Святитель Иоанн Шанхайский бесплатное чтение

Святитель Иоанн Шанхайский и Сан-Францисский Владыка Иоанн – святитель Русского Зарубежья

Предисловие составителя

Каким должен быть христианин? Друг святителя Иоанна (Максимовича) сербский богослов архимандрит Иустин (Попович) говорил, что каждый христианин призван быть «живым ходячим Евангелием» Христовым. Сам владыка Иоанн определял святость следующим образом: «Святость есть не просто праведность, за которую праведники удостаиваются наслаждением блаженства в Царстве Божием, но такая высота праведности, что люди настолько наполняются благодати Божией, что она от них течет и на тех, кто с ними общается».

Известен рассказ о том, как три брата пришли к благодатному старцу. Двое из них в течение нескольких часов задавали ему вопросы о духовной жизни. Третий брат сидел молча, лишь изредка взирая на старца. В конце беседы старец обратился к молчавшему брату и спросил его: «Почему ты молчишь? Неужели у тебя нет вопросов?» Брат ответил: «Для меня достаточно смотреть на твое лицо, чтобы получить все ответы на мои вопросы».

Господь сподобил меня более четверти века служить в храме, построенном святителем Иоанном, Шанхайским и Сан-Францисским чудотворцем, проходить свое пастырское служение рядом с его мощами, быть свидетелем бесчисленных чудес по молитвам владыки и убедиться в том, что св. Иоанн живет и действует, как живой. В течение этих лет, «взирая на лицо владыки», я по мере сил собирал «крохи, падающие со стола» владыки: сведения, свидетельства, статьи, фотографии, проповеди, документы и воспоминания об этом великом архипастыре, молитвеннике, подвижнике и чудотворце XX века.

Эта книга не является моим сочинением, я в ней не выражаю моих личных мыслей, не делюсь моими личными воспоминаниями. Это сборник, «корзина» тех крох, которые мне удалось собрать и систематизировать, с тем чтобы читатель смог узнать о святителе русского рассеяния архиепископе Иоанне (Максимовиче) и через эту книгу, а затем благодаря молитве ему узреть его сияющее лицо, войти с ним в духовное общение, прикоснуться к этому «живому ходячему Евангелию», приобщиться к благодати Божией, истекающей из него.

Святитель Иоанн, вскормленный как дореволюционной Русской Церковью, так и Зарубежной, родился и вырос в России, но подвизался в рассеянии. Жил он и при царской власти в России, и при т.н. демократической на Западе. Телом он жил в наши времена, в XX столетии, а духом – в древности, в эпохах богословия и пустынного жительства. Оставаясь на многогрешной земле, он был истинным небожителем. Его богатый вселенский опыт, его духовное значение и глубокая церковность могут помочь нам найти ответы не только на духовные запросы сложной современности, но и на вопросы национально-общественного характера.

Сердце книги, несомненно, составляет ее первая часть – новая и самая обширная из доселе издававшихся биография святителя Иоанна. Составлена она на французском языке Бернардом Ле Каро (Женева), духовным сыном близкого владыке Иоанну священника, протоиерея Чедомира Остоича (Брюссель). Отец Чедомир был одним из тех, кто «сидел у ног» святителя Иоанна и «слушал слово его» о Господе и сумел передать дух владыки Иоанна и любовь к нему своему духовному сыну Б. Ле Каро. Биография святителя Иоанна, написанная Б. Ле Каро, отличается трезвостью, церковностью и добросовестностью без тени какой-либо экзальтированности. Перевод биографии с французского языка на русский сделан матушкой Иулианией Рахновской (Москва). Я приношу глубокую благодарность Бернарду Ле Каро и матушке И. Рахновской за их огромный труд, труд любви.

Во второй и третьей частях книги при чтении проповедей, слов, статей и указов святителя Иоанна создается впечатление, что автор не наш современник, а святой вселенский отец IV века. Некоторые статьи и слова публикуются впервые. Здесь у читателя есть возможность прочитать собственные слова владыки Иоанна. Указы свт. Иоанна говорят нам не только о его строгой требовательности к клиру и прихожанам, но и к себе. Его строгость и требовательность, однако, не противоречат его пастырской любви.

Отдел воспоминаний живо подтверждает веру, дух любви и ревности, прозорливость, постоянный подвиг и дела милосердия святителя Иоанна, о которых много написано в его биографии.

Отдел свидетельств о молитвенной помощи владыки Иоанна (часть пятая) наглядно поясняет, почему сердца людей, будь они русские, французы, голландцы, греки, сербы, американцы, румыны, так тянутся к владыке и насколько сильна его молитва перед Престолом Божиим. В этом отделе читателю предлагаются известные свидетельства и новые, доселе не публиковавшиеся.

Подготовка книги заняла значительно больше времени, нежели я предполагал. Несмотря на то что перевод биографии и материалы других отделов книги давно были готовы, мы никак не могли книгу завершить. Почему же Господу было угодно «задержать» выпуск этой книги о святителе Иоанне? Я думаю, потому, что владыка Иоанн очень переживал разделение в Русской Церкви, но твердо верил, что настанет тот вожделенный и чаемый час, когда Первосвятитель всея Руси взойдет на свое патриаршее место в первопрестольном Успенском соборе и соберет вокруг себя всех русских архипастырей, от Русской и чужих земель сошедшихся. Это молитвенное пророчество святителя Иоанна сбылось в Москве в мае 2007 года. В большой мере почитание святителя Иоанна как в России, так и в Зарубежной Руси было одним из «камней» духовного фундамента, на котором воссоздавалось русское церковное единство.

С Божией помощью предлагаемая книга является первой, изданной ныне единой Русской Церковью с благословения Первоиерархов обеих ее частей: Святейшего Патриарха Алексия и Высокопреосвященнейшего митрополита Лавра.

Я хотел бы поблагодарить всех, кто помогал мне в составлении этой книги, в собирании материалов, с переводами и своей молитвенной поддержкой. Я особо благодарю Ирину Дьякову (Москва) за ее помощь в редактировании книги, за ее советы и профессионализм. Господь Бог да вознаградит всех помощников.

Да будет этот наш труд скромным выражением нашей благодарности Господу Богу за Его милость к нам и в какой-то малой степени оправданием нашего недостоинства. Прошу у добрых читателей святых молитв.

Протоиерей Петр ПЕРЕКРЕСТОВ

Сан-Франциско, США 13/26 ноября 2007 г.,

память святителя Иоанна Златоуста,

архиепископа Константинопольского

P.S. В воскресенье 16 марта с. г., в день праздника Торжества Православия, неожиданно отошел ко Господу Первоиерарх Русской Зарубежной Церкви Высокопреосвященнейший митрополит Лавр – архипастырь, который был Богом избран для завершения дела восстановления русского церковного единства. В начале октября 2007 года у меня была встреча с владыкой Лавром в Свято-Троицком монастыре в Джорданвиле. Я у него испросил благословение на издание этой книги о святителе Иоанне в издательстве московского Сретенского монастыря. Владыка, улыбаясь, ответил: «Конечно, Бог да благословит». Я полагаю, что это последняя книга, издать которую благословил митрополит Лавр. В 2001 году на трапезе по случаю настолования митрополита Лавра протоиерей Георгий Ларин, прислуживавший святителю Иоанну (Максимовичу) в Шанхае, сказал следующее о новом Первоиерархе: «Владыка Лавр так напоминает мне приснопамятного святителя Иоанна Шанхайского и Сан-Францисского... Для меня владыка Лавр – продолжение владыки Иоанна. У него тот же дух, какой был у святителя Иоанна». Я хотел бы эту книгу посвятить приснопамятному митрополиту Лавру. Господь да упокоит со святыми, в том числе и со святителем Иоанном, душу владыки Лавра, а нам да даст веру, силы и любовь сохранить в своих сердцах дух этих двух святителей.

Джорданвиль, США 8/21 марта 2008 г.,

день отпевания митрополита Лавра

24 июня 2008 года Архиерейский Собор Русской Православной Церкви прославил святителя Иоанна в лике общецерковных святых, установив днем его памяти 19 июня (2 июля).

Часть I
Жизнеописание святителя Иоанна Шанхайского и Сан-Францисского

Предисловие биографа

Когда же будут гнать вас в одном

городе, бегите в другой.

Мф. 10, 23

Сотни тысяч русских, повинуясь этой Божьей заповеди, в 1917 году покинули свою родную землю и рассеялись по всему миру – от Дальнего Востока до Европы и Южной Америки. Несколько лет спустя та же участь постигла греков Малой Азии. По окончании Второй мировой войны за первой волной эмиграции последовала другая – бежали из России, Сербии, Румынии и Болгарии. Так сложилась православная диаспора на Западе. По Божьему Промыслу, эти несчастные люди, как когда-то израильский народ на чужбине, имели великих духовных наставников. Среди них – и архиепископ Иоанн Максимович, в 1994 году причисленный клику святых Русской Православной Церковью Заграницей¹. В юности он тоже уехал из России, оказался в Константинополе, затем попал в Югославию; там он принял священный сан. Получив назначение на епископскую кафедру в Шанхае, где проживала значительная по численности русская колония, он последовал за своей паствой, вынужденной бежать из Китая, на Филиппины. Оттуда он ненадолго уехал в Соединенные Штаты, а затем был направлен во Францию, где пробыл более десяти лет, и наконец вернулся к своим «шанхайцам» в Сан-Франциско. Последние годы своего епископства он прожил именно там. Согласно православной традиции, которая, впрочем, в наши дни редко соблюдается, епископ «обручается» своей кафедре и должен занимать ее до самой смерти. Покинув Шанхай в географическом смысле, владыка Иоанн не оставлял своих «шанхайцев» ни в Европе, ни в Америке. По этой причине его называют Иоанном Шанхайским, хотя дни свои он окончил в Сан-Франциско. Воспринимая Православие в его вселенском значении, архиепископ Иоанн, глубоко привязанный к русской земле, становился при этом пастырем для всех тех народов, среди которых ему довелось пребывать: для сербов в Югославии и рассеянии, для греков в Битоле и Шанхае, для китайцев в Шанхае и Сан-Франциско, для румын, французов, голландцев, американцев... По молитвам святого владыки, «положившего жизнь за овец своих» (см.: Ин. 10, 11), творились чудеса, исцелялись больные. Но гораздо важнее было то, что он врачевал души. И поэтому мы не станем слишком подробно останавливаться на совершенных им чудесах, а сосредоточим повествование на его духовном мире и на поучениях, которые он нам оставил. Мать Флавиана (Воробьева), православная монахиня и иконописец, знавшая владыку Иоанна, говорила, что образ святого наших дней сложно писать по фотографии, потому что тогда икона становится похожей на портрет. Эта составленная мной биография архиепископа Иоанна, основанная на многочисленных документах и свидетельствах его духовных чад, по жанру тоже будет менее всего похожа на житие. Пусть пройдет время, прежде чем другие смогут более искусно выполнить эту задачу, сходную с трудом иконописца.

В этом жизнеописании читателю встретятся некоторые отступления, в которых сказано не о самом святом, а о тех испытаниях, что выпали на долю его духовных чад, так как мне показалось необходимым принести дань памяти народу, преданно шедшему вслед за владыкой.

Мне хотелось бы выразить особую признательность тем, кто познакомил меня с архиепископом Иоанном. Это – протоиерей Чедомир Остоич († 1990), а также схиигуменья Феодора († 1977), игуменья Магдалина († 1987) и инокиня Флавиана († 1979) – монахини Леснинской обители во Франции.

Мне хотелось бы также поблагодарить Преосвященного Амвросия, епископа Западно-Европейской епархии Русской Зарубежной Церкви, и его предшественника по кафедре архиепископа Серафима († 2003), сообщивших мне немало важных сведений; составителя нынешней книги протоиерея Петра Перекрестова и протоиерея Андрея Папкова, предоставивших мне неопубликованные документы; Жана Бесса, любезно согласившегося прочитать этот труд и высказавшего некоторые полезные замечания, и, наконец, всех, кто так или иначе мне помогал.

Пусть строки этой биографии, несмотря на все их несовершенство, станут призывом к тому, чтобы подражать святому владыке, «подобящеся того вере, и теплоте, и смирению», как сказано в службе свт. Василию Великому.

Бернард ЛЕ КАРО

Женева, Швейцария

3/16 января 2005 г.,

св. Геновефы Парижской

Глава 1. В Харькове. Первые уроки благочестия

...воспитывайте их в учении и в наставлении Господнем.

Еф. 6, 4

Архиепископ Иоанн родился 4 июня 1896 года в селе Адамовка Харьковской губернии, на юге Российской империи. Его родители, Борис и Глафира Максимовичи, принадлежали к малороссийскому дворянству. Одним из самых известных членов этого рода был святой Иоанн Тобольский († 1715), автор выдающегося богословского труда, озаглавленного «Илиотропион, или сообразование человеческой воли с Божественною волею». Основная мысль этого сочинения св. Иоанна Тобольского состоит в том, что душа должна быть постоянно обращена к Богу – так же, как подсолнух, поворачиваясь, всегда обращается к солнцу. Св. Иоанн Тобольский, основатель первой богословской семинарии в России, в 1712 году был назначен на митрополичью кафедру в Сибири, где занимался миссионерской деятельностью среди местного населения, а также участвовал в учреждении Русской духовной миссии в Китае. Этот святой обладал даром чудотворения при жизни и после кончины; его нетленные мощи и по сей день находятся в Тобольске. Архиепископ Иоанн, получивший имя этого святого при монашеском постриге, несомненно, унаследовал миссионерский дух своего далекого предка.

Сам будущий владыка Иоанн, нареченный во святом крещении Михаилом в честь Архангела, был, при всей своей тщедушности и болезненности, мальчиком необыкновенным. Его сестра Любовь Борисовна вспоминала, что он был необыкновенно послушным и родители не испытывали трудностей с его воспитанием². Особое почтение к родителям осталось у него на всю жизнь, он всегда считался с их мнением. Отрок Михаил был очень благочестивым, что, в частности, проявлялось в его любви к иконам, которые он собирал, покупая их в большом количестве. Эта привычка привела к тому, что в доме Максимовичей больше не осталось места, куда их ставить, и отец Миши вынужден был положить предел благочестивому собирательству своего сына. Будучи покорным сыном, Миша не прекословил, а только попросил разрешения купить еще лишь одну икону. Отец заинтересовался тем, какую именно икону выберет его сын, и согласился. Комнату Миши украсил образ «Всех святых, в земле Российской просиявших»³.

Родительское имение в Голой Долине находилось лишь в восьми верстах от знаменитого Святогорского монастыря, где часто бывал молодой Михаил. Этот дивный монастырь, с афонским уставом, расположенный на лесистом берегу Северского Донца, с великолепными соборами, высокой горой Фавор, со многими пещерами, схимниками, скитами, многолюдной братией (тогда насчитывавшей 600 человек), производил сильное впечатление на юного «инока с детства». Монастырь был основан в первой половине XIII века, когда из Киева плыли по Северскому Донцу монахи, спасаясь от жестокости татар. По другим источникам, первыми насельниками Святогорского монастыря стали афонские иноки. С XVI века Святые Горы известны по всей Руси и за ее пределами. Одно из святых мест монастыря – могила иеросхимонаха Иоанна Затворника, который пробыл в затворе 17 лет и почил в Бозе в 1867 году. Молитвенное правило затворника состояло из 700 земных и 100 поясных поклонов, 5 тыс. Иисусовых и 1 тыс. Богородичных молитв, акафистов Христу, Божией Матери и Страстям Христовым, поминания по запискам, поданным от богомольцев. Не прошло года по кончине о. Иоанна, как на могиле его начали твориться знамения и исцеления бесноватых. Святогорский монастырь был закрыт большевиками и возродился в 1992 году, когда появились первые монастырские насельники⁴.

Не только Святогорский монастырь, но и харьковская местная церковная жизнь была для юного Михаила школой благочестия. В кафедральном соборе под влиянием архиепископа Антония (Храповицкого) совершались богослужения по требованиям церковного устава, насколько это было возможно, со строго уставным пением, приближающимся к монастырскому. В Успенском соборе пребывала древняя Елецкая икона Божией Матери, перед которой каждую субботу совершался акафист, на верхней же площадке лестницы, ведшей в придел собора, находился весьма чтимый всеми харьковчанами чудотворный образ святителя Николая Чудотворца. В Покровском монастыре хранилась Озерянская икона Божией Матери, привлекавшая многочисленных почитателей. В этом же монастыре, в особой усыпальнице, почивал праведник чудотворец архиепископ Мелетий (Леонтович). Над самым его гробом владыка Антоний неоднократно лично совершал по нему панихиды и при отпустах на них добавлял: «И нас святыми его молитвами помилует». Будущий архиепископ Иоанн весьма почитал архиепископа Мелетия и, видимо, начал ему подражать. Будучи ректором семинарии, владыка Мелетий (1784–1840) значительно оживил дело преподавания. Прекрасно излагая свой предмет, он сумел заставить учеников заинтересоваться им. Кроме того, по словам святителя Иоанна, «показывая собою образец монашеской жизни и будучи весьма строг к себе, он в то же время относился с большою любовью к ученикам – являлся для них не столько начальником, сколько отцом и пастырем»⁵. В 1826 году он был хиротонисан во епископа Чигиринского, викария Киевской митрополии. Праведный Мелетий был строгим подвижником. Страстную неделю он проводил почти без пищи, чему окружающие изумлялись. Он был и усердным молитвенником. Неопустительно выслушивая каждую службу, он положил себе определенные часы для келейной молитвы, и молитва Иисусова никогда не сходила с его уст. Во время богослужения, особенно во время Божественной литургии, его благоговение доходило до высшего напряжения, проявляясь в слезах. Его чрезвычайно огорчало малейшее неблагочиние, запинка в богослужении. Часто певчие начинали петь ранее, чем он оканчивал свой возглас, в чем он их упрекал после литургии.

В 1828 году святитель Мелетий был назначен епископом в Пермь. За три года, проведенные Преосвященным Мелетием в Перми, он осмотрел почти всю епархию, посетил такие места, где его предшественники никогда не бывали. Всюду он служил, вникал во все, наставлял или карал недостойных. К духовенству он был требователен и строго экзаменовал лиц, искавших мест, в знании Устава. Может быть, для наших современников это непонятно, но, по словам святителя Афанасия, епископа Ковровского († 1962), «в Уставе Православной Церкви нет ничего случайного, в нем все строго продумано. И все, даже малейшие, детали имеют свой, часто весьма глубокий смысл...»⁶. В храмах архиепископ Мелетий требовал строжайшей тишины. По его собственному прошению, ввиду трудностей, с которыми он переносил суровый климат, Преосвященный Мелетий из Иркутска был переведен в Харьков. По словам святителя Иоанна, «находясь в Харькове, праведный Мелетий жил уже словно вне земного мира. Келейная его молитва продолжалась по нескольку часов, воздержание в пище доходило почти до неядения, особенно Великим постом»⁷. Раз, после того как ему случилось служить три дня подряд, его спросили, не устал ли он. Он отвечал: «Нет, в служении я только отдыхаю... Служить Божьи службы я бы рад хоть и всякий день»⁸. Однажды во время объезда епархии Преосвященный Мелетий предсказал восстановление закрытой в то время Святогорской обители. В ночь с 28 на 29 февраля 1840 года, вскоре после полуночи, он пригласил к себе священника со Святыми Дарами, приобщился, затем прочел «Ныне отпущаеши» и предал дух свой Богу. Тело архиепископа Мелетия, пребывающее нетленным, погребено в усыпальнице в подземной церкви Покровского монастыря.

Харьковчане свято чтили память праведного Мелетия, испрашивая его загробного ходатайства, не раз проявленного им в необыкновенных явлениях, служили по нему заупокойные литургии и панихиды, в результате чего совершались чудеса.

Да простит нам читатель столь длинное изложение жития праведного Мелетия – оно важно, поскольку святитель Иоанн ему подражал и своей подвижнической жизнью, и любовью к своим ученикам, и даже предсказанием своей блаженной кончины. А после своего преставления, подобно святителю Мелетию, святитель Иоанн почил в усыпальнице под собором, где служились по нему панихиды по заказу просивших его помощи.

В Харькове также священствовал протоиерей Николай Загоровский, пастырь высокой духовной жизни, впоследствии сподобившийся исповеднического подвига, которого юный Михаил хорошо знал. Отец Николай был женатым, у него было двое детей. Он стал настоятелем городского больничного храма, где служил перед почитавшейся им чудотворной иконой Божией Матери «Взыскание погибших» акафисты и произносил проповеди. Вначале присутствовали одна или две старушки, но такое положение длилось не долго: очень скоро народ повалил валом. Слава о нем как о Златоусте распространилась по всему Харькову. При батюшке образовался особый хор, с которым он посещал частные дома для

служения молебнов. Устраивал он и народные паломничества, между прочим и к мощам св. Иоасафа Белгородского, причем участвовало в них несколько тысяч человек. Вокруг о. Николая стал собираться женский монастырь, который существовал тайно и после революции. Одной из будущих монахинь была Ульяна Ноздрина, которую выбрал о. Николай в спутницы, когда настало время изгнания. Отца Николая вскоре арестовали большевики и посадили в тюрьму. Ему было предложено покинуть Харьков и уехать подальше. Отец Николай, взяв с собой Ульяну, уехал в Петербург. Тут его опять арестовали и сослали на Соловки, где он принял тайно монашество с именем Серафим. После пребывания на Соловках отец Николай был отправлен на Крайний Север на поселение. Ульяна не оставила батюшку. Проехала тысячи верст. Путь шел тайгой. Наконец о. Николай отбыл свой срок наказания. Его отпустили жить где он захочет, кроме Харьковской губернии. Поехал о. Николай с Ульяной в Обоянь в Курской губернии, где существовал тайный женский монастырь. Отец Николай нашел квартиру в Обояни, где он ежедневно совершал литургию. Ульяна жила в Обояни в полном послушании у батюшки. Она была им пострижена в монашество с именем Магдалина. Началась Вторая мировая война. Во время немецкой оккупации о. Николай совершал в своем доме богослужения при большом стечении народа. Когда немцы стали отступать, о. Николай решил двинуться на Запад, ибо, как он говорил, был не в силах снова увидеть большевиков. Пересекая границу своего Отечества, он горько заплакал. При переезде в город Перемышль с ним случился удар. Умер он накануне праздника Покрова Пресвятой Богородицы, 13 октября 1943 года⁹. Отец Николай был прославлен с прочими мучениками и исповедниками Российскими Русской Зарубежной Церковью. Мать Магдалина бежала во Францию и вступила в Леснинскую обитель, где и скончалась в 1994 году. Юный Миша Максимович глубоко почитал этого святого батюшку и, постоянно присутствуя на вечернях, которые тот служил, подходил к священнику за благословением после каждой службы. Монахиня Магдалина (Ноздрина) рассказывала, что однажды, когда Миша подошел за благословением, о. Николай сказал ему: «Да ты будешь святым!» Юноша, потупив глаза, ответил: «Нет, отче, Вы станете святым!»¹⁰

Однако определяющую роль в жизни будущего святителя сыграл уже упомянутый нами владыка Антоний Храповицкий, в те годы архиепископ Харьковский. Выдающийся богослов и необыкновенный пастырь, владыка Антоний впоследствии стал митрополитом Киевским. Участники Всероссийского Поместного Собора 1917 года отдали за него большинство голосов при избрании патриарха. Но по воле Божьей случилось иначе. Патриархом Московским был избран митрополит Тихон, героически исповедовавший веру в России, а митрополиту Антонию пришлось нести крест эмиграции. В 1920 году он оказался в Югославии, где стал Предстоятелем Русской Зарубежной Церкви. Патриарх Сербский Варнава († 1936) позднее сказал о нем: «Он должен быть поставлен в один ряд с великими иерархами первых веков христианства»¹¹.

Как-то председатель Харьковской губернской земской управы В.В. Акишев рассказал Высокопреосвященному Антонию, что у одного из предводителей дворянства той губернии старший сын, студент, очень интересуется духовными вопросами. Владыка не замедлил попросить отца привести к нему своего сына.

Приглашение юноши к архиепископу было в то время неслыханной вещью в Харькове, где и из лиц с общественным положением не каждый дерзал пойти к самому архиерею, всегда имевшему множество посетителей по деловым вопросам. Потому отец посчитал приглашение архиепископа лишь простым выражением любезности.

Прошло несколько месяцев. О приглашении архиерея было забыто. Архиепископ Антоний был приглашен отслужить молебен в одном собрании, в котором принимал участие упомянутый предводитель дворянства. По окончании молебна он подошел под благословение к архиерею. «Отчего вы скрываете от меня своего сына?– спросил владыка.– Боитесь, что сделаю монахом?» Совершенно не ожидавший такого вопроса и пораженный тем, что архиепископ помнит о сыне-юноше, отец начал уверять, что и не думал скрывать, но не считал возможным и удобным приводить к обремененному важными делами архиепископу молодого человека. «Нет, обязательно приведите, только тогда и поверю»,– сказал владыка.

Вернувшись с собрания, отец сообщил всех поразившую новость, что архиерей не только помнит о бывшем между ними когда-то разговоре, но настойчиво повторил приглашение.

Смущенный несколько поставленным вопросом, отец теперь решил повести сына к архиерею, но словно что-то этому мешало. Сначала заболел сын, потом отец должен был уехать по делам службы из Харькова. И посещение архиерея было отложено на неопределенное время.

Как-то архиепископ Антоний читал лекцию в помещении Земского Собрания. Среди слушателей находился и тот студент, которого владыка через отца приглашал к себе. Во время перерыва, когда многие подходили к владыке, подошел под благословение и он. Стоявшие около владыки указали, что это тот, о котором владыка разговаривал с его отцом. «Так это тебя скрывают от меня твои родители!»– воскликнул владыка, обнимая его. Тот ответил, что нисколько не скрывают, доказательством чего может служить его присутствие на лекции. «Так передай отцу, чтобы обязательно пришел с тобою ко мне».

После того отцу ничего не оставалось, как вместе с сыном отправиться к архиепископу. Архиепископ Антоний не замедлил отдать визит и, не застав хозяина, но узнав, что дети дома, всё же вошел, благословил детей и побеседовал с ними.

С тех пор все семейство находилось в живом общении с владыкой, горячо полюбив своего архипастыря, и во все последующие годы им духовно окормлялось¹². По словам святителя Иоанна, владыка Антоний «сделался навсегда руководителем его духовной жизни»¹³.

Личность владыки Антония произвела сильное впечатление на молодого Михаила, который позже писал: «Близок митрополиту Антонию был каждый православный, какой бы он ни был народности и из какого бы ни был края. К каждому приходившему к нему за духовным советом он относился как к своему духовному сроднику, телесное родство перестало для него существовать после принятия им монашества. Всякому обращающемуся к нему за поддержкой и помощью он себя считал обязанным помочь как своему ближнему, отдавая нередко последнее, что имел, а сам испытывая подчас лишения»¹⁴.

Однако Михаилу готовилась светская карьера, хотя сердце его далеко отстояло от мира сего. В 1907 году он поступил в Петро-Полтавский кадетский корпус, который окончил в 1914. Уже тогда он отличался сильной верой, о чем свидетельствует следующий случай. В 1909 году, по случаю двухсотлетнего юбилея русской победы в Полтавской битве, кадеты проводили церемониальный марш в город Полтаву. И вот, когда они проходили мимо храма, Миша снял фуражку и перекрестился. Кадеты стали смеяться. Сын великого князя, учившийся вместе с ними и на ночь уходивший домой, рассказал Константину Константиновичу об этом. Наутро, когда кадеты были в строю, великий князь обратился к кадетам со словом, что случай, который произошел с кадетом Михаилом Максимовичем, хотя и не по форме кадетского устава (поскольку в строю не полагается делать что-либо без команды), но показывает глубокое религиозное чувство и заслуживает не насмешки, а похвалы. Так Михаил из объекта насмешек превратился в героя¹⁵.

После кадетского корпуса, который он окончил в чине фельдфебеля¹⁶, юноша пожелал поступить в Киевскую духовную академию. Однако его родители настаивали на том, чтобы он шел на юридический факультет в Харьковский университет, и из послушания он выполнил и это. В 1918 году он окончил учебу. Учась превосходно, он тем не менее больше времени посвящал чтению житий святых, чем посещению лекций. Он именно «изучал» православных святых и «выучил» их на университетском уровне: усвоил их миропонимание и житейскую ориентацию, вошел в их психологию, изучил все виды их деятельности, и подвига, и молитвенного делания – словом, всей душой полюбил их и проникся их духом. От такого духовного опыта и происходило его определение святости: «Святость есть не просто праведность, за которую праведники удостаиваются блаженства в Царствии Божием, но такая высота праведности, что люди настолько наполняются благодати Божией, что она от них течет и на тех, кто с ними общается. Велико их блаженство, происходящее от лицезрения славы Божией. Будучи преисполнены и любви к людям, происходящей от любви к Богу, они отзывчивы на людские нужды и на их моления и являются ходатаями и предстателями за них пред Богом»¹⁷.

В своем Слове при наречении во епископа святитель так говорил о своей юности: «Изучая светские науки, я всё больше углублялся в изучение науки наук, в изучение духовной жизни»¹⁸. Приложив все усилия, он сподобился того, что ему открылись духовные глаза и душа уязвилась жаждой приобрести истинную цель и путь жизни во Христе. Тогда он с пылкостью начал подвижничать.

Уже в военной школе Михаил почувствовал, что ему нужно избрать другой путь. На это повлиял не только упомянутый выше митрополит Антоний, но еще два священника: протоиерей Сергий Четвериков († 1947), автор двух выдающихся трудов – о св. Паисии Величковском и об Оптинских старцах, позднее эмигрировавший во Францию, и отец Варлаам (Ряшенцев), ректор Полтавской семинарии, оставшийся в России, ставший архиепископом и погибший в сталинских лагерях в 1942 году. Архиепископ Варлаам и его брат, епископ Герман († 1937), оставили после себя письма с бесценными духовными поучениями.

Но прежде всего, по его собственным словам, «совершившееся крушение государственной мощи Отечества» его «убедило окончательно в непрочности всего земного и слабости человеческих сил и способностей», после чего он «решил отречься от сует земного мира, посвятить себя единому служению Богу»¹⁹.

Проработав некоторое время в Харьковском суде при гетмане П.П. Скоропадском, он прервал свою юридическую практику в связи с революцией. О жизни молодого Максимовича в те годы нам известно мало, лишь то, что он был членом приходского совета в Харькове, учрежденного для того, чтобы помогать в эти нелегкие годы священнику²⁰.

Когда на юге России была установлена большевистская власть, остатки Белой армии вместе с множеством эмигрантов 19 ноября 1920 года покинули Крым. Около ста двадцати судов направились из России в Константинополь; на борту их находилось примерно 50 тыс. человек. Среди них был и будущий архиепископ Иоанн, который сыграл ключевую роль в эвакуации своей семьи. На пароход было очень трудно попасть, и семья вся двинулась куда следовало, чтобы исхлопотать себе место на борту, оставив Михаила на пристани стеречь багаж. Было темно, красные банды уже вплотную подступили к городу, где-то еще было сопротивление белых, предместья пылали. Вернувшись после безрезультатных хлопот на пристань, Максимовичи обнаружили следующую картину: багажа нет, а на двух-трех оставшихся чемоданах сидит Михаил, углубившийся в чтение Евангелия, держащий книгу так, чтобы удобнее было читать при зареве пожаров. Он не заметил, как был украден багаж. В это время уже отчалил последний пароход. Семья наняла стоявшую рядом шлюпку и пустилась вслед пароходу. На просьбу принять их на борт они услышали ответ, что пароход перегружен и никого не берет. Затем последовал вопрос: «А кто вы такие?» – «Максимовичи». Капитан парохода оказался тоже Максимович, хотя и не родственник. Только благодаря этому семья владыки была спасена. Вероятно, положительное значение имела и пропажа чемоданов, так как облегчила бегство на шлюпке²¹.

Гражданская война подтолкнула к выезду из России около двух миллионов человек. Рассеянные по двадцати пяти странам мира, русские эмигранты были везде, начиная с уругвайских и аргентинских плантаций и заканчивая шахтами Германии и японскими заводами. Пока еще юный, Максимович станет позже пастырем этого рассеянного стада.

Король Югославии Александр по-братски распахнул двери перед русскими эмигрантами – многие из них направились именно в Белград. Так случилось и с будущим архиепископом, его родителями, его братьями и сестрой, которые прибыли в Югославию в 1921 году, предварительно проведя около года в Константинополе.

Как и множество его соотечественников, владыка Иоанн был знаком с тяготами эмиграции, которые он описал следующими словами: «В таком, во всех отношениях тяжелом, состоянии русские люди за рубежом проявили исключительно высокие качества терпения, выносливости и самопожертвования. Словно забыв о прежних, прекрасных у многих, условиях жизни, своих заслугах перед Родиной и союзными с ней во время Великой войны странами, о своем образовании и всём остальном, что могло бы побуждать стремиться к комфорту жизни, русские люди в изгнании взялись за всякого рода занятия и работы, чтобы обеспечить себе возможность существования за границей. Бывшие вельможи и генералы сделались простыми рабочими, ремесленниками и мелкими торговцами, не гнушаясь никакого рода трудами и помня, что никакой труд не унизителен, если не связан с безнравственными поступками. Русская интеллигенция в том отношении проявила не только способность во всех обстоятельствах сохранить свою жизненную энергию и побеждать всё, что стоит на пути ее существования и развития, но показала, что имеет высокие душевные качества – способность смиряться и терпеть. Школа беженской жизни многих нравственно переродила и возвысила. Должно отдать честь и почтение тем, кто несут свой крест беженства, исполняя непривычные, тяжелые для них работы, живя в условиях, о которых никогда прежде не знали и не думали, и притом остаются крепкими духом, сохраняют благородство души и горячую любовь к своему отечеству и без ропота, каясь о прежних прегрешениях, переносят испытание»²². Архипастырь будет помогать своему стаду достойно нести этот крест изгнанничества.

Глава 2. В Югославии

Когда же будут гнать вас в одном городе, бегите в другой.

Мф. 10, 23

Русская эмиграция сыграла огромную роль в духовном возрождении Сербии, на протяжении пяти веков находившейся под османским владычеством и обескровленной после Первой мировой войны. В двадцатые годы только в Белграде насчитывалось 30 тыс. эмигрантов при общей численности населения в 100 тыс. жителей. «На улице, в парках, скверах и кафе русская речь была слышна почти так же часто, как и сербская»,– писал, вспоминая те годы, один из жителей Белграда.

По приезде в Белград будущий архиепископ поступил на богословский факультет Белградского университета, который окончил в 1925 году. По словам своего соученика Николая Зернова, Михаил Максимович «очень бедствовал, зарабатывал на жизнь продажей газет. Белград в те годы покрывался непролазной грязью во время дождей. Максимович носил тяжелую меховую шубу и старые русские сапоги. Обычно он вваливался в аудиторию с запозданием, густо покрытый уличной грязью...»²³. Знаменитый епископ Николай (Велимирович), недавно прославленный Сербской Православной Церковью, так описывает молодого студента: «Слабый телом, со светлыми очами и улыбающимся лицом, бывший продавец белградских газет. После Первой мировой войны он каждое утро приходил к зданию патриархии, крича: “Газеты, газеты! ” Мы покупали у него газеты, но никто из нас не подозревал, что еще до эмиграции в Сербию он окончил высшее учебное заведение в России...»²⁴. В ту пору митрополит Антоний тоже эмигрировал в Югославию, и Михаил поддерживал с ним отношения. В 1925 году молодой Максимович, хорошо разбиравшийся в русской истории, получил от митрополита Антония поручение составить доклад об истоках закона о престолонаследии в России. Из простой лекции это сочинение выросло в целую книгу на восьмидесяти страницах «Происхождение закона о престолонаследии в России», где были подробно изложены все аспекты проблемы со времен святого равноапостольного князя Владимира до царя-мученика Николая. В конце книги Михаил Максимович критиковал дополнение, сделанное в 1830 году к закону о престолонаследии, об ограничениях при заключении «неравнородных» браков. Будущий святитель пишет: «Нельзя не согласиться, что это совершенно противоречит истории и старым русским обычаям. Вполне бы, с другой стороны, соответствовало духу русского права требование, чтобы все члены Царского Дома исповедовали православную веру... и чтобы лица, от Православия отпавшие, теряли и достоинство, и права Царского Дома»²⁵. Как видно, Михаил Максимович и общественную жизнь рассматривал с церковной, а не с мирской точки зрения,

В 1924 году в Белграде он был посвящен в чтецы самим митрополитом. Михаил с детства заикался. Рассказывают, что, приходя в белградскую русскую Троицкую церковь, он надевал стихарь, скромно становился в углу клироса и ждал, когда дадут что-нибудь прочесть²⁶.

Когда он принял монашеский постриг, то этот недостаток прошел и потом проявлялся, только когда он волновался.

Через два года Михаил Максимович в Мильковском монастыре был пострижен в монахи митрополитом Антонием, получив имя в честь св. Иоанна Тобольского, своего дальнего предка. Мильковский монастырь, пришедший в упадок, начал оживать в 1926 году, когда там поселились трое русских монахов, отличавшихся высокой духовностью и образованностью. Во главе их был поставлен архимандрит Амвросий (Курганов, † 1933), высокодуховный человек, окончивший богословский факультет в Варшаве. Новый игумен, как записано в монастырской летописи, «притягивал в Мильково, как магнит, лучших монахов из русской эмиграции»²⁷. Мильковский монастырь стал сербско-русской обителью, братии там было около двадцати человек; он взрастил не только будущего архиепископа Иоанна – это был первый русский монах, постриженный в этом месте, но и других выдающихся представителей русского Зарубежья: архиепископа Антония Сан-Францисского (Медведева, † 2000) и иеромонаха Никандра, духовника Леснинского монастыря во Франции († 1986).

Приняв постриг, отец Иоанн стал вести строгую подвижническую жизнь, никогда не давая себе послаблений. По примеру архиепископа Мелетия Леонтовича, он никогда не спал на кровати, позволяя себе лишь краткий отдых в кресле или на стуле или засыпая на коленях после молитвы.

Архимандрит Амвросий очень любил отца Иоанна и позднее с восхищением говорил о его смирении и готовности исполнить любое монашеское послушание. Атмосфера монастыря в Мильково, полная, по выражению одного из современников, «искренности и простоты»²⁸, наложила свой отпечаток на отца Иоанна. Для будущего архиепископа Мильково было синонимом «чистого и незапятнанного монашества»²⁹. В 1951 году епископ Леонтий Женевский напишет, что он «и поныне живет тем духом и той настроенностью, какими жилось всем в Милькове»³⁰.

В 1926 году, в день праздника Введения во храм Пресвятой Богородицы, архиепископ Челябинский Гавриил (Чепур, † 1933) рукоположил иеродиакона Иоанна во священника. Его рукоположение было поспешным, и он не успел сообщить об этом родителям, на что архиепископ Гавриил заметил: «Ничего, мы позовем их на хиротонию»³¹. В этот период иеромонах Иоанн составил два богословских трактата: «Как Святая Православная Церковь чтила и чтит Божию Матерь» и сочинение, посвященное софиологическим заблуждениям протоиерея Сергия Булгакова. Общим для обоих сочинений является то, что богословие в них основывается не на человеческих измышлениях, а на Божественном откровении. Вот как будущий святитель пишет о Богородице: «Зная, что Ей приятны лишь те восхваления, которые соответствуют Ее действительной славе, святые отцы и песнописцы у Нее Самой и у Ее Сына молили вразумить их, как воспевать Ее: Огради помышления моя, Христе мой, ибо чистую Матерь Твою воспети дерзаю (икос Успения)»³². По этой причине он определит римско-католическое учение о непорочном зачатии как «ревность не по разуму» (см.: Рим. 10, 2). Что касается протоиерея Сергия Булгакова, то он, по словам иеромонаха Иоанна, принадлежал к той части русской интеллигенции, которая, долго блуждая без веры, вернулась в Церковь после того смятения, которое произвела в их душах Октябрьская революция. Как будет писать позднее архиепископ Иоанн: «Однако все те отрадные явления имели и отрицательную сторону. Далеко не все, обратившись к вере, восприняли ее во всей полноте православного учения. Горделивый ум не мог согласиться с тем, что он до сих пор стоял на ложном пути. Начались стремления согласовать христианское учение с прежними взглядами и идеями обратившихся. Отсюда появление ряда новых религиозно-философских течений, часто совершенно чуждых церковному учению»³³. К числу таких учений принадлежит и «софиология» отца Сергия Булгакова, которая, как продемонстрировал иеромонах Иоанн, имеет сходство с древней ересью гностиков: «И там и здесь стремление постигнуть все тайны высшего мира... Руководит и первенствует при этом человеческий ум. Священное Писание, богооткровенные истины приспособляются к созданным людским вымыслом учениям...»³⁴.

Впрочем, юный иеромонах не имел возможности долго наслаждаться монастырской тишиной. В 1925 году его назначили законоучителем в государственную гимназию города Велика Кикинда в области Банат. Этот пост он занимал до 1927 года³⁵. Своим ученикам и ученицам он направил следующее прощальное письмо, которое свидетельствует о его пастырской заботливости и любви:

«Дорогие мои ученики и ученицы!

К моему большому сожалению, я не оставлен вашим законоучителем. [...] Два учебных года я был с вами, поучая вас истинам православной веры и проповедуя вам слово Божие. Время, которое провел с вами, никогда не исчезнет из моих воспоминаний. Как всегда, я и сейчас часто вспоминаю всех вас, каждого в отдельности. [...] Я всегда буду вас считать моими дорогими учениками, и мне будет приятно, если и вы не будете забывать меня, время от времени посылая мне письма. [...] Но больше всего я буду радоваться, когда узнаю, что мой труд с вами не был напрасным, что вы делаете то, что вы всегда слышали от меня. Любите Бога, будьте преданы православной вере. [...] Не думайте, что теперь можно не приходить в церковь, так как нет меня, присматривавшего за вами. В церковь нужно идти не ради людей, а для Бога, который видит, кто и с каким сердцем приходит. Слушайтесь того, кто будет вашим законоучителем, и учите Закон Божий не ради оценок, а для того, чтобы узнать волю нашего Небесного Отца. Будьте покорны вашим родителям, как Христос покорялся Пресвятой Деве Марии. Будьте послушны вашим учителям и всем старшим, которые учат вас добру. Трудитесь и берегитесь лености, которая мать всех пороков. А больше всего берегитесь ссор, прощайте друг другу, когда обижены. Помните: кто ссорится – тешит диавола; который мирит других – помогает Христу и будет принят в Небесном Царстве как сын Божий (см.: Мф. 5, 9).

Не имея возможности послать каждому это мое письмо, я шлю всем, адреса которых знаю, но через них я обращаюсь ко всем и желал бы, чтобы по возможности каждый мой ученик и ученица прочитал его и (чтобы) мои слова упали в ваши сердца и оставили след в ваших душах»³⁶.

В Белграде образовался студенческий кружок, носивший имя преподобного Серафима Саровского. Митрополит Антоний и другие выдающиеся иерархи русского рассеяния читали там лекции на духовные темы. В этот кружок входил и будущий архиепископ Иоанн. В официальной записи тех лет сказано о том, что «редкую по силе проповедь произнес иеромонах Иоанн (Максимович), призывавший к покаянию русский народ, так глубоко павший, между тем как из его среды выходили праведники такой высоты. Сильное мужественное слово о. Иоанна произвело огромное впечатление»³⁷.

С 1927 по 1934 год иеромонах Иоанн преподавал на юге Югославии, в семинарии святого апостола Иоанна Богослова в Битоле, где в те годы насчитывалось от четырехсот до пятисот студентов, по большей части сербов, а также албанцев, русских и чехов. Это был важный этап его жизни, о котором у нас есть любопытные свидетельства.

В те годы Битольская епархия находилась под управлением епископа Охридского Николая (Велимировича; † 1956). По праву прозванный сербским Златоустом, он был выдающимся проповедником, поэтом, богословом и, наряду с архимандритом Иустином Поповичем († 1979), одним из отцов духовного возрождения Сербии. Он очень любил юного иеромонаха Иоанна и часто повторял: «Если вы хотите увидеть живого святого, поезжайте в Битолу, к отцу Иоанну»³⁸. В брошюре, озаглавленной «Продавец белградских газет – епископ в Китае», есть рассказ о том, как владыка Николай ответил одной девочке, которая спрашивала, почему в наши времена нет святых: «Да нет же, есть, моя девочка!»– и прибавил, говоря об аскетизме будущего епископа: «Сегодня имя отца Иоанна произносится в Битоле, как имя Ангела Господня»³⁹. Биограф архимандрита Иустина Поповича, владыка Афанасий (Иевтич), нынешний епископ Герцеговинский, напишет: «Отец Иустин был связан узами дружбы и любви во Христе с выдающейся личностью нашего времени: когда он преподавал в Битоле, он был коллегой и собратом святого человека, иеромонаха Иоанна Максимовича, в дальнейшем – епископа Шанхайского, который окончил свою богоугодную жизнь, полную молитвы и рвения, в Сан-Франциско, еще при жизни прославившись обилием божественных даров»⁴⁰. В гостиной отца Иустина, где он принимал посетителей, на видном месте висела фотография, свидетельствовавшая об этой дружбе. Но... предоставим слово отцу Урошу Максимовичу, когда-то учившемуся в Битольской семинарии:

«С появлением нового учителя у студентов всегда возникают вопросы: “Каким он будет? Строгим или добрым?” и т.д. Возможно, подобные вопросы появились и с приходом отца Иоанна. Он, однако, собственным примером очень скоро на них ответил: самым строгим он был по отношению к себе. Как велики были его ежедневные труды в молитве и поклонах, знает один Бог, а мы могли лишь частично видеть и ощущать это. Епископ Охридский Николай (Велимирович) часто посещал семинарию, беседовал с учителями и студентами. Для нас его встреча с отцом Иоанном была более чем впечатляющей. Поклонившись друг другу, они начали необычайно сердечный разговор. Как-то перед уходом епископ Николай обратился к небольшой группе студентов (я был среди них) со словами: “Дети, внимайте отцу Иоанну; он Ангел Божий в человеческом обличье”. Мы и сами убеждались в справедливости этих слов. Его жизнь действительно была ангельской. Справедливо было бы сказать, что он больше принадлежал Небу, нежели земле. Его кротость и смирение напоминают те, что увековечены в житиях величайших аскетов и пустынников. Пищу он принимал в количестве, необходимом лишь для поддержания телесных сил. Одежда его была простой, а в постели он вообще не нуждался. Комната его была в полуподвальном помещении, с одним незанавешенным окном, выходившим во внутренний двор. В комнате стоял простой стол со стулом да кровать, на которую он никогда не ложился. На столе всегда лежало Святое Евангелие, а на полке стояли богослужебные книги. И больше ничего. В любое время ночи его можно было застать читающим Библию, потому что в законе Господни воля его, и в законе Его поучится день и нощь (Пс. 1, 2).

Те переживания, которые он испытывал во время церковных служб или молитв, не передать словами. Необычайной была и его подготовка к Божественной литургии: уже в четверг он ел меньше, в пятницу и субботу едва притрагивался к пище, пока в воскресенье не совершит литургию.

В первую седмицу Великого поста он не вкушал ничего, но каждый день служил, как и в течение Страстной седмицы. Когда наступала Великая Суббота, его тело было совершенно истощено. Но в самый день Христова Воскресения он как бы возрождался. После Божественной литургии силы возвращались к нему, и ангельская радость озаряла его лицо. Таким образом перед нашими глазами протекала его подвижническая жизнь.

Отец Иоанн был редким молитвенником. Он так погружался в тексты молитв, что создавалось впечатление, будто он говорит с Богом, Пресвятой Богородицей, Ангелами и святыми, которые предстояли его духовным очам. Может быть, для нашей пользы он говорил вслух, чтобы научить нас молиться. Каждая его молитва была потрясающей; произносил он их наизусть с исключительной выразительностью. Неизвестно, сколько сот молитв он знал наизусть. Это для него не было чудом, потому что он имел великий дар от Бога – необыкновенную память. Об этом знали все – и студенты и преподаватели. Евангельские события были известны ему так, как будто происходили на его глазах, он мог указать и главу, где что найти, и даже при необходимости и процитировать нужные стихи. Он знал индивидуальные возможности и особенности характера каждого студента так, что мог незамедлительно сказать, что и как каждый из его студентов ответит, что он знает и чего не знает. При этом он обходился без каких-либо записей, и после многократных проверок никто не мог усомниться в исключительности его памяти.

Отец Иоанн любил нас всех, и мы его. В наших глазах он был воплощением всех христианских добродетелей: мирный, спокойный, кроткий. Мы не находили в нем недостатков и быстро привыкли даже к его манере говорить. Он стал нам настолько близок, что мы относились к нему, как к старшему брату, любимому и уважаемому. Не было конфликта, личного или общественного, который он не мог бы разрешить. Не было вопроса, на который у него не нашлось бы ответа. Достаточно было кому-нибудь на улице что-то у него спросить, как он немедленно давал ответ. Если вопрос был более важным, он обычно отвечал на него после службы в храме, в классе или в кафетерии. Ответ его был всегда информативно насыщенным, ясным, полным и компетентным, потому что исходил от человека высокообразованного, имеющего два университетских диплома – по богословию и праву. Ежедневно и еженощно он молился за нас. Каждую ночь он, как Ангел Хранитель, оберегал нас: одному поправлял подушку, другому одеяло. Всегда, входя в комнату или выходя из нее, он осенял нас крестным знамением»⁴¹.

У нас есть еще одно свидетельство о том времени, оставленное автором из Скопье, Владом Малески. Он происходил из бедной семьи, когда-то учился в Битольской семинарии, но позднее стал коммунистом, однако восхищение отцом Иоанном осталось в его душе – это видно по его воспоминаниям. Он пишет о том, как другие семинаристы смеялись над ним, оттого что на нем плохо сидела форма (у него не было денег, чтобы пойти к портному). В порыве гнева он бросил в них камнем, который попал в окно комнаты отца Иоанна. «Я в первый раз видел его, низенького, правая нога короче левой, с каштановой свободно растущей бородой, с выбивающимися из-под камилавки волосами, спадающими на плечи, покрытые замасленной мантией, когда он промолвил: “Ну?”

Видел его верхнюю губу со шрамом – след из времен русской революции.

Между мною, полным смущения, и им, исполненным милосердия, внезапно возник воспитатель отец Пантелеймон. “Без обеда и ужина!”– промычал он своим мощным баритоном. Записал мое имя и пронесся дальше.

И отец Иоанн был воспитатель, поэтому, когда отец Пантелеймон исчез, мягко сказал: “Ничего, ничего. Я заплачу”. И затем добавил: “Господь прощает грехи, которые не повторяются”.

Мне понравился отец Иоанн (я возненавидел отца Пантелеймона!). Тогда я и не мог подумать, что разбитое мною окно определит мою судьбу. Быть наказанным лишением обеда и ужина не означало только запрещения обедать и ужинать. Надо было и присутствовать во время приема пищи, когда в огромной столовой насыщаются и учащиеся младших классов, и богословы из старших.

Я стоял на коленях (по приказанию воспитателя отца Пантелеймона) около кафедры, расположенной в центре у стены столовой... Был голодным и уставшим от стояния на коленях. Ночью все вокруг меня спали. Я же глаз не мог сомкнуть. Лежал и смотрел на потолок, на котором прочерчивались светлые линии, шедшие через окно от фонаря. Смотрел на эти линии, когда заскрипела дверь. Поднял голову и увидел тень хромающего человека. Тень хромала между рядами кроватей, останавливаясь, чтобы укрыть разметавшихся во сне, и снова хромала прямо ко мне, пока наконец не нагнулась над моей кроватью. Отец Иоанн сказал: “Не спишь”.

Он не спрашивал, только промолвил то, в чем был уверен. Я оперся на локоть. “Не сплю, отче Иоанне”. Сунул мне в руки кусок хлеба и завернутые в бумагу маслины (был постный день). Я хотел что-то сказать (“спасибо”, может быть), но он меня остановил: “Господь прощает грех, который не повторяется”,– сказал он и захромал назад к дверям. На следующий день он позвал меня к себе, в дом через дорогу. В комнате были еще два моих сверстника. Читал нам жития святых.

...Каждый вечер (в свободное время, до девяти часов) мы – тройка сверстников – были у отца Иоанна. Учили молитвы, слушали рассказы о святых отцах-пустынниках, предавались миру неизвестному, древнему, совсем непостижимому и мечтали о такой жизни, когда человек жертвует собой ради другой, вечной, жизни, всё еще необъяснимой в наших детских головах, но всё же означенной как-то через Христа, Херувимов, Серафимов (...).

Проходили годы... По завершении четырех классов гимназии для меня и двух моих сверстников учение шло гораздо легче, нежели для других наших однолеток. Это объяснялось тем, что наша тройка, еще с детского возраста, вспаивалась богословием отца Иоанна на протяжении четырех лет. Каждый вечер вместо обычного отдыха мы шли (...) с ним в небольшую греческую церковь, затаившуюся в лабиринтах Битолы, и пели во время богослужений, на которых священнодействовал отец Иоанн. Опять же с ним по праздникам бывали в монастырях и тем самым готовились к той жизни, которая должна будет стать нашей, к жизни, которая должна помочь нам донести правду (до людей) на земле и затем предаться вечным блаженствам того света, до которого путь лежит через неведомое число мытарств.

Однажды вечером слушали мы у отца Иоанна потрясающий рассказ о некоем святом, которого мучили язычники. Руки ему сломали, нос отрезали, глаза выкололи – всё ради того, чтобы только он отрекся от Христа. Святой не отрекался, святой молился о грешных душах своих мучителей. Молился святой и в сломанных руках сжимал Евангелие. Вырвали язычники Евангелие из сломанных рук и бросили его в пылающую печь. Огонь превратился в пепел, сама печь в то же мгновение остыла, а Евангелие осталось не тронутым пламенем.

Отец Иоанн поставил вопрос: “Почему Евангелие не сгорело?” Ни один из нашей тройки не знал ответа, ведь мы были еще дети. Ответил отец Иоанн: “Потому что вера его была безгранична”»⁴².

Этот талант в деле воспитания детей подтверждается свидетельством отца Уроша: «...посмотрим, каким он был педагогом. Преподавал он по плану, по специальной методике. Он был одновременно и теоретиком и практиком, искусно сочетавшим и то и другое, и потому его предметы удерживались в памяти без дополнительных разъяснений. Взять, к примеру, литургику и богослужебные правила. Он имел расписание, по которому студенты дежурили на клиросе за богослужением. Одна группа из четырех студентов и другая (всего восемь человек) должны были приходить в назначенное время в комнату отца Иоанна, где можно было найти все богослужебные книги. Первая четверка студентов должна была найти всё, что следовало петь или читать на тот день или праздник, а другие четверо слушали. В это время объяснялась теория, символика богослужения и прочее. Так практиковалось весь год. В классе акцент делался на теории. Отец Иоанн требовал постоянного бодрствования везде, а особенно при богослужении. Он хотел научить студентов уделять особое внимание Священному Писанию как источнику всякого богословского знания. Поэтому в начале урока он спрашивал, что читалось в тот день из Евангелия и Апостола. Каждый должен был это знать, так как заранее не было известно, кого он спросит. После этого он давал краткие толкования. Какие прекрасные объяснения он давал, когда читал пастырское богословие и историю Церкви! Некоторые свои лекции по пастырскому богословию он записывал для нас в специальные тетрадки. В них он выразил себя в полной мере. По его убеждению, священник показан как идеальный пастырь у апостола Павла: он должен быть образцом для верных в слове, в житии, в любви, в духе, в вере, в чистоте... (1 Тим 4, 12–14).

Священник – это духовный отец своего прихода; и в соответствии с этим он и должен действовать, а его приход – большая семья, которая не может существовать без пастырской любви и ежедневной молитвы. Где только возможно, он должен приходить на помощь, чтобы соучаствовать в их радости и в печали. Вот основные мысли отца Иоанна, которые он разъяснял нам на всех своих лекциях.

Уроки по истории Церкви также хорошо усваивались, поскольку отец Иоанн умел выделить наиболее важные моменты и, часто повторяя их, заставлял все запомнить. Когда в 1931 году мы держали экзамены на получение диплома об окончании семинарии, профессор Димитрий Стефанович, представитель министерства, был поражен превосходными ответами студентов. Полагаю, более половины отвечали на “отлично”, а остальные на “хорошо”. Плохих оценок не было. Преподаватели объяснили представителю министерства, что отец Иоанн неразлучен со своими учениками и в течение года дает им детальное знание предмета.

Так каждый студент, осознавая исключительность личности отца Иоанна, всей душой был предан ему. Он был среди нас как посланник Божий, призванный возделывать Его обширную ниву»⁴³.

Еще один из тогдашних воспитанников семинарии пишет: «Мы любили его всем сердцем – так, как любил нас он сам»⁴⁴. Вот что говорит один из его бывших учеников: «Позднее, когда я сам стал преподавателем гимназии, я понял, почему владыка имел такой успех как преподаватель семинарии, несмотря на свой природный недостаток, некоторую косноязычность. Он был не только прекрасным педагогом, но он и любил своих учеников, которые отвечали ему такой же любовью»⁴⁵. Эта любовь сочеталась с глубоким смирением: когда ученики фотографировались вместе с ним, он всегда вставал в задний ряд. Когда позже один из «белградцев» спросил святителя, каким «методом» он руководствовался и привлекал сердца, тот ответил: «У меня нет никакого педагогического метода; я только стараюсь, общаясь с людьми, быть в благодати Божией и не мешать ей врачевать и возрождать людей»⁴⁶.

Когда он приезжал в Белград, об этом знали все. По рассказам епископа Митрофана (Зноско-Боровского, † 2002), во время приездов отца Иоанна в столицу «студенты-сербы буквально осаждали его. Праведная жизнь инока-подвижника, непривычная в миру строгость к себе и любовью исполненное сердце привлекали к нему внимание и сердца сербского студенчества»⁴⁷. Всё это – при полном пренебрежении к внешнему виду. Когда один из сербских епископов, вместе с владыкой Николаем Охридским, встретил его в Белграде возле русской церкви, то заметил, что чистота рясы отца Иоанна оставляет желать лучшего. Владыка Николай ответил на это: «Господь смотрит не на грязную рясу, а на чистое сердце!»⁴⁸ И хотя его внешний вид в повседневной жизни был неряшливым, но во время богослужения он держался, по выражению одного из его учеников, как «князь Церкви»⁴⁹.

Пастырская и педагогическая деятельность иеромонаха Иоанна распространялась и за пределы Сербии, на Карпатскую Русь, которая в те годы вернулась к Православию после долгих веков униатства. В газете «Православная Карпатская Русь» за 1934 год можно прочесть: «Отец Иоанн приобрел громадное уважение всех своих коллег и учеников своей кротостью и беспримерной любвеобильностью, а также выдающейся богословской эрудицией. Для Карпатской Руси он имел очень большое значение, ибо объединял вокруг себя учеников-карпатороссов и передавал им лучшие традиции русского пастырства и глубокое, правильное православное мировоззрение. На всех его воспитанниках чувствуется отпечаток этой аскетической собранности»⁵⁰. Судьба Прикарпатской Руси будет беспокоить его всегда. Уже в бытность епископом Шанхайским он будет следить за всеми событиями церковной жизни в этой местности и неоднократно взывать к щедрости верующих, чтобы там на пожертвованные средства могли строиться храмы⁵¹.

Духовное попечение иеромонаха Иоанна не ограничивалось порученными ему студентами, он посещал больных и страждущих, чем и продолжал заниматься на протяжении всей своей жизни. По этому поводу у нас есть одно любопытное свидетельство епископа Николая (Велимировича) о том периоде, когда сам он был епископом Охридским: «Одна хорошая женщина по имени Велика П. из деревни Брусника рассказывает, как два года тому назад она лечилась в Битольской больнице. Ее рука очень сильно опухла, и когда врачи вскрыли отек, из него вышло большое количество гноя. В это время пришел к ней о. Иоанн Максимович. Велика П. его не знала. Отец Иоанн ей предложил принять Святое Причастие, и она приобщилась. После этого ей стало немного легче. Два или три дня спустя о. Иоанн навестил ее опять и снова предложил ей причаститься. Она согласилась, но сказала, что прежде ей хотелось бы попоститься по крайней мере три дня, так как в прошлый раз она причастилась без поста и поэтому ее мучит совесть. Отец Иоанн согласился и вышел из палаты. Женщина начала поститься и ничего не ела, кроме маленького кусочка хлеба. Спустя три дня о. Иоанн приобщил ее. Это было утром в Великую Среду. К вечеру того же дня ее рука стала совсем здоровой. Лечащий врач был очень удивлен, увидев, что рана на руке полностью затянулась и боль в руке окончательно исчезла. Ведь на лечение потребовалось бы не менее трех месяцев! Перекрестившись, врач подтвердил, что Велика исцелилась и что она может идти домой. Когда женщина рассказывала, что с ней случилось, ее спрашивали, кто же был тот священник. Она не знала его по имени, но описала его таким образом, что мы все поняли, что речь идет об о. Иоанне, ибо он почти каждый день навещал больных»⁵².

Как позже в Китае, отец Иоанн заботился о сиротах и часто посещал основанный владыкой Николаем (Охридским) в Битоле детский приют «Дай-Бог»⁵³.

На берегах Охридского озера расположен монастырь преподобного Наума, просветителя южных славян, последователя и сподвижника святых Кирилла и Мефодия. В этом монастыре и покоятся его мощи. Отец Иоанн глубоко почитал св. Наума, известного своей молитвенной помощью в исцелении душевнобольных. Он ходил с иконой этого святого по больницам и читал над больными молитву преподобному Науму, которого он затем почитал всю свою жизнь. А когда его назначили епископом на Шанхайскую кафедру, он освятил на мощах св. Наума его икону и в день памяти святого выставил ее в Шанхае для поклонения; до тех пор в Шанхае о нем ничего не знали, но благодаря епископу Иоанну он стал там очень почитаемым святым. К этому следует добавить и то, что за несколько дней до кончины архиепископ Иоанн совершенно неожиданно поставил эту икону на аналой. Потом оказалось, что кончина владыки Иоанна пришлась как раз на день памяти св. Наума Охридского⁵⁴.

Отец Иоанн, как и его наставник митрополит Антоний, заботился не только о русских и сербах, но и обо всех православных, какой бы национальности они ни были. Он был назначен временно исполняющим обязанности настоятеля греческого прихода в Битоле, где по просьбе местных жителей греческого происхождения служил на их языке⁵⁵.

Итак, целиком отдавая себя пастве, молодой иеромонах и не мечтал об архиерейском звании. Но в 1934 году митрополит Антоний и Архиерейский Синод Русской Зарубежной Церкви избрали его епископом Шанхайским, на кафедру, где проживала значительная по численности русская диаспора. Один из студентов Битольской семинарии, Милутин Деврня, вспоминает: «Ректор семинарии внезапно открыл дверь класса и воскликнул сияя: “Отец Иоанн, я получил телеграмму: мне пишут, что Вас избрали Шанхайским епископом! ” Эта новость была для нас как гром среди ясного неба, потому что скромность о. Иоанна была столь велика и столь искренняя, что у него никогда не было намерения занять более высокое место. Некоторые даже упрекали его в невнимании к своему внешнему виду и в несоблюдении привычной для тех времен школьной дисциплины. И хотя нам было тяжело с ним разлучиться, мы непроизвольно пропели все как один: “Ис полла эти деспота”!»⁵⁶.

Однако отец Иоанн вовсе не был убежден в том, что его избрали епископом. Одна из его знакомых в Югославии, Мария Дмитриевна Павленко, урожденная Шатилова, встретившись с ним в трамвае, спросила, по какой причине он в Белграде, на что он ответил, что приехал в город, так как по ошибке получил сообщение вместо какого-то другого иеромонаха Иоанна, которого должны посвятить во епископа. Когда же на другой день она опять его увидела, то он сообщил ей, что, увы, ошибка оказалась хуже, чем он ожидал, ибо именно его решили посвятить во епископа. Когда он воспротивился, выставив свое косноязычие, то ему коротко сказали, что и пророк Моисей имел те же затруднения⁵⁷.

Чин наречения отца Иоанна состоялся в белградской русской церкви 9 июня 1934 года (ему в то время было тридцать восемь лет). В наречении участвовали, во главе с Блаженнейшим митрополитом Антонием, архиепископы Гермоген (Максимов, † 1945) Екатеринославский и Феофан (Гаврилов, † 1943) Курский и Обоянский и епископы Николай Охридско-Битольский и Митрофан (Абрамов, † 1945), б. Сумский. По окончании чина наречения епископ Николай, который не мог присутствовать на службе на следующий день, от лица верующих Охрида вручил епископский посох будущему архиерею. Журнал «Церковная жизнь» сообщал: «Весь русский Белград знает и почитает иеромонаха Иоанна, и этим объясняется особенно большое число богомольцев, собравшихся на церковное торжество. Но немало было и сербов, в том числе декан и несколько профессоров Белградского богословского факультета»⁵⁸. На следующий день состоялась не менее торжественная хиротония. Это была последняя архиерейская хиротония, совершенная Блаженным митрополитом Антонием, который, когда вручал архиерейский жезл новопоставленному епископу, сказал: «Помню, как престарелый митрополит Петербургский и Новгородский Исидор, вручая жезл новым епископам, говорил: “Мудреного здесь ничего нет, старайся только исполнять две заповеди: хорошо служи и не важничай”. Ты больше всего на свете любишь службу Божию, а важности у тебя никакой нет, но твоя простота безгранична, так что эти заветы ты выполнишь в полной мере... Мое сердце всегда болезненно сжималось, когда о каком-либо архиерее говорили: он не любит служить и плохой молитвенник, зато хороший администратор. Если он будет видеть свой первейший долг в молитве, то администрация будет устраиваться сама по себе и всё вокруг него будет становиться лучше и лучше»⁵⁹.

Речь владыки Иоанна по случаю наречения не была, как это часто случается, формальным официальным докладом; в ней он обрисовал портрет архипастыря, как его понимал – или, скорее, так, как понимали его святые отцы. Таким он и будет сам, по евангельскому изречению: Кто сотворит и научит, тот великим наречется в Царстве Небесном (Мф. 5, 19).

Он тогда сказал: «Ныне устами архипастырей Церкви призываюсь я восприять архипастырское служение. Не смею помыслить себя достойным сего сана, сознавая греховность свою, но боюсь и отрекаться от него, слыша слова Господни, обращенные к согрешившему, но кающемуся Петру: “Аще любиши Мене, паси агнцы Моя, паси овцы Моя”. Святой Иоанн Златоуст, объясняя настоящее место Евангелия, обращает внимание на то, что в доказательство любви Господь потребовал не иного подвига, а именно подвига пастырства. Почему же так велико в очах Господних пастырское служение? Потому что пастыри, по выражению апостола Павла, суть Богу споспешницы (1 Кор. 3, 9). Христос пришел на землю восстановить осквернившийся образ Божий в человеке, призвать людей, соединить их во единого человека, едиными усты и единым сердцем прославляющего своего Творца.

Задача каждого пастыря привлекать людей к тому единству, перерождать и освящать их. Что может быть более великим, чем воссоздать создание Божье! Какую большую пользу можно принести своему ближнему, чем подготовив его к вечной жизни? Нелегко выполнение сей задачи – приходится бороться с испорченной грехом природой человека. Часто встречается непонимание, а иногда сознательное сопротивление, ненависть со стороны тех, кого любишь и о ком заботишься. Велико должно быть самопожертвование пастыря и велика любовь к своему стаду. Всё готов должен быть перенести он ради его пользы, и каждая овца должна найти место в его сердце, к каждой должен он применить соответствующее врачевание, сообразуясь с особенностями характера и обстоятельствами каждого.

Если же столь трудны и сложны обязанности обычного пастыря и велика его ответственность за спасение им пасомых, что можно сказать об архипастыре? Поистине к нему обращены речи Господни, сказанные некогда пророку Иезекиилю: Сыне человечь, стража дах тя дому Израилеву (Иез. 3, 17).

Архипастырь ответствен не только за всех агнцев, Богом врученных ему, но и за пастырей. Взыщется с него за каждого грешника, которого вовремя не образумил, за каждого, кто шел путем правды, но совратился с него. Долг его болеть болезнями своих овец и тем исцелять их, подобно Пастыреначальнику Христу, “раною Которого мы исцелехом” (см.: Ис. 53, 5). Нет у него личной жизни, весь должен он отдаться делу спасения душ человеческих и водительству их в Царство Небесное. Он должен быть готов перенести все озлобления, гонения и самую смерть ради истины, пить чашу Христову и креститься Его крещением (см.: Мф. 20, 23; Мк. 10, 39). Он должен заботиться не только о приходящих к нему, но и сам искать и возвращать стаду заблудших овец, нося их на раменах своих. Долг его возвещать Христово учение его не знающим, памятуя заповедь Господню: шедше в мир весь, проповедите Евангелие всей твари (Мк. 16, 15). Будучи проникнут сознанием вселенскости Церкви, он не должен ограничиться заботой только о тех, кто непосредственно поручен ему, но должен духовным оком озирать всю Вселенскую Церковь Христову, желать просвещения всех народов и преуспеяния их в вере истинной, ибо в Церкви “несть еллин, ни иудей, варвар и скиф”, но все суть одинаково любезные дети Отца Небесного. [...]

Заботясь о спасении душ человеческих, нужно помнить, что люди имеют и телесные потребности, громко заявляющие о себе. Нельзя проповедовать Евангелие, не проявляя любовь в делах. Но при том нужно опасаться, чтобы заботы о телесных потребностях ближних не поглотили всё внимание пастыря и не шли бы в ущерб попечению о духовных нуждах, помня слова апостолов: не угодно есть нам, оставльшим слово Божие, служити трапезам (Деян. 6, 2). Всё должно быть направлено к снисканию Царства Божия и исполнению Христова Евангелия. Истинное христианство не состоит в умоотвлеченных рассуждениях и учениях, а воплощается в жизни. Христос сходил на землю не для того, чтобы преподать людям новые знания, а чтобы призвать к новой жизни. [...]

Пастырю нельзя уклоняться от участия в общественной жизни, но участвовать в ней нужно в качестве носителя Христова закона и представителя Церкви. Священнослужитель не смеет превращаться в обыкновенного политического или общественного деятеля, забывая главную сущность своего служения и его цель. Христово Царство не от мира сего (Ин. 18, 36), и Христос не устроял земного царства. Не делаясь политическим вождем и не вдаваясь в партийные распри, пастырь может давать духовное освещение явлениям жизни, дабы его пасомые знали путь, которого держаться, и являлись бы христианами как в своей личной жизни, так и в общественной. Архипастырь должен уметь каждому дать совет духовный: и монаху-отшельнику, очищающему душу от помыслов, и царю, устрояющему державу, и военачальнику, идущему на брань, и обычному гражданину. [...]

Прежде всего мы должны хранить между собой единодушие и единство, представляя единую Русскую Церковь, а в то же время продолжать ее великое дело среди других народов. С самых первых веков христианства в России из нее шли проповедники в другие края. Просияли вначале преподобный Кукша, Леонтий Ростовский, после Стефан Пермский, Иннокентий Иркутский, уже в наши времена апостол Алтая Макарий и Николай Японский. Теперь рассеянный русский народ сделался проповедником веры во всех краях вселенной. Задача Русской Заграничной Церкви позаботиться о том, чтобы просветить возможно большее число людей из всех народов.

Ради выполнения сей цели Русский Архиерейский Заграничный Синод посылает меня в страну, откуда восходит чувственное солнце, но которая нуждается в просвещении лучами мысленного Солнца Правды»⁶⁰.

После литургии за скромной трапезой собралось сорок пять человек. Произносились краткие речи, в которых описывали нового епископа как верного и талантливого последователя митрополита Антония, как великого подвижника, педагога, не знающего себе равных, горячо любимого своими учениками, как человека, всегда видящего, где правда, а где ложь, как человека, который при всех этих качествах обладает необыкновенным смирением. [...] Как бы подтверждая мысль о том, что слова владыки Иоанна относятся ко всем верующим, независимо от национальности, первыми его поздравили представители греческой общины из Битолы. Несколько дней спустя его принял патриарх Сербский Варнава и подарил ему перламутровую панагию⁶¹.

Когда архиепископ Димитрий Хайларский (епархия в Маньчжурии) приглашал его на Дальний Восток, митрополит Антоний ему ответил: «Друг, я уже настолько стар и слаб, что не могу думать ни о каком путешествии, кроме путешествия на кладбище... но вместо себя, как мою собственную душу, как мое сердце, посылаю к вам епископа Иоанна. Этот маленький, тщедушный человек, с виду почти ребенок,– на деле зерцало аскетической твердости и строгости в наше время всеобщего духовного расслабления»⁶². На вопрос журналиста по поводу владыки Иоанна митрополит Антоний сказал: «Новый владыка Шанхайский Иоанн отличается огромной скромностью, послушанием и глубоким смиренномудрием. Всесторонне образован, постоянно и много читает, но никакого превозношения не имеет. Чистый душой и преисполненный ласки, владыка Иоанн очень любит учеников и детей и всегда окружен ими... Горячо и смело говорит он свои поучения и чрезвычайно приветлив со всеми в обращении»⁶³. Здесь стоит упомянуть и о событии, свидетельствующем о том духовном родстве, которое было между двумя архиереями. 28 июля 1936 года епископ Иоанн сидел в Шанхае у себя в кабинете, и вдруг у него вздрогнуло сердце. Он не придал этому никакого значения, но посмотрел на часы и запомнил время. На следующий день пришла телеграмма, что именно в тот самый час скончался митрополит Антоний⁶⁴.

Отъезд епископа Иоанна в Шанхай задержался из-за того, что в Марселе был убит король Югославии Александр. Первую панихиду в русской церкви в Белграде отслужил владыка Иоанн; он был одним из двух русских епископов, присутствовавших на отпевании короля⁶⁵. Позднее он отслужит по нему в Марселе, на месте покушения, панихиду.

«Религиозная жизнь сербов, малозаметная для поверхностного наблюдателя, в действительности бьет живым ключом»⁶⁶,– напишет впоследствии владыка. Он не без сожаления прощался с сербским народом, который, как сказал епископ Николай (Велимирович), «он так любил и которым был так любим»⁶⁷.

Глава 3. В Шанхае

Во всю землю изыде вещание их и в концы вселенныя глаголы их.

Пс. 18, 5

С 1685 года, благодаря русским миссионерам – в том числе дальнему предку владыки Иоанна, святому Иоанну Тобольскому,– в Китае существует Православная Церковь. У Китайской Православной Церкви есть даже свои святые мученики – те, кто отказался отречься от Христа во время «боксерского восстания» 1900 года⁶⁸.

Из 250 тыс. русских, приехавших на Дальний Восток с 1918 по 1922 год, примерно половина оказались в Китае, прежде всего – в Маньчжурии и в «открытых» портах, таких как Шанхай, Тяньцзинь и Ханьчжоу. Русская община в Китае насчитывала две сотни священников и пять епископов. В двадцатые годы Шанхай являлся важнейшим портом Дальнего Востока. Примерно 30 тыс. европейцев, из которых 19 тыс. были русскими эмигрантами, занимали два экстерриториальных анклава, каждый – со своей администрацией и со своей полицией. Русские, у которых были к этому средства, обустроились во французской концессии. Главная улица французской концессии, авеню Жоффр, была русской, то есть в основном на этой улице располагались русские магазины, русские библиотеки – и, надо сказать, прекрасные библиотеки,– множество русских ресторанов и кафе. На улицах слышалась русская речь⁶⁹. Однако подавляющее большинство русских эмигрантов жило в той части интернациональной территории, которая называлась Хонгку и носила прозвище «Маленький Токио», поскольку немалую долю тамошнего населения составляли японцы. После 1920 года русские эмигранты были лишены прав экстерриториальности, что привело к вопиющему неравенству между ними и другими европейцами. Некоторые добивались советского гражданства, впрочем вовсе не собираясь вернуться в СССР. Тем не менее русские эмигранты пользовались симпатией китайцев, которые тоже находились в приниженном положении. Что касается европейцев, то они вовсе не скрывали своего пренебрежения по отношению к тем, кто терпел такие тяжелые условия жизни и работы. Несмотря на встречавшиеся на их пути непреодолимые препятствия и трудности, русские бесправные эмигранты в Китае своим трудолюбием, настойчивостью, творчеством, организаторскими способностями, предприимчивостью и, главное, честностью сумели за короткое время добиться уважения, влияния и авторитета в жизни многомиллионного международного города⁷⁰. Здесь у них было восемь храмов, множество школ, важнейшей из которых была торговая школа, где обучалось сто пятьдесят воспитанников, больница и театр.

Итак, именно в Шанхае разворачивалась пастырская деятельность новопоставленного епископа. Еще в Югославии иеромонах Иоанн составил курс, предназначенный для семинаристов, в котором он так описывал портрет пастыря: «С этого момента (рукоположения. – Б.Л.) люди, которые еще вчера были ему неизвестны и далеки, становятся его дорогими духовными чадами. Они становятся его детьми. Отношение пастыря к пастве должно быть построено по образу любви Христовой к Церкви, что пророчески изображено как отношение жениха к невесте в книге Песни Песней. Любовь, которая охватывает сердце пастыря при принятии сего дара (рукоположения. – Б.Л.), должна до смерти быть главным двигателем всех пастырских трудов. Пастырь должен всецело себя отдать делу спасения своей паствы, духовно страдать за нее и ее недостатки. Если обстоятельства этого требуют, он должен полагать жизнь свою за своих овец, причем и без того он будет духовным мучеником всё время своей земной жизни. Поэтому поется при рукоположении: “Святии мученицы, добре страдальчествовавшии, и венчавшиися, молитеся ко Господу помиловатися душам нашим”. Мученики призываются на помощь новому мученику»⁷¹. Как мы увидим, эти несколько строк удивительным образом предвосхищают тот полный испытаний путь, который ему пришлось пройти в новой епархии.

Туманным утром в ноябре 1934 года прибыл в Шанхай епископ Иоанн. Был праздник Введения во храм Пресвятой Богородицы, и много людей собралось на пристани встречать своего нового владыку, занимавшего вдовствующую кафедру после архиепископа Симона (Виноградова, † 1933), многолетнего китайского миссионера высокой духовной жизни. При перенесении гроба с его останками в 1940 году было замечено, что они были нетленными⁷², что, согласно православному преданию, является знаком святости. К сожалению, конфликты между православными различных национальностей и между русскими различных убеждений не были разрешены и служили источником беспорядка в жизни Церкви. И новый епископ попытался водворить мир между верующими, проявляя собственную беспристрастность как в национальной, так и в политической сфере. В одном из периодических изданий того времени говорится: «Вскоре после своего прибытия в Шанхай, к неописуемой радости православных людей, епископ Иоанн установил там долгожданный церковный мир»⁷³, налаживая связи с греками, сербами и украинцами. Например, помимо прочих проблем, украинский приход не хотел, по причине ущемленного национального достоинства, иметь евхаристическое общение с Русской Церковью. Епископ Иоанн отправился к настоятелю этого прихода и, подчеркнув, что он сам происходит из малороссийской семьи, сумел вернуть украинскую общину в лоно Русской Церкви⁷⁴. Другой приход вместе со своим настоятелем откололся от своей епархии и незаконно перешел в подчинение митрополиту Евлогию Парижскому; так об этом сказано в церковной хронике: «Протоиерей Пиняев, в свое время подвергшийся прещению Архиерейского Синода, просил Его Преосвященство исповедать его, и владыка Иоанн, после исповеди, прочел над ним разрешительную молитву, а 6 декабря в Свято-Николаевской военной церкви служил Божественную литургию в сослужении протоиерея Пиняева. Православные шанхайцы были глубоко тронуты, взволнованы и обрадованы таким окончанием духовного разделения. В храме чувствовалось особое настроение духовного ликования, как в дни святой Пасхи»⁷⁵. В докладной записке митрополиту Мелетию Харбинскому, датированной 23 июня 1943 года, представители различных русских, греческих и грузинских ассоциаций напишут: «Со дня его (епископа Иоанна) приезда прекратилось печальное явление разделения церквей»⁷⁶. В 1946 году в послании к пастве, посвященном внутрицерковным разногласиям, владыка Иоанн уточнит: «Мы старались, насколько то было возможно, удовлетворять духовные и материальные потребности пасомых, не делая никакого различия между ними... Помня, что между людьми, одинаково искренно стремящимися к добру, могут быть различные взгляды на пути к его достижению, мы никого не исключали из нашего духовного попечения, предоставляя всем православным одинаковое участие в церковной жизни и противостоя всем попыткам ограничивать церковные права лиц тех или иных убеждений, как то, к сожалению, происходило в некоторых других местах» – и в заключение напишет: «Двери шанхайских церквей всегда были широко раскрыты для всех православных христиан... Каждая народность, хранившая Православие, могла считать наши храмы своими и имела возможность проявить в Церкви верность заветам и церковным обычаям, связующим ее с Родиной. Каждый же в отдельности, без различия народности, одинаково мог и может получать в Церкви удовлетворение своих духовных потребностей и принимать участие в церковной жизни, подчиняясь установленным правилам. В Церкви Христовой “несть еллин, ни иудей, варвар или скиф”, все одинаково суть чада Церкви...»⁷⁷.

Другим делом, которому епископ Иоанн немедленно посвятил свои силы, было завершение строительства собора во имя иконы Пресвятой Богородицы «Споручница грешных». Владыка обратил внимание на интерьер здания, который должен был соответствовать прежде всего богослужебным целям, а не производить приятное впечатление «только для глаз», как он сам выразился. Поэтому он составил список икон и порядок, в котором они должны были приобретаться, чтобы они не были расположены, как это часто случается, «кое-как»⁷⁸. Среди святых, изображенных на столбах, был и преподобный Наум Охридский. Что касается фресок, то первоначально роспись собора была поручена художнику Задорожному⁷⁹. Однако владыка Иоанн не одобрил его подражание мастерам итальянского Ренессанса и передал дело иеромонаху Никодиму, который расписал храм согласно образцам древнерусской иконописи. Решение святителя можно понять, читая его беседу об иконописи:

«Икона есть символ невидимого... [...] [Она] не есть портрет; портрет изображает только земной облик человека, икона же изображает и внутреннее его состояние. Даже если изобразить только внешний облик, в разные моменты изображения будут все различными. Блаженнейший митрополит Анастасий рассказывал, как, будучи студентом Духовной академии, он с другими своими сверстниками был в Кронштадте на богослужении праведного отца Иоанна. И когда отец Иоанн заканчивал литургию, вид у него был светло озаренный, словно у Моисея, когда он сходил с горы Синайской. Через некоторое время отец Иоанн принимал их у себя в келье и был как обычный человек. [...]

Икона должна изображать не только внешнее, но и внутреннюю жизнь, святость и близость к небу. На изображение состояния духа, скрытого под плотью, и направлялось всё внимание наших православных иконописцев. [...] После Петра Великого в России [...] вместо подражания древнерусским иконописцам стало господствовать подражание чуждым Православию художникам Запада. Новые изображения хотя и были очень красивыми, но не соответствовали духу иконописи»⁸⁰.

Огромный шанхайский собор вмещал до 2 тыс. человек. Вместе с расположенным рядом трехэтажным приходским домом он впоследствии стал центром пастырской деятельности святого, который, подобно основателям древних монастырей, не ограничивался постройкой здания, но стремился наладить прежде всего молитвенную жизнь. Как он сам писал, «молитвенное настроение – это своеобразный термометр душевного состояния человека. Отсутствие воли к молитве, нежелание молиться означают духовную спячку, даже больше – духовную смерть»⁸¹. Вот почему, по словам владыки, «молитва – это основа успеха в архипастырской деятельности»⁸².

Протоиерей Илия Вень жил в те годы рядом с владыкой Иоанном; вот как он описал его отношение к молитве: «Владыка Иоанн круглый год ежедневно совершал Божественную литургию. Ему сослужил очередной священник. Службы длились очень долго. С приездом владыки Иоанна вечером совершались вечерня с повечерием. На повечерии обязательно наперед вычитывались от одного до трех канонов святым. В 6 часов утра служилась полунощница, утреня и литургия. У владыки Иоанна слуха не было, однако он заставлял всё положенное петь. На вечерне и утрени он стоял с духовенством на клиросе. К духовенству владыка относился очень строго. Полиелей всегда пелся полностью (то есть весь псалом). [...] За богослужениями владыка всегда сам проповедовал, но его было очень трудно понять. [...] Владыка Иоанн очень любил богослужение и устав. [...] Помню, что владыка Иоанн особо почитал дни памяти мучеников. Почему-то осталось в памяти, что он любил святого мученика Трифона»⁸³.

Упомянем еще и о том, что владыка ввел в Шанхае литургию св. Иакова (18 января 1938 года владыка Иоанн присутствовал на богослужении, когда эта служба впервые совершалась по-славянски в русской церкви в Белграде)⁸⁴. Эта литургия была впервые переведена на церковнославянский за границей и была издана стараниями Русской Зарубежной Церкви. Остались воспоминания и других современников владыки Иоанна о том, как он совершал богослужения. За проскомидией он поминал необыкновенное множество имен; современники свидетельствуют о необычайной силе молитвы святого во время литургии. Его молитва буквально изливалась на всех присутствующих, как утверждает один из верующих, присутствовавший на его службе в Европе: «Сила и проникновенность службы архиепископа Иоанна захватывает все молящиеся души. При его служении явственнее ощущается, что в святые литургийные часы стирается грань между небом и землею и тварный мир в эти часы живет божественной жизнью, отрываясь от земной жизни – “всякое ныне житейское отложим попечение”»⁸⁵. Другая свидетельница из Шанхая пишет: «Владыка Иоанн всё и вся забывал вокруг себя (во время Божественной литургии). Он горел любовью ко Христу, он пламенел сердцем в горячей молитве, весь отдаваясь ей, и этот молитвенный подъем передавался и нам, богомольцам. А как он провозглашал: “Твоя от Твоих”!»⁸⁶. Скажем еще и о том, что в алтаре владыка никогда не произносил ни одного лишнего слова, при этом обязательно отвечая на все вопросы, которые касались правильного хода службы.

Еще одно свидетельство оставила нам монахиня Августа. Она познакомилась с владыкой Иоанном в 1939 году; дочь присылала ей полные безысходности письма, так как ее брак находился на грани распада. И вот мать, попав на литургию, которую совершал владыка Иоанн, стала свидетельницей чуда. Вот ее рассказ: «Я ходила ежедневно в собор в Шанхае, но моя вера стала колебаться. Решила больше не ходить в церковь, а пойти к знакомым, а потому не торопилась встать раньше. Мой путь лежал мимо собора, и вот я услышала во храме пение. Зашла в храм. Служил владыка Иоанн. Алтарь был открытым. Владыка произнес молитву: “Приимите, ядите, сие есть Тело Мое” и... “Сия есть Кровь Моя... во оставление грехов” и после этого опустился на колени и сделал глубокий поклон. Я увидела в это время чашу со Святыми Дарами непокрытой, и в это время, после слов владыки, сверху спустился огонек и опустился в чашу... Никогда в жизни своей не думала, что я увижу действительное огнем освящение Даров. Загорелась снова у меня вера»⁸⁷. Это свидетельство подтверждается афонским монахом Агафоном († 2002), который познакомился с владыкой Иоанном в Лондоне в пятидесятые годы. Тогда еще мирянин, он прислуживал владыке в алтаре. В момент произнесения эпиклезы, когда епископ Иоанн осенил крестным знамением Святые Дары, отец Агафон почувствовал, как какая-то сила пронзила всё его существо⁸⁸. Позднее румынский епископ Феофил, который был хиротонисан во епископа святителем Иоанном, передавал: «Когда владыка Иоанн возложил на меня руки, я действительно почувствовал необыкновенную силу Святого Духа»⁸⁹. Лидия Лю свидетельствует, что во время молебна, который святитель служил в Гонконге, «видела свет, окружавший владыку до самого аналоя; сияние вокруг него было шириной в фут. Это продолжалось довольно долгое время»⁹⁰.

Один из «шанхайцев» вспоминает: «Его лицо иногда буквально преображалось во время литургии, особенно в дни Великого поста, сияя неземным светом, а глаза, всегда полные божественной любви, излучали невыразимую радость, недоступную грешникам, и то было знаком присутствия Святого Духа. Я видел его в пасхальную ночь “воспарившим”, как на руках Ангелов, над новопостроенным шанхайским собором и восклицавшим в полноте ликования победоносное: “Христос Воскресе! Христос Воскресе!”»⁹¹. В Шанхае в будничные дни владыка часто сам потреблял Святые Дары, оставаясь в глубокой молитве три-четыре часа. Однажды он сказал: «Как трудно оторваться от молитвы и перейти к земному!»⁹². Вообще после службы он оставался настолько погруженным в священнодействие литургии, что, выходя из алтаря, на все вопросы отвечал рассеянно. Протоиерей Георгий Ларин добавляет: «Никогда не забуду, как он, прежде чем оставить храм, клал земные поклоны перед каждой иконой в огромном соборе, как бы прощаясь на время со своими близкими друзьями-святыми, а я следовал за ним, держа в руках его посох»⁹³. Митрополит Филарет (Вознесенский, † 1985) позже писал: «И какие перемены ни происходили бы во внешней обстановке, во внешних условиях жизни и работы владыки Иоанна, дело молитвы и Божией службы у него всегда было на первом месте, и ничто не могло его от этого оторвать»⁹⁴. Ольга Ивановна Семенюк, которой, по ее словам, «выпало счастье, когда врачи доверили ей ухаживать за владыкой Иоанном во время его болезни», свидетельствует: «Тогда я в первый раз в жизни увидела человека, всецело преданного Господу. Ни на минуту он не прерывал своих молитв. Предписания врачей им совершенно игнорировались, и никакая сила не могла воспрепятствовать ему служить. Бывало, врачи укладывали его в постель, но проходило несколько минут, и он был уже в алтаре...»⁹⁵. Тому есть подтверждение: «Однажды от постоянного стояния у владыки тяжко распухла нога, и консилиум врачей, опасаясь гангрены, предписал ему немедленную госпитализацию, от которой он категорически отказался. Тогда русские врачи оповестили приходской совет о том, что они освобождают себя от всякой ответственности за его состояние и даже за жизнь. После долгих уговоров членами совета, которые готовы были даже насильственно госпитализировать его, владыка вынужден был согласиться и утром, за день до праздника Воздвижения Креста Господня, был отправлен в русский госпиталь. Однако к шести часам, прихрамывая, пришел в собор пешком и начал служить. За день опухоль совсем прошла»⁹⁶. Даже в пути он не оставлял богослужения – он брал с собой все необходимые суточные богослужебные книги, в том числе свои Минеи на греческом языке, если подозревал, что ему придется читать вечерню в зале ожидания на вокзале или служить литургию на корабле. Но, как пишет архимандрит Амвросий Погодин, «о ночных молитвах почившего Владыки и его иных молитвенных подвигах могли бы поведать лишь его келья и храмы, где он молился. Для нас это оставалось скрытым»⁹⁷.

Ощущая единство Вселенской Церкви, архипастырь в день памяти св. Иоанна Златоуста служил литургию на греческом языке. 25 марта, в день освобождения Греции от османского ига, он также служил по-гречески благодарственный молебен. В день святой Тамары, царицы Грузии, дети из приюта пели некоторые церковные песнопения по-грузински. День памяти св. Саввы, первого архиепископа Сербского, владыка отмечал 27 января вместе с сербами, а не на два дня раньше, как принято в Русской Церкви. В этот день владыка служил по сербскому обычаю службу «славы». В этом вселенском восприятии Церкви владыка не забывал и вверенные ему дальневосточные земли. Поэтому он распорядился, чтобы 24 июня во всех храмах Шанхая на ектениях об усопших торжественно поминались «иерей Митрофан и другие китайские православные, пострадавшие за православную веру»⁹⁸– мученики, о которых мы говорили в начале главы. Служил святитель панихиды и в день кончины «апостола Японии» св. Николая (Касаткина, † 1912), и св. Ионы Маньчжурского († 1925), когда те еще не были прославлены. Он без колебаний служил на китайском, вознося на нем молитвы к небесному Престолу. Каждый год в день новолетия по китайскому календарю владыка совершал Божественную литургию на этом языке⁹⁹. Он основал Православное братство великого Шанхая, но позднее с сожалением отмечал, что весьма скорбел, когда «военные события приостановили распространение Православия среди китайского народа, что является основной задачей миссии»¹⁰⁰. По одному из его докладов в Синод можно судить о том, насколько пристально он следил за деятельностью священнослужителей-китайцев. В 1946 году он попросил у предстоятеля Русской Зарубежной Церкви «послать молодого епископа, могущего некоторое время посвятить изучению китайского языка и отдаться делу миссионерства среди китайцев, пришедшего в полный упадок», добавив, что «китайское духовенство в большинстве в преклонном возрасте, последние десятилетия были крайне неблагоприятны для миссионерского дела, и приходится с тревогой смотреть на будущее православного дела в Китае»¹⁰¹. К сожалению, различные события помешали осуществиться этому плану. Владыку интересовало и православное миссионерство в Японии.

Святитель Иоанн заботился не только о богослужении, но и об образовании клириков. В курсе пастырского богословия, о котором мы уже упоминали, владыка подчеркивал, что «в исключительные времена, когда люди не имеют возможности обычным способом получать знания, Бог дает исключительные дары. Но в мирные времена, когда нет никаких помех, Бог требует от людей самим потрудиться, чтобы достичь всего необходимого с помощью Божьей. Готовящимся стать священниками и пастырями Христовой Церкви нужно хорошо знать богословские науки и вспомогательные дисциплины, необходимые для того, чтобы их труд был полезен. В противном случае на них исполнится пророчество Осии: ...ты отверг ведение, то и Я отвергну тебя от священнодействия предо Мною (Ос. 4, 6)»¹⁰². Отец Илия Вень вспоминает: «В Шанхае каждый четверг бывало пастырское совещание. Если кто отсутствовал, то владыка от него требовал рапорт-объяснение. На этих совещаниях больше всего времени уделялось вопросам богослужебным. Владыка спрашивал духовенство об особенностях некоторых предстоящих служб, проверяя знания (священнослужителей)»¹⁰³. Эту строгость архиерея по отношению к клиру некоторые воспринимали в штыки – до такой степени, что какой-то священник во время своей проповеди ругал владыку, указывая на него пальцем. Владыка продолжал стоять на своем месте, нисколько не реагируя на нападки своего священника. Многие возмутились таким недостойным для священника поведением по отношению к своему архиерею и просили владыку наказать его, но владыка ничего не предпринимал, говоря, что это его личное дело¹⁰⁴.

Что касается других сторон подвижнической жизни святого, то, как пишет один из близких к нему в те годы клириков, «жизнь праведника является тайной, открытой лишь Богу, владыка жил сокровенной жизнью о Боге»¹⁰⁵. Как и в Югославии, так и везде, где бы он ни находился до конца своей земной жизни, он никогда не спал на кровати. Он ежедневно в 4 часа утра принимал холодную ванну, даже зимой. Вкушал он пищу (при этом совсем скудную) всего лишь раз в сутки, да и то вечером. Во время Великого поста можно было видеть, что он не позволял себе даже садиться. Владыка Иоанн носил недорогую одежду китайского производства, тапочки или сандалии без носков, какая бы ни стояла погода. Приютские дети однажды очень удивились, увидев, что носки, связанные ими для владыки, носят нищие на улице.

Такая добродетельная жизнь таит в себе опасности для подвижника. Ведь православной традиции свойственно вполне обоснованное недоверие к чрезмерным аскетическим трудам, особенно у молодых неопытных монахов, рискующих впасть в прелесть. Некоторые архиереи предупреждали об этом молодого епископа в своих письмах. Но владыку Иоанна такие предостережения ничуть не обижали, что говорит о его подлинном подвижническом духе. Он пишет в ответ архиепископу Виталию (Максименко, † 1960): «О моих чрезмерных якобы трудах рассказывают много лишнего, преувеличивая действительность. Мне уже несколько иерархов писало также о том, с глубокою благодарностью принимаю наставления моих старших собратьев и постараюсь поступать благоразумно, как нужнее Церкви»¹⁰⁶. Строгий по отношению к самому себе, он всех призывал к рассуждению, которое, согласно святым отцам, является самой большой добродетелью. Одному из священников он написал так: «Ваши труды соразмеряются с Вашими силами, дабы, не напрягши их чрезмерно, совсем потом не быть в состоянии работать»¹⁰⁷. Молодым владыка Иоанн советовал избегать крайностей; вот что рассказывает отец Георгий Ларин: «Владыка Иоанн стал для меня идеалом, и я решил во всем ему подражать. Однажды во время Великого поста я перестал спать на кровати, а ложился на пол, перестал обедать со своей семьей, перешел на хлеб и воду и т. д. Мои родители расстроились и привели меня к доброму епископу. Услышав их жалобы на меня, он приказал служителю пойти в магазин и принести болонскую колбасу. В ответ на мои слезы – “сейчас все же Великий пост!” – мудрый архипастырь велел мне съесть принесенную колбасу и всегда помнить, что послушание родителям важнее самовольного поста... Помню, как я сердился, что он не назначил мне какого-нибудь “специального” аскетического подвига»¹⁰⁸.

Картина была бы неполной, если бы мы не упомянули о тех делах, которые были плодом веры владыки Иоанна. Толкуя слова апостола непрестанно молитесь (1 Фес. 5, 17), он говорил: «Это не значит, что человек должен только молиться и больше ничего не делать. Это означает, что христианин должен всегда иметь молитвенное настроение, каждое мгновение помнить, что он находится перед лицом Божьим, и в душе своей разговаривать с Ним»¹⁰⁹. Именно в таком состоянии он совершал дела милосердия. Времени ему только не хватало, чтобы ходить в богатые дома и посидеть за чаем, но можно было его видеть там, где царила нужда,– независимо от погоды и времени. Когда в Шанхае возросла безработица и нищета, владыка, чуткий к человеческому горю, сумел собрать вокруг себя тех, кто был готов вместе с ним совершать дела милосердия, вдохновленные молитвой. В.А. Рейер, член приходского совета шанхайского кафедрального собора в 1941 году, рассказывает следующее: «На всех собраниях председательствовал владыка. Среди членов совета были люди, которые не стали бы сотрудничать друг с другом, если бы это не было по просьбе владыки. Мы все знали, что он позвал нас не для приятного времяпрепровождения, а для содействия возглавляемым им начинаниям. Владыка умел приостановить возникавшую порой между нами личную неприязнь призывом работать для поставленной цели... Слушая сообщения о нуждах того или другого им опекаемого учреждения, [я не замечал], как проходило время. Это не было просьбой сделать что-то определенное. Владыка делился своими заботами, в результате которых появлялось обязательное желание как-то помочь, удовлетворить их. Я ни разу не слышал ни упрека кому бы то ни было, ни порицания чьих-либо действий. Его душевный мир передавался присутствующим во время беседы с ним, отражаясь также в его светлых глазах и в светлой, полной любви улыбке... Его рабочий стол был завален письмами от просителей и пасомых, и когда разговор заходил о ком-нибудь из них, он из груды лежавших перед ним бумаг извлекал нужное ему письмо. Владыка никогда и ничего не просил для себя, все его мысли были направлены на нужды других... Всякая работа, совершаемая по просьбе владыки, как бы защищалась и покрывалась благодатью»¹¹⁰. Когда он обращался к различным благотворительным организациям Шанхая, он всегда просил их не соперничать и не спорить между собой, подчеркивая, что эти дела совершаются только с Божьей помощью. Он писал: «Да вознаградит Господь их делателей и деятельниц и да не ослабнет их ревность при искушениях: без искушений и неприятностей не делается ни одно доброе дело. Да и удивительно было бы, если бы их не было! Неужели можно ожидать, чтобы исконный враг Бога и человечества легко допустил победу над собой? Если люди в борьбе всячески стараются быть победителями и не легко обычно уступают своим противникам, в сколько же раз больше стремится к победе вождь всякого зла и ненавистник добра?

Подобно тому как враждующие государства стараются расстроить ряды противников, вызвав в них внутренние нестроения, и исконный человекоубийца всячески пытается вызвать недоразумения и взаимные неудовольствия между делающими доброе дело, дабы расстроить его. Но, зная, откуда происходят те нестроения, не будем поддаваться искушениям сеятеля вражды и злобы, а будем всячески избегать разделения и хранить мир, любовно снисходя к слабостям ближних»¹¹¹.

Одним из самых значительных дел епископа Иоанна было учреждение приюта во имя свт. Тихона Задонского († 1783), который, как и владыка Иоанн, очень любил детей. Беспризорные дети – это было первое, что поразило его по приезде в Шанхай. Уже через три месяца несколько женщин взялись помогать ему; 24 февраля 1935 года было освящено помещение детского приюта. Сначала это была всего лишь столовая, переоборудованная в две маленькие комнаты. Там дети могли поесть и остаться на день. Это начинание стало быстро развиваться – вскоре дети могли спать в трехэтажном здании. Но скоро и там стало тесно, и сирот стали размещать по квартирам, расположенным в нежилых домах. Тогда же была организована школа и оборудовано помещение под храм. Поначалу русские коммерсанты не скупились на выпады в адрес владыки Иоанна и его трудов – в местных газетах то и дело появлялись критические отзывы. Но, по его молитвам, вскоре их отношение изменилось и они принялись помогать тому, кого прежде оскорбляли, жертвуя ему для приюта продукты и денежные средства. Иностранцы тоже пришли на помощь этому учреждению – приют получил в банке заем для покупки дома на улице Виктора Эммануила, где он и находился до самой эвакуации из Шанхая¹¹². Это заведение, куда брали не только детей-сирот, но и тех, у кого родители были неимущими, причем и русских и китайских, опекало в целом три с половиной тысячи детей, что было делом непростым в те времена. Владыка и сам подбирал больных и голодных детей, брошенных на шанхайских улицах. Узнав из газет, что в некоторых бедных кварталах города порой собаки растерзывают младенцев, брошенных в мусорные ящики, владыка Иоанн отправился туда в сопровождении Марии Александровны Шахматовой. Он заранее попросил ее достать ему две бутылки китайской водки и, когда открыл ей, куда они идут, очень напугал ее, так как было известно, что там могут убить кого угодно. Тем не менее она сдалась на уговоры молодого епископа и пошла с ним по темным улицам, где жили пьяницы и всякие темные личности. Дрожа, она сжимала две бутылки; вдруг они услышали, что в дверном проеме что-то бормочет пьяный, а в мусорном баке слабо стонет ребенок. Когда владыка направился к ребенку, пьяный угрожающе подался вперед. Тогда епископ Иоанн повернулся к Марии Александровне и попросил у нее бутылку. Подняв в одной руке бутылку и показывая на младенца другой рукой, владыка без слов дал понять, что он предлагает «сделку». Бутылка оказалась в руках пьяного, а Мария Александровна Шахматова взяла ребенка. С наступлением ночи владыка Иоанн вошел в приют, принеся с собой двух малышей. [...] Такое бесстрашие можно было стяжать только ценой сильной духовной брани¹¹³.

Для детей, попадавших в приют, владыка становился отцом. Вспоминает первая воспитанница приюта Валентина Диатроптова: «Владыка Иоанн был для нас, сирот, любящим отцом и верным другом, действительно понимающим наше положение. [...] Мы всегда могли прийти к нему и попросить помощи, если у нас была на сердце тяжесть, и он нас понимал и с любовью утешал. А чтобы мы не унывали, он часто шутил с нами»¹¹⁴. Маргарита Зинченко, тоже давняя воспитанница приюта, пишет: «Не было дня, чтобы владыка не посетил приют. Даже ночью, в любую погоду, он приходил проведать нас, узнать, все ли здоровы, нет ли в чем нужды. Вначале он обходил дом мальчиков вместе со старшим воспитателем [...] а затем дом девочек вместе с заведующей Валентиной Аполлинарьевной Вржосек. Владыка обходил каждый дортуар, совершал краткую молитву, благословлял всех и шел дальше. Поскольку я росла болезненным ребенком, то часто лежала в изоляторе. Никогда владыка не проходил мимо моего “убежища” – изолятора, всегда ободрял меня и уверял, что я обязательно поправлюсь»¹¹⁵. Архимандрит Вениамин Гаршин добавляет: «Питомцы сиротского приюта Свт. Тихона Задонского так любили архипастыря Иоанна, что забывали с ним о своем сиротстве. Они знали, что имеют сильного защитника, своего духовного отца, который никому не даст их в обиду в этой земной жизни». Он же пишет: «Владыка Иоанн постоянно говорил, что самое тяжкое душевное испытание для сирот наступает перед великими праздниками, в Рождественский сочельник или в канун Пасхи. Сироты видят, как христианские семьи готовятся к праздникам, как отцы и матери заботятся о своих детях, и осознают, что они всего этого лишены. И владыка всегда старался заменить им отца и мать. Воспитывая детей в строгих религиозных правилах, добрый иерарх в то же время любил устраивать им вечера с рождественскими елками, представлениями, доставал им духовые инструменты (у них был неплохой оркестр)»¹¹⁶. Маргарита Зинченко вспоминает, что на Рождество для каждого воспитанника под елку клали подарок. «Под ней (елкой) лежали огромные подарки для каждого ребенка! Дети устраивали концерты, танцевали, водили хороводы, а владыка был счастлив, у него даже слезы выступали на глазах»¹¹⁷,– пишет она.

В годы войны приюту приходилось трудно с деньгами, еды не хватало. За супом ходили в общественную столовую. Владыка сначала пробовал его сам, зачерпывая ложкой из кастрюли. М.А.Шахматова, бывшая тогда директором приюта, рассказывает: «Действительно, больше не было еды для детей, которых было 90 в этот момент. Наш персонал был возмущен, потому что владыка Иоанн продолжал привозить новых детей в приют, несмотря на то что некоторые из них имели родителей, и нам приходилось их также кормить. Таков был его образ действий. В один вечер, когда он вернулся к нам, усталый, без сил, замерзший и безмолвный, я не смогла сдержаться и высказала то, что думала. Я ему сказала, что мы, женщины, больше не можем видеть голодных детей, не имея возможности их накормить. Я больше не смогла себя сдерживать и возвысила голос с негодованием. Я не только себя жалела, я негодовала на епископа за то, что он нас поставил в такое положение. Он грустно на меня посмотрел и спросил: “Что вам нужно?” Я ему ответила: “Всего, но главным образом овсяной муки, я должна этим кормить детей каждое утро”. Владыка Иоанн посмотрел на меня печально и поднялся на этаж. Мы слышали, как он клал поклоны с такой силой, что мешал соседям спать. Испытывая угрызения совести, озадаченная, я не смогла спать этой ночью. Заснувши под утро, я проснулась от звонка в дверь. Открывши дверь, я увидела англичанина, который мне сказал, что он представитель зерновой компании, которая имеет излишек овсяной муки. Он меня спросил, нужна ли нам мука, так как он слышал о существовании детского приюта. Начали разгружать мешки муки, один за другим. В этот момент святитель спустился по лестнице, и мне трудно было что-либо сказать. Он прошел молча, но я видела в его взгляде упрек за недостаток моей веры. Я могла бы упасть на колени и лобызать его ноги, но он уже ушел, чтобы продолжать молиться и благодарить Господа»¹¹⁸.

Помимо приюта, владыка занялся Домом милосердия имени св. Филарета Милостивого, где в 1943 году находилось 75–80 бездомных, половина из которых страдала хроническими заболеваниями. В 1939 году он основал общежитие для бездомных во имя св. Сампсона Странноприимца. В приходском листке постоянно появлялись его приуроченные к праздникам призывы к пастве приглашать к столу бедных:

«Егда твориши пир, зови нищия, маломощныя, хромыя, слепыя: и блажен будеши, яко не имут ти что воздати: воздаст же ти ся в воскрешение праведных (Лк. 14, 13–14). Сия слова Господня исполнили именинницы, устроившие трапезы для бедных в день своего Ангела и пожелавшие, чтобы их праздник разделили с ними те, которые не могут отблагодарить их.

Воистину удостоились они, что в праздник свой имели высочайшего Гостя, [ибо] в лице бедных имели участником своей трапезы Царя царствующих, Который Сам сказал: Понеже сотвористе единому сих братий моих менших, Мне сотвористе (Мф. 25, 40). Да воздаст же Он всем послужившим Ему и приявшим Его и да благословит Он всех, кто будет радостные и печальные дни и события отмечать добрыми делами для ближних, в лице коих принимает Самого Христа!»¹¹⁹

Владыка заботился и о судьбе заключенных. В документе, который мы уже цитировали, сказано: «Со дня его приезда заключенные в тюрьмах Сеттльмента (международный квартал города. – Б.Л.) и французской концессии имеют возможность молиться в помещении заключения за Божественной литургией и приобщаться ежемесячно, а в праздники Рождества и святой Пасхи по его указанию им посылают праздничные яства»¹²⁰. В праздничные дни он совершал службу в соборе, но при этом раз в месяц обязательно служил в каждой из двух тюрем города.

Одной из важнейших забот святого было образование его паствы – и детей, и подростков, и взрослых. Один из его современников вспоминает: «Владыка Иоанн, как опытный педагог, духовный наставник и друг своих воспитанников, хорошо знал душу ребенка и подростка. Он глубоко понимал, каким образом нужно прививать детям любовь и интерес к церковной жизни». И поэтому во время будничной литургии дети из приюта прислуживали ему в алтаре. В праздничные дни у него набиралось иногда по шестнадцать прислужников! Впрочем, его любовь к детям не исключала большой строгости в их отношении, если это было необходимо. Об этом упоминает Маргарита Зинченко: «Сурово наказывал владыка тех, кто плохо вел себя во время богослужения. Однажды, опоздав на богослужение, мы очень плохо вели себя в церкви: вошли шумно, разговаривали, вертелись. Владыка прочитал проповедь о том, как нужно вести себя в храме, зачем человек ходит в церковь, зачем нужно молиться в Божьем храме. А в наказание после богослужения мы отбивали по 40 земных поклонов. С тех пор я никогда не разговариваю в церкви...»¹²¹.

Ежегодный праздник всех школ был назначен на день святых Кирилла и Мефодия, просветителей славян. В этот день дети должны были участвовать в Божественной литургии, которая совершалась в соборе. Каждый год владыка лично проводил экзамены по Закону Божьему во всех русских школах и приютах города. Вначале экзаменующийся, перекрестившись, читал Символ веры. Затем тропарь своему небесному покровителю, житие которого должен был знать. Дальше шел вопрос из истории Ветхого или Нового Завета, содержание евангельских притч. Все дети должны были в день памяти своего святого причаститься Святых Христовых Таин¹²². Владыка был убежден, что благодаря святым Кириллу и Мефодию русские приняли Православие и смогли проповедовать Евангелие другим народам, в Сибири и на Дальнем Востоке, и поэтому они стали, по его словам, «апостолами всех народов Восточной Европы и великих пределов Азии»¹²³. Совершенно особую радость испытывал епископ Иоанн, когда вокруг него собирались подростки, члены Братства св. Иоасафа Белгородского, созданного для проведения бесед на духовные или философские темы и изучения Библии. Существовали и курсы для взрослых во имя св. Димитрия Ростовского.

Владыка был очень образованным человеком, хотя и не выставлял этого напоказ; он живо интересовался образованием, даже светским, своих духовных чад, если только это не шло вразрез со спасением души. В 1935 году, находясь в Харбине по случаю епископской хиротонии, владыка Иоанн «посетил Институт св. Владимира и ряд русских средних школ... Молодой, живо интересующийся наукою и стремлением молодежи к образованию, епископ Иоанн осматривал восточно-экономический и политехнический факультеты. Епископ Иоанн отметил, что Пекинская духовная миссия свою работу ведет на пользу Христовой Церкви, и призывал факультет содействовать исконному стремлению восточных народов, и русского народа вместе с ними, к богоискательству, к истинной и всесовершенной жизни. На политехническом факультете владыка, обратив внимание на вывешенный плакат “Свет Христов просвещает всех”, развил мысль, что только в свете Христова учения техника и науки действительно будут служить высокому назначению человечества, и призвал строить в духе этого принципа»¹²⁴.

Как бдительный пастырь, владыка внимательно следил за тем, чтобы дети не попали под влияние инославных. Татьяна Урусова вспоминает: «Владыка боролся против того, чтобы православные русские дети учились в римско-католической школе св. Софии, где преподавателями были монахи-миссионеры, которые старались обращать детей в католичество. Он приходил к воротам этой школы по окончании классов, встречая и благословляя нас. Он строго говорил, что нам не следует ходить в эту школу, что у нас есть свои русские школы»¹²⁵. Вообще владыка с уважением относился к инославным, но при этом никоим образом не принимал прозелитизма и выражался на этот счет без обиняков, что подтверждается строками из его обращения к православному населению Шанхая от 16 ноября 1942 года, которое было опубликовано в приходском листке:

«1. Так называемая Русская католическая церковь, несмотря на внешнее подражание Православной Церкви, никакого отношения к Православной Церкви не имеет, и деятельность ее направлена против Православия и против исконных устоев Земли Русской.

2. Колледж св. Архистратига Михаила и школа св. Софии воспитывают детей в духе, противном Православию, и задачей их является незаметное привитие детям неправославных взглядов и затем присоединение их к упомянутой так называемой Русско-католической церкви.

3. Выражение “Русско-католическая” является искусственным и исторически неверным, показывая лишь поставленные ее руководителями цели, так как до сих пор существовала лишь Православная Русь и русский народ в целом был всегда православным, перешедшие же в иные исповедания представляли собою единицы, оторвавшиеся от общерусского русла»¹²⁶.

Епископ был приглашен на праздник в упомянутый лицей св. Архангела Михаила и во время визита разговаривал с отцом-ректором по-французски. Указав пальцем на икону св. Архангела Михаила, иезуит сказал епископу Иоанну: «Это наш покровитель – святой Архангел Михаил!» «Это вам только кажется, что он ваш покровитель», – ответил владыка. Потом зашла речь о священнике-иезуите, который прибыл из другого города, поскольку преподавателей в лицее было недостаточно. «Он приехал, чтобы помогать русским ученикам», – сказал ректор, на что владыка ответил: «Он приехал, чтобы их обманывать!»¹²⁷

Вот что писал епископ Иоанн по поводу обращений из православной веры в римско-католическую без сознательного согласия обращаемого: «Канонические правила начиная с апостольских времен запрещают молитвенные общения с иноверными, рассматривая то как отпадение от веры... В некоторых местах католики широко пользовались тем, уговаривая больных причаститься по-католически, а затем по смерти их хоронят, как католиков. В Шанхае дважды я не признал такого перевода в католичество, так как оно было совершено над людьми, у которых воля уже ослабела, а всю жизнь они были православными и никогда не думали переходить в католичество»¹²⁸. Чтобы противостоять римско-католическому прозелитизму, святитель переиздал знаменитую речь епископа Штроссмайера¹²⁹, произнесенную на Первом Ватиканском Соборе, где тот доказывал безосновательность догмата о папской непогрешимости. Представители русской диаспоры в Шанхае с полным правом писали: «В дни приезда епископа Иоанна все сектантские организации и инославные исповедания поняли и понимают, что борьба с таким столпом православной веры весьма трудна»¹³⁰.

Владыка не допускал компромиссов в вопросах веры, однако при этом он щедро делился своими духовными дарами со всеми окружающими независимо от их вероисповедания. По словам современного греческого святого Нектария Эгинского († 1920), которого владыка Иоанн очень почитал, «догматические расхождения, которые касаются только области веры, не распространяются на область любви. Догмат не борется с любовью – любовь дается догмату как дар, так как она терпит всё и всё переносит»¹³¹. Об этом повествует следующее свидетельство. «В Шанхае один испанец лежал во французской больнице, где сиделками были римско-католические сестры. Состояние больного было столь безнадежным, что его поместили за ширму, чтобы никто не тревожил его в последние минуты жизни. Надежды на выздоровление не было: он должен был с минуты на минуту умереть. Вдруг раздался звонок из его комнаты, сестра-сиделка вошла и увидела его сидящим; он обратился к ней с вопросом: “Кто здесь только что был? Что это за священник? Я умирал, и он молился совсем рядом со мной, и я почувствовал, как здоровье возвращается ко мне!” Сестра сказала, что никого не видела. Выйдя из госпиталя, человек этот обошел все католические церкви, надеясь найти там того, кто его исцелил; один из католических священников посоветовал ему зайти и в наш собор, так как, объяснил он, там есть православный епископ, необыкновенный человек, своего рода Христа ради юродивый... Однажды вечером мы пришли в собор к вечерне (в то время мы все были настороже, так как его посещало много советских агентов). Во время службы мы видим, как в храм вошел очень крупный человек. Он был хорошо одет, в очень красивом синем костюме и с большим красным цветком в петлице. Мы заволновались, решив, что это “большевик”. После вечерни, когда все стали подходить к святителю за благословением, мы увидели, что и он подходит. Мы подтянулись ближе к епископу, чтобы в случае опасности защитить его хотя бы количеством. Но, к нашему изумлению, мы увидели, что этот гигант приблизился к Блаженному, опустился перед ним на колени, прося его святого благословения, а затем объяснил, что наконец нашел того, кто так сверхъестественно исцелил его в госпитале. Епископ просветлел, мягко улыбнулся и благословил его»¹³².

Любовь владыки изливалась не только на инославных, но и на тех, кто не был христианами, о чем вспоминает Всеволод Рейер: «На том же пароходе, на котором уезжал владыка из Шанхая, уезжали и мы с женой. Военный транспорт “Генерал Гордон” был наскоро переделан в пассажирский пароход, но в его каюты даже первого класса помещали по 10–15 человек. В каюте с моей женой ехала знакомая дама, мадам Д., еврейка. В разговоре с женой она спросила, знает ли моя жена, что с нами на пароходе едет батюшка Иоанн. Жена поняла, что речь идет о владыке Иоанне, так как другого православного священника Иоанна на пароходе не было.

Эта дама рассказала нижеследующий случай. У ее подруги, тоже еврейки, был болен сын, и сколько она его ни лечила, ничего не помогало. Она была на краю отчаяния. Ей сообщили, что у русских есть “батюшка Иоанн”, который служит в соборе и по молитвам которого многие исцеляются. Она пошла в собор и ждала, когда владыка закончит богослужение и начнет собираться. Тогда она подошла к нему и попросила помолиться за ее сына, которого назвала Мишей, чтобы владыка не узнал, что он еврей. Владыка посмотрел на нее и сказал: “Я помолюсь о Мойше!” Вскоре после этого мальчик стал поправляться»¹³³.

Всеволод Рейер передает еще и рассказ сестры милосердия из еврейского госпиталя в Шанхае: «В пасхальную седмицу владыка Иоанн пришел в госпиталь навестить нескольких бывших там русских православных. Проходя через одну из палат, он остановился перед ширмой, закрывавшей койку, на которой умирала пожилая еврейка. Родственники ее, ждавшие в вестибюле больницы, уже готовились к ее смерти. Владыка Иоанн поднял крест над ее ширмой и громко воскликнул: “Христос Воскресе!” Больная пришла в себя и попросила воды, и блаженный Иоанн, подойдя к сестре, сказал: “Больная дама хочет пить”. Больничный персонал был изумлен переменой, происшедшей с ней, ведь она только что была при смерти. Вскоре дама поправилась и покинула больницу»¹³⁴.

Владыка неустанно посещал больных; по его молитвам они исцелялись. «Со дня его приезда ни один больной не получил отказа в его молитвах, личном посещении, а по молитвам святителя многие получили облегчение и даже выздоровление. У нас имеются сведения, что даже иногородние больные через письма получили по его молитвам выздоровление»¹³⁵. Вот еще некоторые из множества известных нам свидетельств.

Анна Петровна Лушникова поведала следующее: «В Шанхае в 1945 году, во время войны, я была ранена и умирала во французском госпитале. Я знала, что умираю, и просила передать владыке, чтобы он пришел и исповедал меня. Это было около 10 или 11 часов вечера. На улице была буря с ветром и ливень. Я испытывала страшные страдания. На мои крики о помощи пришли врачи и сестры и сказали, что владыку вызвать невозможно, так как время военное, госпиталь на ночь закрыт, и мне придется подождать до утра. Я же не слушала и продолжала кричать: “Владыко, приди! Владыко, приди!”– но никто не мог связаться с ним. И вдруг в разгар самой бури я вижу через открытую дверь палаты, как появляется владыка, весь мокрый, и приближается ко мне. Поскольку в его появлении было нечто чудесное, я потрогала его и спросила, реальность ли он или призрак. Он спокойно улыбнулся, заверил, что “реальность”, и причастил меня. Тут я заснула и проспала целых 18 часов. В той же палате со мной лежала еще одна больная, которая также видела, как владыка приобщал меня. Когда я проснулась после 18-часового сна, я почувствовала себя здоровой и говорила, что это потому, что владыка приходил и причастил меня. Но мне не верили и говорили, что владыка никак не мог войти в закрытый госпиталь в ту ночь. Я спросила свою соседку по палате, и она подтвердила, что владыка там был, но нам все равно не поверили. Факт, однако, налицо: я была жива и чувствовала себя хорошо. В это время не верившая мне сестра поправляла мою постель и обнаружила – как бы в подтверждение того, что я говорила,– под подушкой 20-долларовую банкноту, оставленную владыкой. Он знал, что я без средств и много задолжала больнице, и положил мне эту банкноту. Позже он сам подтвердил, что сделал это. С того времени я стала поправляться»¹³⁶.

Осталось свидетельство доктора А.Ф. Баранова: «Однажды в Шанхае владыку Иоанна позвали к постели умирающего ребенка, чье состояние, по определению врачей, было безнадежным. Войдя в дом, владыка Иоанн прямо направился в комнату, где лежал больной мальчик, хотя никто еще не успел ему показать, куда идти. Не став даже осматривать ребенка, владыка повергся перед иконой в углу комнаты (что было в его духе) и долгое время молился. Затем, заверив родственников, что ребенок поправится, быстро вышел. И действительно, к утру ребенку стало лучше, и он вскоре выздоровел – без врачебной помощи. Свидетель, полковник Н.Н. Николаев, подтверждает это сообщение во всех деталях»¹³⁷.

Подобных случаев было немало, как видно и из рассказа Н.С. Маковой: «Хочу сообщить об одном чуде, о котором неоднократно мне говорила когда-то моя очень хорошая знакомая Людмила Дмитриевна Садковская. Это чудо, происшедшее с ней, было записано в архив Шанхайской окружной больницы.

Было это в Шанхае. Она увлекалась спортом – скачками на лошадях. Однажды она скакала верхом на лошади по рейскорсу, лошадь чего-то испугалась, сбросила ее, и она, сильно ударившись головой о камень, потеряла сознание. Ее без сознания привезли в госпиталь, собрался консилиум из нескольких врачей, признали положение безнадежным, [говорили, что та] едва ли доживет до утра, почти нет биения пульса, голова разбита и мелкие кусочки черепа давят на мозг. При таком положении она должна умереть под ножом. Если бы даже ее сердце позволило делать операцию, то даже при благополучном исходе она должна была остаться глухой, немой и слепой.

Ее родная сестра, выслушав все это, в отчаянии и заливаясь слезами бросилась к архиепископу Иоанну и стала умолять его спасти сестру. Владыка согласился: пришел в госпиталь, попросил всех выйти из палаты и молился около двух часов. Потом он вызвал главного врача и попросил освидетельствовать больную. Каково же было удивление врача, когда он услышал, что ее пульс был как у нормального, здорового человека. Он согласился немедленно сделать операцию, но только в присутствии архиепископа Иоанна. Операция прошла благополучно, и каково же было удивление врачей, когда после операции она пришла в себя и попросила пить. Она всё видела и слышала. Живет она и до сих пор – говорит, видит и слышит. Я знаю ее 30 лет»¹³⁸.

Елена Михайловна Бриннер приводит еще одно свидетельство о благодеяниях епископа Иоанна и о его даре ясновидения: «Это было в Шанхае в 1948 году. Я жила рядом с больницей Русского православного братства. Ко мне ежедневно приходила оттуда сестра милосердия делать мне уколы – я была больна.

Однажды она приходит и с волнением рассказывает о том, что произошло прошлой ночью, когда она дежурила в больнице. Часа в три ночи ее позвал один тяжелобольной и просил немедленно позвонить владыке Иоанну, так как ему очень плохо. Он чувствует, что умирает, и просит владыку прийти и причастить его. Ночь была бурная. Тайфун с сильнейшим ливнем: ветром порвало электрические провода. Сестра отвечает больному, что она не может исполнить его просьбу, потому что телефон не работает, а она не может поехать за владыкой, так как она одна на весь госпиталь и оставить его не может. Больной очень волновался, повторяя, что ему нужно сейчас же видеть владыку. Сестра обещала ему, что, когда приедет другая дежурная в шесть часов утра, она сейчас же поедет к владыке и передаст его просьбу. Вдруг, через 30–40 минут, раздался сильный стук в ворота, и на вопрос заспанного сторожа: “Кто там? Что вам нужно?”– был ответ: “Откройте мне калитку, я епископ Иоанн. Меня зовут сюда, меня здесь ждут”. Сторож открыл. Владыка поспешно пошел по двору к больнице и, увидев открывшую ему дверь сестру, спросил: “Где здесь тяжелобольной, который ждет меня? Проводите меня к нему”»¹³⁹.

Следует упомянуть и о том, что к больным владыка всегда ходил пешком, отказываясь прибегать к услугам рикш, так как считал, что недопустимо использовать людей, сотворенных по образу Божьему, ради того, чтобы на них, как на животных, могли передвигаться другие люди.

Ольга Ивановна Семенюк сообщает еще об одном исцелении: «Мой старший сын Борис был алтарником владыки Иоанна в храме и вдруг в субботу, 16 ноября 1943 года, сказал мне, что на всенощную идти не может (ему было уже 17 лет). Я спросила почему. “Мама,– ответил мой мальчик,– у меня болит голова и страшная боль в желудке”. Я встревожилась и уложила его в постель, надеясь, что за ночь боль пройдет. Вдруг в 11 часов вечера входит владыка Иоанн и, велев нам покинуть комнату сына, остается с ним наедине и долго-долго молится. Выйдя от него, говорит: “Не бойтесь, всё будет в порядке”. Я тогда не понимала, какая угроза нависла над нами. Владыка Иоанн ушел. Утром мой сын впадал уже в бред, у него была сильная горячка, и он жаловался на страшные боли во всем теле. Испугавшись, мы вызвали нескольких врачей. Они созвали консилиум и сказали, что мальчика надо немедленно отправить в больницу. Наш епископ снова вернулся, исповедал и причастил мальчика и вновь утешил нас. Когда мы привезли его в больницу, несколько врачей тщательно осмотрели его и поставили диагноз: у сына дизентерия, воспаление левого легкого и тиф. Они тут же посоветовали нам перевести его в другую больницу, больницу православного братства, где для нашего мальчика была готова большая теплая палата. Русский врач, доктор Алексеенко, осмотрел сына и сказал мне: “Надежды нет. Ваш сын этого не выдержит”.

В полном отчаянии и горе я побежала к владыке Иоанну. Упала перед ним на колени и, рыдая, молила: “Спасите моего сына! Помолитесь за него! Я верю только в Ваше заступничество пред Богом!” Владыка Иоанн пребывал в суровой сосредоточенности. Как-то ему удалось меня утешить, и он отправился со мной в больницу. С того дня он навещал моего сына днем и ночью и всё время молился над ним. Примерно через три дня, когда я пришла проведать сына, он пришел в сознание и сказал: “Мама! Какой страшный сон я видел сегодня! Я видел владыку Иоанна, видел много врачей и сестер и себя видел тоже – и это было как будто вчера – одетым во все белое, и я проснулся”. Я подумала про себя, что вероятнее всего мой сын умрет и мне придется одеть его во все белое. Врачи больше не пытались его лечить, так как считали конец уже близким.

Спустя день после этого мой сын начал поправляться. Он выздоровел по молитвам нашего святого и даже удостоился увидеть свое будущее. В настоящее время он сам успешно и увлеченно работает врачом и носит “белую одежду”. Покойный ныне доктор Алексеенко и другие свидетели подтвердили, что только молитвы епископа Иоанна вернули моего сына из могилы к жизни, освободив от неизлечимой болезни»¹⁴⁰.

В числе тех, кого посещал владыка Иоанн, были душевнобольные и одержимые. Он всегда видел четкую грань между этими двумя недугами. В тридцати двух километрах от Шанхая он обнаружил психиатрическую больницу. Туда владыка ходил к больным с иконой св. Наума Охридского, освященной на могиле святого. Владыка обладал духовными силами для того, чтобы общаться с этими несчастными людьми. Он позволял им причащаться Святых Таин, и они, ко всеобщему изумлению, спокойно причащались и слушались владыку. Больные с нетерпением ожидали его прихода и радовались, когда владыка наконец появлялся. Напомним, что Святое Причастие, как правило, не дают душевнобольным из опасения, что они могут бессознательно его выплюнуть. Но святому удавалось привести их в столь мирное состояние, что при нем этой опасности не существовало.

Правда, однажды случилось так, что кто-то из больных изверг Святые Дары. И тогда вновь проявилась непоколебимая вера человека Божьего: «Госпожу Меньшикову укусила бешеная собака. Предписанный курс уколов она либо отказалась сделать, либо сделала небрежно... и заболела страшной болезнью. Узнав про это, владыка Иоанн со Святыми Дарами поспешил к умирающей. Когда он ее причастил, с ней тут же случился припадок: она начала испускать слюну и выплюнула только что принятые ею Святые Дары. Но Святые Тайны не могут быть выброшены, и владыка собрал и потребил их, выплюнутые больной женщиной. Бывшие с ним прислужники воскликнули: “Что Вы делаете, владыка?! Бешенство страшно заразно!” Но владыка спокойно ответил: “Ничего не случится – это Святые Дары”. И действительно, ничего не случилось»¹⁴¹. Стоит упомянуть еще об одном чуде, относящемся к этому периоду: «Владыка Иоанн был приглашен причастить одного молодого жизнерадостного человека возрастом 20 с лишним лет, игравшего на гармошке. Он ожидал очереди выписаться из больницы. Владыка Иоанн подозвал его со словами: “Хочу сейчас тебя причастить”. Молодой человек тотчас же подошел к нему, исповедался и причастился. Изумленный священнослужитель спросил владыку, почему он не прошел к умирающему, а задержался с очевидно здоровым молодым человеком. Владыка ответил очень кратко: “Он умрет сегодня ночью, а тот, который тяжело болен, будет жить еще много лет”. Так и произошло». Тот же очевидец дополняет: «Один из друзей Димитрия Михайловича Азовцева (коммерсанта в Шанхае) имел собственный автомобиль. Увидев из машины владыку Иоанна, он остановился, подошел к нему и взялу него благословение. Был дождливый и ненастный день. Преподав коммерсанту благословение, владыка попросил подвезти его. Дал адрес. Был поздний вечер. Остановились и вошли в квартиру. Дверь открыла хозяйка. Владыка попросил повидать мужа. Ему было сказано, что муж устал, поужинал и уже спит. Тем не менее владыка попросил разбудить хозяина. Поисповедовав хозяина, владыка его причастил. На обратном пути коммерсант, удивленный виденным, спросил владыку, почему потребовалась такая срочность причастить явно здорового человека. Ответ был краток: “Он умрет сегодня ночью”»¹⁴². И это в точности произошло. Этот дар ясновидения владыки подтверждают даже противники святого архиерея: «Г-жа Садовская была замужем за очень состоятельным человеком, который в какой-то день сошелся, кажется, с ее родной сестрой и уехал с нею в Гонконг, где его застала война и японская оккупация. Потрясенная г-жа Садовская решила покончить жизнь самоубийством. Всё подготовила. Услала воспитанника, собак заперла в зале. Вынула яд. И вдруг – телефонный звонок: епископ Иоанн. Непостижимым путем он узнал всё. И вмешался, чтобы не допустить непоправимого»¹⁴³. На вопрос, откуда у владыки появился этот дар, можно ответить словами современного румынского старца Клеопы: «По ступеням знания возводит молитва. Чем больше вы молитесь, тем больше вы знаете»¹⁴⁴. Прозревая будущее, благодаря своему дару «видеть сердце человеческое и привлекать его ко Христу»¹⁴⁵, как выразился протоиерей Георгий Ларин, святой владыка, ради спасения души другого человека, проявлял снисхождение там, где, казалось, требуется строгость. Вот рассказ Нестора Левитина: «Однажды в субботу вечером, в 6 часов, когда начали звонить колокола на всенощное бдение, я направился к собору. Хотел принять в воскресенье Святое Причастие, но никому о том еще не сказал. Приблизившись к соборным воротам, я увидел, что с другого конца идет владыка Иоанн, очевидно возвращаясь после визита в больницу Православного братства. Я подошел под благословение. Епископ спросил меня: “Вы примете завтра Святое Причастие?” “Нет, владыка”,– ответил я. “Почему же?”– спросил он. “Я действительно хотел, но был у Василия Ивановича, и он предложил мне маленькую мясную котлетку” (хотя в то время поста не было, я имел правило всегда воздерживаться от мяса перед святым причащением). “Но что у вас на душе?”– спросил епископ. “Я раскаиваюсь, владыка”,– ответил я. “Тогда какое значение имеет мясо? Я благословляю вас принять Причастие”,– сказал он и ушел»¹⁴⁶. Как видно, для владыки главным было не формальное соблюдение евхаристического поста, а прежде всего сердечное расположение человека. Впоследствии он скажет: «Принятие Тела Христова при отвращении от Него духом подобно прикосновению ко Христу тех, кто Его бил, и заушал, и распинал. Прикосновение их к Нему послужило им не во спасение, а в осуждение»¹⁴⁷.

Вот лишь несколько примеров из множества чудес, совершенных святым владыкой на Дальнем Востоке. За этими последуют другие – в Европе и в Америке, а также те, что совершились после его блаженной кончины. Неудивительно, что чада святого пастыря воздали ему любовью за его любовь. Об этой любви рассказывает архимандрит Константин (Зайцев): «День тезоименитства владыки Иоанна... Трудно себе представить, какое то было в Шанхае народное торжество! Переполненный храм, огромный, во время литургии. Перед собором Пресвятой Богородицы Споручницы грешных – большой пустырь. Он был заставлен столами. Тут устраивалась массовая трапеза. Любовь к владыке выказывалась и высказывалась всеми возможными способами. Действительно, то была трапеза любви... И это совсем не значит, что все и во всём были согласны с владыкой. Нет! Много было разногласий. Могли быть горячие споры. Могли быть и острые столкновения. Могли быть разномыслия. Но независимо от этого оставалась личная связь – бесценная. Она претерпевала все разобщения, отводя их в тень. Это была любовь во Христе... Молитвенная помощь, духовническое прозрение, сочувствие в беде – все это продолжало быть естественным проявлением внимания со стороны владыки, как естественным оставалось обращение к нему. И так духовная семья, обнимавшая весь разносоставный русский Шанхай, оставалась все той же духовной семьей»¹⁴⁸. Верующие Шанхая, как бы подводя итог деятельности святого на Дальнем Востоке, писали митрополиту Мелетию Харбинскому: «Среди повседневной суеты, живя в разноязычном городе [...] мы православным русским сердцем чувствуем, что епископ Иоанн есть тот, который нам нужен, чтобы быть нам хотя немного православными не только на словах, но и делом»¹⁴⁹.

Глава 4. Начало второй мировой войны

Падет от страны твоея тысяща, и тма одесную тебе, к тебе же не приближится.

Пс. 90, 7

Святитель Иоанн позднее в своей жизни напишет следующее: «Годы нашего епископского служения в многоплеменном граде, не напрасно сравниваемые с Вавилоном, проходили во время тяжелых испытаний во всем мире. Наш град явился одним из первых мест военных действий, а затем переносил многие лишения, хотя далеко не в такой степени, как в странах Европы»¹⁵⁰.

15 июля 1937 года японское правительство направило ультиматум китайскому правительству Чан Кай Ши, требуя «независимости» для внутренней Монголии и провинции Хубэй. Началась война. Первые бомбы упали на Шанхай 14 августа 1937 года, в тот момент, когда владыка Иоанн служил чин малого освящения воды в день праздника Происхождения Честных Древ Животворящего Креста Господня. Китайская авиация, в свою очередь, атаковала японский крейсер, пришвартованный у острова Хуан-пу. Японцы, преследуя два китайских самолета, сбросили бомбы на территорию французской концессии. Однако сильнее всего военные действия отразились на китайской части города, а не на тех кварталах, где проживали иностранцы. По словам одного из западных журналистов, «после японских бомбардировок в окрестностях города всё было разрушено, сожжено и стерто с лица земли»¹⁵¹. Русское население столкнулось с огромными материальными трудностями, но убитых и раненых среди русских было немного. Владыка писал: «Население русское пострадало главным образом материально. Потерь жизни всего несколько, раненых тоже немного. Господь явно проявил Свою милость». Но добавлял при этом: «В имущественном же отношении многие живущие в местах нынешних военных действий пострадали значительно»¹⁵². Беженцев расселили по русским семьям и, насколько это было возможно, старались прокормить. У архиепископа Виталия, жившего в Соединенных Штатах, владыка, помимо молитв, просил помощи: «Посему, кроме молитв о нас, какие необходимы всегда и всякому, мы нуждаемся в помощи прежде всего материальной. Русским же, кажется, ехать некуда и остается положиться на волю Божью, Который может сохранить и наказать на всяком месте»¹⁵³.

В эти тяжелые времена происходили чудеса, через которые Господь проявлял Свое благоволение к православным Шанхая, терпевшим столько испытаний. Небольшая часовня во имя Воскресения Христова после бомбардировок, которые произошли во время всенощной под праздник Святых Небесных Сил бесплотных, осталась нетронутой, в то время как всё, что находилось вокруг, было разрушено¹⁵⁴. Были и обновления святых икон, о которых владыка Иоанн писал: «В последние дни Господь явил знамения Свои в Шанхае, где ныне происходит волна обновлений святых икон...

Мы не торопились оповестить о том паству нашу, дабы поспешностью признания события за чудо не вселить в ком сомнения в истинности происшедшего.

Ныне же, когда свидетельские показания запечатлены присягой и сделано подробное обследование упомянутых событий... мы призываем нашу возлюбленную паству вместе с нами прославить возвеличившегося в делах Своих Господа и восхвалить Пречистую Божию Матерь, нас Покровом своим не оставляющую... Предостерегая всегда нашу паству от “веры всякому слуху” о чудесных событиях и призывая ее не прежде верить им, как то законной православной церковной властью будет проверено и установлено, мы с тем большей радостью возвещаем ей о явных проявлениях Перста Божьего.

Обновление святых икон да укрепит нас в вере и терпении и да побудит каждого искать своего внутреннего обновления»¹⁵⁵.

Как видно, владыка относился с большой осторожностью и трезвением ко всякого рода явлениям и знамениям. Чтобы не допустить массовых заблуждений, он требовал, чтобы верующие, у которых происходило обновление икон, прежде оповещали бы об этом священника, который должен был, в свою очередь, уведомить епископа. Только епископ после скрупулезного рассмотрения мог ставить об этом в известность верующих.

Среди невзгод, бедствий войны и катастрофических наводнений епископ, подобно пророку Иеремии, обращает свой плач ко Господу и ободряет свою паству, обращаясь к ней в сентябре 1937 года с посланием, составленным к празднику св. Александра Невского:

«Камо пойду от Духа Твоего? И от Лица Твоего камо бежу? Аще взыду на небо, Ты тамо eси, аще сниду во ад, тамо eси. Аще возму криле мои рано и вселюся в последних моря, и тамо бо рука Твоя наставит мя, и удержит мя десница Твоя (Пс. 138, 7–10).

Приведенные выше богодухновенные слова псалмопевца Давида надлежит нам особенно помнить в настоящие дни, когда весь мир словно заколебался и отовсюду приносятся вести о различных волнениях, потрясениях и несчастьях.

Не успеет внимание остановиться на происходящем в одной стране, как оно отвлекается еще более грозными событиями, неожиданно вспыхнувшими в другом месте; не успеешь вникнуть в них, как еще новые события отвлекают взор в третье место, заставляя забыть про прежние, хотя и они не прекратились.

Напрасно собираются совещания представителей разных стран, которые стараются найти исцеление общей болезни, они обнадеживают себя и других, легкомысленно говоря: “мир, мир!”, а мира нет (Иер. 6, 14; 8, 11).

Не только не прекращаются бедствия в тех странах, где уже они совершаются, но и наступают внезапно там, где считалось безопасно и хорошо.

Убегающие от одних бедствий попадают в другие, часто еще худшие.

“Как если бы кто убежал от льва – и напала на него медведица; или вскочит в дом и обопрется руками своими о стену – и ужалит его змея” (ср.: Ам. 5, 19); или, как говорит другой пророк: “и будет – бежащий от страха впадет в пропасть и вылезающий из пропасти попадет в сеть. Ибо окна небес отверзлись и трясутся основания земли” (см. Ис. 24, 18).

Подобное видим мы в настоящее время.

Отправляющиеся на мирную работу вдруг становятся жертвами военных действий, возникших там, где их меньше всего ожидали.

Спасающиеся от военной опасности терпят ужас стихийный в бедствии землетрясения или тайфуна.

Многие находят себе смерть там, где спасались от смерти. Другие же готовы лучше подвергнуть свою жизнь опасности, чем изнывать в местах, почитаемых безопасными, в ожидании иных бедствий, могущих прийти в те края.

Кажется, нет места на земном шаре, которое за последнее время являлось бы спокойным и тихим пристанищем от мировых невзгод.

Осложнения политические, экономические и общественные.

Беды в реках, беды от разбойник, беды от сродник, беды от язык, беды во градех, беды в пустыни, беды в мори, беды во лжебратии, как говорит апостол Павел (2 Кор. 11, 26).

К сим бедам в наши дни нужно добавить еще ’’беды на воздухе и беды с воздуха”, особенно страшные.

Но когда перечисляемые апостолом Павлом беды переносил и сам славный первоверховный апо�

Рекомендовано к публикации Издательским советом Русской Православной Церкви

ИС Р15-512-0593

Серия «Люди Божии»

© Сретенский монастырь, 2015

* * *

 Святитель Иоанн Шанхайский говорил о святых: «Святость есть не просто праведность, за которую праведники удостаиваются блаженства в Царствии Божием, но такая высота праведности, что люди настолько наполняются благодати Божией, что она от них течет и на тех, кто с ними общается. Велико их блаженство, происходящее от лицезрения славы Божией».

 Говорил о святых также: «Будучи преисполнены и любви к людям, происходящей от любви к Богу, они отзывчивы на людские нужды и на их моления и являются ходатаями и предстателями за них пред Богом».

 Эти слова в полной мере относятся и к нему самому.

 Святитель еще наставлял: «Быть сосудами воли Божией – великая честь, но и великая ответственность, ибо кому много дано, с того много и спросится».

 Наставлял также: «Господь попускает нам страдать, чтобы мы восчувствовали нашу слабость и стремились более усердно к Источнику всякого блага, нашему Творцу, дающему каждому то, что ему полезно».

 Объяснял: «Когда мы погружены в грехи, а ум наш занят житейскими только заботами, мы не замечаем состояния своей души… Но вот луч света Божия проникает в нашу душу. Сколько мы увидим тогда грязи внутри самих себя!.. Если мы осознаем тогда свое духовное ничтожество, свою греховность, от души пожелаем своего исправления, – близки мы к спасению».

 Святитель говорил еще: «Все мы грешим, все мы нарушаем Христовы заповеди и законы Святой Церкви, но одни сознают себя грешными в том, что они их нарушают, и каются в своих прегрешениях, а другие, вместо того, отрицают сами законы и не хотят им покоряться, говорят, что законы эти устарели, законы уже не нужны, мы-де сами умней, чем те, которые дали законы церковные, которые Сам Господь дал через апостолов и Своих святителей. Вот перед вами два пути – путь благоразумного разбойника и путь того, который тяготою хуления сошел во ад».

Будущий святитель Иоанн (Максимович) родился 4/17 июня 1896 года в селе Адамовка Харьковской губернии, на юге Российской империи. Младенец был крещен с именем Михаил в честь Архистратига Михаила.

 Его родители Борис и Глафира Максимовичи принадлежали к малороссийскому дворянству. В их роду было множество благочестивых верующих людей. Одним из них был святитель Иоанн Тобольский († 1715), прославленный в лике святых.

 Мальчик рос необыкновенно послушным, – родители не испытывали трудностей с его воспитанием. Особое почтение к родителям осталось у него на всю жизнь, он всегда считался с их мнением.

 Он любил молитву, часто молился по ночам, любил духовные книги, особенно жития святых. Также Михаил очень почитал иконы и покупал их в таком количестве, что вскоре в доме Максимовичей не осталось места, куда можно было бы поставить новую икону. Когда отец запретил отроку приобретать новые иконы, тот попросил разрешения купить последнюю. Ею оказалась икона «Всех святых, в земле Российской просиявших».

 Святитель вспоминал впоследствии: «С самых первых дней, как я стал осознавать себя, я захотел служить праведности и истине. Мои родители зажгли во мне усердие непоколебимо стоять за правду, и душа моя была пленена примером тех, кто предал за нее жизнь».

 Вера мальчика и его благочестие так сильно повлияли на его бывшую гувернантку-католичку, что она перешла в Православие. Михаил, которому на тот момент исполнилось пятнадцать, помогал ей подготовиться к этому шагу, учил ее молитвам.

 Недалеко от родительского имения, на лесистом берегу реки, находился прославленный Святогорский монастырь с чудесными храмами, пещерами, скитами, многочисленной братией и афонским уставом. Этот монастырь произвел неизгладимое впечатление на отрока.

 В Харькове служили пастыри высокой духовной жизни: протоиерей Николай Загоровский, владыка Антоний (Храповицкий), в те годы архиепископ Харьковский, которые оказали большое влияние на будущего архипастыря. А владыка Антоний, по словам святителя Иоанна, «сделался навсегда руководителем его духовной жизни».

 Отец Иоанн писал позднее о владыке Антонии: «К каждому приходившему к нему за духовным советом он относился как к своему духовному сроднику, телесное родство перестало для него существовать после принятия им монашества. Всякому обращающемуся к нему за поддержкой и помощью он себя считал обязанным помочь как своему ближнему, отдавая нередко последнее, что имел, а сам испытывая подчас лишения».

 Из послушания родителям одиннадцатилетний отрок поступает в Петро-Полтавский кадетский корпус и заканчивает его на пороге своего восемнадцатилетия.

 Кадеты часто ходили церемониальным маршем в Полтаву. Как-то они проходили маршем перед полтавским собором, и Михаил, сняв фуражку, перекрестился. Кадеты подняли его на смех, а начальство наказало за отступление от устава. Но об этом случае через своего сына-кадета узнал великий князь Константин Константинович. Он сказал перед всем строем, что поступок Михаила Максимовича, хоть и не по уставу, тем не менее говорит о глубокой вере и заслуживает не смеха, а одобрения и похвалы.

 Позднее он говорил о своей юности: «Изучая светские науки, я все больше углублялся в изучение науки наук, в изучение духовной жизни».