Малефисента. История тёмной феи бесплатное чтение

Художественно-литературное издание

СЕРЕНА ВАЛЕНТИНО

Малефисента

ИСТОРИЯ ТЕМНОЙ ФЕИ

Serena Valentino

MISTRESS OF ALL EVIL. A TALE OF THE DARK FAIRY

В память о моей сестренке Джесси.

Моей собственной прекрасной темной фее.

Серена Валентино

Пролог

Величественный замок темной феи зловеще чернел на фоне грозового неба в ореоле зеленого сияния. С его самой высокой башни внезапно сорвалась яркая изумрудная вспышка – предупреждение всему живому в округе, что Малефисента разъярилась не на шутку. Даже ее верным приспешникам-воронам стало не по себе, когда замок содрогнулся от ее гнева, и они взмыли в небо крикливой стаей. Уже шестнадцать лет помощники темной феи повсюду разыскивали принцессу Аврору, но так и не нашли. А теперь оказалось, что девушка уже дома, в замке короля Стефана – готова встретить свой шестнадцатый день рождения и занять полагающееся ей место при дворе.

Малефисента мрачно мерила шагами свои покои. Связаться с сестричками ей опять не удалось – ни ворон, ни ворона добраться до них не смогли.

– Почему, ну почему они меня не послушали?! – ворчливо сокрушалась она. – Я же говорила, что Урсуле нельзя доверять ни в коем случае!

Сейчас сестрички были ей особенно нужны, но Малефисента опасалась, что положиться на их помощь больше не удастся. Оставалось лишь одно средство, и она решительно приблизилась к волшебному зеркалу на стене – тому самому, которое сестрички вручили ей много лет назад.

– Покажи мне Люсинду! Покажи мне Руби! Покажи мне Марту! – приказала она.

На поверхности зачарованного стекла закружился вихрь фиолетового света – и только. Что ж, темная фея так и не освоила искусство обращения с этим волшебством наравне с сестричками, так что их подарком она пользовалась не часто. И все же спустя немного времени в зеркале проступили неясные изображения сестричек. Кажется, они просто бесцельно слонялись по какой-то увешанной зеркалами просторной комнате или зале и при этом то и дело выкликали чье-то имя, но слов Малефисента разобрать не могла.

– Люсинда! Вы меня слышите? Сестрички! Вы нужны мне! – закричала она, и на мгновение ей показалось, будто ее зов достиг их – сестры внезапно перестали бродить с места на место и насторожились. – Сестрички! Где же вы? Мне нужна ваша помощь с Авророй! – крикнула Малефисента еще громче.

Внезапно фигура Люсинды обрела фокус и проступила в мутных глубинах зеркала яснее прочих, хотя ее лицо то и дело пропадало в клубящейся пурпурной дымке, пока она отдавала темной фее яростные приказы:

– Немедленно отправляйся в замок, Малефисента! Хоть огнем, хоть дымом, хоть словом! Любым возможным способом, только скорее! Сама стань орудием ее судьбы, если понадобится, но только отправь ее в страну снов! Мы все будем ждать ее. Только смотри, сделай так, чтобы она уже никогда не проснулась! Наши силы уже не те. Вся надежда на тебя. Давай же поспеши!

Люсинда пропала так же быстро, как и появилась, и теперь в зеркале отражалось лишь собственное зеленое лицо Малефисенты. И сколько бы она ни надсаживалась, вновь и вновь призывая сестричек, докричаться до них она больше не смогла. В порыве ярости она размахнулась посохом и ударила им по колдовскому стеклу, разбив зеркало вдребезги. Никогда еще безрассудство сестричек не злило ее до такой степени.

Диаваль, ручной ворон Малефисенты, захлопал крыльями у нее на плече.

– Сдается мне, что сестрички сами застряли в стране снов, – поделилась с ним темная фея. – А ведь я говорила им, что этого не миновать, если они вздумают помогать Урсуле! Но разве они меня слушали? Вот и попались... идиотки! – Малефисента с силой сжала пальцами свой посох, и зеленый шар на его навершии ярко засветился. – Что ж, я использую и огонь, и дым, и слова! Эти назойливые феи, всюду сующие свой нос, думали, что смогут спрятать от меня свою ненаглядную Розу! Думали, что с ними она в безопасности! Но я-то знаю, что сейчас, в эту самую минуту, король с королевой уже заполучили принцессу к себе в замок. – Малефисента ринулась к очагу. – Ладно, огонь, ты поможешь мне! – вскричала она, звучно ударив посохом в каменный пол. По замку прокатился гулкий рокот, в очаге вспыхнуло яркое пламя – ив тот же миг его двойник вспыхнул в спальне принцессы Авроры. Сквозь языки пламени Малефисента увидела, что Аврора горько плачет. – Ах, бедняжка... Не знает, что она уже помолвлена со своей истинной любовью! Что ж, тем лучше. А теперь дело за тобой, могущественное слово, – объявила Малефисента, погасив взмахом руки пламя и прикрывая глаза. Колдовское заклинание уже заполнило собою ее мысли.

Приведите меня к их возлюбленной Розе,

И сомкнутся над ней крылья черной угрозы.

Дымом, пламенем, темью недоброй ночной,

Я иглу начиняю своей ворожбой.

И поникнет их Роза, увянет с тоской,

Навсегда погруженная в сон колдовской.

Топкая струйка дыма коварно потянулась из камина в спальне Авроры. Желтые глаза Малефисенты ярко светились на фоне черной сажи, когда она перенеслась в замок короля Стефана.

Ярким светом, огнем Розу ты зачаруй,

Без слез и без страха мертвый сон ей даруй,

Пусть она будет чарами окружена

И в бесстрастный покой вечно погружена.

Отвратительный сгусток зеленого света поплыл по комнате принцессы, бросая на бледное лицо вскочившей из-за туалетного столика девушки потусторонние зеленоватые блики. Сияющий шар заплясал перед ее глазами, подчиняя себе волю принцессы, и поманил ее за собой в темный зачарованный проход, который Малефисента наколдовала в камине. Скованная чарами, девушка безвольно побрела следом за шаром вверх по холодной каменной лестнице, по сводчатому коридору, похожему на вход в могильный склеп. До Малефисенты доносились взволнованные голоса добрых фей, которые звали Розу по имени. Одним взмахом руки она запечатала проход, и голоса стихли – феям было уже не догнать их подопечную.

Аврора поднималась все выше и выше, пока не достигла вершины самой высокой замковой башни. Темная фея снова взмахнула рукой – и злокозненный шар превратился в вертящееся колесо прялки. Ей оставалось пропеть всего несколько слов, чтобы скрепить заклятие.

Ты вертись, колесо, меряй времени ход,

Время в мире основа основ.

Замыкай колдовство, что навек унесет

Розу в царство мечтаний и снов.

Принцесса потянулась рукой к острию веретена, но в последний миг замешкалась в нерешительности, словно какая-то сила внутри нее противилась злому колдовству Малефисенты.

– Дотронься до веретена! Дотронься до него, я сказала! – отдала приказ Малефисента, и ее черная магия окончательно сломила волю бедной принцессы. Тонкая рука чуть коснулась блестящего острия. Заточенная игла пронзила нежную кожу, и все тело принцессы вдруг охватила слабость, словно сама жизнь стремительно вытекала из него. А потом вокруг нее сомкнулась тьма, и принцесса упала на каменный пол к ногам Малефисенты, скрытым подолом черного платья.

В этот самый миг три добрые феи ворвались в башню, не помня себя от волнения и страха.

Малефисента взглянула на запыхавшуюся троицу и презрительно фыркнула:

– Ну что, дурочки? Думали, сумеете одолеть меня, да? Меня! Саму владычицу тьмы!

Наконец-то, после стольких лет, принцесса Аврора была у нее в руках!

Ее злые чары настигли их любимицу и погрузили в беспробудный сон – так, как она и обещала. Все попытки эти глупых существ уберечь ее от неминуемого обернулись прахом. Малефисента торжествующе воздела свой посох и запахнула черный плащ.

– Вот, полюбуйтесь на вашу драгоценную принцессу! – хохотнула она.

Три добрые феи в ужасе ахнули. Их прекрасная любимая Роза безжизненно покоилась на холодных каменных плитах, а ее тиара валялась рядом – как мрачное знамение, что ей уже никогда не придется стать королевой.

Глава 1

Темная фея

Над головой темной феи, отмечая ее путь через лесную чащобу, кружила черная воронова стая. С каждым шагом деревья смыкались все плотнее и плотнее. Лес тоже был живым существом – двигающимся, дышащим. Зеленые побеги, оплетая все на пути темной феи, взбирались до самых верхушек крон, укрывая ее густеющим сумраком. В темноте Малефисенте лучше удавалось держать цепкие ветки на безопасном расстоянии. Она, наверное, и сама не понимала этой стороны своей магии, но вполне научилась ею пользоваться. Вопреки слухам, растения вовсе не были полностью подвластны ее воле. Да ей и самой доводилось слышать, будто она способна управлять природой – скажем, натравливать страшный лес на своих врагов. Она же, по правде говоря, видела в этих сказках лишь мрачную иронию. Природа давно прокляла ее – за прошлые грехи. И с тех пор сделалась ее врагом. Здешний лес не исключение.

И хотя Малефисенте удавалось сдерживать натиск леса в сумраке, она вовсе не была так уж уверена, что справится с угрозой, если отважится выступить из-под тени лесного полога. Кто знает, сумеет ли она, выступив на яркий солнечный свет, одолеть эти живущие своей жизнью растения.

Пока же она с удовлетворением наблюдала, как яркая изумрудная зелень блекнет и отступает, съеживаясь от жара, исходящего от ее посоха. Новые плети уже тянулись к деревьям на соседних утесах, оплетая их, стягивая вместе в ощетинившееся листвой враждебное войско.

Для любого леса нет угрозы страшнее, чем огонь.

Темная фея захохотала и метнула в сплетение веток зеленую молнию. Ветки в ужасе отпрянули. Она только и ждала, чтобы лес дал ей предлог подпалить его – ах, как это было бы приятно! Но сейчас ей следовало обуздать свою страсть к разрушению – сегодня у нее есть цель, так что отвлекаться не следует.

В это путешествие Малефисента пустилась с большой неохотой: очень уж ей не хотелось покидать Спящую красавицу и влюбленного принца, появление которого грозило сорвать все ее планы. Несколько дней назад принцесса уколола палец о веретено – именно так, как гласило проклятие Малефисенты. И Малефисента тут же приказала своим приспешникам похитить принца Филиппа и доставить его в казематы ее замка, чтобы он уж точно не добрался до уснувшей беспробудным сном принцессы. Никак нельзя допустить, чтобы мальчишка вмешался в ее искусно выстроенные планы. Но даже после всего этого темная фея не могла обойтись без сторонней помощи. Ей нужны были ведьмы – достаточно могущественные, чтобы укрепить заклятие и не дать Спящей красавице проснуться во веки вечные. Малефисенту вполне устроит, если Аврора навсегда останется в стране снов. А для этого ей придется наведаться в королевство Морнингстар.

Она предпочла бы достичь его своим самым любимым быстрым способом – в виде пламени, но сейчас ей хотелось, чтобы ведьмы в замке заранее знали о ее приближении. Пусть они еще до ее появления успеют как следует погоревать об утрате морской ведьмы и сестричек. Если же она нагрянет внезапно, рассуждала Малефисента, все слишком перепугаются, чтобы задумываться о причине ее визита. Поэтому она решила добираться до королевства не торопясь, в сопровождении своей любимой вороновой свиты. Лесной полог сделался уже таким плотным, что она не видела птиц над своей головой, однако ее магия была достаточно сильна, чтобы она могла обозревать свой путь их глазами. Этот ее магический дар нравился ей больше всех остальных: благодаря ему она как будто сама отрывалась от земли и парила в небесах, глядя на мир с высоты. Но держаться нужного направления она могла и без всякой магии – сердца ведьм притягивали ее к себе, сияя, как маяки среди теней сгинувших величайших колдуний.

Диаваля Малефисента послала вперед, к замку. Пока он кружил над башнями, она видела его глазами, какие разрушения произвела в нем Урсула. Вся покрытая останками морской ведьмы, древняя крепость словно пульсировала от осязаемой жгучей ненависти. Малефисента никогда не любила Урсулу и не слишком горевала о ее гибели. В сущности, она была уверена, что без этой жадной до власти ведьмы со вздорным нравом существование многих королевств на суше и в море только улучшилось. Урсула подвергла риску жизни всех, создав такое опасное заклятие, что сестрички до сих пор страдают от его последствий.

Малефисента не умела заглядывать в будущее, как некоторые ведьмы и феи, зато она отлично разбиралась в характерах. Она сразу почуяла огромную силу Урсулы и не сомневалась, что морская ведьма предаст сестричек. Жаль, что они так и не вняли предостережениям темной феи. Когда-то Малефисента любила сестричек всей душой, но со временем они стали для нее вроде чудаковатых родственников, которых она терпела с большим трудом и всячески старалась избегать. Теперь ей стоило большого труда вспомнить, какими они были когда-то и как она их любила. Ведь это чувство – любовь – превратилось в бледное воспоминание.

А может, это и к лучшему. Сестрички превратились в сплошную помеху – стали беспокойными и надоедливыми, да и, похоже, с годами совсем выжили из ума. Она давно уже не ощущала их присутствия – ни в мире вокруг, ни в собственном сердце, – а тут вдруг прониклась к ним родственными чувствами, о которых уже успела и забыть. Она все пыталась вспомнить, каково это было – беспокоиться, заботиться о них... Да хоть о ком угодно, если уж на то пошло. Но у нее ничего не вышло. А сестричек уже можно окончательно вычеркнуть из ее жизни – слишком уж они теперь далеко, даже ее магия до них не достанет. При этой мысли Малефисенте почти взгрустнулось. Почти.

Грусть... Этого чувства она не испытывала так долго, что уже и память о нем стала зыбкой, как растаявший сон. А сестрички, считай, там сейчас и находятся – в мире снов, навеки утратившем связь с миром яви.

Скитаются в нем одни-одинешеньки...

Малефисенте и думать не хотелось, на что похож этот мир и какие сны видят в нем сестрички. Разве мир снов не скрыт в самых темных, самых потаенных глубинах разума? Вряд ли ей дано понять, какие сокровенные тайны открылись теперь сестричкам в их новой реальности. Она зябко повела плечами при одной мысли, какие кошмары их могут окружать. И вдруг ей стало любопытно – а могут ли они встретиться там с Розой, проникнув в ее собственный уголок страны снов?

«Да пусть они провалятся в самый Аид, эти сестрички – с их зеркалами, заклинаниями, с их безумием! Они обязаны были спасти их дорогую младшую сестренку!»

Но старая королева в зеркале сумела выразиться лучше.

«Как и многие из нас, Малефисента, эти мерзкие сестры просто неспособны рассуждать здраво, когда в опасности оказывается их семья».

Малефисента тогда посмеялась над старой королевой Гримхильдой. Уж ей ли толковать с Малефисентой о семье!.. Однако темная фея сдержала все просившиеся на язык острые слова, не решившись заговорить со старой королевой о ее дочери Белоснежке, которая сейчас вполне благоденствует как правительница собственного королевства.

Даже думать об этом Малефисенте было тошно.

На что она вообще похожа, такая волшебная жизнь, когда тебя не трогают ни беды, ни раздоры, сокрушившие столько других королевств? А ведь это все заслуга старой королевы, не так ли? Каким-то образом сейчас ее магия сделалась еще сильнее, чем в те времена, когда королева была жива. Она сумела дотянуться из-за завесы, отделяющей мир мертвых от мира живых, и теперь заботливо хранила свою дочь и все ее семейство. Может, для Гримхильды это искупление за то, что она пыталась убить Белоснежку, когда та была еще совсем юной. Гримхильда заняла место своего отца в волшебном зеркале и навеки стала рабыней Белоснежки, подобно тому, как отец Гримхильды был ее рабом. Отныне она обречена быть защитницей и охранницей Белоснежки, не зная ни минуты покоя – стеречь ее сон по ночам, оберегать от любых невзгод ее детей и внуков. Одним словом, неустанно заботиться о счастье своей несносной дочурки и ее потомства.

Любовь Гримхильды к дочери не давала Малефисенте покоя, все время напоминая о себе как неослабевающее подозрение, что это должно как-то тронуть ее сердце. Однако Малефисента все время загоняла его поглубже – туда, где гнездились другие такие же подозрения. В ее воображении все они выглядели как обломки мрачного могильного камня, и ее то и дело занимала мысль – как вообще возможно таскать в себе такую тяжесть.

Сестрички как-то поведали ей, что Гримхильда испытывает непрестанную боль. Наверное, старая королева ощущала ее в себе как острые зазубренные камни, режущие ее изнутри. Малефисента и сама не знала, что хуже – тяжесть ее груза или боль, терзающая Гримхильду. Сестрички наверняка сказали бы, что и то и другое способно уничтожить своих носительниц. Но Малефисента считала, что ее бремя словно дает ей опору и равновесие. Не будь этой привычной муки – как знать, возможно, ее просто развеяло бы по ветру.

Сестрички порешили, что Белоснежку и ее семейство лучше оставить в покое, чтобы не злить Гримхильду. Но как бы ни была могущественна королева, а сны ее дочери ей не подвластны.

Сны принадлежат добрым феям. А еще – трем сестричкам.

Глава 2

Погребение

Две ведьмы стояли на обдуваемых ветрами утесах возле замка. Они сильно разнились по возрасту и навыкам колдовства, зато очень сходились в чувствительности и уязвимости. Под ними, плюясь зловонной черной пеной, клокотало бурное море, а небо над их головами было затянуто густым темно-пурпурным дымом. Поглощая свет солнца, этот дым покрывал все королевство мрачной пеленой.

В какую бы сторону ни смотрела Цирцея, повсюду ей виделись следы взорвавшейся Урсулы. Невыносимое, тошнотворное зрелище. Все вокруг – и почерневшие берега, и обрушенные скалы – было отмечено печатью разрушения, от которого души ведьм наполнялись унынием и печалью. Вместо того чтобы сокрушаться, Цирцее стоило бы направить свою магию на то, чтобы возродить в королевстве жизнь и процветание, но ей никак не хватало духу взяться за столь грандиозную задачу. Пока еще не хватало. Сейчас ей казалось, что если она попытается, то тем самым уничтожит последнюю память о том, что осталось от ее старой подруги Урсулы.

– Старой подруги, которая вырвала твою душу из тела, превратив его в пустую оболочку – считай, в шелуху. А сколько было таких осиротевших душ – и не счесть, – напомнила ей Нянюшка, как обычно легко прочитав ее мысли.

Цирцея печально усмехнулась, признавая ее правоту. Но в ее представлении эта Урсула, которая предала ее, была не той Урсулой, которую она знала еще девочкой. В те времена Урсула, хоть и славилась буйным нравом, умела привлекать к себе сердца. Для старших сестер Цирцеи она была самым близким, самым дорогим другом, а для самой Цирцеи – кем-то вроде любящей тетушки, которая приносила ей радужные шарики из пены и рассказывала дивные истории о море. Цирцея обожала ее. А то чудовище, та тварь, в которую превратилась Урсула, не имела с ней настоящей ничего общего. Это было какое-то совсем чужое существо, снедаемое горем, злобой и жаждой власти. А самое ужасное в том, что в черные бездны отчаяния эту женщину вверг не кто-нибудь, а ее родной брат, оттолкнувший и презревший ее. Цирцее вспомнилось, какой она увидела Урсулу в тот день. Она тогда подумала даже, что родными глазами Урсулы на нее смотрит кто-то другой – вернее, нечто другое. Ее даже холод пробрал от этих воспоминаний.

В тот день Цирцее хотелось бежать прочь со всех ног, но она сумела убедить себя, что у нее просто разыгралось воображение. Она напомнила себе, что всю жизнь всегда доверяла Урсуле и никогда даже мысли не допускала, что та может причинить ей какое-то зло. Но если бы Цирцея действительно была честна сама с собой, она вряд ли смогла бы отрицать, что тварь, вселившаяся в тот день в ее старую подругу, не питала к ней никаких добрых чувств. Это было очевидно, но... Цирцея попросту не захотела увидеть этого. Она подавила свой страх, задвинула его в сторонку и заставила себя увидеть перед собой ту же самую женщину, которую всю жизнь любила. Так и получилось, что она сама позволила жуткой морской ведьме поймать себя в ловушку, и Урсула получила возможность использовать ее как пешку в игре, как инструмент воздействия на ее старших сестер.

Так женщина, которую она любила всем сердцем, предала ее.

«Нет, – решила она, – Урсула предала саму себя». А теперь она мертва, и от нее ничего не осталось, кроме дыма, черной слякоти и пепла. Цирцея уже ничем не могла ей помочь – и все же продолжала терзаться вопросами, на которые не было ответов. Почему Урсула не открылась ей, не поговорила с ней начистоту? Почему она не рассказала ей всю историю целиком – ту, которую рассказала сестрам Цирцеи? Тогда Цирцея непременно помогла бы Урсуле уничтожить Тритона, не втягивая в это его младшую дочь. Все это была одна сплошная глупость. Уж Урсула должна была знать, что Цирцее вполне по силам справиться с Тритоном. А еще она должна была сообразить, что Цирцея ни за что не стала бы подвергать опасности Ариэль.

«Будь он проклят, Тритон, за что, что он сотворил со своей сестрой! Провались он в Аид за его преступления! Будь он проклят за то, что из-за него Урсула забыла, кто она есть на самом деле. И. за то, что она превратилась в мерзкую тварь, созданную его собственными руками!»

Как же трудно ей было сдерживаться, чтобы не навести на Тритона какую-нибудь самую страшную порчу! Ей нестерпимо хотелось рассказать ему, что, когда она коснулась ожерелья Урсулы, ей стало известно все, что та испытала – все причины ее неистовой ярости, горя и боли. Цирцея своими ушами услышала каждое подлое слово, своими глазами увидела каждое гнусное, полное ненависти унижение, которые Урсуле приходилось терпеть от Тритона. У Цирцеи от них едва не разорвалось сердце – и наверняка то же самое случилось и с Урсулой. Возможно, в один прекрасный день Цирцея вернет Тритону каждое его мерзкое слово. Но не сейчас... Сейчас она этого делать не станет – слишком горяча ненависть в ее душе, слишком остра ее боль.

Пришедшее следом озарение повергло Цирцею в еще большую печаль: именно семья способна причинить самые сильные страдания: разбить тебе сердце, стереть его в порошок. Только самые родные, самые близкие могут так больно ударить, сломить твой дух и бросить тебя одну в тернистых дебрях отчаяния. Никто не подберется к тебе так близко и не уничтожит тебя так безжалостно, как семья, – ни любовник, ни лучший друг. Семья сумеет подмять тебя, подчинить тебя своей власти.

Слишком хорошо Цирцея знала, каково это – когда семья разбивает тебе сердце. У нее ведь и у самой были беспокойные сестры – три сестрички, способные в приступе гнева разнести все вокруг. Но сестры обожали свою младшенькую – даже слишком. Насчет их любви она могла не беспокоиться, зная, что та никуда не денется, чтобы с ними ни приключилось. А теперь ее сестры оказались в ловушке беспробудного сна, и все потому, что она бросила их и позволила морской ведьме обвести себя вокруг пальца! Да еще по такой глупой, глупой причине: она, видите ли, рассердилась, что они любят ее слишком сильно. Так сильно, что, не задумываясь, стерли бы с лица земли любого, кто мог бы ей угрожать, и вообще сделали бы что угодно, чтобы защитить ее.

А она – чем она им отплатила? Обрекла их следить за Чудовищем. Накричала на них за то, что они подвергли опасности жизнь Тьюлип. Да, на их совести немало смертей, как немало и других преступлений – наверняка есть такие, о которых Цирцея даже не знала. Но все это теперь не имело никакого значения. Теперь сестры лежали, безвольные и сломленные, неотличимые от мертвых, под стеклянным куполом в замке Морнингстар. Лежали с широко открытыми глазами. Сколько бы Цирцея ни пыталась, опустить им веки она так и не смогла. Успели они хотя бы понять, что с ними случилось? Помнят ли они, как боролись с заклятием Урсулы, чтобы спасти свою младшую сестренку? Или как сражались со своими собственными чарами, которые им удалось разбить, только собрав воедино все силы – настолько сильна была их ненависть? Цирцее казалось, что даже сейчас спящих сестер мучает страх. Она видела его в их открытых, уставленных в никуда незрячих глазах. Никаким волшебством ей не удавалось сделать так, чтобы они выглядели спокойными и безмятежными. Цирцея догадывалась, что сон сестер полон мучений, что там, в той неведомой стране, где витают сейчас их души, их сурово наказывают, заставляя расплачиваться за каждый сотворенный ими злой поступок. И за их роль в кончине Урсулы тоже. Иногда Цирцея задавалась вопросом – видят ли сестры, как распыленные останки Урсулы окрасили купол над их головами, как клубится над замком густой зловонный черный дым, как ненависть Урсулы покрыла собой все королевство? Может, Цирцея только длит их страдания, отказываясь очистить королевство? Что ж, видимо, настала пора приняться за дело и избавить замок от останков Урсулы. Вот только как это сделать? Куда их отправить? Как вообще полагается хоронить ведьму такого масштаба, как Урсула? Какими словами проводить ее в последний путь? От всех этих вопросов голова Цирцеи шла кругом.

Как почтить память ведьмы, предавшей тебя?

– Мы дадим ей последнее упокоение, – мягко сказала Нянюшка, обнимая Цирцею за плечи. – И землю нашу очистим. Пойдем, милая моя. Я тебе помогу.

Глава 3

Великая морская королева

Ведьмы собрались почтить память морской ведьмы у подножия Маяка Богов, величественно сияющего под ярким солнцем. Вниз, в воду, сыпались розовые, пурпурные и золотистые цветы. Великую и ужасную королеву провожали в последний путь в скорбном молчании. Нянюшка поместила собранные останки Урсулы в лодку из тонкой золотистой соломы, украшенной самыми красивыми морскими ракушками и искрящимся белым песком. Легкое суденышко играло в солнечных лучах яркими бликами и красиво отражалось в воде, тронутой легкой рябью. Золото соломы, бирюза моря, яркие лепестки цветов – все это было так красиво, так... правильно. Цирцея бережно подтолкнула лодку, и волны легко подхватили ее, относя все дальше от берега.

– Прощай, великая, – тихо сказала она.

Цирцея преисполнилась благодарности Нянюшке, которая собрала и соединила останки Урсулы, чтобы дать всем возможность похоронить ее как полагается, отдать последнюю дань уважения королеве моря. Цирцея понимала, что, если бы Тритон позволил Урсуле занять положенное ей по праву место правительницы рядом с ним, она и сейчас была бы жива. И от этого Цирцее было особенно больно.

Она крепко сжала руку Нянюшки, пока остальные прощались с покойной. В груди у нее саднило от горя, но она была благодарна судьбе, что у нее еще остались Нянюшка, принцесса Тьюлип и принц Попинджей. Все они стояли рядом, скорбные и задумчивые, осознавая величие потери. И никто, кроме Цирцеи, не обратил внимания, что Попинджей взял маленькую ручку Тьюлип в свою ладонь и легонько пожал ее, словно напоминая Тьюлип, что он здесь ради нее и что она нуждается в нем. Цирцея улыбнулась про себя: она-то прекрасно знала, что красавица принцесса запросто справится с любыми трудностями и без помощи Попинджея. И все же Цирцее было радостно видеть его рядом с Тьюлип.

Тритон, конечно, не явился. Ему дали знать, что его присутствие нежелательно, но Цирцея не без удивления обнаружила, что кое-кто из подданных морского короля все же пришел отдать дань уважения мертвой ведьме. Интересно, задумалась Цирцея, может. Тритон объявил своему народу, что гибель ведьмы случилась при его прямом соучастии, и теперь некоторые русалки искренне горюют по Урсуле? Может, услышав ее историю, кто-то даже пожалел ее или хотя бы понял ее мотивы? А может, они явились лишь для того, чтобы собственными глазами убедиться, что морская ведьма больше не представляет для них опасности? Тут Цирцея ничего не знала наверняка.

Одна из русалок, которую им случалось видеть при дворе Тритона, подплыла к Цирцее и Нянюшке. Настоящая красотка, с маленькой остроконечной короной из тонкого коралла и по-русалочьи мелодичным, чуть звенящим голосом.

– Приветствую вас, меня зовут Аттина, – представилась русалочка. – Я старшая дочь Тритона. Он прислал меня сюда проследить, чтобы его сестре воздали должные погребальные почести. – Она посмотрела на ведьм, ответивших ей безучастными взглядами, и спокойно продолжила: – Надеюсь, вы не возражаете, что мы с сестрами прибыли сюда.

Нянюшка оглядела стайку русалок. Все они смотрели в их сторону, и личики у них были встревоженные.

– Если вы здесь для того, чтобы почтить ее память, моя милая, то мы рады вас видеть.

Цирцея посматривала на Аттину с подозрением:

– Признаюсь, я удивлена, что вы здесь. После того как Урсула обошлась с вашей младшей сестрой...

Аттина улыбнулась, но глаза ее остались печальными:

– А я удивлена, что вы оказываете ей такой почет после того, как она едва вас не погубила.

Цирцея чувствовала, что в душе молодой русалки царит разлад. Что ж, противоречие очевидно: с одной стороны, преданность младшей сестре, Ариэль, а с другой – обязательства перед усопшей, о которой она даже не знала, что та приходится ей родной теткой.

– Я здесь ради моего отца. И ради Урсулы – той, какой она могла стать, если бы мой отец не уничтожил все лучшее, что в ней было, – прибавила Аттина.

Ее ответ Цирцею полностью устроил:

– В таком случае добро пожаловать, Аттина. Передай своему отцу, что мы похоронили Урсулу как королеву. Она заслужила это право и навсегда останется для нас той, кем и была – королевой моря.

Русалка поплыла обратно к своим сестрам. Они вместе смотрели, как эскорт из кораблей торжественно сопроводил соломенную лодочку дальше в море. Отлив подхватил золотистое суденышко, солома рассыпалась под натиском волн, и останки оказались преданы морю – теперь уже навечно. Цирцея глубоко, с чувством вздохнула. Наконец-то ее старая подруга упокоилась с миром.

Цирцею охватила безмятежность. Она чувствовала, что переживает одно из тех редкостных мгновений, когда все кажется прекрасным – даже саднящая боль в сердце. И больше всего на свете ей сейчас хотелось бы, чтобы это мгновение продлилось хоть немного дольше. Но насладиться им она не успела. Рядом негромко охнула Нянюшка, и прекрасное настоящее мигом отошло в прошлое. Вдали, у горизонта, на глазах у встревоженных ведьм разрасталась, наступая все ближе, какая-то темная громада. Она была похожа на лес – живой лес, опутанный шипастыми плетями, которые все подползали, извиваясь и цепляясь за все подряд, к скалистым утесам у подножия замка. А вместе с ним на королевство наползала жуткая, леденящая душу темнота, в которой таилось нечто ужасное. Вверху, над этим сгустком мрака, среди зловещих клубящихся облаков, пронизанных вспышками зеленых молний, настоящим воплощением зла кружили вороны – подручные Малефисенты.

Чуткая магия Цирцеи сразу же ощутила грозную силу надвигающегося леса, но в ней не было жестокости, лес не собирался губить их – он лишь хотел защитить их от темной феи.

Глава 4

Страна снов

В стране снов все устроено иначе, чем в любом из волшебных миров. Там, где правят сны, нет ничего невозможного. Эта страна застыла между светом и тьмой, в вечных сумерках. В призрачном, потустороннем свете никогда не заходящего здешнего солнца рождается особая разновидность магии, которая немногим посвященным известна как «золотой час». Все обитатели страны снов занимают в ней свою отдельную ячейку пространства – словно жители крохотных деревушек и хуторков в каком-нибудь необъятном королевстве. Каждая такая ячейка состоит почти целиком из одних только зеркал. И если тот, кто спит в ней, сумеет овладеть зеркальной магией, то он научится посматривать одним глазком на то, что происходит во внешнем мире. Однако для большинства из тех, кто посещал это царство сна ненадолго, здешняя магия была почти неуловима, а тех, кто прочно обосновался здесь, она дурманила и сбивала с толку, превращая для них страну снов в ужасающе одинокое место.

Нельзя сказать, что Аврора была чужда магии. Хотя ее няньки-феи скрывали от нее свои магические таланты на протяжении всех шестнадцати лет, она всегда умела чувствовать их волшебную сущность. Со своими «тетушками» Аврора никогда об этом не говорила, но знала, что магия всегда где-то рядом. И неизвестно почему, но она никогда ее не пугала. Она даже умела чувствовать движение магии в других королевствах, в том числе и самых отдаленных. Так что для нее не составило большого труда освоить прихотливую магию страны снов и научиться ею пользоваться. Впрочем, она догадывалась, что волшебство, которым можно овладеть в этом странном мире, не должно быть особенно мощным – иначе каждый здесь сумел бы вырваться из оков сна. Видимо, сонное заклятие Малефисенты было слишком сильным, чтобы его можно было преодолеть с помощью магии страны снов, а кроме того, хотя эта магия присутствовала здесь повсеместно, она была слишком хаотичной и непредсказуемой, чтобы направить ее на достижение какой-то определенной цели. И тем не менее с ее помощью принцесса научилась наблюдать за внешним миром.

Уголок, который Аврора занимала в стране снов, представлял собой восьмиугольную комнату, со всех сторон окруженную высокими прямоугольными зеркалами. В этих зеркалах перед ней мелькали мириады образов – события прошлого и настоящего множества разных королевств. Поначалу она думала, что и эта комната, и картины в зеркалах – всего лишь сон, но потом осознала, что они вполне реальны. Это нехитрое достижение позволило ей со временем научиться управлять возникающими в зеркалах картинами. Аврора быстро сообразила, что все, что ей нужно сделать, – это подумать о тех, кого ей хочется увидеть, – и их образы тут же возникали в одном из зеркал. Так она могла выяснить, где эти люди находятся и чем они заняты, и благодаря этому чувствовала себя менее одинокой. На душе у нее сразу становилось легче – хоть она и понимала, что, скорее всего, уже никогда не сможет покинуть этот непонятный сонный мирок.

Это было так странно: обладать такими обширными знаниями – и не иметь при этом возможности хоть как-то управлять собственной судьбой. Но она не сдавалась – слушала, наблюдала и… училась. Так, Аврора выяснила, что ее нареченный – это и есть тот самый встреченный ею в лесу юноша, в которого она влюбилась. Еще она узнала, что Малефисента заманила его в ловушку и удерживает в плену в своем замке. Она узнала, что ее тетушки-феи дали ей новое имя – Роза, чтобы защитить ее, и теперь она понимала, зачем это было нужно. Теперь она знала все. И даже была уверена, что знает, почему Малефисента все это делала, хотя на этом ее размышления прекращались – слишком уж страшными они были. Поэтому Аврора сосредоточила свое внимание на других. Она с интересом следила за своими тетушками-феями, которые, похоже, собирались нанести визит каким-то незнакомым ей ведьмам. Иногда Аврора наблюдала за отцом и матерью, пока они спали. Она пыталась увидеть, что же им снится, но у нее ничего не получалось. Наверное, решила принцесса, их сны принадлежат только им самим и у других к ним допуска нет. Она даже попробовала пару раз отыскать их здесь, в своем царстве сна, но, судя по всему, переходить из одной ячейки в другую здесь было нельзя. Поэтому в конце концов Аврора удовольствовалась тем, что стала постигать свою собственную историю, просматривая череду событий из своего прошлого в зеркалах. Яркие картины непрестанно вспыхивали перед ее глазами: вот она, совсем малышка, в день своих крестин. Именно там, в царстве снов, Аврора впервые увидела Малефисенту – высокую сумрачную темную фею, стоящую среди гостей, приглашенных в замок по случаю рождения наследницы. Она показалась Авроре самым прекрасным существом, какое ей только доводилось видеть. Аврора своими глазами видела, как темная фея устроила ей западню и погрузила в беспробудный сон. И как она много лет прожила под присмотром фей, считая себя самой обыкновенной девочкой по имени Роза и даже не подозревая, что на самом деле она принцесса. Теперь она искренне не могла решить, что хуже: провести все свои дни в стране снов или жить в реальном мире, где все только и делали, что обманывали ее.

– А мы знаем. Мы знаем, что хуже, – раздался в ее комнате чей-то голос.

Аврора резко повернулась в одну, потом в другую сторону, всматриваясь в зеркала и не понимая, кто это с ней заговорил.

– Мы здесь, принцесса. Или лучше называть тебя Роза?

Аврора снова завертелась на месте, пока не заметила, что из одного зеркала справа на нее смотрит очень странная на вид женщина в ярко-красном платье с очень широкой юбкой и туго затянутой тонкой талией. Из-под подола виднелись чуть выступающие остроносые башмачки. Аврора и сама не могла бы объяснить, почему эти башмачки вдруг нагнали на нее такую жуть – словно под кроваво-красной завесой притаились две какие-то скользкие ползучие твари. Аврора поспешно напомнила себе, что здесь, в мире сновидений, не стоит слишком уж давать волю своему воображению. Но все в этой женщине настораживало, казалось каким-то неправильным, непропорциональным, даже искусственным: слишком бледная кожа, слишком большие выпуклые глаза, черные- пречерные волосы, маленький ярко-алый ротик. Пока Аврора разглядывала незнакомку, удивляясь ее кукольному облику, в зеркалах по обеим сторонам от нее возникли еще две женщины, точно такие же.

– Да-да, нас трое! – пропела вся троица в один голос.

– Это просто сон, – уверенно сказала себе Аврора. – Эти женщины не могут быть настоящими.

– О, принцесса, мы самые настоящие, – возразила первая женщина.

– Добро пожаловать в страну снов, малышка, – прощебетала вторая.

– Да-да, мы искали тебя, – прибавила третья.

– Малефисента будет очень-очень рада, что мы тебя нашли, – сказали они хором и захихикали так, что у Авроры от их смешков зябко сжалось сердце.

Глава 5

Воронов выкормыш

Пока Нянюшка и Цирцея наблюдали за приближением Малефисенты к королевству, Нянюшкины мысли как-то сами собой перешли к давно забытым воспоминаниям – тем, которые она предпочитала хранить в самых недоступных уголках своего разума. Но сейчас с ней происходило нечто необъяснимое. Чем ближе подступала темная фея к замку, тем сильнее оживлялась Нянюшкина память. Процесс оказался болезненным – ведь воспоминания эти принадлежали не только самой Нянюшке, но и Малефисенте тоже. Сейчас Нянюшка скорее негодовала, что ей дан этот талант – умение читать мысли и улавливать чувства тех, кто ей небезразличен. Она уже почти жалела, что не может вернуться к тем временам, когда она саму себя считала просто нянькой Тьюлип, ничего не зная ни о своей силе, ни о своем прошлом, ни о своей великой любви к Малефисенте. Но вместо того чтобы пытаться побороть эти воспоминания, она просто отдалась им, позволила нахлынуть и затопить себя бурным потоком полустертых видений. И открыла свой разум Цирцее, чтобы разделить свои мысли с ней.

Малефисента появилась на свет в Стране эльфов и фей. Ее нашли в большом дупле на дереве, где шумно каркали вороны. Она была совсем маленькая, беззащитная и неловкая, вся словно состоящая из одних острых углов. Молочно-зеленая бледная кожа не красила ее остренького скуластого личика, а на твердой костистой головке уже пробивались уродливые шишковатые рожки. Одним словом, симпатичного мало.

Феи и эльфы ее побаивались – очень уж страшненькой она уродилась. Они так и оставили ее там, на дереве, одну-одинешеньку, потому что никто не мог сказать, кто подбросил ее в дупло. Уж если собственные родители не захотели с ней нянчиться, то и феи не станут. Все они дружно решили, что она, вероятно, детеныш огра. Или еще кого-то, не менее гадкого и отвратительного. Кроме того, у нее не было крыльев или каких-то других приятных феям особенностей. И вообще от нее так и веяло злом, а значит, она попросту не могла быть феей. Не могла, и все тут. По крайней мере, именно так утешали себя феи, обсуждая между собой поздней ночью, правильно ли они поступили, бросив беззащитное маленькое существо в дупле старого дерева.

Кем бы она ни родилась, сейчас она принадлежала воронам. Пусть вороны о ней и заботятся, – решили феи. – Наверняка эта девочка – порождение их вороновой магии.

Ну а вороны, как всем известно, – воплощенное зло.

Феи дали девочке имя Малефисента – в честь Сатурна, с его неблагоприятным влиянием, и Марса – злобного и кровожадного бога войны и разрушения. Только таким феи и видели будущее малышки – полным злобы, опустошения и раздоров.

Так что растили ее вороны. Они приносили ей пищу, украденную со стола других фей, а время от времени даже кое-что из одежды, срывая ее с веревок, на которых феи сушили белье. Одежда пахла цветами и солнцем и приятно согревала тщедушное тельце девочки.

Так все и продолжалось, пока к себе домой в Страну эльфов и фей не вернулась Нянюшка – сама Легендарная. Вернулась она затем, чтобы снова занять место главной наставницы Академии эльфов и фей.

Когда Легендарная вступила в пределы Страны эльфов и фей, стояли сумерки. Ее голубые глаза сверкали, серебристые волосы ниспадали на плечи пышными кудрями. На темнеющем небосводе уже загорались звезды, и казалось, что с появлением Легендарной они мерцают ярче.

Легендарная улыбнулась, радуясь, что вновь оказалась дома. Но улыбка ее погасла, когда она заметила одинокую юную фею, которая жалась в большом дупле как дикий зверек. Малефисенте к тому времени было уже четыре года, и она все еще выглядела тощей и угловатой – ничего общего с гладенькими, пухленькими, розовощекими малышками-феями, которые порхали по Стране эльфов и фей как толстенькие шмели, опыляя цветы мерцающей волшебной пыльцой. По сравнению с этими феями Малефисента казалась больной – слишком худая, слишком зеленая, со слишком острым изможденным личиком. Да еще рога – эти ужасные рога! – придававшие ей особенно зловещий вид. Но Легендарная увидела в ней то, чего не хотели видеть феи, – брошенную маленькую девочку, которой так не хватало любви.

– Что ты делаешь здесь, в этом старом дереве, дитя? Где твои родители? – спросила Легендарная.

Девочка не ответила. До сих пор она общалась с одними только воронами и не привыкла разговаривать с себе подобными. Сказать по правде, она была уверена, что с ней вообще заговорили впервые. Лицо у незнакомки было доброе, но Малефисента избегала смотреть ей в глаза – очень уж это было непривычно. Тем более что эта невесть откуда взявшаяся женщина смотрела на нее с участием и лаской, чего с девочкой еще не случалось. Как правило, феи при взгляде на нее морщили носики и отворачивались – если вообще удостаивали ее взглядом.

– Говори же, дитя! Кто ты такая? – продолжала настойчиво расспрашивать Нянюшка.

Малефисента попыталась ответить, но не смогла. С ее губ сорвался лишь режущий ухо хриплый крик, похожий на карканье.

«Боги мои, бедняжка никогда не пользовалась своим голосом! Ни разу! Она даже плакать не умеет», – от этой мысли у Нянюшки болезненно сжалось сердце.

Малефисента и сама не знала, что обладает голосом. До сих пор он был ей не очень-то нужен – вороны говорили с ней на своем языке и легко понимали ее без слов.

Легендарная сразу поняла, в чем трудность, и легко взмахнула рукой, придав маленькой зеленой фее храбрости заговорить.

– Ну же, теперь ответь мне, моя милая, – подбодрила она малышку.

– Здравст…вуй.

Ломкий, сдавленный голос Малефисенты напоминал лягушачье кваканье, однако это были ее первые в жизни слова! Новообретенная способность пугала ее, и в то же время ей стало радостно.

– Ну-ка-ну-ка, для начала очень неплохо, моя милая! А как тебя зовут?

– Они... называют меня... Малефисента.

– Кто называет тебя так, моя милая? Вороны?

Малефисента медленно покачала головой:

– Нет. Они. Феи.

– Да неужто? – Нянюшка прекрасно понимала, почему ее сестра и прочие феи дали девочке имя Малефисента. И ее сразу же охватил гнев. Постаравшись, чтобы девочка никак этого не заметила, она снова улыбнулась ей. – А почему, позволь спросить, ты здесь совсем одна? – продолжала расспрашивать она. – Где твои родители? Уж я бы сказала им пару ласковых за то, что они бросили такую малышку мерзнуть в дупле в компании одних только воронов!

– Но я здесь живу. Вороны и есть мои родители.

Легендарная взглянула на воронов, увидела в их черных глазках тревогу и озабоченность и сразу поняла, что девочка говорит правду. «Как моя сестра могла допустить такое?! Бросить ребенка в одиночестве?! Позволить, чтобы ее воспитывали вороны?! Какой позор!» – возмутилась про себя Нянюшка, а вслух сказала:

– Хочешь, малышка, я заберу тебя к себе? Я буду хорошо о тебе заботиться.

Малефисента чуть подумала и медленно качнула головой:

– Нет.

– Почему же нет, позволь спросить? – Нянюшке пришлось сдерживаться, чтобы не рассмеяться – очень уж серьезный и решительный вид был у девочки, особенно для такой крохи.

– Не хочу бросать моих воронов!

– Ну так давай возьмем их с собой! Как тебе такая идея?

Малефисента задрала голову, поглядела на воронову стаю и медленно кивнула.

С того вечера жизнь Малефисенты коренным образом изменилась. Нянюшка быстро поняла, что никто и никогда не проявлял к девочке участия – с ней обращались как с уродливым и опасным существом, которое внушает только страх. И Нянюшка была рада дарить ей всю любовь, которую та заслуживала. Малефисента рядом с ней чувствовала себя в полной безопасности и называла ее няней. Легендарная и была ее заботливой нянюшкой, хотя, в сущности, растила ее как собственную дочь. Они жили вместе в уютном домике с резным крылечком и широкими окнами. Нянюшка своей магией перенесла к нему вороново дерево и посадила его в саду, а для Малефисенты сделала на его ветвях чудесный маленький домик, чтобы девочка могла в любой момент навещать птиц. По настоянию Нянюшки одно окно в доме было всегда открыто настежь, чтобы и вороны могли залетать к ним в гости, когда им вздумается. Птицы то и дело пользовались этой возможностью, чтобы взглянуть на свою малышку и проверить, хорошо ли о ней заботится Нянюшка. И конечно, они всякий раз убеждались, что за девочку можно не беспокоиться. Нянюшка любила ее всей душой и несказанно радовалась, что сумела дать этой особенной малютке семью и дом, который она смело могла называть своим.

Глава 6

Ведьмина дочь

Королева Белоснежка проснулась в страхе. Ей привиделся все тот же старый кошмар – как она бежит через дремучий лес, где деревья хватают ее своими колючими сучьями, а она отчаянно отбивается от них. Открыв глаза, она ожидала увидеть свои руки сплошь в кровоточащих ссадинах, но на коже не оказалось ни царапинки.

– Матушка? – Приподнявшись, Белоснежка поискала глазами отражение своей матери в зеркале на прикроватном столике. – Матушка, ты здесь?

Но старая королева не отвечала.

Белоснежка окинула взглядом другие зеркала в спальне, но в каждом гладком стекле видела лишь свое собственное бледное лицо. Это было очень странно – начинать новый день без материнской улыбки. Белоснежка оглядела свою спальню внимательнее, стараясь стряхнуть с себя мерзкое чувство страха, вызванное сном. Все было так, как и полагается – ничего лишнего, странного или неуместного, как бывало, когда Белоснежка вроде бы просыпалась после очередного кошмара, но на самом деле все еще продолжала видеть сон. Это была ее привычная комната, с темно-красными гобеленами на стенах, расшитыми золотыми деревьями и крохотными черными дроздами. И кровать была ее – широкая, с альковом из бледно-розовых занавесей, растянутых на четырех резных столбиках вишневого дерева. Она снова обежала взглядом зеркала в причудливых золотых рамах. Да, все на месте. Она в полной безопасности. Именно это и повторяла ей каждый раз матушка, когда ей случалось проснуться от собственного вскрика. «Оглянись! Ты в своей комнате. Тебе ничего не угрожает, мой птенчик». Но мрачные тени из ее сновидения не исчезли – они как будто затаились в темных углах, и она продолжала чувствовать их угрожающее присутствие.

«Мне очень нужно поговорить с мамой».

Белоснежка рассказала бы тогда, что в ее сне было кое-что еще. На этот раз – новая часть кошмара, напомнившая ей историю, которую мать рассказала ей, когда она была еще совсем маленькая.

Историю о Драконьей Ведьме, которая погрузила девушку в колдовской сон.

«И почему это ведьмы в таких историях всегда насылают на девушек сонное заклятье?»

У самой Белоснежки тоже все получилось очень похоже. В колдовской сон ее погрузила собственная мать. Правда, это было много лет назад – так давно, что Белоснежка редко об этом задумывалась. Драконья Ведьма заполоняла сновидения Белоснежки много ночей – но это было все, что она помнила. Стоило ей проснуться, и события ее кошмаров тут же выветривались из памяти – оставался только страшный лес из ее детства. Она все время старалась запомнить сон о Драконьей Ведьме, чтобы поделиться им с матерью, но он ускользал, как какое-нибудь забытое слово или имя. Белоснежка давно сознавала, что этот сон очень важен, что в нем скрыт какой-то смысл. А теперь, когда она наконец его вспомнила, мать куда-то пропала.

«Да где же она?!»

Белоснежка поднялась и быстро оделась, выбрав один из своих любимых нарядов – красное бархатное платье, расшитое серебряными птицами и блестящими черными бусинами, которые ярко искрились на свету. Она присела за туалетный столик и, глядя в зеркало, принялась расчесывать свои густые черные волосы с серебристыми прядками на висках. Потом она собрала локоны на затылке и перевязала их красной лентой, чтобы они не падали на ее круглое бледное лицо и большие глаза. Белоснежку никогда особенно не заботило, как она выглядит, и сегодняшний день в этом смысле ничем не отличался от других, но этим утром ей вдруг пришло в голову, что король частенько говорит, что она совсем не меняется с годами. Как мило с его стороны. Правда, приходится все же признать, что морщинок у нее прибавилось – вокруг глаз и возле губ, особенно когда она улыбается. А улыбалась она почти всегда. Белоснежка так привыкла видеть в своем зеркале лицо матери, что при взгляде на собственное отражение ей становилось как-то не по себе. До сих пор она даже не задумывалась, как много значило для нее постоянное общение с матерью. Она принимала его как нечто само собой разумеющееся, и страшно подумать, как одиноко ей стало бы без него! Особенно сейчас, когда ее собственные дети выросли и живут в своих королевствах, а ее любимый муж отправился в другую страну с дипломатической миссией.

«Ты такая красивая, птенчик мой. Как всегда».

Белоснежка подняла взгляд на сияющее улыбкой лицо матери в зеркале.

– Матушка! Где ты была? Я должна рассказать тебе мой сон!

– Я знаю твои сны, дорогая моя. Я старалась отыскать темную фею. Мне нужно предупредить ее, – ответила старая королева Гримхильда.

– Это она Драконья Ведьма?

– Да, мой птенчик, она и есть, – рассмеялась Гримхильда.

– Значит, твоя старая сказка становится правдой? – в замешательстве спросила Белоснежка. – Я не понимаю!

– Боюсь, что и я тоже, моя милая. Ту сказку, которую я рассказала тебе много лет назад, я прочла в книге, которую дали мне твои кузины. Думаю, они сами ее и написали. А сейчас мне очень хотелось бы снова взглянуть на нее. Не могла она заваляться где-нибудь у тебя, дорогая моя?

Белоснежка прекрасно знала, где находится эта книга. И отправляться за ней ей очень не хотелось.

– В моих покоях ее нет. Она в одном из тех сундуков на чердаке, где сложены оставшиеся после тебя вещи.

– А хватит ли тебе храбрости подняться туда в одиночку, мой птенчик? Это очень важно. Прошу тебя, сделай это.

Глава 7

Академия эльфов и фей

Однажды утром Малефисента, чавкая и рассыпая крошки, с аппетитом уминала черничную булочку. Крошки эти она скармливала своей любимой птице по имени Опал. Прошло уже больше года с тех пор, как Нянюшка обнаружила в дупле малютку Малефисенту и забрала ее к себе. Она дала девочке время освоиться в новом окружении, не поднимая вопроса об учебе, но сегодня решила, что пора об этом поговорить.

– Пришло время подумать о твоем образовании, моя милая. Ты должна научиться пользоваться магией фей.

– Но я же не фея! – запротестовала Малефисента.

– Конечно, ты фея, моя сладкая. Кто внушил тебе этот вздор? – спросила Нянюшка.

– Я не знаю.

– Вот именно, не знаешь! Как раз об этом я тебе и толкую. На свете много важных вещей, о которых ты ничего не знаешь, а единственный способ узнать побольше – это поступить в школу!

– Но...

– Никаких «но», – твердо сказала Нянюшка. – И не волнуйся ты об этих глупеньких летучих фейках и эльфах. У них одна пыльца в голове. Если они хоть чем-нибудь огорчат или обидят тебя, сразу же говори мне. И учителей это тоже касается. А я всегда буду рядом, моя сахарная. Ты сможешь обратиться ко мне в любой день и в любой час.

– Правда? – чуть оживилась Малефисента.

– Конечно, ягодка моя. В конце концов, я руковожу этой школой.

Так Малефисента начала учиться магии. Поначалу эта учеба оказалась совсем не такой, как она ожидала. Ей приходилось изучать свойства волшебных растений и искусство составлять зелья, потом она быстро освоила способы зачаровывать неодушевленные предметы и прочую магическую рутину. И хотя Малефисента оказалась очень способной и училась лучше, чем все остальные, она ясно видела, что учителя ее недолюбливают. Они никогда не хвалили ее и не заботились о ней, как о других ученицах. Не то чтобы ее это сильно огорчало, но она часто чувствовала себя здесь лишней.

Во время уроков полета, пока остальные феи и эльфы учились правильно работать крыльями, она просто сидела и читала книги, которые таскала у Нянюшки – с самых потайных полок. Сама Нянюшка считала, что эти книги надежно спрятаны от пытливой девочки, но Малефисента до них добралась. В этих книгах говорилось о той разновидности волшебства, которой ей так не хватало на школьных уроках. И вот постепенно, читая книги, Малефисента начала осваивать собственную магию.

Она довольно быстро осознала, что с помощью книг может добиться чего угодно. Чтение захватило ее, наполнив жизнь новым смыслом. Каждый день она с нетерпением ждала окончания уроков, чтобы забиться в свой домик на дереве, и читала, частенько делясь новыми знаниями со своими воронами. Домик Малефисента украсила разными вещицами, которые приносили ей птицы. Ей казалось очень любопытным, что у некоторых из них были свои явные предпочтения. Например, Опал питала особую страсть к цветным окатанным морем стекляшкам, блестящим пуговицам и бусинкам вроде тех, которыми расшивали нарядные бальные платья. Другие птицы приносили Малефисенте травы для зелий или яркие перышки, а иногда даже невесть откуда утащенные чашки, медные колокольчики и другие вещи, чем-то привлекшие их внимание. Девочка любила проводить время со своими воронами и учить их всему, что успела почерпнуть из книг о магии птиц и их сокровенных знаниях. Так, она стала учить их открывать для нее свой разум, чтобы она могла видеть мир их глазами или общаться с другими существами и узнавать все про их родные края. Малефисента и не догадывалась, что в мире есть столько других стран – до тех пор, пока вороны не поведали ей о множестве королевств, протянувшихся во все стороны в бесконечность. Пернатые друзья были ее главной отрадой, особенно с учетом того, как мало общего было у нее с ее соученицами. Другие феи непрестанно болтали о всякой ерунде, без конца осыпая друг друга комплиментами за какие-то совершенные глупости.

«Мерривеза, твои крылья сегодня выглядят просто великолепно!» – Малефисента постоянно слышала что-нибудь в этом роде, помешивая в котле ягоды паслена. Среди одноклассниц Малефисенты фея Мерривеза пользовалась большим авторитетом, хотя сама она находила ее ничем особо не примечательной, разве что большой любительницей покомандовать. Тем не менее учителя тоже очень выделяли и хвалили ее, отчего та еще больше задирала нос, становясь совсем уж несносной. Но, несмотря на привычку грубить и непомерно раздутое самомнение, училась Мерривеза очень хорошо – даже перемены она проводила в школьном дворе за книгами или поучала других фей. Одно время Малефисента думала, что они с ней могли бы подружиться, но Мерривеза и не пыталась скрывать, что бескрылая фея ей страшно не нравится. Дня не проходило, чтобы одноклассницы не дразнили Малефисенту и не унижали ее. Когда она корпела над каким-нибудь зельем, феи смеялись над ней за то, что ей приходится бегать между кладовкой и котлом, в то время как остальным достаточно было перепорхнуть, один раз взмахнув крыльями. За спиной у нее постоянно шептали всякие гадости вроде «Уродина бескрылая!» или «Огрица рогатая!».

Как-то раз на одном из послеполуденных уроков фея по имени Фауна, одна из лучших подружек Мерривезы, подняла руку, чтобы задать вопрос учительнице. Это была скромная милая фея с хорошеньким личиком, которая всегда одевалась в зеленое. Обратившись к госпоже Лепесток, она так разнервничалась, что никак не решалась заговорить – пока Мерривеза не подтолкнула ее локтем в бок.

– Госпожа Лепесток, а может, было бы... гм... наверное, всем было бы приятнее, если бы Малефисента надевала в школе какой-нибудь головной убор, чтобы прикрыть... прикрыть ее отвратительные рога, – тихо прошелестела Фауна.

Малефисента тут же отвлеклась от своего побулькивающего котла и уставилась на учительницу: интересно, что та скажет? Отчаянно краснея под ее взглядом, учительница пробормотала, то и дело сбиваясь:

– Полагаю, да, это было бы приятнее и не так... гм... не так отвлекало бы нас от занятий. Пожалуй, мне стоит поговорить об этом с ее опекуншей.

Остальные девочки еще хихикали над ответом госпожи Лепесток, когда в класс, обводя учениц и преподавательницу уничтожающим взглядом, неожиданно вошла директриса Академии:

– А вот я полагаю, что Малефисенте было бы приятнее, если бы вы все враз остались без крыльев! Тогда вы не зудели бы вокруг нее как назойливые мухи, пока она трудится над сложным зельем. Да только она, в отличие от вас, не позволяет себе бездумно высказывать всякую чепуху которая приходит ей в голову.

Малефисента побледнела от смущения так, что ее кожа почти утратила зеленый оттенок.

– Я вовсе не... я так не думала... – заикаясь, пролепетала она.

– А хоть бы и думала. Кто тебя осудит? – Нянюшка снова оглядела класс и продолжила: – Стыдно вас слушать, честное слово. Отвратительные рога... подумать только! А вам никогда не приходило в голову, что в мире полно существ, которым могут показаться отвратительными ваши крылья? Или вы считаете, что даже солнце восходит и заходит потому, что так нравится феям? Нет, милые мои, мир населен не одними только феями! В нем есть множество других прекрасных, очаровательных и могущественных созданий, совсем не похожих ни на меня, ни на вас! И тебе, Фауна, лучше бы об этом не забывать! Да и всем остальным тоже!

Фей эта речь не особенно взволновала. Когда Легендарная принималась разглагольствовать о подобных вещах, ее слушали вполуха. В самом деле, что за глупости?! Само собой, всем известно, что нет ничего на свете прекраснее крыльев! Разве кто-нибудь может рассуждать иначе? Легендарная слишком уж серьезно ко всему относится. Она совсем не такая, как ее сестра. Фея-Крестная гордится своими крыльями, поет красивые песни и преподает самый лучший предмет во всей школе – исполнение желаний! Все феи-ученицы ждут не дождутся, когда перейдут в старший класс, чтобы получить возможность изучать его.

Сама Мерривеза не сомневалась, что эта возможность – высшая честь для учениц Академии. И все до единой феи были уверены, что у Малефисенты нет ни единого шанса. О каких шансах можно говорить, если на эту честь претендовали такие ее одногодки, как Мерривеза, Фауна и Флора! Да и сама Фея-Крестная открыто говорила, что Флора, Фауна и Мерривеза вполне способны рассчитывать на эту награду. А поскольку на статус исполнительницы желаний могли претендовать лишь три феи из каждого выпуска, то глупо было даже надеяться, что Малефисента – или, если уж на то пошло, любая другая фея из их класса – может всерьез рассчитывать сделать исполнение желаний своим призванием. Ну и что с того – существует много других полезных занятий, которым могут посвятить себя выпускницы Академии, дело найдется для каждой.

Смерив напоследок Мерривезу и ее подружек свирепым взглядом, Нянюшка удалилась. Едва за ней закрылась дверь, в классе поднялся протестующий гвалт.

– Да что она так защищает эту Малефисенту?! – негодовала Мерривеза. – Что в ней хорошего?!

– Она даже летать не умеет! – выкрикнула какая-то фея.

– Ты даже вообще не фея! Тебе здесь не место. Убирайся обратно в Аид! – категорично заявила Малефисенте другая.

Малефисента сидела на своем месте, оцепеневшая и перепуганная. Она никак не могла понять, за что остальные феи так ее ненавидят. Неужели правда из-за рогов? Или в ней действительно есть нечто ужасное? Может, она злодейка?

Но она не чувствовала себя злой.

Она ощущала себя самой обыкновенной – такой же, как другие. Вернее, она так думала. Но если поразмыслить как следует – то откуда ей знать, как ощущают себя другие? Может, она и в самом деле злая.

«Должно выть, родители знали, что я злая. Поэтому они и бросили меня в дупле с воронами».

Под градом насмешек Малефисента вдруг почувствовала, как внутри нее набухает нечто огромное, жгучее... и ужасное. Ее как будто жгло огнем изнутри, и казалось, что этот огонь вот-вот прорвется наружу. Она и моргнуть не успела, как ее тело вдруг охватило удушающим зеленым пламенем.

Она слышала, как завопили вокруг феи. Но прежде чем Малефисента сообразила, что происходит, она вдруг очутилась в одиночестве в своем домике на дереве – совершенно не понимая, как она туда попала. Ее всю трясло от бешенства и страха, и она отчаянно рыдала, чего до сих пор с ней ни разу не случалось. Вопли ее одноклассниц все еще отдавались эхом в ее ушах, но тут возле нее появилась встревоженная Нянюшка.

– Я не хотела... не хотела! – заикаясь, выпалила Малефисента.

– Чего ты не хотела, моя милая?

– Не хотела сделать им ничего плохого... – рыдала Малефисента.

– Ты ничего плохого и не сделала, – успокоила ее Нянюшка. – Ты совершенно великолепно исполнила заклинание перемещения. Это очень сложные чары, значительно превосходящие школьный уровень. Ты сразила меня наповал, моя ягодка!

– Но все они так кричали!

– Кричали, верно. Но что с вами поделаешь – вы, молоденькие феи, такие нервные, такие впечатлительные! Ты умница, Малефисента. И мне кажется, что ты и сама уже это знаешь. – Нянюшка чуть помолчала и продолжила: – Ты даже не представляешь, Малефисента, как я рада, что ты совсем не похожа на этих дурочек, твоих одноклассниц. Знаешь, если бы ты была самой обыкновенной феей, живущей в дуплистом дереве, я, скорее всего, в тот день просто прошла бы мимо!

– Если бы я была самой обыкновенной феей, меня бы не бросили в дупле.

– Вот именно! – энергично закивала Нянюшка. – Это и есть та причина, почему меня не очень привлекают мне подобные. И почему я не люблю показывать свои крылья. На самом деле феи бывают очень злобными и противными.

Малефисента улыбнулась. Пока она слушала Нянюшку, ее слезы высохли. Ей страстно хотелось обнять Нянюшку, сказать, как она ее любит, как нравится ей все, что она говорит, но она не решалась перебивать.

– О, они и сами не осознают всей своей противности, моя ягодка! Думают, что они все такие милые и прелестные, сплошь свет и волшебство! И по нужде-то они ходят исключительно сахаром и медом... ну, ты меня поняла.

Малефисента звонко рассмеялась.

– А вот это уже редкость! За все годы, что мы с тобой вместе, я, пожалуй, ни разу и не слышала, чтобы ты смеялась. – Нянюшка помолчала, о чем-то задумавшись. – Хмм... Вот оно что. Ну что ж, теперь все стало ясно.

– Что? Что стало ясно? – встрепенулась Малефисента.

– Тебе исполнилось семь. Семь лет!

– Ну и что в этом такого?

– Семь лет – очень важный возраст для фей. Особенно для таких, которые не похожи на остальных. Иными словами, для фей вроде меня и тебя, которые на самом деле ближе к ведьмам. Такие феи никогда не довольствуются обычной фейской магией и обычной фейской жизнью. Они понимают, что в нашем мире есть и другие, не менее чудесные формы волшебства. Семь лет – это самое начало увлекательных приключений, которые тебе предстоят. И это, я считаю, нужно как следует отпраздновать! Так, а теперь расскажи-ка мне о чарах перемещения. Я хочу узнать поподробнее, как ты им научилась. Знаешь, Малефисента, ты меня просто восхищаешь. Ты продвинулась в учебе гораздо дальше, чем любая из твоих одноклассниц. Ты ведь у меня целую стопку книг перетаскала, верно? И если они имеют хоть какое-то отношение к стилю магии, который ты пытаешься осваивать, то у нас с тобой впереди еще куча работы. Но мне кажется, что тебе она будет по плечу. Правда-правда! И знаешь, что еще? Я думаю, что, судя по всему, пришло время забрать тебя из школы. Не хочу, чтобы какие-то тупицы подавляли твой дух и твой потрясающий потенциал. Пусть как хотят возятся со своей глупой фейской магией и днями напролет расхваливают крылья друг дружки. А тебе нужно учиться настоящей магии. Той, которая действительно важна.

Важная магия. Эти слова еще долго звучали в ушах Малефисенты, наполняя ее решимостью и уверенностью в себе.

Вот так всегда и бывало с Нянюшкой. Что бы ни делала Малефисента, на нее со всех сторон изливался поток любви и ободрения. Нянюшка никогда не упускала возможности выразить свою любовь к Малефисенте, и если девочка иногда захлебывалась в этой любви или цепенела от ласковых прикосновений Нянюшки, то не потому, что любовь и ласка были ей неприятны. Просто она так любила Нянюшку, что это было почти выше ее сил – она не знала, как выразить такую всепоглощающую любовь.

Просто она не привыкла к тому, что ее тоже можно любить.

– Итак, я собираюсь испечь для тебя роскошный пирог, – объявила Нянюшка, радостно хлопнув в ладоши. – И хочу послушать твой рассказ о чарах перемещения и о том, как тебе удалось их исполнить. Мне не терпится узнать все-все подробности!

Малефисента знала, что нянюшкин восторг не наигран. Она всегда говорила только то, что думала – в отличие от остальных фей. Девочке вообще трудно было считать ее феей. Малефисента далее задумалась: может, и Нянюшке тоже пришлось пережить нелегкие времена в юности, раз она так не похожа на обычную фею? Да еще имея такую знаменитую сестру, как Фея-Крестная.

– Нет, солнышко мое, никаких трудностей у меня не было! – сказала Нянюшка, отвечая ее мыслям. – Недаром же меня называют Легендарной!

Тот вечер был одним из лучших в детстве Малефисенты: они с Нянюшкой ели вкуснейший пирог и разговаривали о чарах перемещения. Малефисента подробнейшим образом, как Нянюшка и просила, описала охватившее ее ощущение жара внутри и увидела в Нянюшкиных глазах благоговение.

– Ты все сделала совершенно правильно, моя ягодка! Если кто-то будет плохо с тобой обращаться или ты рассердишься и почувствуешь внутри этот жар, сразу используй чары и отправляйся прямиком в свой домик на дереве или ко мне и к твоим воронам. Просто подумай о нас – и сама не заметишь, как тут же окажешься рядом с нами. Пообещай мне, милая, что всегда будешь делать так, как говорит тебе твоя Нянюшка.

– Конечно, Нянюшка, – пообещала Малефисента, жалея про себя, что у нее нет Нянюшкиного дара читать чужие мысли. Ей частенько хотелось знать, о чем думает Нянюшка. И почему у нее сейчас такой озабоченный взгляд? Может быть, что-то расстроило ее?

– Что ты, милая. Ты видишь только гордость. Я невероятно горжусь тобой! Сегодня ты сделала меня по-настоящему счастливой, мой вороненочек. Счастливее меня не найти.

Глава 8

Птенчик на чердаке

Белоснежка сидела в одиночестве на чердаке среди старых вещей ее матери и вспоминала, какой была ее жизнь много лет назад – до того, как ее мачеха умерла и стала Белоснежке матерью, о которой она всегда мечтала. И она прекрасно понимала, почему ее мать не хотела здесь появляться. Все эти вещи неизбежно напомнили бы старой королеве о тех днях, которые она хотела вычеркнуть из памяти – днях, когда она совсем помешалась от горя и строила козни, чтобы погубить свою падчерицу. Белоснежка пыталась мысленно разделить свою мать на трех разных женщин: мать, которая у нее есть сейчас, мать, которая любила ее в раннем детстве, и мать, которая пыталась ее убить. Белоснежка знала, что в том не было вины королевы, которую тогда жестоко мучил ее собственный отец, ее сердце было разбито из-за гибели мужа, и к тому же троица ведьм околдовала ее своими чарами. В своем воображении Белоснежка представляла себе разные ипостаси своей матери в образе кукол, запертых в сундуке в этой комнате. Кукол, с которыми ей никогда не хотелось играть. И даже видеть их не хотелось.

Пыльных кукол, пропитанных мукой.

Мать нравилась Белоснежке такой, какой она была сейчас, и возвращаться к другим ее образам ей не хотелось. Даже тогда, когда она вспоминала любящую, ласковую мамочку своего детства, сердце Белоснежки сжималось от боли – ведь она знала, какие страшные дни предстоят королеве потом, после смерти короля, и как горе, навалившись лавиной, сломит ее.

Да, лучше всего думать о матери как о женщине, которую сейчас она любила всей душой. И от которой зависела. Но стоило ей взглянуть на собранные на чердаке старые вещи, как пыльные куклы неизбежно появлялись на свет и Белоснежка, сама того не желая, брала их в руки, стряхивала с них пыль и заново переживала всю свою жизнь. Эти куклы, эти матери были ее главными вехами – прекрасными и страшными одновременно.

Робея, Белоснежка медленным шагом приблизилась к большому деревянному сундуку, где хранились игрушки ее мучительного детства. Тяжелая крышка, поднимаясь, натужно заскрипела, словно предупреждая о затаившейся внутри угрозе. Книга сказок, которую она искала, лежала рядом с небольшой деревянной шкатулкой с гравировкой в виде кинжала, пронзающего сердце. Почему-то при виде этой шкатулки в груди Белоснежки похолодело. Она решительно не желала знать, что там, под этой резной крышкой. И не хотела видеть боль на лице матери, если вдруг придется расспрашивать ее об этой шкатулке. Так что пусть лучше это остается тайной. Хватит и того, что она поднялась сюда в одиночку, зная, что мать ждет ее внизу. И что каждое мгновение, проведенное ею здесь, причиняет матери страдания.

Белоснежке внезапно вспомнился один из ее давнишних детских страхов. В старом замке, где она росла, был один коридор, который ужасно ее пугал. Для этого страха не было никакой явной причины – разве что в нем всегда было довольно темно, а воображение Белоснежки щедро населяло темноту всевозможными ужасами. И все же ей приходилось ходить по этому коридору каждый день по пути в классную комнату, где ее ожидал наставник. Иногда ей делалось так страшно, что она опрометью кидалась бежать, хоть и знала, что ее гувернантка Верона будет крайне недовольна столь неподобающим принцессе поведением. Белоснежку это уже не волновало. Она готова была мчаться к спасению со всех ног даже в солнечные дни. И сейчас этот неукротимый детский страх снова ожил в ней. Стараясь подавить внутреннюю боль, она как можно скорее выдернула из сундука книгу, даже не взглянув на прочее его содержимое, и торопливо захлопнула крышку. Над нею взвилось облачко пыли, замерцавшее в лучике солнечного света, падающего сквозь узкое чердачное окошко. Белоснежка некоторое время смотрела на него, любуясь неожиданным чарующим зрелищем и удивляясь тому, как нечто столь безобразное и приземленное, как пыль, может в один миг превратиться в нечто прекрасное. А потом она вспомнила о своей матери. О ее преображении. О ее красоте.

И внезапно почувствовала, что ей уже совсем не страшно.

Глава 9

Ее важная магия

Время шло, и Нянюшка замечала, что холод внутри Малефисенты постепенно тает. Малефисента и сама не знала, отчего это происходит – то ли от Нянюшкиной любви, то ли от того страшного, что творилось с ней самой – стремительно нарастающего жжения, которое возникало, когда она из-за чего-то сильно сердилась или огорчалась. И она прилагала все усилия, чтобы избавиться от него и полностью сосредоточиться на магии – важной магии, которую она изучала при любой возможности. Обшаривая книжные полки Нянюшки, она нашла на них несколько томов, написанных сестричками – тремя ведьмами, которых звали Люсинда, Руби и Марта. Каждая страница в этих книгах была заполнена всевозможным черным колдовством, которое необычайно занимало Малефисенту. Особенно ее заинтересовали одни чары. Требовалось для них совсем немного: щепотка диких трав, волос с головы самой ведьмы и инструкция, написанная чернилами на крохотном клочке пергамента. Все это следовало скормить крупной жабе, а потом отправить ее на поиски намеченной жертвы. Найдя ее, жаба должна была дождаться, пока жертва уснет, забраться через рот ей в горло и ждать там телепатических приказов от ведьмы. Чтобы узнать, что такое «телепатия», Малефисенте пришлось полазить по книгам, зато в конце концов она поняла, как называется то таинственное умение, которое она наблюдала у Нянюшки: умение читать чужие мысли и общаться без слов. Из того, что Малефисента вычитала, ей стало ясно, что описанное омерзительное колдовство сказывалось на жертве самым жутким образом: ведьма получала над ней полную власть и могла заставлять ее делать все, что ей заблагорассудится. Жаба могла выбираться наружу только ночью, когда жертва спала, и докладывать ведьме обо всем, что узнала, а потом должна была до рассвета снова забраться в горло жертве. Сама жертва могла догадываться, что у нее внутри поселился кто-то посторонний, но не могла ни избавиться от непрошеной гостьи, ни даже рассказать о ней хоть кому-нибудь.

В книге были подробно описаны и другие способы применения этих чар – например, за неимением жабы ведьма могла просто использовать какую-нибудь личную вещь жертвы. В сущности, это могло быть все что угодно: чашка, щетка для волос или кольцо. И похоже было, что многие ведьмы прямо-таки коллекционировали подобные вещицы – на случай, если однажды те вдруг понадобятся. Нет, конечно, Малефисента не собиралась применять такие гадкие черные чары, которые вызывали у нее естественное отвращение. Ей просто нравилось читать о них, узнавать об этом побольше. А еще Малефисенте нравилось разбирать лирические и даже смешные пометки в книгах сестричек. Одним словом, сестрички быстро сделались ее самыми любимыми колдуньями.

Малефисента вообще любила узнавать что-нибудь новое. Это придавало ей силы, придавало ей уверенности в себе. Чем больше она читала и узнавала, тем меньше боялась остальных фей. В ней постепенно нарастала гордость, что пока другие феи учились заговаривать черенки метел, она осваивала куда более серьезные заклятия и чары, которые могут понадобиться, когда однажды она окажется за пределами Страны эльфов и фей. Одним словом, Малефисента сознавала, что изучает настоящую магию.

Ничего интереснее этого и быть не могло.

Глава 10

Книга сестричек

Белоснежка придвинула уютное, обитое красным бархатом кресло как можно ближе к зеркалу в резной золотой раме и устроилась в нем поудобнее. На коленях у нее лежала книга волшебных сказок – та самая, которую мать читала ей в детстве. Белоснежка медленно перелистала страницы, чтобы матери было лучше видно.

– Смотри-ка, здесь все-все наши истории! – сказала королева Гримхильда.

Белоснежка перевернула последнюю страницу сказки про Драконью Ведьму и с ужасом подняла глаза к зеркалу:

– Неужели это все должно случиться с твоей подругой Малефисентой?!

– Не знаю, дорогая, но мне в любом случае следует предупредить ее. – Отражение Гримхильды мигнуло – обычно так бывало, когда она сильно встревожена. – Я не смогла связаться с ней ни через одно из ее зеркал. Придется тебе послать весточку в замок Морнингстар. Думаю, она будет там со дня на день.

– Не понимаю, почему ты продолжаешь поддерживать с ней такие дружеские отношения после того, что она сделала с Авророй, – качая головой, призналась Белоснежка.

– У нее были на то свои причины, дорогая, – ответила Гримхильда. – Но делиться ими с тобой, да и с кем бы то ни было, не мое дело, Белоснежка. Нас много лет связывали с ней узы дружбы и доверия, и сейчас я не могу отвернуться от нее просто потому, что мы не одобряем ее выбора. Возможно, мне удастся уговорить ее не причинять девушке вреда. Это уберегло бы ее от такой судьбы, как у меня.

Белоснежка задумалась:

– Но я все равно не понимаю. Ведь эта книга была написана задолго до того, как Малефисента погрузила принцессу в сон. Она тогда еще и не думала об этом! Как же так получилось, что все написанное здесь воплотилось в жизнь? – Белоснежка перевернула следующую страницу. – Ты только взгляни! Здесь говорится о тебе и обо мне! И так подробно... даже о том, как ты оказалась внутри зеркала и стала моей защитницей. Как такое возможно?!

Лицо Гримхильды омрачилось:

– Не знаю. В ту пору, когда я читала тебе эту книгу, нашей истории в ней не было. Возможно, эта книга пишется сама собой, как живая история. А может, сестрички умели заглядывать в будущее и записывали свои пророчества.

– А что, если это какие-то чары? А вдруг книга заколдована, и все, что написано на ее страницах, становится правдой? – спросила Белоснежка.

– Злая ворожба! – ахнула королева, заставив Белоснежку похолодеть. – Если это действительно так, то никому не спасти сестричек от моей мести! Я уже давно смирилась с тем, что сама выбрала свою судьбу, ступив на путь раскаяния. Но если это все было задумано сестричками... если они сами все написали заранее... если я всего лишь послушная кукла в их руках, то даже Аид будет им слишком мягкой расплатой!

– Мамочка, не надо! – взмолилась Белоснежка. – Я пошлю весточку в королевство Морнингстар и предупрежу их о книге. Но прошу тебя, обещай, что никому не сделаешь ничего плохого!

– Прости, милая, но такого обещания я дать не могу. Мне очень жаль. Если это они виноваты в том, что я едва тебя не убила, то нет на свете силы, которая уберегла бы сестричек от моего гнева!

Глава 11

Дар темной феи

Прошло много лет с тех пор, как Нянюшка забрала юную Малефисенту из школы, чтобы она посвятила себя изучению своей собственной магии и получила возможность беспрепятственно осваивать другие направления волшебства, которых феи не знали и не желали знать.

Малефисента сильно изменилась за это время. Уже никто не узнал бы в ней ту тощенькую кроху, которую Нянюшка обнаружила когда-то в вороньем дупле. Мало кто из фей согласился бы признать это, но Малефисента была удивительно хороша собой. Нянюшка, впрочем, не очень-то этому удивлялась – она всегда знала, что Малефисента вырастет красавицей. Вот только сама Малефисента ничуть не придавала этому значения – ее интересовали совсем другие вещи.

Однажды ясным солнечным утром они с Нянюшкой сидели за столом на кухне, потягивая из черных с серебром чашек душистый чай и наслаждаясь еще теплыми булочками со смородиной, которые напекла Нянюшка. Нянюшка сразу поняла, что Малефисента собирается сказать ей что-то важное. Она частенько делилась с нею своими достижениями и планами – например, если ей случалось освоить какое-нибудь сложное заклинание или она собиралась приступить к какому-нибудь новому разделу магии. Но на этот раз ее слова немало удивили Нянюшку.

– Нянюшка, я тут подумала, что мне стоило бы сдать фейский квалификационный экзамен, – заявила Малефисента.

Нянюшка озадаченно воззрилась на свою воспитанницу:

– К чему это? Твоя магия намного превосходит обычный фейский уровень. Ради чего тогда тратить время на какие-то экзамены?

– Но я хочу владеть всеми видами магии! И не хочу давать этим летучим задавакам лишнего повода дразнить меня. К тому же я как раз усовершенствовала свои навыки телепортироваться из одного места в другое. Поэтому совершенно не вижу причин, почему я не могу сделаться исполнительницей желаний, если однажды мне вдруг захочется, – объяснила Малефисента.

– Но зачем тебе это, моя милая? – не удержалась от вопроса Нянюшка. – Вот уж не думала, что у тебя появится склонность к подобным вещам.

– А почему бы и нет? В конце концов, я же фея, и мне не следует отказываться от какой-либо магической школы только потому, что меня дразнили одноклассницы, – привела свои доводы Малефисента. – Кроме того, я много занималась и считаю, что полностью готова к экзамену. И если я все правильно помню, то имею право сдавать его уже завтра.

– Ты, конечно, все помнишь правильно, моя ягодка, – вздохнула Нянюшка. – И я не сомневаюсь, что предмет ты знаешь досконально. Ты вполне могла бы сдать этот экзамен еще много раньше. А уж сейчас, когда тебе исполняется шестнадцать, более подходящего времени и не найти. – Нянюшка ненадолго умолкла, о чем-то задумавшись. – Что ж, если хочешь, сдавай свой экзамен. С какой стати мне удерживать тебя? Я не стану мешать тебе совершенствовать свое образование. Тем более что ты по большей части училась всему сама или у меня, а значит, официальным твое образование не считается. Наверное, и впрямь будет лучше, если у тебя будет аттестат, подтверждающий, что ты прошла полный курс фейского обучения. Хотя, признаться, я думала, что мы отпразднуем твое шестнадцатилетие несколько иначе.

– Ты слышал, Диаваль? – улыбнулась Малефисента. – Мне предстоит держать фейские экзамены!

Диаваль влетел через распахнутое окно в комнату и закружил по ней с победным карканьем.

Нянюшка всегда радовалась, когда видела Малефисенту такой счастливой. И ее новый питомец Диаваль все время вызывал у Нянюшки улыбку. С воронами у Малефисенты по-прежнему были очень нежные отношения, но Диаваля она просто обожала, и ворон постоянно держался где-то рядом, никогда не покидая свою хозяйку надолго.

– Диаваль, идем в сад! Поупражняемся там в исполнении желаний. Мне нужно хорошенько подготовиться к завтрашнему экзамену!

Нянюшка с усмешкой проводила парочку глазами. Только она поднялась, чтобы снова поставить на огонь чайник, как в дверь постучали.

– Входите! – приветливо крикнула она. Как оказалось, это пришла ее сестра, Фея- Крестная. – Ах, сестрица, это ты! Входи же скорее. Я как раз поставила чайник. Выпьешь со мной чашечку?

– Да, спасибо, – входя в дом, ответила Фея-Крестная.

Нянюшка достала из буфета чашку – изящную, переливающуюся на свету нежными красками как полированный опал, – которая, как она знала, придется сестре по вкусу. Потом она принялась хлопотать у стола, заваривая чай и делая вид, будто знать не знает, с чего вдруг сестра решила явиться к ней в гости. Ведь она никогда не заходила просто так, чтобы попить чайку и поболтать о пустяках – не те у них были отношения, хотя Нянюшка даже сама с собой готова была притворяться, что дело обстоит иначе. Просто в душе ей очень хотелось, чтобы так было.

Фея-Крестная сдержанно кашлянула, прочищая горло:

– Я просто проходила мимо и случайно заметила в саду Малефисенту, которая отрабатывала исполнение желаний. Вот и решила заглянуть на минутку.

– Конечно-конечно, – покивала Нянюшка, наливая сестре чай и придвигая к ней сахарницу. Обычно любезное и улыбчивое, сегодня лицо Феи-Крестной выглядело тревожным и хмурым.

– Тебя что-то беспокоит, сестрица? – участливо спросила Нянюшка, делая вид, что ни о чем не догадывается.

– Верно ли, что Малефисенте завтра исполняется шестнадцать? – осведомилась Фея- Крестная.

Нянюшка чуть прищурилась:

– Верно, сестрица. Так и есть.

– Как ты можешь быть уверена? – поджала губы Фея-Крестная. – Мы же не знаем точно, когда она родилась.

Нянюшкина улыбка тоже сделалась холоднее. Сейчас она была очень похожа на свою сестру, когда та собиралась сказать что-то не очень приятное.

– Ты же знаешь, наш магический дар работает по-разному. Я умею видеть время и возвращаться в любой момент прошлого. Я точно знаю, что ее день рождения завтра.

– Впрочем, не важно, сколько ей лет. Как директриса Академии ты, разумеется, знаешь, что фея не может держать квалификационный экзамен, если перед этим она не прослушала полный образовательный курс, – напомнила Нянюшке Фея-Крестная.

– И как директриса Академии, – подхватила Нянюшка, – я могу по своему усмотрению делать исключения для отдельных учениц. И я непременно сделала бы его для любой другой феи, если бы она знала и умела столько же, сколько Малефисента. У меня нет сомнений, что она обладает всей нужной квалификацией, чтобы держать экзамен на аттестат. И я намерена на этом настаивать!

Фея-Крестная резко поднялась с кресла, хлопнув ладонями по столу:

– Не понимаю, что тебе так далась эта девчонка. Может, наш дар и работает по-разному, как ты говоришь, но я видела во сне ее будущее. Поверь, она принесет тебе лишь одну головную боль! Я знаю это. И ты тоже знаешь!

– Время не застывшая смола, сестрица, – с упреком возразила ей Нянюшка. – Особенно будущее! Тебе ли этого не знать. Девочка заслуживает шанса. И уж тем более она достойна иметь будущее. А его не было бы, если бы я тогда не вернулась и не забрала ее к себе!

– О, только не начинай снова! Неужели ты так и собираешься попрекать меня всю оставшуюся жизнь – а она у нас долгая – этими глупостями! – вспылила Фея-Крестная.

– Вот как? Глупости? Ты бросила ее замерзать! Ты бросила ее совсем одну, с воронами... Тебя вообще не волновало, выживет она или умрет.

– Не вижу смысла говорить с тобой об этом. Ты же попросту не желаешь ничего видеть. Она – зло! И ты знаешь об этом не хуже меня! Что ж, приводи ее на экзамен, если хочешь. Я не стану тебе мешать. Но решение аттестовать ее все равно остается за мной.

Нянюшка сердито тряхнула головой:

– Ты рассуждаешь как типичная фея. Если что-то не соответствует твоим представлениям о правильном и не вписывается в твою картину идеального мира, ты просто берешь и избавляешься от этого. Малефисента – как черная орхидея на клумбе розовых пионов. И ты готова вырвать ее с корнем, лишь бы не дать ей зацвести. Потому что она, видите ли, не такая, как все!

– Ты так носишься со своей Малефисентой, потому что она для тебя – орхидея?

– А ты ненавидишь ее за то, что она дорога мне! – Нянюшка всерьез начинала злиться на свою сестру – за то, что та такая ограниченная и никогда не была той сестрой, о которой она сама всю жизнь мечтала. Но больше всего Нянюшка злилась из-за того, что в глубине ее души не ослабевало сомнение – а вдруг сестра права? «Нет! Прекрати сейчас же. Она не может быть права. Из страшненькой, всеми брошенной замарашки ты вырастила красивую, умную, необычайно одаренную девушку. Ты открыла перед ней все дороги, и она станет твоей главной гордостью».

– Что ж, продолжай себя уговаривать. Может быть, со временем ты и сама в это поверишь, – фыркнула Фея-Крестная, поднимаясь из-за стола. Ее чашка с чаем так и осталась нетронутой. Фея-Крестная терпеть не могла приходить в раздражение – ей нравилось всегда быть веселой и добродушной, и чтобы другие видели ее именно такой. Но в глазах ее сестры этот идеальный образ не отражался почти никогда.

Мимо Малефисенты, по-прежнему занятой в саду, Фея-Крестная прошествовала, смерив ее ледяным взглядом.

– Почему она меня так ненавидит? – спросила Малефисента, когда вернулась наконец в дом.

– Просто завидует, моя ягодка. Не обращай внимания. Лучше помоги-ка мне с ужином. У нас сегодня гости, ведь мы должны отпраздновать твой день рождения как полагается, – сказала Нянюшка своим самым обычным голосом. – А кстати, где твой пернатый дружок?

Малефисента опустила глаза – так случалось всякий раз, когда она не была полностью уверена, что Нянюшка одобрит ее действия.

– Я почувствовала присутствие могущественных ведьм где-то в окрестностях и отправила его на разведку.

Нянюшка скривила губы – она всегда так делала, когда что-то сбивало ее с толку

– Солнышко мое, но почему ты меня просто не спросила? Я бы сама объяснила тебе, что к нам направляются сестрички. Это я их пригласила к нам вечером на ужин.

Новость совершенно сразила Малефисенту:

– Сестрички?! Те, которые написали все эти книги заклинаний?! Они идут к нам?!

– Да, я подумала, что это станет для тебя приятным сюрпризом! Я ведь знаю, как тебе нравятся их магические книги. Мы с ними старые подруги, и я сама уже давно их не видела. Вот я и решила, что у нас появился хороший повод позвать их в гости. Конечно, мне бы стоило отменить приглашение, когда ты сообщила, что собираешься держать экзамен. Мою сестру их визит точно бы не обрадовал, но сестрички сами настояли, что непременно придут. Надеюсь только, что моя сестра не станет вымещать на тебе свое недовольство завтра, когда ты будешь сдавать экзамен.

Малефисента только ломала голову, как Нянюшка умудрилась послать сестричкам сову, пока здесь была Фея-Крестная.

– Ну что ты, малышка, разумеется, она отправила нам телепатическое послание! – раздались с улицы голоса, прозвучавшие слаженным трио.

Малефисента так и подскочила. Но пороге возникли три женщины – Люсинда, Руби и Марта. Похожие как капли воды тройняшки. Сестрички! Те самые, написавшие ее самые любимые колдовские книги! Ей и в голову не приходило, что однажды она может встретиться с ними лицом к лицу. Нянюшка, кстати, никогда и не упоминала, что знакома с этими выдающимися ведьмами. Немного осмелев, Малефисента принялась разглядывать их – таких красивых и таких неожиданно одинаковых. У всех троих были угольно-черные волосы и такие же черные густо подведенные большие глаза. Крохотные, как розовые бутончики, губки были подкрашены алой помадой – поразительно яркой на такой бледной коже. А кожа их была настолько неестественно-гладкой, что лица ведьм напоминали фарфоровых кукол. Все в них было безупречно – от замысловатых причесок с вплетенными в упругие кудряшки зелеными и оранжевыми самоцветами до темно-зеленых платьев с широченными юбками, расшитыми рыжими осенними листьями, которые, казалось, постоянно меняют цвет. Малефисента в жизни не видела таких красавиц – и уж никак не ожидала, что ее любимые колдуньи окажутся именно такими.

– Спасибо тебе, моя милая, – сказала та из тройняшек, которая стояла в центре. Малефисенте она показалась чуть старше двух других.

– Входите же, входите! – радушно пригласила их Нянюшка, ставя на стол дополнительные чашки. Присаживайтесь, и давайте выпьем чаю. Позвольте представить вам мою дочь Малефисенту. Я очень давно вас не видела, так что знакомство это несколько запоздало.

– О, мы все знаем о Малефисенте, – сказала Люсинда.

– Мы следили за нею в зеркале! – добавила Марта.

– Тсс! – цыкнула на них Руби. – Не раскрывайте им с ходу наши секреты!

Малефисента засмеялась. Она никогда не встречала никого хотя бы отдаленно похожего на этих женщин и сейчас влюбилась в них с первого взгляда. Видимо, они так же хорошо умели читать чужие мысли, как и Нянюшка. Но Малефисенту это ни капельки не смущало – живя рядом с Нянюшкой, она привыкла, что утаить свои мысли совершенно невозможно.

– И мы тоже очень тебя любим! С днем рождения, Малефисента! С днем рождения! Завтра у тебя необыкновенный день! – хором пропели сестрички. – Шестнадцать лет – это особенный возраст. Очень-очень важный! И мы бы ни за что его не пропустили, наша милая!

– Так значит, Легендарная, твоя сестра все еще держится своих старых привычек? – поинтересовалась Люсинда, пристально наблюдая, как хозяйка расставляет чашки с блюдцами. Нянюшка улыбнулась про себя, точно зная, что одна из ведьм, уходя, непременно сунет чашку в карман – они каждый раз так делали.

– Про какие старые привычки они говорят, Нянюшка? – спросила Малефисента.

– Ни про какие, моя ягодка, – отмахнулась Нянюшка, покосившись на сестричек. – Не обращай внимания.

– Не смей лгать ребенку! – пронзительно выкрикнула Люсинда.

– Это все равно бесполезно... – пропела Руби.

– Бесполезно! – подхватила Марта. – Ты же не можешь вечно защищать ее, бабуля!

Над «бабулей» Нянюшка только посмеялась, ничуть не обидевшись. В конце концов, Марта всегда была глупышкой. А кроме того, Нянюшка и впрямь была стара – намного старше, чем сестрички могли даже помыслить.

– Да полно вам, дамы. Никто не собирается обманывать девочку, – сказала Нянюшка, надеясь угомонить сестричек.

– Завтра она уже станет взрослой! Ведь ей исполнится шестнадцать! Шестнадцать! Шестнадцать! – вразнобой заголосили сестрички. От их напевных голосов у Малефисенты голова пошла кругом.

– А от чего меня надо защищать? – спросила она.

– От правды, моя милая! От истины! – Сестрички захохотали так громко, что вороны Малефисенты с шумом сорвались с крыши ее домика на дереве, оглашая всполошенным карканьем всю Страну эльфов и фей.

– Ха! Уж это заставит трястись от страха вас, простофилей! – с воодушевлением закричали сестрички.

– Кого? Моих воронов? – растерянно переспросила Малефисента, восторженно впитывая каждое слово, каждый жест, каждое выражение лица совершенно очаровавших ее тройняшек.

– Ну конечно! Всем известно, что вороны – это зло, – хором сказали сестрички и снова захохотали.

– Ох, да бросьте вы эти глупости! – прикрикнула на них Нянюшка, разливая чай по чашкам. – Что ты, Малефисента, конечно, они смеются над феями, а не над тобой.

Люсинда, похоже, наблюдала за Малефисентой еще внимательнее, чем та за ней и ее сестрами.

– А у тебя подросла очень толковая юная ведьмочка, друг мой, – обронила она, покосившись на Нянюшку. – Думаю, она и сама уже догадалась, что мы намерены предпринять.

– Я фея, а не ведьма, – вмешалась Малефисента.

– Ой, дорогуша, ну конечно, ты ведьма! Никого ведьмее мы до сих пор и не встречали! – воскликнула Руби.

– Не удивлюсь, если однажды ты превзойдешь своими талантами даже саму Легендарную! – пропищала Марта.

– И возможно, это случится даже раньше, чем она думает, – добавила Люсинда немного хмуро.

– Но ведь Нянюшка... Нянюшка тоже фея, – стояла на своем Малефисента.

– Может быть, вы обе родились феями, но в душе вы обе ведьмы! Ведь вы занимаетесь настоящей магией! – вскричала Люсинда.

Сестрички захохотали так, что Малефисента даже подумала, что в окнах вот-вот полопаются стекла.

– В конце концов, фея без крыльев, в сущности, и есть ведьма, не так ли, малышка? – пропели сестры хором, и Малефисента улыбнулась.

Нянюшка с умилением любовалась своей счастливой девочкой, но внезапно ее отвлек резкий запах гари:

– Ох! Я же совсем забыла про ужин!

Сестрички снова покатились со смеху, глядя, как Нянюшка в панике со всех ног бросилась к плите.

– Ты же не сожгла наше угощение, а, бабуля? – спросила Руби, и ее сестры захохотали еще громче.

– Нет-нет, хвала богам, не сожгла, – с облегчением ответила Нянюшка. – Давайте поедим.

За ужином все дружно обсуждали предстоящие завтра экзамены. Ведьмы старательно следили за тем, чтобы не сказать ничего такого, что дало бы Фее-Крестной хоть малейший предлог заподозрить, будто Малефисента может как-нибудь сжульничать.

– О, полагаю, Цирцее понравится изображать завтра несчастную принцессу, которой нужна помощь феи! – сказала Руби, без аппетита гоняя еду по тарелке.

– Цирцее? – переспросила Малефисента.

– Это младшая сестра сестричек, совсем еще юная. Она будет помогать на завтрашних экзаменах. Обычно мы просим кого-нибудь из друзей приводить с собой для этого детей или младших братьев и сестер. Ну а раз сестрички и так уже прибыли на твой день рождения, я решила, что они могли бы захватить на экзамен Цирцею. Никто из учениц Академии с ней еще не встречался, так что это придаст испытаниям реалистичности.

– А она моя ровесница? – заинтересовалась Малефисента.

– Нет-нет, – покачала головой Марта. – Она гораздо младше, но смею думать, что однажды, когда ваша разница в возрасте уже не будет иметь такого значения, вы подружитесь. Если, конечно...

– ...если все пойдет не по плану! – завершила предсказание Марты Люсинда.

– Если звезды не сойдутся! – пропела Руби.

– О, конечно! Вы можете стать подругами! Я вижу, вижу крепкую дружбу! – оживленно сказала Марта.

– Или катастрофу, – пропели сестры вместе странным дребезжащим хором.

Нянюшка смерила сестричек угрожающим взглядом исподлобья, и сестры осеклись, тревожно моргая.

– Будем надеяться, что звезды не сойдутся, – сурово сказала Нянюшка.

Малефисента смекнула, что здесь что-то не так, но притворилась, что не заметила ничего особенного.

– Жаль, что сейчас ее здесь нет. Я бы очень хотела с ней познакомиться! – искренне сказала она. Возможность пообщаться с юной ведьмой, близкой ей по возрасту, приводила ее в восторг.

– И дать этой жуткой Крестной повод тебя дисквалифицировать? – вскинулась Люсинда.

– Вот уж нет! – воскликнула Марта.

– Нет-нет, дорогуша, не стоит! – настойчиво повторила Руби.

– Нет-нет, ни за что! – пропели Сестрички в унисон.

Их возмущение позабавило Малефисенту:

– А, вот оно что! Если бы она пришла к нам на ужин, Фея-Крестная могла бы подумать, что мы вступили в тайный сговор, чтобы помочь мне пройти экзамен.

– Верно! Хоть быть твоей напарницей завтра ей все равно не позволено!

– Нет-нет! Этого не будет!

– Потому что мы подруги твоей Нянюшки!

– Аид запрещает!

– Но она придет завтра на пирог!

– Цирцея обожает именинные пироги!

– Тебе исполняется шестнадцать!

– Шестнадцать!

– Мы все будем есть пирог, если звезды не сойдутся!

– Дорогая, есть еще кое-что, что тебе следует знать, – решила переменить тему Нянюшка. – Не все напарники на экзаменационных испытаниях бывают настоящими. Некоторые из них всего лишь проекции, вроде призраков. Работать с ними труднее, чем с живыми партнерами, потому что за основу их взяты настоящие люди из нашей истории – иногда из будущей, а иногда из прошлой...

Но Малефисента едва ее слушала.

– Что с тобой, милая? На что ты все время отвлекаешься? – спросила Нянюшка.

– Диаваль... он так и не вернулся после того, как я отправила его на разведку... – подавленно сказала Малефисента. Все это время она так наслаждалась обществом Нянюшки и Сестричек, что совсем забыла про ворона.

– То есть шпионить за нами? – переспросили сестрички. – О, мы его видели. У тебя славный дружок, дорогуша, но стоит подучить его получше, прежде чем снова отправлять на такое нелегкое дело. – Сестрички снова засмеялись.

– Уверена, что с ним все хорошо, малышка. Наверное, он просто решил еще немного размять крылья, – хихикнула Руби.

– Наша кошка Фланци тоже так делает, – подхватила Марта, смеясь еще заливистее. – То есть, конечно, она не летает, что ты! Просто любит улизнуть из дома и красться где-нибудь по кустам. Иногда пропадает где-то по нескольку дней, гадкая такая, и не удосуживается сообщать нам, где ее носило и куда она собирается!

Люсинда закивала, соглашаясь с сестрами:

– Я бы на твоем месте не беспокоилась, дорогуша. Уверена, что с твоим маленьким дьяволенком все в порядке.

Нянюшка накрыла ладонью руку Малефисенты и улыбнулась:

– Знаю, солнышко мое, что тебе с нами весело, но все же пора уже отправляться в постель. Экзамен начнется рано утром, и тебе нужно хорошенько выспаться.

– А можно я лягу спать в домике на дереве, на случай, если Диаваль вернется?

– Можно, – кивнула Нянюшка, – только не жди его всю ночь напролет, ложись спать.

Все поднялись из-за стола, чтобы обнять Малефисенту на прощание:

– Спокойной ночи, Малефисента!

– Спокойной ночи!

– Мы любим тебя, Малефисента! С днем рождения!

Малефисента и не помнила, когда еще она чувствовала себя такой счастливой. В Нянюшке она обрела лучшую в мире мать, а теперь у нее появились еще три потрясающие ведьмы, которые искренне любят ее. Похоже, ее шестнадцатый день рождения окажется еще прекраснее, чем она могла надеяться.

Одним словом, все было бы просто замечательно, если бы не тревога за Диаваля. Все было бы хорошо и правильно – так, как надо.

Глава 12

Несколько жизней Нянюшки

Пока Цирцея с Нянюшкой возвращались вместе в замок Морнингстар, Нянюшкины мысли по-прежнему были заняты Малефисентой. Ее занимал вопрос – знает ли Малефисента, что Нянюшка сейчас здесь? Ей было известно, что Малефисента способна чувствовать вибрацию силы и ее перемещения в мире. Она всегда знала, где найти ведьму, но не могла распознать, какую именно. Впрочем, Нянюшка до сих пор и вовсе не могла сказать точно, зачем Малефисента направляется в королевство Морнингстар. Чтобы повидать сестричек? Или чтобы сразиться с ней самой?

– Она скоро прибудет, – сказала Нянюшка Цирцее, когда они вошли в просторный вестибюль замка и, коротко кивнув в знак приветствия главному дворецкому Хадсону, направились в утреннюю гостиную. – Как думаешь, зачем она решилась на это путешествие?

– Мне кажется, Малефисента идет сюда из-за того, что случилось с Урсулой, – сказала Цирцея.

– Но Малефисента никогда не питала к ней любви, – напомнила ей Нянюшка.

– Верно, но она должна была почувствовать большой подъем силы в наших краях. Вот и решила выяснить, что его вызвало, – предположила Цирцея.

Нянюшка обдумала ее слова:

– Она предупреждала твоих сестер, чтобы они не доверяли Урсуле. И теперь, возможно, хочет указать им на свое превосходство.

Что бы ни манило сюда Малефисенту, Нянюшка тихо радовалась, что Цирцея на ее стороне.

– Конечно, я на твоей стороне. Я же люблю тебя, – сказала Цирцея, прочитав мысли Нянюшки.

Нянюшка поглядела на нее с печальной улыбкой:

– Что ж, будем надеяться, что так будет и дальше. Были в моей жизни те, кто говорил мне так, а потом пожалел об этом.

Цирцея про себя подумала, что это неправда. Наверное, решила она. Нянюшка считает так лишь потому, что самая любимая дочь больше ее не любит. А потеряв любовь Малефисенты и ее саму, Нянюшка вбила себе в голову, будто она разочаровала и всех остальных вокруг.

– Я никогда не сожалела, что люблю тебя! – воскликнула принцесса Тьюлип, вбегая в утреннюю гостиную и радостно чмокая Нянюшку в щеку.

У Нянюшки вдруг полегчало на душе: ей было так: радостно, что рядом с ней две такие чудесные молодые женщины. Это напомнило ей те счастливые времена, когда ее приемная дочь любила ее так же сильно, как Тьюлип и Цирцея любят ее сейчас. При мысли о Малефисенте и их неизбежном столкновении в груди у нее все сжалось. Сколько лет уже прошло, как они не виделись... А их последняя встреча обернулась катастрофой.

– Тьюлип, дорогая моя, не поможешь мне с кое-какими исследованиями? – спросила Нянюшка, отгоняя прочь тяжелые думы. – Не могла бы ты сходить в библиотеку и поискать сведения о каких-нибудь существах в королевстве, связанных с растениями или землей? Разумеется, кроме Повелителей Леса и Циклопов-Великанов – про них ты и так уже давным-давно все прочитала.

Тьюлип с подозрением уставилась на Нянюшку:

– Ты что, пытаешься от меня избавиться?

– Что ты, моя дорогая! – замотала головой Нянюшка. – Это действительно очень важно. Я знаю, что ты в этом вопросе разбираешься, а мне как раз срочно понадобились все доступные сведения.

От Цирцеи не ускользнуло, что Тьюлип эти слова озадачили.

– Я пойду с тобой в библиотеку и все объясню, – ободряюще сказала она и повернулась к Нянюшке, бросившей на нее озабоченный взгляд. – Нянюшка, она ведь уже не ребенок! Она заслуживает право знать, что происходит.

Уже выходя вместе с Тьюлип из комнаты, Цирцея на мгновение остановилась и оглянулась:

– Я скоро вернусь. Не беспокойся, я не оставлю тебя одну надолго.

Голова у Нянюшки кружилась, сердце гулко стучало в груди. Проживать множество жизней – это был редкостный дар, вот только Нянюшке он, похоже, не приносил ничего, кроме сердечных мук. Конечно, легко оглядываться назад на прошлые ошибки и понимать, какой выбор был бы правильным. Но если вспомнить все свои проступки разом, это оборачивалось таким тяжким крушением, которое Нянюшке еще не доводилось испытывать. То, что она упустила свою приемную дочь, стало самой страшной ошибкой в ее жизни. А теперь в эту беду оказалась замешана еще и Тьюлип, родители которой застряли в этом королевстве, сраженные сонным заклятием. Все-все вокруг лежало в руинах, и Нянюшке казалось, будто вокруг не осталось ничего, кроме горя, мучений и разрушений. И она не знала, откуда ей начать все сызнова.

Хотя начать все равно придется. Собственно, она уже начала.

Тьюлип она заняла исследованием местных существ – старых и новых. Может, среди них в королевстве найдутся такие, которые могут быть чем-то опасны Малефисенте. А Цирцее она поручит поиски чар, которые могли бы пробудить ее сестер. Опустевший ведьмин дом по-прежнему высился на обрыве над морем, и уж в нем-то наверняка найдутся книги, где можно будет вычитать нужное заклинание.

В гостиную вернулась Цирцея:

– Я объяснила Тьюлип все как есть. Она все понимает и ничуть не боится. Знаешь, она стала совсем другой с тех пор, как я впервые с ней познакомилась. Да что там – даже со вчерашнего дня она изменилась. Просто удивительно, как быстро она взрослеет. И мне кажется, что она становится совершенно незаурядной девушкой. Не сомневаюсь, сейчас ты очень ею гордишься.

– Я всегда ею гордилась, – улыбнулась Нянюшка. – И всегда знала, какой замечательной она вырастет. Ни единого дня в жизни я не сомневалась, что из Тьюлип вырастет та самая выдающаяся молодая женщина, которую я видела в ней еще давным-давно.

– А кем станет Малефисента, ты тоже знала? – помолчав, спросила Цирцея.

– Знала, – кивнула Нянюшка. – И очень старалась изменить ее будущее, увести ее в другом направлении. Но так уж вышло, что в попытке спасти ее я дала ей в руки все средства, которые были ей нужны, чтобы стать владычицей тьмы.

И это был величайший Нянюшкин провал, хотя Малефисента предпочитала видеть в нем главный дар Нянюшки своей приемной дочери. Говоря эти слова Цирцее, Нянюшка страдала так, словно у нее в сердце ворочался острый нож.

Владычица тьмы.

Нянюшка знала, что Цирцея прочла в ее мыслях все, что она сама помнила об их совместном прошлом с Малефисентой. Она и не старалась удержать свои воспоминания в секрете. Зачем? Позволить Цирцее заглянуть в свои мысли ей было куда проще, чем говорить о своих ошибках вслух. К тому же Нянюшка понимала, что Цирцея не станет осуждать ее. В чем-то молодая ведьма была подобна самой Нянюшке: она умела видеть время иначе, чем все остальные. И ей было доподлинно известно, что Нянюшка никогда не пыталась причинить Малефисенте вред – наоборот, она делала все, чтобы уберечь свою маленькую зеленую фею от любой беды. Цирцея умела отмотать время назад и снова и снова прокручивать прошлое перед своими глазами. Поэтому Нянюшка подозревала, что Цирцее известно куда больше, чем она ей рассказывала. А может быть, и вообще все. В один прекрасный день, размышляла Нянюшка, Цирцея сможет разом прожить все времена – и прошлое и будущее – одновременно и при этом не сойти с ума. Сейчас же, насколько ей было известно, Цирцея могла отправляться в тот или иной определенный момент прошлого, в особенности если он был насыщен переживаниями. За эти путешествия во времени приходилось платить – они поглощали множество сил. А Цирцее нужно было быть в форме, чтобы помочь своим сестрам. Кроме того, было еще слишком рано открывать Цирцее, как изменится ее жизнь после того, как она разберется с сестрами. Ее ждала великая судьба, но знать об этом ей пока не следовало, поэтому Нянюшка старательно гнала от себя эти мысли, чтобы Цирцея не угадала их до того, как придет срок.

– Я не допущу, чтобы ты встретила Малефисенту в одиночку. Только ненадолго отлучусь, чтобы наложить на веранду, где спят сестрички, быстрые защитные чары, и сейчас же вернусь к тебе, – объяснила Цирцея.

Уже уходя, она напоследок поцеловала Нянюшку в мягкую, пахнущую пудрой щеку. Ее сердце едва не разрывалось на две части между Нянюшкой и сестрами. И Нянюшка, конечно же, тоже это чувствовала. Дом сестер Цирцеи все так же стоял на утесе над замком Морнингстар, и она не сомневалась, что в нем отыщется ответ, как разбудить заколдованных ведьм. Но сейчас колдовские книги могли подождать. И дому ее детства придется постоять, пока она не будет готова. Сегодня Цирцея никак не могла позволить себе покинуть замок – не сейчас, когда на них надвигается страшный шипастый дремучий лес Малефисенты.

Глава 13

Сломанные куклы

Сестрички лежали на полу под просторным стеклянным куполом веранды. Из боязни причинить им какой-нибудь вред Нянюшка и Цирцея решили оставить их прямо там, где они и упали, хотя сама Цирцея сомневалась, что они могли бы повредить им больше, чем это уже случилось – насколько она сама чувствовала, в сестрах не осталось ни капли жизненной силы. С ее точки зрения, они выглядели совершенно мертвыми, как сломанные куклы. Широко раскрытые остекленевшие глаза недвижно таращились в небо, стекшая с ресниц тушь прочертила на фарфорово-белых щеках извилистые темные дорожки, словно сестры долго плакали перед тем, как чары сразили их. Красная помада размазалась вокруг губ неопрятными полосами. Цирцее больно было видеть сестер в таком состоянии. Даже сейчас, когда она уже больше не чувствовала их присутствия, она знала, что их души по-прежнему существуют где-то в мире.

Только не в этом.

Пробормотав короткое заклинание, Цирцея поправила сестричкам макияж, пригладила ониксово-черные кудри и расправила пышные, похожие на ночное небо платья из черного шелка, расшитые множеством серебряных звезд. Раз уж ей приходится отложить поиски чар для их пробуждения, она должна хотя бы придать им достойные вид. И ей это почти удалось – если бы не открытые глаза, они выглядели бы просто мирно спящими. Но опускать им веки Цирцея не стала: возможно, лучше оставить их как есть. Так ей труднее будет забыть, что сестры нуждаются в ее помощи. Как жаль, что она не может разбудить их с такой же легкостью, как прихорошить их внешне.

«Где бы они сейчас ни были, надеюсь, с ними все в порядке. Как думаешь, они еще когда-нибудь проснутся?» О, Фланци пришла. Кошка молча наблюдала, как Цирцея возится с сестрами. При виде неподвижно раскинувшихся на полу ведьм кошачье сердечко мелко вздрогнуло, шерсть на хребте зябко взъерошилась. Как страшно, что ни одна с ней больше не заговорит... Что рука Руби никогда больше не погладит пушистого бока, что губы Люсинды не коснутся шелковистой макушки, а пальцы Марты не почешут за острым ушком.

– Не горюй, Фланци. Мы обязательно отыщем нужные чары, чтобы разбудить их. Даже не сомневайся, – негромко сказала Цирцея, отворачиваясь от сестер и вглядываясь в прекрасные кошачьи глаза – золотые, с зелеными искрами и черным ободком, ярко сиявшие на трехцветной рыже-бело-черной мордочке. – Ты такая красавица, Фланци. Присмотри тут за ними. А я скоро вернусь.

«Но ты хотя бы заколдуешь дверь? Мне очень неуютно, когда мои ведьмы лежат здесь совсем беззащитные. Особенно если Малефисента идет сюда по их душу».

– Разумеется. Не беспокойся, – утешающе сказала Цирцея. Уходя, она тихо прикрыла за собой дверь на веранду, чтобы не потревожить спящих сестер и их верную охранницу. Поведя рукой, она воздвигла вокруг веранды невидимую мощную преграду. Отныне открыть эту дверь сможет лишь тот, кто чист сердцем и благороден помыслами. Тому же, кто захочет навредить сестричкам, сюда не войти. И нет на свете магии, способной разрушить это заклятие – заклятие истинной любви, призванное защитить дорогих ее сердцу сестер.

Глава 14

Сближение

Совы, вороны, голуби и стрекозы просто валом валили в замок, доставляя послания из каждого королевства, каждого уголка волшебного мира. Одни интересовались, что это была за мощная вспышка магической силы при гибели Урсулы и угрожает ли она чем-нибудь остальным. Другие просто выражали свои соболезнования в связи со смертью колдуньи. У Нянюшки не было времени ни на тех, ни на других – ответить на все письма она собиралась потом, после того как разберется с Малефисентой. Но одно из писем никак не могло ждать. Его прислала ей сестра, уведомляя, что она вместе с группой фей намерена в скором времени прибыть к ней и помочь разрешить «ситуацию с сестричками». Вот уж это точно было последнее, в чем нуждалась Нянюшка: принимать в замке толпу фей, да еще именно сейчас, когда Малефисента уже на подходе!

«Ради Аида, ну почему все должно рушиться непременно разом, в одночасье?! Пусть бы моя сестра и ее глупые феи занимались своими глупыми делишками вроде исполнения глупых желаний и, ради всего святого, не лезли не в свое дело!»

А может, задумалась Нянюшка, это такая уловка, чтобы выступить против Малефисенты? Что-то ей трудно было поверить, будто Фею-Крестную действительно волнует судьба сестричек. Ох, да ладно, это уже паранойя какая-то. Откуда феям знать, что Малефисента направляется в королевство Морнингстар? Видимо, они в самом деле желают обсудить сестричек. Точнее, Великая и Могучая госпожа Биббиди-Боббиди-Бу намерена подвергнуть их своему высокому суду. Что ж, это в ее духе. Просто. Прямолинейно. Беспокоиться особенно не о чем.

Но что бы ни говорил Нянюшке разум, сердце ему не верило. Нет, твердил ей инстинкт. Если они все встретятся здесь, произойдет нечто ужасное. В этом она почти не сомневалась.

Нянюшка никак не находила себе места. И не только из-за всех навалившихся на нее событий, но и из-за внезапно нахлынувших воспоминаний, которые молниями вспыхивали в ее сознании. Это было так странно... Воспоминания стремительно возвращались, но Нянюшка не могла вспомнить, когда она успела их утратить.

– Возможно, ты сама наложила на себя заклятие забвения, – произнесла с порога гостиной вернувшаяся Цирцея, прервав Нянюшкины размышления. Что ж, может, она и права. С Нянюшки такое станется – закрыть себе доступ к собственным воспоминаниям, таким болезненным из-за того, что все ее попытки уберечь Малефисенту провалились. Конечно, сожаления о прошлых ошибках нещадно мучили ее, но воспоминания о Малефисенте во всех их ярких подробностях были почти невыносимы. Неудивительно, что она предпочла вычеркнуть их из памяти.

Чтобы хоть ненадолго отвлечься, Нянюшка поспешила заговорить о другом:

– Как там твои сестры? Все по-прежнему?

– Да, – тряхнула головой Цирцея.

Нянюшка с грустью поглядела на нее, снова погрузившись в невеселые думы. Она никогда не говорила об этом, но Цирцея и так знала, что она ужасно беспокоится о ее сестрах. И что Малефисента тоже внушает ей тревогу.

– Я не хочу, чтобы ты волновалась, – сказала Цирцея, немного помолчав. – Я знаю, что мы обязательно найдем способ их разбудить. И насчет Малефисенты тоже не бойся. У тебя есть Фланци. И Тьюлип. И, само собой, у тебя есть я. Мы все здесь, рядом с тобой. И пока мы здесь, Малефисента не сможет сделать тебе ничего плохого.

– Сказать по правде, меня больше беспокоит моя сестра и ее исполненные благих намерений подружки, – сказала Нянюшка, подавая ей письмо от Феи-Крестной. – Вот, полюбуйся. Они тоже направляются сюда.

Цирцея сощурила глаза:

– А вот это уже проблема. И что, их никак нельзя развернуть назад? Намекнуть как-нибудь, что им здесь не рады?

Нянюшка только покачала головой:

– Моя сестра даже представить не может, что где-то ей не рады. Такое у нее попросту не укладывается в голове. И если сказать ей об этом, она пропустит твои слова мимо ушей. Так что вернуть ее домой никак не получится. Она только тупо посмотрит на меня и сделает вид, что ничего не слышала.

Цирцея вздохнула:

– А зачем она вообще сюда собралась? Ты ведь не думаешь, что она и есть одна из тех, кто усыпил моих сестер, правда же?

– Честно говоря, не знаю. Лично я решила, что они уснули из-за того, что отдали слишком много сил, сопротивляясь заклятию, которое сами создали, чтобы помочь Урсуле, – объяснила Нянюшка. – Только проснуться они так и не смогли. Что бы я ни делала – ничего не помогло. И что бы ты ни делала – тоже ничего не сработало. Поэтому мне и пришло вдруг в голову, что феи могли как-то вмешаться в эту историю.

Глаза Цирцеи сверкнули гневом:

– Вмешались... но каким образом? Если они причинили им хоть какой-нибудь вред...

– Нет-нет, магия фей никому не может повредить, даже их врагам, – покачала головой Нянюшка. – А твои сестры на самом деле никогда ими и не были. Да, конечно, в прошлом сестрички приняли сторону Малефисенты и помогали ей, но по-настоящему с феями не враждовали. У меня такое впечатление, что моя сестра в последнее время слегка вышла за границы благоразумия. Она слишком уж всерьез воспринимает свою роль Феи-Крестной. Принцесса Аврора никогда не была под ее опекой. Но знаешь, если бы вдруг выяснилось, что она сама взвалила на себя обязательство наложить на твоих сестер заклятие беспробудного сна, я бы голову дала на отсечение, что она сделала это ради своих обожаемых принцесс.

– Но я думала, что ее единственная принцесса – Золушка, – нахмурилась Цирцея.

– Так и есть, и живет она счастливо. Но я подозреваю, что с тех пор, как моей сестре стало некуда приложить руки, она заскучала. Вот и сует свой маленький круглый носик туда, куда не следует, – со вздохом пояснила Нянюшка. – Ну да что мы все о ней да о ней. Надеюсь только, моя сестрица не притащит с собой эту несносную троицу добрых фей, которые вечно крутятся вокруг нее и безудержно подхалимничают.

– А ты не очень-то любишь фей, а, Нянюшка? – с улыбкой спросила Цирцея. – И тут мне не в чем тебя винить. Если тебя это хоть немного утешит, лично я не вижу в тебе ничего фейского. Для меня ты ведьма, и всегда была ею.

– Спасибо, дорогая. Твои сестры тоже сказали однажды нам с Малефисентой нечто похожее. Что-то в том смысле, что мы обе родились феями, но натура у нас ведьмовская. И я готова согласиться, что они правы.

Цирцея задумалась над ее словами:

– Что ж, если рассудить здраво, то для феи стать ведьмой ничуть не сложнее, чем для человека, если только она способна к нужной разновидности магии. Но в тебе, мне кажется, скрыто нечто большее. Я вижу это в твоем сердце. В тебе нет этой чрезмерной чувствительности, которая делает фей такими обидчивыми и уязвимыми.

– Вот уж верно! Благодарю тебя, моя дорогая, но...

Договорить Нянюшка не успела: ее прервал громкий стук в парадную дверь замка, от которого они обе даже подскочили на месте. Сердце Нянюшки упало. Она чувствовала, что еще не готова встретиться с Малефисентой лицом к лицу.

Цирцея ободряюще стиснула Нянюшкину ладонь, напоминая ей, что она здесь, рядом, и не даст ее в обиду. Как же Нянюшке хотелось сейчас, чтобы Цирцея была с ней всегда! Какое это, наверное, великое счастье, когда рядом с тобой молодая, но такая могущественная ведьма, стремящаяся только к добру! Ведьма с открытым сердцем, лишенная всякой нетерпимости, которая так глубоко проникла в души фей. Нянюшка внутренне готовилась столкнуться с яростью Малефисенты, но понимала, что пока еще нуждается в передышке. Так тяжело ей было принять осуждение... Быть может, если Малефисента увидит Цирцею, она сумеет заглянуть в ее душу и увидеть Нянюшку ее глазами. И тогда, ощутив всю меру любви Цирцеи к Нянюшке, она, может статься, не будет судить ее так строго – ее, старуху, только сейчас вспомнившую, кто она есть на самом деле.

В гостиную быстрым шагом вошел Хадсон – бледный, мрачный и явно очень взволнованный.

– Хадсон, что случилось? Кто там пришел? – спросила Нянюшка.

– Это гонец от королевы Белоснежки, госпожа. Ее паж. Он доставил послание.

«Ради всего святого, что есть в этом мире, а Белоснежке-то что может от нас понадобиться?» – в недоумении подумала Нянюшка.

Хадсон замешкался, неловко переминаясь с ноги на ногу:

– Госпожа, и еще паж сказал, что это послание от королевы Белоснежки и ее матери. – У Хадсона не было привычки задавать вопросы, особенно касающиеся королевских особ, но на этот раз он никак не смог удержаться: – Госпожа, неужели королева Белоснежка утратила разум? Ведь о кончине старой королевы известно всем и каждому. Умоляю вас, простите мне мою дерзость, но...

– Дорогой мой Хадсон, тебе совершенно не о чем беспокоиться. Уверяю тебя, королева Белоснежка по-прежнему пребывает в полном здравии, и рассудок ее ясен, – твердо заявила Нянюшка.

– Да, госпожа, – нервно кивнул дворецкий. Судя по всему, новость о том, что недоброй славы королева Гримхильда все еще существует где-то в этом мире, отнюдь не прибавила ему спокойствия.

– С тех пор как старая королева умерла, ее нрав сильно изменился, Хадсон, так что причин для беспокойства нет, – еще раз заверила Нянюшка дворецкого, который теперь таращился на нее с немым восхищением. Нянюшка уже постепенно начинала привыкать к таким взглядам, когда ей удавалось в точности прочесть чужие мысли. – А сейчас я прочту послание, Хадсон, если ты не возражаешь, – сказала она с легкой улыбкой.

Дворецкий поспешно вложил письмо в протянутую ладонь Нянюшки.

– Разумеется, госпожа. П-простите меня! – выпалил он, заикаясь от смущения.

– Ничего страшного, Хадсон. Почему бы тебе не спуститься вниз и не выпить чашечку чаю? Мне кажется, тебе это не повредит.

– Бедняга Хадсон, – смеясь, проговорила Цирцея, когда обе ведьмы глядели ему вслед. – И что же там написано, в этом послании?

– Сейчас посмотрим, – ответила Нянюшка, разворачивая письмо. Цирцея не сводила с нее глаз – сейчас ей было важнее видеть выражение ее лица, чем улавливать ее мысли. Похоже, новости от королевы тоже были отнюдь не лучшими. – Насколько я понимаю, во время одного из своих визитов в замок королевы Гримхильды в ту пору, когда Белоснежка была еще девочкой, твои сестры оставили там некую книгу, – принялась объяснять Нянюшка. – Книгу волшебных сказок. Старая королева читала маленькой Белоснежке эти сказки вслух. И была там одна история – про Драконью Ведьму, которая погрузила молодую девушку в сон ради того, чтобы защитить ее. И теперь, после истории Малефисенты с Авророй, они задумались: а не была ли эта сказка пророчеством?

Цирцея немного растерялась, не зная, что и думать, но Нянюшка продолжила, не дав ей времени на расспросы:

– Больше всего их встревожило то, что вся эта книга напоминает предсказание судеб, причем не только Авроры, но и Белоснежки, Ариэль, Тьюлип, Золушки... и даже твоей! Поэтому Белоснежка и старая королева забеспокоились, что книга может быть зачарована.

Цирцее даже думать не хотелось о такой возможности. Но если ее сестры и впрямь создали такую книгу, это означает...

– А ты считаешь, что это так?

– Что книга – плод их колдовства? Нет. Мне кажется, я знаю, что это за книга. И считаю, что сестрички просто записали в ней то, что знали о прошлом и будущем. То есть это не пророчество и не злые чары. Я вообще сомневаюсь, что твои сестры способны на подобное.

Цирцея не была так уж в этом уверена:

– Но, если мои сестры все же заколдовали книгу, королева Гримхильда непременно захочет им отомстить. Любой бы захотел. И ты это знаешь.

Нянюшка передернула плечами. Если сестрички действительно наложили на книгу такие страшные чары, то ни Цирцее, ни кому-либо другому не спасти ведьм от последствий их кошмарных злодеяний.

– Перво-наперво нам нужно взглянуть на эту книгу. Цирцея, можешь написать Белоснежке и попросить прислать ее нам? Ты сама должна изучить ее. Это единственный способ выяснить, действительно ли книга зачарована. Если твои сестры в самом деле совершили такое...

– ...тогда это катастрофа, – перебила ее Цирцея.

Нянюшка похолодела при мысли обо всех бедах и несчастьях, которые сестрички, возможно, вызывали за истекшие годы. Сердце болезненно саднило – этой боли она не чувствовала уже давным-давно, и не желала вспоминать, когда это было с ней в последний раз. В сознание невольно прокралась мысль: а стоит ли им возвращать сестричек к жизни? Да, она обещала Цирцее помочь разбудить их – но только потому, что этого хотела Цирцея, а Нянюшка готова была на все, лишь бы она была счастлива. Но станет ли от этого лучше самой Цирцее? Будет ли она в самом деле счастливее, если ее сестры вернутся в мир, сея повсюду смерть и разрушения, уничтожая все, к чему прикоснутся? Цирцее придется провести весь остаток своей долгой жизни, исправляя причиненное сестричками зло и помогая тем, чьи жизни они искалечили. Сумеет ли она полностью раскрыть свой дар, вечно оставаясь в их тени? Это внезапное откровение совершенно сразило Нянюшку «Я не могу отказать ей в помощи. Не могу забрать назад свое обещание. Даже если Цирцее будет гораздо лучше, если ее сестры так и останутся спать вечным сном».

Лицо Цирцеи исказилось от горя. Она прочла мысли Нянюшки, и теперь чувствовала себя преданной.

– Как ты могла?! – задыхаясь, выкрикнула она, глядя на страшно побледневшую Нянюшку.

Нянюшка спохватилась, что уж эти-то мысли обнажать перед Цирцеей никак не следовало.

– Я только хотела защитить тебя, Цирцея. Клянусь тебе, – твердо сказала она.

Цирцея молча застыла на месте, не находя слов, оцепенев от боли и едва сдерживаясь, чтобы не заплакать. Посмотреть Нянюшке в глаза было выше ее сил.

– Наверное, мне лучше пойти домой. Напишу Белоснежке, расспрошу ее поподробнее об этой книге, – бесстрастно сказала она. – И вообще, думаю, мне будет полезно переменить обстановку.

Глава 15

Ведьмы в зеркалах

За все время, которое Аврора провела в мире снов, она ни разу не разговаривала ни с кем, кто возникал в зеркальной комнате, всегда оставаясь только наблюдателем. И вот пожалуйста, когда ей наконец удалось услышать человеческий голос в этом одиноком, тоскливом месте, это непременно должны были оказаться они – эти ведьмы, чью речь, похожую на лунатический бред, она едва понимала.

– О, принцесса, как ты невежлива. Совсем, совсем невежлива.

– Да уж, дорогуша. Где твои манеры?

– Что, твои глупые феи-крестные совсем не учили тебя, как нужно себя вести?

Аврора растерялась, не зная, что ответить. Собственно, она даже не была уверена, что ведьмы разговаривают именно с ней. Ей вспомнился тот случай, когда она наблюдала за своей кузиной Тьюлип. Она готова была поклясться, что Тьюлип обращается к ней, а оказалось, что она разговаривает со своей кошкой Фланци. Авроре тогда было очень неловко, что она невпопад ответила Тьюлип, и с тех пор она дала себе клятву никогда больше не допускать подобных нелепых ошибок.

– О, мы разговариваем с тобой, принцесса! Да-да, именно с тобой!

Аврора прищурилась на ведьм в зеркале.

– Да-да, Аврора, мы тебя видим! – Ведьмы слева и справа неистово махали руками, тараща глаза и ухмыляясь до ушей как сумасшедшие.

И хотя все они выглядели совершенно одинаковыми, ведьма посередине почему-то казалась старше остальных. Она не кривлялась, как две другие, а просто стояла, пристально разглядывая Аврору, словно оценивая ее.

– Так значит, ты и есть принцесса Аврора. Малефисента очень обрадуется, что мы нашли тебя.

– Но кто… кто вы такие? И откуда вы знаете Малефисенту? – нерешительно спросила Аврора.

– Меня зовут Люсинда, а эти две кривляки – мои сестры, ведьмы Руби и Марта. А что касается Малефисенты... скажем так: она наша очень-очень старая подруга, – ответила средняя ведьма.

Аврора продолжала изучать трех сестер. С первого взгляда было ясно, что они владеют чарами, однако принцесса чувствовала, что сейчас их волшебная сила ограничена сумеречной магией страны снов.

– Вы сестры Цирцеи? – спросила наконец принцесса, сопоставив все, что было ей известно. Красивую молодую ведьму по имени Цирцея она видела в замке Морнингстар вместе с ее кузиной Тьюлип. Цирцея очень беспокоилась о своих сестрах, которые попали в западню в стране снов.

– Откуда это маленькой спящей Розочке известно о нашей сестренке? – всполошилась Руби, кривляясь еще ужаснее.

Люсинда бросила на сестру злобный взгляд, мигом приструнив ее:

– Прекрати верещать, Руби. И давайте попробуем разговаривать с ее высочеством внятно и спокойно. Это место и так слишком уж странное, чтобы добавлять к нему лишнего безумия.

– О нет! Неужели опять, Люсинда? Ну пожалуйста-пожалуйста, скажи, что нам не нужно делать ничего такого! – хором захныкали Руби и Марта.

– А ну говори, как ты познакомилась с нашей сестрой! – рявкнула Руби так, что Аврора в страхе отскочила назад.

– Перестань, Руби. Дай девочке ответить на вопрос! – нахмурилась Люсинда.

«Ясно, значит, Люсинда здесь самая главная», – подумала принцесса.

– И ничего она не главная! – обиженно выкрикнула Марта, прочтя ее мысли.

– Да ты и сама знаешь, что она главнее всех! Так всегда было! – возразила Руби.

– Сестры, прошу вас, уймитесь! Вы не даете девочке и рта открыть. А она как раз собирается рассказать нам о нашей сестренке, – осадила их Люсинда.

– Мм... на самом деле, пожалуй, нет, не собираюсь. Почему-то мне кажется, что если у меня есть сведения, которые вам нужны, то лучше мне оставить их при себе, – отважно сказала Аврора.

– Что ж, понимаю, – насмешливо фыркнула Люсинда.

То, что произошло после, оказалось для Авроры полной неожиданностью. Люсинда вдруг выступила из зеркала, как призрак из склепа, едва не схватив принцессу длинными костлявыми руками. Охваченная ужасом, Аврора резко подалась назад и упала, корчась от нестерпимого жжения внутри.

Сестры недобро захихикали:

– Осторожнее, дорогуша! Ты еще не освоила всей магии ни этого места, ни твоей собственной души. А теперь быстро выкладывай, что тебе известно о нашей младшей сестре!

Глава 16

Гримуары сестричек

Цирцея сидела на полу в зловещей тишине своего опустевшего дома, обложившись книгами старших сестер. Письмо Белоснежке она уже написала, и теперь занялась поисками чего-нибудь – чего угодно! – что могло бы помочь ей пробудить сестер от сна. В поисках вдохновения она то и дело посматривала на цветные витражи на окнах, напоминающие о разных приключившихся с сестричками историях, но обнадеживающих идей по-прежнему не появлялось. Так странно было находиться в этом доме одной, перебирая принадлежащие сестричкам вещи, листая их книги. В потрепанных гримуарах она нашла великое множество сонных заклятий и противоядий к ним, но ни одно из них не обладало силой вернуть кого-либо из царства снов – если, конечно, ее сестры находились сейчас именно там. Исходя из богатого опыта прошлого, Цирцея почти не сомневалась – любое заклинание, отправившее ее сестер в страну вечного сна, не могло быть самым обычным, а имело какое-то хитрое дополнение. И, по всей вероятности, только тот, кто заколдовал их, обладал властью вернуть их назад. И все же Цирцея не прекращала поисков.

В компании одних лишь охраняющих очаг черных ониксовых ворон, которые незряче таращились в пустоту, Цирцея неутомимо – и совершенно тщетно – листала колдовские книги сестер и дневники с их записями. При этом ей приходилось изо всех сил сдерживаться, чтобы не отвлекаться на истории, изложенные на их страницах. Живительно, насколько сестры были старше ее самой. Она часто задумывалась, какой была их жизнь до того, как она свалилась им на руки и им пришлось заботиться о ней и растить ее. Они никогда об этом не рассказывали – ни о том, что было до нее, ни об их родителях, ни о том, как они умерли. Собственное детство так и оставалось для Цирцеи тайной за семью печатями. Она не помнила, ни как росла, ни как ее воспитывали. Но если она пыталась задавать сестрам вопросы о той поре, то они отвечали лишь многословным бессвязным лопотанием, из которого ничего нельзя было понять, и со временем Цирцея просто прекратила все расспросы. Ах, если бы ее умение обращать время вспять и видеть прошлое могло пригодиться ей самой! Она никак не могла отделаться от мысли, что годы ее детства тоже должны быть как- то описаны в книгах. Когда она была ребенком, колдовские книги ее сестер просто отказывались открываться или начинали издавать болезненные крики, стоило ей к ним прикоснуться. Так что пошпионить за сестрами было никак невозможно – им тут же становилось известно об этом. Но сейчас сестер здесь не было, и она могла спокойно открывать и читать любые книги, какие вздумается. Ее это одновременно и радовало, и пугало. Если защитные чары, наведенные сестрами, развеялись, не означает ли это, что им уже никогда не оправиться? Ведь обычно заклятия ведьм переставали работать лишь тогда, когда наложившая их ведьма умирала.

И Нянюшка, вспомнилось Цирцее, тоже рассказывала, как ее заклинание перестало действовать как надо, когда Урсула взяла ее душу. Нянюшка тогда перепугалась, что с Цирцеей случилось нечто ужасное, непоправимое... но сейчас-то она, Цирцея, в полном порядке, верно? И это давало ей надежду.

Пока Цирцея сидела так перед грудой книг, солнечный луч пронизал цветное окошко, ярко высветив изображение красного яблока. За минувшие годы она смотрела на этот витраж бесчисленное множество раз и отлично знала, что он означает. Она помнила обрывки той сказки... в сущности, если разобраться, ей были известны лишь фрагменты историй, сюжеты которых использовались в создании витражей по всему дому. Но именно сейчас красное яблоко приковало к себе ее взгляд, отозвавшись уколом в сердце. Цирцея подумала о книге Белоснежки и о том, какие тайны она может скрывать в себе.

В этот миг до нее донеслось позвякивание дверного колокольчика – такое тихое, что она едва его услышала. Открыв дверь, она обнаружила за ней крохотного совенка, который клевал коротким клювиком увесистый латунный колокол, чей обычно громкий звон извещал хозяев о прибытии гостей. Маленькое существо было настолько зачаровано собственным отражением в гладкой латуни, что не сразу заметило присутствие Цирцеи.

– Добро пожаловать, малыш. Сейчас я угощу тебя печеньем, – сказала Цирцея, подхватывая совенка ладонями. Ероша серые перышки, совенок благодарно заухал, когда она бережно опустила его на кухонный стол, и проворно выставил вперед когтистую лапку поторапливая Цирцею отвязать от нее плотно скрученный маленький свиток. Птица явно была измотана до предела и едва держалась на ногах – Цирцея даже задумалась, давно ли совенок занимается доставкой почты и с каким успехом. Она быстро отыскала в буфете жестянку с печеньем, разломила одно печеньице пополам и сунула половинку совенку в клюв. Совенок возмущенно пискнул, видимо коря ее за скаредность.

– Ладно тебе, не жадничай! Ты же такой маленький. Вторую половину получишь, когда справишься с этой, – со смехом успокоила его Цирцея и, развернув письмо, принялась за чтение.

Дорогая Цирцея, спасибо тебе за такое теплое, сердечное письмо. Спешу известить тебя, что получила его и что моя мать согласилась помочь мне с осуществлением заклинания перемещения, которое ты прислала. Мне так много нужно тебе сообщить, но раз уж мы скоро увидимся, я лучше оставлю все подробности до нашей встречи.

С самыми лучшими пожеланиями, королева Белоснежка

Новость о том, что она наконец-то встретится со своей кузиной королевой Белоснежкой, привела Цирцею в полный восторг. Она поспешно оглядела свой наряд... и рассмеялась. «Да уж, лучше мне встретить ее в чем-нибудь другом!» События последних недель совершенно вывели Цирцею из душевного равновесия и хорошенько потрепали. Она даже в зеркало не заглядывала и не отдавала себе отчета, насколько жутко сейчас выглядит.

Совенок нетерпеливо скрежетнул когтями по столу, напоминая об обещанном вознаграждении. Цирцея сунула ему вторую половинку печенья и быстро нацарапала записку для Нянюшки, извещая ее, что Белоснежка уже на пути в замок.

Значит, сейчас ей первым делом нужно привести себя в порядок и достойно встретить гостью, а уж потом, услышав все, что собирается ей сообщить королева Белоснежка, она снова сможет приняться за книги сестер. Оставалось только надеяться, что она сумеет найти то, что нужно, прежде, чем станет слишком поздно.

Глава 17

Повелители Леса

Фланци тихонько сидела на веранде рядом со спящими сестрами. От нечего делать она рассматривала оставшуюся с празднования зимнего солнцеворота наряженную ель: золотые и серебряные украшения ярко блестели в свете свечей, красиво отражаясь в кошачьих глазах. Но Фланци отчего-то было не по себе, словно на нее надвигалось что-то страшное. Она замерла, навострив треугольные ушки. Пол под ней внезапно задрожал, как будто к замку приближалось нечто огромное, подступая все ближе и ближе. Украшения на ели затряслись и посыпались на пол, разлетаясь осколками. Кошка метнулась прочь от дерева и громко взвизгнула, надеясь привлечь чье-нибудь внимание. Обычно она помалкивала, и сейчас звук собственного голоса удивил и испугал ее. Она решила вызвать Нянюшку телепатически, но не успела: двери на веранду с грохотом распахнулись, и за ними обнаружились донельзя встревоженные Нянюшка и Тьюлип.

«Что это? Что здесь происходит?» – мысленно спросила Фланци. Нянюшка еще никогда не видела ведьмину кошку такой испуганной.

– Мы сами не знаем! Мы думали, это сестрички проснулись, и поэтому ты так голосишь, – ответила Нянюшка, лихорадочно вертя головой по сторонам и пытаясь понять, что это за новая напасть. Свет, проникающий сквозь стеклянный купол, померк, а потом воцарилась полная темнота. – Стоп! – Нянюшка воздела руки к небу – и вокруг засиял яркий серебристый свет, в котором они сумели наконец разглядеть, отчего так дрожала земля: веранду со всех сторон окружили могучие деревья – такие высокие, каких в этих краях уже давно не видели и даже не надеялись увидеть. Эти деревья правили королевством еще в те дни, когда на тронах не восседали ни короли, ни королевы.

Нянюшка сразу догадалась, кто они такие.

Тьюлип, задрав голову, потрясенно смотрела на величественные кроны. Эти древние существа не раз являлись ей в мечтах, когда она читала в книгах их историю, но ей и в голову не приходило, что однажды она увидит их собственными глазами.

– Они не причинят нам вреда. Они никогда ни на кого не нападают! – закричала Тьюлип, боясь, что Нянюшка, обороняясь, может ударить по великанам своей магией.

Нянюшка и ответить не успела, как раздался торопливый стук в ворота замка. Нянюшка и Фланци сразу насторожились, а Тьюлип со всех ног бросилась выяснить, кто там пришел. Едва Хадсон открыл дверь, как в замок вбежал принц Попинджей, явно очень довольный собой:

– Тьюлип! Здесь Повелители Леса! Они пришли!

– Да, любовь моя, я знаю, – рассмеялась Тьюлип. – А ты-то что здесь делаешь? – Она заботливо очистила его бархатный камзол от приставших к нему листочков и веточек и поправила ленты на пышных рукавах.

– Как только я увидел, что они направляются к замку, я не мог не последовать за ними, любимая! Но они заверили меня, что не причинят никому зла. Их предводитель Оберон хочет лишь поговорить с тобой, – объяснил Попинджей.

Тьюлип растерянно заморгала, не зная, что и подумать:

– Со мной? Но зачем?

– Не знаю, сердце мое. Лучше тебе самой спросить их об этом.

– Тогда, наверное, мне нужно выйти и встретить их, – решила Тьюлип.

– Только послушай меня, милая, – вмешалась Нянюшка. – Я знаю, что Оберон не внушает тебе страха, но прошу тебя: будь осторожна. Ни на что не соглашайся и главное – не давай обещаний, исполнить которые не в твоих силах. И что бы ты ни делала, не забудь предупредить их, что сюда направляется Малефисента и что если ей придется защищаться, она без колебаний использует огонь.

Тьюлип кивнула, сосредоточенно внимая каждому Нянюшкиному слову:

– Конечно.

– Следи за своими словами, милая, и выбирай их как можно тщательнее. Ты ведь читала, что Повелители Леса в своих речах всегда крайне прямолинейны. Их слова никогда нельзя истолковать превратно, и тебе следует вести беседу с ними на том же языке. Поэтому всегда говори прямо, без обиняков. Помни: сейчас каждое твое слово будет иметь огромное значение, а любое недопонимание между вами может обернуться большой бедой. Ну же, ступай! Поговори с королем фей и эльфов!

Глава 18

Оберон, король фей и эльфов

Стоя в тени Оберона, принцесса Тьюлип только сейчас в полной мере осознала, насколько огромны Повелители Леса. У нее всегда было очень живое воображение, но даже в самых смелых своих грезах она не могла представить себе ничего столь же поразительного, как исполинское величие Оберона. Он возвышался даже над Маяком Богов, а Тьюлип рядом с ним казалась и вовсе карлицей – такой ничтожной она не чувствовала себя никогда в жизни. И все же она почему-то совсем не боялась.

Она стояла молча, ожидая, пока Оберон заговорит первым. Конечно, сейчас он пришел к ней, и она здесь хозяйка – но ведь он был первым правителем этой страны, задолго до появления здесь людей. Поэтому принцесса хотела выказать ему почтение, которого он заслуживал. К счастью, ожидание сильно не затянулось. С высоты зазвучал глубокий раскатистый голос, от которого затрепетали ветки и посыпались на землю листья. Тьюлип сразу решила, что именно такой голос и должен быть у древнего, глубоко почитаемого и могущественного создания.

– Принцесса Тьюлип, для меня большая честь познакомиться с тобой. Ты не станешь возражать, если я подниму тебя своими ветвями повыше, чтобы мы могли беседовать лицом к лицу?

– Ничуть не стану, и даже буду очень рада, – тут же ответила Тьюлип. Совершенно искренне – она и в самом деле не ощущала ни малейшего страха. Когда ветви Оберона бережно подхватили ее и вознесли к небу, у нее не возникло далее слабой опаски, что он может сокрушить ее, такую маленькую и хрупкую, своей могучей хваткой. Он опустил ее, целую и невредимую, на балкон Маяка Богов, и их глаза оказались почти на одной высоте.

– Так вот ты какая. У тебя лик настоящей королевы, и твоя красота превосходит все, о чем я мог помыслить.

Тьюлип улыбнулась Повелителю Леса, рассматривая его. Черты его слагались из трещин коры на необъятном стволе, и Тьюлип сразу подумала, что более приятного и благодушного лица она еще не видела.

– Благодарю за добрые слова, моя дорогая принцесса, – сказал Оберон, прочтя ее мысли. – Мы явились сюда для того, чтобы защитить тебя от темной феи, Малефисенты. Много лет назад она обратила Страну эльфов и фей в руины. Но мы не смогли отомстить ей, погрузившись в сон, и оставили это другим лесным созданиям. Но теперь, пробудившись и восстав, мы не позволим ей явиться на нашу землю – на твою землю, принцесса, – и уничтожить тех, кто дорог твоему сердцу.

Тьюлип по-прежнему не понимала, почему Оберон так благоволит к ней. На ее взгляд, она не сделала ничего такого, чем могла бы заслужить подобную честь.

– Мы дремали во мраке долго, очень долго. Нам казалось, будто минуло целое тысячелетие, пока твоя жажда знаний не пробудила нас, – ответил Оберон. – Твои истории, твое воображение, твои мысли о нас стряхнули с меня и моих собратьев тяжкую дремоту и снова вернули нас к жизни. Мы сгинули во тьме и забвении в этих землях после Великой Войны, когда Циклопы-Великаны одолели и изгнали нас. Но твое стремление узнать о нас побольше разожгло в нас почти угасшую искру жизни, и этим ты заслужила нашу вечную признательность. Без тебя мы так и сгинули бы во тьме веков. За время моего долгого сна я стал свидетелем множества событий, дитя мое. В этом мире есть немало плохого, и мы намерены это исправить. Настала пора мне вновь занять свое место среди фей и эльфов и снова выступить их благодетелем. А чтобы заслужить такое положение, я должен уничтожить темную фею, известную под именем Малефисента, за все ее преступления в отношении Страны эльфов и фей.

– Позволь мне спросить тебя: почему вы намерены наказать Малефисенту сейчас, хотя Страну эльфов и фей она сожгла много-много лет назад? – отважилась спросить Тьюлип.

Оберон некоторое время обдумывал ее слова:

– Потому что, дитя мое, до этого дня мы спали и лишь сквозь дремоту могли наблюдать за ее бесчинствами. Объятые ужасом, мы смотрели, как она истребляет все живое в этом волшебном краю, кроме разве что самих фей и эльфов. Им понадобилось много лет, чтобы восстановить нанесенный Малефисентой ущерб. Ни разу она не вернулась взглянуть, выжил ли здесь хоть кто-нибудь. Не позаботилась даже выяснить, осталась ли в живых ее приемная мать. Мы же были совершенно беспомощны, как в кошмарном сне: мы все видели, но ничего не могли поделать. Но теперь, когда мы наконец пробудились, иного выбора у нас нет: мы заставим Малефисенту заплатить за все, что она натворила. Она несет угрозу всем живым существам. Она опасна далее для себя самой. И она опасна для всех, кого ты любишь!

Тьюлип совершенно лишилась дара речи. О Малефисенте ей было известно лишь то, что она погрузила в беспробудный сон кузину Аврору в день ее шестнадцатилетия. Сказать что-нибудь в защиту темной феи Тьюлип не могла.

– Можно мне задать еще один вопрос?

– Ты можешь спрашивать сколько захочешь, малютка принцесса, – засмеялся Повелитель Леса. – Если бы не ты, нас бы и вовсе здесь не было.

– Благодарю тебя, – улыбнулась Тьюлип. – Но кто вас усыпил? Я знаю, что ты правил этими землями задолго до того, как на здешние берега ступили люди. И мне известно, что ты и твои сородичи исчезли после Великой Войны между твоим кланом и Циклопами-Великанами. Но куда вы удалились? Неужели в Страну эльфов и фей?

Раскатистый смех Оберона снова зарокотал в его огромной груди:

– Действительно, мы ушли в Страну эльфов и фей, дитя мое. Мы решили отправиться в странствие и скитаться до тех пор, пока не найдем место, которое сможем назвать своим домом. И вот мы оказались среди фей. Они тогда жили в вечном страхе, всегда под угрозой нападения огров. Мерзкие твари то и дело наводняли Страну эльфов и фей, выжигая ее дотла и убивая всех на своем пути. Поэтому мы остались там и отбили нашествие огров. С тех пор Страна эльфов и фей стала нам родной, пока мы не сошли во тьму глубокого сна, чтобы отдохнуть.

– Так значит, вы заснули сами? – переспросила Тьюлип.

– Так и есть, дитя мое. За отпущенный нам срок мы проживаем множество жизней – совсем как твоя няня, только срок этот бесконечно больше. Если лишить нас многолетнего сна, мы зачахнем и погибнем. Разумеется, надолго исчезая из сказок и легенд обитателей этих краев, мы рискуем забвением. Но всякий раз кто-то пробуждал нас от нашего сна – как это сделала и ты, моя дорогая малютка.

– А моя няня, которую вы называете...

– ...Легендарной, да. Она известна как одна из самых могущественных обитательниц из страны фей, – перебил ее Оберон.

Тьюлип замолчала, в изумлении осмысливая эти слова. Только она успела привыкнуть к мысли, что ее няня ведьма, как теперь Оберон заявляет, что она фея!

– Да, дорогая моя, она фея высочайшего ранга. И не важно, признает она это сама или нет, но она принадлежит миру фей и никуда от него не денется, – сказал Оберон, угадав мысли Тьюлип. – У нее чистейшее сердце феи. Я перестал ощущать ее магию, когда уснул, и уже подумал было, что она покинула этот мир навеки, но не так давно я снова почувствовал ее. Быть может, это ты, малютка, разбудила ее, как разбудила меня?

– Нет, – покачала головой Тьюлип, – это была Фланци, кошка сестричек. По крайней мере, так думает сама Нянюшка.

Смех Оберона эхом сотряс его ветви, и осыпавшиеся с них листья снова закружились вокруг Тьюлип.

– Сестрички! Так значит, они еще здесь, в этом мире? Я перестал ощущать их дух после гибели Урсулы. Я испугался тогда, что они покинули нас, оставив здесь все, что в них было лучшего. – Увидев замешательство на лице принцессы, Оберон улыбнулся. – О да, я знаю сестричек. Мне ведомы все их деяния, все их тайны, их предательства и их привязанности – но не мне говорить о них. Мое дело сейчас – заставить темную фею расплатиться за ее преступления. Я почувствовал ее стремление сюда и ее темные намерения. Не могу передать, как мучительно было мне слышать крики и стоны наших собратьев, когда Малефисента выжигала Страну эльфов и фей огнем. Они горели, а я ничем не мог им помочь. Но сейчас мы вновь на свободе. Мы долго ждали этого дня, но теперь темная фея расплатится за все своей жизнью.

Откуда-то издалека до ушей Тьюлип донесся едва слышный крик. Оберон тоже уловил его и опустил голову, разглядев у подножия маяка Нянюшку.

– Поднимайся к нам, дорогая моя. Воспользуйся своими крыльями, – приказал Оберон, и в следующий миг Нянюшка уже парила в воздухе вровень с Тьюлип.

– Только ради тебя, Оберон, – сказала Нянюшка.

Король фей посмотрел на нее с нежностью:

– Полагаю, ты собираешься замолвить словечко за твою бывшую воспитанницу, твою приемную дочь? Хочешь попытаться спасти ее от моего гнева, хотя она полностью его заслужила? Мне больно огорчать тебя, моя маленькая госпожа, говорю об этом совершенно искренне, но я не могу оставить ее преступления без наказания. А как она отплатила тебе за всю твою доброту к ней? Она едва не уничтожила все живое в Стране эльфов и фей. Она едва не убила тебя – и до сих пор способна на это.

– Ты же знаешь, что это случилось по ошибке, – стояла на своем Нянюшка. – И это была моя ошибка. Если тебе нужно взвалить на кого-то вину за случившееся, накажи меня.

– Ты и так уже слишком сильно наказала себя, моя драгоценная, – усмехнулся Оберон. – Я не могу сделать тебе ничего такого, чего ты ни сотворила бы с собой сама.

Убитая горем Нянюшка тяжело вздохнула:

– Но ведь то же можно сказать и о Малефисенте. Сестрички говорили мне, как она годами казнила себя за все, что наделала!

– Но она не извлекла никакого урока, – покачал головой Оберон. – Она лишь еще глубже погрузилась во тьму. Ее поступкам нет искупления. Если бы она выбрала иной путь и стала такой ведьмой, какой ты надеялась ее увидеть, нас бы здесь сейчас не было. Ты ведь знаешь, что я говорю правду. Ты знаешь, что я справедлив и умею сострадать другим. Не было такого, чтобы я налагал наказания незаслуженно. Прошу тебя, используй свой дар и взгляни на ее преступления непредвзято. Я видел, как она совершала их. А ты отказалась смотреть. Возможно, это твой единственный проступок по отношению к ней.

– А какое отношение ко всему этому имеет моя сестра? – спросила Нянюшка. – И три добрые феи? Неужели они, как обычно, упорхнут в закат, даже не...

– Нет, дорогая моя, им это не удастся, – прервал ее Оберон. – Но я не буду наказывать добрых фей, пока их подопечная в безопасности и ее королевство уже не спит. А что касается твоей сестры, то она одна из причин, почему я сейчас здесь. За последние годы она очень, очень разочаровала меня. Я хочу вернуть Стране эльфов и фей былое умение сострадать и широту взглядов. Я уже очень давно наблюдаю, как магию фей искажают и портят, причем пользуясь моим именем! Такого я больше не потерплю.

Оберон разгневался, и теперь от его голоса содрогалась земля.

– Прошу прощения, король Оберон, – тихо сказала Тьюлип.

Король фей вспомнил о ее присутствии и обратил на нее взгляд:

– Да, дитя мое?

– Твой голос так громок... Я опасаюсь, что от него может лопнуть линза господина Френеля в маяке, которая помогает освещать путь кораблям, заходящим в воды королевства, – сказала она, указывая на фонарь маяка.

– Верно, верно, дитя мое, ты совершенно права, – рассмеялся Оберон. – Уж и хитроумный был мастер этот Френель! Не любил работать в шахтах, как прочие гномы. Наоборот, он всегда предпочитал творить свет. Было время, он трудился на пользу моему недругу Витрувию, королю Циклопов, и создал самый великолепный маяк всех времен. Но я не виню в этом ни его, ни вас. Он был истинным художником и мастером своего дела, к тому же весьма благородного характера, и обладал необычайно ясным разумом – для гнома, конечно. Впрочем, я отвлекся.

Оберон умолк и опустил глаза на Нянюшку, вглядываясь в странное выражение на ее лице.

– Я снова утомил тебя своими россказнями, драгоценная моя?

– Нет. Я просто задумалась. Я могла бы окружить тебя и остальных Повелителей Леса чарами невидимости. Мне очень не хочется, чтобы Малефисента, когда прибудет, сразу узнала, что ты здесь, – твердо сказала она.

Лик Оберона посуровел:

– Что ж, понимаю.

– Пожалуйста, дай ей шанс, – попросила Нянюшка. – Не причиняй ей вреда.

– Обещаю, что дам тебе возможность поговорить с ней и выразить, как сильно ты ее любишь. И если она ответит на твою любовь, я проявлю к ней милосердие. Быть может, я даже сохраню ей жизнь, – согласился Оберон.

– Ты дашь ей шанс искупить свою вину?

– Обещаю, моя крошка-фея. Даю тебе слово. Но боюсь, что она лишь снова тебя разочарует.

Глава 19

Дочь безысходности

Вернувшись в замок, Тьюлип и Нянюшка собрались вместе с Попинджеем в утренней гостиной. На Нянюшке лица не было от беспокойства, и Тьюлип было больно смотреть на нее. Больше всего принцессе хотелось сейчас крепко обнять Нянюшку и покрыть ее лицо поцелуями, но она боялась, что тогда та не выдержит и расплачется.

– Нянюшка, прошу тебя, не тревожься ты так. Оберон ведь пообещал, что даст Малефисенте шанс. Не думаю, что он причинит ей какой-то вред.

Нянюшка не ответила – уставившись в пустоту, она целиком погрузилась в свои мысли.

– Нянюшка, ты в порядке? Давай-ка я позвоню, чтобы нам принесли чаю.

Но едва Тьюлип потянулась к колокольчику, как в камине что-то грохнуло и полыхнуло зеленым. Принцессу отбросило через всю комнату прямо к ногам Нянюшки. Гостиную затопил яркий зеленый свет. Пока Попинджей помогал Тьюлип подняться на ноги, из камина выступила Малефисента и встала перед ними – высокая, статная, величественная, окруженная, словно дьявольской аурой, языками зеленого пламени.

– Малефисента! – вскричала Нянюшка.

– Ну разве это не мило? Признаюсь, я ожидала более многолюдной встречи. Впрочем, на столь изысканное общество я даже не рассчитывала. Прошу прощения, что я пропустила церемонию прощания с великой морской королевой, но я наблюдала за ней глазами моих воронов. Было очень... трогательно, – прибавила Малефисента с издевкой.

Ее голос Нянюшка узнала безошибочно. Да, сейчас он звучал взрослее, но это по-прежнему был голос ее дочери. Малефисента была прекрасна – как и всегда. Ее длинное черное одеяние, отделанное пурпуром, резкие черты ее лица – все это невероятно шло к ее неподражаемой личности. Правда, теперь к ней добавилась уверенность, которой Нянюшка не замечала в юной Малефисенте, и от повзрослевшей феи веяло силой и величием. Пожалуй, другой такой поразительной женщины Нянюшка и вовсе не встречала за всю свою жизнь. Но ее рога! Ее красивейшие рога теперь были покрыты чем- то черным…

– Малефисента, – снова окликнула ее Нянюшка.

Тьюлип сочувственно поглядела на нее – такую съежившуюся и подавленную. Рядом с окруженной огненным смерчем темной феей она казалась совсем маленькой и бледненькой.

– Добро пожаловать к моему двору, Малефисента, – вежливо сказала она, рассчитывая выгадать для Нянюшки минутку, чтобы дать ей прийти в себя.

– Тьюлип, не так ли? Да-да, верно: Тьюлип. Я слышала о твоей матери... очень сожалею. Хотя и не слишком верю в крепость сразивших ее сонных чар. Ведь их наложили добрые феи. – Малефисента пристально разглядывала Тьюлип, оценивая ее, впитывая глазами ее красоту. – Меня всегда изумляло, насколько вы с Авророй похожи, учитывая...

– Малефисента, зачем ты сюда явилась? – спросила Нянюшка. Услышав, как фривольно Малефисента болтает с Тьюлип, она волей-неволей собралась, и ее голос окреп.

– Ну как же – проститься с великой морской ведьмой, разумеется. Выразить ей почтение, которого она заслуживает, – с усмешкой сказала Малефисента.

– Ты никогда не питала любви к Урсуле. Для чего ты явилась на самом деле? – не отступала Нянюшка.

– Можешь поблагодарить за мой визит добрых фей, – резко ответила Малефисента. – Ноги бы моей здесь не было, если бы они не вмешались в мое колдовство. Но раз уж они это сделали и раз появился шанс, что спящая принцесса может проснуться, мне нужна помощь. Как ты не понимаешь? Принц Филипп влюблен в девушку, а я не могу допустить, чтобы он ее разбудил. Честное слово, феи могли бы хоть разок придумать что-нибудь пооригинальнее. Стоит любой принцессе попасть в переделку – как ее непременно должен спасти Первый Поцелуй Истинной Любви! И ведьмам, и феям пора бы уже включить воображение! Мне надоело: все время одно и то же. С какой стати девушке обязательно требуется мужчина-спаситель?! Почему принцесса сама не может бороться за свою жизнь, за свое спасение от колдовских чар? Для чего в каждой истории нужен какой-то принц? Да я готова убить Филиппа просто из принципа, лишь бы не повторялся этот избитый сюжет про юного принца, целующего некую спящую девушку, и бедняжка в итоге чувствует себя обязанной выйти за него замуж из чистой благодарности.

Попинджей с достоинством прочистил горло:

– Я бы не считал, что Тьюлип выйдет за меня замуж только потому, что я спас ее – хотя ей и не требуется спасение ни от меня, ни от кого-нибудь еще.

– Ну, ты же у нас такой современный молодой человек, – поддела юного принца Малефисента. – Хотя, насколько я припоминаю, Тьюлип спас не ты, а Урсула и Цирцея.

– Она сама себя спасла, – ответил Попинджей, надувая грудь, чтобы казаться больше и внушительнее.

Малефисента расхохоталась:

– Под «сама себя спасла» ты подразумеваешь, что она прыгнула с утеса, собираясь покончить с собой из-за разбитого сердца, но ведьмы успели ее спасти? Что ж, тогда, конечно, ты прав. Хотя тут я сама готова признать, что ее история оригинальнее многих прочих, нужно отдать ей должное.

Тьюлип очень не нравился тон, каким Малефисента разговаривала с Попинджеем. Интересно, подумала она, темная фея догадывается о присутствии Повелителей Леса, обступивших утреннюю гостиную снаружи? Она чувствовала гордость, зная, что они явились сюда именно для того, чтобы защитить ее от ужасной злой феи. Тьюлип попыталась представить на месте стоящей перед ней темной феи маленькую девочку, беспомощную и напуганную, но так и не смогла. Казалось, эта женщина вообще ничего не боится. Ее безграничная уверенность в себе не позволяла даже допустить, что в ее сердце может отыскаться хотя бы капелька страха.

– Зачем ты явилась сюда на самом деле, Малефисента? – снова спросила Нянюшка.

– Я рассчитывала, что сестрички помогут мне с одним важным делом. Какие бы они ни были взбалмошные и легкомысленные, они единственные здесь, кому я могла доверять. А теперь я вынуждена просить о помощи того, кому доверяю меньше всего на свете, – ответила Малефисента.

– Тебе ведь наверняка известно, что сестрички беспробудно спят! Но ты все равно явилась, даже не зная, будет ли здесь хоть кто-то, чтобы встретить тебя! – возразила Нянюшка.

– Я почувствовала великую силу – твою и чью-то еще. Какой-то могущественной ведьмы, которую я сейчас не вижу рядом с тобой.

– Видимо, ты имеешь в виду Цирцею.

Малефисента помолчала, раздумывая.

– Ах, Цирцея. Я должна была сообразить, что здесь будет младшая сестра трех сестричек. Ну разумеется, теперь все ясно. Мне следовало использовать хоть малейший шанс, что вы двое сможете помочь мне. В одиночку я не сумею разбить дополнение к заклятию. Для того чтобы справиться с этим фейским волшебством, мне нужны три ведьмы. Теперь ты поняла? Даже если я избавлюсь от принца Филиппа, все равно остается возможность, что Аврору разбудит какой-нибудь другой юноша. А нам необходимо удержать ее в стране снов. Нельзя допустить, чтобы она проснулась. Никогда!

– Ты не добьешься от Цирцеи согласия помогать тебе, – заметила Нянюшка. – Она не похожа на своих старших сестер. Она не станет причинять вред ребенку только потому, что тебе так хочется. И я тоже не стану!

– Что же мне сделать, чтобы ты и Цирцея помогли мне развеять заклятие добрых фей? Может, упасть перед вами на колени или еще как-то смиренно уговаривать вас, чтобы вы признали мою правоту?

– За Цирцею я ответить не могу, Малефисента, – пожала плечами Нянюшка. – Ей известна лишь часть твоей истории. Но мы обе – и она, и я – должны знать все до конца, чтобы хотя бы задуматься, стоит ли оказывать тебе помощь.

– И с чего же мне начать? – спросила Малефисента.

Нянюшка достала из кармана зачарованное зеркальце, возблагодарив в душе сестричек за то, что они вручили ей его много лет назад, и приказала ему:

– Покажи мне Цирцею!

В серебристом стекле проступило строгое лицо Цирцеи:

– Что случилось, Нянюшка? Все в порядке?

– Цирцея, послушай. У нас здесь Малефисента, и она хочет поделиться с нами своей историей. Она полагает, что, если мы ее выслушаем, мы захотим помочь ей развеять чары добрых фей.

– Она может рассказывать свою историю, если хочет, но я не стану причинять зла этому ребенку! – категорично заявила Цирцея.

– Я не хочу сделать ей ничего плохого. Я хочу уберечь ее! – стояла на своем Малефисента.

– Тогда я тебя внимательно слушаю, Малефисента. Мне не терпится узнать, что ты можешь сказать нам, – согласилась Цирцея.

– Думаю, у Нянюшки это получится куда лучше, – сказала Малефисента, удивив Нянюшку – с момента своего внезапного появления из камина она впервые назвала ее по имени.

Нянюшка только вздохнула. Отгонять мучительные воспоминания о своей дочери у нее больше не было сил.

– Тьюлип, дорогая, не могла бы ты позвонить? Пусть Виолетта приготовит нам чаю. Это будет долгий разговор.

Глава 20

День рождения темной феи

Утром в день сдачи экзамена Малефисента проснулась рано и обнаружила, что Диаваль домой так и не вернулся – не встречал ее, сидя на любимом насесте, как она надеялась. Старательно отгоняя роящиеся в голове мрачные мысли, она попыталась сосредоточиться на экзамене, но не тут-то было. Как бы Малефисента себя ни уговаривала, ее не оставляла уверенность, что с Диавалем приключилось что-то очень плохое.

Она подозвала Опал и попросила:

– Опал, моя пернатая подруга, полетай и посмотри, где запропал Диаваль. Я очень за него беспокоюсь.

Опал тихонько каркнула и вылетела в окошко. Малефисента долго следила за тем, как птица описывает круги в небе над Страной эльфов и фей. Уж если кто и способен отыскать Диаваля, решила Малефисента, то именно Опал. На какое-то мгновение перед ее глазами мелькнуло то, что видела из поднебесья Опал, направляясь к густой лесной чаще. И тогда Малефисента сообразила, что привязанность к ворону дает ей возможность видеть его глазами. Правда, ей нужно было еще попрактиковаться в умении смотреть глазами своих питомцев, чтобы видеть ясную картину, а не отдельные мелькающие образы. Зевая и потягиваясь, девушка огляделась по сторонам. Теперь, когда она знала, что Опал отправлена на поиски Диаваля, ей стало поспокойнее. К тому же она очень любила просыпаться в своем домике на дереве. Вид оттуда открывался поистине изумительный, и Малефисента не раз задумывалась, как, должно быть, это прекрасно – смотреть на мир с высоты полета. Что ж, быть может, однажды она это узнает.

– Малефисента! Спускайся, ягодка моя, пора завтракать! А то опоздаешь на экзамен! – прокричала с порога дома Нянюшка, заставив юную фею вздрогнуть от неожиданности.

– Ты давно уже стоишь здесь? – спросила Малефисента.

– Достаточно долго, чтобы понять, что Диаваль домой так и не вернулся, – печально улыбнувшись, ответила Нянюшка. – Но не волнуйся, моя сладкая. Ему ничто не угрожает. Я чувствую его в нашем мире – значит, он жив и здоров. Опал обязательно найдет его. Поверь моему слову.

Следом за Нянюшкой Малефисента отправилась в кухню. Нянюшка всю ночь провела на ногах, стряпая всякие вкусности, которые теперь были красиво разложены по веселеньким тарелкам в яркий цветочек.

– А что, к завтраку у нас тоже будут гости? – удивилась Малефисента.

Нянюшка глянула на нее, оторвавшись от чайника, в который как раз насыпала заварку:

– Что? Нет, конечно! Почему ты спрашиваешь?

– Но ты столько всего напекла! – Желтые глаза Малефисенты оживленно сияли, длинные черные волосы были всклокочены, как обычно после пробуждения, и Нянюшка, любуясь ею, подумала о том, как хороши ее рога. Около года назад они наконец перестали расти и сделались красивого темно-серого цвета, так хорошо подходившего к желтым глазам. А еще Нянюшка обратила внимание, что кожа у Малефисенты имеет сегодня чуть заметный лавандовый оттенок. Это означало, что девушка чем-то обрадована или взволнована. А может быть, и то и другое вместе. Нянюшка давно уже приметила, что кожа дочки меняет цвет в зависимости от ее настроения. Что ж, по крайней мере сегодня она не зеленая, как бывало, когда Малефисента сердилась или была чем-то сильно расстроена. Кстати, давненько уже Нянюшка не замечала у нее зеленого оттенка. Нянюшка постояла, не отводя глаз от красавицы Малефисенты, и не сразу сообразила, что та все еще ждет от нее ответа.

– Ох, ты же знаешь, когда я нервничаю, я всегда принимаюсь стряпать. Давай-ка поешь и собирайся уже на экзамен.

Сегодня Нянюшка явно волновалась гораздо сильнее Малефисенты. Об этом свидетельствовали не только горы пирожков, кексов и пирожных, но также мисочки с вареньем, топлеными сливками и лимонным кремом, которые она выставила на стол вместе с корзинками свежих ягод и фруктов.

– Неужто тебе ничего этого не хочется? Может, лучше сварить тебе каши?

– Да нет же, Нянюшка, не нужно. Здесь на столе все мое самое любимое! Садись и позавтракай вместе со мной, – попросила Малефисента, указывая на соседний стул.

– Не могу, милая! – покачала головой Нянюшка. – Ни минутки свободного времени! А ты давай-ка принимайся за еду.

Малефисента схватила теплую лепешку с шоколадной крошкой, отломила от нее кусочек и обмакнула его в топленые сливки.

– И вот это варенье с корицей тоже попробуй, моя ягодка, и кленовую патоку. Я приготовила все это специально для тебя, – продолжала потчевать ее Нянюшка. Малефисента и не отказывалась: патоку она просто обожала. – Надеюсь, тебе понравилось, мое солнышко. Ну а теперь пошевеливайся, а то тебе скоро выходить. – Нянюшка на минутку перестала суетиться и посмотрела на дочь. – Милая моя! Надо же, чуть не забыла! Открой-ка вот этот сверток на столе. Это тебе подарок на день рождения.

Малефисента улыбалась все шире, разворачивая хрусткую коричневую бумагу. Внутри свертка оказалось чудесное черное платье, расшитое серебряными воронами. Она в жизни не видела наряда прекраснее.

– Спасибо, Нянюшка! – Малефисента подлетела к ней, порывисто обняла ее и расцеловала.

– Ласточка моя, ты сама хоть понимаешь, какая ты красавица? – улыбаясь, спросила Нянюшка. Щеки Малефисенты порозовели, и Нянюшка заговорила о другом. – Я знаю, что сегодня ты отлично справишься. Просто знаю, и все. Но если ты не обидишься, я бы хотела предложить тебе... ты ведь не сомневаешься, что я люблю тебя такой, как ты есть, но, понимаешь...

Малефисента не дала ей договорить.

– Я и так собиралась прикрыть свои рога, Нянюшка.

– Это ведь не для меня, милая! Только для того, чтобы не дать повода моей сестре к тебе придраться!

– Я понимаю.

Нянюшка ласково потрепала Малефисенту по щеке и поцеловала ее:

– Ты ведь знаешь, что мне твои рога очень нравятся.

– Знаю. – Малефисента лучезарно улыбнулась и поцеловала мать в ответ. Спасибо тебе!

Глава 21

Экзамен

Все, кто явился на экзамен, собрались в главном саду. Для Нянюшки это было едва ли не самое любимое место в Стране эльфов и фей: посреди сада журчал фонтан, созданный по образу старого друга Нянюшки короля Оберона: он имел вид могучего дерева с добрым и мудрым лицом. Вода стекала с его ветвей, изображая дождь. Нянюшка с гордостью любовалась своей дочерью, которая спокойно стояла возле статуи, ожидая начала экзамена. В новом наряде она была не просто хороша – в ней проступало истинное величие. Свои рога она обернула серебряными лентами, которые приготовила для нее Нянюшка – эти ленты превосходно подходили к вышитым серебряным воронам на ее платье. Нянюшка вдруг осознала, что дочь уже почти взрослая, и ее сердце вновь наполнилось гордостью, что она смогла вырастить такую прелестную и умную девушку. Ей никогда и в голову не приходило, что Малефисента вздумает сдавать квалификационный экзамен феи. Но даже если Нянюшкина сестра не выберет ее в качестве исполнительницы желаний, Малефисента все равно проявила недюжинную храбрость, решив сдавать экзамен вместе с другими выпускницами – после всего, через что они заставили ее пройти, когда она была совсем юной.

Мерривеза, как водится, что-то наставительно вещала Фауне и Флоре – похоже, убеждала их, как важно пройти экзаменационные испытания всем троим вместе.

– О, Малефисента, а ты что тут делаешь? – обронила Мерривеза, морща носик, словно вдруг учуяла какую-то мерзость.

– Пришла сдавать экзамен, разумеется, – ответила Малефисента, делая вид, что не замечает, какие гадливые рожи строят ей приятельницы Мерривезы. Она огляделась по сторонам, слегка удивляясь, почему остальные их одноклассницы стоят поодаль.

Флора перехватила ее взгляд:

– Ах, они... Они не собираются сдавать экзамен. Они пришли просто посмотреть на нас.

– Почему? – непонимающе нахмурилась Малефисента.

– Потому что они прекрасно понимают, что у них нет никаких шансов, раз в этом году экзамен сдаем мы, – заявила Мерривеза, а Флора и Фауна согласно захихикали.

Малефисента только покачала головой. Похоже, этих троих время совсем не изменило: они по-прежнему оставались все теми же заносчивыми, высокомерными пустышками, какими были всегда.

– Но даже если они не будут иметь права исполнять желания, они все равно наверняка захотят получить аттестаты о прохождении полного курса обучения? – предположила Малефисента.

– Что толку от какого-то аттестата, если тебя все равно не допустят до самой почетной работы для феи? – пожала плечами Флора, и вся троица снова засмеялась.

Тут как раз Фея-Крестная выразительно прочистила горло, призывая всех к вниманию. Она стояла перед фонтаном в своем привычном голубом платье с большим малиновым бантом, готовясь обратиться к выпускницам. За ее спиной пышно цвели вишневые деревья, осыпая ее и учениц дождем бело-розовых лепестков.

– Я стою перед вами здесь, под сенью Оберона Величайшего, короля фей и эльфов. Много-много лет он был нашим защитником и благодетелем, пока не счел нужным отступить во тьму, передав мне и моей сестре бремя и привилегию продолжать образование новых поколений фей и эльфов.

Малефисента хмыкнула про себя. На самом деле Оберон передал эту почетную обязанность одной только Нянюшке, а уж она решила разделить ее с сестрой.

– Поэтому для меня большая честь и удовольствие снова избрать трех учениц, которые отправятся распространять магию фей в другие королевства и помогать своим подопечным – попавшим в беду юношам и девушкам – с помощью нашего особого волшебства. Когда я сама была молоденькой феей и собиралась сдавать этот сложнейший экзамен, мое сердце трепетало при мысли, как это ответственно и почетно – держать в своих руках мечты и стремления чьей-то юной души. К этой ответственности нельзя относиться легкомысленно. Только лучшим из вас будет дано право исполнять желания, только тем, в чьем сердце правит добро.

У Малефисенты все сжалось внутри, когда Фея-Крестная произнесла эти слова. В чьем сердце правит добро.

– Безусловно, есть и другие весьма почетные и важные дела, которым смогут посвятить себя феи, не достигшие уровня исполнительниц желаний. Вы все найдете применение знаниям и умениям, полученным от ваших наставников в этой чрезвычайно престижной академии, какой бы жизненный путь вы ни избрали. – Фея-Крестная немного помолчала, с улыбкой обводя взглядом притихших выпускниц. – На этом давайте начнем наш экзамен. Каждой из вас будет назначен юный подопечный, нуждающийся в вашей помощи. Он или она изложит вам свои затруднения, а ваша задача – придумать, как помочь разрешить их наилучшим образом. Вам надлежит выбрать ту разновидность магии, которая лучше всего подходит именно для нужд вашего подопечного. Помните: хотя это всего лишь пробное испытание и порученные вашим заботам юноши или девушки явились сюда только ради экзамена, ваша магия работает по-настоящему. Поэтому прошу вас: действуйте осмотрительно, а главное – какое бы волшебство вы ни избрали, избегайте применения опасных чар.

Последние слова Феи-Крестной были явно обращены к Малефисенте – она со значением посмотрела ей прямо в глаза и разве что не назвала ее имя.

Нянюшка и Фея-Крестная своими чарами создали несколько тропинок, расходящихся по саду в разных направлениях. Фауна и Флора скривились при мысли, что им всем придется разойтись поодиночке и Мерривеза не сможет им помочь.

– Фея-Крестная, а нельзя ли нам сдавать экзамен вместе? – спросила Флора. – То есть нам втроем – Фауне, Мерривезе и мне?

Фея-Крестная призадумалась:

– Вообще-то у нас в академии такое не принято, но, сказать по правде, ничего плохого я в этом не вижу.

– Но, – возразила Нянюшка, – если Флора, Фауна и Мерривеза будут сдавать экзамен вместе, то их следует считать не за три, а за одну фею. И если они покажут лучшие результаты из всего выпуска, право исполнять желание должно быть присвоено им как группе. Следовательно, остаются свободные вакансии, на которые могут быть избраны еще две феи.

– Право, не знаю... – неуверенно покачала головой Фея-Крестная, но тут одна из фей, скромно стоящих в сторонке, золотоволосая девушка в искрящемся голубом платье, негромко сказала:

– Тогда я тоже хотела бы сдавать экзамен.

Малефисента улыбнулась ей:

– Конечно, сдавай! Иди становись рядом со мной. – Она оглядела других учениц, явившихся только посмотреть, как сдают другие. – Любой, кто хочет сдавать экзамен, обязательно должен это сделать. Не позволяйте этим выскочкам запугать вас.

Еще несколько фей робко выступили вперед. Мерривеза, Фауна и Флора с растущим беспокойством поглядывали на внушительную группу, решившую вступить с ними в состязание. Заметив это, Малефисента так и покатилась со смеху.

– Что это тебя так рассмешило, интересно? – язвительно спросила Флора.

– Флора, тсс! Не разговаривай с ней! Ей будет не до смеха, когда она провалит экзамен.

Малефисента привычно пропустила эти слова мимо ушей, но Голубая Фея бросила на Фауну сердитый взгляд:

– Фауна, оставь ее в покое! – Взяв Малефисенту за руку, фея отвела ее в сторонку от троицы. – Не обращай на них внимания, Малефисента. Они просто нервничают, что ты можешь оказаться лучше их. Ты ведь всегда очень хорошо училась.

Малефисента никак не могла отвести глаз от Голубой Феи. Ее кожа как будто светилась изнутри, словно в девушке было слишком много доброты, которая даже изливалась наружу.

– Мне было очень жалко, что ты не осталась в школе. Надеюсь, ты знаешь, что далеко не все из нас тебя ненавидели, – продолжала фея.

Малефисента улыбнулась и сжала ее ладонь. Они вместе смотрели, как Фея-Крестная и Нянюшка наколдовали новые тропинки для учениц, которые решили экзаменоваться. Наконец Фея-Крестная дала сигнал к началу экзамена.

– Выбирайте тропинку, которая придется вам больше всего по душе, – напутствовала она учениц. – Пусть вас ведут ваш разум и ваша магия. Удачи вам, дорогие мои. Итак, начинаем!

Глава 22

Месть темной феи

Сделав глубокий вдох, Малефисента оглянулась на Нянюшку Нянюшка ответила ей самой лучезарной своей улыбкой и беззвучно проговорила одними губами: «Люблю тебя, дочка». Еще раз махнув рукой ей на прощание, Малефисента повернулась и зашагала по тропинке, которая показалась ей симпатичнее прочих. И вскоре тропинка привела ее в мир, совершенно не похожий на Страну эльфов и фей.

Малефисента оказалась возле небольшого, обложенного камнем колодца, рядом с которым громадой высился очень красивый замок с множеством шпилей. Черепичные крыши башен походили на красные остроконечные ведьминские шляпы, а к стенам замка подступали густые леса и пышные зеленые луга. Вокруг резвилось множество лесных зверюшек, отчего картина становилась и более живописной, и менее похожей на реальность. На краю колодца, болтая ногами, сидела девочка с очень темными волосами, повязанными красной лентой. Выглядела она прелестно – румяные щечки на бледном личике краснели как спелые яблочки.

Девочка горько плакала.

– Что с тобой случилось, милая? – ласково спросила ее Малефисента. Девочка подняла на нее глаза и испуганно смолкла. – Ну-ну, тише, тише. Я не сделаю тебе ничего плохого, – заверила ее Малефисента. – Как тебя зовут?

Девочка боязливо покосилась на Малефисенту, но все же отважилась ответить:

– Меня зовут Белоснежка.

– Не бойся, Белоснежка. Я здесь, чтобы помочь тебе. Что случилось, почему ты плачешь?

– Это из-за мамы. Она не ест, не пьет, только целыми днями разговаривает с кем-то, кого на самом деле нет. Она больна, и ее сердце разбито с тех пор, как умер мой папа... и еще...

– Ну же, скажи мне. Прошу тебя, – подбодрила ее Малефисента, присаживаясь рядом.

– Я ее боюсь. Она очень изменилась после смерти папы. Мне кажется, она хочет меня убить.

– А где твоя мама сейчас? – спросила Малефисента.

– Она все время сидит в своей комнате, – ответила Белоснежка. – По-моему, она сходит с ума. Я слышу, как она все время разговаривает с кем-то несуществующим. И иногда даже кричит на кого-то.

– И что, никто этого не видит? – озабоченно принялась выяснять Малефисента. – Может быть, ее что-то мучает... или кто-то? Кто-нибудь заходит к ней, чтобы ободрить ее, поднять ей настроение? Помочь ей справиться с горем?

– Никто никогда не приходил, кроме кузин моего отца. Но она прогнала их еще несколько лет назад. И свою лучшую подругу Верону тоже прогнала. Я боюсь, что она очень-очень одинока, – тихо сказала Белоснежка, утирая слезы.

Малефисента совершенно не понимала, как девочка могла оставить свою несчастную, пережившую такое горе маму страдать в одиночестве, но держалась по-прежнему ласково и с сочувствием.

– Оставайся здесь, малышка. Я схожу повидаюсь с твоей мамой.

Едва войдя в замок, Малефисента почувствовала, что он весь пропитан тоской и отчаянием. Но в воздухе ощущалось не только горе. Здесь было что-то еще – злое, жестокое, не дающее покоя. Поднявшись в покои королевы, она услышала за дверью спальни женский голос. Как долго эта бедная женщина пропадает здесь одна, беснуясь как сумасшедшая? И с кем она разговаривает? Малефисента шепотом произнесла заклинание, позволяющее видеть сквозь стены. Действовало оно так, что в стене как будто появлялось прозрачное окно: она могла видеть всех, кто находится по другую сторону, но они и не подозревали, что за ними подглядывают.

Посреди комнаты стояла очень красивая женщина – королева, захлебываясь слезами, она смотрела на зеркало, в котором виднелось отражение какого-то мужчины со свирепым, жестоким лицом.

– Ты убила свою мать в день своего появления на свет, – цедил он, кривясь от ненависти. – Твое лицо напоминает мне о ней каждый день.

– За это ты так меня презираешь? – с трудом проговорила королева, задыхаясь от рыданий.

– Лучше бы в тот день умерла ты, а не она! – бросил, словно плюнул, мужчина в зеркале.

Малефисента оцепенела от ужаса. Тот человек в зеркале был призраком умершего отца королевы, который продолжал терзать ее даже из могилы. Бедную женщину было совершенно некому защитить от него, и он медленно сводил ее с ума.

– Если бы я мог выйти из зеркала и убить тебя собственными руками, я бы и секунды не колебался! Ты мерзкая, гадкая уродина, и сердце твое черно как ночь. Ты мне отвратительна! – Королева заплакала еще горше, но мужчина в зеркале все не умолкал: – Твоя дочь Белоснежка прелестнее и милее всех в этих краях. Пока она живет на свете, я ни за что не смогу полюбить тебя или признать красивой. – Королева подняла на отца опухшие от слез глаза.

Малефисента сразу подумала, что женщина находится во власти чьих-то чар. Как иначе можно объяснить, почему она так жаждет одобрения этого жуткого человека? Зачем ей нужно, чтоб он любил ее или считал красивой? Малефисенту даже затошнило от омерзения.

– А если я убью Белоснежку, ты меня полюбишь? – спросила королева, и на ее губах заиграла злая усмешка.

– Да, дочь моя. Это доставит мне удовольствие. И конечно, я стану относиться к тебе гораздо лучше.

Малефисента сочла, что услышала вполне достаточно. Белоснежка имела все основания бояться за свою жизнь, и с этим срочно нужно что-то делать. Малефисента решительно распахнула дверь. Злая королева испуганно подскочила и тут же приготовилась к схватке. Малефисента вскинула руку, магией отбросив королеву к самой дальней стене спальни. Невидимая сила сковала ее, не давая ни пошевелиться, ни произнести хоть слово. Злая королева пыталась кричать, но не могла издать ни звука.

– Ты чудовище, если способен так жестоко обращаться с собственной дочерью! – Королева потрясенно слушала, что говорит Малефисента – не ей, а отражению ее отца в зеркале. – Обрекаю тебя на вечные муки в Аиде, где место всем злодеям и палачам! Изгоняю тебя из этого зеркала и из этого дома. Больше тебе не будет сюда дороги! – выкрикнула Малефисента.

Зеркало словно взорвалось, разлетевшись на тысячи осколков с грохотом, от которого содрогнулся весь замок. Малефисента услышала, как вскрикнула во дворе Белоснежка. Юная принцесса бегом ворвалась в замок и помчалась в покои королевы, застав там свою мать рыдающей в объятиях Малефисенты.

Но прежде, чем Малефисента успела сказать Белоснежке, что ее матери больше ничто не угрожает, все вокруг подернулось дымкой и стало меркнуть. Это было очень странно – наблюдать, как замок королевы медленно растворяется в воздухе, а вместо него все яснее проступает сад в Стране эльфов и фей. Сад был полон нетерпеливых любопытных фей, ожидающих возвращения выпускниц с экзаменационных заданий. Малефисенте отчаянно хотелось побыть с королевой и ее дочерью еще – удостовериться, что с ними все будет хорошо. Ей хотелось утешить Белоснежку, хотелось посмотреть, придет ли в себя королева. Наверное, когда она станет настоящей феей, исполняющей желания, все будет немного иначе? По крайней мере, она надеялась, что сможет уделять больше времени своим подопечным.

Малефисента поморгала, давая глазам привыкнуть к новой обстановке. Видимо, она справилась с заданием первой, поскольку других экзаменующихся пока не было видно. Стоя на месте, она озиралась по сторонам, не зная, что делать дальше, но стараясь не проявлять беспокойства. К ней тут же подбежала Нянюшка и крепко обняла ее:

– Ты замечательно все сделала, моя ягодка! Просто блестяще. Я так горжусь тобой!

Рядом раздалось многозначительное покашливание Феи-Крестной:

– Думаю, лучше оставить все комментарии до тех пор, пока остальные тоже закончат. Не стоит подавать ей лишних надежд.

Нянюшка бросила на нее сердитый взгляд:

– О чем это ты? Она действительно отлично справилась.

Фея-Крестная покачала головой, поджав губы:

– Не сомневаюсь, что ты действительно так считаешь, но мне кажется, ей стоило бы поступить иначе.

– Что именно я должна была сделать иначе? Я же спасла королеву, – подала голос Малефисента, но Фея-Крестная не удостоила ее ответом.

В этот самый миг рядом с Малефисентой возникла Голубая Фея.

– Ну, как у тебя получилось? – спросила ее Малефисента.

Вид у Голубой Феи был несколько озабоченный – видимо, она не была уверена, что выступила хорошо, но что-то подсказывало Малефисенте, что на самом деле она справилась великолепно. Вскоре в саду появились и все остальные феи, кроме Флоры, Фауны и Мерривезы. Фея- Крестная отказывалась сообщать хоть кому-нибудь результаты, пока с экзамена не вернулись все выпускницы до единой.

– А вдруг с ними что-нибудь неладно? – забеспокоилась Малефисента. – Может, кто-нибудь сходит и проверит?

– А, тебе бы, конечно, понравилось, если бы они не справились, да? – резко бросила ей Фея-Крестная.

Малефисента даже опешила. Она и вправду не любила эту троицу, но вовсе не хотела, чтобы на экзамене к ним отнеслись несправедливо.

– Ты о чем?

Нянюшка обхватила Малефисенту за плечи и объяснила:

– Если кому-то из инструкторов придется вмешаться в экзаменационное задание, фея не выдержит экзамен.

– А кто-то из учеников не может предложить свою помощь? Вдруг с ними что-то случилось? – не унималась Малефисента.

Фея-Крестная посмотрела на нее очень подозрительно, но, похоже, задумалась о такой возможности, когда наконец появились три феи.

– Ах, какое счастье! Наконец-то! Это был такой кошмар... Мне прямо не верится, что мы выбрались живыми! – трагически выпалила Мерривеза.

У Фауны и Флоры вид был такой, словно их скрутил какой-то недуг. Малефисента и вообразить не могла, с чем таким ужасным они могли столкнуться в своем задании.

– С вами все в порядке? – спросила она их, но троицу фей ее забота ничуть не тронула.

– Это все из-за тебя! Ты напала на нас! – напустилась на нее Мерривеза.

Малефисента не верила своим ушам:

– Ничего не понимаю. О чем это вы толкуете?

– Ты прекрасно знаешь, о чем мы толкуем, Малефисента! – яростно выкрикнула Мерривеза.

– Ты пыталась помешать нам выполнить задание! – подхватила Флора.

– Ничего подобного! – Малефисента растерянно посмотрела на Нянюшку. – Клянусь, я даже не понимаю, о чем она говорит!

Мерривеза с обвиняющим видом наставила на Малефисенту палец:

– Ты сама знаешь, что ты сделала! Ты напала на нас, пытаясь защитить своих гадких птиц!

Нянюшка еще ни разу не видела, чтобы выпускной экзамен обернулся таким скандалом, но не сомневалась, что ее дочь не имеет к происшедшему никакого отношения.

– Мы с Феей-Крестной тщательно разберемся и выясним, что произошло, – сказала она.

– А мне не кажется, что Легендарная должна участвовать в принятии решения, даже если она и директриса Академии! – выпалила Мерривеза. – Она приемная мать Малефисенты и не может быть объективной!

Нянюшка уставилась на Мерривезу, гадая, где же они допустили с ней ошибку. Как получилось, что эти три феи оказались такими мелочными, такими недалекими? Быть может, она, Нянюшка, уделяла слишком много времени Малефисенте, воодушевляя и наставляя ее, а эта троица оказалась целиком на попечении ее сестры? Она вдруг почувствовала себя ответственной за этих фей и распереживалась: почему же она упустила их, почему не направила на путь добра, который должен был стать их судьбой? А потом она заглянула себе в душу и в будущее, чтобы увидеть, кем станут в конце концов эти трое. И, вопреки их сегодняшней мелочности и спесивости, она увидела в этом их будущем и доброту, и благородство, и чистоту помыслов. Пусть сейчас они задирают нос и склочничают, а иногда и откровенно грубят, как Мерривеза, но Нянюшка ясно видела, что остальные две нуждаются в вожаке, и Мерривеза способна стать этим вожаком. Она увидела дитя, которое будет нуждаться в их защите и о котором эти трое будут трепетно заботиться. И она вздохнула с облегчением, убедившись, что их нельзя назвать пропащими окончательно. Но все же сегодняшнего положения дел это никак не меняло – три нахальные задаваки оговаривали и оскорбляли ее саму и ее дочку.

– Девочки, прошу вас! Я не собираюсь принимать решение, кто сдал экзамен, а кто провалил задание. Хотя, разумеется, понимаю, что вы очень бы этого хотели. Мне ведомо, что в будущем вас ожидает очень важная работа, которую вы не сможете выполнить, если не получите квалификации исполнительниц желаний, – объявила Нянюшка.

Три феи, не веря своим ушам, ошарашенно переглянулись.

– И я обещаю, что мы очень внимательно разберем этот вопрос с нападением на вас Малефисенты, – закончила Нянюшка.

Фея-Крестная звучно кашлянула. Ей совсем не нравилось, что ее сестра принялась тут командовать, поэтому она решила взять дело в свои руки.

– Предлагаю всем отправиться сейчас домой и спокойно попить чаю. Мы расспросим ваших подопечных и примем решение, кто получит право называться исполнительницей желаний. Результаты мы объявим сегодня же, но позже. Я знаю, что вы будете ждать их с большим нетерпением, поэтому обещаю, что мы вынесем оценки как можно скорее.

Малефисента встревоженно поглядела на мать, и та заметила, что ее кожа слегка полиловела.

– Дорогая моя, не волнуйся. Ступай домой. Сестрички уже ждут тебя там, – сказала ей Нянюшка.

Малефисента чмокнула ее в щеку и послушно отправилась домой, пристроившись к веренице других учениц, покидающих сад, чтобы дождаться результатов экзамена.

Фея-Крестная не стала терять времени даром. Взмахивая волшебной палочкой, она мигом наколдовала круглый столик с розовой скатертью такого же цвета, как и цветущие вишни у нее за спиной, а потом добавила к нему два изящных белых креслица с розовыми подушками. – Присаживайся, сестра, присаживайся! – Еще один взмах палочкой – и на столе появились чашки с блюдцами, заварочный чайник и бледно-розовые тарелочки с блестящим серебряным ободком. – Давай выпьем чайку, сестрица, пока еще не похолодало. Ой, чуть не забыла! – Она снова взмахнула палочкой – и розовые тарелочки наполнились прелестными маленькими пирожными с белой глазурью и розовыми розочками из крема. – Ну вот! Теперь все готово. – Нянюшка посмеялась про себя, но не стала прерывать сестру. – Давай обсудим каждую выпускницу в той очередности, в какой они завершили экзаменационное задание. Это ведь будет справедливо, верно?

Нянюшка кивнула, снова позволяя сестре высказаться первой.

– Уверена, ты согласишься, что Малефисента выступила довольно неудачно. Судя по всему, она даже не сообразила, что ее подопечной является Белоснежка, а не злая королева.

Нянюшка только фыркнула:

– И что же, по-твоему, она должна была сделать? Позволить королеве и дальше страдать от ее мучителя и в конце концов убить собственную дочь? Ведь не нашлось ни феи, ни доброй колдуньи, чтобы помочь Белоснежке. При таком раскладе у Малефисенты не было иного пути, кроме как уничтожить призрак в зеркале! Так она спасла разом и королеву, и принцессу! Ты не можешь этого отрицать.

Все время, пока Нянюшка говорила, ее сестра яростно мотала головой. Нянюшка почувствовала, что начинает злиться.

– Послушай, сестра, – продолжала она. – Ты не хуже меня понимаешь, что на три вакансии исполнительниц желаний должны быть избраны Малефисента, Голубая Фея, ну и твои любимицы – Флора, Фауна и Мерривеза. Так стоит ли нам тут рассиживаться весь день и обсуждать то, что и так ясно?

Не успела Фея-Крестная ответить, как в сад, надсадно вереща, как разъяренные гарпии, влетели сестрички. Руби держала за руку белокурую девочку – совсем еще крошку которая, казалось, вся состояла из золота и серебра и сияла как звездочка. Девочка рыдала – так горестно, что ее всю трясло.

– Где эти мелкие твари?! – визжала Руби. – Где эта ваша Мерривеза и ее приятельницы?!

Следом за ними в сад примчалась Малефисента:

– Где мои птицы?! Куда подевалось воронье дерево?!

Белокурая девочка всхлипнула еще громче.

– Малефисента! – возмутилась Фея- Крестная. – Смотри, как ты напугала малышку. А ну прекрати кричать!

Люсинда смерила ее ледяным взглядом:

– Это ваши феи довели нашу малютку Цирцею до слез! Малефисента ни при чем! На нее напала Мерривеза!

Нянюшка, сорвавшись с места, кинулась к Цирцее и сестричкам:

– Цирцея, детка, что случилось?! Мерривеза сделала тебе что-то плохое?

– Они втроем набросились на меня, но я, наверное, сама виновата, – сквозь слезы выдавила девочка.

– Расскажи, как это было, – попросила Нянюшка самым ласковым голосом, надеясь успокоить не только Цирцею, но также сестричек и Малефисенту, которые тоже были вне себя.

– Когда я увидела на тропинке трех фей, я заглянула им в душу. И увидела, что они скрывают ужасный секрет. Они изловили ворона Малефисенты и спрятали его, чтобы она беспокоилась за него и не находила себе места. Они хотели, чтобы Малефисента сегодня на экзамене была рассеянна и не справилась с заданием. Я подумала, что это нечестно, и приняла облик Малефисенты, чтобы посмотреть, помогут ли они мне найти ворона. Но сколько бы я ни умоляла их о помощи, они даже смотреть на меня отказывались.

Тут Цирцея снова утонула в слезах, не в силах продолжать свой рассказ.

– А откуда Мерривеза узнала, что Малефисента собирается сегодня сдавать экзамен? – Нянюшка гневно посмотрела на сестру. – Это ты ей сказала?

Фея-Крестная не выдержала пронзительного взгляда Нянюшки и отвела глаза:

– Возможно, и я обронила что-то такое при Мерривезе после нашего с тобой спора на кухне. – Нянюшка готова была взорваться, но Фея-Крестная продолжила: – Только ко всему этому я не имею никакого отношения!

– Оставьте ваши дурацкие пререкания и дайте нашей сестренке закончить рассказ! – взвизгнула Марта.

– Расскажи им, милая, что было дальше, – ободряюще сказала малышке Руби, беря ее ручки в свои ладони.

– Я... я решила появиться перед ними еще раз, дальше по дорожке. Я стояла посреди красивого леса, у подножия самого большого дерева. Я все еще была в облике Малефисенты и плакала, потому что не могла найти ни Диаваля, ни Опал. Феи не догадались, что я не настоящая Малефисента. Они стали кричать на меня и обвинять, что я пытаюсь сорвать им экзамен. Потом они стали кидаться в меня серебряными искрами, и от этого вороново дерево возле меня загорелось. – Цирцея всхлипнула еще громче. – Я же не знала! Не знала, что птицы там, внутри дерева. Не знала, что феи нарочно спрятали их там от Малефисенты. Я думала, что все это просто понарошку!

– А где же птицы Малефисенты сейчас? – спросила Нянюшка, в душе холодея от страха.

Цирцея снова бурно разрыдалась:

– Мне так жаль! Я совсем не хотела, чтобы с птичками Малефисенты что-то случилось! Я не думала, что феи попытаются причинить нам зло!

Сестрички подхватили заходящуюся в рыданиях сестренку на руки и крепко прижали к себе.

– Ты ни в чем не виновата, моя хорошая! Конечно, ты ничего плохого не сделала. Малефисента не будет на тебя сердиться. Ты ведь не виновата. Не виновата!

– Где сейчас птицы Малефисенты? – снова задала вопрос Нянюшка, беспокойно вглядываясь в лица фей в поисках ответа, которого все не было. – Малефисента, где твои вороны?

Малефисента уже плакала:

– Я не знаю. Мое вороново дерево пропало из нашего двора.

Нянюшка изо всех сил старалась сохранять спокойствие:

– Цирцея, дорогая, а ты уверена, что там в лесу с тобой были настоящие Диаваль и Опал?

– Уверена! – решительно кивнула девочка.

Нянюшка жестом подозвала Мерривезу, Фауну и Флору к себе. Троица явно очень удивилась, оказавшись вдруг перед лицом целой армии разгневанных ведьм.

– Отвечайте, где Диаваль и Опал? Где птицы Малефисенты? – сурово спросила Нянюшка.

Перепуганная троица залопотала одновременно:

– Мы не собирались причинять им вред, я клянусь! Мы же не знали, что наша подопечная решит обернуться Малефисентой и станет угрожать нам! Мы думали, что она и есть Малефисента! Мы думали, она злится на нас за то, что мы украли ее драгоценных птиц!

Малефисента перестала плакать, и ее лицо стало пугающего зеленого цвета. Она ничего не делала – просто стояла и смотрела на фей с ледяным спокойствием, но при этом источая лютый гнев. От этой молчаливой ярости феям стало совсем не по себе – уж лучше бы она кричала и ругалась.

– Малефисента, прости! Мы бы ни за что не стали вредить твоим птицам нарочно, – прохныкала Флора.

Малефисента медленно раскинула руки в стороны. Черные рукава ее платья пугающе напоминали вороньи крылья.

– Где мои птицы?

– Мы не знаем! Честное слово! Чем хочешь клянемся! – истерично выкрикивали феи, задыхаясь от страха.

На холодном окаменевшем лице Малефисенты живыми оставались только ярко полыхающие желтые глаза:

– Ложь! Где мои птицы?! Отвечайте сейчас же!

– Нет! Не скажем, пока ты не уберешься отсюда и не откажешься от права исполнять желания! – бросила Мерривеза. – Мы не можем позволить тебе порочить славное имя фей, распространяя свою мерзость по другим королевствам!

– Так, хватит! – рявкнула Нянюшка. – Немедленно скажи, куда вы дели птиц Малефисенты, или я сама накажу вас!

– Ты их не тронешь, сестра! – заявила Фея-Крестная, выступая вперед и загораживая собой троицу. – Когда ты уже отступишься от этой пропащей девчонки?! Когда до тебя дойдет наконец, что эта Малефисента не принесет тебе ничего, кроме боли и несчастий?! Ты видела это еще той ночью, когда привела ее в свой дом. Ты заглянула тогда в ее будущее в этом мире и видела все до конца, но все равно настояла на том, чтобы взять ее к себе. Ты заботилась о ней, защищала ее, хотя знала, что она этого не заслуживает!

– О чем она говорит? – Гнев Малефисенты утих, глаза стали несчастными.

– Ни о чем, милая, ни о чем, – попыталась отмахнуться Нянюшка.

По щекам Малефисенты снова побежали слезы:

– О чем она говорит, Нянюшка? Что ты видела? Что я злая, да? Поэтому меня бросили?

– Да! Ты родилась во зле, и ты будешь нести в себе зло до конца своих дней. Ты уничтожишь все, что когда-нибудь любила! – заорала Фея-Крестная.

– Нет, Малефисента, не слушай ее. Это неправда! – воскликнула Нянюшка.

Сначала Малефисента почувствовала, как у нее закололо кончики пальцев. Потом это отвратительное ощущение быстро распространилось по всему ее телу, перейдя вскоре в мучительное жжение где-то внутри. Она вспомнила, что уже испытывала нечто подобное раньше, когда была маленькой – еще до того, как освоила телепортацию в свой домик на дереве, до того, как научилась контролировать свою злость. Но на этот раз все было иначе. Она сама стала иной.

– Малефисента, нет! – отчаянно закричала Нянюшка.

Мир в глазах Малефисенты стремительно почернел, а ее собственное тело невыносимо раскалилось от жара. Ей казалось, будто полыхающий внутри нее огонь сейчас спалит ее дотла. Но в тот самый миг, когда она уже не сомневалась, что пламя вот-вот вырвется наружу, ее тело внезапно раздалось вверх и вширь, став огромным, словно для того, чтобы вместить бушующий в ней гнев. К нарастающему жару прибавилась боль – мучительная боль в сердце от предательства Нянюшки, которая, оказывается, всегда знала, что Малефисенте суждено стать злодейкой. Как же она могла лгать ей все это время?! Как она могла скрывать это от нее?! То ужасное нечто, что бесновалось сейчас внутри Малефисенты, походило на жуткую голодную змею, пожирающую ее внутренности. Малефисента закричала от боли, мать вторила ее отчаянным воплям, и скоро уже невозможно было различить, кто из них заходится в крике. Больше вынести этого Малефисента не могла. Ничего ужаснее с ней еще не случалось. Она уже не соображала, кто она, где она... и ослепительное зеленое пламя, вырвавшись на свободу, спалило все вокруг одной безумной вспышкой.

Последнее, о чем успела подумать Малефисента, – это что все они были правы.

Она была злом.

Глава 23

Сожаления Нянюшки

В комнате царила зловещая тишина. Все сидели со слезами на глазах – все, кроме Малефисенты. Выждав немного, она первой нарушила молчание:

– Но ты не умерла. Никто из вас не умер. Я-то думала, что убила собственную мать и всех, кого я знала. Только гораздо позднее выяснилось, что ты все-таки выжила.

– Я бы умерла, если бы сестрички вовремя не перенесли нас своей волей прочь оттуда, – тихо сказала Нянюшка.

– Полагаю, они ожидали, что нечто подобное может произойти. Вы все ожидали. Только тогда мне наконец стало понятно, что имели в виду Сестрички в тот вечер накануне моего дня рождения, когда говорили про то, что звезды не сойдутся. В тот день я приняла наконец свою судьбу.

– Да, мы в самом деле знали, что может случиться нечто скверное...

– То есть вы заранее знали, что я превращусь в дракона и истреблю всю Страну эльфов и фей? Значит, именно это ты и твоя сестра увидели в тот день, когда ты нашла меня в дупле?

– Нет! Клянусь, ничего подобного я не видела! Да, я знала, что ты способна на великое зло, но я верила, что тебя можно направить по иной дороге. Я всегда видела в тебе хорошую сторону, Малефисента, – продолжала стоять на своем Нянюшка.

Малефисента перевела холодный взгляд на Цирцею:

– А ты, Цирцея, только помалкивать, слушая нас из зачарованного зеркала своих сестер. Тебе что, совсем нечего сказать?

Цирцея, замявшись, ответила не сразу:

– Я ведь тогда была совсем еще ребенком, Малефисента. Я не помню встречи ни с тобой, ни с тремя добрыми феями, ни с Феей-Крестной. Мне очень жаль, если я как-то виновата в том, что тогда случилось. Правда, очень жаль. Но из того, что я услышала, мне показалось, будто я скорее пыталась защитить тебя.

Малефисента поразмыслила над ее словами:

– Ты в самом деле ничего не помнишь?

– Ничего, – помотала головой Цирцея.

– Тогда, – фыркнула Малефисента, – очень похоже, что ты осталась почти такой же девочкой, какой была тогда. Почти, но не совсем.

Цирцея не поняла, на что намекает темная фея, но решила не уточнять. Все происходящее казалось ей совершенно нереальным. За свою жизнь Цирцея слышала столько сказок о злодейке Малефисенте! И так странно было услышать теперь ее историю от нее самой – историю о девочке, исполненной надежд. И о старших сестрах Цирцеи, которые лежали сейчас, тихие и безжизненные, на веранде под стеклянным куполом. На взгляд Цирцеи, они были сейчас слишком близко от темной феи, и ей это не нравилось. Внезапно она спохватилась – как глупо было покидать замок, когда тем, кого она любит, угрожает опасность! Голова у нее шла кругом. Цирцея словно оказалась в плену ночного кошмара, в котором переплелись разные волшебные сказки, и угадать, чем этот кошмар закончится, было невозможно.

– Так что случилось с Диавалем и твоими воронами? Они пострадали? – спросила Тьюлип, отвлекая внимание Малефисенты от Цирцеи.

– Нет, – покачала головой Малефисента. – Они и по сей день со мной.

– Что же тогда с ними произошло? Как они нашли тебя? – полюбопытствовала Цирцея.

– К счастью, мой огонь, уничтоживший Страну эльфов и фей, их не коснулся. Они оказались заключены в пространстве иной реальности, созданной специально для экзамена. Я думала, Цирцея, что уж тебе-то об этом известно. Ты же наверняка была вместе со своими сестрами, когда они нашли моих птичек. Как раз твои сестры и перенесли всех из Страны эльфов и фей в иное пространство, когда сообразили, что я начала преображаться в дракона. Они знали, что там никто от меня не пострадает.

– Я же тебе говорила, Малефисента, что ничего не помню о тех событиях, – настойчиво повторила Цирцея. – Честно говоря, я совсем не помню своего детства. Мои сестры никогда не говорили со мной о тех временах.

Малефисента пристально, как кошка на мышь, смотрела на нее желтыми глазами:

– Неужели? – Малефисента перевела взгляд на Нянюшку, держащую зеркало. Нянюшка молча рассматривала свою дочь и не видела больше в ее сердце ни капли любви. Словно какая-то часть Малефисенты взяла и исчезла. Та самая часть, которую Нянюшка так любила, куда-то подевалась, будто отсеченная от сущности Малефисенты. И Нянюшка не могла заставить себя спросить, как получилось, что Малефисента утратила ее. – Почему ты позволила мне думать, что я убила тебя? – спросила вдруг Малефисента, вырвав Нянюшку из ее тягостных размышлений. Ее желтые глаза ярко горели, а кожа чуть заметно позеленела.

– Я ведь не знала, что ты так думаешь! – вздохнула Нянюшка.

– А почему ты хотя бы не попробовала найти меня? Я же была твоей дочерью! А ты даже не сделала попытки выяснить, жива я или нет.

– Я пыталась! Я искала тебя повсюду. Но нигде не могла найти, клянусь! Я думала, что ты погибла, сгорела в собственном пламени. Нам с сестрой понадобилась целая вечность, чтобы восстановить Страну эльфов и фей. Ты же все в ней уничтожила, Малефисента, и почти всех, кто в ней жил. Мне понадобилась вся моя сила, чтобы вернуть жизнь в этот разрушенный край. Я узнала, что ты не умерла, лишь многие годы спустя, когда сестрички сообщили мне, что нашли тебя живой.

– Ты же такая могущественная ведьма. Если бы ты хотела найти меня, то нашла бы! Как ты могла не чувствовать моего присутствия в мире?! Пусть даже и в форме дракона! – резко бросила Малефисента.

– Так ты оставалась драконом?! И как долго, Малефисента?

– Долгие годы, – хрипло каркнула Малефисента.

Больше она ничего не сказала, но Нянюшка и так уже все поняла. Ей никак не удавалось отыскать Малефисенту, потому что та осталась в обличье дракона. Почувствовать ее движение в мире было невозможно, потому что Малефисента не была собой.

– Мне очень жаль, что все эти годы ты была предоставлена сама себе, Малефисента.

– Почему же? Со мной были мои птички. – Слова Малефисенты словно кинжалом ударили Нянюшку в самое сердце. Мысль о том, что ее малышка-фея столько лет провела в одиночестве, была просто невыносима. – Впрочем, все это не важно, – махнула рукой Малефисента. – Я на жизнь не жалуюсь и вполне довольна тем, чего мне удалось достичь. Теперь я истинная владычица тьмы, как и предрекали вы мне с твоей сестрицей!

Нянюшке было по-настоящему больно это слышать:

– Я никогда не воспринимала тебя так!

– Ложь! С первого же дня, как ты меня увидела, ты уже знала, что я злодейка. И ты дала мне все, что нужно, чтобы я и в самом деле стала такой!

– Неужели ты не понимаешь, что причиной всему моя сестра? Слушая тебя сейчас, я прямо узнаю ее слова. Это было ее пророчество, а не мое!

– Ну конечно, давай обвиняй теперь во всем свою сестру... как ты обычно делала, – хмыкнула Малефисента. – Не любишь ты нести ответственность за свои поступки. Полагаю, теперь ты скажешь, что это она решила, чтобы об Авроре заботились и решали ее судьбу именно Мерривеза и ее подружки?

– А тебе-то какая разница, кто заботился об Авроре? – вскинулась Цирцея, стремясь защитить от нападок Нянюшку.

Лицо Малефисенты тут же окаменело:

– А что, твои сестры тебя не известили? Что ж, тогда давай я тебе кое-что растолкую, и не заставляй меня повторять дважды. Никогда – слышишь? – никогда не расспрашивай меня об этом ребенке. Было время, когда я очень любила твоих сестер, но если что – эта любовь тебя не спасет!

Только тут Цирцея осознала, до какой степени разгневана Малефисента. Она ничуть не преувеличивала, когда угрожала: ее слова были насквозь пропитаны неприкрытой жгучей ненавистью. Злость кипела внутри нее, только и дожидаясь повода выплеснуться наружу.

Но Нянюшка из этого краткого разговора об Авроре вынесла кое-что еще: на какой-то миг в сердце Малефисенты появилось еще одно чувство – забота, и эта забота оказалась сильнее ее злости. Нянюшка видела ее как сияющую во мраке искру света. И сразу поняла, что именно эта искорка в ночи и была для Малефисенты путеводной звездой все эти годы – пусть она сильно изменилась, ступив на дорогу зла, и перестала быть той феей, которую Нянюшка помнила. Одержимость Авророй и неослабевающее желание держать ее погруженной в сон оказались сильнее прочих ее чувств и забот.

На этот раз Нянюшкины размышления прервала Цирцея:

– Прости, Малефисента, но, если не ошибаюсь, тебе нужна моя помощь. Моя и Нянюшкина, верно? Тогда, быть может, ты перестанешь наконец угрожать мне и мы хоть немного сдвинемся с мертвой точки?

Малефисента сверкнула на нее желтыми глазами – пожалуй, ее даже подкупило, что эта хорошенькая молоденькая ведьмочка ее не испугалась.

– Тебя хорошо воспитали, Цирцея. Ты очень могущественная ведьма, но при этом твое сердце полно сострадания. Берегись, однажды оно может погубить тебя. Однако мне приятно видеть, что по большей части ты понимаешь, что к чему в этом мире, в отличие от твоих чокнутых мамочек.

– Ты имеешь в виду моих сестер, – поправила ее Цирцея.

– Нет, я имею в виду твоих родительниц, – усмехнулась Малефисента.

– Малефисента, ты говоришь неправду, просто чтобы сделать ей больно! – вмешалась Нянюшка, повысив голос на Малефисенту – впервые с той минуты, как та появилась в замке.

Малефисента даже отступила на шаг:

– Может, я и владычица тьмы, но я не обманщица. Это ты у нас королева лжи, тайн и предательства, а не я! – Голос Малефисенты эхом прокатился по всему замку подобно злому вихрю.

– О чем она говорит? – спросила Цирцея, обращаясь к Нянюшке. Но Нянюшка и сама не знала, что имеет в виду Малефисента. Судя по всему, у сестричек были тайны, которыми они делились только с Малефисентой.

– Ты и сама можешь отыскать все эти заклятия в книгах сестричек. Там вполне правдиво изложено, как они все это сделали. Как они создали тебя, – продолжала Малефисента. – Возможно, ты единственное, что осталось после них в этом мире после того, как они угодили в царство сновидений.

– Я не верю, что они мои матери. Не верю! – отчаянно выкрикнула Цирцея.

Малефисента только расхохоталась:

– Ты же знаешь, что я говорю правду! Прочти книги, которые лежат перед тобой. В них ты найдешь все, что тебе нужно. Смелее, узнавай тайны своих мамочек – ведь теперь их книги открыты для тебя. Я сама снабдила их заклятиями, которые все это время оберегали от тебя их секреты. Но сейчас, когда сестрички покинули наш мир, их чары перестали действовать. Как ты думаешь, почему ты всегда обладала большей силой, чем они? И почему, по-твоему, они всегда с готовностью уступали тебе – младшей сестренке? Да потому что ты – это они! Ну а теперь ступай! Иди и разберись во всем сама. И когда найдешь книгу, которая поведает тебе и их, и мои секреты, которые мы столько лет скрывали, тащи ее сюда. Когда ты принесешь все эти тайны мне и Легендарной, то сразу поймешь, что я говорила правду. И только тогда ты захочешь помочь мне!

Отражение Цирцеи в зеркале перевело взгляд на Нянюшку, безмолвно спрашивая, что ей теперь делать.

– Ступай, моя милая. Делай, что она говорит! – велела ей Нянюшка. – Убедись во всем сама, а потом принеси книгу сюда, в замок. – Затем Нянюшка обратилась к Тьюлип и Попинджею. – Лапушки мои, я вовсе про вас не забыла. Тьюлип, не могли бы вы с Попинджеем прямо сейчас заняться тем, о чем мы с вами договорились?

– Да, Нянюшка, конечно, – спохватилась Тьюлип, почти успевшая забыть, что им полагается подготовиться к встрече Феи-Крестной и трех добрых фей.

– Вижу, ты опять командуешь всеми, как дирижер, – съязвила Малефисента.

– Малефисента, прекрати! – прикрикнула на нее Нянюшка. – Ты так ничего и не услышала из того, что я тут говорила? Я любила тебя! Я любила тебя больше, чем кого бы то ни было в жизни. Любила тебя как собственное дитя. И до сих пор люблю. Прошу тебя, перестань подозревать меня во всех грехах!

Тьюлип и Попинджей сразу почувствовали себя так, будто подслушивают, причем очень личный разговор. Они как можно незаметнее выскользнули за дверь, стараясь не прерывать беседу между матерью и дочерью. Ведь как еще можно было назвать Нянюшку и Малефисенту?

По крайней мере, когда-то они ими были.

Глава 24

Любовь Попинджея

Выйдя в коридор, Тьюлип неслышно прикрыла за собой дверь и наткнулась взглядом на Хадсона – тот, как обычно, дежурил рядом в ожидании, не понадобится ли Нянюшке или Тьюлип его помощь.

– Хадсон, прошу тебя, ступай вниз и отдохни, – сказала ему Тьюлип. – Если ты вдруг понадобишься Нянюшке, она позвонит. Ты целыми днями на ногах. Так и заболеть недолго! Пожалуйста, послушай меня и побереги себя.

Хадсон старался выглядеть молодцом, но было видно, что разрешение отдохнуть он воспринял с большим облегчением.

– Если сейчас я ничем не могу быть вам полезен, принцесса, то я действительно пойду к себе.

– Спасибо, Хадсон, – улыбнулась Тьюлип. – И когда спустишься, передай, пожалуйста, Виолетте, чтобы накрывала к чаю в саду, в пять часов. Я буду принимать гостей из Страны эльфов и фей.

– Да, принцесса. – Хадсон поклонился и удалился в исполинское нутро замка, где жила и трудилась прислуга.

Тьюлип вдруг пришло в голову, что замок напоминает большой корабль, а Хадсон бессменно стоит у его штурвала. И ей оставалось лишь понадеяться, что в каждом доме по всей стране есть такой Хадсон, который сможет провести свое судно невредимым даже в сильный шторм.

– Тьюлип, с тобой все будет хорошо? – Попинджей подхватил ее под руку и заглянул ей в глаза, улыбаясь. Он был так горд, что она любит его.

– Все будет замечательно, любимый. Обещаю, мы справимся, что бы ни случилось. – Тьюлип пристально вгляделась в красивые серые глаза Попинджея и вздохнула. – Ты же знаешь, что я люблю тебя, – сказала она, и Попинджей вспыхнул. Как жаль, подумала Тьюлип, что время зарождения их любви совпало со всеми этими бурными событиями. Но тут уж ничего не поделаешь. Нужно благодарить богов за то, что Попинджей с такой охотой готов терпеть трудности вместе с ней, никогда не жалуясь и не создавая лишней суеты. Она просто радовалась, что он всегда рядом с ней, и сам Попинджей, похоже, был искренне рад этому.

Глава 25

Тайна сестричек

Цирцея никак не могла прийти в себя после истории, услышанной от Малефисенты – особенно ее слов о том, что сестрички на самом деле приходятся ей не старшими сестрами, а родительницами. Как такое вообще возможно?! Внезапно она почувствовала, что не может больше оставаться в доме сестер – ей нужно было глотнуть свежего воздуха. А еще нужно время, чтобы подумать.

Едва выйдя за порог, Цирцея увидела какую-то женщину в изящном черном платье, повторяющем каждое ее движение, женщина явно направлялась в ее сторону. Вблизи стало видно, что черная тафта платья украшена сверкающими рубиновыми яблочками и вышивкой в виде ветвистого дерева с сидящими на нем золотыми птичками.

– Королева Белоснежка? – окликнула ее Цирцея. За всеми переживаниями она чуть не забыла о визите высокой гостьи.

– Да, это я! Здравствуй! – крикнула в ответ женщина и уже увереннее зашагала к Цирцее, широко улыбаясь.

– Приветствую вас, ваше величество, – с поклоном сказала Цирцея. – Я была так рада, когда вы написали, что прибудете к нам. Но почти не верила, что такое возможно.

– Пожалуйста, зови меня просто Белоснежкой, – улыбнулась королева. – Конечно же, мне сразу захотелось появиться здесь. Я решила, что лучше доставить тебе книгу лично. – Когда Белоснежка улыбалась, морщинки в уголках ее глаз становились заметнее, но Цирцее она тогда казалась еще красивее. – Из твоего любезного письма я поняла, что ты совсем не похожа на своих сестер.

Белоснежка остановилась и испытующе вгляделась в лицо Цирцеи, стараясь связать ее с образом сестричек из детских воспоминаний. Ей было трудно даже представить себе, что эта милая красавица может быть в родстве с теми кошмарными женщинами. Внезапно в голове у нее все встало на свои места.

– Погоди-ка, Цирцея... Это ведь ты та волшебница, которая наложила заклятье на Чудовище?

– Да, это я. – Цирцея, краснея от стыда, опустила глаза. Ну вот что теперь о ней подумает ее новообретенная кузина!

– Какая же ты молодчина! Кажется, я уже успела полюбить тебя, Цирцея! – Белоснежка подхватила ее под руку. – Насколько я знаю, принц и впрямь был настоящим чудовищем и полностью заслужил все, что с ним сотворили твои чары!

Женщины засмеялись, и Цирцея поняла, что уже чувствует себя в компании кузины легко и свободно.

– Прошу тебя, входи. Я угощу тебя чаем, – пригласила она королеву.

– Раз уж ты знакома с историей о Чудовище, – продолжала она, усадив Белоснежку за стол, – добавлю, что именно здесь Урсула нашла принцессу Тьюлип, когда та спрыгнула с этих скал в море. У меня сердце разрывается от мысли, до чего довел ее этот ужасный человек. Но зато благодаря всему пережитому она стала той замечательной молодой женщиной, какой я знаю ее сейчас. Так что, наверное, не стоит жалеть о тяжелом пути, который привел ее к настоящему.

Белоснежка внимательно слушала ее, и в больших темных глазах королевы промелькнула какая-то мысль, которой она, однако, не стала делиться. Цирцея заметила, что Белоснежка, видимо, вообще отличалась молчаливостью. И она уже любила королеву всем сердцем, хотя они впервые встретились всего несколько минут назад. В ней было столько доброты, что она расположила к себе Цирцею с первого же взгляда.

– Ты не очень разговорчива, верно, Белоснежка?

– Пожалуй, – тряхнула головой королева. – Хотя, конечно, я разговариваю со своей матерью, с дочерьми и со своим мужем, королем. Они мои лучшие друзья.

Цирцея услышала и то, что Белоснежка не стала произносить вслух. «Моя мать очень оберегает меня. Ей не нравится, когда я покидаю родное королевство и когда я общаюсь с людьми, которых она не знает и которым не может доверять».

– Уверяю тебя, Белоснежка, со мной ты в полной безопасности. Мне можно доверять.

– Я тоже так думаю, – рассмеялась Белоснежка.

Они улыбнулись друг Другу, радуясь такому взаимопониманию. И Цирцея, не видя причин что-либо скрывать, поделилась с ней новостями от Малефисенты.

– То есть... – не совсем уверенно начала Белоснежка, озабоченно поглядывая на Цирцею, – ты считаешь, что Малефисента говорит правду о твоих сестрах? По-моему, ты все же сомневаешься.

Цирцея остановилась у подножия невысокой лесенки, ведущей к входу в домик сестричек, и задумалась над заданным ей вопросом.

– Не знаю, – честно ответила она наконец, доставая из кармана небольшой мешочек. Из этого мешочка она взяла щепотку блестящего сапфирово-синего порошка и высыпала его на ладонь Белоснежке. Порошок так ярко сверкал на солнце, словно и в самом деле был сделан из сапфиров. – Теперь подуй вон в ту сторону, – сказала Цирцея королеве, указав рукой, в какую именно.

Белоснежка сделала, как ей было сказано, сдув облачко порошка, и внезапно ее глазам предстало жилище сестричек. Не удержавшись, королева совсем не по-королевски ахнула.

Дом сестричек и скрывавшее его колдовство совершенно поразили ее. До сих пор ей не приходилось видеть ничего подобного. Признаться, раньше она вообще не задумывалась, как и где живут сестры-ведьмы. Ей всегда казалось, будто они просто возникали из какого-то мрачного вихря, когда вдруг решали помучить кого-нибудь из своих жертв, а потом, сделав свое черное дело, снова растворялись в облачке дыма – до тех пор, пока не настанет пора для какой-нибудь очередной пакости. Однако их дом оказался совершенно очаровательным: даже его крыша походила формой на ведьминскую шляпу.

Переступив порог и оказавшись в светлой просторной кухне с большим круглым окном, королева первым делом увидела за ним яблоню.

– Это, случайно, не...

Цирцея прикусила губу, сокрушаясь, что не догадалась спрятать дерево.

– Боюсь, что так. Мои сестры любят хранить разные вещи на память о своих... гм... проделках.

Белоснежка нахмурилась:

– Я бы не назвала проделками то, как они много лет терзали мою семью.

Впрочем, Белоснежка и сама быстро поняла, что для Цирцеи выбор слова помягче был скорее способом самозащиты. Королева и сама прибегала к этому спасительному приему, говоря о своей матери как о двух разных женщинах, одну из которых она так любила сейчас, а другая когда-то пыталась ее убить. Но как бы Белоснежка ни старалась разделить их в своем сознании, завистливая убийца и любящая защитница были одним и тем же человеком.

Услышав мысли королевы, Цирцея вздохнула:

– Так и есть. Я очень рада, что мы понимаем друг друга. И возможно, даже больше, чем нам сейчас кажется. У меня такое чувство, что мы очень подружимся. Я уже тебя полюбила.

– Я чувствую то же самое, – улыбнулась Белоснежка. – После всего, что ты мне рассказала, мне кажется, будто я знаю тебя уже давным-давно. И ты так многим поделилась со мной, хотя за последние дни тебе пришлось столько всего пережить... У меня такое чувство, словно я прошла через эти испытания вместе с тобой. Знаешь, мне так странно находиться здесь, в доме твоих сестер. Я ведь много лет размышляла, кто же они такие на самом деле. И о том, что сделало их такими и почему они преследовали меня все детство. Они ведь до сих пор приходят ко мне во снах.

– В самом деле? – нахмурилась Цирцея. – Мне очень жаль это слышать. Если они насылают на тебя плохие сны, я постараюсь как-нибудь это прекратить.

Теперь у Цирцеи появилась еще одна причина сердиться на сестричек. Оказывается, после всех этих лет они еще продолжают мучить Белоснежку! Цирцею это разгневало даже больше, чем она готова была признаться самой себе.

– Прошу, проходи, садись и устраивайся поудобнее. Сейчас я приготовлю чай, – сказала Цирцея, уловив, что Белоснежка сама толком не понимает, почему она здесь оказалась.

Королеве вдруг пришло в голову, что она вполне могла просто послать книгу с гонцом. Зачем она вообще сюда явилась? Разве это не было бесцеремонно с ее стороны, учитывая, через что Цирцее пришлось пройти за последнее время?

– Я ведь сама послала тебе заклинание перемещения, чтобы ты могла посетить меня лично, Белоснежка, – улыбнулась Цирцея. – И я очень рада видеть тебя здесь.

Белоснежка без лишних слов протянула ей книгу волшебных сказок, которую захватила с собой:

– Забирай ее. И позволь мне самой приготовить для нас чай. Терпеть не могу чувствовать себя бесполезной. И раз уж я совсем не разбираюсь в колдовских книгах, поручи мне какие-нибудь дела попроще. Скажем, заварить чай и приготовить что-нибудь поесть.

Цирцея снова подумала, что такой милой собеседницы, как Белоснежка, она еще не встречала. Иногда она даже забывала, что разговаривает с королевой.

– Но тебе вряд ли приходится заниматься такими вещами. За тебя их должны делать слуги.

Белоснежка рассмеялась, звонко и искренне:

– Когда я жила в домике семи гномов, мне приходилось заниматься и готовкой, и уборкой. Так что уж с заварочным чайником я как-нибудь справлюсь. Я же вижу, что тебе не терпится поскорее приняться за книги твоих сестер и эти сказки, что я принесла. И я догадываюсь, что ты тревожишься, оставив Нянюшку так надолго наедине с Малефисентой – даже если ей самой, может быть, этого хочется. Так что принимайся за свои дела и не беспокойся обо мне.

Цирцея улыбнулась проницательности Белоснежки. Конечно, она не сомневалась, что Нянюшке вполне по силам постоять за себя, но не могла представить, что та, с ее любящим сердцем, способна причинить хоть какой-нибудь вред Малефисенте – даже в порядке самозащиты. Отложив книгу сказок Белоснежки в сторонку, она открыла один из гримуаров сестричек.

Тем временем Белоснежка, заглянув в кухонный буфет в поисках чайной посуды, наткнулась на очень красивую чашечку – темно-синюю, с золотым узором, внезапно пробудившую в ней смутные детские воспоминания. Она была почти уверена, что у ее матери был точно такой лее сервиз. Белоснежка даже хотела сказать об этом Цирцее, но не решилась отвлечь ее от поисков.

– О боги! Кажется, они в самом деле мои родительницы! – воскликнула вдруг Цирцея. Ее лихорадило от накатившего волнения и ужаса. Сердце так бухало в груди, что иногда ей казалось, что она вот-вот рухнет без чувств.

– Цирцея, что с тобой? – встревожилась Белоснежка. – Ты что-то нашла?

– Нет... Прости, что я так несдержанно себя веду. Просто сейчас мне кажется, что Малефисента сказала правду, и меня это очень взволновало, – призналась Цирцея.

– Я могу тебе чем-то помочь? Может, принести тебе воды? – Ласковый голос Белоснежки разносился по дому как нежный звон колокольчика.

Цирцея подняла глаза на нее:

– Прости, Белоснежка, я так потрясена. И, честно говоря, не представляю, с чего начать поиски в этих книгах. У меня голова идет кругом.

Белоснежка села рядом с ней на пол и положила свою изящную ладошку ей на плечо:

– Цирцея, у тебя шок. Передохни немного, приди в себя. Почему бы тебе не начать, скажем, с дневниковых записей, которые сестры делали до твоего появления на свет? И ты говорила, что, по словам Малефисенты, сестры хранили и кое-какие ее тайны тоже. Тогда, может быть, тебе стоит просмотреть те дневники, где речь идет о ней.

Цирцея очень обрадовалась этим предложениям:

– Вот видишь, Белоснежка, а ты еще сомневалась, зачем прибыла сюда. Большое спасибо за совет.

Белоснежка улыбнулась и поставила на стол заварочный чайник.

– О чем ты сейчас думаешь? – спросила вдруг Цирцея.

– Будто ты не знаешь! – рассмеялась королева.

– Не всегда, – покачала головой Цирцея. – Иногда я просто не прислушиваюсь. Хотя сейчас мне кажется, что ты хочешь меня о чем-то спросить. И думаешь, что этот вопрос заденет меня.

– Мне хочется знать, собираешься ли ты разбудить своих сестер.

– Я... ну... конечно собираюсь, – запинаясь, проговорила Цирцея. Хотя в глубине души она уже начинала сомневаться, что это такая уж хорошая идея.

– Кажется, тебя что-то смущает.

Сейчас Цирцее казалось, что это скорее Белоснежка читает ее мысли.

– У меня что, все на лице написано?

Решив, что напоминания о детстве ее совсем не так уж радуют, Белоснежка отставила синюю с золотом чашку в сторонку и выбрала вместо нее две черные чашки с серебряной каемкой.

– Что ж, на твоем месте, пожалуй, я чувствовала бы примерно то же самое. Не знала бы, что выбрать. Часть меня, безусловно, горела бы желанием вернуть свою семью. А другая сомневалась бы, не будет ли безответственным напустить их на другие королевства.

Цирцея была вынуждена признать, что слова королевы справедливы.

– А еще, конечно, если Малефисента сказала мне правду – а по-моему, так оно и есть, – я бы захотела получить ответы, которые могут знать лишь те, кто породил меня на свет.

– А тебе обязательно получить эти ответы лично от них? Ты не думаешь, что могла бы найти их в этих вот книгах? – сказала Белоснежка, подавая Цирцее чашку чая. Цирцея, обернувшись к камину, взмахом руки зажгла в нем огонь.

– Не уверена, – помолчав, ответила Цирцея. – Но есть лишь один способ это выяснить.

Пока Цирцея копалась в книгах сестер, Белоснежка сидела на диванчике, попивая чай и неспешно размышляя о том о сем. Как ни странно, оказавшись вдали от матери, она испытывала не тоску, а облегчение. Ей было хорошо здесь, в этом доме, с ее новой подругой, а особенно приятно – что она вдруг оказалась предоставлена сама себе, едва ли не впервые в жизни. С самого раннего детства Белоснежка постоянно была рядом с кем-то, кто требовал ее заботы: сначала, после смерти ее родной матери, это был ее отец, потом, когда отец погиб, это стала ее мачеха. Потом были гномы, у которых она скрывалась от мачехи, а потом и ее собственные дети. Правда, забота о детях была для Белоснежки радостью и удовольствием, а вовсе не бременем. Теперь дети выросли, но есть мать, которая, похоже, постоянно нуждается в заверениях, что Белоснежка ее любит. Конечно, мать постоянно защищает и оберегает ее, и даже зачаровала страну так, чтобы ее дочь всегда чувствовала себя счастливой. Но сейчас, отдалившись от нее ненадолго, Белоснежка вдруг осознала, что это скорее она заботится о матери, успокаивая ее и поднимая ей настроение. И даже помогая старой королеве притушить чувство собственной вины за все, что она натворила, когда была моложе. Все это отнимало немало сил.

Цирцея слышала мысли, возникающие в голове Белоснежки, и чувствовала, что они не чужды и ей. Пожалуй, она могла представить себе, чем обернется пробуждение ее сестер – если, конечно, ей удастся победить заклятие. Вся вина, вся тоска, которую она ощущала, чувствуя свою причастность к тому, что сестрички оказались в стране снов, тяжким грузом падет ей на голову. Иногда Цирцея забывала, как сильно сердилась на сестер из-за всех ужасных вещей, которые они творили. И еще забывала, что ее гнев был весьма оправдан. Ей не хотелось делиться этими мыслями с Белоснежкой – казалось, они уже и так вполне понимают друг друга. Но теперь она всерьез задумалась, не будет ли их новоиспеченная дружба разрушена, если однажды сестры проснутся. Сестрички явно не питали к Белоснежке никакой симпатии, и Цирцея не могла понять почему. Порой ей казалось, что сестры любят или ненавидят кого-нибудь без всяких причин, в силу случайного каприза. Вероятно, так получилось и с Белоснежкой. Ведь когда они впервые узнали о ней, она была еще совсем ребенком. «Возможно, мне удастся найти ответы на эти вопросы в их дневниках. И может быть, после всех этих лет я наконец пойму своих сестер и узнаю, кто они есть на самом деле».

Довольно долго она листала колдовские книги впустую, но вдруг ее взгляд зацепился за одну фразу, вторую... Цирцея побледнела. Кровь так стремительно отхлынула от ее лица, что казалось, она сейчас грохнется в обморок.

– Ох, Белоснежка! Кажется, я нашла! Я нашла то, о чем говорила Малефисента. Это колдовство!

– В чем дело? – встревожилась Белоснежка, бросаясь к ней. – Что с тобой? Ну-ка, садись скорее. Успокойся. Сейчас я принесу водички. На тебе совсем лица нет.

Цирцею всю трясло:

– Теперь я поняла. Все встало на свои места. Все-все... Все мерзости, которые здесь творились. И мания моих сестер. И моя сила. Все...

– И о чем же там говорится? – Распахнув глаза, Белоснежка не отводила взгляда от Цирцеи. Она всерьез за нее испугалась. Но прежде чем Цирцея успела ответить, вокруг что-то оглушительно загрохотало.

Белоснежка кинулась к окну и обнаружила, что домик ведьм оторвался от прибрежного утеса и поднимается сквозь облака прямо в небо.

– Цирцея, что происходит?! Это твоих рук дело?!

Но Цирцея была испуганна и растерянна ничуть не меньше Белоснежки:

– Нет, я не знаю, почему дом вдруг решил переместиться! Белоснежка, скорее присядь куда-нибудь. Я уверена, что нам ничто не угрожает, но прошу тебя, присядь – просто на всякий случай.

Цирцея подошла к широкому круглому окну на кухне в надежде увидеть, куда же они направляются. Хотя подобное она переживала уже множество раз, до сих пор дом всегда подчинялся воле сестер. И сейчас она понятия не имела, почему вдруг их жилище решило переехать самостоятельно.

Белоснежка села и крепко вцепилась пальцами в подлокотники кресла.

Цирцея опустилась возле нее на пол, прижавшись к ее креслу спиной:

– Дорогая, все будет хорошо. Обещаю. Обычно мы с сестрами только так и путешествовали. Этот дом специально задуман таким, чтобы время от времени перебираться на новое место. Просто я не могу понять, почему это происходит именно сейчас и без моих сестер.

– Но куда мы летим? – спросила Белоснежка.

– Не знаю, дорогая. Разберемся, наверное, когда окажемся на месте.

Глава 26

Матери и дочери

Нянюшка и не думала, что когда-нибудь еще будет вот так сидеть с Малефисентой, просто разговаривая.

– Жаль, что я не умела угадывать, о чем ты думаешь, – сказала Малефисента. – Всегда об этом жалела.

– Я замечаю, что ты очень изменилась, Малефисента, – ответила ей Нянюшка. – Я так много всего хотела бы узнать о тебе и так много хотела бы тебе сказать – но у нас слишком мало времени.

– И что же такого я могу от тебя услышать, что изменило бы хоть что-нибудь? – вскинулась Малефисента.

Нянюшка призадумалась:

– Я могла бы сказать тебе, что все понимаю.

Малефисента так вскипела от ярости, что даже вскочила:

– Понимаешь?! Ничего ты не понимаешь! Да ты хоть представляешь, как я провела те годы, после того как уничтожила Страну эльфов и фей?! После того как снова стала собой, уже не в обличье дракона?! – гневно спросила она.

Нянюшка медленно покачала головой.

– Я была одна, совершенно одна, и непрестанно изводилась мыслью, что убила тебя! – Горячая, свирепая злоба Малефисенты отшвырнула Нянюшку назад, как мощный удар в грудь. Нянюшка уже начинала опасаться, что Малефисента не совладает с собой. Видимо, этот страх отразился на ее лице, потому что Малефисента вдруг издала хриплый безумный смешок. – О, не волнуйся: я не сожгу замок твоей драгоценной Тьюлип. Теперь я умею управлять своей силой и ничего не сожгу. По крайней мере, пока сама не захочу.

Нянюшку эти слова не сильно успокоили:

– Малефисента, послушай меня. Я правда не могла найти тебя, клянусь чем хочешь. Я искала – искала повсюду. Я использовала все виды поисковой магии, какие только знала. И я искренне горевала по тебе, потому что думала, что ты погибла вместе со Страной эльфов и фей. Я думала, твоя собственная ярость сожгла тебя. Ты даже не представляешь, как я мучилась, считая, что потеряла тебя навсегда!

Малефисента резко тряхнула головой, отметая эти оправдания:

– Но далее, когда ты узнала, что она жива, ты все равно не пришла к ней. К своей дочери! Ведь сестрички сообщили тебе, что нашли ее, но ты все равно не пришла! Оставила ее одну в руинах разрушенного замка!

– Ты хочешь сказать, что я оставила тебя в руинах замка. И не пришла к тебе.

– Той девочки, твоей дочери, больше не существует! Она умерла, потому что ты бросила ее!

– Я испугалась, – призналась Нянюшка. – Только когда сестрички явились ко мне за помощью с малышкой принцессой... только тогда я узнала, что тебе довелось пережить. Но тогда мне пришлось заняться Авророй. Она была совсем маленькой и беззащитной – такой же, как и ты в свое время. Ей был нужен дом и кто- то, кто стал бы заботиться о ней и любить ее.

– И ты решила отдать ее в руки этой троицы добрых фей?! Ты сама отдала им мою дочь! Как ты могла?!

Нянюшка потрясенно воззрилась на нее:

– Твою дочь?! Но как такое возможно... Это что, правда?!

– Не притворяйся, будто ты не знала! Уж конечно, ты должна была знать! Ты же у нас такая всезнайка! Ну давай скажи мне, будто ты ни о чем не догадывалась. Скажи, будто у тебя и мысли не было, что она моя дочь. Хотя бы раз будь честной передо мной и перед собой! – взвыла Малефисента. – Ты отдала ее им. Им, этим отвратительным, подлым феям! Этим гнусным созданиям, которые травили меня столько лет! Ты отдала мою дочь им!

Нянюшка была совершенно раздавлена. Все оказалось куда страшнее, чем она думала раньше. Она вдруг поняла, что Малефисента никогда не простит ее – сколько бы она ни умоляла.

– У меня не было выбора! Я увидела это в тот самый день, в день экзамена. Я увидела, что три феи будут заботиться о маленькой девочке, что они вырастят ее и окружат любовью. Пойми, Малефисента, она была предназначена им в подопечные самой судьбой. Это было предопределено! Я не могу управлять такими событиями. Я не могу изменить то, что записано в книге фей. Ты ведь это знаешь! Знаешь лучше, чем любая другая фея!

– Но почему ты не поручила ее Голубой Фее? Да кому угодно, кроме них?!

– Тебе известно, что у Голубой Феи был свой подопечный – маленький мальчик. А Флора, Фауна и Мерривеза были следующими в очереди. Сожалею, Малефисента, но обойти их было невозможно. Всем брошенным детям с особой судьбой полагается фея. Опекать таких детей – главный долг фей. А кроме того, если бы ты не прокляла малышку, которую называешь своей дочерью, обрекая ее на смерть, то и добрым феям не пришлось бы охранять ее. Их работа завершилась бы в день ее крестин – в тот день, когда они вручили ее королю Стефану и его королеве. Это ты вынудила фей спрятать девочку в лесу и сменить ей имя. Ты сделала это сама своим проклятием. Так что моей вины здесь нет, Малефисента. Это дело твоих собственных рук!

– Ты могла бы сама позаботиться о ней! Что тебе стоило вмешаться? – бушевала Малефисента. – Ты же всегда была любимицей Оберона. Любой уступил бы тебе без всяких вопросов. Уж это ты могла бы сделать ради меня – могла бы растить девочку сама! О боги, она же, можно сказать, твоя внучка!

Нянюшка уставилась на нее:

– Как это понимать – моя внучка? Где ты ее взяла, Аврору? Она что, в самом деле твоя дочь? Или ты подобрала ее где-то?

– Неужели сестрички тебе не сказали? Ты что, правда не знаешь? – Лицо Малефисенты вдруг стало спокойным и собранным. Она пристально вглядывалась в глаза Нянюшки, пытаясь понять, действительно ли та говорит правду, и в этот миг больше всего походила на хищника, разглядывающего свою жертву. Проникнуть в ее мысли Нянюшка не могла, и догадаться о них у нее тоже не получалось. На лице темной феи не отражалось ничего – ни чувств, ни далее гнева.

– Я долго училась скрывать от тебя свои мысли, – фыркнула Малефисента, почувствовав Нянюшкины усилия. – И, как вижу, у меня получилось. Ты слишком долго управляла моим разумом, пытаясь перетянуть меня на путь, который, по твоему мнению, подходил мне лучше. Хотя ты всегда знала, к чему мы придем. В это время, на этом месте. Как враги.

– Я тебе не враг, Малефисента. Это ты видишь во мне врага.

– И ты смеешь говорить мне это?! Неужели я просто обычная тщеславная, жадная до могущества дура, готовая ринуться в любую опасность?! Не смей так меня оскорблять! Ты не представляешь, какую боль мне пришлось вынести... через что мне пришлось пройти!

– Так расскажи мне.

Малефисента даже отпрянула от неожиданности:

– Что?

– Расскажи мне, через что ты прошла. Я хочу это услышать.

Нянюшке отчаянно хотелось, чтобы Малефисента простила ее. Не ради нее – ради самой Малефисенты. Оберон все еще поджидал ее за стенами замка, и Нянюшке хотелось выиграть для Малефисенты хоть немного времени и дать ей шанс искупить свои преступления. Нянюшка еще надеялась, что крохотная искорка в сердце Малефисенты сможет вывести ее из тьмы и обратить к раскаянию.

И тогда, может быть – может быть! – Оберон сохранит ей жизнь.

Глава 27

Темная фея в изгнании

– Первое мое воспоминание о том месте, которое я сейчас называю своим домом, – как я сижу на холодном каменном троне. Я помню, как дрожала от боли, но считала, что заслуживаю ее. Моими единственными утешителями были мои птицы, мои вороны. Уж и не знаю, что стало бы со мной, не будь их рядом. Ты только должна четко понимать: сейчас я рассказываю о том, что я ощущала тогда, а не о своих нынешних чувствах. В то время я была совсем другим человеком, и нынче все это от меня далеко.

Случалось ли тебе когда-нибудь оглядываться на события далекого прошлого в твоей жизни с ощущением, что они происходили с кем- то другим? То же сейчас я могу сказать о себе – с той лишь разницей, что в моем случае это не просто ощущение: ведь я действительно стала другим человеком. Я помню, что я переживала и чувствовала в те времена, но сейчас от тех чувств ничего не осталось, кроме злости и острой потребности защитить мою дочь.

В том полуразвалившемся замке я оказалась почти случайно, но решила сделать его своим жилищем. Тогда в нем обитали лишь мелкие противные твари, которые боялись меня. Они увидели меня в обличье дракона и решили, что меня послал их бывший хозяин Аид, чтобы я правила ими вместо него. Позднее я обнаружила, что мой замок некогда был крупным средоточием силы, а мелкие твари, которых я позднее сделала своими приспешниками, остались в нем после того, как Аид покинул эти края. Сама я бога подземного мира никогда не видела. Меня он не навещал, но мои птички пересказывали мне истории, услышанные от тварей. Я провела в том замке много лет, не видя других людей и мучительно страдая из-за того, что сделала. Я считала, что заслуживаю всех этих выпавших мне мучений, и очень боялась когда-нибудь вновь разозлиться – ведь при этом я могла уничтожить саму себя. Боль, сопровождавшая мое превращение в дракона, была поистине невыносима, и я искренне сомневалась, что смогла бы вынести ее снова. Поэтому я так долго и оставалась в драконьем обличье – из страха перед болью во время обратного превращения в себя. И еще я боялась того, кем я стану, когда верну себе прежний облик. В конце концов я устала от одиночества и от бесконечной череды смельчаков, желавших доказать свою храбрость, убив дракона. Но на самом деле мужества вернуться в собственное тело мне придала надежда снова увидеть Диаваля, Опал и других моих птичек. Я так истосковалась по ним, что мое одиночество уже почти уничтожило меня. В общем-то, я и не рассчитывала, что они услышат мой зов, даже если я снова стану сама собой. Но они услышали! И когда я превратилась обратно, то обнаружила, что осталась почти прежней. Я осталась феей, которую ты знала и любила, только теперь на меня давила невыразимая грусть и непреходящее чувство вины за то, что – как я тогда думала – я сделала с тобой и с остальными. Годы шли, и я чувствовала себя все более одинокой и все больше сожалела о том, что ты когда-то нашла меня в дупле дерева. Уж лучше бы, думала я, мне никогда не знать, каково это – быть кем-то любимой. В те годы мои муки и тоска по тебе были такими отчаянными, что боль от превращения в дракона по сравнению с ними казалась не такой уж страшной. Я проводила все дни, упражняясь в магии и изучая книги, которые приносили мне мои вороны, похищая их в далеких краях. Одним словом, у меня была магия и мои птицы, и я искренне считала, что больше мне ничего и не нужно.

Так продолжалось, пока меня не отыскали сестрички. Они потеряли свою младшую сестру Цирцею и очень горевали по ней. Но сколько бы я их ни расспрашивала, они отказывались поведать мне, как это случилось. Мне казалось тогда, что кроме горя их терзало еще и чувство вины. Видимо, рассуждала я, они каким-то образом лишились сестры из-за собственной ошибки. Подробностей я не знала, а допытываться о них не стала. Тогда я просто радовалась, что они нашли меня. Признаюсь, в своих мечтах я частенько воображала, что они каким-то образом пережили гибель Страны эльфов и фей и сумели найти дорогу в мое обиталище. Я была готова встретить их осуждение и гнев, но они пришли ко мне с любовью и тревогой за меня. Они хотели заботиться обо мне, помогать мне. Хотели, чтобы я осталась с ними.

Ты ведь знаешь, что я полюбила сестричек с первой же встречи с ними. Поэтому, когда они явились в мой полуразрушенный замок, меня очень тянуло отправиться вместе с ними в их дом. Но я боялась, что могу случайно уничтожить его своей неуправляемой силой. Сестрички в то время были совсем другими, не такими, как сейчас. Но зачем я рассказываю тебе об этом? Ты ведь и сама помнишь, какими они были. Да, сейчас, оглядываясь назад, я вижу, что в те времена они были совсем не теми ведьмами, каким стали в наши дни. И не только потому, что они с тех пор постарели – их сердца тоже изменились. И их поведение, и их души тоже. Но в те далекие дни сестрички хотели заботиться обо мне и забрать меня к себе.

Впрочем, сколько бы они меня ни умоляли, я твердо стояла на своем. Я слишком боялась причинить им вред.

«Что ты, милая, – говорили они, – ты не сможешь нам повредить, нет-нет! Мы научим тебя управлять своей силой».

«Да, дорогуша, да! Мы научим тебя, научим!»

«Пожалуйста, Малефисента! Мы же любим тебя! Ты нужна нам!»

Так продолжалось довольно долгое время. Сестрички то и дело сваливались на меня с неба – проведать, как я живу, и снова поупрашивать меня отправиться жить с ними. Но я всегда отвечала «нет».

Со временем они стали появляться у меня все реже и реже.

Я же по-прежнему была занята книгами и своими пернатыми питомцами. Вороны летали за меня во все края, которые я сама боялась посещать, рассказывали о других королевствах и приносили мне заклинания от других ведьм. А еще доставляли вести от сестричек, поглощенных собственными приключениями.

Прошло еще много лет, прежде чем я увидела их в следующий раз. Они снова навестили меня в моем замке и снова упрашивали переселиться к ним. Именно тогда я впервые заметила, что в них что-то изменилось, хотя тогда не отдала себе в этом отчета. Это мне стало ясно только сейчас, когда я получила возможность взглянуть на прошлое отстраненно и непредвзято.

«Ты так одинока, моя милая, – сказала мне Люсинда. – Так ты совсем зачахнешь, если никто не будет тебя любить. Пожалуйста, приходи жить к нам. Мы составим тебе компанию, ведь ты так в ней нуждаешься. Прошу тебя, Малефисента. Иначе тебе просто не выжить».

Вероятно, это была наша последняя встреча, когда сестрички говорили в лад, как обычно. Когда они появились у меня в следующий раз, все изменилось.

«Малефисента, пожалуйста, позволь нам помочь тебе, – взмолились сестрички, навестив меня снова. – Если уж ты никак не хочешь жить с нами, не хочешь принять нашу любовь, то, пожалуйста, хотя бы позволь нам дать тебе дочь. Дать тебе кого-то, кого ты сможешь любить. О ком ты будешь заботиться, и кто будет заботиться о тебе».

Мне очень понравилась эта идея – получить кого-то, о ком я смогу заботиться, кроме своих птичек. И кого-то, кто будет любить меня. Правда, я никак не могла понять, каким образом сестрички способны это устроить.

«Но как?» – спросила я. Сестрички захохотали, но без всякой насмешки, а просто от счастья. Они радовались, потому что хотели преподнести мне величайший дар, на какой только были способны: любовь. Но мне было тревожно. Я сомневалась, что мне это подойдет, что я справлюсь. И что это безопасно.

Они заверили меня, что никакой опасности нет: «О, дорогуша, не бойся. Мы можем это сделать. Мы трудились над этими чарами много лет, непрерывно совершенствуя каждую часть, прежде чем решились применить их. И мы ни за что не стали бы преподносить тебе такой дар или дразнить тебя им, если бы не знали точно- точно, что в самом деле способны осуществить подобное».

Обычно главной во всех разговорах была Люсинда, но на этот раз слово взяла Руби: «И мы никогда не стали бы испытывать на тебе чары, которые могли бы подвергнуть тебя опасности, дорогуша. Мы собираемся и сами ими воспользоваться».

А потом в разговор включилась милая Марта, которая всегда казалась мне немного добрее остальных сестер: «Да-да, мы создали это заклинание для себя, так что можешь не сомневаться: оно совершенно безопасно. А когда мы довели его до совершенства, когда поняли, что теперь оно сработает безупречно, и собрались сами применить его, нам вдруг явилось откровение!»

«Мы должны помочь Малефисенте! Мы преподнесем ей такой славный подарок!» Любовь и воодушевление так переполняли сестер, что они заговорили все разом: «Мы хотим, чтобы ты приняла наш дар, Малефисента! Пожалуйста, позволь нам помочь тебе!»

Я даже не могла выразить, как много их дар значит для меня. Как он на самом деле чудесен. И конечно, я согласилась принять его. Надо же, у меня будет дочь! Я просто онемела тогда, не в силах подобрать слова, чтобы выразить всю полноту моей благодарности.

«Мы знаем, знаем, милая наша малютка- дракон, дорогая наша фея-ведьма. Не говори ничего, не надо слов. Разве нам нужны слова, чтобы понимать друг друга?»

Несколько недель спустя сестрички вызвали меня к ним домой. Они прислали мне весточку с Опал, которая, должно быть, посетила их во время одного из своих путешествий. В письме они сообщали, что пришло время сотворить задуманное колдовство, но сделать это можно только у них дома. За все эти долгие годы я ни разу не покидала своего замка, и теперь мне сделалось очень не по себе. Мне было так страшно использовать свои магически силы, даже самое простенькое заклинание перемещения, что я решила отправиться к сестричкам пешком. Их дом стоял в отдаленном уголке королевства, совсем недалеко от меня, но при мысли о путешествии даже на такое незначительное расстояние меня охватывала паника. Тогда я призвала Диаваля, Опал и остальных своих птиц и попросила их следовать за мной по небу и следить за окрестностями. В послании сестричек говорилось, что они собирались перенести свой дом поближе к моему замку, но что-то им помешало. По их предположениям, это могли быть защитные чары прежнего обитателя замка, которые с его исчезновением никуда не делись.

Шагая через лес, я поначалу готова была смеяться над своими глупыми страхами. Но потом меня вдруг охватило непреодолимое желание бежать отсюда. Я чувствовала, что надо мной нависла какая-то серьезная опасность. Вокруг меня осязаемо сгущалась ненависть, и тогда я поняла: это ненависть леса. Лес ожил и ополчился на меня. Кусты и лианы начали подступать ко мне с устрашающей скоростью, и даже деревья преобразились: у них как будто появились лица и длинные цепкие руки, вырваться из которых было невозможно. Когда деревья схватили меня, а лианы обвили мое тело, я думала, что умру прямо там. Мои верные птицы пикировали с неба, атакуя деревья и пытаясь помочь мне, но шипастые стебли впивались в мою плоть, а лианы все туже затягивали петли на моем горле. Не могу сказать, что мне было так уж страшно ощущать, как жизнь постепенно покидает меня: я чувствовала почти облегчение, что все наконец закончилось. Пожалуй, я была даже рада умереть.

«Малефисента, нет! Используй свою силу!» – услышала я сквозь древесные кроны голоса сестричек. Они воздели руки к небу – и на мир обрушилась магическая темнота. «Малефисента, тьма на твоей стороне! Используй свою магию!»

Я запаниковала, и мое тело становилось все горячее и горячее. Тогда я вспомнила, что ты сказала мне как-то раз, в тот день, когда я впервые воспользовалась чарами перемещения. Ты сказала, что если я однажды почувствую то же самое, то мне достаточно подумать о каком-нибудь безопасном месте и о том, кого я люблю – и я сразу же перенесусь туда. Я так и сделала. И в считаные мгновения оказалась у самого порога дома сестричек, счастливо избежав хватки моих недругов.

«О боги, Малефисента! Ты цела?» – бросилась ко мне Люсинда.

Я даже ничего не смогла ей ответить. Наверное, я была в шоке.

«Нам следовало догадаться! Мы должны были сообразить, что природа считает тебя своим врагом после того, что случилось в Стране эльфов и фей! Как глупо, что мы не подумали об этом! Нам очень, очень жаль! Прости нас!»

Впрочем, я все поняла и без объяснений сестричек. Конечно, для природы я была врагом. И это было справедливо – после того, как я уничтожила Страну эльфов и фей. Я знала, что заслужила это. На мне лежало проклятие, и я стала опасаться за свою дочь. Что, если это проклятие перейдет на нее?

«Нет-нет! Деревья не станут осуждать ее за твои грехи! Здесь тебе нечего бояться!» – уверяли меня сестрички.

Внутри жилище сестричек очень отличалось от моего. Оно было теплым, уютным и гостеприимным и сразу напомнило мне мои детские годы с тобой в Стране эльфов и фей, с такой же уютной кухней и большими окнами. За широким круглым кухонным окном даже виднелось дерево, на котором могли с удобством рассесться мои птицы. И я подумала: зачем же я отказывалась от предложения сестер переселиться к ним еще много лет назад?

«Мы готовы приступить к колдовству, Малефисента. Но сначала должны предупредить тебя об условиях», – сказала Люсинда.

Ее слова тут же подхватила Руби: «Эти чары вбирают в себя только твои самые лучшие стороны. Тогда она действительно будет твоей дочерью. И в каком-то смысле она будет тобой – но только лучшей частью тебя».

Сестрички дружно улыбались мне: «Мы знаем, что это заклинание работает, и обещаем, что оно не причинит никакого вреда ни тебе, ни твоей дочери».

Люсинда взяла меня за руку: «Ты согласна отдать своей дочери всю лучшую часть себя? Позволишь ли ты нам подарить тебе ту, кого ты будешь любить?»

Я кивнула: «Да! Я желаю этого больше всего на свете!»

Люсинда достала из кармана юбки небольшой затянутый шнурком мешочек, полный кроваво-красного порошка. Щедро зачерпнув его рукой, она рассыпала порошок с вкраплениями мелких кристаллов обсидиана по полу вокруг меня. Сестры тоже встали в круг, образовав треугольник: Люсинда стала его вершиной, а Руби и Марта расположились по бокам от меня. Их сила, соединившись, озарила получившуюся фигуру ярким серебряным светом. Я не испытывала ни малейшего страха: от сестричек исходили лишь любовь и преданность мне.

Люсинда начала нараспев читать заклинание: «Старых и новых богов призываем, силой своею их заклинаем, пусть этой ведьме, пусть этой фее явится дочь, что всех ей милее». Три сестры повторяли эти слова снова и снова: «Старых и новых богов призываем, силой своею их заклинаем, пусть этой ведьме, пусть этой фее явится дочь, что всех ей милее».

Я почувствовала сильный толчок, сотрясший все мое тело, а потом у меня появилось ощущение, которое я никак не смогла бы описать – по крайней мере тогда. Сейчас я могу это сделать, потому что уже понимаю, что со мной тогда происходило. Но лучше я постараюсь описать, что я чувствовала тогда. А чувствовала я, как у меня что-то отнимают. Сказать по правде, я не знаю точно, что здесь было ответом моего тела на чары, а что – моим воображением, но и тело и душа моя реагировали очень бурно. Может быть, потому, что я пыталась внутренне сопротивляться происходящему. Каждый раз, когда сестры повторяли заклинание, меня охватывало одно и то же чувство. И оно было очень похоже на предсмертную агонию.

«Старых и новых богов призываем, силой своею их заклинаем, пусть этой ведьме, пусть этой фее явится дочь, что всех ей милее».

Постепенно эти ощущения стали совсем невыносимыми. Наверное, я кричала. Я теряла слишком большую часть себя. Я словно ускользала куда-то, растворялась в пустоте... превращалась в ничто. Я чувствовала себя пустой и холодной. Но ведь сестрички обещали, что не причинят мне вреда, и я верила им. И только когда я дошла до предела своих мук, когда я уже не могла больше выносить эту жуткую телесную и душевную боль, все внезапно закончилось.

Все закончилось, и я подумала, что умерла. Потому что я чувствовала себя как мертвец, чувствовала, что меня больше нет, я исчезла. Но из окружающей темноты до меня доносились голоса сестричек. Я слышала, как они зовут меня назад из поглотившей меня черной бездны, полной нестерпимой боли.

«Малефисента, открой глаза, – узнала я голос Марты. – Малефисента, взгляни на свою дочь».

На полу у моих ног, в самом центре колдовского круга, в свертке из темно-пурпурного одеяла лежала моя дочь. Это было самое прекрасное, самое чудесное существо из всех, каких я видела в этом мире, но любви к ней я не испытывала. Я знала, что должна любить ее. Мне даже помнилось, как я хотела любить ее заранее – до того, как колдовство свершилось. Единственном чувством, которое она пробуждала во мне, было желание защищать ее. Но я не любила собственную дочь. Я так и осталась пустой и одинокой в холодном море темноты.

«Как ты ее назовешь? Ты уже знаешь?» – спросила Люсинда, когда я впервые взяла свою дочь на руки и взглянула в ее прекрасные глаза.

«Ее имя – Аврора, потому что она моя ясная звездочка во тьме».

Глава 28

Кошмарный сон Авроры

Авроре казалось, что она сходит с ума. Пронзительный смех сестер гулко разносился по комнате, так что от него дрожали отражения в зеркалах. Принцесса чувствовала себя так, будто оказалась взаперти в тесной каморке, до отказа набитой людьми, которые говорили все одновременно. Ее уши болели от оглушительной какофонии голосов, в которой то и дело прорывался истерический хохот сестричек.

В одном из зеркал она видела, как ее кузина Тьюлип беседует с каким-то гигантским деревом – таким огромным, что оно возвышалось даже над самой высокой башней ее замка. В другом стекле она видела саму себя – как она бредет по какому-то длинному коридору в окружении зловещего зеленого свечения. Что-то очень странное было в ее глазах, словно она была оглушена или зачарована, а может, спала прямо на ходу. И направлялась она прямо к старинной прялке. Аврора смотрела, как она касается веретена и безжизненно валится на пол под заливистый, безумный женский хохот. В соседнем зеркале возникло отражение ее возлюбленного принца, попавшего в засаду: на него дружно набросились сразу несколько существ, похожих на клыкастых вепрей. Такие твари могли явиться разве что из смрадных глубин самого Аида. В четвертом зеркале Аврора увидела плачущую Малефисенту, совсем еще молоденькую. Какая-то женщина по имени Фея- Крестная внушала ей, что ее судьба – стать воплощением зла. Но молодая Малефисента вовсе не показалась Авроре злой. Она выглядела скорее умной, любящей, живой и честолюбивой девушкой, но никак не злодейкой. Еще в одном зеркале Авроре явились три добрые феи – тоже совсем юные, они сажали в клетку большого ворона, а в соседнем отражении они же, только постарше, яростно спорили из-за цвета платья, которое предназначалось ей, Авроре. Переведя взгляд на следующее зеркало, она снова увидела Малефисенту: теперь она разговаривала с какой-то седоволосой старухой, упрашивая ее помочь ей создать такие чары, чтобы Аврора никогда больше не проснулась.

Эти картины непрерывно мелькали у нее перед глазами так быстро, что иногда она даже не успевала разобраться, что там происходит. Все голоса звучали разом, сливаясь в неразборчивый гул. Аврора разглядела юношу в небесно-голубом камзоле с лентами на рукавах, он сосредоточенно расхаживал взад-вперед по какому-то саду, снова и снова повторяя с выражением: «Тьюлип, я люблю тебя. Ты выйдешь за меня замуж?» Эта и прочие сцены набегали одна на другую, и шум от них становился почти невыносимым.

– Хватит! – не выдержав, выкрикнула Аврора. На мгновение отражения замерли, а потом все зеркала вдруг сразу потемнели и в комнате воцарилась зловещая тишина.

– Покажите мне мои крестины, – приказала принцесса, и в одном из зеркал тут же развернулось изображение парадного зала королевского замка.

Малефисента стояла перед отцом и матерью Авроры. Темная фея была на диво хороша в своем длинном черно-пурпурном одеянии, хотя плотный черный капюшон, скрывающий ее рога, придавал ей угрожающий вид. Взрослая фея выглядела совсем иначе, чем Малефисента-подросток, которую Аврора видела в другом зеркале. Теперь она казалась самим воплощением зла.

По тому, как темная фея обратилась к королевским особам и их свите, называя всех по именам, Аврора сразу поняла, что Малефисента разгневана и уязвлена. И хотя внешне она держалась невозмутимо и голос ее звучал вполне любезно, в словах ее слышались горечь и обида.

«Я была крайне огорчена, не получив приглашения», – сказала она.

Темной фее сразу же дали понять, что приглашения на крестины принцессы ей не прислали вовсе не по ошибке. «Тебя никто не хочет здесь видеть!» – выкрикнула Мерривеза, замахиваясь на нее своей волшебной палочкой. Ее подруги, Флора и Фауна, кинулись оттаскивать ее прочь.

«Никто не хочет меня видеть? Вот как. Ах, до чего неловкое положение. А я-то думала, что приглашение просто где-то затерялось. – Темная фея сокрушенно поцокала языком, поглаживая перья своего ручного ворона и коварно улыбаясь. – Что ж, в таком случае лучше мне пойти своей дорогой».

«Надеюсь, вы не обиделись, ваша милость?» – спросила ее королева Лия.

«Нет-нет, ваше величество, что вы. И чтобы доказать это, я тоже хочу сделать принцессе подарок. Слушайте же, вы все, – повысила голос ужасная фея, звучно ударив концом своего посоха о каменные плиты пола. – Принцесса и в самом деле вырастет прекрасной и грациозной и будет пользоваться всеобщей любовью. Но в день ее шестнадцатилетия, прежде чем зайдет солнце, она уколет палец о веретено прялки и умрет!»

По комнате снова прокатился пронзительный смех сестричек. Они хохотали так громко, что зеркала готовы были вот-вот треснуть.

– Как ты думаешь, почему темную фею обеспокоило, пригласили ее или нет на какие-то глупые крестины? Почему она отважилась из-за этого выйти в мир, хотя долгое время избегала этого любой ценой? Что, по-твоему, заставило ее так поступить?

– Я не знаю, – помотала головой Аврора. – Я ничего в этом не понимаю.

– Милое ты наше дитятко, все, что есть в мире, понять очень легко – нужно только знать, куда смотреть. Только взгляни, как много людей озабочено твоим благополучием. Ты сумела занять место в сердце темной феи... или что там осталось от ее сердца. Она думает, что потеряла все в тот день, когда ты родилась, но это не так. Если бы она не сохранила частицу прежней себя, она бы так не стремилась защитить тебя.

– Защитить?! Она же пыталась убить меня! – закричала принцесса.

– Она пыталась убить тебя ради твоей защиты! Это так глупо, милая ты наша Роза. Неужели ты сама не понимаешь? В тот день мы думали, что забрали у нее все... но оказалось, что нет. Она оставила себе крохотную искорку, сияющую в ее сердце, – сказали сестры, глядя на озадаченную принцессу и грустно улыбаясь.

– Да что за глупости вы несете?! Перестаньте! – вспылила Аврора. – Во всем этом нет и крупицы смысла!

– О, ошибаешься, дорогая. Смысл есть. Мы готовы все тебе объяснить и открыть правду о твоем проклятии – но при одном условии. Сначала покажи нам нашу младшую сестру!

Глава 29

Суд над феями

Тьюлип и Попинджей ожидали гостей в саду, где все уже было готово к встрече Феи-Крестной и трех добрых фей. Виолетта расставила на столе расписной заварочный чайник и блюда с булочками, крохотными пирожными с нежной глазурью и изящными маленькими бутербродами. Тьюлип радовалась, что день выдался на редкость ясный. Отсюда, из сада, было видно все до самых прибрежных утесов, где замерли, распластавшись по земле, пышные зеленые плети растений: казалось, они только и поджидают, когда Малефисента выйдет из-под спасительного крова замка.

– Жутковато выглядит, правда? Хотела бы я знать, почему эти лианы не последовали за ней до самого замка.

Попинджей, пожалуй, догадывался почему:

– Оберон, это не твоих ли рук дело?

Раскатистый смех Оберона эхом отозвался в груди принца и принцессы:

– А ты очень сообразителен, Попинджей. Верно, это моя работа!

– Интересно, почему Нянюшка сама не подумала сделать что-нибудь такое с лианами. Или Цирцея, – вслух подумала Тьюлип.

– Да потому что у них сейчас и других забот хватает, малышка, – сказал Оберон. – А я лишь рад чем-нибудь помочь.

События последних дней только-только начали укладываться у Тьюлип в голове. До сих пор у нее просто не было ни единой минутки, чтобы спокойно сесть и обдумать все случившееся. Событий было столько, что несколько дней, казалось, растянулись на целые годы.

– Не тревожься, малышка. Ты отлично со всем справляешься. И с тобой рядом верный друг и помощник Попинджей. Может, он и не речист, но я-то вижу, что он любит тебя больше всех на свете, – сказал Оберон, улыбаясь.

Тьюлип мигом покраснела и поспешила сменить тему:

– Как мало, оказывается, я знаю о Нянюшке. Мне никогда не приходило в голову, какую бурную и интересную жизнь она вела до того, как поселилась со мной в этом замке.

Оберон добродушно расхохотался:

– Дети частенько не думают о том, что у их родителей есть и своя собственная жизнь, и воспринимают их с очень ограниченной точки зрения. Но твоя няня – выдающаяся фея и ведьма. И пусть мне известно, что она не приходится тебе настоящей матерью, я не сомневаюсь, что она относится к тебе как к собственной любимой дочери.

– Так и есть, – кивнула Тьюлип, – и так всегда было. Я тоже очень ее люблю.

На взгляд Оберона, было вполне естественно, что Нянюшка в конце концов нашла себя здесь. После того как он решил погрузиться в дрему, она искала его повсюду, по всем королевствам. И он ценил ее усилия, но, прожив долгую-долгую жизнь, он очень устал и нуждался в отдыхе. Разумно было ожидать, что Нянюшка будет искать Оберона в тех краях, где он родился. А когда она потеряла память, так же разумно было ожидать, что судьба приведет ее к семье Тьюлип – и к самой Тьюлип.

– Для всего на свете есть какая-то причина, малышка. Нянюшка могла позабыть на время, кто она такая, но ее сердце, ее душа и разум остались при ней. И они привели ее к тебе, так же, как и меня.

Тьюлип не знала, что сказать на это:

– Как ты считаешь, с Нянюшкой все хорошо?

Оберон ничуть не опасался за благополучие Нянюшки:

– Твоя няня очень могущественная ведьма, и Малефисенте это известно. К тому же она нуждается в помощи Нянюшки.

Тьюлип очень хотелось задать Оберону один давно занимающий ее вопрос, но она не успела: явился Хадсон, чтобы сообщить о прибытии гостей. Препроводив их в сад, дворецкий прочистил горло и объявил:

– Посланница Страны эльфов и фей и бывшая опекунша принцессы Золушки Фея- Крестная в сопровождении трех добрых фей – Мерривезы, Фауны и Флоры, опекающих принцессу Аврору.

Все феи, похоже, пребывали в отличном настроении.

– Спасибо, что приняли нас, принцесса Тьюлип, – хором поблагодарили они.

Фея-Крестная была в голубом плаще с капюшоном и розовой подкладкой, украшенном большим малиновым бантом на груди. Волосы у нее были совсем белые, а не с проседью, как у Нянюшки. И хотя Тьюлип никогда не сказала бы, что сестры так уж похожи, у них все же было нечто общее: мягкая припудренная кожа и общий облик доброй бабушки. Три добрые феи держались рядом со своей наставницей. Мерривеза была в голубом платье, Флора – в зеленом, а Фауна – в красно-золотом. Остроконечные шляпы у всех троих были подвязаны под подбородком, чтобы не слетели, и Тьюлип это почему-то показалось очень забавным.

– Добро пожаловать в мой замок. Сожалею, что отец и мать сейчас не могут приветствовать вас.

Лицо Мерривезы напряглось, и Тьюлип тут же осознала свою ошибку:

– О! Прошу прощения, я не подумала. Я вовсе не хотела...

К ней проворно подлетела Флора:

– Нет-нет, дорогая, не стоит извиняться. Мы просто очень огорчены, что ваши родители оказались в таком положении! Напротив, это нам следует просить у тебя прощения, что так вышло. Для этого мы сюда и явились.

– А я думала, вы здесь, чтобы поговорить о сестричках, – в замешательстве сказала Тьюлип. Она вовсе не собиралась высказываться так прямолинейно, но слова как-то сами собой сорвались с ее губ. Она поспешно заговорила о другом: – О, прошу меня извинить. Позвольте представить вас принцу Попинджею. Он наш гость из соседнего королевства, по ту сторону Циклопьих гор.

– О да, мы знаем о принце Попинджее, – заулыбалась Флора. – Мы ведь давно присматриваем за тобой, Тьюлип, еще со времен твоего... гм... знакомства с Чудовищем.

Тьюлип слегка поморщилась при мысли, что феи – пусть даже и хорошие – ведут за ней слежку.

– Честное слово, Флора, со мной все в порядке. Я ценю вашу заботу, но опека доброй феи мне не нужна. Обо мне заботятся Нянюшка и Цирцея.

Добрые феи вытаращили глаза:

– Цирцея?! А мы и не знали. Она что, здесь?!

Тьюлип сразу подумалось, что Цирцея, возможно, по-прежнему им не по душе.

Но Флора улыбалась:

– Нам очень понравилось, как она все устроила с Белль, да и с тобой тоже. Мы даже решили предложить ей стать почетной феей – исполнительницей желаний.

У Тьюлип с трудом укладывалось в голове, что эти феи – те же самые, о которых им рассказывала Нянюшка:

– А вас не беспокоит, что она приходится родней сестричкам?

– Нет, дорогая моя, ничуточки. Особенно с тех пор, как мы отправили их в царство снов, – сказала Мерривеза.

Тьюлип порадовалась про себя, что Цирцея не слышит этого разговора.

– Должна сказать, меня удивляет, что вы так легко признаете свое участие в том, что случилось с сестричками, тем более в этом доме. Цирцея близкий Друг нашей семьи, а состояние старших сестер очень ее удручает.

– Ну, дорогая, на самом деле будет преувеличением говорить, что это именно мы погрузили сестричек в беспробудный сон, – с улыбкой вмешалась Фауна. – Мы просто, так сказать, воспользовались ситуацией. Они и так уже были обессилены испытанием, которое устроила им Урсула, ну а мы подумали, что будет только лучше, если они поспят подольше, а не восстанут сразу же, едва восстановив силы.

– Лучше для кого? – тряхнула головой Тьюлип.

– Допустим, для Цирцеи. А впрочем, и для всех остальных, – ответила за всех Мерривеза.

– Мерривеза, я вижу, ты опять превысила свои полномочия! – гулко прокатился у них над головами голос Оберона.

– Оберон? – Фея-Крестная тут же порхнула в небо. – Оберон, это ты! Как же я рада тебя видеть! – Она поманила остальных фей. – Девочку девочки, все сюда! Давайте взлетайте и познакомьтесь с Обероном!

Добрые феи пришли в невероятное возбуждение:

– Для нас такая честь познакомиться с тобой, король Оберон!

Исполинский Повелитель Леса приветствовал их улыбкой:

– Да-да, мои малютки, я тоже очень рад знакомству с вами! Ну же, успокойтесь, успокойтесь. Нам нужно многое обсудить и решить много важных вопросов, но все должно делаться по порядку. Первым делом давайте поговорим о сестричках-ведьмах. Почему вы отправили их в царство снов? Без моего позволения такое делать не положено.

Фея-Крестная как будто призадумалась:

– Так ведь я не знала, что ты уже вернулся в мир, о Величайший.

– Верно, верно. Ты никогда не отличалась наблюдательностью. Впрочем, у тебя есть другие таланты, и ты в полной мере проявила их, трудясь над своей подопечной Золушкой, – сказал Оберон.

Фея-Крестная просияла от его похвалы:

– Благодарю тебя, Величайший.

– Однако, дорогая моя посланница, я должен снова спросить тебя, почему ты присвоила себе право изгнать сестричек из мира.

– Нет-нет, не изгнать! – затрясла головой Фея-Крестная. – Ничего подобного! Они продолжают жить, мой король, и живут прекрасно – лучше, чем раньше: ведь теперь их окружает мир, который они создали для себя сами. Там им ничто не угрожает, и в то же время они никому больше не смогут причинить вреда.

– И кто же дал тебе право поступить так? – настойчиво продолжал спрашивать Оберон.

Фея-Крестная снова задумалась:

– Что ж, наверное, я сама. Поверь, Величайший, они творили совершенно ужасные вещи. Они едва не погубили Белоснежку и свели с ума ее мать!

– А еще, – вмешалась Мерривеза, – они чуть не убили Белль, заколдовав волков в землях Чудовища. Не говоря уж о том, что они сговаривались погубить Ариэль и ее отца, короля Тритона! И уж кому как не Фее-Крестной знать, какую роль они сыграли в истории с Золушкой!

– Да-да, все это мне известно. Конечно, так оставить эти преступления нельзя, – согласился Оберон. – Но сейчас меня больше заботишь ты, Фея-Крестная. Почему ты решила, что это твое дело – защищать всех этих девушек? И вмешиваться во все подряд, даже в дела Тьюлип? Ты ведь все время наблюдаешь за ней, хотя она давно уже окружена заботой твоей сестры.

– Я не знала, что Тьюлип под ее опекой. После того как сестра помогла мне восстановить Страну эльфов и фей, я перестала чувствовать ее в этом мире. Но я и подумать не могла, что это из-за того, что она потеряла память. Но как только сестра начала вспоминать, кто она такая, я снова почувствовала ее. – Фея-Крестная умолкла, обдумывая, что сказать дальше. – Прости меня, повелитель, но с каких это пор защита юных принцесс стала преступлением?

Оберон подумал, что слова феи не лишены логики. В общем-то, она не нарушила никаких законов: любая фея, исполняющая желания, наделена правом искать тех, кто нуждается в ее помощи. Но тут ему стало ясно, что показалось ему самым неправильным.

– Конечно, никакого преступления в этом нет, моя дорогая. Но позволь спросить тебя еще кое о чем: почему, при всей твоей доброте, ты не пожелала помочь Малефисенте, когда она была еще совсем маленькой и сидела в одиночестве в вороньем дупле?

Лицо Феи-Крестной вытянулось:

– Вижу, ты побеседовал с моей сестрой.

Оберон расхохотался громоподобным смехом, хотя на этот раз в нем звучала не радость, а скорее разочарование:

– Нет, дорогая моя. Но я видел это своими глазами, пока спал. Я видел все, что творилось на свете. Ты бросила ребенка бороться за выживание в одиночестве. Ты сделала все, что от тебя зависело, чтобы не дать ей расцвести.

Лицо Феи-Крестной исказилось от горя:

– Ты прав, повелитель. Все, что ты сказал, – истинная правда. И это причиняет мне ужасную боль.

Три добрые феи присоединились к ней, наперебой изливая свои извинения и сожаления:

– О, нам тоже очень жаль! Честное слово! Мы изо всех сил старались делать добро во всех королевствах, чтобы загладить нашу вину в том, что Малефисента обратилась к тьме!

Оберон выслушал их и нашел их сожаления искренними.

– Вижу, вы все действительно стараетесь исправить то, что случилось с Малефисентой. – Он снова обратился к Фее-Крестной. – И ты, надо думать, сознаешь, что именно твои слова стали пророчеством, определившим ее судьбу.

Фея-Крестная опустила глаза, сгорая от стыда и сокрушаясь.

– Сознаю.

– Тогда, быть может, надежда спасти спящую принцессу еще остается. Быть может, если вы признаете свои ошибки, Малефисента увидит и для себя возможность встать на путь исправления.

– О нет, – покачала головой Фея-Крестная. – Не думаю, что такое возможно. Только не Малефисента. Ты же знаешь, что своим заклятием она обрекла принцессу Аврору уколоть палец о веретено и умереть! Если бы добрые феи не сумели в последний миг изменить его на заклятие сна, Аврора была бы уже мертва! А теперь Малефисента намеревается убить принца Филиппа, чтобы он не смог разбить ее чары!

Оберон зашелся смехом:

– Сколько таких сказок рассказывается век за веком – но чем они все заканчиваются? Козни злых королев и ведьм всегда терпят поражение, а злодейки погибают. На их пути обязательно возникают какие-то препятствия или люди, мешающие их коварным планам. Мне больно восставать против Малефисенты, особенно теперь, когда вы сами подтвердили, что она обратилась к злу из-за вас. Мне остается лишь надеяться, что она пощадит принца и разбудит спящую принцессу. Хотя, боюсь, этого так и не случится.

Глава 30

Неудача Нянюшки

Выслушав историю Малефисенты, Нянюшка не знала, что сказать. Так они обе и сидели молча, когда в комнату вошел Хадсон с серебряным подносом в руках, на котором лежал маленький туго скрученный свиток.

– Прошу прощения, госпожа, но сова только что доставила письмо. Это от Цирцеи. – Он подал поднос Нянюшке, и та торопливо схватила свиток.

– Спасибо, Хадсон, можешь идти, – отпустила дворецкого Нянюшка и развернула послание. Прочтя его, она не удержалась и тихо ахнула.

– Ну что там? – поинтересовалась Малефисента. – Она нашла заклинание?

Нянюшка ответила не сразу.

– Что ты молчишь? О чем там говорится? – настойчиво допытывалась Малефисента.

– Да, она нашла заклинание, – негромко сказала наконец Нянюшка.

– Значит, она готова нам помочь? – улыбнулась Малефисента. – Я знала, что если она прочтет это заклинание, то сразу все поймет и согласится мне посодействовать. Она уже идет сюда?

– Нет, – покачала головой Нянюшка. – Она не придет.

Малефисента резко поднялась, и ее лицо залила зеленая краска бешенства:

– Почему это? Почему она не придет?!

– Потому что не может, Малефисента. Ее уже здесь нет. Дом сестричек сам собой перенесся в другое место.

Малефисента припомнила, что сестрички вроде бы говорили о чем-то таком много лет назад, но тогда она решила, что они просто несут всякую чепуху, как частенько бывало.

– Верно. Они упоминали, что у их дома есть какой-то защитный механизм. Но я совершенно забыла об этом. Проклятье... Мне следовало это помнить! – Малефисента с нарастающим раздражением принялась расхаживать по комнате взад-вперед, и ее одеяние развевалось у нее за спиной. – Без Цирцеи нам не обойтись. Нам нужна ее сила, чтобы разбить чары добрых фей, которыми они дополнили мое заклятие. Она нужна нам. Нас должно быть трое!

– Малефисента, успокойся! Я до сих пор так и не поняла, почему ты наложила смертельное заклятие на собственную дочь! И, сказать по правде, думаю, что в этом деле тебе не удастся заручиться помощью Цирцеи, что бы ты ей ни сказала. А еще я не понимаю, почему... – Нянюшка резко осеклась. Пожалуй, она, сама того не заметив, стала слишком уж фамильярничать с Малефисентой. Ей вдруг пришло в голову, что, задав следующий вопрос, она может переступить черту.

– Почему что? Почему я бросила свою дочь? Почему я заставила сестричек отдать ее тебе? Ты что, сама не понимаешь? Неужели тебе нужно все разжевать? Или ты не заметила, во что сестрички со временем превратились? И не заметила перемен во мне самой? Уж конечно заметила. Я знаю, что ты все прекрасно чувствуешь. И вижу, что в тебе не осталось ни капли любви ко мне. Потому что я отдала Авроре лучшую часть себя! Ту самую часть, которую ты любила. Я отказалась от нее, и теперь во мне не осталось ничего хорошего. Все хорошее досталось ей. Поэтому я и решила отдать свое дитя – прежде чем мое сердце будет полностью отравлено злом, прежде чем я полностью утрачу себя. День за днем я чувствовала, что распадаюсь, становлюсь пустой и холодной. Я не испытывала любви к своей дочери, поэтому и хотела, чтобы ты забрала ее к себе и заботилась о ней. Я думала, что если ты возьмешь под свое крыло лучшую часть меня, ты словно вернешь себе свою дочь... но ты отвергла ее! Отдала ее этим кошмарным феям – и это после всего, что они сделали мне! Никто и никогда не ранил меня так больно. Даже когда я думала, что потеряла тебя, даже когда я много лет мучилась от одиночества, эту боль было не сравнить с тем, что я испытала, когда ты отдала мою дочь этим жутким феям!

– Но я же не знала! – сокрушенно вскричала Нянюшка. – О, Малефисента... Мне так жаль! Прости меня. Если бы я знала правду, я бы никогда не отдала ее. – Нянюшка посмотрела Малефисенте в глаза, собираясь с мужеством, чтобы задать еще один вопрос. – Но я все равно не понимаю, почему ты обрекла свою дочь на смерть.

Глаза Малефисенты гневно сверкнули:

– Да нет, конечно же ты все понимаешь. Загляни в свое сердце – и ты найдешь в нем ответ. Но если ты и в самом деле не понимаешь, это не моя вина. Ты же владеешь мастерством прозревать время. Если бы ты хотела, ты могла бы увидеть своими глазами каждое мгновение моей истории! И ты могла бы помочь мне в любой момент – тебе стоило только захотеть!

Нянюшка и сама знала, что Малефисента права, поэтому сказать в свою защиту ей было нечего.

– Ты права, Малефисента. Мне очень жаль, но сейчас мы должны спасти твою дочь. Не можешь же ты позволить ей спать в этом замке до скончания времен. Еще не поздно спасти вас обеих – и ее, и тебя.

– Значит, ты в самом деле кое-чего не понимаешь. Иначе ты бы сейчас меня об этом не просила. Я не могу допустить, чтобы моя дочь очнулась от сна. Разве ты не видишь...

Договорить Малефисента не успела – ее перебил целых хор из восклицаний и аханий. У дверей с потрясенными лицами застыли Фея- Крестная, Мерривеза, Флора и Фауна.

– Так это ты – мать Авроры?! – с трудом выговорила Фея-Крестная.

– Мы не знали! – сдавленно пискнула Флора.

– О, Малефисента, тогда не удивительно, что ты так ненавидишь нас! – всхлипнула Фауна.

– Прости нас! Прости, что мы не пригласили тебя на крестины! О, Малефисента! Сможешь ли ты когда-нибудь простить нас? Мы же ничего не знали! – запинаясь, выпалила Мерривеза.

Внезапно все наконец прояснилось. Каждая деталь встала на свое место. Но три феи все равно были обязаны защищать Аврору – вернее, защищать свою Розу.

Они никак не могли просто взять и отдать ее в руки темной феи – даже если она приходилась ей матерью.

Глава 31

Книга волшебных сказок

Цирцея и Белоснежка сидели, тесно прижавшись друг к другу, когда дом сестричек наконец приземлился на новом месте. Что это за место, они не знали, но там царила пугающая темнота.

– Белоснежка, оставайся здесь, а я пойду осмотрюсь, – сказала Цирцея. – Кажется, мы наконец остановились.

Белоснежка крепко сжала руку Цирцеи, не желая отпускать ее:

– Я пойду с тобой.

Они вместе подобрались к самому большому окну и выглянули наружу. Белоснежка сдавленно ахнула: они находились посреди океана темноты, в котором сияли скопления мерцающих звезд, и эти звезды двигались, словно танцуя под какую-то неслышимую музыку. Мимо по темному полотну ночи то и дело проносились яркие зеленые или желтые огни, оставляя за собой долгий след – зрелище было прекраснее, чем самые роскошные закаты и рассветы, которые им доводилось видеть.

Цирцея не имела представления, где они находятся, но точно знала, где они находиться не могут. Это место явно не принадлежало ни к одному из королевств. И все же, по какой-то необъяснимой причине, она чувствовала себя в безопасности.

– Мне кажется, дом перелетел туда, где он был когда-то создан. Помнится, сестры однажды говорили об этом. Предупреждали меня, что такое может произойти, если с ними случится что-то плохое, но я, честно говоря, пропустила их слова мимо ушей. Сейчас я нередко жалею, что не слушала их болтовню более внимательно, но они всегда выражались так туманно – все какими-то обрывками, часто в рифму, толком и не поймешь ничего.

Белоснежка держалась на удивление спокойно и собранно.

– Ясно. Что ж, полагаю, с этим уже ничего не поделаешь. Как ты думаешь. Нянюшка получила твое послание? – спросила она, обходя комнату и зажигая свечи в канделябрах. Вскоре в доме стало светло и уютно.

Цирцея заморгала, привыкая к яркому свету:

– Наверное, получила. Я ведь отправила его, пока мы еще находились в знакомом нам мире. Только, боюсь, отсюда связаться с ней мы уже не сможем.

Белоснежка подошла к диванчику и взяла в руки ручное зеркальце, с помощью которого Цирцея общалась с Нянюшкой:

– А это нам не пригодится?

Цирцея умудрилась совсем забыть про него:

– Давай попробуем! – Взяв зеркало, она приказала: – Покажи мне Нянюшку! – Ничего не произошло. – Покажи мне Малефисенту! – По-прежнему ничего. Цирцея вздохнула и отложила зеркало в сторонку.

Белоснежка сосредоточенно что-то обдумывала.

– А как насчет книги сказок? – спросила она. – Хотелось бы знать: вдруг она продолжает сама писать истории всех, о ком в ней говорится, как это было в те времена, когда мы с моей матушкой в нее заглядывали.

– Отличная мысль, Белоснежка! Давай проверим! – обрадовалась Цирцея, открывая книгу. – Так и есть! Взгляни сюда! Как по-твоему, Белоснежка, была в ней раньше эта сцена, где Нянюшка разговаривает с Малефисентой?

Белоснежка взяла у нее книгу и принялась за чтение, быстро пролистав страницы, которые были ей уже известны:

– Как странно... История слегка изменилась. Совсем немного, вот здесь и здесь. Знаешь, Цирцея, я плохо разбираюсь в том, как работает магия, – но не могут ли эти истории переписывать себя сами, по мере того как в них происходят все новые события?

Цирцея не знала точно, возможно ли это, однако теория была неплохая.

– Похоже на то, – кивнула она.

– Интересно. Хотела бы я знать... – Белоснежка перевернула еще пару страниц, чтобы посмотреть, что в них изменилось. – Погоди- ка... А этой истории здесь раньше вообще не было!

Взгляд Белоснежки был прикован к очень красивой иллюстрации с изображением Цирцеи – совсем еще крошки, но не узнать ее было невозможно. На картинке Цирцея стояла вместе со своими тремя старшими сестрами под небом, усеянным яркими звездами. Белоснежка никогда не видела столько звезд – даже в собственном зачарованном королевстве. Ей бросилось в глаза, что сестры Цирцеи стоят вокруг нее треугольником, а у них под ногами на земле проведены какие-то линии, мерцающие в лунном свете. Картинка была очень странная, и Белоснежка совсем не понимала, к чему она.

– Что? Что там? – всполошилась Цирцея, заметив выражение ее лица.

Белоснежка сморщила носик и поджала губы. Как уже успела понять Цирцея, у Белоснежки эта гримаска означает, что она чем-то озабочена.

– Это история про тебя.

Цирцея вздрогнула всем телом:

– Тогда я не хочу видеть ее, Белоснежка. Я просто не могу! Пожалуйста, пролистай ее.

Белоснежка выразительно взглянула на нее, словно спрашивая, уверена ли она в своем решении.

Цирцея не ответила, и Белоснежка вернулась к сказке про Драконью Ведьму и быстро пробежала уже знакомые страницы, проверяя, не добавилось ли к ним чего-нибудь нового. Читая душераздирающий рассказ Малефисенты, которым та поделилась с Нянюшкой, Цирцея невольно задумалась – быть может, в Малефисенте еще осталась какая-то, пусть совсем крохотная, часть, обращенная к добру? Ведь иначе, сообразила Цирцея, она бы уже убила принца. Что-то же должно было удержать ее от этого злодеяния. Цирцея не сомневалась, что ее собственные сестры уже непременно убили бы его. Или свели бы с ума, что едва ли не еще страшнее.

– В чем дело, Цирцея? О чем ты думаешь? – заметила ее замешательство Белоснежка.

История Авроры до того сильно напомнила Цирцее историю самой Белоснежки, что ей не захотелось расстраивать свою новую подругу, возвращая ее к мрачным воспоминаниям из прошлого.

– Просто я до сих пор не могу понять, почему Малефисента наложила на Аврору заклятие. Все остальное мне более или менее ясно, и я понимаю, что ею двигало. Но смысл этой части истории от меня ускользает.

Белоснежка коснулась ладонью щеки кузины и улыбнулась:

– Это потому, что у тебя никогда не было матери, которая хотела тебя убить. Какими бы ужасными ни были твои сестры, они все же очень тебя любят. Да, я знаю, что они много обманывали и мучили людей. И тебя тоже мучили. Но теперь, когда я прочитала, что они сделали для Малефисенты, как они старались ей помочь, мне все же кажется, что когда-то они могли быть и хорошими ведьмами.

Цирцея подумала, что со стороны Белоснежки необычайно мило сказать такое – учитывая, сколько зла принесли сестрички ей самой. Но то, что Белоснежка сказала потом, удивило ее еще больше.

– И мне кажется, я знаю, почему Малефисента прокляла свою дочь. Кажется, я поняла, почему она желала ей смерти.

– Правда?

– Мне так кажется.

Глава 32

Ее последнее предательство

Малефисента едва сдерживала ярость. Неужели Нянюшка специально все это подстроила – заставила ее выдать свои самые потаенные секреты только для того, чтобы о них узнали ее давние враги – добрые феи?! Малефисента бесновалась так, что еще чуть-чуть – и она бы снова превратилась в дракона.

– Это еще что?! Как ты посмела притащить их сюда?! – вопила она, уже почти не владея собой от гнева.

Нянюшка стремглав метнулась к ней:

– Малефисента, нет! Это не то, что ты думаешь...

Но Малефисента уже взмахнула своим посохом – и невидимая сила отшвырнула Нянюшку на другой конец комнаты, прямо в камин.

– Все, ты предала меня в последний раз! – Посох Малефисенты оглушительно ударил в каменный пол. Ужасающий грохот прокатился по всему замку в камине взметнулось зеленое пламя, готовое поглотить Нянюшку

– Малефисента! Хватит!

Темная фея замерла на месте, не понимая, кто это вдруг заговорил с ней и откуда исходит этот громовой голос.

Фея-Крестная бросилась к сестре и загасила огонь, а потом встала, загородив собой Нянюшку и угрожающе воздев волшебную палочку:

– Отойди, Малефисента! Не вынуждай меня применять к тебе силу!

Малефисента лишь презрительно хохотнула, бросив взгляд на пожилую фею. Гораздо больше ее интересовал источник гулкого, проникающего в самую душу раскатистого голоса.

– Кто здесь? Кто со мной говорит? – громко крикнула она. Темная фея пристально осматривала комнату обшаривая желтыми глазами каждый уголок. Нянюшка и думать не думала, что Малефисента способна испытывать страх, но, похоже, та догадалась о могуществе Оберона по одному лишь его голосу. – Кто здесь? – снова спросила она – и вдруг пронзительно вскрикнула, когда кряжистая ветка, пробив оконное стекло, схватила ее.

Три добрые феи мигом вскинули волшебные палочки, и в воздухе замерцал защитный купол серебристого света, спасающий всех от сыплющихся сверху осколков. Зажав Малефисенту в кулаке, Оберон поднес ее к своему лицу, чтобы хорошенько разглядеть ее. Ему хотелось узнать, что стало с этой феей, понять, действительно ли в ней не осталось ничего, кроме зла, как это утверждали другие. И то, что он увидел, оказалось куда ужаснее, чем все, что он мог себе представить. Разочарованию Оберона не было предела.

– Ты посмела поднять руку на свою мать! И это после всего, что она сделала, чтобы защитить тебя!

Малефисента знала, кто он такой: она сразу узнала короля эльфов и фей по изваянию, которое стояло в саду в Стране эльфов.

– Оберон, – холодно сказала она.

Повелитель Деревьев стиснул темную фею еще крепче и заглянул ей глубоко в глаза:

– Подлая злодейка! В тебе не осталось ни капли любви. Твое сердце заполнено лишь ненавистью. Ты не оставляешь мне выбора!

И он от всей силы швырнул Малефисенту туда, где в ожидании залегли заросли лиан. Воинство Оберона, исполинские Повелители Леса, двинулось за ней следом – с поразительным для столь огромных созданий проворством. Земля трещала под их тяжелой поступью, расходясь глубокими оврагами, а замок и окрестные строения зашатались и едва не обвалились.

Уже в воздухе Малефисента почувствовала, что ее тело лопается от жара, и поняла, что с ней происходит. Она снова превращалась в дракона. Испустив ужасающий вопль, она изрыгнула вихрь зеленого пламени, который сделал бы честь и самому Аиду, а потом развернулась на своих широких крыльях и помчалась к замку Морнингстар, опаляя свой путь огнем. О б ер он и его Повелители Леса метали в нее снизу огромные камни, и Малефисента дохнула пламенем и в гигантов. Огонь мигом воспламенил землю, охватив трескучими языками тела солдат лесного воинства. А потом Малефисента еще раз взмахнула крыльями и повернула к дому.

«Диаваль, верный друг мой! Собери моих птиц. Укрой их в безопасном месте. Доставь их домой».

Диаваль мигом собрал всех ворон и воронов – кроме разве что Опал, которой он нигде не смог найти. «Опал! Где ты? Хозяйке нужна наша помощь». Но птица так и не ответила. Диаваль мог лишь надеяться, что Опал не пострадала в огненном сражении, но ждать ее уже не было времени.

Малефисента неслась к своему разрушенному замку со всей скоростью, которую могли развить ее крылья, ловко увертываясь от летящих в нее огромных валунов. Она знала, что стоит ей преодолеть границу своих владений – и Повелителям Леса придется отступиться: преследовать ее там они уже не смогут. Она оглянулась назад, на настигающую ее армию деревьев и свирепо извивающиеся лианы, и испустила новую струю пламени. Но очередной удар настиг ее: большой валун с немыслимой силой ударил ее в плечо. Кровоточащее сломанное крыло бессильно повисло, и она почувствовала, что падает – прямо на высокую выщербленную башню. Последним усилием Малефисента попыталась сменить направление, но теперь камни уже градом летели в нее со всех сторон, молотя по истерзанным крыльям. Она тяжело рухнула на башню, которая сразу развалилась, и очутилась на земле среди груды обломков. Лианы тут же хищно потянулись к ней и плотно обвили ее тело, стянув челюсти так, чтобы она не могла больше выдыхать пламя. Совершенно беспомощной Малефисенте оставалось только сдаться.

Оберон и его войско были уже рядом. Она чувствовала, как дрожит и осыпается под их ногами земля: еще немного – и они растопчут ее. Чьи-то огромные руки снова и снова шарили среди лиан, пытаясь нащупать ее в переплетении колючих стеблей. Острые шипы пронзали толстую драконью шкуру все глубже впиваясь в истекающую кровью плоть. Она уже не сомневалась, что умрет прямо здесь, как вдруг неожиданно ощутила, что ее тело снова стало уменьшаться. Вскоре она стала такой маленькой, что деревья никак не могли отыскать ее под густым пологом лиан. Малефисента снова стала самой собой – и пусть все ее искалеченное тело болело и кровоточило, зато она полностью владела им. Ей вспомнился тот день, когда лес напал на нее, пока она шла к сестричкам, и как ведьмы призвали ей на помощь тьму, зачернив все небо.

«Призываю всех адских фурий покрыть эти земли черной тьмой и дать мне силу, чтобы одолеть эти мерзкие порожденья природы!»

Павшая на землю темнота оказалась такой непроницаемой, что погребенная под лианами Малефисента словно ослепла. «Замрите!» – крикнула она, и лианы мигом оцепенели, оставив широкий просвет – достаточный, чтобы в него прошел огромный дракон. Малефисента бросилась бежать, то и дело уклоняясь от свирепых ударов Повелителей Леса, которые еще пытались отыскать ее среди колючих зарослей. Расхохотавшись, Малефисента ударом своей магии разнесла вдребезги летящий в нее большой камень и наконец дала волю своей ярости, уничтожая все на своем пути, направляя смертоносные волны разрушения во все стороны. Лианы с треском ломались, Повелители Леса вспыхивали как хворост. Взмахивая посохом, Малефисента подожгла еще несколько из них.

Оберон, рыдая, стоял среди остатков разметанного в щепки леса над дымящимися останками самых преданных своих полководцев. Вне себя от отчаяния, он издал тоскливый вопль, который разнесся по всем окружающим землям. От этого вопля с неба пролился дождь, загасивший огонь Малефисенты, но исправить было уже ничего нельзя: Оберон попытался одолеть темную фею – и потерпел поражение.

А Малефисента под покровом спасительной темноты направилась к своему замку.

Глава 33

Наконец дома

Снова очутившись дома, Малефисента вздохнула с облегчением. «Слишком уж надолго я отлучилась», – думала она. Только попусту потеряла время, пытаясь найти помощь у тех, кому судьбой назначено предать ее. Как глупо, как неразумно с ее стороны было доверять Нянюшке... да и вообще полагаться на кого-либо, кроме себя самой.

Темная фея вновь осталась в одиночестве. Ну и что тут такого? Она всегда была одна. И свои проблемы она решит сама. Сама разберется с принцем Филиппом.

Малефисента встала перед зеркалом в полумраке своей спальни, где единственным источником света было зеленое пламя в камине. От пляшущих языков огня по стенам метались жуткие, угрожающие тени каменных горгулий, которые таращились на нее из четырех углов комнаты и с обеих сторон огромного камина. Обрамляющие очаг каменные чудища возвышались над Малефисентой футов на пять, не меньше. Малефисента даже подозревала, что когда-то они были живыми дышащими существами – изредка ей казалось, будто она видит в их глазах крохотную искорку жизни. Темная Фея уставилась на свое зеленоватое лицо в отражении зеркала и попыталась взять себя в руки, подавив бушующий в душе гнев. Для этого самого главного сражения ей понадобится холодная голова. Ведь ей придется объявить войну не одному только Филиппу, но и доброй части всего волшебного мира.

– Малефисента, прошу тебя, остановись. Отступись, пока еще не поздно. – В зеркале замерцало изображение королевы Гримхильды. Малефисента зажмурилась, от всей души желая, чтобы та немедленно убралась. Видеть старую королеву именно сейчас ей совершенно не хотелось.

– Друг мой, я не могу допустить, чтобы моя дочь осталась жива. Тебе не понять.

Лицо Гримхильды посуровело:

– Ты так считаешь? Я ведь пыталась убить свою дочь! И даже не один раз! Уж если кто и может тебя понять, то это я! Но попомни мои слова, Малефисента: если ты поднимешь руку на принца Филиппа, тебе не жить. Так написано в волшебной книге сказок. А если твое тело погибнет, кто поручится, сможешь ли ты поселиться в каком-нибудь другом мире? Сестричек сейчас рядом нет, и они тебя больше не защитят!

Лицо Малефисенты вспыхнуло от ярости:

– Вот как? Значит, все уже написано заранее? Предопределено? Тогда чего ради мы вообще живем?

– Хотела бы я иметь больше силы, – вздохнула Гримхильда, – но за пределами моего собственного королевства я почти ничего не могу. – Похоже, королева понимала, что отговорить Малефисенту от ее безумств ей вряд ли удастся. – Но если уж ты твердо решила умереть сегодня, то хотя бы знай, что я очень тебя любила.

У Малефисенты что-то дрогнуло внутри – в том месте, где она хранила всю свою боль. Где жили воспоминания о ее приемной матери, о сестричках, о ее дочери и о ней самой – прежней.

– Я знаю, Гримхильда. Спасибо тебе.

– Поверь, еще не поздно остановиться, – все еще пыталась убедить ее старая королева. – Ты можешь просто отпустить принца. Можешь попросить фей зачаровать его так, чтобы он никогда не вспомнил, кто ты такая или что ты ему сделала. В конце концов, у них перед тобой должок! И ты можешь разбудить свою дочь. Просто пойди в свое подземелье и отпусти его, Малефисента. И на этом все сразу закончится!

Малефисента как будто задумалась над предложением Гримхильды, но затем ее лицо вновь застыло безжизненной маской, и она коротко отрезала:

– Нет.

– Но почему?! Прошу тебя, отбрось свою гордость и свою обиду. Ведь речь идет не о Легендарной и не о других феях. Да, знаю, они тебя предали. Но, пожалуйста, не позволяй гневу поработить тебя. Не убивай свою дочь лишь потому, что другие причинили тебе боль. Убийством дочери ты их не накажешь. Ты ранишь только себя! И принесешь муки Авроре!

Малефисента не переставала удивляться, почему никто, кроме нее, не понимает, что ею движет. Ей самой необходимость убийства Авроры казалась такой очевидной. Но ни один из тех, кто был когда-то ей близок, не мог уяснить ее мотивов. Хотя сестрички наверняка бы ее поняли. Правда, они-то как раз хотели бы, чтобы принцесса пробудилась, прекрасно представляя, какую это вызовет беду.

– Я должна убить Филиппа. Посуди сама: он ведь и есть ее истинная любовь. Они влюбились друг в друга, даже не зная, что уже заочно помолвлены. Он ради этой любви отказался от места при дворе своего отца, не догадываясь, что именно ее предназначили ему в жены. И если он ее поцелует, она точно проснется! Слишком уж здесь все идеально – словно и впрямь предопределено и написано заранее и этим двоим остается лишь разыграть свои роли. И я, разумеется, тоже исполняю отведенную мне роль – роль владычицы тьмы, которая всеми силами старается держать влюбленных как можно дальше друг от друга, не давая им встретиться! А почему? Потому что я обиделась, что меня не включили в список гостей? Глупости! Или потому, что моя приемная мать предала меня и поручила мою дочь этим кошмарным феям, и от этого мне захотелось увидеть, как Аврора погибнет в день ее шестнадцатилетия? Не слишком ли просто, как по-твоему? Таких причин можно придумать много – будет, из чего выбрать. Но никто так до сих пор и не понял правды. Никто так и не догадался, почему мне так нужно обезопасить мою дочь! – Она гневно швырнула свой посох через всю комнату. Стены содрогнулись от грохота. – Как ты думаешь, почему я выбрала для этого именно ее шестнадцатый день рождения? Неужели ты считаешь, что я взяла это число наугад, просто с потолка? Я обрела свою силу именно в день своего шестнадцатилетия – и смела Страну эльфов и фей с лица земли. Войдя в полное могущество, я едва не убила всех, кто был мне дорог, и я не хочу, чтобы то же самое случилось с моей дочерью. Она унаследовала мою силу. Наверняка это уже по ней заметно! Я не желаю ей таких же страданий, какие испытала сама. Я пытаюсь спасти ее от этой боли. Она должна остаться в царстве снов навеки!

Гримхильда наконец осознала все – лучше, чем это сделал бы любой другой:

– Я понимаю тебя. И я с тобой согласна.

– Согласна?! Правда?!

– Правда. Если ты действительно полагаешь, будто есть хоть малейший шанс, что она унаследовала твою силу, то ты обязана защитить ее. Ни в коем случае не дай ей проснуться, даже если для этого тебе придется убить принца Филиппа.

– Спасибо тебе, мой друг.

– Иди же спасай свою дочь!

Глава 34

Владычица тьмы

Лучше всего Малефисента чувствовала себя в подземельях своего замка, где она творила магию. Важную магию. Ее подручные всегда находились здесь же, танцуя в зеленом пламени, пока она с нежностью поглаживала своего любимца Диаваля. Малефисента сосредоточилась на том, чтобы выгнать из головы все лишнее – все и всех. В последние дни она позволила себе стать слишком уязвимой – и ее тут же предали. Нет, она должна оставаться одна. Она принадлежит воронам – этим существам, которые тоже танцуют сейчас в ее честь. Она принадлежит им, а они исполняют ее волю. Понемногу она начинала чувствовать себя как раньше, еще до того, как отправилась в королевство Морнингстар. Здесь, в ее доме, было место ее силы, и могущество постепенно возвращалось к ней в полной мере. И все же, даже ощущая себя темной феей, она снова и снова возвращалась к вопросу: так ли уж ей обязательно убивать принца?

Пока ее помощники танцевали в языках пламени, она размышляла о Филиппе, заточенном в своей одиночной камере, и ее ненависть к нему все росла. Он – главная угроза безопасности ее дочери. А она готова на все, чтобы смести с лица земли любого, кто станет угрожать ей. Любого, из-за кого Аврора может стать таким же монстром, как она сама. И, поглаживая оперение Диаваля и любуясь танцующими птицами, она решила, что, пожалуй, пора нанести принцу визит.

– Какая жалость, что принц Филипп не может присоединиться к нашему веселью. Давай-ка навестим его в подземелье. Надо же как- то его подбодрить.

Диаваль полетел впереди нее по длинному коридору, где несли охрану помощники темной феи. Потом они спустились по узкой винтовой лестнице, которая обвивалась вокруг восточной башни и уводила глубоко в подземелья замка. Там, в сыром и сумрачном каземате, Малефисента велела своим приспешникам заточить принца. Диаваль уселся на каменную колонну, наблюдая, как Малефисента отпирает отмычкой тяжелую дубовую дверь, которая открылась с натужным скрипом. Принца Филиппа она застала в том положении, в каком и ожидала: прикованный цепями к стене, он сидел, опустив голову, измученный и несчастный. Неужели она действительно собирается это сделать? Неужели она убьет его? Неужели она уже полностью вжилась в роль темной феи, владычицы зла? Впрочем, она ведь уже давно смирилась с этим. «Так было предопределено. Так и должно было случиться».

– Право, что с тобой такое, принц Филипп? Что это ты нос повесил? Ведь тебя ожидает великолепное будущее. Тебе предстоит стать героем волшебной сказки! – Владычица зла поводила рукой над шаром, венчающим ее посох, чтобы в нем принцу явилось его будущее. Поразмыслив, Малефисента решила, что ей совсем не обязательно исполнять свою роль в точности как предписано. Можно ведь попробовать и другой путь. Оставить принца в живых – и в то же время надежно обезопасить свою дочь. И тогда, может быть – а вдруг? – Малефисента тоже сумеет сохранить себе жизнь. – Видишь? Это замок короля Стефана. А вон там, в самой высокой башне, грезит о любви принцесса Аврора. Но что это? Вот забавная прихоть судьбы: это ведь та самая девушка-селянка, покорившая сердце молодого принца. И она хороша, словно солнечный свет, – нараспев продолжала Малефисента. – что играет на золоте пышных волос. И прекраснее губ ее розовых нет, превзойдут они нежностью венчики роз. Спит она беспробудно, пока длится плен, но для верного сердца и век – словно день. Распахнутся врата, и откроется путь, гордый принц на коне устремится вперед, чтоб на спящую Розу с любовью взглянуть, чтоб к губам прикоснуться, сладким как мед. Пусть любви поцелуй всем докажет однажды, что любовь побеждает любые преграды. – Малефисента сама улыбнулась, наслаждаясь безупречностью своего злодейского плана, и зашлась хохотом, увидев, как отчаянно забился в цепях принц, догадавшийся, что темная фея намерена продержать его в темнице все сто лет. – Ну же, лети ко мне, мой дружок, – поманила она Диаваля. – Не будем отвлекать нашего принца от радостных мыслей. Какой же сегодня славный денек выдался! – Снова закрыв за собой замок в тяжелой двери, она блаженно вздохнула от нахлынувшего облегчения. – Наконец-то я хорошенько высплюсь. Впервые за шестнадцать лет.

Малефисента неспешно зашагала обратно к себе в башню. На душе у нее было спокойно: теперь ее дочь в безопасности. Ей хотелось просто спокойно посидеть и подумать. А еще обсудить свой план с Гримхильдой – интересно, согласится ли она, что Малефисента сделала правильный выбор, оставив принца в живых. Но вдруг Диаваль издал ужасный пронзительный вопль, и до Малефисенты донесся лязг оружия. Она решила, что это ее необузданные приспешники устроили драку между собой.

– Тихо! – крикнула она. – Диаваль, скажи этим болванам, чтобы они... Ах! Нет!

«Моя драгоценная птица! Мой старый друг!»

Но Диаваль уже обратился в безжизненный камень. И она точно знала, кто за это в ответе.

Три добрые феи!

Глава 35

Конец темной феи

Аврора никак не могла понять, почему сестрички не желают сами назвать имя своей младшей сестры, чтобы она появилась в зеркале. Они просто стояли перед ней как мрачные привидения в своих истрепанных белых платьях. «Погодите. Когда это они успели переодеться? – Голова Авроры кружилась, перед глазами все плыло. – Может, мне вообще все это мерещится? Почему эти три ведьмы мучают меня?»

– Потому, моя милая, что это твой сон. Мы проникли в твой уголок царства снов, а здесь ты командуешь зеркалами. Так что давай назови имя нашей сестры! Покажи нам Цирцею!

Аврора неохотно уступила:

– Покажите мне Цирцею.

Изображение Цирцеи мигом появилось во всех зеркалах сразу, но внимание Авроры привлекло одно из них, расположенное по правую руку от нее. Та Цирцея как будто смотрела прямо на нее, и от этого по спине Авроры побежал холодок, причину которого она не могла объяснить. Что-то в этом изображении очень ее беспокоило – словно она чувствовала, что эта Цирцея способна заглянуть прямо ей в душу. Но сестры-ведьмы, похоже, ничего не заметили: они полностью сосредоточились на другом зеркале, в котором королева Гримхильда кричала на Цирцею, угрожая убить ее.

– Да Гримхильда сгниет за это в адской пропасти! – завизжала Руби, но Люсинду больше озаботило то, что происходило в одном из других зеркал:

– Тсс! Сестры, мне кажется, это еще не успело случиться. Но смотрите внимательно!

Зеркало показывало Цирцею дома, где она рылась в книгах сестричек, лихорадочно пытаясь найти что-то на их страницах. «Ох, Белоснежка! – в панике воскликнула она. – Кажется, я нашла! Я нашла то, о чем говорила Малефисента. Это колдовство!» Не отводя глаз от зеркала, ведьмы смотрели, как бледнеет Цирцея. Вид у нее сделался такой, словно она вот- вот упадет в обморок. «В чем дело? – встревоженно спросила Белоснежка, бросаясь к ней и кладя свою маленькую ручку ей на плечо. – Что с тобой? Ну-ка, садись скорее. Успокойся. Сейчас я принесу водички. На тебе совсем лица нет».

– А ну убери руки от нашей сестры! – рявкнула Руби, хоть и знала, что Белоснежка никак не может ее услышать.

– Что эта приставучая королева делает в нашем доме?! – возмущенно заверещала Марта, но Люсинда тут же цыкнула на сестер, заставив их притихнуть: ей хотелось услышать, что ответит Цирцея.

«Теперь я поняла. Все встало на свои места. Все, все... Все мерзости, которые здесь творились. И мания моих сестер. И моя сила. Все...»

– Нет! – вразнобой заголосили сестры, однако их тут же отвлекли другие зеркала, в которых замелькали изображения Малефисенты.

– Сестры, смотрите! Это же Малефисента!

Руби злобно зыркнула на Аврору:

– Зачем ты сменила отражение в зеркалах?! Мы же просили показать нам сестру!

– Руби! Смотри! Повелители Леса сейчас убьют ее! Убьют Малефисенту! – захныкала Марта.

– Но она должна умереть совсем не так! Ее конец должен быть другим! – заорала Люсинда, почти впадая в истерику.

– Нет, сестры, глядите! – Руби ткнула пальцем в соседнее зеркало, где юный принц на белом коне скакал прочь от замка Малефисенты, воспользовавшись помощью трех добрых фей. Малефисента, стоя на замковой стене, размахивала своим светящимся посохом, призывая темную магию. Выкрикивая слова заклинания, она привела в движение колючие лианы, которые уже окружали замок короля Стефана.

– Умничка! – ободряюще крикнула Люсинда. – Ты же правишь тьмой, моя злючка! Давай-давай, пусть мрак укроет весь замок! Пусть он весь зарастет колючками! – Она перевела взгляд на сестер. – Это происходит прямо сейчас! Она преследует принца!

Люсинду встревожило, что добрые феи пришли на помощь принцу, и теперь она испугалась, что они одолеют Малефисенту. Она вынула из-за пояса маленький острый серп и резанула себя по руке. Держа руку ладонью вверх, она дождалась, пока кровь не наполнит ее и не начнет капать сквозь пальцы на пол.

– Сестры, сюда, скорее!

Руби и Марта протянули к ней свои длинные костистые руки, и Люсинда без всяких церемоний рассекла серпом и их тоже. Аврора в ужасе смотрела, как сестрички прижимают окровавленные руки к зеркалу, пока Люсинда громко произносит слова заклинания:

– Дай нам силу помочь нашей ведьме-под- руге, в душу ей заглянуть и воздать по заслугам!

Сестрички забились в судорогах, сотрясаясь все сильнее и сильнее при этих словах, которые они принялись повторять еще громче:

– Дай нам силу помочь нашей ведьме-под- руте, в душу ей заглянуть и воздать по заслугам!

Заклинание открыло сестричкам сердце Малефисенты. Они поняли, что она хочет убить принца, и почувствовали то, что чувствовала она – ее скорбь, одиночество, гнев и боль. Все это обрушилось на ведьм невыносимой, сокрушительной тяжестью.

«Так складывается история. Это то, что я есть. То, чем мне предназначено было стать. Я – владычица тьмы».

Сестрички похолодели, услышав, как Малефисента произносит эти слова. В одной стремительной вспышке они вдруг увидели и юную Малефисенту, и самих себя – совсем еще молодых и совсем разных, отличающихся друг от друга гораздо сильнее, чем сейчас. Они вспомнили девушку – маленькую фею-ведьму, которую так любили и хотели оберегать и которая, как они надеялись никогда не придет к такому настоящему. Внезапно, неизвестно почему, их ощущения изменились: они вновь стали самими собой, совсем другими – такими, как сейчас. Им уже не терпелось увидеть, как Малефисента входит в полную силу и принимает свою мрачную судьбу, как она обретает власть над тьмой и управляет ею по своему желанию. Они всегда знали, что этот день настанет – хотя когда-то давно им очень хотелось, чтобы этого никогда не случилось. Те ведьмы, которыми они были сейчас, вдруг в полной мере осознали, что именно они, а не Фея-Крестная, привели Малефисенту к этому моменту настоящего. К моменту, который предвидела Нянюшка и которого она страшилась всем своим существом.

Только Нянюшка не видела за ним сестричек-ведьм, хотя они всегда были рядом, надежно скрытые за зеркалами.

Сестрички знали, что на этот раз Малефисента не предаст своей природы. Она уже не боялась убить принца – особенно теперь, когда он прорубался сквозь чащу к спящей Авроре. Она же стала владычицей тьмы! Но от этих мыслей сестричек отвлек отчаянный крик Авроры, когда навстречу принцу в окружении зловещего зеленого ореола уверенно выступила Малефисента. Противники встретились лицом к лицу на подъемном мосту у замка короля Стефана. Могущество Малефисенты достигло вершины – сестры никогда еще не видели в ней такой силы. Истеричные выкрики Авроры мешали им, и Люсинда приложила ладонь к лицу девушки – сначала нежно, а потом с силой толкнув ее назад. Принцесса упала на пол – медленно и плавно, словно проваливаясь в мягкую перину.

– Спи, дитя! Спи в краю снов! – хором закричали сестры.

Марта ахнула, глядя, как Малефисента внезапно взметнулась ввысь в вихре черно-лиловых грозовых туч и оказалась выше самого замка. Сестрички чувствовали, что связаны с ней колдовством и кровью. Сестер снова затрясло, от порезанных рук на истрепанных белых платьях и фарфорово-бледной коже оставались кровавые пятна. Первой на пол рухнула Руби, за ней Марта. Люсинда оставалась на ногах, присматривая за сестрами и не давая им покалечиться при судорожных спазмах. Они корчились на полу, закатив глаза, содрогаясь всем телом и выкрикивая что-то неразборчивое, а потом вдруг замерли и оцепенели с выпученными глазами, в которых остались видны только белки. Для Люсинды это был знак, что теперь она может общаться с Малефисентой через своих впавших в транс сестер. Она положила правую руку на сердце Руби, а левую – на сердце Марты, отчего их платья тут же начали пропитываться кровью, и выкрикнула:

– Прими свою судьбу, Малефисента! Умри, если нужно, чтобы спасти свою дочь!

Ведьма улыбнулась, когда до нее донеслись слова Малефисенты:

– Тебе предстоит схватиться со мной, со всеми силами тьмы, о принц!

Люсинда наблюдала, как Малефисента вырастает все больше и больше, уже возвышаясь над бушующими в небе грозовыми вихрями. Она чувствовала небывалую силу, сгустившуюся вокруг темной феи при ее преображении. Сейчас она выглядела более грозной и могущественной, чем когда-либо прежде, и Люсинда осознала, что Малефисента наконец-то стала сама собой.

Она раскрыла свою истинную суть.

Она – владычица тьмы.

На этот раз, превращаясь в исполинское чудовище, Малефисента уже не чувствовала боли. Как же ей нравилось быть драконом! Она лишь жалела, что не стала воплощением злых сил намного-намного раньше – быть может, тогда превращение и не было бы таким болезненным. Зачем же, зачем она так долго противилась своей судьбе?! Теперь она уже была полна решимости уничтожить принца. Ей не терпелось ощутить вкус его крови, почувствовать, как дробятся в ее могучих челюстях его кости. «Я спасу свою дочь. Пришло время умереть!»

Ужасные клыки схватили принца Филиппа. Взмахивая мечом, он наносил ей удар за ударом, но для нее они были не страшнее булавочных уколов. В ее сознании осталась лишь главная цель: убить принца и спасти Аврору. И мысль об этом приводила ее в злобный восторг. Она останется здесь навсегда и будет нести вечную стражу, оберегая Аврору от любого, кому вздумается попробовать разбудить ее. Все остальное уже не имело значения. Наконец она была свободна! И наконец обрела возможность дать своей дочери то, чего никто так никогда и не смог дать самой Малефисенте: мир и покой.

Крик Люсинды эхом отдавался в ушах Малефисенты:

– Меч! Они зачаровали меч!

Но было уже поздно.

– Меч Истины, быстрей рази! Повергни зло, добро спаси! – пропела Флора.

Одним ударом принц вонзил зачарованный клинок в драконье сердце. Отчаянный крик Малефисенты прокатился над всеми королевствами, болью отдаваясь в сердцах тех, кто когда-то любил темную фею. Они почувствовали ее боль, когда она собрала все силы, чтобы с последним своим выдохом опалить принца огнем. Принц ожидал увидеть лежащую под утесом драконью тушу, но его меч оказался воткнут лишь в рваное тряпье, бывшее когда-то одеянием Малефисенты. Все было кончено. Юный принц отнял жизнь Малефисенты, чтобы начать свою собственную.

Глава 36

Гнев Цирцеи

Люсинда понимала, что уже ничем не могла бы помочь Малефисенте. Все было кончено. Никакое колдовство не позволило бы вернуть ее к жизни, да и тела ее не осталось, чтобы воскресить его. От темной феи не осталось вообще ничего. Люсинда поглядела на своих распростертых на полу сестер и решила пока не будить их. Она слишком устала, чтобы выносить буйство Руби и Марты – неизбежное, когда они узнают, что темная фея проиграла сражение с принцем Филиппом. Единственное, что хоть как-то утешало Люсинду и примиряло ее со случившимся, – это знание, что Малефисента наконец-то избавилась от всех своих мучений и что в последние мгновения жизни она была поистине счастлива: ведь она осознала, кто она есть, и приняла себя.

– Нет! – донесся из зеркал крик Цирцеи.

Люсинда резко обернулась, ища глазами свою дочь.

– Я здесь, – коротко бросила Цирцея, глядя на Люсинду из самого правого зеркала.

Люсинда никогда еще не видела ее такой разгневанной. И такой печальной.

– Дорогая моя! Я так рада тебя видеть, – сказала она.

– Смерть Малефисенты – это ваших рук дело! Это грязное заклинание не сработало бы, если бы она не пустила в свою душу зло! Вы вечно вмешиваетесь в жизнь людей, вечно все портите! Сколько их погибло из-за вас, сколько судеб разрушено!

– Но мы только хотели помочь ей, Цирцея! Мы дали ей ту, которой она могла дарить свою любовь!

– Да, но попутно погубили ее. Вы забрали все хорошее, что в ней было, и отдали его этой девочке, которая лежит сейчас на полу! Малефисента встала на путь зла лишь после того, как вы своим колдовством создали Аврору. Точно так же вы разрушили и собственные души, создав меня!

– Цирцея, нет! – замотала головой Люсинда. – Ты не понимаешь!

– Все я понимаю, матушка. И если вы хотите еще когда-нибудь вернуться в реальный мир и увидеть меня во плоти, то сотрите память этой девушке, Удостоверьтесь, что Аврора не помнит ничего, что связано с ее матерью. Ничегошеньки, ясно? И прекратите мучить Белоснежку в ее снах! Все понятно, Люсинда?

– Да, – покорно сказала Люсинда. Слова дочери очень много для нее значили.

– Так что, ты действительно считаешь, что Аврора унаследовала от Малефисенты ее магическую силу? – спросила Цирцея.

Люсинда уже успела подумать обо всем, что было в Малефисенте особенного – и, конечно, самой выдающейся ее чертой было ее небывалое могущество.

– Да, милая моя дочь. Ты ведь унаследовала нашу силу. Значит, скорее всего, и Аврора тоже унаследовала силу своей матери.

– Понятно. – Цирцея задумалась, прикидывая, что же делать дальше.

– Эта история должна была закончиться совсем не так, – вздохнула Люсинда.

– Только так она и могла закончиться. Ничего иного случиться не могло – после того как ты и твои сестры вмешались в жизнь Малефисенты и переломали ее! Вы разрушаете все, к чему прикасаетесь! Вы как злобные смерчи, сметающие все на своем пути!

Люсинда оцепенела, лишившись дара речи. Гневные слова дочери обрушились на нее как горький холодный ливень.

– Но мы хотя бы увидим тебя снова?

Цирцея пристально посмотрела на свою мать:

– Если вы сделаете так, как я просила, то я обдумаю эту возможность. А если не сделаете – то нет, мы больше никогда не встретимся!

– Я сделаю все как ты сказала. Но ты должна наложить на Аврору чары, которые скуют ее силу. Мне с этим не справиться, особенно отсюда. Сделай это, и как можно скорее. Принц уже на пути к замку, скоро он разбудит принцессу своим поцелуем. Загляни в книгу волшебных сказок и в зеркало, которое тебе понадобится, чтобы завершить колдовство. Это зеркало ты найдешь в моей комнате.

На языке у Цирцеи вертелось множество вопросов. Ей очень хотелось знать, как ее мать узнала, что эта часть истории обязательно найдется в книге сказок. Неужели эта взбалмошная троица и впрямь зачаровала книгу? И еще ей хотелось знать, что случилось с Руби и Мартой. Но сейчас на это не было времени – ей нужно было скорее сковать силу принцессы, не дать ей проявиться.

Это было последнее, что Цирцея могла сделать для Малефисенты. И тогда получится, что Малефисента погибла не зря.

Люсинда устало махнула рукой, отсылая ее:

– Ступай, дочка. Делай свое дело. А я тут обо всем позабочусь. Ступай и поколдуй как следует.

Глава 37

И снова давным-давно...

Цирцея стояла посреди домика своих матерей усталая и измученная, беспомощно таращась в зеркало, откуда еще мгновение назад на нее смотрело лицо матери. Одной из трех.

– Цирцея! Что случилось? – обеспокоенно спросила Белоснежка. Вид у нее был испуганный, и Цирцея не могла ее за это упрекнуть. Едва Аврора назвала зеркалам имя Цирцеи, как все было тут же повержено в хаос. Признаться, Цирцея и сейчас не очень понимала, как принцессе удалось вызвать ее.

– Мне нужно заглянуть в книгу сказок, скорее!

Белоснежка схватила книгу и протянула ее Цирцее. Та быстро пролистала страницы и нашла то, что искала:

– Только взгляни сюда, Белоснежка! Она была права! Я могу обезвредить силу Авроры, используя это зеркало!

Прежде чем броситься в комнату своей матери, чтобы приступить к колдовству, она порывисто обняла Белоснежку. Как ей не хотелось расставаться с ней! Цирцея была так счастлива, что Белоснежка сейчас рядом. Она понятия не имела, что готовят ей грядущие дни и как они вдвоем будут выбираться из этого темного места. Она не знала, что станется с ее родительницами и решится ли она когда-нибудь разбудить их. Но что она впервые осознала как следует – так это то, что у нее появилась настоящая семья: Белоснежка, Нянюшка и Тьюлип, и больше всего на свете ей хотелось сейчас вернуться в замок Морнингстар, чтобы поведать Нянюшке и Тьюлип, чем закончилась история Малефисенты.

Серия "Уолт Дисней. Нерассказанные истории"

Литературно-художественное издание

Для среднего школьного возраста

Уолт Дисней. НЕРАССКАЗАННЫЕ ИСТОРИИ

Валентино Серена

МАЛЕФИСЕНТА

ИСТОРИЯ ТЕМНОЙ ФЕИ