Субботние сказки 3 бесплатное чтение

Рыцарь

– А он точно царевич?

На лице принцессы было написано недоверие.

– Конечно, царевич, – удивился дракон. – Кто же еще? Ты сомневаешься, что ли?

Девушка перевела взгляд на бородатого громилу, прискакавшего в замок дракона полчаса назад. Громила сидел за столом и ел мясную похлебку с таким аппетитом, будто последние несколько дней жил впроголодь.

– Честно говоря, сомневаюсь, – ответила принцесса.

– Это еще почему?

– Для члена августейшего семейства он слишком неопрятен. Посмотри сам: волосы сальные, борода длинная и неухоженная, под ногтями грязь! А кафтан? Из чего он пошит – из сукна или из рогожи? Сапоги, конечно, дорогие, но жутко пыльные. И это, по-твоему, царевич?

Дракон закатил глаза.

– Наш гость спешил на выручку к несчастной девушке, которую похитил страшный свирепый зверь, – насмешливо сказал ящер. – Он три недели скакал через степи, леса и болота. Думаешь, у него было время купаться, бриться и расчесываться? Да он, бедолага, небось, и спал, сидя в седле. Потому-то и зарос, и запылился, и оголодал. Кстати. Ты ведь любишь истории про рыцарей без страха и упрека? Так вот, именно так они и выглядят – небритые, грязные и благоухающие лошадью. Никаких сверкающих доспехов и белоснежных жеребцов – только удобная надежная броня и скакун неброского темного цвета, чтобы не привлекать внимание лесной и болотной нечисти. И да – надевать под такую броню дорогую одежду, как минимум, не разумно. Богатые кафтаны хороши на балу, но уж никак не в походе.

– Резонно, – согласилась принцесса. – Но, знаешь… Я думала, наследники престола все-таки должны быть более утонченными.

– Так то наследники, – хохотнул дракон. – Они – да, в шелках, в бархате и пахнут фиалками. Только их-то, небось, в логово дракона никто не отпустит – рисковать здоровьем будущего государя дураков нет.

– Погоди, – снова удивилась девушка. – Так этот… царевич… он, выходит, царем никогда не станет?

– Этот не станет, – кивнул ящер. – Я его семейство давно знаю. Родители у него многодетные, троих сыновей воспитали. Старший, Иван-царевич, детина умный – во дворце сидит и законы придумывает. Его сызмальства к вступлению на престол готовили, а потому стерегут пуще глаза. Второй, Федор-царевич, тоже ничего, но больше к военной службе тяготеет. Как брата коронуют, он при нем военным советником станет. А третий – наш Сёма.

Принцесса приподняла бровь.

– В смысле, Симеон-царевич, – исправился дракон. – Любитель приключений, странствующий рыцарь, победитель чудовищ, спаситель прекрасных дев. А заодно мой хороший приятель. Мы с ним, знаешь, сколько переделок прошли? Ого-го!

– Ах ты, сводник крылатый! – возмутилась принцесса. – Так ты меня нарочно похитил, чтобы за эту образину замуж отдать? Знал, что он на выручку ринется, да? Или нет. Вы с ним в сговоре, так? Ты – похищаешь, он – спасает, а награду делите пополам. Угадала?

– Тише ты, – шикнул на нее дракон. – Не говори ерунды. Сёма понятия не имел, что это я тебя украл. Думаешь, кроме меня девиц похищать не кому? А сговор был, да. Но не с царевичем, а с папашами – твоим и его. Ты, душа-девица, у своего папеньки какая дочка по счету? Пятая. Сколько тебе в приданое земли положено? Две захудалые деревеньки. Кому из королевичей ты с таким богатством нужна? Правильно, никому. Поэтому батюшка твой и попросил тебя умыкнуть, чтобы жениха таким образом отыскать. Раньше-то, небось, желающих получить твою высокородную руку было не много?

– Совсем не было, – вздохнула принцесса.

– Вот! – дракон многозначительно поднял вверх когтистый палец. – А теперь есть. Ты не смотри, что Сёма пыльный и бородатый. Отмоешь его, побреешь – красавец будет, хоть куда. Этикетам, опять же, всяким обученный. Царевич все-таки, хоть и младший. На трех языках говорит, танцевать умеет, а как на флейте играет – заслушаться можно.

– Если он такой распрекрасный, отчего до сих пор не женатый?

– Ты меня слушаешь или нет? Я же говорю – приключения любит. Вечно в разъездах – то разбойников шугает, то с оборотнями да людоедами дерется. Жениться некогда. Его венценосный папаша все надеется его остепенить, да только невесту найти никак не может. Вот я и подумал: отчего бы вас двоих не свести, раз вышла такая оказия.

– Что-то ты, крылатый, не договариваешь, – усмехнулась девушка. – Думается мне, царь-отец не может ему невесту найти не потому, что Симеон по стране разъезжает, а потому что выходить за него никто не хочет. Он у вас, с позволения сказать, немного с придурью. Помнишь, когда царевич к нам приехал, ты его спросил, как он догадался, где надо искать пропавшую принцессу?

– Ну.

– Твой Сёма ответил, мол, дорогу ему подсказали ветер, солнце и луна. Он, что, взаправду разговаривает с воздухом и звездами?

– А что тут такого?

– Как – что такого? Может, он еще деревьям вопросы задает или лягушек целует? Только сумасшедших мне не хватало.

– Скажешь тоже… Сёма – натура романтическая. А еще умеет слушать и слышать. Вопросы правильные задает, быстро завязывает дружеские связи. Очень важное и полезное умение, между прочим. А то, что свои источники информации раскрывать не хочет, так это его право. Ты, ему, кстати, понравилась. Сёма с тебя весь день глаз не сводил. Восхищенных! Даже сейчас – похлебку ест, а все на тебя посматривает.

– Он на меня смотрит, потому что я смотрю на него, – возразила принцесса. – И кстати. Жениться на мне царевич вовсе не обязан. По твоим словам, девушек на своем веку он спас немало, однако ни одна его не окольцевала. Чем я лучше них?

– Как минимум, своим социальным статусом, – усмехнулся дракон. – Среди спасенных им барышень не было ни одной королевны. Так ты согласна стать его женой?

– Не знаю. Нужно подумать. Пообщаться, узнать друг друга получше.

– Думай, общайся. У тебя для этого есть около двух недель. Примерно столько времени вам с Сёмой понадобится, чтобы короткой дорогой добраться до замка твоего отца. А там вас уже будут ждать гости, цветы и свадебные голуби.

Девушка криво улыбнулась и, кивнув Симеону, вышла из столовой. Едва она скрылась из вида, рыцарь отставил в сторону пустую тарелку и поманил к себе дракона.

– Послушай, друг, – сказал царевич, когда тот протянул к нему свою шипастую голову, – эта девушка… Она точно принцесса?

Дракон кивнул и мысленно улыбнулся. И интуиция, и здравый смысл подсказывали ему, что уговорить приятеля жениться будет гораздо проще, чем его подозрительную невесту. Как бы то ни было, а гонорар от их отцов уже получен, и его надо отрабатывать. Главное, чтобы эти двое поняли: они – прекрасная пара.

Преемница

В последнее время мне снятся странные сны. Я вижу солнце – яркое, горячее, швыряющее во все стороны потоки слепящего света. В наших подземных залах такого света никогда не бывает.

Еще мне снится трава – редкая, жухлая. И деревья, чьи листья зеленее самого отборного малахита.

Иногда я грежу наяву. Когда матушка по утрам заплетает мне косу, мне чудятся другие руки – грубые, мозолистые, но при этом ласковые и осторожные. И голос. Высокий, женский.

«Не вертись, Танюшка. А ну как дерну за волоса? Чай, больно-то будет…»

Вчера в медной комнате мне показался смутно знакомый мужчина. Светлые волосы, широкие, чуть ссутуленные плечи… Обернулся ко мне, сверкнул голубыми очами.

«Памятка ты моя…»

И сразу пред глазами встала бревенчатая изба, у стены – широкая скамья, на скамье – шкатулка из шелкового малахита, а в ней каменья да уборы всякие – один в один, как мои, которые я больше прочих надевать люблю.

Высокая, очень худая женщина убирает эту шкатулку в голбец. Но я-то знаю: когда она с братьями отлучится из дому, уборы можно будет достать и вдоволь наиграться…

Эти странные грезы мне хотелось обсудить с матушкой. Как-то вечером, когда в одном из верхних залов мы растили яшму и аметист, я задала ей вопрос:

– А что, матушка, правду ли говорят, будто все Хозяйки медных гор были когда-то людьми?

Мать в ответ печально улыбнулась:

– Кто говорит, доченька?

– Ящерицы. Камни. Песок. Все говорят.

– Никак видения у тебя были, дитятко?

– Были, – кивнула я, оставляя работу. – Я видела землю – самую поверхность. Отца видела и мать. Родную мать. А еще шкатулку из малахита, а в ней бусы мои и колечки.

– Помню я этот ларец, – кивнула матушка. – Я его Степану, отцу твоему, за услугу одну подарила.

– Шкатулка-то непростая была, маменька?

– Что ты, доченька. Самая что ни на есть обыкновенная. А вот каменья в ней лежали чудесные. Много столетий назад эти каменья меня саму в гору привели. Их мать-земля такими сотворила, чтобы они впору лишь той женщине были, которая способна следующей Хозяйкой стать. Знаешь, дитятко, я, когда отца твоего увидала, сразу поняла: от этого мастера будущая Хозяйка народится. Дочкой она ему будет, внучкой иль правнучкой, то мне было неведомо. Пришлось за его семейством приглядывать. А что делать, доченька? Я давно уж не молода. Подойдет время, призовет меня мать-земля, стану я малахитовой глыбой. Надо горы на кого-то оставить, им без пригляда нельзя. Искусство, опять же, каменное преемнице передать. То-то радость была, когда волшебные уборы Степановой дочке впору пришлись! Как вступила ты в юные годы, я в ваш дом бродячей рукодельницей пришла. Помнишь, иль нет, дитятко? Отец твой тогда уж покойником был, а ты с матерью да двумя братьями жила. Я, пока в избе вашей гостила, тебя шелками вышивать научила. А еще пуговку стеклянную дала – чтобы связь держать, пока камни тебя ко мне не приведут.

– Помню, – кивнула я. – Там еще заяц был – боярин Турчанинов. Замуж меня звал, сулил в малахитовой палате царицу показать. Я в той палате к малахитовой колонне прижалась и к тебе перенеслась. Одного не пойму, матушка. Отчего эти видения ко мне приходить стали? Я ведь много лет о земной жизни и не вспоминала.

– Это, дитятко, подарок тебе от матери-земли. Прежде чем новая Хозяйка получит власть над камнем, она ей на короткий срок память возвращает, чтобы та через видения свои с прежней жизнью простилась. Я тебе, доченька, знания да умения свои передала. Раз память к тебе вернулась, значит, не сегодня-завтра придется мне уйти на покой, а тебе – силу горы перенять.

– Матушка…

– Ты спорить-то не вздумай. Это закон, и стоит он в горах испокон века. Однако ж есть у закона одна оговорка. Вспомнив земную жизнь, может будущая Хозяйка заново к ней вернуться. Может выйти на волю, да к людям податься.

– А горы, матушка? Кто за ними станет следить? Старая хранительница?

На губах матери появилась печальная улыбка.

– Нет, доченька, – покачала она головой. – Та хранительница всё одно малахитовой глыбой обернется, а гора совсем без Хозяйки останется. Пропадут в ней тогда все камни-самоцветы, все руды пропадут, останется одна пустая порода. Ну, так что, доченька? Как решишь поступить? Тут останешься или к людям поднимешься?

Я усмехнулась, повела плечом.

– Что мне люди, матушка? Я среди них с рождения чужой да одинокой была. А среди камней мне хорошо. Значит, среди них я и останусь. Не зря же ты столько лет науке своей меня обучала? Горе без пригляда нельзя, у нее должна быть Хозяйка. Верно, матушка?

Музей

Музей оказался так себе. Это был прямоугольный сарай, выложенный потрескавшимся от времени декоративным камнем. Рядом с ним располагался небольшой бревенчатый домик, стоявший на четырех деревянных колодах, а чуть поодаль, на узкой бетонной дорожке – огромный камень с крупными буквами, высеченными кириллицей. Буквы сообщали, что посетители, пожелавшие свернуть направо, попадут в местное кафе; те, кто пойдут налево, отыщут сувенирный магазин; прямая же дорога приведет всех желающих в сказку.

Последнее подтверждала висевшая над сараем вывеска, на которой все той же кириллицей было написано «Музей истории сказки».

Заходить в это заведения у меня не было никакого желания. Я бы и вовсе проехала мимо, не обратив на него внимание, однако мои глазастые дети, первыми увидевшие на шоссе соответствующий указатель, упросили меня ненадолго свернуть с дороги, чтобы посмотреть, что же это такое.

Внутри сарая оказалось так же убого, как и снаружи. Он был поделен на множество крошечных комнаток, в каждой из которых располагались манекены, наряженные, как персонажи старинных преданий. Чтобы добавить сказочного антуража, каждую куклу окружили предметами, подходящими ей по статусу.

Так, Кощей Бессмертный сидел на троне в окружении больших деревянных сундуков, очевидно, скрывающих золото и драгоценные камни, а в стену над его головой было вмонтировано пластиковое яйцо, через скорлупу которого виднелась длинная металлическая палочка-игла. Иван-царевич стоял возле зеркального «болота», в котором среди бумажных камышей и кувшинок сидела упитанная лягушка в желтой короне. Баба Яга вытаскивала ухватом из жестяной печки чугунный котелок, а за ее спиной черный мохнатый кот пытался забраться в огромную старую ступу. В соседней комнатке на лавке сидел чумазый Домовой, окруженный глиняными плошками и горшками, а из лесных дебрей, сооруженных из дубовых и кленовых веток, выглядывал Соловей-разбойник.

Все комнаты с персонажами выходили в единственный крупный зал, в центре которого стояли стеклянные витрины с манекенами, изображавшими славянских богов.

Задумка оформителей музея казалась интересной и в чем-то даже креативной, однако исполнение получилось таким ужасным, что лично мне содержать такое место было бы попросту стыдно.

Между тем, кое-что стоящее здесь все-таки имелось. Вернее, кое-кто: местный экскурсовод – высокая худощавая женщина мудрого возраста с благородной сединой, прямым уверенным взглядом и очаровательной тростью, на которую она опиралась при ходьбе. Эта дама так живо и захватывающе рассказывала о древних верованиях и ритуалах, превратившихся затем в народные сказки, что общая бедность экспозиции перестала иметь значение и даже заиграла неожиданными яркими красками.

– Место, на котором расположен наш музей, уникально, – говорила экскурсовод. – Много столетий назад здесь находился дремучий лес, через который проходила граница между миром людей и Кощеевым царством, где жили чародеи и волшебные создания. В этом лесу стояла знаменитая избушка бабы Яги, через которую человек мог попасть в потусторонний мир, а потом вернуться обратно. По крайней мере, так считают некоторые филологи.

– Круто! – выдохнул Никита, мой младший сын. – А где именно стояла эта избушка?

– Никто не знает, – улыбнулась женщина. – С тех прошло так много времени, что определить точное место ее расположения невозможно.

– А куда делась волшебная граница? – подала голос Света, старшая Никиткина сестра.

Женщина развела руками.

– Пропала вместе с избушкой. Вернее, не пропала, а закрылась. Говорят, эта граница может открыться снова. Как найдется человек, которому будет настолько необходимо попасть в Кощеево царство, что согласится он пройти все положенные для этого испытания, так вход и отыщется.

– А чародеи? – снова спросила Света. – Чтобы попасть в наш мир, им тоже надо испытания проходить?

– Нет, им проходить ничего не надо, – качнула головой экскурсовод. – Да и зачем? Они сюда все равно не придут. Человеческий мир им не интересен, у них своих дел по горло. Хотя, конечно, были случаи, когда колдуны в людские земли все-таки забредали. Василиса Премудрая, например, Змей Горыныч или даже Кощей Бессмертный. Но это, скорее, исключение, чем правило.

Дети переглянулись, в их глазах светился восторг. В моих глазах он светился тоже.

Какая же эта старушка молодец! Послушаешь ее, и кажется, будто и Змей Горыныч, и Василиса Премудрая действительно когда-то существовали, а среди бескрайних полей, оставшихся после вырубки древнего леса, взаправду спрятан вход в иное измерение.

После окончания экскурсии, я решила еще раз заглянуть в сказочные комнатки. Дети же обступили музейную даму с двух сторон и продолжили что-то у нее выпытывать.

– У вас тут очень прикольные экспонаты, – донесся до меня голос Никиты. – Баба Яга, Соловей-разбойник… Жаль только, что они пластмассовые. Знаете, мы с классом месяц назад ходили в музей космонавтики, и там нам показывали настоящие скафандры и куски космических кораблей. Может, у вас тоже есть настоящие сказочные предметы?

– Ты что, Никита, – засмеялась Света. – Такие предметы бывают только в сказках! В музеях же хранятся обычные вещи, которые только похожи на волшебные.

– Ты, конечно, права, девочка, – улыбнулась музейная дама. – Однако ж не совсем. Скажу вам по секрету: в нашем музее есть подлинные предметы, принадлежавшие сказочным героям. Помните фигуру Ивана-царевича? В своей правой руке он держит лук. Так вот, это тот самый лук, из которого он выпустил стрелу, пойманную царевной-лягушкой.

Дети ахнули. Я хихикнула и тихонько вернулась в большой зал. Экскурсовод, между тем, продолжала:

– А в комнате бабы Яги стоит та самая ступа, на которой она летала по небу.

– Да вы что? – округлил глаза мой сын. – И она правда работает?..

– Разумеется, – важно кивнула старушка. – Но увы, мы с вами на ней покататься не сможем. Она зачарована так, что поднимает в воздух только свою хозяйку.

Никита разочарованно вздохнул.

– Самый же ценный наш экспонат хранится в комнате Кощея Бессмертного, – сказала женщина. – Как вы думаете, что это за предмет?

– Сундук с золотом, – предположила моя дочь.

– С золотом этот колдун никогда бы не расстался, – усмехнулась старушка. – Он очень скуп, и старается свои денежки держать при себе. Еще варианты?

Дети снова переглянулись, пожали плечами.

– У нас хранится яйцо с Кощеевой смертью, – широко, почти хищно, улыбнулась музейная дама.

На мгновение мне показалось, что в ее глазах сверкнули зеленые огни.

– Не может быть, – качнул головой Никита. – Такую ценную вещь Кощей никому бы не отдал. Она ведь в сто раз лучше самого большого сундука с золотом!

– Все знают, что яйцо с Кощеевой смертью спрятано в утке, утка в зайце, заяц в сундуке, а сундук висит на высоком дубу, – добавила его сестра.

– Раньше так и было, – согласилась старушка. – И ты снова права: об этом уже давно все знают. А раз так, значит, может отыскаться смельчак, который попробует этот сундук добыть. Тем более, подобные прецеденты уже были. Поэтому Бессмертный решил спрятать свой артефакт не в лесу, а в другом мире.

– Почему же он тогда отдал его в музей? – удивилась Света. – Мог, например, в землю закопать. Или в стену замуровать. Или спрятать в еще каком-нибудь надежном месте.

Взгляд старушки стал насмешливым.

– Самое надежное место – то, которое находится у всех на виду. Запомните это, дети.

Ее голос прозвучал так зловеще, что по моей спине побежали мурашки. Повинуясь невольному порыву, я вернулась в комнатку Кощея и уставилась на вмонтированное в стену яйцо. Спрятанная в нем игла неожиданно мигнула красноватым светом.

Я вздрогнула и поспешно вернулась в центральный зал.

– Дети, нам пора ехать дальше, – громко сказала я, а потом криво улыбнулась музейной даме. – Спасибо за экскурсию. Это было… волшебно.

– Приезжайте еще, – кивнула женщина.

На улице, усаживаясь в машину, я зачем-то обернулась и еще раз посмотрела на сказочный музей. На его пороге стояла старушка-экскурсовод и смотрела нам вслед. Увидев, что я смотрю на нее, она махнула мне рукой, а потом резво вскочила на крылечко стоявшей рядом избушки и скрылась за ее широкой деревянной дверью.

Куколка

Последняя покупательница явилась в магазин за полчаса до его закрытия. Она вошла очень тихо – без скрипа двери, стука каблуков и перезвона дверного колокольчика. Когда я повернулась от полок с товаром, женщина уже стояла у прилавка, с любопытством осматриваясь по сторонам.

– Добрый вечер, – сказала я. – Чем могу помочь?

Дама перевела на меня взгляд. Она была немолода – на вид я дала бы ей чуть больше шестидесяти лет – при этом выглядела стильной и ухоженной. Ее сухие узловатые пальцы украшал французский маникюр, густые седые волосы были собраны в аккуратную прическу, в ушах висели золотые серьги с крошечными изумрудами.

Лицо покупательницы было строгим и серьезным: тонкие губы чуть поджаты, а глаза – два черных уголька, казалось, смотрели в самую душу. От взора этих глаз по моей спине пробежал табун быстроногих мурашек.

– Здравствуйте, – глубоким низким голосом сказала женщины. – Я не ошиблась – это вы продаете антиквариат?

– Да, я продаю антиквариат, – улыбнулась в ответ, мысленно поминая недобрым словом рабочих, которые не успели повесить на магазин новую вывеску. – А еще винтаж и современные товары, стилизованные под предметы прошлых столетий. У меня есть посуда, часы, картины, фарфоровые и деревянные статуэтки, мебель и женские аксессуары.

– А игрушки есть? – спросила клиентка.

– И они тоже, – кивнула я. – Винтажные куклы, фигурки солдатиков и животных, а еще…

– Меня интересуют традиционные русские игрушки, – перебила женщина. – Тряпичные куклы, свистульки, деревянные лошади. Но не современные, а старинные, аутентичные. Я – коллекционер, собираю предметы древности. Игрушек в моем собрании до обидного мало.

– Попробую вам помочь, – улыбнулась я. – Подождите минутку.

Я юркнула в подсобку и принесла оттуда коробку, в которой, упакованные в холщовые мешочки, лежали деревянные и глиняные звери, а также куклы-закрутки из ниток и ткани.

Женщина внимательно осмотрела предложенный товар, однако, судя по ее виду, ни одна фигурка ей не понравилась.

– Все это, конечно, чудесно, но мне, к сожалению, не подходит, – сказала дама. – Как жаль… Быть может, у вас есть что-нибудь еще?

– Увы, нет, – я развела руками. – Из игрушек – только это.

Женщина понятливо кивнула, и вдруг замерла.

– Какая прелесть! – восхищенно выдохнула она, кивая в сторону моей подсобки.

Я обернулась. Из-за приоткрытой двери виднелась тумбочка, на которой сидела старая тряпичная куколка в красном платочке, черном сарафане и с четко прорисованным лицом.

– Можно посмотреть на нее поближе?

Я вернулась в подсобку и вынесла куклу. Глаза клиентки вспыхнули, как звезды.

– А говорите, ничего больше нет, – широко улыбнулась дама. – Это как раз то, что мне нужно! Я ее покупаю.

Я сделала шаг назад.

– К сожалению, эта кукла не продается. Это семейная реликвия, женщины нашей семьи передают эту мотанку от матери к дочери на протяжении многих столетий. К тому же, это не игрушка, а оберег.

– Обережным куклам лица не рисуют, – заметила клиентка. – А у вашей есть и рот, и нос, и глаза. Ну да ладно. Так она выглядит интереснее. Коллекционеры вроде меня предложили бы за эту красавицу пятьдесят тысяч рублей. Я предлагаю сто.

Я вежливо улыбнулась.

– Повторяю: кукла не продается. К тому же, я верю, что она приносит мне удачу.

– Вы совершенно правы, – кивнула женщина. – Благодаря ей вам сегодня действительно повезло. Предлагаю двести тысяч. Нет. Двести пятьдесят.

Я глубоко вздохнула.

– Ничего не выйдет. Извините.

– Триста тысяч.

Что за упрямица!..

– Вы, думаете, я набиваю цену? – улыбнулась ей. – Вовсе нет. Мотанка останется у меня.

– Шестьсот тысяч.

Я вытаращила глаза. Дама насмешливо приподняла бровь.

– У меня есть деньги, – сказала она. – Если вам не нравятся суммы, которые я предлагаю, назовите свою.

Я посмотрела на куколку. На секунду мне показалось, что в ее нарисованных глазах мелькнул ужас. В тот же миг меня накрыло холодное чувство неприятия пополам с липким страхом.

Когда-то в детстве бабушка рассказывала мне, что эта мотанка непростая. Много столетий назад одна добрая женщина сделала ее для своей дочери, отметив печатью родительского благословения. А потому в сложные для ее хозяйки времена кукла способна оживать.

– Если тебе понадобится помощь, – говорила бабуля, – поставь перед ней тарелку с кашей и скажи: «На, куколка, покушай, моего горя послушай». Куколка поест и поможет – советом или даже действием. И помни, милая, никому эту куклу не отдавай, всегда при себе держи.

– А если ее украдут, бабушка? – спросила я тогда.

– Украсть ее невозможно, внученька. Она к тебе от любого вора вернется. Другое дело, если ты ее чужому человеку своими руками отдашь. Тогда она у него насовсем останется.

Теперь же я смотрела на древнюю мотанку и с возрастающим удивлением понимала: кукла не хочет, чтобы ее продавали. И настойчивая покупательница ей совсем не нравится.

Я подняла на женщину взгляд, и перед моими глазами вдруг встала старая бревенчатая изба с пучками сушеных трав на стенах и связкой крысиных хвостов на закопченной печке. Возле печки стояла сгорбленная крючконосая старуха в ветхом платье с кучей грязных заплат и протягивала ко мне тощую руку с узловатыми пальцами.

– Отдай, Василисушка, мне свою куколку, – сказала глубоким низким голосом старуха. – А я тебе взамен не только огня дам, но и злата-серебра, сколько душа пожелает. С этаким приданым тебя за себя и купец, и королевич возьмет. Злая мачеха обижать тебя больше не сможет. Уйдешь от нее, как сыр в масле кататься станешь!

– Нет!

Я прижала к себе мотанку и дернулась в сторону. Видение исчезло. Я снова была в своем магазине, а передо мной стояла женщина, которая теперь неуловимо походила на крючконосую.

– Она не продается! – громко, почти истерично, сказала я. – Не продается, понимаете?! Ни за шестьсот тысяч, ни за восемьсот, ни за два миллиона!

Клиентка поджала губы.

– Уходите, – продолжала я. – Мне нечего вам предложить.

В глазах женщины появились нехорошие огоньки.

– Хорошо, – прошипела она. – Я подожду еще. Однажды она все равно станет моей. Думаю, ваша дочь будет сговорчивее, чем вы, милочка.

Она развернулась и вышла за дверь. Я несколько секунд стояла на месте, а потом выбралась из-за прилавка и выглянула из магазина на улицу. Там было пусто. Где-то далеко, у перекрестка, неторопливо шагала по тротуару сгорбленная старушка. Она доковыляла до светофора, осмотрелась по сторонам, будто желая убедиться, что поблизости никого нет, а потом медленно растаяла в воздухе.

Омут

Девушка сидела на краешке деревянного помоста и беззвучно плакала. Слезы ручьем катились по ее щекам и падали в воду большими горошинами, издавая при этом едва слышный булькающий звук – единственный, нарушающий тишину душистой летней ночи. Время от времени девушка всхлипывала, тоненько и отрывисто. При этом по ее плечам пробегала волна мелкой дрожи, и вся она словно сжималась в комок.

Я наблюдала за ней примерно две четверти часа, удобно устроившись между тремя сросшимися ракитами. Было интересно, когда эта плакса, наконец, успокоится и уйдет.