрание хадисов – текстов, описывающих жизнь Мухаммада и его изречения. Коран и сунны содержат как общие законы ислама, так и конкретные. Коран считается словом божьим, открывшимся Мухаммаду. Сунны выступают в качестве дополнения к Корану, разъясняя, толкуя и уточняя его общие идеи.

Юридическая часть шариата, называемая фикхом (доктриной), произошла из двух наборов первоисточников, называемых усулами (“корнями”), и предназначена для использования при разрешении социальных споров[107].

Существует много разных школ, по-разному толкующих шариат, и эти толкования сильно различаются.

Арабское слово “сунна” относится к традициям, которые были сформированы и основаны на том, что Мухаммад сказал, сделал и одобрил при жизни. Законы шариата можно разделить на три основные категории:

1. Ибадат: Нормы, регулирующие формы поклонения Аллаху.

2. Муамалат: Гражданско-правовые обязательства.

3. Укубат: Наказания за правонарушения.

В разных исламских странах законы шариата применяются с разной степенью строгости. В Саудовской Аравии, например, шариат представляет собой базовый свод законов, в Иране на шариате основана большая часть уголовного и семейного права, а в Египте законы шариата рассматриваются просто как ориентиры для действующего законодательства.

В одних исламских странах законы шариата применяются в основном в семейном праве, в то время как в других, таких как уже упоминавшийся Иран, на основании этих законов судят за преступления и выносят приговоры. Хотя толкования законов шариата сильно различаются, во всем исламском мире в настоящее время они обладают мощной нормативной силой. Это означает, что шариат контролирует повседневную жизнь сотен миллионов людей.

В наши дни в мусульманском мире среди интеллектуалов продолжаются споры о том, как следует толковать и применять законы шариата. Одни заявляют, что эти законы соответствовали только той эпохе, в которую были созданы, и сегодня они должны быть адаптированы к современному пониманию прав человека. Другие утверждают, что законы “даны Богом” и, таким образом, вечны и не могут и не должны переиначиваться применительно к современным реалиям.

Наиболее спорные законы шариата – это законы, которые касаются наказаний в виде порки, нанесения увечий и забивания камнями. Один из ведущих участников дебатов по этой теме в Европе – исламский профессор Тарик Рамадан из Оксфордского университета, чья область исследований – ислам и его толкования в наши дни. В 2005 году он призвал исламский мир приостановить исполнение всех подобных наказаний до тех пор, пока мусульманские ученые не придут к согласию по поводу интерпретации шариата в современном контексте.

В западных странах отстаивается право на свободу слова, которая подразумевает не только право критиковать идеологии и поступки, но и обязанность уважать людей. Другими словами, люди имеют право распоряжаться своей жизнью, своим телом и своим сознанием, а также выражать свое мнение, но и выслушивать при этом критику.

Согласно консервативным толкованиям законов шариата, законы исламского общества, напротив, не могут быть подвергнуты пересмотру – они считаются неприкосновенными. По этим интерпретациям, любой, кто богохульствует или живет неправедно, может быть наказан, что может означать потерю им социального статуса, какой-либо части тела или, возможно, даже жизни. Отсюда следует, что уважение к исламу и к своим единомышленникам важнее уважения к личности.

На встрече Организации исламского сотрудничества (ОИС) (www.oic-oci.org) в Каире в 1990 году 57 исламских стран-членов ратифицировали Каирскую декларацию прав человека в исламе[108]. Эта декларация до некоторой степени повторяет текст Всеобщей декларации прав человека, принятой Организацией Объединенных Наций. Есть длинные фрагменты, где два документа очень похожи друг на друга, но в некоторых ключевых вопросах Каирская декларация радикально отличается от декларации Организации Объединенных Наций.

В Каирской декларации говорится, что законы шариата являются “единственным источником”. Согласно многим толкованиям законов шариата, любой, кто совершает богохульство или ведет неправедную жизнь, может быть наказан, что может означать потерю им социального статуса, или части тела или, возможно, даже жизни.

В Ханафитской школе исламского права (одной из четырех суннитских школ фикха) прямо запрещается смертная казнь за богохульство, совершенное не мусульманами, но в то же время в ней говорится, что любой мусульманин, уличенный в богохульстве, должен быть казнен[109]. Таким образом, уважение к исламу и единоверцам важнее уважения к личности.

Права человека, по сути, вторичны по отношению к законам шариата. Например, в статье 22 Каирской декларации мы читаем следующее:

(а) Все люди имеют право свободно выражать свое мнение, если оно не противоречит принципам законов шариата.

(б) Все люди имеют право утверждать все, что они считают правильным, высказывать свои собственные убеждения, а также предостерегать в отношении того, что неправильно и вредно с точки зрения принципов шариата.

(c) Получение информации – ключевая потребность общества. Ее нельзя использовать для оскорбления святости и достоинств Пророка; или подрыва моральных и этических ценностей; или ослабления веры людей; или же если она несет угрозу нанесения вреда обществу; или же способствует его коррумпированности и разобщению.

Пункты (а) и (d) статьи 2 Каирской декларации гласят:

а) Жизнь дарована нам Богом, и право на жизнь гарантировано каждому человеку. Обязанность отдельных лиц, общества и государства – защищать это право от любого рода нарушений. Лишать человека жизни запрещено, если иное не прописано в законах шариата.

d) Право на защиту от нанесения телесных повреждений – гарантированное право. Государство обязано охранять неприкосновенность (в том числе физическую) человека, и нарушать этот закон запрещено, если только иное не предусматривают законы шариата.

В 1991 году Адама Дьенг, сенегальский юрист, мусульманин и бывший генеральный секретарь Комиссии ООН по правам человека, заявил, что в Каирской декларации прав человека в исламе содержатся недопустимые формы дискриминации в отношении немусульман и женщин и сознательно использован ограничительный подход к некоторым основным правам и свободам. Он также выразил мнение, что Каирская декларация под прикрытием законов шариата легитимизировала такие практики, как телесные наказания, нарушающие неприкосновенность и достоинство людей[110].

Каирская декларация существенно ограничивает право на свободное выражение своего мнения. Утверждение, что декларация защищает отдельную личность, вводит в серьезное заблуждение, поскольку человек, нарушающий законы шариата, теряет все права. Более того, она вынуждает каждого содействовать продвижению шариата и предупреждать обо всем, что считается с точки зрения законов шариата неправильным, и это превращает каждого человека в блюстителя морали или сотрудника полиции нравов.

В шариате различаются права мужчин и женщин. В некоторых версиях шариата женщина сама не имеет права принимать решения. Вместо этого она должна полагаться на мужчин “опекунов” или “защитников”, то есть на отца, мужа, брата или ближайшего родственника-мужчину.

Некоторые наблюдатели стараются изо всех сил доказать, что среди законов шариата есть такие, которые женщинам выгодны – например, закон, обязывающий мужа обеспечивать своих жен (!) и оплачивать их содержание. Но это вряд ли можно считать серьезным аргументом: система поддерживает сексуальный апартеид, независимо от того, кому “выгоден” тот или иной закон. На практике это означает, что отвергнутая мужем и другими родственниками женщина лишается всяческой поддержки.

Замужняя женщина должна подчиняться сексуальным желаниям мужа. Давние традиции определяют меры, которые должен принять муж в том случае, если жена отказывает ему в близости. Во-первых, он должен попытаться урезонить ее, а если это не поможет, они должны начать спать в разных комнатах. Наконец, если проблема не исчезнет, он имеет право поколотить жену. Между прочим, по законам шариата изнасилование в браке не считается преступлением.

Согласно стандартной интерпретации шариата, а также толкованиям всех четырех основных школ исламского права[111], мусульманке не разрешается выходить замуж за немусульманина (в этом случае брак считается недействительным, исключение будет сделано только в ситуации, когда жених примет ислам), тогда как мужчина-мусульманин может жениться на любой женщине, если она принадлежит к одной из трех “авраамических конфессий” (то есть исламу, иудаизму или христианству). В некоторых мусульманских странах мужу предоставляется больше легальных поводов для развода. Жена может развестись с мужем только в нескольких случаях: если он не оплачивает ее содержание, психически болен, является наркоманом или импотентом[112]. А вот муж может развестись с женой даже в ее отсутствие и не уведомляя ее об этом, что означает, что женщина может внезапно оказаться в разводе и быть выброшенной из дома без какой-либо поддержки.

Ценность женщины, исходя из некоторых ханафитских толкований шариата, вдвое ниже ценности мужчины. Братья, считающиеся кормильцами семьи, наследуют вдвое больше, чем их сестры. Эта же оценка используется и в определенных юридических ситуациях, например, в суде при даче показаний о преступлении. В Иране, например, любой мужчина считается надежным свидетелем, в то время как женщины могут считаться надежными свидетелями, только если их не меньше двух[113].

Такое отношение к женщинам может привести к абсурдным ситуациям, например, в судебных процессах по делам об убийствах. Мужчина, убивший другого мужчину, будет осужден на смертную казнь. Но если мужчина убивает женщину и приговаривается к смертной казни, то до того, как наказание будет исполнено, семья женщины должна заплатить семье убийцы половину стоимости его состояния. Поскольку мужчина убил не целого человека, а только “полчеловека”, семья женщины обязана компенсировать неизбежные финансовые потери семье убийцы[114].

В Иране мужчина и женщина, приговоренные к смертной казни через побивание камнями, наказываются по-разному. Мужчину закапывают в землю по пояс, оставляя руки свободными, а женщину закапывают по самую шею[115].

В некоторых странах имеется инструкция для процедуры побивания камнями: камень не может быть больше, чем бросающий может удержать в одной руке. Это гарантирует, что жертва не умрет после первого же брошенного камня. Очевидно, что мужчина, который закопан всего лишь наполовину, имеет больше шансов защитить себя, закрываясь руками, чем женщина. Если каким-то образом обвиняемый выживает после побивания камнями, он считается невиновным, и конечно, гораздо чаще выживают мужчины.

Согласно Корану любая женщина должна прикрывать тело, но насколько – это вопрос, открытый для дискуссий. Каждая женщина должна закрывать лицо чадрой, скрываясь от взглядов всех мужчин, кроме ее “защитников”. Причина, конечно же, в том, что она не должна возбуждать сексуальное влечение у других мужчин. Отсюда следует, что ответственность за изнасилование несет именно женщина.

Традиционные религиозные предметы одежды, такие как кипы для евреев и тюрбаны для сикхов, связаны с отношением человека к религии и своему сообществу. А вот чадра, напротив, – символ отношения женщины к мужчине. Если она не прикрывается чадрой, то считается, что она пытается приворожить к себе мужчин. Это предположение, конечно, оскорбительно для женщины, но это оскорбляет и мужчин, которые, видимо, неспособны контролировать свою похоть. Когда молодую девушку заставляют надеть чадру, этот акт сексуализирует ее, то есть подразумевается, что она уже стала сексуальной. Таким образом, чадра – это больше, чем просто предмет одежды; это символ отношения к женщине во всей системе шариата. (Конечно, бикини и многие другие предметы откровенной одежды, которую носят женщины в западном мире, также сексуализируют женщин и тем самым символизируют коллективное отношение Запада к женщинам, и оно не менее сексистское, чем отношение в шариате. Таким образом, наблюдается своего рода странная симметрия внутри этой глубокой асимметрии.)

В 1960-е годы общества ближневосточных государств были более свободными, чем сегодня. В этом можно убедиться, сравнив, как одеваются женщины сейчас и как одевались тогда. В те дни женщины носили короткие юбки, пользовались макияжем и учились в университетах. А сегодня улицы заполнены женщинами в чадрах, закрывающих лица. После иранской революции 1979 года и прихода в 1980-х к власти исламистов различных мастей в других странах шариат начал все больше влиять на светскую жизнь. Всего за два десятилетия маятник качнулся в обратную сторону, что, естественно, привело к большему подчинению женщин мужчинам, а ношение чадры стало обязательным.

Дискриминация женщин именем религии постоянно сопутствовала развитию наших западных обществ. Женщин сжигали на кострах, от них требовали целомудренного поведения, им не давали выступать на собраниях, лишали права голоса, подвергали общественному порицанию и даже изгоняли из семьи за рождение детей вне брака. Западным обществам потребовались сотни лет, чтобы изменить такое отношение к женщинам, и постепенно, хотя и очень медленно, старые традиции уступили место уважению прав всех людей, в результате чего были приняты законы, формирующие более равноправное общество.

Защищать традиции дискриминации женщин просто потому, что идея мужского превосходства уходит корнями в прошлое, непозволительно. Не всегда нужно защищать что-то, что является давней традицией. На самом деле как раз наоборот: если сложилась какая-то традиция, тем более нужно подвергнуть ее сомнению и тщательно изучить.

Планомерное порабощение женщин в жестких религиозных обществах сегодня является одной из самых острых политических тем. Много говорят о свободе вероисповедания, но крайне редко говорят о том, к чему на самом деле это может привести. Люди должны серьезно отнестись к этому вопросу и определить пределы религиозной свободы, иначе мы вернемся к позорному периоду нашей истории, напоминающему недавний апартеид в ЮАР. Если подумать о том, как во всем мире, ссылаясь на религиозные законы, обращаются с женщинами, трудно не прийти к выводу, что бог, должно быть, ненавидит их.

Согласно опросу Международного института Гэллапа 2012 года, примерно 13 процентов населения в мире называют себя атеистами, 23 процента утверждают, что они не религиозны, и около 59 процентов считают себя верующими[116].

Такое впечатление, что доля атеистов и нерелигиозных людей со временем растет: с 2005 года количество людей, называющих себя атеистами, увеличилось на 3 процентных пункта, а количество религиозных людей снизилось на 9 процентных пунктов.

Несмотря на эту тенденцию, критиковать религию сегодня может быть очень опасно. Во многих странах закон фактически запрещает подвергать сомнению существование бога и критиковать различные толкования религии и выражения религиозных чувств. В последние годы за богохульство (оскорбление чего-то святого) люди арестовывались во многих странах – в частности, в Бангладеш, Египте, Индонезии, Иране, Кувейте, Пакистане и Турции (и это лишь несколько примеров).

Однако преследование за богохульство по закону, который имеется в судебных системах некоторых стран, не исчерпывает связанных с этим рисков. Опасность для богохульников может исходить с трех сторон: 1) от государственных институтов, 2) от неофициальных лиц и 3) от общества в целом.

Типичным примером наказания на государственном уровне за богохульство был смертный приговор, вынесенный в 2010 году в Пакистане христианке Асии Биби за оскорбление исламского пророка. Асию Биби держали в камере смертников в течение восьми лет, пока в 2018 году Верховный суд Пакистана наконец не освободил ее. Это решение вызвало яростные протесты исламистских группировок, потребовавших ее публичной казни. Говорят, в настоящее время она содержится в некоем засекреченном, безопасном месте на территории Пакистана. Многие западные страны предложили ей политическое убежище.

Однако есть и другие, очень страшные варианты расправы, в частности со стороны неофициальных лиц, которые в некоторых случаях могут быть даже опаснее, чем приговор, вынесенный государственной правовой системой.

Четвертого января 2011 года Салман Тасир, в то время губернатор провинции Пенджаб и один из самых влиятельных политиков в Пакистане (бывший министр Народной партии Пакистана), был убит на рынке двадцатью семью выстрелами из автомата АК-47. Убийца, Мумтаз Кадри, был телохранителем Тасира. Газета The Guardian назвала это убийство “одним из самых позорных событий в истории Пакистана”[117]. После убийства пакистанское правительство объявило трехдневный траур по всей стране.

Причиной убийства Тасира стала его откровенная критика пакистанского закона о богохульстве и, в частности, приговора суда в отношении Асии Биби. После смерти Тасира – либерального мусульманина – 500 исламских священнослужителей заявили о своем одобрении его жестокого убийства и призвали общественность к бойкоту его похорон, причем прямо во время траура, объявленного правительством[118]. Важно подчеркнуть, что наибольшую опасность представляли именно неофициальные лица и само общество.

Когда в 2016 году убийца Тасира Мумтаз Кадри был казнен, около 25 тысяч человек собрались, чтобы почтить его память. Это привело к столкновениям по всей стране членов религиозных партий и групп, поддержавших убийство Тасира, с полицией, и для ликвидации беспорядков пришлось призвать военных.

С делом Асии Биби было связано еще одно громкое убийство. Второго марта 2011 года, чрез два месяца после убийства Тасира, был застрелен Шахбаз Бхатти, министр по делам меньшинств Пакистана и единственный христианин в правительстве страны. С момента вынесения решения по делу Асии Биби Бхатти неоднократно получал угрозы за критику закона о богохульстве. Перед смертью он рассказал, что ему грозят убийством за поддержку Асии Биби, и он знает, что эти угрозы исходят от Талибана и Аль-Каиды[119].

Через семь месяцев после убийства Салмана Тасира его сын Шабааз Тасир был похищен группой талибов. Лишь после пяти лет плена он был освобожден[120].

В таких странах, как Пакистан и Афганистан, обвинение в богохульстве членов религиозных меньшинств может иметь для них ужасные правовые последствия, но даже верующим мусульманам ложные обвинения в богохульстве могут грозить серьезной опасностью. Двумя яркими примерами этого являются дела мусульманки Фархунды Маликзады (из Афганистана) и мусульманина Машалы Хана (из Пакистана).

В 2015 году Фархунду Маликзаду ложно обвинили в сожжении нескольких страниц Корана. Женщина имела диплом религиоведа и преподавала в местной исламской религиозной школе. У нее возникли разногласия по некоторым вопросам с имамом местной мечети, в результате ее обвинили в сожжении Корана. В ответ на это обвинение Маликзада заявила, что она мусульманка, а мусульмане не жгут Коран. Однако обвинение породило слухи, собралась большая толпа, требующая наказать ее. Женщину забросали камнями и сожгли прямо на улице, несмотря на то что на месте происшествия находилась полиция. В момент линчевания на ней была чадра.

Вскоре после этого зверского убийства Хашмат Станекзай, пресс-секретарь канцелярии начальника полиции в Кабуле, написал в Facebook: “Она думала, как и некоторые другие неверующие, что подобные действия и оскорбления дадут ей возможность получить гражданство в США или Европе. Но вместо этого она потеряла жизнь”[121].

Аналогичный пример того, как обвинение в богохульстве может привести к трагическим последствиям, – случай с Машалом Ханом. Тринадцатого апреля 2017 года однокурсники линчевали его в кампусе родного университета в Мардане (Пакистан). Незадолго до смерти Хан раскритиковал университетское руководство за некоторые нарушения, и власти начали расследование против него и двух других студентов, обвинив всех троих в размещении кощунственных материалов на своих аккаунтах в Facebook, хотя факт публикации так и не был доказан.

Друзья Хана заявили полиции, что Машал был правоверным мусульманином. Очевидцы его убийства рассказали, что толпа напала на него не из-за обвинения в богохульстве, а из-за распространения учения Ахмади через Facebook. В момент его убийства рядом находились по меньшей мере двадцать офицеров полиции[122]. Последующее расследование сняло с Машала и двух других студентов все обвинения в богохульстве.

Но не всегда только одиночки становятся жертвами обвинения в богохульстве. Двадцать девятого сентября 2012 года в городе Раму (область Читтагонг, Бангладеш) была сожжена дотла целая буддийская община и шесть древних буддийских храмов. Поводом был запущенный в Facebook тщательно продуманный и затем распространенный повсюду слух о том, что определенные группы буддистов оскорбляли исламского пророка[123].

Во многих странах вероотступничество (отречение от религии или смена религиозной конфессии) считается еще большим грехом, чем богохульство. В 2018 году в 22 странах был принят запрет на вероотступничество на законодательном уровне[124]. В 12 из них (Афганистан, Иран, Малайзия, Мальдивы, Мавритания, Нигерия, Катар, Саудовская Аравия, Сомали, Судан, Объединенные Арабские Эмираты и Йемен) вероотступничество карается смертью. В Пакистане смертной казнью карается богохульство, и этот термин там трактуется настолько широко, что может означать почти все. Короче говоря, по состоянию на сегодня, в 13 странах мира закон позволяет приговорить вас к смертной казни только за то, что вы заявили, что не верите в бога.

В 2010 году на конференции, проводимой на Мальдивских островах, после выступления оратора-мусульманина, когда перешли к вопросам и ответам, один из присутствующих заявил, что он “мальдивец, но не мусульманин”. Присутствующие на докладе напали на него, но его сумела увести полиция. Позже его обвинили в вероотступничестве и пригрозили смертным приговором. Согласно мальдивским законам, вероотступничество карается смертной казнью, если только обвиняемый, представься ему такая возможность, не поменяет свою позицию и не примет вновь ислам. Совершенно очевидно, что в этой ситуации легче заявить о внезапной перемене своей веры, чем отправиться на встречу с создателем. Когда даже высказывание определенных мыслей – преступление, о правах человека можно забыть.

В некоторых странах опасно критиковать не только религию. Может оказаться очень рискованно критиковать традиционные суеверия, а также предрассудки ньюэйджеров. Индия – яркий тому пример. В 1989 году Наренда Дабхолкар основал организацию Maharashtra Andhashraddha Nirmoolan Samiti (МАНС), объявив ее миссией критику всех видов суеверий. Утром 20 августа 2013 года во время ежедневной прогулки Дабхолкар был убит двумя неизвестными. Убили его за то, что он проводил кампанию за принятие закона, запрещающего продажу любых товаров нью-эйдж в Индии.

В 2017 году в Бангалоре был застрелен индийский гражданский активист и журналист Гаури Ланкеш. Убийство Ланкеша – одно из звеньев в цепи убийств светских гуманистов за последние несколько лет, включая ученого Маллешаппа Калбурги, Нарендру Дабхолкара (упомянутого выше) и Говинда Пансаре.

В 2018 году индийский светский гуманист и правозащитник Бабу Гогинени был арестован полицией городе Хайдарабаде, округ Мадхапур, и обвинен в том числе в “оскорблении религиозных чувств”[125].

В последние годы во многих регионах земного шара широко распространился определенный вид религиозного фанатизма. Организация аль-Даула аль-Исламийя фи аль-Ирак ва-ль-Шам, сокращенно называемая на арабском Даиш или Даеш, на английском – ISIS (Исламское государство Ирака и Сирии) или ISIL (Исламское государство Ирака и Леванта), а на русском – ИГИЛ, систематически выступает за применение насилия в невиданном масштабе. Эта организация, первоначально находившаяся в Ираке и являвшаяся ветвью Аль-Каиды[127], сменила в 2006 году название на Исламское государство Ирака и тогда же стала действовать как организация, независимая от Аль-Каиды.

К 2011 году, когда в Сирии началась гражданская война, она распространила свое влияние и на эту страну. В 2014 году организация объявила о создании всемирного халифата. (Понятие “халифат” ввел в обиход пророк Мухаммад в VII веке нашей эры, под халифатом он подразумевал совершенное общество, управляемое халифами по божественному мандату.) К декабрю 2015 года ИГИЛ оккупировала огромную территорию Сирии и Ирака, превышающую площадь многих государств. Фундаменталистские суннитские группы из других стран – например, нигерийская организация Боко Харам[128] – начали присягать на верность быстро развивающемуся движению.

В июле 2017 года ИГИЛ потеряла контроль над своим крупнейшим городом Мосул в Ираке. В настоящее время организация в значительной степени уничтожена и больше не контролирует огромные территории. Тем не менее ее идеология по-прежнему пользуется широкой поддержкой, и ряд террористических ячеек по всему миру все еще действует в соответствии с планом ИГИЛ по созданию нового исламского халифата.

ИГИЛ является преемником Аль-Каиды и на пике своего развития была лучше организована и располагала большими финансовыми ресурсами, чем это когда-либо удавалось Аль-Каиде. В 2014 году лидер (халиф) ИГИЛ Абу Бакр аль-Багдади провозгласил создание исламского халифата в тех районах Ирака и Сирии, которые тогда находились под контролем ИГИЛ. Абу Бакр аль-Багдади имел докторскую степень по исламской истории и праву, полученную в Багдадском университете в Ираке, что доказывает, что высшее образование не гарантирует иммунитет к фанатизму (что неудивительно). Его девиз “Мы отомстим за все обиды, причиненные нам” можно увидеть во многих размещенных в интернете видеороликах с казнями невинных людей[129].

Быстрое наступление ИГИЛ в 2014–2016 годах застало мир врасплох. В период расцвета доход организации составлял от трех до семи миллионов долларов в день. Для этого нефть незаконно отправлялась в Турцию и Иран, где затем продавалась всем желающим за половину обычной цены. Полученные таким образом доходы направлялись непосредственно в ИГИЛ, а деньги использовались не только для покупки оружия, но и для поддержки социальной инфраструктуры, например школ и медицинских учреждений. Это было умной стратегией, поскольку она привела к тому, что некоторые попавшие в крайнюю нужду люди принимали отряды ИГИЛ как спасителей[130].

Благодаря умелому использованию YouTube и других социальных сетей ИГИЛ обращалась к миллионам зрителей и заманивала сторонников не только из арабских стран, но даже из Европы и Соединенных Штатов. Конечно, большинство мусульман дистанцируется от целей и методов ИГИЛ, но нельзя отрицать тот факт, что ее политическая идеология тесно связана с исламом, правда, в его крайней и по большей части гротескной интерпретации. И миф о том, что за мученическую смерть на земле герои-шахиды будут вознаграждены на небесах, во многом облегчает вербовку людей, готовых умереть ради этого. Особенно ярким, хорошо известным примером эффективности этого мифа является теракт 11 сентября 2001 года, во время которого молодые люди направили полностью заполненные пассажирами самолеты на здания Всемирного торгового центра и Пентагона. Они искренне поверили в то, что после терактов они отправятся на небеса, где каждого ждет гарем с 72 “очищенными супругами”.

По мнению Джеффри Р. Макриса, профессора истории Военно-морской академии США, появление идеологии ИГИЛ можно связать с именем Мухаммеда ибн Абд аль-Ваххаба, жившего в XVIII веке, основателя движения, которое сегодня называют ваххабизмом. Историк Кембриджского университета Дэвид Мотадель также считает идеологию ИГИЛ, особенно ее методы невероятно жестокого насилия, связанной с ваххабизмом[131].

В книге Мухаммеда ибн Абд аль-Ваххаба “Китаб ат-Таухид” (“Книга единобожия”) содержится много идей, оправдывающих насилие, принятых на вооружение ИГИЛ и применяемых ею на практике (в английском переводе книга была выпущена издательством Kuwait al-Faisal Printing в 1986 году). А идеология ваххабизма очень похожа на идеологию многих членов ИГИЛ, включая возможность обвинения любого, не исповедующего ислам, в вероотступничестве[132].

В книге “Китаб ал-Таухид” впервые высказаны такие идеи, как требование к верующим (то есть мусульманам, которые придерживаются этой школы ислама) уничтожать любые места или объекты, где поклоняются идолам. Пример приведения этих отвратительных идей в действие – серьезное и намеренное разрушение ИГИЛ памятников древней Пальмиры в Сирии (объект всемирного наследия)[133].

Другой пример – бессмысленное разрушение ИГИЛ мечети пророка Ионы в Мосуле, в Ираке, по той причине, что эта мечеть считалась политеистической[134]. Сотни других церквей и древних религиозных объектов также были уничтожены ИГИЛ с целью навязать свою фундаменталистскую форму ислама всему Ближнему Востоку (а затем, как они надеялись, и всему миру).

Хотя именно Мухаммед ибн Абд аль Ваххаб по-настоящему сформулировал многие основные принципы, которых придерживаются сторонники ИГИЛ, в том числе совершая невиданно жестокие поступки, в сегодняшней литературе, распространяемой ИГИЛ, на него ссылаются редко. Он удостоился лишь нескольких упоминаний в журнале ИГИЛ Dabiq.

Египетский писатель и идеолог Сайид Кутб (1906–1966) был одним из самых главных мыслителей исламского мира в XX веке. В 1950-е и 1960-е годы Кутб стал влиятельным интеллектуалом в движении “Братьев-мусульман”, а также руководителем его пропагандистской машины. Сегодня помнят в основном ключевую роль его идей в зарождении и распространении воинствующего исламистского движения в Египте в 1970-е годы. В своих выступлениях и трудах Кутб выдвинул множество причудливых теорий, например, теорию заговора евреев с целью захвата власти во всем мире или теорию о женской интеллектуальной неполноценности. Шведский историк религии Эли Гендор пишет:

[Кутб] был убежден, что женщины в силу своей сверхчувствительной природы не могут принимать на себя ответственность в важных вопросах, например в финансовых. Что касается евреев, то, как считает Кутб, они недавно захватили лидерство в таких дисциплинах, как история, философия и социология с целью деморализовать мир и одновременно взяли под контроль медицину и продажу кофе по всему миру.

Эти взгляды крайне иррациональны и ошибочны. И тем не менее Сайид Кутб почитается членами движений “Братьев-мусульман”, Аль-Каиды и ИГИЛ. Кутб – один из ключевых современных исламистских мыслителей, идеи которого сыграли решающую роль в переходе ИГИЛ к практике насильственных действий.

Сегодня движение ИГИЛ по большей части превратилось в сеть независимых террористических ячеек по всему миру и больше не представляет угрозы для народов Ближнего Востока, но, вероятно, оно является самым экстремистским, а его идеология – самой опасной со времен нацистов, и она по-прежнему вдохновляет фанатиков на террористические атаки.

Двадцать первого июля 2011 года в Норвегии произошел самый ужасный теракт в ее истории. В деловом районе Осло, где находится норвежский парламент, Андерс Берлинг Брейвик взорвал бомбу, в результате взрыва погибло восемь человек. Затем Брейвик хладнокровно расстрелял 69 подростков – участников форума, политически активных, либерально настроенных идеалистов. Трагедия произошла на острове Утёйя недалеко от Осло. К этим действиям Брейвика подтолкнула его ненависть к мусульманам, мультикультурализму и программе светского просвещения. Перед тем как совершить эту жестокую расправу, он разместил в Сети манифест на 1500 страницах (на английском языке) под названием “Европейская декларация независимости”. В нем он изложил свою идеологию и в, частности, заклеймил “нечестивый союз” светских гуманистов, марксистов и сторонников глобальной капиталистической системы:

Культурные марксисты[135], гуманисты-самоубийцы и капиталистические глобалисты, все они – мультикультуралисты. Мультикультуралисты – это люди, которые поддерживают мультикультурализм… омерзительную европейскую идеологию, созданную для разрушения наших европейских культур, национального единства и христианского мира (другими словами, самой западной цивилизации).

Брейвик видел в идеалах светского гуманизма угрозу как христианству, так и самому понятию национальной культуры. В определенном смысле он был прав. Идеал светского гуманизма – нерелигиозное и космополитическое общество, в котором равны все, независимо от происхождения и верований. Конечно, в таком обществе влияние христианства сильно ограничивается, и Брейвик видел в этом серьезную проблему.

Далее в своем манифесте он писал:

Секуляристы, как мне кажется, кроме того, не очень склонны сражаться. Поскольку они не верят в загробную жизнь, эта жизнь – единственное, что у них есть и что они могут потерять. Следовательно, они скорее выберут подчинение, чем борьбу.

Идеология Брейвика представляет собой причудливую смесь религиозного фанатизма и крайнего национализма. Он является ярким примером того, насколько опасной может быть фанатичная идея, если ею одержима активная личность.

Западные СМИ постоянно пестрят сообщениями об исламском экстремизме, но есть множество других экстремистов, которые редко упоминаются в публичных дискуссиях. Их идеи и интерпретации различных религий так же безумны, как и идеи исламских экстремистов, разве что методы не так жестоки, по крайней мере пока.

Среди высокоразвитых стран мира Соединенные Штаты являются наиболее религиозной страной, несмотря на то что конституция США гораздо более светская по духу, чем конституция, например, Швеции. В Соединенных Штатах на религию часто ссылаются как на силу, которая объединяет американский народ (вспомним религиозные заявления президента Эйзенхауэра после того, как в Клятву верности американскому флагу включили слова “под Богом”). Но толерантность американского народа быстро падает, когда заходит речь о других, нехристианских религиях. Это ясно видно из опроса, проведенного в Соединенных Штатах Pew Forum[136].

Опрос показал, что 85 процентов ответивших считают, что Соединенные Штаты не готовы голосовать за президента-атеиста[137]. В некоторых американских интеллектуальных кругах говорят об атеофобии, имея в виду широко распространенную неприязнь к атеистам. Атеисты с давних пор и поныне подвергаются дискриминации в Америке. В старых законодательствах шести штатов – Арканзаса, Миссисипи, Северной Каролины, Южной Каролины, Теннесси и Техаса – есть статьи, запрещающие атеистам работать в государственном секторе. Например, в Конституции штата Миссисипи (статья 14, раздел 265) записано:

Ни один человек, отрицающий существование Всевышнего, не может занимать пост в этом штате.

В Арканзасе атеистам не разрешается давать показания в суде в качестве свидетелей. В 2014 году была основана организация под названием Открытая секулярная коалиция, которая ставила своей целью отменить подобные устаревшие законы на всей территории Соединенных Штатов[138].

К счастью, подавляющее большинство американцев рассматривает христианство в основном как своего рода социальный клей и не вкладывает в это понятие более глубокий смысл. Но в Америке есть ряд христианских сект, члены которых по агрессивности своей идеологии (к счастью, гораздо реже своих действий) не уступают мусульманским экстремистам. Христианство тоже может быть опасным.

Кадр из документального фильма: девятилетняя девочка кричит от ужаса, узнав, что американское общество отравлено демонами Сатаны. Она молится Иисусу и просит спасти ее, по ее щекам текут слезы, она вся дрожит. Эта девчушка находится в американском летнем лагере для поклоняющихся Иисусу Навину, так называемом лагере Иисуса. Ее родители считают этот лагерь спасением для Америки от нравственной деградации, в которой находится страна. “Спасение” детей – единственный путь к превращению безбожного общества в христианское и к восстановлению Царства Божьего[139].

От 1,5 до 2 миллионов американских детей вообще не посещает государственные школы. Их обучают дома родители, стараясь уберечь от “безбожного образования” и “безбожного общества”, поджидающего их за границами безопасного кокона христолюбивого дома. Изучение теории эволюции, конечно, не входит в программу домашнего обучения, разве что она приводится в качестве примера аморального направления современной науки.

Детей, обучающихся на дому, в Америке часто называют “поколением Иисуса Навина” в честь военачальника и ученика Моисея – Иисуса Навина, который, согласно Ветхому Завету, руководил кровавым захватом Святой Земли (www.joshuageneration.org). Домашнее обучение теперь разрешено законом во всех пятидесяти американских штатах благодаря мощному лоббированию со стороны религиозных христианских групп. А когда дети вырастают и приходит время изучать предметы, в которых родители не слишком компетентны, их отдают в близлежащие частные христианские школы, готовые взяться за их обучение.

Одной из наиболее престижных школ такого рода является колледж Патрика Генри (Patrick Henry College) в штате Виргиния (www.phc.edu). Эта школа-колледж предоставляет высшее образование студентам-христианам, обучавшимся на дому. Ее основатель Майкл Фаррис очень четко артикулирует свои цели, в частности в одном интервью он откровенно заявляет, что хочет воспитать новое поколение христиан, которое со временем будет играть важную роль в политике и общественной жизни[140]. Кредо колледжа изложено на его веб-сайте:

В основе Библии (всех 66 книг Ветхого и Нового Завета) лежат надежные оригинальные источники, и она является священным Словом Божьим, единственным непогрешимым и исчерпывающим руководством в вере и христианской жизни.

На занятиях в колледже Патрика Генри соблюдается одно простое и ясное правило: “Если в каком-то вопросе Библия и наука приходят к разным выводам, очевидно, что наука неверно трактует исходные данные”[141].

Еще одно убеждение руководства колледжа:

Сатана существует в виде злобного существа, действующего в облике искусителя и дьявола, для которого место в Аду, созданном для вечных мук, где все, не верящие в Христа, будут обречены на ужасные вечные пытки.

Учащихся колледжа Патрика Генри часто приглашали для участия в избирательных кампаниях в сенат в качестве помощников кандидатов христианских фундаменталистов, таких как Том Коберн от Оклахомы и Джим де Минт от Южной Каролины. Коберн выступал за смертную казнь для врачей, работающих в тех частных клиниках, где разрешены аборты, а де Минт – за запрет матерям-одиночкам быть учителями по той причине, что они подают молодежи плохой пример для подражания.

Коберн был одним из двух сенаторов от Оклахомы, пока в 2015 году не вышел на пенсию. Де Минт был сенатором от Южной Каролины с 2005 по 2013 год, после чего возглавил фонд “Наследие” (Heritage Foundation, www.heritage.org) – известный консервативный аналитический центр. Он ушел в отставку с этой должности в мае 2017 года после того, как попечительский совет фонда единогласного проголосовал за его уход.

Значительное число консервативных христиан в Америке является премилленаристами, то есть они верят в то, что Иисус скоро вернется на землю и восстановит царство божье. Многие из них верят, что это произойдет в нынешнем веке. Этот сценарий описан в цикле книг “Оставленные” (www.leftbehind.com), разошедшихся тиражом более 63 миллионов экземпляров. В 2014 году по ним был снят одноименный фильм в жанре “христианский апокалиптический триллер”, главную роль в котором сыграл актер Николас Кейдж.

“Оставленные” были написаны Тимом Ла Хэем – проповедником, наставником и учителем Майкла Фарриса. Книги рассказывают историю христиан-фундаменталистов, которые спасаются Иисусом и исчезают с лица земли во время так называемого восхищения церкви[142]. Эти люди буквально теряются в дымке, поднимаясь на Небеса, а на земле в это время воцаряется хаос: самолеты разбиваются, и машины съезжают с дороги, когда их пилоты и водители растворяются в воздухе.

На земле остаются только те, чья вера во Христа была недостаточно велика или кто вел не вполне добродетельную жизнь. Это как раз оставленные – те, кто был “оставлен”. Через некоторое время на землю возвращается антихрист, замаскированный под ангела мира (в книге антихрист появляется в образе генерального секретаря Организации Объединенных Наций Николае Карпатия). Через несколько лет усиливающегося противостояния происходит Армагеддон – последняя битва между Христом и антихристом, Иисус выходит победителем и восстанавливает царство бога на земле. (Согласно Книге Откровение (16:16), Армагеддон – это место последней битвы между Добром и Злом.)

История, рассказанная в “Оставленных”, основана на пророчествах из Книги Откровение Библии. Там говорится, что возвращение антихриста обманет людей, оставшихся на земле, и антихрист будет казаться им ангелом мира. Он попытается объединить все народы и создать мировое правительство для борьбы за мир. Все это будет происходить до того, как он откроет людям свою истинную злобную сущность. Поэтому неслучайно антихрист из романа является в образе Генерального секретаря Организации Объединенных Наций. Многие христиане-фундаменталисты в Соединенных Штатах видят в ООН символ мирового правительства антихриста и резко критикуют ее попытки разрешить политические проблемы на земле.

Цикл книг “Оставленные” был выпущен и в адаптированном виде для детей, и даже в виде видеоигры “Оставленные: игра”. В ней игроки пытаются либо спасти неверующих, либо убить их всех. (Заметим, что игрок получает больше очков за успешное спасение неверующего, чем за его убийство.)

Тим Ла Хэй еще и руководит исследовательским центром PreTrib Research Center (www.pre-trib.org), который пытается обнаружить признаки возвращения Иисуса на землю и подготовить нас к тяжелым лишениям, которым мы подвергнемся с приходом антихриста. Жена Ла Хэя также вовлечена в прохристианскую деятельность в Америке. Она основала организацию консервативных женщин “Обеспокоенные женщины Америки” (www.cwfa.org), которая выступает против феминизма, однополых браков и либеральных законов об абортах.

Небольшое количество христиан-фундаменталистов в Америке является постмилленаристами[143], и эта концепция уже близка к настоящему американскому талибану. (Слово “талибан” на языке пушту означает просто “студенты”, но сегодня им называют суннитское исламское фундаменталистское политическое движение в Афганистане.) Безусловно, эта группа очень мала, если сравнивать ее с огромным количеством всех американских христиан, но она реально существует.

Постмилленарист – это тот, кто считает, что христиане несут полную ответственность за восстановление христианского царства на земле. Только когда эта цель будет достигнута, Иисус вернется и возьмет всю власть на себя. Разница между премилленаристами и постмилленаристами кому-то может показаться незначительной, но, как мы вскоре увидим, на самом деле она очень велика.

В Соединенных Штатах постмилленаристское движение называется еще “христианским реконструктивизмом” (www. reformed-theology.org), и оно развилось в консервативных пресвитерианских кругах в 1970-х годах. Его основателем обычно считается Русас Джон (“Р. Дж.”) Рушдуни (1916–2001). Он написал ряд книг, самая известная из которых, вероятно, “Институты библейского права”. Сегодня движение представляют люди вроде Гэри Норта, главы Института христианской экономики, и Гэри Демара, главы лоббистской организации “Американское видение” (www.americanvision.org). На веб-странице этой организации написано:

Мы верим, что конечная цель истории состоит в собственноличном, телесном возвращении нашего Господа Иисуса Христа. Мертвые, верующие и неверующие, будут воскрешены и подвергнуты окончательному суду. Спасенные будут воскрешены в жизнь вечную, а те, кто отверг Христа, – обречены на вечное проклятие. Мы верим, что сегодня долг Церкви (христиан) – создавать и расширять Царство Христово, в котором Христос будет главой всего для всех людей.

Многие люди считают, что Марвин Оласки, старейшина пресвитерианской церкви, профессор и журналист, принадлежит к тому же движению, хотя это утверждение оспаривалось. В любом случае в своей книге “Сострадательный консерватизм” (2000) с предисловием бывшего президента Джорджа Буша – младшего он выступает в защиту неолиберальной формы экономики, а также, как это ни парадоксально, в защиту своего рода “социального выживания наиболее приспособленных”, что является, безусловно, неким подобием теории эволюции Дарвина, но примененной (неправомерно) к социальному обществу.

Теологическая основа этого движения состоит в описании условий возвращения на землю Иисуса. Христиане поставили себе задачу завоевать власть на земле, а в качестве закона утвердить библейские законы. Но Христос сможет вернуться на землю только тогда, когда большинство людей будет обращено в христианство, и установится царство божье.

Эту теологическую точку зрения часто называют теологией доминиона. Учение заимствовано из Ветхого Завета, в частности из Книги Бытия (1:28). Ключевой отрывок звучит следующим образом:

И благословил их Бог [Адама и Еву], и сказал им Бог: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею, и владычествуйте над рыбами морскими (и над зверями) и над птицами небесными (и над всяким скотом, и над всею землею), и над всяким животным, пресмыкающимся по земле[144].

Большинство христиан сегодня считают, что эти слова означают особую роль человека в сотворении мира, и поэтому человек должен управлять природой и животным миром и нести ответственность за них, а не подчинять их себе и не мучить.

Но в теологии доминиона эти слова интерпретируются по-другому. Ее адепты считают, что бог призывает христиан доминировать над всеми другими существами и объединять все народы мира с помощью единого закона божьего. Христианские реконструкционисты также убеждены, что 613 законов, изложенных в Пятикнижии (первых пяти книгах Ветхого Завета – книгах Моисея), обязательны для исполнения всеми людьми, независимо от их национальности, культуры и религиозной принадлежности. Пять книг – это Бытие, Исход, Левит, Числа и Второзаконие. Книга Бытия рассказывает о сотворении мира и самых ранних этапах истории, включая Всемирный потоп. В книге Исход описывается договор между Яхве и избранным народом Израиля. Книга Левит содержит предписания священникам относительно соблюдения ритуалов жертвоприношений и чистоты, а книга Чисел – еще ряд законов о ритуалах. Во Второзаконии декларируется важность веры в единого бога и содержатся законы относительно необходимости монотеизма.

Эти законы можно разделить на две основные группы: обрядовые и нравственные. Реконструкционисты верят, что Иисус освободил христиан от необходимости следовать всем обрядовым законам, поскольку в Новом Завете устанавливаются новые правила, которые заменяют старые. Однако нравственные законы Ветхого Завета все еще действуют в полном объеме. Эти законы, следовательно, должны сначала быть введены в действие в новом христианском обществе, которое будет образовано в Америке, а потом и в остальном мире. Только тогда может установиться царство божье, и только тогда Иисус сможет вернуться на землю.

С политической точки зрения все это означает, что христианские реконструкционисты пытаются навязать американскому федеральному правительству подчиненную роль в общественной жизни. Они считают, что именно христианские церкви должны взять на себя заботу о благосостоянии и образовании граждан, а американская Конституция должна быть приведена в соответствие с законами, изложенными в Ветхом Завете.

Такое радикальное изменение повлекло бы за собой множество очень серьезных последствий. В частности, все гомосексуалы были бы казнены, богохульство, прелюбодеяние и идолопоклонничество карались бы казнью, любая религиозная организация, не признающая законы Ветхого Завета, по определению была бы обвинена в идолопоклонничестве. Следование этим законам, конечно, должно было бы быть обязательным и для всех нехристианских религий, а также для либеральных ветвей христианства. Таким образом, в реконструктивистском обществе все члены таких организаций заслуживали бы смертной казни.

Права женщин быстро свелись бы к уровню прав, которыми раньше обладали в Америке рабы. На самом деле некоторые реконструкционисты хотели бы в соответствии с законами Моисея вновь ввести в структуру общества и рабство. Запретить все аборты, независимо от причины. Докторов, делавших аборты, приговаривали бы к смертной казни. Пенитенциарная система была бы отменена, ее заменила бы система “общественной расплаты”, предусматривающая наложение штрафа и принудительный труд для людей, совершивших незначительные проступки, и смерть для других.

Уильям О. Эйнвехтер – пастор, принадлежащий движению реконструкционистов, в 1999 году написал печально известную статью под названием “Побивание камнями непослушных детей”, в которой выступил за применение к непослушным детям смертной казни путем забивания камнями. Статью можно найти в журнале The Counsel of Chalcedon, изданном фондом Халкедон[145]. В подкрепление своей позиции Эйнвехтер цитирует следующий отрывок из христианской Библии (Второзаконие 21:18–21):

Если у кого будет сын буйный и непокорный, неповинующийся голосу отца своего и голосу матери своей, и они наказывали его, но он не слушает их, то отец его и мать его пусть возьмут его и приведут его к старейшинам города своего и к воротам своего местопребывания и скажут старейшинам города своего: “сей сын наш буен и непокорен, не слушает слов наших, мот и пьяница”; тогда все жители города его пусть побьют его камнями до смерти; и так истреби зло из среды себя, и все Израильтяне услышат и убоятся[146].

В более поздней статье пастор Эйнвехтер смягчил свою позицию, объяснив, что “ребенок” во Второзаконии может означать также молодого человека, который отказывается подчиняться родителям. Он разъяснил, что казнь через забивание камнями никогда не предполагалось применять к маленьким детям, только к детям-подросткам или молодым людям, которые уже могут отвечать за свое поведение.

Христианских реконструкционистов среди американских христиан ничтожное количество, и, к счастью, на американскую политику сегодня они практически не влияют. Но и консервативные христиане могут быть не меньшими экстремистами, а вот они уже имеют или, по крайней мере, недавно имели значительное влияние. Хороший пример – покойный телевизионный проповедник Джерри Фолвелл (1933–2007).

В своей книге “Ядерная война и второе пришествие Иисуса Христа” Фолвелл писал: “У тех, кто не последует за Иисусом, вытекут глаза и сгорит плоть”, или еще: “Иисус покарает неверующих”. В 2004 году Фолвелл основал влиятельную группу лоббистов под названием Коалиция морального большинства (предшественницу этой группы – “Моральное большинство” – он сформировал еще в 1979 году). Организация всеми доступными ей средствами ведет борьбу с абортами и гомосексуализмом, а также пытается установить запрет на “антисемейную пропаганду”. Фолвелл также открыто критиковал светский гуманизм и однажды заявил:

Мы боремся против гуманизма, мы боремся против либерализма… мы боремся против всех сатанинских систем, которые сегодня разрушают нашу нацию… Наша битва ведется с самим сатаной.

Фолвелл также выступил со следующим печально известным заявлением о СПИДе: “СПИД – это не просто Божье наказание для гомосексуалов; это Божье наказание для толерантного к гомосексуалам общества”.

У Фолвелла была предельно ясная точка зрения на роль, которую религия должна играть в политике:

Идея о несовместимости религии и политики принадлежит дьяволу, который стремится убрать христиан из управления их собственной страной[147].

Другой влиятельной фигурой, находящейся на стыке христианского реконструкционизма и более традиционного фундаментализма, является Пэт Робертсон, основатель лоббистской группы под названием Христианская коалиция Америки (www.cc.org). В 1992 году в Айове, чтобы собрать средства на кампанию по противодействию принятию поправки о равных правах в законодательство штата, Робертсон написал письмо своим сторонникам, в котором заявил следующее:

Феминистская повестка дня не о равных правах для женщин. Речь идет о социалистическом антисемейном политическом движении, которое побуждает женщин оставлять своих мужей, убивать своих детей, заниматься колдовством, разрушать капитализм и становиться лесбиянками.

Большинство людей за пределами Америки совершенно не подозревают о росте христианского фундаментализма в мире. Им намного проще замечать фундаментализм в “чужих религиях”, таких как ислам, и испытывать страх перед ними. Люди, живущие за пределами Америки, испытывают ужас перед талибами в Афганистане и исламистскими джихадистами в Сирии и Ираке, но мы только что видели, что и в “христианских странах” есть религиозные направления, которые могут быть столь же устрашающими.

Однако у этих пугающих религиозных течений есть одно важное отличие: организованные христианские фундаменталисты в Америке, несмотря на фанатичную преданность своему суровому богу, не устраивают террористических атак, в которых умирают школьники, и не взрывают себя и других с помощью поясов шахидов, по крайней мере пока. Будем молиться, чтобы этого не произошло.

Интерлюдия. О человеческих страданиях и медицинской практике

Как далеко должны зайти люди в своих попытках управлять природой? Этот вопрос снова и снова возникает сегодня при обсуждении таких тем, как внедрение органического сельского хозяйства или безопасность генетически модифицированных продуктов. Однако в предыдущие века этот вопрос чаще всего возникал при обсуждении роли медицины в борьбе с болезнями человека.

Многочисленные христианские церкви часто хотели замедлить или остановить развитие медицинских исследований. Например, в Средние века и в эпоху раннего Возрождения католическая церковь решительно выступала против вскрытия трупов. Считалось, что когда настанет Судный день, произойдет физическое воскрешение, и если тело человека подвергалось вскрытию, даже всемогущему богу будет трудно восстановить поврежденное тело в его первозданном виде. Однако когда “непогрешимый” Святой престол наконец осознал, как много медицинская наука получила от вскрытий, он отказался от этой позиции.

Другой исторический пример – оспа и отношение некоторых христианских церквей к вакцинации. Известная еще с античных времен, оспа очень быстро распространяется и приводит к эпидемиям. (Теперь мы понимаем, что оспа чрезвычайно заразна, потому что вирус переносится микроскопическими каплями, распространяющимися по воздуху.) Смертность от оспы в старину была очень высокой, а выжившие после нее часто оказывались сильно изуродованными.

Первая вакцина против оспы была разработана в конце XVIII века в Англии Эдвардом Дженнером, который случайно обнаружил, что доярки, переболевшие коровьей оспой, имеют иммунитет к обычной оспе. Жидкость в пузырьках, которыми покрывается кожа животных при коровьей оспе, содержит вирус коровьей оспы, и его можно извлечь оттуда и ввести в человека. Эта процедура получила название “вакцинация” (от латинского vacca – “корова”).

Несмотря на эту потрясающую удачу, вначале и католическая, и протестантская церкви были против вакцинации. Их аргумент основывался на тезисе о том, что простым смертным никогда не следует пытаться вмешиваться в волю божью. Если кто-то заболеет оспой, а затем умрет (или выживет), значит, на то воля бога. Людям ни в коем случае не следует пытаться вмешаться в управление всевышним жизнью и смертью.

В конце концов, однако, церкви прислушались к голосу разума и признали допустимым вакцинирование от оспы. Но так и не признали, что были неправы, – просто сдались под давлением общественного мнения. А ведь преимущества вакцинирования стали абсолютно очевидны всем, поскольку заболеваемость оспой оказалась намного ниже в тех районах, где вакцинация проводилась. В 1980 году Всемирная ассамблея здравоохранения официально заявила, что благодаря вакцинации оспа на нашей планете успешно искоренена.

Еще один исторический пример – применение анестезии при операциях и позиция церкви в этом вопросе. В 1847 году британский врач Джеймс Янг Симпсон предложил использовать хлороформ в качестве анестетика. Пациентов стало возможно обезболивать или усыплять во время операций, что, конечно, было фантастическим достижением. До этого хирурги использовали для этой цели алкоголь или просто привязывали пациента к операционному столу.

И все же христианские церкви выступили с протестами против использования анестезии при родах. Причина заключалась в том, что Библия описывает событие в Раю, которое рассердило Бога: Ева съела яблоко с древа познания (которое и наделило ее даром познания), а затем хитростью заставила и Адама съесть его. Бог наказал Еву за этот тяжкий проступок, сказав ей: “Умножая умножу скорбь твою в беременности твоей; в болезни будешь рожать детей”[148].

В Англии и Шотландии бушевали ожесточенные баталии по поводу права женщин на анестезию при очень болезненных родах, в частности при кесаревом сечении. В этом случае жестокость церкви пресекла королева Елизавета I. Будучи весьма решительной женщиной и, кроме того, матерью нескольких детей, она выступила против позиции церкви в этом вопросе.

Сегодня мы видим похожие тенденции в яростном религиозном противодействии церкви решению острых старых и новых медицинских проблем, таких как аборты, эвтаназия, исследования стволовых клеток и тесты на генетические дефекты плода. Благодаря фундаментальным исследованиям современная медицина фантастически быстро развивается, и этот взрывной рост знаний и возможностей, естественно, порождает различные совершенно новые этические дилеммы для всех людей, независимо от их религиозных взглядов. По этой причине даже в светских обществах людям в ближайшем будущем придется занимать определенную позицию в отношении многих острых вопросов медицинской этики.

Как мы должны относиться, скажем, к суррогатному материнству или к диагностике генетических дефектов плода, когда он еще находится в утробе матери? Или к созданию ДНК-карт, помогающих страховым компаниям распознать людей с повышенным риском заболеваний и под этим предлогом продать им более дорогие страховки? Или к разработке лекарств, развивающих интеллект, и тому подобному? Неважно, каких взглядов мы придерживаемся, прогресс медицины заставит нас отвечать на множество новых, трудных вопросов, поскольку время неумолимо движется вперед.

Глава 10

Сражение за наше происхождение

Об эволюции, креационизме и лженауке

Мы оказались здесь, в этом мире потому, что у странной группы рыб возникло своеобразное строение плавников, которые смогли превратиться в ноги земных существ; потому что земля так и не замерзла полностью во время ледникового периода; потому что небольшие и слабые существа, появившиеся в Африке четверть миллиона лет назад, всеми правдами и неправдами до сих пор умудряются выживать. Мы можем постараться получить “более научный ответ”, но его не существует.

Стивен Джей Гулд

Как мы уже видели, сегодня Соединенные Штаты являются полем битвы, где все соперничающие друг с другом мыслимые и немыслимые религиозные направления находятся в состоянии постоянной смертельной борьбы за выживание и популярность. Конечно, у этой истории войн есть и обратная сторона: в Соединенных Штатах существует множество социально-ориентированных альтруистических организаций, среди которых есть религиозные и нерелигиозные, и они выполняют достойную восхищения работу, помогая нуждающимся и больным. Ведь в США экономическое неравенство огромно, а система социальной защиты чрезвычайно ненадежна.

Но именно в Соединенных Штатах война между наукой и лженаукой (поощряемой религией) ведется наиболее ожесточенно и кроваво. И это происходит в стране, которая была основана поселенцами, отчаянно добивавшимися полного отделения церкви от государства. Как понять этот парадокс?

Техасец Том Делэй, который в течение двух лет (2003–2005) был лидером республиканского большинства в палате представителей, дал своеобразное объяснение ужасающей бойне, произошедшей в 1999 году в средней школе Колумбайн в Колорадо (см. потрясающий документальный фильм Майкла Мура “Боулинг для Колумбины”), в которой два старшеклассника хладнокровно убили двенадцать своих одноклассников и одного учителя:

Наши школы учат наших детей тому, что они – не что иное, как обычные обезьяны, которые эволюционизировали[149] [слово, придуманное самим Делэем] из некоего первозданного бульона из грязи.

Делэй имел в виду, что на уроках биологии в средней школе Колумбайн изучалась теория эволюции видов Дарвина, а не история сотворения мира, описанная в Библии. (Между прочим, в 2005 году Томас Делэй покинул палату представителей после обвинений в отмывании денег и участии в тайной организации.)

В 2001–2009 годах президентом был Джордж Буш – младший, христианин-литералист[150]. Его преемник Барак Обама, напротив, был не особенно религиозен (по крайней мере, есть веские причины так считать), и, кроме того, мать Обамы называла себя светским гуманистом. Это подтвердил и сам Обама: в автобиографических мемуарах “Мечты моего отца” он написал, что его мать была “сторонницей светского гуманизма”. На практике, однако, для любого американского политика выразить хоть малейшее сомнение в существовании бога означает почти что совершить акт самоубийства, и Обама, баллотировавшийся в президенты, принял эти условия игры и часто говорил о себе как о верующем человеке.

Но так было не всегда. Американская конституция писалась в конце XVIII века группой мужчин (женщин среди них не было), и некоторые из них явно были настроены скептически в отношении религии. В документе особое внимание уделялось отделению религии от политики. Согласно первой поправке к Конституции (1791), правительство США не должно занимать позицию ни за, ни против любой религии или религиозной идеологии. В частности, в ней говорится:

Конгресс не должен принимать никакие законы, как поддерживающие определенную религию, так и препятствующие свободе вероисповедания.

Четверо из этой группы отцов-основателей в итоге стали первыми президентами Соединенных Штатов, а именно Джордж Вашингтон, Джон Адамс, Томас Джефферсон и Джеймс Мэдисон. Все эти политические лидеры, чья жизнь окутана мифами, относились к религии весьма скептически и хотели ограничить ее влияние в политической сфере.

Эти президенты резко критиковали религию, когда она затрагивала политику, мораль и даже природу познания. Нетрудно найти цитаты из речей этих выдающихся деятелей американской истории, которые, будь они произнесены в сегодняшней Америке, вызвали бы огромный скандал. Вот несколько примеров:

Религиозные споры всегда порождают большее раздражение и непримиримую ненависть, чем споры, возникающие по какой-либо другой причине.

Джордж Вашингтон

Раз двадцать в последнее время за чтением я был близок к тому, чтобы воскликнуть: “Это был бы лучший из всех возможных миров, если бы в нем не было религии!”

Джон Адамс

Придет день, когда к мистическому зачатию Иисуса в утробе девственницы, отцом которого является Высшее Существо, будут относиться так же, как к мифу о зарождении Минервы в мозгу Юпитера.

Томас Джефферсон

Религиозное рабство сковывает и ослабляет ум, делая его непригодным для решения любой благородной задачи.

Джеймс Мэдисон

Подобные просвещенные идеи на протяжении многих десятилетий были стандартом в американском обществе. Однако в сегодняшней Америке такая точка зрения перестала пользоваться уважением. История американского общества – это в том числе история 150-летнего противостояния и бесконечных столкновений между теми, кто воспринимает Библию буквально, и теми, кто считает истории, описанные в ней, метафорами и мифами. Сегодня, в частности, идет очень серьезная борьба между теми, кто считает убедительным объяснение происхождения видов путем эволюции, и теми, кто верит в библейский рассказ о сотворении мира. И, как это часто бывает в Соединенных Штатах, эта борьба иногда ведется в судах.

Однажды вечером в декабре 1831 года корабль королевских военно-морских сил “Бигль”, на борту которого находился 22-летний Чарлз Дарвин (1809–1882), вышел из английской гавани Плимута. В течение пяти лет он плавал по всему Южному полушарию, и все это время молодой Дарвин везде, где ему только предоставлялась возможность, с жадностью изучал все виды флоры и фауны, попадавшие в поле его зрения. Много лет спустя, в 1859 году, он опубликовал революционный труд “Происхождение видов с помощью естественного отбора”, основанный на материале, собранном во время его пятилетнего путешествия.

Впервые в истории науки была представлена теория, которая непротиворечивым образом объясняла, как на Земле появились животные и люди, причем абсолютно без вмешательства какой-либо высшей силы. По мысли Дарвина, существование творца было возможно, но не обязательно. Больше не было необходимости в боге ни с большой буквы, ни с маленькой. Идея о том, что человечество произошло от неких мифических Адама и Евы, живших в Эдемском саду, казалась Дарвину крайне маловероятной. На самом деле наиболее вероятная гипотеза, по его мнению, заключалась в том, что люди произошли от обезьян.

Эту концепцию многие религиозные люди сочли глубоко оскорбительной и чрезвычайно опасной. В начале XX века в США вышла серия брошюр под названием “Основы: свидетельство истины”. Это был ответ на теорию эволюции Дарвина, а также на растущий интерес к естественнонаучным идеям. Отсюда возникло религиозное движение, получившее название “фундаментализм”, целью которого было возвращение к абсолютной вере в истинность Библии. Для фундаменталистов Чарлз Дарвин стал символом угрозы, которую естественные науки представляют для религии в целом и правдивости Библии как слова божьего в частности. Эволюционное объяснение происхождения человека Дарвином они посчитали несовместимым с буквальным толкованием Библии и, следовательно, безбожным, разрушительным и аморальным.

Теория, согласно которой люди были созданы именно так, как описано в Библии, называется креационизмом (часто пишется с большой буквы “К”, особенно приверженцами), и во всем мире сегодня существует множество версий этого учения. Изложение самой классической и наиболее близкой к Библии принадлежит перу ирландского архиепископа Джеймса Ажура, жившего в XVII веке. Он тщательно исследовал тексты Ветхого Завета и, исходя из них, рассчитал, что Земля была создана в 4004 году до нашей эры. (На самом деле его расчеты были еще более точными. Он подсчитал, что Земля была создана в субботу, 22 октября 4004 года до нашей эры, ровно в 20:00. Если вы привыкли вставать рано, для вас это был бы довольно сложный день!) По мнению фундаменталистов, буквально верящих во все, что написано в Библии, весь человеческий вид произошел от Адама и Евы, и, соответственно, человечеству всего 6 тысяч лет. Над противоположным мнением – происхождением людей от обезьян – они просто посмеиваются как над забавной сказкой.

Но людям со светскими взглядами на жизнь и некоторыми базовыми знаниями о том, как работает наука, именно креационизм кажется чистой чепухой. Однако как в исламе (в котором история сотворения мира практически повторяет христианскую), так и в евангелическом христианстве креационизм имеет сильных сторонников по всему миру, причем особенно их много в Соединенных Штатах.

Первая половина 1920-х годов в Соединенных Штатах ознаменовалась крупными социальными потрясениями и резким изменением системы ценностей. Молодые люди стали танцевать джаз, экспериментировать с абстрактным искусством и обсуждать различные модные теории – не только теории Дарвина о происхождении человечества, но и теории Зигмунда Фрейда, касающиеся сексуальности и влечений, скрывающихся в нашем подсознании.

Традиционалисты пришли в ужас, они решили, что теория эволюции сделала идею бога излишней и тем самым подорвала мораль и устранила любую мотивацию для нравственного поведения. Чтобы помешать таким отвратительным, с их точки зрения, представлениям закрепиться в обществе, они попытались использовать юридические методы. Так, в марте 1925 года в штате Теннесси был принят закон, запрещавший учителям “преподавать любую теорию, отрицающую историю божественного творения по Библии, и учить тому, что человек произошел от низших животных”.

Летом того же года в деревне Дейтон, штат Теннесси, 24-летний учитель биологии по имени Джон Скоупс был обвинен в том, что преподавал дарвиновскую теорию эволюции. Суд над Джоном Скоупсом открыл достопочтенный Уильям Дженнингс Брайан, известный политик, который трижды баллотировался в президенты, а кроме того, был христианским фундаменталистом и адвокатом, широко известным своими пламенными речами. Он возглавил крестовый поход против безбожной теории эволюции. На суде над Скоупсом Брайан произнес знаменитую фразу: “Если эволюция победит, христианство исчезнет!” В ответ адвокат Скоупса, не менее известный юрист Кларенс Дэрроу, заявил: “Судят не Скоупса – под судом сама цивилизация!” Все это сделало этот суд символической битвой между современностью и традиционализмом. Средства массовой информации с большим интересом следили за происходящим, и вскоре дело против Скоупса прозвали “Обезьяним процессом”.

И этот “Обезьяний процесс”, благодаря средствам массовой информации, быстро превратился в грандиозный спектакль, периодически напоминавший фарс. Когда однажды Брайан встал в зале суда и со всей страстью стал обвинять эволюционистов в том, что они утверждают, что люди произошли даже не от американских обезьян, а от обезьян Старого Света, журналисты зашлись от восторга, хотя в большинстве сочувствовали Скоупсу. Порой все действо напоминало цирк. Когда Брайан витийствовал, его заклятый враг Кларенс Дэрроу изо всех сил старался привлечь внимание присяжных с помощью столбика пепла на кончике раскуриваемой им сигареты, который становился все длиннее и длиннее и при этом не падал (хитрый Дэрроу внутрь своей сигареты вставил жесткую проволочку, которая удерживала пепел в воздухе, и со стороны казалось, что тот висит в воздухе сам по себе). В конце концов учитель Скоупс был признан виновным и приговорен к выплате штрафа. Но вне зависимости от того, был бы он признан виновным или нет, после суда у него стало намного больше сторонников.

Крестовый поход христианских фундаменталистов против эволюционной теории Дарвина стремительно набирал обороты. Между 1925 и 1928 годами они развязывали сражения снова и снова, и кончались эти баталии по-разному. После того как Скоупс был признан виновным, штаты Арканзас и Миссисипи вслед за штатом Теннесси ввели законы, запрещающие преподавание эволюционной теории в школах.

В 1968 году начался очередной судебный процесс в серии непрекращающихся сражений между теорией эволюции и креационизмом, и на этот раз христианским фундаменталистам пришлось испытать величайшее поражение в их истории, и все благодаря американской Конституции. Таким образом, антиклерикализм первых американских президентов одержал триумфальную победу.

Закон штата Арканзас, запрещавший преподавание “теорий, утверждающих, что человек произошел от обезьяны”, спровоцировал Сьюзан Эпперсон, учительницу школы, расположенной в этом штате, на смелый шаг. Она оспорила закон штата, утверждая, что тот противоречит федеральной конституции. Этот иск был рассмотрен Верховным судом США, и Эпперсон выиграла дело. Суд установил, что закон штата Арканзас нарушает первую поправку к федеральной конституции (Эпперсон против штата Арканзас, 1968).

Фундаменталисты отступили и стали зализывать раны. Постепенно была сформулирована новая стратегия. Вместо того чтобы пытаться запретить учение о нашем происхождении от обезьян, они выдвинули идею о том, что следует преподавать в школах оба учения – и эволюцию, и креационизм. Были придуманы словосочетания “наука о сотворении” и “научный креационизм”, которые как бы указывали на то, что речь идет о научной теории, не менее обоснованной, чем теория эволюции. Цель состояла в том, чтобы показать, что существуют две конкурирующие научные теории, и, следовательно, школы должны преподавать их обе.

В 1987 году эта новая стратегия была испытана в Луизиане, и результатом стал новый закон, провозгласивший, что теорию эволюцию нельзя преподавать в школах, если там не будет преподаваться также “учение о сотворении”. Но когда Верховный суд проверил конституционность этого закона, было доказано, что он противоречит Конституции США, и поэтому он был отменен. И снова креационисты проиграли битву.

Но как же креационизму удается выживать? Почему так много христиан-евангелистов и благочестивых мусульман по всему миру так яростно выступают против теории эволюции? Дело не в том, что в теории эволюции множество пробелов или что она противоречит здравому смыслу. Есть научные теории, которые противоречат здравому смыслу в гораздо большей степени (например, квантовая механика или космология) и в которых многие вопросы пока остаются без ответа.

Но теория эволюции ставит под сомнение один из базовых аргументов в пользу веры в существование бога-творца, и это подрывает самые основы религиозности. Действительно, если рекомбинация генов и естественный отбор могут объяснить все разнообразие флоры и фауны на Земле, включая людей, тогда нет необходимости в боге-создателе, который якобы сотворил человека. Законы природы просто не нуждаются в такой сущности, как бог.

В 1990 году в ответ на неудачи, постигшие креационистов в 1970–1980-х годах, в Сиэтле был основан новый христианский аналитический центр под названием Discovery Institute (Институт открытий), основной целью которого стали поиски новой стратегии для внедрения креационизма в американские школы. Эту цель он пытается достичь и сегодня. На веб-сайте института (www.discovery.org/about/programs) можно найти тексты, в которых определяются его задачи. В частности, мы можем прочитать следующее:

Научные теоретические и экспериментальные исследования привели к ошеломляющему прогрессу в наших знаниях об окружающем мире, но также они привели к росту злоупотреблений авторитетом науки, поскольку так называемые новые атеисты использовали науку для распространения материалистического мировоззрения, отрицания свободы и человеческого достоинства и блокировки независимых исследований. Наш Центр науки и культуры создан для защиты независимых исследований. Он также пытается противостоять материалистической интерпретации науки, демонстрируя, что жизнь и Вселенная являются результатом осуществления разумного замысла, и бросая вызов материалистической концепции самозарождающейся и самоорганизующейся Вселенной и дарвиновскому взгляду на то, что жизнь развилась в результате случайного и бесцельного процесса.

Мировоззрение научного материализма противопоставлялось традиционной вере в существование бога, иудео-христианской этике и присущим человеку свободе и достоинству. Поскольку оно отрицает реальность бога, идею создания человека по образу божьему и объективный нравственный закон, оно отрицает и значимость религии для общественной и политической жизни.

Хотя современные открытия в биологии и экологии позволили нам лучше понять важность других существ, эти же открытия иногда неправильно используются для пропаганды важности “прав животных”, ставя благополучие животных выше благополучия людей. Наш Центр уникальности человека противостоит псевдонаучному принижению человеческого достоинства, защищая уникальность людей – то, что мы называем исключительностью человека в политике и практике в сфере здравоохранения, в охране окружающей среды и в научных исследованиях.

Институт открытий использует новую стратегию: если американская конституция запрещает влияние религии на школьное образование, следует внушать сомнение в правильности теории эволюции, но так, чтобы полностью избегать ссылок на Библию или другие религиозные учения. Идея такая: если аргументам в защиту креационизма придать чисто научный вид и таким образом подать креационизм как подлинно научную теорию, а не как библейское учение, можно устранить противоречие с американской конституцией и включить его в школьные программы.

Поэтому термин “креационизм” был отброшен и заменен новым – “разумный замысел”. Предполагалось, что это будет строго научная теория происхождения видов, в том числе человека – некая научная альтернатива теории Дарвина. Новая теория утверждала, что сложные биологические организмы могли быть созданы только разумным создателем, но не уточнялось, было ли это могущественное существо богом или какой-то другой таинственной силой. Авторы теории прилагали все усилия, чтобы опять не попасться в ловушку и не начать очередное сражение с американской конституцией.

Основная идея разумного замысла примерно следующая. Биологические организмы настолько сложны и так гениально устроены, что они не могли возникнуть в результате процессов, подобных тем, которые описал Дарвин – с постоянными генетическими мутациями и естественным отбором из множества вариаций самых приспособленных. Возникновение жизни путем эволюции – такой жизни, какой мы ее видим на Земле, – слишком маловероятно, и поэтому все эти сложные функции и организмы должны были быть изобретены, чтобы служить какой-то цели. Поэтому за кулисами земной жизни должен существовать творец, гениальный разум.

В этом контексте чаще всего приводится пример глаза, в котором все его составляющие должны взаимодействовать, чтобы обеспечить возможность организма видеть. Сторонники разумного замысла утверждают, что все эти части глаза должны были возникнуть одновременно. Случайные вариации в сочетании с естественным отбором не могли привести к образованию функционирующего глаза, по крайней мере так они считают.

Однако шведские исследователи Дан Нильссон и Сюзанна Пелгер убедительно показали, что и такой сложный орган, как глаз, может развиться в результате эволюции. (Если вы умеете читать по-шведски, вы можете прочитать газетную статью от 8 апреля 2007 году в издании Dagens Nyheter: www.dn.se/nyheter/vetenskap/blackfiskens-ogon-en-gata.) Нильссон и Пелгер показали, как светочувствительный участок кожи может постепенно превратиться в полноценно функционирующий глаз с линзой. На самом деле такое превращение может произойти даже относительно быстро. Оказывается, для выполнения этого процесса потребуется около 400 тысяч поколений, что может показаться некоторым читателям гигантским временем, но с точки зрения эволюции это мгновение ока (каламбур!).

Институт открытий очень эффективно ведет две крупные кампании, пропагандирующие теорию разумного замысла: одна направлена на изменение мнения общественности и средств массовой информации, а другая – на оказание влияния на политиков и школьные советы.

При этом утверждается, что разумный замысел является научной теорией, а также что среди исследователей идет активно продолжающийся научный спор сторонников теории эволюции, с одной стороны, и сторонников теории разумного замысла – с другой. И из этого следует, что необразованные школьники должны иметь право узнать об обеих соперничающих теориях и выбрать лучшую из двух, поскольку именно так современная наука “эволюционирует”. Выживает теория, лучше описывающая действительность!

Предложение школам преподавать конкурирующие теории и позволять ученикам выбирать между ними звучит вроде бы мудро: предоставить детям, так сказать, шведский стол с научными теориями и предложить выбрать между ними, предупредив при этом, что пока окончательно неясно, кто прав. Но эта идея ведет нас по скользкой дорожке. Должны ли учителя на уроках географии предлагать беспристрастный выбор между теориями круглой и плоской Земли? Должна ли на уроках физики в школах преподаваться и астрономия, и астрология? Химия и алхимия? Медицина и шаманизм? Следует ли уделять отрицателям Холокоста равное время с теми, кто рассказывает правдивую историю Второй мировой войны? Где нужно остановиться? На такие вопросы есть только один разумный ответ: в школах должны преподаваться только теории, прошедшие суровый научный анализ и выдержавшие его, а не случайный набор идей.

Но креационисты утверждают, что никакой процесс постепенной эволюции не мог привести к той феноменально сложной организации, которую мы наблюдаем у животных и людей. В качестве одного из наиболее часто используемых аргументов приводится следующий образ:

То, что слепые силы природы, действуя без всякой цели, могут породить чрезвычайно сложные сущности, подобные нам, людям, также невероятно, как торнадо, пронесшееся по свалке и унесшее с собой тысячи случайных кусков мусора, а затем сбросившее их на землю уже в виде идеально сконструированного пассажирского самолета Boeing 747.

К сожалению, приведенный аргумент основан на грубом искажении того, как работает эволюция. Это можно проиллюстрировать с помощью следующего мысленного эксперимента. Предположим, вы держите в руке двадцать кубиков и бросаете их на стол перед собой. Каковы шансы, что вам выпадут двадцать шестерок?

Конечно, для одного кубика шанс выпадения шестерки равен одной шестой. Шанс бросить все двадцать кубиков так, чтобы на них выпала цифра шесть, бесконечно мал, точнее, один из шести в двадцатой степени. Это крошечное число, равное 1/3,656,158,440,062,976. Если бы вы бросили все двадцать кубиков за одну секунду, а затем повторяли бы процесс снова и снова, вам пришлось бы бросать кости более 100 миллионов лет, чтобы у вас возник разумный шанс получить шестерки на всех двадцати кубиках одновременно.

Но эволюция работает не так. Представьте, что у вас есть набор из двадцати кубиков, и каждый раз, когда вы их бросаете, вы можете откладывать те кубики, на которых выпала шестерка. Возможно, при первом броске вы получите три шестерки из двадцати возможных. Итак, вы откладываете их и бросаете оставшиеся семнадцать кубиков. На этот раз, может быть, вы получите всего одну шестерку. Вы откладываете и этот кубик и бросаете оставшиеся шестнадцать. На этот раз могут выпасть еще две шестерки. И так далее. Таким образом, чтобы достичь цели – получить двадцать шестерок – вы затратите порядка минуты или около того, а не 100 миллионов лет.

И именно так и работает эволюция: продвигаясь вперед постепенно, пользуясь каждым небольшим шажочком на пути прогресса. Допускаются небольшие вариации и из них отбираются самые удачные. Образ торнадо, беспорядочно подбирающего разные куски мусора, из которых получается идеальный реактивный самолет, абсолютно неадекватен. Он не просто вводит в заблуждение, но вводит в заблуждение преднамеренно. А это интеллектуально нечестно. На самом деле это интеллектуальная нечестность высшей степени.

В 2005 году в Соединенных Штатах возникло еще одно судебное дело, связанное с битвой между религией и наукой. Оно стало результатом решения школьного округа Дувра, штат Пенсильвания, преподавать разумный замысел в качестве альтернативы теории эволюции на уроках биологии (Китцмиллер и др. против школьного округа Дувра, 2005). После шестинедельного судебного разбирательства был вынесен приговор, и наука победила[151].

Школьный совет Дувра действовал почти сектантскими методами, включавшими ложь, манипуляции и угрозы. Некоторые члены совета зашли еще дальше: нарисовали генеалогическое древо Чарлза Дарвина на большом листе бумаги, а затем изображение сожгли.

В суде все выплыло наружу, и, завершая заседание, судья отметил, что, к сожалению, на это разбирательство было потрачено впустую много денег честных налогоплательщиков и человеческих ресурсов.

Все попытки завернуть библейский рассказ о сотворении мира в научную обертку оказались тщетными. Сами члены суда присяжных продемонстрировали это очень элегантно, не приняв ничью сторону в вопросе о существовании всемогущего творца. Они обосновали свои решения, используя следующий аргумент.

Фундаментальное требование к любой научной теории состоит в возможности ее проверки и опровержения. Чтобы теорию можно было опровергнуть, нужно показать, с помощью каких доказательств это можно сделать. Но ни один из сторонников разумного замысла не смог объяснить, какие научные эксперименты, открытия, тесты или логические рассуждения могли бы опровергнуть идею разумного замысла. А значит, это не научная теория. Члены суда присяжных в Дувре не заняли позицию ни за, ни против существования всемогущего творца, они просто отметили, что этой теории нет места на уроках биологии.

В итоге было дано следующее определение: теория разумного замысла не является научной теорией, и ей не место в научном образовании.

Помимо этого, участники движения в защиту разумного замысла попытались обнаружить лазейки и изъяны в теории эволюции. Один из их основных аргументов состоял в том, что в переходах между видами существуют пробелы или недостающие звенья. Однако такой аргумент основывался на двух фундаментальных недоразумениях.

Во-первых, нет ничего удивительного в том, что не нашлось каких-то окаменелостей или других типов вещественных доказательств, документирующих каждую маленькую ступеньку эволюции от одного вида к другому. Если бы все это сохранилось, это было бы чудом вроде того, как если бы были зафиксированы все моменты падения каждого листа с каждого дерева на Земле за последний миллиард лет. Нам не нужна такая подробная запись, чтобы поверить, что листья на всех этих деревьях действительно падали.

Во-вторых, просто существование пробелов в летописи окаменелостей никоим образом не подтверждает теорию разумного замысла. На самом деле даже если бы теория эволюции была полностью опровергнута, это не обязательно подтвердило бы правдоподобность разумного замысла. Это просто показало бы, что должен быть какой-то другой способ объяснить происхождение видов, а не тот, в который мы верим сегодня.

У Института открытий, создавшего современную теорию разумного замысла, совсем иная, тайная миссия – навязать школам обучение религиозному, а вовсе не научному объяснению происхождения видов, и это как раз то, что американская конституция не разрешает.

В действительности суд обнаружил среди внутренних документов института декларацию, в которой была четко сформулирована стратегия, и в ней говорилось, что миссия движения за разумный замысел состоит в том, чтобы “победить научный материализм и его моральные, культурные и политически разрушительные последствия, объяснив, что природа и люди были созданы богом”. Сложно сформулировать это четче. Теория Дарвина о происхождении видов считается ее противниками неэтичной, аморальной и безбожной, а теория эволюции – атеистической, то есть отрицающей существования бога.

Но такие рассуждения основаны на глубоком недоразумении: теория Дарвина не отрицает возможность существования бога – она отрицает только необходимость его существования.

В Швеции тоже есть креационисты – в основном мусульмане и христиане, принадлежащие к шведским свободным церквям (например, Pingstkyrkan – евангелической христианской секте, отличной от лютеранской ветви церкви, которая в течение четырех столетий была шведской государственной церковью, но по состоянию на 1 января 2000 года ею уже не являлась). Шведское креационистское общество под названием “Генезис”, возглавляемое Андерсом Гердеборном, состоит из множества креационистских движений.

Другой выдающийся креационист на шведской сцене – Матс Молен, возглавляющий креационистский музей под названием “Доисторический мир” (Den Förhistoriska Världen) в северном городе Умео. Когда-то Молен был также лидером “Генезиса”, но сейчас отошел от руководства и в основном ездит по Швеции и рассказывает о креационизме в школах и других учебных заведениях.

На сайте музея (www.dinosaurier.nu) якобы в чрезвычайно открытой манере излагается точка зрения креационистов:

Немного философии

Прежде всего мы хотим, чтобы посетители нашего музея начали мыслить критически, а не просто принимать на веру то, что говорят различные авторитеты (включая то, что говорится в материалах нашего музея). Это основа социализации всех людей, а также основа демократии, и она включает уважение к мнению других, даже если вы не разделяете его. (Если бы у всех нас были одинаковые взгляды, возникло бы подозрение, что это результат промывания мозгов!)

Поэтому мы приветствуем обсуждение различных вопросов. Мы выступаем против любой дискриминации и снобизма, когда кто-то рассуждает, сидя в башне из слоновой кости (то есть считает себя лучше других и по этой причине не желает участвовать в обсуждении).

Если вы хотите разобраться в вопросах происхождения Земли глубже, мы готовы детально обсудить различные интерпретации (только если вы хотите этого обсуждения). Исследования, связанные с конкретными проблемами, часто имеют прямое практическое приложение к реальной жизни, например, при строительстве мостов или производстве лекарств, они проходят постоянную проверку и поэтому нельзя сделать слишком много ошибок. Но мы живем на Земле независимо от того, какова история зарождения жизни, и альтернативные объяснения прошлого и нашего происхождения нечасто ведут к немедленным практическим следствиям. Это можно наблюдать, например, в дискуссиях, ведущихся в научной литературе.

Но вопрос о происхождении – это, по сути, религиозный или философский вопрос, и все зависит от того, атеист вы или верите в Творца. Поэтому этот вопрос по разным причинам для многих людей является особенно чувствительным, более того, некоторые люди даже отказываются обсуждать свою веру. Мы понимаем эту позицию и уважаем ее, но мы готовы поднимать и обсуждать даже эти сложные вопросы и делать это непредвзято.

К сожалению, многие люди считают свою веру или религиозные взгляды “научными” или основанными на “фактах”. Вы можете верить, что ваша вера научно обоснована. Однако если вы хотите представить эту свою веру в виде догмы, не позволяя никому критически анализировать и оспаривать ее, но при этом называть ее наукой или теорией, основанной на фактах, возникает проблема. Музей выступает против такого недемократического и ненаучного подхода.

Сложные вопросы

Музеем “Доисторический мир” (Den Förhistoriska Världen) управляет внеконфессиональная христианская ассоциация, которая работает со всеми, кто хочет сотрудничать и отваживается обсуждать сложные вопросы. Но на обсуждение сложных вопросов решаются не все, поэтому мы предлагаем помочь вам начать разговор!

Мы НЕ верим в то, что жизнь бессмысленна, как в последнее время стали утверждать многие ученые и авторы учебников. Эта точка зрения определяется часто бессознательным смешением научного метода (то есть метода исследования мира и Вселенной) с философией и религией, которые утверждают, что у жизни нет реальной цели.

Трудно понять, почему кто-то может быть заинтересован в распространении идеи о бессмысленности жизни. В любом случае говорить о том, что жизнь не имеет смысла, глупо, кроме того, это никого не делает счастливым. (Возможно, некоторые безотчетно находят смысл в самом процессе распространения идей, независимо от того, хорошая эта идея или плохая, истинная или ложная?)

Эту точку зрения о тщетности человеческой жизни можно найти в научной прессе (не всегда авторы об этом говорят, но их основная идея – бессмысленность жизни).

Многие ученые также заявляют, что их не интересует установление истины. Они считают достаточным лишь объяснить свою точку зрения либо убеждениями, либо ссылкой на философию и теоретическую науку. (См., например, заявление Скотта Тодда в научном журнале Nature, цитируемое в статье ученых-креационистов на сайте https://creation.com/whos-really-pushing-bad-science-rebuttal-to-lawrence-s-lerner.)

И последнее: методы, с которыми мы подходим к решению проблем в музее, НЕ предусматривают исключение из рассмотрения всех концепций, кроме тех, в которых убеждены вы сами. Мы верим в открытость и столкновение точек зрения даже по наиболее основополагающим вопросам. (Однако наши представления не всегда совпадают со взглядами, изложенными на веб-сайтах, на которые мы ссылаемся.)

Совет директоров музея “Доисторический мир”

Конечно, мне приятно видеть, насколько сильно некоторые элементы этой философии перекликаются с принципами, предложенными в этой книге, но если посмотреть на них внимательнее, то можно увидеть, что эта философия не соответствует изложенным принципам.

Очень немногие в Швеции относятся к креационизму всерьез, но время от времени в информационных бюллетенях, выпускаемых шведскими свободными церквями, можно увидеть сообщения о том, что какая-то недавно обнаруженная окаменелость не вписывается в генеалогическое древо видов, считавшееся к настоящему времени установленным исследователями. Легко представить себе торжествующие интонации в заголовках типа: “Новое открытие показывает, что Дарвин был неправ!”

Несостоятельность такого аргумента прекрасно раскрывается с помощью простой аналогии. Представьте, что вы разложили кусочки пазла на своем обеденном столе и, начав собирать его, вскоре поняли, что это фотография знаменитой в прошлом шведской кинозвезды Греты Гарбо, запомнившейся, в частности, фразой “Я хочу побыть одна”. Когда вы почти заканчиваете, вы обнаруживаете, что не хватает одного или двух кусочков, а кроме того, находите кусочек, который как будто никак не подходит к пазлу. Если бы вы были креационистом, в этот момент вы могли бы воскликнуть: “Смотрите – вот кусочек, который не подходит к пазлу. Я думаю, что это все-таки не Грета Гарбо!”

Правильность теории эволюции Дарвина в целом не означает, что каждая крошечная деталь общей картины должна в любой момент в точности соответствовать ей, а если какая-либо малейшая деталь отсутствует, это не означает, что вся картина оказывается неправильной. Само собой разумеется, что по прошествии времени в истории о связях различных видов друг с другом мы обнаружим новые детали, и тогда нам придется пересмотреть старые связи.

Действительно, в последние годы методы, связанные с использованием образцов ДНК, дали нам новые ключи к разгадке нашего происхождения. Например, известный шведский исследователь Сванте Паабо[152] составил карту ДНК неандертальцев, и благодаря его работе мы теперь знаем, что неандертальцы не являются нашими предками (то есть прямыми предшественниками Homo sapiens), а представляют собой другой тип человека, который жил параллельно с “нами” (то есть с нашими прямыми предками) еще примерно 30 тысяч лет назад[153].

Все новые знания, которые мы получаем в биологии благодаря нашим работам по исследованию ДНК, указывают на одно. Нет никакого разумного замысла. Процесс естественного отбора работает сам по себе.

Но в некотором смысле разумный замысел действительно существует! Недавно у меня была возможность поговорить с лауреатом Нобелевской премии по химии 2018 года Фрэнсис Х. Арнольд из Калифорнийского технологического института. В 1993 году она провела первую направленную эволюцию ферментов – белков, катализирующих химические реакции. Арнольд пожаловалась мне, что движение за разумный замысел пытается использовать ее исследования в качестве доказательства своей очень ненаучной гипотезы, что ее крайне раздражает.

По правде говоря, доктор Арнольд сама осуществляет разумный замысел, но не как творец, а как человек и ученый. Она использует науку и свои интеллектуальные способности, чтобы направлять эволюцию, играя роль разумного творца. Это истинный разумный замысел!

Интерлюдия. О нормальном и аномальном

Быть гомосексуалом – это ненормально? Ну конечно, ненормально – точно так же, как ненормально родиться 1 января, иметь рост 190,5 см или зеленые глаза. Нормальность – это статистическое понятие, но часто оно ошибочно используется как оценочное суждение.

Тот факт, что где-то от 5 до 10 процентов людей являются гомосексуалами, делает человека, обладающего этим свойством, немного ненормальным в статистическом смысле, но в том же статистическом смысле комики, флористы, ректоры университетов, евреи или светские гуманисты еще гораздо менее нормальные.

Обычно понятие “нормальный” приравнивается к понятию “наиболее частый”, поэтому необычные вещи, по определению, являются ненормальными. Но это определение не следует считать оценочным. Почему необычные черты характера должны вызывать у окружающих негативные реакции, такие как страх, презрение или желание словесно оскорбить?

На протяжении веков многие из “всемирных авторитетов” (например, священники), к которым люди традиционно обращались за помощью, критически относились к вере, сексуальному поведению или социальному взаимодействию, отличающимся от их собственных или же отличным от веры или поведения большинства. Однако наиболее разумная позиция по отношению к таким людям должна быть прямо противоположной, поскольку именно большое разнообразие человеческих качеств, опыта и образов жизни является источником обогащения человечества, а не угрозой нашему существованию на этой планете.

Если ненормальное поведение вредно для нас самих или для окружающих, мы должны с предельной честностью отдать себе в этом отчет. Но это относится и к нормальному поведению. Возьмем, к примеру, курение. Некогда в Соединенных Штатах курение было чрезвычайно популярно: курить считалось совершенно обычным делом. В конце концов, однако, стали подозревать, что оно вредно, и приемлемость курения была поставлена под сомнение. Сегодня в результате многолетних медицинских исследований, доказавших вред курения, в США гораздо более ненормально курить, чем не курить. Другими словами, то, что вчера считалось нормальным, сегодня становится ненормальным.

К сожалению, большинство из нас обращает гораздо больше внимания на поведение, нарушающее нормы, чем на обычное поведение людей вокруг нас. В то время как первое нам часто неприятно, второе скорее остается незамеченным. Но важно не то, является ли чье-то поведение нормальным или нарушающим нормы, важно то, приумножает ли оно благополучие и счастье людей. В общем, то, что общество считает “нормальным” или “ненормальным”, определяется всего лишь статистическим распределением и не должно превращаться в оценочное суждение.

Глава 11

История идей

О корнях светского просвещения

Дерзай знать!

Иммануил Кант

Светский взгляд на то, что значит быть человеком, за время своего развития претерпел серьезную трансформацию. Теперь мы посмотрим, как эта точка зрения выросла из освещенных веками философских традиций. По сути, светская идеология стала приобретать все большее значение по мере того, как страх людей перед таинственными сверхъестественными явлениями и перед деспотичными суровыми богами начал ослабевать.

На протяжении тысячелетий человечество ломало свою коллективную голову над вечными вопросами: что составляет смысл жизни, как могут существовать боги и как определить, является ли конкретное действие нравственным или нет. Такого рода постоянная нравственная рефлексия является неотъемлемой частью человеческого сознания, и центральный элемент этой рефлексии – сострадание (что означает “со-страдание” то есть “разделение с кем-то его страдания”).

Способность сочувствовать другим – это глубоко человеческое свойство, но, вопреки распространенным представлениям, оно свойственно не только людям. Эксперименты с шимпанзе и другими приматами показали, что эти животные тоже могут проявлять сочувствие и сострадание и даже обладают некоторой нравственностью[154].

Способность сострадать другому существу развивалась как важная стратегия выживания в процессе естественного отбора. В западном мире эмпатия, сострадание и права человека как философские концепции обсуждались задолго до того, как христианство стало считать их частью своих традиций.

Уже в период с 900 по 200 год до нашей эры, то есть в течение семи веков, философские идеи, касающиеся сострадания, были сформулированы в конфуцианстве и даосизме в Китае, в индуизме и буддизме в Индии, в греческой философии и в монотеистическом сообществе Израиля. Вот как звучит, например, буддийский принцип, взятый из “Уданаварги” – раннего сборника мыслей и высказываний Будды и его учеников (5, 18)[155]:

Не делай другому того, что ты счел бы злом для себя.

В священных писаниях джайнизма (религии, возникшей в Индии в тот же исторический период и в той же культурной среде, что и буддизм) можно найти следующее изречение:

Принцип достойного поведения – никому не навредить.

В философском движении под названием таоизм (или даоизм) можно найти похожие мысли:

Считайте выгоду ближнего своей собственной выгодой, а потерю соседа – своей собственной потерей.

(Это изречение взято из трактата “T’ai-Shang Kan-Ying P’ien”, что означает “Трактат благородного о реакции и возмездии”.)

В некоторых ранних философских текстах Индии можно обнаружить и светский образ мысли, и светские философские рассуждения. Например, в одной из “Упанишад” (древнейших философских текстов, написанных на санскрите, название которых традиционно переводится как “тайные учения, передаваемые от учителя к внимательному ученику”) ставится под сомнение существование бога Брахмы. Примерно в 600 году до нашей эры в Индии возникла философская школа, которая называлась Локаята (Lokyata), или Карвака (Crvka), и которая дистанцировалась от священных текстов и почитаемых традиций. Сторонники течения Локаята утверждали, что существует только один мир – материальный – и отрицали существование какого-либо бога, а также бессмертие души. Появление философии Локаята служит иллюстрацией того факта, что скептическое отношение к религиозным верованиям не является новейшим изобретением и исключительно западным явлением[156].

Китайский мыслитель Конфуций, живший в V веке до нашей эры, сформулировал свои моральные и политические принципы, в которых нет упоминания о каких-либо богах или сверхъестественных понятиях. Хотя он явно не отрицал существование богов, его учение касалось исключительно людей и их земного существования. Конфуций составил свои “Золотые правила” примерно за 500 лет до рождения Иисуса:

Цзы Гун, ученик Конфуция, спросил: “Есть ли какое-нибудь слово, которое могло бы направлять человека на протяжении всей жизни?”

Учитель ответил: “А как насчет ‘шу’ [взаимности]? Никогда не навязывайте другим то, что вы бы не выбрали для себя”.

(Взято из “Аналектов Конфуция”[157] (15, 23). Эти идеи Конфуция были собраны и записаны его учениками примерно в 400 году до нашей эры.)

Иисус – центральная фигура христианства. Нет убедительных свидетельств того, где и когда он родился, но, скорее всего, человек с таким именем родился в Палестине около 4 года до нашей эры и окружающие считали его пророком. После его смерти примерно 33 года спустя христианство стало распространяться по миру.

Христиане склонны считать, что формулировка “Золотого правила” в Библии более совершенна, чем приведенные выше. Христианская версия звучит так:

Итак, во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними[158].

Она говорит о том, что вам следует делать, а не о том, чего не следует. И на первый взгляд может показаться, что эта библейская формулировка с позитивной коннотацией самая лучшая. Но у негативной формулировки есть и плюсы. Шведский философ науки и этики Биргитта Форсман в своей книге “Безбожная мораль” (Fri Tanke, 2011) пишет:

Мне ясно, что лучше оставить других людей в покое и не требовать от них определенного стиля поведения, чем заставлять их делать то, что лично мне кажется правильным. В конце концов, вкусы разных людей могут отличаться… Недаром народная мудрость гласит: “Садист – это мазохист, который следует ‘Золотому правилу’”. Вся эта тема тесно связана с политическим и философским вопросом о положительных и отрицательных правах. Отрицательные права, вроде права не подвергаться пыткам, не быть превращенным в раба или не быть посаженным в тюрьму, обычно считаются более фундаментальными, чем положительные права.

В Древней Греции выдвигалось множество теорий, касающихся природы человека и места людей во Вселенной. Греческое общество было достаточно хорошо организовано, поэтому борьба за выживание в то время уже перестала быть главной заботой людей. По крайней мере, у некоторых мыслителей оставалось время поразмышлять о жизни. Эти греческие мыслители создали философию, науку и драму – три разных способа исследования природы человечества и окружающего мира.

И сейчас в нашей жизни мы также можем заметить следы того раннего светского гуманистического мышления. Насколько можно судить, эти греческие философы первыми стали систематически размышлять над тем, как устроен мир и как он функционирует. Сегодня их принято называть натурфилософами – мыслителями, размышляющими о природе природы. Три самых важных натурфилософа – Фалес, Анаксимандр и Анаксимен – жили в VI и V веках до нашей эры.

Фалес предположил, что весь мир был создан из одной основной субстанции, из которой могли быть образованы другие субстанции. Поэтому он размышлял о том, как сложные структуры и явления природы можно было бы свести к более простым сущностям.

Анаксимандр часто считается основоположником астрономии. Но, помимо этого, он разработал теорию происхождения людей от существ, живших в море, основанную на изучении окаменелостей. Его идеи о происхождении человеческого вида, таким образом, предвосхитили теорию эволюции Чарлза Дарвина примерно на двадцать три века.

Анаксимен считал, что все в нашем мире зародилось в океане воздуха и что все другие вещества образовались в результате его сгущения или разрежения[159].

Наиболее важной чертой всех этих трех натурфилософов является то, что они никогда не прибегали к объяснениям, основанным на мифах или религиозных идеях, напротив, они стремились обосновать свои мысли с помощью наблюдений и здравого смысла.

Философ Демокрит (примерные годы жизни 460–370 гг. до н. э.) развил идеи Фалеса. Самая известная его теория гласит, что мир состоит из крошечных неделимых частиц, которые называются атомами. (Приставка “а” в переводе с греческого означает “без”, а “том” – “часть”, поэтому термин Демокрита “атом”, состоящий из двух семантических частей и четырех частичек алфавита, означает “без частей”.) Таким образом, философия Демокрита была натуралистической, поскольку он считал, что все в этом мире состоит из атомов, которые подчиняются механистическим законам природы, действующим во Вселенной. Демокрит полагал, что даже сознание возникает под действием законов природы и перестает существовать, когда мы умираем.

Часто цитируют следующую мысль Демокрита: “Не существует ничего, кроме атомов и пустоты, все остальное существует только во мнении”. Это, конечно, не так, но эта мысль ясно демонстрирует его натуралистический подход к действительности.

Идеи Протагора (примерные годы жизни 485–415 гг. до н. э.) выдержаны в том же духе, что и идеи Демокрита. В его работах мы находим следующее утверждение:

Что касается богов, из-за туманности предмета и краткости человеческой жизни у меня нет возможности узнать ни того, существуют ли они или нет, ни какими они могут быть.

Таким образом, хотя Протагор прямо не отрицал существование богов, он в основном считал этот вопрос не имеющим отношения к сути. Протагора, вероятно, лучше всего помнят из-за его высказывания “Человек есть мера всех вещей”.

В III веке до нашей эры в Греции жил великий философ Эпикур. Как и Демокрит, Эпикур считал, что когда мыслящее существо умирает, атомы, составляющие его тело и душу, рассеиваются по четырем ветрам, и от этого существа ничего не остается. Он также считал, что смысл жизни заключается в совершении хороших дел во время нашего краткого пребывания на земле и что если мы сосредоточимся на маленьких радостях жизни, то мы сможем достичь внутреннего мира и гармонии. Этот взгляд на жизнь позже стал называться эпикурейством. Согласно Эпикуру, человек – физическое существо, не имеющее бессмертной души. А справедливость для Эпикура заключалась в тщательном соблюдении соглашений и контрактов, которые мы, люди, заключаем и цель которых – удержать нас от причинения вреда друг другу.

Самый важный вклад всех этих ранних мыслителей – это не предложенные ими идеи об устройстве Вселенной, а то, что они думали о реальном мире, а не о гипотетическом боге или сообществе богов. В отличие от средневековых философов, посвятивших свои жизни размышлению над экзотическими и бесполезными проблемами (например, определением того, “сколько ангелов может танцевать на булавочной головке”), жившие гораздо раньше греческие философы задавались вопросами о явлениях, которые мы видим, слышим и осязаем. Таким образом, они считали мир естественным, а не сверхъестественным.

Вероятно, будет справедливо сказать, что на западную мысль никто не повлиял больше, чем три греческих философа – Сократ, Платон и Аристотель. Все эти три мыслителя жили в IV и III веках до нашей эры.

Платон был учеником Сократа, а Аристотель – учеником Платона. Вместе эти философы продемонстрировали, что можно логически рассуждать о людях и мире, используя мыслительные способности и основываясь на тщательных исследованиях.

Сократ показал, как новый метод изложения в виде диалогов, в которых задается много вопросов и разбираются возможные ответы на них, может быть использован для исследования и анализа разного рода сложных и тонких тем. Просто задав ряд точных вопросов, Сократ мог передать свои мысли и знания гипотетическому партнеру по диалогу. Эта техника стала известна как метод Сократа.

Платон был в определенном, хотя и не в сегодняшнем смысле демократом. Он считал, что обществом должна управлять просвещенная элита, а не граждане. Вряд ли мы сочтем это демократичным! Однако, что касается соревнования идей, он был демократом. Он думал, что в спорах всегда побеждает лучшая (то есть самая логичная) точка зрения. Победа в споре не должна зависеть от того, кто высказал идею или как эта идея была высказана участниками. Истина и объективность всегда должны восторжествовать независимо от личности спорящего и его ораторского искусства.

Позиция Аристотеля в понимании мира была позицией исследователя. Кроме того, он попытался сформулировать мораль, основанную на разуме, исходя из своих исследований человеческой природы. Основная идея его учения состояла в том, что нужно стараться достичь счастья и благополучия в этой земной жизни, а не ждать их от воображаемой жизни после смерти.

Само собой разумеется, что все эти древние философы во многом ошибались. Сегодня мы знаем гораздо больше, чем они. Но они проложили путь такому образу мыслей, который сформировал наше коллективное любопытство и стремление человечества к знаниям.

Интересно отметить, что многие, если не большинство произведений Платона, дожили до сегодняшнего дня, а вот из написанного Эпикуром практически ничего не сохранилось. По всей видимости, это результат того, что монахи, которые тщательно переписывали и переводили греческие тексты, в том числе для того, чтобы обеспечить свое выживание, посчитали идеи Эпикура не совместимыми с их верой в бога и поэтому не хотели способствовать их распространению. Таким образом, идеология теологов-христиан сильно повлияла на то, какое воздействие идеи древних философов смогли оказать на наше сегодняшнее мировоззрение.

Центральное место в философских размышлениях греческих мыслителей отводилось не богам, а человеческой сущности. Они считали долгом и обязанностью каждого гражданина научиться более обоснованно отстаивать свои мысли, развивать моральные принципы, играть ответственную роль в обществе, вести разумную жизнь и строить гармоничные отношения с другими гражданами. Это не означает, что эти философы отрицали существование знаменитых греческих богов. Но отношения людей с богами никогда не занимали центральное место в их попытках понять окружающий мир и состояние человека. Также они не считали, что мораль основывается на каких-либо божественных изречениях или авторитете небожителей.

Более того, греческие мыслители были убеждены, что способности людей можно усовершенствовать и у человечества есть потенциал для развития. Таким образом, философы Древней Греции подготовили почву для формирования западного стиля образования. Идеалом этих философов было всестороннее развитие интеллектуальных и художественных способностей людей в разных областях, включая философию, логику, риторику, математику, астрономию и драму.

Эту идеальную форму обучения греки называли пайдейей. Римляне быстро переняли эту систему обучения, дав ей аналогичное латинское название humanitas. От этого латинского слова происходит слово “гуманизм”. Таким образом, истоки гуманизма в Древней Греции были связаны с представлением о людях как развивающихся существах, независимых от богов или других сверхъестественных существ или сил.

Одним из учеников Аристотеля был Александр Македонский (356–323 гг. до н. э.). В его правление греческая империя постоянно расширялась, пока в нее не вошла большая часть известного грекам мира. К тому времени, когда римляне в конце концов победили греческую армию во II веке до нашей эры, греческие принципы образования уже полностью вошли в культуру Римской империи. Римская империя просуществовала примерно 600 лет вплоть до конца IV века нашей эры. Все это время римляне придерживались греческих принципов образования.

Римский философ Луций Анней Сенека родился через несколько лет после начала новой эры (то есть он был современником Иисуса) в городе, на месте которого сейчас стоит испанский город Кордова. В молодости его отправили в далекий Рим изучать философию и риторику. Сенека сыграл важную роль в римской политике, но в конце концов был вынужден покинуть страну. Он был резким критиком религии. Вот один из его наиболее известных скептических комментариев на эту тему:

Обычные люди считают религию истиной, мудрые – ложью, а правители – полезным изобретением.

После падения Римской империи наступило время, которое мы обычно называем Средневековьем, и этот период длился почти тысячу лет. Хотя “темное” Средневековье было во многих отношениях не таким темным, как мы думаем сегодня, совершенная система образования древних греков, а также их картина мира, в которой человек занимал центральное место, отошли на второй план, уступив место господствующему и все время растущему влиянию церкви и христианской теории божественности.

Почти все художественные и интеллектуальные усилия были ориентированы на религию и теологию. Церковь, в основном католическая, направляла все свои силы на то, чтобы обеспечить полный и удушающий контроль над философскими учениями и всеми другими видами образования. Всякий, кто осмеливался усомниться в религиозных идеях и правилах, нес суровое наказание, и если и не был повешен или обезглавлен (или еще как-то казнен), то подвергался пыткам и постоянным преследованиями.

В этот период были основаны первые европейские университеты, но образование в них ограничивалось почти исключительно изучением христианского богословия. Вопросы, касающиеся самого человечества и остальной части Вселенной, рассматривались только в контексте отношений человечества с богом.

По этой причине традиция занятий натурфилософией, хотя и непреднамеренно, перешла от греков к арабским философам Ближнего Востока, которые продолжили ее развитие. И мы можем поблагодарить арабский и мусульманский мир за то, что большая часть греческой философии сумела выжить в течение этих столетий.

Арабский философ Аверроэс (1126–1198 гг. н. э.) родился в Кордове, в так называемой исламской Испании, которая в то время пользовалась большой интеллектуальной свободой. (Аверроэса на самом деле называли Абул-Валид Мухаммад ибн Ахмад ибн Рушд, и его первая книга была посвящена медицине, однако самые важные его работы относятся к философии.) Аверроэс написал научные комментарии ко всем трудам Аристотеля, и благодаря этому идеи греческого философа были переданы будущим поколениям. В Европе в Средние века господствовало христианство, и Аристотель был в значительной степени выброшен на свалку истории и забыт. Однако благодаря трудам Аверроэса философия Аристотеля снова получила известность и в итоге была интегрирована, по крайней мере фрагментарно, в христианское богословие.

Аверроэс среди прочего утверждал, что всякий раз, когда какой-либо фрагмент религиозных писаний противоречит идеям древних натурфилософов, религиозный текст нужно воспринимать как метафорический или как мифологический, а никак не буквально. Это была радикальная позиция, и она расчистила путь к процветанию философии и науки, отвергнув буквальную трактовку Библии и Корана. Таким образом, Аверроэс заложил интеллектуальный фундамент, на котором в конце концов станет базироваться грядущее Просвещение в западной философии.

Гуманистические идеалы, на которых строилось образование в Древних Греции и Риме, в полной мере возродились только в Италии эпохи Ренессанса (французское слово renaissance означает “возрождение”) ближе к концу XIV века. Человечество снова заняло центральное место в картине мира. Представление об “универсальном человеке” эпохи Возрождения (uomo universale) во многих отношениях было переоткрытием давно забытой точки зрения о ценности знаний и необходимости развития человечества.

В эпоху Возрождения изучение гуманитарных наук и человека вышло на первый план и начало вестись совершенно по-новому. Университетские курсы расширились и включили в себя такие предметы, как астрономия, право, геометрия, медицина и искусство. Преподаватели этих предметов вместе со своими учениками стали называться гуманистами. Гуманисты эпохи Возрождения разработали новую философскую традицию, которая поставила под сомнение определение понятия “истина”, данное церковью. В частности, они выдвинули идею о том, что церковь больше не должна считаться основным источником не только знаний, но даже и нравственности. Знания стало возможно получать другими способами, не только через откровения, якобы ниспосланные богом, и эти способы оказались лучше. В частности, собственные наблюдения и личный опыт, как выяснилось, могли быть в этом отношении столь же эффективны. Независимое мышление теперь было достоинством, а не недостатком, который нужно прятать и за который наказывали. Постепенно менялось и предназначение философии – ее задачей стали считать постановку хороших вопросов, а не просто почтительное служение христианской вере и институтам церкви.

Гуманисты были убеждены, что средневековые религиозные учения низводили людей до состояния прислужников бога, и хотели вернуть человечеству самоуважение и свободу.

Критика католической церкви исходила не только от гуманистов, но и от представителей продолжающейся реформации церкви, возглавляемой независимыми мыслителями, такими как Мартин Лютер (1483–1546). В 1517 году Лютер опубликовал свой революционный трактат “95 тезисов. Диспут доктора Мартина Лютера, касающийся покаяния и индульгенций”. Незадолго до этого Иоганнес Гутенберг изобрел шрифт с подвижными литерами, что позволило идеям Лютера быстро распространиться по Европе. Это привело сначала к расколу христианской церкви, а затем к появлению протестантизма.

Ближе к концу XVI века идеи натурфилософов стали оказывать влияние на общий способ мышления людей, и это привело к появлению первых зачатков современной науки. Наука начала продвигаться вперед так быстро, что старомодному христианскому богословию было трудно поспевать за новыми знаниями о мире и сосуществовать с ними.

В XVI веке английский философ и дипломат Фрэнсис Бэкон поставил под сомнение религиозные учения церкви и ее притязания на то, чтобы они были источником знаний (тем более единственным источником знаний), и его идеи оказали еще более сильное влияние, чем предшествующая критика. Бэкон выступал за то, чтобы философия и естественные науки стали инструментами изучения мира и заменили в этом качестве учения церкви. Он считал, что истинным источником знания является разум, а не божественное откровение.

В XVII веке естествоиспытатели, самыми известными из которых были Галилео Галилей в Италии и Исаак Ньютон в Англии, разработали совершенно новый научный взгляд на мироустройство, который противоречил учению церкви и предполагал, что Вселенной управляют неизменные математические законы природы.

В эти годы стремительных перемен было рискованно публично подвергать сомнению господствующие доктрины католической церкви. И многие предостерегали Галилея от утверждения, что гелиоцентрическая модель космоса Коперника верна в буквальном смысле. (Гелиоцентрическая модель предполагает, что Земля вращается вокруг Солнца, а не наоборот. Католическая церковь очень долго придерживалась геоцентрической точки зрения, согласно которой Солнце вращается вокруг Земли.) Галилей беспечно отмахнулся от всех подобных предупреждений и в результате навлек на себя гнев католической церкви. Инквизиция его арестовала, ему угрожали пытками и казнью. Однако после того, как он покаялся в своих грехах, наказание было смягчено и свелось к тюремному заключению, которое затем превратилось в домашний арест.

Многие сомневались, действительно ли Галилей предоставил служителям католической церкви достаточно доказательств своей гелиоцентрической гипотезы. Сегодня мы, конечно, знаем, что он был прав, но можно представить, что он был прав, но по неверным причинам. Следовательно, можно в каком-то смысле утверждать, что церковь действовала “добросовестно”, отвергая гелиоцентрическую позицию. С другой стороны, очевидно, что церковь была всегда готова истязать или убивать любого ученого, который осмелился бы противоречить буквальному толкованию Библии. В цитировавшейся ранее книге 2011 года “Гуманизм: очень краткое введение” британский философ Стивен Лоу писал:

В 2000 году Папа Иоанн Павел II публично извинился, помимо всего прочего, за суд церкви над Галилеем. Однако в 1990 году кардинал Ратцингер – теперь Папа Бенедикт – процитировал философа Поля Фейерабенда, похоже, одобряя его слова:

“Во времена Галилея Церковь оставалась гораздо более приверженной разуму, чем сам Галилей. Процесс [что означает ‘суд’] над Галилеем был разумным и справедливым”.

Что именно Ратцингер имел в виду под этим замечанием, является предметом споров, но, очевидно, это вызвало недоумение у некоторых гуманитариев. [Примерно через пятнадцать лет после этого провокационного заявления кардинал Ратцингер был избран Папой и в качестве такового принял имя Бенедикт XVI.]

Насколько далеко была готова зайти церковь, показывает случай с Джордано Бруно (1548–1600). Бруно был монахом доминиканского ордена в монастыре недалеко от Неаполя. Занятия наукой и математикой привели его к предположению о возможности существования жизни в других частях Вселенной, и эти идеи в корне противоречили доктринам католической церкви. В результате Бруно обвинили в ереси. У него не было другого выбора, кроме как уйти из монастыря и сбросить монашескую одежду. Он переехал сначала во Францию, затем в Англию, а оттуда в Германию. В этих странах Бруно пользовался большим уважением, помимо прочего, за его обширные научные знания и изобретение оригинальных мнемонических правил запоминания. Но в конце концов католическая инквизиция настигла его, и он был брошен в тюрьму. Восемь лет Бруно провел в различных тюрьмах, после чего предстал перед судом по обвинению в ереси, был признан виновным и в конце концов сожжен на костре на знаменитой площади Campo dei Fiori (“Цветочный луг”) в Риме 17 февраля 1600 года – день позора. Вот такое “уважение” католическая церковь испытывала к мыслителям в те дни.

В XVII веке были разработаны замечательные математические и аналитические инструменты, которые помогли ученым исследовать Вселенную гораздо глубже и методичнее, чем раньше.

Благодаря открытиям таких блестящих умов, как французский философ и математик Рене Декарт (1596–1650), голландский философ Барух Спиноза (1632–1677) и немецкий философ и математик Готфрид Вильгельм фон Лейбниц (1646–1716), жившие позже ученые эпохи Возрождения получили важнейшие инструменты для более глубокого анализа и понимания законов природы.

Среди прочего Декарт размышлял о том, как мы можем быть уверены в реальности полученных нами знаний. Он попытался проанализировать сущность знания, задав себе вопрос, не могли ли все его убеждения быть результатом действия “злого демона”, который внушил ему вводящие в заблуждение представления. Как можно удостовериться, что это не так?

Декарт пришел к выводу, что, по крайней мере, его собственное существование не подлежит сомнению, поскольку для того, чтобы быть обманутым, он должен, как минимум, существовать. Это была идея, лежащая в основе его знаменитого девиза Cogito ergo sum (“Я мыслю, следовательно, я существую”). Декарт был дуалистом, то есть считал, что тело и душа – это совершенно различные субстанции, причем тело является физической структурой в трехмерном пространстве (res extensa), которая не может мыслить, а душа – мыслящей сущностью (res cogitans), не имеющей физического измерения и определенного положения в пространстве. В последующие века дуалистические взгляды Декарта оказали глубокое влияние на западную мысль.

Королева Швеции Кристина (1626–1689) была увлечена идеями Декарта и попросила его приехать в Стокгольм и стать ее учителем. К сожалению, Декарт не подготовился к суровым шведским зимам и, проведя всего несколько месяцев в Королевском дворце в Стокгольме, умер от пневмонии.

Барух Спиноза, по происхождению еврей, считается одним из самых выдающихся рационалистов своего времени. Он утверждал, что источник наших знаний – наш разум, а не чувственное восприятие. Его определение бога разительно отличалось от традиционных представлений: он отождествлял бога с природой, и эту точку зрения некоторые позже назвали пантеизмом. Многие современники считали Спинозу атеистом, и по этой причине уже в достаточно раннем возрасте двадцати четырех лет он был пожизненно лишен права быть членом какой-либо из еврейских общин Амстердама.

Готфрид Вильгельм фон Лейбниц внес свой вклад в разработку важнейших методов, которые и сегодня используются в математических описаниях природы. Особенно следует отметить дифференциальное исчисление, которое он открыл одновременно с Исааком Ньютоном. Кроме того, ему принадлежит множество технических изобретений, одним из которых был арифмометр – “математическая машина” – в определенном смысле предшественник современных компьютеров.

Общим для этих трех философов-рационалистов была вера в рассуждение как основу приобретенного знания, тогда как эмпирики были склонны считать, что знание возникает в результате чувственного восприятия.

Самым важным представителем эмпирической точки зрения был английский философ Джон Локк (1632–1704), чьи основные достижения относятся по большей части ко второй половине XVII века. Помимо того, что Локк был заметной фигурой на Британских островах в эпоху Просвещения, он обогатил политическое мышление идеями свободы и равенства. Часто его считают первым эмпириком. Он отрицал существование врожденного мировоззрения и считал, что сознание новорожденного представляет собой некий чистый лист – tabula rasa – который в течение жизни заполняется чувственными впечатлениями. В своей книге “Опыт о человеческом разумении” (1689) Локк попытался объяснить границы познания.

Двумя другими ключевыми фигурами эмпиризма были ирландский философ Джордж Беркли (1685–1753) и шотландский философ Дэвид Юм (1711–1776). Юм также сыграл центральную роль в грядущем Просвещении, представители которого, как мы вскоре увидим, жестко критиковали религию.

Научный прогресс, новые математические методы и поворот к рационализму в философии открыли дверь совершенно новому взгляду на мир, люди стали задавать сложные вопросы. Возможно ли, что мы каким-то образом сможем осознать себя в том мире, в котором мы живем? Возможно ли, что человеческий разум и научные знания помогут нам чувствовать себя комфортно в мире без какого-либо божественного руководства?

Подобные мысли породили новое движение интеллектуалов, называемое Просвещением, которое зародилось в середине 1700-х годов во Франции. Ключевой идеей Просвещения была вера в возможности человека и силу его разума. Слепая вера в мудрых правителей и авторитет церкви отвергалась. Напротив, основу Просвещения составляла идея о том, что общество состоит из индивидуумов, каждый из которых одинаково самоценен.

Во Франции XVIII века одним из ведущих философов эпохи Просвещения был Дени Дидро (1713–1784) – главный редактор “Энциклопедии”, первого универсального справочного издания, которое включало в себя тридцать пять томов и составлялось тридцать лет (с 1751 по 1780 год). Это была самая большая энциклопедия из когда-либо издававшихся, и из 60 тысяч статей в ней несколько тысяч принадлежали перу самого Дидро. Кроме того, он читал, обсуждал и правил большую часть остальных статей, был эссеистом, философом, юристом, а также художественным, литературным и музыкальным критиком. Вдобавок ко всему, он открыто выступал в защиту прав женщин[160].

Дидро был убежденным атеистом, и его “Энциклопедия” содержит множество радикальных и натуралистических идей. В одной из своих статей Дидро охарактеризовал “просвещенного мыслителя” как человека, который, “попирая предрассудки, традиции, общее мнение и авторитеты – словом, все, что порабощает большинство умов – осмеливается думать сам”. (Что касается последнего неполиткорректного употребления местоимения мужского рода “сам”, увы, даже Дидро не был полностью просвещенным мыслителем! В его оправдание заметим, что в те дни женщины полностью находились в тени мужчин.)

Дидро поместил в “Энциклопедии” несколько статей, в которых критиковались церковь и ее учение, несмотря на то что это было очень смелым поступком, и государственная цензура выступала резко против этих публикаций. Его кабинеты часто обыскивали в поисках статей, содержавших критику религии, государства и господствующей в то время морали. “Энциклопедия” была запрещена еще до ее публикации, а самого Дидро неоднократно арестовывали и бросали в тюрьму. В своих “Философских мыслях” (1746) он писал, что “скептицизм – это первый шаг к истине”.

Дидро старался заработать на жизнь писательским трудом, но ему еще и повезло: ему оказала финансовую поддержку российская императрица Екатерина Великая (1729–1796). С ее помощью Дидро приехал в Россию, где, в частности, разработал проект будущего российского университета.

Еще одна важная фигура французского Просвещения – философ Франсуа Мари Аруэ, более известный под псевдонимом Вольтер (1694–1778). Он резко критиковал католическую церковь и прилагал героические усилия для защиты прав человека и свободы слова. Известная фраза, которую приписывают Вольтеру и часто цитируют в дискуссиях о свободе слова:

Я не разделяю ваших убеждений, но готов умереть за ваше право их высказывать.

По всей видимости, Вольтер никогда не говорил в точности этих слов, но через 128 лет после его смерти это высказывание приписала ему английская писательница Эвелин Беатрис Холл в своей книге “Друзья Вольтера”. Хотя это и не точная цитата, она, безусловно, адекватно и красиво передает жизненную позицию философа.

Вольтер боролся против всех форм религиозного догматизма и суеверий и твердо верил в силу человеческого разума, способного создать лучший мир. Его самое известное произведение “Кандид” (1756) – сатирический роман про наивного доктора Панглосса, убежденного, что мы живем в “лучшем из возможных миров”. Вольтер, отвергавший христианство, рассматривал религию как способ правящих классов держать простых людей в рабстве.

В своей знаменитой работе, “Трактат о терпимости”, датируемой 1763 годом, он яростно нападает на католическую церковь и описывает “страсть к насилию, возбуждаемую догматическим духом христианских религий”. Вольтер заявляет, что только философия и терпимость могут в конце концов победить религиозный фанатизм, и в качестве наглядной иллюстрации описывает Ольстерское восстание в Ирландии:

Более густонаселенная и богатая Ирландия больше не увидит, как католические граждане, в течение двух месяцев приносившие в жертву Богу протестантских граждан, хоронили их заживо, вешали их матерей на эшафотах, привязывали дочерей к шеям их матерей и наблюдали, как они вместе испускают дух; или вскрывали животы беременных женщин, извлекали наполовину сформированные эмбрионы и бросали их на съедение собакам; или вкладывали мечи в руки заключенных и приставляли их к груди их жен, отцов, матерей и дочерей, надеясь таким образом заставить их убить всех своих ближайших родственников, и не только убить, но и обеспечить им вечные муки в аду.

“Священная война”, которую здесь описывает Вольтер, сильно напоминает войну, разгоревшуюся сегодня между различными разновидностями экстремистов-джихадистов (“воинов Аллаха”), особенно в Ираке и Сирии.

Выдающимся современником Вольтера и Дидро был французский философ немецкого происхождения Поль Анри Гольбах (1723–1789), который был ярым приверженцем идей Просвещения, написал ряд книг и участвовал в создании “Энциклопедии”. Самой важной из его работ была “Система природы” 1770 года, сожженнная из-за оскорбительного содержания.

Гольбах был атеистом и утверждал, что христианство не только противоречит рациональности, но на самом деле это идеология, созданная для угнетения людей. Он считал, что все в мире можно свести к материи и законам, которые управляют ею, и отрицал существование богов и души. Кроме того, он критиковал французскую монархию и социальное неравенство, которое она породила.

Французская революция 1789 года во многом была вдохновлена идеями философов Просвещения. Одним из величайших мыслителей Просвещения за пределами Франции был упомянутый выше шотландский философ Дэвид Юм. Юм внес значительный вклад не только в теорию познания и философию религии, но также и в моральную и политическую философию.

В своей первой крупной книге “Трактат о человеческой природе” (1739) Юм сформулировал основы той критики религии, анализу которой были посвящены его более ранние работы. Из-за этих его идей, которые по праву считались пропагандой атеизма, он не получил должность профессора философии. Его величайший труд по философии религии “Диалоги о естественной религии” был впервые опубликован в 1776 году, и в нем он изложил свои идеи во всей полноте.

Юм разоблачил многие из заявленных свидетельств чудес и знамений (эти чудеса означали бы нарушение естественных законов). Он тщательно проанализировал обстоятельства, при которых наблюдались предполагаемые чудеса, описанные конкретными свидетелями, и пришел к выводу, что этим странным и удивительным свидетельствам можно найти гораздо лучшее объяснение, чем их кажущееся чудесным происхождение. Его критика оказала сильное влияние на мыслителей того времени.

Идеи Просвещения в XVIII веке быстро распространялись по Европе благодаря тому, что их продвигали объединенными усилиями ученые, философы и писатели.

Немецкий философ Иммануил Кант (1724–1804) оказал сильнейшее влияние на идеи Просвещения. В своем знаменитом эссе “Ответ на вопрос: что такое Просвещение?”, опубликованном в 1784 году, он дал определение Просвещению:

Просвещение – это выход человека из состояния своего несовершеннолетия, в котором он находится по собственной вине. Несовершеннолетие есть неспособность пользоваться своим рассудком без руководства со стороны кого-то другого. Причина несовершеннолетия по собственной вине заключается не в недостатке рассудка, а в недостатке решимости и мужества пользоваться им без руководства со стороны кого-то другого. Sapere aude! Имей мужество пользоваться собственным умом! – таков, следовательно, девиз Просвещения.

В эссе Канта отражена вера сторонников Просвещения в способность человечества совершенствоваться с помощью философских рассуждений, развития критического мышления, научных исследований и перемен в политике. Его призыв “Sapere aude!” (“Дерзай знать!” или “Имей мужество пользоваться собственным умом!”), можно считать девизом всей эпохи Просвещения.

Возможно, самым выдающимся мыслителем эпохи Просвещения этого периода в Великобритании был юрист и философ Джереми Бентам (1748–1832). Ближе к концу жизни он написал трактат “Анализ влияния естественной религии на мирское счастье человечества” (1822), в котором описал религию как иррациональную (хотя и вполне объяснимую и естественную как явление) и, более того, вредную для общества идеологию. Бентама обычно считают основоположником утилитаризма – новой философии, основанной на его определении полезности. Согласно Бентаму, принципы морали имеют не сверхъестественное происхождение, а могут быть полностью выведены из одного базового критерия: морально то, что обеспечивает “величайшее счастье для наибольшего числа людей”. Бентам был решительным сторонником образования, считая его источником роста благосостояния и более совершенного общества.

Бентаму также принадлежат новаторские идеи, касающиеся уважения прав животных. Например, в трактате “Основы морали и законодательство” (1789) он писал:

Может наступить день, когда и остальная часть животного мира получит те права, которые никогда не смогут быть отняты у него иначе, чем с помощи тирании.

В один прекрасный день, может быть, будет осознано, что количество ног, густота меха или длина костного отдела крестца – критерии, равно недостаточные для того, чтобы определять на их основании судьбу чувствующего существа.

Что еще должно определять черту, которую нельзя переступать? Это способность мыслить или, может быть, способность говорить? Но взрослая лошадь или собака вне всякого сравнения более разумное, а также более разговорчивое животное, чем младенец, которому день, неделя или даже месяц от роду. Но допустим, все было бы наоборот, и что из этого? Вопрос не в том, могут ли они рассуждать, и не в том, могут ли они говорить, а в том, могут ли они страдать. Почему закон должен отказывать в защите любому чувствующему существу? Придет время, когда человечество распространит свое покровительство на все, что дышит…

Среди других британских философов эпохи Просвещения стоит упомянуть писательницу и феминистку Мэри Уоллстонкрафт (1759–1797). Она была матерью Мэри Шелли (1797–1851), написавшей в 1818 году роман “Франкенштейн”. Муж Мэри Шелли – Перси Биши Шелли (1792–1822) – также принадлежал к группе мыслителей Просвещения, пострадавших из-за своего скептицизма и отказа принять религиозную формулу истины. Прежде чем жениться на Мэри, уже в девятнадцатилетнем возрасте Шелли опубликовал труд “Необходимость атеизма” (1811). За этот поступок он был исключен из Оксфордского университета. Всего несколько лет спустя, в 1822 году, некий журналист в журнале London Courier, узнав о то, что Шелли утонул в море, подло пнул покойного поэта, написав: “Шелли, автор безбожных стихов, утонул; теперь он точно знает, есть Бог или нет”.

Идеи эпохи Просвещения и ее философия воспринимались многими как освободительное движение. Они способствовали осознанию людьми того факта, что им не нужно мириться с религиозными или политическими притеснениями. Идеи Просвещения, в частности, сыграли ведущую роль в борьбе американских колоний за свободу от Великобритании и в образовании Соединенных Штатов Америки.

В XVIII веке центральной фигурой в политической борьбе за свободу в британских колониях и ее двигателем стал выдающийся мыслитель эпохи Просвещения, писатель, ученый и политик Бенджамин Франклин (1706–1790). Начав свою трудовую деятельность с работы в типографиях в Бостоне и Филадельфии, Франклин вскоре стал играть важную роль в культурной жизни британских колоний Северной Америки и оказал заметное влияние на формирование общественного мнения. Позже он прославился еще и своими тщательно выполненными экспериментами по исследованию природы электричества (он был первым человеком, который осознал, что электрические заряды бывают двух видов – положительными и отрицательными) и изобретением громоотвода. Франклин основал Американское философское общество, которое способствовало тому, что идеи европейского Просвещения прижились на американской почве.

В конфликте между Великобританией и ее колониями Франклин какое-то время играл роль нейтрального посредника, но затем решил поддержать стремление колонистов к независимости и стал членом комитета, разработавшего проект Декларации независимости. Четвертого июля 1776 года тринадцать колоний объявили о своей независимости от Великобритании, и эта дата считается национальным праздником США. Работая с Томасом Джефферсоном (1743–1826), Франклин внес важный вклад в создание американской нации, опираясь на философские идеалы Просвещения. Впоследствии, в 1804 году Джефферсон стал третьим по порядку президентом страны.

Другим важным мыслителем эпохи Просвещения XVIII века был британский писатель Томас Пейн (1737–1809), который в 1774 году отправился в Америку, где выступил за ее освобождение от британского владычества. На самом деле именно Пейн придумал название “Соединенные Штаты Америки”. Он был одним из первых, кто призвал к отмене рабства и смертной казни. Он также выступал за права женщин и выдвинул концепцию выплат населению, напоминающих сегодняшние страховые пенсии пожилым людям. В 1793 году в своей книге “Век разума” Пейн писал:

Я не верю в вероучение, которое проповедует иудейская церковь, римская церковь, греческая церковь, турецкая церковь, протестантская церковь и любая другая церковь, про которые я знаю. Мой собственный разум – это моя собственная церковь. Все национальные церковные институты, будь то иудейские, христианские или турецкие, кажутся мне не чем иным, как человеческими изобретениями, созданными для того, чтобы устрашать и порабощать людей, монополизировав власть и прибыль.

Когда мы читаем непристойные истории про сладострастные дебоши, жестокие и мучительные казни, упорную мстительность, описанием которых заполнено более половины Библии, кажется, что более правильно было бы называть ее словом демона, а не словом бога. Это история беззаконий, которые способствовали развращению и озвереванию человечества. Со своей стороны, я искренне ненавижу это, как ненавижу всякую жестокость.

До публикации этой работы Пейн был провозглашен великим героем, но подобные антирелигиозные тексты настроили многих против него.

По иронии судьбы сегодня Соединенные Штаты стали, как мы уже отмечали, очень религиозной страной, несмотря на светскую идеологию отцов-основателей, а христианские консерваторы и фундаменталистское движение оказывают мощное влияние на американскую политику. Примером этой тревожной тенденции служит тот факт, что обычно непредвзятый и известный своими прогрессивными взглядами, американский президент Теодор Рузвельт через много лет после смерти Томаса Пейна назвал его “мерзким маленьким атеистом”[161].

XIX век был временем настоящего расцвета науки. Большие успехи в медицине и технологиях быстро изменили условия жизни многих людей к лучшему.

Важным мыслителем этого времени был англичанин Джон Стюарт Милль (1806–1873), чей отец, Джеймс Стюарт Милль, дружил с Джереми Бентамом. Джон Стюарт Милль стал ведущей фигурой британского либерализма XIX века. Два его произведения, содержащие идеи, которые он развивал с помощью своей жены Харриет Тейлор Милль – “О свободе” (1859) и “О подчинении женщины” (1869) – оказали очень сильное влияние. В них он выступал за неприкосновенность свободы личности и за полное равенство полов. Его влияние на мыслителей Просвещения стало особенно сильным во второй половине XIX века.

Нельзя писать об эпохе Просвещения в Британии, не упомянув великого натуралиста Чарлза Дарвина (1809–1882) и его коллегу Томаса Генри Хаксли (1825–1895). Ни один из них двоих не был философом-просветителем в строгом смысле этого слова, скорее, оба были учеными-естествоиспытателями. Однако, как мы видели ранее, теория естественного отбора и происхождения видов Дарвина доказала, что можно обойтись без идеи бога, который с помощью невероятного интеллекта создал людей и животных. Дарвиновский magnum opus – фундаментальный труд “Происхождение видов” – появился в 1859 году и сразу же стал сенсацией. Спустя много лет, в 1871 году, Дарвин опубликовал труд “Происхождение человека”, в котором конкретно описал, как в процессе естественной эволюции появились люди.

Как отмечалось выше, теория эволюции Дарвина отвергалась и до сих пор отвергается религиозными христианскими, иудейскими и исламскими фундаменталистами, но в среде серьезных ученых не было и нет никаких сомнений в том, что теория эволюции является правильным способом описания развития всех биологических видов, включая человека.

Друг Дарвина Томас Генри Хаксли, биолог и антрополог, в 1863 году в своей книге “Место человека в природе” продемонстрировал огромное сходство структур мозга людей (не только мужчин, несмотря на название книги![162]) и обезьян. Вскоре Хаксли стал главным защитником и популяризатором теории Дарвина. За свои выступления в защиту теории эволюции он заработал шутливое прозвище “бульдог Дарвина”. Мало того что Хаксли был глубоко увлечен наукой, он был еще и очень красноречивым оратором и умело подбирал веские аргументы, разрушающие религиозные доводы оппонентов. Именно он ввел термин “агностицизм” и первым предположил, что птицы произошли от динозавров.

Одно из лучших выступлений Хаксли, продемонстрировавших его ораторское мастерство, состоялось в Оксфордском университете 30 июня 1860 года. Поводом для этого послужили дебаты между Хаксли и епископом Сэмюэлем Уилберфорсом (1805–1873) – проповедником, который считал правильным самое буквальное толкование Библии и чья слащавая манера речи заслужила ему прозвище “Елейный Сэм”. Чарлз Дарвин должен был прийти на эти дебаты, но сильно заболел, и ему пришлось остаться в постели. Епископ Уилберфорс начал с получасового выступления, и его речь была “то строго логичной, то испепеляюще саркастичной, но всегда крайне пламенной” – и в этой манере он яростно нападал на теорию эволюции, в заключение ехидно спросив Хаксли, произошел ли он от обезьяны по линии его, Хаксли, матери или отца. Говорят (точной записи дебатов не существует), что Хаксли ответил примерно так:

Мне нисколько не стыдно, что у меня в предках была обезьяна; с другой стороны, мне очень стыдно за то, что я вынужден спорить с человеком разумным, который злоупотребляет своими выдающимися талантами, пытаясь скрыть истину за дымовой завесой пустого словоблудия.

Вивиан Грин в книге “Новая история христианства” (A. & C. Black, 2000) описывает ответ Хаксли несколько иначе, но более подробно:

У человека нет причин стыдиться того, что его дедушка является обезьяной. Если бы у меня был предок, которого мне стыдно было бы вспоминать, то это была бы не обезьяна, а как раз человек – человек беспокойного ума и разносторонней эрудиции, который, не довольствуясь успехами в своей сфере деятельности, погрузился бы в научные темы, совершенно ему не знакомые, только для того, чтобы затуманить их бессмысленной риторикой и отвлечь внимание слушателей от реального предмета обсуждения красноречивыми отступлениями и искусными ссылками на религиозные догмы.

Что бы на самом деле ни говорили оба оппонента, этот диспут стал грандиозным событием, поскольку теория эволюции впервые обсуждалась публично. Обе стороны разгорячились и не особо стеснялись в выражениях. Нет единого мнения относительно того, кто из этих двоих стал “победителем”, но этот диспут, безусловно, положил начало многолетним сражением вокруг эволюции.

В Германии философ и теолог Людвиг Фейербах (1804–1874) предположил, что идея бога является проекцией собственной внутренней природы человека. В частности, в своей книге 1841 года “Сущность христианства” он попытался показать, что на самом деле бог в христианстве – это концепция идеального человеческого существа, представление о котором имеется в голове каждого человека. (Между прочим, старший брат Фейербаха Карл Вильгельм был очень одаренным математиком, который в двадцать два года открыл одну из самых прекрасных теорем евклидовой геометрии, названную теоремой Фейербаха. К сожалению, он страдал от загадочного психического заболевания и умер очень молодым.)

Немецкий философ Фридрих Ницше (1844–1900) был современником Людвига Фейербаха. В 1869 году он стал профессором кафедры греческого языка в Базельском университете в Швейцарии, но вскоре ему пришлось оставить пост из-за болезни. Он резко критиковал немецкий антисемитизм и национализм. В своей книге “Веселая наука”, опубликованной в 1882 году, Ницше написал знаменитую фразу: “Бог мертв”, и вернулся к этой теме в книге “Так говорил Заратустра”, изданной в 1883–1885 годах.

Ницше был одним из первых защитников космополитизма (мировоззрения, продвигающего идею приверженности мировой культуре и возникшего как противопоставление национализму с его верой в примат интересов нации и необходимость сохранения границ) и выступал за единый мир без границ. Он писал, что христианская концепция морали была “моралью рабов”, то есть жизненной позицией, основанной на самоотречении, самоуничижении и умоисступлении, и что религиозность сродни невротическому состоянию. С возрастом психика Ницше становилась все более и более нестабильной, и, наконец, в 1889 году у него случился серьезный срыв. После смерти Ницше архивами брата управляла его сестра Элизабет Ферстер-Ницше, умершая в 1935 году. К сожалению, однако, она стала жертвой пропаганды нацистов и сделала все возможное, чтобы изобразить своего брата великим нацистским мыслителем. Это было полным абсурдом, поскольку он, наоборот, категорически отвергал все идеи национализма и антисемитизма.

В Швеции в XIX веке тоже жили мыслители эпохи Просвещения, критиковавшие христианство и власть церкви. В 1888 году Виктор Леннстранд (1861–1895) основал Шведское утилитаристское общество и стал его первым президентом. В юности Леннстранд был глубоко верующим христианином-евангелистом, но по достижении двадцати лет отрекся полностью от религии и в своих лекциях и статьях в основном критиковал ее. За эти “преступления” он отбыл многочисленные сроки тюремного заключения.

В 1889 году Виктор Леннстранд начал выпускать газету под названием “Вольнодумцы: орган шведских вольнодумцев” (“Fritänkaren: Organ för Sveriges fritänkare”), и вот как на первой странице первого номера он объяснил причины, по которым такая газета необходима:

Принимая во внимание, что скоро в нашей стране больше не останется места, где свободная мысль могла бы свободно развиваться и где поборники истины могли бы собираться для обмена идеями, обсуждать вопросы, связанные с просвещением людей и их освобождением от средневековых суеверий, а реакционная и консервативная пресса не только одобряет, но и открыто защищает насильственное подавление всех действий, направленных на освобождение мышления и повышение информированности как таковой… Таким образом, нам кажется, что осталось только одно решение – основать нам, журналистам, собственное средство массовой информации, которое стало бы защитником истинных скептиков всех мастей и в котором мы можем предложить мыслящей публике говорить на языке правды и отвести от себя несправедливые обвинения и представить наши доводы на суд общественности.

Этот редакционный текст на шведском языке был напечатан на первой полосе самого первого выпуска газеты Fritänkaren 1 июня 1889 года. По иронии судьбы новая газета редактировалась и печаталась в здании по адресу Kyrkogatan, 9A, что в переводе означает адрес: Церковная улица, 9A.

Лекции Виктора Леннстранда назывались, например, так: “Христианская мораль и рационалистская мораль”, “Есть ли какая-либо жизнь после земной?”, “Что мы, утилитаристы, хотим?”, и из-за них он неоднократно подвергался судебному преследованию за богохульство. Его также привлекли к ответственности за нарушение свободы прессы, когда он напечатал свои “Шесть тезисов Эребру” (в честь шведского города Эребру, в котором он прочитал лекцию и изложил эти тезисы):

1. Способ написания книг Библии не отличается от того способа, каким мы пишем книги и письма сегодня.

2. Бог Ветхого Завета – грешник.

3. Христианские боги не более реальны, чем Один, Юпитер или Серапис [древнее греко-египетское божество].

4. Природа, человеческий опыт и история – все это свидетельствует о том, что вездесущего небесного царства и всемогущего бога не существует.

5. Нет ни Небесного Иерусалима, ни огненно-серного ада, ни сознания за могильной чертой.

6. Высшая форма нравственности и этики не имеет никакого отношения ни к теологии, ни к религиозным догмам, а наилучший из возможных способов жизни – это жизнь в служении людям.

Мы видели, что секулярное мышление выросло из древнегреческих корней, затем развилось в эпоху Возрождения в Италии и в эпоху Просвещения в Англии и Франции и, наконец, пришло к нынешнему состоянию. Через все эти эпохи непрерывной линией проходили свободомыслие и скептицизм – право (и обязанность!) людей мыслить не догматически, а с помощью своей врожденной способности рассуждать, заложенной в нас при рождении. Вот почему в настоящей книге понятие “свободомыслие” используется почти как синоним нерелигиозных взглядов и, в частности, идеи безбожного мира.

Некоторые свободомыслящие люди – или, иначе говоря, скептики – воображали себе бога как “исходного создателя”, который организовал Вселенную, привел ее в движение, но в дальнейшем устранился и больше не играл никакой роли. Такая точка зрения называется деизмом. Деисты думают, что даже если существует (или когда-то существовала) божественная сущность, создавшая мир, мы, люди, сегодня больше не имеем с ней никаких отношений. Из этого следует, что религия и церковь – это человеческие изобретения, и они не имеют полномочий, переданных им какими-либо высшими силами.

Другая часть скептиков была законченными атеистами. Но и скептиков-деистов, и скептиков-атеистов объединяла идея о том, что человеческие проблемы следует решать посредством рационального анализа и тщательного изучения, а нормы морали должны быть основаны на человеческих ценностях, а не на слепой вере в какого-то невидимого бога. Таким образом, взгляды скептиков развивались в тесном взаимодействии с идеями Просвещения.

Современная форма деистической веры может заключаться в представлении о том, что некая божественная сущность организовала Большой взрыв (легендарное катастрофическое событие, принятое космологами за момент возникновения нашей Вселенной), но дальше утратила всяческий контакт с человеческими существами и миром, в котором мы живем. Такая деистическая точка зрения может быть совместима со светскими ценностями и с секулярным представлением о том, как общество должно быть организовано и развиваться, но, конечно, не совместима с секулярно-гуманистической верой в то, что мир можно понять и объяснить рационально. В конце концов, если существование Вселенной естественно и в принципе объяснимо, то не может быть никакого сверхъестественного и “непостижимого” бога, который ее создал.

Интерлюдия. О свободе воли

Есть ли у нас, людей, свобода воли?

Наш выбор решения или определяется прошлым, или не зависит от него. Или мы свободны в выборе решения, или нет. Какое из утверждений правильно?

Вопрос очень сложный, особенно для тех из нас, кто придерживается натуралистических взглядов на реальность. У людей, верящих в какого-нибудь бога, дело обстоит проще – в конечном счете, для них человек складывается из тела и души, и это две отдельные сущности. С их точки зрения, бог дал каждому из нас свободу воли, чтобы мы могли выбирать, какие действия предпринимать. Это делает свободу воли автономной частью реальности, вот и все.

Но как обстоят дела с теми из нас, кто не принимает эту точку зрения? Тогда что мы думаем о понятии свободы воли – мы, не считающие писания священными и отказывающиеся верить в идею бессмертной души с приданной ей богом свободой воли?

Мы знаем, что все физические процессы подчиняются определенным точным математическим законам – законам природы. Классические законы природы (то есть те, в которые физики верили до середины 1920-х годов) были детерминистскими, и, следовательно, все события были в принципе предсказуемыми. Квантовая механика, пришедшая на смену классическим законам, утверждает, что детерминистским и предсказуемым является набор вероятностей, а не точные результаты. Результаты будут определяться тем, как лягут “игральные кости”, столь ненавидимые Эйнштейном. Хотя квантовая механика больше не является детерминистской в том смысле, в каком была классическая физика, она не включает и не допускает вмешательство какой-либо “воли”. Идея “воли” не является частью законов физики.

Итак, каким образом люди могут иметь свободу воли? Если сознание является производным материи и управляющих ею физических законов, разве эти законы не применимы также к явлениям, связанным с сознанием? Разве тот факт, что физическая материя, неодушевленная или одушевленная, всегда подчиняется законам природы, как классическим, так и квантово-механическим, полностью не исключают свободу воли?

Мне кажется, что у меня есть свобода воли. Например, когда я иду в свой любимый итальянский ресторан, я могу выбирать между равиоли и ризотто (впрочем, с таким же успехом я мог бы пойти в индийский ресторан). Я могу быстро просмотреть все каналы на своем телевизоре, а затем решить, хочу ли я остановиться на японском кулинарном шоу или на старом фильме Ингмара Бергмана. Любой ли мой выбор предопределен, или все же он является случайным результатом бросков микроскопических костей?

В самом деле, может ли случайность, лежащая в основе квантовой механики, быть источником моей свободной воли? На первый взгляд, эта идея звучит привлекательно, но, к сожалению, она бессмысленна. В конце концов, вряд ли можно считать, что я выбрал ризотто, а не равиоли сегодня вечером случайно, и также невозможно считать, будто я случайным образом решил посмотреть фильм “Улыбки летней ночи”, а не сериал “Железный повар”. Напротив, в обоих случаях мне казалось, что я сначала все обдумал, а затем принял только что обдуманное решение. Какое отношение имеет случайность к тщательно продуманному решению?

Если я тщательно и детально обдумываю альтернативы и их последствия, но затем мой внутренний механизм принятия решений грубо игнорирует мои мысли и делает свой выбор с помощью простого подбрасывания монетки или игральной кости, тогда зачем нужны были мои тщательные размышления? Так не может быть!

Современная нейробиология дает удивительные ответы на эти давние вопросы. Есть эксперименты, которые демонстрируют, что мозг активирует процессы принятия решений еще до того, как мы принимаем осознанные решения. Нейробиолог Дж. Д. Хейнс поместил две кнопки перед каждым участником испытания, одну слева от него и одну справа. Испытуемым разрешалось выбирать, когда и какую кнопку нажимать. И пока они это делали, их мозговая активность регистрировалась устройством фМРТ (функциональной магнитно-резонансной томографии). Хейнс обнаружил, что иногда решение принималось уже за десять секунд до того, как оно фактически исполнялось.

Более того, в зависимости от того, будет ли предстоящим решением выбор кнопки, расположенной напротив левой или правой руки, активировались различные части мозга. Таким образом, “свободное” решение того, какую кнопку нажимать, было полностью определено заранее.

Судя по экспериментам такого рода (а их было много), наше представление о том, что мы в своих действиях руководствуемся сознательным выбором – просто иллюзия. Но может ли свобода воли действительно быть не чем иным, как иллюзией?

Дуглас Хофштадтер в главе 23 книги “Я – странная петля” охотно допускает, что “воля” – это реальное (хотя и внезапно возникающее) явление в мозгу, но при этом утверждает, что было бы серьезной ошибкой думать, что собственная воля или воля кого-либо еще, является “свободной”:

Мне приятно иметь волю… но я не знаю, как бы это выглядело, если бы моя воля была свободной. Что бы это значило? Что я иногда не следовал бы своей воле? Зачем мне это делать? Чтобы расстроить себя? Я предполагаю, что в том случае, если бы я хотел расстроиться, я мог бы сделать такой выбор – но тогда это было бы потому, что я хотел расстроить себя и мое желание на мета-уровне было сильнее моего простого старого желания.

Таким образом, я мог бы решить не есть вторую порцию лапши, даже если я – или, скорее, часть меня – все еще немного хотела бы этого, потому что есть другая часть меня, которая хочет, чтобы я не набирал вес, и та моя часть, которая отвечает за контроль над весом (сегодня вечером), получает больше голосов, чем прожорливая часть. Если бы это было не так, она бы проиграла, мое внутреннее обжорство победило бы, и это было бы хорошо. Но в любом случае, моя несвободная воля победит, и я буду следовать доминирующему желанию в моем мозгу.

Да, конечно, я приму решение, и сделаю это, проведя своего рода внутреннее голосование. Подсчет голосов даст результат, и, по мнению Джорджа, одна сторона выйдет победителем. Но где во всем этом “свобода”?..

Наша воля находится в состоянии, диаметрально противоположном свободному, она устойчива и стабильна как внутренний гироскоп, и именно стабильность и постоянство нашей несвободной воли делает меня мной, а вас – вами, и из-за этого я продолжаю оставаться собой, а вы – вами.

Я очень симпатизирую позиции Хофштадтера, который, по сути, утверждает, что загадка свободы воли – это всего лишь псевдопроблема, вызванная иллюзией, но даже при том, что я чувствую, что он находится на правильном пути, я бы не стал утверждать, что кто-то сегодня окончательно разгадал тайну свободы воли. Мы, конечно, приближаемся к разгадке, но приблизились еще не до конца. На мой взгляд, вопрос о свободе воли остается центральным в современных исследованиях сознания и в дисциплине, называемой нейрофилософией.

Но есть ли свобода воли или нет, одно можно утверждать с уверенностью: крайне важно, чтобы мы организовали наше общество и нашу жизнь так, как если бы наша воля была свободной. Для нас было бы немыслимо поступить иначе, поскольку в тот момент, как мы перестанем верить в то, что люди действительно самостоятельно принимают свои собственные личные решения, у нас больше не будет никаких оснований для моральной ответственности – и общество в том виде, в каком мы его знаем, разрушится.

Нет сомнений в том, что человеческий мозг может усвоить моральные правила и ценности, которые позволяют всем нам жить вместе в гармонии. Это великая черта человеческой натуры. Независимо от того, насколько мы свободны или несвободны, мы можем и должны уважать универсальные моральные принципы.

Глава 12

Секуляризм в наши дни

О благоговении, политике и религии

То, что можно утверждать без доказательств, можно и отвергнуть без доказательств[163].

Кристофер Хитченс

Именно в XX веке одна из форм просвещения, называемая секулярным гуманизмом, достигла полного расцвета. Как мы увидим, несмотря на то что к секулярному гуманизму даже через несколько столетий после его возникновения относятся неоднозначно, он уже на ранних стадиях своего развития приобрел сильных сторонников, которые совместными усилиями помогли направить западное общество в сторону секуляризма.

Возможно, главным сторонником этого направления в XX веке в Европе стал британский математик, философ и социальный теоретик Бертран Рассел. (Крестным отцом Рассела был Джон Стюарт Милль, который умер всего через год после рождения маленького Берти. Когда Рассел стал старше, идеи его крестного оказали на него сильное влияние.)

Среди наиболее известных работ Рассела есть три огромных фолианта под названием “Основы математики” (“Principia Mathematica”) (1910–1913), написанных им в соавторстве с выдающимся британским математиком, логиком и философом Альфредом Нортом Уайтхедом (1861–1947). В этом грандиозном труде оба автора отважились вывести всю математику из аксиом исключительно с помощью чистой логики[164]. Однако два десятилетия спустя, в 1931 году, смелая мечта двух отважных мыслителей была раз и навсегда разбита австрийским логиком Куртом Гёделем, сделавшим революционное открытие о фундаментальной и неустранимой неполноте не только “Principia Mathematica”, но и всех типов аксиоматических подходов, нацеленных на то, чтобы охватить всю основу математики. Рассел так полностью и не оправился от этого сокрушительного удара.

В своем знаменитом (и также печально известном) эссе “Почему я не христианин” (1927) Рассел описал, как пришел к скептическому отношению к религии. Публикация этой книги глубоко потрясла британский культурный истеблишмент.

Рассел был также политическим деятелем и среди прочего боролся за отмену ядерного оружия, а в последние свои годы резко выступал против войны во Вьетнаме. Вместе с французским философом Жан-Полем Сартром (1905–1980), среди самых известных работ которого “Бытие и ничто” и “Экзистенциализм – это гуманизм”, Рассел в 1967 году в Стокгольме учредил Международный трибунал по военным преступлениям (часто называемый просто “Трибунал Рассела”), заявленной целью которого было исследование и оценка американской внешней политики и военного вторжения во Вьетнам. В нем приняли участие многие видные международные деятели. Рассел объяснил причину организации этого трибунала, процитировав Роберта Х. Джексона, главного обвинителя от США на Нюрнбергском процессе по военным преступлениям:

Если определенные действия и нарушения договоров являются преступлениями, они являются преступлениями независимо от того, совершают ли их Соединенные Штаты или Германия. Мы не станем принимать законы, наказывающие других за преступное поведение, если мы не хотели бы, чтобы эти законы применялись к нам.

Однако когда был поднят вопрос о том, будут ли расследоваться трибуналом Рассела также военные преступления, совершенные Северным Вьетнамом, пресс-секретарь Рассела надменно ответил:

Лорд Рассел считает, что тогда нужно было бы судить евреев Варшавского гетто за их восстание против нацистов.

Без сомнения, это был ироничный ответ, но он заставляет задуматься о разного рода двойных стандартах, которых придерживаются иногда даже великие мыслители. А ведь мерка, применяемая к одному, должна применяться и к другим.

Как и следовало ожидать, активное участие Бертрана Рассела в движении за светский гуманизм создало ему проблемы. В США против него была развернута кампания оголтелой клеветы, и хотя в 1939 году ему предложили должность профессора в Городском колледже Нью-Йорка, он подвергся жестоким нападкам за свои атеистические и “аморальные” взгляды, и в конце концов ему не позволили принять это предложение. В 1950 году Рассел был удостоен Нобелевской премии по литературе “в знак признания его разнообразных и значительных работ, в которых он отстаивает идеалы гуманизма и свободу мысли”.

Еще одним крупным активным сторонником светского гуманизма в XX веке был австрийский философ науки Карл Поппер, с которым мы познакомились в четвертой главе. В антологии очерков под редакцией А. Дж. Айерса “Гуманистическое мировоззрение” (Pemberton, 1968), включено эссе Поппера под названием “Раскрепощение через знание”, в котором он обозначил ключевую роль знания в освобождении человечества от религиозных оков.

Некоторое время Поппер был связан с Британской гуманистической ассоциацией. В своей знаменитой книге “Открытое общество и его враги” (Routledge, 1945) он защищал ценность свободного и открытого демократического общества от нападок сторонников тоталитарных и фундаменталистских точек зрения. Поппер также пропагандировал естественнонаучный взгляд на устройство Вселенной и отстаивал объективное понятие истины. В книге 1976 года “Неоконченный поиск: интеллектуальная автобиография” он заявил:

Я убежден в том, что существует реальный мир и что проблема знания в том, как познать этот мир.

К релятивизму истины (представлению о том, что истина зависит от наблюдателя) и к постмодернистским идеям о том, что мы “сами создаем свою собственную реальность” Поппер испытывал только презрение. В автобиографии он написал об этом:

Мое чувство социальной ответственности подсказывало мне, что серьезное отношение к таким проблемам означало со стороны интеллектуала предательство и пустую трату времени, которое мы должны были бы посвятить решению реальных проблем.

В 1929 году унитарианский пастор Чарлз Фрэнсис Поттер (1885–1962) основал Первое гуманистическое общество Нью-Йорка. Этот смелый поступок стал кульминацией долгого духовного пути: Поттер начал свою деятельность как священник баптистской церкви, позже порвал с ней и обратился в унитарианство, но, в конце концов, отказался также и от него, потому что, по его мнению, возможность выступать даже с этой либеральной трибуны не давала ему необходимой свободы выражения.

В 1923 и 1924 годах Поттер провел серию широко разрекламированных радиодебатов с доктором Дж. Джоном Роучем Стратоном, баптистским пастором-фундаменталистом, очень колоритным персонажем. (Например, Страттон был таким большим поклонником четырнадцатилетней проповедницы Ульдин Атли, что пригласил ее проповедовать в своей Баптистской церкви на Голгофе в Нью-Йорке.) Текст этих радиодебатов Поттера и Страттона вскоре был опубликован в четырех томах под провокационными названиями: “Битва за Библию”, “Эволюция против креационизма”, “Рождение девственницей – факт или вымысел?” и “Был ли Христос одновременно человеком и Богом?”.

Когда в 1929 году Чарлз Поттер основал Первое гуманистическое общество, он воспринимал сам гуманизм как радикально новую религию и описывал его так:

Гуманизм – это не отмена религии, а начало настоящей религии. Если освободить религию от сверхъестественного, высвободятся огромные резервы дотоле скрытой энергии. Человек слишком долго ждал, пока Бог сделает то, что человек должен делать сам и на что несомненно способен…

Гуманизм станет религией здравого смысла; и главная цель человека – улучшить как себя лично, так и человечество в целом.

Воспользовавшись этой своей новой гуманистической “трибуной”, Поттер стал активно выступать за разные виды социальных реформ и против смертной казни. Он проводил большие кампании за ограничение рождаемости и за права женщин. Помимо этого, несколько лет спустя, в 1938 году, он основал Американское общество эвтаназии.

Первыми членами консультативного совета Первого гуманистического общества стали такие выдающиеся интеллектуалы того времени, как Джулиан Хаксли, Джон Дьюи, Томас Манн и Альберт Эйнштейн. Хаксли в течение долгих лет не прерывал связи с Первым гуманистическим обществом и даже в конце концов основал Международный гуманистический и этический союз (МГЭС), который и сегодня действует как зонтичная организация примерно для сотни светских гуманистических групп по всему миру.

Альберт Эйнштейн – один из прославленных членов консультативного совета Первого гуманистического общества Поттера – часто приводится религиозными людьми в качестве яркого примера полной совместимости религиозного и научного мышлений. Стремясь продемонстрировать, что “небожитель” Эйнштейн – член их сообщества, они приводят в пример его известную фразу “Бог не играет в кости”, как будто это утверждение доказывает, что Эйнштейн верил в существование Бога.

Однако это убеждение не выдерживает критики. Эйнштейн не был религиозным ни в каком смысле. Фраза Эйнштейна “Бог не играет в кости” была просто острой критикой современной ему квантовой физики. И кроме того, на самом деле эти слова Эйнштейна несколько искажены: настоящая цитата из письма, которое Эйнштейн написал в 1926 году своему коллеге-физику Максу Борну, на немецком языке звучит так:

Jedenfalls bin überzeugt, dass der Alte nicht Wurfel. В любом случае, я убежден, что Старик в кости не играет.

Используя шутливое слово “Старик” в письме другу, Эйнштейн имел в виду неизвестный источник происхождения законов Вселенной. В частности, он всегда возражал против незадолго до того появившегося тезиса квантовой механики о том, что элементарным частицам присуща неопределенность поведения и что некоторые процессы можно предсказать только вероятностно, а не точно, как следовало из прежних, классических законов физики. Эта точка зрения возникла частично благодаря его собственной работе 1916–1917 годов по излучению, а частично – вышедшей вслед за ней работе Борна. И хотя собственные идеи Эйнштейна сыграли решающую роль в развитии этой вероятностной точки зрения, он никогда не соглашался с теми выводами, которые делали другие (особенно его друг Макс Борн). Эйнштейн был убежден, что все явления во Вселенной подчиняются точным математическим законам и что там нет места никакой присущей им случайности. Поэтому, написав Максу Борну “Старик в кости не играет”, Эйнштейн ярко, метафорически и остроумно выразил свой скептицизм по поводу квантовой механики в ее тогдашнем виде. Его остроумие, однако, никоим образом не подразумевало и не говорило о его вере в какого-либо бога, будь то бог христианский, иудейский, мусульманский или какой-то еще Старик.

Сегодня предсказания квантовой механики, хотя и загадочные, подтверждены всевозможными тонкими экспериментами, часто с поразительной точностью – до 10 или 12 знаков после запятой. Хотя квантовая механика, без тени сомнения, является наиболее точной и полной естественно-научной теорией, пока не доказано, можно ли совместить ее с нашим интуитивным пониманием природы реальности. Поэтому интерпретация квантовой механики до сих пор остается предметом оживленных споров. Однако (как обсуждалось ранее, особенно в главах 2 и 9) ее спорность для экспертов не означает, что квантовая физика обеспечивает аргументацией различные религиозные или ньюэйджерские идеи. К сожалению, формулировки квантовой механики по-прежнему часто цитируются религиозными группами и сторонниками движения нью-эйдж в поддержку их антинаучных взглядов.

Как бы ни хотели некоторые религиозные люди записать Альберта Эйнштейна в свои единомышленники, его участие в Первом гуманистическом обществе, по-видимому, означает, что он мог бы назвать себя светским гуманистом в сегодняшнем смысле. Его метафорическое использование слова “Старик” следует понимать как выражение невероятного трепета и восторга перед загадками Вселенной. Это был его фирменный поэтический стиль, используемый им при описании природы.

В эссе “Мир, каким я его вижу”, написанном около 1930 года, Эйнштейн говорил:

Самый прекрасный опыт, который мы можем получить, – это тайна. Это фундаментальная эмоция, которая стоит у колыбели истинного искусства и истинной науки. Тот, кто этого не знает и не способен удивляться, – почти мертв, его глаза тускнеют. Именно чувство неизвестности – даже если оно смешано со страхом – породило религию. Знание о существовании чего-то, во что мы не можем проникнуть, наше представление о глубочайшем разуме и лучезарной красоте, которые доступны нашему уму только в своих самых примитивных формах, – это понимание и эта эмоция составляют истинную религиозность. В этом смысле и только в этом я глубоко религиозный человек… Я довольствуюсь тайной вечности жизни, осознанием и представлением удивительного устройства существующего мира, вместе с преданным стремлением постичь хотя бы малейшую часть Разума, который проявляется в природе.

В этом заявлении Эйнштейн не идет ни на какие компромиссы с традиционной религиозной мыслью, в нем нет ни намека на мистицизм или веру в сверхъестественные явления. На самом деле он не принимал ни идеи бога, ни жизни после смерти. Для Эйнштейна слово “тайна” означало его глубокое благоговение перед закономерностями, которым подчиняется Вселенная и которые исследователь должен попытаться найти и понять, используя все возможности своего разума. Как он выразился:

Я не могу вообразить бога, который награждает и наказывает объекты своего творения и чьи цели смоделированы по образцу наших собственных, – короче говоря, бога, который является лишь отражением человеческих слабостей. Я также не могу поверить, что индивидуум существует после смерти своего тела, хотя слабые души питают такие надежды из-за страха или нелепого эгоизма.

Когда Эйнштейн подал в Цюрихе заявление с просьбой о получении вида на жительство (такие просьбы он позже подавал и в других странах), он заполнил анкету и в графе “религиозная принадлежность” написал “не принадлежу ни к какой религии”. В то время к подобным заявлениям было весьма неоднозначное отношение (как и сегодня во многих странах мира), и его смелый, но честный поступок доставил ему немало дополнительных проблем[165].

Еще одна цитата Эйнштейна, которую сторонники официальной религии часто приводят в качестве “доказательства” религиозности великого ученого, звучит так: “Наука без религии хрома, а религия без науки слепа”.

Это провокативное утверждение Эйнштейна не говорит ни о его вере в бога, ни об уважении к необоснованным убеждениям. Скорее всего, он имел в виду изначальное стремление людей понять Вселенную, в которой они существуют, и о своей личной вере в возможность достичь такого понимания. Вот более широкий контекст рассматриваемой фразы, взятый из откровенных мемуаров Эйнштейна “Из моих поздних лет” (Philosophical Library, 1950):

Наука может быть создана только теми, кто насквозь пропитан стремлением к истине и пониманию. Но источник этого чувства берет начало из области религии. Оттуда же вера в возможность того, что правила этого мира рациональны, то есть постижимы для разума. Я не могу представить настоящего ученого без крепкой веры в это. Образно ситуацию можно описать так: наука без религии – хрома, а религия без науки – слепа.

Понятно, что здесь Эйнштейн имеет в виду то, что к традиционному для верующих образу бога, создавшего Вселенную доступной для постижения, можно относиться как к исторической предтече научных теорий и извечной мечте человечества понять, наконец, “промысел Божий”. Это, конечно, не означает, что подобный бог действительно существует или что Эйнштейн считал, что он есть.

На самом деле со временем Эйнштейна стало все больше раздражать преднамеренное искажение его слов для придания им религиозного смысла. В июле 1953 года он получил крайне почтительное письмо от баптистского пастора, изобилующее библейскими цитатами, в котором тот спрашивал Эйнштейна, размышлял ли он о своей бессмертной душе и ее отношениях с создателем и верит ли в вечную жизнь после смерти. На полях этого письма Эйнштейн собственноручно написал по-английски: “Я не верю в бессмертие личности и считаю, что нравственные нормы должны вырабатывать исключительно сами люди без какой-либо помощи свыше”. Осталось неизвестным, ответил ли он пастору или нет[166].

Растущее раздражение Эйнштейна по поводу того, что его считают истинно верующим, очень четко проявляется в его письмах. Например, в 1954 году некий атеист из Италии, прочитавший где-то о религиозности Эйнштейна, спросил его, правда это или нет, и Эйнштейн ответил ему следующим образом:

То, что вы прочитали о моих религиозных убеждениях, конечно, ложь – ложь, которую систематически повторяют. Я не верю в персонифицированного бога и никогда не отрицал этого, но выразил это отчетливо. Если во мне есть что-то что можно назвать религиозным, то это, несомненно, беспредельное восхищение строением Вселенной в той мере, в которой наука раскрывает его.

В том же году, всего за год до смерти, Эйнштейн написал письмо философу Эрику Гуткинду:

Слово “бог” для меня не более чем выражение и признание человеческих слабостей; Библия – это сборник благородных, но все же примитивных легенд, довольно-таки ребяческих. Никакое толкование, каким бы тонким оно ни было, не может (для меня) изменить это… Для меня еврейская религия, как и все другие религии, является воплощением самых детских суеверий.

Мало кто будет оспаривать то, что Альберт Эйнштейн был выдающимся ученым XX века, и по этой причине любая религиозная конфессия сочла бы большой удачей право заявить, что такой выдающийся мыслитель является ее единомышленником. Но, как мы только что убедились, предполагаемая религиозность Эйнштейна – сплошной миф. Безусловно, существуют верующие ученые (хотя легко обнаружить, что их число быстро уменьшается с ростом значимости их научных достижений), но Эйнштейна среди них нет.

В 1921 году Альберту Эйнштейну была присуждена Нобелевская премия по физике, но вручена она ему была только в 1922 году, и не за его знаменитую теорию относительности, а за открытие менее известного “закона фотоэлектрического эффекта”. В формулировке Нобелевского комитета можно заметить некоторую иронию, показывающую, что величайший вклад Эйнштейна не был комитетом понят[167].

Странная сага о “Нобелевской премии за фотоэлектрический эффект” началась еще в 1905 году, когда совершенно неизвестный двадцатипятилетний и только что получивший степень доктора философии Альберт Эйнштейн (работающий в скромном патентном бюро в Швейцарии) написал статью, в которой на основе придуманной им тонкой аналогии утверждал, что свет состоит из частиц (“квантов света”, как он их называл), а не волн. Это смелое заявление молодого патентного клерка третьего класса разбивало все считавшиеся незыблемыми представления физиков того времени о природе света. Более того, оно явно противоречило фундаментальным уравнениям Джеймса Клерка Максвелла для электрических и магнитных полей, в которых физики всего мира были уверены, как ни в каких других из когда-либо существовавших законов физики. По этим причинам никто не воспринимал гипотезу Альберта Эйнштейна о квантах света всерьез в течение многих лет.

В статье 1905 года Эйнштейн не только высказал опровергающую прежние представления догадку о природе света, но и умело использовал ее для предсказания того, как будут вылетать из металла электроны, взаимодействовавшие со светом. Это и был “фотоэлектрический эффект”, который в то время только немногим специалистам был известен, еще хуже изучен и очень плохо понят. Расчет Эйнштейном интенсивности потока вылетающих электронов (в зависимости от цвета падающего света) был смелым и рискованным предсказанием, сопровождаемым математическим расчетом, и в этом был мягкий намек коллегам на то, что экспериментальная проверка малоизвестного фотоэлектрического эффекта была бы хорошим способом подтвердить правильность его гипотезы о квантах света.

Примерно через десять лет предсказание Эйнштейна о фотоэлектрическом эффекте было наконец проверено Робертом Милликеном, известным американским физиком из Калифорнийского технологического института. После нескольких лет кропотливой работы Милликен опубликовал эти результаты, показав, что предсказание Эйнштейна блестяще прошло проверку и полностью подтвердилось. Это был большой триумф как для Милликена, так и для Эйнштейна. Однако в своей статье Милликен добавил очень странные комментарии. Он сказал, что это удивительно, что предсказание Эйнштейна подтвердилось, поскольку лежащие в его основе идеи, а именно гипотеза о световых квантах, явно абсурдные, и в заключение написал, что загадка фотоэлектрического эффекта все еще сохраняется и ждет своего правдоподобного научного объяснения. Милликен даже пошел дальше и заявил (без каких-либо оснований), что сам Эйнштейн окончательно отказался от своих представлений о квантах света.

Несколько лет спустя, в 1921 году, в мире все еще не существовало физиков, за исключением самого Эйнштейна, которые верили в кванты света. Но по странной иронии, хотя все физики согласились с правильностью предсказания Эйнштейна самого фотоэлектрического эффекта, революционное объяснение его Эйнштейном с помощью квантов света практически игнорировалось. Поэтому формулировка решения Нобелевского комитета присудить Эйнштейну премию 1921 года исключительно за “открытие закона фотоэлектрического эффекта” была чрезвычайно осторожной, поскольку поистине великое и по-настоящему глубокое открытие Эйнштейна заключалось в том, что свет состоит из частиц. И это было революционное открытие! Тогда как выведение закона, предсказывающего, как именно ведут себя вылетевшие электроны при облучении светом, то есть фотоэлектрического эффекта, было гораздо менее важным открытием, и в любом случае этот закон был непосредственным следствием идеи квантов света. Такое отношение со стороны физиков сегодня кажется почти непостижимым.

Эйнштейн всегда называл гипотезу о существовании квантов света “самой революционной из когда-либо возникших” у него идей, но его Нобелевская премия определенно была присуждена не за нее, а за нереволюционную идею, прямо вытекающую из первой. Какая ирония судьбы!

И последнее замечание. В 1923 году, когда Артур Холли Комптон изучал поведение света, рассеянного на электронах, движущихся по атомным орбитам, он обнаружил загадочное поведение, которое нельзя было объяснить классическими уравнениями Максвелла, но которое полностью согласовывалось с идеей Эйнштейна о квантах света. Эффект Комптона был подтвержден в ходе многочисленных экспериментов в разных лабораториях, и они быстро перевернули взгляды физиков всего мира. Вскоре все эксперты дружно присоединились к сообществу физиков, принявших идею световых квантов.

В 1926 году появился понравившийся всем термин “фотон”, и более длинное название Эйнштейна – “квант света” – стало атавизмом. Сегодня все слышали о фотонах, и никто и глазом не моргнет, если речь зайдет об идее “частиц света”. Таков научный прогресс: сначала идея кажется настолько радикальной, что практически ни один эксперт не верит, что она правильна, а потом она получает широкое признание и в конечном счете становится совершенно очевидной даже младшеклассникам.

Сегодня светский гуманизм на международной арене представляют такие известные философы, как Ребекка Голдштейн, Стивен Пинкер, Дэниел Деннет, Питер Сингер, Энтони Грейлинг, Майкл Онфрей и Стивен Лоу, и такие выдающиеся ученые, как Стивен Вайнберг, Э. О. Уилсон, Ричард Докинз, Сэм Харрис, Джим аль-Халили и Брайан Кокс; а также знаменитые писатели Умберто Эко, Барбара Эренрайх, Кэролайн Фурези, Салман Рушди, Элис Уокер, Джойс Кэрол Оутс, Воле Сойинка, Таслима Насрин, Филип Пуллман и Аяан Хирси Али. Но, конечно же, его сторонников гораздо больше.

Врач и писатель Таслима Насрин, родившаяся в Бангладеш в 1962 году, много лет боролась за права женщин и за принятие светских законов в исламском мире. До 1994 года она работала на родине, но постоянные угрозы ее жизни вынудили ее бежать из страны. Сегодня ее постоянно сопровождают телохранители, но, несмотря на риски, она продолжает писать, путешествовать и выступать с лекциями, в которых разъясняет свои светские взгляды.

Некоторые из ее книг посвящены притеснению религиозных меньшинств в странах с мусульманским большинством. Когда в 1993 году бангладешские газеты опубликовали ее статьи на эту тему, некоторые мусульманские фундаменталисты призвали немедленно казнить ее. И тогда Насрин поняла, что у нее не осталось другого выбора, кроме эмиграции (в частности, время от времени она жила и в Швеции). Последние годы она живет в Индии, но и там ей по-прежнему угрожают фундаменталисты.

Американский профессор философии Дэниел Деннет, родившийся в 1942 году, известен своим скрупулезным исследованием сущности религии как сугубо естественного явления, обусловленного специфическими видами психических процессов, которые отобраны эволюцией. Свой анализ он начал со следующего простого вопроса: “Почему существует религия?”

Для Деннета на этот простой вопрос существует, соответственно, очень простой ответ: поскольку люди допускают, что действительно существует бог, который требует от них подчинения, послушания и беспрекословного уважения. (Вполне возможно вообразить бога, который создал Вселенную, но затем позволил своему творению идти своим путем, никоим образом не вмешиваясь в процесс и не раскрывая, каким способом оно было создано. Но те боги, в которых обычно верят люди, всегда вмешиваются в наши дела, спустившись (или поднявшись?) на землю, чтобы открыть здесь свои посольства – церкви, мечети, храмы, – а также произвести на свет сына или какого-нибудь другого наследника… Может ли такое, очень приземленное поведение, характерное скорее для людей, быть достаточным доказательством того, что упомянутые боги – чисто человеческое изобретение?)

Конечно, не менее важно попытаться ответить на вопрос Деннета и в другом случае, а именно в случае, когда бога нет. Чем тогда можно объяснить существование религии в мире? Поиск ответа на этот вопрос – главная цель книги Деннета 2006 года “Разрушение заклинания: религия как естественный феномен”. В ней Деннет пишет:

Я утверждаю, что религия естественна в том смысле, что в отличие от всего сверхъестественного, она является вполне человеческим явлением (включающим в себя события, организмы, объекты, структуры и тому подобное), подчиняющимся законам физики или биологии и, следовательно, не включающим в себя чудеса. И это то, что я имею в виду. Заметим: то, что бог существует, могло бы быть правдой, и бог действительно мог бы быть разумным, мыслящим, сознательным, любящим творцом для всех нас, и все же сама религия как сложный набор явлений кажется совершенно естественной.

Американский профессор психологии Стивен Пинкер, родившийся в 1954 году, часто пишет о необходимости нового Просвещения, его беспокоит распространение постмодернизма и лженаучных движений, возникающих в определенных академических кругах, а также в дискуссиях о культуре. Сторонники научного мышления часто обвиняются гуманистами в том, что они защищают “сциентизм” (уничижительный термин, под которым критики понимают преувеличенную, порой даже догматическую веру в способность науки[168] узнать все обо всем и решить все мировые проблемы). Но Пинкер к понятию “сциентизм” относится благосклонно и представляет его в позитивном, а не в негативном свете (следующая цитата взята из его эссе “Наука вам не враг” в New Republic от 6 августа 2013 года):

Сциентизм в хорошем смысле не является верой в то, что члены профессиональной организации под названием “наука” особенно мудры или благородны. Напротив, определенная практическая деятельность науки, включая открытые дебаты, экспертные оценки и двойной слепой метод, специально предназначена для того, чтобы избежать ошибок и огрехов, которым ученые, как и все остальные люди, подвержены. Сциентизм не подразумевает того, что все существующие сегодня научные гипотезы истинны. Напротив, большинство новых гипотез неверно, поскольку последовательность догадок и опровержений является источником жизненной силы науки. Нет никакого “империалистического” намерения подчинить гуманитарные науки: естественные науки обещают обогатить и разнообразить интеллектуальные инструменты гуманитарных исследований, а не уничтожить их. Наука также не утверждает, что “физическая материя” является единственной реально существующей в мире субстанцией. Сами ученые погружены в нематериальную среду информации, включающую математические истины, логику их теорий и ценности, которыми они руководствуются в своей деятельности. В этом понимании наука неотделима от философии, разума и гуманизма Просвещения.

Пинкер очень резко критикует религиозное мировоззрение (цитата из той же статьи):

Прежде всего открытия в области наук свидетельствуют о том, что системы верований всех мировых традиционных религий – их теорий о происхождении жизни, людей и обществ – фактически ошибочны. Мы, в отличие от наших предков, знаем, что люди принадлежат одному из видов африканских приматов, которые на протяжении своей истории развивали сельское хозяйство, образовывали государства и изобретали письменность. Мы знаем, что наш вид является лишь крошечной веточкой генеалогического древа, охватывающего все живые существа, начиная с пребиотических химических соединений, появившихся почти четыре миллиарда лет назад. Мы знаем, что мы живем на планете, вращающейся вокруг одной из сотен миллиардов звезд в нашей галактике, являющейся одной из сотен миллиардов галактик во Вселенной, которой 13,8 миллиардов лет и которая, возможно, является лишь одной из огромного количества вселенных. Мы знаем, что наша интуиция по поводу космоса, времени, материи и причинности несоизмеримы с природой реальности в масштабе, который является одновременно очень маленьким и очень большим. Мы знаем, что законы, управляющие физическим миром (включая несчастные случаи, болезни и прочие несчастья), не имеют никаких целей относительно человеческого благополучия. Не существует таких вещей, как судьба, провидение, карма, заговоры, проклятия, божественное возмездие, исполненные молитвы; однако несоответствие между законами вероятности и работой сознания может заставить человека подумать, что они существуют. И мы знаем, что мы не всегда были в курсе этих явлений, что типичные для каждой эпохи и культуры воззрения могут быть убедительно сфальсифицированы, в том числе, разумеется, и сегодняшние.

Другими словами, мировоззрение, на основе которого формируются моральные и духовные ценности образованного человека, сегодня является мировоззрением, данным нам наукой[169].

В своей недавней книге “Добрые ангелы человеческой природы”[170] (Viking, 2011) Стивен Пинкер попытался также показать, что человеческая склонность к насилию и жестокости на самом деле не росла, а падала с течением времени по мере роста секуляризации, образования и благосостояния.

Британский писатель, биолог-эволюционист и этолог Ричард Докинз, родившийся в 1941 году, считается самым резким критиком религии наших дней. В своей книге “Бог как иллюзия” (Houghton Mifflin, 2006) он резко нападал на религиозные идеи и предупреждал о последствиях, которые они вызывают в мире. В 2011 году вышла книга Докинза “Магия реальности. Как наука познает Вселенную” (Bantam, 2011), в которой он проанализировал ряд мифов и дал научное объяснение описанных там событий. В интервью журналу Sans в 2013 году он описал феномен религии с точки зрения эволюционной биологии:

Я думаю, что мы должны рассматривать ее [религию] как побочный продукт определенных психологических склонностей. Я не думаю, что можно сказать, что религия – это свойство человека, которое у него развилось в процессе эволюции из-за того, что религиозный человек имеет эволюционное преимущество. Это может быть правдой – возможно, религиозные люди живут дольше, потому что у них меньше шансов получить язву, ведь они меньше других нервничают, но я не думаю, что такая теория происхождения религии была бы восторженно встречена, особенно верующими. Более вероятно, что религиозность обусловлена определенными психологическими склонностями, такими как склонность подчиниться авторитету. Легко понять, почему для естественного отбора оказалось полезным встроенное в человека эмпирическое правило, которое гласит: “Верьте тому, что говорят вам ваши родители!”, поскольку мир опасен, а человеческие детеныши очень уязвимы. Если в Африке родители ребенка говорят: “Не бери змей!”, это очень хороший совет, помогающий выжить. Но потом родитель говорит какую-то глупость, например: “Обязательно принеси в жертву козу, иначе будет плохой урожай”, и мозг ребенка не в состоянии отличить разумный совет от глупого. Поскольку его мозг запрограммирован на то, чтобы верить всему, что говорят родители, он по своей природе подвержен “хакерским” атакам бессмысленных и вредных идей – точно так же, как компьютер уязвим для внешних вирусных атак. Компьютер – это машина, слепо подчиняющаяся получаемым инструкциям, и именно это она и должна делать. Но именно по этой причине компьютер конструктивно уязвим для вируса, который приказывает: “Уничтожьте жесткий диск этого человека и скопируйте эту вирусную программу на другой компьютер!” Я считаю религию аналогом компьютерных вирусов.

Сегодня Ричард Докинз занимается почти исключительно разоблачением религии и продвижением науки. В 2006 году он основал Фонд Ричарда Докинза в поддержку разума и науки, который представляет собой онлайн-площадку для встреч людей, ориентированных на идеи Просвещения и имеющих желание пропагандировать светское мировоззрение.

Еще один современный критик религии, ныне покойный писатель и журналист Кристофер Хитченс (1949–2011). Его книга “Бог не велик: как религия все отравляет”[171] (Twelve, 2009) – одна из самых известных современных книг, критикующих религию.

За одержимость Хитченса критикой религии, которая, по его мнению, вмешивается во многие политические конфликты в мире и усугубляет их, многочисленные оппоненты окрестили его агрессивным неоатеистом. В своей книге он писал:

За неделю до событий 11 сентября 2001 года я участвовал в дебатах с Деннисом Прагером, одним из самых известных религиозных телеведущих в Америке. Он призвал меня ответить на то, что он назвал “прямым вопросом, требующим ответа да/нет”, и я с радостью согласился. И он описал ситуацию. Я должен был вообразить, что я нахожусь в незнакомом городе. Наступал вечер, я видел, что ко мне приближалась большая группа мужчин. Вопрос: если бы узнал, что они возвращались с молитвенного собрания, чувствовал бы я себя более или менее безопасно? Как увидит читатель, это не тот вопрос, на который можно дать ответ да/нет. Но я смог ответить так, как будто вопрос не гипотетический: “Чтобы ограничиться городами, начинающимися на букву ‘Б’, я перечислю те из них, в которых у меня действительно был подобный опыт: Белфаст, Бейрут, Бомбей, Белград, Вифлеем[172] и Багдад. В каждом случае я могу сказать абсолютно точно и объяснить причины того, почему я сразу почувствовал бы угрозу, если бы подумал, что группа мужчин, приближающихся ко мне в сумерках, возвращается с религиозной службы”.

Дальше он описывает то, что видел в этих местах. Например, про Белфаст, столицу Северной Ирландии, он написал так:

В Белфасте я видел, как целые улицы были сожжены во время межконфессиональной войны между сторонниками различных христианских вероучений, и брал интервью у людей, чьи родственники и друзья были похищены, убиты или замучены религиозными отрядами смерти противника, часто только из-за их принадлежности к другой конфессии.

И о Бейруте, столице Ливана:

Вторжение Израиля в Ливан в том году [1982] послужило, в том числе, толчком к рождению движения Хезболлах, скромно названной “Партией Бога”, которая мобилизовала шиитский низший класс и постепенно поставила его под контроль диктаторов-теократов из Ирана, пришедших к власти за три года до этого. И в прекрасном Ливане верующие, научившись делить бизнес на похищении людей с организованными преступными группами, в результате познакомили нас с прелестями террористических актов террористов-смертников. Я до сих пор вижу эту отрубленную голову на дороге возле почти разрушенного французского посольства. Так что, когда кончалась молитва, я обычно переходил на другую сторону улицы.

Читать написанное Кристофером Хитченсом очень тяжело. Его нападки на религию иногда звучат дико и необоснованно. Большая часть его профессиональной жизни была посвящена критике религии и тоталитарных идеологий всех видов.

Хитченс умер от рака пищевода в 2011 году в возрасте шестидесяти двух лет. Он называл себя не атеистом (“человеком без бога”), а антитеистом – противником бога. В своей последней книге “Умирание”[173] (Twelve, 2012) он рисует трагическую картину собственной борьбы с раком. Со своим обычным сарказмом и черным юмором он пишет:

Раввин Дэвид Вольпе, автор книги “Почему вера имеет значение” и лидер крупнейшей еврейской общины в Лос-Анджелесе, сказал то же самое. Он был моим оппонентом в дебатах, как и несколько протестантских консерваторов-евангелистов, например пастор Дуглас Уилсон из колледжа Нью-Сент-Эндрюс и Ларри Тонтон из фонда Fixed Point города Бирмингем, штат Алабама. Оба написали, что на своих собраниях молятся за меня. И мне впервые пришло в голову написать ответ им и задать вопрос: молятся о чем?..

Пастор Уилсон ответил, что когда он услышал эту новость обо мне, то он помолился о трех вещах: чтобы я переборол болезнь, чтобы я принял идею вечной жизни и чтобы во время лечения мы опять начали общаться. Он не удержался и добавил шутливо, что его третья просьба уже исполнена…

Огромное количество друзей – и светских, и атеистов – говорили мне ободряющие и лестные слова: “Если кто-то может победить эту напасть, то это ты”, “У рака нет шансов против таких, как ты”, “Мы знаем, что ты можешь победить его”. В плохие дни, а иногда даже и не в очень плохие, такие утешения могут слегка угнетать. Если я умру, я подведу всех этих своих товарищей. Но передо мной возникает и другая проблема: что если я выстою, и тогда группировка верующих удовлетворенно заявит, что их молитвы были услышаны? Это мысль меня как-то раздражает…

Один из самых выдающихся защитников христианства Блез Паскаль еще в XVII веке свел самую главную проблему веры к ставке в игре. Поставьте на веру во всемогущего, предложил он, и [если монета упадет правильной стороной, ] вы окажетесь в огромном выигрыше. Отклоните это предложение от небес, и, если монета упадет неправильной стороной, вы потеряете все. (Некоторые философы называют это “пари Паскаля”.)

Каким бы гениальным ни было полное обоснование этого рассуждения – а Паскаль был одним из основоположников теории вероятностей, – в нем предполагается наличие и циничного бога, и крайне конъюнктурного человека. Предположим, я откажусь от принципов, которых придерживался всю жизнь, в надежде получить благословение в последнюю минуту, Я надеюсь и верю, что ни на одного серьезного человека такой меркантильный поступок не произведет впечатления. Между тем бог, который вознаграждает за подобный трусливый и нечестный поступок и наказывает сомневающихся, входит в число многих богов, в которых я не верю.

Еще более ироничную позицию озвучивает комик Рики Жерве, который часто высмеивает религию в манере, многими считающуюся провокационной. В частности, он поместил такой комментарий в Twitter:

Порой кажется, что Библия была написана расистами, сексистами, гомофобами, насильниками и сексуально несостоявшимися мужчинами, а не всепрощающим богом. Мистика.

В другом тексте Жерве задает следующий вопрос, предложив несколько вариантов остроумных ответов на него:

Бог не предотвращает ужасных событий, потому что: (1) Он не может; (2) Он не хочет; (3) Он сам их и вызывает; (4) Он не существует. Пожалуйста, проголосуйте сейчас.

Многие другие известные культурные деятели, актеры и художники, такие как комики Билл Махер, Стивен Фрай и Эдди Иззард, а также фокусник Джеймс Рэнди и музыкант Тим Минчин, на различных площадках высказывали светскую точку зрения. (Тим Минчин – австралийский пианист, певец, композитор и художник, снявший замечательный видеоролик на тему религии, движения нью-эйдж и лженауки, который можно посмотреть на моем сайте: www.sturmark.se/storm.)

Понятно, что в первые годы XXI века эта тема стала еще более актуальной. После нападений на Всемирный торговый центр 11 сентября 2001 года все больше и больше людей осознают безотлагательность защиты секуляризма. Длинный список известных людей, поддерживающих секуляризм, можно найти на моем сайте: www.sturmark.se/sekulararoster.

По-прежнему часто встречаются светские люди, которые считают, что есть неразрывная связь между религией и моральными ценностями. Особенно ярким примером этого является тот факт, что в Швеции преподавание религии и этики в школе – как в начальной, так и в средней – все еще проводится в рамках одного предмета, который называется “Религиозное образование”. Я вернусь к этой теме в следующей главе.

Специалист по этике Биргитта Форсман в книге “Безбожная мораль” (Fri Tanke, 2011) описала независимость морали от религиозных заповедей следующим образом:

Религиозность, чувство коллектива и, возможно, любовь к музыке – все это, возможно, помогало людям выживать до появления общества. Общение и разделение обязанностей собирало людей в группы, и таким образом наши предки смогли победить своих конкурентов-гоминидов (например, неандертальцев). А вот религиозность, похоже, не способствовала нашей эволюции. От нее требовалось, только чтобы вред был не настолько велик, чтобы реально угрожать выживанию. Но теперь, возможно, настало время для перемен. Может оказаться, что в высокотехнологичном мире с атомным оружием и лазерами фантастические представления о богах, которые приказывают нам выполнять определенные действия, по-настоящему угрожают нашему выживанию.

А известный шведский актер Стеллан Скарсгард, когда я спросил его, задавал ли он когда-нибудь себе вопрос о существовании бога, сказал следующее:

Нет. Я вообще считаю этот вопрос абсурдным и совершенно неинтересным, потому что если есть добрый бог, он сможет наблюдать за всем, что я делаю, и оценивать это, а если он настолько самовлюблен, что хочет, чтобы ему молились, тогда он просто недостоин того, чтобы ему молиться. Я буду считать, что бога не существует, пока не будет доказано обратное. Для меня бог столь же правдоподобен, сколь правдоподобен Санта-Клаус. Я не чувствую необходимости решать вопрос о существовании бога, но это не означает, что я считаю, что существует только то, что мы можем видеть. Наша способность воспринимать реальность на самом деле чрезвычайно ограничена, она развивалась в те времена, когда люди были охотниками и собирателями, живущими небольшими группами примерно по шестьдесят человек.

Многие животные видят только то, что им нужно видеть, чтобы выжить. То же самое и с нашими органами чувств – мы, конечно, не можем воспринимать все. Когда я сказал Милошу Форману [чешско-американский кинорежиссер], что я атеист, он заметил: “Но если подавить в себе все мистические чувства, то жизнь так обеднеет!” Я ответил, что это религия отказывается от мистических чувств. В этом вся ее проблема. Все непостижимое и удивительное в нашем мире сведено к мифам двухтысячелетней давности, основанным на идее бога бронзового века. Что это, как не отрицание таинственности мира? Меня завораживают вопросы, на которые нет ответов. Конечно, мы должны попытаться понять как можно больше. Но вспоминать о Боге и ссылаться на него в тот момент, когда вы чего-то не понимаете, – это просто нежелание разгадать тайну[174].

Тем, кому интересны мысли светских мыслителей XIX, XX и XXI веков, я настоятельно рекомендую книгу “Иконы неверия: атеисты, агностики и секуляристы” под редакцией С. Т. Джоши (Greenwood Press, 2008), в которой приведены биографии таких известных людей, как Зигмунд Фрейд, Г. П. Лавкрафт, Аяан Хирси Али, Ричард Докинз, Карл Саган, Марк Твен и многих других.

Интерлюдия. О телепортации и страхе смерти

Вы, наверное, помните сериал “Звездный путь”, не так ли?

В нем на борту звездолета USS Enterprise был телепорт – машина, которая могла отправлять вас (и любого другого человека) из одного места в другое, разбирая вас на атомы, а затем собирая ваши атомы в этом другом месте.

Мы знаем, что все объекты состоят из атомов и что все атомы определенного элемента идентичны. Если бы мы могли составить точный чертеж объекта, атом за атомом, то потом мы могли бы воспроизвести его, используя аналогичные атомы, в другом месте. Тогда у нас получился бы объект, по-настоящему идентичный исходному. Ни у нас, ни у кого-либо еще не было бы возможности различить их.

Но что, если реконструируемый объект – это человек? Если мы руководствуемся философски-материалистическим взглядом на человеческую сущность, то утверждение, которое мы только что высказали, справедливо и для людей. Но действительно ли телепорт сможет телепортировать людей? Действительно ли мы, люди, сможем примириться с утверждением о том, что мы не больше, чем материальные объекты? Это легко сказать, но поверить в это весьма трудно. Рассмотрим следующий мысленный эксперимент.

Представьте, что когда-нибудь в будущем вы сможете безопасно телепортироваться из одной точки в другую. Для этого все атомы вашего тела сначала должны быть переписаны в огромную память компьютера (как типы атомов, так и их точное местоположение, причем с той точностью, с какой это необходимо), а затем рассыпаны. После этого в другом месте идентичные атомы собирают вместе и делают это точно по составленному чертежу, тем самым создавая идентичную копию вашего тела на новом месте. Это очень быстрый и очень эффективный способ перевозки человека из одного места в другое.

Когда вы лежите в машине для телепортации, когда все ваши атомы вот-вот будут уничтожены, есть ли у вас какие-то основания немного бояться смерти?

Возможно, нет. В конце концов, вы убеждены, что человек, как и все остальное, состоит из атомов, поэтому вы вполне спокойны. Вы также знаете, что до вас точно так же телепортировались тысячи людей. Это сработало для них, так что должно сработать и для вас.

Но давайте просто добавим в этот сценарий еще одну деталь. Вы лежите в машине, ожидая телепортации, но ничего не происходит. Затем вы слышите стук в дверь, входит оператор машины и вежливо просит вас вылезти из нее. Она говорит: “Извините, произошла небольшая ошибка. Вы были доставлены в целости и сохранности в пункт назначения, так что с этим все в порядке. Но здесь, в исходном пункте, что-то пошло не так, поэтому в данный момент есть две ваших копии – совершенно новая, далеко отсюда, в том месте, куда вы направлялись, и эта старая, здесь. Конечно, это недопустимо, поэтому теперь нам придется удалить ту вашу копию, которая находится здесь. Так что, пожалуйста, пойдемте за мной, в маленькую комнату в конце коридора…”

Когда вы подходите к комнате, вы замечаете небольшую табличку прямо над дверью, на которой читаете надпись “Комната упокоения”, и прямо под ней рисунок с изображением симпатичного улыбающегося лица. Оператор смеется и говорит: “Разве это не восхитительное название комнаты? Оно нравится почти всем. Запрыгивайте!”

Так что вы сейчас чувствуете? В принципе, все должно быть в порядке, поскольку ваша исправная и идеальная копия только что была изготовлена в другом месте. Но тем не менее все ли вам кажется правильным, когда оператор вводит вас в симпатичную маленькую “Комнату упокоения”?

Этот мысленный эксперимент показывает, насколько нам непривычно думать о теле и душе как о двух разных сторонах единой сущности. Тем не менее наука, безусловно, говорит нам, что тело и душа – единая сущность. Но иногда интуицию и научные факты не так-то просто согласовать друг с другом.

Глава 13

Просвещение

О свободе, правах и уважении

Кто может заставить вас верить в абсурдные вещи, тот может заставить вас совершать зверства.

Франсуа-Мари Аруэ (Вольтер)

Пришло время заглянуть в будущее и предложить некоторые решения, а не просто перечислять проблемы. Как мы должны действовать в мире, насквозь пропитанном иррационализмом, различными формами экстремизма, верой в религиозные догмы, в котором демократии там и сям разваливаются на куски?

Светское просвещение рисует четкую картину будущего общества, в котором все люди, независимо от их культурной принадлежности или жизненной философии, могут сосуществовать и занимать равное положение. В таком обществе будут проведены четкие границы между религией и политикой. Когда речь зайдет о принятии политических и юридических решений, высказывания древних пророков не будут приниматься во внимание. Решения будут основываться не на изречениях, приписываемых богам и пророкам, а на лучших идеях, предложенных людьми.

В такой светской демократии религиозные убеждения любого индивидуума, конечно, могут влиять на то, как он голосует, и, разумеется, политики в своей деятельности могут сверяться со своими собственными религиозными убеждениями. Например, член парламента может заявить, что при решении определенного вопроса нужно учитывать мнение того или иного божества, поскольку это право гарантируется свободой слова. Однако даже самые набожные политики в таком обществе поняли бы, что, для того чтобы их воспринимали всерьез, если они хотят убедить в своих доводах других, они должны предоставить публике нерелигиозные аргументы.

Сегодня в нашем распоряжении есть светские инструменты, позволяющие двигаться вперед в направлении светского просвещения для обеспечения человеческого счастья и свободы, а также для улучшения условий жизни людей во всем мире. Эти инструменты предоставляют нам демократия, образование, наука и технологии.

Ключевым пунктом в проекте светского просвещения является идея универсальности прав человека. Всем людям, независимо от их происхождения или культурной принадлежности, должны быть предоставлены одинаковые основные права. В теории это звучит хорошо, но что это означает на практике?

Прежде всего мы должны отметить, что это не научный вопрос, а вопрос ценностей. Конечно, можно было бы эмпирически показать, что такая политика приведет к меньшим страданиям, большей свободе и равенству, но хотят ли всего этого люди – вопрос системы ценностей. По сути, все дело в отношении к праву людей на самостоятельность. Или, говоря другими словами и используя терминологию Иммануила Канта: “Просвещение – это выход человека из собственной незрелости[175]”. Ключевой вопрос заключается в том, свободны ли люди от внешних ограничений, то есть могут ли они действовать исходя из своих собственных ценностей и целей[176].

Принцип универсальности ценностей и прав находится в прямом противоречии с культурным релятивизмом, который отрицает существование каких-либо универсальных прав. Сторонники культурного релятивизма утверждают, что никакая культурная ценность, имеющая отношение к морали, не может быть “лучше” любой другой культурной ценности. Их точка зрения состоит в том, что основные биологические признаки – это единственное, что связывает людей друг с другом, и что все существенные различия между людьми определяются различием культур, к которым они принадлежат. Таким образом, сторонники культурного релятивизма считают, что человечество можно разделить на категории, принадлежность к которым определяет потребности и желания, а также, в более широком смысле, свободы и права людей.

И тут можно ступить на скользкую дорожку. Если придерживаться такой точки зрения, то, в принципе, можно оправдать любое преступление и беззаконие. История показала, к каким трагическим последствиям в некоторых странах приводило обособление группы людей, не принадлежащих к титульной нации, – например, евреев в Германии, цыган в современной Европе, тутси в Руанде, мусульман на Балканах.

К счастью, культурный релятивизм, похоже, теряет свои позиции, по крайней мере с точки зрения науки. Если говорить конкретно, то все исследования в области нейробиологии, социологии, лингвистики, эволюционной психологии, экспериментальной экономики, антропологии и эволюции приводят к одному и тому же выводу: правильно говорить о человечестве как о едином виде, включающем в себя множество разных культур.

Иногда универсалистская точка зрения подвергается критике за то, что она является “империалистической” или “западно-ориентированной”. Но это неверное мнение. Во всех культурах и традициях на протяжении всей истории отстаивалась ценность человеческой свободы, и приверженность идее свободы можно найти везде, не только в западной культуре. Конечно, в разные эпохи и в разных странах она отторгалась, и свобода подавлялась, но, определенно, сама идея свободы не уникальное для западной культуры явление.

Необходимым условием реализации универсальных прав является глубокое понимание идеи равенства. Для этого нам необходимо преодолеть стереотипы в отношении мужчин и женщин и другого необоснованного разделения людей на категории. В своей книге “Теория справедливости” (Belknap, 1971) американский социальный философ Джон Ролз (1921–2002) сформулировал “основной принцип справедливости” следующим образом:

Каждый индивид должен обладать равным правом в отношении общей системы основных свобод, совместимой с подобными системами свобод для всех остальных людей.

(Ролз больше всего известен по вышеупомянутой книге, в которой он разрабатывает собственную альтернативу “консеквенциалистской” традиции, тесно связанной с утилитаризмом в политической философии.)

Универсализация прав человека – это всего лишь первый шаг к просвещенному обществу. И конечно, права человека должны восприниматься всерьез и соблюдаться, а не просто оставаться красноречивыми заявлениями для демонстрации благородных намерений.

Было бы серьезнейшей ошибкой думать, что каждый человеческий индивид может быть описан с помощью нескольких простых характеристик. Конечно, мы можем указать на определенные биологические признаки, влияющие на личность, такие как пол, сексуальная ориентация, возраст, цвет кожи, этническая принадлежность, гражданство. Но как бы это заманчиво ни выглядело, невозможно исключительно на основе этих нескольких (или похожих) критериев предсказать другие черты определенного человека. Как правило, обнаруживается, что люди с одинаковой сексуальной ориентацией или этническим происхождением совершенно не похожи друг на друга в остальных отношениях.

На протяжении всей истории люди придумывали разные теории, чтобы как-то классифицировать других людей, и давали им разные названия, например расовая биология, френология, астрология. Это свидетельствует о нашем человеческом желании засунуть друг друга в аккуратные коробочки и повесить на них бирочки. Но зачем нам, людям, нужно такое упрощенное понятие идентичности? Очевидно, это объясняется верой в то, что если мы сможем разбить наш сложный и хаотичный мир на простые блоки, то нам будет легче его понять. По правде говоря, такая упрощенная категоризация только усложняет жизнь и, кроме того, делает ее более опасной.

Философ и экономист Амартия Сен предупреждал, что в нашем глобализированном мире идея разделить людей на категории становится все более привлекательной и, к сожалению, приводит к очень тревожным последствиями. Сен, которому в 1998 году была присуждена Нобелевская премия по экономике, больше всего известен своими исследованиями коллективных решений и общественного выбора. Его книга “Идентичность и насилие: иллюзия судьбы”, опубликованная в 2006 году, посвящена концепции идентичности и опасности, связанной с преувеличением ее роли. В книге Сен описывает западню, в которую попадает человек, считающий, будто правильно определенная идентичность выявляет все скрытые грани его характера.

Правда в том, что у любого человека может быть много разных идентичностей. Например, мусульманин или христианин может быть белым или черным, геем или натуралом, консерватором или радикалом, светским или ортодоксом, социалистом или либертарианцем, феминистом или борцом с феминизмом, фанатом хеви-метал или поклонником добарочной музыки, игроком в шахматы или любителем бадминтона, физиком-теоретиком или безграмотным бомжом. И сам человек не обязательно считает какую-то одну свою ипостась важнее других.

Безусловно, одни аспекты личности могут зависеть от таких признаков, как цвет кожи, пол, сексуальная ориентация или возраст. Другие – определяться взглядами или убеждениями, например религиозной принадлежностью или политическими ценностями. А третьи – быть связаны с местом рождения или же случайными факторами, такими как родной язык или культурные традиции, в которых вырос человек. Черты характера, убеждения и случайные факторы не следует сваливать в кучу, тем не менее это как раз то, что постоянно происходит в политике и публичных обсуждениях и даже в первом параграфе шведского закона о дискриминации! Он звучит так:

Цель этого закона – противодействовать всем формам дискриминации и поддерживать равные права и возможности для всех, независимо от пола, сексуальной принадлежности или способа самовыражения, этнической принадлежности, религиозных или других убеждений, инвалидности, сексуальной ориентации или возраста. [www.regeringen.se/sb/d/11043/a/111986]

В этом отрывке биологические особенности человека (такие как возраст, пол или генетический дефект человека) перечислены через запятую с мировоззренческими установками (такими как религиозность или другие убеждения). Конечно, правомерно обсуждать дискриминацию по любому или по всем этим признакам, но черты характера, убеждения и случайные факторы – очень разные категории, и их нельзя мерить одной меркой. Например, можно критиковать чьи-то убеждения, но не врожденные качества. В конце концов, убеждения и установки (в отличие от врожденных качеств) всегда можно – по крайней мере, теоретически – пересмотреть или изменить, следовательно, они должны быть открыты для обсуждения. Если чьи-то религиозные убеждения приводят к неблагоприятным последствиям для других людей, этот человек должен нести ответственность за эти последствия.

Если бы в законе было прописано, что религиозность человека считается его характерной чертой, то есть фиксированным, неизменным свойством его личности, тогда религиозные люди в соответствии с законом считались бы неспособными мыслить самостоятельно. В таком сценарии ответственность любого человека за его религиозные убеждения (или за любые их следствия) была бы не больше чем за пол, цвет кожи или возраст. Если вы, скажем, совершили преступление, руководствуясь в своих действиях сексистской догмой, изложенной в священном тексте, вас придется помиловать, так как ваш поступок был обусловлен догматами вашей религии (предположительно, фиксированными и непреложными). И наоборот, объективно справедливая критика религии при таком сценарии будет рассматриваться как незаконный акт дискриминации. Ситуация выглядит довольно абсурдно.

Сегодня в Швеции очень остро стоит тема ислама. Обычно большинство шведов молчаливо предполагает, что для их соотечественников характерно либо отсутствие религиозности, либо приверженность некой форме христианства. Поэтому только когда в шведском обществе начинают поднимать голову “инородные” религиозные течения, шведы вдруг замечают, что существует нечто, называемое “религией”. Некоторые видят в мусульманах опасность для наших “христианских ценностей”, другие же до смерти боятся критиковать точки зрения, считающиеся мусульманскими. Нежелание критиковать мысли и ценности, связанные с исламом, проистекает из страха прослыть “исламофобом”.

Однако в действительности мусульмане происходят из самых разных стран и имеют самые разные интересы, образование, сексуальную ориентацию, профессии и ценности. У них также существуют разные мнения о том, как следует толковать ислам, и за исключением того, что эти люди называют некоторые из своих убеждений и взглядов “мусульманскими”, у них не так уж много общего.

Говорить обо “всех мусульманах” не более корректно, чем обо “всех христианах”, “всех иудеях”, “всех индуистах”, “всех светских гуманистах” или всех членах любой группы людей, которые по какой-то причине разделяют определенную жизненную позицию. Можно опросить любую группу (будь то мусульмане, иудеи, христиане, светские гуманисты или кто-нибудь еще) о ее ценностях и нормах жизни, задавая вопросы вроде: “Какая доля членов группы имеет определенную точку зрения в вопросе об отношении к (скажем) женщинам или (скажем) гомосексуализму?” Очевидно, что на такие вопросы можно ответить, проведя тщательное социологическое исследование.

И если такое исследование будет проведено, это поможет нам понять, что можно называть “доминирующими ценностями ислама”, “доминирующими ценностями христианства” или “доминирующими ценностями гуманизма”. Однако сегодня существует сопротивление обобщению статистических данных такого рода, особенно в отношении ислама. Есть даже люди, утверждающие, что нельзя делать никаких утверждений об исламе или других религиозных верованиях в целом. Цель такой позиции может состоять в благих намерениях уничтожить предвзятость в отношении ислама и мусульман. Но печальным следствием этого является то, что даже объективная и обоснованная критика той или иной религии тем самым воспринимается как весьма подозрительная. Таким образом, религия выводится из-под любой критики, поскольку для нее нет точного определения. Это не самый лучший путь к здоровому диалогу.

Но гораздо более важный вывод заключается в следующем: даже если мы бы сделали хорошо статистически обоснованное заключение о верованиях и взглядах мусульман (или любых других верующих), мы бы не смогли сделать никаких определенных выводов об отдельном человеке, исповедующем эту веру. Мы можем говорить в общих чертах о разных философиях жизни и их взаимоотношениях друг с другом и можем (и должны) анализировать их последствия и их содержание. Но мы никогда не сможем предсказать, что конкретный мусульманин (или конкретный христианин, индуист или светский гуманист) думает об определенной проблеме, пока не спросим этого человека напрямую.

На выборах 2014 года в Швеции Шведские демократы[177] более чем удвоили свои предыдущие показатели, получив почти 13 процентов голосов. Они быстро воспользовались своим новым положением и участием во власти, создав парламентский хаос в Швеции. И не только в Швеции: во многих странах Европы усиливаются популистские и националистические силы. Это зловещий признак, напоминающий о мрачной истории Европы XX века. В основе этих новых течений лежит иррациональный взгляд на человечество, расчищающий путь для ложных идей вроде тех, на которых строятся популизм и экстремизм.

Я имею в виду эссенциалистскую точку зрения на человеческую природу, которая составляет основу религиозных концепций и которая, к сожалению, питает популистские, крайне правые и расистские точки зрения (как чисто биологический расизм, так и расизм в широком смысле слова, то есть концепцию идентичности, базирующейся на этнической, культурной и религиозной основе).

Эссенциализм – это идея о том, что определенные индивиды обязательно обладают определенными чертами, притом что другие их черты либо продиктованы обстоятельствами, либо просто случайны. Распространенный тип эссенциалистского мышления включает стереотипы “маскулинности” и “феминности”, под которыми подразумевается, что существуют фундаментальные различия между мужским и женским мышлением и что эти различия неразрывно связаны с полом и определяются биологическими особенностями мужчин и женщин. Из этого делается вывод, что различия между мужским и женским мышлением не могут зависеть от таких вещей, как культура.

Сторонники противоположной точки зрения исходят из того, что каждого индивида характеризуют его мысли, ценности, действия и предпочтения, которые в совокупности делают его тем, кто он есть. Или, цитируя Жан-Поля Сартра: “Существование человека предшествует его сущности”. Сначала мы начинаем существовать, а затем создаем себя и свою “сущность”. Этот подход прямо противоположен религиозному учению о том, что каждый человек создан по образу бога и несет в себе “божественную искру”.

И религиозная, и националистическая догма подразумевают, что все люди рождаются с уже имеющейся в них сущностью, которая определена богом или же продиктована “расой”, культурой, религией или этнической принадлежностью. Сексистская точка зрения предполагает, что пол индивидуума является неотъемлемой определяющей сущностью его природы.

В шведском обществе некоторые эссенциалистские формы мышления считаются более приемлемыми, чем другие. Достаточно примечательно, что хотя многие шведы сегодня, кажется, прекрасно осознают, что никогда не следует говорить, что “все чернокожие обладают следующими качествами…”, они, похоже, совершенно не осознают, что не меньшая предвзятость заключена в утверждениях типа “все женщины обладают следующими качествами…”. Как часто вы слышите замечания вроде “женщины, которые идут в бизнес, чтобы добиться успеха, должны подражать мужчинам”? Только представьте, возможно ли услышать заявление: “Черные люди, которые идут в бизнес, чтобы добиться успеха, должны подражать белым”, – и насколько обидно это прозвучало бы.

Другой пример эссенциализма – расистские взгляды, которые все еще сохраняются во многих крайне правых движениях в Европе. Они не только предосудительны с моральной точки зрения, но и ошибочны с точки зрения науки.

Анализ ДНК показывает, например, что у восточных африканцев и европейцев генетическое совпадение больше, чем у восточных африканцев и западных африканцев. Примерно 70 тысяч лет назад восточные африканцы эмигрировали из Африки сначала на Аравийский полуостров, а затем в Европу. Вот почему они и европейцы генетически ближе друг к другу, чем восточные и западные африканцы. Это создает для расистов серьезную проблему.

Исследования показали, что около 30 тысяч лет назад одновременно жили и неандертальцы, и хомо сапиенс, но затем неандертальцы вымерли. Однако хомо сапиенс смешались с неандертальцами, так что от 2 до 4 процентов сегодняшней ДНК достались нам от них. Это справедливо для всех людей, кроме чистокровных африканцев. Они единственные из ныне живущих людей, у которых нет ДНК неандертальцев.

Феминистское движение дало нам новый взгляд на гендерную идентичность, точнее, на гендер как элемент социальной конструкции. Рассматривать общество через гендерную линзу – означает обращать внимание на то, как предрассудки, ожидания и относящиеся к конкретному полу нормы отражаются на каждом из нас на протяжении всей нашей жизни. Тип поведения, который может обеспечить мужчине высокий социальный статус, для женщины может иметь совершенно противоположный эффект (и, конечно, наоборот). Социальный код “правильного” мужского и женского поведения часто не выражается словами, и мы улавливаем его в процессе взаимодействия с другими членами общества, или же он незаметно формируется в нашем мозгу с помощью средств массовой информации и влияющих на подсознание рекламных объявлений. Нет никаких сомнений в том, что этот тип всеобъемлющего влияния играет центральную роль в том, что из индивидов, объединенных по признаку обладания конкретным биологическим полом, мы, члены культурного сообщества, превращаемся в “мужчин” и “женщин”.

К сожалению, некоторые феминистки и пишущие о гендерных проблемах журналисты относятся с презрением к науке и считают проведение научных исследований по биологическим или когнитивным различиям между мужчинами и женщинами вредным, если не откровенно постыдным занятием. Однако научные исследования не должны подстраиваться под идеологические или политические задачи. Настоящая проблема не в исследованиях или результатах этих исследований, а в иррациональных выводах, которые слишком часто делаются на основании них. Если между полами обнаруживаются какие-то биологические различия, это не означает, что их следует приводить в качестве аргумента в пользу традиционного распределения гендерных ролей или различий в обращении с мальчиками и девочками или мужчинами и женщинами.

Предположим, что после обширных исследований выяснилось, что существует разница между средними показателями результативности мужчин и женщин в некоторых видах интеллектуальной деятельности (обычно в утверждениях, приводимых в связи с такими различиями, содержится множество ошибок). Даже если бы это было так, разница между показателями разных людей, принадлежащих к одному полу, была бы намного больше, чем разница между средними показателями представителей разных полов. Из-за этого огромного внутригендерного разброса вся идея дифференцированного обращения с людьми в зависимости от их пола полностью разваливается.

Сам подход к сравнению индивидов просто как мужчин и женщин без учета альтернативных способов разделения людей по другим параметрам является хитроумной логической ловушкой. Если бы, например, мы сравнили между собой правшей и левшей или людей низкого и высокого роста, мы бы вполне могли обнаружить такие же большие или даже еще большие различия между средними показателями в группах. Хотели бы мы, чтобы социальная политика строилась на таких выводах? Большинство из нас просто посмеялись бы над такой идеей, и все же усвоенная нами за всю жизнь склонность мыслить категориями гендерных стереотипов мешает составить непредвзятое мнение в этом вопросе, хотя в случае с группами людей с определенным цветом волос, ростом, леворукостью или праворукостью и так далее это не составляет труда.

Я считаю, что для развития свободного от предрассудков отношения к людям мы должны полностью отказаться от эссенциализма. Это важнейший компонент проекта нового Просвещения.

Свобода вероисповедания прописана в шведском и американском законодательстве, но что на самом деле из этого следует? Конечно, это означает, что любой человек может верить во что угодно, на это у него должно быть абсолютное и неограниченное право. Однако светское государство должно иметь возможность налагать ограничения на свободу вероисповедания с точки зрения того, как могут выражаться религиозные убеждения (в смысле определения действий людей). Людям нельзя позволять делать все, что им заблагорассудится во имя своей религии. И здесь на сцену выходят политические конфликты и противоречия.

В статье 18 Декларации ООН прав человека находим следующее заявление:

Каждый имеет право на свободу мысли, совести и религии.

В комментарии 1993 года Комитет ООН по правам человека разъяснил вышеупомянутое заявление следующим образом:

Статья 18 защищает теистические, нетеистические и атеистические убеждения, а также право не исповедовать никакую религию.

В конституции Швеции также указано, что мы все имеем право высказываться, передавать и получать информацию, собираться, проводить демонстрации, организовываться в группы и исповедовать любую религию без ограничений.

Исторически необходимость защиты свободы вероисповедания была вызвана различными формами принуждения и преследования религиозных меньшинств. Учтите, что еще совсем недавно, в 1951 году, прихожанам было запрещено покидать шведскую лютеранскую церковь, если они одновременно не становились членами какой-либо другой религиозной конфессии. Сегодня по-прежнему существуют страны, в которых любой, кто отказывается от ислама в пользу христианства или хочет вести светский образ жизни, наказывается тюремным сроком, если не смертной казнью. Вот почему декларация прав Организации Объединенных Наций так важна.

Все люди должны иметь право выражать свои убеждения, собираться вместе и образовывать группы на основе общих принципов. Точно так же следует защищать право следовать своим обычаям, религиозным или культурным, но только до тех пор, пока эти обычаи не противоречат другим законам.

На самом деле свобода вероисповедания в том виде, в котором она сформулирована в декларации прав человека, в некоторых случаях содержит логические противоречия. Возьмем, к примеру, римско-католическую церковь, которая требует, чтобы родители-католики воспитывали детей в католической вере, дабы те тоже стали верующими и практикующими католиками. Декларация прав Организации Объединенных Наций, провозглашая свободу вероисповедания, дает этим родителям право выполнять свой религиозный “долг”. С другой стороны, согласно Конвенции ООН по правам ребенка, у детей есть свои права. В частности, дети также имеют право на свободу вероисповедания, а это означает, что их нельзя принуждать к католической вере или участию в религиозных обрядах. Таким образом, мы видим, что само понятие “религиозная свобода” включает два логически несовместимых принципа.

На практике шведское общество признает очень мало инициатив, предлагаемых в целях обеспечения свободы вероисповедания, которые не регулируются другими законами. Взрослые члены организации Свидетели Иеговы, как и взрослые люди любого другого вероисповедания, могут отказаться от переливания крови для себя, но юридически они не могут запретить переливание крови своим детям. Это могло бы рассматриваться как ограничение их религиозной свободы, но приоритет за светским законом, охраняющим жизнь детей.

Шведское законодательство также не разрешает верующим забой животных без анестезии, хотя некоторые религии требуют, чтобы жертвенных животных убивали обязательно без нее. Именно эта дилемма обсуждалась в дебатах о том, следует ли разрешать в Швеции забой животных в соответствии с кошерной (иудейской) или халяльной (исламской) традициями. В ходе дискуссии выяснилось, что в Швеции закон все еще разрешает импортировать мясо, произведенное за границей в соответствии с халяльными или кошерными правилами. Это, безусловно, противоречие, сохраняющееся в шведском кодексе. Конечно, законы не должны противоречить один другому. Во всех случаях следует уважать права животных, будь то правила забоя, предписанные религией, или охота на лося или куропатку ради развлечения.

Еще один вопрос состоит в том, какие верования можно считать религией и, соответственно, относиться к их сторонникам с равным уважением. К людям, заявляющим о своем праве следовать определенным обычаям или придерживаться некоего стиля одежды, ссылаясь на традиции, укоренившиеся в известной религии, например, христианстве, иудаизме или исламе, обычно относятся достаточно уважительно. Но если кто-то говорит о своей принадлежности к древнескандинавской религии или обожествляет силы природы и поклоняется им, к такому человеку отношение будет, скорее всего, скептическим, или же его вообще сочтут слегка чокнутым.

Итак, зададимся вопросом, какие критерии должны применяться при оценке важности других религий (претендующих на этот статус), учитывая, что мы должны уважать свободу вероисповедания? Количество верующих? Или исторические корни религии? Или литературное достоинство священных для этой религии писаний? Совершенно очевидно, что такие критерии в значительной степени произвольны. Поскольку нет четкого определения слова “религия”, само это понятие в том, как оно трактуется законом, затуманено причудливыми и противоречивыми решениями судов. Является ли вера в какого-либо бога необходимым условием для того, чтобы совокупность верований считалась религией? В таком случае традиционный буддизм не следует считать религией, поскольку эта философия жизни не включает в себя веру в какого-либо бога. А как насчет иррационального поклонения чему-то (или кому-то), объединяющего группу людей? В этом случае мы должны будем считать группу страстных футбольных фанатов членами религиозной группы.

Трудно найти объективную причину, по которой система убеждений, включающая веру в бога, должна иметь право на особую правовую защиту. Было бы более разумно расширить объем прав, чтобы все люди имели право свободно исповедовать свои экзистенциальные убеждения, независимо от того, предполагают ли эти убеждения существование какого-либо бога или нет[178].

Пацифизм – идеология, отвергающая применение насилия даже в целях самообороны, – дает наглядный пример такого рода. Те, кто отказывается носить оружие или применять насилие, конечно, могут делать это по религиозным соображениям. Но с тем же успехом они могут отказываться делать это по светским, а также философским причинам. Если в стране существует обязательная военная служба, что предполагает использование оружия, но также допускается, что верующие молодые пацифисты могут быть освобождены от воинской службы, такое же исключение должно применяться к пацифистам, пацифизм которых основывается и на нерелигиозных соображениях (таких как законы гуманистической этики). Любое другое юридическое мнение было бы несправедливым.

Согласно законодательству Швеции, в общественных местах, на территории школ и в транспорте, который проезжает по общественных территориям, запрещено иметь при себе ножи или иные опасные предметы. С другой стороны, по правилам религии, известной как сикхизм, возникшей в Индии в XVI веке, инициированный сикх всегда должен обладать пятью признаками: длинными волосами (а для мужчин и бородой), гребнем, кирпаном (ножом специальной формы), стальным браслетом и нижним бельем до колен.

Здесь возникает противоречие между свободой вероисповедания и законом, запрещающим ношение ножей в общественных местах. Подобный конфликт стал предметом громкого разбирательства в канадском суде. Бэлви Сингх Мултани, гражданин Канады и ортодоксальный сикх, пришел со своим сыном в школу Святой Екатерины Лабур в Квебеке. Отец хотел, чтобы его сын всегда носил кирпан, который в сикхской религиозной традиции символизирует честь и благородство[179].

Администрация школы отказалась разрешить ношение ножа в кампусе, поскольку на территории школ запрещается иметь оружие. По их мнению, если бы у мальчика был нож, то любой бы мог силой отнять его и нанести кому-то ранение, поэтому администрация посчитала своей обязанностью обеспечить безопасность всех школьников.

Высший суд Канады вынес решение в пользу сикхов и заявил, что запрет на использование всех ножей в школе нарушает свободу вероисповедания сикхов. Однако на других учеников, которые могли захотеть принести ножи в школу, этот запрет по-прежнему распространялся. Исключения из этого закона были сделаны только по религиозным причинам.

Теперь предположим, что этот мальчик не был бы сикхом, а происходил бы из канадской семьи, в течение многих поколений жившей в сельской местности и имевшей традиции, уходящие корнями в далекое прошлое. Во многих культурах существуют ритуалы инициации, совершаемые в тот момент, “когда мальчик становится мужчиной”. Главным элементом такой церемонии является то, что отец мальчика преподносит сыну особый нож, который передается из поколения в поколение. Обычно такой обряд совершается, когда мальчику исполняется четырнадцать-пятнадцать лет. Символом превращения мальчика во взрослого и его связи с предыдущими поколениями служит как раз этот нож, который он должен постоянно носить при себе[180].

Ни в Канаде, ни в какой-либо другой стране этому гипотетическому мальчику не разрешили бы носить нож на территории школы, а вот у мальчика-сикха во многих странах были бы хорошие шансы получить такое разрешение.

Здесь мы ясно видим, как понятие религиозной свободы порождает непоследовательную, а значит, неоправданную (в конечном счете) оценку человеческого поведения, этических ценностей и позиций. Само собой разумеется, что нравственная позиция не становится “более обоснованной” или “более ценной” просто потому, что опирается на религиозные представления или традиции. Взгляды и действия могут быть более или менее мотивированными и значимыми для каждого индивидуума совершенно независимо от истории их происхождения.

Возможно, пришло время заменить понятие религиозной свободы в законодательстве более всеобъемлющим и нейтральным понятием. Мы могли бы, например, рассмотреть концепцию “этической независимости”, согласно которой каждый гражданин имеет право на определенную независимость и от государства, и от общества. Эту идею предложил британско-американский профессор философии права Рональд Дворкин (1931–2013), который сформулировал ее следующим образом:

Этическая независимость означает, что правительство никогда не должно ограничивать свободу только из тех соображений, что оно предполагает, что один способ жизни – одно представление о том, какую жизнь лучше всего прожить, – лучше других не потому, что его последствия лучше, а потому, что люди, которые проживают жизнь таким способом, лучше[181].

Таким образом, один из ключевых принципов этической независимости состоял бы в том, что государство не имело бы права принуждать людей следовать определенному набору этических правил. Это означает, например, что государство не может запретить употребление наркотиков просто потому, что известно, что они вредны для здоровья. С другой стороны, государство может влиять на жизненный выбор людей из других соображений – скажем, для предотвращения действий, наносящих вред невиновным людям. Из этого может следовать, например, что должен быть принят закон, запрещающий употребление определенных наркотиков, если будет установлено, что их употребление может вызвать вредные последствия для общества в целом. Такой закон может также помочь снизить затраты общества на заботу о людях, злоупотребляющих наркотиками. Дворкин предлагает отказаться от особого статуса свободы вероисповедания по отношению к другим правам. Вместо этого нужно рассматривать религиозную свободу наравне со свободой придерживаться любых других убеждений, независимо от того, имеют ли они религиозную, светскую или философскую основу. Другими словами, нужно добиваться равного отношения ко всем убеждениям.

Мы, конечно, исходим из того, что при изъятии из закона понятия религиозной свободы и замене ее правом на этическую независимость другие свободы, такие как свобода слова, свобода информации, свобода собраний, свобода проведения демонстраций и собраний, должны остаться нетронутыми. Эти свободы, взятые вместе, защищают право всех людей верить в то, во что они хотят верить, и исповедовать свою веру как в одиночку, так и вместе с единомышленниками, если только это не вредит другим людям.

В наши дни новые медицинские открытия и изобретения появляются очень часто. Анализ ДНК, суррогатное материнство, пренатальные тесты и исследования стволовых клеток – лишь несколько примеров, которые поднимают важные этические вопросы, и эти вопросы отнюдь не простые. Даже в чисто светском обществе проблемы подобного рода необходимо было бы очень тщательно анализировать, а уж если общество позволяет религиозным догмам вставать на пути медицинских исследований и блокировать прогресс, значит, что-то в нем действительно пошло не так. Ярким примером являются исследования эмбриональных стволовых клеток.

Британский специалист в области биологии развития Джон Гардон (родившийся в 1933 году) считается автором пионерских исследований стволовых клеток. В 1958 году он первым провел клонирование животного – клонировал детеныша лягушки из клетки, взятой у взрослой лягушки. За эту работу в 2012 году он был удостоен Нобелевской премии по медицине. Сегодня исследование стволовых клеток является одним из самых многообещающих методов лечения таких ужасных болезней, как болезни Альцгеймера, Паркинсона, Лу Герига (ALS)[182] и многих других неизлечимых в настоящее время недугов. Но во многих частях мира исследования стволовых клеток запрещены или строго ограничены по религиозным причинам. Довод, на основании которого осуществляется противодействие этим исследованиям со стороны защитников религии, состоит в предположении, что бог вдыхает душу в человека в самый момент его зачатия. Никаких нерелигиозных причин запрещать исследования стволовых клеток нет.

В исследованиях стволовых клеток эмбриональные стволовые клетки берутся из бластоцисты, то есть из небольшой группы клеток, которые развились в течение нескольких дней после зачатия. Эти клетки собираются, когда оплодотворенная яйцеклетка несколько раз поделилась, в результате чего образовалось примерно 300 клеток. Чтобы получить представление о размере такой группы клеток, представьте, что мозг обычной комнатной мухи содержит примерно 100 000 клеток.

На этой ранней стадии развития у эмбриональных клеток еще нет специализации: любая из них может развиться в любую специализированную клетку – например, в клетку костного мозга, клетку печени или клетку почек. Таким образом, эмбриональные стволовые клетки сильно отличаются от клеток человеческого зародыша, и в любом случае стволовые клетки никогда не берутся из человеческого зародыша.

Сегодня многие клиники по лечению бесплодия во всем мире используют технику экстракорпорального оплодотворения (ранее использовалось название “оплодотворение из пробирки”), чтобы помочь парам, которые иначе не смогли бы иметь детей. Следуя этому методу, несколько оплодотворенных яйцеклеток выращивают в пробирке в течение нескольких дней, а затем одну или несколько из них хирургическим путем вводят в матку женщины. Оставшиеся яйца либо выбрасываются, либо замораживаются для использования в возможных будущих попытках оплодотворения женщины, если первая попытка не удастся. Именно из таких оплодотворенных яйцеклеток можно брать стволовые клетки.

Исследование стволовых клеток служит прямо поставленным медицинской наукой целям – спасти жизни и подарить жизнь. Поскольку светская этика пытается решить задачу минимизации человеческих страданий, она выступает за исследования стволовых клеток, которые могут помочь исправить нарушения функций различных органов и дать надежду людям с неизлечимыми заболеваниями.

В наши дни новые медицинские открытия постоянно вынуждают нас решать все новые и новые виды этических дилемм, и в дебатах на такие темы критически важно проводить различие между аргументами научными и религиозными.

Но, возможно, верить в бога разумно, независимо от того, существует ли он на самом деле или нет? Быть может, этот эффект плацебо срабатывает, даже если бог не существует? Действительно ли люди становятся добрее, честнее и щедрее, если верят в бога? Такая причинно-следственная связь, вероятно, может существовать в определенных индивидуальных ситуациях, но вопрос, который мы хотим изучить здесь, заключается в том, как обстоят дела с этой причинно-следственной связью на уровне целого общества. Другими словами, существует ли корреляция между долей верующих в данном обществе и общим благополучием и здоровьем этого общества?

Примерно 5 процентов американских граждан называют себя атеистами. С другой стороны, по словам психолога Колумбийского университета Мелани Брюстер, атеистами считают себя только 0,09 процента заключенных в американских тюрьмах[183]. Иными словами, атеистов в американских тюрьмах в пятьдесят раз меньше по сравнению с населением в целом. Конечно, сама по себе эта статистика не означает, что атеисты добрее, честнее или щедрее религиозных людей, но, безусловно, заставляет задуматься. Конечно, это может быть просто статистической флуктуацией, которая не имеет отношения ни к какой причинно-следственной связи, но уж точно эта статистика никоим образом не подтверждает противоположный вывод, а именно, что верующие в бога нравственнее атеистов.

Мы знаем, что общества в светских странах с более высокой долей по-настоящему неверующих людей (а не тех, которых вынуждают заявлять, что они неверующие) относятся к числу самых здоровых, образованных и наиболее открытых обществ в мире. Кроме того, в таких странах ниже уровень детской смертности и большее равноправие женщин и мужчин.

Согласно опросам общественного мнения, проводимым Европейским союзом, процент нерелигиозных людей в Европе растет. Например, в Великобритании доля называющих себя атеистами, выросла с 14 процентов в 1963 году до 42 процентов в 2012 году[184]. В Швеции только 29 процентов населения считают себя религиозными, а в Японии их еще меньше – 16 процентов верующих[185].

В Докладе ООН за 2018 год о человеческом развитии (см. сайт www.hdr.undp.org/en/) 187 стран были ранжированы по Индексу человеческого развития HDI (показатель, формулу которого вывели совместно пакистанский экономист Махбуб уль Хак и индийский экономист Амартия Сен). Этот индекс учитывает ожидаемую продолжительность жизни, доход на душу населения, грамотность (как в чтении, так и в письме), уровень образования, уровень детской смертности и так далее. Вот список из десяти стран с самым высоким HDI:

1. Норвегия

2. Швейцария

3. Австралия

4. Ирландия

5. Германия

6. Исландия

7. Гонконг, Китай

8. Швеция

9. Сингапур

10. Нидерланды

А вот десять стран с самым низким коэффициентом HDI:

180. Мозамбик

181. Либерия

182. Мали

183. Буркина-Фасо Республика

184. Сьерра-Леоне

185. Бурунди

186. Чад

187. Южный Судан

188. Центральноафриканская

189. Нигер

Во всех странах, занимающих первые двадцать пять мест в этом списке, была поразительно высока доля нерелигиозных людей, за исключением двух стран – Ирландии и Соединенных Штатов. Хотя Ирландия традиционно является католической страной, в 2018 году она проголосовала за разрешение абортов, а также отменила средневековый закон о богохульстве, кроме того, три года премьер-министром Ирландии был гей индийского происхождения. Согласно проведенным во всех странах первой десятки опросам общественного мнения, нерелигиозные взгляды там оказывают сильное влияние на жизнь.

В странах, занимающих двадцать пять нижних строчек, очень мала доля нерелигиозных граждан, а в таких странах, как Бангладеш, Непал, Афганистан и Пакистан, практически все люди в той или иной степени верующие.

Страны с самым высоким уровнем убийств – это страны с очень высоким процентом верующих, в то время как самый низкий уровень убийств коррелирует с самым высоким уровнем неверующих. Семьдесят пять стран с самым высоким уровнем младенческой смертности – очень религиозные страны[186].

Британская организация Save the Children ежегодно составляет “индекс материнства”, в котором перечислены страны, где быть матерью легче и, наоборот, труднее. Для определения этого индекса используются такие показатели, как, например, уровень медицинского наблюдения за детьми, младенческая смертность и длительность отпусков для матерей (и отцов) по уходу за детьми. Все первые десять стран в списке в основном светские, в то время как десять последних – глубоко религиозные[187].

А как насчет миролюбия? Какие страны самые миролюбивые? Организация Vision of Humanity ежегодно публикует Global Peace Index (“Индекс глобального мира”), основанный на ряде показателей, таких как субъективное ощущение безопасности, уровень преступности, связанной с насильственными действиями, участие в военных конфликтах и доступность приобретения оружия. И по этому параметру та же самая картина. Самые светские страны – самые миролюбивые, а наименее миролюбивые – все очень религиозные.

Какие выводы из всего этого можно сделать? Для начала упомянем те выводы, которые мы сделать не можем. Хотя существует четкая статистическая корреляция между степенью благополучия и уровнем светскости, мы не можем утверждать, что между ними есть причинно-следственная связь. Цифры не доказывают, что секуляризм является причиной благополучия или что религиозность порождает бедность и болезни. Тем не менее статистическая корреляция, несомненно, существует. Бóльшие здоровье и благополучие людей характерны для светских обществ и светской жизненной позиции. История с очевидностью доказывает, что секуляризм был одним из основных движущих факторов социального прогресса во многих сферах, в частности в деле защиты прав женщин и гомосексуалов[188].

Многие религиозные консерваторы, будь то христиане, мусульмане, иудеи или индуисты, утверждают, что для создания мирного и процветающего общества необходимо, чтобы все граждане служили и подчинялись богу. Это утверждение одинаково убежденно высказывают ортодоксальные раввины на оккупированных территориях Западного берега реки Иордан в Израиле/Палестине, ваххабитские шейхи в Саудовской Аравии, салафиты в Ираке и Сирии, папа римский в Ватикане и правые христиане в Соединенных Штатах. Все они утверждают, что воля божья составляет основу социальной жизни и что только подчинение воле бога сможет обеспечить нам нравственное, успешное, здоровое и безопасное существование. Как правило, все эти авторитеты также считают, что если много людей перестанет верить в бога, то стабильность общества будет подорвана. Все бедствия в обществе – например, преступность, бедность, плохое образование, СПИД и так далее – по этой логике могут быть связаны с уменьшением числа богобоязненных граждан[189].

Что ж, если это действительно так, то следует ожидать, что наименее религиозные (или наиболее атеистические) страны мира больше всего страдают от преступности, бедности и болезней. По той же причине самые религиозные страны, напротив, должны являться образцом социальной стабильности. Но все обстоит как раз наоборот. Страны с наибольшей долей нерелигиозных граждан – самые мирные, самые стабильные, самые свободные, самые благополучные и самые процветающие, в то время как самые религиозные страны – самые нестабильные и бедные, и в них самый высокий уровень насилия и репрессий.

Очевидный вывод из всей этой статистики состоит в том, что секуляризм не ведет к падению нравственности или к упадку цивилизации. Безусловно, вера в бога может обеспечить душевный комфорт отдельному человеку, но общества в целом, в которых преобладает светский образ мыслей, явно кажутся самыми разумными и здоровыми, сколько бы религиозные авторитеты ни утверждали обратное.

Несомненно, влияние религии на политику возрастает во многих странах мира. Сегодня часто говорят о “возвращении бога”. Также очевидно, что появляются все более резкие и экстремистские религиозные высказывания, и эта тенденция характерна для всех основных мировых религий. Консервативные толкования религиозных догм сегодня встречаются повсюду в христианстве, иудаизме и исламе, не говоря уже об индуизме и буддизме. (Шведская лютеранская церковь не укладывается в эту схему: ее либеральное, порой даже светское толкование христианских священных текстов является полной противоположностью общему тренду.) Но парадокс состоит в том, что процент людей, называющих себя религиозными, со временем реально снижается.

В США от 20 до 30 процентов населения заявляют, что не принадлежат к какой-либо официальной религии, хотя в 1990 году только 10 процентов американских граждан признавались в этом. Тенденция еще заметнее у молодых американцев: только 32 процента американцев в возрасте до 30 лет утверждают, что они принадлежат к официальной религии. В 1980-е годы среди людей до 30 лет было вдвое больше евангельских христиан, чем людей без какой-либо религиозной принадлежности. Сегодня соотношение прямо противоположное: нерелигиозных людей моложе 30 лет вдвое больше, чем христиан-евангелистов[190].

Согласно опросу, проведенному международным институтом Гэллапа, во многих странах эти поразительные изменения произошли за короткий период времени между 2005 и 2012 годами. В таблице ниже в соседних столбцах показан процент людей, считающих себя “религиозными” или “нерелигиозными” в 2005 и в 2012 годах для 37 разных стран. Страны перечислены в порядке убывания процента религиозных людей от наиболее религиозных к наименее религиозным (по состоянию на 2012 год). В последнем столбце показано процентное изменение между 2005 и 2012 годами.

[По данным опроса международного института Гэллапа: Global Index of Religiosity and Atheism, 2012.]

Как видно из таблицы, во многих странах все больше людей отходит от религии: в 24 странах из этого списка доля верующих снизилась, а в 11 – поднялась. Таким образом, утверждение о “возвращении бога”, по-видимому, верно только в одном отношении: во многих странах мира религия становится все более опасной, возвращаясь к гораздо более архаичным своим формам, когда, например, католическая церковь устраивала публичные сожжения на кострах и другие ужасающие экзекуции. А вот склонность человека верить в сверхъестественные силы или во всемогущего творца, кажется, хоть и медленно, но уменьшается.

Интерлюдия. О благодарности и чувстве вины

Должны ли мы испытывать благодарность? Если да, то кому или за что?

Правильно и естественно чувствовать благодарность другу, который помог нам, или собеседнику, утешившему нас, или знакомому, выручившему нас в тяжелые времена. Мы также можем и должны быть благодарными за то, что мы здоровы, за то, что у людей, которых мы любим, все в порядке, да и вообще за то, что мы живы.

Однако существует еще один вид благодарности, вынужденной и неестественной: благодарность, которую от нас требует религия. Я говорю о благодарности богу.

Когда мы начинаем испытывать благодарность к внешней силе, всесильному существу, возникают вопросы. Она становится “условной” благодарностью, которая в силу самой своей природы предполагает, что это всесильное существо могло позволить совершиться чему-то другому и гораздо худшему.

Почему я был единственным, кто выжил в аварии, когда больше никому так не повезло? Почему у меня хорошее здоровье, а многие мои друзья страдают от серьезных болезней? Или почему я заболел раком, в то время как у многих моих друзей все в порядке?

Священник спрашивает группу шестилетних детей: “Дети, за что бы вы хотели поблагодарить Бога сегодня? Лиза, за что ты хочешь благодарить Бога?”

“Я хочу поблагодарить Бога за то, что он позволил моим родителям чувствовать себя хорошо и быть счастливыми”, – говорит Лиза.

“Сэм, за что ты хочешь благодарить Бога?”

“Я хочу поблагодарить Бога за то, что моя сестра здорова”.

Возможно, все это выглядит безобидно. Но как себя чувствует Лена, маленькая Лена, которая, знает, как глубоко несчастны ее родители? Они могут скоро развестись. Или, возможно, один из ее родителей тяжело болен. О чем думает Лена?

“Почему Бог не хочет, чтобы мои родители были счастливы? Почему мой папа не может быть здоровым? Что я сделала плохого, почему не заслужила Божью милость? Почему Бог не считает меня достойной?”

Благодарность высшему существу, называем ли мы его богом или как-то еще, которому мы приписываем намерения, силы и желание воздействовать на людей, может показаться совершенно разумной эмоцией, пока в наших маленьких жизнях случаются только хорошие события и пока мы не переживаем за жизнь других людей.

Но на самом деле жизнь устроена не так. Когда мы внезапно попадаем в беду, наше былое чувство благодарности к высшей силе может мгновенно замениться чувством стыда или вины или даже ощущением предательства или ненависти.

Мы не должны учить детей чувствовать стыд или вину перед божественным существом. И по той же причине мы не должны учить детей испытывать благодарность богу. А более разумная форма благодарности заключается в смиренном признании того факта, что хотя с нами случались хорошие вещи, мы понимаем, что могло бы быть и иначе – с нами могли бы произойти и разные несчастья. Стоит быть благодарным за свое здоровье, за то хорошее, что нам посчастливилось испытать в жизни, за теплые отношения, которые связывают нас с любимыми людьми.

Лучше всего избегать чувства благодарности к таинственным мистическим силам и постараться развивать в себе никому не адресованное чувство благодарности за все хорошее в жизни, не обесценивая его верой в то, что все это произошло благодаря вмешательству сверхъестественных сил.

Глава 14

Чему мы должны учить наших детей?

О вере, науке и о том, как в школах говорят о жизни

Государственные власти очень сильно обманываются, если думают, что в школе надо учить детей тому, что высшая власть принадлежит богу. Сегодня в такую чушь нельзя заставить поверить даже школьников.

Яльмар Седерберг (один из величайших шведских писателей)

Если мы хотим увидеть новый расцвет просвещения, его идеи должны сначала появиться в умах наших детей. В полном фанатизма и суеверий мире школы должны выполнять важнейшую функцию – способствовать выработке у детей ясного образа мыслей и независимого критического мышления. Образование – это пища, необходимая просвещенному мышлению для роста. Во многих странах мира возможность ходить в школу у детей, особенно у девочек, очень ограничена. Мы живем в западных привилегированных странах, где посещение школы считается само собой разумеющимся.

Но просто ходить в школу недостаточно – уровень преподавания и содержание предметов также должны отвечать высоким стандартам. Что касается обсуждения жизненно важных проблем и научных вопросов, в шведских школах, как и в школах почти всех западных стран, с этим есть серьезные проблемы.

Когда мы говорим о детях, мы склонны разделять их по формальному признаку вероисповедания, хотя никогда бы не стали определять их, к примеру, по политическим взглядам. Недолго думая и без всяких оговорок мы говорим о детях-мусульманах, христианах и иудеях. Но на самом деле нет мусульманских, христианских или еврейских детей, есть только дети с родителями-мусульманами, христианами или иудеями. Мы бы никогда не сказали о шестилетней Лизе, что она “девочка-демократка”, а о семилетнем Карле, что он “мальчик-республиканец”. Мы бы просто сказали, что у Лизы и Карла родители демократы или республиканцы. На мой взгляд, мы должны научиться относиться к детям как к людям, не принадлежащим к какой-либо конфессии.

В Швеции продолжительность школьного обучения составляет не менее девяти лет, а вскоре она может возрасти до десяти или даже больше. Отсюда следует, что фундаментальный вопрос состоит в том, чему мы должны учить наших детей в школе, а точнее, каких основных принципов нужно придерживаться при выборе тем и концепций при преподавании тех или иных предметов. Долг государства – сделать так, чтобы каждый ребенок научился рациональному отношению к действительности. Таким образом, в школах должны не учить детей одной конкретной вере, а рассказывать о научных открытиях ученых и об устройстве окружающего мира. Согласно Конвенции о правах ребенка Организации Объединенных Наций, все дети имеют право на свободу религии:

Государства, подписавшие соглашение, должны уважать право ребенка на свободу мысли, совести и религии.

Соответственно, мы должны считать неприемлемым преподавание в школе креационизма и рассказы об адском огне и проклятиях или других религиозных теориях. Все преподавание должно быть свободным от каких-либо религиозных идей. Конечно, в любой школе можно рассказывать о религиозных философиях жизни, но не агитировать ни за какую из них. Этот принцип должен соблюдаться как в период обязательного школьного обучения, так и в высших учебных заведениях.

Странный факт: США – одна из двух стран в мире (вторая – Сомали), которые не ратифицировали Конвенцию о правах ребенка Организации Объединенных Наций. В 1995 году президент Клинтон подписал ее, но оппозиционные лоббистские группы убедили Сенат не ратифицировать ее, утверждая, что если соглашение принять, то это позволит детям выбирать религию, отличную от религии родителей, и оспаривать через суд решение родителей. Эти группы также предупреждали, что ратификация Конвенции заставит США тратить больше государственных средств на социальное обеспечение детей, чем на национальную оборону. В результате Конвенция по-прежнему не ратифицирована сенатом Соединенных Штатов, хотя со времени ее подписания прошло уже больше двадцати лет.

Дети восприимчивы к внешним воздействиям. У них нет ни интеллектуальных, ни эмоциональных ресурсов, для того чтобы сориентироваться во взрослом мире, наполненном сбивающим с толку хором голосов. По этой причине крайне важно, чтобы школа была нейтральным пространством, в котором учителя использовали бы неангажированные, объективные методы исследования и анализа реальности. Школы также должны обучить детей базовой системе ценностей, подобной той, которая положена в основу закона, принятого парламентом Швеции. То есть учителя должны разъяснять детям демократические ценности, которые подразумевают равные права для всех людей независимо от цвета их кожи, пола, сексуальной ориентации, жизненной философии или этнической принадлежности. И конечно, нельзя отдавать предпочтение точке зрения какой-либо одной религии на систему моральных и этических ценностей.

Несколько лет назад Николас Хамфри (родившийся в 1943 году), известный британский профессор психолог, занимающийся вопросами развития интеллекта и природы сознания, прочитал в Оксфорде лекцию весьма спорного содержания. Выступление было организовано Amnesty International[191] и касалось бесплатных религиозных школ. Хамфри утверждал, что родители должны быть свободны (хотя и не в полной мере) в выборе религии для своих детей. Конечно, сегодняшние законы уже накладывают определенные ограничения на право родителей воспитывать детей так, как они хотят. Между прочим, Швеция была первой страной в мире, которая запретила порку детей их родителями (в 1979 году), и сегодня большинство европейских стран последовало ее примеру. Сексуальная эксплуатация детей также была признана противозаконной.

Однако Хамфри считал, что мы должны защищать детей не только от физических актов агрессии, но и от агрессии психологического характера. Мы не можем позволить школам рассказывать детям, что нашу жизнь контролирует положение планет в небе, или что за добрачный секс человек попадает в ад, или что женщины должны подчиняться мужчинам, или что долг каждого истинно верующего – убивать иноверцев. В школах также не должны учить тому, что все, что написано в Библии, буквально соответствует действительности или что человечество было создано примерно 6 тысяч лет назад с помощью высших сил. Школы ответственны за то, чтобы дети на уроках научились ясно мыслить и анализировать, поскольку эти навыки будут необходимы им в будущем для понимания устройства нашего мира и его изучения. В этом состоит основное предназначение школы.

Традиции магических практик и религиозных верований обычно передаются из поколения в поколение. Вероятно, это связано с тем, что в сознании детей прочно впечатывается картина мира их родителей. Люди, в отличие от всех других животных, выживают и развиваются благодаря тому, что знания, накопленные предыдущими поколениями, передаются как в устной, так и в письменной форме следующим поколениям. У детей гораздо больше шансов выжить, если родители расскажут им об окружающем мире и его опасностях и предупредят: “Не подбирайте змею с земли!”, “Не пытайтесь погладить тигра!”, “Не плавайте в реке, в которой водятся крокодилы!”. Однако маленькие дети не могут отличить мудрых советов типа “Не приближайся к этому тигру!” от бессмысленных вроде “Чтобы пошел дождь, нужно в полнолуние принести в жертву козленка”.

К сожалению, поскольку религиозные установки ребенка еще не закрепились, взрослые подчас ими злоупотребляют. Родитель, который скажет своему ребенку: “Если каждый раз после того, как у тебя возникнут нечестивые мысли, ты не помолишься Богу, ты попадешь в ад”, – скорее всего травмирует его на всю оставшуюся жизнь.

Для многих религиозных сект и общин крайне важно, чтобы на их членов не оказывали влияния посторонние, и по этой причине главным правилом поведения – modus operandi – в таких группах является недопущение контактов их членов с другими общинами и группами. Любой член секты, критикующий свою секту, объявляется одержимым демонами или сатаной. Повиновение группе считается добродетелью, а отсутствие интереса к окружающему миру – духовной чистотой. Индоктринация считается наиболее успешной, если сами новообращенные готовы отгородиться от внешнего мира, мысленно возводя вокруг себя высокие стены.

С идеологической обработкой детей в раннем возрасте очень трудно покончить. А ведь акты психологической агрессии против детей могут быть столь же вредными, как и физические, и иметь далеко идущие и необратимые последствия. Поэтому в некоторых случаях крайне важно, чтобы школы могли защитить детей и подростков от родителей, навязывающих им свою идеологию и отгораживающих детей от внешнего мира.

В Швеции открытые при религиозных сектах школы работают легально. В Прелюдии я писал о христианской секте Судного Дня, более известной под именем “Плимутские братья”, расположенной в Хилтебруке, на юге Швеции. Эта секта имеет собственную школу, которую посещают только те дети, чьи родители входят в секту. Секта состоит всего из 400 человек, и это на сегодня, вероятно, самая радикальная секта в Швеции. Религиозные взгляды ее членов значительно отличаются от традиционных христианских.

В 1960-х годах тогдашний лидер “Плимутских братьев” объявил, что конец света близок и что антихрист захватил мир. Поэтому членам группы было приказано прекратить все контакты с внешним миром. С тех пор в повседневной жизни и практике секты основной заботой ее членов является полная изоляция от “неверных”, то есть от тех, кто не принадлежит к секте. Предполагается, что таким образом их дети будут спасены и избавятся от участи вечного горения в “адском пламени”. Членам секты не разрешается принимать пищу или проживать в одном помещении с кем-либо из не-членов, невозможно для них и жить в домах, принадлежащим не-членам, или в домах, в которых живет кто-то из посторонних. Они даже не могут подписывать контракты с не-членами секты.

Эти люди считают внешний мир воплощением ада, дьявольским порождением. Молодым членам секты советуют не заниматься наукой, чтобы не казаться гордецами в глазах бога, а замужним женщинам запрещается работать вне дома. Мужчины считаются наставниками женщин. Гомосексуализм в их понимании – дело рук демонов, за него бог может наказать смертью, и это будет справедливо. Секта толкует все, что написано в Библии, буквально и, следовательно, по-креационистски: например, члены секты верят в то, что человечество было создано около 6 тысяч лет назад. Теория эволюции считается чепухой, уводящей людей от веры в бога.

Детям, растущим в секте “Плимутских братьев”, не разрешается заводить друзей вне секты. Они не могут играть в футбол в местной молодежной футбольной команде и заниматься музыкой с другими детьми в местной музыкальной школе. Когда такому ребенку исполняется двенадцать, ему предлагается ответить на вопрос: “Ты с нами или против нас?” Любой, у которого возникают колебания на этот счет, изгоняется из секты, и с этого момента он больше не сможет даже сесть за один стол со своей семьей.

Некоторое время назад для таких детей местная муниципальная школа служила окном в мир, возможностью установить нормальные отношения с другими детьми своего возраста. Но в 2007 году секте было дано юридическое право превратить школу в учебное заведение исключительно для детей из секты, и она, как и другие школы в Швеции, стала получать государственное финансирование. Такое положение дел есть не что иное, как финансируемый за счет налогов граждан акт психологической агрессии в отношении и без того неблагополучной группы детей.

В 2011 году Шведское национальное агентство по образованию разработало новую учебную программу религиозного образования в начальной и средней школах. Новая учебная программа была однозначно лучше, чем предыдущая – шире, объективнее и полнее учитывала индивидуальные особенности учащихся. В нее впервые включили гарантии того, что школьников будут учить светскому гуманизму. Если бы эта учебная программа была реализована, в процессе обучения дети пришли бы к пониманию того, что моральная философия не должна основываться на рассказах о сверхъестественных событиях, на существовании одного или нескольких богов или на каких-либо сверхъестественных способностях и силах. Фактически, если бы законодатели серьезно отнеслись к принятому ими закону, сам предмет, называющийся “религиозное образование”, пришлось бы переименовать в “обучение философиям жизни” (или во что-то в таком роде). Однако в своем реформировании учебной программы они не осмелились зайти так далеко. (Как мы видели, все религии можно было бы называть философиями жизни, но не все философии жизни являются религиями. Таким образом, любая религия могла бы быть реальным кандидатом на включение в перечень философий жизни, но не наоборот.)

В рамках установленной в стране учебной программы религиозного образования учащиеся с седьмого по девятый класс школы должны изучать следующие темы:

• основные идеи, лежащие в основе христианства, отличительные черты трех основных ветвей христианства (протестантизма, католицизма и православия) и разбор их священных писаний;

• основные идеи, лежащие в основе других важнейших мировых религий, таких как ислам, иудаизм, индуизм и буддизм, и разбор их священных писаний;

• различные трактовки и практики основных мировых религий, существующие в современном обществе;

• краткое изложение истории основных мировых религий;

• новые религиозные движения, разные типы религиозности, личная религиозность, а также история их возникновения;

• светские взгляды на жизнь, в том числе взгляды светских гуманистов.

Шведское национальное агентство по образованию также опубликовало документ с более подробными комментариями к учебной программе. В нем можно найти следующее:

Учебная программа с 7 по 9 классы должна обязательно включать рассказ о светских философиях жизни. Такие философии часто основаны на научном мировоззрении, и они не считают божественным источник происхождения этических ценностей. Напротив, они придерживаются той точки зрения, что этические принципы могут быть исключительно результатом мыслительной деятельности самого человека… Это относится в том числе и к такой хорошо известной философии жизни, как светский гуманизм…

Например, атеизм отрицает существование какого-либо бога. На этой основе можно сформировать альтернативные концепции, касающиеся многих областей, начиная от происхождения Вселенной и кончая этическими вопросами. Однако атеистическое мировоззрение как таковое не означает, что ответы на другие типы вопросов будут отличными от ответов, даваемых в рамках иных философий.

Когда была принята эта новая учебная программа, мне, естественно, было очень любопытно, как светская точка зрения будет представлена в школьных учебниках. Результат, увы, оказался не очень впечатляющим.

Некоторые из просмотренных мной учебников были довольно старыми, но я также просмотрел и учебники, переработанные после принятия новой учебной программы. Тексты в них зачастую содержали концептуальную путаницу и вопиющие фактические ошибки. Но что наиболее важно, светские философии жизни, как правило, описывались крайне небрежно и с религиозной точки зрения.

Безусловно, есть учебники, в которых эта тема представлена в образцовом виде. (Ряд достойных примеров можно найти на моем сайте www.sturmark.se/skolbok.) Однако учебников, в которых тексты на подобные темы написаны плохо, во много раз больше тех, где они написаны хорошо. Я очень внимательно прочитал (среди прочих) несколько учебников, написанных педагогом и по совместительству священником Бёрге Рингом. То, что Ринг – священник, просматривается во всех его текстах, что недопустимо для школьных учебников, которые должны быть абсолютно нейтральными в отношении философий жизни. Я решил проанализировать тексты этого конкретного автора в качестве примера, хотя подобные проблемы имеются почти во всех в текстах, которые я проверял.

В книге Ринга “О религии просто” (“Religion – helt enkelt”) светский гуманизм обсуждается только в последней главе, в одном ряду с учением Свидетелей Иеговы, мормонской церковью, креационизмом и сатанизмом! Одержимость Бёрге Ринга темой поклонения дьяволу прослеживается во многих его книгах, и это никоим образом не соответствует очень малому – фактически исчезающе малому – распространению сатанизма в мире.

Небрежность в таких текстах не ограничивается теми фрагментами, в которых описывается светская философия жизни. Например, во фрагменте, посвященном противникам эволюции и креационистам, Ринг пишет:

…креационизм и наука противостоят друг другу, и в дискуссиях о них встречается много неясных аргументов, касающихся физики[192].

Совершенно верно – наука и креационизм несовместимы, но расхождение между ними лежит в области биологии, а не физики. Далее Ринг пишет:

Число последователей [креационизма] невозможно точно определить, но очень сильное влияние это движение приобрело только в Соединенных Штатах.

Это не совсем так. Хотя в Швеции креационизм (как и его кузен – разумный замысел) до сих пор не оказывал большого влияния, он часто упоминается не только шведскими свободными церквями, но и сторонниками движения евангельских христиан по всему миру, а эта ветвь христианства в настоящее время находится на большом подъеме. Более того, креационизм также является доминирующим течением в исламе, и во многих исламских странах он оказывает очень сильное влияние.

Автор этих текстов смешивает термин “секулярный гуманизм” в значении философии жизни с другими значениями слова “гуманизм”, например, как образовательной дисциплины в словосочетании “гуманитарные науки” или как “все, имеющее отношение к человечеству”. В последнем значении слово “гуманизм”, очевидно, имеет одинаковый смысл и для христианина, и для мусульманина, и для светского гуманиста. Истинная природа светского гуманизма как философии жизни полностью ускользает от внимания написавшего эти тексты (а значит, и от всех его читателей).

Ринг также пытается в своей книге объяснить, что такое наука. Тема раскрывается примерно на половине страницы, а заголовок раздела звучит так: “Может ли наука сказать нам, что истинно?” Наука описывается следующим образом:

Слово “наука” означает “знание”. Тот, кто занимается научными исследованиями, упорядочивает и систематизирует фрагменты знания. Это может быть сделано путем получения этих фрагментов знания с помощью исследований, интервью, анализа текстов или наблюдений за объектами. Исследователь также может получать знания, проводя эксперименты на людях или животных. Если бы вы спросили разных исследователей, кто из них прав, вы бы получили много разных ответов. Некоторые из них даже не захотели бы отвечать на этот вопрос, а другие давали бы расплывчатые, неоднозначные ответы. Если даже сами исследователи не знают, кто прав, то откуда это может узнать хоть кто-нибудь?[193]

Ясно, что любой, кто познакомится с понятием “наука” посредством этого затейливого описания, не проявит к ней ни малейшего интереса. Если “даже сами исследователи не знают”, то зачем вообще этим заниматься?

Конечно, небрежное описание Рингом предмета и методов науки вводит читателей в заблуждение. Безусловно, среди ученых существуют разногласия, но в подавляющем большинстве случаев они сходятся в вопросе о том, какие теории работают, а какие нет и как ведут себя объекты наблюдения в природе.

У Ринга появился шанс переработать содержание предыдущих книг в своей новой книге 2013 года “Религия и подобные вещи” (“Religion och sånt”) и учесть там требования новой учебной программы. Но вместо этого в этой книге понятие светского гуманизма становится еще более размытым. Вот пример:

Ислам – это религиозная философия жизни, тогда как гуманизм может быть как религиозной, так и нерелигиозной философией[194].

Это верно, если под гуманизмом вы подразумеваете просто гуманитарные науки или “все, что связано с человечеством”, но если вы имеете в виду гуманизм как философию жизни, то это совершенно неверно. Светский гуманизм, если его рассматривать как философию жизни, что и подразумевалось в новой учебной программе, не имеет отношения к религии, как это и понимает большинство людей.

Затем автор обращается к концепции атеизма, которую он, кажется, также хочет изобразить как философию жизни, несмотря на то что это определенно не так. Он делает явно ложное заявление, сформулированное как вопрос студентам, читающим его книгу:

Согласны ли вы с атеистами, которые считают, что не существует ничего, кроме того мира, который мы видим и можем измерить?[195]

Как мы видели, атеист может верить в призраков, гомеопатию или астрологию, поскольку атеисты не обязаны разделять все разнообразие идей философии жизни, которую предлагает им светский гуманизм. Кроме того, атеисты, очевидно, могут верить в самые разнообразные субстанции, которые нельзя увидеть или измерить: любовь, равенство, права человека, жизнь на других планетах и тому подобное.

Ясно, однако, что вопрос Ринга был сформулирован таким образом, чтобы у студентов не возникало желания называть себя “атеистами”. И правда, кому понравится выглядеть настолько смертельно скучным типом, верящим лишь в то, что можно увидеть и измерить?

В своей 220-страничной книге Ринг посвящает светскому гуманизму всего 4 страницы (с тем расплывчатым его определением, в котором он приравнивает его к атеизму), в то время как буддизму он посвящает 20 страниц. В этой связи стоит отметить также тот факт, что, согласно международному обзору, посвященному мировым философиям жизни (New Scientist, 2012), в мире насчитывается примерно 2,2 миллиарда христиан, 1,6 миллиарда мусульман и 900 миллионов индуистов. Четвертое место занимают сторонники нерелигиозных философий – примерно 750 миллионов человек. Светский гуманизм, естественно, подпадает под это определение. Буддизм занимает лишь седьмое место примерно с 350 миллионами последователей.

В более раннем (и до сих пор используемом) издании этого учебника движение нью-эйдж также подвергается критике, но не по той причине, по которой этого можно было бы ожидать от автора. Движение позиционируется как “протест против христианства и других основных религий”:

Сторонники движения нью-эйдж не согласны с большинством устоявшихся религий, особенно с христианством[196].

В настоящее время есть много оснований для критики движения нью-эйдж, но вряд ли это одно из них. На самом деле движение нью-эйдж основным объектом своей критики считает не христианство, а рациональное мышление и в целом научный подход. (В некоторых свободных церквях Швеции движение нью-эйдж рассматривается как оккультное движение с верой в злых духов, демонов и других нечестивых существ. Возможно, именно это беспокоит Бёрге Ринга.)

В обновленную версию книги Ринга 2013 года только что процитированное утверждение не вошло. Вместо него читатели обнаруживают пассаж об общении нашего современника с духом, который, предположительно, жил тысячи лет назад:

В Вермланде [шведское графство к западу от Стокгольма] живет бывший плотник по имени Стуре Йоханссон, у которого образовался ченнелинг[197] с человеком по имени Амбрес, жившим в Древнем Египте, который может рассказывать ему о своей жизни и разных фактах. Когда Стуре Йоханссон получает сообщения от этого человека, он называет самого себя Амбресом. Он ведет курсы, на которых участники знакомятся с давно забытым образом жизни древних египтян, ставшим теперь известным благодаря Стуре Йоханссону[198].

Содержание новой книги Бёрге Ринга “Религия и подобные вещи” (“Religion och sammanhang” (Liber, 2013)) ненамного лучше, хотя она была опубликована спустя два года после принятия новой учебной программы. Издательство было проинформировано обо всех ошибках в более ранних изданиях, но решило при печати новой редакции многие из них проигнорировать.

В этой книге Ринг по-прежнему отводит сатанизму неоправданно много места, учитывая его мизерную значимость в мире. И снова автор не проводит различия между светским гуманизмом, гуманизмом в других значениях и атеизмом, уделяя светскому гуманизму всего 4 страницы из 350, в то время как буддизму – 39 страниц.

В последнем издании автор рассматривает вопрос о том, является ли атеизм философией жизни или нет, и в итоге делает двусмысленное заявление о том, что атеизм – “это прежде всего жизненная ориентация”. Это уже прогресс в том смысле, что автор больше не описывает атеизм как философию жизни, но непонятно, что он подразумевает под “жизненной ориентацией”? Предположительно, это что-то, что сопровождает человека на протяжении всей его жизни. Например, для ученого, посвятившего свою жизнь поиску лекарства от рака, исследования наверняка будут жизненной ориентацией. И, скорее всего, марафонский бег для Элиуда Кипчоге[199] – его жизненная ориентация. Но не имеет смысла называть решение не бегать марафон или не искать лекарство от рака “жизненной ориентацией”.

Иррациональные представления священника Бёрге Ринга об атеизме, скорее всего, являются следствием его духовного образования, но они вряд ли уместны в школьных учебниках в 2015 году.

Однако наиболее абсурдным пассажем книги Ринга “Религия и подобные вещи” является изображение Чарлза Дарвина кумиром и вдохновителем сатанистов (страница 326)! Даже если автору книги действительно удалось найти какого-то тупоголового сатаниста, радостно восклицавшего “Дарвин – мой кумир!”, это не значит, что именно благодаря тому, что сатанисты почитают Дарвина, его идеи приобрели такое значение для науки и человеческого мышления в целом.

В книгах Бёрге Ринга есть много ошибок, вводящих в заблуждение формулировок и неуклюжих объяснений. В 2014 году я участвовал в семинаре, на котором идеи автора обсуждались с самим автором. Семинар был заснят на видео, и его без купюр можно послушать в интернете (www.sturmark.se/ring).

Почему я так подробно рассматриваю все эти вопросы? Потому что они очень важны, если нас волнует то, чему мы собираемся научить наших детей. Вопрос не только в том, о каких фактах расскажут детям, но и в том, какие ценности будут им переданы.

Нам необходимо отойти от распространенного заблуждения, что этика неразрывно связана с религией. Понятие о морали не может и не должно основываться на религиозных стереотипах. Если в школе мы учим наших детей тому, что единственный способ быть нравственным человеком – стать истинно верующим, то мы идем по очень опасному пути. Молодым людям должна быть предоставлена возможность познакомиться с нерелигиозными философиями жизни, которые предлагают разумные ответы на этические и экзистенциальные вопросы.

Кроме того, нам необходимо отойти от представления о том, что атеизм – это философия жизни, а также тупая и скучная точка зрения на мир.

Нашим детям необходимо предложить нейтральный и объективный взгляд на весь спектр разнообразных существующих и активно развивающихся повсюду в мире философий жизни. И последнее, но не менее важное: долг издателей учебных материалов – следить за тем, чтобы в этих учебниках описывалось и объективно оценивалось огромное количество существующих повсюду в мире разнообразных философских взглядов.

Интерлюдия. О естественном и сверхъестественном

Можем ли мы быть уверены, что нет ничего сверхъестественного?

В раннем подростковом возрасте я ходил в гости к одной пожилой паре. Они утверждали, что записывают голоса покойников с помощью большого пленочного магнитофона. Во время моих визитов к ним я прослушал множество этих трещавших и шипевших пленок. Время от времени на них можно было различить голоса.

Мы использовали их магнитофон для записи спиритических сеансов. В какой-то момент они и в самом деле выпустили небольшую книжку под названием “Магнитофонные записи голосов умерших” (“De döda talar på band”). Я был сильно заинтригован их утверждениями, попросил у них магнитофон и попытался сам записать голоса духов. К сожалению, мне так и не удалось этого сделать.

Идея сверхъестественного основана на неправильном понимании значения слова “естественный”. Если бы явления, которые в просторечии называются “сверхъестественными”, действительно существовали, они не были бы сверхъестественными. Они были бы просто необъяснимыми с сегодняшней точки зрения. Это справедливо для ЭСВ[200], записей разговоров покойников, телекинеза и прочего. Если какое-либо из этих явлений можно было бы продемонстрировать, оно стало бы естественным, а не сверхъестественным.

Когда мы исследуем различные явления, неважно какие, мы должны сначала попытаться найти доказательства того, что это явление существует, а после искать ему объяснения. Возьмем, к примеру, чтение мыслей. Если мы хотим выяснить для себя, возможно чтение мыслей или нет, начнем с лабораторного эксперимента. Если мы найдем доказательства, подтверждающие возможность чтения мыслей, то, считай, мы обнаружили доказательства не сверхъестественного, а реально существующего явления, хотя пока и необъяснимого.

Следующий шаг – попытаться понять, как оно работает. Связано ли оно с никем ранее не наблюдаемыми силами природы? Или это неизвестное биологическое явление? Только когда мы выработаем некоторые правдоподобные теории по поводу этого явления, мы сможем надеяться его объяснить. Но было бы бессмысленно строить теорию, если у нас нет доказательств того, что это явление действительно существует.

То, что действительно существует, является частью природы, и поэтому естественно, а не сверхъестественно. То, что не существует, тоже не сверхъестественно – его просто нет. Если бы души умерших находились “по ту сторону” и общались с нами, это было бы естественным, но пока еще необъяснимым явлением.

“Естественное” часто противопоставляется тому, что называется “неестественным”. Таким образом, у нас есть “натуральные” продукты питания и лекарственные травы, и некоторые люди считают их лучше “неестественных” продуктов и лекарств. Но что это на самом деле означает? Некоторые лекарства, которые не совсем натуральны, тем не менее очень эффективны. “Натуральная” еда не всегда питательнее других видов пищи.

Представьте себе, что вы отправляете горожанина в лес с единственной задачей – выжить, питаясь только тем, что можно найти в лесу. Горожанин наверняка долго не проживет. Некоторые натуральные продукты, например грибы, очень опасны.

Я часто участвовал в дебатах с лидерами шведских свободных церквей (но не с представителями официальной государственной лютеранской церкви), проходивших в разных уголках страны. Довольно часто на дебатах они утверждали, что гомосексуализм не только ненормален, но и неестественен.

На самом деле как раз наоборот. Определенный процент людей (а также животных) является гомосексуалами, так что гомосексуализм настолько естественен, насколько это возможно. На этот аргумент часто следует контраргумент: “Но гомосексуалы не могут зачать детей!” Но Земле угрожает перенаселение, и ей не помешало бы, чтобы на ней стало меньше жителей. С этой точки зрения было бы явно лучше, если бы большее количество людей было гомосексуалами.

Более того, не так уж и “естественно” водить машину, жить в многоквартирных домах или принимать антибиотики, например, пенициллин. Так что будьте осторожны, когда призываете жить “естественно”.