Замуж. За сводного! бесплатное чтение

Замуж. За сводного!

Глава 1

Тимур

– Я передумала бросать букет! Он достается Любе. Пусть ее любимый сделает ей предложение, и мой будущий племянник родится в полной семье! – кричит невеста.

С ужасом наблюдаю, как нарядный веник переходит из одних рук в другие.

«Что? Какого? Люба беременна? И почему я об этом узнаю только сейчас?» – не сразу срабатывает в башке зажигание.

В упор смотрю на обалдевшую сводную сестру. Она смущенно улыбается собравшимся, не решаясь повернуться в мою сторону.

Одной рукой придерживает проклятый букет, а другой инстинктивно прикрывает плоский живот. Длинные светлые волосы уложены в причудливую прическу, а в глубоком декольте вечернего темно-синего платья виднеется налитая грудь.

Откладываю в сторону вилку. А то, не дай бог, швырну вместо дротика в какую-нибудь довольную морду. Народ весело переговаривается. Поздравляет. Но только двое в этом зале знают правду.

Ребенок мой!

И я не собираюсь от него отказываться.

Может, встать и радостно признаться в отцовстве? У многих челюсти выпадут. Но нельзя. Никаких резких движений. Через месяц назначена моя свадьба с Лейлой Алимовой.

И что теперь с этим делать, твою мать?!

Краем глаза наблюдаю за своей мамашей и отцом Любы. Сладкая парочка взволнованно шепчется, стараясь общими усилиями переварить новость.

«Представляю, как вытянутся ваши рожи, когда узнаете подробности, – усмехаюсь зло. Задерживаю дыхание, ощущая, как меня обуревает непривычный микс счастья и ярости.

Люба, коза моя любимая! Что же ты устроила?!

Пальцы сами собой сжимаются в кулак. Вдарить бы сейчас в стену. Перевести дух. Слить зашкаливающие эмоции.

Какого хрена о собственном ребенке я узнаю во время дурацкого шоу?

Ошалело гляжу на остатки торта, лежащие на моей тарелке. Отличная выпечка от известного кондитера. Но, ей богу, мне сейчас кусок в горло не лезет. Неспешно поднимаюсь из-за стола, стараясь ничем не выдать себя.

Свадьба заканчивается. Гости разбредаются кто куда. Большинство выходит на террасу поглазеть, как молодые целуются среди огромных бенгальских огней. А потом, взявшись за руки, медленно бредут во тьму.

Мне этот фарс не интересен. Ищу глазами Любу. Нужно поговорить. Немедленно!

И заметив какое-то движение в опустевшем зале, резко разворачиваюсь. Моя девочка, схватив клатч и букет, быстрым шагом выходит прочь.

– А поболтать, милая? – хмыкаю себе под нос, устремляясь следом. Но не успеваю на долю секунды. Дверца машины захлопывается, и такси срывается с места.

Кто-то решил удрать и заранее вызвал тачку.

– Хороший ход, Любовь моя! Очень хороший, – цежу, ощерившись. И готов убить каждого, кто встанет у меня на пути.

Прыгаю за руль Рэнджа. Бью по газам. Хорошо хоть весь вечер я пил яблочный сок, выдавая его за виски. Ярость колотится в груди. Пальцы со всей силы сдавливают кожаную оплетку руля, а шестеренки в мозгах проворачиваются с утроенной силой. Как, блин, с минимальными затратами выпутаться из навязанного мне брака и жениться на любимой?

«О чем ты думал, папа, когда подписывался на мой брак с девочкой из рода Алимовых?» – вопрошаю, поднимая глаза к нему. Вопрос риторический. И на него нет ответа. Двадцать лет назад отцу требовалась поддержка, и он ее обеспечил. Красивый тактический ход – одной росписью убрать всех врагов и конкурентов.

Вылетев на трассу, всматриваюсь в огни впереди идущих машин. Благо в пределах видимости тащится только мусоровозка, а чуть поодаль рвется в город Любино такси.

Топлю педаль газа в пол до упора и, догнав тачку, прижимаю к обочине. Водитель тормозит не сразу. Пытается уйти. Но я не оставляю шансов, выдавливая Рено с дороги.

Куда тебе против танка, суслик?!

Вижу рассерженное лицо мужика и обалдевшую от моего напора Любу. Она что-то кричит водителю. А тот, усмехнувшись, бьет по тормозам. Машина останавливается. А я на всякий случай ставлю Рэндж раком. Перегораживаю любые пути к отступлению. Не заглушив двигатель, несусь к такси. Рывком распахиваю заднюю дверцу и, встретившись с растерянным взглядом Любы, улыбаюсь хищно. Беру узкую ладошку в свою.

– Приехали, Любовь моя. Выходи. Нужно поговорить…

– Вы его знаете? – напряженно спрашивает водитель.

– Да, – лепечет Люба, хватаясь за мою руку. – Это мой…

– Муж, – рявкаю в бешенстве и, вытащив девчонку из тачки, крепко перехватываю запястье.

– Я никуда не сбегу, – жалостливо бормочет она. – Что ты устраиваешь, Тимур? Завтра бы поговорили.

– Садись в машину, – разжимая пальцы, прошу сипло. И даже сам не понимаю, как удается сдержаться и не придушить вероломную девицу.

Как чумовой, вдыхаю ее запах. Жадно провожу ладонью по спине и бедру. И чуть с ума не схожу от легкого прикосновения.

Что же ты со мной делаешь, Любушка?

Смахиваю с башки капли внезапно начавшегося дождя и уже собираюсь сесть в машину, когда водила окликает меня.

– Командир! Букет забыли!

– Давай сюда, – рычу, срываясь на постороннем человеке. Зря. Любе бы надавать по заднице этим веником. А нельзя. Я боготворю эту женщину. Всегда боготворил…

– Зачем ты его забрал? – скулит она жалобно.

– Приметы должны сбываться, малыш, – поворачивая ключ зажигания, огрызаюсь зло. – Заполучила букет невесты, будь добра, выйди замуж.

Люба

– Ребенок мой, – не спрашивает, а утверждает Тимур.

Не принял за продажную девку, и на том спасибо. Вижу, как на холеном слегка небритом лице играют желваки. Замечаю хмурую складку на лбу и сцепленные челюсти.

– Почему сразу не сказала? – бросает отрывисто и, заведя мотор, резко нажимает на газ. Рэндж словно подпрыгивает на пустой дороге. По лобовому стеклу хлещут косые капли дождя.

– Не гони, – прошу, сжавшись в комок.

– Я задал вопрос, Люба, – резко напоминает мой сводный брат.

Пытаюсь собраться с мыслями. Нет ни одной связной. Сплошной раздрай в голове. Но и без моего ответа все ясно. Давно предопределено.

Манучаровы должны породниться с Алимовыми. Деньги к деньгам. И за Тимура все давным-давно решил отец. Гореть ему в аду! А я… бедная родственница. Местная Золушка. Какой с меня толк?

– Почему молчишь? – Тимур косится на меня настороженно.

– А что говорить? – всхлипываю я. – Все и так понятно! Я тебе совершенно не пара! Ты должен жениться на Лейле Алимовой…

– Должен. Был, – хмуро бросает Тимур и спрашивает раздраженно. – Когда мы встречались на прошлой неделе, ты знала? Говори! Не выводи меня…

Рэндж снова съезжает на обочину. Глохнет двигатель. Чуть развернувшись, Тимур впивается в меня строгим колючим взглядом.

– Да, – лепечу, всхлипывая.

– Почему промолчала? – рявкает Тимур.

– Ты опоздал, помнишь? – шепчу тихо. – Я хотела хоть напоследок урвать немножко счастья…

– Урвала? – горько усмехается он. – А когда планировала сообщить мне?

«Никогда! Никогда», – набатом бьется в башке шальная мысль.

– Мы прощались той ночью. У меня язык не повернулся… Тимур! Я просто не смогла! – рыдаю, срываясь на крик.

Крепкие руки притягивают меня к себе. Жесткие губы покрывают мое лицо поцелуями.

– Твою мать, Люба! Еще в прошлый вторник я мог бы уладить все без проблем. Никакой помолвки бы не было. А сейчас у Лейлы на пальце мое кольцо. Ты понимаешь, как отнесется к отказу Алимов?

– Не стоит из-за меня наживать врагов, – поднимаю на него глаза, полные слез. – Я никому не скажу, Тимур… Будешь помогать нам… Справлюсь как-нибудь…

– Не мели чушь, – отстраняется он. Яростно бьет по рулю. – Мы поженимся, чего бы мне это ни стоило. Ребенок должен расти в родной семье.

– А как же Лейла?

– Я все улажу, не беспокойся, – хрипло заверяет меня Тимур.

– Как? Они грохнут тебя и меня! – кричу в отчаянии. – Я боюсь, Тим! Пожалуйста, давай оставим все как есть.

– Нет! – ощерившись, бросает он и, тяжело вздохнув, снова заводит машину. Осторожно трогается с места и, выехав на пустую ночную трассу, не спеша едет в город.

– Почему так медленно? – спрашиваю, косясь на спидометр, стрелка которого застыла на цифре шестьдесят.

– Я везу беременную жену, – усмехается Тимур и, заметив, как по моему лицу пробегает судорога боли, рыкает отрывисто. – Или ты не хочешь за меня замуж?

Конечно, хочу!

Реву, даже не пытаясь сдержаться. Но я никогда не мечтала об этом. Не смела. Всегда знала, что Тимур принадлежит другой. И никогда не думала о нем, как о будущем муже. Просто не могла! Не имела права! Довольствовалась нашими тайными свиданиями и с ужасом ждала предстоящей свадьбы любимого. Знала точную дату, когда моя жизнь разлетится вдребезги, и не достанет сил собрать осколки.

– Люба? – отвлекаясь от дороги, косится на меня Тимур. Но я не могу сказать даже слова. Реву, отворачиваясь к окну. Смотрю сквозь пелену слез на размытые капли дождя, стекающие по лобовому стеклу, и тихонько скулю от безысходности.

Время от времени чувствую на себе взгляд любимого. Он молчит, лишь включает музыку. Но вместо излюбленного Тимуром рэпа из колонок льется красивая песня. Неизвестный бард поет о любви. Такой несбыточной и прекрасной.

А когда от яркого городского освещения начинает слепить глаза, словно незрячая, открываю на ощупь клатч, судорожно зажатый в руках. Дрожащими пальцами достаю салфетку, осторожно вытираю глаза.

И как только машина замирает на первом попавшемся светофоре, тяжелая мужская ладонь ложится на мою коленку. По-хозяйски движется вверх по бедру.

– Люба, – хрипло зовет меня Тимур. – Я люблю тебя. Всегда любил…

– Я тебя тоже! – хватаюсь за руку. Повинуясь инстинкту, утыкаюсь лбом в мускулистое предплечье. И как только машина трогается, подаюсь назад. Стукаюсь затылком о высокий подголовник и, повернувшись к Тимуру, замечаю легкую улыбку на суровом лице.

– Справимся, Любушка, – отрывисто бросает он. – Главное, мы вместе. Остальное, фигня вопрос. Понимаешь?

– Нет! – мотаю головой от отчаяния. – Не понимаю, Тимур! Весь мир сразу восстанет против нас. Наши родственники, друзья и даже родители. А проклятые Алимовы объявят войну. И не успокоятся, пока не получат наши скальпы. А наш ребенок останется сиротой. Ты этого хочешь?

– Да все нормально будет, Люба, – раздраженно отмахивается от меня любимый. – Ну, поморщат родаки ж. пы… Подумаешь! А с Алимовым я порешаю.

Глава 2

Тимур

– Приехали, – заезжая в открытые ворота подземной парковки, бросаю коротко. Нетерпеливо щелкаю пультом, отворяющим мой личный отсек.

– Погоди, – велю собравшейся выйти Любе. Она кивает. Сидит, покорно свесив голову. Другая бы радовалась, что все решилось в ее пользу. Но только не моя умненькая девочка. Я и сам понимаю, что придется трудно. И может, проще пойти по накатанной. Спрятать любимую где-нибудь в укромном уголке Европы. Приезжать к ней втихаря.

Но нет! Я категорически против! Мой ребенок должен занимать свое законное место по праву рождения. И любые недомолвки и тайны могут только навредить. Тот же Алимов не сразу, но все узнает. Поэтому выход один. Переть напролом и послать всех в гребаный сад.

Обойдя машину, распахиваю дверцу. Подхватываю девчонку на руки и осторожно ставлю на землю.

Провожу ладонью по жестким от лака волосам. Легонько касаюсь пальцами шеи, пробегая подушечками по каждому позвонку. Впиваюсь в рот жадным поцелуем, словно печать ставлю.

Моя. Только моя!

Люба задыхается в моих объятиях. Прижимается сильнее, отвечая на поцелуй.

«Посади ее на капот», – проносится в башке шальная мысль.

«Ты совсем с катушек слетел?» – останавливаю сам себя. И взяв любимую за руку, веду к персональному лифту.

Этот жилищный комплекс, состоящий из трех многоэтажек и соединенный подземной парковкой, строился моей компанией и с учетом моих предпочтений. В соседнем доме живут мать с Андреем, другие родственники. Я же занимаю пентхаус на одиннадцатом этаже. Кроме десяти комнат, тут еще бассейн в центре квартиры, три террасы и самое главное, потайная лестница, ведущая на этаж ниже, прямиком в Любину однушку.

Немного фантазии и кипа документов о неразглашении позволили нам, никого не ставя в известность, проводить вместе все свободное время.

Конспирация, твою мать!

– Тимур, я хотела бы вернуться к себе. Хочу побыть в одиночестве… – жалобно скулит Люба, стоит мне нажать на кнопку вызова лифта.

– Обойдешься, – отмахиваюсь легко. – Не захочешь спать со мной, ляжешь в гостевой. Но я не намерен тебя отпускать, дорогая. Не собираюсь потом искать по всей планете.

– Тим, пожалуйста, – шепчет она, наблюдая, как, войдя в серебристую кабину, я прикладываю электронный ключ к кнопке пентхауса.

– Нужно заблокировать тебе выход на десятом этаже, – смеюсь я, притягивая девчонку к себе.

– Очень смешно, – как ежик фыркает она и в порыве чувств кидается ко мне. Утыкается лицом в грудь, обнимает за талию.

– Тим, пожалуйста, – умоляет еле слышно. Поднимает на меня полные слез глаза. – Ничего хорошего не выйдет… Давай оставим все как есть.

– Уже не получится, Люба, – выходя из лифта, привычно кладу ладонь на упругую задницу. – Сейчас еще можно договориться с Алимовым и отделаться малой кровью. Если потом правда вылезет наружу, нас ждет большая беда. Поэтому перестань приносить себя в жертву, моя хорошая, и делай, как я велю.

Люба дергается, будто от удара. Видимо, понимает, что игра в подпольщиков только усугубит наше положение.

Умненькая девочка!

– Тогда я первая в ванную, – вздыхает она, на ходу придумывая мало-мальски правдоподобный предлог, чтобы остаться в одиночестве.

– В квартире три ванных комнаты. Выбирай любую, – усмехаюсь, прижимая девчонку к стене в прихожей. Тяну вверх тонкую ткань платья. Нависая, привычно задираю подол. Развожу в стороны бедра.

– Я даже рад, что так получилось, – выдыхаю хрипло. Впиваюсь в губы долгим поцелуем. Одним пальцем стягиваю с плеча бретельку платья. Прокладываю языком влажную дорожку по шее и замираю с недовольной гримасой, когда в кармане брюк дребезжит сотовой.

Мать вашу, кто это?

Выуживаю айфон и недовольно морщусь. Мама!

– Да, слушаю, – бурчу, выпуская из захвата разочарованную Любу.

– Тимочка, – ласково тараторит маман. – Ты уехал, не попрощавшись. Анатолий Иванович хотел с тобой поговорить. Тетя Софа тоже. И у организатора свадеб были вопросы…

– Да тут нарисовались срочные дела, мам, – отвечаю как можно нейтральней.

– Дела-а? – охает мамаша и добавляет озабоченно. – Что-то важное?

– Да, очень, – киваю я скупо, намереваясь как можно быстрее закончить разговор.

Делаю шаг к Любе. Обнимаю, касаясь губами шеи. Зажав айфон между плечом и ухом, медленно тяну вниз язычок змейки. Зачарованно наблюдаю, как платье плавно соскользает на пол, и пропускаю тот момент, когда маман резко переводит разговор на обсуждение моей любимой.

Все, что ни делает Альбина Манучарова, она делает безукоризненно. Как идеальная мать, одаривает меня дикой, почти слепой, необузданной любовью. Обожает Милану, мою младшую единоутробную сестру. С грацией гетеры позволяет мужу любить себя. И так же самоотверженно, как и положено настоящей мачехе, ненавидит падчерицу.

– Ладно, ты по делам, – вздыхает театрально мамаша, даже не задумываясь, какие дела могут быть в два часа ночи. Я же не врач и не спасатель хренов! – А Люба – мерзавка такая, тоже укатила. Даже не попрощалась с нами. Не объяснилась. Такое позорище! Мы с отцом чуть под землю не провалились, когда услышали о ее беременности. Может, ты поручишь безопасникам найти этого… ее мужика. Надавишь на него хорошенько… Выдать бы замуж эту дрянь и забыть, как выглядит…

Люба слышит каждое слово и, осторожно высвободившись из моих объятий, отходит в сторону. Поднимает платье, собираясь его надеть и уйти.

Фигушки, Любовь моя!

Аккуратно вынимаю шелковую тряпку из трясущихся рук. Закидываю себе на плечо.

– Мам, – сохраняя остатки терпения, замечаю в трубку. – Какого ты к ней привязалась? Займись своими делами…

– Тебе легко говорить, – причитает мать. – Отец звонил ей. Поехал следом. А она домой еще не возвращалась. Консьерж доложил, что мимо не проходила. С этой девчонкой никогда не бывает все гладко. Какая-то она проблемная…

Выдыхаю, стараясь не нахамить, и краем глаза наблюдаю за Любой. Обхватив себя обеими руками, подходит к огромному панорамному окну. Задумчиво глядит на ночные огни города. А по щекам бегут слезы.

И тут меня накрывает. Какого хрена, вообще?

– Мам, да все нормально, – убеждаю совершенно спокойным голосом. – Люба здесь. Не беспокойся…

– Где здесь? – настороженно ухает мать.

– У меня, – усмехаюсь с издевкой.

– А что она у тебя делает? Тимур, отправляй ее домой. Тебе нельзя сейчас якшаться с кем попало…

– Спокойной ночи, мам, – цежу, обнимая Любу. Утыкаюсь носом в голое плечо любовницы. – Уже поздно. Мы ложимся спать.

– Кто мы? – не унимается маман и даже икает от неожиданности. – Подожди, так это…

– Завтра обсудим, – отрезаю грубо.

– Я сейчас приду, Тимур! Это какое-то безобразие! Не дай себя опутать…

Нажимаю на кнопку отбоя и, услышав трель домофона, быстро возвращаюсь в прихожую. Отключив пиликающее устройство, набираю консьержа.

– Ко мне никого не впускать, – прошу, стараясь сохранить остатки спокойствия.

– Тут ваша мама и Андрей Палыч, – бодро сообщает тот.

– Пусть валят к себе, – отмахиваюсь я и, откинув айфон на стеклянную консоль, медленно бреду к Любе.

И в который раз наслаждаюсь увиденным. На фоне ночного города ее идеальная фигура кажется темной. Жадно зыркаю на длинные ноги и залипаю взглядом на упругих ягодицах.

– Люба, – шепчу, подходя вплотную. Тяну вниз белоснежную кружевную полоску стрингов.

– Зачем ты ей сказал? – порывисто спрашивает девчонка. – Твоя мама меня не любит.

Не любит? Мягко сказано. Ненавидит – подходит больше. Терпит, не желая ссориться с мужем.

– Пусть привыкает, – зло роняю я и, подхватив Любу на руки, тащу к бассейну.

– Я сама! Не бросай! – вопит она.

– Я тебя никогда не брошу, – выдыхаю хрипло и, поставив на ноги, легонько шлепаю по заднице. – Нужно освежиться после этой дурацкой свадьбы.

На ходу стаскиваю с себя вещи и, оставшись в костюме Адама, беру любимую за руку.

– Прыгаем. На счет три, – бросаю привычно.

И когда над моей башкой сходится водная гладь, ощущаю себя самым счастливым сукиным сыном в мире.

Глава 3

Люба

Когда я выныриваю, волосы мокрой паклей свешиваются на бок. Фыркаю, делаю глубокий вдох. И тут же словно стальная стена прибивает меня к бортику.

Тимур!

По радостному лицу сбегают капли воды. Руки врезаются мне в плечи мертвой хваткой, а крепкое колено уже разводит в сторону мои бедра.

– Ты счастлив? – уворачиваюсь, когда он тянется с поцелуем. Тимур замирает на секунду, обдумывая услышанное.

– Абсолютно, Люба! – смеется, довольный, и шепчет, проводя по моей щеке пальцами. – Я женюсь на любимой женщине. И у нас будет ребенок. Как думаешь, этого достаточно для счастья? – обжигает горячим дыханием. – Я даже не мечтал никогда. Запрещал себе думать…

– Я тоже, – киваю, глотая слезы. Подпрыгнув, обвиваю руками шею. Лепечу, сбиваясь на плач. – Ты мой? Мне и сейчас подумать страшно!

– Привыкай, – хрипло бросает он и хохочет счастливо. – Повторяй ежедневно как мантру.

Сильные руки тут же приподнимают меня, насаживая. Крепкий торс прижимает вплотную к бортику.

– Люба, – выдыхает Тимур, задавая быстрый темп. – Теперь ты моя. Навсегда!

Зажмуриваюсь, чтобы не разреветься. Принимаю любимого, подстраиваясь под его бешеный ритм. И закрыв глаза, пытаюсь остаться в реальности. Просчитываю в голове варианты. Но ни один не сходится.

Для отца я обуза. Альбина меня терпеть не может. Милана, моя единокровная сестра, сегодня вышла замуж и укатила в свадебное путешествие. Мне неоткуда ждать поддержки. Только Тимур – моя единственная опора и защита.

«Пацан сказал, пацан сделал», – приходит на ум любимая присказка Манучарова.

Да и здравый смысл предлагает не заморачиваться.

«Расслабься. Доверься Тимуру!»

Отпускаю прочь тревоги и волнения. Выгибаюсь дугой, чувствуя, как накатывает дикая эйфория.

Оргазм одновременно накрывает нас с головой. В эти моменты я остро чувствую Тимура. Ощущаю, как спадает напряжение у него в мышцах. Становится спокойным лицо, искаженное гримасой во время страсти. Хищный зверь расслабляется, лишь на минуту становясь ручным котенком. А потом снова обретает прежнюю силу.

– Пойдем в постель, ты замерзла, – бурчит Тимур, подхватывая меня покрепче. Выйдя из воды, тут же ставит на пол из черного дерева. Тянется к длинной полке, где рядками лежат свернутые полотенца. Быстро разворачивает одно и накидывает мне на плечи.

Кутаясь в теплую махровую ткань, натыкаюсь на свое отражение в зеркале. Волосы сбились в один жуткий колтун, остатки туши растеклись по щекам.

И в эту женщину влюблен великий Манучаров? Весьма сомнительно, чтобы быть правдой.

– Ложись, – шепчу я, ладошкой растирая на широкой накачанной груди Тимура капли воды. – Мне нужно помыть голову. Иначе утром придется побриться налысо, – улыбаюсь невесело.

– Только быстро, – недовольно бухтит Тимур. – Мне без тебя плохо спится.

– Постараюсь, – приподнявшись на носки, целую Тимура в губы. Тяжелая ладонь отвешивает мне легкий шлепок, придавая ускорение.

Улыбаясь, несусь в ванную. Огромная комната, выложенная черным мрамором, кажется чужой и мрачной. Даже зеркала в темноте отливают зловещими бликами, словно предрекая беду.

Вздрагивая, включаю светильники над раковиной. По комнате сразу разливается мягкий и теплый свет. Включаю еще торшер, стоящий неподалеку от мраморной ванны. И наблюдая, как из широкого никелированного крана в белоснежную емкость хлещет вода, со страхом думаю о завтрашнем дне.

Встречи с папашей и его женой вряд ли удастся избежать. Альбина привыкла переть как танк. И Тимуру ее не остановить. Небось, начнет стыдить, а отец будет смотреть стеклянным взглядом сквозь меня и не проронит ни слова.

Низкий дешевый человек.

Сажусь в ванну и, включив душ, пытаюсь тщательно намочить волосы. Раздираю пальцами липкие пряди и реву от бессилия. Сколько лет прошло, но я до сих пор не могу свыкнуться с папашиным предательством. С тем, как он лихо переступил через мою маму и на всех парах понесся к Альбине.

Говорят, внезапный развод – самое ужасное, что может случиться с человеком. Даже смерть не так страшна, честное слово!

Вот еще полчаса назад наша семья мирно ужинает на кухне. Мама, смеясь рассказывает, как прошел день. Отец жует отбивную и довольно кивает. А потом моет посуду, чмокает маму в висок и говорит как ни в чем не бывало.

– Я ухожу, Юля.

Мама сначала не понимает. Застывает около открытого холодильника с кастрюлькой в руке.

– Куда? – спрашивает, улыбаясь. – Люба уже погуляла с Тобиком…

– К Альбине, – отрывисто бросает отец и, совершенно меня не стесняясь, добавляет грубо. – Она ждет ребенка. Уже извелась вся. А ты тут сама справишься.

– Как? Почему? – вздыхает мама, оседая на пол вместе со злосчастной кастрюлькой.

– Только не начинай, – морщится отец. – Мы уже все решили…

– Кто мы? – охает она, сидя на полу в кухне. И до меня тогда не сразу доходит, что у нее отказали ноги, и она просто не может подняться.

– Я и Альбина, – презрительно бросает отец и, не взяв ничего из вещей, напоследок хлопает дверью.

Я много раз в голове прокручиваю эту сцену. Стараюсь не забыть ни малейшей детали. И каждый раз вспоминаю, как тяну маму.

– Давай, поднимайся! Пожалуйста! – плачу от бессилия.

– Ноги. Я не могу, Любочка. Позвони бабушке, пожалуйста!

Бабушка вызывает скорую, которая, разрезая сиреной засыпающий город, увозит маму прочь от меня.

– Только бы она поправилась, – реву тоненько, уткнувшись в грудь деда. Сильные рабочие руки несмело прижимают меня к себе.

– Все обойдется, Любушка, – шепчет он растерянно. Гладит по голове. Пытается отвлечь от печальных думок какой-то очередной байкой. И мне, шестилетней девчонке, от его чуть хриплого голоса и от знакомого, въевшегося под кожу запаха крепких сигарет на душе становится легче.

– Ты там уснула, что ли? – слышится от двери недовольный голос Тимура. – Сколько можно, Люба? Я тебя жду.

Вздрагиваю, словно меня застали на месте преступления. Сколько времени я так просидела? Десять минут или два часа? Трудно сказать. Смаргивая слезы, без зазрения совести пялюсь на голого Манучарова. Накачанный торс с кубиками, длинные крепкие ноги, широкая грудная клетка.

Да куда там мраморному Аполлону до моего Тима?! Если кто и похож на настоящего древнегреческого бога, так только он!

Ни минуты не сомневаясь, Тимур залезает ко мне в ванну.

– Это какие-то ритуальные омовения? – спрашивает, усмехаясь.

– Никак промыть не могу, – жалуюсь, протягивая сквозь пальцы мокрую блондинистую прядь.

– Давай помогу, – предлагает Тимур и, забрав из моих пальцев головку душа, заговорщицки шепчет. – Ты мне доверяешь?

Глава 4

Тимур

Больше всего на свете я терпеть не могу вот эту мраморную ванну на бронзовых львиных лапах. Узкая выпендрежная зараза, хоть и произведение искусства! Любе она запала в душу с первого взгляда. Аж вскрикнула, когда в каталоге увидела. Я и купил, желая порадовать.

– А как же конспирация? – вскинулась тогда моя умная девочка. – Твоя мама сразу обо всем догадается.

Да, Альбине Манучаровой трудно навесить лапши на уши. Она прекрасно знает цену такой эксклюзивной вещи, которая Любе даже со скидкой не по карману.

Вот и пришлось установить у себя. Хотя сам предпочитаю двухместное джакузи. Но в нем я хоть помещаюсь полностью! А здесь колени торчат над бортиком. А спина затекает от неудобного наклона мраморных стенок.

Но чего ни вытерпишь ради любимой. Оттащить бы ее в джакузи и там хорошенько покувыркаться. Хотя за окном ночь, и с утра навалится много дел. Поэтому пока не затекла спина, нужно промыть Любины мягкие как шелк волосы и отнести ее в постель.

О коленях я стараюсь не думать. Меня сейчас больше волнует другая, более напряженная часть тела.

Люба сидит между моих ног. Трется спиной о мою грудь и пытается руководить процессом.

– Не ерзай, – шепчу угрожающе. Зарываюсь пальцами в мыльные от шампуня пряди. Осторожно массирую голову.

– Сейчас улечу, – шумно выдыхает Люба.

– Подожди, птичка, – смеюсь я. – А то полетишь в мыле.

– Конечно, – лениво тянет она и, стащив с волос немного пены, мажет мне колени. А головой ведет по плечу. – Тебе не мешало помыться!

– Я такой грязный, Люба? – хохочу, намыливая девчонке грудь и живот. – Сейчас я кого-то помою, как маленькую!

– Нет, мужчина, – отмахиваясь от моих рук, довольно фыркает она. – Мы договаривались только на мытье головы. – Быстро отстраняется и, выскочив из ванны, на цыпочках бежит в душевую, оставляя после себя лужицы на полу.

– Не упади! – ору, подрываясь с места.

С трудом выбираюсь из мраморной пыточной и на затекших ногах бреду следом.

– Ты как старый дед хромаешь, – веселится Люба, становясь под тяжелые струи африканского душа. – Иди сюда, Тимур. Помою тебя, как малыша.

– Да что ты, девочка? – рыкаю, прижимая ее к мраморной стене. – От меня не убежишь…

– Я и не собираюсь, – Люба показывает мне язык и, обвив руками шею, а ногами – торс, зарывается пальцами в волосы. – Тиму-у-ур, мур-мур-мур, – напевает довольно.

Никто и никогда не произносит мое имя как она. Да я с ума схожу, когда слышу это мурчание. И готов просто сдохнуть от счастья.

– Какой срок? – спрашиваю, когда, вернувшись в постель, Люба укладывается поудобней в кольце моих рук.

– Восемь недель, – приподнимается она на локте.

– Спи уже, – довольно чмокаю в нос. И сам закрываю глаза.

Но сон не идет. Прислушиваюсь к дыханию Любы. Моя девочка спит после долгого дня. И боюсь пошевелиться, чтобы не разбудить. Осторожно кладу руку на живот и пытаюсь осознать новую реальность.

У нас будет ребенок. Как вообще в плоском накачанном Любином животике умудрился поселиться малыш? Какой сейчас он? С семечку или с горошинку? И как женщина ощущает, что уже не одна?

От наивных вопросов кружится голова. Улыбаюсь собственным мыслям. Представляю, как возьму на руки новорожденного сына или дочь. Как наконец-то смогу во всеуслышание назвать Любу своей…

И неожиданно вижу перед глазами разгневанную морду Рината Алимова. Дергаюсь от неожиданности и, осторожно переложив любимую, сажусь на кровати. Тру лицо, переносицу, пытаясь понять, какого хрена мне привиделась эта злая гиена. Неужели что-то пронюхал? И готовится к войне.

«Нет! Откуда? – отмахиваюсь от глупых мыслей. – Я сам только узнал. Еще никто ни о чем не догадывается!»

Закрываю глаза, пытаясь сосредоточиться. Нужно что-то решать! И побыстрее!

Осторожно поднимаюсь с кровати и, ступая босыми ногами по теплому деревянному полу, на ходу накидываю халат. Бреду в кабинет и, открыв в ноутбуке программу «Мастер Майнд», начинаю рисовать самую простейшую схемку. В центре большой квадрат – «Алимов», рядом поменьше – «Лейла». Напротив каждого пишу вопросы. Любые, которые приходят в голову. Уже к утру понимаю, как мне действовать.

Основной план прост, как труселя за рупь десять. Прийти к Алимову. Подарить крупный бриллиант каратов так на двадцать. Старик ценит хорошие камни. Повиниться, как перед родным отцом. Люди такого уровня любят, когда к ним приходят с поклоном.

А пока я буду низко кланяться и строить из себя блаженного идиота, мои безопасники накопают компромат на самого Алимова и его чудесную внучку. Меня не интересует, кого убил этот упырь. Народу в девяностые полегло немало. Но ничего не удалось доказать. Только ленивый в те годы не читал расследования журналистов-правдорубов. Но они со временем повывелись. Тон в статьях стал более благожелательный, а в текстах появились недомолвки и странные намеки. А сам Алимов в одночасье стал уважаемым человеком, примерным семьянином и лучшим предпринимателем области.

Мне же его боевое прошлое по барабану. Тут важнее знать, есть ли какие-то слабости или внебрачные дети у старого крокодила. И на это давить. Как на болячку в спарринге. Разжалобить вряд ли удастся. А вот задеть за живое скорее всего получится.

А кто не без греха?

Плюс еще Лейла! Жирный такой плюс.

Нужно выявить полный круг общения. Интересно, участвует ли она в отвязных вечеринках, больше известных как вписки? Покуривает ли втихаря травку? Кричит ли на слуг? Или страдает энурезом? Сейчас важна каждая мелочь, способная расторгнуть помолвку.

Потираю лицо, стараясь сосредоточиться на главном и, достав из сейфа ключи, иду в хранилище. Вполне вместительная комната расположилась за фальшивой панелью книжного шкафа.

Только вот о ее сосуществовании не знает никто, кроме Любы и Марата. Двое людей, которым я доверяю свои жизнь и сердце.

Глава 5

Люба

Я просыпаюсь одна в пустой постели. Укутываюсь в шелковую простыню и бреду по огромной квартире искать Тимура. Ежедневный наш ритуал. У Манучарова дикая работоспособность. Четыре часа сна ему обычно достаточно. А я люблю поспать подольше. Вот и приходится потом искать по всем комнатам.

Тимура я застаю в хранилище. Заглядываю в приоткрытую сейфовую дверь, на которой болтается другая, с книжными полками.

– Ты как Кощей, с утра над златом чахнешь? – смеясь, обнимаю сзади.

– Выбираю камешек для колечка, – весело ухмыляется Тимур, поворачиваясь ко мне. Впивается в губы сладким поцелуем. Таким долгим и томительным, что я забываю сразу обо всем.

Отодвинув в сторону плоскую коробку, отделанную черным бархатом, где в своих ложах покоятся бриллианты, Тимур подхватывает меня на руки. Сажает на стол из дерева венге. И медленно, словно со статуи, спускает с плеч простыню.

– Об этом я и мечтал, – вздыхает Тимур, становясь между моих бедер. Притягивая к себе, снова лезет целоваться. А когда раздается трель домофона, громко ругается.

– Твою мать, у этой женщины есть хоть немного такта?

Про госпожу Альбину, как я мысленно называю мачеху, можно рассказать многое. Но какой от этого толк?

– Марат? – хмурится мой любимый, вызывая личного помощника и телохранителя. – Ты уже здесь.

И получив утвердительный ответ, закрывает одну за другой обе двери.

– Мы в хранилище. Впусти мою мать и объясни ей, что мы уехали на выходные. Да! Ранним утром. Куда? А ты не знаешь! Когда эта красавица свалит, позвони. Мы выйдем. И постарайся избавиться от нее побыстрее!

– Все! – Тимур поворачивается ко мне. – Сейчас маман убедится, что нас нет дома, и отстанет.

– Не уверена, – хмыкаю, оглаживая башку любимого. Коротко стриженые волосы приятно щекочут ладони.

– Сюда она точно не ворвется, – морщится Тимур, стаскивая халат. А когда через какую-то секунду мы становимся одним целым, из головы напрочь вылетают все мысли. Там по дому шастают отец и Альбина. Марат явно в курсе, чем мы сейчас занимаемся в хранилище. Но мне абсолютно все равно. С каждым выпадом уношусь все дальше и дальше.

– Дождись меня, – рычит Тимур. – Давай вместе.

– Догоняй, – выдыхаю, запрокидывая голову. И через секунду выгибаюсь дугой, почувствовав всю силу своего мужчины. Без сил укладываюсь ему на плечо и стараюсь выровнять дыхание после любовного марафона.

– Жрать хочу, – недовольно бухтит Тимур, возвращая меня с небес на землю. – Нужно тут холодильник поставить.

– И мультиварку, – фыркаю я, слезая со стола. Завернувшись в простыню, сажусь в кожаное кресло. Тимур плюхается во второе и, положив голову на высокую спинку, задумчиво тянет.

– Может, действительно возьмем палатку и смоемся на природу. Поедем на машине Марата. Никто не догадается.

– Великий Манучаров один среди коров и деревьев? – хмыкаю я, укладывая ноги на крепкие мужские колени. – Охрана с ума сойдет, Тимур.

– Ну почему один? С тобой, Люб! Мы Марата возьмем. – весело отмахивается он и напевает себе под нос. – На улице Марата я счастлив был когда-то… А что, Люб, может, лучше в Питер махнуть? – Лениво проводит большими пальцами по моим ступням.

– Вот прямо сейчас? – уточняю, не веря. И осекаюсь, чувствуя, как мурашки бегут по телу.

– А почему нет, – довольно, будто кот, улыбается Тимур. – Там хата стоит пустая. Пошляемся по Невскому. Пожрем в том французском ресторане, который ты умоляла купить. И вернемся домой. Ты утром пойдешь на работу, а я улечу к Алимову. Будем потом вспоминать, как шатались, никого не таясь, по улицам. Залезем на колоннаду Исаакиевского.

– Это все мечты, Тим, – томно вздыхаю я, чуть приоткрыв глаза. – А на самом деле, если мы прилетим в Питер, приедем в лес или внезапно попадем на Манхеттен, то забьемся в спальню, как кролики. – Веду ногой по бедру Манучарова. Кончиком большого пальца касаюсь живота.

– И на дорогу можно не тратиться, – фыркает Тимур, понимая намек. Неожиданно потянувшись к моей ноге, целует пальцы. Облизывает один за другим и смотрит лукаво, как я ерзаю от нетерпения.

– Интересно, она там окопалась, что ли? – сердито бросает он, косясь на дверь, но не выпускает мою ногу.

– Марат, как дела? – рычит в трубку. – Дай я с ней сам поговорю.

Смотрит куда-то в потолок и, как только в динамике слышится резкий голос Альбины, спрашивает грубо.

– Мам, ну какого хрена?

– Это я тебя хочу спросить! – взрывается она. – Мы с Андреем ночь не спали. Никак понять не можем, где ты схлестнулся с этой мерзавкой? Я же всегда следила…

– Остановись, пожалуйста, – рявкает Манучаров. – Перестань говорить то, о чем потом пожалеешь…

– Это тебе нужно подумать, Тимур, – театрально вздыхает Альбина. – Приезжай быстро. Надо поговорить. Если дойдет до Алимова, нам всем не поздоровится. Думаешь, отец от хорошей жизни заключил контракт с Ринатом? Ты и так с рождения на всем готовом! Пора отвечать за богатую жизнь…

– Я? – подскакивает Тимур. – Ты ничего не перепутала, мама? – Набрав полные легкие воздуха, выдыхает шумно. – Не жди меня. Я не вернусь сегодня. Пойди, проспись.

– Как ты со мной разговариваешь? – орет Альбина. И клянусь, мне ее прекрасно слышно и без телефона.

– Ты не спала ночь, я предлагаю тебе отдохнуть, – криво усмехается Тимур. – Отдай трубку Марату, – приказывает строго. И когда верный оруженосец крякает краткое «да», просит настойчиво. – Проводи гостей, Маратик.

Забиваюсь в кресло, стараясь не расплакаться. Настроение безнадежно испорчено.

– Старею. Теряю хватку, – устало чешет Тимур затылок. – Знал же, что она припрется. И не принял никаких мер.

– Нам нужны парашюты, – невесело улыбаюсь я. – Только Альбина на порог, и мы прыгаем вниз.

– Вот ты фантазерка, – вставая, отмахивается он. Взяв коробку с бриллиантами, садится рядом. – Я тут выбирал камень для одного важного заказа, не поможешь определиться?

Внимательно гляжу на камни, разложенные в бархатных лунках.

– Сердечки и прямоугольные сразу отпадают, – деловито размышляю вслух. – Если заказчик – солидный тип, то лучше предложить ему круглые. Больше заработаем. По прайсу Рапапорта какой дороже?

– Этот, – показывает Тимур на более приплюснутый камень.

– Я опять не угадала, – тяну разочарованно. – Мне казалось, этот более ценный.

Осторожно беру в руки бриллиант такого же диаметра, но немного другой огранки. В свете люминесцентных ламп камень играет всеми цветами радуги.

– Этот на полкарата меньше, – хитро улыбается Манучаров. – Но первый слегка мутноват. И качество огранки хуже. Пожалуй, ты права. Сделала отличный выбор.

Вглядываюсь в довольное лицо Тимура. Он все заранее выбрал сам. А мне устроил маленький экзамен. Сколько вечеров мы провели здесь, разглядывая камни! Тимур не просто учит, бубня сухие факты, он сам словно бриллиант загорается от радости, стоит только коснуться излюбленной темы. А теперь, когда я немножко обтесалась в ювелирном бизнесе, иногда устраивает проверки.

– А кто будет делать? Харбинский? – интересуюсь запальчиво.

– Да, хочу поручить Леониду, – кивает Тимур и, прочитав в айфоне сообщение, велит. – Осада окончена, Люба. Медуза Горгона улетела. Надевай мой халат, и выходим.

Послушно забираю из рук Тимура махровую тряпку, доходящую мне до щиколоток. Плотно запахиваюсь, завязывая потуже поясок.

Честно говоря, при Марате, коренастом суровом мужике, я чувствую себя скованно. Никак не могу привыкнуть, что в этом доме на нем держится все хозяйство.

Хихикаю, глядя на любимого, завернувшегося в простыню, как в тогу.

– Только лаврового венка не хватает! – смеюсь беззаботно. И неожиданно замираю от нехорошего предчувствия.

– Ты чего? – настороженно смотрит на меня Тимур. – Привидение увидела?

Глава 6

Люба

Отмахиваюсь от нехорошего предчувствия. Так уже было. Моя вечно спящая интуиция просыпается за пять минут до ядерного взрыва, когда уже ничего нельзя предотвратить.

– Все в порядке, – отвожу взгляд от настороженного Манучарова. Веду ладонью по бриллиантам. Какие же они все-таки необыкновенные. Даже представить трудно, что мать-природа так расстаралась. Конечно, есть искусственные, прогретые. Но здесь, в хранилище Тимура нет ни одного дешевого камня. Каждый уникален по чистоте и огранке. Но даже красота сверкающих бриллиантов не трогает меня. Сердце ухает от тревоги. И я ничего не могу с этим поделать.

Пялюсь в спину Тимуру, открывающему хитромудрые засовы. И все пытаюсь взять себя в руки. А так хочется подскочить сзади, обнять и закричать от отчаяния.

– Не уезжай! Тим! Пожалуйста!

«Успокойся, – твердит мне здравы смысл голосом старшей сестры Кати. – Ему надо ехать. Без согласия Алимова твоя жизнь не стоит и копейки!»

Засунув руки в карманы халата, утыкаюсь носом в черную махру, все еще таящую запах любимого мужчины. И снова оказываюсь во власти паники. Умом понимаю, что за те пару дней, что Тимур будет в отъезде, ничего не случится. Но сердце сжимается от глупой тревоги. И даже в воздухе пахнет бедой.

– Что происходит? – поворачивается ко мне Тимур. – На тебе лица нет.

– Я боюсь, – признаюсь честно. Умные черные глаза словно подергивает болью. А пальцы любимого ложатся на мой подбородок, слегка приподнимая лицо.

– У нас нет другого выбора, – хмурится он. – Никто никого не грохнет. Не переживай, Любовь моя. Девяностые давно прошли. В самом лучшем варианте, примут подарок и отпустят с миром. В самом плохом, выставят счет. И я его оплачу. Нет проблем, Любушка. Одни расходы.

– Да, конечно, – киваю стараясь взять себя в руки. И тут же замечаю робко. – А твоя мама? Она уже против. Альбина не даст нам спокойно жить.

– Она сдастся, – беззаботно отмахивается Тимур. – Особой любви не гарантирую. Но лезть к нам точно не будет. Поэтому забей. Я хочу завтракать и массаж…

– Попроси Марата. Он разомнет тебе спину, – фыркаю я, выбегая из хранилища. Но не успеваю сделать и пары шагов, как попадаю в захват сильных мужских рук.

– На фиг мне Марат, дорогая! Я с утра отработал, теперь твоя очередь, – жарко шепчет мне в ухо Тимур.

Шелковая простыня, держащаяся на честном слове, начинает скользить с плеча вниз. И мы в четыре руки начинаем ее ловить. Хохочем как сумасшедшие. И снова целуемся.

А в душе бьется страх колокольным набатом.

Но Тимур прав, и я ему всецело доверяю. У нас и вправду нет другого выхода. За свое счастье придется бороться. Хотя это и не борьба даже, а искусство переговоров. А Манучаров у меня прирожденный медиатор.

– Тимур, – стучится Марат в приоткрытую дверь кабинета. – Тут такое дело…

– Что-то срочное? – морщится любимый, обнимая меня.

– Пацаны из следственного звонили. Алтуфьевские цацки выплыли…

– Мы сейчас придем, – рыкает Тимур, мрачнея.

Уже чуть позже на кухне, когда мы вдвоем усаживаемся за прозрачный стеклянный стол, уставленный оливками, помидорами и мясной нарезкой, Манучаров прихлебывает американо из высокой чашки. И кивнув Марату, облокотившемуся о дверной косяк просит.

– Рассказывай, бро. Не томи.

Марат выразительно кивает на меня. Я сижу к нему спиной. И он даже не задумывается, что мне его видно в отражении горки.

– При Любе можно, – кивает Тимур и добавляет самодовольно. – Как только я расторгну помолвку с Алимовой, мы поженимся. Поэтому, можешь базарить в открытую.

Повернувшись, замечаю, как у флегматичного обычно Мурата отвисает челюсть. Но он быстро возвращает ее на место.

– Пацаны говорят, – начинает он, откашлявшись, – что вроде нашлось кое-что по мелочи из коллекции Павла Афанасьевича.

– Что именно? – серьезно бросает любимый и даже перестает есть.

– Кулоны, кольца, – пожимает плечами Марат.

– Какие камни? – снова уточняет Тимур, закидывая в рот оливку.

– Рубины вроде, – вздыхает Марат.

– Рубины или шпинель? – хмурится Манучаров.

– Откуда я знаю, – морщит нос помощник. – Я в таких тонкостях не разбираюсь.

– Цена разная, – вздыхает Тимур и снова принимается за еду. Любимый прав и в отличие от Марата я знаю, как отличить один камень от другого.

Профессионалы называют рубин королем драгоценных камней, а шпинель прозвали великой самозванкой. И если рубин играет гранями и светится, то цвет шпинели остается неизменным. Камень красивый. Драгоценный. Но в разы дешевле рубина. Вот только неспециалисту на первый взгляд отличить трудно.

– Следаки тебя в понедельник ждут, – бесстрастно сообщает Марат. – У тебя вроде никаких важных дел не намечено. Я по планингу сверился.

– Я к Алимову поехать хотел, – ощерившись бросает Тимур. Трет лоб, пытаясь выкрутиться из создавшейся ситуации. – Попробуй отменить, Марат.

Поднимается из-за стола, с шумом отодвигая стул. Внимательно смотрит на Марата, потом на меня.

– Я буду в спальне, Люба.

– Бро, прости, я не знал, – бросает вслед помощник. А я, поспешно отхлебнув латте из высокого стакана, несусь следом.

Тимур останавливается. Схватив за руку, притягивает меня к себе. Привычно целует в темечко. И сморщившись словно от боли, бросает нехотя помощнику.

– Ты все сделал правильно. Просто получилась накладка. Постарайся избавить меня от этой канители. Хотя бы на время. Вернусь из Дубая, посотрудничаем. Спецов дам для экспертизы. Сам знаешь, лучшие геммологи только у нас.

– Сейчас попробую все откатить, – коротко кивает Марат. И взяв с холодильника сотовый, уходит в свой маленький кабинетик.

Естественно, у Манучарова полно секретарей и референтов. Длинноногие красивые девушки занимаются рутинной работой и украшают собой офис. А настоящий помощник у Тимура один. Всецело в курсе всех дел шефа только Марат. И немножко я.

Глава 7

Тимур

Вернувшись в спальню, со всего размаху плюхаюсь на кровать. Моя маленькая лиса мостится рядом. Укладывает голову мне на грудь. Ногу закидывает на бедро.

– Драгоценности Алтуфьева… Это как-то связано с гибелью твоего отца.

– Да, – киваю скупо. А в душе радуюсь, что Любе ничего не нужно объяснять. Она и так член семьи и в курсе основных вех жизни Манучаровых.

– Паша Алтуфьев – второй учредитель компании, был женат на Марине, маминой сестре. «Алмаз» изначально развивался как семейный бизнес, Любушка.

– Там что-то было с заказом, насколько я помню, – вздыхает она. – Отец с Альбиной при мне обсуждали.

– Алтуфьев где-то раздобыл заказ на целый гарнитур. Серьги, подвески, браслеты, корона какая-то дурацкая… Все с рубинами. Отец воспротивился категорически. Кажется, он навел справки о заказчике и посоветовал отказаться. Но Паша уже взял аванс. Пришлось впрягаться. До сих пор непонятно, на каком этапе подменили камни. Отправили клиенту рубины, а он получил шпинель. Решил, что его обманули. Разбираться не стал. Грохнул всех разом.

– Взорвал офис?

– Кабинет отца, – морщусь, словно от боли. Из всех щелей лезут воспоминания. Факты, детали, о которых я предпочел бы забыть.

Мама, лежащая пластом. Врачи, дежурящие сутками. И мой потаенный страх, что останусь сиротой в свои четырнадцать.

Это потом уже через пару лет мать сойдется с Андреем. Быстро забеременеет и родит Миланку. Но первые полгода после папиной смерти она была похожа на приведение.

Мама! Еперный театр! Как бы следаки не добрались до нее. Опять начнется эта мышиная возня. Недомолвки, намеки. Снова вылезет какая-нибудь байда, а истинного убийцу так и не найдут. Да и хрен его сыщешь спустя двадцать три года!

Потянувшись, беру с тумбочки сотовый. Звоню матери. Лучше принять меры сразу, чем ждать, когда снова откроется ящик Пандоры и нас всех накроет его содержимым.

– Не хочу с тобой разговаривать! – капризно заявляет маман. – Ты – хам, Тимур! Отец в домовине переворачивается.

«Папу хоронили в закрытом гробу. И то благодаря экспертам удалось отделить останки от двух других жертв, – некстати вспоминаю я. – И там точно переворачиваться нечему», – морщусь от черного неуместного юморка.

Но с матерью так пошутить я себе не позволю. Сколько бы лет ни прошло, старая рана до сих пор саднит и кровоточит. Мои родители любили друг друга. Парочка однолюбов. Сэм обожал Альбину. А она души в нем не чаяла.

– Мам, – обрываю я заполошные крики. – Мы с Любой сейчас к вам придем на кофе. Там же торт остался свадебный. Я ни кусочка не съел.

– Как же так, Тимочка! – причитает она. – Вроде бы всем разносили по кусочку. А ты еще выкупил один за тридцатку.

– Так часто бывает, купишь и хрен воспользуешься. Кто-то сожрал! – вздыхаю я, пытаясь удержать рядом строптивую Любу. Девчонка смотрит на меня возмущенно и все норовит смыться. Приходится усилить захват.

– Конечно, торт остался, сыночек, – ласково уверяет меня мама и тут же настороженно спрашивает. – Ты сказал – с Любой? Видеть не хочу эту мерзавку! Втравила нас в историю…

– Нашлись Пашины цацки, мам, – выдаю я истинную причину встречи. – Нужно поговорить. Люба как член семьи и эксперт компании должна присутствовать. Времени мало, а я не собираюсь повторять одно и то же по несколько раз.

– Ну, приходите, – сквозь зубы соглашается мама и отбивает звонок.

– Я не пойду к ней! – возмущенно заявляет любимая. – Эта злыдня меня отравит.

– Сейчас хороший повод помириться, Любовь моя. От Альбины хрен куда денешься. Лучше дружить с ней, чем ссориться. Она же голову вынесет… Одевайся. Пойдем. Разговор предстоит серьезный.

– Ты думаешь, нам грозит опасность? – распахивает и без того огромные глазищи Люба.

«Ага! Если я тебе все расскажу, ты ночей спать не будешь, – усмехаюсь мысленно. – Да ну на фиг – пугать беременную жену! А вот дать усеченную информацию, чтоб вела себя осторожно, не помешает».

– До сих пор неясно, кто стоит за гибелью отца и Алтуфьевых. Непонятно, кто поставил бомбу. Метили в отца и в Павла. А заодно попала и Марина. Темная история, Любушка.

Обняв девчонку, покрепче прижимаю к себе. Слышу, как стучит сердце любимой, как замирает дыхание.

– Приставлю к тебе охрану, – рычу я и добавляю сердито. – Не спорь.

– Хорошо, – неожиданно соглашается она. – Как скажешь, Тимур-мур-мур… Только идти к родакам я не хочу. Избавь меня от этой повинности.

– Люба, пожалуйста, – хрипло прошу я, зарываясь пальцами в блондинистую гриву волос. – Мне самому неохота. Но поверь, лучшего способа настоять на своем у нас не представится.

Целую лоб, глаза, щеки. Жадно веду ладонями по спине, сминая пальцами упругие ягодицы.

Любин нос утыкается в меня где-то в районе ключицы. Ее губы скользят где попало, а руки уверенно заныривают под майку.

– Она меня не любит, – ноет моя ненаглядная.

– Ну и не надо, – фыркаю я. – Главное, тебя люблю я.

– И я тебя, – хнычет Люба. – Но идти никуда не хочу.

– Мать воспримет твой отказ как смертельную обиду. Поэтому пять минут на сборы.

– Я не успею, Тимур! – возмущенно вопит девчонка.

– Хорошо, – тут же соглашаюсь я, вставая вместе с Любой. – Тогда десять! Время пошло!

Мы вваливаемся к матери и Андрею минут через сорок. Сразу считываю напряженную атмосферу. Мать явно не в духе, Андрей насуплен.

А еще чувствую панику, витающую в воздухе. Дикую, почти животную, она точно ощущается в родительском пентхаусе.

Не осуждаю мать. Не имею права. Напротив, отлично понимаю ее. Она до сих пор боится за меня и Милану. Война, объявленная много лет назад, еще не окончена. И самое ужасное, мы до сих пор не знаем, кто ее начал.

Глава 8

Люба

– Ты специально залетела? – набрасывается на меня Альбина, стоит мне только войти в квартиру.

Сталкиваюсь с гневным взглядом мачехи и презрительным – отца. И как обычно тушуюсь. Даже рот приоткрываю от растерянности. С Альбиной всегда так. Не умею ставить ее на место.

– Мама, прекрати, – рычит сзади Тимур. – Специально или нет, это тебя не касается.

– Что значит, не касается?! – взрывается, не скрывая гнева Альбина. – Как давно продолжается это безобразие? Тимур, ты что, не осознаешь всех рисков? Алимов с тебя шкуру снимет. А эта как всегда выйдет сухой из воды.

– Мама, – угрожающе предупреждает Манучаров. Демонстративно обнимает меня. Целует в висок. – Это не твои проблемы и не тебе их расхлебывать. Лучше сосредоточься на главном. Меня сейчас интересуют все подробности злосчастного заказа. Андрей, тебя тоже касается. Может, что-то вспомнишь?

Не разжимая объятий, он плюхается на диван, увлекая меня за собой. Строго глядит на моего отца, не давая тому соскочить с темы.

– Я тогда только устроился на работу, Тим, – по- бабьи вздыхает папаша. Трясет жирным подбородком. Что-то пережевывает губами. – Все потом узнал от Алечки.

«Алечка! – передразниваю мысленно и добавляю в сердцах. – Чтоб ты скисла, милая!»

Став самостоятельной, я перестала бояться мачеху. Давно не жду ее одобрения. Зато все детство тряслась как осиновый лист. Нет, она не била меня. Но хорошо знала, как ранить словом осиротевшего испуганного ребенка.

От одного ее «придется вернуть тебя обратно в детдом» у меня темнело в глазах. Я старалась забиться в угол. Боялась, что найдут и обязательно отправят обратно. Хотела угодить и понравиться мачехе. Нескладным своим умишком понимала, что только благодаря ей, отец забрал меня из ада детского дома, куда я угодила после смерти мамы.

– Давайте перейдем к делу, – грозно бросает Тимур. Он сейчас напряжен и очень похож хищника.

Альбина театрально вздыхает. Обеими руками обнимает себя. Смотрит на сына печально.

– Расстроил ты меня, сынок, – замечает печально.

Даже в горести эта женщина идеальна. Короткие волосы тщательно уложены. На лицо нанесен легкий мэйк-ап а ля «натурель». Никакого второго подбородка или целлюлита. Альбина Манучарова всегда свежа, подтянута и красива. Но как по мне, от нее за версту веет кладбищенским холодом.

– Мам, я не в первом классе. Люба тоже. Оставь свои оценки при себе, – раздраженно роняет Тимур. Берет меня за руку и добавляет с улыбкой. – Просто смирись.

– Не могу, – мотает головой Альбина. – Я категорически против…

– Я не спрашивал твоего мнения, – гневно отрезает Тимур. – Или мы сейчас вырабатываем одну линию поведения и минимизируем потенциальные потери от следственных действий. Или каждый сам за себя. Только потом не срывай меня с постели и не умоляй помочь.

– Ты думаешь…

– Я уверен, что в банк и в «Алмаз» придут с обысками. И понятия не имею, почему спустя двадцать три года дело снова вернули в производство.

– Есть же какой-то срок давности, – подает голос отец.

– Мне кажется, ты специально это придумал, чтобы сбавить градус скандала. Нажил ребенка от Любки и теперь пытаешься выкрутиться.

– Хорошо, – ощерившись, бросает Тимур. – Я вечером схожу в СК и сразу улечу в Дубай к Алимову. И вот тогда, дорогая мама, ты будешь выпутываться сама. Поняла?

– Погоди, – останавливает она сына. – Это правда? Дело вернули на дорасследование? Видимо, нашлись настоящие рубины…

Мать переводит обалделый взгляд на мужа. И тот подскочив, сейчас же подбегает к ней.

«Послушный мальчик», – чуть не ляпаю я. Но вовремя прикусываю язык.

– Когда ты перестаешь копошиться в чужих трусах, то делаешь потрясающие выводы, – криво усмехается Тимур и повторяет раздраженно. – Есть ли что-то, о чем я не знаю?

– Понятия не имею, – побледнев вздыхает Альбина. Сверлит меня сумрачным взглядом. Если бы не Тимур, держащий меня за руку, вцепилась бы мне в волосы и выволокла б за дверь. Но при сыне старается сдерживаться.

– Сдается мне, – Тимур берет мою ладошку в свои. Гладит задумчиво и словно не замечает злых взглядов матери. – Должен быть еще один комплект украшений.

– Почему ты так думаешь? – заполошно охает Альбина.

– Слишком мало времени было у злоумышленников. Осторожно достать рубины и на их место вставить точно так же ограненную шпинель – процесс долгий даже для профессионала. А вот подменить комплекты мог кто угодно. Делов на пять секунд. Вот поэтому я спрашиваю, дорогие мои, кто мог осуществить эту затею? У кого был доступ к клише и к формам?

– Обычно все заготовки хранились у Сэма, – вспоминает вслух мачеха. – Твой отец не доверял никому. Боялся, кабы кто втихаря не левачил. Очень дорожил нашим торговым знаком. Помню незадолго до этого случился скандал, когда он уволил мастера. Тот поставил мутный бриллиант. Хотя в условиях была прописана определенная чистота…

– Наверное, это к делу не относится, – мягко замечает отец.

– Почему же? – жестко перебивает его Тимур. – Сейчас все имеет значение. Вполне возможно у нас до сих пор окопался крот Левина. Или кто там за ним стоит…

– Левин был ширмой, – шумно вздыхает Альбина. – Я тебе сто раз говорила, он действовал от своего имени, но в интересах какого-то таинственного клиента.

– Сейчас трудно вспомнить вчерашний день, а события двадцатилетней давности тем более…

– За себя говори, – гневно бросает Альбина. Подскакивает с места. Нервно закуривает тонкую пахитоску. Но не успевает затянуться.

– Потуши сигарету. Сейчас же! – рявкает не сдержавшись Тимур. – И пожалуйста, больше не кури при моей жене.

– Ох, Тимур! – с укоризной смотрит на него мать. Но притушив еще не начатую сигарету, поспешно открывает окно. И снова испепеляет меня негодующим взглядом.

– Ты действительно поедешь к Алимову? – изумленно спрашивает, возвращаясь обратно. – Ты бы подумал, сынок. Нам без его помощи придется тяжело. Если еще и он против нас восстанет…

– Моя поездка не обсуждается, – раздраженно морщится Тимур. – Алимову я все возмещу. Не проблема!

– Ты из-за Любки совсем умом поехал! – подскакивает Альбина. – Вспомни пункт о штрафных санкциях! Нас без штанов оставить хочешь?

– Мам, – устало тянет Тимур, наблюдая за вышагивающей по гостиной матерью. – Ну не лезь ты ко мне. Сам справлюсь. Неси лучше торт, а?

– Торт? – ошалело повторяет Альбина за сыном. – Торт?

– Ну хоть пожрем напоследок. А то потом будем просить милостыню. Я у Троицкого собора, а ты- у синагоги.

Глава 9

Тимур

Мама гневно топает ногой и с видом обиженной королевы выходит из комнаты.

– Зря ты так, Тим, – печально встревает Андрей. Будто я его спрашивал.

– Люба-а! Помоги мне! – доносится из кухни требовательный голос.

– Попроси Андрея! – рявкаю как можно громче и, схватив Любу за руку, тащу на террасу.

– Ты сегодня прям в ударе, – фыркает она. – Всех по местам определил.

Не договаривает старую присказку «а отвечать мне!».

– Их если не построить, начнут лезть и советы давать. А меня это бесит, сама знаешь, – устало вздыхаю я и, притянув Любу к себе, тихо шепчу. – Не хочу расставаться… Даже на один день…

– Возьми меня с собой в Дубай, – подмигивая, предлагает хитрая лиса. Обнимает за талию обеими руками. Прижимается всем телом.

– Обойдешься, – досадливо морщусь я. – Это не обычные переговоры. Не желаю давать Алимову лишние козыри. У меня их и так мало. Оставайся здесь на хозяйстве. Я смотаюсь быстро. И сразу в ЗАГС.

– Ты все уже распланировал, – мяукает еле слышно она. – Вот только наши родители против.

Когда бы меня это интересовало! Я прям закашливаюсь от негодования. Никому не позволено лезть в мою личную жизнь. И моя мать это знает. Поэтому поостережется.

– Это их проблемы, малыш, я никого уговаривать не собираюсь. Пусть принимают реальность такой, как она есть, – выдыхаю, справившись с яростью.

Обняв тонкие плечики, накрываю Любины губы своими. Вторгаюсь языком в нежный ротик. Веду ладонью по спине и, забывшись, пытаюсь расстегнуть платье.

– Ты что, сдурел? – яростно зыркает она. – Альбина вон все глаза проглядела.

Обернувшись, замечаю, как на кухонном окне, расположенном в дальнем углу террасы, криво топорщатся жалюзи.

Мама или Андрей? Да какая разница!

– Пойдем, – тяну девчонку за угол. – Тут нам никто не помешает.

– Давай поваляемся, – показываю на круглое ротанговое кресло.

– Ты с ума сошел. Она нас прибьет…

– Нет, – дурашливо кривляюсь я. – Моя мать должна понять, как сильно я люблю тебя.

– Ей наплевать на чувства других, – грустно бормочет Люба. Глаза любимой лишь на секунду заволакивает печалью.

Моя милая права. Маман считается только с собственными желаниями и интересами.

– На время командировки нужно отправить тебя куда-нибудь в тихое место, – шепчу, утыкаясь носом в висок.

– Не хочу! Никто не знает, кто отец ребенка, – яростно шепчет Люба. – Наоборот, если ты меня спрячешь, Алимов обо всем догадается. Ты думаешь, на свадьбе не было его шпионов?

– Шутишь, что ли! – криво усмехаюсь я. – Мы специально приглашали представителей семьи. Был старший сын Рината с женой и детьми.

– Странно, почему не приехала твоя милая? – поднимает на меня наивные глаза Люба, в которых пляшут развеселые черти.

– Не начинай, а? – негодующе отмахиваюсь я. – Не приехала, и слава богу! Мне ее тут только не хватало…

– Тимур, Люба, – зовет, не выходя из-за угла, Андрей. – Все готово. Идите.

Взявшись за руки, возвращаемся в гостиную, где уже накрыт стол к чаю. Расставлены тарелки с мясной и рыбной нарезкой. На фарфоровых этажерках высятся фрукты и десерты.

Мать даже повседневную трапезу умеет обставить как банкет.

– Поступим так, – вздыхаю, наблюдая, как мать разливает чай в расписные японские чашки. – Мам, ты контролируешь финансы, Андрей в мое отсутствие – «Алмаз». Если следствию понадобится помощь, предоставишь лучших спецов. Желательно тех, кто не работал при отце и Паше… Того же Харбинского. Можно Любу.

«Тебя бы, моя любовь, лучше спрятать, пока я не порешаю с Ринатом», – думаю я, выхватывая с тарелки тонкий мясной ломтик и отправляя его в рот. Но Люба права! Наверняка Алимову уже донесли. Ему все доносят, будь он неладен! И спрятав Любу, подставлю ее под удар.

“Лучше прятать на виду”, – вспоминаю я давнюю присказку отца.

Поэтому лучше не делать лишних движений. Не наводить панику. А просто оставить рядом надежного человека. Того же Марата… Глядишь, и пронесет.

– Со свадьбы приволокли? – хмыкаю я, кивком головы указывая на заставленный закусками стол. И добавляю с гадкой ухмылкой. – Вот интересно, какой уровень дохода избавит наших граждан от обязанности забирать оставшуюся жратву из ресторана?

– Тимур! – негодующе пыхтит маман. – Все, что осталось после банкета, официантки сложили и передали нам. Я по столам не шарилась…

– Прости, – улыбаюсь повинно. И сам себя корю за несдержанность.

– Вы лучше скажите, как Милана узнала? Ты ее подговорила, Люба? – строго интересуется мать, но уже не пышет гневом. По привычке пытается построить падчерицу.

Накал спадает. Глядишь, скоро начнет скупать во всех магазинах Европы детские вещи.

– Случайно столкнулись в клинике. Мы с Катей прощались в холле. А Милана с Ильей входили. Она увидела у меня в руках снимок УЗИ и догадалась, – виновато оправдывается Люба. Личико сразу становится страдальческим и грустным.

Ах, пожалейте меня, бедную родственницу!

– Миланке нужно подарок отправить, – перебиваю я исповедь «сиротки». – Молодец, девчонка! Что там она хотела, мам?

Мать выглядит обескураженной. Видимо, собиралась отчитать любимую дочку за неуместную выходку. А тут я с подарками…

Но ссориться со мной она не будет. Но и великой любовью к Любе не воспылает.

– Молодец, систер! – продолжаю я как ни в чем не бывало и, заметив хмурые лица сладкой парочки, добавляю весело. – Вы почему приуныли, мои дорогие? Радоваться должны. Ваш первый общий внук на подходе. Или внучка. Подумайте об этом на досуге. И постарайтесь свыкнуться с этой мыслью.

– Ты невозможен, Тимур, – растерянно шипит мать.

Но мне плевать! Пусть Андрея своего стращает. А вот Люба вздрагивает. Видимо боится по привычке.

Злая мачеха, блин!

Неожиданно вспоминаю, когда впервые увидел Любу впервые. Остался после какого-то праздника в старом родительском доме. Поздно вечером забрел на кухню пожрать. А там девчонка в одной ночнушке.

Естественно, дочка Андрея и раньше попадалась мне на глаза. Но тогда, семь лет назад, я изумился преображению. Маленький перепуганный воробей куда-то исчез. А вместо него появилась аппетитная телочка. С узкой талией, высокой грудью и длинными ногами. Нет, не гламурная чика с перекроенной физиономией и силиконовыми сиськами, а настоящая красавица.

Глава 10

Люба

– Ты общаешься с Катериной? – хмуро роняет отец, стоит Тимуру выйти из комнаты.

– Мы – родные сестры, – напоминаю я всем известную истину.

– Пусть она мне позвонит, – велит он.

А Альбина смотрит на меня с укором.

– Ваша Катя совсем с катушек слетела? Устроила Андрею глупый бойкот. Он вообще-то ваш отец. И я требую уважительного к нему отношения.

"Ага, сейчас! – огрызаюсь мысленно. – После всех папиных выходок Катя с ним не желает общаться. Зовет трусом и подлецом. А на улице как-то прошла мимо. Отец долго возмущался. Сначала угрожал, потом пытался задобрить. Но Катя осталась непробиваема.

Другое дело, я. Манучаровы выучили меня. Дали профессию. Конечно, как только мне исполнилось восемнадцать, я могла бы уйти. Но смалодушничала. Из-за Тимура. Все ждала, когда обратит внимание. И ни разу не пожалела.

– Я передам, – вру безбожно.

Моя старшая сестра категорически против общения с отцом. Именно его она обвиняет в смерти мамы и во всех последующих бедах.

Я плохо помню тот период. Да и кто бы делился с маленькой девочкой подробностями?

А вот Кате пришлось бросить учебу в Москве и на пару лет забить болт на образование.

Маленький сосудик в маминой голове оказался тем слабым звеном, которое обрушило слаженную жизнь нашей семьи после ухода отца.

И страшное слово "кома" ненадолго поселилось в нашем доме. На смену ему пришли смерть и похороны. Сначала мамы. А следом ушел дед и слегла бабушка. Катя разрывалась на части, пытаясь хоть как-то выправить ситуацию.

Собирала меня в школу, кормила с ложечки бабушку, ставила ей уколы и капельницы, а вечерами работала санитаркой. Нам все казалось, вот-вот жизнь наладится. Не может быть все время плохо. Вот только вмешались какие-то добрые соседи, написавшие донос в ювеналку. Пришли грубые тетки в строгих костюмах и увели меня в детский дом.

Сестра приняла этот бой. Но силы изначально оказались не равны. Да и кто позволит восемнадцатилетней девчонке стать опекуном?

Но даже проиграв в органах опеки, Катя не думала сдаваться. Она пошла к отцу в офис и прилюдно потребовала забрать меня к себе.

– У меня друг-журналист, – заявила, встав в дверях. – И если у тебя нет даже зачатков совести, то пусть об этом узнает весь город! Забери и отдай мне, – поставила ультиматум.

– Даже не надейся, – прошипел отец. И Катя, как она мне рассказывала, решила действовать другим путем. Оформить краткосрочный патронат. Тогда бы я могла гостить в родной семье.

Бред, конечно! Даже звучит по-идиотски. Но для меня тогда это был единственный выход. Поэтому, когда в один из серых дождливых будней за мной приехал отец, я глазам своим не поверила.

– Собирайся, – сказала мне воспитательница. Толстая равнодушная Марья Николаевна.

– Я не хочу к нему, – заплакала я.

– Твое дело телячье, девочка, – вздохнула она, помогая мне сложить в рюкзачок мой нехитрый скарб.

Катя еще какое-то время встречала меня после школы. Мы с ней бродили по улицам и обедали в кафешке. Но это продолжалось недолго. Бабушка умерла и сестра решила вернуться в Москву.

– Пойми, единственный шанс, чтобы нам с тобой жить достойно, это получить высшее образование. Люди без него обречены. Везде в мире идет разделение… Ты должна поступить в универ. Попробуй не обращать внимания на отца и его примадонну. Учись, слышишь!

Легко сказать!

Даже сама не помню сколько я проревела в тот день. С отъездом сестры я теряю еще одного близкого человека.

А Катино «не обращай внимания» еще долго кажется мне насмешкой.

Для отца я не существую. Для Альбины тем более. Единственный человек, кто разговаривает со мной это экономка Люда. Да еще Тимур.

Странно, но взрослый парень всерьез отнесся к моим бедам. Первый раз он натыкается на меня в саду. Я сижу на лавке и реву из-за двойки по геометрии.

– Тебя моя мать отругала? – мягко спрашивает Тимур и к моему немалому удивлению садится рядом.

– Альбине наплевать на мои оценки, – вздохнув, жалуюсь я. – Она говорит, что я тупая и мне одна дорога на рынок торговать петрушкой.

– А ты? – улыбается любимчик мачехи.

– Хочу поступить в университет, – бубню, свесив голову.

– И кем же ты хочешь стать?

– Врачом, как сестра. Буду спасать людей.

– А с геометрией что? – внимательно смотрит на меня Тимур. – Ты правила читала?

– Конечно! – возмущенно вскидываюсь я. – Я их наизусть выучила! Но понять не могу.

– Может, моя мать права? – весело интересуется Тимур.

Он красив и кажется мне божеством. Черные волосы откинуты назад. Белая майка обтягивает широкие плечи, а бледно-голубые джинсы плотно сидят на бедрах. Такие взрослые парни не болтают с бедными родственницами. И уж тем более, не знают геометрию.

– Дай определение окружности, – просит Тимур, но в его голосе явно чувствуются начальственные нотки.

– Окружность – это множество всех точек на плоскости, находящихся на одинаковом расстоянии от данной точки, – тараторю как пулемет.

– Ты представляешь, о чем говоришь? – серьезно спрашивает он. А я удрученно мотаю головой.

– Ни одного слова не понимаю.

– Вот смотри, – Тимур садится на корточки и, взяв какую-то палочку, рисует на розовой торсе, рассыпанной по дорожкам. Крепкие пальцы рисуют точку. А затем на отдалении от нее вторую. И еще одну. – Вот оно. Множество точек на равном расстоянии… Теперь поняла. Ничего не надо зубрить, Люба, – поучает меня. А я изумленно смотрю на красавца-полубога. Уиии! Оказывается, он знает, как меня зовут.

Все подробности той нашей первой беседы я до сих пор помню наизусть. Сколько раз прокручивала их в голове. Но с того самого дня жизнь в Манучаровском доме приобретает для меня особый смысл. Я живу только, когда Тимур приезжает домой. Когда слышу его голос или вижу в окно.

Конечно, такие мужчины явно созданы для гламурных богатых женщин. Я же любуюсь издалека, твердо зная, что наши пути никогда не пересекутся.

Глава 11

Тимур

По дороге домой кошусь на притихшую Любу.

– Что они тебе сказали? – не выдерживаю в лифте.

– Ничего, – мотает она головой. – Просто вспомнила, как только приехала к отцу. И ты мне объяснял азы геометрии.

– А-а-а, – тяну задумчиво. – А помнишь как я тебе сережки из Лондона привез?

– Никогда не забуду, – печально смеется Люба. – Альбина трясла меня как тузик грелку. Все пыталась узнать, откуда серьги. Пришлось соврать про Катин подарок.

– И мама поверила, – усмехаюсь криво. – Но они стоили копейки… И в глазах моей матери выглядели барахлом.

– Зато для меня до сих пор главная драгоценность, – будто ежик недовольно фыркает Люба. И как только открываются двери лифта, первая входит в пентхаус.

– Обедать будете? – интересуется Марат, появляясь в холле. – Приходила Ольга Николаевна. Сварила солянку и нажарила отбивных.

– Любу покорми, – велю я, не обращая внимания на недовольные трепыхания девчонки. – А я к следакам погнал. Дождись меня здесь, – прошу напоследок любимую.

– Пойду к себе. Мне хочется полежать, – не соглашается она. – Ты приедешь, спустись за мной.

Тянется на носочках, чмокает меня в губы и быстрым шагом направляется к потайной дверце, спрятанной среди натертых до блеска зеркал.

«И замужем, и дома», – мысленно фыркаю я. Решительно прохожу в кабинет и, взяв черный кожаный портфель, возвращаюсь к лифту.

– Я с тобой? – напрягается Марат, выходя следом.

– Да, – киваю задумавшись. Если за рулем будет мой помощник, я могу поработать дорогой.

До Следственного Комитета ехать минут сорок, если без пробок. Как раз есть время взбодрить подчиненных.

– Срочно нужны сведения о самых старых сотрудниках «Алмаза», – пишу я сообщение директору компании.

И зайдя в базу, нахожу в картотеке тот самый злосчастный заказ. Разглядываю отсканированные фотки силиконовых форм. И в который раз пытаюсь свыкнуться со страшной мыслью – из-за каких-то гребанных камней грохнули моих близких.

Это невозможно, твою мать! Сколько бы лет не прошло!

Только глупцы верят в исцеляющую силу времени. Только они твердят о том, что все происходит к лучшему. Дикая ересь! Отца не вернуть, родственников тоже. И по большому счету мне по фиг, кто с кем сводил счеты.

Люди погибли, а камни исчезли в неизвестном направлении. Рубины кто-то присвоил сразу, а шпинель прислали вместе с заключением независимой экспертизы за несколько дней до взрыва.

У Левина, который числился официальным клиентом, духу бы не хватило на подобную месть. Но настоящего заказчика так и не смогли.

Прикрываю глаза, стараясь сосредоточиться. Что хотят от меня силовики? И какие камни все-таки удалось обнаружить? Рубины или шпинель?

«Великая самозванка» пару раз уже вылезала. Давным-давно при облаве нашлась сережка, потом – кольцо. Но были ли эти изделия из той самой коллекции? Или их кто-то продублировал, решив заработать, до сих пор осталось загадкой.

В маленьком кабинете, больше похожим на кладовку, меня уже поджидает усталый майор.

– Тимур Семенович, – бубнит солидно. – Нам потребуется ваше содействие.

– Чем могу, как говорится, – улыбаюсь светски, в глубине души ненавидя майора, его служебное рвение и дурацкий пакет с вещдоками, где унылой змейкой болтается браслет.

Вся эта суета отвлекает меня от Любы. Не дает сосредоточиться на самом главном.

На разговоре с Алимовым, блин!

«Еще подарок надо найти для старого крокодила, – морщусь мысленно. И тут же вспоминаю, как сегодня утром Люба выбирала брюллик для собственного помолвочного кольца. Нужно успеть отдать его в работу до отъезда.

– Браслет был изготовлен вашей компанией? – серьезно интересуется следователь.

– Лейбл очень похож, – отвечаю уклончиво. – Но шпинель, – достав лупу, вглядываюсь в каждую грань камня, – по нашим документам не проходила. А это означает лишь одно. Оттиск «Алмаза» поддельный. Но в любом случае, подтвердить или опровергнуть мои слова может только экспертиза.

– Подъеду к вам в понедельник? – то ли спрашивает, то ли утверждает майор. Вытирает носовым потную лысину, а затем и мясистую морду.

Жара так донимает? Или сильно нервничает?

Отмахиваюсь от глупых мыслей. Тут бы со своими проблемами разобраться!

«Нужно до отъезда наколупать дезу на Лейлу, – думаю лениво пялясь на дурацкий браслет.

Красивая вещица и наверняка ее делал Паша. Чувствуется его рука. Отец любил в изделиях легкое, незаметное глазу, несовершенство, когда идеальный камень вставлен в чуть неправильный круг.

– Так лучше чувствуется ручная работа, – учил он меня, недоумка.

Паша же любил идеальную форму, но иногда мог вставить в нее не самое лучшее содержимое. Какой-нибудь мутный камень или с изъяном. Они даже из-за этого ругались. В день гибели особенно. А тетка заехала их помирить…

А рассудили спор уже в небесной канцелярии, – усмехаюсь криво, и глянув сначала на часы, а потом на печатающего что-то майора, роняю негромко.

– Я сегодня улетаю в командировку. Надеюсь следственные действия продолжатся без меня.

– Конечно, – устало кивает майор. Пыхтит как чайник. – На экспертизу к кому подъехать?

– Елецкая Любовь Андреевна, – выдыхаю на автомате. – Я предупрежу.

– А это? – внимательно смотрит на меня служивый.

– Моя сводная сестра, – добавляю поспешно. – Отличный специалист. Я ей полностью доверяю.

Говорю о Любе и который раз понимаю, как же тяжело мне с ней расставаться. На час или пару дней. Как вообще я собирался женившись на Лейле, вычеркнуть Любу из дальнейшей жизни? Почему поверил в такую возможность?

Быстро подписываю протоколы допроса и перескакивая через старые мраморные ступеньки бывшего дома купца Афонина, несусь домой. Радуюсь, словно школьник сорвавшийся с уроков. Еще какие-то полчаса и Люба снова окажется в моих объятиях.

А спустившись по узкой винтовой лестнице, в соседнюю квартиру нахожу заплаканную девчонку. Свернувшись калачиком, она лежит на диване. А рядом на журнальном столике валяется открытой знакомая бирюзовая коробка. Узнаю ее с ходу. Те самые серьги, что я прислал девчонке из Лондона, покоятся в своих гнездах.

Жемчужинка и звездочка, болтающиеся на разных концах тонкой цепочки, продернутой сквозь обсыпанную стразиками дугу.

Помню как бродил перед Новым годом по Оксофорд-стрит, выискивая подарки для матери и Миланки, и неожиданно у Тиффани наткнулся на эту незамысловатую милоту. И почему-то сразу подумал о дочери Андрея. Ей уж точно никто подарков не делает.

– Какие же они все-таки красивые! – шепчет моя любимая, кивая на открытую коробку. Приподнимаясь на локте, всхлипывает печально и смотрит на меня глазами полными слез.

– Мы не можем пожениться, Тимур. Пожалуйста, давай оставим эту затею!

Глава 12

Люба

– А что изменилось за пару часов, Любовь моя? – изогнув бровь, насмешливо спрашивает Тимур. – Забодал злобный единорог? Я имею в виду свою мать.

– Нет, – улыбаюсь я сквозь слезы. – Альбина ко мне не приходила. Вернее, кто-то звонил в дверь, но я не открыла. И телефон у меня на беззвучном…

– Плевать, – рычит недовольно Тимур. Подскочив, берет с комода мой сотовый. – Пятнадцать пропущенных от Круэллы. Это ты так будущую свекровь кличешь? – смеется он и добавляет серьезно. – И один от какого-то Жорика. Это кто такой? Ты за него замуж собралась? Поэтому за меня выходить замуж передумала? Люба?

Тимур в один шаг оказывается рядом. Садится передо мной на корточки и, обхватив мою голову обеими руками, – ворчит театральным шепотом. – Кто такой Жорик, Дездемона?

– Лиза Жорницына, – фыркаю я. – Можно, я не буду выходить за нее замуж?

– Ну, если только станешь моей женой, – отрезает вполне серьезно. И мы оба смеемся в голос, хотя на душе скребут кошки.

– Тим, пожалуйста, – прошу я, обхватив широкую мужскую руку. От избытка чувств целую пальцы. Прижимаю лапищу Манучарова к груди. Он не остается в долгу. Сгребает меня в охапку. Прижимает к себе. Губы любимого блуждают по моему телу. Мурашки, как обычно, разбегаются во все стороны. И я ничего не могу поделать. Нужно остановить это безумство. Отправить Тимура к Лейле. Постараться зализать раны и попробовать начать новую жизнь. Но меня снова охватывает предательское малодушие. И я поддаюсь уговорам Тимура. Кладу голову на грудь и мысленно ликую, когда он относит меня в постель.

– Тим, я боюсь Алимова. Он опасен. И воспримет твой отказ как личное оскорбление. Станет мстить за Лейлу.

– Не начнет, – отрезает сонно Тимур и одним движением укладывает меня к себе на живот. – Прекрати болтать, Люба, – вздыхает тяжело. – Потом несколько дней не увидимся.

– Ты настроен решительно? – мяукаю несмело.

– Да, Любовь моя! – рычит Манучаров, переворачивая меня на спину. Нависает сверху. – Это небеса распорядились. Как ты не понимаешь? Я и не мечтал, Люба! Мысли гнал от себя. А тут как знак… Неужели думаешь, что я просру и тебе позволю? Да ни фига!

Вглядываюсь в яростное лицо Тимура. Спорить бесполезно. Он все решил. И как локомотив вытянет нас с малышом в свою жизнь. Остается только надеяться…

– Я не такой, как твой папаша, – кричит он, подрываясь с кровати. Нагишом меряет шагами альков – небольшое выгороженное пространство в моей крохотной однушке. – Просто верь мне, и все. От тебя больше ничего не требуется. Вернусь с победой, отметим.

Сажусь на постели, стараясь взять себя в руки. Но слезы градом бегут из глаз.

– Ты мог бы жениться на Алимовой, а потом развестись, – шепчу я. – Тогда бы у ее деда не возникло к тебе претензий.

– Обалденный план! – хрипло огрызается Тимур. – Просто гениальный! Как тебе только такая ересь в голову пришла? И сколько, по-твоему, мне жить с Лейлой? Год? Два? Или выгнать на следующий день после свадьбы?

– Тимур… – блею как дурочка. – У меня нехорошие предчувствия.

– Выпей валерьянки. Поспи. Поезжай к сестре, развейся. Только не связывай мне руки, Любушка. Я настроен решительно.

Завернувшись в простыню и обхватив колени руками, наблюдаю, как мой любимый мужчина натягивает боксеры и джинсы. Затем приходит черед майки. А когда голова появляется в белой горловине, Манучаров строит мне страшную морду, которую почему-то зовет козьей.

– Будь на связи, – шепчет, вторгаясь в рот требовательным поцелуем. – Ни днем, ни ночью не отключай сотовый. И на беззвучный не ставь.

– Хорошо, – обхватив ладонями лицо любимого, целую порывисто. И шепчу всякие напутствия и молитвы. Реву, прижимаясь к накачанной груди, и не могу остановиться.

Естественно, я не такая сильная, как Катя. Не такая холодная, как Альбина. И до легкомысленной Миланки мне тоже далеко. С самого детства я безумно люблю Тимура. И даже не представляю, как смогу жить дальше, если его не станет.

– На, возьми, – несусь к журнальному столику. Дрожащими пальцами достаю одну сережку и вместе с ней бегу обратно к Манучарову. – Это наш оберег, – лепечу, вкладывая в руку Тимура часть его подарка. – Встретимся, и сережки снова воссоединятся.

– Классно придумала, – улыбается мне Тимур и одним движением отодвигает в сторону циферблат золотых часов, открывая спрятанный в толстом корпусе, украшенном знаками зодиака, пустой тайник. – А я тут голову ломаю, что мне сюда положить, – подмигивает любимый, бережно опуская сережку. В одну секунду секретный механизм возвращает часы в привычный вид.

– Бриллианты хорошо перевозить, – еле слышно подсказываю я.

– Отец так и делал, – довольно ухмыляется Тим. Приперев меня к стенке, тянется с прощальным поцелуем.

– Береги себя, Любушка, – шепчет яростно. Обжигает горячим дыханием и решительно выходит за дверь.

А я, опустившись вдоль стенки, реву как сумасшедшая. Даже сил не хватает встать и вернуться в постель. Сделав над собой усилие, на ватных ногах еле-еле добредаю до дивана и, упав на широкие велюровые подушки, утыкаюсь носом в мягкий подлокотник.

– Господи, помоги нам! – прошу, точно зная, что мои молитвы не будут услышаны.

Достав вторую сережку, зажимаю ее в кулаке. Вместе с ней возвращаюсь в постель, давая себе слово больше не плакать. А потом, спохватившись, бегу к комоду и по пути в альков включаю звук на телефоне. Он отвечает мне радостным жужжанием и пиликаньем.

– Не реви, – приходит сообщение от Тимура. – Тебе вредно.

Всхлипывая, утираю слезы. Размазываю их по щекам и, упав на постель, отправлю любимому эсэмэску.

– Я тебя тоже очень люблю!

Глава 13

Тимур

Поднявшись наверх, сразу прохожу в хранилище. Достаю парочку небольших брюликов. Бриллианты за всю мировую историю в последнее время начали сдавать в цене, уступая место рубинам. На рынке предложение превысило спрос из-за объемов выработки. Алмаз перестал быть редким камнем. Отсюда и снижение в стоимости.

Откладываю обратно на бархатную подушку выбранные ранее камни. Гребанный хрыч перебьется. Слишком дорогие подарки тоже плохо. Лучше подарить Алимову пару камешков поменьше. Выбрать хорошей чистоты и огранки. Скоро они начнут падать в цене. Хороший ход. А в тенденциях рынка старый ублюдок все равно не разбирается.

«Смотря как дело повернется, – думаю, отправляя их к Любиной сережке. Может, вместо двух одним камнем смогу ограничиться. Сэкономил, почти как заработал.

Но чуйка мне подсказывает грядущий трындец! Еще немного, и начнется. Но я пока не понимаю, откуда полетят камни. Только капец неминуем.

От Алимова? Да не похоже. Он бизнесмен, в первую очередь. Стало быть, башка варит. Нужно предложить ему долю в каком-нибудь проекте и даже не заикаться о Любе. Чем меньше о ней знает старый говнюк, тем лучше. Естественно, Ринат провел расследование. Все пытался вычислить, с кем я сплю.

– Ты прям монах хренов, – усмехнулся при встрече.

– Работаю, – равнодушно пожал я плечами. А самому в тот момент хотелось заорать от счастья.

Алимову не удалось выйти на Любу!

Честно говоря, я до сих пор рад этому обстоятельству. Иначе бы добрый Ринатик, ни минуты не сомневаясь, устранил бы мою девочку. Может, и не физически. Но застращал бы до потери пульса. Помог бы уехать куда-нибудь в Латинскую Америку.

«Так, блин!» – мысленно отвешиваю себе подзатыльник. – Сейчас мы особенно уязвимы. Раскрыв все карты, я подставлю Любу и ребенка под удар. Нужно действовать хитрее. Придумать другую причину и ни в коем случае не заикаться об истинной.

И конечно, Любу придется охранять, как золотой запас Форт Нокса.

– Марат, – зову друга, впускающего в пентхаус охрану. – Ты остаешься.

– Это еще почему? – напрягается здоровый как бык помощник. – Тим, там сладко не будет. Понимаешь?

– Естественно, – усмехаюсь раздраженно. Нашел кого учить.

– Со мной едут Денис и Слава, – добавляю сурово.

Но Марат со мной уже много лет. Знает меня как облупленного и никогда не спорит.

– А я? – непонимающе глядит на меня суровый воин. Смешно видеть его растерянным. Но сейчас не время и не место для шуток и подколок.

– Ты приглядишь за Любой. Это сейчас самое важное, – говорю как можно спокойнее. – Глаз с нее не спускай.

– Так она или дома, или на работе. Тихушница. Что с ней сделается?

– Значит, считай себя в отпуске, – отмахиваюсь недовольно и, подхватив портфель, спешу к выходу. – Что с самолетом? Заправили? Я хочу сразу взлететь, а не ждать, пока прогреют двигатели.

– Все готово, Тим. Пилот отчитался, – печально бубнит Марат.

Знаю, знаю, как ему хочется в пекло. Но, блин горелый, кому я еще могу доверить самое дорогое?

Выдвигаемся в ночи. Дабы никто ничего не заметил. Если ветер будет без камней, то завтра к обеду приземлимся в Дубае.

– У нас одна дозаправка в Табасе, – докладывает пилот, стоит мне только подняться на борт.

– Отлично, – киваю я и, повернувшись к Марату, раскрываю объятия. – До встречи, бро. Я на тебя надеюсь.

Хлопаю по мускулистой спине.

– Мы быстро. Туда и назад, – смеюсь, заметив печальную мину Марата. – Присмотри за моей девочкой.

– Не боись, Тим! – бурчит Марат недовольно. Видимо до последнего надеялся на изменение в программе.

Но хрен тебе моржовый, бро! Я не могу передумать в таком важном деле.

И усевшись в кресло, борюсь с желанием позвонить Любе. Время позднее, но она наверняка не спит.

У другой стены занимают свои места Денис и Славка. Я, конечно, доверяю им свою задницу, и про мою личную жизнь им все известно. Но именно сейчас разговаривать с Любой при них не хочу. Признаваться в любви нужно без свидетелей. А просто бубнить в трубку стандартные фразы не хочется.

Тру затылок, пытаясь сосредоточиться.

– Что-то удалось нарыть по Лейле? – отправляю эсэмэску Суровому, своему главному безопаснику.

– Да, Тим, сейчас пришлю. Надеюсь, тебе понравится, и ты сумеешь расторгнуть помолвку.

«Что такое? Какого хрена?» – перечитываю еще раз сообщение. Я вроде личным ни с кем не делился.

А когда через несколько минут на почту падает закрытая паролем папка, привычно распаковываю ее и углубляюсь в чтение.

«Ночь предстоит бессонная», – понимаю, пролистав первый же документ. И чуть ли не подпрыгиваю на месте, задевая башкой светильник.

«Мать моя женщина, – размышляю, не зная, плакать мне или смеяться. – И вот на этом бы я женился?»

Пролистываю фотки и недоумеваю, как маленькая кроткая овца умудряется превратиться в знатную оторву. Всего-то надо из Дубая прилететь в Москву. А там…

Гуляй, шальная императрица!

«Интересно, Алимов знал?» – спрашиваю себя, листая фотографии, где маленькая скромная куколка резко превращается в развязную телку.

«Знает!» – подсказывает внутренний голос. От старика такой гульбарий не укрылся бы.

– Хорошая работа, – пишу Суровому. – Вернусь, выпишу премию.

– Ты к Алимову попер? Сам? – догадывается он. – Почему меня с собой не взял? Может, чем пригодился бы…

– А контору на кого бросим? – отправляю в ответ кучу смайликов. – Сейчас следаки подтянутся. И мне нужен свой человек на месте.

– Тим, – печатает Суровый. – Будь осторожен. Я эту падлу еще по службе знаю. Вероломная скотина. Всех предает. И своих, и чужих. Я не удивлюсь, если выяснится, что он причастен к гибели Сэма.

– Нет, – отвечаю быстро. – Тогда его первого трусили. Вроде не при делах. Но ни в чем нельзя быть уверенным.

– Давай договоримся так, – быстро печатает мой безопасник. – Ты мне каждый день отправляешь сообщение. Только такое, чтобы никто не смог продолжить логическую цепочку.

– Что на этот раз? – усмехаюсь, зная, как Суровый любит конспирацию.

– План рассадки в десятом классе. Начинаешь с нашей парты до конца, а потом следующий ряд. Понял?

– Да мне бы вспомнить, бро! – печатаю, раздражаясь.

Какого мне нужно вспоминать эту хрень? И так забот выше головы.

– Я тебе сейчас подсказку пришлю, – сыплет смайликами Суровый.

И получив фотку нашего десятого «А», я с удовольствием вглядываюсь в знакомые лица.

– Только задача усложняется, – тут же придумывает новое условие Суровый.

– Ты мне будешь присылать не погоняла, а настоящие имена и фамилии.

– А если вдруг пропущу один день?

– Рвану за тобой.

Глава 14

Тимур

Гольфстрим несется по взлетной полосе. Легко отрывается от бетона и сразу набирает высоту. А я с минуту-другую тупо пялюсь на переливающиеся внизу огни спящего города. По привычке выхватываю глазом четкие сверкающие линии проспектов и, пролистнув еще пару фоток, решительно поднимаюсь с места. Под удивленными взглядами охраны и стюардесс прохожу в кабину пилота.

– Хотите порулить, Тимур Семенович? – с улыбкой поворачивается ко мне Саша Реутов, бородатый здоровяк и мой личный пилот.

– Не люблю ночное небо, ты же знаешь, – отмахиваюсь добродушно и тут же замечаю строго. – Планы немного поменялись. На Москву, Саша.

Вернувшись на место, прошу стюардессу принести мне кофе и, прихлебывая ароматный напиток, заново просматриваю материалы, присланные Суровым.

Копирую в отдельную папку несколько фоток, на которых повторяются одни и те же лица.

Мальчики, девочки… Обнимашки… Потрахушки…

Только в контракте, подписанном отцом и Ринатом, ясно прописаны все условия. Девица Алимовых должна прийти к Манучаровым непорочной. Уж этот пункт я помню слово в слово. Всегда мысленно содрогался, что мне делать с пугливой девственницей.

А потом в мою жизнь вошла Люба.

Тогда в полутьме кухни мы несколько минут, не отрываясь, смотрим друг на друга. И каждый не может отвести глаз. Тонкие Любины пальцы неожиданно разжимаются, выпуская из рук чашку. И та, упав на мраморный пол, разбивается вдребезги. Осколки дождем рассыпаются около босых ног. Но Люба словно не обращает на них внимания.

– Ой, она меня убьет! – зажимает рот ладошкой. А я как дурак пялюсь на красивые голые ноги и изящные ступни.

– Осторожно обойди осколки и беги к себе. Быстро! – очнувшись, велю девчонке.

– А? – вскидывается она, растерявшись.

Не раздумывая, подхватываю ее за талию и, переставив на чистое место, повторяю нетерпеливо.

– Сейчас прислуга услышит шум и придет. Или, еще хуже, моя мать. Быстро вали отсюда!

Люба смотрит на меня обалдело, а потом срывается с места. Но бежит не к парадной лестнице, а к черному ходу.

Улыбаясь, зачарованно смотрю вслед. Колышущаяся ночнушка оголяет бедра. И даже один разок мелькает кусочек булки, затянутый белым трикотажем.

«Гребаный сарай! Неужели молодой девчонке нельзя купить нормальных ажурных трусов? – сержусь на мать. – Или мы последний кусок доедаем?»

И заслышав сзади шаги, напускаю на себя сонный дурашливый вид.

– Что ты тут творишь? – слышу за спиной сварливый голос матери.

– Прости, пожалуйста, – извиняюсь, потирая башку. – Попить захотелось. Но после перелета я тут как Кинг-конг…

– Тимочка, – лицо матери светлеет от счастья. – Так надо было позвать прислугу. Ты не заболел? – подлетев ко мне, щупает лоб.

А мне смешно и печально. Вот как в одном человеке умещается вселенская любовь к собственным детям и ненависть к дочери мужа. Разве ребенок в чем-то виноват?

– Да ты не беспокойся, мам. Я тут сейчас все уберу, – брякаю первое, что приходит в голову.

– У нас есть кому прибрать, – цедит мать. – Отвыкай уже от своих европейских замашек.

Поднявшись в спальню, я еще долго пялюсь в потолок, пытаясь мысленно воссоздать план дома и понять, где находится Любина комната.

И если я правильно помню, то только одно помещение имеет два выхода: на основную лестницу и для персонала.

Мастерская отца!

Почти сразу после гибели мужа мать распорядилась отправить все оборудование в цех.

– Пусть не пылится без дела, – добавила печально. – Сэм был бы доволен, – утерла катившиеся градом слезы.

И ни разу за все эти годы не зашла в мастерскую.

«Скорее всего, разместила там Любу, – размышляю я, разглядывая лепнину на потолке. – Хорошо бы узнать поточнее, – думаю и тут же гоню прочь крамольные мысли. – Уж я точно не та скотина, которая может принудить малышку!»

И поэтому до утра придумываю варианты, как нейтрализовать мать и соблазнить ее падчерицу.

Но Люба дома постоянно под контролем прислуги. А значит, нужно подъехать к университету, предварительно узнав, где она там учится.

Отмахнувшись от приятных воспоминаний, снова смотрю в телефон.

В который раз вглядываюсь в незамутненные сознанием лица мажоров.

«Их всех можно вычислить за пару минут», – нетерпеливо открываю папку Сурового и, заметив вордовский файл, тыкаю пальцем в него.

А там в табличной форме указаны все действующие лица. Маленькая фотка в первом столбце, затем имя и фамилия. Адрес и данные родителей.

«Хорошая работа, бро!» – улыбаюсь довольно и открываю последний файл. Скан какого-то документа.

Гляжу на бланк какой-то странной медицинской клиники. Вчитываюсь в непонятный текст и, наткнувшись на слово «гименопластика» на всякий случай ищу его в гугле.

Но и без поисковика могу догадаться, какая манипуляция проводились Лейле Алимовой месяц назад.

«Отлично сработано, бро», – отправляю эсэмэску Суровому, как только самолет приземляется на Чкаловском аэродроме.

И окидываю сердитым взглядом сонную охрану.

– Подъем, пацаны! Сейчас будем брать языка. Некто Эдуард Рудин. Среди своих проходит как Рудик. Короче, я с ним встречаюсь. Базарю. Может, денег отсыплю за старание. А ты, Слава, запишешь на видео нашу душевную беседу.

– А я? – сонно бурчит Дэн.

– Подстрахуешь, если вдруг что-то пойдет не так.

– А кто он? – осторожно интересуется Славка.

– Мажор хренов, – недовольно морщусь я. Но если честно, мне нужно поклониться в ноги этому баклану, оприходовавшему Лейлу.

– Он один ходит или с охраной? – встревает Денис.

Хороший вопрос, твою мать!

Скосив глаза к таблице, ищу столбец «родители». И чуть не вою от досады. Папа у говнюка служит в наркоконтроле, а маман – полковник полиции.

Интересно, они в курсе, кто такая Лейла Алимова?

В том, что Ринату доподлинно известно, с кем таскается внучка, я уже не сомневаюсь.

Глава 15

Тимур

– Я на Чкаловском аэродроме. Нужна тачка, – отправляю сообщение Марату.

– Сейчас подхватят, бро, – тут же приходит ответ. И не успеваем мы выйти из здания аэродрома, как невдалеке уже мигает фарами знакомая бэха.

– Черный бумер, черный бумер, – напевает идущий рядом Славка. Ежится от ночного холода. Втягивает голову в плечи.

– Куда сейчас, шеф? – подает голос Денис с другого бока.

– Сразу едем в этот гребаный университет, – решаю я. – Как раз к первой паре успеем.

– Мажоры так рано на занятия не приходят, – весело хмыкает Славка.

– Этот придет, – криво усмехаюсь я и, найдя нужный номер телефона в волшебном файлике Сурового, пишу сообщение любовнику Лейлы.

– Чтоб к первой паре приехал. Понял?

– А кто это? – быстро печатает придурашливый баклан.

– А ты не догадываешься, урод? – пишу, входя в роль.

– Громов, ты, что ли?

– Ну.

– Так это, денег у меня пока нет.

– Знаю. Поэтому приезжай к первой паре. Люди одни хотят с тобой повидаться.

– Какие люди?

– Хорошие. Перетрешь с ними, они тебе денег дадут. На очередной взнос хватит.

– Вадик, спасибо. Я точно буду. Все сделаю в лучшем виде.

– То-то же, – криво усмехаюсь я и, победно глянув на своих телохранителей, заявляю. – Он будет. Обещал.

Закрываю глаза и будто проваливаюсь в полусон.

Подъезжаю на похожей бэхе к университету. Только не к какой-то коммерческой шараге, а к самому настоящему. Проверяю расписание. Вроде скоро звонок. Должна выйти. И заняв наблюдательный пост около высокого арочного окна, усаживаюсь на мраморный подоконник. Неотступно смотрю на КПП, через который в обе стороны струится разномастная публика. Студенты, бодрые профессора и молодящиеся дамы с кафедры.

– Тим, какими судьбами? – окликает меня знакомый парнишка. Солидно протягивает руку. – Вот уж не думал тебя здесь встретить.

– Да я за сестрой заехал, – сообщаю совершенно спокойно. – Люба Елецкая. Знаешь?

– Любу знаю, конечно. Мы же в одной группе учимся. А вот то, что она тебе сестрой доводится, впервые слышу, – изумляется мой знакомец.

– Андрея нашего дочка, – усмехаюсь криво.

– А-а, – тянет пацан. – Так она же ни с кем из тусовки не водится. Ходит с ботанами…

– Правильная девочка, – пресекаю я любые сплетни и добавляю по-свойски. – Если кто ее обижает, скажи. Я быстро разберусь.

– Конечно, Тим, – важно кивает собеседник. – Я и сам вступлюсь, если надо.

– Ну и молоток, – улыбаюсь по-отечески добро. – Позови ее, пожалуйста. Тут ехать надо. Мать ждет. А она задерживается.

– Сейчас, я мигом, – подобострастно кивает пацанчик и бежит через КПП вглубь.

А через минуту, словно пробка из шампанского, вылетает Люба. Взволнованно смотрит на меня. И шепчет испуганно.

– Что случилось? Папа?

– С твоим отцом все в порядке, – говорю поспешно. И глядя на бледное взволнованное лицо, понимаю, что немного переборщил.

– Да я мимо ехал, дай, думаю, тебя подхвачу.

– А ты к нам?

– Ну да, – киваю, пожирая глазами. Простенькие джинсы плотно обтягивают бедра, а тонкий свитерок – грудь. Волосы, заплетенные в косу, придают девчонке нереально сказочный вид. Золушка самая настоящая!

Вот только голубые глаза смотрят внимательно и настороженно.

– Точно все в порядке? – не веря, переспрашивает Люба.

– Естественно, – успокаиваю я и добавляю серьезно. – Бери пальто в гардеробе. Поехали.

И помогая Любе надеть тонкую кожаную тужурку, в который раз мысленно ругаю мать.

Неужели нельзя купить девочке добротное пальто? Почему она ходит в обносках?

– Ты заехал за мной. Это так удивительно, – причитает Люба, едва поспевая за мной.

– Соскучился, – признаюсь честно. – Давай заедем куда-нибудь… Перекусим, поговорим.

– О чем? – вскидывается она.

– Помнишь, как мы раньше классно болтали? – спрашиваю, заводя двигатель.

Люба кивает и нерешительно смотрит на меня.

– Ладно я помню. А ты тоже?

– Такое не забывается, – уверяю на полном серьезе и, круто развернувшись, выезжаю с парковки.

– Ты меня рассекретил, – хихикает Люба, скосив глаза на двух обалдевших гламурок.

– Понятия не имею, кто это, – вздыхаю устало. Осторожно кладу ладонь на округлую девичью коленку, обтянутую серой джинсой. – Забей.

Девчонка не дергается. Не скидывает мою руку. Просто смотрит выжидательно, и когда я убираю ладонь, со вздохом спрашивает.

– Что ты хочешь, Тимур?

– Подружиться, – пожимаю плечами. Будто речь идет только о дружбе.

– Подружить или подружиться? – уточняет маленькая кошечка.

– Я часто вспоминал в Лондоне, как объяснял тебе геометрию, – говорю, лишь бы что-то сказать.

– Спасибо за сережки, – мурлычет Люба.

– Понравились хоть? – уточняю настойчиво, словно это самый важный вопрос в моей жизни.

– Они волшебные, Тим, – вздыхает она.

– А почему не носишь?

– Берегу. Это мой талисман! – выпаливает девчонка и тут же замолкает, будто прикусывает язык.

– Здесь недалеко очень хороший ресторан, – киваю я в сторону парка и видневшегося за ним белого здания. – Посидим, поболтаем. Обещаю, не стану приставать, – добавляю поспешно.

– Ну вот, – в притворной печали тянет Люба. – Затянул на свидание. Обнадежил, и в кусты. Я так не играю.

«Маленькая языкастая тигра», – думаю я, ерзая на сиденье. Боксеры давно стали тесными, а башню снесло еще раньше.

– Подъезжаем, шеф, – слышится Славкин бас.

Распахиваю глаза, возвращаясь в реальность. С остервенением тру глаза и лоб, пытаясь собраться с мыслями.

– Вон наш поц маячит, – сообщает с первого сиденья Денис.

– Сейчас возьмем тепленьким, – рыгочет Славка.

– Спокойней, пацаны. Хладнокровнее, – ощерившись, предупреждаю я. – Игра только начинается.

Глава 16

Тимур

– Я никуда с вами не поеду, – напрягшись, предупреждает мажор. – Понятно?

– Да на фиг мне тебя увозить, – морщусь я и, указав на широкий парапет, предлагаю. – Давай здесь поболтаем. Ответишь на мои вопросы, дам бабок. Если согласишься потрепаться на камеру, заплачу в два раза больше. Идет? Срубишь деньжат по легкому.

Давлю взглядом. И прежде чем пацан соберется с мыслями, показываю ему в телефоне фотку.

– Об этом хочу поговорить, – тыкаю в экран, где в обнимку стоят Эдик и Лейла. Пьяные и счастливые.

Видел ли это Алимов? Очень интересный вопрос.

– Я знаю, кто ты, – бухтит под нос пацан. Смотрит исподлобья. – Ты тот старпер, за которого Лелю-тян просватали с рождения. Средневековье какое-то!

– Допустим, – киваю скупо. – Но мы можем исправить ситуацию.

– Да ну? – негодующе фыркает пацан. – Все агрятся! Отец с матерью, Лелькины олды. А тут еще ты нарисовался…

– Повежливей, баклан, – рычу я, не собираясь тут долго рассиживаться. – Давай, расскажи, как любишь Лейлу, и я договорюсь с ее дедом. Может, он смилостивится и отдаст ее тебе.

– Так ты слился, что ли? – изумленно выдыхает пацан. – Че? Правда?

– Вроде того, – мотаю башкой. – Не люблю осетрину второй свежести…

– Чего? – непонимающе пялится на меня мажорик.

– Ты не поймешь. Давай, рассказывай, – приказываю небрежно. – Времени мало. Самолет ждет.

– Ну, не знаю, – мотает головой Рудик. – Я скажу, а ты её забуллишь…

– Вы сами уже накосячили по полной, – усмехаюсь недобро. – Давай, пой уже, – прошу, еле сдерживаясь. – А то вместе со мной полетишь в Дубай. Вот Лейла обрадуется. И Ринат тоже.

– Вы не посмеете, – охает мальчишка.

– Сам не хочу, – огрызаюсь устало. – Рудик, отдышись и давай поговорим спокойно.

– Леля-тан краш-девочка, не шкура какая-то. Лю ее. Сасная она. Давно ее стэню. Мы шпилимся втихаря, – бубнит пацан. Кошусь на Славку. Удалось ли все записать. А главное, перевести.

– Запрещенные препараты употребляешь? – спрашиваю ни с того ни с сего.

– А кто мне запретит? – скалится он. – Да ты и так знаешь, если через Грома зашел.

– А Лейла? – напрягаюсь не по-детски. Хотя заранее ответ известен.

– Ферит иногда. Леля-тян такая лольная, если ее накурить…

– Спасибо, – киваю я, еле сдерживаясь. Развернувшись, иду к машине. Пацаны за мной.

– Эй, старпер, а бабки? – доносится вслед. Показываю средний палец.

«Скажи спасибо, мальчик, что кости тебе не переломал», – думаю, сжимая кулаки.

А сам пытаюсь понять, как Лейла Алимова угодила в лапы этого хлыща.

Наверняка на таких богатых девочек, вырвавшихся на свободу, идет настоящая охота.

– Что же ты, Ринатик, не уследил? – бурчу себе под нос, а усевшись в бэху, командую.

– А ну-ка, пацаны, переведите мне эту хрень на нормальный язык.

– Лейла ему очень нравится. Она замечательная, а не какая-то проститутка. Он ее любит и без ума от нее. Они трахаются иногда. И Лейла курит что-то из наркоты. Вот, собственно, и все, – неохотно бросает Денис.

– А по-русски это же сказать нельзя? – недоумеваю я и чувствую себя ужасно старым. Хотя молодежь в моем окружении разговаривает как обычные люди. От Любы я точно никогда не слышал подобного мусора.

– Им кажется, это круто, – вздыхает Славка с первого сиденья. А я, словно вспомнив что-то, прошу.

– Закинь видео сразу в облако и скажи Суровому, пусть поработает. Мне интересно, этот Эдик сам по себе недоумок или мелкий драгдилер?

– При таких-то родителях…

– У рабочего и колхозницы точно мажор не вырастет, – морщусь недовольно.

Смотрю на часы. Восемь тридцать. Люба уже встала. Можно и позвонить.

– Как ты? – спрашиваю, услышав любимый голос.

– Никак, – обиженно фыркает она. – Меня вырвало сейчас. Лежу, смотрю фотки со свадьбы. Ты был хорош. И Миланка наша красивая!

– Мне кажется, свадьба была сто лет назад, малыш, – усмехаюсь криво. – Я про нее уже и думать забыл. Ты лучше скажи, чем отравилась. Ставлю на торт.

– Это токсикоз, Тимур, – смеется Люба. – Скоро пройдет.

– Отлежись и съезди к врачу, – требую настоятельно.

– После работы заеду к Кате. Обещаю. А сейчас нужно собираться. Уже девчонки звонили из цеха. У нас какой-то спецзаказ на кольцо с бриллиантовым паве. Вот придется прямо с утра подбирать идеальные камни.

– У тебя волшебная работа, Любовь моя, – шепчу, косясь на отвернувшегося к окну Дениса.

– Мы в город или на аэродром? – осторожно интересуется Артур, наш постоянный московский водитель.

– Возвращаемся на Чкаловский, – киваю я.

Рассеянно гляжу в окно на мелькающие мимо поселки и торговые центры. И все пытаюсь найти тот самый крючок, на который клюнет Алимов.

«Такой пустяшный разговор, – ощерившись, вспоминаю мажорика, – а столько полезной инфы. Лольно… Сасно. Охренеть, какой-то язык куклы Барби, а не речь взрослого мужика!»

– Шеф, за нами, кажется, хвост, – настороженно смотрит в зеркало заднего вида Артур. – Вон два джипа несутся от самой шараги.

– Странно, – бурчу я, обернувшись. И сам себя ругаю за собственную жадность. Ну, отсыпал бы пацану бабла. От меня бы не убыло. Зато обошлось бы без приключений. А он папе нажаловался. Или маме. Те объявили план-перехват. Сейчас разложат тебя на капоте, и будешь потом доказывать свою непричастность.

К чему?

Да ко всему!

– Вызывай адвокатов, пробей номера, – отправляю я сообщение Суровому. – Кажись, нас тут ждали.

Смотрю, как в чате Телеграм появляются две зеленые галочки, и быстро стираю эсэмэску.

И совершенно спокойно смотрю в лобовое, как нашу бэху подрезает броневичок. Из открывшегося чрева выпрыгивают люди в балаклавах, черных комбезах и с автоматами наперевес.

– Кто заказывал «маски-шоу»? – весело спрашивает Дэн.

Твою мать, мне тоже хотелось бы это знать!

Глава 17

Тимур

Прихожу в себя в кромешной тьме и не понимаю, где я нахожусь. Раскалывается голова, дико болит спина в районе почек.

Били профессионально. Сразу в цель.

А кто бил, не могу вспомнить. И где это я вообще?

Стараюсь двинуться с места и не чувствую ног. Затекли, заразы! Пытаюсь сесть и ударяюсь башкой о деревянные нары.

Интересно, где это я? На государственную тюрьму не похоже. А вот если частная… Тот же Алимов мог постараться.

Нащупываю сотовый в карманах. А пусто! Вытащили, суки!

– Есть кто живой? – кричу во все горло. Но вместо баса наружу рвется хриплое сипение. Сам себя еле слышу.

– Семеныч, ты? – зовет откуда-то сбоку знакомый голос. Дэн! Слава богу, мои пацаны рядом.

– Я, Денис, – смеюсь натужно. Хоть не один в этой клетке. Придумаем, как выбраться. – Славка, чего молчишь? – зову второго телохранителя.

– Его грохнули, Тимур Семенович, – глухо бросает Дэн. – Тебя сразу вырубили. Нас с Артуром на капоте распластали. А Славка сопротивляться начал. Ну и… – печально вздыхает мой охранник и бросает резко. – Ты хоть понимаешь, где мы оказались?

– Нет, – огрызаюсь тихо. Молчу, стараясь припомнить каждую деталь. Кто знал об изменении планов?

Марат и Суровый. Да им я доверяю безоговорочно.

Остаются только родители мажорика и некто Вадим Громов, от имени которого я сдуру пообщался с Рудиком. Но ведь кто знал! Наверняка этот Громов – обычный гопник. А если так, то остаются папа с мамой нашего Эдички.

И спрятать меня мотив есть. Слишком многое я раскопал за пять минут разговора. Хорошо, хоть Славка успел на облако запись отправить. И мне пришло в голову скинуть номера машин Суровому. А значит, должны найти.

Если, конечно, искать будут!

Но мать и Люба всех на уши поставят. Тут уж они объединятся!

Инстинктивно дотрагиваюсь до запястья. Часов нет. Ну и хрен бы с ними. С бриллиантами тоже. Еще добудем. Но Любина сережка – волшебный талисман – невосполнима. Небось, уже старая коллекция. Сняли с производства.

Основные законы маркетинга, твою мать!

Мысли снова перескакивают на похищение. А что? Отличный план! Для всех я пропадаю на долгое время. За это время Лейла выйдет замуж за своего Жорика или Эдика. И концы в воду. Строгий дедушка ни в жисть не узнает подробности веселой студенческой жизни.

А я так и сгину здесь, в темном подвале.

Любу жалко. А еще Дэна со Славкой. Тот на пустом месте к праотцам направился.

Прислушиваюсь к каждому звуку. Тишина, гребаная зловещая тишина!

– Слышь, Семеныч, – зовет меня Дэн. – Сдается мне, нас тут живьем прикопали. Мы с тобой еще будем Славке завидовать.

– Глупости, – отмахиваюсь нетерпеливо. – Советую не тратить силы на треп. Они нам еще понадобятся. Нас найдут, Дэн. Обязательно найдут. Те же Марат с Суровым не бросят.

– Хорошо бы, – задумчиво тянет Денис. – У меня пацан дома остался. Годовас. Прикольный такой.

«А у меня Люба беременная!» – так и хочется заорать мне. Разбить стены лбом, лишь бы только выбраться.

Вглядываясь в кромешную пустоту, пытаюсь понять, где что находится. Дэн лежит около противоположной стены. А что между нами? Где дверь из этого карцера? И отопрут ли ее?

Мысли снова возвращаются к Любе.

«Девочка моя, – шепчу я про себя. – Мне бы только вырваться отсюда. Но этого игрока я не учел на поле боя, за что и поплатился. Да еще пацанов подставил!»

Думаю. Ворочаюсь с боку на бок и, задремав, вновь оказываюсь в небольшом уютном ресторане около озера.

Мы сидим у окна. Смотрим на снующих по водной глади уток и болтаем о разном.

Вернее, это я рассказываю Любе о Лондоне и Шри-Ланке, а она внимательно слушает. Хохочет над моими шутками. А когда приносят ее любимые роллы, берет каждый руками и аккуратно макает в соевый соус.

– Попробуй, как вкусно, – предлагает она, пока я жду свой стейк прожарки медиум и картошку фри.

От фаст-фуда я далек в принципе. А роллы не люблю. Какая-то искусственная пища. Но Люба так аппетитно ест, что и мне хочется попробовать кусочек. Так же руками беру теплый ролл с тунцом и обмакнув в темную жижу с растворенным васаби, подношу к Любиному рту. Она откусывает не задумываясь. Оставшуюся часть проглатываю сам.

Вкусно, мать вашу! Очень вкусно!

К третьему роллу мы начинаем целоваться. А потом долго гуляем по парку обнявшись. Территория здесь частная. Нас никто не увидит.

Альпийские горки соседствуют с идеально выстриженными газонами, а японские беседки и мостики – с вековыми дубами.

Забившись в одну из беседок, мы не можем оторваться друг от друга.

– Едем ко мне, – шепчу я, пробравшись под Любин свитер. А сам опасаюсь. Сейчас пошлет далеко и надолго, что мне потом делать?

Но моя сводная сестрица молча усаживается мне на колени и тихо шепчет.

– Поедем, Тимур-мур-мур… Ты будешь первым. Понимаешь?

И тут мне сносит башку окончательно.

– Гмм, Люба, – стараюсь прокашляться. – Тебе сколько лет?

– Восемнадцать, – весело рапортует девица.

– И ты ни разу, ни с кем? – изумленно таращусь я.

– Тебя ждала, – фыркает девица и добавляет скороговоркой. – Если-ты-не струсил-конечно!

Сгребаю нахалку в охапку и, слегка намотав на кулак растрепавшуюся косицу, вламываюсь языком в маленький ротик.

Люба не остается в долгу. Обхватив ногами мою талию, прижимается всем телом ко мне.

И тихо стонет. Как от боли.

Только раньше так не стонала. Вернее, колотила пятками по моей стальной заднице и умоляла не задерживаться.

– Можем тут номер взять, – шепчу, распуская дурацкую косу. Пропускаю волосы через пальцы. И снова слышу стон и кряхтение.

Повернувшись в направлении, где должен лежать Дэн, прислушиваюсь внимательно.

– Дэн, все в порядке? – спрашиваю, откашлявшись. Запахиваю поплотнее куртку. Хотя кто в полной темноте заметит мои натянутые на причинном месте джинсы?

Я тут размечтался о Любе, а мой боец, может, ранен, или сильно избит.

– Это не я, командир, – доносится до меня знакомый голос. – Тут еще кто-то есть. Посветить бы…

– Так освещения тут не предусмотрено, – доносится чужой надтреснутый голос.

– Ты кто, человече? – рычу, подскакивая на нарах.

– Василий Александрович Никандров, – представляется голос. – Профессор математики, между прочим.

– Очень приятно, – отвечаю за нас с Дэном. – А мы простые пацаны, ничем особым не отмечены. – Тимур и Денис.

– Очень приятно, – несется в ответ.

– Где мы, Саныч? – напираю, не давая соскочить с крючка. Хотя куда тут денешься, мать его!

– Это особая тюрьма. Долговая. Будете тут торчать, пока выкуп за вас не внесут.

– Выкуп? – еле сдерживаюсь, чтобы не расхохотаться. Выкуп?! Всего-то! Мать лично отслюнявит нужную сумму. Беспокоиться не о чем. День, другой, и снова рванем в Дубай.

Глава 18

Тимур

Дни проходят за днями. Каждый из них я отмечаю заостренным концом ложки. Утром минут на двадцать зажигается яркий слепящий свет, клацает толстая железная дверь, и на пороге появляются три солдата. Двое молча стоят с автоматами наперевес, а третий быстро раздает одноразовые судки с посиневшей остывшей овсянкой и маленькие бутылочки с водой. Затем тюремщики уходят, запирая за собой дверь на все замки. И примерно через полчаса возвращаются снова.

Собирают в большой черный пакет весь мусор и снова выключают свет.

А через двенадцать часов ритуал повторяется. Только вместо овсянки гороховая каша. Даже не знал никогда о таком блюде. И в душе не ведал, что стану его есть. Нужно выжить и выбраться отсюда. Поэтому все средства хороши.

В первые дни я пытаюсь объяснить охранникам простые истины.

– Выпустите меня, и я вам заплачу за всех в этой камере!

Но крепкие вооруженные мужики смотрят на меня странно. Будто не понимают ни по-русски, ни по-английски.

– Они немые, – поясняет наш друг математик.

– Все до единого? – не верю я.

– Абсолютно.

Пытаюсь понять, кому и зачем выгодно мое отсутствие. Только мажорику, блин! И как я не учел всю опасность?

Из-за тревожных мыслей не могу спать.

Как там Люба? С ума сходит, наверное.

Ищут ли меня Марат с Суровым? И как отреагировала мать, когда я не доехал до Рината? А он сам о чем думает? Может, догадался?

«Мог, конечно, – пытаюсь рассуждать я логически. – Но только в том случае, если рядом со мной предатель. А таких в моем окружении нет».

– Давай споем, что ли? – предлагает наш случайный сосед Денису.

Они долго выбирают песню. А потом тянут хорошо поставленными голосами.

От мягких певучих баритонов на душе делается спокойно. И закрыв глаза, я снова мысленно возвращаюсь к Любе.

В тот самый первый месяц нашего романа я как дурак витаю в облаках. Целыми днями мечтаю о том, как, наконец, девчонка снова окажется в моей койке.

Дома на проспекте Гарибальди еще даже нет в проекте. И мне каждый раз приходится ломать голову, как встретиться с Любой.

Встречать ее после универа опасно. Моя морда известна каждому в городе. Меня вечно приглашают что-то открыть, побазарить у губернатора или выступить на форуме молодых предпринимателей. А еще я читаю курс на экономическом. Делюсь опытом, твою мать!

Поэтому на следующее утро, проснувшись в одной постели с Любой, я решаю увезти ее куда подальше. На те же Мальдивы, что ли?

Запереться вместе с ней в бунгало на каком-нибудь охраняемом острове и предаться разврату.

– У меня же пары, – вздыхает девчонка. – Ты же сам велел мне хорошо учиться!

– Полетели, маленькая, – со стоном прошу я. – А завалишь сессию, заплачу кому надо. Или давай справку купим. Типа болела долго…

– А что я скажу Альбине? – приводит последний довод Люба. Вижу, как ей хочется согласиться. Но воспитание не позволяет.

– При универе вроде был профилакторий. Сегодня нужно купить путевку, – чешу я затылок и добавляю с азартом. – А потом скажешь, что будешь жить еще с двумя девочками. Вскладчину нести затраты. А хату я тебе сам сниму.

– Какую? Где? – растерянно лепечет она.

– Какую пожелаешь, котенок! – фыркаю я, притягиваю девчонку к себе. И не могу сам на себя нарадоваться.

Как же вовремя я заехал за Любой!

Незаметно скрыться – особенно когда есть бабки – дело нехитрое.

Следующим утром после планерки я вылетаю в Москву в срочную командировку, а Люба после занятий несется следом. И когда я встречаю ее в Домодедово, радостно прыгает мне на шею.

– Ну, все, вырвались! – смеюсь я, обнимая девчонку обеими руками. Прижимаю к себе и даже представить не могу, как раньше жил без нее.

Надвинув на глаза бейсболки и нацепив на нос авиаторы, мы весь вечер шатаемся по столице и косим под иностранцев. Благо мне не привыкать болтать на инглише, да и у Любы тоже неплохой уровень языка.

Эта игра в конспирацию заводит безумно. И я чувствую себя безбашенным подростком. Примерно как лет в тринадцать, когда родаки наказали меня и не взяли с собой на курорт.

Я, конечно, жутко расстроился! Даже не знал, что теперь делать. То ли попробовать вискаря или пойти с дружбанами в ночной клуб, куда до этого меня не пускали.

Потом на следующий год погиб отец, и мать отправила меня в частную школу в Швейцарию. Видимо опасалась, что и меня грохнут, или я ей тут мешал. Но и там жизнь превратилась в один сплошной загул, пока моя драгоценная мамаша не приехала меня навестить. Стала задавать вопросы по программе и, поняв полную бесперспективность этого занятия, просто забрала меня домой.

Но ни год отрыва в Швейцарии, ни мои вылазки дома не идут ни в какое сравнение с тем адреналином, от которого сейчас закипает кровь. Башку сносит на раз. И я тридцатилетний взрослый мужик млею от легкого прикосновения нежных девичьих пальцев. Держу хрупкую ладошку в своей, заглядываю в смеющееся счастливое лицо и хочу заорать. Раструбить всему свету о своей великой любви.

К черту Лейлу! К черту Алимова! Люба теперь моя!

Улетаю под небеса и молю бога лишь об одном. Кабы не шмякнуться об землю.

Перед выездом в Шереметьево мы обедаем в каком-то скромном ресторане. А после сидим в обнимку на потертом плюшевом диване. Рассказываю Любе байки о своих приключениях. О том, как чуть не потонул в Бискайском заливе, когда мы ходили на яхте вокруг Европы. А она слушает внимательно. Не перебивает и искренне волнуется.

– Смыло волной, – усмехаюсь небрежно, и добавляю серьезно. – Меня друг спас. Руслан Годаров.

– Передай ему от меня спасибо, – утирая слезы, шепчет наивная Люба.

Из динамиков несется какая-то несусветная дичь. Мужик поет что-то про семейный разборки и добавляет.

– Я выбираю жить в кайф… Я выбираю жить в кайф…

Странная песня бьется у меня в голове. Хотя больше не помню ни строчки. Потрескавшимися губами повторяю каждое слово и зову своих сокамерников.

– Кто-нибудь знает эту песню?

Глава 19

Люба

В ночь отъезда Тимура я сплю плохо. Все ворочаюсь без сна. А когда, наконец, засыпаю, то оказываюсь в длинном темном коридоре. Бегу по нему к выходу и внезапно натыкаюсь на темного человека. Он тянет меня к себе. Лапает жадно. А у меня от страха кровь стынет в жилах. Зову Тимура и просыпаюсь от крика.

– Тимур, – ною тихонечко.

Смотрю на телефон, не решаясь позвонить. У нас с Тимуром давний уговор. Я никогда не звоню ему первой. Могу отправить сообщение «освободишься, позвони». И мой любимый Тим-Тим сразу же перезванивает.

Но хоть руки тянутся к айфону, заставляю себя успокоиться. Да и что я скажу Тимуру? Про страшный сон?

Сейчас лучше дать ему возможность сосредоточиться. Не мешать, ни в коем случае. И хоть как-то продержаться до его возвращения.

– Я люблю тебя! – разглядываю фотку в телефоне и, закрыв глаза, собираюсь еще поспать.

«Все будет хорошо», – повторяю как мантру. Начинаю читать молитвы и сама не замечаю, как проваливаюсь все в тот же кошмар.

Я снова оказываюсь в темном лабиринте, бегу к выходу и не нахожу его. Зову Тимура, а он не откликается. И просыпаюсь в холодном поту.

Даже голова кружится, когда иду в ванную. Поэтому и утренний токсикоз я воспринимаю совершенно спокойно. Словно, кто-то свыше решительно откинул прочь мои страхи, заставляя сосредоточиться на земном.

Будь рядом Тимур, было бы легче! Но пусть лучше так, чем его женитьба на Лейле. Все годы на меня давил этот ужасающий факт. Как можно заставить человека вступить в брак против воли? Каково это – выбрать сыну невесту, руководствуясь сиюминутными интересами?

Дичь дичайшая!

Вернувшись в постель, снова заглядываю в жужжащий сотовый.

А вдруг Тимур?!

Но это не спится моей младшей сестре.

– Какая же ты тут красивая, Люба! – присылает мне Миланка кучу фотографий.

– Вчера был твой день, систер! И ты была обалденная! – отправляю ответный комплимент и, просматривая снимки, выискиваю на них Тимура.

Мой любимый в синем костюме от Бриони и белой рубашке выглядит впечатляюще. Черные волосы, зачесанные назад, и бокал в руке придают величественно-скучающий вид.

Так бы и съела этого засранца!

– Я люблю тебя, – шепчу, прижимаясь губами к экрану телефона. Глупость, конечно, несусветная! Но мне так легче пережить разлуку. А когда звонит Тимур, я от радости подпрыгиваю на кровати.

Тараторю про токсикоз, фотки со свадьбы и бриллиантовое паве, камни к которому я начну собирать сегодня.

Голос любимого действует успокаивающе. Млею от каждого слова.

Улыбаюсь сквозь слезы и, попрощавшись до вечера, вспоминаю наш старый разговор.

– Носи с собой включенную трубку, – просит меня Тимур перед дальней командировкой. – Напевай что-нибудь или болтай с подружками. А я буду слушать. Скучаю по тебе, Люб.

– Я разорюсь на связи.

– Я оплачу, – фыркает он.

– Тогда разоришься ты, – смеюсь я.

На работу я выдвигаюсь пораньше. Нет никакой радости одной валяться в постели.

«Буду перебирать камешки, глядишь, день пролетит незаметно, – думаю я, надевая серый льняной сарафан и закручивая волосы в строгую дульку.

А сев в «любимку», ставлю телефон на подставку. Только вместо навигатора включаю старенькую видюшку, где мы с Манучаровым поем песню Окуджавы.

– Когда воротимся мы в Портленд, – напеваю я, вторя двум голосам, дурниной льющимся из динамика, – мы будем кротки, как овечки. Да только в Портленд воротиться нам не придется никогда!

На последнем аккорде машина замирает на светофоре. И я по привычке затягиваю второй куплет. А когда на зеленый жму на газ, «любимка» издает припадочный кашель и глохнет окончательно.

Первые две минуты сижу в растерянности. Кто-то сигналит сзади, а кто-то, объезжая, кричит в окно гадости.

Ну конечно! Блондинка за рулем!

А еще орут «насосала машину, а ездить не научилась!». Противно. Для этих «умников» у меня имеется весомый аргумент, но приходится держать его при себе. Если б машину мне покупал Манучаров, я бы ездила в золотой карете!

А эту Ладу Калину я купила в кредит, половину сама выплатила из своей зарплаты, а вторую часть внес Тимур, когда немного остыл после моей выходки.

– Давай я тебе куплю Мини Купер, – предложил он, как только я победно въехала на парковку. – А это корыто вернем в салон. Я договорюсь.

– Нет, – встала в позу я. – Хочу сама себе купить машину.

– Да у меня запонки дороже, Люб!

– Вот и катайся на них!

Глянув с тоской на любимого, затянувшего третий куплет про Портленд, отключаю видео и набираю Марата.

– Где ты, защитник хренов? – бурчу себе под нос. Но пока тянутся долгие гудки, к «любимке» подъезжает крутая тачка и настойчиво сигналит.

Сначала вздрагиваю от резкого звука, а потом от знакомого голоса.

Альбина, чтоб ей!

– Что ты тут устроила? – гневно спрашивает, открыв дверцу машины и тем самым создав отличную пробку. Мачеха величественно выходит из Рэнджа и добавляет решительно. – Быстро пересаживайся ко мне. А твою машину Николай отгонит в ремонт. Как Тимур вообще допустил это корыто!

Вздохнув, выхожу понуро. Делать нечего! Протягиваю ключи водителю мачехи. И чувствую, будто отдаю «любимку» на растерзание насильнику.

– Поосторожнее с ней, – прошу здорового вихрастого парня.

– Садись уже, – гневно понукает меня мачеха и добавляет со вздохом. – Глаза б мои тебя не видели.

– Аналогично, – бурчу себе под нос и, взяв сумку, делаю шаг к остановке. Но Альбина хватает меня за руку.

– Перестань хамить! Бегом в машину.

И проследив, как я неохотно сажусь на заднее сиденье, быстро садится за руль.

Закрыв глаза, отворачиваюсь к окну, не желая ни о чем разговаривать.

Тихонько напеваю про себя про Портленд и стараюсь не реагировать на яростные взгляды, которые мачеха изредка бросает в зеркало заднего вида.

– Бабушка Вера в больнице. Отец к ней поехал. Говорят, инсульт.

– Мне все равно, – пожимаю плечами. Не добавляю ни слова. Но и так понятно, как я отношусь к матери отца.

– Вы нас в свои проблемы не впутывайте, – будто наяву слышу Верин голос, когда бабуля – мамина мама- просит забрать меня на время.

– Странный ты человек, – недовольно цедит Альбина. – И как только мой сын на такое клюнул?

Глава 20

Люба

Работа затягивает. Думаю о Тимуре, переживаю, а сама на автомате подбираю одинаковые по размеру и чистоте бриллианты. И словно купаюсь в их сиянии. И лишь когда ко мне в кабинет входит отец, выныриваю в реальность.

– Что-то с бабушкой? – спрашиваю отстраненно.

– Все обошлось, – морщится он. Убирает назад поредевшую шевелюру. – Нина панику развела…

Не продолжаю разговор. Смотрю выжидательно. Обычно отец ко мне не заходит. Хоть мы и работаем в одной компании, но учил меня геммологии Харбинский по поручению Манучарова. Да и сам Тимур объяснял всякие тонкости. Отец же вечно косится и молчит, будто ждет, когда я сваляю дурака. Назову, например, фианиты цирконами.

– Нам нужно поговорить с тобой, Люба, – вздыхает, кряхтя, отец.

– Потом. Мне некогда, – бурчу скороговоркой. Киваю на разложенные кучки камней. – Нужно сегодня закончить и отдать в цех.

– Для кого паве? – настороженно спрашивает отец, направляясь к выходу. Молчу, равнодушно пожимая плечами.

– Понятия не имею, – отрезаю коротко.

Меня не интересует личность заказчика. Есть эскиз, есть техзадание. Сижу и работаю. А когда я вижу, что получается плохо, иду советоваться к Харбинскому. Леонид Иванович заваривает чай. Я приношу плюшки. И внимательно слушаю своего учителя. С ним можно говорить бесконечно об оценке камней. Об их подготовке и облагораживании. Изумруды промасливают в кедровом масле, сапфиры прокаливают в печи, улучшают цвет с помощью диффузии.

Для многих главное – получить идеальный камень. Но чем сильнее вмешательство человека, тем ниже цена. Вот оценщикам и приходится учитывать все факторы.

Иногда к нашим посиделкам с Харбинским присоединяется Тимур. Запросто садится за стол. Наливает себе чай или растворимый кофе и, пожирая один за другим, принесенные мною пирожные, вместе со старым экспертом рассуждает о драгоценных камнях.

Как правило, под конец разговор сворачивает на Люси. Это алмаз в полтора километра в диаметре. Десять миллиардов триллионов карат. Самый большой во Вселенной.

– Сжатое ядро звезды. Точно такой же, как Солнце. Что такое Земля по сравнению с этим кристаллом? Весит он явно больше в миллион раз! – философствует вслух Харбинский. Гладит себя по абсолютно лысой башке. Причмокивает губами.

– Сгусток кристаллизованного углерода, – кивает Тимур и как мальчишка выдыхает запальчиво. – Но если бы послать к Люси экспедицию, отломить киркой хотя бы кусок, и обратно…

В серьезных глазах просыпаются бесенята. И Тимур азартно разрабатывает новую спецоперацию к белому карлику.

– А сколько их в космосе летает, – вздыхает тоскливо. – Хоть бы к нам один залетел.

– У нас тут так уже переизбыток алмазов, – тихо напоминает Харбинский. А Тимур отмахивается весело.

– Да знаю я!

– Ты там как? Справляешься? – раздается в трубке серьезный голос моего учителя.

– Да вроде, – тяну я печально. И сама не понимаю, на какой вопрос отвечаю. Что Леонид Иванович имеет в виду? Скоропалительный отъезд моего Манучарика? Или бриллиантовое паве?

– Сейчас зайду, – бросает он торопливо. А через пять минут, усевшись рядом, придирчиво разглядывает каждый камень.

– Хорошая работа, Люба, – кивает, разложив по шаблону бриллианты. – Очень хорошая, – добавляет довольно и серьезно спрашивает. – Куда Тимур уехал, не знаешь?

– Нет, – вру, не краснея.

– Придется обратиться к Альбине, – морщится Леонид Иванович.

Мачеху у нас на «Алмазе» терпеть не могут. Это у себя в банке она королева. Но сотрудники, зная о нашем родстве, в моем присутствии стараются ее не крыть. Но мне доподлинно известно: Круэлла – не самое обидное прозвище.

– Он через пару дней должен вернуться, – выдаю я желаемое за действительное.

– А-а, ну хорошо тогда. Подожду, – довольно кивает старик, собираясь к себе. И в дверях сталкивается с длинноногой секретаршей Тимура.

– Люба-а, – делая страшные глаза, тянет она жеманно. – Там приехали из полиции. Марат предупредил, что с ними работаешь ты. Я звонила Тимуру Семеновичу, а он вне зоны доступа.

– Выйдите, пожалуйста, Юлия, – наседает на нее Харбинский. – Посторонним вход запрещен. Вон табличка висит на двери.

– Да как вы смеете! – негодующе вопит секретарь. – Я пожалуюсь Манучарову. Он вас в порошок сотрет.

– А вас уволит, – сердито отрезает Харбинский и бросает резко. – Выйди, коза!

– Я сейчас приду в переговорную, – киваю секретарю и тут же получаю гневную отповедь.

– Ты кто вообще такая? Мнишь тут из себя!

– Никто, – соглашаюсь спокойно. – Как и любой сотрудник.

И выпроводив из кабинета посетителей, запираю толстую сейфовую дверь.

Спешу на ресепшн, где меня уже ждет розовощекий молодой капитан.

– Любовь Андреевна, нужна ваша помощь, – улыбается весело. А глаза пронизывают изучающим колючим взглядом.

Уже в переговорной достает из портфеля ничем не примечательную коробку, а из нее – браслет.

– Что тут за камни, не подскажете?

Включаю настольную лампу, придвигаю лупу, закрепленную на массивной подставке. Обычно здесь мы принимаем клиентов. Оцениваем камни, составляем смету заказа.

Взяв в руки браслет с овальными одинаковыми камнями, обсыпанными по периметру бриллиантами, внимательно смотрю на подсвеченную кровавую поверхность.

Сколько народу полегло из-за этого набора! А камням все равно. Они сияют, как и прежде.

– Это шпинель, – говорю, рассматривая каждую грань. У рубинов они более четкие, и свет, преломившись, изменяет окраску камня. Здесь же налицо самая обычная шпинель. Классика жанра!

– Слушай, – наклоняется ко мне капитан. – Напиши, что это рубины. Никто ничего не узнает. Что тебе стоит, а?

– Не могу, – печально качаю головой и теперь понимаю, почему Тимур попросил меня провести оценку.

– Да ну? – криво усмехается полицейский. – Окажи помощь следствию.

– Мне кажется, – строгим взглядом впиваюсь в собеседника. – Моя помощь заключается в правильных выводах.

– А ты шаришь, – довольно хмыкает парень и добавляет весело. – Люб, а ты вечером что делаешь? Может, встретимся? Шампанского выпьем!

– Нет, я занята, – мотаю головой, не желая вдаваться в подробности.

Взяв со стола пустой бланк заключения, вписываю туда параметры ювелирного изделия. И снова внимательно смотрю в лупу. Пристально вглядываюсь в искрящиеся при искусственном освещении камни и пытаюсь сообразить, что именно меня насторожило.

Но ничего не надумав, пишу результаты экспертизы. Ставлю подпись и личную печать.

Елецкая Любовь Андреевна.

– У такого козла, и такая дочка! – восхищенно тянет капитан. Ждет, когда я с ним соглашусь. Но я никогда не вынесу сор из избы и не стану с посторонним обсуждать отца, какой бы он ни был.

Делаю вид, что не слышу. А проводив капитана, спешу в кабинет к отцу. Нужно предупредить! Полицейские просто так словами не швыряются.

Глава 21

Люба

Вбегаю в кабинет отца и замираю на пороге.

– Можно?

– Ты уже вошла, – лишь на секунду оторвав глаза от Макбука, бурчит недовольно. – А впрочем, – вздыхает устало. – Иди-ка сюда.

Не скрывая удивления, подхожу ближе.

– Посмотрите, госпожа эксперт, – усмехается отец. – Чего в этом супе не хватает?

Вглядываюсь в экран. Сплошная эклектика. Бабочки, цветы, какие-то лепесточки. Все намешано в кучу. А вместе образует яркий весенний перстень.

– У меня уже в глазах рябит, – признается отец. – Если сейчас не придумаю основную фишку, придется отказаться от заказа. Мы под своей печатью такой кич выдать не можем. Сама понимаешь…

– Это желание клиентки? – спрашиваю осторожно.

– Ну, не мое же! – фыркает отец.

– Покажи модель в 3D, – прошу я. – И вглядевшись в буйство сверкающих рубинов, бриллиантов и изумрудов, предлагаю. – Посади сверху божью коровку. Покрой ее красной эмалью и вставь черные бриллиантики. У кольца появится центр, который будет притягивать взгляд.

– Ладно, попробую, – морщится отец и, мне кажется, начинает злиться. Потому как эта идея пришла в голову мне, а не ему. – А что ты хотела, Люба? – спрашивает, из-под очков окидывая меня строгим взглядом.

– Я по делу, папа, – быстро отвечаю я. – Во-первых, у полиции какие-то к тебе претензии, будь осторожен. А во-вторых, мне нужно спуститься в архив. У кого ключи?

– Смотря за какой период, – вздыхает отец. – Если за последние десять лет, то у главбуха. А более ранний период Тимур вывез в Ангельское. Что-то велел сжечь, а что-то спустил в подвал. Что касается основного вопроса, то я законопослушный гражданин, дорогая. Хватит инсинуаций.

– Как скажешь, – киваю, направляясь к выходу. А вернувшись к себе, снова принимаюсь за работу. Словно булыжнички, собираю бриллианты один к одному. Идеальные камни образуют сплошную ленту, переливающуюся всеми цветами радуги.

Остается пересчитать отобранные брюлики, запечатать в контейнер и выписать накладные для производства. Даже на душе становится радостно!

Вот только возвращаться домой совершенно не хочется.

«Это обычная командировка, – уговариваю саму себя. – Мало ли куда мотается Манучаров? День-другой, и вернется!»

Но в этот раз особенно тяжко. Может, потому что отец и мачеха знают о нашей связи?

Вздыхаю, предчувствуя недоброе, и, отогнав в сторону страхи, пытаюсь думать о хорошем.

«Тимур приедет, и мы поженимся, – думаю я, представляя себя в белоснежном платье и в фате. Но картинка почему-то не строится.

Нет, отдельно я вижу Манучарова в белом костюме с бабочкой и бокалом в руке. Но не могу представить себя рядом в подвенечном платье.

Подписываю накладные. Пересчитываю камешки, которые нужно отдать в цех. Руки дрожат, а сердце трепыхается, как припадочное.

Да что это со мной!

Пытаюсь сосредоточиться на работе, но бесполезно. И когда на столе начинает трезвонить айфон, радостно подхватывают трубку.

Моя Света Розанова! Теперь Годарова…

– Поздравляю-поздравляю! – весело напевает она в трубку и добавляет смеясь. – Мы когда услышали, чуть со стульев не свалились.

– А? Что? – ойкаю я, совершенно забыв про Годаровых. Они были на свадьбе Миланки. И мы с Тимуром отвозили им приглашения.

– Это пока тайна, – шепчу я, точно зная, что в моем кабинете прослушки нет. Набираю в жменьку бриллианты и, пересчитывая мысленно, опускаю камни в контейнер. И сама млею от изысканной красоты.

– Слушай, – вдруг заявляет Света. – А давай ты у нас поживешь? Руслан все время на работе. А ты возьми отпуск, и мы тут втроем оторвемся по полной. Устроим пляжную вечеринку!

– А кто-то еще будет? – спрашиваю осторожно.

– Нет, – поспешно бросает Света. – Я, ты и Дамир Русланович.

Тотчас представляю щекастого карапуза, который сломя голову носится по Годаровскому особняку на нетвердых ножках. Вспоминаю белые кожаные кресла, измазанные синей ручкой. И сразу вижу довольное улыбающееся лицо Руслана. И сама не могу поверить, как эта бездушная скотина умудрилась превратиться в заботливого папашу.

– Отличный план, – фыркаю довольно. – Пропустить тусу с Дамиром Руслановичем я не могу. Права не имею.

– Прекрасно, систер! – постановляет Светлана. – Скажу Руслану. Будет домой возвращаться, тебя заберет. Договорились?

– А… м-м, – мычу, растерявшись. Мне проще приехать самой. Но тут же вспоминаю, что моя «любимка» в ремонте.

– Свет, погоди, – прошу, спохватившись. – Меня Марат привезет. Тимур его ко мне приставил. Зачем напрягать Руслана?

– Нет, – стоит на своем подруга. – Мне главное, чтобы ты не передумала и не соскочила. Я тебя знаю, Люба!

– Ну ладно, – вздыхаю, не желая спорить. И закончив разговор, еще раз пересчитываю камни в контейнере. Ровно восемьдесят штук.

Мельком гляжу время в телефоне. До конца рабочего дня остается часа полтора. А вот когда за мной приедет Годаров, я понятия не имею. Да и спрашивать как-то неудобно.

Загребаю обеими руками отбракованные для заказа бриллианты. И поднеся под лампу сомкнутые лодочкой ладони, любуюсь волшебным сиянием.

А потом со вздохом начинаю пересчитывать и их. Нужно успеть до конца рабочего дня вернуть сырье на склад. Скидываю один за другим камешки в коробку, бубню под нос цифры по порядку и ругаю себя за мягкотелость.

Вот зачем я согласилась со Светой? Заехала бы после работы домой, взяла бы вещи и подарок Дамиру и попросила бы Марата отвезти меня в Мироновку. Так нет же! Из-за глупого нежелания спорить теперь придется сидеть на работе допоздна, а потом без трусов и зубной щетки ехать в гости на несколько дней.

Кстати! Еще три дня отпуска нужно выпросить. Откладываю в сторону камни и, быстро накатав заявление по семейным обстоятельствам, отношу его в бухгалтерию.

А вернувшись, снова пересчитываю дурацкие брюлики.

Сто шестнадцать!

Сверяюсь по накладной, выписанной утром кладовщиком. Сто девяносто семь!

Одного бриллианта на полкарата не хватает. Блин! Блинский блин!

Хоть я и на особом положении в «Алмазе», и Тимур точно спишет мою потерю на убытки, но мне самой стыдно. Как смотреть в глаза Манучарову и как объясняться? Потеряла? Украли? Или не доложили при выдаче?

Глава 22

Мороз пробирается по коже. Руки трясутся. А я снова как дура занимаюсь устным счетом.

Раз-два-три-четыре-пять, вышел зайчик погулять.

Вытираю покрывшийся испариной лоб. В контейнере ровно восемьдесят. Все правильно.

А в коробке… сто шестнадцать!

Оглядываю пустую столешницу, где кроме лупы и контейнеров с материалом ничего нет и быть не должно.

С тоской гляжу на рабочий стол, заваленный бумагами. Может, там поискать?

«Да какой смысл! – останавливаю саму себя. – Я туда не подходила. Даже сумку утром бросила на диван».

От отчаяния я готова провалиться под землю. Нужно сегодня найти проклятый камень. Иначе кладовщик не сможет закрыть смену и вызовет службу безопасности.

«Отыщись, пожалуйста», – причитаю, ползая под столом. Пристально разглядываю плинтус. Ничего нет! Как корова языком слизала.

– Что случилось? – войдя, строго интересуется Харбинский. А следом за ним входит Марат.

– Камень один потерялся, – жалуюсь, прикусывая губу.

– Нужно найти, – сварливо бросает Леонид Иванович. – Закрывай коробки, откладывай в сторону, и будем искать сплошным методом.

– Спасибо вам, – лепечу, пряча оба контейнера в ящик стола.

И отойдя в сторону, наблюдаю, как два здоровых мужика двигают мебель, переставляют кресла и роются на моем рабочем столе.

Обхватив себя обеими руками, пытаюсь понять, кто мог стащить камешек.

Харбинский сразу отпадает. Тома дальше порога не проходила. Остается только отец. Неужели он? Да и зачем? Подставить меня? Очернить в глазах Тимура?

По правилам корпорации в случае недостачи мы обязаны вызвать службу безопасности. А там до тотального обыска и личного досмотра недалеко.

Как дура пытаюсь сообразить, какие на мне сегодня трусы? А какой лифчик? Наверняка не комплект!

– Что тут происходит? – раздается от двери строгий голос.

Руслан!

Насколько я знаю, Годаров имеет долю в «Алмазе». А значит, сейчас начнется. Начальство уже подъехало!

– У меня недостача, Руслан, – признаюсь, стараясь не разреветься. – Пропал один камень на полкарата.

Холеный покер-фейс Годарова тотчас же превращается в недовольную мину.

– Пересчитывайте, Леонид Иванович, – велит он Харбинскому и, усевшись на диван, хлопает ладонью рядом. – Посиди, Люба. Успокойся. Сейчас все найдется.

Руслан закидывает ногу за ногу и снова командует Харбинскому.

– Мы ждем. Приступайте. А ты, Люба, подумай, кто входил к тебе в кабинет?

– Тут и думать нечего, – бурчу я. – Никого кроме сотрудников не было.

А сама, как завороженная, смотрю за быстрыми пальцами лучшего эксперта компании.

– Восемьдесят, – кивает он, отставляя в сторону контейнер. – Можешь запечатывать, Люба.

Порываюсь подняться, но крепкая рука Руслан, удерживает меня на месте.

– Минуточку, – резко бросает Руслан. – Что со второй коробкой, Леонид Иванович?

В комнате повисает напряженная тишина. Годаров явно тут не начальник, но послать его никто не решится. Он все-таки один из учредителей «Алмаза» и близкий друг Манучарова. Хотя сам Тимур никогда не позволяет говорить с персоналом в таком тоне. Особенно с Харбинским.

– Сто семнадцать, – провозглашает Леонид Иванович. А я замираю, не веря в чудо.

– Как же так! Я все пересчитывала несколько раз!

– Бывает, – весело морщится Руслан. – Устала, перенервничала. Быстро все пакуй, и поехали.

– Куда это? – поворачивается к нему Марат. – Тимур поручил мне приглядывать за Любой.

– Я взяла отпуск и еду в Мироновку к Свете, – поспешно объясняю я.

– Моя охрана справится, – насмешливо роняет Руслан. – Отдохни, бро. Такой шанс тебе редко предоставляется.

– Хорошо, – насупившись, кивает Марат.

А когда Годаровский Рэндж отъезжает от «Алмаза», Руслан внимательно смотрит в зеркало заднего вида и замечает с сарказмом.

– Марат как торпеда. Вон, за нами тащится. Небось, думает, что я тебя в посадку завезу.

– Он считает Тимура братом, – мяукаю я и, набравшись смелости, прошу. – Мы можем заехать ко мне? Хочу захватить подарок Дамирке.

– Кто я такой, чтобы отказать? – философски вздыхает Годаров, выруливая к моему дому.

И я, поднявшись в квартиру, наскоро кидаю в сумку белье на сменку, маленького смешного медведя, купленного специально для Дамира и ждущего своего часа. И уже выходя, натыкаюсь взглядом на коробочку цвета мяты от Тиффани. Не раздумывая делаю шаг к комоду и, схватив свою самую дорогую реликвию, устремляюсь к выходу.

– Не нравится мне все это, – недовольно бухтит Руслан, выезжая на трассу. Сзади, почти нос к носу, несется точно такой же Рэндж Годаровской охраны. А за ним пристроился Марат. Так и едем кавалькадой.

Четыре взрослых мужика стерегут великого Годарова. И всего лишь один шкаф – меня.

– Что именно? – спрашиваю удивленно.

– Как-то странно брюлик потерялся и нашелся, – размышляет вслух Руслан и добавляет жестко. – Тебе лучше пожить пока у нас, Люба.

И когда я вскидываю на него недоуменный взгляд, продолжает совершенно спокойно.

– Я так понимаю, Тимур поперся к Алимову. От этого гада можно любой подлянки ожидать. Пока Тим не вернется, погости у нас.

– Не все так страшно, – пытаюсь отказаться я. – И Марат рядом.

– Если Ринат начнет войну, то тебя никакой Марат не защитит, – вздыхает устало Руслан. – Надеюсь, ты это понимаешь?

– Да, – лепечу я, ощущая, как от нехорошего предчувствия к горлу подкатывает тошнота.

– Ну, вот и договорились, – довольно кивает Годаров, заезжая в открывшиеся как по команде ворота. Вдали виднеется огромный домина, который Света именует дворцом. Следом, как приклеенная, несется охрана. А мой телохранитель, резко развернувшись, уезжает прочь.

– Дотошный черт, – криво усмехается Руслан, направляясь по усаженной туями аллее к крыльцу. – Тимур – голова! Хорошо, Марата с тобой оставил.

Глава 23

Люба

Попасть в семью к влюбленным – та еще пытка. Света с Русланом пережили много бед за последние два года. Чуть не развелись, но сумели вовремя остановиться. И сейчас моя подруга просто расцвела. Да и сам Годаров, холодный и властный тип, немножко отошел от вечной мерзлоты. Даже улыбается, как живой человек.

Невольно подмечаю взгляды, которыми обмениваются супруги, какие-то легкие касания. Такой знакомый всем язык любви. Его ни с чем не спутаешь.

Чувствую, как екает сердце. Совсем я раскисла без Тимура.

После ужина располагаюсь на полу с Дамиром. Мы строим башни из конструктора и собираем пирамидки. Баюкаем медведя и читаем книжки. Все, что угодно, лишь бы хоть на время забыться. Не думать о Манучарове и каждые десять минут не проверять телефон. Но там тишина.

Ни звонка, ни эсэмэски!

И когда Руслан уносит разыгравшегося малыша в ванную, Света садится рядом и, приобняв меня за плечи, спрашивает.

– Так и не позвонил? Может, набрать Альбину?

– Нет, – мотаю я головой. – Только не Круэлла.

– Тогда попросим Годарова, – фыркает она. – Он свяжется Тимуром. Или задерет всех вокруг. Руслан может.

– Не сомневаюсь, – печально вздыхаю я, еще не забыв обиженное лицо Харбинского, которого муж моей подруги отчитал как мальчишку.

– Клиент готов, Света, – смеется Руслан, входя в гостиную с закутанным в полотенце малышом.

Откровенно любуюсь раскрасневшейся мордахой и мокрыми кудряшками. Ребенок сонно взирает на меня, потом замечает мать и быстро перебирается к ней на руки.

– Ты можешь позвонить Тимуру, Руслан? – спрашивает Света, выходя с сыном из комнаты.

А я зачарованно гляжу вслед и мечтаю о таком же чуде. Нашем с Тимуром ребенке.

– Да не вопрос, – криво усмехается Руслан и, достав из кармана айфон, тыкает в экран. – Вне зоны доступа, – замечает хмуро и, подумав с минуту, вздыхает. – Не расстраивайся, Люба. Сейчас найдем этого охломона.

Он звонит Марату, потом Суровому. И наконец Альбине. Та что-то сразу начинает лопотать и быстро сбрасывает звонок.

Странно! Моей мачехе очень нравится Руслан. Она всегда говорит о нем с придыханием. И когда Годаров приезжал к нам в Ангельское, не знала, куда усадить.

– Фигня какая-то творится, – мрачно роняет он. – У Альбины в квартире обыск. Андрея арестовали.

– Как? – вскрикиваю негромко. И сама себе затыкаю рот.

Дамирка спит! А я тут разоралась…

– За что? – испуганно переспрашиваю Руслана.

– Понятия не имею, Люб. Но завтра наведу справки. Одно знаю точно, тебе сейчас даже носа нельзя высовывать из Мироновки. А охрану я удвою на всякий случай.

– Но на фирме никого нет. Тимур уехал. Отца посадили. Альбина небось бьется в истерике.

– Я тебя умоляю, – отмахивается от меня Руслан. Смотрит рассеянно. – Тетя Бина – железобетонная женщина. Когда хоронили Сэма, слезинки не проронила на людях. Как бы ни было трудно, она держалась. И сейчас все вывезет. Это старый надежный локомотив, Люба. Надо будет, я помогу.

Киваю, сглатывая слезы.

– Мне, наверное, нужно вернуться в офис…

– Нет. Сейчас ты самое слабое звено. Если кто-то захочет достать Тимура, то только через тебя. Подумай о ребенке. Ему сейчас твоя безопасность важнее, чем эфемерная помощь Альбине. Она сама отмахается.

– Ты прав, – всхлипываю я и тут же слышу над головой возмущенный возглас.

– Руслан! Что ты ей сказал? – восклицает недовольно Света. – У меня и так из подруг только Люба. Еще и она сбежит.

– Все в порядке, – растирая слезы, улыбаюсь через силу. – В нашем королевстве какие-то странные вещи происходят. Тимур не отвечает, отца арестовали.

– Тим вернется и все порешает, – успокаивает меня Руслан. А Света молча садится рядом и, обняв меня сзади, кладет голову на плечо.

– Бедная моя девочка. Я не дам тебя в обиду.

– Мне неудобно стеснять вас, – привожу я глупый довод. Во дворце Годарова можно потеряться, и никто тебя не найдет.

Руслан со Светой смеются.

– У нас полно комнат для гостей. Все пустуют. Можешь занять любую.

– На третьем этаже есть одна с видом на реку. Самая лучшая. Тебе понравится, – решает за меня Света. – Там такой вид из окна. Все твои проблемы излечит.

Всю ночь я ворочаюсь без сна. Все пытаюсь понять, что происходит. Зачем Харбинский стащил у меня со стола бриллиант, а потом подложил? Куда делся мой Манучаров? И почему арестовали отца?

В «Алмаз» он пришел в год гибели руководства. Но долгое время был рядовым сотрудником, пока вместе с потрохами его не сожрала Круэлла. Много вопросов, вот только ответов нет.

Рано утром, укутавшись в одеяло, выхожу на балкон. В предрассветных сумерках смотрю на поднимающееся над рекой солнце, на светлеющие в золотом мареве берега. И повинуясь безотчетному порыву, поднимаю лицо к серо-розовому небу. Прошу, четко выговаривая каждое слово.

– Господи, помоги моему любимому! Пусть у Тимура все получится! Пусть он вернется ко мне целым и невредимым!

Минутку-другую вслушиваюсь в тишину, будто жду ответа. И заслышав в камышах крик какой-то птицы, возвращаюсь в постель, сворачиваюсь калачиком и засыпаю. И снова бегу по темному лабиринту. Зову Тимура и не могу докричаться.

Где-то рядом бродит черный человек. Ищет меня. Ждет, когда я потеряю бдительность.

Просыпаюсь, вздрагивая. Босиком несусь к сумке и, достав из коробки дорогую реликвию, снова ныряю под одеяло.

Включаю на телефоне песню про Портленд и, зажав сережку в руке, закрываю глаза.

«Все хорошо, – уверяю саму себя. – Тимур просто занят. Или там, на вилле Алимова, не ловит связь».

– Все это отговорки! – в отчаянии кричит внутренний голос. – Раньше никогда Манучаров не пропадал на такой долгий срок. Всегда звонил или писал. Наше общение – не обязанность, а потребность. Мы давно привыкли жить, чувствуя друг друга. Даже расстояния нам не помеха.

Сколько раз по другую сторону океана Тимур вваливался в номер и, включив скайп, устало развязывал галстук.

– Давай, рассказывай, как день прошел?

Расстегнув рубашку, плюхался в кресло, неотрывно пялясь в монитор.

И я, заспанная, садилась на кровати, глупо улыбаясь, и бубнила про работу.

– Я это и так уже знаю, – смеялся Тимур. – Лучше убери с себя тряпки, малыш.

Вместе с одеялом я церемонно спускалась с кровати и начинала танцевать. Что-то медленное, как мне кажется, интригующее.

Тимур смеялся по ту сторону экрана и рычал угрожающе.

– Люба! Тема сисек не раскрыта!

– Когда ты вернешься? – орала, откидывая прочь одеяло. Подергивала плечами, как цыганка, заставляя покачиваться упругие полушария.

– Завтра после совещания сразу вылетаю, – в нетерпении вздыхал Манучаров. – К вечеру буду в Лондоне. Кстати, а ты не хочешь меня там встретить? Прогулялись бы по Сент-Джеймсскому парку. Поужинали бы в нашем ресторанчике. Соглашайся, и я сниму люкс в этом дурацком отеле напротив Биг Бэна.

– Да!

Я подпрыгивала около экрана, как дурочка. Ловила в зеркале свое отражение. Волосы взлохмаченные, хлопковые трусы, ни разу не эротические. Но мой мужчина пожирал меня глазами, и в тот момент я казалась себе самой красивой женщиной в мире.

Манучаров никогда не ошибается.

Что же случилось сейчас?

«Глупости, – отмахиваюсь мысленно. – Если Тимур не звонит, значит, нет возможности».

Снова открываю фотки со свадьбы сестры. Листаю, подолгу рассматривая те, где хоть каким-то боком попал Манучаров. А наткнувшись на групповой снимок, сквозь слезы гляжу на улыбающихся родственников. Отец с Альбиной. Милана с Егором. Его родители. И я у самого края. А за мной Тимур. Вздрагиваю, словно наяву услышав его жаркий шепот.

– Так бы и съел тебя, Любушка!

Глава 24

Тимур

Каждый раз, как только включается свет, я пытаюсь оглядеть конуру, где нас держат. Окон нет. Стены оштукатурены и покрашены темно-бордовой краской. Ясное дело, зачем. В одном углу рукомойник и унитаз, к которому можно пройти в темноте на автопилоте. А в другом – стол и пара стульев. Наверняка прикручены к полу.

Первые двое суток я с трудом соображаю. Пытаюсь понять, кто на нас напал и зачем. Родственники мажора? Да ну на фиг! Эти бы наверняка подложили в карман пакетик с чем-нибудь запрещенным и отправили бы в СИЗО, а не в частную темницу.

Странное место, и охрана тоже странная.

Никто не заходит в камеру с автоматом наперевес. Всегда найдутся желающие, кто сможет выбить оружие и выстрелить в человека.

Я точно не способен. Но если на карту поставлено мое будущее с Любой, готов вырвать кадык и стрелять на поражение.

– Деня, иди-ка сюда, – зову своего телохранителя.

Тут наверняка нет никаких камер или прослушки. Но нашему математику Васе я не доверяю. Какого он молчал в первый день? Затаился как мышь и слушал нашу болтовню. Странно как-то. Береженого бог бережет.

Пытаюсь сообразить, кому и в чем я мог перейти дорогу. Бесполезно! Никто из моих врагов не способен организовать частную тюрьму. Только Алимов…

Но я и так к нему ехал! Или он знал заранее о цели моего визита? А я проворонил крысу?

Смешно!

На нетвердых ногах Денька подходит ко мне. Плюхается на топчан.

– Что, Семеныч? – спрашивает устало.

– Помнишь, как с Годой по Средиземному ходили? – бросаю негромко. А сам толкаю Дениса локтем.

– Это когда ты чуть не утонул, а он за тобой нырял? – подыгрывает мой верный ординарец.

– Ага, – киваю весело и снова мелю какую-то чушь, ударяясь в воспоминания.

– Ребят, а потише можно? – сбоку доносится жалостливый голос. – Поспать хочу.

– Да не вопрос, друг, – замечаю как можно добродушней. – Мы с товарищем даже пересядем подальше, чтобы тебе не мешать.

Денису достаточно и намека. Поэтому, поднявшись, мы один за другим направляемся в дальний угол.

А усевшись на намертво закрепленные стулья, начинаем лихорадочно осматривать ножки и крепления. А сами галдим про регату. Про моего друга Руслана Годарова, у которого на яхте не забалуешь.

– Он вроде культурный человек, – весело удивляется Денис. – А как на борт взойдет, кроет матом всех подряд.

– Морской волк, – усмехаюсь я весело. И добавляю тихо. – Каждая ножка на двух винтах держится. Подумай, чем можем раскрутить. У меня все из карманов вывернули.

– А у меня ножик швейцарский в потайном кармане остался. Там много всяких приблуд. От пилки до отвертки. Попробую отломать ночью, – соглашаясь, бормочет Денис. – Вдвоем крутить проще.

– Нет, – мотаю я головой. – Один отвлекает математика, а второй крутит. И так по очереди. Понял?

– Ну, ты голова, Семеныч, – восторженно в

Глава 1

Тимур

– Я передумала бросать букет! Он достается Любе. Пусть ее любимый сделает ей предложение, и мой будущий племянник родится в полной семье! – кричит невеста.

С ужасом наблюдаю, как нарядный веник переходит из одних рук в другие.

«Что? Какого? Люба беременна? И почему я об этом узнаю только сейчас?» – не сразу срабатывает в башке зажигание.

В упор смотрю на обалдевшую сводную сестру. Она смущенно улыбается собравшимся, не решаясь повернуться в мою сторону.

Одной рукой придерживает проклятый букет, а другой инстинктивно прикрывает плоский живот. Длинные светлые волосы уложены в причудливую прическу, а в глубоком декольте вечернего темно-синего платья виднеется налитая грудь.

Откладываю в сторону вилку. А то, не дай бог, швырну вместо дротика в какую-нибудь довольную морду. Народ весело переговаривается. Поздравляет. Но только двое в этом зале знают правду.

Ребенок мой!

И я не собираюсь от него отказываться.

Может, встать и радостно признаться в отцовстве? У многих челюсти выпадут. Но нельзя. Никаких резких движений. Через месяц назначена моя свадьба с Лейлой Алимовой.

И что теперь с этим делать, твою мать?!

Краем глаза наблюдаю за своей мамашей и отцом Любы. Сладкая парочка взволнованно шепчется, стараясь общими усилиями переварить новость.

«Представляю, как вытянутся ваши рожи, когда узнаете подробности, – усмехаюсь зло. Задерживаю дыхание, ощущая, как меня обуревает непривычный микс счастья и ярости.

Люба, коза моя любимая! Что же ты устроила?!

Пальцы сами собой сжимаются в кулак. Вдарить бы сейчас в стену. Перевести дух. Слить зашкаливающие эмоции.

Какого хрена о собственном ребенке я узнаю во время дурацкого шоу?

Ошалело гляжу на остатки торта, лежащие на моей тарелке. Отличная выпечка от известного кондитера. Но, ей богу, мне сейчас кусок в горло не лезет. Неспешно поднимаюсь из-за стола, стараясь ничем не выдать себя.

Свадьба заканчивается. Гости разбредаются кто куда. Большинство выходит на террасу поглазеть, как молодые целуются среди огромных бенгальских огней. А потом, взявшись за руки, медленно бредут во тьму.

Мне этот фарс не интересен. Ищу глазами Любу. Нужно поговорить. Немедленно!

И заметив какое-то движение в опустевшем зале, резко разворачиваюсь. Моя девочка, схватив клатч и букет, быстрым шагом выходит прочь.

– А поболтать, милая? – хмыкаю себе под нос, устремляясь следом. Но не успеваю на долю секунды. Дверца машины захлопывается, и такси срывается с места.

Кто-то решил удрать и заранее вызвал тачку.

– Хороший ход, Любовь моя! Очень хороший, – цежу, ощерившись. И готов убить каждого, кто встанет у меня на пути.

Прыгаю за руль Рэнджа. Бью по газам. Хорошо хоть весь вечер я пил яблочный сок, выдавая его за виски. Ярость колотится в груди. Пальцы со всей силы сдавливают кожаную оплетку руля, а шестеренки в мозгах проворачиваются с утроенной силой. Как, блин, с минимальными затратами выпутаться из навязанного мне брака и жениться на любимой?

«О чем ты думал, папа, когда подписывался на мой брак с девочкой из рода Алимовых?» – вопрошаю, поднимая глаза к нему. Вопрос риторический. И на него нет ответа. Двадцать лет назад отцу требовалась поддержка, и он ее обеспечил. Красивый тактический ход – одной росписью убрать всех врагов и конкурентов.

Вылетев на трассу, всматриваюсь в огни впереди идущих машин. Благо в пределах видимости тащится только мусоровозка, а чуть поодаль рвется в город Любино такси.

Топлю педаль газа в пол до упора и, догнав тачку, прижимаю к обочине. Водитель тормозит не сразу. Пытается уйти. Но я не оставляю шансов, выдавливая Рено с дороги.

Куда тебе против танка, суслик?!

Вижу рассерженное лицо мужика и обалдевшую от моего напора Любу. Она что-то кричит водителю. А тот, усмехнувшись, бьет по тормозам. Машина останавливается. А я на всякий случай ставлю Рэндж раком. Перегораживаю любые пути к отступлению. Не заглушив двигатель, несусь к такси. Рывком распахиваю заднюю дверцу и, встретившись с растерянным взглядом Любы, улыбаюсь хищно. Беру узкую ладошку в свою.

– Приехали, Любовь моя. Выходи. Нужно поговорить…

– Вы его знаете? – напряженно спрашивает водитель.

– Да, – лепечет Люба, хватаясь за мою руку. – Это мой…

– Муж, – рявкаю в бешенстве и, вытащив девчонку из тачки, крепко перехватываю запястье.

– Я никуда не сбегу, – жалостливо бормочет она. – Что ты устраиваешь, Тимур? Завтра бы поговорили.

– Садись в машину, – разжимая пальцы, прошу сипло. И даже сам не понимаю, как удается сдержаться и не придушить вероломную девицу.

Как чумовой, вдыхаю ее запах. Жадно провожу ладонью по спине и бедру. И чуть с ума не схожу от легкого прикосновения.

Что же ты со мной делаешь, Любушка?

Смахиваю с башки капли внезапно начавшегося дождя и уже собираюсь сесть в машину, когда водила окликает меня.

– Командир! Букет забыли!

– Давай сюда, – рычу, срываясь на постороннем человеке. Зря. Любе бы надавать по заднице этим веником. А нельзя. Я боготворю эту женщину. Всегда боготворил…

– Зачем ты его забрал? – скулит она жалобно.

– Приметы должны сбываться, малыш, – поворачивая ключ зажигания, огрызаюсь зло. – Заполучила букет невесты, будь добра, выйди замуж.

Люба

– Ребенок мой, – не спрашивает, а утверждает Тимур.

Не принял за продажную девку, и на том спасибо. Вижу, как на холеном слегка небритом лице играют желваки. Замечаю хмурую складку на лбу и сцепленные челюсти.

– Почему сразу не сказала? – бросает отрывисто и, заведя мотор, резко нажимает на газ. Рэндж словно подпрыгивает на пустой дороге. По лобовому стеклу хлещут косые капли дождя.

– Не гони, – прошу, сжавшись в комок.

– Я задал вопрос, Люба, – резко напоминает мой сводный брат.

Пытаюсь собраться с мыслями. Нет ни одной связной. Сплошной раздрай в голове. Но и без моего ответа все ясно. Давно предопределено.

Манучаровы должны породниться с Алимовыми. Деньги к деньгам. И за Тимура все давным-давно решил отец. Гореть ему в аду! А я… бедная родственница. Местная Золушка. Какой с меня толк?

– Почему молчишь? – Тимур косится на меня настороженно.

– А что говорить? – всхлипываю я. – Все и так понятно! Я тебе совершенно не пара! Ты должен жениться на Лейле Алимовой…

– Должен. Был, – хмуро бросает Тимур и спрашивает раздраженно. – Когда мы встречались на прошлой неделе, ты знала? Говори! Не выводи меня…

Рэндж снова съезжает на обочину. Глохнет двигатель. Чуть развернувшись, Тимур впивается в меня строгим колючим взглядом.

– Да, – лепечу, всхлипывая.

– Почему промолчала? – рявкает Тимур.

– Ты опоздал, помнишь? – шепчу тихо. – Я хотела хоть напоследок урвать немножко счастья…

– Урвала? – горько усмехается он. – А когда планировала сообщить мне?

«Никогда! Никогда», – набатом бьется в башке шальная мысль.

– Мы прощались той ночью. У меня язык не повернулся… Тимур! Я просто не смогла! – рыдаю, срываясь на крик.

Крепкие руки притягивают меня к себе. Жесткие губы покрывают мое лицо поцелуями.

– Твою мать, Люба! Еще в прошлый вторник я мог бы уладить все без проблем. Никакой помолвки бы не было. А сейчас у Лейлы на пальце мое кольцо. Ты понимаешь, как отнесется к отказу Алимов?

– Не стоит из-за меня наживать врагов, – поднимаю на него глаза, полные слез. – Я никому не скажу, Тимур… Будешь помогать нам… Справлюсь как-нибудь…

– Не мели чушь, – отстраняется он. Яростно бьет по рулю. – Мы поженимся, чего бы мне это ни стоило. Ребенок должен расти в родной семье.

– А как же Лейла?

– Я все улажу, не беспокойся, – хрипло заверяет меня Тимур.

– Как? Они грохнут тебя и меня! – кричу в отчаянии. – Я боюсь, Тим! Пожалуйста, давай оставим все как есть.

– Нет! – ощерившись, бросает он и, тяжело вздохнув, снова заводит машину. Осторожно трогается с места и, выехав на пустую ночную трассу, не спеша едет в город.

– Почему так медленно? – спрашиваю, косясь на спидометр, стрелка которого застыла на цифре шестьдесят.

– Я везу беременную жену, – усмехается Тимур и, заметив, как по моему лицу пробегает судорога боли, рыкает отрывисто. – Или ты не хочешь за меня замуж?

Конечно, хочу!

Реву, даже не пытаясь сдержаться. Но я никогда не мечтала об этом. Не смела. Всегда знала, что Тимур принадлежит другой. И никогда не думала о нем, как о будущем муже. Просто не могла! Не имела права! Довольствовалась нашими тайными свиданиями и с ужасом ждала предстоящей свадьбы любимого. Знала точную дату, когда моя жизнь разлетится вдребезги, и не достанет сил собрать осколки.

– Люба? – отвлекаясь от дороги, косится на меня Тимур. Но я не могу сказать даже слова. Реву, отворачиваясь к окну. Смотрю сквозь пелену слез на размытые капли дождя, стекающие по лобовому стеклу, и тихонько скулю от безысходности.

Время от времени чувствую на себе взгляд любимого. Он молчит, лишь включает музыку. Но вместо излюбленного Тимуром рэпа из колонок льется красивая песня. Неизвестный бард поет о любви. Такой несбыточной и прекрасной.

А когда от яркого городского освещения начинает слепить глаза, словно незрячая, открываю на ощупь клатч, судорожно зажатый в руках. Дрожащими пальцами достаю салфетку, осторожно вытираю глаза.

И как только машина замирает на первом попавшемся светофоре, тяжелая мужская ладонь ложится на мою коленку. По-хозяйски движется вверх по бедру.

– Люба, – хрипло зовет меня Тимур. – Я люблю тебя. Всегда любил…

– Я тебя тоже! – хватаюсь за руку. Повинуясь инстинкту, утыкаюсь лбом в мускулистое предплечье. И как только машина трогается, подаюсь назад. Стукаюсь затылком о высокий подголовник и, повернувшись к Тимуру, замечаю легкую улыбку на суровом лице.

– Справимся, Любушка, – отрывисто бросает он. – Главное, мы вместе. Остальное, фигня вопрос. Понимаешь?

– Нет! – мотаю головой от отчаяния. – Не понимаю, Тимур! Весь мир сразу восстанет против нас. Наши родственники, друзья и даже родители. А проклятые Алимовы объявят войну. И не успокоятся, пока не получат наши скальпы. А наш ребенок останется сиротой. Ты этого хочешь?

– Да все нормально будет, Люба, – раздраженно отмахивается от меня любимый. – Ну, поморщат родаки ж. пы… Подумаешь! А с Алимовым я порешаю.

Глава 2

Тимур

– Приехали, – заезжая в открытые ворота подземной парковки, бросаю коротко. Нетерпеливо щелкаю пультом, отворяющим мой личный отсек.

– Погоди, – велю собравшейся выйти Любе. Она кивает. Сидит, покорно свесив голову. Другая бы радовалась, что все решилось в ее пользу. Но только не моя умненькая девочка. Я и сам понимаю, что придется трудно. И может, проще пойти по накатанной. Спрятать любимую где-нибудь в укромном уголке Европы. Приезжать к ней втихаря.

Но нет! Я категорически против! Мой ребенок должен занимать свое законное место по праву рождения. И любые недомолвки и тайны могут только навредить. Тот же Алимов не сразу, но все узнает. Поэтому выход один. Переть напролом и послать всех в гребаный сад.

Обойдя машину, распахиваю дверцу. Подхватываю девчонку на руки и осторожно ставлю на землю.

Провожу ладонью по жестким от лака волосам. Легонько касаюсь пальцами шеи, пробегая подушечками по каждому позвонку. Впиваюсь в рот жадным поцелуем, словно печать ставлю.

Моя. Только моя!

Люба задыхается в моих объятиях. Прижимается сильнее, отвечая на поцелуй.

«Посади ее на капот», – проносится в башке шальная мысль.

«Ты совсем с катушек слетел?» – останавливаю сам себя. И взяв любимую за руку, веду к персональному лифту.

Этот жилищный комплекс, состоящий из трех многоэтажек и соединенный подземной парковкой, строился моей компанией и с учетом моих предпочтений. В соседнем доме живут мать с Андреем, другие родственники. Я же занимаю пентхаус на одиннадцатом этаже. Кроме десяти комнат, тут еще бассейн в центре квартиры, три террасы и самое главное, потайная лестница, ведущая на этаж ниже, прямиком в Любину однушку.

Немного фантазии и кипа документов о неразглашении позволили нам, никого не ставя в известность, проводить вместе все свободное время.

Конспирация, твою мать!

– Тимур, я хотела бы вернуться к себе. Хочу побыть в одиночестве… – жалобно скулит Люба, стоит мне нажать на кнопку вызова лифта.

– Обойдешься, – отмахиваюсь легко. – Не захочешь спать со мной, ляжешь в гостевой. Но я не намерен тебя отпускать, дорогая. Не собираюсь потом искать по всей планете.

– Тим, пожалуйста, – шепчет она, наблюдая, как, войдя в серебристую кабину, я прикладываю электронный ключ к кнопке пентхауса.

– Нужно заблокировать тебе выход на десятом этаже, – смеюсь я, притягивая девчонку к себе.

– Очень смешно, – как ежик фыркает она и в порыве чувств кидается ко мне. Утыкается лицом в грудь, обнимает за талию.

– Тим, пожалуйста, – умоляет еле слышно. Поднимает на меня полные слез глаза. – Ничего хорошего не выйдет… Давай оставим все как есть.

– Уже не получится, Люба, – выходя из лифта, привычно кладу ладонь на упругую задницу. – Сейчас еще можно договориться с Алимовым и отделаться малой кровью. Если потом правда вылезет наружу, нас ждет большая беда. Поэтому перестань приносить себя в жертву, моя хорошая, и делай, как я велю.

Люба дергается, будто от удара. Видимо, понимает, что игра в подпольщиков только усугубит наше положение.

Умненькая девочка!

– Тогда я первая в ванную, – вздыхает она, на ходу придумывая мало-мальски правдоподобный предлог, чтобы остаться в одиночестве.

– В квартире три ванных комнаты. Выбирай любую, – усмехаюсь, прижимая девчонку к стене в прихожей. Тяну вверх тонкую ткань платья. Нависая, привычно задираю подол. Развожу в стороны бедра.

– Я даже рад, что так получилось, – выдыхаю хрипло. Впиваюсь в губы долгим поцелуем. Одним пальцем стягиваю с плеча бретельку платья. Прокладываю языком влажную дорожку по шее и замираю с недовольной гримасой, когда в кармане брюк дребезжит сотовой.

Мать вашу, кто это?

Выуживаю айфон и недовольно морщусь. Мама!

– Да, слушаю, – бурчу, выпуская из захвата разочарованную Любу.

– Тимочка, – ласково тараторит маман. – Ты уехал, не попрощавшись. Анатолий Иванович хотел с тобой поговорить. Тетя Софа тоже. И у организатора свадеб были вопросы…

– Да тут нарисовались срочные дела, мам, – отвечаю как можно нейтральней.

– Дела-а? – охает мамаша и добавляет озабоченно. – Что-то важное?

– Да, очень, – киваю я скупо, намереваясь как можно быстрее закончить разговор.

Делаю шаг к Любе. Обнимаю, касаясь губами шеи. Зажав айфон между плечом и ухом, медленно тяну вниз язычок змейки. Зачарованно наблюдаю, как платье плавно соскользает на пол, и пропускаю тот момент, когда маман резко переводит разговор на обсуждение моей любимой.

Все, что ни делает Альбина Манучарова, она делает безукоризненно. Как идеальная мать, одаривает меня дикой, почти слепой, необузданной любовью. Обожает Милану, мою младшую единоутробную сестру. С грацией гетеры позволяет мужу любить себя. И так же самоотверженно, как и положено настоящей мачехе, ненавидит падчерицу.

– Ладно, ты по делам, – вздыхает театрально мамаша, даже не задумываясь, какие дела могут быть в два часа ночи. Я же не врач и не спасатель хренов! – А Люба – мерзавка такая, тоже укатила. Даже не попрощалась с нами. Не объяснилась. Такое позорище! Мы с отцом чуть под землю не провалились, когда услышали о ее беременности. Может, ты поручишь безопасникам найти этого… ее мужика. Надавишь на него хорошенько… Выдать бы замуж эту дрянь и забыть, как выглядит…

Люба слышит каждое слово и, осторожно высвободившись из моих объятий, отходит в сторону. Поднимает платье, собираясь его надеть и уйти.

Фигушки, Любовь моя!

Аккуратно вынимаю шелковую тряпку из трясущихся рук. Закидываю себе на плечо.

– Мам, – сохраняя остатки терпения, замечаю в трубку. – Какого ты к ней привязалась? Займись своими делами…

– Тебе легко говорить, – причитает мать. – Отец звонил ей. Поехал следом. А она домой еще не возвращалась. Консьерж доложил, что мимо не проходила. С этой девчонкой никогда не бывает все гладко. Какая-то она проблемная…

Выдыхаю, стараясь не нахамить, и краем глаза наблюдаю за Любой. Обхватив себя обеими руками, подходит к огромному панорамному окну. Задумчиво глядит на ночные огни города. А по щекам бегут слезы.

И тут меня накрывает. Какого хрена, вообще?

– Мам, да все нормально, – убеждаю совершенно спокойным голосом. – Люба здесь. Не беспокойся…

– Где здесь? – настороженно ухает мать.

– У меня, – усмехаюсь с издевкой.

– А что она у тебя делает? Тимур, отправляй ее домой. Тебе нельзя сейчас якшаться с кем попало…

– Спокойной ночи, мам, – цежу, обнимая Любу. Утыкаюсь носом в голое плечо любовницы. – Уже поздно. Мы ложимся спать.

– Кто мы? – не унимается маман и даже икает от неожиданности. – Подожди, так это…

– Завтра обсудим, – отрезаю грубо.

– Я сейчас приду, Тимур! Это какое-то безобразие! Не дай себя опутать…

Нажимаю на кнопку отбоя и, услышав трель домофона, быстро возвращаюсь в прихожую. Отключив пиликающее устройство, набираю консьержа.

– Ко мне никого не впускать, – прошу, стараясь сохранить остатки спокойствия.

– Тут ваша мама и Андрей Палыч, – бодро сообщает тот.

– Пусть валят к себе, – отмахиваюсь я и, откинув айфон на стеклянную консоль, медленно бреду к Любе.

И в который раз наслаждаюсь увиденным. На фоне ночного города ее идеальная фигура кажется темной. Жадно зыркаю на длинные ноги и залипаю взглядом на упругих ягодицах.

– Люба, – шепчу, подходя вплотную. Тяну вниз белоснежную кружевную полоску стрингов.

– Зачем ты ей сказал? – порывисто спрашивает девчонка. – Твоя мама меня не любит.

Не любит? Мягко сказано. Ненавидит – подходит больше. Терпит, не желая ссориться с мужем.

– Пусть привыкает, – зло роняю я и, подхватив Любу на руки, тащу к бассейну.

– Я сама! Не бросай! – вопит она.

– Я тебя никогда не брошу, – выдыхаю хрипло и, поставив на ноги, легонько шлепаю по заднице. – Нужно освежиться после этой дурацкой свадьбы.

На ходу стаскиваю с себя вещи и, оставшись в костюме Адама, беру любимую за руку.

– Прыгаем. На счет три, – бросаю привычно.

И когда над моей башкой сходится водная гладь, ощущаю себя самым счастливым сукиным сыном в мире.

Глава 3

Люба

Когда я выныриваю, волосы мокрой паклей свешиваются на бок. Фыркаю, делаю глубокий вдох. И тут же словно стальная стена прибивает меня к бортику.

Тимур!

По радостному лицу сбегают капли воды. Руки врезаются мне в плечи мертвой хваткой, а крепкое колено уже разводит в сторону мои бедра.

– Ты счастлив? – уворачиваюсь, когда он тянется с поцелуем. Тимур замирает на секунду, обдумывая услышанное.

– Абсолютно, Люба! – смеется, довольный, и шепчет, проводя по моей щеке пальцами. – Я женюсь на любимой женщине. И у нас будет ребенок. Как думаешь, этого достаточно для счастья? – обжигает горячим дыханием. – Я даже не мечтал никогда. Запрещал себе думать…

– Я тоже, – киваю, глотая слезы. Подпрыгнув, обвиваю руками шею. Лепечу, сбиваясь на плач. – Ты мой? Мне и сейчас подумать страшно!

– Привыкай, – хрипло бросает он и хохочет счастливо. – Повторяй ежедневно как мантру.

Сильные руки тут же приподнимают меня, насаживая. Крепкий торс прижимает вплотную к бортику.

– Люба, – выдыхает Тимур, задавая быстрый темп. – Теперь ты моя. Навсегда!

Зажмуриваюсь, чтобы не разреветься. Принимаю любимого, подстраиваясь под его бешеный ритм. И закрыв глаза, пытаюсь остаться в реальности. Просчитываю в голове варианты. Но ни один не сходится.

Для отца я обуза. Альбина меня терпеть не может. Милана, моя единокровная сестра, сегодня вышла замуж и укатила в свадебное путешествие. Мне неоткуда ждать поддержки. Только Тимур – моя единственная опора и защита.

«Пацан сказал, пацан сделал», – приходит на ум любимая присказка Манучарова.

Да и здравый смысл предлагает не заморачиваться.

«Расслабься. Доверься Тимуру!»

Отпускаю прочь тревоги и волнения. Выгибаюсь дугой, чувствуя, как накатывает дикая эйфория.

Оргазм одновременно накрывает нас с головой. В эти моменты я остро чувствую Тимура. Ощущаю, как спадает напряжение у него в мышцах. Становится спокойным лицо, искаженное гримасой во время страсти. Хищный зверь расслабляется, лишь на минуту становясь ручным котенком. А потом снова обретает прежнюю силу.

– Пойдем в постель, ты замерзла, – бурчит Тимур, подхватывая меня покрепче. Выйдя из воды, тут же ставит на пол из черного дерева. Тянется к длинной полке, где рядками лежат свернутые полотенца. Быстро разворачивает одно и накидывает мне на плечи.

Кутаясь в теплую махровую ткань, натыкаюсь на свое отражение в зеркале. Волосы сбились в один жуткий колтун, остатки туши растеклись по щекам.

И в эту женщину влюблен великий Манучаров? Весьма сомнительно, чтобы быть правдой.

– Ложись, – шепчу я, ладошкой растирая на широкой накачанной груди Тимура капли воды. – Мне нужно помыть голову. Иначе утром придется побриться налысо, – улыбаюсь невесело.

– Только быстро, – недовольно бухтит Тимур. – Мне без тебя плохо спится.

– Постараюсь, – приподнявшись на носки, целую Тимура в губы. Тяжелая ладонь отвешивает мне легкий шлепок, придавая ускорение.

Улыбаясь, несусь в ванную. Огромная комната, выложенная черным мрамором, кажется чужой и мрачной. Даже зеркала в темноте отливают зловещими бликами, словно предрекая беду.

Вздрагивая, включаю светильники над раковиной. По комнате сразу разливается мягкий и теплый свет. Включаю еще торшер, стоящий неподалеку от мраморной ванны. И наблюдая, как из широкого никелированного крана в белоснежную емкость хлещет вода, со страхом думаю о завтрашнем дне.

Встречи с папашей и его женой вряд ли удастся избежать. Альбина привыкла переть как танк. И Тимуру ее не остановить. Небось, начнет стыдить, а отец будет смотреть стеклянным взглядом сквозь меня и не проронит ни слова.

Низкий дешевый человек.

Сажусь в ванну и, включив душ, пытаюсь тщательно намочить волосы. Раздираю пальцами липкие пряди и реву от бессилия. Сколько лет прошло, но я до сих пор не могу свыкнуться с папашиным предательством. С тем, как он лихо переступил через мою маму и на всех парах понесся к Альбине.

Говорят, внезапный развод – самое ужасное, что может случиться с человеком. Даже смерть не так страшна, честное слово!

Вот еще полчаса назад наша семья мирно ужинает на кухне. Мама, смеясь рассказывает, как прошел день. Отец жует отбивную и довольно кивает. А потом моет посуду, чмокает маму в висок и говорит как ни в чем не бывало.

– Я ухожу, Юля.

Мама сначала не понимает. Застывает около открытого холодильника с кастрюлькой в руке.

– Куда? – спрашивает, улыбаясь. – Люба уже погуляла с Тобиком…

– К Альбине, – отрывисто бросает отец и, совершенно меня не стесняясь, добавляет грубо. – Она ждет ребенка. Уже извелась вся. А ты тут сама справишься.

– Как? Почему? – вздыхает мама, оседая на пол вместе со злосчастной кастрюлькой.

– Только не начинай, – морщится отец. – Мы уже все решили…

– Кто мы? – охает она, сидя на полу в кухне. И до меня тогда не сразу доходит, что у нее отказали ноги, и она просто не может подняться.

– Я и Альбина, – презрительно бросает отец и, не взяв ничего из вещей, напоследок хлопает дверью.

Я много раз в голове прокручиваю эту сцену. Стараюсь не забыть ни малейшей детали. И каждый раз вспоминаю, как тяну маму.

– Давай, поднимайся! Пожалуйста! – плачу от бессилия.

– Ноги. Я не могу, Любочка. Позвони бабушке, пожалуйста!

Бабушка вызывает скорую, которая, разрезая сиреной засыпающий город, увозит маму прочь от меня.

– Только бы она поправилась, – реву тоненько, уткнувшись в грудь деда. Сильные рабочие руки несмело прижимают меня к себе.

– Все обойдется, Любушка, – шепчет он растерянно. Гладит по голове. Пытается отвлечь от печальных думок какой-то очередной байкой. И мне, шестилетней девчонке, от его чуть хриплого голоса и от знакомого, въевшегося под кожу запаха крепких сигарет на душе становится легче.

– Ты там уснула, что ли? – слышится от двери недовольный голос Тимура. – Сколько можно, Люба? Я тебя жду.

Вздрагиваю, словно меня застали на месте преступления. Сколько времени я так просидела? Десять минут или два часа? Трудно сказать. Смаргивая слезы, без зазрения совести пялюсь на голого Манучарова. Накачанный торс с кубиками, длинные крепкие ноги, широкая грудная клетка.

Да куда там мраморному Аполлону до моего Тима?! Если кто и похож на настоящего древнегреческого бога, так только он!

Ни минуты не сомневаясь, Тимур залезает ко мне в ванну.

– Это какие-то ритуальные омовения? – спрашивает, усмехаясь.

– Никак промыть не могу, – жалуюсь, протягивая сквозь пальцы мокрую блондинистую прядь.

– Давай помогу, – предлагает Тимур и, забрав из моих пальцев головку душа, заговорщицки шепчет. – Ты мне доверяешь?

Глава 4

Тимур

Больше всего на свете я терпеть не могу вот эту мраморную ванну на бронзовых львиных лапах. Узкая выпендрежная зараза, хоть и произведение искусства! Любе она запала в душу с первого взгляда. Аж вскрикнула, когда в каталоге увидела. Я и купил, желая порадовать.

– А как же конспирация? – вскинулась тогда моя умная девочка. – Твоя мама сразу обо всем догадается.

Да, Альбине Манучаровой трудно навесить лапши на уши. Она прекрасно знает цену такой эксклюзивной вещи, которая Любе даже со скидкой не по карману.

Вот и пришлось установить у себя. Хотя сам предпочитаю двухместное джакузи. Но в нем я хоть помещаюсь полностью! А здесь колени торчат над бортиком. А спина затекает от неудобного наклона мраморных стенок.

Но чего ни вытерпишь ради любимой. Оттащить бы ее в джакузи и там хорошенько покувыркаться. Хотя за окном ночь, и с утра навалится много дел. Поэтому пока не затекла спина, нужно промыть Любины мягкие как шелк волосы и отнести ее в постель.

О коленях я стараюсь не думать. Меня сейчас больше волнует другая, более напряженная часть тела.

Люба сидит между моих ног. Трется спиной о мою грудь и пытается руководить процессом.

– Не ерзай, – шепчу угрожающе. Зарываюсь пальцами в мыльные от шампуня пряди. Осторожно массирую голову.

– Сейчас улечу, – шумно выдыхает Люба.

– Подожди, птичка, – смеюсь я. – А то полетишь в мыле.

– Конечно, – лениво тянет она и, стащив с волос немного пены, мажет мне колени. А головой ведет по плечу. – Тебе не мешало помыться!

– Я такой грязный, Люба? – хохочу, намыливая девчонке грудь и живот. – Сейчас я кого-то помою, как маленькую!

– Нет, мужчина, – отмахиваясь от моих рук, довольно фыркает она. – Мы договаривались только на мытье головы. – Быстро отстраняется и, выскочив из ванны, на цыпочках бежит в душевую, оставляя после себя лужицы на полу.

– Не упади! – ору, подрываясь с места.

С трудом выбираюсь из мраморной пыточной и на затекших ногах бреду следом.

– Ты как старый дед хромаешь, – веселится Люба, становясь под тяжелые струи африканского душа. – Иди сюда, Тимур. Помою тебя, как малыша.

– Да что ты, девочка? – рыкаю, прижимая ее к мраморной стене. – От меня не убежишь…

– Я и не собираюсь, – Люба показывает мне язык и, обвив руками шею, а ногами – торс, зарывается пальцами в волосы. – Тиму-у-ур, мур-мур-мур, – напевает довольно.

Никто и никогда не произносит мое имя как она. Да я с ума схожу, когда слышу это мурчание. И готов просто сдохнуть от счастья.

– Какой срок? – спрашиваю, когда, вернувшись в постель, Люба укладывается поудобней в кольце моих рук.

– Восемь недель, – приподнимается она на локте.

– Спи уже, – довольно чмокаю в нос. И сам закрываю глаза.

Но сон не идет. Прислушиваюсь к дыханию Любы. Моя девочка спит после долгого дня. И боюсь пошевелиться, чтобы не разбудить. Осторожно кладу руку на живот и пытаюсь осознать новую реальность.

У нас будет ребенок. Как вообще в плоском накачанном Любином животике умудрился поселиться малыш? Какой сейчас он? С семечку или с горошинку? И как женщина ощущает, что уже не одна?

От наивных вопросов кружится голова. Улыбаюсь собственным мыслям. Представляю, как возьму на руки новорожденного сына или дочь. Как наконец-то смогу во всеуслышание назвать Любу своей…

И неожиданно вижу перед глазами разгневанную морду Рината Алимова. Дергаюсь от неожиданности и, осторожно переложив любимую, сажусь на кровати. Тру лицо, переносицу, пытаясь понять, какого хрена мне привиделась эта злая гиена. Неужели что-то пронюхал? И готовится к войне.

«Нет! Откуда? – отмахиваюсь от глупых мыслей. – Я сам только узнал. Еще никто ни о чем не догадывается!»

Закрываю глаза, пытаясь сосредоточиться. Нужно что-то решать! И побыстрее!

Осторожно поднимаюсь с кровати и, ступая босыми ногами по теплому деревянному полу, на ходу накидываю халат. Бреду в кабинет и, открыв в ноутбуке программу «Мастер Майнд», начинаю рисовать самую простейшую схемку. В центре большой квадрат – «Алимов», рядом поменьше – «Лейла». Напротив каждого пишу вопросы. Любые, которые приходят в голову. Уже к утру понимаю, как мне действовать.

Основной план прост, как труселя за рупь десять. Прийти к Алимову. Подарить крупный бриллиант каратов так на двадцать. Старик ценит хорошие камни. Повиниться, как перед родным отцом. Люди такого уровня любят, когда к ним приходят с поклоном.

А пока я буду низко кланяться и строить из себя блаженного идиота, мои безопасники накопают компромат на самого Алимова и его чудесную внучку. Меня не интересует, кого убил этот упырь. Народу в девяностые полегло немало. Но ничего не удалось доказать. Только ленивый в те годы не читал расследования журналистов-правдорубов. Но они со временем повывелись. Тон в статьях стал более благожелательный, а в текстах появились недомолвки и странные намеки. А сам Алимов в одночасье стал уважаемым человеком, примерным семьянином и лучшим предпринимателем области.

Мне же его боевое прошлое по барабану. Тут важнее знать, есть ли какие-то слабости или внебрачные дети у старого крокодила. И на это давить. Как на болячку в спарринге. Разжалобить вряд ли удастся. А вот задеть за живое скорее всего получится.

А кто не без греха?

Плюс еще Лейла! Жирный такой плюс.

Нужно выявить полный круг общения. Интересно, участвует ли она в отвязных вечеринках, больше известных как вписки? Покуривает ли втихаря травку? Кричит ли на слуг? Или страдает энурезом? Сейчас важна каждая мелочь, способная расторгнуть помолвку.

Потираю лицо, стараясь сосредоточиться на главном и, достав из сейфа ключи, иду в хранилище. Вполне вместительная комната расположилась за фальшивой панелью книжного шкафа.

Только вот о ее сосуществовании не знает никто, кроме Любы и Марата. Двое людей, которым я доверяю свои жизнь и сердце.

Глава 5

Люба

Я просыпаюсь одна в пустой постели. Укутываюсь в шелковую простыню и бреду по огромной квартире искать Тимура. Ежедневный наш ритуал. У Манучарова дикая работоспособность. Четыре часа сна ему обычно достаточно. А я люблю поспать подольше. Вот и приходится потом искать по всем комнатам.

Тимура я застаю в хранилище. Заглядываю в приоткрытую сейфовую дверь, на которой болтается другая, с книжными полками.

– Ты как Кощей, с утра над златом чахнешь? – смеясь, обнимаю сзади.

– Выбираю камешек для колечка, – весело ухмыляется Тимур, поворачиваясь ко мне. Впивается в губы сладким поцелуем. Таким долгим и томительным, что я забываю сразу обо всем.

Отодвинув в сторону плоскую коробку, отделанную черным бархатом, где в своих ложах покоятся бриллианты, Тимур подхватывает меня на руки. Сажает на стол из дерева венге. И медленно, словно со статуи, спускает с плеч простыню.

– Об этом я и мечтал, – вздыхает Тимур, становясь между моих бедер. Притягивая к себе, снова лезет целоваться. А когда раздается трель домофона, громко ругается.

– Твою мать, у этой женщины есть хоть немного такта?

Про госпожу Альбину, как я мысленно называю мачеху, можно рассказать многое. Но какой от этого толк?

– Марат? – хмурится мой любимый, вызывая личного помощника и телохранителя. – Ты уже здесь.

И получив утвердительный ответ, закрывает одну за другой обе двери.

– Мы в хранилище. Впусти мою мать и объясни ей, что мы уехали на выходные. Да! Ранним утром. Куда? А ты не знаешь! Когда эта красавица свалит, позвони. Мы выйдем. И постарайся избавиться от нее побыстрее!

– Все! – Тимур поворачивается ко мне. – Сейчас маман убедится, что нас нет дома, и отстанет.

– Не уверена, – хмыкаю, оглаживая башку любимого. Коротко стриженые волосы приятно щекочут ладони.

– Сюда она точно не ворвется, – морщится Тимур, стаскивая халат. А когда через какую-то секунду мы становимся одним целым, из головы напрочь вылетают все мысли. Там по дому шастают отец и Альбина. Марат явно в курсе, чем мы сейчас занимаемся в хранилище. Но мне абсолютно все равно. С каждым выпадом уношусь все дальше и дальше.

– Дождись меня, – рычит Тимур. – Давай вместе.

– Догоняй, – выдыхаю, запрокидывая голову. И через секунду выгибаюсь дугой, почувствовав всю силу своего мужчины. Без сил укладываюсь ему на плечо и стараюсь выровнять дыхание после любовного марафона.

– Жрать хочу, – недовольно бухтит Тимур, возвращая меня с небес на землю. – Нужно тут холодильник поставить.

– И мультиварку, – фыркаю я, слезая со стола. Завернувшись в простыню, сажусь в кожаное кресло. Тимур плюхается во второе и, положив голову на высокую спинку, задумчиво тянет.

– Может, действительно возьмем палатку и смоемся на природу. Поедем на машине Марата. Никто не догадается.

– Великий Манучаров один среди коров и деревьев? – хмыкаю я, укладывая ноги на крепкие мужские колени. – Охрана с ума сойдет, Тимур.

– Ну почему один? С тобой, Люб! Мы Марата возьмем. – весело отмахивается он и напевает себе под нос. – На улице Марата я счастлив был когда-то… А что, Люб, может, лучше в Питер махнуть? – Лениво проводит большими пальцами по моим ступням.

– Вот прямо сейчас? – уточняю, не веря. И осекаюсь, чувствуя, как мурашки бегут по телу.

– А почему нет, – довольно, будто кот, улыбается Тимур. – Там хата стоит пустая. Пошляемся по Невскому. Пожрем в том французском ресторане, который ты умоляла купить. И вернемся домой. Ты утром пойдешь на работу, а я улечу к Алимову. Будем потом вспоминать, как шатались, никого не таясь, по улицам. Залезем на колоннаду Исаакиевского.

– Это все мечты, Тим, – томно вздыхаю я, чуть приоткрыв глаза. – А на самом деле, если мы прилетим в Питер, приедем в лес или внезапно попадем на Манхеттен, то забьемся в спальню, как кролики. – Веду ногой по бедру Манучарова. Кончиком большого пальца касаюсь живота.

– И на дорогу можно не тратиться, – фыркает Тимур, понимая намек. Неожиданно потянувшись к моей ноге, целует пальцы. Облизывает один за другим и смотрит лукаво, как я ерзаю от нетерпения.

– Интересно, она там окопалась, что ли? – сердито бросает он, косясь на дверь, но не выпускает мою ногу.

– Марат, как дела? – рычит в трубку. – Дай я с ней сам поговорю.

Смотрит куда-то в потолок и, как только в динамике слышится резкий голос Альбины, спрашивает грубо.

– Мам, ну какого хрена?

– Это я тебя хочу спросить! – взрывается она. – Мы с Андреем ночь не спали. Никак понять не можем, где ты схлестнулся с этой мерзавкой? Я же всегда следила…

– Остановись, пожалуйста, – рявкает Манучаров. – Перестань говорить то, о чем потом пожалеешь…

– Это тебе нужно подумать, Тимур, – театрально вздыхает Альбина. – Приезжай быстро. Надо поговорить. Если дойдет до Алимова, нам всем не поздоровится. Думаешь, отец от хорошей жизни заключил контракт с Ринатом? Ты и так с рождения на всем готовом! Пора отвечать за богатую жизнь…

– Я? – подскакивает Тимур. – Ты ничего не перепутала, мама? – Набрав полные легкие воздуха, выдыхает шумно. – Не жди меня. Я не вернусь сегодня. Пойди, проспись.

– Как ты со мной разговариваешь? – орет Альбина. И клянусь, мне ее прекрасно слышно и без телефона.

– Ты не спала ночь, я предлагаю тебе отдохнуть, – криво усмехается Тимур. – Отдай трубку Марату, – приказывает строго. И когда верный оруженосец крякает краткое «да», просит настойчиво. – Проводи гостей, Маратик.

Забиваюсь в кресло, стараясь не расплакаться. Настроение безнадежно испорчено.

– Старею. Теряю хватку, – устало чешет Тимур затылок. – Знал же, что она припрется. И не принял никаких мер.

– Нам нужны парашюты, – невесело улыбаюсь я. – Только Альбина на порог, и мы прыгаем вниз.

– Вот ты фантазерка, – вставая, отмахивается он. Взяв коробку с бриллиантами, садится рядом. – Я тут выбирал камень для одного важного заказа, не поможешь определиться?

Внимательно гляжу на камни, разложенные в бархатных лунках.

– Сердечки и прямоугольные сразу отпадают, – деловито размышляю вслух. – Если заказчик – солидный тип, то лучше предложить ему круглые. Больше заработаем. По прайсу Рапапорта какой дороже?

– Этот, – показывает Тимур на более приплюснутый камень.

– Я опять не угадала, – тяну разочарованно. – Мне казалось, этот более ценный.

Осторожно беру в руки бриллиант такого же диаметра, но немного другой огранки. В свете люминесцентных ламп камень играет всеми цветами радуги.

– Этот на полкарата меньше, – хитро улыбается Манучаров. – Но первый слегка мутноват. И качество огранки хуже. Пожалуй, ты права. Сделала отличный выбор.

Вглядываюсь в довольное лицо Тимура. Он все заранее выбрал сам. А мне устроил маленький экзамен. Сколько вечеров мы провели здесь, разглядывая камни! Тимур не просто учит, бубня сухие факты, он сам словно бриллиант загорается от радости, стоит только коснуться излюбленной темы. А теперь, когда я немножко обтесалась в ювелирном бизнесе, иногда устраивает проверки.

– А кто будет делать? Харбинский? – интересуюсь запальчиво.

– Да, хочу поручить Леониду, – кивает Тимур и, прочитав в айфоне сообщение, велит. – Осада окончена, Люба. Медуза Горгона улетела. Надевай мой халат, и выходим.

Послушно забираю из рук Тимура махровую тряпку, доходящую мне до щиколоток. Плотно запахиваюсь, завязывая потуже поясок.

Честно говоря, при Марате, коренастом суровом мужике, я чувствую себя скованно. Никак не могу привыкнуть, что в этом доме на нем держится все хозяйство.

Хихикаю, глядя на любимого, завернувшегося в простыню, как в тогу.

– Только лаврового венка не хватает! – смеюсь беззаботно. И неожиданно замираю от нехорошего предчувствия.

– Ты чего? – настороженно смотрит на меня Тимур. – Привидение увидела?

Глава 6

Люба

Отмахиваюсь от нехорошего предчувствия. Так уже было. Моя вечно спящая интуиция просыпается за пять минут до ядерного взрыва, когда уже ничего нельзя предотвратить.

– Все в порядке, – отвожу взгляд от настороженного Манучарова. Веду ладонью по бриллиантам. Какие же они все-таки необыкновенные. Даже представить трудно, что мать-природа так расстаралась. Конечно, есть искусственные, прогретые. Но здесь, в хранилище Тимура нет ни одного дешевого камня. Каждый уникален по чистоте и огранке. Но даже красота сверкающих бриллиантов не трогает меня. Сердце ухает от тревоги. И я ничего не могу с этим поделать.

Пялюсь в спину Тимуру, открывающему хитромудрые засовы. И все пытаюсь взять себя в руки. А так хочется подскочить сзади, обнять и закричать от отчаяния.

– Не уезжай! Тим! Пожалуйста!

«Успокойся, – твердит мне здравы смысл голосом старшей сестры Кати. – Ему надо ехать. Без согласия Алимова твоя жизнь не стоит и копейки!»

Засунув руки в карманы халата, утыкаюсь носом в черную махру, все еще таящую запах любимого мужчины. И снова оказываюсь во власти паники. Умом понимаю, что за те пару дней, что Тимур будет в отъезде, ничего не случится. Но сердце сжимается от глупой тревоги. И даже в воздухе пахнет бедой.

– Что происходит? – поворачивается ко мне Тимур. – На тебе лица нет.

– Я боюсь, – признаюсь честно. Умные черные глаза словно подергивает болью. А пальцы любимого ложатся на мой подбородок, слегка приподнимая лицо.

– У нас нет другого выбора, – хмурится он. – Никто никого не грохнет. Не переживай, Любовь моя. Девяностые давно прошли. В самом лучшем варианте, примут подарок и отпустят с миром. В самом плохом, выставят счет. И я его оплачу. Нет проблем, Любушка. Одни расходы.

– Да, конечно, – киваю стараясь взять себя в руки. И тут же замечаю робко. – А твоя мама? Она уже против. Альбина не даст нам спокойно жить.

– Она сдастся, – беззаботно отмахивается Тимур. – Особой любви не гарантирую. Но лезть к нам точно не будет. Поэтому забей. Я хочу завтракать и массаж…

– Попроси Марата. Он разомнет тебе спину, – фыркаю я, выбегая из хранилища. Но не успеваю сделать и пары шагов, как попадаю в захват сильных мужских рук.

– На фиг мне Марат, дорогая! Я с утра отработал, теперь твоя очередь, – жарко шепчет мне в ухо Тимур.

Шелковая простыня, держащаяся на честном слове, начинает скользить с плеча вниз. И мы в четыре руки начинаем ее ловить. Хохочем как сумасшедшие. И снова целуемся.

А в душе бьется страх колокольным набатом.

Но Тимур прав, и я ему всецело доверяю. У нас и вправду нет другого выхода. За свое счастье придется бороться. Хотя это и не борьба даже, а искусство переговоров. А Манучаров у меня прирожденный медиатор.

– Тимур, – стучится Марат в приоткрытую дверь кабинета. – Тут такое дело…

– Что-то срочное? – морщится любимый, обнимая меня.

– Пацаны из следственного звонили. Алтуфьевские цацки выплыли…

– Мы сейчас придем, – рыкает Тимур, мрачнея.

Уже чуть позже на кухне, когда мы вдвоем усаживаемся за прозрачный стеклянный стол, уставленный оливками, помидорами и мясной нарезкой, Манучаров прихлебывает американо из высокой чашки. И кивнув Марату, облокотившемуся о дверной косяк просит.

– Рассказывай, бро. Не томи.

Марат выразительно кивает на меня. Я сижу к нему спиной. И он даже не задумывается, что мне его видно в отражении горки.

– При Любе можно, – кивает Тимур и добавляет самодовольно. – Как только я расторгну помолвку с Алимовой, мы поженимся. Поэтому, можешь базарить в открытую.

Повернувшись, замечаю, как у флегматичного обычно Мурата отвисает челюсть. Но он быстро возвращает ее на место.

– Пацаны говорят, – начинает он, откашлявшись, – что вроде нашлось кое-что по мелочи из коллекции Павла Афанасьевича.

– Что именно? – серьезно бросает любимый и даже перестает есть.

– Кулоны, кольца, – пожимает плечами Марат.

– Какие камни? – снова уточняет Тимур, закидывая в рот оливку.

– Рубины вроде, – вздыхает Марат.

– Рубины или шпинель? – хмурится Манучаров.

– Откуда я знаю, – морщит нос помощник. – Я в таких тонкостях не разбираюсь.

– Цена разная, – вздыхает Тимур и снова принимается за еду. Любимый прав и в отличие от Марата я знаю, как отличить один камень от другого.

Профессионалы называют рубин королем драгоценных камней, а шпинель прозвали великой самозванкой. И если рубин играет гранями и светится, то цвет шпинели остается неизменным. Камень красивый. Драгоценный. Но в разы дешевле рубина. Вот только неспециалисту на первый взгляд отличить трудно.

– Следаки тебя в понедельник ждут, – бесстрастно сообщает Марат. – У тебя вроде никаких важных дел не намечено. Я по планингу сверился.

– Я к Алимову поехать хотел, – ощерившись бросает Тимур. Трет лоб, пытаясь выкрутиться из создавшейся ситуации. – Попробуй отменить, Марат.

Поднимается из-за стола, с шумом отодвигая стул. Внимательно смотрит на Марата, потом на меня.

– Я буду в спальне, Люба.

– Бро, прости, я не знал, – бросает вслед помощник. А я, поспешно отхлебнув латте из высокого стакана, несусь следом.

Тимур останавливается. Схватив за руку, притягивает меня к себе. Привычно целует в темечко. И сморщившись словно от боли, бросает нехотя помощнику.

– Ты все сделал правильно. Просто получилась накладка. Постарайся избавить меня от этой канители. Хотя бы на время. Вернусь из Дубая, посотрудничаем. Спецов дам для экспертизы. Сам знаешь, лучшие геммологи только у нас.

– Сейчас попробую все откатить, – коротко кивает Марат. И взяв с холодильника сотовый, уходит в свой маленький кабинетик.

Естественно, у Манучарова полно секретарей и референтов. Длинноногие красивые девушки занимаются рутинной работой и украшают собой офис. А настоящий помощник у Тимура один. Всецело в курсе всех дел шефа только Марат. И немножко я.

Глава 7

Тимур

Вернувшись в спальню, со всего размаху плюхаюсь на кровать. Моя маленькая лиса мостится рядом. Укладывает голову мне на грудь. Ногу закидывает на бедро.

– Драгоценности Алтуфьева… Это как-то связано с гибелью твоего отца.

– Да, – киваю скупо. А в душе радуюсь, что Любе ничего не нужно объяснять. Она и так член семьи и в курсе основных вех жизни Манучаровых.

– Паша Алтуфьев – второй учредитель компании, был женат на Марине, маминой сестре. «Алмаз» изначально развивался как семейный бизнес, Любушка.

– Там что-то было с заказом, насколько я помню, – вздыхает она. – Отец с Альбиной при мне обсуждали.

– Алтуфьев где-то раздобыл заказ на целый гарнитур. Серьги, подвески, браслеты, корона какая-то дурацкая… Все с рубинами. Отец воспротивился категорически. Кажется, он навел справки о заказчике и посоветовал отказаться. Но Паша уже взял аванс. Пришлось впрягаться. До сих пор непонятно, на каком этапе подменили камни. Отправили клиенту рубины, а он получил шпинель. Решил, что его обманули. Разбираться не стал. Грохнул всех разом.

– Взорвал офис?

– Кабинет отца, – морщусь, словно от боли. Из всех щелей лезут воспоминания. Факты, детали, о которых я предпочел бы забыть.

Мама, лежащая пластом. Врачи, дежурящие сутками. И мой потаенный страх, что останусь сиротой в свои четырнадцать.

Это потом уже через пару лет мать сойдется с Андреем. Быстро забеременеет и родит Миланку. Но первые полгода после папиной смерти она была похожа на приведение.

Мама! Еперный театр! Как бы следаки не добрались до нее. Опять начнется эта мышиная возня. Недомолвки, намеки. Снова вылезет какая-нибудь байда, а истинного убийцу так и не найдут. Да и хрен его сыщешь спустя двадцать три года!

Потянувшись, беру с тумбочки сотовый. Звоню матери. Лучше принять меры сразу, чем ждать, когда снова откроется ящик Пандоры и нас всех накроет его содержимым.

– Не хочу с тобой разговаривать! – капризно заявляет маман. – Ты – хам, Тимур! Отец в домовине переворачивается.

«Папу хоронили в закрытом гробу. И то благодаря экспертам удалось отделить останки от двух других жертв, – некстати вспоминаю я. – И там точно переворачиваться нечему», – морщусь от черного неуместного юморка.

Но с матерью так пошутить я себе не позволю. Сколько бы лет ни прошло, старая рана до сих пор саднит и кровоточит. Мои родители любили друг друга. Парочка однолюбов. Сэм обожал Альбину. А она души в нем не чаяла.

– Мам, – обрываю я заполошные крики. – Мы с Любой сейчас к вам придем на кофе. Там же торт остался свадебный. Я ни кусочка не съел.

– Как же так, Тимочка! – причитает она. – Вроде бы всем разносили по кусочку. А ты еще выкупил один за тридцатку.

– Так часто бывает, купишь и хрен воспользуешься. Кто-то сожрал! – вздыхаю я, пытаясь удержать рядом строптивую Любу. Девчонка смотрит на меня возмущенно и все норовит смыться. Приходится усилить захват.

– Конечно, торт остался, сыночек, – ласково уверяет меня мама и тут же настороженно спрашивает. – Ты сказал – с Любой? Видеть не хочу эту мерзавку! Втравила нас в историю…

– Нашлись Пашины цацки, мам, – выдаю я истинную причину встречи. – Нужно поговорить. Люба как член семьи и эксперт компании должна присутствовать. Времени мало, а я не собираюсь повторять одно и то же по несколько раз.

– Ну, приходите, – сквозь зубы соглашается мама и отбивает звонок.

– Я не пойду к ней! – возмущенно заявляет любимая. – Эта злыдня меня отравит.

– Сейчас хороший повод помириться, Любовь моя. От Альбины хрен куда денешься. Лучше дружить с ней, чем ссориться. Она же голову вынесет… Одевайся. Пойдем. Разговор предстоит серьезный.

– Ты думаешь, нам грозит опасность? – распахивает и без того огромные глазищи Люба.

«Ага! Если я тебе все расскажу, ты ночей спать не будешь, – усмехаюсь мысленно. – Да ну на фиг – пугать беременную жену! А вот дать усеченную информацию, чтоб вела себя осторожно, не помешает».

– До сих пор неясно, кто стоит за гибелью отца и Алтуфьевых. Непонятно, кто поставил бомбу. Метили в отца и в Павла. А заодно попала и Марина. Темная история, Любушка.

Обняв девчонку, покрепче прижимаю к себе. Слышу, как стучит сердце любимой, как замирает дыхание.

– Приставлю к тебе охрану, – рычу я и добавляю сердито. – Не спорь.

– Хорошо, – неожиданно соглашается она. – Как скажешь, Тимур-мур-мур… Только идти к родакам я не хочу. Избавь меня от этой повинности.

– Люба, пожалуйста, – хрипло прошу я, зарываясь пальцами в блондинистую гриву волос. – Мне самому неохота. Но поверь, лучшего способа настоять на своем у нас не представится.

Целую лоб, глаза, щеки. Жадно веду ладонями по спине, сминая пальцами упругие ягодицы.

Любин нос утыкается в меня где-то в районе ключицы. Ее губы скользят где попало, а руки уверенно заныривают под майку.

– Она меня не любит, – ноет моя ненаглядная.

– Ну и не надо, – фыркаю я. – Главное, тебя люблю я.

– И я тебя, – хнычет Люба. – Но идти никуда не хочу.

– Мать воспримет твой отказ как смертельную обиду. Поэтому пять минут на сборы.

– Я не успею, Тимур! – возмущенно вопит девчонка.

– Хорошо, – тут же соглашаюсь я, вставая вместе с Любой. – Тогда десять! Время пошло!

Мы вваливаемся к матери и Андрею минут через сорок. Сразу считываю напряженную атмосферу. Мать явно не в духе, Андрей насуплен.

А еще чувствую панику, витающую в воздухе. Дикую, почти животную, она точно ощущается в родительском пентхаусе.

Не осуждаю мать. Не имею права. Напротив, отлично понимаю ее. Она до сих пор боится за меня и Милану. Война, объявленная много лет назад, еще не окончена. И самое ужасное, мы до сих пор не знаем, кто ее начал.

Глава 8

Люба

– Ты специально залетела? – набрасывается на меня Альбина, стоит мне только войти в квартиру.

Сталкиваюсь с гневным взглядом мачехи и презрительным – отца. И как обычно тушуюсь. Даже рот приоткрываю от растерянности. С Альбиной всегда так. Не умею ставить ее на место.

– Мама, прекрати, – рычит сзади Тимур. – Специально или нет, это тебя не касается.

– Что значит, не касается?! – взрывается, не скрывая гнева Альбина. – Как давно продолжается это безобразие? Тимур, ты что, не осознаешь всех рисков? Алимов с тебя шкуру снимет. А эта как всегда выйдет сухой из воды.

– Мама, – угрожающе предупреждает Манучаров. Демонстративно обнимает меня. Целует в висок. – Это не твои проблемы и не тебе их расхлебывать. Лучше сосредоточься на главном. Меня сейчас интересуют все подробности злосчастного заказа. Андрей, тебя тоже касается. Может, что-то вспомнишь?

Не разжимая объятий, он плюхается на диван, увлекая меня за собой. Строго глядит на моего отца, не давая тому соскочить с темы.

– Я тогда только устроился на работу, Тим, – по- бабьи вздыхает папаша. Трясет жирным подбородком. Что-то пережевывает губами. – Все потом узнал от Алечки.

«Алечка! – передразниваю мысленно и добавляю в сердцах. – Чтоб ты скисла, милая!»

Став самостоятельной, я перестала бояться мачеху. Давно не жду ее одобрения. Зато все детство тряслась как осиновый лист. Нет, она не била меня. Но хорошо знала, как ранить словом осиротевшего испуганного ребенка.

От одного ее «придется вернуть тебя обратно в детдом» у меня темнело в глазах. Я старалась забиться в угол. Боялась, что найдут и обязательно отправят обратно. Хотела угодить и понравиться мачехе. Нескладным своим умишком понимала, что только благодаря ей, отец забрал меня из ада детского дома, куда я угодила после смерти мамы.

– Давайте перейдем к делу, – грозно бросает Тимур. Он сейчас напряжен и очень похож хищника.

Альбина театрально вздыхает. Обеими руками обнимает себя. Смотрит на сына печально.

– Расстроил ты меня, сынок, – замечает печально.

Даже в горести эта женщина идеальна. Короткие волосы тщательно уложены. На лицо нанесен легкий мэйк-ап а ля «натурель». Никакого второго подбородка или целлюлита. Альбина Манучарова всегда свежа, подтянута и красива. Но как по мне, от нее за версту веет кладбищенским холодом.

– Мам, я не в первом классе. Люба тоже. Оставь свои оценки при себе, – раздраженно роняет Тимур. Берет меня за руку и добавляет с улыбкой. – Просто смирись.

– Не могу, – мотает головой Альбина. – Я категорически против…

– Я не спрашивал твоего мнения, – гневно отрезает Тимур. – Или мы сейчас вырабатываем одну линию поведения и минимизируем потенциальные потери от следственных действий. Или каждый сам за себя. Только потом не срывай меня с постели и не умоляй помочь.

– Ты думаешь…

– Я уверен, что в банк и в «Алмаз» придут с обысками. И понятия не имею, почему спустя двадцать три года дело снова вернули в производство.

– Есть же какой-то срок давности, – подает голос отец.

– Мне кажется, ты специально это придумал, чтобы сбавить градус скандала. Нажил ребенка от Любки и теперь пытаешься выкрутиться.

– Хорошо, – ощерившись, бросает Тимур. – Я вечером схожу в СК и сразу улечу в Дубай к Алимову. И вот тогда, дорогая мама, ты будешь выпутываться сама. Поняла?

– Погоди, – останавливает она сына. – Это правда? Дело вернули на дорасследование? Видимо, нашлись настоящие рубины…

Мать переводит обалделый взгляд на мужа. И тот подскочив, сейчас же подбегает к ней.

«Послушный мальчик», – чуть не ляпаю я. Но вовремя прикусываю язык.

– Когда ты перестаешь копошиться в чужих трусах, то делаешь потрясающие выводы, – криво усмехается Тимур и повторяет раздраженно. – Есть ли что-то, о чем я не знаю?

– Понятия не имею, – побледнев вздыхает Альбина. Сверлит меня сумрачным взглядом. Если бы не Тимур, держащий меня за руку, вцепилась бы мне в волосы и выволокла б за дверь. Но при сыне старается сдерживаться.

– Сдается мне, – Тимур берет мою ладошку в свои. Гладит задумчиво и словно не замечает злых взглядов матери. – Должен быть еще один комплект украшений.

– Почему ты так думаешь? – заполошно охает Альбина.

– Слишком мало времени было у злоумышленников. Осторожно достать рубины и на их место вставить точно так же ограненную шпинель – процесс долгий даже для профессионала. А вот подменить комплекты мог кто угодно. Делов на пять секунд. Вот поэтому я спрашиваю, дорогие мои, кто мог осуществить эту затею? У кого был доступ к клише и к формам?

– Обычно все заготовки хранились у Сэма, – вспоминает вслух мачеха. – Твой отец не доверял никому. Боялся, кабы кто втихаря не левачил. Очень дорожил нашим торговым знаком. Помню незадолго до этого случился скандал, когда он уволил мастера. Тот поставил мутный бриллиант. Хотя в условиях была прописана определенная чистота…

– Наверное, это к делу не относится, – мягко замечает отец.

– Почему же? – жестко перебивает его Тимур. – Сейчас все имеет значение. Вполне возможно у нас до сих пор окопался крот Левина. Или кто там за ним стоит…

– Левин был ширмой, – шумно вздыхает Альбина. – Я тебе сто раз говорила, он действовал от своего имени, но в интересах какого-то таинственного клиента.

– Сейчас трудно вспомнить вчерашний день, а события двадцатилетней давности тем более…

– За себя говори, – гневно бросает Альбина. Подскакивает с места. Нервно закуривает тонкую пахитоску. Но не успевает затянуться.

– Потуши сигарету. Сейчас же! – рявкает не сдержавшись Тимур. – И пожалуйста, больше не кури при моей жене.

– Ох, Тимур! – с укоризной смотрит на него мать. Но притушив еще не начатую сигарету, поспешно открывает окно. И снова испепеляет меня негодующим взглядом.

– Ты действительно поедешь к Алимову? – изумленно спрашивает, возвращаясь обратно. – Ты бы подумал, сынок. Нам без его помощи придется тяжело. Если еще и он против нас восстанет…

– Моя поездка не обсуждается, – раздраженно морщится Тимур. – Алимову я все возмещу. Не проблема!

– Ты из-за Любки совсем умом поехал! – подскакивает Альбина. – Вспомни пункт о штрафных санкциях! Нас без штанов оставить хочешь?

– Мам, – устало тянет Тимур, наблюдая за вышагивающей по гостиной матерью. – Ну не лезь ты ко мне. Сам справлюсь. Неси лучше торт, а?

– Торт? – ошалело повторяет Альбина за сыном. – Торт?

– Ну хоть пожрем напоследок. А то потом будем просить милостыню. Я у Троицкого собора, а ты- у синагоги.

Глава 9

Тимур

Мама гневно топает ногой и с видом обиженной королевы выходит из комнаты.

– Зря ты так, Тим, – печально встревает Андрей. Будто я его спрашивал.

– Люба-а! Помоги мне! – доносится из кухни требовательный голос.

– Попроси Андрея! – рявкаю как можно громче и, схватив Любу за руку, тащу на террасу.

– Ты сегодня прям в ударе, – фыркает она. – Всех по местам определил.

Не договаривает старую присказку «а отвечать мне!».

– Их если не построить, начнут лезть и советы давать. А меня это бесит, сама знаешь, – устало вздыхаю я и, притянув Любу к себе, тихо шепчу. – Не хочу расставаться… Даже на один день…

– Возьми меня с собой в Дубай, – подмигивая, предлагает хитрая лиса. Обнимает за талию обеими руками. Прижимается всем телом.

– Обойдешься, – досадливо морщусь я. – Это не обычные переговоры. Не желаю давать Алимову лишние козыри. У меня их и так мало. Оставайся здесь на хозяйстве. Я смотаюсь быстро. И сразу в ЗАГС.

– Ты все уже распланировал, – мяукает еле слышно она. – Вот только наши родители против.

Когда бы меня это интересовало! Я прям закашливаюсь от негодования. Никому не позволено лезть в мою личную жизнь. И моя мать это знает. Поэтому поостережется.

– Это их проблемы, малыш, я никого уговаривать не собираюсь. Пусть принимают реальность такой, как она есть, – выдыхаю, справившись с яростью.

Обняв тонкие плечики, накрываю Любины губы своими. Вторгаюсь языком в нежный ротик. Веду ладонью по спине и, забывшись, пытаюсь расстегнуть платье.

– Ты что, сдурел? – яростно зыркает она. – Альбина вон все глаза проглядела.

Обернувшись, замечаю, как на кухонном окне, расположенном в дальнем углу террасы, криво топорщатся жалюзи.

Мама или Андрей? Да какая разница!

– Пойдем, – тяну девчонку за угол. – Тут нам никто не помешает.

– Давай поваляемся, – показываю на круглое ротанговое кресло.

– Ты с ума сошел. Она нас прибьет…

– Нет, – дурашливо кривляюсь я. – Моя мать должна понять, как сильно я люблю тебя.

– Ей наплевать на чувства других, – грустно бормочет Люба. Глаза любимой лишь на секунду заволакивает печалью.

Моя милая права. Маман считается только с собственными желаниями и интересами.

– На время командировки нужно отправить тебя куда-нибудь в тихое место, – шепчу, утыкаясь носом в висок.

– Не хочу! Никто не знает, кто отец ребенка, – яростно шепчет Люба. – Наоборот, если ты меня спрячешь, Алимов обо всем догадается. Ты думаешь, на свадьбе не было его шпионов?

– Шутишь, что ли! – криво усмехаюсь я. – Мы специально приглашали представителей семьи. Был старший сын Рината с женой и детьми.

– Странно, почему не приехала твоя милая? – поднимает на меня наивные глаза Люба, в которых пляшут развеселые черти.

– Не начинай, а? – негодующе отмахиваюсь я. – Не приехала, и слава богу! Мне ее тут только не хватало…

– Тимур, Люба, – зовет, не выходя из-за угла, Андрей. – Все готово. Идите.

Взявшись за руки, возвращаемся в гостиную, где уже накрыт стол к чаю. Расставлены тарелки с мясной и рыбной нарезкой. На фарфоровых этажерках высятся фрукты и десерты.

Мать даже повседневную трапезу умеет обставить как банкет.

– Поступим так, – вздыхаю, наблюдая, как мать разливает чай в расписные японские чашки. – Мам, ты контролируешь финансы, Андрей в мое отсутствие – «Алмаз». Если следствию понадобится помощь, предоставишь лучших спецов. Желательно тех, кто не работал при отце и Паше… Того же Харбинского. Можно Любу.

«Тебя бы, моя любовь, лучше спрятать, пока я не порешаю с Ринатом», – думаю я, выхватывая с тарелки тонкий мясной ломтик и отправляя его в рот. Но Люба права! Наверняка Алимову уже донесли. Ему все доносят, будь он неладен! И спрятав Любу, подставлю ее под удар.

“Лучше прятать на виду”, – вспоминаю я давнюю присказку отца.

Поэтому лучше не делать лишних движений. Не наводить панику. А просто оставить рядом надежного человека. Того же Марата… Глядишь, и пронесет.

– Со свадьбы приволокли? – хмыкаю я, кивком головы указывая на заставленный закусками стол. И добавляю с гадкой ухмылкой. – Вот интересно, какой уровень дохода избавит наших граждан от обязанности забирать оставшуюся жратву из ресторана?

– Тимур! – негодующе пыхтит маман. – Все, что осталось после банкета, официантки сложили и передали нам. Я по столам не шарилась…

– Прости, – улыбаюсь повинно. И сам себя корю за несдержанность.

– Вы лучше скажите, как Милана узнала? Ты ее подговорила, Люба? – строго интересуется мать, но уже не пышет гневом. По привычке пытается построить падчерицу.

Накал спадает. Глядишь, скоро начнет скупать во всех магазинах Европы детские вещи.

– Случайно столкнулись в клинике. Мы с Катей прощались в холле. А Милана с Ильей входили. Она увидела у меня в руках снимок УЗИ и догадалась, – виновато оправдывается Люба. Личико сразу становится страдальческим и грустным.

Ах, пожалейте меня, бедную родственницу!

– Миланке нужно подарок отправить, – перебиваю я исповедь «сиротки». – Молодец, девчонка! Что там она хотела, мам?

Мать выглядит обескураженной. Видимо, собиралась отчитать любимую дочку за неуместную выходку. А тут я с подарками…

Но ссориться со мной она не будет. Но и великой любовью к Любе не воспылает.

– Молодец, систер! – продолжаю я как ни в чем не бывало и, заметив хмурые лица сладкой парочки, добавляю весело. – Вы почему приуныли, мои дорогие? Радоваться должны. Ваш первый общий внук на подходе. Или внучка. Подумайте об этом на досуге. И постарайтесь свыкнуться с этой мыслью.

– Ты невозможен, Тимур, – растерянно шипит мать.

Но мне плевать! Пусть Андрея своего стращает. А вот Люба вздрагивает. Видимо боится по привычке.

Злая мачеха, блин!

Неожиданно вспоминаю, когда впервые увидел Любу впервые. Остался после какого-то праздника в старом родительском доме. Поздно вечером забрел на кухню пожрать. А там девчонка в одной ночнушке.

Естественно, дочка Андрея и раньше попадалась мне на глаза. Но тогда, семь лет назад, я изумился преображению. Маленький перепуганный воробей куда-то исчез. А вместо него появилась аппетитная телочка. С узкой талией, высокой грудью и длинными ногами. Нет, не гламурная чика с перекроенной физиономией и силиконовыми сиськами, а настоящая красавица.

Глава 10

Люба

– Ты общаешься с Катериной? – хмуро роняет отец, стоит Тимуру выйти из комнаты.

– Мы – родные сестры, – напоминаю я всем известную истину.

– Пусть она мне позвонит, – велит он.

А Альбина смотрит на меня с укором.

– Ваша Катя совсем с катушек слетела? Устроила Андрею глупый бойкот. Он вообще-то ваш отец. И я требую уважительного к нему отношения.

"Ага, сейчас! – огрызаюсь мысленно. – После всех папиных выходок Катя с ним не желает общаться. Зовет трусом и подлецом. А на улице как-то прошла мимо. Отец долго возмущался. Сначала угрожал, потом пытался задобрить. Но Катя осталась непробиваема.

Другое дело, я. Манучаровы выучили меня. Дали профессию. Конечно, как только мне исполнилось восемнадцать, я могла бы уйти. Но смалодушничала. Из-за Тимура. Все ждала, когда обратит внимание. И ни разу не пожалела.

– Я передам, – вру безбожно.

Моя старшая сестра категорически против общения с отцом. Именно его она обвиняет в смерти мамы и во всех последующих бедах.

Я плохо помню тот период. Да и кто бы делился с маленькой девочкой подробностями?

А вот Кате пришлось бросить учебу в Москве и на пару лет забить болт на образование.

Маленький сосудик в маминой голове оказался тем слабым звеном, которое обрушило слаженную жизнь нашей семьи после ухода отца.

И страшное слово "кома" ненадолго поселилось в нашем доме. На смену ему пришли смерть и похороны. Сначала мамы. А следом ушел дед и слегла бабушка. Катя разрывалась на части, пытаясь хоть как-то выправить ситуацию.

Собирала меня в школу, кормила с ложечки бабушку, ставила ей уколы и капельницы, а вечерами работала санитаркой. Нам все казалось, вот-вот жизнь наладится. Не может быть все время плохо. Вот только вмешались какие-то добрые соседи, написавшие донос в ювеналку. Пришли грубые тетки в строгих костюмах и увели меня в детский дом.

Сестра приняла этот бой. Но силы изначально оказались не равны. Да и кто позволит восемнадцатилетней девчонке стать опекуном?

Но даже проиграв в органах опеки, Катя не думала сдаваться. Она пошла к отцу в офис и прилюдно потребовала забрать меня к себе.

– У меня друг-журналист, – заявила, встав в дверях. – И если у тебя нет даже зачатков совести, то пусть об этом узнает весь город! Забери и отдай мне, – поставила ультиматум.

– Даже не надейся, – прошипел отец. И Катя, как она мне рассказывала, решила действовать другим путем. Оформить краткосрочный патронат. Тогда бы я могла гостить в родной семье.

Бред, конечно! Даже звучит по-идиотски. Но для меня тогда это был единственный выход. Поэтому, когда в один из серых дождливых будней за мной приехал отец, я глазам своим не поверила.

– Собирайся, – сказала мне воспитательница. Толстая равнодушная Марья Николаевна.

– Я не хочу к нему, – заплакала я.

– Твое дело телячье, девочка, – вздохнула она, помогая мне сложить в рюкзачок мой нехитрый скарб.

Катя еще какое-то время встречала меня после школы. Мы с ней бродили по улицам и обедали в кафешке. Но это продолжалось недолго. Бабушка умерла и сестра решила вернуться в Москву.

– Пойми, единственный шанс, чтобы нам с тобой жить достойно, это получить высшее образование. Люди без него обречены. Везде в мире идет разделение… Ты должна поступить в универ. Попробуй не обращать внимания на отца и его примадонну. Учись, слышишь!

Легко сказать!

Даже сама не помню сколько я проревела в тот день. С отъездом сестры я теряю еще одного близкого человека.

А Катино «не обращай внимания» еще долго кажется мне насмешкой.

Для отца я не существую. Для Альбины тем более. Единственный человек, кто разговаривает со мной это экономка Люда. Да еще Тимур.

Странно, но взрослый парень всерьез отнесся к моим бедам. Первый раз он натыкается на меня в саду. Я сижу на лавке и реву из-за двойки по геометрии.

– Тебя моя мать отругала? – мягко спрашивает Тимур и к моему немалому удивлению садится рядом.

– Альбине наплевать на мои оценки, – вздохнув, жалуюсь я. – Она говорит, что я тупая и мне одна дорога на рынок торговать петрушкой.

– А ты? – улыбается любимчик мачехи.

– Хочу поступить в университет, – бубню, свесив голову.

– И кем же ты хочешь стать?

– Врачом, как сестра. Буду спасать людей.

– А с геометрией что? – внимательно смотрит на меня Тимур. – Ты правила читала?

– Конечно! – возмущенно вскидываюсь я. – Я их наизусть выучила! Но понять не могу.

– Может, моя мать права? – весело интересуется Тимур.

Он красив и кажется мне божеством. Черные волосы откинуты назад. Белая майка обтягивает широкие плечи, а бледно-голубые джинсы плотно сидят на бедрах. Такие взрослые парни не болтают с бедными родственницами. И уж тем более, не знают геометрию.

– Дай определение окружности, – просит Тимур, но в его голосе явно чувствуются начальственные нотки.

– Окружность – это множество всех точек на плоскости, находящихся на одинаковом расстоянии от данной точки, – тараторю как пулемет.

– Ты представляешь, о чем говоришь? – серьезно спрашивает он. А я удрученно мотаю головой.

– Ни одного слова не понимаю.

– Вот смотри, – Тимур садится на корточки и, взяв какую-то палочку, рисует на розовой торсе, рассыпанной по дорожкам. Крепкие пальцы рисуют точку. А затем на отдалении от нее вторую. И еще одну. – Вот оно. Множество точек на равном расстоянии… Теперь поняла. Ничего не надо зубрить, Люба, – поучает меня. А я изумленно смотрю на красавца-полубога. Уиии! Оказывается, он знает, как меня зовут.

Все подробности той нашей первой беседы я до сих пор помню наизусть. Сколько раз прокручивала их в голове. Но с того самого дня жизнь в Манучаровском доме приобретает для меня особый смысл. Я живу только, когда Тимур приезжает домой. Когда слышу его голос или вижу в окно.

Конечно, такие мужчины явно созданы для гламурных богатых женщин. Я же любуюсь издалека, твердо зная, что наши пути никогда не пересекутся.

Глава 11

Тимур

По дороге домой кошусь на притихшую Любу.

– Что они тебе сказали? – не выдерживаю в лифте.

– Ничего, – мотает она головой. – Просто вспомнила, как только приехала к отцу. И ты мне объяснял азы геометрии.

– А-а-а, – тяну задумчиво. – А помнишь как я тебе сережки из Лондона привез?

– Никогда не забуду, – печально смеется Люба. – Альбина трясла меня как тузик грелку. Все пыталась узнать, откуда серьги. Пришлось соврать про Катин подарок.

– И мама поверила, – усмехаюсь криво. – Но они стоили копейки… И в глазах моей матери выглядели барахлом.

– Зато для меня до сих пор главная драгоценность, – будто ежик недовольно фыркает Люба. И как только открываются двери лифта, первая входит в пентхаус.

– Обедать будете? – интересуется Марат, появляясь в холле. – Приходила Ольга Николаевна. Сварила солянку и нажарила отбивных.

– Любу покорми, – велю я, не обращая внимания на недовольные трепыхания девчонки. – А я к следакам погнал. Дождись меня здесь, – прошу напоследок любимую.

– Пойду к себе. Мне хочется полежать, – не соглашается она. – Ты приедешь, спустись за мной.

Тянется на носочках, чмокает меня в губы и быстрым шагом направляется к потайной дверце, спрятанной среди натертых до блеска зеркал.

«И замужем, и дома», – мысленно фыркаю я. Решительно прохожу в кабинет и, взяв черный кожаный портфель, возвращаюсь к лифту.

– Я с тобой? – напрягается Марат, выходя следом.

– Да, – киваю задумавшись. Если за рулем будет мой помощник, я могу поработать дорогой.

До Следственного Комитета ехать минут сорок, если без пробок. Как раз есть время взбодрить подчиненных.

– Срочно нужны сведения о самых старых сотрудниках «Алмаза», – пишу я сообщение директору компании.

И зайдя в базу, нахожу в картотеке тот самый злосчастный заказ. Разглядываю отсканированные фотки силиконовых форм. И в который раз пытаюсь свыкнуться со страшной мыслью – из-за каких-то гребанных камней грохнули моих близких.

Это невозможно, твою мать! Сколько бы лет не прошло!

Только глупцы верят в исцеляющую силу времени. Только они твердят о том, что все происходит к лучшему. Дикая ересь! Отца не вернуть, родственников тоже. И по большому счету мне по фиг, кто с кем сводил счеты.

Люди погибли, а камни исчезли в неизвестном направлении. Рубины кто-то присвоил сразу, а шпинель прислали вместе с заключением независимой экспертизы за несколько дней до взрыва.

У Левина, который числился официальным клиентом, духу бы не хватило на подобную месть. Но настоящего заказчика так и не смогли.

Прикрываю глаза, стараясь сосредоточиться. Что хотят от меня силовики? И какие камни все-таки удалось обнаружить? Рубины или шпинель?

«Великая самозванка» пару раз уже вылезала. Давным-давно при облаве нашлась сережка, потом – кольцо. Но были ли эти изделия из той самой коллекции? Или их кто-то продублировал, решив заработать, до сих пор осталось загадкой.

В маленьком кабинете, больше похожим на кладовку, меня уже поджидает усталый майор.

– Тимур Семенович, – бубнит солидно. – Нам потребуется ваше содействие.

– Чем могу, как говорится, – улыбаюсь светски, в глубине души ненавидя майора, его служебное рвение и дурацкий пакет с вещдоками, где унылой змейкой болтается браслет.

Вся эта суета отвлекает меня от Любы. Не дает сосредоточиться на самом главном.

На разговоре с Алимовым, блин!

«Еще подарок надо найти для старого крокодила, – морщусь мысленно. И тут же вспоминаю, как сегодня утром Люба выбирала брюллик для собственного помолвочного кольца. Нужно успеть отдать его в работу до отъезда.

– Браслет был изготовлен вашей компанией? – серьезно интересуется следователь.

– Лейбл очень похож, – отвечаю уклончиво. – Но шпинель, – достав лупу, вглядываюсь в каждую грань камня, – по нашим документам не проходила. А это означает лишь одно. Оттиск «Алмаза» поддельный. Но в любом случае, подтвердить или опровергнуть мои слова может только экспертиза.

– Подъеду к вам в понедельник? – то ли спрашивает, то ли утверждает майор. Вытирает носовым потную лысину, а затем и мясистую морду.

Жара так донимает? Или сильно нервничает?

Отмахиваюсь от глупых мыслей. Тут бы со своими проблемами разобраться!

«Нужно до отъезда наколупать дезу на Лейлу, – думаю лениво пялясь на дурацкий браслет.

Красивая вещица и наверняка ее делал Паша. Чувствуется его рука. Отец любил в изделиях легкое, незаметное глазу, несовершенство, когда идеальный камень вставлен в чуть неправильный круг.

– Так лучше чувствуется ручная работа, – учил он меня, недоумка.

Паша же любил идеальную форму, но иногда мог вставить в нее не самое лучшее содержимое. Какой-нибудь мутный камень или с изъяном. Они даже из-за этого ругались. В день гибели особенно. А тетка заехала их помирить…

А рассудили спор уже в небесной канцелярии, – усмехаюсь криво, и глянув сначала на часы, а потом на печатающего что-то майора, роняю негромко.

– Я сегодня улетаю в командировку. Надеюсь следственные действия продолжатся без меня.

– Конечно, – устало кивает майор. Пыхтит как чайник. – На экспертизу к кому подъехать?

– Елецкая Любовь Андреевна, – выдыхаю на автомате. – Я предупрежу.

– А это? – внимательно смотрит на меня служивый.

– Моя сводная сестра, – добавляю поспешно. – Отличный специалист. Я ей полностью доверяю.

Говорю о Любе и который раз понимаю, как же тяжело мне с ней расставаться. На час или пару дней. Как вообще я собирался женившись на Лейле, вычеркнуть Любу из дальнейшей жизни? Почему поверил в такую возможность?

Быстро подписываю протоколы допроса и перескакивая через старые мраморные ступеньки бывшего дома купца Афонина, несусь домой. Радуюсь, словно школьник сорвавшийся с уроков. Еще какие-то полчаса и Люба снова окажется в моих объятиях.

А спустившись по узкой винтовой лестнице, в соседнюю квартиру нахожу заплаканную девчонку. Свернувшись калачиком, она лежит на диване. А рядом на журнальном столике валяется открытой знакомая бирюзовая коробка. Узнаю ее с ходу. Те самые серьги, что я прислал девчонке из Лондона, покоятся в своих гнездах.

Жемчужинка и звездочка, болтающиеся на разных концах тонкой цепочки, продернутой сквозь обсыпанную стразиками дугу.

Помню как бродил перед Новым годом по Оксофорд-стрит, выискивая подарки для матери и Миланки, и неожиданно у Тиффани наткнулся на эту незамысловатую милоту. И почему-то сразу подумал о дочери Андрея. Ей уж точно никто подарков не делает.

– Какие же они все-таки красивые! – шепчет моя любимая, кивая на открытую коробку. Приподнимаясь на локте, всхлипывает печально и смотрит на меня глазами полными слез.

– Мы не можем пожениться, Тимур. Пожалуйста, давай оставим эту затею!

Глава 12

Люба

– А что изменилось за пару часов, Любовь моя? – изогнув бровь, насмешливо спрашивает Тимур. – Забодал злобный единорог? Я имею в виду свою мать.