Старшая Эдда. Песни о богах бесплатное чтение

Илья Бояшов
Старшая Эдда
Песни о богах
^{в пересказе
Ильи Бояшова}

Светлой памяти

М. И. Стеблина-Каменского

КРАТКОЕ ПРЕДИСЛОВИЕ ПЕРЕСКАЗЧИКА

Сразу замечу: ознакомить читателя, не имеющего представления о древнескандинавской мифологии (а именно на такого читателя и рассчитана эта книга), с выдающимся памятником северных сказаний «Старшей Эддой» — крайне трудная задача. Ведь в отличие от других эпосов «Старшая Эдда» представляет собой разрозненные куски текста, которые ничего не скажут впервые открывшему её человеку. Песни «Эдды» зачастую обрывочны, иногда в них отсутствует логическая связь, местами они «зашифрованы» и совершенно непонятны нашему современнику, если, конечно, он не является специалистом в области эддической поэзии и скандинавской истории.

И тем не менее, наверное, не случайно, что именно из этой трудной в прочтении и понимании, небольшой по объёму книги, словно из крохотного семени, на радость всем любителям историй про эльфов, троллей, орков и гномов выросло впоследствии пышное древо западноевропейской фантастической литературы. «Эдда» незримо присутствует и в сказках Ганса Христиана Андерсена, и в гигантской эпопее Толкина, в которой явно просматриваются все элементы древнескандинавских мифов, записанных десять веков назад неизвестными авторами эддических песен. Судя по увеличивающемуся с каждым годом объёму подобного «фэнтези», «Старшая Эдда», пожалуй, единственный в мире эпос, оказывающий столь огромное влияние на сегодняшнее творчество в области живописи, литературы, мультипликации и кинематографии. Вот почему, на мой взгляд, с «Эддой» обязательно нужно соприкоснуться не только тем, кто любит сказки, но и тем, кто хочет ознакомиться с одним из важнейших истоков современного западноевропейского искусства, — хотя бы потому, что «Эдда», наряду с исландскими сагами, является безупречным образцом литературного текста, которому, пожалуй, могли бы позавидовать и Борхес, и Хемингуэй.

Мир викингов, в котором создавалась и записывалась «Эдда» (IX–XII вв.), был чрезвычайно жесток и бескомпромиссен. То было время завоеваний, кровопролитий и самого беззастенчивого грабежа. Остаётся лишь удивляться тому, что именно в этой реальности, где, казалось бы, нет места ничему святому, на родине беспощадных морских разбойников, зародилось напитанное, словно губка, метафорами, столь образное и поэтичное сказание. В «Эдде» скупое и суровое повествование о богах и людях самым удивительным образом соседствует с художественной выразительностью и красотой поэтического высказывания, а что касается фантазии древних скандинавов, она и вовсе поражает своей безграничностью: чего только стоит созданное ею вселенское дерево Иггдрасиль, на ветвях и в корнях которого расположились, соприкасаясь друг с другом, государства альвов, асов, великанов, людей и карликов. Волшебные посохи, удивительный молот, Железные Рукавицы, золотые ожерелья, радужный мост, восьминогий конь, змеи, драконы, ведьмы, страна мёртвых, Мировая Бездна, пирующие в Вальхалле воины, воинственные валькирии, мудрые вороны, кровожадные волки, мужественное противостояние героев их собственной трагической судьбе — всё это реалии «Старшей Эдды», в которой почти что евангельское пророчество о конце света заканчивается провозвестием нового, справедливого бытия.

Бессмертный эпос древних скандинавов состоит из двух частей: «Песни о богах» и «Песни о героях». И если в «Песнях о богах» торжествует именно былинное, мифологическое начало, то некоторые «Песни о героях», несмотря на всю свою фантастичность, имеют чёткую историческую подоплёку, что роднит их с исландскими сагами, то есть подробными описаниями тех событий, которые происходили в действительности. Кроме того, «Песни о героях» самым непосредственным образом перекликаются с древнегерманским эпосом, прародителем самой «Эдды», повествующем о знаменитом кольце Нибелунгов, и включают в себя тех же персонажей и те же истории. Так как германский эпос о Нибелунгах выходит в этой серии отдельной книгой, я решил ограничить знакомство читателя с «Эддой», предложив свой пересказ её первой части — пожалуй, самой познавательной и интересной с художественной точки зрения.

Ещё раз признаюсь: задача была крайне трудной. Все мы с детства помним, как с увлечением из раскиданных кубиков, на которых были наклеены разрозненные части изображения, собирали целостную картинку (подобным делом занимаются любители составлять пазлы). Песни «Эдды» для меня оказались теми самыми «раскиданными кубиками». Для того чтобы читатель, впервые соприкоснувшийся с эпосом скандинавов, увидел целостную картину, «кубики» необходимо было собрать в нужном порядке. Но так как несколько необходимых для этого «кубиков» в «Эдде» попросту отсутствуют (я уже упоминал о том, что в некоторых местах песен логическая связь прерывается, из-за того что связующие звенья безвозвратно утрачены), пришлось «создавать мостики», то есть включать собственное воображение. Утешался я тем, что в любой эпос пересказчик может привносить собственное видение той или иной его части, ибо любая легенда («Эдда» не исключение) — продукт прежде всего коллективного творчества. Кроме того, при составлении «пазлов» я нередко прибегал к подсказке, которую давала мне «Младшая Эдда» Снорри Стурлусона — ещё одна удивительная книга, повествующая о скандинавских богах, — тем более что «Младшая Эдда» по сей день является единственным источником мифов, лишь вскользь упомянутых в «Старшей Эдде» и более нигде не сохранившихся.

Надеюсь, знатоки скандинавской мифологии простят меня за вольности в моём пересказе и за отход от канонического текста. Главная цель, которую я ставил перед собой, состоит прежде всего в том, чтобы заинтересовать впервые столкнувшегося с «Эддой» читателя её бессмертными песнями, привить ему любовь к этому удивительному памятнику человеческой фантазии, заразить его приключениями великанов, богов и людей. А дальше, если, заинтересовавшись, читатель сам начнёт штудировать первоисточник, ознакомится с трудами специалистов, вникнет во все сложности эддической и скальдической поэзии, состоящей из крайне запутанных и не до конца расшифрованных кеннингов, пусть тогда он и решает, где я прав, а где нет, — главное уже будет сделано.

С уважением к тем, кто откроет эту книгу,

Илья Бояшов

I
ПРОРИЦАНИЕ ВЁЛЬВЫ

Седобородый бог Один, именуемый людьми и другими богами Высоким, на своём коне, быстроходном Слейпнире, отправился в Хель — царство мёртвых — к Вёльве-колдунье узнать, каково будет его, Одина, будущее, равно как и будущее всех людей и богов.

По дороге встретил он пса, бежавшего из Хель: у пса была грудь в крови. Долго лаял пёс на Одина — то был недобрый знак. Тронул поводья Один и отправился дальше, к мрачной долине, к Чертогу Смерти. На восток от его ворот повернул Высокий коня туда, где, как он ведал, была могила вещуньи. Подъехав к могиле и сотворив заклинания, добился Один того, что восстала Вёльва. Поведя мёртвыми очами, ведьма спросила:

— Что за воин повелел мне встать из гроба? Заносил меня снег, дождь мочил, покрывала меня роса. Сто лет я уже мертва.

Ответил Седобородый:

— Имя мне — Один. Я приехал спросить о том, что грядёт. Вот тебе от меня дары. Расскажи о конце богов!

Долго думала ведьма, а затем согласно кивнула. Высокий дал ей ожерелья и кольца — всё, что пожелала старуха, — и приготовился выслушать. И вот что поведала Вёльва богу викингов:

Высокий не удивился тому, ибо не хуже колдуньи знал: не было на заре времён ни травы, ни неба, ни песка, ни моря, ни звёзд — один лишь Тёмный Мир существовал в то время, и откуда произошёл тот Мир — неведомо даже Вёльве. В середине же Тёмного Мира бил струями поток Кипящий Котёл, из которого вытекает и поныне множество рек. Затем на юге возникла страна — имя ей Муспелль, или страна огня: там всё горит и пылает (в той стране поселился впоследствии Сурт — великан, в руке которого змеится огненный меч, — на краю той страны по сей день точит Сурт зубы на Одина и его удачливых родичей, но до поры до времени затаился). Знал Высокий и о том, что когда ядовитые реки Тёмного Мира удалились от своего истока, то превратились в лёд. Яд из них выступил росой на льду, затем оказался инеем, и заполнил иней, слой за слоем, всю Мировую Бездну. На севере Бездны всё было в инеистом плену, а на южной границе, куда долетали искры из Муспелля, царили дожди и ветры. И если из Тёмного Мира стеною надвигался холод, то страна огня отвечала жаром.

Спела старуха, обратив свой взор внутрь себя:

И Высокий не удивился тому, ибо знал: столкнувшись с жаром, иней стал таять: на месте соприкосновения инея и огня был сотворён великан. Прозвали его Имир. Из растаявшего льда вслед за Имиром появилась корова Аудумла, из вымени которой потекли четыре молочные реки. Корова вскормила этим молоком великана. Увы, исполин был злобен, как волк. Однажды, заснув, он вспотел, и под левой рукой, плотно прижатой к подмышке, от горячего пота у него родились сын и дочь. Когда же одна нога Имира потёрлась о другую, от трения зародились у него ещё сыновья — чудовищные, нравом похожие на отца. Так стал Имир прародителем инеистых великанов, длинные волосы и бороды которых настолько густо покрыты инеем, что кажутся белыми. Ярость и ненависть к миру богов переполняют их, и в борьбе с ними не знает Высокий ни сна, ни отдыха.

Что касается Аудумлы, то, чтобы утолить свой голод, лизала она солёные камни. На исходе первого дня на валуне, который полизала корова, сквозь плёнку соли проросли человеческие волосы. Когда она полизала камень на второй день, то к вечеру валун превратился в человеческую голову. Стоило ей на третий день слизать соль уже с человеческой головы, как возник человек: статный и красивый. И назвали его Бури. Впоследствии от Бури родился Бор, муж не менее статный, с правильными чертами лица. Бор взял себе в жёны Бестлу — плодовитую дочь великана Бёльторна — и вскоре стал отцом Высокого. Кроме Высокого, великанша родила Бору ещё двух сыновей: Вили и Ве. Старшим над собою Вили и Ве признали Одина. Имир и порождённое им племя инеистых великанов принялись чинить сыновьям Бора великие беды, отчего те решили убить прародителя зла. Посреди первобытного хаоса схватились братья с Имиром и одолели его. Из ран злодея вытекло столько крови, что в ней потонуло великое множество великанов. Остались жить лишь единицы, которые скрылись в Нифльхейме — стране холода.

Спела Вёльва, напоминая о том времени:

Высокий кивнул. Великан по имени Бергельмир, что значит «ревущий словно медведь», со всей своей семьёй укрылся высоко в горах, в одной из пещер, и спасся, создав новое племя исполинов, которых назвали ётунами, или турсами. После смерти Бергельмира его сыновья, поселившиеся в стране ётунов — Ётунхейме, — взялись угрожать трём братьям, и война богов с турсами и инеистыми великанами сделалась бесконечной. Что же касается Имира, то, поднатужившись, Высокий, Вили и Ве сбросили мёртвое тело врага в глубину Мировой Бездны. Из развалившейся плоти исполина была создана земля, из костей его образовались великие горы, а валуны и камни произошли от раскрошившихся после падения зубов. Из волос поверженного выросли обширные и густые леса. Кровь убитого стала океаном. Подняли Высокий, Вили и Ве огромный череп Имира и создали из него небосвод. А мозг его разбрызгали по небу, и получились облака.

Но на сотворённом ими небе ещё не было никакого порядка. Спела старуха:

Высокий кивнул: он помнил и это! Жил на свете великан Нарви. Дочь Нарви, сумрачную от рождения, прозвали Ночью. Три раза выходила она замуж. В третий раз вышла Ночь за бога Деллинга и родила ему сына, которого назвали Днём. И тогда Высокий позвал Ночь и её сына, дал им двух коней и две колесницы и послал на небо с указанием раз в сутки объезжать всю землю. С тех пор всегда впереди едет Ночь. Её жеребца зовут Хримфакси, или Инеистая Грива: каждое утро на землю падает пена с его удил. Конь Дня зовётся Скинфакси, или Ясная Грива, так как сияние его гривы озаряет землю и воздух.

Поначалу ночью было очень темно. Тогда Один, Вили и Ве принялись ловить искры, долетающие из страны огня, помещая их на небосвод. Пойманных искр оказалось великое множество: вот почему загорелось и великое множество звёзд. Однако не доставало на небе двух самых ярких светил. Боги исправили это так: жил в те времена великан Мундильфари; дочь его звали Соль, что значит «солнце», а сына — Мани, что значит «месяц». Гордыня дочери великана дошла до того, что она осмелилась отвергнуть самого Одина, посчитав, что Высокий для неё не слишком красив. Сын великана Мундильфари тоже не отличался скромностью. Разгневанный Один выкрал тех детей и заставил их ездить на колесницах по небу: Солнце — днём, а Месяц — ночью. Коней Солнца зовут Ранний и Проворный: под их дугами Один повесил по кузнечному меху, чтобы была им прохлада. С тех пор быстро несётся по небу на колеснице Солнце, а всё оттого, что нагоняет её преследователь — волк по имени Обман. Имя же другого волка, который, находясь впереди Солнца, бежит за Месяцем, — Ненавистник, и Солнце всегда видит его серую спину. Волки эти были порождены одной злобной великаншей и до скончания века бегут за светилами, стараясь их проглотить.

Что же касается времён года, то Лето породил бог Свасуд, или Ласковый, который приятен нравом и ведёт безмятежное существование, а отца Зимы, напротив, зовут Виндсвалем, то есть Холодным, — этот бог жестокосерден и мрачен.

Что касается людей, то однажды шли сыновья Бора берегом океана и увидели два дерева — иву и ясень. Срубили они те деревья, вдохнули в них душу и сотворили из них людей. Затем, посовещавшись, назвали мужчину Ясенем, а женщину — Ивой. И дали им одежду — так пошёл род людской.

Что касается богов — асов и ванов, — то появились асы и ваны ещё в незапамятные времена. Многие из них произошли от союзов Одина с богинями и великаншами, а некоторые ведут свой род от ётунов. Один, сын Бора и Бестлы, всех их знатнее и старше и по праву носит имя Всеотца. Как ни могущественны другие боги, все они перед ним словно дети перед отцом. Один известен и под многими другими именами: Отец Всех Павших, Бог Всех Повешенных, Бог Богов, Бог Ноши, Создатель Рун, Седобородый, Хитрый, Уверенный, Мудрый, Коварный, Многоликий, Воинственный. Он взял себе в жёны богиню Фригг, о которой речь ещё впереди.

Первым сыном Высокого от союза его с великаншей по имени Земля стал самый могучий ас, в бесстрашии способный соревноваться с отцом, а по силе своей превосходящий всех других асов. Всеотец назвал его Тором, или Громом. Имел Тор рыжие волосы — видно, во время зачатия аса на его мать упал солнечный луч. Называли Тора ещё Страхом Исполинов — никого так не боялись ётуны и инеистые великаны, как самого страшного своего противника, готового без устали вступать с ними в схватку. И не было им от первенца Одина никакой пощады: постоянно находился он в походах, смело наведываясь в Нифльхейм и Ётунхейм, пересекая вброд реки и перемахивая через самые скалистые горы. Многих великанов Тор отправил к богине смерти, поражая их мечом и проламывая им головы огромными камнями. Когда Тор хохотал, то смех его был подобен горному обвалу, когда же сердился — от его рыка шатались самые крепкие скалы. В ярости он способен был сотрясти само небо, но впадал в неистовство только при виде чудовищ. Что же касается людей, ас редко сердился на них, снисходительно относился к людским слабостям и старался оберегать женщин и детей.

У Тора была повозка, запряжённая двумя козлами. Имя одного из козлов — Скрежещущий Зубами, а другого — Скрипящий Зубами, и когда бог ехал на своей повозке по небу, она вызывала громы и молнии. Проливались следом за громыхающей колесницей Тора обильные дожди, вот почему люди побаивались аса, несмотря на то что он являлся им самым надёжным защитником.

Любимец всех богов Бальдр был сыном Одина от жены его Фригг, и никого так не привечал Всеотец, как Бальдра. Боги признавались: второй сын Высокого лучше всех их, вместе взятых. Бальдр был юн и прекрасен лицом, тело его было совершенно, от него исходило благоухание, и отличался он настолько кротким нравом, что никогда ни на кого не поднимал руку, умел мирить ссорящихся и прекращать даже самые жестокие распри. Не случайно, что сын Бальдра и его любимой жены Нанны — Форсети — имел природную склонность к судейству и боги часто обращались к нему за советом.

Ас по имени Видар, также сын Высокого, уступал в силе разве что Тору и носил толстые башмаки, сделанные из обрезков кожи, которые бросают люди, работая над своей обувью. Видар собственноручно сшил свои башмаки, не побрезговав подобрать те обрезки.

Его брат Вали славился своей способностью метко стрелять из лука и бросать копьё точно в цель. Но более искусным лучником среди богов по праву считался Улль, сын богини Сив, жены Тора, и пасынок Рыжеволосого.

Ещё одним асом был Тюр — смелый воитель, не лишённый ума и обладающий завидным спокойствием, — люди почитали его как мудреца и искали его расположения, так как он помогал побеждать в бою.

Среди богов жил и ас по имени Браги — этот славился красноречием и ораторским пылом. Особенно же Браги оказался искусен в поэзии: не случайно люди назвали поэзию его именем, а также нарекали именем аса тех, кто становился настоящим скальдом. Жена Браги, Идун, хранила в своём ларце драгоценные молодильные яблоки. Те из богов, кто чувствовал приближение старости, непременно наведывались к Идун и отведывали волшебного лекарства: тотчас вновь они молодели и на долгое время забывали о сокровище. Относились асы к источнику своего долголетия весьма легкомысленно, и из-за этого чуть было не случилось с ними беды.

Бога по имени Хёд, слепого от рождения, но, как Тор и Видар, чрезвычайно сильного, все асы жалели и уважали.

Бог Хёнир, частый спутник Одина, также пользовался всеобщим уважением: именно он наделил первых людей разумом и пониманием и, кроме того, имел дар прорицания.

Светлый бог Хеймдалль, называемый Белым Асом, родился от девяти дев, которые приходились друг другу родными сёстрами, и звали его ещё Золотозубым, ибо зубы Хеймдалля были сотворены из чистого золота, и стоило лишь улыбнуться богу, всё вокруг освещалось его улыбкой. Будучи прирождённым стражем и обладая даром постоянного бодрствования, Хеймдалль охранял сон асов. Благодаря своему дару, а также храбрости и хладнокровию он не раз спасал богов от нападения великанов. Говорили, что слышит он, как растут травы на земле и шерсть на овцах. О его неподкупности ходили легенды. Благодаря зоркости Хеймдалля асы могли спокойно отдыхать и набираться сил, не держа постоянно подле себя оружия. Белый Ас обладал ещё одной особенностью, которую некоторым богам не лишне было бы у него перенять, а именно: никогда не лукавил и всегда говорил правду, какой бы горькой она ни оказывалась. Вот почему открыто ненавидел Хеймдалль сына лжи и обмана — аса по имени Локи.

Локи зачали великан Фарбаути и некая Лаувейя. Внешне Локи был очень красив, но с самого детства выказывал злобный нрав и крайнюю мстительность: в коварстве он превзошёл и людей, и асов, даром что в нём текла тёмная кровь ётуна. Не оказалось во всём свете более изворотливого бога, падкого на всякие гадости. Обладая даром двуличия, Локи легко втирался в доверие и к великанам, и к богам, не брезговал иметь дела с самыми мерзостными чудовищами и охотно брался за всякие щекотливые поручения, которые асы с радостью перекладывали на его плечи.

Не было бога, включая самого Всеотца, которого не пытался бы обмануть Локи. Повсюду шнырял он, разнося слухи, нашёптывая на ухо то одному, то другому сплетни, без конца смущал всех своими дерзостями, и большей частью именно из-за его проделок асы часто попадали в скверные истории, выход из которых подсказывал опять-таки Локи. Виноват он был и в похищении Идун. Вот как обстояло дело: однажды Локи путешествовал по миру вместе с Одином и Хёниром. В тот злосчастный вечер боги расположились на ночлег и жарили на костре быка. Они переворачивали его, пропекая со всех сторон, вот только мясо всё не жарилось, а голод нарастал. Время шло, напрасно подбрасывали асы в огонь огромные деревья — они спалили уже целую рощу, но туша по-прежнему оставалась сырой. Наконец, совсем отчаявшись, решили боги бросить бесполезное занятие и лечь спать голодными. Вдруг с нависавших над ними дубовых ветвей раздался голос. Голос этот принадлежал огромному орлу. Орёл сказал, что мясо изжарится лишь тогда, когда странники решат угостить и его. Высокий пригласил орла разделить с ними трапезу, бык тотчас прожарился, и орёл, махая громадными крыльями, принялся с жадностью клевать мясо, вырывая из туши большие куски. Локи это не понравилось. Он подкрался к птице сзади, схватил палку и что есть силы ударил обжору; но палка намертво приклеилась к спине орла, а другой её конец приклеился к рукам Локи, и её было никак не отодрать. Орёл поднялся в воздух, с ним полетел и кричащий от страха Локи, задевая ногами вершины скал и деревья.

Будучи от природы трусливым, он умолял о пощаде, на что орёл ответил, что не видать Локи свободы, если тот не даст ему клятвы выманить в лес Идун с яблоками. Однако, зная, что клятвы бога лжи немногого стоят, мучитель аса пригрозил: если тот забудет об уговоре, то неизбежно поплатится — орёл его рано или поздно выследит, подхватит когтями, и тогда не будет ему никакой пощады. Локи тотчас согласился; тогда орёл отпустил его, и ас как ни в чём не бывало вернулся к встревоженным спутникам. На вопросы Высокого и Хёнира Локи отвечал, что ему удалось освободиться самому.

В назначенный срок он заманил простодушную Идун в глухую чащу — сделать это королю коварства с его умением нравиться женщинам не составляло труда. Кроме того, Локи поклялся, что нашёл в лесу яблоню с ещё более действенными яблоками, и попросил жену Браги прихватить с собой яблочка два-три из заветного ларца для сравнения. Лишь стоило им углубиться в лес, как налетел орёл — на самом деле под обличием гигантской птицы скрывался инеистый великан Тьяцци. Схватив Идун, орёл унёсся с богиней в страну холода.

После исчезновения хранительницы яблок асам пришлось весьма нелегко, ибо не знали они, где она прячет свой ларец. Вскоре принялись боги седеть и горбиться, лица их покрылись морщинами, а руки уже не могли твёрдо держать мечи. Кто-то из них вспомнил, что видел Идун в последний раз, когда она куда-то шла с Локи. Справедливо подозревая неладное, боги тотчас схватили сына Фарбаути и подвергли допросу, угрожая, что не остановятся перед пытками, если тот будет молчать. Трусость коварного бога дала себя знать и на этот раз: тут же во всём признавшись, Локи поклялся, что готов отправиться в Нифльхейм, если богиня страсти Фрейя одолжит ему соколиные перья для быстрого полёта.

Фрейя, более всех переживавшая за свою внешность, согласилась снабдить его оперением. Локи тотчас направился на север, перелетел горные хребты и оказался в жилище великана Тьяцци, который в то время рыбачил на своей лодке далеко в море. Дома оставалась одна Идун. Локи, применив свой волшебный дар, превратил её в орех, затем, цепко схватив тот орех в когти, отправился обратно.

Вернувшись, Тьяцци обнаружил пропажу. Изрыгая проклятия, великан превратился в орла и ринулся в погоню. Он уже нагонял выбившегося из сил сокола, но вот показалась обитель богов: асы, ожидавшие прибытия Локи, увидели, как тот во весь дух несётся к обители, вышли к её стенам и вынесли с собой ворох стружек. Сокол залетел за стены, и асы тотчас развели в стружках огонь. Орёл, нагонявший сокола, не смог остановиться: от поднявшегося к небу огня у него вспыхнули перья, объятый пламенем, он упал. Боги не дремали и заработали мечами. В итоге Тьяцци настигла смерть.

Беспринципный Локи был замешан ещё во многих делах, но до поры до времени всё ему сходило с рук, несмотря на то что многие его деяния граничили с предательством. Спасали сына Фарбаути его находчивость, способность мошенника оказывать богам услуги и его хитроумные советы. Пожалуй, только Хеймдалль не вступал с ним ни в какие сделки, предчувствуя, что рано или поздно всё это плохо закончится.

Имя ещё одного бога — Ньёрд. Происходил Ньёрд из рода миролюбивых ванов — соперников воинственных асов. Ньёрд был хозяином ветра, усмирителем огня и воды, знал толк в мореплавании и строительстве кораблей. Поначалу асы и ваны враждовали между собой. Чтобы завершить распри, ваны отдали асам Ньёрда заложником в знак примирения, он так и остался с ними, и асы его полюбили. А женился Ньёрд так: после того как случилась неприглядная история с яблоками Идун, великанша Скади, дочь инеистого великана Тьяцци, в полном воинском облачении пришла к богам мстить за отца. Асы не пожелали драться с женщиной и предложили ей выкуп, на который она согласилась. Но прежде Скади потребовала, чтобы её рассмешили. Для Локи, главного виновника тех событий, развеселить великаншу не составляло труда: он тотчас нашёл козу, обвязал её верёвкой за бороду, другой же конец намотал себе на мошонку. Тянули верёвку на себя то несчастная коза, то Локи, и оба громко кричали. Какое-то время великанша сохраняла серьёзный вид, хотя все боги вокруг тряслись от хохота. Наконец прохвост Локи не нашёл ничего лучшего, как повалиться Скади на колени, — тут, не выдержав, расхохоталась и она. По условиям соглашения великанша могла взять себе в мужья любого из богов, но с одним условием: она должна выбрать жениха по ногам, всё остальное скроет от неё плотная занавесь. Скади согласилась: тогда асы скрылись за занавесью, выставив на обозрение лишь свои ноги. Скади взялась выбирать. Приглянулась ей пара удивительно крепких и красивых ног, и, грешным делом, подумала великанша, что такие ноги могут принадлежать Бальдру, на которого она уже положила глаз. Обрадованная Скади указала на них: занавесь тотчас распахнулась и новоявленная невеста поняла, что она одурачена, так как выбрала старого бородатого Ньёрда, особой красотой не отличавшегося, но имевшего стройные ноги. Делать нечего — пришлось Скади согласиться на замужество.

Правда, радости в скороспелом браке великанши и вана не оказалось никакой — скандалы следовали за скандалами. Главная причина раздоров заключалась в том, что жил Ньёрд в чертоге на берегу моря, который звался Ноатун. Скади же во что бы то ни стало желала поселиться на своей родине, в горах, в месте, называемом Трюмхейм, там, где жил её покойный отец. Нашла коса на камень: великанша жаловалась, что терпеть не может шум волн и крики чаек, они-де мешают ей спать, а Ньёрд в свою очередь ни в какую не желал переезжать туда, где во все стороны раскинулись одни лишь безжизненные скалы и по ночам выли волки. Супруги пошли было на мировую, решив, что девять суток они пребывают в Трюмхейме, а на другие девять перебираются в Ноатун, однако прожили так недолго. После очередного визита к мужу Скади наотрез отказалась возвращаться к морю и поселилась в отчем доме. С тех пор часто она вставала на лыжи и отправлялась на охоту, вот почему люди чтили её как богиню лыжников.

Сам Ньёрд ещё до женитьбы на великанше имел двух детей (злые языки поговаривали, что от родной сестры). Сына он назвал Фрейром, или Господином, а дочь, о которой уже говорилось, — Фрейей, или Госпожой. Фрейр стал покровителем дождей и солнечного света, а значит, земных плодов и урожая. Сестра его, золотоволосая Фрейя, взялась потворствовать влюблённым и повитухам, ибо там, где царствует страсть, часто появляются дети, и немало преуспела на этом поприще: люди также любили её и за женственность, и за желание всегда прийти на помощь младенцам. Красота пылкой Фрейи сделалась притчей во языцех — не оказалось на свете богини более прелестной, чем дочь ворчливого Ньёрда. Кроме того, она славилась воинственностью, удивляющей даже Высокого. Повсюду летала неугомонная Фрейя, безбоязненно стоя в своей колеснице и управляя двумя дикими кошками, которые ростом и свирепостью превосходили иных волков. Многие могучие звери, даже такие, как медведи, побаивались и глядеть в сторону тех великанских кошек, когда, понукая и подстёгивая их, проносилась Фрейя по лесам и горам.

Издавна дружил с богами Эгир-великан, повелитель морей, владения которого на океанском дне были самые обширные и богатые из всех владений, принадлежавших асам, ванам и их союзникам. Жена Эгира по имени Ран-Похитительница увлекала в пучину зазевавшихся моряков особой сетью, называемой сетью Ран, прибегая в этом не очень почтенном занятии к помощи девяти своих дочерей. Звали их Небесный Блеск, Голубка, Кровавые Волосы, Прибой, Волна, Всплеск, Вал, Бурун и Рябь.

Из богинь, живущих подле Высокого, самая главная была Фригг, жена Одина, которую звали ещё Матерью Асов, — любимица людей, покровительница брака и семейного очага. Отца её звали Натом, и был он ётуном.

Жила среди асов и богиня Сага, которая обладала даром провидения.

Богиня Эйр являлась искусной врачевательницей, никто так быстро и надёжно не залечивал асам раны, как она.

Богиня Гевьон была юной девой; люди также её любили — она покровительствовала тем девушкам, которые умерли невинными.

Богиня Фулла всегда ходила с распущенными волосами, нося на голове золотую повязку. Кроме того, Фулла повсюду носила с собой ларец Фригг, а также хранила обувь Матери Асов и знала о многих её сокровенных помыслах.

Богиня Съёвн занималась тем, что склоняла сердца людей к любви и потворствовала их желанию сблизиться друг с другом.

Не отставала от неё в умении соединять людей и богиня Лови, которой всегда удавалось добиться от Высокого и Фригг согласия на людской брак, несмотря на то что ранее подобное в отношении тех или иных мужчин и женщин было ими строжайшим образом запрещено.

Богиня Вар ведала обо всех людских обетах и клятвах.

Богиня Вёр была настолько любопытна, что от неё никто ничего не мог скрыть.

Богиня Сюн сторожила двери в палатах асов и наглухо закрывала их перед теми, кому заходить туда было недозволено. Кроме того, к её советам боги всегда прибегали во время споров, когда хотели опровергнуть речи своих противников.

Богиню Хлин асы приставили к тем людям, которых Фригг хотела бы уберечь от опасности: Хлин словно бы невидимым крылом закрывала их.

Богиня Снотра была сдержанна и умна: её именем называли мудрых и уравновешенных женщин.

Ещё одну богиню, которую звали Гна, Фригг, жена Высокого, всегда посылала с поручениями в разные концы света. У богини был конь Ховварпнир, что значит «выбрасывающий копыта»: имя дали коню не случайно, ибо он славился своей проворностью и мог скакать по воде и по воздуху.

Кроме асов и ванов, обитали высоко в небесах существа, называемые светлыми альвами: страну их именовали Альвхейм. Обликом светлые альвы уподоблялись Солнцу, и не было их прекрасней.

Были ещё и тёмные альвы, ликом своим чернее смолы, и проживали они в земле.

Обо всём этом знал Высокий, а Вёльва продолжала пророчествовать. Вот что колдунья спела:

Высокий кивнул. Людям нужно было найти более-менее безопасное место для жизни, а кроме того, где-то нужно было заселиться и самим богам, ибо ётуны и инеистые великаны только и думали о том, чтобы погубить всё живое. А мир был устроен так: в незапамятные времена вырос посреди пространства исполинский ясень, вознёсся его ствол до Луны и Солнца. Крона ясеня казалась необъятной. Назывался вселенский ясень деревом Иггдрасилем. На вершине дерева, ветви которого задевали Луну и Солнце, лежала небесная страна: асы поселились в ней, решив возвести там свой город Асгард, или Обитель Богов.

Спела Одину Вёльва:

Высокий кивнул и на это. Нашли боги поле в центре страны, которое назвали Идавёллем, и первым делом воздвигли на том поле Чертог Радости — святилище с двенадцатью тронами и престолом для Всеотца, которое назвали Хлидскьяльвом. На том престоле могли восседать лишь сам Один и жена его Фригг. Создали асы ещё одно святилище — для богинь, такое же большое, и нарекли его Вингольвом. Следом построили кузницу, создали молот, наковальню, щипцы и остальные орудия. Затем принялись ковать из чистого золота разные вещи: и вся утварь, и всё убранство святилищ было у них золотым.

После они возвели себе чертоги — у каждого аса в Асгарде оказался свой чертог: у одних больше, у других меньше. Самые большие владения были у Высокого, но и старший сын не отставал от отца. Дворец бога Тора зовётся Бильскирнир, или Неразрушимый: в нём более пяти сотен палат и он больше всех домов, которые когда-либо были возведены. Тор проводит в нём время, когда возвращается из походов, туда он зазывает на пиры всех асов. У сына Бальдра — Форсети — палаты зовутся Глитнир: они убраны столбами из золота и крыша их покрыта серебром. Форсети вершит там свои судейские дела. Двор Фригг зовётся Фенсалир и славится своей красотой. Богиня Сага живёт во дворце Сёкквабекк, что значит «погружённая скамья»: двор её поистине великолепен. Фрейя же владеет палатами Сессрумнир.

Светлые альвы тоже имеют свой чертог на третьем небе от Асгарда, которое зовётся Видблаин, или Широкосинее, где они счастливо проживают.

Людям боги отдали землю, окружавшую вселенское дерево в середине, назвав её Мидгардом, что значит «отгороженное пространство». Обступают Мидгард горные страны Ётунхейм, Нифльхейм и огненный Муспелль — там живут исполины, враждебные асам и людям. Из Асгарда в мир людей протянута радуга, по которой боги спускаются. Называется радужный мост Биврёстом. Называют его ещё Мостом Асов. Переливается мост всеми цветами; красный цвет в нём — это жаркое пламя. Великаны давно захватили бы Асгард, если бы не огонь Биврёста, а так только боги имеют возможность скакать по радуге на своих проворных конях. Имена тех коней следующие: Слейпнир, или Скользящий, конь самого Высокого, а также Весёлый, Золотистый, Светящийся, Храпящий, Серебристая Чёлка, Жилистый, Сияющий, Мохноногий, Золотая Чёлка и Легконогий. Стережёт мост Белый Ас Хеймдалль: его часто зовут Хранителем Радуги. Помогают хранителю громогласный рог Гьяллархорн, оглушительный рёв которого, если нужно собрать богов, которые разбрелись по земле, долетает до самых её краёв, и волшебное копьё. Рядом с богом сидит петух Гуллинкамби, что значит «золотой гребешок», с которым ас и коротает время.

Что ещё касается Иггдрасиля — возвышается ясень посреди океана, созданного из крови Имира, океан уходит за небесный окоём, там морские воды с шумом и брызгами низвергаются в Бездну. В океанских водах, свиваясь кольцами и вызывая шторма и бури, царствует змей Ёрмунганд. Подобно ётунам и инеистым великанам, он угрожает всему живому и особо зол на людей, осмелившихся выйти в море, но Иггдрасилю до поры до времени змей не опасен. Дерево держится на трёх узловатых корнях. Один корень уходит в небеса к источнику Урд, и ничто там ему не угрожает. Другой корень добрался до Нифльхейма и на самой границе со страной холода упёрся в источник Мудрости, светлый и чистый, струящийся между омытых камней, питьё из которого даёт самое главное на земле богатство — знания. Называется ещё тот родник источником Мимира, ибо сторожит его великан Мимир, в отличие от своих собратьев незлобный и исполненный учёности, что неудивительно, ведь каждый день великан зачерпывает из родника воду и пьёт её, пытаясь утолить великую жажду. Правда, бесполезны его усилия, ибо жажду знаний не утолить никому.

Не могла не напомнить Вёльва Высокому о стороже родника. Вот что она пропела:

Один вздохнул. Однажды пришёл он к Мимиру и попросил великана дать ему напиться из родника, однако тот, засмеявшись так, что затряслись и горы, и лес, потребовал от главного аса залог. Должен был Высокий оставить свой глаз за один лишь глоток. Гость решил, что мудрость важнее. Не колеблясь, он согласился, и лежит глаз Одина по сей день на светлом и чистом дне. Но залог равноценен: отпив из ключа, напитался Высокий знаниями и с тех пор на равных может беседовать со стражем источника. Ну а что касается простых смертных, да и остальных богов, нет среди них того, кто посмел бы с тех пор состязаться с Одином в мудрости. Именно благодаря ей создал и вырезал Высокий первые руны, раскрасив священные знаки собственной кровью. А затем, чтобы постичь их волшебную силу, девять дней провисел он на стволе мирового дерева, принеся себя в жертву и сам себя пригвоздив к Иггдрасилю копьём.

Третий корень ясеня ушёл глубоко под землю, к тёмным норам и пещерам страны мёртвых — Хель. Под третьим корнем продолжает бить поток Кипящий Котёл, изрыгающий множество вод. Там, в глубине земли, вместе с бесчисленными змеями прозябает чёрный дракон Нидхёгг, который в бессильной ярости подгрызает корень в желании повалить Иггдрасиль. Но в ветвях ясеня проживает орёл, зорко следящий за проклятым драконом, а между глаз того орла сидит ястреб по имени Ведрфёльнир. Пока корню ничего не угрожает, орёл переругивается с Нидхёггом. Так как ясень огромен, то ругань обоих не слышна, и тогда на помощь двум заклятым врагам приходит белка по имени Рататоск, или Грызозуб: эта сплетница без устали снуёт по стволу, передавая орлу и дракону проклятия, которыми те осыпают друг друга, а заодно и разносит всевозможные слухи. Стоит только дракону удвоить усилия в попытке свалить благородное дерево, орёл слетает с ветвей и набрасывается на него. И тогда Нидхёгг, шипя, отползает в самую глубокую нору, раны же, нанесённые корню его зубами, затягиваются.

Помимо дракона, доставляют немало неприятностей дереву живущие на нём четыре гигантских оленя: Даин, Двалин, Дунейр и Дуратрор. Олени очень прожорливы и тем опасны, что постоянно объедают листву Иггдрасиля. Лишь то спасает ясень от их неуёмного обжорства, что листья на нём отрастают исключительно быстро. Росу, стекающую с тех листьев, люди зовут медвяной, и ею кормятся пчёлы.

Напомнила Вёльва Одину и о появлении возле ясеня богинь-норн:

Высокий кивнул. Там, где течёт небесный источник Урд, к которому часто съезжаются боги, чтобы возле него вершить своё правосудие, по сей день прядут свои нити норны: Урд, Верданди и Скульд. Каждая нить в их руках — человеческая судьба. Стоит норнам порвать её — неосторожно или по умыслу, — человек тут же умирает. Есть ещё одна обязанность у главных норн: каждый день черпают они из источника воду и поливают ею ясень, чтобы не засох его ствол и не зачахли его гигантские ветви. И всё, что ни попадёт в родник Урд, становится белым, словно самый чистый снег, словно плёнка, лежащая под скорлупой яйца. Обитают в источнике два белых лебедя: от них и пошла порода тех птиц. Кроме трёх главных норн, в мире живут ещё и другие норны: они приходят к только что родившимся младенцам и тоже наделяют их судьбами. И здесь кому как повезёт. Добрые норны наделяют доброй судьбой. Если же человеку в жизни выпадают несчастья, значит, нить судьбы его в пальцах норны злой, которая род свой ведёт не от богов, а от всякой нечисти.

И пела ещё Вёльва Высокому, напоминая о том, как появились карлики:

Кивнул и на это Высокий. После смерти Имира в его теле, ставшем землёй, завелись в изобилии черви. Боги решили дать этим тварям разум и человеческий облик — так зародилось племя карликов. Но живёт оно, подобно тем же червям, в горах, песчаных норах и камнях. Колдунья напомнила Одину: первыми из костей и крови были созданы гномы Модсогнир, что значит «всасывающий силы», и Дурин. За ними появилось множество подобных существ. Перечислила Вёльва тех из карлов, кто заселяет почву:

Затем взялась за тех, кто проживает в камнях:

Согласно тряхнул бородой Высокий. Сотворённые трудами асов карлики являются знатоками руд и отменными кузнецами: в своих пещерах, в снопах искр, беспрестанно поддувая меха, куют они по просьбе богов оружие, но не забывают и о богинях, создавая им невиданные по красоте ожерелья. Кроме того, гномы выделывают из золота необыкновенные кольца, обладающие магической силой. Без устали снуют они в недрах по подземным переходам, освещая путь факелами или прикреплёнными на головах свечами, и всегда готовы прийти на помощь, если о том попросит Высокий. Как и среди людей и асов, среди гномов бывают добрые и злые. Живут карлики намного меньше богов, хотя время своих жизней исчисляют веками. Все они хитры и смышлёны, всё ведают, обо всём наслышаны и стараются не показываться на свет дневной, боясь солнечных лучей, которые превращают их в камень. Сделавшись подлинными мастерами кузнечного искусства, карлики не спешат делиться с другими своими навыками: секреты мастерства хранят они как зеницу ока, вот почему даже Локи не может выпытать ни единой их тайны, хотя подкупом и обманом постоянно пытается сделать это.

Гномам есть чем гордиться. Копьё Высокого по имени Гунгнир было создано сыновьями карлика-кузнеца Ивальди, как и отданный Одину удивительный меч. Они же построили Фрейру корабль Скидбладнир, столь огромный, что хватает на нём места всем богам с оружием и доспехами, и лишь поднимают на Скидбладнире парус, как дует в тот парус попутный ветер, и безостановочно летит тогда быстрый и хищный драккар туда, куда нужно асам. Когда же в Скидбладнире Фрейр не нуждается, то он складывает его, словно простой платок, и прячет в кошель — вот насколько искусно и сложно придуман тот корабль.

Что касается Гунгнира и Скидбладнира, то Локи, однажды заявившись в подземное царство, не на шутку схватился с одним из карлов, а именно с неким Брокком: Локи клялся, что родной брат Брокка, мастер Эйтри, не сможет сравниться с сыновьями Ивальди в искусстве ковать подобные вещи, и выставил в качестве залога свою бедовую голову. Брокк, будучи азартным, позвал брата, передав ему слова Локи. И тогда два карла отправились в кузницу Эйтри. Карлик-кузнец, положив в горн свиную кожу, приказал азартному братцу, у которого хватило ума спорить с таким пройдохой, как Локи, раздувать мехи не останавливаясь, пока он, Эйтри, не вынет из горна то, что там положено. Едва кузнец вышел из кузницы, а Брокк схватился за мехи, поддерживая в горне постоянное пламя, как на руку гнома уселась неизвестно откуда взявшаяся в подземелье муха и принялась её нещадно жалить. Но он, терпя боль, раздувал, пока Эйтри не явился и не вынул из горна первое изделие — то был вепрь с золотой щетиной. Затем кузнец положил в горн золото и вновь велел Брокку не прекращать работы. Только он ушёл, появилась всё та же наглая муха и, усевшись подмастерью на шею, пребольно укусила гнома. Но и в этот раз, стиснув зубы, карлик не оставил занятия, а появившийся Эйтри вытащил из горна золотое кольцо. В третий раз Эйтри положил в горн железо и строго-настрого приказал ни под каким предлогом не оставлять мехов, иначе всё пойдёт насмарку. Стоит ли говорить, что муха была тут как тут: уселась промеж глаз несчастного карлика и ужалила его в веко, да так, что кровь залила Брокку глаза. Ничего не видя, он поднёс руку к глазам, чтобы стереть кровь, а мехи между тем опали, и пламя начало гаснуть. Хорошо, здесь явился Эйтри. Кузнец заявил, что чуть было не погибло то, что находится в горне, и вытащил из горна огромный молот.

Кольцо Эйтри затем отдал Высокому, предупредив Одина, что каждую девятую ночь из подаренного им кольца будут капать по восьми золотых колёс такого же веса. Бог Фрейр получил от карлика золотого вепря, который мог бежать и по воде, и по воздуху быстрее любого коня, щетина же зверя светилась так, что даже в полной темноте вепрю было светло. А затем кузнец вручил свой молот, который был назван Мьёлльниром, нетерпеливому Тору, заявив, что этим молотом можно бить с какой тот захочет силой и бросать его по любой цели: сила же молота такова, что пробьёт он любые доспехи и проломит любую голову. И как бы далеко ни улетал молот, он всегда возвратится в руку владельца. А если Тор захочет, то молот сделается настолько малым, что сможет уместиться за пазухой. Карлики также сковали Тору Волшебный Пояс, приумножающий силы аса, и Железные Рукавицы, без которых молот было трудно удержать. Боги признали, что самой удиви тельной вещью является ни копьё, ни корабль, ни кольцо, ни вепрь, а именно Мьёлльнир, ибо он — надёжнейшая защита от великанов.

Таким образом, Локи проиграл свою голову и бросился к Брокку, предлагая за неё выкуп, но карлик, помня о бедах, которые Локи принёс другим, стоял на своём. «Тогда попробуй возьми меня!» — воскликнул изворотливый бог и моментально исчез, ибо имел башмаки, которые могли переносить его на большие расстояния. Но и Брокк оказался непрост, он пожаловался Тору, и беглец был тут же схвачен. Правда, Локи всё-таки удалось отвертеться: проходимец заявил, что карлику принадлежит только его, Локи, голова, а не его шея.

Между тем колдунья Вёльва продолжила свою великую песнь. Закрыв глаза и покачиваясь, напомнила ведьма Высокому о том, как асы схватились с ванами и что из этого вышло:

Высокий согласно кивнул на это, хоть неприятно было ему вспоминать о своём поражении. Вот как всё обстояло: в давние времена, о которых уже говорилось, ваны, тогда ещё враги и соперники асов, подослали прямо в чертоги Одина несносную женщину по имени Гулльвейг, что значит «сила золота». Та Гулльвейг принялась чинить в Асгарде раздор: ворожила и чародействовала «на радость злым жёнам», и не было от неё никакого покоя. Высокий трижды пытался её уничтожить, поражая своим копьём, и трижды сжигал, но всякий раз Гулльвейг, или, как её ещё называли, Хейд (обычное имя колдуний), возрождалась благодаря своим заклинаниям. Асы здорово с ней намучились. В конце концов они принялись совещаться и решили начать с ванами войну. По обычаю Один, как предводитель войска, перед началом битвы бросил в ванов копьё. Однако бой асами всё-таки был проигран — именно тогда ваны и предложили побеждённым начать с ними переговоры, прислав заложником Ньёрда и в свою очередь взяв в заложники аса Хёнира. Пришлось Высокому пойти на равноправный союз.

При заключении знаменитого мира слюну асов и ванов собрали в большой сосуд, из неё появился Квасир, человек-мудрец. Квасир впоследствии странствовал по царству людей, был во многих землях Мидгарда, и не было вопроса, на который он бы не мог ответить. Но недолго было суждено жить умнейшему из умнейших — карлики Фьялар и Галар решили его убить. Два негодяя заманили Квасира к себе потолковать с глазу на глаз о мудрости и совершили своё чёрное дело. Когда же из тела мудреца брызнула кровь, гномы смешали её с пчелиным мёдом: получился напиток, названный ими мёдом поэзии, ибо каждый, кто отпивал из чаши, которую с тех пор зорко оберегали пронырливые и всеведущие рудокопы, становился поэтом и заметно прибавлял себе мудрости.

Сотворив таким кровожадным образом истинную пищу богов, Фьялар и Галар не успокоились. Следующей жертвой карликов стал инеистый великан по имени Гиллинг. Простодушного исполина подельники заманили покататься на лодке и устроили так, что лодка наскочила на подводный камень: в итоге Гиллинг погиб. Родичи Гиллинга, взъярившись, решили пойти на рудокопов войной, желая, если придётся, разровнять все горы и перекопать всю землю, лишь бы только уничтожить ненавистных им гномов. Пришлось Фьялару и Галару идти на мировую с сыном убитого, которого звали Суттунг: он больше всех жаждал мести. Поймав двух мерзавцев, Суттунг отплыл с ними далеко в море и посадил обоих на скалу, которая скрывалась под водой при каждом приливе. Карлики взвыли и (улили великану всё золото, спрятанное ими в горах, но Суттунг не соглашался ни на какие уступки. Делать нечего: в знак примирения гномы передали Суттунгу самое большое своё сокровище — чашу с божественным даром. Суттунг спрятал добычу в горе Хнитбьёрк, да так хитро, что знала о том, где находится мёд поэзии, лишь его дочь — великанша Гуннлёд.

Высокий не смог стерпеть подобного исхода. Он тотчас отправился в путь в страну холода и, перевалив через горы, пришёл на цветущий луг. Там девять работников великана Бауги, родного брата Суттунга, косили сено. Прикинувшись путником, Один предложил им свою помощь в заточке кос, посетовав на то, что их орудия недостаточно остры: работникам приходится тратить больше сил и за ними остаётся нескошенная трава. Когда косцы согласились, Высокий вытащил из-за пазухи точило и наточил косы, да так, что работники пришли в восторг и пожелали во что бы то ни стало точило купить. Высокий, пожав плечами, сказал, что он не против и продаст точило любому из них, причём за недорогую плату. Среди работников тут же началась свара, каждый хотел забрать точило себе. «Ну что же, — сказал тогда Высокий, — сделаем так. Подброшу я точило в воздух. Кто первый его схватит, того оно и будет». Один подбросил точило, работники, не выпуская кос из рук, бросились к нему и смертельно порезали друг друга в возникшей давке.

После этого Высокий появился в доме Бауги, назвав себя Бёльверком, то есть Злодеем, — такое имя пришлось великану по душе, — втёрся к исполину в доверие и остался ночевать у него. Бауги посетовал новому знакомому, что нынче девять его слуг непонятно из-за чего убили друг друга и теперь некому работать на полях и в хлеву. Высокий тотчас предложил себя, взявшись служить за девятерых, а вместо платы попросил один лишь глоток мёда Суттунга. Бауги отвечал, что хоть не он является хозяином мёда, но, так и быть, поможет Бёльверку добыть глоток этого божественного напитка.

Как и было уговорено, Бёльверк батрачил у Бауги всё лето, а с приходом зимы стал требовать платы. Бауги держал слово — хозяин с работником тотчас отправились к Суттунгу, и брат попросил брата помочь ему расплатиться, а именно: дать хотя бы один глоток удивительного мёда, но хранитель чаши наотрез отказался расстаться даже с каплей. После этого Бауги ничего не оставалось делать, как войти в сговор с Высоким, ведь он был связан по рукам и ногам данной клятвой. Решили они взять бурав и пробуравить им скалу, за которой хранился мёд Суттунга. Бауги напряг всю свою силу и взялся буравить. Вскоре он заявил Бёльверку, что дело сделано. Тогда работник подул в отверстие, и в лицо ему полетела каменная крошка. Понял Один, что Бауги лукавит, и потребовал бурить дальше. Великан подчинился. Вскоре Высокий дунул второй раз, каменная крошка отлетела вовнутрь. Один тотчас принял обличье змеи и проскользнул в отверстие. Только тогда осознав, кто был перед ним, одураченный Бауги бросил в аса бурав, но опоздал.

Проникнув сквозь гору, Высокий нашёл место, где возле чаши с мёдом скучала юная великанша. Ничего не стоило ему соблазнить Гуннлёд. В неге и в отдыхе с ней он провёл три ночи, ибо девица была ненасытна, а затем в три глотка осушил чашу и впитал весь мёд в себя. Оставалось хитроумному Одину принять облик могучего орла и подняться в небо. Но и Суттунг оказался не лыком шит: увидев летящую над горами птицу, он бросился в погоню, тоже сделавшись орлом. Так один хищник с яростным клёкотом гнался за другим, и летели они до самого Асгарда, где Высокого уже поджидали боги.

Заметив орлов, асы быстро поставили возле ворот огромный котёл. Достигнув Асгарда, Один выплюнул большую часть напитка в тот котёл, а так как Суттунг уже почти нагнал его, то остальную часть выпустил из своего заднего прохода. Остаток мёда, таким образом, разлился по всему Мидгарду, и впоследствии брал ту влагу всякий, кто хотел её взять, но в отличие от собранного в котле истинного мёда разбрызганные повсюду капли помогали всем желающим становиться разве что рифмоплётами, и те, кто питался ими, не имели к искусству скальдов никакого отношения. Вот почему и прозвали мёд, извергнутый из заднего прохода Одина, долей рифмоплётов. Настоящим же напитком богов, оказавшимся в Асгарде, Один впоследствии щедро снабжал асов и тех людей, которые действительно имели дар к божественному искусству.

Что касается стен и ворот Асгарда, напомнила Вёльва Высокому ещё об одном деле, о котором он сам предпочёл бы не вспоминать. Спела ведьма, покачиваясь:

Высокий качнул бородой. Увы, и асы не были безупречны! Как только взялись они возводить Асгард, то решили прежде поставить крепкие стены, за которые не смогли бы проникнуть великаны и чудовища. Однако, сгоряча схватившись за стройку, вскоре убедились: работа огромна и с нею им будет не справиться. Сели асы на троны и крепко задумались. Здесь и пришёл к ним один великан, пообещавший создать самую прочную ограду, да ещё и с воротами, которые не смог бы открыть никто, кроме самих богов.

Брался ётун сделать работу за одну лишь зиму, но от асов потребовал немыслимое: должен был Высокий взамен вручить великану Месяц, Солнце и прекрасную Фрейю, от красоты которой все люди, боги и великаны сходили с ума. Возмутился Один на дерзкое предложение ётуна, но подвернувшийся Локи нашептал ему на ухо, что подобное предприятие за столь короткий срок даже самому искусному мастеру сотворить не под силу, а значит, стоит пойти на сделку. Так, по совету этого проходимца асы согласились, однако поставили условие: великан должен сделать работу сам, никто из собратьев ему помогать не будет. Срок исполину дали до первого летнего дня. Договор скрепили крепкими клятвами в присутствии многих свидетелей, которых ради этого дела пригласили из Ётунхейма, и ударили по рукам.

С первым зимним днём мастер отправился в самый дремучий лес и взялся валить деревья. Здесь и случилось то, чего боги не ожидали: не успели они оглянуться, как уже целые груды камней и отёсанных стволов оказались в Асгарде. Строительный материал прибывал в огромных количествах, а уж великан знал своё дело: проклятый ётун быстро складывал из валунов и деревьев такие высокие и крепкие стены, что асы не верили своим глазам. Вот где они промахнулись: по договору великаны поклялись не вмешиваться, но помогал мастеру конь по имени Свадильфари, днём и ночью перевозящий на себе брёвна и валуны. Помощь коня позволяла усердному ётуну возводить крепость быстрее быстрого: ему оставалось только прилаживать на свои места балки и камни и надёжно их закреплять.

Так, благодаря Свадильфари стены росли не по дням, а по часам, а боги мрачнели. Когда же до лета осталось всего три дня, дело было лишь за воротами, но и они уже лежали перед Асгардом почти что собранные. Понимая, что вот-вот проиграют, асы вновь взялись совещаться и, злясь на себя и на великана, спрашивали друг у друга, кто дал им столь дурацкий совет, ведь теперь им только и оставалось, что выдать Фрейю замуж за ётуна, да к тому же ещё и обезобразить небосвод, лишив его Солнца и Месяца. Вспомнив о Локи, схватили его асы и, ругая последними словами, приволокли к Высокому. Лукавец тут же пообещал исправить дело: что касается пакостей, Локи был непревзойдённым выдумщиком.

Вскоре перед трудягой Свадильфари неожиданно появилась белая кобылица. Была она настолько красива, что конь сошёл с ума: прежде послушный, он захрипел, поднялся на дыбы, разорвал упряжь, сбросил на землю поклажу и, несмотря на уговоры хозяина, рванулся следом за кобылицей. Пропадал Свадильфари неизвестно где три дня и три ночи, мастер не успел закончить работу и, поняв, что его обвели вокруг пальца, пришёл в неуёмную ярость. Он потребовал себе Фрейю. Началась распря, и здесь асы обратились за помощью к Тору, который люто ненавидел всех ётунов.

Рыжего бога не надо было долго упрашивать — первый же удар гигантского молота раскроил строителю череп. Так необузданный ас отправил трудолюбивого ётуна в страну мёртвых, и на этом, казалось бы, всё и закончилось. Правда, ворота пришлось достроить самим, а это значило, что в оставшихся положенных брёвнах не оказалось той крепости, которая была присуща всему остальному. Тем не менее боги хвалили Локи за его необычайную находчивость.

Лишь Хеймдалль, который терпеть не мог проходимца, не разделял общей радости. Хранитель Радуги справедливо решил, что дело, замешанное на попрании клятвы, добром не закончится. Да и сам Один не особо-то радовался: крепкие стены руками простака удалось возвести, но асы поступили несправедливо, обманув мастера. Более того, они убили строителя, который знал все тайны постройки Асгарда. И теперь опасался Высокий, не передал ли ётун эти тайны заклятым врагам. Что же касается белой кобылы, в которую обернулся Локи, то она принесла восьминогого жеребёнка, летевшего быстрее ветра, которого Один нарёк Слейпниром. Когда превратился жеребёнок в коня, Высокий больше не расставался с ним.

Спела Вёльва и о девах-валькириях:

Один кивнул на это: не мог он обойтись без валькирий. Людское племя сделалось не менее плодовитым, чем племя гномов, и заняло все земли Мидгарда. Вскоре начались между людьми войны, и время от времени сходились в битвах воины. Род восставал на род, склоки следовали за склоками, ибо всё у людей было как у великанов и у богов. Разгорались кровавые распри между конунгами и ярлами, постоянно обнажались мечи. Всё чаще слышали асы, восседая в Асгарде на тронах, яростные крики сражающихся, свист стрел, треск щитов, хрип и вопли умирающих.

Но Всеотец не препятствовал кровопролитию, напротив, звуки сражений были самыми сладостными звуками для его ушей, ибо, закалённый в битвах с драконами и великанами, Высокий любил войну, как ничто другое. Знал Премудрый: где, как не в схватке, проявляется геройство и доблесть, где, как не в сражении, видна цена любому человеку. Кроме того, он знал великую тайну о бессмертии смельчаков и тем поощрял храбрейших, что после их гибели на поле боя забирал часть убитых к себе в Асгард — вот почему называли Высокого ещё и Отцом Всех Павших. Вторую же часть доблестно погибших, которая была равна первой, Один отдавал воинственной Фрейе: так они воинов между собой и делили.

На самом большом холме в Асгарде построил Высокий великолепный чертог, равного которому по красоте ещё не было, назвав его Вальхаллой. Вели в Вальхаллу ворота Вальгринд, под которыми могли пройти лишь достойные. Перед воротами Один посадил золотую рощу Гласир: по свидетельству асов и побывавших в Асгарде людей, была она самым прекрасным лесом в мире.

Бесконечными казались палаты в чертоге Всеотца, и всё было в них золотым: и пол, и потолки, и стены. Стояло в покоях бессчётное количество столов и лавок, стены были украшены шкурами, рогами и разноцветными щитами, и каждый день в доме Отца Богов играло лучами солнце. Вечерами велел Всеотец вносить в палаты мечи — они так сверкали, что становилось светло, как днём. Зимой в чертоге пылало такое множество очагов, что было в нём жарко, словно в знойный летний полдень. В Вальхалле и собирались за пиршественными столами все удостоившиеся внимания Одина воины, которые назывались эйнхериями. Там они и веселились день за днём, год за годом, век за веком, а с ними любил пировать и Всеотец, слушая их рассказы о былом и о совершённых ими подвигах.

Иногда кто-нибудь из эйнхериев и прихвастывал, но Один смотрел на людское хвастовство сквозь пальцы, не наказывал за него, только смеялся. А если начинались между пирующими ссоры, то он поощрял пыл спорщиков и не препятствовал поединкам. Высокий любовался ловкостью и сноровкой, с которой эйнхерии начинали биться между собой, ибо попадали в его Вальхаллу лучшие из лучших. Были там берсерки, способные с одной лишь секирой выходить против целого войска и вместо доспехов накидывающие на свои плечи медвежьи шкуры, и ульфхеднары, викинги-волки, которые надевали на себя волчьи шкуры и сражались подобно волкам, и свинфилкинги, воины-кабаны, не менее сильные и хитрые, чем все остальные.

Полно также было в Вальхалле конунгов и ярлов, совершивших на земле много подвигов, но в чертоге Одина знатные и простые сидели рядом, и не было там никакого неравенства. Прислуживали веселящимся за столами эйнхериям валькирии, девушки столь же прекрасные и милые в мирном общении, сколь и свирепые, когда по поручению Высокого отправлялись они на поле битвы забирать павших в Асгард. Обычно невидимые воительницы иногда всё-таки показывались смертным, и не здоровилось тому, кто их видел: то для людей был дурной знак. Звали валькирий Гунн, Рота, Скульд, Скеггьёльд, Труд, Хлекк, Хьерфьетур, Гель, Гейрахёд, Рандгрид, Регинлейв, Скёгуль, Хильд, Гёндуль, Гейрскёгуль.

Жили в Вальхалле и другие девы. С горящими глазами и развевающимися волосами, беспощадные и азартные, летели они по небу на своих призрачных конях, врезаясь в гущу боя и забирая с собою тех, на кого указывал Один. Однако и сам он часто не мог усидеть на месте: едва только доносился до Асгарда шум очередного боя, вскакивал Высокий с трона, седлал Слейпнира и слетал следом за своими посланницами с радужного моста. Любо было ему находиться невидимым посреди самой яростной сечи, любо было выбирать для Вальхаллы новых эйнхериев, и в пылу битвы раздумывал он, кому отдать победу. На чью сторону вставал Отец Всех Павших, та сторона и выигрывала, однако всегда приказывал Один валькириям забирать к себе и мертвецов проигравшего стана, если бились те, как полагается храбрецам, так что всем героям после их предсмертных мучений доставалась награда. А вот те, кто не показал себя в битве и пал бесславно, прямиком отправлялись к Хель.

Несмотря на то что храбрецов всё прибывало, всем эйнхериям в Вальхалле Высокого находилось место за столами, где каждый вновь прибывший мог вдоволь есть и пить. Для того чтобы накормить такое множество воинов, повар Высокого Андхримнир каждое утро убивал и разрубал на части волшебного вепря Сехримнира. Затем он клал части в сотворённый карликами медный котёл Эльдхримнир, варил до готовности и подавал эйнхериям, но, несмотря на их неуёмный аппетит, на желание поглощать с утра до вечера мясо и добела обгладывать кости, пищи никогда не убавлялось, более того, к вечеру вепрь вновь становился целым.

Что же касается питья, то коза Хейдрун, которая проживала в Вальхалле, каждый день щипала с Иггдрасиля листья — вот почему из её вымени бесконечно струился мёд, которого хватало, чтобы напоить допьяна всех эйнхериев.

И когда наскучивало храбрецам пировать, брали они мечи и щиты и выходили во двор перед чертогом, схватываясь на радость Одину и другим асам в поединках, беспощадно поражая друг друга, — то было для эйнхериев любимой забавой. Стоит ли говорить, что после тех схваток, в которых крови лилось не меньше, чем в какой-нибудь битве в Мидгарде, убитые, пусть даже разрубленные мечами и секирами, подобно жертвенному вепрю, на части, тут же Всеотцом оживлялись и вместе со своими противниками как ни в чём не бывало вновь усаживались за столы.

Сам Высокий ничего не ел. Восседая на троне перед пирующими, опирался он на своё копьё, часто задумывался и вид имел отрешённый, однако видел и слышал всё, что происходило перед ним. Пищу, которая лежала на его столе, Один время от времени бросал двум волкам — Гери, что значит «жадный», и Фреки, что значит «прожорливый», — довольствуясь только мёдом поэзии.

Что касается тех волков, то глаза их сверкали огнём, клыки же были острее стрел, и никто, кроме самого Высокого, не смел к ним подойти. Гери и Фреки чутко стерегли своего хозяина и брали мясо только из его рук, возлегая по обеим сторонам трона Одина, днём и ночью охраняя его.

На плечах Всеотца часто сидели два ворона, которые с разных сторон нашёптывали богу о том, что происходит на свете. Для того чтобы донести все новости, с раннего утра облетали вороны землю, заглядывали в самые её укромные уголки и не боялись пролетать над морем. Видели птицы всё, что творилось, а слух у воронов был такой, что даже кошачья поступь и шорох ползущей змеи были им слышны. О самой, казалось бы, не стоящей внимания мелочи не ленились они доносить Одину. Звали воронов Хугин, что значит «мыслящий», и Мунин, что значит «помнящий». Так доверял Высокий вещим птицам, что, когда долго они не возвращались, начинал тревожиться и до тех пор не успокаивался, пока не садились уставшие вороны на его плечи. Клевали они мясо волшебного вепря только из его рук.

Часто в Вальхалле, в палатах, где эйнхерии поднимали свои рога с божественным мёдом Хейдрун, а валькирии без устали спешили от стола к столу, подливая напиток воинам, обласкивая их взглядами и приободряя словами, возле трона Одина собирались и его сыновья: Тор, беспощадный в сражениях с ненавистными ётунами, но добродушный во время пиров, а также верный Хермод, умный Видар, тихий Вали и, наконец, любимец отца — добрый Бальдр.

О, Бальдр, Бальдр! Незаживающая рана Высокого! Спела Вёльва о боге Бальдре:

Высокий вздохнул. Причина его вздоха была понятна ведьме: Бальдр — справедливый и кроткий, которого обожали все женщины, от простушек из Мидгарда до золотоволосых богинь, никому не наносил вреда. Асы и люди называли его Добрым. Когда после зимней стужи спускался Бальдр с моста-радуги в Мидгард и проходил по лесам и долинам, всё вокруг расцветало, ибо приносил он с собой весну.

Однажды всеобщий любимец пожаловался на то, что в последнее время снятся ему дурные сны, предвещавшие его жизни большую опасность. Боги встревожились. На состоявшемся совете было решено оградить Доброго от любых неприятностей, ибо асы очень им дорожили. И тогда заботливая Фригг объехала все царства, включая Альвхейм, Мидгард, Ётунхейм, Нифльхейм, Муспелль, а также подземелья карликов и даже Хель, взяв клятву со всех без исключения — с растений, камней и живых существ, с воды, огня, воздуха и со всего сущего, — что никто и ничто никогда не принесёт Бальдру никакого вреда. Дали ту клятву металлы, горы, земля, деревья, болезни, яды, змеи, насекомые, рыбы, птицы и даже злобные великаны. После того Бальдр успокоился и настолько пришёл в себя, что с удовольствием начал участвовать в новой забаве: асы метали в него копья, пускали стрелы, бросали камни, рубили его мечами и даже Тор направлял в него свой молот. Бальдру всё было нипочём: стрелы от него отскакивали, мечи не ранили, молот каждый раз возвращался к Тору, не причинив увечий тому, против кого был задействован, и всё это очень смешило и Доброго, и всех асов. Дошло до того, что боги частенько стали собираться на поле перед Асгардом и, словно дети, с утра до вечера предавались этой забаве.

Один Локи не радовался. Приняв образ старухи, сын лжи и обмана прямиком направился к Фригг. Богиня, увидев на своём пороге старую женщину, завела с ней приветливый разговор. Гостья, словно невзначай, поинтересовалась, что там поделывают боги на поле перед Асгардом. Фригг ответила: они занимаются безобидной игрой — стреляют из лука и метают копья в Бальдра, но это не приносит ему никакого вреда. «А всё оттого, — добавила Фригг, — что я взяла со всего сущего на свете клятву не причинять зла Доброму». — «Вот как! — воскликнула старуха. — Все ли дали такой обет?» Фригг задумалась и вспомнила: «Растёт к западу от Вальхаллы побег, который зовётся омелой, но он настолько хил, мал и тонок, что мне показалось смешным брать с него клятву».

Загорелись глаза гостьи, однако Фригг того не заметила. Стоит ли говорить, что, едва покинув чертог богини, Локи со всех ног бросился к тому месту, вырвал росток с корнем и тотчас отправился на поле. Там, в стороне от асов, обступивших красавца Бальдра, скромно стоял бог Хёд. Добряк участия в игре принять не мог: вот он-то и был мерзавцу нужен.

Как ни в чём не бывало Локи спросил простодушного Хёда: «Отчего ты не метнёшь что-нибудь в Бальдра?» На что простак отвечал: «Я слеп, поэтому не знаю, где он стоит, да и нет у меня ни копья, ни меча, ни лука». — «Всё же метни что-нибудь и уважь Бальдра, как и другие асы. Я укажу тебе, где он находится». — «Что же я буду в него метать?» — спросил Хёд. «Да хотя бы прут, который я тебе дам», — откликнулся Локи и всучил слепому росток. Хёд послушно метнул омелу в том направлении, которое указал ему Локи, и случилось невероятное: росток пронзил Бальдра насквозь, смерть всеобщего любимца была мгновенной.

Все на поле оцепенели от ужаса, язык отказался асам повиноваться, руки их опустились. Боги поняли, что произошло колдовство. Когда же сам Высокий узнал о случившемся, он, как и другие обитатели Асгарда, онемел от горя.

Но вот к скорбящим вернулся разум, взяла слово безутешная Фригг и спросила: кто из богов хочет снискать её любовь? Для этого нужно отправиться в царство мёртвых к владычице царства великанше Хель и умолить повелительницу усопших, один вид которой внушает ужас, ибо до пояса она — прекрасная женщина, а ниже пояса — скелет, выпустить Бальдра назад. Вызвался сын Одина, удалой Хермод — он поклялся, что выполнит поручение. Тотчас вывели к нему коня Слейпнира, и Хермод не мешкая отправился в путь. А мёртвого Бальдра подняли и перенесли на морской берег — там уже ожидала его ладья Хрингхорни.

Боги решили спустить ладью в океан и устроить на ней погребальный костёр, но та не хотела трогаться с места, как ни пытались её подтолкнуть. Тогда, отчаявшись, асы послали в страну холода за великаншей по прозвищу Хюрроккин, или Сморщенная От Огня. Великанша приехала верхом на огромном волке, а вместо поводьев держала в своих лапах ядовитых змей. Её волк был настолько свиреп, что, когда Высокий приказал четырём самым могучим берсеркам придержать его, они не смогли с ним совладать, пока не повалили на землю. Хюрроккин же грубо толкнула ладью: из-под катков посыпались искры, задрожал берег. Разгневанный подобной неучтивостью Тор, люто ненавидевший великанов, схватился за свой молот, чтобы разбить Хюрроккин голову, но боги его удержали. Потом они приготовили Бальдра и умершую от горя его жену Нанну, у которой разорвалось сердце, к последнему плаванию и разожгли погребальный костёр. Рыжеволосый Тор никак не мог прийти в себя и пребывал в ярости. Не поздоровилось карлику по имени Лит, случайно пробегавшему мимо, — бог грозы и молнии пихнул его ногой в костёр, и карлик сгорел.

Множество разного народу сошлось в тот вечер на берегу, так как Бальдра помнили все. Прежде стоит сказать о богах. Были там Высокий с валькириями и с ними безутешная Фригг. Фрейр прибыл на колеснице, запряжённой вепрем Золотая Щетина. Бог радуги Хеймдаль прискакал на коне Золотая Чёлка. Принеслась красавица Фрейя, нещадно подстёгивая своих диких кошек. Пришли, на время заключив перемирие с асами, инеистые великаны, все как один огромные, поросшие волосами, словно скалы, покрытые мхом — ледяной холод исходил от них. Прибыло множество ётунов, и явилось бессчётное количество карликов и других существ — и злых, и добрых — все они знали Бальдра и желали с ним проститься.

Хермод тем временем без устали скакал на Слейпнире. Достиг он наконец тёмной реки Гьёлль, которая разделяет живое и мёртвое, и вступил на светящийся мост, выстланный золотом. Дева Модгуд, охранявшая мост, поведала, что недавно проезжали по мосту пять полчищ мертвецов, направляясь в страну Хель, но одинокий путник грохочет так же, как все они, вместе взятые, хотя на мертвеца и не похож. Что же привело его сюда? «Нужно мне разыскать Бальдра, — отвечал посланец асов. — Кстати, не проезжал ли он по мосту?» Дева подтвердила, что Бальдр ранее пересёк мост, и рассказала, что дорога в Хель идёт вниз и к северу.

И была дорога ужасна для любого, кто на ней оказался, но Хермод не свернул с неё. Не дрогнуло сердце Хермода и тогда, когда, достигнув страны мёртвых, оказался он перед домом повелительницы Смерти. Бальдр с Наиной уже жили в её палатах. Хермод увиделся с ними, обнял их, безутешных, а затем направился на переговоры с богиней.

Восседала правительница на троне в Чертоге Тления, свернулись возле её ног клубками змеи, полуистлевшие мертвецы охраняли её, и пустые глазницы стражей не обещали Удалому ничего хорошего. Однако ас настойчиво просил Хель вернуть Бальдра назад, ибо плачет по богу и в Асгарде, и в Мидгарде, и в царстве карликов, и даже в стране холода всё живое и неживое. Хель задумалась, а затем сказала, что надобно проверить, правду ли говорит Хермод и всё ли на земле так любит красавчика Бальдра. Поразмыслив, она решила следующее: если действительно всё сущее в мире асов, людей, великанов и карликов будет оплакивать Доброго, то, так и быть, Хель отпустит его обратно, но если хоть малая песчинка тому воспротивится — Бальдр останется у неё.

Обрадованный Хермод тотчас поскакал обратно, не сомневаясь, что Бальдра боготворит любая, пусть даже самая крошечная песчинка. Восьминогий конь не подвёл его, одолевая за день такие расстояния, которые другому жеребцу не одолеть было бы и за всю его жизнь. Что есть сил взлетел Слейпнир по радуге в царство асов; светящийся страж Хеймдалль встречал его возле ворот Асгарда, и улыбался бог света, ибо первым узнал, какие вести привёз сын Высокого. От золотых зубов Хеймдалля тотчас осветился весь Мидгард — достиг свет от его улыбки даже границ страны холода.

Не теряя времени, асы разослали гонцов по всем краям с просьбой, чтобы о Бальдре плакали звери и птицы, чтобы печалились о нём камни, деревья, металлы и всё, что только есть живое и неживое в природе, включая воду океана и песок на океанском дне. Гонцы поскакали исполнять поручение. Получив согласие от великанов, карликов, людей и от всех на свете вещей, довольные, возвращались они в Асгард. На обратном пути довелось им проезжать мимо пещеры, в которой сидела великанша, называвшая себя Тёкк, или Благодарностью. Гонцы завернули к ней, думая, что и её легко удастся им уговорить, но, сколько бы они ни просили её скорбеть со всеми о Бальдре, великанша не соглашалась, говоря, что Бальдр не нужен ей ни живой ни мёртвый. И сколько с ней ни бились, не могли гонцы достучаться до её сердца. Понурые, вернулись они домой.

Боги, собравшись на совет и ещё раз расспросив безутешного Хёда, который так и не мог оправиться от совершённого им поступка, решили, что преступление совершил не кто иной, как Локи, он же и превратился в великаншу, отказавшуюся оплакивать Доброго. Поняли асы, что злоба Локи перешла все границы, и чаша терпения богов переполнилась.

Локи, узнав о готовящейся мести, укрылся в Ётунхейме, построив на вершине горы дом с четырьмя дверьми, дабы смотреть во все четыре стороны — не идут ли за ним мстители. Но и этого показалось ему мало. Испугавшись содеянного, с тех пор каждый день скрывался он, принимая обличье лосося, в водопаде Франангр, что извергался с горы в реку.

Однажды сидел Локи в доме, плёл сеть и увидел асов. Они подкрались к трём дверям, оставив одну свободной. И тогда выскочил Локи из четвёртой двери и спрыгнул в водопад, бросив перед этим сеть в огонь. Но асы успели выхватить остатки сети из огня, рассмотрели петли и решили сплести такую же, чтобы поймать убийцу Бальдра.

Изготовив сеть, боги отправились к реке и забросили её в водопад: за один конец ухватился Тор, а за другой — все остальные. Локи-лосось, почувствовав близкую опасность, залёг на донных камнях. Несколько раз боги протаскивали сеть над ним, погружая её всё глубже и глубже, и когда достигла сеть дна, ничего не оставалось делать волшебному лососю, как плыть перед нею, пока асы не выманили его на мелководье. Тор встал теперь на середине бредня — Локи решил прыгнуть поверх сети и вновь уйти на глубину, но Тор был начеку. Стоило только лососю выскочить из воды, как ас схватил рыбину за хвост. Та стала выскальзывать, и тогда рыжеволосый бог сжал хвост что есть силы — вот почему хвост лосося такой узкий.

Спела Высокому Вёльва:

Теперь Локи уже не смог отвертеться. Боги нашли пещеру, в которой лежали три плоских камня. Пробив в камнях по отверстию, они поставили их на ребро. Потом, захватив сыновей Локи — Вали и Нарви, — превратили Вали в волка, чтобы тот разорвал своего брата. После того как Нарви был растерзан, выпавшими из его живота кишками асы крепко-накрепко скрутили Локи и привязали его к тем камням. Один камень упирался Локи в плечи, другой — в поясницу, а третий — под колени. Кишки, которыми был связан мерзкий пакостник, превратились в железо. И взяла тогда Скади, у которой с Локи были свои счёты, аспида, способного умерщвлять всё живое, и повесила змею над Локи: яд её капал ему на лицо.

Но, после того как асы, удовлетворённые местью, покинули пещеру, возле убийцы Бальдра, который выл и кричал от боли, появилась его жена, великанша Сигюн. Она-то и смягчила страдания мужа, держа перед лицом узника чашу, в которую капал яд аспида. Чаша время от времени наполнялась, и Сигюн приходилось её выносить и выплёскивать: тогда яд вновь заливал лицо Локи и злокозненный завистник корчился от страданий. Муки его были настолько страшными, что вызывали землетрясения и обвалы в горах.

— А теперь приготовься, Один! Я поведала о том, что было, но прошлое и самому тебе известно. Сейчас слушай внимательно, внимая каждому моему слову, — сказала ведьма Высокому, — ибо рассказ поведу о будущем…

Насторожился Высокий, услышав из уст Вёльвы о волке Фенрире. Давным-давно Локи, любитель сладострастных забав, не брезгующий волосатыми великаншами, спутался с одной из них, безобразной Ангрбодой. От любовной связи породила она настоящих чудовищ. Вылез из лона великанши Ёрмунганд, змей, свернувшийся ныне в океане в кольца и от ярости хватающий себя за хвост. Сестрой мирового змея стала богиня Хель. Но последнее чадо Локи и Ангрбоды превзошло и отца, и мать, и ужасных брата с сестрой — то был волк Фенрир, прожорливый, ненасытный, сулящий богам и людям огромные беды.

Высокий, опасаясь за будущее, приказал тогда асам взять всех троих и принести ему, и когда принесли, осмотрел детей Локи, поразмыслил и бросил змея в море. Ёрмунганд там и вырос, и опоясал впоследствии собой всю землю. Великаншу Хель Один отправил в царство мёртвых, ибо оставлять её на земле было опасно. Там Хель правит и ныне: палаты её зовутся Мокрая Морось, любимое её блюдо — Голод, её нож — Истощение, её постель — Одр Болезни, а полог над той постелью зовётся Кручиной. И только с волком Высокий не знал, что делать, и на время оставил его в покое.

Фенрира взрастили асы, однако никто из них не приближался к детёнышу близко. Лишь бесстрашный Тюр отваживался кормить его. Рос волчонок не по дням, а по часам, Тюр сбивался с ног в поисках пищи, аппетит же чудовища всё возрастал, как и его размеры. Вскоре асы всерьёз обеспокоились: стало ясно, если дело пойдёт так и дальше, Фенрир проглотит и весь Мидгард с Асгардом в придачу. Они сковали, как им казалось, прочную цепь, назвали её Ледингом и принесли её к волку, предложив Фенриру испытать ту цепь своей силой. Фенрир согласился и, когда надели на него цепь, упёрся всеми лапами в землю: цепь со звоном лопнула. Боги тотчас принялись готовить другую, ещё более крепкую, и потратили на неё много сил. Новая цепь называлась Дроми. Вновь асы стали упрашивать волка надеть цепь и при этом льстили Фенриру, как только могли, говоря, что на весь мир он прославится, если разорвёт и её. И вновь тот согласился, и снова позволил опутать себя чудо-цепью. Но напрасно асы надеялись на её крепость — стоило только Фенриру поднатужиться, как скованные с таким тщанием звенья полетели в разные стороны.

Поняли асы, что дело плохо, и послал Высокий гонца под землю, ибо надежда осталась лишь на искусство гномов. Карлики согласились помочь, однако, когда они принесли свою работу, боги были немало озадачены. Лежала перед ними тонкая лента, которую, казалось, может порвать и ребёнок. Карлы же, успокаивая богов, сказали: пусть асы не обманываются, глядя на её кажущуюся тонкость, — создана лента из шума кошачьих шагов, женской бороды, корней гор, медвежьих жил, рыбьего дыхания и птичьей слюны. Боги не поверили и попробовали ленту разорвать, однако, сколько ни пытались, ничего у них не выходило. «Но, — говорили асы, — волк, вне всякого сомнения, порвёт и её». Тем не менее они отправились к Фенриру и проявили всё своё красноречие, чтобы уговорить чудовище, хваля его на все лады и превознося его силу.

Фенрир, поглядев на ленту, с виду совсем несерьёзную, почуял неладное и рассудил следующим образом: «Если я разорву эту ленту, то не стяжаю этим никакой славы, так как она выглядит совсем хлипкой. Но кажется мне, что боги замышляют нечто против меня и в ленте определённо есть некая хитрость. Тогда ни за что не бывать ей на моих ногах».

Асы, испугавшись отказа, хором взялись уверять волка, что после железных цепей, которые он так легко скинул, разделаться с лентой ему ничего не стоит: гномы-де побились об заклад с ними, создав свою жалкую нить, и вот теперь асы хотят утереть карликам нос и показать, что Фенриру под силу сравнять горы с землёй, а не то что порвать эту безделицу. «Что же, — сказал на это волк, — если вы замыслили недоброе и лента окажется крепкой, то, после того как вы меня ею свяжете, поздно будет мне просить у вас пощады. Вот что я решил: пусть один из вас вложит в мою пасть свою руку, и если вы меня обманете, не видать ему тогда руки». Боги переглянулись — никому из них не хотелось расстаться со своей рукой. И только Тюр решился пожертвовать собой ради общего дела: храбрый бог бестрепетно поместил свою правую руку в пасть Фенрира, успокоив гигантского волка. После этого Фенрир дал себя опутать и затем попробовал порвать ленту, но, сколько бы ни упирался и ни рычал, лента лишь сильнее впивалась в его тело. Когда волку стало ясно, что асы провели его, в бессильной злобе он откусил обречённую руку Тюра: с тех пор стал ас одноруким.

Обманутый Фенрир выл, метался и в бессильной жажде всех растерзать раскрывал пасть, из которой обильно истекала слюна, и тогда асы просунули в его пасть меч: острый конец меча упёрся волку в нёбо, а рукоять — под язык. Затем, убедившись, что Фенрир наконец-то надёжно связан, они взяли конец ленты, назвав его Гельгья, и, просверлив отверстие в большой плите, протянули его сквозь дыру и завязали, а затем закопали плиту глубоко в землю. И взяли камень Твити, и, привязав к нему другой конец ленты, закопали тот камень ещё глубже.

С тех пор связанный волк не бросает попыток вырваться. Из его пасти, которую распирает меч, струится слюна, превратившись в поток, называемый ещё рекой Вон.

Спела Высокому Вёльва:

И Высокий кивнул на это.

Вот что увидел Один, внимая прорицанию Вёльвы: снег повалил, стали ветры свирепыми, наступила зима. Люди взялись убивать друг друга: брат пошёл на брата, сын вцепился в горло отцу. Волк Лунный Пёс, порождение Железного леса ведьм, проглотил одним махом Солнце. Другой волк, не менее дикий, расправился с Месяцем.

Предрекла Вёльва-колдунья могучему богу асов, что наступит великий хаос: лента карлов не выдержит — Фенрир вырвется на свободу. И будет настолько огромен посланец самой преисподней, что верхняя челюсть его достанет до неба, а нижняя — до земли, и огонь потечёт из его ноздрей; а было бы место, он ещё шире разинул бы пасть.

Увидел Один море, нахлынувшее на берега: то вырвался из глубин ещё один отпрыск поганого Локи — змей Ёрмунганд, изрыгающий столько яду, что пропитывается им всё вокруг. Поплыл корабль Нагльфар, сделанный из ногтей мертвецов, хотя до последнего оттягивали этот час люди, зная правило: всем умершим нужно остригать ногти на руках и ногах, чтобы как можно больше времени корабль ужаса оставался недостроенным. Однако пришло его время: на вёслах драккара Смерти сидят скелеты и правит им ненавистник асов, предатель Локи, освободившийся от цепи.

Предрекла колдунья: в грохоте расколется небо — то целые орды ётунов и инеистых великанов нахлынут на Мидгард, толпами отправляя людей в Хель. Застонут карлики в своих подземных убежищах. Впереди чудовищ поскачет на коне огненный Сурт. Затрепещет сам великий ясень, переполненный ужасом: заверещит белка, заклекочет орёл, даже прожорливые олени перестанут ощипывать листья. Ничего не останется Высокому, как держать совет с Мимиром, но ответ великана окажется прост — призовёт Мимир идти навстречу судьбе.

Спела Вёльва, раскачиваясь:

Услышал Высокий, внимая прорицанию Вёльвы, как запел петух возле ворот Асгарда. Услышал он, как затрубил Хеймдаль в Гьяллархорн, созывая асов на битву. Узрел Отец Богов целые полчища ётунов, инеистых великанов, земных, подземных и водных чудовищ, ведьм, змей и обитателей Хель, скопившихся возле Биврёста. И вот уже мерзавец Локи, отродья его Ёрмунганд и Фенрир, чёрный дракон Нидхёгг, скрежеща зубами, полезли на радугу, увлекая за собой самую ужасную нечисть, которая только может быть на том и на этом свете. С ними сыны страны Муспелль — пышет пламя из их ноздрей. И там, где они ступают, загорается даже воздух. Скачут они на своих пылающих конях по Биврёсту, и рушится светлый мост под тяжестью великанов.

Напророчила ведьма: перейдя Биврёст, враги асов достигнут поля, которое зовётся Вигрид и простирается на сто переходов в каждую сторону, — на том поле состоится последняя битва. Увидел Высокий себя: вот едет он впереди светоносных валькирий и грызущих щиты берсерков на любимом Слейпнире. Золотые броня и шлем защищают его. В руке Одина — копьё Гунгнир. Верные Гери и Фреки неслышно ступают рядом. И летят над Высоким Хугин и Мунин, озирая сверху место будущей сечи, но настолько оно велико, что не охватить его взглядом даже этим старым и мудрым птицам.

Волки Высокого ожидают зова к последнему празднику: более всего на свете желают они показать свою силу. Позади бесстрашного бога волнуется войско эйнхериев: но то волнение знакомо Отцу Всех Павших! Не предчувствие ли оно великой страды, в которую придётся жнецам поработать серпами? Красавица Фрейя в предвкушении битвы правит своими кошками; урчат кошки, чувствуя близкую кровь. Рядом с Одином рыжеволосый Тор — стонут великаны от одного только вида его смертоносного молота. Фрейр выступает следом за одноруким Тюром — и визжит от ярости его золотистый вепрь.

Лишь бог Хеймдалль спокоен. Белый Ас не кусает свой щит и не скрежещет зубами, стараясь напугать врагов перед схваткой: подлый Локи — вот цель хранителя радуги. С порождением тьмы, с поганым завистником, погубителем людей и асов желает схватиться он не на жизнь, а на смерть, и готовит копьё, и вытаскивает меч из ножен. Вновь трубит его Гьяллархорн, и внимает громогласному зову рога всё, что ещё живёт на земле.

Поведала Одину Вёльва о конце великих богов:

Да, довольно было Одину прорицания Вёльвы! Увидел Высокий, как бросается он на ужасного волка, пылая местью и яростью. Однако предрекла Высокому ведьма, что распахнёт Фенрир от земли до неба свою ненасытную пасть и поглотит Отца Всех Павших, Бога Повешенных, Бога Богов, Седобородого, Хитрого, Уверенного, того, кто сам называет себя Мудрым и Коварным, Многоликим и Воинственным, Одноглазым и Всеведущим, а также многими другими именами. Узнал Высокий и то, что недолго ликовать Фенриру! Сын Всеотца, славный Видар, несмотря на смрад из пасти волосатого выродка, встанет волку одной ногой на нижнюю челюсть. На той ноге Видар носит заговорённый башмак — долгое время собирал он кожу на свой башмак по куску из разных обрезков: эти обрезки оставались от носка или пятки башмаков, которые кроили себе люди, — так, выбрасывая кусочки, они знали, что помогают асам. Затем Видар схватит волка за верхнюю челюсть и разорвёт его надвое.

И вот что ещё предсказала Высокому ясновидящая колдунья: Локи сойдётся в страшном бою с Хеймдаллем, долго будут в гуще битвы звенеть их мечи, при каждом ударе высекая молнии, но падут и они, одновременно пронзив друг друга. И Фрейр погибнет в яростной битве с Суртом, пышущим жаром от своей вселенской злобы, а затем великан огненной страны испепелит и его верного вепря.

Что касается Тора, то более великанов ненавидел ас мирового змея, вот почему отыщет он порождение Локи в несметных толпах сражающихся. И если ранее удачно прятался от рыжего мстителя Ёрмунганд, ныряя в глубины моря, то на этот раз не ускользнуть ему от мстителя. Бесстрашный Тор метнёт молот в голову Ёрмунганда и наконец-то умертвит Губителя Мира, но, не сделав и девяти шагов, упадёт, отравленный ядом чудовища.

Тюр же схватится с вырвавшимся из пещеры Гнипахеллир адским псом Гармом, который, подобно Фенриру, ранее был скован богами. Жадный Гарм загрызёт однорукого, однако перед смертью своей успеет вспороть Тюр мечом ненасытное собачье брюхо, и оба они останутся лежать на поле Вигрид, покрытом на всё своё пространство по десять переходов в каждую сторону трупами чудовищ и берсерков.

В той сече, поразив бесчисленное множество врагов, падут все валькирии, падут многие асы, падут Гери и Фреки, Хугин и Мунин, падут кошки Фрейи, падут кони богов.

— Что же дальше? — спросил Высокий.

Бестрепетно поведала Вёльва о всеобщей гибели мира:

Узнал от Вёльвы Высокий: злоба неуязвимого Сурта, пришельца страны огня, окажется столь велика, что начнёт метать он огонь повсюду и спалит землю, поднимая жар до небес, сделав тленом то, что раньше цвело. Жирным пеплом посыплет Сурт луга и горы и оставит одну пустыню.

— Что же дальше? — спросил Высокий.

Один был рад. Ясно увидел тот, кому Вёльва предрекла ужасную смерть, как после великого разорения вновь поднимается из океана земля. Увидел Всеотец, как незасеянные поля сами заколосились. Увидел Высокий своих сыновей Видара и Вали, ибо огонь Сурта их не спалил. Был жив и верный Хермод! Асы там поселились, где раньше стоял Асгард: на Идавёлль-поле. Туда пришли и сыновья павшего Тора — Моди и Магни. На месте битвы нашли они молот отца и принесли Мьёлльнир с собой. Увидел Высокий и любимого сына Бальдра, вернувшегося из Хель: сидит вместе с Хёдом добрый отзывчивый Бальдр и ведёт с ним беседу, вспоминая былые годы, мирового змея и волка Фенрира. Узнал от колдуньи Высокий: в роще Ходдимимир в дупле одного из деревьев укрылись мужчина и женщина. Мужчину зовут Ливтрасир, что означает «пышущий жизнью», а женщину Лив, что означает «жизнь». Едой и питьём служит им утренняя роса. От них и пойдёт по всей возрождённой земле новое людское племя, которое впоследствии заселит весь мир.

— Что же дальше? — спросил Седобородый ведьму-пророчицу.

Ответила Вёльва Отцу Богов:

— С тебя довольно, Высокий. Пора мне в могилу. А тебе пора уезжать.

II
РЕЧИ ВЫСОКОГО

Один, именуемый людьми и другими богами Высоким, а также носящий имена Всеотец, Отец Всех Павших, Бог Всех Повешенных, Бог Богов, Бог Ноши, Создатель Рун, Хитрый, Мудрый, Уверенный, Коварный, Многоликий, Воинственный и множество других славных имён, приехав из страны мёртвых, привязал Слейпнира к одной из ветвей Иггдрасиля, ибо только вселенский ясень мог удержать на привязи буйного жеребца, а затем, собрав эйнхериев и богов, сел на свой трон в Вальхалле.

Улеглись волки Гери и Фреки возле ног Всеотца, а вороны Хугин и Мунин опустились к нему на плечи. Трещал огонь в очагах, блестели мечи, и было светло как днём. Столы ломились от блюд с кусками мяса волшебного вепря, и готов был утолить жажду асов и воинов божественный мёд Хейдрун.

Когда гости и жители палат вдоволь напились и наелись, когда вдоволь намахались мечами, когда все споры затихли и все хвастливые речи иссякли сами собой, то сидящие за столами боги и воины обратили взоры к Всеотцу, приготовившись слушать.

Опёрся Отец Всех Павших на копьё Гунгнир и вот что сказал:

— Прежде чем зайдёте к кому-нибудь в дом, осмотрите входы и выходы, ибо как знать, не будет ли в том доме недругов.

Молчали асы и эйнхерии, внимая Богу Богов. Он же поведал им про то, как должны вести себя и хозяева дома, в который заглянет продрогший гость:

— Одно лишь помнить им надо: тому, кто утомлён дорогой, дорог огонь. Первым делом путник спешит у огня отогреться. Тот, чьи колени замёрзли, нуждается и в еде, и в одежде. Нужна усталому гостю вода — чтобы вдосталь напиться. Пусть хозяева всё это ему приготовят и речь свою поведут учтиво.

Внимательно слушали боги и воины, а Всеотец продолжал:

— Тому, кто далеко ушёл от родных краев, ум надобен прежде всего. Насмешливо встретят глупца, усевшегося среди умных. Но и ум свой не стоит выпячивать, и бахвалиться знанием. Мудрее скрывать их и не предъявлять без нужды — если умный молчит, ничто не грозит ему.

Никто из сидящих Одину не возразил. Вняли обитатели Асгарда и следующим словам многоликого бога:

— Осторожный путник, в чужой дом вошедший, будет бдителен. Он зорко смотрит и знает: трудно найти у других добрый совет — чаще, напротив, станут склонять к недоброму. Вот почему ничего нет важнее в дороге, чем житейская мудрость. Она ценнее всех сокровищ на свете, она — золото бедных.

Согласно кивнули в ответ эйнхерии и боги. И тогда сказал Всеотец тем, кто затих за его столами:

— От пива не так много пользы, как полагают иные. Чем больше пива в тебе, тем становится разум скуднее. Доброе в пиве лишь то, что от него быстро проходит похмелье.

Обратился затем он к эйнхериям:

— В битве не помешают ни осторожность, ни смелость. Каждый должен быть весел и бодр вплоть до самого часа кончины. Только глупец избегает сражений, надеясь смерть обмануть, но и к трусу старость в дверь постучится — от неё никому не спрятаться.

Помолчав, Высокий промолвил:

— Ещё о глупце расскажу. Может сидеть он хоть целые сутки за столом мудрецов, словно воды в рот набрав, но стоит только ему сделать глоток вина, то сразу покажет, что собой представляет.

Воины и асы слушали с почтением. Посоветовал им Всеотец:

— Меру свою знайте в питье и ведите разговор лишь о деле. Ничего о вас не скажут дурного, если покинете вовремя пир и пораньше уляжетесь спать.

Дал он наставление и тем, кто без удержу балует чрево:

— Жадный набивает брюхо всем, что попадётся под руку, изнуряя себя пресыщением. Смеются над ним мудрецы, ибо нет ничего глупее, чем без конца ублажать утробу. Знают овцы, когда покинуть им пастбище, но тот, кто в уме не силён, с мерой такой, увы, не знаком.

Добавил Высокий:

— Вновь поведаю о глупцах! Иной имеет скверный нрав, но других порицает: в пору ему на себя посмотреть и осознать свой изъян. Бывает и так: ночью не спится глупцу — ворочаясь, всё никак не решит, что ему делать и как что сказать. Но вот настало утро — он глаз не сомкнул, — и где же усталому правильно дело решить? И ещё: глупец видит приязнь в улыбках, не понимая, что над ним насмехаются. Замечает улыбку другого — и, глядишь, успокоился. А коснись дело тяжбы, удивляется, что нет у него друзей. Кроме того, дурака отличает нежеланье молчать: не распознать в человеке невежду, если рот у него на замке. Но увы! Никогда невежда не видит того, что болтлив сверх меры.

Затем молвил Высокий о мудрецах:

— Мудр тот, кто прежде у других разузнает, кто они есть. Для этого разумно их расспросит. Не смогут люди скрыть, что с ними было, — расскажут: только внимательно слушайте. Иной нередко заводит лишние речи — мудрый же знает: быстрый язык, если его не сдержать, часто приводит к беде. Также мудрец не бросает на приглашённых насмешливых взглядов и лишних вопросов не задаёт, зная: не спросишь глупца — тот и будет мирно сидеть, думая, что обладает умом.

Затем поведал Всеотец притихшим эйнхериям и асам об умении вести себя на пирах:

— Тем доволен бывает глумливый, что, обидев хозяев, ухитрился удрать. Не догадывается, что нажил себе врагов. Кроме того, часто люди друзьями слывут лишь до первого кубка, а там глядишь — как петухи подрались.

К этому он добавил:

— Когда собираетесь в гости, плотно поешьте. Иначе, набросившись на угощение, найдёте ли время для умной беседы? И помните: не должен гость быть надоедливым, восседая за столом без конца. Лучший друг и тот вам станет противен, когда загостится. Помните также: к плохому соседу путь бывает и трудным, и длинным, пусть даже рядом с вашим двором его двор. А к доброму — дорога коротка, хоть и живёт он за перевалом.

Дальше так повёл свою речь Всеотец:

— Муж никогда не должен забывать об оружии. Вот почему и ночью и днём держите свой меч под рукой — как знать, когда пригодится он вам в пути.

Слушали воины, слушали асы. Не уставал наставлять их Один:

— Теперь скажу о дарах. Не знаю среди радушных и щедрых того, кто отверг бы дары. Не знаю я и таких, кто не примет подарка в ответ на вручённый подарок. Не стоит вам скорбеть о дарах из добра своего, пусть и было с трудом оно нажито, — то, что другу обещано, в любое мгновенье может недруг забрать, тогда выйдет хуже, чем сами задумали. Поэтому щедро дарите друзьям и оружие, и одежду — это их несказанно обрадует. Если крепите дружбу, одаряя друзей, за то будет к вам и судьба благосклонна! И помните: с врагом вашего самого верного друга не должны вы дружить. Если в друге уверены, не стесняйтесь душу ему открывать и навещайте его почаще. В дружбе будьте крепкими, одаряйте за подарки, отвечайте смехом за смех, но если друг ваш лукав, не зазорно вам ответить обманом за ложь. Если ошиблись в друге, будьте тогда как и он: за сладкоречием скрывайте тайные мысли. И лгите, если будет вам он лгать заведомо. То же и с тем, в ком увидите вы коварство: улыбайтесь ему, скрывая яд своих мыслей, и отплатите подобным.

Обитатели Асгарда внимали речам, и продолжил Высокий:

— Когда был я молод, то, странствуя, сбился с дороги и счёл себя богачом, встретив спутника, с которым было мне по пути. А как же иначе? Друг — радость друга. Помните: счастливы в жизни лишь смелые — они не знают забот, которые ведомы трусу. Трус неизменно от всякой напасти бежит, как скупой от подарка. Было и так: однажды в поле я отдал одежду свою двум деревянным столбам, отчего стали похожи они на людей. И тогда я подумал: жалок нагой, пусть он даже конунгом будет.

Вздохнул Всеотец и вот что поведал:

— Сосна без коры быстро чахнет — человек, что миру не люб, долго не проживёт.

О подарках сказал Один следующее:

— Не ценой дорог подарок — и малое может быть большим. Кувшин, наполовину наполненный, и краюха засохшего хлеба однажды дали мне друга.

Затем вновь повёл речь об умниках и глупцах:

— Немного ума у малых волн, и мало ума у песчинок. Что ж, не все мудрецы в этом мире. Глупцов тут и умников поровну. Так скажу: муж должен быть в меру умён и много не мудрствовать, но к разговору с равным стремиться. Ведь одна головня другой всегда готова отдать своё пламя, так и в речах человек познаёт человека. В безмолвье же всякий глупеет.

Напомнил Один эйнхериям и богам о пользе труда:

— Не будет добычи волку, если нежится он до полудня в логове, и не видать победы проспавшему. Тот, кто собрался к труду приступить, пусть поднимается с солнцем. Долгий сон — помеха работе, богат тот, кто с утра бодр. На других дело не перекладывайте — только хозяин знает, сколько бересты и балок пойдёт на кровлю его жилища и сколько поленьев на зиму надо заготовить для очага.

И ещё промолвил Высокий:

— Собираясь на тинг, будьте чистыми и сытыми. Коль одежда ваша бедна, стыдиться её не стоит. Не стыдитесь и коня, пусть он и совсем неказист.

Говорил Один дальше сидящим за его столами:

— Даже орёл озабоченно вытянет шею, озирая бескрайнее море. Так же смотрит и муж, без защиты оказавшись среди чужих. Силу свою опытный воин покажет весьма осторожно — бившийся часто знает: есть бойцы и посильнее его. Иной раз случится — скажешь другому неосторожное слово, и тут же за это придётся тебе поплатиться. Что касается тайн, пусть каждый запомнит: тайну один должен знать, а не двое. У трёх же тайну проведают все.

Вспомнил он ещё вот о чём:

— Бывало со мной и такое: появлялся я рано в гостях или, напротив, запаздывал. Там пиво ещё не варили, а там его давно уже выпили. Будь вовремя — вот и ответ. И ещё вам скажу: кто не мил, тот некстати всегда, когда бы он ни пришёл. Что до радушия, то повсюду меня приглашали бы в гости, если б не надо было меня кормить и поить. Ещё охотней бы звали, если бы, съев у хозяев окорок, взамен бы я отдал им два.

Вот ещё о чём вспомнил Высокий:

— Важен огонь для сынов человеческих, важно им сияние солнца. Если тело здорово, то и жизнь без порока. Но и те, кто обижен судьбой, не обездолены до конца: у одного есть сыновья, у другого родня хороша, тот отмечен богатством, а этот — деяньями.

Сидели недвижно воины и асы; сделалось за столами так тихо, что не было слышно даже их дыхания, а Мудрый продолжил свои наставления:

— Лучше дрожать на ветру от холода, но всё-таки быть живым. Видел я, для богатого пламя пылало, только мёртвым лежал он возле жаркого очага. И хромой на коне может ездить, а безрукий — стадо пасти. Глухой иной раз побеждает в битве с врагом, а слепой бывает полезен советом. Но что толку от трупа? И ещё пусть каждый запомнит: сын — это счастье, даже если в живых не застал он отца. Не будет и камня на отцовской могиле, если его не поставит сын.

Слушали эйнхерии и асы Высокого. Слушали хозяина Гери и Фреки, Хугин и Мунин. Что же касается Одина, не уставал он учить:

— Бывает, что вреден достаток рассудку, бывает, что нет. Иной от природы богач, иной — бедняк: в том никто из них неповинен. Случалось и так: сыны богатея делались бедняками, ибо может богатство исчезнуть, как дым, оно друг неверный. Вот что вырезал я в рунах своих: день хвали, когда свечереет. Жён хвали, когда они на погребальном костре. Меч — после того как закончена битва. Дев — после свадебной ночи. Лёд — если выдержал он коня. Пиво — когда оно плещется у тебя в животе. Лес надо валить на ветру и следует ждать погоды для выхода в море. С девицей лучше вести беседу во тьме, ибо днём всё тебе будет открыто. У ладьи — быстрый бег, у щита — защита, у меча — разящий удар, а дева славна поцелуем. Пиво пей у очага, по льду — скользи. Конь лучше тощий, чем тучный. Если купишь меч заржавелый, тому не печалься. Корми коня у себя, а пса отпускай к чужим — пусть они его кормят. Не доверяй ни деве, хоть речи её сладкозвучны, ни разговорам жены — сердца их слеплены на гончарном круге, в груди их — коварство. Также не верь тетиве непрочного лука, огню, волку голодному, каркающей вороне, хрюкающей свинье, дереву с гнилыми корнями, валу морскому, закипающему котлу, выпущенной стреле, хрупкому льду, змеям ползущим, мечу, что имеет изъян, добродушной морде медведя, сыну конунга, овцам больным, рабу своевольному, лести колдуньи, побеждённому недругу, ранним всходам, убийце брата, уму сына, дому пылающему, слишком резвому жеребцу и хромому коню.

Затем обвёл Высокий взглядом эйнхериев и богов и поведал им о любви:

— А теперь о любви расскажу. Женщин любить — всё равно что скакать по льду на неподкованном жеребце, или по бурным волнам править ладьёй, у которой сломалось кормило, или хромому гнаться в глубоком снегу за оленем. Впрочем, мы, мужья, тоже лживы. Распустив языки, краснобайством своим уломаем любую. Стало быть, так: красноречием славьтесь, подарки готовьте — и все жёны ваши. Главное — не забывайте нахваливать их красоту. И не осуждайте никого за любовь — даже умный бывает ею опутан и начинает из-за смазливой девицы дружить с безрассудством. Одной лишь душе вашей ведомо, что зародилось в сердце у вас. Что же меня касается, не знаю худшей болезни, чем томление духа, ибо изведал и я любовные муки, возжелав дочь великана Биллинга. Власть над миром не так была мне важна, как светлоокая эта девица! От страсти смутился мой разум, распалённый надеждой. Ждал её, таясь в тростнике, но стража встала у меня на пути. Горящие факелы всё вокруг освещали. Дорогу мне преградили ограды из брёвен. Пришлось до утра таиться. Когда же к утру все уснули, явился я к ней. И что же? К ложу любимой привязана сука, а деву саму так и не смог я найти. Что тут поделать! Девы полны коварства — изведал я унижение, тщетно пытаясь склонить к любви ту, что так надо мной посмеялась. Правда, вернувшись назад от старого ётуна, я духом не пал и вскоре добился удачи в палатах Суттунга. Дочь его, Гуннлёд, меня угостила мёдом. Недобро я отплатил ей за ласку — обманом забрал напиток и, обернувшись орлом, улетел.

Сидел между богами и воинами некий Лоддфафнир — к нему обратился Один:

— Послушай речи мои, Лоддфафнир: ночью вставай лишь в двух случаях — по нужде или затем, чтоб за врагом наблюдать. С ведьмой не спи никогда — голову закружит проклятая чародейка, с нею забудешь и друзей, и дела и станет тревожным твой сон. Да, ещё, Лоддфафнир! Не путайся с чужой женой и, если направишься в горы, бери с запасом еды. Не делись с дурным человеком своим несчастьем — никогда он не отплатит добром за доверие. Того же, кому доверяешь, навещай почаще. С мужем, достойным в делах, ищи дружбы и первым не старайся её порвать — мирно беседуй с ним, добивайся его доверия. Глупцу же не доверяй и не вступай в спор с неумным. Да и вообще спор подчас бесполезен: дурак заупрямится, а достойный уступит. Что же касается друга, то с ним откровенность — лучше любого обмана, вот почему всегда говори ему правду, а не только то, что приятно. Вот ещё что скажу тебе: обтёсывай древко лишь своего копья, одежду и обувь шей только себе самому. Если другому сделаешь и погнётся древко или порвётся одежда — в ответ будут одни проклятия. Послушай ещё совет: злом за зло отплати — не дорожи дурным, дорожи только добрым. Вверх не смотри, вступая в сражение, — враг может сглазить. В битве воины часто теряют разум, не уподобляйся таким! Если с женщиной хочешь сойтись, крепко держи обещания. Будь осторожен, но страху не поддавайся. Также не верь в этом мире: пиву, вору и чужой жене. Путника не обижай и не смейся над гостем, ибо не ведают сидящие в доме, кто стучится к ним в дверь, прося о ночлеге. Ещё скажу, Лоддфафнир: и у доброго есть изъяны, а злой не во всём нехорош. Не смейся над стариком и цени каждое слово старости, ибо цедится мудрость из старого меха и, подобно вину, она дорога. Также знай, Лоддфафнир: ворота твои сломаются, если в дом к себе впустишь всех без разбора, но к несчастным будь щедр. Если ты захмелел, ляг на землю и исцелишься, ведь землёй лечат хмель, раны — пламенем, дубом — поносы. Порчу выводят колосьями, а безумие — луной. Бузина изгоняет желтуху, черви надобны для леченья укусов, а руны уберут твои чирьи. Знаю я то, Лоддфафнир, что не знают другие. Тяжёлой ценой досталась мне мудрость, ибо девять ночей, принеся себя в жертву, провисел я на Иггдрасиле и никто меня не кормил. Я узнал девять песен от деда своего Бёльторна, отведал мёду поэзии и созрел для великих знаний. Слово рождало слово от слова. Дело — дело от дела рождало. Руны были мною открыты — их найди и постигни знаки. Я их вырезал, рухнув с ясеня, — силой веет от этих рун. Ты умеешь ли резать руны? Разгадать их сумеешь? Окрасить? И готов ли ты спрашивать? И готов ли молиться? Способен ли жертвы принесть? Умеешь заклать? Крепко запомни одно, Лоддфафнир: хоть совсем не молись, но без меры не жертвуй — лучше вовсе тебе не колоть, чем без меры заклать.

Вот что ещё сказал Высокий внимающему Лоддфафниру:

— Знаю я заклинания. Имя первому — помощь. Помогает оно и в заботах, и в печали, и в горести. Заклинанье второе лечит хвори. Третье защищает в кровавых битвах — оно тупит мечи врагов, их секиры в бою бесполезны, когда я его применю. Четвёртое заклинание помогает избавиться от самых крепких оков. Пятое остановит стрелу, пущенную в меня. Шестое карает врага, задумавшего недоброе. Седьмое поможет, когда загорится дом, — оно погасит любое пламя. Восьмое помирит самую жаркую ссору. Если корабль мой никак не справится с бурей, тогда я творю девятое заклинание. Десятое против ведьм. Когда ведьмы взлетели, стоит о нём только вспомнить, и не вернуть уже душ своих старых и обличий оставленных даже самым ловким колдуньям. Одиннадцатое заклинание защищает друзей в бою. Двенадцатое спасёт повешенного на дереве. Тринадцатое помогает освятить водою младенца — не поранят его мечи, и в битвах будет он невредимым. Четырнадцатое открывает число светлых альвов, а также число славных асов — благодаря ему я могу поведать всем людям о призвании могучих богов. Пятнадцатое заклинание пел карл Тьодрёрир перед дверью Деллинга, того, что муж Ночи и отец Дня, воздавая асам хвалу, воздавая почести альвам. Шестнадцатое заклинание помогает дев соблазнять — овладеть их чистыми душами и покорить все их помыслы. Семнадцатое опутывает душу девичью, как паутиной, но заклятие то, Лоддфафнир, никогда тебе не открою. Восемнадцатое заклятие есть тайна для всех — ни жёнам, ни девам я его не отдам. Вот и все мои речи. Вот и всё, что хотел я поведать.

Асы и воины ожидали, что скажет теперь Один о своей поездке к колдунье, — все хотели услышать от него о будущем богов. Но сказал Всеотец:

— Лучше живётся тому, чьи знанья не слишком обширны. Увы, редка радость в сердце, если разум чрезмерен. Тот же, кто наперёд не знает свой удел, живёт беззаботно. Довольно вам этого.

А затем, замолчав, дал знак, чтобы пир продолжался.

III
РЕЧИ ВАФТРУДНИРА

Великан Вафтруднир, живший в Ётунхейме, имел тонкий, изворотливый ум: слава о нём, как о мудреце, разнеслась по всем землям.

Высокий, время от времени навещавший мир людей, ётунов и инеистых великанов, любил принимать обличие старика или одинокого странника и не чурался одежды нищего: простая войлочная шляпа Одноглазого тенью своих полей часто скрывала его проницательный взгляд. Так было и в этот раз: одевшись как можно проще, оседлал Один Слейпнира и вот что сказал жене своей Фригг:

— Говорят, великан Вафтруднир может со мной потягаться в мудрости и красноречии. Кроме того, утверждают, он искусный спорщик и любого переговорит. Не чужд он также и прорицанию. Решил я его навестить…

Фригг, поняв, для каких дел собрался Высокий, рассудила:

— Что касается бесед и споров, Вафтруднир слывёт сильнейшим из ётунов. На твоём месте, Отец Ратей, я осталась бы дома. Вдруг одержит он верх? Ведь в подобных состязаниях проигравший расстаётся с жизнью.

Высокий, засмеявшись, ответил:

— Я много странствовал и многое видел. Приходилось мне нелегко, но я никогда не терялся. Влечёт меня желание наконец-то встретиться с этим ётуном лицом к лицу на поле, которое, пожалуй, не уступает бранному в разного рода опасностях, и побороться с ним на равных за славу лучшего.

Фригг, понимая, что мужа ей не уговорить, ответила:

— Что же, тогда поезжай и пусть дорога твоя будет доброй в оба конца.

С тем Знающий Будущее и отправился в путь.

В скалистых горах стоял чертог ётуна Вафтруднира. Был тот чертог огромен: столбы, подпиравшие крышу палат, уходили к небесам, а в самих палатах мог бы затеряться и иной великан. Со всех сторон окружали чертог водопады, и шум от них был велик. Но Высокий не растерялся. Одним махом Слейпнир перемахнул через струи воды, подняв своего хозяина к крыльцу, ступеней которого хватало на то, чтобы утомить в подъёме и самого Тора. Вновь тронул поводья невозмутимый Один, и восьминогий конь в один прыжок оказался возле дверей чертога. Там его Всеотец и оставил, поглубже надвинув свою шляпу на лицо.

Ётун восседал на троне. Ступни великана были такими большими, что могли раздавить человека, словно букашку, даже не заметив его, волосы струились по плечам, подобно реке, в бороде бесследно мог бы исчезнуть целый табун коней, голова же мудреца была от пола на расстоянии трёх конских переходов. От дыхания Вафтруднира поднимался ветер, но не смутился Один и сказал хозяину следующее:

— Привет тебе, Вафтруднир! Захотел поглядеть на тебя, и вот я здесь. Любопытно оценить мне твои познания — всё ли ты знаешь о мире.

Дерзкая речь пришельца вывела Вафтруднира из раздумья. Нагнувшись и хорошенько рассмотрев нежданного гостя, ётун спросил:

— Кто это проник в мой дом и слова в меня мечет, словно камни из пращи? Что ж! Коль гость явился, то чертог мой покинет он лишь тогда, когда победит меня в споре.

Всеотец, не смутившись, ответил:

— Гагнрадом я называюсь, тем, кто правит победой. Путь немало меня утомил — жду теперь приглашения. Прими меня, ётун.

Великан засмеялся, и гром его смеха прокатился по всем окрестным горам. Затем, решив быть приветливым с наглецом, посмевшим бросить ему вызов, ётун великодушно сказал:

— Что же, будь гостем в моей палате, присаживайся, и начнем. Посмотрим, кто сильнее в знании мира — старый турс или некто Гагнрад.

Однако Высокий сесть отказался. Более того, встал Отец Ратей напротив трона, на котором громоздился, словно поднимающаяся в небо скала, мудрец, и приготовился к поединку. Ётун же, не откладывая дела в долгий ящик, вот что спросил:

— Скажи мне, Гагнрад, коли хочешь спорить со мною стоя, как имя коню, который приносит нам утро?

Кому, если не Одину, было знать, как зовут того коня. Вот почему не задумался даже над вопросом Высокий и так ответил ётуну:

— Конь волшебный, день приносящий, зовётся Скинфакси — Грива Сияющая! Скинфакси — конь Дня, и он слывёт лучшим конём у героев.

Спросил тогда Вафтруднир:

— Скажи мне, Гагнрад, а как называется конь, ночь несущий?

Не составило труда Одину ответить.

— Конь, несущий нам ночь, зовётся Хримфакси — Инеистая Грива. Принося сумрак с собою, роняет он пену с удил, и пена его на рассвете росою становится.

Кивнул на это великан Вафтруднир и поинтересовался у Одина:

— Скажи, Гагнрад, мне, коли стоя желаешь со мною состязаться, как зовётся река, по которой проходит граница между страной ётунов и Асгардом?

Знал Высокий ответ и на этот вопрос:

— Ивинг название той реки. Она быстра и прозрачна, воды её никогда не застынут и не покроются льдами.

Здесь Вафтруднир задумался. Закрыл глаза хозяин чертога и, казалось, заснул — лишь разносилось эхом по всем палатам редкое и тяжёлое его дыхание. Но великан не спал. Подобно Вёльве-колдунье, Вафтруднир был прорицателем. Не сомневаясь, что пришелец не ответит на следующий его вопрос, ётун спросил:

— Скажи, Гагнрад, как зовётся то поле, на котором сойдутся в грядущей битве асы и змей мировой? Как имя равнины, где встретится Сурт с богами?

Но не зря ездил Один к ведьме в страну Хель, не зря отдал он колдунье в дар ожерелья и кольца.

— Вигрид — вот та равнина. Огромна она — по сто переходов в каждую сторону!

Сказал тогда Вафтруднир:

— Ты сведущ во многом. Садись, наконец, на скамью. Сам знаешь, цена какова у нашего спора, — тот, кто спор проиграет, расстанется с жизнью. Назначаю я ставкой свою голову. Ну а ты ставкой назначь свою. Что же — твой черёд спрашивать, мой — отвечать. И если хоть на один вопрос не отвечу, вот моя тебе голова. Но если не будет того, чего я не знаю, со своей попрощайся.

Не дрогнув, Один присел на одну из скамей, на которую указал ему ётун, а всяких скамей, больших и малых, в палате у мудреца было множество — и вот о чём он спросил великана:

— Дай мне первый ответ, Вафтруднир, если знаешь ты всё на свете. Как создали землю асы и откуда небо пришло?

Усмехнулся ётун: слишком долго он жил и слишком многое видел. Ничего не стоило Вафтрудниру рассказать о начале всех начал, и словно рокот далёкого грома был голос мудреца.

— Слушай, гость, как земля создалась: основа всего — Имир. Плоть его — почва, кости — горы, небо — череп, а холодная кровь превратилась в безбрежное море.

Задумался Высокий — Фригг, пожалуй, была права, так волнуясь за мужа: знала она, что поединок с мудрым ётуном будет труден, ведь великаны древнее богов и более их знают о мире. Выходит, переживала Фригг не зря. Но не таков был Отец Всех Павших, чтобы показывать сомнения столь грозному сопернику, вот почему сохранил он невозмутимость. Более того, почувствовав опасность, он сделался весел, как часто бывало у него перед битвой.

— Дай второй мне ответ, Вафтруднир, если и впрямь умом ты сильнейший. Как возникла Луна и как было создано Солнце?

Вновь, будто с небес, раздался рокот:

— Великан Мундильфари отцом является Солнца и Месяца. Не асы ли выкрали детей ётуна и заставили их мерить время? С тех пор они в колесницах ездят: Солнце — днём, а Месяц — ночами.

И вновь ничем не показал Высокий тревоги, по-прежнему был он невозмутим, словно не о жизни и смерти шла речь:

— Дай ответ, Вафтруднир, на третью мою загадку. Откуда начало Дня и Ночи?

Но и на этот вопрос без всякой запинки отвечал великан. Рассказал Вафтруднир Высокому, что отцом Дня является ас Деллинг, а отец жены его, черноволосой Ночи, великан Нарви:

— Деллингом звать того, кто День породил. Светел сын Деллинга-аса! Жена его, Ночь, — дочка Нарви.

Однако не сдавался Один, хоть и чувствовал уже всю тяжесть битвы. Спросил Всеотец ётуна:

— Дай мне четвёртый ответ: кто же создал Зиму и Лето?

Засмеялся турс — ничего не было для него проще, чем ответить на это. Коротко вымолвил ётун:

— Виндсваль — отец Зимы. Васад — Лета.

Поистине, Вафтруднир был очень опытен в спорах и не одна голова уже была принесена ему в жертву. Но Высокий не собирался сдаваться:

— Скажи, мудрый ётун, коли славишься ты всезнанием, кто в самом начале времён был старшим из асов и родственников Имира?

Вновь засмеялся тот, кто знал всё на свете. Задрожали горы от смеха, гул пошёл по всем землям. Затем нагнулся с трона великан Вафтруднир к сопернику и вот что пророкотал:

— Легче лёгкого ответить мне на это — жил ётун тогда Бергельмир. Скажу тебе больше: его отца звали Трудгельмиром, Имиром — деда.

Затем последовал шестой вопрос упрямого гостя:

— Откуда меж ётунов явился Имир?

Вафтруднир ответил:

— Брызги реки Эливагар, самой холодной на свете, иней и лед Тёмного Мира, соприкоснувшись с огнём Муспелля, стали Имиром. Вот почему мы, потомки его, так жестоки.

Седьмой вопрос задал Один:

— Коль мудрым зовёшься ты, Вафтруднир, поведай, как Имир, не знавший жены, мог дать миру потомство?

В ответ загремел насмешливый голос сидящего на троне ётуна, от этого голоса затряслись скалы, а затем сошли камнепады и лавины в горах:

— Дочь и сын Имира зачаты потной подмышкой. Одна нога же его, потёршись о ногу другую, шестиглавого ётуна произвела.

Задал Один восьмой вопрос:

— Если знаешь древнейшее в мире, турс Вафтруднир, что первое вспомнишь?

Великан помнил всё. Молвил он незваному гостю:

— Самого Бергельмира в гроб при мне положили — вот что первое помню.

Тотчас последовал за восьмым и девятый вопрос Одина:

— Тогда скажи мне, откуда ветер берётся? Ведь для всех он невидим.

Для Вафтруднира не было никакой тайны в том, что турс Хрёсвельг, пожиратель трупов, выделяющийся особой жестокостью даже среди своих собратьев, с незапамятных пор сидит на краю небес, приняв обличье орла. Крылья Хрёсвельга могут скрыть от солнца в своей тени весь Мидгард со страной ётунов и страной инеистых великанов в придачу. Время от времени он машет ими, рождая ветер. Когда орёл крыльями едва помахивает — ветер тихо струится, но стоит Хрёсвельгу рассвирепеть и взмахнуть ими по-настоящему — поднимается буря. Ответил ётун немедля:

— Хрёсвельг принял облик орлиный. Крылья орла — вот причина ветров.

И сказал Один:

— Тогда дай десятый ответ. Откуда явился Ньёрд?

Вафтруднира, знавшего всё о мире, забавляла эта игра:

— Ваны дали Ньёрда заложником асам. С асами тот хорошо прижился — и поныне с ними живёт!

Не сдавался Один:

— Скажи мне ещё, Вафтруднир, где каждый день падают воины, мечами пронзённые, где гремят, сшибаясь, щиты?

Незамедлительно ответил турс:

— В Вальхалле у славного Одина то каждый день происходит. Знаю также: смерть не грозит пронзённым — закончив бой, мирно садятся эйнхерии за пиршественные столы.

Спросил тогда Высокий:

— Откуда ты, Вафтруднир, ведаешь судьбы богов и способен их прорицать, как Вёльва-колдунья?

Не удивился громоздящийся на троне ётун подобному вопросу. Вот что Вафтруднир ответил:

— Слишком долго живу я и прошёл все девять миров: Асгард — мир асов, Ванахейм — миролюбивых ванов страну, Альвхейм — мир светлых альвов, суетный Мидгард, был в жарком Муспелле, в недра к карликам заглянул (Свартальвхейм — их мир), видел страну инеистых великанов и даже страну мёртвых узрел, где Хель обитает. Сто веков сам живу в Ётунхейме — вот почему мне знакомы тайны великих, могучих богов.

Спросил Вафтруднира Высокий:

— Так скажи мне тогда, прорицатель-ётун, кто останется жив после гибели мира?

Отвечал великан:

— Спрячется женщина Лив с мужчиной по имени Ливтрасир в роще, огнём не затронутой. Питаться будут росой и новых людей породят.

Один воскликнул:

— А знаешь ли ты, как возродится солнце, ведь волк погубит его?

Знал и это хозяин чертога:

— Прежде чем волк солнце погубит, дочь оно породит. Выживет дева и заступит на место матери.

Высокий спросил, по-прежнему не открывая лица из-под шляпы и сохраняя спокойствие:

— Ответишь ли мне, Вафтруднир, какие три девы высоко над миром парят?

— Ответить — дело нетрудное, — сказал великан Вафтруднир гостю, склоняясь с трона. — Но прежде хочу спросить: не кажется ли тебе, что попрощаешься ты сегодня со своей головой? Ну да ладно: спешить мне некуда, ведь старость и мудрость неспешны и поддерживают друг друга. Так что задавай вопросы свои, Гагнрад, пока силы твои не иссякнут и твоя голова сама не воспротивится твоему упрямству. Что касается тех таинственных дев, вот что знаю: три дочери ётуна Мёгтрасира неслышно летают над Мидгардом и неслышно парят над морем. Для людей они — светлые духи, несут девы благо, хоть отец их — свирепый турс.

— Ты и вправду всеведущ, как повсюду о тебе и говорят, — сказал Высокий. — И если это так, ты должен знать и о будущем богов. Ну-ка, скажи, мудрый ётун, тот, которому всё открыто, что же будет с асами после того, как пламя Сурта погаснет?

Вафтруднир отвечал без запинки:

— Видар и Вали Асгард возродят. Моди и Магни придут к ним с найденным молотом.

Высокий спросил:

— Что же с Одином станет, как он жизнь свою завершит?

Будущее Одина также было открыто для ётуна Вафтруднира:

— Свирепый Фенрир пасть разинет — шире пропасти глотка чудовища, — и пропадёт в ней бесследно Отец Всех Асов.

И тогда Высокий сорвал с себя шляпу, и засверкал его единственный глаз. Отшатнулся ётун, поняв, кто перед ним, но было поздно: словно гром прозвучали слова того, кто повелевал мирами и от одного только взгляда которого цепенели и люди, и ётуны, и карлики, и всё сущее на земле. Спросил Высокий:

— На последний вопрос мой ответь, великан. Что любимому сыну Один поведал, когда Бальдр, ростком омелы пронзённый, лежал на костре?

И задрожал Вафтруднир, задрожал под ним трон, и стены его палат задрожали, готовые рухнуть. От стона могучего великана вновь посыпались камни в горах, и казалось, что вся земля зашаталась. Горько пожалел ётун, что в этот раз мудрость изменила ему — самонадеянно вступил он в спор с незнакомцем, в ослеплении от собственного величия позабыв великую истину: прежде узнай того, с кем тебе придётся сражаться. Схватив себя за голову, признался тот, кто жил сто веков и считался умнейшим из умных:

— Явился конец мой в лохмотьях нищего. Сам себя я загнал в ловушку, словно юнец безбородый, — видно, от старости сделался глуп. Что же, признаюсь в своём бессилии. И вот что скажу: никому не дано знать то, о чём сыну поведал Высокий. Я, глупец обречённый, тщился с ним спорить. Ты в мире мудрейший — вот тебе моя голова!

Выхватил безжалостный Один из-под своего тряпья меч, подобный тысячам молний, — и Вафтруднира не стало.

IV
РЕЧИ ГРИМНИРА

Постоянно спускаясь с радуги в Мидгард и прикидываясь скромным гостем, Высокий любил сидеть на пирах у особо хвастливых и преподносить зазнавшимся уроки смирения. Также любил Всеотец заглядывать в дома других людей, стуча в двери дорожным посохом. К тем хозяевам, кто привечал странника и звал его к очагу, делясь иной раз последней одеждой и пищей, Высокий впоследствии благоволил, но горе было скупым, пусть даже среди них находились и конунги, — с теми, кто жалел еду для гостей, Отец Ратей поступал беспощадно, ставя людскую скупость в один ряд с предательством. На том однажды и подловила его хитроумная Фригг.

Вот с чего всё началось: жил в Мидгарде влиятельный конунг и звали его Храудунг. Имел конунг двух сыновей — старшему, Агнару, к тому времени исполнилось десять зим, а младшему, Гейррёду, — восемь. Несмотря на свой малый возраст, сыновья конунга не боялись опасностей и дерзали выходить одни на лодке в море.

Однажды братья взяли сеть и отправились порыбачить. Ветер унёс их посудину далеко в море, а затем, когда стемнело, пригнал лодку к чужому берегу, где она и разбилась о камни. Делать нечего: Агнар и Гейррёд отправились искать ночлег и набрели на жилище, в котором проживали старик со старухой. Целую зиму провели сыновья конунга в убогой лачуге. Старуха ухаживала за старшим из них, а старик взял под своё покровительство младшего. Весной потеплело, и берег освободился ото льда. Старик отдал братьям свою лодку, а когда пошли старик со старухой провожать Агнара и Гейррёда, хозяин лачуги, переговорив с глазу на глаз со своим любимцем, видно, кое-что ему посоветовал.

Ветер на этот раз выдался попутным, и лодка пришла прямо к усадьбе конунга. Гейррёд сидел на носу лодки, Агнар — на корме. Когда лодка уткнулась в песок, Гейррёд первым выскочил на берег и, после того как следом за ним сошёл брат, оттолкнул её, сказав ей: «Плыви назад, и пусть заберут тебя ётуны».

Лодку тотчас унесло обратно в море. Гейррёд, попросив брата подождать на берегу, отправился ко двору своего отца. Оказалось, что старый конунг, опечаленный исчезновением сыновей, в ту зиму умер. Агнар об этом не знал, но вот Гейррёд, судя по всему, как-то проведал о произошедшем. Поскольку он явился на двор первым, его и выбрали конунгом вместо отца, и вскоре сделался Гейррёд знаменитым правителем. Обманутому же Агнару, несмотря на его старшинство, ничего не оставалось делать, как смириться с участью: неудачник ушёл в горы, сошёлся там с одной великаншей, которая народила ему детей, и жил с ней в пещере.

Старик со старухой были не кто иные, как Высокий с Фригг, и оба они с престола Хлидскьяльв ревниво следили за судьбой питомцев. Недовольная хитростью мужа, Фригг искала случая, чтобы расквитаться с Одином, и случай этот представился. Однажды сидели бог и богиня на своём престоле в Асгарде и взирали с него на все миры. Высокий, разглядев внизу Агнара, усмехаясь, сказал жене:

— Видишь своего любимца, который не нашёл ничего лучшего, как жить в пещере с великаншей? А вот Гейррёд знаменит и правит целой страной.

Фригг тотчас смекнула, как она сможет отомстить, и, притворно вздохнув, словно бы сокрушаясь, ответила самодовольному мужу:

— Слышала я, конунг Гейррёд очень скуп. Более того, морит голодом своих гостей, если ему кажется, что пришло их к нему слишком много.

Конечно, это было неправдой — Гейррёд щедро делился со всеми, кто оказывался за его столом, едой, но не случайно говорят: ложь способна сделать чёрным даже солнце. Слова оскорблённой богини попали прямо в цель, и задуманное ей удалось: Высокий, позабыв о прежних речах, в которых неоднократно предупреждал людей, богов и эйнхериев о женском коварстве, сам попался на удочку. Бог Богов запротестовал, утверждая, что не может такого быть.

— Что же, — невинно сказала Фригг, — у тебя, Отец Ратей, есть возможность проверить, права я или нет.

Разгорячённый Один отправился седлать Слейпнира, а Фригг, пока муж ловил своего восьминогого скакуна, а затем наряжался в плащ и надвигал на лицо шляпу, не теряла времени даром и тайно послала к Гейррёду служанку Фуллу, чтобы та предупредила конунга, что вскоре, прикинувшись странником, явится к нему злой колдун. Несмотря на то что будет одет ведьмак как обыкновенный нищий, Гейррёд сможет легко его узнать, ибо ни одна собака, даже та, которая способна загрызть любого смертного, ни за что не нападёт на колдуна.

Дальнейшее ясно: после того как конунгу донесли, что у его порога стоит странник, он, к удивлению присутствующих, велел спустить на гостя стаю сторожевых собак. Свита конунга, смущённая неожиданным приказанием, ещё более смутилась, когда ни один, даже самый свирепый, пёс не тронул пришельца: более того, все собаки мирно улеглись возле его ног. И уж совсем растерялись воины, когда Гейррёд, прежде славившийся своим гостеприимством, приказал им схватить того, кто, запахнувшись в плащ и надвинув на свои глаза шляпу, назвался Гримниром, или Человеком, Скрывающимся Под Маской. Допросы ни к чему не привели, Гримнир отказывался отвечать. Тогда разгневанный конунг решил прибегнуть к пытке и посадил незваного гостя между двух костров. Восемь долгих дней и ночей просидел Гримнир между двумя кострами, обливаясь потом, — пламя с двух сторон вот-вот готово было опалить его.

У Гейррёда рос сын, которого конунг, видимо, всё же испытывая угрызения совести за случившееся, назвал именем своего старшего брата. Было маленькому Агнару десять зим от роду, и сердце его, от природы доброе, исполнилось сострадания к пленнику. На девятую ночь Агнар пробрался к Гримниру с рогом, полным воды. Протянув рог страждущему, сын Гейррёда признался ему в том, что отец поступает плохо, мучая безвинного человека. Гримнир с благодарностью отпил и затем пожаловался ребёнку, что огонь горит слишком близко.

Вот что он сказал:

— Жжёт меня пламя, и тлеет мой плащ, не могу я его потушить. Мучаюсь я уже восемь суток, и лишь ты меня пожалел.

После этого Гримнир продолжил:

— Знай же: быть тебе славным конунгом. Будь счастлив, Агнар, ибо не простой смертный тебе пожелал удачи.

Агнар, ещё более проникшись жалостью к тому, кто вынужден был терпеть такие муки, отправился к отцу и рассказал Гейррёду о пророчестве. Сказал он также конунгу, что человек, которого отец обрёк на пытку, ни в чём не виновен и, возможно, отец совершает большую ошибку, обрекая на смерть странника, не сделавшего ничего плохого.

Выслушав сына, Гейррёд задумался и решил лично навестить колдуна. Захватил он с собой на всякий случай меч. Усмехнулся пленник, увидев правителя.

— Ответь наконец, кто ты? — сказал ему конунг. — И откуда явился?

— Отгадай по моим речам, — ответил Гримнир. — Оттуда пришёл я, где земля священна. Там Тор обитает в Трудхейме. Чертог его — Бильскирнир — вмещает пять сотен палат и сорок ещё. В той священной земле Улль построил себе чертог Идалир. Там Фрейр проживает в Альвхейме. Третий чертог той земли — из серебра, он зовётся Валаскьяльвом. Четвёртый — Сёкквабекк. Пятый — Гладсхейм — золотом пышет. Легко отгадать и чертог того, кто правит богами: Вальхаллой зовутся палаты. Стропила в них — копья, стены — щиты. На скамьях там доспехи. Летает орёл над теми палатами. Есть и шестой чертог — великанши Скади жилище, это Трюмхейм. Некогда в нём Тьяцци, отец её, обитал. В седьмом Бальдр жил, бог златоглавый. Это — Брейдаблик. Восьмой чертог — Химинбъёрг, Хеймдалля жилище, где мёд он вкушает в довольстве. Фрейя живёт в Фолькванге, деля поровну с Одином воинов, павших в битвах. Столбы из золота в чертоге Глитнир, крыша — из серебра. Сын Бальдра Форсети судьёй в нём правит. В Ноатуне же старый Ньёрд живёт.

Едва смог унять дрожь конунг, услышав эти слова. Но, справившись с волнением, продолжил внимать тому, кого обрёк на пытку. А его пленник, к которому подбирался с двух сторон огонь и на котором уже тлел плащ, говорил:

— В священной земле есть край — его покрыли кусты и густые травы. Там Видар сидит на коне, будущий мститель. Отец же Видара — в Вальхалле: варит повар Андхримнир в волшебном котле мясо волшебного вепря. Два волка — Гери и Фреки — из рук того кормятся, кто вкушает одно вино. Есть там Хугин и Мунин — два ворона. Когда птицы над миром парят, Один волнуется — переживает за Хугина он, но ещё страшнее ему за Мунина. Вернётся ли ворон? Тунд-река окружает чертог. Вальгринд — ворота в Вальхаллу. Неведомы людям замки и запоры тех волшебных ворот, лишь эйнхерии проходят сквозь них. Пять сотен дверей в палатах Вальхаллы и сорок ещё. Время придёт, и из каждой по восемьсот воинов выйдут на битву с волком. Есть ещё там коза Хейдрун — для эйнхериев мёд божественный цедит вымя её.

Поведал затем пленник встревоженному Гейррёду о живущем в Вальхалле олене Эйктюрнире, влага с рогов которого падает в поток Кипящий Котёл — исток всех на свете рек. Подробно перечислил Гримнир помрачневшему конунгу названия тех рек: Сид и Вид, Сёкин и Эйкин, Свёль и Гуннтро, Фьёрм и Фимбультуль, Рейн и Реннанди, Гипуль и Гёпуль, Гёмуль и Гейрвимуль, Тюн и Вин, Тёлль и Хёлль, Град и Гуннтраин, Вина, Вегсвин и Тьоднума, Нют и Нёт, Нённ и Хрённ, Слид и Хрид, Силы и Илы, Виль и Ван, Вёнд и Стрёнд, Гьёлль и Лейфтр.

Рассказал Гримнир также о реках Кермт, Эрмт и Керлауг, которые в те часы, когда асы собираются у священного источника Урд, приезжая к месту судилища на своих конях, сын Высокого Тор вынужден переходить вброд, ибо коня у него нет. Поведал Гримнир конунгу, который так долго его мучил, имена коней асов: Весёлый, Золотистый, Светящийся, Храпящий, Серебристая Чёлка, Жилистый, Сияющий, Мохноногий, Золотая Чёлка и Легконогий.

Узнал конунг, всё более содрогаясь от догадки, кто сидит перед ним, о белке Рататоск, снующей по великому дереву, о сидящем в кроне Иггдрасиля орле и о драконе Нидхёгге, подгрызающем корни ясеня вместе с другими змеями. Имена тех змей: Гоин, Моин, Грабак, Граввёлуд, Офнир и Свафнир.

Так же подробно Гримнир рассказал Гейррёду о четырёх оленях, которые подъедают листву Иггдрасиля. Под конец своей речи молвил Гримнир бывшему любимцу, более от него не скрываясь:

— Ты знаешь Гримнира, Гейррёд, но много имён у меня. Звался я Одноглазым, звался Мудрым, Коварным звался, Тем, Кто Низко Надвинул Шляпу, Седобородым, Воинственным, Знающим Будущее, Изменчивым, Многоликим, Искусным В Колдовстве, Отцом Ратей, Отцом Всех Павших, Всеотцом, наконец. Не счесть имён у меня!

И вот что ещё сказал Высокий потерявшему своё лицо конунгу:

— Вижу: пил ты, Гейррёд, не в меру и потерял осторожность, дальновидность утратил. Много было тебе мною молвлено, да ничего не помнишь. Вот почему отныне лишаю тебя своей помощи. Если посмеешь — приблизься к тому, кого ты пытал.

Пока Гримнир держал речь, пламя двух костров окончательно подобралось к нему, и плащ на Одине запылал. Увидев это, потерявший дар речи конунг Гейррёд бросился было к Высокому, стараясь оградить бога от огня. Меч, который он при этом выпустил, не упал плашмя, а упёрся рукоятью в землю — споткнувшись, конунг напоролся на своё оружие и, пронзённый мечом насквозь, мгновенно умер.

Разгневанный Один вернулся в Асгард и признался жене, что она была права. Конечно, он так и не узнал о её коварстве. Фригг утешилась тем, что после гибели Гейррёда правителем стал сын незадачливого конунга Агнар, носивший такое же имя, как и её любимчик. Агнар долго затем правил.

V
ПОЕЗДКА СКИРНИРА

Фрейр, златокудрый сын Ньёрда, вступив некогда в поединок с великаном Бели, убил злобного ётуна оленьим рогом, после чего боги стали величать аса недругом Бели.

Услышав это, Высокий сказал:

— Невелико дело — расправиться с Бели при помощи рога… Фрейр мог бы убить его и кулаком.

Да, силы Фрейру было не занимать! Однажды обладатель чудесного корабля Скидбладнира и не менее удивительного вепря по кличке Золотая Щетина, будучи в гостях у Высокого, попросил у того разрешения посидеть на его престоле Хлидскьяльве. Хозяин согласился, предупредив: Фрейр ни в коем случае не должен возгордиться тем, что дозволено ему воссесть на престол самого Бога Богов, иначе это плохо может для аса закончиться.

Фрейр, пропустив мимо ушей предупреждение, в нетерпении воссел на престол, и тотчас его обуяла гордыня от того, что, подобно Отцу Ратей, обозревает он все миры внизу. Рассмотрев таким образом запад, юг и восток и увидев, что делается у богов под ногами, ас решил обратить взгляд на север — туда, где простираются горы страны ётунов. Всего-то один-единственный взгляд и бросил на север Фрейр, и надо же было такому случиться, что упал взгляд на большой хутор, где шла к дому девица удивительной красоты. Только подняла она руки, чтобы отпереть двери дома, как от её рук по всем землям и морям разлилось сияние, да такое, что не только в подземном мире карлов, но и в самих небесах посветлело.

Хозяина хутора звали Гюмиром, женой его была великанша Аурбода, а дочери их, которая так поразила Фрейра, дали имя Герд. Фрейр застыл, словно поражённый молнией, и в его сердце в тот же миг разгорелась любовь к девушке: не мог он ни есть, ни пить и весь Асгард сделался ему не мил.

Ничего не видя перед собой, слез бедный Фрейр с престола, вернулся к себе в чертог и, не сказав никому ни слова, стал чахнуть в любовной тоске — худел и бледнел на глазах у асов. Никто не решался расспрашивать Фрейра о причине столь разительных с ним перемен. А Фрейру между тем становилось всё хуже. Тогда отец его, Ньёрд, обеспокоенный поведением сына, позвал к себе верного слугу Фрейра, которого звали Скирниром. Попросил Ньёрд слугу, который отличался ясным и глубоким умом, вызнать у Фрейра причину его болезни. Скирнир сначала отнекивался, утверждая, что Фрейр пребывает в таком состоянии, когда любой вопрос, обращённый к нему, может вызвать раздражение, а то и гнев, что лишь ухудшит положение. Но Ньёрд был настойчив, и Скирнир в конце концов согласился, пообещав старому вану сделать всё, что сможет.

Поднялся слуга в палаты Фрейра и, словно невзначай, принялся расспрашивать своего господина о причине недомогания. К немалому удивлению Скирнира, ас разговорился — видно, невмоготу ему стало держать всё в себе — и поведал, как, восседая на престоле Всеотца, позабыл о предупреждении не гордиться этим и был наказан за гордыню видением: разглядел он в стране ётунов деву столь прекрасную, что до сих пор ослеплён ею.

Пребывая в скорби, сказал Фрейр Скирниру:

— Возле дома Гюмира разглядел я красоту несказанную. От рук девы лилось сияние, освещавшее небо и море. И как только её я увидел, то понял: нет в мире страсти, которая может сравниться с моей.

Одно лишь знал теперь Фрейр: не жить ему, если он не добудет Герд, чего бы это ему ни стоило.

Недолго раздумывая, так ответил Скирнир безутешному богу:

— Всего-то попрошу у тебя коня, который способен скакать сквозь пламя, и меч-самосек, способный разить ётунов.

Стоит ли говорить, что в разбитом сердце Фрейра тут же вспыхнула надежда: бог готов был отдать всё, что Скирнир у него ни попросит. Без колебания протянул оживившийся Фрейр ножны со своим знаменитым мечом и пообещал дать коня. Кроме того, отдал он Скирниру одиннадцать золотых яблок, а в придачу — волшебное кольцо, положенное Одином на погребальный костёр Бальдра, из которого каждую девятую ночь истекали восемь других колец, в надежде, что девица Герд польстится на щедрые дары и согласится на встречу. То кольцо привёз обратно в Асгард верный сын Одина Хермод, вернувшийся из страны мёртвых, — пребывающий там Бальдр успел отдать его брату.

Взяв с собой подарки, повесив на пояс меч, способный без устали рубить великанов, и вскочив на жеребца, Скирнир прошептал на ухо коню:

— Туманы нас скроют, когда полетим по влажным холмам в страну ётунов. Вернёмся ли или одолеют посланца Фрейра проклятые турсы?

Затем схватил поводья, спустился по полыхающей огнём радуге и, перемахнув реку, отделяющую землю Мидгарда от страны великанов, оказался в безлюдных скалах. Долго ли, коротко ли скакал Скирнир по горам Ётунхейма — о том никому не ведомо. Наконец оказался он возле хутора, где проживала Герд. Оставалось слуге безутешного Фрейра только пробраться в дом ётуна Гюмира, который сторожили злобные псы: лай их разносился далеко по округе.

Обдумав своё положение, направил Скирнир жеребца к пастуху, охранявшему на холме овечье стадо, — решил он сперва расспросить пастуха о своём деле. Такие слова сказал овчару Скирнир:

— Поведай мне, сидящий здесь и стерегущий дороги к дому Гюмира, как мне тайно добраться до девы, минуя злых псов?

Вздохнув, ответил пастух:

— Не иначе, ищешь ты смерти, раз спросил у меня об этом.

Скирнир понял, что придётся ему всё-таки постучаться в ворота хутора, хотя, возможно, такой поступок может стоить ему жизни, ибо не ведал посланец, как поведут себя хозяева усадьбы. Тем не менее он решился явиться открыто и воскликнул, подбодряя себя:

— Раз я уже здесь, поздно скорбеть о том, что меня ожидает! Тем утешусь, что мой жребий измерен до последнего часа. Только норны знают, сегодня нить прервётся или завтра. Что толку горевать о будущем?

Отправив коня пастись на лугу, Скирнир направился к воротам. На счастье посланца красавица Герд была дома одна, не считая слуг и служанок.

Услышала девица шум у ворот и наказала служанке:

— Выясни, кто стучится к нам. Видно, странник нетерпелив, раз от стука его земля содрогается и трясётся жилище.

Вскоре служанка вернулась и сообщила госпоже:

— Приехал воин. Конь его пасётся поблизости, а сам он весьма решителен и просит встречи.

Встревожилась Герд, не зная, чего ожидать от подобной настойчивости, однако сказала:

— Зови гостя в дом. Попроси войти в палату. Поднеси ему мёда.

По приказу хозяйки слуги привязали всех собак и открыли ворота. Вошёл Скирнир в палату, где ждала его Герд. Богатой была та палата: с резными столбами и скамьями, мечи и щиты великана Гюмира украшали её стены, а в углах стояли огромные секиры, словно предупреждая незваного гостя о том, что может его ожидать. Но посланец Фрейра, на поясе которого висели ножны с драгоценным мечом, был спокоен.

После того как отпил гость из чаши крепкого медового напитка, девица спросила:

— Кто ты? Из альвов будешь или из асов? Зачем появился здесь?

Положил Скирнир руку на рукоять меча и, глядя прямо в глаза Герд, которая, как всякая красавица, отличалась гордым и упрямым нравом, дерзко ответил:

— Я не ас и не альв, но промчался сквозь пламя и принёс с собой одиннадцать яблок. Все — из чистого золота. Отдам их тебе, если согласишься обручиться с моим господином. Славный Фрейр его имя.

Не на шутку разгневалась Герд, но, сдержавшись, ответила холодно посланцу:

— Ты наглость имеешь предлагать за любовь мою какие-то яблоки? Пусть даже и золотые? Знай: никогда я за Фрейра не выйду. Никогда он не сможет назваться мужем моим.

Разгневался и Скирнир, услышав такой ответ, однако тоже сдержался. Сказал лишь:

— Кроме яблок, принёс я кольцо. Непростое оно — на погребальном костре несчастного Бальдра горело. Каждую девятую ночь появляются из него восемь подобных колец.

Ещё больше разгневалась Герд. Едва не приказала она слугам гнать наглеца взашей, уязвлённая тем, что ей, благородной деве, дочери не последних в стране ётунов родителей, способной меряться красотой с самой Фрейей, предлагают торг, словно публичной девке. Хоть и старалась Герд сохранить спокойствие, задрожал от негодования её голос.

— Как смеешь ты говорить о кольце, пусть даже оно с костра? Осмотрись-ка лучше: всё в этой палате из золота. В серебре её крыша. Столько добра в доме отца моего, что не нужно мне новых сокровищ.

Обуял тут Скирнира гнев. Возмутился посланец Фрейра несносным характером Герд и тем упрямством, с которым отвергала она божественные дары. Про себя сравнил он девицу с необъезженной кобылой, которая не отведывала ещё вожжей. Гневно воскликнул Скирнир:

— Видишь мой меч, своенравная? Изукрашен он рунами. Отрублю им твою голову, коли не дашь согласия.

Вскочила Герд с трона — если ранее голос её звенел колокольчиком, то теперь стал подобен набату. Возгласила своенравная дева:

— Угроз не стерплю! И согласием на такой брак никогда не отвечу! Убирайся скорее, посланник Фрейра, иначе придётся тебе повстречаться с моим отцом! Страшен в гневе Гюмир — и выйдет победителем в схватке!

Тогда вытащил Скирнир из ножен волшебный меч Фрейра, способный сносить головы великанам:

— Видишь меч в моей руке? Смерть несёт он старому турсу. В поединке будет убит исполин, породивший несносную дочь.

Всё более нарастал гнев в Скирнире, которого послал Фрейр свататься в страну ётунов, и уже не сдерживался он, оскорблённый заносчивостью Герд. Клялся посланец, потрясая перед девицей оружием:

— Дам обет на этом мече: покоришься мне, кобылица, и туда отправишься, где стоят лишь голые скалы! Там останешься в одиночестве, озирая одну пустынную Хель! И противней змей будет тебе твоя пища!

Побледнела Герд, услышав эти угрозы. Видя ярость посланца, не на шутку испугалась девица и поняла: ничем хорошим не закончится их разговор, если не пойдёт она на попятную, ибо непрост оказался гость и непростым был меч в его руке — молнии летели во все стороны от клинка. Попадали со стен мечи и щиты её отца и на глазах хозяйки рассыпались на части.

Скирнир же продолжил бушевать, угрожая деве, что готов он уже и на колдовство:

— Я пойду в волшебную рощу, найду там волшебный прут и над ним прошепчу заклятия! Клянусь: превратишься в чудовище, ибо нашлю на тебя чёрную похоть! Будут мучить тебя ётуны — станешь женой трехглавого турса и зачахнешь от хвори, ибо ты разгневала Одина, разгневала светлого Фрейра, навлекла на себя гнев неистовых асов!

Крепко задумалась несчастная Герд. Не прибегнет ли в случае её отказа оскорблённый Фрейр, могущество которого было куда сильнее, чем могущество её отца, к ужасному колдовству? Не навлечёт ли она беду на весь свой род, если прикажет выгнать посланника влюблённого бога?

Скирнир же неистовствовал, потрясая мечом:

— Сделаю так, что турсы посадят тебя за решётку! Напоят тебя под землёю карлики козьей мочой — и вкуснее питья более не получишь! Так случится по воле моей!

Но и на этом не успокоился посланец, пообещав вконец уже перепуганной девице:

— Вот смотри: я вырежу руны. Одна из них — «турс», что значит «умрёт Гюмир». А затем ещё три последуют: «похоть», «тревога», «безумье». Не догадалась ещё, что они для тебя будут значить? Но могу истребить эти руны так же, как их и резал. Понимаешь, о чём говорю?

И воскликнула Герд:

— Не вырезай эти руны, посланец светлого аса! Лучше возьми ещё мёда и выпей его!

Сошла девица с трона и подала гостю кубок. Однако Скирнир, отведя руку красавицы, молвил:

— Хочу прямой ответ получить, прежде чем покину твой двор. Где назначишь ты встречу с сыном Ньёрда?

Ничего не оставалось самой красивой в стране ётунов девице, как шепнуть Скирниру на ухо, чтобы не слышали ни слуги, ни стены:

— Тихая роща есть неподалёку отсюда — зовётся Барри. Через восемь ночей буду встречать в ней Фрейра. Пусть ас прискачет туда.

И воскликнула затем укрощённая кобылица, вздыхая о прежней жизни и предчувствуя, что вскоре придётся ей с ней расстаться:

— Не помышляла я, что дано полюбить мне потомка ванов!

Скирнир же, не дожидаясь прихода отца Герд, ётуна Гюмира, немедленно отправился обратно в Асгард к своему господину с радостной вестью. Вскоре он оказался в палатах Фрейра, с тревогой ожидавшего возвращения слуги. Ас встречал свата у входа в чертог — от волнения был он сам не свой. В великом нетерпении спросил он верного Скирнира:

— Прежде чем скинешь седло, поведай — добился ли ты согласия от лучезарной девы?

Выслушав ответ, Фрейр сказал:

— Длинна для меня теперь ночь, две ночи — ещё длиннее. Не знаю, как вытерпеть три. А ведь после ещё пять ночей остаётся! Целый месяц мне раньше казался короче.

Вслед за тем потерявший от страсти голову Фрейр подарил свой меч Скирниру в награду за его усердие и был горд этим.

Увы, щедрый подарок верному слуге оказался роковым решением аса, ибо в отличие от Всеотца недруг Бели не ведал о будущем и не мог знать, что, когда наступит конец богов и сойдутся асы на поле Вигрид с врагами, останется он без меча в поединке с огненным Суртом, вот почему и падёт в той битве. Впрочем, сыну Ньёрда было тогда не до будущего: едва дождался жених девятой ночи. А после встречи в роще Барри прекрасная, но своенравная Герд стала женой Фрейра и вскоре подарила ему сына, который был назван Фьёльниром.

VI
ПЕСНЬ О ХАРБАРДЕ

Как уже говорилось, старший сын Одина — неистовый Тор — без устали воевал с великанами. Отправлялся Рыжеволосый то на север, то на восток и везде, где бы ни встречал ётунов и инеистых чудовищ, пускал в ход свой молот. Немало пригождались ему в той бесконечной войне Пояс Силы и Железные Рукавицы, которые одни и могли могучий молот удерживать. Походов Тора через дремучие леса и горные хребты было великое множество; иногда путешествовал он на повозке, запряжённой священными козлами, но чаще — пешком. Великаны боялись его как огня. Он переломал ноги исполинше Лейки, сокрушил девятиглавого ётуна Тривальди, поверг Старкада и погубил множество других великанов и великанш, а среди них Кейлу, Къялланди, Лута, Лейди, Бусейру, Хенгьянкьяфту, Хюрроккин и Свивёр. Однако, несмотря на всю свою силу и удаль, не всегда торжествовал бог победу.

В одну из своих поездок на повозке Тор и примкнувший к нему Локи заночевали в доме некоего человека. Еды у того не оказалось. Тогда сын Одина зарезал обоих козлов, которых запрягал он в повозку, освежевал их туши и положил в котёл, а затем позвал к ужину хозяина с женой и двумя их детьми.

Сына хозяина звали Тьяльви, а дочку — Рёсквой. Перед трапезой Тор разложил перед пирующими козлиные шкуры и повелел бросать на них кости, не разбивая их. Так все и делали, вот только Тьяльви ослушался: тайком взяв одну бедренную кость, мальчишка засадил в неё нож, расковырял и полакомился мозгом.

Утром, когда пришло время отправляться в дорогу, Тор поднёс к шкурам молот Мьёлльнир, и козлы тотчас приняли свой прежний облик. Но вскоре выяснилось, что одно животное хромает на заднюю ногу. Увидев, что Тор разгневан, хозяин страшно перепугался и упал на колени, умоляя аса о пощаде. Сын Высокого, наделённый вспыльчивым, но отходчивым нравом, смягчился при виде неподдельного ужаса в глазах человека и пошёл на мировую. Бог с хозяином решили, что дети последнего — Тьяльви и Рёсква — поступят к Тору на службу и будут неотлучно находиться при нём. Затем, оставив козлов на попечение хозяина, Тор, Локи и Тьяльви с Рёсквой отправились на восток в страну инеистых великанов.

Следует добавить, что Тьяльви оказался смышлёным малым и таким скорым на ногу, что никто не мог с ним тягаться в беге. Он нёс мешок Тора, и ас был очень доволен помощником.

Долго ли, коротко — достигли они дремучего леса: стемнело, поднялся ветер, нужно было искать ночлег. Уже в полной темноте набрели путники на жилище — вход в него оказался просторным, внутри также всем хватило места. Однако посреди ночи неожиданно раздался такой грохот, что боги и их слуги вскочили на ноги. Дом ходил ходуном. Тор, ничего не видя в темноте, прошёл немного дальше и обнаружил пристройку по правую сторону жилья. Все перебрались в ту пристройку, а сам ас встал у входа, схватив молот за рукоять, готовый отразить любое нападение.

Грохот раздался вновь, и вновь затряслась земля. Так продолжалось всю ночь. Когда рассвело, Тор отправился узнать причину столь сильного шума и недалеко от ночного крова обнаружил безмятежно спящего великана, от храпа которого всё вокруг сотрясалось. Обычно с ётунами и инеистыми великанами разговор у Тора был коротким, но в этот раз богу не хватило духа поднять свой молот. Удивившись самому себе, Тор разбудил храпуна и спросил, как его зовут. Великан назвался Скрюмиром.

— Мне нет нужды спрашивать, кто передо мной, — сказал он, показывая на молот. — Ясное дело, ты Тор, сын Одина. Кстати, не знаешь ли, куда задевалась моя рукавица? Никак не мог вчера её отыскать.

И только тогда Тор понял, что жильё, в котором они скоротали ночь, было не чем иным, как рукавицей великана, а пристройка оказалась большим пальцем той рукавицы.

Скрюмир между тем спросил, не возьмёт ли Тор его в попутчики. А когда бог дал согласие, развязал свою котомку и пригласил рыжеволосого аса и его товарищей сложить его и их еду вместе и позавтракать. Так они и сделали.

После завтрака Скрюмир спрятал оставшуюся пищу в котомку, завязал её и закинул себе на плечо. Шли путники целый день, поднимаясь в горы. Вечером, когда в горах стемнело, Скрюмир нашёл место под раскидистым дубом и признался, что очень устал. Предложил великан остальным отужинать без него — протянул котомку Тору, а сам тут же повалился на землю и захрапел.

Ас принялся было котомку развязывать, но как ни напрягал свои силы, не мог ослабить ни одного узла. Не на шутку разозлившись, он схватил Мьёлльнир и ударил им Скрюмира по голове. Великан проснулся, почесался и спросил, не листок ли с дерева упал на него. Затем вновь захрапел, да так, что всё вокруг затряслось. Вновь занёс Тор над Скрюмиром свой молот и ударил спящего по темени — молот вошёл в темя так глубоко, что едва вытащил его бог из головы великана. В тот же миг вновь проснулся Скрюмир и поинтересовался невинно, не слетевший ли с дуба жёлудь потревожил его на этот раз. Потом поглядел на смутившегося бога:

— Что стряслось с тобой, Тор? Смотришься ты весьма бледным.

Тору пришлось солгать, что всё с ним в порядке и виной пробуждения Скрюмира действительно стал жёлудь. Затем, когда великан вновь успокоился, ас решил во что бы то ни стало разделаться с ним. Под утро он подкрался к храпящему, размахнулся и поразил молотом висок Скрюмира. Вошел Мьёлльнир в висок по самую рукоять, но стоило только Тору его вытащить, как Скрюмир сел, пощупал свой висок и сказал:

— Привиделось мне, когда я просыпался, будто сучок уколол меня.

Следом он призвал всех вставать и отправляться в путь, молвив при этом:

— Тут я с вами попрощаюсь — у меня своя дорога. И вот что скажу: недалеко вам осталось до города великанов, который зовётся Утгард. Слышал я, вы удивлялись, что, дескать, росту я не маленького, — так вот есть в том городе жители, которые побольше меня будут. Вот почему дам вам добрый совет: если заглянете в тот город, не слишком-то заноситесь — те, кто живут в Утгарде, не потерпят насмешек от всякой мелюзги.

Затем Скрюмир закинул котомку на плечи и отправился восвояси — только его и видели. Смущённому Тору и его сотоварищам ничего не оставалось, как продолжить путь. Вскоре повстречался им город, стены которого уходили к небесам, а дома в нём были настолько огромны, что заслонили само солнце.

Не удалось Тору отомкнуть замок на воротах в Утгард, как он ни старался. Делать нечего — протиснулись путники сквозь железные прутья ворот и вошли. А когда проходили улицами города, попадались им навстречу великаны, рядом с которыми сам Скрюмир показался бы малышом. Наконец увидели они палаты местного конунга. В палатах на скамьях сидело много великанов — несмотря на то что по сравнению с жителями Утгарда выглядели могучий Тор и его товарищи настоящими карликами, путники не теряли присутствия духа и представились конунгу.

Правитель, который назвал себя Утгарда-Локи, не особо был с ними приветлив и насмешливо обратился к рыжеволосому асу:

— Признаться, сомневаюсь я, что передо мною сам Тор — не может быть ас таким коротышкой. Но, положим, ты сказал пр

Издание осуществлено при финансовой поддержке Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям

© Илья Бояшов, 2020

© ООО «Издательство К. Тублина», 2020

© А. Веселов, иллюстрации, 2020

Краткое предисловие пересказчика

Сразу замечу: ознакомить читателя, не имеющего представления о древнескандинавской мифологии (а именно на такого читателя и рассчитана эта книга), с выдающимся памятником северных сказаний «Старшей Эддой» – крайне трудная задача. Ведь в отличие от других эпосов «Старшая Эдда» представляет собой разрозненные куски текста, которые ничего не скажут впервые открывшему её человеку. Песни «Эдды» зачастую обрывочны, иногда в них отсутствует логическая связь, местами они «зашифрованы» и совершенно непонятны нашему современнику, если, конечно, он не является специалистом в области эддической поэзии и скандинавской истории.

И тем не менее, наверное, не случайно, что именно из этой трудной в прочтении и понимании, небольшой по объёму книги, словно из крохотного семени, на радость всем любителям историй про эльфов, троллей, орков и гномов выросло впоследствии пышное древо западноевропейской фантастической литературы. «Эдда» незримо присутствует и в сказках Ганса Христиана Андерсена, и в гигантской эпопее Толкина, в которой явно просматриваются все элементы древнескандинавских мифов, записанных десять веков назад неизвестными авторами эддических песен. Судя по увеличивающемуся с каждым годом объёму подобного «фэнтези», «Старшая Эдда», пожалуй, единственный в мире эпос, оказывающий столь огромное влияние на сегодняшнее творчество в области живописи, литературы, мультипликации и кинематографии. Вот почему, на мой взгляд, с «Эддой» обязательно нужно соприкоснуться не только тем, кто любит сказки, но и тем, кто хочет ознакомиться с одним из важнейших истоков современного западноевропейского искусства, – хотя бы потому, что «Эдда», наряду с исландскими сагами, является безупречным образцом литературного текста, которому, пожалуй, могли бы позавидовать и Борхес, и Хемингуэй.

Мир викингов, в котором создавалась и записывалась «Эдда» (IV–XII вв.), был чрезвычайно жесток и бескомпромиссен. То было время завоеваний, кровопролитий и самого беззастенчивого грабежа. Остаётся лишь удивляться тому, что именно в этой реальности, где, казалось бы, нет места ничему святому, на родине беспощадных морских разбойников, зародилось напитанное, словно губка, метафорами, столь образное и поэтичное сказание. В «Эдде» скупое и суровое повествование о богах и людях самым удивительным образом соседствует с художественной выразительностью и красотой поэтического высказывания, а что касается фантазии древних скандинавов, она и вовсе поражает своей безграничностью: чего только стоит созданное ею вселенское дерево Иггдрасиль, на ветвях и в корнях которого расположились, соприкасаясь друг с другом, государства альвов, асов, великанов, людей и карликов. Волшебные посохи, удивительный молот, Железные Рукавицы, золотые ожерелья, радужный мост, восьминогий конь, змеи, драконы, ведьмы, страна мёртвых, Мировая Бездна, пирующие в Вальхалле воины, воинственные валькирии, мудрые вор́ оны, кровожадные волки, мужественное противостояние героев их собственной трагической судьбе – всё это реалии «Старшей Эдды», в которой почти что евангельское пророчество о конце света заканчивается провозвестием нового, справедливого бытия.

Бессмертный эпос древних скандинавов состоит из двух частей: «Песни о богах» и «Песни о героях». И если в «Песнях о богах» торжествует именно былинное, мифологическое начало, то некоторые «Песни о героях», несмотря на всю свою фантастичность, имеют чёткую историческую подоплёку, что роднит их с исландскими сагами, то есть подробными описаниями тех событий, которые происходили в действительности. Кроме того, «Песни о героях» самым непосредственным образом перекликаются с древнегерманским эпосом, прародителем самой «Эдды», повествующем о знаменитом кольце Нибелунгов, и включают в себя тех же персонажей и те же истории. Так как германский эпос о Нибелунгах выходит в этой серии отдельной книгой, я решил ограничить знакомство читателя с «Эддой», предложив свой пересказ её первой части – пожалуй, самой познавательной и интересной с художественной точки зрения.

Ещё раз признаюсь: задача была крайне трудной. Все мы с детства помним, как с увлечением из раскиданных кубиков, на которых были наклеены разрозненные части изображения, собирали целостную картинку (подобным делом занимаются любители составлять пазлы). Песни «Эдды» для меня оказались теми самыми «раскиданными кубиками». Для того чтобы читатель, впервые соприкоснувшийся с эпосом скандинавов, увидел целостную картину, «кубики» необходимо было собрать в нужном порядке. Но так как несколько необходимых для этого «кубиков» в «Эдде» попросту отсутствуют (я уже упоминал о том, что в некоторых местах песен логическая связь прерывается, из-за того что связующие звенья безвозвратно утрачены), пришлось «создавать мостики», то есть включать собственное воображение. Утешался я тем, что в любой эпос пересказчик может привносить собственное видение той или иной его части, ибо любая легенда («Эдда» не исключение) – продукт прежде всего коллективного творчества. Кроме того, при составлении «пазлов» я нередко прибегал к подсказке, которую давала мне «Младшая Эдда» Снорри Стурлусона – ещё одна удивительная книга, повествующая о скандинавских богах, – тем более что «Младшая Эдда» по сей день является единственным источником мифов, лишь вскользь упомянутых в «Старшей Эдде» и более нигде не сохранившихся.

Надеюсь, знатоки скандинавской мифологии простят меня за вольности в моём пересказе и за отход от канонического текста. Главная цель, которую я ставил перед собой, состоит прежде всего в том, чтобы заинтересовать впервые столкнувшегося с «Эддой» читателя её бессмертными песнями, привить ему любовь к этому удивительному памятнику человеческой фантазии, заразить его приключениями великанов, богов и людей. А дальше, если, заинтересовавшись, читатель сам начнёт штудировать первоисточник, ознакомится с трудами специалистов, вникнет во все сложности эддической и скальдической поэзии, состоящей из крайне запутанных и не до конца расшифрованных кеннингов, пусть тогда он и решает, где я прав, а где нет, – главное уже будет сделано.

С уважением к тем, кто откроет эту книгу,

Илья Бояшов

I

Прорицание Вёльвы

Седобородый бог Один, именуемый людьми и другими богами Высоким, на своём коне, быстроходном Слейпнире, отправился в Хель – царство мёртвых – к Вёльве-колдунье узнать, каково будет его, Одина, будущее, равно как и будущее всех людей и богов.

По дороге встретил он пса, бежавшего из Хель: у пса была грудь в крови. Долго лаял пёс на Одина – то был недобрый знак. Тронул поводья Один и отправился дальше, к мрачной долине, к Чертогу Смерти. На восток от его ворот повернул Высокий коня туда, где, как он ведал, была могила вещуньи. Подъехав к могиле и сотворив заклинания, добился Один того, что восстала Вёльва. Поведя мёртвыми очами, ведьма спросила:

– Что за воин повелел мне встать из гроба? Заносил меня снег, дождь мочил, покрывала меня роса. Сто лет я уже мертва.

Ответил Седобородый:

– Имя мне – Один. Я приехал спросить о том, что грядёт. Вот тебе от меня дары. Расскажи о конце богов!

Долго думала ведьма, а затем согласно кивнула. Высокий дал ей ожерелья и кольца – всё, что пожелала старуха, – и приготовился выслушать. И вот что поведала Вёльва богу викингов:

• В самом начале времён
• Земли ещё не существовало.
• Не было ни травы, ни неба, ни звёзд,
• Ни песка, ни моря.

Высокий не удивился тому, ибо не хуже колдуньи знал: не было на заре времён ни травы, ни неба, ни песка, ни моря, ни звёзд – один лишь Тёмный Мир существовал в то время, и откуда произошёл тот Мир – неведомо даже Вёльве. В середине же Тёмного Мира бил струями поток Кипящий Котёл, из которого вытекает и поныне множество рек. Затем на юге возникла страна – имя ей Муспелль, или страна огня: там всё горит и пылает (в той стране поселился впоследствии Сурт – великан, в руке которого змеится огненный меч, – на краю той страны по сей день точит Сурт зубы на Одина и его удачливых родичей, но до поры до времени затаился). Знал Высокий и о том, что когда ядовитые реки Тёмного Мира удалились от своего истока, то превратились в лёд. Яд из них выступил росой на льду, затем оказался инеем, и заполнил иней, слой за слоем, всю Мировую Бездну. На севере Бездны всё было в инеистом плену, а на южной границе, куда долетали искры из Муспелля, царили дожди и ветры. И если из Тёмного Мира стеною надвигался холод, то страна огня отвечала жаром.

Спела старуха, обратив свой взор внутрь себя:

• Был рождён Имир,
• Отец великанов, покрытых инеем.
• Лёд Тьмы породил Имира,
• От того и пошла его жестокость
• И жестокость его детей.

И Высокий не удивился тому, ибо знал: столкнувшись с жаром, иней стал таять: на месте соприкосновения инея и огня был сотворён великан. Прозвали его Имир. Из растаявшего льда вслед за Имиром появилась корова Аудумла, из вымени которой потекли четыре молочные реки. Корова вскормила этим молоком великана. Увы, исполин был злобен, как волк. Однажды, заснув, он вспотел, и под левой рукой, плотно прижатой к подмышке, от горячего пота у него родились сын и дочь. Когда же одна нога Имира потёрлась о другую, от трения зародились у него ещё сыновья – чудовищные, нравом похожие на отца. Так стал Имир прародителем инеистых великанов, длинные волосы и бороды которых настолько густо покрыты инеем, что кажутся белыми. Ярость и ненависть к миру богов переполняют их, и в борьбе с ними не знает Высокий ни сна, ни отдыха.

Что касается Аудумлы, то, чтобы утолить свой голод, лизала она солёные камни. На исходе первого дня на валуне, который полизала корова, сквозь плёнку соли проросли человеческие волосы. Когда она полизала камень на второй день, то к вечеру валун превратился в человеческую голову. Стоило ей на третий день слизать соль уже с человеческой головы, как возник человек: статный и красивый. И назвали его Бури. Впоследствии от Бури родился Бор, муж не менее статный, с правильными чертами лица. Бор взял себе в жёны Бестлу – плодовитую дочь великана Бёльторна – и вскоре стал отцом Высокого. Кроме Высокого, великанша родила Бору ещё двух сыновей: Вили и Ве. Старшим над собою Вили и Ве признали Одина. Имир и порождённое им племя инеистых великанов принялись чинить сыновьям Бора великие беды, отчего те решили убить прародителя зла. Посреди первобытного хаоса схватились братья с Имиром и одолели его. Из ран злодея вытекло столько крови, что в ней потонуло великое множество великанов. Остались жить лишь единицы, которые скрылись в Нифльхейме – стране холода.

Спела Вёльва, напоминая о том времени:

• Помню: ещё до того, как родилась земля,
• В гроб положили Бергельмира.

Высокий кивнул. Великан по имени Бергельмир, что значит «ревущий словно медведь», со всей своей семьёй укрылся высоко в горах, в одной из пещер, и спасся, создав новое племя исполинов, которых назвали ётунами, или турсами. После смерти Бергельмира его сыновья, поселившиеся в стране ётунов – Ётунхейме, – взялись угрожать трём братьям, и война богов с турсами и инеистыми великанами сделалась бесконечной. Что же касается Имира, то, поднатужившись, Высокий, Вили и Ве сбросили мёртвое тело врага в глубину Мировой Бездны. Из развалившейся плоти исполина была создана земля, из костей его образовались великие горы, а валуны и камни произошли от раскрошившихся после падения зубов. Из волос поверженного выросли обширные и густые леса. Кровь убитого стала океаном. Подняли Высокий, Вили и Ве огромный череп Имира и создали из него небосвод. А мозг его разбрызгали по небу, и получились облака.

Но на сотворённом ими небе ещё не было никакого порядка. Спела старуха:

• Солнце не знало ещё,
• Что ему делать и где обрести пристанище,
• Звёзды не сияли,
• Месяц не светил.

Высокий кивнул: он помнил и это! Жил на свете великан Нарви. Дочь Нарви, сумрачную от рождения, прозвали Ночью. Три раза выходила она замуж. В третий раз вышла Ночь за бога Деллинга и родила ему сына, которого назвали Днём. И тогда Высокий позвал Ночь и её сына, дал им двух коней и две колесницы и послал на небо с указанием раз в сутки объезжать всю землю. С тех пор всегда впереди едет Ночь. Её жеребца зовут Хримфакси, или Инеистая Грива: каждое утро на землю падает пена с его удил. Конь Дня зовётся Скинфакси, или Ясная Грива, так как сияние его гривы озаряет землю и воздух.

Поначалу ночью было очень темно. Тогда Один, Вили и Ве принялись ловить искры, долетающие из страны огня, помещая их на небосвод. Пойманных искр оказалось великое множество: вот почему загорелось и великое множество звёзд. Однако не доставало на небе двух самых ярких светил. Боги исправили это так: жил в те времена великан Мундильфари; дочь его звали Соль, что значит «солнце», а сына – Мани, что значит «месяц». Гордыня дочери великана дошла до того, что она осмелилась отвергнуть самого Одина, посчитав, что Высокий для неё не слишком красив. Сын великана Мундильфари тоже не отличался скромностью. Разгневанный Один выкрал тех детей и заставил их ездить на колесницах по небу: Солнце – днём, а Месяц – ночью. Коней Солнца зовут Ранний и Проворный: под их дугами Один повесил по кузнечному меху, чтобы была им прохлада. С тех пор быстро несётся по небу на колеснице Солнце, а всё оттого, что нагоняет её преследователь – волк по имени Обман. Имя же другого волка, который, находясь впереди Солнца, бежит за Месяцем, – Ненавистник, и Солнце всегда видит его серую спину. Волки эти были порождены одной злобной великаншей и до скончания века бегут за светилами, стараясь их проглотить.

Что же касается времён года, то Лето породил бог Свасуд, или Ласковый, который приятен нравом и ведёт безмятежное существование, а отца Зимы, напротив, зовут Виндсвалем, то есть Холодным, – этот бог жестокосерден и мрачен.

Что касается людей, то однажды шли сыновья Бора берегом океана и увидели два дерева – иву и ясень. Срубили они те деревья, вдохнули в них душу и сотворили из них людей. Затем, посовещавшись, назвали мужчину Ясенем, а женщину – Ивой. И дали им одежду – так пошёл род людской.

Что касается богов – асов и ванов, – то появились асы и ваны ещё в незапамятные времена. Многие из них произошли от союзов Одина с богинями и великаншами, а некоторые ведут свой род от ётунов. Один, сын Бора и Бестлы, всех их знатнее и старше и по праву носит имя Всеотца. Как ни могущественны другие боги, все они перед ним словно дети перед отцом. Один известен и под многими другими именами: Отец Всех Павших, Бог Всех Повешенных, Бог Богов, Бог Ноши, Создатель Рун, Седобородый, Хитрый, Уверенный, Мудрый, Коварный, Многоликий, Воинственный. Он взял себе в жёны богиню Фригг, о которой речь ещё впереди.

Первым сыном Высокого от союза его с великаншей по имени Земля стал самый могучий ас, в бесстрашии способный соревноваться с отцом, а по силе своей превосходящий всех других асов. Всеотец назвал его Тором, или Громом. Имел Тор рыжие волосы – видно, во время зачатия аса на его мать упал солнечный луч. Называли Тора ещё Страхом Исполинов – никого так не боялись ётуны и инеистые великаны, как самого страшного своего противника, готового без устали вступать с ними в схватку. И не было им от первенца Одина никакой пощады: постоянно находился он в походах, смело наведываясь в Нифльхейм и Ётунхейм, пересекая вброд реки и перемахивая через самые скалистые горы. Многих великанов Тор отправил к богине смерти, поражая их мечом и проламывая им головы огромными камнями. Когда Тор хохотал, то смех его был подобен горному обвалу, когда же сердился – от его рыка шатались самые крепкие скалы. В ярости он способен был сотрясти само небо, но впадал в неистовство только при виде чудовищ. Что же касается людей, ас редко сердился на них, снисходительно относился к людским слабостям и старался оберегать женщин и детей.

У Тора была повозка, запряжённая двумя козлами. Имя одного из козлов – Скрежещущий Зубами, а другого – Скрипящий Зубами, и когда бог ехал на своей повозке по небу, она вызывала громы и молнии. Проливались следом за громыхающей колесницей Тора обильные дожди, вот почему люди побаивались аса, несмотря на то что он являлся им самым надёжным защитником.

Любимец всех богов Бальдр был сыном Одина от жены его Фригг, и никого так не привечал Всеотец, как Бальдра. Боги признавались: второй сын Высокого лучше всех их, вместе взятых. Бальдр был юн и прекрасен лицом, тело его было совершенно, от него исходило благоухание, и отличался он настолько кротким нравом, что никогда ни на кого не поднимал руку, умел мирить ссорящихся и прекращать даже самые жестокие распри. Не случайно, что сын Бальдра и его любимой жены Нанны – Форсети – имел природную склонность к судейству и боги часто обращались к нему за советом.

Ас по имени Видар, также сын Высокого, уступал в силе разве что Тору и носил толстые башмаки, сделанные из обрезков кожи, которые бросают люди, работая над своей обувью. Видар собственноручно сшил свои башмаки, не побрезговав подобрать те обрезки.

Его брат Вали славился своей способностью метко стрелять из лука и бросать копьё точно в цель. Но более искусным лучником среди богов по праву считался Улль, сын богини Сив, жены Тора, и пасынок Рыжеволосого.

Ещё одним асом был Тюр – смелый воитель, не лишённый ума и обладающий завидным спокойствием, – люди почитали его как мудреца и искали его расположения, так как он помогал побеждать в бою.

Среди богов жил и ас по имени Браги – этот славился красноречием и ораторским пылом. Особенно же Браги оказался искусен в поэзии: не случайно люди назвали поэзию его именем, а также нарекали именем аса тех, кто становился настоящим скальдом. Жена Браги, Идун, хранила в своём ларце драгоценные молодильные яблоки. Те из богов, кто чувствовал приближение старости, непременно наведывались к Идун и отведывали волшебного лекарства: тотчас вновь они молодели и на долгое время забывали о сокровище. Относились асы к источнику своего долголетия весьма легкомысленно, и из-за этого чуть было не случилось с ними беды.

Бога по имени Хёд, слепого от рождения, но, как Тор и Видар, чрезвычайно сильного, все асы жалели и уважали.

Бог Хёнир, частый спутник Одина, также пользовался всеобщим уважением: именно он наделил первых людей разумом и пониманием и, кроме того, имел дар прорицания.

Светлый бог Хеймдалль, называемый Белым Асом, родился от девяти дев, которые приходились друг другу родными сёстрами, и звали его ещё Золотозубым, ибо зубы Хеймдалля были сотворены из чистого золота, и стоило лишь улыбнуться богу, всё вокруг освещалось его улыбкой. Будучи прирождённым стражем и обладая даром постоянного бодрствования, Хеймдалль охранял сон асов. Благодаря своему дару, а также храбрости и хладнокровию он не раз спасал богов от нападения великанов. Говорили, что слышит он, как растут травы на земле и шерсть на овцах. О его неподкупности ходили легенды. Благодаря зоркости Хеймдалля асы могли спокойно отдыхать и набираться сил, не держа постоянно подле себя оружия. Белый Ас обладал ещё одной особенностью, которую некоторым богам не лишне было бы у него перенять, а именно: никогда не лукавил и всегда говорил правду, какой бы горькой она ни оказывалась. Вот почему открыто ненавидел Хеймдалль сына лжи и обмана – аса по имени Локи.

Локи зачали великан Фарбаути и некая Лаувейя. Внешне Локи был очень красив, но с самого детства выказывал злобный нрав и крайнюю мстительность: в коварстве он превзошёл и людей, и асов, даром что в нём текла тёмная кровь ётуна. Не оказалось во всём свете более изворотливого бога, падкого на всякие гадости. Обладая даром двуличия, Локи легко втирался в доверие и к великанам, и к богам, не брезговал иметь дела с самыми мерзостными чудовищами и охотно брался за всякие щекотливые поручения, которые асы с радостью перекладывали на его плечи.

Не было бога, включая самого Всеотца, которого не пытался бы обмануть Локи. Повсюду шнырял он, разнося слухи, нашёптывая на ухо то одному, то другому сплетни, без конца смущал всех своими дерзостями, и большей частью именно из-за его проделок асы часто попадали в скверные истории, выход из которых подсказывал опять-таки Локи. Виноват он был и в похищении Идун. Вот как обстояло дело: однажды Локи путешествовал по миру вместе с Одином и Хёниром. В тот злосчастный вечер боги расположились на ночлег и жарили на костре быка. Они переворачивали его, пропекая со всех сторон, вот только мясо всё не жарилось, а голод нарастал. Время шло, напрасно подбрасывали асы в огонь огромные деревья – они спалили уже целую рощу, но туша по-прежнему оставалась сырой. Наконец, совсем отчаявшись, решили боги бросить бесполезное занятие и лечь спать голодными. Вдруг с нависавших над ними дубовых ветвей раздался голос. Голос этот принадлежал огромному орлу. Орёл сказал, что мясо изжарится лишь тогда, когда странники решат угостить и его. Высокий пригласил орла разделить с ними трапезу, бык тотчас прожарился, и орёл, махая громадными крыльями, принялся с жадностью клевать мясо, вырывая из туши большие куски. Локи это не понравилось. Он подкрался к птице сзади, схватил палку и что есть силы ударил обжору; но палка намертво приклеилась к спине орла, а другой её конец приклеился к рукам Локи, и её было никак не отодрать. Орёл поднялся в воздух, с ним полетел и кричащий от страха Локи, задевая ногами вершины скал и деревья.

Будучи от природы трусливым, он умолял о пощаде, на что орёл ответил, что не видать Локи свободы, если тот не даст ему клятвы выманить в лес Идун с яблоками. Однако, зная, что клятвы бога лжи немногого стоят, мучитель аса пригрозил: если тот забудет об уговоре, то неизбежно поплатится – орёл его рано или поздно выследит, подхватит когтями, и тогда не будет ему никакой пощады. Локи тотчас согласился; тогда орёл отпустил его, и ас как ни в чём не бывало вернулся к встревоженным спутникам. На вопросы Высокого и Хёнира Локи отвечал, что ему удалось освободиться самому.

В назначенный срок он заманил простодушную Идун в глухую чащу – сделать это королю коварства с его умением нравиться женщинам не составляло труда. Кроме того, Локи поклялся, что нашёл в лесу яблоню с ещё более действенными яблоками, и попросил жену Браги прихватить с собой яблочка два-три из заветного ларца для сравнения. Лишь стоило им углубиться в лес, как налетел орёл – на самом деле под обличием гигантской птицы скрывался инеистый великан Тьяцци. Схватив Идун, орёл унёсся с богиней в страну холода.

После исчезновения хранительницы яблок асам пришлось весьма нелегко, ибо не знали они, где она прячет свой ларец. Вскоре принялись боги седеть и горбиться, лица их покрылись морщинами, а руки уже не могли твёрдо держать мечи. Кто-то из них вспомнил, что видел Идун в последний раз, когда она куда-то шла с Локи. Справедливо подозревая неладное, боги тотчас схватили сына Фарбаути и подвергли допросу, угрожая, что не остановятся перед пытками, если тот будет молчать. Трусость коварного бога дала себя знать и на этот раз: тут же во всём признавшись, Локи поклялся, что готов отправиться в Нифльхейм, если богиня страсти Фрейя одолжит ему соколиные перья для быстрого полёта.

Фрейя, более всех переживавшая за свою внешность, согласилась снабдить его оперением. Локи тотчас направился на север, перелетел горные хребты и оказался в жилище великана Тьяцци, который в то время рыбачил на своей лодке далеко в море. Дома оставалась одна Идун. Локи, применив свой волшебный дар, превратил её в орех, затем, цепко схватив тот орех в когти, отправился обратно.

Вернувшись, Тьяцци обнаружил пропажу. Изрыгая проклятия, великан превратился в орла и ринулся в погоню. Он уже нагонял выбившегося из сил сокола, но вот показалась обитель богов: асы, ожидавшие прибытия Локи, увидели, как тот во весь дух несётся к обители, вышли к её стенам и вынесли с собой ворох стружек. Сокол залетел за стены, и асы тотчас развели в стружках огонь. Орёл, нагонявший сокола, не смог остановиться: от поднявшегося к небу огня у него вспыхнули перья, объятый пламенем, он упал. Боги не дремали и заработали мечами. В итоге Тьяцци настигла смерть.

Беспринципный Локи был замешан ещё во многих делах, но до поры до времени всё ему сходило с рук, несмотря на то что многие его деяния граничили с предательством. Спасали сына Фарбаути его находчивость, способность мошенника оказывать богам услуги и его хитроумные советы. Пожалуй, только Хеймдалль не вступал с ним ни в какие сделки, предчувствуя, что рано или поздно всё это плохо закончится.

Имя ещё одного бога – Ньёрд. Происходил Ньёрд из рода миролюбивых ванов – соперников воинственных асов. Ньёрд был хозяином ветра, усмирителем огня и воды, знал толк в мореплавании и строительстве кораблей. Поначалу асы и ваны враждовали между собой. Чтобы завершить распри, ваны отдали асам Ньёрда заложником в знак примирения, он так и остался с ними, и асы его полюбили. А женился Ньёрд так: после того как случилась неприглядная история с яблоками Идун, великанша Скади, дочь инеистого великана Тьяцци, в полном воинском облачении пришла к богам мстить за отца. Асы не пожелали драться с женщиной и предложили ей выкуп, на который она согласилась. Но прежде Скади потребовала, чтобы её рассмешили. Для Локи, главного виновника тех событий, развеселить великаншу не составляло труда: он тотчас нашёл козу, обвязал её верёвкой за бороду, другой же конец намотал себе на мошонку. Тянули верёвку на себя то несчастная коза, то Локи, и оба громко кричали. Какое-то время великанша сохраняла серьёзный вид, хотя все боги вокруг тряслись от хохота. Наконец прохвост Локи не нашёл ничего лучшего, как повалиться Скади на колени, – тут, не выдержав, расхохоталась и она. По условиям соглашения великанша могла взять себе в мужья любого из богов, но с одним условием: она должна выбрать жениха по ногам, всё остальное скроет от неё плотная занавесь. Скади согласилась: тогда асы скрылись за занавесью, выставив на обозрение лишь свои ноги. Скади взялась выбирать. Приглянулась ей пара удивительно крепких и красивых ног, и, грешным делом, подумала великанша, что такие ноги могут принадлежать Бальдру, на которого она уже положила глаз. Обрадованная Скади указала на них: занавесь тотчас распахнулась и новоявленная невеста поняла, что она одурачена, так как выбрала старого бородатого Ньёрда, особой красотой не отличавшегося, но имевшего стройные ноги. Делать нечего – пришлось Скади согласиться на замужество.

Правда, радости в скороспелом браке великанши и вана не оказалось никакой – скандалы следовали за скандалами. Главная причина раздоров заключалась в том, что жил Ньёрд в чертоге на берегу моря, который звался Ноатун. Скади же во что бы то ни стало желала поселиться на своей родине, в горах, в месте, называемом Трюмхейм, там, где жил её покойный отец. Нашла коса на камень: великанша жаловалась, что терпеть не может шум волн и крики чаек, они-де мешают ей спать, а Ньёрд в свою очередь ни в какую не желал переезжать туда, где во все стороны раскинулись одни лишь безжизненные скалы и по ночам выли волки. Супруги пошли было на мировую, решив, что девять суток они пребывают в Трюмхейме, а на другие девять перебираются в Ноатун, однако прожили так недолго. После очередного визита к мужу Скади наотрез отказалась возвращаться к морю и поселилась в отчем доме. С тех пор часто она вставала на лыжи и отправлялась на охоту, вот почему люди чтили её как богиню лыжников.

Сам Ньёрд ещё до женитьбы на великанше имел двух детей (злые языки поговаривали, что от родной сестры). Сына он назвал Фрейром, или Господином, а дочь, о которой уже говорилось, – Фрейей, или Госпожой. Фрейр стал покровителем дождей и солнечного света, а значит, земных плодов и урожая. Сестра его, золотоволосая Фрейя, взялась потворствовать влюблённым и повитухам, ибо там, где царствует страсть, часто появляются дети, и немало преуспела на этом поприще: люди также любили её и за женственность, и за желание всегда прийти на помощь младенцам. Красота пылкой Фрейи сделалась притчей во языцех – не оказалось на свете богини более прелестной, чем дочь ворчливого Ньёрда. Кроме того, она славилась воинственностью, удивляющей даже Высокого. Повсюду летала неугомонная Фрейя, безбоязненно стоя в своей колеснице и управляя двумя дикими кошками, которые ростом и свирепостью превосходили иных волков. Многие могучие звери, даже такие, как медведи, побаивались и глядеть в сторону тех великанских кошек, когда, понукая и подстёгивая их, проносилась Фрейя по лесам и горам.

Издавна дружил с богами Эгир-великан, повелитель морей, владения которого на океанском дне были самые обширные и богатые из всех владений, принадлежавших асам, ванам и их союзникам. Жена Эгира по имени Ран-Похитительница увлекала в пучину зазевавшихся моряков особой сетью, называемой сетью Ран, прибегая в этом не очень почтенном занятии к помощи девяти своих дочерей. Звали их Небесный Блеск, Голубка, Кровавые Волосы, Прибой, Волна, Всплеск, Вал, Бурун и Рябь.

Из богинь, живущих подле Высокого, самая главная была Фригг, жена Одина, которую звали ещё Матерью Асов, – любимица людей, покровительница брака и семейного очага. Отца её звали Натом, и был он ётуном.

Жила среди асов и богиня Сага, которая обладала даром провидения.

Богиня Эйр являлась искусной врачевательницей, никто так быстро и надёжно не залечивал асам раны, как она.

Богиня Гевьон была юной девой; люди также её любили – она покровительствовала тем девушкам, которые умерли невинными.

Богиня Фулла всегда ходила с распущенными волосами, нося на голове золотую повязку. Кроме того, Фулла повсюду носила с собой ларец Фригг, а также хранила обувь Матери Асов и знала о многих её сокровенных помыслах.

Богиня Съёвн занималась тем, что склоняла сердца людей к любви и потворствовала их желанию сблизиться друг с другом.

Не отставала от неё в умении соединять людей и богиня Лови, которой всегда удавалось добиться от Высокого и Фригг согласия на людской брак, несмотря на то что ранее подобное в отношении тех или иных мужчин и женщин было ими строжайшим образом запрещено.

Богиня Вар ведала обо всех людских обетах и клятвах.

Богиня Вёр была настолько любопытна, что от неё никто ничего не мог скрыть.

Богиня Сюн сторожила двери в палатах асов и наглухо закрывала их перед теми, кому заходить туда было недозволено. Кроме того, к её советам боги всегда прибегали во время споров, когда хотели опровергнуть речи своих противников.

Богиню Хлин асы приставили к тем людям, которых Фригг хотела бы уберечь от опасности: Хлин словно бы невидимым крылом закрывала их.

Богиня Снотра была сдержанна и умна: её именем называли мудрых и уравновешенных женщин.

Ещё одну богиню, которую звали Гна, Фригг, жена Высокого, всегда посылала с поручениями в разные концы света. У богини был конь Ховварпнир, что значит «выбрасывающий копыта»: имя дали коню не случайно, ибо он славился своей проворностью и мог скакать по воде и по воздуху.

Кроме асов и ванов, обитали высоко в небесах существа, называемые светлыми альвами: страну их именовали Альвхейм. Обликом светлые альвы уподоблялись Солнцу, и не было их прекрасней.

Были ещё и тёмные альвы, ликом своим чернее смолы, и проживали они в земле.

Обо всём этом знал Высокий, а Вёльва продолжала пророчествовать. Вот что колдунья спела:

• Знаю я ясень,
• Называемый Иггдрасиль.
• Омыто дерево влагой.
• Капает роса с него на долы.
• Вечно оно зеленеет над миром.

Высокий кивнул. Людям нужно было найти более-менее безопасное место для жизни, а кроме того, где-то нужно было заселиться и самим богам, ибо ётуны и инеистые великаны только и думали о том, чтобы погубить всё живое. А мир был устроен так: в незапамятные времена вырос посреди пространства исполинский ясень, вознёсся его ствол до Луны и Солнца. Крона ясеня казалась необъятной. Назывался вселенский ясень деревом Иггдрасилем. На вершине дерева, ветви которого задевали Луну и Солнце, лежала небесная страна: асы поселились в ней, решив возвести там свой город Асгард, или Обитель Богов.

Спела Одину Вёльва:

• На Идавёлль-поле
• Встретились боги.
• Стали они
• Строить капища.
• Создали асы,
• Себя не жалея,
• Клещи и другие орудия.
• Стали ковать сокровища.
• Всё у них было
• Только из золота.

Высокий кивнул и на это. Нашли боги поле в центре страны, которое назвали Идавёллем, и первым делом воздвигли на том поле Чертог Радости – святилище с двенадцатью тронами и престолом для Всеотца, которое назвали Хлидскьяльвом. На том престоле могли восседать лишь сам Один и жена его Фригг. Создали асы ещё одно святилище – для богинь, такое же большое, и нарекли его Вингольвом. Следом построили кузницу, создали молот, наковальню, щипцы и остальные орудия. Затем принялись ковать из чистого золота разные вещи: и вся утварь, и всё убранство святилищ было у них золотым.

После они возвели себе чертоги – у каждого аса в Асгарде оказался свой чертог: у одних больше, у других меньше. Самые большие владения были у Высокого, но и старший сын не отставал от отца. Дворец бога Тора зовётся Бильскирнир, или Неразрушимый: в нём более пяти сотен палат и он больше всех домов, которые когда-либо были возведены. Тор проводит в нём время, когда возвращается из походов, туда он зазывает на пиры всех асов. У сына Бальдра – Форсети – палаты зовутся Глитнир: они убраны столбами из золота и крыша их покрыта серебром. Форсети вершит там свои судейские дела. Двор Фригг зовётся Фенсалир и славится своей красотой. Богиня Сага живёт во дворце Сёкквабекк, что значит «погружённая скамья»: двор её поистине великолепен. Фрейя же владеет палатами Сессрумнир.

Светлые альвы тоже имеют свой чертог на третьем небе от Асгарда, которое зовётся Видблаин, или Широкосинее, где они счастливо проживают.

Людям боги отдали землю, окружавшую вселенское дерево в середине, назвав её Мидгардом, что значит «отгороженное пространство». Обступают Мидгард горные страны Ётунхейм, Нифльхейм и огненный Муспелль – там живут исполины, враждебные асам и людям. Из Асгарда в мир людей протянута радуга, по которой боги спускаются. Называется радужный мост Биврёстом. Называют его ещё Мостом Асов. Переливается мост всеми цветами; красный цвет в нём – это жаркое пламя. Великаны давно захватили бы Асгард, если бы не огонь Биврёста, а так только боги имеют возможность скакать по радуге на своих проворных конях. Имена тех коней следующие: Слейпнир, или Скользящий, конь самого Высокого, а также Весёлый, Золотистый, Светящийся, Храпящий, Серебристая Чёлка, Жилистый, Сияющий, Мохноногий, Золотая Чёлка и Легконогий. Стережёт мост Белый Ас Хеймдалль: его часто зовут Хранителем Радуги. Помогают хранителю громогласный рог Гьяллархорн, оглушительный рёв которого, если нужно собрать богов, которые разбрелись по земле, долетает до самых её краёв, и волшебное копьё. Рядом с богом сидит петух Гуллинкамби, что значит «золотой гребешок», с которым ас и коротает время.

Что ещё касается Иггдрасиля – возвышается ясень посреди океана, созданного из крови Имира, океан уходит за небесный окоём, там морские воды с шумом и брызгами низвергаются в Бездну. В океанских водах, свиваясь кольцами и вызывая шторма и бури, царствует змей Ёрмунганд. Подобно ётунам и инеистым великанам, он угрожает всему живому и особо зол на людей, осмелившихся выйти в море, но Иггдрасилю до поры до времени змей не опасен. Дерево держится на трёх узловатых корнях. Один корень уходит в небеса к источнику Урд, и ничто там ему не угрожает. Другой корень добрался до Нифльхейма и на самой границе со страной холода упёрся в источник Мудрости, светлый и чистый, струящийся между омытых камней, питьё из которого даёт самое главное на земле богатство – знания. Называется ещё тот родник источником Мимира, ибо сторожит его великан Мимир, в отличие от своих собратьев незлобный и исполненный учёности, что неудивительно, ведь каждый день великан зачерпывает из родника воду и пьёт её, пытаясь утолить великую жажду. Правда, бесполезны его усилия, ибо жажду знаний не утолить никому.

Не могла не напомнить Вёльва Высокому о стороже родника. Вот что она пропела:

• Знаю, Высокий, где глаз твой спрятан.
• Утонул он в источнике,
• Который сторожит исполин.
• С тех пор
• Каждое утро пьёт мудрый Мимир мёд той воды.

Один вздохнул. Однажды пришёл он к Мимиру и попросил великана дать ему напиться из родника, однако тот, засмеявшись так, что затряслись и горы, и лес, потребовал от главного аса залог. Должен был Высокий оставить свой глаз за один лишь глоток. Гость решил, что мудрость важнее. Не колеблясь, он согласился, и лежит глаз Одина по сей день на светлом и чистом дне. Но залог равноценен: отпив из ключа, напитался Высокий знаниями и с тех пор на равных может беседовать со стражем источника. Ну а что касается простых смертных, да и остальных богов, нет среди них того, кто посмел бы с тех пор состязаться с Одином в мудрости. Именно благодаря ей создал и вырезал Высокий первые руны, раскрасив священные знаки собственной кровью. А затем, чтобы постичь их волшебную силу, девять дней провисел он на стволе мирового дерева, принеся себя в жертву и сам себя пригвоздив к Иггдрасилю копьём.

Третий корень ясеня ушёл глубоко под землю, к тёмным норам и пещерам страны мёртвых – Хель. Под третьим корнем продолжает бить поток Кипящий Котёл, изрыгающий множество вод. Там, в глубине земли, вместе с бесчисленными змеями прозябает чёрный дракон Нидхёгг, который в бессильной ярости подгрызает корень в желании повалить Иггдрасиль. Но в ветвях ясеня проживает орёл, зорко следящий за проклятым драконом, а между глаз того орла сидит ястреб по имени Ведрфёльнир. Пока корню ничего не угрожает, орёл переругивается с Нидхёггом. Так как ясень огромен, то ругань обоих не слышна, и тогда на помощь двум заклятым врагам приходит белка по имени Рататоск, или Грызозуб: эта сплетница без устали снуёт по стволу, передавая орлу и дракону проклятия, которыми те осыпают друг друга, а заодно и разносит всевозможные слухи. Стоит только дракону удвоить усилия в попытке свалить благородное дерево, орёл слетает с ветвей и набрасывается на него. И тогда Нидхёгг, шипя, отползает в самую глубокую нору, раны же, нанесённые корню его зубами, затягиваются.

Помимо дракона, доставляют немало неприятностей дереву живущие на нём четыре гигантских оленя: Даин, Двалин, Дунейр и Дуратрор. Олени очень прожорливы и тем опасны, что постоянно объедают листву Иггдрасиля. Лишь то спасает ясень от их неуёмного обжорства, что листья на нём отрастают исключительно быстро. Росу, стекающую с тех листьев, люди зовут медвяной, и ею кормятся пчёлы.

Напомнила Вёльва Одину и о появлении возле ясеня богинь-норн:

• Появились девы…
• Три норны – богини судьбы.
• Первой имя Урд,
• Вторую звали Верданди,
• Третья назвалась Скульд.
• Выбирают с тех пор они жизнь детям людей,
• И ткут их судьбы,
• И готовят всякому жребий.

Высокий кивнул. Там, где течёт небесный источник Урд, к которому часто съезжаются боги, чтобы возле него вершить своё правосудие, по сей день прядут свои нити норны: Урд, Верданди и Скульд. Каждая нить в их руках – человеческая судьба. Стоит норнам порвать её – неосторожно или по умыслу, – человек тут же умирает. Есть ещё одна обязанность у главных норн: каждый день черпают они из источника воду и поливают ею ясень, чтобы не засох его ствол и не зачахли его гигантские ветви. И всё, что ни попадёт в родник Урд, становится белым, словно самый чистый снег, словно плёнка, лежащая под скорлупой яйца. Обитают в источнике два белых лебедя: от них и пошла порода тех птиц. Кроме трёх главных норн, в мире живут ещё и другие норны: они приходят к только что родившимся младенцам и тоже наделяют их судьбами. И здесь кому как повезёт. Добрые норны наделяют доброй судьбой. Если же человеку в жизни выпадают несчастья, значит, нить судьбы его в пальцах норны злой, которая род свой ведёт не от богов, а от всякой нечисти.

И пела ещё Вёльва Высокому, напоминая о том, как появились карлики:

• Боги сели на троны
• И стали держать совет,
• Как племя карликов сделать
• Из костей и крови первого великана.

Кивнул и на это Высокий. После смерти Имира в его теле, ставшем землёй, завелись в изобилии черви. Боги решили дать этим тварям разум и человеческий облик – так зародилось племя карликов. Но живёт оно, подобно тем же червям, в горах, песчаных норах и камнях. Колдунья напомнила Одину: первыми из костей и крови были созданы гномы Модсогнир, что значит «всасывающий силы», и Дурин. За ними появилось множество подобных существ. Перечислила Вёльва тех из карлов, кто заселяет почву:

• Нии и Ниди,
• Нордри и Судри,
• Аустри и Вестри,
• Альтьов, Двалин,
• Бивур и Бавур,
• Бёмбур, Нори,
• Ан и Анар,
• Оин, Мьёдвитнир,
• Гандальф и Вейг,
• Виндальв, Траин,
• Текк и Торин,
• Нюр и Нюрад,
• Регин и Радсвинн,
• Фили и Кили,
• Фундин, Нали,
• Хефти, Вили,
• Ханар, Свиор,
• Фрар и Хорнбори,
• Фрег и Лони,
• Аурванг, Яри,
• Эйкинскьяльди.

Затем взялась за тех, кто проживает в камнях:

• Драупир и Дольгтрасир,
• Хар, Хаугспори,
• Хлеванг и Глои,
• Дори и Ори,
• Дув и Андвари,
• Хефтифили,
• Скирвир, Вирвир,
• Скафинн и Аи,
• Альв и Ингви,
• Фьялар и Фрости,
• Финн и Гиннар.

Согласно тряхнул бородой Высокий. Сотворённые трудами асов карлики являются знатоками руд и отменными кузнецами: в своих пещерах, в снопах искр, беспрестанно поддувая меха, куют они по просьбе богов оружие, но не забывают и о богинях, создавая им невиданные по красоте ожерелья. Кроме того, гномы выделывают из золота необыкновенные кольца, обладающие магической силой. Без устали снуют они в недрах по подземным переходам, освещая путь факелами или прикреплёнными на головах свечами, и всегда готовы прийти на помощь, если о том попросит Высокий. Как и среди людей и асов, среди гномов бывают добрые и злые. Живут карлики намного меньше богов, хотя время своих жизней исчисляют веками. Все они хитры и смышлёны, всё ведают, обо всём наслышаны и стараются не показываться на свет дневной, боясь солнечных лучей, которые превращают их в камень. Сделавшись подлинными мастерами кузнечного искусства, карлики не спешат делиться с другими своими навыками: секреты мастерства хранят они как зеницу ока, вот почему даже Локи не может выпытать ни единой их тайны, хотя подкупом и обманом постоянно пытается сделать это.

Гномам есть чем гордиться. Копьё Высокого по имени Гунгнир было создано сыновьями карлика-кузнеца Ивальди, как и отданный Одину удивительный меч. Они же построили Фрейру корабль Скидбладнир, столь огромный, что хватает на нём места всем богам с оружием и доспехами, и лишь поднимают на Скидбладнире парус, как дует в тот парус попутный ветер, и безостановочно летит тогда быстрый и хищный драккар туда, куда нужно асам. Когда же в Скидбладнире Фрейр не нуждается, то он складывает его, словно простой платок, и прячет в кошель – вот насколько искусно и сложно придуман тот корабль.

Что касается Гунгнира и Скидбладнира, то Локи, однажды заявившись в подземное царство, не на шутку схватился с одним из карлов, а именно с неким Брокком: Локи клялся, что родной брат Брокка, мастер Эйтри, не сможет сравниться с сыновьями Ивальди в искусстве ковать подобные вещи, и выставил в качестве залога свою бедовую голову. Брокк, будучи азартным, позвал брата, передав ему слова Локи. И тогда два карла отправились в кузницу Эйтри. Карлик-кузнец, положив в горн свиную кожу, приказал азартному братцу, у которого хватило ума спорить с таким пройдохой, как Локи, раздувать мехи не останавливаясь, пока он, Эйтри, не вынет из горна то, что там положено. Едва кузнец вышел из кузницы, а Брокк схватился за мехи, поддерживая в горне постоянное пламя, как на руку гнома уселась неизвестно откуда взявшаяся в подземелье муха и принялась её нещадно жалить. Но он, терпя боль, раздувал, пока Эйтри не явился и не вынул из горна первое изделие – то был вепрь с золотой щетиной. Затем кузнец положил в горн золото и вновь велел Брокку не прекращать работы. Только он ушёл, появилась всё та же наглая муха и, усевшись подмастерью на шею, пребольно укусила гнома. Но и в этот раз, стиснув зубы, карлик не оставил занятия, а появившийся Эйтри вытащил из горна золотое кольцо. В третий раз Эйтри положил в горн железо и строго-настрого приказал ни под каким предлогом не оставлять мехов, иначе всё пойдёт насмарку. Стоит ли говорить, что муха была тут как тут: уселась промеж глаз несчастного карлика и ужалила его в веко, да так, что кровь залила Брокку глаза. Ничего не видя, он поднёс руку к глазам, чтобы стереть кровь, а мехи между тем опали, и пламя начало гаснуть. Хорошо, здесь явился Эйтри. Кузнец заявил, что чуть было не погибло то, что находится в горне, и вытащил из горна огромный молот.

Кольцо Эйтри затем отдал Высокому, предупредив Одина, что каждую девятую ночь из подаренного им кольца будут капать по восьми золотых колёс такого же веса. Бог Фрейр получил от карлика золотого вепря, который мог бежать и по воде, и по воздуху быстрее любого коня, щетина же зверя светилась так, что даже в полной темноте вепрю было светло. А затем кузнец вручил свой молот, который был назван Мьёлльниром, нетерпеливому Тору, заявив, что этим молотом можно бить с какой тот захочет силой и бросать его по любой цели: сила же молота такова, что пробьёт он любые доспехи и проломит любую голову. И как бы далеко ни улетал молот, он всегда возвратится в руку владельца. А если Тор захочет, то молот сделается настолько малым, что сможет уместиться за пазухой. Карлики также сковали Тору Волшебный Пояс, приумножающий силы аса, и Железные Рукавицы, без которых молот было трудно удержать. Боги признали, что самой удивительной вещью является ни копьё, ни корабль, ни кольцо, ни вепрь, а именно Мьёлльнир, ибо он – надёжнейшая защита от великанов.

Таким образом, Локи проиграл свою голову и бросился к Брокку, предлагая за неё выкуп, но карлик, помня о бедах, которые Локи принёс другим, стоял на своём. «Тогда попробуй возьми меня!» – воскликнул изворотливый бог и моментально исчез, ибо имел башмаки, которые могли переносить его на большие расстояния. Но и Брокк оказался непрост, он пожаловался Тору, и беглец был тут же схвачен. Правда, Локи всё-таки удалось отвертеться: проходимец заявил, что карлику принадлежит только его, Локи, голова, а не его шея.

Между тем колдунья Вёльва продолжила свою великую песнь. Закрыв глаза и покачиваясь, напомнила ведьма Высокому о том, как асы схватились с ванами и что из этого вышло:

• Помню я первую в мире войну,
• Когда Гулльвейг,
• Дева до золота жадная,
• Пала, пронзённая копьями асов.
• Хейд её называли также.
• Но постоянно она возрождалась,
• Сколько её ни пронзай и ни жги.
• Трижды её сожгли, и три раза она возродилась.
• Что сделать с ванами?
• Стерпят ли асы обиду?
• Не выдержал Один,
• Метнул он копьё в войско ванов.
• Но те оказались сильнее
• И победили.
• Тогда
• Принялись асы совещаться
• На тронах своих…

Высокий согласно кивнул на это, хоть неприятно было ему вспоминать о своём поражении. Вот как всё обстояло: в давние времена, о которых уже говорилось, ваны, тогда ещё враги и соперники асов, подослали прямо в чертоги Одина несносную женщину по имени Гулльвейг, что значит «сила золота». Та Гулльвейг принялась чинить в Асгарде раздор: ворожила и чародействовала «на радость злым жёнам», и не было от неё никакого покоя. Высокий трижды пытался её уничтожить, поражая своим копьём, и трижды сжигал, но всякий раз Гулльвейг, или, как её ещё называли, Хейд (обычное имя колдуний), возрождалась благодаря своим заклинаниям. Асы здорово с ней намучились. В конце концов они принялись совещаться и решили начать с ванами войну. По обычаю Один, как предводитель войска, перед началом битвы бросил в ванов копьё. Однако бой асами всё-таки был проигран – именно тогда ваны и предложили побеждённым начать с ними переговоры, прислав заложником Ньёрда и в свою очередь взяв в заложники аса Хёнира. Пришлось Высокому пойти на равноправный союз.

При заключении знаменитого мира слюну асов и ванов собрали в большой сосуд, из неё появился Квасир, человек-мудрец. Квасир впоследствии странствовал по царству людей, был во многих землях Мидгарда, и не было вопроса, на который он бы не мог ответить. Но недолго было суждено жить умнейшему из умнейших – карлики Фьялар и Галар решили его убить. Два негодяя заманили Квасира к себе потолковать с глазу на глаз о мудрости и совершили своё чёрное дело. Когда же из тела мудреца брызнула кровь, гномы смешали её с пчелиным мёдом: получился напиток, названный ими мёдом поэзии, ибо каждый, кто отпивал из чаши, которую с тех пор зорко оберегали пронырливые и всеведущие рудокопы, становился поэтом и заметно прибавлял себе мудрости.

Сотворив таким кровожадным образом истинную пищу богов, Фьялар и Галар не успокоились. Следующей жертвой карликов стал инеистый великан по имени Гиллинг. Простодушного исполина подельники заманили покататься на лодке и устроили так, что лодка наскочила на подводный камень: в итоге Гиллинг погиб. Родичи Гиллинга, взъярившись, решили пойти на рудокопов войной, желая, если придётся, разровнять все горы и перекопать всю землю, лишь бы только уничтожить ненавистных им гномов. Пришлось Фьялару и Галару идти на мировую с сыном убитого, которого звали Суттунг: он больше всех жаждал мести. Поймав двух мерзавцев, Суттунг отплыл с ними далеко в море и посадил обоих на скалу, которая скрывалась под водой при каждом приливе. Карлики взвыли и сулили великану всё золото, спрятанное ими в горах, но Суттунг не соглашался ни на какие уступки. Делать нечего: в знак примирения гномы передали Суттунгу самое большое своё сокровище – чашу с божественным даром. Суттунг спрятал добычу в горе Хнитбьёрк, да так хитро, что знала о том, где находится мёд поэзии, лишь его дочь – великанша Гуннлёд.

Высокий не смог стерпеть подобного исхода. Он тотчас отправился в путь в страну холода и, перевалив через горы, пришёл на цветущий луг. Там девять работников великана Бауги, родного брата Суттунга, косили сено. Прикинувшись путником, Один предложил им свою помощь в заточке кос, посетовав на то, что их орудия недостаточно остры: работникам приходится тратить больше сил и за ними остаётся нескошенная трава. Когда косцы согласились, Высокий вытащил из-за пазухи точило и наточил косы, да так, что работники пришли в восторг и пожелали во что бы то ни стало точило купить. Высокий, пожав плечами, сказал, что он не против и продаст точило любому из них, причём за недорогую плату. Среди работников тут же началась свара, каждый хотел забрать точило себе. «Ну что же, – сказал тогда Высокий, – сделаем так. Подброшу я точило в воздух. Кто первый его схватит, того оно и будет». Один подбросил точило, работники, не выпуская кос из рук, бросились к нему и смертельно порезали друг друга в возникшей давке.

После этого Высокий появился в доме Бауги, назвав себя Бёльверком, то есть Злодеем, – такое имя пришлось великану по душе, – втёрся к исполину в доверие и остался ночевать у него. Бауги посетовал новому знакомому, что нынче девять его слуг непонятно из-за чего убили друг друга и теперь некому работать на полях и в хлеву. Высокий тотчас предложил себя, взявшись служить за девятерых, а вместо платы попросил один лишь глоток мёда Суттунга. Бауги отвечал, что хоть не он является хозяином мёда, но, так и быть, поможет Бёльверку добыть глоток этого божественного напитка.

Как и было уговорено, Бёльверк батрачил у Бауги всё лето, а с приходом зимы стал требовать платы. Бауги держал слово – хозяин с работником тотчас отправились к Суттунгу, и брат попросил брата помочь ему расплатиться, а именно: дать хотя бы один глоток удивительного мёда, но хранитель чаши наотрез отказался расстаться даже с каплей. После этого Бауги ничего не оставалось делать, как войти в сговор с Высоким, ведь он был связан по рукам и ногам данной клятвой. Решили они взять бурав и пробуравить им скалу, за которой хранился мёд Суттунга. Бауги напряг всю свою силу и взялся буравить. Вскоре он заявил Бёльверку, что дело сделано. Тогда работник подул в отверстие, и в лицо ему полетела каменная крошка. Понял Один, что Бауги лукавит, и потребовал бурить дальше. Великан подчинился. Вскоре Высокий дунул второй раз, каменная крошка отлетела вовнутрь. Один тотчас принял обличье змеи и проскользнул в отверстие. Только тогда осознав, кто был перед ним, одураченный Бауги бросил в аса бурав, но опоздал.

Проникнув сквозь гору, Высокий нашёл место, где возле чаши с мёдом скучала юная великанша. Ничего не стоило ему соблазнить Гуннлёд. В неге и в отдыхе с ней он провёл три ночи, ибо девица была ненасытна, а затем в три глотка осушил чашу и впитал весь мёд в себя. Оставалось хитроумному Одину принять облик могучего орла и подняться в небо. Но и Суттунг оказался не лыком шит: увидев летящую над горами птицу, он бросился в погоню, тоже сделавшись орлом. Так один хищник с яростным клёкотом гнался за другим, и летели они до самого Асгарда, где Высокого уже поджидали боги.

Заметив орлов, асы быстро поставили возле ворот огромный котёл. Достигнув Асгарда, Один выплюнул большую часть напитка в тот котёл, а так как Суттунг уже почти нагнал его, то остальную часть выпустил из своего заднего прохода. Остаток мёда, таким образом, разлился по всему Мидгарду, и впоследствии брал ту влагу всякий, кто хотел её взять, но в отличие от собранного в котле истинного мёда разбрызганные повсюду капли помогали всем желающим становиться разве что рифмоплётами, и те, кто питался ими, не имели к искусству скальдов никакого отношения. Вот почему и прозвали мёд, извергнутый из заднего прохода Одина, долей рифмоплётов. Настоящим же напитком богов, оказавшимся в Асгарде, Один впоследствии щедро снабжал асов и тех людей, которые действительно имели дар к божественному искусству.

Что касается стен и ворот Асгарда, напомнила Вёльва Высокому ещё об одном деле, о котором он сам предпочёл бы не вспоминать. Спела ведьма, покачиваясь:

• Попрали боги крепкие клятвы,
• Данные тому, кто покусился сгубить небосвод
• И взять жену у священных.

Высокий качнул бородой. Увы, и асы не были безупречны! Как только взялись они возводить Асгард, то решили прежде поставить крепкие стены, за которые не смогли бы проникнуть великаны и чудовища. Однако, сгоряча схватившись за стройку, вскоре убедились: работа огромна и с нею им будет не справиться. Сели асы на троны и крепко задумались. Здесь и пришёл к ним один великан, пообещавший создать самую прочную ограду, да ещё и с воротами, которые не смог бы открыть никто, кроме самих богов.

Брался ётун сделать работу за одну лишь зиму, но от асов потребовал немыслимое: должен был Высокий взамен вручить великану Месяц, Солнце и прекрасную Фрейю, от красоты которой все люди, боги и великаны сходили с ума. Возмутился Один на дерзкое предложение ётуна, но подвернувшийся Локи нашептал ему на ухо, что подобное предприятие за столь короткий срок даже самому искусному мастеру сотворить не под силу, а значит, стоит пойти на сделку. Так, по совету этого проходимца асы согласились, однако поставили условие: великан должен сделать работу сам, никто из собратьев ему помогать не будет. Срок исполину дали до первого летнего дня. Договор скрепили крепкими клятвами в присутствии многих свидетелей, которых ради этого дела пригласили из Ётунхейма, и ударили по рукам.

С первым зимним днём мастер отправился в самый дремучий лес и взялся валить деревья. Здесь и случилось то, чего боги не ожидали: не успели они оглянуться, как уже целые груды камней и отёсанных стволов оказались в Асгарде. Строительный материал прибывал в огромных количествах, а уж великан знал своё дело: проклятый ётун быстро складывал из валунов и деревьев такие высокие и крепкие стены, что асы не верили своим глазам. Вот где они промахнулись: по договору великаны поклялись не вмешиваться, но помогал мастеру конь по имени Свадильфари, днём и ночью перевозящий на себе брёвна и валуны. Помощь коня позволяла усердному ётуну возводить крепость быстрее быстрого: ему оставалось только прилаживать на свои места балки и камни и надёжно их закреплять.

Так, благодаря Свадильфари стены росли не по дням, а по часам, а боги мрачнели. Когда же до лета осталось всего три дня, дело было лишь за воротами, но и они уже лежали перед Асгардом почти что собранные. Понимая, что вот-вот проиграют, асы вновь взялись совещаться и, злясь на себя и на великана, спрашивали друг у друга, кто дал им столь дурацкий совет, ведь теперь им только и оставалось, что выдать Фрейю замуж за ётуна, да к тому же ещё и обезобразить небосвод, лишив его Солнца и Месяца. Вспомнив о Локи, схватили его асы и, ругая последними словами, приволокли к Высокому. Лукавец тут же пообещал исправить дело: что касается пакостей, Локи был непревзойдённым выдумщиком.

Вскоре перед трудягой Свадильфари неожиданно появилась белая кобылица. Была она настолько красива, что конь сошёл с ума: прежде послушный, он захрипел, поднялся на дыбы, разорвал упряжь, сбросил на землю поклажу и, несмотря на уговоры хозяина, рванулся следом за кобылицей. Пропадал Свадильфари неизвестно где три дня и три ночи, мастер не успел закончить работу и, поняв, что его обвели вокруг пальца, пришёл в неуёмную ярость. Он потребовал себе Фрейю. Началась распря, и здесь асы обратились за помощью к Тору, который люто ненавидел всех ётунов.

Рыжего бога не надо было долго упрашивать – первый же удар гигантского молота раскроил строителю череп. Так необузданный ас отправил трудолюбивого ётуна в страну мёртвых, и на этом, казалось бы, всё и закончилось. Правда, ворота пришлось достроить самим, а это значило, что в оставшихся положенных брёвнах не оказалось той крепости, которая была присуща всему остальному. Тем не менее боги хвалили Локи за его необычайную находчивость.

Лишь Хеймдалль, который терпеть не мог проходимца, не разделял общей радости. Хранитель Радуги справедливо решил, что дело, замешанное на попрании клятвы, добром не закончится. Да и сам Один не особо-то радовался: крепкие стены руками простака удалось возвести, но асы поступили несправедливо, обманув мастера. Более того, они убили строителя, который знал все тайны постройки Асгарда. И теперь опасался Высокий, не передал ли ётун эти тайны заклятым врагам. Что же касается белой кобылы, в которую обернулся Локи, то она принесла восьминогого жеребёнка, летевшего быстрее ветра, которого Один нарёк Слейпниром. Когда превратился жеребёнок в коня, Высокий больше не расставался с ним.

Спела Вёльва и о девах-валькириях:

• Валькирий увидела я,
• Из дальних земель спешащих,
• То славные девы.
• Видела Скульд со щитом,
• А также Скёгуль,
• Хильд и Гёндуль.
• За ними Гейрскёгуль летела.
• Вот перечислила я воительниц,
• Лихо скачут они.

Один кивнул на это: не мог он обойтись без валькирий. Людское племя сделалось не менее плодовитым, чем племя гномов, и заняло все земли Мидгарда. Вскоре начались между людьми войны, и время от времени сходились в битвах воины. Род восставал на род, склоки следовали за склоками, ибо всё у людей было как у великанов и у богов. Разгорались кровавые распри между конунгами и ярлами, постоянно обнажались мечи. Всё чаще слышали асы, восседая в Асгарде на тронах, яростные крики сражающихся, свист стрел, треск щитов, хрип и вопли умирающих.

Но Всеотец не препятствовал кровопролитию, напротив, звуки сражений были самыми сладостными звуками для его ушей, ибо, закалённый в битвах с драконами и великанами, Высокий любил войну, как ничто другое. Знал Премудрый: где, как не в схватке, проявляется геройство и доблесть, где, как не в сражении, видна цена любому человеку. Кроме того, он знал великую тайну о бессмертии смельчаков и тем поощрял храбрейших, что после их гибели на поле боя забирал часть убитых к себе в Асгард – вот почему называли Высокого ещё и Отцом Всех Павших. Вторую же часть доблестно погибших, которая была равна первой, Один отдавал воинственной Фрейе: так они воинов между собой и делили.

На самом большом холме в Асгарде построил Высокий великолепный чертог, равного которому по красоте ещё не было, назвав его Вальхаллой. Вели в Вальхаллу ворота Вальгринд, под которыми могли пройти лишь достойные. Перед воротами Один посадил золотую рощу Гласир: по свидетельству асов и побывавших в Асгарде людей, была она самым прекрасным лесом в мире.

Бесконечными казались палаты в чертоге Всеотца, и всё было в них золотым: и пол, и потолки, и стены. Стояло в покоях бессчётное количество столов и лавок, стены были украшены шкурами, рогами и разноцветными щитами, и каждый день в доме Отца Богов играло лучами солнце. Вечерами велел Всеотец вносить в палаты мечи – они так сверкали, что становилось светло, как днём. Зимой в чертоге пылало такое множество очагов, что было в нём жарко, словно в знойный летний полдень. В Вальхалле и собирались за пиршественными столами все удостоившиеся внимания Одина воины, которые назывались эйнхериями. Там они и веселились день за днём, год за годом, век за веком, а с ними любил пировать и Всеотец, слушая их рассказы о былом и о совершённых ими подвигах.

Иногда кто-нибудь из эйнхериев и прихвастывал, но Один смотрел на людское хвастовство сквозь пальцы, не наказывал за него, только смеялся. А если начинались между пирующими ссоры, то он поощрял пыл спорщиков и не препятствовал поединкам. Высокий любовался ловкостью и сноровкой, с которой эйнхерии начинали биться между собой, ибо попадали в его Вальхаллу лучшие из лучших. Были там берсерки, способные с одной лишь секирой выходить против целого войска и вместо доспехов накидывающие на свои плечи медвежьи шкуры, и ульфхеднары, викинги-волки, которые надевали на себя волчьи шкуры и сражались подобно волкам, и свинфилкинги, воины-кабаны, не менее сильные и хитрые, чем все остальные.

Полно также было в Вальхалле конунгов и ярлов, совершивших на земле много подвигов, но в чертоге Одина знатные и простые сидели рядом, и не было там никакого неравенства. Прислуживали веселящимся за столами эйнхериям валькирии, девушки столь же прекрасные и милые в мирном общении, сколь и свирепые, когда по поручению Высокого отправлялись они на поле битвы забирать павших в Асгард. Обычно невидимые воительницы иногда всё-таки показывались смертным, и не здоровилось тому, кто их видел: то для людей был дурной знак. Звали валькирий Гунн, Рота, Скульд, Скеггьёльд, Труд, Хлекк, Хьерфьетур, Гель, Гейрахёд, Рандгрид, Регинлейв, Скёгуль, Хильд, Гёндуль, Гейрскёгуль.

Жили в Вальхалле и другие девы. С горящими глазами и развевающимися волосами, беспощадные и азартные, летели они по небу на своих призрачных конях, врезаясь в гущу боя и забирая с собою тех, на кого указывал Один. Однако и сам он часто не мог усидеть на месте: едва только доносился до Асгарда шум очередного боя, вскакивал Высокий с трона, седлал Слейпнира и слетал следом за своими посланницами с радужного моста. Любо было ему находиться невидимым посреди самой яростной сечи, любо было выбирать для Вальхаллы новых эйнхериев, и в пылу битвы раздумывал он, кому отдать победу. На чью сторону вставал Отец Всех Павших, та сторона и выигрывала, однако всегда приказывал Один валькириям забирать к себе и мертвецов проигравшего стана, если бились те, как полагается храбрецам, так что всем героям после их предсмертных мучений доставалась награда. А вот те, кто не показал себя в битве и пал бесславно, прямиком отправлялись к Хель.

Несмотря на то что храбрецов всё прибывало, всем эйнхериям в Вальхалле Высокого находилось место за столами, где каждый вновь прибывший мог вдоволь есть и пить. Для того чтобы накормить такое множество воинов, повар Высокого Андхримнир каждое утро убивал и разрубал на части волшебного вепря Сехримнира. Затем он клал части в сотворённый карликами медный котёл Эльдхримнир, варил до готовности и подавал эйнхериям, но, несмотря на их неуёмный аппетит, на желание поглощать с утра до вечера мясо и добела обгладывать кости, пищи никогда не убавлялось, более того, к вечеру вепрь вновь становился целым.

Что же касается питья, то коза Хейдрун, которая проживала в Вальхалле, каждый день щипала с Иггдрасиля листья – вот почему из её вымени бесконечно струился мёд, которого хватало, чтобы напоить допьяна всех эйнхериев.

И когда наскучивало храбрецам пировать, брали они мечи и щиты и выходили во двор перед чертогом, схватываясь на радость Одину и другим асам в поединках, беспощадно поражая друг друга, – то было для эйнхериев любимой забавой. Стоит ли говорить, что после тех схваток, в которых крови лилось не меньше, чем в какой-нибудь битве в Мидгарде, убитые, пусть даже разрубленные мечами и секирами, подобно жертвенному вепрю, на части, тут же Всеотцом оживлялись и вместе со своими противниками как ни в чём не бывало вновь усаживались за столы.

Сам Высокий ничего не ел. Восседая на троне перед пирующими, опирался он на своё копьё, часто задумывался и вид имел отрешённый, однако видел и слышал всё, что происходило перед ним. Пищу, которая лежала на его столе, Один время от времени бросал двум волкам – Гери, что значит «жадный», и Фреки, что значит «прожорливый», – довольствуясь только мёдом поэзии.

Что касается тех волков, то глаза их сверкали огнём, клыки же были острее стрел, и никто, кроме самого Высокого, не смел к ним подойти. Гери и Фреки чутко стерегли своего хозяина и брали мясо только из его рук, возлегая по обеим сторонам трона Одина, днём и ночью охраняя его.

На плечах Всеотца часто сидели два ворона, которые с разных сторон нашёптывали богу о том, что происходит на свете. Для того чтобы донести все новости, с раннего утра облетали вороны землю, заглядывали в самые её укромные уголки и не боялись пролетать над морем. Видели птицы всё, что творилось, а слух у воронов был такой, что даже кошачья поступь и шорох ползущей змеи были им слышны. О самой, казалось бы, не стоящей внимания мелочи не ленились они доносить Одину. Звали воронов Хугин, что значит «мыслящий», и Мунин, что значит «помнящий». Так доверял Высокий вещим птицам, что, когда долго они не возвращались, начинал тревожиться и до тех пор не успокаивался, пока не садились уставшие вороны на его плечи. Клевали они мясо волшебного вепря только из его рук.

Часто в Вальхалле, в палатах, где эйнхерии поднимали свои рога с божественным мёдом Хейдрун, а валькирии без устали спешили от стола к столу, подливая напиток воинам, обласкивая их взглядами и приободряя словами, возле трона Одина собирались и его сыновья: Тор, беспощадный в сражениях с ненавистными ётунами, но добродушный во время пиров, а также верный Хермод, умный Видар, тихий Вали и, наконец, любимец отца – добрый Бальдр.

О, Бальдр, Бальдр! Незаживающая рана Высокого! Спела Вёльва о боге Бальдре:

• И Бальдр, весь в крови,
• Смерть свою встретил.
• Стал омелы побег острой разящей стрелой
• И ужасную рану,
• Направленный Хёда рукой,
• Бедному Бальдру нанёс.

Высокий вздохнул. Причина его вздоха была понятна ведьме: Бальдр – справедливый и кроткий, которого обожали все женщины, от простушек из Мидгарда до золотоволосых богинь, никому не наносил вреда. Асы и люди называли его Добрым. Когда после зимней стужи спускался Бальдр с моста-радуги в Мидгард и проходил по лесам и долинам, всё вокруг расцветало, ибо приносил он с собой весну.

Однажды всеобщий любимец пожаловался на то, что в последнее время снятся ему дурные сны, предвещавшие его жизни большую опасность. Боги встревожились. На состоявшемся совете было решено оградить Доброго от любых неприятностей, ибо асы очень им дорожили. И тогда заботливая Фригг объехала все царства, включая Альвхейм, Мидгард, Ётунхейм, Нифльхейм, Муспелль, а также подземелья карликов и даже Хель, взяв клятву со всех без исключения – с растений, камней и живых существ, с воды, огня, воздуха и со всего сущего, – что никто и ничто никогда не принесёт Бальдру никакого вреда. Дали ту клятву металлы, горы, земля, деревья, болезни, яды, змеи, насекомые, рыбы, птицы и даже злобные великаны. После того Бальдр успокоился и настолько пришёл в себя, что с удовольствием начал участвовать в новой забаве: асы метали в него копья, пускали стрелы, бросали камни, рубили его мечами и даже Тор направлял в него свой молот. Бальдру всё было нипочём: стрелы от него отскакивали, мечи не ранили, молот каждый раз возвращался к Тору, не причинив увечий тому, против кого был задействован, и всё это очень смешило и Доброго, и всех асов. Дошло до того, что боги частенько стали собираться на поле перед Асгардом и, словно дети, с утра до вечера предавались этой забаве.

Один Локи не радовался. Приняв образ старухи, сын лжи и обмана прямиком направился к Фригг. Богиня, увидев на своём пороге старую женщину, завела с ней приветливый разговор. Гостья, словно невзначай, поинтересовалась, что там поделывают боги на поле перед Асгардом. Фригг ответила: они занимаются безобидной игрой – стреляют из лука и метают копья в Бальдра, но это не приносит ему никакого вреда. «А всё оттого, – добавила Фригг, – что я взяла со всего сущего на свете клятву не причинять зла Доброму». – «Вот как! – воскликнула старуха. – Все ли дали такой обет?» Фригг задумалась и вспомнила: «Растёт к западу от Вальхаллы побег, который зовётся омелой, но он настолько хил, мал и тонок, что мне показалось смешным брать с него клятву».

Загорелись глаза гостьи, однако Фригг того не заметила. Стоит ли говорить, что, едва покинув чертог богини, Локи со всех ног бросился к тому месту, вырвал росток с корнем и тотчас отправился на поле. Там, в стороне от асов, обступивших красавца Бальдра, скромно стоял бог Хёд. Добряк участия в игре принять не мог: вот он-то и был мерзавцу нужен.

Как ни в чём не бывало Локи спросил простодушного Хёда: «Отчего ты не метнёшь что-нибудь в Бальдра?» На что простак отвечал: «Я слеп, поэтому не знаю, где он стоит, да и нет у меня ни копья, ни меча, ни лука». – «Всё же метни что-нибудь и уважь Бальдра, как и другие асы. Я укажу тебе, где он находится». – «Что же я буду в него метать?» – спросил Хёд. «Да хотя бы прут, который я тебе дам», – откликнулся Локи и всучил слепому росток. Хёд послушно метнул омелу в том направлении, которое указал ему Локи, и случилось невероятное: росток пронзил Бальдра насквозь, смерть всеобщего любимца была мгновенной.

Все на поле оцепенели от ужаса, язык отказался асам повиноваться, руки их опустились. Боги поняли, что произошло колдовство. Когда же сам Высокий узнал о случившемся, он, как и другие обитатели Асгарда, онемел от горя.

Но вот к скорбящим вернулся разум, взяла слово безутешная Фригг и спросила: кто из богов хочет снискать её любовь? Для этого нужно отправиться в царство мёртвых к владычице царства великанше Хель и умолить повелительницу усопших, один вид которой внушает ужас, ибо до пояса она – прекрасная женщина, а ниже пояса – скелет, выпустить Бальдра назад. Вызвался сын Одина, удалой Хермод – он поклялся, что выполнит поручение. Тотчас вывели к нему коня Слейпнира, и Хермод не мешкая отправился в путь. А мёртвого Бальдра подняли и перенесли на морской берег – там уже ожидала его ладья Хрингхорни.

Боги решили спустить ладью в океан и устроить на ней погребальный костёр, но та не хотела трогаться с места, как ни пытались её подтолкнуть. Тогда, отчаявшись, асы послали в страну холода за великаншей по прозвищу Хюрроккин, или Сморщенная От Огня. Великанша приехала верхом на огромном волке, а вместо поводьев держала в своих лапах ядовитых змей. Её волк был настолько свиреп, что, когда Высокий приказал четырём самым могучим берсеркам придержать его, они не смогли с ним совладать, пока не повалили на землю. Хюрроккин же грубо толкнула ладью: из-под катков посыпались искры, задрожал берег. Разгневанный подобной неучтивостью Тор, люто ненавидевший великанов, схватился за свой молот, чтобы разбить Хюрроккин голову, но боги его удержали. Потом они приготовили Бальдра и умершую от горя его жену Нан-ну, у которой разорвалось сердце, к последнему плаванию и разожгли погребальный костёр. Рыжеволосый Тор никак не мог прийти в себя и пребывал в ярости. Не поздоровилось карлику по имени Лит, случайно пробегавшему мимо, – бог грозы и молнии пихнул его ногой в костёр, и карлик сгорел.

Множество разного народу сошлось в тот вечер на берегу, так как Бальдра помнили все. Прежде стоит сказать о богах. Были там Высокий с валькириями и с ними безутешная Фригг. Фрейр прибыл на колеснице, запряжённой вепрем Золотая Щетина. Бог радуги Хеймдаль прискакал на коне Золотая Чёлка. Принеслась красавица Фрейя, нещадно подстёгивая своих диких кошек. Пришли, на время заключив перемирие с асами, инеистые великаны, все как один огромные, поросшие волосами, словно скалы, покрытые мхом – ледяной холод исходил от них. Прибыло множество ётунов, и явилось бессчётное количество карликов и других существ – и злых, и добрых – все они знали Бальдра и желали с ним проститься.

Хермод тем временем без устали скакал на Слейпнире. Достиг он наконец тёмной реки Гьёлль, которая разделяет живое и мёртвое, и вступил на светящийся мост, выстланный золотом. Дева Модгуд, охранявшая мост, поведала, что недавно проезжали по мосту пять полчищ мертвецов, направляясь в страну Хель, но одинокий путник грохочет так же, как все они, вместе взятые, хотя на мертвеца и не похож. Что же привело его сюда? «Нужно мне разыскать Бальдра, – отвечал посланец асов. – Кстати, не проезжал ли он по мосту?» Дева подтвердила, что Бальдр ранее пересёк мост, и рассказала, что дорога в Хель идёт вниз и к северу.